Мир, в котором мы живем [Вадим Альфредович Вятсон] (fb2) читать онлайн

Вадим Вятсон Мир, в котором мы живем

Первая глава

Алексей

– Стоп машины! – скомандовал я в рацию, укрепленную на правой руке, и почувствовал где-то там, в своем подсознании, как тормозные колодки впились в колесные диски у всех шестнадцати машин колонны Конвоя, одновременно останавливая огромные и могучие тяни-толкаи. Жестко и быстро, даже инерции не произошло. Встали как вкопанные. Молодцы!

Первая машина, в кабине которой сидел я, тоже остановилась без каких-то проблем, лишь дернулась немного. От этого толчка проснулся капитан Ивашов, начальник Конвоя, успевший с последней нашей остановки задремать на неудобном сиденье. Проснулся и заворчал:

– Ну что там еще?

Что-что, очередной участок с Силой на дороге.

Впрочем, капитан Ивашов ворчал почти постоянно. Ворчал, садясь в кабину тяни-толкая, ненавидя эти неудобные сиденья, жесткие и совершенно недружественные к его раздобревшему телу. Ворчал при каждой остановке на дороге. Ворчал по поводу своего вечного капитанства, что уйдет в отставку капитаном и что отставка эта застигнет его в очередном конвое вдали от своих детей и своих девчонок. Даже во сне ворчал, постоянно с кем-то пререкаясь и злясь на что-то или на кого-то в своих снах.

Военные вообще ворчуны порядочные. Мужчины, не женщины. С ними работать всегда было сложно, но так как большая часть Конвоев составлялись из военных, то хочешь не хочешь, а приходилось постоянно иметь с ними дело.

И это происходило не потому, что наш Горский круг вел с кем-то войну, хотя война и не прекращалась, а потому, что всё и вся в нашем мире завязано было на военных. Даже гражданские Конвои наполовину состояли из тяни-толкаев, принадлежащих военным. То есть хочешь что-то сделать или бизнес организовать, перво-наперво заручись поддержкой военных, а потом уже можешь договариваться со всеми остальными.

Впрочем, я был не гражданским и не военным. Вот именно что-то среднее. Я не имел своего бизнеса или какой-то частной заинтересованности в каких-то делах, а скорее, был наемным работником. Но без которого, хм… Ничего и ничто не двигалось в Горском круге.

Точнее, даже не так. Двигаться-то двигалось, но существовала причина, одна-единственная, из-за которой это движение в любой момент могло прекратиться. И чтобы ничего не прекращалось – а движение Конвоев это как кровь по артериям – и нужны были такие работники, как я.

А я – это Алексей Иванович Сомов собственной персоной, кто не знает. Проводник. Человек, обладающий даром проводить Конвои сквозь Силу с большой буквы. Вот именно Сила, не совсем понятная, неизвестно откуда идущая и довольно опасная, и являлась той причиной, из-за которой движение по дорогам Горского круга, да и не только, могло остановиться в любой момент.

Если бы не было бы нас – Проводников.

Я не пытаюсь приукрасить или преувеличить свою роль в жизни Горского круга. И не пытаюсь говорить о себе как о пупе земли. Но все-таки что есть, то есть, без нас…

Хм…

Это меня занесло. Люблю, знаете ли, приукрасить и преувеличить свою роль в жизни родного Мира. И поэтому прошу за это прощения.

В общем, все на самом деле просто, но и сложно одновременно.

По дорогам колесят туда-сюда машины с двигателями внутреннего сгорания – очень важная особенность. Это – просто. Но сложность в том, что время от времени на дорогах возникают участки Силы, которые просто так машинам не преодолеть. Вот тут и требуются Проводники. Чтобы вовремя заметить участок появившейся Силы и преодолеть его без особых потерь и нервов.

Вот как сейчас, например. Разлеглась тут метров на шестьсот. И когда уйдет, не понятно: может исчезнуть минут через десять, а может несколько часов тут проторчать и даже принять на себя еще один Конвой, который идет за моим по расписанию с шестичасовым отставанием.

Поэтому единственное средство от Силы – эту самую Силу преодолеть. Пройти. Вытянуть. Провести. Поэтому и Проводники.

Обо всем этом я думал, уже стоя на дороге, метрах в тридцати от первого тяни-толкая, на границе. Чего? Я уже говорил, что толком Силу никто не знает, ее можно чувствовать, слышать, видеть – особенно ночью ее марево более заметно, этакое с подсветкой, – но изучить очень сложно. Изучали, конечно, но как-то не очень успешно.

Ко всему прочему, Сила никогда не находилась на каком-то определенном участке постоянно. И всегда появлялась так же внезапно, как и исчезала. Хотя нет, вру. Внезапность у нее была тоже своеобразная, она всегда давала фору для того, чтобы успеть остановить Конвой. До Силы. То есть в Конвой самолично Сила никогда не врезалась! Но если отвлечься и не заметить, то можно со всего маху в Силу врезаться. Это да, бывало. Даже со мной один раз…

А исчезать – да, исчезала. Остановишь Конвой, а ее уже нет. Правда, у меня это редкий случай. А вот у других…

Есть у нас в Отряде Проводников Горска Славка Славин – Везунчик. Вот честное слово, Везунчик в прямом смысле этого слова! Конвои проводит так быстро, что только и успевает премии получать!

Завидую?

Нет, что вы. Я, конечно, не такой везучий, как Славик, но во временные лимиты движения все равно вписываюсь. И если и не получаю премий, то восполняю их отсутствие большим количеством машин, которые способен провести через Силу.

Еще не говорил про количество машин?

В общем, Проводник – это Дар. Мало кого наш Мир удостоил этого дара, да и вообще какого-либо дара. Поэтому все мы ценимся на вес золота. Но при этом у каждого Дара есть своя сила. Тоже можно написать с большой буквы, но не буду. Потому что это совсем другая сила, дающая нам возможности, а не отбирающая их.

Так вот, у каждого Дара есть своя сила. Сила в возможности провести определенное количество тяни-толкаев через участки Силы. Какая-то тавтология получается. Но что есть, то есть. Так сказать, Сила на Силу или против Силы…

Чтобы машины не остановились и не заглохли. И у меня такое количество – это шестнадцать машин, что-то среднее между моим максимумом в девятнадцать машин и моей посредственностью – любое количество меньше шестнадцати. И это очень хороший, если не отличный Дар. А вот у Славки Славина середина – это двенадцать машин, что тоже очень хороший Дар. Второй после меня – краснею как рак от скромности. При этом все остальные даже до Славика далеки, потому что у них не более восьми машин.

И что тут у нас?

Кто бы что ни говорил, особенно ученые из Агсбурга, но Сила, являясь единым целым – это ученые доказали, – бывает различна в характеристиках на разных участках. Это я вам как человек, все время в поле проведший и постоянно с Силой борющийся, могу поручиться головой, хотя ученые со мной и не согласны.

Иногда дотрагиваешься до невидимой для тех, кто без Дара, стены Силы – сам-то ее видишь, но настроения это видение не прибавляет – и чувствуешь ее тяжесть. Значит, требуется двигаться на первой штатной скорости в пять километров в час, ну, чтобы эту тяжесть преодолеть. Но все же в большинстве своем Сила более спокойна, легче, что ли, а значит, можно позволить движение на второй штатной уже в десять километров в час. Самое интересное, но все наши, Проводников, выкладки ученые всегда на смех поднимали, но при этом лет пятьдесят назад все-таки дали добро на добавление именно второй штатной скорости в десять километров в час в коробку передач тяни-толкаев. Это, говорят, была эпическая история. До этого их было всего две – пять и сорок километров в час.

Я протянул руку и дотронулся до невидимой границы Силы. Пальцы защипало чуть сильнее, чем обычно…

Человек без Дара и это покалывание не заметит. Пойдет по дороге дальше, ни о чем не думая, а где-нибудь на середине пути такого участка просто исчезнет, или, того хуже, превратит его Сила в кровавое месиво. Впрочем, это я сгущаю краски: пешие путники редко погибали от невидимых рук или лап Силы, здесь и других напастей было полно. Правда, это мало останавливает искателей приключений, которых в Горском Круге предостаточно: Пустошь ведь богата всяким ценным хламом и артефактами – о Пустоши еще будет время поговорить. Вот туда и лезут приключенцы на одно место. Кстати, мы сейчас и едем по Главной дороге, а граница Пустоши как раз слева по ходу движения, этакое нагромождение всякого хлама и не только, где только пеший и пройдет.

Но это пощипывание на самом деле ничего не значило. Просто Сила обозначала себя, заявляла, что прибыла, так сказать, на этот участок дороги и что пробудет здесь минимум пару часов. Ну, я уже об этом говорил вроде бы…

– Ты там что, уснул, что ли? – голос капитана Ивашова резко привел меня в чувство.

Видимо, долго я стоял, размышляя о бренности мира. Я посмотрел на часы. Хм. Десять минут задумчивости. Меня из-за задумчивости Задумчивым и прозвали. Люблю, знаете ли, поразмышлять, на границе жизни и… неизвестности.

О! Это что-то новенькое! От крика капитана граница под моими пальцами колыхнулась – как от ветра. Такого еще не было. Нет, честно. Я многих раздражал своей задумчивостью, и капитан не исключение, и он, привычно злясь на меня, вылезал из кабины и кричал, возвращая меня в реальность. Как сейчас. Но раньше граница Силы даже на мгновение не могла шелохнуться. А тут. Как ветром подуло.

Я протянул руку чуть дальше и повернул голову в сторону тяни-толкая:

– Матвей Семенович, крикните еще что-нибудь! – от моего крика никакого движения. А вот от капитана…

– Ты что, смеешься, что ли?

– Спасибо.

Этого было вполне достаточно. Граница заколыхалась, пальцы закололо сильнее, обдало холодом. Нет. Это явно что-то новенькое. Сила мутировала? Третий вид Силы? Интересное мнение, сказал бы мне мой друг Сашка Раков, как раз работающий в Агсбурге в Институте, изучающем Силу, и тут же заявил бы, что мне показалось и что Сила просто-напросто не может мутировать. Я бы спросил: почему? Ведь тяжесть и легкость Силы существуют! И не я один из Проводников об этом говорил! Но он бы сказал, что это нам только кажется, и потом бы влез в такие научные дебри, в которых и сам ни черта не смыслил. А правда, почему Сила не может мутировать?

Я расслабился, закрыл глаза. Попытался почувствовать эту Силу. Да нет, вроде все как обычно. И в то же время… Была какая-то странность в сегодняшней Силе, но вот что именно было странным, ускользало от моего взгляда и мыслей.

Я глубоко вздохнул…

Ну что же, ладно. Двинулись…

Включил рацию:

– Говорит первый. Всем машинам первая штатная скорость. И еще: соблюдать полную тишину в эфире и не болтать! Все. Поехали!

Можно было и вторую штатную включить, но чувство, как зуб больной, не давало покоя. Поэтому и пять километров в час.

Двигатели тяни-толкаев заурчали, разминаясь после холостого хода, и медленно как один двинулись вперед. Я же чуть отошел в сторону и, когда поравнялся с первым тяни-толкаем, запрыгнул на правую площадку-ступеньку у кабины, можно сказать, основное место работы Проводника.

Их было две. Левая и правая. Но так как я был равноруким или, как говорил тот же Сашка Раков, амбидекстером – ну и словечко! – то предпочитал правую площадку, чтобы не мешать своим видом водителю, как и рацию крепил на правой руке.

Первый тяни-толкай плавно на пяти километрах в час втек в Силу. Именно так, втекая, потому что казалось в первое мгновение, что по капоту машины проходит волна, тебя на то же мгновение оглушало, а Сила как огромная волна тут же накрывала весь Конвой. Шестнадцать машин не въезжали в Силу, а оказывались в ней в мгновение оглушающего ока! Все это красиво выглядело, но и жутко до колик. Поэтому всегда в этот момент я зажмуривал глаза, уж больно силовые эффекты ослепительные.

Все, мы в Силе…

Начался обычный скрежет, как будто тяни-толкаи едут по узкому туннелю с невидимыми стенами из стекла и от этого скребутся своими металлическими боками по ним, издавая этот жуткий и мерзкий скрип…

Но пока все нормально. Все двигатели работают штатно. Хотя… У восьмой машины что-то в двигателе запищало. Я почти ноль в машинах, но когда мы в Силе, вот такие неприятности в двигателях начинаю слышать. В девятой девчонки продолжают болтать, ну, я им выдам по полной! А в шестнадцатой что-то с водителем задней кабины. У нее кровь носом пошла? Этого еще не хватало! И такого еще не было.

Впрочем, едем, и то хорошо…

Первая штатная, в пять километров в час, была выработана поколениями как наиболее идеальная для прохождения участков с Силой. Не знаю, кто и как это вычислил, хроники умалчивают, но это факт. Как уже говорил, пять километров – это как человек пешком идет. Ну, как бы весь Конвой делает вид, что превратился в пешего человека.

Как я уже говорил, пешего путника Сила почти и не трогает. Точнее, вообще не трогает, он, видимо, ей не интересен. Тут есть много чего, что опасно для путника и без всякой Силы. Одни гигантские твари, очень похожие на тараканов, чего стоят, а бегают они по камням Пустоши так, что убежать просто невозможно, скорее ноги переломаешь. Но и еще есть куча всего, чего следует опасаться, поэтому и Конвои на дорогах, и оружие в каждой кабине, и военные даже в гражданских Конвоях.

Впрочем, тараканы на Конвои никогда не нападают. Вот сейчас как раз проезжали участок, где парочку усачей можно было увидеть. Сидят такие – жесть какие, и усами своими шевелят, и чувствуешь, что следят за тобой и Конвоем, но не двигаются с места и вообще: как бы ни интересны мы им были, но им и так хорошо. Вот, кстати, да, не совсем понятно, ведь твари эти должны размножаться быстрее, чем кролики, а на самом деле их не так уж и много. Или Сила их сдерживает, или есть у них враг пострашнее крупнокалиберного пулемета. И в городе, в моем Горске, как, впрочем, и в трех других городах Горского круга, мелких их сородичей, настоящих тараканов, нет вообще, как и клопов, кстати! Хотя, если честно, я этих паразитов никогда не видел, только на картинках, как и кроликов, ну или вот этих гигантов в жизни…

Нет, ну они офигели!

Я спрыгнул со своей площадки и встал, пропуская тяни-толкаев мимо себя. И так как никаких команд по рации не было, машины продолжили движение в том же темпе. А я…

А я, поравнявшись с девятой машиной, запрыгнул уже на ее площадку-ступеньку и дверь кабины открыл:

– Светик, милая, – очень тихо, но сквозь зубы проговорил я. Даже, скорее, процедил. – Я прекрасно понимаю, что твое желание перетрахаться со всеми мужиками, до кого ты дотянешься, очень похвально, но не могла бы ты заткнуться!

У Светки Малаховой был пунктик: она меняла партнера на ночь, каждую ночь, если не пару раз за ночь. И это несмотря на несколько своеобразную интимную жизнь Горского круга – и об этом тоже чуть позже. А потом любила обсуждать каждого, с кем переспала, со своей лучшей подругой Анастасией Томской, которая, в отличие от подруги, любила долгие и глубокие отношения с мужчинами. Правда, ей в этом мало везло, впрочем, это уже не мое дело. Она всегда хотела быть первой, а довольствовалась третьей или четвертой ролями – ну, и об этом тоже чуть погодя. Меня им так соблазнить и не удалось, пока что у меня своих девчонок было достаточно, поэтому они всегда старались оказаться в Конвое, где Проводником был я, в надежде, что вдали от своего цветника я наконец поддамся на их сексуальную атаку и окажусь в их объятьях. Ну, или они в моих. Они обе были симпатичные, но как я уже говорил…

Не успел я подумать, что я говорил, о чем и говорил ли вообще, как именно в этот момент, когда Светка застыла с открытым ртом, увидевшая и услышавшая меня, как и ее подруга – вот за что я уважаю Настю, так это за то, что она всегда вела машину четко и ровно, несмотря на все перипетии в рассказах Светки, а о рассказах Светиных легенды ходили, – Сила себя проявила.

И не где-нибудь, а именно на девятой машине!

Шандарахнуло так шандарахнуло! И прямо по середине девятки! Как молотом по наковальне и по нервам!

Резануло и смяло!

Чтоб твоих мужиков, дура!

– Стоп машины! Из машин! – заорал я в рацию; а чего шептать, Сила-то уже ударила! Впрочем, меня и без рации в Горске могли бы услышать, так я закричал.

Я прямо-таки схватил Светку за рукав формы и рванул на себя, выкидывая ее из кабины. Ну, а Настю уже выбрасывал, пролетев рыбкой через всю кабину, с другой стороны, благо водительская дверь открывалась на такой случай от толчка, кнопка там такая была в ладонь или в задницу, и сам уже тоже летел на землю, успев вылететь из кабины – порой сам удивлялся своей прыти – за мгновение до того, как ее, эту самую кабину, сплющило, как простую консервную банку.

И тут же отпустило! Сила исчезла! Вот корежила металл, кабины всмятку…

И все, тишина…

Тяни-толкаи были как раз созданы, чтобы реагировать на Силу. Сила почему-то не любила всякие развороты машин, поэтому и две кабины, которые и назывались по ходу движения: передняя и задняя. В передней всегда два водителя: тот, кто ведет, и тот, кто отдыхает. А если военный Конвой, то в первой машине вместо сменного водителя всегда находился старший офицер, начальник Конвоя, который мог подменить водителя, если что. И Проводник, само собой. В гражданских Конвоях хозяин всегда третьим во второй машине ехал.

А в задней кабине всегда один водитель, на случай ситуации, когда нужно срочно сдавать назад. Само собой, человеку было скучно и сонно, поэтому большинство задних водителей всю дорогу просто спали. На это командование закрывало глаза, но запрещало рацию отключать и требовало всегда включать этакую пищалку, которая и мертвого поднимет.

Хм…

Но если честно, ситуации, когда нужно сдать назад, были очень редки. Я вообще не припомню, чтобы мне приходилось командовать «Сдать назад» в моих Конвоях. Основная причина двух кабин – это любопытная или странная прихоть Силы.

Ну, если объяснить по-простому…

Берутся две цифры «1» и «2», и ими помечаются кабины. Поэтому если в Луговск тяни-толкай едет вперед кабиной под цифрой «1», то обратно он должен ехать кабиной под номером «2». В обязательном порядке. В городах тяни-толкаи могут ездить как угодно, но вот возвращаться в Конвое – только так. А иначе в дороге начинаются какие-то странности. Принцип, выработанный, говорят, многие столетия назад, когда и были созданы тяни-толкаи. Ну, а у Проводников есть свои небольшие секреты, чтобы проверить правильность расположения кабин – говорить не буду, это секрет. Еще не хватало в эти странности влезть с Силой вместе.

Но при этом в задней кабине, по традиции, всегда находился водитель. И сейчас в этой задней кабине девятки погиб водитель. Костя Страхов. Просто дрых без задних ног и, как я понял, просто отключил рацию и пищалку, поэтому он никак на мои крики и не отреагировал. Но мог ли он успеть покинуть кабину? Если бы услышал и проснулся?

А я мог что-нибудь сделать до проявления Силы?

Мог! И не просто мог, а был обязан!

Разговор балаболок я слышал еще до появления Силы. Дар – это еще и возможность чувствовать Конвой, всех людей в машинах. Ну, не так чтобы я что-то внятное слышал или прослушивал, но что девчонки болтают, а Костя спит, я знал. Поэтому я мог и не давать команду на движение, а дойти до девятки. Заранее дать втык девчонкам, пообещав им кары небесные и силовые. Ну, а Костю просто разбудить, показать кулак или реально настучать по кумполу.

Но дорога и Конвои стали уже профессиональной рутиной, и всегда казалось, что ничего не произойдет. Или все само собой уляжется. И когда тебя бьют, то получаешь по полной!

Вот как сейчас…

Я встал, наклонился, переводя дыхание, всего колотило, и тут Настя:

– Леша, миленький…

И Светка, обалдевшая:

– Я, это…

– Обе заткнулись! Еще раз окажетесь в моем Конвое, не знаю, что сделаю! Урою, блин!

Ведь Светка отличный водитель! Когда за рулем молчит, мало кто с ней заговорить сможет. Но вне руля как подменяют! Языком чешет – как помелом метет!

– Твою ж тамань! – воскликнул Матвей Семеныч. Вот ругался он всегда какими-то странными словами и совершенно без мата и какой-то матери. –  Как вы… вообще тут… и что тут! – у него все горело, но вот именно имидж человека странно ругающегося и заставлял его останавливаться на полуслове. И чувствовалось, что в этих полусловах были и мат, и какая-то матерь точно.

– Пять суток ареста! Каждой! Чтоб вас… так раз так! – и снова руками всплеснул. А обежав вокруг девятки, добавил: – И еще пять суток ареста каждой за Костика! – понятно стало, что задний водитель погиб, но сказано было так обыденно, что становилось страшно и рутинно как-то. Или привычно. Свою рацию включил: – Всем! Говорит Ивашов. Машина, девятка, в ноль, Костика в кровь, но груз большей частью цел, так что перегружаем все и дальше двигаемся. А Костика помянем за обедом, – на меня посмотрел: – Что с Силой?

– Ушла, – я пожал плечами.

И в этот момент меня накрыло! Как пыльным мешком долбануло. В голове зашумело, в глазах потемнело, как будто свет выключили, хотя на улице день еще, и меня потянуло к земле. И не упал я только из-за того, что падал в сторону Насти, которая меня и поддержала.

Даже Ивашов обалденно вскрикнул.

И это было последнее, что я помнил.

Дальше я просто потерял сознание.

Вторая глава

Дар Проводника не был для меня чем-то неожиданным. Я не мучился бессонницей, не терял сознания или не страдал от боли, не размышлял, что со мной и что я такое, как об этом проявлении Дара рассказывают в старых фильмах. Со мной все было довольно обыденно и просто.

Я, как и все подростки, в пятнадцать лет прошел специальный тест, где впервые в своей жизни встретился с хиршенами.

Смотрящие внутрь или Открыватели. Это такие дядьки – среди них ни одной женщины, – которые способны заглянуть человеку в голову, и не просто заглянуть, но и покопаться в ней. Поэтому ходят они по городу в черных плащах, в черных перчатках, а на голове их черные металлические шлемы, это чтобы они ненароком, вне своего места работы, кого-нибудь не зацепили своей психологической лопатой.

Не сказать, что я боялся этой проверки или теста, но коленки дрожали, так как много чего про хиршенов ходило в слухах нехорошего и очень нехорошего. Хорошего о них вообще мало кто рассказывал.

Но все оказалось даже слишком просто и не так страшно. Сел напротив такого дядечки – потом я узнал его имя – Матисс; он посмотрел на меня, глаза его удивленно расширились, и он усмехнулся. И меня увели не в правую дверь, на выход, а в левую, ведущую куда-то во внутрь Черного дома. Вот так я и обрел свой Дар, даже совершенно не зная о нем до этого момента.

Так и началось мое обучение.

Вот тогда я узнал, что Проводники не способны обучать себе подобных, обладающих Даром. Все из-за того, что два или больше Проводников в одном месте, но только на дороге, это всегда конфликт интересов и даров. Это только кажется, что чем больше Проводников, тем больше Конвой. Нет! Даже наоборот. Такие Конвои могут вообще никакую Силу не преодолеть. Это называется «обнуление Дара». То есть каждый Дар отрицает другой Дар! От этого и конфликты! Поэтому и ездим всегда в одиночестве, и не можем учить новичков.

В общем, когда слушал теорию, то уши сворачивались в трубочку. Там вообще много условностей в этой Проводной теории.

То нельзя, это нельзя. Например, пить Проводнику строго запрещалось. Вообще! Но при этом все пили, за очередной успешный Конвой. Всегда требовалось проверять Конвои на путаницу кабин, на состояние водителей, среди них ведь в основном девчонки, а Сила не очень любила их женские проблемы. И когда был молод, искренне спрашивал водителей, что и как у них со здоровьем. А они только мне смеялись в ответ, а я краснел. Поэтому плюнул на эти условности, как и все Проводники. То есть априори считал, что все здоровы и у всех все хорошо. А если ты уверен в себе и в Конвое, то никакая Сила тебе не страшна.

Да и дед Матисс как-то сказал: «У каждого Проводника своя теория и своя практика. Свои условности и свои приметы. И все это или сделает из тебя Проводника. Или… убьет».

Это он, конечно, преувеличил или просто решил меня попугать. Проводники уже давно не гибли на дорогах Горского круга. Правда, в отставку или на пенсию уходили. Человек десять за мои пятнадцать лет службы-работы в Центральном Отряде Проводников Горска. Даже термин появился по этому поводу – «бурлацкая импотенция». Вот честно, так в их делах записано. То есть чувствуешь и видишь Силу, а протянуть, провести Конвой уже не в состоянии. И ни хиршен ты при этом, и обучать не можешь. В чистом виде импотент от работы.

Хм… В Мире моем, в котором практически отсутствует импотенция, говорить об импотенции очень даже жестоко. Но таковы жизнь и судьба.

Матисс, кстати, и стал моим Учителем в обучении Проводному делу. Хиршены чувствовали Силу, но при этом не были способны двигать машины через Силу. Что довольно странно. Впрочем, это им как раз и позволяло быть напарником Проводника без особых последствий для последнего и его Дара.

А обучение проходило просто. Если что не заметил, то хиршен влезал в твою голову и показывал все твои ошибки и просчеты. Очень неприятное чувство, но, слава Дару, Матисс был в моей голове всего-то раз десять за пару месяцев, а еще через три месяца я закончил обучение и получил свой первый Конвой в восемь тяни-толкаев. А потом, в свободное время, я еще обучился у Матисса блокировке своего сознания, чтобы хиршены не могли вообще залезть в мою черепную коробку. Получилось удачно, с гарантией деда Матисса, но все равно: если я вижу хиршена, идущего навстречу, то перехожу на другую сторону улицы. И не я один такой.

– Алексе-е-ей!

Послышалось как-то издалека. Меня явно пытались разбудить. А я сплю, что ли?

– Парень, ты чего завис-то? – это уже голос Ивашова. И довольно резко меня потеребили.

А если мне и в самом деле было плохо? А мне плохо?

Нет. Голова ясная. Руки-ноги целы. И вообще состояние такое, как будто помолодел лет на десять. Шучу. Я и так молод и полон сил. Вот-вот, сил-то прибавилось! С чего бы это?

Я сел. Оказывается, как был на земле в том месте, где меня накрыло, так там и оставался. Немного непонимающим взглядом осмотрел всех вокруг. Толпа, надо сказать, собралась внушительная, кажется, все девчонки-водители решили на меня посмотреть. И все так смотрят сочувственными взглядами, что болеть сразу расхотелось.

– И долго я провалялся? – язык вот заплетался, и сухо было во рту. В самый раз выпить.

– Минут тридцать, как раз весь груз перегрузили с девятки, – Ивашов тоже излучал сочувствие, что с его стороны было просто невозможно.

Охотно верю. Несмотря на то, что в строю почти одни девчонки, как грузчики они очень споро работают, постоянно вижу их работу в городах. Поэтому за тридцать минут можно многое сделать. Сами тяни-толкаи имели между кабинами грузовой контейнер, который заполнялся где-то процентов на восемьдесят от стандарта. Это на случай вот таких неприятностей, чтобы можно было распределить оставшийся груз по другим машинам. Что и было сейчас проделано. А саму девятку должны были на обочину оттащить, чтобы не мешала движению. Это потом за ней приедет «ремонтный конвой» и заберет с нее все, что можно забрать. И тело Кости, если там что осталось, тоже.

Все отдает цинизмом и рутиной, но ничего поделать с собой не могу. Жизнь такая мерзкая у нас…

– Тогда чего сидим, кого ждем? – не хватало еще, чтобы нас нагнал идущий за нами Конвой.

И я, собравшись с духом, поднялся. Хм… Голова не закружилась, и в теле не было слабости. Вот только во рту все еще сухо. Ладно, у меня там фляжка со сладкой водой в кабине первой машины. Вот ее и выпьем…

Ивашов сразу заделался начальником Конвоя:

– Расходимся! Все по машинам! Пятиминутная готовность! – и снова ко мне сочувствие: – Помочь дойти?

Я хмыкнул и, немного прихрамывая, двинулся в одиночестве в начало Конвоя. Сам как-нибудь дойду, не девица.

Когда подошел к первой, Ивашов был уже там – несмотря на свои габариты, двигался он очень быстро, как заправский военный на полосе препятствий – и забрался в машину, чтобы я видел. Ну, тоже хорошо.

Сели, я вытащил фляжку с водой и выпил всю ее без остатка. Полегчало…

При этом меня никто не подгонял и не нервировал. Приятно.

Включил рацию:

– Всем! Говорит первый. Начинаем движение. Третья штатная. Поехали.

Почувствовал, как все машины заурчали после простоя. И никаких проблем или неприятностей.

Двинулись.

Сейчас нагоним остановку. Было такое чувство у меня, что без происшествий остаток пути проведем. И в лимит времени впишемся. Правда, в верхнюю его границу…

Лимиты времени – это наша, Проводников, головная боль. Как я уже говорил – я вписываюсь в лимиты времени. Но тут я все-таки немного лукавлю. Так как у этих самых лимитов есть как нижняя граница – двадцать часов, так и верхняя в двадцать три, которую лучше не пересекать. Даже лучше вообще не приближаться к верхнему приделу. Иначе всех собак на тебя повесят, ну и премии не видать. А то, что за машины получаю больше, то это тоже не совсем правда, так как премия – это всегда – Премия!

В общем, если вспомнить Везунчика Славку Славина, то вот он всегда или почти всегда в нижнюю границу укладывается. А у меня постоянно какая-то глупость в дороге: то участков с Силой больше, чем хочется, или вообще машина сломается. Ну, последнее – проблема не моя, но втык за лимиты получаю я, и мне совершенно безразлично, что там и кого там на гауптвахту посадили. Премия все равно в пролете!

Меркантильный? Есть немного. Но ведь своих девчонок нужно любить, и не только в постели. Купоны ведь на дороге не валяются – какой каламбур! – их нужно зарабатывать кровью и потом на той же дороге.

И точно. Проехали оставшееся время в три часа спокойно, без нервотрепки. На третьей штатной в сорок километров в час.

Света и Настя всю оставшуюся дорогу провели в удивительной тишине в задней кабине восьмой машины. Задним водителем там была Алла Сохова, подруга их, и сослуживица по автороте, вот к ней они и присоединились. Анастасия поначалу даже расплакалась, и Светка шепотом ее успокаивала, а потом так и ехали, обнявшись, молча. М-да, крепко нам всем досталось. И от Силы, а им еще и от капитана.

А у меня еще всю оставшуюся дорогу чувство какое-то всё свербело в мозгу. То ли забыл я что, то ли, наоборот, вспомнил. Но вот что, хоть убей, не пойму.

В общем, день немного растянулся и плавно перешел в вечер, а там и до верхней границы рукой подать. Но успели. За полчаса до всех собак на мою голову.

В пятнадцать минут десятого Конвой наконец-то достиг цели своего путешествия – Северной (Первой) Базы города Горска.

Но пока стояли, отмечались и немного объяснялись – основной отчет буду завтра днем писать, – время плавно приблизилось к десяти часам вечера.

А в десять вечера что у нас?

Правильно – комендантский час.

Хотя на самом деле комендантский час в Горске, как и в других городах Горского круга, вещь бессмысленная, так как почти все твари оживали, просыпались, как и люди, утром или днем, так что, скорее, комендантский час нужно было вводить как раз в дневное время. Но, видимо, как традиция, да и ночь на дворе, поэтому – с десяти вечера и до восьми утра. Но, если честно, сам комендантский час уже давно не исполнялся, то есть если не нарваться на военный патруль, то можешь бродить по городу хоть сутки напролет. А если у тебя есть еще и пропуск, то и военный патруль не страшен. У меня пропуск был, но если ты работаешь с военными, то для них действительны – на Базе – только их Уставы, правила и документы. И для них мой пропуск, выписанный начальством Центрального Отряда Проводников Горска, был не важнее филькиной грамоты, но если ты в городе и попал на патруль, то документ этот обладает вполне законной силой. Поэтому отпускать меня с Базы до восьми часов никто не собирался. Впрочем, я особо и не стремился покинуть Базу, так как основной расчет всегда происходил именно утром – или вечером, если успеть до девяти часов. И какой смысл уходить сейчас, если все равно придется возвращаться?

Выпросить комнатушку на постой – дело нехитрое. Главное, чтобы тебя к ней проводили. А остальное дело техники. Пришел, сбросил одежду на пол, всегда чистый: тут вообще пыли мало, как будто кто-то ее специально убирает, невидимый кто-то, что в городе, что на Базах, везде. Заваливаешься на кушетку…

И ты спишь.

Правда, выспаться в одиночестве мне сегодня не удалось.

Не успел заснуть, как пришли они…

Обе – Светка и Настя.

Не знаю, как они уговорили гауптвахту, я ведь видел, как за ними арестантская команда прибыла, капитан Ивашов слова на ветер не бросает, но вот они – рядом, со мной. И отказываться от такого ночного приключения я, конечно же, не стал. И…

Выжали они меня, как лимон, но при этом и сами выполняли все мои желания вплоть до самых экстравагантных. Правда, не уверен я, что большинство этих желаний – моя инициатива. У меня как-то не очень с сексуальной фантазией. Я довольно тривиален в сексе, а тут.

М-да, учудил я…

Ну, или Светка; мужчины, кто с ней был, говорят, что умеет она править мужиком в постели, и так умело, что кажется: именно ты ведешь, а не она…

Ну, это мы еще посмотрим, кто кого и когда…

Но ночь и в самом деле была жаркая…

А исчезли они так же, как и появились, как будто и не было их вообще. Только полное удовлетворение на душе и полное опустошение ниже пояса.

Ха-ха-ха…

То есть, когда в дверь забарабанили без десяти восемь, их уже и след простыл. Ну, а мне было не до воспоминаний, так как следовало очень быстро одеться и очень быстро исчезнуть с территории базы. Ну, конечно, после получения расчёта. Тут у них все строго и пунктуально – в восемь часов пять минут ты у кассы, а еще через десять минут уже за воротами Базы.

Не совсем понятно, почему такие правила, но вот с восьми часов любого дня прибытие Конвоев не считается, и вход на Базы, не только Северную, но и на остальные три, по сторонам света, любому гражданскому лицу, который не работает непосредственно на Базах, был запрещен. Даже несмотря на то, что Отряд Проводников Горска почти что полувоенное формирование – у меня даже звание есть, старший лейтенант, – нас все же считали гражданскими лицами и поступали как с любыми гражданскими лицами. Или игнорировали, или гнали взашей…

Хорошо, что до Горска отправлялся БТР; я успел запрыгнуть на его броню и проехался до Ленинградского проспекта, с которого начинался основной Горск, с ветерком и отдыхом. Считай, сэкономил минут двадцать, которые пришлось бы тащиться пешком и в одиночестве.

На въезде в город мы расстались, и я двинулся до своего дома, уже точно пешком, так как больше никакого попутного транспорта до моего района не предвиделось. Как и не было в Горске никакого общественного транспорта. Все пешком, все пешком…

Поэтому я больше предпочитал Конвои в Луговск, который находился прямо на севере Горского круга, так как конвои из этого города всегда приходили на Северную базу, а от границы основного города до моего квартала и дома было всего-то минут пятнадцать спокойным шагом. А вот на Аргбург, который строго на западе – пункт назначения: Западная База, – или Вилюйск, который строго на востоке – пункт назначения: Восточная База, – водить Конвои не очень любил, так как тут приходилось идти больше часа до дома. Горск большой город, и расстояния для пеших прогулок были неприятно большими. Но приходилось ходить, благо ботинки из чечевицы выдавались раз в квартал и были вполне себе надежны. Хотя, конечно, сами ноги не железные, это точно…

Уже перед самым подходом к своему кварталу оказался в очередной раз свидетелем столкновения двух непримиримых сил, или сект, или движений Горска, как и всего Горского круга. Хотя над этими непримиримыми можно и посмеяться…

Одна сила – это толпа Матричных адептов, ну, это те, кто насмотрелся древней «Матрицы». А вторая секта – это их антиподы – Антиматричники. Одни, как можно понять из названия, всегда везде и всюду кричали, вот именно что кричали, потому что редко просто говорили, что мир вокруг – это Матрица. А их антагонисты заявляли, что это все вокруг реал и к матрице мало имеет отношения.

Сегодня они уже успели друг друга обкидать гнилыми помидорами. И не жалко им тратить кучу купонов на этот столь дефицитный овощ, да еще и специально доводить его до гниения? И облить друг друга кучей ласковых слов. Но при этом они довольно мирные адепты. Если дерутся, то только между собой, и не заставляют окружающих следовать только их точке зрения. Говорят, когда-то раньше было не так, и оба этих взгляда пытались и других заставить следовать их мнениям. Но им быстро объяснили, что в мире творится и как, и с тех пор они скорее некие культурные ценности Горского круга, чем нарушители прядка.

А пока шел, даже несколько раз услышал и о себе:

– Сомов, Сомов! Ты что, не видишь, что вокруг одна матрица!

Или вот такое:

– Реал и Сомов – вещи, не требующие доказательств!

Очень, надо сказать, э… приятно, но лучше бы без личностей. А то еще на иконах рисовать начнут своих сект…

И еще сотня шагов…

Ну вот, я почти и дома.

Вот и мой квартал: восемь пятиэтажных домов из кирпича и панели расположились этаким овалом, между которыми ограда и калитки с охраной, в одну из которых я и вошел. Внутри зелень, несколько детских площадок, так же огороженных и защищенных. Есть небольшой местный бар, где за купоны можно было выпить вполне себе сносного пива и заесть его некоей сухой стружкой из той же чечевицы со вкусом сушёной рыбы. Правда, сам я сушеной рыбы настоящей никогда не пробовал, хотя в Рижском круге – это тысячи полторы километров от нас, месяца два туда и обратно – этот деликатес найти можно, но, видимо, врут, так как еще ни один Конвой из этого круга не привозил нам такой экзотики. Да и я ее там так и не увидел лично. Хотя, может, и есть, просто у меня не так много купонов, чтобы увидеть. Поэтому говорю как есть, ну, не верить смысла нет, поэтому пусть будет вкус сушеной рыбы.

Этот бар-пивная как раз находился в бывшем детском садике, в котором еще располагались прачечная, кинотеатр с бесплатным залом, в который можно было прийти в любой момент, так как там показывали всегда какие-то старые, древние сериалы. Но если захотелось кина, не кино, а именно кина, правда, тоже старого и древнего, то это уже в центре города: несколько кинотеатров, которые показывали фильмы с сеансами и даже с билетами за те же купоны. Ну иногда даже я со своими девчонками туда заглядывал, особенно когда показывали что-нибудь этакое, какое-нибудь кино-катастрофу. Можно даже посмеяться, если представить, где мы и где эта киношная катастрофа…

Я помахал знакомым мужикам с «Калашниковыми», которые мирно покуривали на самой большой детской площадке, которые уже давно заменили собой детские садики, поэтому всегда были наполнены детскими голосами и весельем. Ну, а, мужики – это общественная охрана, так, на всякий случай, вдруг какая-нибудь тварь, тот же белый ходок, появится или еще что жуткое и неприятное. Для этого и оружие, и умение с ним обращаться, а не просто так.

Помахал и резко сморщившись остановился…

Ментальный блок я себе поставил, но это было другое. Просто чувство опасности и какой-то мерзости…

Шершунчики, чтоб их!

Сделал несколько шагов вперед, чувство не пропало, а усилилось. Точно они…

Вздохнул. Щелкнул тумблерами на рации: только на ночь снимаю, а так всегда со мной – и людям всегда поможешь, и сам об опасности сообщить сможешь.

Вот как сейчас.

В рации зашумело, этакий белый шум, и наконец прорезался голосок:

– Диспетчер службы охраны Ольга Калькова на связи, – и снова шумы, но связь не пропала.

– Приветствую! Оленька, тут у меня в квартале шершунчики завелись, прислать бы группу поддержки!

– Лешка, ты, что ли?

– Ну я, – я усмехнулся, приятно, когда по голосу узнают, или по Дару и чувствам.

– Понятно. Команда выехала, жди! – очень серьезно проговорила диспетчер и отключилась.

Я тоже рацию отключил и посмотрел на детскую площадку.

Красная тревога, как говорится. Дети все в центре, с ними мамашки и бабушки – и это в Горске! Здесь столько не живут, к сожалению – или к счастью, – а по периметру мужчины уже с автоматами наизготовку отслеживают каждый свой сектор. Конечно, не военные, но вряд ли стрелять будут просто так.

А я задумался…

На самом деле шершунчики – неизвестно, что или кто.

Откуда они берутся и куда исчезают, загадка, так как все попытки изучить их пока оканчивались провалом.

Впрочем, первые пять дней, когда некая биомасса зреет, шершунчики почти безобидные создания, так как их вообще в этот момент не существует. Единственная опасность оказаться с ними рядом, тогда эта биомасса – так называют, потому что ученые также не знают, что это такое на самом деле – пожирает любой биологический объект, оказавшийся в ее поле зрения. Поэтому первые, кто исчезали с появлением этой биомассы, это крысы. А потом, когда созревание заканчивается, крысы уже с теленка – э… теленка я тоже только на картинке видел – и начинают бегать по округе и есть и кусать всех, кто попадается им под зубы и когти. Вот это и есть шершунчики – шуршат своими когтями по гравию дорожек. Но иногда они зреют в людей, которые или случайно, или по житейскому принципу оказываются в подвале, где в этот момент возникает биомасса шершунчиков.

Обнаружить появление шершунчиков, первый их этап созревания, практически невозможно. То есть нужно или выйти на них случайно, но тогда тебя ждет неминуемая смерть, или вот как я – почувствовать их. Причем хиршены, способные забираться в мозг к людям, их не чувствуют, а вот некоторые Проводники – да. И я среди них. Как их чувствую, невозможно рассказать. Просто понимаю, что в подвале эти твари, пусть и на этапе созревания, и все тут.

Кстати, когда они созревают, их уже невозможно почувствовать. Но это и не нужно, так как огромные крысы никогда не прячутся, а просто начинают носиться по округе как угорелые. А поносившись, покусав, испив крови или убив, недели через две исчезают, как будто и не было их совсем.

Но лучше, конечно, их вот так обнаружить на стадии созревания, чтобы уж наверняка и никаких кровавых следов.

Минут пять прошло, когда наконец послышалось урчание двигателя и во двор въехал обычный фургон – въезд в квартал платный, но для службы охраны, само собой, бесплатно. Фыркнул и остановился прямо передо мной, метрах в двух тормоза сработали. Ну, как говорится, не профан за рулем, а мастер! И не просто мастер, а красивая такая девчонка – Леночка Глухова.

В Горском круге вообще женщин на мужских специальностях, если брать древнюю градацию профессий, всегда большинство, потому что девочек здесь, как и в самом Горском круге, рождалось раз в семь больше, чем мальчиков. Вот такой феномен нашего круга. В нашей Директории Двенадцати, где, кстати, восемь женщин, даже дискуссии время от времени возникают, а не разрешить ли в Горском круге многоженство? Но пока к единому мнению наши руководители так и не пришли. Но при этом де-факто оно – многоженство – уже существует, но на гражданском неофициальном уровне. Хотя если вспомнить Светку, то не поймешь, кто кого и на ком может женить.

Машина остановилась, и из нее вывалилисьпять человек – три девчонки и двое мужчин, Ленка-шофер не в счет. В этой команде преобладание слабой половины не так было заметно, но вот в других порой одни девчонки и были. Но сейчас дежурила команда Трофима Майорова, мужчины, сумевшего дожить в этом странном мире до пятидесяти одного года!

Мы поздоровались.

– Даже не буду спрашивать, уверен ты или нет, – хмыкнул Трофим, и мы оба посмотрели на Лизу Фимову, стоящую с огромным плоским развёрнутым экраном, так называемым «радаром Хомичева», способным различить всякие разные бяки на расстоянии…

Как я уже говорил, биомассу изучить невозможно. Все, кто пытался, погибали. Даже попытка пробраться к ней в водолазном, совершенно изолированном от окружающей среды костюме – космических тут просто нет, – оказалась неудачной совершенно! Костюм остался, а вот человека в нем уже не было. Хорошо, что в тот раз эту биомассу сразу уничтожили, а не продолжили попытки изучить. А то мало было бы удовольствие видеть бегающего старшего брата Трофима – Александра во множественных экземплярах. Да-да, именно брата командира этой команды. С тех пор он никакими изучениями не занимался, а просто уничтожал это зло сразу без раздумий!

– Трофим, Лешенька, как всегда, прав. Биомасса, третий день!

Ну да. Меня же три дня не было, поэтому и третий день. Вот же как вовремя я вернулся. Хорошо, что нигде не задержались, а то приехал бы после созревания, а тут такая веселуха, чтоб ее…

А что до фамильярности Лизы, так это из-за того, что она одна из моих хм… девчонок. Приходит, по очереди, ко мне в гости на ночку темную. И все довольны…

Ой ё! А если они узнают, мои девчонки, что Светка все-таки сумела со мной переспать? Пусть после стресса, но все же?

Я мотнул головой. Пусть узнают…

Ведь реагировать на измены, если кто так это представляет, смысла нет. Как говорится, мужчина не изменяет, а дает свободу женскому либидо. А если женщина изменяет, то на ее место приходит другая. Говорю как мужлан или сексист, но такова жизнь наша, и другой тут нет. А без секса нет жизни вообще. Но все равно прошу прощения за такие мысли.

Ведь если рождаются мужчины и женщины в соотношении один к шести, то во взрослой жизни этот показатель увеличивается до восьми или даже десяти! Ведь мужики составляют большую часть силовых структур, и если что – разборки там с «детьми чечевицы», или твари вылезают какие-нибудь, где-нибудь, – то мы, мужики, в основном и погибаем. Конечно, отдает цинизмом такое восприятие мира, но что есть, то есть.

А как же любовь, спросите вы? Есть любовь! Даже официальные семьи в браке! Но только это редкость, если мужчина занят только одной женщиной. На него или жену его – собственница, видите ли – смотрят как на ненормальных. И пары такие даже с детьми – о детях вообще отдельный разговор – более подвержены разводу, точнее, раздору, чем хм… многовекторные. Скажем так.

Пока я размышлял, команда уже проводила очередной этап операции.

У каждого дома был подвал, и у каждого подвала были специальные слуховые окна. Большинство из них были заложены кирпичами. Но другая часть имела металлические глухие ставни на замках, ключи от которых были вот у таких команд. Правда, это не особо помогало, так как даже из наглухо забаррикадированного подвала шершунчики все равно выбирались на улицу, но для виду было все же спокойней так, чем с открытыми окнами и дверями.

В общем, команда открыла пять таких ставен, по количеству человек, и, сорвав капсюли с дымовых шашек, штук двадцать, не менее, закинули их все в подвал и снова ставни закрыли. А Трофим на ручные часы посмотрел:

– Ждем…

Лиза подмигнула мне, улыбнулась и беззвучно так губами пошевелила. Знает, зараза, что я понимаю, точнее, чувствую, что говорят. А тут и без понимания было понятно:

«Светка!»

И тут же очень серьезно снова на свой радар взгляд устремила.

Ну вот, уже слухами земля полнится. При этом мне Настя все же больше нравится… Ну главное, чтобы хватило на них всех.

Я даже хихикнул, представив эту картину.

Ну а насчет шершунчиков и дыма… Так все просто. Дым рассеивал биомассу совсем! Простой обычный дым! В общем, твари они хоть и опасные, но очень уязвимые. Никакой брони или защиты. Но любую тварь нужно все-таки уметь убивать. И хоть и учат жителей на ГО всяким штучкам, но не все из гражданских, даже мужчины, готовы к встрече с ними.

– Чисто! – проговорила Лиза минут через пять дымовой атаки.

Тут же скрутила свой радар в трубочку и в тубус, на плече висящий, засунула. А проходя мимо, стрельнула глазками и очень тихо прошептала:

– Сегодня приду, жди, – и чмокнула воздух так алыми губами.

Вьют они из меня веревки. И тут на помощь, как и всегда, приходит эта самая чечевица, которая не только полезна, но и укрепляет некоторые функции организма, нужные ближе к ночи.

Не думайте, что я сексуальный маньяк или гигант половой. Так тут живут все мужчины, даже самые непутевые и глупые, просто достаются они несколько другим женщинам, но без женщин не остается никто. Что касается детей, то это уже по желанию, но пока мое главное желание – это отсутствие детей. Работа у меня столь неопределённая, что совершено не хочется оставлять своих детей сиротами. Да, я оправдываюсь. Как меня когда-то, правда, при живых родителях, но это уже другая история. И мои женщины пока со мной согласны и не требуют большего, чем просто хороший секс и просто дружба.

Мои девчонки и мой цветник. То есть называем их не девочками, девушками, женщинами, а именно девчонками. Немного вульгарно, но при этом вполне нейтрально. И если считать, что интимную жизнь можно начинать с четырнадцати лет, в Горском круге быстро взрослеют, то «девчонка» превращается в объединяющее все возраста слово. Ну, а цветник – это наше мужское счастье. Главное, не затоптать по глупости.

Спросите, что насчет болезней? Ну, есть болезни, как им не быть. Грипп там, или ОРВИ, или палец порезал, или ногу сломал. Но если вы об этом, то как заявляют наши ученые и медики, венерические болезни и многие эпидемиологические вирусы – оспа, чума, корь и много чего еще – в Горском круге отсутствуют как класс! Правда, добавляют при этом, что если мир станет в будущем более открытым, то многое может вернуться. Ну, или живем мы в матрице…

Впрочем, если вы идете к врачу, то вас встречает не просто терапевт, а именно уролог-терапевт и гинеколог-терапевт. С этим делом тут очень строго, поэтому и кажется порой, что мир, в котором мы живем, состоит только из матрицы и одного секса. Хотя это всего лишь одна сторона большой медали нашей жизни.

Мы простились, команда уехала. А я, оглядевшись и словив от мужиков с площадки большой палец, двинулся к своему дому.

Вот тоже странность, так как всегда я вхожу в свой квартал с разных сторон. Так как будто моя случайность выискивает какие-то неопределенности, которые я должен случайным образом определить. Как сейчас. Вроде с севера должен был войти в квартал, а вошел-то в первую западную калитку! И повернул направо, мой дом в южной части овала. Под номером «30» по улице Космонавтов. А за спиной остался «24». Потом я прошел «26» дом, и вот как раз в подвале «28» шершунчиков и почувствовал. А в следующий раз, может, вообще с юга войду и прямиком к своему дому, чтобы…

М-да уж. Не жизнь, а сплошное приключение.

Кстати, весть о спасении от шершунчиков – как обычно – уже разлетелось по кварталу, так что моя квартира скоро будет завалена подарками от благодарных жителей, которые на месяц точно освобождены от бед. Шершунчики могут появиться где-нибудь в другом месте, но в домах моего квартала только через месяц, точнее, через тридцать четыре дня, но не факт, может, и много позже, но знать время всегда стоит. При этом дней двадцать я буду входить в квартал только по этой дороге. Ну я уже говорил о случайных не случайностях…

Я открыл дверь в подъезд и поднялся на первый этаж, где меня как обычно встретили четыре голых дверных проема.

Но это на самом деле ничего не значит, ну, какой-нибудь бомж да мог бы поселиться и даже выскочить на меня с желанием поживиться чем-нибудь, то есть выпросить что-нибудь, но на самом деле на первом этаже никто никогда не селился, поэтому и пустые проемы дверей. И окна заложены кирпичом как с лицевой, со стороны подъезда, так и с обратной, тыльной стороны дома. То есть если есть дверь, то значит, за ней живут вполне нормальные законопослушные люди или семьи и даже с детьми. Но не на первом этаже.

Поэтому еще восемнадцать ступенек двойного лестничного пролета – и вот он, второй этаж, с тремя пустыми проемами и одной дверью. Вполне обычной, лишь обитой войлоком. Это Василий Иванович Чапаев, постоялец с пятого этажа, постарался, я как-то его дочь от белого ходока спас.

Вообще-то я мог поселиться и на пятом этаже, например. Если честно, обожаю высоту; люблю сидеть на балконе и смотреть на небо или землю. Но если бы поселился, то в моем подъезде никто бы не жил вообще. Есть традиция или особенность, если Проводник живет в подъезде, то можно не сильно опасаться за жизнь свою. Странно это, но все твари или нечисть Горска, известные мне, не могут двинуться дальше, дойдя до моего второго этажа, ну, или любого другого этажа, где живет какой-нибудь другой Проводник. Даже когда нас нет на месте.

Был случай, спал я после бурной ночи, а в подъезд завалился белый ходок – назвал так совершенно белых нелюдей в белых одеждах какой-то любитель одного из древнейших сериалов, вроде «Игра престолов», что ли, и название тварей этих так и прижилось.

Вот он стоял на предпоследней ступеньке перед площадкой, где моя квартира, и не мог двинуться вперед, как в стену уперся. Но при этом девчушка лет десяти так и двигалась к нему, это они гипнотизировать умели, гады. А на лестнице выше люди стояли и никак не могли сообразить, что делать. Тоже двинуться боялись. В общем, даже не знаю, что меня заставило встать и дверь открыть. Видимо, очередная неслучайность. А открыв, увидел белого ходока!

Как я уже отмечал, но повторюсь, все твари вообще какие-то слишком уязвимые. Шершунчики от пули погибают. Правда, нужно знать, куда стрелять. А вот белому ходоку нужно в глаза взглянуть и ударить кулаком в голову! И лучше по носу вдарить, это у них как кнопка, от которой они рассыпаются в прах! Посмотрел и ударил! Правда, мало кто способен на такое. Но и тут я тоже способен.

Вот я и ударил. А после такого удара всегда часов пять чувствуешь холод собачий! На улице жарко может быть, а тебе холодно! Но в тот раз у меня лекарство в постели лежало, так что я даже и не заметил холода. А когда проснулся, увидел возле двери целую россыпь всяких вкусностей от помидоров и конфет до литровой бутылки самогона!

Вот как сейчас: бутылка уже стояла под дверью, с несколькими консервными банками с чечевичной кашей. И хлеба ломоть, что тоже мило и приятно, хотя все из той же чечевицы.

Самогон – это от Василия Ивановича. Он там на пятом, точнее, прямо на плоской крыше гонит это сногсшибательное зелье, ну да, вы угадали, из все той же чечевицы, и продает. Но вот мне с тех пор выделяет бесплатно как спасителю. А дочку его, кстати, после того случая хиршены обследовали и сказали, что очень она гипнозу податливая, поэтому нужно в голове ее немного покопаться. Ну Василий Иванович говорит, что вроде Таня его стала более спокойной и менее капризной. Но главное, чтобы голова не болела и за белыми ходоками ходить не тянуло.

Я открыл дверь, переложил все подарки в прихожую и так же дверь закрыл. Без ключа и замков.

Нет в дверях Горска, как и всех других городов, ни замков, ни ключей. Не нужны они не потому, что нет воров, а потому, что воровать нечего. Если есть личные вещи, то вот я ношу их в рюкзаке. Если есть купоны, то есть деньги, то носишь немного с собой, сумму на дневное пропитание, а все остальное хранишь в специальных Схронах, которые есть на любом работающем предприятии. Где и получаешь их по мере необходимости. Бывают, конечно, случаи как сейчас, когда у меня купонов много, но это еще надо прийти ко мне и отобрать их у меня. Я ведь не только белому ходоку могу в нос заехать. Была, конечно, пара раз, когда меня хотели ограбить. Но одному я переломал все ребра, выкинув из окна, пусть и второй этаж, но под окном не только зелень, но и камни, да и летел он с ускорением. А второго я просто застрелил.

Да, есть у меня и пистолет. Просто не люблю я его носить в кобуре, в основном он в рюкзаке, но вот под подушку положить не забываю.

Квартиру я подобрал себе трехкомнатную, со смежными комнатами. В дальней самой устроил огромную постель прямо на полу. Я же говорил про пыль и тараканов?

Поэтому несколько матрасов, несколько простыней и пара тройка одеял и куча подушек – девчонки мои время от времени все это богатство простирывают для гигиены и хорошего настроения. И вот под какую подушку я положу пистолет, я вспомню только в минуту опасности – уже, так сказать, проверено.

Во второй комнате от старой обстановки остались массивный стол и кресло, спинкой к окну, в котором я обожаю отдыхать, возложив ноги на этот самый стол. Огромный сервант, весь в стекле от пола до потолка, для посуды с хрустальными вазами, рюмками, бокалами… И еще чего там только не было! И все хрустальное и звонкое! Чем я очень редко пользуюсь. Они так для красоты, и девчонки мои всегда восхищаются этим хрусталем. Всегда! И напротив этого шкафа пианино! Но при этом никто из моих девчонок, и я тем более, не умеют играть на этом странном инструменте.

Ну а в гостиной несколько шкафов, в древности это называлось вроде стенкой, но одного вида с сервантом, и даже пианино, видимо, односерийная мебель, но почти пустая; книги были, но я их уже давно все раздарил, фантастика какая-то. Оставил каких-то К. Маркса, Ф. Энгельса и В. Ленина, многотомники уж больно хорошо смотрелись за стеклом в едином стиле. И огромный полукруглый диван или два дивана, составленные в полукруг, со столиком журнальным в середине этого полукруга, где я любил принимать гостей или просто болтать со своими девчонками, когда мы все собирались вместе. Только собирались! Без всякого интима! Ну почти…

Как-то попробовал. Мне было хорошо и плохо одновременно, а девчонкам моим, их было тогда четыре, было просто плохо. Дотянуться до каждой по-настоящему я не сумел и не смог, от этого и получилось, что ничего не получилось. Это я им доказал бессмысленность этой ситуации и затеи, поэтому сейчас у них хм… очередь до моего тела, хотя они и пробуют все-таки время от времени навалиться на меня всем женским коллективом. А так все по очереди. Хм… Сегодня ведь не очередь Лизы. Она что, с Верой придет?

Вот я попал!

Я взял одну из консервных банок с чечевицей, свернул крышку, аккуратно ее на столик журнальный положил и, вытащив из спецпакета ложку, принялся за поздний завтрак или ранний обед.

Третья глава

Ну, теперь можно поговорить обо всем более обстоятельно и более спокойно. Без нервотрепки и глупой рефлексии.

О времени, о Силе, о себе.

Итак, что мы имеем?

Если брать летоисчисление, то сейчас официально идет сентябрь, двадцать третье число, то ли понедельник, то ли четверг, 1073 года от…

Вот от чего считается летоисчисление, точно сказать невозможно – официально пишется от Сотворения Круга, а неофициально есть много формулировок, как и невозможно воспринять этот самый 1073 год. Потому что кажется, что всё произошло – что «всё», тоже не совсем понятно – может быть, и тысячу семьдесят три года назад, а может, вообще случилось только вчера!

Потому что странный мир, в котором мы живем, и в самом деле похож на некую матрицу, так как до сих пор мало кому понятно, что же произошло то ли тысячу лет назад, а то ли вчера.

Об этом говорят и предметы в этой квартире. Когда я в нее вселился, пять лет назад, тут было все так же, как и сейчас! Ничего не изменилось, ничего не вышло из строя, не сгнило и не сломалось. Э… правда, исчез комод из кабинета, вполне обычный, там даже вещей никаких не было – у меня не так много вещей, чтобы ими комоды загружать, вот был, но года два назад взял и исчез. Куда и как – совершенно непонятно.

Я это к тому, что вы можете поверить в то, что эта обстановка в этой квартире дожидалась меня тысячу лет?

То есть я могу уверовать в Матрицу и в то, что нам просто специально чистят мозг и все и в самом деле произошло вчера. Но при этом супер-аргумент Антиматричных бьет все, и вся, и всегда! То есть они говорят: если бы это была матрица, то жили бы мы в мире грез и комфорта, а не в мире, где все хоть и стоит на месте и редко меняется, но до комфорта и грез как до Луны, которую раз в тридцать дней можно все-таки увидеть на небосклоне, но не чаще. Да еще и каша чечевичная, от которой уже тошнит, но другого тут просто нет – есть, конечно, но уже за деньги. Разве это Матрица?

И дни у нас давно уже – или недавно? – перестали быть понедельниками и воскресеньями. Неделя в семь дней осталась, а вот дней недели уже нет. Только Первый день, Второй, Третий… Седьмой…

Вот так и живем без понедельников.

Ну, а где мы живем?

В Горском круге, хотя эта местность скорее похожа на овал – пятьсот километров на триста – и находится на месте, где когда-то, говорят историки, стоял такой прекрасный город Московия, от которой, по предположениям ученых, Пустошь и осталась.

Климат тут солнечный. И если и есть зима, то температура никогда ниже плюс десяти не опускается. Летом да, жарить может и под сорок в тени, но в основном плюс двадцать-двадцать пять – это норма. Ученые говорят, что что-то там с осью Земли случилось, от чего климат стал таким ласковым. Ну, или в Матрице мы – можете здесь улыбнуться.

Есть еще несколько нам известных Кругов. Я уже упоминал Рижский круг – на западе. На востоке от нас Чичварский круг, где когда-то стоял вроде Челябин или Новосибирса, и еще дальше на восток Даляньский круг, один из самых больших в известном нам мире. Еще, говорят, есть где-то на севере в растаявшей тундре Чучкский или Колмынский круг. Ведь язык сломаешь, выговаривая эти названия.

Как появился Горский круг, как и все остальные Круги, совершенно непонятно. То ли была война и за ней катастрофа, часто в фильмах упоминаемая, или вирус какой, или еще что. Большая часть населения планеты погибла, а остальные вот в таких Кругах и выживают.

В нашем Круге, как я уже упоминал, четыре города, расположенные строго по сторонам света.

Горск на юге.

Самый большой город Горского круга. Столица как политическая, так и экономическая. Металлический завод, автомастерские, текстильная фабрика, каучуковый завод и прочее. Населения по переписи 1065 года сто тридцать пять тысяч человек. Но я не особо верю переписи, так как, например, по переписи 1055 года в Горске жили те же самые сто тридцать пять тысяч человек. Впрочем, если вспомнить некоторые странности нашего мира, то поверить можно во все что угодно. Даже в не увеличивающееся население. Но об этих странностях я все-таки в другой раз – и лучше о них вообще не вспоминать…

Луговск на севере.

Наша военная столица. Оружейный завод, пороховая фабрика, серная цитадель – рудник. Население в тридцать пять тысяч человек.

Аргбург на западе.

Научный Центр Горского круга. Можно сказать, что Аргбург – это огромный университетский комплекс, включающий в себя как десять исследовательских институтов, так и высшие трехгодичные курсы, которые я окончил заочно. Кто же Проводника отпустит очно учиться? Население двадцать четыре тысячи человек, это вместе со студентами и аспирантами.

И Вилюйск на востоке.

Наша сельскохозяйственная столица. Несколько тысяч гектаров теплиц и садов. Но все равно на всех не хватает ни овощей, ни фруктов. Кругом только одна чечевица! Население тридцать девять тысяч человек.

И границей Круга является… Ну как же без нее! Чечевица.

Огромные поля чечевицы! Правда, похожа эта чечевица на пшеницу – тоже только на картинке видел, – но раз так в десять больше: стебли в человеческий рост, она плодороднее и плотнее по питанию. Ученые говорят, что это и не чечевица вовсе, и не пшеница, но при этом все и везде называют это растение чечевичной пшеницей или просто чечевицей. А вот из стеблей этой самой чечевичной пшеницы много чего делают, от ботинок до одежды! И ткани ткут. Очень она податливая и разноплановая. Как и из самой чечевицы тоже. Даже мясо, ну как бы мясо, которое я тоже вживую не видел и тем более не ел, нет у нас ни ферм, ни пастбищ.

Но легенда о мясе существует.

Давным-давно кто-то или из Директоров, или из ученых предложил пустить на мясо собак или кошек, но братья наши меньшие, да и крысы с голубями заодно, оказались столь умными в нашем странном мире, что их бунт был, говорят, похлеще «Птиц» Хичкока, который я видел со своими девчонками в кинотеатре раз пять. Его любят показывать как некое свидетельство того животного мятежа, на фоне которого даже ужас шершунчиков блекнет. Вот с тех пор никто и не заикается о столь, казалось бы, близком мясе. Все довольствуются чечевицей.

Кстати, самая простая пища – чечевичная похлебка-каша – совершенно бесплатна в любом общепите Горского круга. А вот все изыски из нее, как и овощи с фруктами, уже за купоны, причем порой дорого стоят. Эта банка чечевицы, которую я сейчас ем, тоже бесплатна; если саму банку с крышкой сдать в пункт сдачи пустой тары, то получаешь цельную с сохранением месяца на три. Впрочем, они так долго не хранятся, есть ведь всегда хочется, а холодильников, как и электричества – только где необходимо, оно есть – в домах граждан нет. Но вода и канализация существуют! Вот тут хоть с комфортом можно на толчке белом посидеть, ну, если чечевичный спирт в лампе есть – снова можно посмеяться, да.

Растет чечевица сама по себе. Никто ее не выращивает и не следит за нею. Урожай постоянен, лишь в январе и феврале эти колоссальные поля резко пустеют, как по мановению волшебной палочки, чтобы в начале марта вновь заколоситься этой странной пшеницей.

Чечевичная пшеница эта бывает довольно агрессивна в том смысле, что время от времени пытается выбраться на территорию Горского круга и в его границах прорасти, то есть немного подвинуть рубеж. Но тут уже военные действуют очень умело и вовремя и уничтожают этакие злостные нарушение общепризнанной границы. Впрочем, ради справедливости стоит отметить, что делает чечевица такие набеги только после того, как такие же набеги пытаются совершить те же самые военные. Иногда у какой-нибудь светлой головы из Директории Двенадцати возникает мысль, а не расширить ли рубежи Горского круга? А что, чечевицы ведь необъятные поля, что ей будет-то? Вот, видимо, будет, поэтому она и отвечает. Так что если нет глупых мыслей, то на границе почти всегда спокойно.

Хотя не всегда и не совсем все спокойно. Я же говорил про неоконченную войну – или продолжающуюся? Довольно часто из полей чечевицы к Горскому кругу приходят так называемые «дети чечевицы». На вид и в самом деле как дети, но агрессивные, мерзкие и многочисленные твари, и вот тогда военным приходится несладко – и погибшие бывают, и раненые. Но в основном все-таки удается отбиваться без серьёзных потерь. Хотя в истории были моменты, когда много нашего брата не вернулось домой к своим детям и девчонкам. Ров помогает, но, говорят, твари эти хуже саранчи, которую, хм… я даже на картинке не видел. Но ученым и военным верю, если говорят, значит, хуже.

Но как я уже говорил, все твари довольно уязвимы, и если не подпускать их близко, то и проблем почти никаких не возникает. Военные при этом все пытаются выяснить, вычислить периодичность появления «детей чечевицы», но тоже без особого успеха. Что считается также аргументом в пользу антиматрицы, так как в матрице все было бы логичней и борьба с тварями превратилась бы в рутину. А тут все не так, как хотелось бы…

Как собирают эту чечевицу? Да как обычную пшеницу! Раньше вручную косили. А когда комбайнов стало достаточное количество, в автомастерских люди ведь не зря хлеб едят, то стали загонять комбайны в поля и собирать зерно в одну сторону, а стебли в другую. И через месяц на этом месте вновь колосится чечевица! И вот здесь уже кирпичик в теорию о Матрице. Так как совершенно не понять, кто эту чечевицу сеет и вообще зачем она тут растет. И не просто тут, а от края до края! Точно известно, что «дети чечевицы» к этому не имеют никакого отношения. Тогда кто все это творит? Лишь при приближении к Рижскому кругу она заканчивается лесом, но не простыми березками и елочками, а тоже колоссальными и величественными! Вы можете представить березку в обхвате десяти человек и высотой под сотню метров? Я тоже не мог, пока не увидел. А сосны вообще где-то с километр высотой вырастают! Вот в Рижском круге их и пилят, превращая в пиломатериалы. Оттуда доски и везем, и березовый каучук, а мы им даем металл, что в Пустоши добываем, и еще всего по мелочи. В общем, торговля процветает, но при этом ездил я туда лишь однажды. Походы в соседние Круги очень купонные, то есть денежные, но при этом почти месяц в дороге туда и месяц обратно, плюс недельная остановка в Рижском круге. Долго. Хотя это я себя успокаиваю. Обязательно еще бы съездил. Но у нас тут очередь на дальние походы, а у военных есть любимчики, поэтому до меня она еще не скоро дойдет. Правда, смотреть в дороге вообще нечего, кроме бескрайних полей чечевицы, да в Риге старую архитектуру и море посмотреть. Был бы художником, обязательно нарисовал бы закат на море. Красиво!

Купался ли я в море? Нет. По причине того, что вот медузы возле берега на Рижском взморье всегда в тех же колоссальных количествах! Но несмотря на свою агрессивность, они вполне себе пригодны в пищу, поэтому их добывают в тех же огромных количествах. Не в чистом виде употребляется, а на белок перерабатывается. У нас чечевица, у них медузы. Но и рыбку там тоже ловят, вполне обычную, но которую, как я уже говорил, я в Рижском круге так и не увидел.

Как добирались до Рижского круга? По дороге, на которой тоже Сила присутствует. Кто-то и когда-то, но неизвестно кто, построил эти дороги, что на запад, что на восток, вот прямо на север нет дороги никакой, ну и на юг, куда-то далеко на юг. Я даже не знаю, что там, и никто не знает, так как никто по этой дороге к нам не приезжал и не приходил. Чечевичная пшеница эти дороги не занимает, или просто Сила не дает. И по ним вполне сносно можно двигаться, вполне себе прямые и ровные. Вот только не асфальт это, а что-то совершенно другое. Как и дороги в Горском круге – тоже не асфальт, а как будто самозаживающая субстанция, так как любая рытвина уже через пару часов совершенно не видна. Да и Сила иногда дорогу так утюжит, похлеще гусениц тракторов, которые в Пустоши можно встретить и даже применить по прямому назначению. Очистить какое-нибудь место от хлама и от развалившихся зданий. Трактора вполне себе рабочие агрегаты, но в города их не забирают, по причине гусениц, несмотря на самозаживающий асфальт, они так и стоят, дожидаясь своего часа работы.

Ну, очередной кирпичик, это я про дороги, в теорию Матрицы. Но реал все портит.

Дайте мне комфорт и телевизор! Хотя бы узнаю, что это такое!

Ага, как же. Жди…

Поэтому нет никакой Матрицы. Просто у нас странный мир в странном месте.

Впрочем, телевизор я видел, настоящий! В той же Пустоши. Целый стеллаж этих странных плоских штуковин с экранами без стенок. Магазин какой-то это был. Военные тогда десяток коробок загрузили в один из тяни-толкаев. Никогда не забирают подчистую: если так сделать, место теряется, а так можно в следующий раз еще десяток взять, как будто кто-то загружает этот разрушенный магазин товаром, причем не сразу, а месяца так через три.

Как есть и планшеты, и странные аппараты под руку, смартфоны называемые. Или вот такие гибкие экраны, как у Лизы. Но чтобы они работали, нужны электричество и некая инфраструктура, которой в Горском круге нет. Или почти нет. Говорят, в Даляньском Круге работают эти самые смартфоны, как у нас проводные телефоны, но без проводов. Но я там не был, не знаю. Туда поход вообще год занимает, и я еще не решился на такое великое приключение.

В общем, военные и ученые работают над созданием и расширением этой инфраструктуры, ведь знания, и библиотеки, и базы данных сохранились, вот только, видимо, люди все-таки немного затупились или опустились в знаниях, так как мало кто в этих базах смыслит. Я вот точно ни в зуб ногой…

А Лиза – да, может рассказать кучу всякой всячины про странные пульты, лампочки и мониторы. У неё, как она говорит, технический склад характера, то есть умная очень. Умная и умная, что в этом такого? Главное, чтобы это не мешало нашему ночному общению.

Еще несколько слов про управление или власть нашу предержащую.

Горским кругом управляет выборный сенат. Точнее, не так. Сенат – да, выбирается на шесть лет посредством всеобщего голосования жителей Горского круга. С четырнадцати лет, кстати, можно голосовать. Пятьдесят человек – двадцать от Горска и по десять от трех других городов. Но, скорее всего, сенат – это некий совещательный орган, который, впрочем, выбирает уже Директорию Двенадцати, члены которой и являются правителями Горского круга. Директоров выбирают из достойных людей, не из членов сената, доказавших свою значимость и авторитет для Горского круга. Причем можно сказать, выбирают почти что пожизненно, так как снять их даже сенат не может. Но вот самим уйти в отставку – да. Иногда возникают скандалы, и в основном журналисты их раскапывают, из-за которых тот или иной Директор уходит на почетную пенсию. В прошлом году, например, ушла в отставку Восьмой Директор по образованию, Антонина Васильевна Крутикова – лет десять точно в Директорах сидела – из-за скандала, связанного со школьными завтраками. Казалось, чего тут-то может быть, если, например, чечевичная каша бесплатна? Оказывается, может, если ее записывать как мясной суп.

Как я уже говорил, в Директории Двенадцати восемь женщин. У нас тут все-таки полный матриархат, куда не придешь, везде начальники женщины, красивые и жутко умные, аж жуть берет, хотя по традиции главой Двенадцати всегда избирается мужчина. И сейчас главой Директории является наш Одиннадцатый, Военный Директор – генерал-лейтенант Степан Васильевич Котовский. Человек довольно властный, но и справедливый. Поэтому и военные всем заправляют, не так чтобы очень наглеют, но и расслабиться не дают никому.

В общем, Директория Двенадцати и руководит, и заседает, придумывает законы, положения, трактовки и всевозможные подзаконные акты – Директора как министры, и у них довольно большой штат сотрудников, – которые утверждает или не утверждает, что бывает редко, уже сенат. И по этим законам мы и живем в мире, в котором мы живем. Хорошо сказал!

Ну, еще можно на Силе остановиться. Так сказать, вспомнить то, чего еще не рассказал.

Как уже стало понятно, ездить по дорогам Горского круга можно вполне и без Проводников, если бы не присутствие на этих дорогах Силы. Тут сразу все останавливается, и тут уже без нас, Проводников, не обойтись. Извините за тавтологию…

Но если все так плохо с двигателями внутреннего сгорания, то почему не перейти на альтернативные виды транспорта? Вполне законный вопрос. Например, на гужевой или, по-простому, на лошадок – я высшие курсы окончил, поэтому и знаю, что такое гужевой транспорт? Или вообще взять и построить железную дорогу? Ведь на юге Горска существует целое железнодорожное депо, где десятка два паровозов на полном ходу стоят! Как я уже говорил, тут мало что гниет и выходит из строя. Но, как обычно, всегда есть некоторые «но».

Первое «но» заключается в том, что нет в Горском круге, как и во всех известных Кругах, ни лошадей, ни волов, ни быков, ни даже коров. Вообще никаких тягловых животных. Только крысы, кошки и собаки, ну и голуби, куда же без них. Поэтому, как я уже говорил, настоящего мяса я никогда не ел, а только из чечевицы, но вполне съедобное.

А про легенду мясную я уже рассказал.

Поэтому кого-либо или что-либо запрячь в телеги не получится. И еще большой вопрос, как к этому отнеслась бы Сила. Может, это у нее вызвало бы еще большее отрицание, чем чечевичный двигатель?

Чечевичный, потому что именно из нее гонят специальный спирт, на котором и работают все двигатели внутреннего сгорания Горского круга и ездят машины. Пить не пьют, отучили народ – можно улыбнуться и на минутку поверить. Да и водители девчонки ведь одни, они это пойло на дух не переваривают.

А с железной дорогой еще проще, так как она построена в далекие-далекие времена, по окружности Горского круга как раз параллельно нашему античечивичному рву. Но… Совершенно не работает! Так как паровозы на железной дороге просто исчезают! Люди, которые машинисты, порой находятся, возвращаются, но паровозы исчезают напрочь. Поэтому сейчас их осталось всего восемнадцать штук, хотя в начале истории было их целых пятьдесят пять! Было время, когда машинистами становились Проводники, но это привело лишь к тому, что Горский отряд потерял пятерых отличных ребят, из которых вернулся только один, но так и умер в психушке за Забором, толком ничего не рассказав. С тех времен дорога зарастает бурьяном, хотя шпалы и рельсы выглядят так, как будто только вчера уложены.

Вот такая история про Силу без Силы…

Я отложил уже пустую банку и, уложив ноги на журнальный столик, откинул голову на спинку дивана…

Сейчас немного отдохну – и нужно в Отряд сходить. Документы сдать и небольшой отчет написать. Военные, конечно, уже все переслали, но и Проводнику следует писать, чтобы разночтений не было.

Плохо, что Костя погиб; Сергей Павлович Духов, наш начальник, обязательно мне всю душу вывернет наизнанку. Что, как и почему?

А я что, виноват, что он рацию и пищалку отключил?

Виноват! Потому что ты Проводник и за все в Конвое в ответе! И если работа для тебя превращается в рутину или в «авось», то, видимо, пора уходить на пенсию по «бурлацкой импотенции»! Правда, пенсию мне никто не даст, еще десять лет работать, чтобы я мог на нее заработать. Сорок лет – это не возраст, но в нашем мире…

В нашем мире мы все молодые.

Я открыл глаза.

Время.

Посмотрел на часы. Хм… Часа два прошло, как я решил посидеть в полудреме. Ну, как говорится, поел и выспался. Пора и на работу сходить.

Но сначала, пройдя через кухню, она у меня большая, со столом, пятью стульями и угольной буржуйкой, на которой вся готовка и происходила, я оказался в комнатке поменьше, где расположились умывальник, корявый душ и унитаз для неотложных дел. Когда въезжал, зеркала тут не было, но девчонки мои его организовали, чтобы я брился в обязательном порядке. Не любили они, когда я их своей щетиной царапал.

Посмотрел в зеркало. Потрогал подбородок. Следовало побриться, это факт. В Конвое никогда не бреюсь – как традиция или примета. Но приезжая домой, станок всегда в руки беру.

Но сначала минут пять очень быстро под холодным душем ополоснулся, постоянно при этом ахая, охая и ухая. Хочешь теплой воды – для этого бани есть совместные. Ну, а чего стесняться-то, когда один мужик на десять девок в парилке. Привыкли уже все, всю жизнь так живем – совместно.

Но, честно, не люблю баню, поэтому как-то притащил в ту же душевую большое, очень большое корыто, что смогло влезть в комнатку, пробил в нем дырку для слива, и теперь можно мыться не торопясь и с комфортом, и не только в одиночестве. Вдвоем вполне можно посидеть без тесноты – был смешной опыт – и понежиться в нагретой на буржуйке воде.

Но это все-таки редкие банные дни. Поэтому сейчас только душ и умывальник, чтобы побриться. Любопытно, но холодная вода была всегда, и не было случая, чтобы ее отключали, даже зимой ничего нигде не замерзало, иногда ведь заморозки бывают ночью.

Матрица, кругом одна матрица!

Четвертая глава

После душа переоделся, в спальне был встроенный платяной шкаф с некоторой частью сменной одежды. И, приведя себя в порядок, с рюкзачком на выход.

Но снова задержался. Занес все подарки жителей в прихожую. Пока сидел дома и валялся на диване, много чего принесли. Десяток банок чечевичной каши. Кулек конфет, видимо, все жители по одной конфетке сбросились. Пара свежих помидоров. Три яблока. И тут даже оказалась стеклянная небольшая банка консервированных огурцов. Мелкие, но очень вкусные. Где вообще такую штуку добыть можно? Хм… Значит, кто-то из моих соседей работает в овощных теплицах, нужно будет запомнить. Это вообще страшный дефицит. Точнее, дорогая очень штука, вот такая баночка стоит купонов сто, не меньше! А это очень дорого. Но долго сохранить эту прелесть не получится, вот точно с девчонками своими за пару дней прикончим эту вкусность…

Вот теперь можно выходить.

До Центра Отряда было минут двадцать такого же неспешного шага. Идешь, радуешься жизни, улыбаешься знакомым и незнакомым, провожаешь девушек и женщин взглядом, и они тебя так же оценивают. Но занят я, девчонки, занят!

Вот и Центр, когда-то какой-то офисный центр, но сейчас оборудованный вот уже лет триста под нужды Центра Отряда Проводников или ЦОП.

Как-то пытались нас вполне официально называть цопами – а что, ничего так название, – но прошлый, до Духова, руководитель Марьян Иванович Цапов наотрез отказался от этого названия Проводников. Как будто по его фамилии название. Неприятно это ему было. Впрочем, я при этом не присутствовал так как когда я пришел в Отряд, там уже всем заправлял вечный Духов. Мужик, надо сказать, боевой, но цельности ему не хватает, что ли. Ему бы в некоторых вопросах сказать «нет» Директории Двенадцати, а он лишь мямлит и соглашается. Ну, по поводу той же зарплаты, например, или премий. Понятно, что от военных большая часть поступлений зависит, но купонов свободных у ЦОПа достаточно, чтобы делать нам приятное, ну там, оклад повысить, ведь лет пять уже не повышали, а цены то растут, на два-три купона точно. Но куда-то он их копит. Куда и зачем?

На ресепшене всех входящих в здание встречает огромная картина «Бурлаки на Волге» за спинами девчонок за стойкой. По легенде, картина эта всегда висела на ресепшене, где бы ни находился Центр Проводников. И вообще давным-давно нас вообще называли Бурлаками, но потом что-то в мире изменилось, и мы превратились в Проводников. Мне нравится и то, и это наше название. Правда, лямки мы почти и не тягаем, а вот проводить проводим.

Но картина висит, и никто не собирается ее снимать.

Первым делом, оказавшись на ресепшене, завернул в Схрон и сдал под расписку свои четыреста шестьдесят купонов, которые получил от военных за свой конвой, и еще сто двадцать купонов премии за вычисление шершунчиков. Вот прямо на месте Трофим мне и выдал эти купоны. Деньги хорошие, а если прибавить еще и аванс, который тридцатого числа должен быть, то в сентябре купонов семьсот я заработал. Не ахти какие деньги, но на жизнь хватает, и даже на рестораны с девочками – тут можно улыбнуться.

Правда, спокойно уединиться в своем кабинете, ну, это я преувеличиваю, там еще трое Проводников молодых со мной, мне не удалось. Им, конечно, приятно такое соседство с монстром дорог, но мне не очень. Задают какие-то глупые вопросы или шушукаются, мои походы обсуждая. Вот им просто делать нечего, как меня пообсуждать? Я понимаю, если девки, но парни-то чего?

Кстати, среди Проводников очень мало женщин. Из семидесяти восьми Горского Отряда всего тринадцать девчонок. Не совсем понятно почему, но то, что дар Проводника почти всегда у мальчиков возникает, это факт. Но при этом молодые мальчишки так любят языком почесать, как будто бабы в них вселились. Так и трындят без умолку! И когда отчет писать?

Ах, меня же отвлекли. Сказали, Духов собственной персоной меня ждет. Ну, раз ждет, то сходим к нему.

Лифтов тут не было. Шахты стояли заколоченные, но лифты в них отсутствовали как класс. Лишь в администрации Двенадцати была парочка, и то не для всех. Так что и там, если ты простой смертный, двигаться на прием нужно пешком и по лестнице. Никто не в обиде, электричество на самом деле вещь дефицитная. Хотя слышал я, что в Пустоши хотят электростанцию запустить, там ведь не только руины. Э… Там вообще руин нету как таковых, лишь очень много хлама, из-за которого движение, если нет дороги, которую тракторами и прокладывают или, скорее, очищают, сильно затруднено, но разрушений очень мало. Но почему-то кажется, что одни руины кругом. Вот взгляд отворачиваешь и боковым зрением – руины! Снова смотришь – все как будто и целое. От этого почему-то жуть берет и начинаешь задумываться: а стоит ли рисковать своей жизнью в этой Пустоши? Хм. Это я сказал? А Сила – это не риск, что ли? Совсем я что-то…

Ну, будет время, расскажу…

Поднялся на пятый этаж. В приемной прелестная Галочка Никитина как обычно подпиливает свои выдающиеся алые коготки, то есть красные ноготки. Само собой, она девчонка Духова.

Улыбнулись друг другу:

– Ждет тебя уже минимум полчаса!

Я указал на рацию:

– Я всегда на связи, – и вошел в кабинет начальника.

Обстановка простенькая. Разве что стол массивный дубовый, и сейф в человеческий рост справа от входа, возле окна. А за креслом на стене портреты всех Двенадцати где-то давности пятилетней. Ну да, меняются они редко. Даже Восьмой Директор еще так и не заменена, хотя выборы прошли уже давным-давно! И правильно, больше стабильности и меньше светлых мыслей.

– Привет, Сергей Павлович! – я всегда так просто.

А он сегодня явно не в духе:

– Привет, – только и буркнул и на стул рядом со столом указал, садись, мол.

А сам в какие-то бумаги зарылся. Странно как-то. Что за пауза? Чего сидим, кого ждем?

Минут пять прошло. Я не торопил и не кашлял, чтобы обозначить свое присутствие. Он сам отвлекся, посмотрел на меня, как-то очень тяжело вздохнул. И, вытащив листок, несколько листков, вот сразу без всяких поисков, из всей этой мешанины, протянул мне:

– Читай! – и, кажется, еще глубже зарылся в свои бумаги. Ростом он был выдающимся, под два метра, поэтому такое его состояние, как будто спрятаться хочет, было любопытным и непонятным.

Впрочем, через пару минут я все понял, бумагу прочитав…

М-да! Дела!

В общем, это было что-то вроде докладной записки, или рапорта, или чуть позже по прочтению медленно обозначилось самое настоящее обвинительное заключение. Вот, скорее, так.

Обвинительное заключение, написанное генерал-лейтенантом Василием Степановичем Востриковым, Комендантом Горского гарнизона, по поводу моей некомпетентности и меркантильной жадности – вот так и написано было. А еще обвиняли меня в убийстве!

Ни больше ни меньше!

В общем, повесили на меня всех собак, превратив в этом рапорте в некоего монстра, который уже давно никого не слушает, а делает только так, как ему захочется. Вообще-то в нашем мире невозможно делать, что захочется, но, видимо, генералу виднее.

Я и плохо общаюсь с водителями, а среди них ведь почти все девчонки, с ними ведь как бы вежливо нужно, а я, по мнению не только генерала, и огрызаюсь, и хамлю, и могу послать далеко-далеко. Тут я не стану оправдываться, иногда даже с девчонками нужно быть резким, некоторые обычного слова не понимают.

И что я совершенно перестал следить заКонвоями, не проверяю и не отмечаю какие-то проблемы, например, с теми же двигателями. Но тут, извините, я полагаюсь на мнение водителей, которые в машинах разбираются больше моего. Да, во время провода Конвоя через Силу я могу отметить для себя какие-то проблемы, а потом сообщить их непосредственно водителю или потом уже механикам базы. Но влезать в это дело с головой – такой задачи у Проводников нет. Нам, Проводникам, главное, чтобы Конвой прошел Силу.

Оп-ля! С ума сойти!

Мне еще приписали насилие над Светланой Михайловой и Анастасией Томской! По их – их! – словам, которые были подшиты к рапорту, я силой заставил их мне отдаться, чтобы я не писал в отчете о том, что их болтовня во время прохождения участка Силы и привела к конфликту с этой самой Силой. Правда, как я это организовал, тут сказано не было.

Но в следующих абзацах шло противоречие с предыдущим текстом. Так как в них красочно повествовалось о том, что я пытался подкупить тех же самых Свету Михайлову и Анастасию Томскую, для того, чтобы они не рассказывали, что у меня был конфликт с Костей Страховым перед выездом из Луговска, свидетелем которого они были. И, что именно этот конфликт и привел к смерти заднего водителя. То есть когда я их насиловал, я их еще и подкупал, что ли?

Это же каждая строчка – абсурд!

Потому что дальше идет разбор самой ситуации со смертью Кости Страхова, и тут генеральская мысль приходит к однозначному ответу: смерть водителя произошла из-за моей безалаберности, глупости и наглости!

Я не снимал с себя ответственности за смерть Кости, но в рапорте меня и в самом деле делали или, скорее, превращали в некоего монстра. Даже страшно за себя стало.

Да еще про меркантильную жадность. Это в том смысле, что я никогда не шел на компромиссы и всегда требовал полный Конвой в шестнадцать машин. И военные со мной соглашались, понимая, что спорить со мной бесполезно! Это вообще когда такое было? Были моменты, когда я, именно я, просил уменьшить Конвой, чувства у меня были нехорошие. Правда, все это нехорошее вылилось лишь к поломке нескольких машин до участков Силы. Но как я уже говорил, я не отвечаю за техническую часть, но по рапорту выходило, что не просто отвечаю, а именно из-за этого у меня все проблемы!

Я рассказываю так сумбурно, потому что сам рапорт – верх странного непонимания и глупости. Впечатление такое, что в эти несколько страниц засунули все свои мысли, без желания как-то их связать между собой, но при этом вынесли однозначный вердикт в моей виновности. Как будто им очень важно меня убрать, морально уничтожить и лишить работы.

Кому я перешел дорогу? И где я ее перешел? Если перешел.

И вердикт этого рапорта-расследования очень любопытный. Даже с черным юмором.

И в нем было сказано, точнее, предлагалось лишить меня как звания старшего лейтенанта, так и должности Проводника Центрального Отряда Проводников Горска с переводом на иную должность…

Я усмехнулся, эта фраза «перевод на иную должность…» была не закончена и зачеркнута – вот вам и черный юмор, – но так, чтобы я прочитал, и после было написано другое, а именно:

«Рекомендовать Алексея Ивановича Сомова к увольнению из Центрального Отряда Проводников города Горска с лишением всех прав на довольствие и с полным расторжением рабочего договора участия сторон!»

С чего вдруг так жестко-то? Не буду спрашивать: «За что?» Спрошу: «А смысл в чем?»

Но моя челюсть и без всех этих вопросов уже давно лежала на полу:

– Не понял, – проговорил я и с удивлением увидел, как Духов все же сумел спрятаться за столом и бумагами.

– Я ничего сделать не могу, – послышалось как-то глухо с его стороны.

– Ты хочешь сказать, что дашь ход этой бумаге и уволишь меня?

– А, что ты мне предлагаешь сделать?

– Ну, не знаю. Позвони Юлии Владимировне, у тебя вроде с ней хорошие отношения. Сделай что-нибудь! Ты же понимаешь, что это бред! Бред, который лишит меня жизни! – конечно, с голоду я не умру, но и жизнь без работы, что бы я ни говорил – любимой работы – смысла не имеет.

– Ты посмотри на визированную подпись в левом верхнем углу, – все так же не вылезая из своего укрытия, говорил Духов.

И я посмотрел. Они что, все сговорились, что ли?

Ну, видимо, сговорились.

Так как там было размашистым почерком написано:

«Согласна!» и подпись Юлии Владимировны Поповой, Куратора всех отрядов Проводников Горского Круга. Шестая из Двенадцати!

– Я попробую что-нибудь сделать, но потом, когда ты уволишься, – жалобно проговорил Духов

– Вот если я уволюсь, то ты точно ничего делать не будешь…

– Алексей, не бери грех на душу…

– Но что я делать буду? Я же, кроме этого…

И тут он, теперь бывший мой начальник, вскочил из-за своего укрытия и гаркнул так, что если бы я не знал этой его привычки порой так кричать, обделался бы точно:

– Сдай пистолет, жетон и рацию! Быстро! – и надо мною так навис из-за стола, а у самого лицо бледное. Вот нужно ему, чтобы я уволился, и все тут.

Ну, ладно. Надо ему, так надо.

Я пожал плечами. Выложил жетон, отцепил рацию. Залез в рюкзак и положил на стол кобуру с пистолетом:

– Все?

– Да, – облегченно проговорил Духов и плюхнулся на кресло. – Расчет получишь в Схроне, я уже отправил туда записку.

Я снова пожал плечами, встал и вышел. Когда выходил из кабинета бывшего своего начальника – мне понравилась эта фраза, – увидел не менее бледное лицо Галочки. А она-то с чего? Не ее же шефа уволили…

А за меня не надо беспокоиться. Хотя…

Что я буду делать?

Тут стоит снова вернуться к Силе, пока я с мыслями собираюсь.

По поводу Силы существует две точки зрения.

Первая – официальная. Вторая – моя.

Официально считается, что Сила – это единая неизменная система, но при этом это что-то техническое, какой-то сбой в каком-то механизме. В электронном механизме, ну так, какая-нибудь микросхема сдохла, вот и началось. И если этот механизм найти, скорее, в теории, видится некий пульт, который если уничтожить, то с ним уничтожится и сама Сила. Как-то противоречиво, вам не кажется? Сломанная микросхема, но при этом пульт нужно уничтожить. Хм…

То есть нужно, как считают военные и ученые, не пытаться жить с этой Силой, а стараться уничтожить изначальные предпосылки, то есть некий пульт, чтобы эта Сила наконец ушла из нашей жизни. Точка зрения, вполне имеющая право на существование, но, к сожалению, из-за нее и нет объёмного изучения Силы. Как я уже говорил, Силу изучают, но это сложно не из-за самой Силы, а из-за противодействия со стороны военных и некоторых ученых. Потому что военные бороздят Пустошь в поисках этого самого пульта. Говорят, у них есть старые карты и они уже взорвали с десяток старых систем управления. Но пока, как видно, без толку…

Я же, соглашаясь с официозом по поводу того, что Сила есть продукт технический, отмечаю, что она обладает разумом и в ее действиях можно усмотреть вполне разумный подход.  И если она не может мутировать, то меняться вполне, что и доказывает легкий и тяжелый ее вариант на дороге. Почему так происходит, я не знаю, что дает преимущество официальной точке зрения. Но при этом я уверен в своей правоте на все сто процентов. Но ученые слушать меня не хотят, даже Сашка Раков смеется. Ну смеется тот, кто смеется последним…

Ко всему прочему, я знаю, как раскачать дар Проводника, например, до моего уровня…

Знаю? Хм… Эта мысль пришла мне в голову только что. Раньше я даже не думал об этом. Странно это как-то…

То есть моя точка зрения сводится к тому, что хоть Сила и техническая структура, но она вряд ли зависит от какого-нибудь пульта, то есть ее невозможно уничтожить. Поэтому с ней нужно работать, изучать, понимать, что, вполне возможно, в дальнейшем приведет к определённому равновесию, и мы научимся жить и работать вместе с Силой. Ведь для чего-то она существует в нашем мире? Но никто, и я в том числе, этого не знает…

Знаю…

Я снова мотнул головой. Что за ерунда со мной происходит? Мысли так и лезут в голову, о которых я даже не знал до этого мгновения. Видимо, это стресс от милого рапорта…

Кстати, сын генерала Вострикова тоже Проводник, но так себе, средний – восемь машин его средняя сила. Хм… Может, меня убрали, чтобы мой Дар больше не довлел над посредственностями?

Но я ведь знаю…

Стоп! Я пока ничего не знаю. Потому что в голове нет ничего, что я знаю, или того, что должен знать. Поэтому главное: сначала нужно окончательно закончить тут дела, а потом уже разбираться, что у меня с головой происходит и что я знаю…

Я наконец спустился с этажа в главный холл с ресепшеном и с окошком Схрона в правом углу от входа. Словил на себе пару любопытных взглядов бывших сослуживцев. Уже знают? И подошел к окну Схрона:

– Привет еще раз. Там записка должна быть от Духова по поводу меня.

– А, да, конечно, – как-то необычно затараторила наша кассирша Любочка Давеева. Что-то там посмотрела, забралась в кассу и выдала мне…

Э… всего триста девяносто шесть купонов.

– Любочка, милая. Ты случаем не ошиблась? У меня все-таки на счете шесть тысяч пятьсот тридцать три купона!

– Э… это да, конечно. Но остальная сумма ушла на погашение материального урона военным и на компенсацию семье Константина Страхова.

– А с каких это пор компенсацию и урон выплачивают Проводники? – как я знал, все компенсации выплачивались из специального фонда, в который мы, Проводники, как и все служащие Отряда, выплачивали десятую часть от заработанного, так называемый солидарный стабилизационный фонд.

– Так вас ведь уволили, Алексей Иванович. А уволенные выплачивают компенсации из своих средств.

– Что-то я не помню такого пункта в договоре…

– Так ваш договор расторгли со стороны главного нанимателя, – теперь она говорила не совсем уверенно и, можно сказать, боязливо. Думает, я в кассу ломиться начну? Делать мне больше нечего…

Что-то военные на меня плотно навалились. Видимо, все-таки кому-то дорогу перешел. Вот только где и когда? В голове возник вариант со Светкой, не Михайловой, а моей – Григорьевой, из моих девчонок. Когда-то она была с кем-то из верхов, но его любовь к плетке так ее достала, что она ушла. Ну, а я, когда мы столкнулись, набил ему морду. Нас разняли. И если честно, я даже забыл об этом случае. Года два ведь прошло. Все из-за морды, что ли?

Из-за морды и посредственности?

Как это банально, но вполне может быть…

М-да, уж.

Я вышел на улицу, ни с кем не поговорив и не попрощавшись. От меня вообще все шарахались как от чумного. Они что-то знают, чего не знаю я?

Но пройдя по улице домов пять, неожиданно сморщился и потянулся к рации, которой не оказалось. Ну да, я же уволен. Чертыхнулся и, развернувшись, направился назад в Центр.

Вошел в холл и очень громко, чтобы все слышали, проговорил:

– В пятом доме по Заводской улице, второй сектор – шершунчики.

Развернулся и вышел, нечего мне глазеть на немую сцену.

Как раз когда проходил пятый дом по Заводской, улица эта как раз выходит лучом на площадь Центра, возле дома остановился фургон, и из его нутра выбрались пять девчонок, как понял я, команда Фатимы Рисковой. Но останавливаться я не стал и даже на ее крик:

– Алексей! Лешка! – не остановился. Пусть премию в сто двадцать купонов себе забирают. Мне вообще ничего не хотелось.

Кстати, выявлять шершунчиков входит в прямую обязанность команд по борьбе с этими самыми шершунчиками. Они должны ездить по городу и проверять каждый дом. Дома разделены на сектора, в основном их три, но есть и четыре – длинные корабли больше пяти этажей и более шести подъездов, но они редкие в Горске – или два – точечные высотки в двенадцать этажей и выше. Это места, где возможно обнаружение биомассы. В моем квартале все дома пятиэтажные и шести подъездные – основные строения Горска, – значит, три сектора каждый.

То есть нельзя подъехать к дому, просто навести на него радар Хомичева и все готово, ты все увидел. Нет! Нужно обследовать каждый сектор, а у каждого сектора есть «абсолютная точка», с которой и проходит наблюдение, и с которой я сам и чувствую шершунчиков. А это пять минут на сектор минимум. Поэтому команды, конечно, ездят по городу, но так как людей не хватает, мало кто идет работать в Отряд, это Проводники обязаны в обязательном порядке лямку тянуть… Хотя уже нет. Я же уволен, и обязанность в обязательном порядке с меня снята…

Ну, а, остальные должности только по зову сердца. А сердце редко зовет воевать с нечистью. Да и на Металлическом заводе можно заработать больше, чем в этой опасной среде!

Хм… Может, к Василию Ивановичу Чапаеву в ученики записаться? Напильником там, ножовкой поработать?

Я даже рассмеялся от такой перспективы. Но за неимением лучшего можно и к Василию Ивановичу на завод, если что…

С таким веселым настроением дошел до дома. Не знаю, как слухи распространяются, но, кажется, во дворе квартала уже все в курсе моего увольнения. Взгляды у мужиков какие-то беспомощные и жалостливые. Только женщины так могут смотреть. И они тоже так смотрят. Или показалось?

Снова убрал в прихожую принесенные к двери разносолы. Пяток банок чечевичной каши, пяток конфет леденцов, вот в самый раз пососать с досады. И очередную бутылку самогона. Ну куда же без него…

Но не успел я дверь прикрыть, как в нее постучали.

Открыл. На пороге Иван Васильевич собственной персоной. Сорок с лишним лет мужику, а мнется как баба:

– Ты это, Лех, только не уезжай никуда. Хорошо? А мы тут сами как-нибудь тебе поможем…

Я смотрел на этого мужика, и мне вдруг захотелось плакать! Или смеяться. Ведь есть люди, нормальные, на которых и держится весь мир. И мы держимся. Потому что только из-за них из-за стержня мира не бросаем свою гребаную работу, которую и работой-то назвать сложно, но которая многих спасает, если не всех.

– Давай выпьем! – проговорил я, отходя в сторону и пропуская в первые секунды замявшегося, а потом решившегося войти Ивана Васильевича в свои хоромы.

Он, кстати, никогда у меня не был.

– Садись, – проговорил я, а сам двинулся в кабинет, где из серванта вытащил два огромных хрустальных фужера объемом грамм на триста каждый.

Когда принес, Иван Васильевич даже охнул от такой красоты:

– Во как гостя встречаешь! Любо! – и, откупорив свою же бутыль, налил в фужеры по полной. – За знакомство! – и, выдохнув в сторону, в один мах выдул содержимое фужера.

Я от него не отстал и тоже опорожнил свой с… двух глотков. Так я еще не пил. На столе тут же появилась та банка огурцов, от вида которой Иван Васильевич хрюкнул от удовольствия и таким же одним движением скрутил крышку, двумя пальцами выудил самый большой огурчик – и в рот.

Несмотря на весь его мощный организм и умение пить, он поплыл сразу, в отличие от меня. Видимо, тот ментальный блок не дает мне напиваться. Водка, самогон, то есть любой алкоголь меня не берет. Впрочем, напиться мне никогда не хотелось, а просто выпить – пил. Причем если не могу напиться, то наслаждаюсь вкусом. Ну, да какой вкус у водки или самогона? Очень даже есть! Например, у самогона Ивана Васильевича вкус очень приятный, мягкий, он туда еще мяту добавляет, и еще какие-то травы, и бывает, что на перце настаивает, когда находит, а потом этот перчик можно съесть. Вот перец обжигает, и кажется, что и алкоголь в этот момент в голову бьет. Но только на пару секунд, и все, я снова трезв как стеклышко.

В общем часов пять сидели, приговорив еще одну литровую его бутыль. Он сам, кстати, позвал меня на завод Металлический, заявив, что через месяц я таким мастером стану, что закачаешься!

Сказал, уходя:

– Приходи, не пожалеешь!

А я сказал, что подумаю, и закрыл дверь.

Сел на диван, с улыбкой посмотрел на место нашей попойки. Я вытащил все свои запасы и даже чечевичную строганину со вкусом вяленой рыбы, и еще что-то там. А каши мы вообще по три банки умяли. Да и не жалко.

Ведь будет день – будет и пища…

А после некоторого отдыха в голове возникла мысль. Или, скорее, вопрос.

Придут ли ко мне сегодня девчонки? Лиза или Вера или обе? Или Света или Надя?

Или мой статус уволенного им уже не интересен?

Все тут держатся на статусах человека, его связях и его положении. Даже не в деньгах дело, а именно в том отношении к себе окружающих, которое женщина получает, общаясь или будучи в связи с определенным мужчиной. И чем выше положение мужчины, чем более он влиятельней, тем выше статус женщины, которая рядом с ним. А Проводник – это довольно высокий статус, да и связей у меня было достаточно – было, потому что неизвестно, сколько их останется у меня, – так как военные хоть и главные работодатели, но и гражданских конвоев я провел довольно много, а там несколько иные, более спокойные, что ли, отношения. Там можно и на «ты» общаться. И в таких Конвоях у меня с лимитами времени как-то лучше получается, даже не знаю почему. Это тоже раздражало военных, но странно, что в рапорте об этом не упоминалось. Ну, например, приписали бы мне «договор с Силой», как в средние века договоры с дьяволом, да еще кровью подписанные. У меня кстати, хм… кровь носом пошла, когда я отрубился сегодня. Хорошо, что историю военные не очень любят. А то сделали бы меня «слугой дья… э… Силы» …

Я даже посмеялся от этой мысли…

Что касается Конвоев, то с увольнением из Отряда я лишился права официально их проводить. То есть я больше не Проводник, и если и смогу проводить, то только частный конвой, и только на страх и риск того, кто меня наймет. С военными связываться никто не хочет, и не будет, а со мной будут проблемы обязательно. Поэтому я абсолютно безработный. Но, конечно, пойти на Металлический завод мне никто не запрещает. Но вот водить Конвои – нет…

Я очень низко пал в глазах окружающих, но не людей своего квартала и особенно подъезда. Поэтому Иван Васильевич и просил, чтобы я не уезжал никуда. Квартиру содержать проблема небольшая, но хм… теперь, как говорится, по статусу не положено. Конечно, никто не придет меня выселять, но вот приехать и заселиться, и выгнать меня уже можно! Из вредности или из чьего-то глупого принципа. И даже жители подъезда не помогут. Впрочем, если кто-нибудь из девчонок придет, то я себя спасу и от выселения, и от желающих тут пожить, и поживиться моим падением. Это даже не для того, чтобы жить, а для того, чтобы унизить.

Ну это мы еще посмотрим!

Но так никто и не пришел. Мой цветник завял – можно горько посмеяться…

Как низко я пал!

Пятая глава

И на следующий день никто не пришел, и через десять дней, и через тридцать…

Слухи до меня доходили, но я не в чем не винил своих девчонок. Как говорится, каждому свое. Если упал, то мало кто протянет руку, а кто протянет, сам на том же дне. Впрочем, на дне жить можно. Никто не теребит, начальство над душой не стоит. На работу можно не ходить. Никуда не ходить вообще! Красота! Даже бриться не нужно!

Впрочем, каждое утро я обходил свой квартал по периметру, вынюхивая и высматривая нечисть всякую. Белых ходоков ведь тоже учуять можно. Да много кого учуять можно. Проходил как патруль, но в трениках и в майке, хотя на улице было уже прохладно, октябрь как-никак, а за ним ноябрь наступил, вроде и холодно, но по температуре не осень древняя.

Пару раз милая Зоя Константиновна, работающая в квартальной поликлинике, находящейся в двадцать седьмом доме, подходила несколько раз и спрашивала, не болит ли чего у меня. А потом всегда добавляла, что же ты так себя запустил-то? Вполне логичные вопросы для врача

Запустил? Да только бороду стал отращивать и не мылся уже дней двадцать как. А так все в порядке.

Хотя угля купить не помешало бы. Ну, заначки на эту зиму еще хватит, а там что-нибудь придумаю с работой.

Работа.

Ну, на завод я не пошел. Просыпаться к девяти – это такая рань для меня, что аж все съеживается во внутренностях. Поэтому я пока просто прохлаждаюсь и обхожу окрестности своего квартала, тоже какая ни есть, а работа. С голоду не помру…

Правда, на экскурсию к Василию Ивановичу Чапаеву я все-таки сходил. Стало любопытно, где в нашем круге Горском создаются все самые нужные и необходимые вещи от чайников, угольных утюгов и кастрюль до необходимых запчастей для тяни-толкаев. Это уже потом они в автомастерские уходят, в сборочные цеха, но большая их часть делается на Металлическом заводе.

Василий Иванович был явно расстроен, но экскурсию провел по высшему разряду.

И вот именно на Металлическом заводе я увидел наш женский мир во всей красе! Потому что на заводе женщины были кругом, везде и всюду. Начальники цехов, бригадиры, просто рабочие, и не какие-то там мужеподобные, а милые, красивые, умные. Даже стоя возле токарного станка, не забывают заботиться о себе. Или для меня решили постараться? Так как Василий Иванович загодя всех предупредил. И я бродил в этом царстве красоты и работы, слушал Чапаева, что и как тут происходит, и с каждой минутой нахождения в этом месте чувствовал, что мне плохеет…

Сколько я уже без женщин? То-то!

Энергии накопилось так много, но совершенно нет возможности ее использовать, выплеснуть, подарить. И завод невыход, хотя сколько прелестниц мне глазки строили. Но я для них на самом деле чужой. Не потому, что я так думаю, а потому, что так думают они. Эти работящие девчонки, для которых я человек совершенно из другой Вселенной, из другого мира. У меня даже руки белее и чище, чем у них! Ну, костяшки сбиты от тренировок, ну и что? Я ведь говорил про статус? Если бы я мог их поднять, тогда другое дело. Да они остались бы работать на заводе, но связь со мной подняла бы их чуть выше остальных.

Хм… А ведь наш Мир начинает делиться на сословия, где мы все реже пересекаемся друг с другом. Вот девчонки, работающие на заводе, и живут поближе к заводу. Мой квартал находится чуть дальше этой рабочей зоны, поэтому Чапаев, и его девчонки, они все работают в его бригаде на заводе, и встают в шесть и идут на работу с утра, когда я сладко сплю и вижу десятый сон. Но если я приду на завод работать, то стану одним из них, равным им. И статус уже не будет играть особой роли. Так как завод – это завод. Хотя и важная часть города…

Но я не пойду на завод. Не мое это. Я все-таки Проводник, хоть и в отставке…

Конечно, можно было сходить еще на Укутайку, была такая мысля. Это такое местечко на окраине Горска, где можно найти себе женщину на ночь, и не только, на любой вкус и кошелек, но пока я еще не так низко пал, чтобы идти туда со своими проблемами. И меня же многие знают! А когда слух пойдет о том, что я на Укутайке, то ни одна нормальная девчонка не станет со мной связываться!

Вот я и остался снова один. Ни на Укутайку, ни на Завод – здесь можно горько усмехнуться.

Вот это да!

Как я уже сказал, напиться мне не дано, но все равно я часами валялся на диване в дремучем холоде квартиры. Уголь был куплен, но буржуйку я топил от случая к случаю, а с нею и трубное отопление индивидуальное хоть как-то начинало работать. Трубное, потому что трубы, а не батареи, для экономии, таким серпантином под окнами, в них вода заливается и каким-то образом буржуйкой нагревается. Но если нет огня в буржуйке, то и тепла почти нет. На улице не минус, но и не то чтобы тепло. Декабрь все-таки на дворе. И чай не пью. Выпить можно ведь и простую воду.

К чему я о напиться? К тому, что в моем доме вдруг появился гость, точнее, гостья!

Анастасия Томская!

Я даже головой мотнул от наваждения. Поэтому если бы пил, то принял бы за призрак и вряд ли бы поверил в такое пришествие. Правда, на трезвую голову тоже было сложно поверить в приход такой гости, даже захотелось встать и ущипнуть ее за ее милую нежную… ручку. Но не стал, лишь глаза несколько раз открыл и закрыл, но наваждение так и не прошло, значит не чудится мне, а точно – Настя пришла!

Сколько прошло дней, как я упал?

Шестьдесят или шестьдесят пять?

И кроме Ивана Васильевича больше гостей у меня не было вообще никаких. Даже ребята с работы бывшей не появлялись. Вот что значит выпасть из обоймы. Хотя бывших Проводников ведь не бывает…

– Здравствуй, Леша, – очень тихо проговорила она.

Я приосанился на диване и решил прикрыть свое маечное пузо хотя бы пледом. Но если честно, нет у меня пуза, кубики там, правда, уже начинают растекаться от лени и безделья…

– Привет, Настюха! – я даже рукой махнул, а она улыбнулась.

– К тебе можно?

Я огляделся:

– Ну ты… это… уже вошла, вроде, – я указал на место на диване возле себя. – Присядешь?

Она мотнула головой, села. Ей чертовски шла военная форма и лейтенантские звездочки. Да и вообще красивая девчонка, однако! О! Потянуло-то как снизу!

А она села и в руках так пилотку теребит. Ну, я торопить ее не стал. Есть, конечно, вопросы, но они подождут.

– Я это, попросить прощения пришла, – и носом шмыгнула.

– Прощение? За что? – ну, в принципе я знал, за что.

– За то, что мы тебя подставили тогда. Но там… Мы там… – и уже хныкнула.

– А что ты одна? Светик решила без прощения обойтись? – немного холодно проговорил я. Решил сыграть плохого следователя. Но вот ответ Насти меня ошарашил, можно сказать, убил.

Она хлюпнула носом:

– Светка… погибла… – проговорила она, но ни одной слезинки, но теперь я понял, почему ей жутко плохо.

– Как это? – я даже обалдел. Вот так новости!

– Шершунчик… Крыса большая… Я отвлеклась, отстала на несколько шагов, а он как из-за угла и на Светку, – снова носом хлюпнула. Да ты плачь, глупая! – Одним движением ее растерзал! Я, конечно, пистолет выхватила и пристрелила гада, но поздно уже все было…. Для Светки… А ведь это… по дороге твоей домой было… Если бы ты ходил, она бы жива осталась. К тебе все хотела прийти, говорила, что совесть сведет ее с ума, и не думала она, что так все обернется с тобой! Просто ее желание соблазнить тебя с желанием командования совпало. А потом, когда Сила ушла… – но не договорила, потому что наконец ее накрыло с головой. Она так заревела в голос, дернулась ко мне, уткнулась в мою грудь, прижалась и окончательно разрыдалась.

Кажется, даже я заплакал…

А потом она была со мной. Осталась у меня. Мягкая, податливая как пластилин. Я даже не понял, куда делась моя тривиальность, или наоборот, просто обычности нам и не хватало, или ей? Но нам было очень хорошо вдвоем…

Как хорошо, когда кто-то есть рядом!

И Настя осталась у меня жить. Три дня она в конвое, три дня отдыхала у меня. Раньше она жила со Светкой, но после ее гибели отдала квартиру рядом с Центром в общий фонд, а сама в общагу перебралась, где людей побольше, и вскоре узнала, что поселились в ее бывшей квартире две других девчонки, тоже подруги, тоже водители, но из другой автороты.

А потом ночью где-то дня два назад ее как током ударило. И она наконец решилась ко мне прийти, хотя почему-то думала, что я ее прогоню. Глупая, кто же такую красоту от себя отпустит?

И мир преобразился…

Да, женская рука в квартире много значит. Уютней стало, видимо, от присутствия женского запаха, аромата ее тела, так как обстановка ведь прежней осталась. И буржуйку почти всегда топит, и чайник всегда наготове и уголь еще завезли, ей как состоящей на службе и довольствии стоимость угля была понижена на пятьдесят процентов! Кстати, Проводникам вообще на семьдесят процентов дешевле он продавался. Но и так тоже хорошо.

К моей бороде отнеслась нейтрально, но я все-таки ее сбрил. Увидел, как своей щетиной поцарапал ее грудь; она, конечно, не ругалась, но чувствовал, что ей не очень приятно, ее ведь тело, все-таки, но сдерживалась, чтобы меня не обидеть. Поэтому сбрил я бороду. Да и чего ее растить. Ведь жизнь новая началась.

А где-то после Нового года, числа так десятого января, в моей квартире появился еще один гость и не кто-нибудь, а сам Кирилл Васильевич Нуков, крутой тип и одетый с иголочки! В костюме-тройке и в пальто до пола. Последний писк моды, надо сказать. Один из богатейших людей Горского круга! Заработавший свой капитал в Пустоши. Я несколько раз водил его Конвои в Пустошь. Но вообще он человек нормальный, без пальцев и снобизма. Хотя, конечно, кто я и кто он.

Есть в Горске два самых дорогих ресторана – «Максим» и «Париж», так вот я со своими девчонками был там всего два раза, в каждом по разу, и столик на пятерых мне обошелся в пять тысяч купонов! Пять тысяч, пусть и на пятерых! Вот как раз я эти деньги в конвое Нукова и заработал, так как платил он всегда щедро. А вот он, как я слышал, каждую неделю со своими пятью девчонками в эти рестораны ходит!

Мы с Настей как раз просто сидели, отдыхали на своем диване. Конечно, вид у нас был не совсем приемный, я в майке и трениках, а Настя в моей длиннющей рубашке на голое тело, но Нукова это ничуть не смутило, даже были видны понимающие огоньки в его глазах.

И вошел он просто один, оставив своих охранников, двое их всегда, за дверью.

– Приветствую, Алексей! Настя! – проговорил он и руку так поднял меня, приветствуя, а Насте чуть заметный, уважительный поклон головы.

Я, конечно, не вскочил с места, но встать встал и руку протянул:

– Здравствуйте, Кирилл Васильевич.

Он усмехнулся:

– Просто Кирилл, и на «ты», мы же договаривались. Ровесники почти, как-никак…

Я хмыкнул. Насчет ровесников это он загнул. Лет на десять меня старше:

– Это когда было, – я махнул рукой.

– Всего три года прошло. Единственное, что изменилось, я стал еще чуть-чуть богаче, чем был, но не более того. Я мало изменился. Люди приносят мне деньги, так за что мне их презирать? Они просто уйдут к другому за лучшей долей, даже если там и хуже, то просто назло… – вздохнул. Был у него конкурент, которого он воспитал и который его предал. Поэтому и охрана…

Меня после этого немного закрутило с военными, не отпускали они меня от себя – и где их благодарность? -поэтому я больше не водил его Конвои, как, впрочем, и его конкурента. Но это не по каким-то принципам, просто некогда мне было. Впрочем, была еще причина…

Я указал рукой, что он может присесть. И он так огляделся, хмыкнул и, сходив на кухню, принес из нее стул, поставил его и сел как бы во главе полукруглого дивана. Согласен, сидеть сбоку как-то не пристало его статусу.

Но при этом сел он не вальяжно, а просто спокойно, как равный с равным.

Сел, и в руке его появился золотой портсигар. Посмотрел на меня, и я на это только пожал плечами. Он понимающе кивнул и убрал сигареты. Я не курил, и в моем доме тоже никто не курил, но перетерпеть одну сигарету я бы сумел.

Еще несколько секунд помолчал, а потом проговорил:

– Ты, надеюсь, знаешь, что Бурлаков расформировали?

Вот так и сказал – Бурлаки. Любопытно.

Ну, а насчет расформирования…

Знал, конечно…

Мне Настя много чего рассказала в ту незабываемую ночь. Когда мы, удовлетворенные и обалдевшие от сумасшедшего секса и тысячи поцелуев, просто лежали на моей огромной кровати. Точнее, просто на полу, покрытом матрацами, одеялами и подушками…

Она водила ручкой своей по моему обнаженному телу, выискивая мои смешинки – это когда мне было щекотно, а ей это жутко нравилось – и рассказывала, рассказывала, рассказывала. А я слушал, так как за шестьдесят четыре дня, пока был вне любой жизни, я пропустил много интересного.

Так вот, из последних новостей…

Ну, во-первых, мое увольнение было воспринято почти всеми с некоторым непониманием. Даже к Духову обращались за разъяснением, но он что-то промямлил о какой-то военной целесообразности и обязательствах перед городом и на этом завершил любые толки о моей персоне. Пойти против Отряда никто не решился, но я и не надеялся на это. Я вообще ни на что не надеялся, и вот появление Насти в моей жизни, как глоток воды в центре жаркой пустыни. В общем, все сделали вид, что меня никогда не было в Отряде…

Во-вторых, военная целесообразность, состояла, видимо, в том, что Сила ушла! Военные нашли очередной пульт и его взорвали. И бац – Сила взяла и ушла! Исчезла! Сгинула!

Один день Конвои по дорогам без Силы, второй, третий. Десять дней ни одного участка с Силой. Двадцать. Поэтому и решили с 1 января 1074 года расформировать все отряды Проводников в Отрядах Проводников – сами ЦОПы остались, ведь шершунчиков, и другую нечисть нужно кому-то выявлять и уничтожать, – при этом выплатив каждому Проводнику внушительную компенсацию. По некоей формуле, по которой если бы я работал, то должен был получить, несмотря на все свои неприятности и нелюбовь военных, более трехсот тысяч! При этом Славка Славин получил всего сто шестьдесят тысяч. Чувствуете разницу? Военные, видимо, как чувствовали, что грядет их «победа» над Силой, а за ней компенсация, и их задушила жаба. И они решили своей военной целесообразностью избавиться от меня чуть раньше, а тут и момент удачный подвернулся с Костей Страховым…

Еще увеличили скорость проезда по дорогам до шестидесяти километров в час – четвертая штатная скорость. А инженеры уже работают над возможностью добавить в коробку передач сто километров в час. Представляете! И, думаете, жизнь налаживается? Отнюдь…

Ну, а в-третьих, ей очень хорошо со мной. Так бы и лежала, и лежала…

Э… Это я не совсем о том. Отвлекся, извините…

– И, надеюсь, знаешь о последних событиях?

Не думайте, что наш диалог столь долгий и утомительный. Это только, кажется, что я долго думаю, а Нуков ждет, пока я думаю. Все на самом деле длилось не больше мгновения. Просто, к сожалению, текст не успевает ни за словом, ни тем более за мыслью.

Последние события и последние новости я, конечно, тоже знал. Уже знал.

У меня появилась традиция доходить до Первой Базы и ждать возвращения Насти из очередного Конвоя. В этом была какая-то романтичность, да и ей это очень нравилось. Приятно ведь, когда тебя встречает мужчина, а потом вы под ручку идете до дома.

Так вот, вчера наша встреча задержалась. По расписанию, уже по-новому, ее Конвой должен был прибыть в шесть часов вечера, но я просидел на лавочке все три часа сверху и только в половину десятого встретил уставшую и немного дерганую свою девчонку у проходной Базы.

И пока мы шли, она мне рассказала довольно жуткие новости о том, что происходит на дорогах.

Да, Сила ушла, и от этого, казалось бы, больше не требовались Проводники. Поэтому довольно быстро все инстанции и пришли к мысли, что можно отряды Проводников расформировать. Вот так в одночасье и волевым решением! Не думая или не задумываясь о последствиях. Ну а кто вообще когда-нибудь думает? Без обсуждения и каких-либо опросов. Ну а правда, зачем они нужны, эти Проводники, только зря потребляют ресурсы. Конечно, на расформирование потрачены были большие деньги, на компенсацию, но это был одноразовый момент, и больше ничего ведь не потребовалось. Так сказать, основные ресурсы были сэкономлены…

Но, как оказалось, дороги сыграли с нами злую шутку…

Я ведь говорил о налаживании жизни? Точнее, что отнюдь ничего не наладилось?

Ну да, все хорошее нам только кажется…

До 1 января, до самого Нового года, то есть целых тридцать дней, тишина на дорогах и в самом деле стаяла полная. Ни Силы, ни вообще каких-либо проблем.

Но после Нового года все вдруг резко изменилось…

Тараканы оккупировали дорогу! Причем они не нападают, но при этом не дают нормально ехать. И даже крупнокалиберные пулеметы, о которых я как-то вспоминал, против них вообще бессильны! Они на выстрелы даже внимания не обращают. В общем, движение стало еще хуже, чем с Силой.

Причем с каждым разом количество тараканов только увеличивается! Вот если при первом Конвое после Нового года, в котором рулила Настя, визуально их было не так много и Конвой этот двигался довольно бодро и почти не опоздал по новым лимитам, то вот этот, второй, что в Луговск, что обратно, плелся медленнее черепахи! Только на последнем отрезке они смогли немного сократить отставание, но все равно опоздали на три с лишним часа – в Луговск опоздали на два часа!

Но самое любопытное было в том, что Конвои, в которых по каким-то причинам находились бывшие Проводники, пассивным атакам тараканов не подвергались! И этот момент за десять дней уже успел обрасти множеством теорий. А в высших кругах уже стали шушукаться по поводу, а не вернуть ли нам отряды Проводников на место?

То есть все очень быстро встало с ног на голову. Появилось стойкое убеждение, что с отрядами Проводников малость, это мягко сказано, поторопились. Не следовало так резко рубить с плеча – повторяюсь, но это какая-то совершенно не воспринимаемая нормально военная авантюра была.

И, видимо, придерживаясь теории, что с Проводниками, пусть и бывшими, тараканы не мешают, Нукову и потребовался я как Проводник.

Хотя стоп, у него же свои Проводники есть.

Это года два назад произошло. Нуков все-таки сумел протолкнуть через Директорию мысль о том, что и частным компаниям желательно бы иметь своих Проводников. Ну там, человек десять-двенадцать. Но если саму идею Директора восприняли положительно, то вот по количеству военные воспротивились. Слишком много сказали. И, встав в позу, зарубили максимум, дав возможность набрать только троих Проводников, причем только новичков и не с очень высоким Даром. Впрочем, Нуков был и этому рад. Свои Проводники – это намного больше независимости и больше прибыли…

Всего лишь мгновение…

Еще несколько секунд помолчал, а потом проговорил:

– Ты, надеюсь, знаешь, что Бурлаков расформировали? И, уверен, слышал о последних событиях?

Нуков многозначительно посмотрел на чуть смутившуюся Настю, ну да, мой главный новостной канал, я ведь даже газет не читал, и видимо, чтобы наш разговор пошел в более дружеском тоне, извлек из внутренних своих карманов, видимо, бездонных, бутылку коньяка. Армянского коньяка! В пять звездочек!

– Есть что-нибудь, во что можно разлить этот дивный напиток?

Как он меня поддел! Знает, что, вещь в его руках не просто редкая, а невозможная в таком месте, как моя квартира. Даже Проводнику заработать на эту бутылку – это надо было работать год точно, без еды и питья если. Или самому в Пустошь лезть, но ведь места знать надо, иначе идти туда смысла нет. Я – не знал.

Э… Видимо, от безработицы я стал слишком меркантильным – меркантильно жадным, – вот купоны везде и мерещатся. Ну, если честно, сидеть на шее Настюхи совершенно не хотелось. А ведь мои купоны-то закончились! Только ее военный оклад и остался!

Но, как я понимаю, в мире что-то изменилось…

И чего бы Нуков там ни думал, но у меня был достойный ответ на эту бутылку! Я встал и двинулся в кабинет за хрустальными рюмками. А он что, думает, пить будем из граненых стаканов? Есть они у меня, как не быть, но это ведь так мелко на фоне вечности…

Правда, я совершенно не ожидал именно такой реакции самого богатого человека Горского круга на мое появление с хрустальными рюмками в руке. Стоило мне только появиться в дверном проеме, как он застыл в удивлении, явно зрение как у орла, и, как-то странно сглотнув, чуть с хрипотцой проговорил:

– Откуда у тебя такая прелесть?

– Да в серванте тут у меня, – и так головой вправо качнул.

Вы бы видели, как он вскочил, конечно, сначала умудрившись поставить бутылку на журнальный столик и ничего не сбить, а затем, вот не вру, стремглав в мой кабинет. Я был рядом, видел его реакцию на хрустальный внутренний мир моего хрустального серванта.

Его глаза расширились, он обхватил сервант руками с обеих сторон и не открыл створки, а как ребенок в детстве, лицом так к стеклу приник, пытаясь разглядеть, что там внутри находится. Ну пусть все сладости и творятся из чечевицы, но ведь сладости! И мы детвора любили вот так в окно всяких лавочек заглядывать. Купонов у сирот особо-то и нет, может, кто сердобольный и подаст пару купонов, но что на них купишь? Ну а воровать я так и не научился.

Наконец он, видимо, насмотревшись, повернул голову в мою сторону и очень тихо произнес:

– Продай…

Теперь пришла очередь моей челюсти плавно сползать вниз. Продать? А смысл? Конечно, мне нужны купоны, но какой смысл в том, чтобы это продать? Купоны вещь конечная, а красота вечная. И я как можно спокойней произнес:

– Я это богатство не покупал и не мне его продавать. Поэтому бери как подарок, – я пожал плечами, правда, тут же добавил: – Только это, не забирай все, чтобы и мои девочки могли насладиться красотой.

Он мотнул головой:

– Ты не шутишь? – удивление так и сияло на его лице.

– А что я с купонами делать буду? – а так подумал я, подарок согреет душу.

– Я твой должник! – проговорил он и быстрым шагом направился на выход. В прихожую. Открыл он дверь и обратился к одному из охранников – удивительно, но я четко слышал весь диалог: – Федор, позови Нинель и Татьяну, и да, у нас остались ящики и упаковочная бумага? – в ответ Федор проговорил:

– Да, я опилки не убирал.

– Отлично, – это уже Нуков. – Действуй, только побыстрее.

– Хорошо, Кирилл Васильевич!

Пусть Кирилл Васильевич Нуков и был самым богатым человеком в Горском круге, но и он исполнял законы, даже несмотря на то, что, как казалось, мог бы все купить и не заметить. И одним из таких законов был закон о личном автомобильном транспорте…

Если выглянуть в окно, не из кабинета, и не из гостиной, придется голову выворачивать, а из кухни, окно которой выходит прямо на вход в подъезд дома, то можно было увидеть припаркованный рядом великолепный черный «Гелендваген». Этакая немного странная, но когда-то давно очень престижная машинка. А сейчас единственная в Горске, поэтому можно в окно не выглядывать. Для справки, его конкурент Николай Семенович Марков ездит на «Роллс-Ройсе» – и тоже единственном в Горске.

Впрочем, в тот последний Конвой, из трех его конвоев, который я вел в Пустошь, ребята Нукова и он сам – никогда не брезговал работай и всегда лично присутствовал в своих важных конвоях – загрузили в один из тяни-толкаев два «Гелендвагена». Кирилл тогда и рассказал, что это очень крутая машина по статусу и по цене в прошлом. Одну, по слухам, он продал в Аргбурге, а вот на второй ездит сам со всей своей фамилией, можно так сказать. Свято исполняя закон! Суть которого состояла в том, что ни один человек не может использовать автомобиль в личных целях, если в автомобиле передвигается менее пяти человек. То есть в машине должно быть пять человек и более. Вот Кирилл Васильевич и ездил впятером на пятиместном «Гелендвагене». Впереди его девчонки, одна из которых рулит, у него все девчонки водители, причем не последнего таланта. А на заднем сиденье два охранника и он посередине, между ними, видимо, так безопасней. Ну а на крыше был организован багажник – этакая обтекаемая капля, ведь в самом «Гелендвагене» мало что поместиться может. Впрочем, статус статусом, и багажник правильный, но по городу особо не разъездишься, так как разрешенной в нем была скорость не выше третей штатной, то есть сорок километров в час, не больше. И любые нарушения строго карались, пусть ты хоть трижды олигарх – откуда я это слово знаю, хоть убей, не помню. Но зато пробок никаких, как, впрочем, и личных автомобилей почти нет…

Прошло минут пять, и в моей квартире появились две очень красивых женщины, одетые в столь изысканные наряды, что мне за мою майку и Настину рубашку стало теперь по-настоящему стыдно.

Но и эти девочки не высказали никакой брезгливости или какого-либо фырканья. Нинель, в роскошном синембрючном костюме, окинула мою гостиную взором любопытства, но по ее спокойному лицу, понять было невозможно, что она подумала о моей берлоге. При этом она махнула ручкой Насте. А когда проходила мимо меня, я все так же стоял в проходе между кабинетом и гостиной, мило так бросила:

– Лешка, привет!

А я ответствовал:

– Здравствуй, Нинель.

Нинель считалась самой «старой» среди девчонок Кирилла, не по возрасту, хотя она и была самой старшей, а по времени их отношений. Лет пятнадцать минимум они были вместе, это мне все тот же Кирилл сам поведал, когда мы были в том самом конвое, а Нинель в этом конвое водителем первого-последнего тяни-толкая была. Его иногда тянет на откровенность. Как он тогда сказал: «Моя старшая и самая любимая жена», и сигаретой так долго и с наслаждением затянулся. А еще она прекрасно разбирается в машинах и сама перебрала двигатель «Гелендвагена» для чечевичного спирта.

Вторая девчонка – Таня, тоже в брючном, но сером костюме – выглядела немного уставшей, и ничего вокруг не видела, фифа не фифа, но немного не ее мир моя квартира, хотя слышал, что она не очень любила водить, от этого и усталость, хотя говорят, что, когда нужно, может все. Ну как и все мы…

За ними появился Федор, с ящиком опилок…

Это у Нукова на черный день, что ли? Ну то есть если клад найдет? А по глазам было видно, что Кирилл нашел клад!

…И рулоном белой упаковочной бумаги…

Девчонок, понятно, Кирилл позвал, чтобы они своими женскими и более нежными руками упаковали хрусталь шкафа. Правда, началось сие действие минут через десять, потому что и девчонки Кирилла оказались в некотором ступоре при виде хрустального богатства моего, ну, все-таки моего серванта.

А затем очень быстро и споро принялись за упаковку. Кирилл доставал что-то и передавал Тане, которая обтирала вещь специальной ветошью, хотя какая тут пыль, не понятно, но традиция, видимо, обязательно протереть, и уже потом передавала Нинели, которая и упаковывала, оборачивала бумагой и укладывала в опилки ящика.

Время от времени Кирилл, вытаскивая какую-либо хрустальную вещь, показывал ее мне, и я лишь пожимал плечами. Не знаю, что думал он, но почти все такие показы заканчивались тем, что он возвращал эту вещь на место, в сервант.

Таким образом, в ящик поместилось штук пятнадцать всякой разной хрустальности от салатницы и сахарницы до шести рюмок – я их посчитал за одну единую вещь, но иной формы и фактуры, но в моих руках были рюмки чуть хм… красивее, что ли. Но Кирилл не стал вырывать у меня их из рук – тут можно посмеяться.

В общем, где-то через час эта немного странная процедура была завершена и ящик был подхвачен Федором и самим Кириллом Васильевичем и торжественно вынесен из моего кабинета и квартиры. А девчонки немного задержались, рассматривая мою половую – ха-ха-ха! – опочивальню.

Моя трехкомнатная квартира состояла из трех смежных комнат, я вроде уже говорил, вот последняя комната, одинаковая в квадратах с кабинетом, и была спальней. В ней я закрыл окно, точнее, когда-то оно было разбито, я его заколотил, а чтобы оно мне не мозолило глаза, временно занавесил плотным одеялом. Но со временем временное стало постоянным. В спальне было всегда темно, но если был нужен свет, я включал спиртовой фонарь на столе в кабинете и его света, этаким таинственным фоном, вполне хватало для того, чтобы друг друга видеть. Настя, кстати, как хозяйка, подумывала заменить окно, но в первую же ночь со снятым одеялом она удивленно поняла, что окно просто мешает, поэтому мы его снова завесили и уже больше не возвращались к этому вопросу.

А девчонки Кирилла, постояв немного, покачав головами, наконец двинулись на выход, но я мог услышать слова Татьяны:

– Лежанка классная, – говорила она. – Надо Кириллу такую предложить, а то кровать достала уже! – а Нинель головой мотала соглашаясь.

Минут через десять вернулся Кирилл Васильевич. Плюхнулся на стул уже более раскованно, тут же сорвал штоф у бутылки и разлил коньяк по рюмкам.  И, подняв свою, проговорил:

– Ну, уважил ты меня, Леха! За тебя! – и, чокнувшись мелодичным звоном, глотнул рюмку быстро, без раздумий.

Я тоже выпил, а Настя просто пригубила.

Тут как по волшебству появились шоколадные конфеты! Не меньшая редкость в наше странное время.

Выпил Кирилл Васильевич, конфеткой закусил и удовлетворенно хмыкнул. И снова заговорил:

– Так вернемся к нашим хм… вопросам и ответам, – и снова принялся разливать этот чудный напиток по рюмкам.

Что могу сказать по поводу вкуса? А ничего! Впервые пил коньяк, вот что я вам скажу. Поэтому сравнить не с чем. Но если честно, то приятно такой обжигающий вкус. Ну, может, еще будет с чем сравнить…

Кирилл продолжил:

– Я пришел к тебе, чтобы нанять тебя на Конвой в Пустошь, – и тут же поднял руку, пресекая все мои назревшие вопросы. – Хочу сразу ответить по поводу моих Проводников – они все в работе на Конвоях в городах. Пока Сила не вернулась и пока возможна скорость, я хочу сделать чуть больше, чем возможно. Что поделать иногда, и я бываю жесток, – поднял рюмку, – За друзей!

И пока чокались, я все-таки сумел задать один вопрос:

– Ты думаешь, Сила вернется?

Кирилл ответил, как только выпил рюмку:

– Мы оба прекрасно знаем, что Сила никуда не ушла. Она просто немного – он рукой так неопределенно махнул – отвлеклась. Но то что вернется, это стопудово, поэтому у военных скоро будет очень много головной боли, от чего стоит уже сейчас озаботиться выбором самых жирных кусков, чтобы потом в случае чего выбить из их толстых задниц побольше компенсаций.

– Не совсем понял твою мысль, – хотя и стал догадываться.

– Я уже взял на работу Славика Славина. И он – посмотрел на часы – сейчас гонит Конвой в Вилюйск. И пришел к тебе, чтобы и тебя позвать на работу в свою компанию «Нукинчок», ну и Настю тоже я бы не отказался принять на работу…

– Я же на службе! – опередила она меня.

А я про себя усмехнулся, вот истинный олигарх, берет быка за рога, совершенно не боясь последствий, потому что уверен, что все правильно рассчитал. А я что, буду отказываться? Конечно, снова начальство над головой, но как я и говорил, сидеть на шее Насти не очень хочется. А тут работа и деньги хорошие!

– А ты рапорт об отставке напиши, – Кирилл принялся разливать или третью, или уже четвертую рюмки. Что-то у меня счет сбился. – И я уверен, военные обязательно подпишут, им, знаешь ли, вскоре будет не до тебя. А ты, как я знаю, замечательный водитель!

Настя покраснела:

– Прямо так сразу? – как-то неуверенно проговорила она.

– Ну, во всяком случае у тебя будет две недели, чтобы подумать.

– Как это? – она даже ко мне сильнее прижалась, чувствовался ее испуг, напор Кирилла Васильевича был явно для нее, ну и для меня, непривычен.

Кирилл хмыкнул:

– У меня с военными есть договоренность по поводу сторонних действий. В общем, если заплатить определенную сумму определенным людям, то можно выкупить определенного водителя на определенное время, – довольно витиевато произнес фразу.

– Выкупить? – спросил я.

– Да. Все покупается и продается. Я могу купить работу любого человека, заплатив часть его начальству, – он пожал плечами. – Ничего личного, только бизнес. Вот я и выкупил рабочее время Насти, чтобы она оказалась в нашем Конвое.

Это даже как-то слишком напористо даже для олигарха…

– Э… Кирилл Васильевич, – я перешел на официальный тон, – Я немного не понимаю, зачем вам это нужно?

И Нуков задумчиво так:

– Кажется, перестарался, – шмыгнул носом, и как-то по-детски затылок почесал. И после небольшой паузы добавил: – Могу сказать одно: ты мне очень нужен в этом Конвое. Вот позарез! – и рукой так по горлу. – А почему, это я тебе уже в Конвое расскажу. Ну а Настю беру, чтобы тебе было не скучно, все-таки на пять или шесть дней едем, а у меня девчонки в конвое все занятые, зачем тебе одному оставаться, – и почему-то именно виновато улыбнулся. Видимо, решил немного сбавить обороты своего напора.

– Ну если так, то я согласна! – тут же выпалила явно с облегчением Настя.

– Вот и отлично, – и он принялся разливать остатки коньяка.

Поднял рюмку и снова задумчиво:

– Надеюсь, когда военные опомнятся, мы уже решим свои дела. Но даже если и не решим, я тебя им фиг с маслом отдам! Жаль только, что ты один такой сильный, еще бы парочку таких же, и мы были бы в шоколаде! – и рюмку так без тоста опрокинул.

И застыл, так как я произнес уже долго мучившую меня фразу:

– Но я знаю, как подтянуть обычных Проводников хотя бы до моего уровня.

Вот зачем я это сказал? Затем, что эта мысль хуже больного зуба. Не давала покоя постоянно везде и всюду. Только на ночь уходила, когда я с Настей оставался наедине. А утром все сначала, причем толком я эту мысль так и не оформил, а все равно покоя не давала. И ведь не сказать никому, потому что я сейчас мало кому доверял. А Нукову я доверяю? Не знаю, но появилась уверенность, что я все делаю правильно.

Шестая глава

Нуков от неожиданности кашлянул, поставил уже пустую рюмку на стол и проговорил:

– Повтори, что ты сказал?

Я пожал плечами, и как можно спокойней ответил:

– Я знаю способ, как подтянуть Проводников. Правда, для этого нужны хиршены, без них ничего не получится.

– И когда ты об этом способе узнал?

– Да вот когда этих балаболок спасал, – мы с Настей как-то говорили о том дне. Она до сих пор не понимает, что на них нашло, особенно на Светку. Ведь мой приказ о тишине они прекрасно слышали, но продолжали болтать. Вот что это было?

– А когда спас, мне по голове и досталось. Знаешь, так ударило, как будто по-настоящему кто-то взял и прямо по затылку так крепко вмазал. Иногда как вспомню, болеть начинает, – я даже почесал затылок, он и в самом деле стрельнул болью.

– М-да, – задумчиво так выдал Нуков, а потом еще добавил: – Видимо, она нашла, что хотела, – и как очнулся от своих мыслей: – Так, собирайтесь! Быстро! Поедем к хиршенам твой способ смотреть.

– Прямо так и сразу? – теперь настала очередь моего смущения. Нуков ведь человек дела, он бы не стал миллионером, если бы свои идеи тянул как кота за хвост.

И его ответ был подтверждением моих мыслей:

– А чего тянуть-то? Он знает, как заработать миллион баксов, но при этом сидит как старый скряга на ящике с золотом и никому его не отдает! – всплеснул руками от удивления. А затем резко хлопнул в ладоши: – Все! Всем собираться! Время – деньги!

Ну, видимо, да, чего тянуть-то. Хотя уж очень мне не хотелось с хиршенами встречаться. Но без них, точнее, без деда Матисса, ничего не получится.

Мы встали и ушли в спальню. Я быстро принялся одеваться, а чего думать-то – брюки, теплая рубашка, на улице январь и плюс десять, куртка в прихожей. И я уже успел одеться, а Настюха все голой стояла в размышлении:

– Ты чего?

– Платьев бы…

Я прижал ее к себе, поцеловал:

– Обязательно организуем поход по магазинам, – ну, надеюсь, работа у Нукова себя оправдает в смысле материального обеспечения, и моя меркантильная жадность наконец-то успокоится. Я усмехнулся.

– Но тебе и форма идет…

Она стукнула меня в грудь. В шкафу была только ее форма, несколько комплектов с парадной вместе, куда вместо брюк входила милая прямая юбочка. Почему у нас парады всего раз в год, 9 мая? А то так редко видишь девчонок в платьях и юбках, что хочется праздников почаще.

Но платьев купим обязательно. Вот как вернемся из Конвоя в Пустошь, так и пойдем по магазинам тратиться…

Я привел себя в порядок, проговорил Насте, которая была все еще в размышлениях: «Ждем!» – и вышел в гостиную, где Нуков начал разливать вторую бутылку. У него точно карманы бездонные:

– Не жалко? – вырвалось у меня.

– Если ты сказал правду и знаешь то, о чем сказал, то таких бутылок у тебя будут ящики.

– Эти ящики нужно еще найти, – в Пустоши, конечно, можно найти все или почти все. Но ведь нужно найти!

– Думаешь, если бы я не нашел, то пил бы здесь коньяк? – он усмехнулся.

Я подошел к столику взял рюмку:

– Но даже если мы с тобой не пьянеем, то по печени эта зараза бьет еще как! – и я закинул рюмку в род.

Кирилл хмыкнул:

– Не думай о печени, думай о перспективах!

Тут наконец появилась Настя, а я уже хотел было крикнуть, не заснула ли она там? Но можно сказать, управилась быстро, почти по-военному…

И ей и в самом деле шла военная форма. Хм… Впрочем, я видел ее только в ней и… без нее. Даже в юбке не видел ни разу. Это нужно исправлять срочно магазинами!

И было бы лучше, если сразу сейчас! Вот взять и внаглую попросить у Кирилла аванс и с ним и пойти по магазинам!

– А когда ты намечаешь Конвой в Пустошь?

– Если все будет нормально, то завтра. Уже ребята конвой составляют.

Мы уже выходили из квартиры. Нуков впереди, а я с Настей под ручку сзади. Но у двери он остановился и спросил:

– Охрану тут не надо оставить?

Я как-то об этом и не думал. Ну, а поразмыслив, решил, что не стоит. Так и сказал:

– Думаю, нет смысла. Чужие тут не ходят, а свои ребята честные, да и соседи у меня боевые.

Нуков кивнул соглашаясь:

– Если за столько лет хрусталь сохранился и никто не вынес, то да, соглашусь с тобой…

А я задумался…

На самом деле это главная загадка нашего мира. Так и не разгаданная и вполне поэтому соотносящаяся с Матрицей.

Вот почему и в самом деле хрусталь так никто и не вынес? Ни до меня, ни после меня? Если я и закрываю дверь, то на запор, когда я не один, и понятное дело, что во время секса, чтобы никто не беспокоил. Но это только ночь, а так ведь дверь почти всегда не заперта!

Ну ладно, когда я вселился, то мало у кого появилось желание посетить мое жилище. Правда, я никогда не задумывался, как эти двое оказались в нашем квартале. Ведь следствие проводилось и было выяснено, что эти двое не из нашего квартала. То есть где-то лазейка? Хотя явно малоизвестная, что ей воспользовались всего двое. Или пока только двое.

Так не о том думаю. А о загадке. О квартирах, которые нас ожидают. Об обстановке, которая не тронута многими веками. Матрица?

На самом деле мой квартал стал заселяться всего шесть лет назад. И первая загадка – где этот квартал находился до этого момента? Почему о нем никто не знал? Впрочем, Горск – город, о котором мало кто знает все, если, конечно, знает. И можно ли вообще знать об этом городе все?

Я сам люблю порой погулять по Горску – сейчас реже, лени стало больше – и если взять центр, то в нем мало что поменялось. А вот окраины кажутся, что постоянно в движении. Видимо, нам и в самом деле прочищают мозги. Повторяюсь, но мысли постоянно возвращаются или к Матрице, или к Антиматрице. Но если честно, не хочу я в Матрицу…

Так вот, когда я получил ордер на заселение, вот именно ордер и именно на три подъезда, в которых мог выбрать любую квартиру, со второго этажа по пятый, квартал был почти пустым. Это уже когда народу прибыло, появились и заборы, и калитки, и обустроились детские площадки, и бывший детский садик стал тем, чем он является сейчас – центром досуга и услуг.

Я спрашивал у девчат из квартирного департамента, когда этот квартал был подготовлен к заселению? Но они только пожимали плечами, говоря, что он всегда был готов, просто время его пришло только сейчас. И как это понимать?

В общем, загадка номер два, что вообще происходит в Горске и в Горском круге, и почему нам так спокойно, и мы не нервничаем от этих загадок?

Вы что-нибудь поняли? Я тоже ничего не понимаю, поэтому пусть это будет нашей общей загадкой. Будем разгадывать их вместе…

Мои мысли снова длились всего лишь мгновение…

Мы вышли из подъезда, и Нуков так шутливо-командно:

– Так, Нинель, Танюшка, на выход, нам к хиршенам по делу, срочно, – и в сторону Насти. – Настя, ты пила немного, как истинный водитель, так что за руль и поехали!

– Не могу! – неожиданно проговорила Настя, и все уставились на нее.

– Почему?

– Так восьмой цилиндр трется, и гильза поцарапана. Не очень хочется, чтобы заклинило…

– Так, стоп! – проговорила Нинель. – Ты слышишь двигатель?

Настя пожала плечами:

– Так это же просто! – она подошла к машине и положила руку на капот. – Вот первый цилиндр, у него свеча немного запаздывает, но не критично, для чечевичного спирта это нормально, вот второй, у него все нормально, вот третий…

Тут Нинель неожиданно рассмеялась:

– Ну я, конечно, могу слышать двигатель, но не до такой степени! Кирилл, эта девочка на вес золота! – и уже на меня посмотрела. – Береги ее как зеницу ока! И люби нежно!

Я подошел к Насте и обнял ее прижал к себе. А Кирилл к нам шагнул:

– Ты уверена?

– На все сто! – и покраснела, такое внимание для нее было в диковинку. И уткнулась мне в грудь

– Понятно, – он потянулся к рации и принялся нажимать на кнопочки. У него была какая-то навороченная дальнобойная, таких даже у военных не было. И они это терпят?

Наконец Нуков, видимо, набрал нужную комбинацию, в рации зашуршало, но при этом тишина продолжала быть. И стало заметно, как Нуков напрягся:

– Семен, ты где? Чтоб тебя…

– Шеф, шеф, я на месте! – послышалось из рации.

– Семен! Какого черта ты не на связи? Я какого рожна тебе такие деньги плачу!

– Да я, Кирилл Васильевич, в туалет забежал…

– Ты и в туалете должен быть на связи! Всегда и везде должен быть на связи! Совсем распустился! – но ругался Нуков как-то не особо страшно и с улыбкой. Видимо, Семен какой-то особый человек, что гроза над ним без всяких молний. – В общем, я в шестом квартале на Космонавтов…

– Это дома двадцать три – тридцать? – послышалось уточнение.

– Да! Подгони сюда что-нибудь нас забрать, а то «Гелендваген» сдох.

– Да вы что! – послышалось искреннее удивление.

– Семен, я тебя все-таки выгоню на фиг! – но сказано это было явно несерьезно. – Десять минут тебе, и пусть шофер мелкие купоны возьмет, а то от ваших расписок я скоро со стыда сгорю!

– Слушаюсь, Кирилл Васильевич!

Ну, расписки это была притча во языцех Горска. Самый богатый человек Горского круга, а его люди расплачиваются расписками. Их, конечно, оплачивает бухгалтерия компании «Нукинчок», но ведь и в самом деле странно. И стыдно…

– Что? – немного вызывающе проговорил Кирилл Васильевич в ответ на смеющийся взгляд Нинель. Она, кажется, еле сдерживалась от смеха.

– Солнце мое, ничего, – она сделала несколько шагов к Нукову и, обняв его, прижалась к нему. И все вокруг почувствовали, как она смеется на его груди.

Ну, видимо, Кирилл не всегда бывает грозным и жестким бизнесменом. Но все-таки кто такой этот Семен?

Так и простояли минут десять. Кирилл Васильевич с Нинель на груди. Я обняв Настю. Охранники возле машины. Таня в одиночестве.

Наконец послышался звук двигателя, и вскоре возле нас остановился фургон с надписью «Хлеб». Что вызвало не только наше удивление, но и самого Нукова:

– Ольга! Что за ерунда? – спросил он водителя фургона, миловидную девчонку лет двадцати пяти.

Если мне не изменяет память, то она тоже из его цветника.

– Все микроавтобусы заняты, – она усмехнулась. – Вот если бы ты подождал еще минут десять, то поехал бы с комфортом, – они обнялись и поцеловались, на что Нинель только хмыкнула, а вот Таня отвернулась.

Интересные отношения. Хотя чего это я. Не мои же девчонки.

Как хорошо, что у меня Настюха есть, иначе я бы не смог бы спокойно смотреть на все эти высокие отношения…

– Понятно. Так, Нинель, Таня, Настя, вы в «Гелендвагене» на прицепе. Ты, Леха, в кабину, а я с ребятами в фургоне, – распределил он роли в поездке.

– Может, тебе в «Гелендвагене»? Или в кабине? – проговорила Нинель.

– Не-е-е! Я в фургоне. Устал от тесноты, там хоть ноги вытяну, – и рукой махнул.

На что Нинель только пожала плечами. И я тоже не совсем понял юмора, но, как говорится, у богатых свои причуды.

– К хиршенам, – сказал Кирилл Ольге, которая очень споро вместе с Нинель подцепила тросом «Гелендваген», и забрался в фургон.

Я тоже влез в кабину. Ольга села, включила двигатель, передачу.

– Поехали.

Никаких разворотов. Машины так и проехали, на второй штатной, круг, чтобы выехать из ворот, которые располагались на севере между двадцать четвертым и двадцать третьим домами. И только выехав, перешла на сорок километров, а потом и на все шестьдесят!

– Уже и шестьдесят можно? – спросил я Ольгу.

Она хмыкнула:

– Уже почти разрешили, – но при этом сбросила скорость до сорока.

Я понимающе кивнул, хочется быстрой езды, но не хочется попадать под раздачу. Как раз проехали «пост инспекции движения». А так бы и ехали под шестьдесят…

Черный дом, как называлось место работы хиршенов, находился на юге Горска, ближе к железной дороге и античечевичному рву. Можно сказать, стояло это здание метрах в двадцати от железки, при этом если обойти кругом, то все окна этого огромного дома в пять этажей и лабиринтами коридоров – за три месяца обучения блокировке сознания, я так и не сумел в этих лабиринтах разобраться – были застеклены, и лишь плотные жалюзи говорили, что окна все таки защищены от непрошеных гостей.

А Черный дом, потому что совершенно черный, причем не выкрашен, а именно построен из черного кирпича, при этом сколько ни искали черную глину в округе, так и не нашли.

Подъезд к дому был единственным, как и главная парадная. Никакого ресепшена и практически никаких людей, а голоса отдаются эхом в пустых коридорах. Пока шли, перебросились парой фраз.

Самое любопытное, что Нуков шел так, как будто был здесь постоянным гостем, и для него эти лабиринты не были чем-то загадочным.

Мы сначала поднялись на третий этаж – я, Кирилл, и Настя – охрана у входа осталась, а Нинель с Таней двинулись дальше, «Гелендваген» следовало отвезти в ремонт, но Ольга пообещала прислать мини-автобус. Потом прошли по очередному лабиринту и наконец остановились возле неприметной двери без всяких опознавательных знаков, таких в этом коридоре было еще штуки три. Но при этом Кирилл остановился именно возле этой двери.

Не постучав, открыл ее, я увидел огромное помещение, не сильно освещенное, но круглый стол и за ним людей в черном я заметил. Видимо, медитация хиршенов. Четно говоря, меня у входа всегда встречал дед Матисс, который приучил быть очень пунктуальным, поэтому о жизни хиршенов я знаю только из слухов. А вот Кирилл явно был более осведомленным в этом деле человеком.

Открыл дверь и через пару секунд закрыл. Отошел в сторону, вытащил портсигар, а из него сигарету, засунул в рот и принялся мять фильтр, не прикуривая.

Секунд тридцать прошло, и дверь снова открылась и в коридор вышел хиршен. Дед Матисс.

Сколько ему лет на самом деле, никто не знал. А должны знать? Хм… Мне он как-то обронил, что стукнуло ему пятьдесят пять лет. Вот так и сказал – стукнуло. И, значит, сейчас ему был семьдесят один год? Но при этом выглядел он моим ровесником. Только глаза очень мудрого человека.

Вышел, улыбка на губах, как будто все обо всех знает. Но сначала поздоровался за руку:

– Кирилл! Настя! Алексей! – рука крепкая, сухая. – Какими судьбами?

– Да вот, Тисс, Алексей говорит, что знает способ, как поднять Проводников хотя бы до его уровня, – как бы между прочим проговорил Кирилл. А вот обращение к хиршену некое панибратское или очень дружеское «Тисс» меня очень удивило. Но совершенно не удивило Матисса:

– Хм… Мне всегда казалось, что я что-то забыл, но, оказывается, вспомнил ты, – пронзительно на меня посмотрел, как будто решил меня насквозь увидеть. Ну, а я поежился от его взгляда, что вызвало у него усмешку, дружескую. – Идемте.

И снова коридоры и лабиринты.

Правда, комната или кабинет деда Матисса остался прежним, каким я его помнил с последней нашей встречи.

Огромная комната двадцать на десять, совершенно пустая, если не считать небольшого стола посередине, стула рядом и трех кушеток по стенам, кроме той, где дверь. Есть два окна, но они всегда оставались закрытыми плотными жалюзи.

И тут, в Черном доме, было электричество! Конечно, не так все ярко светило, но небольшие лампочки, что в коридорах и лабиринтах, что в комнатах, присутствовали.

А в кабинете деда Матисса светильники располагались по углам, почти не освещая это огромное пространство.

Наконец добрались и до кабинета.

– Здесь посидите, – указал дед Матисс Кириллу с Настей на скамейку рядом с дверью. Вот могу поклясться, что ее тут не было, но при этом кажется, что она была тут всегда.

А мы в кабинет вошли.

Удивительно огромное пространство, а ты в нем как песчинка.

– На любую кушетку ложись, – проговорил дед Матисс.

Я и лег на свою любимую, справа от двери.

Сам же дед Матисс в позе лотоса на столе воссел, как он говорил, «в Центре Мироздания».

Начали?

Правда, не сразу все получилось. Несмотря на то, что я дал разрешение на вход в мое сознание, дед Матисс не сразу в него проник. Мы, видимо, создали такой мощный блок, что даже его создатель, или все-таки учитель, не в состоянии был его преодолеть с первого раза…

А потом…

Хм… Не буду я рассказывать, что творится у меня в голове. Не то чтобы стыдно, а не совсем понятно. То есть, что я видел, я не понял, а что понял, не осознал. А что осознал, оказалось ложью. А ложь только в начале была правдой, которая стала в конце всего лишь вымыслом. И так мы и кружили в странном вихре моих мыслей, которых нет. Но которые в конце концов привели нас к цели.

Правда, после я… заблудился. В собственной голове! Хожу, блуждаю и не понимаю, как выбраться-то назад? Вроде я есть – и в то же время я где-то далеко-далеко от себя и от тела.

Но испугаться не успел.

Сначала почувствовал смачную оплеуху. А потом меня так очень крепко поцеловали. Прямо взасос! Вот это меня и вернуло к реальности. Можно сказать, выбросило. Я, конечно, ко многому привычный, но чтобы меня целовали…

Настя!

Настенька меня целовала. Вот я и открыл глаза и увидел ее испуганный взгляд. И я прямо-таки прижал ее к себе, сильно-сильно!

Приятно, что целоваться нам никто не помешал. Даже не кашлянули.

Наконец насладившись поцелуями, я окончательно вернулся в реальность.

– Извини, Алексей. Я так увлекся тем, что нашел, что забыл тебя вывести. А назад не попасть, пришлось действовать спонтанно, чтобы вывести тебя из психической комы, – и Матисс виновато так плечами пожал. Хиршен извиняется, это приятно…

– То есть ты нашел, что мы искали?

– Да. И это довольно любопытные знания, – в руке деда Матисса появился стакан с водой, как по волшебству, и он протянул его мне. – Выпей, полегчает.

Надо было, конечно, принюхаться, но я же не думал, что еще может быть в стакане, кроме воды? Правильно, водка. Но я и близко не думал о целом стакане водки. Только когда выпил его залпом, понял, что к чему.

Поперхнулся, кашлянул. Но при этом в голове прояснилось. Пьяным не стал, но подействовало. Только бы пьяницей не стать.

– Не станешь, – Матисс как мысли прочитал и повернулся к Кириллу, который стоял чуть в отдалении от нас. – Да кури ты уже! Скоро ведь сигарету съешь!

Кирилл от неожиданности даже выронил сигарету. Достал портсигар, со вздохом вытащил еще одну.

– Ты, кстати, обещал бросить!

– В следующей жизни обязательно, – и с наслаждением закурил, при этом дым не клубился вокруг Нукова, а почти мгновенно уходил куда-то под потолок, хотя там не было видно никаких вентиляционных отверстий, да и тишина стояла, и если бы что-то работало, было бы слышно. Черный дом славился своей таинственностью. – Как я понял, ты нашел, что должен был найти?

– Да. Это и в самом деле некий переключатель, который я задел совершенно случайно, когда мы с Алексеем занимались блокировкой его сознания. Самое интересное, я часто его видел в сознании других людей, но никогда не обращал на него внимания. Кстати, этот переключатель есть и у обычных людей, не Проводников. Вот, например, у Насти он есть, – и он даже сам удивился, сказав это.

– Не надо меня никуда переключать! – она прижалась ко мне. – Мне и так хорошо!

– И не буду, – дед Матисс улыбнулся. – Если я вмешаюсь, то вы можете потерять самое дорогое, что есть между вами.

– Что? – но я, кажется, догадался.

– Любовь! Вы потеряете любовь, превратите вашу жизнь в рутину. Зачем мне нарушать вашу идиллию и счастье?

Настя еще сильнее ко мне прижалась, и я не удержался, снова ее поцеловал.

– Военные узнают, – это был Кирилл.

– Узнают. Даже очень быстро, так как я лично им сообщу об этом.

Я удивленно уставился на деда Матисса:

– У нас есть определенные обязательства. Но на самом деле ситуация такова, что военным скоро будет не до моих открытий и тем более не до Алексея и Насти. Грядут события, когда последние станут первыми. Конечно, после всего они поймут, что случилось, но мир уже изменится и мы изменимся вместе с ним.

– Как-то витиевато ты объясняешься, – хмыкнул Кирилл.

– Как могу, – пожал плечами дед Матисс.

Я встал и сразу и сел. Голова ясная, а вот ноги ватные. Вот точно пьяницей стану!

– Не станешь. Просто у тебя отходняк. Мы ведь сработали без подготовки, без раскачки, а сразу в пекло, – он подхватил меня за локоть и резко поднял. С другой стороны Настя меня поддержала. – Может, еще водки?

Я усмехнулся:

– Споить меня решил?

Дед Матисс на это только усмехнулся и ничего не ответил.

В общем, мы так и ушли с некоторой недосказанностью и непонятными ответами на ненужные вопросы. Это я стал немного философствовать после встречи с дедом Матиссом.

А на самом деле я все-таки решил мучивший меня вопрос о том, есть ли кнопка у Проводников. Есть! И не только у них.

Но я так и не понял, откуда у меня появился этот вопрос? Эта мысль.

И моя ли это мысль вообще?

Седьмая глава

– Стоп машины! – проговорил я в рацию и почувствовал, как все десять машин встали как вкопанные.

На самом деле никаких проблем. Просто это моя традиция, минут на десять встать перед выездом из города. К тому же меня почти три месяца не было на дорогах. Следовало успокоиться, сбить мандраж, разложить весь поход по полочкам. Правда, никогда мои полочки не стыковались с самим походом. Всё всегда было не так, как думалось, но мы раз за разом постоянно думаем всегда о лучшем и хорошем. Без оптимизма на дорогах делать нечего.

В первой машине в Пустошь по договоренности туда рулила Нинель, ну а Настя собиралась заменить ее на обратном пути, ну, и я третьим в кабине, возле правой двери, чтобы выскочить в нужный и ненужный момент.

Все-таки как хорошо снова сидеть на этом неудобном сиденье в кабине тяни-толкая. Снова чувствовать дорогу и себя на этой дороге, как на море. Ведь можно сказать, что дороги Горского круга это как море, каждый выезд – событие, каждое возвращение – отдых на сердце. Отдохнул и снова в путь. И когда тебя отрывают от самого родного – от сиденья, кабины, запаха чечевичного спирта, урчания двигателей, то теряешь себя и, кажется порой, что жизнь кончена. Но как хорошо, что порой нам протягивают руку, не бросают нас окончательно, и снова солнце светит, птички поют и ты счастлив.

Я прижал к себе Настю, и мы крепко поцеловались:

– Можете забраться на багажник, я не против, – тут же проговорила Нинель. А ее глаза просто светились лукавством.

– Ну вот, весь пафос испортила, – правда, пафос был только в моих мыслях, но улыбнуться я улыбнулся, и уже серьезно в рацию: – Всем! Поехали! Третья штатная!

Двигатели соскочили с холостого хода, пошло сцепление, и тяни-толкаи плавно двинулись по дороге.

Проехали четвертое КПП, и вот мы уже на дороге вне города, где и начинаются владения…

Силы и в самом деле не ощущалось вообще. А вот тараканы были, и на самой дороге тоже. Разлеглись как коровы на лугу – я картинку видел. Но при приближении нашего конвоя метров за двести они успевали встать, деланно отряхнуться и вразвалочку сойти с дороги в сторону. То есть они и в самом деле не мешали нашему движению. Неужели все из-за меня? Присутствия бывшего, но Проводника в конвое? Как-то не очень верилось, но все равно было приятно…

Правда, хорошее настроение испортил Кирилл, сообщивший по рации:

– По моим сведениям, конкурент наш выехал на час раньше с пятого КПП.

– Это хорошо или плохо? – спросил я.

– В Пустоши мы не встретимся, это факт, но вот на обратном пути могут быть неприятности…

– Ну, будем верить в лучшее, – ответствовал я и чуть расслабился на сиденье.

Настя прижалась ко мне и, кусая ушко, очень тихо проговорила:

– Может, и вправду, а?

Это она про багажник? Конечно, мысль великолепная, но ответил я другое:

– Представь, когда у нас на это будет время!

Она стукнула меня в плечо и выпрямилась на своем сиденье. Ну, а Нинель хихикнула и тоже получила толчок от Насти.

Дальше ехали молча, без желаний…

Начинать рассказ о Пустоши с предложения «Кто назвал это место Пустошью, потерялось в истории» я не буду. Во-первых, банально, а во-вторых, с названием «Пустошь» все еще банальней.

Когда въезжаешь на дорогу в Пустошь, то где-то на пятом километре тебя встречает огромный плакат с надписью «Пустошь Вал…» Что означает этот плакат, не совсем понятно, то ли старый фильм, то ли компьютерную игру, то ли название места; низ плаката был безжалостно отгрызен кем-то или чем-то. Отчего только огромные буквы «Пустошь» и остались и привлекают взгляд. Вот поэтому и Пустошь, причем место вполне соотносится с определением – совершенно заброшенная местность без единого человека на многие километры вокруг. Но если честно, то в Пустоши живут люди, этакие «свободники» как они себя называют, которых изредка можно увидеть в Горске, где они продают довольно любопытные, найденные ими артефакты.

Единственная дорога на Пустошь начинается в нескольких километрах от Горска. Точнее, две дороги. Везде и всюду есть две дороги – одна туда, вторая обратно. Что у главных, ведущих в города, что на Пустошь. То есть Конвои никогда не встречаются с Конвоями, идущими в обратном направлении. Удобно. Не надо разъезжаться или пропускать друг друга или устраивать друг другу пробки.

Впрочем, в бытность мою Проводником я пару раз нагонял впереди идущий конвой. Так что если по-честному, то я не такой уж и Задумчивый. Были в нашем отряде и более странные коллеги, но ограниченный круг Проводников не позволял выгнать их из отряда из-за профнепригодности – тут я злой, потому что выгнали-то меня.

Почему единственная? Потому, что все остальные дороги считаются плохими или неправильными дорогами. Что возле Луговска, что возле Вилюйска, что даже возле Агсбурга. Их «неправильность» заключается в том, что это даже не дороги, а тропки, которые не предназначены для того, чтобы проехать. Но если хочешь проехать, то приходится постоянно их чистить и убирать от мусора, который непонятно как оказывается на вполне ровной и широкой трассе – вполне устоявшееся противоречие: если хочешь ехать, то нужно убирать мусор, под которым и существует дорога. То есть хочешь более-менее спокойного движения, то едешь в Пустошь из Горска или идешь пешком. Для пеших приключенцев преград вообще не было, иди где хочешь и куда хочешь, на свой страх и риск.

А о самой Пустоши можно сказать, что невозможно ничего сказать. Это огромное пространство, которое по меркам наших ученых занимает площадь, в десятки раз превышающую Горский круг. И хоть и предполагается, что на этом месте когда-то существовал такой огромный город, как Московия, но даже в это предположение мало кто верит. Слишком все масштабно и грандиозно! И просто не вписывается в обычное пространство, и тяжело воспринимается, если сравнить Горск и Пустошь.

Поэтому учеными выдвинута гипотеза о том, что Пустошь – это некое надпространство или вообще иное измерение – я ходил на лекции, когда заканчивал высшие курсы. Ученые сами не знают, что это такое и почему артефакты, привезенные из Пустоши, вполне себе работоспособные и почти не ломаются. Матрица?

Сама Пустошь представляет из себя то ли руины, то ли заброшенные кварталы, то ли совершено целые дома с магазинами и квартирами в таком хорошем состоянии, что, кажется, вот пройдет секунда и сюда вернутся люди. Разделительный союз «то ли» выбран не случайно, а от того, что Пустошь каждую минуту разная, то ли мы едем по разрушенному миру, то ли мир разрушается от нашего движения.

Самое интересное но ни в Рижском круге, ни в Чечварском, ни в Даляньском нет входа в Пустошь. Есть небольшие тропинки для приключенцев, но только пеших, машинам там не пройти. В Рижском круге такую тропку видел. То есть для больших машин и конвоев Пустошь открыта только в Горском круге. И поэтому сюда время от времени приезжают Конвои из всех этих Кругов, чтобы собрать в Пустоши ценные артефакты. Мы не жадничаем, так как Пустоши хватит на всех. Изучили-то всего пару процентов от ее возможностей и ценностей. Вот не вру, там столько всего, что просто глаза разбегаются. Главное, не забирать все сразу с одного места. Чтобы оно не терялось. При этом у каждого, кто часто бывает в Пустоши, есть свои места, которые редко находит кто-то чужой.

И да, в самой Пустоши нет Силы, как и в городах, что облегчает движение, но при этом много неприятных тварей от странных червей или многоножек, жутких на вид – тараканы их уничтожают, что радует – до зеркальных нелюдей, именно что зеркальных, но лучше в них не видеть своего изображения. Поэтому на этот случай у всех имеются затемненные очки.

Впрочем, эти и не только твари существуют в основном только в Пустоши и в городах появляются очень редко. На хвосте кто привезет или пеший приключенец, не зная об этом, в рюкзаке маленькую многоножку притащит. Карантин, конечно, существует, но люди не всегда его исполняют, да и твари часто покидают своего носителя раньше карантина – умные до жути, но такие же слабые в уничтожении.

В общем, говорить о походе в Пустошь нечего совсем. Никаких проблем или ненужных тырканий. Что-то забрали по дороге уже после плаката. Потом добрались до какой-то площади, какого-то города или района или квартала. Тут чувствовались границы и разница между местами и дома, разные и совершенно другие магазины. Но при этом названия улиц как в Горске: и Заводская есть, и Беговая, и Гагаринская.

Как сказал Кирилл, он всегда на эту площадь заезжает, раз в полгода. В прошлом Конвое они свернули налево, он не стал сюда заезжать. Слишком место хлебное. И как уже сказано было выше, кто это место не знает, просто так не найдет, точнее, найти может, но только случайно, как когда-то Кирилл.

Площадь магазинов техники и автомобильных салонов. Вот десяток телевизоров, холодильников, еще какой-то техники. Ну, электричество начинает по городу расходиться, а значит, люди начинают жить более богато и для этого «богато» нужна бытовая техника. Правда, стиральные машинки брать не стали. Кирилл владеет несколькими общественными прачечными, одна их них в моем квартале, то есть, как он сказал, что пока не хочет плодить конкурентов. Самое интересное у всех, кто ездит в Пустошь, договоренность о том, что, например, не брать те же самые стиральные машины, так как пока время их не наступило.

Само собой, поездка по Пустоши – это не один день, а максимум пять или даже шесть. Нужно ведь объездить все намеченные точки, а между ними довольно большие расстояния. Поэтому и ночевки на дороге, питание через микроволновки, подключенные к аккумуляторам, с обязательным охранением. Но это чисто от людей, так как твари, как и люди, предпочитали ночью прятаться по своим убежищам. Ну странные тут твари, очень странные, ночь для них, как и для нас, людей, время отдыха и сна.

И время секса, само собой. Мы с Настей оставались наедине. Нинель уходила во вторую машину к Ольге и Кириллу. А напарник Ольги Никифор уединялся с Ириной, водителем задней кабины второй машины. Ну и так далее – у всех водителей-девчонок конвоя обязательно был свой мужчина.

В общем, все довольны и счастливы…

И ничего необычного. Хотя стоп, вру. В один из дней, какой, видимо, не так важно, Кирилл совершенно неожиданно оказался рядом со мной. Я как Проводник, пусть и бывший, был освобожден от любой физической работы, такая вот традиция была – не забивать голову Проводника всякой ерундой. Я, правда, попытался влезть с помощью, но девчонки-водители, по совместительству и грузчики, меня так мягко в сторону: мол, не путайся под ногами, мы и сами с усами. Так я и оказался в сторонке. Поэтому встреча наша с Кириллом как бы случайно произошла, и, ткнув меня кулаком в грудь, он таинственно проговорил:

– Вот, возьми флэшку, тут кое-что интересное. Половина на половину, – и подмигнул мне.

Если бы кто и посмотрел в нашу сторону, то ничего бы не понял. Начальник просто о чем-то поинтересовался у «бывшего Проводника» – он так меня и называл «бывший», похлопал по плечу и, крикнув что-то девчонкам, которые занимались погрузкой, направился в их сторону. Ну и я так руку в карман, в котором и исчезла флэшка. Надеюсь, по прибытию в Горск он мне все объяснит…

И еще отметил для себя, что ни одной минуты, когда бы я почувствовал Силу! Жутко хотелось ее ощутить, понять, что с ней, куда делась и когда появится. Но пока в эфире стояла тишина полная. Штиль. Только тараканы возле дороги, но не мешают.

Куда ж ты делась, зараза? И когда появишься, что произойдет?

И вот наконец утром шестого дня двинулись назад, теперь уже без остановок. И при хорошем ходе к вечеру мы должны были к Горску подъехать. Тут вещи довольно странные происходили, потому что возвращение всегда было быстрее, чем сама поездка по Пустоши. Само собой, мы пересели в седьмую машину, которая стала теперь первой. Как и все пары водителей поменялись.

Поэтому на возвращение рулила Настя…

Солнце перевалило за полдень, когда впереди мы увидели стоящий на дороге Конвой. И даже без гадалки было понятно, что это конкурент Кирилла. Нас ждет? Зачем?

– Тут на дороге конкурент наш, – проговорил я, в рацию и тут же дал команду: – Стоп, машины! – когда до последней в стоящем конвое оставалось метров сто. Толкаться еще не хватало.

– Может, и нас, – послышалось задумчиво так в рации.

Пока я размышлял, что делать, может, выйти и поговорить с ребятами, если не едут, по какой-то причине, то пусть другим не мешают…

Закон дороги, если Силы нет, то это не значит, что она не может себя проявить. А когда она бьет по двум Конвоям, извините, после можно и поубивать друг друга. Такие разборки бывали! Впрочем, последний раз два Конвоя попали под удар лет тридцать назад, и там как раз проблемы случились не во время Силы, а именно во время разборок между людьми. Поэтому с тех пор существовали определенные правила и коридоры доступа с Пустоши на основную дорогу. Но сейчас, как я представлял время, путь был свободен.

В общем, пока я размышлял, события начали развиваться со стремительной скоростью в прямом смысле этого слова. Последний тяни-толкай конвоя конкурента резко взревел двигателем и, дав все шестьдесят километров, а то и больше, понесся в нашу сторону!

Только секунда на размышление:

– Задние кабины! Полный назад!

Вот я и скомандовал впервые:

– Полный назад! – та еще ситуация.

Почувствовал, как сработало двойное сцепление, переводя управление машиной на заднюю кабину. Тяни-толкай дернулся и поехалназад. Но я ведь не командовал переходить на четвертую штатную. Поэтому мы как улитки двигались…

Не, ехали мы быстро, просто так казалось, потому что на нас неслась тяжелая машина, за рулем которой…

Идиот хренов!

– Все из кабин! Из машины! – скомандовал я. Схватил Нинель и дернулся из кабины, даже несмотря на то, что тяни-толкай еще не остановился. А Настя уже прыгала со стороны своей двери.

И как всегда вовремя, так как тяни-толкай, так и не сбавив скорость, на полном ходу врезался в нашу машину. Всё тут же остановилось.

Но меня это очень сильно разозлило. Я схватил какую-то железную палку, тут, на дороге, и, прямо-таки влетев в кабину к таранщику – а это ведь девка была! – просто врезал ей этой палкой по голове! Не знаю, убил или нет, но если не очухается, то туда ей и дорога!

Но это было еще не все.

Тут с той стороны закричала Настя:

– Лешка! Лешка-а-а!

Как я взлетел, перемахнув столкнувшиеся капоты тяни-толкаев! А вдруг мою девчонку там убивают?

Но нет. Настю никто не трогал, она просто указывала на тяни-толкай из нашего конвоя, который на огромной скорости свернул в пробитую брешь в мусорном межполосном барьере между дорогами и, развернувшись, рванул обратно в сторону Пустоши. Силы нет, так можно и разворачиваться?

А в этой машине, кстати, кто? Правильно Ольга, Кирилл и Никифор!

Кто вообще этот Никифор?

Появилась немного прихрамывающая Нинель…

– И что будем делать? – это Настя.

– Что-что – догонять их! – проговорила Нинель и, повернувшись в сторону Конвоя, крикнула: – Девчонки, достаем пушки! Если хоть одна сволочь приблизится к машинам, стрелять на поражение, – и посмотрела на нас. – Я поведу, – и быстрым шагом, совершенно забыв, что чуть ушибла ногу, направилась к третьей машине, – Ленок, Семен, отдохните, но про пушки не забывайте.

– Без вопросов, босс, – проговорил Семен, вылезая из кабины с автоматом в руках. То же и Лена сделала.

Нинель щёлкнула тумблером внутри машинной связи:

– Валька, ты там?

– Да, Нинель, – ответили через небольшие помехи.

– Хорошо! Будешь задним пилотом. Поехали…

Тяни-толкай взревел двигателем и, дернувшись, Нинель немного перестаралась из-за нервов, чуть повернув влево и проехав метров пятьдесят, выехал на соседнюю дорогу и тоже, развернувшись на скорости явно больше шестидесяти километров в час, помчался догонять уже видневшийся где-то вдали тяни-толкай с Кириллом.

Я посмотрел в зеркало заднего вида и хмыкнул.

В отдалении от нас хвостом за нами двигался явно тяни-толкай конкурента. Но отставал. Там за рулем не Нинель сидела, а водила послабее. Ну да, куда им до нее с Настей…

– За нами хвост, – проговорил я.

Нинель тоже бросила взгляд на боковое зеркало:

– Это чтобы мы назад не сдали. А так все его боевики уже с ним, где-нибудь в этих дебрях.

Проехали плакат, а значит, начались законы Пустоши. Со всеми ее тайнами, неприятностями, тварями и разным добром, которое люди собирают, а потом как товар продают…

Но сейчас мы ехали в эти дебри не за товаром.

– Не совсем понимаю, что он задумал…

– Да ничего хорошего, – сквозь зубы проговорила Нинель. – Кирилл ему нужен, и я заодно. Кирилл все пытался просчитать, кто у нас шкура Маркова, вот решил теперь на живца взять. Как видишь, сработало. Правда, когда он понял, что Оля продалась, не знаю. Впрочем, если бы он сказал мне, я бы ей все волосы повыдирала! Убила бы на фиг!

– А Никифор кто такой?

– Ольгин брат. Они всегда парой ездят в Конвоях. Но, видимо, зацепила она его, и он в деле. Вряд ли втемную использует. Он водитель хороший, но как мужик мямля. Кирилл его терпел только ради Ольги.

– Только не легче нам от этого, – проговорила Настя.

А я так задумчиво:

– То есть мы в ловушку едем?

Нинель неожиданно остановила машину, и снова тумблер крутанула:

– Выходите, правда что. Чего это я вас втягиваю…

– Ты это брось, – проговорил я, хотя у самого поджилки тряслись, ну не сильно я смелый человек против человеческой злобы. Против Силы еще куда не шло, там понятно, чего ждать, а от людей никогда не знаешь, когда нож в спину получишь. – К тому же соскочить все равно уже не получится из-за преследователей, – я указал на зеркало заднего вида.

И Настя в поддержку головой замотала:

– Стрелять я умею, – и пистолет показала, – если что, всех гадов перестреляю!

Стрелять она умела мастерски, это точно! Как-то в тир меня притащила и выдала девяносто очков из ста возможных! Ну я тоже пострелял в тот раз на сорок где-то очков, так себе результат, но если что, в упор не промахнусь точно.

– А у меня там Федор в задней кабине сидит! – это уже Валя.

– Спасибо вам, – и, кажется, даже слезинки появились в глазах Нинель.

Двигатель завела, и мы снова тронулись в путь. Как и преследователи двинулись за нами.

Где-то через час впереди появился угнанный тяни-толкай. Как Нинель выбирала дорогу, я не представляю. Но как видно из результата, нигде ни одним поворотом не ошиблась!

Когда подъехали и остановились почти в метре от капота, то в той задней кабине очень медленно появилась испуганная голова парнишки лет восемнадцати, но увидев нас, он заулыбался, а тут еще и Валя прибежала. Такого счастья встречи я еще не видел. Вылезли из машины, и Нинель к Вале и Федору в кабину забралась, что-то им сказала, а они положительно закивали головой.

А я все за преследователями следил. Но ничего не происходило. Машина как встала в метрах трехстах от нас, так и стояла. Я различал в кабине троих человек, но они просто сидели, ничего не предпринимали. Видимо, и в самом деле запирающая команда?

Нинель вылезла из кабины:

– Сказала им, чтобы вообще не вылазили из кабины, даже если нас убивать на их глазах будут, – я сглотнул, мне было страшно, Настя вздрогнула, а Нинель только усмехнулась: – Да и вас бы я в кабине оставила…

– Вот это фигушки! – ответил я. Чувство какое-то странное появилось, хоть все и будет плохо, но закончится хорошо. Вот как это понимать? – Я уверен, что нам нужно всем вместе идти. Даже если и останемся тут, выяснять отношения с той публикой, – я указал на тяни-толкай позади нас, – у меня нет настроения совсем. А они обязательно полезут с вопросами, – я хмыкнул.

И тут Настя мне так пистолет в руку ткнула. Я и не знал, что у нее два ТТ имеется, а Нинель так на нее посмотрела:

– Он хоть стрелять умеет?

Мне жутко стыдно стало, но от дальнейших слов Насти мне очень захотелось провалиться под землю. Прямо здесь и сейчас!

– Умеет. Если не в сердце, то по яйцам точно попадет, а это для мужика смерти подобно.

Я так и застыл с открытым ртом, потому что провалиться под землю не удалось. А Нинель усмехнулась.

– Только без геройства, хорошо? – проговорила она и, оглядевшись, добавила: – Нам сюда. Запах Кирилла чувствую за версту, у нас с ним долгая связь.

Двинулись. Нинель постоянно принюхивалась, вздыхала или улыбалась. А минут через пять мы совершенно неожиданно вышли к странному амфитеатру, желтого яркого цвета, совершенно от времени не посеревшего, и пусть было пасмурно, но сам амфитеатр сверкал как солнце! Цирк, или какое-то ристалище, но при этом мы вышли не на сам круг представления, а на средний ярус амфитеатра. Я же говорю: столько хлама, что и не поймешь, где ты идешь – по земле, или под тобой ярусы пустоты…

– Они, там, внизу, – проговорила Нинель, и мы принялись, пригибаясь, вот чисто на автомате пригнулись, двигаться вниз.

Правда, больше десяти рядов пройти не удалось, так как послышалась автоматная очередь и над нашими головами пролетели пули, что заставило нас пригнуться еще сильнее и спрятаться за стенкой яруса высотой не более метра.

Странно что он выстрелил так рано, не дал нам спуститься на арену. А сейчас вряд ли я полезу вниз, если вообще полезу!

Все-таки это был цирк. Когда-то в детстве, в кино, в бесплатном зале, посмотрел фильм «На арене цирка». Было весело и смешно, особенно клоуны уморили…

Но не успел я подумать, что же делать дальше, как меня накрыло!

Я даже ойкнул от неожиданности, а потом увидел!

Все, что происходило внутри!

Цвета не было, были лишь образы, фигуры, но вполне узнаваемые, или только контуры, какие-то черно-белые или бело-черные, но я всех узнал. Как в негативе, но все понятно…

Вот Кирилл, связанный, с руками за спиной и небольшой струйкой крови, очень ярко-белой, но понимаешь что это кровь, из уголка рта. Двое его держат, такие грозные на вид. Еще двое рядом с Марковым, и он орет на еще одного с автоматом:

– Какого хрена ты стрелял? Они должны были спуститься! Ты не понимаешь, что такое спуститься? – и сплюнул так смачно, и рукой махнул. – Ладно, может, это и к лучшему, Настя стрелок хороший, нужно дистанцию разорвать…

Тут запищала рация:

– Да?

– Мы выдвигаемся, Николай Семенович!

– Хорошо, Павел. Когда окажетесь у них за спиной, сообщите.

– Слушаюсь, Николай Семёнович!

Тут появились еще двое. Никифор и Ольга. Вполне себе свободные, но их сопровождала целая троица автоматчиков с дулами, приставленными к их спинам. Свобода под дулом пистолета, та еще песня…

– Ну ты и свинья, Коленька! – проговорила она и так руки показала связанные.

– Ты чем-то недовольна? Трах, что ли, мой тебе не понравился? – Марков усмехнулся, ему явно понравилась эта фраза. А еще он щеку потрогал. Хм… Вид такой, как будто кто-то поцарапал…

– Да пошел ты со своим трахом! Купоны мои где? – она снова руки связанные показала.

Марков хмыкнул:

– А ты что скажешь? Тоже купоны попросишь? И побольше?

– Я ничего не говорю, Николай Семенович, – Никифор был явно не в своей тарелке. Ну да, предательство так просто не проходит…

– Купоны мои где? – снова взвилась Ольга.

– Купоны! Купоны! Все мы мерим в купонах. Даже предаем в купонах. Нет чтобы за идею! Или любовь! Или тот же трах, например, – и добавил смеясь: – Трах-тибидох, – похлопал себя по карманам, вытащил пачку купонов. – Купоны, да, ты заработала, это точно.

И так эту пачку в лицо Ольги и Никифора левой рукой бросил. Купоны разлетелись, и по их лицам как пощечины зашелестели. А пока оба и Ольга и Никифор приходили в себя от врезавшихся в их лица купонов, Марков вытащил пистолет и каждому из них выстрелил в лоб:

– Ненавижу предателей!

– Да ты, Коленька, психопат! – проговорил Кирилл, сплевывая кровавый сгусток на пол.

А тот подскочил к нему и пистолетом так еще по губам врезал:

– Молчи, придурок! – и с каким-то надрывом вдруг проговорил, и руками замахал: – Ну вот почему все надо усложнять, Кирилл? Вот была бы у тебя флэшка, и все бы уже закончилось.

– Ну да, пристрелил бы уже давно и меня, и Нинель…

Марков как ожил:

– Нинель? Не-е-е-т. Нинель я бы не тронул. Какая женщина. Эх… И как ты ее отбил у меня? Ну что в тебе такого, что нет у меня? Разве что купонов, денег этих больше, и все. Хотя в то время мы были так молоды и глупы, и купонов кот наплакал. Как молоды мы были, как искренне любили, как верили…

Снова рация запищала, прервав этакий поэтический напев Маркова:

– Да. Павел?

– Мы это, пройти прямо не можем

– Не понял…

– Да тут блин, тараканы повсюду, штук десять точно. Если начнем стрелять, сами понимаете, Николай Семенович…

– Вы что там, охренели? Выходите на них! В обход идите! Вы что, тараканов испугались, идиоты?

Я замотал головой, в себя приходя. Огляделся, вспомнил, где я нахожусь. Посмотрел сначала на Настю, а потом на Нинель:

– Он только что убил и Ольгу, и Никифора, – я вздрогнул.

– Туда этой шкуре и дорога. Кирилл что-то в этом роде предполагал, что трахается она с Колей, но все никак не мог поймать на горячем, – и Нинель добавила: – А вот Никишку жалко. Мямля, но безобидный ведь…

– Ну вот, поймал, – я вздохнул. – И еще ребята Маркова пытаются зайти нам в спину, но это, – даже сам удивился тому, что говорю, – тараканы их не пускают.

– Тараканы… не пускают? – проговорила тоже удивленно Нинель, и тут до нее дошло, что я говорю что-то не то. Ну, то есть говорю о происходящем, которое никто не видит. – А как ты…

Окончания вопроса я не услышал, так как меня накрыло еще раз. Но место уже было другое.

Трое идут по какому-то коридору, с автоматами наизготовку. И чувствую, что где-то позади нас, но в обход. А рядом этакое шуршание, но кто издает эти звуки, не видно.

Хм… А я что, могу даже оглядеться? Точно! Взял и огляделся в видении и за спиной увидел довольно огромного таракана. Но это я видел, а трое идущих, даже оглядываясь, его не замечали, иначе у них уже давно началась бы паника. Она уже была у них, но пока они ее успешно скрывали. Да, не повезло ребятам. Куда-то их вели, а не они шли, но если честно, я побаиваюсь такой поддержки в лице тараканов. Вот что у них на уме может быть? Ну, в штаны бы не наложил от встречи, но испугаться бы испугался. Иногда и на меня паника накатывает на дороге, когда Сила проявляет себя, только вот люди в Конвое и удерживают от глупостей, так как ты ответственен за них. Как и сейчас.

Я мужчина или как?

Пришел в себя от голоса Маркова, стоявшего уже на арене:

– Нинель, солнышко, выгляни в окошко, дам тебе горошка! – Марков не только психопат, он еще и поэт. Сказал и сам рассмеялся. – Не хочешь на муженька своего посмотреть в последний раз?

Кирилл с Нинелью официально состояли в браке…

Нинель несколько раз вздохнула, как перед нырянием, и очень медленно подняла голову из-за стенки. И тут же снова присела, схватила меня за рукав:

– Леша, миленький, не отдавай меня ему. Лучше пристрели, но не отдавай!

У девчонки явно истерика. И я что, ее хозяин, что ли, чтобы отдавать или не отдавать?

– Ты о чем вообще? – я был ошарашен ее словами.

Но тут снова Марков голос подал:

– Флэшку отдай!

И Нинель, вцепившаяся в меня, Настя просто обалдела от таких ее действий, проговорила:

– Нет у меня флэшки! – и уже тихо, нам: – Убила бы гада…

А я ей шепотом:

– У меня флэшка…

– У тебя?

Послышался писк рации, но это Марков пытался связаться, а не с ним:

– Павел, ты где? – видимо, посчитал, что козыри можно и на стол выложить в лице обходного маневра.

Но в рации была тишина.

А я попытался посмотреть, что там творится, ну, в обходе, и, к своему удивлению, у меня получилось! Правда, я никого не увидел, кроме пищавшей на полу рации. Ну, предположения появились, и от них у меня холодок так по коже…

И я резко встал. Между нами метров десять, не больше…

– О! Кто у нас тут такой смелый? Леша, ты, что ли? – это Марков.

А я осмотрел арену. На ней пятеро: трое боевиков Маркова, он сам и Кирилл, стоящий на коленях, с опущенной головой, и в его затылок упирается пистолет Маркова.

– Я с вами не знаком, Николай Семенович, лично, поэтому вряд ли мы на «ты» можем общаться…

– И в самом деле смелый мальчик, – хмыкнул Марков.

– И флэшка у меня, – проговорил я и руку так на голову Насти положил, так как почувствовал, что готова она вскочить и стрелять начать. Я хоть и под прицелом боевиков, но пока стрелять в меня они не собираются. Но страшно жутко, когда на тебя три дула автоматов наведены.

– Во даже как! Ну, давай поторгуемся, что ли, – и усмехнулся.

Нинель меня дернула за руку и тихо проговорила:

– Не отдавай флэшку, пожалуйста!

Не знаю, что в ней такого, но, видимо, что-то важное, что все готовы за нее рвать и метать.

– Ну, давай поторгуемся, – я даже сам не знал, почему тянул время. – Ты отпускаешь Кирилла, и мы тихонько уходим, и я оставляю флэшку на выходе из амфитеатра…

– Ты что, меня за дурака держишь? Кто кого должен отпустить? Сейчас пристрелю тебя как собаку, и вся недолга!

– А не боишься, что флэшка разобьется?

– Это флэшка, болван! Она не разбивается!

– Но пуля может попасть в карман, где она находится; и убьешь меня, и флэшку испортишь.

– Ты че несешь? – Марков замотал головой. Ну туфту на нервах я нес славную, никогда бы не подумал, что могу…

И в этом момент послышался смех. Кирилл смеялся. Точнее, сдерживал себя, вздрагивая от переполняемых чувств хохота. Человек на грани жизни и смерти и смеется? Какой нужно обладать силой воли, чтобы так жить в последние секунды своей жизни?

Кирилл неожиданно поднял опущенную голову, в его глазах я не увидел страха, а только совершенно не свойственные моменту веселые искорки, видимые даже с этого расстояния! Вот сверкали его глаза смехом, и все тут!

А он так на меня посмотрел и не прошептал, а только губами так, уверенный, что я пойму его:

«Позаботься о моих женщинах. Ты теперь их мужчина».

И чуть головой дернул… Назад…

И Марков выстрелил! Он явно не собирался именно в эту секунду стрелять…

Но выстрелил, и голова Кирилла развалилась как арбуз, окрасив всю арену в кроваво-серый цвет…

– Твою мать! – взвился Марков.

Но я уже не смотрел на него. Я рухнул как подкошенный за спасительную пока стеночку. Дрожь меня вбила в пол по полной, и девчонки ко мне прижались. Нинель хоть и не видела, но поняла, кого сейчас убили. Ойкнула, в глазах слезы, что-то зашептала непонятно и меня так к себе притянула, что не встать. То есть если бы я и хотел встать, то девчонки уже не дадут.

А зачем вставать-то? Договариваться? С этим психопатом уже не договориться. Ну, может, до темноты здесь досидеть? Нет. Не выход. Выкурят нас отсюда. Пара дымовух, и мы как на ладони.

Пока я думал, что и как, вокруг снова что-то изменилось.

С арены послышались крики, панические выстрелы, десятки выстрелов. А нас с девчонками накрыла огромная тень!

Даже сам не знаю почему, но мы встали. Все трое одновременно.

И как встали, так и застыли.

Потому что над ареной стоял таракан – не просто огромный, а гигантский! В трехэтажный дом точно! И это только голова его! И Марков и его люди стояли и тупо стреляли в него, но, кажется, ему это действо испуганных людей не доставляло никаких неудобств.

Но наконец это, видимо, таракану надоело, и, опустив свои жвала, целый сноп, десяток не меньше, он сграбастал всех четверых в один момент и под крики людского ужаса отправил всех в свое огромное чрево.

А мы продолжали стоять как вкопанные, не в силах пошевелиться. Хотя могли, Настя так пистолет свой приподняла, но благо стрелять не начала. Я даже проговорить сумел:

– Не надо…

– Страшно… – так же тихо проговорила она.

– Вот поэтому и не надо…

А таракан нас почти игнорировал, только его огромные усы толщиной в мое тело время от времени проносились над нашими головами с мерзким поскрипыванием, но если честно, я теперь эту музыку буду просто обожать, если, конечно, он уйдет и нам ничего не сделает. И я, видимо, чисто на нервной почве вслух проговорил. Правда вслух?

– Ну все, спасибо! Вы можете быть свободны, – и так рукой дернул, мол, давай иди отсюда. Это была наглость, конечно, но…

Но таракан, как-то странно хрюкнув или, скорее, рыгнув, дернул свою лапу в направлении арены, наступил и на арену, и на конструкцию входа за кулисы, с местом для оркестра на верхнем ярусе, так что если там кто-то и остался в живых, то теперь был просто растоптан великаном. И принялся разворачиваться, ставя ноги то там, то здесь, но совершенно нас не касаясь.

И вот он ушел, немного поколебав землю, а мы остались. Живые и здоровые. И даже с сухими штанами, но с заплаканными женскими лицами. Они обе еще сильнее меня обняли и разрыдались на моих плечах.

А я только подумал.

А что это было?

Восьмая глава

Жизнь изменилась. Причем круто!

В мою жизнь ворвались сразу четыре девчонки, которые, восприняв смерть Кирилла как трагедию, погоревали и вскоре перенесли всю свою любовь уже на меня. Горе, да, но как сказала Нинель: «Жизнь-то продолжается…»

Нинель, Света, Таня, Алиса…

Ну, и Настя, как же без нее.

Хотя, конечно, все действо меня немного покоробило. Траур был всего неделю, а потом все пятеро с Настей вместе оккупировали мое тело, так как будто пытались ощутить меня, их нового мужчину, и понять, что со мной делать и как. И что я могу с ними делать тоже…

Ну, сделал. И надеюсь, что было всем хорошо. То есть в этот раз удалось быть со всеми сразу и с каждой в отдельности. Не знаю, кто в меня вселился, но я был неудержим и умел. Ну, а, девчонки, теперь уже мои девчонки, от меня не отстали.

А потом было завещание Кирилла, в котором странным образом было прописано наследуемая часть для некоего мужчины, добропорядочного, обстоятельного и надежного. Причем он, этот мужчина, должен был обязательно появиться в жизни девчонок, так как некоторые вещи по завещанию ложились именно и только на мужские плечи. Ну, например, сдерживание девичьих трат. Без мужчины наследственный фонд «Нукинчока» не выдавал бы девчонкам требуемых сумм, в разумных пределах, которые бы подтверждались бы мужским словом и подписью, а только мелкие карманные расходы.

Девчонки, все пять, на меня так посмотрели, и Нинель своим размашистым и красивым почерком вписала мое имя в эту мужскую графу…

Честно говоря, думал я, что дело мое плохо. Ведь кто его знает, эти женские траты? Но оказалось, что все достаточно цивильно и спокойно. На самом деле основная трата моих девчонок, как и большинства других, это марафет, который они наводят для себя любимых и для нас, мужиков обожаемых. Чтобы не разлюбили любить. И для этого в Горске есть целый район, называемый Парижским Кварталом или, проще говоря, Парижем. Это чисто женская территория, где можно найти любую услугу для тела на любой вкус и кошелек, куда и на пушечный выстрел не подпускаются и не допускаются мужчины. Есть настоящий спецназ на пропускном пункте из девчонок, которые кому хочешь настучат по лицу, если внаглую полезешь.

То есть если бы не было этих денег, то пришлось бы моим девчонкам, ну, если бы э… меня под рукой не оказалось, а пришлось бы им искать мужика на стороне, и не факт, что нашли бы хорошего – ну да, а я белый и пушистый, пользоваться услугами средней руки салонов и фитнес-клубов этой женской страны красоты.

И само собой, я подписал первый такой чек на всю сумму их сумасшедших салонов. Правда, через полгода, когда они полностью войдут во владения фирмы «Нукинчок», то моей подписи уже будет не нужно. И я в душе надеялся, что меня не выгонят из их женского круга. Я, видимо, подписывая чек, сказал это вслух, на что Нинель ответила:

– Глупый ты мужик. Где мы найдем такое счастье еще?

– Я и счастье?

Она стукнула меня по затылку, ей можно, все-таки на семь лет меня старше:

– Балбес! – но тут же как-то скривилась и за живот схватилась.

Вот тогда мы все и узнали, что Нинель беременна от Кирилла!

Это же прекрасно!

А дальше-то что?

Дальше мы всей толпой завалились в женскую консультацию, где Нинель прослушала лекцию и сдала кучу анализов, а затем без всяких возражений с моей стороны – правда, я даже не понял что возражал, просто мне сказали: «Не возникай тут!» – все девчонки отравились в Париж за красотой.

А мне-то что делать?

Так как на машине не покататься, я умею рулить, но чисто на любителя, я решил прогуляться по ближайшим магазинам.

О! Впечатление на всю тысячу купонов, так как в этих роскошных для Горска магазинах оказалось полным-полно мужчин. Всех тех, кто привез или, скорее, привел – автомобили ведь дефицит, на стоянке всего шесть штук с нашим «Гелендвагеном» – своих красавиц в Париж и теперь от скуки несколько часов ходил по салонам, высматривая что-нибудь для своих примадонн.

Но я только присматривал, ничего не покупал, так как для себя решил, что только их женский взгляд может выбрать что-то, что можно купить. Подарки – это хорошо, но когда они не греют душу, то это не подарки.

Я даже чуток опоздал и вернулся к «Гелендвагену» минут через пять как они уже были в сборе. Красивые и жутко довольные и даже не стали ворчать на своего мужчину за опоздание.

В общем, через неделю, когда у них произошел очередной поход по Парижу, я решил остаться в машине, никуда не ходить.

И как-то от нечего делать подумалось, что же там делают мои девчонки?

И тут я увидел, что они делают, и даже услышал!

Видимо, этот дар заработал не только в Пустоши, но и в обычном пространстве!

Было любопытно и немного стыдно подслушивать. Но я просто не мог прекратить, так как девчонки обсуждали меня красивого!

Как я понял, первая процедура являлась чем-то вроде долгой, но приятной сауны, в которой женщины распаривали свои тела для дальнейших процедур. И вот пока они сидели, полностью обнаженные, лишь полотенца завязаны на голове, видимо, волосы защищать, они разобрали мою персону не просто по косточкам, а по молекулам! Что, как и почему…

И главное, что я понял, я был им приятен и они не разочаровались во мне, даже те девчонки, от которых я мог ждать подвоха. Ведь Настю я знал хорошо, да и с Нинелью прошел крутое пике, и как мы выжили, вообще понять невозможно. Поэтому я мог понять, что от них ожидать. Но вот Алиса, Таня, и Света – самое распространенное имя в Горском круге – были для меня совершенно незнакомы, поэтому какие мнение они выскажут, мне было очень интересно. И их положительные колкости по поводу моих действий даже вызвали во мне гордость за себя. Но если честно, то лучше бы я не слушал. Пусть все и приятно для моих ушей, но все-таки моим ушам не предназначалось…

Я, конечно, не стал ничего скрывать от своих девчонок. Они сначала не поняли, а потом рассмеялись и покраснели как помидоры все до единой! В общем, каждая потом высказала извинения в мой адрес, что это все любя и что я очень хороший человек. От этих слов я размяк как пластилин, и они делали со мной в ту ночь все что хотели.

Да и ладно, мы же единая команда!

Правда, зная теперь о моей способности, девчонки начинали говорить всякую белиберду обо мне, от которой у меня начинали вять уши, а заканчивали все, показывая мне пять языков, от чего я прекращал их слушать, заваливаясь спать в машине в ожидании их великого появления после всех этих жутких процедур.

Честно говоря, я бы и половины этих женских процедур не выдержал. Хотя о чем это я? Это их желания, а не мои. И будь я женщиной…

Но пока я мужчина, и все эти женские штучки для меня недоступны…

И когда они появлялись через несколько часов, как всегда сногсшибательные, мы обязательно отправлялись в ресторан. А куда еще двигаться, обладая деньгами и влиянием? А если считать, что «Максим» принадлежит «Нукинчоку», то купоны вообще не тратились…

Нинель

Мужчины нашего мира народ своеобразный. Ленивый, можно сказать, так как почти делать ничего не нужно, но при этом рядом с тобой всегда будут женщины и секс. Даже если ты плох во всем, ты никогда не будешь одинок.

Странный мир, в котором мы живем. Как любит выражаться Алексей. Где женщины вроде и правят миром, но при этом всецело зависят от мужчин.

Было время, говорят, когда женщины и в самом деле попытались полностью взять власть в свои руки, превратить жизнь в единый феминизм, где мужчины были превращены в некий фетиш, без которого нельзя, но и особо и не требуется как бы.

Но оказалось, что без мужчин и в самом деле нельзя! Начинается просто деградация не женщин, а самой цивилизации. Превращая мужчин в скот, мы сами превращались в скотину, которой и не нужно ничего, кроме как поесть и поспать. Даже секс ушел из жизни.

Впрочем, так только говорят.

Но также говорят, что именно в то время и появился Парижский квартал – Центр нашей женской Красоты. И когда мы поняли, что нужно оставаться красивыми всегда и везде, и пусть множество эталонов красоты, стандартов и придумали мужчины для себя любимых, именно тогда наша цивилизация расцвела. И поднялась над бездной запустения.

Хотя, конечно, сейчас в нашей жизни слишком много секса. Он стал властвовать над нашим женским «я», от чего нам всегда и везде нужен мужчина. И как защитник – у них это получается лучше всего, и как добытчик – ну, не всегда, порой женщина даёт больше, чем получает, и как сексуальный партнер – тут без них никуда. Мы всецело отдались мужчинам, которые порой вьют из нас веревки и делают что хотят, но все-таки лучше быть с ними, чем без них.

Поэтому, когда мы потеряли Кирилла, нашего лидера, и властителя, то казалось, что потеря эта будет невосполнима. Не скажу, что Лешка был принят нами сразу и безоговорочно. Да, он помог мне выбраться из той ситуации, он отдал мне флэшку, не пытаясь что-то себе выбить, получить или выторговать.

А потом просто ушел с Настей в закат. Как он сказал, он ведь не подписал никаких договоров, поэтому все договоренности с Кириллом – это договоренности только с ним и более ни с кем. А раз он убит, то, скорее всего, и договоренностей никаких не осталось. Ведь кто он и кто Кирилл.

Благородно, но и глупо. Поэтому я посчитала его лучшей кандидатурой на мужчину нашей мечты и вписала его имя в завещание Кирилла. Он был достоин стать нашим мужчиной и всецело оправдал мои и наши ожидания и как мужчина, и как защитник, и как добытчик…

Правда, не обошлось без конфликтов…

Но сначала о себе. О беременности своей.

Это мы с Кириллом покувыркались в новогодние дни. Он никого из нас не оставил без внимания, и как султан или падишах каждой отдал частицу себя и своего времени, но мне досталось его чуть больше.

И никто подумать не мог, что это будет последний с ним раз – повздыхала и всплакнула…

В общем, в начале февраля я поняла, что беременна, как раз в момент, когда Алексей подписывал первый чек. Точнее, закралось подозрение, уже ведь задержка была, поэтому мы тут же отправились в женскую консультацию, расположенную в нашем квартале в двадцать седьмом доме, в третьем подъезде. Там вообще расположилась целая поликлиника номер восемь. У каждого большого квартала были своя поликлиника и обязательная женская консультация.

Ну а после в Париж. Вот не смогла себя ограничить. А ночью секс, потом еще секс. И еще секс, постоянно секс.

Мы немного сошли с ума, но Лешка держался молодцом. Настоящий мужчина!

Правда, мне в какой-то момент стало плохо, беременность и мой возраст – не время для шуток. И я оказалась в женской консультации, пожаловалась на свое состояние, а Лешка услышал! Он как-то сказал, что не специально смотрит и слушает, а просто так получается, как током бьет и он слышит что-то важное. Так и сейчас, не будь этого тока, он бы и не знал о моем состоянии. Но узнал…

Как он на меня смотрел после этого. Он минут десять меня выговаривал, себя выговаривал, слал на себя какие-то проклятия только из-за того, что, не понимая моей беременности, оставался со мной таким же, как и всегда. Я сама любила небольшую или нежную грубость со стороны мужчины, вот он и утолял мою жажду моих странных желаний. А надо было или быть ласковее, или вообще прекратить со мной секс!

Ну я возьми и брякни, что с беременными это этакий экстремальный секс. Так, просто, с улыбкой сказала. А он взъелся, никогда его ни до, ни после таким не видела. И такой: я что, мерзавец, что ли? Или извращенец?

И возложил на меня табу: не приближаться к нему ни телесно, ни ментально, ни даже орально. Сказал, что, когда рожу, он будет моим неделю без остатка, но до этого момента никакого секса вообще!

Этот разговор, финал его слышали все девчонки, квартира Лешки ведь без дверей, не запрешься на тет-а-тет.

И, казалось бы, всем девчонкам по серьгам дополнительным. В сексе…

Но не совсем. Настя для Лешки была самой любимой и желанной, и именно она получила всю ту любовь, которую Алексей тратил еще и на меня.

В общем, Алиса и Таня хоть и приняли поначалу Алексея, но почувствовали, что он больше времени с Настей проводит, да и меня не забывает. Видимо, наш поход в Пустошь оставил неизгладимый след в наших отношениях. И в тот день, когда он отставил меня от своего тела, они решили выяснить отношения с ним.

Кричать не кричали, но как-то жестко на него насели, что мы все достойны одинакового внимания, и вообще не совсем понятно, что там у вас в Пустоши произошло и что на самом деле случилось с Кириллом. Это Алиса так на него наехала. А он взял и недолго думая подошел к двери входной, открыл ее и так:

– Вон пошли!

Ну, девчонки нет чтобы задний ход дать, плюнули и так гордо и вышли из квартиры. А он закрыл дверь и проговорил:

– Я никого не держу, – и в дальнюю комнату ушел.

Вот так нас осталось только трое девчонок – я, Настя и Света. Причем всю страсть Лешки на себя Настя приняла. Что касается Светки, то она всегда довольствовалась малым, больше любила на кухне творить, превращая обычную чечевицу в нечто умопомрачительно вкусное. Это, видимо, ее дар. А секс, как она говорила, так просто зарядка для тела и польза для мужчины. Она вообще юмористка у нас…

Это было в начале марта, а в последних его числах…

Четверо нас, но мы счастливы.

Раз в неделю обязательно большой марафет в Париже. И вот перед всеми процедурами обнажились, расслабились и в сауну, чтобы все тело отдохнуло и легче приняло все…

Сели, в пару отдыхаем, и тут я вижу, что у Насти синяки по всему телу! Так не очень были заметны, а на сухом пару прямо так выступили, как обвинители преступления! Это же надо! У нее – и синяки!

– Откуда синяки у тебя?

– Лешка задумался… – задумчиво так Настя произнесла.

– Задумался? Да за эти синяки его надо… – я аж дар речи потеряла.

– Что его надо? – Настя выпрямилась и на меня так в упор. – Что надо? В суд подать или высечь розгами, что ли? Ты сначала о себе подумай, а потом уже на других наезжай и учи!

Я второй раз потеряла дар речи, но все же произнесла:

– А что со мной?

– Что с тобой? Кого Лешка в три погибели скрутил, какую-то там позу из гребаной Камасутры исполняя? Давай пожестче! Бери меня страстно! Люби всю и во все! Это у тебя тело синяки не воспринимает, поэтому и не задумываешься порой, что и как. А саму потом вырвало, хорошо, что не у него на глазах. Плохо стало? Плохо. А ты еще умудрилась его вообще в стыд вогнать, заявив про экстремальный секс с беременной! – она постучала по голове. – Ты хоть подумала, что сказала? Ты его обвинила в насилии над беременной! А это преступление, караемое…

– Да не обвиняла его я… – я даже испугалась… за себя.

– Ты не забывай, он мужчина, а они порой все воспринимают слишком прямолинейно! Ты его пристыдила! Испугала! Потому что он два месяца занимался любовью с беременной женщиной!

– Да вроде можно еще, – промямлила я.

– Можно. Но спокойно, а не в разнос идти, чтобы плохо становилось! А когда он тебя до тела своего решил не допускать, ты еще и разозлилась на него. И девчонки туда же. Да еще и обвинять принялись, в том чего он никогда не совершал и наоборот, спас нас с тобой! – кажется, Настя выдохлась.

И тут я немного вспылила, ну да, некоторая злость на Алексея была:

– Но он должен хотя бы нас всех привечать, ласкать почаще и любить поярче, а не только на тебя одну заглядываться!

Зря я это сказала. С дуру и сгоряча…

– Он никому ничего не должен! – у Насти как второе дыхание открылось. – Он совершил ошибку, из-за которой погиб Костя Страхов. Но он не думал, что все будет именно так. И что он останется один. Один! Все его бросили. Никто к нему не пришел, кроме людей его квартала. Ни девчонки, ни друзья, ни коллеги по работе. Шестьдесят пять дней в одиночестве! Как будто он перестал существовать. Макал свой член в гребанный спирт с зеленкой чтобы не сойти с ума! А ты про долги какие-то вспоминаешь, – и хныкнула.

– Но ты к нему пришла… – примирительно сказала я, но Настя неожиданно снова взорвалась:

– Через шестьдесят пять дней после того, как мы его подставили со Светкой! Через восемь дней, как Светка погибла! И через пятьдесят, как появилось желание прийти к нему и попросить прощения. Светка все порывалась сходить, но на ночь всегда уходила не к Алексею просить прощения, а на какие-то вписки, встречи, оргии. А утром совесть просыпалась и она снова хотела к Лешке. Но пока она – мы – думали, наступала ночь и все начиналось сначала. А когда она погибла, я ведь не пошла к нему, я убежала в общежитие. И только на восьмой день, когда мне плохо стало с очередным кошмаром, я пришла к Лешке. И он защитил меня от моих демонов, а я помогла ему избавиться от его одиночества. Поэтому не говори, что он что-то кому-то должен. Это мы ему должны, хотя бы за то, что он просто есть и не требует чего-то сверх того, что мы ему даем. И он любит всех нас так, как может и видит, и если кому-то достается меньше любви, то не потому, что он хочет меня больше остальных, а потому, что мы с ним стали чем-то большим, чем просто мужчина и женщина. И когда мы все поймем, что нас объединяет не просто секс, а единая судьба, то тогда каждая из нас получит столько любви сколько желает. И мы наконец перестанем ревновать друг друга к НАШЕМУ единственному мужчине. А синяки, они пройдут, в первый раз, что ли…

А ведь она права. Мы слишком многого требуем от наших мужчин. А они хоть и сильный пол, но всегда слабы перед нами…

Я прослезилась, подсела к Насте поближе и обняла ее, и Света с другой стороны. Так и просидели оставшееся время процедуры.

А когда вернулись домой, то наш мужчина спал. Лежал на животе, уткнувшись в подушку. Мы так тихонечко присели рядом, просто без всяких желаний. Ну почти…

– Солнце мое, надеюсь, твоя ручка не станет опускаться ниже, иначе мне придется запретить тебе вообще бывать в этой комнате. Не вынуждай меня злиться, – проговорил Алексей и перевернулся на спину. Он еще и злился?

– Но хотя бы поцеловать тебя можно?

– Можно… только осторожно…

И мы все дружно рассмеялись…

А через два дня после монолога Насти и моего осторожного поцелуя к нам вернулись Алиса и Таня, и история эта была довольно эпична.

Представьте картину, где на диване в гостиной сидит беременная женщина, правда, мой животик еще не округлился, и вяжет очередные носочки для младенца.

Это Алексей мне нашел подшивку журналов про вязание, какого-то жутко дремучего века, и как научиться и что вязать. Спасибо ему за это, вязание оказалось удивительно одухотворяющим занятием, даже о сексе перестаешь думать. И шерсть где-то в Пустоши раздобыл. Но училась я все-таки на чечевичных нитках, их намного больше в нашем мире, и сейчас вязала именно из них.

Так вот представьте эту картину. Представили? Теперь представьте, как в квартире совершенно неожиданно появляются гости. Много гостей!

И первыми – появились девчонки, бывшие еще месяц назад в этой квартире хозяйками, одними из хозяек.

Алиса и Таня, причем у Алисы жутко распухшая нога, и как она вообще дошла, пусть и с помощью подруги, уму непостижимо.

Девчонки вошли и так ко мне. Прижались, как будто защиты просят или спрятаться.

Ну это понятно…

Потому что секунд через пять, почти вслед девчонкам, появились три мужика, этакие бычары. Точнее, два накаченных типа и третий явно их босс, вполне обычный мужчина. Но все лысые и с очень наглыми улыбками. Да еще пистолетами так поигрывают.

Можно было бы и испугаться…

Но…

Секунд через двадцать их улыбки улетучились, сменившись некоторым недоумением и даже страхом в глазах, потому что в квартире нашей возникли еще гости, но уже наши друзья – шесть охранников: четыре девчонки и два мальчишки, все с калашами, во главе с нашей Начальницей Безопасности фирмы «Нукинчок» Аглаей Буровой, этакой теткой непомерных, но вполне аппетитных объемов, причем одних мускулов.

Что здесь делает наша охрана?

Ах да, я же вам не рассказала о нашем переезде…

Это случилось в конце января, когда Лешка уже как бы вошел во владение всеми нами и некоторыми активами Кирилла, и, конечно же, до всех этих конфликтов и нашей ревности.

Я ему показала наш особняк, в котором мы и проживали с Кириллом. Спален там было штук десять, еще столько же комнат. Три ванных. Обстановка, как у нас называют, «горский ампир», хотя к ампиру это не имеет никакого отношения. Скорее, это «мебельный бардак», когда мебель совершенно разная, но дорогая на вид, из Пустоши в основном, но при этом вполне уживающаяся друг с другом.

Этот дом Лешке понравился, особенно электричество и большой телевизор в большом зале. И он решился на переезд. Ну, он так думал…

В общем, в намеченный день, 31 января начали готовиться к переезду. Лешка собирался оставить эту квартиру за собой, поэтому мы ничего из нее брать не собирались, ну, может, о хрустале задумывались.

Правда, Алексей не очень-то торопился, все в задумчивости по квартире ходил, о чем-то размышлял и время от времени взгляд в окно бросал. Ну я тоже на улицу время от времени поглядывала и с удивлением замечала, как народ все прибывает и прибывает. Но стоит молча, как будто ждет чего-то.

В общем, часа через три, когда яблоку было негде упасть, но люди продолжали молчать, Алексей наконец, видимо, все обдумав, открыл окно на кухне, выглянул и крикнул:

– Остаюсь я. Мы остаемся!

Как народ на радостях загомонил! Никогда не видела такой людской любви к одному человеку. Он у нас как звезда нашего городка! Впрочем, правильно, что остались, мне тут нравится. В особняке слишком холодно – не из-за температуры, а из-за одиночества. А еще для того, чтобы был жилым первый этаж, Кириллу пришлось забетонировать весь подвал! Удивительно, но шершунчики появлялись только в подвалах, поэтому у всех особняков Райской улицы – исторически улица Трубная, просто люди назвали Райской из-за множества особняков, в которых живут множество богачей Горска, хм, точнее, все богачи города – где селились богатые люди, дома были без подвалов. Но дом без подвала терял некую сакральность, что ли, как будто умирал. Вроде и приятно жить, а на душе холодно от такой жизни.

Поэтому хорошо, что остались.

А когда остались, то начался уже сюда большой переезд.

Во-первых, мы забрали в свое пользование все квартиры второго этажа. В двух квартирах окна, у которых выходили на другую сторону дома и которые были заложены кирпичом, организовали шесть спален: было две двухкомнатных квартиры с кухнями, которые мы превратили в жилые спальни, с туалетом, само собой, и душем, тут вообще в домах только душ был. Потребовался ремонт, и обстановка, которую в свою очередь вывезли из Пустоши: кровати – мы решили половую спальню сделать единственной и неповторимой – шкафы, тумбочки, причем брали то, что нравилось именно Алексею, как говорится, вдруг все изменится и рядом с ним окажутся другие девчонки? Ну, я реалистка, но и оптимистка…

Во-вторых, в квартире напротив Лешкиной двери был организован центр охраны, куда переехал главный офис безопасности фирмы «Нукинчок» во главе с Аглаей Буровой. Причем она очень быстро получила разрешение у Жилищного департамента на разбор стены между квартирой безопасности в нашем пятом и квартирой в шестом подъезде и организовала на втором этаже уже шестого подъезда второй офис фирмы, куда перебрались часть служб «Нукинчока».

Вот так мы и обосновались в доме тридцать по улице Космонавтов. Сюда бы еще электричество подвести, и было бы вообще все прекрасно!

На самом деле электричество в квартале было. На нем работали прачечная, бар и сериальный кинотеатр – то есть сфера обслуживания в большинстве своем имела доступ к электричеству, но мощность линии была слишком мала, чтобы обеспечить электричеством весь квартал, а протягивать кабель только для себя любимых совесть не позволяла, на это мощности основной линии бы хватило. В общем, требовалось проектирование более мощной кабельной сети к нашемукварталу с целой трансформаторной подстанцией, а это не за один день делается.

Удивлены? Ну я не только секс люблю и в двигателях разбираюсь – очень, хм… близкие понятия, – хотя Настя в машинах понимает еще больше, но я и дипломированный электрик.

Поэтому я и не успела испугаться, знала, что за появлением незваных гостей последует появление нашей охраны…

В общем, немая сцена…

И тут на эту сцену выходит последний персонаж. Собственно Алексей собственной персоной. Как римский патриций, в белой тоге-простыне через плечо, осталось ему лавровый венок и вообще император целый – я голову чуть не свернула, за ним наблюдая. Так он выглядел властно и немного насмешливо. А из-за спины его Настя выглядывает.

Как потом рассказывала Настя, их утренний секс был в самом разгаре, и был прекрасен и спокоен, в ее понимании, когда Алексей неожиданно, можно сказать, просто озверел. Не так чтобы очень, но новые синяки Насти были обеспечены. В смысле, он вдруг очень быстро кончил, вышел из Насти и как будто отстранился, даже не дал ей завершить все действо традиционными поцелуями…

На самом деле его как говорится ударило током, и он увидел двигающихся, возвращающихся девчонок, и идущих вслед за ними троих типчиков, которые и не отстают, но и не догоняют, и не останавливают. Видимо, им было любопытно, кто у этих, как они меж собой говорили, «очень долбаных сучек», прежний мужик, точнее, кобель. Ну, видимо, они себя к кобелям относили, вот и других так называли. Поэтому Алексей и очень быстро закончил с Настей, чтобы не отвлекаться от происходящего в реальности. Жестко поступил, потом при всех прощения попросил у Насти, все-таки больно ей сделал, но в тот момент он считал, что так было оправдано.

Поэтому и вышел уже подготовленный, хотя и не без юмора, я про простыню.

– Какие-то проблемы, Семен Аркадьевич?

Даже я удивилась, что он знал этого типа, но тот тоже, оказывается, знал Алексея.

– Никаких проблем, Алексей Иванович. Просто некоторое недопонимание, – проговорил он и поднял руки.

– Сколько они стоят?

– Что?

– Я спрашиваю, какова денежная сумма, которая восполнит твои траты на этих девчонок и заодно обеспечит нам в будущем полное понимание и не повторение таких эксцессов?

Даже у меня в голове извилины заскрипели, что говорить о нашем незваном госте. Но слово «денежная сумма» он все-таки понял. И проговорил:

– Десять тысяч!

Алексей хмыкнул, подошел к одной из секций стенки, Настя при этом шмыгнула в кабинет, простынь на себя она ведь не накинула, выдвинул ящик, вытащил из него пачку денег – это были деньги на текущие расходы – и, подойдя к гостю, протянул их со словами:

– Пять тысяч. Думаю, это решает все наши проблемы?

– Никаких проблем! – Семен Аркадьевич взял деньги, кивнул, и все трое медленно и даже с некоторым достоинством покинули квартиру. Нашу квартиру.

А Алексей повернулся к нам и проговорил:

– Ну и как вы докатились до жизни такой?

Таня потупила взгляд, а Алиса виновато, но скорее от боли, улыбнулась…

Алексей с прощающим вздохом махнул рукой и, присев возле Алисы, осмотрел ее ногу.

– Ну, надеюсь не отрежут, – встал. – Аглая Васильевна, организуйте доставку Алисы в травмпункт.

– Да, конечно, – все тут же ожили.

– Елена, носилки на улицу вынеси. Паша, Семен, возьмите Алису на руки и вынесите до носилок.

Ну да, легче вот так руки в замок и вынести девчонку, чем тащить ее на носилках по лестнице, пусть и со второго этажа…

Вот так нас снова стало пятеро.

Но долго на этой цифре цветник – гаремом называть Алексей запретил, сказал, не без юмора: я что, гаремыка, что ли? – не задержался, так как еще через два дня к нам прибыло пополнение. Еще одни блудные девчонки из прошлого нашего мужчины. Немного потрепанные и какие-то жалкие.

И если честно, я бы их выгнала взашей! Чуть ли не через полгода вернуться! Сначала бросили, а теперь когда он стал успешен, вдруг вспомнили о нем.

В общем, я о Лизе и Вере веду речь.

По их состоянию и телам чувствовалось и ощущалось, что в Париже они не были месяцев так несколько. Ну, как-то они за собой следили, но если брать полную картину…

Так я и говорю, я бы их прогнала, если бы одна дома была. Но рядом со мной Настя сидела, которая тоже принялась активно вязать всякие шарфы и свитера, но не детские, а взрослые. А я уж было подумала… Поэтому она очень быстро остудила мою скорее жесткость, чем злость.

Но выглядеть этих двух девчонок провинившимися школьницами я все-таки заставила, осталось вот только в угол сопящих и хнычущих их поставить, и полная картина «учитель в гневе» будет завершена. Но рядом со мной находился «добрый учитель», поэтому дело до угла не дошло.

Хотя Лизу я все таки вогнала в слезы и рев, и она даже попыталась убежать, сама, не я же ее выгнала, но тут как обычно на сцене появился Алексей, вернувшийся после своих дел домой. Ну и, конечно, наш мужчина хоть и дернул носом, принял этих блудных девчонок под свою защиту и отправил всех нас в Париж приводить себя в порядок.

Вот так нас стало семеро!

Девятая глава

Алексей

Умаялся я с девчонками. Не потому, что их целых семь, а потому, что порой говорить с ними невозможно. Все вроде едины, но каждая говорит свое, и тебе приходится постоянно между ними маневрировать. А когда они вместе, единым фронтом, женским, на тебя наседают, то легче сбежать, чем соглашаться.

Но никаких конфликтов и ревности больше нет. Просто это их женские штучки, ну не могут они без этого. И без меня тоже не могут.

Поэтому секс в наших отношениях стал просто обалденным. Главное, вовремя дыхание переводить, чтобы не задохнуться от возбуждения и нежности обоюдной. И любить каждую без остатка сил, тогда и они ответят своей любовью без комплексов и страстью без остановки, только успевай их целовать и ласкать. Поэтому если хочешь просто отбыть номер, то не получится, всем коллективом могут…

Зато весело.

Но если вы думаете, что я только сексом и занимаюсь, то вы глубоко ошибаетесь!

Нинель как президент фирмы «Нукинчок» почти сразу, как вернулись Таня и Алиса, организовала совет директоров фирмы, где кроме них четверых присутствовала еще Настя, занявшая место Ольги, и ставшая вице-президентом по связям с круглой службой и главным техническим специалистом по автомобильным неисправностям.

Она каждую неделю теперь выезжала в гараж фирмы и прослушивала все машины, состоящие на службе. И еще ни разу ни ошиблась, когда слышала неисправности! Механики просто на нее не нарадуются.

Еще в совете присутствовали Аглая Бурова, как спец по безопасности, Виктория Николаевна Тихонова наш главбух, и Степан Петрович Чудиков, специалист по логистике.

Ну и я в обязательном порядке, даже посадили в центре стола, точнее, дивана моего в моей же квартире! Как сказала Нинель, это выездное заседание совета директоров, чтобы решить главный и основной вопрос по выборам Генерального директора фирмы, по причине гибели предыдущего гендиректора Кирилла Васильевича Нукова.

Таня с Алисой уже на следующий день после возвращения попросили прощения, наедине, о том, что наговорили в тот день много чего непотребного и обидного в мой адрес. Ну а я что, простил, конечно, же.

Так вот как такового совета директоров не было. Нинель просто выставила вопрос, единственный, на голосования без всякого обсуждения. Вопрос о назначении меня на пост Генерального Директора фирмы «Нукинчок».

Перед самым советом я с ней поговорил, сказал, что какой из меня гендиректор? Я вообще в бизнесе ни черта не понимаю, развалю вам фирму и что тогда? На что Нинель, смеясь и снова дав мне подзатыльник, сказала, что это еще надо постараться развалить.

И добавила, что все девчонки не просто так в совете состоят, а что-то да понимают в этом деле, поэтому слушай их советы и мои, и все будет хорошо. Но она была уверена, что и у меня на плечах голова своя имеется, а не только ниже пояса лишь одна-единственная извилина болтается.

Я на это даже дар речи потерял и воздух так глотать принялся. От возмущения? Или правда? А она так с улыбкой обняла меня и прошептала: «Кирилл никогда не ошибался, не ошибешься и ты».

В общем единогласное и единодушно меня избрали гендиректором. Радость, поздравления, отличный стол от нашей чудо-кулинара Светы, и выпивка – коньяк тысячелетней выдержки.

Вот с этого дня, 3 апреля, и началась моя официальная работа в фирме «Нукинчок». Кстати, Нинель предлагала изменить название, но я ответил, что это не имеет смысла, и ко всему прочему «Сомовчок» звучит как-то по-дурацки. На что она сказала, что у меня вполне нормальная голова на плечах, без излишеств и тщеславия.

И начала мое обучение, точнее, мы с ней вместе работали над документами в моем кабинете. Ежедневно дневные сводки, а по неделям отчеты всех подразделений. Которых оказалось в фирме очень много.

Десяток прачечных, кстати, в нашем квартале именно прачечная нашей фирмы, а я раньше как-то и внимания не обращал на цветик-семицветик логотипа «Нукинчока».

Два центральных кинотеатра Горска и по кинотеатру в каждом городе.

Ресторан «Максим», а вот «Париж» принадлежал фирме Маркова, но с его исчезновением не совсем понятно стало, кто владеет его активами.

Еще несколько баров. Десятка три магазинов разной направленности, от продуктов до тысячи мелочей, около двадцати фургонов, развозящих по городу ширпотреб и продукты, в том числе знаменитый фургон «Хлеб».

И само собой, двадцать восемь тяни-толкаев для Конвоев. Кстати, я поставил небольшое условие, что обязательно хотя бы три-четыре раза в месяц буду уходить в Конвои, чтобы, так сказать, не потерять хватку Проводника, пусть и без Силы пока что, но тараканы при этом разбегались. И получил полное согласие совета директоров.

Спросите, почему так быстро решили гендиректора избрать, если вход в наследство только через полгода происходит. А все просто – фирма «Нукинчок» никогда не была в полной собственности Кирилла. Поэтому и Нинель как президент, хотя почти чисто декоративная должность, без особых реальных полномочий. Все основное состояние Нукова было расположено в фонде его имени. Вот именно оттуда девчонки и получали деньги, и должны были войти в наследство в июне. Но это зависело от мужчины в завещании, а фирма не могла существовать без гендиректора, поэтому и прошли выборы. Нинель думала о начале марта, но там вот как раз и произошли наши разногласия, ну а в апреле все соединились к всеобщей радости и нежности.

Так что с двенадцати до шести каждый день я был занят с документами. В первые дни недели меньше времени это занимало, часа три, а вот на пятый день, когда шли отчеты со всех подразделений, время работы порой заканчивалось только ближе к полуночи. Но если я и уставал, то мои любимые и нежные девчонки вмиг снимали с меня любую усталость.

Что еще нужно для счастья?

В такой рабочей суете прошел апрель и наступил май. Теплый, ласковый.

Девятое мая с парадом. На него стоило посмотреть, на это женское величие и силу.

Мой очередной Конвой в Луговск.

Не жизнь, а рутина какая-то. Только секс и веселит.

Правда, всегда, когда так думаешь, то обязательно что-нибудь случится!

Девчонки решили меня удивить, сделать сюрприз. Что за праздник? Посмотри в окно, погода классная! Солнышко светит, птички поют. Считай, говорят, это праздник весны для тебя любимого!

И отправились в Парижский квартал, при этом взяв с меня слово, что я не буду их слушать и вообще за ними подглядывать.

Я для виду покочевряжился немного, уж больно мне нравились их пересуды обо мне любимом – это в сауне, дальше я смотрел с содроганием на их процедуры, точнее, хватило одного раза полного круга их женского ада красоты, после больше не смотрел, а они, зная об этом, не особо стеснялись в выражениях. Но всегда по-доброму и искренне. И, конечно же, согласился. Сами понимаете, лучше потерпеть несколько часов, чем потом выслушивать девичьи жалобы на свое любопытство.

В общем, они исчезли за границей Парижа, а я принялся подглядывать за другими. Точнее, у меня было жуткое желание подсмотреть, но как только я приближался к своим девчонкам, я тут же себя одергивал, переводя взгляд на что-то другое, точнее, на кого-то другого в этом мире красоты, но мои были красивее однозначно.

Так, блуждая в своем черно-белом даре по Парижу, я неожиданно для себя зацепил одну фразу. Не током ударило, именно фраза:

– Достали мерзавки…

Сколько я тут не наблюдал, но такое впечатление, что все плохое все женщины оставляли за границами Парижа и тут они наслаждались спокойствием и одухотворенностью. Здесь не было козлов-мужиков, да и они, женщины-девчонки, могли забыть на время свой стервозный характер. И быть милыми и добрыми, так как процедуры требовали расслабления и успокоения, а не нервов и злости.

Поэтому такая фраза не могла пройти для меня незамеченной. И я вернулся к говорившим. Пять женщин, не менее красивых, чем все тут находящиеся. И тоже распаривают тела для дальнейших процедур. Милое спокойствие, но при этом злость так и витает в воздухе.

– Достали эти мерзавки! Ходят, улыбаются, твари. Убила бы, собственными руками задушила бы!

– Нона, успокойся.

– Чего успокойся, Кира? – взъелась говорившая. – Они вот по полной все тратят, да и мужик у них крутой. А мы? Последнее проедаем.

– Да что на тебя нашло, Нона? – проговорила другая. – И не последнее мы проедаем. Вон первого числа плата пришла, даже больше, чем обычно. Приятно, когда боятся и уважают.

– Да что приятного? Всего каких-то сто пятьдесят тысяч! Все уже позабыли, кто мы есть! Большая часть платить уже перестала. «Рикшей» нет, можно и не платить.

– А если этих сучек прибить на фиг? – проговорила еще одна. – Как бы заказ, и все сразу про нас вспомнят. Про «Рикшей»?

– А Римма дело говорит, – проговорила Нона. – Ведь перестали нас бояться. А так завалим этих сучек, и все сразу о нас вспомнят.

– Сами у себя заказ возьмем? – усмехнулась Кира.

– Да и черт с ним, что бесплатно! Зато все сразу побегут деньги платить. Марк, конечно, психопат был порядочный, у меня до сих пор со спины следы от его плетки не исчезли, но деньги считать он умел и выбивать тоже. А мы чем хуже?

– Мы уже давно этим не занимались.

– Да ладно тебе, Наташка! Сама ведь каждый день в тир ходишь пострелять. Так что не хотела бы, не стреляла бы.

Наступила секундная пауза раздумий.

– Мысль любопытная, – подытожила весь разговор Кира. – Только нужно сообразить, как провернуть это дело.

Римма пожала плечами:

– У меня отец живет в подъезде, где этот Леша живет. Василий Иванович Чапаев, – Римма усмехнулась. – Я иногда к нему наведываюсь, даже с Лешей встречалась на лестнице пару раз, но он, конечно, не знал, кто я такая, а он-то личность известная, можно у папы все расспросить. Квартал их под охраной, так что только или на въезде, или на выезде можно организовать ликвидацию.

– Хорошо, – проговорила Кира. – Начнем тогда игру, а там посмотрим, что и как.

Я вынырнул из подглядывания, как из воды выскочил. И воздух так глотать огромными глотками принялся.

Лет пять назад была крупная криминальная война или разборка. Хотя и говорят, что криминала в Горском круге нет, но он есть и процветает. То есть наркотики – коноплю в Пустоши выращивают, проституция – Укутайка, куда же без нее, все это есть и в то же время все эти проблемы под контролем. Ну невозможно тут спрятаться, военные ребята серьезные и знают о появлении авторитетов раньше, чем те слово скажут. Я к тому, что все тут друг с другом завязаны, причем это не считается чем-то предосудительным: если не можешь уничтожить, то возглавь процесс. Вот десятый из Двенадцати Влад Мирович Катов по прозвищу Каток всем и заправляет – и сейчас Директором остается. Правда, пять лет назад он потерял на время управление, молодой еще был, в авторитет полностью не вошел, и развязалась небольшая криминальная война то ли за передел, то ли для устрашения. Скорее всего, второе, так как чего делить, если везде военные? Произошло около двадцати наемных убийств. Вот тогда и проявилась группа киллеров под названием «Рикши» – почему это название, не понятно, может, из-за ромашки, которую всегда находили на месте преступления? – но ужас они нагнали знатный на всех, и легальных, и нелегальных игроков бизнеса. Вот с тех пор дань им и платили, и Нуков в том числе, и его, теперь мои девчонки, тоже. Пятьдесят тысяч в месяц, чтобы никто не мог перекупить. А других наемников просто не было, уж больно все Рикшей боятся.

А Рикши вот они тут особо и не скрываются. Девочки Маркова по прозвищу Марк. Ушли, так сказать, на пенсию – посмеяться можно на таких пенсионерок – поэтому и не найти их было, хотя военные весь Горский круг перерыли и все без толку.

Неужели правда это Рикши?

И теперь они решили вспомнить свою молодость? Ну как, операция устрашения, уничтожения моих девчонок и меня может иметь успех. И все, кто забыл, тут же понесут деньги их посреднику, чтобы никто и никак их не нанял. Даже если ты и ноль без палочки, но если деньги «Рикшам» платишь, то становишься большим человеком!

Хорошо, что Париж – место нейтральное. Тут даже враги улыбаются друг другу. Если драку кто замутит, то все, пожизненный запрет на посещение этого места, а для женщины это смерти подобно, поэтому все тут учтивы и милы друг с другом.

Я жутко занервничал. Что бы такое придумать, чтобы они напрочь забыли обо мне и моих девчонках? И лучше навсегда!

Может, у девчонок мысли появятся?

Но пока я размышлял, мои девчонки…

Я просто обалдел!

Мои девчонки решили удивить и ослепить меня своей роскошью и красотой, поэтому попросили открыть ворота, чтобы выйти не цепочкой, как обычно через дверь КПП Парижа, а в линию, шагая в ногу так, как будто тренировались этому всю свою жизнь. Скорее, это природный женский дар, очаровывать, чем тренировка.

Ну, на площади замерли все мужчины, кто оказался в этот момент рядом с Парижем. Да и женщины тоже.

Вот представьте, ворота открываются, я оборачиваюсь на этот скрип, я уже вышел из машины – микроавтобуса, потому что всей толпой мы в «Гелендваген» уже не влезали – и нервно так прохаживался; впрочем, со стороны походило на нервы обычного мужчины, уставшего ждать своих девчонок, и вижу, как появляется великолепная семерка обалденных женщин!

Все семь как на подбор. Одинакового роста, Насте пришлось чуть длиннее каблуки на туфлях сделать, одинаковой прическе и в коротких платьицах одного фасона, только горошек по цвету разный. Только у Нинели, в центре идущей, платье свободно спускается без пояса, так как ее животик уже дает о себе знать. А главное, у всех ноги от ушей! Даже у Насти! И моя челюсть тихо так свалилась на землю.

А они так гордо прошли, вот это и был их сюрприз, при этом взгляд с меня не спускают, и улыбки до ушей, подошли и так одновременно все семь пальчиками так со смехом мою челюсть подхватили и на место поставили. А я только выдохнул от восхищения. А ниже пояса столько энергии зараз накопилось, что даже испугался, что вот тут на месте и разрешусь. Уф, сдержался. Но все равно нужно бы поскорее…

Стоп! Правильно говорят, что мозги мужиков только ниже пояса и все. Извилина одна болтается. У меня проблема появилась, и ее надо решать.

Когда девчонки мою челюсть поставили на место, Нинель весело так:

– Поехали!

– Подождем кое кого, – пришел в себя я.

Пятерка бывших Маркова тоже уже готовились на выход. Я хотел дождаться и их выхода.

Девчонки мои на меня смотрят, не понимая моих действий, при этом не пытаются мне перечить, а я тупо на КПП смотрю.

Хорошо, что меньше пяти минут прошло, а то мог бы и получить по шеи за странное ожидание. Но вовремя дождался.

И они не стали так, как мои, наслаждаться красотой, а просто вышли из дверей КПП. Но тоже красивые и сногсшибательные. Теперь после некоторого слежения я уже знал их имена и нравы.

Первой появилась Кира, глава всей этой компашки. За ней Нора. После Римма, Наташа и Лена. Вышли и к своему «Роллс-ройсу», а пока они шли, мы на них смотрели, а они на нас. Две силы взглядов, и никто никому не проиграл. Нинель только на их дефиле хмыкнула, и на меня так:

– И что это значит?

– Просто решил кое-что увидеть.

– Увидел? – казалось, она немного рассержена. Ну да, я ее из-за ее беременности к телу своему не подпускаю, да еще какие-то тайны появились. Как тут не позлиться.

– Увидел. В машине расскажу, – проговорил я когда «Роллс-ройс» выехал с площади Бастилии, ну так какой-то шутник назвал эту площадь, примыкающую к Парижскому кварталу. Но название прижилось.

Я и рассказал. Настя даже «микрофордик» остановила, как мы называли наш микроавтобус, она сегодня рулила, где-то возле парка, кажется, Адмиральского, так как все замерли, уставившись на меня.

– Что? – я немного не понимал их реакции.

– Просто ты решил загадку, которую уже пять лет не могут решить ни военные, ни силовики. Просто увидев все своим даром! Рикши просто пропали, при этом все знают, что им платят деньги, но кому эти деньги идут, проследить не удается. Но если считать, что у Маркова денег было очень много, ну, купонов, то понятно, почему было сложно отследить потоки.

– Фискальную базу надо вводить! – почему-то проговорил я.

– База есть, толку от нее никакого, – вздохнула Алиса.

Она раньше работала как раз в финансовом департаменте Двенадцати. И после стала Вице-президентом по связям с этим самым финансовым департаментом.

– Потому что одна наличка кругом. Компьютеры нужны, но системы нет, – это Лиза, спец по компам, которых нет, но историю знает отлично.

Все мои девчонки работали. Прохлаждаться в Горске слишком дорогое удовольствие, даже если и деньги есть. К тому же всегда новости из первых рук.

Лиза в ЦОПе так же шершунчиков выявляет. Вера там же, но в другой команде. Настя ушла от военных, хотя время от времени, будучи в Конвое со мной, баранку крутит, и как вы уже знаете, стала вице-президентом по связям с круглой службой и с двигателями. Алиса, уже понятно, на финансах, Таня была продавцом, теперь заведует всей сетью магазинов, ее отчеты, кстати, самые подробные, умница, в общем, как и все девчонки. Ну, а Света наш чудо-кулинар, на управлении хозяйством.

Хорошо, что я их начальник, хоть не нужно от каблуков уворачиваться.

Конечно, они не сидят часами в кабинетах – в главном офисе у каждой есть свой кабинет, как и у меня, впрочем, тоже, но пока мне легче работалось в своей квартире – но на работу ходят исправно. Ну а Лиза в Верой в ЦОПе практически с утра до вечера. И только Нинель всегда была свободной как птица. Но при этом президент фирмы! Впрочем, как они мне заявили, когда Двенадцать разрешат многоженство, а это, говорят, вот-вот со дня на день произойдет, то выйдя за меня замуж, они тут же бросят любую работу и займутся семьей и мужем без остатка! Глядя на Нинель, каждая уже давно мечтает о ребенке, но я пока не решился на это дело. И не пойму: то ли боюсь детей, то ли не хочу. Они не обижаются пока, но чувствую, что этому их состоянию недолго быть. Растерзают ведь, если откажусь от детей, если зададут прямой вопрос о детях – почему их просто так не зачать, Настя расскажет, но чуть позже.

– И что будем делать? – это уже Света. – Ведь им даже заказывать нас никому не нужно, так как сами они и есть эти самые Рикши.

– Деньги есть, тысяч сто? – проговорил я, у меня неожиданно созрел план. Авантюрный, но если разыграть его правильно и не дрейфить, то…

– Купоны не проблема. Ты что-то придумал?

– Если вы знаете их посредника, то да.

Девчонки переглянулись. Вот знал, что в это дело втягивать меня не хотели. Знал, что деньги платят, но меня всегда отодвигали в сторону, чтобы я и близко с этим не сталкивался. Или оберегают, или просто боятся, что у меня будет неадекватная реакция на все это.

Конечно, будет неадекватная! Платят купоны каким-то киллерам только для того, чтобы те не брали заказ на них! Это же уму непостижимо! Нет чтобы решить эту проблему радикально, они вокруг да около, и купоны тратят просто так!

Хорошо! Не просто так, а для безопасности своих и теперь моей задницы заодно. Но это что, будет вечно продолжаться? Не должно быть так! И не будет.

Больше не будет!

Я мужик или кто? Да еще и гендиректор целой фирмы!

– Посредник известен, – как-то печально проговорила Нинель. – Это гадалка из района Фокусов.

Был такой район, где собрались все, кто считал, что у него прорезался дар мистический. Там фокусники всякие, и иллюзионисты, и гадалки. Но если раньше я считал, что там одни шарлатаны, то с проявлением своего дара уже не уверен.

– Тогда готовьте купоны, а я вечером пойду к гадалке.

– Купоны надо с собой брать. Они любят полную предоплату и все сразу.

– Ага. Двести тысяч? Кто такие деньги посреднику доверяет? Только прямой контакт с Рикшами или никакого контракта.

– Убьют они тебя, – сказала Настя и язык прикусила. А все девчонки на меня как на смертника посмотрели.

– Бабы, вы вообще, что ли? – я почти разозлился. – Вы чего меня хороните без моего согласия? Я еще жив и здоров и помирать не собираюсь. Но то, что вы дома будете сидеть, – это однозначно!

– Лешка, я бы прикрыла тебя, – это Настя.

Я оглядел своих девчонок. Мы ввосьмером в нашем микрофордике сидим, вроде места много, но чувствую я все их девичьи тела и вместе с их теплом и холод страха. Жуткое впечатление, надо сказать.

– Настенька, вот и пришло время выполнять свои обязанности вице-президента и обратиться за помощью к своему отцу.

Институт родителей в Горском круге существовал, но был довольно своеобразным. Родители это те, кто рожает, растит и воспитывает детей. Но тут все немного сложнее. Например, с четырнадцати лет человек получает полную свободу действий, совершеннолетие наступает, как я говорил, в Горском круге взрослеют очень быстро, отчего может больше не обращаться к родителям за помощью. Вообще! Правда, появляются обязанности, нужно, например, учиться, чтобы обладать определёнными навыками. Девчонкам, может, чуть легче, так как они могут найти себе мужчину и как бы оказаться за его спиной. Но если мужчина не дурак, то и девчонки у него будут не только обихожены, но и обучены. Это только, кажется, что легла под мужика – и все, твоя жизнь организовалась. Нет. Тут, в Горском круге, нужно еще и работать, иначе одна дорога на Укутайку, и с этого дна уже не подняться никогда. А вот мальчишки учатся очень усердно, по себе знаю, и пусть слесарей больше, чем бизнесменов, но и они способны обеспечить и защитить своих женщин. То есть никто ничего готовенького не получает, пусть и каша чечевичная бесплатная.

Сами родители относятся к этому стоически и воспринимают такую жизнь своих детей как данность. И не лезут со своими советами, ведь сами такими были. И в большинстве своем, общаясь с людьми, даже не знаешь, что они родители твоих знакомых или друзей, вот как я не знал, что Василий Иванович – родитель Риммы. Ну, до сегодняшнего дня я и Римму-то не знал. Это было просто не нужно.

Ну, а воспитание.

Хм… Когда тебе пару раз розгами по мягкому месту, да на всеобщем обозрении, есть у нас тут Площадь Воспитания, то начнешь задумываться, что такое хорошо и что такое плохо.

Что касается сирот, то порой родители отказываются от детей своих в силу разных причин. Не буду говорить каких. Так что, став взрослым, я встретился и с матерью своей, и с отцом, но это была единственная встреча, и больше я о них не вспоминал. Спасибо, что родили, и большое спасибо, что отпустили меня от себя раньше четырнадцати лет. Ну, а после пятнадцати, когда я дар Проводника обрел, все вообще изменилось в лучшую сторону.

– Я смотрю на это положительно, – она замотала головой.

Макар Петрович Томский был майором спецназа Круглой Безопасности. На самом деле официально служба называлась Служба Системной Безопасности и Безопасности Горского круга с центрами в каждом городе. Но также какой-то шутник укоротил это длинное название до Круглой Безопасности Горска, что так и осталось в неофициальном и даже в официальном обозначении этой структуры. А заодно всех службистов назвали «колобками», хотя если посмотреть на каждого из них, то не найдете и грамма лишнего веса.

Так вот, Макар Петрович привил Насте любовь к военному делу и к оружию. Поэтому и стреляет она отлично, и врезать может прилично, удар у нее поставлен что надо, и если что-то и трещит, то только челюсть противника. Но, конечно, как и любой родитель, он отпустил ее в четырнадцать лет в свободное плаванье, и девчонка, на радость отцу, окончила военные курсы водителей Конвоев, что и стало ее основной профессией.

Десятая глава

К гадалке была запись, так что пришлось подождать пару дней. Но к вечеру четвертого дня недели наконец и до меня очередь дошла. Причем все честно, без обмана. Я пришел к семи вечера, девушка-секретарь проверила мое имя и фамилию. Улыбнулась, и ровно в семь я был в полутемном кабинете. Пока в одиночестве, так как гадалка отдыхала после очередного сеанса. Ну да, на воду там посмотреть или на огонь, чтобы энергию злую слить. Но лучше, конечно, это время с мужчиной провести. Все плохое как рукой снимет, если, конечно, мужчина достойный.

Я хмыкнул от таких своих глупых фантазий.

Но наконец не прошло и минуты, как дверь в соседнюю комнату отдыха приоткрылась – я тут был, послушал немного, как оказалось, это Лена была собственной персоной – и гадалка наконец явила мне свой неузнаваемый лик.

Рисковал ли я? Ну если считать, что Лена хиромант, по руке гадает и неплохо, то нет. Но у нее мог бы быть Дар, например, на виденья или еще что. Тогда я уже был бы разоблачен, но раз она вышла ко мне, то ничего еще не увидела. Ну, а руки ей я давать не собирался.

– Здравствуйте, молодой человек, – она пыталась казаться старше своих лет. Ей это удавалось, но для меня она была как открытая книга. – Вам погадать на картах или по руке?

– Двести тысяч.

– Что? – как бы не понимая, проговорила гадалка.

– Двести тысяч на контракт. Договор прямой, без посредников, – снова произнес я. Кстати, сегодня в комнате отдыха сидела Кира, то ли подругу сторожила, то ли не доверяла ей.

Вообще, конечно, история любопытная. Все знали про посредника, то есть про эту гадалку, но при этом вычислить, куда уходят деньги, не могли. То ли что-то с мистикой было связано, то ли просто это было не выгодно. Найти Рикшей. Я об этом тоже думал. Если Рикши уйдут, то ведь неизвестно, кто придет на их место? Ведь свято место пусто не бывает. Но тут у меня нет выхода, так как они собрались убивать и меня, и моих девчонок. Ну, а после, когда Рикшей обезвредят, правда, я представить не мог, какие доказательства есть у силовиков против них, но Макар Петрович обещал мне лет пять их изоляции, точно. А потом? А потом суп с котом!

Не знаю, что потом будет. Но хотя бы пять лет поживем спокойно. Хотя на самом деле…

– Все равно не понимаю вас, молодой человек.

– Как я уже сказал, двести тысяч купонов. Договор прямой, без посредников. Буду ждать в течение недели, начиная с сегодняшнего вечера, с восьми часов и до одиннадцати, у третьего пакгауза седьмой промышленной зоны. Поморгаю фарами, если что, – проговорил я, положил на стол двести купонов – такса гадалки, улыбнулся, встал и вышел.

Когда вышел из здания, то, пройдя немного по аллее парка, присел на скамейку и «заглянул» в кабинет гадалки.

Она, как я и ожидал, была уже в комнате отдыха и уже говорила с Кирой:

– Да все у тебя нормально на руке! Никаких опасностей! Я ваши руки наизусть знаю!

– Но это Сомов был! – проговорила Кира.

– Может, он своих девок заказать решил? – даже Лена хихикнула. – Ты чего так занервничала?

– Сон плохой приснился. Хорошо, все собираемся и едем на встречу.

– Вот так сразу?

– Сидя здесь, мы вряд ли поймем, что он задумал. А гадать я не собираюсь, – усмехнулась Кира.

– И я тоже еду?

– Именно, душечка моя! Там или засада, или контракт, поэтому едем все!

– Ладно, дай сюда еще раз руку!

Я увидел, как Лена очень внимательно смотрит на ладонь подруги:

– Есть какая-то странность, как будто темнота кругом, но ты жива.

– Ага. Живьем закопают!

– Скорее, тюрьма.

– Значит, с Лешенькой будет засада? Ну, тогда он очень глуп, если думает, что живым вернется к своим сучкам. А если будет возможность, то и их порешу, а потом себе пулю в лоб, – и Кира оскалилась, и это было очень страшно в негативе!

И мне тоже страшно стало. Но я решил, что охрану выставлять для девчонок нет смысла, да и они способны постоять за себя. Настя кучу оружия в квартиру притащила, но так, чтобы никто не понял, что это, с виду просто вещи. То есть ни хочу никаких подозрений, чтобы слухов никаких об этом! Вообще ничего! Как будто и нет ничего.

И не было.

Что касаемо комендантского часа, то все, кто хочет, пропуска имеют. А на машины тем более. Впрочем, это только одиноких пешеходов могут прихватить, и то для их же блага. Машины не трогают вовсе, даже если в них и сидит один водитель. Просто фиксируется, а потом проверяется, что и почему. Да, нарушаем закон о полном салоне. Но вечером и ночью почти нет проверок дорожной инспекции, а если и попадешься, то на штраф всегда есть деньги.

Э… Когда это я успел стать таким наглым? Купоны крышу снесли?

Услышав все, что хотел, я встал со скамейки и, пройдя пару кварталов, сел за руль «Гелендвагена». Рулить я умел, просто не любил. Не мое это занятие.

Завел двигатель, но поехал не к дому, а сразу к седьмой промышленной зоне. Место немного неприятное, оттого мало кем используемое. То есть там можно встретиться и обговорить все дела, не боясь, что кто-то заметит. Или окажется лишним на встрече. Хотя, конечно, любопытных всегда очень много, особенно журналисты любят совать нос не в свои дела. Когда-то была объявлена свобода слова и печати, вот и расцвела журналистика, но, если честно, половину газет я бы закрыл на фиг, а другую выбросил бы куда подальше. Ведь когда я ожил благодаря Насте, она же мне еще и газеты принесла, где про мою персону было написано. И чего только там было не написано. Все хочу кое с кем встретиться и морду так об асфальт. Об асфальт! Чтобы неповадно было всякие гадости писать. И ведь покупают и читают! Даже в моем квартале! Правда, люди тут живут адекватные и знают меня, а в других кварталах?

Я наконец проехал через покосившиеся ворота седьмой промышленной зоны. В ближнем свете фар все было не так хорошо видно. Но я эту местность когда-то выучил наизусть, тут с пацанами в войнушку играли. Ну да, пусть мир рушится, а мальчишкам дай только в войнушку поиграть. Впрочем, с нами были и девчонки, и тут у нас паритет был половина на половину. В детстве как-то не замечаешь различий, пока хм… не созрел. Да и девчонки боевые собрались, ничего не скажешь. Одну я поцеловать хотел на радостях, когда победили – такие ружья с краской использовали, и у нас меньше пятен было, чем у противников, – а она мне как заедет по одному важному месту, несколько минут перед глазами круги плавали и я сам плавал. С тех пор старался целовать только с разрешения.

Сейчас, кстати, тут продолжали играть. Но после шести вечера зона пустела, никого тут не было. Белый ходок мог бы забрести, или многоножка отсиживаться и расти, а так ни одной живой души. И неживой тоже.

Я это еще проверил через монитор Хомичева, его же можно настроить и на присутствие людей. Но не было тут людей, как и тварей никаких.

И еще я выбрал эту зону из-за того, что к ней шла только одна дорога, все остальное были кочки и ухабы. Конечно, Рикши приедут не на «Роллс-ройсе», но и любой внедорожник тоже вряд ли проедет по этому нагромождению металла и всякого мусора, меж которого и пролегал путь. Так что в город только одна дорога, а там уже Макар Петрович их встретит на обратном пути. Ну, я надеялся на это.

Часа через два, как я приехал, послышался звук двигателя, и я специально взял и поморгал фарами, чтобы меня заметили.

И вскоре напротив меня остановился «Джип чероки», очень популярный в нашей местности автомобиль. Но если иметь хорошую память, то по номерам можно было понять, чей автомобиль, даже не обращаясь в специальные службы. Машин ведь мало в Горске. И, например, мой «Гелендваген» вообще номеров не имел, так как был единственным в городе.

Почему о номерах вспомнил? Потому, что на этом джипе стоял номер, не существующий в Горском круге! Какая-то белиберда из цифр и букв. То ли глупость, то ли просто выпендрёж…

Одна из девчонок Рикшей, в камуфляже и с маской на лице, вышла с правой стороны от машины и тоже монитором Хомичева все окрестности обследовала. И несколько удивленно в машину проговорила:

– Никого нет. Чисто все.

По голосу понял, что это Наташа.

А они что, думали, я сюда толпу приведу?

Еще секунд через пять вышла одна, та, кто за рулем, и за ней та, что сзади сидела, с автоматом наизготовку. Обе тоже в камуфляже и в масках.

– Ну хорошо, мальчик, мы тут. Какое у тебя к нам дело? – по голосу я узнал, что это Кира. Хотя она и пыталась говорить более хриплым голосом.

Все-таки странно, что они так быстро согласились. Может, и вправду у них с деньгами напряженка? Или желание вспомнить прошлое взыграло ретивое? Или просто я для них не был опасен, за мной ведь не числилось вообще никаких интриг. Я Проводник. Просто Проводник, и даже бывший.

Я подошел к задней двери, открыл ее и вытащил с сиденья большой чемодан, подошел к вышедшим и, не доходя до них метра три, поставил чемодан на землю, а сам отошел к «Гелендвагену».

Кира хмыкнула, взяла чемодан, довольно неаккуратно положила его на капот своей машины, открыла, а та, что с автоматом, проверила купюры каким-то приборчиком:

– Чисто, – а вот это Нона.

– Хорошо! Купоны получены, кого нужно убрать?

– Девочек Маркова, – проговорил я и услышал, как Нона очень тихо, да пусть хоть шептала, все равно бы услышал:

– Чего?

Но Кира ее так к себе за спину и продолжила:

– У него много девочек было.

Это она на Нинель намекает? Хм… По их разговорам тоже вариант был бы. Но они ошиблись.

Ну, ладно, будет вам конкретика, и я перечислил их всех поименно:

– Кира Глебовна Малышева; Римма Васильевна Крутикова – поменяла фамилию, с Бургузовой на Крутикову, так многие женщины делают, когда получают второй паспорт в двадцать один год, даже замуж не выходя; Нона Игоревна Семенова; Наталья Ивановна Тропова; Елена Аркадьевна Борисова.

Кира хмыкнула:

– Личности известные.

– Но я уверен, что двести тысяч перебивают их страховку, заплаченную вам в этом месяце?

– Да. Это большие деньги. Мы берем контракт.

Кира тут же вытащила две прямоугольных пластинки, а Нона очень быстро организовала небольшой столик: две сплюснутые круглые столешницы, нажимаешь на ту, которая на земле, ногой и резко дергаешь верхнюю столешницу до щелчка, и специальная арматура создает походный и очень крепкий столик посередине между нами, так называемый «договорной стол». Кира подошла к столику, положила на него две эти пластинки, затем оцарапала свой большой палец правой руки и приложила его к пластинкам. Отошла.

– Надеюсь, знаешь, что делать?

Я хмыкнул, подошел в свою очередь к столику, тоже оцарапав большой палец правой руки и уже оставил свой отпечаток на пластинках. И отошел от стола.

Кира подошла к столу и, взяв правую пластинку, удовлетворительно хмыкнув. Я же, сделав свои шаги, забрал левую.

Так сказать, контракт был заключен. Хотя я не понимал этой традиции, что и как можно было бы выяснить по отпечатку, но все свято соблюдали такие контракты. Даже легальные договоры так подписывались! И просто на бумаге, и пальцы на таких пластинках – они у меня в кармане тоже были, как говорится, технологии Пустоши. Но мы, конечно, подписывать ничего не стали, нам хватило этих пластинок.

– Когда исполнить заказ?

– Как можно быстрее.

– Неделя?

– Да, – я качнул головой.

Неожиданно послышалось щелканье затвора. И как я понял, сейчас происходила дуэль взглядов Киры, вставшей ко мне спиной и Ноны, этой спиной закрываемой. Ну я, конечно, сделать ничего бы не смог если что, но был все-таки уверен, что не пойдут они на это. Прямо тут и сразу. Впрочем, на этот счет была у меня страховка.

Уф… Не понадобилась.

Кира и Нона без прощания забрали столик, сели в джип, заработал двигатель. Машина развернулась и стала удаляться.

Я вздрогнул всем телом, наклонился и, сдвинув канализационный люк, вернул его на место, прямо рядом с автомобилем. Прыгать, конечно, туда не хотелось, но я надеялся, что успел бы. Но все-таки полагался хоть на какую-то честность с их стороны. Хотя какая честность в таких делах?

А потом вытащил рацию, лежащую на переднем сиденье, и, включив, проговорил:

– Они ваши, Макар Петрович.

– Принял, – послышалось в рации. И она отключилась.

И в самом деле, никакой честности.

Я сел за руль и завел двигатель; руки немного дрожали, посидел в обнимку с рулем. А потом все-таки выставил скорость и тронулся с места. Меня начало колотить слишком рано, совесть во мне чего-то там говорила, а я пытался ее не слушать.

И все-таки снова эта странная мысль о том, что девчонки, эти Рикши, слишком быстро согласились. Вот с чего вдруг? Спросить бы, может, вообще можно было мирно договориться? Пришел бы к гадалке Леночке и выложил бы на стол все карты, что я знаю и как узнал. Правда, пришлось бы девчонок своих брать на прикрытие и с оружием. Ага, и махач бы устроили. Просто перестреляли бы друг друга. Что-то не о том я думаю.

И они, видимо, даже не пытались два события объединить. Только подумали они о себе как о Рикшах, и им тут же заказ прилетел. Подозрительно? Для меня – да. А для них? Или просто решили не думать.

Рикшей я специально не слушал. Они сами ворвались в мои мысли, когда я услышал голос в мегафон:

– Внимание! Говорит майор спецназа Круглой Службы, Макар Петрович Томский! Дорога перекрыта! Сопротивление бесполезно. Рикши! У вас есть десять минут для сдачи!

– Ну Лешенька и сволочь!

– А ты что хотела, Кирочка, чтобы он так себя подставил? Чувствовала, что дорога-то единственная! Перекрыть как не фиг делать!

Я не различал голоса и имен, это уже было не так важно. Меня уже всего трясло от происходящего.

Я остановил «Гелендваген» чуть в отдалении от яркого пятна. Как я представлял, Макар Петрович направил все имеющиеся прожекторы на их, Рикшей, машину, от этого то место сверкало как солнце. Но вокруг была темнота. И в этой темноте я и остановился. Посидел немного в автомобиле, потом, решительно схватив пистолет, выбрался из кабины, и, дав кругаля с правой стороны, оказался на точке обстрела, где и предполагал оказаться.

Там был сад имени кого-то, но с высоким поребриком и кое-где сохранившейся оградой, через которые даже джип не переберется, так что девочек заперли. Умело и профессионально. И они сейчас не только выясняли отношения, сидя в машине, но и размышляли над тем, сдаваться им или нет.

То место, где их заперли, было в последней сотне метров перед перекрестком. А позади них нашлось место для тяни-толкая, который перекрыл отступление. Мы договорились с Макаром Петровичем именно об этом месте, а я его еще и осмотрел, так что оказалсявозле поребрика прямо напротив их джипа, до которого метров десять, не более. При этом если джип весь был освещен, то я в тени, в плотной тени. Даже если приглядеться, вряд ли меня можно увидеть.

А часики-то тикали. Я слушал девчонок и понимал, что еще минута, и они выйдут с поднятыми руками. Им нужно только Нону убедить в сдаче. А там хоть и посидят немного, но потом выйдут и всем отомстят! Даже тем, кто не виноват. Обязательно и полностью!

Вот эта их жажда мести мне, моим девчонкам, вообще всем, меня коробила и крутила так, что я был готов на все, чтобы раз и навсегда освободить этот мир от таких как они. Мне было страшно, очень страшно. Но я не хотел просыпаться в холодном поту, думая о том, что они где-то рядом и могут…

И все равно я не мог все еще решиться.

Но время! Его не оставалось, а девчонки Маркова были уже готовы поднять руки.

И я, выглянув из укрытия в своей темноте, выставил пистолет. Вздохнул, но воздуха все равно не хватало. Еще несколько секунд. Еще… Да нет уже этого еще.

Привел свое дыхание в какой-то порядок, но какой порядок с бешено колотящимся сердцем, но как-то смог, а после очень тихо проговорил:

– Господи, прости мою душу грешную!

И выстрелил три раза по колесам. Я же говорил, что в упор не промахнусь. Но особой точности и не надо было.

Главное…

Главное – это Нона. Их слабое звено. По разговорам, которые я слушал и слышал, знал, что она неадекватна и слишком резка. И сейчас я надеялся на ее несдержанность. И не ошибся в этом.

– Кира, они стреляют! Стреляют!

– Нона, сядь! Время еще не вышло. Нона-а-а!

Это был крик отчаяния, так как Нона уже выпрыгивала из джипа с автоматом в руках и с каким-то криком злости и остервенения принялась выплевывать очереди в сторону военных.

Я знал, что все военные сейчас лежали ничком вниз в темноте, даже Макар Петрович, сказав свою фразу лег, на землю – так, на всякий случай. Поэтому если Нона и попала куда-то, то только в один из прожекторов.

Ну, а военные…

Военные в долгу не остались. Что-то дернуло. Скрипнуло. Зашипело, и по джипу ударил крупнокалиберный пулемет.

Жуткое зрелище!

Которого я уже не видел, так как теми же окружными путями бежал к своему автомобилю.

Сел. Уткнулся лицом в руль и просидел так, пока слышалась стрельба. А потом еще минут десять приходил в себя, точнее, приводил себя в порядок. Чтобы не выглядеть перед Макаром Петровичем неврастеником.

Мне было страшно от содеянного, но я просто не мог поступить иначе – еще за минуту до своих выстрелов я не думал, что решусь на это, но не мог допустить, чтобы кто-то желал моим девчонкам зла и смерти. И при этом остался бы безнаказанным! И поэтому любого я уничтожу, разорву, сверну шею. Иначе грош мне цена.

Я мужик или кто?

Я вышел из автомобиля, глубоко вздохнул несколько раз и, стараясь не спешить, очень медленно двинулся к месту событий. Где звучали уже не выстрелы, а голоса людей.

Оцепления никакого не было, так как в такое время в Горске зевак днем со огнем не найдёшь. Но меня все равно остановила девчонка-солдатик, и мне пришлось даже покричать:

– Макар Петрович!

Тот быстро откликнулся, приказал меня пропустить, и я чуть на ватных ногах, но надеялся, что не очень заметно, подошел к майору.

– Ну, вот и все, – проговорил Макар Петрович, пожимая мне руку. – Рикшей больше нет.

– Это точно они?

– Они самые, точнее не бывает. Есть некоторые данные и некоторые следы, которые доказывают, что это они. Видишь ромашки на нагрудных кармашках вышиты? Но если бы дело дошло до суда, они могли бы и выкрутиться. Поэтому хорошо, что нервы у них не выдержали, хотя кто стрелял с нашей стороны, я пока не разобрался, – я при этом сдержался, чтобы не дернуться. – Пойдем, покажу их.

Трупы девчонок уже вытащили из раскуроченной вдребезги машины и уложили рядом. Не знаю, мистика ли это или такой профессионал сидел на пулемете, но если тела женщин были превращены в тряпки и лишь бронежилеты спасли их от полного растерзания пулями, то лица всех пятерых были целы и невредимы, и удивительны в своих масках смерти.

У Лены застыл страх. Глубокий и горький. Бессмысленная смерть. Она не хотела умирать как, впрочем, и все они. У Риммы и Наташи на лицах как будто облегчение и даже улыбки на устах. Неужели можно получить радость от смерти? У Киры полное отчаяние. И только у Ноны, у которой у единственной оказались открыты глаза – их закрыли через секунду, как я ее увидел, – в которых светились ярая злоба и этакое маньячное удовольствие от всего происходящего. И рука скрючена, так крепко она держала автомат, даже в смерти мертвой хваткой, так что с трудом оторвали.

Рядом бегал фотограф, фотографировал со вспышкой. Голоса. Какие-то размышления. Удивления. И было все как-то ирреально, что ли. И мне, честно говоря, поплохело, и голова закружилась. Не вырвало, но скрутило так, что пришлось опереться на поставленную руку Макара Петровича:

– Алексей, все в порядке?

– Да, Макар Петрович. Просто на мертвых не люблю смотреть.

– А кто любит? Красивые ведь девки! И чего им не хватало на этом свете? Может, помочь доехать?

– Нет, я сам. Спасибо.

– Я на днях заеду поговорить по этому делу! – крикнул вдогонку Макар Петрович, а я только рукой махнул, что понял его.

Дошел до машины, сел, включил двигатель и очень медленно, на первой штатной, как пешеход, поехал вперед. Военные уже отогнали тяни-толкай, перекрывающий дорогу, поэтому проехать можно было. Когда проезжал, увидел, как Макар Петрович мне махнул рукой. Я только кивнул в ответ и так и продолжил ехать медленно, как будто эта скорость позволяла мне убежать от самого себя.

Я так и доехал до квартала на этой скорости. Въезд в любой квартал, и наш не исключение, был платным, причем плата бралась за каждый въезд. И я это сделал на автомате. Вышел из машины, заплатил Павлу Николаевичу, одному из дружинников квартала, дежурившему в эту ночь, двести сорок купонов – он, кстати, отказывался брать деньги, они все отказываются, говорят, что я одним своим проживанием в квартале с лихвой все окупаю, приходится прямо силой их им всовывать, – дождался, когда он откроет ворота, и въехал во двор.

Остановился напротив своего подъезда, немного посидел, слушая и вглядываясь в негатив своей квартиры, в которой все семь девчонок замерли в странном оцепенении, даже к окну боялись подойти. Все ждали, что я просто войду в дверь…

Просто войду в дверь…

И я вошел.

Как они ко мне бросились, все семь моих любимых девчонок. И не просто обняли, а просто повисли на мне, как место-то все нашли, и так все разом заревели что, кажется, я оглох в первые секунды.

И не понять было, то ли я шел сам, то ли они меня вели в этом странном реве, радости, поцелуев и объятий. И каждая умудрилась поцеловать меня и в щеки, и в губы. Наконец мы добрались до дивана, на который упали ввосьмером, никого при этом не придавив. Теперь я был полностью окружен их любовью. Теперь рев перешел в слезы радости, но, кажется, я уже и сам плакал от ощущения их тепла и их счастья, что все закончилось.

И я дома, рядом с ними, а они со мной.

И это мир, в котором мы живем.

Я проснулся ночью. Лежал укутанный одеялом, посреди своей спальни, а все мои девчонки спали рядом. Причем все семь голов покоились на моей груди.

Лиза и Валя. Алиса. Таня и Света. Настя и Нинель у самой моей головы. Лежали, как лепестки цветка. Семицветика.

Правда, проснулся я не от тяжести на своей груди. Разве это тяжесть? Меня разбудили они – Рикши.

Их призраки.

Увидел их всех пятерых, но не испугался. Чего мне бояться призраков-то? Пусть они боятся. Они, видимо, это и сами понимали и просто смотрели на меня, не обвиняющее и не зло, а просто смотрели. Хотя Нона что-то все шептала, что, пока я не мог различить и понять. Но это вряд ли были проклятия. Да и что такое проклятия призраков, когда уже все свершилось? Или завершилось?

– Ну вот зачем вы пришли? – неожиданно сам для себя проговорил я. – Я сделал выбор, выбор сделали и вы. И если бы мне пришлось делать выбор еще раз, я бы сделал его еще раз, и еще. Всегда! Всегда буду делать так, как я сделал, и этого уже не изменить! Уходите, не мешайте мне жить, нам жить в мире, в котором мы живем. Я жалею вас, но Рикшей в ваших душах я ненавижу. И мир без Рикшей стал намного чище.

Интересно, они бы ответили на мой вопрос? Почему они согласились так быстро, от чего их жизнь так стремительно закончилось? Но я не задал этого вопроса. Разве призраки способны ответить?

Кира горько усмехнулась, склонила голову, и все они склонили головы. Даже Нона, продолжающая даже в поклоне что-то все говорить и говорить.

В этот момент задвигалась Нинель, подняла очаровательную заспанную голову и сонно промурлыкала:

– Ты что-то сказал?

– Спи, Солнце. Спи. Это просто сон.

Я надеялся, что и призраки – тоже только сон.

Одиннадцатая глава

Настя

А мы вышли замуж! Все вместе! В один день! Обалдеть!

Директория Двенадцати, наши Директора, наконец-то разродились и приняли многострадальный и такой долгожданный закон о многоженстве! Причем еще в феврале приняли, у-у-у, противные! Точнее, это было политическое решение, которое они собирались озвучить и закрепить законодательным актом на Торжественном заседании Горского сената в честь столетия Директории Двенадцати – до этого она была Директорией Одиннадцати.

Как долго можно выговаривать простую фразу, которая официально звучит.

В общем, приняли еще в феврале, но объявлять не стали, дожидаясь Торжественного собрания.

Май. Конец мая, а значит, окончание весны и начало лета. Одно из лучших времен года!

И тут бац! В середине мая произошло дело с Рикшами!

Кто мог вообще подумать, что ими окажутся вполне себе респектабельные девчонки, благотворительницы и меценатки Горского круга. Ну, понятно, что с нами у них были натянутые отношения, и только нейтральность Парижского Квартала не давала нам всем вцепиться друг в друга и не вырвать клок волос, и не выцарапать глаза. Но даже мы представить себе не могли, что именно они – Рикши! До дня, пока Лешка нам не рассказал!

А после того, как они были ликвидированы – жуткое слово, но так отец все время говорил, рассказывая нам об этом деле, – тут начался такой шум, что хоть уши затыкай, хотя это были всего лишь газеты. Ушлые журналисты принялись копать и перекапывать все, что было с ними связано.

Почему не могли поймать? Почему не обратили внимание на посредника? Почему бизнесмены платили деньги как страховку, но ход этих денег никто не отслеживал? Это только самые безобидные вопросы, которые на поверхности.

Через пару недель как раз к Торжественному заседанию докопались до того, что и военные были в курсе и знали о Рикшах, и что колобки тоже были в курсах и вообще чуть ли не курировали Рикшей, чтобы, так сказать, другие киллеры не появились. Враки, никто не знал, отец все по полочкам разложил, когда приходил к нам по этому делу, но ведь шум уже не остановить! В общем, под этот скандал два Директора ушли в отставку. Это наш Одиннадцатый Военный Директор – генерал-лейтенант Степан Васильевич Котовский, решивший взять всю ответственность за безответственность военных на себя. И наш Двенадцатый директор – начальник всех Круглых Служб Горского круга генерал-майор Фёдор Николаевич Суловесов.

Но время до тридцать первого мая еще было, поэтому и сенат, и Директория все же обоюдно пришли к мысли, что Торжественное заседание следует все же провести и объявить обо всех решениях в торжественной обстановке.

Но тут грянул еще один гром.

Сила вернулась! Резко и неожиданно. Но не для Лешки, конечно же. Он ведь предполагал, говорить не говорил особо, то есть не кричал как мессия на каждом углу о том, что Сила вернется. Но все, кто должен был знать его мнение, и военные в том числе, знали о Лешкином взгляде на Силу. Но воспринимали это немного нервно, особенно военные. Сам же Леша ждал явления Силы постоянно, особенно когда уходил на дорогу в Конвоях фирмы «Нукинчок», которую возглавил в апреле, после совета директоров, в который, в свою очередь, входили все девчонки, и даже меня за стол определили, как ответственную по связям с круглой службой и лучшей подругой двигателей.

В общем, Сила вернулась. Не так масштабно, как ждал Лешка, но и не тихо. То есть все Конвои, в которых не было бывших Проводников, встали на дорогах. А таких Конвоев несмотря на то, что хиршены нашли некий переключатель с помощью нашего мужчины, оказалось на дорогах большинство. Но суть проблемы заключалась в том, что заглохшие машины после Силы нельзя было завести без дара Проводника! Впрочем, об этом лучше Лешка расскажет, когда придет время. А пока…

Двадцать девятого мая это случилось. Какие-то Конвои встали, какие-то продолжили путь. Где-то кто-то с кем-то столкнулся, хорошо, что дороги раздельные, иначе столпотворение было бы, не передаваемое словами! Проводникам, теперь уже не бывшим, пришлось «заводить» все эти остановившиеся Конвои. Но Сила ведь она такая, то в одном месте появится, то в другом.

***

Нет, ну не могу я об этом говорить, почти не понимая, что к чему.

Лешка!

Занят он, видите ли! Олесей и Вандой. Тоже мне, бабник.

***

И снова начались отставки. Ушла наш Шестой Директор, куратор Отрядов Проводников городов Горского Круга – Попова Юлия Владимировна. За ней подала в отставку Пятый Директор по печати и свободе слова – Элеонора Венедиктовна Кобасова. Ушла, потому что с ее легкой руки, во-первых, Лешку нашего обливали грязью с момента его увольнения из ЦОПа. А во-вторых, печаталось очень много, теперь уже понятно, что псевдо-доказательств, что Сила ушла окончательно и, видимо, навсегда! И что Лешкины мысли – это бред сивой кобылы! А вот научные выкладки…

В общем, тридцать первого числа заседание как сената, так и Директории состоялось, но уже было не торжественным, а внеочередным заседанием по выбору новых Директоров.

Лешку пригласили на это заседание. Что? Зачем? Мы устроили группу поддержки нашему мужчине, которого, к нашему вящему удивлению, всерьез рассматривали на должность Шестого Директора! Правда, тут же нашлись голоса, которых оказалось большинство, говоривших, что, конечно, опыт у Алексея по противоборству Силе огромен, но в политических играх он еще никак себя не проявил, поэтому следовало избрать на должность Шестого Директора кого-нибудь более опытного в политике человека, а вот Алексея Сомова дать ему в заместители, чтобы научился опыту, а там сенат посмотрит через какое-то время, достоин он должности Директора или нет.

И кого выбрать? В Директорию избирались именно достойные. Конечно, сенаторы достойны, раз их выбрали в сенат Горского Круга, но при этом из их числа, в истории, очень мало было Директоров, в основном на эти должности избирались достойные, но независимые от сената, то есть не выбранные в сенат, люди.

И после некоторых споров было принято решение что Шестым Директором следует выбрать Сергея Павловича Духова. Тут же послали за ним, так как он не присутствовал на заседании. Ведь не торжественное, поэтому такие значимые персоны могут и не присутствовать.

И вообще я не об этом собиралась говорить!

А о свадьбе нашей!

Пусть о политике Лешка говорит.

А я о своем, о женском счастье.

Да! Мы все вышли замуж!

Все семеро его девчонок! За него прекрасного! И неповторимого! А-а-а!

Как я уже говорила, совет Двенадцати все-таки принял решение еще в феврале, что в Горском круге с 1 июля официально разрешается многоженство! Документ хотели в торжественной обстановке на майском совете зачитать, в честь столетия Двенадцати, но тут и дело с Рикшами, и возвращение Силы. В общем, не до торжеств было.

И весь Горск возликовал, вся его женская половина! Вот совершенно не понятно, что такого в замужестве, но при этом все девчонки хотят замуж за своих мужчин, во всяком случае, здесь, у нас в Горске. И пусть он не принц на белом коне, но он все-таки принц, ну а белый конь – дело наживное.

Впрочем, закон этот был обставлен некоторыми условиями, только при выполнении которых мужчина и мог жениться на своих девчонках.

Первое условие – это тест на количественное наличие тестостерона или сексуальная сила. То есть способен ли мужчина исполнить свой супружеский долг со всеми своими женщинами, не обделяя ни одну из них. Этот тест, как и положено, прошли почти все мужчины – девяносто девять процентов.

Второе условие – это способность мужчины обеспечить достойное содержание всем своим женщинам. При любых условиях и обстоятельствах. В гражданском союзе это было не так важно. Порой женщины зарабатывали больше, чем мужчина, который превращался в этом случае в чисто предмет удовольствия и удовлетворения. Были и такие союзы. Этот тест прошли более половины вступающих в брак мужчин. И, конечно же, Алексей в том числе.

И третье условие – это искренность женщин, готовых вступить в брак со своим мужчиной. И мы не просто заявляли о своей любви к мужчине, это было бы слишком легко. Обмануть? Зачем? Замуж охота?  И поэтому на искренность помыслов и желаний, нас проверяли ни кто-нибудь, а сами хиршены! И если честно, было очень страшно. Не потому, что мы боялись, именно мы, за свою искренность, а потому, что видели нас хиршены насквозь! Это даже чувствовалось, в воздухе витало. Как голая перед ними стоишь! Но самое странное, именно это чувство – чувство беззащитности – и позволило каждой из нас высказать свою искренность, неподдельную и чувственную!

И мы все семеро прошли это испытание!

А значит нас, ждало первое июля. Именно в этот день мы и записались, заранее, еще даже до выполнения всех условий! Были уверены, что пройдем!

А-а-а! Мы были счастливы!

И вот первого июля, мы всей фамилией, как любит говаривать Леша, отправились в ЗАГС. И Алексея под белы ручки и ножки понесли. Алиса со Светой за левую ногу. Лиза с Верой за правую. Это чтобы он не брыкался. Я с Таней за руки, а Нинель голову его так к своему животику прижимала и рот заткнула, чтобы он не сильно кричал… от радости…

М-да…

Шутка все это. Он сам пошел и с большой радостью. В черном костюме, сшитом на заказ. А мы все надели наши любимые горошковые платьица. Платья белые не для нас, какие же мы белые и пушистые? Мы, скорее, опытные оторвы. Захомутали мальчика, ха-ха, но, скорее, он нас.

Это нервное. От счастья.

Как мы себя почувствовали после узаконивания законного брака? Как на седьмом небе! За месяц до этого дня заказали столик в «Максиме», там, можно сказать, свадьбу и сыграли. А если считать, что весь «Максим» гудел от свадеб, то отдохнули и повеселились, и потанцевали всласть и в радость.

Ну, а ночью была обязательная общая брачная ночь, даже Нинель поучаствовала, они пару раз поцеловались, и все. Алексей строго соблюдал свой запрет.

А утром состоялся семейный совет по поводу детей. И наш мужчина разбил нашу женскую логику в пух и прах! Умница он, в общем…

Впрочем, прежде чем перейти к семейному совету, следует поговорить на тему «откуда берутся дети». То есть о зачатии.

Уверена, многие тут же заулыбались, или покраснели, или стыдливо уставились в пол. Хотя чего стыдиться-то? Это вполне естественный процесс. Поэтому я уверена, что все прекрасно знают, откуда и как.

Ну, во всяком случае не из капусты, и не аист приносит. Все банальней, как правда жизни.

Но для Горска и людей Горского круга детская тема – это еще и сложный вопрос.

Всем понятно, что существуют мужчины и женщины. Мужчины дают свою силу, ну а женщины эту силу воспринимают, и вот тут и происходит зачатие новой жизни. Великий и в то же время таинственный процесс. Конечно, это происходило не всегда, но в старые добрые времена это был вполне себе естественное действо, поднимающее демографию.

Вот именно что естественное… когда-то.

Но ставшее в Горском круге событием случайным. Очень случайным! Как ученые подсчитали, естественное зачатие может произойти в нашем мире один раз на… почти бесконечность! Поэтому, зачатие Нинели – счастливица наша! – от Кирилла в новогодние дни стало для ученых большим событием. И как снова они посчитали – это было четвертое естественное зачатие за последние сто лет!

Поэтому, как говорит Леша, у нас тут и процветает сумасшедший и безудержный секс! Зачатие почти не случается, венерических заболеваний нет. Делай что хочешь!

Поэтому никто и не предохраняется.

Хотя стоп.

На Укутайке обязательны как презервативы, так и женские контрацептивы. Там какая-то аномальная зона, где вот естественное зачатие может вполне состояться. Но только в том случае, если прожить там несколько лет, и это касается только женщин. Я ничего не хочу сказать против женщин, которые там живут и работают, но все-таки проституция – довольно странная вещь для нашего мира. Но при этом она существует и даже процветает. И еще считается, что зачатые на Укутайке дети вырастают не совсем нормальными. Это, правда, довольно странное поверье, так как мы тут все немного ненормальные, уже от одной жизни в мире, в котором мы живем. Но при этом если посмотреть на Лешку, то более нормального и умного человека я еще не видела в своей жизни.

Впрочем, исключения лишь подтверждают правило или поверье.

Хочу ребенка от Лешки! А-а-а!

Как давно стало известно, все проблемы с зачатием происходят от чечевицы, которая чечевицей не является. Это так мы называем этот бобовый злак, как нам более привычно. Но именно чечевица усиливает потенцию мужчин, силу женщин и что-то там мудрит с зачатием. То есть с мужскими сперматозоидами и нашими, женскими, яйцеклетками. Не потреблять чечевицу невозможно, из нее состоит почти восемьдесят процентов всех продуктов. Именно благодаря ей лишний вес является пережитком прошлого, от чего в зеркала любят смотреться как женщины, так и наши мужчины.

Впрочем, как военные набирают жирок, я, честно говоря, не знаю. Но они удивительно добреют телом, особенно конвойные офицеры. Майор Ивашов – дали ему майора в апреле – тому пример. Видимо, это профессиональное – здесь можно улыбнуться.

В общем, мир стал добрее с чечевицей; хотя в душе женщины ее и ненавидят, но у зеркала мы об этом забываем.

Но, конечно, я бы не начала этот разговор, не будь способа обойти это своеобразное проклятье чечевицы.

И этот способ – мужской Пост!

Для этого даже был создан специальный продуктовый набор, в который входят продукты, не имеющие в себе ничего чечевичного! Это фрукты, овощи, белковая смесь из рижских медуз и еще земляной червь. Все очень редкое, особенно медузы, и от этого очень дорогое.

Все для того, чтобы желание иметь детей было осмысленным и твердым.

В общем на семь дней мужчина садится на строгий пост. Ничего чечевичного и никакого секса! Женщинам особых запретов на этот случай не вводится, но при этом считается предпочтительным тоже уменьшить чечевицу в рационе, поэтому почти всегда покупается два набора: для мужчины и для его женщин.

И через семь дней происходит разговение. В большинстве случаев мужчина спит сразу – по очереди – со всеми своими женщинами, которые беременеют практически в ста процентах случаев. Можно сказать, что этот путь тоже естественный, но при этом сколько на этом пути препятствий!

Поэтому в Горском Круге говорят о детях не как в старину: от первого брака, например, или от второго. А говорят от первого Поста, второго, третьего. В основном за свою жизнь мужчина проходит три Поста. Но бывает и четыре, или только два.

Отчего роды в Горске тоже своеобразные. Бывают дни, когда ни одного рождения! Но если роды происходят, то они всегда массовые, и один мужчина сразу получает…

Я и говорю, что дети – очень ответственный шаг. Поэтому и женщины должны быть готовы, но главное, должен быть готов мужчина! Который получает сразу несколько беременных своих девчонок, а через девять месяцев полный детского гомона дом.

Правда, редки фамилии, как наша, например, где живут сразу все женщины одного мужчины под одной крышей. В основном мы все живем по разным местам, просто приходим к своему мужчине в порядке очереди. Так жил Лешка до своего падения, так жила я, пока выбирала мужчину, так жила Светка, хотя это особая тема. То есть так живут большинство женщин и мужчин, как в гражданском союзе, так и в браке. Но все равно от этого мужчине не легче.

Поэтому существует психологическая служба, помогающая мужчинам пережить столь знаменательное событие, женщинам выдержать жизнь в беременности, и всем в конце концов обрести покой и счастье.

А также существует и Мужской дом на случай, если мужчина не уверен в себе и боится сорваться во время поста. Были причины создать такое учреждение, так как из истории известны случаи, когда мужчина вроде и соглашался на пост, но на самом деле и не пытался его пройти. Был даже случай, когда вот такого ветреного мужчину его женщины просто задушили! А потом залили суд присяжных слезами, и их оправдали! Хотя в коллегии находились шесть мужчин и шесть женщин, то есть в суде всегда гендерный паритет. Именно после этого криминально-любовного эпизода и создали Мужской дом – мир, где аскетизм и одни мужчины, хотя я не уверена, что это хорошо, впрочем, семь дней можно и потерпеть.

Теперь после того, как вы поняли проблемы зачатия, то можете представить, как мы навалились всем женским коллективом на нашего мужчину в желании стать счастливыми матерями. Но наш мужчина, как я уже говорила, оказался хитрой бестией, и мы, должна я вам признаться, с ним согласились. С его доводами и логикой.

А началось все просто с оглушительного ора, в котором не участвовала только Нинель, животик которой уже обрел видимые и очень аппетитные, для тех, кто мечтает о детях, формы.

Лешка слушал наши завывания и даже упреки в свой адрес и еще о каком-то долге перед нами мы его тоже обвиняли, и головой так качал, с нами соглашаясь. А потом так поднял руку:

– Все сказали? – спокойно сказал, без повышения голоса.

Нас как отрезало. Сидим и только рты беззвучно разеваем.

– То есть вы все шестеро хотите детей прямо здесь и сейчас? – он так на нас пристально смотрит, а мы головами так, соглашаясь, качаем.

– Хотите, чтобы я вот прямо завтра сел на Пост, а через неделю вы все забеременеете?

Еще немного, и головы у нас отвалятся от столь усердного качания ими.

– Хотя завтра не получится. Я как ваш муж должен исполнить брачный регламент и провести с каждой из вас по одной брачной ночи в дополнении к нашей сегодняшней общей ночи, – сказал и улыбнулся, знал ведь, гад, что мы скажем.

А мы и сказали:

– Не, не надо! Мы потерпим! – всеми шестью голосами одновременно.

Он тут же сделал грустное выражение лица:

– То есть вы хотите, чтобы я ушел на Пост голодным? – и руки так развел вопрошая. Он и голодный?

– Нет, не хотим, – это Светка, чуть испуганно, сказала за всех в полной тишине. Аргумент ведь с его стороны бетонный!

Он усмехнулся:

– Отлично, с этим мы разобрались. Теперь представим картину, когда через две недели в ночь разговения, я как бык-осеменитель… – проговорил он и тут же получил подзатыльник от сидящей рядом Нинели. – Чего? Неправда, что ли?

– Вот когда ты просто трахаешься с нами, – она всплеснула руками, – ты как-то не очень философствуешь! Бык-осеменитель. Балбес ты!

– Ты права. Простите меня, – говорил Лешка, хотя глаза его смеялись.

Да и мы как-то особо на его фразу внимания не обратили. Нам бы понять, куда он клонит.

– И в самом деле я перегнул палку. Это нервное. В общем, в ночь разговения я радую вас всех шестерых, и через неделю или две… Э… Ни у кого нет проблем или месячных?

Мы отрицательно замотали головой. Слава Силе, проблем не было, а месячные были недавно. У меня, во всяком случае…

Он уже в третий раз:

– В общем, в ночь разговения я радую вас шестерых, и еще через неделю или две мы узнаем, что вы все беременны. К вящей нашей радости.

Мы снова заулыбались. Как близка цель!

– Теперь давайте считать, – он снова хмыкнул, а мы напряглись. Чего считать-то? – Два месяца я буду заниматься с вами сексом, это не обсуждается, – мы закивали соглашаясь. – Но это будет только два месяца. Так как некоторое время назад одна беременная особа, не будем называть ее имя, – Нинель покраснела, – очень сильно меня напугала, заявив об экстремальном сексе с беременной, а значит, через два месяца я запрещу всем вам шестерым доступ к моему телу.

О-па! Мы как-то об этом не подумали. Впрочем, без секса прожить можно, но Лешка наш гнул политику дальше. И наши лица мрачнели с каждым его словом.

– То есть с середины сентября доступ к моему телу для всех вас будет закрыт. Но при этом в это время должна будет разродиться Нинель, – он повернулся к ней и проговорил: – У тебя все в порядке? Ни токсикоза или мышечной побочки? Сохранение не нужно? И роды будут вовремя?

Нинель даже рот открыла от неожиданности, а потом, собравшись, проговорила:

– Леша, все нормально. Единственное, что не советуют рожать естественным путем, предлагают кесарево сечение…

– И я запрещаю. Кесарево так кесарево, – и он снова к нам оборотился. – Нинель рожает, и после некоторого времени, когда она придет в себя после родов и отдохнет, войдет в ритм жизни с младенцем, то начнется ее неделя, которую я ей обещал и в которой я буду только ее и принадлежать только ей одной. Но, – он поднял руку вверх, и на журнальном столике как по волшебству появился календарь на 1074 год, а за ним и на 1075. – Считаем, – и он так карандашом на октябрь, ноябрь и так далее, – Один, два, три, четыре, пять, шесть. Получается шесть месяцев, начиная с октября, в которые превратится неделя Нинель. Так как она останется единственной, кто будет допущен до моего тела. Но я уверен, что Нинель, – она краснела все больше и больше, но чувствовалось, что рассмеяться хочет, в отличие от нас, пребывающих в шоке, – выдержит наш безудержный секс в эти месяцы. Попьет таблеточек и обязательно выдержит. Ну если я, конечно, правильно посчитал и вы все родите в марте.

– Не поняла, – вырвалось у меня.

– Милые любимые мои девчонки, давайте не будем делать все и сразу, чтобы потом не было никому обидно и больно. Особенно психологу, к которому я заявлюсь со своими проблемами. Поэтому давайте делать все постепенно, особенно если считать, что мы можем себе это позволить.

– То есть ты не отказываешься от зачатия? – с некоторым облегчением произнесла Таня.

– Нет, конечно! Дети – цветы жизни, и нам пришло время стать родителями. Но сделаем мы это плавно, без суеты и спешки. Пусть будет больше Постов, но и радости будет больше, – он немного помолчал, видимо собираясь с мыслями, и продолжил: – Я и в самом деле сяду на Пост через пару недель, но в ночь разговения я обрадую одну, – помолчал, – или двоих из вас?

– Двоих! – выпалила Алиса.

– Хорошо – двоих, – он улыбнулся. – Которых вы выберете, как вам будет угодно, при этом я участвовать не буду в этих выборах. После этого проходит еще пара месяцев, и после недели Нинели я снова ухожу на мужской Пост. И к новому году еще раз, и мы наконец получаем счастливых вас всех!

– У Нинели все равно преимущество!

Ну да. По подсчетам в уме – целых два месяца! Полного одиночества в ночи с Лешкой!

– Ну, ничего другого я придумать не могу. Разве что взять пару-тройку молодых любовниц для… – он не закончил, так как мы все хором завопили:

– Не-е-е-т!

Мы собственницы, и это не обсуждается!

– То есть мы пришли к согласию? – проговорил он со сверкающими от удовольствия глазами.

– Да!

И мы вот, не поверите, как кошки бросились к нему ластиться. Чуть Нинель не задавили; хорошо, что она вовремя увернулась от нашей любви к мужчине.

Который сделал нас счастливыми!

И мы были счастливы!

***

Алексей!

Он что-то хотел рассказать. Иди сюда! Вечность ждет твоей истории!

Ну вот, что ты с ним будешь делать? Мальчишка!

Э… Что тебе сделать?

Хм… А вы нахал, молодой человек!

* * *

Алексей

О мужском Посте Настя хорошо рассказала – и о политике тоже. Но я принадлежу именно к тем мужчинам, которых нужно хорошо трясти, чтобы они согласились на этот Пост. Дети не просто цветы жизни, но и большая ответственность. Не скажу, что я безответственный человек, но детской ответственности я боюсь, поэтому и решился к детскому вопросу подходить постепенно. Да и профессия у меня была не очень мирная. Поэтому, скорее всего, в моей жизни будет всего два Поста. Ну, то есть периоды, когда я буду уходить на Пост. Лет через десять, может быть, решусь еще раз.

Кстати, военные тоже редко совершают больше двух Постов – это я об экстремальности профессий своей и военных. Правда, в отличие от меня, они первый Пост совершают почти сразу после училища. Это у них традиция такая, а второй уже тогда, когда дети достигнут совершеннолетия.

Почему так мало, спросите, ведь жизнь вроде долгая штука даже у военных? Ну, если не попадать в особо серьезные переделки, а мне с Силой, она ведь вернулась, аккуратней управляться?

Потому что, жизнь тяжелая штука, никто не выдерживает – умирает. Причем даже знаешь день своей смерти.

М-да…

Я не хотел об этом говорить, поэтому многие посчитают, что мой рассказ – это как рояль в кустах. Но я честно не хотел об этом упоминать, надеялся, что обойдется и можно будет закончить рассказ на столь оптимистичной ноте, как рождение детей. Но жизнь, хотя, скорее, смерть берут свое.

Двадцать пятого июня за Забор забрали Трофима Майорова. Командира команды по борьбе с шершунчиками. Помните, я говорил о нем, как о мужчине, который дожил до пятидесяти одного года в нашем странном мире? А седьмого июля туда же увезли Василия Ивановича Чапаева. Грустные дела…

Что за Забор такой?

Проклятье Мира нашего.

Я ведь не зря говорил, что взрослеют здесь очень рано. В четырнадцать лет уже совершеннолетие. Интимная жизнь и самостоятельность.

В пятнадцать ты уже знаешь, чего хочешь. Если не знаешь, то хиршены обязательно помогут. Но если и они бессильны, а ты сам так и не нашел себя, то дураком и проживешь остаток жизни.

До сорока пяти лет.

А после сорок пятого дня рождения, считай, что ты уже умер, хотя и продолжаешь жить.

Да, Трофиму повезло, не сразу его схватила мерзость. Прожил долго, причем жить продолжал так, как жил всегда, как будто и нет смерти никакой. Даже Пост четвертый в сорок восемь лет прошел! Но все равно и его он достал, и выдернул из жизни привычной, и теперь только одна дорога. За Забор.

Синдром Изовой-Вакорчука это называется.

Первые, кто его описал. Его накрыло, а она описывала его состояние и все, что он ей рассказывал. Психическое расстройство, или только кажется, что психическое, но которое в конце концов приводит к смерти. И в большинстве случаев в жутких муках люди умирают. Не все, но всегда. И никогда до сорока пяти лет, но после всегда! Еще никто не избежал этой участи, а таких долгожителей, как Трофим, единицы.

Ну, а Василий Иванович почти сразу, как исполнилось ему сорок пять, ушел за Забор. Очень он переживал смерть Риммы, дочь его от первого Поста. Ему тогда семнадцать было. И две девчонки у него, старше его. Говорит, выиграл постный набор, где и как, так и не рассказал. Ну, и предложил двум подругам себя любимого. А те согласились. Горск любит детей. Поэтому Римма, как я понял, одна из его любимых дочерей была.

Это он мне рассказывал, придя ко мне со своим самогоном, решил со мной помянуть дочь. И, конечно же, он не знал о том, кто была Римма во второй жизни, как мы говорим, «в ночи».

Не надо делать вид, что вы меня ненавидите! Злитесь или плюетесь! Что я, по-вашему, должен был делать? Сидеть, пока нас убивали?

И, конечно же, я ему ничего не сказал. А он так напоследок произнес, что не будет задерживаться на этом свете, уйдет в сорок пять. День рождения уже не за горами, в начале июня было.

Сдержал слово. Правда, ушел не тихо. Так тоже бывает. Буянить начал. Вот Таня, дочь его от второго Поста, и прибежала ко мне, чтобы я вызвал тихушников, которые за Забором работают. Ну, рация уже давно при мне. Вызвал, конечно.

Много чего он расколошматил из мебели, но никого из своих не тронул. А когда его скрутили и они все спускались, я вышел проводить его.

А он так остановился возле меня весь связанный, посмотрел на меня безумными глазами, но при этом сказал все спокойно, без сумасшествия в голосе:

– Да, Лешка, чего только в жизни не бывает. Одна правда, что выбора не было. И они сами выбирают свой путь. Дети наши. Зла не держу, все там будем.

Как узнал, или это просто бред сумасшедшего?

В общем, Забор – это место, небольшой квартал, огороженный забором, где таких сошедших или ушедших содержат и провожают в последний путь.

И как говорится, и меня это ждет, и девчонок моих, и детей наших.

Всех.

И нет от этой напасти лекарства. Только жизнь достойная, чтобы запомнилась и вспоминалась детьми нашими с благодарностью.

Конечно, довольно странное чувство жить, зная при этом день своей смерти. Даже если и не в сорок пять, но все равно придет и настигнет. Поэтому некоторые после сорока пяти пускаются во все тяжкие, другие перестают вообще что-либо делать и порой умирают уже просто от бездействия. Но в основном люди продолжают жить как жили. Страшно, но привычно. Обыденно как-то…

Некоторые скажут, что и в самом деле рояль в кустах, ведь хиршены-то живут долго. Вон дед Матисс уже до семидесяти двух дожил и ничего. Так ведь хиршены не люди, точнее, нелюди. Не человеки они, одним словом. Они сами об этом говорят. Они только формой люди, а на самом деле…

И они тоже умирают. Но да, не за Забором, хотя и они знают день своей смерти. Видят ее.

Жаль только, что они не видят нашу смерть, точнее, средство, как ее побороть. Один ведь переключатель нашли, неужели больше в наших головах ничего нет? И мы так и будем умирать в сорок пять?

В мире, в котором мы знаем и день своего рождения, и день своей смерти.

Грустно…

Но несмотря ни на что, радостей в нашем мире больше, чем грусти. Хоть мы и ходим рука об руку со смертью, но это все-таки…

История о жизни. Поэтому назовем мы эту историю просто…

Мир, в котором мы живем!

Эпилог?

В середине августа меня жутко потянуло в Пустошь. Вот открыл глаза ночью: слева Настя, справа Света, а в голове…

Нет. Не голоса. Хотя я бы мало удивился. Но некий зов точно звучит. Вот так и хотелось именно ночью этой сорваться и в Пустошь отправится. Зачем?

Даже не знаю. Но надо!

Поэтому вскочил, девчонок разбудил. Что, чего, почему? А в голове это желание в Пустошь, и не отстает. Да еще знаю точно, что и Настю нужно взять с собой. Хорошо, что она не в первом Посту, не беременна она. Так бы вряд ли взял бы с собой.

Представляете? В три часа ночи мы в «Гелендвагене» по городу, а потом и по ночным дорогам! Думал, не выпустят с КПП, но даже спрашивать не стали. Шлагбаум подняли, шипы убрали и езжайте куда хотите!

При этом я за рулем! А Настюха спит на переднем сиденье. Вы можете такое представить, чтобы я был за рулем? Причем поехал на шестидесяти, когда мы в Пустошь въехали! Как гонщик, честное слово!

И ехали, и ехали до момента, пока солнце встало.

И тут машина сама ход потеряла! Не сразу затормозила, а медленно, как будто кто-то ее специально остановил, но не причиняя нам вреда. И это я Проводник? Одна машина у меня заглохла!

Впрочем, это, видимо, были какие-то технические штучки – показать, что приехали мы к первой цели.

Почему к первой?

Потому что тут дорога нормальная заканчивалась, тупик, так сказать. Но оказалось, что путешествие должно быть продолжено. И не просто продолжено, а на спине огромного таракана!

Испугаться мы испугались, это факт, когда он появился. Но вел себя вполне дружелюбно и даже прилег, чтобы мы на его спину забрались.

Как забраться-то?

Оказывается, просто! В его панцире совершенно неожиданно появились ступеньки, благодаря которым мы и забрались на спину. А на самой спине, вот не поверите, стали наросты образовываться для того, чтобы мы сесть смогли. Правда, Настя ко мне прижалась спиной, было ей непривычно. А мне? Я ее обнял, прижал к себе. Тут наши ноги хитин, или что там у него, обволок, так что мы не упасть и даже особо шевелиться не могли. И даже специальное забрало прозрачное образовалось вокруг нас. Зачем?

Оказывается, таракан развил такую скорость, что наши шестьдесят километров в час превратились в жалкое движение улитки. Но при этом можно было обозревать все вокруг, не боясь встречного ветра.

А посмотреть было на что.

Но я об этом как-нибудь в другой раз.

А сейчас…

Несмотря на огромную скорость, которую развило наше транспортное средство, достигли мы цели только к вечеру, после захода солнца. Часы мои показывали без нескольких минут девять. Но тут, видимо, было позже, я что-то знал о часовых поясах, но сказать точно, сколько времени, не смог бы.

Таракан остановился на небольшой площади, которую почти всю и занял, дав нам лишь небольшой пятачок, чтобы мы спустились. А потом исчез, как и появился.

Прекрасно!

А идти-то куда?

Как только подумал, то тут же где-то за спиной засветилась арка прохода.

Ну, видимо, туда.

И мы пошли на свет. При этом Настя профессионально так пистолет из кобуры выдернула и вперед меня двинулась.

Минут пять длилось наше путешествие к третьей и уже окончательной цели. И была эта квадратно-прямоугольная и очень большая комната. Но совершенно пустая, только с одним входом, через который мы сюда вошли. И больше ничего, совершенно голые стены.

– Чувствуешь? – проговорила Настя.

Я принюхался. Любопытно, но пахло шершунчиками! Этих тварей тут еще не хватало!

Настя так огляделась и совершенно неожиданно охнула и стала заваливаться назад. Я еле успел ее подхватить, и понял, что она без сознания, отключилась.

Я аккуратно уложил ее на чистый пол. Выпрямился. Думал, взять пистолет из ее руки или нет. Но пока думал, позади меня послышался шорох. Не от входа, а с противоположной стороны.

А потом услышал:

– Здравствуй, Алексей!

Я мог, конечно, ошибаться, хотя я неплохо различаю голоса, но удивленно обернувшись, понял, что прав. Не ошибся я слухом.

– Светка?

Благодарности

Спасибо всем читателям, которые вдохновляли писать эту книгу.

Спасибо всем, кто эту книгу прочитал и читает.

Спасибо Русудан Алмазовой за ее просто великолепные иллюстрации к моим книгам.

Спасибо так же Марии Токаревой (Сумеречный Эльф) за общение и советы.

И конечно же, большое спасибо моей бете по сайту https://fanfics.me/ – «хочется жить» – Лебединой Светлане Олеговне.

Спасибо всем! Всем успехов и вдохновение. И главное – здоровья!

Оглавление

Первая глава

Вторая глава

Третья глава

Четвертая глава

Пятая глава

Шестая глава

Седьмая глава

Восьмая глава

Девятая глава

Десятая глава

Одиннадцатая глава

Эпилог?

Благодарности