Вечный приговор [Татьяна Купер] (fb2) читать онлайн

Татьяна Купер

ВЕЧНЫЙ ПРИГОВОР

© Copyright: Татьяна Купер, 2014

ОГЛАВЛЕНИЕ

Лучшая подруга

Сделка

Слепая Любовь

Вечный приговор

Оловянный юбилей

На Банкете у Создателя

Предательница

Лучшая подруга

Ларочка и Любаша были лучшими подругами с самого детства – они

выросли в одном дворе, учились в одной школе, и вот теперь, после её

окончания, всё еще были неразлучными. Не то чтобы между ними была

безупречная, ничем не омрачающаяся, дружба, а просто с годами они стали

неотъемлемой частью друг друга, и уже не могли представить себе жизни без

этих бесконечных девичьих разговоров, в которых они исповедовались в самых

страшных «тайнах» и «грехах».

В тот роковой день Ларочке исполнилось восемнадцать лет, и она решила

пригласить своих друзей в ресторан, чтобы отметить это знаменательное

событие. День был ясный и морозный – стоял месяц январь – и она утром пошла

на любимый каток. Обычно она ходили туда с Любашей, но сегодня та

отказалась – ей нужно было пойти в парикмахерскую и сделать еще кое-какие

дела.

Ларочка привычно натянула старенькие коньки, и стоя в очереди в

раздевалку, чтобы сдать пальто, услышала позади себя знакомый мужской голос:

«А что ты здесь одна делаешь, малышка?» Она обернулась, и от радости

замерло сердце – перед ней стоял Николай! Тот самый Николай, в которого были

влюблены почти все девочки их района, включая ее лучшую подругу Любашу.

Ларочка тоже питала тайное восхищение перед этим молодым человеком,

причем такое сильное, что даже боялась в этом признаться самой себе.

И вот теперь Николай стоял перед ней, смотрел ей в глаза и улыбался. Его

неповторимая широкая улыбка придавала его лицу какой-то особый шарм и

частенько притягивала завистливые взгляды прохожих. У него были тёмные

волосы, ниспадающие непослушными прядями на лоб, а также тёмные, с какой-

то особой поволокой глаза, в которых мог утонуть сам Дьявол! Смуглый цвет

кожи завершал пленяющий образ этакого экзотического любовника-

соблазнителя, прибывшего с далёких островов покорять сердца местных

столичных девиц.

«Так как зовут нашу прекрасную катальщицу?»,– спросил Николай

хрипловатым баритоном, расставляя медленно слова, как будто убеждаясь в их

воздействии на юное невинное существо, которым являлась наша героиня. Хотя

все внутри у неё в этот момент ликовало и дрожало, она всё же смогла

смущённо пролепетать: «Ларочка». Протянув пальто гардеробщице и получив

номерок, она поспешила на коньках к беговым дорожкам стадиона, покрытым

сегодня твердым и гладким льдом. Уголками глаз она всё же неустанно следила,

не идёт ли за ней Николай, и, уже почти разочарованно ступив на лёд, вдруг

почувствовала, как его рука нежно взяла её за локоть, настойчиво увлекая по

огромному кругу катка.

Ларочка не чувствовала под собой ног – катающиеся люди и бесконечные

ряды скамеек стадиона расплывались у неё перед глазами, так как всё внимание

теперь было сосредоточено только на этой твердой мужской руке, державшей её

так уверенно, будто Ларочка давно уже ему принадлежала. В это время Николай

забавлял её легкомысленными историями, действующими лицами которых были

их общие друзья и знакомые. Но она была так поражена этой встречей, и этим

настойчивым преследованием, что никак не могла сосредоточиться на его

рассказах, думая только об одном – как она расскажет Любаше о случившемся!

Она вспомнила, как увидела Николая впервые. Это было месяц назад – он

появился на катке с Юркой, парнем из их компании, который когда-то учился с

Николаем в одной школе – они были на пару лет старше. Любаша незаметно

толкнула Ларочку в бок: «Смотри! Смотри! Это Николай! Вот это парень!» А та

и не спорила, хотя притворно пожала плечами: «Да так, ничего особенного…»

Но Любаша не унималась и продолжала с восхищением перечислять

физические совершенства смуглого незнакомца.

Девочки сидели на скамейке стадиона и отдыхали после долгой езды, когда

ребята подошли и завели с ними разговор. Николай им подмигнул и,

улыбнувшись, как может улыбаться только сам Аполлон, весело сказал: «Ну что,

девчонки, покатаемся сегодня?» Переглянувшись, девочки только по-детски

захихикали в ответ.

И вот теперь Ларочка скользила по льду с кумиром районного масштаба,

притихшая и настороженная, не веря в неожиданно свалившуюся на неё удачу, и

одновременно боясь ее спугнуть. Ей хотелось навсегда остаться на этом

стадионе! Но вскоре ей пришлось прервать эти волшебные мгновения, так как

еще предстояла подготовка к вечернему празднованию. Она, правда, упомянула

о дне рождения и даже пригласила Николая в ресторан, но тот отказался,

вспомнив о тренировке в боксёрском клубе. Сначала Ларочка разочаровалась, но

когда Николай попросил у нее номер телефона и поцеловал на прощание в

щечку, неимоверная радость опять затопила все её существо. Теперь она летела

с катка на крыльях этой радости, совершенно завороженная таким

непредсказуемым оборотом событий.

На вечеринку она прибыла в состоянии какой-то воздушной загадочной

мечтательности, обреченно отбросив всякую попытку смахнуть с себя остатки

только что пережитых воспоминаний. Празднично одетые и предвкушающие

большое веселье друзья осыпали Ларочку поздравлениями и подарками, после

чего все дружно сели за большой стол, заранее уставленный напитками и

всякими яствами. Только Любаша заметила изменения – от нее не могли

ускользнуть излучающие какой-то особый блеск глаза подруги.

– С тобой всё в порядке? – спросила Любаша.

– Всё нормально! Завтра расскажу,– смущенно прошептала Ларочка.

– Я не смогу ждать до завтра! Расскажи сейчас!

– Не могу. Посмотри, сколько людей собралось,– и, торжественно подняв

бокал, громко провозгласила,– Давайте выпьем за мои восемнадцать!

Любаша недовольно промолчала, но всё же протянула свой бокал с

шампанским, легким звоном дотронувшись до бокала подруги. Со сцены

раздались громкие аккорды музыкальных инструментов, и шум ресторанной

толпы унёс подруг в долгожданное безудержное веселье, которое можно

испытывать только в восемнадцать лет! Больше никогда они так не веселились,

не смеялись, не любили друг друга, не любили саму жизнь, которая казалась в

тот вечер такой беспечной, восхитительной, и ласково манящей в свои

безоглядные дали.

Николай позвонил только на следующей неделе. Ларочка с нетерпением

ждала по вечерам и вскакивала при каждом телефонном звонке, раздававшемся

в коридоре ее ненавистной коммунальной квартиры. Ее живое девичье

воображение рисовало картины восхитительных встреч, в которых она утопала в

любви, а голос Николая и его ослепительная улыбка преследовали ее повсюду –

на работе, дома, и даже в компании друзей. Услышав теперь по телефону

знакомое и притворное:

– Привет, малышка! Ну что, не ждала?

– Ну почему? У меня были кое-какие догадки,– игриво ответила она, вся

задрожав от нахлынувшего волнения. Но он только засмеялся и пригласил её в

кафе неподалеку от дома.

Стояли январские морозы, снегу выпало много, и машины на дорогах не

успевали его убирать. «Ты куда идешь в такой холод? – спросила настороженно

мама. Ларочка, набросив быстро тёплое пальто и, на ходу поправляя вязаную

шапочку, только бросила на прощание: «Мамочка! Не волнуйся! Я ненадолго –

пойду с подружкой прогуляюсь». У нее обычно не было секретов от матери, но

сегодня она хотела оставить эту маленькую «женскую» тайну только для себя –

в ней была какая-то особая блаженная сладость, которую она никогда не

испытывала раньше.

Ларочкина душа только-только начинала распахиваться навстречу любви и

чему-то неизведанному, и поэтому она боялась это кому-то показать, как будто

люди могли нечаянно спугнуть это хрупкое, иллюзорное счастье… По этой же

причине она ничего не рассказала Любаше, хотя та последнее время с

инквизиторской настойчивостью допрашивала подругу и определенно хотела

быть посвящена в тайну мечтательного взгляда Ларочки.

Она увидела силуэт Николая еще издалека – он стоял на углу дешевого

кафе, притопывая ногами и дыша на свои замерзшие руки. Ларочка быстро

направилась к нему и, когда он нежно обхватил ее двумя руками в знак

приветствия, от нахлынувшего восторга она чуть не потеряла сознание. Они

торопливо вошли в теплый и неуютный зал, гонимые ветром и холодом, и сели

напротив друг друга за первый свободный столик. Когда Николай заказал

напитки, она, наконец, осмелилась посмотреть ему в глаза – тот, в свою очередь,

смотрел на неё неотрывно и с любопытством, как будто пытаясь проникнуть во

все её девичьи тайны.

– Ну, как прошел твой день рождения? Надеюсь, вы хорошо провели время?

– полюбопытствовал он.

– Просто отлично! Так что ты много потерял! – заинтригованно улыбнулась

Ларочка в ответ.

– Я в этом даже не сомневаюсь! – воскликнул он с присущим ему

наигранным притворством, разочарованно подняв брови.

Их беседу прервал официант, поставивший на стол бутылку крепленого

вина «Лидия», которое она терпеть не могла. Николай тут же разлил его по

бокалам, и с нежностью провозгласил тост: «С днем рождения тебя, малышка!»

Ларочка со смехом поднесла сладковатый напиток к губам – теперь, после

холодной улицы и в компании этого красивого, всем на зависть, молодого

человека, он показался ей просто восхитительным. Как она могла не чувствовать

себя на седьмом небе?! Николай прервал её мечтания и заказал вторую бутылку.

Она запротестовала:

– Нет, спасибо! Я больше не хочу. А то завтра на работу вставать – я не

поднимусь!

– Ну, а я выпью! За такую красивую девушку грех не выпить.

Вечер прошел быстро и незаметно – в веселой болтовне, шутках и

безудержном смехе двух молодых беззаботных людей. Около одиннадцати

Ларочка засобиралась домой: «Мама будет волноваться». Николай помог ей

надеть пальто, и они вышли на темную холодную улицу, застывшую в морозном

январском воздухе. Он опять взял её под руку, как тогда на катке, и они

медленно направились к её дому, расположенному на центральной улице города.

Когда они поднялись на четвертый этаж и остановились у двери её

квартиры, Ларочка повернулась и с улыбкой проговорила: «Спасибо за

приятный вечер!». «Нет, это я тебя должен поблагодарить. Никогда мне еще не

было так хорошо, ни с одной девушкой…» Он приблизился к её лицу и

медленно поцеловал в губы. Она не отстранилась, но затем как будто

спохватилась, достала ключ из сумочки и со словами «Спокойной ночи!»

исчезла в дверях, услышав позади себя долгожданное: «Я позвоню тебе завтра!»

Захлопнув за собой дверь, она тут же прислонилась к ней, как будто у неё

больше не было сил стоять. В душе играл огромный оркестр, и она с волнением

прислушивалась к каждому изумительному аккорду, к каждой удивительной

ноте этой неповторимой мелодии. Это была совершенно незнакомая увертюра –

ведь Ларочка никогда еще ни с кем серьезно не встречалась, и теперь пыталась

понять, что происходит в её душе.

Она точно знала, что Николай ей нравится, причем нравится безумно, но

она еще не понимала, до какой степени это хорошо или плохо. Но сейчас она

ничего не хотела анализировать, отталкивая от себя всякую логику, здравый

смысл и рациональность. Ей всегда претил анализ и рассматривание под

микроскопом достоинств и недостатков потенциальных партнеров. Поэтому она

просто плыла по волнам загадочного чувства, которое так неожиданно

ворвалось в ее жизнь без всякого приглашения или предупреждения.

Ларочка тихо пробралась в комнату, чтобы не разбудить маму, и залезла

быстро под одеяло. Теперь она могла вволю помечтать! Её воображение только-

только начало рисовать приторно-розовые романтические картинки, когда она

почувствовала приятную усталость – долгий день, возбуждение от встречи и

выпитое вино давали о себе знать, и поэтому вскоре она погрузилась в сладкое

забытье. Но в её ушах еще долго отдавались чудесные слова, произнесённые

волшебным голосом: «С днем рождения тебя, малышка! Мне ни с кем еще не

было так хорошо…»

Следующий месяц пролетел незаметно, на одном дыхании, как вихрь,

который всё дальше уносил и затягивал Ларочку в этот новый, незнакомый

поток любовных отношений. Они встречались каждые два-три дня, но Николай

звонил каждый день, и Ларочкина жизнь теперь сосредоточилась на ожидании

этих звонков. Голос в телефонной трубке, такой нежный и ласковый, веселый и

уверенный, был то ли обещанием счастливого будущего, то ли дурманящим

наркотиком, она и сама не могла с точностью определить. Каждое утро она

вставала с мыслью, что сегодня она поднимет трубку и, зачарованная, утонет в

этом мужском хрипловатом голосе. Она точно знала, что только этот голос мог

разбудить её только что зарождающуюся юную женственность.

Это был день Святого Валентина. Она проснулась в предвкушении чего-то

особенного, и, конечно же, не ошиблась. Николай позвонил раньше обычного.

«Привет, малышка! У меня для тебя сюрприз! Встречаемся там же, в семь часов.

Целую». Теперь время тянулось так мучительно медленно, что Ларочка, сидя на

работе и стараясь сосредоточиться на бумагах, временами начинала проклинать

неподвижные стрелки. Но когда часовая стрелка, наконец, доползла до шести,

она ринулась к выходу, как спущенная с тугой тетивы стрела, и понеслась к

автобусной остановке, не чувствуя асфальта под ногами. Автобус тоже её

сегодня подводил и полз как черепаха – весь мир, казалось, замедлил своё

движение, как будто насмехаясь над нетерпением влюбленной девушки.

Напряжение ушло только тогда, когда Ларочка оказалась в

объятиях Николая – она почти выпала из автобуса в его протянутые руки, почти

одновременно ощутив такие знакомые и теплые губы на своей щеке. Она

вздохнула с облегчением, как будто он вырвал её из когтей этого «железного

дракона» и теперь был готов унести в свое сказочное королевство, где царит

только безграничное счастье и любовь.

– Куда мы сегодня идем? – спросила Ларочка.

– Ко мне домой. Не бойся, родителей нет дома – они ушли на какой-то

юбилей, – объяснил Николай, встретив её протестующий взгляд.

Но она сама уже не знала, что её больше пугает – остаться дома наедине с

ним и испытать предстоящую близость, или встретиться лицом к лицу с его

родителями!

Они поднялись на второй этаж, и зашли в небольшую, но очень хорошо

обставленную квартиру. На журнальном столике в гостиной Ларочку ждал

огромный букет красных роз и маленький подарок, изящно завёрнутый в

золотистую бумагу. Она с наслаждением вдохнула запах цветов и нетерпеливо

разорвала пакет – на неё безобидными глазами смотрел пушистый игрушечный

медведь, протягивающий ей свое большое красное сердце. Она прижала его к

себе и с восторгом прошептала: «Как мило… Никогда не видела ничего более

прелестного!»

Пока она восхищалась подарком и оглядывала комнату, Николай принёс из

кухни бутылку Шампанского и бокалы. И прежде чем он успел их поставить на

стол, она с благодарностью обняла его, как прижимала минуту назад

игрушечного мишку. Когда Николай торжественно провозгласил: «Ну а теперь

будем праздновать!», Ларочка нежно поцеловала его в губы, а затем грациозно

отстранилась, как будто предоставляя ему возможность поставить декорации и

сделать последние приготовления к долгожданному чудесному спектаклю, а

затем позволить ему торжественно ввести её в действие сценария, написанного

только для неё.

В первом действии они сели на диван перед журнальным столиком, и

Николай разлил шампанское в изящные высокие бокалы. «Я хочу выпить за

самую прекрасную девушку, какую я только встречал!»,– торжественно произнес

он. «В таком случае, я выпью за молодого человека, который никогда не

встречал такую девушку, как я»,– в том же тоне ответила Ларочка, пытаясь

придать себе уверенность и храбрость. Они долго сидели и разговаривали,

заглядывая друг другу в глаза, держась за руки, и нашептывая всякие любовные

глупости.

Шампанское было выпито до дна, и когда комнату осветил приглушённый

свет торшера, и диван неожиданно превратился в кровать, Ларочка поняла, что

наступило второе действие. Она на минуту заколебалась – ведь она еще никогда

не была близка с мужчиной, и эта настойчивость и уверенность Николая её

немного пугала. Но когда он нежно прижал ее к себе, вдохнул запах ее

шелковистых волос и прошептал на ухо: «Мм, как я тебя люблю!», у нее отпали

всякие сомнения, и все ее страхи растворились в нежном предвкушении, что она

будет принадлежать этому сильному мужскому телу.

Она позволила ему раздеть и положить себя на кровать – в его движениях

не было никакой спешки, горячности или нетерпеливости, как будто он

смаковал каждую секунду их близости. Она тихо, со смущением прошептала:

«Будь осторожен. Это у меня в первый раз». Когда рухнул последний барьер,

Ларочка поняла, что готова умереть в его руках…

Потом они сидели на кровати, закутанные в простыни, и курили, как это

традиционно делают многие любовники. «Тебе не холодно?»,– нежно спросил

Николай. «Ты наверно шутишь! На мне сейчас можно жарить яичницу!». Он

рассмеялся в ответ – она так любила его заразительный смех, что ей постоянно

хотелось его смешить – только бы услышать его еще раз. Ларочка так и не

ответила на его любовное признание, так как это затертое слово «люблю» даже

близко не передавало всех ее ощущений. Это было больше, чем любовь – это

было что-то вроде безумного обожания, переходящего в неистовое забытье!

Наверняка он догадывался, что его поставили на высокий пьедестал, поэтому не

задавал традиционного вопроса.

– А ты меня любишь?,– всё-таки спросил он, приподнявшись на локте, и

пронизывая ее насквозь своим лукавым, томным взглядом.

– А как ты думаешь? – помедлив и нежно проведя пальцем по его щеке,

ответила она вопросом на вопрос.

– Понятия не имею!

– Ах, так? Ну, тогда я тебе сейчас намекну,– перешла на интригующий

шепот Ларочка, со смехом обвив руками его упругую шею, спрятанную за

шелковистыми волосами.

– Намёк принимаю! – с этими словами он порывисто притянул её к себе,

осыпая безостановочными поцелуями.

И тут она опять провалилась в глубокую бездну под названием Любовная

Нирвана, которая всегда обещает чудо, затягивает в свою топкую трясину, но

почему-то никогда не подсказывает лёгкого выхода из неё…

На следующий день она встретилась с Любашей. От взгляда подруги не

ускользнуло какое-то новое выражение на лице Ларочки.

– Ну так, всё! Ты должна мне всё рассказать. Что у тебя там происходит с

Николаем?

– Хорошо. Только никому не говори. Вчера мы переспали, у него дома… Он

говорит, что очень любит меня,– пришлось сдать Ларочке, так как отступать

было некуда.

– Да ты что? А ты его любишь?

– Даже не спрашивай – я его просто обожаю, мне иногда даже становится

страшно от этого…

– И что теперь будет?

– А что будет? Ничего. Я буду любить его, а он будет любить меня. Больше

мне в жизни ничего и не нужно.

– Я за тебя так рада! Нет, честное слово! – подтвердила Любаша, уловив

недоверчивый взгляд Ларочки, а затем неожиданно предложила. – Слушай!

Скоро масленица – давай все соберёмся у Юрки, у него родители уезжают –

отметим! Приводи своего Колечку, а то ты его всё время прячешь от нас!

– Могу и привести, почему бы нет? Если, конечно, он согласится.

Теперь Ларочка и Николай были неразлучны. По вечерам, держась за руки,

они гуляли по заснеженным улицам города, а потом отогревались в маленьких

уютных кафе, заказав горячие напитки и с воодушевлением обмениваясь

новостями. По выходным они отправлялись на каток, а иногда, когда родителей

не было дома, Николай приглашал ее к себе. Они занимались любовью при

любой подвернувшейся возможности, в любой обстановке, и она с

наслаждением открывала для себя мир, где женщина бывает желанной и

любимой!

Как будто судьба развернулась на 180 градусов и выбросила на сцену её

жизни всё самое лучшее и восхитительное, при этом улыбаясь и подмигивая:

«Посмотри, как выглядит любовь! Вкуси её сладкие плоды!» И Ларочка

вкушала и наслаждалась, как только может наслаждаться ранняя молодость, не

познавшая еще ни боли, ни предательства, и не подозревающая ни о чем…

Они собрались у Юрки в конце февраля – квартира его родителей была

большой и просторной, и, что самое важное, вся в их распоряжении. Девочки

готовили на кухне праздничную еду, в то время как мальчики курили и

обменивались анекдотами в гостиной. Ларочка была в восторге – она могла

показаться в обществе со своим возлюбленным, встречи с которым были до сих

пор исключительно тайными.

– Ну, как там у вас? – спросила Любаша.

– Лучше не бывает! Любаша, ты не представляешь, как мне с ним хорошо.

Он такой добрый, нежный и заботливый. Я не представляю даже, что это может

когда-нибудь закончиться.

– Я завидую тебе зелёной завистью!

– Ну что ты! Ты такая красавица! Да мужчины должны просто укладываться

в штабеля, а ты только выбирай, выбирай, выбирай!

Любаша и впрямь была красавицей, и Ларочка втайне завидовала её

пышным правильным формам, но эту зависть она особенно остро почувствовала

в этот вечер.

Наконец, все дружно уселись за стол и начали усердно накладывать в

тарелки и наливать в рюмки. Николай поднял первый, традиционный тост за

присутствующих женщин. Все единодушно его поддержали, и праздничное

веселье началось. Хотя Ларочка чувствовала себя сегодня беспредельно

счастливой, она всё же уголком глаза следила за Николаем, который усиленно

налегал на рюмку, продолжая почти безостановочно, один за другим,

провозглашать тосты. Его красивые глаза постепенно покрывались какой-то

безумной пеленой, за которой уже нельзя было что-либо разглядеть – ни

настоящей радости, ни истинного веселья. Они просто блуждали по комнате, как

два потерявшихся или загулявших кота, которых хозяин забыл впустить домой.

Ларочке хотелось схватить его за руку, удержать от следующей рюмки, но

ей не хотелось показаться властной собственницей, которая решает, кому что

делать и сколько пить, что более приемлемо в супружеских отношениях, но, как

правило, не поощряется на ранних стадиях отношений. Она чувствовала, что

просто не может себе этого позволить – то ли из страха, что подумает о ней

Николай, то ли из чувства сдержанности и собственного достоинства, для

которого такой контроль был совершенно неприемлем. Она просто беспомощно

наблюдала, как ее возлюбленный медленно погружается в темную пучину

бессознательности.

Её вывел из раздумий включенный кем-то магнитофон, который, издавая

громкие ритмичные звуки музыки, теперь переносил веселье на следующий

уровень. «Можно я приглашу твоего Колю потанцевать?»,– услышала Ларочка

голос подруги у себя за спиной. «Конечно! Если он еще в состоянии!» Николай

оказался в состоянии, и Любаша, положив свою красивую руку ему на плечо,

повела его в центр комнаты.

Не давая Ларочке опомниться, Юрка схватил её за руку и тоже потащил

танцевать. Кто-то выключил свет, и в комнате образовалась приятная полутьма,

нарушаемая только вспышками лампочек магнитофона и ровным светом

уличных фонарей. Она неожиданно повеселела, отбросив тяжелые мысли и

бездумно закружившись в танце, а также целиком поддавшись ритму музыки и

партнеру.

Вскоре кто-то опять включил свет и предложил следующий тост. Ларочка,

разгоряченная танцем, весело опустилась на стул и протянула свой бокал Юрке,

который теперь разыгрывал роль тамады. Он не успел наполнить бокал, когда её

рука неожиданно задрожала, а глаза начали лихорадочно искать по сторонам – за

столом не хватало Любаши и Николая. Никто не заметил её волнение, кроме

Юрки, который притворно провозгласил: ««А теперь давайте выпьем за

Ларочку!» «За меня не надо…», тихо сказала она и встала из-за стола. Гости

продолжали веселиться, а она боялась задать вопрос, который страшил её до

такой степени, что она не могла даже открыть рот – у нее пересохло во рту.

Теперь она стояла перед дверьми в спальню. Неуверенно взявшись за ручку,

она не решалась ее повернуть – страх и подозрение подступали к самому горлу.

Она так громко и отчетливо слышала биение своего сердца, как будто оно

держало микрофон и пыталось крикнуть на весь мир: «Что тут происходит??!!»

Собрав последние остатки мужества, Ларочка, наконец, повернула ручку и

приоткрыла дверь. Её взгляд сразу упал на постель, на которой поверх

покрывал, не раздевшись, лежали два близких ей человека, но только теперь они

были намного ближе друг к другу, чем к ней самой. Казалось, они ничего не

видели вокруг – в каком-то алкогольно-любовном угаре они держали друг друга

в тесных объятиях, а их губы сомкнулись в непрерывном поцелуе…

Ларочка не могла пошевелиться – совершенно оглушенная, все еще держась

за ручку двери, она неотрывно следила за сценой минутного безумия людей,

которых она так любила. В этой чужой спальне жизнь как будто зачитывала ей

жестокий приговор, который она не могла понять и принять ни своей невинной

душой, ни своим юным умом. Впервые рука судьбы приоткрыла перед ней

завесу, за которой ей показали что-то уродливое и гадкое, как будто знакомя её с

другой стороной реальности.

Она тихо прикрыла дверь и вернулась за стол. «Наливай!»,– выпалила она в

пустое пространство, и ей вдруг тоже захотелось, как и её любимому Николаю,

бездумно броситься в нирвану алкоголя, и так же, как и он, полностью забыть,

где она находится…

Прошел час… Николай и Любаша не появлялись – спальня, казалось,

поглотила их навсегда. Ларочка не могла сдвинуться с места, бессознательно

ожидая, когда же закончится весь этот кошмар. Но он не заканчивался, и никакое

количество выпитого алкоголя не могло его оборвать.

Наконец, она потеряла терпение и встрепенулась – теперь ей хотелось куда-

то бежать и что-то делать. Она резко встала из-за стола, схватила пальто и, под

взглядами одобрительного понимания, выбралась из квартиры, которая теперь

казалась невыносимым свидетелем обрушившегося на неё несчастья. На улице в

лицо ей ударил морозный воздух, пытавшийся привести её в чувства, но она уже

ничего не замечала – она бежала к своему дому в каком-то безумном отчаянии,

ничего не видя перед собой, ослеплённая нахлынувшими слезами и неутешной

болью.

Когда Ларочка открыла двери ключом и вошла в тёплое, знакомое с детства

помещение, где она всегда чувствовала себя в полной безопасности, она,

казалось, потеряла последние остатки мужества. Быстро пробравшись в свою

комнату, она упала лицом на постель. Больше она уже не могла сдерживаться –

из ее груди предательски вырывались сдавленные рыдания, которые она уже

никаким образом не могла остановить. В комнату вошла мама, разбуженная

шумом, и тихо присела на кровать, ласково гладя Ларочкины волосы.

– Что случилось, моя родная?

– Мамочка, почему так больно?! – задавала она один и тот же вопрос, в

перерыве между всхлипываниями. – Почему? Почему они меня так подло

предали?! Разве я этого заслужила?!

Мама продолжала её гладить, давая ей выплакаться, и не находя ответа на

эти вечные риторические вопросы. В то время как Ларочка продолжала сидеть

на кровати с широко открытыми глазами, как будто недоумевая над своими

собственными вопросами. Она недоумевала и протестовала, так как ответов

действительно не находилось. Мама тихо произнесла:

– Никто не заслуживает предательства. Успокойся, родная. Поверь мне, всё

пройдет и забудется.

– Нет! Но как же это возможно? Как это можно забыть?!– не унималась

Ларочка.

– Это непросто, но время сотрёт всё, и со временем принесёт все ответы.

Это твои первые уроки.

– Какой же урок может быть в предательстве, когда ты теряешь двух

близких людей?

– И в этом есть свой урок… Возможно, ты не видишь его сегодня, и ты не

увидишь его завтра. Но придёт день, и все прояснится. Поверь мне.

Но Ларочка почти уже не слушала. Она смотрела вперед опухшими

невидящими глазами, как будто пытаясь разгадать какой-то невозможный

жизненный ребус…

Прошло шесть месяцев. Она знала, что Любаша и Николай встречаются –

друзья не забывали ей об этом сообщить. Ей было так обидно: «У них даже не

хватило смелости позвонить, повиниться или хотя бы объясниться!» Да, они

вели себя как последние воры, ограбившие Ларочку, укравшие у нее всё самое

драгоценное, а теперь сидели по темным углам, разбирая принадлежавшее

когда-то ей добро и примеривая на себя.

Хотя для неё эта мысль была невыносимой, она понимала, что не может

настигнуть предателей и потребовать, как властная хозяйка: «Верните

принадлежащее мне по праву!» Теперь ей предстояло узнать, что любовь – это

тонкая эфемерная материя, которая, однажды сорванная с живой кожей, уже

никогда не может прижиться обратно – что-то внутри её пыталось отторгнуть

эту любовную боль, как нечто чужеродное и ненадежное. Хотя ей это довольно

плохо удавалось, но она всё же искала пути смирения с таким положением

вещей.

Но вот однажды летом раздался телефонный звонок. Ларочка, ничего не

подозревая, нехотя подняла трубку. Её буквально пронзило электрическим

током, когда она услышала такое знакомое:

– Привет, малышка!

– Что тебе надо?

– Мне нужно с тобой поговорить. Я безумно соскучился!

– Ты что, издеваешься? Я думаю, что тебе есть с кем разговаривать.

– А, ты про это? Там давно всё кончено. Слушай, давай встретимся. Дай мне

возможность всё объяснить.

– Хорошо. Где и когда?

– Возле пешеходного моста. Я сейчас живу на острове, в палатке – работаю

спасателем. Приходи в шесть часов.

– Хорошо. До скорого.

Она растерянно повесила трубку и на минуту закрыла глаза, пытаясь

собрать разбежавшиеся во все стороны мысли. Зачем она согласилась? Что он

может ей сказать? Что это изменит? Но было уже поздно – на каком-то

подсознательном уровне ей показалось, что она еще не испила чашу горечи до

дна, и ей осталось еще несколько глотков. Как она могла оставить всё это

незаконченным? А может, это в ней пробудилась надежда, что всё еще можно

исправить, начать сначала, вернуть счастливые моменты? Она должна была

обязательно узнать об этой возможности, иначе ей придется в будущем только

гадать или даже сожалеть…

Ларочка вышла на улицу – был солнечный июльский день. Легкое платье

плотно облегало её тонкую фигуру, и она шла, озадаченная и пораженная своим

собственным решением, подставляя уставшее лицо последним заходящим лучам

солнца. Подходя к пешеходному мосту через реку, она еще издалека увидела

Николая – впервые за последние шесть месяцев, и у нее что-то кольнуло внутри.

Что он собирается ей сказать? Что делать? Уходить поздно – вот он уже нежно

берет её за руку и ласково шепчет:

– Спасибо, что пришла. Ты даже не представляешь, что это для меня значит.

– Это уж точно, представить не могу,– пробормотала Ларочка в ответ.

– Ты не пожалеешь!

– Я уже жалею… – теперь уже еле слышно сказала она, бросив на него свой

гневный взгляд.

Они молча шли по мосту, направляясь к большому острову,

образовавшемуся когда-то двумя рукавами реки, где перед ними расстилался

центральный пляж города. Народ начинал расходиться, и песочный пляж

постепенно становился пустынным и неприветливым. Они спустились по

лестнице направо, и прошли по тропинке между деревьями к небольшой поляне,

где у Николая стояла палатка. Рядом располагался ящик с продуктами, а на

песке лежал приготовленный хворост для костра.

– Будем печь картошку! Еще у меня есть консервы, которые можно

разогреть. Это всё, чем я сегодня богат!

– Ничего страшного, могло бы быть и хуже.

– Что ты имеешь в виду?

– Вместо меня здесь могла бы быть другая,– неудачно пошутила Ларочка.

– Тебе так и хочется уколоть меня в больное место.

– А я вообще садистка. Ты разве не знал?

– Никогда не замечал. Ты была другая…

– Ты многого обо мне не знаешь.

– Горю желанием узнать! – отпарировал Николай и открыл банку с пивом. -

Пиво пить будешь?

– Нет, лучше сладкого вина.

– Нет проблем. Выбор за дамой.

Они сели на клетчатое одеяло, которое Николай постелил на песке

неподалеку от берега. Ларочка отпила глоток сладкого вина, и, ощутив приятное

тепло внутри, стала следить за угасающим заходящим солнцем, неподвижно

стоящим над крутым зеленым холмом правого берега. Ленивое течение реки

услужливо уносило её боль и непонимание, и ею начало овладевать волнение,

которое она всегда испытывала рядом с Николаем.

Теперь она молча слушала его объяснения. Он тоже смотрел на заходящее

солнце, пил пиво и медленно выговаривал слова. Он очень сожалел, после того,

что случилось, ему было стыдно позвонить. Он просто плыл по течению

сложившихся обстоятельств, но только теперь понял, как много потерял. Он

скучал за ней. «Я больше без тебя не могу». При последних словах он

растянулся на песке и осторожно положил голову ей на колени.

Ларочка с ужасом, как бы со стороны, следила за собой – мало того, что она

не сопротивлялась этому жесту незадачливого любовника, она теперь с

нежностью смотрела на этого человека, гладя и поправляя его волосы, как когда-

то делала мама, успокаивая ее после той пресловутой ночи. Как будто только

теперь она поняла, что они оба оказались жертвами подлого предательства, и в

этой странной, изуродованной общности она находила своеобразное утешение.

«Боже мой! Куда тебя несёт?»,– не унимался голос внутри, но Ларочка только

отмахивалась: «Ты что не понимаешь, что тут происходит? Я должна быть здесь,

и я не могу уйти, не дав ему последнего шанса».

Когда Николай обнял её двумя руками за талию, голос внутри беспомощно

затих, оставив ее совершенно одну на растерзание страстной любви, так

неожиданно поманившей ее из недавнего прошлого. Когда Николай взял

Ларочку на руки и отнёс в палатку, она уже не сопротивлялась. Каждой клеткой

своего существа она ощущала, что сегодня у неё не хватит сил оттолкнуть его, и

поэтому окончательно сдалась. Для неё это означало бы оттолкнуть любовь, а

заодно и еще одну реальную возможность испытать магическую страсть, о

которой она старалась не думать все эти долгие месяцы. Он покрывал её лицо

поцелуями, бесконечно повторяя: «Я тебя так люблю… Я тебя так люблю…», и

она опять позволила ему овладеть своим телом и душой, и подарить ей

несколько минут блаженного наслаждения и призрачной надежды.

Когда наступила полночь, Николай поднялся и неожиданно предложил:

– Пошли купаться!

– Купаться? В такой темноте?»

– А почему бы и нет? Не бойся! Ведь я же спасатель!

– Это точно! Ты меня сегодня уже спас. Не знаю, правда, от чего…

– Всегда к твоим услугам! – с этими словами он стремительно бросился с

головой в тёплое течение реки, а затем, вынырнув, протянул ей руку. – Ну, иди ко

мне, малышка! Вода – просто чудо!

Она осторожно попробовала воду кончиками пальцев – долгий июльский

день действительно нагрел воду, терпеливо подготовив её для ночного купания

юных любовников. Ларочка неотрывно смотрела на протянутые к ней сильные

мужские руки, а затем окунулась и поплыла ему навстречу. Когда она, наконец,

упала в его раскрытые объятия, её последний барьер сопротивления рухнул под

традиционной фразой: «Что будет, то будет!»

В следующий раз они встретились в городе – Николай предложил пойти

погулять в парк. Ларочке понравилась эта идея, но не понравилось, что Николай

пришел на встречу навеселе. Она бросила на него долгий вопросительный

взгляд, на который он с небрежностью ответил: «Да вот, отмечали день

рождения сотрудника – выпили по рюмке». Он взял ее за руку и повёл по

летнему парку, где вскоре на склоне холма, спускавшегося к реке, они нашли

пустынную скамеечку. Она присела в каком-то задумчивом ожидании, вдыхая

запахи распустившихся на клумбах цветов и любуясь прекрасными видами,

открывшимися перед ними.

А Николай в это время достал бутылку водки и пару маленьких стаканов.

Ларочка запротестовала: «Водку пить не буду. И тебе не советую. Посмотри,

какой чудесный день». Но он как будто ничего не слышал и не замечал, и,

привычно налив себе полный стакан, провозгласил свой традиционный тост: «За

тебя! За самую прекрасную женщину, какую я когда-либо встречал». Она

невольно скривилась, как будто услышала заезженную, сотни раз

прослушанную старую пластинку, которая давно потеряла всю прелесть

новизны.

Безуспешно пытаясь поддерживать с ним нормальный разговор, Ларочка, в

конце концов, притихла – хорошее настроение было непоправимо испорчено. С

одной стороны, она понимала, что у него был повод выпить – всё-таки день

рождения, а с другой стороны – что ей теперь от него досталось? Зачем он

вообще пришел в таком состоянии? Разговор никак не клеился, потому что

Николая постоянно куда-то уносило, как будто он продолжал гулять на только

что покинутой вечеринке.

После второго стакана он заплетающимся языком пытался рассказать ей

анекдот, от которого ей стало совсем не до смеха.

После третьего стакана он встал и сделал несколько шагов, чтобы найти

туалет, но тут же рухнул на землю и, к ужасу Ларочки, начал катиться вниз по

крутому склону холма. Она вскочила и инстинктивно схватила его за одежду, но

Николай был слишкомтяжелым и ее тонкие пальцы не смогли его удержать – он

продолжал катиться по травянистому склону, пока не очутился в самом низу –

под разросшимися дикими кустами. Хорошо, что не было дождя, и почва была

теплая и совсем сухая.

Ларочка, обуреваемая страхом и ужасом, спустилась вниз и нагнулась над

Николаем, чтобы удостовериться, что он цел и невредим. Затем, вздохнув – то

ли от облегчения, то ли от надвигающейся тоски, она обречённо села на траву, и

положила голову любимого к себе на колени – как тогда, на пляже. С одной лишь

разницей – теперь он был совершенно бесчувственным. Глядя на его такие

неотразимые черты лица, она только теперь поняла, что проиграла его не

Любаше, а совершенно другому, более опасному демону. Этого демона звали

алкоголь. Она еще никогда в жизни не чувствовала такую беспомощность – её

возлюбленный, кумир её мечты, буквально скатывался в черную пропасть

забытья, и она не в состоянии была его спасти.

Ларочка потеряла счёт времени. Уже давно стемнело, а она продолжала

держать голову этого человека в своих руках, не в состоянии сдвинуться,

подняться и уйти. Все попытки его разбудить до сих пор оказались

безуспешными. Уйти и оставить его здесь одного? Что делать? Она давно уже не

понимала, что происходит в её жизни – как будто она держала в руках не голову,

а сегменты чужой картинки-паззл. Эти сегменты назывались «Предательство» и

«Пьянство», и теперь она раздумывала, как они могут вписаться в канву её

собственной картины жизни. В её воображении начало смутно вырисовываться

неизвестное будущее, и она поняла, что поставила перед собой невозможную

задачу – резкие края этих сегментов больно впивались в душу и портили

идеальную картину. Она продолжала держать их в руках, в то время как слёзы

катились по ее неподвижному лицу, смывая последние налёты детской, наивной,

несбывшейся надежды.

Ларочка так и просидела в этом положении всю ночь, прикованная к этому

человеку какими-то невидимыми цепями, мысленно молясь за него и оплакивая

свою мечту. Её горе было так глубоко, что, казалось, одной ночи было ничтожно

мало для того, чтобы выплакать всё до конца. Но долгие часы, проведенные на

траве этого парка, каким-то образом принесли ей достаточную ясность. Как

будто усыпанное звездами небо подслушало ее горькие мысли и подсказало

окончательный ответ.

Когда на рассвете Николай, в конце концов, проснулся, Ларочка точно

знала, что ей теперь делать. Она проводила его до остановки автобуса, а сама

пошла домой отсыпаться – хорошо, что была суббота, и ей не надо было идти на

работу.

– Вечером встретимся? – спросил Николай своим хриплым голосом, глядя на

неё опухшими глазами.

– Да, дорогой! Обязательно встретимся,– ответила она, поцеловав его в

щеку.

– Пойдем в летний ресторан? Там сегодня играет музыка.

– Прекрасная идея! Развлечений будет – хоть отбавляй! – улыбнулась она

многообещающе и помахала на прощание рукой.

Когда Ларочка проснулась дома в своей постели, на улице уже начинало

темнеть. Она вспомнила предыдущую ночь, и у нее опять защемило в сердце.

Решительно отбросив одеяло, она быстро оделась и подошла к телефону, на

ходу вспоминая номер и мысленно отметив: «Еще не забыла!» Любаша подняла

трубку.

– Это ты? Вот уж не ожидала! Чего ты хочешь?

– Скажи мне только одну вещь – ты еще встречаешься с Николаем или нет?

Он меня уверяет, что у вас всё кончено.

– Что за бред? Николай тебе такое сказал? Он сейчас в командировке! Как

ты могла его видеть? – продолжала недоумевать разволновавшаяся не на шутку

соперница.

– Это неважно, где я его видела, Любаша. Но ты должна знать правду.

Теперь он изменяет тебе со мной.

– Этого не может быть! Ты специально это говоришь, чтобы сделать мне

больно… Чтобы отомстить! Я даже не подозревала, что ты такая жестокая.

– Кто бы говорил о жестокости? Послушай, у меня нет причин тебя

обманывать. К тому же я больше не держу на тебя зла. Но проблема не во мне -

меня волнует Николай. Он много пьёт и сам не понимает, что делает. По-моему,

он совсем запутался.

Любаша не дослушала – на другом конце провода послышались быстрые

гудки. «Ах, так? Хорошо. Значит, ты не хочешь слушать. Никто не хочет видеть

проблему!»,– не могла успокоиться Ларочка и решительно набрала еще один

номер.

– Юрка! Мне нужна твоя помощь, срочно!

– Что на этот раз?

– Мне нужно организовать очную ставку.

– С кем это?!

– С Николаем и Любашей. Николай пытается ко мне вернуться, а Любаша

отрицает, что у них всё кончено.

– Понятно. Что от меня требуется?

– Я сегодня вечером иду с ним в летний ресторан. Позвони Любаше и

пригласи её на вечернюю прогулку. Поведи её по аллее, которая ведет к

ресторану. Там и встретимся. В 11 часов.

– Хорошо. Будет сделано. Предвкушаю большую драку.

– Да ну тебя! Кстати, с меня бутылка. Ну, всё, до вечера!

Они сели за маленький столик летнего открытого ресторана и сделали

заказ. Николай был немного смущён и искоса поглядывал на Ларочку из-под

своих томных век.

– Что-то тебя мучает, Колечка?

– Малышка, ты прости меня за вчерашнее. Ну, перебрал немного… Я не

хотел, так получилось.

– Да ничего страшного! В чем проблема? Полежал на травке, отдохнул. И я

с тобой заодно.

– Ну, зачем ты так? Опять издеваешься?

– А что ты мне предлагаешь делать? Петь тебе дифирамбы за

безукоризненное поведение?

– Прости меня, малышка, слышишь? Больше этого не повторится! – с этими

словами Николай протянул руку и осторожно взял Ларочку за пальцы.

– А у тебя больше и не будет такого шанса! – ответила она уверенно,

посмотрев любимому прямо в глаза.

– Что ты имеешь в виду? Не надо меня так пугать!

Официант прервал их беседу, поставив на стол бутылку вина и заказанную

еду.

– Ну ладно, давай отложим этот разговор,– весело и миролюбиво

проговорила Ларочка. – Наливай! Давай выпьем еще за одну встречу!

– Надеюсь, не последнюю. Пусть это никогда не кончается. –

подозрительного посмотрев на неё, Николай разлил по бокалам вино.

Затем, не отводя взгляда от Ларочки, нетерпеливо поднёс бокал к губам.

Обстановка постепенно разрядилась, и вот они уже весело болтали ни о чем,

запивали свой смех вином и заедали вкусной ресторанной едой.

Затем Николай встал и учтиво пригласил её потанцевать. Она нерешительно

приняла протянутую ей руку и опять поддалась, позволив повести себя на

середину танцплощадки. Они закружились под легкую музыку оркестра, вдыхая

запахи растущего за оградой жасмина, и упиваясь ритмом и такой знакомой

близостью. Ларочка опять начинала терять голову, и её в очередной раз уносило

в заоблачные выси – туда, где не было предательства и потерь, и где всё было

забыто раз и навсегда. А была только эта танцевальная площадка, крепкие плечи

и руки этого мужчины, на которые ей так хотелось опереться, всегда с

нежностью прижимать к ним свою разгоряченную щеку, и никуда не

отпускать…

Неожиданно она вздрогнула и остановилась. «Боже мой! Любаша с Юркой

будут идти нам навстречу! Что я наделала?!» – вихрем пронеслось у неё в

голове.

– Ларочка! Что с тобой? Тебе нехорошо? – встревожился Николай, от чего ей

стало еще более тошно.

– Давай вернёмся к столику – у меня немного закружилась голова,-

пришлось ей соврать, хотя она так этого не любила.

Настроение было испорчено на целый вечер. И как Николай ни старался её

развеселить, Ларочке не удавалось отмахнуть от себя неотвратимость

предстоящей на аллее встречи. Более того, теперь её трусило мелким ознобом

сомнений. Николай снял пиджак и заботливо набросил его ей на плечи.

– Да ты дрожишь. По вечерам здесь действительно прохладно.

– Да, ты прав. Спасибо большое. Мне уже лучше.

– Давай-ка я отведу тебя домой. Ты наверно не выспалась из-за меня.

– Нет! Я выспалась! – запротестовала Ларочка, но тут же замолчала и

поникла, с какой-то усталой обреченностью осознав, что отступать уже слишком

поздно.

Они медленно шли по аллее – Николай обнимал её за плечи, пытаясь

согреть и унять её непрекращающуюся дрожь. Теперь у Ларочки было такое

чувство, что она поднимается на эшафот, и это были её последние минуты

жизни и близости с любимым. Увидев вдали два знакомых силуэта, она

повернулась к Николаю и прошептала:

– Колечка! Я тебя очень люблю. Всегда помни об этом. Хорошо? Ты будешь

помнить?

– Да что с тобой сегодня? Конечно, я об этом помню. И я тебя тоже очень…-

неожиданно запнувшись, он так и не выговорил последнего, самого важного

слова.

Даже не взглянув на него, Ларочка поняла – он увидел Любашу. И тут она

почувствовала, как его рука медленно соскользнула с её плеча и затерялась где-

то в темноте.

– Ну что, Колечка? Так это ты так проводишь время в командировке? -

Любаша смотрела на него в упор, сложив руки на груди, как законная жена,

требовавшая ответа от своего нерадивого мужа.

– Так что, оказывается между нами всё кончено? А почему мне никто об

этом не сообщил? – продолжала она свой настойчивый допрос.

Николай смотрел под ноги, как будто именно там был написан правильный

ответ, который должен спасти его от надвигающейся грозы. Но, очевидно, не

найдя там ничего, он тихо пробормотал:

– Любашечка! Прости меня, если можешь…

– Что ты сказал? Любашечка? Прости меня?

От последних слов Ларочка неожиданно вышла из охватившего её

оцепенения. Теперь уже обе молодые женщины смотрели на Николая

возмущенным и выжидающим взглядом. Подогретая выпитым в ресторане

вином и танцами, а теперь еще и возбужденная ревностью, сама не понимая, что

делает, Ларочка в отчаянии сняла с ноги туфель на высокой платформе и с

размаху ударила Николая по лицу. При этом она вложила в этот удар всю горечь

и разочарование последних шести месяцев. Он продолжал стоять неподвижно,

не поднимая глаз и не пытаясь защищаться или оправдываться. Тогда она

бросила туфель на асфальт и стала искать его босой ногой. Она делала это очень

медленно, не отрывая взгляд от своего бывшего кумира, которого, наконец,

повергла в глубокую пропасть унижения. Лихорадочно пытаясь встретиться с

ним глазами, она как будто хотела прочитать там ответ на свой собственный

вопрос, но он неотрывно продолжал изучать асфальт.

Неожиданно осознав всю абсурдность ситуации, и, отвернувшись от всех

участников драмы, Ларочка быстро направилась по аллее, ведущей к её дому. С

каждой минутой ее шаги ускорялись– теперь ей уже хотелось бежать, бежать

безоглядно, в никуда, никогда не останавливаться и не оборачиваться. Ей

хотелось оставить этих двух людей, которые без зазрения совести отняли у нее

всё то, что она так ценила и во что так безоговорочно верила – детскую

доверчивость и невинность, веселую беззаботность и такую беззаветную веру в

любовь.

Она почти уже бежала, бежала навстречу своему будущему, которое пока

казалось ей таким пустым и лишенным всякой радости и надежды. Ей казалось,

что эти два человека вырвали у нее из груди сердце, оставив её наедине с

глубокой, незаживающей раной. И теперь она бежала от них, от своей

всепоглощающей любви, от предательства, и от этой раны, как будто спасаясь от

опасности, грозившей поглотить ее навсегда…

Прошло шесть лет. Ларочка как-то шла по центральной улице города под

руку со своим мужем. Они весело болтали и беззаботно смеялись, как будто

покупки к Новому Году были самым большим удовольствием в их молодой

счастливой жизни. «Давай перейдем на другую сторону – я еще хочу заглянуть

вон в тот Универмаг»,– предложила она, и они спустились в ближайший переход.

И тут внизу, как в полумраке подземелья, она увидела их! Зрелище было

довольно угнетающим – Николай, в грязном заскорузлом пальто, спившийся до

неузнаваемости, лежал на тротуаре, а бедная Любаша, выглядевшая намного

лучше своего спутника, пыталась его поднять и прислонить к стене.

Поравнявшись с привлекающей всеобщее внимание парочкой, Ларочка

побледнела и её рука, державшая под руку мужа, слегка дрогнула. Муж

почувствовал эту дрожь – он всегда остро чувствовал перемены в настроении

жены, и теперь посмотрел на нее с любопытством:

– Что случилось? Ты их знаешь?

– Да, я знаю эту женщину. Когда-то она была моей лучшей подругой,-

выдавила из себя Ларочка, опустив голову и стараясь как можно быстрее пройти

мимо.

– А кто этот мужчина рядом с ней?

–Да так, никто – возможно, она его где-то подобрала,– соврала она.

– Так что же случилось с вашей дружбой? – не унимался муж.

– Трудно сказать. Несколько лет назад она мне сделала большое одолжение,

хотя никто её об этом не просил.

– А ты её забыла поблагодарить? – догадался муж.

– Что-то вроде того. Точнее было бы сказать, что я не нашла в себе сил

выразить ей всю свою благодарность.

– Значит, она всё-таки осталась твоей лучшей подругой?

– Выходит так. Просто я слишком долго в этом сомневалась…

Она оглянулась на Николая и Любашу в последний раз, только теперь

увидев далекие события в истинном свете. Наконец, все сегменты картинки-

паззл нашли свое место и сложились в одно большое понятное изображение. То,

что раньше не имело никакого смысла, теперь стало ясным и понятным. То, что

раньше пугало и ужасало, теперь приносило лишь лёгкий оттенок грусти и

жалости ко всем её участникам. Она крепко сжала руку своего спутника, и

вздохнула с глубоким облегчением…

Еще через пять лет Ларочка встретила Николая недалеко от своего дома –

она возвращалась утром домой из магазина, когда он окликнул её по имени. Она

всмотрелась в незнакомые черты прохожего и едва узнала когда-то

ослепительную улыбку и карие с поволокой, теперь угасшие, глаза человека,

которого она когда-то любила. Они обмолвились двумя словами – Николай

спешил к открытию винно-водочного отдела и его ждали так называемые

«друзья».

В последний раз Ларочка попрощалась с человеком, который разбил её

наивное юное сердце, а теперь навсегда скрылся за поворотом. Много лет

спустя она случайно узнала, что Николай окончательно спился и умер, не дожив

до пятидесяти. Так закончилась печальная история жизни хорошего человека,

подающего надежды спортсмена, и еще более печальная история первой любви.

Что касается лучшей подруги, Ларочка позже узнала, что Любаша осталась

незамужней и бездетной. Наверно, на радостях она так наелась украденной ею

любовью, что от жадности даже поперхнулась. Этого хватило ей надолго, и

теперь она осталась совершенно одна.

Сделка

Раздался телефонный звонок. Наталья вышла из грустной задумчивости и

неохотно подняла трубку – звонила Людмила: «Собирайся и приходи! Тут у меня

собралась небольшая компания, так что отвлечешься немного». Подруга знала,

что Наталья больно переживала отношения со своей последней страстью по

имени Андрей – тот был женат, и их отношения строились на том, что он иногда

заявлялся к ней после вечерней смены, без звонка, и только тогда, когда ему

этого хотелось. Это был растянувшийся на два года роман, от которого она

смертельно устала.

Она присела к столику и стала приводить себя в порядок – на неё смотрела

еще молодая, тридцать с лишним женщина, привлекательная собой и не

лишенная шарма. «Мне просто не везёт!», заключила она, торопливо

накладывая пудру на лицо и подводя губы розовой помадой. «Ну всё! Пора идти

отвлекаться. Как мне всё это осточертело!»

С этими словами она поспешно вышла из парадного своего новенького

дома на окраине города и внимательно посмотрела по сторонам, прежде чем

перейти мокрую, залитую огнями дорогу. Был серый ноябрьский вечер, и ничто

в воздухе не предвещало ничего радостного. Людмила жила через дорогу, на

противоположной стороне улицы, так что уже через пять минут Наталья звонила

в дверь хорошо знакомой квартиры на первом этаже.

Людмила распахнула дверь и повела гостью на кухню, где за бутылкой вина

сидели двое молодых, довольно красивых парня. Одного из них она уже хорошо

знала – это был Олег, парень Людмилы, который тоже приходил тогда, когда ему

вздумается, и был известным Казановой и Альфонсом в одном лице, основным

занятием которого было увлекать и соблазнять женщин, умеющих зарабатывать

деньги. Так как у него самого с заработками не сложилось, он делал то, что

унего получалось лучше всего, т.е. направлял свой неотразимый шарм и

молодое тело в нужное русло – чтобы чьи-то заработанные деньги

беспрепятственно были потрачены на его повседневные желания и запросы.

Второго молодого человека Наталья никогда не встречала в доме Людмилы,

где бесконечно толпились друзья Олега. Она без всякого интереса оглядела его с

ног до головы и разочарованно подумала: «Терпеть не могу слащавых

красавчиков!» Их познакомили. Услышав имя Омар, она разочаровалась еще

больше, и в её голове безразлично промелькнуло: «Так он еще и не русский…»

После быстрой официальной части представления она присоединилась к столу,

и ей налили бокал красного вина. Вечеринка началась, не обещая, впрочем,

ничего увлекательного.

Когда они всей компанией ввалились к Наталье в квартиру, было уже за

полночь, но никому не хотелось спать, и хозяйка поставила на новенький,

недавно приобретённый магнитофон кассету с записями «Модерн Токинг»,

весьма популярного в те времена немецкого дуэта. Людмила и Олег буквально

упали на диван, с которого уже практически не вставали, так как Олег был

совершенно пьян. В то время как Омар мягко, но уверенно подхватил Наталью

под руку и медленно повёл в танце.

У неё закружилась голова от выпитого вина и близости этого молодого

привлекательного сирийца. Ей даже начинало льстить его настойчивое

внимание – он был младше её на тринадцать лет, и она уже больше не могла

понять своим затуманенным сознанием, было ли это преимуществом или

недостатком в её глазах. В этот момент он был просто прекрасным танцором,

изящным и ритмичным, с мягкими движениями и прекрасной фигурой. И он не

сводил с неё глаз!

Наталья послушно поддалась мгновению, ритмичной музыке, красивому

партнёру и её понесло куда-то вниз по течению. От неё не ускользнуло, что

Омар был не очень разговорчивым, но при этом он умело и осторожно успел

задать несколько наводящих вопросов – с кем она живет, чем занимается, и даже

чья это квартира.

Её это стало даже забавлять, и поэтому она с готовностью удовлетворила

его настойчивое любопытство, порадовав тем, что живет без родителей, без

мужа, без детей, и имеет приличную работу в банке. Омар чуть не цокнул

языком от восхищения, оглядев уютную, хорошо обставленную комнату, а затем

с очаровательной улыбкой произнёс: «Ты мне очень нравишься. Что ты думаешь

по поводу того, если мы начнем встречаться?», чем её окончательно ошарашил.

Она оправдала для себя его немногословие тем, что он был иностранцем, и

его русский был ещё далёк от совершенства. Но у него хватило набора слов,

чтобы рассказать, что он был студентом второго курса авиационного института,

жил в студенческом общежитии, и они с братом приехали сюда по советской

программе помощи развивающимся странам.

Наталью начали одолевать сомнения, когда она вспомнила своего любимого

Андрея, и на какую-то долю секунды у нее даже защемило сердце, но затем она

отмахнула от себя эти ставшие бесконечными мысли и возмущённо подумала:

«Да что я ему собственно должна? С меня хватит этой неопределенности,

ночных визитов, и ноль перспективы! Хватит!» И она, нежно прижавшись к

Омару щекой, заговорщически прошептала: «Давай попробуем…» Тем

временем Людмиле, наконец, удалось поднять пьяного Олега, и благополучно

увести его домой, а для Натальи ночь только начиналась. Эта ночь уносила её

своим быстрым течением в неведомое будущее, которому она уже полностью и

безоговорочно подчинилась…

На следующий день было воскресенье, и Наталья первым делом побежала к

Людмиле на чашечку кофе, чтобы обсудить с ней дальнейшие стратегические

планы. Они привыкли поверять друг другу мельчайшие детали своих любовных

приключений, и их коллективный женский разум, полный изобретательности и

активных манипуляций, всегда порождал бесконечное количество практических

идей – как привлечь или избавиться от очередного любовника. То утро не было

исключением.

– Ну, что ты думаешь по этому поводу? Представляешь, он мне сразу же

предложил встречаться! Но меня смущает одно – ему всего лишь двадцать лет. Я

не знаю даже, что делать.

– Соглашайся, не будь дурочкой! Когда у тебя в последний раз был такой

красавчик? И потом жизнь в общежитии ему наверняка не сильно нравится, а ты

ему можешь предложить домашний уют, вкусный обед и чистую постель. Если

даже ты не свяжешь с ним своё будущее, то, по крайней мере, проведёшь

хорошо время. При этом намного лучше, чем ты его проводишь с Андреем!

– Всё правильно. Но ведь я его совершенно не знаю!

– Поживёте вместе, вот и узнаешь!

Наталья только и ждала подтверждения своих мыслей, и поэтому в её

голове это казалось уже бесповоротным шагом. Она поблагодарила Людмилу за

«житейскую мудрость», и отправилась на встречу с Омаром, ожидающему её со

скромным букетом цветов, в придачу с широкой улыбкой, на автобусной

остановке. Они сели в подошедший автобус и поехали в центр города – он

предложил посидеть в уютном, тёплом кафе и что-нибудь перекусить. Солнце

светило сквозь окна автобуса, и Наталья подставляла ему своё осунувшееся

после бессонной ночи лицо, но теперь морщины расправлялись под действием

какого-то нового, тихого умиротворения внутри: «Боже мой! Кто-то хочет

каждый день видеть и прижимать меня к себе…»

И только случайная мысль, как предательница, время от времени

проскальзывала в голове: «Почему мы всё время молчим? Я даже не знаю, о чем

с ним разговаривать!» Но она отмахивалась от неё, как от назойливой, еще не

заснувшей после долгого тёплого лета мухи, и пыталась сосредоточить взгляд

на своем новом возлюбленном, который крепко держал её за руку, и чему-то

улыбался.

Когда они очутились в центре города, он повёл Наталью по центральной

улице, и вскоре они очутились в кафе, отделанном в чисто украинском стиле.

Всё прошло очень мило – они пообедали, выпили немного вина, а затем Омар,

как бы между прочим, предложил поехать к ней домой. В тот день ей не

хотелось долго гулять – она действительно устала после вчерашней ночи, и

поэтому быстро согласилась. Они опять сели в автобус, теперь уже в сторону

жилого массива, где она жила последние восемь лет, и тут он произнёс очень

странную фразу: «А ты можешь завтра приготовить что-нибудь вкусное на

обед?» Эта просьба показалась Наталье немного неуместной, так как это было

их первое настоящее свидание, и хотя она ответила согласием, каким-то

внутренним чутьем она тут же поняла, что романтикой здесь никто её баловать

не будет.

Но она быстро себя уговорила, что ей совсем это и не нужно. А что ей

нужно было? Ответ она знала слишком хорошо – тепло человеческого

присутствия, живое горячее тело в её холодной и одинокой постели. Ей хотелось

дарить свою нерастраченную, накопившуюся за долгие годы нежность и ласку.

Ей хотелось готовить обеды и кормить «своего» мужчину – вместо того, чтобы

ублажать «чужого». Ей хотелось настоящей семьи, или хотя бы, на худой конец,

её подобия! За это единственное, такое неприхотливое требование можно было

поступиться романтикой, взаимностью интересов, интеллектом собеседника, и

прочими атрибутами, которые обычно украшают и укрепляют любые

отношения.

Не подумайте, что Наталья была совсем наивной – она понимала, что у

Омара тоже были свои потребности. Он только что выпал из тёплого

родительского гнезда, и ему всё еще хотелось продолжать удобную жизнь – жить

в отдельной квартире, питаться домашней пищей, желательно бесплатной, и

наша героиня готова была ему всё это предоставить – в обмен на ощущение

семьи, пусть даже ложное и поверхностное.

Он, в свою очередь, был готов это принять – в обмен на потерю льгот,

которыми так полна бесшабашная молодость и свобода. Это было что-то вроде

негласной сделки между двумя забывшими, что такое истинная любовь, людьми

– сделки, несомненно, временной, сроки которой никто и никогда не

обговаривал. Но, тем не менее, Наталья мысленно подписала эту сделку, не

заглядывая далеко в будущее, и принеся в жертву отношения с человеком,

который дарил ей настоящую, хоть и редкую, радость.

Да, Андрей не мог ей дать того, чего она хотела – там она добровольно

подписала совсем другое молчаливое соглашение. И теперь, когда она очутилась

на развилке жизни – редкие встречи с любимым, или видимость семейной

жизни с незнакомцем, она бездумно выбрала последнее. «Но как об этом сказать

Андрею?»,– думала Наталья. Она мысленно прикинула – наверняка пройдёт пару

недель, прежде чем он вообще удосужится появиться. Как странно! Он живёт и

даже не подозревает, что она ему больше не принадлежит, что она встретила

другого человека и теперь живет другой жизнью.

Она решила подождать и не звонить, хотя её начинало одолевать

любопытство – как Андрей отреагирует на это известие? Бросится ли он в

порыве ревности отнимать её у нелюбимого, и умолять на коленях, чтобы она

подождала неминуемого развода? Но она тут же усмиряла свою разыгравшуюся

фантазию, с грустью понимая, что это всего лишь её детские наивные мечты,

ничего общего не имеющие с реальностью. Наверняка, он уйдёт с видом, как

будто никого не застал дома!

Тем временем Наталья начинала входить во вкус своей новой жизни – Омар

приходил домой каждый вечер после занятий, и она кормила его

свежеприготовленным обедом, а по ночам тихо прислушивалась к его тёплому

дыханию после долгих часов любви. Да, она шептала ему: «Я тебя люблю!» и он

отвечал ей тем же, как будто это было еще одним, обязательным пунктом

сделки. Эти нежные признания каким-то образом смягчали очевидность

намерений каждого участника, а также удобно заполняли зияющие пространства

между другими фразами вроде «Что ты сегодня приготовила?» или «Кто звонил

или приходил?»

Но вот однажды, как она и предполагала, в квартире раздался звонок.

Наталья открыла дверь – на неё смотрели такие знакомые и родные глаза. И хотя

она сотни раз про себя репетировала, что именно она скажет при встрече,

приход Андрея всё-таки застал её врасплох. Прошло ровно три недели с их

последней встречи. «И за всё это время у него не нашлось даже времени

позвонить!» Теперь старая сделка её крайне возмущала – согласно новому

договору её возлюбленный приходил домой каждый день! Она не впустила

Андрея в квартиру, а вышла в парадное и тихонько прикрыла за собой дверь.

На его лице возникло лёгкое недоумение, переходящее в издевательскую

ухмылку. И ей вдруг захотелось со всего размаха ударить его по лицу и

прокричать: «Ты даже не в состоянии меня приревновать!» Но чувство

собственного достоинства не позволило ей это сделать, и вместо этого она тихо

произнесла:

– Извини, но тебе больше не надо сюда приходить. Я встретила другого

человека, который мне может предложить больше, чем ты.

– И какие же именно услуги он тебе предложил, интересно знать?

– Это уже не твоё дело! По крайней мере, в отличие от тебя, он хочет быть

со мной каждый день. Понимаешь?

– Нет, не понимаю. Но если это всё, что тебе нужно, тогда желаю тебе

удачи!

Он еще раз посмотрел на неё с издевательской ухмылкой, как бы

говорящей: «Ты сама не знаешь, что потеряла!», и медленно пошел вниз по

лестнице – возможно, ему не хотелось ждать, когда подъедет лифт. А, возможно,

он прятал недоумение своего мужского Эго, которое, правда, его быстро

успокоило: «Ничего страшного! Попробуем по другому адресу!»

– Кто это был? – спросил Омар.

– Да так, мой старый друг. Я ему сказала, что всё кончено. Не волнуйся, он

больше сюда не вернётся.

На минуту по его лицу пробежало лёгкое беспокойство, которое вскоре

сменилось необычайной гордостью – его всё-таки предпочли какому-то старому

другу, с которым, возможно, сложились устоявшиеся отношения. Теперь он

разыгрывал роль победителя, а эта роль может быть такой сладостной, когда

тебе всего лишь двадцать лет!

В тот вечер Наталья окончательно закрыла еще одну грустную страницу

своей неудавшейся жизни. Закрыла без сожалений и раздумий. Её даже саму

удивило усталое безразличие, с которым она рассталась с человеком, которого

любила целых два года. Но она не хотела в вдаваться в воспоминания и анализ -

она просто бежала от прошлого, не оглядываясь и не анализируя, как без

сожаления выбрасывают объедки в мусоропровод. С глаз долой – из сердца вон!

Кто думает о том, что случится с мусором на большой свалке жизни?

А тем временем она продолжала наслаждаться своей новой ролью.

Преследующая её раньше каждодневная, нет, буквально поминутная, боль куда-

то отступила, и теперь полностью растворилась в нескончаемой любовной неге.

«Ну что ж, если это всё, что требуется для того, чтобы избавиться от боли, то

почему бы и нет!»,– думала она с облегчением. Дни теперь летели быстро, не

отяжеленные каждодневным долгим ожиданием и неизбывной тоской.

Вскоре Омар уехал на зимние каникулы домой. Там, в небольшом

сирийском городке, жили его родители и еще двое братьев. Наталья часто

задавала себе вопрос: смогла бы она с ним уехать в Сирию после того, как он

окончит институт, и начать жизнь в чужой стране. С одной стороны, заманчивое

слово «заграница» каким-то магическим образом притягивало к себе Наталью,

выросшей в эпоху «железного занавеса», а, с другой стороны, воображение ей

совершенно не подчинялось и оставляло зияющую пустоту в этом вопросе. Так

иногда мы не хотим ничего знать о развитии нашей болезни в будущем, и

больше интересуемся тем, какую таблетку выпить прямо сейчас – чтобы унять

вызванную этой болезнью боль.

Наталья теперь терпеливо ждала эту обещанную «таблетку» – когда Омар

вернётся с каникул, и она опять сможет очутиться в его жарких объятиях. Месяц

тянулся долго, но она старалась занять себя всевозможными делами – работала

сверхурочно, наводила порядок в квартире, а когда её одолевала тоска, уходила к

Людмиле, которая готова была слушать и рассказывать о своих собственных

страданиях часами.

Наконец, ожидание подошло к концу и в доме раздался долгожданный

звонок – Наталья с радостью вскочила с кресла и распахнула дверь. «Какой он

всё-таки красавчик!» – промелькнуло у неё в голове, прежде чем Омар заключил

её в свои объятия. Она с наслаждением вдохнула запах знакомого одеколона, и

затем повела его на кухню – стол был уже накрыт и на нём красовались его

любимые блюда. Вечером пришел с визитом его брат Рашид, и Омар стал

разбирать чемоданы, чтобы показать ему косметику, привезенную на продажу, и

которая в те времена была большим дефицитом.

Наталья ничего для себя не «заказывала». Во-первых, ей не хотелось с

самого начала показаться меркантильной, а во-вторых, она рассчитывала, что он

добровольно проявит хотя бы незначительную толику благодарности за

предоставленный ему бесплатный Дом Отдыха. Она с настороженностью и

напряжением следила за тем, как Омар показывал своему брату всевозможный

товар в изящных упаковках. Братья долго обсуждали «рынки сбыта» и наиболее

подходящие цены, сидя за «её» столом и кушая «её» еду!

Уже было далеко за полночь, когда за Рашидом захлопнулась дверь, и Омар,

очень довольный результатами осмотра и проведённым вечером, хозяйским

тоном попросил Наталью постелить постель. Она как будто не услышала его

просьбы, продолжая неподвижно сидеть и смотреть в одну точку. «Он даже не

предложил мне крохотной баночки теней!»,– настойчиво вертелось у неё в

голове, и с этой мыслью постепенно начало приходить понимание, что на их

сделке была поставлена последняя печать: «Я тебе ничего не должен!»

Но Наталью одолевала не столько злость, сколько простое любопытство, и

поэтому она не выдержала и осторожно спросила:

– А почему ты мне не предложил косметику?

– Выбери, что тебе надо,– тихо процедил Омар сквозь зубы, не глядя в её

сторону и сделав неопределённый жест рукой.

Она начала демонстративно и медленно перебирать упаковки,

одновременно наблюдая за его реакцией. «Ну что ж, это лучше, чем ничего…»,

подумала она вскользь, сама не понимая, что именно имела в виду – сирийскую

косметику или свою жалкую советскую жизнь.

Эта тенденция «Я тебе ничего не должен» продолжала незаметно

разрастаться, а с ней подключались всё новые и новые линии поведения,

которые эту тенденцию только подтверждали. Где-то на шестом месяце их

совместного проживания Омар начал нарушать негласный договор – приходил

поздно, или по его словам «задерживался», и, что интересно, иногда его

задерживали до самого утра.

Теперь Наталья негодовала. Она сидела долгими холодными вечерами у

окна, с погашенным в квартире светом и смотрела на залитую фонарями дорогу

перед домом, как будто появление знакомого силуэта было вопросом жизни и

смерти. Иногда на неё накатывало такое волнение, что даже перехватывало

дыхание, и в такие минуты ей казалось, что сейчас у неё остановится сердце. Но

сердце ритмично отсчитывало долгие минуты и часы, в то время как её

возлюбленный всё никак не приходил.

Ей вспоминались такие же долгие вечера много лет назад, когда она была

совсем маленькой. Она все время спрашивала: «Когда придет мой папа?», и ей

говорили, что он придёт очень скоро, надо только быть послушной и прилежной

девочкой. Но он так никогда и не пришёл. Возможно, именно с тех пор этот

страх поселился в её душе – ведь люди, которых она безгранично любила, имели

тенденцию не возвращаться…

Когда Омар приходил далеко за полночь, Наталья обычно была уже в

постели, вымученная ожиданием и накатываемым волнами возмущением. Это

возмущение прорывалось в каждом её жесте и громко выкрикиваемых словах.

Как он мог? Ведь она отдала ему всё! Предоставила такие роскошные условия

для жизни. Разве ему лучше было в общежитии? Почему он этого не ценит?

Несмотря на всю эту разыгрываемую драму, в глубине души Наталья

понимала, что Омар еще слишком молод и ему неинтересно сидеть дома с 33-х

летней дамой, а также таскать её повсюду за собой – только потому, что она

предоставляет ему жилье и еду. Но она загоняла эту мысль в глубь своего

подсознания, как смахивают крошки со стола, чтобы навести порядок в доме.

Но порядок навести было трудно, потому что в ответ на её гневные

обвинения Омар только вызывающе хохотал. Он прибегал к излюбленной

тактике любого мужчины, обладающего увесистой долей здорового эгоизма, и

который всеми способами старается избежать обсуждения «женских» проблем –

он прикидывался полным идиотом! Его взгляд излучал полное недоумение, как

будто он действительно не понимал, чего от него хотят. В такие минуты он

небрежно раскидывался в глубоком кресле, и, находя промежутки между её

гневными тирадами, спокойно и деловито вставлял: «Слушай, что у нас есть

покушать?» Короче, вёл себя с достоинством счастливчика и баловня судьбы,

которому люди просто не могут предъявлять претензий, и поэтому должны

прощать все его невинные фривольности.

Когда же Омар видел, что его природное очарование никак не действовало

на Наталью, и она по-прежнему не несла ему поздний ужин, его голод каким-то

чудотворным образом начинал действовать на понимание «женских» проблем. И

тогда он менял тактику – сдавался и обещал, что больше этого никогда, никогда в

жизни не повторится. Что с этого самого дня они всегда будут ходить на

вечеринки вместе, или приглашать друзей домой. В таких случаях Наталья

сдавалась, начинала верить во всю эту ахинею, или, вернее сказать, её

успокаивал сам звук этой целительной ахинеи, и тогда она послушно шла к

холодильнику…

Но иногда он всё-таки делал попытки раздвинуть границы заключённого

контракта, и тогда, напуская на себя важный вид, говорил, что у него бывают

дела, и что он не может всё время сидеть дома как привязанный, и, в конце

концов, ему дома скучно!

Вот уже несколько дней у неё болела спина – сказывалась сидячая работа, а

также отсутствие физических нагрузок. Одна из её подруг услужливо

предложила ей телефон знакомой женщины экстрасенса, которая, по её словам,

«поднимала на ноги даже мёртвых». Наталья набрала номер, и на другом конце

провода «поднимающая мёртвых» дружелюбно попросила её подъехать по

названному адресу.

Двери ей открыла еще моложавая женщина лет сорока, довольно приятной,

но специфической наружности. Под её довольно яркой и безвкусной одеждой,

облегающей еще хорошо сохранившееся стройное тело, выделялась огромная,

можно было даже сказать карикатурная, грудь. Сама Сусанна (так звали

экстрасенса), с ног до головы обвешанная бижутерией и золотом, производила

впечатление персонажа, сошедшего со страниц комиксов. Глядя на неё, можно

было действительно поверить, что она экстрасенс!

После многих мануальных тестов и манипуляций, Наталья быстро

почувствовала облегчение, но Сусанна предписала ей прийти еще пару раз,

пообещав составить специальную диету. Нужно было также убедиться, что боль

больше не вернётся, т.е. окончательно «закрепить» лечение. В один из визитов

они разговорились, и Наталья поделилась с ней своей небольшой любовной

проблемой, сопроводив историю демонстрацией фотографии Омара. Сусанна

деловито взялаеё в руки, и, странно улыбнувшись, изрекла: «Да, а он ничего.

Приведи его ко мне – я тебе помогу. Будет сидеть дома, как привязанный!»

Это показалось Наталье довольно простым и лёгким способом угомонить

своего молодого распоясавшегося любовника и поставить его в рамки той

жизни, которую она хотела для себя. Она отказывалась признаться даже самой

себе, что манипуляция еще никогда ни к чему хорошему не приводила, но, к

сожалению, ничего другого придумать не смогла. Мало того, если бы её

спросили в тот момент, какую именно жизнь она хотела для себя, она

затруднилась бы ответить. Как всякая женщина, она хотела быть любимой и

хотела подержать в руках хоть немного счастья, при этом, не давая внятного

определения, кем именно она хотела бы быть любимой, и почему счастья

должно быть только «немного». Но когда приходило время бороться или

добывать это женское счастье, любые методы казались хороши…

Когда Наталья с Омаром пришли к ней, как было уговорено, Сусанна

встретила их крайне радушно, и, как только они перешагнули порог её

квартиры, тут же скомандовала: «Машина уже ждёт. Мы все едем в ресторан!» В

тот вечер Сусанна была разодета особенно ярко, напомажена французскими

духами, что застало Наталью немного врасплох – ведь она была совершенно не

одета для такого события. Но ей было неудобно отказывать человеку, который

добровольно вызвался ей помочь в таком немаловажном деле, и они вышли из

парадного, где их ждал личный шофер Сусанны, сидящий за рулем новенькой

«Волги».

В ресторан пришло еще несколько её друзей, и столик был заранее накрыт.

На сцене неторопливо разыгрывались музыканты, привычно подготавливая себя

и публику к вечернему веселью. И когда вечеринка началась, Наталью невольно

поразила необычайная щедрость Сусанны – водка и вино лились в тот вечер

рекой, за что экстрасенша платила с показной готовностью. Но из чувства

благодарности Наталья не хотела бередить смутные подозрения, то и дело

всплывавшие в её душе.

Она только с недоумением следила за восторженным взглядом Омара,

который открыто, восхищённо, и даже как-то вызывающе, смотрел на Сусанну и

её объемное портмоне. «Собирается она мне помогать или нет?»,– спрашивала

себя Наталья в каком-то тревожном нетерпении, в то время как под громкую

музыку оркестра шансы на дружескую помощь медленно и уверенно уплывали.

Когда они далеко за полночь вернулись домой, Омар, почти не разговаривая,

быстро улёгся в постель и тотчас отвернулся к стене, сославшись на усталость.

Он показался ей каким-то раздражительным с тех пор, как они покинули

ресторан. Наталья тоже чувствовала себя уставшей и даже немного униженной,

и поэтому особенно не допытывалась. «Каким всё становится обыденным!»,-

подумала она перед тем, как погрузиться в неглубокий тревожный сон.

На следующий день Омар не вернулся домой после занятий, и на

следующий тоже. Наталья металась по квартире, не зная даже, что думать. Её

встревоженный ум и интуиция породили одно ужасное предположение, но,

будучи по натуре человеком порядочным, доверчивым и добрым, ей трудно

было в него поверить. Поэтому она решила набраться терпения и подождать.

Подтверждение пришло только через неделю.

– Он у Сусанны торчит целыми днями! – быстро говорила в телефонную

трубку подруга, которая их и познакомила. – Мой брат был у неё вчера – у него

тоже проблемы со спиной. Послушай, не расстраивайся! Бросай его к чертовой

матери. Зачем он тебе нужен?

– Спасибо за информацию,– тихо сказала Наталья и положила трубку.

Вот и всё… Она еще долго сидела неподвижно, уставившись в одну точку

на стене, ничего при этом не видя перед собой. Она была опять одна,

оставленная в холодной тишине, и эта тишина теперь крушила последние

остатки её женского достоинства. Только три слова, «Как они могли?!»,

ритмично стучали у неё в висках, отсчитывая долгие нестерпимые минуты. Она

сама не знала, как долго просидела в этой неподвижности, почти физически

ощущая вонзившийся в её спину нож – такой невыносимой была боль. Эта боль

медленно растекалась по её хрупкому телу, заполняя каждую его клетку и

выдавливая слёзы из ничего не видящих глаз…

Наталья прожила следующие две недели в каком-то полусне, заставляя себя

утром вставать на работу, и что еще хуже – возвращаться обратно в этот

холодный ненавистный вакуум. Она всё еще не могла понять, почему это

произошло, и проанализировать до конца всю картину открывшегося обмана и

предательства. Временами ей хотелось выпить таблеток и умереть, но ей мешал

это сделать накапливающийся внутри гнев. Этот гнев становился всё сильнее и

настойчивее каждый раз, когда она наталкивалась на вещи Омара, которые

теперь, казалось, были разбросаны везде. В конце концов, однажды вечером она

торопливо сложила все его вещи в чемодан – как будто это было чрезвычайно

срочным и неотложным делом. Ей надо было суетиться и действовать, чтобы

окончательно не сойти с ума!

Вскоре Омар объявился, как будто ничего не случилось. Когда Наталья

увидела в дверях его невозмутимое лицо, её, наконец, прорвало и она

язвительно, со смехом, проговорила:

– Ну что? Хорошо провёл время? А то я уже подумала, что ты утонул в

роскошном бюсте Сусанны!

– Кто тебе такое сказал? – громко и вызывающе рассмеялся Омар, что

показалось Наталье не совсем подходящим в сложившейся ситуации.

– Не волнуйся! Нашлись добрые люди.

– Ты бы поменьше слушала. Это совсем не то, что ты думаешь!!

– Да что вы говорите! И ты думаешь, что я поверю, что вы обсуждали книги

или занимались еще чем-то невинным? – уже кричала Наталья, тут же

переключившись на главное обвинение. – Конечно, стоило ей помахать деньгами

перед твоим носом, как тебя корова языком слизала!

– Мы просто хорошие друзья,– бросил он, небрежно взмахнув рукой.

– Почему ты мне всё время врешь? Я устала от твоего вранья! Найди в себе

мужество хоть раз сказать правду.

– Я говорю правду…,– на этот раз он уже стоял в позе обиженного.

– Слушай, надоело! Можешь забирать чемодан и отправляться к своей

новой возлюбленной. У меня нет места для чужих вещей. И вообще, тебя там

наверняка уже заждались. Не пора ли уматываться?

– Я заберу вещи послезавтра.

– Ну, нет уж! Я так долго ждать не собираюсь. Если ты сейчас же не

заберёшь свой чемодан, я его выброшу с балкона. Это я тебе точно обещаю!

Её вначале такой спокойный и насмешливый голос незаметно перешёл в

сплошной крик, который, в свою очередь, неожиданно для неё же самой начал

переходить в истерику. Теперь Наталья уже ожесточённо размахивала перед

Омаром руками, безуспешно пытаясь вытолкать его за дверь. В её голове только

на секунду промелькнуло: «Я ведь обещала держать себя в руках, и не

раскисать!» Но эта единственная здравая мысль была быстро смыта мощным

потоком нахлынувшего гнева, который она уже не в состоянии была удержать.

Так неожиданно открывается язва, и собравшийся гной горечи находит выход и

начинает отравлять всё, что попадается на его пути…

Омар схватил Наталью за плечи и попытался её встряхнуть: «Успокойся!

Успокойся! Что с тобой?» Но было уже поздно – её трясло от нестерпимых

рыданий, и в этом отчаянии она всё сильнее и сильнее отталкивала своего

бывшего возлюбленного. А её искаженные страданием губы повторяли только

одну фразу: «Убирайся отсюда! Убирайся отсюда!»

Достигнув пика нахлынувших эмоций, Наталья еще раз всхлипнула, а

потом тихо сползла по стене на пол. Теперь она сидела на корточках, в отчаянии

закрывая лицо руками. Омар опустился рядом с ней, то и дело повторяя:

«Успокойся, пожалуйста! Я никуда не уйду. Я никуда не уйду». Он гладил её

мягкие волосы и покрывал лицо поцелуями, удивленный и потрясенный такой

неожиданной вспышкой женского горя. Потом нежно взял её на руки и отнёс в

постель.

Всю ночь он не выпускал Наталью из своих нежных, горячих рук. И она,

как никогда раньше, медленно упивалась этой привычной близостью – подобно

хроническому наркоману, которому снисходительно предложили очередную,

такую желанную дозу. Но даже это упоение не спасало её от предательских,

бесчисленных вопросов, на которые она периодически натыкалась в уголках

своего сознания: «Почему он остался? Из жалости? Из боязни потерять

стабильность? Или он действительно меня любит?» При этом она знала, что

последний вопрос навсегда останется без ответа. Но у неё больше не осталось

сил ни думать, ни сопротивляться, и поэтому она только слабо возразила:

– А как же она?

– Не волнуйся. Всё будет хорошо. Вот увидишь,– уверял он, всё больше

увеличивая наркотическую дозу.

Подруги в один голос твердили, что она последняя дура, приняв Омара

обратно, после всего случившегося. Она и сама, конечно же, не планировала это

делать, но на этот раз ею двигала совсем не любовь, и даже не чисто женское «Я

не могу без него жить!» Теперь её сжигало горячее, необузданное желание

проучить коварную соперницу, и доказать, что её собственные чары сильнее

всяких приворотов, и даже сильнее самой доморощенной колдуньи Сусанны.

Ещё в Наталье зрело какое-то новое чувство хищной и властной

собственницы, о которой она раньше и не подозревала, но теперь в полной мере

ей предстояло вкусить всю сладость возвращения того, что «принадлежит мне!».

В этом не было никакой логики, но так своеобразно её слабость и бессилие

искало утешения, увидев в этом акте всепрощения полную победу над

соперницей. Или Наталья опять пыталась найти предлог для того, чтобы не

остаться одной? Она совсем запуталась…

Постепенно всё вошло в прежний ритм. Омар действительно не вернулся к

Сусанне, и приходил каждый день домой, как порядочный и примерный супруг.

Это успокоило Наталью, но время от времени недоверие всё еще прорывалось

наружу, и тогда она опять начинала упрекать своего любовника в неверности. С

другой стороны, как бы она ни была поглощена мыслями о его предательстве, в

глубине души она хорошо знала, что всё-таки готова с этим мириться. Да, она

продолжала жить с человеком, который её предал, и которому она больше не

доверяла, по-прежнему предоставляя ему свой дом, стол и постель.

Но всё в жизни имеет свою цену. И эта цена не всегда выражается

денежным эквивалентом. Эта цена может выражаться потерей душевного покоя,

ущемлением собственного достоинства, или даже отказом от затаённой мечты.

Мы иногда думаем, что если простить подлость и каким-то образом постараться

склеить свою распадающуюся на мелкие части жизнь, то на такой отравленной

почве можно вырастить чудесные плоды счастья и умиротворения.

Но так не бывает. Наша загнанная в угол божественная душа всё равно

найдёт способ нам шепнуть: «Вырви всё с корнем, дай почве отдохнуть, и посей

новые семена…» Но мы редко её слушаем. Мы продолжаем смотреть на жалкие

поникшие растения в своём жизненном саду в ожидании сладких плодов, а

иногда с нетерпением срывая зеленые и неспелые, при этом удивляясь, почему

так горько и невкусно!

Наталья тоже сидела в ожидании – целых два года. Плоды были не то чтобы

сильно горькими – они были никакими! Такова была цена за её прощение, за

усилия склеить разбитые отношения, за нежелание вырвать всё с корнем, за

готовность жить с мыслями о предательстве и с самим предателем. Она всё

чаще начала замечать, что у неё с Омаром нет ничего общего, и им вообще не о

чем разговаривать. Но самым нестерпимым было то, что теперь на неё

накатывало раздражение каждый раз, когда он открывал рот! Его глупость вдруг

стала такой очевидной, как будто её только что выставили в витрину напоказ.

Наталья всё чаще закатывала глаза, когда они были в гостях, и Омар с

умным видом высказывал своё мнение по различным вопросам или делился

своими доморощенными суждениями. Его поверхностность, его недалекость,

его глупость. Теперь Наталья скрупулёзно выискивала недостатки, как будто бы

искала повода избавится от Омара. Не то, чтобы она сознательно к этому

стремилась. Нет, ни в коем случае! Она готова была с ним жить до скончания

века.

Но предательский голос внутри продолжал назойливо досаждать и

саботировать все её усилия остаться. Теперь он нашёптывал: «Ну, так что всё-

таки лучше? Страх перед одиночеством или страх перед изменой и

предательством? Неужели это и есть предел всех твоих мечтаний о любви?»

Этот голос наверняка был той самой силой, которая неутомимо пробивала себе

путь к свободе и искала любого повода.

Вскоре надоевший любовник сам предоставил Наталье прекрасную

возможность избавиться от него. После нескольких месяцев примерного

поведения Омар опять пришел поздно – в три часа ночи. Ничего не подозревая,

он вставил ключ в замочную скважину. Дверь не поддавалась, потому что

Наталья заведомо поставила замок на предохранитель. Омар попеременно то

звонил, то опять вставлял ключ, как будто хотел удостовериться, что дверь

действительно заперта, и его там больше никто не ждёт. После нескольких

безуспешных попыток он окончательно капитулировал и вызвал лифт.

На следующий день Наталья спокойно сидела в кресле и ждала его прихода.

Она подготовилась к этому событию с особой деловой практичностью. Зная его

жадность и любовь к вещам, она отнесла недавно купленную, новенькую

аппаратуру – магнитофон и видеомагнитофон – к своей подруге через дорогу.

Она подозревала, что у Омара могут появиться определённые притязания на эти

предметы домашнего обихода, так как они покупали их вместе, правда за её

кровно заработанные деньги. Так как в прошлом он уже делал попытки увезти

их в Сирию, она решила не испытывать судьбу, и убрала с дороги

возлюбленного любой соблазн перед подобным посягательством.

Он заметил исчезновение аппаратуры очень быстро – как только вошел в

комнату: «А зачем ты спрятала наши вещи?» Наталья, не ответив на вопрос,

молча следила, как он складывал свои пожитки в чемодан – у неё в душе не

осталось ничего, кроме любопытства: «На что еще способен этот человек?»

Поистине, Омар был способен на многое, и поэтому захлопнул чемодан со

словами: «Так люди не делают!» Она отнесла его слова к выражению

благодарности за последние четыре года, на протяжении которых она

поддерживала и окружала заботой этого человека. Он даже не попрощался, не

сказал ей ни слова, а только вышел, с возмущением хлопнув дверью. Наталья

невольно вздрогнула – одновременно со звуком захлопнутой двери что-то

кольнуло в душе. Это проснулась её старая верная подруга – боль одиночества.

Целую неделю эта боль не давала ей покоя и следовала за ней буквально по

пятам. На этот раз Наталье было больно оттого, что она так долго насиловала

себя присутствием человека, который был ей совершенно чужд. Теперь эта боль

как будто мстила за все эти потерянные годы, оставляя глубокий след в памяти.

Чтобы в будущем ей больше неповадно было впускать в свою жизнь

малознакомых людей – только для того, чтобы заглушить одиночество.

Стояла глубокая ночь. Наталья лежала под одеялом, дрожа и прислушиваясь

к этой нестерпимой боли, одновременно понимая, что бежать больше некуда и

прятаться больше негде. И вдруг на неё накатила такая злость, что она даже

откинула одеяло и села на кровати. Ей захотелось бросить вызов гнетущему её

страху, распахнув свою душу до полного оголения. Она громко проговорила:

«Ну что? Что ты от меня хочешь??» В ответ она услышала тихий голос внутри:

«Не сопротивляйся! Дай страху уйти. Вспомни, как ты пережидаешь дождь под

навесом. Ты знаешь, что пройдёт какое-то время, и он остановится. Ты же не

злишься на непогоду. Ты просто смотришь на разбушевавшуюся стихию и

ждешь окончания грозы… Ненастье рано или поздно проходит, а после них

всегда наступают солнечные дни».

Она неподвижно продолжала сидеть в самой воронке этого страха,

медленно впитывая в себя глубокую мудрость неожиданных мыслей. И вдруг в

полной темноте она увидела, нет, она почувствовала молодую женщину, которой

раньше была, и которая каждый день возвращалась в свой холодный, пустой

дом, не зная, куда себя девать. Наталья чувствовала боль этого несчастного

существа, но теперь уже понимала, что это больше не её боль и не её страх.

Она нежно обняла эту бедную женщину и попыталась её утешить: «Прости

меня, что я тебя оставила. Я больше никуда не уйду. Я всегда буду с тобой –

только ты и я. Я помогу и поддержу, и научу тебя, что делать. Ты будешь в

полном порядке. Всё будет хорошо!» Наталья еще долго утешала её, при этом

ощущая, как страх и боль послушно разрезали темноту и растворялись в её

нежной любви к своему прошлому образу, в её сострадании и сочувствии к

нему. Улыбнувшись какому-то невидимому обещанию, она глубоко заснула…

На следующее утро, открыв глаза, она сразу поняла, что от боли не осталось

и следа. Неожиданно к ней пришло ясное осознание всей картины в целом. Этот

человек пришел в её скромный быт для того, чтобы добровольно взять на себя

роль её учителя – он потратил целых четыре года своей жизни на то, чтобы

показать ей, до какой степени она не любила одиночество. Он потратил целых

четыре года, чтобы она могла исследовать каждый поворот и изгиб этой

иллюзии, и пригубить каждую ложку этой горестной похлёбки. И за это Наталья

была ему теперь бесконечно благодарна.

Впереди её ждала большая безусловная любовь, которая никогда и ничего

не требовала взамен. Этой любви не знакома мелочность сделок, которыми мы

опутываем себя ради такого неистребимого желания быть любимыми, нужными,

признанными и понятыми. Наталье предстояло понять, что любовь – это

драгоценный внутренний дар, которым мы безвозмездно делимся с другими

людьми. И совсем неважно, что они сделают с этим даром. Мы должны уважать

их право принимать свои собственные решения и делать всё, что им

заблагорассудится.

Ведь люди принимают уродливые и жалкие обличья только ради того,

чтобы проверить, будет ли нам жалко того, что мы отдали. Вернее, даже не то,

что мы отдали, а как мы отдали. Безвозмездно и без сожалений? Или во

временное пользование и с определенными условиями? Подарили ли дрожащей

рукой и в нерешительности? Покривили ли душой, поступились ли своими

принципами, подчинившись страху и ложным убеждениям? Уподобились ли

нищему, который верит, что ему нечего дать, а сам сидит на сундуке с золотом,

который никогда не удосужился открыть? Разве все эти сделки не являются

полным абсурдом и насмешкой над нашей бесконечной способностью любить

весь мир?

Жизнь, принявшая обличье молодого незадачливого любовника, показала

Наталье, что она ещё дарила дрожащей рукой, давала во временное пользование,

и не готова была любить не только другого человека, но даже саму себя. Ведь

она не могла выдержать одиночества и своей собственной персоны даже одного

дня! В то время как жизнь её учила, что на почве, отравленной страхом и

нелюбовью к себе, нельзя взрастить ничего полноценного, и поэтому нужно

сначала вырвать все эти сорняки.

В то утро Наталья с какой-то необычайной лёгкостью поднялась с кровати,

как будто оставив позади тяжелую ношу, и пошла на кухню заваривать кофе.

Посмотрев из окна шестого этажа своей квартиры на улицу, она изумилась тому,

как незаметно преобразилась природа – стоял чудесный апрельский день, и

почки на деревьях уже успели набухнуть, готовые вот-вот прорваться и

освободить свои нежные лепестки от стягивающих их тугих листьев. Она опять

улыбнулась чему-то в душе и прошептала: «Теперь место освободилось для

чего-то более прекрасного. И я готова это прекрасное подождать». Она медленно

налила в крохотную чашечку ароматный напиток и сделала упоительный

первый глоток. Действительно, спешить было некуда. Теперь она могла ждать

без всякого страха…

Слепая Любовь

«И пусть дверь заперта, достучаться нельзя,

Пусть срывается крик в темноте,

И твоё безразличье не пустит меня

К безнадёжной и сладкой мечте.

Всё равно я тянусь, хоть и руки пусты

И порою не счесть мне потерь.

Но согрета душа светом дальней звезды,

Несмотря на закрытую дверь!»

Надежда грустно улыбнулась, и задумчиво закрыла старую тетрадку со

стихами. «Сколько же лет прошло с тех пор?»,– задумчиво спросила она себя.

«Пятнадцать? Неужели так много?» Она прислонилась виском к прохладному

стеклу окна поезда, вглядываясь в пробегающие мимо бесконечные поля. А

рельсы продолжали выстукивать эту временную пропасть – пятнадцать лет,

пятнадцать лет…

Она ехала в свой родной город, где не была вот уже пятнадцать лет.

Надежда планировала провести там такой долгожданный отпуск, навести

живущую там родную тётку с детьми, а также некоторых друзей юности. И хотя

жизнь её сложилась довольно удачно – прекрасный муж, взрослый сын,

приличная карьера переводчика, все эти годы она не могла забыть о своем

родном городе. Он снился ей по ночам, как нечто далёкое, манящее и

загадочное, и она так и не смогла стряхнуть с себя эту пожизненную

влюбленность. А еще там жил Он, её давняя непонятная любовь по имени

Сергей.

Надежда до сих пор бережно хранила эту старую тетрадку со стихами,

посвященными Сергею, и никогда её никому не показывала. Это была её самая

сокровенная тайна, хранящаяся глубоко на дне души, освещённая «светом

далекой звезды», описанным в раннем стихотворении. Этот свет до сих пор

безудержно манил и дразнил, и она так и не научилась ему сопротивляться.

Да, его дверь была всегда заперта – все десять долгих лет их странных

отношений. Сергей появлялся, обрушивал на неё какую-то неистовую страсть,

смотрел долгим и проникновенным взглядом в глаза Надежды, а затем так же

неожиданно исчезал за дверью. И она никогда не знала, когда увидит его в

следующий раз, и увидит ли вообще, так как он никогда не подарил ей ни

единого обещания.

Несмотря на это, она продолжала быть привязанной к алтарю

неразделённой любви, приговорив себя к безысходному одиночеству, и даже

упиваясь этой безысходностью. Она обожала каждую мельчайшую черточку его

лица – по ночам она целовала его тысячи раз, в самозабвенных приступах

нежности и горячей страсти. А днём искала его фигуру в толпе, как будто

потеряла его там всего лишь минуту назад, а затем долгими вечерами сидела у

тёмного окна, впиваясь глазами в каждого прохожего, в тщетной смутной

надежде, что он всё-таки вспомнит о ней и придёт скрасить предстоящую

холодную ночь.

А когда он вспоминал и приходил, она распахивала настежь дверь и

смотрела на него с благоговением преданной овчарки, которая просто не

выживет, если её хозяин не вернется. Почему? Она задавала себе этот вопрос

тысячи раз, но ответ так и не приходил… А тем временем она жила как на

эшафоте, подставляя кусочки своей плоти под топор того, кто был свободен,

бездушен и по-своему даже жесток. Она звала того, кто её не слышал,

безмолвно рыдала и вкладывала свою трепещущую душу в того, кто никогда не

плакал, и кому неведома была душа. И еще она молила Бога, чтобы Он посылал

ей как можно меньше боли от того, кому никогда не было больно.

Возможно, ответ скрывался в том, что долгие годы Надежда жила одна -

мать давно уже умерла, а отец жил в другом городе. Ей приходилось всегда

рассчитывать только на себя, и ждать поддержки было не от кого – ни от одной

живой души! Она устала быть сильной и мужественной – ей так иногда

хотелось заплакать, прислониться к сильному мужскому плечу, раствориться в

нём, заснуть глубоким сном. Тем самым счастливым сном, который уносит все

заботы и высушивает любые слезы. Какой женщине не знакомо это чувство?

И вот появился Он – такой сильный, жизнерадостный, уверенный в себе.

Она полюбила его сразу, без всяких раздумий и сомнений, как будто бросившись

в омут с головой. Ей представлялось, что Он навсегда унесёт её в страну

бесконечного счастья, где сбудутся все её мечты, и где он будет любить и

заботиться о ней… Надежда ничего другого не хотела – только чтобы

получилось именно так. И она начала ждать, как только может ждать женщина,

полюбившая безотчетно и безнадёжно, раз и навсегда. Поначалу она думала, что

если будет хорошей, ласковой и покладистой, то Сергей обязательно оценит все

её высокие достоинства, и примет решение остаться с ней навсегда. И она стала

честно заслуживать эту награду.

Да, именно так она и воспринимала любовь – как истинную награду за

долгие усилия и страдания. Поэтому она мирилась с любой ролью, которую

предназначал ей Сергей – ролью любовницы в череде других любовниц, или как

он выражался «редкой куклы», или даже «лошади на скачках», которая

наверняка должна победить.

О, Надежда принимала абсолютно всё – в основном, из страха его спугнуть.

Она боялась показаться этакой ревнивой собственницей, устраивающей

истерики и скандалы, и поэтому всегда вела себя ровно и с достоинством. Как

бы ей ни было плохо, она всегда играла перед Сергеем роль нежного, любящего,

заботливого создания, которое всегда готово протянуть руку помощи, утешить и

приласкать. Но проходили годы, а награда всё никак не приходила…

Их «свободные» отношения, где свобода, правда, принадлежала в

эксклюзивном порядке только Сергею, превратились в одно долгое мучительное

расставание. Какая ирония судьбы! Короткий, как ядерная вспышка, роман и

затем десять лет расставания. У него были другие женщины. У неё были другие

мужчины. Но они всегда возвращались друг к другу. Иногда даже они верили,

что рано или поздно всё равно будут вместе. Но она хорошо понимала, что если

не уедет из города, то уже никогда не сможет разорвать эти роковые цепи и

кандалы, которыми она была прикована к этому человеку. И тогда она решила

бежать, причем бежать как можно дальше. И вот однажды она так и сделала -

приняла предложение одного хорошего человека и уехала в другую страну.

Сейчас Надежда вспоминала каждую мельчайшую деталь своих отношений

с Сергеем, поражаясь своему нелепому наваждению. Теперь, по истечении

пятнадцати лет, она хотела в точности знать, что именно она там любила, и что

она там оставила. По этой причине она давно уже решила, что как только

приедет в родной город, сразу же позвонит и встретится с ним. Она должна

вырвать его из своей цепкой памяти, вывести из своей кровеносной системы, и

вернуть себе окончательную свободу. Да, она была счастлива в своей

сегодняшней жизни, горячо любила мужа и сына, но «свет далёкой звезды» по-

прежнему мучил и не давал ей душевного покоя.

Утром поезд подъехал к вокзалу. Надежду никто не встречал, и ей

пришлось долго стоять в очереди на стоянке, прежде чем сесть в одно из

подъезжающих одно за другим такси. Она продиктовала адрес и поехала к тётке,

как они и договорились предварительно по телефону. Елена Ивановна встретила

её очень радушно, ей выделили отдельную комнату, накормили всякой

вкуснятиной, и, после долгих разговоров и расспросов, утомлённая бессонной

ночью в поезде, она быстро и глубоко уснула.

После завтрака она сразу же позвонила Сергею. Телефон не изменился.

Практически не изменилось ничего. Он по-прежнему жил с мамой, разведён и

не женат, дочка выросла и вышла замуж. Он был очень рад слышать её голос.

– Что делаешь? – спросила Надежда.

– Да вот, сидим с маман обедаем. А ты что делаешь? Слушай, надо

встретиться как-нибудь

– Да, а почему бы и нет? Я сегодня как раз свободна.

– Вот и хорошо.

– А куда пойдём?

– Давай в Гидропарк. Я тебя встречу на перроне метро, где-то через час.

– Хорошо, через час, на метро Гидропарк,– сказала она спокойно, а сама

подумала: «Ну конечно. Куда же еще? Дешево и сердито, как всегда».

Она не волновалась. Совершенно. Внутри ничего не шелохнулось даже

тогда, когда она увидела его силуэт на перроне метро, как будто навстречу ей

шёл совершенно незнакомый человек. Надежда окинула его беглым взглядом с

ног до головы – он немного прибавил в весе, и был одет в старомодные,

аккуратно отглаженные брюки и рубашку. От её внимательных глаз также не

ускользнули остальные детали гардероба одинокого мужчины – сандалии

модели 70-х годов, и белая кепочка на голове, прикрывавшая по видимости

намечавшуюся лысину. Она ничего не почувствовала даже тогда, когда он слегка

прикоснулся к её щеке губами. Внутри ничего не дрогнуло. Она дрогнула только

тогда, когда он улыбнулся широкой улыбкой – губы, которые она так хорошо

знала и так любила, открыли ряд гнилых зубов.

– Ну что, пойдём прогуляемся по парку? – предложил Сергей.

– Да, конечно,– рассеянно произнесла она, теперь уже с ужасом думая о

предстоящей прогулке.

Они вышли из станции метро и направились через парк в сторону пляжа,

где когда-то вместе загорали и купались, и где он принёс ей столько

замечательных минут незабываемого счастья. Было Первое мая, и повсюду

можно было увидеть нарядных людей, которые веселились, пели песни и

танцевали на площадке.

Надежда и Сергей обошли шумные толпы и направились вглубь парка. По

дороге он расспрашивал её о жизни в другой стране, карьере и семье, и делился

с ней своими новостями и изменениями. И хотя со стороны они выглядели

спокойно разговаривающей парой, в голове Надежды происходила какая-то

безостановочная работа – со скрупулезностью исследователя она разрезала и

рассекала всё новые и новые образцы, чтобы потом внимательно рассмотреть их

под микроскопом.

Когда они сели на скамейку, Сергей вынул из пиджака традиционный набор

джентльмена – бутылку красного кагора и одинокий кусок сыра. Стаканы не

были предусмотрены, и поэтому он начал пить прямо из горлышка. Отпив

несколько глотков, он предложил и ей, но Надежда вежливо отказалась, пытаясь

тщательно скрыть некоторое омерзение. Единственное, что могло заставить её

сейчас отпить из этой бутылки, это приставленное к её виску дуло пистолета.

Она давно уже отказалась от спиртного и вела довольно здоровый образ жизни.

Сергей продолжал рассказывать о своих перипетиях на работе, отпивая

время от времени из бутылки, и закусывая сыром, аккуратно выложенным на

бумаге. От сыра она тоже отказалась, время от времени поглядывая на его грубо

откусанные края, похожие больше на остатки мыла, чем на что-либо съедобное.

Она хорошо знала, что Сергей никогда не был алкоголиком, и понимала, что для

мужчины не выпить на Первое Мая за встречу было бы просто первородным

грехом. Для закуски в виде мылоподобного сыра она не нашла объяснения…

Надежда продолжала смотреть на своего вечно недосягаемого кумира, и не

верила своим глазам, в который раз про себя повторяя: «Какая омерзительная

картина!» Но это было неправдой – на самом деле ей было совсем не мерзко. В

глубине души она вдруг почувствовала какое-то накатывающееся чувство

освобождения, выливающееся в бурную радость и смех. Да, ей стало весело! «И

я любила вот ЭТО?!» Эта мысль уже не позволяла ей усидеть на месте, и

поэтому она с улыбкой предложила: «Давай еще пойдём погуляем!».

Сергей, обрадованный предложением и как будто даже чем-то

обнадёженный, закупорил недопитую бутылку, аккуратно завернул сыр,

разложил это богатство по карманам куртки, и они двинулись по направлению к

реке. Надежда шла быстро, подстёгиваемая прохладой вечера и навернувшимся

весельем, совершенно уже не понимая, куда и зачем идёт. Вот они остановились

возле погасшего костра – молчаливого свидетеля еще одного веселья.

– Тебе холодно? – спросил Сергей. – Я разожгу для тебя костёр.

Она села на поваленный ствол старого высохшего дерева, лежащего тут же,

на границе между пляжем и парком, но странный озноб всё никак не давал ей

расслабиться. Когда Сергей насобирал сухих веток и разжёг костер, она

протянула холодные руки к огню, пытаясь отогреться и унять дрожь.

Постепенно к ней начало возвращаться обычное равновесие и спокойствие,

после чего она опять почувствовала себя уверенной.

Тем временем Сергей опять достал из кармана куртки вино, и стал

разогревать бутылку над огнём.

– Кагор хорошо пить горячим,– произнёс он тоном истинного знатока. -

Может, всё-таки попробуешь?

– Нет, спасибо. Ты же знаешь, что я вообще не пью.

– Ну, а я выпью. Ты даже не знаешь, что теряешь. – Спасибо, я оставляю все

эти прелести тебе.

– А что ты тогда любишь? – заговорил он вдруг тихим и заговорщическим

голосом, пытаясь обнять её за плечи.

Она быстро уклонилась от неожиданных домогательств, которые теперь

показались ей совершенно неуместными. Такого поворота событий она не

предполагала! Мягко уклонившись и от последующих попыток, ей пришлось

произнести довольно твердо и настойчиво: «Сережа! Даже не пытайся. Ты

только напрасно тратишь время. К тому же мне пора домой».

Он был неглупым человеком, и поэтому быстро всё понял. Когда они

возвращались к метро, Сергей, казалось, был очень недовольным и

нахмуренным. В то время как Надежда продолжала весело щебетать:

– А куда, Сереженька, подевались все твои бесконечные женщины? Почему

ты так ни на ком и не остановился?

– Какие женщины? Я тебя умоляю. Я никогда никого и не искал. Так,

волчарил потихоньку.

Эти слова, как бритва, больно резанули по её тонкой чувствительной душе,

и с грустью отдались эхом в её сознании: «Неужели это всё, что он хотел от

женщин? Значит и со мной он волчарил, в то время как я его годами любила и

так ждала?» Ей опять стало так противно и омерзительно, что она прекратила

дальнейшие расспросы. Этим уродливым словом её бывший кумир вбил

последний гвоздь в крышку гроба их ушедшей любви. Но, будучи

неисправимым эгоистом, он даже этого не заметил – он просто надел наушники

и стал слушать музыку.

– Сережа, а это некрасиво – гулять с женщиной и слушать музыку,-

продолжала подтрунивать Надежда.

– А мы уже вроде всё обсудили! – недовольно буркнул он.

Они также молча вошли в метро и сели на скамеечку на платформе.

– А может, пойдём еще на другую сторону Гидропарка, если ты не

спешишь? А то, что мне теперь с этим делать? – сказал он неожиданно и сделал

жест рукой, имитирующий нечто не совсем приличное.

– Ты знаешь, это уже давно не моя проблема! – с улыбкой ответила

Надежда, и от этого ей стало еще веселее.

Но тут подошел поезд, и она быстро направилась к вагону. Сергей

послушно последовал за ней и молча сел рядом на свободное сиденье. Через две

остановки ей нужно было выходить, и всё это время она с трудом пыталась

переварить события этой странной встречи. Но перед тем как встать, она

повернулась к нему и произнесла с нескрываемым торжеством: «Спасибо,

Сережа, за кусты!». Затем, не оглядываясь, вышла из вагона. Её спутник поехал

дальше – как всегда, не попрощавшись…

Когда она стояла на остановке автобуса, из сумки послышался еле слышный

звук только что полученного сообщения. С голубого экрана мобильника, с

наглой неприкрытостью, на неё смотрели всего лишь две строчки шокирующего

текста: «Тебя бы в рот, да не тут-то было». Надежда долго и неотрывно смотрела

на экран, как будто хотела убедиться в правильном правописании слов. Затем,

постепенно выйдя из временного столбняка, положила мобильник в сумочку и

подумала: «Так вот что ожидало меня в кустах! Неужели он думал, что я,

замужняя женщина, приехала из другой страны только ради этого?»

Такого протрезвляющего душа она еще не получала никогда! Да, теперь он

подарил ей настоящий повод для торжества. Этим нелепым жестом предмет её

вечной неиссякаемой любви вырыл глубокую яму, опустил туда гроб и забросал

его камнями, избавив её от любовного наваждения на долгие годы вперёд!

Только теперь она поняла, почему целые десять лет стучалась в закрытую

дверь, подбирая жалкие отмычки в виде своих надрывных стихов. Ведь она

никогда не верила, что может сама, без всякой посторонней помощи,

передвигаться по тёмному, холодному лабиринту жизни. Как слепому, ей

обязательно нужен был поводырь. И она хотела быть с человеком, которому и

предписала эту роль. Но жизнь почему-то всегда отбирала у неё людей с ролями.

Жизнь хотела, чтобы Надежда выбиралась из лабиринта сама, чтобы научилась

видеть свет, находила силы вставать, и никогда не останавливалась перед

закрытыми дверями.

Представшее перед ней ранее жалкое зрелище только подтвердило

известную заповедь: «Не сотвори себе кумира», и неожиданно ей открылась

простая и мудрая истина: никто ничего не может прибавить к другому человеку

или что-то у него отнять. И теперь, когда она развенчала свой собственный миф

о кумире, он был окончательно предан земле на кладбище воспоминаний. На

этом кладбище были также похоронены все её поражения, падения и унижения,

но это её уже больше не пугало. Она научилась проигрывать с достоинством и

выигрывать с благодарностью.

На улице быстро темнело. Надежда подняла голову вверх и в последний раз

поискала глазами ту далёкую звезду, которая так и не смогла её когда-то

обогреть – такой далёкой и недосягаемой она была. Но небо было затянуто

серыми облаками, и там ничего нельзя было разглядеть. Свет далёкой звезды

померк навсегда… Она с облегчением вздохнула, и села в подъехавший

автобус…

Вечный приговор

Прошло два года. Надежда проснулась в пять часов утра – рядом посапывал

любимый муж, но ей было уже не до сна. Тот, другой, любимый когда-то давно,

опять приходил к ней в виде приятного сновидения и в который раз потревожил

её покой. И хотя прошло двадцать семь лет со дня их первого знакомства, она

все также отчётливо помнила каждый момент их встречи, каждую черточку

такого любимого лица.

Казалось бы, годы стабильногосчастья должны были погасить эту

безумную страсть, помешательство, наваждение – ведь именно так она теперь

воспринимали эти ушедшие отношения. И действительно, она всё реже

вспоминала о Сергее, полностью погрузившись в свою новую жизнь. Но, по

иронии судьбы, никакие пласты времени не могли стереть воспоминаний из её

подсознания. И чем реже она вспоминала о нём днем, тем чаще он приходил к

ней по ночам во сне, напоминая о себе и их прошлых отношениях.

Во сне всегда было одинаково – совсем не так, как когда-то в реальной

жизни. В далекой реальности Сергей всегда ускользал из её протянутых рук, как

песок просыпается сквозь пальцы, никогда долго не задерживаясь в её квартире

и в её постели. И она никогда не знала, когда наступит следующая встреча. Она

просто ждала. Если требовалось ждать неделю, она ждала неделю. Если

требовалось месяц или шесть месяцев – ровно столько она и ждала. Никогда не

жалуясь и не упрекая. Она была счастлива только от одной мысли, что он хоть

иногда находился с ней в одном пространстве, что он вообще существовал.

Но теперь, в её снах, всё было совершенно иначе. Он приходил к ней

навсегда. Он протягивал к ней свои руки, пристально смотрел ей в глаза, и

повторял, что теперь они больше никогда не расстанутся. Они планировали, где

будут жить, как поженятся, и что будут вместе делать. Этот пласт времени жил

какой-то своей независимой жизнью, игнорируя все эти долгие годы её жизни за

границей с любимым мужем. Да, во сне она по-прежнему жила в своём родном

городе, и была совершенно свободна. Поэтому по утрам, вернувшись из другого

мира, где она принадлежала другому человеку, Надежда чувствовала себя

предательницей…

Чем он тогда её так покорил? Двадцать семь лет назад. Ах да, она попала в

жестокие сети депрессии и одиночества. Она то брела по безмолвной и

бесконечной пустыне своей жизни, то лежала на дне глубокого ущелья –

разбитая и сломленная. Кругом было безмолвно и темно, пыль забивалась в рот

и глаза, а её душа медленно умирала… Она больше уже не могла

сопротивляться этому жизненному угасанию, и поэтому часами лежала на

старом диване, рассматривая незатейливые узоры на обоях своей маленькой

квартирки. В ней она жила со своим пятилетним сыном, отец которого исчез из

жизни Надежды вскоре после зачатия. Но однажды ей приснился странный сон

– отец мальчика пришёл к ним домой и произнёс роковую фразу: «Я вернусь

восемнадцатого числа».

Она верила в силу своих вещих снов, и поэтому каждого восемнадцатого

числа ждала, что долгожданное счастье забрезжит яркими лучами на горизонте

её серой жизни. Забрезжило только через пять лет – восемнадцатого марта она

познакомилась с Сергеем. Это число и дата действительно стали для неё

роковыми. Тогда она еще не знала, что когда её сыну исполнится восемнадцать

лет, она встретит своего дорогого мужа, день рождения которого падает на

восемнадцатого марта… И что еще более странно, оба её возлюбленных

родились в один год. Но это будет потом. А пока…

Пока Надежда дала ему свой номер телефона, и он обещал позвонить. Она

уже почти забыла о встрече, погрузившись в привычную тягомотину своего

жалкого существования, когда через месяц Сергей неожиданно позвонил. Хотя

она обрадовалась звонку и согласилась на встречу, всё же особого энтузиазма

она не испытывала, так как все её чувства были загнаны вовнутрь, и мир

потерял все свои краски. Всё началось довольно обыденно – они встретились на

автобусной остановке, после чего он предложил пойти позагорать на один из

киевских пляжей, расположившихся неподалёку на берегу Днепра.

Был чудесный апрельский день. Они лежали на тёплом песке, пили вино и

неторопливо разговаривали. Неожиданно он приподнялся на локте, заглянул ей

в глаза каким-то долгим изучающим взглядом, а затем приблизился и поцеловал

в губы. Надежда тут же куда-то провалилась, и весь остальной мир в этот

момент провалился вместе с ней. По волшебному мановению чьей-то руки

мгновенно растворилось всё, что её так мучило прежде – душевная пустота,

глухое одиночество, непереносимая боль. Теперь для неё существовал только

этот человек, смотревший ей в глаза внимательным взглядом, и этот

изумительный момент… Как мощное наводнение, он стремительно сносил всё

болезненное на своём пути и вырывал её из страшных когтей депрессии и

одиночества. Теперь Надежде хотелось только одного – чтобы Сергей взял её на

руки и отнёс далеко-далеко. Туда, где её уже никогда не достанет душевная боль

и тоска…

На календаре было 26 апреля 1986 года. Они еще не знали, что в тот день

взорвался Чернобыльский реактор. Когда на берегу стало прохладно, Надежда

пригласила Сергея к себе домой – на традиционную чашечку кофе. Они

занимались любовью, наслаждались близостью и ни о чём не подозревали. На

самом деле, в тот день произошло две катастрофы – горел и плавился не только

атомный реактор, но также и душа Надежды, которая теперь горела и плавилась

от любви к этому почти незнакомому человеку. . И реактор, и женщина страдали

от мощной и жадной силы всепожирающего пламени.

Да, она ничего не знала об этом человеке – бурное течение событий

подхватило её со дна глубокого ущелья и понесло в неизвестном направлении, в

то время как она хваталась за него, как утопающий хватается за соломинку. У

неё даже не хватило мужества что-то спросить – как будто если она спросит, она

спугнёт свое счастье, и оно моментально исчезнет.

А потом последовали редкие встречи. Долгие дни Надежды проходили в

безжалостных страданиях и боли ожидания, перемежающиеся яркими

вспышками, когда Сергей приходил и освещал её жизнь ослепительным светом

любви. Она не жаловалась, и всегда терпеливо ждала, как приговоренный к

смерти ждёт осуществления своего самого последнего желания… А тем

временем она крепко сжимала свои чугунные цепи и кандалы, рыдая по ночам,

и безумно радуясь, когда её жестокий кумир, наконец-то, приходил, и тогда

огромное цунами чувств опять захлёстывало её до краёв.

И каждый раз ей хотелось полностью слиться, каждой клеткой своего тела

врасти в этого человека, затеряться в нём, и остаться там навсегда. Но с каждым

годом это желание слабело, и однажды здравый смысл всё-таки пробился сквозь

тугую пелену наваждения и приказал ей бежать. У неё едва хватило сил и

решимости собрать свои вещи и послушаться.

Но, даже живя в другой стране, на берегу Северного моря, она не смогла

закрыть эту страницу и продолжала писать Сергею письма. Глупые письма.

Безнадёжные письма. В ответ он посылал что-то полушутливое и полу-

восторженное, но совсем не то, что она так хотела услышать. Затем у неё также

хватило здравого смысла перестать писать. На волне того же здравого смысла

она окончательно поняла, что ей нужно залечить раны и навсегда распрощаться

с этим наваждением. Она потратила долгие годы на зализывание и исцеление

своих старых ран. И почти уже поверила, что проделанная работа даёт отличные

результаты.

И хотя Сергей продолжал приходить к ней во сне, Надежда понимала, что

это её собственная душа обращается к ней: «Всегда люби себя! Это и есть твоя

настоящая любовь. Твоя собственная способность любить приходит в образе

Сергея, чтобы подарить тебе утешение и всё то, о чём ты всегда мечтала. Это ты

даёшь себе любовь, а не он». Но тогда она спрашивала: «Тогда почему я любила

его, а не себя? Что именно я ТАМ увидела?»

Теперь она была настроена решительно – она должна была вернуться в

родной город, встретиться с Сергеем и посмотреть, что же именно она любила.

Она имела на это полное право – в конце концов, она его выстрадала! И вот

через пятнадцать лет они встретились опять – на том же пляже. Он мало

изменился – только постарел немного, и, как всегда, его желания

сосредотачивались на трёх вещах – выпить, закусить и переспать. Больше

ничего. Но изменилась она.

Ей хватило буквально двух часов встречи, чтобы определить: «Да! Это всё

омерзительно. Я действительно себя не любила…» Надежда даже искренне

обрадовалась тому, что увидела, и поэтому уходила от него походкой

победителя, свергнувшего своего мучителя с пьедестала и повергшего его в

пучину вечного забвения! Она вспомнила, с какой радостью возвращалась

домой, вдыхая воздух обретённой свободы, и мысленно хороня старый, такой

знакомый до боли образ…

И вот прошло два года с этой последней встречи, а Сергей по-прежнему

продолжал приходить к ней во сне. Надежда понимала, что это была её

последняя рана, и эта рана почему-то не поддавалась никакой терапии. Она

сделала всё возможное и невозможное, испробовала все доступные ей средства

– только для того, чтобы понять, что ничего не помогло. Её сердце продолжало

напоминать захоронение токсичных отходов Чернобыльского реактора, с

которым тоже не знали, что делать.

И вот однажды, с каким-то фатальным наслаждением, она неожиданно

поняла, что это её вечный приговор, и что ничего больше не надо делать, а

просто научиться с этим жить. Что жизнь сыграла с ней какую-то злую шутку, и

теперь со злорадством наблюдала, как она опускает в изнеможении руки. Да, ей

пришлось признать своё полное бессилие перед чарами того далёкого

апрельского дня на киевском пляже, когда этот незнакомец поцеловал её в губы,

и она провалилась в другой, блистательный мир.

Возможно, в ней по-прежнему жила та одинокая, сломленная жизнью и

поставленная на колени любовью женщина. Эта женщина продолжала жить

своей неведомой жизнью, надеясь на новую встречу с любимым. И она всё-таки

дождалась своего счастья… Все её надежды и мечты сбылись, и теперь она

была навеки соединена с человеком, который поглотил всё ее существо и

воображение… Возможно, когда-то она поверила, что если отпустит это

магическое воспоминание, это мимолётное обещание жаркой любви, то у неё

больше ничего не останется, и она уже больше никогда не испытает подобного

накала. И ей было страшно отпускать…

Вечером Надежда покорно легла в постель и закрыла глаза. Сможет ли она

забрать у этой женщины её единственную и последнюю мечту? Ведь сама она

не стала ждать, а пошла вперед, на поиски нового счастья. Временами ей даже

казалось, что она его нашла, но не оказалось ли оно такой же призрачной

иллюзией, как и предыдущая? Перед тем, как провалиться в глубокий сон, она

со сладкой и мучительной горечью обратилась к кому-то в темноте: «Ладно,

дорогая, пошли отбывать наш вечный приговор».

Оловянный юбилей

В этом году они должны были отмечать десятилетие своего супружества, по

обычаю именующееся оловянным юбилеем. Алан никогда не помнил о

годовщинах, оставив и этот аспект их жизни заботам Татьяны. Обычно она

заказывала столик в небольшом ресторане – их было множество в английском

городке на побережье, где они жили. Но в этом году она тоже забыла…

Впервые за десять лет супружества она забыла о годовщине их свадьбы.

Этот странный факт удивил её саму, но, возможно, для этого были какие-то

потаённые причины, о которых она еще и сама не подозревала. Но последнее

время Татьяна ловила себя на мысли, что часто злится на мужа, и в основном по

самым ничтожным поводам. Она периодически спрашивала себя об этом,

пытаясь что-то раскопать, но даже мудрость накопленного опыта отказывалась

дать ей вразумительный ответ.

Эмоции не уходили, а даже наоборот. Они нарастали всё с большей силой, а

однажды даже прорвали плотину в её душе. Повод был довольно тривиальным,

хотя довольно важным для выживания их семьи. Да, в финансовом плане они

по-прежнему не жили, а выживали. Вот уже десять лет они работали в пабе,

принадлежащем большой компании, и дела шли совсем плохо – рента

повышалась с каждым годом, а доходы под давлением экономического кризиса

шли неустанно вниз.

В компании происходили какие-то изменения, старый представитель,

курирующий их бизнес, уволился, а нового еще не назначили. О пабе как будто

забыли. Вот уже восемь месяцев ничего не было слышно о новом

представителе, а так как петля на их шее постепенно затягивалась, Татьяна

решила позвонить в компанию. Новый представитель не только нашёлся, но

даже сообщил ей нечто такое, что привело её в глубокое смятение: «А я был

недавно в пабе и разговаривал с Аланом. Он сказал, что у вас всё в порядке».

Когда она попросила мужа пролить свет на это странное заявление, он с

легкостью отпарировал: «Ах, да! Прости, дорогая, я забыл тебе сказать».

Она не верила, что такое могло произойти, и голос её начал дрожать: «Как

можно забыть о том, что является важным не только для нашего существования,

но для всего выживания?! Мы же на пути к банкротству! На какой планете ты

вообще живешь??!!» Постепенно, по мере того, как Татьяна пыталась дать

оценку поведению мужа и раскручивала свои мысли, она всё больше падала

духом, а затем просто махнула рукой, села и заплакала. Слёзы текли по её

щекам, и в голове звенела одна и та же мысль: «Я не хочу больше быть ничьей

женой! Я не хочу больше быть женой!»

Вечером она попросила Алана переселиться в гостиную. «Я больше не могу

спать с человеком, который не участвует в делах нашей совместной жизни. Я

больше не знаю, кем ты для меня являешься. Моим ребенком? Квартирантом?

Или подчинённым? Я больше не знаю, кем я являюсь для тебя. Твоей мамой?

Начальником? Секретаршей? Мне не нравится то, кем я стала. Мне не нравится

злиться и возмущаться. Мама и сын не могут спать в одной постели. Давай

сначала выясним для себя наши роли. Когда ты будешь готов стать настоящим

мужем, когда ты будешь действительно готов, дай мне знать. Я тебя не

заставляю меняться, но если так будет продолжаться, я больше не хочу быть

твоей женой. Мы должны на какое-то время отстраниться друг от друга. Уйти,

чтобы вернуться, но вернуться по-настоящему».

Алан не спорил и не возражал – только удивленно слушал её длинный

монолог, а затем молча взял подушку и одеяло, и ушёл в гостиную.

Татьяна села за маленький столик, уставленный многочисленными кремами

и духами, и посмотрела в зеркало. На неё смотрела осунувшаяся 57-летняя

женщина, которая до сих пор не могла понять, почему она больше не хотела

быть женой этого человека. Она всё еще живо помнила, как любила его –

сильно, страстно и безотчетно, но теперь это стало больше воспоминанием, чем

реальным ощущением. В который раз она мысленно обернулась и вскользь

пробежала по ландшафту своего прошлого, как будто пытаясь найти там ответ.

Как следует любить мужчину? Готова ли она была быть женой, когда выходила

за него замуж? И кто её вообще учил, как ею быть? Кто были её главными

учителями?

Она открыла баночку с кремом и стала медленно наносить его на сухое

лицо. «Ну вот, дожилась! Покойным маме и бабушке предстоит ответить и за

это. Когда уже я их оставлю в покое?» Тем не менее, корни проблемы были

именно там – ведь первые уроки всегда являются самыми глубокими и

запоминающимися. Мама и бабушка не учили её напрямую, им это даже в

голову не приходило – они были слишком заняты собой, но Татьяне пришлось

наблюдать и впитать в себя самые неприглядные образчики чужих жизней.

Правда, она всегда отдавала себе отчёт в том, что ей не нравилось увиденное.

Родители развелись очень рано, после чего оставили Татьяну на воспитание

бабушки. Мама, тут же забыв о существовании дочери, жила свободной, не

отягощенной никакими обязанностями, жизнью. Татьяна следила за матерью с

болью и осуждением, но в её детское подсознание всё же просочился

неприглядный пример того, как надо любить мужчин. Согласно убеждениям

матери, к мужчинам совсем не обязательно привязываться – можно жить

самостоятельно, а в свободное от насущных трудов время принимать их в своём

«будуаре» коммунальной квартиры, и ублажать мужское, а заодно и своё, тело

чувственными удовольствиями. При этом никакой ответственности, никаких

тебе борщей и пирогов. Проводила с оперной арией «Сердце красавицы» до

входной двери и будь здоров! Следующий!

С бабушкой всё было по-другому. Татьяне, правда, не пришлось увидеть,

как бабушка любила мужчин, но она стала главным свидетелем

всепоглощающей любви своей воспитательницы к сыну. Отец Татьяны,

подающий надежды молодой русский поэт, получивший высшее юридическое

образование в Москве, был поставлен бабушкой на высокий пьедестал, каждый

кирпичик которого был облит слезами её умиления. Горе было тому, кто даже в

мыслях осмеливался посягнуть на её любимое чадо, выращенное и

выпестованное ею, простой неграмотной женщиной, в нужде, муках и

страданиях. Теперь бабушка убирала с дороги всё мешавшее её сыну писать

гениальные стихи, и в связи с этим он был освобожден от всякой

ответственности на этой планете, включая воспитание его собственной дочери.

Татьяна также стала свидетелем того, что ни одна из стратегий этих двух,

таких различных женщин, не работала. Под конец жизни мама осталась не

только одна, но даже умирала в полном одиночестве. Правда, уже будучи очень

больной, в возрасте 53 лет, она успела завести очередной роман с женатым

мужчиной. После смерти матери Татьяна решила ему позвонить и сообщить об

этом печальном известии. Но участник маминых любовных утех вежливо и

холодно выразил свои соболезнования, и, отклонив приглашение на похороны,

быстро повесил трубку.

Бабушке повезло чуть больше. Её сын приехал на похороны из Москвы, но

наотрез отказался побыть с больной матерью перед смертью, под предлогом

того, что не мог на «это» смотреть. Затем он оставил её лежать на чужой земле,

забыв даже дорогу к её могиле. В дальнейшем при упоминании о ней он только

пожимал плечами: «Мы никогда не были близки». Таковой была бабушкина

награда за возведение его на пьедестал…

Татьяне не нравилась ни одна из этих стратегий, особенно стратегия

«гейши», так как ей всё-таки хотелось иметь семью, мужа и детей, и она ценила

такие понятия, как стабильность, верность, и преданность. Поэтому ей была

ближе стратегия «пьедестала», в которую, правда, каким-то неимоверным

образом вписался и образ гейши, что выражалось в том, что мужчин,

поставленных на пьедестал, она одаривала различными чувственными

удовольствиями. Как мужчины воспринимали роль заботливой матери-гейши,

осталось неизвестным, но, судя по тому, что большую часть жизни Татьяна

провела одна, эта стратегия по-видимому тоже себя не оправдала.

Почти закончив свою обычную процедуру нанесения густого крема на

лицо, она опять задумалась. Теперь её внимание вернулось в сегодняшний день.

Как же она со всей этой полученной информацией вступила в права жены?

Одиннадцать лет назад она встретила Алана в английском пабе, где работала

менеджером.

Сначала он был просто её посетителем. В одной из бесед он как-то

рассказал, что его жена сбежала к другому, и хотя друзья горячо ему

соболезновали, на самом деле он был даже рад, что избавился от женщины,

тиранившей его на протяжении долгих шестнадцати лет. Новая, свободная

жизнь казалась ему вполне приятной и приличной – постоянная работа, ссуда на

дом, дочка в школе, пиво в пабе по вечерам. Помимо этого, у него не было

никаких дополнительных амбиций или жизненного направления – он просто

прохлаждался и наслаждался жизнью. И никого не искал.

У Татьяны всё было намного драматичнее. В отличие от Алана, она искала!

После скоропостижного развода с первым английским мужем у неё иссяк запас

толерантности по отношению ко всему мужскому населению страны, и теперь

она основательно убедила себя в том, что мужчины её больше не интересуют -

она может прекрасно прожить и без них! Но она определённо кривила душой -

через два месяца ей и её сыну грозила нелестная перспектива остаться без

работы и без дома, к тому же в чужой стране с просроченной визой.

Поначалу они с Аланом просто разговаривали. Он приходил по вечерам

попить пива, и они непринужденно болтали за стойкой бара. Он не ухаживал и

ничего не предлагал. Но тут на помощь пришел его друг, который и подстроил

для них «случайную» встречу. Татьяне импонировал этот загадочный

посетитель, с виду молчаливый и снисходительный, но, как выяснилось, добрый

и мягкий внутри. Её изболевшаяся на чужбине душа потянулась к нему, как к

спасательному кругу. Несмотря на все свои предыдущие разочарования, она всё-

таки решила попробовать. К тому времени ей уже было сорок пять, и это всё, на

что у неё хватило сил – попробовать в последний раз.

Она могла и не спать с ним в тот первый вечер. Ведь он совершенно не

настаивал – он просто поцеловал её в ту тихую лунную ночь на скамейке в

своём саду. Настаивала Татьяна. «Покажи мне ремонт в спальне, о котором ты

говорил сегодня». Ничего не подозревая, с невинным выражением лица, Алан

повёл её на второй этаж. Она с видом знатока оценила скромный интерьер, а

затем возлегла на кровать, направив на него долгий испытывающий взгляд,

полный чувственного вожделения. Он и не сопротивлялся – он никогда ничему

не сопротивлялся. Такая у него была натура.

Зачем она так торопила события? Дала волю укрепившейся с годами

привычке завоёвывать мужчину в постели, или торопила события из-за

отсутствия визы в паспорте? В любом случае, какая-то лихорадочная срочность

заставила её запустить в него тонкие крючки – дабы закрепить успех первой

встречи. Подсознательно она вела себя как утопающий, хватающийся за

соломинку, причем утопающий, который приступает к своему спасению с

хорошим знанием дела.

Крючки сработали. Алан был в полном восторге. Особенно ему нравился

тот факт, что ему ничего не нужно было делать – никаких ухаживаний, цветов

или подарков. Позже он признался, что у него никогда не было богатого опыта

ухаживания за женщинами – первая жена тоже быстро вывела его на финишную

прямую. А теперь и Татьяна избавила его от необходимости этому учиться. Он

просто появлялся в пабе, выпивал пару пинт пива, а затем послушно шел за ней

на второй этаж, где на него в просторной спальне обрушивали пылкую страсть.

К такому он не привык! В пылу этой страсти они оба тут же решили, что

просто созданы друг для друга, и теперь уже вряд ли когда-нибудь расстанутся.

Или это она сама решила? Она уже точно не помнила. Но она помнила, что с

уверенностью сказала себе, что это конец поиска, и отныне все мужчины для

неё умерли, так как она хочет провести остаток жизни именно с этим человеком.

После развода и других многочисленных разочарований ей не хотелось

опять ошибиться, но на неё давили исключительные обстоятельства. За неделю

до того, как Татьяна должна была сдать хозяевам ключи от паба и остаться

бездомной, она поставила Алана перед этим неумолимым фактом. Он оказался

прижатым к стене, и хотя в его голосе не было особого энтузиазма, он всё же

предложил ей и её сыну переселиться к нему, что они вскоре благополучно и

осуществили. Два месяца назад она даже не знала о существовании этого

человека, а теперь она жила с ним под одной крышей. Совсем недавно она

клялась, что больше никогда не сделает такой ошибки, и не будет торопить

события, но жизнь, как всегда, посмеялась над её благими намерениями и

заставила поторопиться.

Несмотря на эту спешку, всё шло как нельзя лучше, и Татьяна была

счастлива и любима, как никогда раньше. Правда, идиллическую картину

счастья портила бывшая жена Алана с группой поддержки в лице своей мамаши

и дочки, которая начала наносить частые визиты, и просто считала своим

долгом оскорбить и унизить нагло вторгнувшуюся на её законную территорию

соперницу. По одной простой причине – несмотря на своё двухлетнее

сожительство с другим мужчиной, жена еще не готова была отдать мужа в

чужие руки, и поэтому тщательно планировала своё возвращение.

Правда, во время внедрения этого плана в жизнь Алан забыл ей подсказать

одну маленькую деталь – он даже не рассматривал подобную возможность, и

тем самым оставил дверь приоткрытой и даже подарил ей ложную надежду. Он

был человеком добрым, мягким, и тихим, и совершенно не умел спорить.

Внутренний покой был так ему дорог, что он даже не защищал Татьяну, когда

его не обременённые какими-либо рамками приличия родственнички врывались

в дом и оскорбляли её последними словами. Он просто молча стоял, опустив

глаза.

Но она и не жаловалась. Она его так сильно любила, что в её любви не было

места ни малейшим претензиям. Мало того, ей даже не приходило это в голову!

Она была так счастлива и благодарна за то, что он принимал её любовь, что ей

достаточно было того, что он просто существовал! Она любила и обожала в нём

всё – до самых крохотных мелочей. У него просто не было никаких изъянов! И

этим она опять поставила мужчину на высокий пьедестал. Именно поэтому

задачу по защите себя от нападений жены она тоже взвалила на себя. Она даже

не попыталась напомнить Алану, что это было совсем не её работой, и что он

сам должен был разобраться со своей бывшей женой.

Мало того, она совершенно добровольно взвалила на себя роль адвоката в

его бракоразводном процессе, как будто ей было мало своего! Целый год она с

завидным энтузиазмом участвовала в чужом разводе, писала письма адвокату

жены и в суд, усердно собирала документы, банковские счета и другие бумаги.

Кто её об этом просил? Никто… Её вознаграждение было простым – она

единолично расчищала себе дорогу к счастливому замужеству, в то время как

сам кандидат в мужья спокойно ждал в стороне и чуть ли не посвистывал.

Правда, над ней также висела топором угроза депортации, но даже это, во

всепожирающем пламени любви, стало вторичным.

Но вот наступил долгожданный день – они получили окончательную бумагу

о разводе. Теперь Алан был абсолютно свободен, и они могли пожениться и

послать документы на визу, о чем они и говорили весь этот год, как о

совершенно естественном продолжении их отношений. Или это она сама себе

говорила? В тот вечер она ждала, что он по традиции встанет на одно колено,

возьмет её руку в свою, и произнесёт такое волшебное и долгожданное:

«Дорогая, не согласишься ли ты стать моей женой?»

Но кандидат в мужья почему-то молчал… Молчание тянулось целых два

дня, что для Татьяны стало совершенно невыносимым. И тогда она всё-таки не

выдержала и перед сном неуверенно спросила: «Я не совсем понимаю, что

происходит. Мы, кажется, собирались пожениться, как только ты получишь

развод?» Сначала он не уловил в её голосе нарастающей обиды, и поэтому

повернулся и со вздохом ответил: «Но прошло всего лишь два дня! Дай мне

насладиться свободой».

Впервые за полтора года их знакомства она о чём-то его попросила, и он

ответил ей отказом… Она отвернулась к окну и притихла. Алан сразу понял, что

сказал непростительную глупость, и, будучи человеком миролюбивым, не

любившим конфликтов и сцен, попытался предотвратить надвигающуюся грозу.

Но было уже поздно! «Целый год я воевала с твоей женой, тёщей и дочкой,

терпела их унижения, помогала тебе с разводом, довела себя до нервного срыва,

при этом считая, что это наша проблема! Ты прекрасно знаешь, что у меня

закончилась виза, и мне грозит депортация, но тебе некуда спешить! Значит,

твои проблемы – это наши проблемы, а мои – это только мои! Неплохо ты

устроился!»

Татьяна отбивалась и упорно отталкивала его, в то время как он пытался её

схватить, заверить и успокоить: «Извини, пожалуйста! Я сказал ерунду.

Конечно, мы завтра же пойдем в загс и подадим заявление!» «Мне уже ничего

не надо. Это мои проблемы, и я их как-нибудь решу сама!»,– продолжала она

стоять в позе, всё сильнее вызывая в нём глубокое чувство вины. «Я не хочу

выходить замуж за человека, который не уверен, что ему нужно. А одолжения

мне не нужны. Спасибо, что ты сделал мне такое оригинальное предложение.

Это именно то, о чем я мечтала всю жизнь!»,– язвительно заключила она.

«Поверь мне! Я очень хочу жениться на тебе…»

На следующий день они всё-таки пошли в загс и подали заявление, но

настроение у Татьяны было изрядно испорчено. Романтический момент,

которого она ждала так долго и с таким нетерпением, был упущен навсегда! В

дальнейшем она припоминала ему это каждый раз, когда злилась или была чем-

то недовольна. Всем известно, что у женщин очень долгая память на такие

вещи. Но, так или иначе, через месяц они поженились, и постепенно новая

жизнь сгладила и это разочарование.

В день свадьбы она, правда, почему-то сильно нервничала – её просто

трусило мелкой лихорадкой, и долгие годы она не могла понять причины этого

страха. И хотя Татьяна уверяла себя, что это самый счастливый день в её жизни,

и она выходит замуж за мужчину своей мечты, какой-то необузданный,

панический страх, которому не было даже объяснения, сжигал её в тот день на

медленном коварном огне.

Возможно, на каком-то интуитивном уровне она осознавала, что, выходя

замуж за этого человека, ей придётся и в дальнейшем взваливать все житейские

проблемы на себя, и пожизненно тянуть эту лямку забот. И что романтикой как

не пахло, так уже никогда пахнуть не будет. Её интуиция прочитала в этой

ситуации нечто такое, чего мозг не смог проанализировать и осмыслить до

конца. Это была интуиция, которую мы часто забиваем своими фантазиями,

проекциями и раскалёнными желаниями, в то время как действительность,

подобно бедной родственнице, тоскует на задворках.

Если бы наша жизнь разворачивалась идеально, мы бы учились науке

любви в следующем порядке. В самом юном возрасте, когда о нас заботятся

родители и родные, и нам нужна их защита и поддержка, мы бы учились

принимать любовь. Когда мы выходим во взрослую жизнь, и нам нужно

получить знания, освоить стратегии, установить стандарты и определить

желания и направление в жизни, мы бы учились любить и поддерживать самих

себя. И только тогда, когда всё это более или менее достигнуто, мы были бы

готовы безвозмездно дарить свою любовь другим людям, ничего не требуя при

этом взамен, как не требовали, в свою очередь, от нас в детстве. Именно в такой

последовательности – получать любовь, дарить её самому себе, и только затем

дарить другим.

Но жизнь не всегда разворачивается идеально. Иногда нас не удобряли и не

поливали, и некоторые из нас выросли одинокими, растерянными и дикими

растениями. Когда мы росли, нам трудно было полюбить себя – мы смотрели в

зеркало и видели себя глазами родителей, которые убедили нас, что мы не

совсем полноценные, и больше похожи на карликовое корявое дерево, чем на

стройную березку. Хотя при этом они забыли, что именно они и дали нам эти

«плохие» семена!

Но мы всё равно тянулись к солнцу и когда становились взрослыми,

пытались всё же произвести на свет хоть какие-нибудь плоды. И пусть эти

недозревшие горькие плоды, лишенные света и свежего воздуха, выросли на

сухой неприветливой почве, мы всё же предлагаем их другим людям – в тщетной

надежде, что они им понравятся, и они будут даже восхищаться. Но люди

откусывают от этих дичков, и с отвращением выплёвывают – иногда молча, а

иногда кривясь и чертыхаясь…

Мы часто недооцениваем влияние семейной обстановки, в которой нас

вырастили и воспитали. Если почва, на которой мы росли, была пропитана

психологическим ядом, то какими бы большими и великолепными ни выросли

наши плоды, они всё равно будут давать горчинку, и отравлять все наши

отношения с окружающим миром. Тогда у нас даже может сложиться

убеждение, что мы обречены на эту неполноценность до конца своих дней. Это

в лучшем случае! В худшем случае мы даже этого не заметим, и начнём

обвинять других людей: «Как они посмели кривиться от моих плодов!» Но

правда состоит в том, что мы никогда ни на что не обречены. У нас всегда есть

возможность вырастить новые плоды, а для этого, как для любого садовода-

любителя, нужно время и терпение.

А что садоводы делают с отравленной землёй? Прежде всего, они дают ей

отдых, отказываясь собирать и продавать отравленный товар. Затем они

привносят новый грунт (знания), удобрения (любовь к себе), и только затем

сеют новые семена (новые привычки). Когда семена дают всходы, они их

накрывают, подвязывают, поливают и избавляют от сорняков. Они оберегают их

от заморозков, жучков и личинок, и следят за их правильным ростом. Они

делают всё, чтобы плоды были сладкими и сочными, и чтобы никто от них

больше не отворачивался…

Татьяна училась любви в обратном порядке. Сначала она научилась

отдавать любовь. Не потому что она была такой уж любвеобильной, а потому

что её отец, сам кстати находящийся на пьедестале своей матери, потребовал,

чтобы сначала она заслужила эту любовь, потому что он не может любить её

просто так, ни за что. И она стала заслуживать! Сначала она честно заслуживала

любовь в кругу семьи, а затем – у своих сверстников и друзей.

Когда же пришло время любить себя, она опять растерялась, и стала искать

того единственного, который покажет ей, наконец, как же выглядит эта

пресловутая любовь! Но мужчины почему-то отказывались ей это показывать, и

даже отворачивались от плодов её любви. В то время как она продолжала

отдавать – неистово и безвозмездно. Потом она родила сына, и ей опять

пришлось дарить и отдавать. Этот процесс тянулся до такой степени бесконечно,

что в один прекрасный день Татьяна поняла, что ей больше нечего давать…

И вот, наконец, в её жизнь пришел человек, который был готов показать, как

выглядит безусловная любовь. Но теперь её мучил вопрос: «За что Бог подарил

мне такое счастье?» Время от времени она даже с опаской оглядывалась – не

вырвет ли кто это счастье из её рук, или не передумает ли сам Алан? Она не

привыкла к тому, чтобы к ней так хорошо относились, никогда не критиковали,

не говоря уже о том, чтобы не выгоняли из дома. А где же борьба? А где

привычные боль и страдания? Нет, она не могла этого принять, поэтому

старалась давать еще больше, окутывая своего нового возлюбленного

неустанной заботой, в результате чего ему больше ничего не оставалось делать,

как только лежать на спине и получать. Он и не возражал!

А того она не знала, что это была не любовь, а только преддверие к науке

любви. Когда Бог увидел, что она опять только отдаёт, и отказывается получать,

вот тогда-то Он и выпустил на сцену соперницу – сбежавшую жену Алана. Бог

не просто её выпустил, он спустил её с цепи! И та сорвалась, как озлобленная и

долго не кормленная овчарка, готовая растерзать на куски любого, кто посягнёт

на ее «собственность». И тут Татьяна серьезно задумалась…

Обычно в таких случаях, когда к ней подкрадывался невроз или депрессия,

она заползала под одеяло на старом диване и зализывала раны, но на этот раз

уползать ей не хотелось, к тому же она чувствовала, что она не могла себе этого

позволить – кто тогда будет заботиться об их новой семье? И в этот момент она

впервые в жизни пристально посмотрела на себя в зеркало – чтобы оценить

урон, нанесенный соперницей. И тут Татьяна в ужасе отпрянула! Но её ужаснул

не вид незаживающих ран, она уже к ним привыкла. На этот раз она увидела

себя тем, кем всегда была – карликовым уродливым деревом, родящим колючки

вместо плодов. Деревом, которое она в душе ненавидела, и за которым никогда

не ухаживала…

Тогда и наступила следующая фаза её обучения – любви к себе самой.

Только теперь ей предстояло любить двух людей одновременно – себя и своего

мужа, и она самозабвенно взялась за эту работу. В перерывах между заботами о

муже, бизнесе, и других житейских делах, она упорно работала над собой.

Годами она что-то вычищала, отсекала, выравнивала, удобряла, прививала,

поливала. И однажды, посмотрев в зеркало, она действительно увидела

результаты своего нелегкого многолетнего труда. На неё теперь смотрела

уверенная в себе женщина, всегда знающая, чего она хочет, у которой были

стандарты, направление в жизни, и гордость за себя. Хотя эта фаза заняла у неё

около десяти лет, она не роптала – теперь она была так счастлива и довольна

собой, что роптание казалось совершенно неблагодарным занятием.

Правда, в начале этого пути у Татьяны появлялись мысли: «Если я буду

расти и развиваться, как это отразится на моих отношениях с Аланом? Пойдут

ли наши дороги в одном направлении, или я оставлю его далеко позади?» Но

она решила, что даже если все её страхи оправдаются, она не позволит себе

остановиться, и поэтому выбрала движение вперед. Теперь её внутренний мотор

быстро набирал обороты, и вот она уже двигалась по жизни со скоростью

Феррари, которая на автогонках должна завоевать ослепительную победу.

Её муж по-прежнему лежал на спине и наслаждался жизнью, т.е. двигался

со скоростью черепахи. Надо заметить, что Феррари трудно идти в ногу с

черепахой, так как она начнёт буксовать и пускать много дыма. Сначала Татьяна

то возмущалась и раздражалась, то смирялась и оставляла мужа в покое.

Игнорирование сменилось чем-то еще. Потом она начала умолять и даже

плакать – ей так хотелось, чтобы Алан проснулся и тоже пересел в мощное

Феррари! Временами, под напором её просьб, слёз и возмущений, он

действительно просыпался, вскакивал и провозглашал: «Да, дорогая, конечно!»

Но это длилось недолго, и вскоре он опять засыпал.

И вот теперь дело дошло до ультиматума. Десять лет назад она даже не

могла себе такое представить! У неё даже не повернулся бы язык попросить

мужа переселиться в другую комнату и заявить: «Или ты проснёшься, или я иду

дальше без тебя!» Но язык всё-таки повернулся, и теперь она пыталась понять -

что же происходит с их любовью? И что теперь делать с такой ранее желанной

ролью жены?

Татьяна в очередной раз закрыла двери, опустила шторы на окнах,

погрузилась в медитацию, и начала копать. Но каждый раз она откапывалаодин

и тот же ответ: «Пришло время научиться принимать любовь!» Да, у неё уже не

было сомнений, что проблема была именно в получении, но теперь она

недоумевала: «Как это «получать»? Господи, с чем это едят?» Это была

совершенно новая, неизведанная территория – её нога еще никогда сюда не

ступала. И на неё опять нахлынули воспоминания.

Как она обычно принимала любовь? Отвергала, если люди предлагали эту

любовь с критикой, осуждением, обвинениями, и прикрепляли вдобавок

негативные ярлыки? Ждала только сладких, сочных и отборных плодов,

отвергая при этом любое несовершенство, любую незрелость? Хватило ли у неё

душевной щедрости на то, чтобы принимать дары любви в любой предложенной

форме? Да, именно в любой форме! Хватило ли у неё душевной мудрости

увидеть эти дары сквозь эмоциональную завесу недоверия, обид, непонимания и

страха?

Перед Татьяной прошел целый ряд персонажей из её семейной драмы, и

теперь она понимала: да, они её любили, но до чего же любовь их была

неудобной, суровой и временами даже жестокой! И хотя они предлагали ей

любовь в заскорузлой уродливой форме и преподносили ей тяжелые уроки, они

всё же толкали её во взрослую жизнь и протрезвляли к действительности. Да,

такая любовь обрекала её на горькое одиночество и разочарования, кромсала её

на мелкие кусочки и ввергала в пропасть страданий, но каждый раз Татьяне

удавалось подниматься, взмахивать крыльями всё шире и увереннее, и

становиться всё сильнее и мудрее. Эта любовь, с привкусом горечи и кислоты,

помогла ей добраться до места, где она находилась сейчас, и стать тем, кем она

была сегодня. И она не могла пожаловаться, что это место было голым и

неуютным – большей частью она была совершенно счастлива, и по-настоящему

гордилась собой.

Почему же все эти годы она отвергала эти дары с таким возмущением и

злостью? Почему закатывала глаза, топала ногами, устраивала истерики, и

отбрасывала предложенное ей как нечто неприемлемое и непристойное?

Сколько людей ушло из ее жизни неоценёнными и непрощёнными? Сколько

ценнейших уроков, завуалированных жестов и предложений о помощи и

поддержке она пропустила? Перед Татьяной открылся и развернулся во всей

своей широте новый слой восприятия жизни, где она, наконец, смогла увидеть

события и людей совершенно в другом свете.

Она вдруг увидела мать, отца и бабушку, которые протягивали к ней руки,

пытались ей что-то вручить, но лица их были такими беспомощными и

виноватыми: «Мол, чем богаты, тем и рады!». Затем она вспомнила своих

друзей и бывших партнёров, которые, как она тогда думала, оскорбляли её

человеческое и женское достоинство, оставляли и предавали, а на самом деле с

любовью напоминали ей о недостатках, которые надо было срочно исправлять.

Она вспомнила своего первого мужа, который с нетерпением, страхом и

ненавистью – по крайней мере, именно так она воспринимала его действия -

стал выгонять её с сыном из дома, на третий день после их приезда в Англию.

Теперь она понимала, с какой неиссякаемой и неудержимой страстью он

пробуждал её от летаргического сна, пассивности и депрессии. Просто он

использовал единственно знакомые ей чувства – гнев и возмущение…

Все эти неудобные друзья, трудные люди, или так называемые «враги»,

которые нас будят, тревожат и будоражат! Почему мы отвергаем всю эту

скрытую незримую помощь и поддержку? Не потому ли, что видим в них

препятствие или угрозу своему ленивому, застывшему душевному покою,

привычной внутренней стабильности? И почему мы так ценим этот душевный

покой, приводящий только к прозябанию, обыденности и скуке, и никогда не

способствует нашему росту и развитию? Почему нас надо толкать в спину,

бросать нам в лицо унижения и оскорбления, чтобы насильно вытолкать из

насиженной зоны комфорта? Почему нам страшно выйти из этого тёплого

убежища добровольно, чтобы мужественно подставить лицо навстречу буре,

ветрам и непогоде?

Неужели всё дело в душевной слепоте и глухоте? Мы не видим, куда и

зачем идем – двигаясь на ощупь, натыкаясь на острые предметы и рисуя в уме

мрачные и ужасающие картины будущего. Мы не умеем различать голоса, и не в

состоянии отличить тихий шёпот внутренней мудрости от многоголосого шума

всемирного балагана. Мы шарахаемся, пугаемся, мечемся из стороны в сторону,

упуская реальные уроки и возможности, и истинный смысл жизни. Мы также не

замечаем, как нам передают эту слепоту и глухоту предыдущие поколения, и

даже начинаем верить в то, что мы действительно слепые и глухие, без всякой

надежды на исцеление! Никто, ни одна живая душа в продолжение всей нашей

жизни не убедила нас в обратном…

Теперь этот тихий голос внутренней мудрости приходил Татьяне на

помощь: «Ты тоже была слепа! Тебе были предложены великолепные сочные

плоды, а ты увидела небольшие пятнышки на их боках и запаниковала! Ты что

забыла, как всего несколько лет назад была готова поднимать с земли гнилую

падаль? И даже ни разу не покривилась. С чего это ты стала вдруг таким

изысканным гурманом?» На что она быстро отпарировала с возмущением:

«Тогда я не любила себя, и поэтому позволяла себе принимать всё самое

уродливое и недозревшее. А сейчас я себя люблю, и хочу для себя только всё

самое лучшее и качественное, и тут гнилые дички ну уж никак не подходят!»

«Не тебе судить об этом – спелые или гнилые. Это всё Божественные

плоды, посланные утолить твоё голодное подсознание. Прими же их с

благодарностью и любовью. Ничего нет лишнего в природе – всё служит какую-

нибудь службу. Только твоя человеческая слепота мешает это увидеть. Многие

люди находятся еще в завязи, и на дереве человечества появляются только

первые плодоносные ветки. Неудивительно ли, что большинство страдает от

несварения желудка? Вам еще только предстоит развить душевную щедрость,

ясность и открытость, чтобы вы могли с распростертыми объятиями начать

принимать любые жизненные уроки и плоды человеческой любви. И только

тогда наступит ваше полное освобождение!»

Если бы можно было приподнять завесу своих страхов и комплексов и

увидеть жизнь именно так! Избавившись от потребности осуждать и обвинять,

без навязчивой идеи менять и поучать других людей. А вместо этого просто

видеть цветущий сад, где всё растет по-своему и в положенное время приносит

плоды. Где всё, что от тебя требуется, это следить за своим собственным ростом

и развитием, а также выбирать, с кем ты хочешь расти рядом – с мухоморами и

бледными поганками или прекрасными розами и цветущими яблонями?

Если бы можно было увидеть людей именно такими, какие они есть -

потерянными и заблудшими душами, всегда тянущимися к солнцу, но которых

непогода прибивает к земле! При этом понимать, что не всем плодам суждено

пройти полный эволюционный путь и подарить миру свою сладость и сочность.

Многие погибнут еще в завязи, поеденные гусеницами, или съежившиеся от

ночных заморозков. Кто-то упадёт от дуновения сильного ветра, кого-то собьют

палками соседские мальчишки, кого-то исклюют птицы, а кому-то не

понравится химическое опыление. Если бы можно было всё это понимать, и

вместо критики и возмущения желать всем растениям распуститься пышным

цветом, приветствовать каждый восхитительный бутон, и с состраданием

оплакивать каждый нераспустившийся цветок.

Если бы у нас хватило мудрости и прозорливости увидеть других людей

именно так! Что тогда? Был бы наш мир лучше и спокойнее, если бы мы

понимали, что разделяем одно и то же ДНК? Страдаем одними и теми же

болезнями, мучаемся похожими проблемами? Возможно, мы больше не

чувствовали бы себя такими потерянными среди миллиардов себе подобных, не

сетовали бы на безбрежную пустыню своего одиночества, и не мечтали бы о

недосягаемом оазисе. Неужели только созревшим плодам открывается истина и

правда жизни, а от остальных она скрыта плотной завесой неизвестности?

Через пять дней Татьяна, наконец, вышла из своего заточения, подошла к

мужу и нежно взяла его за руку. Они сидели в полутёмной комнате и долго

разговаривали. Алан целовал ей руки и горячо шептал: «Ты меня так напугала!

Я думал, что больше тебе не нужен. Ты знаешь, как я тебя люблю? Нет ничего,

чего бы я для тебя не сделал!» Она с готовностью впитывала и принимала его

слова, как сладкий Божественный напиток, зная при этом, что им еще многому

нужно научиться. Она также знала, что на этот раз всё будет иначе, и они будут в

полном порядке. В оловянный юбилей их свадьбы она готова была

распрощаться со своими ролями – матери-гейши и «стойкого оловянного

солдатика», и навсегда сложить свои доспехи и оружие. Наконец, она готова

была получать…

На Банкете у Создателя

Каждое воскресенье, высоко на небесах, Создатель устраивал у себя в раю

огромный банкет. Обычно гостями этого необычного банкета были Души

Ожидающие. Помимо того, что Души могли здесь насытиться изысканными

райскими угощениями, для них этот воскресный сбор был также значительным

событием – ведь именно здесь они получали задания от своего Создателя перед

тем, как спуститься на землю и начать жизнь в человеческом облике. Каждая

душа получала непростое задание – она должна была не только вселиться в

физическое тело, но и сделать его живым воплощением Божественной природы.

На банкете Создатель обычно зачитывал все предстоящие задания, и каждая

душа выбирала – остаться ли ей в раю, или отправиться жить на землю в

определённом человеческом облике. Когда душа выбирала отправиться на

землю, она, по взаимному соглашению, должна была забыть все события на

этом банкете, так как ей предстояло пройти путь эволюции и развития, чтобы

вспомнить о своём божественном предназначении. А если она не могла

вспомнить, ей предстояло погрязнуть в человеческих грехах и страхе перед

наказанием. Еще она обещала, что когда ей придётся столкнуться с различными

испытаниями, она будет учиться новому опыту и становиться сильнее и мудрее,

тем самым принеся огромную пользу себе, людям и своему Создателю.

Чтобы облегчить это задание, Создатель обеспечивал Душ Ожидающих

всеми необходимыми инструментами – в форме духовных принципов и

специальных инструкций. Если душа правильно использовала все принципы и

инструкции, она становилась на земле самодостаточным и полезным человеком,

с сильным характером и добрым сердцем. Каждое задание позволяло душе

раскрыться и засиять ярким божественным светом, а это именно то, что любили

все души без исключения.

Именно по этой причине некоторые из них уже прошли несколько земных

циклов, и теперь стояли первые в очереди за новой жизнью. Такие души

назывались опытными. Они уже выучили довольно много, но хотели учиться

еще и еще. Они уже узнали, что жизнь может быть восхитительным

захватывающим процессом, но для того, чтобы испытать истинную радость на

земле, они должны были помнить о божественной правде и высших духовных

принципах.

Итак, в один из таких воскресных банкетов Создатель зачитывал сотни

заданий для Душ Ожидающих, которые могли выбрать свою расу и пол, в какой

стране им родиться, на каком языке говорить, а главное – выбрать предстоящие

испытания. Услышав очередное задание, одна опытная душа неожиданно

вспыхнула радостным вдохновением и твёрдо заявила:

– Я хочу жизнь этой женщины! Дай мне, пожалуйста, Создатель, это

задание. Я буду усердно работать, пройду все испытания, и стану сильной и

мудрой – чтобы Ты мог мною гордиться!

На что Создатель ей ответил:

– Знаю, знаю. Ты никогда меня не подводила. Ты – опытная душа, и поэтому

я могу доверить тебе это трудное задание. Ты должна будешь показать людям,

как выглядит божественная безусловная любовь на земле. Со временем, когда

все души станут опытными, я буду давать это задание всем без исключения -

чтобы каждая душа могла овладеть этим искусством. Потому что нет ничего

важнее, чем безусловная любовь.

Затем Создатель обеспечил душу соответствующими инструкциями:

– Сначала ты должна познать эту безусловную любовь сама, потому что

никто на земле её тебе не покажет. Человечество еще мало знакомо с этим

состоянием, поэтому там творится столько безобразий, проливается столько

слёз, и загублено столько невинных душ. Я заложу все свои инструкции в твою

интуицию, и тебе придётся научиться ей безоговорочно доверять и следовать.

Мало того, что у тебя перед глазами не будет живого примера, тебе будут

посылаться люди, которые не будут тебя любить. Ты родишься в семью двух

незрелых и неопытных душ, которые заботятся только о своей телесной

оболочке, и которые забыли о своем предназначении. Эти души оставят тебя на

попечение неграмотной злой бабушки, и, будучи атеистами, убедят тебя в том,

что Бога не существует. А когда твоя земная оболочка станет взрослой, тебе

предстоит отправиться на поиски этой безусловной любви. Но я буду тебе

посылать мужчин, которые сделают твоё задание ещё более трудным.

– Спасибо, Создатель. Я с благодарностью принимаю это задание, и не могу

дождаться его начала!

– И последнее предупреждение. Ты всегда должна помнить, что являешься

самостоятельной планетой, вращающейся вокруг Солнца – источника света,

тепла и мудрости, и на твоей планете есть всё необходимое для жизни. Ты

никогда не сможешь сойти со своей орбиты, но твоё земное тело будет

стремиться к другим планетам – ты будешь искать там любви, одобрения,

поддержки, и похвалы. Но как только ты подчинишься чужим законам на этих

планетах, ты тут же затеряешься в гуще человеческих драм и забудешь обо всех

духовных принципах и божественном предназначении. Ты даже поверишь в то,

что не сможешь выжить на своей планете, и станешь постоянным спутником

других планет. Но мои правила игры таковы: как только тебе что-то понадобится

от людей, я буду отбирать у тебя этих людей. Твоя основная задача – научиться

любить безусловной любовью сначала себя, потом других, и только затем

поделиться своими открытиями с остальным миром.

– Спасибо, Создатель. Я сделаю всё возможное, чтобы остаться на своей

планете и выучиться безусловной любви.

– Благословляю тебя, дитя моё. В добрый путь. В добрый путь…

Девочку назвали Любочкой. Всё шло по плану – сначала родители на год

оставили её в больнице, а затем бабушка привезла Любочку обратно домой. Ей

было очень больно и одиноко, и жизнь действительно становилась всё более

невыносимой – её земная мама приводила домой незнакомых мужчин и

отравляла сознание девочки развратом. Её земной папа возненавидел за это

свою жену, и поэтому подал на развод и уехал в другой город. Но когда он

приезжал навестить дочку, он срывал на ней всю свою ненависть к бывшей

жене.

Бабушка, в свою очередь, с огромным недовольством несла свою ношу

воспитания, и каждый день обвиняла внучку в том, что та, как ярмо у неё на

шее. В школе Любочке достался класс, где её тоже никто не любил, и она опять

вкусила большую порцию обид и разочарований. А однажды поздно ночью,

перед самым выпускным вечером, на темной улице её избили и изнасиловали

трое пьяных мужчин.

Но несмотря на все эти испытания, она продолжала оставаться доброй,

щедрой и любящей, хотя ей было очень больно и одиноко. Ей было очень больно

от мыслей, что с ней случилось столько несправедливостей, и ни одна живая

душа вокруг не проявила даже мизерную дозу жалости или поддержки. Мало

того, близкие люди неустанно твердили, что она мерзкое ничтожество, грязное и

отвратительное существо. Они повторяли это так часто, что Любочка начала

верить в эту откровенную ложь. Как ни предупреждал её Создатель, но она всё-

таки поверила, что не сможет спасти себя сама, и теперь ей понадобилось что-то

от людей – чтобы они её утешали и жалели, вытаскивали и спасали.

Она совершенно забыла о своем задании и начала ждать людской милости.

Но теперь Любочка ждала не только любви, но и всё то значительное и

насущное, что люди могут внести в её жизнь с этой любовью. Она ждала от

подруг только тепла, поддержки и понимания, что приносило ей одни

разочарования. Она ждала от земных папы, мамы и бабушки, что когда-нибудь

они поймут свои ошибки и даже извинятся перед ней, но ничего такого не

происходило. Она ждала от мужчин, что однажды один из них придёт и вырвет

её из оков жалкого существования, заберёт от злосчастной семьи и подарит

вечную радость и покой. Но это было нелёгкой задачей для представителей

земного мужского пола, мечтающих обо всех этих благах для самих себя!

Первым таким земным представителем в жизни молодой Любочки был

женатый мужчина. Понятно, что его планета была заселена другими жителями,

которым и принадлежали все её природные богатства. Но Любочка забыла о

предупреждении Создателя, стала спутником чужой планеты, и перестала

слушать свою божественную интуицию, которая теперь отдыхала на задворках

её подсознания, забитая ежедневными драмами и страданиями. Вместо этого

Любочка составила для своего возлюбленного длинный список дел! На первое –

чтобы он оставил свою жену и маленькую дочку, на второе – чтобы забрал её от

бабушки, ну и на третье, чтобы безумно любил и сделал самой счастливой

женщиной в мире. Вполне земные желания…

Но Создатель сделал всё возможное, чтобы этого не произошло. Хотя

Любочка не верила в Бога, она всё-таки временами взывала к Нему: «За что ты

меня так наказываешь?» И не получив ответа на этот довольно

распространённый риторический вопрос, решила навсегда расстаться со своим

земным телом, закрывшись в маминой комнате на ключ и проглотив кучу

снотворных таблеток. Создатель не позволил ей умереть – её задание было

слишком важным для Него, и поэтому он не позволил еще одной опытной душе

вернуться обратно с пустыми руками. Когда Любочка очнулась к жизни, она

почувствовала первые проблески радости в юдоли человеческих страданий, и

смиренно решила продолжать свой путь. Но ей по-прежнему хотелось быть

чьим-то спутником. Поэтому она оставила в покое планету своего

возлюбленного и побрела на поиски других планет.

Так как у неё не было терпения ждать, она опять остановилась на первой

попавшейся планете, но на этот раз поставив на любовь только одно условие –

чтобы новый избранник помог ей забыть предыдущего. Но у следующего

избранника были свои условия на любовь, совершенно не совпадающие с

Любочкиными. К тому же ей не нравились жестокость, ненависть и

оскорбления, которые уверенно правили балом на этой планете. После долгих

размышлений она бежала и отсюда – не оглядываясь и не понимая, чего же хочет

от неё жизнь.

Но на других планетах было не лучше. Они были совершенно непригодны

для жизни – их почва была иссушена и обезвожена, в воздухе не хватало

кислорода, а их жители тоже где-то блуждали, потерянные и одинокие. Так

Любочка долго бродила по Вселенной, останавливаясь то там, то здесь, и

придумывая всё новые условия на любовь. Одни планеты должны были

избавить её от долгого одиночества, другие – вырвать из ямы депрессии и

заглушить боль, третьи – помочь ей создать семью. С каждой встречей список

становился всё длиннее, а разочарования – всё невыносимее…

Когда по земному времени ей исполнилось сорок пять лет, она вдруг

почувствовала страшную усталость и от этого поиска, и от вечной борьбы за эти

пустые планеты, и от полной безнадёжности. Она села и сказала: «С меня

хватит! Отныне я буду сама себе хозяйка, и мне больше ничего не надо от

людей!» И тогда Создатель увидел, что первая часть её испытаний закончилась,

Он решил вознаградить её за многолетние мучения, послав ей роскошный

подарок – в виде мужчины, который полюбил Любочку совершенной,

безусловной любовью. И теперь она день и ночь благодарила Создателя за

проявленную щедрость, радуясь своему новообретённому счастью.

Планета, на которую она неожиданно прибыла, приняла Любочку с

радостью и любовью. Её уложили на мягкие зеленые ковры Долины Счастья,

подложили под голову атласные подушечки Сочувствия и Поддержки, ласково

предложили отдохнуть после такого длительного путешествия, и подарили

чистое наслаждение жизнью. А скоро и свадьбу сыграли.

По утрам она просыпалась в сильных мужских объятиях, все дни проводила

в сказочно-приподнятом настроении, а по вечерам засыпала, прижавшись к

такому желанному земному телу. Ей так было уютно, комфортно и хорошо! Она

никогда ничего подобного не испытывала и была на грани райского

блаженства… Создатель дал ей большой перерыв и отдых – чтобы она смогла

приступить к следующей стадии своего задания.

Любочка и раньше замечала, что душа пыталась с ней разговаривать, часто

звала её на свою планету, просила о внимании и помощи. До сих пор планета её

души была не освоена – там было много рытвин и воронок от житейских

стрессов, и предательства близких, вся земля была выжжена горькими обидами

и разочарованиями, а реки и моря переполнены слезами боли. Но Любочке так

страшно было туда идти – ведь до чего легче найти готовую планету, где уже всё

освоено, перепахано и залечено, и где благоухают роскошные цветы. Она всю

жизнь надеялась, что как только найдёт такую землю, всё будет просто

замечательно. И тогда душа оставит её в покое, и она больше никогда не

услышит её призывов о помощи и внимании. Она была так уверена…

Но она жестоко ошиблась! Как она ни старалась быть счастливой,

радостной и благополучной, божественный голос её души-планеты становился

всё громче и громче, а назойливые призывы о помощи всё более настойчивей.

Ведь Любочка по-прежнему чувствовала всё ту же боль и всё те же

разочарования. Абсолютно всё осталось прежним – и убеждения, и поведение, и

реакции, и жизненные стратегии, и даже чувства. Ничего внутри не изменилось

с приходом долгожданной любви – весь тяжелый багаж послушно тянулся вслед

за ней. И тогда Любочка вдруг отчётливо поняла, что от голоса души-планеты

бежать больше некуда, и спрятаться тоже негде. И нехотя отправилась в долгий

путь.

Она продолжала жить со своим любимым мужем, но вместо того, чтобы

вращаться вокруг его орбиты, она вернулась на свою планету, которая теперь

вращалась вокруг главного и единственного источника – Солнца. Любочка

проявила полную готовность, вооружилась всеми необходимыми

инструментами, и начала осваивать сухую, каменистую землю. День и ночь она

работала, чтобы осушить непроходимые болота неясности, перекопать и

удобрить фундамент жизни, а затем посеять семена прощения, благодарности и

ответственности. Она никого не осуждала, когда семена плохо прорастали, или

когда их склёвывали хищные птицы. Полностью подчинившись правде жизни,

она просто терпеливо ждала, когда появятся первые крепкие ростки. Затем она

проявила достаточно веры и доверия, чтобы дать им вырасти, ежедневно

поливая и удобряя, пропалывая от бурьяна и укрывая от любой непогоды, а

также от всех, кто посягал на её новые достижения.

Прошли годы. Любочкина земля-планета превратилась в большой цветущий

сад, по которому она могла теперь прогуливаться в любое время дня, отдыхать

под тенью роскошной листвы, и наслаждаться сорванными плодами мудрости.

Там царил баланс и порядок, тишину нарушали лишь звонкое пение райских

птиц да легкий шелест стройных деревьев, а воздух был пропитан только

радостью и свободой. Там царило изобилие, не сравнимое ни с какими земными

богатствами. Теперь Любочка с гордостью могла себя назвать настоящей

безусловной Любовью!

Любовь, наконец, вспомнила о полученном задании, и о своём истинном

предназначении, и о разговоре с Создателем на банкете Ожидающих Душ, когда

она попросила послать её на такую далёкую Землю. Теперь она ежедневно

благодарила Создателя за все полученные уроки, за предоставленную

возможность прожить такую полезную и поучительную жизнь, за возможность

поделиться и помочь людям, а главное – за свой собственный рост и развитие.

Потому что теперь её душа действительно наполнилась силой и мудростью.

Однажды она сидела в своём чудесном саду, подставляя лицо и тело

ослепительным лучам Солнца, ласковое тепло которого проникало в каждую

клеточку её существа. Когда Создатель заговорил с Любовью на языке

интуиции, его слова вливались в её душу вечной неиссякаемой мелодией. Она в

очередной раз поблагодарила Его за такую прекрасную возможность познать

безусловную любовь, но теперь ей хотелось знать, как она может помочь людям

испытать то же самое.

– Что мне нужно сделать, чтобы люди тоже проявили любовь к себе и

окружающим? Ведь мир от этого стал бы намного лучше!

– Моё дорогое дитя! Тебе больше ничего не нужно делать. Ты уже сделала

всё от тебя зависящее. По Вселенной блуждает много потерянных земных

оболочек, которые даже не подозревают, где находятся их божественные души-

планеты. А эти необитаемые планеты-призраки, в свою очередь, вращаются

вокруг Солнца и терпеливо ждут своих обитателей. Если, благодаря тебе, в мире

станет на несколько меньше заблудших оболочек, и на несколько больше

обитаемых планет, считай своё задание полностью выполненным.

– Спасибо, Создатель! До встречи на следующем банкете…

Предательница

Светлана привычно повернула ключ в замке и вошла в свою пустую,

холодную квартиру. Только теперь она почувствовала неимоверную усталость.

После работы ей пришлось пойти на очередную встречу выпускников, от

которой ей было трудно отмахнуться. Как никак – сорок лет их школьного

выпуска! Она прошла на кухню, поставила чайник, и стала задумчиво ждать,

когда он закипит. Наконец, медленно налив себе чашку чая и тщательно

размешав сахар, она прошла в тёмную гостиную.

Не включая свет, Светлана с облегчением опустилась в кресло, и начала

пить приятно обжигающий напиток – после холодного зимнего вечера он

показался ей истинным наслаждением. «Так что же меня так мучило целый

вечер? Ведь всё прошло не так уж и плохо. Ах да, этот проклятый случай с КВН

в 7-м классе! Я спросила у нескольких человек, но никто даже о нём не

помнил…»

Она погрузилась в далёкие воспоминания, осторожно отковырнув старую

корочку, за которой притаилась первая детская рана, до сих пор не зажившая и

не дающая ей покоя. Да, именно с этого и началась цепь всех её несчастий…

Резко прозвенел звонок на перемену. Большая часть учеников 7А класса

сорвалась с мест и растворилась в шумном коридоре, и только несколько

человек остались сидеть на месте и готовиться к следующему уроку. Её подруга

по парте Надька смешила мальчишек своими бесконечными историями, в то

время как худенькая и маленькая – тогда еще Светка – внимательно слушала

подругу и смеялась вместе со всеми.

Неожиданно Надька заговорщически понизила голос и, удостоверившись,

что поблизости нет других девчонок, поведала мальчишкам тайну, которая

держалась под большим секретом! Этой тайной были ответы на загадки,

которые девочки приготовили для предстоящей игры в КВН. Игра должна была

состояться на следующей неделе, и Светка пришла просто в ужас от такого

поворота событий, хотя не произнесла ни слова – не зная, как реагировать и что

делать. Не спрашивая её совета, Надька неожиданно сделала её сообщницей

тайного заговора. «Боже мой! – думала она. – Что же теперь будет? Девчонки

наверняка проиграют!»

Мальчишки поблагодарили Надьку, довольные такой легкой добычей. Еще

бы! Теперь они держали в руках все ответы, и им была обеспечена победа.

Светка была довольно совестливой, и ей не хотелось предавать подругу, и

поэтому целых два дня она молчала, не сказав ни слова девчонкам о том, что их

ждёт на КВНе. То ли она не хотела потерять подругу, признавшись девчонкам,

что она стала свидетелем выдачи секрета, то ли она питала симпатию к

отдельным мальчикам – в любом случае её губы были покрыты печатью

молчания, или скорее даже печатью страха.

Да, ей было страшно! При любом раскладе – признаваться или не

признаваться, она кого-то теряла. А еще ей было невероятно стыдно – ей было

стыдно за свое малодушие, трусость и пассивность, ей было стыдно, что её

втянули во что-то грязное и неприятное, а она даже ничего не предприняла. К

тому же, с кем можно было посоветоваться? Кто её в этой ситуации мог понять?

Всё тот же стыд и чувство вины не позволили ей обратиться за помощью, и она

решила пустить всё на самотёк…

В тот злосчастный день Светка пришла в школу немного позже обычного.

Спустившись в раздевалку, находящуюся в подвале, она даже не успела

повесить пальто на вешалку, как её неожиданно окружили девочки. Она в

недоумении обернулась и с широко открытыми глазами посмотрела на

одноклассниц – те попеременно кричали на неё злыми и возмущенными

голосами, а она всё никак не могла понять смысл произносимых слов.

«Предательница! Предательница!» – раздавалось со всех сторон. Светке

хотелось закрыть уши и убежать, но девчонки дружно стояли плотной стеной и

закрывали ей выход из раздевалки. «Предательница! Мы знаем, что ты выдала

мальчишкам все наши ответы. Нам Надька всё рассказала!» Надька стояла тут

же, отведя глаза в сторону, и с безразличной улыбкой Иуды следила за

происходящим.

Светка молчала. Она не произнесла ни единого слова в ответ на ложные

обвинения и клевету, а только сверлила Надьку горящими глазами, терпеливо

ожидая, когда та остановит весь этот безумный кошмар и произнесёт: «Ну, всё,

хватит! Это я выдала ваши секреты!» Но ничего такого не произошло, и девочки

продолжали кричать и обвинять Светку, которая теперь беспомощно переводила

пустой взгляд с одного лица на другое… В её маленьком худеньком теле жила

какая-то упрямая, несгибаемая гордость, которая не терпела ни малейших

оправданий. Хотя эти обвинения казались ей оскорбительными и

неприемлемыми, но еще более оскорбительным и неприемлемым было для неё

оправдываться перед кем-либо. К тому же, ей всё равно никто не поверит. Или,

что еще хуже, начнут смеяться над её оправданиями. Какое-то глубоко

спрятанное внутри упрямство приказало ей молчать, и она, стойко выслушав

обвинения, быстро пришла к заключению, что лучше уж быть предательницей,

чем последним посмешищем!

Наконец, почувствовав, что больше не может этого выдержать, и, растолкав

девчонок и освободив себе проход, Светка быстро выбежала из раздевалки. Но

её не оставляли – толпа бежала за ней и продолжала выкрикивать вслед:

«Предательница! Ты нас предала! Даже и не думай, что мы оставим тебя в

покое!» Эти страшные слова, брошенные в спину градом камней, тут же

принесли ей резкую неимоверную боль.

Светка стремительно взбежала по лестнице вверх и, добравшись до

третьего этажа, как можно спокойнее вошла в класс и села за парту, в то время

как её бедное сердечко билось, как пойманная птичка в клетке. Попалась!

Мысли её переплелись и запутались, пока она пыталась сосредоточиться на

предстоящем уроке, что казалось уже совершенно невозможным. В то время как

девчонки оравой ввалились в класс вслед за ней, и, сев за парты, окатили её

взглядом, говорившим: «Ты больше никогда не будешь принадлежать нашему

кругу!». Прозвенел звонок, и в класс вошла учительница истории. Все дружно

встали, поприветствовали её, а затем начался обычный урок.

Светке объявили бойкот. Девчонки с ней не разговаривали, и

демонстративно проходили мимо, как будто её вообще не существовало. До

КВНа оставалось пару дней, а она по-прежнему была в стороне от волнующих

событий подготовки и репетиций. Эта изоляция казалась ей пугающей – как

будто жизнь задвинула её на задворки и сказала: «Уйди с дороги. Ты тут никому

не нужна». В результате этого она не спала ночами, неохотно шла в школу, и

почти перестала есть. Все её помыслы были сосредоточены на одном – как

вернуть свою прежнюю жизнь? Но жизнь уже никогда не была для неё такой,

как прежде…

У Светки был талант – она хорошо пела, и всегда активно участвовала во

всех вечерах самодеятельности. Мало того, она была почти единственной в

классе девочкой, проявляющей высокие музыкальные способности. Недавно

даже её отобрали – одну из всей школы – в городской оркестр украинских

народных инструментов, и теперь она дополнительно ходила в музыкальную

школу и играла в оркестре на домре. Но больше всего она любила петь. Светку

любили слушать и говорили, что она самая лучшая певица в школе. В свою

очередь, она обожала петь перед восхищённой публикой, потому что только на

сцене, во время пения, она могла выразить все свои накопившиеся чувства.

Только тогда она и могла открыться по-настоящему. И еще в эти моменты она

чувствовала себя красивой, уверенной, талантливой и любимой. За пределами

сцены все эти чувства почему-то сразу же улетучивались, как будто музыка

забирала их с собой, оставляя ей только смущение и стыдливость, хотя бурные

аплодисменты частично сглаживали это ощущение внутренней ущербности, и

приносили ей чувства радости и гордости за себя.

Но на этот раз этот редкий талант сослужил ей плохую службу. Мальчишки

подошли к ней на переменке и попросили: «Светка! Послушай, ты ведь всё

равно больше не состоишь в команде девчонок. А нам на КВН нужен хороший

номер художественной самодеятельности. Сможешь спеть за нашу команду?»

Они смотрели на неё умоляюще, с заискивающими улыбками на лицах,

определённо требующих только согласия. С ней давно так дружелюбно никто не

разговаривал, и несколько дней полной удрученности и растерянности

показались ей вечностью.

«Почему бы и нет?»,– подумала она. Вернее, даже не подумала – она рабски

подчинилась властному, неодолимому желанию принадлежать хоть какой-

нибудь из школьных групп! И поэтому почти немедленно выпалила:

– Конечно, выступлю!

– Молодец, Светка! Ты у нас певица – что надо. Мы с тобой обязательно

выиграем. Ну, до завтра! – обрадованно перекрикивали друг друга ребята.

Сердце Светки тут же наполнилось такой знакомой теплотой и гордостью –

наконец, она опять кому-то была нужна, и кому-то нужен был её талант…

На следующий день, когда КВН был торжественно объявлен открытым, она

незаметно села в последнем ряду актового зала. Один за другим следовали

веселые номера и викторины. Зал шумел – ребята смеялись шуткам и хлопали в

ладоши, и каждый громкими возгласами поддерживал свою команду.

Обстановка была заряжена общим задором и весельем, и как дети, так и

учителя, с нетерпением ждали окончания – кого же, наконец, назовут

победителем? Соревновательный дух быстро овладел обеими командами – и

девочки, и мальчики старались и из кожи вон лезли, чтобы предстать перед

учителями-судьями в самом лучшем свете. За каждый номер насчитывались

очки, и пока обе команды шли на одном уровне – счет был ничейным. Но вот

оставался последний номер – художественная самодеятельность, который и

должен был всё окончательно решить.

У девочек номер представляла Танюшка, которая ходила в кружок танцев

при Дворце пионеров, и была подающей надежды танцовщицей. На этот раз она

бойко станцевала украинский народный танец, после чего поклонилась и

покинула сцену под дружные аплодисменты. Теперь девочки с вызовом

смотрели на мальчишек, ухмыляясь и как бы говоря: «Ну, а вам-то что

показывать?»

И тут на сцену вышла Светка. Заиграл рояль, и под его тихие аккорды она

запела красивую украинскую песню. Она пела с душой, во весь голос, как умела

петь только она – при этом стараясь не смотреть в аудиторию, и обращаясь

скорее к высоким деревьям, заглядывающим в высокие окна, чем к

присутствующим в зале людям. Правда, от её беглого взгляда не укрылось, как

вспыхнули гневом и ненавистью глаза по левую сторону зала, где сидели её

одноклассницы.

Да, обратного пути уже не было – она подписала себе окончательный

приговор, и теперь девчонки ей этого никогда не простят. Она поняла это в

сотые доли секунды, когда встретила на себе эти сверлящие презрением

взгляды, и её сердце охватила такая боль и тоска, что она чуть не запнулась и не

проглотила последний куплет песни. Но ей всё-таки удалось собрать остатки

своего мужества и закончить песню – с упорством святой великомученицы.

Когда затихли последние ненавистные аккорды, Светка быстро сбежала со

сцены, и ринулась вниз по лестнице, не останавливаясь и не отдавая себе отчёта

в том, куда и зачем бежит. В голове стучала только одна мысль: «Поскорее бы

забыть весь этот кошмар!» Теперь она уже бежала по улице, не замечая ничего

вокруг – ни машин, ни прохожих, ни привычных зданий. Поскорее бы добраться

до дома, спрятаться и переждать! В том, что представляло собой «ужасное

сегодня», было столько унижения и стыда, что ей хотелось поскорее вырваться

из него и немедленно перенестись в будущее, где она будет взрослой, и где уже

не будет ни школы, ни класса, ни этого проклятого КВНа…

Что произошло потом? Девочки ей устроили еще больший бойкот. Если

после первого инцидента Светку просто игнорировали и не замечали, и она

чувствовала себя в полной изоляции, то теперь, после КВН, ситуация приобрела

более жестокий характер. «Лучше бы меня игнорировали!»,– думала теперь

Светка, когда ей стали уделять слишком много внимания, и она стала объектом

ненависти и презрения всего класса.

И хотя мальчишки и поздравили её на следующий день с победой их

команды, эта помощь была очень быстро забыта. Теперь они её не только не

защищали, но даже выбрали объектом своих бесконечных глупых шуток.

Возможно, они тоже потеряли к ней уважение – ведь она была

«предательницей», и теперь уже никто не помнил, кого именно она предала. Эта

кличка прилипла к ней, как клеймо, итеперь формировало отношение всего

класса.

Обстановка становилась всё более невыносимой, и поэтому однажды

Светка не выдержала и пришла домой в рыданиях. Родители разволновались и

начали расспрашивать, что случилось. Сначала она отказывалась признаться в

причине своих слез – ей было по-прежнему неимоверно стыдно, но, в конце

концов, она набралась мужества и рассказала всё начистоту. Отец на следующий

день пришёл в школу и попросил директрису перевести дочь в параллельный

класс, к чему она внимательно и с пониманием отнеслась, немедленно отдав

распоряжения классным учителям 7-х классов. Светка получила новый класс, а

заодно и новый шанс на дружбу и уважение сверстников…

Эти далекие и неприятные воспоминания опять вызвали в ней лёгкий

озноб. Она протянула руку за пледом, и затем плотно закуталась в него – как

будто ища спасения и защиты от нахлынувших воспоминаний. «Да уж,

повеселились тогда. Все, кроме меня!» Но почему этот случай, о котором все

уже давно забыли, так мучил её все эти годы? Теперь, с высоты своего

жизненного опыта, Светлана уже знала, что события – это как лакмусовая

бумага, которая лишь обнажает твою человеческую суть. И здесь некуда убежать

или спрятаться. Пролили на тебя проявляющую жидкость и вот ты весь здесь,

как на ладони – со всеми своими затаёнными страхами и запрятанными глубоко

обидами.

И где, как не в детстве, это проявляется особенно ярко? Дети всё замечают,

и никогда ничего не прощают – они обладают особой проницательностью,

которая позволяет им встать во весь рост и объявить окружающему миру всё,

что они думают о себе подобных. Только они способны на правду, граничащую с

утонченной жестокостью. На правду, не способную на сострадание и

понимание. На правду, ударенную кулаком в лоб, которая тебя либо отрезвляет,

либо ввергает в еще более невыносимую пропасть боли… К счастью или

сожалению, эта способность говорить неприкрытую правду с возрастом обычно

утрачивается.

«Что же именно она проявила во мне,– задумалась Светлана. – Эта правда,

ударенная вот так, кулаком в лоб? Была ли я предательницей? И кого я на самом

деле предала?» В голове мелькнула страшная догадка: «А может, я предала саму

себя? Так вот о каком предательстве шла речь! Я поставила интересы подруги, а

затем и мальчишек выше своих собственных. И забыла про себя. Когда Надька

выдала секреты, я думала только о том, чтобы не подвести подругу. Потом я не

смогла отказать мальчишкам – в желании помочь им выиграть этот проклятый

КВН. А где в этой ситуации были мои собственные интересы и принципы?

Почему я не отстояла саму себя? Ведь совесть подсказывала мне, что нельзя

выдавать секреты и покрывать тех, кто предает команду, не говоря уже о том,

чтобы играть за чужую команду! Я переступила через собственную совесть,

проявила низкое малодушие, приняла на себя чужую вину и все удары за чужое

предательство. И ради чего? Ради чего??!! Чтобы только других не расстроить,

сделать другим приятно? И чем вся эта нежная забота обернулась? Теперь никто

об этом даже не помнит!

И на протяжении всей остальной своей жизни я позволяла, чтобы эта

большая незаживающая дыра в душе продолжала наполняться болью и

самоотречением! И в результате осталась одна, совсем одна…» Она

почувствовала такую горечь от этого признания, что даже вскочила с кресла и

быстро зашагала по тёмной комнате. Да, с одной стороны, она почувствовала

огромное облегчение, как будто вскрыла застаревший гнойный нарыв. Но, с

другой стороны, теперь ей предстояло ответить на множество трудных

вопросов! Ответить честно, не отводя глаз, не отворачиваясь, и не уговаривая

себя, что можно прожить и без правды, и что всё не так уже плохо, что можно

еще немного потерпеть, еще немного пожить с этим предательством и

самоотречением.

Из глубоких раздумий Светлану вывел телефонный звонок. Звонила её

подруга по работе Зинка.

– Ну, как прошла встреча выпускников?

– Да как тебе сказать? Ничего. – Ответила она, и, сделав паузу, добавила,-

Представляешь, никто не помнит об этом случае с КВН!

– Какой КВН? Клуб весёлых и находчивых, что ли? А что такого было в нём

замечательного, что все должны помнить?

– Да опозорилась я немного… Оказалась не такой уж весёлой, и далеко не

находчивой.

– Ну вот и хорошо, что никто не помнит. Пусть это останется только в твоих

воспоминаниях.

– Вот это и есть самое худшее…

Document Outline

Татьяна Купер

ВЕЧНЫЙ ПРИГОВОР

© Copyright: Татьяна Купер, 2014

ОГЛАВЛЕНИЕ

Лучшая подруга

Сделка

Слепая Любовь

Вечный приговор

Оловянный юбилей

На Банкете у Создателя

Предательница