КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 712668 томов
Объем библиотеки - 1401 Гб.
Всего авторов - 274519
Пользователей - 125063

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

Влад и мир про Шенгальц: Черные ножи (Альтернативная история)

Читать не интересно. Стиль написания - тягомотина и небывальщина. Как вы представляете 16 летнего пацана за 180, худого, болезненного, с больным сердцем, недоедающего, работающего по 12 часов в цеху по сборке танков, при этом имеющий силы вставать пораньше и заниматься спортом и тренировкой. Тут и здоровый человек сдохнет. Как всегда автор пишет о чём не имеет представление. Я лично общался с рабочим на заводе Свердлова, производившего

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Влад и мир про Владимиров: Ирландец 2 (Альтернативная история)

Написано хорошо. Но сама тема не моя. Становление мафиози! Не люблю ворьё. Вор на воре сидит и вором погоняет и о ворах книжки сочиняет! Любой вор всегда себя считает жертвой обстоятельств, мол не сам, а жизнь такая! А жизнь кругом такая, потому, что сам ты такой! С арифметикой у автора тоже всё печально, как и у ГГ. Простая задачка. Есть игроки, сдающие определённую сумму для участия в игре и получающие определённое количество фишек. Если в

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
DXBCKT про Дамиров: Курсант: Назад в СССР (Детективная фантастика)

Месяца 3-4 назад прочел (а вернее прослушал в аудиоверсии) данную книгу - а руки (прокомментировать ее) все никак не доходили)) Ну а вот на выходных, появилось время - за сим, я наконец-таки сподобился это сделать))

С одной стороны - казалось бы вполне «знакомая и местами изьезженная» тема (чуть не сказал - пластинка)) С другой же, именно нюансы порой позволяют отличить очередной «шаблон», от действительно интересной вещи...

В начале

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Стариков: Геополитика: Как это делается (Политика и дипломатия)

Вообще-то если честно, то я даже не собирался брать эту книгу... Однако - отсутствие иного выбора и низкая цена (после 3 или 4-го захода в книжный) все таки "сделали свое черное дело" и книга была куплена))

Не собирался же ее брать изначально поскольку (давным давно до этого) после прочтения одной "явно неудавшейся" книги автора, навсегда зарекся это делать... Но потом до меня все-таки дошло что (это все же) не "очередная злободневная" (читай

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Москаленко: Малой. Книга 3 (Боевая фантастика)

Третья часть делает еще более явный уклон в экзотерику и несмотря на все стсндартные шаблоны Eve-вселенной (базы знаний, нейросети и прочие девайсы) все сводится к очередной "ступени самосознания" и общения "в Астралях")) А уж почти каждодневные "глюки-подключения-беседы" с "проснувшейся планетой" (в виде галлюцинации - в образе симпатичной девчонки) так и вообще...))

В общем герою (лишь формально вникающему в разные железки и нейросети)

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Искупленный (ЛП) [Лорен Ашер] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

АВТОР: Лорен Ашер КНИГА: Искупленный СЕРИЯ: Грязный Воздух #4

Плейлист

“Older Than I Am” — Lennon Stella

“Lonely” — Justin Bieber

“Bad Child” — Tones And I

“Modern Loneliness” — Lauv

“Lie Like This” — Julia Michaels

“At My Worst” — Pink Sweat$

“Love Songs” — Sarah Barrios

“Wonder” — Shawn Mendes

“Take Care of You” — Ella Henderson

“Golden” — Harry Styles

“love language” — Ariana Grande

“What a Man Gotta Do” — Jonas Brothers

“Wildest Dreams — Taylor Swift

“lie to me” — Tate McRae & Ali Gatie

“Hold On” —Chord Overstreet

“Stay” — Gracie Abrams

“Last Time I Say Sorry” —Kane Brown & John Legend

“XO” — John Mayer



Пролог




Сантьяго



Три года назад



Толпы болельщиков ревут вдалеке, подпитывая адреналин, нарастающий внутри. Огни отражаются от капота красного автомобиля Бандини. Пот струйками стекает по моей спине от тепла вибрирующего двигателя.

Я делаю глубокий вдох и задерживаю его внутри, когда каждый из пяти огней гаснет.

Vamos — поехали. Я нажимаю на педаль газа. Машина визжит, когда проносится мимо первой прямой. Ноа, мой шурин и лучший гонщик Формулы-1, возглавляет группу гонщиков. Его задний бампер остается на расстоянии вытянутой руки, когда я прохожу первый поворот позади него.

Из-за влажности после дождя щиток моего шлема запотевает, пока мы мчимся круг за кругом. Скользкие дороги бросают вызов моим навыкам и шинам. Я приподнимаю защитный козырек на дюйм, позволяя горячему воздуху изо рта выходить через щель в шлеме.

Мои легкие сжимаются с каждым тяжелым вдохом. Я преодолеваю усталость и пытаюсь обойти машину Ноа. Он держится в центре трассы, что делает невозможным занять первое место.

— Лучше контролируй свою машину в четвертом повороте. Ты едешь неаккуратно, потому что там мокро, — говорит в наушник Джеймс Митчелл, директору команды Бандини.

— Понял, — я крепче сжимаю руль, сосредоточившись на дороге.

Поворот за поворотом я разгоняю машину до скорости Ноа. Хотя он член семьи и мой товарищ по команде, мы оба жаждем отнять друг у друга победу. Но вместе мы работаем как пробивная сила Бандини, соревнующаяся со всеми остальными.

Ноа заезжает на пит-лейн, нуждаясь в новых шинах, оставляя трассу и первое место открытыми для меня. Это мой момент.

Все имеет значение. Каждый вздох, каждый поворот колеса, каждая чертова секунда.

Сердце учащается, когда я проезжаю мимо очередной размытой трибуны, заполненной ликующими болельщиками. Мое тело гудит от прилива энергии. Это ощущение не сравнимо ни с чем другим. Я никогда в жизни не был под кайфом, но я предполагаю, что мои ощущения похожи на него — головокружительные и непередаваемые. Я улыбаюсь под шлемом, проезжая мимо толпы.

Ноа возвращается на трек и обгоняет меня на последней прямой. Его шины визжат, когда он нажимает на тормоза на повороте.

Я нажимаю на кнопку, чтобы переключить передачу.

— Ублюдок. Всегда жаждет внимания.

— Наши компьютеры показывают, что ожидается небольшой ливень. Ради всего святого, следи за лужами и не врезайся в Ноа, — голос Джеймса эхом отдается в моем ухе.

— Они собираются разрешить нам перейти на мокрые шины?

— Думаю, скоро должен поступить звонок. Держись, — Джеймс отключает микрофон.

Туман от колес Ноа рассекает воздух. Видимость становится затруднительной, так как из-за шин Ноа вода еще больше брызгает на лобовое стекло. Я провожу рукой в перчатке по визору, вытирая конденсат.

Когда визор очищается от воды, я хватаюсь за руль обеими руками. У меня перехватывает дыхание, когда я наезжаю на скользкий участок тротуара.

Один вдох. Один поворот шины. Одна секунда, чтобы потерять все.

Контроль ускользает из моих рук. Машина проносится мимо нужного поворота. Я вцепляюсь в неуправляемый руль и вижу, что ад вырвался наружу.

— Черт. Черт. Черт! — я бью по тормозам, но ничего не помогает остановить машину достаточно быстро.

— Сантьяго, черт! Тормози! — Джеймс кричит что-то еще, но я не слышу его из-за стука крови в ушах.

Все вокруг расплывается, когда машина несется по гравию со скоростью более двухсот миль в час. Я мчусь к защитному барьеру, не снижая скорости. Переднее правое крыло врезается в шины, выстилающие бетонную преграду. Резиновые покрышки разлетаются, не защищая мой болид от сильного удара.

Мои зубы щелкают, а тело сотрясается от удара. Ослепительная горячая боль пронзает правую ногу. Сердце бешено колотится в груди, а из легких вырываются короткие, рваные вдохи. Каждая часть тела болит. Я смаргиваю слезы, а руки трясутся на руле.

— Сантьяго, ты в порядке? Команда безопасности уже в пути! — кричит Джеймс. Дрожь в его голосе выдает его страх.

Черт. Мир вращается вокруг своей оси, когда я смотрю на повреждения. Передний бампер похож на искореженный металлический шар, причем правая сторона получила наибольшие повреждения. Сзади меня клубится дым, затуманивая зрение.

Я поднимаюсь со своего сиденья. Резкая боль пронзает все тело, заставляя меня прикусить язык.

— Нужен медик. Сейчас же, — мои слова прозвучали как стон.

Джеймс ругается в микрофон.

— Ты можешь выйти из машины и пройти за барьер безопасности?

Барьер безопасности? Что за шутка, учитывая, что он прекрасно справлялся со своей задачей, защищая меня.

Я пытаюсь снять ремни, но очередной прилив боли вызывает у меня стон.

— Нет. Черт. Я не могу встать, — Я пытаюсь пошевелить пальцами ног, но правые остаются онемевшими. — Я не могу пошевелиться! Ай, Dios — Боже. Черт, черт, черт.

Негативные мысли подпитывают нарастающую внутри меня панику. Почему я не могу пошевелиться? Почему я не могу выбраться из этой гребанной машины? Вставай! Сделай что-нибудь!

Все, что я пытаюсь сделать, сопровождается резким уколом боли. Зрение затуманивается, а в горло поднимается кислота.

— Санти! Патруль безопасности почти на месте, — голос моей сестры гремит, когда она подбегает к сломанному барьеру. Металлический забор возвышается над баррикадой и отделяет нас друг от друга. Ее безумные карие глаза впиваются в мои, когда она судорожно хватается за звенья цепи.

— Майя. No te preocupes — не волнуйся! — я пытаюсь успокоить ее, снимая руль с приборной панели и бросая его на переднее крыло. От этого движения мое тело снова трясется, посылая очередную сокрушительную боль по правой стороне тела.

— Они вытащат тебя! Не двигайся! — голос Майи повышается, когда она зовет на помощь кого-нибудь из медиков.

— Я не смогу встать, даже если захочу, — мое тело становится горячим, пот струйками стекает по лицу. Все вокруг замедляется, пока я пытаюсь осознать боль в ноге. Так вот на что похож шок?

Адреналин выходит из меня, как сдувающийся воздушный шарик. Зрение темнеет, пока я пытаюсь сохранить сознание. Майя дергает свои каштановые волосы, пытаясь привлечь мое внимание, но я не реагирую. Обработка ее слов требует усилий, а мое тело хочет сдаться.

На место происшествия спешит группа безопасности. Они быстро задают вопросы, которые усиливают мою растущую тревогу. Я с трудом объясняю ситуацию, а они пытаются меня вытащить.

Майя подходит и цепляется за мою руку.

— Все будет хорошо. Скорая уже едет, — из ее глаз текут слезы.

— Это так чертовски больно. Я думаю, что могу потерять сознание.

— Quédate conmigo — Оставайся со мной.

Я не могу остановить паническое чувство, нарастающее внутри, пока медики вытаскивают меня из машины.

— Майя, — кричу я.

Кто-то заставляет ее отпустить мою руку, пока меня укладывают на носилки.

— Все будет хорошо. Они позаботятся о тебе! — кричит она, перекрикивая голоса бригады и вой сирен.

Вокруг меня мелькают огни машины скорой помощи. Я не хочу отдаваться темноте, но у умопомрачительной боли в ноге другие планы. Она забирает мое сознание, а вместе с ним и мечту о победе в очередном чемпионате.


* * *

Сначала до меня доносится запах антисептика. Мой нос дергается от смеси спирта и хвои, а глаза жжет, когда в фокус попадает яркий потолочный свет.

Мне требуется несколько мгновений, чтобы понять окружающую обстановку. Писк аппаратов соответствуют ускоряющемуся биению моего сердца. В мою руку вонзается игла капельницы, подсоединенная к пакетам с жидкостями.

Я моргаю, заставляя глаза адаптироваться. Затуманенный мозг не хочет принимать во внимание, что я нахожусь на больничной койке.

— Ay Dios, ya estas despierto — О Боже, ты уже проснулся. — Мама встает со стула напротив меня и берет мою руку в свою. Ее каштановые волосы собраны в беспорядочный пучок, а складки на одежде соответствуют морщинам на ее лице.

Майя и отец подходят к другой стороне моей кровати. Ноа стоит позади сестры, обхватив ее руками.

— Mami? Papi? — Мама? Папа? Что вы здесь делаете? — прохрипел я.

Папа проводит рукой по своим седым волосам, отчего пряди разлетаются во все стороны. В его карих глазах отражается та же озабоченность, что и у всех остальных.

Что происходит?

Карие глаза моей мамы блестят, когда она смотрит на меня.

— Mi carino — любовь моя, — она всхлипывает, бросаясь на меня сверху. От резкого движения все тело сотрясается.

Какого черта? Моя мама никогда так не плачет. Ни когда она едва могла оплатить счета, ни когда ей приходилось работать во время моего дня рождения каждый год. Даже когда мой отец потерял работу, что сделало почти невозможным для меня участвовать в гонках на картингах. Она всегда была воином.

Я поднимаю свободную руку и обхватываю ее дрожащее тело.

— Estoy bien, Mami — Я в порядке, мамочка. Со мной все будет хорошо. Это просто несчастный случай.

Майя кладет дрожащую руку мне на плечо.

— Санти… — то, как она смотрит на меня, заставляет аппарат измерения давления работать в усиленном режиме. Ее взгляд вызывает все внутренние сигналы тревоги, и я пытаюсь понять почему.

Мозг работает со скоростью улитки, пытаясь уловить все.

— Что происходит…

Пожилой врач входит в комнату, прерывая меня. Он пролистывает несколько бумаг в планшете.

— О, хорошо. Я рад видеть, что вы очнулись, Сантьяго.

— Кто вы?

Он улыбается.

— Меня зовут доктор Майклсон. Мы рады, что вы проснулись и говорите. Мы все волновались за вас, особенно ваша семья. Вы прошли через травмирующий опыт.

— Почему я здесь? — мои брови сходятся вместе.

Его улыбка остается яркой и теплой, но она не может успокоить мой неустойчивый пульс.

— Вы восстанавливаетесь после операции. Я доктор, которому поручили ваше дело, и я планирую помочь вам пройти через этот путь.

— Операция? Зачем мне это?

Независимо от того, что я произнес, мама вцепилась в мое плечо, ее ногти впиваются в больничный халат, надетый на меня. Еще один всхлип вырывается у нее, и этот звук ударяет меня прямо в грудь.

Доктор прочищает горло.

— Вы многое пережили за последние двадцать четыре часа. Я могу сказать, что вы крепкий орешек. У вас сейчас что-нибудь болит?

Болит? Все внутри меня чувствует… онемение. Ничего похожего на то, что я обычно испытываю после аварии: конечности болят, голова раскалывается. Как будто кто-то нажал кнопку перезагрузки в моем теле, а я все еще загружаюсь.

— Нет. Я ничего не чувствую, — я вздрагиваю, когда встречаю взгляд доктора.

Опять этот взгляд. Что-то в его глазах меня не устраивает.

Врач осматривает мое тело, прежде чем предложить еще одну ободряющую улыбку.

— Мне жаль, что нам приходится встречаться при таких обстоятельствах. Я большой поклонник вашего вождения.

Темп работы кардиомонитора увеличивается, пока доктор переводит взгляд с меня на мою семью.

— Если вы не против, Сантьяго, я бы хотел поговорить с вами наедине.

Никто ничего не говорит. Ни один человек не делает шаг, чтобы покинуть комнату. Здесь так тихо, что капельница шумит сильнее, чем окружающие меня люди.

Что бы ни сказал доктор, это не может быть хорошо. Черт. Это рак? Разрыв какого-то органа? Зачем мне вообще понадобился хирург?

Я сжимаю в кулак свои дрожащие руки, не уверенный, что смогу сделать это сам.

— Все, что вам нужно сказать, вы можете сказать при них.

Брови доктора, как бы его ни звали, сходятся вместе, и он делает глубокий вдох.

— Вы сейчас находитесь под действием сильных лекарств, поэтому я прошу прощения за любое замешательство, которое вы можете испытывать в данный момент, — доктор подходит к концу моей кровати. Его теплая улыбка уменьшается на долю секунды, превращаясь в то, что я не хочу видеть. Выросший бедняком и аутсайдером, я мгновенно распознаю жалость. Она написана на лице доктора. Это застает меня врасплох, потому что я давно не испытывал ее. С тех пор как я добился успеха и стал кем-то. С тех пор, как я начал жить своей мечтой и доказывать всем, кто сомневался во мне, что они были неправы.

По моему лбу стекают капельки пота.

— Просто продолжайте. Вы заставляете меня нервничать.

Хмурый взгляд доктора становится более выразительным.

— Мне очень жаль, Сантьяго, но вы попали в крайне травмирующую аварию.

— Ни хрена себе. Ближе к делу, — вырывается у меня.

Майя делает резкий вдох.

— Санти.

— Все в порядке. Я могу представить, что это стресс, и я не помогаю. Не говоря уже о том, что изменения настроения и туманность ожидаемы при том количестве морфия, которое они дали вам для борьбы с болью, — его взгляд переходит с моего лица на нижнюю половину моего тела.

Я напрягаюсь.

Он выпускает дрожащий вздох.

— Я хочу, чтобы вы знали, что в аварии не было вашей вины. Вы абсолютно ничего не могли сделать, чтобы изменить то, что произошло сегодня. Мне очень жаль, но мы не смогли спасти кости под вашим правым коленом. Они раздробились при ударе вместе с хрящом настолько, что нам не с чем было работать в операционной. Мы смогли провести экстренную ампутацию, чтобы спасти оставшуюся часть вашей ноги…

Все вокруг меня останавливается. Гудение аппаратов. Плач моей семьи, когда они ломаются передо мной. Весь этот чертов мир становится настолько темным, что граничит с черным. Одно слово ударяет меня, как таран по черепу.

Ампутация.

Ампутация.

Ампутация?

Я вцепляюсь в простыню, закрывающую нижнюю половину моего тела. Мой желудок скручивается от крика, который издает мама, поворачиваясь к отцу.

Я думаю о том, чтобы сказать семье, что доктор, должно быть, ошибается. Он должен ошибаться. Но что-то останавливает меня, когда я поднимаю простыню дрожащими пальцами.

Проходит секунда, и мир рушится вокруг меня. Одна секунда, чтобы понять, что моя жизнь закончилась, так и не начавшись. Одна секунда, чтобы пожелать вернуть все назад.

Я смотрю вниз на свое тело. Правая нога забинтована неправильно. Настолько, блять, неправильно, что я едва могу смотреть на нее, а кислота ползет по моему горлу. Я задыхаюсь и отворачиваюсь. Кто-то ставит пластиковый контейнер на мою грудь, когда желчь вытекает у меня изо рта.

Я никогда раньше не испытывал такой боли. Эмоциональной, граничащей с физической, как будто кто-то взорвал бомбу в моей груди.

Я не знаю, кто накрыл мое тело простыней, но я благодарен за это. Я закрываю глаза и говорю себе, что все это не реально. Но у моего разума другие планы, он не позволяет мне думать ни о чем, кроме ноги.

Все, что ниже моего правого колена, отсутствует. Нога, которой я нажимаю на педаль. Икроножные мышцы, над которыми я ежедневно работаю в спортзале, чтобы стать сильнее. Та самая часть меня, на которую я полагаюсь во время каждого заезда, исчезла, как будто ее вовсе не было.

Слезы бегут из моих глаз. Я ненавижу, когда они скатываются по моим щекам. Я быстро смахиваю их, не желая, чтобы кто-то видел, как я расстраиваюсь. Все вокруг остается жутко тихим, пока мой мир разрушается. На месте сердца в груди образовалась пустота, соответствующая отсутствующей конечности.

Голос доктора нарушает тишину.

— Мне очень жаль, Сантьяго. Я надеюсь, что мы сможем помочь вам скорее выздороветь. Для наших пациентов нормально чувствовать себя подавленными от шока…

— Шок? Знаете, что шокирует? Узнать, что моя сестра встречается с мужчиной, которого я не хотел видеть в ее жизни. Или, может быть, узнать, что я подпишу контракт с лучшей командой Формулы-1 после всего пары лет гонок. А это? Это, блять, катастрофа, — шиплю я. — Так что не притворяйтесь, что это что-то кроме смертного приговора, — я смотрю на доктора со всей ненавистью, на которую только способен. Ненависть лучше, чем оцепенение, просачивающееся в мою кровь, стирающее все, кем я когда-то был. Ненависть — это то, за что я могу держаться. Ненависть — это то, что я могу вспомнить, когда ничто больше не поможет мне.

— Сантьяго, — мой отец говорит кротким голосом, лишенным своей обычной уверенности.

Я не могу найти в себе силы побеспокоиться и извиниться. Я не могу найти в себе силы сделать хоть что-нибудь.

— Я хочу, чтобы все ушли, — говорю я негромко, но предложение несет в себе ощущение законченности.

Плач мамы становится громче. Папа прижимает ее к своей груди, заглушая рыдания.

— Ты не должен быть сейчас один, — маленькая рука Майи вцепилась в мое плечо.

Ноа маячит за ее спиной, как гребанная тень, которой он и является. Я не могу смотреть ему в глаза. Признание его присутствия напоминает мне обо всем, что я потерял. Работа всей моей жизни пошла прахом всего за двадцать четыре часа.

— Все пропало. Одно неверное движение — и вся моя жизнь кончена. Одно глупое, мать его, движение по неправильной части тротуара, — я прячу лицо за дрожащими руками. Я не хочу, чтобы кто-то видел мою боль или мои слезы, потому что это похоже на еще одну вещь, украденную у меня. Моя гордость. Мое мужское достоинство. Мое достоинство. Все это было украдено после одной ошибки. Одной разрушительной, губительной для карьеры ошибки.

К черту.

Жизнь закончилась. Одна ошибка, погубившая жизнь.

— Твоя жизнь не закончена. Мы все исправим, — громко говорит Майя.

Ноа кладет свою ладонь поверх ее, крепче сжимая мое плечо.

— Твоя жизнь не закончена, потому что я не позволю тебе опустить руки. Это не конец.

Я отказываюсь смотреть на него. Моя семья игнорирует мои протесты и стоит рядом со мной, пока я молча выхожу из себя, поддаваясь эмоциональной и физической боли.






Глава 1

Хлоя


Настоящее время


— Привет, мам. Это сюрприз. Брук не придет домой до восьми, — я открываю дверь в свою квартиру.

Она входит в помещение, проводя трясущимися руками по своей растрепанной одежде. Ее темные, сальные волосы прилипли к голове, подчеркивая бледность кожи. Все в ней напоминает труп. От выступающих ключиц до впалых щек, как будто кто-то пылесосом высасывал из нее жизнь.

То, как она смотрит на меня, заставляет меня напрячься. Такой же взгляд у нее был каждый раз, когда социальный работник пытался помирить нас, но мама снова все портила. У большинства людей на каждом плече сидит по дьяволу и ангелу. Моя мама застряла с двумя дьяволами, которые поддерживают ее любимые пороки — наркотики и плохие решения.

— Милая. Я давно собиралась тебе позвонить, — ее тошнотворно-сладкий тон посылает мурашки по моей коже. Она смотрит на меня большими голубыми глазами. — Я знаю, что у нас были планы на вечер, но мне нужно отменить встречу. Я плохо себя чувствую.

Скорее, она не под кайфом. Скрестив руки, я прислонилась к кухонной стойке. Я могу устроиться поудобнее, чтобы пережить еще одно разочарование. Я думала, что на этот раз между нами все будет по-другому. Я думала, что она будет другой.

Глупая Хлоя. Ты когда-нибудь поймешь?

Она продолжает, воспринимая мое молчание как согласие.

— Я в трудном положении. Понимаешь, я должна Ральфу немного денег, а ты знаешь, как он груб, когда я ему не плачу.

— Грубость и рукоприкладство?

Ральф — это причина, по которой социальный работник отменил опеку моей мамы. Когда мамин парень не был груб с мамой, он был ужасен со мной. Социальный работник забрал меня из дома и решил, что мама может попробовать снова через несколько лет, если поработает над собой и бросит своего парня. Мама решила, что Ральф — ее обычный поставщик наркотиков — принесет больше пользы, чем жирный чек, который она получала от правительства за халтурное воспитание детей. Это если кто-то может назвать воспитанием оставление меня на произвол судьбы в квартире, кишащей тараканами.

Она насмехается.

— Я бы не просила у тебя денег, если бы они мне не были нужны.

— Нет, мам. Ты бы попросила. В этом наша проблема. Каждый раз, когда я даю тебе деньги, ты обещаешь взять себя в руки.

И каждый раз, когда ты говоришь, что будешь чистой, я ведусь на это, потому что все еще не могу переступить через свой глупый безнадежный образ мыслей.

Она зажимает потрескавшуюся губу между зубами.

— Мне жаль. Ты знаешь, какая я.

— Лгунья?

Ее смех граничит с гоготом.

— О, Хлоя. Не будь такой.

— Честной?

Кажется, что ее настроение меняется к худшему, так как ее глаза темнеют.

— Язвительные комментарии хороши для подбора мальчиков, но они теряют свое очарование, когда используются против своей матери.

Я выпускаю воздух из легких.

— У меня нет денег.

— Ты лжешь. Сейчас конец месяца. Ты ответственна со своими счетами.

Конечно, она пришла бы в день зарплаты. Как я могла быть настолько глупой, чтобы подумать, что она хочет увидеть меня в мой день рождения?

— Нет. Я не лгу.

— Просто дай мне триста долларов, и я уйду. Это все, что мне нужно, — она грызет потрепанный ноготь.

— Нет.

Глаза моей матери переходят с меня на мою сумочку, висящую на крючке у двери. Ту самую сумочку, в которой хранится мой ежемесячный платеж за квартиру.

— Даже не думай об этом, — я хочу огрызнуться, но мой голос — лишь хриплый шепот. Пожалуйста, не думай о том, чтобы украсть у меня. Я твоя дочь, ради Бога. Мое горло сжимается от этой мысли.

— Ты не понимаешь. Спазмы становятся хуже без моих штучек, — она говорит о своей зависимости от опиатов как о случайной потребности в мороженом. Так было всегда: она жаждала наркотиков больше, чем материнства.

— Ты обещала бросить, — мой голос хриплый, печаль разъедает мое напускное хладнокровие.

Она усмехается, ее терпение, очевидно, истощается.

— Да, но я солгала. Мне жаль. Я пыталась, но это было ужасно. Я не могу жить без этого.

Несмотря на то, что я провела большую часть своей жизни, слушая сладкую ложь и пустые извинения, эти слова все еще тяжело ложатся мне на грудь каждый раз, когда она их произносит. Я словно возвращаюсь в то время, когда была маленькой девочкой.

Мне жаль, что я не пришла на сегодняшнюю сессию с психотерапевтом, Хлоя. Я обязательно приду на следующей неделе, клянусь.

Мне жаль, что Ральф вошел, пока ты принимала душ. Ты же знаешь, что он забывает постучать в дверь.

Мне жаль, что я пропустила Рождество в этом году. Я замоталась, но я исправлюсь в следующий раз.

Мама пользуется тем, что я отвлеклась, и бросается к моей сумочке. Я хватаюсь за подол ее рубашки, чтобы оттащить ее назад, и она крутится на месте. Треск ее ладони, ударившей по моей щеке, эхом отражается от облупившихся стен.

Она действительно ударила меня. Меня, блин, взрослого человека. Я отступаю назад и прижимаю ладонь к горящей щеке. Прилив крови заполняет мои уши, поэтому мне трудно ее слышать.

Мама обыскивает мою сумочку, как одержимая. Она хнычет, когда находит мой кошелек и перебирает купюры в своих костлявых пальцах. Ее жадные руки хватаются за более чем триста долларов, но я ничего не делаю, чтобы остановить ее. Я слишком ошеломлена тем, в какое животное она превращается, когда не получает своих наркотиков. Как она может смотреть на себя в зеркало? Я удивляюсь, как ее кожа не сползает с тела.

Мама роняет мой кошелек на пол.

— Мне жаль, малышка. Я не хотела, чтобы так получилось. Когда-нибудь я верну тебе долг, обещаю, — она смотрит на меня пустым взглядом, таким же, как и все ее слова.

Я ненавижу себя за желание, чтобы она проявила хоть унцию жалости к тому, как она со мной обращается. Ненависть превращается во что-то темное и уродливое внутри меня. Ядовитый гнев накапливается внутри, угрожая взорваться на нее.

— Между нами все кончено. Никогда не возвращайся сюда. Делай то, что у тебя получается лучше всего, и забудь о моем существовании. Навсегда.

— Ты не это имеешь в виду, — она нахмурилась.

— Убирайся отсюда! — я бросаюсь на нее.

Она выбегает из моей квартиры. Дверь захлопывается с тихим стуком в ее отсутствие.

Я поворачиваюсь к кухне и ищу холодный пакет, чтобы успокоить горящую щеку.

Когда я прикладываю лед к лицу, меня осеняет, что мама даже не поздравила меня с днем рождения. А ведь именно по этой причине она должна была заехать ко мне в первую очередь. Единственная глупая причина, по которой я пригласила ее за все эти годы.

Вот что я получаю за то, что думаю сердцем, а не головой. Теперь я в двух центах от того, чтобы снова оказаться на мели, потому что все мои деньги за аренду украдены.

Моя мать приносит в мою жизнь только разрушение, и на этот раз все еще хуже, потому что это моя вина. Я поверила ей, когда она позвонила и сказала, что хочет измениться. Что она начала посещать бесплатную реабилитационную программу, потому что готова стать лучшей матерью.

Новая волна печали захлестнула мой гнев. Первая слеза скатывается по моему лицу, тихая и насмешливая. Я спешу стереть ее со своей кожи, потому что ненавижу, какой жалкой я становлюсь, когда в дело вступает моя мама. Я больше не тот отчаянный ребенок, который умоляет маму о внимании.

Эта мысль вызывает еще больше слез, вместо того чтобы погасить их. Не успеваю я оглянуться, как мое лицо покрывается пятнами, а нос закладывает. Не желая больше уделять внимание ее предательству, я перенаправляю свою энергию.

Позитивность помогает мне идти вперед, а настойчивость дает мне мужество бороться за новый день. Чтобы двигаться вперед и начать новую жизнь, преследуя то, что делает меня счастливой.

Я беру свой дневник желаний с тумбочки в спальне. Толстая тетрадь — единственная вещь, которая оставалась со мной на протяжении многих лет, следуя за мной через случайные приемные семьи. Каждый раз, когда я загадываю желание, я его записываю. Случайной ручкой я пишу первое, что приходит в голову.

Я хочу найти кого-то, кто будет ценить мое существование, а не уничтожать его.


* * *


Брук хмурится, и золотистая кожа над ее бровями морщится. Она поднимает свои густые каштановые волосы и собирает их в беспорядочный пучок.

Я морщусь от этого жеста. Брук делает это, только если она расстроена или работает над своим очередным проектом для школы. Она из тех, кто обычно не возится с кудрями, унаследованными неизвестно от кого из семьи. И после всего, что произошло с моей мамой, трудно не позавидовать Брук сейчас, не знающей, кто ее родители. Это избавило бы меня от многих страданий.

Ладно, это дерьмово с моей стороны. Я знаю, как Брук расстраивается из-за своих родителей-неудачников. Не то чтобы я винила ее. По крайней мере, у моей матери хватило порядочности забрать меня из роддома. Брук так не повезло. Ее бросили новорожденной на холодных ступеньках бруклинской пожарной станции с запиской на тагальском языке — единственным намеком на ее филиппинское происхождение.

Глаза цвета бренди Брук оценивают мое лицо.

— Обещай мне, что больше не будешь с ней встречаться. Она токсична.

Я опускаю голову.

— Я знаю. Ты была права. В конце концов, она не была готова к нашим взаимоотношениям.

— Я ненавижу быть правой в этом, но ты заслуживаешь лучшего, чем она. Всегда заслуживала и будешь заслуживать.

Мои губы дрожат.

— Я обещаю отпустить ее в этот раз. По-настоящему. Сегодняшний день был ужасен, и это не то, на что я надеялась. Она всегда была язвительна или пренебрежительна, но она никогда не переходила к физическим действиям. Урок усвоен, — эти слова звучат так же жалко из моих уст, как и в голове.

Мне официально двадцать четыре года, а я все еще принимаю дерьмо от своей мамы. Я думала, что мое взросление могло бы подтолкнуть ее к переменам. Как безнадежная дура, я ожидала, что с возрастом наши отношения изменятся.

— Ты ни в чем не виновата. Она воспользовалась твоей надеждой, но это ее потеря, — Брук притянула меня к себе и обняла.

— Что бы я без тебя делала?

— Не знаю. Наверное, тебе было бы скучно. Мне говорили, что я могу быть довольно возбуждающей.

Я смеюсь и вырываюсь из ее объятий.

— Мерзость.

— Извращенка, — Брук показала мне язык. — Ты знаешь, что хочешь загадать? — она передает мне тарелку с одним кексом, в центре которого горит одна свеча. Это традиция, которой мы придерживаемся с тех пор, как жили вместе в приемной семье много лет назад.

— Да, — я улыбаюсь.

— То же самое старое желание?

Брук знает меня лучше, чем кто-либо другой. Мы сразу же нашли общий язык, как только я оказалась в одной приемной семье вместе с ней. Ее бросили в младенчестве, и она выросла в этой системе, что дало ей возможность показать мне дорогу. Ужасные родители — это не то, из-за чего должны сближаться два подростка, но наши инстинкты выживания требовали этого.

И вместо того, чтобы позволить обстоятельствам разрушить нас, мы поддерживали друг друга в самые темные времена.

Благодаря дружбе Брук я делала то, на что другие не решались. Я мечтала. Будь то желание на день рождения или запись, сделанная поздно вечером в дневнике желаний, я осмеливалась загадывать такие грандиозные желания, что сам Уолт Дисней позавидовал бы.

Каждый день рождения, год за годом, я загадываю единственное желание. Несмотря на один и тот же результат раз за разом, у меня всегда появляется новая надежда, что именно в этом году я узнаю, кто мой отец. Я никогда не отказываюсь от своего. Даже после того, как моя мама призналась однажды, что понятия не имеет, кто мой папа, поскольку во время моего зачатия она была под наркотиками. В то время как некоторые девушки являются продуктом двух людей, которые очень сильно любят друг друга, я — результат того, кто больше заботился о наркотиках в своем организме, чем о защите от нежелательной беременности.

Чтобы противостоять уродливым мыслям внутри меня на протяжении многих лет, я придумала феноменальную историю о том, кем и где был мой отец. В моей голове он стал героем, который даже не подозревал о моем рождении. Если бы он знал о моем существовании, он бы не остановился ни перед чем, чтобы найти меня.

Брук зажигает свечу, возвращая меня в момент.

— Мечтай по-крупному, Хлоя.

Я закрываю глаза и откидываю назад свои темные волосы, не желая сжечь пламенем ни одной пряди. Пожалуйста, пусть это будет год, когда я найду какую-нибудь новую информацию о своем отце. Я выпускаю порыв воздуха и задуваю пламя.

Брук хлопает в ладоши. Она берет нож и разрезает кекс пополам, а затем выкладывает мою половину на нашу стойку из потрескавшейся керамики. Некоторые люди могут отвернуться от нашей квартиры, оформленной в стиле пятидесятых годов и имеющей размер шкафа. Мы с Брук работали на износ, чтобы позволить себе жилье в Нью-Йорке, поэтому мы гордимся им. Я работаю на двух работах, чтобы покрыть свою половину арендной платы. Утром я присматриваю за детьми в детском саду, а вечером работаю в ресторане столько смен, сколько могу. Тем временем Брук уже расписала свою жизнь, ведь ей осталось несколько семестров до окончания университета по специальности «Журналистика моды». В отличие от Брук, я не могу думать о следующем месяце, не говоря уже о том, чем я хочу заниматься всю оставшуюся жизнь.

Брук достает из шкафа для специй завернутый подарок.

Я поднимаю бровь.

— Правда? Ты решила спрятать его там?

— Поскольку ты не готовишь, чтобы сберечь свою жизнь, мне показалось, что это подходящее место, чтобы спрятать этого плохого мальчика, — упаковка дребезжит, когда она встряхивает ее для верности.

— Надеюсь, ты не покупала ничего…

— Дорогостоящего. Я знаю правила, — она насмешливо качает головой.

Я улыбаюсь ей.

— Ты лучшая. Ты ведь знаешь это, правда?

— Открой! — кричит Брук.

Я рву бумагу, открывая то, чего я меньше всего ожидала.

— О, Брук, я думала, мы обещали не делать этого, — я провожу дрожащим пальцем по упаковке набора для составления родословной.

— Нет. Я сказала, что не буду. Ты согласилась на мой план только потому, что хотела сделать меня счастливой. Но я решила взять твою судьбу в свои руки.

В прошлом году мы обе рассматривали возможность проведения генетического теста, но струсили после того, как подумали о возможном разочаровании, если результаты не подтвердятся. Брук была категорически против, и я согласилась, потому что не хотела делать этого без нее.

Что ж, пусть моя лучшая подруга знает меня лучше, чем я сама.

— Ты не должна была, — это бремя быть мечтателем. Все это весело, пока Седьмое небо не превращается в грозовое облако. И разумная часть моего мозга говорит, что эта мечта может превратиться в ураган пятой категории.

Но когда я наконец вижу набор в своих руках, мечта о встрече с папой становится вполне осуществимой. Нет, Хлоя. Это еще одна мечта, которая может разбить твое сердце.

Брук берет бутылку дешевой водки с верхушки холодильника.

— Нет времени лучше настоящего. Что скажешь? Плюнем в трубочку, отправим ее, а потом напьемся до чертиков, чтобы отпраздновать?

Весь этот план может взорваться у меня на глазах. Я могу оказаться либо с пустой родословной, либо узнать, что мой отец — ужасный человек, который все это время знал о моем существовании. Но — иррациональная часть моего мозга вмешивается — я могу в итоге найти отца, который вообще не знал о моем существовании. Кого-то, кто хочет узнать меня и принять в свою семью. Отца, который хочет любить меня и наверстать упущенное время, не потому что он должен, а потому что он хочет этого.

Последняя причина побеждает, отбрасывая мои тревоги.

Я делаю глубокий вдох.

— Давай сделаем это.




Глава 2



Сантьяго


Лопасти потолочного вентилятора вращались надо мной, сливаясь в один сплошной след. Я вновь проверяю время на своем телефоне. Прошло всего пять минут с тех пор, как я смотрел в последний раз.

Такова моя жизнь. Невзрачная. Изолированная. Мрачная.

Я превратился в подобие человека, потому что это гораздо проще, чем смотреть в бессмысленное будущее. Что угодно лучше, чем это, включая изнуряющую грусть.

Я должен позвонить своему психотерапевту и назначить еще одну встречу.

Я должен отправиться в путешествие и навестить родителей.

Я должен сделать что-нибудь — что угодно, но я не могу найти в себе силы, чтобы побороть туман, который овладевает моим мозгом.

Мой психотерапевт называет это депрессией. Я называю это жизнью после аварии.

Мне не следовало читать статью вчера вечером. Ту, в которой подробно описывалась моя трехлетняя годовщина после аварии. Это была ошибка. Любая надежда на возвращение к прежней жизни угасает с каждым негативным предложением или заголовком статьи. Они не говорят о моем успешном выздоровлении. Или о том, что я могу ходить как нормальный человек несмотря на то, что выгляжу совсем иначе.

Хотя в физическом плане я здоров, в психическом — нет. Даже спустя три года я все еще цепляюсь за призраков своего прошлого. Вот что происходит, когда у меня есть все время в мире, чтобы раздумывать. Но вместе с чрезмерными размышлениями приходит и мое бегство в оцепенение, потому что так легче погрузиться в мысленное пространство, где мне не нужно беспокоиться — отключить свои чувства по отношению к ситуации. Апатия — это моя боевая броня в новой суровой реальности. Поскольку, если бы мне было не все равно, то мне пришлось бы принять ужасные статьи, повествующие обо мне:

«Новая горничная Сантьяго Алаторре рассказала о его инвалидности:

Читайте о борьбе Сантьяго Алаторре с морфинной зависимостью, алкоголизмом и депрессией».

«Сантьяго Алаторре впервые за несколько месяцев посетил своего психотерапевта. По эксклюзивным сведениям, он испытывает активные суицидальные наклонности и был срочно госпитализирован».

Заголовки газет сливаются воедино, и в итоге получается лишь одно: все хотят посмотреть, как я потерплю неудачу. Я думал, что успех — это то, что интересует людей, но на самом деле они больше заинтересованы в моем крахе.

Поражение продает заголовки, а успех — спонсорскую поддержку. Не то чтобы я сталкиваюсь с последним. Я прошел путь от того, что ко мне относились как к богу, до того, что раз в год обо мне лишь шепчут в газетах.

В конце концов, репортеры правы. Я уже не тот человек. Я не могу вести машину быстрее средней скорости, не испытывая тошноты и парализованного страха. Так что, да, я последний гонщик, которому место на трассе Формулы-1.

Моя травма дает мне идеальное оправдание, чтобы спрятаться. Только я и мой огромный дом, уединенный в маленьком приозерном городке, окруженный итальянскими горными хребтами. Я называю его своим личным адом, окруженным раем.

Будильник моего телефона звонит снова. Я нажимаю отбой, игнорируя крошечный голос в моей голове, умоляющий встать с постели. Здравомыслящая часть разума призывает меня вести машину по извилистой прибрежной дороге. Сбрить бороду, потому что она является физическим напоминанием об отсутствии мотивации. Обратиться к своей семье и попросить кого-нибудь навестить меня, потому что я не могу больше терпеть тишину в своем доме ни дня.

Нет. Все живут дальше, а ты просто неудачник, застрявший в своих былых воспоминаниях.

Надежды рассеиваются, когда темнота снова овладевает мной. Я переворачиваюсь на кровати, позволяя полуденному солнечному свету согреть мою спину. Цвета вокруг исчезают, когда я закрываю глаза, заставляя себя спрятаться в своем сером мире на очередной день.





Глава 3

Хлоя


На экране вход в систему тестирующей компании. Мышь нависает над кнопкой входа в систему, но я отступаю.

— Ты планируешь смотреть на экран весь день или… — Брук опирается на стойку рядом со мной.

— Мне страшно, — шепчу я, как будто компьютер может уловить мой страх.

— Я бы тоже боялась. Но подумай о том, что последние шесть недель ты провела в тревожном ожидании этого, — она прижимается своим бедром к моему. — Будет проще, если я нажму на кнопку?

Я киваю головой, закрывая глаза.

— Да, — бесполезно врать себе. Хотя я могу быть оптимистом, я не заблуждаюсь. Я наполовину ожидаю, что тест окажется пустым, с бессмысленной информацией. С этим я справлюсь. Альтернативный вариант — надежда — кажется нереалистичной.

— Хорошо. Все получится, подруга.

Мое сердце застряло где-то в горле, когда Брук нажимает на кнопку.

— Вот дерьмо! Сработало! — от крика Брук у меня закладывает уши.

— Что? — мои глаза распахиваются.

— У тебя есть совпадение! — она прыгает вверх и вниз, хлопая в ладоши. — Да

Я моргаю при виде экрана. Результаты перед глазами не позволяют мне произнести ни слова, не говоря уже о реакции. К моему шоку, тест связал меня с человеком, с которым у меня почти пятьдесят процентов общей ДНК.

Боже мой. Это действительно сработало.

Такое ощущение, что после всех тяжелых испытаний, которые выпали на мою долю в жизни, я наконец-то выиграла в генетическую лотерею.

— У тебя есть папа! — Брук хватает меня за руку и кружит по комнате.

Мы прыгаем до самого потолка и смеемся, позволяя надежде заполнить нашу крошечную квартиру до отказа.


* * *


— Эй, Хлоя, не могла бы ты подменить меня до конца моей смены? Очевидно, что чаевые ты можешь оставить себе. Мне не хочется этого делать, но мама забыла забрать лекарства от припадков. Мне нужно спешить в аптеку, пока она не закрылась, — Тери, одна из старших официанток, смотрит на меня.

У меня возникает искушение сказать «нет». У меня болят ноги после утренней беготни по детскому саду. Голова раскалывается от постоянной боли, заставляя меня щуриться каждый раз, когда я вхожу в ярко освещенную кухню. Все, чего я хочу — это хороший душ, достаточно тайленола, чтобы вырубить слона, и моя кровать. Самых простых вещей в жизни.

Но… мне нужны деньги. Любой доллар поможет быстрее улететь в Италию и добраться до моего отца. Согласно поиску в Google и навыкам Брук в социальных сетях, Маттео Аккарди, он же мой давно потерянный отец, живет своей лучшей жизнью в небольшом итальянском городке на берегу озера. Перелет стоит примерно, как моя почка. К сожалению, я уже собиралась отдать одну, но Брук предостерегла меня от этого. Она сказала, чтобы я набралась терпения и копила деньги. Но ей легко так говорить. Кто может думать, а тем более копить деньги, когда отец буквально жив?

Брук — реалистка в этих отношениях, и она лопнула пузырь моих мечтаний до того, как они вышли из-под контроля. Она права. Почки — как близнецы. Они не должны быть порознь. Так что, к сожалению, у меня есть обе, и я вынуждена работать сутками напролет.

Диджей в моей голове играет «Work» Рианны, явно одобряя решение перебороть свою усталость ради дополнительных денег.

Я киваю головой.

— Конечно.

— Отлично! Спасибо! Ты можешь узнать у Джейми номера моих столиков, — она выбегает из комнаты.

Посмотрите на меня, какая я великодушная.

Я узнаю номера столиков Тери у Джейми, прежде чем сделать мизерный пятиминутный перерыв. Люди считаютменя курильщицей, но мне нравится стоять в переулке за рестораном и вдыхать спертый воздух Нью-Йорка. Это мой момент тишины в наполненном шумом дне.

Я выхожу в переулок и останавливаюсь. Уф. Там случайная пара оскверняет мой оазис мусорных контейнеров, причем мужчина практически заглатывает лицо девушки. Мерзость. Но что-то в том, как парень лапает ее, заставляет меня кивать головой в странном восхищении. Что за пара может встречаться на помойке?

Те, которые так отчаянно нуждаются друг в друге, что не могут дождаться возвращения домой.

Я не знаю такой страсти. Единственное, что близко к этому — моя приверженность упорному труду, чтобы позволить себе самое необходимое в жизни. Бойфренды лишь отвлекают, и они требуют гораздо больше внимания, чем полив растений. У меня нет ни времени, ни сил на отношения. Поэтому я время от времени вступаю в бессмысленные связи, чтобы удовлетворить зуд. К тому же, у меня точно нет способности доверять кому-то до такой степени. Моя мама убедилась в этом. Она могла быть ужасной, но она преподала мне несколько важных уроков.

Не принимать наркотики.

Не заниматься сексом без презерватива.

Не заводить детей, пока я не буду абсолютно, точно, на пятьсот процентов готова, потому что их нельзя вернуть в ближайший торговый центр или продуктовый магазин.

И самое главное — не влюбляться. Это грязно, ослепительно и обязательно приведет к катастрофе.

Я поворачиваюсь к двери, чтобы оставить влюбленных наедине. Мой старый кроссовок скрипит, и мужчина поворачивается, чтобы накричать на меня.

— Эй! Убирайся, ты, гадина!

Я? Это не я прижимаюсь к вчерашнему мусору. Я оглядываюсь через плечо, чтобы извиниться. Моя челюсть падает от того, что я нахожу.

Эта чертова лгунья. Тери не забирает мамины лекарства. Как она может, когда она слишком занята, чтобы подавиться языком этого парня? Я хмурюсь. Тери официально отстой, и, если бы мне не нужны были чаевые, я бы в отместку бросила все ее столики.

Почему людям нужно лгать, чтобы добиться своего? Неужели она не понимает, что могла бы сказать мне, что хочет свидания с мистером извращенцем из мусорного контейнера, и я бы все равно согласилась? Не нужно было врать, что ее матери нужно лекарство.

Люди — отстой. Ну, люди всегда были отстойными, но сейчас они отстойны в десять тысяч раз больше.

Дыши, девочка. Тебе нужны деньги. Какая разница, что кто-то, кого ты едва знаешь, солгал тебе?

Потому что это разрушает надежду на то, что на свете еще есть порядочные люди с моральными принципами.

Тери не утруждает себя объяснениями, и я не задерживаюсь, ожидая извинений. Осталось всего два месяца до того, как я вырвусь из этого города. И благодаря Тери я стану на несколько купюр ближе к своей конечной цели.

Кто-нибудь, включите королеву Рири1, потому что эта девушка собирается работать, работать, работать, работать, работать, работать.




Глава 4

Хлоя


Прибыв вчера на озеро Комо и вырубившись от сильного джетлага в захудалой гостинице «bed-and-breakfast» недалеко от центра города, я наконец-то вышла на главную дорогу деревни.

Озеро Комо — это красивый приозерный город, окруженный горными хребтами. Деревня действительно является чем-то вырванным из истории, со старыми зданиями с лепниной и мощеными дорогами. Население моего очаровательного врéменного дома во вторник сравнимо с размером аэропорта Ла Гуардиа. Серьезно, Google сказал мне, что здесь живет менее двух тысяч человек. Не говоря уже о том, что у Джорджа Клуни здесь есть дом.

Да. Я говорю о том самом Джордже Клуни.

Пошла ли я на авантюру, не написав Маттео раньше, чтобы сообщить ему, что я его давно потерянная дочь, которая хочет встретиться с ним после стольких лет? Возможно. Но я не могла рисковать тем, что он закроется от меня и скажет, что я какая-то мошенница. Поэтому я пошла на риск и решила представиться по старинке — лично, пока буду срать кирпичами. Но сначала мне нужно выяснить, где он живет.

Вдоль улиц стоят маленькие магазинчики, люди машут друг другу, вокруг бегают дети. Мне приятно видеть, как местные жители заботятся друг о друге. Это похоже на сказку, когда люди останавливаются, чтобы поговорить. Их доброта вселяет в меня надежду, что кто-то знает, кто такой Маттео и где я могу его найти. К сожалению, способности Брук к преследованию не распространяются на такие расстояния. Адрес Маттео не был обнародован, к нашему разочарованию.

Как плохой продавец, я посещаю разные магазины, пытаясь выяснить, где он живет. Я пытаюсь вести один и тот же ужасный итальянский разговор в четырех разных магазинах, прежде чем нахожу золотую жилу.

— Sto circando signore Accardi — я ищу мистера Аккарди, — я жестом показываю на последний реквизит в моих руках и спрашиваю о Маттео. Брук предложила изобразить разносчика еды.

— Signore Accardi e morto — Мистер Аккарди умер, — владелец магазина нахмурился.

Аккарди умер? Я смеюсь про себя. Это не правда. Этот человек вчера обновил фотографию своего профиля на Facebook. Я не знаю, какого Аккарди она имеет в виду, но думаю, что это популярная фамилия здесь.

— Morto? No. Sto circando signore Matteo Accardi — Мертв? Нет. Я ищу мистера Маттео Аккарди, — я подчеркиваю его имя для пущей убедительности.

Ее губы складываются в букву «О». Она извиняется по-итальянски и пишет адрес Маттео на листке бумаги.

Итальянцы. Такие добрые. Такие доверчивые. Настоящие невоспетые герои экспедиции «В поисках моего отца».

Я выхожу из магазина и выбрасываю пустой бумажный пакет в ближайший мусорный бак. Всю обратную дорогу до моей гостиницы я улыбаюсь горожанам, как сумасшедшая.

Пришло время встретиться с человеком, о котором я мечтала всю свою жизнь.

Визг тормозов автомобиля отвлекает меня от моих мыслей.

— Вот мы и приехали. — Водитель говорит с тяжелым итальянским акцентом.

Мой взгляд переходит с моих коленей на окно машины. На вершине извилистой дорожки стоит причудливый дом с высокими стенами и передними воротами, увитыми плющом. Желтые штукатурные стены выделяются на фоне красивого озера. Это дом, в котором я хотела бы вырасти.

Я испускаю дрожащий вздох и роюсь в переднем кармане рюкзака, чтобы достать деньги.

Водитель принимает их с ухмылкой.

— Grazie — спасибо.

Я выхожу из машины. При беглом осмотре улицы обнаруживаю только два дома. Один из них принадлежит Маттео, а другой выглядит так, словно он попал в последний фильм ужасов. Темный особняк стоит на краю озера, окруженный высокими деревьями. Темные кирпичные шпили устремлены в небо, напоминая мне жуткий замок злодея. За прогнившим деревянным забором видны неухоженные кусты и заросший двор.

Я отворачиваюсь от заброшенного дома назад к дому Маттео.

— Ты можешь это сделать, — ногами, похожими на желе, я иду к огромным железным воротам у основания участка Маттео.

Откуда-то из его владений доносится громкая музыка. Я просовываю голову в одну из щелей в воротах и осматриваю его подъездную дорожку, обнаруживая несколько припаркованных машин. Черт. Глупая я, думала, что отец будет сам по себе.

Я пишу Брук сообщение, чтобы она знала, что я подъехала к его дому, но он не один. В этот момент я благодарна ей за то, что она настояла на том, чтобы оплатить смехотворную плату за телефонные услуги в течение двух недель, пока я буду осваиваться в Италии. Мне нужен ее совет, как поступить.

Машина, проезжающая по дороге, отвлекает мое внимание. Они знают Маттео? Спросят ли они меня, что я делаю на улице, притаившись у ворот? Или, еще хуже, что, если они затащат меня внутрь и на глазах у Маттео объявят меня каким-то преследователем? Все варианты сводят на нет мой шанс произвести хорошее первое впечатление.

Логика покинула меня, когда я запаниковала из-за того, что новый посетитель Маттео застал меня крадущейся за пределами участка.

Может быть, я все-таки не готова к воссоединению семьи? Мои глаза метнулись к щели в заборе соседнего дома. Я бегу к нему, когда фары освещают дорогу. Ветки из кустов царапают мне лицо и руки, но я преодолеваю боль. Любопытство толкает меня проникнуть вглубь участка.

Волчий вой вдалеке заставляет меня вздрогнуть. Есть ли в Италии волки?

— Черт. Если я умру сегодня, то буду преследовать Брук до конца жизни. Эта идея катится к чертям.

Используя фонарик телефона, я иду по траве, соперничающей с равнинами Серенгети2 в Африке. Я иду вдоль каменной стены, разделяющей участок моего отца и этот. Мои кроссовки несколько раз задевают толстые корни, и я проклинаю ночь.

После пяти минут обхода упавших веток и страшных на вид колючек я добираюсь до той части стены, где громче всего звучит музыка. Смех и разговоры людей заставляют мой пульс учащаться. Желание заглянуть внутрь подпитывает мою храбрость. Я обыскиваю стену в поисках какого-нибудь места, куда можно было бы забраться, но камни на ощупь скользкие.

— Даже стена не может быть такой легкой? — я смотрю на большое дерево рядом с забором. Оно выглядит достаточно приличным, чтобы забраться на него. — Как в старые добрые времена, Хлоя.

От звонка моего телефона в руке я вздрагиваю.

— Черт!

Я прислушиваюсь, не изменится ли музыка или разговор на случай, если они меня услышали. Кажется, ничего не случилось, смех отражается от цементной стены.

Я провожу пальцем по стеклу, чтобы ответить на звонок.

— Брук. Ты не поверишь, чем я сейчас занимаюсь, — включив громкую связь, я засовываю телефон под бретельку бюстгальтера, чтобы лучше слышать ее во время подъема.

— Я почти боюсь спрашивать.

— Ну. Я сейчас карабкаюсь на дерево, как тогда, когда мы пробирались обратно в нашу комнату после комендантского часа, — говорю я негромко, хватаясь за ближайшую ветку и упираясь ногой в ствол. Мои руки трясутся, но я протискиваюсь вперед, стиснув зубы.

— Ты всегда отстойно лазила по деревьям, так что это не может быть чем-то хорошим, — она фыркает.

— Не напоминай мне.

Рядом хрустнула ветка. Мои руки задрожали, и я остановила свое восхождение.

— Но помнишь, как ты упала на кучу собачьих какашек? — Брук нарушает тишину.

Не обращая внимания на шум, я хватаюсь за следующую ветку. Я подтягиваюсь на пару футов выше от земли. — Это не совсем то, что я могу забыть.

— Не хочешь объяснить, почему ты лезешь на дерево?

— Хочешь легальную или нелегальную историю?

— Конечно, поделитесь нелегальной, — новый громогласный голос прерывает разговор.

Я издаю пронзительный крик. Мои пальцы соскальзывают, и я падаю на спину. Из моего горла вырывается громкий звук «ой», когда что-то острое в рюкзаке пронзает мой позвоночник.

— Хлоя! Что случилось? О, Боже, пожалуйста, не умирай где-нибудь в Италии. Я никогда не смогу позволить себе билет на самолет, чтобы найти тебя, — доносится издалека голос Брук.

— Брук, я жива! — я ищу в лифчике свой телефон, но ничего не нахожу.

— Пока что.

От голоса незнакомца у меня по коже пробегает холодок. Его слова отвлекают мое внимание от поисков телефона.

Он задерживается у основания дерева, отбрасывая темную тень.

— Не хотите рассказать мне, что вы делаете, вторгаясь на мою территорию?

Я прищуриваюсь, пытаясь разглядеть его лицо. Страшные мысли, которые лезут мне в голову, не способствуют улучшению ситуации. Мурашки пробегают по моей коже, когда он скрывается в тени, не выходя на лунный свет.

Как идиотка, я остаюсь лежать на земле, окаменевшая и не двигающаяся.

— Я.… ммм… ну… видите ли…

— Если вам нужно столько времени, чтобы произнести несколько слов, мы пробудем здесь всю ночь, — слова выходят короткими и взволнованными, с намеком на акцент.

Ну, черт. Этот парень — абсолютный засранец.

— Кто вас послал? — огрызается он.

Кто меня послал? За кого этот парень меня принимает? Киллера?

Что-то шуршит, когда его силуэт перемещается в поле моего зрения. Порыв ветра доносит его запах. Он резкий и аппетитный, и я пытаюсь еще раз принюхаться.

— Я звоню в полицию. Они могут разобраться с тобой, как и с остальными, — он подносит телефон к уху. Свет от экрана отбрасывает на его строгие глаза зловещий отблеск.

Я выхожу из ступора и поспешно встаю на шаткие ноги. Последнее, что мне нужно — это столкновение с полицией. Воспоминание о последней встрече с ними заставляет меня вздрогнуть. Я поднимаю руки, чтобы показать ему, что в них нет никакого оружия.

— Не надо! Пожалуйста! Я пришла с миром, — я пришла с миром? Кем, черт возьми, я себя возомнила? Гребанной пацифисткой?

Он ступает в мое личное пространство. Из-за смены облаков луна освещает его лицо. Тени пляшут по его острым скулам, подчеркивая неровные края и пухлые губы. Его сильная челюсть покрыта щетиной, а его темные глаза ощупывают мое лицо. Они смотрят на меня диким взглядом, сканируя меня таким же образом. Густые темные волосы ниспадают на плечи, колыхаясь от порыва ветра.

Черт, у незнакомца такой суровый вид, что мне нужно остановиться и оценить его на секунду. Мне так и хочется протянуть руку и коснуться его короткой бороды, но я воздерживаюсь.

— Ты закончила глазеть? — он хмурится.

Его резкость шокирует меня, вырывая из моих неуместных мыслей. Отлично. Вожделеть невменяемого мужчину, который хочет вызвать на тебя полицию. Мы опустились на новый, более низкий уровень, Хлоя.

— Нет. Да. Типа того? — пискнула я.

Его челюсть сжимается.

— Назови мне хоть одну причину, почему я не должен нажать на кнопку прямо сейчас и заставить их избавиться от тебя.

Святое дерьмо. Избавься от меня? Несправедливо красивый мужчина прижимает телефон к уху, приближаясь. Все в нем говорит о запугивании, от его роста до рычания в голосе.

Мой мозг переключается в режим борись или беги. Бегство — это то, с чем мне комфортно. Бегство — это все, что я знаю. Бегство — это то, что спасет меня от возвращения к Брук в виде крошечных, порезанных кусочков.

— Потому что… — я бросаюсь влево, но он ловит меня в свои сильные руки. Очень сильные, судя по тому, как они напрягаются, когда я пытаюсь вырваться от него. И я пытаюсь. Я бьюсь. Я отбрасываю голову назад, но он уклоняется от удара, а я лишь сталкиваюсь с воздухом. Я даже сжимаю его руки всеми своими маленькими пальцами, надеясь, что он отпустит. Он даже не вздрагивает. Как будто он сделан из камня в соответствии со своим характером.

Хлоя. Думай. Ты в одном шаге от того, чтобы оказаться в вечерних новостях.

Он прижимает меня к своей груди и сцепляет мои руки за спиной.

— О нет, так не получится. Меня тошнит от таких людей, как ты, которые пытаются получить сюжет.

— Сюжет?! О чем ты вообще говоришь?! — мой крик превращается в хрип, когда его руки крепче обхватывают меня.

Глупо надеяться, что Маттео услышит крики женщины и спасет меня из лап маньяка? Этот человек — абсолютный параноик. Это единственное объяснение его неустойчивого поведения и его настойчивого желания, чтобы я была кем-то, кем я точно не являюсь. Я не знаю, что за охотники за привидениями приползают на его участок, но я не из их числа.

Его тело напрягается, когда я пытаюсь вырваться из его хватки. Что-то, что не должно быть твердым, вонзается мне в живот, и я перехожу в режим выживания.

Черт. Блять. Нет. Я бью незнакомца по ноге, надеясь обездвижить его. Еще один крик вырывается из моего горла, когда мои пальцы ударяются о что-то, что кажется человеческим эквивалентом цементной стены.

— Какого черта! Ты, должно быть, шутишь. Из чего ты вообще сделан? Из гребанного камня?! — большой палец на ноге пульсирует в такт бешеному биению моего сердца.

Он ворчит, но его хватка остается крепкой.

— Скорее, кто ты, блять, такая и что за наркотики ты принимаешь?

— Я на наркотиках? Это у тебя худший трип в твоей жизни, придурок, — вместо того, чтобы позволить слезам упасть из-за боли в ноге, я позволяю инстинктам взять верх. Я бью этого ублюдка коленом по яйцам со всей силой, на которую способно мое тело.

Он выпускает из себя череду ругательств, падая на землю.

Нет смысла проверять повреждения. Я бегу в сторону главной дороги, не оглядываясь на психопата, который пытался вызвать на меня копов и получил стояк от всей этой ситуации. Я посмотрела приличное количество фильмов ужасов. Девушек, которые оглядываются, всегда убивают первыми.

Я не прекращаю бежать, пока не оказываюсь у входа в отель. Пот прилипает к моей одежде, я вдыхаю воздух большими глотками. Прислонившись к стене, я роюсь в рюкзаке в поисках телефона. Брук, наверное, в бешенстве после всего.

Мои поиски ничего не дали. Как холодный душ, на меня обрушивается осознание.

Дерьмо. Чертово дерьмо. Я потеряла свой телефон у дерева после падения.

Я думала, что мой опыт общения с психопатами закончился, как только я покинула Америку. Новая страна, то же безумие. Только вместо того, чтобы убегать от проблем с законом, я направляюсь прямо к ним.

Но, эй, взлом и проникновение считается преступлением, только если меня поймают.





Глава 5

Сантьяго


Если бы не звонок мобильного телефона на моей тумбочке, я бы счел прошлую ночь самым странным сном за долгое время. Сон с участием темноволосой нарушительницы, которая достаточно сильно ударила меня коленом по яйцам, чтобы оставить о себе неизгладимое впечатление.

С тех пор как я переехал сюда, несколько лет назад, ко мне врывалась куча людей. Репортеры и бессердечные папарацци не могут удержаться, чтобы не пробраться внутрь и взглянуть на мою затворническую жизнь. Они как акулы в кровавой воде, отчаянно желающие полакомиться.

Телефон нарушительницы звонит в третий раз за полчаса. Кто-то, видимо, отчаянно пытается с ней связаться. Сначала я подумал, что это встревоженный бойфренд, но Брук — единственная, кто пишет и звонит загадочной женщине. Когда я ответил на ее звонок, Брук прокричала в трубку о том, что пытки все еще разрешены в 141 стране, и мне лучше молиться, чтобы она не нашла меня в одной из них. По крайней мере, после этого звонка она перестала мне звонить.

Надеюсь, женщина вернется за своим телефоном и раскроет свою личность. Мне нужно, чтобы ее арестовали и позаботились о ней. Привлечение к ответственности таких людей, как она, послужит хорошим сигналом для всех остальных, кто захочет попытаться сделать то же самое.

Телефон затихает и снова начинает звонить. На экране высвечивается случайный итальянский номер, пробуждая мое любопытство.

Я отвечаю.

— Алло.

Хриплый голос издает поток проклятий в стороне от телефона, а затем возвращается обратно.

— Ты.

Ах, мы снова встретились.

— Это я.

— Я вижу, ты украл мой телефон.

— Ты путаешь слово «украсть» с «найти».

Пробормотанное «иди ты» с ее стороны заставляет меня улыбнуться, как идиота.

— На здоровье, — говорю я.

— Раз уж я так нехарактерно благодарна, спасибо, что напугал меня своей эрекцией вчера. Как бы очаровательно она ни ощущалась на моем животе, для меня это, возможно, перебор.

— Вини в возбуждении адреналин от обнаружения преступника на моей территории.

Она насмехается.

— Верно. Давай проясним две вещи. Во-первых, я не преступница. Быть задержанным — это не то же самое, что быть арестованным. И во-вторых, если это то, что ты чувствуешь от адреналина, то я боюсь тебя в спальне. Это было…

Нелепость ее комментария заставляет меня смеяться до того, что у меня горят легкие.

— Ты серьезно делаешь мне комплимент прямо сейчас?

— Это принесет мне баллы, в которых я так нуждаюсь, чтобы вернуть свой телефон? Парням нравится, когда ты превозносишь размер их члена.

Мое хорошее настроение смывается реальностью того, что она подначивает меня, чтобы получить то, что она хочет. Типично.

— Нет. Кто находит, тот и получает.

— Ты, должно быть, шутишь.

— Только не об этом.

— Зачем тебе телефон с блестящим чехлом?

Я включаю громкую связь и смотрю на прозрачный чехол с блестками и пайетками внутри.

— Он подходит к моим глазам.

Ее насмешка больше похожа на смех.

— Ты невозможен.

— Лучше, чем быть кем-то, кого уже однажды арестовали. Готова добавить второй срок к своему послужному списку? — необдуманные слова покидают мой рот в спешке.

— Круто. На самом деле меня задерживали, а не арестовывали. И если честно, я бы предпочла быть кем-то, кого ошибочно обвинили в преступлении, чем засранцем, которому нужно украсть какую-то хрень, чтобы почувствовать себя мужчиной. Надеюсь, тебе понравится мой дерьмовый пятилетний айфон. Пока, — она заканчивает звонок.

Блять. Используя свой телефон, я перезваниваю по номеру. Кто-то берет трубку и спрашивает, что бы я хотел заказать в случайном ресторане в городе.

Черт. Она умница, не оставила мне следов. Я улыбаюсь, очарованный ее изобретательностью. Каким-то образом я столкнулся с человеком, который в последнее время не вписывается в статус-кво моей жизни.

Вместо обычной хандры я хватаю ноутбук и изучаю, как взломать чей-то мобильный телефон. Я надеюсь узнать хоть какую-то информацию о таинственном нарушителе. Используя чьи-то подробные инструкции с форума Reddit, я пытаюсь разблокировать телефон. В итоге мне удается лишь заставить ее телефон заблокироваться после того, как он делает мою фотографию с помощью Face ID.

Мой телефон гудит от входящего звонка, прерывая мой очередной процесс взлома Reddit. Я хватаю его и отвечаю.

— Привет.

— Так… не злись, — ворчит в трубку моя младшая сестра, словно я ребенок.

Я хмыкаю в знак неодобрения.

— Что ты натворила?

— Ну, помнишь, я говорила тебе, что хочу навестить тебя в ближайшее время?

— Нет, ты, должно быть, забыла о столь забавном факте за все три раза, что мы разговаривали за последние две недели.

— Ну, я звонила, но ты не отвечал.

Я вздрогнул от обиды в ее голосе. Не то чтобы я старался игнорировать ее звонки, но иногда я не могу заставить себя двигаться, не говоря уже о том, чтобы говорить. Мои рассуждения не облегчают чувства вины, растущего внутри.

Она нервно смеется.

— Ну, я скучаю по тебе и хочу навестить. Прошел месяц с тех пор, как я видела тебя в последний раз.

— Это потому, что ты путешествуешь с Ноа, пока он участвует в гонках, — постарайся быть милее, ты, раздражительный идиот.

Она вздыхает.

— Ты знаешь, что он планирует уйти на пенсию через сезон или два.

— Отлично. Он заслужил это после всех своих успехов, — я изо всех сил стараюсь, чтобы в моем голосе не было горечи, но слова все равно выходят такими. Ноа не виноват. Он работал на износ, соревнуясь и выигрывая у самых молодых талантов год за годом. В отличие от меня.

— Ты не справедлив к себе.

— Жизнь несправедлива. То, что мы защитили тебя от этого урока, не означает, что остальные выживают без потерь, — черт. Мой рот продолжает доставлять мне неприятности сегодня. Майя не заслуживает моей горечи, как бы больно ни было мне порой от жизни. — Майя, прости меня. Я не хотел этого. Ты знаешь, что я готов на все, лишь бы с тобой все было в порядке.

Она молчит несколько секунд, прежде чем фыркнуть.

Черт. Только не сопение. Моя грудь сжимается от того, что я расстроил человека, который значит для меня больше всего.

— Мне жаль. Ты этого не заслужила.

— Все в порядке. Есть уроки, от которых ты не сможешь меня защитить, как бы тебе этого ни хотелось, — ее голос ломается.

Что-то грохочет на другом конце телефона, и Майя протестует, прежде чем ее голос исчезает.

— Разве это не придурок десятилетия. Как у тебя дела? Не то чтобы меня это волновало после того, как ты расстроил Майю, — огрызается Ноа.

Моя жизнь стала настолько хреновой, что я по достоинству оценил его придурковатость по отношению ко мне. Это напоминает мне о том, что я все еще взрослый мужчина. Все лучше, чем мои родители, которые обращаются со мной так, будто я сделан из фарфора, или Майя, которая скрывает истории о Ноа и Марко, потому что не хочет меня расстраивать.

— Я бы сказал «хорошо», но поскольку я разговариваю с тобой, когда ты злишься, я выберу «с сожалением».

Он хмыкает.

— Хорошая мысль. Если ты собираешься быть сварливым засранцем, оставь это для всех, кроме своей сестры, прямо сейчас. Думаешь, ты справишься с такой маленькой просьбой?

Я скрежещу зубами.

— Определенно.

— Хорошо. Я избавлю тебя от шока от нашего сюрприза, так как знаю, как сильно ты их любишь. Мы будем у тебя дома через час. Не делай из этого проблему. Нам нужна твоя помощь, так что нацепи свою самую фальшивую улыбку и брось рутину сварливого придурка для своей сестры, — Ноа вешает трубку, оставляя меня с разинутым ртом в шоке и недоумении глядя на свой телефон.

Черт.


* * *


Мой племянник Марко визжит, когда я подбрасываю его в воздух. Его темные волосы разлетаются вокруг лица от порыва воздуха.

— Ещё раз! Ещё раз! — его голубые глаза загораются.

Я ношу его, как самолет, с шумом и всем остальным. Проводить время с Марко — все равно, что пить стакан жидкого солнечного света. Четырехлетний малыш забирает темноту, и от этого я люблю его еще больше.

— Посмотрите на это. У зверя все-таки мягкое сердце, — Ноа ухмыляется мне.

Я перебрасываю Марко на одну руку, чтобы показать Ноа средний палец.

Глаз Майи расширяются.

— Нет, Сантьяго! Он все перенимает.

Марко смотрит на меня с широкой улыбкой, показывая свои крошечные зубы. Он пытается помахать мне указательным пальцем.

Я списываю это на совпадение.

— Тогда ты должна защитить его от своего мужа.

— Пришлось потрудиться, но я защитила детей от рта Ноа, — Майя улыбается.

— Это невероятно трудно, но я стараюсь для тебя изо всех сил, — Ноа ухмыляется и нежно целует Майю в макушку.

Я сажусь на диван и кладу Марко на колено. Мои треники скрывают мою ногу, но это не мешает ему поднять подол и рассмотреть матовый металл.

Мое тело напрягается. Я изо всех сил стараюсь прикрывать ногу, когда нахожусь рядом с другими. Визуальное напоминание портит настроение, поэтому, если нет необходимости, я прячу эту мерзость. Потребовались годы, чтобы довести походку до совершенства и скрыть любую хромоту.

Я не стыжусь своей ноги.

Я стыжусь своей жизни.

— Tio — дядя Санти — Железный человек, — он постукивает по ноге и смотрит на меня с самой милой улыбкой на свете.

Чувство сдавливания в моей груди ослабевает от его невинности. Видишь, жидкий солнечный свет.

Марко — единственный, кому я позволяю называть себя Железным человеком. С моим племянником я как будто его герой, а не истрепанный человек, каким меня выставляют СМИ. Приятно быть героем чужой истории, даже если это всего лишь на несколько часов. И благодаря этому маленький ребенок обвел меня вокруг пальца.

Майя убирает руку Марко с моей ноги и опускает ткань моих треников.

— Марко, что я говорила о том, что нельзя трогать других людей без разрешения?

Он упирается подбородком в грудь.

— Не трогать.

Майя бросает мне колеблющуюся улыбку.

— Мне жаль. Я сказала ему больше не называть тебя Железным Человеком, но он, видимо, забыл…

— Пусть делает, что хочет. И перестань относиться ко мне по-детски, Майя. Мне нравится, что ты заботишься обо мне, но, по-моему, тебе достаточно растить одного ребенка, не так ли? Не нужно нянчиться и со мной, — огрызаюсь я.

Майя напряглась.

Ноа поднялся с сиденья, расположенного параллельно моему.

— На улицу. Сейчас же.

От смертоносности его тона мой позвоночник выпрямляется. Он не оглядывается, чтобы проверить, следую ли я за ним.

Раскаяние мгновенно охватывает меня, и я поворачиваюсь лицом к сестре.

— Я сожалею о том, что сказал. Мне нужно лучше контролировать себя, — я снимаю Марко со своих коленей и ставлю его ноги на пол.

Майя кивает, отворачиваясь от меня. Она вытирает лицо рукавом свитера.

— Майя, не плачь. Мне очень жаль, — я притягиваю ее в объятия.

Через несколько секунд она отталкивает меня, все еще не глядя мне в глаза.

— Все в порядке. У меня просто гормоны. Иди, поговори с Ноа.

Я заслуживаю того, чтобы она от меня отмахивалась. Моя сестра — последняя, кого я хочу доводить до слез, но я не могу избежать вспышки гнева, вырывающегося из меня каждый раз, когда я чувствую себя слабым и опекаемым. Нелегко превратиться из кормильца в того, кого все опекают. Это заставляет меня чувствовать себя неполноценным. И самое главное, это напоминает мне обо всем, что я потерял.

Выйдя из дома, я застаю Ноа, стоящего на берегу озера.

— Поторопись, мать твою! Мое терпение на исходе, — кричит Ноа и поворачивается ко мне спиной.

Гнев Ноа заставляет меня мгновенно пожалеть о том, что я потерял спокойствие с Майей. Никто не смеет шутить с его женой. Даже я.

— Я иду, придурок, — я с легкостью иду к нему. После моего мучительного путешествия через физиотерапию я могу ходить как нормальный человек. Настолько нормальный, что, если бы я не носил брюки, люди бы не узнали, что у меня отсутствует ключевой компонент. Это одна из причин, по которой я предпочитаю носить треники в палящую жару. Я предпочитаю притворяться. Это отвлекает от темноты настолько, что я могу функционировать в кругу своей семьи.

Я останавливаюсь рядом с ним, но молчу. Его гнев накатывает на меня как волна, когда он сосредотачивается на озере перед нами.

— Еще раз так себя поведешь рядом с Майей, и я оторву тебе яйца по самую ногу, — он не смотрит в мою сторону.

Я вздрогнул.

— Мне жаль. Я не хотел вот так срываться и заставлять ее плакать.

Его плечи опускаются. Это незаметно, но перемена в его поведении заставляет меня насторожиться. Ноа не из тех, кто выглядит побежденным.

— Что случилось?

Он молчит.

— Почему вы оба решили заглянуть ко мне без предупреждения? Это не похоже на вас двоих, — слова вылетают у меня изо рта.

— У нас трудные времена.

— Неприятности в раю? — я пихаю его локтем под ребра, пытаясь разрядить обстановку. Эти двое без ума друг от друга. Ноа ухаживает за Майей при каждом удобном случае, и она делает его счастливым в ответ. Я не могу представить, чтобы у них были проблемы в браке.

— Нет. Ничего подобного, — Ноа вздыхает. Он смотрит на меня. Его глаза затуманиваются так, как я никогда раньше за ним не замечал.

— Что происходит, старик? Ты меня пугаешь, — я остаюсь прикованным к земле, уставившись широко раскрытыми глазами, пока он прикрывает фырканье ворчанием.

— Майя и я… — он ругается себе под нос. — Нам с Майей нужно, чтобы ты позаботился о Марко на пару недель, пока у меня летние каникулы в Чемпионате.

Кислота перекатывается в моем желудке.

— Почему? Ты всегда проводишь летние каникулы, готовясь к второй половине сезона.

— Появилось кое-что более важное. Так что нам с Майей нужно время, чтобы побыть вдвоем и отдохнуть от всего. Отключиться от всего.

— И ты хочешь, чтобы я позаботился о Марко? Почему не мои родители?

— Они были нашим первым вариантом, но сегодня они уезжают в двухнедельный круиз по Карибам, и Майя не хочет их останавливать.

Ай. Я не знаю, что хуже — не знать, что мои родители уезжают в отпуск, или быть вторым вариантом.

— Хорошо…

— Майя была беременна, — его голос ломается.

Он, должно быть, издевается надо мной. Нет…

Ноа не сводит взгляда с озера.

— Ребенок…

Я кладу руку на плечо Ноа и успокаивающе сжимаю его.

— Тебе не нужно больше ничего говорить.

Он смахивает слезу тыльной стороной ладони.

Черт. Моя бедная сестра. Она не переставала говорить о том, что хочет еще одного ребенка с прошлого года. Знать, что она страдает от потери ребенка… это заставляет меня чувствовать боль так, как я и не подозревал.

В конце концов, она была права. Есть вещи, от которых я не могу ее спасти, и это одна из них. Должно быть, Ноа тоже страдает от беспомощности.

Он откашливается.

— Нам нужно взять небольшой отпуск. Ей это необходимо. Я сомневаюсь, что смогу убедить Майю держаться подальше от Марко целых две недели, но я хочу попробовать. Ей просто нужно время, чтобы…

— Я понял. Не нужно объяснять, — я приподнимаю подбородок.

Ноа смотрит на меня красными глазами.

— В некотором роде да. Если ты и дальше будешь вести себя как придурок, она в конце концов отменит эту идею. Она думает, что ты не сможешь справиться с Марко самостоятельно.

— Я справлюсь, — тот факт, что моя сестра думает, что я не в состоянии позаботиться о своем племяннике в течение двух чертовых недель, скорее печалит меня, чем злит. Я бы никогда не сделал ничего такого, что поставило бы его под угрозу.

Ноа пожимает плечами.

— Я имею в виду, не обижайся, но ты не очень-то кричишь о своих навыках.

Я сужаю глаза, гнев, который был раньше, возвращается с отмщением.

Ноа закатывает глаза.

— Не из-за этого, идиот. А из-за того, что ты не заботишься о себе, — он указывает указательным пальцем на мою щетину и отросшие волосы.

— Ты хочешь сказать, что Майе нужен отпуск, но она поедет в него только в том случае, если я смогу убедить ее, что способен позаботиться о ребенке?

— Да. Так ты можешь на день отказаться от такого отношения? Мы планируем переночевать сегодня, так она сможет проверить тебя и посмотреть, готов ли ты к этому. Это значит, что тебе нужно поднапрячься и показать себя лучшей нянькой. Мне все равно, что тебе придется делать, но твоей сестре нужна эта поездка. Она хочет придумать любую причину, чтобы не ехать, так докажи ей обратное.

— Без проблем. Я буду настолько убедительным, что даже ты не усомнишься в моих способностях, — улыбнулся я.

— Да поможет нам всем Бог.



Глава 6

Хлоя


Я проскальзываю по тому же искривленному деревянному настилу, что и прошлой ночью. Темные облака скрывают луну, что делает мое путешествие по заросшему двору трудным с одним лишь маленьким фонариком. Мое настроение резко падает, когда я спотыкаюсь о группу оголенных корней. Я приземляюсь на колени, оцарапав их при этом. Мокрая грязь прилипает к ногам, когда я встаю, и я уверена, что моя рубашка порвалась сзади, судя по тому, что ветерок щекочет мою кожу.

— Этот человек когда-нибудь слышал о газонокосилке? — бормочу я себе под нос, смахивая комья грязи с голени.

Мне каким-то образом удается пройти через лабиринт деревьев и кустов без новых происшествий. Моя шея напрягается, когда я осматриваю зловещий особняк, который этот человек называет своим домом. Он такой же уютный, как сон в гробу.

— Я официально нажила себе врага в лице графа Дракулы. Приятно знать, — я осматриваю парадный вход, не обнаружив ни одной машины на подъездной дорожке. Как отчаянная дура, я ищу запасной ключ, но ничего не нахожу.

Я прохожу по периметру дома и заглядываю в несколько окон. В комнатах достаточно темно, чтобы я смогла уловить свое отражение в стекле. Моя уверенность растет, когда я воздаю хвалу Богу за то, что Он помог мне вернуться и убедился, что дом пуст.

Я подхожу к заднему крыльцу. Проверяя свою удачу, я пробую ручку, но обнаруживаю, что она заперта. Стандартный засов легко взломать, основываясь на информации, которую я почерпнула на YouTube из курса по взлому замков. Я не очень горжусь тем, сколько раз я его просмотрела, пока не освоила все движения.

Я достаю из рюкзака специальную отвертку, которую купила в местном магазине. Держа мини-фонарик во рту, я повторяю движения, которые практиковала сегодня днем на двери своей ванной. После нескольких неудачных попыток из-за моих нервов, дверь открывается со щелчком.

Темнота окутывает дом тенями и случайными фигурами. Мой крошечный фонарик плохо помогает мне ориентироваться на кухне. На полках ничего не выделяется, поэтому я продолжаю идти вперед.

— Ладно, думай. Если бы я была невменяемым человеком, где бы я спрятала телефон? — спотыкаясь, я выхожу из комнаты.

Я прохожу через широкий коридор, прежде чем попадаю в большую комнату. Все идет хорошо и прекрасно, пока я не спотыкаюсь о что-то, что не увидела с фонариком. Я вскрикиваю и падаю вперед, приземляясь на руки и обшарпанные колени. Мои глаза слезятся, когда оно впивается в мои руки.

Мои пальцы нащупывают множество маленьких прямоугольных форм с гребнями. Я подношу одну из них к глазам и рассматриваю инородный предмет.

— Чертово лего? Это место действительно принадлежит дьяволу, — я проползаю через зону боевых действий лего, отмахиваясь от деталей.

Я добираюсь до большой лестницы, освещенной светом тяжелой железной люстры. Я уже на полпути вверх по лестнице, когда входная дверь со стоном открывается. В холле дома начинается настоящий ад, и мои уши болят от женского крика.

Мое сердце застревает в горле.

— Серьезно. Почему я не могу передохнуть на этой неделе? — шепчу я себе под нос. Все эти усилия напрасны. В спешке я засовываю фонарик в задний карман и поворачиваюсь на каблуке, одаривая гостей своей лучшей улыбкой. С коленями, грозящими подкоситься, я хватаюсь за перила в поисках опоры.

Включается несколько верхних светильников, и появляется брюнетка в пышной юбке и футболке.

— Боже мой! Сантьяго, кто это? — она снова кричит для убедительности.

У меня возникает искушение заткнуть уши, но я останавливаю себя.

— Хм. Я не ожидал, что ты появишься без предупреждения, — тот же грубый голос, что и вчера вызывает дрожь в моем позвоночнике. Как именно он хотел, чтобы я появилась?

— Приветственный комитет и марширующий оркестр были заняты сегодня вечером, поэтому я не смогла объявить о своем прибытии, — я улыбаюсь ему, надеясь, что мои глаза кричат «пошел ты».

Я пользуюсь моментом, чтобы хорошенько рассмотреть самого сварливого человека, которого я когда-либо встречала. Конечно, у Сантьяго должно быть сексуальное имя, чтобы соответствовать его внешности. Свет от люстры освещает его теплую золотистую кожу, заставляя блестеть его карие глаза. Этот придурок оказывается самым привлекательным мужчиной, которого мне довелось видеть за всю мою короткую жизнь.

Я чувствую себя обманутой лунным светом прошлой ночью, потому что при свете ламп Сантьяго выглядит сексуальнее. Густая короткая борода и длинные волосы, падающие на плечи в волнистом беспорядке, делают его грубым и привлекательным в лучшем смысле этого слова. Его темная рубашка подчеркивает выпуклые мышцы, а серые треники демонстрируют сильные мышцы бедер.

Проклятье. Серьезно, этот человек не должен разгуливать на публике. Он опасен для общества и женщин по многим причинам. Первая — мгновенное влечение, которое я испытываю в его присутствии.

Женщина вцепилась в руку Сантьяго.

— Это твоя девушка? Ты от нас скрывал! Неудивительно, что ты не отвечал на мои звонки, — она говорит с таким восторгом от этой идеи.

О Боже. Нет. Мое лицо должно сказать все, что не могут сказать слова. Сантьяго ухмыляется, как будто он участвует в шутке, которую я еще не поняла.

Я говорю одновременно с ним.

— Это не то, на что похоже…

— Моя девушка не должна была быть здесь.

Девушка? Простите?

У этого засранца хватает наглости улыбаться мне. По крайней мере, у него пухлые губы, чтобы отвлечь меня от коварной лжи, которую он изрыгает.

Майя хмурится на меня.

— Ты в порядке? Твои колени покрыты грязью.

Мои щеки вспыхивают, когда я смахиваю с себя случайные комки грязи.

— О, да. Я занималась садоводством.

Она поднимает бровь. — Ночью?

— Моя светлая кожа легко обгорает, поэтому я люблю работать ночью, — ну, это не полная ложь.

Появляется еще один парень, прижимающий к груди маленького ребенка. Ладно, серьезно, что в итальянской воде и где я могу достать немного? Его темные волосы и пронизывающий голубой взгляд заставляют меня ущипнуть себя за руку, чтобы убедиться, что я не сплю.

Глаза Сантьяго сузились.

— Она должна была прийти завтра, чтобы помочь мне посидеть с ребенком. Это, конечно, если ты согласишься, чтобы Марко остался, — он смотрит на женщину, прежде чем его глаза встречаются с моими. — Наверное, она перепутала дни.

Ну, я не могу позволить ему выиграть этот раунд. Я лучше переиграю его в его же игру, чем позволю ему взять верх.

Я спускаюсь по лестнице с такой энергией Джули Эндрюс из «Дневников принцессы», какую только могу собрать в напряженных обстоятельствах.

— Я так много слышала о Марко. Не могу дождаться, когда смогу помочь няне. До приезда в Италию я много лет работала в детском саду.

— О, это здорово! Я Майя, сестра Сантьяго, — взволнованная Майя протягивает руку. Ее оценивающий взгляд карих глаз заставляет меня нервничать.

— Хлоя, — я пожимаю ее с фальшивой улыбкой.

— Хлоя… — от того, как Сантьяго произносит мое имя, у меня подгибаются пальцы ног в кроссовках. К черту эту миссию в ад и обратно. Не сочтет ли он меня странной, если я попрошу его записать, как он произносит мое имя пару раз? Для медитации на осознанность, разумеется.

Сантьяго наклоняет голову в сторону другого мужчины.

— Это Ноа, муж моей сестры, — он говорит это таким тоном, что мне кажется, будто я должна узнать его шурина.

Я моргаю, пытаясь узнать Ноа. Неа. Ничего.

— Сантьяго постоянно говорит о тебе, — что ж, это прозвучало как то, что нужно было сказать.

Ноа широко улыбается, выглядя слишком красивым для комфорта.

— О, правда? Я польщен.

— Да. Я не виноват, что твое уродливое лицо постоянно показывают по телевизору, — предлагает Сантьяго, спасая меня.

Я понятия не имею, почему лицо Ноа показывают по телевизору, но, судя по тому, как он выглядит, Голливуд ему бы очень подошел.

— Я много о вас слышала, — я двигаюсь к входной двери. — Ну, уже довольно поздно, а у меня на носу ранний подъем. Былоприятно познакомиться с вами обоими.

— О нет, — нижняя губа Майи подрагивает.

— Не уходи пока — Сантьяго, в своей типичной манере «не обращай на меня внимания, я втайне психопат», хватает меня и притягивает к себе. Его сильные руки обхватывают мое тело, окутывая меня его манящим ароматом и теплом. У меня возникает искушение уткнуться лицом в его рубашку. Я дура.

Плохая Хлоя. Этот мужчина не отличается стабильностью. Не говоря уже о том, что он украл твой телефон.

— Да, пожалуйста, останься еще на несколько минут, — Майя сцепила руки вместе. — Итак… Сантьяго не упоминал о тебе сегодня.

— Ты его знаешь. Он предпочитает жизнь, полную тайн, в своем большом замке.

Все смеются. Интересно. Сюжет сгущается.

— Теперь понятно, почему он скрывал тебя от нас, — голубые глаза Ноа светлеют.

Рука Сантьяго скользит по моему боку, обжигая кожу.

— Хлоя раскусила меня с первого дня знакомства.

— Да, кажется, что это было только вчера.

То, как Сантьяго смеется, свободно и грубо, заставляет Майю и Ноа смотреть на нас широко раскрытыми глазами. Что-то в их реакции подсказывает мне, что Сантьяго не часто смеется таким образом.

Могу ли я заставить его сделать это снова? Я всегда мечтала иметь суперсилу.

Марко шевелится в объятиях Ноа.

Майя гладит его по голове с нежностью, которую я не привыкла видеть.

— Мы бы с удовольствием позавтракали с тобой перед завтрашним отъездом. Я не могу поверить, что Сантьяго так долго держал тебя в секрете. Мне нужно знать о тебе все. У него не было девушки с тех пор, как он был подростком.

Я пожираю все эти подсказки о Сантьяго, как уцененные конфеты после Хэллоуина.

— О. Хлоя не сможет позавтракать с нами, так как ей нужно навестить своего друга, — Сантьяго говорит за меня.

Точно. Мой друг. Он же отец, ради которого я проехала тысячи миль, но так и не набралась смелости встретиться с ним.

Улыбка Майи гаснет.

Глаза Ноа переходят с лица его жены на мое.

— Я настаиваю, чтобы ты присоединилась к нам. Я уверен, что твой друг не откажется перенести встречу.

— Ну… — я прикусила нижнюю губу.

— Мы не часто бываем в гостях, — говорит Ноа.

— Скорее, никогда, — пробормотала Майя под нос.

Пристрелите меня.

— Эмм…

Сантьяго обнимает меня так, что это говорит: не признавайся в нашей лжи, иначе я тебя убью. По крайней мере, я так думаю, судя по тому, как напрягается его тело позади меня. Я соглашаюсь с этим, потому что, честно говоря, не думаю, что он захочет устроить кладбище где-нибудь на этом участке.

— Конечно. Я могу просто встретиться со своим другом позже, — предлагаю я.

Лицо Майи снова светлеет. Она заставляет Сантьяго отпустить меня и крепко обнимает.

— Я очень рада провести с тобой время! Я и не знала, что Сантьяго строит свою жизнь здесь.

Я замерла, не привыкшая к такой привязанности со стороны едва знакомого человека. На самом деле, я не привыкла к ласке от людей, которых я знаю. Она отпускает меня после последнего сжатия.

Они с Ноа желают мне спокойной ночи и удаляются наверх вместе с Марко.

Я жду, пока они исчезнут, прежде чем повернуться и посмотреть Сантьяго в глаза.

— Девушка?! — шепотом кричу я.

Он пожимает плечами.

— Это было лучшее, что я смог придумать под давлением. Это звучало лучше, чем называть тебя маленькой преступницей, или я ошибся?

Я хочу проигнорировать его прозвище в отношении меня. Оно не должно вызывать у меня трепет в груди, но это так. Сейчас не время осознавать, что я неравнодушна к убийцам и гадам. Я хочу обвинить в этом слишком большое количество серий сериала «Декстер» в юном впечатлительном возрасте, но бесполезно отрицать, что меня тянет к Сантьяго.

Я прочищаю горло, приходя в себя.

— Конечно, так лучше. Но теперь мне нужно позавтракать с твоей семьей и притвориться, что я знаю, кто ты, черт возьми, такой.

Он закатывает глаза.

— Ты можешь перестать притворяться. Невинное притворство было милым перед ними, но теперь ты можешь от него отказаться.

— Прости, что? Невинный акт? Это ты притворяешься, заставляя меня делать вид, что я узнаю какого-то голливудского актера и его жену. Я же не из тех, кто листает журнал «People», поскольку мне постоянно приходится работать.

Сантьяго свел брови.

— Голливудский актер?

— Да. Ноа. Парень, которого мы смотрим по телевизору вместе, — я показываю воздушные кавычки. — Я никогда раньше не видела этого человека ни в одном шоу. Так он актер из списка Д3 или что-то в этом роде?

Сантьяго резко хмурится, а затем самодовольно улыбается.

— Или что-то в этом роде.

То, как его глаза светятся чем-то неизвестным, заставляет меня вздрогнуть.

— Ты что-то задумал.

— Забавно слышать это от женщины, которая вломилась в мой дом.

Я не могу остановить смех, который вырывается из меня. Трудно оставаться серьезной из-за нелепости нашей ситуации. Серьезно. Во что, черт возьми, превратилась моя жизнь? Вот я спорю с человеком, с которым познакомилась меньше дня назад, о фиктивных отношениях.

Сантьяго смотрит на меня с такой силой, что у меня сжимаются мышцы живота.

— Ну, тебе лучше отдохнуть перед завтраком, — он открывает передо мной входную дверь.

У меня отпадает челюсть.

— Подожди. А как же мой телефон?

— Ты получишь его завтра после завтрака. Считай, что это залог.

— Ты действительно психопат, — я хриплю под нос.

— Забавно, я бы сказал то же самое о ком-то, кто вторгся не один, а два раза на территорию одного и того же человека. Кстати говоря, какое окно ты разбила, чтобы попасть внутрь? Я предполагаю, что ты не оплатишь счет, судя по состоянию твоей одежды, — он проводит пальцем по разорванной задней части моей рубашки. Его прикосновение вызывает телесную реакцию, которую я не успеваю осмыслить. Я могу описать это только как фейерверк, выстреливающий из моей кожи, заставляя каждую клетку внутри меня работать на пределе возможностей.

Я втягиваю воздух и поворачиваюсь на пятках, чтобы предстать перед ним во всей красе.

— Я более талантлива, чем ты думаешь.

— Я прошу прощения за то, что недооценил твои способности после вчерашней дерьмовой попытки слежки.

Я потираю свое сердце, как будто его слова причинили мне боль.

— Первое: я не следила. И второе: ты мне не нравишься.

— Ладно. Конечно, — он насмехается. — Мне не нужно, чтобы я тебе нравился. Мне просто нужно, чтобы ты пришла и попритворялась еще немного. Увидимся утром, — он одаривает меня натянутой улыбкой, прежде чем захлопнуть дверь перед моим лицом с тихим стуком.

Какой дерзкий этот человек. Я хочу его ненавидеть, но в итоге я уважаю его за то, что он ведет себя так беззастенчиво.

Сантьяго, неважно какая у него фамилия, похоже, из тех людей, которые могут заманить людей в ловушку и дать им то, чего он хочет. И я, как дурочка, с готовностью лечу прямо в его паутину лжи.





Глава 7

Сантьяго


За последние двадцать четыре часа я принял несколько глупых решений. После несчастного случая я уничтожал импульсивность как чуму. Безрассудные решения разрушили все, что я создал для своей жизни, и я отказался снова попасть в ту же ловушку. И вот я здесь, принимаю глупое решение за глупым решением с тех пор, как Хлоя вошла в мою жизнь сорок восемь часов назад.

Я не ожидал, что Хлоя ворвется в мой дом, пока мы гуляли с Марко у озера. Она оказалась довольно неожиданным вихрем в моей до боли обыденной жизни. Мне это ни капельки не нравится. Простота повторения означает, что я больше не смогу испортить свою жизнь. Мой день обычно состоит из пробуждения, физических упражнений, приготовления пищи и работы над автомобилем, который я решил восстановить. До тех пор, пока я не погружаюсь в темноту своего разума, я заставляю себя быть занятым.

Хлоя разрушила все к черту, как только моя сестра положила на нее глаз. Ее взлом и проникновение заставили меня придумать ложь, от которой у Майи практически пошла пена изо рта от возбуждения. Настолько, что Майя проснулась в то же время, что и я, чтобы расспросить меня о Хлое. Я удовлетворил ее любопытство, потому что за последнее время с ней произошло достаточно дерьма. Если этот разговор сделает ее счастливой, я дам ей это.

— Хлоя кажется милой, — она хлопает ресницами.

Хлоя выглядит как преступница, которую нужно посадить за решетку, но я воздерживаюсь от перечисления фактов.

— Так и есть.

— Какая она?

— Коварная и хитрая.

Майя смеется.

— Напоминает тебя, раз уж ты держал ее в секрете сколько времени?

— Год? — это кажется солидным сроком.

— Год?! — кричит Майя в потолок.

— Как ты мог скрывать это от нас так долго?

Я поднимаю бровь и размахиваю руками в ответ на ее реакцию.

Она смеется.

— Ладно, правда. Но все равно. Хранить секреты от меня — это не круто.

Я пережил еще десять минут расспросов Майи. Пока что я выдумал увлечение Хлои по восстановлению автомобилей, нашу связь из-за фильмов ужасов и ее предпочтение шоколада в конфетах. По сути, я создал женскую версию себя, от которой моя сестра просто в восторге. Она так увлечена, что не понимает, насколько маловероятно сходство.

— Почему ты никогда не упоминал о ней раньше?

— Из-за того, как ты себя сейчас ведешь, — хорошее спасение, Санти.

— Mami — Мама с ума сойдет, когда узнает об этом.

— Не говори ей пока, — я не хочу, чтобы мама привязалась к моей фальшивой подружке. Той самой девушке, которая понятия не имеет, кто я такой, не говоря уже о моей семье и Формуле-1. Эта информация сама по себе повышает мой интерес к ней. А интерес — это плохо. Интерес ведет к увлечению, а я не могу увлекаться ни тем, ни другим.

— Я даю тебе две недели, чтобы ты сам ей все рассказал. Она в любом случае в круизе, так что не сможет броситься к тебе и бомбардировать Хлою, как бы мне этого ни хотелось. Но если ты не скажешь ей, это сделаю я, потому что я не дам тебе ни единого шанса избежать их встречи.

Я сглатываю комок в горле.

— Договорились. Значит ли это, что ты все-таки оставляешь Марко со мной?

— Да. Я думаю, он будет в хороших руках с тобой и Хлоей, — предлагает она певучим голосом.

Я подавляю желание застонать.

— Ты сделала такой вывод о Хлое из одного разговора с ней?

— Она работала в детском саду. Это лучшее рекомендательное письмо, которое я когда-либо слышала.

— Ты слишком доверчива. Слава Богу, что Ноа присматривает за тобой и Марко.

Майя открыла рот, чтобы заговорить, но звонок в дверь выдернул нас из кухни. Моя сестра открывает дверь, как будто она здесь хозяйка. Она притягивает Хлою в сокрушительные объятия и приветствует ее в доме.

Теперь я понимаю, почему Ноа пригласил Хлою на завтрак. Счастье Майи делает этот безумный план стоящим. Я готов на все, чтобы избавиться от грустного взгляда в ее глазах, когда я застаю ее в раздумьях.

Хлоя смотрит на нас двоих голубыми глазами оттенка деним. Я улучаю момент, чтобы оценить, как она выглядит при дневном свете в первый раз. Белое платье делает ее довольно невинной, но потрепанные кроссовки говорят о другом. Это говорит о том, что она, вероятно, ежедневно бегает и попадает в неприятности.

Она высокая, и мне нравится, что она достает мне до подбородка. Ее распущенные, черные локоны колышутся при движении, напоминая ночное небо с оттенками темно-синего, когда они переливаются на свету.

Боже. Она великолепна. Возможно, ей сходит с рук тонна незаконного дерьма, потому что ее красота способна отвлечь мужчину.

Я беру назад свои слова о том, что этот безумный план того стоит. У меня мгновенно возникает искушение вышвырнуть ее за дверь, судя по тому, как мое тело реагирует на ее близость. Кровь приливает к моему члену, когда она облизывает свои губки в форме бантика.

Не слишком ли поздно сказать, что мы расстались?

Она подходит ко мне и протягивает букет цветов, перевязанный оборванной лентой. Цветочный ряд варьируется от оранжевого до фиолетового, вперемешку со случайными лоскутками белого и зеленого. Ее улыбка привлекает мое внимание к маленькому белому шраму, пересекающему по диагонали изгиб ее верхней губы.

— Я собрала их в лесу, который ты называешь своим двором.

Какого черта она собирает цветы в моем дворе? Она что, какая-то бредовая принцесса, которая ходит с командой поющих животных?

Серьезно, откуда эта девушка и, какова политика возврата?

— Интересный выбор. Спасибо, — я подвигаюсь, чтобы взять их из ее рук. Наши пальцы касаются друг друга, нагревая мою кожу, как пламя.

Она покачивается на своих потрепанных кроссовках.

— Я подумала, что это может оживить место.

Ноа смеется, спускаясь по лестнице с Марко на руках.

— Для этого тебе понадобится больше дюжины цветов. Этот парень такой мрачный и угрюмый, ему нужна инъекция серотонина, чтобы пережить эту неделю.

— Я думаю, они прекрасны, — Майя глазеет на Хлою.

Я смотрю вниз на букет. Полевые цветы напоминают мне о ней, прекрасные в своей яркости и сдержанности. Я крепче сжимаю их, заставляя некоторые стебли случайно сломаться. Несколько лепестков падают на пол, и Хлоя в ужасе смотрит на них. Моя сестра вырывает букет из моих рук и хмуро смотрит на меня.

Черт.

— Мы будем продолжать болтать или кто-то хочет съесть блинчики, которые я испекла?

— Блинчики! — Марко извивается в объятиях Ноа.

— С шоколадными чипсами, — я выхватываю Марко из рук Ноа.

— Что скажешь, малыш?

Он кричит «да», когда я подбрасываю его в воздухе.

Я украдкой поглядываю на Хлою и вижу, что у нее открыт рот.

— Надеюсь, ты любишь блинчики.

— Ты не знаешь, любит ли твоя девушка блинчики? — Майя смотрит на меня суженными глазами.

Черт. Мне нужно больше стараться, чтобы всех обмануть.

— Мы обычно пропускаем завтрак, потому что у нас есть другие приоритеты, — пробурчал я.

Хлоя стонет, прикрывая глаза руками.

— Боже мой. Ты ведь не просто намекнул на то, что я думаю, ты только что сделал.

Пристальный взгляд Ноа тревожит меня.

— Раньше он любил ставить других в неловкое положение. Рад видеть, что эта очаровательная черта вернулась.

— Раньше? — Хлоя приподняла бровь. — Я бы тебе поверила, но за все время, что я его знаю, я не нахожу его смущающим.

Она не понимает, что за те сорок восемь часов, что я ее знаю, я вел себя как прежде чаще, чем за последние три года. Меня просто поражает, как мне нравится шутить с ней. Я даже не знаю, кто она на самом деле, но мне нравится, как краснеют ее щеки от смущения.

— Я рада знать, что рядом с тобой он ведет себя как обычно — Майя улыбается Хлое так, что у меня сводит живот.

Я ненавижу лгать своей сестре, но что такое белая ложь в великой схеме вещей? Ладно, скорее, несколько видов лжи. Начиная с того, что я скрываю, насколько Ноа знаменит, и мою связь с ним.

Хлоя проходит через мой дом, с трудом пытаясь скрыть удивление при виде окружающей обстановки. Майя отвлекает Ноа, давая Хлое возможность взглянуть на него.

Я понимаю, что это не то, чего ожидают люди. Хотя снаружи замок выглядит готично, для своей тюрьмы я выбрал удобную мебель. Плюшевые диваны и пушистые ковры задают гостеприимный тон несмотря на то, что здесь живет засранец.

— Не то, чего ты ожидала? — я иду рядом с ней, держа на руках извивающегося Марко.

Она проводит пальцем по спинке бархатного серого дивана.

— При дневном свете он выглядит по-другому.

Я хихикаю.

— Думаю, с твоей профессией у тебя не было возможности оценить все это.

Ее глаза сужаются на меня.

— Я хочу ударить тебя прямо сейчас.

Я поставил Марко между нами, притворяясь, что трушу.

— Никакого насилия в присутствии ребенка.

Ее хмурый взгляд превращается в небольшую улыбку, когда она щекочет Марко, и мне становится трудно удержать его, пока он извивается.

— Умно.

Хлоя становится в один ряд со всеми остальными, берет тарелку и накрывает себе, прежде чем сесть рядом со мной, как будто мы делаем это постоянно. Ноа нарезает еду Марко, пока моя сестра пьет кофе.

— Хлоя, я слышала, ты любишь восстанавливать машины, — Ноа поднимает глаза от тарелки Марко.

Это Майя должна была рассказать Ноа все о Хлое. Где она нашла время? Глаза моей сестры метались по комнате, но ни на чем не останавливались.

— О, да. Это мое самое любимое хобби, — Хлоя смотрит на меня с прищуренными глазами.

Я не стараюсь сдерживать свое удовольствие. Из меня вырывается громкий смех, в результате чего Ноа несколько секунд смотрит на меня.

— Какая машина твоей мечты? — Майя опирается локтями на стол.

— Шевроле Импала 1967 года. Если ты добавишь сюда Дина Винчестера, я не буду против, — Хлоя даже не спотыкается, когда приходит к такому ответу.

— Я тоже люблю «Сверхъестественное»! — Майя взвизгивает.

— Ты любишь парней из «Сверхъестественного». Есть разница, — Ноа ухмыляется.

Хлоя слушает, как Майя и Ноа перебрасываются парой фраз, прикусывая зубами нижнюю губу так, что это не должно быть сексуально. Это движение заставляет мое тело болеть так, как я не чувствовал уже давно. Так чертовски сильно, что вместо того, чтобы наслаждаться этим, я опасаюсь влечения, которое чувствую к ней.

Ты ничего о ней не знаешь, и все, что ты знаешь — ложь. И ослабление бдительности — это не то, что мне хотелось бы сделать в ближайшее время.

— И ты рассказывала, что до приезда в Италию работала в детском саду? — спрашивает Ноа.

— Да. Около четырех лет.

— Какое у тебя второе имя и фамилия? — Ноа пристально посмотрел на нее.

— Это что, интервью? Тебе нужен ее номер социального страхования, пока ты здесь? — я вмешиваюсь, пока Ноа не вышел из-под контроля.

— Это бы облегчило процесс, — Ноа пожимает плечами.

Хлоя закатывает глаза, игнорируя меня.

— Мое полное имя — Хлоя Арабелла Картер. Родилась и выросла в Нью-Йорке.

Ноа достает свой телефон и начинает заниматься своими делами.

Моя сестра болтает с Хлоей, задавая ей вопрос за вопросом. Хлоя играет свою роль и отвечает на все вопросы с изяществом. По ее словам, она никогда не была на бродвейском шоу, а до восьми лет у нее был воображаемый друг. Ее любимое хобби — дремать, потому что, очевидно, она не высыпается.

— Почему ты подала запретительный судебный приказ против Ральфа Уильямса? — Ноа поднимает глаза от своего телефона.

Я сжимаю кулаки.

— Какого черта, Ноа!

— Сантьяго! Никаких плохих слов! — предупреждает меня Майя.

— Черт! — возбужденно восклицает Марко. — Чеееерт!

Майя качает головой на моего племянника.

— Нет! Это плохое слово.

— Прости, мамочка, — Марко запихивает в рот кусочки блинчика.

Ноа хмурится.

— Я не собираюсь оставлять своего ребенка с кем попало, особенно если Хлоя сама в опасности. Если она не может сказать мне, кто такой Ральф, тогда мы возьмем Марко с собой.

Моя кожа нагревается, так как мое раздражение растет из-за пренебрежения Ноа.

— Значит, ты копаешься в чьей-то жизни без какого-либо подобия приватности? Есть ли какие-то границы, которые ты не переступишь?

— Ты бы поступил так же, если бы был на моем месте, — возражает он.

— Все в порядке, — Хлоя сжимает мою руку под столом. От этого прикосновения моя кожа начинает трепетать по-новому, на что я боюсь обращать внимание. — Ральф — парень моей матери… Он больше не представляет для меня опасности, тем более что я нахожусь далеко от дома. Когда я была подростком, мой социальный работник настоял на том, чтобы оформить ордер после того, как его поймали за тем, чего он не должен был делать. Но после этого он больше никогда меня не беспокоил. Судя по тому, какой он ленивый, я думаю, что он скорее опасен для самого себя, — ее смех не делает ситуацию легче.

Что это вообще значит? Какие жалкие ублюдки ошивались вокруг нее из-за ее матери? Я застыл, уставившись на нее, как удивленный идиот. Именно таким идиотом я и не должен был быть, если она является моей настоящей девушкой. Я выравниваю черты лица, игнорируя настоятельную потребность выпытывать у Хлои ответы.

Она и Ноа встречаются взглядами. Ни один из них не отступает, поскольку он читает ее лицо, как безэмоциональный робот, которым он, как правило, является рядом с кем-либо, кто не является членом семьи.

Хлоя поднимает подбородок и откидывает плечи назад.

— Если ты и беспокоишься о том, с кем Марко будет общаться, то это должен быть Сантьяго. Он может научить его каждому плохому слову, пока тебя нет. А еще у него ужасные навыки общения с людьми, так что мне будет жаль Марко.

— Эй, это не мило, — щипаю ее за бок, улыбаясь, когда она смеется и отталкивает меня.

У меня возникает искушение прикоснуться к ней снова. Мне нравится, как загораются ее глаза, а кожа краснеет из-за меня.

Все присоединяются к смеху, и напряжение рассеивается.

— Пожалуйста, расскажите нам, как вы познакомились. Сантьяго не потрудился поделиться этим утром — Майя хлопает в ладоши.

Иисус.

Хлоя постукивает указательным пальцем по губам.

— Однажды я была в…

— В парке, — закончил я за нее.

— Точно. В парке. И я лезла на дерево, — она замирает.

— Чтобы помочь той бездомной кошке, — предлагаю я.

— Да. Этой бедной кошке. У нее не было клока шерсти и отсутствовал один глаз, — Хлоя впечатляюще поджимает губы.

Я совершенно очарован ее выступлением. Черт.

Майя наклоняется к нам, ухмыляясь как сумасшедшая.

— Продолжайте!

— Ну, я упала с дерева, потому что твой брат напугал меня.

Я сдерживаю смех только силой воли. По крайней мере, эта часть ее истории — правда.

— Нет! — Майя отшатнулась назад.

— И что потом? — Ноа улыбается Хлое, явно довольный результатами своего маленького теста. Придурок.

— Мы спасли кошку и вместе отвезли ее к ветеринару. Сантьяго прижимал ее к себе, как маленького ребенка, что было очень мило. После этого он определенно привлек мое внимание, — Хлоя демонстрирует движение, заставляя свои идеальные сиськи приподняться на дюйм.

Чтоб. Меня. И после этого она определенно завладела моим вниманием. Это официально. Хлоя должна убраться отсюда. Она представляет опасность для моего самообладания, что говорит о многом, потому что у меня его бесконечное количество, когда дело касается женщин.

— Я удивлен, что Санти вообще покинул свой маленький замок, чтобы пойти в парк. Ноа вытирает сироп с пальцев Марко.

— Теперь, когда я его знаю, я тоже удивлена, что он это сделал, — Хлоя кивает. Все, что она говорит — абсолютная чушь, но, как ни странно, точная. — Думаю, он не смог удержаться, чтобы не прийти мне на помощь.

Я не должен наслаждаться этим фарсом так сильно, как наслаждаюсь.

— Шорты, которые она надела, сделали спасательную операцию стоящей.

Хлоя шлепает меня по руке. Я громко смеюсь, наслаждаясь тем, как розовеют ее щеки.

Майя и Ноа смотрят на нас двоих. Ноа скрещивает руки и ухмыляется, а моя сестра открыто смотрит на меня.

Я отворачиваюсь, мне не нравится их пристальный взгляд.

Остальная часть завтрака проходит без проблем. Мы с Хлоей демонстрируем домашнее блаженство, она вытирает посуду, которую я мою.

Я подпрыгиваю на месте, когда Марко украдкой поднимает штанину моих треников, пока я убираю посуду. Мой первый грязный секрет, который я хранил от Хлои, выплывает наружу, когда Марко умоляет Железного человека помочь ему полетать.

Хлоя смотрит на мою ногу. От того, как она несколько раз моргает, у меня сводит живот. Этот взгляд я сразу же интерпретирую как отвращение. Я ненавижу это. Но больше всего я презираю себя за то, что чувствую себя ничтожеством. Именно этого я пытаюсь избежать, не впуская в свою жизнь новых людей.

Майя входит в комнату и хватает Марко.

— Что я тебе вчера говорила о ноге Тіо — дяди Санти?

Мой висок пульсирует от давления. Я хватаюсь за столешницу, пытаясь успокоить нарастающее внутри меня разочарование. Не то чтобы я мог обделаться перед сестрой, ведь моя девушка должна знать этот базовый факт.

Хлоя переводит взгляд с моей ноги на мое лицо. Она улыбается мне так, что у меня что-то щемит в груди. Я не знаю, что делать с выражением ее лица. Это выражение я хотел бы назвать благодарностью, но это бессмысленно. Но разве это удивительно, когда ничто в ней не имеет смысла?

Крошечная часть меня — настолько маленькая, что я забыл о ее существовании — задается вопросом, может ли она испытывать ко мне физическое влечение, как я к ней. Мерцание надежды наполняет меня. Оно микроскопическое, но достаточно сильное, чтобы переполнить меня.

На лице Хлои-преступницы написано опустошение, и мне нужно, чтобы она бежала в противоположном направлении. Потому что теперь, когда я рядом с ней, я не знаю, кто опаснее — она или я.

Глава 8


Хлоя


Второй раз за два дня я оказываюсь в ловушке. Марко держит меня в заложниках под крепостью из подушек, которую он построил, используя одеяло в качестве крыши. Я попыталась сбежать, когда Майя и Ноа объявили, что уходят, но Марко заставил меня остаться, пообещав печенье. Хотя я могла бы отказаться от сладостей, его кривая улыбка убедила меня остаться на целый час после того, как его родители уехали в путешествие.

— Марко. Пришло время отпустить Хлою домой, — Сантьяго говорит откуда-то из-за пределов нашего воображаемого замка. То, как сильно звучит его акцент, когда он называет имя Марко, заставляет меня улыбаться. Кто бы мог подумать, что испанский акцент может звучать так сексуально?

Марко закрывает мне рот пальцами и смотрит на меня голубыми глазами, похожими на глаза его отца.

— Шшш. Щекочущий дракон услышит нас. Я тебя спасу.

Я подавляю смех. Щекочущий дракон — это что-то новенькое, даже для меня.

Марко размахивает ложкой в воздухе, чуть не задев мое лицо.

— Ты не украдешь красивую принцессу. Ты не сможешь ее съесть!

Я всегда хотела, чтобы мужчина защищал мою честь. Но я не ожидала, что это будет Марко, четырехлетний ребенок с деревянной ложкой вместо меча. Эта мысль заставляет меня хихикать.

Рука Марко закрывает мне рот.

— Тише!

Сантьяго рычит. Лицо Марко загорается от возбуждения, когда одеяло срывается с наших голов.

— Беги, Хлоя! Щекочущий дракон!

Марко бросает меня, убегая из форта. Вот тебе и мой спаситель. Сантьяго бросается за ним, пытаясь поймать его. Я нахожусь в восторге от его легкомысленного отношения к племяннику. Смех отражается от стен дома, когда он гоняется за Марко по коридорам, как будто его металлическая нога — не проблема.

Сантьяго не оглядывается, чтобы проверить, следую ли я за ними. Этого следовало ожидать, ведь он избегал меня после того, как его племянник раскрыл его «суперсилу».

Сначала я была шокирована ногой Сантьяго. Но после того, как первоначальное удивление исчезло, я взглянула на него в новом свете. Идеальное представление о нем было разрушено самым лучшим образом. Это сделало его более приземленным. Потому что, хотя он и выглядит красивым, он все еще человек с недостатками. Мне стало интересно узнать больше о его истории, даже если он стыдится своей ноги.

Последнее очень тяжело для меня. Его стыд очевиден в том, как он держит себя после разоблачения: он стоит прямее и делает вид, будто я никогда не видела его ногу.

Я следую за ними к парадному входу, где все началось прошлой ночью. Сантьяго стоит над Марко, который лежит на полу и хихикает от щекотки. Это самое милое зрелище. Мое сердце еще больше тает от сочувствия этому взъерошенному мужчине.

Вот так мы и попадаем в неприятности, Хлоя. Сопротивляйся человеку с испорченным прошлым и таким же сердцем.

Сантьяго ловит мой взгляд. Его улыбка становится какой-то плоской и пустой. Чувство потери овладевает мной, мне хочется, чтобы он улыбнулся мне, как раньше.

Он поднимает Марко с пола и ведет его к входной двери.

— Марко, пришло время попрощаться с Хлоей, — он достает мой телефон из кармана своего свитера и сует его мне в руку. — Держи.

Моя кожа теплеет от прикосновения. У меня возникает искушение перетянуть его руку обратно к своей и проверить связь, но он снова стал неприступным. Тот, кто готовил завтрак и шутил со всеми о том, что мы встречаемся, давно ушел. Не нужно быть гением, чтобы понять, что проблема во мне и в причине его перемены. Теперь, когда его семья уехала, фасад больше не нужен.

Чувство отверженности вырастает в моей груди в нечто большое и уродливое, питаясь моей уверенностью в том, что я нежеланна. Безжалостный демон, выскакивающий в самый неподходящий момент.

Он открывает дверь.

— Спасибо, что помогла мне.

— Так это все? Больше нет необходимости в фальшивой подружке? — я сморщилась от нотки грусти в моем голосе.

— Ну, пока моя сестра не вернется за…

— Хлоя. Пожалуйста, останься! — Марко цепляется за мои ноги обеими руками и ногами.

— Мне пора домой, малыш, — я глажу его по голове.

— Ты вернешься завтра? — его губы подрагивают, когда он смотрит на меня. — Tio — дядя Санти возьмет меня на свою лодку.

У этого человека еще и лодка есть? Ближе всего к лодке я была только на пароме, на котором ездила к статуе Свободы. Если честно, я бы с удовольствием прокатилась на лодке и посмотрела на озеро Комо с другой стороны.

Я запрокидываю шею назад, ища одобрения. Из-за роста Сантьяго все, что находится на уровне глаз, становится сложным. Моя улыбка спадает, когда он качает головой, отвечая на мой вопрос.

Не знаю, почему я ожидала от него согласия, но разочарование тяжело оседает в моей груди.

— Прости, дружок. У меня завтра много дел.

Марко отстраняется от меня и выдыхает воздух.

— Квакни меня.

Мои глаза выпучиваются.

— Прости?

— Квакни меня. Папа говорит так, когда проигрывает гонки.

О. Детский лепет для «трахни меня». Понятно. Ноа, должно быть, серьезно относится к играм в слова со своим сыном.

Сантьяго разражается смехом. Он смеется безудержно, и от этого его лицо светлеет. Мне хочется, чтобы он делал это чаще, и я не забываю сохранить эту мысль для своего дневника. Посмотрите, как я загадываю желания для других людей. Я бы посчитала это своим бескорыстным поступком дня.

— Ты вернешься? — Марко снова улыбается.

— Не волнуйся. Я верю, что мы скоро увидимся, — я подмигиваю.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что я загадываю желания, и в последнее время они сбываются.

— И ты желаешь увидеть меня снова? — глаза Марко становятся большими, как два четвертака.

— Конечно. Кто еще может защитить меня от щекочущего дракона?

Марко крепко обнимает меня, а потом убегает, заявив, что ему нужно охранять замок.

Сантьяго потирает затылок.

— Итак…

— Это были самые странные сорок восемь часов в моей жизни, — я выхожу на крыльцо.

— Я хочу согласиться, но со мной и раньше случалось странное дерьмо, — он прислоняется к дверному косяку.

Мой взгляд перебегает на его прикрытую ногу, прежде чем я осознаю свою ошибку.

Поведение Сантьяго меняется на что-то неузнаваемое и граничащее с ужасом. Его глаза темнеют, а челюсть сжимается, отбрасывая тень на скулы.

— Я не имел в виду это, но спасибо за напоминание.

— Прости. Я не имела в виду…

— Все в порядке. У всех одинаковая реакция. Жалость, отвращение и все, что между ними. Ты не какой-то единорог, у которого иммунитет к моей инвалидности, — он выплевывает последнее слово с таким отвращением, что оно сгущает воздух вокруг нас.

Я не пытаюсь позволить ему оставить за собой последнее слово. Вместо этого я делаю шаг к нему, сокращая расстояние и поднимаясь на носочки. Я обхватываю рукой его шею и притягиваю его лицо к своему.

Наши губы сливаются. Его тело напрягается от поцелуя, а руки остаются прижатыми к бокам. Такая реакция невозможна. Я провожу языком по изгибу его губ, чтобы соблазнить его. Мягкость его губ заставляет мой позвоночник покалывать. Он расслабляется и позволяет инстинкту взять верх, притягивая меня к себе. Его рот открывается, и язык встречается с моим.

Это беспорядочно и хаотично. Незапланированно и безумно. Это не похоже на то, что я испытывала раньше, мои пальцы ног подгибаются в кроссовках, а голова начинает кружиться. Одна его мозолистая рука удерживает мою голову на месте, а другая блуждает по моему телу. Это все, чего мне не хватало, когда я целовалась с мальчиками в прошлом.

Мое тело дрожит от его прикосновений, и я стону, когда его большая ладонь обхватывает одну из моих ягодиц. Непреодолимое чувство притяжения проникает в мою голову, химия между нами искрит как электричество.

Поцелуй с ним — это совсем другой опыт. Сантьяго целует меня, как человек, нашедший оазис посреди пустыни. Этого я не ожидала, но мне хочется большего. И эта мысль приводит меня в ужас, особенно в нашей ситуации.

Я поспешно отстраняюсь несмотря на то, что все внутри меня хочет продолжения. Его руки опускаются по бокам, освобождая меня.

Я провожу языком по припухшей нижней губе.

Он выглядит так, будто хочет продолжить, но сдерживается. Хорошо. Не думаю, что мое тело выдержит продолжение.

Я пользуюсь его молчанием.

— В следующий раз, когда тебе покажется, что я смотрю на тебя с отвращением, вспомни этот поцелуй. Я не единорог, потому что в этой истории мне больше нравится быть драконом. Они в любом случае более крутые.

У него отпадает челюсть. Я не даю ему возможности ответить. Отступая назад, я улыбаюсь ему, пытаясь выразить, что это был лучший поцелуй в моей жизни. Даже если я никогда больше не увижу Сантьяго, он сможет запомнить мой прощальный подарок.

— Наслаждайся временем с племянником, Сантьяго, — я скольжу в сторону участка в заборе, через который я пробралась раньше.

— Ты можешь пройти через главные ворота, как нормальный человек!

— Я не нормальная, так зачем притворяться? — кричу я, не обращая внимания на царапающие меня кусты.

От его смеха, когда я исчезаю за деревьями, у меня по позвоночнику пробегает дрожь.

Я улыбаюсь на протяжении всего пути обратно в отель, и его смех вновь и вновь звучит в моей голове.


* * *


— Где, черт возьми, ты была? Прошла целая вечность с тех пор, как ты звонила мне из того отвратительного итальянского ресторана! — повышенный голос Брук заставляет трещать динамик моего телефона.

— Мне жаль! Я делала все, что могла, учитывая обстоятельства, — я бросаюсь на свою кровать, пружины скрипят от внезапного падения.

— Что случилось? Ты остановилась на той части, где парень украл твой телефон, и ты планировала вломиться к нему домой, чтобы украсть его обратно. Но я подумала, что тебя поймали, раз ты не позвонила мне прошлой ночью.

Я фыркнула.

— Ты не поверишь, что произошло.

— О, это должно быть интересно. Не упускай ни одной детали.

Я погружаюсь в одну из самых диких историй в моей жизни. Брук слушает, не утруждая себя расспросами, пока я объясняю серию событий, которые привели к этому моменту.

— Святое дерьмо, — шепчет она.

— Я знаю! Это было безумие.

— И ты поцеловала этого случайного мужчину, зная его всего один уик-энд? Это так…

— Не похоже на меня. Я знаю! Но он снова начал замыкаться в себе, думая, что я нахожу его уродливым из-за его ноги. Это было написано на его лице.

— Подожди! Ты ничего не говорила об отсутствующей ноге. Расскажи мне больше.

— Ну, я думаю, что у него отсутствует все ниже правого колена. Больше я ничего не смогла разглядеть, потому что его племянник стоял на пути.

— Он звучит сексуально в каком-то извращенном смысле. Я бы сделала это с ним.

Я застонала.

— Брук!

— Что? Ты думаешь, что он сексуальный, и ты поцеловала его. Ты же не собираешься выходить за него замуж. Никакого вреда, никаких ошибок.

— Да, это ошибка! Большая квакательная ошибка.

— Квакательная?

Черт.

— Я не могла ругаться при Марко.

— Смотри ка, ты ругаешься на меня в стиле канала Дисней. Мило.

— В любом случае, твой план отстой, потому что даже если бы я хотела поцеловать его снова, у меня нет его номера или полного имени.

— Я собираюсь поставить за тебя свечку.

— Это работает только в церквях.

Она насмехается.

— Ерунда. Сила в желании. Это и самая качественная свеча, которую можно купить за доллар.

Я закатываю глаза.

— Ты сумасшедшая.

— Вот и я о том же. Значит, во всей этой истории ты упустила важную часть.

Я поджала губы, обдумывая, что я могла упустить.

Брук заполняет тишину.

— Ты уже представилась своему отцу?

— О, — да, Хлоя, именно поэтому ты приехала сюда в первую очередь! — Я была немного увлечена.

— Точно, слишком занята, играя дома с Сантьяго, чье имя несправедливо сексуально, — ее смех доносится через крошечный динамик.

— Завтра я планирую зайти к Маттео, так как знаю, что Сантьяго там не будет.

— Молодец! Ты снова планируешь залезть на дерево?

— Нет, — фыркнула я. — Но, если серьезно, я не уверена, что буду делать. Идея поговорить с ним лицом к лицу приводит меня в ужас.

— Понятно. Но я верю в тебя и твои желания. Это должно произойти.

Чем чаще я слышу это, тем больше в это верю. Но не зря говорят: «Будь осторожен в своих желаниях». Я просто еще не поняла, почему


* * *


Я смотрю на те же ворота, к которым подходила три дня назад. На этот раз я не вижу машин на подъездной дорожке и не слышу музыки, доносящейся с заднего двора.

Я смотрю на магнитофон рядом со входом. Неважно, сколько я кричу своим конечностям двигаться к нему, я остаюсь на месте. Вопросы наводняют мою голову каждый раз, когда я думаю о том, как заговорить с Маттео. Как я должна представиться? Что, если он скажет, что знал обо мне все это время и не хотел со мной знакомиться? Что если он спросит, как складывалась моя жизнь до этого момента, и моя откровенность отпугнет его?

Моя уверенность тает с каждым новым вопросом, всплывающим в голове. Я набираю номер Брук, отчаянно нуждаясь в поддержке.

Она берет трубку на втором звонке.

— Как дела, сучка? Мне интересно, где ты была все утро.

— У вас там сейчас еще ночь. Что ты вообще сейчас делаешь?

— Дорабатываю последние детали для своего проекта. Чем ты сейчас не занимаешься, раз уж позвонила мне, чтобы отвлечься?

— Я не могу этого сделать.

— Ты не можешь заняться сексом с горячим парнем, который живет в жутком замке?

— Нет. Я не могу найти в себе мужество поговорить с Маттео. Мое тело напрягается всякий раз, когда я набираюсь смелости, чтобы посетить его дом.

— Может быть, ты боишься, что это не будет естественным знакомством?

— Я не уверена, что слова «Привет, я дочь, о существовании которой ты не знал» могут звучать естественно.

— О чем ты думаешь?

— Что ты имеешь в виду?

— Да ладно. Я знаю, какая ты. Ты склонна к импульсивности, и я хочу посмотреть, смогу ли я отговорить тебя от нового плана.

— А что, если я устроюсь на работу в кофейню, которой он владеет?

— Откуда ты знаешь, что он владеет кофейней?

— Ммм… Я следила за ним вчера после нашего телефонного разговора.

Брук присвистнула.

— Черт, девочка. Теперь ты нарушаешь все возможные законы. Сначала ты подглядывала, потом тебя обвинили в старом добром взломе и проникновении, а теперь ты кого-то преследуешь? Где была эта бунтарская жилка, когда нам было по шестнадцать и я умоляла тебя тайком пойти со мной на вечеринку Джека Гибсона?

— Я не хотела, чтобы меня выгнали из очередного дома.

— Но теперь ты на пути к более постоянному дому. Большой дом, если ты меня понимаешь.

Я смеюсь.

— Ну, дело сделано. Я оставляю свое незаконное прошлое позади. Я больше не та девушка.

— Вау, ты быстро преображаешься.

— Брук…

— Хорошо! Боже, ты действительно стала серьезной в последнее время. Итак, вернемся к твоей работе в кофейне.

Я постукиваю ногой о землю.

— Как тебе такой план?

— Ужасный. Ты не любишь кофе.

— Ну, работа в кофейне не требует обязательного условия «любить кофе». Все, что мне нужно делать, это продавать его.

— И варить его.

— Нет ничего, что YouTube не сможет исправить.

Брук хихикнула.

— Итак, я поняла, что ты планируешь остаться там намного дольше, чем те две недели, которые мы планировали.

Я прикусила губу.

— Да. Я могу дать объявление о сдаче моей комнаты в субаренду, и тогда мы не будем мучиться с оплатой аренды, пока меня не будет.

Брук прищелкнула языком.

— Не волнуйся об этом. Я уверена, что смогу найти кого-нибудь из школы, кому нужно место для ночлега.

— Спасибо.

— Ты можешь поблагодарить меня, поделившись всеми грязными подробностями этого приключения. Я серьезно не могу дождаться будущего развития событий о том, как ты пытаешься скрыть свою настоящую личность, работая на своего отца.

Я вздыхаю, прижимаясь головой к прохладному металлу ворот. Не помню, когда в последний раз я так сомневалась в себе. И я не уверена, что способна добиться того, о чем всегда мечтала.

Семья, которую я могу назвать своей.






Глава 9

Сантьяго


Есть вещи, которые я хочу навсегда забыть о своей жизни. Первое, — каково это, ходить с двумя нормальными ногами. Второе, — ощущение адреналина, текущего по моим венам, когда я участвовал в гонках Prix. И третье, — это то, как Хлоя целовала меня, словно ей нужно было реанимировать поврежденную часть моего сердца, которую я считал давно исчезнувшей.

Третье воспоминание продолжает беспокоить меня, как бы я ни был занят заботой о Марко. Оно нападает на меня в самые неудобные моменты. И племянник не помогает мне забыть о поцелуе. Он не перестает говорить о Хлое, пока защищает свой замок, утверждая, что ему нужно дождаться свою принцессу.

Похоже, она очаровала не только моего племянника, но и меня. Эта женщина — загадка. Все, начиная с того, как ложь льется с ее губ о наших «отношениях», и, заканчивая тем, как она разрушает мое предвзятое мнение о том, что она считает меня отталкивающим.

И дело даже не в том, как она меня поцеловала, от чего мой мозги превратились в кашу. Скорее, это значение поцелуя для нее и то, что она хотела доказать. Хлоя бросила вызов мне и моему представлению о том, что я и мои недостатки вызывают у нее отвращение. Она рискнула, и это сработало. На самом деле, я хотел бы спросить, не хочет ли она повторить поцелуй при других обстоятельствах, без моего племянника рядом. Но как идиот, каким я был рядом с Хлоей, я понял, что так и не взял ее номера.

Вместо того чтобы позволить разочарованию поселиться в моем нутре, я принимаю этот вопрос таким, какой он есть. Это знак, что не стоит ее преследовать. Судьба имеет свойство вмешиваться в мою жизнь без моего согласия, и мне чертовски пора прислушаться.


* * *


— Где моя обезьянка? — Майя звонит по FaceTime.

Марко хихикает за диваном.

Ноа улыбается в камеру.

— Я не знаю. Я слышу что-то похожее на Марко, но, возможно, это кто-то другой. Сантьяго, ты потерял Марко?

Я пожимаю плечами.

— Я не знаю. Щекочущий дракон мог его съесть.

Хихиканье Марко прекращается. Он вскакивает из-за дивана.

— Бу!

Майя задыхается, а Ноа улюлюкает в честь Марко, как будто он получил самую большую награду.

— Что ты сегодня делал, обезьянка? — спрашивает Майя.

Марко рассказывает, как мы вместе работали над машиной.

— А ты проводил время с Хлоей? — взволнованно спрашивает Майя.

— Нет, — Марко нахмурился.

Маленький засранец. Я думал, мы с ним заодно.

Ноа смотрит на меня.

— Я думал, она планировала помочь тебе? Неприятности в раю? — насмешливый голос Ноа соответствует его ухмылке.

Я принимаю его самодовольство без жалоб, потому что он больше не нуждается в моем дерьме.

— У нее были кое-какие личные дела.

— Марко, сходи за своей гоночной машиной. Я не могу вспомнить, красная она или синяя, и я хочу посмотреть, какую из них мне нужно купить тебе следующей, — приказывает Ноа.

— Дурашка, папа. Красная, как твоя!

— Но я тоже хочу посмотреть! — Майя отлично справляется с возбуждением Марко.

Он бежит к своей комнате.

— С ней все в порядке? Это ведь не тот парень Ральф? — глаза Ноа потемнели.

Я качаю головой.

— Нет. Просто у нее возникло что-то неожиданное на работе, — ложь выходит все легче, чем чаще я притворяюсь, что Хлоя на самом деле моя девушка. — Знаешь… не у всех есть работа, связанная с путешествиями по всему миру.

Ноа пользуется моей промашкой.

— У тебя тоже может быть такая работа, если ты просмотришь письма, которые я тебе отправил. Ты бы смог участвовать в гонках…

Мой ответ всегда будет одним и тем же.

— Нет.

— Но Корпорация Формулы согласится рассмотреть твое дело, если ты попробуешь. Тебя уже ничто не останавливает, — брови Ноа сошлись.

Я жестом показываю на самое большое препятствие между мной и гонками.

— Правда? Пожалуйста, объясни, как это возможно, потому что, насколько я знаю, у меня не выросла еще одна нога.

У Ноа отвисла челюсть.

— В новом предложении это рассматривается. Ты бы понял это, если бы прочитал его.

Никто еще не пытался вернуться в Формулу-1 с инвалидностью. Ожог или перелом кости может остановить гонщика на несколько гонок или на целый сезон. Но никто не стремится вернуться после того, что случилось со мной. Слишком много препятствий. Слишком много корректировок. Слишком много людей сомневающихся в моей способности достичь чего-то близкого к тому, чего я добился в прошлом. Отсюда и моя позиция по этому вопросу.

— Ты обещал, что перестанешь пытаться, — я смотрю в сторону.

— И ты обещал вернуться, как только разберешься со своей ситуацией.

Мне не следовало этого делать. Ноа воспринял мой оптимизм в первые несколько месяцев моего выздоровления как все, что угодно, только не то, чем это было на самом деле: Отрицание.

— Да, но я солгал.

— Тогда и я тоже. Я не собираюсь прекращать попытки, — Ноа скрещивает руки.

Взгляд Майи мечется между мужем и камерой.

— Ноа… просто дай ему время подумать. Предложение никуда не денется, как и Санти.

— Да, но если он продолжит ждать, его лучшие годы улетучатся, прежде чем он даст себе реальный шанс. А это не только глупо, но и эгоистично.

— Эгоистично? Пожалуйста, просвети меня, каким образом я веду себя эгоистично, — огрызаюсь я.

— Потому что вместо того, чтобы стать примером для подражания для других людей, оказавшихся в такой же ситуации, как и ты, ты стал публичным примером того, что происходит, когда ты позволяешь жизни сломать тебя. И как твой шурин и лучший друг, я просто не могу этого принять. Если бы наши роли поменялись местами, ты бы не позволил мне сделать и половины того дерьма, которое сходит тебе с рук, так что я не понимаю, чего ты от меня ждешь. Я могу смириться с тем, что ты избегаешь СМИ и хочешь начать все с чистого листа в новом месте, где тебя никто не побеспокоит. Но я не могу понять, как один из самых крутых людей, которых я встречал — тот самый парень, который угрожал мне, как никому другому — позволил обстоятельствам уничтожить его сущность. Так что да, я буду продолжать посылать тебе предложения и новости о машине, за руль которой, как я надеюсь, ты однажды сядешь, потому что мне чертовски не все равно. Ноа поднимается с дивана и целует голову Майи. Он выходит из поля зрения камеры, после чего где-то со стороны Майи захлопывается дверь.

В ее глазах отражается правда, которую Ноа изложил передо мной. Вот только она ничего не говорит. Она никогда ничего не говорит, и это сводит меня с ума.

— Послушай, Ноа в последнее время стал более раздражительным и опекающим…

Последнее, чего я хочу, это чтобы Майя беспокоилась о моих отношениях с Ноа. Очевидно, что он все делает из чувства любви. Именно поэтому мне труднее всего раз за разом отвергать его надежду.

Я поднимаю ладонь.

— Все в порядке. Я понимаю, что ему не все равно, но я не могу снова участвовать в гонках. Это просто невозможно.

Она качает головой.

— Я не думаю, что ты понимаешь, как сильно он старался. Ноа сам разрабатывал ручное управление вместе с Бандини. Он стремится сделать твое возвращение как можно более легким, вплоть до того, что тратит часы в своем плотном графике, чтобы убедиться, что дроссельная заслонка и рулевое колесо идеальны.

— Ты серьезно? — слова покидают мой рот полушепотом.

— Последние два межсезонья он провел на складе, работая с инженерами и Джеймсом над машиной, сконфигурированной специально для тебя. Ты — та недостающая деталь, которая ему нужна, Сантьяго. Он может проверить все сам, но он не может в одиночку противостоять Корпорации Формулы, и ты это знаешь. Они никогда не примут предложение без доказательств твоего восстановления.

Вот дерьмо. Я и не подозревал, что Ноа так сильно хочет, чтобы я вернулся. Я ненавижу то, что своим решением не участвовать в гонках я только разочаровываю его. Что бы он ни сделал, я не смогу снова вести такой образ жизни. Мысль о том, что мне придется жить в тени гонщика, которым я был, заставляет меня укрепиться в своем решении.

Я открываю рот, но она останавливает меня.

— Надеюсь, ты знаешь, что мы верим в тебя. Ты вернешься туда. Я уверена в этом. И однажды ты покажешь миру тот же пример для подражания, который был у меня в детстве. И я не могу дождаться, чтобы быть там и поддержать тебя.

От одной этой мысли мне хочется завершить видеозвонок и спрятаться от эмоций, которые они оба всколыхнули во мне. Вместо того чтобы выразить свои чувства, я запираю их в коробку и закапываю глубоко внутри себя.

Я не буду участвовать в гонках. Не сейчас. Не в следующем сезоне. Никогда.



Глава 10

Хлоя


Я прислонилась к стене за углом кофейни.

— Ты можешь это сделать, Хлоя. Это тот момент, которого ты ждала все двадцать четыре года. После глубокого вдоха, наполнившего мои легкие до отказа, я немного успокаиваюсь.

Когда я вхожу в кофейню Маттео, надо мной раздается звон колокольчика. Аромат кофейных зерен ударяет мне в нос, а вдалеке жужжит кофемашина.

Я замираю, когда мой взгляд впервые останавливается на отце. Он сосредоточенно наполняет чем-то чашку, что дает мне время собраться с мыслями и хорошенько рассмотреть его. Его темные волосы кажутся такими же черными, как мои, с легкой сединой на висках.

Его карие глаза ловят мой взгляд. Две темные брови сходятся вместе, когда его глаза изучают мое лицо. Что-то промелькнуло в его глазах, но он покачал головой.

Узнал ли он меня? Похожа ли я на свою маму? Может быть, я ожидала слишком многого, когда создавала в своей голове сценарий о том, что он сразу же узнает меня как своего давно потерянного ребенка.

— Ciao. Che cosa vuio bere? — Привет, что будете пить?

Да, я определенно ожидала слишком многого. Мой рот приоткрывается, а затем снова закрывается. Неожиданные слезы наворачиваются на глаза, но я делаю глубокий вдох и напеваю про себя, что все хорошо. Я сейчас здесь, и это лучше, чем когда-либо.

Его губы опускаются вниз, демонстрируя несколько глубоких морщин возле глаз и рта.

— Я не очень хорошо говорю по-итальянски, — пролепетала я.

Он кивает головой.

— Я могу говорить и по-английски. Моя мама родилась в Нью-Йорке, — он улыбается так, что у меня слабеют колени. Встреча с ним — это что-то неописуемое, в моей груди все сжимается, а в голове просыпаются надежды, от которых я давно отказалась.

Я провожу влажными ладонями по своему хлопковому платью.

— О. Мило. Нью-Йорк, — Ты можешь заболтать любого человека до смерти, но, когда это действительно важно, ты теряешь способность говорить.

Он усмехается.

— Да. Вы пришли сюда выпить кофе?

— Ну, вообще-то, я хотела узнать, не нанимаете ли вы бариста, — хорошо, мой подход был гладким, как наждачная бумага.

Он оглядел почти пустую кофейню, его глаза перебегали с единственного клиента в углу на меня.

— Поскольку у нас здесь не так много клиентов, я сам выполняю все заказы.

Меня отчитывает мой собственный отец. Я мысленно упираюсь ногами и поднимаю подбородок. Я не для того прошла через весь ад, чтобы оказаться здесь, а затем сдаться при первых признаках проблем. — Я могу помочь со всем, что вам нужно. Бухгалтерия, заказ товаров, проверка запасов, — я перечислила все, в чем у меня нет опыта. Если я научилась взламывать замок на YouTube, то мир — весь мир в моих руках.

Он поднимает брови.

— Ну, мне бы не помешала помощь в одном деле, но зарплата не очень большая.

Я пытаюсь удержать свой кивок на адекватном уровне энтузиазма. На данный момент я согласна работать бесплатно, потому что готова на все, лишь бы проводить больше времени рядом с ним.

— Конечно. Что это?

Он объясняет, сколько будет платить и, как ему нужна ежедневная помощь по уборке магазина, потому что он повредил спину несколько лет назад. Мое волнение не ослабевает, когда он передает мне тряпку и средство для мытья окон. Провести время с Маттео — это то, ради чего я проделала весь этот путь. Какая разница, подметаю ли я полы или готовлю ужасный кофе для неудачливых посетителей? Пока я могу быть с ним, меня не волнует моя работа. Я планирую воспользоваться каждой секундой, даже если это означает жить в фантазиях Золушки. Кому нужна крестная фея, когда у меня есть я сама?


* * *


Прошло два дня протирания окон, уборки грязной ванной и мытья липкой плитки в тишине, прежде чем Маттео нарушил неловкость.

— Из какой ты части Америки? — он задает самый простой вопрос, но, тем не менее, он заставляет мое сердце бешено колотиться в груди.

— Я родилась в Нью-Йорке, — может быть, если я буду сыпать фактами тут и там, он поймет намек.

— Ах, как и моя мама. Я ездил туда каждое лето с братом, чтобы навещать ее, — он прочищает горло, снова сосредоточившись на чистке кофеварки.

Я едва слышу свой собственный голос из-за стука крови в ушах.

— Итак, чем вы занимались в Нью-Йорке? — я поморщилась от отчаяния в своем голосе. Гладко, Хлоя, гладко.

Маттео смеется.

— Да практически всем. Моя мама переехала обратно в Штаты после развода с отцом, поэтому, когда мы с братом приезжали, мы старались использовать это время с максимальной пользой.

Помнит ли он, как спал с моей мамой? Будет ли он шокирован, узнав, что у него есть ребенок? Я заставляю свои мысли замедлиться.

Маттео продолжает заниматься своими делами, не обращая внимания на то, что я застыла на месте, уставившись на него. Мой мозг кричит, чтобы я набросилась на него с новыми вопросами. Но что-то подсказывает мне, что нужно воздержаться, потому что я не хочу, чтобы он заподозрил меня.

— А здесь вы жили в другие времена года?

— Да. Мой отец родился и вырос здесь. Он сам основал эту лавку, — Маттео оглядывает магазин, улыбаясь.

— Вау. Это невероятно, — я оцениваю магазин в новом свете, зная, что он передавался из поколения в поколение.

— Ну, я знаю, что этот город меньше, чем один квартал Нью-Йорка, но мне нравятся люди и тишина.

— Вы совершенно правы. Я все еще привыкаю к тому, что каждое утро прохожу мимо одних и тех же людей, а они мне улыбаются. В Нью-Йорке, если бы я улыбнулась незнакомцу, они могли бы вызвать полицию за подозрительное поведение.

Маттео смеется. Это чистый и искренний звук, его глаза прищуриваются.

У меня отпадает челюсть, и меня охватывает внезапное желание признаться, кто я. Я могла бы сбросить эту маскировку и узнать его по-настоящему, как дочь и отец. Но я рассуждаю так: наши отношения должны развиваться медленно, я не должна с головой окунаться в них. Я оправляюсь от своего временного помутнения в рассуждениях и укрепляю потребность сдерживаться.

Он берет себя в руки.

— Тебе здесь нравится?

Я думаю о том, что прошедшая неделя была самой дикой из всего, что я себе представляла. В моей жизни не было ничего типичного, начиная с вторжения в чужую жизнь и заканчивая работой на моего отца без его ведома. Даже комплект родословной, полученный самим собой, заставил меня задуматься о том, откуда взялась вся эта удача на протяжении всей моей жизни. Как будто празднование двадцати четырех лет означает, что все сферы моей жизни выровняются после многих лет одиночества и разочарований.

Я останавливаюсь на чем-то более сдержанном.

— Возможно, я покажусь сумасшедшей, но этот город словно обладает какой-то магией, — он. Люди. Сантьяго.

Маттео кивает головой.

— Магия есть везде и во всем. Людям нужно только верить в нее, чтобы она работала. Если ты замечаешь, то прими ее, потому что это то, что делает нас мечтателями.

Когда отец говорит о нас как о дуэте, мои легкие начинают гореть от резкого вдоха. Я так чертовски сильно хочу, чтобы были мы, что готова собрать в бутылку все волшебство в этом чертовом городе и сохранить его. Но не все должно быть осязаемым, и магия — не исключение из правил.





Глава 11

Сантьяго


Целую неделю мне приходится развлекать Марко в стенах своего дома. Честно говоря, моя сестра не предупредила меня о том, что этот ребенок хоть и милый, но настоящий человек-разрушитель. Я никогда не проводил так много времени, нянчась с ним, и я начинаю понимать, почему. К восьмому дню своего пребывания он уже разрисовал мои стены всеми имеющимися в его арсенале мелками и помочился вне туалета больше раз, чем внутри. Я круглосуточно стираю белье, чтобы успеть за всей едой, которая попадает на его одежду и тело, а мой диван стал ярким примером того, что происходит, когда детям дают взрослые стаканы вместо питьевых чашек-непроливаек.

Отчаянно желая помочь Марко выплеснуть энергию после ужина, я беру его с собой в столь необходимый визит в парк на берегу озера. Мне бы тоже не помешало успокоиться, потому что в последнее время я постоянно на нервах. Если я не думаю о проверке электронной почты с предложением Ноа, то вспоминаю о Хлое и гадаю, чем она занимается во время нашей разлуки. Как будто они вдвоем работали вместе, чтобы посеять хаос в моей голове в последние несколько дней.

Марко развлекает меня, когда я думаю о том, что сказал Ноа, не позволяя моим мыслям забраться в глубокие, темные ямы ненависти к себе. Мой племянник показывает мне, что в мире все еще есть что-то хорошее, к чему я могу стремиться, даже если я не так часто чувствую себя достойным.

— Смотри, кто это! Принцесса Хлоя! — рука Марко выскальзывает из моей, когда он бежит вниз по траве.

Я останавливаюсь и смотрю на нее через лужайку. Она сидит на траве, скрестив ноги, и держится за какой-то круглый предмет. По старой дурной привычке, я натягиваю кепку пониже на лицо, чтобы спрятаться от всех, кто проходит мимо нас. Я не слишком беспокоюсь о том, что меня найдут фанаты, судя по тому, как пуст парк в это время дня.

— Эй, ты! — Хлоя смеется, бросая все, что она делала, на траву. Она раскидывает руки, и Марко бросается к ней. Он обхватывает ее руками и ногами, доказывая, почему его с самого начала прозвали Обезьянкой.

Я с любопытством смотрю на предмет, над которым она работала. Это полузаконченный круг для вышивания. Дизайн впечатляющий и чрезвычайно детализирован, яркая смесь случайных цветов выделяется на фоне белого льняного материала.

Я указываю на ее работу.

— Я вижу здесь тенденцию. Тебе нравятся полевые цветы?

— Есть что-то прекрасное в хаосе.

— Они напоминают мне о тебе, — слова вылетают у меня изо рта прежде, чем я успеваю их остановить.

Откуда, черт возьми, это взялось?

Ее щеки раскраснелись.

— Некоторые люди обиделись бы, если бы их сравнили с кучей сорняков.

— У меня такое чувство, что ты не относишься к этой категории людей.

— Почему? — намек на улыбку мелькнул на ее губах.

— Потому что те, кто видит красоту в хаосе, также видят цветы вместо сорняков, а это дар в таком мире, как наш.

— Это довольно поэтично с твоей стороны, — розовый цвет ее щек усиливается.

Я улыбаюсь ее реакции. Она делает это слишком легким, и я не стану отрицать, что мне не терпится заставить ее покраснеть. Флирт с Хлоей бодрит меня так, как я не чувствовал уже давно.

Марко небрежно целует Хлою в щеку, возвращая ее внимание себе.

— Я скучал по тебе, — он сползает с ее коленей и садится рядом. Его маленькая рука поглаживает траву, пока он смотрит на меня.

Ну же, Марко. Ты должен быть моим напарником. Я смотрю на траву с такой ненавистью, что удивляюсь, как она не загорелась. Подниматься и вставать с пола всегда было одним из моих самых нелюбимых занятий на физиотерапии. Не потому, что это было трудно, а потому, что это делало чертовски очевидным, что у меня есть нарушения.

Хлоя смеется, мягко и беззаботно, смахивая прядь волос с глаз Марко.

— О, я тоже по тебе скучала.

— Правда? — он улыбается в своей заразительной манере. Его глаза сузились, когда взгляд остановился на мне. — Siéntate, Tio — Садись, дядя.

Я избегаю взгляда Хлои, делая глубокий вдох. Я сотни раз отрабатывал этот прием в реабилитационном центре, но, когда я выполняю его рядом с ней, меня снова охватывает чувство страха. То, что она поцеловала меня, не означает, что ее интересует что-то большее. И поцелуй был способом доказать свою точку зрения, а не сделать мне приятно. Судя по тому, что она не смотрит в мою сторону, я единственный идиот, который не может выбросить это из головы.

Не обращая внимания на кислоту, бурлящую в моем желудке из-за того, что я выгляжу перед Хлоей не совсем мужественно, я выставляю левую ногу вперед для равновесия, а затем сгибаю правую. Мой протез ударяется о траву одновременно с ладонями моих рук. Перенеся вес тела на руки, я вытягиваю ноги вперед перед собой. Это неловко, каждая секунда идет медленно как улитка.

Хлоя сосредоточилась на щекотании живота Марко. Ее безразличие наполняет меня новой волной благодарности. Как будто она знает, что делать, без моей просьбы, и это то, что я еще не испытывал ни с кем. Даже моя семья не знает, как вести себя, когда мне требуется больше времени, чтобы сделать то, что раньше было в порядке вещей.

От ее щекоток у Марко перехватывает дыхание, а лицо краснеет.

— Он только что поел, так что, если ты не хочешь, чтобы он стал спусковым механизмом для рвоты, я бы остановился, — я опускаю руки за спину, любуясь закатом, отражающимся от озера.

Марко издает блеющий звук.

— Мерзость. Мы не хотим этого, — она морщит нос самым милым образом.

Марко встает и бегает кругами, издавая рвотные звуки между хихиканьем.

— Мне любопытно. Почему ты решил прогуляться по парку? Я думала, ты не часто покидаешь свой замок, — она проводит пальцем под козырьком моей кепки, приподнимая его.

Ее голубые глаза темнеют, когда она фокусируются на том, что я облизываю губы. Хм. Может быть, она тоже думает о нашем поцелуе.

— Я хотел убедиться, что здесь нет кошек, которых нужно спасать.

Она откидывает голову назад и смеется.

— Я не слышала никакого плача среди деревьев, так что, думаю, все в порядке.

— Это замечательно. Мы не можем допустить, чтобы ты проверяла их и снова упала.

— Я бы не упала, если бы не большая, страшная тень мужчины, которая напугала меня посреди ночи.

— Не каждый день я нахожу нарушителя, который хочет залезть на дерево, растущее на моей территории.

Она насмехается.

— Тот факт, что тебе приходится уточнять, что у тебя за нарушитель, говорит о многом.

Я пожимаю плечами.

— Люди странные и назойливые.

— Может быть, они хотят проверить, нет ли в твоем доме привидений.

Теперь моя очередь смеяться.

— Что?

Серьезно, как эта девушка может не знать, что я знаменит? Я не могу вспомнить, когда в последний раз я был полностью анонимным. К восемнадцати годам у меня уже было более ста тысяч подписчиков на моих аккаунтах в социальных сетях.

— Твой дом. Ты видел его? Это как Luigi's Mansion4, но менее весело.

— Ты фанатка Nintendo?

— А ты нет? Будь осторожен в своих ответах. Возможно, мне придется положить конец этой дружбе, прежде чем у нее появится реальный шанс.

Дружба? Она должно быть шутит. Я не собираюсь дружить с женщиной, которая целует меня как в последний раз. Ни за что. К черту это.

— Конечно, мне нравится Nintendo. Я вырос, используя Mario Kart в качестве тренировки.

— Тренировки для чего? — ее брови сошлись.

Черт. Я игнорирую желание рассказать о своем гоночном прошлом.

— Для реального вождения. А для чего еще?

— Я не знаю. Я никогда не умела водить.

— Что? Ты не знаешь, как водить? — я пытаюсь обдумать этот факт. Я вожу картинг с четырех лет.

— Нет! Я выросла в Нью-Йорке. Там никто не знает, как водить машину.

— Ого. Это нужно исправить.

Она смеется.

— И ты собираешься пожертвовать собой ради этого дела?

— Это не жертва, если я буду согласен, — я ухмыляюсь.

Марко, экстраординарный кокблокер5, прерывает нас, сжимая мою шею своими потными руками.

— Время для джелато?

— Хм, не знаю. Ты уже вчера ел джелато.

— Пожалуйста! — он сжимает мою шею еще крепче. — Ты самый лучший дядя на свете.

— Спасибо. Это было тяжелое соревнование с самим собой, но я рад, что победил.

Хлоя хихикает, и я хочу слушать это чаще.

— Так да? — хнычет Марко.

— Почему бы тебе не побегать еще немного? — беги. Прячься. Рви траву, как я делал, когда был в твоем возрасте. Все, что угодно, чтобы дать мне хоть унцию уединения с Хлоей.

— Потом меня начнет тошнить, — он притворно отплевывается.

От глубокого смеха Хлои мой член просыпается, как будто пришло время поиграть.

— Тогда садись, — я похлопываю по траве. Если это сработало на мне, может, сработает и на нем.

Он перебирается на Хлою, заползает к ней на колени и обхватывает ее лицо своими пухлыми руками.

— Принцесса, ты можешь меня отвести? Щекочущий дракон ворчит.

Маленький засранец.

Хлоя смотрит на меня, приподняв бровь.

— Я не хочу, чтобы щекочущий дракон на меня злился.

— Пожалуйста, — Марко дуется.

— Ладно. Мы можем пойти, — я выдохнул.

— Да! — Марко хлопает и встает, протягивая руку Хлое. — Ты идешь?

Хлоя открывает рот, явно желая отказать Марко.

Я вклиниваюсь.

— Ты же не хочешь разочаровать четырехлетнего ребенка, поскольку дети склонны держать обиду. А этот малыш — худший из них. Он заставил меня целую неделю наряжаться Эльзой, потому что я не хотел смотреть с ним «Холодное сердце».

Она хихикает про себя, собирая вещи, которые разбросала на траве.

— Конечно. Почему бы и нет? Мне больше нечем заняться сегодня вечером, — она легко поднимается с земли.

Я делаю попытку встать, но потом вспоминаю, что больше не могу делать это так легко. Вена над глазом пульсирует, пока я готовлюсь.

Черт. Это была ужасная идея. Вставать гораздо хуже, чем садиться.

— Эй, — Хлоя наклоняется и смотрит на меня двумя сапфировыми глазами.

— Марко называет тебя Железным Человеком, верно?

Я поднимаю бровь, игнорируя сокращение мышц живота от новой волны нервов.

— Да.

Шрам над ее губой подергивается, когда ее губы раздвигаются.

— А знаешь, что делает Железного человека особенным?

— Его костюм?

Она смеется и наклоняется к моему уху. Горячий поток воздуха из ее рта посылает искры по моему позвоночнику.

— Нет. Железный человек особенный, потому что он такой, какой он есть, независимо от того, что о нем думают люди. Он не извиняется, и людей тянет к нему, как магнитом. Лично мне все равно, сколько времени тебе потребуется, чтобы встать — минуту или час. Важно только то, что ты это сделаешь.

Какого черта жизнь подкинула мне эту девушку? Мне суждено уничтожить ее прежде, чем у нее появится шанс уйти. Она слишком хороша для таких, как я.

Я сглатываю комок в горле.

— Это твоя речь в день игры?

— Это моя речь о том, чтобы вытащить голову из задницы. Я оставляю речи для особых случаев, таких как секс-марафоны и вставание с постели по воскресеньям.

Мой член заинтересован в обоих вариантах с ней. Хлоя — идеальное сочетание сладости и сексуальности, у меня встал от одного ее присутствия и слов.

Она отодвигается от меня, унося с собой свое тепло. Марко просит ее посмотреть, как он мчится по траве, и она подходит к нему.

Я делаю то, что сказала мне Хлоя, и отбрасываю мысль о том, что она смотрит на меня. Вместо этого я сосредотачиваюсь на том, как встать. Я беру свой протез и перекидываю его через левую ногу. Опустившись на колени, я выставляю левую ногу вперед и упираюсь ею в землю, прежде чем встать.

Я смахиваю грязь, прилипшую к моим рукам. Никто не обращает на меня внимания, и я наслаждаюсь теплом, распространяющимся в груди от моего достижения. Вместо привычной ненависти к себе я чувствую прилив сил. Не только потому, что я смог встать, но и потому, что я нашел кого-то, чей первый инстинкт не заключается в том, чтобы сделать из меня ребенка или избежать разговора о моей травме. Честно говоря, кажется, что Хлое на это наплевать. Она относится ко мне как к равному, чего я не могу сказать о многих людях. Мне захотелось узнать ее настоящую, а не ту ложь, которую я создал в своей голове. И я уже не совсем против этого.


* * *


Я не могу оторвать глаз от Хлои, слизывающей шоколадное джелато со своей ложки.

Почему я решил, что пригласить Хлою сюда — хорошая идея? Мое тело вышло из-под контроля, реагируя на все, что делает Хлоя. Я не должен считать облизывание ложки эротичным. Очевидно, что за время изоляции я опустился до новых низов. До таких низов, которые включают в себя визит в ванную, чтобы привести себя в порядок.

Не то чтобы я приводил женщин к себе домой, чтобы потрахаться. В последний раз это случилось больше года назад, и женщина занималась со мной сексом только из жалости. Я понял это по ее взгляду после того, как вылез из джинсов. Вместо того чтобы снять ногу, чтобы было удобнее, я оставил ее и все равно продолжил акт. Я надеялся, если я буду с кем-то заниматься сексом — это поможет мне чувствовать себя лучше. Но этого не произошло. После того случая я больше не стал заморачиваться, потому что в спальне я чувствовал себя хуже, чем когда-либо.

К настоящему моменту я практически возрожденный девственник. Так что, да, смотреть, как Хлоя облизывает свою ложку, для меня сейчас все равно, что смотреть порно. Печально, но, судя по тому, как мой член угрожающе воюет с молнией на джинсах, это правда.

Хлоя отталкивает свой стаканчик с джелато, и мой член начинает плакать.

— Ну, это было очень вкусно. Спасибо, — она смотрит на меня, а затем переключает свое внимание на Марко. — Я была рада снова увидеть тебя.

— Ты придешь завтра на лодку? — он хлопает ресницами так, что я узнаю Майю в детстве.

— О. У меня есть дела.

— Какие дела? — промурлыкал я.

— Эм… работа.

— Где ты работаешь?

— В кофейне рядом с пекарней на главной дороге, — ее взгляд падает на колени.

— Завтра мы плаваем. Ты можешь прийти! — требует Марко.

Печально осознавать, что мой племянник имеет больше тяги к женщинам, чем я, а ему всего четыре года. Несомненно, когда он подрастет, то станет настоящим очаровашкой.

Хлоя вскидывает голову, ее глаза ищут моей помощи.

Я пожимаю плечами.

— Говорить ему «нет» — утомительно, — правда. — Во сколько ты заканчиваешь работу?

— Я заканчиваю в полдень.

— Тогда час дня подойдет?

— Конечно, — ее голос звучит как угодно, только не уверенно, но ее лицо остается спокойным.

Я спрашиваю номер ее телефона, на всякий случай, вдруг что-то случится. Она называет цифры, прежде чем оставить нас одних.

— Должен отдать тебе должное, парень. У тебя отцовские навыки получения того, чего ты хочешь, — я протягиваю ему руку для шлепка.

— Квакни меня, да, — он улыбается и шлепает меня по ладони.


* * *


Очевидно, что ретроспектива действительно пятьдесят на пятьдесят. Пригласить Хлою на лодку было плохой идеей. Эта мысль не давала мне спать допоздна прошлой ночью после того, как Марко отправился в кровать.

Я официально признал своего племянника худшим напарником на свете. Ни один из нас не может распознать, когда наши идеи отстой, а это смертельно опасное сочетание.

Как мудак, я пишу Хлое, пока она на работе, о том, что откладываю наши планы, потому что Марко подхватил мерзкую простуду. Это самый старый трюк в учебнике, но у меня совсем нет идей. Это последнее, что хочется сделать, но я должен. Я не смогу вынести, если она увидит меня настоящего, без штанов, скрывающих мою ногу.

Никакие консультации и физиотерапия, которые я прошел, не помогают избавиться от чувства неполноценности. Я не могу этого сделать, как бы сильно я ни хотел провести время с Хлоей.

Мой желудок опускается, когда Хлоя пишет мне ответное сообщение.

Хлоя Преступница: О нет:(Бедный парень. Как он себя чувствует?

Да, Сантьяго, как он себя чувствует? При одном взгляде на Марко, прыгающего по диванам и кричащего что-то о том, что нельзя наступать на лаву, у меня в груди все сжимается.

Я: Боль в горле и насморк.

И приступ лжи, унаследованный от тебя.

Хлоя Преступница: Не беспокойся. Надеюсь, он скоро поправится. Может быть, мы сможем пойти в другой раз, когда ему станет лучше.

Я не могу найти в себе силы ответить.

Марко просит меня взять его на прогулку к озеру. Мы целый час пытаемся запустить лягушек. Он хлопает и исполняет победный танец, когда один из его камней проскакивает по ровной воде. Это напоминает мне о том, как мы с Ноа вместе стояли на подиумах, попивая шампанское под взрывную музыку.

Воспоминание заставляет мое тело напрячься, прежде чем я успеваю его отогнать. Я делаю все возможное, чтобы спрятать эти чувства подальше, но время, проведенное с Марко, возвращает мне самые старые и болезненные.

Голос Марко выводит меня из оцепенения.

— Что это?

— Что?

Он подбегает к бумажному пакету, лежащему на земле примерно в двадцати футах от нас.

Мое настроение становится все хуже и хуже, когда я подхожу к нему. Я анализирую содержимое, обнаруживаю различные детские лекарства и упаковку горячего супа. На пакете с пожеланиями выздоровления нет имени, но очевидно, кто потрудился явиться с ним.

Меня охватывает чувство вины, желудок сжимается до предела. Я достаю телефон из штанов и обнаруживаю новое сообщение.

Хлоя Преступница: Рада видеть, что Марко чувствует себя лучше. Слава Богу, что быть лживым козлом не заразно.

Мои ладони дрожат, пока я придумываю способ объясниться. Чтобы она поняла, что я принял решение из-за неуверенности в себе, а не из-за нее.

Я: Это не то, что ты думаешь.

Я продолжаю печатать. Точки на ее стороне сообщения появляются и исчезают так же быстро, как и появились в первый раз. Я не успеваю отправить следующий ответ, как мой телефон снова сигналит.

Хлоя Преступница: Ты прав, потому что я думала, что ты тот, кем ты явно не являешься. Я должна была догадаться, когда ты в первый раз солгал о нас своей семье. Сделай нам обоим одолжение и забудь мой номер.

Я: Ты не понимаешь. Дай мне шанс объяснить.

Хлоя Преступница: Навязчивые лжецы — это жесткий предел для меня. Я откажусь от твоего предложения.

Марко весело смотрит на меня, когда я стону. Я только и делал, что лгал перед ней, вокруг нее, вместе с ней. Все, что мы делали вместе, было шоу для кого-то другого. Ну, все, кроме наших частных разговоров и вчерашнего дня. Там были только мы.

За исключением того, что ты скрываешь свою истинную личность, и это все еще ложь.

Я: Мне жаль.

Хлоя Преступница: Извините. Этот номер больше не обслуживается. Поймите намек, как это сделала я, и забудьте о моем существовании.

Я: Но что, если я не хочу?

Я стою у озера с Марко еще десять минут, ожидая ответа, который не получу. Очевидно, что я облажался. Точка. Неважно, чем я руководствовался в первую очередь.

Самое худшее во всем этом — знать, что она никогда не примет меня. Если она так отреагировала на маленькую ложь, я не могу представить, что она почувствует, когда я скажу ей, что на самом деле я знаменит. Или был.

Мой список недостатков продолжает расти, в то время как исправимые части меня самого превращаются в не что иное, как в далекие воспоминания.




Глава 12

Хлоя


— Вот козел, — Брук говорит поверх звуковых сигналов оживленного утра в Нью-Йорке. На нее не похоже звонить мне во время утренней прогулки, но я развлекала ее, поскольку Маттео уже покинул магазин.

— Расскажи мне все. Я не могу поверить, что он мог солгать о том, что ребенок болен. Кто вообще так делает? — я провожу шваброй по полу кофейни.

— Кто-то, кто привык лгать, чтобы добиться своего?

Я сморщила нос.

— Уф. Мне следовало бы догадаться.

— И что ты собираешься делать?

— Ну, я надеюсь, что мы больше никогда не встретимся.

— Кстати, о столкновениях…

Я втянула воздух.

— Что случилось?

— Я столкнулась с твоей мамой.

— Нет. Когда?

— Да. Сегодня утром она снова заходила к нам в квартиру. Я не видела ее, когда выбегала за дверь, и в итоге пролила кофе на свою любимую блузку, когда наши тела столкнулись.

Я поморщилась, мысленно отметив, что мне нужно оплатить счет Брук за химчистку.

— Ты шутишь.

Брук вздыхает.

— К сожалению, нет. Пока я стояла там, пропитанная обжигающе горячим кофе, она имела наглость спросить меня, была ли ты там. Я сказала ей, что ты в Европе.

— Ты что?!

— Блять. Я знала, что это не то, что нужно было говорить, — она застонала. — Прости. Я виновата. Но если честно, я плохо соображала. Весь мой кофе попал на рубашку, а не в рот.

Я вздыхаю.

— Тебе не нужно извиняться передо мной. Она не твоя проблема.

— Но я все равно чувствую себя виноватой.

Я ненавижу ставить Брук в такое положение. Она не должна выступать в качестве буфера между моей матерью и мной, особенно когда меня нет рядом.

— Не надо. Пожалуйста. Это ведь она была не права. Что она сказала, когда ты сообщила ей, что меня нет в стране?

— Она спросила, работаешь ли ты стюардессой, потому что только так ты можешь позволить себе путешествовать.

— Вот сука.

— Согласна. Я сказала ей, чтобы она отвалила и пожелала хорошего дня.

Я прислонилась к стойке, убирая с лица распущенные волосы.

— Может, мне позвонить ей и сказать, чтобы она больше не приходила к нам? Я не хочу, чтобы она беспокоила тебя, пока меня нет дома.

— Нет. Не обращай на нее внимания. Если я чему-то и научилась у своих жутких бывших парней, так это тому, что повышенное внимание только подкрепляет их поведение.

— Правда?

— Да. Я проверяла это снова и снова. Сначала они расстраиваются, потому что ты не даешь им то, чего они хотят, но в конце концов они сдаются и находят кого-нибудь другого для домогательств.

— И это работает?

— В конце концов. Она же не может получить от тебя деньги, если тебя здесь нет.

— Ты права.

Она смеется.

— Как обычно.

— Спасибо, что справляешься с ней и терпишь меня. Как я могу загладить свою вину перед тобой?

— Найди мне мужа. Все, что я прошу, это кого-нибудь с большим…

— Брук!

— Сердцем! Большим сердцем.

Я хихикаю, забрасывая все тревоги по поводу моей матери в дальний ящик. Она не может беспокоить меня, когда я нахожусь за тысячи миль. И в конце концов, это я даю людям разрешение причинять мне боль. В конце концов, я выступаю против нее и оставляю эту часть своей жизни позади.


* * *


Звонок мобильного телефона заставил меня проснуться. Я застонала, приподнялась и вытащила телефон из держателя.

— Алло?

— Хлоя. Слава Богу, ты ответила. Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, — голос Сантьяго звучит как полурычание.

Я не потрудилась ответить ни на одно его сообщение после вчерашнего инцидента на озере. Вместо этого я проигнорировала его извинения, как будто их и не было. Дать ему шанс с самого начала было ошибкой. Я должна была догадаться, как легко он лгал всем остальным в своей жизни. Если кто-то может лгать своей собственной сестре, он может лгать кому угодно.

Не хочу признавать, но мне нравилось притворяться перед Майей и Ноа. Это было весело, и я почувствовала себя частью семьи на целых тридцать секунд. Но, в конце концов, ложь — это неправильно, и я избегаю ее любой ценой.

Ну, ложь — это не то, чем я обычно занимаюсь с кем-либо, кроме Маттео. Но эта ситуация оправдана. Я не могу ворваться в замок и признаться, кто я такая, без того, чтобы он меня узнал.

Марко плачет на другом конце линии, вырывая меня из моих мыслей.

— Черт, — простонал Сантьяго.

— Что происходит? Марко в порядке? — я сбрасываю с себя одеяло и встаю.

— Мне нужна твоя помощь, потому что на этот раз Марко действительно болен. Клянусь, я не вру. Его рвет, я не знаю, что делать, и мне очень нужна твоя помощь. Он плачет по маме, а она сейчас на другом конце мира, так что ты — лучшее, что я могу сейчас придумать.

— Ты давал ему какие-нибудь жидкости?

— Только воду, но он не может ничего пить.

Вопли Марко доносятся через динамик.

— Черт, мне надо идти. Я бы не стал просить об этом…

Я игнорирую желание поддержать его. Это то, чего он заслуживает после произошедшего со мной. Но крик Марко о своей маме на другом конце линии заставляет меня отложить гнев на Сантьяго.

— Не беспокойся, я буду через пятнадцать минут.


* * *


На этот раз я пользуюсь калиткой, как нормальный человек, и вхожу в дом Сантьяго. Плач из коридора приводит меня в спальню на втором этаже.

Марко корчится на матрасе. Его пижамная рубашка лежит на полу скомканная, покрытая рвотой.

— Хлоя! — кричит Марко, как только видит меня.

Сантьяго стоит рядом с Марко и сжимает его руку стальной хваткой. Он оглядывается через плечо, и облегчение мгновенно заливает его лицо.

— Спасибо тебе большое, что пришла. Я так благодарен, что ты здесь.

Я отодвигаю в сторону трепетание в животе от его искренности. Возьми себя в руки, Хлоя. Держись подальше от этого мужчины. Он — человеческий эквивалент раздела некрологов в газете.

— Нет проблем. Давай я проверю его, — я кладу руку на плечо Сантьяго и сжимаю его. Мышцы напрягаются под моим прикосновением.

— Серьезно. Я твой должник. Я понятия не имею, как это вылечить или как помочь, — морщины на лбу Сантьяго разглаживаются. Он отступает назад, давая мне немного пространства.

Я улыбаюсь Марко.

— Привет, малыш.

— Привет, — хрипит Марко, садясь выше.

— Как дела? — я убираю его влажные волосы со лба и прижимаю к нему руку. — По крайней мере, жара нет. Это хорошая новость.

— Меня тошнит, — Марко сморщил нос.

— Я думаю, его жар спал после того, как его вырвало во второй раз, — дыхание Сантьяго греет мою шею, заставляя меня дрожать.

Хлоя, сосредоточься на ребенке, а не на громоздкой фигуре позади тебя.

— Я скучаю по маме. Ее поцелуи заставляют меня чувствовать себя хорошо, — бормочет Марко.

— Я знаю. Мамочка тоже хотела бы быть здесь. Выпьешь немного воды? Это может помочь тебе почувствовать себя лучше, — я беру пластиковую бутылку с тумбочки и протягиваю ему.

Марко берет ее из моих рук и сосет соломинку.

Я поворачиваюсь к Сантьяго.

— Что вы оба сегодня ели?

— Ничего необычного. Я приготовил наши обычные блинчики утром, макароны на обед, а потом курицу с рисом на ужин.

— И ты ел все ту же еду? Ты чувствуешь себя хорошо?

— Да, и я чувствую себя хорошо. Единственная разница — это перекусы, но он ел их все время, пока был здесь. Раньше он никогда не болел.

Я вспоминаюсвое обучение в детском саду.

— Есть пищевая аллергия?

Он дергает себя за густые волосы.

— Нет. Он может съесть все и вся.

— Тогда у него, должно быть, желудочный вирус.

— Эй, принцесса? — Марко трогает меня за плечо.

— Да? — я поворачиваюсь к нему.

— Меня снова тошнит, — его лицо бледнеет, что видно даже при тусклом освещении.

Я замираю.

— О, нет! Где ведро, Сантьяго?

— Ведро?

Уф. Может, мне удастся отвести его в ванную до того, как…

Вода, которую выпил Марко, возвращается, а я не фанат выхода на бис. Она пропитывает плед.

Сантьяго что-то бормочет себе под нос.

Моя грудь сжимается от того, что Марко снова плачет. Я сбрасываю одеяло с ног Марко и кладу его на угол матраса.

Я вздрагиваю, когда рыдания Марко переходят в неровный кашель.

— Если он будет продолжать в том же духе, нам придется отвезти его в больницу.

— Моя сестра взбесится и помчится сюда. Если у тебя есть другая идея, я только за, — голос Сантьяго переходит на новый уровень паники.

— Ладно, все в порядке. Расслабься. Посмотрим, что произойдет в течение следующего часа. Мы должны переложить его на твою кровать, чтобы ты мог присматривать за ним, — я отхожу в сторону, чтобы дать Сантьяго возможность схватить Марко. Каждый его шаг сопровождается сильным стуком.

Я смотрю на аппаратуру, прикрепленную к его ноге. Я никогда раньше не видела ничего подобного. Его правая нога пристегнута к какому-то устройству, с помощью которого он может стоять на коленях на площадке, прикрепленной к стабилизированному столбу. Его колено и культя удобно лежат на подкладке, прикрытые чем-то вроде защитного носка.

Марко переползает в объятия Сантьяго.

Я украдкой разглядываю специальный костыль для ходьбы.

— Хочешь, я понесу его вместо тебя?

Его спина напрягается.

Надо же было сказать что-то не то.

Его спина поднимается и опускается, когда он делает глубокий вдох.

— Не делай этого.

— Чего не делать?

— Не начинай относиться ко мне так, будто я теперь другой, — шепчет он.

Мое тело замирает от прерывистого хрипа в его голосе. Даже после того, как он солгал мне, мое сердце болит так, что невозможно продолжать злиться на него. Только не сейчас, когда он выглядит побежденным, измученным какими-то мыслями, которые его гложут.

— Я ношу его так каждую ночь, когда он засыпает в моей постели. Ничего особенного, — он поворачивается к двери, не удосужившись взглянуть на меня.

Как я могу заставить грусть в его голосе исчезнуть?

Думай, Хлоя, думай.

— Никто не должен выглядеть так хорошо, как ты, нося ребенка. Ты рискуешь тем, что яичники женщин взорвутся по всему миру, — восклицаю я, представляя, как рой эмодзи с изображением фейспалма плывет вокруг моей головы.

Что я могу сказать? Нет лучшего способа снять неловкость, чем сделать комплимент мужчине. Их эго, подобно изголодавшимся растениям, нуждающимся в солнечном свете.

Я ловлю его ухмылку, прежде чем он выходит из комнаты. Бум. Достижение разблокировано.

Я нисколько не лгу. Смотреть, как Сантьяго таскает Марко — высшее наслаждение для глаз. Забудьте о прессе и мускулистых руках. После такого зрелища я просто не могу смотреть на мужчин, держащих на руках маленьких детей и целующих их в лоб. Сантьяго официально возглавил мой секс-список.

Ладно, кого я обманываю? Он и есть список.

Я следую за ними, очарованная тем, как Сантьяго передвигается с помощью своего устройства. Сантьяго ходит медленнее, звук стабилизатора эхом отражается от стен его дома. Он по-прежнему ловко управляется с устройством, похожим на костыль, и явно чувствует себя комфортно в своей среде. Честно говоря, он более грациозен, чем я, а у меня обе ноги твердо стоят на земле.

Он останавливается.

— Я практически чувствую твой взгляд на себе.

— Прости. Я слишком любопытна для своего же блага, — я краснею. Я благодарна, что стою позади него, потому что последнее, что мне нужно, это показать ему, как я волнуюсь.

— Поверь мне, я прекрасно знаю.

— Как это называется?

— iWalk (прим. пер. протез). Это то, что мне нравится носить, когда я не хочу проходить через хлопоты и дискомфорт ноги, — он продолжает идти.

Что-то подсказывает мне, что простое признание о боли и дискомфорте сильно выбило его из колеи. Это первый раз, когда он говорит мне о своей инвалидности не как о чем-то постыдном, а как о факте. Я чувствую, что хочу поощрять в нем больше такого.

Уф. Он прав. Я слишком любопытна, и это может меня ранить.

Я скрываю свое удивление.

— Это самая крутая вещь, которую я когда-либо видела. Марко прав. Ты — Железный человек.

Спина Сантьяго сотрясается от беззвучного смеха.

— Тебе стоит посмотреть на другие мои гаджеты и штуковины.

— Я не знаю, является ли это намеком на то, что не относится к категории PG.

Сантьяго ворчит что-то, чего я не могу расслышать, прежде чем заговорить громче.

— Ты не захочешь от меня ничего, кроме PG6, — он входит в свою спальню, оставляя меня в коридоре.

Я делаю паузу, чтобы перевести дух. Почему этот человек так бесит? И что еще хуже, почему я хочу изменить его восприятие себя? Он солгал, Хлоя. Ты здесь только для того, чтобы помочь Марко, а не узнать больше о его дяде.

Вот так я каждый раз попадаю в неприятности. Я думаю, что могу исправить испорченных людей, а в итоге они становятся такими же, как моя мама — разочаровывающими и страдающими хронической аллергией на стабильность.

Я захожу в его спальню. Свет полной луны проникает через большое окно, направляя наши движения. Сантьяго несет Марко в ванную и помогает ему почистить зубы.

Эстетика комнаты соответствует хозяину: темные цвета и немногочисленные памятные вещи. В его пространстве нет ничего, что помогло бы мне понять человека, который здесь живет. Честно говоря, это довольно грустно. Комната Сантьяго совсем не похожа на мою спальню дома, которая наполнена всем, что я люблю в этом мире. Воспитание в приемной семье заставило меня ценить каждый дюйм пространства, превращая место, где я живу, в дом.

Посреди комнаты возвышается мужская кровать с балдахином и огромным матрасом. Я не поддаюсь искушению запрыгнуть на нее и проверить пружины.

— Ночевка? — бормочет Марко, опустив глаза.

— Сегодня ты спишь со мной, — Сантьяго помогает ему устроиться в середине кровати, темные одеяла поглощают его.

— Хлоя. Останься, — Марко похлопывает по кровати рядом с ним.

Я перевожу взгляд с кровати на Сантьяго. Он не смотрит на меня, предпочитая сосредоточиться на своих руках. Спасибо за ничего.

— Я собираюсь посидеть на диване в гостиной еще час на случай, если я тебе понадоблюсь, — я двигаюсь к выходу.

— Нет, — хнычет Марко.

Я пытаюсь сопротивляться. Проклятые дети с их грустными глазками. Как кто-то может им отказать?

— Ты не против? — я смотрю на Сантьяго.

Пожалуйста, возражай. Скажи, что это плохая идея, и давай закончим на этом.

Он качает головой.

Ублюдок.

Я ворчу про себя, дергая за шнурки кроссовок и срывая их. Забраться в кровать Сантьяго — это не что иное, как незабываемый опыт. Матрас сделан из магической пены, и я вздыхаю, когда мое тело погружается в мягкую негу.

Сантьяго придется нанять кран, чтобы поднять меня, потому что я никогда не покину эту кровать.

Марко прижимается ко мне и кладет голову мне на грудь.

— Мама держала меня вот так, — он берет мою руку и кладет ее себе на спину. — Tio — Дядя ты тоже, — он делает то же самое, похлопывая по кровати, которая засосала меня.

Сантьяго смотрит на меня и заметно сглатывает.

Я ухмыляюсь. Как тебе теперь это нравится, предатель?

Его руки сжимаются перед ним, образуя два тугих шара.

— Tio — Дядя ты тоже, — говорит Марко громче, его голос дрожит.

Сантьяго опускает голову, выпуская самый длинный вздох.

— Все в порядке. Эта кровать достаточно большая, чтобы вместить целую семью, — предлагаю я, надеясь облегчить его дискомфорт.

Он забирается на кровать и поворачивается к нам спиной. Тишину нарушают отчетливые щелкающие звуки, когда он пытается снять ремни своего iWalk. Дрожащей рукой он кладет покрытие из носков на тумбочку.

Мое сердце болит от его страданий. Я хочу сказать что-нибудь, чтобы ему стало легче, но не уверена, как он отреагирует.

Мышцы Сантьяго напрягаются, когда он устраивается под одеялом. Я продолжаю смотреть на его лицо, чтобы дать ему возможность побыть наедине с собой, но не настолько, чтобы он подумал, что я от него отворачиваюсь. Я отказываюсь идти по этому пути снова, потому что не смогу пережить поцелуй с ним еще раз. Наш единственный поцелуй навсегда запечатлелся в моей памяти, а губы покалывает от одной мысли об этом.

Марко хватает мою руку и соединяет ее с рукой Сантьяго. От этого контакта по моей коже распространяется электричество. Сантьяго сгибает руку, а затем крепче сжимает мою. Чувствует ли он такую же связь между нами? Как он может не чувствовать? Словно искры сыплются с нашей кожи, когда мы соприкасаемся.

— Так лучше. Как мама и папа, когда мне страшно, — Марко похлопывает наши соединенные руки.

Я улыбаюсь Марко, пытаясь воссоздать то, что заставляет его чувствовать себя комфортно.

Проходит совсем немного времени, и Марко засыпает на мне. В конце концов, он начинает тихонько похрапывать, вдыхая и выдыхая.

— Спасибо, что пришла. Я не знаю, что бы я без тебя делал, — глаза Сантьяго по-прежнему устремлены в потолок.

— Не за что.

Проходит минут десять, прежде чем он снова начинает что-то говорить.

— Ты могла бы сказать «нет».

— Я знаю, что у меня могут быть некоторые минусы, но я не совсем зло.

— Просто смертельно опасная, — слабая улыбка пересекает его губы.

Я издаю слабый смешок.

Сантьяго поворачивает голову ко мне.

— Мне жаль, что я солгал, чтобы избежать поездки с тобой на корабле.

Мои глаза находят его. От одного его взгляда на меня выливается целый спектр чувств. Боль. Печаль. Сожаление. Это тот же взгляд, который я вижу в зеркале на протяжении многих лет. Увидев его, я чувствую себя по-другому, позволяя себе сопереживать ему.

Я отбрасываю желание сказать что-нибудь язвительное о том, что лжецы всегда извиняются. Вместо этого я тяжело вздыхаю. Марко не вздрагивает, когда моя грудь двигается.

— Я сожалею, что солгал тебе, — шепчет он. — В конце концов, все было напрасно. Я позволил собственной неуверенности управлять моим поведением, и это даже не имело значения. Я расстроил тебя, желая помешать тебе, увидеть именно то, что я показал сегодня вечером. Только эта версия намного хуже.

— Почему? — одно слово, куча разных вопросов, требующих ответа. Я пытаюсь вырвать руку из его хватки, не желая больше притворяться ради Марко.

Сантьяго не отпускает.

— Я нервничал, что ты увидишь меня только в плавках и с моей ногой, — он делает паузу. — Никто не видит меня таким, кроме моей семьи. Когда я пригласил тебя поплавать, я не понимал своей ошибки. Все казалось таким…

Естественным. Я хочу вставить это слово за него, но останавливаю себя. Мое сердце разрывается от жалости к человеку, который пытается примириться с самим собой. Низкая самооценка — это тяжелая битва. Его признание задевает меня по-другому, потому что он выглядит как Адонис во всех смыслах этого слова. И снова Сантьяго раскрывает еще один фрагмент себя, который я не могу не оценить.

Как может человек, который выглядит настолько совершенным, быть настолько неполноценным?

— Меня не волнует такая вещь, как протез ноги, но ты отказываешься это принять. Твоя травма не определяет тебя. Это делают твои решения, — я закрываю глаза, желая скрыться от его взгляда. Но все, что связано с нашей близостью, заставляет мое тело гореть так, как я бы этого не хотела.

Тишина окутывает воздух. Его хватка на моей руке ослабевает, и я выскальзываю из его объятий.

Я не сплю и жду ответа, который так и не приходит. В конце концов, я засыпаю под ровное дыхание Марко.


* * *


Марко, к счастью, проспал всю оставшуюся ночь, и у него больше не было проблем с желудком. Каким-то образом я не задушила ребенка своей обычной привычкой обнимать кого-то до смерти. Сантьяго остался на своей стороне кровати, а Марко перевернулся, чтобы лечь на дядю посреди ночи.

Сантьяго выглядит умиротворенным, его не тревожат заботы, заставляющие его лицо постоянно хмуриться. Мне требуется все самообладание, чтобы не смотреть, как он дремлет, или быть жуткой и предложить мужчине уединение.

Я отхожу от кровати, беру с пола свои кроссовки и без шума выхожу из комнаты Санти. Хотя его признание прошлой ночью о причине лжи тронуло мое сердце, я не могу найти в себе силы говорить об этом сегодня. Не сейчас, когда мне нужно время, чтобы прийти в себя после всего пережитого.

Когда я иду по главной дороге, мой взгляд останавливается на доме моего отца. Я ненавижу эти дурацкие ворота, стоящие между нами — физический барьер, такой же, как и эмоциональный. Они напоминают о моей неудаче и недостатке уверенности в себе, чтобы подойти к Маттео и быть честной.

Вот я злюсь на Сантьяго, когда сама являюсь такой же лгуньей. Глупая, трусливая лгунья, которая не может взглянуть в лицо единственному препятствию, стоящему на пути к тому, чего искренне желает.

Но у меня есть веская причина лгать. Я боюсь быть отвергнутой другим родителем.

Я отворачиваюсь от ворот, не в силах больше испытывать никаких чувств в этот день. Я достигла предела глупости, особенно когда она исходит от меня самой.



Глава 13

Хлоя


Я держусь за ручку швабры и провожу ею по полу магазина. Колокольчик над дверью звенит, и я поворачиваюсь лицом к новым посетителям.

— Привет, Хлоя! — Марко машет рукой. Его наушники подходят к костюму Железного человека.

Я вовремя поворачиваюсь и роняю швабру, когда Марко бросается ко мне, чтобы обнять.

— Привет! Я рада видеть, что ты чувствуешь себя лучше.

— Больше не тошнит, — Марко делает смешное лицо.

— Мне нравится твой костюм. Напоминает мне одного знакомого, — я смотрю на Сантьяго. Он носит кепку, скрывающую его глаза под козырьком. Футболка и джинсы облегают его крепкий торс. Вздох.

Он ухмыляется, когда мои глаза встречаются с его глазами.

— Привет.

Попалась. Как одно слово из его уст может заставить все нервы в моем теле пульсировать в унисон?

Мои щеки пылают.

— Привет.

Его губа подергивается. Он усаживает Марко за пустой столик, дает ему iPad, а затем возвращается ко мне.

— У меня не было возможности сказать тебе спасибо еще раз, прежде чем ты улизнула сегодня утром.

Он проделал весь этот путь, чтобы сказать спасибо? Мое сердце предало меня, колотясь в груди.

— Да. Я не хотела опаздывать на смену.

— Понятно, — Сантьяго оглядывает пустой магазин. Маттео работает в подсобке, подсчитывая запасы, так как день сегодня неспешный.

— Итак… — я качаюсь на пятках.

— Ну, вообще-то мне нужно тебе кое-что сказать. Ты уснула прошлой ночью и… — его голос прерывается. Его взгляд скользит по моему телу, и я ощущаю каждый миллиметр.

— Ну, если честно, ты некоторое время ничего не говорил, и я вроде как вырубилась.

Он улыбается, слабо и нерешительно.

— Да. Насчет этого… Я не хочу, больше лжи между нами. Было забавно — и немного неловко — притворяться перед Майей и Ноа о нас, но обычно я не такой. Клянусь, ты видела худшие стороны меня.

— Ты уверен, что есть хорошая сторона?

Он смеется.

— Может быть. Но на самом деле, моя сестра была в восторге от тебя, так что я просто плыл по течению. У нее сейчас тяжелые времена, и я сделал первое, что, как мне показалось, отвлечет ее от проблем. И если честно, фальшивая девушка была лучшей идеей, которую я смог придумать, чтобы объяснить, почему в моем доме находится незнакомка. Но в любом случае, это неправильно, и я планирую признаться ей в этом, как только…

— Тебе не нужно этого делать. Все в порядке. Мы можем придумать что-нибудь вместо этого. Но это должна быть твоя последняя ложь.

— Хорошо, — Сантьяго прочищает горло, привлекая мое внимание к его толстой шее и мускулам, выпирающим из-под рубашки. Он снимает кепку и проводит рукой по своим шикарным волосам. Мышцы на его руках дергаются, пытаясь поприветствовать меня.

Серьезно. Может ли он быть менее привлекательным?

Мои глаза переходят с его тела на лицо.

— Это все, что ты хотел мне сказать?

— Нет. Я не хочу, чтобы ты злилась, но есть еще кое-что, что ты должна знать обо мне. Я надеюсь, что моя честность в этой ситуации компенсирует мою нечестность, потому что мне нравится проводить с тобой время. По-настоящему. Так что, пожалуйста, не сердись слишком сильно, хорошо? — в его голосе звучит нотка надежды, но его слова заставляют меня насторожиться.

— Нечестно просить кого-то не злиться раньше, чем ты…

— Oh, mio dio, sei Santiago Alatorre! — О, мой Бог, ты Сантьяго Алаторре.

Глаза Сантьяго расширяются.

— Я думал, ты одна, — он выругался под нос.

Я оглядываюсь через плечо и вижу, что рот Маттео открывается, а затем снова закрывается.

Маттео останавливает себя. Он подходит к Сантьяго и протягивает ему дрожащую руку.

— Вы здесь! В моем магазине! Вот это да! Моя семья всегда была большими поклонниками гонок, и когда мы услышали, что вы живете здесь, мы не могли в это поверить. Тем более, что никто не видел вас лично. Но вот вы здесь, в моем магазине! — щеки Маттео становятся ярко-красными.

Я поворачиваюсь к Сантьяго. Я смотрю на него так пристально, что думаю, не превратятся ли мои глаза в лазеры. Кто он такой и почему Маттео узнал его? И что Маттео имеет в виду, говоря о гонках?

— Фанат? — мой голос дрожит.

— Позволь мне объяснить, — Сантьяго переводит взгляд с меня на Маттео и снова на меня.

У меня сводит живот от выражения его лица.

Маттео протискивается вперед, явно не понимая, что происходит в комнате.

— Конечно. Мы были приверженцами Бандини на протяжении десятилетий, — его лицо похоже на лицо ребенка в рождественское утро. Это самое большое волнение, которое я видела у своего отца, и оно относится к единственному человеку, о котором я явно мало что знаю.

Единственное, что я знаю: Сантьяго Алаторре — лжец. Большой, толстый, невероятно красивый лжец.

— Мой сын — большой поклонник вас и вашего шурина. Он говорит, что вы были лучшим дуэтом за последние годы, — Маттео улыбается.

Мощная волна ревности накатывает на меня. У Маттео есть гребанный сын? Мои колени дрожат, и я поджимаю ноги, чтобы не упасть. Ревность обвивается вокруг моего сердца и сжимает его.

— Ваш сын? — я задыхаюсь от слов.

Маттео кивает. Его глаза изучают мое лицо, и его губы опускаются вниз.

— Ты в порядке? Ты выглядишь бледной.

— Я не знала, что у вас есть сын. Он никогда не заходил сюда раньше.

— О, да. Он живет в Милане, проходит летнюю практику в университете.

Я пытаюсь взять себя в руки, но мир вращается так, что я спотыкаюсь. Ни разу за все время поисков Брук не находила информации о сыне.

Сантьяго обхватывает меня рукой и притягивает к себе. Я хочу вырвать у него руки за то, что он лжет о чем-то, что кажется чертовски важным, но я также благодарна ему за присутствие. Маттео продолжает бросать слишком много информации, и я не успеваю обрабатывать их все сразу.

Глаза Маттео переходят с моего лица на руку Сантьяго.

— Подожди, Хлоя. Откуда ты знаешь Сантьяго?

Каким-то образом я собралась с духом и изобразила на лице улыбку. Из сотни ответов, которые я могла бы дать, я остановилась на том, который, как я надеюсь, даст мне лучший доступ к внутреннему кругу моего отца. Если путь к его сердцу лежит через сына, я готова принять несколько ударов.

Я поднимаюсь выше.

— Маттео, познакомьтесь с Сантьяго Алаторре, моим парнем.

То, как загораются глаза Маттео, приводит меня в восторг.

Прости, Сантьяго Алаторре. Он может быть королем лжи, но я — туз пик. И это означает для него только одно.

Игра окончена.





Глава 14

Сантьяго


Ее парень? Что. За. Хрень. Это все, что может придумать мой мозг, пока Хлоя поглаживает мою руку, прикрывающую ее бедро. Так вот что она чувствовала, когда я делал то же самое? Я должен отдать ей должное — этот раунд расплаты — совершенно другой уровень безумия.

Телефон Маттео звонит из какой-то задней комнаты, и он хмурится, спеша ответить на звонок.

Я делаю движение, чтобы забрать свою руку, но ладонь Хлои прижимается к моей.

— Не надо.

Одно это слово заставило меня замереть. Понимает ли она, что только что сделала?

Конечно, не понимает. Ты не потрудился сказать ей, кто ты такой прошлой ночью. Карма та еще сука.

Да, карма, ну и хрен с тобой. Никто не любит мудака, который говорит: — Я же тебе говорил.

Маттео спешит обратно в главный зал.

— Мне очень жаль, но я должен заехать за своим другом. Мне не хочется уходить, — он хмурится на меня.

Лицо Хлои светлеет.

— О! Все в порядке! Что если мы пригласим тебя на ужин на следующей неделе?

Я скрежещу зубами. Теперь она приглашает случайных людей ко мне домой? Я хочу отменить эти планы, пока они не успели расцвести, но улыбка на лице Хлои заставляет меня сомневаться в себе. Может быть, сыграть пару раз ее фальшивого бойфренда перед боссом — не самое плохое решение. Не похоже, что мне есть чем заняться, когда Марко уедет. К тому же, я не против ее позитива. Это лучше, чем жить в одиночестве, считая дни в своей постели.

Маттео хмурится и улыбается.

— Правда?

Хлоя кивает.

— Конечно. Я с удовольствием проведу с тобой время.

Я поднимаю брови. Что-то в том, как Хлоя спотыкается на своих словах, выбивает меня из колеи. Никто не ведет себя так взволнованно из-за ужина со своим боссом.

Энтузиазм Маттео делает его слепым к смыслу слов Хлои.

— Отлично. Мы можем назначить дату, когда ты придешь на завтрашнюю смену. Не могу дождаться! Вот запасной ключ, чтобы вы могли запереть магазин, — он кладет его на прилавок. — Сантьяго Алаторре! Ух ты! — он улыбается мне, прежде чем выйти через парадную дверь своего магазина.

Когда Маттео исчезает, она отходит от меня.

— Кто ты, черт возьми, такой? — счастье, которое она испытывала рядом с Маттео, исчезает, когда она смотрит на меня с прищуром и краснеет.

Я отчаянно хочу, чтобы она снова улыбнулась мне. Что угодно, только не эта ее злая версия.

— Как сильно ты хочешь узнать правду?

— Больше, чем я хочу услышать ложь, — кусается она.

Я смотрю в потолок, молясь о правильных словах.

— Помнишь, ты думала, что Ноа — актер?

— Да.

— Ну… это не так.

— Ты не договариваешь, — выплевывает она с тяжелым сарказмом.

— Ты слышала о Формуле-1? — я не могу поверить, что задаю кому-то этот вопрос. Для меня это определенно впервые.

— Типа этого? Это там, где они гоняют по кругу, как в фильме «Тачки»?

У меня вырывается смех.

— Нет. Это NASCAR. Пожалуйста, не оскорбляй меня снова, сравнивая Формулу-1 с этим.

Она хмурится еще больше.

Ладно…

— Почему бы нам не присесть? — я указываю на пустой столик напротив Марко. Парень не поднимает глаз с тех пор, как мы пришли, потому что он погружен в просмотр фильма на своем iPad.

Я вожусь, выдвигая стул для Хлои.

— Итак, мой шурин, вероятно, лучший гонщик Формулы-1 этого десятилетия. Черт, возможно, во всем спорте.

— Хорошо… — она садится. — А ты?

Я занимаю место напротив нее.

— …Я был его товарищем по команде, — мои глаза опускаются на колени. — До моей травмы.

Ее рот открывается одновременно с расширением глаз.

— Ты хочешь сказать, что ты известный гонщик, и все время скрывал это от меня?

Я поднимаю руки вверх в знак покорности.

— Если честно, у меня было не так много шансов рассказать тебе. Между притворством, что у нас были отношения…

— О, ты имеешь в виду ложь об отношениях, которую ты начал?

Я сглатываю, надеясь облегчить сухость в горле.

— Верно… между этим и всем остальным, я продолжал в том же духе.

— Не надо придумывать мне какие-то полуправдивые оправдания. Признайся в том, что ты сделал, потому что после у тебя было достаточно времени, чтобы все объяснить.

Черт. Мне нравится ее прямота. В любом случае, я не из тех, кто читает между строк.

— Мне жаль, что я солгал. Это моя вина, и я не оправдываю эту часть. Но ты должна поверить мне, когда я говорю, что сделал это не из злого умысла. Вовсе нет.

— Тогда зачем было скрывать? Почему бы не признаться, когда твоя сестра уехала? Ты две недели притворялся передо мной тем, кем не являешься.

— Потому что ты не смотрела на меня как на того парня. Ты относилась ко мне как к человеку, которым я являюсь сейчас, а не как к тому, кем я был когда-то. И это было для меня чем-то особенным, тем, что я хотел удержать еще немного. Я рассуждал эгоистично, но не хотел причинять тебе боль. Я пришел сюда сегодня, чтобы рассказать тебе все, потому что не мог больше скрывать. Потому что ты ценишь честность, а я ценю то, как ты ведешь себя рядом со мной, — слова льются из меня, простые и искренние.

Вот она. Чистая правда, которая заставила меня отчаянно пытаться сохранить свой секрет от Хлои.

Ее глаза смягчаются, а гримаса превращается в ровную линию.

— И как я веду себя рядом с тобой?

— Как будто ты хочешь узнать, кто я такой, без славы, богатства и багажа, связанного с моим именем. И это то, что со мной больше не случается.

— Это потому, что я вообще не знала о его существовании.

Я качаю головой.

— Нет. После того, как я провел с тобой время, я знаю, что тебя бы это не волновало в любом случае. С моей стороны было глупо думать, что ты изменишься, узнав, чем я занимался раньше.

— Честно говоря, я до сих пор понятия не имею, кто ты, — ее смех выходит немного паническим.

— Ты знаешь больше информации, чем я делился с кем-либо после несчастного случая. Как ты думаешь, скольким людям я позволил увидеть меня с моим iWalk?

— Ммм… горстке?

— Ни одному. Кроме тебя и Марко.

Ее брови приподнялись.

— Правда? Даже твоей семье?

Я качаю головой из стороны в сторону.

Она отступает назад.

— Почему?

— Потому что я не люблю показывать слабость. Особенно перед своей семьей.

Хлоя хмурится.

— Это не слабость — нуждаться в чем-то подобном. Железный человек согласился бы, — она кивает головой в сторону Марко.

Мои губы дергаются, борясь с улыбкой. Серьезно, у нее есть способность растапливать лед в моих венах, когда я говорю о своей травме.

— Мне жаль, что я солгал и воспользовался ситуацией.

— Мне тоже жаль. Я ведь тоже не совсем невиновна. Я пошла на все это и солгала твоей семье. И я только что солгала своему, — она смотрит вдаль — Маттео.

— Кто он для тебя?

— Кто-то важный.

— Он знает об этом?

— Нет, — она смотрит вниз на свои руки.

— Не знает.

— Почему? — я говорю тихо, без осуждения.

Она поднимает голову.

— Он мой отец. Но он не знает, что я вообще существую, — она пускается в объяснения, рассказывая об эксперименте с ее родословной и о том, как она оказалась на озере Комо.

Она сжимает руки в кулаки.

— После того, как я увидела, как он реагирует на тебя, я немного испугалась и сказала первое, что, по моему мнению, могло бы заинтересовать его в том, чтобы увидеть меня за пределами этого места, — она обводит рукой кофейню. — Я много раз пыталась уговорить его пойти пообедать после моей смены, но у него всегда было какие-то дела. Я уже начала отчаиваться. Но мне жаль, что я так тебя использовала. Я бы не стала этого делать, если бы знала, что ты на самом деле какая-то знаменитость.

Неудивительно, что она прикинулась, будто я ее парень. Он буквально споткнулся, увидев меня, и она воспользовалась этой возможностью. Я не могу винить ее, когда я, по сути, сделал то же самое со своей сестрой.

— Не должно иметь значения, кто я. Ты сказала ему, что я твой парень, и я сомневаюсь, что ты можешь пойти и взять свои слова обратно. К тому же, для этого нет причин.

— Почему? Я просто притворюсь, что мы расстались, — ее глаза отводятся от моих. — Честно говоря, это, наверное, к лучшему. Я тоже не хочу врать ему. Это делает меня большой лицемеркой.

— Ты чувствуешь себя готовой рассказать ему, кто ты?

Она покачала головой из стороны в сторону.

— Вовсе нет. Честно говоря, сегодня я впервые увидела его таким оживленным. Он милый и все такое, не пойми меня неправильно, но он обращается со мной как с работником.

Я чувствую себя дерьмово. Вот она пытается наладить контакт с отцом, а я через несколько минут перехватываю его внимание. Мгновенный поток вины обрушивается на меня, хочется помочь ей.

— Тогда не надо. Ты пока не можешь сказать ему правду. Будь проклята ложь, но ты должна проводить время рядом с ним, — промурлыкал я.

— Почему ты не хочешь, чтобы я сказала ему правду?

— Потому что ты можешь провести с ним еще немного времени, используя меня как способ поддержать его интерес, — боже, я надеюсь, что это не так. Достаточно печально, что она проделала весь этот путь, чтобы найти его и спрятаться. Ей должно быть одиноко.

Так же, как и мне.

Ее брови поднимаются.

— Почему ты хочешь, чтобы я использовала тебя?

— Скажем так, у меня есть свои эгоистичные причины, чтобы хотеть видеть тебя рядом.

И, честно говоря, так оно и есть. Мне нравится, как Хлоя заставляет меня снова чувствовать себя нормальным. Я нуждаюсь в этом сейчас, и столь небольшая жертва кажется мне легкой. Я могу укреплять свою уверенность рядом с ней, пока она использует меня как реквизит.

— Мне кажется, что я получаю лучшую часть сделки.

Я качаю головой из стороны в сторону.

— Могу заверить тебя, что это точно не так.

— Ну… Если ты настаиваешь, полагаю, это не самая плохая идея, — ее голубые глаза светлеют, когда смотрят на меня.

Я сажусь повыше на стуле и наклоняюсь.

— Взамен я попрошу только об одном одолжении.

— О каком?

— Пригласи нас с Марко завтра на ужин. Это его последний вечер перед отъездом, и он не перестает говорить о тебе с тех пор, как впервые встретил.

— Почему?

— Потому что пришло время узнать друг друга получше. Настоящих нас.

— Для пущей последовательности. Умно.

Она хочет последовательности, а я хочу, чтобы кто-то облегчил одиночество, которое я буду чувствовать, когда Марко уедет. Это решение — лучшее по всем параметрам.

И по кивку головы я понимаю, что поймал ее в ловушку. Она проводит время со своим отцом благодаря мне, а я чувствую себя лучшей версией себя.

Это выигрыш, мать его, выигрыш.




Глава 15


Хлоя


— Давай-ка я все проясню: Сантьяго знаменит, ты солгала своему отцу и сказала ему, что Сантьяго — твой парень, и вы планируете устроить ужин как влюбленные голубки, чтобы провести больше времени с отцом, который до сих пор не знает твоей истинной личности? — голос Брук эхом отдается в телефоне.

— Да, — я щипаю себя за переносицу и с громким стуком падаю на матрас. — По шкале от 0 до 10, насколько плоха эта идея?

— Ты сломала систему оценок в лучшем из всех возможных вариантов. Представь, как это будет весело, — пальцы Брук, печатающие на клавиатуре, эхом отдаются в динамике. — Подожди. Сантьяго действительно чертовски знаменит! Боже мой!

Я отвожу телефон от уха.

— Брук! Прекрати его гуглить!

— Но он стоит более 100 миллионов долларов! Как, черт возьми, ты заманила этого парня в ловушку?

— Он липовый, так что я не совсем заманила его в ловушку.

— Ну, черт. Никогда не поздно попытаться. Ты должна брать с него деньги за свои услуги «подружки». Думаю, он не пожалеет несколько тысяч долларов. Поверь мне. Я прямо сейчас смотрю планировку его яхты! Где я это нашла? Твой парень дал интервью GQ.

— Это он должен брать с меня деньги. Мне сейчас больше нужна его помощь.

— Фу, с тобой не весело, — ее мышка щелкает на заднем плане. Она бормочет что-то о частной коллекции автомобилей и доме в Испании, прежде чем я останавливаю ее.

— Ты можешь перестать лезть в его жизнь?

— Нет. Это самое веселое, что у меня было за весь год! Пожалей девушку из маленького городка, которой нужно немного романтики в жизни.

— Ты родилась в Нью-Йорке.

— Извините, маленькая Мисс Жужжалка. Ладно. Я родилась с сердцем маленького городка. К тому же, не каждый день твоя лучшая подруга встречается с кем-то знаменитым! Дай мне передышку. Ты будешь разочарована, если я не нагуглю его для тебя.

— Фальшивые отношения. И я не хочу знать, что о нем говорит интернет.

— А как насчет информации о том, что у него висит, как у лошади?

— Нет! Точно не это! — кричу я. Воспоминание о его впечатляющей эрекции, прижимающейся ко мне в ночь нашего знакомства, навсегда запечатлелось в моем мозгу.

Брук хихикает про себя.

— Как насчет истории о том, что он ест киску как блюдо из семи блюд? Или что его любимая поза — ковбойка, потому что вид снизу стоит недостатка доминирования.

— О мой чертов Бог, откуда ты берешь эту информацию? Прекрати! — моя кожа нагревается от сплетен Брук.

Ничто из того, что я твержу про себя, не вытесняет эти образы из моей головы. Они проигрываются по кругу, напоминая мне, почему я могу смотреть, но не могу трогать. Была там, целовалась с этим. Все, что связано с Сантьяго, означает проблемы на всех языках.

Брук продолжает.

— У меня есть свои источники в даркнете.

— Reddit не считается даркнетом.

— Ладно, хорошо. Но это хороший сайт для такого рода фигни. Как еще ты можешь узнать о размере его члена?

— Эм, потрогав его?

Она насмехается.

— Да ладно. Ты бы не запомнила, что такое член, даже если бы книга по анатомии ударила тебя по голове.

— Я тебя ненавижу. То, что у меня давно не было секса, не значит, что я не помню, как доставить удовольствие кому-то другому.

— Нет, тебе нравится, что я обращаю твое внимание на отсутствие мужской компании в последнее время. Если ты не испытаешь оргазм на месте от прикосновения к его девятидюймовому члену, то я изгоняю тебя из нашей квартиры. И не вздумай возвращаться.

Я разразилась смехом.

— Что на тебя нашло?

— Ты встречаешься с человеком, который, по слухам, трахает языком киску так, будто ему не нужен кислород, чтобы дышать.

Я не обращаю внимания на то, что моя кожа зудит, надеясь, что прилив крови к телу успокоит меня.

— Неужели люди действительно делятся такой информацией? О его… — я поморщилась. — Это такое вторжение в частную жизнь.

— А чего ты ожидала? Он знаменит. Ты теряешь все права на то, чтобы считаться человеком, как только TMZ публикует несколько историй о тебе.

— Что мне делать? Я не должна была соглашаться на сегодняшний ужин с Марко. Черт, я не должна была соглашаться ни на что из этого. Фальшивые свидания — моя худшая идея.

— Расслабься и получай удовольствие. Все, что ты сделала за свою короткую жизнь, это слишком быстро выросла и работала до упаду. Я хочу, чтобы ты надела свои ковбойские сапоги и поехала кататься. После ужина, то есть, потому что тебе не нужно портить жизнь маленькому ребенку, как бы заманчиво ни выглядел обеденный стол для хорошего траха.

— Ты — худшая группа поддержки. Ты должна сказать мне, что это ужасная идея, и я должна все отменить.

— Это ужасная идея, и именно поэтому ты должна это сделать! Что плохого в том, чтобы пару раз притвориться перед его семьей и твоей? Вы оба что-то получите от этого.

— Я не люблю использовать людей, — от одной этой мысли мне становится не по себе.

— Ты не она.

Походить на мою мать — это последнее, чего я хочу в жизни. Я не могу отрицать, что все, что выходит из-под контроля, напоминает мне о ней.

— Да, но в последнее время мне кажется, что это именно так, потому что ложь накапливается.

— Слушай, это нормально, что ты беспокоишься о том, что станешь похожей на свою маму, но это другое дело. Сантьяго — добровольный участник.

— Да, но…

— Никаких «но». Разве он не согласился устроить ужин с твоим отцом на следующей неделе, когда Марко уедет и все уляжется?

— Да.

— Хорошо. Это похоже на человека, которого заставляют?

Я прикусила нижнюю губу.

— Нет.

— А нормальный человек согласился бы, чтобы его использовали?

— Не самый нормальный.

— Вот видишь! Тогда это взаимно. Ты помогаешь ему, он помогает тебе. Теперь… если тебе нужна его помощь в спальне, я уверена, он тоже будет рад помочь.

— Я устала от тебя!

— Святое дерьмо! — Брук задыхается.

— Что?

— Ты не сказала мне, что его сестра — Майя Слейд! Она знаменита на YouTube. Я смотрела ее влог о Швейцарии в прошлом году.

— Что? — с каждой новой информацией о Сантьяго Алаторре от моей жизни убавляется год.

— Она снимает множество видео о путешествиях и образе жизни. Я не связала имя Сантьяго и Майи, когда ты упомянула его! Боже мой. Ноа, блять, Слейд! — Брук выкрикивает в трубку целую вереницу слов. — Все, я пакую чемоданы. Тебе нужен партнер по преступлению, а мне, прямо скажем, просто нужен партнер. У них должен быть какой-нибудь горячий, знаменитый друг для маленькой старой меня.

Я смеюсь до икоты, любя Брук за то, что она развеяла мои опасения по поводу сегодняшней встречи с Сантьяго.

— Если ты приедешь сюда, то никогда не уедешь.

— Не искушай меня.




Глава 16

Хлоя


Сегодняшний вечер совсем не похож на мой последний визит. Для начала, Марко бросает меня, как только я вхожу в дом. Он сидит на диване в гостиной, прильнув глазами к телевизору. Его отсутствие делает присутствие Сантьяго еще более пугающим, словно темная сила поглощает меня целиком. Я боюсь провести время без присмотра с высоким мужчиной, который отвечает всем моим требованиям.

Он ведет меня на свою роскошную кухню. Запахи, исходящие от плиты и духовки, вызывают у меня слюноотделение. Это совсем не то, к чему я привыкла.

Сантьяго, умеющий готовить, полностью обезоруживает меня. Я прислонилась к стойке, завороженная тем, как он режет лук, словно он горячая испанская версия Гордона чертова Рамзи. Его руки сгибаются при каждом движении. Пять минут, которые я провожу, пуская слюни, окончательно закрепляют мою решимость просматривать все кулинарные шоу, доступные на телевидении. К черту Остров любви, я здесь ради кухонного острова.

Слава Богу, я закрепила за ним статус фальшивого бойфренда. С такими талантами, как у него, его нельзя пускать на свидания.

Я смеюсь про себя над своими собственническими замашками.

Он поднимает глаза от разделочной доски.

— Что смешного?

— О, ничего, — говорю я его напряженному бицепсу.

Он крепче сжимает нож, заставляя мышцы руки напрячься.

Мои щеки теплеют, когда я поднимаю взгляд и ловлю его глаза.

— Я не знала, что ты умеешь готовить. По-настоящему готовить, знаешь, с модными ножами и настоящими овощами.

— Я почти боюсь спросить, что ты имеешь в виду под «настоящими овощами», — он притворно вздрагивает.

— Эй, не суди. У меня нет таланта на кухне, поэтому я обхожусь замороженными продуктами.

— Замороженными? Почему ты это делаешь?

— Вот маленький пример: я превращаю тосты в угольки.

От его смеха у меня по коже бегут мурашки.

— Ты как моя сестра. Она не смогла бы нарезать салат, даже имея пошаговую инструкцию и видеоурок.

— Я бы сожгла руководство и заказала еду на вынос. Это звучит как самый безопасный вариант для всех участников.

— Ты готова учиться?

— Готовить? — я смотрю на него, облизывая нижнюю губу. От одной мысли о том, что Сантьяго научит меня чему-то по хозяйству, я практически задыхаюсь.

Его глаза темнеют, когда он смотрит на мой язык.

— Ты можешь перестать это делать? Это отвлекает, — он проводит большим пальцем по моей нижней губе, вытирая ее.

Я задыхаюсь. Мои пальцы вцепились в стойку, пока я смирялась с отказом легких.

— Что?

— Ты хочешь мне помочь? — он игнорирует мой вопрос и указывает на ингредиенты, покрывающие прилавок.

— Правда?

— Я буду считать это своим долгом перед обществом. Мы не можем допустить, чтобы ты питалась замороженными овощами и рисковала жизнью других, поджигая хлеб, — он ухмыляется.

Я улыбаюсь, наслаждаясь его легкомыслием.

— Если бы я вернулась в Америку, умея готовить что-то, кроме макарон с сыром быстрого приготовления, думаю, моя лучшая подруга Брук лично прислала бы тебе подарочную корзину.

Сантьяго усмехается, грубо и тепло.

— Ты умеешь чистить картошку?

Я киваю.

— Мы с Брук слишком часто пытались приготовить неудачные праздничные ужины.

Он передает мне картофелечистку и миску с картофелем.

— Может, ты займешься этим, пока я закончу здесь? — он возобновляет нарезку.

Я работаю в темпе бабушки с артритом, не желая, чтобы мое время с Сантьяго заканчивалось. То, как он выполняет работу, выводит определение «фуд-порно» на совершенно новый уровень. Он продолжает, подготавливая различные ингредиенты с такой легкостью. У меня возникает серьезное искушение обмахивать себя рукавицей для духовки.

Я беру еще одну картофелину из миски и приступаю к работе.

— Что ты готовишь?

— Эмпанадас, потому что это любимое блюдо Марко, и другие закуски для нас.

Серьезно, этот мужчина — совершенно другой уровень неотразимости. Он готовит, он нянчится с детьми, и он ворчливый. Мой криптонит.

— Вау. Большинство детей любят пиццу и куриные котлетки, а он любит модно звучащую испанскую еду.

— Эмпанадас— это что угодно, только не модная еда, — Сантьягосмеется.

Хороший способ показать себя стильной перед миллионером, Хлоя.

— О. Точно, — я игнорирую жар, ползущий по моей шее, надеясь, что Сантьяго его не заметит.

Судя по тому, что его улыбка становится шире, я не могу считать себя настолько удачливой. От его взгляда моя кожа оживает.

— Я понимаю, почему ты так думаешь, исходя из того, сколько ингредиентов нам нужно. Это рецепт моей мамы. Она научила меня, когда я был немногим старше Марко.

— Правда? Твоя мама — умная женщина, с раннего возраста готовила тебя к тому, что ты будешь идеальным мужем, — слова вырвались из меня прежде, чем вмешался мой фильтр. Я бы шлепнула себя, если бы у меня не были заняты руки.

— Скорее, я бы умолял маму научить меня, чтобы я мог красть кусочки перед ужином. Но не буду врать, это может пригодиться, когда я стараюсь произвести впечатление на красивую женщину.

Конечно, он готовит, чтобы заманивать ничего не подозревающих женщин. С чего бы мне думать, что я такая особенная снежинка, с которой он готовит?

— Кто-нибудь говорил тебе, что у тебя очень выразительное лицо? — он направляет острие своего ножа в мою сторону.

Если бы у меня было хоть какое-то чувство самосохранения, я бы посчитала это пугающим серийным убийцей.

— Нет. А что?

— Потому что твоя улыбка исчезла после того, как я высказался. Я должен говорить яснее. Я произвожу впечатление на тебя с помощью эмпанадас, тапас и хорошего вина.

Мое сердце заколотилось в груди.

— Правда?

Он подмигивает. Я краснею. Цикл повторяется.

Я прочищаю горло.

— Итак, где вино, о котором ты говоришь, потому что я бы могла выпить бокал прямо сейчас.

Он с улыбкой качает головой.

— Только после того, как уберем все острые предметы.

Мы работаем бок о бок, Сантьяго объясняет каждый шаг процесса. Вместе мы делаем партию эмпанадас. Те, что получились у меня, немного кривые и набиты до отказа, но Сантьяго посмеялся и все равно приготовил их.

Сантьяго работает над парой своих тапас, пока я потягиваю вино.

Марко приходит, когда Сантьяго зовет его по имени. Мы втроем сидим вместе и едим, ведя себя как маленькая счастливая семья, которую я ощущаю только в присутствии этого мужчины. В моей юности не было ничего подобного. Но вместо типичного холода, проникающего в мои вены при мысли о прошлом, в груди разливается тепло.

О Боже. Не привязывайся к тому, чего у тебя никогда не будет.

Я отгоняю эти мысли и сосредотачиваю все свое внимание на Марко. Он отвлекает меня, рассказывая обо всех веселых вещах, которые он делал со своим дядей сегодня до моего появления.

— Что ты собираешься делать дальше, Марко? — я смотрю на него.

— Мама и папа берут меня на гонки, — он издает звук, похожий на звук автомобиля, когда отправляет эмпанаду в рот.

— Гонки? Ого! — я смеюсь при виде его. Этот ребенок такой милый, что я хочу, чтобы он остался еще на неделю.

— Они отправляются на следующий Prix, как только Майя заберет его завтра и присоединится к Ноа. Они проведут лето, путешествуя с командой, прежде чем Марко снова начнет ходить в школу.

— Это весело! Куда они едут дальше?

— В Монцу на Гран-при Италии, — он говорит негромко.

Марко хлопает в ладоши.

— Да! Италия! Папа победит!

Я улыбаюсь.

— Откуда ты знаешь?

— Он самый лучший.

Улыбка Сантьяго спадает. Перемена темная и безошибочная. Воспоминания мучают нас всех, независимо от времени и места.

Мне не нравится выражение его лица. Думая сердцем, а не мозгом, я выбалтываю что-то безумное, потому что хочу, чтобы его грусть исчезла.

— Итак, Сантьяго, какие у тебя планы на следующую неделю, когда Марко уедет?

На его лбу появляется пара морщинок, а брови сходятся вместе.

— Ничего особенного, кроме нашего ужина во вторник. Кто-то доставил мне новую машину для реставрации, так что, думаю, я буду работать над ней в течение следующих нескольких недель.

— Правда? Ты помнишь, что я люблю чинить машины? Это моя новая страсть.

Его хмурый взгляд исчезает, когда он улыбается.

— Да. Я помню этот факт о тебе. Винтажные автомобили, верно?

— О, да. Чем старше, тем лучше, — это прозвучало как правильная вещь.

Его улыбка превратилась в нечто коварное.

— Удивительно. Я тоже люблю винтажные машины.

Я прижимаю ладонь к груди и изображаю шок.

— Ты только посмотри на это! Кто бы мог подумать, что у нас так много общего! Я уверена, что ты не будешь возражать, если я присоединюсь к тебе, чтобы отремонтировать машину, которую ты получил?

Его настороженные глаза встречаются с моими.

— Зачем тебе это нужно?

Да, Хлоя, зачем? Я сохраняю спокойствие и собранность, несмотря на свои бешеные мысли. Мои действия едва ли имеют смысл для меня самой, поскольку мы никогда не обсуждали возможность проводить время вместе вне всяких уловок. Но я не могу сопротивляться желанию убрать грустное выражение в его глазах, когда он думает о том, что его семья путешествует без него.

Даже если для этого придется ослабить бдительность.





Глава 17

Хлоя


— Думаю, мне лучше пойти, — я переплетаю пальцы и покачиваюсь на пятках.

Когда Марко спит в своей кровати, а вся посуда убрана, кажется, что самое время уходить.

— Не хочешь остаться еще ненадолго? Я могу открыть еще одну бутылку вина. — Сантьяго торопливо произносит слова, его голос звучит нерешительно и в то же время пронизан надеждой.

О Боже. Он нервничает? Я пытаюсь вымолвить хоть слово, но ничего не выходит из моих губ. Я, лишенная дара речи. Брук рассмеялась бы от этой идеи.

— Никакого давления. Если ты не можешь, потому что тебе завтра рано на работу, то не беспокойся об этом, — продолжает он.

К черту его за то, что он забрался ко мне под кожу и чувствует там себя как дома. Я не могу удержаться от того, чтобы не кивнуть головой, соглашаясь побыть с ним один на один. Он словно излучает феромоны, заманивая меня в ловушку мускулами, сексуальным испанским акцентом и робкими улыбками.

Сантьяго ведет нас обратно в гостиную, а потом уходит за бутылкой вина. Когда он снова входит в комнату, мой взгляд падает на этикетку. Это та же марка, которой я восхищалась во время ужина, утверждая, что у меня никогда не было ничего настолько качественного, поскольку обычно я покупаю все, что имеет этикетку «купи одно, второе бесплатно». От того, что он взял еще одну бутылку той же марки, я чуть не упала в обморок.

Сантьяго занимает место на диване, сохраняя немного пространства между нами. Я благодарна ему за это, потому что сегодня я серьезно сомневаюсь в своем самоконтроле рядом с ним. Он ведет себя слишком мило, на мой взгляд.

Он передает мне полный бокал вина. Его рука касается моей, посылая ток вверх по моей руке.

Я отдергиваю руку.

— Какую машину ты планируешь восстанавливать?

— Ягуар Си-Тайп 1951 года, — он улыбается про себя.

— Звучит… роскошно? — единственное, что я знаю о машинах, это то, что машины с самым громким глушителем обычно сигнализируют о том, что рядом находится мужчина с маленьким членом.

Он смеется так, что у меня подкашиваются пальцы на ногах.

— Судя по тому, как она выглядит сейчас, ты бы так не сказала.

— Правда? Зачем тогда покупать ее?

— Потому что самое интересное — это чинить ее.

— Как давно ты занимаешься этим?

Он смотрит в сторону.

— С тех пор, как смог себе позволить.

Я пытаюсь скрыть свое удивление.

— И когда это было?

— Когда я добился успеха в гонках. До этого моя семья с трудом сводила концы с концами. Все это, — он обводит рукой комнату — потребовало тяжелой работы. Мои родители были не совсем финансово обеспечены. По крайней мере, пока я не обеспечил их достаточными сбережениями, чтобы они могли жить безбедно до конца своих дней.

— О. Вау. Я не знала этого о тебе, — этот маленький факт заставил меня посмотреть на него в новом свете. Возможно, у нас больше общего, чем я думала вначале.

— Если ты погуглишь меня, это, вероятно, будет одним из первых, что появится, — он качает головой. — Подожди. Не надо меня гуглить. Это плохая идея.

Ну, технически я его не гуглила.

Его глаза сужаются, когда он изучает мое лицо.

— Ты это сделала, не так ли?

Я отворачиваюсь, тая под его пристальным взглядом.

— Эм… не я. А вот Брук — да. Но она не сказала мне многого.

— Что она сказала?

Я смотрю куда угодно, только не на источник моего смущения, как будто его глаза могут уловить мои мысли.

— Только то, что у тебя состояние, сравнимое с бюджетом небольшой страны.

— И это все? Ладно, это не так уж плохо, — он очаровательно сморщил нос. Боже правый, очаровательно? Хлоя, пожалуйста, обуздай свои яичники. Они разрушают твой мозг.

— Угу, — я хватаю свой бокал с вином и выпиваю половину содержимого одним махом.

Он наклоняет голову, и на его губах появляется призрак улыбки.

— Мне нравится, что ты можешь лгать всем, кроме меня. Это довольно забавно.

— Что? — бормочу я.

— Я отдаю тебе должное. Ты впечатляюще умеешь врать. Моей сестре, моему шурину, своему отцу. Это то, что привлекло мое внимание к тебе. Но когда ты остаешься со мной наедине, ты все выкладываешь. Поэтому я спрошу тебя еще раз. Что сказала твоя соседка? — властный тон в его голосе заставил мою нижнюю половину сжаться.

— Брук сказала мне, что у тебя огромный член, достойный поэмы.

Сантьяго откидывает голову назад, издавая рев смеха.

— Вообще-то, я передумал. Гугли меня сколько хочешь. Чем пикантнее статьи, тем лучше, пожалуйста.

Я наклоняюсь и подталкиваю его. Моя рука задерживается на его предплечье, прежде чем я отдергиваю ее, укоряя себя за обидчивость.

— Эй. Не я изучала тебя. Это сделала Брук.

— Брук — мой новый любимый человек. Может быть, это я пошлю ей корзину с благодарностями.

Мои глаза переместились с его лица на джинсы, любопытство разъедало мою вежливость.

— Значит, ты не отрицаешь этого?

— Мужчина был бы глуп, если бы отрицал подобные заявления. Особенно если они правдивы.

О. Боже. Мой. Я ерзаю на своем сиденье. Теперь я представляю, что он скрывает под этими джинсами, и это заставляет меня задуматься.

Он наливает себе еще немного вина, прежде чем наполнить мой бокал.

— Теперь, когда ты знаешь мой секрет, твоя очередь.

— Секрет? Это ты хвастаешься тем, что у тебя стальная труба вместо члена. Это не секрет. Это факт. — Секреты требуют доверия, а я тебе не доверяю, — моя улыбка спадает.

— Что требуется от меня, чтобы ты мне доверяла?

Я вздыхаю.

— Это сложный вопрос, так как мне нелегко доверять людям. Забудь.

Его брови нахмурились.

— Почему ты не доверяешь другим?

— Почему ты не доверяешь другим? Ты тот, кто лгал мне о своей личности в течение двух недель. Такое решение не говорит о доверии, — огрызаюсь я.

Глаза Сантьяго расширяются.

Черт. Я мысленно прячу когти.

— Прости, я…

— Все в порядке. Я признаю, что это был не самый лучший мой поступок. Что касается доверия к другим… Я встречал самых мерзких людей, которые питаются славой и неудачами. Увидев худшее в человечестве, я понял ценность людей, которым я могу доверять.

Его ответ выглядит крайне надуманным по сравнению с моим, ведь его жизнь в центре внимания, но у нас есть общие черты, которые я не могу отрицать. Те, которые являются основополагающими, независимо от обстоятельств.

— Я тоже видела худшее в людях. И у них обычно есть способ разочаровывать меня. Вместо того чтобы ранить свои чувства, доверившись не тому человеку, я лучше вообще не буду этого делать.

— А как насчет Брук?

— Исключение из правил.

— Значит, ты готова нарушить свое правило насчет доверия? — его глаза берут меня в плен, а на губах появляется улыбка.

— Возможно. Зависит от человека.

— Для меня это довольно приемлемо. К тому же, возможно, ты узнаешь, как пребывание рядом с плохими людьми дает тебе возможность ценить хороших, — его взгляд задерживается на моем лице так, что мне становится не по себе.

Мне не нравится ощущение легкости, распространяющееся по моему телу от его слов. Не-а, не-а, не-а. Я пережила годы воспитания в приемных семьях, потому что не повелась на цветистые слова и пустые обещания. Мне нравится контролировать то, что я рассказываю о себе.

Его глаза смягчаются.

— Ты можешь не доверять мне сейчас, но со временем ты сможешь.

— Это довольно громкое заявление, исходящее от тебя.

— Я не из тех, кто говорит то, чего не имеет в виду. Если тебе потребуется еще немного времени, чтобы открыться, это нормально. Я никуда не собираюсь уходить, — он указывает на свой iWalk. — К тому же, нам нужно вместе починить машину. Ты уже предложила свои услуги.

Мое сердце теплеет от этой мысли. Это первый раз, когда он открыто коснулся своей травмы без доли презрения. Его реакция заставила меня улыбнуться.

— Зачем тебе вообще нужно мое доверие? Это не является обязательным условием фальшивых отношений.

— Потому что некоторые люди в жизни стоят дополнительных усилий.

У меня перехватило дыхание от его слов. Я думала, что будет забавно вытащить отшельника из его раковины, но оказалось, что он действует на меня своей собственной магией.

Он заставляет меня надеяться, что он докажет, что я ошибаюсь. И это само по себе является самым волнующим в нем.


* * *


— Хлоя. Мне нужно, чтобы ты приехала ко мне домой прямо сейчас и спасла меня. Моя мама уже в пути, — шепчет Сантьяго в трубку.

Это не совсем то, что я ожидала услышать из уст Сантьяго в тот момент, когда ответила на звонок.

— А? — я протираю глаза от остатков дневного сна. Работа сегодня полностью вымотала меня, потому что Маттео наконец-то попросил меня помочь ему со срочными заказами после того, как в его магазине появился целый рой туристов.

— Моя мама сейчас приедет ко мне домой и будет ждать тебя.

— Что? — я поднимаюсь с кровати. — Ты не упоминал о визите своей мамы! И что значит «она будет меня ждать»? Это не входило в план.

— Поверь мне, ты не единственная, кто удивлен. Но она хочет познакомиться с моей девушкой.

— Это вообще нормально, что она заявилась без предупреждения? — что за семья у этого человека?

— Нет, — ворчит он. — Но я полагаю, что маленькая история Майи привела ее в восторг. Я разберусь с этим вопросом после.

— Черт.

— Читаешь мои мысли.

— Это выходит из-под контроля. Я не готова к встрече с твоей мамой. Я почти ничего о тебе не знаю!

— Ты знаешь обо мне достаточно, чтобы пережить встречу с моей мамой. Клянусь, я бы не поставил тебя в такую ситуацию, если бы не думал, что ты сможешь справиться. К тому же, она будет донимать тебя вопросами о тебе, а не обо мне.

— О, Боже, — вот так Сантьяго дал мне время открыться. Это полный кошмар.

— Но я должен предупредить тебя. Моя мама чует ложь за милю. Черт, она узнала о том, что Ноа и Майя нравятся друг другу, раньше меня.

Я опускаю голову на подушки и закрываю глаза рукой.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала? Все, что касается нас — ложь!

— Ну, не все, — его голос понижается.

Мурашки пробегают по моей коже, напоминая мне, почему находиться рядом с ним больше, чем нужно, смертельно опасно.

— Как я могу притворяться перед живым полиграфом?

— Она будет занята знакомством с тобой, и я сомневаюсь, что она будет много расспрашивать тебя обо мне. Я не та причина, по которой она пришла в гости. Так что не волнуйся. Ты ей понравишься.

— Тебе легко говорить, — ворчу я себе под нос.

Он усмехается.

— Приходи и попритворяйся несколько часов, пока я не скажу, что тебе нужно лечь спать пораньше, потому что завтра рано на работу. Это будет легко.

— Хорошо. Что такое несколько часов вопросов и твоя мама?

В этот момент Морган Фримен, рассказчик моей жизни, прерывает меня, чтобы сказать, что это очень плохая идея.

Пошел ты, рассказчик. Пошел ты.





Глава 18

Сантьяго


— Ты же сказала мне, что ничего ей не скажешь, пока я сам этого не сделаю! — я провожу обеими руками по волосам, натягивая густые пряди.

Мы с Майей шепчемся на кухне, пока Марко играет со своими игрушками в гостиной. Она сама приехала за Марко сегодня, пока Ноа занят в штаб-квартире Бандини в Милане, готовясь к гонке в Монце.

Майя вскидывает руки вверх.

— Это была не я! Марко упомянул о ней Mami — Маме, когда они разговаривали по телефону сегодня утром после приземления в Мадриде. А чего ты ожидал от меня? Что я вырву телефон из его рук и брошу трубку?

— Разве я слишком многого прошу?

Она хлопает меня по плечу.

— Да. Он маленький ребенок. Он не знает, что ему следует или не следует говорить. К тому же, как только Марко сообщил ей новости, она сказала, что бронирует билет и присоединится ко мне на следующей неделе перед гонками Ноа. Ну, и то, что она хотела встретиться со мной здесь, чтобы увидеть тебя.

— Увидеть меня? Скорее, она хочет допросить мою девушку, — я все еще не могу поверить, что моя мама приедет сюда в ближайший час, чтобы навестить меня.

Майя морщится.

— Извини.

— Как она смогла разработать этот план меньше чем за несколько часов?

— Это же Mami — Мама. Я уверена, что папа отвозил ее обратно в аэропорт, пока она болтала с Марко. Она быстрая. Я отдаю ей должное.

— Отлично. Просто отлично, — простонал я. Такова расплата за то, что я две недели заботился о Марко. Последнее, что мне нужно, это новые трудности, особенно если это моя мать.

Майя пожимает плечами.

— Постарайся не беспокоиться об этом слишком сильно. Кажется, она очень рада Хлое. Особенно после того, как Марко рассказал Mami — Маме о том, как Хлоя заботилась о нем, когда он был болен.

Я не могу сердиться на своего племянника за то, что он не понимает сути дела.

— Неважно. Это всего лишь на один день.

Глаза Майи фокусируются на чем-то позади меня.

— Ну…

— Я боюсь спрашивать, но у меня нет выбора. Выкладывай.

— Ты не слышал этого от меня, но Mami — Мама хочет, чтобы ты присутствовал с нами на Prix в следующие выходные.

Я выпускаю поток проклятий, переключаясь между английским и испанским. Воздух в комнате сгущается, стены вокруг меня становятся ближе. Что-то уродливое и слабое расцветает в моей груди, питаясь моей тревогой. Возвращаясь в то место, которое я обещал себе избегать любой ценой, я испытываю новую волну паники. Я пытаюсь взять под контроль свое дыхание, но с губ срываются короткие вдохи.

Черт. Я провожу трясущейся рукой по волосам.

Глаза Майи становятся еще шире.

— Никто не ждет, что ты пойдешь! Просто скажи ей, что не можешь, потому что занят.

— Занят чем? Наблюдением за тем, как растут мои инвестиции, и прогулкой у озера? Да, потрясающая ложь, Майя. Я скажу ей, чтобы она спросила меня еще через тридцать лет, когда мой плотный график освободится от наблюдения за тиканьем часов.

Она смотрит вниз на свои кроссовки.

— Верно.

Я шагаю через комнату.

— Почему она хочет, чтобы я пошел?

— Наверное, потому что это последняя гонка Ноа с Бандини. Ты же знаешь, это большое дело.

— Он уходит на пенсию после этого сезона? Что изменилось? — святые угодники, все будут охотиться за его местом в Формуле-1. Ноа гоняется с Бандини уже более десяти лет.

— Он планировал уйти на пенсию в следующем году, но обстоятельства… ну… Он хочет сосредоточиться на собственной семье, а это трудно, когда мы постоянно переезжаем. Марко становится старше, у него начинается школа и все такое. Мы хотим, чтобы наша семья росла где-нибудь в более стабильном месте, чем частный самолет или дом на колесах.

Черт. Думаю, Ноа планирует рано уйти на пенсию из-за нее и всего, что произошло. Этим последним признанием он завоевал еще одну унцию уважения с моей стороны.

Теперь я должен пойти на эту гонку. Монца — это большое событие, и если это последняя гонка Ноа, то я буду самым большим мудаком на планете, оставшись дома. Бескорыстная идея мне не по душе, потому что это последнее, что я хочу сделать, наравне с колоноскопией или вегетарианством.

— Я в жопе, не так ли? — шепчу я потолку, как будто он может мне ответить.

— Ну, если ты решил пойти, ты всегда можешь взять с собой свою девушку, чтобы это было более терпимо.

Вот это идея, с которой я могу работать. Если я возьму Хлою, то смогу унять часть тревоги, которую я испытаю, снова появившись на треке. Если я сосредоточусь на ней и наших фальшивых отношениях, то у меня не останется времени на прошлое.

Прости, маленький полевой цветок, но я не уверен, что ты переживешь мой смертоносный шторм.


* * *


— Хлоя, расскажи мне об Америке, — моя мама соединяет свою руку с рукой Хлои. Майя и я следуем за ними, держась берега озера.

— Mami — Мама серьезно собирается притвориться, что никогда не была в Америке? — бормочу я себе под нос.

Майя толкает меня в бок.

— Она вежлива. Ты ведь помнишь, как это было раньше, не так ли? Знаешь, когда ты только и делал, что рычал на людей?

Я бросаю взгляд на сестру. Майя смеется и снова обращает свое внимание на Марко.

— Ну, в Нью-Йорке гораздо больше народу, чем в этом городке, — отвечает Хлоя.

— О, да. Но в других частях Италии довольно многолюдно. Ты уже была в других городах Европы или мой сын прячет тебя от всего мира? — Mami — Мама улыбается ей.

— О, нет. У меня… у меня еще не было времени. Я работала и все такое, — Хлоя спотыкается на своих словах.

Да. Мне конец. Хлоя слишком нервничает, и моя мама не помогает ситуации.

— Я ожидала, что мой сын будет относиться к своей девушке более бережно. Жаль, что он не удосужился свозить тебя куда-нибудь, особенно если учесть, что он сам побывал во многих местах. Он обожал путешествовать.

— Ну, этот город замечательный, так что пока не было причин уезжать, — Хлоя улыбается через плечо, подмигивая мне. Этот маленький жест отвлекает меня, и я спотыкаюсь о камень.

Она смеется, прежде чем повернуться лицом к моей маме. Глаза Mami — Мамы скачут между Хлоей и мной, ее улыбка расширяется.

Черт. Я беру назад свое последнее заявление. Улыбнувшись маме, я понимаю, что Хлоя обвела ее вокруг пальца. А как иначе, когда она творит со мной такую же магию?

— Знаешь, что еще здорово? — Mami — Мама ухмыляется так, что у меня волосы на руках встают дыбом.

Черт. Mami — Мама собирается пойти на это, с моего одобрения или без него. Я был бы впечатлен ее коварством, если бы не оказался в проигрыше.

Хлоя переводит взгляд с мамы на меня.

— Что?

— Как ты смотришь на то, чтобы поехать на гонки Формулы-1? Мой зять будет за рулем, и это его последняя гонка.

— В Италии! У него еще много гонок, — Майя неловко смеется и качает головой.

Я ценю Майю за то, что она пытается дать мне выход, но в этом нет необходимости.

— О, — Хлоя прикусывает губу, когда ее глаза находят мои. От того, что она видит, ее щеки приобретают румяный оттенок. — Не думаю, что смогу. У нас есть планы.

Mami — Мама поджала губы.

— Планы? Какие?

— Например, починить машину, — Хлоя кивает головой.

Я щиплю переносицу. Мы проиграли битву еще до того, как она началась.

— И.… эм… — Хлоя заикается.

— Ну, мой сын может повременить с ремонтом одной из своих двадцати пяти машин. Верно? — Mami — Мама оглядывается на меня. Ее глаза говорят мне, что если я скажу «нет», то буду жалеть об этом довольно долго.

— Верно, — я киваю.

Надеюсь, Хлоя сделает эту поездку терпимой, как предложила Майя, потому что я могу только представлять, в какое дерьмовое шоу она превратится. От одной мысли о том, чтобы вновь встретиться со своими демонами, я потею, а мои руки дрожат. Я не видел гоночную трассу Формулы-1 с тех пор, как попал в аварию, не говоря уже о том, чтобы быть рядом со старыми фанатами и коллегами.

Хлоя останавливается на своем пути и протягивает мне руку. Она похожа на темного ангела, искушающего меня лукавой улыбкой и яркими глазами.

— Я уверена, что мы сможем извлечь максимум пользы из этой поездки.

Я хватаюсь за ее руку, наслаждаясь энергией, бурлящей между нами.

— Кто может устоять перед тем, чтобы показать ее всему миру?

Она качает головой.

— Ну, может быть, пропустим часть «выставить меня на всеобщее обозрение». Я не очень хорошо чувствую себя в центре внимания.

— Откуда ты знаешь? — я вздергиваю бровь.

— Меня вырвало на сцене во время игры в спектакле в средней школе.

— Это нормально — нервничать во время таких вещей, — говорит моя сестра.

— Я была деревом. Мне даже не было необходимости говорить, — щеки Хлои наливаются цветом.

Я притягиваю Хлою к себе, наслаждаясь ощущением ее в моих руках. С таким же успехом можно наслаждаться ее близостью под видом того, что я угождаю своей семье.

— О, все в порядке. Я уверен, что ты привыкнешь к вниманию после первой сотни вопросов папарацци.

— Что ты делаешь? — шепчет она себе под нос.

— Развлекаюсь в кои-то веки, — я подмигиваю, убирая прядь ее волос и заправляя за ухо.

Мама и Майя шепчутся позади нас, создавая шумную группу критиков из двух человек.

Ее глаза сужаются.

— Считай, что мы останемся с тобой даже после этой поездки. Это если я переживу сердечный приступ, который у меня обязательно случится.

Я в долгу перед ней не только за выходные с семьей. Она оживляет часть меня, которой я пренебрегал все эти годы, подталкивая меня к тому, чтобы стать лучшей версией себя.

Хлоя Картер зацепила меня, и я не могу сказать, что сожалею об этом.






Глава 19

Хлоя


— Ты серьезно? Ты не можешь быть серьезной, — Брук смотрит широко раскрытыми глазами в камеру видеочата.

Я качаю головой вверх-вниз.

— Я собираюсь объявить всему миру, что я девушка Сантьяго в следующие выходные.

От одной этой мысли мой желудок забурлил, как стиральная машина. Почему я согласилась на это? Потому что он оказал тебе услугу, и ты в долгу перед ним.

— О БОЖЕ!

— Я знаю. Я ЗНАЮ!

Брук ухмыляется.

— Вы быстро переходите от приватного притворства перед семьями друг друга к красной ковровой дорожке, моя дорогая. Вот это я называю «блистать».

— Не напоминай мне.

— Как ты собираешься пережить что-то подобное? У них нет мусорных баков вдоль бархатных канатов, чтобы тебя вырвало, когда ты занервничаешь.

Блистать и блевать становятся синонимами в моей голове прямо сейчас.

Мои глаза сужаются.

— Это случилось один раз.

— Только потому, что ты волшебным образом заболевала каждый раз, когда после этого у нас был школьный спектакль! Некоторые люди думали, что ты ненавидишь Рождество, потому что ты никогда не участвовала в постановке.

За какого монстра меня принимали мои одноклассники?

— Я планирую выпить шот еще до того, как попаду на мероприятие. Это должно излечить любой страх сцены.

Брук кивает.

— Переходим к моему следующему вопросу об этом неудачном плане. Как ты думаешь, насколько он нервничает из-за возвращения? Если ты боишься, то я уверена, что он уже вовсю срет кирпичами.

Это все, о чем я могу думать. Как Сантьяго справится с таким давлением? Каково ему будет вернуться в то место, которое он поклялся никогда не посещать? Не сломается ли он под давлением? Список моих вопросов растет по мере того, как проходят дни.

— Поверь мне, я действительно думаю о нем. Я до сих пор не могу поверить, что он вообще согласился на это. Я имею в виду, что он идет только ради Ноа, но все же.

— Нет ничего, что я люблю больше, чем старое доброе жертвоприношение.

— Это прозвучало очень неправильно, просто чтобы ты знала.

Брук гогочет.

— Хорошо. Расскажи мне о своем плане на выходные. И если он не включает в себя прикосновение к его члену, я удалю тебя из друзей и продам все твое дерьмо на Facebook Marketplace.

— Ты не посмеешь.

— Испытай меня, — она ухмыляется.


* * *


— Хлоя, надеюсь, ты не против, что я задаю этот вопрос, но я больше не могу сдерживаться, — Маттео закрывает ящик кассового аппарата.

Я приостанавливаю процесс разглядывания стеклянной витрины.

— Да? — почему-то мой голос остается спокойным, несмотря на учащающееся сердцебиение.

О чем он может хотеть меня спросить? Не слишком ли много надежд, что он наконец-то узнает меня после того, как мы так долго работали друг рядом с другом? У нас одинаковый цвет волос, и мы оба согласны с тем, что восьмидесятые были лучшим десятилетием в истории. Это не совсем близнецы, но достаточно близко.

— Почему ты здесь работаешь, если встречаешься с Сантьяго? Не то чтобы я не был благодарен тебе за помощь, но…

Разочарование омрачает мое волнение. Вместо того чтобы погрязнуть в своем негативе, я говорю первое, что приходит на ум.

— Я сама хочу открыть кофейню, поэтому подумала, что лучше всего учиться у тех, у кого она есть.

Отлично. Ответ на пять с плюсом. Клянусь, я перестану врать, как только раскрою свою личность Маттео. А до тех пор я планирую плести паутину лжи своими лицемерными пальцами, потому что не могу вынести правды.

С каждым днем работы здесь я ненавижу себя все больше. Притворяться, что я не умираю от желания узнать о нем все самое личное и дать нашим отношениям реальный шанс, утомительно.

Он поджимает губы.

— Ааа. Я не знал, что тебя это интересует.

Да, я тоже.

— Я потратила время на то, чтобы посетить разные лавки и узнать о них, — хорошо, это правда. Время от времени я посещаю Starbucks, когда у меня заканчивается кофе на неделю.

— Что ты узнала от меня?

— Что ты любишь свой эспрессо с молоком и поешь песню ABBA «Take A Chance on Me», когда о чем-то думаешь, — я мысленно бью себя ладонью по лицу от того, как по-сталкерски я звучу.

— Ты внимательна.

Это один из способов переосмыслить мое психическое поведение.

Я улыбаюсь.

— Да. К тому же, я смотрю, как ты готовишь разные напитки, и учусь сама.

Он с улыбкой похлопывает по стойке.

— Если тебе интересно узнать больше, ты можешь начать работать за прилавком вместе со мной.

— Правда? — вопрос слетает с моих губ со скрипом.

— Конечно. Приходи завтра на час раньше, и я научу тебя некоторым основам.

— Да! С удовольствием! Конечно! — я сокрушаюсь по поводу своего отчаяния.

— Если бы только мой сын был так же рад, как ты, познавать семейный бизнес, — Маттео усмехается про себя.

Моя грудь напрягается. Это такое обычное заявление, но оно заставляет меня усмехаться про себя. Я не хочу быть мелочной по отношению к моему предполагаемому младшему брату. Это не его вина, что он хочет поступить в университет и прожить свою лучшую жизнь в Милане. Эгоистичная часть меня хочет, чтобы Маттео мог гордиться мной, и это, похоже, мой шанс. Если для этого придется выучить все о кофе и выдавать себя за того, кем я не являюсь, пусть так и будет.

— Как поживает твой сын? — спрашиваю я, чтобы снять с себя часть вины.

— Он в порядке. Я как раз хотел спросить тебя о завтрашнем ужине.

— Ты вынужден перенести встречу? — Пожалуйста, не переноси.

— Нет, — он яростно качает головой. — Наоборот. Я не хочу навязываться, но как только я рассказал своему сыну о встрече с Сантьяго Алаторре и приглашении на ужин к нему, он был в восторге. Он умолял меня пойти с ним. Понимаете, до нас доходили слухи о том, что он живет по соседству. Мы даже иногда видели некоторых репортеров, но у нас никогда не было возможности встретиться с твоим парнем лично. Поэтому я хотел спросить, может ли мой сын пойти со мной на встречу с Сантьяго, но я понимаю, если вы оба этого не захотите.

Паника, нарастающая внутри меня, сменяется чувством разочарования. Он хочет привести своего сына на ужин с нами? И все из-за Сантьяго? Что, черт возьми, я должна на это ответить? Извини, нет, твой отпрыск не должен приходить к нам, потому что я хочу познакомиться с тобой, а не с ним. Я не могу сказать «нет», когда Маттео явно хочет быть крутым отцом для своего ребенка.

Вместо того чтобы выкрикнуть непристойность, я киваю головой.

— Конечно. Мы с удовольствием с ним познакомимся.

Сантьяго возненавидит этот план еще больше, чем я. Младший брат, врывающийся на наш званый ужин, не входил в соглашение, особенно тот, кто кажется его большим поклонником. Вместо того чтобы расстроиться, я откладываю чувства в долгий ящик. Наверное, это нормально, когда сын умоляет своего родителя присоединиться к нам. Если бы я была на их месте, я бы сделала все, чтобы встретиться со своим кумиром.

Мне нужно сосредоточиться на конечной цели. Выбирать легкий путь — не вариант, поэтому я следую своей интуиции. Если Маттео и его сын хотят суперзвезду, я дам им ее. Надеюсь только, что Сантьяго меня за это не убьет.


* * *


— Почему ты согласилась на это? — Сантьяго передает мне ингредиенты для салата и пошаговое руководство на листе бумаги.

— Серьезно, руководство по созданию салата? — я выхватываю лист бумаги и просматриваю его.

Он хмурится.

— Ты могла бы сказать «нет». Слышала когда-нибудь об этом слове?

— Судя по тому, как я согласилась на твой безумный план провести все выходные с твоей семьей, я понимаю, почему ты так думаешь.

— Будь серьезной на секунду. Почему ты согласилась?

Я взволнованно вздохнула.

— Я боялась, что он расстроится, если я откажу ему в такой простой просьбе.

— Весь смысл этого ужина был в том, чтобы ты познакомилась с ним вне кафе.

— Да, но не может все быть идеально. Я справляюсь с дерьмовой ситуацией.

— Мне не нравится этот план.

Я пожимаю плечами.

— Тебе не нравятся многие планы, если только они не касаются твоего уединения в огромном доме-логове.

— Уморительно.

— Что может пойти не так?

Он застонал.

— Не говори это вслух. Это плохая примета.

— Ладно, — я драматично хмыкаю.

Мы с Сантьяго работаем вместе, подготавливая еду. Все это время он задает мне вопросы о себе. Мои ответы заставляют его то смеяться, то хмуриться, но игра отвлекает меня.

Я больше ценю его за то, что он делает все возможное, чтобы мне было комфортно. Сколько бы раз я ни предостерегала себя от Сантьяго, я не могу побороть влечение к нему. Этот человек не может не нравиться, и я не знаю, что с этим делать.






Глава 20

Хлоя


— Они идут! — кричу я Сантьяго, в третий раз поправляя бокалы с вином.

— Расслабься, — руки Сантьяго обхватывают меня. Его теплое дыхание согревает мою шею и щекочет ухо.

Вау. Это первый раз, когда он прикасается ко мне без зрителей, и я совсем не против этого. Честно говоря, я хочу больше. У меня возникает искушение прижаться к нему, как детеныш коалы, и чувствовать себя как дома.

Он прижимает большой палец к моей точке пульса.

— У тебя будет сердечный приступ, если ты будешь продолжать в том же духе.

Нет, сэр, у меня будет сердечный приступ, если вы будете продолжать в том же духе. Я испустила дрожащий вздох.

— Пора начинать шоу.

— Быстрый раунд вопросов. Какой мой любимый фильм? — Сантьяго отходит от меня.

Прохладный воздух замещает его теплые объятия, и я сразу чувствую потерю.

— «Сияние», потому что ты клинически здоровый человек.

Он смеется.

— Назови что-нибудь, в чем я талантлив.

— У тебя есть талант?

Его глаза темнеют, когда они падают на мой рот.

— Ты можешь придумать что-нибудь, я уверен.

Хм, ладно. Извините меня, пока я захлебываюсь собственной слюной.

— Такой шаловливый ум.

— Шаловливость подразумевает, что вещи, которые я хочу с тобой сделать, неправильные. Я могу обещать, что тебе будет очень приятно, — его подмигивание заставляет мою нижнюю половину аплодировать стоя.

Я пытаюсь придумать, что сказать, кроме как уставиться на него так, будто хочу прокатиться на его члене, но он снова прерывает меня.

— Сколько чемпионатов мира я выиграл?

— Два.

Он ухмыляется.

— А я утренний или ночной человек?

— Ночной, потому что солнечный свет убивает твой пофигизм.

— Тебе стоит попробовать стендап-комедию. Мне кажется, что ты упускаешь возможность сделать карьеру.

— Принято к сведению.

Он кивает.

— Кажется, что ты максимально готова к сегодняшнему вечеру, но… — его голос срывается.

— Но?

— Но мы должны лучше подготовиться для поездки с моей семьей.

— Почему?

Он протягивает руку и проводит костяшками пальцев по моей щеке, посылая энергию по моему позвоночнику, как падающая звезда.

— Потому что ты якобы моя девушка, но все равно удивляешься, когда я прикасаюсь к тебе.

— Это потому, что я такая.

— Что ж, это нужно исправить.

— Хорошо, — пискнула я.

Его улыбка превращается из сладкой в соблазнительную. Господи, кто-нибудь, пожалуйста, попросите его убрать свои жемчужные зубы. Они делают меня слепой к опасному мужчине, стоящему передо мной.

Его губы касаются моего виска, заставляя кожу покалывать.

Звонок в дверь отвлекает наше внимание друг от друга. Сантьяго просит меня открыть дверь. Я берусь за ручку и дергаю, обнаруживая по другую сторону Маттео и моего брата, которые ухмыляются.

Мой новый брат выглядит на несколько лет моложе меня, с копной темных волос и светло-карими глазами.

— Merda — Дерьмо — Сантьяго Алаторре! — карие глаза моего брата расширяются, а его рот открывается.

Правильно, Merda. Маттео представляет своего сына как Джованни. Мой брат похож на меня: те же слабые брызги веснушек на носу и бледная кожа.

Я не могу придумать, что сказать, кроме приветствия. Маттео и Джованни игнорируют мое молчание, сосредоточив все внимание на гиганте рядом со мной. Джованни роняет кучу пробормотанных «блять», задавая Сантьяго несколько вопросов. При каждом вопросе у Сантьяго отвисает челюсть. Я ценю, что он заставляет себя улыбаться, несмотря на то, как сильно он это ненавидит. Нелегко отвечать на вопросы поклонников после долгих лет прятания. Меня охватывает чувство вины за то, что я поставила его в такую ситуацию и сделала его уязвимым. Если бы мы были настоящей парой, я бы предложила ему минет за этот раунд пыток.

Сантьяго ведет нас в главный обеденный зал, держа свою руку прижатой к моей пояснице. Я дрожу от его прикосновений. Должно быть, в моей семье есть зависимые люди, потому что я подсела на его прикосновения, нуждаясь в нашей связи, чтобы не потерять рассудок.

Только это все ненастоящее, Хлоя.

Джованни и Маттео сидят за столом друг рядом с другом. Сантьяго отодвигает мой стул, чтобы помочь мне сесть. Я сажусь, и Сантьяго подталкивает меня, прежде чем сесть рядом. Он не ограничивает себя в проявлении внимания, даже предлагает подать мне еду.

Уф. Он готовит, он терпит меня и ведет себя как джентльмен. Если бы я не встретила его мать, я бы подумала, что он прилетел из космоса.

Мы пробуем все по очереди, и яркие улыбки говорят о том, что Сантьяго готовит на ура. Я поглядываю на всех, кто ест мой салат.

— Эта еда потрясающая, — Джованни закрывает глаза, запихивая в рот очередной кусок курицы.

— Я никогда не ел ничего подобного, — Маттео отрезает небольшой кусочек салата.

Сантьяго ухмыляется мне. Я краснею и отворачиваюсь, снова обращая внимание на свою семью.

— Я посмотрел несколько кулинарных видео с твоей сестрой и тобой. YouTube не в состоянии оценить эту еду, — Джованни по-мальчишески улыбается. Он абсолютно поражен, и я нахожу это несколько забавным.

— Точно. Я почти забыл, что они там есть, — Сантьяго опускает взгляд на свою тарелку.

— Ты забыл? У них миллионы просмотров! Как ты можешь не помнить о таком?

Сантьяго прочистил горло, на его щеках появился легкий румянец.

— О таких вещах легко забыть.

— Почему ты этого давно не делал? — мой брат, которому не хватает соответствующих навыков общения с людьми, продолжает.

— Я больше не хочу сниматься. Я бы предпочел держаться подальше от подобного внимания, — кулаки Сантьяго сжимаются под столом.

— Мне тоже не нравится такое внимание, — я цепляюсь за ближайший ко мне кулак и разжимаю его пальцы. Они переплетаются с моими, и он прижимает их к своему бедру. Этот интимный жест кажется настолько правильным, что пугает меня.

— Очевидно, Сантьяго прятал тебя от всего мира. Я никогда не видел тебя раньше, — говорит Джованни.

— Как раз то, что мне нравится, — рука Сантьяго крепко сжимает мою руку, перекрывая кровообращение. Ай.

Джованни переводит взгляд с меня на Сантьяго.

— Как ты думаешь, ты когда-нибудь вернешься?

— Джио… Smettila — Прекратите это, — Маттео хмуро смотрит на сына.

Этот вечер идет ужасно, и я не знаю, как его остановить. Сантьяго пресекает любую надежду на восстановление кровообращения в моей руке.

Я прочищаю горло.

— Джованни, Маттео сказал мне, что ты заканчиваешь обучение в университете в Милане. Что скажешь?

Мой брат смотрит на меня, приподняв бровь.

— Там весело, и у меня много друзей.

— Это здорово. Я постоянно видела счастливых студентов, когда проходила мимо Нью-Йоркского университета по дороге на работу. Ну и как оно? — я с энтузиазмом покачиваю головой.

Сантьяго наклоняет голову ко мне, его глаза сканируют мое лицо. Вес его внимания эквивалентен тому, как если бы под моей кожей находились раскаленные угли.

— Ты не получила степень? — Маттео хмурится на меня.

Я качаю головой.

— Нет. К сожалению, у меня были другие приоритеты. Но я согласилась с тем, что некоторые люди не предназначены для колледжа.

— Мой дядя говорил то же самое, — Джованни смеется.

— И посмотри, как онзакончил, — глаза Маттео сузились на его сына.

Ладно, я полагаю, что брат Маттео — больная тема. Я стараюсь не обращать внимания на презрение в голосе Маттео по поводу того, что он не посещал колледж, но это легче сказать, чем сделать. Мерзкое чувство берет верх, заставляя меня чувствовать себя ниже, поскольку у меня нет дорогого диплома.

Такие возможности не для таких людей, как я. Они для тех, у кого есть деньги, или для тех, кто может позволить себе потерянное время и бесчисленные кредиты.

Словно грозовая туча накатилась на мою голову, омрачив мое настроение.

Словно почувствовав перемену, Сантьяго выпускает мою руку. Я пытаюсь отдернуть ее, но он прижимает ее к своему бедру. Его указательный палец проводит по костяшкам моих пальцев, отчего по коже пробегают мурашки.

Я не знаю, на чем сосредоточиться — на его прикосновении или на теме разговора с семьей. Я решаю выбрать последнее и делаю жест левой рукой в сторону своего ножа.

Сантьяго вздыхает и освобождает мою руку от чувственной пытки. Он улыбается, глядя на то, как я разминаю пальцы.

— Джованни, что ты изучаешь?

— Инженерное дело. — Маттео отвечает за него, сидя выше на своем месте и нахваливая сына, как гордый павлин.

— О, это круто. Что именно? — я беру со стола свой бокал вина и делаю глоток.

— Механика. Мне интересно работать в гоночной индустрии, — взгляд Джованни снова переходит с меня на Сантьяго.

О, Боже. Опять началось. Его увлечение было забавным поначалу. Кто-то должен научить моего брата искусству не давить слишком сильно. Я не хочу представлять, как он подкарауливает женщин в баре.

Разговор снова переходит на гонки и машины. Джованни старается не спрашивать Сантьяго о чем-то слишком личном, больше сосредотачиваясь на его коллекции автомобилей и других увлечениях, например, катании на лодке.

Маттео и Джованни, кажется, забыли, что я сижу рядом с их любимым гонщиком. Сантьяго снова и снова пытается включить меня в разговор, отвечая так, чтобы вернуть их внимание ко мне. Ничего не помогает.

Я ненавижу обеспокоенный взгляд, который Сантьяго бросает в мою сторону. Я всю жизнь видела его на лицах всех остальных. С таким же успехом он мог бы назвать меня бедным приемным ребенком, который нашел свою семью, только чтобы понять, что я им совсем не интересна. Поверь мне, я это вижу. Мне не нужно, чтобы осведомленность Сантьяго усугубляла мое смущение. Очевидно, что Маттео пришел сюда не ради меня. Он пришел забрать свою награду «Папа года» после того, как познакомил Джованни со следующим лучшим событием после изобретения iPhone.

В моем нутре поселилось чувство неудовлетворенности, которое растет с каждой минутой. Все здесь ненастоящее — от моих отношений с Сантьяго до приезда Маттео сюда, чтобы провести со мной время. Печально осознавать, что самое настоящее здесь — это увлечение Джованни. Неудобные мысли бьют по мне.

У меня щиплет глаза, и я поспешно встаю.

— Я пойду принесу нам бутылку вина.

Взгляд Маттео падает на полную бутылку белого вина в центре стола. Я придумываю какую-то отговорку о другом сорте, который я предпочитаю после ужина. Моя шея пылает, когда я поворачиваюсь на пятках и бегу на кухню.

Хриплое дыхание вырывается из моих легких. Я открываю дверь шкафа, который скрывает винный погреб, правильно названный мной пещерой летучих мышей. Мои кроссовки эхом отражаются от каменных стен, когда я поднимаюсь по лестнице по две ступеньки за раз.

Я прижимаюсь спиной к одной из стеклянных дверей холодильника и сползаю вниз, прижимая колени к груди. Мне требуется вся сосредоточенность, чтобы не дать волю слезам.

Сегодняшний вечер не складывается так, как я хочу. Каждый выбор, который я делала до этого момента с Маттео, оказывался ужасно неправильным, превратив мою жизнь в сплошной беспорядок. И ради чего? Ради отца, у которого уже есть семья и который даже не знает о моем существовании?

Я — всего лишь шутка. Мошенница. Ничем не лучше моей матери, лгущей, чтобы добиться своего. Осознание этого приводит к слезам, с которыми я боролась раньше. Я смахиваю их, ненавидя свидетельства своего страдания.

— У тебя есть два варианта. Ты можешь пойти туда и показать им, что они упускают, или ты можешь спрятаться здесь, и я скажу им уходить, — низкий голос Сантьяго отражается от стен. Пара кроссовок останавливается передо мной, его тело отбрасывает на меня тень.

Мое сердце застряло где-то в горле.

— Вот дерьмо! Почему ты все время такой тихий? — я прижимаю руку к груди, откидывая голову назад.

— Тренируюсь, — его ухмылка сменяется хмуростью, когда его глаза скользят по моему залитому слезами лицу.

Он выдыхает, грациозно приседая.

Мое сердце теплеет при мысли о том, что он довел себя до предела, чтобы быть со мной на одном уровне. Я наклоняю голову вперед, избегая его взгляда.

— Сегодняшний вечер — отстой.

Он проводит толстым мозолистым пальцем по моему подбородку, заставляя меня посмотреть ему в лицо.

— Эх. Они отстой. Только один человек за этим столом делает все терпимым, — он улыбается так, что мне хочется встряхнуть его.

Ни цента не жалко за его мысли. Я готова предложить своего первенца, если это означает получить доступ к частичке его разума.

— Я совершила ошибку, не так ли?

Он качает головой.

— Нет, не совершила. И я не могу их винить, потому что слава делает людей глупыми. Они думают, что способ сделать меня счастливым — это задавать мне вопросы о себе, но они не могут быть более неправы.

— Почему? — слова покидают мой рот шепотом.

— Потому что очевидно, что путь к сердцу любого мужчины лежит через его девушку.

— Фальшивую девушку, — полусерьезно пробормотала я. Фальшивые девушки не должны чувствовать к нему то, что чувствую я, но вот она я, вожделеющая чертового отшельника.

Он качает головой, борясь с улыбкой.

— Как ты смотришь на то, чтобы поиграть в игру?

— В игру? — у меня отвисает челюсть.

— Да. В игру, — он кивает, его ухмылка растет. — Тот, кто придумает самую нелепую историю о наших отношениях, выиграет все, что захочет.

Я смеюсь. Он громкий и безудержный, эхом отражается от стен.

— Зачем нам это делать?

— Потому что я предпочитаю видеть твою улыбку, а не слезы.

Я резко вдыхаю. Его сладкие слова проникают в меня, восстанавливая ущерб, нанесенный сегодняшним вечером. Мне страшно полагаться на такого человека, как он. Но в то же время я не могу игнорировать безопасность, которую он предлагает.

— Что я получу, если выиграю? — моя улыбка расширяется.

— На самом деле тебе стоит задать вопрос: что получу я, когда выиграю? — его улыбка становится озорной, разжижая мои внутренности.

О. Черт.

Я готова проиграть, если это означает, что я получу еще одну такую улыбку. Я могу размахивать флагом капитуляции, потому что Сантьяго похож на человека, который не берет пленных.





Глава 21

Сантьяго


С тех пор как Хлоя ворвалась в мою жизнь, не обдумывать свои планы стало привычным делом. Когда я застал ее плачущей на полу в подвале, мое сердце заколотилось так, что я начал действовать, а думать стал позже.

Вечер — это то, чего я ждал, и я становлюсь все более беспокойным. Я должен был довериться своим инстинктам и отвергнуть этот план. Моя интуиция была права. Семья Хлои совершенно ошеломлена. Это было написано на их лицах, как только они вошли в мой дом. Изначально я списал это на свои сомнения в намерениях других, надеясь, что они тоже хотят познакомиться с моей девушкой. Вместо этого они пропустили мимо ушей все комментарии, касающиеся Хлои, и сосредоточились на мне

Хлоя очень рассчитывает на то, что Маттео примет ее, как только она признается ему в их родстве. Я боюсь, что она будет разочарована, если он отвергнет ее. И что еще хуже, я боюсь, что у нее больше не будет причин оставаться здесь, если он разобьет ей сердце. Он — единственный человек, привязывающий ее к этому городу, и я не могу допустить, чтобы он все испортил. Мне слишком нравится ее общество, чтобы потерять его сейчас.

Я надеялся, что ошибаюсь насчет Маттео и его сына, но все, что произошло сегодня, доказывает, что я был прав. И пошли они оба, если это делает Хлою несчастной. Отсюда и моя дурацкая игра. Та самая, которая разожгла огонь внутри Хлои, прогнав ее слезы. Как чемпионка, она прошла через мой дом и заняла место рядом со мной.

Я вцепился в ее руку, прижав ее к столешнице. Она поднимает на меня бровь, и я улыбаюсь. Крошечный голос в голове шепчет, что границы размываются и чувства могут быть задеты. Но хоть раз за последние несколько лет моей замкнутой жизни я не беспокоюсь о том, чтобы прислушаться к нему. Я слишком долго был онемевшим. Я так чертовски устал от этого, что буду играть во все эти игры с Хлоей и наслаждаться нашими личными ставками.

Маттео смотрит на наши руки, лежащие на столе.

— Как долго вы двое знаете друг друга?

Я удивлен. Этот засранец наконец-то задает вопрос о нас, а не только обо мне.

Хлоя пользуется моим молчанием и улыбается мне.

— О. С самого детства. Это был медленно разгорающийся роман века, — она хлопает ресницами.

О, это должно быть хорошо. Я наклоняюсь ближе к ней, глубоко вдыхаю цветочный аромат ее парфюма, а затем шепчу ей на ухо.

— Побеждает тот, кто получит от них больше всего вопросов об истории. Давай будем справедливыми и беспристрастными.

Она резко вдыхает, ее тело вздрагивает, когда горячий воздух выходит из моего рта. Ее одобрительный кивок начинает нашу игру.

Джованни улыбается.

— О, правда? Я помню, что слышал о бывшей Сантьяго в одном из влогов его сестры. Но никакой другой информации о ней не появлялось.

Я вздрогнул. Всем было интересно узнать о моей бывшей девушке, но я держал эту историю под замком вместе с другими. Во время интервью я предпочитал держать свою жизнь в тайне, и репортеры воспринимали это как нечто пикантное, а не невинное.

Хлоя фальшиво пожимает плечами, ее длинные ресницы трепещут.

— Ну, это я. Этот большой парень был скрытным.

— Почему? — Маттео делает глоток своего вина.

— Ему было стыдно рассказывать другим, что он потерял меня после того, как я разбила ему сердце

Я заставляю свой смех превратиться в рваный кашель.

— Не может быть! Ты разбила ему сердце? За что? — глаза Джованни грозят выскочить из своих глазниц.

— Когда я его знала, он был просто мальчиком, мечтавшим однажды участвовать в гонках. Но слава может изменить людей, и я испугалась, — у нее дрогнули губы.

Все увлечены ее историей, в том числе и я. Мы цепляемся за каждую новую деталь, которой она делится. Я мысленно подсчитываю каждый вопрос, и ее история о нашем разрыве набрала в общей сложности одиннадцать вопросов. Это будет трудно превзойти.

Хлоя злорадствует, как будто она на вершине подиума, и улыбается мне дразнящей улыбкой. Она повторяет это, когда ее семья не смотрит.

Маттео отлучается, чтобы сходить в туалет. Джованни следует за ним, заявляя, что ему тоже нужно отлучиться. Это нужный антракт для нашего ужина и шоу.

Я протягиваю к ней руку, касаясь большим пальцем нижней губы. Ее улыбка исчезает, а глаза расширяются.

Нет причин подходить к ней так близко, но я ничего не могу с собой поделать. И что более важно, я не хочу этого.

— Не планируй пока свой парад победы.

Она закатывает глаза, но ее дыхание становится более поверхностным, когда мой большой палец проводит взад-вперед по ее нижней губе.

— Я не представляю, как ты преодолеешь одиннадцать вопросов. Ты же пользуешься ворчанием как вторым языком.

Я смеюсь, низко и грубо.

— Если бы ты знала меня прежнего, то взяла бы свои слова обратно. Я не люблю проигрывать.

Ее глаза смягчаются.

— Мне не нужно знать прежнего тебя.

— И почему же? — мой большой палец движется к ее щеке, поглаживая мягкую кожу.

Теперь все это не фальшиво. Ее реакция, мой интерес, то, как наши тела реагируют на прикосновения друг друга. Все это так чертовски реально, что я практически чувствую притяжение между нами.

— Потому что я нахожу эту версию тебя достаточно захватывающей, — ее глаза закрываются, когда она отдается моим прикосновениям.

— А что, если я скажу, что очень хочу поцеловать тебя прямо сейчас?

— Тогда я бы велела тебе сделать то, что хочешь, пока ты не упустил свой шанс.

Кровь приливает к моему телу, и мой член подергивается под джинсами. Я прижимаюсь губами к ее губам, и Хлоя испускает вздох.

Некоторые поцелуи разжигают страсть. Некоторые поцелуи исцеляют душу. Поцелуй Хлои — это сочетание двух качеств, сладчайшее лекарство, которое приводит к зависимости на всю жизнь.

Я провожу языком по ее нижней губе и чувствую вкус ее любимого вина. Ее тело дрожит, а губы трепещут под моим натиском. Во мне нарастает желание притянуть ее ближе. Собрать себя воедино с ее помощью.

Хлопанье туфель по мраморному полу заставляет нас отстраниться друг от друга. У меня возникает сильное желание притянуть ее обратно, но наша компания останавливает меня.

Взгляд Хлои метался между моими губами и глазами.

— Это было…

Реально. Невероятно. Чертовски неоспоримо, и, если ты еще раз назовешь меня другом, клянусь Богом, я вычеркну это слово из твоего лексикона.

— Это только начало, — я провожу большим пальцем по ее нижней губе в последний раз, ее пухлость легко становится моим любимым отвлекающим маневром.

Маттео и Джованни входят в столовую, снова отвлекая наше внимание.

Я отворачиваюсь от Хлои, несмотря на желание украсть ее и закончить вечер.

— Хлоя напомнила мне одну забавную историю, пока вы оба были в туалете.

— О, да, черт возьми! — Джованни хлопает в ладоши.

— Я не уверен, читали ли вы что-нибудь в газетах о том, как отчаянную фанатку выпроводили с территории Формулы-1 после того, как она пробралась в мой номер, чтобы признаться в любви?

Смех Хлои эхом отражается от стен, укрепляя мой выбор. Мне слишком нравится, как это звучит.

— Нет! Ничего себе. Как давно это было? — Маттео улыбается.

Один вопрос задан, осталось еще одиннадцать.

Возможно, я отошел от подиумов Формулы-1, но это не значит, что я перестал жаждать победы. И я готов подчинить себе соперников.


* * *


— Мы умрем. Это официально. Боже, спаси нас, — бормочет Хлоя, глядя на крышу машины. Она неправильно крестится, и я смеюсь, показывая ей, как нужно.

— Расслабься, — я сканирую наше окружение. Улица пустая и ровная — идеальное место, чтобы научить кого-то водить.

— Когда ты выиграл прошлой ночью, я не ожидала, что ты потратишь свой выигрыш на это.

— Ну, я сказал, что нам нужно решить проблему с тем, что ты не умеешь водить машину. В моем доме это запрещено, — я потираю кожаную приборную панель джипа. Я предложил Хлое самую прочную из моих машин, чтобы она научилась водить.

— Здесь три педали. Почему здесь три педали? — она стонет.

Этот звук посылает прилив энергии прямо к моему члену. Я делаю глубокий вдох, ослабляя боль, которая стала привычной рядом с Хлоей.

— Потому что автомат — это для бабушек.

— Ладно, все в порядке. Я признаю, что я бабушка, потому что я все равно почти никуда не выхожу. Я имею в виду, что вышивание — это мое хобби. Я практически через год стану людским эквивалентом приюта для кошек и проживу остаток жизни с кислородным баллоном.

Я делаю серьезное выражение лица, подавляя желание рассмеяться.

Она протягивает мне молящиеся руки.

— Пожалуйста, не заставляй меня делать это. Ты не Джон Кьюсак, и это не «Скажи что-нибудь».

— О чем ты вообще говоришь?

— Ты никогда не смотрел этот фильм?

— Нет.

Она смотрит в потолок.

— Похоже, теперь есть две вещи, о которых нужно молиться. Неудивительно, что ты так долго был холост. Ты хоть знаешь, как ухаживать за женщиной?

Я моргнул.

— Мне не нужно ухаживать.

— Все ухаживают. Ты разбиваешь мое сердце любителя восьмидесятых.

— Правда? Скольких мужчин ты добивалась?

Ее щеки вспыхнули.

— Эм… я не добиваюсь. Но это другое, — слова вылетают у нее изо рта.

— Конечно, другое. Двойные стандарты, как правило, странно удобны.

Ее рот раздвигается.

— Прости? Нет никаких двойных стандартов. Я просто никогда не была заинтересована в том, чтобы ухаживать за кем-то! Это совершенно другое.

— Потому что твое сердце, обожающее восьмидесятые, установило слишком высокие стандарты любви?

— Именно. Ты бы понял, если бы вырос рядом с моей мамой и ее паршивым парнем. Уж лучше высокие стандарты, чем эта помойка, которую ошибочно называют романтикой.

— Подожди. Разве ты не была влюблена? — я не знаю, почему я шокирован. Я тоже никогда не был влюблен, но Хлоя… она другая. Кто-то уже должен был ее подцепить. Хотя бы ненадолго.

Она сосредоточилась на руле.

— Нет. А ты?

— Нет, — честно отвечаю я.

— Вот видишь, может, если бы ты ухаживал за девушкой, ты бы уже был влюблен, — она ухмыляется.

Я качаю головой и возвращаю свое внимание к задаче.

— Хватит меня отвлекать, я должен объяснить, как это делается.

Я прохожу с ней через каждый шаг, объясняю переключение передач, педали и все остальные основы, которые она должна знать.

Она берется за рычаг переключения передач и пытается сдвинуть его с места. Ее брови сходятся вместе, и она издает драматичный вздох.

— Ну, я думаю, раз машина сломана, нам лучше уйти, пока никто не пострадал. Лучше перестраховаться, чем потом жалеть.

— Ты забыла завести машину, — я прикрываю улыбку кулаком.

— Ты слишком наслаждаешься моими страданиями. Я знала, что ты сумасшедший, но это совершенно новый уровень, Сантьяго Алаторре, — Хлоя идеально произносит свое «Р».

Мой член вздрагивает от того, как она произносит мое имя. Я еще не делился с ней своим прозвищем, что для меня в новинку. Мне нравится, что Хлоя — одна из немногих, кто называет меня Сантьяго, а не Санти. Возможно, так и должно оставаться. Я ерзаю на своем сиденье, устраиваясь поудобнее, пока объясняю, как завести машину.

Я отрываю ее руку от рычага переключения передач и показываю ей движения. Ее приятный запах проникает в мой нос, когда я наклоняюсь. Я хочу остаться в этой позе, пока мой член пульсирует, а она ведет мою машину, что превращается в эротический сон.

Да, я возбужденный ублюдок. Я понял. Любой был бы таким, если бы находился в отношениях со своей правой рукой так долго, как я.

— Ты только что нюхал мои волосы? — недоверчивый голос Хлои вырвал меня из моих фантазий.

— Нет.

— О Боже, ты точно это сделал! — ее хихиканье переходит в полноценный заливистый смех.

— Ты бредишь. Я пытался проверить, нет ли утечки газа.

— В моих волосах? — она поворачивается ко мне. Ее грудь прижимается к моей руке, напоминая мне обо всем, к чему мне так хочется прикоснуться. — Ты стесняешься, — она проводит пальцем по моим пылающим щекам.

Ее прикосновение разжигает огонь в моих венах, заставляя кровь сильнее приливать к щекам, которые она гладит.

Черт. С каких пор я стал стеснительным?

С тех пор, как ты стал фриком для публики, — предлагает маленький, но громкий голос в моей голове.

Я прикрываю свои мрачные мысли закатыванием глаз.

— Нет. Такие мужчины, как я, не стесняются.

Она тычет пальцем в мою грудь, а затем проводит пальцем по мышцам моего живота.

— Ты точно такой. Скажи мне, почему тебе нравится нюхать мои волосы?

— Правду или ложь?

Ее взгляд встречается с моим.

— Правду. Всегда правду.

— Потому что ты пахнешь раздражающе хорошо, и мне захотелось большего, понятно? Теперь ты счастлива?

— В полном восторге. Нюхай дальше, гаденыш, — ее смех заглушает звук заводящейся машины.

Ее настроение заразительно. Я впитываю его, позволяя положительной энергии проникать в меня. Я наслаждаюсь присутствием Хлои, поскольку мы проводим все больше времени вместе. И, честно говоря, часть меня задается вопросом, что еще я могу сделать, чтобы она дольше оставалась рядом со мной.





Глава 22


Хлоя


Я бездумно подметаю пол в кофейне.

Что мне надеть в эти выходные?

Что я должна говорить?

Но, постойте, как же мне жить в одном номере с Сантьяго несколько дней и сохранить между нами исключительно платонические отношения?

— Хлоя, я хотел поговорить с тобой.

Я подпрыгиваю при звуке голоса Маттео. Метла выскальзывает из моих рук и с грохотом падает на пол.

— Боже. Ты меня напугал!

Он хихикает.

— Прости. Я несколько раз звал тебя по имени, но ты меня не слышала.

Ох. Хватит фантазировать на работе.

Я поворачиваюсь к нему. Он жестом приглашает меня присесть за один из свободных столиков.

Он собирается меня уволить? Он никогда не был таким формальным, а после нашего адского ужина отношения между нами были немного напряженными. Я стараюсь не обижаться на него, но мне все равно немного неприятно.

— Как дела? — я сохраняю непринужденный тон, несмотря на громкие мысли, бьющиеся в моей голове, как марширующий оркестр.

— Ну, я чувствую, что между нами что-то не так.

Ого. Этот человек действительно мой отец. Как еще он мог почувствовать мое раздражение?

Он продолжает.

— Ты была довольно тихой и не похожей на себя после нашего недавнего ужина.

Кто-нибудь, дайте этому человеку награду. Он понимает женщин и ищет возможности все исправить. В конце концов, этот город действительно волшебный.

— Да. Об этом…

Он поднимает руку.

— Мой сын и я… Мы были неуклюжими. Теперь я это понимаю.

Мой рот открывается. Стоп. Хорошо. Я могу поддержать такой вид самоанализа.

— Нет, вы оба были просто взволнованы.

— Мы оба были грубы, и не пытайся прикрыть это чем-то другим. Сохрани мое достоинство.

Из меня вырывается смех.

— Ну…

— Мы никогда не были рядом с кем-то знаменитым и вели себя как дураки. Ты, наверное, привыкла к Сантьяго, раз он твой парень, но для нас это было как первая встреча с нашим кумиром. Сантьяго Алаторре — один из величайших, как и его шурин. Твой парень стоит в одном ряду с Михаэлем Шумахером.

Михаэль Шумахер — кто?

— Точно, — что ж, это звучало гораздо безопаснее, чем задавать вопросы о парне, о котором я должна знать все.

— Ты пригласила нас, чтобы мы провели с тобой время вне работы, а мы отняли его, приставая к Сантьяго. Пожалуйста, простите нас за то, что мы вели себя как неуклюжие дураки перед вами обоими. Мне стыдно, что я так отреагировал.

Если бы у меня был стакан воды, я бы сейчас им подавилась. Его извинения искренни, и я не могу не простить его. Я не могу держать на него зла. Если бы кто-то сказал мне, что я буду ужинать с Мишель Обамой, я бы тоже охренела.

Подождите, Сантьяго может помочь мне устроить ужин с Обамой? Вот это меня заинтересовало в его славе.

Я заверяю Маттео, что между нами все в порядке, и мы возвращаемся к работе. Я не из тех, кто затаивает обиду, потому что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на злобу к людям, которые искренне заботятся о нас. Маттео мог бы не извиняться и оставить все как есть. Но его смелость и честность заставили меня увидеть его в совершенно новом свете.


* * *


— Передай мне отвертку, пожалуйста, — Сантьяго выкатывается из-под машины и смотрит на меня своими карими глазами.

Он выделяется на фоне серого цементного пола гаража. Существует ли такая вещь, как быть слишком красивым? Говоря о мужчине, смотрящему на меня с ухмылкой, которая должна быть запрещена в любой стране, где я нахожусь.

Я беру инструмент и передаю ему. Слава Богу, он научил меня названиям всех своих штуковин, потому что после того, как он упомянул автолобзик и вытягиватель вмятин, я бы влипла.

Я оглядываю его гараж. Это что-то прямо из фильма «Форсаж», с кучей машин разных поколений. У меня возникает соблазн провернуть кражу и умыкнуть красный кабриолет, пока он спит.

Соблазн — ключевое слово.

— Что это за взгляд? — он показывает на меня отверткой.

— Думаю о том, что нужно сделать, чтобы украсть одну из твоих машин.

— Я знал, что ты преступница.

— Преступников ловят, — я улыбаюсь ему озорной улыбкой.

Он возвращается под машину.

— Ты готова к этим выходным?

— Настолько, насколько можно быть готовой к апокалипсису.

Его смех разносится поверх щелкающих звуков его инструментов.

— Все не так уж плохо.

— О, правда. Тогда действительно удивительно, как ты так долго держался в стороне от всего этого, — я представляю, как он закатывает на меня глаза.

— Ты знаешь почему.

— Отлично. Чем ты занимался все это время вдали от страны роскоши?

Шум под машиной затихает.

— Почему ты спрашиваешь?

— О, мне просто любопытно узнать о тебе побольше.

Он фыркает.

Я усмехаюсь.

— Ты ведь понимаешь, что мне нужно знать о моем ненастоящем парне больше, чем тот факт, что он любит машины, занимался гонками и любит короткие прогулки, где его никто не беспокоит?

— Сделай акцент на части «никто не беспокоит», пожалуйста.

Я заливисто смеюсь.

— Давай. Что о тебе никто не знает?

— Зачем мне делиться с тобой чем-то подобным только для того, чтобы потом ты могла рассказать об этом журналистам?

Ну и ну, кто-то сегодня ворчливый.

— Я не собираюсь никому рассказывать. Но я хочу иметь представление о том, кто ты как личность. Знаешь, когда мне нужно будет придумывать истории, требующие некоторой последовательности.

— Я раньше играл на гитаре каждый вечер перед сном.

— Стоп. Ни за что! — я наклоняюсь и заглядываю под машину, но меня встречает только макушка его головы. Как же много всего можно было узнать о нем.

Он ворчит что-то, чего я не могу понять.

Я каким-то образом поднимаю челюсть с пола.

— Ты серьезно играешь на гитаре?

Он снова делает паузу в своей работе.

— На акустической.

— Боже мой! Ты должен сыграть для меня.

— Нет.

— Давай, — хнычу я.

— Все равно нет.

— Ты такой вредный.

— Я никогда не утверждал обратного.

Я закатываю глаза.

— Когда ты участвовал в гонках, ты брал с собой гитару?

Отвертка бьется о землю.

Уф. Неправильный вопрос.

— Не важ…

— Да. Я всегда путешествовал с гитарой во время гоночного сезона. Это делало плохие дни терпимыми, а хорошие — запоминающимися.

Я прислонилась к капоту машины, чтобы не упасть. С девушкой может случиться обморок.

— Ты все еще играешь?

— Нет.

— Почему?

— Потому что музыка — это пища для души, а моя чувствует, что ее недостает.

Вау. Его сердце взывает к моему, умоляя меня помочь ему. Внешне он может выглядеть красивым, но внутри он просто сломлен. Это меня совершенно очаровало.

У меня такое чувство, что Сантьяго особенно сильно любит. Будь то его семья, или гонки, или даже музыка, которую он играет, он любит безоговорочно и всем сердцем. И как кто-то может пережить ту боль в сердце, которую он испытал, когда потерял ногу и отказался от гонок?

— Надеюсь, однажды ты снова будешь играть, — я имею в виду каждое слово.

— Я тоже, Хлоя. Я тоже.




Глава 23

Сантьяго


Я вытираю полотенцем запотевшее зеркало в ванной. На меня смотрит потрепанное лицо с отросшей бородой и неровными волосами. У меня никогда раньше не было таких длинных волос. Я провожу рукой по локонам, мои пальцы зацепились за несколько колтунов после душа.

Вот кого я хочу показать миру в эти выходные? Парня, который позволил обстоятельствам сломать его до такой степени, что он едва узнает себя? И что еще важнее, таким ли парнем я хочу быть перед Хлоей? Я хочу произвести на нее впечатление, а не заставить ее бежать в противоположном направлении.

Один взгляд на себя заставляет меня задуматься, почему она не убежала при первой же возможности. Я выгляжу как человек, видевший лучшие времена. Черт, да видевший лучшую жизнь.

Я открываю один из ящиков туалетного столика и достаю принадлежности, чтобы подстричь бороду. Возможно, это всего лишь косметические изменения, но, тем не менее, это перемены.

У меня уходит, кажется, целая вечность, чтобы удалить все лишние волосы на лице. Я провожу рукой по щетине и улыбаюсь.

— А теперь, какого хрена я собираюсь делать с волосами?


* * *


— Милый, я дома! — Хлоя зовет меня с порога.

Я захожу в прихожую, разглядывая ее чемоданы, которые выглядят так, будто еще одна поездка — и они развалятся на части. Как эти потрепанные сумки доехали сюда из Америки, ума не приложу.

— Вот дерьмо! — задыхается она. — Кто ты и что ты сделал с Сантьяго?

Судя по реакции Хлои, капитальная стрижка того стоила. Моя голова кажется в сто раз легче, а пряди уложены так, как мне раньше нравилось.

— Привет, — я потираю затылок.

Ее глаза переходят с моего лица на волосы и снова на лицо.

— Ого. Вот что ты прятал под бородой и волосами? Это как «Дьявол носит Прада», только более мужественно. И определенно горячее на тысячу градусов.

Я смеюсь себе под нос и наклоняю голову к ее сумкам.

— Ты берешь все это с собой для поездки на выходные?

— Нет. Я планировала потом переехать сюда. Что скажешь? — она говорит певучим голосом, хлопая ресницами так, что это говорит обо всем, кроме невинности.

— Мило, — говорю я сухим голосом.

— Я выписалась из гостиницы на выходные, потому что деньги не растут на деревьях. Ты не против, если я буду хранить здесь свои вещи? — она опускает глаза на свои поношенные кроссовки.

Меня бесит, что тема денег, кажется, смущает ее. Очевидно, я не могу скрыть, что у меня их много, и ее трудности открывают между нами пропасть, которую я ненавижу. Я хотел бы сказать ей, что в конце концов банковский счет может сделать человека счастливым настолько, насколько это возможно. После определенного порога знаки доллара становятся бессмысленными, как и люди, которые стекаются ко мне из-за этого.

Я решил подразнить ее, не желая смущать еще больше.

— Можешь оставить их здесь. На секунду я подумал, что ты гораздо более требовательна к своему внешнему виду, чем я предполагал.

— Боже, нет. Я так же требовательна к себе, как домашняя золотая рыбка, — она подталкивает ко мне свой багаж.

— Та, что была у меня в детстве, умерла, так что у меня нет хороших исходных данных для сравнения, — я беру чемодан и закатываю его в шкаф под лестницей.

— Поскольку у меня никогда не было домашнего животного, я тоже не могу сравнивать.

Я снова смеюсь, и она улыбается. Она прекрасно выглядит, ее глаза блестят под ярким светом люстры. У меня возникает искушение поцеловать ее. Прямо здесь, прямо сейчас.

Ее губы раздвигаются, а глаза анализируют мое лицо. Я придвигаюсь ближе, чтобы обвить рукой ее шею.

Нас прерывает мамин звонок. Я стону, потирая рукой лицо.

— Я лучше пойду отвечу. Чувствуй себя как дома, пока я собираю вещи.

Ее плечи опускаются на сантиметр. Почти незаметно, но от этого движения мой пульс учащается. Мне нравится заставлять ее хотеть меня. Это возвращает ту часть меня, которая давно хранит надежду. Я боюсь выпустить ее на свободу, но не потому, что не хочу, а потому, что ее невозможно будет остановить, если все начнется. А это опасная игра с тем, кто планирует остаться здесь лишь на время.

Я прохожу в свою спальню и беру телефон с тумбочки. На экране высвечивается голосовое сообщение от мамы. Она говорит о том, что нужно запастись дополнительной одеждой на случай, если мы будем посещать несколько мероприятий в один день. Даже после ассимиляции в восемнадцать лет она все еще нянчится со мной.

Я двигаюсь к своему багажу, перетасовывая одежду, пока все не уместится. Когда я стаскиваю свой багаж с кровати, он выскальзывает у меня из рук и шлепается на пол. Укол прямой агонии пронзает мою правую ногу. Легкие горят от резкого вдоха.

Фантомные боли. Я думал, что победил эту часть своего исцеления, но очередная пульсация говорит мне, как я ошибался. Это одна из худших частей потери ноги. Мой мозг посылает сигналы, а в ответ получает сообщение об отсутствии конечности. Это похоже на паническую атаку внутри моего тела, нервы сходят с ума.

К черту мою правую ногу, к черту до самого конца. К черту все.

Эта боль не настоящая. Твоей ноги давно нет. Я напеваю свою старую мантру, молясь, чтобы боль ушла.

Очередная волна беспокойства заставила меня сгорбиться. Я сдерживаю проклятие, скрипя зубами, чтобы побороть боль. Холодный пот выступает на моей коже, когда я издаю стон.

— О Боже, ты в порядке? Я слышала, как что-то упало, и забеспокоилась, — голос Хлои прорывается сквозь звуки моего тяжелого дыхания.

Я ненавижу ее беспокойство, как и то, что она застала меня в таком состоянии. Слабым. Отчаявшимся. С невероятной болью. Как будто мой демон не может позволить мне обрести счастье даже на пару дней с кем-то другим.

Нет. Моя нога должна быть звездой шоу, снова и снова.

— Я выйду через несколько минут, как только это пройдет, — мой голос ломается.

Я вожусь со своей ногой, царапая джинсы, когда поднимаю подол. Еще одна дрожь пробегает по мне, когда мое тело интерпретирует травму там, где нет, блять, ничего. Я не могу сдержать стон в присутствии Хлои.

— Ты меня пугаешь, а я не знаю, как тебе помочь!

— Иди наружу. Это пройдет через несколько минут, — я каким-то образом набираю достаточно энергии, чтобы ответить. Каждое слово требует усилий, я задыхаюсь и чувствую боль.

— Да нет. Ты еще более сумасшедший, чем я думала, если думаешь, что я оставлю тебя здесь в таком состоянии, — Хлоя подтаскивает ко мне массивное кресло из угла моей комнаты. От скрежета дерева по моим рукам пробегают мурашки.

Меньше всего мне нужна ее помощь, но я не могу найти в себе силы сорваться на что-то жалкое. Чтобы оттолкнуть ее, пока она не увидела, какой я на самом деле. Все, что связано с нами, было великой сказкой, в которой мы избегали правды и притворялись перед всеми. Но это не по-настоящему. Если она — принцесса, которая собирает полевые цветы и излучает солнечный свет, то я — зверь со шрамами и соответствующим характером. И как зверя, меня лучше оставить в покое. Новость для романтиков: Белль страдала от стокгольмского синдрома. Ни одна женщина не захотела бы этого ублюдка, если бы не была его пленницей.

— Пожалуйста, уходи, — хриплю я.

— Нет. Я бы перевела это на испанский, но это то же самое дерьмо, только на другом языке. Так что нет и нет, — последнее слово она произносит с фальшивым акцентом.

Я хочу улыбнуться, но останавливаюсь на хмуром выражении лица.

Она надавливает на мои плечи, заставляя меня сесть.

— Чем я могу помочь?

Глубокие вдохи, которые я делаю, не облегчают боль.

— Черт. Дай мне секунду, — удается мне сказать сквозь скрежещущие зубы.

— Это твоя нога? Мне нужно вызвать скорую помощь? — Хлоя вцепляется в мою дрожащую руку и помогает поднять подол джинсов выше по ноге.

Там мой протез во всей своей красе.

Хлоя смотрит мне прямо в глаза и не моргает.

— Скажи мне, что делать, и перестань вести себя как принцесса.

— Ты можешь помочь мне подойти к зеркалу вон там? — я указываю на массивное зеркало в полный рост рядом с моим комодом. Я сохранил его для подобных случаев, но эта чертова штука находится слишком далеко.

Ее брови сходятся, но она не задает вопросов. Она помогает поддерживать мое тело, пока я хромаю к зеркалу. Я стараюсь держать большую часть веса на своей надежной ноге, но спотыкаюсь. Хлоя ворчит от резкого смещения веса.

Моя уверенность угасает, когда мы останавливаемся у ковра. Я низко прижимаю голову к груди.

— Ты не могла бы помочь мне спуститься на пол? — я шепчу эту простую просьбу, отвращение поселилось глубоко в моем нутре.

Это самое худшее, что могло случиться со мной рядом с Хлоей. Я чувствую себя униженным, когда она помогает мне устроиться на пушистом ковре перед зеркалом. Я заправляю свой протез за зеркало, пряча придаток, избегая взгляда Хлои. Я боюсь того, что может скрываться за этими голубыми глазами.


Она снова и снова повторяет, что ее не волнует моя нога, но как она может не волноваться? Я едва могу смотреть на нее без отвращения. А в этот момент? Я абсолютно презираю себя.

— Могу я помочь тебе с чем-нибудь еще? Тебе нужно обезболивающее или что-то еще? — ее милая просьба заставляет меня выпустить циничный смешок до самого потолка.

— Нет. Что мне нужно, так это стереть твою память о последних десяти минутах.

— Ну, похоже, теперь ты застрял со мной, раз Люди в черном заняты.

Я вздыхаю, ненавидя то, что последует дальше.

— Ты можешь идти.

— Ты хочешь, чтобы я ушла?

— Ты не хочешь уходить? — я смотрю на нее.

В ее глазах отражается та же теплота, с которой она всегда смотрела на меня. На самом деле, в ее глазах появился блеск, которого не было раньше.

Отлично, теперь из-за меня ей захотелось плакать. Я качаю головой и возвращаю свое внимание на ногу.

— Я нигде не хотела бы быть больше, чем здесь, с тобой, — она опускается на ковер напротив меня и скрещивает ноги.

Еще один резкий толчок отдается в моем теле, перехватывая мое внимание. У меня нет времени концентрироваться на присутствии Хлои. Я трачу всю свою энергию на упражнения, которым научился во время реабилитации. Зеркальная терапия — самое жестокое из всех упражнений, когда я манипулирую своим мозгом, заставляя его поверить, что у меня две целых ноги.

Боль в теле ослабевает, когда я представляю, что моя нога в зеркале — это не протез. Я выполняю движения, сгибая ногу и разгибая пальцы, а затем перехожу к более сложным движениям. Чтобы избавиться от боли, требуется тридцать минут. К концу процедуры я лежу на ковре, потный и измученный. Тени играют на потолке, пока вентилятор вращается над головой.

Хлоя ложится рядом со мной, тепло ее тела согревает мой бок.

— Ты веришь в исполнение желаний?

Нелепость ее вопроса застает меня врасплох.

— Что?

— Ты веришь в исполнение желаний? Да или нет? — она поворачивает голову ко мне.

Наше дыхание смешивается от близости.

Мой взгляд падает на ее губы.

— Эм… нет?

Она проводит ладонью по лицу.

— Понятно.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что я верю в свои желания.

Я ничего не могу с собой поделать. Ее ответ заставляет меня рассмеяться, высвобождая напряжение из моего тела.

— Эй, нехорошо смеяться над тем, кто делится историей. Я рассказывала ее только одному человеку во всем мире, и из-за твоей реакции я больше не хочу ею делиться, — она ущипнула меня за бок, зная точное место, чтобы заставить мое тело вздрогнуть.

— Ты права. Пожалуйста, ты простишь меня?

Ее улыбка не соответствует ее напускной обиде.

— Да. Так вот, у меня есть такая штука, которая называется дневник желаний. И я понимаю, что это смешно, но я загадываю желания с тех пор, как смотрела «Пиноккио» в детстве.

— Но ты загадываешь желания в дневнике, а не на звезде? Как это работает?

— В Нью-Йорке единственную звезду можно найти на Бродвее, потому что там слишком много фонарей, чтобы хорошо видеть небо. Я была практичной и вместо этого нашла дневник. К тому же, так легче отслеживать все мои желания. А я их отслеживаю.

— Я не знаю, что больше шокирует в этой истории. То, что ты пишешь желания в дневнике, или то, что ты называешь себя практичной.

Хлоя издала мелодичный смех.

— Ладно, умник, а если я скажу, что некоторые из моих желаний сбылись?

— Тогда я бы сказал, что у тебя безупречный случай предвзятого подтверждения.

Хлоя приходит в бешенство от моего комментария. Боже. Мне нравится, как она смеется, как будто она может умереть от кислородного голодания. У меня возникает искушение заставлять ее смеяться снова и снова. Изоляция превратила меня в жалкое подобие человека, выпрашивающего внимание у той, которая кажется такой же одинокой.

Она закатывает глаза.

— Ладно, пожалуйста, бросай это комедийное представление, раз уж ты выступаешь. В этой фикции отношений есть место только для одного из нас, и это не ты, приятель.

Я хихикаю.

— Хорошо.

— В любом случае, кому-то это может показаться глупым, — ее глаза сузились, когда она повернула голову в мою сторону, — но мой дневник желаний действительно важен для меня. Это была единственная вещь, которая принадлежала исключительно мне, особенно после того, как я была вынуждена переехать от мамы в приемную семью.

В ее голосе нет той печальной нотки, которую я ожидал бы от такой депрессивной истории. Я представляю себе юную Хлою, цепляющуюся за дневник, желающую лучшей жизни, но снова и снова разочаровывающуюся. Это представление тяжелым грузом сидит у меня в груди. Как ей удается оставаться чертовски позитивной после такого детства? А кто бы смог?

Она продолжает:

— Можешь смеяться сколько угодно, но одно из моих желаний привело меня сюда, так что я бы сказала, что в моем дневнике есть немного магии. Ты так не думаешь?

Меня зацепила эта история, я жажду большего от нее.

— Что ты загадала?

— Вообще-то, две вещи.

— Правда?

— Первое желание было о том, чтобы я нашла своего отца и воссоединилась с ним.

— И, очевидно, это произошло.

Она улыбается:

— Да.

— А каким было твое второе желание?

— Я не знаю, стоит ли мне им делиться. Возможно, я страдаю от злобного чувства предвзятого подтверждения, — она высовывает язык.

Мой взгляд фокусируется на том, как ее язык проводит по нижней губе. У меня возникает искушение навалиться на нее сверху и поцеловать.

Она качает головой.

— Неа. Я не хочу делать это прямо сейчас с тобой.

— Зануда, — я вздыхаю. —Тогда скажи мне, чего еще ты пожелала.

— Я хотела, чтобы кто-то ценил мое существование, а не уничтожал его.

Я хмурюсь, ненавидя, как ей вообще понадобилось желать чего-то подобного.

— Почему ты это пожелала?

— Это история для другого дня.

К черту другой день. Мне нужна эта история сейчас.

— Давай.

— Неа.

— Хорошо. Но откуда ты знаешь, что желание сбылось?

— Потому что я встретила тебя.

Черт. Как это простое заявление заставило мое сердце сильнее биться в груди?

Черт, мне нравится эта девушка. Я ожидаю, что страх заразит мой здравый смысл, но ничего не происходит. Ни малейшего проблеска чего-то, кроме счастья, не отражается в моем теле.

— Почему ты делишься этим со мной? — И это все, что ты можешь придумать? Девушка, по сути, говорит тебе, что ты ей нравишься, а ты все портишь. Я идиот. Это чертова правда.

Она снова смеется, ее улыбка прогоняет мои страхи.

— Я хотела поделиться тем, что делает меня уязвимой.

— Почему?

— Потому что у всех нас есть слабости, Сантьяго. Ты считаешь, что твоя — это отсутствие ноги, а я думаю, что моя — это ужасающее одиночество и предпочтение желать, а не делать. Я загадываю желания, чтобы бороться с пустотой, которую я чувствую из-за всех разочарований. Желания — это самое близкое, что есть к чудесам.

Я хочу сказать ей, что все волшебное заключено в ней самой, а не в каких-то пожеланиях, нацарапанных в дневнике. И я жажду испортить жизнь каждому человеку, который разочаровал ее и угрожал разрушить ее счастье.

Я ничего не говорю, предпочитая впитывать ее слова. Гул восстанавливающей энергии Хлои наполняет меня до краев так, что я больше не могу игнорировать.

Я хочу, чтобы у нас с ней все было по-настоящему. Свидания, смех и чувства, которые она вызывает во мне снова и снова.

Она называет свое одиночество слабостью, но я вижу в нем только силу. В то время как такие, как я, прозябают в тени, такие, как она, создают свой собственный свет. Она подобна луне, которая светит ярко, несмотря на бесконечную тьму.

И она заставляет меня желать, чтобы дневной свет никогда больше не возвращался.





Глава 24

Хлоя


— Ты готов к путешествию? — открываю пассажирскую дверь машины Сантьяго G-Wagon. Слава Богу, у меня длинные ноги, потому что этот внедорожник — просто монстр. Я хватаюсь за подол своей юбки в стиле бохо и использую ступеньку, чтобы запрыгнуть в машину.

— Это меньше двух часов езды. На гонках я ездил и дольше.

— О, хорошо, Мистер Я Известный Гонщик, давай послушай, как я хвастаюсь. Ты забываешь, что я выросла в Нью-Йорке? Я никогда никуда не ездила!

Сантьяго садится на водительское сиденье и надевает очки Ray Ban. Мое сердце, одержимое восьмидесятыми, поет при виде него. Он — смесь всех персонажей Джона Хьюза, за которыми я люблю наблюдать.

Пожалуйста, не говорите мне о его новом образе. Я знала, что Сантьяго и раньше был сексуальным, но я не думала, что он настолько сексуален под бородой и длинными волосами. Серьезно, я не думаю, что у меня хватит самоконтроля, чтобы выдержать поездку в машине рядом с ним, не говоря уже о целых выходных.

Сантьяго заводит машину.

— Ты впервые путешествуешь за пределы Америки?

— Это мой первый раз за пределами Нью-Йорка. Точка. Я никогда не бывала нигде, кроме как здесь и четырехчасовой остановки в Португалии. Так что, технически говоря, я побывала в двух других местах, кроме Нью-Йорка.

— Ты не можешь считать пересадку посещением другой страны. Это просто грустно.

— Нет. Это просто правда, — я скрещиваю руки и смотрю в окно. Не похоже, что Сантьяго хотел осудить меня, но так оно и вышло.

Воздух сгущается между нами, пока я молчу. Я могу провести два часа в тишине, пока он не включит джазовую музыку. Это жесткое ограничение.

Он прочищает горло.

— Мне жаль, если мои слова прозвучали неправильно. Я не пытался оскорбить тебя.

— Все в порядке.

— Ой-ой.

Я сдвигаюсь на своем месте, поворачиваясь к нему лицом.

— Что?

— В порядке — это код для обозначения того, что я не в порядке, и если не обратить на это внимание, то через несколько часов ты узнаешь, насколько это не в порядке, и ты пожалеешь, что с самого начала не спросил.

Я фыркнула.

— Что? Кто сообщил тебе секретную информацию?

— Я вырос с сестрой. Она научила меня основам к тому времени, когда я стал подростком.

— Ладно, твой комментарий меня немного обеспокоил…

Он приподнял бровь.

— Хорошо, сильно. Но это не твоя вина. Это просто напоминает мне обо всем, что я пропустила, но пережили другие. То, как я взрослела, оставляло желать лучшего.

— Мне жаль. Я не хотел заставить тебя чувствовать себя плохо из-за того, что ты не путешествовала. Особенно не из-за твоих обстоятельств.

— Все в порядке. Ничего страшного, — я улыбаюсь.

Он прикусывает нижнюю губу таким образом, который не должен быть сексуальным, но является достаточно горячим, чтобы разбить стеклянный термометр.

— Итак… Чем ты раньше любила заниматься в свободное время, помимо работы?

Отлично. Он пытается быть вежливым, а я тут вожделею его.

— Кроме вышивки? Я имею в виду, что у меня не так уж много свободного времени.

— Тогда расскажи мне об этом поподробнее.

Я удивленно откинулась на сиденье, ударившись головой о подголовник, как болван. — Что ты хочешь знать?

— Для начала, как ты увлеклась таким хобби?

— Ну, раньше у меня были проблемы с гневом.

— Мне очень трудно в это поверить, — он пытается сохранить серьезное лицо, но все равно начинает смеяться.

— Это правда, — я бью его по руке, чтобы подчеркнуть.

Он только сильнее смеется.

— Однажды мой социальный работник привел меня в магазин товаров для хобби после одного инцидента, — я вздрагиваю от напоминания о том дне, когда я потеряла маму, дом и последние остатки невинности. — Она сказала мне, что я могу выбрать что угодно из магазина, но я должна быть согласна, что это будет эмоциональным выходом, а не физическим.

— И что заставило тебя выбрать вышивку?

— Она подумала, что мне будет полезно что-нибудь проткнуть. Игла казалась безопасным вариантом.

Смех Сантьяго отскакивает от крыши машины.

— Я бы никогда не подумал, что в тебе так много сдерживаемой агрессии.

— В подростковом возрасте я была очень зла на мир.

Его улыбка спадает.

— Мне жаль.

— Не стоит. Это то, что есть.

— Как ты это делаешь?

— Что делаю?

— Заставляешь все выглядеть так, как будто все в порядке?

Я пожимаю плечами.

— Потому что так и есть. Я не могу ничего сделать, чтобы изменить прошлое, так зачем продолжать беспокоиться из-за него?

Он кивает и снова сосредотачивает свое внимание на дороге. Городок на берегу озера исчезает, когда мы едем по извилистым дорогам в сторону Монцы.

— У тебя хорошо получается? — он нарушает молчание.

— Вышивать?

— Да.

— Я не из тех, кто хвастается, но сейчас на мне одна из работ, которую я создала, — я показываю вниз на свою вышитую футболку. Это обычная футболка с карманами, а над карманом — куча разноцветных изящных цветов. Ее дизайн был настоящим кошмаром, но я люблю ее еще больше из-за того, как трудно было это сделать.

— Вау. Я думал, ты ее купила.

Я качаю головой, пряча улыбку.

— Нет. Мне нравится создавать такие вещи.

— Ты когда-нибудь думала о том, чтобы выставить их на продажу?

Я фыркнула.

— Не совсем. У меня никогда не было времени или денег, чтобы открыть свой собственный магазин Etsy.

— А тебе было бы интересно? Если бы у тебя было время, так сказать?

Я делаю паузу и обдумываю это. Придумывание дизайнов питает творческую сторону, которой я пренебрегала на протяжении многих лет, перегружая себя работой. Мне нравится, когда я воплощаю в жизнь свои дизайны на ткани. Спокойствие от процесса и чувство выполненного дела — еще один бонус.

Я люблю все это. От начала и до конца.

— Я имею в виду, что в идеальном мире, где у меня безграничные деньги и не нужно столько работать, конечно. Но мир далеко не безупречен, поэтому я буду придерживаться того, что, как я знаю, обеспечит меня.

— Тебе стоит подумать о том, чтобы уделять больше времени своему хобби.

— Почему?

— Потому что если ты любишь что-то настолько, что улыбаешься, как сейчас, то тебе стоит заняться этим, пока не стало слишком поздно.

Я прижимаю руку к губам.

— У меня нет времени.

— И никогда не будет, если ты будешь продолжать находить причины, чтобы этого не делать.

Ого. Сначала я выводила Сантьяго из его зоны комфорта, а теперь он делает то же самое. Мужчина вышивает себя на моей коже, как узор, который я так люблю, и я не совсем понимаю, что мне с этим делать.




Глава 25

Сантьяго


Я жалею, что согласился навестить свою семью на трассе в Монце. Мне требуется все возможное самообладание, чтобы выйти из машины после поездки с озера Комо. Работники парковки не оставляют мне выбора, так как они забирают наш багаж из багажника. Я низко натягиваю кепку на лицо, глубоко вдыхая свежий воздух.

Хлоя выходит из машины с огромной ухмылкой на лице и удивленно смотрит на наш отель.

— Боже мой! Посмотри на это место! Это даже круче, чем твой дом, а ты живешь в замке!

Я никогда не замечал деталей этого старого отеля, когда останавливался здесь с командой Бандини. Но, рассматривая его в призме Хлои, я оценил архитектуру и классический дизайн.

Она моргает, глядя на здание.

— Вау. Это напоминает мне поместье Билтимор.

— Что?

Она вздыхает.

— О, забудь. Иногда я забываю, что ты не из Америки.

Я открываю рот, чтобы ответить, но что-то цепляет мой взгляд. Кто-то из прохожих достает свой телефон и фотографирует нас. У меня возникает искушение обвинить их в нарушении приватности, но Хлоя выводит меня из задумчивости.

— Как ты думаешь, здесь водятся привидения? — она тычет мне в грудь.

Я издаю дрожащий вздох, не обращая внимания на заинтересованных зрителей.

— Нет. По крайней мере, я надеюсь, что это не так. Нам лучше зарегистрироваться, пока не образовалась толпа.

Хлоя сканирует вход, ее взгляд останавливается на фанатах, которые собрались возле вестибюля.

— Знаешь, одно дело — узнать, что ты знаменит, а совсем другое — испытать это на собственном опыте.

— Это ерунда, — бормочу я, направляя ее к стойке консьержа.

— Они снимают тебя на видео! Это так жутко.

Я благодарен джинсам, прикрывающим мою ногу. От пристального внимания моих поклонников я не чувствую себя хорошо, но я не могу ничего с этим поделать, пока мы на виду.

— Не обращай внимания. Ты привыкнешь к ним к концу выходных.

— Я не знаю, хочу ли я вообще к этому привыкать, — она поджимает губы.

Сотрудница регистрирует нас, ее взгляд сосредоточен на мне. Она дважды роняет нашу ключ-карту, прежде чем я протягиваю руку и вырываю ее из ее дрожащих рук со словами благодарности.

Моя кожа зудит, когда взгляды людей обжигают мою шею.

— Пойдем, — говорю я, отвлекая внимание Хлои от причудливой картины, которую она рассматривала. Суетливыми руками я хватаю наш багаж и иду к лифту.

Мы заходим в ожидающую нас кабину. Двери закрываются, и я выдыхаю.

— Ты в порядке? — Хлоя наклоняет ко мне голову.

— Я просто хочу добраться до номера и расслабиться.

— Мм… хорошо, — она покачивается на пятках своих кроссовок.

Цифры сменяются ползком, пока машина начинает свой медленный подъем. Я стучу пальцами по металлическому поручню.

— Ты хочешь отменить поездку? Еще не поздно повернуть назад и поехать домой.

Домой. Такое слово из ее уст не должно заставлять мою кожу нагреваться от нервозности, но это так. Что-то глубоко внутри меня было бы не против отвезти Хлою домой. Куда угодно, только не сюда.

Я качаю головой.

— Нет. И судя по количеству фотографий, которые сделали фанаты, я уверен, что все узнают, что я здесь, в течение часа. Если я убегу, то буду выглядеть трусом.

— Или кем-то, кто ценит свою личную жизнь, — она пожимает плечами.

Ее жест мил, но я не смогу избежать этой участи, даже если захочу. Лифт останавливается, и перед нами открываются двери в наш номер.

— Святое дерьмо, — у Хлои открывается рот, когда она выходит из кабины, оставляя меня позади, чтобы занести наши сумки внутрь.

Свет отскакивает от люстры над нашими головами, освещая обширное пространство. Хлоя проводит рукой по замшевому дивану. Я наслаждаюсь выражением благоговения на ее лице, когда она все рассматривает.

— Эти выходные могут стать еще лучше, только если ты скажешь мне, что в этой комнате есть бесплатное шампанское и шоколад, — она бросается на диван.

Ее реакция напоминает мне мой первый опыт знакомства с роскошной жизнью Формулы-1. Я потерялся в роскоши, не понимая, как легко ее могут отнять.

Я нахмурился при этой мысли. К сожалению, так оно и было. Психологическая рана переросла в нечто осязаемое: боль проникает через все мое тело к ноге. Если фантомная боль снова возникнет в присутствии Хлои, клянусь, я сойду с ума. Один раз был достаточным ударом по моей самоуверенности. Два раза за один день будут катастрофой.

Глубоко вдыхая, я отворачиваюсь в сторону двери в противоположном конце комнаты. Мне требуется все, чтобы не споткнуться.

— Не стесняйся, располагайся поудобнее. Я собираюсь вздремнуть.

— О, конечно, — ее улыбка спадает. — Я буду молчать и исследовать дворец. Я имею в виду это место, — она смеется про себя.

Еще одна боль пронзает мою ногу. Черт. Я хватаюсь за ручку и распахиваю дверь. Не оглядываясь, я вхожу в комнату, отгораживаясь от помощи Хлои.

Я не хочу, чтобы она больше видела меня слабым. Как она может хотеть меня, если я все еще какой-то калека, который не может функционировать как нормальный человек? Меньше всего я хочу, чтобы она видела во мне что-то недостаточное.

Мрачные мысли разъедают мое самообладание, заставляя сомневаться в том, что эти выходные были хорошей идеей. Но, как и все в моей жизни, мои быстрые решения приводят к радикальным последствиям.

Я работаю над фантомной болью самостоятельно. Без зеркала для упражнений и игр разума требуется на двадцать минут больше времени, чем обычно. А в отсутствие Хлои я стараюсь дышать ровнее, чтобы боль утихла. Я уже скучаю по ней, помогающей мне вырваться из мысленного облака презрения к себе, как это было сегодня утром.

Меня осеняет внезапное осознание. Я становлюсь зависимым от женщины, у которой есть все перспективы уйти. И, черт возьми, я хочу, чтобы она осталась, пусть даже ненадолго.


* * *


Хлоя смотрит на меня, ее рот открыт, как у рыбы. Это мило. Невероятно мило.

Да, ты в полной жопе. Ты думаешь, что все, что она делает, выглядит привлекательно.

— Ты хочешь сказать, что нам придется делить одну кровать? — ее взгляд метался между матрасом королевского размера и моим лицом.

— Да.

— И одну комнату?

— Обычно так и происходит с одной кроватью. Да, — я ухмыляюсь.

— Не будет ли это слишком, если я попрошу вторую комнату? Ты ведь богатый и все такое.

Я трясусь от беззвучного смеха. Она произносит слово «богатый» с таким отвращением, что я начинаю уважать ее за это еще больше.

— Конечно, для моей семьи это было бы совсем не очевидно.

Она молчит, но ее глаза остаются широкими, пока она осматривает комнату.

— Мы уже сделали это однажды. Что может случиться?

— Да, но у нас был больной ребенок, о котором нужно было заботиться, — ее глаза темнеют, когда они бродят по моему телу.

Я ухмыляюсь, как идиот.

— А теперь что?

Ее горло подрагивает, когда она сглатывает.

— Ничего.

— О, да ладно. Ты нервничаешь, когда делишь постель?

— Нет.

— Волнуешься?

Она насмехается.

— Определенно нет.

— Тогда в чем проблема?

— Ты выглядишь как человек, который занимает большую часть кровати.

— Ужас, — я задыхаюсь и прижимаю ладонь к груди.

Она стонет под нос и хватает свою одежду из багажа.

— Я собираюсь принять душ.

— Тебе нужна помощь?

Она бросает связку носков прямо мне в лицо.

В ответ на мой смех раздается тихий щелчок закрывающейся за Хлоей двери ванной. Меня охватывает тепло при мысли о том, что я буду спать рядом с ней.

О, да. Я в полной, абсолютной жопе.


* * *


Хлоя скользит в кровать после душа. Темнота скрывает ее лицо от меня, но ее нерешительные движения заставляют меня поднять бровь.

— Спокойной ночи, — бормочет она себе под нос. Простыни шуршат, когда она прижимается к краю кровати.

— Если ты так заснешь, то окажешься на полу.

— Это лучше, чем альтернатива.

— И какая же?

Она придвигается ближе к середине кровати, отказываясь от края. Ее руки шарят в темноте, создавая барьер из подушек.

От этого вида я хихикаю от всей души.

Она вздыхает.

— Это тот момент, когда ты признаешься мне, что тебе нравится смотреть, как люди спят?

— Нет! — она смеется.

— Тайный фетиш?

— Боже мой. Прекрати! — ее хихиканье становится громче.

— О, я знаю. Ты храпишь!

Ее тело дергается, когда ее смех отскакивает от потолка.

— Меня признали любительницей обнимашек десятой стадии.

Мой интерес гаснет от всплеска ревности, который застает меня врасплох.

— Кто? — я пытаюсь всеми силами сохранить свой голос ровным.

— Брук. Предположительно, я чуть не задушила ее во сне, когда нам пару раз приходилось делить постель. Она сказала, что я обернулась вокруг нее, как мокрое одеяло.

— Это должно быть уловкой?

— Это красный флаг.

— Ну, когда дело касается тебя, считай, что я дальтоник.

Она разражается несносным смехом, который заставляет меня ухмыляться.

— Ты же должен был сбежать в горы.

Смех вырывается из меня, неконтролируемый и неожиданный.

— Ты странная, если думаешь, что это так.

— Ну, я не утверждала, что я не странная.

Я показываю на плохую попытку создать барьер из подушек.

— Ты также упряма.

— Я предпочитаю более позитивный синоним — упорная.

— Хорошо, Мерриам Вебстер.

— Ты собираешься называть меня именем другой женщиной в постели? Ты действительно худший фальшивый бойфренд, — она притворно вздохнула.

Я выпустил горловой смех. Что-то в Хлое делает все светлее. Лучше. Счастливее. У меня возникает искушение продолжать подшучивать над ней, просто чтобы услышать, какую нелепость она выдаст в следующий раз.

С каждой шуткой ее смех становится все более безудержным.

Я понимаю, что игра на гитаре — это не единственная музыка, которая питает мою душу. Смех Хлои — это сладчайшая мелодия, гармония звуков, которую не могут воссоздать никакие струны или ноты. Они наполняют меня теплом, изгоняя тьму, которая росла и разлагалась в течение многих лет после моего несчастного случая.


* * *


Я просыпаюсь от тяжести в груди. Что это?

Я открываю глаза, отгоняя помутнение, и обнаруживаю массу черных волос у себя на груди.

Точно. Хлоя. Общая кровать. Неудачный барьер из подушек.

Когда Хлоя назвала себя любительницей объятий, она не шутила. Она прижимается к левой стороне моего тела. Одна из ее ног перекинута через мою нижнюю часть, неловко упираясь в мою растущую эрекцию. Ее рука лежит на моей груди, а волосы спутанной массой струятся по спине, щекоча мою кожу.

Она пахнет маргаритками и солнцем, и я все больше привыкаю к этому запаху.

Я хотел бы остаться, но я не могу допустить, чтобы она увидела меня без протеза. Я просто еще не готов к этому. Несколько минут я наслаждаюсь ее присутствием. Близость — это то, что я оценил, прожив много лет без нее.

Хлоя даже не шелохнулась, когда я вытащил себя из-под нее. Она спит как мертвая и выглядит при этом прекрасно.

Не желая, чтобы она проснулась и обнаружила меня в таком положении, я быстро проделываю движения, чтобы привести в порядок ногу. На полпути я оглядываюсь через плечо. Она заменила меня подушкой, и я тут же жалею, что встал с кровати.

Я снова смотрю на свою ногу. Когда-нибудь я буду чувствовать себя достаточно комфортно, чтобы поделиться этой частью себя с кем-то еще. Но точно не сегодня.

Глава 26

Сантьяго


— Хлоя, ты уверена, что не против того, чтобы сниматься для моего влога? — Майя смотрит на Хлою с зажатой в ладони камерой. С тех пор как я ступил на пустой автодром, моя кожа покрылась мурашками, а сердце учащенно забилось.

Сотрудники Бандини работают на пит-лейн. Команда закрепляет запасные шины и проверяет детали автомобиля после предыдущих тренировочных заездов Ноа. Если я закрою глаза, то смогу представить себе шум и запахи гоночного дня. Кроме случайных членов экипажа, которые смотрят на нас, все держатся в стороне. Я и не подозревал, как мне не хватает энергичной суеты в питлейне в дни гонок. После стольких лет это стало далеким воспоминанием.

— Конечно! Насколько сложными могут быть гонки? — Хлоя рассматривает гладкий спортивный автомобиль Бандини.

Гонки?!

— Против Майи? Не дай ей себя обмануть. Она разбирается в машинах лучше, чем половина команды, — Ноа обхватывает Майю за талию.

Я засовываю руку в задний карман ее шорт и прижимаю к себе.

— С каких пор ты планируешь гонки? — шепчу я ей на ухо.

— С тех пор, как твоя сестра написала мне сегодня утром, спрашивая, не хочу ли я сняться с ней в влоге. Она очень убедительна, и мне было трудно отказать.

— Как вы вообще узнали номера друг друга… — я ущипнул себя за переносицу и сделал глубокий вдох. — Забудь об этом. Это не имеет значения. Ты не будешь вести машину.

— Почему? — она дерзко качает головой.

При других обстоятельствах я бы нашел это очаровательным. Сейчас ее непокорность меня раздражает.

— Майя, Хлоя не может водить. У нее нет прав, — объявляю я группе.

— Ты просто сосешь, — бормочет Хлоя себе под нос.

Я заправляю прядь ее волос за ухо и наклоняюсь, чтобы прошептать:

— Моя главная цель — чтобы ты это сделала, но пока этого достаточно.

Ее пунцовые щеки — единственный ответ, который я получаю.

— О. Я не знала, что ты только что научилась водить. Мы можем сделать что-нибудь еще. Как насчет эксклюзивного интервью? Я уверена, что мои фанаты сойдут с ума от желания узнать о вас побольше, — Майя поднимает глаза.

Черт возьми, нет. Этот план почему-то еще хуже, чем предыдущий.

— Это звучит как отличная идея, — улыбка Ноа становится шире, когда он оценивает мою реакцию.

Ублюдок. Меньше всего я хочу, чтобы Майя брала интервью у Хлои. Это может поставить нашу игру под угрозу, а я не могу этого допустить. Это чисто эгоистично с моей стороны, но я хочу продолжать притворяться с Хлоей. Это даст ей повод оставаться рядом со мной.

Я вступаю.

— Как насчет матча по горячим кругам? Ноа против меня. Уверен, такой влог заинтересует твоих фанатов больше, чем интервью с Хлоей. Без обид, — слова вылетают из моих губ прежде, чем я успеваю подумать о последствиях.

Ноа смотрит на меня не моргая, а у Майи открывается рот.

То есть я понимаю, что это удивительно, но бросьте. Я ни за что на свете не позволю своей сестре брать интервью у Хлои, но я также не позволю Хлое сесть за руль машины стоимостью четверть миллиона долларов.

Майя нервно смеется.

— О нет. Не волнуйся об этом. Мы можем сделать влог и вместо этого пойти на ранний ужин с мамой и папой.

Я поднимаю бровь.

— Ты боишься, что я побью твоего мужа? Я знаю, что он старый и все такое, но хоть немного верь в него.

Хлоя смотрит на меня, приоткрыв губы. У меня возникает искушение поцеловать ее удивленные губы, но я воздерживаюсь. То, что я больше не могу водить машину Формулы-1, не означает, что я не могу соревноваться с Ноа, как в старые добрые времена, на обычной спортивной машине, такой как эта. Я практиковался на подобных машинах, которыми владею последние пару лет.

— Если ты меня победишь, то я явно потерял хватку, — Ноа протягивает мне свою ладонь для пожатия.

— Пусть победит сильнейший, — я хватаюсь за его протянутую руку и сжимаю.

— Мне нужно взять запасную камеру и крепление для машины! Я сейчас вернусь! — Майя убегает, что-то бормоча себе под нос по-испански.

— Я возьму ключи в офисе, — Ноа уходит.

Я подхожу к машине Бандини и провожу пальцем по капоту. Прошли годы с тех пор, как я ездил на таком спортивном автомобиле. Он предназначен для того, чтобы нарушать все ограничения скорости и при этом хорошо выглядеть.

Я закрываю глаза, представляя урчание двигателя, который ревет, когда я нажимаю на педаль газа. При мысли о том, что я буду мчаться по трассе на головокружительной скорости, по позвоночнику пробегает волна тревоги. Моя рука опускается, соскальзывая с капота.

— Тебе не нужно было спасать меня там. Я могла бы дать интервью твоей сестре, — Хлоя кладет свою руку поверх моей. Возбуждающее ощущение сменяет холод от моих предыдущих мыслей.

— И рисковать, придумывая ужасные истории обо мне для старых поклонников? Я уже могу представить себе это негодование.

— Я бы отнеслась к этому только на определенном уровне.

— И какой же это уровень? — мой голос понижается, когда я прижимаюсь задницей к капоту и раздвигаю ноги. Я хватаюсь за ее бедра и поворачиваю ее к себе, фиксируя перед собой.

— О, я не знаю, — она смотрит на небо. — Я бы раскрыла только пару твоих скелетов.

— Пожалуйста, во что бы то ни стало, поделись тем, что у тебя на уме. Мне любопытно, какие грязные секреты ты выведала за несколько недель нашего общения.

— Ты — вор одеял, — она улыбается так, что кислород покидает мои легкие. Черт. Как будто мое тело не может держать себя в руках рядом с ней.

— Неправда.

— Так и есть. Я чуть не замерзла до смерти прошлой ночью. Ты оставил мне самый маленький уголок, который едва мог согреть мои ноги, не говоря уже о моем теле.

Я хихикаю.

— Ну, это объясняет, почему ты прижималась ко мне сегодня утром.

Она пожимает плечами.

— Я пыталась предупредить тебя.

Я киваю, не сумев скрыть улыбку.

Она недовольно морщит нос.

— Ну, теперь, когда мы здесь перечисляем недостатки, ты храпишь. Громко, я бы добавила.

Я откидываю голову назад и смеюсь.

— Теперь я знаю, что ты говоришь это, чтобы поддеть меня.

— Это работает? — она прикладывает ладонь к моей дрожащей груди. От тепла ее руки я вздрагиваю.

Я хочу испытать ее прикосновение в других обстоятельствах, желательно без посторонних.

— Тебе придется сделать гораздо больше, чем это, чтобы меня расстроить.

— О, у меня есть несколько идей…

— Готов? — восклицает Ноа.

Хлоя вздрагивает, когда мои руки сжимают ее бедра.

— Ты не обязан делать это, если не хочешь, — ее голос — лишь шепот на ветру.

Я качаю головой, надеясь стереть беспокойство из ее глаз.

— Я был рожден для этого.

— Я собираюсь присоединиться к Ноа в его машине. Хлоя, если ты не против, то можешь остаться в зоне пит-лейна, мы быстро закончим! — Майя сосредоточилась на настройке камеры в моей машине.

— Подожди, ты едешь с ним? — Хлоя переводит взгляд с Майи на Ноа.

— Конечно! Это так весело, — моя сестра сияет.

— О, — Хлоя смотрит на меня яркими глазами, заставляя что-то в моей груди сжиматься, как катушка. — Можно я поеду с тобой? Если ты не возражаешь?

— Конечно.

Вот только я очень не уверен во всем этом, как только занимаю место в машине. Запах свежей кожи мало успокаивает мое колотящееся сердце, и мой желудок вздрагивает от урчания заведенного двигателя. Хлоя натягивает шлем, прежде чем закрепить защитные ремни.

Я смотрю на рулевое колесо, сжимая кулак, чтобы руки не дрожали. Мое дыхание становится более поверхностным, а в голове роятся мысли.

Что, если я потеряю контроль?

Что, если я разобьюсь и покалечу Хлою?

Что если я…

— Что ты думаешь о том, чтобы мы заключили пари? — Хлоя хватает мою сжатую руку и освобождает мои пальцы один за другим от руля. Она соединяет наши руки, держа мою в заложниках.

Я сосредоточен на ее прикосновении, а не на панике, нарастающей внутри меня и оседающей глубоко в костях.

— Пари? — прохрипел я.

— Пари. Спорим, Ноа победит тебя.

— Ты ставишь против меня? — наглость этой женщины. Подумать только, я пригласил ее на уик-энд пыток и бесплатного алкоголя.

— Конечно. Ноа — действующий чемпион и все такое, — она дразняще улыбается.

— А что ты выиграешь, если я проиграю своему шурину?

— Хм. Если я выиграю, то сделаю тебе минет.

Вдох, который я делаю, превращается в приступ кашля.

— Что? — может быть, стоит проиграть только ради этого приза. Но Ноа будет злорадствовать несколько дней, а я не уверен, что любой минет стоит таких особых мучений.

— Ты меня хорошо расслышал или у тебя голова закружилась от того, что кровь отлила от мозга к твоему члену?

Что такого в этой девушке, что я постоянно разражаюсь глубоким смехом?

Она сжимает мою руку.

— Итак, это «да»?

— Конечно, Хлоя.

— И чего же ты хочешь? Если ты выиграешь?

Я хочу стереть эту самодовольную ухмылку с ее лица.

— Когда я выиграю, я смогу ласкать тебя внизу, когда захочу.

— Когда захочешь? — прохрипела она.

— Когда захочу. Как захочу. Что скажешь? Давай заключим пари.

— По рукам, — она пожимает наши уже сцепленные руки вверх и вниз.

Я отодвигаю в сторону свои переживания, потому что у меня появилась новая цель. Победить Ноа было недостаточно. Победить Ноа и одновременно добиться свидания с Хлоей — вот что заставляет мою кожу гудеть от возбуждения иного рода. Я позволяю ему подпитывать мой прилив адреналина.

Это точно так же, как управлять другими твоими машинами. Ты уже практиковал эти точные движения ногой.

Мы с Ноа подъезжаем к старту.

Моя сестра опускает окно и машет рукой с пассажирского сиденья. Она нажимает кнопку на пульте, и красный свет камеры на нашей приборной панели то загорается, то гаснет.

— Камера снимает. Победит тот, кто первым пересечет финишную черту после десяти кругов.

— Удачи, — говорит Ноа.

— Увидимся в моем зеркале заднего вида, — я завожу двигатель, позволяя грохоту впитаться в меня. Энергия трещит вокруг меня, а моя уверенность растет.

И в конце обратного отсчета Майи я мчусь по гоночной трассе, а Хлоя кричит рядом со мной. Шины визжат в знак протеста, когда мы с Ноа мчимся бок о бок по асфальту. Мое сердце грозит выскочить из груди, а руки дрожат от прилива адреналина.

— О мой гребанный Бог, это самая глупая вещь, которую я когда-либо делала! — кричит Хлоя.

— О, Хлоя. Если это самое глупое, то ты явно не проживаешь жизнь правильно, — я смотрю на нее, улыбаясь.

Она всегда была красивой. Но когда она рядом со мной, пока я сражаюсь со своими демонами? Это не сравнимый вид.

— Сосредоточься на этой чертовой дороге!

— Я в замешательстве. Ты ожидала, что я буду ехать медленно? — я нажимаю на педаль газа, проносясь мимо машины Ноа и подрезая его. Я нажимаю ногой на тормоз, и из шин валит дым.

— О, Боже. Прости, что я мало молюсь тебе, но сейчас самое подходящее время. Пожалуйста, не дай мне умереть, — она сжимает ладони вместе.

Я хихикаю, переключая передачи, чтобы соответствовать поворотам и прямым участкам трассы.

— Ты умрешь только тогда, когда мой язык будет трахать тебя до беспамятства. Обещаю.

— Нас снимают на камеру! — Хлоя машет рукой на камеру моей сестры.

— Не волнуйся. У моей сестры есть человек, который редактирует ее видео.

— Как это может быть хорошим оправданием?

Я смеюсь, игнорируя ее.

Ноа проносится мимо моей машины на следующей прямой, заставляя меня перехитрить его. Взад и вперед мы боремся за первое место на втором круге гонки. Каждый мускул в моем теле напрягается, когда я заставляю машину работать на пределе возможностей.

У меня нет времени сомневаться в своих силах, не говоря уже о том, чтобы беспокоиться об аварии на высокой скорости.

— Я ненавижу тебя! — снова кричит Хлоя, когда я резко поворачиваю, и шины машины послушно сцепляются с дорогой. Мы дрифтуем, оставляя за собой еще один шлейф дыма.

Смех вырывается из меня.

— Повеселись со мной.

— Я повеселюсь, когда ты проиграешь эту чертову гонку! — кричит она.

— Это вызов?

— Это факт.

— Милая маленькая Хлоя дразнит меня, — я нажимаю на педаль газа, заставляя Ноа занять второе место, когда я снова обгоняю его.

Она смотрит в сторону, не сумев скрыть улыбку. Интересно. Она наслаждается собой. Все-таки маленькая преступница неплохо притворяется.

Через несколько кругов визги Хлои переходят от страха к удовольствию. Ее реакция подталкивает меня к тому, чтобы сильнее дрифтовать на бордюрах и доводить машину до нового предела.

Ни с того ни с сего я понимаю, что мне весело. Впервые за долгое время я получаю удовольствие от вождения. Это такое чертовски хорошее время, что я не избегаю скорости почти сто семьдесят миль в час. Это самая большая скорость с тех пор, как я участвовал в гонках Формулы-1.

Настоящее чувство опьяняет. Я забыл, насколько я был одержим скоростью и адреналином. Это как укол возбуждения в вены, а сердце быстро бьется в груди. Все, что я делал после аварии, чтобы заменить это чувство — лишь дешевая имитация. Я люблю это. Я скучаю по этому. И я очень хочу, чтобы таких ощущений было больше.

Сегодняшняя гонка не уменьшила мою потребность, а создала новую. Я пересек финишную черту с самой большой ухмылкой на лице.

— Ты победил! — она поднимает руки вверх и смеется.

— Да, блять! — я ударяю ладонью по рулю, ухмыляясь, когда останавливаю машину.

Она смеется, снимая шлем. В ее темных волосах беспорядочные волны и выбившиеся пряди.

Я дергаю за клок.

— Тебе не следовало сомневаться во мне.

— Я никогда не сомневалась.

— Тогда зачем было вообще заключать пари?

— Как ты можешь сосредоточиться на беспокойстве, если ты слишком сосредоточен на том, чтобы выиграть то, чего ты хочешь?

Мой взгляд темнеет, когда я фокусируюсь на ее губах.

— Сегодня я выиграл больше, чем гонку.

Она подмигивает.

— И не забывай об этом.

Если бы я еще не знал, что мне нравится эта девушка, сегодняшний день стал бы решающим.





Глава 27

Хлоя


— Доброе утро, — грубый голос Сантьяго приветствует меня, когда я выхожу из комнаты. Он сидит на диване в номере без рубашки и читает на iPad.

Как он всегда просыпается раньше меня?

Я осматриваю верхнюю часть его тела, мой взгляд задерживается на рельефных мышцах живота. Боже правый. До сих пор я не встречала парня, который выглядел бы так, как будто ему место на обложке журнала. Я кашляю, приходя в себя.

— Твоя рубашка где-то потерялась?

Он хихикает.

— Я не сплю в рубашке.

— Ну, ты всегда можешь проснуться в ней.

Его улыбка расширяется.

— И пропустить выражение твоего лица, когда ты меня рассматриваешь? За какого мужчину ты меня принимаешь?

— Ты уверен, что хочешь услышать мой ответ?

Он смеется.

— Может, лучше не стоит.

— Хороший выбор, — я ухмыляюсь.

— Итак, у меня есть сюрприз.

Моя улыбка исчезает.

— Нет.

— Выслушай меня.

— Я не люблю сюрпризы. Никогда.

— А если это связано с покупками?

— Особенно если это связано с покупками.

Он осмеливается рассмеяться.

— Тогда мне жаль. Правда. Но моя сестра и мама хотят взять тебя с собой в магазин за платьем для сегодняшнего гала-концерта.

— Фу, — я резко бросаюсь на диван. Мои ноги перекидываются через его бедра, и он закрепляет их на своих коленях.

— Я пытался отговорить их от этого плана, но они твердо стоят на своем.

— Ты бросаешь меня на съедение волкам на второй день!

— Я бы не просил тебя, если бы не думал, что ты справишься.

— Верно. И позволь мне угадать. Ты не пойдешь с нами.

Он нахмурился.

— Я могу, если ты хочешь. Просто я никогда не хожу с ними по магазинам, а они, кажется, хотят побыть с тобой наедине.

— Это катастрофа на пороге. Они раскусят нашу затею через час или меньше.

Сантьяго качает головой, пытаясь скрыть самодовольную ухмылку.

— Нет. Они будут сосредоточены на тебе и покупках, поэтому не заметят ничего разоблачающего.

— Все, что я выдумаю о тебе в присутствии твоей семьи, будет твоей собственной виной.

— Я не ожидал от тебя ничего меньшего. Чем возмутительнее, тем лучше.

— О, я так и сделаю. Я начну с того, что ты тайно любишь бомбочки для ванны. Я ухмыляюсь.

— Если они спросят, то, только те, которые пахнут лавандой или цитрусовыми. Все остальное вызывает у меня зуд.

Если ворчливая версия его была терпимой, то шутливый Сантьяго вызывает привыкание. Он настолько прекрасно ядовит, что я бы не отказалась от передозировки.


* * *


Я чувствую себя самой большой мошенницей, сжимая бокал шампанского, пока мы идем по роскошному магазину с названием, которое я не могу выговорить. Мои потертые кроссовки скрипят каждый раз, когда я ступаю по мраморному полу.

Мы перемещались между магазинами, с мамой Сантьяго, которая попросила меня называть ее Даниэлой. Она провела все утро, рассказывая забавные истории о своем сыне, пока Майя говорила о нем, как об участнике любовного шоу. Не то чтобы меня кто-то убеждал в том, что Сантьяго — отличный парень. Я видела это своими глазами, и это не то, что я забуду в ближайшее время.

— Как насчет этого? — Майя протягивает мне шелковистое платье. Материал на ощупь пышный и не похож ни на что из того, что у меня есть.

Я украдкой взглянула на ценник, и меня чуть не хватил удар. Это платье стоит больше, чем моя арендная плата за месяц.

— Тебе не нравится? — улыбка Майи спадает.

Почему она должна быть такой замечательной и доброй? Неужели у нее не может быть недостатка, из-за которого можно было бы выбежать за дверь и никогда не оглядываться?

Я запинаюсь.

— Эм… нет. Оно выглядит великолепно, не пойми меня неправильно, но…

— Дело в цене? Не беспокойся об этом. Сантьяго сунул мне свою кредитку перед тем, как мы вышли из отеля.

— Что он сделал? — первые строчки «Красотки» тзвучат в голове, а желудок скручивается в тугой узел.

— Он сказал, чтобы я выбрала для тебя самое красивое платье, иначе он не придет на гала-вечер. Я восприняла это как вызов.

— Это так… мило, — задыхаюсь я.

— Я не думаю, что видела своего сына настолько очарованным кем-то раньше, — мама Сантьяго подмигивает мне. В ее карих глазах есть свет, который я не могу игнорировать.

Либо мы замечательно притворяемся, либо все хотят отчаянно верить, что Сантьяго искренне счастлив.

— О, — это все, что я могу сказать. Этот парень предложил заплатить за мое платье, ради всего святого, и все, что я могу сказать, это «О». Я ступаю на крайне опасную территорию рядом с ним. В таких коварных водах девушка может утонуть, если не будет осторожна.

Платье на манекене у витрины магазина привлекает мое внимание. Черный материал блестит под светом прожекторов, и тысячи кристаллов словно движутся. Длинные рукава уравновешивают строгость открытой спины. Мне кажется, я никогда не видела такой потрясающей одежды. Как будто дизайнер создал иллюзию лунного света, отражающегося от сверкающего океана в полночь.

— О, только посмотри, как загорелись твои глаза! — обращается Майя к сотруднику, который нам помогает. — Нам нужно это платье, пожалуйста.

— Что? Мне понравилось то, которое ты выбрала! — я спотыкаюсь на своих словах.

— Но ты влюбилась в это, — Майя вздергивает брови.

Судя по тому, что платье является частью витрины, оно должно стоить намного дороже, чем то, которое я держу в своей трясущейся руке. Мне противно покупать что-то подобное за чужой счет. Я даже не вижу на нем ценника, что означает только одно.

— Не пытайся сказать «нет». Когда моя дочь на что-то решается, она во что бы то ни стало, добьется своего, — советует мама Сантьяго.

Майя вырывает у меня из рук платье, которое она выбрала. Она легонько подталкивает меня в примерочную, и служащая магазина приносит черное платье.

Я не могу выйти с ним из магазина. Как я могу смириться с этим, если в прошлом месяце я едва зарабатывала достаточно, чтобы оплатить аренду?

Я достаю телефон и пишу Сантьяго.

Я: Пожалуйста, скажи мне, что ты не сказал своей сестре, что не пойдешь на гала-концерт, если она не купит мне красивое платье.

Сантьяго: Могу я ссылаться на пятую поправку?

Я: Поскольку ты не американец и не соблюдаешь Конституцию, ответ — нет!

Я: Серьезно. Я не могу позволить тебе заплатить за такую дорогую вещь. Скажи своей сестре, чтобы она отвела меня в Zara или что-то более подходящее для моего бюджета.

Сантьяго: Но я боюсь ее. Почему бы тебе не сказать ей, раз уж ты сама выступаешь против этого?

Я: Ты боишься своей сестры? Хотела бы я придушить тебя через телефон.

Сантьяго: Это твой фетиш? Ты действительно очень удивляешь.

Я фыркнула.

Сантьяго: И да, я боюсь свою сестру. Она, может, и маленькая, но бойкая. Я бы не стал с ней связываться. Один раз, когда я попытался, она побрила меня налысо посреди ночи в отместку.

Я: Ты самый раздражающий человек, которого я когда-либо встречала.

Сантьяго: Замени «раздражающий» на «самый добрый» ии получится комплимент. Попробуй на мне. Такие вещи требуют практики.

Я задыхаюсь. Мой телефон пикает, прерывая мои печатающие пальцы.

Сантьяго: Ты всегда можешь вернуть мне деньги, если тебе действительно неприятно принимать подарки.

Я смогу позволить себе такое платье, только если буду работать до тех пор, пока на голове не появятся седые волосы.

Сантьяго: Но я бы предпочел, чтобы ты этого не делала. Это отнимает все удовольствие. Просто позволь кому-то другому позаботиться о тебе хоть раз.

Позволь кому-то другому хоть раз позаботиться о тебе. Что-то в его простых словах заставляет мою грудь сжаться. Я не могу отвергнуть его, когда он так откровенен со мной.

Я: Спасибо.

Я не могу придумать ничего другого, и я сомневаюсь, что он ожидает от меня этого. Его слова уже вывели мой мозг из строя на все утро.

— Там все в порядке? — окликает мама Сантьяго.

— Просто отлично! — отвечаю я самым приятным голосом, который только могу сымитировать.

Я снимаю свою одежду и надеваю новое платье и подходящие туфли. Материал прилегает к моему телу, подчеркивая изгибы, о которых я и не подозревала. Мои ноги поворачиваются сами по себе, и материал закручивается вокруг меня. Кристаллы отражают спектр цветов от стен.

— Вау, — я делаю снимок и отправляю его Брук.

— Покажи нам! — кричит Майя.

Я выхожу из кабинки, немного покрутившись на каблуках.

Майя хлопает.

— Это то, что надо! Сантьяго умрет, когда увидит тебя.

Ну, Майе не нужно слишком стараться, чтобы убедить меня. Может, я и не самая стильная девушка, которая будет расхаживать по красной дорожке, но я сыграю свою роль.

Мне следует опасаться того, что наше шоу с каждым днем становится все более реальным. Вместо того чтобы кормить мысленного монстра, я допиваю остатки шампанского и наслаждаюсь днем с Даниэлой и Майей.

Это самое приближенное к семейным узам событие в моей жизни, и от этого у меня на глаза наворачиваются слезы. И они не совсем счастливые. Я приехала в Италию, чтобы найти свою семью, но все, что я сделала, это погрузилась в чужую.

Хуже всего то, что я хочу больше. Я не должна жаждать новых впечатлений от общения с семьей Сантьяго, но я не могу устоять. Мне годами отказывали в семье, которую я могла бы назвать своей. И мое изголодавшееся сердце впитает любую любовь, даже если она окажется отравой.


* * *


Я вхожу в наш номер в отеле после спа-дня с Майей в ее пентхаусе. Она окунула меня в жизнь богатых и роскошных людей, сделав маникюр, педикюр и пригласив личного визажиста перед нашим гала-вечером. Я не знала, что переход на темную сторону означает шампанское и закуски, но теперь, когда я это попробовала, я больше никогда не буду смотреть на подготовку к гала-вечеру по-старому.

— Сантьяго? — зову я.

Никакого ответа, и я обыскиваю большой номер отеля. Я пытаюсь повернуть ручку двери в нашу спальню, но она оказывается запертой.

— Сантьяго? — я стучу в дверь.

— Дай мне минутку, — кричит его голос.

Черт, у него опять фантомные боли? Я прижимаю ухо к двери. Он бормочет что-то, чего я не могу уловить.

Я снова стучу в дверь.

— Ты в порядке?

— Определи, что ты имеешь в виду под «в порядке»?

— Мне нужно выломать эту дверь, чтобы спасти твою задницу?

— Нет. Но мне может понадобиться, чтобы ты спасла меня от меня самого, потому что я никак не могу выйти сегодня вечером.

— А?

Дверь открывается, и я вваливаюсь в его комнату. Его руки протягиваются, чтобы поддержать меня.

Мой взгляд перебегает с его смокинга на глаза. Черт, он подчеркивает костюм, а не наоборот. Он выглядит царственно, его волосы зачесаны назад, а лицо чисто выбрито.

Мне нравится все в его облике, кроме хмурого лица.

— В чем дело?

— Я не знаю, почему я решил, что смогу это сделать, — бормочет он, отворачиваясь от меня.

— Пойти на гала-вечер?

— Торжественный прием, встреча с коллегами по работе и интервью с людьми, которые задают мне слишком много чертовых вопросов. Не думаю, что я смогу это сделать, — он садится на стул рядом с кроватью. Его глаза избегают моего взгляда, когда он кладет голову на руки.

— Если кто-то и может это сделать, так это ты.

Он смотрит на меня, его глаза наполнены тьмой, которую я ненавижу. Мое дыхание застревает где-то в горле, когда его глаза блуждают по моему телу, рассматривая каждую деталь. Как бы хорошо я себя ни чувствовала от его внимания, это кажется отвлечением от того, что он чувствует на самом деле.

Его грудь вздымается, когда он делает несколько глубоких вдохов.

— Черт. Я тут психую, а следовало бы прокомментировать, как прекрасно ты выглядишь.

Я сажусь напротив него, останавливая его оценку.

— Эх, у тебя есть весь вечер, чтобы сделать мне несколько комплиментов. Знаешь, на гала-вечере ты, наверное, должен присутствовать, раз уж там чествуют твоего шурина и все такое. К тому же ты уже нарядился. Было бы настоящим преступлением против человечества скрывать тебя от мира, когда ты так выглядишь.

Он смеется, но звук пустой и не похожий на него.

Я касаюсь его колена.

— Но это нормально, что ты боишься. Я бы испугалась, если бы была на твоем месте.

Он поднимает бровь.

— Правда?

— Конечно. Ты приносишь огромную, страшную жертву ради своей семьи.

— А если я больше не хочу туда идти?

— Если ты не хочешь, тогда мы не пойдем, — я пожимаю плечами. — Мы можем заказать еду на вынос и смотреть телевизор, пока не вырубимся.

Его губы подергиваются.

— После того, как ты потратила столько времени на подготовку, ты не против прогулять?

— Абсолютно. Я буду считать, что мы в расчете, если ты сфотографируешь меня для моей страницы в социальных сетях. Я никогда раньше так не наряжалась, так что фотографируй, или этого не будет, — я ухмыляюсь.

— Никогда? А как же выпускной?

Я отстраняюсь и смотрю на свои руки.

— О, я не смогла пойти.

— Почему?

— Потому что у моей приемной мамы не было денег, чтобы купить платье. В любом случае, для таких детей, как мы, не было принято ходить на подобные мероприятия. Но это нормально, потому что я не планировала стать королевой бала или что-то в этом роде.

На его лбу появились морщины, когда он нахмурился.

— Не делай этого.

— Делать чего?

— Прикидываться, что тебя это не беспокоит. Это беспокоит меня до одури, и это был даже не мой выпускной.

— И чего ты ждешь от меня? Чтобы я взбесилась?

— Честно говоря, да.

— Ну, я не могу повернуть время вспять, да и не хочу, — последнее, что я хочу сделать, это пережить те годы моей жизни.

— Ты права. Впервые за долгое время я не хочу поворачивать время вспять, — он поднимает глаза от своих рук и смотрит на меня взглядом, полным смешанных эмоций.

— Почему?

— Потому что благодаря тебе я хочу жить настоящим, а не убивать себя, зацикливаясь на прошлом.

Моя грудь сжимается до дискомфорта. Ничто в мире не способно подготовить меня к тому, что я буду испытывать настоящие чувства к Сантьяго Алаторре. Чувства опасны, и я хочу оттолкнуть их. Очень немногие люди в моей жизни вызывали положительные эмоции. А развитие любых чувств с ним дает ему возможность сломать меня так, как я никогда никому не позволяла.

У меня нет времени, чтобы оценить, что я к нему испытываю. Это сложно и запутанно из-за тонкой грани между фальшивым и настоящим. И это не помогает, когда он говорит вещи, которые запутывают меня.

Я приехала в Италию не для того, чтобы влюбиться. И уж точно я приехала в Италию не для того, чтобы мне разбили сердце. Но со всем тем временем, которое я провожу рядом с Сантьяго, я больше не уверена, что эти два понятия взаимоисключающие.


* * *


Первая вспышка фотоаппарата ослепляет меня. Я моргаю от черных пятен перед моими глазами, и только тогда вспыхивает еще одна лампочка.

— Как кто-то может пройти по красной дорожке, если он не способен видеть? — я вцепилась в руку Сантьяго, мои пальцы впились в материал его смокинга.

Каким-то образом моя речь подействовала на него, в то время как моя уверенность исчезает с каждой минутой. Он расхаживает по ковровой дорожке, словно создан для этой жизни, а я пытаюсь не отставать, мое внимание отвлекают репортеры, выкрикивающие вопросы.

— Я бы сказал, что ты сможешь привыкнуть к этому, но я надеюсь, что нам не придется посещать еще одно такое мероприятие в течение очень долгого времени.

Мои ноги подкосились от его слов.

— Нам?

Его взгляд останавливается на всем, кроме моего лица.

— Нам. Мне. С языка сорвалось.

Точно. Я сморщила нос.

Репортер называет имя Сантьяго. Он что-то ворчит себе под нос, ведя нас к красной бархатной веревке.

— Давай покончим с этим, а потом будем пить, пока мир не помутнеет.

Я смеюсь, следуя за ним.

— Сантьяго Алаторре! Как приятно, что вы здесь, в Монце, с нами! — репортер приветствует моего спутника.

— Я счастлив быть здесь, — Сантьяго полуулыбается.

Я толкаю его локтем в ребра и шепчу: — Старайся немного усерднее.

— Кто ваша спутница на сегодняшний вечер? — репортер переводит микрофон с лица Сантьяго на мое.

— О, — я втягиваю воздух. — Я Хлоя.

Репортер выжидающе смотрит на меня.

— Какая Хлоя?

— Картер.

— Откуда? — спрашивает он, его правый глаз дергается, как будто он сдерживает желание закатить глаза.

— Америка?

Репортер смеется, а Сантьяго выглядит так, будто он прожевал лимон. Неужели я выставляю себя идиоткой в прямом эфире? Если бы у меня была мама, которой не все равно, я бы потом извинилась перед ней.

Мужчина переключает свое внимание на моего ворчливого спутника.

— Сантьяго, увидим ли мы тебя в это воскресенье на трассе, когда ты будешь болеть за Ноа?

— Конечно. Это домашняя гонка Бандини и последний Гран-при Италии для Ноа. Я бы ни за что не пропустил его, — улыбка Сантьяго больше похожа на оскал.

Я похлопываю его по руке, и он обхватывает меня мускулистой рукой, притягивая к себе. Мое сердцебиение учащается от его прикосновения, и все процессы в теле сбиваются с ритма.

— И как долго вы двое встречаетесь?

— Месяц.

— Год, — мы оба говорим одновременно.

Голова репортера мотается туда-сюда между нами.

— Год и месяц, — Сантьяго подавляет замешательство мужчины.

Я превращаю свой смех в кашель. Каким-то образом мои фальшивые отношения оказались более успешными, чем все мои предыдущие отношения вместе взятые.

Репортер спрашивает, не нужна ли мне вода, но я отмахиваюсь от него.

— Извините. У меня хроническая аллергия.

— Действительно, жаль, всегда вспыхивает в самые неудобные моменты, — Сантьяго улыбается в мою сторону.

Репортер продолжает, выражая свой энтузиазм по поводу того, что ему удалось взять интервью у этой загадки рядом со мной.

Я узнаю несколько вещей, пока мы продолжаем идти по ковровой дорожке, отвечая на вопросы коллег-репортеров. Люди искренне интересуются тем, чем занимается Сантьяго. Их взгляды остаются неподдельными, когда они задают ему вопросы. Но самое главное, Сантьяго светлеет по мере того, как набирается смелости в общении с ними.

Я не хочу предполагать, но в глубине души думаю, что ему этого не хватает. Внимание, разговоры о гоночных машинах, вся эта ситуация, не обращайте на меня внимания, я действительно чертовски знаменит.

Любопытная часть меня задается вопросом, что нужно сделать, чтобы помочь Сантьяго понять, что у него есть все необходимое, чтобы вернуться.

Кажется, что после этой поездки мне нужно добавить что-то новое, но важное в мою европейскую экспедицию. Я отказываюсь покидать Италию, не сумев помочь Сантьяго вернуться к былой славе. Будь то гонки или жизнь вне тени, я хочу помочь ему. И ничто не может остановить меня в достижении того, что я задумала. Даже ворчливый мужчина шести футов ростом, который стремится быть незаметным, когда должен сиять.



Глава 28

Сантьяго


Я выжил на красной дорожке пыток. Моя голова раскалывается, а ладони постоянно потеют, пока мы с Хлоей пробираемся сквозь толпы людей в бальном зале.

Вместо того, чтобы сосредоточиться на пристальных взглядах, я продолжаю смотреть на Хлою. Это нисколько не трудно. Я очарован ею. Абсолютно, совершенно очарован красавицей-брюнеткой, которая излучает тепло и уверенность, несмотря на свой страх перед вниманием. Я бы заплатил еще за сотню платьев, если бы мог снова увидеть ее в таком наряде. Материал струится по ее изгибам, как вода, меняя цвета в зависимости от освещения.

Меня привлекает даже не платье, которое она надела, и не макияж, который она наложила. Это нечто большее. Дело в ней. До нее меня не интересовала любовь, но, черт возьми, я готов попробовать ее сейчас. Наши фальшивые отношения были забавными и все такое, но мне интересно, захочет ли она поменять их на настоящие.

Мы подходим к Майе и Ноа. Майя обнимает Хлою и отвлекает ее внимание от меня.

— Я не сказал этого раньше, но спасибо, что приехали в эти выходные. Это много значит для нас, — Ноа притягивает меня к себе, чтобы обнять.

— Я бы не посмел пропустить твои проводы Бандини перед тем, как ты отправишься в дом престарелых.

Он смеется, похлопывая меня по спине, и отстраняется.

— Расслабься. У меня осталась еще горстка гонок.

— Последние несколько на всю оставшуюся жизнь. Каково это?

— Я готов провести остаток лет с Майей и Марко, путешествуя и наслаждаясь жизнью. Я точно не смогу забрать деньги с собой в могилу, так что я вполне могу их потратить.

Моей сестре повезло найти такого человека, как Ноа. Он любит ее так, как она того заслуживает, и я не могу не радоваться за нее. Для нее и Марко нет лучшего варианта.

— Вы готовы к вечеринке? — Майя вздергивает брови.

— Ты слишком много раз смотрела «Плохих мамочек», — ворчит Ноа.

— Это один из моих любимых фильмов, — она улыбается Хлое.

— Но давай, моя мама сегодня сидит с Марко, так что мы можем повеселиться.

— Как насчет того, чтобы начать с одного бокала и посмотреть, куда нас заведет эта ночь? — предлагает Хлоя.

— Умно. Не позволяй моей сестре обмануть тебя. Она легче перышка, — я ухмыляюсь.

— Хватит портить мне веселье, — Майя закатывает глаза. — Пойдем в другой бар. Там очередь короче, — моя сестра обнимает Хлою и направляет ее в противоположный конец бального зала.

— Они хорошо ладят, — Ноа кивает в их сторону.

— Отлично, — мое горло сжимается, когда я отвлекаюсь на всех, кто нас окружает.

Посетители вечеринки смотрят в нашу сторону и перешептываются друг с другом. Несколько из них подходят ближе, явно желая прервать нас. Их внимание подавляет меня. Без Хлои на меня обрушивается вся тяжесть ситуации. У меня возникает искушение пойти в противоположном от Ноа направлении, потому что я уверен, что именно он является причиной всеобщего интереса к нам. Ноа — яркая звезда, с которой все хотят провести пять минут.

Ноа смеется.

— Почему ты выглядишь так, будто тебя сейчас стошнит?

Мимо проходит обслуживающий персонал, и я отмахиваюсь от него, беря два бокала шампанского. Я отпиваю из первого, прежде чем отпить из второго.

— О, ты нервничаешь. Как мило, — Ноа кладет руку мне на плечо.

— Еще раз назовешь меня милым, и я тебя ударю.

Он закатывает глаза.

— Никто не будет тебя беспокоить, если ты не будешь открыто с ними разговаривать.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что нас окружают люди, которые раньше работали рядом с тобой. Это не те же люди, которые писали о тебе те мерзкие статьи. И если ты хочешь, чтобы я был с тобой честен, команда Бандини скучает по тебе. Они не хотят отпугнуть тебя, прежде чем у них появится шанс завоевать тебя снова.

Мои легкие сжимаются, когда я пытаюсь сделать несколько глубоких вдохов.

— Ты не можешь этого знать.

Он качает головой.

— Я знаю. Мой уход на пенсию вызвал большой ажиотаж. Свободное место у Бандини — это большое дело.

— Самое большое, — у меня такое чувство, что я знаю, куда Ноа хочет завести этот разговор.

— Я хочу, чтобы ты боролся за него.

Ага. Угадай что. Я подношу ободок фужера с шампанским к губам и выпиваю остаток содержимого в два глотка.

Ноа продолжает.

— Это твой шанс вернуться. Я не хочу, чтобы кто-то другой занял мое место, кроме тебя. И нет никого, кто заслуживает этого больше.

Я крепко сжимаю в кулаке пустой стакан.

— Я не могу сделать это.

— Сможешь. Тебе нужно только сесть обратно в машину и попробовать. Это займет всего один раз, чтобы позволить порыву взять верх и стереть твои страхи. Такие люди, как мы, жаждут адреналина, и он никогда не исчезнет, как бы ты ни старался. И я помог создать технологию…

— Я люблю тебя как брата за желание помочь мне, но я не могу этого сделать. Ты не понимаешь.

— Назови мне причину, почему я должен бросить это. Хорошую причину. А не ту чушь, которую ты несешь уже на протяжении многих лет.

— Есть ли более веская причина, чем тот факт, что у меня нет ноги и мне вообще не стоит садиться за руль?

— Разве ты не скучаешь по этому? Неужели вчерашняя гонка против меня ничего в тебе не пробудила?

Конечно, это было так. Во время гонки я почувствовал себя пьяным до невозможности, не прикоснувшись ни к одной унции алкоголя. Я думал, что не смогу этого сделать, но я преодолел свой страх с помощью Хлои рядом со мной. Это напомнило мне о том, по чему я скучаю больше всего на свете. Но скучать по тому, чего я никогда не смогу достичь снова, не имеет смысла.

Желать невозможного — глупо. Хлоя убьет меня за это, но от этого мои слова не становятся менее правдивыми. Желания приводят к разочарованию, а разочарование приводит к депрессии, и мне надоело бороться с этой тьмой. Это утомительно — вести невидимую войну внутри моей головы.

— Я не думаю, что смогу снова участвовать в гонках Формулы-1.

Он качает головой, глядя в сторону.

— Я смогу с этим справиться.

— Что? — я отступаю назад.

— Ты сказал «не думаешь». Ты потратил годы, говоря, что не будешь, но это первый раз, когда ты не уверен. Что ты колеблешься, когда я спрашиваю. Все, что мне нужно сделать, это убедить тебя в обратном.

Я качаю головой из стороны в сторону.

— Ты не сможешь.

— Может, и не смогу, но теперь у тебя есть кто-то, ради кого стоит напрячься. Может быть, ты хочешь показать ей и себе, что ты можешь быть тем мужчиной, которого она заслуживает. Парнем, который пройдет через ад, чтобы выйти из него победителем. И этого достаточно, чтобы ты вернулся за руль. Я знаю это.

Я не пытаюсь его поправить. Я не могу сказать, что все мои отношения — это фарс. И самое главное, я не знаю, действительно ли Ноа не прав. За то небольшое время, что я знаю Хлою, я уже добился большего, чем за последние несколько лет. Но пока она заставляет меня чувствовать себя хорошо, я не могу игнорировать чувства, растущие внутри меня.

Рука, снова хлопнувшая меня по плечу, отвлекает мое внимание. Я кручусь на месте, сталкиваясь лицом к лицу с Джеймсом Митчеллом. Он выглядит так же, как и в тот день, когда я покинул мир гонок. Его седеющие волосы зачесаны назад, а костюм остается таким же безупречным, как и всегда.

— Смотрите, кто это! — его зеленые глаза светлеют, а улыбка расширяется.

— Привет, Джеймс.

— Хорошо, что ты вернулся.

Моя поза становится жесткой.

— На выходные.

Его улыбка не ослабевает.

— Даже лучше. Мой преклонный возраст означает, что я могу справиться только с одним из вас, засранцев, за раз, — он подмигивает.

Ноа смеется рядом со мной. Мои плечи опускаются, и я выпускаю вздох, о котором даже не подозревал. Не знаю, почему я ожидал, что Джеймс надавит на меня в этом вопросе, но он остается спокойным.

Джеймс обхватывает мое плечо и притягивает меня к себе.

— Расслабься. Мы рады, что ты у нас есть, даже если это всего лишь на выходные.

Я киваю головой и снова обнимаю его. После того, как меня не было так долго, я не представлял, как сильно я скучал по Джеймсу. Я слишком долго пренебрегал этой частью своей жизни.

Он отпускает меня.

— Как ты смотришь на то, чтобы поздороваться с парой людей из старой команды? Они желали подойти, но не хотели переходить границы.

С каких пор я стал запугивающим куском дерьма? Это всегда была работа Ноа. Я смотрю на своего шурина, удивляясь, как я стал самым сварливым засранцем из нас двоих.

Ноа поднимает бровь в молчаливом ответе.

Верно.

Так вот как я хочу, чтобы меня запомнили? Даже после того, как Ноа уйдет на пенсию и мне больше не придется показываться на треке, я войду в историю как затворник, который позволил обстоятельствам погубить себя. А никто не хочет, чтобы его запомнили в истории как неудачника.

Я киваю головой, подтверждая свое решение. К черту последствия. Я поздороваюсь, даже если часть моего достоинства угаснет и умрет.

Джеймс подводит нас к нескольким старым коллегам. Следующие десять минут я отвечаю на простые вопросы и слушаю истории ребят, работающих на пите. Все остаются дружелюбными и приветливыми, и никто не спрашивает меня на ту тему, которую я ненавижу больше всего.

Мне неприятно это признавать, но Ноа был прав. Действительно, кажется, что эти ребята скучают по мне. Это видно по их улыбкам и по тому, как они делятся историями о днях гонок с Ноа. Они подшучивают над ним, заставляя меня смеяться над тем, как Ноа ошибается, что случается нечасто. Никто не пытается вспоминать мои старые времена. Вместо этого они спрашивают, чем я занимался в последние годы.

Что-то высвобождается внутри меня. Я не знаю, что происходит, но как будто что-то, что я держал взаперти, наконец, выходит на поверхность. Из меня льется откровенность, я рассказываю о том, как нянчился с Марко, и обо всех катастрофах, которые случались. Я рассказываю о различных автомобилях, которые я восстановил, и о том, как мне наконец-то стало нравиться жить на озере Комо. Все остаются заинтересованными, а вопросы, которые они задают, облегчают беседу.

Что-то сверкнувшее в уголке глаза привлекает мое внимание. Все исчезает, когда в поле моего зрения появляется Хлоя со своей сияющей улыбкой и ореолом позитива. Все взгляды устремляются в ее сторону, когда она откидывает голову назад и смеется над тем, что говорит Майя. Мы все — беспомощные мотыльки, ищущие ее свет.

От этого зрелища я застываю на месте. Моя грудь напрягается, когда я впитываю ее, позволяя ей вдохнуть в меня новую жизнь одним лишь своим присутствием.

Может быть, мне все-таки стоит загадать желание, потому что такие женщины, как Хлоя Картер, встречаются нечасто. И, черт возьми, она заставляет меня желать большего, чем снова сесть за руль или выбраться из тюрьмы, которую я сам себе создал. Она заставляет меня желать любви, а это самая опасная вещь для такого человека, как я. Не потому, что я не хочу ее, а потому, что я желаю ее до такой степени, что готов сделать все, чтобы это произошло.

Абсолютно все. Да будут принесены жертвы.


Глава 29



Сантьяго


Каблуки Хлои звонко стучат по кафельному полу, когда мы входим в лифт отеля. Я нажимаю кнопку пентхауса, и кабина со скрипом поднимается вверх.

Хлоя стоит в углу, уставившись в потолок. Я сканирую ее тело, пытаясь выбрать, на чем сосредоточиться: на лице, сиськах или заднице. Платье выглядит на ней невероятно, и у меня возникает искушение купить по одному всех цветов.

Воздух сгущается вокруг нас, становится тяжелым от напряжения, когда ее глаза фокусируются на мне. Только на мне.

Я стою выше, наслаждаясь тем, как темнеют ее глаза, когда они пробегают по моему телу.

Хлоя краснеет и отводит взгляд, когда ее глаза встречаются с моими. Она присвистывает, и я смеюсь.

Я преодолеваю расстояние между нами.

— Ты нервничаешь?

— Честно?

Я киваю головой.

— Да, то, как ты смотришь на меня — пугает, — она сглатывает и переводит взгляд на старый циферблат над дверью лифта, показывающий, что мы находимся только на десятом этаже из тридцати.

Я провожу костяшками пальцев по ее скуле.

— Почему?

— Потому что все, о чем ты думаешь, не может быть хорошим.

— Но это точно может быть весело.

Я не могу дождаться, когда она окажется в нашем номере, потому что я планирую забрать свою награду за гонку с Ноа. Ее щеки вспыхивают, когда я прижимаюсь мягким поцелуем к ее рту. Она вдыхает, и я ухмыляюсь.

Громкий, визжащий звук ударяет по моим ушам. Я обхватываю Хлою руками, когда лифт начинает опускаться. Мой желудок соответствует внезапному падению кабины. Лифт трясется при падении, скрип напоминает скрежет гвоздей по меловой доске. Крик Хлои заставляет мои уши звенеть от протеста.

Кабина останавливается с рывком, как будто ее тянут за шнур. Я спотыкаюсь, но ловлю нас, прежде чем мы падаем.

Хлоя прижимается ко мне, когда лифт издает последний скрежещущий звук.

— Боже мой! — она прижимается головой к моей груди.

Свет мерцает и гаснет. Мы оба тяжело дышим, звуки наших вдохов и выдохов соответствуют друг другу. Нас окружает кромешная тьма. Я кладу подбородок на голову Хлои, регулируя свое дыхание.

— Мы чуть не умерли? — прохрипела она.

— Нет. Конечно, нет. В лифтах есть защитные механизмы для таких ситуаций. Особенно в таких старых зданиях, как это, — я не имею ни малейшего представления о механике лифтов, но что-то в ее голосе говорит мне, что нужно притвориться, что все в порядке.

Динамик оживает, когда кто-то говорит с нами по-итальянски. Я отпускаю Хлою и подхожу к электрической панели.

— Aiuto — Помогите, — это одно из немногих слов, которые я могу вымолвить, когда нажимаю кнопку вызова.

Человек начинает трещать, говоря то, что я не понимаю. Голос исчезает, когда он говорит что-то, что, по моим предположениям, означает «помощь скоро будет». Я проверяю телефон на наличие связи, но отсутствие полосок заставляет меня выругаться.

— Как долго, по-твоему, мы будем здесь торчать? — в голосе Хлои нет обычной уверенности. Она кажется маленькой и слабой, что меня беспокоит.

— Я не знаю. Может быть, час или больше? Это зависит от того, застряли ли мы между этажами.

— Я не могу решить, хочу я блевать или плакать, — стук каблука о пол выдает ее волнение.

Я не уверен, от прилива ли адреналина или от благодарности за то, что все в порядке, я смеюсь до слез.

— Хотя мне бы не хотелось, чтобы ты плакала, пожалуйста, не блюй здесь. Это сделает плохую ситуацию еще хуже.

— Это не смешно!

— Это немного смешно.

— Каким образом? Мы чуть не умерли!

Я подхожу к ней и прижимаюсь всем телом, загоняя в угол. Моя рука действует сама по себе, наматывая пряди волос Хлои на мои пальцы.

— Но мы ведь не умерли.

— Это так не успокаивает, — ее голос дрогнул. — Сейчас самое время открыть тебе, что я не люблю тесные, темные пространства?

— Черт. У тебя клаустрофобия?

— Ммм.

Черт. Ее дыхание учащается. Я достаю телефон из кармана и включаю фонарик. Она вздрагивает от внезапной яркости. Я наклоняюсь и кладу телефон на пол, освещая пространство достаточно, чтобы разглядеть ее тень.

— Так лучше?

— Немного, — ее голос переходит на тон выше.

Ладно, значит, не лучше. Думай, Сантьяго.

Все встает на свои места. Я использую ручку позади Хлои, чтобы встать на колени. Движение получается не слишком плавным, но ограниченное освещение скрывает мои усилия.

Рука Хлои замирает на моем плече.

— Что ты делаешь?

— На что это похоже?

— Ну, поскольку я почти ничего не вижу… Ты что-то уронил?

Ее реакция заставила меня захихикать.

— Нет.

— Тогда почему ты стоишь на коленях на полу?

— Угадай.

— Сейчас не время для игр, — ее голос дрогнул. Очевидно, что она готова сорваться в любую секунду.

— Зачем мне играть, если я уже выиграл? — я провожу пальцами по ее платью, прежде чем поднять подол.

— О, Боже, — панический голос Хлои переходит в задыхающийся.

— Даже Он не сможет спасти тебя от меня, — я прижимаюсь поцелуем к ее покрытому шелком центру. Материал блокирует меня, но Хлоя понимает мое послание.

— Блять. Блять, блять, блять.

Я хихикаю себе под нос.

— Облокотись на поручень и держи подол платья.

— А как насчет волшебного слова?

— Оргазм?

Она хохочет.

— Нет.

— Член.

— Пожалуйста.

— Я знал, что ты умеешь умолять, если очень постараешься, — я провожу пальцем по влажному материалу, покрывающему место, которое я отчаянно хочу попробовать на вкус.

— Ублюдок.

— Я предпочитаю ублюдка, который вот-вот заставит тебя кончить, но, в конце концов, и до этого доберемся.

Тело Хлои дрожит, когда я прижимаю большой палец к ее клитору. Она следует моей команде, раздвигая ноги передо мной.

Тени не дают мне возможности запомнить, как она выглядит, и я ненавижу это. Но что я точно знаю, так это то, что она совершенна. Так чертовски совершенна, что я просто вне себя от возбуждения. Прошло много времени с тех пор, как у меня была подобная связь с кем-то. Я впитываю это, наслаждаясь. Человеческая связь. Что-то настолько фундаментальное, в чем я отказывал себе годами.

Я провожу пальцами по ее ногам, слегка касаясь. Это слабое прикосновение, которого достаточно, чтобы сказать ей, что я здесь. Чтобы убедиться, что она знает, что я контролирую ситуацию. Ее тело дрожит, когда мои пальцы цепляются за ее нижнее белье. Я стягиваю атласную полоску ткани и прячу ее в карман.

Моя уверенность растет от ее энтузиазма. Боже, мой рот практически наполняется слюной при виде того, как она раскрылась передо мной. Фонарик телефона освещает слабую улыбку на ее губах. Я цепляюсь за этот образ, выжигая его в своей памяти, когда мои губы опускаются на ее тело. Я оставляю поцелуи на внутренней стороне ее бедра, прежде чем провести языком по ее киске.

Стон, который она издает, заставляет мой член пульсировать в штанах. Я становлюсь зависимым от каждого стона и вздоха, которые она издает, когда я доставляю ей удовольствие. Это лучшее чувство — оживлять ее так же, как она оживляет меня. Я потерянный мужчина, который с помощью Хлои вновь обретает частички себя.

Она сходит с ума, когда я сосу ее клитор. Моя маленькая чертовка, необузданная и нуждающаяся, умоляет меня о члене своим хныканьем. Я ввожу в нее палец, и она со вздохом цепляется за мои волосы. Если раньше я думал, что зависим от Хлои, то теперь я в полной заднице. Не надо записывать меня на реабилитацию.

Прикосновения к ней — это мечта, она невероятно отзывчива на все, что я делаю. Тепло струится по моему позвоночнику, когда она без протеста принимает следующие два пальца.

Возбуждать Хлою — мое новое любимое занятие, наравне с тем, чтобы заставлять ее смеяться. Я мучаю ее, доводя до грани наслаждения, а потом снова отступаю.

Ее пальцы цепляются за мои волосы, дергая их за корни.

— Если ты не заставишь меня кончить, клянусь Богом, когда я буду возвращать тебе услугу, ты будешь умолять гораздо дольше, чем я.

Я улыбаюсь, увеличивая темп своих пальцев, проникающих в нее. Я посасываю ее клитор и использую язык в своих целях.

Ее стон эхом отражается от стен, когда она кончает надо мной. Я не останавливаюсь, пока ее тело не перестает содрогаться и ее пальцы не освобождают мои волосы от смертельной хватки.

Ее голова с грохотом ударяется о стену позади нее.

— Это официально. Я открыла лекарство от клаустрофобии.

— Оргазм?

Она хихикает. Ее рассеянность скрывает мою борьбу, когда я поднимаю себя с земли с помощью поручня. Я вздрагиваю от давления на ногу, шипение вырывается из моего рта, прежде чем я успеваю остановить себя.

Хлоя хватается за мою руку.

— Ты в порядке?

Нет ничего, чего бы я хотел больше, чем того, чтобы Хлоя забыла, что я другой. Меня не нужно опекать, так как она считает, что я не могу делать то, что может нормальный мужчина. К черту это. Пошло оно все к черту, потому что я покончил с этим дерьмом рядом с ней. Я — мужчина. Никакая травма или металлическая нога не помешают мне доказать ей это.

Я игнорирую ее вопрос, обхватываю ее рукой за талию и притягиваю к себе. Мои губы прижимаются к ее губам. Наш поцелуй обжигающий. Безумный. Требовательный. Как будто каждая клетка моего тела выполняет миссию по взрывному зажиганию.

Она обхватывает меня за шею и прижимается всем телом. Ее ноги обхватывают мою талию, и я упираюсь в нее своей эрекцией.

Она проводит рукой по моей груди и ложится на пояс моих брюк. Я опускаю голову в ложбинку ее шеи и стону, когда она приближается к месту, которое умоляет обратить на себя внимание. И я имею в виду умоляет. Вытекающая из моего кончика сперма кажется мне слезами радости. Прошло слишком много времени с тех пор, как я наслаждался таким искренним контактом — полным отчаяния и похоти. Я бы умолял на коленях о ее прикосновении, если бы это не делало меня похожим на какого-то урода.

Я замираю, когда образ Хлои на одном уровне с протезной ногой проносится в моем мозгу. Эта мысль убивает мое возбуждение. Я цепляюсь за ее руку и возвращаю ее обратно на шею.

— Зачем ты это сделал?

— Что сделал? — я двигаюсь, чтобы поцеловать ее снова, но она отстраняется.

— Остановил меня.

— Потому что не в этом суть сегодняшнего вечера, — я снова поворачиваю ее лицо к себе.

— Хватит нести чушь. Любой теплокровный мужчина позволил бы мне сделать то, чего я хочу, — темнота скрывает ее лицо, и мне не на что ориентироваться, кроме ее раздраженного голоса.

— Давай не будем говорить о других мужчинах, пока мои губы все еще сохраняют твой вкус.

Она рычит и толкает меня в грудь. Я отстраняюсь, и она соскальзывает с перекладины.

Ее каблуки стучат по полу, когда она прижимает меня к углу лифта.

— Ты боишься.

Я издаю саркастический смех, от которого у меня закладывает уши.

— Что? Это нелепо.

— Это потому, что у тебя маленький член, и ты боишься, что я буду тебя за это осуждать?

— Ты на самом деле ненормальная. Жаль, что я понял это только сейчас, — кого я обманываю? Я влюбился в ураган безумия, который представляет собой Хлоя Картер. Я хочу затеряться в ее буре и никогда не выходить оттуда.

— Сэр, если вы не поняли, что я сумасшедшая, после того как я вломилась в ваш дом, то вы сами виноваты в своем разочарование.

Ее замечание заставляет меня фыркнуть самым нелестным образом.

Она гладит лацкан моего смокинга, отвлекая меня теплом своей ладони. Другой рукой она снова ласкает мой член.

Я вздрагиваю, не в силах контролировать реакцию своего тела на ее прикосновения.

— Я же сказал тебе, что сегодня речь идет не обо мне.

— Пожалуйста?

Черт. То, как она шепчет это слово, заставляет мой член пульсировать под ее рукой. Только эта девушка могла попросить о возможности пососать мой член. Любые рациональные мысли покидают мою голову, когда ее ладонь двигается вверх и вниз по моей длине.

Я прижимаю свою руку к ее, останавливая движение.

— Одно условие.

— Какое? — ее голос намекает на волнение, и этот звук посылает еще один прилив тепла в мою грудь.

— Свет должен быть выключен.

Она оставляет мою эрекцию и нащупывает телефон, мгновенно выключая фонарик.

Темнота скрывает все, что я отчаянно пытаюсь утаить от Хлои в интимный момент. Ничто так не портит настроение, как вид моего обрубка вблизи.

Я просто… еще не готов к этому. Если бы я мог прятаться в тени во время секса до конца своей жизни, я бы так и сделал.

Хлоя прижимается мягким поцелуем к моим губам, привлекая мое внимание.

— Я удовлетворяю твою единственную просьбу, потому что жажду этого сильнее, чем желания раздвинуть твои границы. Однако не думай, что ты еще свободен от своих страхов, — шепчет она, в ее голосе звучит грубость, которую я нахожу необычайно сексуальной.

Я прислоняюсь к стене, желая увидеть ее на коленях передо мной. Но вместо того, чтобы позволить себе реальную картину, я представляю ее в своей голове, как яркий сон.

Ее руки путаются в моих брюках. Отчаяние в ее прикосновениях заставляет меня стонать от желания.

Она освобождает мой член из трусов и проводит большим пальцем по кончику, собирая мое возбуждение.

Я цепляюсь за поручень, когда ее язык сменяет большой палец, проводя по моей головке.

— Дерьмо.

Хлоя дразнится, прежде чем тепло ее рта окружает мой член. Она заставляет меня подчиниться, переключаясь между отсасыванием и скольжением языка по моему члену. Это лучший вид пытки. Я не знаю, чувствовал ли я что-то столь же удивительное, как ее рот на мне.

Любые звуки, вырывающиеся из моего рта, подстегивают ее, и движения становятся все более небрежными. Мое дыхание вырывается с хрипом. Внезапный прилив энергии пронзает позвоночник, и мой мир кружится.

Хлоя не обращает внимания на мое предупреждение, когда я говорю ей, что скоро кончу. Огонь разливается по моим венам, когда я кончаю. Она глотает мой оргазм, не отрываясь, пока я не перестаю содрогаться.

Боже. Я думал, что она мне нравится, но теперь я не знаю, что делать с чувствами, бурлящими в моей груди. Это не похоже на то, что я испытывал раньше, и я не могу точно описать их. Кажется, что это нечто большее. Хлоя засовывает мой член обратно в трусы и помогает застегнуть брюки.

Она поднимается без моей помощи, и я притягиваю ее к себе в поцелуе. Он мягкий, наши губы слабо соприкасаются. Но почему-то кажется, что это нечто большее, чем простой поцелуй. Такое ощущение, что она только что разрушила мир, который я создал для себя, и я не знаю, что с этим делать. Как я смогу вернуться к тому, кем я был до появления Хлои? И самое главное, я не думаю, что хочу этого.

— Спасибо, — хрипит мой голос. Спасибо? Какого черта. Боже правый, она отсосала у тебя, мужик. А ты ведешь себя так, будто она угостила тебя кофе.

Хлоя смеется так, что беспокойство исчезает с моего тела.

— Не за что, — она похлопывает меня по груди.

— Я не могу дождаться, когда выйду из этого чертова лифта и трахну тебя этой ночью.

Она замирает в моих объятиях.

— Нет, — ее голос достаточно тихий, чтобы я не понял его смысла.

— А?

— Нет, — во второй раз она говорит с большей силой. Тепло уходит, когда она вырывается из моих объятий, увеличивая расстояние между нами.

— Почему нет?

— Я не могу заниматься с тобой сексом.

— Тогда как ты назовешь то, что мы только что сделали?

— Нечто удивительное.

Я в полном недоумении. У меня голова идет кругом.

Она продолжает.

— Это было невероятно — по крайней мере, для меня. Но я не хочу заниматься сексом, пока ты не будешь готов открыться мне. И я имею в виду всего тебя.

Мое сердцебиение учащается.

— Почему? — реальность снова рушится вокруг меня.

— Потому что секс — это не то, чего я стыжусь, но очевидно, что ты не чувствуешь того же в отношении себя.

— Я такой, какой есть. Соглашайся или уходи. — Я скриплю зубами.

— В том-то и дело. Я вижу, кто ты, и я хочу принять это. Вопрос в том, действительно ли ты готов к чему-то подобному.

Хлоя поймала меня в свои чары. Но я не знаю, как мне принять ту версию себя, которую она видит.

Тишина окружает нас, сопровождаемая тенями. Мы оба сидим на противоположных сторонах кабины, наши ноги касаются друг друга. Моя кожа зудит, так как эмоциональный разрыв между нами увеличивается.

Я не хочу этого. Ни в малейшей степени.

— Хлоя?

— Ммм.

— Почему ты боишься маленьких пространств?

Если бы мы были на улице, я представляю, как сверчки заполнили бы тишину. Она ничего не говорит, и я думаю о том, чтобы перевести тему.

— Когда я была маленькой, моя мама запирала меня в спальне, когда приходили гости.

Какого черта?

Она продолжает, не замечая моего отвращения.

— Моя комната была не очень большой, так как мы были бедными. Честно говоря, это была скорее кладовка, чем комната.

Она смеется, но получается неискренне.

— Но это было безопасное место, если к моей маме приходил какой-нибудь парень, накуривался и делал разные вещи. Даже будучи маленьким ребенком, я знала, что происходит, потому что дети в школе об этом говорили. Оказалось, что у нее была не самая лучшая репутация. Так или иначе, моя мама не хотела, чтобы я мешала ей, поэтому она запирала меня в комнате, пока она не закончит.

Внутри меня бурлит жар, нарастающий под поверхностью кожи.

— Тебе не нужно продолжать. Я понимаю.

— Нет, все в порядке.

Это не так, но я не пытаюсь спорить с ней. Сомневаюсь, что этим легко поделиться.

— Дело в том, что моя мама забывчива, особенно в том случае, когда она была под кайфом, запирая меня в комнате, — ее голос дрожит, и все в груди сжимается от этого звука. — Вот почему я ненавижу маленькие пространства. Как будто я возвращаюсь в те годы, и в моем теле срабатывает какая-то автоматическая реакция, которая просит выбраться наружу.

Я тащу свое тело по полу, чтобы подползти к ней. Она обнимает меня, обхватывая рукой и притягивая к себе.

— Мне жаль, что это случилось с тобой.

Я хочу сказать больше, но слова даются мне с трудом. И я не хочу напугать ее, показав, насколько я похож на нее.

— Все в порядке. Нет причин расстраиваться. Это в прошлом.

— Правда? Как кто-то может пережить это?

— Иначе я потеряю из виду то, что важно.

К этому моменту, я уверен, Хлоя слышит, как мое сердце бешено колотится в груди.

— И что же это?

— Жизнь — это создание воспоминаний, которые важны, и забвение неважных.

Я хочу создать новые воспоминания. С моей семьей, с гонками и, может быть, даже с Хлоей.

Я не могу изменить тот факт, что я потерял ногу. Но я думаю, может быть, я действительно неправильно смотрел на свою жизнь после аварии? Может быть, Хлоя права, и я не смогу начать с ней что-то серьезное, если сначала не смогу принять себя.

Я хочу увидеть, что же именно она видит во мне. Последние три года я жил в мире черного и белого. Депрессия и изоляция съели человека, которым я был, создав того, кого я не узнаю. Поэтому, да, я хочу увидеть мир глазами Хлои, потому что это все равно, что впервые увидеть цвет. Это захватывает дух и впечатляет,в корне меняя жизнь, какой я ее знаю.

Она — мой калейдоскоп в сером мире.


Глава 30



Хлоя


Ладно, застрять в лифте вчера вечером было не самым худшим опытом в моей жизни. Технической службе потребовалось два часа, чтобы освободить Сантьяго и меня из маленькой кабины. После того как я отвергла его предложение «давай сделаем это» и рассказала о своей маме, большую часть девяноста минут мы провели молча. Я восприняла его молчание как равнодушие.

Он раскусил мой блеф. Дело не в том, что я не хочу заниматься с ним сексом. Но некоторые вопросы имеют приоритет, и какой смысл в интимной близости, если он не может чувствовать себя достаточно комфортно, чтобы оставить включенным свет фонарика.

После того, как нас освободили из лифта, мы оба сделали вид, что ничего не произошло. Это хорошо сработало, так как мы оба сразу же легли спать.

Только теперь, после ночи беспокойного сна, моя кожа нагревается от воспоминаний о его губах на моих. Черт, его губы на других частях моего тела, вызывающие ощущения, о которых я могла только мечтать. Брук была бы вне себя от счастья, потому что оказалось, что Сантьяго действительно обладает навыками, подтверждающими эти нелепые статьи.

Ошеломление — это не то, что я чувствую в данный момент. Механики Бандини, команда и представители бегают по гаражу. Сантьяго, Майя и его мама сидят возле гоночного автомобиля Ноа и болтают друг с другом. Я держусь в стороне, не предлагая ничего интересного.

В этот раз я не знаю, что сказать. Как будто все слова, которые я выучила за свою короткую жизнь, вылетели из моего мозга. Сантьяго притворяется невозмутимым, но я читаю язык его тела, как книгу. Его позвоночник прямее стержня, а челюсть остается постоянно сжатой. Он произносит примерно столько же слов, сколько и я, что на данный момент равно нулю.

— Что ты думаешь о месте гонки? — Даниэла смотрит в мою сторону.

— О, это ммм… сильно.

Смех Сантьяго застревает в горле.

— Это один из способов описать его.

— Что ты знаешь о Формуле-1? — Майя переключает свое внимание с Марко на меня.

— О, массу всего. Сантьяго любит рассказывать о своих гонках.

Сантьяго застывает рядом со мной. Черт. Неправильно выразилась. О, Боже. Не слишком ли поздно симулировать боль в горле?

— О, действительно? — Ноа приподнимает бровь. — Он рассказывал тебе, как однажды побил меня за титул чемпиона мира?

Сантьяго закатывает глаза.

Я ухмыляюсь, молясь, чтобы он не слишком разозлился на ту бурю дерьма, которую я устроила.

— Ну, ему не пришлось много рассказывать, потому что он показал мне повтор. Я бы сказала, что он сожалеет, но тогда бы солгала.

Ноа и Сантьяго смеются вместе. Несколько членов команды бросают взгляд в нашу сторону. Я понимаю, почему. Ноа и Сантьяго веселятся — это очень красивое зрелище.

Кто-то отвлекает Ноа для предгоночного интервью с местным новостным каналом. Сантьяго хватает Марко и подбрасывает его в воздух, переключаясь между шумом вертолета и скоростью реактивного самолета.

Ух. Почему он все время должен быть таким идеальным? Это вредит моему самообладанию.

Какая-то крошечная часть меня испытывает искушение отменить свой глупый блеф и поддаться нашему влечению. Но тут Сантьяго вздрагивает, когда мимо проходит член съемочной группы и внимательно разглядывает его ногу, как будто у него рентгеновское зрение, позволяющее видеть под джинсами. То, как Сантьяго хмурится и прикрывается от более пристального внимания, заставляет меня укрепиться в своем выборе.

Если Сантьяго хочет иметь со мной более серьезные отношения, будь то сексуальные или иные, ему нужно принять себя. Потому что, в конце концов, никто, кто выглядит и ведет себя так, как он, не должен прятаться от мира. Это такое же чертовское разочарование, как уход Брэда Питта от Дженнифер Энистон и распад группы ABBA.

Я не могу позволить Сантьяго скрывать себя в темноте и тайнах, когда он должен сиять, даже если это означает отложить мои собственные планы в сторону. Планы не всегда идут гладко, и я не намерена отказываться от помощи ему. Приоритеты меняются, и раскрытие моей личности перед отцом больше не является самым срочным делом в моей жизни.


* * *


Я официально стала зависимой от Формулы-1. Сегодняшний день не может быть лучше: у нас есть отдельная комната для просмотра гонки. Там бесплатное шампанское и эксклюзивный доступ к командному радио Ноа. Я никогда не любила роскошь, но Сантьяго переубедил меня, как только передал мне мимозу. День гонки — это как поздний завтрак, только без дорогого счета.

Массивные телевизоры показывают кадры с камер и беспилотников Формулы-1. Команда расставляет гонщиков крест-накрест по всей сетке, машина Ноа возглавляет группу.

Сантьяго качает головой.

— Никто не может сбить его с пьедестала, даже после всего этого времени.

— Есть только один человек, у которого больше всего шансов, и он стоит в этой комнате. — Майя потягивает свою мимозу.

Сантьяго хмурится на сестру.

— Ты пытаешься меня поддеть?

— Если мне удается вывести тебя из себя, значит, что-то в этой ситуации тебя все еще беспокоит. Ты когда-нибудь думал об этом в таком ключе?

— Нет. Я думаю, что моя назойливая младшая сестра на секунду забыла о своих манерах.

— Сантьяго, — шиплю я себе под нос. — Прекрати.

Майя отмахивается от меня, бросая взгляд на своего брата.

— Твое место там.

Сантьяго смотрит на мать в поисках помощи, но она пожимает плечами и снова обращает свое внимание на Марко. Умная женщина. У меня возникает искушение пойти туда и присоединиться к ним.

— Mami — Мама не спасет тебя от разговора. Просто будь честен. Ты скучаешь по этому? — Майя снова поворачивается к телевизору.

По очереди пять фонарей над машинами загораются, а затем гаснут. Автомобили с визгом проносятся мимо сетки и входят в первый поворот. Камера на приборной панели дает болельщикам и нам прекрасный вид на переднее крыло Ноа, когда он проходит первую прямую. Он разговаривает со своими инженерами, передавая статистику с рулевого колеса.

Глаза Сантьяго не отрываются от телевизора. Его тело становится все более напряженным, пока Ноа снова и снова проезжает по трассе.

— Конечно, скучаю. — Говорит он негромко, его шепот едва слышен на вдохе.

— Тогда не мог бы ты хотя бы посмотреть машину, над которой он работал? Пожалуйста? Если не ради него, то ради меня. — Глаза Майи смягчаются.

Сантьяго не смотрит на сестру.

Я напрягаюсь, когда его глаза переходят на меня. Он вцепился в мою руку, скрывая дрожь от своей семьи. Его челюсть напрягается, когда он смотрит на мое лицо, прежде чем сосредоточиться на своей ноге.

Мне становится не по себе, когда молчание продолжается. Дав Сантьяго немного пространства, я возвращаю свое внимание к гонке. Ноа продолжает спускаться по трассе. Волнение всех растет, особенно Марко, так как его отец отбивается от других гонщиков. Никто не осмеливается обогнать машину Ноа. Я хлопаю в ладоши, а Майя визжит от восторга, когда он без проблем проходит следующий круг. Я смотрю на Сантьяго, ожидая, что он будет наблюдать за гонкой, но его взгляд устремлен на меня.

— Я протестирую машину при одном условии. — Сантьяго обращается к своей сестре, но его глаза не отрываются от моего лица.

Майя смотрит на своего брата.

— При каком условии?

— Я опробую машину, если Хлоя поедет на трек со мной.

Мой рот открывается, и я делаю глубокий вдох. От резкого движения мои легкие горят, и я кашляю.

— Ещё раз?

Сантьяго хмурится и улыбается, кивая головой.

— Я протестирую машину, если ты пойдешь со мной в гараж.

О, черт.

Похоже, Сантьяго не закончил со мной, в конце концов. Совсем наоборот. Этот самодовольный самец действительно собирается попытаться побороть свой страх. И по тому, как он смотрит на меня, я могу сказать, что это не только из-за секса.

Что-то еще скрывается за его глазами. Я не могу понять это, сколько бы я ни смотрела на него. Похоже, я ошиблась, приняв его молчание за безразличие. Оказывается, это было что-то гораздо более опасное.

Интрига.


* * *


Я выхожу из комнаты для вечеринок в туалет, пока семья Сантьяго празднует победу Ноа. Во время перерыва в туалете я подключаюсь к бесплатному Wi-Fi сети Бандини. Мой телефон пикает снова и снова, когда сообщения от Брук наводняют мой телефон. У каждого из них разное время, разбросанное по всему сегодняшнему дню. Я прислоняюсь к стойке раковины и открываю пропущенные сообщения.

Брук: Сегодня утром я была в душе и уронила телефон после того, как увидела твое лицо в интернете! Экран треснул, и я ушибла палец на ноге, но это стоило того, чтобы испытать шок. Позвони мне как можно скорее! МНЕ НУЖНЫ ПОДРОБНОСТИ.

Брук: Серьезно, я завидую твоим ногам. Они выглядят на целую милю длиннее. А платье, кстати, просто сногсшибательное, и парень рядом с тобой выглядит совсем не плохо. Новая сексуальная пара!

Брук: Почему ты не отвечаешь:(Отношения на расстоянии — отстой.

Брук: Мне нужно переварить эту информацию вместе с тобой. Пожалуйста, скажи мне, что у тебя что-то было, после такого вида прошлой ночью.

Брук: Хорошо, твоя мама просто зашла, пока я накладывала лед на палец. Я немного напугана тем, как взволнованно она выглядела, когда упомянула твоего нового кавалера. Позвони мне!

Мой желудок опускается. Не могу поверить, что моя мама зашла без предупреждения. Я спешу ответить Брук.

Я: О нет. Она сказала, что хотела?

Брук: И тебе привет, Мисс «Я слишком знаменита для своей лучшей подруги».

Брук: И нет. Она держалась очень сдержанно, но сказала, что свяжется с тобой. У меня прямо мурашки по коже побежали после того, как она это сказала. Мамаша Дражайшая выглядела как страшный, обдолбанный кусок дерьма, если я так могу сказать. Не отвечай ей, если она позвонит тебе. Помни, разговор с такими людьми — это подкрепление плохого поведения!

Я: Я не могу игнорировать то, что она снова заходит к нам домой. Твоя стратегия не работает.

Я пожевала нижнюю губу, ожидая ответа Брук. Последнее, что мне нужно, это чтобы моя мать разжигала проблемы между мной и Сантьяго. Может, она и обманывала меня в прошлом, но я не собираюсь считать ее визит в мою квартиру просто совпадением.

Брук: Я не рекомендую этого делать, потому что она сука, но если ты действительно чувствуешь, что тебе это нужно, то позвони ей и поставь ее на место. Я не против выгнать ее, но выбор за тобой.

Какой у меня есть выбор? Я рискую, что она наделает глупостей, и последнее, чего я хочу на этой планете, это чтобы моя мать впилась когтями в мою новую жизнь здесь.

Мою новую временную жизнь.

Я использую Wi-Fi, чтобы позвонить маме. Она отвечает, не отправляя звонок на голосовую почту, и я считаю это маленьким чудом.

— Привет, Хлоя. Самое время тебе перезвонить своей маме.

— Что тебе нужно?

— Разве можно так разговаривать со мной после стольких лет?

— Прекрати это дерьмо. Вежливость тебе не идет.

Она надулась.

— Я видела фотографии. Я горжусь тобой. Ты нашла себе неплохую добычу, путешествуя по Европе.

Мои зубы скрежещут.

— Сколько ты готова заплатить, чтобы твой маленький грязный секрет остался в тайне?

— Мой что? — Я откидываюсь назад, ударяясь позвоночником о край раковины.

— У меня есть доказательства нападения. Знаешь, когда ты ударила Ральфа головой о стену душевой кабины после того, как он зашел к тебе в ванную?

— О, ты имеешь в виду стену, на которую он как раз дрочил, наблюдая за тем, как я принимаю душ? Эту стену? — я не могу поверить. Если бы не различные попытки правительства воссоединить нас, я бы усомнилась в том, что она моя мать. Как может человек, родивший меня, так презирать меня? Неужели деньги и наркотики дороже души?

Да пошла она. Матери должны защищать своих детей от мерзавцев, а она только и делала, что обеспечивала ему постоянный доступ ко мне. Я содрогаюсь при воспоминании о том, как его глаза-бусинки наблюдают за мной, заставляя меня чувствовать себя грязной и отвратительной. Я тряхнула головой, пытаясь отогнать воспоминания.

— Неважно, что было раньше. Важно то, что у меня есть фотографии и документы из больницы о том, в каком состоянии ты его оставила.

Я не думала, что это возможно — ненавидеть ее больше, чем когда-либо прежде. Это глубоко укоренилось, как раковый нарост после многих лет ее издевательств.

— И что? — Я выпустила пронзительный смех. — Ты не можешь связать это со мной, и ты это знаешь. Все знают, что Ральф поскользнулся.

— Он поскользнулся после того, как ты ударила его по яйцам.

— Он заслуживал гораздо худшего.

— О, правда? Ты хочешь поиграть со мной во что-то настолько серьезное, как это?

— Я не играю. Иди вперед и делай все, что хочешь, с кем хочешь. Я тебя больше не боюсь. Твои доказательства в лучшем случае косвенные, учитывая, что я была несовершеннолетней. И, честно говоря, это его слово против моего. — С меня хватит ее манипулирования и обмана. Я хочу отрезать нашу связь с помощью секатора.

— Ты не можешь быть серьезной. Ты хочешь, чтобы мир увидел в тебе крысу, которой ты являешься?

— Конечно. Может быть, другие маленькие девочки вроде меня тоже захотят спастись от таких монстров, как ты.

— Это разочаровывает. Я предложила тебе легкий вариант, Хлоя.

— Вот тут ты ошибаешься. Легкий вариант — это забыть о твоем существовании. Я блокирую твой номер, и Брук больше никогда не откроет тебе дверь. Это последний раз, когда я позволяю тебе угрожать мне или заставлять меня дать тебе то, что ты хочешь. Я не боюсь никаких доказательств того, что я сделала. Полиция сняла обвинения, и Ральф — единственный, против кого действует запретительный судебный приказ. Так что делай все, что поможет тебе спать по ночам.

— Хлоя, тебе лучше послушать меня…

Я прервала ее.

— Нет, Энн, тебе лучше послушать меня. Я продолжаю жить дальше. Ты всего лишь воспоминание о прошлом, которое я больше не хочу переживать. Надеюсь, ты проживешь счастливую жизнь, и удачи тебе с Ральфом. Она тебе понадобится, потому что я больше не буду поддерживать твою зависимость. До свидания. — Дрожащей рукой я нажимаю на красную кнопку.

Мне надоело прятаться от своего прошлого. Оно помогло мне стать тем человеком, которым я являюсь, крысой из сточной канавы и все такое. Энн Картер недооценила свою власть надо мной. Я заберу ее с собой, если это будет последнее, что я сделаю.

Надеюсь, я приняла правильное решение. Я играю в азартные игры с человеком, который в лучшие свои дни не в себе, а в худшие — откровенно аморален. Но я не могу позволить кому-то вроде нее контролировать меня — мои мысли, мои желания, мое счастье. Мой опыт общения с ней испортил представление о других людях, их намерениях и моем собственном будущем. Я отталкивала парней. У меня почти не было друзей, не говоря уже о том, чтобы устроиться куда-нибудь, кроме двух работ, которые я едва терпела. Проведя время с Сантьяго, я поняла, что и я позволяла своей жизни проходить мимо меня. Потребовалось увидеть, как кто-то другой снова и снова погружается в свои мрачные мысли, чтобы заставить меня вынырнуть из своих собственных.

Я жила в страхе, а это не совсем жизнь. Я больше не хочу жить на паузе. Я хочу бросить себе вызов, чтобы стать лучше. Быть человеком, которым я могу гордиться, будь то получение степени или путешествие по миру.

Одно я знаю точно — настало чертовски подходящее время, чтобы сосредоточиться на людях, которые имеют значение, а не на тех, которые не имеют.


* * *


Я изо всех сил стараюсь притвориться, что не взволнована после шокирующего разговора с мамой. Сантьяго пару раз смотрит на меня на несколько секунд дольше, чем мне бы хотелось, но он не спрашивает меня, все ли в порядке.

Весь остаток дня я играю роль послушной девушки Сантьяго. Я поддерживаю его, когда он отвечает на вопросы репортеров и встречает сотрудников Бандини. Как и у меня, в выходные у него словно щелкнул выключатель. Это лучшее зрелище, когда он навещает старых друзей, спрашивает об их детях и семьях. Я люблю каждую секунду этого. На самом деле, если не считать телефонных звонков, эти выходные понравились мне гораздо больше, чем следовало бы. Мне грустно видеть, как они заканчиваются.

Только когда мы оба входим в его особняк несколько часов спустя, реальность поражает нас. Его руки задерживаются на ручках моего багажа, и он не оставляет их без внимания. Они выделяются на фоне его мраморных полов и роскошных обоев.

Я двигаюсь, чтобы взять у него одну из них.

— Послушай, я тут подумала…

Он говорит в то же время.

— Ты должна переехать ко мне…

Мои глаза грозят выскочить из глазниц.

— Что?!

— Что, если бы ты жила здесь, а не платила за жилье? — его золотистые щеки раскраснелись.

Сантьяго Алаторре должен перестать удивлять меня, потому что я уверена, что мое сердце официально остановилось. Помогите мне. Кто-то должен вызвать врача, потому что я не выберусь отсюда живой. 




Глава 31

Сантьяго


Слушайте. Я понимаю. Все думают, что я схожу с ума после выходных, когда решил испытать новый руль Ноа. Даже Хлоя теперь смотрит на меня так, будто я сказал ей, что я инопланетянин. Я не могу объяснить, почему я пригласил ее жить со мной. Это безумно и неожиданно, но удовлетворяет моим эгоистичным причинам. Хочу ли я помочь ей, когда она явно не должна тратить свои сбережения на какую-то дерьмовую ночлежку? Конечно. Но я также не могу больше выносить тишину. В этом огромном доме одиноко, а мои мысли занимают всю площадь.

После моей отваги в эти выходные я боюсь вернуться к прежней жизни. Переживать хаос Хлои гораздо веселее, чем томиться в ненависти к себе. Я полюбил ее меткие слова и энергичное присутствие. И самое главное, она мне очень нравится. Так что, да, я эгоистичный ублюдок, которому выгоднее, чтобы она была рядом, чем наоборот. Подайте на меня в суд. Жизнь несправедлива, и я буду проповедовать этот урок до самой смерти.

Хлоя растерянно смотрит на меня, ее брови сходятся вместе.

— Ты хочешь, чтобы я переехала к тебе?

Я киваю головой.

— Ладно, хаха, очень смешно. — Она делает нерешительный шаг к двери, как испуганный зверек.

Я ступаю осторожно, потому что боюсь спугнуть ее этой идеей.

— Слушай. Зачем платить за комнату в отеле, если у меня полно места?

Она смотрит на свои кроссовки.

— Я не могу этого сделать.

— Почему?

— Потому что это безумно.

— Конечно, это так. Но с каких пор ты сторонишься безумия?

— С тех пор, как я ворвалась в чей-то дом и выдумала целую жизнь для длинного списка добрых людей, которые не заслуживают того, чтобы им лгали.

Все то немногое, на чем я держался, уходит у меня из-под ног.

— Ну, поскольку у меня здесь шестнадцать спален, не будет ничего страшного, если ты займешь одну из них. Это бесплатная комната и питание.

Она закатывает глаза.

— Твоя голова только что стала немного больше.

— Что скажешь? Мы можем быть соседями по квартире.

— Соседями? — ее губы сжались.

Черт. Все идет ужасно. Все, что я говорю, звучит хуже с каждой секундой.

— Причина, по которой я предлагаю тебе остаться, заключается в том, что ты не должна жить в гостинице до конца лета. Подумай об этом. Ты можешь остаться здесь, рядом со своим отцом, что может привести к новым столкновениям. И ты предложила помочь мне с переделкой машины… а это требует круглосуточного дежурства.

Боже, это прозвучало примерно так же отчаянно, как и в моей голове.

— Круглосуточно, да? — она ухмыляется.

— Из всего, что я сказал, ты выделила это?

Она истерично смеется.

— Это самое странное лето в моей жизни. И ты называешь меня сумасшедшей! Ты просишь меня переехать к тебе, а я тебя едва знаю.

Я хмурюсь.

— Ты знаешь меня.

— Недостаточно, чтобы переехать к тебе. Это ненормально.

— С каких пор ты придерживаешься статуса-кво?

— Ну… с тех пор как ты это предложил. — Она фыркнула.

Черт. После наших выходных я определенно не могу позволить ей уйти. Мысль о том, что я снова буду здесь один… подавляет.

— Это значит «да»? — мой голос звучит жалко даже для моих собственных ушей, но мне все равно.

— Нет.

Мое сердце замирает. Мысль о том, что Хлоя оставит меня в моем тихом, пустом особняке, наполняет меня ужасом. Я ненавижу эту мысль больше, чем следовало бы, но ничего не могу с собой поделать. Быть одному — все равно что утонуть посреди океана. Никто не сможет найти меня, не говоря уже о том, чтобы спасти меня от самого себя.

Она покачивается на своих кроссовках.

— Но…

Я прикрываю улыбку рукой.

— Да?

— Может быть, я соглашусь, если ты скажешь мне настоящую причину, по которой ты хочешь, чтобы я переехала к тебе.

Я взвешиваю за и против того, чтобы сказать ей правду. Не те цветастые слова, которыми я делился до этого, а настоящую правду.

У меня возникает искушение обвинить ее в блефе, но ее хватка на багаже и подкатывание его к ней останавливает меня.

Черт. Неужели она действительно уйдет?

— Последние несколько дней в отеле были невероятными. Я не хочу возвращаться к тому, что было раньше.

— И что же это?

— Одиночество. Без тебя и Марко, мысль о том, что я снова буду оставаться один, ужасна. Совершенно невыносима. Как будто у меня в груди зияет дыра, которая начала заполняться только в последние несколько недель.

Ее нижняя губа выпячивается.

— О, Сантьяго.

Я подхожу к ней, берусь за ручку ее багажа и толкаю его в противоположном направлении.

— И самое главное, ты делаешь плохие дни лучше. Я хочу больше этого. Если ты уйдешь, боюсь, я вернусь к тому, что было раньше.

Она проводит рукой по моей груди и прижимает ее к моему быстро бьющемуся сердцу.

— Я не хочу быть костылем. Тебе нужно бороться за себя, потому что ты этого хочешь. Не потому, что я здесь, как бы долго это ни было.

Что-то в моей груди сжимается из-за того, что она уедет навсегда.

— Я хочу бороться за себя. В этом вся суть. И ты не костыль. Ты — часть фундамента, который поможет мне достичь того, чего я хочу.

— И что это?

— Принятие того, что, хотя я никогда не смогу стать тем мужчиной, которым был, я могу стать мужчиной, с которым ты захочешь быть. — Я провожу большим пальцем по ее нижней губе.

Ее глаза расширяются.

— Ты не можешь быть серьезным.

— Почему нет?

— Мы недостаточно хорошо знаем друг друга.

— Тогда дай мне шанс. Настоящий шанс. Без фальши. Без притворства. Просто мы будем проводить время вместе, больше узнаем друг о друге.

Она зажимает нижнюю губу между зубами. Молчание напрягает меня, но я выжидаю, надеясь, что она сдастся.

Она напряженно вздохнула.

— Хорошо. Но есть одно домашнее правило.

— Назови его, и оно твое.

— Никакого секса. Пока ты не поработаешь над собой, по-настоящему, я не буду с тобой спать. И точка.

Mierda — дерьмо. Я киваю головой, принимая свою судьбу. Если Хлое нужна битва с самой собой, то она обязательно ее получит.

Вот только я отказываюсь быть проигравшим на этот раз.


* * *


— Пожалуйста, скажи мне, какого хрена какая-то женщина звонила моему ассистенту и просила твой номер, Сантьяго. — Ноа пропускает любезности, сразу переходя к причине случайного звонка.

— Кто?

— Звонила Энн Картер, просила связаться с тобой. Ну, знаешь, мать Хлои?

Теперь у меня есть полное имя для тех ужасных историй, которые Хлоя рассказывала о своей матери. У меня по позвоночнику поползли мурашки от мысли, что эта ненормальная женщина пытается проникнуть в мой внутренний круг. Сейчас это прекратится. Хлоя провела всю свою жизнь, спасаясь от хватки своей матери, и будь я проклят, если она преследует ее и в Европе.

— Чего она хотела? — рычу я.

— Не знаю. Она оставила невнятное голосовое сообщение о том, что ей нужно поговорить с тобой, потому что она не может связаться с Хлоей. Я чувствую необходимость предупредить тебя…

Черт! Это все моя вина. Это я вывел Хлою в центр внимания, а теперь об этом узнала ее мать.

— Она оставила номер для обратной связи?

— Почему бы тебе не спросить у своей девушки?

— Учитывая, что у нее есть запретительный судебный приказ против парня ее мамы, это действительно лучшая идея?

Ноа хмыкнул.

— Нет.

— Тогда дай мне ее номер.

Ноа называет номер, который мама Хлои оставила его помощнику. Какая-то часть меня хочет рассказать Хлое о том, что ее мама связалась с Ноа, но я испытываю сильное желание защитить ее. Я не хочу ворошить старые воспоминания, особенно если в этом виноват я. Ее мать не стала бы беспокоить Хлою, если бы не я.

Хлоя не просила о таком внимании. Черт, она вообще предостерегала меня от этого. Это моя обязанность — исправить все, что было сделано, и надеяться, что ее мать уползет обратно в ад, откуда бы она ни вылезла.

Я набираю номер. Идут гудки, прежде чем переключиться на голосовую почту. Вторая попытка оказывается успешной, и после третьего гудка мне отвечает хрипловатый голос Энн.

— Алло.

— Это Сантьяго Алаторре.

— Ну, я не думала, что мое сообщение дойдет до вас. — Ее голос не соответствует тому успокаивающему, который есть у Хлои.

— Я начну этот звонок с того, что скажу вам никогда больше не звонить Ноа Слейду. Черт, не связывайтесь ни с кем, кто имеет ко мне отношение, включая Хлою.

— Это большое требование для того, кто скрывает еще больший секрет.

— Какой еще секрет? — она сейчас под кайфом?

— Тот факт, что ты встречаешься с человеком, который был арестован за нанесение тяжких телесных.

Черт. Я чуть не роняю телефон, прежде чем поймать его.

— Простите?

— Хлоя напала на моего бедного парня, Ральфа, когда училась в школе. У него было сотрясение мозга, два сломанных ребра и выбитый зуб, согласно больничному отчету, который у меня есть. Каким-то образом ее социальный работник убедил копов снять обвинения, но это неважно. С вашей славой, я сомневаюсь, что вы хотите, чтобы это было связано с вашим именем. Так ведь?

Что, черт возьми, происходило в доме Хлои, когда она росла? Я едва могу сосредоточиться на мерзких словах ее матери, пытаясь представить, как Хлоя жила в страхе. Была вынуждена проводить время в чулане, пока ее мать обкуривалась с мужчинами. Боролась за себя против отвратительного мужчины, который пытался воспользоваться ей.

Вся эта ситуация вызывает у меня отвращение. Отвращение до такой степени, что я хочу, чтобы Энн Картер исчезла навсегда.

— Сколько? — я ненавижу заключать сделки с отбросами общества, но, чтобы защитить Хлою, я сделаю все. Даже если это означает поддержку такой наркоманки, как она.

— Как ты думаешь, сколько стоит секрет Хлои? У меня есть видео, где Ральф рассказывает о нападении, и это некрасиво. — Энн хихикает про себя.

Кислота перекатывается в моем желудке. Сколько стоит заставить наркомана молчать? Да хрен его знает.

— Пятьдесят тысяч долларов.

Энн смеется. Этот звук вызывает такой же озноб, как и скрежет ногтей по меловой доске.

— Тебе придется выложиться получше. Я тебя погуглила. Все знают, сколько у тебя в бумажнике. Ты действительно хочешь рискнуть тем, чтобы я раскрыла миру, какая твоя девушка на самом деле? Что-то подсказывает мне, что толпа, с которой ты бегаешь, не примет такую, как она.

Моя челюсть сжимается.

— Если кто-то не принимает ее, значит, он никогда не был частью моего окружения.

— Я понимаю, почему ты ей нравишься. — Она хмыкает.

Я вцепился в свой телефон смертельной хваткой.

— Триста тысяч долларов. Это мое последнее предложение.

— Я знала, что ты готов заплатить правильную цену. Со всеми этими шикарными машинами и домами, это едва ли капля в море.

— Ты отвратительна.

— Я никогда не утверждала обратное. Но я также оппортунист. Мир жесток, и моя дочь нашла подходящего парня. Я этим горжусь.

— Это последний раз, когда ты просишь денег.

— Не волнуйся. Такие деньги сделают меня счастливой на долгое время. — Она мечтательно вздыхает.

— Позволь мне прояснить. Я даю тебе деньги, и ты держишься подальше от моей семьи, включая Хлою. Это значит, что ты исчезаешь из наших жизней. И точка. В то время как у тебя есть паршивая история и любые полудурочные улики, которые может собрать твой одурманенный наркотиками мозг, у меня есть бесконечные связи, чтобы стереть тебя с лица земли, если ты снова с нами свяжешься. Так что, если ты когда-нибудь снова вылезешь из канавы, из которой ты явилась, чтобы создать нам проблемы, я отправлю тебя в учреждение, где ты будешь жить так, как заслуживаешь. Без наркотиков. Никаких людей. Ничего, кроме трезвости и мерзких мыслей, которые составят тебе компанию. Поняла?

— Такой раздражительный. Я понимаю, почему моя дочь тянется к тебе.

Моя челюсть сжимается.

— Я хочу получить реальный ответ «да» или «нет». Предложение будет аннулировано через три… два…

— Я обещаю не связываться ни с тобой, ни с вашей семьей, ни с Хлоей. — Она дает мне счет для перевода денег, и я завершаю сделку без колебаний.

Хлоя сказала мне, что покончила с этим мусором, и я только помог ей быстрее решить эту проблему.





Глава 32

Сантьяго


Хлоя переехала ко мне всего две недели назад, а энергия уже меняется между нами. Рутина, в которую мы погрузились, легка, и мы оба наслаждаемся домашним уютом. В течение дня мы готовим вместе и смотрим фильмы, а в промежутках восстанавливаем машину.

Всякий раз, когда она уходит на работу, я начинаю волноваться. В ее отсутствие во мне нарастает дискомфорт, и я отчаянно пытаюсь заполнить это время. Настолько, что большую часть своего утра я провожу, занимаясь в спортзале. Но даже этого недостаточно, чтобы удовлетворить внутренний дискомфорт. Я использую это как предлог, чтобы купить что-нибудь глупое, пока Хлоя на работе.

Моя последняя покупка доставляется за два дня. Транспортная компания монтирует новую установку в пустой комнате на первом этаже, вдали от посторонних глаз.

Нерешительными шагами я иду к комнате, прижимая к себе пакет, который Ноа прислал мне после уик-энда в Монце. Сделав глубокий вдох, я захожу в комнату. Система симуляции Формулы-1 стоит перед массивными мониторами. Мои руки дрожат, когда я подхожу к машине и срываю совершенно новую пластиковую упаковку.

Педали насмехаются надо мной и напоминают мне о том, как я когда-то участвовал в гонках. Я игнорирую желание выбежать из комнаты, вместо этого я решаю снять стандартный руль и заменить его на сделанный Ноа. Детали защелкиваются на своих местах, и новый руль занимает доминирующее положение в передней части машины.

— Если ты не будешь тренироваться, ты никогда не сможешь вернуться туда. — Я держусь за спинку кожаного кресла и делаю ровный вдох.

Я нажимаю кнопку питания, и машина оживает. Напряжение застывает у меня под кожей от мысли, что я буду тренироваться с новым рулем.

Это может стать катастрофой. Полный и абсолютный провал эпических масштабов.

Но это может стать и лучшим, что случилось с тобой за последние годы. Представь, что ты снова там.

Мою дилемму прерывает скрип кроссовок позади меня.

Я поворачиваюсь и вижу Хлою, которая смотрит на машину.

Она заходит в комнату.

— Поглядите на это чудо техники! Я слышу, как ботаники по всему миру плачут от радости.

— Это не для ботаников, — бормочу я себе под нос.

— Ладно, конечно. Как скажешь. Но поговорим серьезно: Ты можешь играть на нем в Mario Kart?

У меня отвисает челюсть.

— Mario Kart?

Она с тоской смотрит на мониторы.

— Чего бы я только не отдала, чтобы кидаться черепашьими панцирями и банановой кожурой в других гонщиков с такой установкой.

Нелепость ее идеи заставляет меня откинуть голову назад и рассмеяться.

— Честно говоря, я не знаю, совместима ли эта машина с древней игрой.

— Тогда для чего она?

— Гонки Формулы-1.

Ее губы складываются в букву «О».

— Понятно. Ладно, извини, что отвлекаю. Тогда я тебя оставлю. — Она идет назад, натыкаясь на стену.

— Подожди.

Она остановилась.

— Ты хочешь протестировать её? Если я смогу загрузить Mario Kart, то есть?

Ее глаза сужаются.

— Почему у меня такое чувство, что ты пытаешься отвлечься, чтобы не делать то, что ты хотел сделать здесь?

Я ухмыляюсь.

— Потому что это именно то, что я делаю.

Ее улыбка спадает.

— Тогда нет, спасибо. Я пас.

Последнее, чего я хочу, это остаться одному в этой комнате.

— Ладно, хорошо. Как насчет того, чтобы посоревноваться в Mario Kart? У кого будет больше очков, тот выиграет все, что захочет.

— Ты уверен в этом?

Я киваю.

— Хорошо, если это то, чего ты хочешь. Но чтобы ты знал заранее, я не ставлю на то, что в этот раз сделаю тебе минет.

Моя кожа нагревается.

— Почему?

— Потому что, если я выиграю, я попрошу тебя опробовать симулятор Формулы-1 с модным рулем, который у тебя там стоит. — Она указывает на тот, которы отправил Ноа.

— Тогда мне лучше не проигрывать.

Мне удается загрузить последнюю версию Mario Kart без каких-либо проблем.

Хлоя поочередно щелкает костяшками пальцев.

— Отойдите в сторону, сэр. Боузер здесь для рок-н-ролла.

— Боузер?

— Ты ожидал, что я выберу принцессу Пич? А я-то думала, что ты знаешь меня лучше, — она высунула язык.

Моя кожа покрывается мурашками от воспоминаний об этом языке на моей коже. Я кашляю, когда загружается экран, пытаясь обуздать свои гормоны.

Мы с Хлоей по очереди соревнуемся в чемпионате. Она — прирожденный мастер, а мне трудно угнаться за ее высокими результатами. И что еще хуже, я почти не прилагаю усилий, чтобы победить ее.

Я не против проиграть спор. Пока Хлоя остается рядом со мной, я могу попытаться пройти симуляцию. Честно говоря, игра с ней не была уклонением от того, ради чего я сюда пришел. Я просто хотел провести время вместе, поскольку ее не было все утро, и это показалось мне хорошей идеей.

Она не уходит, пока я устраиваюсь в фальшивой кабине и запускаю последнюю игру-симулятор. Мои руки дрожат, когда я нащупываю педаль газа. Поддельные машины Формулы-1 выстраиваются на сетке одна за другой, напоминая мне о былых временах.

Рука Хлои накрывает мою.

— Я просто хочу, чтобы ты знал, что сейчас я чертовски горжусь тобой.

На моих щеках появляется румянец.

— Это всего лишь игра.

— Это нечто большее.

— В каком смысле?

— Это твое искупление.


* * *


Хлоя проводит иголкой по полотну, прежде чем закрепить его. Она сидит, скрестив руки, на одном из стульев на лужайке у озера, наслаждаясь утренним бризом.

— Что ты делаешь? — я опускаюсь на стул рядом с ней после утренней тренировки в виде стрижки газона. Могу ли я заплатить кому-нибудь за это? Конечно. Но могу ли я отказаться от шанса дать Хлое наблюдать в первом ряду, как я работаю с техникой, не скрывая при этом свою привлекательность? Определенно нет.

Она показывает мне круг для вышивания. Это точная копия озера и гор, окружающих нас.

— Вау. Ты невероятно талантлива. Как тебе удалось сделать так реалистично? — я приглядываюсь и рассматриваю мелкие детали из ниток. Должно быть, сотни разноцветных стежков воссоздают сцену.

— Сначала я рисую на ткани любой рисунок. Затем подбираю нитки. Для такого замысловатого рисунка, как этот, я разделяю нити, чтобы сделать его более тонким.

Мои глаза расширяются.

— Подожди. Ты сначала нарисовала это?

— Это не так сложно, — ее щеки раскраснелись.

— Нет. Это невероятно. У тебя есть фотографии других рисунков, которые ты создала?

Я и не думал, что она настолько хороша в своих рисунках. Они похожи на произведения искусства, сплетенные из тысяч нитей. Жаль, что она скрывает этот талант от всего мира.

Она достала свой телефон и открыла альбом.

— Вот. Можешь пролистать их все.

Я хватаю его жадными руками. Различные рисунки, сделанные Хлоей, варьируются от живописных пейзажей природы до цитат и стихов. Все ее рисунки изображены на различных предметах, от одежды до аксессуаров. Я и не подозревал, что она настолько талантлива.

— Ты уверена, что не хочешь открыть свой магазин? Это потрясающе.

Она смеется.

— Ты никогда не видел других дизайнов, чтобы понять, так ли это. Что, если я втайне ужасна, а ты даже не догадываешься?

Я закатываю глаза и достаю свой телефон.

— Что ты делаешь?

— Исследую рынок.

Она фыркает.

— Зачем тебе это делать?

— Потому что одна моя знакомая говорит с высокой мыльницы другим о повышении их самооценки, но при этом не делает того же самого с собой.

— Без осуждений, — шипит она.

Я ухмыляюсь и листаю Etsy и Pinterest. Время, проведенное с Майей, научило меня всем хитростям, где можно приобрести определенные виды изделий на заказ. Есть много талантливых вышивальных мастерских, но ничто не сравнится с дизайнами, которые создает Хлоя. Она словно обращается к своему внутреннему Бобу Россу и создает замысловатые пейзажи из нитки и иголки.

— Хорошо. Я закончил свой анализ и получил результаты, — я поворачиваюсь к ней.

— И? — она прикусила губу.

— Твои дизайны превосходны. Конец. Тебе нужно открыть магазин, как можно скорее.

Она смеется.

— Я ценю твои добрые слова. Это приятно.

— Но?

— Но открытие бизнеса — это последнее, что я должна делать.

— Почему?

— Ну, как только я вернусь в Америку, мне нужно будет снова найти работу. Это лето было веселым и все такое, но реальность рано или поздно постучится. Брук не может вечно жить с каким-то незнакомцем, арендующим мою комнату.

Мой желудок сжался от ее слов.

— Когда ты планируешь уехать?

Она пожимает плечами.

— Я не уверена. Я все еще думаю, как сообщить Маттео о том, кто я такая.

Могу я отдать свой голос за «никогда»?

— И, если ты ему скажешь?

— Тогда я думаю, что буду действовать по ситуации. Я никогда не умела планировать, — ее улыбка не наполняет меня своим теплом.

— Ты никогда не думала о том, чтобы остаться здесь, даже после того, как скажешь ему? Разве ты не хочешь остаться с отцом после столь долгой разлуки? — в моем голосе звучит нотка надежды.

Ее взгляд возвращается к кругу для вышивания. Она возится с иглой, вертя ее в пальцах.

— Честно говоря, нет, я не думала, что это вообще вариант — жить здесь. Я не загадывала так далеко наперед, когда бронировала билет. Но теперь, когда ты заговорил об этом, я думаю, что это возможно.

— Правда? — я не ожидал, что она произнесет это. Может быть, не все потеряно.

— Я имею в виду, что он мой отец, а у меня нет друзей в Америке, кроме Брук. Я не говорю, что останусь, но это не совсем «нет». Это имеет смысл?

Это имеет чертовски много смысла. Все, что мне нужно сделать, это убедить кого-то, кто уже хочет остаться, что ей вообще не стоит уезжать.

Задание принято.


Глава 33



Сантьяго


— Пожалуйста, скажи мне, что ты шутишь.

— Я бы хотел, чтобы это было так, — я нажимаю на кнопку, чтобы запустить проектор. Экран опускается с потолка, и свет гаснет сам по себе.

Деньги не могут купить счастье, но они могут купить такие моменты, как этот с Хлоей. Я в любой день предпочту домашнее блаженство в своем кинотеатре настоящему. Толпа — не мой конек, и я не могу скрыть свой статус знаменитости от всего мира и пойти на обычное свидание.

Хлоя встает со своей стороны дивана.

— Ты никогда не смотрел «Девушку в розовом»? Никогда?

— Нет.

— Ты вообще человек?

— К сожалению.

Она смеется и выхватывает контроллер прямо у меня из рук.

— Мы должны это исправить.

— Почему?

— Потому что этот фильм установил слишком высокие стандарты для романтики.

Теперь она завладела моим вниманием.

— Расскажи мне больше.

— Вся причина моей одержимости фильмами восьмидесятых в том, что у моей приемной матери была только система VHS — никакого кабельного телевидения.

Ну, это удручающее начало ее истории.

— Мы с Брук смотрели все кассеты, которые у нее были, снова и снова. Мы и по сей день устраиваем ежегодный марафон в память о нашем детстве.

— И какие фильмы ваши любимые?

Все ее лицо озаряется.

— «Девушка в розовом», без всяких сомнений. Потом «Клуб», «Завтрак», «Выходной день Ферриса Бьюллера» и «Скажи что-нибудь». Сцена с бумбоксом — одна из моих любимых сцен в кино. — Ее энтузиазм растет по мере того, как она описывает различные фильмы, о которых я не имею ни малейшего представления.

Я задаю ей вопросы, просто чтобы послушать, как она говорит. Это очень весело — наблюдать, как ее выразительное лицо светлеет каждый раз, когда я что-то спрашиваю. Кто бы мог подумать, что быть невеждой в какой-то теме может быть так приятно? Хлоя закатывает глаза, когда я делаю очевидную ошибку, и улыбается, когда я вспоминаю деталь, которой она поделилась несколькими минутами ранее.

Каждая чертова секунда разговора стоит этого.

Я прочищаю горло.

— Нам лучше начать, если мы вообще планируем смотреть все эти фильмы.

— Ты хочешь их посмотреть?

— Конечно. Мне интересно посмотреть, как кто-то соблазняет женщину с бумбоксом возле ее дома.

— Конечно, с содержательной песней. Бонусные очки за ностальгию, если ты сыграешь «In Your Eyes». — Я мысленно отмечаю все это.

— Планируешь ли ты ухаживать за кем-то в ближайшем будущем?

— Кто знает. Один человек сказал мне, что ухаживать очень важно, — я усмехаюсь.

Она улыбается сама себе, устраиваясь напротивоположном конце дивана.

— Ты собираешься не только мучить меня этим фильмом, но и сидеть далеко? За кого ты меня принимаешь?

— За человека, который хочет сделать меня счастливой?

— А как же мое счастье?

— Конечно, это важно.

Я указываю на свой пустой бок.

— Тогда тащи свою задницу сюда. Я люблю обниматься.

Она издала преувеличенный вздох и переместилась ко мне. Я кладу руку на спинку дивана, давая ей возможность прислониться ко мне.

— Нормальный парень сделал бы шаг, а не заставлял бы меня идти сюда.

— Я калека. Пожалей меня.

Она ущипнула меня за бок.

— Даже не пытайся.

Я смеюсь.

— Зачем делать шаг, если я знаю, что получу то, чего хочу?

Это заявление заставляет ее сильнее ущипнуть меня прямо между двумя ребрами.

— Ты ужасно дерзкий. (Cocky — дерзкий, cock — член)

— Акцент на члене.

Она разражается несносным смехом, который заставляет ее хрипеть.

— Пожалуйста, прекрати. Мое сердце больше не выдержит.

Начинается фильм, прерывая нас вступлением к «Красотке в розовом». Хлоя пододвигается ко мне и прижимается головой к груди.

Я обхватываю ее рукой.

Да, я определенно мог бы привыкнуть к этому, девчачьи фильмы и все такое.


* * *


Хлоя официально обжилась в моем доме. Это все равно что жить с постоянным искушением в виде коротких шорт и намека на декольте. Она разбрасывает свои вещи по всему дому, и, хотя это должно меня расстраивать, я только улыбаюсь как идиот, когда нахожу их. И я серьезно. Ее шмотье повсюду, но это удивительным образом заставляет меня быть приземленным в хорошем смысле этого слова. В том смысле, за который я хочу держаться и проживать день за днем.

Хлоя так глубоко проникла в мое сердце, что я с трудом могу вспомнить, какой была жизнь без нее. Но самое лучшее — это то, что благодаря ее присутствию я до сих пор не погрузился в свой темный мир. Впервые за долгое время я чувствую себя счастливым. По-настоящему, безоговорочно счастливым. Я с нетерпением жду, когда проснусь раньше нее и приготовлю завтрак, прежде чем она убежит на работу.

За те несколько месяцев, что я ее знаю, Хлоя Картер изгнала монстров, которые делали мои дни мрачными, и заменила их всем тем, что делает ее дни особенными.

Мне недостаточно того, что она живет под моей крышей. Я хочу вырезать кусок своего сердца и поместить Хлою внутрь, защищая ее от всего мира.

Она как радуга после бури, и будь я проклят, если она померкнет, когда солнце пробьется сквозь тучи.


Глава 34



Хлоя


— Я тут кое о чем подумала… — я передаю Сантьяго гаечный ключ, который он просил. Я уже говорила, что мне нравится его гараж? Нет?

Он заставил бы взрослых мужчин плакать, настолько он прекрасен. Черт, я бы даже пролила пару слезинок из-за «Камаро» в углу, смахивающего на «Бамблби».

Он выкатывает половину своего тела из-под тачки.

— Это никогда не бывает хорошей идеей.

Я толкаю его ногой, пытаясь запихнуть обратно под машину.

Он смеется над моими усилиями.

— Я пошутил. О чем ты думала?

— Ну, о том, что ты вернешься к гонкам.

Его проницательный взгляд задерживается на мне.

— О чем?

— Когда ты планируешь назначить пробный заезд?

Он откатывается под машину, не отвечая мне. Звуки используемых инструментов заполняют тишину, и несколько болтов падают на цементный пол.

— Я запланировал его на следующую неделю.

— Что? — я приседаю, пытаясь увидеть его глаза. — Ты от меня скрывал!

— Я забронировал его на тот день, когда ты работаешь.

— Зачем ты это сделал? — в груди запульсировала непривычная для меня боль. Я думала, он хотел, чтобы я пошла с ним. Неужели он передумал?

— Это не из-за тебя, — он выкатился из-под машины. С большей ловкостью, чем я ожидала от него, он встает.

— Ты больше не хочешь, чтобы я ехала? — каким-то образом я скрываю обиду в своем голосе.

— Дело не в тебе, а во мне.

Верно. Классический отказ. Но по какой-то причине я чувствую себя совсем по-другому, когда получаю отпор.

— Тогда в чем дело?

— Я не хотел тебя разочаровывать. Я боялся, что струшу, а сделать это было бы гораздо проще без твоего присутствия.

— Я бы не стала тебя отчитывать.

Он качает головой, отступая назад в мой личный пузырь.

— Потому что делать тебя несчастной — это последнее, чего я хочу.

Он тянется к моей щеке. Шероховатость его ладони касается моей кожи, и все внутри меня жаждет большего.

— Я хочу, чтобы ты гордилась мной.

— Конечно, я горжусь тобой. Какой сосед по квартире не гордился бы тобой? Ты надрал мне задницу в Mario Kart ранее и завершил кучу кругов симуляции. — Я шутливо пихаю его в плечо, но получается это с трудом. Мои глаза закрываются, когда его большой палец проводит по моим губам.

— Соседи по квартире, да?

— Самые лучшие. Как в сериале «Друзья».

— Том, где они все вместе? Я и сам не смог бы выбрать лучшего варианта.

Мои глаза распахнулись.

— Я не это имела в виду.

— Ты всеми силами пытаешься сопротивляться нам. — Он проводит пальцем по моей ключице, вызывая у меня дрожь.

— Я изо всех сил стараюсь показать тебе, что некоторые вещи важнее секса.

— Такие существуют?

На этот раз я пихаю его в плечо сильнее. Он сдвинулся на дюйм, но устоял на ногах.

— Ты смешной. Правда, — сарказм утяжеляет мои слова. — И перестань менять тему.

— Тогда перестань избегать того, что важно. Я меняюсь, и, если ты этого не заметила, значит, ты недостаточно хорошо смотришь.

Он прав. Очевидно, что он меняется, мало-помалу. Между ежедневными тренировками в симуляционной лаборатории и разговорами по телефону с Ноа, он действительно пытается вернуться в спорт. Он даже купил второй симулятор Формулы-1, чтобы мы могли вместе играть в Mario Kart каждый день после того, как я прихожу с работы. Могу ли я оттягивать то, чего мы оба хотим, когда он пытается меняться?

Я не утруждаю себя опровержением, когда его губы касаются моих. Поцелуй в лифте, воспроизведенный в моей голове, не соответствует реальному положению вещей. Это все равно, что сравнивать пламя с паяльной лампой.

Его губы властвуют, унося мои мысли. Он проводит языком по линии моих губ, умоляя впустить его. Я обхватываю его шею руками и позволяю ему взять контроль на себя. Я ничего не могу с собой поделать. Целовать его — это как съесть десерт перед ужином. Я знаю, что это вредно для меня, и это испортит мой аппетит, но я не могу побороть желание сделать что-то запретное.

Его руки ласкают мою задницу, прежде чем он поднимает меня. Я обхватываю ногами его талию, держась за нее изо всех сил, пока он усаживает меня на капот машины. Мои руки ищут любую опору.

Его губы ни на секунду не покидают мое тело. Моя шея, губы, мягкое местечко прямо за ухом — все становится жертвой его прикосновений. Мне больно, моя нижняя часть тела пульсирует от потребности.

Ничто не может остановить его безжалостную пытку. Он сжимает в кулак нижнюю часть рубашки и стягивает ее с моего тела. Его жадные руки исследуют каждый сантиметр моей кожи, а губы прокладывают путь по шее.

— Скажи мне не останавливаться.

Он сошел с ума? Моя шея быстро пульсирует, каждый вдох превращается в трудную задачу.

— Не останавливайся, — шепчу я, мой голос хриплый и отчаянный.

Он прижимает мое тело к капоту машины. Металл прогибается под нашим весом, но я не могу найти в себе силы, чтобы беспокоиться. Я не могу найти в себе силы сделать что-либо, кроме как чувствовать.

Он наклоняется и прижимает свою эрекцию к моему центру.

Мои пальцы впиваются в его плечи, и я стону.

— Если ты собираешься продолжать, то тебе лучше иметь при себе презерватив.

Он оставляет меня и идет к тележке, находя свой бумажник в беспорядке инструментов. Я практически плачу, глядя на фольгированный пакет в его руках.

— Приберегал на счастливый случай? — я ухмыляюсь.

— Мне везет с тех пор, как ты появилась в моей жизни. Это дополнительный бонус, — он улыбается. Это дьявольская улыбка, с намеком на что-то еще в его глазах.

Боже мой. Он не просто так это сказал. Мой пульс учащается, пока он быстро расправляется со своими трениками.

Все кажется многообещающим, пока он не замирает, его штаны наполовину спускаются по ногам. Его тело напрягается, когда он делает глубокий вдох.

Это не к добру. Я хочу остановить его, пока его мозг не начал работать.

— Эй, — я щелкаю пальцами, опираясь на капот машины.

Его глаза метнулись в мою сторону. Он остается невозмутимым, его лицо не поддается прочтению.

— Сантьяго, если ты меня не трахнешь, я тебя убью. К черту ногу.

Его лоб напрягается, когда он размышляет о демонах, угрожающих взять над ним власть. Он вцепился в презерватив смертельной хваткой. Фольга сминается под дополнительным давлением, но он не двигается ко мне ни на дюйм.

Наше мгновение потеряно, что-то взяло верх над его похотью. Я выпускаю напряженный выдох, спускаясь с капота машины. Быстро найдя свою одежду, я хватаю рубашку с пола и накидываю ее через голову.

Я двигаюсь к нему, помогая поднять пояс его треников, чтобы прикрыть себя.

— Все в порядке. Ты еще не готов.

Его плечи напрягаются. Он избегает моего взгляда, его плечи поднимаются с каждым взволнованным вдохом.

— Как ты можешь говорить, что все в порядке? Как ты вообще можешь хотеть быть со мной? Я повре…

Я прервала его.

— Потому что ты стоишь того, чтобы ждать. Неважно, сегодня, или через несколько недель, или даже месяцев. Дело не во мне. Дело в тебе.

Он качает головой, отворачиваясь от меня. Он бросает презерватив на тележку и выходит из гаража, не оглядываясь.

Я хочу побежать за ним. Остановить его и объяснить, каким я его вижу. Но что-то останавливает меня.

Я боюсь. Я провела всю свою жизнь, будучи отвергнутой снова и снова, и я не знаю, хватит ли у меня сил пройти через это еще раз.

Мрачные мысли угрожают взять верх, но я отгоняю их.

Нет. Дело не во мне. Дело в том, что он борется с самой темной частью себя и не принимает себя таким, какой он есть — с ногой или без ноги.


* * *


Я изо всех сил стараюсь не спать ради Сантьяго. Без него гостиная кажется менее уютной, и ни одно шоу не может меня заинтересовать. Все усилия терпят неудачу, и я поддаюсь сну, умоляя его овладеть мной.

Я чувствую толчок, и просыпаюсь. Стук iWalk Сантьяго вырывает меня из сна.

— Что ты делаешь? — шепчу я.

— Шшш.

Я прижимаюсь к его груди, вдыхая свежий запах кондиционера для белья.

— Я тяжелая, — а как насчет дополнительного давления на его ногу? Мне невыносима мысль о том, чтобы причинить ему еще большую боль.

Он насмехается.

— Я могу выжать тебя на скамье в свой худший день.

— Перестань быть таким чертовски самоуверенным. Это непривлекательно, — я сжимаю его бицепс для пущей убедительности, прежде чем зевнуть.

— Спи, — дверь в мою комнату со скрипом открывается.

— Я спала, пока меня грубо не прервали.

— Ты слишком много болтаешь для человека, который спал три минуты назад.

Еще один зевок останавливает мой ответ. Сантьяго отбрасывает плед в сторону и укладывает меня в кровать. Он устраивает меня поудобнее, натягивая покрывало до подбородка.

Он поворачивается к двери, но я зову его по имени.

— Ты останешься?

Лунный свет, проникающий в мою комнату, подчеркивает выпуклые мышцы его спины.

— Зачем?

— Потому что я хочу, чтобы ты был здесь.

— Хлоя, послушай…

— Не надо отшивать меня в моей собственной спальне. Это ужасно.

Он ворчит.

— Не заставляй меня.

— Я не прошу секса. Я клянусь. Я просто хочу, чтобы ты был рядом. — Потому что я скучаю по тебе, когда ты не рядом.

— Никакого секса?

— Никакого. Я буду святошей. Обещаю, — я изображаю крестное знамение, намеренно делая это неправильно.

Он поправляет меня, как обычно, его губы украшает небольшая улыбка. Его рука убирает прядь моих волос с глаз.

— Тебе трудно отказать.

— Тогда и не пытайся, — я уютно устраиваюсь на простынях.

Очевидно, что я выиграла этот раунд, и он это знает. Его iWalk стучит по полу, когда он огибает край кровати. Я улыбаюсь, наблюдая, как шуршат мои простыни с его стороны.

Он занимается своими обычными делами, а я закрываю глаза. Температура в комнате повышается, когда он устраивается рядом со мной.

Я бросаю взгляд в его сторону. Его тело остается неподвижным, он смотрит в потолок, скрестив руки на груди. Это совершенно не годится.

Я переворачиваюсь, без раздумий закидывая ногу на его ногу. Каждый мускул в его теле напрягается, когда мое бедро касается его культи.

Черт, Хлоя!

— О, Боже. Мне так жаль, я не подумала и…

Его руки остаются прижатыми к груди, не двигаясь, словно он высечен из камня.

— Все в порядке.

— Но я только что прикоснулась к тебе и… — я пытаюсь перебраться на свою сторону кровати.

Рука Сантьяго останавливает меня. Он проводит ладонью по моему бедру, прижимая меня к своему телу.

— Хлоя. Я серьезно. Все в порядке.

— Как «в порядке», или в порядке, которому тебя научила твоя сестра?

Он тихонько смеется.

— В порядке.

Я прижимаюсь к нему, находя идеальное место между его плечом и шеей, чтобы положить голову. Моя ладонь сама собой прижимается к хлопку его рубашки.

Я вздыхаю, наконец-то довольная после тяжелого дня.

— Хлоя, — зовет Сантьяго.

— Ммм, — я борюсь за то, чтобы не заснуть, но мое тело хочет вернуться в то блаженное место отдыха.

— Спасибо, что не убегаешь, даже когда я даю тебе все основания для этого, — шепчет он. Его слова витают вокруг нас, наполняя меня теплом, которого я не ожидала.

Я провожу ладонью по его груди успокаивающим движением.

— Я не собираюсь убегать, потому что ты не чувствуешь себя достаточно комфортно, чтобы заниматься со мной сексом. Это глупо и такие двойные стандарты.

— Как это?

— Потому что, если бы я чувствовала себя так же, я бы специально заставила тебя ждать.

— Почему это? — юмор просачивается в его голос.

— Потому что ни один мужчина не стоит моего времени, если он не готов сражаться со мной вместе с моими демонами.

Рука Сантьяго крепче сжимает мое бедро. Другая его рука обвивается вокруг меня, притягивая меня ближе к своему телу.

— Я готов убить их всех ради тебя.

— Щекотливого дракона и всех остальных? Потому что это хитрые ублюдки.

Он хихикает, прежде чем поцеловать меня в лоб.

— Ты мне очень нравишься.

— Если я тебе нравлюсь, тогда пообещай мне одну вещь.

Лопасти потолочного вентилятора тихо скрипят, заполняя тишину.

Он отвечает на вопрос как будто спустя несколько часов.

— Что именно?

— Не убегай больше. Когда будет трудно, оставайся со мной. Я не смогу помочь тебе бороться с тем, что тебя сдерживает, если ты отступишь при первых признаках проблем.

— Я буду, но только если ты пообещаешь то же самое.

— Договорились.

Мы оба погружаемся в комфортную тишину. Сознание покидает меня, и я погружаюсь в довольный сон, когда Сантьяго рядом со мной.


Глава 35



Сантьяго


Мне следовало ожидать, что Хлоя присоединится ко мне во время поездки на трек. Она не потрудилась упомянуть о том, что сама позвонила Ноа и попросила сообщить информацию, чтобы взять отгул на работе. Я недооценил ее стремление довести этот процесс до конца, а теперь, когда мы здесь, я ценю это.

Ее присутствие делает этот опыт более легким. Более управляемым. Она держит меня в ответе за то, что я справлюсь сегодня, как бы тяжело ни было. Я не хочу разочаровать ее. И больше всего я не хочу разочаровывать себя.

Сегодня речь идет не о том, чтобы сделать счастливой мою семью или даже Хлою. Я хочу доказать себе, что я могу вернуться. Я могу сделать то, о чем мечтал, только если займусь тяжелой работой.

Вокруг испытательного трека крутится экипаж. Ноа стоит в стороне и вместе с Джеймсом просматривает листы бумаги. Видя, как мой бывший босс и Ноа снова работают вместе, я чувствую себя иначе, чем раньше. На этот раз дело не в гонках Ноа или его конкуренции. Речь идет о том, чтобы посадить меня в эту чертову машину.

Мой взгляд падает на серый брезент с логотипом Бандини. Вот оно.

Один из членов команды роняет шину, когда мой взгляд падает на него, и колесо катится в мою сторону.

Ноа поднимает голову от шума и встречает мой взгляд.

— Смотрите, кто наконец-то появился.

Я сказал ему, что он не обязан приходить, но он сказал, что не пропустит этот момент. Я не могу сказать ему «нет», особенно если у него есть неделя отдыха между гонками.

— Я вовремя, придурок.

Джеймс скрестил руки на своей массивной груди.

— Если ты не приходишь раньше…

— Ты опоздал, — ответили мы с Ноа одновременно.

— Некоторые вещи никогда не меняются, — Джеймс улыбается нам двоим. Он подходит ко мне и протягивает руку. — Я рад, что ты снова здесь.

Я сглатываю комок в горле.

— Я знаю.

Джеймс кивает и смотрит на Хлою.

— Рад снова тебя видеть. Когда я встретил тебя на гала-вечере в Монце, я и не подозревал, какую власть ты имеешь над нашим сварливым гонщиком, — Джеймс кивает головой в мою сторону.

Хлоя качает головой.

— Власть подразумевает, что он находится под моим контролем.

— Никогда не недооценивай себя, — Джеймс улыбается.

— Она скромная, но она мне очень помогла, — я улыбаюсь ей и обхватываю за талию. — А победа над Ноа в нашем матче на горячих кругах была настоящей мотивацией.

— Я позволил тебе победить, — с улыбкой произносит Ноа.

— Говоришь как настоящий неудачник.

Хлоя глушит свой смех ладонью.

Голова Джеймса мечется между нами тремя. Член команды зовет его, и он оборачивается ко мне.

— Я буду на связи, помогу тебе со всем, что понадобится. Не нужно торопить события. Ты здесь, чтобы испытать машину и хорошо провести время.

— Я понял.

— Я серьезно. Никакого давления. Давайте повеселимся и сожжем немного бензина, — он уходит, когда я в последний раз киваю ему в знак понимания.

Ноа дергает за брезент, накрывающий машину Бандини. Глянцевая красная краска блестит под полуденным солнцем, на меня обрушивается поток воспоминаний. Я делаю нерешительный шаг вперед и провожу рукой по гладкому капоту.

Я не спеша обхожу всю машину, наслаждаясь ее блеском. Мои глаза затуманиваются, когда я оцениваю рулевое колесо, которое помог создать Ноа. Это точная копия того, с которым я тренировался дома. Машина выглядит так же, как и моя старая, за исключением добавленной на руле панели управления дроссельной заслонкой.

Я делаю глубокий вдох и неуверенно кладу руку на руль.

— Надеюсь, тебе нравится. Будь со мной помягче в первые пару пробных заездов. У меня другой стиль вождения, чем у тебя, но я изучил достаточно твоих записей, чтобы знать, как тебе нравится ездить, — Ноа стоит рядом со мной.

— Я не могу поверить, что ты все это сделал.

— Ты мне как брат, — он кладет руку мне на плечо и сжимает его.

— Я не знаю, что сказать.

— Три года молчания — это достаточно долго, ты так не думаешь?

— Да, это так, — шепчу я себе под нос. — Спасибо.

Ноа притягивает меня к себе и обнимает.

— Поблагодаришь меня, когда выйдешь на настоящую гоночную трассу и будешь соревноваться со всеми остальными. Такой талантливый человек, как ты, не должен тратить свои лучшие годы впустую.

Я киваю головой. Члены экипажа приносят мне экипировку, чтобы я переоделся, и я не спеша иду в раздевалку внутри гаража. Я возился, борясь с дрожью в руках, пока застегивал молнию на огнеупорном костюме.

Что, если я разобью эту машину? Есть ли запасное колесо? Захочет ли Джеймс вернуть меня, если я не смогу справиться с простым испытанием?

Я прислоняюсь к стойке и опускаю голову.

Тихий стук в дверь отвлекает меня от моих мыслей.

— Минутку.

Дверная ручка дребезжит.

— Я просил дать мне минутку.

— Это я, — голос Хлои приглушен дверью.

Я отпираю дверь без раздумий. Если кто и видел меня в худшем состоянии, так это она. Какой смысл приводить ее сюда, если я не позволю ей помочь мне, когда я больше всего в этом нуждаюсь?

Я поворачиваюсь спиной, когда она входит в маленькое помещение. Она кротко улыбается мне через зеркало.

— Ух ты. Вот как ты выглядишь, когда наряжаешься, — она прикусывает губу.

То, как она это сказала, заставило меня откинуть голову назад и рассмеяться.

— Это несправедливо, понимаешь? — она подходит ко мне сзади, жестом показывая, чтобы я повернулся.

Я делаю то, что она просит, и прислоняюсь задницей к стойке.

— Что несправедливо?

— Как ты можешь выглядеть так хорошо в чем-то настолько ужасном.

Я наклоняю голову к ней, борясь с улыбкой, которая так и хочет появиться.

— Некоторым женщинам нравится этот костюм.

— Это? Как так? Он не оставляет ничего для воображения! — она насмешливо вздыхает. — Это контур твоего… комплекта? — шепчет она, закрывая рот и наклоняясь.

— Я не знаю. Хочешь узнать? — я подмигиваю.

— О, конечно, — она делает шаг в мое пространство.

Я прислоняюсь спиной к стойке и притягиваю ее к себе. Ограниченная площадь ванной комнаты не дает нам много места. Она откидывает голову назад, ее глаза остаются прикованными к моим, пока ее рука проводит по передней части моего спортивного костюма. Моя кожа нагревается от ее прикосновения.

Ее рука останавливается прямо над областью, пульсирующей от ее внимания.

— Я подожду до окончания гонки, чтобы узнать это, — она хихикает и вырывается из моей хватки.

— Что? — прошипел я, пытаясь снова притянуть ее к своей груди.

Она качает головой, уклоняясь от моей хватки.

— Никаких прикосновений до тех пор, пока ты не протестируешь машину. Считай это гарантией.

Я ухмыляюсь над ее словами.

— Я хотя бы получу поцелуй на удачу?

Она смотрит в потолок, как будто ей нужно это обдумать.

Я хватаюсь за ее бедра и притягиваю к своему телу. Рукой обхватываю ее шею, пока губы сминают все на своем пути. Наш поцелуй — это безумие. Быстрый, энергичный, все, что мне было нужно, чтобы успокоиться перед выходом в свет.

Как будто эта девушка точно знает, что делать, даже не спрашивая меня. Я определенно влюбился в нее, и вместо того, чтобы бояться, я принимаю это всей душой.

Я только надеюсь, что она чувствует то же самое. Если то, как она меня целует, является хоть каким-то показателем, я могу быть в безопасности.

Она вырывается из моих объятий.

— Вот и все. Больше никаких поцелуев до окончания.

— Я поддерживаю тебя в этом.

Хлоя улыбается через плечо, открывая дверь. Гул из гаража эхом разносится по небольшому помещению.

Черт. Хлоя не просто украла кусочек моего сердца. Она вырезала на нем свои инициалы, заклеймив меня на всю жизнь.


* * *


Сесть в машину неловко без протеза, но несложно. Хотя я ненавижу, когда мне нужна помощь, моя безопасность важнее. Врач рекомендовал не водить машину с протезом на случай, если произойдет еще одно ДТП. В таких обстоятельствах он станет скорее помехой, чем помощью, и риска больше, чем пользы.

Даже механики, подтягивающие меня к контрольной полосе, и Джеймс, помогающий по командному радио, справляются без проблем. Но довести свой разум до предела, чтобы пережить травму? Это чертовски трудно.

Двигатель урчит за моей спиной, напоминая о старых ощущениях в день гонки, которые я заблокировал в своем сознании. Раньше воспоминания о прошлом приносили мне боль, а боль вызывала депрессию. Но теперь, когда я сижу в гоночной машине, все снова кажется реальным.

В том, чтобы сесть за руль, есть какая-то сила. Смесь адреналина и непоколебимости, переплетаясь, создают спортсменов, которые каждый день испытывают свои пределы.

Я хочу снова стать этим парнем. Я хочу быть им так сильно, что готов пройти через плохие воспоминания и стресс, чтобы достичь этого. Потому что, в конце концов, сломленные чемпионы не творят историю.

Я смотрю вперед и сосредотачиваюсь на дороге. Машина дребезжит, и меня затягивает в водоворот. Образы наводняют мой мозг. Шины визжат, и я спешу прижать руки к шлему. Что-то вздрагивает у меня за спиной, и раздается металлический скрежет. Влажность прилипает к моему гоночному костюму, делая мое дыхание тяжелым. Мощеные дороги передо мной исчезают, превращаясь в мокрый от дождя асфальт.

Черт. Только не еще одно воспоминание. Я хватаюсь за культю и скрежещу зубами. Это движение возвращает меня в настоящее. Напоминает мне, кто и где я.

Это не та же самая трасса. Это не тот день. Дыши.

— Ты готов, Санти? — Джеймс говорит в радио, встроенное в мое ухо.

Я делаю несколько глубоких вдохов, регулируя пульс.

— Настолько, насколько можно быть готовым после всего.

— Помни, что я тебе говорил. Никто не ждет, что ты станешь звездой с первого дня. Ноа потребовались месяцы, прежде чем он смог взять в руки руль, а ты знаешь, какой он перфекционист.

Я сомневаюсь, что Ноа потребовалось столько времени, чтобы освоить это управление, но, тем не менее, я ценю комментарий Джеймса.

— Давай сделаем это, — я крепко сжимаю кулаки на рулевом колесе.

Экипаж отходит от машины. Я вожусь с переключателями, знакомясь с тем, как они ощущаются в моих руках.

— Начни с дроссельной заслонки. Не торопись и проверь ее. Это как на симуляторе.

Я слегка нажимаю на дроссель. Двигатель урчит за моей спиной, урчит, когда машина мчится вперед быстрее, чем ожидалось. Прежде чем потерять контроль, я нажимаю левой ногой на педаль тормоза. Мое тело сотрясается, а шлем ударяется о подголовник. Шины покорно визжат, а металл вокруг меня вздрагивает, когда машина останавливается.

— Я сказал, спокойно. Это отнюдь не спокойно! — Джеймс смеется в микрофон.

— Я рад, что ты наслаждаешься собой.

— Извини, ты напомнил мне Марко, который пробует свой первый карт на пит-лейн.

— Серьезно, ты сравниваешь мое вождение с навыками четырехлетнего ребенка? Прекрасный способ укрепить мою уверенность.

Джеймс хихикает.

— Ладно, давай попробуем еще раз. Тебе просто нужно почувствовать педаль газа и довериться своей интуиции. Тормоза такие же, как и на старой левой педали.

— Хорошо, я справлюсь, — шепчу я себе.

Я пробую то же движение, на этот раз, давая машине возможность проехать по прямой, прежде чем снова нажать на тормоза. Начало медленное, но ветер, проносящийся над передним крылом, заставляет меня улыбаться под шлемом.

— Намного лучше! Видишь, вот что я имею в виду под словом «спокойно». Ты чувствуешь себя естественно, — предлагает Джеймс.

Я смотрю на первый поворот, удивляясь, как я могу одновременно управлять рулем, дросселем и тормозом. Тревожные мысли разъедают мою зарождающуюся уверенность.

— Вот здесь все становится сложнее. Тебе придется поворачивать руль одновременно с отпусканием педали газа, при этом контролируя педаль тормоза под ногой. Это все интуитивно.

Я прокручиваю в голове все движения, пытаясь закрепить их в мышечной памяти. Это нелегко. Пот заливает мою спину, когда я пытаюсь одновременно контролировать педаль тормоза и дроссельную заслонку.

Я нажимаю на педаль газа, заставляя машину ускориться на повороте, а не замедлиться. Мой кроссовок врезается в тормоз, и машина закручивается. Шины взвизгивают, когда машина останавливается.

Черт. Что-то в машине зашипело, а лампочки на рулевом колесе мигнули и погасли.

— Аккумулятор разряжен. Хорошая попытка поворота. Со временем у тебя все получится, — Джеймс говорит с такой искренностью.

Все, что я могу сделать, это нахмуриться на руль. Команда Бандини приходит, чтобы закрепить мою машину и подтолкнуть обратно к гаражу. Я тушуюсь в своем токсичном настроении, позволяя ему затуманить ощущение после вождения.

Хлоя выбегает на пит-лейн с огромной ухмылкой на лице. Солнце светит на нее, подчеркивая румянец на щеках.

Я не понимаю улыбки на ее лице. Я провалился. Просто и ясно. Она бы не улыбалась, если бы увидела, чего я раньше мог добиться на треке.

— Боже мой. Ты сделал это! — она подбегает к кабине и наклоняется над краем.

Я передаю руль механику и стягиваю с головы шлем.

— Что сделал? Заглох на первом повороте?

— Нет! — она мелодично смеется, хватаясь за обе мои щеки, заставляя меня посмотреть на нее. — Ты сел в машину и поехал. Ты. Сделал. Это.

Я впитываю ее позитив, как земля впитывает дождь после засухи.

Ноа выходит на трассу, оценивает машину и протягивает мне руку.

— Отличная работа.

— Вы оба ведете себя так, будто я выиграл гонку, а не протестировал машину.

Ноа качает головой.

— Я немного скучаю по старому самоуверенному тебе. Он был намного веселее, чем эта самоуничижительная версия.

Хлоя отворачивается, пряча свой смех.

Я поднимаю бровь.

— Ты находишь это смешным?

— Кто, я? — она прижимает ладонь к груди и хлопает ресницами.

— Да. Почему ты смеешься?

Она пожимает плечами.

— Потому что Ноа прав. Ты как бы убиваешь настроение.

Я хмурюсь.

— Ты хочешь, чтобы я теперь занимался самолюбием?

— Честно говоря, да. Я думаю, что мы обязаны безоговорочно любить себя такими, какие мы есть, несмотря ни на что. Потому что если ты не любишь себя, то почему ты ждешь, что кто-то другой полюбит?

Я обдумываю ее слова. Ноа отвлекает внимание Хлои, рассказывая ей о статистике гонок и секрете, скрывающемся за созданным им рулем.

Если я не буду любить себя, то кто тогда полюбит? И какой любви я прошу, если я упорно продолжаю показывать худшую версию себя, снова и снова.

Таким ли я хочу быть? Парнем, который сдается после одного раза, потому что все стало трудно?

Нет. Противоположность победителя — это не неудачник. Это человек, который позволяет поражению разрушить любой шанс попробовать еще раз. С упадническим отношением нужно покончить. Прямо здесь и сейчас.

Я вцепился в руль, проводя пальцем по чувствительному регулятору газа.

— Эй, Ноа?

— Как дела?

— У тебя есть запасной аккумулятор в гараже?

— Конечно.

— Что ты скажешь о том, чтобы еще раз протестировать машину?

Ноа ухмыляется.

— Я думал, ты никогда не спросишь.



Глава 36



Сантьяго


Что-то внутри меня изменилось за время, проведенное на гоночной трассе. Как будто все встало на свои места в тот момент, когда я снова сел за руль гоночного автомобиля Формулы-1. Ни одна машина в мире не может сравниться с ним по скорости, а все те модные автомобили, которые у меня есть — лишь дешевые имитации настоящих. Я забыл, что такое кайф после гонки. Когда моя кожа зудит от нарастающего под ней возбуждения, умоляющего вырваться наружу.

Сегодняшняя поездка за рулем дала пищу той части моей души, которая жаждала внимания. Та самая часть, которая отчаянно хотела снова почувствовать себя полезной. Почувствовать себя нужной и желанной.

Я борюсь с неверием, принимая душ, а затем встречаясь с командой, чтобы обсудить статистику тестового трека. Хлоя занята вышиванием, а я провожу время с Ноа и Джеймсом, просматривая записи и статистики. От каждой ее улыбки у меня теплеет в груди. Ее присутствие поддерживает меня в тонусе, потому что мозг грозит разорваться от всей этой информации.

Я везу нас домой с трека на автопилоте, не утруждая себя произнести ни слова. Хлоя молчит, глядя в окно, даря мне покой. Я благодарен ей за это. Черт, я ценю ее за все. Если бы она не подталкивала меня к тому, чтобы стать лучше, я бы не был в том положении, в котором нахожусь сейчас. Без нее я бы не смог добиться того, чего добился, потому что она делает жизнь легче. И настало чертовски подходящее время показать ей, как я благодарен за это.

Я заезжаю в гараж и глушу машину. Никто из нас не двигается в течение нескольких минут, оба заперты в своих собственных головах.

— Это было весело, — Хлоя нарушает тишину, глядя на меня своими голубыми глазами.

Я улыбаюсь.

— Было.

— Ты планируешь сделать это снова в ближайшее время?

— Я уже спланировал пробный заезд на завтрашнее утро.

— Правда? — ее губы раздвигаются.

Я киваю, моя ухмылка расширяется.

— Правда.

Она хлопает в ладоши.

— Я знала, что ты сможешь это сделать! Тебе нужно было только поверить в себя!

— Ты была права.

— Скажи это еще раз.

— Ты была права. Ты счастлива?

— В восторге!

Я выхожу из машины и иду вокруг капота, чтобы открыть дверь Хлое.

— Я хочу тебе кое-что показать.

Она берет меня за руку, и я вытаскиваю ее с сиденья.

Она следует за мной через гараж в дом. Я продолжаю двигаться, пока мы не останавливаемся перед дверью, которую я слишком долго держал запертой.

Она прикусывает губу.

— Если это не Красная комната боли, я устрою бунт.

— Что?

— Не бери в голову, — она насмехается.

Я открываю дверь ключом, которым не пользовалась слишком давно. Щелчок выключателя, и все лампы загораются.

— О… Боже мой, — Хлоя обходит меня и заходит внутрь.

Трофеи всех форм и размеров стоят на полках от пола до потолка, сверкая под светом прожекторов. Это все напоминания о моем прошлом, пыльные и запущенные после многих лет одиночества. Фотографии моей семьи, друзей и команды разрывают пространство, демонстрируя некоторые из моих самых лучших моментов.

Хлоя подходит к ярко раскрашенному трофею, похожему на космический корабль. Она проводит пальцем по металлу, проводя линию по пыли.

— Вау. Я знала, что ты хорош, но не понимала, насколько.

Моя грудь раздувается от гордости.

— Это лишь проблеск того, что я умел раньше.

Она чихает, и в воздух взлетает шлейф пыли.

Я вздрогнул.

— Извини. Здесь сейчас немного грязно.

— Пожалуйста, не извиняйся. Это потрясающе, — она уделяет каждому трофею особое внимание, зачитывая название гонки и год.

Я прислоняюсь к стене, наслаждаясь ее изумлением. Дискомфорт, который я испытывал, входя в эту комнату, исчез. Впервые за долгое время меня не беспокоит то, что меня окружают мои прошлые успехи. Наоборот, это разжигает зверя внутри меня, который хочет вернуться.

Именно поэтому я пришел сюда сегодня и позвал с собой Хлою. Сейчас самое время объединить того гонщика, которым я был тогда, с тем человеком, которым я являюсь сейчас. Вместо того чтобы бороться с этим, я хочу принять каждую свою часть.

— Зачем ты мне это показываешь? — она останавливается перед моим первым трофеем Чемпионата мира. Массивная статуэтка все еще сияет после многих лет простоя. Это трофей, с которого началось все мое путешествие — то, что изменило не только мой жизненный путь, но и путь моей сестры.

— Потому что я хотел показать тебе, каким гонщиком я был.

— И это все? — шепчет она.

— И я хотел напомнить себе, за что стоит бороться. Почему я не должен бояться встречи с Корпорацией, чтобы отстоять свое дело.

— Правда? — она поворачивается на каблуках и сокращает расстояние между нами. — Ты собираешься поговорить с ними?

— Я собираюсь бороться за свое право снова участвовать в гонках, и нет никого, кого бы я хотел видеть там больше, чем тебя.

Слезы блестят в ее глазах, но она смахивает их, прежде чем они успевают скатиться по ее щекам.

— Я так горжусь тобой. У меня болит в груди, потому что я нелепо горжусь тобой.

— Я не смог бы сделать это без тебя.

Она предлагает мне ослепительную улыбку.

— Ты бы смог.

— Ладно, позволь мне перефразировать. Я бы не хотел этого без тебя.

— Ладно, ты меня убедил, — Хлоя откидывает голову назад и улыбается мне. Она встает на носочки и оставляет затяжной поцелуй на моих губах.

Я углубляю его, обхватывая ее голову ладонью, пока мой язык ласкает ее. Хлоя издает тихий стон, и я беру инициативу в свои руки. Я отстраняюсь от ее губ и наклоняюсь. Она вскрикивает, когда я перекидываю ее через плечо. Мой протез слегка натирает, но ничего такого, с чем я не смог бы справиться в течение нескольких минут. Некоторые вещи имеют приоритет, и то, как пульсирует мой член, говорит мне, что я сделал правильный выбор.

— Что ты делаешь? — кричит она.

— Я хочу показать тебе последнюю вещь.

— Что?

Я крепко держусь за ее бедра и несу через дом. Она цепляется за мои ягодицы и жалуется, что кровь приливает к голове, но я не обращаю внимания. Свободной рукой я срываю с нее туфли. Они с грохотом падают на пол.

Я вхожу в свою спальню. Закат на озере отбрасывает оранжевый отблеск на стены. Хлоя издает звучный возглас, когда я бросаю ее на кровать.

Я достаю несколько вещей из ящика и кладу их рядом с тумбочкой.

— Новость: Я видела твою спальню. Здесь нет ничего нового или шокирующего. — она откидывает волосы с глаз. Темные пряди выделяются на фоне белых подушек.

Я застыл на месте, уставившись на нее как дурак. Она идеальна во всех отношениях. От ее улыбки до крошечных веснушек, рассыпанных по носу. Но больше всего мне нравится, как она смотрит на меня. Как будто я больше, чем просто парень.

Как будто я важен для нее так же, как и она для меня.

— Бьюллер, — зовет она тем же голосом, что и в фильме, который мы смотрели.

Я улыбаюсь.

Она толкает меня в грудь ногой.

— Что ты хочешь мне показать?

— Как сильно ты мне дорога.

Вот это заставило ее замолчать. Хлоя остается в недоумении, когда я поворачиваюсь и переползаю через нее. Я делаю паузу, не зная, как поступить дальше, чтобы между нами не возникло неловкости.

— Ты можешь сделать кое-что для меня? — Хлоя сдвигается подо мной.

— Что?

— Ты поменяешься со мной положением?

Я моргаю ей. Следуя ее приказу, я вжимаюсь спиной в матрас. Моя голова погружается в мягкие подушки, а Хлоя следует за ней, накрывая мое тело своим.

Губы Хлои мягко прижимаются к моим. Ее руки пробегают по моим плечам, а затем спускаются вниз по моему прессу. Каждый мускул, к которому она прикасается, напрягается, пока она не переходит к другому. Ее руки поднимают подол моей рубашки, стягивая ее через голову. Она целует мое тело. Мне нравится ощущать, как она проводит языком по твердым мышцам.

Мой член болезненно трется о шов тренировочных штанов. Ее легкие ласки заставляют меня напрячься в ожидании большего. Больше ее. Больше этого. Больше всего, что она может предложить.

— Держи глаза закрытыми. Если ты откроешь их, значит, все закончится, — ее горячее дыхание проходит по моей коже.

Это последнее, чего я хочу. Я закрываю глаза и хватаюсь за плед. Вместо того чтобы думать, я сосредоточился на ощущении ее губ на моем теле.

Она берется за пояс моих штанов и трусов одновременно. Каждый мускул в моем теле напрягается, когда она спускает их с моих ног, обнажая ту часть меня, которую я скрываю от всего мира.

Думает ли она, что моя нога выглядит так же ужасно, как и я? Пугает ли ее неровный шрам и морщинистая кожа? Мое тело напрягается под натиском негативных мыслей. Я пытаюсь прогнать мысль о том, что Хлоя может вблизи увидеть мою культю и металлическую ногу, но все в этой ситуации заставляет меня чувствовать себя неловко.

— Сантьяго. Перестань думать и сосредоточься на том, что я заставляю тебя чувствовать, — Хлоя проводит ладонями по моим бедрам. Она устраивается между моих ног, и ее тепло стирает часть холода, проникающего в мои кости. Мурашки покрывают мою кожу, когда ее ладонь проводит по длине моего члена.

От ее прикосновения у меня в ушах шумит кровь. Это похоже на статическое электричество, проходящее по моей коже, потрескивающее от давления и предвкушения. Ее губы сменяют руку, оставляя слабые поцелуи по всей длине моего члена. Все мои страхи исчезают, когда ее горячий рот обхватывает мой член.

Это смесь рая и ада. Правильного и неправильного. Отчаяние от желания, чтобы этот момент длился дольше, и одновременно жажды освобождения от пытки ее рта.

Мой член дергается, когда она отсасывает мне, доводя меня до грани наслаждения, прежде чем снова отстраниться. Я хватаю в кулак ее волосы и дергаю.

— Ты убиваешь меня.

Ее губы приоткрываются, когда она выпускает мой член изо рта.

— Считай это расплатой за прошлый раз, — она еще раз облизывает мой член для пущей убедительности.

— Хватит, — шиплю я.

— Почему? — продолжает она, двигая рукой вверх-вниз.

Мои яйца напрягаются, и покалывание распространяется по позвоночнику.

— Достаточно.

Широко раскрытые глаза Хлои — первое, что я вижу, когда открываю свои.

— Хватит игр.

Она ухмыляется.

— Это ты нарушил первое правило.

— С этого момента есть только одно правило, которое имеет значение, и оно заключается в том, чтобы заставить тебя кончить, — я выскальзываю из-под ее тела и опускаю ноги на пол.

Она смеется, когда я подтаскиваю ее к краю кровати. С ее помощью я быстро расправляюсь с ее майкой и шортами. Мои движения торопливы и лишены всякого изящества. Ее трусики и лифчик постигает та же участь, и я, наконец, впитываю вид ее обнаженного тела.

Все переживания по поводу моего протеза покидают комнату, когда я осматриваю ее. Лучи заката, просвечивающие из раздвижной двери, окрашивают ее кожу в золотистый цвет. Они подчеркивают цвет ее волос, волнистые прядки, покрывающие белую простыню позади нее.

Все в ней идеально. От ее груди, которая идеально помещается в моих ладонях, до крошечной родинки на бедре. Но больше всего выделяется то, как она излучает красоту изнутри.

— Ты потрясающая, ты знаешь это?

Она закусывает губу и отводит взгляд.

Я хватаю ее за бедра, раздвигая их.

— Сейчас не время стесняться меня.

Это было глупо. Я понимаю это, глядя на нее сверху вниз и думая, как, черт возьми, я смогу доставить ей удовольствие привычным для меня способом. Неужели, если я встану на колени, это испортит настроение? Не похоже, что подниматьсяна ноги — самый быстрый процесс.

— Сантьяго? — Хлоя приподнялась на локтях.

— Хм… — я смотрю вниз на свою ногу.

— Ради всего святого. Мне. Все. Равно.

Я отвечаю невнятным бормотанием.

— Но мне будет не все равно, если ты оставишь меня возбуждений и мокрой, умоляющей о твоем члене, потому что ты слишком стесняешься взять то, чего хочешь.

Я ухмыляюсь.

— Властно.

— Я покажу тебе властность. Встань на колени перед своей королевой, иначе я сделаю все сама.

Я качаю головой и опускаюсь на землю. Хлоя задыхается, когда я провожу поцелуями по внутренней стороне ее бедра. Мой язык исследует место, которое я так хочу попробовать, и тело Хлои прижимается к матрасу. Я переключаюсь между сосанием ее клитора и дразнящими движениями у входа.

Я зацикливаюсь на звуках, которые издает Хлоя. Каждый вздох, каждый стон, каждый чертов всхлип, вырывающийся из ее рта, разжигает чудовище внутри меня. Она выкрикивает мое имя, а ее руки сжимают простыни над головой. Ее стоны становятся гимном в моей голове, который я хочу воспроизводить снова и снова.

Моя голова затуманивается по мере того, как Хлоя все отчаяннее требует освобождения. Она прижимается к моему лицу, и я улыбаюсь. Ее терпение исчезает, а моя уверенность резко возрастает, когда она хватается за мои волосы. Возникает укус боли, и я отвечаю на него жестким сжатием ее клитора.

Ее тело напрягается, а пальцы ног подгибаются, когда из нее вырывается еще один судорожный всхлип. Она отстраняется, а я вылизываю ее возбуждение извилистыми кругами, не останавливаясь, пока ее тело не расслабляется подо мной.

Это то, от чего я могу стать зависимым. Черт, о чем я говорю? Я зависим от нее.

Не знаю, почему я так волновался, опускаясь на колени. Хлоя бессвязно говорит, пока я ускоряю процесс поднятия с пола.

— Перекатись в центр кровати. — Говорю я через плечо, раскатывая презерватив по своему члену.

Хлоя следует моей команде. Я сажусь на кровать и скольжу по ее телу. Ее рука, прижимающаяся к моему плечу, останавливает меня.

— Ты доверяешь мне? — она смотрит на меня.

Доверяю? Я не могу представить, чтобы у меня были причины не доверять. Она поддерживала меня в течение нескольких месяцев, поддерживала в самые трудные моменты. Если и есть кто-то, кому я должен доверять, так это она.

Мое горло сжимается, когда я киваю головой.

— Тогда ты можешь снять его? — она смотрит вниз на мой протез.

— Снять? — мой голос — лишь шепот в темноте. Могу ли я это сделать? Хочу ли я вообще?

— Я клянусь, что для меня не имеет значения, что у тебя нет ноги, руки или чего-то еще. Это не определяет, какой ты человек. — Она прикладывает ладонь к моему сердцу. — Это определяет. А у тебя оно одно из самых красивых.

Мой пульс учащается, когда я смотрю вниз на то, что меня сдерживает. Предполагается, что секс — это самое интимное, что может быть между двумя людьми, но это похоже на нечто большее.

Последний раз был ничем иным, как катастрофой, и я беспокоюсь, что сегодняшний вечер может быть таким же.

Но это Хлоя.

— Ты прекрасен для меня, несмотря ни на что. Это не имеет значения, — шепчет она хриплым голосом, прикладывая ладонь к моей щеке.

— Прекрасен? — моя ухмылка дрожит.

— Не позволяй этому вскружить тебе голову, — она закатывает глаза и улыбается.

Что-то в ней стирает страх, грозящий взять верх.

Я могу сделать это для нее.

Я могу сделать это для себя.

Я переворачиваюсь и сажусь, предоставляя ей свою спину. Трясущимися пальцами я нажимаю на штырь, расположенный в нижней части моего протеза. Он легко соскальзывает и падает на пол. Следом снимается носок, и я кладу его на тумбочку.

Вот и все. Это последняя вещь на моем пути.

Используя силу своих рук и единственной здоровой ноги, я двигаюсь назад по ее телу. От улыбки, которой Хлоя улыбается мне, у меня в груди все сжимается. Не из-за нервов, а потому что она действительно счастлива быть со мной.

Черт. Я никогда не думал, что кто-то может так смотреть на меня из-за моей ноги.

— Спасибо, что ты остаешься собой со мной, — ее глаза блестят, лунный свет подчеркивает непролитые слезы.

Я наклоняюсь и целую ее со всеми эмоциями, которые чувствую внутри себя. Страх, счастье, желание… волнение. Мир исчезает, и мы остаемся вдвоем.

Я держу ее взгляд, выравнивая себя и проникая в нее, полагаясь на силу своих рук и хорошее колено, чтобы удержать меня. Мое тело содрогается, когда я заполняю ее до отказа. Я закрываю глаза, наслаждаясь моментом, когда мы становимся одним целым.

Хлоя — это рай, ад и все, что между ними. Это экстаз и яд. Похоть и любовь. Все, чего я хочу, и в то же время все, чего я боюсь.

Хлоя выгибает спину, когда я отстраняюсь, чтобы снова вонзиться в нее. Ее руки прослеживают изгибы моего позвоночника, и моя кожа горит там, где задерживаются ее прикосновения.

Мои глаза не знают, на чем сфокусироваться. Ее лицо улыбается мне с каждой унцией эмоций, которые я испытываю в ответ. Ее сиськи трясутся от каждого толчка моих бедер. Наши тела соединяются во всех смыслах. Физически. Эмоционально. Как два сердца, связанные вместе красной нитью судьбы.

Она впивается ногтями в мою спину, когда темп меняется от неторопливого к отчаянному, становясь все более небрежным с каждой минутой. Пот покрывает мою кожу, когда я трачу каждую каплю энергии. Она встречает меня с готовностью, соизмеряя мою силу со своей.

Наш секс такой же, как она — дикий и безумный.

Хлоя насаживается на мой член, вращая бедрами с каждым ударом. Я вцепился в ее волосы и дергаю, прижимая ее тело ближе к своему. Нет ни одного участка кожи, который бы я не лизал и не покусывал. Она на вкус как лето, соленый привкус наших усилий стекает по ее коже.

Жар пробегает по моему позвоночнику, словно пламя, лижущее мою кожу. Стоны, которые она издает, когда я меняю позу, подпитывают растущее во мне желание.

Блять. Ощущения с Хлоей подобны скорости на трассе после победы в гонке. Это прилив сил, который приносит мне больше удовлетворения, чем клетчатый флаг или пьедестал почета.

Она рассыпается на кусочки, когда я надавливаю большим пальцем на ее клитор. Мой член пульсирует, когда она сжимается вокруг меня. Я рычу, вбиваясь в нее еще несколько раз, и разрываюсь на части, ощущая освобождение.

Хлоя Картер уничтожила меня во всех смыслах. Она разорвала меня на части, а затем склеила обратно, восстановив изнутри.

Я не позволю этой девушке уйти.

Ни сейчас, ни когда-либо еще.


Глава 37



Хлоя


Слабый звук гитары пробуждает меня от глубокого сна. Это призрачная мелодия, не знакомая мне, но я все равно очарована.

Я подсматриваю одним глазом и замечаю Сантьяго, сидящего на стуле у большого окна. Луна освещает гитару, прислоненную к его бедру. Одна рука обхватила гриф, нежно касаясь струн.

Не могу поверить, что он снова взял в руки гитару. После всех слов о том, что он избегает музыки, он играет прямо здесь, у меня на глазах.

Неужели мне это снится? На всякий случай я сильно ущипнула себя за руку. Нет, он все еще там.

Музыка останавливается, и он поднимает взгляд на меня.

Я закрываю глаза и прикидываюсь спящей.

Он смеется про себя.

— Тебе не нужно притворяться. Я практически чувствую твой взгляд на себе.

Я приоткрываю один глаз и оцениваю его лицо. Тень улыбки делает его более юным. Даже счастливым.

— Попалась, — я прижимаю простыню к груди, когда сажусь.

Он хихикает, руки снова начинают двигаться, наполняя комнату музыкой.

— Какие-нибудь пожелания?

Мои глаза расширяются до боли.

— Что?

— У тебя есть любимая песня?

— У меня? — вопрос прозвучал шепотом.

Он драматично оглядывает комнату в поисках кого-то еще.

Я бросаю подушку ему в голову. Она падает на пол перед ним с тихим стуком.

— Ты знаешь, как играть «XO» Джона Майера?

Он перебирает начальные аккорды песни.

— Впечатляет. Это как приватный концерт, прямо из кровати, — я опускаюсь обратно на матрас, улыбаясь, когда он погружается в музыку.

Его глаза закрываются, а руки двигаются самым завораживающим образом. То, что он снова играет, не осталось для меня незамеченным. Сантьяго Алаторре вернул себе часть души, и я не хочу, чтобы он потерял ее снова.


* * *


— Сначала ты кипятишь молоко, а потом наливаешь его в чашку вот так. — Маттео демонстрирует свой впечатляющий навык создания цветка из кофейной пены.

— Со стороны это выглядит легко, — я надулась.

Он смеется.

— Теперь попробуй сама, — он передает мне чашку.

Я пытаюсь воссоздать тот же цветок, но в итоге мой рисунок больше похож на кактус.

— В конце концов, у тебя получится, — он ударяется своим плечом о мое. — У меня ушли месяцы, прежде чем я освоил разные рисунки.

Я отхожу и даю ему пространство, чтобы поставить чашки кофе перед нашими единственными клиентами. Он возвращается к стойке и начинает убирать беспорядок, который я устроила.

— Я могу это сделать. Это моя работа, — я выхватываю тряпку из его рук.

— О, ерунда. Я убирался сам задолго до того, как ты здесь работала, и буду делать это после.

Я отступаю назад. Мои кроссовки скрипят по полу от моей поспешности.

— Что?

— Хлоя, — он покачал головой, — ты встречаешься с Сантьяго Алаторре. Тот факт, что ты работаешь в этом магазине, шокирует с самого начала. Если ты мечтаешь о собственном кафе, я уверен, что он предоставит тебе все, что ты захочешь.

— Ммм, но я еще не готова. Мне так многому нужно у тебя научиться.

— Птенец никогда не научится летать, если он слишком боится покинуть гнездо.

Ладно, мистер Мияги, успокойтесь.

— Ну, этой птичке нужно еще кое-чему у тебя научиться. Как я могу открыть свое собственное заведение, если я до сих пор не знаю, как сделать изящные цветы из пены?

— Ну, скоро наступит осенний сезон, а здесь все имеет тенденцию замедляться.

Я оглядываю пустой магазин, гадая, на что похоже замедление.

Маттео слабо улыбается.

— А когда затишье, я обычно работаю здесь меньше. Я немного путешествую. Навещаю старых друзей по всей Европе.

О, нет. Он серьезно собирается уволить меня? Он не может этого сделать. Я не готова потерять связь с ним. Не после всего того, через что я прошла, чтобы достичь определенного уровня комфорта с ним.

Кажется, он воспринимает мое молчание как согласие.

— Я планирую взять отпуск через две недели и закрыть магазин на месяц.

Я задыхаюсь от резкого вдоха.

— Две недели? Закрытие магазина? — кто может ни с того ни с сего решить взять отпуск на месяц?

Люди, которые могут оплачивать свои счета, не пропуская ужин в течение недели, Хлоя.

Он кивает.

— Не волнуйся. Я все еще буду рядом. И у тебя всегда есть место, где ты сможешь получить опыт. Но я хотел сказать заранее, чтобы у тебя было время найти другие варианты. На противоположном берегу озера есть еще один магазин с отличным… — Он продолжает говорить, но ни одно из его слов не находит отклика.

Разочарование сменяется тревогой. Я все лето выстраивала с ним отношения, надеясь, что наступит подходящий момент признаться, кто я такая. Я не могу позволить ему исчезнуть в итальянском закате до того, как у меня появится шанс поговорить с ним. Поверить ему и поделиться тем, что он значит для меня. Может быть, если я откроюсь, он решит остаться и узнать меня получше. На этот раз по-настоящему, без отвлекающих факторов и ложного ученичества.

Отчаяние делает меня глупой.

Я прервала его.

— Что ты думаешь о совместном ужине, чтобы отпраздновать окончание напряженного сезона?

Маттео улыбается.

— Я был бы рад этому. И мы можем отпраздновать, что ты набралась знаний, птичка. Ты провела лето под моим крылом, и тебе пора выходить в свет.

Я киваю, с трудом сдерживая слова из-за комка в горле.

Эта птичка вот-вот покинет гнездо. Будем надеяться, что я переживу падение, потому что если нет, то сломанная шея будет меньшим из всех зол.


* * *


Я бросаюсь на диван, прикрывая глаза локтем.

Сантьяго оттягивает мою руку от лица.

— Что случилось?

Я поднимаю на него глаза, уловив хмурое выражение на его лице.

— Маттео увольняет меня, потому что туристический сезон сходит на нет; я не добилась никакого прогресса в наших отношениях, — я выплевываю все факты, как рвоту.

— Может, это и к лучшему.

Я резко вскакиваю со своего места.

— Как ты можешь так говорить?

Сантьяго присаживается рядом со мной.

— Потому что ты откладываешь это уже несколько месяцев.

Я нахмурилась.

— На такие вещи нужно время.

— И такие вещи требуют мужества.

— Я мужественная.

— Поверь мне, это я прекрасно знаю. Не многие добились бы того, чего смогла ты, — он робко улыбается мне.

— Тогда к чему ты клонишь?

— Хлоя… — он берет меня за руку и переплетает наши пальцы. — Ты помогла мне, и пришло время мне сделать то же самое для тебя.

Мой взгляд перемещается на противоположную сторону гостиной, фокусируясь на картине, висящей над кирпичным камином.

Он сжимает мою руку, заставляя снова сосредоточиться на нем.

— Ты должна сказать ему.

— Но что, если он отвергнет меня?

— Одна мудрая и дерзкая женщина научила меня, что то, чего мы боимся больше всего, стоит преодолеть, потому что дело не в риске. Дело в награде.

— Кто эта мудрая женщина и где я могу ее найти?

Он улыбнулся.

— Не позволяй возможности ускользнуть. В конце концов, ты пожалеешь об этом, а это не в твоем стиле.

— С каких пор ты стал осознанным и все такое?

— С тех пор, как ты появилась в моей жизни.

Это чувство внутри меня? Когда сердце колотится, а в груди становится тесно? Это не то, что можно забыть или проигнорировать. Очень похоже на любовь, и я не знаю, что с этим делать.

Черт возьми, Сантьяго Алаторре.


* * *


Моя вилка стучит о керамическую тарелку, пока я размазываю свою еду. Наш прощальный ужин получился довольно приятным. С хорошими разговорами и вкусной едой, благодаря Сантьяго, сидеть с моим отцом восхитительно. Никаких отвлекающих факторов, никакого болтливого сына. Сантьяго даже не претендует на полное внимание, поскольку он ушел из дома раньше, чтобы оставить нас наедине.

Все было сделано для того, чтобы сегодняшний вечер прошел идеально, но на самом деле этот ужин катастрофа. Я не могу набраться смелости и рассказать то, что мне нужно. Как будто мой язык атрофируется каждый раз, когда я думаю о том, чтобы высказаться.

Маттео беззаботно делает глоток вина.

— Этот ужин был невероятным, Хлоя. Я ценю, что ты нашла время, чтобы сделать это для меня.

Мышцы моего живота сжимаются.

— Конечно. Честно говоря, я бы не справилась без Сантьяго. Он приготовил половину всего этого, — Ладно, он приготовил все, но неважно.

— Ну, ты точно нашла себе хорошего партнера. Если они умеют готовить, держись их.

— А если они умеют убираться, выходи за них замуж

Маттео смеется.

— Я вижу, за время нашего общения ты переняла кое-что, кроме моих навыков приготовления кофе.

Я изо всех сил стараюсь улыбнуться. Теснота в груди усиливается, когда я думаю о том, что Маттео покидает меня.

Маттео возится со своим карманом.

— И, говоря о нашем совместном времяпрепровождении… Я думаю, ты заслужила это после всего, что ты сделала для магазина. Я никогда не видел, чтобы он выглядел лучше, — он кладет конверт на деревянный обеденный стол.

Туман застилает мне глаза, когда я рассматриваю запечатанный конверт. О, Боже. Неужели я буду плакать из-за того, что он дает мне деньги?

Нет, ты будешь плакать, потому что это первый раз, когда родитель хочет позаботиться о тебе, а не украсть у тебя.

Я поспешно смаргиваю слезы, не желая напугать Маттео.

— Я не могу принять это.

— Конечно, можешь. Ты почти ничего не заработала за то время, что работала на меня. И у меня никогда не было работника, который работал бы так усердно, как ты. Даже мой собственный сын, а он владеет частью этого заведения.

Несмотря на бурю эмоций, бурлящих внутри, я не могу игнорировать чувство гордости, наполняющее меня. Соперничество братьев и сестер в лучшем виде.

— Это я должна благодарить тебя. Не многие рискнули бы научить случайного человека своим бизнес-секретам.

Маттео улыбается.

— Мне было очень приятно, правда. Даже если ты всего лишь умеешь делать смайлики из пены в своем капучино, — он вытирает лицо и кладет салфетку на стол.

Он уже уходит? Я смотрю на часы. Черт. Прошел уже час.

Мое сердце колотится в груди, набирая скорость, когда Маттео поднимается со стула.

Вот он. Момент, которого я ждала. Тот самый, который я откладывала месяцами, потому что не знала, как рассказать Маттео о себе.

— Маттео, подожди, — мой голос дрожит.

Стул скрипит, когда он останавливает свое движение и смотрит на меня.

— Я хочу тебе кое-что рассказать. Это может показаться шокирующим, но это важно.

Ладно, это было совсем не то, что я тренировалась говорить перед зеркалом сегодня утром.

— Да, bambina — детка? — цвет исчезает с его щек.

Блять… Я уже все испортила. Правило номер один при раскрытии шокирующего секрета: не предупреждайте заранее.

— Нет легкого способа сказать это…

— Не будет, если ты ничего не скажешь, — слабая улыбка пересекает его губы.

Моя ответная улыбка находится где-то между хмуростью и запором.

— Я прошла генетический тест и узнала, что ты мой отец.

В этот момент Морган Фримен бросает микрофон и покидает мое подсознание.


Глава 38



Хлоя


Стул падает позади Маттео, когда он отпрыгивает назад.

— Что?

Ничто не могло подготовить меня к выражению абсолютного ужаса на его лице. Оно разрывает мои внутренности на части, как шредер для бумаги.

Я ожидала чего угодно другого. Шока, печали, удивления. Чего угодно, только не ужаса и возмущения.

— Это ошибка. Большая, большая ошибка, — он делает шаг назад и спотыкается о свой стул.

Боже мой. Я двигаюсь, чтобы помочь ему, но он поднимает свои трясущиеся руки.

— Стой, — трясущейся рукой он ухватился за основание стула и встал.

— Пожалуйста, позволь мне объяснить.

— Здесь нечего объяснять. Должно быть, произошла путаница в тесте. Я не твой отец.

Человека, с которым я провела все лето, работая бок о бок, больше нет. Его гримаса навсегда запечатлелась на лице, а на лбу выступили капельки пота.

Мое тело работает на автопилоте, не в силах отпустить его, не получив возможности объяснить, что произошло. Я прошла через дерьмовые обстоятельства не для того, чтобы отступить при первых признаках проблем.

— Уверяю тебя, это так, — я делаю шаг к нему.

Он рыщет, как загнанный зверь, приближаясь к коридору, ведущему к главной двери.

— Ты не мой ребенок. Этого не может быть.

— Когда ты приезжал в Нью-Йорк многие годы назад… ты спал с моей матерью. Я не уверена, помнишь ли ты ее, но… ну… она узнала, что беременна мной… — мой голос сбивается. Я издаю хриплый смешок, надеясь разрядить обстановку.

Судя по тому, как расширились глаза Маттео, я бы сказала, что все прошло не так, как задумывалось. Как будто я призрак, преследующий его правдой.

— Нам… мне… мне нужно докопаться до сути. Это ошибка. Большая гребанная ошибка.

— Просто послушай меня. Может быть, если я расскажу тебе о своей матери, ты вспомнишь ее…

— Я не знаю, кто, блять, твоя мать, но ты не мой ребенок, — прошипел он.

Я отшатываюсь назад.

Он проводит дрожащими ладонями по лицу.

— Мне жаль. Пожалуйста, прости меня. Просто… дай мне осознать происходящее, — он не дает мне шанса ответить. Его исчезающая спина — последнее, что я вижу, прежде чем вдалеке раздается звук открывающейся и закрывающейся двери.

На трясущихся ногах я сползаю по стене и ложусь на мраморный пол, свернувшись в клубок. Отторжение поселяется глубоко в моих костях. Он наполняет меня новым чувством ужаса, перечеркивая весь прогресс, которого я добилась с Маттео.

Не то чтобы я думала, что Маттео примет меня с распростертыми объятиями. Но выражение отвращения на его лице преследует меня, напоминая о том, что я не нужна и другому родителю.

Я забыла, каково это — быть брошенной. Холодное чувство крадет мое тепло, напоминая мне о чувствах к моей матери. Я была для нее лишь хлопотами, а теперь я — лишь огорчение для отца. Продукт незапоминающейся связи на одну ночь. Я даже не стою того, чтобы меня слушали.

Слезы текут по моему лицу, когда я сглатываю рыдания. Я прижимаюсь лбом к коленям, делая несколько глубоких вдохов. Я не знаю точно, сколько времени я так лежу, но мне кажется, что прошло несколько часов, прежде чем Сантьяго вернулся.

Обычно успокаивающий стук его iWalk мало помогает облегчить пустоту в моей груди.

— О, Хлоя, — его голос срывается.

Я поднимаю на него глаза, вытирая мокрые от слез щеки.

Его лоб морщится, когда глаза сканируют мое лицо.

— Пойдем, — он протягивает мне руку.

Он не произносит ни слова, когда я хватаюсь за нее и встаю.

Сантьяго притягивает меня к себе, окутывая своим теплом. Он молчит, пока ведет меня в гостиную. Я в оцепенении падаю к нему на колени, когда он садится на диван

— Что случилось? — он откидывает мои волосы с лица

— Он не очень хорошо это воспринял.

Он издает какой-то шум в задней части горла. Его руки обхватывают меня, крепко притягивая к своему телу. То, как я прижимаюсь к нему, напоминает мне ребенка. Это наполняет меня тем же самым чувством — защищенности в трудную минуту.

Я кладу голову на его грудь, заглушая сопение.

— Все закончилось самым худшим образом. Он буквально споткнулся о свои ноги, когда выходил за дверь. И он даже не дал мне шанса объяснить, не говоря уже о том, чтобы убедиться, что с ним все в порядке

— Может быть, ему нужно время, чтобы смириться с этим. Уверен, это очень трудно принять

Я качаю головой.

— Ты не видел его лица. Как будто я была для него чудовищем.

Сантьяго проводит рукой вверх и вниз по моей спине.

— Ты не чудовище.

— Трудно не чувствовать себя так, когда люди, которые должны любить меня, не хотят.

Он делает паузу.

— Если ты им не нужна, значит, они не те люди, которые должны быть в твоей жизни, независимо от того, являются они родителями или нет.

— Тебе легко говорить. У тебя есть семья. У тебя есть люди, которые хотят помочь тебе и убедиться, что ты счастлив. У меня почти никого нет. — Я смеюсь. Звук пронзительный и горький, заставляющий мою плоть затрепетать. — Единственная, кто у меня есть, это Брук. И она даже не здесь, чтобы я могла выговориться.

— Хлоя, — он подводит палец под подбородок и заставляет меня посмотреть на него.

Его лицо застает меня врасплох, оно полно страдания, когда он смотрит мне в глаза.

— У тебя есть я.

— Да, но надолго ли?

— До тех пор, пока ты хочешь меня, — его руки крепко обхватывают меня.

До тех пор, пока ты хочешь меня.

До тех пор, пока ты хочешь меня?!

Как кто-то может ответить на это? Как вообще к этому относится?

Сантьяго нежно касается моего подбородка.

— Я не знаю, почему Маттео сбежал. Я могу только предположить, что он в шоке, и что рано или поздно он смирится с мыслью о тебе. Но я обещаю, что ты не одинока. У тебя есть люди, которые заботятся о тебе. — Его щеки вспыхивают. — Я забочусь. Брук не все равно. Так что важно не количество людей, а качество заботы. Возможно, я немного предвзят, но тот, кто не заботится о тебе, просто сумасшедший, потому что ты одна из лучших людей, которых я знаю. И мне ни капельки не жаль, если они убегают, потому что это значит, что я могу держать тебя при себе. Потому что с тобой мне нравится быть эгоистом.

Мое зрение затуманивается. То, как Сантьяго смотрит на меня, заставляет нечто в моей груди свернуться вокруг легких, выжимая весь кислород.

Сантьяго — это все, чего мне так не хватало в жизни. Безопасности, дружбы, любви — нашептывает крошечный голос в моей голове.

Я становлюсь зависимой от человека, и я не могу отрицать страх, который я испытываю по этому поводу. А тяга — это плохо. Пристрастия ведут к разрушению и душевной боли, и я не уверена, что смогу побороть такую дурную привычку, как он. Все в нем — пища для разбитой части моего сердца, которая отчаянно хочет, чтобы о ней заботились. Чтобы меня любили и лелеяли, потому что я важна. Любить кого-то другого в полной мере и не позволять пройти ни дню, чтобы он не знал об этом.

— Ты мне очень нравишься, — шепчу я. Это не признание в любви, но это самое большее, что я могу сделать на данный момент.

Он мягко целует уголок моих губ.

— Ты мне тоже очень нравишься. Ты нравишься мне гораздо больше, чем кто-либо другой.

Он проводит рукой по моим волосам. Это успокаивает меня, снимая боль в груди.

— Как ты понимаешь, что любишь кого-то, по сравнению с симпатией? — мой хриплый голос нарушает тишину между нами.

— Я могу говорить только на основании личного опыта, но, думаю, я могу сказать, что это происходит, когда мне требуется весь мой самоконтроль, чтобы не побежать через двор соседа и не вырубить его за то, что он заставил мою девочку плакать.

Все останавливается. Мое сердце. Мое дыхание. Рука Сантьяго проводит по моим волосам.

Я моргаю и смотрю на него.

— Личный опыт?

Он кивает.

— Ты любишь меня?

— Я был бы безумцем, если бы не любил.

Я не могу думать, не говоря уже о том, чтобы говорить. Я обхватываю его шею руками и притягиваю его губы к своим. Слезы текут по моим щекам, но я не обращаю на них внимания. Сантьяго целует меня в ответ. Это битва языков и губ. Я опьянена, упиваюсь тем, что вдыхаю его жизнь.

Он отстраняется.

— Я люблю тебя, Хлоя. Я люблю тебя так чертовски сильно, что иногда спрашиваю себя, нормально ли это — испытывать тяжесть в груди, когда тебя нет рядом.

— Я даже не знаю, что такое любить кого-то другого, не говоря уже о том, как принимать любовь, — я хмурюсь, ненавидя, насколько правдивы эти слова.

— Ты позволишь мне показать тебе?

От такого простого вопроса у меня перехватывает дыхание. Я киваю головой, отчаянно желая заменить то опустошение, которое оставил Маттео. Нет ничего, чего бы я хотела больше, чем любви Сантьяго. Я хочу узнать, каково это — быть центром чьего-то мира, пусть даже на несколько часов.

Сантьяго поднимается с дивана и ставит меня на ноги. Он берет меня за руку и тащит через весь дом к своей спальне.

Когда он бросает меня на кровать, мой пульс учащенно бьется. Тяжелый вздох вырывается из моего рта, перекрывая щелкающие звуки, которые издает Сантьяго, снимая свой iWalk. Мое тело наполняется постоянным гулом. Моя кожа становится горячей под одеждой, и я срываю все помехи.

Сантьяго подползает к моему телу, усмехаясь.

— Хочешь узнать, на что похожа любовь? — он поглаживает место, умоляющее о его прикосновениях. Один палец проводит по моему возбуждению, распределяя его.

— Да. — Я киваю головой вверх и вниз. Разве я могу отказать. Как кто-то может сказать ему «нет»? Он смотрит на меня глазами полными чувств.

— Любя тебя, я словно нашел спасательный круг посреди бушующего океана.

— Это должно быть романтично? — поддразниваю я.

Он берет меня за волосы, заставляя выгнуть спину. Губы пробегают по моей шее, прежде чем втянуть сосок. Жадные руки касаются каждого сантиметра моей кожи, как будто ему нужно запомнить контуры тела.

Я стону, когда он вводит один палец внутрь, а большой прижимает к клитору. Его прикосновения посылают разряды электрического тока. Захватывающе. С обожанием.

Вот что такое любовь. Когда тебя лелеют и почитают, потому что человек этого хочет, а не потому, что должен.

Он оставляет слабый поцелуй на точке пульса.

— Любить тебя — это как оказаться в пустыне без еды и воды. Как будто я наполовину в бреду, гадая, не является ли вся эта чертовщина миражом, потому что ничто не должно чувствоваться или выглядеть так хорошо. — Его медленная пытка принимает новый оборот, когда он увеличивает темп и вводит в меня еще один палец.

Его опытные прикосновения воспламеняют каждую клеточку внутри меня. Тепло пробегает по коже, когда он гладит самое чувствительное место, заставляя мою спину выгнуться. Слишком скоро он оставляет меня отдышаться, быстро надевая презерватив.

Он возвращается, пристраиваясь у самого входа.

— И самое главное, любя тебя, я понимаю, что рай — это не место, а человек.

Я цепляюсь за его спину, когда он проскальзывает внутрь. Волны тепла прокатываются под кожей, когда я принимаю каждый дюйм его тела. Это ощущение не похоже ни на что, что я испытывала раньше. Одновременно на меня обрушивается лавина эмоций. Слова Сантьяго проникают в сломленную часть меня, возрождая то, о существовании чего я вообще забыла. Часть, которую сломала моя мать. Часть, которую я прятала от мира после многих лет гнева и разочарования.

Слезы текут из глаз, пропитывая подушку. То, как Сантьяго смотрит на меня, воспламеняет изнутри. Я чувствую себя фениксом, умоляющим возродиться.

Его большой палец вытирает одну из слез.

— Я люблю тебя, Хлоя. И ничего страшного, если ты не знаешь, что значит быть любимой кем-то, не говоря уже о том, чтобы любить кого-то еще, потому что я обещаю любить тебя так, чтобы этого хватило на нас двоих. Любить тебя каждый день, чтобы компенсировать боль от остальных.

Он действительно любит меня. Глубоко. Безумно. Безоговорочно.

Я обхватываю его ногами за талию, притягивая как можно ближе.

— Я хочу такой любви.

Его губы прижимаются к моим, как молния, бьющая в грозовом небе. Это питает голод, нарастающий внутри меня. Его любовь окружает нас, в процессе исцеляя меня.

Он возвращает меня в момент, целуя до беспамятства. Вместе мы находим освобождение.

Это блаженство.

Это любовь.

Это мы.





Глава 39

Сантьяго


Сон ускользает от меня, пока я обдумываю все, что Хлоя рассказала о Маттео. Что-то в этой ситуации меня не устраивает, и я не могу перестать думать. Мне нужно, чтобы он понял, почему это так важно для Хлои. Она заслуживает шанса объясниться, а он должен ее выслушать.

Мне требуется вся сила воли, чтобы вылезти из постели и оставить Хлою одну. Она выглядит умиротворенной, бездумно хватая подушку вместо меня. Возникает искушение поглазеть на нее несколько минут, но я решаю не делать этого. Я никогда не уйду, если буду продолжать в том же духе.

Надев протез и какую-то одежду, я направляюсь к дому Маттео. Я нажимаю кнопку звонка на его калитке.

— Chi e? — Кто там?

— Сантьяго Алаторре, — я сохраняю нейтральный голос.

Ничего не происходит. Проходят минуты, а из динамика не доносится ни звука. Я собираюсь снова нажать на кнопку, но останавливаю себя, когда ворота со скрипом открываются.

Утренние солнечные лучи освещают мне путь по длинной подъездной дорожке. Я почти не обращаю внимания на окружающую обстановку, вместо этого фокусируясь на Маттео, стоящем на крыльце.

— Заходи внутрь, — он вздыхает и приглашает меня войти.

Я оцениваю обстановку, разглядывая безделушки и фотографии на стенах.

— Я знаю, почему ты здесь, — он садится на старый стул.

Я следую его примеру и сажусь напротив.

— Мне нужно, чтобы ты поговорил с Хлоей. Сегодня.

— Я не могу, — он качает головой.

— Почему, блять, нет?

Он делает паузу. Его взгляд перемещается по комнате и останавливается на точке за моей головой.

— Потому что я не ее отец.

— У нее есть тест ДНК, который говорит об обратном

Он шумно сглатывает, избегая моего взгляда.

— Я слышал. Но тест врет. Я не ее отец.

Я не верю своим ушам.

— Мне любопытно узнать, кто, по-твоему, тогда ее отец, если это не ты.

Он смотрит на меня глазами, которые секунду назад не казались стеклянными.

Какого черта?

По его щеке стекает одна слезинка.

— Я не могу быть отцом Хлои. Я никогда не был с женщиной из Америки, и я был верен своей девушке — теперь уже бывшей жене — во время зачатия Хлои. Она не моя. Она не может быть моей.

— Ты отрицаешь, потому что боишься, что твоя бывшая жена или сын узнают, что ты был неверен тогда? Это так?

Он качает головой.

— Нет. Вовсе нет. Моя бывшая — наименьшее из того, что меня беспокоит, — он закрывает глаза. — Это просто невозможно. Я говорю правду, клянусь.

Я пытаюсь понять, что за чушь Маттео извергает из своего рта, но у меня не получается.

— Тест связал Хлою с тобой. Мне все равно, какие фантазии ты придумаешь, чтобы справиться с этим, но Хлоя — твоя дочь.

Он вскакивает со стула.

— Нет. Ты должен понять. Есть только один возможный вариант родства Хлои со мной.

Что-то в его диком взгляде заставляет меня прикусить язык.

Он расхаживает по маленькой гостиной, проводя руками по волосам.

— Mio fratello mi sta fregando, persino dall’aldila — Мой брат трахает меня даже из могилы.

— Что?

— Мой брат все еще издевается надо мной.

Мое сердце замирает в груди. Я могу дышать. Я могу пошевелиться. Я не могу ничего сделать, только молча смотреть на Маттео.

Брат?

Маттео ничего не говорит, выходя из комнаты.

Я постукиваю пальцами по колену. Хлопанье разных ящиков вдалеке дает мне понять, что Маттео все еще где-то рядом. По крайней мере, он не сбежал с территории, прежде чем у него появился шанс все прояснить.

Чем дольше я жду, тем сильнее усиливается тошнота. Что он имел в виду, говоря, что брат над ним издевается?

Маттео возвращается в комнату, сжимая в руках фоторамку. Он вытирает стекло рукавом, прежде чем передать ее мне.

Черт. Я не смог бы представить то, что вижу, даже если бы захотел. И, черт возьми, я хочу, потому что это последнее, чего я ожидал.

Рамка трясется, когда дрожь в моих руках усиливается. Два одинаковых Маттео стоят бок о бок. Один Маттео смотрит в камеру, а другой сохраняет нейтральное выражение лица, выглядя худым и бледным.

Маттео проводит пальцем по лицу, на которое я смотрю.

— Это мой брат-близнец. Доминик.

Слава богу, я сижу, потому что не думаю, что успел бы дойти до стула, прежде чем упасть.

Маттео возвращается на свое место напротив меня.

— Он — единственное объяснение всему этому. У меня никогда не было секса с кем-то в Нью-Йорке… а мой брат… он попадал во все возможные неприятности, когда мы навещали маму.

Мне все равно, что сделал его брат, лишь бы поскорее доставить его жалкую задницу сюда. Хлое будет плевать на реакцию Маттео, если мне удастся найти ее настоящего отца.

— Где твой брат? Мне нужно его найти. Если я смогу убедить его приехать сюда, то он сможет познакомиться с Хлоей, и это решит все наши проблемы. — И тогда она останется.

Я могу это исправить. Конечно, Хлоя провела все лето, общаясь с Маттео вместо своего настоящего отца, но это не совсем потерянное время. В конце концов, он ее дядя.

Покрасневшие щеки Маттео теряют свою окраску.

— Мой брат не может приехать сюда.

— Почему? Где он? Я оплачу все, что ему понадобится, чтобы добраться сюда.

Маттео прижимает голову к груди.

Мой желудок опускается, и по коже пробегает холодок.

— Где твой брат, Маттео? — я говорю резче, чем собирался.

Маттео сидит молча, уставившись на свои руки.

Мое терпение иссякает, когда Маттео продолжает молчать.

— Мне нужно, чтобы ты сказал, как я могу связаться с Домиником. Мне все равно, плохой он человек или проблемный, мне просто нужно встретиться с ним один раз, чтобы прояснить ситуацию. Остальное я улажу.

Он смотрит на меня, боль отпечатывается на его лице глубокими морщинами.

— Ты не можешь связаться с моим братом, потому что он мертв.


Глава 40



Сантьяго


Я давлюсь глотком воздуха.

Мертв?

Мертв?!

Как, блять, я могу это исправить, если единственный мужчина, который мне нужен умер? Я вытираю потные ладони о штаны.

Что, черт возьми, делать Хлое, если ее отца даже нет в живых?

Я останавливаюсь на одном вопросе, несмотря на поток, наводняющий мою голову.

— Что случилось?

Маттео кладет рамку на журнальный столик лицевой стороной вниз.

— У моего брата были проблемы.

— Какого рода проблемы?

— Такие, которые заканчиваются ранней смертью

Не могу сказать, что я сильно удивлен. Судя по общению с мамой Хлои и по рассказам, похоже, что у нее был определенный типаж.

— Я сожалею о твоей потере.

Он опускает голову.

— Я тоже. Боль становится легче, но потом случается что-то вроде этого, и все возвращается снова.

— Я не могу представить, каково это — иметь брата или сестру, которые страдали и в итоге умерли. От одной мысли о потере сестры мне становится плохо, — я люблю Майю всем сердцем. Если бы она столкнулась с теми же проблемами, что и папа Хлои, часть меня страдала бы вместе с ней.

— Чего я только ни делал, чтобы помочь ему. Здесь нечем гордиться, у меня не было выбора. Он был моим братом.

— Я чувствую, что он был тебе очень дорог.

— В конце концов, этого оказалось недостаточно. Я подвел его. А теперь его нет с нами, и Хлоя… Боже, что мне делать? — он проводит обеими руками по своим темным волосам.

— Ты должен сказать ей правду, — я маскирую дрожь в своем голосе. От одной мысли об этом меня тошнит.

Как бы я ни ненавидел то, что случилось с отцом Хлои, избегание этой темы не вернет его. Хлоя заслуживает того, чтобы узнать, что с ним случилось, прежде чем вкладывать больше своих чувств и переживаний в отношения с Маттео.

— Он все еще втягивает меня в неприятности, даже после стольких лет.

— Если ты не возражаешь, я могу спросить, что с ним случилось?

— Наркотики, алкоголь, юридические проблемы. Как ни крути, он завяз во всем этом по уши. Он был не в себе до самой смерти, но я любил его, несмотря ни на что. Летом перед смертью он подсел на что-то посерьезнее, и его тело не выдержало. Он умер от остановки сердца, посреди кишащей крысами квартиры в Нью-Йорке. Его нашли только через два дня после смерти. Моя мать была абсолютно раздавлена. А я… — он прочистил горло, смахивая с щеки единственную слезу.

Черт. Какой ужасный конец.

— Я сожалею о твоей потере. Искренне сожалею.

— Потерять брата тяжело. Но потерять близнеца — это как отрезать руку.

Я содрогаюсь.

Он ругается по-итальянски.

— Прости, это был плохой выбор слов. Просто, когда я потерял своего близнеца, я как будто потерял часть себя, которую уже не вернуть. Даже несмотря на все его проблемы, мы были близки. Я имею в виду, мы были зеркальными копиями друг друга, и нам это нравилось, — небольшая улыбка расползается по губам Маттео. — Из-за этого мы попадали во всевозможные переделки, когда росли. Но я был верным до самого конца и слишком часто выручал его по жизни. Возможно, я сам был частично виноват, всегда спасая его. Мне потребовалось десятилетие, чтобы избавиться от чувства вины за его смерть. Я был поглощен мыслью, что, если бы я помог ему раньше, он мог быть сейчас жив. Может быть, он все-таки смог бы поговорить с тобой. Может быть, он мог бы встретиться со своей дочерью, — его глаза опускаются на колени. Одна слезинка скатилась по его лицу и упала на сжатые руки.

— Я не могу представить, как тебе было тяжело.

— Как я должен сказать Хлое, что я не ее отец и что настоящий отец мертв? — его голос дрогнул.

— Я не уверен, что есть легкий способ сказать ей об этом.

Он качает головой.

— Я не думаю, что смогу это сделать. Это разрушит ее.

— Что значит «ты не думаешь, что сможешь»? Ты должен сказать ей, — мне не нравится выражение его лица. Оно мне ни капельки не нравится.

— Как можно сказать кому-то, что его настоящий отец мертв? Как ты можешь ожидать, что я сделаю это?

— Я не знаю, как и что ты должен сказать, но ты это сделаешь. Она заслуживает услышать это от тебя.

— А что, если ты скажешь ей вместо меня?

Я прошипел.

— Что? — этот человек просто психопат.

— Да. Ты ее парень. Она доверяет тебе больше всех. Легче будет услышать это от тебя, а не от незнакомца, по сути. Ты сможешь смягчить удар, а потом я расскажу ей, кем был мой брат, когда она будет готова.

Я не могу найти в себе силы разбить ей сердце. Не тогда, когда я работал все лето, чтобы завоевать его.

Я агрессивно качаю головой из стороны в сторону.

— Ни за что. Ты не будешь перекладывать ответственность на меня. Она заслуживает того, чтобы услышать это от человека, который был ближе всех к ее отцу. И это не я. Я не смогу ответить ни на один из вопросов, которые у нее возникнут, — и последнее, чего я хочу, это разбить ей сердце. Я бы предпочел, чтобы это сделал Маттео.

Я не могу найти в себе силы отнять у кого-то мечту. Это случилось со мной, такая боль может быть разрушительной.

— Cazzo — Блять, — Маттео ущипнул себя за переносицу.

Мне не нужен переводчик, чтобы сделать собственные выводы об этой фразе. Его колебания и неприятие плана — не моя проблема. Честно говоря, мне плевать, насколько он расстроен из-за этой ситуации. Хлое нужно услышать эту новость от кого-то, и он — лучший выбор. Он может помочь ей оплакать потерю отца лучше, чем я.

— Я даю тебе день, чтобы разобраться с этим дерьмом. Я отвезу Хлою куда-нибудь, а ты придумаешь, как лучше сообщить новость. Понял?

— Не могу поверить, что это происходит. Я не знаю, хватит ли дня, чтобы понять, что делать.

— День — это все, что у тебя есть. Она захочет увидеться снова, а ты не можешь притворяться тем, кем не являешься.

Он отводит глаза. Это меня напрягает,нужно взять ситуацию под контроль.

— Ты думаешь, мне легко? Это не так. Последнее, чего я хочу, это чтобы эта ситуация сломала ее так, как никогда раньше. Ты даже не представляешь, как она была рада проводить с тобой время, думая, что ты ее отец, — каждый мускул в моем теле напрягается при мысли о том, что Хлоя узнает обо всем этом.

Глаза Маттео расширяются.

— Она вообще хотела открыть кофейню?

Я качаю головой из стороны в сторону.

— Вау, — его глаза опускаются. — Она потратила все лето на то, что ей неинтересно, чтобы узнать меня?

— Она бы делала это снова и снова, только ради возможности провести время с тобой. Она отчаянно хотела быть рядом любым доступным ей способом. А теперь…

— Теперь я собираюсь разбить ей сердце.

Бесполезно отрицать утверждение Маттео. Я люблю Хлою, но я не могу быть тем, кто разрушит ее счастье. Не тогда, когда она сделала своей миссией стать моей. Я лучше помогу собрать осколки ее разбитого сердца после того, как Маттео разрушит ее мир, оставив в нем лишь украденные желания и упущенные шансы.


* * *


Я закрыл за собой дверь спальни, не издав ни звука. Хлоя лежит на том же месте, где я ее оставил, и выглядит умиротворенной, прижавшись к подушке. Что-то сжимается в моей груди от ее уязвимости. Чувство беспомощности охватывает меня, когда я вспоминаю все, что узнал всего час назад.

Ничто в мире не может сгладить то, что ей предстоит узнать. Все, что я могу — это сделать процесс как можно более безболезненным для нее.

Быстро сняв обувь, одежду и протез, я укладываюсь обратно на кровать. Я притягиваю Хлою к своей груди, пока она закидывает на меня ногу и прижимается. Как будто моего разговора с Маттео никогда не было. Честно говоря, я бы хотел вернуться в прошлое и стереть из памяти его признание.

Я остаюсь в таком положении в течение часа. Я не двигаюсь ни на дюйм, боясь разбудить ее после этой адской ночи. И что еще хуже, я боюсь, что, если разбужу ее, чувство вины разорвет меня на части. Оно делает меня глупым и безрассудным. Хлоя хочет, чтобы я стал лучше и в том числе говорил ей правду, несмотря ни на что. Даже если это означает причинить ей боль.

Я качаю головой, отбрасывая эту мысль. Я делаю это ради нее. Маттео должен придумать, как лучше сказать ей, а мне нужно подождать.

Она резко просыпается, ее тело прижимается к моему.

— Доброе утро, — я убираю волосы с лица.

— Доброе утро, — ленивая улыбка украшает ее лицо.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как будто у меня ужаснейшее похмелье, за вычетом алкоголя.

— Из-за прошлой ночи?

Она кивает.

— Рыдания так действуют на девушек.

— Мне жаль, что все так вышло, — и мне жаль, что я должен лгать тебе в лицо и притворяться, что не знаю правды. Мне чертовски жаль.

Она заслуживает гораздо большего, чем те дерьмовые карты, которые жизнь раздавала ей снова и снова. Таких, как она, не должны мучить печаль и отчаяние из года в год.

Она проводит пальцами по впадинам на моей груди.

— Из всех возможных вариантов развития событий я не ожидала, что он сбежит, понимаешь? То есть, я знала, что это возможно, но я глупо надеялась, что все будет гораздо лучше.

Черт. Я не ожидал, что через минуту появится искушение сломаться и все ей рассказать. Ноющий голос в голове заставляет меня остановиться и подумать о последствиях.

Что, если она взбесится и уйдет? Что, если она поймет, что не любит меня, и правда Маттео — последнее, что удерживает ее от отъезда в Америку? Что если именно я подтолкну ее к такому развитию событий?

Я не хочу быть плохим парнем. Слишком много неизвестных переменных, и мне нужно, чтобы Маттео был тем, кто во всем разберется.

Я сглатываю слова, которые просятся наружу.

— Что ты собираешься делать?

Ее глаза смещаются в сторону от меня.

— Я не знаю. Я думала о том, чтобы пойти туда и поговорить с ним.

— Когда ты хочешь пойти? — пожалуйста, не сегодня.

— Я думала дать ему день, чтобы все обдумать. Если я приду туда слишком рано, боюсь, что он снова выйдет из себя, а я не думаю, что смогу это пережить.

Я киваю. Слава Богу. Маттео лучше собраться с мыслями в течение следующих двадцати четырех часов. Я больше ни дня не буду притворяться, что ничего не знаю. Это пытка.

— Я тут подумал, — я заправляю прядь ее волос за ухо.

— Наверное, конец света все-таки наступил.

— Это очень грубо с твоей стороны, — я резко перекатываюсь и щекочу ее.

— Прекрати! Прости! — причитает она, извиваясь на простынях.

Я пользуюсь ее отвлечением и крепко целую.

Она улыбается мне.

— Ты что-то задумал?

— Как ты смотришь на то, чтобы сделать сегодня что-нибудь безумное?

— Безумное, говоришь? Что у тебя на уме?

— Хочешь пойти в какое-нибудь особенное место?

— Особенное место — это как раз то, что доктор прописал, — ее ухмылка расширяется.

Боже, она великолепна. Утреннее солнце светит через балкон, подчеркивая ледяные оттенки голубого в ее глазах. Я жалею, что у меня нет фотоаппарата, чтобы запечатлеть этот момент.

Я отстраняюсь, желая поскорее уйти, пока мы не остались с ней в постели на весь день.

— Оденься во что-нибудь подходящее, что можно намочить.

Она садится.

— Намочить? Как неприлично.

Я легонько пихаю ее плечом, и она падает обратно на кровать.

— Извращенка. Я имею в виду купальник. Мы поплаваем на лодке.

— Да! Я никогда раньше не была на лодке! — она вскакивает с кровати и выбегает из комнаты, не оглядываясь назад.

Наблюдать за жизнью глазами Хлои — это новый вид острых ощущений. Самые простые вещи делают ее счастливой, и это заразительно. Я хочу быть тем, кто украдет все ее первое и станет последним.

Несмотря на ее волнение, в моей груди щемит. Я смотрю на часы на тумбочке.

Осталось двадцать два часа и тридцать минут. Я могу это сделать.


* * *


Я ставлю лодку на якорь посреди озера. Голубая вода сверкает под лучами полуденного солнца и похожа на море бриллиантов. Широкая долина окружает нас, создавая прекрасный фон из пышных зеленых лесов. Наш маленький городок стоит на самом краю берега. Здания похожи на разноцветных муравьев, разбросанных у подножья гор.

Лодка покачивается. Это одна из моих маленьких лодок, с матрасами спереди для отдыха и задней частью, предназначенной для прыжков в теплую воду.

— Как тебе? — я заглушил мотор.

— Это потрясающе. Я могла бы привыкнуть к этому, — она наклоняется вперед в носовой части.

— Я тоже, — я не утруждаю себя разглядыванием пейзажа, потому что единственный вид, который меня волнует — это она.

Она смотрит на меня через плечо и краснеет. Невысказанный смысл моих слов повисает между нами.

Я бы хотел, чтобы она сказала что-нибудь в ответ, например, что хочет остаться здесь. О том, что хочет больше исследовать наши отношения и посмотреть, к чему все приведет, если мы дадим им шанс. Я готов на все, лишь бы она подтвердила то, что возникает между нами.

Она молчит, как всегда. Я могу сказать, что ей нравятся мои слова, но улыбка — единственное подтверждение, которое я получаю.

— Мы собираемся залезать в воду или как? — она встает и проводит руками по своим рваным шортам.

Я делаю глубокий вдох, сбрасывая нарастающее волнение внутри себя. Дай ей время. Она не была окружена любовью в детстве, как ты.

— Я обгоню тебя в воде, — я наклеиваю на лицо улыбку.

— Ты в деле, — она возится со своей одеждой, быстро избавляясь от всех вещей.

Как идиот, я могу только пялиться на нее, когда вижу чертово ярко-розовое бикини. Это всего лишь два клочка ткани, плохо скрывающие ее грудь. Она поворачивается, чтобы убрать шорты в рюкзак, и мне открывается прекрасный вид на ее задницу.

Тот, кто создал стринги, заслуживает благодарственной открытки с подписью от самого себя — мужчины, у которого сегодня будет постоянный стояк.

— Блять. — Мой член пульсирует в плавках. Ткань напрягается спереди, и я ничего не делаю, чтобы скрыть его.

— Эй! Ты даже не пытаешься. И это о чем-то говорит, когда тебе нужно снять лишь футболку. — она указывает руками на мою полностью прикрытую грудь.

Я хватаюсь за футболку и срываю ее с себя.

— Теперь счастлива?

— В восторге! — она ухмыляется, но тут же опускает глаза. Ее взгляд мечется между мной и задней частью лодки.

Ах. Я перекрываю ей единственный путь к отступлению.

— А ведь ты была уверена в победе.

Ее улыбка становится коварной.

— О, Сантьяго. Когда же ты поймешь, что я не собираюсь делать то, чего ты от меня ожидаешь?

У меня нет возможности спросить, что она имеет в виду. Хлоя поворачивается и мчится к передней части лодки. Ее подпрыгивающая задница — последнее, что я вижу, когда она ныряет с носа.

Черт. Эта девушка — не то, чего я ожидал, но все, чего я хочу. Я не остановлюсь, пока она не станет моей. Никакая инвалидность или дерьмовые новости о ее отце не остановят меня от того, чтобы забрать ее себе.

Если у меня будет право голоса, Хлоя Картер больше никогда ни в чем не будет нуждаться.

— Эй, неудачник! Ты планируешь весь день любоваться природой или собираешься залезть в воду? — Хлоя окликает меня с задней части лодки.

Я подхожу к задней платформе. Взгляд падает на протез и меня охватывает прилив эмоций. Но это не обычные негативные мысли. Я не беспокоюсь о том, как Хлоя посмотрит на меня из-за ноги. Я не беспокоюсь о том, что покажу эту часть себя и не жду отвращения.

Я не волнуюсь. Точка. Конец истории. Скорее, я горжусь. Эта мысль приходит ко мне из ниоткуда, и я спотыкаюсь. Горжусь?

Я выпрямляю позвоночник. Да, горжусь. Это я, и это человек, которого Хлоя всегда принимает. Черт, это человек, которого принимаю я. Все это было бы невозможно без Хлои. Благодаря ей и моему стремлению вернуться в Формулу 1, я наконец-то могу обрести уверенность в себе.

Голова Хлои всплывает из-под воды. Бисеринки воды стекают по ее лицу, покрывая ресницы, щеки и исчезают в морщинках от улыбки.

— Ты всегда так долго оцениваешь себя? Я знаю, что ты сексуальный и все такое, но самовлюбленность привлекательна лишь до определенной степени.

Я фыркнул.

— Ты забавная.

— Редкостно забавная.

В моей груди снова появилось странное чувство. Чувство вины из-за ее ситуации сидит внутри меня, разъедая хорошее настроение.

Я качаю головой. Хватит.

Я делаю вдох и прыгаю в воду, обдавая Хлою брызгами. Ее смех — последнее, что я слышу, прежде чем погрузиться под воду.

Она прыгает мне на спину, как только я всплываю. Я прижимаю ее к себе и кружу нас, предпочитая наслаждаться сегодняшним днем. Я буду беспокоиться о завтрашнем дне, когда он наступит, потому что сейчас я ничего не могу с этим поделать.

Некоторые вещи находятся вне моего контроля, и, как говорит Хлоя, это то, что просто есть.


Глава 41



Хлоя


Я просыпаюсь с решительным настроением. Проведя вчерашний день с Сантьяго, я напомнила себе, что людям нужно время, чтобы расслабиться. Сантьяго — прекрасный тому пример. Еще несколько месяцев назад он не позволил бы мне посмотреть на его культю, не говоря уже о том, чтобы пойти вместе с ним на лодке. Но вчера он вышел за пределы дома средь бела дня и повеселился вместе со мной. Он был в полном протезе и даже не вздрогнул от вида своей ноги.

Не буду врать, несколько слез радости покинули мои глаза. Но это было прекрасное зрелище, когда он не скрывал от меня свою истинную сущность.

Большое достижение Сантьяго напомнило мне о том, что Маттео тоже нужно время. Людям нужно пережить свои чувства. В конце концов, я сказала Маттео, что я его дочь, и это не совсем то, что можно легко переварить за один день. Поэтому, переосмыслив ситуацию, я снизила свои ожидания.

— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я пошел с тобой? — Сантьяго расхаживает по парадной части своего дома.

Я дважды завязываю шнурки на кроссовке.

— Нет. Я ценю твое предложение, но я думаю, что Маттео будет лучше, если я буду одна. Ты можешь быть немного отвлекающим, без обид.

Он не смеется над моей шуткой.

— Но я могу быть в другой комнате. Знаешь, на случай если я тебе понадоблюсь, как в тот раз.

Воспоминание о том, как Сантьяго помогал мне во время срыва, заставляет мою улыбку дрогнуть.

Я делаю глубокий вдох, отгоняя беспокойство.

— Ты живешь по соседству. Если что-то пойдет не так, я смогу дойти сюда меньше чем за минуту. Обещаю, если ты мне понадобишься, я позвоню.

Он проводит рукой по волосам, заставляя пряди разметаться в разные стороны.

— Ты ведь вернешься, когда что-то пойдет не так, правда?

— Если что-то пойдет не так. — Почему он такой нервный? Даже я волнуюсь не так сильно, хотя это мне предстоит разговор с Маттео после того, что между нами произошло.

— Точно. Если, — его голосу не хватает обычной уверенности.

— Эй, — я подхожу к нему и обхватываю за талию, заставляя остановиться. — Ты не должен бояться. Я приняла, что это будет не легко, и на этом все.

Его тело напрягается.

— Что ты имеешь в виду?

— Я понимаю, что Маттео нужно привыкнуть к мысли обо мне. У него не было времени подготовиться к этому, как у меня.

— Верно, — шепчет он.

— Да. Ничего страшного, если он взбесится раз или два. Я бы так и поступила, будучи на его месте. Этого следовало ожидать.

— В этом нет ничего ожидаемого, — ворчит он себе под нос.

Я смеюсь.

— Я скоро вернусь! Расслабься, — я отпускаю его и иду к входной двери.

— Хлоя, — зовет он.

Я берусь за ручку и оглядываюсь через плечо.

— Да?

— Что бы он ни сказал, помни, что ты мне небезразлична, хорошо? У тебя всегда будет место здесь, со мной, и ничто из того, что он скажет, не изменит этого.

От его слов в моей груди разливается тепло. Доброта, которой Сантьяго делится со мной — это то, к чему определенно можно привыкнуть. Я хочу к этому привыкнуть, что для меня впервые. Я жажду стабильности, которую он может мне предложить. Я жажду его, и точка.

Я ухмыляюсь ему.

— Мне нравится эта версия тебя.

— И какая же это версия?

— Та, в которую я влюблена, — я выскользнула из дома, оставив позади себя Сантьяго с выпученными глазами.


* * *


Маттео открывает ворота, как только я нажимаю на кнопку звонка. Я поднимаюсь по подъездной дорожке и стучусь в парадную дверь. Оштукатуренные стены окружают ухоженный дом, обветренный за годы на берегу озера.

Маттео открывает дверь. Его глаза медленно поднимаются от земли к моему лицу.

— Привет, Хлоя. Рад тебя видеть.

— Привет, — пискнула я.

— Почему бы тебе не зайти? — он открывает дверь шире, и я следую за ним внутрь.

— У тебя хороший дом, — говорю я, разглядывая фотографии в рамках на стенах. Бесчисленные фотографии Джованни висят в хаотичном порядке.

Мой взгляд не может задержаться на чем-то слишком долго, потому что я хочу впитать все. Это самое личное представление моем отце, помимо наших разговоров на работе и во время ужинов.

— Почему бы тебе не присесть? — Маттео указывает на диван напротив старого кожаного кресла. — Могу я предложить тебе что-нибудь выпить?

Я качаю головой, сомневаясь в своей способности что-либо выпить. Нервы разъедают мой холодный фасад, пока Маттео устраивается в кожаном кресле.

Маттео молчит. Большая стрелка старинных часов с кукушкой тикает, заполняя тишину своим ровным ритмом.

Никто из нас не начинает разговор, и минуты проходят незаметно. Я нахожу неловкое молчание невыносимым.

Я делаю глубокий вдох, высасывая последние крупицы мужества, которые я могу найти.

— Я хочу начать сегодняшний день с извинений за то, что вывалила на тебя все так резко. Я понимаю, что это было несправедливо по отношению к тебе.

Глаза Маттео расширились, и он откинулся на стуле.

— Тебе не нужно извиняться.

— Но я хочу. Я напугала тебя, а я этого не хотела. Я думала, что будет легче, если я проведу некоторое время с тобой, но теперь я понимаю, что это было не так.

— Я заправляю прядь волос за ухо, чтобы рукам было чем заняться.

— Это было шокирующе, если говорить по меньшей мере.

— Я знаю. Мне очень жаль.

— Пожалуйста, перестань извиняться. Это не твоя вина.

Мои щеки пылают.

— О, хорошо.

Он несколько раз постукивает пальцами по колену.

— Что заставило тебя захотеть пройти генетический тест?

— Ну, эм… Ты уверен, что хочешь знать?

— Хлоя, я не собираюсь тебя осуждать. Я не думаю, что что-то еще, сказанное тобой, удивит меня.

Его расслабленное состояние успокаивает меня.

— Ладно… ну, моя жизнь никогда не была легкой. И я говорю тебе это не ради жалости, а только потому, что это правда и настоящая причина, по которой я прошла тест. Я не стыжусь того, откуда я родом, но я не хочу шокировать тебя больше, чем уже шокировала.

Он улыбается мне.

— Считай, что сейчас я уже не могу быть более потрясенным.

Я смеюсь. Мне приятно снять немного напряжения.

— Хорошо. Ну, моя мать — не думаю, что это сказывается на тебе или еще на чем-то — ужасна. Серьезно, я не могу поверить, что я ее родственница или что она вообще привлекла такого хорошего человека, как ты.

Маттео морщится.

Черт, Хлоя, будь немного добрее, ты можешь?

— Она сделала мою жизнь несчастной, пока я росла, и все, о чем я каждый год мечтала — это найти тебя. Это то, что помогало мне оставаться в здравом уме в тех местах, где я находилась.

Щеки Маттео потеряли свой здоровый цвет. О, Боже, я опять все испортила.

— Никакого давления или чего-то еще. Я клянусь! — я поднимаю руки, чтобы успокоить его. — Я надеялась, что мой отец будет заинтересован в развитии более здоровых отношений со мной, чем моя мать. А поскольку она утверждала, что не помнит, кто мой отец, я не могла его найти. Но потом моя соседка купила мне на день рождения набор для изучения родословной и…

— Ты нашла меня.

— Да. Честно говоря, я не могла в это поверить. Я имею в виду… Это было похоже на то, что показывают в кино. Но вот я здесь, сижу с тобой.

Он кивает.

— Я сделал тест после того, как кто-то подарил мне его. Мне было любопытно узнать, откуда родом мои предки, но я не ожидал, что он свяжет меня с кем-то.

— Я рада, что ты сделал это, — я сцепила пальцы перед собой.

Глаза Маттео смягчаются.

— Каково было расти с твоей матерью?

— Ты уверен, что хочешь знать?

Он кивает, но выглядит очень неуверенным.

Я решаю сказать ему правду, потому что теперь я с таким же успехом могу сорвать пластырь.

— Очевидно, что она использовала меня для получения государственных выплат. Я ненавидела жить с ней, но мой первый социальный работник все время пытался воссоединить нас и дать ей шанс. Так было до тех пор, пока она не начала встречаться с Ральфом. Ее парень вел себя отвратительно по отношению ко мне, и я неоднократно заставала его в своей комнате. Я каждый день жила в страхе, надеясь, что в мире есть что-то лучшее для меня.

Это самый откровенный разговор в моей жизни. Возможно, я смирилась со своей историей, но от этого факты не стали легче. Вместо того чтобы скрывать бушующие внутри меня эмоции, я поднимаю подбородок и смотрю Маттео в глаза.

Это я. Я сражаюсь. Я борюсь. Я переживаю этот день в надежде на лучшее завтра.

— Мне так жаль, Хлоя. Мне неприятно слышать, как ужасно с тобой обращались. Ни один ребенок не должен расти в подобной обстановке, — его голос дрогнул.

— Все в порядке, — я отворачиваюсь, не в силах выдержать тяжесть его искреннего взгляда. — Мне не пришлось жить так слишком долго. После несчастного случая меня перевели к замечательному социальному работнику, который помог мне выбраться из дома и попасть в хорошую приемную семью. В приемной семье обо мне хорошо заботились, и так я встретила свою лучшую подругу Брук. Я считаю себя счастливчиком в некотором смысле.

— Как ты можешь с легкостью относиться к такому травмирующему опыту?

— Потому что, в конце концов, я сейчас здесь. Да, путь сюда был не самым легким, но у меня есть ты, и это главное. Это именно то, чего я желала. Прошлое — это прошлое, но мое будущее светлее, чем когда-либо, — я радуюсь.

Взгляд Маттео снова опускаются на колени.

Я не переборщила?

Маттео в унисон сжимает ладони в кулаки. От этого жеста по его рукам пробегает напряжение.

Да, определенно перестаралась.

Маттео поднимает голову. Его глаза блестят, а на ресницах застыла влага. Он прочищает горло.

— Я знаю, что не могу избавить тебя от той боли, через которую ты прошла, но ты позволишь мне попробовать?

Моя грудь болит в самом лучшем смысле этого слова. Его согласие — это все, чего я хотела и желала. Я киваю головой, счастливая от того, что наконец-то почувствовала, что нашла дом после стольких лет.


* * *


Сантьяго набрасывается на меня, как только я отпираю входную дверь.

Я вскрикиваю и отпрыгиваю назад. Мои руки разлетаются в стороны, когда я теряю опору.

— Прости! — он хватает меня за руку, чтобы я не упала.

— Что ты делаешь, подкрадываешься к двери, как чертов убийца?

Его дикие глаза изучают мое лицо.

— Уже поздно.

— Я не знала, что у меня есть комендантский час, папа.

— Почему тебя так долго не было? — он хмурится.

— Потому что нам с Маттео было о чем поговорить.

— И, о чем же вы говорили? — в его голосе проскальзывает отчаяние.

— Ты сейчас ведешь себя странно, и это меня раздражает.

— Прости, я умираю от желания узнать, как он отреагировал после всего, — его голос кажется нерешительным, когда он задерживается на последнем слове.

— Ну, сегодня он выглядел гораздо более расслабленным. Он задавал много вопросов обо мне.

— О.

Каким-то образом лишь одно слово передает всю тяжесть разочарования Сантьяго. Почему он так себя ведет? Я думала, он будет в восторге от внезапного энтузиазма Маттео.

— Да…

— Я хочу подробностей, — Сантьяго направляет нас в гостиную.

Мы устраиваемся на диване, и я закидываю ноги ему на колени. Несмотря на его странное поведение, меня успокаивает то, что у нас есть свои маленькие ритуалы. Особенно этот, когда он делает мне лучший массаж ног без моей просьбы. Если бы я искала мужа, он был бы первым в моем списке.

Серьезно, какой парень когда-либо предлагал массаж ног?

С таким я хочу встречаться. Я отодвигаю эти мысли на вечер, когда смогу как следует их обдумать.

— Ты перестанешь вести себя странно? Я поделюсь тем, что произошло, только если ты перестанешь вести себя так, будто я вот-вот выбегу из комнаты или расплачусь. Все прошло гораздо лучше, чем в прошлый раз. Я клянусь.

Он кивает и смотрит вниз на мои ноги, лежащие у него на коленях.

— Да. Прости за мою реакцию. Я просто волновался за тебя.

Мое сердце колотится в груди от его искренности.

— О, это мило, — я ткнула его ногой в грудь.

— Я рад слышать, что все прошло хорошо, — он поднимает глаза и улыбается мне. Ничто в его голосе не звучит радостно, но я позволяю ему быть таким. Должно быть, он сильно переживал, раз его настроение оставалось таким скверным даже после того, как я подтвердила, что со мной все в порядке.

Он берется за мою ногу и приступает к работе.

Я вздыхаю и погружаюсь в подушки, наслаждаясь его прикосновениями.

— Знаешь ли ты, что Маттео однажды арестовали за то, что он бегал по улицам Милана голым? И я имею в виду полностью голым.

Он одаривает меня самой маленькой улыбкой из всех известных человеку.

— Нет, но я уверен, что ты мне все об этом расскажешь.

И я так и делаю, делюсь с ним разными историями, которые Маттео рассказывал мне во время нашего совместного дня. Кажется, что все наконец-то встало на свои места, и я наслаждаюсь каждой секундой. Все налаживается не только с Маттео, но и с Сантьяго. Он идеален. Я была бы глупой, если бы не стремилась к более серьезным отношениям, которых он явно хочет.

Теперь, когда мои отношения с Маттео надежны, у меня появилось острое желание сделать вторую самую страшную вещь, которую я когда-либо делала.

Влюбиться.




Глава 42

Сантьяго


Трясущимся пальцем я в третий раз нажимаю на домофон на воротах Маттео. Терпение кануло в прошлое после того, как я всю ночь притворялся, что не знаю о секрете Маттео.

Лучше бы он молил о пощаде, потому что мое настроение упало до минимума с тех пор, как Хлоя заснула после вчерашнего вечера. Я почти не спал, обдумывая все, что она рассказывала о своем отце.

Вот что я получаю за доверие к человеку, который этого не заслуживает. Этот кусок дерьма рассказал ей кучу историй, и кто, черт возьми, знает, правдивы ли они вообще. И теперь мне не только пришлось второй раз за два дня улизнуть из дома, но и навестить этого идиота.

Маттео Аккарди в моем черном списке, и ничто и никто не сможет убедить меня в обратном.

Я нажимаю на кнопку в четвертый раз и шагаю по асфальтированной площадке. Солнечные лучи пробиваются сквозь утренние облака, освещая местность слабым сиянием.

Старые шестеренки стонут в знак протеста, когда ворота открываются. Я подхожу к входной двери и стучу три раза. Я скрежещу зубами, ожидая несколько минут, пока Маттео осчастливит меня своим присутствием.

Маттео не удосуживается посмотреть мне в глаза, когда открывает дверь. Он даже не выглядит помятым в своей пижаме. Как очаровательно. Я здесь, чувствую себя не в своей тарелке из-за бессонницы, вызванной чувством вины, а он выглядит свежим, как младенец после крепкого сна.

— Что именно ты не понял в том, чтобы сказать Хлое правду? — огрызаюсь я.

У него хватает наглости выглядеть удивленным.

— Послушай, я могу объяснить.

— Во что бы то ни стало, пожалуйста, сделай это, потому что мне интересно, как, блять, ты планируешь вытащить нас из долбаного бардака, который ты создал.

Маттео жестом приглашает меня зайти внутрь. Как будто я переживаю этот чертов кошмар каждый день, как испорченный ремейк «Дня сурка».

Он ведет меня на свою обветшалую кухню. Его руки трясутся, когда он берет кувшин с водой и наливает себе стакан.

— Маттео. Мне нужно, чтобы ты перешел к сути этой истории, потому что я в двух секундах от того, чтобы взорваться. И ты действительно не хочешь, чтобы это произошло.

Он делает глоток воды и ставит чашку обратно на стойку.

— Я не смог этого сделать.

— Ни хрена себе, ты не смог. Я сам пришел к такому выводу, когда Хлоя вернулась ко мне домой с таким видом, будто прилетела на чертовом облаке.

— Она поделилась своей историей, и это было слишком. Я не ожидал, что история ее жизни будет…

— Трагичной?

Он кивает.

— Она всегда была счастлива рядом со мной. Я думал, что она нормальная девушка, понимаешь?

— Ее прошлое не меняет того факта, что ты не ее отец. Это также не значит, что ты должен скрывать от нее правду. Я дал тебе день, чтобы разобраться со всем, а ты этого не сделал.

Его взгляд скользит от меня к его сжатым в кулак рукам.

— Я тут подумал.

Холод пронизывает меня. Он не может быть настолько глуп, чтобы действительно предложить то, что, как я думаю, он хочет.

— Что если…

Ага. Это официально. Он превратился из идиота в слабоумного.

— Нет.

— Выслушай меня.

— Нет. Черт возьми, нет. Это неправильно на стольких уровнях, что я даже не знаю, с чего начать.

— Но какой от этого вред? Он был моим близнецом, а она моя племянница. Она заслуживает того, чтобы о ней кто-то заботился. Ее мать, — он вздрогнул, — она отвратительна.

— Я прекрасно знаю, насколько ужасна эта женщина. Поверь мне. Я сам имел удовольствие общаться с ней. Но она больше не будет ее беспокоить. И Маттео, ты не можешь притворяться чьим-то отцом! Нет. Это не вариант. — Я не верю своим ушам, после всех тех проблем, которые он доставил мне на днях, признавшись в своей личности. Как может ситуация, которая и так была ужасной с самого начала, становиться все хуже с каждым днем?

Кто-нибудь, положите конец этому кошмару. Или пуля в мою голову будет милосерднее.

Он сжимает руки вместе.

— Ей не нужно об этом знать.

— Я не смогу спокойно жить, если она не узнает правду.

— Ты любишь ее?

Я не колеблюсь.

— Конечно, люблю. Я бы не стоял здесь, если бы не любил.

— Тогда не заставляй меня уничтожать ее. Подумай о том, что правда сделает с ней.

— Это уже сделано. И это единственная причина, по которой я вообще отказался от твоей идеи. Я люблю ее слишком сильно, чтобы позволить тебе лгать ей до конца жизни.

Он качает головой.

— Ты совершаешь ошибку. Мы с тобой оба знаем, что дядя не может заменить то, что она так отчаянно искала.

— То, что люди хотят, не всегда то, что им нужно. Со временем она это поймет. Но сказать ей правду — это не обсуждается. Если ты этого не сделаешь, то это сделаю я, и моя версия не будет так снисходительна к твоим ошибкам. Ты меня понял?

Его глаза потемнели.

— Ты мне угрожаешь?

— Считай, как хочешь. Я сделаю все, чтобы защитить ее, даже если это касается тебя. А ты не говоришь ей правду и забиваешь голову ложными историями — это не то, о чем мы договаривались. Ты приносишь больше вреда, чем пользы, и, если ты продолжишь, у меня не останется выбора.

— Все истории были реальными. Я просто притворялся, что они были с моей точки зрения, а не с точки зрения моего брата.

У меня отвисла челюсть.

— Маттео.

— Ладно, ладно. Я понял, — он сосредотачивается на своих руках.

Я привстаю.

— Хорошо. И я серьезно, Маттео. Лучше скажи ей в следующий раз.

— Я понял.

Я киваю головой, довольный его покорностью. Дело не в том, чего хочет один из нас. Хлоя достаточно взрослая, чтобы принимать решения самостоятельно, без того, чтобы кто-то из нас играл в Бога. Есть только один человек, который командует сверху, и он достаточно хорошо справляется со своей работой, портит всем жизнь и без нашего вмешательства.


* * *


Мой телефон звонит, прерывая завтрак с Хлоей.

— Извини, дай мне секунду.

Она кивает и делает глоток сока.

Я отвечаю на звонок и подношу телефон к уху.

— Алло.

— Сантьяго, это Джеймс.

— Привет, Джеймс. Как дела?

Брови Хлои взлетают вверх.

— У меня есть хорошие и плохие новости. Какую из них ты хочешь услышать первой?

— Хорошие или плохие? — я сжимаю трубку.

— Зависит от обстоятельств. Как ты относишься к встрече с «Корпорацией Формулы» через две недели?

Я задыхаюсь от внезапного приступа одышки.

— Две недели?

— Я потянул за некоторые ниточки, чтобы они могли встретиться с нами раньше. Я не хотел ждать до января, и они были готовы пойти на компромисс ради тебя.

— Ты им угрожал?

— Только чуть-чуть.

Я смеюсь, но звук отсутствует. Святое дерьмо. Я собираюсь наконец-то продолжить свое дело после долгих лет пряток.

— Ты все еще там?

— Да. Я просто в шоке. Ты действительно хочешь, чтобы это произошло, не так ли?

— А ты нет?

Я смотрю на Хлою и представляю, как она подбадривает меня на соревнованиях. Она в футболке Бандини с моим именем, улыбается и радуется вместе с моей семьей. Нет ничего, чего бы я хотел больше, чем снова участвовать в гонках, и чтобы она была частью этого путешествия. Ну, может быть, чтобы она любила меня, но я не сомневаюсь, что она любит. Ей нужно только осознать это.

Джеймс кашляет, снова привлекая мое внимание.

— Да. Я хочу этого.

— Отлично. Тогда тебе лучше начать готовиться. Это будет краткий курс вопросов и ответов. Мы с Ноа проведем тебя через весь процесс, так что Корпорация будет нечего возразить.

— Звучит как план.

— Честно говоря, я очень горжусь тобой, Сантьяго. Независимо от того, что они решат, ты один из самых сильных людей, с которыми я имел удовольствие работать.

Я прочистил горло, пытаясь ослабить ком.

— О, черт. Ты доведешь меня до слез.

Он смеется.

— Я просто говорю. Ты потряс меня этим летом. Я не думал, что ты действительно захочешь заниматься гонками после всего, через что ты прошел, но ты это сделал. В последнее время у тебя получается меня удивлять.

Я откинулся на спинку стула и улыбнулся.

— Мне нравится держать тебя в напряжении.

— Тогда как насчет того, чтобы держать в тонусе тебя. Бандини готов продлить с тобой контракт на участие в гонках. Это только на год, как пробный заезд, потому что инвесторы — придирчивые ублюдки, но, если я сделаю по-своему, и они увидят, насколько ты успешен в следующем сезоне, то предложат тебе постоянный контракт. Ты можешь оказаться в гоночном костюме Бандини уже через две недели, если Корпорация скажет «да».

Телефон выскользнул из моей руки и упал на пол.

Хлоя смотрит на меня.

— Ты в порядке?

Джеймс продолжает говорить, но его голос звучит невнятно из-за ковра, закрывающего динамик. Я остаюсь сидеть, уставившись в пол.

Хлоя встает и берет мой телефон. Она кладет его обратно в мою дрожащую руку, обхватывает пальцами и подносит к уху.

— Ты все понял? — продолжает Джеймс.

— Нет. Тебе придется повторить все после «Бандини готов продлить контракт на участие в гонках». Кажется, у меня только что случился сердечный приступ.

Джеймс усмехается.

Бандини хочет меня вернуть. Хлоя садится ко мне на колени и обхватывает руками шею. Ее присутствие успокаивает меня, заставляя сердце вернуться к нормальному ритму.

Джеймс объясняет все заново, а Хлоя остается рядом со мной, проводя руками по волосам на затылке.

Джеймс уточняет всю информацию на следующие две недели. Я работаю на автопилоте, говорю только в случае крайней необходимости. Только когда он кладет трубку, а Хлоя вырывает телефон из моей руки, я наконец шевелюсь.

Хлоя перемещается на моих коленях, обхватывая руками шею.

— Что случилось?

Я вскакиваю со стула, поднимаю Хлою в воздух и вращаю нас по кругу. Ее крик переходит в смех, когда я двигаюсь по кругу. Дополнительный вес беспокоит мою культю, но я не обращаю на это внимания, потому что какая к черту разница сейчас.

— Бандини предложили мне контракт. Они хотят, чтобы я снова участвовал в гонках от их имени!

— ЧТО?!

Я снова кручу ее вокруг себя, обожая то, как она смеется.

— Джеймс сказал, что это только на год, но они хотят, чтобы я был гонщиком, который заменит Ноа, если Корпорация Формулы одобрит мое присоединение к ним.

— Конечно, они скажут «да»! Ты бы видел себя на трассе. Ты просто невероятен! — она осыпает мое лицо множеством поцелуев.

— Я не смог бы сделать это без тебя. Я никогда не думал, что снова сяду за руль, но ты подтолкнула меня попробовать.

— Ты сам себя подтолкнул. Я только ворчала на тебя по этому поводу.

Я поставил ее на ноги.

— Нет. Это только добавило мне мотивации. Но ее бы не было, если бы ты не заставила меня принять себя. Так что спасибо. — Я прижимаюсь поцелуем к ее губам.

Она обнимает меня сзади за шею, прижимаясь всем телом. В глазах Хлои скапливаются слезы, но она отмахивается от них.

— Ты знаешь, как по-идиотски я горжусь тобой?

— Нет. Но ты хочешь мне показать? — я оскалился в волчьей ухмылке.

— Ты, Сантьяго Алаторре, извращенец. Твоей матери было бы стыдно, — она одаривает меня ослепительной улыбкой. Черт. Эта девушка превратила меня в влюбленного идиота всего за несколько месяцев. Я считал ее чем-то сказочным, но на самом деле она — чудо.

— Мы должны отпраздновать! — она хлопает в ладоши.

— Мы отпразднуем после того, как я встречусь с Корпорацией. Я не хочу сглазить на случай, если они откажут.

Она приостанавливает хлопанье и разворачивается на пятках, оставляя меня позади.

— Куда ты идешь? — спрашиваю я.

— Подожди! — ее голос доносится откуда-то из дома.

Я мечусь по полу, обдумывая, что может произойти, если Корпорация Формулы отклонит контракт. При одной только мысли у меня сводит живот. Теперь, когда я снова почувствовал вкус гонок, я не уверен, что смогу больше игнорировать тягу к треку.

Отказ уничтожит меня еще до того, как появится шанс вернуться к былой славе.

Хлоя возвращается в комнату, сжимая в руке розовый блокнот.

— Что это? — показываю я.

— Я собираюсь поделиться с тобой небольшой порцией волшебства.

Это все, что она делала до этого момента. Она как будто рассыпает эльфийскую пыльцу, куда бы она ни пошла, превращая мою жизнь в то, ради чего стоит вставать с постели. И самое главное, она превращает меня в человека, который чувствует себя достойным любить не только кого-то другого, но и себя.

Хлоя предлагает мне сесть в кресло. Я следую ее примеру из любопытства, и она придвигает другое кресло рядом со мной.

Она открывает свой дневник на чистой странице.

— Я хочу, чтобы мы загадали желание.

— Это твой дневник желаний?

Она прикусила губу и кивнула.

— Ты делишься со мной своим дневником желаний? — наяву голос звучит так же недоверчиво, как и в мыслях. — Почему?

— Я думаю, что фраза, которую ты хотел сказать, это «спасибо», — она сталкивается своим плечом с моим.

— Я удивлен.

— Ничего особенного. Правда. — она закатывает глаза.

Я смотрю на нее, приподняв бровь.

— Ладно, это действительно довольно важно. — Она сжимает пальцы вместе, оставляя сантиметровый зазор.

— Ты позволишь мне украсть желание?

— Кража означает, что ты берешь без спроса. На самом деле, я отдаю одно желание бесплатно.

— Почему?

Хлоя любит этот дневник, и я хочу подтолкнуть ее к пониманию — почему это имеет для нее большое значение. Чтобы она поняла, что она чувствует глубже, чем просто увлечение, похоть или дружба. Я отчаянно хочу, чтобы она поняла, что любит меня. Ее действия кричат об этом, но слова никак не слетают с губ. Я никогда не думал, что буду жаждать такой привязанности от человека, который не дает ее добровольно. Но, черт возьми, если это не делает Хлою еще более интригующей, заставляя меня попотеть ради этого.

Хлоя проводит пальцем по пожелтевшей странице.

— Ты мне очень дорог.

Ладно… хоть что-то.

Она продолжает.

— И ты заслуживаешь того, чтобы твое самое большое желание было исполнено. — Она берет ручку и пишет что-то на странице.

Я желаю, чтобы Корпорация Формулы позволила Сантьяго Алаторре снова участвовать в гонках.

— Теперь все решено. Очевидно, что в следующем году ты поедешь с Бандини. Этот дневник не валяет дурака. Я гарантирую.

— Можно я тоже что-нибудь напишу? — промурлыкал я.

Ее губы складываются в букву О. Она делает паузу, затем кивает и протягивает мне ручку. Я начинаю писать на странице, но ее рука накрывает мою.

— Подожди, — она переворачивает страницу на чистую.

— Зачем ты это сделала?

— Новая страница, новое желание. Я устанавливаю правила.

Я смеюсь про себя, записывая свое желание. То, о котором я думал уже довольно долгое время.

Я желаю, чтобы Хлоя Картер влюбилась в кого-нибудь, достойного ее любящего сердца восьмидесятых годов. Чтобы она нашла ту любовь, которая сокрушает душу, разрывает сердце, разжигает страсть. Любовь, которая заставит ее отчаянно желать большего, потому что ничего удивительного не должно быть в меру. Такую же любовь я нашел с ней.

Я роняю ручку, и она скатывается в середину блокнота.

Хлоя смотрит вниз на страницу, сохраняя молчание.

— Твое молчание никогда не приводит ни к чему хорошему, — я подталкиваю ее в плечо.

— Это твое желание?

— Я написал его, не так ли?

Она щиплет меня за бок, прямо в том месте, которое заставляет меня вздрогнуть.

— Придурок.

— О, от тебя я приму это как заигрывание.

Она качает головой.

— Ты совершил ошибку.

— Что ты имеешь в виду

Ее глаза скользят от дневника вверх. Цвет ее радужки кажется более ярким, чем когда-либо, голубые блики переходят от сапфирового к акварельному.

Мое сердце колотится в груди, пока я жду ее ответа.

— Ты не можешь желать того, что у меня уже есть.

Я никогда не думал, что одно предложение может нести в себе столько смысла. Хлоя словно запустила серотониновую бомбу в моем мозгу.

Она улыбается шире, глядя на мое лицо.

— Я люблю тебя. Я влюблена в тебя. Такой любовью, которая приводит меня в отчаяние, заставляя думать, что я схожу с ума.

Я встаю и притягиваю ее к себе, приникая мягким поцелуем к ее губам.

— Скажи это еще раз.

— Я люблю тебя, Сантьяго Алаторре.

— Я никогда не устану слышать это.

Ее улыбка ослабевает.

— Я не знаю, что мне делать — бояться или радоваться.

— Оставайся счастливой. Всегда счастливой.

— Да, но я также не могу не бояться, — шепчет она.

— Почему?

— Потому что есть два вида любви.

— Какие?

— Любовь, которая процветает, и любовь, которая убивает.

Что-то внутри замирает от ее слов, заставляя реальность рухнуть вокруг меня. Это стирает восторг, который я испытал от признания Хлои в любви.

Я отчаянно хочу, чтобы у меня с Хлоей был первый вид любви, но не могу не беспокоиться о втором. Не потому, что я намеренно причинил бы ей боль. Есть только одна вещь, угрожающая всему, что мы построили. А секреты способны разрушить самые прекрасные вещи, и я задаюсь вопросом, не является ли мой секрет самым смертоносным из всех.


Глава 43



Хлоя


Что-то с Маттео сегодня не так. Я не могу определить, в чем дело, но он почти не смотрит на меня. Как будто его здесь нет, хотя я сижу на диване напротив него. Сначала было странно, что он не проявил никакого энтузиазма, когда я показывала ему свои детские фотографии. Это было неприятно, но я списала это на его плохое самочувствие. Но теперь он даже не улыбается, когда говорит о Джованни. А я знаю, как сильно он любит Джованни.

— Ты в порядке? — я судорожно сжимаю руки.

Он качает головой, как будто это может заставить исчезнуть то, о чем он думает.

— Нет.

Язамираю.

— Что случилось?

Он вздыхает. Его взгляд проникает в меня и приковывает к месту.

— Я должен тебе кое-что сказать.

О, Боже. Это не может быть к добру. В последний раз, когда кто-то хотел мне что-то сказать, я оказалась на заднем сиденье полицейской машины из-за Ральфа.

— Да? — задыхаясь, прошептала я.

— Я не был до конца честен с тобой.

— Что ты имеешь в виду? — я выдавливаю из себя слова, несмотря на сдавленность в горле. Каждый мускул в моем теле застыл, и мне трудно дышать.

Маттео не отвечает мне. Вместо этого он разражается рыданиями. Его тело дрожит, он сгорбился и закрыл от меня лицо.

Какого черта? На шатающихся ногах и с колотящимся сердцем я перемещаюсь к нему на диван и обхватываю за плечо. Я не могу стоять в стороне и смотреть, как он теряет самообладание, не предлагая никакой поддержки.

— В чем дело? Ты меня пугаешь.

Он фыркает.

— Мне жаль. Мне действительно чертовски жаль. Я не хотел тебе говорить, но Сантьяго сказал мне, что так будет правильно, и, наверное, он прав. Но я все еще не знаю, как это сделать, так что дай мне секунду.

— Сантьяго? — шиплю я.

Что-то уродливое и темное бурлит во мне, просясь наружу. Что происходит, и какого черта Сантьяго скрывает от меня?

Маттео кивает, вытирая слезу.

— Ты случайно не о другом Сантьяго говоришь?

Он качает головой из стороны в сторону.

Мой желудок вздрагивает, и кислота подползает к горлу. Я проглатываю ее обратно.

Я не знаю, о чем спросить в первую очередь. Зачем Маттео и Сантьяго вообще разговаривали? Что расстраивает Маттео настолько, что он плачет?

Маттео не оставляет мне выбора в этом вопросе. Он продолжает, явно набравшись храбрости после своей вспышки.

— Хлоя, меня убивает то, что я делаю это с тобой. Черт, меня убивает, что я вообще тебе солгал.

Я чувствую, что из меня высосали все тепло, заменив кровь ледяной жидкостью.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что солгал?

— Нет простого способа сказать тебе это, но… Боже. Я не твой отец, Хлоя.

Я смеюсь, как бы говоря, что я в порядке. Неужели мы снова проходим через весь этот цирк? С Маттео я как будто делаю два шага вперед, прежде чем пробежать милю назад.

— Да, это так.

Он отодвигается от меня, давая достаточно пространства, чтобы смотреть мне прямо в глаза. — Нет. Мой однояйцевый брат-близнец был твоим отцом. Мне жаль говорить тебе это, но на самом деле ты моя племянница. Я не могу быть твоим отцом. Клянусь жизнью моего сына и моей жизнью.

Может, у меня и нет высшего образования, но не нужно быть гением, чтобы понять генетику близнецов и строение ДНК.

Слезы хлынули из моих глаз, покрывая ресницы, как будто прорвало плотину.

— Как ты можешь быть в этом уверен? — пожалуйста, не будь уверен. Я не могу справиться с таким уровнем обмана.

Ирония не прошла мимо меня. Я предпочитаю ложь правде в любой день прямо сейчас.

— В моей жизни было всего несколько женщин, и ни одна из них не была из Америки. Я был верен своей бывшей жене — ну, девушке в то время. Но мой брат… он был другим. Более раскованным. — его голос дрогнул. — Ты бы ему понравилась. Ты напоминаешь мне его своим юмором и улыбкой. У него даже был такой же взгляд, как у тебя, когда у него появлялась идея или он был слишком взволнован.

Маттео продолжает говорить, но мне трудно переварит его слова. Ничто не имеет значения, кроме того факта, что он говорит о своем брате в прошедшем времени.

— Почему ты говоришь о нем, как о мертвом?

Маттео смотрит вниз на свои колени.

— Он скончался в лето после твоего рождения.

Несколько слез, которые я пролила ранее, превращаются в водопад, стекающий по моему лицу и падающий на колени. Я не могу в это поверить. Я не хочу в это верить. После всех этих лет ожидания и желаний… После того, как Маттео притворялся моим отцом и рассказывал мне истории. Все это не имеет значения. Вся эта чертова поездка была бессмысленной. Моего отца даже нет здесь, не говоря уже о том, что он мертв.

Боже, как моя жизнь с годами становится все хуже и хуже? Я не пытаюсь смахнуть слезы. Они непрерывным потоком текут по моему лицу, впитываясь в ткань джинсов с вышивкой.

Мой отец действительно умер. Ушел еще до того, как у меня появился шанс встретиться с ним. Мои легкие горят, когда я глубоко вдыхаю, пытаясь унять боль, нарастающую в груди.

— Скажи что-нибудь. Пожалуйста, — хрипит голос Маттео.

— Что ты хочешь от меня услышать? Ты солгал.

Черт, это больно. И что еще хуже, я должна была ожидать этого. Вместо этого я ослабила бдительность по отношению к единственному человеку, от которого ждала, что он будет рядом со мной.

Я издала пронзительный смех. Конечно, он меня подвел. Как будто я проклята, вечно окружена людьми, которые не собираются меня поддерживать.

Он вздрагивает.

— Я никогда не хотел лгать тебе. Но я не знал, как сказать тебе, когда узнал правду. За свою короткую жизнь ты пережила слишком много трагедий, и я не хотел добавлять к ним еще одну.

— Нет ничего более трагичного или жестокого, чем чувствовать, что я обрела отца только для того, чтобы потерять его на той же неделе, — огрызнулась я.

— Мне жаль.

— Сожаление ничего не исправит.

Он кивает головой.

— Ты права. Я хочу загладить свою вину перед тобой.

Я встаю, не в силах больше выносить этот разговор. Мне нужно время, чтобы разобраться. Чтобы выплакаться. Чтобы осознать тот факт, что мой отец умер.

— Ты сказал, что Сантьяго сказал тебе, что ты должен сказать мне правду, потому что это правильно. Что ты имел в виду?

Маттео кивает, как провинившийся болванчик.

От мысли о том, что Сантьяго уже несколько дней принимает участие в этой схеме, мне становится плохо.

— Он знает о твоей настоящей личности?

Опять кивок.

Я хочу кричать. Мне хочется блевать. Я хочу запустить чем-то хрупким по комнате и смотреть, как оно разлетается на миллион кусочков, как мое сердце.

— Он также добровольно скрывал это от меня? — я говорю эти слова больше для себя, чем для Маттео. Мое сердце не хочет верить, но в глубине души я знаю правду.

Как может Сантьяго говорить мне, что любит меня в одну минуту, и лгать мне в другую? Это не любовь, это притворство.

— Послушай, он хотел, чтобы я сказал тебе сразу же, как только узнал, но я попросил его подождать, пока я не смогу…

Я поднимаю руку, останавливая слова Маттео.

— Вы оба были неправы. Мне все равно, какое оправдание ты хочешь придумать для него. Сокрытие информации — это более красивая разновидность лжи, призванная заставить лжецов чувствовать себя лучше.

— Он никогда не хотел лгать.

— Тогда он не должен был делать этого в первую очередь, — я выхожу из комнаты, оставляя за собой ошеломленного Маттео.

Я открываю входную дверь и выхожу на дорожку. Слезы продолжают падать, и я смахиваю их дрожащими пальцами.

— Подожди. Хлоя! Подожди! — Маттео зовет сзади. — Пожалуйста, дай мне шанс объяснить все получше. Как только ты успокоишься, так сразу.

Все, что я могу сделать, это кивнуть головой. Мне нужно больше ответов, какими бы болезненными они ни были. Возможно, это будет нелегко, но мне нужно узнать об отце, а этого никогда не произойдет, если я сбегу. Я не могу разговаривать с Маттео до конца сегодняшнего дня. Если я это сделаю, то разобьюсь на тысячу кусочков, а я не готова к такому разрушительному опыту.

С болью в сердце лучше справляться наедине, в первую очередь, вдали от тех, из-за кого она случилась.


Глава 44



Хлоя


Когда я возвращаюсь в дом Сантьяго, я уже в состоянии боевой готовности. Слезы высохли, оставив на моих щеках полосы румянца. Когда я возвращаюсь, Сантьяго нет в дверях. Я отчасти благодарна ему, потому что это дает мне возможность обдумать его поступок.

Я иду в свою спальню и оставляю дверь открытой, не заботясь о том, войдет ли Сантьяго.

Ему не потребуется много времени, чтобы найти меня. Я бы пожалела его за ту бурю дерьма, в которую он попал, но, в конце концов, он сам является ее причиной.

— Что происходит? — его брови сходятся вместе, когда он видит мой чемодан на кровати.

— Я уезжаю, — мой голос звучит как лед.

Стук его iWalk заполняет тишину.

— Что? Почему

Я пожимаю плечами и бросаю свою одежду в чемодан, не заботясь о том, как она приземлится, лишь бы попала туда. Я отчаянно пытаюсь сделать этот процесс как можно более безболезненным для себя. Я не трушу перед лицом боли, но даже у меня есть свои пределы. И вот этот человек — высшее испытание для меня.

— Маттео рассказал мне об отце, — я бросаю в багаж пару кроссовок с усилием, и они шлепаются на мою одежду.

— Что ты имеешь в виду? Посмотри на меня, — Сантьяго неуверенно кладет руку мне на плечо.

Я вздрагиваю от его прикосновения, и он отшатывается.

— Не притворяйся, что ты не знаешь. Он рассказал мне все, включая то, что ты несколько дней знал о моем настоящем отце и не рассказал. Если я о чем-то и прошу тебя во время этого разговора, так это больше не притворяться. Думаю, мне хватит твоей лжи на всю жизнь, — мой хриплый голос ломается. Я моргаю, сдерживая слезы, грозящие хлынуть из глаз.

Я могла плакать при Маттео, но я отказываюсь плакать при Сантьяго. Он последний человек, который заслуживает моих слез, особенно, когда он является их причиной.

— Хлоя, пожалуйста, послушай меня. Я не лгал тебе.

Я крутнулась на месте.

— Для меня утаивание правды — это то же самое, что и ложь; неважно, как ты хочешь обосновать это в своей голове. Ты знал истинную личность Маттео и ничего не сказал. Ты позволил мне жить как ни в чем не бывало. И что еще хуже, ты позволил мне поверить, что мой отец действительно жив, а это просто жестоко.

Он отшатнулся.

— Я не хотел этого. Я просил его рассказать правду, а он не послушал. Ты должна мне поверить. Когда ты приходила к нему домой в первый раз, он должен был рассказать тебе. Таков был план.

Все сходится.

— Ты знал. Вот почему ты хотел пойти со мной.

Он кивает, чувствуя себя неловко, когда я начинаю хмуриться.

— И именно поэтому ты набросился на меня, когда я вернулась и задала сотню вопросов. Ты знал, даже тогда.

Он делает глубокий вдох.

— Да.

Я кладу руку на кровать, нуждаясь в опоре.

— И что ты сделал, когда понял, что он не сказал мне правду?

— Я пошел к нему и сказал, что у него нет выбора, кроме как рассказать тебе настоящую историю. Что ты имеешь право знать, что твой отец умер. Этот человек хотел постоянно притворяться, что он твой отец, черт возьми. Без меня, кто знает, смог ли он. Я делал только то, что считал лучшим для тебя, чтобы убедиться, что ты узнаешь это от правильного человека.

— Ты должен был сказать мне сразу, как только узнал. Я думала, что мы были близки. Что мы понимаем друг друга, — мой голос надрывается, совпадая с чувством внутри меня. Все болит, пока я тону в своих мыслях.

— Конечно, мы близки. Я люблю тебя. Нет ничего более близкого, чем это, — он делает шаг ко мне.

Я делаю один шаг назад, ударяясь задницей о тумбочку.

— Если бы ты любил меня, ты бы не стал притворяться, что Маттео — мой отец. Я рассказывала тебе истории о нем. Мы смеялись над безумствами, которыми он делился со мной. Почему ты сидел там и делал вид, что не знал все это время?

Он вскидывает руки вверх.

— Я пытался защитить тебя! Я подумал, что будет лучше услышать это от него, а не от меня.

— Почему?

— Потому что я боялся причинить тебе боль. Я знал, что это разрушит тебя, если ты узнаешь о своем отце от меня.

— Ну, оказалось, что твой выбор причинил мне гораздо больше боли.

— Пожалуйста, дай шанс объяснить свои мотивы.

Я качаю головой.

— Нет. Я не могу сделать этого прямо сейчас. Мне нужно пространство.

— Ты сказала, что не покинешь меня.

— Это было до того, как я узнала, что ты можешь лгать мне прямо в лицо и даже не вздрагивать при этом. Я чувствую себя дурой, раз доверилась тебе. Ты хоть знаешь, как это тяжело для такого человека, как я? Или как мучительно признаться, что я кого-то люблю? Но я должна была этого ожидать. Ты вырос в окружении любви, а я выросла в манипуляции при помощи любви.

Он начинает говорить, но я прерываю его.

— Я больше не могу здесь оставаться.

— Ты собираешься вернуться в Америку? — его голос наполнен паникой.

— Нет. Пока нет. Мне нужно больше поговорить с Маттео и узнать о своем отце.

Он вздрагивает.

Да, придурок, я не останусь здесь из-за тебя.

— Но то, что я остаюсь, не значит, что я хочу жить здесь после того, как узнала, что ты сделал.

Он упирает руки в бока, как будто это ему нужно сдерживать себя.

— Не уходи. Пожалуйста.

Я застегиваю чемодан и стаскиваю его с кровати, игнорируя Сантьяго.

— Хлоя, остановись. Пожалуйста, — его голос дрожит. — Ты должна остаться здесь. Я пойду и поживу в другом месте. Мне на это наплевать.

Я останавливаюсь, моя рука застыла на ручке багажа.

— Что? — почему он предлагает что-то подобное?

— Я хочу, чтобы ты осталась здесь. Я знаю, что сейчас ты не совсем веришь мне, но я люблю тебя и не хочу, чтобы ты жила в каком-то отеле. Это место всегда будет твоим домом, если ты захочешь. К тому же, это даст тебе возможность видеться с Маттео в любое время.

— Я не хочу этого сейчас.

— Но ты можешь, и, по крайней мере, ты будешь в нескольких минутах ходьбы. И это бесплатно, — он спотыкается на своих словах, как будто ему нужно успеть произнести их до того, как я брошусь к выходу.

Я хочу закричать на него, чтобы он перестал быть заботливым. Это последнее, что нужно моему уязвимому сердцу, но я сдаюсь. Он поймал меня на слове «бесплатно».

— Отлично. Я останусь только потому, что мне нужно накопить денег на обратный билет домой. Вот и все.

Его голова опускается, но он кивает.

— Ты действительно не собираешься здесь ночевать? — я все еще не могу в это поверить.

— Нет. Я пойду в другое место.

Я киваю головой и поворачиваюсь обратно к своему багажу.

— Хорошо.

Он испускает дрожащий вздох.

— Ты дашь мне шанс все исправить?

Я даже не пытаюсь смотреть в его сторону.

— Люди не похожи на твои машины. Ты не можешь починить то, что сломано и не подлежит ремонту.

— Я бы сказал то же самое о себе, но потом появилась ты. Я не собираюсь говорить тебе, что мне жаль. Я собираюсь показать это.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но слова не выходят. Волна усталости накатывает на меня, и под ее тяжестью плечи опускаются. То, что я оставалась сильной, берет свое.

Он вздыхает. Его шаги удаляются прочь. Замок на входной двери поворачивается не сразу. Вместо облегчения, вызванного отсутствием Сантьяго, меня захлестывает волна грусти.

Я заползаю на кровать и сворачиваюсь в клубок. События сегодняшнего дня тяжелым грузом лежат у меня на душе. Именно тогда, когда я думала, что в моей жизни все идет правильно, Бог бросил мне на колени бомбу и ожидал, что я ее обезврежу.

Мой отец мертв, Сантьяго знал и ничего мне не сказал, и причина, по которой я вообще приехала в Италию, бессмысленна.

Я не знаю, что делать дальше, но я знаю одно. Я ненавижу лжецов, но каким-то образом влюбилась в самого отъявленного из них.


* * *


— Заткнись, блять! Это не может быть реальностью, — кричит Брук в свой телефон.

— Ух, — я падаю обратно на матрас, позволяя поролону поглотить меня целиком. По крайней мере, Брук выслушала всю историю, прежде чем начать кричать. Все, до мельчайших подробностей, включая то, что касается Сантьяго. От его обмана до того, что он позволил мне остаться в его доме, а сам он даже не жил здесь.

— Как это вообще возможно? Тест не может быть неправильным.

Я вцепилась в болтающуюся нитку моих потрепанных пижамных штанов и потянула.

— Они близнецы. Идентичные близнецы. Это значит, что у них практически одинаковая ДНК. Это наука.

— Это глупость.

— Это не делает ее менее правдивой.

— Черт, — голос Брук стал лишь хриплым шепотом.

— Ага, — я смаргиваю слезы, застилающие глаза.

— Что ты собираешься делать теперь? Ты хочешь вернуться домой?

Мысли наводняют мою голову. Я едва могу уложить в голове все, что Маттео сказал мне, не говоря уже о том, чтобы принимать решения об отъезде. Любая подобная мысль тут же сменяется размышлениями о Сантьяго и о том, как он скрыл от меня правду. Как я могу доверять человеку, который прикидывался при мне, что не знает, кем является Маттео на самом деле?

Брук вздыхает.

— Что ты собираешься делать?

— Налить вино в детскую бутылочку и поплакать, чтобы уснуть?

— И?

— Я не знаю. У меня не было достаточно времени, чтобы придумать план. Ты первый человек, с которым я поговорила после того, как моя жизнь превратилась из «Оригинального фильма канала Дисней» в «Дневники Чернобыля».

Она фыркнула.

— «Дневники Чернобыля» был ужасным фильмом.

— Это точно.

— Не хочешь подключиться по FaceTime?

— Тебе вообще нужно спрашивать?

— Бери свое любимое вино и ноутбук. Давай устроим вечер свиданий.

Мое горло сжалось.

— Брук?

— Хм?

— Я ценю тебя. Просто чтобы ты знала.

— Мерзость. Оставь эти трогательные слова для девятидюймового члена, в который ты влюбилась.

— Люди не влюбляются в члены, — я впервые за вечер рассмеялась несмотря на то, что от ее слов у меня защемило в груди. У Брук всегда есть способ стереть мою боль, даже если это на несколько часов.

— В человека или в его придаток? Потому что у меня есть аргументы в пользу обоих.

Мой смех переходит в полноценный приступ хихиканья.

Постепенно боль в груди уменьшается при мысли о том, что Сантьяго обманул меня. Конечно, я понимаю, что он не солгал прямо, но утаивание правды все равно считается обманом.

Но почему я не чувствую столь сильного гнева или расстройства, когда Маттео поступает точно так же? Это потому, что я слишком отчаянно нуждаюсь в связи с отцом, чтобы переживать? Или это потому, что я добровольно дала Сантьяго возможность разрушить все барьеры вокруг моего сердца, прежде чем он разбил его?

Боже, как я ненавижу эту перебранку, происходящую в моей голове. Никто не предупредил меня о том, что происходит после того, как люди влюбляются. Как после титров — радуга исчезает, и мир возвращается в реальность ливней и уродливых дней.

Но если честно, чего я ожидала? Ведь это я влюбилась в человека, который строил отношения, обманывая других. Мне не на кого злиться, кроме себя. Я, по сути, тот идиотский поросенок из «Трех поросят», который думал, что жизнь хороша в доме из соломы, пока большой, плохой волк не разнес дом и не доказал, что я ошибалась.

Злясь больше на себя, чем на Сантьяго, я срываю с себя одеяло и вылезаю из кровати, чтобы собрать принадлежности для видеочата. Я беру бутылку вина, отгораживаясь от любых мыслей, связанных с Сантьяго или Маттео.

И вдвоем с лучшей подругой я напиваюсь, откладывая свою боль на следующий день.


Глава 45



Сантьяго


Я никогда не испытывал такого чувства стыда, как при походе в местный отель. Я держу голову опущенной, избегая тех, кто может меня узнать.

Оставить Хлою в моем доме одну было одной из самых трудных вещей, которые мне приходилось сделать за последнее время, а я сделал много трудных вещей. Знание того, что она страдает из-за моих действий, сделало задачу почти невыполнимой. Но она заслуживает моего понимания, а оно начинается с того, что я даю ей возможность успокоиться. Я не виню ее за злость, ей нужно пространство, чтобы разобраться в своей жизни. Она узнала, что ее отец умер всего несколько часов назад

И вместо того, чтобы опереться на тебя, как она должна была бы, все пошло наперекосяк. Молодец, придурок.

Я ненавижу себя еще больше, зная, что она одна и, возможно, плачет сегодня ночью.

Служащий отеля дает мне ключ от моей комнаты на втором этаже. Я вхожу в небольшое помещение и со вздохом бросаю сумку в угол. Не обращая внимания на прикроватную лампу, я устраиваюсь на кровати.

— Тебе нужно было разрушить то единственное, что принесло настоящее счастье, — шепчу я в потолок.

Спать без Хлои как-то странно. Как будто что-то в мире не так, и ничто не может это исправить. Кровать слишком пустая, простыни слишком холодные. Ни одна поза не кажется достаточно удобной, как бы я ни пытался.

Я в третий раз поправляю подушку, шлепая по ней так, что несколько перьев вылетают из наволочки. Я снова ложусь и смотрю в потолок.

Черт, как бы я хотел сейчас обниматься с Хлоей в своей постели.

Моя грудь сжимается от этой мысли.

Разве это ужасно, что я надеюсь, что она скучает по мне так же сильно?

Я могу только молиться, чтобы сон пришел ко мне быстро, потому что я не переживу еще одну беспокойную ночь, полную чувства вины.


* * *


Я мог сказать Хлое, что не буду спать у себя дома, но она ничего не сказала мне о том, что я не могу приходить к ней. Семантика — мой друг. Семантика — это то, что поможет мне выбраться из неразберихи, которую я сам себе и создал.

Я использую ключ, чтобы отпереть заднюю дверь. Ранние утренние лучи солнца заглядывают в окна, проводя меня через кухню. Никакие звуки не предупреждают меня о том, что Хлоя проснулась. Обычно она спит по выходным, по крайней мере, до 10 утра, но я хочу быть в безопасности. Последнее, что мне нужно — чтобы она разозлилась, потому что я затаился. Она доверила мне оставить ее здесь одну, и я планирую выполнить это как можно лучше.

После нескольких минут молчания я решаю рискнуть. Трясущимися руками я ставлю вазу с полевыми цветами на кухонный стол, достаю из кармана сопроводительную записку, и кладу ее рядом с букетом. Хотя мое письмо больше похоже на извинение, я все же надеюсь, что оно несет в себе нужные чувства.

Если все пойдет по плану, она прочтет записку и появится в указанном месте встречи. Мне нужен только один шанс объяснить, что произошло и как много она для меня значит.

Нужно обладать большим самоконтролем, чтобы снова выйти из дома. Если Хлоя не простит меня в ближайшее время, я буду вынужден загадывать желания, чтобы вернуть ее.


* * *


Я проверяю время в третий раз за последние пять минут. Хлоя опаздывает на нашу встречу всего на полчаса, а я уже проделал тропинку в траве после всех вышагиваний. Я бы позвонил ей, чтобы уточнить, но сомневаюсь, что это будет хорошо воспринято.

Она действительно меня продинамила?

Ты действительно верил, что она вообще появится?

Я вздыхаю про себя, прислонившись к дереву, где я впервые увидел ее месяцы назад. Что мне теперь делать? Если этот план не сработал, то что сработает? Что, если Хлоя больше не хочет иметь со мной ничего общего, но не знает, как мне об этом сказать?

Я смотрю на ветки, как будто там есть ответы.

Ветка ломается, и я поворачиваюсь на звук.

— Хлоя?

Никакого ответа.

— Если ты там, я начну с того, что хочу попросить прощения.

В ответ стрекочут сверчки.

Отлично. Мое разочарование растет по мере того, как проходят минуты, а Хлоя все не появляется. Если ее здесь нет, то что же она задумала?

Любопытство берет верх. Мысль о том, чтобы вернуться в свой номер, хотя бы не проведав ее, не дает мне покоя. Я принимаю решение исключительно из-за необходимости убедиться, что она жива и здорова.

Конечно. Ты просто скучаешь по ней, лживый кусок дерьма.

Я сливаюсь с тенями, пока иду к задней части дома. Все комнаты темные, за исключением яркого света, льющегося из задней части.

Я держусь на расстоянии, обеспечивая себе хороший угол обзора, чтобы заглянуть внутрь кухни. Заметка для себя: Научить Хлою, как важно не оставлять все жалюзи открытыми. Любой подлец может увидеть, что происходит внутри.

Хлоя стоит спиной ко мне. Она открывает духовку, и облако дыма попадает ей в лицо. Она использует рукавицу, чтобы избавиться от дыма.

Черт. Я не подумал о том, что она угрожает своей безопасности и дому. Если она будет продолжать в том же духе, то сожжет все дотла, прежде чем у меня появится шанс добежать.

Хлоя вцепилась в противень. Я вздрагиваю, глядя на черный комок чего-то несъедобного, рассыпающийся в центре. Она подходит к мусорному баку и нажимает ногой на педаль. Обугленная еда сваливается в мусорное ведро, прямо на стебли цветов, торчащие сверху.

Что-то холодное проникает в мою грудь, заменяя теплоту от того, что я впервые увидел Хлою.

Она выбросила мои цветы? Какого черта?

Она даже не удосужилась прочитать мою записку или ее постигла та же участь, что и цветы?

Вот это да. Не могу поверить, что она их выбросила.

Вместо того, чтобы признать свое поражение из-за отверженного подарка, я использую это, чтобы подстегнуть себя. Я был дураком, когда думал, что ваза с цветами и записка заставят ее дать мне шанс. Цветы и сладкие слова — это не путь к ее сердцу, я должен был знать лучше. Она всегда была необычной, а я выбрал самый простой путь.

Я принимаю сегодняшний день как вызов. Я не из тех, кто отступает перед оппозиционными силами. Если бы я был таким, то никогда не выиграл бы чемпионат мира. Черт возьми, я бы не начал снова участвовать в гонках после травмы, если бы не был бойцом. Очевидно, я недооценил своего соперника.

Первый раунд, возможно, остался за Хлоей, но я планирую выиграть всю эту чертовщину.


* * *


Что подарить девушке, которой не важны подарки? Как выразить, что я люблю ее и сожалею не словами, а действиями?

Я вскакиваю с кровати, когда меня осеняет идея. Хлоя любит ром-комы восьмидесятых, и я здесь, чтобы доставить ей это удовольствие. Пришло время обратиться к моему внутреннему Джону Хьюзу и приступить к работе.

Следующая идея требует мучительно много времени для подготовки. Это расстраивает меня, потому что я чувствую, что теряю драгоценное время. Я не знаю, как Хлоя делает эти чертовы вышивальные круги так быстро, но то, что должно занимать у нее минуты, у меня занимает часы. Я стал по-новому ценить те дизайны, которые она создает, потому что это чертовски сложно. Нитки постоянно сбиваются в узлы, и я протыкаю пальцы иголками больше раз, чем могу сосчитать.

Но весь процесс того стоит. Хлоя кажется девушкой, которая ценит что-то сделанное вручную. А ничто так не говорит «прости», как вышитая картина стихийного бедствия. Конечно, дизайн выглядит немного странно, но он сделан с любовью. Я уверен, если Хлоя закроет левый глаз и прищурит правый, это будет выглядеть чертовски хорошо.

Серьезно, я могу быть предвзятым, но я бы простил того, кто сделал бы мне что-то столь же жуткое, как это. Любой может сказать, что у этого человека нет стыда и он так безнадежно влюблен, что создал бы это в первую очередь. Я просто глупец, которому нечего терять и нечего приобретать, борясь за прощение Хлои.

Я испускаю дрожащий вздох.

Терять нечего.


Глава 46



Хлоя


В полусонном состоянии я тянусь к Сантьяго, но нащупываю пустые, холодные простыни.

Его здесь нет, потому что ты сказала ему не появляться.

Да, но его здесь нет, потому что он снова солгал.

Голоса в моей голове опять вступили в противоборство.

Ты несправедлива к нему. По крайней мере, выслушай его. Ты бы поступила лучше, если бы была на его месте?

Наверное, я бы начала с того, что не стала бы катать меня на лодке и притворяться, что все прекрасно в нашем маленьком мире. Звучит как хорошее начало.

Я стону, накрывая лицо подушкой и отгораживаясь от окружающего мира. Рационализировать действия Сантьяго — отстой, потому что я понятия не имею, как поступила, если бы оказалась в таком же положении, как он. И это раздражает меня больше, чем я хочу признать.

Пустота заполняет меня, когда я просыпаюсь и встаю с кровати. В доме жутко тихо, только мои ноги шлепают по полу, когда я прохожу по комнатам.

Несмотря ни на что, Сантьяго был очень мил, позволив мне остаться здесь. Неправильно с моей стороны принимать его предложение и заставлять его спать в другом месте.

Но он причинил тебе боль. Так что вот так.

Часть меня благодарна за его отсутствие. Кроме того, что он завез свой подарок несколько дней назад, он больше не появлялся. Он даже не написал мне смс и не захватил лишнюю сменную одежду. Его молчание удивляет меня больше, чем я хочу признавать, и я не знаю, что с этим делать. Точно так же, как я не знаю, что делать с его подарком в предыдущий день.

Неужели он думал, что ваза с цветами исправит наши отношения? Все вышло с точностью да наоборот. Я провела все утро с тяжестью в груди каждый раз, когда смотрела на них.

Визуальное напоминание о нас наполняло меня печалью другого рода. А потом я разозлилась, что мне грустно, и зациклилась на гневе, потому что он казался более безопасной эмоцией.

Во время наплыва чувств я разорвала записку и выбросила букет, о чем тут же пожалела. Такие прекрасные вещи, как цветы, не должны уничтожаться из-за гнева. Я выместила свое раздражение на Сантьяго на его подарках, и это неправильно.

Дело не в том, что я не хочу его простить. Я бы хотела, чтобы мое сердце не было таким уязвимым и всепрощающим, как сейчас. И эта слабость расстраивает меня, потому что я хочу простить его, несмотря ни на что.

Люблю ли я его? Да.

Злюсь ли я на него за то, что он скрыл самый большой секрет в моей жизни? Безусловно.

Смогу ли я простить его после того, как он пообещал больше не лгать? Я не слишком уверена.

Но, в конце концов, является ли любовь, построенная на лжи, любовью вовсе?


* * *


— Когда ты рассказывал мне истории о себе в прошлом, это действительно было о тебе или о моем отце? — я подавилась последним словом. Мысль о том, что моего отца больше нет в живых, требует усилий, чтобы свыкнуться с ней. Как будто я застряла в странном лимбе, оплакивая человека, которого никогда не видела.

Маттео садится в свое кожаное кресло и делает глоток кофе. Я решила, что будет лучше, если мы встретимся у него дома. Дом Сантьяго не ощущается правильно без него, и я не могу оставаться там дольше, чем нужно.

Справедливо ли, что я простила Маттео раньше, чем Сантьяго? Наверное, нет. Но некоторые вещи имеют приоритет, в том числе узнать все, что я могу, о моем отце до того, как я вернусь в Америку. Потому что я скоро улетаю обратно. Верно?

Крошечный ангел на моем плече скрестил руки и надулся.

Да, да. Посмотри, до чего меня довели твои добрые дела.

Маттео предлагает мне нерешительную улыбку.

— Все, чем я поделился с тобой на днях, касалось его. Мне жаль, что я не настолько крут, чтобы носиться по Милану голышом. Мой брат был диким ребенком, а я был более сдержанным.

— Дикий ребенок, говорите? — считайте, что мой интерес разгорелся.

— Ничто не могло его усмирить. Всякий раз, когда кто-то говорил ему «нет», его мозг как будто переделывал это слово в «да».

— Мне говорили, что я и сама могу быть немного дикой, — я улыбаюсь связи с моим отцом.

— Я ни капли в этом не сомневаюсь. Такие гены не пропускают ни одного представителя поколения.

Я сжимаю руки на коленях.

— Что еще ты можешь рассказать о нем?

— Ты уверена, что готова услышать? Я не хочу тебя расстраивать.

— Да. Я хочу узнать все до того, как вернусь в Америку.

Брови Маттео приподнялись.

— Ты планируешь вернуться? Зачем?

— Я приехала сюда, чтобы найти своего отца, а его здесь больше нет. Меня больше ничто не держит.

— А как же Сантьяго?

Черт. Он твой парень для всего мира, Хлоя. Конечно, тебе нужно думать о том, как твои решения влияют на него. Я спешу ответить.

— Я думаю, нам не помешает перерыв.

Он хмурится.

— Из-за того, что произошло между нами тремя?

Я отворачиваюсь и киваю.

— Да. Мне трудно прощать лжецов. Не разговаривать с тобой для меня не вариант, потому что я хочу узнать о своем отце. Но с Сантьяго… у меня было много плохого опыта с людьми, которые так манипулируют правдой, что на всю жизнь хватит.

— Я понимаю, к чему ты клонишь. Действительно понимаю, хотя я сам через это не проходил. Но ты встречаешься с ним уже год. Это долгий срок, чтобы просто встать и уйти, когда становится трудно. Ты уверена, что не можешь разобраться с этим?

Сложно не отмахнуться от идеи про то, чтобы встречаться с Сантьяго целый год. У меня даже с подпиской на Netflix не было таких долгих отношений.

Я подбираю слова с умом.

— Перерыв может дать нам некоторую дистанцию, чтобы разобраться во всем.

— Расстояние не исправляет ситуацию. А вот разговоры — да.

— Без обид, но я разговариваю с тобой только потому, что хочу знать о своем отце. Я тоже не очень счастлива с тобой.

— Я знаю. И я ценю, что ты хочешь проводить со мной время, хоть и по твоим собственным причинам. Я обещаю, что буду стараться изо всех сил, чтобы быть человеком, на которого ты можешь рассчитывать в жизни, потому что ты моя племянница. Мой брат ожидал бы от меня не меньшего.

Я сглотнула комок в горле.

— Хорошо.

— И как твой дядя, я чувствую необходимость извиниться от имени Сантьяго.

О, Боже. Я думала, он уже забыл об этом.

Он продолжает, не обращая внимания на выражение моего лица.

— Будет правильно, если я объясню, что произошло. Видишь ли, он сохранил спокойствие, когда я сказал ему шокирующую правду. Бедняга воспринял это как чемпион, неоднократно повторяя, что я должен поделиться правдой с тобой. Я попросил его рассказать тебе вместо меня, но теперь я понимаю, что это было несправедливо по отношению к нему. Он был прав, что новость была бы воспринята лучше, если бы я рассказал тебе. Так что он оказался посередине между желанием защитить тебя и желанием сказать тебе правду. Я не облегчил его работу, утаив от тебя правду, когда ты пришла. Это было неправильно с моей стороны, и я очень сожалею, что так поступил с тобой. Он пришел на следующее утро злой как черт и сказал, чтобы я открыл тебе правду, иначе он сам это сделает. И его версия правды, несомненно, оказалась на порядок хуже.

Мое горло сжимается, ограничивая мою способность говорить.

Он делает глубокий вдох.

— Это было несправедливо, и ты была права. Это было жестоко. И Хлоя, я надеюсь, что однажды ты простишь меня. Я понимаю, что честность чрезвычайно важна для тебя, и я действительно хочу загладить свою вину. Не только потому, что ты моя племянница, но и потому, что ты мне небезразлична. Мой брат, будь он сейчас здесь, отшлепал бы меня за то, что я обидел тебя.

Неизбежные слезы наполняют мои глаза при мысли о том, что мой отец хочет наказать того, кто сделал меня несчастной. Для меня это чуждая концепция, когда все, что я получала, это боль от тех, кто должен был защищать меня.

— Ты так думаешь? Что он мог бы разозлиться на тебя? — мой голос ломается.

— Абсолютно. Он бы надрал мне задницу за то, что я заставил тебя плакать. Он был таким агрессивным. Я говорю тебе — дикий ребенок с большой буквы.

— Я бы хотела узнать его получше.

— Я тоже. Ты напоминаешь мне его в лучшем смысле слова.

— Каким образом?

— В тебе есть та уверенность, которую я не часто встречаю. Он был таким же. Это всегда притягивало к нему людей, неважно, были они незнакомцами или старыми друзьями. И такое же чувство у меня возникает от тебя. Ты очень обаятельна. Тебе понадобилось меньше пяти минут, чтобы получить работу у меня, а я никогда никого не нанимал.

Мои брови поднимаются.

— Правда

— Конечно. Всегда есть подростки, которые хотят быстро заработать летом, когда у нас самый напряженный сезон. Я всегда отказывался, но в твоих глазах было то, что подсказывало мне, что ты стоишь дополнительной оплаты и затраченных усилий.

Что происходит с этим мужчиной и что заставляет меня устраивать потоп? Я рядом с ним как протекающий кран.

— Спасибо.

— Нет. Спасибо тебе, Хлоя. За то, что ты снова дала мне связь с братом, — его глаза блестят, отражая непролитые слезы.

— У тебя есть способ заставить меня плакать, а я не очень люблю плакать, — я фыркнула.

Он усмехается.

— Ты очень храбрая. Не многим людям хватило бы смелости признаться кому-то в том, что он их давно потерянный родитель, но ты это сделала. И теперь, когда у меня есть время подумать об этом, я могу сказать, что это было невероятно смело с твоей стороны.

— Или глупо. Смотря, с какой стороны посмотреть.

Маттео усмехается.

— Ты должна гордиться собой. Я рад, что ты поделилась со мной тем, кем ты являешься, потому что теперь у меня есть шанс по-другому воссоединиться с братом.

— Черт возьми, Маттео. Тебе нужно завязывать со всеми этими приятными словами, — я вытираю уголок глаза, пока не вытекла еще одна слеза.

— Мне жаль.

— Это раздражает, потому что я чертовски стараюсь не злиться на тебя.

— Тогда мне ни капельки не жаль.

Я искренне рассмеялась.

— Ты расскажешь мне какую-нибудь историю о моем отце?

Он кивает.

— Конечно. Что бы ты хотела узнать?

— Как ты думаешь, ему нравились фильмы Джона Хьюза?

— Забавно, что ты об этом говоришь. Ему всегда нравился «Клуб «Завтрак». Может быть, именно его бунтарская натура нашла отклик в главном герое.

Я одариваю его огромной ухмылкой.

— Я тоже люблю этот фильм!

— Говорю же, вы похожи больше, чем ты думаешь.

Маттео пускается в рассказ, повествуя мне истории о прошлом моего отца. Я запоминаю каждое слово.

Хотя я не получила того, чего желала, у меня есть возможность узнать о своем отце и о том, кем он был в те годы, когда был жив. И для меня это лучше, чем никогда не иметь такой возможности.


* * *


Я выхожу из дома Маттео гораздо позже, чем ожидала. Тишина встречает меня, когда я отпираю входную дверь, чтобы увидеть полную темноту.

Я скучаю по Сантьяго, который пугал меня, когда я входила в парадную дверь.

Я скучаю по запаху того, что он готовил в те дни.

Я скучаю по нему.

Я скучаю по нему так чертовски сильно, что у меня возникает искушение позвонить ему и сорваться.

Но что, если я прощу его только для того, чтобы все повторилось? Все, что касалось наших отношений, было фальшивкой для общественности. А что, если в следующий раз он солжет об измене или о чем-то гораздо худшем? Как он рассчитывает, что я снова поверю всему, что он скажет?

Но разве ты справедлива? Ты ведь изначально согласилась на часть его лжи. А в итоге он пытался защитить тебя. Я могу сосчитать на двух пальцах, сколько людей пытались сделать то же самое.

Может, пришло время мне поступить как взрослой и позвонить ему.

Мой желудок заурчал, заставляя меня отложить свои мысли и направиться на кухню, чтобы попытаться что-нибудь съесть. Если кто-то может считать сгоревшие обугленные остатки едой.

Посреди стола лежит круг для вышивания. Я бросаюсь к нему и беру в руки.

Мое сердцебиение учащается, когда я рассматриваю самый красивый рисунок, который я когда-либо видела. Невозможно ошибиться в том, кто его сделал. Сантьяго создал поле цветов всех цветов радуги. Это лучший подарок, который мне когда-либо дарили.

Верхнюю часть дизайна занимает кривоватая цитата.

«Там, где большинство людей видят сорняки, я вижу только тебя — мой прекрасный полевой цветок, нетронутый и свободный»

Я переворачиваю вышивку, чтобы найти записку, приклеенную к обратной стороне. Его мелкий, но изящный почерк исписал всю страницу.

«Я назвал тебя полевым цветком в тот момент, когда ты появилась в моем доме с букетом. В тот день я спросил себя, что за человек вообще может собирать эти сумасшедшие цветы. Я думал, что это просто неуместные сорняки, но теперь, после всего того времени, которое мы провели вместе, у меня есть ответ.

Возможно, ты не осознаешь этого, но ты — полевой цветок. Ты растешь в самых неожиданных местах, и неважно, кто топчет тебя или игнорирует твою красоту. Ты можешь расти в поле или сквозь трещину в тротуаре, но результат всегда будет одним и тем же. Никто не может помешать тебе процветать в мире, настроенном игнорировать тебя. Ты умеешь превращать любую ситуацию, хорошую или плохую, в нечто великолепное.

Ты научила меня тому, что жизнь потрясающа в своей самой грубой форме. Что каждый может найти счастье в самых маловероятных местах, если хорошенько поискать. Что жизнь — это поиск света, даже если для этого нужно пробираться сквозь разруху.

Я не хочу смотреть на мир сквозь розовые очки. Я хочу видеть его сердцем дикого цветка, как ты, отчаянно стремясь к тому, что делает меня счастливым, диким и свободным. И больше всего я хочу искать это с тобой.

Я люблю тебя, Хлоя Картер. Независимо от времени, места или обстоятельств, я всегда буду любить тебя, потому что ты — моя скрытая красота в мире сорняков.»

Я хватаюсь за круг для вышивания. Черт побери. Слезы вырываются на свободу во второй раз за сегодня, увлажняя мои щеки.

Я никогда в жизни не читала ничего подобного. Особенно не обо мне.

Определенно не обо мне

Тот, кто пишет нечто подобное и создает произведение искусства, любит вовсе не меня. Сантьяго влюблен в меня, и я наконец-то поняла разницу. Это безумие, беспорядок, прекрасное несовершенство. За все приходится платить, и влюбленность не является исключением. Но отрицательные моменты стоят одного положительного — найти человека, который будет не просто любовником, а второй половинкой сердца

В конце концов, ложь Сантьяго не имеет значения. Конечно, это было неправильно. Но и я смотрела на это предвзято. Намерения имеют значение. Я была глупа, игнорируя это в течение нескольких дней из-за своих оскорбленных чувств.

Вся моя жизнь была наполнена людьми, чьи цели были направлены в самомдурном направлении. Разница с Сантьяго в том, что все его решения принимались с учетом моих намерений. Даже если это не было правильным выбором для меня, для него это был правильный выбор, и я должна это понять. И самое главное, взросление в мире безразличных людей показывает мне, что нехорошо наказывать кого-то за то, что он слишком много заботится.

Я выбегаю из комнаты, чтобы найти свой телефон, потому что я больше не могу держаться от него в стороне. Как я могу, когда он пишет мне письмо и делает вышитый подарок?

Звук песни Питера Гэбриэла «In Your Eyes», играющей снаружи, заставляет меня остановиться у входной двери

— Заткнись, блять…

Ни за что.

Не может быть, черт возьми.

Я дергаю за ручку, распахивая входную дверь.

Я закрываю рот ладонью.

О да, выход есть.




Глава 47

Сантьяго


Хлоя смотрит на меня, широко раскрыв глаза и не двигаясь, ее взгляд метался между плащом, стереосистемой над моей головой и лицом.

Да, я влюбленный дурак. Большой дурак, который не может не воссоздать одну из сцен ее любимого фильма только для того, чтобы вернуть ее. Самый большой идиот, что искал по всему интернету стереосистему восьмидесятых, как в фильме.

Нужно ли мне было это делать? Наверное, нет. Но я не рисковал на случай, если моя работа не покорит ее. Хлоя стоит того, чтобы я пожертвовал своим самолюбием.

Ее ноги остаются на крыльце. Я не ожидал от нее какого-то грандиозного проявления привязанности, но сейчас все лучше, чем тишина. Питер Гэбриэл звучит над моей головой и заполняет пустоту между нами.

Я улыбаюсь ей нерешительной улыбкой. В любое время.

Она выходит из оцепенения и на полном ходу бросается на меня. Я едва успеваю поставить стереосистему на землю, прежде чем она бросается ко мне в объятия. Я спотыкаюсь, прежде чем успеваю удержать равновесие.

Это блаженство, когда она снова со мной. Ее руки обхватывают мою шею прямо перед тем, как губы прижимаются к моим. Наш поцелуй похож на столкновение двух машин. Неконтролируемый, с летящими искрами, и мир вокруг нас замирает. Я запускаю пальцы в ее волосы и прижимаю к себе, наслаждаясь ощущением близости.

Боже, как я скучал по ней. Я скучал по ней в своих объятиях и по тому, как она испускает тихий всхлип, когда я провожу языком по ее языку.

Все в ней взывает ко мне.

Дикость ее прикосновений, одновременно жадных и благоговейных.

То, как ее тело повторяет контуры моего, словно ей суждено было стать моей парой.

То, как она шепчет мое имя под нос, когда я провожу руками по ее телу.

Как я прожил неделю без нее? Забудьте об этом. Как я прожил большую часть своей жизни, не зная о ее существовании? Я мог бы провести с ней вечность, и все равно этого было бы недостаточно.

Она первой отрывается от поцелуя и высвобождается из моих объятий.

Я заправляю прядь ее волос за ухо.

— Мне так жаль, что я скрыл от тебя правду. Это было ужасно, знать то, что я говорил с Маттео о твоем отце. Держать это в секрете было одной из самых трудных вещей, которые мне приходилось делать, а я сделал много трудных вещей в своей жизни. Но, клянусь, я считал, что поступаю правильно. Я не знал, что сказать, и думал, что Маттео лучше все объяснит. Но потом он…

Она прижимает указательный палец к моим губам, останавливая меня.

— Я знаю. Несправедливо обвинять тебя, когда ты был изначально поставлен в безвыходную ситуацию. Я понимаю это.

Мое тело нагревается от ее слов.

— Я клянусь, что с этого момента я всегда буду говорить тебе правду. Независимо от последствий. Независимо от ситуации. Неважно, как сильно это может ранить меня или тебя.

— Ты обещаешь?

Я киваю.

— Даже когда я спрошу тебя, не выгляжу ли я толстой в джинсах?

— Это вопрос с подвохом?

Она ущипнула меня за ребра.

Я усмехаюсь, мне нравится улыбка на ее лице.

— Я скажу тебе, особенно если ты выглядишь толстой в джинсах. Чем больше изгибов, тем лучше, — я шевелю бровями.

Она снова бросается в мои объятия и обхватывает мою шею.

Я прислоняюсь спиной к машине, снимая часть веса с ноги.

— Я прощен?

— Ты был прощен в тот момент, когда я прочитала письмо на обратной стороне твоего проекта. Хотя реализация была отстойной, я понимаю, что у тебя были добрые намерения, а это самое главное. Я больше не могу винить тебя за то, что ты хотел избавить меня от болезненного опыта.

Я смотрю на нее широко раскрытыми глазами в неверии.

— Я обещаю больше не лгать. Неважно, чем я руководствуюсь, ты всегда заслуживаешь правды.

Она хихикает под нос и обнимает мое лицо.

— Даже когда я спрашиваю, что ты думаешь о моей стряпне?

— Особенно когда ты спрашиваешь о своей стряпне. Умирать от пищевого отравления не входит в мои планы.

Она смеется самым прекрасным образом.

— Я люблю тебя, Хлоя.

— Я тоже тебя люблю.

Я нежно целую ее в лоб, прежде чем глубоко вдохнуть цветочный аромат.

— Значит, я твой полевой цветок, да?

Мои щеки пылают. Возможно, я немного переборщил со своей писаниной. Я не Роберт Фрост, но я тоже могу вдохновляться.

— Мне нравится, когда ты стесняешься. Это мило.

— Я не стесняюсь.

Она поднимает бровь.

— Я думала, мы договорились больше не лгать.

— Не слишком ли поздно разорвать этот договор?

Она откидывает голову назад и смеется.

— Я не тарифный план мобильного оператора. Ты не можешь просто отменить меня, когда тебе вздумается. К тому же, ты не можешь написать такое любовное письмо и ожидать, что я исчезну. Об этом мечтает каждая девушка.

— Это порадовало твое сердце романтика?

— Нет. Это сделало мое сердце целым.


* * *


Я следую за ней в свой дом. Массивная входная дверь с щелчком закрывается за нами. Хлоя поворачивается на каблуках и толкает меня к двери. Я едва успеваю опомниться, как ее губы прижимаются к моим, а язык прослеживает линию рта. Мое тело вздрагивает, когда ее руки цепляются за мою футболку. Задыхаясь, она отстраняется от нашего поцелуя, чтобы дать себе возможность стянуть с меня футболку.

Ее глаза похожи на бушующий океан, бесконечный и темный, когда зрачки расширяются. Она облизывает губы, касаясь шрама, который я люблю.

Я так сильно хочу трахнуть ее, стереть последнюю неделю из нашей памяти. Время, которое мы провели порознь, могло бы длиться и год, судя по тому, как пульсирует мой член в джинсах.

Моя рубашка падает на пол, и губы Хлои возвращаются к моей шее. Я застонал, когда ее правая рука прижалась к моей эрекции.

Моя рука накрывает ее, останавливая движение.

— Подожди.

— Ты действительно собираешься остановить меня прямо сейчас?

— Нет.

Ее губы находят чувствительное место на моей шее, но я отступаю назад, ударяясь головой о дверь.

— Да. Подожди.

— Что случилось? — она отстраняется и выходит из моего личного пространства. Ее брови сходятся вместе.

Я не виню ее за то, что она в замешательстве. Черт, даже мой член на стороне Хлои в этом вопросе.

— Мне нужно сказать тебе последнюю вещь, прежде чем мы перейдем к той части, где мы помиримся.

— Что? — она делает еще один шаг назад, увеличивая расстояние между нами.

— Есть еще одна вещь, которую я должен тебе рассказать.

Она моргает. Один раз. Дважды. Три раза.

Тишина становится оглушительной, пока она молчит.

Я смотрю ей в глаза, несмотря на желание отвести взгляд.

— Я сделал кое-что, чем ты, вероятно, не будешь довольна.

— Не оставляй меня в подвешенном состоянии. Мое сердце не выдержит.

— Я должен сказать, что единственная причина, по которой я сделал, заключалась в том, что я хотел защитить тебя.

— Спасибо за пролог. В чем дело? — ее голос звучит глухо.

— Твоя мама позвонила Ноа, а он позвонил мне.

— ЧТО?!

— Позволь мне все объяснить и не перебивай, хорошо? Пожалуйста?

Ее хмурый взгляд становится более выразительным.

— Не упускай ни одной детали, иначе, клянусь Богом…

Ладно, с этим я могу работать.

— Итак, я перезвонил ей после того, как Ноа сказал мне, что она говорила с его личным помощником. Она угрожала опубликовать какую-то историю о тебе и обвинении в нападении на Ральфа. Весь телефонный разговор был отвратительным. Я не ожидал, что она будет открыто говорить о том, как мало ты ей дорога. После этого я заплатил ей, потому что просто хотел, чтобы она навсегда исчезла из твоей жизни. И для ясности, я сделал это не потому, что боялся того, как подобное может отразиться на моей репутации. Любое мое решение относительно нее было принято исключительно для того, чтобы избавить тебя от дополнительной боли. Я хочу, чтобы в первую очередь ты знала это.

Хлоя кивает, но ничего не говорит.

Мое сердце учащенно бьется в груди. Она злится, что я утаил и это?

Конечно, злится. Ты снова и снова портишь с ней отношения. Я продолжаю, отчаянно надеясь, что она поймет.

— История… я боялся, как она может навредить тебе, если о ней узнают. Она угрожала передать твою историю репортерам, а если я чему-то и научился, так это тому, что они любят подобные драмы. И она хотела только денег, а у меня их много, так что я не думал, что она того стоит. Меня сломали СМИ, и я не хотел того же для тебя.

— Ты откупился от нее, потому что хотел убедиться, что я не пострадаю в процессе?

Я киваю головой вверх и вниз.

— Я клянусь. Деньги, которые она просила, имеют для меня такую маленькую ценность. Смешно, что она могла бы попросить гораздо больше, и я бы не колебался, потому что ты важнее. Я пыталась избавить тебя от необходимости снова иметь с ней дело. После всего, что ты рассказала, я просто пытался помочь. Если это то, чего ты хочешь.

— Верно, — пробормотала она себе под нос.

О чем она думает? Ее лицо ничего не выражает, и я не знаю, как оценить реакцию.

Я беру ее за подбородок и заставляю посмотреть на меня.

— Боже, я не знаю, как тебе удалось сохранить доброту и чистоту сердца после того, как тебя воспитал такой человек, как она.

— Потому что она не воспитывала меня с самого начала. Запирать меня в комнатах и заставлять год за годом выживать самостоятельно — такое едва ли можно назвать человечностью, не говоря уже о воспитание.

Моя грудь сжалась от ее слов. Я готов на все, чтобы заменить все ее воспоминания новыми. Ни один ребенок не заслуживает того, чтобы пройти через то, что прошла она. Хотя я не могу изменить прошлое Хлои, я могу стать частью лучшего будущего. Такого, в котором будет бесконечный смех и лучшие приключения.

Она проводит рукой по моей груди. От ее прикосновения у меня по позвоночнику пробегает тепло.

Ее рука останавливается, задерживаясь на моем громыхающем сердце.

— У тебя была возможность скрыть это от меня, и я бы не узнала. Ты рисковал тем, что я снова расстроюсь и, возможно, уйду от тебя навсегда. Почему ты так поступил?

— Потому что я дал тебе обещание говорить правду, и я планирую его сдержать. Навсегда.

— Навсегда? — ее рот приоткрылся, когда она втянула воздух.

— Навсегда. — Я притягиваю ее тело к своему.

Я целую ее со всей любовью, что есть во мне. С каждым невысказанным обещанием, которое я планирую сдержать.

Хлоя не просто вернула часть меня, которой не хватало. Она помогла мне стать лучше, чем когда-либо прежде, и за это она заслужила мою преданность и любовь.






Глава 48

Хлоя


— Держи глаза закрытыми.

Я раздвинула пальцы на долю дюйма, и Сантьяго легонько шлепнул по ним.

— Ты когда-нибудь слушаешься?

— Не знаю. Вчера вечером я слушалась довольно хорошо, — я ухмыляюсь.

Я не буду называть имен, но кое-кто сейчас очень уверен в себе в спальне. И с его возросшей самооценкой приходит много нового опыта. И я имею в виду нового. То, от чего журнал Cosmo покраснел бы. Черт, я краснею, просто думая об этом.

— Если ты будешь продолжать в том же духе, то никогда не увидишь своего сюрприза.

Я застонала.

— Сюрприз? Я думала, мы договорились, что они самые худшие! Вплоть до того, что гендерпати остаются в прошлом.

Его дыхание щекочет мне ухо, когда он издает хриплый смех.

— Но я обещаю, что тебе понравится. Поверь мне.

Дверь со скрипом открывается, и Сантьяго заталкивает меня внутрь. Я закрываю глаза пальцами. В глубине души я не хочу разрушать его планы, даже если это будет сюрприз.

— Ты наконец-то добавил Красную комнату боли в этот жуткий замок?

— Нет. И мистер Грей не увидит тебя ни сейчас, ни когда-либо, — он останавливается.

— Ты очень сексуальный, когда ревнуешь.

Его губы прижимаются к моим. Это ненадолго, и я жажду большего, как только он отстраняется.

— Ты когда-нибудь замолкаешь?

— Только когда твой член у меня во рту.

Он испускает смешок.

Я опускаю руки, желая увидеть его улыбку. То, что я нахожу, намного лучше.

— Боже мой! — я широко раскрытыми глазами смотрю на комнату.

Кто-нибудь, пожалуйста, может поднять мою челюсть с пола и вернуть ее на законное место?

Сантьяго молчит, пока я рассматриваю все это.

Огромные мансардные окна позволяют полуденному солнцу освещать комнату. В центре стоит массивный белый стол и удобное кресло. На одной стене выстроились пустые обручи для вышивания всех размеров, которые образуют довольно привлекательный декор. Другую стену занимают прозрачные ящики, заполненные принадлежностями.

Я подхожу к одному из ящиков и открываю его. Футболки всех цветов и материалов выстроились в идеальную линию. В следующем ящике лежат нитки всех цветов радуги. В других ящиках лежат джинсы всех размеров, шапки и свитера. Что бы вы ни назвали, он это купит.

Это рай для любителей рукоделия. Я не смогла бы придумать такое, даже если бы захотела.

Я поворачиваюсь к человеку, который сделал все это возможным, и бросаюсь в его объятия.

Он поднимает меня на руки и кружит.

— Тебе нравится?

Я обнимаю его лицо и осыпаю поцелуями.

— Нравится ли мне это? Я в восторге!

— Теперь у тебя нет оправдания, чтобы не гнаться за своей мечтой. Тебя ждет магазин Etsy.

— Спасибо! Спасибо! Спасибо! — говорю я между поцелуями.

— Нет. Спасибо тебе, что напомнила мне, что значит иметь увлечение. Это только начало возвращения этой услуги.

— Это твой способ заставить меня приходить к тебе каждый день, как только у меня появится своя квартира в городе?

Он ухмыляется.

— Нет. Это мой способ заставить тебя остаться. Навсегда. Я не хочу, чтобы ты съезжала.

— Мы не можем жить вместе. Мы даже не женаты!

Он смеется.

— Это необходимость? Потому что я могу решить эту проблему очень быстро.

Я шлепаю его по руке.

— Не шути.

— Кто говорил о шутках?

— Ты хочешь, чтобы я переехала к тебе? Насовсем?

— Если тебе больше некуда идти, я думаю, это и означает «насовсем».

Я закатываю глаза.

— Ты не можешь быть серьезным.

— Ага.

— Ты сумасшедший.

— Ты тоже.

— Я не умею готовить.

Он смеется.

— А я умею.

Я отгибаю еще один палец на руке.

— Я не очень часто убираюсь.

— Для этого есть горничная.

— Я оставляю косметику по всему столу, а моя одежда никогда не попадает в корзину для белья.

— Я еще не услышал ни одного отрицательного высказывания во всем этом твоем бреде.

Я ухмыляюсь ему.

— Ты действительно хочешь этого?

— Больше всего на свете.

— Это не может быть правдой. Должно быть что-то еще, чего ты хочешь.

— Есть. Но некоторые вещи требуют времени, и даже ты не готова к этому.

Что это значит, черт возьми?!

Он наклоняется и целует меня. Между нами нарастает электрическая буря, перерастающая в нечто неконтролируемое. Как будто молния может сверкнуть вокруг нас, а мы даже не заметим.

Я была бы дурой, если бы отказалась после такого признания в любви. Похоже, я все-таки останусь в Италии.


* * *


— Я хочу тебя кое-куда отвезти, — Сантьяго хватает меня за руку и поднимает с дивана.

— Это художественный магазин?

— Нет.

— Продуктовый магазин?

— Боже, нет. Почему я должен тебя туда вести?

— Потому что я съела последнюю пачку «Орео» прошлой ночью после того, как ты уснул.

— Серьезно? Ты не потрудилась оставить хоть одну?

Я пожимаю плечами.

— А крошки считаются?

Он качает головой, как будто не может поверить, что ему повезло найти такую заботливую женщину, как я. Я знаю. Я такая находка, что даже «Орео» не смогли устоять передо мной.

Меня осеняет идея.

— О, я знаю! Мы пойдем на свалку, чтобы поискать твою следующую работу для реставрации.

Он ворчит.

— Нет. Я веду тебя на наше первое официальное свидание в качестве настоящей пары. Теперь ты счастлива?

— Намного! — я спрыгиваю с дивана и попадаю в его объятия.

Он обнимает мое лицо и нежно целует в губы.

Я поклоняюсь к его прикосновениям, безмолвно умоляя о большем.

— Если ты будешь продолжать в том же духе, мы никогда не сможем выйти.

— Это плохая идея?

Он вздыхает.

— Я бы сказал нет, но я подготовил кое-что и не хочу, чтобы это пропало зря.

О, как мило. Я отхожу, прекращая свою пытку.

Я смотрю вниз на свою футболку и юбку, полную крошечных маргариток.

— Я подходяще одета?

— Ты выглядишь прекрасно.

— Это была лучшая техника уклонения, которую я когда-либо видела.

Он усмехается.

— Нам лучше идти. Уже поздно.

— Сейчас десять утра.

— Если ты не пришел раньше…

— Ты опоздал. Ух. Ты становишься предсказуемым.

— Через час ты уже не будешь так говорить.

О, черт.


* * *

— Что мы делаем в этой глуши?

Сантьяго припарковал машину на обочине грунтовой дороги, по которой мы ехали.

— Я подумал, что это хорошее место, чтобы никто не услышал твоих криков.

Холодный озноб пробегает по моей коже.

— Опять замышляешь мое убийство? Я думала, мы отошли от этого плана, как только начали встречаться понарошку.

— Если быть справедливым, ты съела последние «Орео», — он выходит из машины и берет что-то из багажника.

Я хватаюсь за ручку двери, чтобы открыть ее, но Сантьяго меня опережает. Тот, кто сказал, что рыцарство умерло, явно не встречал правильного мужчину.

Мой взгляд падает на корзину и рюкзак, который Сантьяго несет в руке.

— Пикник?

— Хм.

Я визжу как школьница, потому что мой парень сделал все возможное, чтобы организовать для меня пикник.

— Боже мой. Ты такой мягкотелый.

— Мой пресс не согласен.

Я фыркнула.

— Ты запланировал пикник! Это романтично. Я думала, такое бывает только в кино.

— Я хочу воссоздать некоторые моменты из фильмов, которые ты любишь, и сделать их еще лучше.

Я чуть не падаю с кресла от сильного обморока.

Сантьяго вытаскивает меня из машины. Он надевает рюкзак и перекладывает корзину в одну руку, чтобы можно было держаться за мою.

Мы вместе идем по короткой тропинке. Я будто попала в сказку с маленьким ручьем и деревьями, растущими повсюду, насколько хватает обзора. Тропинка выводит нас в поле.

— Вау, — шепчу я себе под нос.

Поле цветов тянется бесконечно далеко. Цветы всех оттенков танцуют на ветру, покачиваясь вместе в совершенной гармонии. Поблизости нет ни души, только птицы щебечут вдалеке.

Это совершенно потрясающее зрелище, и все, что мне хочется сделать, это промчаться сквозь них. Я сопротивляюсь этому желанию.

— Как ты нашел это место?

— У меня есть свои способы.

— Это великолепно.

— Именно такой я тебя вижу, — он смотрит на меня сверху вниз, в его глазах отражается множество эмоций.

У меня на глаза наворачиваются слезы. Никогда в жизни я не ощущала себя такой любимой и желанной. Это счастье — чувствовать себя чертовски важной для кого-то, настолько, что он заботится о том, чтобы я знала это каждый день. Сантьяго Алаторре любит меня так, как большинство людей мечтают всю жизнь. И я люблю его так же сильно.

Сантьяго научил меня, что есть разница между желанием и потребностью. Он нужен мне. Как деревьям нужен солнечный свет или океану — прилив. Быть рядом с ним становится для меня чем-то основополагающим.

Он срывает с поля одуванчик и протягивает его мне.

— Это может быть не твой дневник, но желание исполняется точно так же.

Моя улыбка дрогнула.

Я закрываю глаза и вдыхаю.

Я хочу, чтобы Сантьяго исполнил все свои мечты, потому что никто не заслуживает этого больше, чем он.

Я дую и открываю глаза, чтобы увидеть сотни частей одуванчика, уплывающих вдаль. Это прекрасное зрелище, словно волшебство, распространяющееся по земле.

— Мне запрещено интересоваться, что ты загадала?

Я смеюсь.

— Даже не пытайся. Ты положил в сумку одеяло?

Он кивает головой вверх-вниз.

— Это был бы не пикник без него, как говорят мои друзья.

Если он продолжит шокировать меня, то, возможно, ему придется прибинтовать мою челюсть.

— Ты спрашивал своих друзей о том, какие вещи взять с собой? — недоверчиво спрашиваю я.

— Нет. Они не умолкали, когда я рассказывал им о своих планах на сегодня. Лиам — ты с ним еще не знакома — был особенно активен, он говорил обо всех деталях, чтобы сделать этот момент особенным.

Я так горжусь им за то, что он снова расширяет круг общения и больше разговаривает со своей семьей и друзьями. Он кажется более счастливым и легким.

Сантьяго все расставляет. Он собирается взять наш обед из корзины, но я кладу свою руку поверх его.

— В чем дело? — он смотрит на меня.

Я наклоняюсь и целую его пухлые губы.

— Я хочу тебе кое-что показать.

— Что? — его голос приобретает хриплый оттенок.

— Пришло время отплатить за услугу, которую ты оказал мне некоторое время назад.

Его брови взлетают вверх.

— Ты привлекла мое внимание. Что ты хочешь мне показать?

— Как сильно я тебя люблю, — я толкаю его в плечи.

Он следует моему примеру и ложится. Я переползаю по его телу и обхватываю рукой одну из его щек.

Я целую его со всей силой. С каждой эмоцией. С каждым воспоминанием о нас. С каждой унцией любви, которую я испытываю к нему. Я отчаянно хочу показать ему свои чувства, как это сделал он.

Я сажусь. Его эрекция давит мне на задницу. Нетерпеливыми руками и с его помощью я стягиваю его рубашку через голову и бросаю на край одеяла. Мою одежду и нижнее белье постигла та же участь. Сантьяго быстро расстегивает шорты и стягивает их с ног.

Наши губы снова смыкаются, потребность между нами растет, а наши руки снова изучают тела друг друга. Его прикосновения нежны, когда руки пробегают по моей спине. Они нагревают мою кожу, как клеймо.

Я провожу рукой по его пульсирующему члену. Сантьяго шипит от прикосновения, и его поцелуй становится более глубоким, когда я обхватываю его рукой и надавливаю.

Мое отчаяние толкает его на край. Его прикосновения становятся более целенаправленными, он гладит место между моих ног, которое умоляет о его внимании. За моими веками вспыхивает миллиард падающих звезд, когда его прикосновения оживляют меня.

Я дорожу каждой минутой, наши поцелуи говорят то, что не могут сказать слова.

Сантьяго достает презерватив из кармана рюкзака и передает мне. Я раскатываю его по его толстой эрекции и соединяю наши тела.

Я нежно целую его губы и снова откидываюсь назад.

— Любить тебя — это как первый день весны после суровой зимы.

Он улыбается мне, явно понимая мою попытку воссоздать момент, который он разделил со мной недели назад, когда я спросила его о любви.

— Любить тебя — это как океан. Бесконечно. Яростно. Прекрасно.

Он приподнимается на локтях и прижимается к моему лицу.

Я прислоняюсь к его прикосновению, позволяя его теплу проникать внутрь.

— Любить тебя — это как впервые увидеть радугу. Она настолько удивительна, что невольно задумываешься, не была ли она создана при помощи магии, — я скольжу по его члену, соединяя нас не одним, а несколькими способами.

В близости есть своя неброская красота. Она связывает нас вместе, создавая удивительную смесь похоти и любви. С Сантьяго это не похоже ни на что, что я когда-либо испытывала раньше.

Я кладу руки ему на грудь и приподнимаюсь, только чтобы опуститься обратно.

Он стонет от этого движения, а я ухмыляюсь от уха до уха. Все в нем делает меня счастливой. От его ласковых слов до коварного взгляда, который он излучает, когда мы занимаемся любовью.

Я наклоняюсь и мягко целую его губы. Я шепчу тихо, наши дыхания смешиваются:

— И самое главное, любя тебя, я понимаю, что мне больше не нужно загадывать желания, потому что у меня уже есть все, чего я только могу пожелать.



Глава 49



Сантьяго


Хлоя и я идем рука об руку в зал заседаний, следуя за Ноа и Майей. Он напоминает мне зал суда, где члены комиссии сидят в ряду кресел на месте судьи.

Я останавливаюсь, и Хлоя спотыкается от того, что ее потянули назад. Она оглядывается через плечо. Я едва могу сосредоточиться на ней из-за открывшегося передо мной зрелища.

Все места в комнате заполнены людьми из моего гоночного прошлого. Майя занимает место рядом с Софи и Лиамом, которые машут мне с первого ряда. Рядом с Лиамом сидит Джакс, который обнимает Елену. Он приветливо кивает подбородком, а затем возвращает свое внимание к Елене и Элиасу.

Бесчисленные члены команды Бандини сидят в рядах позади них, все болтают или улыбаются друг другу. Нет ни одного лица, которое бы я не узнал. Это зрелище поражает меня, заставляя вырывать из легких неровные вдохи.

Все эти люди здесь ради меня?

Джеймс машет мне рукой из-за стола в передней части, предназначенного для адвокатов.

Хлоя сжимает мою руку, привлекая мое внимание.

— Готов?

Я сглатываю комок в горле.

— Я бы сказал «нет», но, по словам Ноа, я должен вести себя спокойно, хладнокровно и собранно, иначе он надерет мне задницу.

Она смеется на вдохе.

— Ты справишься. Никто не готовился к чему-то подобному лучше, чем ты.

— Трудно соревноваться ни с кем. Не многие гонщики были в таком положении раньше.

Она встает на носочки и целует меня в щеку.

— Нет никого лучше, чем ты. Ты уже показал, что можешь сесть за руль и участвовать в гонках не хуже остальных. Во время последнего теста ты даже побил свой старый рекорд. Никто не создан для вождения больше, чем ты.

Кивнув головой, я подвожу Хлою к сиденью рядом с Майей. Я целую ее в макушку, прежде чем направиться к Ноа и Джеймсу.

— Готов? — Ноа шлепает рукой по моей спине.

— Примерно настолько, насколько я когда-либо буду готов, — мой взгляд метался по панели.

Это куча костюмов, смотрящих на меня со стоическими лицами. На моем лбу выступает холодный пот, и я смахиваю его рукавом своего пиджака.

— Расслабься. Они были бы глупцами, если бы отказались. Ты — легенда, а все любят хорошие истории о возвращении. — Джеймс улыбается мне.

Глава комиссии представляется и начинает заседание. Ноа и Джеймс представляют статистику моих гонок на испытательном треке и обсуждают руль, разработанный Бандини, который позволяет мне участвовать в гонках, как всем остальным.

Все заседание я прячу дрожащие руки под столом. Мое сердце остается в горле, пока все говорят.

Глава собрания смотрит на меня и называет мое имя.

— Да, сэр, — я встаю.

— Вы боитесь возвращения обратно?

Я смотрю через плечо на Хлою. Она поднимает вверх два больших пальца и улыбается, заставляя меня улыбнуться в ответ.

Боюсь ли я? Только идиот не испугался бы.

Я поворачиваюсь обратно к главному оратору.

— Страх — это не всегда плохо.

Его брови поднимаются.

— Как это?

— Страх мотивирует меня. Он напоминает мне о том, что лучшие вещи в жизни всегда заставляют нас бояться, но это не должно останавливать нас от того, чтобы стремиться к ним. Я потратил три года своей жизни, позволяя страху руководить моими решениями, и посмотрите, к чему это привело. Лучше я буду бояться и ездить, чем бояться и смотреть, как жизнь проходит мимо меня. Потому что, в конце концов, нет ничего страшнее, чем осознание того, что жизнь продолжается, с тобой или без тебя.

Все люди на трибуне кивают головой.

Женщина в конце ряда поднимает руку, чтобы высказаться.

— Сантьяго, я хочу спросить, как вы планируете общаться с общественностью по поводу вашей травмы.

— Я буду откровенно говорить об этом. Кое-кто научил меня, что честность требует стойкости, — мой взгляд переходит с трибуны на Хлою. Ее глаза блестят, когда она смотрит на меня.

Я возвращаю свое внимание обратно на трибуну.

— Я хочу быть чемпионом для таких, как я. Я хочу показать им, что независимо от того, чего они хотят достичь в жизни, никакая травма или препятствие не должны их останавливать. Но я также хочу быть примером для тех, кого сломили обстоятельства, потому что они тоже заслуживают надежды.

Председатель спрашивает, есть ли у кого-нибудь еще вопросы. Группа хранит молчание, и всех присутствующих в комнате просят покинуть помещение на время обсуждения.

Все выходят, как скот. Мы с Ноа сворачиваем в угол, пока Джеймс отходит, чтобы поговорить с коллегой.

Хлоя находит меня и обхватывает руками за талию.

— Ты потрясающе выступил! Твои ответы произвели на меня неизгладимое впечатление.

Я целую ее в висок.

— Спасибо.

— Мне понравились все твои ответы! И подумать только, ты придумывал их на ходу. Вот это да, — подхватывает Майя.

— Привет, чувак. Давно не виделись. Мне нравится твой новый образ, — Лиам обхватывает меня за плечи.

— Это превосходит то, как ты выглядел раньше в образе из «Утиной династии»7. Ты хоть потрудился воспользоваться смазкой для бороды, которую я подарил тебе на Рождество в прошлом году? — Джакс предлагает мне свой кулак, чтобы я стукнул по нему.

Я хмурюсь.

— Я думал, это была шутка.

— Нет, чувак. Софи обожает это дерьмо, особенно во время определенных занятий, — Лиам подмигивает.

Софи прячет лицо у него на груди, давая мне взглянуть только на ее светлые волосы.

Некоторые вещи никогда не меняются. Я забыл, как мне не хватало легкости наших дружеских отношений. Меня охватывает чувство стыда за то, что я пренебрег ими во время мрачного периода. Но, как говорит Хлоя, я не могу изменить прошлое. Я могу только улучшить будущее.

— Я удивлен, что вы все пришли, — что-то сжимается в моей груди.

— Мы не можем пропустить начало твоей истории возвращения. Ведь именно так создаются легенды, — Елена улыбается мне.

Я кашляю и смотрю вниз на свои туфли.

— И я предполагаю, что это Хлоя? Я много слышал о тебе от Ноа и Майи, — Джакс улыбается Хлое.

— О… — щеки Хлои вспыхивают.

— Я бы хотел, чтобы вы все официально познакомились с Хлоей, моей девушкой.

Ее руки крепко обхватывают мою талию, пока все оценивают ее.

Она красивая. Софи произносит лишь губами, прежде чем подмигнуть мне.

— Приятно со всеми вами познакомиться. — Хлоя ухмыляется.

— Правда? — Ноа ухмыляется. — Не ври. Они вчетвером гораздо менее крутые, чем мы с Майей.

— Подожди, неужели Майя тусовалась с тобой и ничего не сказала? — голубые глаза Софи скачут между ее лучшей подругой и Хлоей.

Хлоя растерянно кивает головой во все четыре стороны, не давая никому четкого ответа.

Я смеюсь над ее беспокойством.

— Не обращай внимания на Софи. Она склонна ревновать.

— Из-за чего? К тому, что у тебя есть секреты? У тебя есть девушка. У тебя никогда не было девушки, кроме той девчонки из начальной школы, — брызжет слюной Софи.

— Честно говоря, я думала, что ты гей, примерно пять секунд, но потом Майя сказала мне, что это неправда. — Елена поднимает руку.

— Ты думала, что я гей? — мой рот открывается.

Елена кивает.

Я стону.

— Не слишком ли поздно снова спрятаться? Хлоя, ты за?

Ее тело сотрясается от беззвучного смеха.

— Нет. Я думаю, ты там, где тебе и место.

— Ой, как мило, — воркует Софи. — Посмотрите на влюбленного Сантьяго. Кто-нибудь, дайте мне фотоаппарат, пока этот момент не пропал.

Лиам притягивает ее к себе.

— Зачем беспокоиться? Если он влюблен, то никогда не отпустит ее.

Чертовски верно.

Я смотрю на дикую девушку, которая пленила мое сердце. Она рядом со мной, улыбается моим друзьям и смеется над их шутками. Меня наполняет теплом то, что она веселится рядом с людьми, которых я считаю своей семьей. Я хочу дать ей это. Показать ей, что семья — это не кровь, а связь между людьми, которые достаточно заботливы, чтобы оставаться рядом даже в самые трудные времена.


* * *


— Сантьяго Алаторре, вы пришли сегодня, чтобы представить свое дело, с помощью Ноа Слейда и Джеймса Митчелла, — Главный оратор встает.

Остальные следуют за ним, поднимаясь на ноги. Ноа и Джеймс кивают. Мы втроем стоим плечом к плечу перед комиссией.

Я засовываю дрожащие руки в карманы брюк.

— Мы считаем все, что вы делали до сих пор, невероятно смелым. Вернуться в гоночную машину после того, что вы пережили, — нелегкий подвиг, и мы не можем представить гонщика, который бы лучше вас справился со своими жизненными обстоятельствами. Я имел удовольствие наблюдать за вами с тех пор, как вы начали участвовать в гонках Формулы-3. Даже будучи подростком, вы раз за разом преодолевали все трудности, которые были направлены против вас. Будь то недостаток финансов или работа с партнером по команде, который был вашим соперником, — он натянуто улыбается Ноа, — вы бросали вызов трудностям и выходили победителем.

Каждый глубокий вдох заставляет мои легкие гореть. Он устраивает мне всю эту прогулку по аллее памяти, чтобы мягко послать меня?

Он продолжает.

— Мы беспокоимся, что ваши обстоятельства слишком тяжелы для гоночной трассы Формулы-1. Условия изнурительные, как вы хорошо знаете, а аварии угрожающие. Очень важно отметить, что мы рассмотрели последствия того, что вы снова будете участвовать в гонках, и возможные травмы, которые могут ухудшить ваше состояние.

Черт. Комиссия не хочет рисковать мной. Прилив адреналина, который я испытал ранее, покидает меня, сменяясь волной уныния. Я опускаю глаза, фокусируясь на деревянной стойке, за которой стоит докладчик.

— Но…

Я поднимаю глаза. Его ухмылка растет, пока он оценивает мое лицо.

— Мы считаем, что нет никого более достойного и более готового принять вызов чем вы. Мы с большим удовольствием утверждаем законопроект, который позволит вам снова участвовать в гонках с модификациями, разработанными Ноа Слейдом с помощью Джеймса Митчелла. Мы хотим привлечь всех гонщиков — независимо от их инвалидности — к гонкам, если они достаточно талантливы. Как лидеры Корпорации Формулы, мы с нетерпением ждем возможности поддержать вас в следующем сезоне. С возвращением на трассу, Сантьяго. Мы рады, что вы вернулись.

Комната сходит с ума от улюлюканья и аплодисментов.

Ноа поворачивается ко мне.

— Ты сделал это.

Я качаю головой.

— Меня бы здесь не было без тебя, — я обнимаю его, утыкаясь головой в его плечо и позволяю себе выпустить несколько слезинок.

Я не могу поверить, что возвращаюсь. Я никогда не представлял, что этот день может произойти в моей жизни. Не тогда, когда я восстанавливался после реабилитации. Ни после того, как я год за годом проводил вдали от трека. Пока кто-то не ворвался в мою жизнь и не перевернул ее.

Ноа шлепает меня по спине.

— Мир гонок без тебя уже не тот. Я так горжусь тобой за то, что ты дал всему этому шанс, потому что все, что он сказал, было правдой. Нет никого, кто должен участвовать в гонках больше, чем ты.

Я отстраняюсь и смотрю ему в глаза.

— Спасибо тебе. За то, что создал руль. За то, что подтолкнул меня к осознанию ошибок. И спасибо за то, что ты никогда не сдавался, даже когда я сдавался сам.

— Для этого и нужны братья, — он улыбается.

Хлоя прорывается к нам сквозь толпу. Она обнимает меня.

— Ты снова будешь участвовать в гонках! В гоночной машине! С этими сексуальными костюмами и подиумами с шампанским!

Я с усмешкой глажу ее по волосам.

— Сексуальные костюмы?

— Только на тебе. Без обид, Ноа, — она смотрит на него виновато.

— Не обижаюсь. Я все равно выхожу на пенсию через несколько месяцев, — он подмигивает.

Майя и мои родители присоединяются к нам, чтобы отпраздновать. Все поздравляют меня. Я держу Хлою рядом с собой, не позволяя ей отходить ни на шаг.

Я улыбаюсь все время, пока общаюсь со старыми друзьями и родственниками. Весь груз за те годы, что я провел в изоляции, сваливается с моих плеч. Как будто темноты, которая сковывала меня негативными мыслями и безнадежностью никогда и не было.

Наконец-то я могу легко дышать, зная, что с Хлоей рядом снова смогу осуществить свои мечты.



Глава 50



Хлоя


С тех пор как Сантьяго предложил мне переехать к нему, у нас с ним установился самый лучший распорядок дня. Пока он занимается тренировками на треке с Бандини, я провожу дни с Маттео и работаю над последними проектами для моего магазина Etsy. У меня уже есть несколько заказов после того, как Майя помогла сделать фотографии различных предметов одежды, которые я создала.

Каким-то образом в поисках своего отца я нашла мужчину, которого люблю, и работу, которая заставляет меня с радостью просыпаться каждое утро. Как будто каждая деталь встала на свое место.

Ну, почти. Я никогда не думала, что по-настоящему узнаю, что именно принесет мне счастье в жизни, но кажется, что все, чего я только могла желать, упало мне на колени, когда я меньше всего этого ожидала.

Брук отправила все мои вещи с помощью Сантьяго. То, что когда-то было домом, лишенным эмоций, теперь ломится от разноцветных одеял и растений на подоконниках. Мы превратили его жилье в дом на обустройство которого я бы не отказалась потратить многие годы своей жизни.

Сантьяго готовит ужин, а я потягиваю вино и смотрю на него.

Он приостанавливает нарезку, чтобы посмотреть на меня.

— Ты счастлива?

— Я? — я поднимаю бровь.

Он ухмыляется.

— Да.

— Конечно! Что это за вопрос?

Он пожимает плечами, продолжая резать овощи.

— Вчера ты была какая-то хмурая.

— Это потому, что у меня месячные, болван. Не могу же я всегда разбрасывать конфетти, куда бы ни пошла.

Он нахмурился.

— Поэтому ты плакала во время просмотра «Подружек невесты»?

Я сморщилась. Неужели я действительно плакала во время просмотра комедии? Ладно, возможно, вчера я была немного эмоционально реактивной.

— Он вызвал у меня эмоции.

— Потому что?

— Потому что это любимый фильм Брук, и он заставил меня скучать по ней. Я не видела ее целую вечность, и она так далеко, что даже наших обычных телефонных звонков недостаточно.

— Я понял это после того, как ты уснула со своим ноутбуком во время видеочата с ней на прошлой неделе.

— Я не создана для отношений на расстоянии. Они отстой.

— Слава Богу, — он ухмыляется.

— Ты серьезно улыбаешься? Ты зло.

— Только в том смысле, который имеет значение, — он подмигивает.

Я вскидываю руки вверх.

— Что это вообще значит?

Сантьяго смотрит на часы на духовке.

— 3…2…1…

Ничего не происходит. Снаружи щебечет птица, добавляя неловкую тишину между нами.

Я каким-то образом нашла такого же сумасшедшего, как и я. Какой подвиг.

— Ты хорошо себя чувствуешь? Это было, мягко говоря, разочаровывающе.

Он закатывает глаза.

— Я слишком многого ожидаю от людей. Похоже, что вовремя приходить — это уже в прошлом.

— О чем ты…

Входная дверь с грохотом распахнулась.

— Когда ты сказала мне, что остановишься в замке, где царит атмосфера Трансильвании, ты не шутила.

От звука голоса Брук я вскрикиваю и бегу по коридорам навстречу ей.

Я бросаюсь в ее объятия, заставляя ее уронить свой багаж на пол.

— О мой гребанный Бог! Ты здесь! Ты действительно здесь! Как ты вообще сюда попала?!

Она выпустила воздух.

— Боже, ты весишь гораздо больше. Чем они тебя здесь кормят? Печеньем на завтрак, обед и ужин?

Я гогочу, отпуская ее.

— Что ты вообще здесь делаешь?

— Сантьяго попросил меня навестить тебя, — она сияет.

Я оглядываюсь через плечо и вижу, что Сантьяго улыбается нам. Он машет Брук рукой и представляется.

— Серьезно? Ты всегда будешь таким идеальным или это пройдет, как гарантия на автомобиль? — Мои глаза скользят от Сантьяго к моей лучшей подруге, убеждаясь, что я ничего не выдумала.

Сантьяго лишь улыбается мне. Эта улыбка идет изнутри, практически освещая своим позитивом этот чертов коридор.

— Динамичный дуэт вернулся, — Брук танцует вокруг меня.

— Ты действительно собираешься погостить у нас некоторое время? Я не могу в это поверить! — Я снова обхватываю ее руками и сжимаю.

Она отвечает на мои объятия.

— Ну…

Я отпускаю ее и делаю шаг назад.

— Что?

Она прикусила губу.

— Поскольку я теперь гордая выпускница с дипломом за плечами, и мы находимся в стране королевских дизайнеров…

— Нет, — мой рот открывается. Неужели она говорит то, что я думаю?

— Да! — визжит она. — Я подала резюме на кучу вакансий здесь. Лондон, Париж, Милан. Если есть страна, где есть журнал мод, я предпринимаю все попытки.

— Ты собираешься жить в Европе? Постоянно?

Она лучится.

— Это зависит от того, где меня наймут, но это будет где-то на этой стороне света, это точно. Я не могу позволить своей лучшей подруге переехать в Европу без меня. Мы как пара почек.

— Вместе лучше, чем порознь, — я улыбаюсь.

Сантьяго подходит изакидывает руку мне на плечо.

— Мы выделим тебе комнату для гостей наверху. Я представляю, как ты хочешь расслабиться и принять душ после такого долгого перелета.

Я смотрю на человека, который починил мое расколотое сердце с помощью супер клея и силы воли.

— Ты уверен, что хочешь подписаться на еще одного соседа по квартире?

— На некоторое время, по крайней мере, пока она не встанет на ноги и не найдет себе работу. Не говоря уже о том, когда она предложила остановиться в том же месте, что и ты раньше, я сказал ей, что не могу этого допустить. Я бы не пожелал такого своему злейшему врагу… Ну, может быть, Ноа, но только потому, что это будет унизительным опытом для нашего Королевского Высочества.

Я с трудом сдерживаю смех.

— Кстати, о Ноа Слейде… У него есть друзья? Свободный друг, точнее, — Брук подергивает бровями.

Сантьяго качает головой.

— К сожалению, все мы заняты.

— Ты слышишь это? — Брук наклоняется и шепчет.

— Что? — я поднимаю на нее бровь.

— Мне показалось, что я услышала рыдания всех женщин в мире, но, возможно, я просто схожу с ума.

Мы с Сантьяго оба смеемся. Он смотрит на нее с некоторым удивлением.

— Я понимаю, почему Хлоя тебя любит.

Брук прихорашивается, как проклятая выпендрежница.

— О, рассказывай. Я обожаю комплименты.

— У тебя такая же магия, как у нее.

Я краснею.

— А возможно ли, что я виртуально влюбилась в тебя тоже? Напрашиваясь в друзья? — Брук говорит со своим самым серьезным лицом, хотя я могу сказать, что она хочет разразиться приступом смеха.

Я заливаюсь безудержным смехом. Моя грудь наполняется теплом от мысли, что моя лучшая подруга живет на одном континенте со мной.

Мне даже не нужно было загадывать желание, чтобы оно сбылось. Все, что мне было нужно, — это Сантьяго, человек, который стремится доказать, что волшебство заключается не в самом желании, а в людях, которые воплощают мечту в жизнь.


Глава 51



Сантьяго


Семь месяцев спустя


— Дети готовы к твоему появлению, — Хлоя вошла в мой номер Бандини.

Я улыбаюсь ей, застегивая свой гоночный костюм.

— Они все там?

Она кивает и протягивает мне руку.

— Готовы смотреть, как их любимый парень участвует в своем первом Гран-при.

Я заканчиваю пристегивать iWalk и встаю с дивана. Вместе с Хлоей мы выходим из дома на колесах, где я готовлюсь и отдыхаю перед гонками.

Мы идем по главной дороге к ряду сцен, где гонщики и спонсоры встречаются с болельщиками.

Хлоя качает наши руки в воздухе.

— Ты готов к своему первому сезону?

— Да.

Люди останавливаются и смотрят. Некоторые открыто глазеют на мой iWalk, другие избегают прямого зрительного контакта со мной. Мне должно быть не по себе, но один взгляд на ухмыляющееся лицо Хлои заставляет меня игнорировать их.

Кому есть дело до остального мира, когда мой вращается вокруг этой девушки?

Она ведет меня к сцене.

— Ты нервничаешь?

— На удивление, нет.

— Как тебе машина?

— Ты уверена, что хочешь знать ответ на этот вопрос? Ты можешь начать ревновать.

Ее плечи вздрагивают, когда она смеется про себя.

— Я? Ревновать к машине?

— Я любил ее до тебя, — поддразниваю я.

Она высунула язык.

— Она может быть твоей первой любовью, но не станет последней.

— Кто-то наглеет.

— Я заслужила свое место, — она подмигивает.

Из меня вырывается бурный смех.

Мы останавливаемся у входа на сцену. Я притягиваю ее к себе и целую в макушку. Желая насладиться моментом, я делаю несколько глубоких вдохов.

Хлоя возится с молнией на моем костюме.

— Просто предупреждаю. Я могла бы сделать что-то особенное для сегодняшнего дня.

— Я почти боюсь спрашивать.

— Почему бы мне просто не показать тебе? — коварная улыбка Хлои заставляет меня насторожиться.

Рука об руку мы поднимаемся по ступенькам на сцену. Сотни детей кричат во всю мощь легких, когда я вхожу на огромную сцену. На них нет одежды Бандини, которую я послал им в качестве части благотворительного пакета.

Нет.

Все дети, от малышей до подростков с самодовольными ухмылками, одеты в различные варианты одежды Железного человека. Некоторые размахивают в воздухе своими протезами, держа в руках плакаты с моим именем. Хотя все выглядят по-разному, от национальности до возраста, у них есть одна общая черта.

Они все похожи на меня.

Я моргаю, глядя на их костюмы, которые определенно не входили в план.

— Сюрприз? — Хлоя смотрит на меня так, будто хочет оценить мою реакцию.

Толпа кричит, когда моя семья выходит на сцену. Ноа держит Марко, который одет в свой собственный костюм Железного человека. Майя и мои родители присоединяются к нему, улыбаясь мне в своих рубашках Бандини. Мама смахивает слезу, стекающую по щеке, а папа обнимает ее за плечи.

Я смотрю вниз на женщину, которую люблю.

— Ты все это спланировала?

— Ну, ты попросил меня помочь организовать сегодняшнее мероприятие.

Толпа начинает скандировать «Железный человек» все громче и громче. Я подхожу к краю сцены, совершенно ошеломленный.

Хлоя дает мне что-то в руки, и я смотрю на это. Это новый гоночный шлем, сделанный на заказ. Символ дугового реактора Железного Человека расположен в центре верхней части, окруженный испанским флагом. Я переворачиваю его и осматриваю заднюю часть. Специальная наклейка с изящным почерком Хлои находится в нижней части шлема.

Может, ты и герой в моей истории, но в их истории ты легенда.

Это один из лучших подарков, которые мне дарили.

Одной рукой я хватаю Хлою и притягиваю ее к себе. Я нежно целую ее губы.

— Спасибо.

— О, пожалуйста! Это ты основал благотворительную организацию. Я только привела их всех сюда.

— Без тебя, со своим безумным планом вторжения в частную собственность, не было бы ни благотворительности, ни тем более мероприятия. Это ты.

Она смеется про себя.

— Может быть, там была кошка, которую нужно было спасти.

— А может, там был человек, которого нужно было спасти, — я смотрю на толпу детей, у которых есть протезы благодаря фонду, который я основал. Достаточно было одного видео, где ребенок плачет, глядя на свою культю, чтобы показать мне, что у меня есть и другая цель, кроме гонок. Родители с трудом могут позволить себе протезы, но если к этому прибавить рост детей, то возникают огромные медицинские счета. С помощью Хлои я создал свой фонд в надежде показать пример.

Я больше не участвую в гонках только ради себя. Я участвую в гонках ради них. Для людей, которым нужен кто-то, на кого можно равняться, кто может показать им, что они больше, чем инвалидность. Чтобы показать им, что мы — новая норма.

Их крики становятся громче, когда я поднимаю шлем в воздух и улыбаюсь.

Время для гонки.


* * *


Вибрация двигателя щекочет мой позвоночник. Запах свежей резины одурманивает воздух, врываясь в крошечную щель в козырьке. Я стою третьим на решетке старта позади моего товарища по команде Бандини и Элиаса, лидера гонки.

Я вернулся. Я делаю крестное знамение и быстро произношу молитву. Двумя слегка дрожащими руками в перчатках я вцепился в руль.

Расслабься. Ты месяцами тренировался с Ноа. У тебя все получится.

Экипажи разбегаются от тротуара. Один за другим загораются пять красных огней. Мое сердце колотится в груди, когда все пять выключаются одновременно.

Я нажимаю на педаль газа. Шины визжат, когда моя машина проносится через решетку. Внутри меня все бурлит, когда я прохожу первую прямую невредимым. Каким-то образом я удерживаю третье место, сразу за Элиасом и моим товарищем по команде Финном.

Я улыбаюсь под шлемом, когда Джеймс начинает говорить в микрофон.

— Отличный старт, Сантьяго. Держи стабильный темп и покажи этим ублюдкам, как выглядит победитель. — он приводит несколько статистических данных, за которыми нужно следить.

Я использую дроссельную заслонку и тормоза попеременно, проезжая первый круг без проблем.

Мне нравится, как колотится сердце в груди. Нравится чувствовать, как шины вздрагивают подо мной, разрываясь на части, когда я прохожу каждый круг. Это вызывает зависимость, когда проезжаешь мимо ревущих трибун.

Я люблю все это. Каждый неровный вздох, вырывающийся из моих легких, каждый изгиб трассы, каждый раз, когда мой товарищ по команде не дает мне покоя, потому что я его обошел.

Круг за кругом я удерживаю третье место, отбиваясь от других гонщиков позади меня. Никто не обходит меня, но этого недостаточно.

Я хочу большего. Для детей, которые пришли поддержать меня, и для женщины, которая была рядом со мной на протяжении всего этого.

Я подтягиваюсь к своему товарищу по команде. Мы едем в тандеме по длинной дороге, пока я не обхожу его машину с внешней стороны и не набираю скорость перед его машиной.

— Потрясающе! Вот о чем я говорю! — кричит Джеймс.

Адреналин — мой любимый наркотик. Прилив сил мгновенный, а ощущения ни с чем не сравнимы.

Двигатель грохочет, когда я увеличиваю скорость. Дроссельная заслонка работает как по маслу, и после всех тренировок она стала частью меня самого.

Элиас остается лидером гонки на своем сером автомобиле МакКой. Он обнимает повороты на каждом вираже и держит себя в руках на каждой прямой.

Я нажимаю на газ, и моя машина ускоряется позади него. Его задний бампер уже близко, настолько, что я практически касаюсь его передним крылом.

— Полегче, — добавляет Джеймс по командному радио.

Все в этом деле легко, и именно это делает его еще более веселым. Меня больше не волнует, как попасть на подиум или стать лучшим. Все, что меня волнует, — это получать удовольствие и жить своей жизнью.

Победа — это больше не титул чемпиона. Главное, чтобы я гордился собой, независимо от результата. Похвала других людей теперь лишь дополнительный бонус. Потому что, в конце концов, я потратил слишком много бессмысленных лет, ориентируясь на мнение людей, которые не имели значения.

Элиас не сдерживается на последних кругах. Я еду рядом с ним, и только когда мы достигаем следующего поворота, меня оттесняют на второе место. Он талантлив и умеет защищаться. Честно говоря, я могу кое-чему поучиться у него.

Он проходит финишную черту менее чем за секунду до меня. Я поднимаю кулак в воздух и подъезжаю к трибуне, где собрались все дети, пришедшие раньше. Их крики становятся громче по мере приближения моей машины.

Я закручиваю свой автомобиль на трассе перед ними. Дым поднимается от горящих шин, и толпа приходит в неистовство. Моя улыбка не сходит с лица все это время.

Мне не нужна нога, чтобы участвовать в гонках. Все, что мне было нужно, — это мечта, смелость и крутая подружка, которая снова и снова обличала меня в моем дерьме. Мне нужен был кто-то, кто научил бы меня смириться с тем, что я не сломлен, а потерян.

Жизнь больше не заключается в бесконечной погоне. Это желание замедлить время и наслаждаться каждой секундой, потому что я не хочу ничего упустить.

Потребовалась одна случайная встреча с незнакомкой, чтобы изменить мою жизнь. Один человек заставил меня понять, что я не смогу полюбить кого-то другого, пока не полюблю себя. Одна мечтательница, которая заставляет меня загадывать желания в дневниках, на счастливых звездах или на чертовых одуванчиках.

Одна девушка. Одна любовь. Одна навсегда.






Эпилог

Хлоя


Две розовые линии. Это все, что нужно, чтобы изменить мою жизнь.

Я трясу палочкой, как будто это может заставить одну из линий исчезнуть.

— Это не чертов планшет рисуй и стирай, Хлоя.

Нет, это просто положительный тест на беременность.

Я. Беременна.

— Срань господня.

Подожди, я больше не могу ругаться.

Боже мой. Я беременна. По-настоящему, реально, на девяносто девять процентов беременна, если статистика на аптечном тесте верна. Я тут же жалею, что купила тест заранее и хранила его в ванной, потому что теперь у меня нет возможности отрицать факты.

У меня будет ребенок от Сантьяго. Я опускаюсь на прохладную плитку в ванной, потому что в данный момент я не доверяю своим ногам.

Как это произошло?

Когда два человека занимаются сексом без…

Ладно, очевидно, я знаю, как это произошло. Но как это произошло так быстро? Мы с Сантьяго договорились перестать пользоваться презервативами меньше нескольких месяцев назад. Я имею в виду, черт, мы поженились только в этом году. И после того, как я узнала, как Майя переживает по поводу рождения детей, я ожидала, что это займет у нас какое-то время. Но это? Серьезно, что за волшебная сперма у Сантьяго?

Рука, сжимающая тест на беременность, дрожит. Черт. Я действительно собираюсь стать мамой. Как будто я собираюсь перейти от секс-марафонов и ленивых воскресений к смене подгузников, грудному вскармливанию и жалобам Брук на то, как хреново засовывать коляску в багажник машины, управляясь с младенцем.

— Но что, если я ужасная мать? Что, если они будут ненавидеть меня за то, что я все делаю неправильно, или думать, что я не так хороша, как все остальные мамы в их классе, потому что я не умею готовить, или печь, или даже делать многое без ошибок…

— Хлоя, ты хорошо себя чувствуешь? Ты так быстро ушла с обеда. — Голос Сантьяго доносится через закрытую дверь.

Я ушла, потому что мой телефон прямо посреди нашего ужина отправил мне предупреждение о том, что у меня две недели подряд не было месячных. Очевидно, что мое приложение для отслеживания более собрано, чем я в данный момент.

— Конечно, — мой голос дрожит.

— Тебе нужна помощь?

— Определи, что ты имеешь в виду под помощью?

Он кашляет.

— Ну, гм, там достаточно туалетной бумаги?

У меня возникает искушение открыть дверь, только чтобы потом захлопнуть ее у него перед носом.

— Просто чтобы ты знал, шутки про туалет не приветствуются в этом браке.

— Это тебя не рассмешило? Теперь я знаю, что с тобой действительно что-то не так, — дверная ручка дребезжит, но замок на двери держится.

— Уходи, — бормочу я.

— Что случилось? Поговори со мной.

Я подползаю к двери и поворачиваю замок. Она открывается с тихим щелчком, и в комнату входит Сантьяго. Его взгляд мечется между тестом в моей руке и моим лицом.

— Благодаря тебе и твоей волшебной сперме я беременна.

Его лицо теряет цвет. Он бесцеремонно опускается на пол и притягивает меня к себе.

— Святое дерьмо. Ты беременна.

— Теперь это «святая дыня». Не ругайся при ребенке, пожалуйста.

Сантьяго откидывает голову назад и смеется. Я улыбаюсь, но смех не выходит.

Его брови сходятся вместе, когда он оценивает мое лицо.

— В чем дело? Я думал, ты этого хотела?

Руки, которые я люблю, крепко обхватывают меня, прижимая к его телу. Боже, я буду скучать по этому объятию. Это никогда не будет прежним, когда я стану размером с надувной мяч.

— Хлоя? — он нежно целует меня в шею.

Несколько слезинок выступают из моих глаз.

— Я счастлива. Я клянусь, что счастлива, — и я действительно счастлива, но сейчас мне нужно многое переварить, и разум с трудом справляется с этим.

— Тогда почему ты плачешь?

— Потому что я боюсь, что никогда не буду достаточно хороша для нашего ребенка.

Он сжимает меня крепче, а затем разворачивает меня на коленях, заставляя повернуться к нему лицом. Его рука заправляет прядь волос за ухо.

— Ты будешь самой лучшей мамой.

— Конечно, ты должен так говорить. Ты же меня обрюхатил, в конце концов.

Он качает головой.

— Нет. Я говорю это, потому что я действительно верю, что ты будешь такой. Любовь, которую ты делишь с самыми близкими тебе людьми — это самый ценный дар, и я немного завидую, что мне придется делить ее с…

— Мармеладкой.

— Мармеладкой, — он широко улыбается, карий цвет его глаз светлеет. — Так что, да, я ревную, что Мармеладка украдет у меня часть твоей любви, но я справлюсь.

— Как милостиво с твоей стороны.

Он мягко целует меня в губы.

— Я серьезно. Ты будешь самой замечательной матерью. Ты щедрая и добрая. Прощающая и сильная. Лучший пример для подражания и друг. Будет ли у нас только один ребенок или целая орава…

Я протягиваю руку.

— Так, стоп. Давай начнем с Мармеладки и посмотрим, что получится, потому что при слове «орава» мое влагалище сжалось от страха.

Сантьяго корчится от смеха, и я присоединяюсь к нему. Вместе на полу в ванной мы обсуждаем идеи, связанные с нашей будущей ордой, от нелепых идей для гендерпати до возмутительных детских имен.

Но во всем этом безумии мы с Сантьяго сходимся в одном. Мы вместе будем растить этого ребенка, вкладывая в него всю свою любовь.

И хотя у Сантьяго был шанс искупить свою вину гонками, это мой шанс.

Пришло время отпустить свое прошлое и действительно это сделать.


* * *


— Как ты думаешь, у него действительно есть шанс победить? — я смотрю на Ноа.

Команда пит-лейн остается сидеть на одной стороне гаража, готовая к работе, если Сантьяго понадобится сменить шины. Майя развлекает Марко книжкой-раскраской в углу возле входа в апартаменты.

Джеймс стоит у компьютеров и отдает распоряжения, одновременно передавая Сантьяго информацию по командному радио.

— Если он попадет на подиум в этой гонке, то закрепит свое первое место. Он снова станет Чемпионом Мира.

Ух ты. Я знала, что Сантьяго хорош. Черт, я знала, что он великолепен. Последние два сезона он работал на износ, чтобы попадать на подиумы. Но стать чемпионом мира после аварии? Это говорит о его таланте больше, чем могут сказать мои слова.

Путь сюда был нелегким. Фантомные боли все еще периодически дают о себе знать, и в некоторые дни ему приходится тяжелее, чем в другие. Но Сантьяго борется каждый день, чтобы стать лучшим во всем, в чем он может.

В гонках. В браке. В подготовке к тому, чтобы стать лучшим отцом для нашего малыша.

Я потираю свой увеличивающийся живот. Бриллиант на моем кольце блестит под светом питстопа, отражаясь на потолке радугой цветов.

Я смотрю на экраны, транслирующие ход гонки с камеры на приборной панели. Сантьяго сейчас на втором месте, и, хотя это обеспечит ему очки для попадания на подиум, это не сделает его чемпионом мира.

Это последняя гонка в сезоне. Сейчас или никогда он сможет завоевать титул, за которым он гоняется с момента своего возвращения.

Сантьяго держится позади Элиаса, одного из лучших гонщиков МакКоя. Каждое движение, которое делает мой муж, чтобы обойти серую машину Элиаса, наталкивается на сопротивление водителя.

— Давай, — Ноа проводит рукой по волосам.

Сантьяго нажимает на педаль газа. Его машина мчится по прямой, подъезжая к Элиасу. Они едут в тандеме по узкой дороге.

Подходит поворот, и Сантьяго разгоняется на секунду позже Элиаса, давая ему большую скорость на повороте.

Сантьяго вырывается вперед перед Элиасом, обеспечивая себе первое место. Гараж аплодирует, когда Сантьяго проносится по следующей прямой. Элиас остается у него на заднем плане, не в силах одержать верх.

Удар в живот заставляет меня вцепиться в руку Ноа для устойчивости.

— Ты в порядке?

— О Боже. Ребенок только что пинался! На этот раз по-настоящему, а не как обычно, в виде пузырька или трепыхания. — Я хватаю Ноа за руку и прижимаю ее к своему животу. Я не спрашиваю разрешения, потому что мне нужно, чтобы кто-то подтвердил, что это не просто мое воображение.

— О, вау. У тебя маленький боец, — Ноа хихикает.

— Майя! Иди сюда. Ребенок брыкается, как будто он мастер кунг-фу!

Она подбегает и заменяет руку Ноа своей.

— Ааа! Он сильный.

Я вздрагиваю, когда очередной пинок приземляется где-то рядом с моим мочевым пузырем.

— Они всегда такие активные?

— Это только начало. Сантьяго взбесится, когда поймет, что пропустил это, — Майя хмурится.

Мой взгляд снова фокусируется на телевизоре. Я потираю живот круговыми движениями, надеясь успокоить ребенка.

— Ты тоже радуешься за папу, малыш?

Следующий толчок в живот я воспринимаю как утвердительный ответ.

Сантьяго не теряет бдительности до конца гонки. Он преодолевает финишную черту, и команда приходит в восторг.

— Он сделал это! — я прыгаю в объятия Майи. Мы плачем вместе, слезы текут по нашим лицам, пока Сантьяго паркует машину на своем первом месте.

Мы идем пешком, хотя мое сердце хочет, чтобы я бежала. У моего ребенка другие планы, например, устроить частную вечеринку в моем животе.

Кто-то передает Сантьяго его iWalk, как только он вылезает из машины. Он пристегивает его и встает, срывая при этом свой шлем. Он поворачивается к нам и одаривает нас широченной улыбкой.

— Ты выиграл! Ты официально чемпион мира! — я иду прямо в его ждущие руки и вдыхаю запах пота и бензина.

Это полезно для здоровья? Нет.

Это вызывает легкое привыкание и напоминает мне исключительно о нем? Еще бы.

— До этого я уже был Чемпионом Мира.

Я легонько бью его по руке.

— Сейчас не время быть самоуверенным.

— Ты права. Как грубо с моей стороны. Я воздержусь, поскольку у меня перед глазами прекрасное доказательство моей самоуверенности, — он кладет свои руки в перчатках на мой живот.

— Подожди. Сними перчатки.

Он выполняет мою просьбу и закусывает кончики, успешно срывая их.

Кто бы мог подумать, что снятие перчаток может быть таким сексуальным? Запишите мне повтор, пожалуйста.

— Ты опять замечталась, — он улыбается.

— Извини. Смотри! — я кладу его руки на то место, которое было активным минуту назад.

— Я должен погладить твой живот и загадать желание?

Я сужаю на него глаза.

— Придурок. Просто подожди.

Проходит не больше минуты, и наш малыш возвращается с местью.

— Ay Dios — О, Боже, — шепчет Сантьяго себе под нос. — Это то, о чем я думаю?

— Он счастлив, что папа выиграл Чемпионат!

Сантьяго держит руки на моем животе, наклоняясь и захватывая мои губы своими. Он углубляет поцелуй, проводя языком по моим губам. Аплодисменты людей заставляют нас отстраниться друг от друга.

Его глаза блестят от счастья.

— Я выиграл больше, чем Чемпионат. Я выиграл женщину, которая каждый день заставляет меня ценить, как мне повезло, что я вообще выжил в той аварии. Потому что я не могу представить, что никогда не встретил бы человека, который дополнил бы меня. До тебя я никогда не верил в родственные души, но будь я проклят, если ты не сделала меня мечтателем благодаря своим желаниям, полевым цветам и улыбке, которая может сделать любой плохой день мгновенно лучше.

Мои гормоны берут верх, и слезы выступают на бис.

— Я люблю тебя.

У меня нет никаких сомнений в том, что я люблю этого бесстрашного человека всем своим существом. Человека, который научил меня, что любовь — это не то, чего нужно бояться, а то, что нужно почитать. Того самого, который каждый день своей жизни показывает мне, как сильно он меня любит — своими словами, своими поступками, каждым вздохом, который он делает, чтобы поддержать нашу семью.

Я буду любить Сантьяго Алаторре до тех пор, пока полевые цветы будут расти в прекрасном хаосе.




Бонусный эпилог

Сантьяго


Из динамиков, спрятанных в стенах дома Лиама и Софи, доносится немецкое исполнение рождественской песни. Каждая из наших семей сидит за своим отдельным круглым столом, на котором разбросаны пряничные домики. Кажется, будто кто-то взорвал бомбу в деревне Санты.

Из всех домиков удались только два — домики Марко и Стеллы. Каждый год одно и то же, оба участвуют во всех рождественских играх, которые затевают Зандеры. Я наполовину уверена, что Лиам и Софи продолжают придумывать возмутительные идеи только для того, чтобы посмотреть, что придумают эти двое детей. Это граничит с нелепостью, но мы позволяем Марко и Стелле выходить сухими из воды, потому что это всех очень развлекает.

Все члены семьи одеты в смешные одинаковые рождественские пижамы, которые выбрала Софи. Это стало традицией с тех пор, как мы все поженились и решили, что лучше проводить праздники вместе, чем порознь.

Джакс, Елена и Леннокс, их сын, сидят вместе, пытаясь удержать стены своего дома. Сол, их младшая дочь, ворует конфеты с крыши, пока никто не видит. Хотя оба их ребенка приемные, никто не может сказать об этом по их одинаковым темным локонам и золотистым оттенкам кожи.

Майя фотографирует Ноя, балансирующего на коленях моей маленькой племянницы. Прошло много лет, прежде чем они захотели попробовать снова, но с помощью врача и экстракорпорального оплодотворения моя сестра исполнила свое желание и родила еще одного ребенка. Ей уже исполнилось три года, и она растет с каждым днем. А Марко, уже достаточно взрослый, чтобы у него появилась щетина на подбородке и рубашка наполнилась мускулами, сидит рядом с ними в своей одинаковой пижаме. Со всеми его путешествиями на F2 я чувствую, что пропустил последний год его жизни. Он намного ворчливее, чем я его помню. Я думал, что он будет счастлив наконец-то достичь того, над чем он так упорно работал все эти годы, но его хмурый вид все выходные говорил совсем о другом.

Глаза Марко по-прежнему прикованы к Стелле, которая спорит с Лео, своим братом-близнецом. Их пижамы покрыты конфетами и глазурью разных цветов. Судя по жвачкам, застрявшим в светлых волосах Стеллы, и крошкам пряника в волосах ее брата, у них началась пищевая война.

Ничего не меняется.

— Тедди, ты не против сфотографировать нас? Раз уж ты не член семьи и все такое, — Лиам бросает взгляд на первого парня Стеллы, Теодора.

— Папа! Его зовут Теодор.

Стелла качает головой.

О, Стелла, а чего ты ожидала? Мы кучка защищающих засранцев.

Теодор одет в обычную одежду, потому что ему не предложили пару одинаковых пижам Зандеров. Он пытается скрыть, что хмурится из-за своего нового прозвища, но я этого не замечаю. Честно говоря, у Теодора была не самая лучшая ночь после того, как Лиам при всех прозвал его Тедди.

— Как чертов бурундук. Как мило. — Марко хмыкает за столом рядом с моим.

Теперь, когда я смотрю на Теодора, он действительно похож на него своими полными щеками, каштановыми волосами и миндалевидными глазами.

— Хороший глаз, — я подмигиваю ему.

Электрические голубые глаза Стеллы переходят с ее парня на Марко.

— Или Теодор Рузвельт.

— Которого также зовут Тедди. — Ухмылка Марко расширяется, когда Стелла обращает все свое внимание на моего племянника.

Тедди стоит с открытым ртом, наблюдая за битвой Стеллы и Марко. Я наполовину ожидал, что новичок выбежит за дверь после того, как Лиам допрашивал его ранее с помощью Ноа и Джакса, но он выстоял.

— Не волнуйся об этом, детка. Прозвища всегда приветствуются, — Тедди закидывает руку на плечо Стеллы.

Челюсть Марко подергивается. Может, мне пора поговорить с племянником о его маленькой влюбленности в Стеллу? Прошли годы, а он до сих пор не сделал ни одного шага. Неправильно раздражаться из-за того, что он не сказал ей ни слова, разве что передал рождественский подарок от Слейдов. Но теперь, когда я думаю об этом, возможно, это был подарок от него, судя по тому, что оберточная бумага была сделана наполовину. Моя сестра никогда бы не завернула что-то подобное.

Интересно. Очень интересно.

— Никто не называет мою дочь «детка» в моем присутствии. Попробуй еще раз, когда вы оба не будете подростками, — Лиам встречает смертельный взгляд Марко, когда убирает руку Тедди с плеч своей дочери. Он пихает свой телефон в руки Тедди и прижимает Стеллу к себе.

— Папа, нам шестнадцать, — Стелла закатывает глаза.

Лиам гладит Стеллу по голове.

— Разве я сказал подросток"? Я имел в виду, попробуй еще раз, когда станешь пенсионеркой. По крайней мере, меня к тому времени уже не будет на этой планете.

Джакс гогочет в углу с Еленой, а Ноа улыбается. Даже после стольких лет мы все еще кучка клоунов, которые издеваются над следующим поколением, а не друг над другом.

Хлоя перехватывает мое внимание, когда наклоняется ко мне через плечо и шепчет на ухо:

— Я наконец-то закончила упаковывать последний подарок. Операция "Северный полюс" началась.

Она ставит свою чашку с гоголь-моголем на стол, а затем перебирается ко мне на колени.

Я обхватываю ее руками.

— Почему ты не приняла мое предложение помочь?

— Потому что ты не можешь завернуть подарок, чтобы спасти свою жизнь.

Ах, как племянник, как дядя.

Она шевелит руками перед моим лицом.

— На чердаке достаточно подарков, чтобы соперничать с магазином игрушек, а мои пальцы разодраны в клочья. Мне кажется, что я заслужила отказ от ответственности. Я не ожидала, что ты захочешь создать свою собственную армию детей.

— Ну, ты же любишь заниматься сексом, — я подмигиваю.

— Я не могу отвечать за свои гормоны. Я должна была выйти замуж за кого-то менее привлекательного. Мое влагалище в конце концов поблагодарило бы меня.

— Я немного оскорблен, но в то же время меня это забавляет.

— Мамочка, у меня животик болит, — маленький голосок хнычет рядом с нами.

— Кстати, о нашей армии, — усмехаюсь я.

Мы оба смотрим на Оливию, самую младшую из наших троих детей. Она смотрит на нас большими карими глазами, обрамленными темными ресницами. Она каким-то образом умудрилась испачкать всю свою пижаму зеленой глазурью. Настоящее место преступления — ее рот, который окрасился в зеленый цвет, как у Гринча.

— О, Боже. Это будет неприятно отмывать перед съемками, — простонала Хлоя.

— Может быть, мы можем посадить ее рядом с елкой и притвориться, что она украшение?

Хлоя фыркает. Она передает Оливии чашку с водой, чтобы та попила.

— Папочка! Кажется, мы видели Санта-Клауса! — Серена, наш средний ребенок, бросается ко мне на колени, заменяя место Хлои.

Я обнимаю ее.

— Правда? Вы были достаточно милы, чтобы предложить ему печенье?

— Нет! Мы занервничали, — кричит Камило, наш старший.

— Хо, хо, хо, — Джеймс Митчелл окликает нас сзади.

Я поворачиваюсь, оценивая его премиальный костюм Санта-Клауса. Каждый чертов год он надевает этот костюм с улыбкой. Удивительно, что младшие не догадываются, кто он такой. Несмотря на то, что Марко, Стелла, Лео и Леннокс старше и, кажется, не удивлены его появлением, малыши приходят в ярость.

Гостиная превращается в мош-пит из кричащих детей, размахивающих в воздухе покрытыми льдом руками.

— Смотрите, кто это! — Лиам хлопает в ладоши, надев свою эльфийскую шляпу.

Черт, ему действительно нравится устраивать праздничные торжества. Он драматично разворачивает список.

— Итак, кто был непослушным в этом году?

— Не я! — улыбается моя маленькая племянница.

— Не я! — говорят Оливия и Серена.

— Я только один раз украл лишнее печенье, — вклинивается Камило.

Глаза Лиама встречаются с моими. Ему не удается скрыть свою широкую улыбку.

Я пожимаю плечами. Ну, по крайней мере, мой ребенок честен. Я лучше впитаю одно из его последних Рождеств, когда он думает, что Санта-Клаус все еще существует.

— Кто готов к подаркам? — восклицает Софи, обхватывая Лиама за талию.

— Я! — наша армия Алаторре прыгает вверх и вниз, крича в унисон.

Хлоя прижимается мягким поцелуем к моей шее.

— Сейчас у нас есть шанс убежать, пока дети отвлечены. Честно говоря, я сомневаюсь, что они нас пропустят. Что скажешь?

— Зачем мне бежать? У меня есть все, чего я только могу пожелать.

— Включая детей, которые съедают все упаковки глазури вместо того, чтобы делать пряничный домик?

— Особенно это. Это уже практически традиция, — я беру ее чашку и делаю глоток. Несмотря на отвращение, я проглатываю содержимое. — Какого черта ты пьешь гоголь-моголь без алкоголя? Здесь это кощунство.

Она поднимает плечи в напускной невинности и смотрит на меня из-под своих густых ресниц.

— Алкоголя не будет в меню какое-то время.

Мое сердце останавливается. Ни за что, блять.

— Что?

— Когда ты говоришь, что у тебя есть все, что ты только можешь пожелать, есть ли у тебя еще немного места для еще одного Алаторре? — ее улыбка расширяется, когда она заканчивает говорить.

Я выпиваю гоголь-моголь. Чашка бьется о стол, проливаясь на рождественскую скатерть.

— Ты шутишь.

Она качает головой и хихикает.

— Я спросила доктора о том же. Оказывается, твои маленькие пловцы — большие мастера.

Святое дерьмо.

Я осыпаю ее лицо множеством поцелуев, не оставляя нетронутым ни сантиметра кожи.

— Боже мой. У нас будет еще один ребенок.

— Приготовься, Железный Человек. Это будет дикий ребенок. Я думал, что трое — это много, но четверо? Это материал для минивэна.

Мы оба смотрим на наших троих детей. Я крепко обнимаю Хлою и целую ее в шею.

— Спасибо тебе за лучшие подарки, включая этот, — я прикладываю ладонь к ее плоскому животу.

— И спасибо, что показал мне, что жизнь — это подарок. — Шепчет она в ответ.

Я целую любовь всей моей жизни со всей нежностью, которую чувствую. Каким-то образом худшая авария в моей жизни привела к лучшему сюрпризу.

Жизнь, полная любви, счастья и смеха.

Жизнь, которую я планирую использовать по максимуму до самого последнего вздоха.


КОНЕЦ





Notes

[

←1

]

Рианна — Барбадосская певица, актриса, музыкальный продюсер, модный дизайнер и филантроп.

[

←2

]

Экорегион в Восточной Африке, простирающийся от севера Танзании до юга Кении к востоку от озера Виктории и охватывающий территорию около 30 тысяч км²

[

←3

]

D — так называемое дно, актеров из этого списка считают бездарными, имеющими короткую карьеру, за время которой большинство из картин провалилось.

[

←4

]

Видеоигра жанра приключенческий боевик, разработанная подразделением Nintendo EAD для Nintendo GameCube, она стала самой первой игрой во франшизе Mario, выпущенной для этой приставки.

[

←5

]

люди, действия или поведение которых препятствуют половому акту

[

←6

]

Рейтинг PG — Рекомендуется присутствие родителей

[

←7

]

Утиная династия — американский реалити-шоу телесериал.


Оглавление

  • Плейлист
  • Пролог
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27
  • Глава 28
  • Глава 29
  • Глава 30
  • Глава 31
  • Глава 32
  • Глава 33
  • Глава 34
  • Глава 35
  • Глава 36
  • Глава 37
  • Глава 38
  • Глава 39
  • Глава 40
  • Глава 41
  • Глава 42
  • Глава 43
  • Глава 44
  • Глава 45
  • Глава 46
  • Глава 47
  • Глава 48
  • Глава 49
  • Глава 50
  • Глава 51
  • Эпилог
  • Бонусный эпилог