Бесединский путепровод [Геннадий Львович Федин] (fb2) читать онлайн

Эмоциональный вброс

– Б–Дь–дь. Я переехал!.

– Как. Че?

– П–ец!!! Посмотри там сзади х–ня! Он валялся, я не видел его.

Длинная пауза, эмоциональная, как и «жесть-ситуация». Водитель «гоминид» и его пассажир, откровенно «животное» «попали».

– Не гаси скорость! Посмотри назад. Ментов нет?

– Ваще никого нет!

– Рвем. Педаль в пол!

Зябликово

Я «валяюсь» в ФЕДЕРАЛЬНОМ НАУЧНО-КЛИНИЧЕСКОМ ЦЕНТРЕ специализированных видов медицинской помощи и медицинских технологий ФМБА России. Вывих ключицы. Вывих требует операции, уже прооперировали, операция не тяжелая под местным наркозом, спустя сутки ничего не болит, но «лежать» еще неделю. Колют антибиотики.

Центр находится на юге Москвы, в районе Зябликово. Это огромное двенадцати этажное здание в километре от Московской кольцевой дороги. Я на восьмом этаже, в отделении спортивной хирургии. Забавно, в коридоре по стене развешаны портреты олимпийских чемпионов, которым здесь оказывали помощь. И я, герой с вывихнутым по глупости плечом, может мой портрет, тоже будет красоваться в уголке. Для этого нужно прославиться. В пятьдесят лет олимпийским чемпионом я не стану.

Насладившись изучением портретов на стене длинного больничного коридора, двигаясь не спеша, куда в больнице можно спешить, я выхожу в большой холл. Огромные окна холла смотрят в сторону Подмосковья. Воткнувшись лбом в стекло, я застываю, рассматривая панораму. Реконструированная бывшим мэром Москвы МКАД, Москва река, над ней бесединские мосты, ближе бесединский путепровод, за ним село Беседы и церковь – Храм Рождества Христова. По ходу течения реки, по левому берегу золотой купол и колокольня Cпасо-Преображенского собора главного храма Николо – Угрешского монастыря, совсем далеко видна Церковь Спаса Преображения в селе Остров. Родные места. Моя малая родина.

Стоит занять себя в больнице, написать рассказ. Семь дней безделья я не выдержу. Рассказ меня прославит, а тот факт, что он будет написан в ФЕДЕРАЛЬНОМ НАУЧНО-КЛИНИЧЕСКОМ ЦЕНТРЕ, дает надежду на портрет. Сюжет рассказа мне выдумывать не нужно – все правда, все быль. Стоит только записать. Ай да автор, айда … – ноут бук с собой.

Содержание этого рассказа, материал для психолога, психолог назначит курс. Лечение, несомненно, полезно автору.

События происходили в далеком прошлом, тридцать лет назад, давно. В советские времена, а именно о них пойдет речь, наукой о поведении человека занималась исключительно Джуна Давиташвили. Но Джуна была доступна лишь элите СССР. А низы лечились посредством изучения «Морального кодекса строителя коммунизма» как свода принципов коммунистической морали, вошедшей в тексты Третьей Программы КПСС и Устава КПСС, принятого XXII съездом в 1961 году. Лечились без надежды. Автор отмечает, что отдельные произведения советской литературы, театра и кино обращали внимание «публики» на то, что в поведении «строителей коммунизма», а пуще в поведении их детей, будущих жителей коммунистического строя спрятано «не доброе зерно». Как не доброму зерну позволено прорасти в будущее? Надо ли искать и уничтожать корень зла? Возможно, от обратного – «не доброе» станет причиной стыда, а стыд катализатором взаимодействия разумного с добрым. Но официоз, тогда утверждал, что полная и окончательная победа развитого социализма уже случилась и не чего копья ломать.

Почему люди поступают некрасиво, а порой омерзительно? Ответит, возможно, современный психолог. Автор не ответит. Автор никак не судит персоналии рассказа, он сам был участником событий, а это значит, что нужно судить и самого автора. Пусть разбирается психолог.

Но достаточно морализма. Уйду в стиль сатирический, буду смешить, и обличать – не злобно. И смех и грех.

Бесединский путепровод

Много других копий, не тех что про окончательную победу социализма, было сломано в спорах «местных аборигенов» друг с другом о том поедет ли Бесединский путепровод после реконструкции или нет. Правильно ли все рассчитали дорожники, сдадут ли к началу учебного года. Целый год интрига имела место. И вот сейчас октябрь 2019 года! Реконструировали. Мост поехал в обе стороны, пробки в прошлом. Жители окрестных деревень и спального района Москвы «Зябликово» несказанно рады. Будем жить без опозданий.

Так называемый Бесединский мост на МКАД сдали в шестидесятом году прошлого века. Это мост на юге столицы через реку Москва, рядом с ТЭЦ-22 с одной стороны и селом Беседы с другой. После окончания реконструкции МКАД 1997 года здесь уже два моста, их так и называют – Бесединскими. Но Бесединский путепровод, то сооружение что мы получили сейчас, совершенно другой мост. Сорок лет назад этот мост был построен у села Беседы для выезда, собственно, из села и для разворота на МКАД. Представлял он из себя двух полосный проезд над Кольцевой дорогой. И не имел шикарного определения – «путепровод». Перестраивался и расширялся два раза. Вот именно он центр композиции моего рассказа.

Рассказ не выдумка. Я, автор, буду уделять внимание мельчайшим деталям, чтоб доказать правдивость истории. А потому начну с описания места действия. Не терпеливый читатель вправе пропустить следующую главу, а въедливый будет удовлетворен ею, т. к. это не фантастическая местность Толкиена, а существующий район ближайшего Подмосковья.

Краткая история района.

Часть правого берега Москвы реки, покидающей город на юге столицы, местные аборигены называют Слободской горой по названию большой деревни Слобода расположенной на этом берегу. На этом же берегу и Село Беседы, и знаковая церковь, которая обращает на себя внимание со стороны Москвы – Храм Рождества Христова построенный Годуновыми. В Пискаревском летописце записано: «Да по челобитью же Дмитрея Ивановича Годунова поставлен храм камен Рожество Пресвятые Богородицы с пределы в вотчине его, в селе в Беседах, двенатцать верст от Москвы, вниз по Москве реке, да и плотину каменную зделал». У села Беседы возраст почтенный. «На высоком берегу Москвы реки уже с давних времен стояли 3-4 дома-сруба, с маленькими подслеповатыми оконцами. В этих домах жили лесные княжеские сторожа, пчельники и перевозчики. Речная переправа была устроена здесь еще во времена князя Ивана Калиты, деда Димитрия Донского». После Смуты и падения рода Годуновых с 1619 года село принадлежало боярскому роду Трубецких. В 1646 году, спустя год после воцарения Алексея Михайловича, Беседы стали дворцовым селом, как и соседние Борисово и Остров. До 1762 принадлежало Императрице. Указом «Ея Императорского Величества самодержицы Всероссийской из Главной Дворцовой канцелярии в Московскую дворцовую кантору, о пожаловании графу Орлову А.Г. Островской и Беседской вотчин», село сменило владельца. Село Беседы, Остров и все близлежащие деревни стали принадлежать роду Орловых.

В 1837 году после ходатайства своих крестьян о выкупе и переводе их в разряд государственных Анна Алексеевна Орлова-Чесменская уступает Островское имение в казну. Причём крестьяне в обеспечение ее долга, то есть за нее, платят ежегодно, в выше упомянутую казну, с каждой крестьянской души, а выплатив ее долг к 1861 году, становятся свободными хлебопашцами.

Дальние родственники «свободных хлебопашцев» герои моего рассказа. Населяют они анклав, состоящий из деревень Мильково, Дроздово, Картино, Мамоново, Слобода и села под вышеупомянутым названием Беседы.

Удалимся от древних времен. Идет тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год . Унылый год. За несколько предыдущих десятилетий большинство работоспособного населения убежало из наших деревень в города и поселки городского типа. Живут в квартирах, работают в крупных хозяйствах и на заводах. Приезжают в деревни навестить оставшихся в своих домах стариков. Есть дома и заколоченные вымерзшие. Особенно угрюмо зимой. Темнеет рано. Идешь с рейсового автобуса, не поздно, часов в 19 вечера, а уже ни души, ни какого движения в деревне. Из пятнадцати в ряд фонарей развешанных на столбах горит три четыре. Темно страшно. Кошки темные на сине-сером снегу и хруст под ногами. Днем также грустно, в выходной день бывает еще идет по деревне знакомый гражданин, ринется к окну бабка посмотреть: «кто ж такой пошел», – пройдет гражданин и опять покой. Сидят бабки с дедками в типовых пятистенках, смотрят телевизор. А по телевизору – умер Леонид Ильич. Интересно конечно, но скука. Знали бы дедки с бабками, что через двадцать лет земля, на которой стоят их домишки и сараи, будет стоить непостижимые для их ума деньги, что их пьяницы сыновья и изработавшиеся на государство дочери смогут на вырученные от продажи земли средства отправить внуков, да хоть бы, и, за рубеж. Радовались бы дедки да бабки такой перспективе.

В тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году умер «по телевизору» Леонид Ильич. Еще три года подряд «по телевизору» будут умирать «Дорогие Ильичи». Потом перемены, потом Чернобыль, потом разруха, потом черт знает еще что будет, а сейчас в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом страна на последнем издыхании. Уже в городах не хватает продуктов, одежды, километровые очереди в магазинах. В деревне упадок еще сильнее. Пьянство. В деревенском магазине водка, и как издевательство – кубинский ром Havana Club, им заставлена вся верхняя полка в помощь великой Кубинской революции. Все расчеты «поллитрой»: привезли навоз – четыре «поллитры», починить забор – одна «поллитра». Праздники всегда попойка. Проводы в Советскую Армию страшное дело. Старших забирают в восемнадцать, младшие провожают старших в семнадцать лет, водка рекой, семнадцатилетние упиваются так что блюют, спят где придется, дерутся в кровь и только самые стойкие друзья призывника доезжают до призывного пункта. Там «принимают на грудь» еще и уж обратно, бывает, теряются в дороге. Но, удивительно, всегда возвращаются.

Афганистан: самый разгар войны. Сегодня проводили Вовку, завтра уйду я. Страшно! Записали в морфлот не в афган, хорошо! Служить хочу, все деревенские проходили или пройдут эту науку. Мне и им, моим друзьям, предстоит служить. А пока они, прапраправнукивнуки «свободных хлебопашцев» танцуют пьяными на местных дискотеках, и учиняют драки – «пойдем, выйдем», а девушки, воспитанные той же эпохой сопереживают соперникам, хорошо сами не дерут друг другу волосы.

Вообще девочек того поколения стоит пожалеть. Представьте, наступило лето, съехались в деревню на каникулы к бабкам и деткам подростки и детвора, много их, деревня ожила. Про детвору пропустим. А про подростков охотно. Так вот, играют пацаны-подростки в карты на деньги, по пятачку, вечерами-ночами по шесть часов подряд в течение месяца, а девочки расфуфыренные рядом. Как в казино. Обидно за девочек скучно им, не за тем гулять вышли. Не за тем выпрашивали у родителей дорогую импортную косметику. После дневной работы в огороде такое развлечение не прогулка под луной. Хотя я все ж похвалю мальчиков. Когда им надоедает играть, вспоминают они про своих дам и следующий летний месяц посвящен только девочкам. До утренней зорьки прогуливаются парочки, по местным деревням обнимаясь и целуясь. Современник возмутится как это в 15-17 лет до утренней зорьки. Да вот так. Не следили за нами родители. И мы в тот момент этим были счастливы. Так проходит самый теплый месяц – июль. Следующий август.

Васька Комар и Мара «Трудовая неделя»

Васька Комар и Мара «Трудовая неделя» дождливой августовской ночью забрались в кривой сарай выстроенный «совхозником» на своих на шести сотках. Сотки эти в СССР раздавали с начала шестидесятых годов, чтоб решить вопрос с продовольствием для трудящихся руками самих трудящихся. Забрались ребята не для того чтоб поживиться каким ни будь барахлом, а чтоб в культурной обстановке выпить две бутылки плодово-ягодного вина и закусить яблочком. Наши места славились яблочными садами еще с царских времен. Яблочко выращено с любовью, вино приготовлено из местных садовых я блок на заводе совхоза им. Ленина с любовью. Совхоз миллионер, Хрущев Никита Сергеевич посещал его – орден вручал хозяйству. Васька Комар и Мара «Трудовая неделя» укрылись от дождя в деревянном сарае, сколоченном неизвестным «совхозником». Хранится в нем рабочая одежда да садовый инвентарь. Сорвали замок и забрались, уселись на деревянные нары, разломили антоновку, употребили из горлышка по несколько глотков «барматухи». Внутри потеплело.

Васька Комар! «Комар» – подворное прозвище. Приезжего гостя или вновь поселившегося на землях «Островской волости» господина (или басурманина) удивит, пожалуй, тот факт, что местные аборигены имеют две фамилии. Одна записана в паспорте, по другой определяют «чьих будешь».

Встретив пожилого человека, на вопрос: «Чей ты будешь сынок?» Нужно отвечать: «Нюшки Губиновой внук» и очевидно тогда всем аборигенам, чей ты внук. А если ответить: «Анны Артамоновой внук» то не очевидно, чей же ты внук, потому как Артамоновых в нашем крае видимо, не видимо.

Оказывается, это явление не уникально для русского села и имеет свое название: «.… внутри каждой фамилии существуют так называемые подворные прозвища, которые давались главам семей. Эти прозвища пережили несколько поколений».

В 1899 году в нашей деревне Мамоново проживало 346 человек. (согласно википедии). Из этих 346 человек жители носили фамилию Артамоновы, Детинкины, Винокуровы, Свешниковы, Давыдовы, и пр. Дворов с фамилией Артамоновы можно было насчитать с десяток. Необходимо было научиться делить дворы по прозвищам.

Фамилия: Артамоновы – Подворные прозвища: Губиновы, Комары, Зарубины

Фамилия: Детинкины – Подворные прозвища: Рыжовы, Матрюшины.

Подворные прозвища Маланины, Чуркины, Святые… В соседних деревнях; Слободе, Дроздове, Милькове, Ащерино, селах Остров и Беседы есть свои подворные прозвища.

Мара «Трудовая неделя» – «погонялово». Сложносоставная кличка. Мара сокращенно от имени великого аргентинского футболиста. Мара очень любил таланты аргентинца, и величал себя Марадонной, но на хоккейной площадке с клюшкой в руках. В футбол мы тогда почти не играли. После серии игр СССР с НХЛ хоккей был необычайно популярен целое десятилетие. Вторая же часть клички родилась не менее удивительно. Выучившись в ПТУ Мара начал трудовой путь на ТЭЦ-22 и каждую пятницу добирался до родной деревни в виде не соответствующем специалисту электрику, в виде, нарушающем правила техники безопасности – он был пьян. Так и прозвали «Конец трудовой рабочей недели», в дальнейшем сократили – «Трудовая неделя». Полностью кличка звучала Мара «Трудовая неделя».

Васька Комар и Мара «Трудовая неделя» доели антоновское яблочко, допили «яблочное крепкое».

– Блин, кеды промокли.

– Одень сапоги хозяйские. Дойдешь в них.

– А че. А смотри, костюмчик висит и кепка. Как человек одетый.

Мара вздрогнул от реальности картины. На вешалке мятый пиджак, вешалка висела на гвозде, вбитом в деревянную дверь сарая, на том же гвозде повисла серая кепка, на другом гвозде ниже пиджака брюки галифе, брюки упирались в пол лямками, за брюками резиновые сапоги. Мозг затуманен вином, сумерки, темноту нарушает свеча. Как будто хозяин сарая пришел прогнать хулиганов.

– Комар, кукурузой набьем пугало. Как живое. Сейчас последний автобус. Бросим на остановку.

– На кой хрен?

– Пойдут с автобуса, увидят труп валяется.

– И че?

– Посмотрим!

Надо отметить фантазию и изобретательность Мары. Будучи мальчишками возрастом по 13-14 лет, мы под его руководством чудили не по-детски! Деревни у нас высокие, местность овражистая, зимой с некоторых оврагов выход прямо на лед. Существовал в деревне местный умелец, «АвтоВАЗ» ремонтировал. Битые капоты «под гору» выбрасывал. Пришла Маре идея на капоте с оврага кататься с выездом на лед. Подобрали капот, пробили две дыры, привязали канат. Затащили на гору и понеслись вниз. Как я жив остался, и друзья мои? Скат градусов 20, с трамплинами. Удовольствия не получил, страх один. С первых десяти метров ничего не видишь, снег поднимаемый капотом хлещет в глаза, глаза закрыл. Скорость как на авто, километров семьдесят в час. Первый трамплин преодолели вместе, четверо нас и капот, все вверх, потом вниз. Хорошо на спине лежал, если б сидя, то сломал бы себе хребет. Второй трамплин, все вверх, капот вперед, остальные вниз в сугроб. Так и выжили. Больше таким «макаром» не катались. Но были другие трюки, весной талый лед на пруду качали, бывало тонули не насмерть, конечно. Весной же и летом сухие березы раскачивали, и получали по хребтине поленом надломленным сверху. Хм. Надо сказать, занимались такой дурью только одевшись в телогрейку, потому и живы. Или, пример, затея Мары «в таксофон звонить» без двух копеек, был в деревне неисправный таксофон. Набираем случайный номер на поселок «Развилка» – четырехзначный, в отличие от Московских семизначных и давай всякую чушь нести, безобидную, детскую. Нервы «трепим» мужчине, он на другом конце провода, минут сорок, не вешает трубку. Нам бы заподозрить неладное. Вдруг останавливается рядом с телефонной будкой спецмашина. Как же мы испугались! На велосипеды и наутек. Дома, в чулан забился, ждал что придут. Что матери скажу? Уснул. Но это детский страх.

Сейчас замыслили хулиганство взрослое.

Прелюдия к взрослому хулиганству

Взяли одежку из сарая. Вдвоем такое действо творить не интересно. Васька Комар и Мара «Трудовая неделя» у местного клуба захватили деревенских ребят. Девчата по домам сегодня сидят – дождливо!

На окраине деревни кукурузное поле, початки уже вызрели, скоро убирать будут. Нас человек шесть. Быстро нарвали кукурузы, набили ей майку с длинными рукавами, рукава и подол завязали в узлы. Майку в пиджак сунули. Набили брюки галифе кукурузой и травой. Сапоги и кепка с собой. Так, частями, понесли к остановке. Остановка рейсового автобуса освящается одним фонарем. Метрах в двадцати от нее уже темно. Разложили чучело на дороге по ходу как идти к деревне. Все так натурально, валяется мужчина, не молодой, в луже. Может пьяный, а может машина сбила. Скоро последний автобус будет, человека четыре привозит на остановку. Оставили «труп» лежать, сами в поле спрятались, хоть темно, но на контровом свете силуэты видно хорошо будет.

Пришел автобус, выходят двое мужчин. Вроде чуть випивши. Веселые балагурят. Вдруг стоп.

– Копай! Смотри!

– Он в жопу или машина сбила?

– Мордой вниз лежит. Посвяти зажигалкой.

Копай чиркает зажигалкой, руки трясутся огонек появился с пятого раза. Подносит к «трупу», ветер тушит пламя. Повторяет операцию с зажигалкой, но теперь рядом с местом, где должна быть голова «трупа». Освещается кепка, а под ней кукурузные листья. Копай с силой, бьет сапогом по кепке. Кепка взлетает вверх, падает в лужу. Другой мужчина ногами разметал на части наше чучело.

– Мудачье! Если Ромка участвовал в этом балагане – выпорю!

Мы сидим тихо, выдавать себя нет резону – мужики злые. А Ромка конечно с нами, да он не из пугливых, знает – отец не тронет, а может и сам посмеется с утра.

Еще несколько раз, крепко выругавшись, мужики прошли своим ходом. Немного погодя мы высыпали на дорогу. Восторгам не было предела. Затея понравилась – не то слово. Затею решили повторить, завтра и большим количеством участников. Но не судьба.

Драка с мильковскими

Завтрашний вечер начался тревожно. К двадцати часам молодежь стала собираться у клуба. Дожди прошли ни облачка. Горит ярко красная заря. Солнце уже скрылось за дальним лесочком, на небе бесконечные полосы от пролетевших самолетов. В зависимости от того дальше или ближе, выше или ниже эти рыхлые полосы светятся разными цветами. Желтые, синие, черные. Рядом аэропорт «Домодедово», самолеты взлетают и заходят на посадку. Солнце освящает их и можно представить инопланетную атаку на Землю. Красивое зрелище. Наблюдаем мы его в разных вариациях на закате довольно часто, важно чтоб небо было чистым и темным. В августе как раз все сходится.

Середина августа, яблочный спас, суббота, ребят и девчат собралось больше обычного – человек тридцать. Участники вчерашних событий уже пересказали всем, в подробностях как двое мужчин реагировали на «кукурузный труп», они готовы, еще и еще раз, повторить рассказ для тех, кто вот-вот подойдет. Очень хочется всей этой толпой двинуть на большую дорогу. Подкинуть «кукурузный труп» на трассу. «Народу» прибавляется. Едут друзья – слободские. В то время у всех подростков был или мопед или мотоцикл.

Останавливается с десяток железных коней разных типов и марок, Восходы, Явы, Верховины, Риги. На одном из восходов пацан по кличке Шамота, с разбитым в кровь лицом. Видимо «кукурузному трупу» придется подождать, сегодня не его день.

– Шамота. Что с носом? Ёёёёёёёё, тебе перемычку порвали. Нифига.

– Ему больно губами шевелить. Сейчас я расскажу. Мильковские отмолотили. Он, придурок, в забор какой то, их, в деревне, въехал на своем Восходе. Поймали и отму–хали.

– Че делать будем!

– Че, собираемся, се-дня пацанов много, поехали в Мильково, там уж нас ждут наверняка.

– Ща Васька Спец приедет, всех загрузит.

Сейчас же к клубу подъезжает КАМАЗ, кузов – деревянная обрешетка. Мы пятнадцать человек в кузов. Трусить нельзя! Драться едем. Девочки и младшее поколение выстроились группкой, смотрят на нас так тоскливо, будто всплакнуть не прочь. Сейчас вот достанут по «синему платочку» и в рев. Мы же цепляемся за борта кузова, автомобиль трогает, качнулись, ноги шире, ветер в лицо – на бой. Ехать то, откровенно говоря, 10 минут, пешком бы дошли не переломились, но зато какой шик приехать на «стрелку» на своем КАМАЗЕ. Такая «позиция» как отдельный бонус, требует уважения.

Тут стоит пояснить, что дружили деревнями и дрались против деревень. Дружили Слобода и Мамоново, дрались с мильковскими и дроздовскими.

Все деревни расположены на расстоянии не более километра друг от друга и все по солободской горе, а своими окраинами выходят к Москве реке. Только Мамоново стоит на своем овраге, на Мамоновском, его образовала протекающая здесь река Юшенка. Мелкая речушка создала так называемые бучаги, это топи с камышами и осокой. По оврагу, как и положено стройными рядами стоят березки, ближе к воде ольха и ива. Мамоновский овраг глубокий и крутой, деревня старинная с могучими дубами и огромными липами, в их кронах прячутся русские избы крытые шифером, обитые штакетником. Заборы деревянные, но, как правило, крашенные в зеленый цвет. Август уже не совсем летний месяц листва на дубах и липах частью коричневая, ярких красок нет. Если разглядывать деревню видом на овраг то перед зрителем предстает какофония зеленого, серого, коричневого, пегого от стволов берез, и почти черного цветов. Но есть акцент – белый дом, клуб деревни Мамоново, бывшая изба читальня.

Клуб – отштукатуренный крашенный белый деревенский дом. Не буду лукавить здание клуба, все-таки, больше чем обычный деревенский пятистенок, он значительно длинней. Пять окон. Внутри замечательная сцена, на сцене пианино и огромный стол. В зале самодельный теннисный стол. Довольно просторно: играем в настольный теннис и еще место для танцев остается. В восьмидесятых несколько лет подряд местная администрация – сельсовет, про клуб как про досуговое учреждение не вспоминала. Двери были закрыты, мальчишки выставили окно и попадали в клуб через окно. Летом играли в карты, проводили дискотеки, играли в настольный теннис и проч. Зимой играли в «слона» обязательно в телогрейках, во-первых не было отопления, во-вторых не так жестко твоей спине, когда на ней пару человек висит. Клуб содержали в чистоте, регулярно делали генеральную уборку.

Рядом с клубом деревенский магазин тот, в котором кубинский ром Havana Club. Перед магазином площадь десять на пятнадцать метров. С этой площади отправляется КАМАЗ с бойцами в деревню Мильково.

Деревня Мильково, как и деревня Дроздово режет слободскую гору поперек, как булку хлеба. По сути, Мильково это одна чрезвычайно длинная улица, начинающаяся на равнине и уходящая в перспективу к Москве реке. На окончании деревни открываются шикарные виды на Николо-угрешский монастырь, основанный в 1380 году великим князем Дмитрием Донским на месте явления иконы Святителя Николая Чудотворца. Наши бабушки и дедушки называли его «Коммуна». Основанием к такому названию был тот факт, что в 1917 году в здании монастыря была организована детская колония Народного комиссариата финансов, в которую входили: приют для матерей с малолетними детьми, институт благородных девиц, учебный пансионат для мальчиков. Позже колония была преобразована по инициативе Феликса Дзержинского в трудовую коммуну. В 50-е годы прошлого века перед монастырем была торговая площадь, наши предки пешком или на лошади, переправившись на пароме через реку, возили на торг разный товар. Самым популярным и востребованным товаром, были искусственные цветы плетеные из гофрированной бумаги, предназначенные для венков. Такая существовала специализация.

Слободская гора сплошь изрезана оврагами, вдоль всего ее протяжения тут и там на волю выходят подземные воды и ручьями устремляются к большой открытой воде. Крупнейший Ильинский ручей образует широкий овраг.

К площадке рядом с оврагом подлетает КАМАЗ с бойцами, пацаны чуть ли не на ходу открывают борта, происходит высадка десанта и сразу в бой! Каждый находит себе соперника. Секунды прошли, а есть уже оказавшиеся в овраге. Потери с обеих сторон. Меня и сейчас удивляет тот факт, что выбрав себе соперника, тебе придется разбираться с ним один на один, освободившиеся от своих визави друзья не помогут тебе, не положено, сам – все сам. Мне достался парень по кличке Пузырь. Вес у него в полтора раза больше моего, прошу прощения читатель, я не объявил, что мне шел восемнадцатый год был я хоть и спортивного телосложения, но худ, с маленькими кулачками. Соскочив с кузова последним, я увидел перед собой Пузыря, я знал его, знал, что он старше меня на три года и отслужил армию, был женат. «Что тебе дома не сидится, с женой» – мелькнуло в голове. Как я уже говорил, все распределились по парам, и никто не вышел на Пузыря, мне же не оставалось ничего другого как двинуть маленьким кулачком в область лица этого полного от природы парня. Сделал я это, чуть подпрыгивая, присев и согнув коленки. «Боксер?» – это была угроза, не вопрос. И в следующую секунду мне прилетел удар в ухо такой силы, что не спасли даже согнутые колени. С великой скоростью я полетел в овраг.

К тому времени как я выбрался «метелица» уже прекратилась. Соперники сели выяснять отношения. Это закономерность, сейчас лидеры полчаса будут решать кто прав, потом разойдутся очень удовлетворенные собой. И все рады, что обошлось без скорой помощи. А возможно, если есть деньги, отправимся вместе пить водку и вино.

Через три дня после драки я отправился в город Тамбов в военное училище. Не мог улечься левым ухом на подушку, ухо было огромным и болело. Очень переживал, что товарищи офицеры заметят и отправят домой лечиться. Но никуда не отправили. А с училищем, все одно, не вышло. И к лучшему – я стал художником.

Середина октября 2019. В Москве и области «Марфино лето», температура выше нормы на шесть – восемь градусов. Вчера жена привезла этюдник. Убегу из больницы на этюды. Из ФЕДЕРАЛЬНОГО НАУЧНО-КЛИНИЧЕСКОГО ЦЕНТРА больных, конечно, не выпускают, я переоделся в комбинезон пройду контроль с этюдником на плече, такого меня трудно представить как больного. Еще раз подошел к окну в холле. Внизу отчетливо – та же картина, глухая пробка на внутреннем кольце МКАД, на всем видимом участке колонна из грузовиков и фур, под ними яркие блестки от легковых автомобилей. Внешняя сторона МКАД «летит». Сейчас те, кто справа ненавидят тех, кто слева, и ужас тем, кто слева, если придется возвращаться обратно. Нервы натянуты, а природа отдыхает последние деньки перед началом осенних дождей, слякоти и холода. Ветра нет река синее декоративное стекло. Сейчас утро и солнце светит на меня. Два солнца, второе – купол Бесединской церкви, это солнце разве что меньше, но такое же яркое, слепит глаза. С восьмого этажа я вижу панораму в несколько километров. Картина серо-синяя с желто-красными островками. Серость от асфальта на МКАД, от Бесединских мостов, от ТЕЦ-22, что на левом берегу реки. Циклопы – градильни выстроившись в шахматном порядке, поднимают белый пар вертикально вверх в небо, тем самым увеличивая свою значимость в пейзаже и принижая значение тонких но длинных трубы от котлов . Они сейчас не дымят, тепло. Огромный спальный район Капотня, и сер и синь. Буквально пару лет назад жилые многоэтажки раскрасили в синие принты. Синяя река. Желто-красные островки – рощи и кустарники.

Панорама интересна, можно было бы рисовать с этажа, акварелью, масляные краски в больнице слишком вонючи. Но на улице отличная погода и хочется на волю. Я, конечно, не увижу эту панораму внизу. Сфотографировал на планшет. Качество не важное, через стекло, но хоть что-то на память.

Я собственно подошел к окну, чтоб выбрать место для будущего этюда, но опять отвлекся на размышления о том, как строить повествование в задуманном рассказе. Первая часть написана, во второй события перенесутся на пятачок МКАД рядом с Бесединским путепроводом, как раз напротив ФЕДЕРАЛЬНОГО НАУЧНО-КЛИНИЧЕСКОГО ЦЕНТРА. У меня есть еще три дня, я успею дописать. А сейчас вниз с этюдником.

Благополучно миновав контроль, выхожу к городу, мне нужно обогнуть здание, чтоб попасть на природу. Прогулка вдоль длинного здания затем я поворачиваю за угол. И чудо! Пейзажи Левитана. Не видно ни МКАД, хотя я обращен к ней лицом, ни бесединских мостов, ни серосиней Капотни. Из цивилизации за деревьями только купол Бесединской церкви. Солнце еще низко его не видно, отлично, не будет мешать хотя бы два часа. Мне больше не надо, я успею. Напротив меня маленькие овражки, сплошь покрытые осенней листвой, березки и кустарники. Красные, желтые, охристые краски. И конечно акцент, небольшой черно белый ручеек.

… Ночь, расположившись в холе отделения спортивной хирургии вооружившись ноутбуком начинаю часть вторую. На пять минут подошел к окну, запитаться перед тем как выдам на гора много текста. Ночная панорама уже знакомого читателю пейзажа разительно отличается от представленной выше – утренней. Земля и небо черные. Желтые огни фонарей вдоль дорог. Справа сеткой огней раскинул свои щупальца город монстр. Впереди туманность Лыткарино – другая галактика. В небе звезд не видно слишком близко яркий город, только светлячки самолеты оживляют верхнюю пустоту. Тридцать пять лет назад эта панорама выглядела иначе. Город не был монстром, о существовании Лыткарино нужно знать, увидеть было невозможно. Цвет фонарей вдоль дорог был белым. И дороги были узкими, а той, что сейчас называется бесединским шоссе, вообще не существовало.

Пацанский бой позади, но воскресный вечер и последующая за ним ночь только начинаются. Пострадавшие смыли кровь с разбитых носов в Ильинском ручье, порвавшие рубашки и кофты метнулись домой переодеться. «На стрелку» подтягивается мирный контингент – девушки.

– Слыш, Микасик: –обращает на себя внимание Мара.

– Ну.

– Вчера учудили. Сделали «труп» положили на дорогу ночью. В кукурузу смылись. Мужики с последнего автобуса не поняли. Хотели помогать трупу. Га Га Га.

Мара гоготал, все кто не в курсе смотрели на него, не понимая смысла сказанного, и смысла Мариной истерики. Ждали когда гогот кончится.

Мысль подхватил Васька Комар.

– Сегодня хотим повторить, но только на Кольцевой. Там машин больше. На трассу кинем.

Микасик, отличный пацан, по определению, в любом коллективе. На него сейчас смотрят мильковские. Микась соображает трудно, надо сказать свое центровое слово.

– Пойдем, конечно. Пса что ль задавили, какой труп?

Комар сообразил быстро, что надо делать: – Спец, давай метнемся на КАМАЗЕ в Мамоново, за трупом и девченкам скажем чтоб в Мильково двигали. Сейчас Львович всем все расскажет.

Львович это я – автор, а Васька Спец молодой человек двадцати шести лет водитель того самого КАМАа, пожалуй самый старший в нашем общем сборище. Спец, потому что все знает, во всем разбирается, безусловно уважаемый работяга-изобретатель, молчун. Не лидер шпаны, нет, исполнитель чужого озорства. Впрочем, когда Спец пьян его озорство на грани с хулиганством.

Спец с Комаром уехали, я стал рассказывать как все было вчера, и чего можем ждать от сегодняшнего похода на МКАД. Когда я кончил, смысл идей всем собравшимся стал понятен. Девушки наши также возбудились потому как сие мероприятие вполне и им по силам провернуть.

Совершенно стемнело, дождались всех и вся, подростки собрались со всех деревень. Двинули по так называемой Царской дороге к селу Беседы, к Мосту. Ночная демонстрация, демонстранты стройной колонной движутся к какой то, им одним известной цели, шаг волевой, редко проезжающие на встречу водители, видимо опасаясь необычности явления, останавливаются, пропуская нас, а мы из стройной колонны превращаемся в стадо, обходим авто, и вновь собираемся в колонну. «Впереди не Иисус Христос», впереди «ТРУП», несет его Мара «Трудовая неделя» счастливый и гордый от того что он придумал такую пакость.

Пугало это, конструкция, сколоченная против птиц-воров. Мы несем «ТРУП» пугать людей. Наши методы ужасны. Те из нас кто способен размышлять убеждены: «Мы злом будем бороться со злом». Но, на самом деле не борьбой мы руководствуемся, а лишь удовлетворяем свой молодой пыл. Свой дерзкий лязг. Мы мощь. Мы идем веселиться, пусть МКАД боится нас. Не жаль ни сколечко! Возможно, в юных душах тяжело на сердце, тревожно. Будто повис на сердце зверь барсук, смотрит в глаза тебе и зубы скалит. Терпит присутствие зверя каждый, авось не доведет до преступления. Коллективное веселье! Коллективизмом называется многое, что можно назвать кампанейщиной. Только что помирились с врагами, идем пировать. Мы несем свою страсть к месту указанному Вакхом. И это не метафора! У каждого лидера есть «ноль семьдесят пять» портвейна или плодово-ягодной или просто самогона. Девочки взяли пироги, колбасу, яйца, хлебы и конечно яблоки то чем славиться малая наша родина, до того как она стала славиться клубникой. Все дары богу земледелия Дионису, все на пиру отдадим в жертву ему, то есть съедим. Предвкушаем пир и зрелище.

Спустились с бесединской горы. Справа кладбище. Прабабки наши тут, праотцы. Здесь мамки и тетки ухаживают за могилами наших пра…

Здесь позволю себе отступление, опишу праздник Святой троицы, как это было.

Верующие и не очень стягиваются к заутреней. Помню ночью дождь, тепло.

– Девочки пойдете?

– Нет.

А мы идем на крестный ход.

Дорога под промозглым дождем 6 километров. Дома остались тетки и дядьки им нельзя на службу они коммунисты!!! Но ждут разговения в праздник. Не спят. Из деревень с сотню бабок и дедок собрались на крестный ход. Но больше, больше граждан разного возраста из Москвы! Изгои материалистического общества.

Зачем идем туда мы? А не зачем! Вру, идем развлечься. Прошла зима, первый зрелищный праздник, скопление народа. Привезли прожекторы, это дополнительное освещение. Храм сияет. Он важен, он высок, настеж открыты ворота в храм и из него струится теплый сдержанный свет. Уже высоко подняли хоругви. Сейчас начнется. Славя воскресение Христа, процессия двинется вкруг Храма.

В конце концов, зачем так много воронков?

Чуть опохмелившись группа из 11 пацанов допризывного возраста спускается к церкви. Конечно, внутрь войти не возможно, но нам это и не надо! Мы зрители инкогнито.

Совершается обряд. После крестного хода все в храм. Понятное дело, что Юг Москвы в одном храме не поместиться.

Серые люди из темноты нас хватают. И в кунг. Почему? Мы не безобразничали. В кунге, конечно, тепло, но боязливо. Страх нарастает. Страшно в течение часа. Никто не заходит, не открывает, сидим в темноте. Ужас у нас на протяжении всего срока пока не окончилась служба. Боже! Храм же рядом! Боже!!! Помилуй, машину завели, сейчас повезут! Пик ужаса для шестнадцати летнего ребенка, в кунге ЗИЛ сто тридцать первого. Нас повезут!

Тридцать минут поездки, машина остановилась. Серые милиционеры открыли дверь и вышвырнули нас на улицу. Красный милиционер рассказал нам чудилам куда двигаться далее.

Отпустили. В висках стучат слова: «отпустили, отпустили».

Черная ночь. Нас выбросили километров в двадцати пяти от Храма. Но в пятнадцати от наших домов. Мы дорогу знаем и идем обрадованные. Нас не отправили в участок, доберемся домой, родители даже не узнают, что мы сидели в каталажке всю службу. Есть даже бутылка водки, правда не собой. Она лежит за двести метров от деревни, под могучей плитой, в тайнике, всегда лежит там что либо, старшие загрузили. Точно есть! Старшие с разрешения тещи разговляются уже, никто не полезет в тайник. Если закладку съели, то положили уж свою. Как у охотников, зашел в сторожку пользуйся, но вышел, оставь дрова.

Темень и грязь, дождь. Березовая аллея. Идем по тропинке внутри аллеи. Вдруг что-то сорвалось с березы ль невысокой, с забора ль бетонного высоко и ввысь, и в сторону потом исчезло. Предзнаменование. Глупость. Летучая мышь видимо!

Заметили все, испугались. А может здорово! Расшутились, засуетились, закричали друг на друга. Идти стало веселей!

Вдруг Леха заплакал.

– Гундя не реви. Донесем.

Все заржали. Лешка не дотягивал в весе до пятнадцати летнего мальчика. Был худ. Донесли бы мы его от того и смех.

А далее все просто, доходим до Картино, до «лесных братьев», как мы называли мальчишек и девчонок из этого села, совершенно не задумываясь о происхождении этого «словосочетания». Глупости нашей в этом смысле не было предела, не воевали «картинские» против Советсякой власти в нашем лесу. Однако вдоль дорожки от Картино до Мамонова по лесу ночью идти страшно аж жуть! Не могу себе представить как моя мать в конце сороковых, будучи ребенком, ходила по этой дорожке 3 километра в одну сторону и обратно каждый день в школу. Я взрослый прогуливаюсь с овчаркой по этой дорожке вдоль речки малюсенькой Юшенке, дорожка сохранилась. Мусорили, мусорили, не замусорили. В конце нулевых собрались, ответственно убрали мусор. Сейчас грибы растут, чистые вкусные. Дубы вековые стояли в прошлом веке и сейчас стоят. В ту Пасхальную ночь, возвращаясь по дорожке, ребята пугались тех дубов. Кто это былинный тирано-змей или конь в пальто? И все ж вековой кряжистый дуб красив в предрассветной мгле. Одинаков и вширь, и ввысь, а переверни на сорок пять градусов все одно – дуб! За ним пелена, а дуб черен. Ребята шумели, радовались, что менты выбросили их, тем самым заглушали свой страх. А Гундя не прятал, по-настоящему впечатлялся страхом. Запомнил эту ночь на всю жизнь. …позже редактируя черновик я показывал ему этот абзац, Лешка ругал меня ужасными словами за мою фамильярность по отношению к нему. Но автор как видите, оставил в тексте это трогательное описание.

Группой идти смелей. Ура подходим к тайнику. Озябли. Перпендикулярно нашему движению главная дорога асфальтированная, мы поднимаемся к ней с низины, тут и прудик с ивами. Железобетонную плиту бросили при строительстве дороги, укрепляли склон, но ничем не засыпали, под ней лаз «для кошки», можно просунуть руку.

– Есть!

Светает, бутылку распили тут же у плиты. Боль в ногах, срам в мозгу. По домам.

«ТРУП»

Ночь пришла. Пришел час. Толпа долботрясов и их спутниц на мосту.

Разделились на «исполнителей» и «наблюдателей». «Исполнители» те же персонажи, Васька Комар, Мара Трудовая Неделя и я. «Наблюдатели» на мосту, если не поднимать голову кверху, то случайный прохожий, продвигающийся по низу, не заметит всю шоблу под покровом ночи. Расположились, так как в современное время наблюдают фейерверки в день проведения праздника «Круг света» в Марьинно. Кстати, не далеко от места описываемого приключения, километров пятнадцать в строну города. Над Москвой рекой в наши дни на этот праздник к наступлению темноты на Марьинский мост, над Москвой рекой стекаются тысячи Москвичей и гостей столицы, которым нужно зрелищ. Вдоль моста выстраивается в две полосы шеренги авто разного калибра и разночинный люд располагается и так и сяк. Кто постарше и повыше стоят, те кто помоложе и поменьше сидят на корточках за перилами, а детей и вовсе сажают на крыши высоких внедорожников и минивенов. Самые шикарные места. Светопреставление начинается. И в ту ночь, «наблюдатели» расселись похожим порядком. И авто были, прямо с заездом на тротуар, на мосту была припаркована дорожная техника, два ЗИЛа-133 с кунгом, забрались и на кунг и на кабину. Обзор отличный интересующий отрезок кольцевой как на ладони. Мост через кольцо на возвышенности, лучшей трибуны и придумать нельзя – две полосы вид с обеих сторон!

«Исполнители» начали работать с внешней стороны МКАД. Разложили труп. Расположили частью на обочине, частью на проезжей полосе. Часть, которая ноги – на обочине, часть, которая с головой – на асфальте. Кепка – загляденье. Руки разбросаны не естественно, туловище перевернуто, один ботинок развернут относительно направления предполагаемого движения на сто восемь десять градусов. Ну как будто нас «исполнителей» консультировал следователь по особо важным преступлениям на дорогах СССР. Мара, конечно в своем репертуаре – расстегнул ширинку, да пописал на дорогу, на то место где кепка, очень реалистично – кровь!

Разложили «Труп», шмыгнули за бугорок, ждем.

С юга наблюдаем первую машину с «негодяями». Встречных машин нет, несутся с включенным дальним светом. Заметили «Труп» издали. Снижают скорость. Что происходит в салоне, можем только додуматься. Включили аварийку. Еще медленнее. Поравнялись с «Трупом». Встречных и попутных машин нет ни с той, ни с другой стороны. Проехали «Труп». Видно в машине двое мужчин. Чуть набирают скорость ииии, как втопили, засранцы. Проскочили мост со зрителями. Зрителей не видно дорога не освещается. «Пятерка» взревела. Видимо «педаль в пол». «Наблюдатели» перескочили на противоположную сторону моста, как будто хотели раскачать корабль по приказу Джека Воробья. Кто-то умный два пальца в рот и свистеть вдогонку трусам, да куда там. Адреналин. Возбуждение у всех.

Не приходится долго ждать – заказной автобус. Рейсовые уже не ходят такую поздноту. Ярко так в салоне. Нам «исполнителям» со стороны видно хорошо пассажиров, наблюдателям виден только водитель. Дорога пуста в обе стороны. Водила явно заметил «Труп». Остановился рядом. Долгие переговоры с пассажирами. Решают что делать, минуты три. Открывают дверь, выходят трое мужчин. У одного монтировка! Зачем!? Тот, который с монтировкой останавливается, видимо прикрывает автобус от злодеев. Двое проходят к «Трупу». Мат перемат – подлог обнаружился. А далее интересно. Мужики не дураки, они ж понимают, что «Труп» лежит, значит кто то его положил надорогу, значит сию минуту за ними наблюдают. А кто, а сколько их, а зачем? А если маньяки за бугорком с двустволкой. Такой прыти я не наблюдал. Ноги в руки и к автобусу, только по кепке пробежали. Так же взревел мотор и так же под свист и смех наблюдателей Икарус, а этобыл Икарус, угнал с места преступления.

Поправили кепку, ждем!

Проехали несколько встречных машин, но очевидно им не виден труп в темноте на противоположной полосе. Реакции нет.

Есть, параллельным курсом идут копейка и УАЗик. Копейка впереди в УАЗике военные. У нас «исполнителей» заиграло очко. И есть с чего. Офицеры и сержанты церемониться не будут – наваляют, так что мало не покажется. Водитель копейки увидел «Труп» и рад бы проехать, но сзади военный УАЗик. Включает аварийку, прижимается к обочине. Военные же, не замечая «Труп» проносятся мимо. Пронесло, но смотрим. Водила из копейки пожилой человек. Стоит рядом с чучелом, но близко не подходит. Появился «Москвич», старичок неистово голосует «Москвича». Деваться не куда машина останавливается рядом. Две минуты идут переговоры, сотовых телефонов не было, сейчас первая реакция – звонить. А тут надо действовать по обстановке. Водитель москвича решается подойти ближе. Ну, далее по схеме мат перемат, и «Труп» наш выброшен с обочины в канаву. Москвич уезжает. Старичок еще долго остается на месте, наверное, рассасывает валидол, но и он уезжает с «места преступления».

Решено, переносим труп на другую сторону. Кладем, фактически на проезжую часть! Прячемся. Каким то образом опять военный УАЗик, тот же, просто фантом, второй раз, не замечая трупа пролетает мимо, может они там пьяные, чуть по кепке не проехали. А вот следом «шестерка» двое в салоне, и прямо по «трупу». Все в ужасе. Машина сбавила ход. Но продолжает движение. Что творят «уроды», не оказание помощи! Скрываются и уезжают. У всех и у «наблюдателей» и у «исполнителей» шок. Становится не смешно. Возможно, каждый будет всю жизнь жить с камнем на шее.

«Исполнители» поднимаются к «наблюдателям», надо прекращать «ведьмины игры». И пора собираться на пирушку. Но нет! Чудо! Шестерка, сделав круг, возвращается к «месту преступления», двое выскакивают из машины и бегом к «Трупу». Совестливые оказались. Все повторяется: чирканье зажигалкой, восьми этажный мат, пинание и разбрасывание «Трупа». А семь секунд спустя со стороны Бесед неожиданно появляется патрульная машина милиции. Выезжает на мост, другой дороги нет, движение на нас, на хулиганов. Включают мигалку. Вся шобла в бега, в поле. Организованная паника. Парни тащат девушек буквально за свитера и куртки, девочки падают иногда в непросохшие лужи, но в момент встают и уже осознанно увеличивают скорость. Более 20 человек в один момент исчезают в ближайшем овражке, который смастерила для нас маленькая речушка Шмелевка.

Никого и не ловили, а подъехали милиционеры к парочке из «шестерки». Встреча ментов с нами была для них таким же сюрпризом как для нас их появление. Я набрался смелости и высунул голову из убежища. Два толстеньких служителя за порядком буквально, взрывались хохотом, выслушивая сбивчивый рассказ «шестерочников». Потом долго писали, какой-то протокол. Потом собрали труп, погрузили его в «шестерку» и все разъехались. Все это заняло продолжительное время, наши промокшие девочки замерзли и выли уже от сырости. Наконец все кончилось, все вылезли из окопов, и чуть грустные и перепуганные отправились к дроздовскому магазину. Где до зори выпивали и закусывали, делились впечатлениями. И уже на этом сходе вся история начала обрастать подробностями, которых не было. А три года спустя вернувшись из Армии, я выслушивал такие небылицы об этом походе, что уши сворачивались от стыда. Хотя и за то, что было в реальность и, про что написал для вас читатель, мне ужасно стыдно.

И хотя мы никого не убили и не изувечили в том походе все ж таки кроме как подлым хулиганством нашу затею и не назовешь. А двоих мужчин из «шестерки», я искренне благодарю за проявленную смелость, иначе у нас у всех «исполнителей» и «наблюдателей» болело бы за них сердце.

Ну вот завтра меня выписывают, этюд я подарил прелестной медсестре еще вчера. С ней я скоротал несколько ночей во время ее дежурства. Поселившись в подростковом возрасте бесы, еще живут во мне. Но это уже другие истории.

Коллаж обложки сделал автор. Фото для коллажа fotolia.com стандартная лицензия и фото автора.

Оглавление

Эмоциональный вброс

Зябликово

Бесединский путепровод

Краткая история района.

Васька Комар и Мара «Трудовая неделя»

Прелюдия к взрослому хулиганству

Драка с мильковскими

«ТРУП»