Необычайные приключения в Нижних Пряничках [Любовь Юрдига] (fb2) читать онлайн

Любовь Юрдига Необычайные приключения в Нижних Пряничках

Вначале было слово.

И слово это было:

– Эй?

Сказано оно было с такой изумлённо-вопросительной интонацией, что каждый услышавший его тут же захотел бы ответить. Но к сожалению, в данном конкретном лесу никого кроме одного заплутавшего зайца и пары кустов волчьей ягоды не было, так что вопрошавший грустно вздохнул, поправил на плечах туристический рюкзак и побрёл к виднеющемуся среди сосен просвету.

Через несколько минут и десятка бранных слов в адрес разбросанных везде веток, перед незадачливым путником раскинулся город.

И как вы могли догадаться, он был совершенно обычным.

Для начала представьте замок.

Нет, не тот, что вы представили.

Наверняка ваше воображение сейчас нарисовало вершину фортификационного искусства с укреплёнными крепостными стенами, величественно возвышающимся над ними донжоном, множеством башенок и защитных сооружений, призванных вселять уверенность в горожан и ужас в противника, но нет.

Наш замок был немного скромнее.

Э-э, нет. Ещё скромнее.

Скорее он походил на типичную высотку, именуемую в прогрессивных городах «небоскрёбом», но в Нижних Пряничках его называли проще – Нелепая Хрень.

Являясь одновременно уникальным образчиком современной архитектуры и страшным сном перфекциониста, высотка мало того что привлекала к себе излишнее внимание, так ещё и по вечерам вспыхивала неоном, озаряя мигающим красным светом и без того безрадостный пейзаж. Цоколь занимала убыточная ресторация «Заточенная Принцесса», которую местные обходили стороной из-за нелюбви владельцев к букве «ё» и некоторых опасений кого конкретно там будут точить. С верхних этажей открывался чудесный вид на болото и ту часть города, которую это болото не успело затопить.

Нельзя сказать, что зрелище пленяло воображение, да и атмосфера, говоря простым языком, была мерзопакостной, но всё это мелочи по сравнению с теми событиями, о которых пойдёт речь.

Вечерело.

К покосившемуся знаку «Нижние Прянички» приближался маленький голубой автомобиль, в каких ездят адвокаты по бракоразводным процессам и одинокие домохозяйки с увесистыми пакетами кошачьего корма в багажнике. Водитель, возраст которого с лёгкостью определялся как «мужчина в самом расцвете сил», близоруко всмотрелся в название города и выругался настолько громко, насколько позволяло ему воспитание.

То есть молча.

Подаренный бывшей, и оттого горячо любимой, тёщей навигатор издал жалобный писк и выключился, что случалось с ним уже не в первый раз. Помимо этого мелкого недостатка, он имел превосходную, с точки зрения той самой тёщи, привычку заводить в такую глушь, где даже волки жить боятся, и в самый неподходящий момент озвучивать случайные названия населённых пунктов на всю мощь установленной в автомобиле стереосистемы.

Но если раньше это были более-менее знакомые города, то Нижние Прянички являли собой целину неизведанную и немного пугающую, которую теперь предстояло освоить.

– Чтоб вам долго жить, Марфа Петровна, – бормотал себе под нос Афанасий Вениаминович, раскладывая на руле обыкновенную бумажную карту. – Так, так, так…

Он проследил пухлым пальчиком путь от Пензы до Козловки, где по счастливой случайности приобрёл дачный участок, но никаких Пряничков, тем более Нижних, не обнаружил.

– Ну ты и попал, Афоня, – он тяжело вздохнул и, скорее от растерянности, чем необходимости, поправил зеркало заднего вида.

О тёмной фигуре позади автомобиля он предпочёл не думать.

В это время Савка, как и любой нижепряничковец, проживший в городе больше месяца, тщательно проверял все окна в квартире на предмет щелей.

Несколько лет назад, сразу после окончания института, его распределили инженером-теплотехником на местную станцию водоснабжения, и так ему понравилось в Нижних Пряничках, что он не захотел уезжать обратно в столицу, променяв шумный загазованный город на тихую жизнь на периферии.

Но, как он понял несколько позднее, – спокойствием здесь и не пахло.

Савка почти закончил ежевечерний обход, оставив кухонное окно напоследок. Он уже предвкушал, как сделает себе бутерброды с холодными котлетами, достанет баночку бабуленькиного ржаного кваса, и засядет на всю ночь смотреть новый детективный сериал, но все его планы в одно мгновение рухнули.

Лёгкое дуновение ветерка погасило свечу, оставив Савку один на один с мигающим индикатором на холодильнике и тремя светящимися точками в верхнем углу оконной рамы.

– Дует, – резюмировал Савка, когда все три точки попеременно моргнули и, схватив с комода небольшой карманный фонарик, выскочил на лестничную клетку.

Закрывать дверь уже не было никакого смысла.

Автомобиль, ласково прозванный супругой Афони «ведро глазастое», неторопливо катился по ухабистой подъездной дороге. Сам же Афоня вцепился в руль мёртвой хваткой, вытаращил глаза настолько широко, что в них можно было разглядеть проплывающую мимо зелень, и молился всем богам, которых знал.

Ко всем жизненным перипетиям он старался относиться философски, и считал, что в этот раз ему просто немного не повезло. Лампочки на приборной панели попеременно мигали разными цветами, указатель скорости замер на нулевой отметке, а руль, казалось, жил своей собственной жизнью уверенно ведя автомобиль в неизвестность. Афоня понятия не имел где находился, зачем сюда поехал, и кто десять лет назад его дёрнул за язык ответить в ЗАГСе согласием.

А в довершение ко всему ещё предстояло разобраться с сухоньким старичком в простой льняной рубахе, который занял заднее сиденье и нагло уничтожал запасы овсяного печенья.

– Так ты, сталбыть, не местный? – вопросили сзади и Афоня понял, что больше не может контролировать правый глаз.

Он быстро-быстро замотал головой в надежде, что происходящее лишь плод его воображения. На задворках сознания маячила шальная мысль, что он попал в страшную аварию, погиб не менее страшной смертью, и угодил прямиком в ад. И если хорошо прислушаться, можно услышать весёлое бульканье котлов, а периферическое зрение то и дело выхватывало зловещие красноватые всполохи.

А может, он просто сошёл с ума?

– Хм, так и… Откель явил сюда свои колёса? – невозмутимо продолжал попутчик, шурша целлофановой обёрткой. – Давнёхонько к нам никто не заглядывал.

Да, он точно сошёл с ума. Иначе как объяснить, что у неожиданного попутчика вместо стандартных тридцати двух зубов, их оказалось в два раза больше.

Афоня сглотнул, с трудом заставив себя не смотреть в зеркало заднего вида, и ответил:

– Из Пензы.

– М-м, Пенза, – протянул клыкастый старик и, хрустнув печеньем, добавил: – Понятия не имею где это.

Катенька наблюдала.

Корпоративный дом под номером семь располагался как раз на пересечении главных улиц, и из окна её квартиры прекрасно просматривались все три. В Нижних Пряничках это были единственные улицы, а дружелюбием нижепряничковцы не отличались. Так что уже много лет они обивали пороги горсовета с просьбами именно их улицу сделать главной, но всё без толку.

Катенька удобно устроилась на стульчике у окна и с пристальностью умелого партизана смотрела в бинокль на Савкину квартиру. Она предвкушала прекрасный вечер в обществе непосредственно Савки и его котлет, поскольку сама была на диете и разрешала себе на котлеты только смотреть, но вдруг увидела ужасное.

Савка выбежал из подъезда в одних домашних штанах! На ночь глядя!

Борясь с самыми противоречивыми чувствами, она вскочила на ноги и заметалась по кухне, сбив по дороге два стула и одну не особо устойчивую вазу.

– Нет, нет, нет, – бормотала Катенька себе под нос, роясь в кухонном ящике. – Я же замуж за него собралась! Детишек нарожаем, дачу купим, а он вот так вот… Эх!

Она смахнула скупую женскую слезу и, наконец, найдя нужное, выбежала за дверь – спасать будущего супруга.

Через секунду она вернулась, вспомнив о ключах от квартиры.

Ещё через несколько минут Катенька, костеря на чём свет стоит работников горлифта и себя за то, что купила квартиру на шестом этаже, вернулась снова. Она посмотрелась в зеркало, покрутилась перед ним, поулыбалась, и с чувством выполненного долга показала ему язык.

Спасение спасением, а правила безопасности никто не отменял.

Афоня прекрасно отдавал себе отчёт в том, что он сошёл с ума.

Двадцати минут наедине со странным пассажиром ему хватило, чтобы окончательно с этим смириться. Пока старик болтал о местных обычаях и что современная молодёжь совершенно перестала им следовать, – Афоня перебирал в голове адреса психиатрических больниц, и хватит ли ему страховки, чтобы провести там ближайшие пару лет.

Он убедил себя, что тот, кто сидит на заднем сиденьи и теперь принялся за сладкий клюквенный морс, – галлюцинация, а значит его можно не воспринимать всерьёз.

– Звать-то тебя как, заезжий? – проскрипело сзади.

– Афа… – начал было Афоня, но, рассудив, что галлюцинации необязательно знать его полное имя, торопливо добавил: – Ня.

– Афаня? – неуверенно переспросил старик. – Странное имя какое-то. Вот Афоню знаю. И Нафаню знаю. Ха! Был у меня один знакомый Нафаня, до-олго мы с ним не виделись, ой долго. Он в другой город перебрался, тесно ему тут, видите ли, стало. Мол ты, Петрович, не серчай, я мир посмотреть хочу. Друг называется.

Некоторое время в машине было тихо. Афоня уж было надеялся, что непрошенный попутчик испарился, но, взглянув в зеркало заднего вида, понял, что тот никуда не собирается. Лишь насупился и сложил на груди тонкие руки, мрачно поглядывая в окно.

– А у нас хорошо, между прочим, – сказал он тихо. – Берёзки вон, осинки. Брусничка к концу лета спеет, клюквочка. Грибочков по осени уйма. А рыба какая в соседнем озере-е! Мутиня сам зарыблял. Стерлядушка, ряпушка, плотвичка. Даже щука и муксун есть, во!

– Да неужели? – Афоня, как заядлый рыбак, живо заинтересовался наличием в этих озёрах такой редкой для центрального региона рыбы, и даже забыл, что разговаривает с собственной галлюцинацией. – И что, хорошо клюёт?

– Что ты, что ты! Какое клюёт! – замахал на него старик руками. – Сама в руки идёт, даже удочка никакая не нужна! Но ты, если надумаешь рыбкой полакомиться, Мутиню сначала позови, попроси разрешения и только потом уже приступай к ловле. Иначе несдобровать тебе, Афанасий Вениаминович.

Афоня так и замер. Даже ногу с педали газа убрал, но автомобиль продолжал катиться вперёд с прежней скоростью.

– Откуда вы знаете, как меня зовут? – в горле пересохло, но он боялся потянуться за морсом, чтобы лишний раз не видеть пассажира.

– Не боись, – краем глаза он увидел протянутую ему бутылку и дрожащей рукой взял её. О когтях на узловатых пальцах старика он тоже решил подумать немного позже. – У тебя тут документы лежат. Я и подсмотрел.

Афоня медленно выдохнул.

Нет, в этом нет ничегошеньки странного.

Просто к нему посреди леса подсел старик с двумя рядами острых клыков и трёхсантиметровыми когтями. И кто знает, что случилось бы с самим Афоней, если бы он не взял вчера на кассе продукты по акции.

Может быть, этот морс и невкусное овсяное печенье жизнь ему сегодня спасли.

Проникшись бесконечной любовью к ненавистному печенью, Афоня было собрался спросить, зачем старику понадобилось лазить по его сумке, но тот успел раньше:

– А ну, – он похлопал по спинке сиденья. – Высади меня здесь!

Афоня моргнул.

Моргнул ещё раз.

Он мог поклясться, что буквально секунду назад стелы с названием города не было. Автомобиль подкатился прямо к ней и, слегка качнувшись, замер перед выпавшей буквой «р».

– Пянички? – ни к кому особо не обращаясь уточнил Афоня, задумавшись, что и жители здесь наверняка соответствуют названию.

– Прянички, балда! – ему отвесили несильный подзатыльник и Афоня, онемев от такой наглости, пронаблюдал как старик ловко выскочил из машины и хлопнул дверью. – Ну, этсамое, спасибо, что довёз.

Он неопределённо махнул рукой и уже было направился к подлеску, как вдруг остановился и задумчиво почесал затылок.

– И это. Я конечно не должен тебе этого говорить. Но ты, я вижу, мужик хороший. Поворачивай назад, – он обернулся, и ярко-зелёные глаза уставились на Афоню с такой сердечностью, что ему стало немного не по себе. – Не нужно тебе в Прянички. А если поедешь, то у всякого, кто встретится тебе на пути, спрашивай его имя. Понял?

Афоня понял, что ничего не понял.

Старик вздохнул и, покачав головой, бодро засеменил в заросли бузины.

– Эй, – Афоня даже сам удивился, когда услышал затихающее эхо оклика. Но решил не подавать виду и уже бодрее спросил: – А как вас зовут?

Но белое пятно рубахи уже скрылось среди зелени кустов. Лишь едва заметно качались ветки, где только что прошёл старик.

Афоня пожал плечами и направил автомобиль прямо к виднеющемуся вдали небоскрёбу, на котором красным зажглись огни.

В Нижних Пряничках существовало не так много мест, где можно было в безопасности провести ночь. На выбор жителей были их собственные квартиры и та самая «Заточенная Принцесса», где на ужин подавали рагу из фасоли и холодный чай с маленьким кусочком засохшего киви. На все возражения повар, а по совместительству официант и бармен, лишь пожимал плечами и говорил, что он это видел у одной своей знакомой, которая видела у другой знакомой, которая, в свою очередь, живёт где-то на берегах Сан Хуан де Что-то-там и у них так принято.

Повар очень любил всё заграничное, что сказывалось не только на подаваемых им блюдах, но и на имени. Поэтому вместо всем привычного Гриши Гурьева, кухней в «Заточенной Принцессе» руководил Херман Гурье. Чем немало веселил своих гостей, но по-прежнему оставался Гришей.

И сейчас Гриша-Херман наблюдал за бегущим по улице Савкой, и с предвкушением ждал, когда презентует ему своё новое блюдо из запечённого щавеля с пюре из огурцов и зёрен граната. Сам он пробовать его не рискнул, так что последний час провёл в ожидании жертвы. Дегустатора, то бишь.

Когда хлопнула входная дверь, он быстро-быстро засеменил к своему рабочему месту, вскарабкался на табурет и принялся звенеть стаканами, изображая бурную деятельность.

– Ты прикинь, чё случилось, – выдохнул Савка, усаживаясь на барный стул, и уронил голову на стойку. Несколько раз стукнулся об неё, словно пытаясь вытряхнуть мысли, но не добившись нужного эффекта, горестно вздохнул. – Что ж теперь будет-то, а?

Гриша терпеливо выждал несколько секунд и вкрадчиво спросил:

– Савушка, может, ты голодный?

– Уйди, Григорий, я в печали, – взмахнул рукой Савка, вынуждая повара отойти от него подальше и на всякий случай убрать поднос с посудой. – У меня в квартире завелись тьмушки.

Гриша отреагировал на эту новость, как сладкоежка, которому сообщили, что в городе бесплатно раздают конфеты.

Со всей скоростью своих метра с кепкой он побежал в подсобку и откопал под завалами грязных штор ультрафиолетовую лампу. Через минуту он важно вплыл в зал, держа её перед собой, словно атлет олимпийский огонь. На его груди висел патронташ из спутанных проводов, а на глазах сверкали фиолетовыми отблесками тёмные очки, и он чувствовал себя героем фильма, которому выпала очень опасная и важная миссия.

Савка заинтересованно поднял голову. Увидев надвигающееся на него нечто, он не нашёл ничего более подходящего, чем заорать. И заорал.

Гриша от неожиданности подпрыгнул, запутался в проводах, и зал наполнился непереводимым набором слов. Лампа выскользнула из его вспотевших рук и гравитация во все свои девять же устремила её на пол.

Катенька бежала по второй главной улице.

Её жёлтое платье развевалось на ветру, а в золотистых кудряшках играли яркие лучи угасающего солнца, делая её саму похожей на солнышко.

Очень злое солнышко.

Из-за своей рассеянности ей пришлось возвращаться ещё несколько раз, прежде чем она смогла выйти на улицу. Понятное дело, к этому моменту Савки и след простыл.

На секундочку она задержалась у магазина женской одежды с поэтичным названием «Парижанка». В самом Париже Катенька не была и парижанок отродясь не видела, но читала много французской литературы. Каждое утро она садилась у окна, заваривала себе чашечку ароматного кофе, маленькими кусочками откусывала круассаны, которые были больше похожи на обыкновенное печенье с абрикосом, и мечтала, что когда-нибудь обязательно съездит посмотреть на Эйфелеву башню и устроить вечерний променад по Шанз-Элизе.

Обязательным атрибутом её мечтаний было красное платье-колокольчик в белый горошек. Оно манило её из-за стекла витрины, зазывало своим кружевным воротничком и аккуратным вырезом, идеально подчеркнувшим бы её прекрасные формы.

Но формы Катеньки были против, и ни в какую не хотели в это платье влезать.

Она было собиралась уже отвернуться, но вдруг ткань пошла мелкой рябью. Манекен, выражение лица которого в обычном состоянии изображало вселенскую скуку, повернул голову и во все свои пластиковые глаза уставился на Катеньку.

– … – сказала Катенька.

С одной стороны, она даже не удивилась.

Её везение заканчивалось там, где начинался реальный мир.

Катенька падала в единственную лужу в городе, опаздывала на работу из-за внезапно сломавшихся во всём доме часов и выбирала в магазине единственный продукт, которого нет в базе. И убеждала себя, что это совершенно нормально.

С другой стороны, она немного испугалась и рассердилась ещё больше. Ещё бы, этот дурацкий переселенец не нашёл для себя места лучше, чем манекен с её любимым платьем!

Катенька стиснула зубы, топнула ножкой и, подхватив с земли кусок кирпича, швырнула его в витрину.

Кирпич не оценил её стараний и, отпружинив от стекла, едва не угодил Катеньке в лоб. Ей показалось, что некто за стеклом ехидно смеётся. А Катенька не любила, когда кто-то над ней смеётся.

Поэтому она повторила свои действия, вложив в бросок все силы своего хрупкого, по мнению Катеньки, девичьего тела, и по улице разнёсся звон осыпающегося стекла.

Одним лёгким движением девушка выудила из-за пояса ультрафиолетовый фонарь и все девять сотен световых нанометров атаковали бедный манекен.

Переселенец тоненько завизжал, пытаясь укрыться в темноте зала, но пластик сыграл с ним злую шутку, оказавшись не таким гибким. Он всё съёживался, скукоживался, пытаясь изменить форму, пока не исчез совсем. Платье кучкой осело на пол, и Катенька решила, что не так уж оно ей нравится.

Она победоносно вскинула кулачки и бодрой рысцой потрусила в сторону «Заточенной Принцессы». Потому что: «Ну где ещё, собственно, Савке быть».

Савка познакомился с Катенькой в поликлинике.

Ему нужен был талон к травматологу, а она заведовала регистратурой. Ещё тогда он заподозрил, что простым их общение не будет.

– Тебе чего, болезный? – только и услышал он от неё, прежде чем она подняла глаза.

И тогда случилось это.

Катенька влюбилась.

Она преследовала его. Куда бы он ни шёл – она оказывалась неподалёку и строила ему глазки. По крайней мере, те страшные рожицы, что она ему корчила, Савка пытался воспринимать за флирт. Иначе его нервы сдали бы гораздо раньше.

Катенька отрицала факт того, что у Савки к ней нет никаких чувств. Её не заботило, что он ненавидит горячий компот, не ест пирожки с ливером, и что ему нахрен не сдались тёплые свитерочки, которые она ему активно вывязывала.

По документам Катенька была девочкой.

Нежным созданием. Дивным цветочком.

По жизни казалось, что она выросла в диких степях Монголии, охотясь на тарбаганов и совершая набеги на другие племена. Иначе как объяснить, что с появлением Катеньки ни одна девушка не смела на Савку даже смотреть.

Так что, когда она влетела в ресторацию, размахивая перед собой фонарём и осыпая пространство вокруг ворохом ругательств, он даже не удивился.

– Ой, – сказала Катенька, обнаружив перед собой двоих удивлённых мужчин. – А я тут… Мимо проходила. Мне вдруг страсть как захотелось блинов бабы Мани, вы же знаете, у нее самые лучшие блины во всех Пряничках, вот я к ней и пошла. И по пути решила – дай-ка зайду, Гришу проведаю, – затараторила она, старательно разглаживая подол платья, и посмотрела на повара таким честным взглядом, что тому стало немного не по себе. – Как ты, Гриша?

– Н-нормально, – слегка заикаясь ответил он.

Катенька всегда его немного пугала. Начиная от её весьма впечатляющих объёмов и заканчивая характером его бабули, которая молодому Гришеньке спуску не давала. Каждый раз оставаясь с девушкой наедине, он ждал, что она возьмёт хворостину и начнёт гонять его по ресторации, приговаривая что-то о папкином характере и безмозглых инфузориях.

– А ты как?

Катенька развела руками. Только сейчас Гриша обратил внимание на то, что все её жёлтое платье было покрыто ошмётками бумаги, кусочками травы и потёками неопределённого цвета.

– Представляете, – воскликнула она. – Бжик! Прямо посреди города! Я бежала сю… к бабе Мане, и тут он! Выпрыгнул на меня прямо из-за мусорки и как набросится! Я даже фонарь достать не успела, а она меня на траву повалил и как давай катать!

– Надеюсь, ты его победила, – перебил её Савка, даже не повернув головы.

Ей стало немного обидно, но она пообещала себе подумать об этом позже.

– Само собой, – Катенька кивнула.

Она чувствовала некую неудовлетворённость, что ей не дали в красках закончить рассказ о битве с Травяным Бжиком, но то, что происходило в ресторации было гораздо интереснее:

– А что вы здесь делаете?

Савка и сам хотел бы знать, что они здесь делают.

Со стороны могло показаться, что они с Гришей просто стоят посреди зала на четвереньках и рассматривают паркет. Но на самом деле они были заняты очень важным делом.

Они изучали.

И перед ними стоял один большой и крайне животрепещущий вопрос: куда исчезла лампа?

Город ужасал своей безлюдностью.

Автомобиль окончательно сдался около двадцати минут назад прямо посреди улицы и как бы Афоня ни старался – заводиться тот не собирался. Так что ему пришлось взять свои немногочисленные пожитки и отправиться искать кого-нибудь, кто сможет ему помочь.

Солнце уже совсем скрылось за горизонтом, и на умытый вечерней прохладой город опускалась мгла.

Афоня брёл по изрытому трещинами тротуару, пиная мелкие камушки, и с надеждой оглядывался по сторонам. Ему не нравилось, как собирается среди деревьев туман. Ему чудились странные шорохи, доносящиеся из тёмных переулков и почему-то канализационных люков. Он словно забрёл в фантастический город, о котором читал в какой-то книжке. Вместо нормальных людей там правили ночные твари, с особой жестокостью расправляясь с приезжими.

С каждым шагом Афоня нервничал всё больше, потирая вспотевшие ладошки то друг о друга, то о полы клетчатого пиджака.

– Эй? – эхо разнесло оклик среди домов. – Лю-юди!

Но ответом была немая тишина, взирающая на него из тёмных окон. Один раз он увидел вспышку света, но она тут же исчезла, оставив его один на один с мигающими неподалёку огнями небоскрёба. Немного поколебавшись, Афоня направился прямо к нему.

– Врагу-у не сдаётся наш гордый варяг, – тихонечко напевал Афоня себе под нос, минуя перекрёсток с обозначением трёх главных улиц. – Пощады никто…

Увидев разбитую витрину «Парижанки», он замер. За горкой стекла виднелось что-то красное, и воображение Афони живо нарисовало картину страшного убийства. Наверняка такой же заблудившийся путник искал убежища или помощи, а банда тварей напала на него и растерзала прямо на полу магазина.

А может, это грабители и они всё ещё там?

Укокошили охранника, грабят себе спокойненько, а тут Афоня.

– Ой-ой-ой, – вырвалось из его рта и он отступил на шаг. И ещё.

Чувство самосохранения подсказывало, что нужно развернуться и бежать обратно к машине. Или в лес к тому странному старику, потому что он хотя бы не пытался его убить.

Логика убеждала, что ему просто кажется. И что не стоит делать скоропалительных выводов, а в стекло могла врезаться птица.

Очень большая птица, – сообщило воображение. – Такая, что может запросто тебя сожрать и унести твоё бренное тело к себе в гнездо, где скормит таким же огромным птенцам. И она наверняка летает неподалёку.

Афоня поёжился.

Он не рассчитывал стать сегодня чьим-то обедом. Так что, собрав всё своё мужество, он сжал в руках остатки овсяного печенья, отныне ставшего его талисманом, и направился прямо к магазину.

Чем ближе он подходил, тем сильнее тряслись его коленки.

Остановившись на почтительном расстоянии, он спросил:

– Эй? Есть кто?

Осознав, что его голос звучит так обречённо, что любой уважающий себя убийца тут же поспешил бы этим воспользоваться – Афоня прочистил горло и, вообразив себя матерым рокером, повторил вопрос.

Афоня ждал.

Труп лежал.

Афоня боролся с соблазном подойти и посмотреть на него, потому что в мире нет ничего сильнее человеческого любопытства. А ещё его до чёртиков пугала неизвестность. Так что, через пару минут он решительно подошёл ещё ближе, рассмотрев, наконец, лежащее на полу платье.

Такое облегчение он испытывал всего дважды: когда успел добежать до дома после ужина в чебуречной и когда получил на руки свидетельство о разводе.

Решив оставить всё на совесть местных жителей, Афоня промокнул вспотевший лоб рукавом и уже собирался отправиться дальше, как звонкий детский голосок нарушил тишину громким:

– Дяденька! Помогите мне!

Эффект был сравни удару током. Афоня от неожиданности подпрыгнул и совсем не мужественно завизжал.

Дзын-н-нь!

Афоня прекратил визжать и открыл глаза. Перед ним стоял мальчик лет десяти в полосатой футболке и слегка заляпанных грязью шортах. Он крепко держался за руль старенького велосипеда, во все глаза уставившись на незнакомца.

– Помогите мне, дяденька, – повторил он свою просьбу и ещё раз нажал на звонок. – Уже совсем темно и мама сказала, что отлупасит меня, если я не успею к ужину. Поможете?

Афоня по своей натуре являлся человеком сердобольным. Он спасал котят с деревьев, помогал старушкам перейти через перекрёсток и всегда пропускал на дороге утят. Сейчас ему очень хотелось помочь этому мальчику хотя он и не выглядел сильно расстроенным, но что-то в глубине души не давало ему покоя.

– А у твоей мамы есть телефон?

Мальчик уставился на него таким красноречивым взглядом, какой бывает только у детей, когда они подозревают, что взрослые намного глупее, чем хотят казаться.

– Конечно. Как же мы без телефона звонили бы соседям?

Афоня не стал спорить с таким аргументом. Он оглянулся по сторонам, надеясь, что есть кто-нибудь ещё, кто может помочь бедному ребёнку добраться домой и вздохнул.

– Хорошо, показывай где твой дом.

– Значит, ты её просто уронил, и она…

– Вуп, – уверенно сказал Гриша. – Знаешь, когда раковину прочищаешь и вода в конце звук такой издаёт… Вуп!

– Хм…

Катенька решила присоединиться к обсуждению произошедшего и сейчас восседала на барном стуле с коктейлем в руке. Её раздражало всё странное и неизведанное, и она начинала подумывать о том, что зря побежала за Савкой. Который ко всему прочему, совершенно не обращал на неё внимания.

Он угрюмо сидел на полу скрестив ноги и сверлил взглядом паркет.

– Они же не могли сюда попасть?

Как заведующий этим заведением, Гриша отвечал за его безопасность и не допускал даже мысли, что кто-то мог проникнуть в его «Принцессу».

Специальная защитная плёнка на стёклах позволяла включать свет даже в ночное время, не боясь, что к утру от окон останется только название. Ночные жители не переносили свет ни в каком виде, и после нескольких инцидентов с разбитыми фонарями и разгромленными магазинами, администрация приняла решение свет ночью не включать. По какой-то причине красный неон высотки их совсем не раздражал, так что в определённый момент в городе установились определённые правила, которым большинство старалось следовать.

Гриша уже в девятый раз обошёл всё помещение, тщательно проверив замки, щеколды и щели.

Вердикт был неутешительным.

– Неужели научились?

Катенька залпом выпила коктейль и поморщилась. Барменом Гриша был неплохим, но только в том, что ограничивалось «просто налей и подожги». В остальных случаях пить это можно было предварительно закрыв нос и, желательно, глаза.

– Василич из кооператива говорил, что у него ключ на восемь пропал, – решила она внести свою лепту. – А Светка из продуктового жаловалась на три ящика помидор. Говорит: вот они есть, а вот их нет.

– Ключ Василич нашёл. Он его в яму уронил, да и забыл, – Савка поскрёб паркет ногтем. – А Светкины ящики я недавно в мусорном баке видел. Возле её дома, между прочим.

– Вот коза-а… А ещё ныла, что ей теперь вычтут!

Катенька постучала донышком бокала по столу, призывая Гришу повторить. Тот, недолго думая, подтолкнул поближе к Катеньке тарелку со своим новым изобретением, смешал ещё порцию коктейля, и в ожидании затаился за стойкой.

Катенька оценивающе уставилась на предложенное ей блюдо.

Выглядело отвратительно. Пахло так же.

– Григорий, что это? – грозно спросила она, потыкав вилкой в буровато-зелёное месиво.

Звёздный час повара настал. Он приосанился и вдохновенно начал вещать:

– Это, моя дорогая Катюша, самый вкусный салат в твоей жизни! Я своими руками собирал хрустящие молодые огурчики, щавель рвал, и…

Бамс!

Тарелка с грохотом упала в мусорный бак.

«Салат» для Катеньки был словом, которое нельзя произносить. Она ненавидела всё, связанное с овощами, рыбой на пару и отварной куриной грудкой. И не понимала, почему не существует, например, шашлычной или пирожковой диеты.

– Ты что… Ты что сделала?! – возопил повар, до крайности возмущённый таким обращением с его творением.

Катенька меланхолично пожала плечами:

– Выбросила ту дрянь, который ты пытался меня накормить.

– Дрянь?! – в его голосе мелькнули истеричные нотки. – Я, может, несколько дней потратил, чтобы сделать всё идеально, а ты назвала это дрянью?!

Бамс!

Савка не переносил истерик ни в каком виде, поэтому пнул ногой барную стойку. Бокалы на ней зазвенели, разнося по залу ресторации жалобный перезвон.

– Друзья мои, – он поднялся с пола и обвёл глазами присутствующих. – У нас есть более насущная проблема, чем выброшенный салат. Кажется, наши с вами друзья начали эволюционировать.

– Не отставайте, дяденька. Осталось совсем чуть-чуть, – мальчик шёл немного впереди, насвистывая весёлую песенку себе под нос.

Афоня не разделял его веселья.

Ночные Нижние Прянички оказались ещё страшнее, чем вечерние Нижние Прянички. То и дело он чувствовал на себе чьи-то взгляды. Видел жёлтые ленты на окнах и слышал шепотки, похожие на шипение.

На дороге валялись разбросанные мусорные баки и ворох истерзанных бумаг, словно кто-то очень хотел их съесть, но удалось только разорвать. На некоторых листочках виднелись следы от дырокола. Или, может, зубов?

Трава за баками была примята и в некоторых местах вспахана. Афоня решил, что здесь происходила нешуточная драка, с участием кого-то очень большого и очень когтистого.

– А в ваших Пряничках жителей много? – наконец решился спросить он.

– Не знаю, – ответил мальчик. – Сотен семь-восемь.

«Восемьсот человек это достаточно много, – подумал Афоня. – Не может быть, чтобы все эти люди по ночам сидели дома. Даже в Козловке, где живет всего шестьсот человек, в некоторых местах ночью было не протолкнуться, не говоря уже о том, что она хотя бы была на карте».

Они подходили всё ближе к небоскрёбу.

Афоня уже мог разглядеть вывеску ресторана и подумал, что хозяин наверняка очень оригинальный человек, раз решил не исправлять отсутствующие точки над е.

В красноватом свете фигура мальчика выглядела немного странной. Словно он плохо управлялся со своими конечностями и они то и дело норовили от него сбежать.

– Кстати, откуда вы приехали?

– Из Пензы.

– А там есть парк аттракционов? Моя мама говорит, что когда я вырасту, она отвезёт меня в парк аттракционов. И мы будем там кататься и есть люденцы.

– Леденцы? – переспросил Афоня.

– Да-да, – мальчик на мгновение обернулся и Афоне показалось, что в его глазах сверкнули огоньки. – Леденцы.

Мысль въедливо кружила на задворках сознания, напоминая о чём-то очень важном. Афоня, засмотревшись на огни небоскрёба, споткнулся о бордюр и вдруг его как громом поразило:

– Мальчик, а как тебя зовут?

– А ещё мама говорит, что я смогу съесть много мороженого. У нас продаётся только на палочке, но я знаю, что есть в вафельном стаканчике.

– Мальчик? – Афоня остановился, твёрдо решив, что никуда не пойдёт, пока этот ребёнок не скажет ему своё имя.

Тот прошёл ещё несколько шагов и повернулся.

– Дяденька, меня мама отругает, как вы не понимаете? – он топнул ногой. – Я должен успеть к ужину! Она будет кричать! Что вы стоите?

– Скажи, как тебя зовут и я отведу тебя домой, – настаивал Афоня.

– Дяденька, ну вот представьте. Вы маленький мальчик, просите взрослого дядьку помочь добраться до дома. И вместо того, чтобы просто выполнить свою функцию взрослого, он начинает задавать идиотские вопросы, – малец оперся на сиденье велосипеда и начал слегка покачиваться. – А вы домой хотите. Вам страшно. Поверьте, дяденька, вам не нужно знать моё имя, вам нужно просто отвести меня к маме. Она поможет вам позвонить и, может быть, напоит вас чаем.

Афоня опешил от такой тирады.

Он, конечно, знал, что дети порой выдают те ещё фразочки, но он никак не ожидал услышать от типичного дворового пацана столь объёмную речь.

Но, он так и не сказал самого главного.

– Ребят, там Фимка-велосипед с каким-то мужиком.

Катенька, взобравшись на табурет, разглядывала в маленькое окошко окрестности. Табурет не слишком был рад такой ноше и жалобно поскрипывал в такт движениям девушки.

– Кажется, он не из наших, – продолжала она.

В темноте было сложно рассмотреть мужчину, но ей уже нравился его клетчатый пиджак. Она вообще питала слабость к клетчатым вещам и считала, что носящий их человек априори не может быть плохим.

– Может, стоит сходить посмотреть?

Катенька обернулась на Савку с Гришей и обнаружила, что они её даже не слушают, увлечённо рисуя что-то на салфетках.

– Григорий! – рявкнула Катенька и с удовольствием пронаблюдала, как подпрыгнул повар, вытягиваясь по струнке. – Там человеку помощь нужна.

– Катюш, ну что мы можем сделать? – лениво отозвался Савка, рисуя кривой круг. – Мы же не виноваты, что он выперся на улицу ночью.

Катенька не хотела признавать его правоту, но спорить не стала, снова отвернувшись к окну. Она ценила эти нечастые минуты, проведенные наедине с Савкой. И Гришей, но он не считается.

А если она сейчас начнёт спорить и настаивать на своём, он запросто может её разлюбить. Потому что кому нужна жена, которая вечно вставляет свои пять копеек в мужские дела.

Она вздохнула и поднялась на цыпочки, чтобы рассмотреть побольше.

И вдруг увидела ужасное.

– Ребят, там Хитрюга ещё.

Около мусорных баков засело небольшое существо, внешне похожее на собаку и обезьяну одновременно. Оно пристально наблюдало за Фимкой и Афоней, поблескивая круглыми глазами.

– И Грязешлёпка, – едва слышно прошептала Катенька, окончательно убедившись в том, что из дома выходить сегодня точно не следовало.

Совсем близко, в натёкшей из кондиционера лужице, росла кучка грязи. Сначала существо напоминало неровную овальную башенку. Потом начало вытягиваться вверх, обрастая все новыми и новыми грязевыми слоями, пока из макушки не проклюнулись два тонких усика с шариками на концах.

– Да врёшь ты всё, – Савка бросил свои рисунки и подбежал к другому окну, подтягивая к нему табурет. – Они не собираются вместе, нико…

Он осекся и Катенька победоносно хмыкнула.

Заинтересовать Савку её основной задачей не было, но плюсик себе всё равно поставила.

– Чем же он их так привлёк?

– Ребят, ребят, что там?

Грише не хватало роста, чтобы посмотреть, что творится на улице и он очень нервничал по этому поводу. Потоптавшись на месте, он выругался и побежал в комнату охраны, вспомнив, наконец, об инфракрасных камерах ночного наблюдения.

– О-о-о, – донеслось оттуда. – А возле пятого Елена Прекрасная засела. Гляньте-ка, принарядилась.

Спустя мгновение три пары глаз увлечённо наблюдали сквозь экран монитора за женщиной с шикарной копной белых волос. Она восседала на лавочке у подъезда, покачивая изящной ножкой, и то и дело поправляя подол платья в горошек.

– Ах ты ж! – выдохнула Катенька, безошибочно определив предмет своего воздыхания. – Так и знала, что надо его стащить! Ой, ой, он уводит его! – она ткнула пальцем в другой монитор, на котором Фимка тянул Афоню за собой. – Они же сожрут его, ребят!

Гриша клацнул на клавиатуре несколько клавиш и картинка увеличилась.

– Вроде глаза нормальные, не светятся, – неуверенно протянул он. – Может, и правда человек?

Савка на это вымученно застонал и хлопнул по столу:

– Ты чё не понимаешь? Все наши дома сидят. Наверняка это ловушка.

– Да какая ловушка, Сав! Он же нормальный, посмотри… Может, случайно наткнулся на Прянички, и что теперь, бросить его?

– Наткнулся? Его Леший должен был встретить. А он кого попало не пропускает…

– Вот именно!

Пока двое мужчин пытались переспорить друг друга – Катенька разглядывала незнакомца. Симпатичный. И фигура что надо. Даже вон столь любимый Катенькой животик есть. Значит, аппетит хороший. И вообще, он вызывает впечатление весьма приятного мужчины.

– …ты ошибаешься, – мотал головой Гриша. – Но, мы можем подождать и посмотреть, что будет дальше!

Под тяжёлым взглядом Катеньки он замолчал.

Катенька умела смотреть так, что собеседник казался сам себе непроходимым тупицей, которому лучше сидеть в сторонке и не принимать участия в общей беседе.

Повар неловко кашлянул и в поисках поддержки перевёл взгляд на Савку. Тот лишь пожал плечами и неопределённо хмыкнул.

Немного поколебавшись, Катенька приняла решение.

– Значит так, – сказала она тоном, не терпящим возражений. – Вы, как хотите, а я пойду его спасать. Мне важна жизнь каждого человека. Мы клялись защищать приезжих! А вы, – она обвела глазами немногочисленную компанию, – просто трусы!

И вышла из комнаты, эффектно хлопнув дверью.

Афоня в который раз за день сомневался в своей адекватности.

Умом он понимал, что сейчас просто посреди ночи пристал к ребёнку с дурацкой просьбой. Хотя его самого учили ни в коем случае не разговаривать с незнакомцами. Но, в маленьких городах свои правила и, вероятно, здесь живут настолько добрые люди, что этому мальчику не было смысла объяснять банальные правила безопасности.

– Тебе что, сложно? – устало повторил Афоня.

– Дяденька, я объясняю в который раз, – не могу я сказать вам имя. Мама наказала никому не говорить. А я маму слушаю.

Внутреннее чутьё Афони советовало бочком дойти до ресторации и со всей дури начать барабанить в дверь, иначе в ближайшее время случится что-то очень и очень плохое.

Ещё ему казалось, что звуков вокруг стало больше.

Он слышал негромкое пение, посапывание и влажные шлепки, словно кто-то бросает на землю комочки грязи.

Он украдкой огляделся, и вдруг увидел приближающееся к ним белое пятно. Мгновение спустя стало понятно, что это волосы удивительно красивой женщины, а свет рисовал очертания великолепной фигурки, одетой в платье-колокольчик.

– Слюни подбери, – раздался голос мальчика и Афоня словно очнулся ото сна. Он не особо понял к кому конкретно тот обращался, но решил не переспрашивать. – Ты что здесь забыла? Это не твоя территория! – это уже точно было адресовано женщине и Афоне послышались рычащие нотки в её ответе:

– Свали, пацан. Дай мне немного пор-развлечься.

Она остановилась в нескольких шагах от них и одним соблазнительным движением поправила воротничок.

– Ну здравствуй, незнакомец. Где же ты прятался от меня всё это время?

Её голос был тёплый и бархатный, как парное молоко. Он убаюкивал Афоню и он понял, что если сейчас эта нимфа позовёт его с собой прямо в пасть адской твари – он, без сомнений последует за ней.

– В Пе-ензе, – промямлил он, расплываясь в блаженной улыбке. – Там есть аттракционы и вафельные рожки-и…

– Дяденька, нам нужно идти! – мальчик дёрнул его за рукав. – Это плохая тётя! Моя мама намного лучше!

Шлёп!

Афоня заторможено повернул голову и захихикал.

Желеобразное нечто, покрытое кусками дёрна надвигалось на него, разбрасывая вокруг себя грязь. Над его вершиной болтались улиточьи глаза, горящие зловещим красным светом.

– Этого ещё не хватало, – прошептал мальчик. – Это мой человек, мой! – закричал он, махая на грязевую кучу руками. – Убирайся к себе в болото!

– Брлрлбр! – донеслось изнутри кучи.

– В смысле я твой человек?! – взвизгнул Афоня, пятясь в сторону дивной женщины.

– Иди ко мне, мой хороший, – томно звала она его, но что-то в её интонации Афоне не нравилось. Может быть, потому, что звучала она немножко плотоядно?

Он остановился, переводя затравленный взгляд то на странную компанию, то на дверь ресторации, и вдруг та, хвала богам, распахнулась и в оранжевом свете ламп возникла женская фигура.

Когда дело касалось спасения чей-то жизни, чувство самосохранения у Катеньки отказывало напрочь.

Когда дело касалось спасения жизни очень симпатичного ей незнакомца, к отсутствующему чувству самосохранения добавилась обыкновенная женская обида.

Ей очень не везло в делах сердечных и, чтобы как-то компенсировать одиночество, Катенька читала женские романы. Доблестные рыцари, нежные принцессы, всесильные маги и очень мужественные воины вселяли надежду, что и у нее когда-нибудь все сложится.

Но к тридцати пяти сложился у неё только шкаф. Прямо посреди ночи рухнул на пол, не выдержав веса книг.

Поэтому сейчас Катенька, отбросив все бесполезные советы о том, какой должна быть настоящая героиня романа, твёрдо решила взять судьбу в свои собственные руки.

Она выбежала из ресторации и понеслась к Афоне со всей своей максимальной скоростью.

– А ну, разбежались! – рявкнула она во тьму, и клацнула выключателем на фонарике.

Ничего не произошло.

Елена Прекрасная, прозванная так не только за свою внешность, но и за удивительно красивые стихи, которые она оставляла на телах своих жертв, развернулась к ней, и аккуратные черты лица стремительно начали меняться.

– … – сказала Катенька.

– Катюш-ша, – прошипела женщина, – я давно тебя ж-жду.

Её клыки сверкнули в ярком неоне и Катенька продемонстрировала удивительную способность стартовать прямо с места, проявив при этом невиданную прыть.

– Гриша, фонарь! – кричала она, несясь на всех парах обратно. – Гриша!

Не успев притормозить у двери, она с грохотом врезалась в неё и обнаружила, что её успели закрыть. Она понимала, что её жизнь висит на волоске и изо всех сил забарабанила по дереву.

– Гриша, я тебя сама убью!

Елена была совсемблизко.

Она не спешила, думая, что на этот раз жертве от неё не скрыться.

В какой-то момент Катенька стала для неё идефиксом. Навязчивой идеей, граничащей с одержимостью. Много лет она охотилась на неё, и вот, наконец настал тот день, когда она сможет воплотить в жизнь свои самые смелые фантазии.

Всё началось очень давно, ещё во времена, когда для Катеньки деревья были выше, а трава зеленее. Елена помнила, как аппетитно болтались над её убежищем маленькие ножки, и как сладко звучал тоненький девичий голосок. Но, как только она собралась полакомиться добычей, с ножки сорвался сандалик и больно зарядил Елене по лбу.

С тех пор Елена начала охоту. Но каждый раз что-то мешало ей захватить вожделенную добычу. Она терпела кирпичи, случайно падающие с крыш, мерзких птиц, атакующих в самый неподходящий момент, а однажды, когда на улице лил проливной дождь, а Катенька забыла дома фонарь, Елена почти добралась до неё и вдруг, ни с того ни с сего, земля под ней ушла вниз и она провалилась в яму.

– Катюш-ша, – шипела она, подкрадываясь к девушке. – От судьбы не убеж-жать…

– Григорий! – рявкнула Катенька, вложив в это всю мощь своих голосовых связок. Она чувствовала дыхание Елены за спиной и от этого её кожа покрывалась противными мурашками.

И тут – о, чудо!

Щелкнул дверной замок и, в узкую щель протиснулся фонарик.

Катенька схватилась за него, как за спасательный круг, развернулась, и, с победным воплем, зарядила им Елене по голове. Та завизжала и отпрянула, чтобы через секунду ультрафиолет навсегда стёр её с лица земли.

Грязевая кучка с угрожающим бульканьем ринулась на Афоню.

Мальчик с велосипедом, бросился ей наперерез, отталкивая окаменевшего мужчину в сторону, но он чудом удержался на ногах, и тут же об этом пожалел. Потому что на него неслось нечто, отдалённо напоминающее собаку.

Отдалённо, потому что у собак не бывает таких длинных лап и таких огромных клыков.

Афоня не придумал ничего лучше, как побежать. И побежал.

Он в жизни не бегал так быстро, как сегодня, но удача была явно не на его стороне. Поскользнувшись на грязевой дорожке, он рухнул на землю, и мощные когти вспороли его пиджак.

Вся жизнь пронеслась у него перед глазами. Вот он ворует лук у соседей, вот едет с братом на велосипеде, они ещё тогда здорово поплавали в реке, где велосипед и утонул, а вот он рыбу чистит…

Неслась его жизнь недолго, поскольку яркий свет пронзил ночную тьму и смрадное дыхание твари превратилось в щенячий визг.

– Вставай! – чьи-то руки подхватили его за шиворот и резко подняли на ноги. – Ну же, уходим!

Девушка. Чистое сияние истинной красоты стояло перед ним. В жёлтом платье, с забавными кудряшками и огромными, как у лани, глазами.

– Вы прекрасны, – выдохнул Афоня. – Я знаю, вы лишь плод моего воображения, но прекраснее вас я в жизни не видел! Вы как чайная роза, умытая утренней росой. Вы как хрустящая булочка с маслом. Как перестук колёс поезда…

Катенька слегка растерялась.

С одной стороны, комплименты ей были приятны, тем более она была явно ими обделена. С другой – они были весьма сомнительными.

Но времени рассуждать на это тему не осталось, к тому же кто она такая, чтобы вообще ими перебирать.

Она понимала, что незнакомец находится в состоянии аффекта, и единственное, что может ему сейчас помочь – животворящий эликсир номер два.

Ибо животворящий эликсир номер один состоял из чистого спирта и мог поднять на ноги даже мёртвого. И тут же уложить его обратно.

Суть эликсира номер два была в том, что он мгновенно успокаивал любые нервы. От одного его запаха дети переставали плакать, собаки брехать, а некоторые, особо впечатлительны птички, засыпали прямо в полёте.

Один раз Катеньке довелось испробовать его на себе, после чего она три дня ходила по городу одна ночью, вызывая нечисть на дуэль, чем совсем не гордилась.

Так что, Катенька подхватила лепечущего что-то о рыбках и бурундучках Афоню, и потащила его к ресторации.

За спиной разгоралось нешуточное сражение.

Грязевых кучек стало несколько. К ним присоединились мелкие пушистые существа, атакующие Фимку липкой паутиной. К Фимке примкнули пара собак, и банда паукообразных существ с пучками травы на мощном панцире.

Из подворотен потянулись люди. Они странно двигались, словно не привыкли к своим телам. Их глаза горели зеленоватым огнём, а волосы белели в ночной мгле, словно потухшие звёзды.

На болотах гулко завыло. Через мгновение к первому вою присоединилось ещё несколько, потом ещё, образуя поистине ужасающий хор.

Катенька вжалась в дверь, испуганно наблюдая за происходящим.

– Гришенька, солнышко, – жалобно пискнула она, дёргая ручку. – Если ты меня сейчас же не пустишь и моё тело захватит переселенец, поверь мне, я тебе такую жизнь весёлую устрою, что…

Щёлк!

Афоня сидел в кресле.

Его плечи мелко подрагивали от едва сдерживаемого хихиканья, а на глаза наворачивались слёзы.

– Налицо нервный срыв, – вынес вердикт худощавый мужчина неопределённых лет. – Как тебя зовут, милейший?

– Афа. ха-ха. Афа… ха! – попытался выговорить своё имя Афоня, но получилось у него плохо.

Мужчина хмыкнул.

– Григорий, – скомандовал он, – неси!

Второй мужчина в поварском фартуке засеменил к сейфу, долго шуршал там ключами, пока, наконец, не достал из него бутыль с мутноватой жидкостью, неся её как величайшее сокровище этого мира. Он осторожно вытащил пробку и в воздухе разлился зубодробительный аромат валерианы с анисом.

– Пей.

Перед Афоней опустилась стопка, наполовину наполненная бурой жидкостью. Решив, что хуже уже не будет, он залпом опрокинул её в себя и мир перестал существовать.

– Мы его убили, – вынесла вердикт Катенька, когда незнакомец обмяк в кресле.

– Сейчас, сейчас… – Савка поднял палец и принялся отсчитывать, – десять, девять…

На счёте три незнакомец распахнул глаза и судорожно втянул ртом воздух. Из его глаз брызнули слёзы и он зашарил по столу руками, в поисках воды.

Катенька услужливо подала ему стакан. Тот выпил его залпом, схватился за сердце, пытаясь отдышаться, и обвёл полубезумным взглядом небольшую компанию:

– Да что здесь происходит?! – хрипло воскликнул мужчина, обращаясь ко всем сразу.

– Звать тебя как? – повторил вопрос Савка, и Катенька рассердилась на него окончательно. Тут вот человеку плохо, он впервые в жизни с ночными жителями столкнулся, а Савка всё допытывается.

Но незнакомец на этот раз удивил:

– Афанасий Вениаминович, – спокойно представился он и протянул руку для рукопожатия, – адвокат по бракоразводным процессам из Пензы. – И тут же задал встречный вопрос: – Вы не могли бы представиться?

– Савелий, – пожал ему руку Савка.

– Катерина, – Катенька отвесила неловкий книксен и с её платья осыпались кусочки грязи.

– Херман Гурье, – величественно возвестил Гриша, подавая руку таким образом, что было не совсем понятно – её нужно пожимать или целовать.

Афоня беспомощно посмотрел на Катерину и обнаружил, что они едва сдерживают смех.

– Это Гриша, – хрюкнула девушка. – Он у нас немного выбивается из общепринятых норм.

Афоня кивнул и потряс пальцы Гриши, поскольку нормально протягивать ладонь тот не собирался. Грише судя по лицу, это не сильно понравилось, но он решил в этот раз промолчать.

Когда со всеми правилами приличия было покончено, Афоня во все глаза уставился на своих спасителей.

– Что здесь происходит? – задал он самый логичный из всех существующих вопросов. – Я умер и попал в ад? – этот вопрос не был таким логичным, как предыдущий, но именно на него решил ответить Савелий:

– Почти, – обнадёжил он. – Ты угодил в не совсем обычный город. Ночью здесь правят ночные жители, это их время.

– То есть, – Афоня порывисто указал пальцем на окно и опустил голос до заговорщицкого шёпота: – Вот те странные твари на улице – ночные жители? А мальчик?

– Фимка-велосипед, – отозвалась Катерина.

Афоня подумал, что ей не очень подходит её имя. Нужно что-то более мягкое, благозвучное. Катенька, вот что. Катенька подходит ей идеально

– Он тоже из них, – продолжила она. – О-о, видел бы ты его вторую ипостась. Он превращается в длинного-длинного человека, ползает по стенам, в окна заглядывает. А если поймает кого на улице, как вас сегодня, то обхватывает его своими длиннющими руками и душит, пока жертва не испустит дух!

Афоня сглотнул.

– А та милая леди?

– О, о ней можете не беспокоиться, – Катенька махнула рукой и хихикнула. – Она больше никого не потревожит.

– То есть никакой мамы этого Фимки не было? И она не собиралась отвезти его на аттракционы? – в его голосе мелькнули визгливые нотки, и он прочистил горло.

Ребята отреагировали на его вопросы неоднозначно. Они переглянулись, и Савелий хмыкнул. Катенька поморщилась, словно Афоня сказал какую-то несусветную чушь.

– Маму Фимки-велосипеда мы видели всего один раз, – тихо сказала она. – И, поверьте мне, – добавила ещё тише, – лучше бы вам с ней не встречаться.

Афоня поверил.

Он в последнее время вообще во всё верил.

Хотя по поводу того, что всё это галлюцинация его больного мозга, он начинал сомневаться. Слишком реалистичными были события, да и разве его сознание могло выдумать образ такой чудесной девушки, как Катенька? Афоня никогда ещё не видел создания более прекрасного и одновременно столь храброго.

– Катенька, спасибо вам, – выпалил он. – Я навеки ваш должник!

– Ой, да ну, что вы, – румянец коснулся её щёк, и она хихикнула, махнув на Афоню рукой. – Может быть, вы тоже когда-нибудь меня спасёте.

– Обязательно, Катенька, обязательно! – с жаром проговорил Афоня, хватая её ручку и покрывая тыльную сторону ладони поцелуями.

Бамс!

Идиллическую картину прервал удар в окно.

Савелий кинулся к нему, ловко вскочил на табурет и завопил:

– Их стало больше! Они направляются к нам! Слыш, мужик, – он обернулся на Афоню, смерив его злым взглядом, – ты что им по дороге сделал?!

Афоня замотал головой и вжался в кресло.

– Ничего! Я вообще никого не видел, кроме странного старика и вашего Фимки!

– Чё тебе Леший сказал?

– Чтобы я поворачивал назад. И спрашивал имена.

– Савка, прекрати допрашивать заезжего, – прикрикнула на него Катенька. – Не видишь, он напуган и ни в чём не виноват! Леший больше ничего не говорил? – обратилась она уже к Афоне, тоном доброй бабушки. – Не советовал?

– Говорю же, нет!

Бамс!

– Они камни кидают! И грязь! – сообщил Савка. – Одно из двух: или нас хотят выманить отсюда или они собираются захватить «Принцессу»!

Удары о стёкла стали чаще.

Два окна были полностью залеплены грязью, что несколько затрудняло обзор, но до камер они пока что не добрались. Оставив Гришу наблюдать за происходящим, Савка, Афоня и Катенька собрались в главном зале, пытаясь придумать, как им выбраться из сложившейся ситуации живыми.

– А в чем смысл их имён?

– Их нет, – отозвался Савка. – Когда, например, переселенцы захватываю тела, то человек лишается своего имени, становясь, буквально никем. А у остальной нечисти их просто нет. Жители города сами придумали им названия.

– А Фимка?

– А ты не заметил? У него на велосипеде написано «фим», вот так и появился Фимка.

Афоня кивнул. Он не до конца понимал происходящее, но упорно старался быть полезным, чтобы его не отправили обратно на улицу.

– Кроме ультрафиолетовых фонарей, управы на них больше нет?

Катенька замотала головой. Все остальные методы на время замедляли или отгоняли нечисть, но убивали их только фонари.

– И у вас остался только этот? – Афоня указал на лежащий на барной стойке фонарь, и это произошло снова.

Вуп!

Три пары глаз уставились на место, где только что лежал фонарь.

– … – сказал Савка.

– Значит, фонарей больше нет, – подытожил Афоня и опрокинул в себя ещё одну стопочку водки. Затем посмотрел на неё. Посмотрел на бутылку. Снова посмотрел на стопку, и Катенька увидела, как в его глазах зажглась идея.

– Поджигай! – Афоня схватил бутылку и протянул её Катеньке.

Щёлкнула зажигалка и импровизированный коктейль Молотова полетел в толпу тварей. Те завизжали, зарычали и бросились врассыпную. Завоняло палёной шерстью.

– Ещё!

Катенька уже и сама поняла, что нужно делать. Она рвала ткань и запихивала её в бутылки. Она поджигала и бросала. Поджигала и бросала, пока над улицей не поднялось огненное зарево и аромат горящего дорогущего алкоголя.

– Что ж вы делаете, что ж вы делаете, – Гриша метался по маленькому коридорчику, не зная за что хвататься. То ли спасать казённый продукт, то ли себя, то ли начать помогать.

– Уйди с дороги! – рявкнул Савка, протискиваясь к двери.

Катенька и забыла, что он тоже здесь.

Всё это время он сидел в подсобке и орал на каждого, кто пытался туда зайти.

В руках он сжимал жуткую конструкцию из проводов и рубильника.

– Ты куда? – пытаясь перекричать воющих тварей, спросила Катенька.

Савка не ответил. Он прикрыл глаза, выдохнул, и рванул на улицу, разбрасывая провода по всей траектории следования.

Вуп!

Вся конструкция разом исчезла. Савка непонимающе остановился. Посмотрел на свои руки, осмотрел землю, выругался и побежал обратно, прикрывая голову от летящих над ним бутылок.

– Твари! Мерзкие твари! – выпалил он, как только оказался у двери. – Как можно бороться с тем, кто так нагло тырит твоё оружие?!

Огонь немного осадил нападающих, но мерзкий душок подозрения просачивался в мысли каждого. Афоня понимал, что рано или поздно запасы алкоголя иссякнут, а до рассвета ещё далеко. Катенька рассуждала о вселенской несправедливости. Ведь стоило ей найти свою судьбу, как жизнь делает финт ушами, оставляя им совсем немного времени, чтобы побыть вместе.

А вот Гриша не думал.

Гриша совершал акт диверсии, пряча спасённые ящики среди старых штор.

В очередной из своих заходов, он решил заглянуть в комнату охраны, и едва не разрыдался от облегчения. По улице следовала толпа. И состояла она исключительно из людей.

В руках они несли современный набор охотников на нечисть: вилы, факелы и ультрафиолетовые фонари.

Возглавляла процессию баба Маня – бессменный руководитель всех общественных собраний города, с увесистой сковородкой наперевес.

И судя по тому, что мог разглядеть Гриша сквозь экран – настроена она была крайне решительно.

Огромное неповоротливое существо с рёвом неслось по улицам Нижних Пряничков. Его покрывала настолько густая шерсть, что запросто могла сойти за броню. На спине существа восседали три пушистых шарика, мигая глазками-бусинками в темноте.

– Уи-и! – запищал первый шарик и существо повернуло в сторону небоскрёба, где его уже поджидали горожане.

Баба Маня была бабой Маней сколько себя помнила. А помнила она очень много. Например, когда жив был ещё её муженёк, сохрани Господь его душу, он так часто надирался в гараже со своим приятелем, что баба Маня встречала его поутру мощным ударом скалки по горбу.

К удивлению всех их соседей муженёк прожил до глубокой старости, и помер в возрасте ста пяти лет, чем немало расстроил приятеля, который был младше всего на три года.

Она как раз сидела у себя дома, как вдруг увидела сначала бегущего к небоскрёбу Савку, а потом Катеньку. Баба Маня не любила загадок и позвонила своей соседке с верхнего этажа Зинке. Пока они болтали в поле зрения обеих появился незнакомец с Фимкой-велосипедом.

К моменту событий Катенька-Елена Прекрасная-Фонарь, о том, что происходит у «Заточенной Принцессы» знали полгорода. Баба Маня Катеньку любила и, почуяв, что той требуется помощь, начала собирать народ.

Руки бабы Мани прекрасно помнили как нужно замахиваться и в какой момент бить, чтобы нанести максимально болезненный удар, но при этом не навредить самой себе.

Ещё она помнила, что стаду нужен пастух. И сегодня она, как и всегда, приняла эту тяжёлую ношу на свои хрупкие плечи, потеснив пару лесорубов и одного начальника горсовета.

– Включить фонари! – скомандовала баба Маня и горожане, все как один, разом клацнули на выключатели.

Вуп! Вуп! Вуп!

Вспыхнувшие было лучики света гасли один за одним. Народ ругался, не понимая, что происходит. Существо бежало прямо на них, рыча и загребая мощными когтями асфальт.

– Только починили, – прошептал кто-то рядом. – Опять деньги из бюджета выделять.

– Не о том думаешь, Василич, – прошептали с другой стороны. – Вот сожрут нас сейчас, и деньги выделять не придётся.

– Может, убежим? – предложили откуда-то сзади и у бабы Мани сдали нервы.

– Я те убегу! – рявкнула она. – Нам Катеньку спасти надо! Поджигай!

Горожане безропотно повиновались и над улицей вспыхнуло тёплое зарево факелов. Существо слегка притормозило и утробно зарычало, опасаясь подходить к столь яркому обеду. Кто-то в толпе тоненько завыл.

– Успокойте кто-то Александра Петровича, – баба Маня покрепче перехватила сковородку и вышла вперёд, вглядываясь в ночную мглу. – Ему ещё дороги нам ремонтировать. Кис-кис-кис! – позвала она существо. – Иди сюда, моя прелесть!

Прелесть отреагировала молниеносно.

Существо сорвалось с места, не реагируя на протестующие вопли тьмушек, и в свете факелов народу явился ревун во всей своей красе. Огромный медведь, наделенный двумя парами глаз и большими ушами с кисточками не на шутку разозлился таким к нему обращением. Сильные лапы несли его прямо на бабу Маню, и ещё немного, и маленькое старушечье тельце, оказалось бы в пасти твари.

Но баба Маня оказалась хитрее.

Как только ревун достиг определённой точки, она замахнулась, и со всей дури швырнула сковородку прямо ему в лоб. Раздался протяжный бздын-нь, ревун взвизгнул и рухнул на землю. По инерции проехав ещё несколько метров, он замер прямо у ног бабы Мани и она победоносно поставила на него свою маленькую ножку и вскинула вверх руки.

Горожане безмолвствовали.

Они и раньше подозревали, что у милой бабушки, пекущей самые лучшие в мире блинчики, есть какие-то секреты. Но они даже не подозревали, что эти секреты размером со взрослого ревуна.

– Ну чо, молодёжь, – баба Маня повернулась к пребывающим в шоке людям и они, инстинктивно и очень слаженно, сделали шаг назад. Старушка усмехнулась. Люди сделали ещё один шаг. – Да ладно вам, – она всплеснула руками, – с этим потом разберёмся. Сначала спасём нашу принцессу!

И, не обращая внимания на взгляды, которыми её провожали, начала проталкиваться сквозь толпу в сторону небоскрёба.

Дальнейшие события отпечатались в памяти Афони красноватыми всполохами, чадящими факелами и вонью палёной шерсти. Ящики с бутылками иссякли, и они отбивались от нечисти чем под руку попадётся.

Он обнаружил в себе невиданное мужество. Особенно когда на Катеньку набросилась стая пушистых зверьков, которых здесь все называли тьмушками, и начали оплетать паутиной.

Афоня бросился к ней, размахивая огрызком стула, и не успокоился, пока не разогнал всех. Катенька ему устало улыбнулась и благодарно чмокнула в щеку. Желудок Афони сделал сальто, и он не мог отвести глаз от алых губ Катеньки, но момент прервал Савка, выскочив из ресторации:

– Там баба Маня!

Но Афоня уже и сам видел оранжевое зарево и тени на стенах домов. Люди шли защищать свой город.

Ночная и дневная жизнь схлестнулись в яростном поединке. Вокруг визжало, кричало, сыпало проклятиями. Звенели вилы, сталкиваясь друг с другом и с панцирями существ, о которых не слышала даже Катенька.

До рассвета оставалось ещё очень долго.

Турист прислонился к дереву и закурил самокрутку.

Несколько часов он блуждал по лесу, пытаясь выйти на дорогу в город, но не приблизился к нему ни на шаг. Он все также оставался на пригорке, с которого, словно в насмешку, хорошо просматривались все Нижние Прянички.

Над домами висел плотный смог, и красные лучи света прорезали его, словно в городе обитало огромное существо, жаждущее выбраться наружу.

– Ну здравствуй, бродяга, – прозвучал рядом старческий голос, нарушив тишину. – Ты стал совсем старым, раз не можешь найти дорогу.

Туристу не нужно было поворачивать голову, чтобы знать, кто его неожиданный собеседник.

– Десять лет прошло, – снова сказал старик.

– Ещё нет, – ответил турист, растирая в руке остатки табака. – Сегодня последний рассвет.

– Последний. Город ждал тебя, бродяга. Надеялся, что ты вернёшься.

– Ты же знаешь, дед. Я всегда возвращаюсь.

– В этот раз ты задержался. Он не простит тебя.

– А ты? – Турист негромко постучал пальцами по дереву. – Простишь?

Над ними снова повисла тишина. Даже ночные птицы замолчали, прислушиваясь к странному разговору.

– А ты? Снова сбежишь? – спросил старик.

– Не сбегу, дед.

– Обещаешь?

Турист повернул голову, встречаясь с изумрудным взглядом собеседника.

– Обещаю.

Баба Маня с криком заправского индейца врезала сковородкой по голове очередному переселенцу. Память подсказала, что когда-то он был управляющим местной станцией водоснабжения, пока куда-то не пропал.

– Вот и нашёлся, – пробормотала старушка, потрясая импровизированным оружием над поверженным врагом.

Она нашла глазами в толпе Катеньку и, увидев, с какой нежность поддерживает под локоток её незнакомец, разулыбалась. Вот она – любовь истинная. А она говорила Катеньке, что встретится ей ещё тот, кто по достоинству оценит и её характер, и формы, и даже пирожки с ливером.

Так, так, так.

Баба Маня подпрыгнула, чтобы получше рассмотреть толпу и вдруг наткнулась взглядом на кое-кого смутно знакомого. Он был одет в спортивный костюм, а на плечах висел обыкновенный туристический рюкзак.

Турист быстрым шагом преодолевал один поворот за другим.

Приблизившись к небоскрёбу, он одним ловким движением вытащил из-за спины продолговатый предмет и резко дёрнул его вниз.

Хрясь! Хрясь! Хрясь!

Предмет стремительно превращался в длинный посох. Как только он достиг нужной длины, турист перехватил его обеими руками и с силой вогнал прямо в асфальт.

Прогремел гром.

Вокруг посоха заплясали голубоватые разряды молний. Из глубин земли доносился низкий гул, словно кто-то включил там сирену. Сначала Афоня почувствовал лёгкое подрагивание камешков под ногами, а затем вибрация начала нарастать. Уже дрожали камни побольше, зашуршали листьями деревья, зазвенели стёкла в оконных рамах.

И вдруг раздался звук, словно что-то лопнуло.

Ударная волна от посоха повалила людей. Нечисть завизжала и зарычала. Они бросились врассыпную, пытаясь укрыться от смертельной волны силы, и те, кто не успел, превращались в невесомый пепел, растворяясь в ночном воздухе.

Сила бурлила вокруг туриста, закручиваясь в искрящийся водоворот, и снова вспыхнула, электризуя воздух до такой степени, что волосы поднимались дыбом. Афоню обдало волной жара и она понеслась по улицам дальше. Она заглядывала в каждый уголок, проникала в каждую щель, уничтожая каждую попавшуюся ей на пути тварь.

Город очищался.

Да и сам турист начал меняться.

Седые волосы темнели, расправлялись плечи, прибавляя ему роста. Разгладились морщины на суровом лице и голубоватым всполохом зажглись глаза.

– Городовой, – выдохнула Катенька, тяжело поднимаясь с земли. – Вернулся!

– Где ж тебя носило, окаянный! – заголосила баба Маня. – Столько лет без тебя тут жили! Распоясалася нечисть совсем! А ну, пустите меня! – она принялась расталкивать толпу локтями, чтобы подобраться поближе.

Толпа благоговейно замерла.

Афоня думал, что такое возможно только в фильмах. Когда по задумке режиссёра люди стоят и просто смотрят, как встречаются после разлуки родственники, а потом все обнимаются и плачут.

– Здравствуйте, Марьяна Баженовна, – городовой низко поклонился, коснувшись кончиками пальцев земли. – Смотрю, всё молодеете?

Баба Маня смерила его уничижительным взглядом, похлопывая по ладошке сковородой, а затем вдруг расплылась в беззубой улыбке и махнула рукой.

– И как на тебя, паршивца, злиться, – она шмыгнула носом. – Иди обниму!

И для Афони фильм превратился в реальность.

Люди действительно смеялись, обнимались, плакали, поздравляя друг друга невесть с чем. Какой-то огромный мужик сжал Афоню в крепких объятиях, благодаря за то, что с его появлением в город вернулся мир. Женщина с обмотанной полотенцем головой, похлопала его по плечу, уверяя, что он должен остаться в городе и жениться на Катеньке, потому что они созданы друг для друга, а Афоня в общем-то даже не был против такого расклада.

Даже хмурый Савка кивнул ему, осторожно придерживая за плечи хрупкую девушку, в руках у которой был обыкновенный лом.

Потом вся дружная толпа отправилась в «Заточенную Принцессу» и до самого рассвета развлекала Гришу анекдотами и требовала повторить салат, потому что он оказался чертовски вкусным.

Светало.

Катенька с Афоней сидели на пригорке, глядя, как над болотом загорается рассвет. Где-то недалеко стрекотали кузнечики, чуть дальше пели свою песню лягушки, и Катеньке было так хорошо, что ей совершенно не хотелось возвращаться домой.

– Афонечка, а вы любите горячий компот? – вкрадчиво спросила она.

Афоня на секундочку задумался, а затем утвердительно кивнул. Его бывшая супруга готовила очень невкусный компот и охлаждала его до состояния сорбета, утверждая, что для организма так полезнее.

– А знаете ли вы, Катенька, что лучше всего подходит к горячему компоту? – он мечтательно вздохнул, и первые лучики солнца разукрасили его чумазое лицо тёплым оранжевым светом.

– Что же, Афонечка?

Катенька скрестила пальчики, вожделенно всматриваясь в глаза своего визави. Ей очень-очень хотелось услышать от него те самые заветные три слова, и она едва не расплакалась, когда Афоня ответил:

– Пирожки с ливером.