Солнечная ночь [Нодар Владимирович Думбадзе] (fb2) читать постранично, страница - 3

реформы 1961 года.

Стипендия относится к той удивительной категории денег, которую не назовешь иначе как божьим даром. Для меня, человека честного, всегда оставались неразрешимыми три вопроса: почему мне выплачивают стипендию, почему этот божий дар облагается подоходным налогом и почему с меня требуют плату за обучение? К тому же я был твердо уверен, что нет на свете человека, который бы нуждался в стипендии больше, чем я.

И вот теперь, лишенный стипендии, я сидел в университетском саду и взирал на маленькую девочку с бантиком, которая закончила посадку саженца и приступила к его поливке.

Мальчик-саженец взглянул на меня и улыбнулся.

— Как тебя зовут, мальчик? — спросил я.

— Его зовут Лаша, меня — Ия! — ответила девочка.

— А почему ты его поливаешь? Ведь он может простудиться.

— Чтобы вырос!

— Так мальчики не растут. Вот я, когда был маленьким, много ел и вырос большой, видите?

Девочка недоверчиво взглянула на меня.

— Что вы ели? — спросила вдруг она.

— Хлеб с маслом, молоко, кашу, пирожное... — начал я загибать пальцы. Дойдя до большого пальца, проглотил слюну и умолк...

— А теперь? — спросила девочка.

— Что — теперь? — спросил я.

— Что вы теперь едите?

— Теперь? Еще ничего. А что буду — не знаю, — улыбнулся я.

— Почему? — спросила девочка.

— Потому что потерял стипендию.

— Что?

— Стипендию!

— Где потеряли?

— Как — где?

— Ну, вы ведь сказали «потерял». Что вы потеряли?

— Ничего я не терял. Пошутил.

— Скажи, дяденька, что ты потерял?

— Перпетуум мобиле.

— Что-о-о?

— Пер-пе-туум мо-би-ле! — произнес я по слогам, полагая, что девочка не сможет повторить слово и отстанет.

Но свершилось чудо.

— Пермендумобиле? — спросил мальчик.

— Ого, как ты вырос! Хватит, вылезай из грязи! — переменил я тему беседы.

־— Не вылезай! Высохнешь! — велела ему Ия. Мальчик не сдвинулся с места.

— Дядя, ты сильный? — спросил он.

— Так, ничего себе.

— Ну-ка, согни руку!

Я согнул руку, напряг мускулы. Мальчик указательным пальцем пощупал бицепс и в знак одобрения икнул.

— Сильнее горы?

— Конечно!

— Сильнее медведя?

— Разумеется.

Дети облегченно вздохнули.

— А теперь хватит, ты уже большой! — сказал я Лаше, обнял его за плечи, приподнял и вытащил из земли.

Мальчик потопал ножками, стряхнул землю.

— До свидания! Дома, перед сном, поешь хлеба с маслом и утром встанешь большо-о-ой-большой!

Я поцеловал мальчика и опустил на землю.

— Уходишь, дядя? — спросил с сожалением Лаша.

— Ухожу. Ну-ка, покажи твои мускулы!

Мальчик согнул тоненькую ручку, напряг шею, затаил дыхание и уставился на меня. Я тронул пальцем его руку.

— Э, да ты, брат, оказывается, не шутишь! — удивился я.

Лаша расцвел в улыбке и взглянул на девочку.

— Завтра я буду еще сильнее: поем хлеба с маслом, — заверил он меня.

— Смотри, не подведи, пожалуйста! — попросил я мальчика и покинул сад...

По правой стороне Варазис-Хеви стоит дом. На четвертом этаже этого дома — моя комната. С востока и запада со мной граничат добрые соседи, с севера — гора мусора, сваленного для засыпки оврага, с юга — университет. Площадь комнаты — 26 квадратных метров, но в жилуправлении, с благородной целью снизить мне квартплату, площадь изменили на 20. Мебель комнаты — две кровати, один письменный стол, три стула и один шкаф. В шкафу — три с половиной тарелки, четыре стакана, столько же вилок и ложек. Что же касается вешалки — функции ее выполняю я сам: вся моя одежда на мне. Поэтому, уходя из дому, я вручаю ключи первому попавшемуся соседу или же оставляю дверь вовсе не запертой.

...С тяжелым сердцем поднимался я по лестнице. Дверь передней оказалась открытой. Я вошел в комнату и остолбенел. По телу пробежала дрожь, колени подкосились. Комната была полна соседей. Они окружали кровать, на которой сидела худая, белолицая, седая усталая женщина средних лет. Женщина, грустно улыбаясь, тихим голосом рассказывала что-то. Моего прихода соседи словно и не заметили. Женщина спокойно посмотрела на меня и продолжала свой рассказ. Соседи сочувственно покачивали головами. Женщина вдруг умолкла, уставилась на меня, потом взглянула на соседей. Соседи обернулись. В комнате наступила мертвая тишина. Я слышал биение собственного сердца и противный скрип стула. Больше ничего. Женщина не сводила с меня глаз. Потом она испуганно посмотрела на соседку Элико.