Мир охоты и крови [Микки Хост] (fb2) читать онлайн

Мир охоты и крови

Пролог. Не понимаю, как оказался здесь я

Николас очень старался не отставать, но Рейна была беспощадна — тянула за собой так, словно от скорости зависели их жизни. Так оно, впрочем, и было, но Николас всё равно не считал действия своей сакри оправданными. Она-то земли даже не касалась, парила в нескольких сантиметрах с помощью магии, а вот Николас бежал на своих двоих без единого шанса на передышку.

Они уже совершили четыре прыжка через порталы, и Николас признался, что подустал. Просто бежать — не лучше, но в таком случае он хотя бы мог восполнить свою магию и привести её к балансу. Вечно крутящаяся рядом Рейна молча помогала, но при этом одним только острым взглядом напоминала, насколько он нерасторопный.

— Ну? — нетерпеливо выдала Рейна, обернувшись к нему.

— Да погоди же ты! — запыхаясь, ответил Николас. — Я только что перебросил нас через Атлантический, дай мне хотя бы пару минут!

— Расстояние было ничтожным, — жёстко напомнила Рейна. Должно быть, сотый раз за последние полчаса. Николас устал считать.

— Тебе легко говорить, — буркнул он себе под нос.

Рейна остановилась, развернулась и грозно нависла над ним. Но Николас, прекрасно зная, что отчитывать его не будут, пронёсся дальше — точнее, прямо сквозь силуэт Рейны, на секунду расплывшийся, словно призрак.

— У меня там что-то так болит, — жалобно протянул Николас, прижимая руку к груди.

Рейна материализовалась рядом, откинула тёмные волосы назад и ответила:

— Магия тянет тебя дальше, хочет, чтобы ты прибыл на место как можно скорее.

— Я стараюсь, правда. Но тут так много ориентиров, которые сбивают меня! В Америке всегда было много магов, фей и всех прочих?

— Их полно по всему миру, — фыркнула Рейна.

— Вот уж утешила…

Рейна повторила своё фирменное фырканье. Если бы Николас знал её всего ничего, он бы не заметил напряжённые нотки в голосе и настороженность в фиолетовых глазах.

Рейна, разумеется, переживала сильнее, чем показывала. И сильнее, чем Николас мог думать, потому что Рейна — та ещё темная лошадка. Даже спустя почти пять лет вместе она была похоже на холодную глыбу льда и почти никогда не поддавалась на провокации. Зато едва не каждую секунду провоцировала самого Николаса, заботилась о нём на свой манер и подкалывала, аргументируя это тем, что её сальватор просто не может быть скучным.

Николас — сальватор, но пользы миру от этого почти никакой. Притворяться сыном феи, а иногда даже вампиром, было намного проще. Выдать себя за обычного сигридца Николас не смог бы, а последним магом, на которого обратила свой взор сама богиня, была Марселин Гарсиа, а Николас уж точно не был похож на эту девушку. Приходилось скрывать свою магию и не трубить о ней на каждом углу, потому что Рейна запрещала. Она была гораздо сильнее и умнее, и Николас ей верил. Его сакри ни за что не стала бы его обманывать, да и вряд ли смогла бы — им обоим будет лучше, если о Николасе никто не будет знать.

Однако недавно что-то изменилось. Николас проснулся посреди ночи и сначала подумал, что его укрытие обнаружили. Но Рейна, всегда охранявшая его сон, указала на его потрёпанный рюкзак со скромным содержимым и сообщила, что у них появились дела. Какие — Николас спросить побоялся. В груди начал стягиваться узел, не предвещавший ничего хорошего, и юноше было попросту страшно.

Узел стягивался целую неделю, в течение которой Рейна постепенно вводила Николаса в курс дела, пока в один день нити магии не натянулись до предела.

А после лопнули.

— Готов? — спросила Рейна, нарушая тишину. Должно быть, прошло всего пару секунд, но Николас успел в мельчайших деталях вспомнить все события прошлой недели.

— Готов, — ответил Николас, качнув головой. В животе жалобно заурчало, но юноша притворился, будто этого и не было. — Направляй меня.

Когда он поднял руку, чтобы стянуть магию в одну точку, рука Рейны на секунду накрыла его ладонь. Фиолетовые пальцы даже не прошли сквозь его смуглые, что говорило о мгновенно окрепшей связи между ними. Николас увидел дрогнувшие очертания улицы, после чего она сменилась другой, тёмной и пустой.

— Просто прекрасно, — похвалила его Рейна, а на её лице мелькнула мрачная улыбка. — Двигайся дальше.

Теперь, когда они оказались в пределах нужного им города, перебрасывать себя из одной точки в другую стало значительно проще. Николасу даже не нужно было формировать подобие портала, которое поглотит его целиком, достаточно только нитей магии, протянувшихся от узла внутри него.

— Мы опаздываем, — осадила его Рейна, стоило Николасу вернуть съехавшую лямку рюкзака на место.

Он позволил себе нахмуриться, но Рейна этого уже не заметила. Переброс случился через долю секунды. Николас посмотрел на сакри и невинно похлопал глазами.

— Ракс, — выдохнула Рейна, поворачиваясь к дому. — Мы потеряли след.

Николас тоже это почувствовал, но ошибка была не их. След исчез в то же мгновение, когда юноша применил магию. Должно быть, у них даже шанса не было столкнуться с тем, кто им нужен, но Рейна всё же считала, что они обязаны попытаться.

— Что теперь? — жалобно спросил Николас и подошёл поближе к сакри. — Будем искать убежище?

— Проверим дом, вдруг осталось что-то.

— Магия была совершенна, — тихо возразил Николас. — Не уверен, что без Времени Третьего мы что-то найдём.

Рейна обернулась к нему резко, будто хотела отчитать, но быстро сменила гнев на милость. Черты её красивого лица смягчились, губы тронула слабая улыбка. Рейна подняла руку и потрепала Николаса по коротким курчавым волосам, на кончиках её тонких пальцев поселилось тепло знакомой ему магии.

— Мы всё равно посмотрим, — спокойно сказала Рейна. — Убедимся, что если что-то и осталось, мы обнаружим это первыми.

Николас согласно кивнул. Язык не поворачивался приставать к Рейне с расспросами в такие моменты, когда они были максимально близки к столкновению. Выслеживать магию Ренольда, Слово, было очень сложно.

Он перебросил их к месту, откуда ранее исходило ощущение родственной магии — им оказался захламлённый чердак, утопающий во мраке. Николас щёлкнул пальцами, и в самом центре завис небольшой шар мягкого фиолетового цвета, разогнавший тьму и создавший причудливые тени на стенах.

— С чего начать? — спросил юноша, неуверенно оглядываясь. — Тут так много всего… О, смотри, гри-гри!

На трельяже из тёмного дерева, потрескавшегося из-за времени и с покрытым пылью мутным стеклом, лежало множество матерчатых мешочков, перевязанных нитями разного цвета. Николас наугад схватил один и потряс им перед Рейной, скептически выгнувшей бровь.

— Жалкое подражание, — пробормотала она, отворачиваясь. — Ищи что-нибудь, что откликнется на твою магию… Нико, положи кроличью лапку на место.

Николас, внутренне сжавшись, убрал талисман на место.

— Омамори тоже не трогай, — строго произнесла сакри, всем своим существом почувствовав, как он тянет руку к другому талисману. — Это элементы земных ритуалов, а не сигридских. Сомневаюсь, что духи этого мира помогут тебе.

Николас закатил глаза, но решил не уточнять, что все эти талисманы были связаны вовсе не с какими-то там духами, а полноценными религиями, где были самые разные боги. Будучи рождённой в другом мире и созданной как сакри, она признавала существование исключительно сигридских богов, и верила, что они — истинные творцы всех миров. Николас её не переубеждал, потому что она и так терпела, когда он крал в городских библиотеках какую-нибудь книгу о земных мифологиях или легендах, и слушала его увлечённое чтение. Рейна всегда слушала каждую его историю, пересказ книг, которые он читал, и даже меню дорожной забегаловки.

Николас тряхнул головой, силясь избавиться от напряжения во всём теле, — или хотя бы временно унять его, — и сосредоточился на своих ощущениях. Магия всегда взывала к магии и тем, кто мог её использовать, но порой Николас сталкивался с, как он их называл, помехами. Вокруг могло быть так много различных потоков, что найти и уцепиться за нужный было довольно сложно. Он шёл по ощущению родственной магии, чувствовал Слово Ренольда, но теперь его Движение касалось лишь слабого, далёкого следа, напоминавшего тлеющие угольки.

Здесь был либо сам Ренольд, либо его сальватор, однако Николас не слышал, чтобы появился ещё один. Но, наверное, на другом конце света трудно собрать все самые свежие новости.

— Погоди-ка, — Рейна замерла на месте, напряжённо вглядываясь на тёмный квадрат на полу, за которым крылась лестница вниз. — Там кто-то есть.

Николас едва не чертыхнулся. Если бы в доме кто-то был, Рейна бы сказала об этом сразу же. Их магия чувствовала движение жизни, воздуха, чар и хаоса, из которого состояли демоны, — словом, вообще всё, что только может находиться в движении.

— Приготовь пистолет.

Николас напряжённо сглотнул и достал пистолет. Ему не нравилось это оружие. Оно было странным, шумным, пугающим. Николас забрал его из немногочисленного арсенала Элиота Баурона, когда они нашли его мёртвым. Оставшийся на нём след Слова смешался с Движением, которое Николас применил, чтобы не дать Баурону превратиться в демона, и из-за этого коалиция навела шуму. Рейна тогда очень долго смотрела на Николаса осуждающим взглядом, пока не сказала, что ему нужно найти того, кто поможет ему научиться стрелять. В Теннеси они наведывались каждый раз, когда Николасу удавалось найти в себе силы для этих уроков, хотя ему больше нравились пейзажи Мемфиса. Да и просто перебрасывать себя из одной точки в другую, испытывая пределы Движения, тоже.

Но сейчас ему было страшно. Рейна до сих пор не сказала, кого ощущает, и это нервировало Николаса. Пальцы сжимали пистолет, неприятно впивающийся в кожу. Дыхание показалось очень шумным. Николас был уверен, что даже за это Рейна может отчитать его, но она вдруг положила ладонь на его плечо и переместила их в другое место. Они оказались в комнате, напоминающей локацию из фильма ужасов.

Повсюду были скрюченные и разорванные тела демонов, части которых виднелись по всей комнате. Стены и сломанная мебель испачканы кровью с чёрной пеной. Хаотично разбросанные человеческие тела едва узнавались под слоями крови, вырванных клочьев мышц и торчащих костей, надломанных и раздробленных в пыль. Куски сорванной кожи, вырванные глаза, скрюченные конечности, следы от острых зубов по всему телу… Николаса замутило. Рейна крепко держала его за плечо, вливая магию, удерживающую его в относительно стабильном состоянии. Николас знал: если бы Рейна его не трогала, он бы уже исторг свой скудный обед и разрыдался от страха.

Почему они этого не почувствовали?..

Что-то шевельнулось. Совсем рядом. Николас быстро вскинул пистолет, однако он не был уверен, что сумеет выстрелить. Женщина, стоя на коленях рядом с кем-то, с хрустом и урчанием двигала челюстями. Её кожа, видимая под разодранной и испачканной одеждой, была серой, болезненно блестящей. Руки, рвавшие плоть, превратились в когти. На правом предплечье была такая глубокая рана, что Николас видел кость, на которой осталась приличная трещина.

Не сдержавшись, он громко всхлипнул.

Женщина резко обернулась к нему и зарычала. Николас выстрелил, не отдавая себе отчёта в этом. Пуля попала в левое плечо женщины и скорее разозлила её, чем навредила. Женщина бросилась на Николаса.

Рейна дёрнула его в сторону. Сейчас она полностью управляла его действиями, ведь иначе он бы не справился. Страх парализовал его до самого последнего нерва, а взбесившиеся чувства вопили, что утробное рычание не просто так звучит будто в троекратном размере. Некоторые демоны и впрямь шевелились. Медленно, с трудом создавая подобие утраченных конечностей и голов из витающего в воздухе хаоса, но шевелились. Каким-то образом они обманули их с Рейной, а теперь планировали напасть. К счастью, из драк Рейна всегда выходила победительницей.

По её велению Николас раскинул руки, отпуская магию. Волна фиолетового света врезалась в демонов резко, разрубив их на ещё более мелкие части, и отшвырнула женщину к дальней стене. Николас ощутил, как магия осторожно проникает внутрь неё, пытаясь остановить, а после — разрушить, но… Он не мог.

До этого он уничтожал только демонов. Элиота Баурона он только удерживал, чтобы тот не напал на него. Остальное сделала Рейна. С Бауроном было как-то иначе, но теперь… Николас просто не мог позволить магии действовать. Он не мог поднять пистолет и выстрелить, не мог заставить себя перестать трястись от страха и разрешить Рейне устранять эту женщину его руками.

Николас, проклиная себя за трусость, быстро нарисовал в воздухе самый мощный защитный сигил, который только знал, и резко свёл ладони вместе. Комната, ставшая местом бойни, вновь сменилась чердаком, тогда как сам дом и территория вокруг него скрылись за барьером.

— Нико! — рявкнула Рейна, нависнув над ним.

Он шумно опустился на пол, вцепившись в волосы, и часто задышал.

Убивать демонов всегда было проще, особенно безмозглых тварей, которые слепо бросались на него и пытались сожрать. С разумными демонами было намного сложнее, и всё-таки он справлялся. А здесь — женщина, перерождающаяся в тёмное создание. Возможно, она всё ещё сохраняла проблески сознания, а Николас просто… он выстрелил в неё, он оставил её внизу, создав ограждающие барьеры, он…

— Нико, — чуть мягче произнесла Рейна, — немедленно поднимайся на ноги. Приближается человек из коалиции. Твой барьер задел все чары внутри дома, и теперь я чувствую то, что раньше было скрыто. Нам нужно изучить это, пока нас не нашли.

Николас знал, что она права. Он даже начал подниматься, когда понял, что Рейна опять делает за него всю работу. Его бы это разозлило, но сейчас Николас был размазан по стенкам клетки, в которое превратилось его тщедушное тело. Он ненавидел себя за слабость и эмоциональность, ненавидел Рейну за то, что она возвращала его в строй, и в то же время он был благодарен ей, ведь уже следующий шаг он сделал с уверенностью, что справится с пережитым ужасом.

— Здесь, — Рейна остановилась напротив высокого шкафа, показавшегося самым обычным. — Чувствую мощные чары. Аккуратно сними их.

Николас послушно приблизился и, собравшись с силами, протянул руку к дверце шкафа. Пальцы уткнулись в невидимую преграду, вспыхнувшую сигилами всех оттенков. По-хищному улыбнувшись, Рейна уверенно кивнула. Она всегда, даже в столь пугающие моменты, напоминала настоящую хищницу, а Николас — жертву. Он продолжал делать всё, что подсказывало её вмешательство: влил больше магии, отыскал сигилы, складывающиеся в защитную вязь, быстро разрушил её.

— Аккуратнее, — напомнила Рейна, стоило только Николасу открыть дверцу и заглянуть вовнутрь шкафа.

— Я сама аккуратность, — тихо ответил он.

Николас прислушался к ощущениям и протянул руку к ветхой книге, стоящей между магическими трактатами на кэргорском. Пальцы обожгло холодом, но юноша, не обратив на это внимания, взял книгу и раскрыл её.

— Боги милостивые, — шёпотом протянула Рейна. — Что здесь забыла Книга Призыва?

Страх вспыхнул с новой силой. Николас едва не вскрикнул и не отшвырнул Книгу как можно дальше. Он вытянул руки, кончиками пальцев держа за ветхий переплёт, и испуганно уставился на сакри.

— И что теперь? — дрожащими губами пролепетал Николас. — Мы же не заберём её?

— На ней остался след Слова, — неотрывно смотря на Книгу, сказала Рейна. — Я не уверена, что мы сумеем подавить этот след. Возможно, демоны придут за ней и…

Она вдруг осеклась, обернулась к лестнице на нижний этаж и почти невесомо коснулась щеки Николаса пальцами.

— Оставь её, — сказала она, оборвав внутри Николаса каждое из противоречивых чувств, что только-только начало зарождаться. — Король нечестивых здесь.

— Кто?.. А-а-а, — протянул Николас, вспомнив, кому принадлежал этот титул. — Точно, да… Король нечестивых. А ему можно доверять?

— Либо Книга будет в руках коалиции, либо у нас. Желаешь повесить мишень на спину?

Николас покачал головой. Он и так чувствовал себя отвратительно, думая, будто так и не принятое решение о милосердии по отношению к той женщине (или хотя бы его подобие) превратилось в мишень куда более опасную, чем древние писания.

Заметив напряжённый взгляд Рейны, Николас осторожно опустил Книгу на пол, прямо в центре пустого пяточка, чтобы её точно заметили, и пробормотал:

— Простите, господин Данталион…

Внизу грянул выстрел. Николас подпрыгнул на месте, зажимая рот руками.

— А теперь уходим, — скомандовала Рейна, кладя руки на его плечи. — След остыл, больше нам нечего здесь делать.

Николас бы с ней поспорил, — хотя бы потому, что она сделала вид, будто никакого выстрела не было, — но времени было всё меньше и меньше. Остывший след не отследить с помощью одного Движения, нужно Время, чтобы сбалансировать магию и в идеальном порядке выстроить одну из магических манипуляций, что Николас изучил под руководством Рейны.

— Нико! — тихо зашипела она, заметив, что он всё ещё стоит на месте.

Только Рейна могла его так называть. Раньше он слышал этот вариант своего имени от матери, но её тон никогда не был любящим или заботливым. У Рейны, на самом-то деле, тоже, но Рейна — это концентрация яростных, чистых эмоций, способных смести кого угодно.

Наверное, ему досталась самая трудная и своенравная из сакри. Надо будет расспросить других сальваторов, когда он встретится с ними.

Николас любил это слово. «Когда», а не «если». Рейна не стала бы врать о том, что нить магии, протянутая к Арне, всё ещё крепка. А самому Николасу нравилось думать, что ещё немного, и он познакомится с сальватором Лерайе.

— Нико! — нетерпеливо повторила Рейна.

Шаги на лестницы стали громче.

Николас мысленно выругался и, ещё раз извинившись перед королём нечестивых, исчез.

***

— Ты точно не будешь?

— Я похожа на того, кто будет есть бургер?

Николас неуверенно пожал плечами. Рейна вздохнула с притворным разочарованием, закинула ногу на ногу и упёрла локоть в колено. Её тёмно-фиолетовое платье мерцало в свете уличных фонарей.

— Приятного аппетита, — глухо пробормотал Николас, достав из бумажного пакета свой сегодняшний ужин. Или ранний завтрак. Он не знал точно, сколько сейчас времени, да и есть, на самом-то деле, не хотел.

С чердака дома Астракто он перенёс их на оживлённую улицу, где благодаря чарам их никто не заметил. Не думая ни секунды, Николас с помощью Рейны избавился от всех следов, которые только могли прилипнуть к нему в доме Астракто, и своровал чей-то заказ из кафе. Денег у него не было, зато была Рейна, постоянно напоминавшая ему, что он должен есть. Пренебрегать едой в пятнадцать лет, когда ты в одиночку сражаешься с демонами, выслеживаешь Движение и пытаешься не попасть под удар, неправильно. Хотя сейчас Николас жевал, даже не задумываясь, совсем не чувствуя вкуса.

— А куда дальше?

Рейна раздражённо выдохнула, уложив подбородок на переплетённые пальцы.

— Нам бы поговорить с Лерайе, — начала она. — Она последняя видела и Форта, и Арне. Она должна что-то знать.

— Мы могли бы встретиться с Пайпер, — несмело предположил Николас.

— Девчонка под влиянием коалиции. Я не хочу, чтобы и ты оказался в клетке.

— А мы её вытащим. Придумаем что-нибудь.

— Для начала её нужно найти.

Что ж, Николас не был удивлён, что Рейна в курсе всех произошедших событий. Должно быть, ей шептал ветер, драу или иные сущности, о которых она почти не говорила.

— У тебя есть идеи?

— Одна. Доставай пистолет.

Николас сглотнул.

— Что случилось?

— Магия. Демоны. Я чувствую Силу.

Николасу не нужно было повторять дважды. Его потряхивало от ужаса, пережитого в доме Астракто, и мысли, что тот единственный выстрел, который он услышал, должен был прозвучать на пару минут раньше. Это он должен был избавить женщину от страданий, но одна только мысль об этом заставляла всё внутри него болезненно сжиматься. Ему было так страшно, что он перенёс их в какой-то из шумных городов Мичигана, напрочь забыв прочитать магией местность вокруг. Рейна наверняка исправила его ошибку, но не сказала об этом. Она вообще говорила мало, лишь по делу, словно знала, как Николасу было трудно.

— Насколько всё плохо? — спросил он, выпрямляясь.

— Достаточно, чтобы я просила тебя быть смелее.

Николас ощутил укол совести. Он ведь всегда справлялся, крайне редко подводил Рейну, так почему сегодня всё пошло наперекосяк? Почему он не сумел удержать след Слова, почему не подарил той женщине быструю смерть, почему не нашёл Книгу Призыва сразу же, почему…

— Нико.

— Да? — он поднял на неё глаза, полные магии и только выступивших слёз.

— Ты справишься, — даже не улыбнувшись, сказала Рейна. — Я буду рядом.

— Я знаю, — тихо ответил Николас. — Ты всегда рядом. Но…

Рейна выгнула бровь.

— Пожалуйста, предупреди, если захочешь взять моё тело.

— Я думаю, это будет лишним. — Она на секунду остановила взгляд на его растерянном лице и добавила: — Тебе пятнадцать, Нико. Просто скажи мне, чтобы я убивала быстро, и я сделаю это.

— Надеюсь, сейчас никого не придётся убивать.

***

Николас лежал в наполненной ванне в номере, который был ему не по карману. Он даже не знал названия отеля, расположенного на Манхэттене, зато засёк время и высчитал, что путь до него от Центрального парка занимает почти десять минут. Даже странно, что никто не обратил внимание на зловоние демонов, которым Николас пропах.

Он сдерживал рвотные позывы как мог, но, едва перебросив себя в наспех изученный номер, — к счастью, магия не подвела, номер действительно был пуст, — исторг содержимое желудка в раковину. Какая-то часть сознания не смогла удержать его от мысли, что нужно пожалеть горничных, приводивших этот роскошный номер в порядок. К тому же, ему не следовало оставлять следов.

На дрожащих от слабости ногах он обошёл весь номер, начертил сигил на каждом углу и, удостоверившись, что в ближайшие несколько часов никто не застанет его здесь, залез в ванну. Его одежда не пострадала от крови демонов, да и сам он был целее целёхонького, но ощущение, что запах впитался в кожу и ткань, не оставляло его. Николас старательно отскребал своё тело от несуществующей грязи, думая, где бы ему раздобыть еды. И, возможно, успокоительного. Много успокоительного.

Он видел девушку с красными волосами, в одиночку сражавшуюся против демонов, высокого парня, прыгнувшего в озеро, и не менее дюжины тёмных созданий, прошедших через порталы. Но демоны не умели создавать порталы. Зато потом, когда Николас ощутил нечто странное, он понял, что у того озера был сальватор. Сейчас их разделяло два штата, а чувство всё равно не пропадало.

Николас лежал, запрокинув голову к ярким лампам, и думал, что нужно всерьёз заняться этим делом. После стрельбы по демонам его руки всё ещё тряслись, а картины бойни в доме Астракто мелькали перед глазами, но Николас не был намерен отмахиваться от них. Сегодня он дважды сбежал, чтобы не попасться людям коалиции, хотя хотел помочь им. Во втором случае — особенно, ведь там было всего два человека, возможно, искателя, и сальватор, которого Николас не сумел распознать. Рейна не говорила, что это было за ощущение. Возможно, сама не могла определить, отчего и бесилась. Она не появлялась с тех пор, как Николас заполз в ванную комнату. Либо она искала ответы способами, которые он не понимал, либо давала ему время побыть одному. Учитывая, что он — это она, а она — это он, второй вариант казался нереалистичным.

Для начала ему следовало составить более тщательный план, где будет расписан каждый из пунктов. Обычно его направляла Рейна, и Николасу этого всегда хватало, но сейчас он чувствовал, что нужно приложить больше усилий. Демоны становятся активнее и смелее — лишь вопрос времени, когда бойня, случившаяся в доме Астракто, повторится вновь.

Но пока он лежал, запрокинув голову к ярким лампам, и пустым взглядом смотрел перед собой.

***

— Я удивлён, что вы не поубивали друг друга.

Девушка, сидящая на холодном полу за невидимой границей барьера, бывшего тут вместо тюремной решётки, подскочила на ноги. Николас, перенеся себя и Кита сюда, остановился всего на шаг позади и потому отчётливо видел, как менялись эмоции на неё лице.

Когда она открыла Переход, Николас почувствовал, как дрогнула его собственная магия. Он был готов сорваться с места и перенести себя сразу же, но Рейна не позволила. Он не понимал, почему — думал, что она будет рада своими глазами увидеть сальваторов Арне и Лерайе, и, сколько бы ни спрашивал, не получал вменяемого ответа. Она останавливала его каждый раз, когда он пытался создать портал, и только после, когда Кит сказал ему, что Пайпер вместе с Третьим и его людьми в темницах под особняком, понял, что Рейна по-своему защищала его. Появления Третьего никто не ожидал, особенно сейчас. Гилберт был готов приказать убить его, и если уж могло достаться даже Пайпер, Николасу не следовало рисковать и лезть под горячую руку.

Но теперь он здесь, в темницах, где сидят Третий и его люди, — или не совсем люди, потому что Николас был уверен, что, когда они перенеслись, в одной из камер вдруг появилась волчица, — и пытался хоть как-то спасти ситуацию.

Не то чтобы это могло помочь. После всего, через что они прошли, Николас растерял былую уверенность, чувствовал лишь её крохи, похороненные глубоко внутри.

— Кит, — наконец выдохнула Пайпер, положив ладони на невидимую границу барьера. — Кит, я…

— Всё нормально! — торопливо и чересчур бодро выдал он. — Потом расскажешь, как ты оказалась в этой… э-э… крутой компании.

— Где Эйс и дядя Джон?

— Пытаются убедить Гилберта не действовать сгоряча. По крайней мере, Джонатан. Если бы Эйс исчез сразу же, они бы поняли, что он здесь.

— Но я…

Николас почувствовал себя лишним. Технически, это Кит был лишним, но ему Пайпер явно доверяла больше, чем Николасу. Поэтому искатель и предложил пойти с ним, чтобы повысить шанс на то, что Пайпер поверит им. Как бы сильно Николас ни хотел, он не мог на все сто процентов рассчитывать на магию сальваторов.

Он и сальваторов-то не знал.

В первый и последний раз он видел Пайпер в тот день, когда она пропала. Вернее сказать, чувствовал — тогда Николас был в сердце легиона и всеми силами пытался остановить его, параллельно атаковывая Маракса.

Сейчас она выглядела ужасно: с побледневшим лицом, царапиной на правом виске, пересекающей уголок глаза, в испачканной чем-то чёрным и красным одежде — какой-то странной верхней части с открытыми плечами и шеей, состоящей из ткани, плотно облегающей руки и грудь, почти сверкающей золотом и драгоценностями, в обычных светлых штанах и сапогах. Её волосы были острижены по плечи, хотя Эйс говорил, что они у неё были намного длиннее. И этот взгляд золотых глаз… Николасу было неуютно. Он сотни раз представлял их знакомство, но всё оказалось намного хуже, чем в самых ужасающих кошмарах.

И это была только Пайпер, которую коалиция неустанно искала все эти месяцы. Был ещё Третий сальватор, тот самый, и он сидел на полу, вытянув ноги, и смотрел перед собой пустым взглядом, ни на кого не реагируя. Николас считал настоящим чудом, что он всё ещё жив.

— Джонатан попросил увести тебя, — сказал Кит, сделав шаг по направлению к камере Пайпер. — Нико сумеет сделать так, что будет казаться, будто ты сама сняла барьер. Давай, Пайпер…

— Нет, — резко ответила она, качнув головой. — Если их будут держать здесь, то и я останусь.

Николас считал это плохим решением, — или не самым лучшим, ведь он не знал, насколько всё серьёзно, — но удивился, когда Кит вдруг тихо рассмеялся.

— Я и не сомневался, что ты откажешься. Полагаю, Джонатан сумеет отвлечь всех на какое-то время.

— Что?..

— Эй, — наконец вмешался Николас и, стоило Пайпер остановить на нём свой взгляд, как он внутренне сжался. — Меня зовут Николас, и я… Мы с Рейной думаем, что вы о многом должны узнать.

— Вы с Рейной? — удивлённо повторила она.

— Да-а, — театрально протянул Кит. — История выйдет очень длинной.

Часть I: Закат. Глава 1. Трещина в стене всё шире

Часть IЗакат

Почему должны страдать, взахлёб рыдать?

Никто нас не спасёт, пока война в разгаре,

Отыщи ответ, хоть что-то проясни,

На стыке двух миров застрял я без сил.

Почему мои друзья погибли зря?

— Aimee Blackschleger, «Layers»

Из всех людей, живущих в особняке Гилберта, Николасу больше всего нравился именно Одовак. Во-первых, он был потрясающим слушателем и никогда не перебивал его. Во-вторых, он всегда разрешал Николасу получить ещё одну порцию сладостей. В-третьих, он не смотрел на него таким тяжёлым взглядом, полным надежды, что Николасу становилось стыдно за одно своё существование.

Вторым человеком, который ему нравился, был Эйс, но с ним порой возникали проблемы. Его сестра пропала, из-за чего не только Эйс ощущал себя не на своём месте, но и его дядя Джон и Кит Риндер, ученик искателя. Но, если опустить всё это, Эйс был отличным парнем и определённо нравится Николасу больше, чем Энцелад или Данталион, с которыми он познакомился не так давно.

Третьей и, пожалуй, последней, стала Марселин. И хотя Николас предполагал, что в столь тяжёлый период она далеко не такая яркая, как о ней говорила Шерая, она ему всё равно нравилась. Она заботилась о нём, когда он по неосторожности получал царапины и синяки, и терпеливо отвечала на каждый вопрос о магии. Она не прогоняла его, если Николас спрашивал, может ли он составить ей компанию за обедом или завтраком, хотя порой появлявшийся Данталион смотрел на него так, что хотелось провалиться под землю. Должно быть, Николас чего-то не знал или не понимал. Он же не мешал их каким-то тайным свиданиям, да? Не мешал?

«Угомонись, Нико», — встряла Рейна, раздражённо вздыхая. Её вздох эхом раздавался в его черепной коробке.

— Я просто волнуюсь, — пробормотал Николас, водя вилкой по уже полупустой тарелке. Ему нравилась еда Одовака, правда, но сегодня у него не было аппетита. Приходилось заставлять себя, потому что Николас, как любила напоминать Рейна, был растущим организмом.

Громкое фырканье послышалось со стороны, а не внутри его головы. Николас повернулся — Рейна сидела рядом, вальяжно привалившись к спинке стула, и разглядывала свои ногти. Она любила появляться без предупреждения, но Николас и не возражал.

Это ведь Рейна. Он всегда был рад её видеть.

— Нам бы заняться каким-нибудь делом, — пробормотала она. — Нельзя вечно торчать тут.

— Ты сама меня сюда привела.

Рейна вскинула голову, сверкнув тёмно-фиолетовыми глазами. Николас поджал губы.

— Нам нужно собрать всю информацию и объединить её. Я не виновата, что девчонка до сих пор не вернулась. Мы и так долго бездельничаем.

— Вау. Целых три дня.

— Нико, — предостерегающе произнесла Рейна.

— Я знаю, знаю, просто… Я начинаю терять счёт времени. Это нормально?

— Мир тебя отверг, так что да.

— Но я не хочу, чтобы мир меня отвергал.

— Нико.

Он сложил руки на груди и посмотрел на Рейну. Обычно жёсткая, не думающая о ком-то, помимо себя, Рейна всегда делала исключение для него. Николас был уверен, что в прошлом, когда она была ещё человеком, у неё были непростые отношения с домом Орланд. Он всегда хотел узнать об этом больше, чем ему уже рассказали, но Рейну было так трудно разговорить.

Единственный вариант, который придумал Николас — это кристалл памяти Масрура, но даже Рейна не знала, куда он пропал. Она не смогла забрать его во время Вторжения, что казалось априори невозможным, но предполагала, что об этом знал кто-либо из магов, бывших в тот момент рядом с Масруром. Очень скудная информация, особенно если учесть, что Сиония, бывшего наследника Движения, Николас всё никак не мог обнаружить. Он был первым, кого они хотели проверить, оказавшись в особняке.

— Не смотри на меня так, — проворчал Николас, поймав на себе сосредоточенный взгляд Рейны. — Я стараюсь изо всех сил.

— Я знаю. Но прошёл уже месяц. Пора бы вернуться к поискам.

Николас устало вздохнул. Если бы Сионий и знал что-то о кристалле Масрура, он бы давно поделился этой информацией с коалицией. Да и Николас бы сумел это выяснить едва не сразу же, как Рейна выбрала его своим сальватором. Это означало, что либо Сионий сразу же после Вторжения передал кристалл кому-то другому, либо вовсе не забирал его. В круг подозреваемых попадали ещё шестеро магов, двое из которых давно умерли.

Николас не представлял, как им продолжать поиски.

Сальватор Лерайе пропала. Элиот Баурон, отслеживавший Движение, мёртв. Демоны хаотично нападают на разные точки мира. Николас сидит в особняке Гилберта и единственное, что он делает, так это ест аж три раза в день и спит больше шести часов. Ему определённо стало лучше от соблюдения такого режима, но не душевно.

Николасу всегда было страшно, ведь он никогда не знал, что такое безопасность. Лишь когда перед ним появилась Рейна, он смог ненадолго представить, что это, но до сих пор не ощущал этого в полной мере. Ему казалось, что он стоит под прицелом и даже не пытается как-то защитить себя, не говоря уже о побеге. Он убеждал себя, что способен сбежать откуда угодно, ведь он в совершенстве овладел одной из граней Движения и больше не нуждался в стандартных порталах, которые использовали маги. Но действительно ли он хотел постоянно бегать?

Поначалу это было необходимо. Рейна опасалась, что, окажись он в коалиции, они запрут его, и пыталась защитить от демонов. Но как бы Николасу этого ни хотелось, Рейна не могла вечно оберегать его. Он изучал Движение, но должен был также обучиться искусству магов, засвидетельствовать связь с сакри, наладить отношения с сальватором Лерайе, отыскать кристалл Масрура, доказать, в конце концов, что Третий и Арне сражаются на их стороне. Рейна была убеждена в этом, и Николас ей верил. Всегда.

Пока что всё было очень плохо. Любое упоминание Третьего вызывало нервный тик у Гилберта, хотя Николасу с каждым разом всё сильнее казалось, что тут нечто другое. Кристалл Масрура неизвестно где, сальватор Лерайе и вовсе использовала Переход аж месяц назад и до сих пор не вернулась. Чем она вообще занимается в каком-то другом мире? Николас надеялся, что чем-то очень полезным, иначе он будет разочарован. Или зол. Или всё вместе. Николас ещё не решил.

Он вообще ничего не решил.

— Может быть, — продолжила Рейна, словно знала, что у стен столовой есть уши, — нам следует поискать Твайлу?

По спине Николаса побежал холодок.

Он не боялся Твайлу. Она была едва не самой безобидной и доброй девушкой из всех, кого он только знал (и неважно, что он знал не так уж и много людей). Твайла всегда помогала ему, если он обращался к ней за помощью, и даже смогла убедить господина Илира, который укрывал её, не выдавать его коалиции. Николас прекрасно поддерживал связь с ними последние пару месяцев, но в день, когда демоны устроили засаду у дома господина Илира, Твайле пришлось скрыться. Маги и искатели, явившиеся на помощь, могли обнаружить её и забрать в зал Истины просто потому, что она была рождена демоницей.

Господин Илир уверял, что Твайла в порядке, что она всегда рядом с ним, но Николас не верил его словам. Он не представлял, куда исчезла Твайла и как долго она ещё будет скрываться. Что, если её уже поймали? Что, если её уже убили, пока он спит больше шести часов, отдыхает, ест всё, что хочет, и…

— Нико.

— Я слушаю, — пискнул он.

— Я молчала.

— Знаю. Но я слушаю, как ты молчишь.

Рейна закатила глаза.

— В зале Истины могут быть сотни отслеживающих заклинаний. Мы найдём её.

— Знаю, — тихо повторил он. — Но я… Я переживаю. Что, если коалиция установила наблюдение за домом господина Илира? Тогда нам придётся искать другое место и…

Он вовремя прикусил язык — у стен ведь и впрямь могли быть уши. Всё в этом трижды чёртовом особняке служило Гилберту, а тот ещё не доверял Николасу в полной мере. Он позволял ему свободно перемещаться и использовать всё, что есть в пределах особняка, а также обращаться к нему или Шерае по любому вопросу и для решения любой проблемы, даже самой маленькой и незначительной, но это была не та свобода, на которую рассчитывал Николас.

— Тогда давай узнаем, насколько остальные посвящены в это дело, — легко предложила Рейна.

Николас недоверчиво похлопал глазами.

— Узнаем? Как?

— Ты соскучился по Испании?

***

Для Данталиона эта неделя началась отвратительно.

На самом деле этим словом можно было описать весь последний месяц, но с недавних пор Данталион замечал за собой всё больше оптимизма. Это было совсем не в его стиле и нервировало почти так же сильно, как беспорядочные нападения демонов по всему миру.

Брешь в Берлине, за которой тщательно следили искатели, в одну из ночей просто исчезла. Сначала Данталион подумал, что Николас, этот неусидчивый мальчишка, неизвестно откуда взявшийся, отправился в Берлин и собственноручно закрыл брешь. Но спустя всего день она вернулась, и почти три стаи диких голодных ноктисов прорвались в город. Интересно, Ариадна до сих пор промывает мозги случайным свидетелям и убеждает семьи погибших, что виноваты не твари из иного мира? Наверное, у неё уже сотни вариантов для обмана.

Данталион сплюнул кровь с маленькими кусочками плоти и оглядел вид, открывающийся со стен крепости. Они остановили демонов раньше, чем те добрались до людей, но для этого Шерае пришлось в срочном порядке избавиться от всех свидетелей и заставить их уйти. Теперь ей предстояло устранить все следы, оставленные вампирами, и создать иллюзию спокойствия, которое не было нарушено. Данталион ей не завидовал — работы и впрямь предстояло много.

Он приложил ладонь ко лбу, вглядываясь в оживлённую береговую линию. Данталион давно не был в Испании, но ему казалось, будто эти пейзажи, даже со вновь отстроенными домами из стекла и металла, ему знакомы.

— Эй, — громко произнёс он, повернувшись к Лулу. — Где мы?

— Санта-Барбара, — ответила она таким тоном, будто это было очевидно.

Данталион нахмурился. Лулу пожала плечами, утёрла кровь с губ и посмотрела себе под ноги, где лежал истерзанный ею демон. Его тёмная кровь отпечаталась на её загорелом лице и остриженных по линию подбородка волосах шоколадного оттенка.

— А немного точнее? — всё-таки проворчал Данталион.

— Аликанте, — со вздохом ответила Лулу. — Я, вообще-то, тут родилась. Говорила же тебе.

— А-а-а, — протянул Данталион с притворным пониманием. — Аликанте. Да, точно. Я вспомнил.

Лулу выждала несколько секунд и произнесла:

— Ты ничего не вспомнил.

— Да к чёрту! Я не запоминаю оправдания тех, кто провинился.

Лулу проворчала что-то сквозь зубы. Данталион отмахнулся от неё, зная: Лулу не будет обижаться из-за такой мелочи. Она могла бы ещё попытаться использовать тот факт, что родом из Аликанте и совсем не хочет соваться сюда, если бы не упустила одного из демонов, которых они недавно выслеживали. К тому же, она уже давно не участвовала в настоящем сражении и её следовало хорошенько расшевелить. Половина вампиров, прибывших сюда, нуждались в этом.

— И кто займётся ими теперь? — спросила Лулу, носком ботинка пнув лежащего рядом демона. — Марселин же…

Данталион зарычал, метнув на неё предостерегающий взгляд. Лулу поджала губы, притворившись, что ничего не говорила. Остальные бродили по территории крепости, выискивая демонов низших рангов, забившихся по укромным местам, и определяли, кто лучше всего подходит для того, чтобы их кровь забрали. Данталион не был таким уж идиотом, чтобы позволять своим вампирам пить любую кровь, хотя во время драки, подобной этой, они поглощали столько, что начинало подташнивать.

Лулу подошла к ограждению и посмотрела вниз, во внутренний двор. Данталион услышал, как она втянула воздух сквозь зубы.

— Ух ты, — раздалось рядом с ним, — а тут очень… кхм, тут мило.

Лулу зашипела. Данталион сжал челюсти, подавляя желание прокусить неусидчивому Николасу горло.

— Какого хрена ты здесь делаешь? — он развернулся к юноше, выскочившему словно из пустоты, и поймал его за ворот куртки. — Совсем из ума выжил?

— Рейна не любит долго сидеть взаперти, — пожал плечами Николас. — К тому же, Гилберт не имеет права удерживать меня.

Разумеется, это было правдой, но даже Данталион, любивший нарушать едва не каждое из правил, считал, что сальватору лучше не сбегать из безопасного места без предупреждения. Ему лучше вообще не пытаться сбежать.

Но его было трудно остановить. Порталы Николаса были до того быстрыми и незаметными, что даже Шерая не сразу их отслеживала. Николас будто перебрасывал себя из одной точки в другую, игнорируя саму суть магии порталов. Таково было Движение, которым Николас с каждым днём овладевал всё лучше, но Данталиона не утешало подобное объяснение.

Его вообще ничего не утешало.

— А что теперь будет с телами? — спросил Николас, невинно хлопая глазами. Они были тёмными, почти чёрными, без фиолетового блеска, что казалось странным: Николас любил использовать магию направо и налево. Ещё ему нравилось, что сочетание тёмной кожи и фиолетовых глаз было очень необычным. Он сам так сказал.

— Убирайся, — бросил Данталион.

— Я хотел изучить место, где демоны уничтожили барьер, так что нет, я не уйду. Но что будет с телами? Кит сказал мне, что обычно Марселин помогает вам извлечь всю кровь, но сейчас она, кажется, не способна на это.

Данталион, всё ещё держащий его за ворот, в одно движение притянул Николаса к себе.

— Слушай меня внимательно, щенок, — тихо произнёс он. — Тебя не должно волновать, что становится с телами. Тебя не должно волновать, что с Марселин. Ты просто должен сидеть у Гилберта, ясно?

Николас нахмурился.

— Я хочу помочь! А ещё Марселин сказала, что научит меня всяким целительским заклинаниям, так что, наверное, меня может волновать, что с ней… — неуверенно закончил он.

Словно почувствовав мигом изменившуюся атмосферу, Лулу бросила что-то о том, что она встретится с остальными и узнает, закончила ли Шерая чертить ограждающие сигилы. Данталион дождался, пока она не уйдёт и её шаги не стихнут.

Николас, столкнувшись с его сосредоточеннымвзглядом, нервно сглотнул. Данталион провёл языком по окровавленным клыкам, задев застрявшие между зубов кусочки демонической плоти, и улыбнулся.

— Если ты будешь надоедать Марселин, я выпотрошу тебя. Мне плевать, что ты сальватор. Не оставлю даже костей. Катись отсюда, щенок.

Он небрежно оттолкнул растерянного Николаса и посмотрел во внутренний двор. Шерая уже была здесь и осуждала его своим излюбленным взглядом, пылающим алым цветом её магии. Если бы Данталион не был взбешён, он бы обязательно сказал Мур, что такие взгляды только заводят.

Он ненавидел себя, потому что с головой выдавал себя, но сильнее всего ненавидел всяких идиотов, которые надоедали Марселин. Они думали, будто могут просить её о чём-то так спокойно, словно ничего не произошло, словно она не пытается найти решение проблемы, которую невозможно решить в нынешних условиях.

Данталион никогда не был тем, кто смог бы помочь ей, у него не было ничего, кроме клыков, когтей и насыщения, наступающего только от крови демонов, но он считал, что обязан хотя бы попытаться помочь Марселин. Даже если она ненавидела Стефана, она могла принять его помощь, но сейчас Стефан был погружён в сомнус, а ведь никто не знал Марселин лучше, чем он. Данталион — особенно, но должен был хотя бы попытаться.

Николас всё ещё топтался на месте. Данталион рыкнул на него. Тень, медленно нарастающая за ним, стала плотнее, но спустя долю секунды рассеялась, уступив место Шерае. Она не выглядела измотанной или напуганной количеством нападений, которые им приходилось отражать, но она определённо была зла. На Данталиона, на Николаса, на демонов. Но на Данталиона — в первую очередь.

— Отвали от меня, — пробормотал Данталион, потирая переносицу.

— Я же ещё ничего не сказала, — спокойно ответила Шерая.

— Я и так всё знаю. Данталион очень плохой, злой и нервный. Данталион вредный. Данталион опасный. Не трать своё драгоценное время и верни пацана в особняк.

С Николаса разом слетело всё смущение. Он выпятил нижнюю губу и с жалобным взглядом уставился на Данталиона, словно просил его забрать свои слова назад и сказать, что, вообще-то, Николас может здесь находиться.

И хотя сальваторам никто не указ, Николас всё же не мог здесь находиться.

— Мы с твоими вампирами займёмся телами. Кровь будет у вас сегодня к вечеру.

— Лучше тебе не задерживать её, иначе я скажу им, что они могут спокойно выпить твою.

Шерая на его колкость не отреагировала. Обычно Данталион счёл бы это вызовом, но эта неделя было до того ужасной, что у него не было сил на язвительные комментарии и попытки задеть Шераю.

— Есть кое-что, о чём я бы хотела с тобой поговорить.

— Жду с нетерпением.

— Николас, — строго произнесла Шерая, посмотрев на сальватора, — тебе следует вернуться в особняк.

— А смысл, если я могу в любой момент покинуть его?

— Смысл в том, что я запрещу Одоваку готовить твои любимые панна котту и чуррос.

Николас схватился за сердце.

— Ты не можешь быть такой жестокой!

Данталион скривил губы. Мальчишка распереживался из-за каких-то жалких десертов… Но тут у него в голове щёлкнуло.

Если ему не изменяла память, чуррос был из испанской кухни.

Возможно, это было пусть и не большим, но решением.

— Мне нужно в Картахену, — сказал Данталион, перебив едва начавшийся спор Шераи и Николаса. — Открой мне портал туда и обратно, и тогда я сделаю то, о чём ты просишь.

— Ты же ещё ничего не знаешь.

— Плевать. Мне нужно в Картахену. А, ещё мне нужны деньги. Не знаю, сколько. Дай с запасом.

Шерая цокнула языком. Некоторые из вампирского клана совершенно спокойно работали на самых обычных должностях, от воспитателей в детских садах до риэлторов, но Данталион никогда не нуждался в подобном. Он мог добыть всё, что ему нужно, и без человеческих денег, да и коалиция прекрасно справлялась с покрытием всех их расходов. Хоть какая-то польза от неё.

— Я тоже хочу в Картахену! — воскликнул Николас, подпрыгнув на месте. — Никогда там не был! Это, кстати, где?

— Ты отправишься в особняк, — безапелляционно заявила Шерая.

— Мы не хотим в особняк, — обиженно ответил Николас. — Мы хотим действовать!

— Николас, — предостерегающе произнесла женщина.

— Мисс Мур, — не остался в долгу он.

Она тут же свела брови к переносице, и Николас напряжённо вздохнул.

Этот пацан умел в своей позитивно-раздражающей манере противостоять многим, но только не Шерае. Даже с Энцеладом Николас вёл себя куда смелее и раскованнее, хотя рыцарь не давал даже намёков для подобного поведения. Но только не с Шераей. Она была подобна непробиваемой скале, на которой, должно быть, ни разу за всю её жизнь не сумели оставить даже крохотной трещинки. То, как Гилберт порой умудрялся её разжалобить, не считалось. К тому же, даже у него бывали неудачные дни, когда Шерая не велась на его просьбы и указывала на необходимость заняться тем или иным делом. Так было, когда Гилберту, кажется, по земным меркам было около шестнадцати. Тогда у него довольно часто были скачки настроения, и он из серьёзного великана превращался в избалованного мальчишку, который хотел изучить мир вокруг. Должно быть, именно поэтому Шерая так хорошо управлялась с Николасом. И с Эйсом. И с Китом.

И вообще всеми. Даже с Данталионом.

Диктаторша, не иначе.

Данталиону бы это даже нравилось, если бы эта неделя не началась так отвратительно.

— Николас, — спокойно повторила Шерая, не изменившись в лице.

— Мисс Мур, — смиренно отозвался юноша, опуская плечи.

— Я рада, что мы друг друга поняли.

— Но мы не поняли друг друга…

— Данталион, — продолжила Шерая, проигнорировав сбивчивое замечание Николаса, — дело касается Круга.

Данталион насторожился. Николас, мигом вернув себе былой настрой, навострил уши.

— Я мало что знал о Круге, — ответил Данталион. — Лучше спроси Марселин, Кемену или Махатса.

— Я как раз хотела поручить тебе и твоим вампирам работу. Пусть найдут Махатса. С Кеменой я сама разберусь.

— Найдут? — усмехнувшись, переспросил Данталион. — Мы не пёсики, чтобы бежать искать цель по первому твоему зову.

— Я знаю, что ты выслеживал его. У тебя должны быть хоть какие-то идеи.

Данталион стиснул зубы. Очень невовремя заболел старый шрам, пересекающий правый уголок рта.

Разумеется, он выслеживал Махатса. Столько, сколько мог, пока не потерял его след. Этот ублюдок мог благодарить неведомых богов, которые помогли ему скрыться: если бы Данталион нашёл его, то разодрал бы магу горло.

— Данталион.

Он скривил губы, подняв на Шераю раздражённый взгляд. Будучи первосотворённым вампиром и их королём, — хотя Данталиону всегда казалось, что это слово чрезвычайно глупое, — он общался с коалицией чаще, чем остальные вампиры. Он брал на себя всю работу, в которой не был уверен, и позволял рассматривать себя со всех сторон. Особенно в первые года после Вторжения, как будто это он был неожиданным гостем в мире, который сильно отличался от Сигрида, и нуждался в тщательной проверке на верность и отсутствие потенциальных опасностей. Шерая знала его так же хорошо, как Марселин и Стефан — оттого и была уверена, что он выслеживал Махатса.

Данталион ненавидел, когда кто-то лез в его жизнь, и в последнее время подобное случалось всё чаще и чаще. Но ещё сильнее он ненавидел, когда перед ним появлялась возможность, которую он давно ждал.

— Не представляю, зачем тебе Махатс, — пробормотал Данталион, пряча сжатые кулаки в карманах брюк, — но если я найду его — убью.

— Сначала он ответит перед судом.

— Преступление против коалиции он совершил позже, чем разрушил мою жизнь.

Николас заинтересованно посмотрел на него. Данталион рыкнул, показывая клыки.

— Он ответит перед судом, — сурово повторила Шерая.

Должно быть, дельце и впрямь важное. Само преступление Махатса обеспечивало ему довольно жестокие наказания у фей, но раз уж Шерая говорит, что сначала будет суд… Что же такого важного всплыло и почему именно сейчас? Есть ли тут какая-то связь с беспорядочно открывающимися брешами по всему миру?

Впрочем, Данталиону это было не очень интересно. Этот мир — гнилое место, и защищать его стоило лишь потому, что иного пока не нашлось. Но будь воля Данталиона, он бы с удовольствием отдал его на растерзание разного рода тварям. Так же, как когда-то отдали его. Это было бы лишь малой платой за то, что пережили он и первые вампиры, но принесло бы ему хотя бы каплю спокойствия.

— Что вы обнаружили? — наконец спросил Данталион.

Шерая промолчала. Николас напряжённо переводил взгляд с неё на вампира, пока, наконец, не понял, что молчание затягивается из-за его присутствия.

— А я не уйду, — надувшись, произнёс Николас. Его глаза вновь были фиолетовыми, и это, пожалуй, Данталион мог бы назвать признаком стабильности и нормальности.

Какой кошмар. Он уже считал, что Николас, любивший демонстрировать свою магию, стал частью стабильности и нормальности.

Эта неделя разрушала Данталиона сильнее, чем он думал.

— Тогда переговорим в особняке, — сказала Шерая.

— Мне нужно в Картахену, — напомнил Данталион.

— Но…

— В Картахену, — перебил он, едва не прорычал, чувствуя, как начинает по-настоящему злиться. — И мне нужны деньги. Много. Желательно, все, что у тебя есть.

— И с чего бы мне давать тебе деньги?

— Я очарователен.

Для убедительности он даже улыбнулся. Шерая скривила губы.

— Мне нужна гарантия.

— Чего конкретно? Что я не потрачу все деньги на вино?

— Ах да, спасибо, что напомнил об этом. Теперь мне нужны две гарантии.

Данталион раздражённо выдохнул. Обычно ему нравилось, когда женщины с ним спорили и даже дерзили, но Шерая — это что-то с чем-то.

Неделя и впрямь была отвратительной.

***

Имеющимися у него знаниями о Махатсе Данталион выторговал себе достаточно денег, чтобы не беспокоиться о том, что у него нет конкретного плана. Бонусом шла метка, состоящая из нанесённых Шераей сигилов. Стоит Данталиону коснуться её, и женщина поймёт, что он готов вернуться обратно через созданный ею портал.

Но Данталион не представлял, когда он вернётся. Он даже не понимал, где находится.

Испанские обозначения ни о чём ему не говорили — Данталион не знал этого языка, и уроков Марселин, которые она давала в далёком прошлом, было катастрофически мало. Данталион лишь чудом сумел узнать примерную дорогу и понять, какой стороны ему нужно держаться. Всё было как-то слишком сумбурно, неправильно. Хотелось заорать, чтобы всё вокруг замерло и дало ему хотя бы пару секунд, но Данталион стискивал зубы и шёл дальше, ругая себя за импульсивность.

В Картахену он явился вовсе не для того, чтобы покупать цветы и идти на кладбище. Но раз уж он здесь, следует навестить общую могилу семьи Гарсиа.

Данталион не понимал, когда это он стал таким сентиментальным.

Он держался почти месяц. Появлялся в особняке Гилберта не чаще, чем того требовала ситуация. Через других узнавал, как справляется Марселин и не нужна ли ей помощь вампирского клана. Искал чёрт знает куда девшуюся Пайпер и почти не возражал, если коалиция требовала подключить к поискам больше вампиров. Появлялся в местах открытия брешей, устранял демонов, следил, чтобы люди, ставшие случайными свидетелями, не сболтнули лишнего. Правда после того, как он предложил просто избавиться от них, Ариадна хорошенько врезала ему по затылку.

Когда Данталион стал распадаться на куски?

Этот мир до невозможности бесил его. И почему Данталион родился именно здесь?

Может быть, если бы он не был землянином, Нактарас бы не обратилась к нему, а Круг не отдал бы его на растерзание всем интересующимся.

— Хватит прятаться, — тихо произнёс Данталион, даже не заботясь о том, чтобы быть чуть более аккуратным и вежливым с прохожими. Он и так выделялся высоким ростом, светлой кожей и шрамом. Хорошо хоть красные глаза Шерая скрыла чарами.

Несколько секунд он был один, — и это при том, что улицы не пустовали, — но после услышал торопливые шаги. Николас догнал его и пошёл рядом, стыдливо опустив глаза.

— Ну? — спросил Данталион.

— Что — ну?

— Зачем увязался?

— Говорил же — хочу Картахену посмотреть…

Данталион фыркнул.

— Шерая знает, что ты здесь?

— На этот раз я скрыл свой уход.

— Почему не сделал этого в прошлый раз?

— Хотел, чтобы меня заметили.

Данталион фыркнул ещё раз. Этот неусидчивый мальчишка — сплошная головная боль.

— Возвращайся назад. Я не собираюсь с тобой нянчиться.

— Я не ребёнок! К тому же… ты не туда свернул.

Данталион остановился. Какая-то женщина, идущая позади, врезалась ему в спину и разразилась гневной тирадой на испанском. Данталион даже не притворился, что слушает её.

— Ты дважды свернул не туда, — очень тихо добавил Николас под суровым взглядом вампира.

— А ты знаешь, куда я иду?

— Знаю. Слышал твой разговор.

— Почему так уверен, что я иду не туда?

— Потому что моя магия знает правильный путь.

— Вот пусть твоя магия и устраивает тебе экскурсию, я не вызывался. Всё, кыш, — Данталион замахал руками, пытаясь отогнать Николаса как можно дальше. — Отвали от меня.

И чего только этот крысёныш прицепился к нему? Будто мало в особняке Гилберта разных чудиков, которых можно доставать глупыми вопросами и нелепыми просьбами. Взять хотя бы того же Эйса, из-за которого у Энцелада может начаться нервный тик. Дионе и Артуру нравилось обучать Эйса основам боя и владения мечом, а вот Энцелад сильно страдал. То ли из-за Эйса, тело и разум которого до сих привыкали друг к другу, то ли из-за того, что ему опять поручили заниматься кем-то из семьи Сандерсонов.

— Что-то шевелится! — крикнул Николас, когда Данталион, махнув напоследок, пошёл дальше. — Магия… движется. Где-то здесь.

Данталион остановился. С магами — одни проблемы.

— Конкретней.

— Не могу. Ничего не понимаю. Но я что-то чувствую.

— Здесь? В городе?

— Нет. На кладбище.

Сердце Данталиона пропустило удар.

— Прямо сейчас?

— Нет, это было давно… Может быть, месяц назад. Сейчас что-то вроде отголосков. Но мне не нравится это чувство. Будто что-то, что есть на кладбище, среагировало на мощную магию извне.

Месяц назад были бал фей, нападение на особняк Гилберта, мнимая смерть Стефана и пропажа Пайпер. Все эти события стали центром мощной магии, которая могла оставить свой след на чём-нибудь. Но стали бы маги молчать, если бы почувствовали что-то странное?

— Это не что-то обычное, — словно прочитав его мысли, произнёс Николас. — Это как… как будто там был я. Или Пайпер. Ощущение сальваторского присутствия.

Данталион выругался, подбежал к Николасу и схватил его за плечи.

— Перенеси нас туда, живо!

Николас пискнул и перенёс, даже не формируя портала. Данталион впервые сталкивался с подобной магией: никаких очертаний дверей, за которыми видны другие места. Его словно на долю секунды разобрали на мельчайшие кусочки, как и всё вокруг, а после всё вернулось на свои места, будто ничего и не произошло.

Данталион стоял напротив чистого серого камня, простого и неприметного, с четырьмя высеченными именами и одной общей фамилией. Даты добавили позже: Данталион знал это, потому как сам помогал Марселин в этом, хоть она и отказывалась от помощи. Даже наорала на него и пыталась забросить в Тихий океан.

— Мамочки, — выдавил Николас, осторожно подходя ближе. — Гарсиа?.. Тут что… родные Марселин?

— Пасть закрой, — бросил Данталион, присаживаясь на корточки перед каменной плитой.

Он не чуял чужого запаха, только выжженную палящим солнцем траву, перерытую землю где-то далеко и ненавистный ладан. Могильная плита выглядела целой, даже новой, хоть и до ужаса простой. Данталион даже провёл пальцем по каждому из имён, пытаясь отыскать хотя бы малейшую трещину, но ничего не обнаружил. Всё было так же, как и всегда.

— Ты уверен? — спросил Данталион, бросив на Николаса предостерегающий взгляд.

— Сказал же, что нет. Это очень странное ощущение. Если бы я владел Временем, я бы смог понять, что здесь произошло, но…

Он развёл руками, выпятив нижнюю губу.

— Пайпер не была здесь, это я точно знаю.

— И я не был. Может быть, это… Ну, Иснан? — почти шёпотом добавил Николас.

Данталион возвёл глаза к небу. Фройтер сказал: утверждать, что Иснан является сальватором, можно будет лишь в том случае, если он увидит это в глазах демона. То, что Иснан был одним из тех, кто убил Аннабель, не означало, что он стал пристанищем для Ренольда. В подобную теорию верили только безумцы, одним из которых был Эйс, очевидно рассказавший об этом Николасу.

— Я передам Шерае, чтобы они изучили тут всё.

— Только не говори ей, что это я обо всём узнал, иначе она меня убьёт.

— Она и так тебя убьёт, потому что ты опять сбежал.

— А ты её обокрал! — возмутился Николас. — Зачем тебе вообще деньги?

— Чтобы откупиться от твоих идиотских вопросов. Возвращайся обратно, пока я не сообщил, что ты здесь.

Он закатал левый рукав, показывая сигилы на запястье. Глаза Николаса, вновь сиявшие магией, в ужасе округлились.

— Я помог тебе! Если бы не я, ты бы так и бродил по улицам!

— О, умоляю, заткнись. — Данталион ущипнул себя за переносицу. — Ты сорвал меня с места, я даже не успел найти нормальные цветы…

— Цветы? А зачем тебе цветы?..

Данталион устало вздохнул. Эта неделя настолько отвратительна, что у него не было сил держать язык за зубами.

— А-а-а, — протянул Николас, поняв, наконец, о чём говорил Данталион. — Ну, я могу перенести тебя туда и обратно.

— Вали к чёрту, — бросил Данталион, нахмурившись. — Когда коалиция сунется сюда, они выбросят цветы.

— Тогда я…

— Заткнись, — напомнил Данталион. — Если хочешь прожить на пару минут дольше, перенеси меня в другое место.

Николас мгновенно просиял:

— О, это я могу! Куда угодно — только скажи! Я много где был и знаю…

— Сладости и выпечка, — выпалил Данталион. Дождавшись, когда до Николаса дойдёт смысл сказанного, он уточнил: — Мне нужны магазины сладостей и выпечки. Возможно, много магазинов.

Глава 2. Этот сон был всегда тревожим чем-то диким

Пансион «Холлоубридж» не нравился Рокси хотя бы потому, что с тех пор, как её перевели сюда, погода была исключительно дождливой. Себастьян говорил, что её представления об извечно дождливой погоде Англии ошибочны, но оказалось, что ошибочны были его слова.

Впрочем, Рокси уже представляла, почему всегда лил только дождь. Но не говорить же об этом её новым подругам — ни одна из них не знала о существовании сигридского мира. Это удручало почти так же сильно, как запрет на использование телефонов.

Но Рокси справлялась. Отец не просто так перевёл её сюда — она точно знала свою цель, как её достичь, как не вызвать подозрений. В конце концов, из всех Гривелли она была единственной, кто мог очаровать кого угодно. Она честно пыталась научить этому тонкому искусству Алекса, чтобы он, наконец, разул глаза и увидел, какая потрясающая девушка рядом с ним, но у неё ничего не получалось. И вряд ли демон, которого ей следовало найти, по достоинству оценит её усилия — очень сложно оценить усилия того, кто пытается тебя убить.

Но Рокси справлялась.

Достоверная информация о демоне, засевшем в «Холлоубридже», появилась почти месяц назад. Процесс его устранения осложнялся невозможностью изучения территории без привлечения лишнего внимания — пансион располагался в богом забытом месте, которое, однако, резкой вспышкой магии грозилось притянуть ещё больше демонов. Рокси слышала, что маг Эйлиш, работающая над этим делом вместе с ними, отмечала странное течение магии и лишь увеличивающуюся активность демона в пределах «Холлоубриджа», которая, однако, не привлекала внимания местной полиции. Рокси действительно не понимала, как исчезновение девушек может не привлечь внимание, и была намеренна разобраться с этим — поэтому, когда она, в очередной раз подслушивающая разговор, происходящий за дверями кабинета отца, ворвалась подобно вихрю и заявила, что справится с этим, ей пришлось применить всё своё очарование и блистательный ум, чтобы доказать свою работоспособность. Отец в ней не сомневался: в конце концов, он любил говорить, что она из Гривелли, а Гривелли — лучшие искатели Ордена. Её мать была против, как и Алекс, считавший, что это слишком опасно, но Рокси не отступала. К тому же, кого бы они туда отправили? Соню или Лили? Себастьяна или Алекса, замаскированных чарами? Это просто глупо. Рокси была уверена в себе и, несмотря на долгие протесты матери и Алекса, была посвящена во все детали своей работы.

Итак, демон в «Холлоубридже» похищал девушек. Конечная цель этих похищений неизвестна, но они случались каждую неделю и, что самое подозрительное, ни у кого не вызывали вопросов. Словно каждую неделю какая-нибудь девушка просто решала перевестись в другое место и уезжала, даже не собрав вещей. Никому из преподавателей, рабочего персонала или других учениц это не казалось подозрительным, и только Рокси чувствовала, как хаос давил на неё. Демон, прячущийся за чьим-то лицом, всеми возможными способами пытался избавиться от неё. Вполне вероятно, что она — следующая жертва.

Что ж, это было прекрасно. На руках Рокси были сигилы, скрытые рубашками и пиджаками, которые она должна была активировать, как только найдёт демона, и она научилась скрывать ремни с оружием под юбками и бриджами. Всё должно было пройти идеально — Рокси знала это, и потому почти не волновалась. Единственное, что вызывало у неё беспокойство, это взгляд учителя географии, направленный на её юбку.

Рокси была абсолютно уверена, что он — тот самый демон, которого ей нужно устранить.

Ей приходилось делать вид, что она не замечает его внимания, вести себя так же, как и всем остальным ученицам и, что самое ужасное, выполнять домашнее задание. Рокси сто лет не выполняла домашнее задание вот так, от начала и до конца, полностью погрузившись в процесс. Мать отстояла, чтобы Рокси ходила в самую обычную школу, — «Она должна познать обычную жизнь подростка!» — но Рокси сомневалась, что обычная школа, даже в Сан-Диего, поможет ей представить, будто она подросток, который ничем не отличается от тысячи других.

Дом её семьи находился в Сан-Диего и имел стабильный портал, ведущий в зал Истины, точное местоположение которого постоянно менялось и было скрыто за сотнями барьеров. Отец часто говорил о переезде в местечко получше и никогда не уточнял, какое место он считает лучше, тогда как матери нравилось, что они окружены аспектами земной жизни без магии. Что, однако, не избавляло Рокси от аспектов сигридского мира: пока в школьном автобусе все разговаривали друг с другом и просто демонстрировали себя как личностей, не способных к цивилизованному общению, она наблюдала, как драу ползают по улицам, воруют у людей еду, прокалывают шины велосипедов и машин, украшают витрины магазинов цветочными гирляндами, которые элементарно не замечали, и надоедают тем, кто их видел.

На самом деле сигридцев среди землян было довольно много, но не все сотрудничали с коалицией, некоторые даже не знали об её существовании, что казалось Рокси априори невозможным. Последним человеком, который удивил её в этом плане, был продавец корн-догов на пляже Венус. Себастьян и Алекс вытащили её из особняка Гилберта, перенесённого в более безопасное место, — Рокси не понимала, чем Лос-Анджелес отличался от Денвера в плане безопасности, — и она заставила их купить ей две порции корн-догов, чтобы хоть как-то развеселить её. Один драу, напоминавший облезлого полупрозрачного кота, попытался стащить её закуску, но продавец, коим оказался довольно симпатичный парень чуть старше неё, просто согнал его с прилавка и сделал вид, будто такое происходит каждый день. Когда Рокси спросила, часто ли облезлые полупрозрачные коты пытаются своровать еду, которую он продаёт, продавец сказал ей, что уже привык к вниманию всяких странных существ, да и его отец говорил, что это нормально, когда парочка таких существ встречаются ему на пути.

Больше Рокси на том пляже не гуляла, даже с братьями.

Из-за вот таких вот личностей, просто принимавших существование элементов сигридского мира, но не сотрудничавших с коалицией, у Рокси часто возникали проблемы. Действительно ли на уроке химии учитель согнал со стола хамелеона, пытавшегося проглотить колбу, или Рокси просто показалось? Водитель автобуса купил бумажные амулеты, на которых были нарисованы сигридские защитные сигилы, в какой-то барахолке или у него есть знакомый маг? Та девушка из старшего класса, с которой Рокси случайно столкнулась в столовой один раз, сделала раздвоенный язык и короткие клыки из желания следовать моде или это была её природная особенность?

Пансион «Холлоубридж» как раз был тем местом, которое окончательно ломало мозг Рокси. Вокруг были только люди, ограниченные в своих знаниях, и её это раздражало. Она понимала, что не может винить их в том, что они не прошли эриам или что их предки не пришли из Сигрида, но неужели так трудно не игнорировать пропажу учениц и тот факт, что после разговора с учителем географии абсолютно все чувствовали усталость и головную боль?

Её это утомляло, но Рокси знала, что справится, и потому почти не волновалась. По-настоящему её беспокоило только домашнее задание по географии. Учитель сказал, что, если она не сдаст все свои долги до конца недели, то ему придётся позвонить её родителям. Рокси знала, что это уловка: он проверял её готовность действовать. По-настоящему ему не нужно было, чтобы кто-либо ещё из искателей совался сюда, а учитель географии, несомненно, знал, что она из искателей.

Ну, почти из искателей.

Ей шестнадцать, и хотя в Орден можно было вступить в любом возрасте, мать с самого начала говорила, что Рокси сначала проживёт хотя бы небольшую часть своей жизни без постоянных поисков и угроз, повзрослеет по-нормальному и только после станет настоящей искательницей. Год назад Рокси выторговала сокращения срока до шестнадцатилетия, а день рождения у неё был полмесяца назад.

Это задание, фактически, было и проверкой, и посвящением, и Рокси знала, что справится с ним. Сколько бы глупых домашних заданий ей ни задали, как бы громко ни трещала соседка по телефону, прятавшая его от учителей, как и все остальные, как бы часто её ни спрашивали, есть ли у Алекса или Себастьяна девушки.

Великие боги, эти вопросы были самыми ужасными из всех. Рокси допустила ошибку лишь раз, поддавшись натиску новых подруг, и показала им общую фотографию с братьями, а те наперебой стали спрашивать об их успехах в личной жизни. Будто они не были шестнадцатилетними идиотками, — но Рокси, конечно, сама не идиотка, — и не понимали, что у них нет никаких шансов. Особенно с учётом того, что один её брат был ходячим справочником по унижению других, а второй — слепым придурком, который думал, что ей ещё рано браться за такие серьёзные задания.

Они с Алексом поспорили, что, если она идеально выполнит это задание, он купит ей оружейный ремень, который она присмотрела у эльфийского мастера. Не такой красивый и изящный, какой мог быть у фейского, но Рокси он всё равно нравился, как и возможность немного обанкротить своего брата. Может быть, хоть тогда он начнёт воспринимать её всерьёз.

Нет, вообще-то, Алекс воспринимал её всерьёз, но иногда у него будто что-то переклинивало и он говорил, что ей следует быть очень осторожной и не браться за сложные дела в одиночку. Если Себастьян был ворчливым и указывал на вещи, в которых Рокси была хуже них, постоянно, то у Алекса такой настрой проявлялся не так часто, хотя в последнее время это изменилось.

Рокси думала, что это из-за того, что случилось с его другом, Риком. С тех пор Алекс постоянно пытался помочь ей, Соне, Себастьяну, которого это только раздражало, и даже Лили, соседке Сони (которая, Рокси была абсолютно уверена в правильности своих выводов, была влюблена в его улыбку и ямочки на щеках).

Рокси старалась быть снисходительной. Вполне логично, что после насильственной смерти Рика, исчезновения сальватора, купания в ледяном озере с целью спасти её и нападения демонов, а также последующего бала, на котором Гривелли были обязаны присутствовать, Алекс пересмотрел своё отношение к безопасности. Даже если частые упоминания её возраста раздражали, она терпела их, зная, что совсем скоро никто, даже Алекс, не посмеет сказать, будто она — некомпетентная искательница.

Нужно лишь доказать, что учитель географии — тот самый демон, который похищал девушек, и обезвредить его.

Она уже заключила несколько сделок с местными драу, и полезнее всего оказалась трёххвостая чёрная кошка, живущая на чердаке. Рокси пришлось повозиться, чтобы понять её своеобразный язык общения (она просто скидывала вещи со стола), но она узнала, что кошка живёт в пансионе едва не со дня его основания, то есть почти сто сорок лет, и ей категорически не нравится запах учителя географии. Рокси со своим простым человеческим нюхом его распознать не могла, но, собрав несколько подтверждений от других драу, выяснила, кого они любили меньше всего.

Рокси умела проверять драу и знала, кому можно верить, а с кем лучше не связываться. В нынешней ситуации больше всего доверия заслужила чёрная кошка, имени которой Рокси так и не выяснила. Поначалу она отвечала на её просьбы через раз и прибегала, когда что-то случалось, далеко не сразу, но после исчезновения двух-трёх драу могла начать ломиться в её комнату даже ночью, настойчиво стуча когтистыми лапами по окну. После таких визитов соседка Рокси, Сьюзи, говорила что-то вроде: «Я уверена, что слышала ночью какой-то странный шум», на что Рокси совершенно невинно отвечала: «Наверное, это просто дерево».

В качестве оплаты за помощь кошка попросила пакет карамельных конфет и сделку с каким-нибудь магом на беспрепятственное перемещение через любые поверхности. Пока что Рокси обеспечила только конфеты — каждая суббота считалась днём приёмов, когда родители и родственники учениц могли навестить их, и неделю назад её отец был вынужден привезти ей не только новые ножи, тщательно скрытые чарами, но и пакет карамельных конфет.

Если бы кто-нибудь случайно увидел всё это вместе, он бы наверняка подумал, что Рокси — сумасшедшая.

Впрочем, когда Сьюзи не было в комнате, Рокси болтала с чёрной кошкой, сидящей на её столе, распаковывала ей конфеты и точила ножи, представляя, как скоро они окажутся в сердце демона. Наверное, обычные шестнадцатилетние девушки, не сумасшедшие, так себя не ведут. Но Рокси всегда считала тех, в ком не проснулась кровь первых, более сумасшедшими, чем тех, в ком она проснулась.

Даже сейчас она занималась тем же самым: точила ножи, изредка распаковывала конфеты кошке, сидящей на её раскрытых тетрадях, и думала о том, насколько всё было бы просто, если бы демон не сделал бы с этим местом нечто, что при всплеске магии привлечёт ещё больше его братьев и сестёр. Голова и сейчас немного болела из-за хаоса, ни на секунду не прекращавшего давить с тех пор, как она ступила на территорию «Холлоубриджа», однако Рокси привыкла к этому ощущению. Она также хорошо подготовила себя к продолжительному нахождению рядом с демоном: специально получала замечания на уроках, не делала домашние задания или проваливала тесты, чтобы на пару минут задержаться после занятий и выслушать, какая она плохая и вообще невоспитанная. Пару раз она хотела дёрнуть рукавом пиджака, чтобы оттуда выскользнуло зачарованное лезвие, и вонзить его в сердце демона, но останавливалась, помня предостережения чёрной кошки — демон не раскроет себя, когда рядом есть посторонние, и в таком случае Рокси точно посчитают сумасшедшей, напавшей на учителя. Нужно было дождаться идеального момента, когда учитель географии останется совсем один. Сегодняшнее утро было идеальным. Вчера чёрная кошка подслушала, что сегодня он срочно куда-то уезжает и что в десять часов его уже будет ждать такси. На часах было девять двадцать, уроки начались в восемь тридцать, но Рокси и не думала на них появляться.

Чёрная кошка вытянула заднюю лапу и задела пакет с конфетами. Отложив нож, Рокси взяла одну конфету, раскрыла её и сунула в открытый рот кошки.

— А кошкам вообще можно конфеты? — спросила она уже в сотый раз.

Кошка в ответ только потянулась, задела задними лапами пакет и презрительно посмотрела на неё. Рокси убрала упавшую на лицо светлую прядь и раскрыла для драу ещё одну конфету.

— С кем бы из магов ты хотела встретиться, когда мы это закончим?

Давать обещания от имени магов Рокси просто не могла. Она сказала кошке, что затребует встречи с тем магом, о котором она ей сообщит, и дальше уже всё зависит только от драу.

— Мисс Мур очень сильная, — продолжила Рокси, не дождавшись ответа. — А мисс Гарсиа — находчивая, но я не знаю, есть ли у неё сейчас свободная время… Может, Беро из фей? Или Сибил из эльфов? Сейчас я, например, работаю с Эйлиш. Есть ещё Фройтер, но я никогда его не видела, и Сионий, но он…

Кошка подскочила на месте, когда на лежащий рядом с ней телефон пришло сообщение. Запрет на использование телефонов пусть и существовал, но игнорировался всеми; главное — это не попасться на глаза учителям, а Рокси умела скрывать то, что они не должны были видеть.

Кошка протянула лапу и хотела скинуть её телефон со стола, но, к счастью, Рокси успела перехватить его. В оповещениях висело сообщение от Алекса с какой-то странной фотографией: на ней был плюшевый заяц, смотрящий с рекламного плаката какого-то магазина, весь розовый, с какой-то безобразной улыбкой и непомерно большими ушами. На фотографии также виднелись смазанные пальцы, будто кто-то пытался закрыть объектив. Рокси сразу поняла, что это были пальцы Себастьяна, и сообщение Алекса это только подтвердило: «Он сказал, что этот заяц похож на тебя».

Рокси не знала, как ей ответить на это сообщение. Ничего странного или обидного в словах Себастьяна не было — он всегда такой, это его особая форма любви к семье, которую никто из окружающих не мог понять с первого раза. К тому же он, видя что-то полностью розовое, почти всегда говорил, что это что-то — Рокси, любившая розовый цвет. Затем она всё-таки открыла диалог — и тут же нахмурилась, увидев время отправки сообщения. Одиннадцать часов вечера по местному времени. Разница в часовых поясах теперь составляла пять часов, из чего следовало, что Алекс прислал сообщение во время вечернего патруля. Но Рокси не понимала: почему сообщение, которое она должна была увидеть вчера в одиннадцать часов вечера, появилось только сейчас?

— Это какие-то шутки от хаоса? — выдавив смешок, спросила она у кошки, прекрасно зная, что та не ответит.

Кошка вдруг зашипела и вздыбила шерсть. Рокси хотела подсунуть ей ещё конфет, чтобы успокоить, но сообщения стали сыпаться на телефон один за другим — от Алекса, Себастьяна, родителей, других искателей, с которыми она хорошо общалась, даже от Кита Риндера, хотя они не были довольно близки.

«Срочно активируй сигил и убирайся оттуда», — писал Алекс.

«Рокси, пожалуйста, вернись», — тут же высветилось сообщение от Сони.

«Роксана, возвращайся!» — писала мать, а когда она использовала полную форму её имени, это означало, что она была очень зла или напугана.

«Почему ты не отвечаешь?»

«Рокси!»

Она едва успевала читать десятки сообщений, без остановки приходящие на телефон, и голова начинала болеть всё сильнее. Что за коллективная паника?.. Если бы случилось что-то действительно ужасное, её бы уже попытались забрать отсюда. Если ей пишут и просят активировать сигил, который сообщит Эйлиш, что она готова вернуться, значит, всё не так скверно, да?..

— Эй, — обратилась она к кошке, отрываясь от телефона, — кто-нибудь сегодня пытался проникнуть на территорию пансиона?

Всё ещё шипя, кошка ударила лапой по рукоятке ближайшего ножа.

— Искатели? — уточнила Рокси, помня, что конкретно этот нож отец передал ей неделю назад. Кошка утвердительно закивала головой и забила лапой по рукоятке оружия. — Они ещё здесь? Я смогу их найти?

Кошка убрала лапу, и в то же дверь комнаты распахнулась. Рокси подпрыгнула на месте, швырнула ближайший учебник поверх ножей и испуганно обернулась — на пороге стояла Сьюзи, ошалело смотревшая на шипящую чёрную кошку.

— Ты же в курсе, что за прикорм бездомных животных могут выгнать?

Рокси почувствовала, как по спине побежал холодок. За всё время, которая она провела здесь, она убедилась: драу предпочитают не показываться людям даже в своих самых безобидных формах. Они спокойно воруют еду с кухни и устраивают переполохи так, что всё это напоминает действия призраков, в которых никто не верит, или же так, что это доказывает развивающуюся болезнь Альцгеймера у многих, но драу, живущие на территории пансиона «Холлоубридж», не показывали себя людям. Никогда.

— О, откуда у тебя это? — улыбаясь, спросила Сьюзи и протянула руку к пакету с карамельными конфетами.

Кошка громко вякнула и ударила её, оцарапав руку.

— Твою ж… — прошипела Сьюзи, прижимая руку к груди. — Рокси! Какого чёрта ты пустила сюда дикую кошку?!

Рокси повернулась к кошке: шипящей, вздыбившей шерсть кошке, которая на самом деле была драу и умела распознавать опасности. За карамельные конфеты и обещание познакомить её с сильным магом эта кошка согласилась помочь Рокси найти демона.

На её телефон снова пришло сообщение, и звонкое оповещение будто разбило наступившую напряжённую тишину. Рокси скосила глаза к экрану и сглотнула, прочитав:

«НЕМЕДЛЕННО УБИРАЙСЯ ОТТУДА!!»

Себастьян никогда не использовал капс и большое количество знаков препинаний в сообщениях.

Рокси метнулась к ножам, однако Сьюзи перехватила её руку и толкнула на пол. Головой девушка ударилась об угол своей кровати, но, стиснув зубы и стараясь игнорировать прыгающие из глаз искры, наотмашь ударила Сьюзи по лицу. Может быть, ей не дали сразу взять оружие, но она умела сражаться в рукопашную и знала, что любой предмет, не приколоченный к полу, можно использовать как оружие.

Чёрная кошка бросилась на Сьюзи сзади, вцепилась ей в голову, истошно вереща. Рокси отбивалась от чужих рук, чересчур сильных и холодных, пытавшихся выцарапать ей глаза. Она считала Сьюзи хилой девчонкой, и хотя присматривалась к каждому человеку в этом пансионе, девушка всё равно неприятно удивила её не только скрытой силой, но и игнорированием беснующейся кошки.

— Что же ты никак не успокоишься? — прошипела Сьюзи, наконец ударив Рокси так, что у неё мгновенно заныла челюсть. — Ты уже должна была быть там…

Сильнее, чем боль в пострадавшей челюсти или гул в голове из-за удара об угол кровати, Рокси ощутила давление на её тело. Это был хаос — чистый, сильный, чрезвычайно опасный. Обострившиеся инстинкты и чутьё Рокси вопили от его близости, и от осознания, что Сьюзи была его источником, ей становилось тошно.

Как Рокси могла не заметить этого? Как чёрная кошка, всё ещё беснующаяся на голове её соперницы, не распознала врага так близко?

Действительно ли Сьюзи — тот демон, которого ей нужно найти, или же она лишь новая жертва?

Рокси стиснула зубы, решив, что для начала ей нужно избавиться от цепких пальцев на своей шее. Получать ответы на вопросы можно и после того, как на её жизнь не будут покушаться так рьяно.

Кошка наконец сумела достать когтями до левого глаза Сьюзи, и та завопила, как резанная, вновь ударила Рокси по лицу так сильно, что она услышала, как хрустнул её нос. Сьюзи накренилась в сторону, когда кошка потянула её за собой, и Рокси толкнула коленом в бок девушки, вдавила её в дверцу небольшого книжного отделения под столом. Сьюзи вопила, махала руками, на которых Рокси с ужасом заметила отросшие когти, почти полоснувшие её по лицу. Рокси схватилась за край стола, чувствуя тяжесть во всём теле и как хаос давит, давит и давит, утягивает её вниз, пошарила рукой и наконец схватила нож.

Сьюзи вцепилась ей в плечи, потянула на себя. У Рокси не осталось выбора: она замахнулась ножом и со всей силы всадила его в шею соперницы. Та захрипела, удивлённо уставившись на неё, будто совсем не ожидала этого. На целую секунду, пока её сердце болезненно сжималось, а лёгким не хватало воздуха, Рокси подумала, что она ошиблась. Что Сьюзи — самая обычная ученица пансиона «Холлоубриджа», что хаос демона, засевшего здесь, захватил их обоих, заставил сцепиться друг с другом, как диких зверей. Но тут из раны на шее потекла кровь, чёрная, как у демонов, и Сьюзи оскалилась, показав отросшие клыки.

— Сука!

Она бросилась на неё, полоснула когтями по лицу, оставив две глубокие царапины на щеке. Чёрная кошка прыгнула на Сьюзи сзади и почти отвлекла её, позволяя дрожащей руке Рокси сомкнуться на рукояти ножа, но тут острые кривые зубы вонзились ей в ладонь, и она закричала от пронзившей её боли. Из глаз брызнули слёзы, затылок врезался в пол, когда Сьюзи вновь ударила её по голове, и руку будто разрывали на мелкие кусочки. Одной ногой Рокси пыталась сбить демоницу с себя, но всё её тело отказывалось подчиняться, дрожало от боли и, что самое ужасающее, от страха.

Рокси думала, что она готова, но она даже представить не могла, что ей придётся сражаться со своей соседкой по комнате — девушкой, которая писала верхнюю часть буквы «в» сердечком, наизусть могла продекламировать первые двенадцать строчек «Ворона» По и имела аллергию на апельсиновый сок. Эта девушка была слишком живой, слишком обычной и немного странной одновременно, чтобы быть той, кто стоит за пропажами учениц «Холлоубриджа». Рокси отказывалась в это верить, но зубы Сьюзи терзали её левую руку, когти сжимали правую, а из раны на шее, из которой всё ещё торчал её зачарованный нож, текла чёрная кровь.

С чего Рокси решила, что сможет справиться с этим?

«С того, — тут же начал её внутренний голос, напоминавший голос отца, — что ты — Роксана Мариз Гривелли, и ты — искательница Ордена».

Технически, она ещё не искательница, но…

Нет, к чёрту. Она, Роксана Мариз Гривелли, искательница Ордена. В её жилах течёт кровь первых, её предки совершили Переход в этот мир из самого Сигрида, и это её долг — устранять демонов и защищать обычных людей. Даже если изначально демоны притворяются обычными людьми, которые нуждаются в защите

Она — искательница, она — Гривелли, а Гривелли — лучшие искатели Ордена.

Рокси втянулавоздух сквозь зубы, — спустя секунды отсутствия сопротивления с её стороны Сьюзи даже удивлённо подняла брови, кинув на неё оценивающий взгляд глаз с почерневшими белками, — свела брови к переносице, надеясь выглядеть грозной, и выпалила:

— Гори в аду.

Рокси закинула ноги ей на поясницу, едва не сбив чёрную кошку, сосредоточенно царапавшую спину Сьюзи, резко надавила, наклоняя себе, и подалась вперёд, ударив по лбу соперницы своим. От неожиданности Сьюзи взвизгнула, тогда как у Рокси в голове грохотала кровь. Вместе с искусанной левой ладонью это было слишком больно, но Рокси не имела права останавливаться. Цедя сквозь зубы проклятия, она сжала рукоятку ножа, торчащего из шеи Сьюзи, и резко повернула его, увеличивая рану. Демоница вновь закричала, ударила её, почти отталкивая от себя, однако Рокси держала крепко. Чёрная кошка вспорола кожу на шее с другой стороны, за что получила именно Рокси, на этот раз лбом по носу. Удары сыпались на неё вместе с тем, как кошка рвала кожу плеч и спины Сьюзи, но она терпела их, убеждая себя, что всё вот-вот кончится. Она вытаскивала нож, раскраивая рану, получая по лицу и рукам когтями и клыками, пока, наконец, не вытащила его. Кошка соскочила со спины Сьюзи, быстро юркнула в сторону, и Рокси со всей силы всадила кинжал в затылок соперницы. Он прошёл криво, испачканное в чёрной крови лезвие торчало из клыкастого рта, однако глаза демоницы погасли. Она безвольно рухнула бы на Рокси, если бы кошка с разбегу не прыгнула на неё и не оттолкнула в сторону. Рокси и не подозревала, что в этом маленьком драу столько ярости и силы.

— Спасибо, — выдохнула она, отпихивая от себя бездыханное тело Сьюзи. — Спасибо…

Её тело стонало от боли, из глаз бежали слёзы, а в нос ударял отвратительный запах чужой крови, попавшей на лицо, шею и грудь, но Рокси встала, стиснув зубы, вытащила нож из затылка Сьюзи и для верности пронзила им её сердце. Затем, шатаясь, Рокси добрела до окна, по которому ударяли последние капли дождя, и увидела, что учитель географии так и не дошёл до вызванного такси — он лежал на земле, выронив свой старомодный портфель, и казался мёртвым.

Рокси прошиб холодный пот. Неужели она ошиблась дважды? Сначала приняла учителя географии за демона, хотя теперь очевидно, что Сьюзи сумела обмануть её и выставить виноватым другого, теперь упустила ещё одного демона?.. Неужели на территории пансиона бродит ещё одно чудовище, с которым ей предстоит разобраться?..

Рокси добрела до стола, дрожащими, не слушающимися пальцами застегнула оружейный пояс, прицепив его к безнадёжно испорченной плиссированной юбке, и аккуратно открыла дверь.

Ученицы валялись, как шахматные фигурки на доске, которые кто-то столкнул друг с другом, но ни у одной Рокси не заметила следов крови. Хаос больше не давил, однако её ощущения были притуплены болью. Сделав осторожный шаг за порог, Рокси услышала тихий топот за своей спиной. Чёрная кошка прошмыгнула мимо неё, понюхала тёмноволосую голову ученицы, оказавшуюся ближе всего к ним, и вдруг легла рядом, свернувшись клубочком.

— Они спят? — ей потребовались долгие секунды, чтобы угадать смысл этого послания. Кошка встала, выгнулась в спине и широко зевнула, после чего смиренно села на место. — Они спят… Почему?

Показать что-либо ещё кошка не успела. Рокси услышала топот множества ног, встревоженные голоса и своё отчётливо выделявшееся имя, которое кто-то без остановки выкрикивал. На всякий случай Рокси покрепче сжала кинжал правой рукой и прислонилось спиной к косяку, чтобы не упасть.

Первым на лестницу в конце коридора выскочил Паскаль: с чёрными волнистыми волосами, сейчас напоминавшими гнездо, и пятном чужой крови на лице, явно демонической. Следом за ним бежала встревоженная Соня со стянутыми в хвост красными волосами и порезом на носу, а после Рокси увидела Алекса, едва не оттолкнувшего заторопившегося Паскаля в сторону.

— Рокси!

Её затопило облегчение. Она едва не сползла на пол, но руки брата мгновенно подхватили её и прижали к себе.

— Боги, — запыхавшись, выдавила подоспевшая Соня, — кто тебя так?..

— О, я вижу, — с неуместной улыбкой сказал Паскаль, его яркие зелёные глаза даже блеснули, когда остановились на теле Сьюзи. — Мы немного опоздали…

— Доложи, что мы нашли её, — бросила ему Соня, пряча пистолет в кобуру на бедре. — И нам нужен целитель.

— Как прикажете, мисс Кински! — отрапортовал Паскаль и, подмигнув едва соображавшей Рокси, побежал обратно.

Она бы отреагировала на его извечные шутки и несерьёзную манеру, если бы не чувствовала, что готова разрыдаться. Алекс держал её крепко, но осторожно, чтобы не потревожить её ран, успокаивающе гладил по волосам и бормотал о том, как он боялся не успеть.

— Как вы… — начала было Рокси, но остановилась, ощутив прикосновение мягкой шерсти к своей ноге. Она с трудом смогла повернуть голову и увидела чёрную кошку, тремя хвостами обвившую её лодыжку. — Как вы узнали?..

— Николас сообщил, — пробормотал Алекс ей в волосы. — Сказал про чрезмерную концентрацию хаоса и рванул сюда первым. Мы пришли уже после, с Йозефом, бывшим в зале Истины. К тому моменту Николас уже сумел незаметно погрузить всех в сон и оградить защитными барьерами.

Рокси смогла только неопределённо хмыкнуть. Она знала о Йозефе, маге из эльфов, но почти ничего не знала о Николасе. Кроме того, что он сальватор, разумеется. И она не представляла, как он сумел так скоро почувствовать угрозу и быстро среагировать, если даже Йозефу потребовалось время, чтобы открыть порталы.

— Почему вы? — прохрипела Рокси.

— Мы с Себом вернулись с утреннего патруля, — тихо ответил Алекс, — а Соня увязалась за нами, даже ни в чём не разобравшись.

— Ну уж извините! — громко фыркнула Соня. — Я не виновата, что кто-то должен присматривать за тобой!

— Где Себ? — кое-как успела вставить Рокси, помня, что Соня может разойтись ни на шутку. — Вы же не с одним Паскалем и Йозефом пришли, да?

— Да, — замявшись на секунду, ответил Алекс, — мы пришли не одни. В других частях пансиона ещё искатели, Йозеф во дворе вместе с Николасом.

— Но где Себ?

Рокси была уверена: он себе шею свернёт, но убедится, что она в порядке, а после свернёт себе шею ещё раз, лишь бы сделать вид, что такая реакция с его стороны естественна. Он мог быть злым, дерзким и придирчивым, но она сомневалась, что он позволит ей страдать, особенно когда ситуация повернулась самым неожиданным образом.

— Алекс, — требовательнее произнесла она, не дождавшись ответа, — где Себ?

Алекс вдохнул, ласково проведя по её волосам ладонью, и сказал:

— Его вызвали к принцу Джулиану сразу же, как мы вернулись.

***

Ничего не получалось. Совсем.

Марселин была готова на стенку лезть от безысходности, но это не помогло бы Стефану, и потому она сдерживала свои бессмысленные порывы. На изучение предоставленных Николасом книг она потратила почти месяц, но в них не было ни слова о том, как можно развеять сомнус без использования Времени. Словно сам сомнус появился только после того, как появилось Время, и создателем его был не кто иной, как Арне собственной персоной.

Сейчас же она совершала ежедневную процедуру: проверяла состояние Стефана. И держалась из последних сил, чтобы не разрыдаться прямо возле его кровати.

Смотреть на него, неподвижного, спящего, было выше её сил. Каждый раз, пересекая порог его спальни, Марселин хваталась за глупую надежду: сейчас, именно сейчас он проснётся. Ей нужно будет лишь объяснить ему, что произошло, дать воды, если попросит, и проверить его состояние магией… Всё это — мелочи, с которыми она справится даже с завязанными глазами. Но Стефан не просыпался, и с каждым днём Марселин казалось, что его грудь поднимается и опадает всё реже и реже. Неизвестность сводила её с ума. Теперь она мечтала о времени, когда неизвестность не казалась такой пугающей, а незнание не удручало её.

Хотелось закрыть глаза, досчитать до десяти и понять, что она не в особняке Гилберта. Хотелось вновь изучать все уголки огромного дома Стефана, применившего на него пространственную магию, гулять в саду и изредка выбираться в близлежащее поселение. Хотелось просыпаться и знать, что её ждёт очередной урок магии и что Данте, возможно, даже не будет таким ворчливым и соизволит помочь им с ужином.

Она представляла себе это так часто, используя всю свою фантазию, что, в очередной раз осознавая, насколько всё изменилось, едва сдерживалась, чтобы не закричать во всё горло.

Закончив с ежедневной проверкой, Марселин вышла из спальни, прикрыла дверь, — будто Стефан и впрямь мог заметить это, — и рассеянным взглядом уставилась на место, ставшее для неё новым рабочим пространством. Старенький секретер, который она хорошо помнила, магические и исторические книги на всех языках Сигрида, много пустых чашек из-под кофе. Ей следовало прибраться, иначе Стефан не оценит беспорядок, который она тут устроила. Это наверняка будет первым, что он заметит, когда проснётся.

Если проснётся.

«Когда проснётся», — упрямо повторила Марселин, решив, что для начала ей следует выпить ещё кофе. И стоит немного размять ноги — она слишком много времени проводила за работой и редко двигалась. На этот раз она дойдёт до кухни сама, а не будет гонять Луку.

Едва выйдя в коридор, Марселин ощутила, как внутренне пространство меняется. Мгновение назад перед ней была стена тёмно-красных узорчатых обоев, а теперь — Данталион, прислонившийся к полуколонне в холле.

— О, солнышко, ты уже тут, — с улыбкой произнёс он, оттолкнувшись от мрамора. — Позавтракаем? У меня для тебя есть вкусняшка.

Марселин подозрительно прищурилась, но подошла ближе. В руках Данталиона была картонная коробка без каких-либо эмблем, и она почему-то источала потрясающий запах.

Ей был знаком этот запах.

— Не-ет, — неверяще протянула Марселин, посмотрев на Данталиона снизу вверх. — Ты не мог!

— Мог и сделал. Угощайся. Всё равно на завтрак никто не собирается.

Её должны были задеть эти слова. Марселин обожала завтракать, обедать и ужинать в компании с кем-то — ей всегда нравилась эта непринуждённая атмосфера, короткий обмен информацией и споры, которые могли затевать они с Китом и которые порой длились несколько часов. Но с тех пор, как Пайпер исчезла, Марселин лишь несколько раз удавалось застать момент, когда в столовой было больше четырёх людей сразу. Обычно Гилберт обедал вместе с Шераей и Эрнандесами, сопровождавшими его за пределами особняка, пока Джонатан занимался делами Ордена, а Кит пытался хоть как-то помочь ему. Сионий разбирался с обстоятельствами смерти Элиота Баурона, Артур исполнял приказы, исходящие от Энцелада, Алекс и Соня вновь работали над поисками, но уже вдвоём, без Рика.

Пару раз Марселин заставала Гилберта одного, с угрюмым видом тянущего кофе, который он пил лишь тогда, когда ему было совсем паршиво, читающим письма от королевы Ариадны. Он сказал Марселин, что они вполне могут позавтракать, если она хочет, но она не думала, что действительно хотела этого. Напряжение витало в воздухе с той самой минуты, как Пайпер исчезла, и лишь усилилось после появления Николаса.

Он иногда составлял Марселин компанию и, если отпустить все её убитые нервы и страхи, был очень приятным в общении. Она пообещала ему, что научит управляться с целительской магией, даже обронила, не уследив за ходом мыслей, что она не любит есть в одиночестве.

Николас, кажется, теперь ждал её, будто она согласилась завтракать, обедать и ужинать с ним. Он не жаловался, если она не появлялась, погружённая в работу или преданная собственным организмом, требовавшим сон, но совесть потихоньку начинала съедать её изнутри.

Но чаще, чем с Николасом, она ела именно с Данталионом.

Если бы Стефан не был погружён в сомнус и не застрял между жизнью и смертью, она бы подумала, что всё так же, как раньше.

Марселин помедлила немного, чувствуя, что её сердце готово разорваться на кусочки, подозрительно сощурилась, пытаясь отыскать на лице Данталиона хоть что-то, что даст ей подсказку. Он всегда улыбался ей, не пряча клыков, но обычно она могла прочитать в его взгляде то, что он чувствовал на самом деле. Даже если он притворялся, показывая себя таким, каким его хотели видеть члены коалиции, Марселин могла разглядеть за этим притворством нечто большее.

Сейчас у неё ничего не получалось.

Не дождавшись ответной реакции, она нарочито устало вздохнула, приподняла крышку и ахнула.

— Калатравский хлеб, — кое-как выдавила она, увидев содержимое коробки. — Ты… где ты его нашёл? Я так давно не ела его…

Должно быть, лет двести, не меньше. Марселин никогда не могла приготовить пудинг таким же лёгким и сладким, каким он получался у матери. Хотя Стефан и Данте говорили, что у неё неплохо получается.

Данталион улыбнулся ещё шире.

— Специально сгонял в Лорку. Правда, перед этим помотался по всей Картахене, выискивая самое лучшее. Выторговал у Шераи открытие портала на кое-какие сведения. К сожалению, ради вина она бы такого не сделала…

Марселин держалась из последних сил, чтобы не разрыдаться здесь и сейчас. Она прекрасно знала, что Данталион не хотел задеть её: он действительно думал, что помогает ей. И он помогал, по-настоящему помогал, что случалось крайне редко, потому что Данталиона заботили только его вампиры. Но Марселин всегда была особым случаем, даже если они не говорили об этом вслух.

И он сильно подставлялся, демонстрируя особенность этого случая сейчас, что Марселин не могла не оценить. Не считая Стефана, который был погружён в сомнус, и Шераи, которая всё же была больше на стороне Гилберта, Данталион — единственный, кто знал её достаточно хорошо. Единственный, кому она могла рассказать о том, как ей страшно из-за проваливающихся поисков ответов, неизвестности и ощущения, что она не делает ничего полезного.

Данталион выдерживал дистанцию почти месяц. Он всегда говорил, что ему важны исключительно вампиры, но если Марселин писала ему и приглашала, например, на чай, — она не оставляла попыток освоить выпечку, — то он ворчал, поливал всю коалицию грязью, ненавидел весь мир, но встречался с ней. Разумеется, он пил либо кровь, либо вино, грызся с Шераей, которая нередко составляла Марселин компанию, или вгонял в краску Гилберта, но он соглашался.

Он был очень противоречивым, темпераментным и, возможно, немного безумным, но сейчас он был единственным, перед кем Марселин могла показать свою слабость хотя бы на несколько секунд.

— У меня не получается, — судорожно пробормотала она, стараясь не смять края картонной коробки с пудингом. Плакать перед Данталионом — не то, чего она хотела, но у Марселин внутри всё сжималось от страха и боли настолько, что она уже не могла себя контролировать. — У меня ничего не получается, Данте.

Вампир застыл, точно изваяние, затем быстро забрал у неё коробку и захлопнул её, словно Марселин своими словами заставила его пожалеть о том, что он вообще решил принести ей десерт. Но спустя секунды, когда она только и могла, что смотреть себе под ноги, он тихо произнёс:

— Не называй меня Данте. И пойдём уже, я устал тут стоять.

Не дожидаясь, Данталион взял её за локоть и повёл за собой. Марселин судорожно втягивала воздух всякий раз, когда слёзы были готовы хлынуть из глаз и разрушить весь её образ, который она так тщательно держала всё это время.

Ничего не получалось. Совсем.

Мир всё ещё существовал, люди жили, но Марселин казалось, будто всё рушится и катится в ад. Несмотря на свою позицию в отношении Третьего, Стефан был сильным магом — коалиция нуждалась в его магии и знаниях. Она нуждалась в нём, потому что присутствие Стефана в её жизни — доказательство того, что она может справиться с любой проблемой.

Почти с любой.

Он спал, и эту проблему Марселин решить не могла, и потому позволила Данталиону вести себя за собой.

Она не обращала внимания на меняющуюся вокруг обстановку, на радость своей магии, реагировавшей на пространственную магию особняка, и совсем не чувствовала ног. Она словно отделилась от своего тела и даже не наблюдала за ним, как призрак. Марселин просто шла, ничего не осознавая, чувствуя, как сильно Данталион держит её за локоть, словно боится, что она может сбежать.

Может, так и есть. Может быть, ей следует просто сбежать от своих проблем и навсегда забыть о них. Что ей магия, коалиция, Стефан? Почему она должна решать так много вопросов и совсем ничего не получать взамен, почему должна плакать по ночам, каждый час, каждую чёртову минуту получая подтверждение своей бесполезности, почему должна видеть, что Стефан не просыпается, почему…

— Садись, — приказал Данталион и, не дожидаясь её реакции, которую Марселин не смогла бы дать из-за своей рассеянности, сам усадил её за стол. Оказывается, он довёл её до пустой столовой.

Данталион посмотрел на неё тяжёлым взглядом, будто мысленно запрещал ей двигаться, и лишь после, несколько секунд спустя, подошёл к дальним дверям, ведущим на кухню, распахнул их и рявкнул:

— Немедленно приготовь чай и кровь!

Марселин бы обязательно вздрогнула из-за его властного, рассерженного голоса, попросила бы быть вежливее с Одоваком, и так угождавшем всем и каждому, если бы у неё только были на это силы. Она едва не сползла под стол, чувствуя, какое её тело крохотное и слабое, не способное выносить этой боли, режущей сердце. Но Данталион не позволил ей сделать этого: взяв её за плечи, он заставил её сесть прямо, а после, придвинув другой стул ближе, сел рядом.

Они молчали всего несколько минут, пока в столовую не вбежал Лука с подносом — на нём высились пустая чашка, дымящийся чайничек, сахарница, столовые приборы, маленькие тарелочки, бутылка с кровью и стакан, на который Марселин отрешённо смотрела. Лука едва успел поставить поднос на стол, как Данталион рявкнул на него и приказал убираться с их глаз.

Марселин должна была напомнить ему, что вовсе не обязательно пугать бедного эльфа, но не нашла в себе сил. Так же, как не нашла сил, чтобы остановить Данталиона, поставившего перед ней чашку с налитым до краёв чаем.

— Пей.

— Я не хочу, — тихо ответила она.

— Пей, иначе силой напою.

— Почему ты такой злой? — проворчала Марселин, собирая руки на груди.

— Потому что ты ни хрена не ешь, пьёшь только кофе, вечно торчишь в его комнате и почти не спишь!

Она знала, что он прав, но не могла с этим согласиться. Она, вообще-то, спала, пусть и не так часто, как следовало бы, и не торчала в комнате Стефана дни напролёт. Она выбиралась в свою комнату, чтобы принять душ, сменить одежду и отыскать в своих записях что-то, что могло бы ей помочь.

Но ничего не помогало. Совсем.

— Ешь, — зло проговорил Данталион, подтолкнув к ней тарелку, на которой лежал неаккуратно отрезанный кусочек калатравского хлеба. — Не заставляй меня кормить тебя с ложки, как ребёнка!

— А ты бы смог?

— Я бы привязал тебя к стулу, если бы это потребовалось.

— Но не привязал, — заметила Марселин, для чего-то подняв палец.

Надо же, она только сейчас заметила, как отрасли её ногти и что чёрный лак давно слез. Марселин очень не любила ходить с длинными и ненакрашенными ногтями.

Она совсем потерялась.

— Марселин, — строго произнёс Данталион.

— У меня не получается, — тихо пробормотала она, осмелев достаточно, чтобы посмотреть на него исподлобья. Красные глаза злые, рот кривится от недовольства, из-за чего шрам в правом уголке кажется совсем ужасным, чёрные короткие волосы всклочены — Данталион не просто злился, он был в бешенстве. — У меня ничего не получается, Да…

Она осеклась, вспомнив, как он не любил имя, сейчас напоминавшее ей о времени, когда всё было не настолько ужасно, и беспомощно уставилась на него. У Марселин не было цели его разжалобить, — она могла сделать это и в обычный день, полагаясь исключительно на свою улыбку и ту часть Данталиона, которая не могла отказать ей, — но сейчас ей хотелось, чтобы он понял, насколько ей паршиво.

— Ничего не получается, — повторила она, опустив глаза на свои дрожащие, бледные ладони. — Моя магия не может разбудить его. Ни одно заклинание из тех, что я пробовала, не сработало. Я искала ответ везде, я пробовала все отвары, я… — она говорила всё быстрее и совсем скоро стала задыхаться от волнения и слёз, хлынувших из глаз. — У меня ничего не получается… Я такая дура, почему я вообще решила, что смогу помочь ему…

— Марселин, — жёстко произнёс Данталион, прерывая её.

Она остановилась, подняла на него глаза и почувствовал лёгкий хлопок по щеке. Это не было настоящей пощёчиной, но Марселин была слишком удивлена самим действием, чтобы отреагировать как-то иначе — она открыла рот, готовая выразить своё возмущение, и вновь была перебита:

— Если бы не ты, он бы умер той ночью. Он призвал чёртову Брадаманту, и она проткнула его чёртовым копьём, помнишь? От такого умирают. Обычно сразу, иногда секунды через три. Но ты спасла его. Ты успела, помнишь? Ты молодец. Ты молодец, — настойчиво повторил он, сведя брови к переносице. — Прекрати думать, что у тебя ничего не получается. Ты поддерживаешь его сейчас, не даёшь ему умереть.

— Н-но он не…

— Он очнётся, — опять прервал её Данталион, показав клыки. Марселин поражалась, как он ещё не вылил всю свою злость на неё: она слишком хорошо знала Данталиона, чтобы не понимать, что сейчас он злиться именно на ситуацию, в которой она оказалась, чем на саму Марселин. — Он очнётся, узнает, что ты сделала, и будет по гроб обязан тебе. Поверь мне.

— Но я… Я столько раз пыталась убить его, — сорвавшимся на шёпот голосом произнесла она, ненавидя себя, а не ситуацию, в которой она оказалась.

— Он заслужил.

— Он не заслужил! — вспыхнула она. — Он всегда был рядом, помогал, защищал, обучал… он… он любил меня, а я…

А она была круглой дурой, раз позволила всему этому случиться. Она отвернулась от него, когда их жизнь рушилась, когда особняк с прекрасным фруктовым садом горел, когда она убедила себя, что он дал её семье умереть.

Разве она могла осуждать его? У Стефана был выбор: спасти либо её, либо её семью, и Марселин всегда знала это, но отказывалась принимать. Она была дурой, убедившей себя в том, во что было готово поверить её разбитое сердце.

— Я ненавижу себя… — прохрипела Марселин, сгибаясь, чувствуя, что руки Данталиона уже обнимают её. — Я ненавижу себя, ненавижу, ненавижу!

Разве она могла осуждать Стефана за то, что он всегда пытался защитить её? Разве она могла думать, что он виноват в смерти её семьи, если очевидно, что настоящие виновники — демоны? Разве она могла думать, что достаточна сильна, чтобы спокойно смотреть, как он, неподвижный, тихий, напоминающий мёртвого, лежит, и не чувствовать, как её сердце вновь разбивается?

— Я ненавижу себя…

— Марселин.

— Я ненавижу себя! Я должна разбудить его, должна, должна! Но у меня ничего не получается, я такая слабая и…

Руки Данталиона напряглись. В первую секунду Марселин решила, что теперь, двести лет спустя, он устал терпеть её и готов задушить, но после услышала громкие шаги. Она хотела высвободиться, помня, что Данталион ненавидит публично проявлять привязанность к кому-либо, но он крепко держал её, будто знал, как она хотела чувствовать чужое тепло. Данталион пусть и был вампиром, но не земным, и оттого сохранял настоящее тепло, в котором она отчаянно нуждалась.

— Простите, что прерываю… — с трудом выдавил запыхавшийся Лука, навалившийся на стол рядом с ними.

— Говори, пока я не убил тебя, — прошипел сквозь зубы Данталион.

— Мне очень жаль, правда, но… Господин Данталион, срочное собрание коалиции. Вас ждут. Прямо сейчас. Немедленно! — срывающимся голосом добавил Лука.

Марселин ощутила, как крепкие пальцы только сильнее сжали её.

— Пусть засунут это срочное собрание себе в задницу. Я и так недавно…

Магия Марселин уловила лёгкую вспышку, что заменяла Луке настоящие чары эльфов, которыми он был обделён, за секунду до того, как тот выпалил:

— Король Джевел мёртв.

Глава 3. Я с тобой одним лишь взглядом

Прежде Себастьян не получал персонального приглашения на аудиенцию у принца эльфов, и оттого немного волновался. Он знал, что ни в чём не виноват, что справится с любым поиском, который ему могут поручить, но терялся в догадках: ради чего принцу Джулиану он? Связано ли это как-то с хаотичными нападениями демонов по всему миру или же Себастьян не знает чего-то крайне важного, что отец и Джонатан Сандерсон решили скрыть от него?

Судя по тому, какими напряжёнными выглядели попадавшиеся ему на пути слуги, Себастьян действительно чего-то не знал.

Он хорошо ориентировался во дворце эльфов, ведь часто бывал здесь с отцом, и излишнее внимание стражников, среди которых были рыцари и маги, раздражало. Возможно, дело было в его не самом презентабельном виде, — светлые волосы всклочены, на левой щеке алела свежая царапина, вся одежда в пыли, — но отец отправил его к эльфам сразу же, не дав даже привести себя в порядок. Его не волновало, что подобный вид принц Джулиан может воспринять как оскорбление, что царапина на щеке, оказывается, болела куда сильнее, чем Себастьян предполагал изначально. Август Гривелли просто указал в сторону коридора, где были расположены стабильные порталы, и Себастьяну пришлось шагнуть в один из них. Дворец эльфов встретил его тишиной, сосредоточенными взглядами и проверками, которые казались ему смешными. Но он, стиснув зубы, позволил проверить себя, сдал оружие и принёс клятву, что, пока находится на этой территории, не навредит принцу Джулиану.

К чему такие меры?

Привычная наблюдательность подводила, на вопросы никто не отвечал по-нормальному, словно все предполагали, что за этим последует суровое наказание. Себастьян оставался в неведении вплоть до момента, пока не дошёл до небольшого зала, где принц Джулиан любил принимать своих гостей. И когда он увидел Зельду Сулис, вопросов стало в сотни раз больше.

Что она делает здесь?

— Привет, милашка, — оттолкнувшись от стены, с широкой улыбкой поприветствовала его Зельда. — А я тут скучаю без тебя.

Себастьян скептически сощурился, не заметив за спиной девушки ножен с мечом, только кожаный ремень. Она никогда не расставалась с оружием — ходили слухи, что она даже спит с ним в обнимку, но Себастьян никогда не придавал им особого значения. Он лишь знал, что Зельда, эта беспощадная, дерзкая и чрезвычайно сильная охотница, чаще убивающая врагов голыми руками и холодным оружием, чем своей магией, никогда не расставалась с мечом, даже имя ему выбрала — Бальмунг. Он знал, что какое-то время Соню интересовало, был ли выбор Зельды случайным или же она действительно позаимствовала это слово из «Эдды», толком не разобравшись в том, что это.

Он знал всё это, но не знал, зачем Зельда здесь.

— У тебя царапина на щеке, — как бы между прочим сказала Зельда.

— Я знаю.

— Чудно. Просто хотела напомнить, вдруг ты забыл.

Зельда всегда была себе на уме и нередко говорила что-то, что могло смутить, озадачить или разозлить тогда, когда нужно было сохранять холодный и ясный ум. Увидев её впервые, никто не воспринимал её всерьёз: она была одного с Себастьяном роста и одновременно напоминала гибкое дерево, хотя на самом деле была непробиваемой скалой, существующей исключительно за счёт дерзости, импульсивности и угроз, льющихся в самый не подходящий момент. Себастьян слышал, что многие искатели считали сочетание шоколадной кожи и белых волос до линии подбородка, вечно находящихся в беспорядке, до того экзотичным, что пытались флиртовать с Зельдой только из-за этого, но терялись, потому что она всегда носила одежду с внушительным декольте и любила ловить кого-нибудь на том, что на неё пялятся. Она бы наверняка попыталась сказать об этом и Себастьяну, если бы не понимала, что он изучает её, чтобы понять, насколько она опасна. Он сомневался, что в простых белых кроссовках можно было спрятать лезвие, а на облегающих кожаных штанах не было ни одного оружейного ремня — единственный, на которые крепились ножны Бальмунга, тянулся от правого плеча и вниз, за спину. Странно, что она не сняла ремень и не отдала его вместе с мечом.

— Ты кого-то убил? — нарушила затянувшуюся тишину Зельда.

Себастьян знал, что слуги пригласят его в зал, — это единственное, о чём ему сказала стража, когда забирала его оружие, — но не считал, что должен тратить время ожидания на вопросы Зельды. Он не хотел в этом признаваться, но в её присутствии ему было неуютно. Говорили, что она заявилась в коалицию больше двадцати лет назад и, пройдя ряд проверок, была принята Джевелом на службу. Она убивала демонов и выслеживала предателей, когда он ещё пешком под стол ходил.

— Пахнет тварями, — добавила Зельда.

Себастьян поднял брови, тут же обругав себя за поспешную реакцию.

— Демонами, — пояснила она так, будто его реакция — самое глупое, что она когда-либо видела. — Столкнулся с демонами?

— Разве у тебя нет других дел? — наконец спросил он, подавив раздражённый вздох. — Нашла, чем заняться — приставать ко мне с идиотскими вопросами.

— Вау, вы посмотрите, какие мы злые! — взмахнула руками Зельда, закатывая глаза. — Лишь немного любопытства, чтобы прощупать — так сразу скалишься… Ты не можешь быть таким злым. Запах выдаёт тебя.

Себастьян скривил губы. Запах?..

Они с Алексом действительно столкнулись с демонами, с мелкими ноктисами, и разобрались чрезвычайно быстро. Их ужасный запах просто не мог успеть впитаться в него.

— В любом случае, — как ни в чём ни бывало продолжила Зельда, наконец подойдя к нему ближе, — надеюсь, ты не будешь мешать.

Себастьян не успел даже рта открыть. Двери зала распахнулись, и в коридор выскочила невысокая девушка с рыжими волосами и россыпью мелких родинок на лице. Она была готова что-то сказать им, но Зельда, по-свойски похлопав Себастьяна по плечу, прошла мимо девушки в зал, не дожидаясь приглашения.

Он досчитал до трёх, тихо выругался и проследовал за ней лишь после того, как служанка кивнула ему на двери.

Внутри зала было минимум с дюжину стражников. Себастьян недоверчиво сощурился, заметив, как они напряглись, когда Зельда пружинистой походкой прошла мимо них.

Себастьян слышал, что принц Джулиан любит шумные вечеринки и едва не каждый зал во дворце был использован им именно с этой целью. И что король Джевел потакал желаниям сына и позволял ему менять интерьер так, как тот того хотел. Возможно, именно из-за этого Себастьян и решил, что зал будет хоть сколько-нибудь эксцентричным, но ничего подобного он не наблюдал. Пустые диваны и кушетки, обитые дорогими сияющими тканями, пустые столы, закрытые тяжёлыми тканями картины и зеркала. Даже окна прямо сейчас закрывались слугами, которые изо всех сил старались не смотреть на пришедших и принца Джулиана, развалившегося в кресле, стоящего едва не посередине зала. Исключая готовых к чему угодно стражников, всё выглядело так, будто принц Джулиан просто приказал хаотично составить тут мебель, которая никому не нужна, а потом решил, что света и красочности слишком много. Если бы не свечи в огромных люстрах под потолком, Себастьяну пришлось бы напрягать зрение, чтобы увидеть хоть что-то.

Зельда остановилась лишь после того, как двое эльфов преградили ей дорогу. Наконечники копий с серыми лентами почти коснулись её лица, но Зельда вовремя сделала шаг назад и громко фыркнула.

Казалось, будто после этого в зале разом наступила гробовая тишина.

Себастьян благоразумно остановился на шаг позади Зельды, сложил руки за спиной и склонил голову, ожидая разрешения выпрямиться. Каким бы уставшим или злым он ни был, даже если он находился на грани смерти, всегда нужно дожидаться разрешения принца Джулиана. Особенно сейчас, когда атмосфера была такой напряжённой.

Себастьян пытался вспомнить, что могло задеть принца так сильно. Неудавшееся пиршество? Необходимость заниматься поисками Первого сальватора? Недостаточное количество драгоценных камней в кольцах? Невкусное вино? Себастьян перебирал все варианты, которые только приходили ему на ум, но никак не мог найти ответа. Весь дворец, казалось бы, был напряжён, и это означало, что принц был задет чем-то очень сильно.

— Хватит рассматривать пол, — наконец произнёс принц Джулиан глухим голосом.

Себастьян выпрямился, бросил быстрый взгляд на Зельду, но та поджала губы и едва заметно покачала головой. Тогда он, стараясь держать на лице учтивое выражение, посмотрел на развалившегося в кресле принца. Серебристый венок съехал, изумрудные глаза вперились в полупустую бутылку вина невидящим взглядом, волосы до плеч, такие же серебристые, как и венок, растрёпаны, будто Джулиан только вылез из постели. Об этом же говорили мятая одежда: совсем простая, не вычурная серая рубашка и тёмно-серые штаны. Скинутая обувь валялась рядом с креслом.

— Эй, — принц поднял руку, — без колец, что показалось Себастьяну странным, — и щёлкнул пальцами, указывая на суетившихся возле окон слуг. — Пошли вон. Займитесь другими комнатами.

Не говоря ни слова, слуги, коих оказалось пятеро, быстро расправили тяжёлые тёмные портьеры и, склонившись, направились к выходу. Себастьян проводил их удивлённым взглядом.

У каждого вокруг правого запястья была повязана серая лента.

Согласно сигридским легендам, правой рукой Айриноул, богиня-прародительница эльфов, коснулась их земель и подарила им жизнь. Серый же — цвет скорби и бесконечного уважения к павшим. Когда эльфы повязывали серые ленты на правое запястье, это означало, что кого-то из них Айриноул и Алеандро забирали и провожали к месту, где начинался лес Мерулы.

Себастьян почувствовал, как его лёгкие сжались от недостатка воздуха.

Король Джевел мёртв.

Траур эльфов длился ровно лунный цикл. В течение этого времени у них не было празднеств, приёмов и балов. Зеркала и окна занавешивались тёмными шторами, картины и прочие яркие элементы интерьера скрывались, серый цвет заполнял собой всё пространство. Себастьян знал, что, если в завещании умершего короля не было сказано обратного, коронация следующего правителя должна состоятся через неделю после завершения траура. Пока же он длится, всеми государственными делами совместно управляют первый наследник, — в данном случае, единственный, — королевский маг и ближайшие советники. Тогда почему принц Джулиан встречает их один?

— Что ж, — произнёс принц спустя, если ощущения не обманывали Себастьяна, не меньше десяти минут напряжённой тишины, — ты умный парень.

Он сразу же понял, о чём говорил принц. Первым порывом Себастьяна было выразить свои сожаления, но он вовремя понял, что это совсем не то, что нужно. Принц Джулиан вызвал его не для того, чтобы выслушивать сожаления. Зельда, должно быть, пришла к тому же выводу, раз всё это время почти скучающе оглядывала стоящих перед ними стражников и принца Джулиана, кресло которого располагалось почти в десяти метрах от них.

— Вы знаете, зачем я вас вызвал? — продолжил принц, медленно качая полупустую бутылку в руке.

— Нет, — честно ответил Себастьян, тогда как Зельда с широкой улыбкой сказала:

— Догадываюсь.

— Я не просил гадать.

Зельда громко хмыкнула.

Как только Джевел терпел её? И почему принц Джулиан всё же вызвал её, да ещё встретил один? Ну, почти один — дюжина стражников всё ещё смотрели на них с плохо скрываемым подозрением.

— Не пойми меня неправильно, Зельда, — как ни в чём ни бывало произнёс Джулиан, всё ещё смотря на бутылку в своей руке, — я уважаю тебя ровно настолько, насколько ты того заслуживаешь. И сейчас у меня нет настроения слушать твою дерзость. Отвечай коротко и по делу. Ты меня поняла?

— Да, — лениво бросила Зельда.

У Себастьяна дёрнулся глаз.

— Отлично, — глухо продолжил принц Джулиан. — Полагаю, вы уже знаете, что мой отец мёртв.

— Да, — одновременно ответили Себастьян и Зельда, и на этот раз эльфийка была предельно серьёзной.

— Сейчас об этом знают только лидеры коалиции да парочка слуг, которые нашли его… в общем, нашли его, — замявшись, пробормотал он. — Официальное объявление будет сделано через несколько часов, когда закончится собрание.

— На которое вы, полагаю, отправили госпожу Сибил, — вставила Зельда.

У Себастьяна опять дёрнулся глаз.

— Зельда, милая, — с расстановкой произнёс принц Джулиан, наконец остановив на ней потемневшие зелёные глаза, — ещё одно слово без моего разрешения — и ты лишишься языка. Кажется, он тебе совсем не нужен.

Зельда для чего-то пожала плечами.

Себастьян очень надеялся, что сказанное принцем Джулианом разведёт их в разные стороны.

— Но прежде, чем ты лишишься языка, — продолжил он, кинув что-то в Зельду, — скажи мне, что ты чувствуешь.

Зельда поймала странный предмет и нахмурилась. Себастьян пригляделся: в её руке был какой-то обломок с острым чёрным концом, напоминавший пирамиду.

— М-да-а… — протянула Зельда, разглядывая обломок с разных сторон. — Очень запутанно…

— Сможешь взять след? — невозмутимо уточнил принц Джулиан.

— Смогу, — уверенно ответила Зельда. — Но то, что я чувствую… Всё это очень волнительно. Ответ может не понравиться вам.

— Главное, что он будет.

— Но разве…

— Молчать, Зельда, — резко перебил её принц, поднявшись на ноги. — Мне плевать, что ты сейчас думаешь.

Зельда свела брови к переносице и сжала обломок в руке.

— Ты, — принц указал на Себастьяна, и тот, что удивило его, даже вздрогнул от неожиданности. — Ты довольно хорош, верно?

— Вам виднее, — стараясь звучать спокойно, ответил Себастьян.

— Да, ты довольно хорош, — немного подумав, заключил принц. — Силён, умён, настойчив. Дерзок и решителен. Слышал, некоторые искатели тебя не любят.

— Меня не волнуют чужие симпатии.

— Как же порой приятно послушать здравомыслящего человека… Надеюсь, ты и дальше будешь таким. Я буду очень расстроен, если что-то помешает тебе во время поиска.

— Разуме… Простите, что?

Он похлопал глазами, слишком поздно поняв, что принц Джулиан сказал на самом деле.

— Я поручаю тебе поиск, Себастьян, — выделив каждое слово особой интонацией, продолжил он. — Мне плевать на другие твои поиски или планы. С этого момента единственное, о чём ты будешь думать, так это о моём поиске. Ты меня понял?

Себастьян, разумеется, понял, но ранее он никогда не соглашался на поиски сразу. Всегда либо отец, либо Джонатан Сандерсон решали, могут ли они тратить драгоценное время и ресурсы на какой-либо поиск, и если да, то уже после выбирали подходящего для этой работы искателя. Поручать нечто несерьёзное профессионалу или наоборот — гиблое дело. Себастьян предполагал, что принц Джулиан не станет заключать сделку на поиск из-за какой-нибудь ерунды, но и обломок в руке Зельды, почему-то слушавшей принца с предельным вниманием, ясности не вносил.

— Могу я поинтересоваться, — наконец произнёс Себастьян, — что конкретно вы хотите от меня?

— Узнайте, кому принадлежит вот это, — принц Джулиан презрительно скривил губы и кивнул на обломок в руке Зельды, — и почему мой отец был убит. Хотел бы я затребовать ответов как можно скорее, но поиск серьёзный, так что может потребоваться больше времени.

— Прошу прощения, — медленно протянул Себастьян, недоверчиво покосившись на Зельду. — Узнайте?..

Принц Джулиан возвёл глаза к потолку.

— Работай с Зельдой, Гривелли, и не задавай мне глупых вопросов.

Себастьян нервно сглотнул. Одно дело — работать одному или в паре с Алексом или Паскалем, наиболее способными искателями из Ордена, или выполнять работу, порученную главой, но совсем другое — браться за поиск с кем-то не из Ордена, особенно если под кем-то понималась Зельда Сулис.

Чёртова Зельда Сулис, бывшая себе на уме и голыми руками убивавшая своих врагов, о которой всегда ходили не самые приятные слухи.

— Пусть это будет твоей проверкой, милая, — словно не заметив озадаченности, принц Джулиан обратился к Зельде, мгновенно убравшей с лица широкую улыбку. — Я слышал, что Себастьян — лучший искатель Ордена. Исключая Сандерсона, конечно, но тебе не кажется, что у него сейчас и так слишком много проблем? Впрочем, — быстро продолжил он, махнув рукой, когда Зельда, кажется, хотела дать ответ, — мне нет до него дела. Да и тебе, наверное, не хотелось бы работать со стариком.

Себастьян удержал за зубами замечание о возрасте Джонатана Сандерсона. Вряд ли решение о поиске принц Джулиан принял самостоятельно, он был обязан обсудить его хотя бы с Сибил, ближайшей советницей Джевела — она и могла порекомендовать именно Себастьяна.

Он действительно был лучшим искателем Ордена, но сейчас это душило его. Он никогда прежде не пытался отыскать причины смерти кого-либо, имея лишь какой-то непонятный обломок и странного мага в качестве напарницы.

Себастьян не представлял, с чего ему начать.

— Вопросы? — бесцветно уточнил принц Джулиан, и по его интонации сразу стало понятно, что любые вопросы лишь выведут его из себя.

Что, впрочем, не остановило Зельду от разочарованного хныканья:

— Я что, — она указала на Себастьяна пальцем, совсем как ребёнок, и даже коснулась острым ногтем его щеки, — должна во всём его слушаться?

— Именно, милая. Он искатель, а не ты, так что делай всё, что он скажет. Будешь послушной и полезной — я будут справедлив с тобой так же, как был справедлив мой отец.

Зельда убрала руку от лица Себастьяна и скривила накрашенные бордовой помадой губы.

— Чудно, — с дежурной улыбкой заключил принц Джулиан, выждав буквально две секунды. — Зельда, дорогая, помоги заключить сделку.

Зельда с громким вздохом, полным разочарования мировых масштабов, спрятала маленький тёмным обломок в карман штанов и поманила Себастьяна за собой. Сделки между искателями и заказчиками явно не были её сильной стороной, но только магия могла скрепить подобный договор, и из-за отсутствия Сибил эта обязанность легла на её плечи.

Себастьян сотни раз заключал эти договоры, — некоторые, бессрочные или с довольно расплывчатыми временными границами, до сих пор терновыми венцами покрывали его тело, — и почти не обратил внимания, когда принц подошёл, отогнал стражников и с лёгкой дрожью сжал протянутую руку искателя.

Руки Зельды, слабо светящиеся изнутри белым светом, накрыли их ладони. Себастьянпочувствовал едва ли не жар, острыми иглами пронзающий его правое запястье, силу, с которой принц Джулиан сжал его руку, и холод со сталью в его тихом голосе:

— Я, Джулиан из рода Гонзало, поручаю Себастьяну из семьи Гривелли и Зельде Сулис отыскать убийцу моего отца, Джевела из рода Гонзало, законного короля эльфов, и назвать мне причины его смерти. Я клянусь своим именем, что любая награда, которую они запросят за выполнение своей работы, будет выплачена им незамедлительно. И я клянусь, что казню их, если хоть одна живая душа узнает об этом поиске.

Зельда даже присвистнула. Краем глаза Себастьян заметил, как краткая формулировка на сигридском стала появляться и на её правом запястье, оплетать его подобно настоящей терновой ветви, но сосредоточить всё своё внимание на этом действии не мог. Жар от магии Зельды стал лишь сильнее, будто она хотела расплавить ему кожу, и Себастьяну пришлось постараться, чтобы его голос не дрогнул:

— Я, Себастьян из семьи Гривелли, обязуюсь вместе с Зельдой Сулис выполнить поиск, порученный принцем Джулианом рода Гонзало. Обязуюсь отыскать убийцу его отца, Джевела из рода Гонзало, законного короля эльфов, и назвать причины его смерти.

— Ну а я, — быстро добавила Зельда, едва только с губ Себастьяна слетело последнее слово, — Зельда Сулис, обязуюсь вместе с Себастьяном из семьи Гривелли выполнить поиск, порученный принцем Джулианом из рода Гонзало. И бла-бла-бла, так далее и тому подобнее.

Себастьян едва не подавился воздухом. Зельда точно никогда раньше не заключала сделок между искателями и заказчиками, иначе не позволила бы себе такой непринуждённый тон и выражения, из-за которых принц Джулиан запросто мог приказать бросить их в тюрьму. Даже его слова о казни в случае, если они расскажут об этом поиске кому-то, не вызвали в нём такой реакции.

Однако принц, что странно, только приподнял уголки губ в улыбке и отпустил руку Себастьяна, когда последний шип терновой ветви застыл на его запястье.

— Ух ты, — выдохнула Зельда, рассматривая своё запястье. — А я хороша в этом, да, Ваше Высочество?

Только теперь принц Джулиан дёрнулся, будто вполне уместное обращение по-настоящему ударило по нему.

— Но вы ничего не сказали о сроках, — мгновенно изменившись в лице, добавила Зельда. — Сколько у нас времени?

— Официально — до окончания всеобщего траура, — жёстко произнёс принц Джулиан, сведя брови к переносице. — Но, надеюсь, я не должен напоминать о том, что чем скорее вы выполните этот поиск, тем лучше?

— Только что напомнили, — почти шёпотом, похожим на благоговейный, произнесла Зельда.

Себастьян был готов поклясться: он видел, как дёрнулся правый глаз принца. Но тот, справившись с собой, как ни в чём не бывало продолжил:

— В вашем распоряжения наши знания, сила и магия, а также всё то, что может предложить коалиция.

— Разве она не ведёт собственное расследование? — спросила Зельда раньше, чем принц Джулиан успел набрать воздуха для следующего предложения.

— Нас это не касается, — отрезал Себастьян, решив, что, если он не начнёт напоминать Зельде, кто здесь главный, то работать с ней в дальнейшем будет крайне сложно. — У нас теперь свой поиск.

Зельда вскинула руки, будто сдаваясь. Принц Джулиан тихо выдохнул и добавил:

— Периодически я буду обращаться за результатами, так что будьте добры, ищите ответы, а не грызитесь друг с другом.

Себастьян ожидал продолжения, но его не последовало. Принц Джулиан медленно прошёл к креслу и упал в него, всем своим видом демонстрируя усталость и отвращение ко всему происходящему и тем, кто его окружал, после чего лениво махнул рукой. Двое эльфов, всё ещё стоящих достаточно близко к ним, чтобы в случае чего схватить, почти синхронно сделали шаг вперёд.

Зельда быстро склонила голову, но это совсем не напоминало настоящий поклон, и Себастьяну пришлось продемонстрировать его, чтобы принц Джулиан вдруг не передумал и не решил казнить их сразу. Какой-либо реакции с его стороны не последовало. Тяжёлая рука стражника легла на плечо Себастьяна, второй небрежно подтолкнул Зельду, и под её бессвязное бормотание их вывели из зала, двери которого громко закрылись секундой позже.

Зельда присвистнула:

— Ну и дела… Я и не думала, что всё настолько серьёзно.

— Ты, очевидно, вообще не думала, — заметил Себастьяна, смотря на своё правое запястье. Фраза «Najet sez ral Jewel a ataret raion luve sees», плыла между терновыми ветвями медленно, точно была живым организмом, и с сигридского переводилась как: «Найти убийцу короля Джевела и узнать причины его смерти». Довольно простая и даже смехотворная формулировка, в которой, однако, благодаря магии Зельды крылись все слова клятвы.

— Наоборот, я очень много думала, — возразила Зельда, уперев руки в бока, — и знаешь, к какому выводу я пришла, милашка?

— Не называй меня так.

— Так вот, — пропустив его слова мимо ушей, продолжила Зельда, — я думаю, что нам придётся несладко.

Себастьян вздохнул, напоминая себе о том, что это работа и она требует, чтобы он в совершенстве выполнял её.

— И почему ты так решила?

Зельда хищно улыбнулась, достала из кармана обломок, который получила от принца Джулиана, и низким голосом, будто пыталась придать своим словам больше таинственности, ответила:

— Это обломок рога демона, милашка.

***

Николас окончательно запутался в том, что произошло, происходило или должно было происходить. Поначалу он решил, что странный след, оставшийся на картахенском кладбище, будет его главной проблемой, но после этого ему пришлось перебрасывать себя и Данталиона из одного места в другое, — его, видите ли, не устраивало абсолютно всё, что он находил в том или ином магазине! — после чего возвращать его в особняк Гилберта, а после не попадаться на глаза Шерае, потому что иначе она бы посадила его под домашний арест. Николас не представлял, как бы у Шераи это получилось, ведь его Движение было априори сильнее, но не сомневался, что она найдёт способ.

Дальнейшее его времяпровождение было довольно скучным и однообразным: он просто пытался не сойти с ума. Он знал, что Данталион и Марселин были в столовой, — нет, серьёзно, у них что, тайные свидания, которые совсем не тайные?.. — Гилберт в зале Истины, Джонатан и Кит там же, а Эйс, должно быть, имитирует мёртвого у себя в комнате. С тех пор, как Гилберт пошёл на поводу у его просьбы и приказал Энцеладу заняться обучением Эйса, прошло всего полторы недели, и это время Эйс называл исключительно «издевательством над бедными детьми». Энцелад неустанно повторял ему, что пятнадцатилетний возраст уже не детский, но Эйс от своего мнения не отказывался. Уставал до ужаса, жаловался на строгость Энцелада и его непреклонность, но не отказывался от тренировок. Николас знал, в чём тут дело.

Эйс хотел быть достаточно сильным, чтобы в следующий раз защитить свою сестру.

Его это так вдохновило, что Николас, стоило ему только узнать, что Эйс до сих пор спит, — а ведь время уже перевалило далеко за полдень, — не посмел даже думать о том, чтобы разбудить его. Сам-то Николас обходился магией и пистолетом, благо Джонатан и Кит теперь давали ему частные уроки, а вот Эйсу было намного сложнее. Он лишь недавно окончательно привык к изменившемуся телу и теперь был вынужден должным образом тренировать его, чтобы соответствовать уровню, который сам себе и установил. Николас предполагал, что Эйс не настолько глупый, чтобы сразу замахнуться на профессионализм Энцелада, однако, видя упорство, которое тот проявлял на тренировках, невольно только об этом и думал. И он искренне восхищался стремлением Эйса стать лучше и сильнее, он бы даже сказал об этом, добавив, что за столь короткий срок результаты просто фантастические, если бы не был взволнован тем фактом, что Эйс больше не является наследником Силы.

Магия Лерайе просто оставила его — Николас почувствовал это сразу же, как только познакомился с Эйсом. Это случилось на третий день пребывания Николаса в особняке, и, что самое странное, никто вплоть до него не понимал, что с Эйсом произошли какие-то изменения. Даже он сам.

Сила будто решила, что он недостоин быть её наследником, и тихо ушла. Как бы Николас ни пытался, он не мог отыскать её след. Рейна предположила, что частица Силы, бывшая внутри Эйса, была притянута самой Лерайе, и это ставило Николаса в тупик. Теперь он думал не только о пропавшей Пайпер, но и о Силе, которая почему-то оставила её брата, и об неизвестности, в которую канули обе. А ведь по-настоящему найти их мог только Николас, ведь сальваторы всегда чувствуют друг друга.

Или Иснан.

Николас не знал, действительно ли Иснан был сальватором. Его одинаково пугали оба варианта. Если он не сальватор, то как сумел подчинить себе столько хаоса, что стал столь же опасным, как маги? Но если сальватор, как сумел установить связь с Ренольдом? Рейна говорила, что Ренольд всегда был бесхребетным и мягкосердечным, но даже он бы никогда не признал своим сальватором демона. Николас думал об этом постоянно, пытался найти какие-то зацепки, но единственное, к чему он пришёл, это непрекращающаяся головная боль и чувству, будто он находится не на своём месте.

Что он здесь делает?..

«Нико», — встревожено произнесла Рейна.

— Знаю, знаю, — отозвался Николас, стуча пальцами по спинке дивана. Он был в одной из многочисленных гостиных и успел испробовать каждый предмет на возможность выспаться на нём, и пока что диван оказался самым удобным из вариантов. Особенно когда рядом был трещащий камин, прогревающий всё помещение. — Нельзя мыслить так негативно, нужно быть увереннее…

«Нико!» — почти рявкнула Рейна. Ощущение было такое, словно ему в голову засунули громкоговоритель — Николас мигом подскочил на ноги и насторожился.

— Сколько прошло с тех пор, как ушёл господин Данталион?

«Часа четыре, не меньше».

— Возникли проблемы?

«Думаю, возникнут совсем скоро».

Николас проглотил страх, вставший комом в горле.

— Насколько скоро?

«Минут через десять, наверное… — быстро произнесла она и после, будто намеренно проигнорировав мурашки, пробежавшие по его телу, проворчала: — Я тебе что, Время?..»

Но Николас уже не слушал её претензии, которые она продолжала озвучивать своим излюбленным резким тоном. Когда Рейна говорила вот так, это означало, что проблемы были очень серьёзные. Настолько, что Николасу следовало сосредоточить всё своё внимание на магии и отпустить её, чтобы она протянулась во все стороны сразу и указала, что ему следует делать.

На секунду Николас прикрыл глаза, чувствуя нетерпение Рейны, и в следующую же распахнул их и увидел, как всё вокруг оплетается светящимися фиолетовыми нитями — его Движением, охватившем всё вокруг, даже сам воздух. Потоки чужой магии, чар, слов, мыслей, что для него всегда были как белый шум — Николас видел всё, начиная от какого-то странного следа на столике рядом, не дававшем ему покоя, и заканчивая длинной нитью пространственной магии, начинавшейся у портала, который открыла Марселин для Данталиона, и заканчивавшейся целым узлом точно там, где располагался зал Истины.

Николас моргнул, прислушиваясь к своей магии, распознававшей мельчайшие изменения, но едва не вскрикнул: его словно коснулось что-то очень холодное, острое, почти впилось ему в кожу. Ветер свистел в ушах и приносил звук, который Николас ни за что не смог бы забыть — звук, с которым перепончатые крылья рассекали воздух.

Лишь после пришёл женский крик и плач, которого он прежде не слышал.

Николас дёрнул рукой, мгновенно перебрасывая себя из особняка Гилберта в место, куда вела вопившая от безумия магия. Сальватор едва не споткнулся о что-то твёрдое, но быстро отскочил в сторону, запретив себе изучать неизвестное препятствие, и побежал дальше.

Ему были знакомы эти пейзажи, но Николас отказывался воспринимать их как настоящие. Сад должен быть ярким и удивлять наличием растений, которые на холмах Шотландии просто не могут расти. Везде должны быть не менее яркие фонарики без креплений, цветочные арки, красные кусты роз, украшения, заботливо созданные в течение длительного времени. Беседка с левой стороны не должна напоминать груду горящих досок, кирпичный дом впереди, всегда казавшийся Николасу сказочным, должен стоять целым и невредимым.

Но он стоял наполовину разрушенным и безжалостно поглощался языками чёрного пламени, выпускавшем снопы искр. Николас видел движение хаоса в воздухе, чувствовал, как дрожит земля, как шумит ветер и как где-то очень далеко крылья Маракса рассекают воздух, пока Твайла кричала и плакала, пытаясь привести израненного господина Илира, лежавшего на дорожке перед домом и больше напоминавшего сломанную куклу, в чувство.

— Вставайте! — высоким, истеричным голосом кричала Твайла, пытаясь поднять старика на ноги. — Ну же, вставайте! Вставайте!

Николас бросился к ней даже быстрее, чем Рейна совсем лёгким вмешательством в его мысли сообщила, что не чувствует движения крови и сердца в теле господина Илира. Движение вопило, бросая в Николаса больше информации, магии и хаоса, сцепившихся друг с другом, позволяя ему чувствовать, а не видеть, как господин Илир пытался защитить свой дом и как Твайла была готова защитить старика.

— Пожалуйста! — едва не прохныкала Твайла, вцепившись в исполосованную острыми когтями демонов руку господина Илира, и потянула его вверх. — Вставайте!

«Нико, — ласково произнесла Рейна, — нужно уходить».

Николас чувствовал, почему, но не мог выдавить ни звука. Твайла не могла не почуять его, но когда он всё же сделал шаг к ней и коснулся её плеча, она подскочила, слепо полоснула когтями рядом с его лицом и лишь потом, загнанно дыша, уставилась на него глазами, полными слёз.

— Нико… Нико, помоги ему! Помоги ему!

— Твайла… — с трудом выдавил Николас.

— Помоги ему! — крикнула она, продолжая тянуть господина Илира вверх, будто верила, что он действительно может встать. — Пожалуйста, Нико!

Николас подавил всхлип, ненавидя себя за то, что намеревался сделать.

— Нико!

— Рейна, — пробормотал он, — возьми моё тело.

Рейну не нужно было просить дважды. Она оставила ему власть над голосом, но захватила контроль над дрожащими конечностями и магией. Его руками Рейна сумела отнять Твайлу, начавшую биться в истерике, от тела господина Илира. Их магией она спасла её от стрелы, просвистевшей в миллиметрах от лица девушки.

Твайла судорожно втянула воздух сквозь зубы и вслед за Николасом оглянулась к порталу, разрывавшему пространство в жалких десяти метрах от них. Диона Эрнандес уже наложила на тетиву вторую стрелу и готовилась выстрелить, но Рейна сбила её с ног, проигнорировав протестующий вопль Николаса.

Чёрное пламя, бросавшее на них зловещие отблески, быстро утихало, сдаваясь под магией Шераи. Николас видел, как ярко пылали её глаза и как сильно она сжимала челюсти, будто из последних сил заставляла себя держать едкие комментарии при себе. И когда Гилберт едва не выскочил перед ней, она в предупреждающем жесте подняла руку, охваченную алыми всполохами.

Николасу не нужно было расшифровывать это послание — Шерая атакует его, если он сделает хоть шаг. Может быть, даже если он просто вздохнёт.

— Николас, — вкрадчивым голосом, совсем не подходящим его перекошенному лицу, произнёс Гилберт. — Пожалуйста, отойди.

Николас почувствовал, как Твайла вцепилась в куртку у него на спине. По виску стекла капля пота, в свете заходящего солнца бронзовые доспехи Дионы, поднявшейся на ноги и вновь прицелившейся, слепили глаза.

— Нико, — прошептала Твайла, глотая слёзы, — пожалуйста, не отдавай меня им.

— Николас, — чуть строже повторил Гилберт. — Ты должен отойти.

Сам бы Николас никогда не заспорил так быстро и рьяно, но Рейна, наплевав на молчаливую договорённость не брать его голос под контроль, заставила его громко крикнуть:

— Кто вы такие, чтобы командовать нами?

«Рейна!» — с укоризной подумал Николас.

«Прости, но он меня достал. Я не собираюсь ему подчиняться!»

— Николас, ты защищаешь демона. Пожалуйста, отойди. Мы не хотим навредить тебе.

— Вы уверены, что справитесь? — продолжала Рейна. Она, вне всяких сомнений, чувствовала, как Николас медленно умирает внутри от стыда и злости, но даже это не шевельнуло её совесть или хотя бы её остатки. — Вы даже девчонку не можете выследить, а ведь она намного слабее.

«Пайпер не была слабой!» — возразил Николас.

«Не сбивай меня с мысли, иначе они нам не поверят… О, да, кстати».

Она резко развернула его и подняла руку. Магия отшвырнула Энцелада, подкравшегося со стороны второго портала, обратно, выбила меч из его рук и сковала так крепко, что Николас услышал, как заскрипели доспехи.

«Рейна!»

«Успокойся, я ещё даже не начинала веселиться».

«Рейна, пожалуйста!»

Николас не представлял, на что рассчитывал. Когда Рейна входила в раж, остановить её могли разве что другие сакри, да и то с вероятностью в пятьдесят процентов. Она брала в свои руки всю магию, хранящуюся в теле Николаса, притягивала всё, что можно было использовать в своих целях, и не видела препятствий. Она могла быть жестокой, беспощадной и неумолимой, точно смерть, но Николас знал, что она никогда не позволит ему оказаться в самом пекле.

Впервые он думал, что Рейна готова поступиться своими принципами.

Она даже не обернулась, когда Энцелад сумел освободиться от невидимой хватки и поднять меч — вновь оттолкнула его, опутав меч такими прочными нитями, будто хотела разбить лезвие на крохотные кусочки. От концентрации магии в воздухе по телу Николаса бежали мурашки. Твайла всё ещё крепко держала его и тряслась от страха, пока он отчаянно пытался мысленно уговорить Рейну просто дать им уйти.

Сейчас Николаса не волновало, как это будет выглядеть. Он знал, что о теле господина Илира позаботятся, и как бы больно Николасу ни было, он твёрдо решил сначала помочь Твайле. Она вернулась слишком поздно, он чувствовал это по хаосу в её теле, едва не рвущимся наружу, видел по перекошенному от боли лицу, слышал в её частых судорожных вздохах. Твайле никто, кроме него, не поможет, потому что для всех остальных она была демоном, которая, судя по сложившейся картине и определённо неправильным выводам, убила господина Илира.

Николас знал: Твайла никогда бы не навредила старику, она бы скорее сама погибла за него, но разве для остальных его слова были весомым аргументом? Он сальватор, но всё ещё незнакомый мальчишка, который продолжал прикрывать Твайлу своей магией.

— Николас, — в третий раз повторил Гилберт, и тот услышал, как хрустнули его сжатые кулаки. — Отойди от демона.

— Она не виновата, — выдавил он, лишь секундой позже поняв, что Рейна позволила ему говорить. — Она пыталась помочь!

— Николас! — рыкнул Гилберт.

— Она не виновата! — отчаяннее повторил он, по мановению Рейны уворачиваясь от пущенной кем-то пулей и утягивая Твайлу за собой.

Барьеры вспыхнули тысячами сигилов, отделившими их от остальных, пока Николас медленно отступал назад, прикрывая Твайлу. Из второго портала продолжали появляться люди, но Николас смотрел только на Кита, держащего их на прицеле. Он почти нажал на курок снова, однако Рейна швырнула в него так много магии, что сбила искателя с ног и прилично так приложила его затылком об землю.

«Рейна-а, — стараясь взять паникующие мысли под контроль, протянул Николас, — нам нужно уходить!»

«Но я только начала!»

«Рейна, пожалуйста, просто… Нам нужно уйти и придумать другой план!»

«Хорошо, если ты так хочешь… Но заберём кое-что, ладно?»

Николас не успел возразить. Его рука быстро нашла руку Твайлы и сжала её, а в следующее мгновение ноги понесли его вперёд. Николас не привык бегать, ему всегда нравилось переносить себя из одной точки пространства в другую с помощью магии, но он слишком поздно понял, к чему была эта странная задержка. Рейна стянула магию к его второй руке, протянула её к подскочившему на ноги Киту и крепко ухватила его за предплечье. Испуганный крик Твайлы оборвался, стоило Рейне, даже не открывая портала, перебросить их троих в другую точку мира.

***

Едва Николас разлепил глаза, как Рейна дёрнула его в сторону и подняла на ноги. Он даже пискнуть не успел, сразу увидел высоту, на которой оказался, и все возражения встали комом в горле. Даже боль в затылке и дрожь в коленках не шли ни в какое сравнение с ужасом, который Николас испытал, посмотрев вниз, с крыши небоскрёба, куда их перенесло его магией.

Ледяной ветер свистел в ушах и, казалось, перекрывал даже мечущиеся мысли, многочисленные квадраты и прямоугольники окон, облепивших их со всех сторон, слепили. Николас пытался по нескольким рекламным баннерам, которые успел рассмотреть внизу, понять, где они оказались, но не мог сосредоточиться. Всё было слишком ярким, шумным, даже пахло по-другому, и ощущении магии было совершенно иным — Николас точно был в этом городе впервые, иначе запомнил бы эти потоки и сумел бы узнать их из тысячи других. Если бы его время не было ограниченно секундами, он бы попытался изучить новое место, но, к сожалению, Кит всерьёз вознамерился убить Твайлу.

Николас едва успел повернуться и остановить искателя, пришедшего в себя, магией. Твайла отползала в сторону, глотая слёзы, загнанно оглядываясь по сторонам, пока не заметила выбитый из рук Кита пистолет. Она бросилась к нему, быстро подняла оружие и тут же застыла, неуверенно прижимая его к груди. Николас без промедлений протянул к ней руку и забрал пистолет, после чего швырнул его как можно дальше, магией забрасывая в какую-нибудь неизвестную точку. И только после он подумал, что пистолет можно было защитить сигилом, который не позволил бы Киту им воспользоваться.

Не то чтобы ему нужно было оружие, чтобы попытаться напасть на них.

Кит рванул вперёд и рухнул, со стоном врезавшись щекой в крышу. Твайла испуганно взвизгнула, спряталась за спину Николаса, сердце которого готовилось оглушить его.

— К-кит, — запнувшись, начал он, — пожалуйста, успокойся…

— Успокоиться?! — рявкнул Кит, с такой силой уперевшись в бетон, что его пальцы побелели. — Эта тварь убила старика!

— Никого я не убивала! — дрогнувшим голосом прикрикнула Твайла.

— Немедленно отпусти меня, Николас, и отойди, я не хочу тебе вредить!

— Тогда угомонись! — истерично выпалил Николас, выставив руки в стороны, чтобы ещё сильнее прикрыть Твайлу. — Я чёртов сальватор и знаю, что там был другой хаос!

Твайла что-то тихо пробормотала, уткнувшись лбом в плечо Николаса. Он вздрогнул, почувствовав, как её рога коснулись его, и насторожился. Возможно, ему только показалось, ведь тогда, когда он только оказался возле дома господина Илира, хаос едва не сбивал его с ног, и Твайла так громко кричала, из-за чего он чувствовал себя просто отвратительно, но…

Игнорируя проклятия и ругательства Кита, непрекращающимся потоком сыплющиеся с его губ, Николас усилил давление магии. Спустя секунды она полупрозрачными фиолетовыми цепями обвила искателя и развела его руки в стороны исключительно для того, чтобы сам Николас повернулся к Твайле.

Должно быть, она где-то украла эти джинсы и футболку, даже обувь нашла, но не одежда, на которую он даже не обратил внимания в первые секунды, насторожила его. Кончик правого рога Твайлы был сломан, причём очень грубо — были видны крохотные острые грани и внутренние красные прожилки с засохшей тёмной кровью.

Пока Кит продолжал требовать, чтобы его отпустили и дали перерезать Твайле горло, Николас посмотрел на неё, и она, всхлипнув, выдавила:

— Он преследовал меня… Днями и ночами, без остановки… Он спускал ноктисов, захватывал драу, пытался использовать людей, н-но я…

— Тише, — неуверенно пробормотал Николас, прекрасно зная, что такие простые слова никак не помогут Твайле справятся с эмоциями. — Пожалуйста, не плачь, я… Мы с Рейной тебя защитим.

— Я справлялась, — сдавленно ответила Твайла, утирая слёзы, — правда справлялась. Пару дней назад даже оторвалась от него и была уверена, что если и встретимся, то позже, но… Господин Илир подослал драу. Я узнала его чары. Он просил…

Она всхлипнула, закрыла лицо руками, и её плечи затряслись в беззвучных рыданиях.

Николас не умел утешать людей, демониц — тем более. Он только знал, что не стоит стоять столбом и пялиться так пристально, однако ничего не мог с собой поделать. Ещё утром он хотел найти Твайлу, чтобы узнать, где она пряталась после нападения Маракса и его легиона, в результате которого исчезла Пайпер, а теперь не мог и двух слов связать. Он не предполагал, что Твайлу придётся спасать вот так, что Рейна посчитает, будто им нужен искатель, который только и жаждет убить тёмное создание. И чем он сможет помочь им?..

«Ты совсем идиот? — бесцеремонно встряла Рейна, причём так громко, что у Николаса мгновенно заболела голова. — Он же искатель, ученик Джонатана. Он знает куда больше, чем ты думаешь. Он знает этот мир и методы коалиции. Без него и без твоей магии нас быстро найдут».

Николас не хотел этого признавать, однако Рейна была права. Он тоже был землянином, живущим в этом мире, но его опыт отличался от опыта Кита. Искателя долгие годы учили не показывать сигридского мира другим, скрываться и вести поиск так, чтобы не вызвать подозрений у кого бы то ни было. Николас же всегда полагался на магию: в перемещении, добыче еды, крыши над головой, горячей ванны, в том, чтобы его не запоминали те, с кем он случайно сталкивался, в прятках от коалиции.

«Но стоило ли быть такой грубой?..»

«О, ну прости меня, сладкий, но нас авансом записали в преступники. Ничего страшного, если и искатель немного помучается».

Николас устало вздохнул. Он не хотел создавать проблем Киту, даже не хотел удерживать его магией, что делал до сих пор, но иначе искатель попытается голыми руками убить Твайлу, а вот этого Николас уж точно не мог допустить.

— Итак, — потирая переносицу, произнёс Николас, — вот, как мы поступим: для начала найдём убежище…

— Для начала я убью её!

Николас приказал себе не реагировать. Его магия стабильна, с одним очень буйным искателем справится, он не сомневался.

— А потом подумаем, как нам найти убийцу.

— Что? — одновременно удивились Кит и Твайла.

— Там был не твой хаос, Твайла. Не твой, — настойчивее повторил он, стрельнув в Кита предостерегающим взглядом. — Значит, найдём демона, который его оставил, и…

— Маракс, — выдохнула Твайла.

— Что? — повторил ошалевший Кит. — Маракс?

— Он преследовал меня, Нико, — не обращая внимания на искателя, порядком взбешённого этим фактом, произнесла Твайла. — Если кто и виноват в убийстве господина Илира, то он.

Николас не стал бы делать таких поспешных выводов: он торопился, и потому не смог досконально изучить хаос, охвативший дом мага. Однако он всегда был излюбленным местечком драу, которые наверняка разбежались, как только случилось нападение, но точно успели узнать хоть что-то. И коалиция, несомненно, начнёт своё расследование. Николасу нужно лишь отыскать драу, которые согласятся помочь им, и узнать о результатах расследования, не попавшись членам коалиции.

Да, это было очень просто.

Особенно с ни в чём не виноватой демоницей, которую коалиция не считала таковой из-за её природы, и с искателем, готовым убить её при первой же возможности.

Николас всегда мечтал о приключениях в немного странной компании.

— Пока что нам туда не вернуться, — наконец сказал он, поняв, что Кит оглядывал его, подозрительно сощурившись, и молчал как-то чересчур долго. — Я попрошу Рейну помочь и…

«Ты ведь знаешь, что я уже ищу?»

— Да, я знаю, спасибо.

Кит вдруг очень громко фыркнул.

— Зашибись! — с чувством произнёс он, качнув головой. — Ты ведь понимаешь, что защищаешь демона, Николас? Тёмное создание. Одну из тех, из-за кого Стефан сейчас спит, Рик и господин Илир умерли, а король Джевел…

— Что с ним? — резко спросила Твайла, шагнув вперёд.

Кит, что ожидаемо, дёрнулся, будто хотел напасть, но цепи из магии удержали его на месте. Он вздохнул, растянул губы в пугающе широкой улыбке и произнёс, смотря на Твайлу, но обращаясь к Николасу:

— Ну же, Нико, не будь идиотом. Отпусти меня и помоги убить её. Я смогу убедить остальных, что ты ошибся, и мы сможем спокойно вернуться. Господин Илир будет отом…

— Хватит уже! — крикнул Николас, вцепившись в свои курчавые волосы. — Ты совсем что ли глухой?! Сказал же, Твайла не виновата!

— Николас, ты не понимаешь!

— Я всё прекрасно понимаю! — продолжил повышать голос он, видя, как на перекошенном от ненависти лице Кита появляются фиолетовые отблески магии. — Я сальватор и всё понимаю! Думаешь, ты прав и всё знаешь? Думаешь, Твайлу нужно убить? Хорошо! Ладно! Давай, убивай!

Он резко опустил руки, и все цепи исчезли. Не медля ни секунды, Кит бросился вперёд, но тут же упал, закричав от боли. Твайла отступила назад, тихо шипя, и прижала правую руку к груди, баюкая её. Она метнула на Николаса непонимающий взгляд, пробравший едва не до костей.

Николас прекрасно осознавал, что делал, но не остановил себя. Его магия царапалась изнутри, пытаясь выбраться, а с каждой секундой, пока злость только росла, терпение истончалось. Всё произошло даже быстрее, чем Николас думал: магия, ещё секундой ранее державшая Кита, проникла ему под кожу, коснулась сердца и разума, а после сложилась в сигилы на правой ладони. Точно такие же появились у Твайлы, и именно из-за них она продолжала прожигать его взглядом.

Николас был не в восторге от идеи, пришедшей ему на ум, но он устал, был напуган и очень, очень зол, поэтому сделал то, что сделал.

К тому же, он сальватор. Не спаситель, а ведущий к спасению.

Никто не имеет права указывать, что ему делать.

— Попробуй убить её теперь, — сказал Николас, едва не кривясь от стали в собственном голосе. — Заодно убьёшь и меня, и себя. Давай! Если на себя плевать, то подумай, как будет зла Рейна, если убьёшь меня? Она камня на камне не оставит от этого мира!

«О, мне это нравится», — почти промурлыкала Рейна.

Кит смотрел на него глазами, полными удивления и, что стало для Николаса по-настоящему неприятным открытием, страхом. За месяц, проведённый в рядах коалиции, он ещё ни разу не демонстрировал всю мощь Движения, даже не приближался к ней, потому что знал, что тогда Рейна будет беспощадна. Он не хотел вызывать страха, но вызвал, потому что только так можно было убедить Кита в том, что Твайле нельзя вредить.

Только через ненавистный Николасу страх и демонстрацию, из-за которой он испытывал отвращение к самому себе.

— Вот, смотри, — он подбежал к Твайле, взял её за руку и поднял так, чтобы Кит, едва успевший подняться на ноги, видел точно такой же сигил, как и у него. — Попробуй убить её — и мы умрём следом! Попробуй ударить, поцарапать, даже ущипнуть. Мы почувствуем всё!

— Что ты… — кое-как выдавила Твайла, тогда как Кит с нескрываемой злостью спросил:

— Что ты натворил?

— Связал жизни через Движения. Теперь ты не посмеешь и пальцем тронуть Твайлу.

Наверное, союзниками заручаются не таким жестоким способом. Николас ведь и с Твайлой не объяснился по-нормальному, сразу же поддался своей растерянности, подпитываемой злостью на всех сразу. Зато теперь он знал, что Кит ни за что не сможет навредить Твайле. Даже если искатель был готов пожертвовать своей жизнью, чтобы убить её, он не был таким глупым, чтобы лишать жизни сальватора.

Николас напоминал себе об этом снова и снова, на всякий случай ограждая Твайлу дополнительными барьерами, подошёл к краю крыши, сел, свесив ноги вниз, и позволил себе разрыдаться.

«Очень интересно, — всё той же мурчащей интонацией отозвалась Рейна. — Как скоро они разгадают, что ты блефуешь?»

Глава 4. Пред скитальцем предстал странный призрак

Фройтер ждал, когда ему скажут, что это шутка.

На пороге его дома стоял Николас Хейл, сальватор, связанный с Рейной, искатель Кит Риндер, бросавший убийственные взгляды на всех вокруг, и нервно улыбающаяся Твайла.

Фройтер ждал, когда ему скажут, что это очень плохая шутка.

— О господи…

— Обойдёмся без него, спасибо, — пробормотал Николас, быстро барабаня пальцами по бёдрам. — Так ты впустишь нас?

Как будто ему нужно разрешение.

Обречённо вздохнув, Фройтер отошёл в сторону. Твайла первой юркнула в коридор и сразу же побежала в ванную комнату. Суда по её лицу, она либо хотела избавиться от содержимого желудка, либо сразу утопиться.

— Ты поставил барьеры? — на всякий случай уточнил Фройтер.

Николас громко, оскорблённо фыркнул.

— Конечно.

— Отлично. Просто хотел убедиться… Что ж. — Фройтер закрыл дверь, быстро нарисовал дополнительный сигил и посмотрел на искателя, упрямо поджимавшего губы. — Вам придётся многое объяснить мне.

Фройтер, разумеется, знал о том, что произошло четыре дня назад на территории дома господина Илира. Знал о хаосе и демонице, которая, как считала коалиция, была виновна в смерти мага. И знал о том, что Николас не только защитил её, но скрылся вместе с ней, заодно прихватив Кита. Их искали все, кто не был занят поисками Первой, и даже Фройтеру пришлось оказать содействие, которое, к счастью для его нежданных гостей, не принесло ожидаемых результатов.

Если бы Николас хотел, его бы уже нашли — в этом Фройтер не сомневался. Однако это не означало, что он мог так бесцеремонно проситься к нему и приводить с собой немного странных друзей.

— Можно мы сначала поедим? — выпятив нижнюю губу, спросил Николас неизвестно для чего: он бы в любом случае добрался до холодильника, даже если бы Фройтер оградил его магией. — О, а ещё я бы не отказался принять душ! А ты как, Кит?

— Ты действительно хочешь знать, от чего бы не отказался я? — процедил сквозь зубы искатель.

— Ах, он в своём репертуаре, — драматично заметил Николас и тут же добавил специально для Фройтера: — Мы с Твайлой устали считать, сколько раз он грозился убить её, разве что ставки не начали делать. Ну так что? Поужинаем?

Четвёртый день поисков сальватора, демоницы и искателя подходил к концу, но Фройтеру казалось, что прошло минимум четыре года. Он не пытался искать Николаса по-настоящему, зная, что ни за что не найдёт. Как бы совершенна ни была магия Фройтера, с Движением ей не сравниться. Ему также пришлось отозвать драу, которых он отправил на поиски Твайлы. Фройтер беспокоился, что о ней ничего не было слышно вот уже месяц, и заключил несколько сделок с мелкими духами, однако расторг их сразу же, когда стало известно, что Твайла с Николасом. Если бы кто-нибудь из магов коалиции перехватил его драу, те бы всё выдали, и тогда Твайлу бы точно нашли. Фройтер скорее через косвенные намёки раскроет судьбу, увиденную в чужих глазах, чем подвергнет Твайлу опасности.

Всё-таки хорошо, что он редко работал с коалицией. Если бы та узнала, что он поддерживает дружеские отношения с Твайлой, его бы убили. Стефана пытались убить только за открытую поддержку Третьего. Фройтер не сомневался, что его бы ждало куда более ужасное наказание.

В такие моменты Фройтер не понимал, почему так мало сигридцев противостояли идеологии коалиции, основанной на искажённой вере.

— Располагайтесь, — сказал Фройтер, проведя ладонью по лицу. — Места хватит на всех. Кит, ты спишь на полу.

— Ты же только что сказал, что места хватит на всех.

— Места хватит на всех, кроме тех, кто хочет убить Твайлу.

Кит презрительно фыркнул.

— Вы что, совсем из ума выжили? Она — тёмное создание!

— А я — очень сильный и злой маг, которому вы испортили вечер. Ещё одно слово, и ты будешь спать в подвале, у меня есть от него ключи. Крысы и тараканы будут рады соседству с тобой.

— Уж лучше они, чем…

Фройтер взмахнул рукой, заставляя его остановиться, но всё же не успел. Краем глаза он заметил, что Твайла уже вышла из ванной и оглядывалась, будто никогда прежде не видела его квартиры. Фройтер знал, что она всё слышала, и хотел хорошенько треснуть Киту по затылку, чтобы тот хотя бы на пять минут угомонился.

Фройтер прекрасно понимал: даже четырёх дней мало, чтобы принять тот факт, что не все демоны опасны. Ему самому потребовались для этого годы, но у него и не было такого печального опыта, как у Кита. Много лет назад Фройтеру хватило одного взгляда, чтобы увидеть то, чего сам Кит даже не помнил: день, когда демоны растерзали его родителей, а он, будучи трёхлетним ребёнком, с головы до ног испачканным в их крови и плоти, толкал их и просил открыть глаза. Магия, чары и элементарный защитный механизм организма Кита подавили воспоминания о том дне, даже о том, как Джонатан Сандерсон нашёл его, опоздав всего на несколько минут, и забрал, чтобы позаботиться о несчастном ребёнке.

Фройтер понимал, что Кита растили с одной простой мыслью: демоны — абсолютное зло, и их нужно уничтожать сразу же, без промедлений. Страх перед ними брал своё начало в том самом дне, которого он не помнил, но который стал лишь первым в бесконечной череде потерь и боли. Неудивительно, что он отрицал саму возможность оказания помощи Твайле и хотел убить её.

И неудивительно, что Николас всеми силами препятствовал этому. Даже связал их жизни магией, чтобы один чувствовал боль и раны другого.

Фройтер пригляделся к сигилам на руке Кита и сравнил их с теми, что были на руке Твайла.

Ему потребовалась вся своя выдержка, чтобы не рассмеяться.

— Ладно, успокоились, — произнёс он, надеясь, что голос не выдаёт его настоящего отношения к магии, которую Николас использовал. — Показать вам комнаты?

— О, я помню, где моя, — с улыбкой отозвался сальватор. — Я же могу занять ту же самую?

— Без проблем.

— То есть у тебя несколько комнат, — встрял Кит, вслед за остальными пройдя дальше по коридору и не переставая кидать неприязненные взгляды на Твайлу, разумеется, — но я сплю на полу.

— Да, ты спишь на полу. В гостиной. Будешь себя плохо вести — выставлю на балкон.

— Что конкретно ты понимаешь под плохим поведением? Попытку исполнить свой долг и защитить вас?

Фройтер даже не удивился, когда Твайла издала мученический стон. Должно быть, в присутствии Кита она не позволяла себе раскисать и демонстрировала исключительно дерзость и недовольство всеми и вся.

— Помни про правила гостеприимства, Риндер. Ты не имеешь право вредить моим гостям.

— Согласно этим правилам, я не имею права вредить хозяину и членам его семьи, а не другим гостям.

— Ещё одно слово, и я точно выставлю тебя на балкон.

Боги, почему никто не говорил Фройтеру, что с подростками так трудно? Он-то думал, что с принцессой Розалией сложно управиться.

Воспоминание о ней почти сжало его сердце. Они как раз оказались в гостиной, где над белым диванчиком в серых металлических рамках висели десятки фотографий. Фройтер мгновенно нашёл ту, что создал с помощью магии и воспоминаний. Запечатлённая на фотографии-картине принцесса Розалия улыбалась, сидя на лошади, и будто была готова вот-вот натянуть поводья.

Каждый раз, когда Фройтер смотрел на эту фотографию, он словно переживал ту секунду, когда магия не принесла ему ощущение чужого сердцебиения. Секунду, когда его принцесса умерла от болезни, которую ни маги, ни целители не смогли победить.

Фройтер мог бы давно избавиться от фотографии, чтобы не терзать себя, но он слишком любил свою воспитанницу и принцессу, которой верной служил с тех пор, как она и принц Фортинбрас спасли его жизнь.

— Ого! — Николас запрыгнул на диван и привстал на носочках, чтобы получше рассмотреть верхний ряд фотографий. — Это из нового?

— Да, — прочистив горло, ответил Фройтер. — Дал детям домашнее задание, связанное с фотографией, так половина из них потом подарили всё, что сделали, мне.

— Очень мило, — пробормотала Твайла.

— Погоди, детям? — недоверчиво уточнил Кит. — Каким ещё детям? У тебя что, есть дети?!

Фройтер устало вздохнул.

— Я, вообще-то, работаю учителем в младшей школе.

— А-а-а…

— Ты точно один из лучших искателей Ордена?

— Я лучший искатель Ордена, ясно?

— Тебя бы посадить в один из моих классов, может, и научился бы наблюдательности.

Кит возвёл глаза к потолку, и Фройтер позволил себе злорадно улыбнуться. Только короткие моменты, подобные этому, удерживали его от нервного срыва.

Если вся эта безумная история закончится относительно неплохо, Фройтер возьмёт отпуск, уедет куда-нибудь очень далеко и будет отдыхать до тех пор, пока его не начнёт тошнить. Но даже если всё закончится плохо, Фройтер всё равно возьмёт отпуск и уедет как можно дальше, что бы ни один член коалиции не смог найти его минимум месяц. Хватит с него бесконечных проверок и чтения судеб в чужих глазах.

— Ладно, — выдохнул он, проводя рукой по волосам. — Меня всегда предупреждают, если хотят наведаться, так что в случае чего у вас будет время сбежать. А пока оставайтесь, я не против.

Кит, что неудивительно, уже был готов возразить, но Фройтер щелчком пальцев лишил его голоса и невозмутимо продолжил:

— И примите душ, от вас несёт не только хаосом. Нет, Николас, ты не будешь красть одежду из магазина, — добавил он, заметив, как изменилось лицо сальватора. — Одолжу вам что-нибудь из своего, вроде должно подойти. Но для тебя, Твайла, у меня ничего нет. Не против, если я попрошу у Лукреции?

Кит возмущённо всплеснул руками, однако все его проигнорировали.

— Нет, я не против, — подумав немного, ответила Твайла. — Только скажи ей, что я как-нибудь потом расплачусь, а то… Ну, в общем, ты понимаешь.

Кивнув и вновь проигнорировав активно жестикулировавшего Кита, Фройтер спросил:

— Есть аллергия на что-нибудь? Попрошу Лукрецию купить еды, а то боюсь, что Кит возьмётся за дело сразу же, стоит мне выйти из комнаты. Да и в холодильнике у меня почти пусто.

Искатель вцепился в плечо Николаса и начал яростно трясти его, будто прося того немедленно вмешаться в идеальный контроль магии над ним, но сальватор с яркой улыбкой воскликнул:

— О, я так давно хотел попробовать что-нибудь из корейской кухни! Только не очень острое, и побольше мяса и…

— Ты в курсе, что многие блюда корейской кухни сами по себе острые? — как бы между прочим заметила Твайла.

Кит затряс Николаса ещё сильнее.

— Правда?.. Ладно, тогда пусть Лукрециясама решает. У меня аллергии нет. Разве что на всяких очень настойчивых и глупых искателей, — добавил он, многозначительно посмотрев на Кита.

— Принято к сведению, — заключил Фройтер, лёгким движением руки заставляя искателя застыть на месте. — Твайла, милая, иди в душ первая. Думаю, Лукреция будет максимум через двадцать минут. Помнишь, что да как?

Демоница кивнула и побрела в сторону ванной комнаты.

***

— Ничего не ломай, ничего не ломай… — бормотала себе под нос Твайла, регулируя льющуюся сверху воду до нужной температуры. — Не ломай, не ломай… Фройтер будет расстроен, если ты что-нибудь сломаешь, Твайла… Давай, девочка, держи себя в руках…

Контролировать безумное желание выбрать какой-нибудь объект и жестоко уничтожить его, разбить в щепки, терзало её все эти дни. Твайла была уверена, что ещё чуть-чуть, ещё одна фраза этого глупого и нетактичного искателя, и она сломает ему шею, швырнёт в него острый камень, разобьёт голову о какой-нибудь угол или сделает что похуже. Но она держалась, уговаривала себя быть спокойной и терпеливой не только ради Николаса, но и ради господина Илира — он бы не одобрил её довольно радикальных методов, хотя определённо согласился бы, что искателю следует следить за языком.

— Ничего не ломай…

Она была у Фройтера всего пару раз, но на каком-то интуитивном уровне знала, где что находится и куда следует протянуть руку, чтобы дотянуться до нужной вещи. Наверное, это не совсем правильно, но и Фройтер не был предупреждён об их визите, да и сам сказал, что Твайла может использовать всё, что посчитает нужным.

Может, он согласится отдать ей самые мягкие подушки, тёплые тапочки, лишние порции ужина, острый нож, которым она будет угрожать глупому искателю…

Твайла похлопала себя по мокрым щекам. Сначала она стояла под горячей водой, смывшей всю грязь и запах чужого хаоса, после — под холодной, но даже такой контраст не помогал ей сосредоточиться и привести мысли в чувства. Её бросало из крайности в крайность так долго, что она потеряла счёт времени, хотя старалась считать секунды и даже минуты — ещё один способ держать мысли под контролем и подавлять желание выплеснуть гнев.

Этот глупый и нетактичный искатель не виноват в том, что случилось с господином Илиром. Николас сказал ей об этом сразу же и очень аккуратно попросил Твайлу сначала думать, а потом действовать, но она всегда только и делала, что думала. Хотелось хоть раз поддаться эмоциям и хорошенько врезать кому-нибудь. Стычки с демонами, которые пытались убить её, не считались. Хотелось врезать кому-нибудь просто потому, что она могла сделать это.

Господин Илир бы её стремления не одобрил.

Твайла сползла по стенке и села, уперев лоб в колени. Сломанный правый рог адски болел даже спустя шесть дней — казалось, будто его продолжают отламывать, а внутрь проникают острыми иглами, задевающими каждый чувствительный нерв. Каждая капля воды ударяла не хуже острых шипов и когтей демонов, пытавшихся добраться до неё, но Твайла терпела. Уж лучше эта боль, чем та, что разрывает её изнутри, когда она видит глупого и нетактичного искателя.

— Спокойно… — бормотала она, сжимая коленки так сильно, что, кажется, короткие когти проткнули кожу. — Спокойно, Твайла… Всё будет хорошо…

Вряд ли что-то действительно будет хорошо. Господин Илир мёртв, король Джевел тоже, Первая исчезла. Твайла сильно сомневалась, что Пайпер решилась бы обратиться к ней за помощью, но всё равно ждала — своё настоящее имя она бы услышала за многие мили, ведь так был устроен слух демонов. Если бы Пайпер действительно решила назвать его, Твайла поняла бы, где та, и, наверное, смогла бы найти её. Это надежда была очень глупой, но в последнее время в жизни Твайлы только такие надежды и были.

Она надеялась, что искатель перестанет обвинять её в том, чего она не делала — просто так, по щелчку пальцев. Надеялась, что сумеет понять, действительно ли Маракс виноват в смерти господина Илира. Надеялась, что сможет доказать это и, что самое невероятное, после этого её оставят в покое. Ей не хотелось вечно скрываться, но уж лучше так, чем постоянно быть под наблюдением. Рейна, наверное, могла бы помочь, да и Лерайе, если так подумать, вот только первая была связана с человеком, который помог сбежать демонице, а вторая вообще спала чёрт знает где. Хотелось верить, что в этом мире, но если нет…

Твайла старалась не думать об этом. Слишком больно, слишком разрушающее. Но иногда всё-таки сдавалась перед натиском подобных мыслей и начинала размышлять: что, если Пайпер открыла Переход?

Николас говорил, что в тот день почувствовал очень мощный всплеск магии, но сказать, стала ли она началом Перехода, не мог. Последний Переход, который господин Илир и Стефан обнаружили и скрыли от других магов, был открыт больше двадцати лет назад — Николас тогда ещё даже не родился. Вряд ли Рейна стала бы утаивать от своего сальватора столь важную информацию вроде ощущения настоящего Перехода, но теперь Твайла не исключала и этот вариант. Вокруг было слишком много странностей и тайн, которые она не могла разгадать, чтобы не начать подозревать абсолютно всех.

И как ей только разобраться во всём?

В дверь постучали так резко, что Твайла испуганно вскрикнула и едва не поскользнулась в ванне, пытаясь подняться. Она успела только выключить воду, как жизнерадостный женский голос из-за двери воскликнул:

— Солнце моё, я нашла тебе лучшие шмотки во всём Денвере!

Сначала Твайла нахмурилась, не понимая, зачем Лукреции было соваться в Денвер, а после вспомнила, что Фройтер, вообще-то, живёт в Денвере. Раньше и особняк Гилберта располагался недалеко от этого города, но после был перенесён в Калифорнию и скрыт за тысячами заклинаний и барьеров так хорошо, что Твайла даже не смогла узнать, в каком именно районе он был расположен. Все эти скачки между разными местами с помощью порталов, которые открывали маги, всегда вызывали у неё нервный тик.

— Солнце, — Лукреция вновь требовательно постучала по двери, — выходи, никто не будет подсматривать!

Кое-как извернувшись так, чтобы прикрыть себя шторкой, Твайла протянула руку к двери и повернула замок.

— Дай сюда, — пробормотала она Лукреции.

— Да никто на тебя не смотрит!

— Дай сюда!

Лукреция с мученическим вздохом протянула ей бумажный пакет. Твайла быстро швырнула его на пол и закрыла дверь на замок, после чего не меньше получала просидела под горячей водой, пытаясь успокоиться. Из-за такой частой и резкой смены температур она вполне могла заболеть, но это почти не беспокоило её — в отличие от счетов, которые потом придётся оплачивать Фройтеру. Твайла очень надеялась, что он если и будет отчитывать её за такое, то хотя бы один на один.

Наконец она заставила себя встать и выключить воду. На то, чтобы уговорить себя быть терпеливой, спокойной и понимающей, у Твайлы ушло куда больше времени. Она старалась изо всех сил, пока сушила волосы всё время выключающимся феном, рассматривала одежду, принесённую Лукрецией, и пыталась не думать о том, как за неё расплачиваться. Может быть, опять придётся искать драу, которые понадобятся девушке? Или всего за ночь выследить тех, что воруют товар из ювелирного магазина, где работает Лукреция, чтобы к утру никто не заметил пропажи? Твайла надеялась, что её попросят о чём-нибудь, с чем она уж точно сможет справиться и не пострадать в процессе. Но для начала ей придётся пережить хотя бы один вечер, находясь в этой одежде.

Лукреция — девушка, которая не потерпела бы игнорирование популярных в сезоне цветов и фасонов. Наверняка она только ждала возможности рассказать Твайле, почему эта облегающая кофта лазурного цвета так идеального сочетается с чёрными брюками с высокой талией, будто Фройтер не объяснил ей, как сильно Твайле нужно не выделяться. Может быть, в понимании Лукреции такая одежда была самой неприметной, но в понимании Твайла как раз-таки наоборот, да ещё и неудобной. Она бы сейчас согласилась на что угодно, лишь бы не на идеально подобранную Лукрецией одежду — но выбирать, как и всегда, не приходилось. Слава элементалям хотя бы за то, что Лукреция не вручила ей какое-нибудь жутко неудобное и дороге нижнее бельё с ужасными кружевами или бантиками. Твайла бы тогда точно сдалась коалиции на растерзание.

— Твай! — радостно пискнула Лукреция, стоило ей выйти в коридор. — Выглядишь великолепно!

Твайла иступлённо уставилась на девушку. Во-первых, она не ожидала, что Лукреция будет ждать её под дверью. Во-вторых, даже сейчас она выглядела просто великолепно. Фройтер обещал, что Лукреция управится за двадцать минут, и Твайла не понимала, как за такой короткий промежуток времени девушка успела идеально накраситься, одеться, уложить ярко-рыжие волосы в безупречные локоны, найти одежду для Твайлы и купить им еды. Сколько раз она открыла портал?

Лукреция встала, лучезарно улыбаясь, и Твайле пришлось задрать голову — девушка была выше почти на две головы и редко отказывалась от высоких каблуков, разве что сейчас стояла босиком. Лёгкий цветочный аромат мгновенно окутал Твайлу, и она в который раз задумалась, были ли это духи Лукреции или же её природный запах. Учитывая идеальность Лукреции во всём, Твайла бы не удивилась, будь это так. Девушка просидела в коридоре, дожидаясь её, полчаса, а её кремовый брючный костюм даже не помялся!

— Твай, — повторила Лукреция, напрочь забыв о том, как Твайла не любит, когда кто-то сокращает её имя, — ты восхитительна. Ещё бы волосы красиво уложить…

— Ну всё, хватит, — пробормотала Твайла. — Я не на приём к королеве иду.

— А если бы и пошла, то сразила бы её своей красотой! — уверенно заявила Лукреция, закивав головой. На секунду её светло-серые глаза вспыхнули совсем не магией, и Твайла насторожилась. — А это… Это кто тебя так?

Твайле потребовались мучительные секунды, чтобы понять, что Лукреция аккуратно указывала на её правый рог.

— Маракс, — буркнула Твайла. — Сцепились с ним дней шесть назад.

— Ох, боги милостивые, — Лукреция стала интенсивно махать руками, будто ей не хватало воздуха, — ты столкнулась с Мараксом?! Милая, как он вообще…

Она так и не закончила, но Твайле не нужно было дослушивать до конца. Она сама не понимала, как Маракс её не убил.

Твайла не была слабой и беспомощной — за года, которые она провела вне общества тёмных созданий, она научилась использовать все свои природные данные с пользой для себя. Каждое обличье, которое она принимала, были изучено ею вдоль и поперёк, начиная от обычной домашней кошки и заканчивая самыми свирепыми и ужасными демонами из всех существующих. Когда Лерайе избрала её наследницей, Йоннет научила Твайлу использовать доступные ей крупицы Силы, а после, когда Лерайе оставила их обоих, Твайла заново училась сражаться исключительно своими силами. У неё было больше двух сотен лет, чтобы стать достаточно сильной, но даже так она с трудом справлялась с Мараксом. Он должен был убить её. Для чего подставлять её с убийством господина Илира и натравливать на неё коалицию?

— Твай, — серьёзно произнесла Лукреция, — хватит мозговых штурмов.

— Откуда ты…

— По лицу видно. Пошли, тебе надо поесть. Малышу Нико повезло, я нашла не особо острые корейские блюда.

Твайла присвистнула и напомнила себе, что у Лукреции было двадцать минут, после чего присвистнула ещё громче. Иногда маги по-настоящему удивляли её.

— И есть новость, которую нужно обсудить.

Твайла насторожилась. Очень редко, но Лукреция работала с коалицией — в основном по мелким вопросам не первостепенной важности, однако у неё были свои источники информации, позволяющие узнавать обо всех событиях. Очень часто она, конечно, донимала этим вопросом Фройтера, а ещё пыталась заставить его рассказать о том, что он видел в её глазах. Твайла не представляла, как он держался.

Судя по тому, что Кит Риндер опять общался жестами, у Фройтера вот-вот мог случиться нервный срыв и все остатки своего самообладания он тратил на то, чтобы не позволять искателю говорить. Твайла считала это отличным решением: пусть и ненадолго, но её голова не будет болеть из-за бесконечных обвинений. Хотя от осуждающих взглядов это, разумеется, не спасало.

Как и от любви Лукреции к щепотке драмы. Твайла не успела даже занять пустой стул, на который указал Фройтер, — стоящий подальше от Кита, разумеется, — как Лукреция громко вздохнула, села рядом и выпалила:

— Диего в деле.

Николас, так и не дождавшийся душа, продолжил спокойно выковыривать кусочки овощей со дна картонной коробки с логотипом какого-то ресторана. Либо он успел оглохнуть, либо не знал, кто такой Диего, что, как считала Твайла, было невозможно.

— Надеюсь, ты шутишь, — пробормотал Фройтер, перестав изображать страдальца.

— Не шучу, — строго ответила Лукреция, затем медленно обвела сосредоточенным взглядом Твайлу, Николаса и Кита. — Драу принесли весть, что он уже ищет вас.

— Невероятно… — выдохнула Твайла.

Кит взмахнул руками и показал что-то, чего она не поняла. Но надеялась, что это относилось к делу, иначе она окончательно разочаруется в искателе и больше не будет убеждать себя, что даже такие, как он, могут иметь мозги.

Николас наконец оторвался от еды и невинно уточнил:

— Кто такой Диего?

Лукреция возмущённо воскликнула, хлопнув ладонью по столу.

— Ты всерьёз не знаешь?

Николас похлопал глазами, но ничего не ответил.

— Боги всемогущие, — пролепетала Лукреция, прижимая ладонь ко лбу, — эти дети сводят меня с ума…

— Ты знаешь Энцелада? — уточнил Фройтер таким тоном, будто спрашивал у ребёнка, зачем ему пытаться проглотить степлер.

— Разумеется, знаю! — фыркнул Николас.

— И не знаешь Диего? — удивлённо повторила Лукреция. — Да он лучший из лучших!

— После Энцелада, — поправил её Фройтер.

— Разумеется, после Энцелада, — согласилась Лукреция. — Но Энцелад не владеет магией, а Диего был удостоен этой чести. Если коалиция решила привлечь его, значит, всё совсем плохо… Чем он занимался до этого?

— Как и все, искал Первую.

— М-да… И впрямь всё плохо.

— Не может же этот Диего быть таким ужасным? — с надеждой спросил Николас.

Лукреция быстро покачала головой.

— Он не ужасный, правда, но он…

Девушка остановилась, бросила быстрый взгляд на Твайлу и расправила плечи с таким невозмутимым лицом, будто ничего не произошло. Будто они не пытались через одни взгляды молча понять, о чём они могут рассказать Николасу, а о чём следует молчать — даже с учётом того, кем он был.

Это-то и не нравилось Твайле сильнее всего. Чтобы люди доверяли ей, она должна быть максимально честной и открытой, но существовали тайны, которые она не могла раскрыть при всём желании. Кристалл Йоннет, попавший к ней вовсе не так, как она рассказала Первой, Диего и его магия, количество людей, которые знали Твайлу и были согласны помочь ей спастись от коалиции. Твайле было выгодно показывать, что она всегда справлялась со всем сама и была одна, но лишь потому, что она не могла поставить под удар Фройтера, Лукрецию или того же Диего.

Хотя она сильно сомневалась, что Диего могло хоть что-нибудь угрожать. Если Лукреция права и коалиция привлекла его для их поисков, то у Твайла катастрофически мало шансов переманить его на свою сторону. Диего всегда следовал принесённым клятвам и был человеком чести, но он никогда не клялся в том, что защитит Твайлу, по-настоящему, даже если она по-глупому этого хотела.

— Выходит, — пробормотала она, всерьёз задумываясь над тем, что намного проще будет сдаться коалиции и как-то убедить всех, что она использовала хаос с целью контролировать Николаса и Кита, — нам нужно найти убийцу господина Илира раньше, чем Диего найдёт нас.

— Или для начала просто доказать, что ты невиновна, — подняв вверх указательный палец, сказала Лукреция. — По-моему это немного проще, чем выследить Маракса.

— И как ты это представляешь? — ощетинилась Твайла. — Мне просто заявиться в зал Истины и проникновенно рассказать им о том, что мне доверяли Йоннет и остальные? Они могут подумать, что я помогала Фортинбрасу!

Технически Твайла, упомянувшая имя Третьего, не нарушила никаких правил и клятв, потому что не следовала им, но Кит посмотрел на неё так, будто она из милой прилежной девушки превратилась в кровожадного монстра.

— Только если они не увидят правду, — пробормотал Николас, после чего, буквально через секунду, подскочил на ноги, хлопнув в ладоши. — Да, именно это нам и нужно! Пусть увидят тебя!

Лукреция нервно рассмеялась.

— А то они меня не видели! — раздражённо выпалила Твайла.

— Нет-нет, они должны увидеть, что ты на их стороне! Нужно найти и показать им кристалл Масрура!

Твайла всегда думала, что Фройтер — самый здравомыслящий человек из всех и его невозможно чем-либо удивить, но оказалось, что это не так. Из-за слов Николаса он даже потерял контроль над магией, лишавшей Кита голоса, и спустя долю секунды искатель разразился гневной тирадой, которую, должно быть, слышали все без исключения соседи.

***

Под ногами Гилберта что-то хрустнуло. Он опустил глаза и поморщился, распознав в обугленных останках часть тела довольно крупного ноктиса.

— Ничего? — спросил он, быстро отпихивая останки как можно дальше.

— Ничего, — отрапортовала Шерая, остановившись рядом. — Здесь их нет.

— Проклятье…

— Зато Енох сказал, что нашёл запечатанную дверь, ведущую вниз, в подземелья.

— Вниз? — удивлённо повторил Гилберт, пытаясь разглядеть в развалинах Тулума хоть что-то, похожее на настоящую дверь. — Как её тут ещё не обнаружили?

— Как-то же не обнаружили гнездо демонов.

С этим Гилберт поспорить не мог.

— Не так я представлял отпуск на Юкатане…

— Будто у тебя бывает отпуск.

Очередное замечание, озвученное довольно пресным тоном, Гилберт решил оставить без внимания. Шерая могла сколько угодно показывать, что она совсем не устала который час поддерживать барьеры, не пускавшие многочисленных туристов в археологическую зону Тулума, наиболее популярную из всех, но Гилберт примерно представлял, сколько сил ей требуется для этого на самом деле. Туристы валили сюда толпами, желая рассмотреть один из городов цивилизации майя, и совсем не подозревали о том, что здесь сокрыты бреши демонов, целые гнёзда ноктисов и подземелья, о существовании которых земляне даже не подозревали. Те всегда были скрыты хаосом, но теперь их предстояло скрывать магам коалиции — вряд ли земная общественность выдержит что-то подобное и не бросит все силы на изучение неожиданно появившегося объекта исторической важности. До сих пор эта земная общественность спокойно расхаживала по территории, под которой прятались демоны, и Гилберт боялся представить, что будет, если люди сунутся туда, откуда они этих демонов вытравили.

К счастью, потерь с их стороны не было. Но в противовес этому шёл тот факт, что многие демоны успели сбежать через бреши или самым обычным и довольно трусливым способом. Те же, что остались, были сожжены магией Шераи и Диего, который исчез сразу же, как стало понятно, что Николаса с демоницей им здесь не найти. Зато остался Енох и Артур, который явно не радовался жаркому климату и влажному воздуху и с угрюмым выражением лица в нескольких метрах позади следил, чтобы никто не застал Гилберта и Шераю врасплох. Ещё несколько рыцарей изучали периметр, эльфы и феи избавлялись от тел демонов и ноктисов, только Енох, кажется, ослушался приказа и сунулся туда, куда не должен был.

Если бы перед ними не стояла конкретная цель, Гилберт уговорил бы Шераю задержаться в этом прекрасном месте и тщательно изучить его. Вне зависимости от времени и погоды, Гилберту нравился каждый кусочек этого мира: с его шумными яркими городами, различными штатами, графствами и территориями; с дикими лесами, отдалёнными островами и горами такой высоты, где уже становилось трудно дышать; со следами древних народов, остававшихся только на страницах истории этого мира. Такие были и в Сигриде, но Гилберт даже Ребнезар не изучил вдоль и поперёк, не говоря уже об остальном мире, оттого и пытался узнать и увидеть как можно больше в этом мире. Шерая разделяла его энтузиазм лишь в те моменты, когда подобное не несло угрозу его жизни или тогда, когда они не были заняты чем-то чрезвычайно важным, не терпящим отлагательств.

— Хочу открытку, — брякнул Гилберт, не успев остановить себя.

Шерая, идущая к активно машущему руками метрах в двадцати от них Еноху, остановилась.

— Открытку, — тихо повторил Гилберт. — Ну, знаешь, в сувенирных лавках постоянно такие продают… Всё равно я плохо фотографирую, так что просто купи мне красивую открытку, и я успокоюсь.

Шерая смотрела на него так пристально, что Гилберту стало неуютно.

— Для начала мы проверим, что внизу, — спокойно произнесла она, неотрывно смотря на него.

— Мы проверим, что внизу, — смиренно повторил Гилберт почти шёпотом и первым рванул к всё ещё машущему руками Еноху.

Иногда Гилберт совершал глупые вещи и даже не отрицал этого. В такие моменты он всё ещё ощущал себя ребёнком, который мог попросить у взрослых какую-нибудь ерунду, на которую совсем не жалко денег, но которая обязательно сделает его счастливым. Он до сих пор хранил разную мелочь, которую Шерая покупала ему, и не планировал с ней расставаться, даже если не видел в ней смысла.

И хотя открытки из разных мест он считал самой настоящей глупостью из всех возможных, остановить самого себя, зациклившегося на неуместной мысли, оказалось чрезвычайно трудно. В последнее время это случалось слишком часто: то подавай ему чай определённого сорта, то пиджак должен быть непременно глубокого синего цвета, но не индиго, то обедал он в обществе королевы Ариадны, но не наследников фейского Сердца. За последний месяц Гилберта переклинивало так часто, что Шерая уже давно перестала удивляться перепадам его настроения, только смотрела слегка осуждающе, чтобы он помнил, кем является на самом деле и не пытался давить на её жалость.

Если бы только это действительно срабатывало. Шерая могла позволить поспать ему на час дольше, но не увильнуть от работы; предложить альтернативу для места встречи с принцем Джулианом, но не найти причину, чтобы избежать самой встречи; вовремя увести господина Армена, чтобы он не начал читать Гилберту лекцию о том, что тот недостаточно зрелый для дел, которыми занимается. Шераю можно было разжалобить, но в исключительных случаях, и нынешний уж точно не входил в эту категорию.

Гилберт жестом приказал Артуру присоединиться к другим рыцарям, и тот, коротко кивнув, ушёл. Енох ждал их у небольшой каменной площадки, поросшей мхом, и большими пальцами указывал себе за спину. Дующий с моря ветер нещадно трепал его чёрные волосы, и Гилберт просто не понимал, как Енох до сих пор терпел его. Сам Гилберт не меньше полусотни раз пожаловался на этот беспощадный морской ветер, окончательно спутавший его кудри, но при этом был благодарен ему за запах солёной воды, перебивающий запах демонов. Однако по мере того, как они приближались к месту, которое нашёл Енох, запах только усиливался. Он, казалось, впитывался в одежду, стальные пластины неброских доспехов рыцаря, и прилипал к коже без возможности избавиться от него. Когда Енох остановился за полуразрушенной стеной высотой не больше двух метров, этот отвратительный запах едва не сбил Гилберта с ног.

— Вот здесь, — Енох постучал пальцем по другой каменной стене, с полуразрушенной образовавшей угол, и расплылся в гордой улыбке. — Диего сказал, что там что-то есть.

— А, — выдал Гилберт, прищурившись, — то есть это нашёл Диего? Нашёл и свалил.

Енох легко пожал плечами, серо-голубые глаза насмешливо прищурились.

— Нет здесь вашего сальватора, вот и свалил.

Если привычный мир вокруг рушился с каждым днём всё сильнее и сильнее, то оптимизм Еноха был неиссякаемым и неизменным источником. Порой Гилберту казалось, что Енох украл весь жизненный оптимизм у остальных рыцарей и сконцентрировал его в себе, а также установил себе правило постоянно шутить и улыбаться. Пожалуй, если бы не он и Диона, всё время проводящая с рыцарями, никто не отзывался о них как-то иначе, как об угрюмых и злых. Данталион даже как-то назвал Еноха «визитной карточкой рыцарей» и сказал, что «его лицо можно помещать на эти тупые рекламные баннеры».

— Если бы там было что-то опасное, он бы сказал, — с умным видом добавил Енох.

— Если бы там было что-то опасное, мы бы и сами поняли, — возразил Гилберт. — Почему демоны скрыли конкретно это место? Что в нём особенного? — спросил он, повернувшись к Шерае.

Она уже разрушала связи между частицами хаоса, укрывавшими очертания, похожие на дверь. Гилберт надеялся, что она скажет хоть что-нибудь, даст хотя бы крошечный намёк, но Шерая молчала ровно до тех пор, пока камень не рассыпался в пыль у её ног. Разумеется, на её начищенный до блеска ботинках не появилось ни пятнышка.

— Странно, — отстранённо произнесла Шерая, вытянув руку, окутанную алыми всполохами магии, вперёд. — Там ничего…

Биение сердца. Совсем тихое дыхание и глухой звук, будто кто-то скрёб камень. И запах, который он помнил.

Великаны никогда не забывали запахи.

Гилберт сорвался с места и побежал вниз по кривой каменной лестнице. Шерая оказалась рядом быстрее, чем он успел преодолеть хотя бы половину расстояния, и решительно завела его себе за спину, после чего быстро направилась вперёд.

Магия вспыхивала буквально везде: изучала стены, покрытые мхом и отвратно пахнущей слизью, потолки, выбоины на полу, кровавые следы и глубокие борозды, оставленные явно когтями. Алым занимались старомодные факелы, висящие в держателях на стенах, алый отражался в глазах Шераи и на металле доспехов и меча Еноха, бежавшего рядом. Алый освещал проржавевшие решётки камер, за которыми были скелеты демонов, покрытые грязью и пылью, чьи-то останки и нечто кроваво-красное, пахнущее так ужасно, что Гилберта едва не выворачивало наизнанку.

Но вполне живое сердце билось где-то здесь, знакомый запах не исчезал, и Гилберт бежал, спешно оглядывая камеры и приказывая Шерае и Еноху делать то же самое.

Он едва не пропустил нужную только потому, что не узнал её сразу же.

В один из камер бесконечного жуткого коридора, скованная по рукам и ногам цепями, вбитыми в стену, лежала девушка. Одежда была изорвана до неузнаваемости и пропитана кровью и потом, когда-то золотистые волосы напоминали солому, но мутный взгляд светло-голубых глаз оказался направлен на него.

— О, боже мой… — пробормотал Енох, остановившись рядом с Гилбертом. — Она… жива?

— Жива, — дрогнувшим голосом подтвердил Гилберт. — Но долго так не протянет. Шерая, немедленно освободи её.

Шерая не стала задавать лишних вопросов и сразу же принялась магией разрушать металлические прутья. Из-за ржавчины они сдались быстро, буквально за несколько секунд, но следующей преградой стал барьер, очень напоминающий магический. Шерая выдала своё беспокойство лишь вздёрнутой бровью.

Они старались как можно меньше говорить о том, что кто-то из демонов сумел заручиться поддержкой магов лишь из-за того, что это могло посеять панику. К тому же, они не знали наверняка, правда ли это. Николас несколько раз говорил, что это мог быть Иснан, ведь предполагал, что тот связан с Ренольдом, но Гилберту нужно было нечто большее, чем предположения.

Но даже если сейчас этот вопрос вновь начал беспокоить его, он сумел справиться с эмоциями и сосредоточился только на девушке в камере. Если Диего лишь сообщил о том, что внизу что-то есть, а не попытался лично разобраться в этом, значит, угроза была незначительной. Шерая наверняка успела проверить девушку — если бы она была опасна или проклята, Шерая не подпустила бы его даже на расстояние пушечного выстрела.

Но, к сожалению, девушка никогда не доверяла Шерае так, как доверяла ему.

Когда последняя преграда была разрушена, Гилберт едва не подлетел к слабо дышащей девушке и аккуратно приподнял её голову, укладывая на своих коленях.

— Не следует ли её убить?

Вместе с извечным оптимизмом Енох отличался частым непониманием ситуации и нередко задавал неуместные вопросы. Гилберт бы, как и всегда, сделал вид, что ничего необычного не услышал, но в этот раз ответил резко и жёстко:

— Тронешь её — и я сам тебя убью.

Енох вскинул ладони, показывая, что сдаётся. Шерая возилась с цепями, не обращая внимания на мгновенно изменившуюся атмосферу, пока Гилберт пытался рассмотреть в глазах девушки хоть что-то, помимо растерянности, непонимания и дикого страха.

— Коалиция ей заинтересуется, — бросила Шерая, разбивая последнее из звеньев и переключаясь на кандалы вокруг болезненно худых и израненных ног девушки.

— Я знаю, — коротко ответил Гилберт.

— И они обязательно вспомнят всё, что было, — продолжила Шерая.

— Я знаю!

— Точно хочешь этим заняться? Мог бы передать заботу о ней кому-нибудь другому.

— От Лэндтирса ничего не осталось, никто её не защитит и не поддержит.

Что, вообще-то, было ошибочным утверждением, но Гилберт уже не мог взять свои слова назад.

— Но это сделаешь ты?

Шерая не могла не понимать, что девушка нужна им. Если демоны прятали её здесь, значит, она нужна была им для какой-то цели. Возможно, даже то, что они её бросили, было лишь их планом, но это не означало, что Гилберт позволит Сонал из рода Арраны, первой принцессе Лэндтирса, и дальше гнить в камере.

На самом деле Шерая переживала за него — думала, что ему будет тяжело находиться рядом с девушкой, буквально воскресшей из мёртвых, которая едва не стала частью рода Лайне. Что она, когда заговорит, наверняка будет очень злой и спросит, почему ей помогает Гилберт, а не он.

Но даже если Гилберт не был готов, — пусть и пытался убедить себя в обратном, — Сонал нужно забрать отсюда.

— Просто освободи её, — пробормотал Гилберт, краем глаза заметив, как Сонал пытается пошевелить рукой. Он мгновенно поймал её хрупкую ладонь, покрытую гниющими ранами и струпьями, со сломанными и даже вырванными ногтями, и несильно, успокаивающе сжал, после чего изобразил самую дружелюбную улыбку из всех, которая только была в его арсенале: — Пожалуйста, потерпите немного, Ваш Высочество. Мы обязательно…

— Фортинбрас?.. — совсем тихо прохрипела Сонал. — Это вы?..

Гилберт шумно втянул воздух. Шерая продолжала аккуратно ломать кандалы магией, Енох с невозмутимым выражением лица вышагивал за пределами камеры, будто высматривал опасность, и наверняка сделал вид, что ничего не услышал. Гилберт бы обязательно поблагодарил его за это, если бы Сонал не сжала его ладонь и не повторила:

— Фортинбрас, я…

— Я Гилберт, — кое-как выдавил он, немигающе смотря на неё. — Гилберт, помните, Ваше Высочество?

Вряд ли она помнила, да и повзрослевший Гилберт и впрямь напоминал Предателя тогда, когда он ещё был просто Фортинбрасом из рода Лайне. Объяснение было простым и логичным, но оно терзало его не хуже когтей демонов и мысли, что он, возможно, не справится.

— Что?.. — выдохнула Сонал, прищурившись. — Где…

— Тише, Ваше Высочество, — пробормотал он, когда она вдруг зашевелилась. — Потерпите немного, мы вот-вот вас освободим и доставим к целителю.

— Но где…

— Потом, Ваше Высочество. Все вопросы — потом.

Если он вообще доживёт до этих вопросов. Если Сонал вдруг не впадёт в истерику и не попытается наброситься на него. Если он сумеет выдержать огромные пласты воспоминаний, навалившихся на него от одного вида Сонал из рода Арраны.

— Всё, — объявила Шерая.

— Итак, Ваше Высочество, — натянуто улыбаясь, произнёс Гилберт, — нам пора уходить.

Шерая уже сформировала портал, ведущий в его особняк, когда Гилберт сумел аккуратно поднял Сонал на руки, не потревожив её ран и не вызвав первой волны паники. До неё, должно быть, оставались считанные минуты, если не секунды, и следовало как можно скорее добраться до Марселин.

— Узнай, есть ли тут что-то ещё, — приказал он Шерае, быстрым шагом направляясь к порталу. — И не возвращайся, пока не прочешешь каждый клочок пространства. Мы с Марселин справимся.

Если бы только они с Марселин могли справиться с главным вопросом: как бывшая невеста его опального брата оказалась здесь?

Глава 5. Когда мы сбились с пути?

— Су-кин сын! — по слогам прокричала Зельда, агрессивно топча ногой пепел и поджарившиеся куски чужой плоти. — Су-кин сын! Су…

— Зельда! — не выдержал Себастьян. — Хватит орать!

— Сам прекрати орать! — огрызнулась она. — Из-за этого сукиного сына мы…

— Ещё одно слово и, клянусь, я сдам тебя в психушку!

Зельда упёрла руки в бока и показала ему язык. Себастьян раздражённо закатил глаза, вскинув руки к небу, и отвернулся. Либо он был просто слабаком, не выдерживающим вида крови, либо хотел убедиться, что в ближайшие пару минут их никто не заметит.

Зельда даже не знала имени на голову отбитого идиота, который, стоило им выйти на него, позволил хаосу превратить его в тёмное создание. Никто из них и не отрицал, что нападение тварей — первая и, вероятнее всего, единственно верная причина смерти Джевела, однако рассматривались и другие. Отравление ядом или дымом, удушение, магия, запрещённые чары, старое любимое хладнокровное убийство, прочая муть… В общем, за первую версию они принимали хаос тёмных созданий, но были обязаны проверить и другие. Всё шло относительно хорошо ровно до тех пор, пока этот долбанутый эльф не решил убить их.

Как и всегда, с самого начала Зельда была на высоте.

Они изучили покои короля Джевела сразу же, как получили поиск. Изучили тело, ещё лежащее на кровати — вернее, то, что от него осталось. Где-то была содрана кожа, где-то вырваны мышцы, все волосы слиплись из-за крови, глазницы пусты, язык отсутствовал, фаланги пальцев на ногах и руках отрезаны. Зельда едва не похвалила ничуть не дрогнувшего при виде этой жуткой картины Себастьяна, но сдержалась, поймав на себе его довольно красноречивый взгляд. Пока он обыскивал комнаты, используя исключительно природную наблюдательность и какие-то стрёмные методы искателей (Зельда была уверена, что это они и есть), она изучала место убийство и жертву магией. За ними следила дюжина рыцарей, смотревших так агрессивно, что Зельде хотелось выцарапать им глаза.

Хотя, может быть, дело было в том, что она чувствовала хаос в воздухе. Не ту концентрацию, из-за которой мог умереть король, а скорее мелкие частички, которые есть везде. Те самые, благодаря которым маг Анка доказывала, что хаос и магия всегда были ближе, чем все привыкли думать.

Затем был самый обычный допрос. Себастьян лично допросил каждого из рыцарей, стражников, слуг и советников и сделал это ещё раз с теми, кто первым обнаружил тело короля и дежурил возле его покоев в то время. Зельда несколько раз проверяла каждого магией и не остановилась даже тогда, когда по приказу принца к ним присоединилась Сибил.

Они ничего не узнали. Единственная зацепка — обломок рога, но Зельда отказывалась отдавать его Сибил. В первую секунду она подумала, что Себастьян свернёт ей шею за это, но он неожиданно поддержал её и сказал, что обломок будет у Зельды ровно столько, сколько потребуется. Может быть, у него и были какие-то свои мысли на этот счёт, но с ней он ими не поделился.

Что, вообще-то, было немного обидно. За почти восемь дней поисков Зельда делилась с Себастьяном абсолютно всем. Кроме, пожалуй, одной крохотной детали, которую он бы не смог понять.

Однако он понял, где в расположении стражи в час смерти короля Джевела была несостыковка и сказал Зельде, чтобы она привлекла к делу каких-нибудь невидимых драу. По их поручению духи следили за выбранными Себастьяном подозреваемыми и сообщали им обо всех странностях, которые замечали. Первой и единственной странностью стал тот факт, что один из стражников в последний момент был заменён другим из-за каких-то проблем. Зельде потребовалось меньше двух минут, чтобы изучить его скромную комнату и всего секунда, чтобы напасть на след сбежавшего, как трусливый щенок, мерзавца. Драу не сообщали о новых странностях, ни один из их анонимных осведомителей, которые были привлечены к делу, не предоставляли новой информации, поэтому Зельда рванула за сбежавшем мерзавцев.

Когда она упустила его, — ровно через десять минут, ведь этот сукин сын попал под защиту ноктисов! — ей пришлось наступить себе на горло и открыть портал к Себастьяну.

И теперь, два дня спустя, они недалеко от Монток-Пойнта, на берегу, где сбежавший с поста эльф был поглощён хаосом, превратившем его в тёмное создание, а после — сожжён магией Зельды изнутри. Остались только мелкие косточки да распавшиеся на куски совсем новенькие рога, которые Зельда намеревалась изучить с особой тщательностью.

Её научили этому довольно давно — использовать минимум магии, чтобы изучить останки тварей и выяснить, в какую точку станет стягиваться хаос. После смерти демонов, которые изначально не были таковыми, хаос всегда возвращался к своему настоящему хозяину. Нужно было лишь подождать, когда он перестанет пытаться восстановить тело из месива, в которое его превратила магия Зельды, и начнёт ползти к источнику.

— Слушай, — начала она, но Себастьян её тут же перебил:

— Если ты ещё раз назовёшь его сукиным сыном…

— Нет же! — возмутилась она. — Я, вообще-то, по делу.

— Тогда слушаю.

Он внимательно рассматривал береговую линию, игнорируя почти доползающую до них воду, и в основном занимался тем, что выглядел загадочно.

Нет, серьёзно, Зельда не понимала, зачем он что-то там высматривает. Она поставила барьеры, оградила это место, начертила сигилы, которые оповестят их, случись что… Благо, магии в этом мире было так много, что Зельда могла не бояться исчерпать свой внутренний источник до дна и состояния, когда ей поможет только быстрая и милосердная смерть.

— Нам придётся подождать, пока хаос не начнёт притягиваться к своему хозяину, — произнесла она, покосившись на блестевшие в свете вечерних сумерек рога, валявшиеся на земле.

— Долго?

— Каждый раз по-разному. Может пару минут, а может и часов. Но судя по тому, что этот хаос становится всё менее активным, он вот-вот начнёт искать хозяина.

— Прекрасно, — саркастично пробормотал Себастьян, поворачиваясь к ней, — и что ты…

Зельда истошно закричала и отшатнулась, едва не споткнулась о плоский камень, торчащий из влажного песка. В руке Себастьяна мгновенно оказался пистолет, он сам начал оглядываться, ища источник угрозы, но, ничего не заметив, быстро убрал оружие и подбежал к всё ещё кричащей Зельде. Ей показалось, что он попытался протянуть к ней руки, но она закричала ещё громче и отскочила, дрожа всем телом.

— Зельда! — нетерпеливо прикрикнул Себастьян. — Какого…

Зельда вцепилась в волосы и затрясла головой так сильно, что уже убранный в ножны Бальмунг несколько раз ударил её по спине.

— Зельда!

«Тебе это кажется, Зельда, — в голове прошелестел знакомый голос, который всегда помогал ей успокаиваться. — Это только в твоей голове».

— Зельда, — тише и, что на долю секунды показалось ей странным, мягче позвал Себастьян, — здесь никого нет, прекрати кричать и объясни мне, что с тобой.

Зельда через силу открыла глаза и увидела перед собой исполосованное кровоточащими ранами лицо искателя. Из-за крови слиплись светлые волосы, одежда скрипела, медный запах забил ноздри. Кровь брызнула изо рта, когда Себастьян произнёс:

— Зельда, ты должна сказать мне, что…

Она зажмурилась и покачала головой. В ушах стояли гул, рёв тварей, шум дождя, постепенно становящегося всё сильнее, и оглушающий грохот целого табуна лошадей.

«Тебе это кажется, Зельда, — произнёс всё тот же голос. — Ну же, посмотри на меня. Я в порядке, видишь? Это только в твоей голове».

— Это в моей… в моей голове, — пробормотала она, стараясь дышать через рот, иначе её бы точно вывернуло из-за тошнотворного запаха. — Крови нет, дождь не ранит, солнце встаёт и садится каждый день…

— Что?

— Это только в моей голове… — повторила она, всё ещё не решаясь приоткрыть хотя бы один глаз и убедиться, что на самом деле Себастьян не ранен. Он получил пару царапин из-за когтей долбанутого на голову эльфа, но они не были смертельными. Те же, что видела Зельда, уже давно должны были убить его. — Он был прав, он был прав… Только в моей голове… Крови нет, дождь не ранит, солнце встаёт и садится каждый день…

— Зельда, — настойчиво произнёс Себастьян и аккуратно отнял сначала одну её руку от взлохмаченных белых волос, а следом за ней и другую, и сжал их в своих ладонях, — не знаю, что за хрень ты бормочешь, но успокойся. Здесь никого нет, мы одни. Всё нормально. Сейчас ты вдохнёшь, выдохнешь, успокоишься, и мы вместе подождём, пока хаос начнёт тянуться к своему хозяину. Мы найдём того, что обратил этого эльфа, найдём убийцу Джевела и будем купаться в деньгах, помнишь?

Что-то такое Зельда действительно помнила — пару дней назад она сказала Себастьяну, что за успешное завершение поиска принц Джулиан заплатит им столько, что они до конца своей жизни будут купаться в деньгах. Но она думала, что Себастьян не обратил внимания на её слова. Он часто не отвечал на её отвлечённые рассуждения или просто называл их чушью.

— Зельда, — повторил Себастьян, — немедленно посмотри на меня.

«Тебе это кажется, Зельда. Это только в твоей голове».

Она сделала маленький осторожный вдох через нос и, не распознав медного запаха, приоткрыла глаза. Лицо Себастьяна вновь было нормальным: в меру надменным, с презрительно изогнутыми бровями (они, кажется, всегда были такими) и абсолютно чистой кожей.

— Крови нет, — прошептала Зельда, во все глаза смотря на него.

— Крови нет, — повторил Себастьян. — Хотя я понятия не имею, что это значит. Не хочешь объяснить?

Заметив, что он всё ещё держит её руки, Зельда стряхнула их и отступила на шаг. Она была уверена, что проклятие не вернётся, но именно это и случилось спустя почти одиннадцать месяцев.

— Невероятно! — возмущённо выпалила Зельда, раскинув руки в стороны. — Почему оно всегда приходит так невовремя?!

Себастьян озадаченно моргнул, уставившись на неё. Зельда была достаточно умной и успела навести справки едване на каждого выдающегося человека в коалиции — она знала, что Себастьяна трудно удивить и вообще чем-либо впечатлить. Даже когда через день после встречи с принцем Джулианом они были в доме семьи Гривелли, где искали информацию о нескольких старых поисках, которые могли помочь им с вероятностью в пятьдесят процентов, он с удивительным спокойствием узнал у наткнувшейся на них Рокси, как она себя чувствует. Зельда слышала, что девчонка сцепилась с сильной демоницей где-то в Англии, и не постеснялась обругать Себастьяна за чёрствость, после чего пообещала Рокси, что как-нибудь покажет ей, насколько хорошо оружие из артизарской стали. Было что-то очень привлекательное в этой девчонке, в одиночку завалившей демона, который месяц терроризировал какой-то там пансион, и даже её вопрос о том, что такое артизарская сталь, не умалял этой привлекательности.

Тогда Себастьян не отреагировал на её замечание. Ему, казалось, было плевать, что Зельда через три секунды после знакомства с Рокси пообещала показать ей, как обращаться с оружием. Он только довольно скупо напомнил сестре, что она должна не перенапрягаться и пить отвары, приготовленные Эйлиш, после чего с невозмутимым выражением лица передал Зельде старую карту какого-то города, где были непонятные ей метки. В общем, Себастьяна было трудно поймать на чрезмерной эмоциональности.

Но у Зельды получилось.

Он смотрел на неё так, будто она призналась, что собственными руками задушила короля Джевела во сне. Хотя нет, Зельда была уверена, что в таком случае выражение его лица не изменилось, осталось бы таким же холодным и незаинтересованным. За десять дней совместной работы, когда они были вынуждены быть рядом почти двадцать четыре часа в сутки, она достаточно изучила весь спектр эмоциональности этого искателя и знала, что его трудно выбить из колеи.

Поэтому она не понимала, почему он смотрит на неё так удивлённо. Это длилось всего несколько секунд, на самом деле ничего не значащих, из тех, что легко забываются в будущем, однако Зельда не была уверена, что в данном случае будет именно так. Она всегда отличалась хорошей памятью — та подводила лишь в моменты, когда проклятие просыпалось и терзало её сердце, разум и душу.

— Что? — наконец произнесла она куда тише, чем рассчитывала.

С Себастьяна будто разом слетела маска. Он вновь презрительно сощурил глаза, скривил губы, будто готовился озвучить язвительное и чрезвычайно точное замечание, о котором никто не просил, и слабо качнул головой в сторону.

— Твой хаос движется.

— А.

Зельда покосилась на горстки пепла, оставшиеся от демона, и увидела тонкий след из чёрных песчинок, охваченных сизыми нитями её магии.

— Немного быстрее, чем я ожидала. Думала, успею купить немного аранчини.

— Что? — фыркнул Себастьян.

— Ты вообще знаешь, что это такое?

— Знаю.

— Тогда я не понимаю, как ты можешь быть таким бездушным.

Зельда развернулась, не говоря больше ни слова, и направилась за хаосом. Он начнёт растворяться в воздухе, самой магии этого мира и свободных частицах хаоса совсем скоро, и таким образом будет искать своего хозяина, но уж лучше Зельда с уверенным видом будет идти вперёд и откроет портал чуть дальше, чем будет стоять под пристальным взглядом Себастьяна, объяснять ему, как важно не отказываться от прекрасной еды, и притворяться, будто странного приступа не было.

Фортинбрас был прав, когда сказал, что этот мир понравится ей больше. Но он не говорил, что в нём может быть так трудно.

***

— Боги милостивые. — Энцелад вздохнул, провёл ладонью по лицу, надеясь, что он всего лишь не выспался и сейчас видит всякую ерунду, но, вновь посмотрев на кровать сестры, всё ещё видел полуголого Артура, уткнувшегося в подушку. — Что ты тут делаешь?

Артур вяло махнул рукой и отвернулся от него.

— Даю три секунды, после чего вышвырну тебя за дверь.

— Тебе с подробностями? — промямлил Артур в подушку.

— От смерти тебя отделяет всего секунда.

— Значит, без подробностей. — Артур приподнялся на локтях и сонно уставился на него. — Итак, я тут сплю. Вопросы?

Не то чтобы после такого довольно исчерпывающего ответа у Энцелада должны были остаться вопросы. Он прекрасно знал об отношениях Дионы и Артура и не имел никакого права мешать им, но Диона обещала, что будет отдыхать после серьёзного ранения, полученного два дня назад у бреши в Канберре. Демон с очень острыми рогами продырявил ей левое предплечье, и Диона именами их родителей поклялась, что будет отдыхать. Энцелад прекрасно знал, что она сделала это только для того, чтобы он оставил её в покое, но всё равно был немного разочарован. Скорее в себе, вновь поверившим сестре, чем ей, умевшей добиваться от него желаемого.

— Только один. Почему без одежды?

— С подробностями? — на всякий случай повторил Артур.

— Я тебя сейчас убью.

— Да ладно, расслабься. В Лос-Анджелесе жарко, я к такому не привык…

— Ты же знал, что она серьёзно ранена.

— В своё оправдание скажу, что она сама на меня набросилась, а я только хотел узнать, как она себя чувствует! Теперь я могу жить спокойно?

— Пока встречаешься с моей сестрой — нет.

Артур издал мученический стон и уткнулся лицом в подушку.

Он, вообще-то, был отличным вариантом и вполне устраивал Энцелада, чего нельзя было сказать о большей части прошлых любовников и ухажёров Дионы. Почти все шли на попятную, когда по-настоящему осознавали, кто она и кто её брат, а те, кто не прошёл эриам, смотрели на него так, будто он был серийным убийцей и мучителем животных. Артур же хоть и был намного младше, — Энцелад никогда не забывал о разнице в двести лет, которая существовала между сигридцами из другого мира и теми, кто жил здесь ещё до Вторжения, — имел достаточно наглости и храбрости, чтобы не бояться его и одновременно очаровывать его сестру своим характером и неиссякаемым источником позитива. Енох тоже пытался, но он, вообще-то, пытался очаровать всех и каждого.

— Вставай, — жёстко произнёс Энцелад, — Шерае нужно несколько рыцарей, чтобы навестить Кемену.

Артур мгновенно оживился и едва не подскочил на месте.

— Кемену?

— Вставай, — повторил Энцелад. — Чтобы через пять минут был внизу.

— Почему она не берёт вас?

— Потому что мы нужны Гилберту.

— Ага, понятно, — ответил Артур таким тоном, который говорил о том, что ему ничего не понятно. — Из-за той принцессы? Очень странно.

Энцеладу самому казалось это странным, но он рыцарь, а не городской следователь, чтобы задавать вопросы. Он живёт и служит на благо короля, которому принёс клятву, и беспрекословно выполняет все его приказы. Даже если он обращался к нему по имени и характер их отношений можно было описать словом «дружеские», Энцелад никогда не забывал, кем являлся на самом деле.

— А Дионе вообще уже можно браться за дело? — с искренним беспокойством на лице спросил Артур, наполовину свесившись с кровати и ища одежду на полу.

— Боги, — повторил Энцелад, отходя в сторону. — Вас вообще нельзя оставлять без присмотра.

— Ну? — Артур поднял на него глаза и повторил: — Ей можно браться за дело?

— Если она, как ты говоришь, сама набросилась на тебя, то да, можно. Но если из-за этого её выздоровление отложилось, ты будешь всю ночь стоять на дежурстве на коронации Джулиана.

— Не-ет, — неверяще протянул Артур, в ужасе уставившись на него. — Ты не настолько жесток.

— О, ещё как, — встряла стоящая на пороге комнаты Диона. — Доброе утро, Энци. Где мой чай?

Энцелад закатил глаза. Вчера он сказал, что разбудит её утром, чтобы она точно не проспала, — это вполне могло случиться из-за отваров, которые приготовила Марселин, — но застал в комнате только спящего Артура и до сих пор понятия не имел, где носило его сестру.

Выглядела она превосходно: в совсем новых, идеально сидящих, точно вторая кожа, чёрных кожаных доспехах, ещё слабо поблескивающих из-за чар — прошлые доспехи были безнадёжно уничтожены хаосом демона, который продырявил ей руку и сумел разбить защитные чары. На лице — ни следа усталости или рассеянности, серые глаза сверкали так, будто Диона была готова прямо сейчас ринуться в бой. Она даже волосы собрала в тугой хвост, как делала всегда, когда бралась за работу.

— Где ты была? — спросил Энцелад, напрочь проигнорировав замечание о чае. Диона почему-то была уверена, что каждый раз, когда он будил её, он был обязан приносить её любимый чай с жасмином.

— У Марселин, где ещё мне быть?

— Мы нужны Гилберту.

— Если бы мы были нужны ему, мы бы уже были рядом.

Она была абсолютно права, ведь принесённая ими клятва позволяла понять, когда король всерьёз нуждался в них, но Энцелад не привык отклонятся от привычной инструкции. Даже если они остаются в особняке, даже если Гилберт просто сказал прийти сразу же, как Диона проснётся, это не означало, что они могли растянуть всё на несколько часов. И без того прошло больше десяти минут, которые сильно нервировали Энцелада.

Диона широко улыбнулась ему и поманила за собой. Очевидно, её совсем не волновало, что Артур всё ещё был в её постели.

— Когда-нибудь вы сведёте меня в могилу… — пробормотал Энцелад, идя вслед за сестрой.

— И я тебя очень люблю. Но, может, сходишь с кем-нибудь на свидание? — невинно хлопая глазами, предложила Диона. — Ты такой угрюмый, надо больше…

— Что мне сделать, чтобы ты, наконец, успокоилась?

— Не быть таким вредным и злым.

— Я не вредный и не злой. Я просто выполняю свою работу.

— Вот она и сведёт тебя в могилу.

Энцелад устало вздохнул. Диона была невыносима лишь в двух случаях — когда ей не позволяли участвовать в каком-нибудь крупном деле и в первые часы после того, как целители официально разрешали ей не соблюдать постельный режим. И всегда доставалось либо Энцеладу, которого она терроризировала бесконечными вопросами, либо Артуру, который абсолютно точно не отвечал на те же самые вопросы.

Иногда Энцелад не понимал, как эта неугомонная, бесцеремонная и дерзкая девушка может быть его сестрой.

— Так мы же к Гилберту, — озадаченно произнесла Диона, когда коридор, который должен был вести в его кабинет, перестроился и вывел их к кухне.

— Верно, — подтвердил Энцелад, открывая двустворчатые двери. — Мы к Гилберту.

Диона прошла за ним и удивлённо уставилась на их короля, старательно поправляющего чашки и маленькие тарелочки на подносе. Ни Одовака, ни Луки, ни кого-либо другого из слуг на кухне не было.

— Итак, — даже не поднимая глаз, сказал Гилберт, — нам очень нужно произвести на неё впечатление.

— На неё? — повторила Диона, облокотившись о стол. — А-а, на неё.

Одним из самых частых вопросов, который Диона задавала Энцеладу, касался принцессы Сонал из рода Арраны, которую Гилберт взял под свою защиту и опеку. К ней никого, кроме Шераи и Марселин, не пускали — из-за шокового состояния и вероятности того, что она может представлять угрозу для остальных. Но Шерая вот-вот должна была отправиться к Кемене, а Марселин, должно быть, как и всегда будет безвылазно сидеть в комнате Стефана и искать ответы, которых нет. Гилберт так и не сказал, для чего пригласил рыцарей, и не уточнял, почему они встретятся с принцессой без магов, да и почему они вообще встретятся в принцессой. Разве ей есть какое-то дело до простых рыцарей?

Однако Гилберт, судя по его взволнованному лицу, идеально сидящих рубашке, пиджаке и брюках, а также кое-как приглаженных кудрей, был настроен максимально серьёзно. Причём настолько, что решил сам принести принцессе завтрак и наверняка стоял над душой у Одовака, без остановки напоминая, что для Сонал нужно очень и очень постараться.

— И зачем? — спросила Диона, легонько стуча пальцами по столу.

— Если она будет на стороне коалиции, лэндтирсцы, вероятнее всего, наконец примкнут к нам.

Диона нахмурилась.

— У нас вообще есть шансы? Они столько лет отказывались сотрудничать.

— Мы спасли их принцессу. Принцессу, — многозначительно повторил Гилберт, наконец посмотрев на Диону. — Лэндтирсцы могут отказываться работать с нами, но за своей принцессой они пойдут.

Энцелад прислонился спиной к стене и поджал губы. В чём-то Гилберт был прав: лэндтирсцы — гордый народ, и за чужим для них лидером они не пойдут. Будучи довольно маленькой страной, соседствующей с Ребнезаром, во время Вторжения Лэндтирс пал практически сразу же. Спастись сумели немногие, но на Земле было достаточно лэндтирсцев, давным-давно совершивших Переход. На сегодняшний день их, если Энцелад ничего не путал, уже было почти десять тысяч людей, а также множество талантливых магов и рыцарей, отказывавшихся присягать на верность коалиции. В сравнении с легионами демонов десять тысяч — ничтожное число, но коалиция нуждалась в поддержке куда сильнее, чем позволяла себе показать. Может быть, если бы они смогли привлечь на свою сторону Сонал и её народ, те сигридцы, что не желали сотрудничать из-за того, что их лидеры просто не сумели спастись во время Вторжения, пересмотрят своё решение.

Но была права и Диона: почти двести лет лэндтирсцы, живущие на Земле, не желали сотрудничать с коалицией именно из-за того, что во Вторжении их стране не пришли на помощь. Из-за разорванного брачного договора между Лэндтирсом и Ребнезаром первая страна лишилась обещанной военной поддержки, а новый договор ещё не был заключён — согласно законам Ребнезара, принятыми самим Лайне, прежде чем подписать брачный договор или быть помолвленным, любой великан должен достичь четырнадцатилетия. У людей подобные браки заключались ещё с раннего детства, когда дети даже не понимали, на что обрекали их родители, тогда как четырнадцатилетние великаны всё ещё считались достаточно юными для этого. На момент расторжения брачного договора между первой принцессой Лэндтирса и вторым принцем Ребнезара Гилберту, следующему в очереди, было всего одиннадцать. Как бы род Арраны ни пытался склонить Ребнезар к союзу, Лайне не могли пойти против многовековых устоев и подписать договор до четырнадцатилетия Гилберта, хотя всячески старались поддерживать соседнюю страну.

Неудивительно, что лэндтирсцы были озлоблены — Ребнезар пал первым, а следом за ним демоны хлынули в Лэндтирс и разорвали его на части. Гилберт же в основном был для них живым воплощением нерешительности Лайне и одним своим существованием напоминал о том, что мог стать королём для них, если бы Лайне не отказались от условий первого брачного договора ввиду становления второго принца сальватором.

Лэндтирсцы были не только гордыми, но и глупыми. Однако среди них было много талантливых и сильных магов и рыцарей, а сейчас коалиция как никогда прежде нуждалась в поддержке.

— Для этого принцесса должна верить, что мы на её стороне, — произнесла Диона, и Энцелад вновь обратился во слух. — Слышала, что она… ну, довольно капризная.

— Ты даже не представляешь, насколько. Но хотя бы за спасение своей жизни она будет обязана выслушать меня.

— Надави на неё своим авторитетом, — легко предложила Диона. — Она-то лишь принцесса, а ты король.

Что было ошибочным утверждением, ведь официально Гилберт не был коронован, но коалиции было выгодно держать его в статусе мнимого короля, чем принца. В конце концов, он сумел ужиться в этом мире, нашёл способ продать многочисленные сигридские предметы, трактаты и даже чары, которые позволили ему создать защищённое место для тех, кому нужна помощь — и всё это до того, как коалиция признала его заслуги. Он мог не иметь настоящей короны, но он был королём. Если Сонал не хочет оказаться под присмотром кого-нибудь вроде принца Джулиана, ей придётся считаться с мнением Гилберта и признать факт того, что он спас её жизнь.

— Вот поэтому мне и нужны вы, — с улыбкой, больше напоминающей ядовитую, сказал Гилберт. — В Лэндтирсе ходили легенды о кэргорских рыцарях. Я хочу, чтобы она знала, что вы принесли клятву мне.

Если только Сонал не посчитает это преступлением, это вполне сработает. Лэндтирсцы славились своей верностью клятвам, очень часто даже слуги после смерти своих господ не уходили к другим вплоть до момента, пока не получали на это разрешение от родственников покойного. Если клятва была произнесена, лэндтирсцы были обязаны следовать ей до последнего вздоха.

Кэргорцы тоже чтили клятвы, но на ином уровне. Их рыцарство отличалось от того, что процветало на Земле, и не существовало закона, запрещающего одному рыцарю перейти на службу к другому господину. У Энцелада с Дионой всё было довольно просто и печально: королевский род, которому поколениями служила семья Эрнандес, оборвался во время Вторжения. Сами Энцелад и Диона потеряли друг друга при Переходе и почти пять лет потратили на поиски в этом незнакомом, диком и опасном мире, который всеми силами пытался уничтожить их, и когда нашли, приняли решение присоединиться к только зарождавшейся коалиции.

Они могли предложить свою службу любому, кто был достаточно умён, чтобы оценить их по достоинству, но Энцелад до сих пор в полной мере не понимал, почему они принесли клятву Гилберту. Тогда он ещё был слишком юн, чтобы осознавать, какую ответственность возлагает подобная клятва на обе стороны, а Энцелад — растерян, чтобы подумать дважды. Хотя Диона практически сразу сказала, что Гилберт был совсем один и нуждался в поддержке, и раз уж они могут её оказать, то почему бы им не сделать этого? Они были воспитаны сражаться, следовать долгу и помогать тем, кто действительно в этом нуждался. Диона твёрдо решила принести клятву Гилберту, а Энцелад был готов на что угодно, лишь бы не расставаться с сестрой вновь.

Однако тогда он ей этого не сказал, лишь согласился с её словами и дал ей поверить, что думает так же. На самом деле Энцелад был слишком растерян и даже напуган этим миром, чтобы пытаться хоть в чём-то разобраться.

К частью, за почти двести лет он ни разу не пожалел о сделанном выборе, однако принцесса Сонал могла довольно остро отреагировать на такой расклад событий. Энцелад слышал, что лэндтирсцы в подобных случаях говорили о том, что рыцари нарушили свою клятву, навсегда связавшую её с кем-то другим, и в наказание должны умереть.

Энцеладу никогда не нравились лэндтирсцы и он бесконечно восхвалял самого себя за то, что не пошёл на поводу у матери и не согласился взять в жёны девушку из благородной лэндтирской семьи.

— В общем, — со вздохом произнесла Диона, — расклад не самый удачный. Чудесно. Это именно то, чего нам не хватало. А она так и будет здесь жить?

— Куда ты предлагаешь её переселить? — удивился Гилберт.

— Куда угодно.

— Вот уж нет. Если принцесса того пожелает, я найду ей безопасное место, где она будет чувствовать себя комфортно, но если её устраивает мой особняк, она останется.

Диона процедила ругательство сквозь зубы.

— Она же нас даже за людей не считает!

Что тоже было ошибочным утверждением, ведь к верным рыцарям в Лэндтирсе относились очень даже хорошо. Впрочем, в словах Дионы была доля здравого смысла: если Сонал посчитает их клятвопреступниками, они перестанут быть для неё людьми. Энцелад никогда не встречался с представителями рода Арраны, но слышал достаточно, чтобы понимать, что принцесса вполне может отреагировать именно так.

— Во-первых, я не думал, что тебя это так заденет. Во-вторых, я объясню ей, что любая попытка оскорбить моих людей будет воспринята мной как личное оскорбление. Сонал капризная и своевольная, но даже она должна понимать, что оскорблять меня сейчас не очень хорошая идея.

— А лучше бы мы допрашивали Кемену, — как бы невзначай пробормотала Диона. — Там хоть посмеяться можно…

На это Гилберт ничего не сказал: проверил, что на подносе всё расположено именно так, как ему нужно, взял его и кивком головы указал на дверь.

— Идём, мы и так задержались.

Энцелад молча пропустил его вперёд и, одарив Диону предупреждающим взглядом, направился за Гилбертом. Сестра пыталась объяснить ему, что уж лучше она самостоятельно продырявит себе руку демоническим рогом, чем будет знакомиться с капризной принцессой, чудом спасённой из лап чудовищ, но Энцелад даже не стал притворяться, что внимательно слушает. Диона могла возмущаться хоть целую вечность, однако в результате всё равно будет делать то, что ей прикажут, в этом Энцелад ничуть не сомневался. Он слишком хорошо знал её, чтобы думать, будто она действительно волнуется из-за мнения какой-то там принцессы.

Принцессы, которая встретила их так тепло, что едва не попала подушкой в голову Гилберта — Энцелад едва успел перехватить её. Диона удивлённо уставилась на принцессу, но ехидно улыбнулась, когда на лице той мелькнуло узнавание, а следом за ним — неподдельный страх.

Выглядела принцесса гораздо лучше, чем Энцелад представлял: светлые волосы, которыми отличался род Арраны, уже сияли золотом, светло-голубые глаза ясные, чистые, и даже гематомы и следы, оставшиеся от многочисленных ранений, каким-то образом не портили её внешнего вида. Странным казалась только классическая белая пижама, наверняка найденная Шераей, и то, с какой нерешительностью Сонал приподняла следующую подушку, будто обдумывала, не бросить ли её в Гилберта.

Они молча смотрели друг на друга всего несколько секунд, когда дальняя дверь открылась и из ванной комнаты вышла Шерая. Не обратив внимания на короткий визг принцессы, она холодно произнесла:

— Как я и говорила, Ваше Высочество. Может быть, опустите подушку?

Сонал с сомнением посмотрела на подушку в своих руках и медленно опустила её на кровать, после чего неожиданно резко спросила:

— Кто с вами?

— Мои рыцари, — с готовностью и улыбкой, тщательно прячущей волнение, ответил Гилберт. — Не беспокойтесь, они не причинят вам вреда. Вы голодны? Мой повар отлично готовит, уверен, вам понравится.

Диона покосилась на Энцелада и едва заметно кивнула в сторону Гилберта. Иногда он менялся до неузнаваемости: мог быть максимально вежливым, чутким и внимательным, причём так, что никто даже не мог распознать, насколько сильно он волновался и боялся на самом деле. Энцелад слишком часто видел столь резкие изменения, чтобы обращать на них внимание и тем самым давать другим людям подсказки. К тому же, он не был уверен, что Гилберт сможет справиться со всем разом — он, кажется, едва удерживал этот идиотской поднос в горизонтальном положении.

— Ваша служанка отказывалась говорить мне, где я, — всё тем же резким тоном продолжила Сонал, расправив плечи.

— Во-первых, Шерая не служанка, Ваше Величество. Во-вторых, это я попросил её молчать, так как хотел сам вам обо всём рассказать. Вы позволите?

Сонал прищурилась, оглядывая его, и только спустя несколько секунд кивнула. Гилберт поставил поднос на круглый стол, стоящий у балкона, и аккуратно выдвинул стул.

— Пожалуйста, присядьте, Ваше Величество. То, что я вам скажу, может сильно шокировать вас.

— Не указывайте мне, что делать. Я в состоянии сама принять решение.

Энцелад заметил, как Шерая возвела глаза к потолку и качнула головой.

— Я пойду, — произнесла она, обращаясь к Гилберту, но принцесса повернулась к ней с таким лицом, будто отчитывались перед ней. — Марселин принесёт нужные отвары через час.

— Хорошо, — с лёгкой улыбкой ответил Гилберт. — Будь осторожна и не задерживайся. Рыцари ждут тебя внизу.

Сонал оценивающим взглядом проводила Шераю за дверь, проследила, как Энцелад и Диона без лишних слов встают по обе стороны от неё и наконец посмотрела на поднос, принесённый Гилбертом.

— Я жду вашего ответа.

— А я жду, когда вы сядете. У меня полно дел, но, поверьте, я готов пожертвовать ими и подождать, пока вы поймёте, кто здесь хозяин.

Диона почти неслышно фыркнула. Либо Сонал успела забыть об их существовании, раз не обратила на этот звук внимания, либо считала, что они недостойны ещё одного её взгляда. Энцелада в равной степени устраивали оба варианта. Он всё ещё не понимал в полной мере, для чего они потребовались Гилберту, и предпочёл наблюдать за разговором, а не вмешиваться в него.

— Почему здесь вы? — спросила Сонал, медленно опустив ладони на спинку одного из стульев — ровно напротив того, который Гилберт услужливо выдвинул для неё.

— Вы ожидали кого-то другого?

— Фортинбраса. Я видела его. Я говорила с ним. Он обещал, что поможет.

Диона переступила с ноги на ногу. Как и всякий раз, когда кто-то упоминал это имя, уголок рта Гилберта нервно дёрнулся, и он сам сжал кулаки до громкого хруста.

— Здесь я, Ваше Высочество, — обманчиво спокойным и миролюбивым тоном произнёс Гилберт. — Я, а не Предатель.

Сонал оторопело моргнула.

— Предатель? Нет, вы не понимаете… Он обещал, и он…

— И он Предатель, — услужливо подсказал Гилберт. — Давайте я кое-что объясню вам, Ваше Высочество. Этот мир отличается от того, что вы помните. Вторжение в Сигрид было двести лет назад, и тогда многие совершили Переход сюда, во Второй мир. Вы разве не заметили, что я старше?

Сонал посмотрела на него, как на умалишённого, и совсем не грациозно упала на стул, ударившись локтем о поверхность стола. Гилберт мгновенно продвинул другой стул ближе, сел и, аккуратно взяв ладони Сонал в свои, тихо, но уверенно продолжил:

— Всё не так, как вы помните, Ваше Высочество. И я уверяю вас, что того Третьего сальватора больше нет. Он сгинул в поглощённом Сигриде, понимаете?

Энцелад сильно сомневался, что Гилберт не заготовил чётко структурированную речь и не отрепетировал её трижды. Сколько бы он ни пытался отрицать, он всегда так делал. Однако любое упоминание Предателя, даже намёк на это, выбивал его из колеи куда сильнее, чем хаотичные нападения демонов или многочисленные проблемы, сваливающиеся на их головы. Гилберт мог вынести что угодно, любую угрозу, неразрешимую задачу, скверное празднество и даже продолжительную беседу с принцем Джулианом, настроение которого было отвратительным, но только не упоминание Предателя. Что угодно, только не это.

Энцелад ждал взрыва.

— Не понимаю… — пробормотала Сонал, прижав руки к груди. — Я видела его, слышите? Видела. Он был там, он спас, он обещал помочь…

— Ваше Высочество, — повторил Гилберт таким тихим тоном, который обычно использовался им исключительно для угроз, — я бы никогда не стал лгать вам. Должно быть, вы ещё не окрепли достаточно и ваш разум находится в смятении, но…

— Уйдите, — неожиданно резко произнесла Сонал, выдернув свои ладони из ладоней Гилберта, и подскочила на ноги. — Убирайтесь!

Гилберт медленно поднялся. Диона сделала шаг вперёд, но он поднял руку, останавливая её, и повторил:

— Ваше Высочество, я бы никогда не стал лгать вам.

— Прочь отсюда! — завизжала Сонал, замахав на него руками. — Убирайтесь! Вон! Оставьте меня в покое!

— Разумеется, Ваше Высочество, — спокойно согласился Гилберт, слегка склонив голову. — Позавтракайте, отдохните, подумайте над тем, что я сказал. Я пришлю служанку, которая поможет вам…

— Ничего мне от вас не надо! — ещё громче закричала Сонал. — Убирайтесь, пока я не убила вас!

Быстрее, чем Гилберт успел среагировать, Энцелад оказался рядом и завёл его себе за спину. Принцесса мгновенно растеряла весь свой пыл и испуганно смотрела на него снизу вверх — в сравнении с ней рыцарь казался настоящим великаном.

— Энцелад, будь добр, не пугай её, — произнёс Гилберт. — Её Высочество не в себе, разве не видишь? Мы должны дать ей отдохнуть.

Энцелад ничего не ответил. Плечи Сонал начали подрагивать, но взгляда она не отводила, будто верила, что сумеет выдержать чужое внимание. У неё ещё был шанс, когда она показывала характер и отказывалась сразу принимать правила, установленные Гилбертом, но проигнорировать угрозу убийства Энцелад не смог бы ни при каких обстоятельствах. Всего один лишний жест, наклон головы, изменение во взгляде — и он убьёт её, лишь бы защитить своего короля.

— Энцелад, — жёстче повторил Гилберт. — Мы должны дать Её Высочеству отдохнуть.

Не сводя с принцессы пристального взгляда, Энцелад сделал шаг назад.

— Пожалуйста, позавтракайте, — улыбаясь, сказал Гилберт. — Я был бы очень рад, если бы у вас было достаточно сил для следующего разговора, во время которого я предельно ясно объясню вам, где вы и в каком положении находитесь.

И, даже не обратив внимания на поникшие плечи Сонал, он развернулся и вышел из комнаты. Диона прошла следом, Энцелад же всё ещё смотрел на принцессу, которую бросало из крайности в крайность. Секунду назад она напоминала зашуганного зверька, но затем бросилась вперёд, как раз в тот момент, когда Энцелад закрыл дверь, замолотила по дереву и закричала:

— Вы не можете запереть меня здесь! Он сказал, что поможет, слышите?!

— Идём, — сквозь зубы произнёс Гилберт, — всё равно она не сможет разрушить барьеры.

Энцелад всё ещё ждал взрыва, но тот произошёл с сильной задержкой — на мраморной лестнице, ведущей вверх. Гилберт остановился на середине пути, поставил ладони на перила и резко сжал их, яростно вскрикнув. Камень громко треснул, маленькие резные столбики рассыпались в пыль. Удар вышел таким сильным, что многочисленные трещины поползли дальше, распространились почти по всей длине перил и по ступенькам, на которых они стояли. Диона с опаской отскочила в сторону, когда из-под её ноги вниз улетел крупный кусок мрамора.

Сегодня им крупно повезло — очень часто Гилберт ломал всю стену, пол или какую-нибудь огромную колонну, если, например, был в зале Истины. И он никогда не пытался сдерживаться, в одно или два простых касания вкладывал всю силу, которая не справлялась с гневом, кипевшим внутри.

Гилберт вдруг выпрямился, пыльными руками убрал упавшие на лицо волосы и посмотрел на них.

— Свободны.

Он даже не стал передавать поручение слугам, чтобы прибрались здесь. Ногой отпихнул несколько отколовшихся кусков мрамора, переступил через крупную трещину и продолжил подниматься, сжимая кулаки.

— Мой король, — тихо произнесла Диона, сделав шаг вперёд. — Для чего мы были нужны на самом деле?

Диона была умной, но порой она просто не понимала того же, что понимал Энцелад. Он мог бы остановить её, даже приказать, чтобы молчала, и Дионе пришлось бы подчиниться, — сейчас он был в первую очередь её командиром, а не братом, — но не стал делать этого. Он знал Гилберта достаточно хорошо, чтобы понимать, насколько честный ответ он в состоянии дать после этой короткой вспышки гнева.

— Чтобы остановить меня, — ответил Гилберт лишь после того, как оказался на самой верхней ступеньке. — Я знал, что она скажет о нём, и боялся, что захочу придушить её. Хотел, чтобы в этом случае вы меня остановили.

Диона уже открыла рот, чтобы задать новый вопрос, но Гилберт ушёл.

***

— Тебе не следует этого делать, — произнёс Гилберт, смотря на своё отражение в зеркале. — Тебе не следует этого делать.

Последние пятнадцать минут он потратил на то, чтобы уговорить себя контролировать эмоции. Какая, собственно говоря, разница, о ком заговорила Сонал? Она была в плену у демонов, её рассудок наверняка омрачён хаосом, а в воспоминаниях путаница, с которой уж точно не разобраться за столь короткое время, прошедшее с её пробуждения. Марселин поила её отварами, притупляющими ощущения, и Сонал наверняка не понимала, где находилась, с кем говорила и что вообще происходило. Это было очень простым и логичным объяснением

— Тебе не следует этого делать, — почти шёпотом повторил Гилберт, всё ещё смотря на своё отражение. В чёрных волосах пыль, на одежде — мелкая мраморная крошка и всё та же пыль, в уголках глаз — подступающие слёзы, которые он изо всех сил сдерживал. — Тебе не следует этого делать…

Он сейчас не в том положении, чтобы поддаваться эмоциями и позволять гневу и ненависти контролировать его. Он должен позаботиться о Сонал, заняться поисками Николаса, Кита и демоницы, оказать помощь принцу Джулиану, встретится с королевой Ариадной и её советником Беро, найти время для встречи с Сионием… У Гилберта было слишком много дел, чтобы отвлекаться на пожирающие изнутри гнев и ненависть.

Однако Сонал приняла его за Фортинбраса.

Они действительно были похожи, особенно теперь, когда Гилберт был старше: прямой нос, острые скулы, взгляд голубых глаз, лишь овал лица да лёгкие кудри отличали его. Ни с Алебастром, ни с Гвендолин или Розалией Гилберт не был схож настолько. Между ними девять лет разницы, но боги будто решили поиздеваться над ним и смешали кровь так, что они оказались чрезвычайно похожи.

— Тебе не следует этого делать, — повторил Гилберт, но его рука уже коснулась одной грани большого напольного зеркала, стоящего возле кровати, и с силой отшвырнула его в сторону.

Зеркало разбилось на миллионы осколков, полетевших во все стороны, серебристый металл жалобно заскрипел и сжался от силы удара.

— Ракс, — пробормотал Гилберт, посмотрев на свою руку. — Тебе не следовало этого делать… Ракс!

У Гилберта было слишком много дел, чтобы отвлекаться на пожирающие изнутри гнев и ненависть, но Сонал перепутала его с Фортинбрасом — с братом, которого он любил, которому безоговорочно верил и который предал его, весь их род и целый мир.

— Ракс, ракс, ракс!

Гилберт кричал, и его голос срывался в рычание, пока руки тянулись ко всему, что находилось достаточно близко: полки, мелкие шкафчики, стол, предметы на нём, книги, письма, грязные пустые чашки и тарелки, мелкие коробки с ничего не значащими дарами от фей. Гилберт хватал первое, что попадалось ему под руку, и швырял это со всей силы, не заботясь о том, что разбивает, рвёт или кромсает. Он не обращал внимания на то, как острые осколки чашек и тарелок рвали портьеры, одежду, лежащую на кровати и торчащую из приоткрытого шкафа; как бархатные ленты, которыми были обвязаны коробки, с жалобным треском рвались; как мебель скрипела, когда он одним движением отпинывал её куда подальше и тем самым сбивал с пути всё остальное. Стеклянные двери балкона треснули, когда Гилберт со всей дури пнул в них кожаное кресло. Коллекция каких-то книг, — из-за слёз он даже не видел, каких, — которая всегда стояла на полке в его спальне, потому что слишком нравилась ему, была разорвана за считанные секунды. Стул с грохотом влетел в закрытую дверь, ведущую в ванную комнату, и разбился в щепки.

Всё вокруг разбивалось, крошилось и рвалось, но Гилберту было плевать. Он хотел, чтобы хоть что-нибудь отвлекло его от ужасающих мыслей о Предателе, однако слова Сонал продолжали греметь в голове до тех пор, пока руки Гилберта не стали мокрыми из-за крови. Он расцарапал ладони о осколки зеркала, которые собрал и снова швырнул в сторону, и посадил множество заноз, он рвал на себе волосы, кричал так громко, что в ушах стоял звон, и до того яростно скрипел зубами, что они уже давно должны были искрошиться.

Но Гилберт не останавливался.

Он ненавидел Предателя, но ещё он ненавидел себя. За то, что был слабым. За то, что когда-то зависел от Предателя. За то, что в Гилберте все видели лишь его брата и думали, что он делает недостаточно, чтобы искупить его грехи. Но разве Гилберт был обязан отвечать за него? Он изгнал его из рода, разорвал кантарацан, и пострадал из-за этого куда сильнее, чем многие думали. Рокот зависел от кантарацана, кровной связи, но Гилберт пожертвовал этим, чтобы доказать, что Предатель для него — никто.

Он был для него всем миром, поддержкой, любящим братом, который всегда помогал ему, подсказывал на занятиях и был готов пожертвовать всем ради его благополучия и счастья, но он также был обезумевшим великаном, который голыми руками разрывал каждого, кто попадался ему на пути, выжигал жизнь в других великанах и пил их кровь. Во Вторжении Гилберт лишь мельком видел, как Предатель зубами разрывал горло Горацию, магу, верно служившему Гилберту много лет, но этого оказалось достаточно, чтобы поселить в нём животный ужас, не исчезавший спустя столько лет. Шерая воспользовалась Переходом раньше, чем Предатель успел сделать в их сторону хотя бы шаг, однако Гилберту хватило безумной улыбки, чужой крови на губах и глаз, горящих магией.

Он не представлял, что вообще могло случиться и изменить Фортинбраса так сильно, однако многочисленные показания очевидцев, которые видели его во время Вторжении, лишь подтвердили, что Третий сальватор предал миры.

Но ещё раньше он предал род Лайне.

Даже после изгнания Гилберт ненавидел, что когда-то в жилах Предателя текла та же кровь, что и в его. Он ненавидел, что жил с ним бок о бок, ненавидел, что оказался единственным выжившим из Лайне просто потому, что Предатель не успел до него добраться.

Гилберт ненавидел свою кровь, отравленную чужим предательством, ярость, кипящую внутри, и боль, разрывающую его на части. Он кричал, ломал всё, что ещё не было сломано, и совсем не заметил, когда оказался на полу, среди порванной груды одежды из шкафа, разбитой в щепки мебели и расколотой посуды, кусочки которой острыми гранями впивались ему в кожу, как трясся от рыданий, животного ужаса перед Предателем и ненависти, сжигавшей его изнутри.

Даже после изгнания и двухсот лет, прошедших с гибели Сигрида и Предателя в частности, Гилберт ненавидел его за то, что он разорвал его сердце на части.

Глава 6. Должен ли я бежать и прятаться?

Шерая лёгким взмахом руки закрыла портал и огляделась. Ночные улицы Сиднея, к счастью, почти пустовали. То ли ею было выбрано удачное место для открытия портала, то ли у местных не принято шататься по улицам в такое время. Оба варианта устраивали Шераю, и потому она не стала заострять внимание на подобной мелочи.

Куда сильнее её волновал тот факт, что Кемену держали в доме с барьерами, не позволявшими попасть на территорию сразу же. Шерае потребовалось почти десять минут, чтобы изучить местность, — при этом не отвечая на немного встревоженные взгляды нескольких рыцарей, впервые работающих с ней, — и выяснить, на какое максимальное расстояние от дома она может перенести их. По истечении этого времени портал открылся почти в двадцати метрах от первого барьера, прямо на проезжей части тихого района с довольно богатыми домами, где их ждал хмурый Джонатан.

— Наконец-то, — пробормотал он, не удосужившись даже поздороваться. — Хелдж не будет вечно держать её там, так что нам нужно поторопиться.

— Здравствуй, Джонатан, — со сдержанной улыбкой отозвалась Шерая.

Он хмыкнул, окинул шестерых рыцарей, прибывших с ней, оценивающим взглядом, обычно пробиравшем новичков до костей, и только после двинулся в сторону дома. Барьеры пропустили и его, и только что прибывших гостей — значит, Хелдж уже переписал сигилы. Шерая прекрасно понимала, что это значит: чем раньше они начнут, тем раньше закончат. Никому не нравится держать в подвале своего дома обезумевшую женщину, которую они поймали едва ли не случайно всего пару часов назад.

С Кеменой не должно было возникнуть сложностей. Она была сильной, быстрой и решительной, но не сильнее, быстрее и решительнее Шераи. Даже Хелдж, предпочитавший выдавать себя за землянина и каждые десять-пятнадцать лет менявший место жительства, при должной концентрации мог быть сильнее Кемены. Шерая не строила ложных иллюзий относительного его магии, и всё же он обладал достаточными знаниями, раз превратил подвал своего дома во временную тюремную камеру и даже согласился подождать прибытия более опытного мага. Шерая бы предпочла, чтобы с этим разбирался кто-нибудь другой, например, Сибил или Беро, но оба были заняты делами коалиции, которые не терпели отлагательств. Пробуждение Сонал и последующий разговор с ней вполне попадал под категорию безотлагательных дел, но как бы сильно Шерая ни хотела быть в этот момент рядом с Гилбертом, на первое место они всё же поставили Кемену. Куда важнее сейчас было разобраться с ней, столько лет скрывающейся от коалиции, и узнать всё, что знает она.

По крайней мере, обычным способом и с демонстрацией того, что при сотрудничестве её наказание могут смягчить. В противном случае она сразу же попадёт к королеве Ариадне и на собственном опыте узнает, как та умеет читать чужие души через один взгляд.

— Вау, — присвистнул Енох, когда они переступили порог дома. — А Хелдж хорошо устроился!

— Это что, пин-ап? — удивился Артур, кинув взгляд на ряд картин в гостиной, вид на которую открывался с просторной прихожей. — Сколько ему, чёрт возьми, лет?

Джонатан щёлкнул пальцами и, не оборачиваясь, бросил:

— Вы здесь для того, чтобы спорить из-за интерьера?

Енох смиренно пробормотал извинения, Артур же только пожал плечами, будто этого было достаточно. Доган, отличавшийся поразительным терпением и подходом, который он применял при общении с вампирами, вытаращил на него глаза и наверняка мысленно отчитал за неподобающее поведение. При выполнении той или иной работы Артур никогда не отказывался от едких комментариев и излучал порой раздражающий позитив даже тогда, когда он был максимально неуместным. Неудивительно, что Энцелад не отправлял его к вампирам и почти всегда рекомендовал принцу Джулиану — Артур был из числа тех немногих людей, которые умели правильно вести диалог с принцем и учитывать его переменчивое настроение. Если бы только это помогло им сейчас.

— Она меня чуть с ума не свела! — сразу же начал жаловаться Хелдж, стоило только им пройти коридор и оказаться возле двери, ведущей в подвал. — Ты посмотри, я же поседел из-за неё!

Шерая едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Хелдж любил преувеличивать, и с тех пор, как ему стукнуло сорок, — то есть с тех пор, как его тело перестало стареть в этом возрасте из-за магии, — он любил буквально каждую ситуацию описывать как причину появления у него седых волос, и его совсем не волновало, что это было далеко не так. Возможно, Хелдж перенял драматизм землян, среди которых жил столько лет, или же просто не был доволен тем фактом, что против своей воли помогает коалиции.

— По-моему, — пробормотал Артур, сделавший вид, что старательно разглядывает волосы Хелджа, — всё как раньше.

— Боги! — возмутился Хелдж, всплеснув руками. — Кого ты ко мне притащила?

— Тех, кто без колебаний убьёт тебя, если ты откажешься сотрудничать, — ровно произнесла Шерая.

Хелдж сглотнул. Джонатан даже не усмехнулся, как делал это всегда, когда Шерая в столь спокойной манере скорее констатировала факт, чем озвучивалаугрозу. Он действительно чувствовал себя паршиво и работал через силу.

— Будь добр, — продолжила Шерая, одёргивая рукава твидового пиджака, — проведи нас через барьер.

Несмотря на то, что Хелдж переписал сигилы на барьерах на улице, что говорило о его желании как можно скорее избавиться от Кемены, он почему-то до сих пор не сделал этого с барьерами, ограждавшими подвал. Шерая не представляла, в чём тут дело: может, Хелдж проверял их методами, известными лишь ему; может, не смог усмирить природное любопытство.

Судя по тому, что ей потребовался ещё один достаточно красноречивый взгляд, в Хелдже всё же взыграло любопытство. Но он начал переписывать сигилы, слабо вспыхивающие в ярко освещённом коридоре, и изредко поглядывал на них через плечо, будто боялся чего-то. Шерая надеялась, что её: все знали, насколько она страшна в гневе, и если Хелдж не поторопится, он сильно об этом пожалеет.

Обычно Шерая не шла на поводу у своих эмоций, всегда действовала, обдумав каждый свой шаг, и не забывала делать это за остальных людей — исключительно ради того, чтобы они не пострадали, разумеется. Но сейчас нервы были натянуты до предела, и Шерая не знала, как ей успокоиться. Сосредоточиваться на поставленной цели всегда помогало, но только не сейчас. Вслед за Хелджем и Джонатаном спускаясь по лестнице вниз, Шерая должна была думать о Кемене, но вместо неё думала только о Гилберте, который решил в одиночку начать выстраивать отношения с Сонал.

Шерая слишком хорошо знала Гилберта, чтобы поверить, что он справится. Она верила в него всем своим сердцем, и всё же знала, что его ждёт неудача. Он едва сдержался, когда в месте, где они нашли Сонал, она перепутала его с Фортинбрасом. Шерая даже на секунду затаила дыхание и почувствовала, как её сердце замерло — она подумала, что он, не сдержавшись, либо убьёт Сонал, либо обрушит на них тонны камня и земли. Он всегда реагировал на любое упоминание о Фортинбрасе чересчур остро, из-за чего Шерая боялась, как бы он не натворил глупостей в её отсутствие. Может, ей следовало поручить дело с Кеменой Беро или Сибил? Нет, Беро постоянно был рядом со своей королевой, которая нуждалась в его помощи, а Сибил занималась поисками убийцы короля Джевела и наведением порядков среди эльфов вместе с принцем Джулианом. Или же она могла обратиться к Марселин? Вполне вероятно, ведь она не может безвылазно сидеть в комнате Стефана и надеяться, что он каким-то образом проснётся. Но встреча с Кеменой наверняка напомнит ей о том, через что прошёл Данталион… И самого Данталиона нельзя было сюда посылать — он убил бы Кемену, не моргнув и глазом. Наверное, она могла бы связаться с Сионием, ищущим Движение, или даже Фройтером, если бы только…

Хелдж остановился в полуметре от последнего барьера и вытянул руку, преграждая путь остальным. Рыцари встали полукругом, Джонатан пропустил Шераю вперёд, и она увидела светящиеся на полу сигилы, которые удерживали Кемену на небольшом клочке бетонного пола. Вокруг высились заклеенные изолентами коробки с надписями, старая, почти развалившаяся мебель и сломанная техника, но Кемена идеально вписывалась в эту обстановку. На ней были простая серая водолазка и чёрные джинсы, определённо не новые, но чистые, если не считать пыли, собранной с пола, где Кемена лежала, рисуя в воздухе руками. Некогда тёмно-рыжие волосы потускнели и поредели, на светлом лице отчётливее проступили морщины и несколько чернильных пятен, беспорядочно растекавшихся по коже даже сейчас. Старение Кемены замедлилось в двадцать шесть лет, но теперь она выглядела на все шестьдесят, если не старше. Эксперименты с хаосом никогда не доводили до добра — в этом Шерая убедилась давным-давно.

— Здравствуй, Кемена, — сказала она, присаживаясь рядом с границей сигилов на корточки.

Кемена лениво оглядела её и заулыбалась, как умалишённая.

— Ше-е-е-ра-а-а-я, — протянула женщина, махнув в её сторону рукой. Ладонь задела невидимую границу сигилов и ударила по ней, но Кемена будто не почувствовала боли. Она вяло поднималась, хихикая себе под нос, и улыбалась каждому, на кого падал взгляд её замутнённых серых глаз. — Ше-е-е-ра-а-а-я…

— Скажешь, что ты делала в этом городе? — спокойно спросила Шерая.

Внутренний голос, отчего-то напоминавший Данталиона, шептал, чтобы она просто передала её феям. Благодаря Сердцу королева Ариадна легко прочитает её судьбу в глазах. Кемена отплатит за все свои преступления и будет наказана. Шерае вовсе не обязательно возиться с ней сейчас. Она должна быть рядом с Гилбертом, а не здесь, в этом захламлённом подвале и с женщиной, которую хаос и магия свели с ума.

— Ше-е-е-ра-а-а-я… — повторила Кемена, наконец сумев принять сидячее положение.

— Что ты делала в этом городе? — повторила вопрос Шерая.

— Я? — удивилась Кемена и неожиданно начала говорить нормальным голосом: — То же, что и обычно: искала ответы. Этот мир такой огромный, в нём так много удивительных тайн… Я ищу их! Я хочу узнать, как они все устроены, я ищу своих питомцев, я так скучаю по ним…

— Питомцев? — озадаченно повторил Джонатан. — Это то, о чём я думаю?

Шерая кивнула и хотела задать Кемене новый вопрос, когда Хелдж спросил:

— Что за питомцы?

Кемена рассмеялась и раскинула руки, будто хотела обнять всех разом. Краем глаза Шерая заметила, как Джонатан отвёл Хелджа в сторону и что-то очень тихо сказал ему.

— Кемена, — обратилась Шерая к женщине, и та сразу же посмотрела на неё, широко улыбаясь, демонстрируя чёрные и жёлтые зубы, — что ты делала в этом городе?

— Искала ответы, — смиренно повторила Кемена.

— Какие ответы?

— Которое ещё не нашла.

Шерая вздохнула, ущипнула себя за переносицу и решила зайти с другого угла.

— Слышала, что в Англии творилось?

— Что? — Кемена насторожилась, подползла к самой границе барьера и уткнулась в него. — Что произошло?

— Демон терроризировал пансион для девушек, — пояснила Шерая, немного приукрасив правду. — Твой питомец?

Кемена возмущённо фыркнула.

— Нет-нет, что ты! Мои питомцы воспитанные, они без команды не нападут.

— Правда? И долго ты их тренировала для этого?

— Да ведь каждого по-разному… — Кемена села, прижав колени к груди, и блестящими от возбуждения глазами уставилась на Шераю. — Кто-то не хотел сотрудничать, кто-то понимал всё с полуслова… Но они все очень умные, без команды не нападут!

— И ты не приказывала им нападать на пансион?

— Нет, как ты могла такое подумать? Хотя я всё ещё изучаю феномен Неапольского…

— Ах да, точно. Прости, что-то я запамятовала. Так много всего происходит, трудно уследить за самыми важными новостями.

Кемена клюнула: восприняла её слова точно так, как того хотела Шерая, снова припала к границе барьера и едва не воскликнула:

— Ты что-то знаешь об этом? Неапольский объект снова что-то сделал?

— А он мог? — изобразив удивление, уточнила Шерая. — Ты же сказала, что питомцы без команды не нападут.

Кемена пожевала нижнюю губу и словно нехотя ответила:

— Неапольский был… довольно агрессивным и смелым. Мы пытались его усмирить, но он не сдавался! Чудо, что мы его выдрессировали!

— И впрямь чудо, — сухо согласилась Шерая. — Как же всё-таки это получилось?

Кемена хищно улыбнулась. Шерая заметила, как вздрогнул один из рыцарей, имени которого она даже не помнила из-за растерянности и волнения за Гилберта, когда на сгнивших зубах женщины запузырилась чёрная кровь.

— Эксперименты, Шерая. Эксперименты. Мы долго искали то, что поможет нам, и когда нашли… — она прикрыла глаза, будто от наслаждения и улыбнулась ещё шире. — Это было прекрасно, Шерая, — благоговейным шёпотом добавила Кемена. — Неапольский был силён, как никогда, и даже Махатс едва не проиграл ему… Ах, если бы я только знала, что потом всё это рухнет, я бы надела на него больше цепей, я бы оставила одну из девчонок в живых, чтобы отрезать от неё по кусочку, когда он упрямится, и подмешивать ему в еду, я бы заставила его смотреть, как другие питомцы насилуют её и пожирают… Разве это не прекрасно, Шерая? — протараторила она, остановив на неё искрящийся от возбуждения и радости взгляд. — Неапольский был совершенным!

— Но ваши расчёты — нет.

— Верно! — горячо воскликнув, согласилась Кемена. — Если бы не Махатс, мы бы удержали его дольше! Анка была права, нужно лишь копнуть чуть глубже, и мы почти нашли то, что искали, но этот выродок всё испортил!

Кемена с такой силой треснула по невидимой границе барьера, что Шерая на долю секунды увидела трещины. Рыцари почти синхронно обнажили мечи, но Шерая остановила их. Приложив ладонь к барьеру, — ровно напротив ладони Кемены, из-за чего та опять заулыбалась, — она усилила магию Хелджа своей и вписала дополнительные сигилы, неотрывно смотря Кемене в глаза. Та была настолько заворожена алым сиянием магии, что даже не замечала, как барьеры становились всё прочнее.

— Насколько глубоко нужно было копнуть? — как ни в чём не бывало спросила Шерая, уперев одно колено в пол. Она не хотела пачкать светлые брюки, да и устала сидеть в таком положении, но Кемена не должна была заметить её усталости или смятение.

— Всё было записано, правда, — затараторила Кемена. — Все наши исследования, всё, что мы узнали благодаря питомцам… И у нас было бы больше, но Махатс что-то задел внутри Неапольского во время последнего эксперимента… Что-то вырвалось, и настала ночь, и погасли звёзды, и Блуждающие Души будто запели в унисон…

— О чём она? — совсем тихо спросил Хелдж.

Шерая едва не шикнула на него, но вовсе не потому, что хотела заставить заткнуться. Она успела забыть об его присутствии — ещё один признак её рассеянности и волнения, которое она никак не могла унять. Шерая без конца повторяла, что узнает, как справляется Гилберт, как только закончит с Кеменой, но продолжала отвлекаться.

— Что-то вырвалось, — повторила она, поняв, что Кемена так и бормотала всякую чушь себе под нос. — Что вырвалось?

— Ночь. Ночь, Шерая, — повторила Кемена, многозначительно посмотрев на неё. — Ночь сошла с небес, и всё, над чем мы так долго трудились, обратилось в прах! Неапольский убил их всех, я слышала, как они кричали, он и до нас едва не добрался…

— Но не добрался, — почти утешающе напомнила Шерая. — Вы с Махатсом сумели спастись.

— Но он нас нашёл! — взвизгнула Кемена. — Он находила нас снова и снова, будто сами боги вели! Он не слушался меня! Я приказывала остановиться, оставить нас в покое, но он не слушал! Чудо, что мы сумели спрятаться от него!

— И впрямь чудо, — повторила Шерая слова, сказанные минутами ранее. — Но почему Махатс решил оставить тебя? Разве вместе вы не сильнее?

— Я не знаю, не знаю! Он ушёл и не отвечал на мои письма… Я только знаю, — судорожным голосом продолжила Кемена, для чего-то торопливо пригладив сальные волосы, — что он продолжил ставить эксперименты. Наверняка у него появились новые питомцы, а я… а я своих потеряла, но я искала их, правда… И я…

— И ты пыталась в одиночку копнуть глубже, да? — любезно подсказала Шерая.

— Да! — едва не брызжа слюной, закричала Кемена. — Да, да! Я искала, я почти нашла ответ, но этот!.. — она несвязно выругалась, бросив яростный взгляд на Хелджа, но почти сразу же стала смиренной и тихой, когда обратилась к Шерае: — Я ведь не сделала ничего плохого, да? Я искала истину. Пожалуйста, Шерая. Помоги мне. Он держит меня здесь, а ведь я всего лишь искала истину!

— Прости, Кемена, — сказала Шерая, поднимаясь на ноги, — но за свои преступления ты ответишь перед фейским судом.

Кемена затихла, вытаращившись на неё. Шерая её ничуть не жалела: ни один маг не мог безнаказанно похищать сигридцев и ставить на них эксперименты. Она знала это достаточно хорошо, потому что сама когда-то была месте Кемены, пусть и за куда менее тяжкие грехи.

— Что? — Кемена наконец обрела голос и забормотала, царапая границу барьера: — Но ты не можешь!.. Как же так, Шерая? Ты должна помочь мне, должна! Такие, как мы, должны держаться вместе!

— Не понимаю, о чём ты, — отозвалась Шерая, рисуя ещё одни сигилы поверх уже существующих: для удержания магии Кемены под контролем, для подавления её воли, для ограничивания движений. Закончив, она повернулась к остальным и сказала: — Беро будет через минуту. Хелдж, стирай сигилы.

— Ты не можешь! — истошно заверещала Кемена, подскочив на ноги и замолотив по барьеру. — Ты больше не такая, как они, Шерая! Твоя любовь — лишь иллюзия, я слышу, как хаос шепчет мне об этом!

Шерая остановилась, медленно повернулась к женщине и оглядела её с ног до головы, мысленно напоминая себе не вершить самосуд.

— Ну же, Шерая, — судорожно шептала Кемена, пока двое рыцарей заламывали руки ей за спину и толкали вперёд, к лестнице. — Я слышу хаос, и он говорит мне: эта лживая любовь тебя погубит. Ты проклята, Шерая, проклята до конца своих дней!

Джонатан кинул на неё быстрый взгляд, который Шерая проигнорировала. Не говоря вдруг закричавшей Кемене ни слова, она первой поднялась по лестнице и даже придержала дверь. Рыцари тащили обезумевшую женщину на улицу, во двор, где они встретятся с Беро — Хелдж отказывался снимать чары, ограничивающие открытие порталов внутри его дома, хоть и сузил их до размеров двора. Кемена продолжала кричать, проклиная всех и вся, брыкалась, кусалась и пыталась пустить в ход магию, но Шерая подавляла её.

Это было сложно, ведь внутри всё бурлило от гнева и ненависти. Шерая могла стерпеть что угодно, но только не разговоры о проклятии и якобы лживой любви, существующей в её жизни.

— Ты умрёшь, Шерая! — вопила Кемена, упираясь ногами в каменную дорожку, по которой её тащили вперёд. — Умрёшь, если не поможешь! Я слышу, как звенят цепи!

Рядом с ней остановился Джонатан, успевший достать сигарету и даже закурить.

— Ты же бросил, — заметила Шерая, покосившись на него. — Года как два назад, наверное.

— Стресс, — раздражённо ответил Джонатан.

— А. Стресс. Понятно.

Метрах в двух от закрытых ворот, точно на границе сдвинутых барьеров, начал формироваться портал — Беро уже был здесь. Хелдж следил, чтобы Кемена не вырвалась, и Шерая похвалила бы его энтузиазм, — даже несмотря на тот факт, что у неё всё было под контролем, — если бы не чувствовала стресс, как и Джонатан, но иной природы.

Она протянула к нему руку, и он, не спрашивая, протянул ей пачку, откуда она вытащила сигарету.

— А ты вообще не куришь, — напомнил Джонатан.

— Стресс, — невозмутимо повторила она.

— Стресс, — вторил он почти бездумно. — Прекрасно, когда вокруг один стресс.

Шерая даже не успела отреагировать на его колкость. Портал сформировался, но из него вышел вовсе не Беро.

Уже оказавшись за границами барьеров, Кемена отчаянно завопила, когда рычащий Данталион набросился на неё, вырвал из цепкой хватки рыцарей и повалил на землю.

— Исчезни! — кричала Кемена, пытаясь отбиться голыми руками, с которых сыпались тусклые чёрные искры. — Исчезни, исчезни!

— Сука!

Данталион схватил её за воротник и со всей силы приложил затылком о камень. Енох и Артур попытались остановить его, но он, почти не прикладывая усилий, оттолкнул их и, наклонившись к лицу Кемены, прошипел:

— Как ты хочешь умереть? Мне вырезать твоё сердце или отдирать по кусочку, пока ты будешь истекать кровью? Может быть…

Шерая пусть и запоздало, но вскинула руки, и Данталиона дёрнуло в сторону. Он зарычал, быстро нашёл её и впился обезумевшим взглядом горящих красных глаз.

— Немедленно отпусти!

Джонатан быстро подбежал к Кемене и в один рывок поднял её в вертикальное положение. Беро, всё же вышедший из портала, бросил на Данталиона укоризненный взгляд и вместе с Хелджем помогал искателю не упустить беснующуюся женщину. Шерая магией заставляла Данталиона медленно отходить как можно дальше, впервые за весь вечер чувствуя, как напрягаются её мышцы — будучи первосотворённым вампиром, Данталион был чертовски силён и вполне мог противостоять её магии исключительно грубой силой.

— Шерая! — рявкнул Данталион, когда расстояние между ним, отчаянно пытавшимся избавиться от алых нитей, тянущих его назад, и Кеменой увеличилось почти до трёх метров. — Она моя, слышишь?! Я должен убить её!

— Ты видишь, как он непослушный?! — взвизгнула Кемена, которую будто не волновало, что рыцари тащили её к открытому порталу. — Он был самым сильным, а теперь не реагирует на приказы!

— Засунь себе в задницу свои приказы! — пророкотал Данталион, на секунду сумев разорвать сразу несколько алых нитей, оплетавших его правую руку. Он дёрнулся вперёд, и Шерая пошатнулась из-за его силы.

— Не приближайся ко мне! — не унималась Кемена. — Ты должен делать то, что я говорю!

Данталион дёрнулся ещё раз и сумел сократить расстояние всего на шаг. В следующую же секунду тысячи алых нитей оплело всё его тело, потащило назад, как можно дальше от Кемены, уже оказавшейся у портала. Когда Беро вошёл первым, а рыцари толкнули Кемену так, что одна её нога оказалась за границей портала, Данталион громко и отчаянно закричал:

— Грязная сука! Если бы не ты, Тереза и Беатрис были бы живы!

Портал закрылся за Хелджем. Вообще-то увести Кемену к феям должны были рыцари, Беро и Шерая, но она всё ещё держала Данталиона и не могла позволить ему высвободиться. Если бы здесь остался Хелдж, он бы сдался перед Данталионом через секунду и обязательно открыл бы ему портал, чего ни в коем случае нельзя было делать. Шерая знала, что Данталион точил зуб на Кемену и Махатса, но даже не догадывалась, что всё настолько серьёзно. И, наверное, не догадалась бы, если бы не болтливость Кемены.

— Так ты — Неапольский?

Данталион повернул голову в её сторону так резко, что у него совершенно точно должна была сломаться шея.

— Немедленно отпусти меня, — прорычал Данталион, замерев на месте.

— Кемена будет наказана за все свои преступления, — примирительно подняв ладони, вмешался Джонатан. — Ты…

— Пошёл на хрен! Я мог убить её здесь и сейчас!

— И тогда коалиция нацелилась бы на тебя.

— Да срать я хотел на вашу коалицию! — закричал Данталион ещё громче, изо всех сил пытаясь разорвать магию, всё ещё удерживающую его. — Я мог убить её!

Джонатан с разочарованным вздохом покачал головой. Выждав секунду, Шерая опустила магию, и Данталион тут же ринулся к ней. Его когти застыли в миллиметре от её шеи не из-за какой-либо преграды.

Он сам остановил себя, потому что понимал, что только она может открыть ему портал. Именно об этом он и сказал секунду спустя, на что Шерая незамедлительно ответила:

— Нет.

— Открой чёртов портал!

— Кемену увели туда, куда нам путь закрыт, так что нет. Придётся подождать решения Её Величества.

Данталион рыкнул ей в лицо. На мгновение она почувствовала, как острые когти коснулись кожи шеи, почти поверила, что он может укусить её, но Данталион отступил, яростно пнул воздух и грязно выругался.

— Я мог убить её! — повторил он, вцепившись в волосы. — Я должен был убить её, а вы…

— Ты действительно Неапольский? — перебила Шерая, сложив руки на груди.

— Что ты заладила, Неапольский да Неапольский! Какая, к чёрту, разница?

— Большая. Если ты действительно Неапольский, я могу поговорить с Её Величеством и намекнуть ей, что ты заслуживаешь привести вынесенный ей приговор в действие.

Что, на самом-то деле, совсем не утешало Шераю. Если сейчас Данталион скажет, что он — тот, кого Кемена и Махатс называли «Неапольским», ей придётся рассказать об этом Ариадне, иначе она не сможет выполнить сказанное.

Данталион смотрел на неё, не мигая, слишком долго. Джонатан переводил напряжённый взгляд от одного к другому, щёлкая зажигалкой, и этот звук был единственным в тишине, будто бы охватившей всю улицу.

— Да, — наконец произнёс вампир сквозь зубы. — Они называли меня Неапольским, но это не моё имя, ясно?

— Ясно, — подтвердила Шерая ровным голосом, хотя все её мысли переворачивалась, а внутренности едва не скручивало из-за волнения и даже страха.

Она знала, что Кемена и Махатс разрушили его жизнь, но не думала, что Данталион был в числе их подопытных, над которыми они ставили эксперименты по изучению хаоса.

***

Шерая остановила Иллку до того, как та успела прошмыгнуть в боковой коридор и скрыться из виду. Фея мгновенно остановилась, опустив плечи, и испуганно уставилась на неё большими чёрными глазами, напоминавшими оленьи — до сих пор Иллка не могла уяснить, что никто не собирается отдавать ей чересчур сложные приказы или требовать невозможного.

— Что происходит? — спросила Шерая, стараясь звучать максимально дружелюбно.

Иллка была пугливой, как настоящий оленёнок, и не робела только перед Гилбертом. Шерая до сих пор не представляла, что заставило его месяц назад привести её в особняк и дать ей работу в числе слуг, только знала, что у Иллки был какой-то конфликт с одной капризной и своенравной фей, едва не закончившийся крайне плачевно. Для Иллки было чудом, что Гилберт сумел вмешаться и решить всё относительно мирно, для Шераи же — лишней головной болью и догадками, которые грызли её изнутри. Гилберт сказал, что Иллка будет служить ему ровно столько, сколько они обговорили с её предыдущей госпожой, — Шерае очень не понравилось это слово, будто фея была рабыней, — но отказывался называть причины, из-за которых к Иллке относились именно так, а не иначе. Порой благородство Гилберта было до того сильным и захватывающим, что Шерая не могла его остановить. Даже напоминание о том, что в особняке достаточно слуг, не помогло.

— Прибираемся на лестнице, — кротко ответила Иллка.

— Из-за чего?

— Всё треснуло.

Шерая на секунду прикрыла глаза. Она была раздражена, как никогда прежде, и Иллка, сама того не подозревая, делала только хуже. Но фея была не виновата — виноват был Данталион, не меньше сотни раз пригрозившийся перегрызть глотки всем в коалиции.

Он носился по просторному двору Хелджа туда-сюда, крича, как он «ненавидит тупоголовых сигридцев, привыкших решать всё за других», как «им всем следует залезть в пасть к какому-нибудь демону и просто сдохнуть, чтобы не доставлять проблем». В перерывах между гневными тирадами он готовился наброситься на Шераю, но останавливался в самый последний момент, только его клыки и когти сверкали возле её лица. Данталион требовал, чтобы она открыла ему портал, но Шерая отказывалась. Примерно после седьмого отказа он сказал, что сам найдёт другого мага и умчался дальше по улице быстрее, чем Шерая и Джонатан успели моргнуть. Искатель спросил, действительно ли где-то поблизости есть маг, который согласится помочь ему, и рассмеялся, когда Шерая дала отрицательный ответ.

Они прождали всего четыре минуты, за которые Джонатан успел закурить, — он и Шерае предложил, но она решила, что, раз уж в первый раз попытка не удалась, предпринимать новую она не будет, — когда Данталион вернулся и снова потребовал открыть ему портал.

Джонатан поперхнулся, когда от угроз Данталион перешёл к предложениям, в которых всё чаще звучало слово «пожалуйста». Но Шерая отказывалась до самого последнего момента, — должно быть, ещё полчаса, — и только после открыла портал. Данталион рванул в него, не глядя, но после едва не вывалился обратно с криками и руганью о том, что ему нужно к феям, а не обратно в зал Истины. Шерая развела руками, игнорируя только распалявшегося Данталиона, и уточнила у Джонатана, возвращается ли он в особняк.

— Мне нужно встретится с Августом, Мирной и остальными. Из-за всего этого наши поиски срываются один за другим.

Он мог не уточнять причин, Шерая прекрасно поняла, что речь идёт про сальваторов. Половина искателей были занят поисками Первой, другая половина теперь искали Николаса, Кита и демоницу, а тем же, что не были привлечены к делу, пришлось заняться всеми остальными поисками. Шерая обязательно бы спросила, как вообще Джонатан, Август, Мирна и остальные искатели, имевшие наибольшее влияние в Ордене, собираются справляться с таким объёмом работы, но и так задержалась из-за Данталиона.

Она думала, что так и объяснит Гилберту причину своего опоздания, но не предполагала, что застанет слуг, бегающих по коридорам с таким видом, будто им приказали залезть в пасть ко льву.

— Из-за чего всё треснуло? — мысленно уговаривая себя быть более терпеливой, уточнила Шерая.

Иллка ещё больше округлила глаза, что казалось просто нереальным, и поджала губы. Она подождала несколько секунд, всё не решаясь поднять взгляд, и только после тихо проговорила:

— Лука случайно нашёл ту лестницу, но потом особняк будто намеренно прятал её. Мы кое-как сумели добиться того, чтобы она оставалась на одном месте, не хватало ещё, чтобы из-за постоянной перестройки всё рухнуло…

— Иллка, из-за чего всё треснуло?

— Не знаю, госпожа, — пробормотала Иллка, напрочь забыв о том, что ей вовсе не обязательно использовать это устаревшее выражение. — Но выглядело так, будто кто-то сделал это намеренно.

Шерая ущипнула себя за переносицу. В особняке было всего несколько человек, способных сотворить такое, и только один великан, страдающий из-за неконтролируемых вспышек гнева. Магия или меч оставили бы другие следы — Шерая не сомневалась, что Гилберт вновь сорвался.

— Ты свободна, Иллка, спасибо.

Иллка умчалась даже раньше, чем Шерая закончила предложение, перед глазами мелькнули волосы ольхового цвета, чересчур блестящие даже для феи.

Если уж Лука первым нашёл разрушенную лестницу, значит, он сумел придумать, как заняться ею без привлечения лишнего внимания — эльф был немного пугливым и определённо сторонился скопления людей, но знал, о чём следует молчать и что не должны видеть даже те, кто живут в особняке. Шерая сомневалась, что совсем уж скрыть ничего не получится, — возможно, Гилберт не сумел удержаться и сломал лестницу в присутствии Эрнандесов, которым приказал явиться к нему для встречи с Сонал, — но до последнего надеялась на обратное.

Даже когда особняк стал мешать ей, перестраивая коридоры, путая двери и добавляя тупики там, где их быть не должно, она надеялась, что всё не так плохо. День может начаться паршиво у неё, у Сонал, у Данталиона или любого другого человека в этом мире, но только не у Гилберта.

Шерая надеялась, что всё не так плохо, но когда на долю мгновения встретила сопротивление при попытке открыть дверь его комнаты, поняла, что ошиблась. Возведённые ею внутренние барьеры пропускали в кабинет, соединённый с гостиной, практически любого. Те же, что ограждали спальню Гилберта, пропускали только его самого и Шераю. Они также заглушали абсолютно все звуки и отрезали все без исключения запахи — помня о том, какие острые чувства у некоторых сигридцев, Гилберт хотел максимально оградить хотя бы небольшую часть своего личного пространства от посторонних. Шерая сама строила эти барьеры и впервые в жизни испугалась столь хорошо проделанной работы.

Она убедилась, что дверь в кабинет не откроется без её разрешения, и быстро вошла в спальню.

Гилберт лежал на полу, обхватив себя за плечи, и беззвучно рыдал.

— Боги…

Шерая подбежала, наклонилась к нему и попыталась помочь сесть, но Гилберт вяло отмахнулся. Значит, она всё же немного опоздала: он уже был в том состоянии, когда испытывал отвращение к самому себе за проявленную слабость и слёзы, которые не сумел сдержать, когда хотел, чтобы Шерая, как он однажды сказал, «не тратила время на такого неудачника».

Её никогда не устраивало ни это состояние, ни то, что следовало до или после него. Её не устраивали срывы Гилберта, погром, который он учинял в комнате, и его желание навредить себе так, чтобы физическая боль перекрыла душевную, но не имела права говорить об этом вслух. Гилберту было плохо, он тонул в своей боли и ненависти, которую не мог обуздать, и Шерая была обязана помочь ему всем, чем могла.

— Ну же, Гилберт, — тихо проговорила она, кладя ладонь на его плечо. — Встань, пожалуйста, и поговори со мной.

Он мотнул головой, сдавленно всхлипнув, и закрыл лицо руками. Осколки разбитой посуды, на которых он лежал, наверняка больно впивались в спину. Шерая аккуратно убрала их, после чего вытащила из-под Гилберта обрывки чёрного пиджака, который очень нравился ему, и отбросила испорченную ткань в сторону. Огляделась, пытаясь понять, что он не уничтожил в порыве гнева, но даже на стенах остались вмятины и синие разводы крови. Шерая присмотрелась к его рукам: костяшки сбиты, кровь размазана и частично чем-то стёрта. Обычно великанам так просто не навредить — с какой же силой он бил, если сумел?..

— Гилберт, — ласково позвала Шерая, медленно, боясь напугать его, что вполне могло случиться, особенно в таком состоянии, опустив ладонь ему на голову, — пожалуйста, встань.

Гилберт перевернулся так, что теперь лежал на спине и рассеянным взглядом смотрел в потолок. Шерая наклонилась, закрывая ему обзор, и произнесла:

— Может, выпьем чаю?

— Как ты меня терпишь? — глухо спросил он, почти не шевеля губами.

Первый вопрос всегда был одним и тем же. Вне зависимости от ситуации или причины, из-за которой эта ситуация возникла, Гилберт спрашивал, как она терпела его.

Суть вопроса крылась не в том, что он воспринимал себя как проблему, а в том, кем он в действительности не был — Гилберт элементарно этого не видел. В моменты срыва он не видел разницы между собой и Фортинбрасом, и вся ответственность, когда-то лежавшая на плечах Третьего сальватора, будто ложилась и на его плечи, а после давила так сильно, что Гилберт не мог с ней справиться. Все грехи, совершённые Третьим сальватором становились его, все предательства и нарушенные клятвы до того мучили, что он даже не мог найти грань между тем, что сделал Третий сальватор, и тем, что сделал сам Гилберт. Великаны уважали священную связь крови, кантарацан, и не менее священной считали кертцзериз, оттого предательства и преступления, разрывавшие эти связи, ощущались болезненнее всего. Шерая никогда не смогла бы в полной мере понять этого, будучи человеком, но помнила, каким слабым и истощённым чувствовал себя Гилберт после того, как изгнал Фортинбраса из рода Лайне.

И сколько бы она ни говорила, что Гилберт не виноват в случившемся, сколько бы он ни соглашался с этим, он всегда возвращался к тому, с чего начал. Первым чувством, которое он испытал, оказавшись в этом мире, была боль — боль от потери, непонимания и мер, которые ему пришлось принять, чтобы хоть как-то загладить вину Третьего сальватора.

Гилберт считал, что для этого он старается недостаточно, и потому всегда спрашивал, как Шерая терпит его. Поначалу она отвечала ему, убеждала, что его вины в случившемся нет, — Гилберт был ребёнком, как бы он сумел распознать момент, когда всё пошла под откос и Третий сальватор решил предать их? — но добиться от него хоть какой-нибудь другой реакции, кроме самоуничтожающей, было очень сложно. Со временем Шерая научилась понимать, когда следует дать ответ, а когда промолчать и просто слушать. Она была ближайшим для Гилберта человеком, но даже ей он не говорил всего — с моментами, подобными этому, когда он говорил откровенно, следовало быть очень осторожными.

— Как ты меня терпишь? — повторил Гилберт, приложив руки к груди и сжав рубашку так резко, что ткань громко затрещала. — Я же ничего не могу сделать, ничего не могу исправить… Он всё испортил, а я…

А он пытался хоть как-то доказать, что всё, случившееся во время Вторжения, было лишь огромной ошибкой, следствием запутанной истории, которую никто из них не знал.

По крайней мере, раньше.

На ребёнка, пережившего Вторжение, легко повлиять, и коалиция влияла, даже не замечая этого. Все зачатки хрупкого доверия к Третьему сальватору, только-только начавшие появляться уже в этом мире, когда Гилберт стал думать о том, что вынудило Фортинбраса предать миры, были зверски уничтожены тем, что они видели. Многие маги, всё же оказавшиеся в этом мире, но умирающие, отдали свои жизни, чтобы показать то, что они видели в Сигриде — Третьего сальватора, превращавшего Переходы и порталы в бреши, через которые лезли демоны. Кто-то так же, как и Гилберт, видел, как Третий сальватор голыми руками убивал сигридцев или натравливал на них чудовищ.

Сознание тринадцатилетнего ребёнка было слишком хрупким, чтобы выдержать так много жестокости за столь короткий срок, и Гилберт сдался. Поверил, что Третий сальватор предал миры, и возненавидел.

Но Шерая видела то, на что другие не желали смотреть.

Она изучила каждый кристалл памяти, в котором был Третий сальватор во время Вторжения, запомнила каждую историю, но не понимала, как другие не замечали несостыковок и знаков, вызывающих слишком много вопросов.

Третий сальватор был сильным, но действительно ли он мог открыть портал из одной точки мира в другую за считанные секунды, чтобы лишить жизни сразу нескольких магов, пытавшихся его остановить? Почему у тех, кто чудом избежал его магии, были провалы в памяти? Шерая не исключала, что такое могло возникнуть из-за сильнейшего стресса и угрозы жизни, но знала, что было что-то ещё.

Жесты, взгляды, действия, слова, интонации — всё это у Третьего сальватора в чужих воспоминаниях было разным, но не все знали его достаточно хорошо, чтобы заметить разницу. Кто-то просто не желал видеть её, предпочитая удобную ложь, чем горькую правду, но Шерая всегда действовала, обдумывая каждый свой шаг, и не шла на поводу у эмоций.

Она знала, что предательство Третьего сальватора покрыто тайной, которую никто не желает разгадывать. Порой казалось, что только она пыталась докопаться до правды.

— Почему он сделал это?.. — прошептал Гилберт, смотря ей в глаза. — Что пошло не так?

— Не знаю, — тихо ответила Шерая, поглаживая его по голове.

— Всё было так хорошо… Алебастр и Мария должны были пожениться, и мы смогли бы усмирить кланы… — рассеянно бормотал Гилберт, делая редкие паузы между словами и глотая слёзы. — Почему я должен отвечать за его ошибки?

— Не должен, — уверенно возразила Шерая. — Мы не знаем всей правды, зато я точно знаю другое: ты не должен отвечать за его ошибки.

Гилберт сильно страдал из-за повышенного чувства ответственности. Он часто брал на себя заботу о других людях и решал их проблемы, ведь почему-то думал, что ответственен за это. После исчезновения Пайпер он был раздавлен едва не хуже Джонатана, потому что поверил, что должен был всеми возможными способами защитить её. Сейчас он только-только начал возвращаться к прежнему себе, но всего один разговор с Сонал, за которым Шерая даже не смогла уследить из-за необходимости встречи с Кеменой, и Гилберт сделал шаг назад, если не несколько.

Шерая привыкла мыслить рационально, но ей хотелось вытрясти из принцессы Лэндтирса всю душу.

— Я просто хочу знать, почему он предал меня… — бесцветно проговорил Гилберт, медленно принимая сидячее положение. Если Кемена не могла двигаться нормально из-за смеха и хаоса, продолжавшего разрушать её тело, то Гилберта трясло из-за срыва, который едва успел закончится. — Что было важнее нас всех?

Он не просил Шераю дать ответ, она видела это по его глазам, чувствовала по хватке, в которой оказались её ладони, но всё же осторожно ответила:

— Правда может тебе не понравится.

— Правда в том, — неожиданно резко продолжил Гилберт, — что он нашёл что-то, что было важнее семьи и дома, и бросил всех нас, даже не пытаясь объясниться!

Шерая не была с этим согласна. Когда с исчезновения Пайпер прошло несколько дней, Кит рассказал им, что случайно увидел воспоминания Йоннет и что чувствовал то же, что и сальватор. На несколько мгновений он будто занял её место и в полной мере прочувствовал, как Третий сальватор пытался успеть к умирающей Йоннет, как много магии он вкладывал, чтобы удерживать порталы открытыми для тех, кто нуждался в них, и с какой скоростью закрывал бреши. Кит выглядел подавленным, говоря об этом, а когда подключился Эйс и стал яростно доказывать, что Пайпер двигалась в правильном направлении в своём собственном расследовании, уныло кивал, будто не хотел участвовать в этом, но не мог иначе. Проверить, действительно ли всё было так, как видели Кит и Эйс, было невозможно, но о принципах работы кристаллов памяти Шерая знала достаточно. Возможно, кристалл Йоннет был лишь небольшой частью того объяснения, в котором нуждался Гилберт, но он отказался принять его без доказательств и вряд ли примет сейчас, если Шерая напомнит.

Она не верила, что в какой-то момент в сознании Третьего сальватора что-то сдвинулось настолько, что он впустил в Сигрид легионы демонов. Такой мощью не мог обладать даже сальватор Времени. Для всего существовало логичное объяснение, и Шерая была уверена, что предательство Третьего сальватора не исключение.

Но если она скажет об этом сейчас, Гилберт ей не поверит, отвернётся и закроется, и она никогда больше не сможет до него достучаться. Даже если Кемена была права, говоря о лживой любви, Шерая не была готова расставаться с этим чувством.

Она верила, что её любовь настоящая, и была готова вечность отдавать её Гилберту.

— О боги, — выдавил он, растерянно оглядываясь по сторонам. — О боги, боги боги… Зачем я всё это сломал?.. Боги, Шерая! — он впился в её плечи, придвинувшись ближе, и уставился на неё глазами, полными слёз. — Прости меня, прости! Я не хотел, правда… Не понимаю, как я…

Гилберт сильно страдал из-за повышенного чувства ответственности и стыда практически за каждое своё действие. Этого чувства не было, когда он жил в Сигриде — оно появилось уже здесь, во Втором мире, когда он методом проб и ошибок заново строил свою жизнь, заслуживал доверие коалиции и пытался привести мысли в порядок или хотя бы его подобие. Он умел казаться уверенным, но только самые внимательные замечали, когда он был по-настоящему растерян и напуган или стыдился того, что делал, даже если его действия были нормальными для той или иной ситуации.

— Всё хорошо, не переживай. — Шерая без возражений притянула Гилберта к себе и крепко обняла, помня, как сильно ему нужно чувствовать тепло кого-то знакомого в такие моменты. — Мы всё приберём и починим, купим тебе новую одежду. Мы всё исправим.

— Там были книги…

— Купим новые.

— Но мне их подарила ты, — дрожащим голосом возразил Гилберт.

— Ничего, подарю новые.

— И посуда… там же был радданский фарфор…

— Его у нас полно, к тому же Одоваку давно пора перестать подавать тебе блюда на радданском фарфоре.

— И я разбил стул…

— Не ты его разбил, а он оказался слишком хлипким.

Шерая медленно гладила его по волосам, аккуратно убирая из них щепки, кусочки штукатурки (как она только там оказалась?) и разноцветные нити, запутавшиеся в чернильных локонах. Гилберт уткнулся лицом ей в плечо и тихо всхлипывал, напоминая ей мальчишку, который когда-то признался ей, что боится спать в темноте. Странно, что об этом он сказал ей, а не Горацию, братьям, сестре или родителям, но Шерая быстро нашла решение — расписала стены его спальни во дворце Ребнезара сигилами, которые складывались в древнюю балладу о храбром воине, и ночью она светилась мягким серебряным светом, разгоняя мрак.

Она бы никогда не смогла помочь Гилберту так, как ему помогла бы семья, но она старалась изо всех сил. Этот мир мог быть жесток к ней и кому угодно, но только не к Гилберту — и Шерая сделает всё от себя зависящее, чтобы защитить его и подарить чувство безопасности.

***

— Я только уточню, — пробормотал Кит, для чего-то прикрываясь ламинированным листом меню. — Ты точно знаешь, что делаешь?

— На все сто процентов, — уверенно отозвался Николас, закивав головой.

— И поэтому мы сидим в «Тако Белл» и… что? Ждём, пока она уже что-нибудь выберет?! — возмущённо воскликнул Кит, махнув меню в сторону Твайлы.

— Посоветуешь какой-нибудь соус? — невозмутимо уточнила демоница у Николаса, и тот с готовностью ответил:

— Да, попробуй томатный, он очень вкусный.

— Отлично, спасибо.

Кит взвыл от отчаяния, но на него сразу же возмущённо уставилась пожилая леди, сидящая за соседним столиком. Обычно Кит был достаточно вежливым с людьми престарелого возраста, но только не сегодня. Да и не в ближайшие несколько дней, если уж быть совсем откровенным.

Какой адекватный человек будет чувствовать себя нормально в присутствии демоницы? Это не злая маленькая собачка, которая скорее сама умрёт от страха, пока будет тявкать, это демоница, тёмное создание, сплетённое из хаоса, чистой ярости и ненависти. И эта демоница уже почти пять минут выбирала себе соус к тако.

Если случится чудо и Кит выживет, все имеющиеся деньги он потратит на психотерапевта.

— Да закажи ты этот чёртов соус! — не выдержал Кит, хлопнув ладонями по столу.

— Закрой рот, пока я не выбила тебе зубы! — не осталась в долгу Твайла и спустя всего мгновение почти елейным голосом продолжила: — Я впервые в таком месте, так что хочу насладиться моментом и хорошо провести время…

Николас добродушно рассмеялся и уставился в окно, будто улицы Ирвайна были в сотни раз интереснее кошмара, разворачивающегося на глазах у простых жителей, не подозревающих о том, какое чудовище находится рядом с ними.

Что самое странное, Кит начинал сомневаться, что Твайла — чудовище.

Она вела себя, как человек. Говорила, ела, ходила, шутила, спала, завернувшись в одеяло, точно в кокон, и ворчала на Николаса, пытавшегося разбудить её в шесть утра, когда им нужно было двигаться дальше. Кит бы и сам был недоволен, если бы кто-то попытался разбудить его аж в шесть утра, и сильно испугался, когда понял недовольство Твайлы.

Она ведь демоница, созданная из хаоса. Кит каждый день против своей воли видел её клыки и когти, рога (левый целый, правый сломанный) и чёрные белки глаз с красными зрачками. Он видел сотни, тысячи демонов, но никто из них не визжал от радости, когда уличная кошка подходила к ним и тёрлась об ноги, никто не стоял под дождём, пока люди пытались найти укрытие, никто не общался с драу так, будто те были давними друзьями. Демоница вела себя так, будто была человеком, но не забывала угрожать отгрызть Киту ухо или сломать руку, если он ещё раз скажет, что должен убить её.

Кит постоянно напоминал себе об этом: он — искатель, а она — тёмное создание. Её следует убить до того, как она навредит кому-нибудь, до того, как хаос возьмёт верх надразумом, наличие которого Твайла демонстрировала каждый день их безумного поиска, который пока никуда, кроме «Тако Белл» и дешёвых мотелей, не привёл.

Николас делал всё от себя зависящее, чтобы их не нашли. Иногда Кит пытался передать послание другим искателям, но его телефон Николас забрал в первый же день и защитил чарами, — само это действие показалось до того абсурдным, что в тот момент Кит сумел только рассмеяться, — а драу больше симпатизировали Твайле, чем ему. Кит был готов хоть почтового голубя отправить, но Николас постоянно таскал его за собой и Твайлой и напоминал, что любая попытка навредить ей отразиться на всех. Кит привык к мысли, что искатели должны уметь жертвовать собой и принимать жертву других, но ему было сложно исключительно из-за Николаса. Если лишить себя жизни, чтобы убить связанную с собой демоницу, ещё казалось ему приемлемым решением, то сделать то же самое со знанием, что умрёт сальватор, Кит просто не мог.

Он постоянно думал о Пайпер. Что будет, если она узнает об этом? Одобрит ли она его действия или решит, что он свихнулся? Кит лишь следовал своему долгу, но вдруг…

— Решено, — твёрдо заявила Твайла, кладя меню на стол. — Я возьму томатный соус.

— Господи…

Николас радостно стал подзывать молодую официантку, оказавшуюся возле их столика буквально через секунду. Пока она быстро записывала их заказ и повторяла его, чтобы ничего не упустить, Кит медленно сползал под стол, надеясь, что совершенно случайно какой-нибудь астероид врежется в Землю и уничтожит на ней всё живое.

Таскаться за сальватором, контролировавшим каждый шаг, и демоницей, которую он уже давно должен был убить, но почему-то не убил, было унизительно, неправильно и странно. И тот факт, что он до сих пор не мог справиться с ними, ощущался как предательство всего, чем он жил столько лет.

— Что-нибудь для вас, молодой человек? — с улыбкой спросила официантка, повернувшись к нему.

— Ружьё, — без колебаний ответил Кит.

Николас пнул его ногу и округлил глаза. Кит выпрямился, поднял голову и поперхнулся воздухом: девушка смотрела недостаточно пристально, чтобы под её взглядом становилось неуютно, но всё же внимательно. Светло-фиолетовая форма сидела точно по фигуре, блестящие каштановые локоны держались благодаря тонкому голубому ободку, а накрашенные таким же оттенком ногти отчего-то показались Киту слишком яркими. Девушка смотрела на него, ожидая ответа, и Кит смотрел в ответ, чувствуя, как всё внутри шевелится. Слишком много магии, — так ощущаются чары Николаса, которыми он скрывал Твайлу, не желавшую принимать чужой облик, или дело было в чём-то другом? — слишком много хаоса, будто тот охватил его с ног до головы. Перед глазами на несколько мгновений всё расплывалось в цветные пятна, а затем становилось нормальным. Либо Кит уже был отравлен хаосом демоницы, прямо сейчас прожигавшей его взглядом (небось исключительно потому, что из-за его медлительности откладывался её обед), либо ему не показалось, и на долю секунды на лице официантки отразились какие-то лиловые линии.

— Э-э-э… — наконец выдавил он, стоило Николасу пнуть его ногу ещё раз. — Кесадилью.

Девушка сделала пометку в блокноте и ещё раз повторила их заказ. Николас сказал, что всё верно, после чего официантка умчалась так же быстро, как и появилась. Твайла откинулась на спинку стула, собрав руки на груди, исподлобья посмотрела на него самым убийственным взглядом из всех, что Кит видел за эти дни.

— Что? — буркнул он, удержавшись от ядовитого комментария, уже крутившегося на языке.

— Ты действительно глупый. Вот поэтому до сих пор и не сумел убить меня, — с победной улыбкой добавила она, гордо расправив плечи.

Не будь у них одинаковых сигилов и магии, связавшей их жизни, Кит бы задушил её собственными руками. Почему эта демоница, которая должна пытаться убить его и просто сожрать, ведёт себя так по-человечески? Почему она делает всё то, что делают обычные люди, и ещё ни разу не показала себя настоящую? Неужели Николас скрывал не только её присутствие, но и истинную природу, которой отличались все тёмные создания?

— Поверь мне, — копируя её улыбку, ответил Кит, — как только Николас отвлечётся, всего на секунду, твоя голова слетит с плеч.

— Пока мы ищем кристалл Масрура? Сомневаюсь. И потом, когда коалиция поймёт, что я не виновата, ты не посмеешь меня даже пальцем тронуть.

— Это мы ещё посмотрим.

Николас вымученно вздохнул и приложился лбом об стол. Обычно он не демонстрировал своего плохого настроения, только в самый первый раз, на крыше какого-то небоскрёба сорвался, но с тех пор — только улыбки, шутки и позитив, который он излучал за всех троих. Но, возможно, дело было в том, что поиски кристалла Масрура шли очень и очень туго.

Этой идеей Николас загорелся почти две недели назад, но пока что единственное, что они узнали, так это то, что сальватор не переносит креветки по-креольски. В какой-то момент поиск привёл их в Пенсильванию, и в свободный час Николас решил попробовать одно из самых популярных блюд на линии Мэйсона-Диксона. Кит не должен был злорадствовать, но не мог удержаться. Всё-таки, его таскали за собой, как зверушку, а он даже не знал точно, что и как им следует искать.

Нет, он, конечно, знал, что такое кристалл памяти, и знал, что у Второго сальватора, Масрура, был такой, но слабо представлял, как он может помочь Николасу доказать невиновность Твайлы. Кит лишь знал, что у них были свои источники информации, которые они щедро использовали, но настолько тайно, что искатель ни разу не смог застать их за обсуждением. Вокруг постоянно вились драу, Николас куда-то пропадал буквально на пару минут, перед этим разделяя пространство между Китом и Твайлой достаточно крепким барьером, но для создания единой картины подобных наблюдений было катастрофически мало.

Откуда они знали, где искать кристалл Масрура? К кому обращались за помощью? Почему решили, что в сохранённых воспоминаниях Второго сальватора может быть что-то, что поможет доказать невиновность Твайлы? Почему вообще верили, что Твайла невиновна?

Кит следил за ней достаточно долго — если она никому не навредила до сих пор, это не означало, что она совсем уж белая и пушистая.

Кит знал, какие тёмные создания на самом деле. Он видел, как они разрывали тела его товарищей на части, как сводили их с ума, как проникали в сердца и души и заставляли нападать на других. Он помнил, как выглядел Рик, когда в нападавшем на Пайпер демоне сумели опознать именно его. Он помнил, во что превратился дом господина Илира и каким было его тело — хватило всего взгляда, чтобы столь ужасающая картина навсегда отпечаталась в его памяти. В кошмарах он часто видел два тела, истерзанных до неузнаваемости, чувствовал тяжёлый запах крови и знал, что это было результатом стараний демонов.

Кит знал, какие тёмные создание на самом деле, и не был намерен спускать глаз с демоницы. Костьми ляжет, но сумеет доказать, что она не та, за кого пытается себя выдать.

Хотя за эти дни она ни разу не сменила обличье. Фройтер и Лукреция, — ещё одни заговорщики, предавшие коалицию, — дали им достаточно денег и предоставили одежду на первое время, а магия Николаса скрывала истинный облик Твайлы для простых людей, так что она не видела смысла в манипулировании хаосом с целью смены обличья. В связи с этим Кит каждый день видел чёрные склеры, красные зрачки, два разных по состоянию рога и клыки, которые, он не сомневался, вонзятся ему в шею, стоит только магии, связывающей их жизни, исчезнуть. Только один раз он увидел то же, что и другие, — то, что Николас создавал своей магией. Образ обычной девушки, которая, с какого угла на неё ни посмотри, ничем не напоминала демоницу.

Кит не понимал, почему, но ничего не почувствовал. Он знал, что за магией кроется демоница, и не мог просто поверить тому, что видел.

— Я умираю с голоду, — пожаловалась Твайла, стуча абсолютно белыми пальцами по столу. — Почему так долго?

— Не хочешь съесть кого-нибудь из посетителей? — не преминул поддеть её Кит.

— Я не понимаю, в чём твоя проблема, — проворчала Твайла. — Как отвечать официантке, флиртующей с тобой, так нет, извините, а как прикапываться ко мне — пожалуйста, без проблем! Тебя что, в детстве часто роняли?

Кит моргнул, на секунду растерявшись. Причём тут официантка, которая якобы флиртовала с ним? Кит ничего странного не заметил. Она же просто выполняла свою работу, разве нет?..

— Зато меня, кажется, — притворившись, будто этой заминки и не было, ответил он, — хотя бы на руках держали, в отличие от тебя.

Николас ещё раз приложился лбом об стол. Вот и хорошо, пусть немного помучается, если остроты креветок по-креольски ему было мало.

Твайла провела ладонью по лицу, награждая его усталым взглядом.

— С каких пор сигридцы так измельчали?

— Я чистокровный землянин.

— Ещё хуже.

Кит тихо зарычал, помня о том, что его магия Николаса скрывает совсем иначе, чего нельзя было сказать о Твайле. Люди видели её образ, приближённый к человеческому, без всех отличительных черт демонов, могли говорить с ней, но забывали об этом сразу же, как Твайла исчезала из их поля зрения. Николас говорил, что это сложная магия, и поддерживать её постоянно трудно, поэтому ему и Киту приходилось быть осторожными в своих высказываниях и не привлекать лишнего внимания. Их и так чуть не поймали почти три раза — Николас едва успел открыть портал в другую точку мира.

Так странно, что он мог без остановки перебрасывать их, куда ему заблагорассудится, словно они были теннисными мячами, но при этом он не мог скрыться от всех, кто напал на их след.

И странно, что Кит только сейчас понял — над ним издеваются.

Люди забывали Твайлу, когда она исчезала из их поля зрения. Официантка же дважды повторила её заказ и уточнила, какой соус она хочет, уже после того, как сосредоточила своё внимание на Ките.

И вообще, разве в «Тако Белл» были официантки?

Два подноса с их заказом опустились на стол. Николас заметно оживился и прибрал к рукам двойную порцию начос с сырным соусом, затем опомнился, подсказал Твайле, что именно из заказанного выбрала она, и демоница с улыбкой взялась за тако. Кит хотел вопить из-за ужаса, но тут официантка плавно опустилась рядом с ним, придвинула к себе вторую порцию начос и с усталым видом произнесла:

— Когда вся эта беготня закончится, я отправлюсь в отпуск.

— И куда? — с набитым ртом спросил Николас.

Кит прижался к самому краю, круглыми глазами смотря на официантку. Ему не показалось — на её коже действительно мерцали лиловые линии, складывающиеся в причудливые узоры. И глаза сияли тем же цветом, отражая её магию.

— Не знаю, — пожав плечами, ответила она. — Ещё подумаю. Слышала, во Франции в этом время года хорошо… Так к чему была такая спешка? — макая начос в соус Николаса, быстро уточнила девушка. — Я чуть шею не свернула, пытаясь успеть.

— Дело конфиденциальной важности, — с умным видом ответил сальватор. — Прости, но это всё, что я могу сказать.

— Ну, учитывая, что ты просил адреса всех коллекционеров сигридских древностей, артефакт ты ищешь довольно мощный… Ну что ты так смотришь на меня? — наконец повернувшись к Киту, спросила девушка. — Между прочим, работать под прикрытием очень сложно, мне тоже нужен перерыв!

Кит едва не задохнулся от возмущения. Девушка наклонилась ближе, сощурилась, критически оглядывая его, и спустя несколько секунд добавила:

— Нет, обычный искатель, хоть и симпатичный. Сходим на свидание, когда я поймаю того глупого демона?

На этот раз Кит едва не задохнулся вовсе не от возмущения. Твайла рассмеялась, не удержав тако в руках, и вся начинка посыпалась на стол. Кит бы почувствовал маленькую победу, если бы незнакомая девушка не продолжала смотреть на него.

Это же неправда, да?.. Твайла ошиблась. Девушка, для чего-то притворившаяся официанткой, не могла флиртовать с ним.

— Демона, — для чего-то повторил он. Глупая надежда почти затеплилась в нём, но тут же погасла, когда девушка уточнила:

— Да, демона, терроризирует Ирвайн почти месяц. Коалиция разместила в городе несколько своих людей, и я наблюдаю за этой улицей.

— Тогда почему ты здесь?

— Потому что Нико попросил встретится. К тому же, драу и магия сообщат, если начнёт твориться что-нибудь странное.

— И это может в случиться в любую минуту, — вмешался Николас, успевший прикончить обе порции, — так что перейдём к делу.

— Но я ещё ем! — с полным ртом возмутилась Твайла.

— Мы тебе навынос возьмём. Итак, — серьёзно произнёс Николас, — список.

— Да-да, список, — согласилась девушка, и на столе перед сальватором по щелчку пальцев появился сложенный листок. — Это все, кого я смогла найти, но не исключено, что совсем скоро и остальные дадут о себе знать.

— Почему?

— До меня дошли слухи, что через два месяца Андреас устраивает аукцион сигридских диковинок, но никто не знает, где он будет проходить. Там выставляют всё: от дорогущих артефактов и трактатов до мелких безделушек вроде рогов и когтей демонов. Без обид, Твайла, — быстро добавила девушка.

— Ничего, я не обиделась, — пробормотала демоница.

Кит опять едва не задохнулся от возмущения. Эта девушка — маг, служащая коалиции, и она так спокойно реагирует на демоницу перед собой, которую, очевидно, распознала сразу же? Неужели он один сохранил здесь остатки разума?

— Кто-то из тех, о ком я тебе написала, может знать о кристалле. Или хуже того — предоставить его для аукциона или попытаться выкупить его.

— Кристаллы сальваторов защищены мощной магией, — задумчиво заметила Твайла, агрессивно жуя свой тако, — так что вполне возможно, что некоторые даже не поймут, что это они. Да и Масрур всегда любил загадки.

— В общем, — подытожила девушка, для чего-то закивав головой, — есть шанс, что кто-то из этих коллекционеров знает о кристалле. Больше информации мне не удалось найти.

Кит очень хотел высказать своё крайне важное мнение, лишний раз напомнить, что и Николас, и эта незнакомая девушка шли против правил коалиции, а девушка ещё и против клятв, которые была обязана принести, но она вдруг снова повернулась к нему и улыбнулась так, что он разом проглотил всё, что успел хорошо обдумать.

— Вот увидишь, — уверенно произнесла девушка, растянув пухлые губы в улыбке, — я быстро поймаю этого демона. Но если будет нужна помощь в вашем поиске — звоните и пишите.

Она щёлкнула пальцами, и возле руки Кита, лежащей на столе, появился клочок бумажки с записанным на ним номером.

Кровь прилила к щекам, и Кит никак не смог это остановить.

Никогда прежде девушки не давали ему свой номер.

— Николас забрал его телефон, — давясь смехом, вставила Твайла.

— Ничего страшного! — ничуть не смутилась девушка. — Что-нибудь придумаем. Ты только не потеряй номер, ладно? И дай знать, когда будешь свободен.

Кит иступлённо моргал, держа между пальцами клочок бумажки. Всё это казалось каким-то чересчур фантастическим сном: он сидел в забегаловке вместе с сальватором, демоницей и незнакомой девушкой, которая нарушала правила коалиции, но приглашала его на свидание…

О боги всемогущие.

Она пригласила Кита на свидание.

Ещё никто не приглашал его на свидание.

Твайла, кажется, сразу же об этом догадалась. Она смеялась так громко и безудержно, что почти подавилась. Николас, во все глаза наблюдавший за странной беседой Кита и девушки, почти бездумно похлопал демоницу по спине, на что она пробормотала сдавленные слова благодарности.

— Ну-с, — девушка встала, изящно потянулась, — Кит только сейчас заметил, что её форма сменилась на сиреневую блузку и длинную юбку небесного цвета, — опёрлась о спинку стула, на котором сидела секунду назад, и с улыбкой произнесла: — Была рада стараться. Надеюсь, этот список и впрямь чем-то поможет, не зря же я его столько времени составляла… Ах да!

Девушка уже сделала шаг в сторону, когда резко обернулась и остановила на Ките взгляд, сияющий магией.

— Забыла представиться! Эрика, приятно познакомиться.

Кит похлопал глазами, не веря в реальность происходящего. Он сидел в какой-то забегаловке вместе с сальватором и демоницей, с которыми против воли скрывался от коалиции, и был приглашён на свидание крайне симпатичной девушкой, даже оставившей ему свой номер.

Это точно не какая-то шутка Вселенной?

Николас пнул его под столом. Опять. Будто это могло вывести Кита из оцепенения.

Но он выдавил из себя улыбку, — приятную, как он надеялся, а не нервную, — и ответил:

— Кит.

— Приятно познакомиться, Кит, — повторила Эрика. — Помни, что ты обещал позвонить.

Кит попытался вспомнить, когда он обещал позвонить. И всё же он улыбнулся, стараясь максимально скопировать ту улыбку Себастьяна, которой он мог очаровать практически любую девушку, и ответил:

— Сразу же, как только моей жизни перестанет что-либо угрожать.

***

— Сразу же, как только моей жизни перестанет что-либо угрожать, — подражая голосу искателя, в сотый раз повторила Твайла. — Боги, как романтично! Ты что, никогда не ходил на свидания?

Кит потёр виски, убеждая себя не реагировать.

Они были на крыше самого популярного отеля Ирвайна и ждали, когда вернётся Николас. Почувствовав приближение людей из коалиции, сальватор перебросил их сюда и сказал ждать, пока он собьёт преследователей со следа. Кит понимал, что Николас не хотел подставлять Твайлу под удар и потому не брал её с собой, да и работать одному, наверное, было намного проще. Кит сам нередко работал один, но он никогда не оставался в компании надоедливой демоницы так долго и так часто за последние дни.

Он мог бы попытаться избавиться от неё, но магия всё ещё связывала их, и Кит сомневался, что Рейна простит ему, если он убьёт её сальватора. Что он ей вообще может сказать в таком случае? «Извини, Рейна, я просто выполнял свой долг»? «Пожалуйста, не злись, вот тебе украшение из костей демона»? Кит не такой уж и глупый, чтобы гневать сакрификиума, тем более — Рейну, пугавшую его одним свои видом.

Она довольно часто появлялась рядом с Николасом и больше устрашала, чем помогала советом. Рейна почему-то всегда была почти в три раза крупнее, её мощные руки ласково ложились на плечи или макушку Николаса и гладили его, будто кота, пока фиолетовые глаза пылали яростью, направленной на Кита. Искатель с первого раза разгадал это послание: попытается навредить Николасу — и умрёт самой ужасной смертью, захлебнётся в своей крови и боли, которую ни одно человеческое тело не сможет стерпеть. Но Рейна обеспечит ему медленную мучительную смерть, если из-за него на Николасе появится хотя бы царапинка, в этом Кит не сомневался.

Поэтому он сидел, свесив ноги с края крыши, и старался игнорировать подтрунивания демоницы. Её почему-то очень повеселила бережность, с которой Кит убрал бумажку с номером Эрики в карман куртки, и она не утихала ни на секунду, постоянно придумывая новые шутки, из-за которых у него дёргался глаз.

Хотя, может, дело было в напряжении, витавшем в воздухе. Поначалу Кит думал, что это из-за его желания избавиться от демоницы, но когда она резво подскочила на ноги и потянула его за собой, понял, что ошибался.

Однако Кит не смог сделать ни шагу. Вокруг его ног полукругом сияли чёрные сигилы, выстроившие невидимый барьер. Спиной Кит ощущал, что стена есть, что ему не позволят упасть с крыши, но на секунду его захлестнула паника. Почему оградили его, а не Твайлу? Почему она так переполошилась и, что самое настораживающее, испугалась?

Кит вгляделся в темноту перед собой, которую не развеивали даже огни отеля и расположенных рядом зданий, и отпрянул к преграде позади себя, увидев, как тьма зашевелилась. Она ступила вперёд, сформировалась в две фигуры, у одной из которых раскрылась за спиной подобно крыльям, и явила Маракса с Иснаном — Кит знал, что это он, ведь видел его мельком, когда тот участвовал в первом нападении на особняк Гилберта. Иснан выглядел почти несчастным, стоя на шаг позади улыбающегося Маракса.

— Твайла, милая! — радостно проворковал он, его крылья встрепенулись. — Как я скучал!

Твайла громко зарычала и пригнулась, будто готовилась напасть, её тело замерло в ожидании и стало напоминать натянутую струну. Кит испуганно уставился на неё — он впервые видел её такой злой и серьёзной. Выходит, то рычание, которое он слышал, та злость, которую видел, — всё это было лишь малой частью, которую она показывала им? Вот так выглядит её готовность разорвать кому-либо глотку?

— Тише, тише. — Маракс примирительно поднял ладони и покачал головой, осуждающе цокнув языком. — Не нужно злиться, милая. Мы лишь хотели узнать, как ты справляешься.

Твайла зарычала громче. Кит нащупал чехол с кинжалом, закреплённый на бедре, и постарался как можно незаметнее достать его, но тело словно оцепенело. Пока Маракс едва не светился от счастья, что выглядело пугающе, Иснан беззвучно шевелил губами, исподлобья смотря прямо перед собой. Кит скосил глаза на вереницу чёрных сигилов у своих ног, из-за которых не мог выйти за пределы барьера — они тускло вспыхивали, будто реагировали на магию.

Но демоны не владели магией. Только хаосом, а он воздействовал иначе, Кит хорошо это знал.

Однако Иснан продолжал что-то бормотать, пока Маракс медленно, как хищник, приближался к Твайле. Она не отступала, не меняла положения и не переставала рычать, чем удивляла и даже злила — не думает же она, что справится с самим Мараксом? Может быть, ей и удавалось избегать смерти от его рук всё это время, но сейчас удача была не на неё стороне.

Не на их стороне. Их жизни были связаны, и если Маракс нападёт на одного из них, пострадает другой — и Николасу, где бы он сейчас ни находился, достанется в той же мере.

— Твайла! — тихо шепнул Кит, ненавидя себя за то, что собирается сделать. — Твайла, уведи их отсюда!

— Закрой рот, — так же тихо бросила она, не оборачиваясь.

— Твайла, — прошипел сквозь зубы Кит, — превратись в птицу какую-нибудь и уведи их отсюда, иначе все погибнем!

— Заткнись!

Маракс остановился метрах в пяти от них. Кит с трудом различал черты его белого лица, зато хорошо видел красные глаза и контур трепещущих крыльев. И, конечно, видел Иснана, всё ещё беззвучно шевелящего губами. Что за манипуляцию он пытался произвести и как его хаос так идеально воссоздаёт действие магии?..

Для чего ему вообще удерживать Кита в неподвижном состоянии? Почему он не использует его тело так же, как Рика, и не попытается натравить на Твайлу? Не то чтобы Кит понимал логику тёмных созданий, но подобный исход хотя бы был ожидаемым и не удивил бы его так, как отстранённость Иснана и напускная любезность Маракса.

— Твайла, милая, — широко улыбаясь, повторил демон. — Ты плохо справляешься. Я разочарован.

— О, правда? — Твайла дёрнула головой, и всего секунду спустя её тело стало меняться — клубы тёмного тумана исчезли так же быстро, как и появились, фигура вытянулась, за спиной раскрылись крылья — точно такие же, как у Маракса. Твайла даже заговорила его голосом: — По крайней мере, эти крылья целы.

Кит перевёл глаза на настоящего Маракса. На секунду на его лице мелькнула озадаченность, сменившаяся яростью, но только на секунду. Его крылья встрепенулись будто против его воли. Кит, приглядевшись, увидел крохотные пятна, подсвеченные изнутри тусклым светом издалека — дыры, оставленные магией Николаса в день, когда Пайпер пропала.

— Всего лишь временное неудобство, — с натянутой улыбкой произнёс демон.

— Правда? — уточнила Твайла его голосом. — Они не исчезают, Маракс. Неужели сдаёшь позиции?

«Хватит его провоцировать», — хотел шепнуть Кит, но губы отказывались шевелиться. Секундами ранее он мог говорить, слабо дёргать пальцами, поворачивать голову, но сейчас его тело оцепенело полностью. Иснан всё ещё стоял на месте, шевеля губами, но Кит видел какие-то тени, стремительно приближающиеся к ним.

И где только носит Николаса?

Кит пытался издать хотя бы звук, однако Твайла оказалась достаточно наблюдательной. Она подпрыгнула, когда тени, напоминающие крупных змей, кинулись на неё с разинутыми ртами, и расправила крылья. Смотреть на неё, укравшую облик Маракса, было странно и пугающе, но Кит не мог отвести взгляд. Твайла, поднявшись выше, спикировала на Маракса и с рычанием набросилась на него, вцепилась когтями и клыками в его плоть. Мгновением спустя демон яростно закричал и отбросил Твайлу в сторону, но она подскочила на ноги и, на бегу меняя обличье на другое, вновь кинулась в атаку. Кит был уверен, что она повстречала достаточно чудовищ, чей облик могла украсть и использовать против Маракса, однако едва не подавился криком, не способным сорваться с губ, когда этого не произошло.

Твайла с остервенением атаковала в своём настоящем теле, и с каждым новым ударом иррациональный страх укреплялся в сознании Кита всё сильнее и сильнее.

Твайла была ниже него сантиметров на двадцать, Маракса же — на все тридцать, но бросалась на него так, будто именно у неё было преимущество в габаритах. Множащиеся тени окружали их, рычали, визжали и скалились, пытались дотянуться до Твайлы и схватить её за волосы, руки и ноги, а она рычала и скалилась громче и яростнее, при этом успевала терзать Маракса и не отпускала его от себя ни на шаг.

Кит никогда не видел, чтобы кто-то так сражался. Здесь не было узнаваемого стиля или техники, которую бы он видел, только чистая ярость и борьба за жизнь, напоминающая животную. Что странно, именно это напугало Кита сильнее всего, будто он ожидал, что Твайла, одна из тёмных созданий, будет сражаться иначе.

Но он не понимал, зачем ей было сражаться. Неужели не было иного способа избежать столкновения с Мараксом и Иснаном? Для чего Твайла спровоцировала Маракса, если сама говорила Николасу, что тот был достаточно близок, чтобы убить её?

Несколько теней, сформированных хаосом, ринулись к обездвиженному Киту. Вскрик вновь застрял в горле, мышцы напряглись от усилий, прикладываемых ради одного простого движения — достать кинжал. Но Иснан, — фигуру которого он видел сквозь взрывы чёрного, разорванные тела мелких демонов, попадавших под руку Твайле, и яростного клубка, в который превратилась она и сцепившийся с ней Маракс, — всё ещё стоял на месте, смотрел строго перед собой и двигал губами.

Он же не мог обездвиживать его вот так? Для контроля над ним он должен был подселить в тело демона или воздействовать таким количеством хаоса, которое подавит волю Кита. И эти сигилы, сияющие у его ног…

Перед лицом, буквально в нескольких сантиметрах, что-то мелькнуло. Кит распахнул глаза, увидел двух змей, которых Твайла перехватила в самый последний момент. Резко сжав кулаки, она разорвала их на частицы хаоса, подхваченные ветром, и метнулась обратно к Мараксу, поднимавшемуся на ноги.

Всё это было до ужаса странным — настолько, что Кит не мог выдавить ни звука. Только, будучи полностью обездвиженным и едва не страдающим из-за нехватки кислорода, смотреть, как Твайла сражается с Мараксом, разрывает на части мелких демонов, формирующихся из окружающего их хаоса, и периодически не позволяет им подобраться к Киту ближе, чем на полметра.

Он ничего не понимал. Почему Твайла так отчаянно сражалась, почему Маракс и Иснан явились к ним, почему Николаса до сих пор нет, почему…

Маракс, которого Твайла успела повалить, резко вскинул руку и положил ладонь ей на лоб, впившись когтями в голову. Твайла захрипела и замерла, её взгляд опустел. Кит ощутил, как от страха его сердце упало вниз.

И в следующую секунду боль охватила его тело. На этот раз он вскрикнул, почувствовав, как нечто острое глубоко вонзается в плоть, и даже сумел повернуть голову. Его левое предплечье опоясывала небольшая чёрная змея. Быстрее, чем Кит успел воспользоваться контролем над телом, вернувшимся всего на несколько секунд, и избавиться от демона, тот юркнул вниз и быстро пополз к Иснану мимо застывших в оцепенении Маракса и Твайлы и разорванных на мелкие кусочки тёмных созданий, попавших под горячую руку девушки.

Иснан наклонился, поднимая змею на руку, и та неожиданно начала меняться. Уже знакомые клубы чёрного дыма окутали её тонкое мелкое тело, а после из них появилось то, что Кит ожидал увидеть меньше всего — стеклянный сосуд, который Иснан невозмутимо закупорил и спрятал в складках своей совершенно чёрной одежды. Его хаос больше не держал тело Кита: искатель дёрнул плечами, поднял укушенную руку и увидел два глубоких кровоточащих следа.

Эта змея что, принесла Иснану его кровь?..

Кит не успел даже удивиться. Твайла громко, истерично закричала, рухнула наземь и забилась в конвульсиях. Маракс ворчал, поднимаясь на ноги, и бесцеремонно оттолкнул демоницу как можно дальше, со всей силы пнув её под рёбра. Твайла проехалась по крыше, оцарапав кожу и порвав одежду, её крик резко стих, но до сих пор эхом звучал в ушах Кита. Он попытался сделать шаг вперёд и упёрся в невидимую преграду. Кит прощупывал воздух вокруг себя, искал хоть какую-то подсказку, но его будто заперли в стеклянной клетке.

— Это всё? — достаточно громко спросил Маракс, проводя ладонями по лицу. Раны, оставленные Твайлой, исчезали за доли секунды, разорванная одежда вновь срасталась благодаря странным теням, из которых состояла.

— Всё, — глухо ответил Иснан.

— Отлично. Идём, у меня ещё куча дел.

Кит гипнотизировал взглядом абсолютно целое лицо Маракса, на котором не осталось даже крохотной царапинки, и кое-как сумел посмотреть на неподвижную Твайлу. Она скорее напоминала сломанную куклу, чем демоницу, которая минуту назад остервенело боролась с одним из самых сильных тёмных созданий этого мира. Левая нога была вывернута под неестественным углом, из сломанного левого рога текла чёрная кровь, всё тело покрывали фиолетовые и чёрные пятна. Кит не верил, что все эти раны появились из-за того, что Маракс оттолкнул Твайлу, но иного объяснения не находил. Он видел, что она получала раны во время их сражения, однако они не были такими ужасными и не казались ему смертельными.

И они не отражались на нём.

Только сейчас Кит понял, что все раны Твайлы остались при ней — если не считать нападения змеи-тени, Кит был цел и невредим.

Маракс расправил крылья и повёл плечами, будто разминаясь. Иснан, впервые осознанно посмотрев на Кита, тихо произнёс, однако искатель услышал каждое его слово:

— Всё не то, чем кажется.

После чего, качнув головой, одновременно с Мараксом растворился в тенях. Вся тьма, ещё бывшая на крыше, исчезла будто по щелчку пальцев, как и барьеры. Кит едва не проехался лицом по жёсткой поверхности крыши, но сумел удержать равновесие и рванул к Твайле.

— Давай, идиотка… — бормотал он, прикладывая трясущиеся пальцы к её шее. — Давай, давай, давай…

Он считал секунды, слыша своё громко стучащее сердце, и не понимал, что творит. Если магия Николаса не работала, не должен ли Кит оставить демоницу умирать?

Разумеется, должен. Его работа — истреблять тёмных созданий, сильно осложняющих жизнь сигридцам и землянам. Он должен убить демоницу, лежащую перед ним, для верности вонзить кинжал ей в сердце и, возможно, отрезать голову.

Он не должен аккуратно переворачивать её, прикладывать пальцы сначала к носу, пытаясь уловить дыхание, а после наклоняться так низко, чтобы услышать её сердцебиение.

Вот только Кит ничего не слышал.

— Нет-нет-нет… — затараторил он, в панике оглядывая демоницу. — Давай, Твайла, просыпайся! Очнись!

Глава 7. Живому существу подобен

Иногда Алекса переклинивало. Это случалось ещё в детстве и всегда после каких-либо шокирующих событий. Выговор в школе, смерть любимого кота, новости, потрясающие коалицию.

Смерть лучшего друга.

В тринадцать врач сказал, что у Алекса симптомы ананкастного расстройства, однако оно не может проявляться с разной периодичностью и из-за шокирующих событий. Его отец Август сделал всё возможное, чтобы никто в коалиции об этом не узнал, и заплатил огромную сумму магу, поработавшему над врачом — чтобы тот не болтал, разумеется. То ли отца не устраивало, что у Алекса могло быть расстройство личности, то ли вовсе не считал это важным.

Сам Алекс относился к этому довольно скептически. В тринадцать ты полностью доверяешь родителям и в большинстве случаев делаешь то, что они говорят. К тому же, Алекс слишком часто слышал что-то вроде: «Это не может то появляться, то исчезать, значит, это просто особенность твоего характера», и принял это за правду, в связи с чем, по прошествии лет, справляться с моментами, когда его переклинивало, становилось сложнее.

Когда это случалось, Алексом овладевала паника. Он хотел контролировать ситуацию, чтобы ничего сверхъестественного и опасного не случилось, чтобы никто не пострадал, но с трудом мог что-либо сделать. Он был упрям, поглощён мелкими, ненужными деталями и хотел, чтобы всё вокруг было идеально. Его перфекционизм мог раздражать Рокси и отца, что казалось странным в случае с отцом, ведь он-то точно помнил, как присутствовал при консультации Алекса с врачом, он же наказал Алексу никому в их семье об этом не говорить. «Чтобы не беспокоить», — так сказал отец, и Алекс поверил ему. Это был тот самый случай, когда решение родителей казалось самым приемлемым и правильным.

Даже несмотря на то, что Рокси могла раздражаться из-за любой мелочи, — в частности из-за того, что у неё было два старших брата, пытавшихся защитить её от всего и всех, — порой её реакция задевала Алекса. Он этого, разумеется, не показывал. У Рокси были свои проблемы, и он не хотел добавлять ей причин для беспокойства. Но когда им стало известно, что концентрация хаоса на территории «Холлоубриджа» превысила максимальную отметку, установленную Эйлиш… Алекса переклинило. Опять. Он только-только начал успокаиваться после смерти Рика, только начал возвращаться к себе обычному, не пытающемуся взять всё в свои руки, когда едва не потерял Рокси. Даже удивительно, что он не умер из-за волнения и не задушил Рокси в объятиях. Но удивительно, что она не стала возмущаться.

Рокси разобралась с демоном в «Холлоубридже» чуть больше двух недель назад, — ровно шестнадцать дней назад, если быть точнее, — и с тех пор почти всё время торчала дома. В качестве извинения за неспособность оказать помощь вовремя Эйлиш лично позаботилась об её ранах и приготовила все отвары, которые Рокси должна была пить. Алекс слышал, что после её полного выздоровления отец хочет обратиться к мистеру Сандерсону с официальным предложением о принятии Рокси в Орден, но сама Рокси почему-то была недовольна. Всё говорила, что лучше бы провела это время в особняке Гилберта, ведь Марселин — лучшая целительница всей коалиции.

Один раз, когда Себастьян пересёкся с ним в архивах дома, — он постоянно был занят своим поиском, о котором ничего не говорил, — на вопрос о том, почему их сестра так хочет провести время в особняке Гилберта, он хмыкнул и даже рассмеялся.

— Ты серьёзно? — спросил он, проигнорировав мгновенно загоревшийся интересом взгляд Зельды Сулис.

Само присутствие кого-то построенного в их доме напрягало Алекса, а из-за того, что это была та самая Зельда Сулис, он и вовсе едва удерживал свою душу в теле. Только Себастьян мог спокойно работать с кем-то настолько пугающим и странным, но легче Алексу от этого не становилось.

— Даже Соня всё знает, — добавил Себастьян таким тоном, будто это было чем-то из ряда вон выходящим. Отношение Себастьяна к людям вокруг менялось постоянно, и никто не мог угадать, как он будет разговаривать с тем или иным человеком, но с Соней пока что всё было стабильно. Будто отец убедил Себастьяна, что четыре года — слишком короткий срок, чтобы стать квалифицированной искательницей, и Себастьян принял это, оттого и давал Соне замечания даже тогда, когда в этом не было необходимости.

Он бы мог написать книгу с названием «Как унизить людей меньше, чем за минуту», и Соня бы в рекомендации на обратной стороне обложки написала, что это работает.

— Ну давай, — обречённо ответил Алекс тогда, видя, с какой торжествующей улыбкой Себастьян смотрит на него. — Просвяти меня.

— Не буду. Рокси думает, что никто не знает, так что догадывайся сам, иначе она точно поймёт, что кто-то сказал тебе, и тогда нам всем конец.

В принципе, это было правдой. Если в детстве кто-нибудь из них случайно выдавал её секрет, Рокси бегала за ними с первым попавшимся под руку предметом и пыталась убить. У Себастьяна на где-то на локте был шрам от степлера, который сестра кинула в него, когда он случайно сказал о парне из её школы, с которым она целовалась.

За две недели, прошедшие с начала своеобразного отпуска Рокси, Алекс вновь начал возвращаться к себе привычному, но разговор с Себастьяном выбил из колеи.

Его опять переклинило, и расплачивалась за это Соня.

— Господи, Алекс! — шикнула она на него, когда он опять спросил, что такого ужасного поняла она и Себастьян, чего не понял он. — Угомонись!

Алекс поджал губы, зло смотря на неё. Они уже поймали почти дюжину драу, захваченных хаосом тёмных созданий, и отправили их в зал Истины через специальный сигил, нанесённый на кожу. Теперь они могли совершенно спокойно заняться своими делами и ни на что не отвлекаться — вплоть до следующего задания, разумеется. Из-за перераспределение сил, связанных с поисками сразу двух сальваторов, они больше не могли выбирать поиск, который подойдёт им лучше всего. Старшие искатели просто ставили их перед фактом и отправляли работать, и изредка попадалось что-то из ряда вон выходящее, например, сегодня. Мистер Сандерсон сказал, что после того, как они разберутся с обезумевшими драу, они могут немного отдохнуть. Им обязательно сообщат, когда они будут нужны. На фоне общих проблем такие перерывы могли быть восприняты крайне негативно, но мистер Сандерсон всегда знал, когда искателям нужно дать отдохнуть.

— Просто скажи мне, — настойчиво произнёс Алекс, наклоняясь к Соне. — Клянусь, я тебя не выдам!

— Угомонись! — повторила Соня.

— Я переживаю!

— О чём? Рокси дома, её раны хорошо заживают. Всё супер, Алекс! Она убила демона, терроризировавшего целый пансион!

— Это был только один демон, и она так пострадала! Что будет, если…

Соня бесцеремонно закрыла ему рот и указала куда-то в сторону. Алекс хотел сначала возмутиться, но после увидел нечто крайне подозрительное — на крыше одного из зданий не было света. Вернее сказать, он был, но будто перекрывался чем-то очень тёмным и плотным, причём резко, как если бы имел чёткую границу.

— Только что этого не было, — пробормотала Соня.

Алекс стряхнул её руку со своего рта и спросил:

— Ты заметила ещё что-нибудь?

— Нет, только это. Хотя… Мне кажется, или там что-то шевелится?

Алекс пригляделся: здание находилось почти на другом конце улицы и, кажется, было отелем, вокруг которого без остановки сновали люди и разъезжали машины. Соня указала намного выше как раз в тот момент, когда что-то чёрное, имеющее крылья, раскрывшиеся во всю ширину, резко подскочило вверх.

— Твою же мать…

— Кажется, отдых закончился.

Не сговариваясь, они рванули вперёд, не сводя взгляда с колышущейся тьмы на крыше далёкого здания. Вне зависимости от уровня угрозы, они были обязаны сообщить об этом инциденте, чем и занялась Соня — Алекс краем глаза видел, что она на бегу закатала рукав водолазки и коснулась одного из постоянных сигилов, оповещавшего магов в зале Истины о том, что кто-то из искателей обнаружил место скопление хаоса и тьмы. После, когда Алекс и Соня проверят, что конкретно они нашли, они должны будут повторно сообщить об этом — иными словами, дать сигнал к открытию портала или же к тому, что справятся сами.

Алекс повторял все стандартные инструкции, которые вбивались им в голову в течение многих лет, пытаясь унять внутреннее беспокойство и дрожь во всём теле, неожиданно охватившую его. Бояться было нечего — они сотни раз сталкивались с чем-то неизвестным и всегда успешно выполняли свалившиеся на них проблемы. Но Алекс боялся. Он знал, в чём кроется его страх, но изо всех сил пытался подавить его до того, как его опять переклинит.

Соня была очень сильной, умной и способной девушкой, и вряд ли ей понравится, если Алекс попросит её не лезть на рожон и дать ему во всём разобраться.

Но Алекс боялся, что она пострадает.

Смерть лучшей подруги он не перенесёт.

«Нет, нет, нет, — думал Алекс, едва удерживая возрастающее беспокойство. — Всё будет хорошо».

Всё обязательно будет хорошо, но для начала они узнают, что за странная тьма скопилась на крыше здания.

Для беспрепятственной поимки дюжины обезумевших драу их укрыли чарами, благодаря которым обычные люди не замечали их. Им не грозило даже случайное столкновение на улице — чары были достаточно мощными для того, чтобы внушить людям, оказывавшимся рядом, что им просто нужно сделать несколько шагов в сторону и продолжить свой путь. Порой такие меры казались Алексу лишними даже в этом мире, где было полно магии, но сейчас он мысленно поблагодарил Йозефа, наложившего на них чары.

Они без проблем проскользнули через главный вход как раз в тот момент, когда люди покидали здание. Алекс мельком увидел, что они попали в какой-то уж слишком хороший отель, после чего ускорил темп и поспешил за Соней, подбежавшей к ресепшену. Часто дышащая, с взлохмаченными красными волосами и встревоженным лицом, она спросила у администратора, как им попасть на крышу, и тот без колебаний объяснил дорогу, лишь несколько секунд спустя поняв, что что-то не так. Но когда он уже поднял голову и хотел окликнуть их, они скрылись за поворотом, и чары надавили на администратора, вынуждая забыть о том, с кем он разговаривал.

Соня была невысокой, но Алекс едва за ней успевал — она неслась вперёд так, будто от этого зависели их жизни, и не обращала внимания на гостей и обслуживающий персонал, её даже рюкзак за спиной, в котором всегда были дополнительное оружие и маленькая аптечка, не замедлял. Соня на бегу вытащила из чехла на бедре кинжал и повернула его, чтобы этого никто не заметил, после чего толкнула двери, ведущие на лестницу. Алекс не успел сосчитать этажи, но ничуть не удивился, когда нагнал Соню и услышал, как она тяжело дышит.

Он мог бы попытаться остановить её или напомнить обосторожности, — в последнее время они будто поменялись ролями и всё сумасбродство ушло к Соне, — но не успел даже рта открыть. Из-за закрытой двери, ведущей на крышу, послышался крик и, что самое ужасающее, Алекс сразу узнал голос Кита.

Соня быстро достала из кармана маленькую отмычку и взломала замок, спустя мгновение они почти одновременно толкнули двери и вбежали на крышу. Алекс был готов к непроглядной тьме и демонам, но вокруг было пусто и не особо темно — света с фонарей на крыше и с соседних зданий было достаточно для того, чтобы увидеть панику на лице Кита и демоницу, на которую он кричал.

— Давай, давай! — не унимался Кит и, что удивило и напугало Алекса ещё сильнее, принялся давить ей на грудь — точно так, как их учили делать непрямой массаж сердца.

Соня большими от шока глазами смотрела на него и не могла пошевелиться до тех пор, пока в одно время с Алексом не дёрнулась от резкой боли. Соня вскрикнула, и Кит, подскочив на ноги, обернулся, но после опустил плечи и выдохнул будто бы облегчённо.

— Это вы… Нет, стоп! — тут же крикнул он, вновь упав рядом с демоницей. — Кто-нибудь помнит, какая там частота?!

Соня, держась за пульсирующее от боли запястье, посмотрела на Алекса, испытывавшего больше шок, чем боль от проснувшейся метки.

Магия, подтверждающая договоры искателей была сложной, но не сложнее метки, которую нанесли всем сразу после того, как Николас Хейн, Кит Риндер и демоница, обнаруженная на территории дома господина Илира, были объявлены в розыск. Эта метка была в стократ сложнее любой другой и будто имела свою волю. Алексу говорили, что она сама активируется, когда кто-либо найдёт разыскиваемых, но он не думал, что всё сложится именно так.

Он не понимал, почему Кит пытается оказать помощь демонице. Она выглядела ужасно, будто сломанная кукла, и не шевелилась, только если Кит не давил чересчур сильно, но Алекс всё равно не не понимал, почему искатель силился помочь ей. Он слышал, что Кит пытался убить её в день, когда умер господин Илир.

Разве он не должен оставить её?

— Ну же! — крик Кита, резкий и громкий, едва не заставил Алекса подскочить на месте. — Вы будете помогать или нет?!

— Но она же… — неуверенно выдала Соня и, сглотнув, попыталась ещё раз: — Она же демон.

— Да хоть сатана! Она не дышит, ясно? Не дышит!

Алекс переглянулся с озадаченной Соней. В их поисках прежде не встречались ситуации, когда они помогали демонам. Были тёмные создания, которые, желая избежать кровопролития, либо сразу сдавались, либо быстро и незаметно исчезали, но то, что хотел сделать Кит, было для Алекса чем-то совершенно новым.

— Почему? — только и спросила Соня, первой подобрав нужное слово.

В голове Алекса формировалось что-то подобное. Он искал причину, по которой Кит бы пытался помочь демонице, и не находил.

Их учили, что тёмных созданий нужно убивать сразу же, как увидел. Ножом, пистолетом, магией, голыми руками — чем угодно, всем, что окажется рядом, потому что демоны не будут стоять на месте и ждать, пока на них нападут. Они атакуют первыми, разорвут либо тело, либо душу, используют слабости человека против него самого и сделают всё возможное, чтобы уничтожить каждого, кто связан с сигридским миром.

Разве это не правда? Кит был умным парнем, он был воспитан Джонатаном Сандерсоном и фактически являлся его преемником — он должен был знать эту правду.

Так почему он пытался помочь демонице?

Алекс не представлял, что хотел сделать, лишь шагнул вперёд, когда демоница вдруг дёрнулась и захрипела. Соня подскочила на месте и развернула кинжал, приготовившись к атаке. Алекс неосознанно повторил её позу, достав пистолет. Он не собирался стрелять прямо сейчас, но обязан был быть готовым. Даже если видел, как Кит помогал демонице сесть.

Даже если считал, что Кит достаточно умён, чтобы не действовать сгоряча.

Соня сделала шаг вперёд, но Алекс остановил её вытянутой рукой.

Содрогаясь, демоница кое-как приняла сидячее положение. Кит, на лице которого всё ещё отражалась паника, но никакого отвращения, страха или ненависти, осторожно придерживал её за плечи, будто боялся сделать больно. Алекс медленно пошёл в сторону, не сводя глаз с демоницы, и буквально через два метра сумел получше рассмотреть её. Оба рога были сломаны, чёрные волосы всклочены, спутаны, сквозь дыры в одежде были видны свежие порезы, синяки и гематомы, на белой коже казавшиеся особенно яркими.

Кит шумно выдохнул, когда демоница слабым толчком отпихнула его от себя и начала оглядываться. Заметив искателей, демоница сквозь зубы прошипела:

— Так и знала.

Алекс удивился её вполне обычному голосу, без далёкого эха, изредка встречавшегося у демонов, или чересчур злой интонации. Создавалось впечатление, что она просто констатировала неприятный для себя факт.

— Нет, нет, — вдруг затараторил Кит, подскочив на ноги и встав ровно так, чтобы оказаться между Алексом с пистолетом и демоницей. Он наверняка считал, что остановить пистолет сложнее, чем нож Сони, но Алекс был уверен: Кит сумеет остановить обоих, если в этом будет необходимость.

Только зачем ему останавливать их?

— Нет? — с притворным удивлением повторила демоница, упираясь дрожащими руками в твёрдую поверхность. — А мне кажется, что да.

— Как бы я сообщил им, где мы? — проворчал Кит, указывая на Алекса и Соню. — Ни телефона, ни метки!

— Тогда откуда они здесь?

— Ты думаешь, я знаю?!

— Не ори на меня! — повысила голос демоница.

— Это ты не ори на меня!

Алекс покосился на сбитую с толку Соню — она разве что пальцем у виска не крутила, чтобы обозначить, насколько сильно поведение Кита отличается от того, что они ожидали.

Так ли сильно его волнует тот факт, что демоница подумала, будто это он сообщил им их местоположение? Почему так яростно это отрицает и при этом выглядит даже виноватым? Это казалось абсурдным, особенно если учесть, что демоница всё ещё сидела на месте и дрожала то ли от боли, то ли от страха. Вывернутая под неестественным углом левая нога говорила о том, что подняться и напасть она уж точно не сможет.

— Может быть, — наконец вмешалась Соня, — ты объяснишь, что здесь происходит?

Кит встал вполоборота, чтобы видеть обоих искателей, и словно нехотя произнёс:

— Николас считает, что она невиновна.

— Я невиновна! — горячо уточнила демоница.

— Ты можешь хоть минуту помолчать и дать мне разобраться? — тут же отреагировал Кит, всплеснув руками. — Ты едва не умерла, между прочим!

— Ты шутишь? Если бы Мараксу нужно было меня убить, он бы убил быстро. А если бы хотел помучить, забрал бы с собой.

— Тогда что это было? Почему твоё сердце остановилось?

— Я, что ли, знаю? Его хаос намного сильнее моего и способен на то, о чём я даже не подозреваю!

— Тогда на кой чёрт ты на него бросилась? Могла сбежать и просто бросить меня, раз уж магия не связывала наши жизни.

— Я защищала тебя, идиот!

Кит вздрогнул, как от удара, и ошалело уставился на демоницу. Соня всё же покрутила пальцем у виска, многозначительно посмотрев на Алекса, однако он ей не ответил, был сбит с толку словами демоницы и её выражением лица — её будто злило, что ей пришлось защищать Кита, но при этом она явно испытывала облегчение, которое не удавалось скрыть из-за боли, — от того, что он не пострадал.

Всё это выглядело слишком странно и пугающе, чтобы Алекс не начал волноваться по-настоящему.

Соня сделала ещё шаг вперёд и тут же наткнулась на преграду, выскочившую из пустоты — Николас Хейл выглядел не менее удивлённым, чем искательница, и даже взвизгнул, встретившись с ней взглядом. Пока Соня стояла на месте то ли из-за магии сальватора, то ли из-за элементарного удивления, Николас огляделся, ещё раз взвизгнул, заметив демоницу, и пулей метнулся к ней.

— Не трогай меня! — громко крикнула она, выставив вперёд едва слушающиеся руки.

Николас остановился в полуметре от неё, рядом с Китом, и непонимающе уставился на демоницу.

— Что-то… не так, — пробормотала она, начав часто дышать. — Возможно, он отравил меня хаосом… который должен… воздействовать на тебя…

— Что? — кое-как выдавил Николас, в то время как Кит неуверенно возразил:

— Но я же смог тебя коснуться.

— Не то чтобы это был приятный опыт, — на одном дыхании произнесла демоница. — У меня все рёбра болят… Но, наверное, это из-за магии сакри. Как-то же демоны… сумели убить Аннабель. Может, они теперь охотятся за Нико.

Николас топтался на месте и очень сильно напоминал Алексу брошенного на дороге маленького котёнка, который ещё и под дождём успел промокнуть. Он выглядел по-настоящему несчастным, не имея возможности прикоснуться к демонице и помочь ей, что в очередной раз удивило искателя.

Почему Николас так из-за этого переживает?..

— Но я же могу…

— Не рискуй, — процедила сквозь зубы демоница. — Лучше открой портал. Я знаю, кто сможет помочь.

Алекс сильно сомневался, что портал, открывшийся секундой позже за спиной Сони, был сформирован Николасом. Сальватор выглядел не менее удивлённым, повернувшись и увидев Сиония, быстро перешедшего границу портала, за которой виднелись какие-то леса.

— Это вы! — с облегчением выдохнула Соня.

Неудивительно, что первым магом, отозвавшимся на сигнал метки, был именно Сионий. Он отслеживал Движение уже давно, с тех самых пор, как был убит Элиот Баурон, но вплоть до этого момента не достигал значительных успехов. Поначалу Алекс, стоит признаться, думал, что дело в силе Сиония, однако секунду спустя, когда Николас неожиданно выступил вперёд, всё встало на свои места.

Сакрификиумы всегда были ниже богов, но выше смертных. Их магия — уникальная и неповторимая. Неудивительно, что отследить её крайне сложно даже магу, который когда-то был её наследником.

— Здравствуй, Сионий, — сказал Николас почти ласково, и в его голосе послышалось чужое эхо — громкое, мощное, будто кто-то включил сразу несколько громкоговорителей.

Сионий замер на месте, нахмурившись. Что-то поменялось в поведении Николаса, его осанке, жестах и даже взгляде. Алекс запомнил этого сальватора как суетливого и жизнерадостного юношу, который пытался успеть везде и всюду, в связи с чем часто доставлял проблемы опытным магам и другим членам коалиции, но сейчас от этого не осталось и следа.

— Очень рада тебя видеть, — продолжил Николас, эхо чужого голоса в его собственном стало значительно громче.

Алексу потребовалась лишняя секунда, чтобы понять: Рейна, сакрификиум Движения, завладела телом Николаса.

— Рейна, — сдержанно отозвался Сионий, не двигаясь. — Очень… неожиданно.

— Почему же? — рассмеялась Рейна, растянув губы Николаса в широкой улыбке. — Ты всё время наступал нам на пятки.

— Но ты никогда не позволяла подойти ближе.

Рейна фыркнула, Николас покачал головой, не соглашаясь со словами мага.

— Старайся лучше и, может быть, я вновь сделаю тебя своим наследником. Ты очень способный маг, мой дорогой.

— И я должен следовать своему долгу.

Сионий шагнул вперёд и уткнулся в невидимую преграду. Соня, стоявшая буквально в метре от него, попятилась в сторону.

— Разве я сказала, что ты можешь делать всё, что вздумается? — угрожающе тихо спросила Рейна, подняв руку Николаса, сияющую фиолетовыми вспышками магии. — Я бы не хотела, чтобы мой мальчик пострадал.

— Рейна, — требовательно произнёс Сионий, — он защищает демона.

— Он защищает малышку Твайлу, Сионий, — подражая его голосу, возразила Рейна. — Ты совсем не помнишь, что Масрур говорил тебе о Твайле?

Демоница, которую очевидно, звали Твайла, вскинула голову и вперилась в Сиония изучающим взглядом. За то недолгое время, что маг был здесь, лицо демоницы стало ещё бледнее, что казалось Алексу противоестественным, а на охваченных тремором руках выступили серые и чёрные линии, напоминающие маленькие молнии.

Должно быть, это и есть хаос Маракса, который, предположительно, был опасен для Николаса. Но если это так, то почему Твайла не позволила Николасу коснуться себя?

Разве демоница не должна пытаться убить его?..

— Я никогда её не видел, — довольно резко ответил Сионий, вернув взгляд на Николаса, — и не могу быть уверен, что она — та самая Твайла.

Рейна устала вздохнула.

— Что же ты будешь делать… Ты всегда был таким упёртым или это уже старческое?

Сионий не успел ответить на её колкость: тело Николаса вздрогнуло, и от него отделилось нечто, напоминающее призрака. Тихо пискнувшая Соня отошла ещё дальше, почти налетела на Алекса, который тут же положил руки на её плечи, надеясь успокоить. То, что сейчас происходило, вряд ли предназначалась для глаз простых смертных вроде них.

К Сионию приблизилась высокая женщина, тело которой было полупрозрачным: сквозь тёмные блестящие волосы, достигавшие лодыжек, лёгкое платье и фиолетовую кожу Алекс видел смутные очертания других предметов и даже далёких зданий и неба. Сионий шумно втянул воздух и вновь замер, стоило только женщине положить пальцы ему на виски.

На какое-то время всё стихло, даже демоница дышала и хрипела значительно тише, почти беззвучно. Сионий стоял, не шевелясь, пока Рейна что-то делала с ним — Алекс понимал это скорее на интуитивном уровне, чем из наблюдений. Он не сталкивался с магией сакри так часто, чтобы успеть изучить её вдоль и поперёк.

Напоследок хищно улыбнувшись, Рейна растворилась, как если бы была лишь туманным силуэтом. Николас тряхнул головой, потёр переносицу и пробормотал:

— У нас есть немного времени, прежде чем он придёт в себя. Нужно убираться отсюда.

— И куда? — торопливо спросил Кит. — На метку наверняка среагировал не один маг.

— Он прав, — выдавил Алекс, не ожидав от себя того, что вообще решит вступить в разговор. — Сюда вот-вот прибудет кто-нибудь ещё.

— Значит, убираемся отсюда очень быстро. — Николас остановил задумчивый взгляд на Твайле, который, судя по её перекошенному лицу, всё ещё не нравилось её положение и состояние, после чего уточнил: — Где живёт тот, о ком ты говорила?

— Нихар, — без колебаний ответила демоница.

— Э-э… Это где?

— В Испании.

— А-а-а… Ладно, — неожиданно хлопнув в ладоши, заключил Николас, — как-нибудь справимся. Рейна, ты же отправишь драу, чтобы они помогли?.. А, уже? Отлично, спасибо. Так, — продолжил он, присев рядом с Твайлой на корточки, — если ты всё ещё не излечилась, значит, дело плохо?

— Очень плохо, — уточнила демоница.

— Кит, — с надеждой в голосе и взгляде обратился к искателю Николас, — ты же поможешь Твайле, да?

Кит подавился воздухом и разразился гневной тирадой о том, что и так сделал достаточно, не позволив Твайле умереть, на что она резко заметила, что он, наоборот, пытался сломать ей рёбра и, следовательно, убить.

Алекс смотрел на разгорающийся спор и никак не мог понять, что ему делать. Даже когда всё ещё ворчавший Кит подошёл к Твайле и под её раздражённое бормотание поднял её на руки, пустота в голове Алекса не исчезла.

— Почему? — повторила свой вопрос Соня.

Все трое посмотрели на них одновременно. Алекс инстинктивно чуть сильнее сжал плечи Сони, искренне надеясь, что ему не придётся по-настоящему защищать её. Даже если демоница выглядела относительно безобидной, Алекс не мог быть уверен, что она не попытается навредить им.

— Как бы адекватно это объяснить… — пробормотал Кит, сощуренными глазами смотря на Твайлу. — Убери когти от моей шеи.

— Иначе я упаду, — пожав плечами, ответила демоница. — И тогда Николас будет очень зол.

— Да, я буду очень зол, — будто на автомате согласился Николас и только после решил ответить Соне: — Потому что Твайла совершенно точно не виновата и не заслуживает того, чтобы на неё охотились.

— Но Рейна остановила только Сиония, — заметил Алекс, скосив глаза на мага, всё ещё неподвижно стоящего на месте.

— Именно!

Николас подбежал ближе, одной рукой подозвав Кита, и когда тот оказался достаточно близко, коснулся его плеча. Вторую руку он положил поверх руки Алекса и с улыбкой сказал:

— Рейна считает, что вы можете быть полезными.

Никто из них не успел даже звука издать. Весь мир рассыпался на миллионы частиц, и тело, казалось бы, расщепилось до атомов.

***

Соню никогда не потряхивало после перемещения через портал, это же было равносильно проходу через обычную дверь. Но то, что сделал Николас, будто проникло ей под кожу и впилось в мышцы, как тысячи крохотных паразитов, жаждущих её крови.

Мир рассыпался на миллиарды цветных кусочков, за которыми всего на мгновение показалась тьма, а после — новые миллиарды кусочков, которые складывались в иную картину. Соня чувствовала, как её шатает и как кружится голова, и обязательно бы упала, если бы Алекс не придержал её. Замутнённым взглядом она посмотрела на него, такого же сбитого с толку и напуганного, почувствовала, как его руки переместились с её плеч на ладони и крепко сжали их, будто успокаивая.

В последнее время у Алекса довольно часто случались перепады настроения, но Соня не винила его, как и не винила за эту попытку убедиться, что она в порядке. Он всегда был чересчур заботливым и в первую очередь думал о других, тогда как должен был думать исключительно о себе.

— Так, отлично! — бодро произнёс Николас откуда-то сбоку. Соня пыталась сфокусировать на нём взгляд, но ничего не получилось. Всё вокруг было слишком ярким, белым, пахло солью. — Твайла, как зовут того человека?

— Альтан, — послышался хриплый голос Твайлы. — Он жил на улице Тио Химено.

В ушах зашумело. Кажется, Николас сказал что-то ещё, после его мир вновь рассыпался. Соня вцепилась в Алекса и подавила испуганный вскрик, молясь, чтобы мучение как можно скорее закончилось.

Она совсем запуталась в происходящем. Следуя своему долгу, они были обязаны проверить место чрезмерной концентрации хаоса и тьмы, но Соня и не предполагала, что это закончится… вот так. Что она окажется в другой точке мира, с кружащейся головой и расплывающимися перед глазами чужими пейзажами, с людьми и даже демоницей, которые неведомым образом оказались втянуты в эту запутанную и жуткую историю.

Почему Кит пытался помочь демонице? Почему Николас её защищал? Почему Рейна остановила Сиония?

У Сони было слишком много вопросов, которые она пока не могла задать. Николас не открывал привычный портал, он использовал магию иным способом, из-за которого они перенеслись в другое место будто по щелчку пальцев. Соня видела пятна белого, песчаного и зелёного цветов, чувствовала запах, которым отличались старые каменные строения. Девушка сделала глубокий вдох, пытаясь успокоить мысли и хоть немного уменьшить боль и шум в голове, после чего сфокусировала взгляд на том, что видела перед собой.

О том, что в простом двухэтажном доме из белого камня всё же жили люди, говорили наружный блок кондиционера и жалюзи, закрывающие окна. Кондиционер, судя по шуму, работал — Соня не думала, что почти под конец февраля в Нихаре будет жара, но откуда ей знать, как привыкли жить местные? Может, нынешняя температура для них была слишком высокой. Соня знала только язык этой страны и, наверное, могла использовать это, чтобы, не вызывая подозрений у Николаса и Кита, передать послание кому-нибудь из местных искателей. Наверняка кто-нибудь из Ордена есть даже в Нихаре.

Или не из Ордена.

Ближайшую к ним дверь открыл невысоким мускулистый мужчина с седеющий бородой и неухоженными волосами, который тут же начал кричать на них на испанском. Всё ещё напоминающий кисель мозг Сони с трудом понимал его, а когда она, казалось, уже нашлась с силами, чтобы ответить, мужчина неожиданно перешёл на сигридский и громко спросил:

— Чего вам надо?

Твайла, которую из-за сломанной ноги Кит до сих пор держал на руках, натянула улыбку, напоминающую вежливую, и ответила:

— Я ищу Альтана.

— Альтана-то? — удивлённо повторил мужчина и рассмеялся, махнув рукой, испещрённой светлыми шрамами. — А ты, собственно, кто, чтобы искать его?

— Твайла, — без промедлений ответила демоница. — Давняя подруга. Он мне должен, пришло время платить.

— И почему я должен тебе верить?

— Потому что если ты не скажешь, где Альтан, ночью я приду по твою душу.

Звучало неубедительно и по-детски наивно, но Соня вздрогнула — это было первым проявлением (или намёком на него) агрессивного настроя демоницы. Кит, который физически не мог отодвинуться от демоницы подальше, нахмурился и зло уставился на неё, однако Твайла будто не заметила его взгляда и миролюбиво продолжила:

— Так что? Скажешь, где Альтан? И напомнишь, как тебя зовут?

— Блас, — выдавил мужчина, во все глаза смотря на неё. Соне казалось это неправильным: мужчина пусть и был невысоким, ростом, должно быть, с неё, но в нынешней ситуации явно был сильнее и быстрее демоницы со сломанной ногой, которая была вынуждена полагаться на других.

— Блас, — повторила Твайла, будто пробуя его имя на вкус. — Да, помню я такого. Но ты, кажется, ещё пешком под стол ходил, когда Альтан рассказывал о тебе. Это не ты случайно пытался проглотить опавшие листья его цветка, потому что подумал, что…

— Ну всё, всё! — замахал руками мужчина, наконец выйдя на улицу и приблизившись к ним. — Понял я, что ты та самая Твайла… И что, — хмыкнул он, посмотрев на её левую ногу, вывернутую под неестественным углом, — сама справиться не можешь?

— Мне нужен Альтан, — твёрдо повторила Твайла. — Скажи, где он.

— Я-то скажу, да только боюсь, что ты до него не дотянешь… Эй, парень, — обратился он к Киту, лениво махнув в его сторону рукой, — заноси её в дом, я остановлю кровотечение. А ты у нас?.. — пробормотал Блас, переведя взгляд на сальватора.

— Николас, очень приятно, — на одном дыхании выдал юноша.

— А-а, Николас. Тот самый что ли?

— Может, да, может, нет.

— Ясно. Тот самый.

Николас состроил кислую мину и опустил плечи. Блас окинул каждого из них оценивающим взглядом, больше всего внимания уделив Соне и Алексу. Он изучал их так долго, должно быть, не меньше нескольких минут, что Соня не сдержалась и вцепилась в ладонь Алекса, чтобы немного успокоиться и почувствовать, что он всё ещё рядом. Ей не нравился взгляд этого мужчины, которого откуда-то знала Твайла и которого совсем не удивило, кто именно обратился к нему за помощью.

— Я чудовище в свой дом не пущу.

Николас нерешительно замер, не успев сделать даже шага.

— Но… вы же только что сказали заходить.

— Ты глухой? Я сказал, что чудовище в дом не пущу.

— Но вы же…

— Парень, чего стоишь? — прикрикнул мужчина на озадаченного Кита. — До ночи будем ждать? Давай, шевелись, у меня дел по горло!

Соня иступлённо уставилась на мужчину. Что за массовое помешательство нашло на всех? Почему все вокруг ведут себя так странно и необъяснимо? Почему Соня и Алекс опять оказались втянуты во что-то сомнительное? Почему…

— Эй, — повторил мужчина таким тоном, будто добивался от кого-то внимания. Соне потребовались секунды, — и куча нервных клеток, и ладонь Алекса в её ладони, и шум крови в ушах, — чтобы осознать: Блас обращался к ней. — Давай, проваливай. В этот раз я закрою глаза только из-за Твайлы и Альтана, но в следующий пощады не жди.

— Что?..

Соня глупо захлопала глазами. Этот мужчина не жалует искателей? Тогда почему он сказал Киту отнести Твайлу внутрь, а Алекса до сих пор будто не замечает? Почему он выглядел таким враждебно настроенным, когда смотрел на Соню, но менялся, стоило взгляду переместится на Твайлу или Николаса?

— Убирайся! — вдруг взревел мужчина, махнув рукой в её сторону. — Nacido en la sangre!

Испанский язык и злые интонации в голосе ударили по ушам. Соня против воли отшатнулась назад, вздрогнув. Голова болела с той самой минуты, как Николас впервые перенёс их, но вплоть до этого момента была терпимой — теперь же Соня чувствовала, как в основание черепа будто вонзаются маленькие ледяные иглы, как что-то такое же холодное проникает внутрь и терзает её мозг.

Перед глазами что-то мелькнуло. Соня зажмурилась, ощутила руку на плече и лишь после, когда услышала предостережение Алекса, сумела открыть глаза. Искатель стоял, заслонив её собой, вытянутой рукой остановив зачем-то подошедшего ближе мужчину.

— Ей здесь не место, — прошипел он, неотрывно смотря на Соню. — От nacido en la sangre одни беды.

— Понятия не имею, о чём вы говорите, — спокойно ответил Алекс, очевидно подражая интонации Себастьяна, всегда умевшего усмирить даже самого буйного собеседника, — но не советую подходить ближе или оскорблять её. Мы всё ещё искатели и имеем право арестовать вас.

— Тихо, успокоились! — прикрикнул Кит, уже стоящий на пороге чужого дома. — Чёрт, Нико, просто уйдите подальше, я вас найду!

Соня ничего не понимала. Николас и Кит перебрасывались фразами, игнорируя недовольство Бласа, который продолжал прожигать её взглядом. Алекс не двигался и наверняка был готов на что угодно, чтобы доказать мужчине его неправоту, но Соня не могла позволить этой глупой стычке перерасти во что-то большее. Даже если слова мужчины задели её, даже если ей почему-то казалось, что он говорил правду. Николас пытался защитить демоницу, а той до сих пор требовалась помощь — сальватор вряд ли отступит и перенесёт их в другое место.

— Пойдём, — пробормотала Соня, вцепившись в плечо Алекса. — Нам нечего здесь делать.

Бросив что-то Киту, Николас подбежал к ним, взял их за руки и вновь перебросил в другое место. На парковке, ограждённой сетчатым забором и низкими каменными стенами, было почти пусто, не считая нескольких машин и мусорных баков вдалеке.

— Подождите минутку, — торопливо произнёс Николас, исчезнув.

Соня уставилась в пространство перед собой и не сразу осознала, что почти сразу же, даже не по прошествии обозначенной сальватором минуты, благодаря его магии перед ними появился Кит. На его красной толстовке отпечаталась чёрная кровь, на лице застыло выражение, которое Соня не могла прочитать.

Она и не пыталась. С трудом переставляя ноги, Соня подошла к ближайшей каменной ограде и села, не боясь, что следящий за порядком охранник как-нибудь её заметит и сгонит с места, а после и с парковки.

— Николас сказал, что мы в десяти минутах от дома Бласа, — проговорил Кит, вслед за Алексом подойдя ближе к Соне. — Может, дело займёт меньше получаса, не знаю, но… О чём говорил тот мужик?

Соня понятия не имела. Вернее сказать, она знала перевод, но никак не могла понять, для чего мужчина использовать эти слова, обращаясь к ней. Да и почему к ней? Что она сделала не так?

— Почему ты помогаешь демону? — задал свой вопрос Алекс, грозно собрав руки на груди.

— А, чёрт, тут всё так запутано… Сам не знаю, — будто чувствуя вину за это, Кит опустил взгляд и пнул какую-то смятую бумажку, оказавшуюся ближе всего. — Я думал, что тогда Николас связал наши жизни магией. Он так и сказал: умрёт один — умрут и двое других. И я не мог рисковать сальватором, так что ждал, но… Я не думал, что этот фокус с магией действительно фокус. И не понял, почему всё же Твайла бросилась на Маракса.

— Сказала, что защищала тебя, — услужливо напомнил Алекс.

Соня подняла на него глаза и по одному выражению лица поняла: сейчас искателю плевать на демоницу. Тот мужчина встревожил Соню, и теперь для Алекса она была на первом месте, но, зная, что ей нужно немного времени, чтобы осознать это, он намеренно переключал внимание Кита, пытался узнать о демонице больше и тем самым выполнял две задачи разом.

Соня могла бы поблагодарить его, если бы не чувствовала себя обессиленной и сбитой с толку.

И отчего-то виноватой.

— И я не понимаю, почему! — ответил Кит, схватив себя за волосы. — Это же Маракс, как она бы с ним справилась?

— Ты мог оставить её умереть. Почему пытался спасти?

— Не знаю! — ещё громче ответил Кит. — Просто среагировал, и всё… Не знаю. Она странная. Ведёт себя, как человек, и никому ещё не навредила… Может, будем считать, что я просто вернул ей долг? За то, что она пыталась спасти меня, я пытался спасти её.

Алекс недоверчиво хмыкнул и аккуратно скосил глаза на Соню. Он, разумеется, подмечал переменчивое поведение Кита, его интонации, взгляды и словесные обороты, но в то же время он пытался убедиться, что Соня ещё держится.

Она не держалась. Она ничего не понимала, но чувствовала, что медленно тонет.

Воздуха становилось всё меньше. Слова мужчины гремели в ушах, его голос без остановки повторял: «Nacido en la sangre, nacido en la sangre, nacido en la sangre».

Даже если опустить вполне естественные ошибки, которые могли возникнуть при переводе, или наличие какого-то особого произношения в этой местности, о котором, однако, она не знала, Соня не могла понять, почему мужчина назвал её рождённой в крови.

Глава 8. Я всем вам знаю цену

Безграничные возможности хаоса понимали тёмные создания высоких рангов — так говорили люди, хотя Твайла знала, что классификации на ранги у демонов не было. Были старшие и младшие, сильнейшие и слабейшие, но каждый из них умел в той или иной мере управлять хаосом для реализации своих целей. Перевёртыши крали чужие облики и применяли их для того, чтобы выдать себя за другого, демоны вроде Ситри, Маракса, Гасион и Нуаталь проникали в разумы и манипулировали ими. На самом деле обучиться такой манипуляции мог любой демон, но на это требовались годы практики и тысячи подопытных. У Твайлы столько времени не было.

Она не доверяла Бласу. Хаос, текущий по её венам вместе с кровью, подсказывал, что он тот самый Блас, про которого ей много лет назад рассказывал Альтан — тот самый человек, который в детстве прошёл через эриам и с тех пор познавал сигридский мир исключительно своими силами. У него не было ни магии, ни чар, ни даже ещё какой-нибудь силы, о которой редко говорили. Блас был самым обычным мужчиной, который помогал сигридцам и потомкам первых, если те обращались к нему, и, судя по тому, что успела узнать Твайла своим хаосом, не особо радовался вынужденной помощи демонице. И это с учётом того, что его многие годы наставлял Альтан.

Интересно, Блас вообще в курсе, кем является Альтан на самом деле?..

— Только без резких движений, — проворчал Блас, указывая на её правое предплечье. — Твоё тело и так на пределе.

Твайла постаралась сохранить нейтральное выражение лица. В секунду, когда Кит, всё ещё ворчащий неизвестно из-за чего (хотя, может быть, он был таким по умолчанию?), занёс её внутрь, Твайла внимательно оглядела полупустую просторную комнату, но не заметила ничего подозрительного. У дальней стены стояла низкая кушетка, на которую Кит, что удивительно, очень аккуратно уложил Твайлу и даже подсунул ей под сломанную ногу подушку таким образом, что не сломал её конечность ещё сильнее. Твайла бы обязательно отметила его успех, если бы секундой позже рядом не появился Николас — он схватил Кита за плечо и исчез вместе с ним. Сердце Твайлы почти пропустило удар, но Николас вновь появился, нашёл шаткий стул и быстро придвинул его поближе к кушетке. Он принялся шёпотом спрашивать, что Блас собирается делать, но Твайла не отвечала: она внимательно изучала незнакомое пространство и пыталась понять, почему Альтан оставил свой дом в Нихаре на милость Бласа.

Твайла не находила цветастых занавесок, которые в прошлый визит резали ей глаза своей вычурностью. Не было странных, чересчур ярких картин, хаотично развешанных по стенам — остались только едва видимые следы, из-за которых стены выглядели грязными. Пропал мягкий ковёр, сменившийся жёсткими циновками, столик на резных ножках, книжный шкаф, полный диковинок, которые Альтан тащил со всего света, но только не книг — те всегда грудились у него на полках возле окна, где теперь был кондиционер. Всё выглядело чужим и непривычным, но хаос не был насторожен. Даже Николас, казалось, целиком поверил Бласу.

Но не Твайла. Она знала: когда хаос спокоен, нужно смотреть в оба и не позволять кому-либо обманывать себя.

— Ты бы лучше сказал, куда уехал Альтан, — стараясь улыбаться вежливо, сказала Твайла. Она решила, что для начала вытянет из него все сведения и уже после поблагодарит за оказание первой помощи. — С нами же маг.

— Из-за магии которого хаос внутри тебя распространяется только сильнее, — возразил Блас.

— Откуда ты это знаешь?

— Альтан научил. Всегда говорил, что если рога не отрастают сразу же, значит, что-то препятствует.

Твайла поджала губы, проглотив язвительный ответ. Рога — это всегда гордость для демона, фактически источник хаоса. Даже один срезанный рог был чудовищным оскорблением и являлся клеймом, по которому другие тёмные создания определяли, кто был слабее и кого следует убить сразу. Маракс сломал уже второй её рог, и его хаос распространялся по её телу, мешая восстановлению — Твайла очень советовала крылатому выродку забиться в самую тёмную и грязную дыру, иначе она найдёт его и будет убивать очень медленно, в каждое действия вкладывая ненависть и ярость.

Он подставил её со смертью господина Илира. Он гонялся за ней, как за животным, и сломал оба рога. Он мог просить Хайбаруса защитить его, но Твайла сомневалась, что тот ответит.

Она найдёт Маракса и отомстит за всё, что он сделал.

— Чем чаще на тебя воздействует его магия, — сказал Блас, указав на мгновенно выпрямившего спину Николаса, — тем быстрее хаос подбирается к сердцу.

— Один прыжок через портал не может убить её, — обиженно отозвался Николас.

— Ты готов рискнуть?

Твайла была готова, но Николас, очевидно, нет. Он всегда был впечатлительным и доверчивым — ему хватило небольшого подтверждения Твайлы, что она слышала о Бласе, которое он воспринял как доказательство того, что их не тронут. Твайла же не была так уверена в этом утверждении.

Она не ошиблась, предположив, что через неё Маракс хотел воздействовать на сальватора. Но нужны ли были такие ухищрения, если он мог сразу найти Николаса? Для чего столько лишних действий, в которых нет смысла?

— Где Альтан? — требовательно повторила вопрос Твайла.

— Ясное же дело, что переехал, — проворчал Блас.

— Куда?

— Касерес.

Твайла нахмурилась — без карты ей не понять, где именно находилось это место.

— Северо-западнее, — будто угадав её мысли, уточнил Блас. — Благодаря магу — один портал и шанс в девяносто процентов, что хаос разорвёт тебя изнутри.

Твайла насторожилась.

— Почему ты так уверен?

— Сказал же, рога…

— Да, рога, — повторила Твайла, — но как ты определил? Я вполне могла сломать их и при других обстоятельствах.

Или же в ней взыграла паранойя. Альтан отзывался о Бласе как об открытом и находчивом человеке, который мог придумать решение любой проблемы, но то был подросток, если не ребёнок. Нынешний Блас уже давно стал взрослым мужчиной, и его взгляды вполне могли измениться — как и методы, которыми он руководствовался.

Ещё и его странная реакция на ту искательницу… Твайла ничего не понимала. Если бы от искательницы исходила угроза, она бы её почувствовала. Даже с ослабшим телом и хаосом, который медленно поглощался хаосом Маракса, чутьё Твайлы не должно было её подвести.

Или всё же подводило?

Твайла присмотрела к мужчине, надеясь отыскать на его лице хотя бы намёк на обман. Николас был совсем рядом и наверняка проверял Бласа магией, однако до сих пор не заметил ничего странного. Возможно, для него было нормальным заявиться неизвестно к кому и попросить о помощи, но за много лет Твайла научилась всегда быть настороже и присматриваться к каждому, с кем сталкивала её жизнь.

— Драу говорят, — наконец произнёс Блас тихо, будто не был уверен, что им стоит слышать это, — что демоны в последнее время затаились. Они продолжают открывать бреши, но в меньшем количестве. Слышал, будто кто-то начал охоту.

«Ага, как же», — хотелось возразить Твайле исключительно из-за того, что ей было противно само слово «охота».

— Поэтому Альтан переехал?

— Нет, ему просто захотелось сменить обстановку.

Услышав, как Твайла фыркнула, а Николас нервно засмеялся, Блас серьёзно заявил:

— Он мне так и сказал. Сама спросишь, когда встретитесь.

— В Касересе, — напомнила Твайла. — На какой улице он хоть живёт?

— Эвора.

— Спасибо, — буркнула Твайла, изо всех сил выдавливая из себя благодарную улыбку. — И за то, что помог мне, тоже спасибо.

Как будто он сделал что-то сверхъестественное: остановил кровотечение из особо крупных ран, наложил пару повязок и дал отвар, который Твайла вежливо отказалась пить. Ей было тревожно, хотелось как можно скорее убраться отсюда. К тому же, уж минут пятнадцать максимум до профессиональной помощи она бы потерпела. Не факт, конечно, что Альтан будет в Касересе и согласится принять их, но Твайла старалась мыслить позитивно.

Учитывая, что Николас вновь исчез, а после появился с озадаченным Китом, позитивные мысли должны были удержать разум Твайлы под контролем.

***

Киту осточертело играть в храброго рыцаря, который носил даму на руках. Но Твайла не рисковала касаться Николаса, а доверить её Алексу или Соне — самоубийство, и неизвестно ещё, с чьей стороны. Искатели не выглядели обрадованными тем фактом, что их насильно втянули в какое-то сомнительное дело. Кит не сомневался: Сионий уже сообщил обо всём, что увидел и услышал на той злосчастной крыше, и кто-нибудь успел заклеймить всех троих искателей предателями.

Очень странно, что Кита эта вероятность волновала куда меньше, чем озадаченность на лице Твайлы. И, разумеется, чем само лицо Твайлы.

Будь его воля, он бы просто закинул её на плечо, но тогда Твайла пообещала вырвать ему хребет, так что с тех самых пор, как Блас оказал демонице первую помощь, Кит держал её на руках. Это было очень неудобно и даже немного смущающе. Кит старался быть аккуратным не ради того, чтобы не навредить Твайле ещё сильнее, а чтобы она не решила, что он пытается её убить, и не дала хорошего подзатыльника. Твайла сама была не в восторге от положения, в котором оказалась, и даже будто нехотя призналась, что любая смена облика принесёт только боль и ускорит распространение хаоса Маракса по телу. Ходить самостоятельно она не могла, Алекс и Соня к ней не приближались, Николас не мог коснуться из-за риска заразиться хаосом. Киту пришлось продолжать играть в храброго рыцаря, тогда как на самом деле он смертельно устал и хотел, чтобы они как можно скорее оказались у какого-то там Альтана.

Желательно, чтобы после этого у коалиции что-то щёлкнуло и она признала Твайлу невиновной — тогда бы их мучения закончились и все были бы счастливы.

Наверное.

Кита настораживало внимание, с которым Соня и Твайла, будто сговорившись, оглядывали улицы города. Вокруг были каменные дома, построенные столетия назад, множество машин и людей, которые не обращали на них внимания из-за чар Николаса. Тот перенёс их на угол какой-то часовни, название которой Кит со своими скромными познаниями испанского языка прочитать не мог. Зато могла Соня, которая даже без чар понимания прекрасно справлялась с иностранными языками, только она почему-то продолжала хмуриться и жевать нижнюю губу.

— Ещё раз, — произнесла она таким тоном, будто до этого Николас ей что-то объяснял. — Куда ты нас перенёс?

— Касерес, — уверенно ответил Николас.

— Правда? — очень тихо уточнила Соня. — А с каких пор в испанском городе все говорят и пишут на португальском?!

— Ты знаешь португальский? — удивился Кит.

Соня мазнула по нему убийственным взглядом — таким, который вполне мог соперничать со взглядом Твайлы, уставшей постоянно полагаться на искателя. Кит бы в примирительной жесте поднял руки, но тогда он уронит не столько демоницу, сколько свои шансы выжить.

— Ты знаешь португальский? — повторил вопрос Алекс, и ему, кто бы сомневался, Соня сквозь зубы, но всё же ответила:

— Нет, я что, похожа на всезнайку? Но уж надпись на португальском я отличу от надписи на испанском! — произнесла Соня на одном дыхании и, будто этого было недостаточно, повернулась к оторопевшему Николасу, всплеснула руками, громко выпалив: — Мы в Португалии!

— Ты шутишь! — неуверенно рассмеялся Николас, оглядевшись. — Драу сказали мне, что это Касерес!

— Касерес, улица Эвора? — наконец подала голос Твайла. При этом она мотнула головой так, что едва не царапнула кончиком обломанного рога щёку Кита.

Эта демоница точно хотела довести его до белого каления.

— Да, она самая! — Николас активно закивал головой. — Я приманил их там, на парковке, и они сказали, что точно знают, куда вести…

— Это город Эвора! — ещё громче возразила Соня. — Мы стоим возле Часовни костей, а рядом церковь Святого Франциска! Мы в Португалии!

Николас вжал в голову в плечи, когда Соня, которая была выше него сантиметров на пять, если не меньше, ещё раз повторила, где они находятся. Она продолжала доказывать ему, что они не в Касересе, где бы этот город, чёрт возьми, не находился, до тех пор, пока откуда-то не послышалось хихиканье, больше напоминающее шипение. Чары, укрывающие их от посторонних, позволили Алексу быстро вытащил пистолет и беспрепятственно оглядеться. Противный звук повторился над самыми их головами. Кит развернулся, ощутив, как Твайла крепче сжимает его шею, и уставился на трёх странных существ, вопреки законам гравитации сидящих на каменной стене часовни.

— Ох, мамочки, — выдохнула Твайла. — Это сальхи! Ты их приманил на помощь? — почти визгливо уточнила она у Николаса.

— Они ощущались как драу!

— Потому что это драу, переродившиеся из-за хаоса! — почти крикнула Соня. — До того, как найти вас, мы отловили почти дюжину тех, что ещё были драу!

Кит нервно сглотнул, не понимая, почему тело наполнялось страхом. Сальхи были маленькими, не больше тридцати сантиметров, имели худосочные серые тела и большие чёрные глаза навыкате. Их облик не был совсем уж омерзительным и тем более внушающим страх, и потому Кит не понимал причин своей скованности. Если уж Соня и Алекс вдвоём справились с целой дюжиной таких существ, то впятером против троих они точно справятся. Разве велика разница между драу, уже переродившихся в мелких демонов, и тех, кого поймали Алекс и Соня? Тем более, среди них был сальватор, чья магия вряд ли подведёт во второй раз. Хотя способна ли магия сакри вообще подводить своего сальватора?.. Учитываяуверенность Николаса, эти сальхи и впрямь ощущались как драу и распознать в них хаос было крайне сложно.

— Так, спокойно, — торопливо произнёс Алекс, — без повода они не нападут.

— Что конкретно считается поводом? — шёпотом уточнил Кит.

— Любое проявление агрессии, громкие звуки, резкие запахи, чрезмерное употребление магии…

— Вау, а дышать-то хоть можно?

— Как именно они реагируют на магию? — едва слышно уточнил Николас. — Как мне их остановить?

— Ты можешь создать вокруг них барьер? — уточнила Соня, не сводя глаз с до сих пор хихикающих сальхи. — Нужно максимально ограничить их движения, а потом обездвижить. На людей они вряд ли кинуться, если ты приманишь их чем-нибудь, но нужно уйти достаточно далеко.

Волосы на затылке Кита шевельнулись. Он бы решил, что Твайла вновь решила напугать его, но с Николасом будто произошло то же самое — он быстро обернулся и застыл. Быстрее, чем Кит успел повторить его действие, Твайла выдохнула:

— Хибай.

Кит видел только оживлённую улицу со спешащими по своим делам людьми, машины на проезжей части и маленькие группки туристов, которые направлялись в сторону церкви Святого Франциска. Никто до сих пор не обращал на них внимания, кроме юноши на противоположной стороне улицы, стоящего аккурат под светофором.

— Хибай? — совсем тихо повторил Кит.

— Один из демонов, ищейка Зепара, — пробормотала Твайла. — Нужно убираться, пока он не напал.

— Насколько он опасен?

Ответить Твайла не успела: Алекс и Соня почти одновременно закричали, когда сальхи, число которых успело вырасти до нескольких десятков, прыгнуло на них. Магия Николаса вспыхивала то тут, то там, ограничивая действия сальхи, но некоторые всё же прорывались к ним, что казалось Киту невозможным. Разве есть что-то сильнее магии сакри? Разве эти мелкие твари ровня Николасу?

Один из сальхи впился крохотными острыми зубами Киту в руку. Он вскрикнул, почувствовав и когти, яростно тряхнул рукой, сбрасывая мелкую тварь. Другая вцепилась ему в шею, ещё несколько ползли по ногам, впиваясь в кожу даже сквозь одежду.

— Перенеси нас отсюда! — взвизгнула Соня, оторвав сальхи от своих волос. — Сейчас же!

С каждой секунды мелких тварей становилось всё больше. Казалось, будто они появлялись из воздуха, распадались на ещё несколько тварей и атаковывали, игнорируя все преграды и людей вокруг. Те всё ещё не видели их из-за барьеров Николаса, но это лишь вопрос времени, когда случится нечто, что разрушит эти барьеры. Либо Хибай, для чего бы он ни явился, решит напасть, либо Николас сдастся.

Рука Алекса легла ему на плечо, другая, как успел заметить Кит, прижимала Соню к искателю так, чтобы её лицо не царапали прыгающие во все стороны сальхи. Николас переместил их мгновенно, едва успел вцепиться в одного из них, и шум города, нарушаемым пронзительными визгами мелких демонов, сменился относительной тишиной. Несколько сальхи утянуло вместе с ними, но без яростной атаки целой оравы Николас быстро избавился от них, магией разорвав крохотные тела на части. Серо-чёрные склизкие комочки ещё странно дёргались, оказавшись на земле, однако Соня безжалостно растоптала их, ругаясь себе под нос.

— Где мы? — спросил Алекс, первым опомнившись.

Кит даже не пытался оглядеться, для начала решив утереть кровь с щеки о своё плечо, но из-за Твайлы у него ничего не получалось.

Странно, что её саму почти не тронули. Не считая старых ран, осмотренных и обработанных Бласом, на её лице появилось лишь две-три царапины.

— Не знаю… — уперев локти в колени, протараторил Николас. — Заправка какая-то… Первое место, которое смог определить… Ох, чёрт…

Соня вскрикнула. Николас пошатнулся и упал, руками угодив в растоптанные останки сальхи. Оба искателя оказались возле него мгновенно и подхватили под руки, помогая подняться и удержать равновесие. Тёмная кожа Николаса посерела, на виске алела глубокая царапина, глаза то вспыхивали фиолетовым светом, то гасли, сменяясь карим оттенком, его настоящим.

— Что-то мне… нехорошо, — пробормотал Николас, зажмурившись. — Это же не из-за сальхи, да?.. Они не такие уж и опасные, они…

— Ты же не коснулся меня случайно? — торопливо уточнила Твайла, каким-то образом умудрившись локтем пихнуть Кита под рёбра.

Просто удивительно. Эту демоницу ничего не берёт!

— Николас, — требовательнее обратилась к сальватору она, крепче сжимая плечи Кита. — Когда перемещал нас, ты же не коснулся меня?

— Нет, что ты… Я бы понял, верно? Я бы…

Он вновь качнулся. Алекс громко скрипнул зубами, дёрнув его обратно в вертикальное положение.

— Я бы понял, — тараторил Николас, всё ещё жмурясь. — Я не понимаю, почему… Что? — удивлённо выдавил он, открыв глаза и уставившись в пустоту перед собой. — Это не может быть правдой… Ты уверена?

Через секунду Кит понял, что тот говорит с Рейной, наверняка знавшей куда больше их всех вместе взятых. Или же сальхи занесли Николасу какой-то яд, вызывающий галлюцинации. Этот вариант Кит решил не отметать раньше времени, мало ли что.

— Ох, вау… — выдохнул Николас с восхищением, приподняв уголки губ в улыбке. — Это здорово! А?.. Шанс невелик?.. Ну, это лучше, чем совсем ничего! Это здорово! — воскликнул он.

— В чём дело? — спросила Соня, опасливо оглядываясь по сторонам. Кит проследил за её взглядом, но ничего странного не заметил: обычная заправка с яркими вывесками, мелким магазином со всеми нужными товарами и уставшими водителями, которые не обращали на них внимания — значит, Николас всё ещё был в состоянии удерживать барьеры.

— Мне станет намного хуже, — проговорил он, отвечая на вопрос искательницы, — если попытаюсь открыть портал сейчас.

— Что?! — заверещала Твайла.

— Ой, нет! Это была плохая новость! А хорошая… Чёрт, Рейна, ну почему? Я им доверяю… Пожалуйста, Рейна… Нет, только попробуй! Хорошо-хорошо, молчу! В общем, — уже спокойнее добавил он, но с явным разочарованием на лице из-за того, что Рейна запретила ему озвучивать хорошую новость. — Произошло кое-что очень крутое, но из-за этого мой контроль ненадолго ослаб и сальхи успели серьёзно ранить меня… Рейна говорит, чтобы я не рисковал и не открывал портал до тех пор, пока этот хаос не уйдёт из моего тела. Иными словами, нам нужен твой Альтан, — подытожил он, посмотрев на Твайлу, едва не трясшуюся от злости и испуга за сальватора одновременно. — Он же сможет помочь?

— Во-первых, он лучший, кого я знаю! — очень громко и чётко произнесла Твайла. Киту показалось, будто она кричит прямо в его ухо. — Во-вторых, какого ракса ты меня так пугаешь?!

— Я не специально, честное слово! Просто…

— Погодите! — встряла Соня, отойдя от Николаса на шаг и позволяя Алексу самостоятельно удерживать сальватора. — Мы всё ещё в Португалии, я видела таблички у магазина.

— Да, я не смог перенести нас сразу в Касерес, — стыдливо пробубнил Николас себе под нос, — так что мы где-то на границе города… Наверное.

Твайла всплеснула руками, ударив Кита по лицу. Он почти возмутился, но потом вспомнил, что им нужно каким-то образом добраться до Касереса из Эвора, а ведь Кит даже не представлял, какое расстояние разделяло эти города и где именно они располагались.

Соня что-то пробормотала. Кит очень надеялся, что не проклятие в их адрес или просьбу богам сбросить на землю метеорит, потому что только она могла помочь им с переводом, где бы они не находились. Чары понимания накладывались на каждого искателя, но без должного изучения того или иного языка они бесполезны, помогают понять лишь отдельные слова. Кит хорошо знал английский и сигридский, а также немного понимал французский — и то из-за того, что изучал его в школе, куда его отправил Джонатан. Во всём Ордене не встретилось бы человека, который знал абсолютно все языки, но о Соне и её знаниях ходили легенды. Кита всегда удивляло, как человек может говорить на стольких языках, особенно в столь юном возрасте, он считал это чем-то невозможным, но теперь был рад, что Соня с ними.

— Значит, нам нужно в Касерес, — подытожил Алекс, запрокинув голову и уставившись в темнеющее небо. — Но без магии.

— Ага, — опустив голову, подтвердил Николас.

— Отлично. Значит, по-старинке.

— Это как? — Твайла недоверчиво нахмурилась.

— Это вот так. — Алекс подозвал Соню и передал ей Николаса, не способного стоять без чужой поддержки, затем вытащил из кармана куртки телефон и добавил: — Есть такая магическая штучка, которая называется «навигатор».

Твайла громко фыркнула, будто заранее отвергая идею искателя, в то время как Кит даже рассмеялся.

— Как эти ваши земные штучки помогут нам?

— А так, что Португалия и Испания граничат. Нам нужно лишь узнать расстояние между этим городом и Касересом, и тогда…

— Но мы не можем открыть портал! — упрямствовала Твайла.

— Зато можем угнать машину, — с улыбкой возразила Соня и тут же уточнила у Алекса: — Ты же умеешь водить?

— Да, Себ меня учил… Не то чтобы у меня есть права, — добавил искатель, оторвавшись от экрана телефона. — Я завалил параллельную парковку. Ненавижу параллельную парковку!

— К чёрту, всё равно никто больше не умеет, — отмахнулась Соня. — Далеко там наш славный Касерес?

— Три-четыре часа езды.

— Отлично, значит, выдвигаться нужно сейчас, пока нас ещё кто-нибудь не хватился… Ты как? — почти миролюбиво уточнила она у Николаса. — Продержишься ещё немного?

— Рейна говорит, что да, — тихо ответил Николас. — Но барьеры будут периодически спадать, удерживать их без Движения очень сложно.

— Ничего, справимся. Алекс, готовься садиться за руль.

— Погоди, где мы машину-то возьмём?

Соня с невозмутимым видом указала в сторону заправочных станций, затем провела линию к небольшому магазину.

— Уж как-нибудь разберёмся, у кого тащить ключи.

— Это не так-то просто. А если не получится?

— Значит, поедем в орущей на всю трассу машине. Извини, но я выключать сигнализацию не умею.

— Говоришь так, — наконец произнесла Твайла, — будто уже угоняла машину.

— Да, было дело, — легко согласилась Соня.

Алекс подавился воздухом, Кит удивлённо распахнул глаза. Перед ними точно та самая искательница, которую они знали?

— Ну всё, — торопливо произнесла Соня, придержав Николаса, пытавшегося не упасть, за плечи. — Я не хочу торчать тут до конца жизни. Займёмся вашими ранами уже в пути, у нас есть аптечка. А пока выберем себе жертву и самую крутую тачку.

***

Многие говорили, что Диего Зальцман всегда доводит дело до конца и знает куда больше, чем все остальные. И при этом добавляли, что Диего недооценивают, будто было ещё что-то, что он умел, но пока никому не показывал, желая нагнать страху и шокировать позже.

Но правда была в том, что Диего переоценивали.

Он умел поддерживать видимость всезнающего и всеведающего рыцаря-мага, действующего во благо коалиции, но лишь из-за Фортинбраса и Джинна, обучивших его этому. Без них Диего был бы лишь юнцом, не способным удерживать магию под контролем, особенно здесь, в этом чудесном мире, где магии было так много и можно было не бояться, что её безостановочное использование убьёт тебя. Диего настолько хорошо управлялся с созданным образом, что даже те члены коалиции, о непробиваемости который ходили слухи, старались как можно меньше с ним общаться.

Например, Себастьян из семьи Гривелли. Диего слышал, что он — лучший искатель Ордена, если исключить главу и его помощников, и умел найти подход к любому, даже самому проблемному собеседнику, и при этом он не забывал выглядеть и смотреть на всех так, будто прекрасно знал о своих уме и уникальности. Зельда в первую же минуту их разговора назвала его «заносчивым засранцем», но потом, когда Себастьян сказал ей укрепить барьеры вокруг дома, где они пересеклись, она почти елейно крикнула:

— Сейчас, милашка моя!

Диего ничуть не удивлялся манере общения Зельды и тому, как Себастьян не реагировал на неё. Он наверняка ещё в первые дни пытался объяснить, что подобное обращение недопустимо, но Зельда была очень упёртой, и потому искатель сдался. И всё же его выдержке можно позавидовать. В условиях стресса, — и тех, что появлялись из-за естественных причин, и тех, что создавала сама Зельда, — Себастьян работал просто поразительно.

Даже если они до сих пор не приблизились к разгадке своего поиска, искателя это будто не беспокоило. Он с невозмутимостью и отрешённостью, читавшихся на лице, изучал труп, лежащий в центре комнаты, тщательно осматривал каждую рану и восстанавливал картину убийства методами, известными лишь ему.

Когда Зельда сказала, что мужчину убили самым обычным способом, — то есть без использования магии или хаоса, — Себастьян взялся за дело, ни на кого не отвлекаясь. Зельде он поручил изучить дом вдоль и поперёк, и она справилась с этой задачей за считанные минуты, применив магию. Остальное время она ходила за Диего по пятам и спрашивала, как он поживает.

Диего удалось скрыть удивление, охватившее его, когда он открыл портал на одну из испанских улочек и увидел у очередного места своей работы Зельду и Себастьяна. Они выполняли свой поиск, о котором не рассказывали, тогда как Диего искал Четвёртого сальватора, Николаса Хейла, искателя Кита Риндера и демоницу, с которой они сбежали. Если верить сообщениям, которые передавали драу, Сионий видел рядом с ними ещё двух искателей — Соню Кински и Алекса Гривелли, младшего брата Себастьяна. И если верить сосредоточенному лицу Себастьяна, он об этом ещё не знал.

Зельда немногое рассказала: мол, они идут по следу хаоса уже очень долго, но до сих пор не обнаружили, кому он принадлежит. Дом убитого мужчины, где они трое пересеклись, оказался пропитан незнакомым хаосом, однако сам хозяин не был им тронут. Диего бы заинтересовался, если бы не чувствовал, что сальватор был здесь.

Должно быть, они разминулись всего минут на десять, если не меньше. Если коалиция узнает об этом недоразумении, кто-нибудь точно заподозрит, какую игру ведёт Диего, кто-нибудь обязательно сумеет докопаться до правды и узнать, кто он на самом деле. К счастью для самого Диего, он не пересекался с детьми Фасанвест или королевой Ариадной, благодаря Сердцу фей способной заглянуть в душу другого, а также не давал причин для встречи с одними из сильнейших магов коалиции. Учитывая, сто Стефан всё ещё был погружён в сомнус, сильнее всего Диего следовало опасаться Шераю Мур, Сибил и Беро. Все трое могли почувствовать, что с ним что-то не то, а Шерая даже прочесть по одному выражению лица. Ему ни раз повторяли, что Шерая крайне проницательна и внимательна, и потому Диего взял за правило не встречаться с ней лишний раз — у него и так едва хватило выдержки в момент, когда маг пересказывала ему детали побега сальватора и демоницы. Если бы Зельда узнала об этом, она бы безостановочно смеялась, наверняка думая о том, что он идиот. По мнению Сулис, только идиоты боятся Шераю, но Диего знал, что эльфийка не такая уж и дура, чтобы недооценивать других магов.

— Ух ты! — присвистнула Зельда с другой части кухни, которую Диего старательно изучал своей магией. — Я нашла мятные конфетки. Будешь?

— Нет.

— Ладно… А зашифрованные послания, заляпанные кровью?

Диего, нахмурившись, повернулся к ней. В руках Зельды была едва не разваливающаяся кожаная тетрадь с пожелтевшими листами, и впрямь заляпанными кровью.

— Где ты это нашла?

— В нижнем ящике, за сигилами.

Сигилы были здесь повсюду, и Диего просто не успел проверить каждый защитный знак, однако теперь ему придётся быть ещё внимательнее. Неизвестно ещё, сколько подобных вещей они обнаружат и нет ли среди них чрезвычайно опасных.

— Ракс, — выругалась Зельда, когда Диего, положив тетрадь на столешницу, где ещё стояли тарелки с недавным ужином мужчины, аккуратно раскрыл её. — Ты что-нибудь понимаешь?

— Только отдельные слова, — тихо ответил Диего, ведя пальцем по первой попавшейся строчке. — Здесь, кажется, говорится о… побочных эффектах? Странно.

— Что это значит?

— Не знаю, правда. Мне понадобится время, чтобы всё перевести.

— Жаль, что малыша Анселя здесь нет. Он бы тебе за пять секунд всё прочитал.

Диего подавил улыбку, вчитываясь в старые тексты. В них было слишком много незнакомых ему слов, слишком много давно засохших пятен чернил и крови, закрывавших не только предложения, записанные кривым, размашистым почерком, но и схематичные рисунки, небольшие части которых Диего с трудом мог разглядеть. То были тела людей, животных и демонов, каких-то неведомых существ, внутренности и отдельные органы, в которых, кажется, была обозначена каждая деталь.

— Снимай все сигилы, которые найдёшь, но осторожно, — сказал Диего Зельде, мгновенно вытянувшейся в струнку. — Я должен знать, что ещё здесь есть.

Зельда торжественно отсалютовала ему, будто именно он был её командиром. Себастьян всё ещё был в другой комнате и изучал труп хозяина дома — вряд ли Зельда решит сообщить ему об изменившихся планах. Когда она с преувеличенным рвением начала открывать ящики, перетряхивать коробки и переставлять посуду, Диего понял, что угадал.

Зельде жаждала разобраться в этом деле так же сильно, как и Диего — они оба давно научились проверять людей и знали, кому доверять. И пусть они выбрали разные способы быть полезными и продержаться как можно дольше, сейчас они работали вместе — искали тайны, скрытые за защитными сигилами, и пытались их разгадать, чтобы добраться до правды, которая могла спасти многие жизни.

Они оба усвоили то, что им открыл Третий сальватор, и были намерены всеми возможными способами добиться того, чтобы сигридцы признали свои ошибки.

— Что за херню он тут прятал? — спросила Зельда спустя несколько минут, вытащив из-за посудного шкафа, за которым прятался тайник, ещё одну потрёпанную тетрадь. — Это что, какие-то записи по созданию Франкенштейна?

— Ты хоть знаешь, кто это? — уточнил Диего, не отвлекаясь от снятия защитных сигилов над скрипящими половицами.

— Чудик какой-то, сшитый из разных кусочков.

— Не совсем верно.

— Какая разница? Я не понимаю, зачем этому мужику понадобились все эти записи…

— Возможно, он даже не знал, что хранил, — предположил Диего.

— Тогда он полный кретин.

Диего промолчал, позволяя Зельде и дальше комментировать свои действия с использованием самых грязных ругательств, которые только существовали во всех мирах. С каждым новым ругательством она разбивала вязь защитных сигилов и находило что-то новое — она действовала даже быстрее Диего, будто ей нравилось извлекать из тайников потрёпанные тетради в крови, старые карты и пожелтевшие стопки листов, часть из которых, что удивительно, до сих пор не рассыпались. Все находки Зельда укладывала на обеденном столе, перед этим безжалостно скинув все прочие предметы на пол, и после, когда объявила, что ничего больше не может обнаружить, уселась на стул, повернув его спинкой вперёд, и уставилась на найденные тексты. Диего как раз заканчивал снимать защитные сигилы с книги, на обложке которой было какое-то блюдо. В отличие от Зельды, работавшей на количество, Диего выбирал самые сложные чары, заклинания и проклятия. Он был значительно сильнее Сулис и управлялся с чужеродной магией и хаосом лучше, однако, в отличие от Зельды, не считал, что должен спешить. Драу, с которыми он заключил договоры, отслеживали Движение, больше напоминающее хаотичные вспышки, и обязательно сообщат ему, когда Николас Хейл вновь явит себя.

— Итак, — сказала Зельда, когда последняя тетрадь, замаскированная под кулинарную книгу, оказалась на столе, — что ты понял?

— Я же ещё ничего не успел прочитать.

— Я просила твоих оправданий? Нет, так что говори, что ты понял.

От необходимости напоминать ей, что она должна заниматься совершенно другим делом, Диего спасло появление Себастьяна. Рукава его чёрной куртки были закатаны до локтя, на бледных руках отпечаталась кровь. Себастьян с ледяным взглядом, посланным Зельде, сдёрнул с ближайшего стула кухонное полотенце и стал вытирать руки.

— Что-то я не припоминаю, — начал он, старательно очищая кожу от кровавых пятен, — чтобы говорил тебе помогать Зальцману.

— Я изучала хаос, — невозмутимо ответила Зельда. — Тот, что мы ищем, сильнее всего отпечатался на этих предметах.

— И ты говоришь мне об этом только сейчас?

— Ты сам просил не лезть к тебе с непроверенной информацией.

Себастьян вздохнул, отшвырнул полотенце и сел за стол, уставившись за старые тетради в кожаных переплётах.

— Что это?

— Чьи-то записи, — подал голос Диего, решив, что наблюдательность искателя не будет лишней. — Я как раз пытаюсь понять, что здесь написано.

— Это же язык демонов, верно? — уточнил Себастьяна, взяв в руки одну из тетрадей. — Странно… У некоторых слов есть сигридские корни.

— Да, язык демонов развивался фактически одновременно с сигридским. Но этого недостаточно, чтобы расшифровать все записи.

— Почему ты уверена, что это может помочь? — спросил искатель у Зельды, расположившей подбородок на спинке стула.

— Потому что весь дом пропитан разным хаосом, но эти тетради — тем, который мы ищем.

— Почему хаос сразу не привёл нас к своему хозяину?

— Нужно больше времени. К тому же, если ты не заметил, этот хозяин постоянно пихает нам палки в колёса. Он знает, что мы наступаем ему на пятки, и всеми возможными способами пытается задержать.

— У тебя есть хоть какие-то идеи? Кто бы это мог сделать?

Диего, старательно вчитывавшийся в текст, расплывшийся из-за какой-то жидкости (точно не крови), скосил глаза на Зельду. Вздохнув, она принялась наматывать белые волосы на палец, но так как у неё были не очень длинные волосы, Зельда то прекращала своё действие, то вновь начинала его. Карие глаза то вспыхивали сизым светом, то гасли. Всего на секунду, но Диего физически уловил желание Зельды схватить Бальмунг и разгромить что-нибудь, лишь бы выплеснуть копившуюся внутри ярость.

— Почти весь хаос в этом доме мне незнаком, — наконец ответила Зельда, — но есть один, который я уже встречала. Хибай, приспешник Зепара.

— Хибай? А-а, — протянул Себастьян почти безучастно, — тот Хибай.

— Уже встречался с ним?

— Было пару поисков, когда мы с Алексом почти ловили его… Или это был Зепар?

— Вряд ли он, Зепар предпочитает дёргать других за ниточки. Но я не понимаю, что ему могло понадобиться от того мужика, — чуть тише добавила она, кивнув в сторону комнаты, где лежал труп хозяина.

— Вот и мне интересно, — согласился Себастьян. — Блас Вито работал поваром в ресторане в четырёх милях отсюда, проблем с законом не имел, родственников у него нет, подозрительных связей тоже… По крайней мере, исключая вот это, — добавил искатель, указав на тетради. — Драу, живущие на крыше соседнего дома, сказали, что Блас Вито прошёл через эриам ещё в детстве, но это никак не повлияло на его жизнь.

Зельда удивлённо моргнула.

— Ты узнал всё это, просто осмотрев его тело?

— Нет, осмотрев его тело, я узнал, на каких участках была содрана кожа, где вырваны мышцы, как давно вырваны глазницы и язык, а также под каким углом срезали фаланги пальцев на ногах и руках. Всё остальное я узнал, изучив его паспорт, бумажник, водительские права, медицинскую страховку и всё прочее.

На секунду Диего показалось, что во взгляде Зельды что-то изменилось — будто нечто в словах Себастьяна задело её, показалось знакомым. И спустя секунду, когда Зельда нахмурилась, скосив глаза на Диего, посмотрела точно так, как на проблему, которой здесь быть не должно, тихо произнесла:

— Опять. Странно.

— Опять? — непонимающе уточнил Диего.

— Не совсем верно, — холодно возразил Себастьян. — Слышал, в каком состоянии было тело господина Илира?

Диего кивнул, вспоминая все детали, которые сумел разузнать: абсолютную нелогичность в нанесённых ранах, отсутствующие фаланги пальцев, пустые глазницы, где-то была содрана только кожа, где-то отсутствующие клоки мышц открывали кости.

— У убийцы появился почерк, — сказал Себастьян, — и Блас Вито — минимум второе тело, которое это доказывает.

Диего не понравилась формулировка, которую он услышал, но гораздо важнее сейчас было другое. Мужчина, к дому которого вели следы сальватора, был убит так же зверски, как и господин Илир.

— Демоны пытаются подставить её, — произнёс Диего то, что постоянно вертелось у него на языке. Он не хотел в это верить, считая свои выводы абсурдными, но он своими глазами видел то, что случилось с Бласом Вито.

— Её? — переспросил Себастьян.

— Демоницу, которую обнаружили рядом с телом господина Илира. Другие демоны, возможно, даже Хибай и Зепар, пытаются подставить её. Но я не понимаю, зачем им это.

— Это как-то странно. Разве коалиция уже не доказала, что она виновна?

— А ты веришь в это? — резко спросила Зельда, скрипнув зубами.

— Я верю фактам, — с ледяными интонациями в голосе ответил Себастьян, — и раз пока этих фактов нет, я спрашиваю того, кто в связи со вполне очевидными причинами занимается этим тщательнее нас, Зельда.

— То есть ты не веришь, что демоница убила Илира?

— Я верю фактам, — повторил Себастьян. — Если доказательств её вины до сих пор нет, я буду верить одному чудесному правовому принципу, который многие игнорируют.

Зельда непонимающе моргнула. Диего иногда удивлялся, как эта эльфийка смогла выжить в мире, интересуясь только всякими развлечениями и совсем не изучая местных правил.

— Презумпция невиновности, — подсказал он ей.

— А-а-а. Эта самая штука. Да-да, помню. Молодец, милашка, — с довольной улыбкой добавила Зельда, — всегда знала, что ты очень умный.

Не обратив внимания на её тон и явный намёк, который Зельда, стоит признать, озвучивала в разговоре практически с каждым, Себастьян вновь спросил:

— Зачем демонам подставлять кого-то из своих?

— Затем, что коалиция уже повесила на спину той демоницы мишень, — ответил Диего, собрав руки на груди. — Хейл с Риндером сбежали с ней. Коалиции всегда проще наказать тех, кто, по её мнению, оступился, чем докопаться до правды.

Диего не обратил внимания на предостерегающий взгляд Себастьяна, направленный на него. При всех своих относительно прогрессивных взглядах и непредвзятости, которую он вовремя продемонстрировал, Себастьян всё ещё был воспитан в коалиции и больше верил ей, чем малознакомому человеку. Пусть даже этим человеком был Диего, рыцарь-маг, много лет создававший и поддерживавший образ человека, верного приносимым клятвам и всегда доводившего любое дело до конца.

Говорили, что Диего жесток с врагами и милосерден с теми, кто ему полезен. Говорили, что камень в эфесе его меча вовсе не рубин, а всё же самый обычный камень, впитавший в себя слишком много крови. Говорили, что его рыжие волосы — доказательство отсутствия души, что Диего считал просто глупостью, основанной на какой-то земной беспочвенной легенде. Но ещё говорили, что там, где Диего, начинает пахнуть смертью.

Наверное, Себастьян прекрасно знал об этом, и потому был настороже — нечасто от человека, верно служащего коалиции, услышишь, что та действует необдуманно. Однако Диего много лет правильно выстраивал свой образ и точно знал, что за несколько слов о яде ненависти, отравляющем сердца и разумы лидеров коалиции, его не предадут суду. Он всё ещё был слишком ценным.

— Ты считаешь, — наконец произнёс Себастьян, — что та демоница невиновна?

— Я знаю, — уверенно ответил Диего.

— Откуда?

Зельда посмотрела на него с деланным интересом — ей бы заниматься актёрским мастерством, а не расследовать таинственные убийства на пару с искателем, которого она считает довольно заносчивым. Порой Зельда переигрывала, но раз её до сих пор не разоблачили, значит, Диего мог отложить волнения на потом.

— Просто знаю.

Себастьян цокнул языком.

Но не говорить же Диего, что по его жилам течёт сила, которой нет равных. Не говорить же, что Свет Арраны — это всегда справедливость и достойный суд для всех.

И не говорить же ему, что в ушах Диего до сих пор звучат слова, сказанные Третьим сальватором, когда он, Диего и принцесса разделяли эту магию.

«Свет Арраны не должен погаснуть».

***

Не сказать, что Эйс не любил пляжи. Он всегда охотно посещал их, если предоставлялась возможность, и старался повеселиться по максимуму. На пару с Лео они надоедали Пайпер тем, что предлагали сыграть ей в пляжный волейбол, а потом жаловались, что она всегда целилась им в лицо. Они даже строили песчаные замки, хотя Лео говорил, что это слишком по-детски.

В общем, Эйс любил пляжи. Было в них что-то настолько обычное, детское, лёгкое, чего не хватало ему с учётом реалий, в которых он теперь жил. Тело пятнадцатилетнего уже не казалось чужим, как и сознание, претерпевшее изменения, но Эйсу было достаточно одной детали, чтобы вспомнить — когда-то он был другим.

Этой деталью было новое место, где расположился особняк Гилберта.

Диона шутила, что теперь Гилберт был из числа звёзд, обожавших пляжи Малибу. Это было единственным, что Эйс точно знал — с трёх сторон особняк был окружён сотней барьеров, скрывавших его от посторонних глаз и ненужного внимания, садами, за которыми кто-то точно ухаживал и которым было рано цвести, и высоким каменным забором. С четвёртой же стороны было так же много барьеров и одна-единственная естественная преграда — океан.

Эйс очень любил это место, хоть и не мог объяснить, почему. Для купания или отдыха на пляже было ещё слишком холодно, и хотя на километры вокруг никого не было видно, Эйсу всегда казалось, что посторонних людей, особенно землян, слишком много. К тому же, зимой дул жуткий ветер, и Эйс был уверен, что простынет.

Совсем скоро с исчезновения Пайпер пройдёт два месяца.

Эйс чувствовал себя ужасно.

Ей бы понравилось место, выбранное Гилбертом. Частная территория, огромный пляж, отсутствие посторонних. Можно хоть за весь день ни с кем не столкнуться. Пайпер, наверное, даже пообещала бы Эйсу, что, когда станет теплее, они обязательно посвятят целый день отдыху на пляже и будут игнорировать любого, кто попытается заговорить с ними. Может, она даже сумела бы вырваться за пределы особняка и взяла бы его с собой, чтобы они вместе посмотрели огромный город.

Эйс очень хотел, чтобы его сестра вернулась. Привязанность, которую он испытывал, и любовь, на которой была основана эта привязанность, не исчезли после эриама, только окрепли. Словно это было шуткой какого-то бога, которому нравилось наблюдать за страданиями простых смертных.

Подобрать иное слово, кроме как «страдания», Эйс не мог.

Каждый день теперь напоминал пытку. Энцелад и Диона обучали его обращению с оружием, основам боя и самообороны. Эйс был не слишком способным учеником, но старался изо всех сил, причём настолько, что иногда слишком увлекался и за весь день даже не вспоминал о том, что его сестра пропала без вести. И ночью, когда после вечерней тренировки или ужина доползал до своего кровати, когда почти проваливался в сон, он вспоминал, что его сестра неизвестно где и наверняка проклинает весь сигридский мир. Эйс едва не задыхался от боли, нападавшей на него, и не знал, что ему делать. Порой он даже не мог спать и есть из-за этого жуткого чувства, пожирающего его изнутри. Умом Эйс понимал, что ничем не мог помочь Пайпер, — он ведь тогда вообще был в другом месте! — и всё равно медленно распадался на кусочки, не представляя, увидит ли сестру ещё хоть раз.

Поэтому он старался изо всех сил. Жаловался на строгость Энцелада и его непреклонность всем и самому Энцеладу в том числе, — не чтобы рыцарь воспринимал эти жалобы всерьёз, — но от тренировок не отказывался. Эйс хотел быть достаточно сильным, чтобы в следующий раз защитить свою сестру.

Учитывая, что он больше не был наследником Силы, ему нужно было тренироваться в сотни раз усерднее.

Никто так и не смог объяснить ему, почему Сила оставила его. Эйс терпеливо дожидался ответов, но ни один маг, изучавший его, не ответил. Даже Николас, хотя сальватор был максимально открыт в других вопросах. Он с радостью рассказывал о магии сакри, о Рейне и о том, какими были предыдущие сальваторы (этим знанием поделилась, опять же, Рейна). И Николас сказал, что Предатель вовсе не Предатель.

Рейна, сакрификиум Движения, которым владел Николас, была уверена в этом. Сам сальватор ничуть не сомневался в своей сакри, но Эйс был слишком напуган, чтобы принимать их слова за чистую правду. Он прекрасно помнил, что Пайпер рассказала ему о своём первом визите к господину Илиру, помнил о некой магии, показавшей ей прошлых сальваторов (Эйс, честно говоря, в магии совсем ничего не понимал, и потому даже самые простые объяснения для него были сложны), и о Предателе, который не выглядел как-то особенно. Эйс помнил, что Пайпер хотела самостоятельно докопаться до правды о нём, и поддерживал её, но то, о чём говорил Николас...

Это было слишком.

Эйс устал. Он был напуган, растерян и испытывал только ненависть к себе, слабому и беспомощному, никак не поспособствовавшему поискам Пайпер или помощи ей. Даже Сила, наследником которой он был, оставила его. Крохотная часть, благодаря которой, Эйс был готов поклясться, он ещё ощущал связь с сестрой, просто исчезла. Оставила его ни с чем, растоптала всякую надежду на то, что они с Пайпер снова увидятся. Сила не откликалась ни во время тренировок с Эрнандесами, ни ночью, когда Эйс, сумевший убедить дядю Джона, что нормально спит, вновь накрывал голову одеялом и беззвучно плакал.

Он знал, что дяде Джону не легче, что он старается быть сильным и бодрым ради Эйса и Кита, которые были ему дороже всего, но с вынужденным побегом искателя вместе с Николасом и демоницей дядя Джон притворялся всё реже. Эйс его не винил: он хоть и не мог в полной мере представить груз ответственности, лежащий на плечах дяди, обладал достаточным воображением, чтобы хотя бы попытаться.

Поэтому Эйс старался изо всех сил. Жаловался на Энцелада, но исключительно для того, чтобы не дать обиде и гневу прорваться наружу. Притворялся, что его ничуть не заботит побег Николаса, которого он успел принять за друга, вместе с демоницей и Китом. Делал вид, что совсем не перерывает библиотеку особняка, — или ту, что была в зале Истины, но лишь в том случае, если дядя Джон соглашался взять его с собой, — в поисках ответов о том, кто такой Третий сальватор на самом деле и что он сделал.

Однако, как бы сильно Эйс ни старался, это было слишком.

Сегодня тренировочный бой был на улице, на пляже, где Диона очертила пределы, за которые нельзя заступать, под порывами безжалостного ветра со стороны воды и под жёстким взглядом Энцелада. Он, конечно, говорил, что сдерживается, чтобы не сломать Эйсу что-нибудь, но сам Эйс думал, что рыцарь просто издевается над ним. Даже с тренировочным мечом Энцелад напоминал концентрацию смерти, многолетних тренировок и ярости — и неизвестно, к кому ещё. То ли к Эйсу, не особо способному ученику, то ли к Гилберту, приказавшему заняться его обучением. Если Диона или Артур, изредка присоединяющийся к тренировкам, делали ему поблажки, — в допустимых рамках, иначе Энцелад бы загонял их до смерти, — то он сражался с ним совершенно серьёзно, будто Эйс был полноценным рыцарем с многолетним опытом и научился держать меч раньше, чем ходить.

На его теле появилось множество синяков, и когда одни только-только начинали сходить, меч Энцелада добавлял новые. Каждый вечер Марселин осматривала Эйса, слишком уставшего и раздавленного, чтобы смущаться этим, готовила ему отвары для быстрого заживления увечий. Они не были такими серьёзными, чтобы так беспокоиться из-за них, но когда дядя Джон после первой тренировки спросил, как он себя чувствует, Эйс разрыдался.

Ему было страшно и больно, а ещё противно из-за себя, потому что ему пятнадцать, а он ревел, как малолетний ребёнок, и таким тоном просил дядю Джона найти Пайпер, будто не понимал, что и ему паршиво.

Эйс даже не помнил, сколько тогда проплакал, размазывая слёзы по свитеру дяди Джона, такому мягкому и даже домашнему, но потом, когда сумел убедить его, что в полном порядке и просто очень устал, пообещал себе, что до возвращения Пайпер не прольёт ни слезинки.

Она сейчас наверняка где-то, где никто не может ей помочь, и думает, почему её ещё не нашли. Ей наверняка страшно, а Эйс тратит драгоценные силы на какие-то слёзы.

С того дня он действительно не пролил ни слезинки — по крайней мере, не из-за эмоциональной нестабильности и пустоты, разъедающей его тело и душу. Сильные удары тренировочного меча, резкие выпады и жёсткие падения вызывали слёзы, но Эйс знал, что в данном случае реакция организма нормальная. Он молча вытирал слёзы, поднимался и продолжал, зная, что жалобы могут выбить Энцелада из колеи и, соответственно, увеличить шанс Эйса на победу. У рыцарей это считалось грязным приёмом, но, во-первых, нынешние рыцари были совсем другими, во-вторых, Эйс-то рыцарем не был.

Каждый бой длился разное время. Иногда Энцелад валил его исключительно силой, иногда — смекалкой. Очень редко кончик меча Эйса почти оказывался у горла рыцаря, но тот всегда каким-то образом уходил от атаки и выигрывал. В такие моменты Диона называла его «засранцем, который не щадит бедных детей», а потом обещала Эйсу, что обязательно отомстит за него.

Эйсу очень нравились тренировки с Дионой, но они были реже, чем с Энцеладом.

Прямо сейчас тот наносил один удар за другим, не забывая озвучивать замечания и требовать от Дионы, чтобы она подбадривала Эйса тише. Кровь громко стучала в его ушах, шум волн ощущался очень далёким, хотя они расположились всего в десяти метрах от воды. Энцелад учил его сражаться в любом месте, на любой поверхности и при любых обстоятельствах. Сильный ветер и рыхлый мокрый песок, из-за которого Эйс никак не мог отыскать удобную позицию, мешали значительно сильнее, чем он ожидал. Как бы сильно Эйс ни старался мыслить рационально, крохотная часть его сознания думала, что тренироваться с мечами на песке будет не сложнее, чем играть в пляжный волейбол с братом и сестрой.

Очередная мысль о Пайпер и неизвестности, в которую она провалилась, больно резанула по сердцу. Эйс крепче сжал меч и сумел отвести удар в сторону, но следующий выбил оружие у него из рук. Победа засчитывалась лишь в том случае, если кончик меча касался горла соперника, и потому Эйс, не имевший права поднимать обронённое оружие (он как-то попытался и получил за это по рукам), начал уклоняться. Он нырял то вправо, то влево, иногда и под руку, в последний момент уходя от очередного удара. Дыхание Энцелада, казалось, даже не сбилось. Он без остановки поворачивался, быстро реагировал на манёвры и почти касался шеи соперника мечом, но Эйс лишь чудом уклонялся.

Он мог подставиться под удар и заработать ещё один мелкий синяк, чтобы начать следующий бой, однако Эйс не знал, действительно ли это поможет. Он ещё ни разу не выиграл, даже у Дионы и Артура, дававших ему поблажки. Ни разу его меч не коснулся шеи соперника. Зато его самого лупили, как пиньяту, и заставляли подниматься раз за разом.

Эйс понимал, что только так можно достичь хоть каких-то результатов, но внутренне вопил. Пока разум твердил, что Эйс не может в одно мгновение овладеть всем тем, что Энцелад оттачивал долгие годы, совесть требовала, чтобы Эйс каким-то образом нашёл способ и сделал это реальным.

Если он овладеет мечом, он не будет беззащитным. Если научится сражаться, может, Сила откликнется. Если он будет достаточно сильным, в следующий раз он сумеет защитить Пайпер. Если…

Если он перестанет отвлекаться.

Энцелад постоянно повторял, что во время боя следить нужно только за боем. Неважно, что происходит вокруг, пока перед тобой соперник, отвлекаться на посторонние мысли или других людей нельзя. Даже доля секунды может стоить жизни.

К счастью, они всё ещё использовали тренировочные мечи, и потому отсечение головы ему не грозило. Но Эйс, не уследивший за соперником, зацепился за его ногу и уже падал вниз, видя, что ещё мгновение — и чужой меч коснётся его шеи, завершив этот позорный бой.

Эйс зажмурился и выставил руку, решив, что уж лучше ударят по ней, чем по шее, но не почувствовал удара. Песка под ногами не было, солёный ветер, дующий со стороны океана, затих. Эйс приоткрыл глаза и увидел молочно-белую пустоту вокруг. Сам он находился на какой-то твёрдой поверхности в полулежачем состоянии, со всё ещё выставленной для блокирования атаки рукой.

Неожиданно этой руки кто-то коснулся. Эйс вскрикнул, но пошевелиться не смог. Словно из пустоты рядом с ним появилась молодая девушка, сидящая на коленях совсем рядом, держащая его руку в своих тёплых, почти горячих ладонях.

Эйс изумлённо смотрел на девушку, лишь отдалённо понимая, что всё это ему лишь кажется: и белые одежды, и красные волосы, совсем тёмные у корней и почти розовые у кончиков, заплетённые во множество косичек, и угольные глаза, горевшие каким-то бесцветным пламенем. Эйс видел всполохи, будто обрамляющие глаза девушки, исчезающие спустя мгновение после появления.

— Сражайся, — твёрдо произнесла девушка, сведя красные брови к переносице.

Эйс напряжённо сглотнул, узнав сигридский. Пайпер помогла ему нанести чары понимания, и с момента, как она исчезла, Эйс старался хотя бы час в день посвятить сигридскому языку, чтобы не разочаровать сестру. Но он не думал, что результаты будут так скоро.

Где тот мир, к которому он едва успел привыкнуть? Почему всё вокруг молочно-белое, почему кости гудят, почему незнакомка смотрит на него так пристально и грозно, что ему становится неуютно…

— Сражайся, — яростно повторила девушка. — Сражайся, сражайся!

На секунду Эйсу показалось, что он ослышался. Но эхо чужих голосов множились, становилось громче, шумело в ушах и даже в крови, забурлившей от концентрации чего-то чужого, пугающего и крайне могущественного. Вокруг то вспыхивали, то гасли смутные силуэты, охваченные бесцветным пламенем.

— Сражайся, сражайся, сражайся! — скандировали незнакомые голоса, обрушиваясь на него со всех сторон. — Сражайся, сражайся, сражайся!

И в этом хаосе, когда голова Эйса уже раскалывалась, слова незнакомки, всё ещё сидящей рядом, были не громче шёпота — но Эйс её услышал:

— Лишь сейчас, пока сильно желание, я здесь. До тех пор, пока не падут цепи, лишьведьма мёртвых будет слышать нас. Поэтому сражайся, — настойчиво повторила незнакомка, протянув другую руку и положив её на грудь Эйса. — Сражайся и никогда не отступай.

Внутри него будто что-то сломалось. Эйс болезненно вскрикнул, дёрнувшись всем телом, и лишь секунду спустя понял, что это из-за давления. Меч Энцелада оказался сверху, давил так сильно, будто был из настоящей стали, но прорубить оказавшуюся на пути преграду не мог.

Эйс моргнул, чувствуя дрожь и слабость, и неумело отвёл удар в сторону. Действительно неумело, — страха и потрясения в нём сейчас было намного больше, чем наставлений рыцарей о том, как отражать атаки, всё существо вопило от боли, — но Энцелад не стал продолжать. Тренировочный меч выпал из рук рыцаря, на лице которого Эйс впервые видел столь искренние эмоции. Создавалось впечатление, будто Энцелад впервые за всю свою долгую жизнь был чем-то потрясён настолько, что выронил меч и начал бездумно открывать и закрывать рот, смотря на то, что помешало ему завершить атаку. На то, что было в руках его соперника.

Эйс сглотнул, сжимая нечто, напоминавшее сталь, почувствовал приятный холод — как морской бриз в жару, как ветер, приносящий запах тающего снега. Заходящее солнце последними лучами окрасило меч в его руках и скрылось за горизонтом, но оружие продолжало сиять. Янтарный свет растекался по изящному эфесу и лезвию, мягко лился в разные стороны, пока Эйс, отупело моргая, медленно поворачивал меч из стороны в сторону.

Это не было его тренировочным оружием. Это было чем-то иным, созданным из невидимого источника, бившегося внутри него подобно второму сердцу.

Это был меч, сотканный из чистой магии, даруемой Геирисандрой.

Глава 9. Там, где ты дышишь телом

В жизни Сони были периоды, которыми она не гордилась, но во время которых приобрела знания, ни раз спасавшие не столько её задницу, сколько задницы Алекса и Рика, умевших влезть в неприятности даже там, где это кажется невозможным. Отличное знание языков — лишь результат упорного труда в течение долгих лет (и воздействия чар понимания, разумеется), навыки, которыми должен был обладать порядочный искатель, нельзя было даже относить к подобным знаниям — это то, что Орден прививал каждому, кто становился его частью. В сравнении со многими искателями Соня была посредственностью: не выделялась, в чрезмерно опасных поисках не участвовала, как и в скандалах и конфликтах. Она была до того посредственной, что сразу же привлекла внимание, когда начала работать с Алексом и Риком. Алекс был из прославленной семьи искателей, поколениями служащей Ордену и коалиции, Рик был крайне способным и умелым, даже Себастьян признавал его ум и таланты, — на их фоне Соня и впрямь смотрелась странно.

Впрочем, её это не волновало. Приобщаясь к жизни искателей, она общалась со многими людьми, оказавшимися в Ордене или в коалиции примерно при тех же обстоятельствах, старалась как можно больше узнать у опытных коллег, но никогда не навязывала своё общество или не проявляла внимание тогда, когда его не желали. Алекс и Рик не поддавались этим правилам: они хотели завербовать Соню до того, как её завалят какими-нибудь скучными заданиями, а её острый ум похоронят под кипой отчётов. Рик так ей и сказал, когда Соня прямо спросила, почему они ходят за ней по пятам и смотрят на неё щенячьими глазами.

Их работа в команде началась очень странно и не поддавалась логическому объяснению. Но Соне нравилось. Алекса и Рика не волновало, что Джонатан Сандерсон, единолично принявший Соню в Орден, не раскрывал причин становления девушки искательницей. Даже Август Гривелли, отец Алекса и один из наиболее опытных искателей, фактически правая рука мистера Сандерсона, не знал деталей. Алекса и Рика не волновало, что она жила в зале Истины, вместе с другими искателями, у которых не было постоянного дома, и почти всё свое время проводила за выполнением дел Ордена. Алекса и Рика не волновало, что она не отвечала на вопросы о семье или говорила, что даст им более-менее приличный ответ только после того, как получит официальный статус искательницы.

Каким-то образом Алекс и Рик сумели найти подход к ней, и Соне это нравилось. Настолько, что иногда она раскрывала им небольшие секреты: взламывать замки она научилась ещё до того, как оказалась в Ордене; Данталион её немного пугает (на самом деле не немного, а очень даже, но в этом Соня ни за что не признается); что одну бруклинскую улицу она будет обходить за милю.

А потом Рик погиб.

Соне казалось, будто её сердце вырвали из груди и растоптали.

За время, прошедшее с его смерти, Соня завершила ещё два полноценных поиска. Мистер Сандерсон, будто чувствовавший ответственность за неё, лично сообщил ей, что Соня допущена к обязательному экзамену. Решение о дате и времени его проведения они должны были принять вместе, но Соня, даже имея огромный багаж знаний и навыков, полученных ещё до Ордена, не могла заставить себя даже думать об этом.

Рик мёртв.

Пайпер Сандерсон, Первый сальватор, пропала без вести.

Джонатан Сандерсон, её дядя, едва управлялся со всеми делами сразу.

Алекс в одном шаге от нервного срыва.

Соне было не до глупых экзаменов и проверок, не до пяти самостоятельных поисков, после которых её ожидала свобода, не ограниченная наставниками и упрёками со стороны Августа Гривелли и ему подобных. Соне было не до демонстрации своих знаний и навыков, которыми порядочные искатели не обладают.

Но сегодня Соня во второй раз в жизни угнала машину.

Она помнила, как это делается, но удивилась, когда всё получилось. Она волновалась, думая, что всё испортит, особенно когда за ней наблюдали Алекс, Кит, Твайла и Николас, скрытые чарами и барьерами сальватора, ещё каким-то чудом державшиеся. Соня думала, что выглядит слишком подозрительно, изображая разговор по телефону и прогулку в пределах четырёх метров перед заправочными станциями. Думала, что кто-нибудь обязательно поймёт, что она высматривает подходящую машину, появившуюся буквально через десять минут с начала её спектакля, и наблюдает за водителем, зашедшим в магазин. Соня думала, что минуты будет слишком мало, что водитель уже выйдет, но, зайдя в магазин, обнаружила его, бродящего среди полок, где и разыграла второй спектакль. Она думала, что мужчина почувствует, как она крадёт его ключи, поймёт, что она собирается сделать, и остановит.

Но никто ничего не понял. Соня выскочила из магазина с чужими ключами и бросилась к чужой машине, едва не затолкала Алекса на водительское место и сама прыгнула сзади, помня, что Николас, усевшись сзади, может случайно коснуться Твайлы.

Всё прошло до того гладко, что Соне было тошно. Ещё хуже делало молчание, царившее в машине, тихое сопение Николаса на переднем сиденье, сдававшего под натиском хаоса, и косые взгляды Кита рядом. Он, наверное, думал, что Соня их не замечает, но это не так. Она ловила каждый взгляд, от которого внутри всё сжималось, и хотела выскочить из машины, лишь бы на неё не смотрели.

Какая разница, откуда у неё столько уверенности в этом деле? Какая разница, откуда к ней пришла идея угнать машину? Им нужно было в Касерес, и Соня придумала, как добраться туда. Всё просто.

Этим она и утешала себя почти три часа пути, когда Кит, почти каждую минуту ругавшийся с Твайлей, наконец затих. Соня специально проверила, чтобы убедиться: да, они оба уснули, практически уткнувшись друг в друга висками, и чудо, что сломанный рог Твайлы ещё не продырявил Киту голову.

Чудо, что они вообще так спокойны.

Чудо, что так спокоен Алекс в присутствии демоницы.

Нет, вообще-то, он не был спокоен. Соня слишком хорошо знала его, чтобы поверить в это. Взгляд, сосредоточенный на дороге, пальцы, крепко сжимавшие руль, прямая, как доска, спина — Алекс был на взводе, о чём говорило всё его тело. Но он решил сконцентрировать всё внимание на одной цели ровно до тех пор, пока она не будет считаться достигнутой. После он непременно станет прежним собой, и вернётся волнение, которое было причиной волнения Сони.

Пять самостоятельных поисков — это всегда расплывчатые временные рамки и работа в одиночестве. Можно было выполнить пять поисков как за неделю, так и за полгода, но Соня не была готова тратить даже день. Рик мёртв, Рокси сильно пострадала в «Холлоубридже», Себастьян занят поиском, требующим всё его время и внимание, исключающим ту ответственность, которую он всегда брал за младших брата и сестру.

Соня не могла позволить Алексу остаться в одиночестве, и потому даже не заикалась о своём экзамене. Алекс уговаривал её выбрать дату и обсудить её с мистером Сандерсоном, но Соня была непреклонна. Каждый раз появлялось какое-то новое дело, которое требовало внимание всех свободных искателей, и Джонатан делал исключение для наиболее способных учеников, в число которых входила Соня.

И потом, они по уши вляпались во что-то крайне сомнительное, связанное с демоницей, хаосом и nacido en la sangre. «Рождённая в крови» интересовало её куда сильнее, чем присутствие демоницы или тот факт, что Кит и Николас её защищали.

Но Соня пыталась подавить мысли о странных словах, сказанных Бласом. Пыталась изо всех сил, потому что умом понимала: гораздо важнее найти некоего Альтана, чтобы он помог не только Твайле, но и Николасу.

Гораздо важнее понять, почему Соню не смущает присутствие демоницы.

Почему за всё это время в её голове не появилось ни одной тревожной мысли? Почему при взгляде на демоницу Соня удивляется лишь тому, что та не прячет своего настоящего облика за чужим, а не самому облику? Почему Соня не испытывает непрекращающегося желания держать оружие в руках, чтобы чувствовать себя в безопасности и знать, что ситуация под её контролем?

Всё было так запутано.

— Эй, — шепнул Алекс, — в бардачке была упаковка мармеладок. Хочешь?

Соня подавила усталый вздох.

— Ты их только сейчас нашёл?

— Нет, просто ждал, пока остальные отвлекутся или уснут. Мармеладок очень мало.

На этот раз Соне пришлось давить улыбку. Алекс старался, порой даже слишком сильно, из-за чего мог создать ещё больше проблем. Но старался.

Ради неё. Ради искательницы, которая даже не была таковой официально. Ради девушки, которая угнала машину и чувствовала себя крайне паршиво.

— Соня, — совсем тихо позвал Алекс, будто действительно боялся, что из-за его слов остальные проснутся. — Ты же знаешь, мармеладом я просто так не делюсь.

— Давай хоть что-то в этой машине будет нетронутым.

— Ладно… А как мы, кстати говоря, собираемся возвращать её?

— Не знаю, — буркнула Соня, прислонившись виском к окну. На секунду ей даже захотелось, чтобы машина наскочила на яму, и её голова со всей силы врезалась в стекло. Может, хоть так мозги встанут на место. — Может, попросим драу? Пообещаем им что-нибудь стоящее.

— О, нет, опять драу? У нас теперь и так живёт та кошка!

— Кошка?

— Помнишь, Рокси говорила про кошку, которая помогала ей в «Холлоубридже»? С тремя хвостами. Рокси договорилась с Эйлиш, и та заключила с драу сделку. Теперь та беспрепятственно ходит, где хочет. Ночью я проснулся из-за того, что она грызла мне руку.

— О боги, — выдавила Соня, посмеиваясь. — Она осталась жить у вас?

— Да! — возмущённо прошипел Алекс, сильнее стиснув руль. — Рокси ей даже имя дала — Салем.

— Она действительно назвала драу в честь кота из «Сабрины»?

— На самом деле в честь города, где судили ведьм.

— О. Каждый день я узнаю новые подробности о Рокси, и я не знаю, как мне на них реагировать.

Не то чтобы Соню волновало, как зовут ту трёххвостую кошку, где она живёт и что умеет. Но Алекс старался, как мог, чтобы отвлечь Соню, и наверняка отвлекался сам. Три с половиной часа за рулём, когда у тебя даже прав нет — это, вне всяких сомнений, стресс, с которым Алекс неплохо справлялся, учитывая его периодическое желание доводить каждое дело до совершенства. Может быть, у него не всё получалось, и он чувствовал, что это катастрофично, но он так хорошо прятал свою панику, что на несколько секунд Соня могла поверить ему.

Она всегда верила ему.

Она знала о нём всё: в тандеме с Риком Алекс болтал так много, что иногда не замечал, как соскакивал с одной мысли на другую и озвучивал совершенно случайные факты о себе или ситуации из своей жизни. За четыре года совместной работы Соня устала считать, сколько было таких моментов, благодаря которым она узнала Алекса достаточно хорошо, чтобы называть его своим лучшим другом.

Она знала, что ему страшно, он волнуется и хочет, чтобы всё было как раньше, но понимает, что это невозможно. Раньше Рик бы сказал, что «страннее и хуже просто не может быть».

Но Рик мёртв.

Соне до сих пор казалось, что её сердце безжалостно топчут.

Она хотела исчезнуть. В масштабах целого мира её проблемы были незначительны. Всего лишь искательница, не раскрывающая прошлого, боящаяся лидера вампиров и каждый день доказывающая, что она чего-то стоит. Таких тысячи, если не десятки и сотни тысяч. Почему тогда Рейна решила, что она может быть полезна? Что такого важного и уникального есть у Сони, что так нужно Николасу и демонице?

У Сони не было ответа, как и желания найти его. Она слишком устала, чтобы хотя бы притвориться, что у неё полно сил. И так притворялась с того самого момента, когда они нашли Кита и Твайлу, а ведь до этого она ещё как-то выдерживала натиск Алекса, не понимавшего, почему Рокси хочет задержаться в особняке Гилберта.

Было бы прекрасно, если бы все проблемы свелись только к этому. Соня бы выдержала расспросы Алекса, лишь бы всё остальное прекратило терзать её.

— Соня.

Нет, она погорячилась: не выдержит расспросы, как бы сильно ни храбрилась. Единственный плюс заключался в том, что Алекс смотрел только на дорогу и вряд ли рискнёт обернуться, чтобы в полутьме тщательно рассмотреть её лицо.

— О чём говорил Блас?

Соня вдохнула, выдохнула. Мир не вращался вокруг неё, но тогда почему ей казалось, будто он сейчас смотрит только на неё?..

Она постоянно врала Алексу и Рику, не желая, чтобы они знали, какой жалкой и никчёмной она была. И она бы соврала сейчас, если бы не понимала: Алекс сразу же её раскусит. Он мог не искать информации о ней намеренно, мог уважать её право хранить собственные секреты, но он поймёт, если она скажет неправильный перевод. Каким-то образом он, не знающий языка, всегда это понимал.

Но вместо этого она, будучи чрезвычайно упрямой и глупой, повторила:

— Nacido en la sangre.

— Как это переводится?

Соня вдохнула, выдохнула. «Мир не вращается вокруг тебя, — повторила она, беспокойно теребя кончики красных волос. — Мир не вращается вокруг тебя, не вращается».

— Рождённая в крови, — совсем тихо ответила Соня.

— Рождённая в крови? — непонимающе повторил Алекс. — Странно. Это из-за волос, что ли?

— Не знаю. Может быть. А что, так похоже на кровь?

— Нет, не думаю. Твои волосы красивее крови. И как ты только успеваешь подкрашивать их?

Соня рассмеялась — тем самым лёгким смехом, который научилась выдавливать из себя в нужные минуты.

— Секрет фирмы, — повторила она ту же заученную фразу, что и всегда.

— Брось, я должен знать. Может, тоже хочу перекраситься.

На этот раз Соня рассмеялась по-настоящему, совсем не боясь разбудить остальных. Может, так будет лучше: ей не придётся отвечать на странные вопросы, только чувствовать взгляды и думать, что уж лучше бы она провалилась сквозь землю.

— Может, мне пойдёт зелёный? — продолжал Алекс. — Или голубой?

— Хочешь, чтобы Лили хватил удар? Она же без ума от твоего натурального цвета.

— Боги, у нас вся семья такая, пусть кем-нибудь другим восхищается.

— Совсем не боишься разбить ей сердце?

— Я боюсь разбить сердце не Лили.

Соня рассмеялась исключительно из-за того, что не представляла, как ей на это ответить. Она ни в коем случае не издевалась над своей соседкой или другими искательницами, которым Алекс казался очаровательным, нет. Но было нечто невероятно лёгкое и простое в том, чтобы говорить об обыденных вещах вроде перекрашенных волос или Лили, любившей говорить, что в Алексе идеально всё. Соне даже начинало казаться, что всё, что произошло с ней за последние четыре года, лишь мираж, и он рассеется с минуты на минуту, а за ним…

Дикие псы, нападающие без всякой логики. Кровь, которую не может смыть даже яростный ливень. Царапина на щеке, оставленная королём нечестивых, и его крепкие пальцы на её шее.

«Он убьёт меня, он убьёт меня, он убьёт меня…»

Соня так сильно сжала кулаки, что ногти впились в кожу. Четыре года жизни в Ордене и на благо коалиции — не мираж. Она здесь, и король нечестивых не убил её.

Она здесь.

Но лучше бы она провалилась сквозь землю.

Соня не знала, что сказать. Алекс научился понимать, когда эмоции на её лице отражают то, что происходит внутри, когда Соня вновь начинает вспоминать день эриама, и даже научился задавать правильные вопросы, но в этот раз Соня была спасена. Темнота за окном всё чаще прерывалась фонарями, свет которых выхватывал аккуратные каменные строения.

Оставшиеся двадцать минут до дома некоего Альтана было тихо. Соня слышала лишь гул крови в ушах да ворчание Кита, проснувшегося раньше Твайлы и пытавшегося растолкать её. Соня не обращала на них внимания.

Она вообще ни на что и ни на кого не обращала внимания. Всё происходило как в тумане: как Алекс пропустил поворот и был вынужден сделать круг, тихо проклиная всех водителей и пешеходов; как Кит пытался не только не умереть от рогов Твайлы, но и разбудить Николаса; как Николас, всё же проснувшийся где-то за пять минут до конца странной поездки, сказал, что проголодался.

Соня не знала, предложил ли Алекс ему мармелад. Она, казалось, разом забыла обо всём на свете и действовала, как заведённая.

Отстегнуть ремень безопасности, изучить местность вокруг через окно, открыть дверь, выйти, держать руку на чехле с оружием. Оглядываться, изучать, всматриваться, отмечать странное. Из странного был только человек, стоящий у дверей трёхэтажного дома, куда они подъехали.

Соне потребовались лишние секунды, чтобы понять: они в каком-то тихом и, возможно, дорогом районе. Должно быть, такие есть во всех городах всех стран, и планировки там абсолютно идентичные: песчаного или белого цвета камень, из которого сложен дом, низкие, аккуратно подстриженные кусты, возможно, даже цветущие, идеально ровная лужайка, черепичная крыша всех оттенков красного и коричневого. То, что Соня видела в Касересе и доме Альтана в частности, уже было в Нихаре, причём на каждом углу.

— Ух, какая у тебя компания, моя милая, — едва ли не промурлыкал Альтан, наконец отделившись от железной двери, которую подпирал спиной всё это время.

Твайла, уже выбравшаяся из машины с помощью Кита, — всё ещё недовольного этим, кто бы сомневался, — свела брови к переносице и ответила:

— Нам нужна помощь.

— Да, вижу, что не экскурсия по городу. Жаль. Я недорого беру.

— Сейчас, — уточнила Твайла. — И желательно, чтобы об этом никто не узнал.

— Слово mer daran, отмеченной самой Лерайе, закон, — посмеиваясь, сказал Альтан, после чего сделал шаг вперёд.

Соня мгновенно напряглась. Альтан был ненамного выше Алекса и почти ничем не отличался от обычного человека: молочно-белая кожа с многочисленными татуировками на руках и шее, лежащие в беспорядке медные локоны, серебряные кольца в ушах, лёгкая рубашка с короткими рукавами, штаны и самые простые сандалии — казалось, будто Альтан был обыкновенным туристом, приехавшим посмотреть на красоты Касереса. Но его глаза, горящие красным, и чёрные белки говорили о том, что он настоящий демон.

— Надеюсь, — протянул Альтан, держа руки в карманах штанов и даже не делая попытки защититься от Алекса, направившего на него пистолет наверняка исключительно инертно, — он не собирается стрелять по-настоящему. Иначе я буду очень разочарован, и тогда никто не получит десерт.

Соня колебалась. Должна ли она последовать примеру Алекса и достать пистолет? Должна ли выстрелить? Альтан не нападал, Твайла за всё время их пути — тоже, Николас, казалось, ничуть не сомневался в демоне, стоящем перед ними. В голове у Сони всё безжалостно перемешалось.

— Рейна тебя помнит, — наконец произнёс Николас, расправив плечи, будто хотел выглядеть внушительнее. — Она наблюдала за тобой какое-то время. До того, как выбрала меня.

— О.

Альтан удивлённо распахнул глаза и уставился на Николаса. Пригляделся получше, осмотрел его с ног до головы с тщательностью, с какой Соня осматривала самого Альтана.

— Значит, сальватор. Приятно познакомиться. Никогда бы не подумал, что за помощью ко мне обратиться сам сальватор. Что ж, почту за честь. Может, тогда этот парень наконец опустит пистолет.

Алекс пистолета не опустил. Твайла пихнула Кита под бок и сказала ему идти в дом, Николас побежал за ней. Соня растерянно смотрела им вслед вплоть до тех пор, пока Николас не скрылся в доме и на его месте не оказался Альтан.

— Кстати, предупреждаю, — сказал он, широко улыбнувшись. — По ночам тут могут шастать отбившиеся от стаи ноктисы. Я их прогоняю, но они всё равно возвращаются. Если не хотите, чтобы вам поужинали, идите в дом.

Соня переглянулась с Алексом, не представляя, что им делать. Что-то мешало метке сообщить, где они находятся — в ином случае их бы уже давно нашли. Значит, полагаться придётся только на себя. Самим решать, как быть с двумя не враждебно настроенными демонами и сбежавшим искателем.

Тогда Соня думала, что это самое худшее, что могло произойти. Но они пробыли у Альтана два дня, прежде чем случилось нечто по-настоящему ужасное.

***

К ногам Ариадны упал последний ноктис — из числа тех совсем уж отчаянных и обезумевших демонов, которые даже после прибытия подкрепления продолжали лезть через брешь и пытаться наброситься на первого встречного.

Сегодня в Ангкор-ват было довольно людно. Куда ни глянь, везде туристы, то ли с преувеличенным интересом разглядывающие старые строения, архитектура которых казалась Ариадне довольно интересной, то ли только притворяющиеся, что это место заслуживает так много внимания. Силы на то, чтобы узнать это, Ариадна не тратила, предпочитая чарами и уговорами, в которых чувствовалась магия Сердца фей, отводить несчастных смертных как можно дальше. Те едва успевали пройти первые ворота и сделать миллион никому не нужных фотографий, когда мысль, что можно посетить это место и в другой день, укреплялась в их создании, и вот они уже спешно уходили, даже не подозревая, что на другой части огромной территории демоны пытались прорваться в этот мир.

Несколько туристов обнаружились и дальше: Ариадна отвадила и их, после чего, стараясь не морщиться из-за жуткого запаха, застала убийство последнего демона.

— Отличная работа, — улыбнувшись, похвалила Ариадна. — Прекрасная!

Несколько рыцарей устало посмотрели на неё, но никто не посмел возразить или сказать, что и она вполне могла поучаствовать в битве. Честное слово, те, кто воздерживались от комментариев, были самыми умными людьми из присутствующих, и их Ариадна уважала даже чуть больше, чем всех остальных. Также она считала, что её уважения достойны и новички: не только были перенесены сюда против своей воли, но и не дрогнули, когда демоны полезли через брешь. Жаль только, что до некоторых настоящий страх добрался только сейчас. Ариадна видела, как совсем юная девушка из последних сил стирала чёрную кровь со своего лица и при этом старалась не избавиться от содержимого желудка.

Ариадна поискала глазами Беро, первого среагировавшего на новую брешь, но наткнулась на взбешённого Данталиона. Судя по пятну крови на левом рукаве рубашки, цапнули его сильно, а он и не заметил — лишнее подтверждение, что он был по-настоящему взбешён.

— Ох, не надо, — вздохнула Ариадна, прикладывая пальцы к виску. — Я устала.

— Охренеть! — громко крикнул Данталион, отпихивая в сторону любого, кто случайно оказывался у него на пути, и стремительно приближаясь к ней. — Она устала!

— Милый мой…

Данталион рыкнул, оказавшись напротив неё, и угрожающе навис. Ариадна вздохнула ещё раз, интуитивно почувствовав, что Беро готов вмешаться, и легко поднятой ладонью остановила его.

Данталион никогда не был милым и уж тем более не терпел, когда Ариадна говорила ему что-то такое. Он был грубым, агрессивным и достаточно смелым, чтобы возражать едва не на каждом собрании, сцепляться с кем-нибудь из-за мелочи и требовать, чтобы всю работу за него делал кто-то другой. При этом он был достаточно умным, чтобы знать, когда нужно остановиться, при каких людях не говорить лишнего и с кем вообще поддерживать разговор. Несмотря на то, что при первой встрече он показался ей инфантильным и сумасбродным, — что, впрочем, до сих пор проявлялось в нём в зависимости от ситуации, — Ариадна знала, что Данталион умеет мыслить здраво.

Жаль, что сегодня он был взбешён.

— Вы не имели права! — рявкнул Данталион ей в лицо.

Трое рыцарей, оказавшихся ближе всего к ним, с перепуганными лицами отошли как можно дальше.

— Почему же? — уточнила Ариадна. — Сердце вынесло приговор. Всё согласно нашим законам.

— Она была моей, — понизив голос, прошипел вампир.

— Да, Шерая говорила мне, что у тебя свои счёты с Кеменой. Однако я, будучи королевой, должна в первую очередь думать о несчастных душах фей, что Кемена и Махатс сгубили в своих бесчестных и бесчеловечных экспериментах. Я вершила суд ради них.

Для Данталиона её слова, разумеется, были пустым звуком. О, кто бы сомневался — этого вампира будто не волновали законы, благодаря которыми феи веками поддерживали порядок в своём обществе.

Ариадна знала о том, что Данталион как-то связан с Кеменой и Махатсом — об этом ей доносили феи, двести лет назад жившие на Земле. Глупые феи, желавшие выслужиться перед ней и урвать себе место в её дворе, они решили, что сами справятся с мечом, уже нависшем над их головами. Они пытались замять тот инцидент, скрыть, сколько фей погибло на самом деле, лишь бы гнев королевы не пал на них, однако каждый, кто скрыл правду, был наказан в соответствии со своими грехами. Ариадна читала их души, смотря в их глаза, и видела там не только подробности, которых всё равно было недостаточно, но и вампира, первого и на тот момент единственного.

Куда он делся потом, никто не знал. Лишь после, когда сигридцы уже оказались здесь, Данталион предстал перед ними во всей красе. Порой Ариадне даже казалось, что он и тот вампир, которого она видела в душах провинившихся фей — два разных человека, каким бы ироничным это ни казалось.

Этот вампир всегда был проблемной личностью, но до сих пор Ариадна справлялась с ним, не заглядывая в душу. Ей не хотелось этого менять. Она знала: увиденное там будет связано с феями, сгубленными Кеменой и Махатсом, и её сердце, простое сердце, бьющееся в груди, этого не выдержит.

Она и так была королевой, не достойной короны, и не желала испытывать дополнительный груз вины.

— Если бы ты сказал мне правду, — произнесла Ариадна, кладя кончики пальцев на подбородок вампира, — я бы подумала над тем, чтобы советоваться с тобой о судьбе Махатса.

Данталион рыкнул, отступив на шаг. Этот упрямый мальчишка никогда не вёлся на её самые простые действия, будто вовсе не имел сердца, тянущегося к женщинам. Ариадна знала, что это ложь, и всё равно не понимала, как он может не реагировать на настоящую королеву перед собой.

— Я знаю, что ты был там, — совсем тихо произнесла Ариадна, всем своим существом чувствуя, как на них заинтересованно косятся работавшие вокруг сигридцы.

Кто-то изучал тела демонов, кто-то укреплял границы барьеров, кто-то пытался удержать завтрак внутри. Обычно Ариадне хватало одного мимолётного взгляда, чтобы узнать, кто чем занят, и даже не нужно было обращаться к Сердцу, всегда используемого для более важных проблем.

К тому же, перед ней не робели лишь единицы. Хватало лёгкого взмаха ресниц и улыбки, чтобы убедить собеседников, что ей можно доверять — и те выдавали ей всё, что она хотела знать. С членами коалиции, занимавшими не самые выдающиеся должности, такое срабатывало постоянно.

Но не с Данталионом. Не с этим упрямым мальчишкой, который всегда вёл себя слишком вызывающе.

— Я знаю, что после этого ты пропал почти на три года, — продолжила Ариадна, призывая себя не смеяться над его лицом, искажённым злостью и гневом. — А когда пришли мы, ты уже был королём вампиров. Так почему тебя так волнует Кемена?

— Не она, а Махатс, — процедил Данталион. — С помощью Кемены я мог выйти на него.

— Она уже давно не встречалась с ним. Лет десять, не меньше. Однако…

Многочисленные легенды говорили о любви пришедших в Сигрид фей к играм с людьми. Срок жизни тех был коротким, а сама жизнь казалась серой и скучной, люди не владели чарами и были лишь бледной тенью фей тех времён. Оттого многим феям было интересно говорить людям то, чего они не понимали, запутывать, сбивать с пути, пугать, заманивать в сети и заключать невыгодные для них сделки. Легенды также говорили о том, что очень сильные чары позволяли заглянуть в чужую душу и без помощи Сердца, а нынче это было невозможно. Только та фея, признанная короной и Сердцем, сумеет заглянуть в чужую душу и узнать все тайны.

Должно быть, поэтому Ариадне было тяжелее, чем её предшественникам. Корона выбрала её не сразу, а в битве, едва не унёсшей жизни всего их народа.

— Я могу сказать тебе больше, если ты откроешь мне душу.

В списке дел, которые необходимо выполнить как можно раньше, у Ариадны не значилось заглядывать в душу к королю нечестивых. Будь её воля, она бы и дальше верила лишь его клятвам да желанию взять на себя ответственность за каждого вампира. Но в последние дни новости были слишком тревожными для того, чтобы Ариадна не пыталась нарушить привычные правила.

Два дня назад Сионий обнаружил Николаса, демоницу и искателей, что были с ней, а после они словно в воду канули. Метку будто что-то перекрывало, но Ариадна, не отличавшаяся талантами в сфере чистой магии и не лезшая в дела Ордена лишний раз, позволила работать профессионалам. Перед ней стояла куда более важная задача: контролировать действия многих фей, привлечённых к поискам Махатса.

Ариадне не нравились подробности, всплывавшие спустя почти двести лет. Множество старых записей, исследования, нашедшие пристанище в душе Кемены, люди и феи, над которыми ставили эксперименты… Даже её, повидавшую достаточно жестокости, державшую в руках головы врагов, пробирала дрожь. Она боялась думать о том, как больно и страшно может быть её наследникам, храбро помогающим искать ответы… Но Сердце выбрало их не просто так, и даже в этом деле оно было уверено в них. Кто-то из них однажды сменит её, и даже если феи больше не ковали оружие, это не означало, что они становились мягкотелыми и пугливыми.

Так ей говорил Нокс, старший из всех наследников и, вероятнее всего, будущий избранник Сердца. Он убеждал Ариадну, что наследники Сердца должны полноценно участвовать в деятельности коалиции, особенно сейчас, когда людей катастрофически не хватает. Ариадна никогда не держала наследников в золотой клетке или запрещала им действовать, но как их королева, как мать, которой она была лишь на словах, она не могла позволить им пострадать. Ноксу потребовалась почти неделя, чтобы убедить её, и у него получилось.

Ровена общалась с драу и выискивала людей, с которыми Кемена поддерживала связь в последние месяцы — такие точно были, Ариадна видела смутные силуэты в душе Кемены, чувствовала их присутствие. Айола, отличавшаяся буйным нравом и чрезвычайно сильными чарами, помогала сдерживать напор демонов, лезших через бреши, и устранять последствия их бесчинств. Пожалуй, она могла так же хорошо, как и Ариадна, убедить случайных свидетелей из числа несчастных смертных, что тем лишь показались прорехи в пространстве и чудовища, выползавшие из них. Менса, предпочитавший нескончаемый круг празднеств, стал посредником между искателями и феями. Ему Ариадна доверила отбирать лишь самых лучших для поисков двух сальваторов и ни в коем случае не подвергать опасности тех, кто ещё не готов. Линас и Камилла искали правду об убийстве короля Джевела и лучше всех остальных могли справиться с переменчивым характером принца Джулиана. Нокс же, будучи самым самым старшим, сильным и способным, вместе с вампирами Данталиона выслеживал Хибая — прислужника Зепара, о котором слышали всё чаще. Два дня назад Диего Зальцман, принёсший странные записи, подтвердил, что убитый мужчина, к дому которого его привела магия, был окружён хаосом Хибая.

Каждый был занят там, где был нужен, но волнение не покидало сердце Ариадны. Стоит признать, что оно ни на секунду не переставало волноваться ещё со Вторжения, когда она, стирая ноги до кровавых мозолей и едва не воя от боли, спасала Сердце, а не наследников, отдавших жизни за весь народ фей.

Ариадна знала, что не смогла бы спасти своих милых Эогана и Аливеру, что она должна была защитить Сердце, но её собственное обливалось кровью каждую секунду, пока все нити, связывающие её с наследниками, безжалостно рвались.

Это чувство было ужасающим и опустошающим. Будто из неё вырывали частичку, самую важную, необходимую для жизни, и оставляли вместо неё зияющую дыру, которая никогда не затянется и будет вечность кровоточить.

Знал ли Рогир о том, какая боль кроется за силой и связью Сердца? Был ли он готов, когда то почти легло в его руки? И не сломался бы, если бы Ариадна не выхватила Сердце?

Может быть, ей не следовало вступать в тот бой. Может, ей не следовало красть Сердце фей — и сейчас бы она не мучилась из-за волнения.

Её начинало волновать даже то, что раньше казалось пустяком. Боги милостивые, её начинал волновать Данталион, ведь он лез в дела фей!

Но вместо того, чтобы показать, как он раздражал её и волновал своим упрямством, Ариадна лениво улыбнулась и спросила:

— Ты согласен?

Она заранее знала, что проиграла. Данталион не согласится открыть кому-то душу. То, что было до Вторжения здесь, в этом мире, и те три года, когда о нём никто не слышал, навсегда останутся там, куда ей без Сердца не заглянуть. Но если Данталион хотел, чтобы ему позволили решать судьбу Махатса, он должен был согласиться с ней — иначе в следующей раз ей придётся быть жёстче.

Ариадна не любила быть жёсткой. Знала, что, стоит взять в руки меч, как весь гнев, копящийся в ней годами, обрушится на целый мир.

— Я так и знала, — ласково произнесла Ариадна, склонив голову набок. — Подумай, пожалуйста, над моим предложением. Мне бы не хотелось, чтобы ты лез в дела фей без объяснений.

Этого должно было быть достаточно, чтобы хотя бы на несколько минут избавиться от его общества. Будучи одним из лидеров, Ариадна была обязана проследить за ситуацией и убедиться, что демоны не попытаются вновь открыть здесь брешь.

Будучи королевой, она была обязана даже в платье с вырезом и на каблуках, так не подходящих к этому месту, выглядеть прекрасно и идти, ловя на себе восхищённые взгляды.

Но она не шла, а падала.

Боль разрывала сердце и тело.

Ариадна завопила, упав на колени, и прижала руки к груди. Её существо будто превратилось в хрупкий хрусталь, по которому побежали трещины. Она ломалась, ломалась и ломалась, рыдала во всё горло и пыталась остановить неумолимо рвущиеся нити, идущие от Сердца фей к сердцу наследника.

Кто-то касался её. Эти прикосновения были призрачными, ненастоящими, но с каждой секундой казались всё реальнее. Мир раскалывался на миллионы мелких частиц, пылал магией и хаосом, силой, неподвластной смертным, но отрывшей секрет феям в глубокой древности. Мир распадался на несколько слоёв: пока тело Ариадны кто-то придерживал, пока кто-то совсем рядом использовал магию, её душа умирала в мучениях вместе с другой, совсем юной, и внутри неё вновь образовывалась пустота.

***

Нокс считал, что привык к потерям. Он был старшим, он был сильным, он был умным. Он знал, какой бывает жизнь не столько наследника Сердца, сколько того, у кого нет даже крыши над головой. Нокс умел ценить то, что имел, и тех, кого знал. Он никогда не забывал говорить другим наследникам, как гордится их успехами и как хорошо они работают на благо коалиции и всех фей, и не забывал чтить память ушедших. Каждый день он молил богов, чтобы там, где оказалась его погибшая возлюбленная, она не знала страданий и боли. Каждый день он благодарил богов, что они не отняли жизни тех, кто был ему дорог.

Сегодня боги его не услышали.

Но, может, они уже давно его не слышат.

Нокс вздохнул, проведя ладонью по лицу. Он даже не знал, где находится — не успел изучить местность, сразу же прыгнул в портал, открытый первым попавшимся под руку магом. Чары позволили понять, куда именно нужно открыть портал, но местности Нокс не знал, думал только, что находится в каком-то спальном районе.

— Я не знаю, что будет, — признался Нокс едва слышно.

Изольда, стоящая рядом с ним, лишь подняла бровь. Она не спрашивала, не просила его поделиться своими планами и не выпытывала реакцию королевы фей, когда та поймёт, кто из наследников погиб. Изольда позволяла Ноксу самому раскрыть все карты, это ясно читалось в её взгляде и, что странно, не вызывало отторжения.

Изольда возглавляла вторую группу, в которую входили вампиры и феи, вместе работавшие над поисками Хибая. Это было довольно смелым и опасным решением — позволить им работать вместе, но не зря на роли командиров были выбраны именно Нокс и Изольда. Нокс мастерски управлялся с чарами и знал, как завоевать чужое доверие, как найти ответы там, где их тщательно прячут за сотнями учтивых фраз и завуалированных угроз; Изольда же была не столь общительна, и взаимопонимания у неё, как слышал Нокс, и того меньше, но она была убедительна, изобретательна и чрезвычайно умна. Её решительность и даже агрессия, проявляющаяся не так часто, как Нокс слышал, уже много раз спасали их жизни и приводили туда, куда нужно.

Её группа оказалась на месте первой. Они разделились меньше часа назад, и за этот час в доме, спиной к которому они стояли, жизнь Ровены оборвалась.

— Она там уже давно, — наконец сказала Изольда, качнув в сторону дома тёмно-русой макушкой. — Запах просто отвратительный.

— Я говорил с ней утром, — пробормотал Нокс. — Она была… Она была в порядке.

— Так и скажи своей королеве. Может, удастся её умаслить.

Нокс бы мог отреагировать, но не стал. Он знал, что Изольда, вампиры, бывшие с ней, и другие феи не виноваты. Все они были проверены его чарами, мощнейшими среди наследников.

Как странно. Чуть больше двух месяцев назад они праздновали становление Ровены наследницей, семнадцатой из них. А сегодня их вновь шестнадцать.

Ноксу хотелось сжаться в комок и зарыдать. Он не любил показывать слабость, но сдерживаться себя, когда менее чем в десяти метрах лежит его сестра по Сердцу, задранная, как скотина, напоминающая иссушённую оболочку…

Нокс считал, что привык к потерям, но их число росло, а его сердце не склеивалось обратно.

— Там пахнет Хибаем, — продолжила Изольда, сложив руки на груди и уставившись в пространство перед собой. Она не выглядела напуганной, но определённо была сбита с толку. Даже вампиры не каждый день сталкиваются со столь ужасающими картинами, хоть Данталион и посылает их в самое пекло.

То, что произошло в этом незнакомом доме, в сотни раз хуже столкновений с демонами — Нокс в этом не сомневался.

— И кем-то ещё, — немного подумав, добавила Изольда. — Что-то приторно-сладкое, как… гниющая плоть, подслащённая чем-то. Мерзкий запах.

Нокс прикрыл глаза. Он не желал подробностей, но он был здесь, отвечал за вверенных ему вампиров и фей, отвечал за Ровену, тело которой до сих пор не убрали — не раньше, чем королева увидит его своими глазами. Она должна была убедиться во всём лично, и потому Нокс стоял на улице вместе с Изольдой, ожидая прибытия своей королевы, заблаговременно отправив остальных прочёсывать местность.

С убитой горем королевой лучше не встречаться лишний раз. Нокс помнил, какой она была после Вторжения, как она скорбела по каждой фее, будь то наследник или обычный виночерпий. Она скорбела по его возлюбленной вместе с ним, и потому Нокс знал — с убитой горем королевой лучше не встречаться лишний раз

Но Изольда всегда была смелой и умной, очень умной. Её мысли развивались в направлении, которого Нокс никогда не мог угадать, и каждый раз поражали своей гениальностью и расчётливостью не только его, но и остальных вампиров и фей. Она не отличалась строгим бдением правил, как, в принципе, и любой другой вампир, не воплощала собой смиренность и спокойствие, но это и не нужно было: даже без вмешательства Нокса она добивалась своего и брала то, что нужно. Сейчас же она собиралась встретиться с королевой и одним своим присутствием доказать, что вампиры не причастны к убийству Ровены.

Смелый и отчаянный шаг. Нокс бы никогда не подумал, что кто-то способен решиться на такое.

— Я не понимаю, зачем демонам это, — произнёс Нокс, подняв голову к небу. Тучи были совсем низко, должно быть, вот-вот начнётся дождь. Может, хоть он немного приведёт его в чувство.

— Убийства? Ради крови, наверное, — предположила Изольда. — В правильных руках любая кровь станет оружием.

— В их убийствах нет логики. Господин Илир, тот мужчина, которого нашёл Диего…

— Джевел.

— Это ещё не доказано.

— Всегда есть место для теории.

Нокс хотел ответить, но его тело ощутило вспышку столь знакомой магии. Беро открыл портал в пяти метрах от них и сразу же отступил в сторону, низко склонив голову. Нокс бы последовал его примеру, выражая не только уважение, но и сожаление об утрате, однако взгляд его сапфировых глаз вцепился в лидера вампиров, на которого опиралась его королева. Даже в последние дни зимы королева выглядела так, будто собралась на прогулку в летнем саду: сегодня на ней было атласное платье с вырезом и объёмными рукавами, тёмно-синий цвет которого делал её аквамариновые глаза ещё ярче. Но Нокс видел то, чего никто бы не увидел: дрожь не от холода, а от страха и боли; призрачная кровь, забрызгавшая собой всё вокруг; следы от порванных нитей; мокрые дорожки на щеках.

Оттолкнув от себя Данталиона, тут же оскалившего зубы, Ариадна быстро направилась к ним. Каждый её шаг был преисполнен грозности, величия и ярости. Королева очень давно не была так зла: казалось, вздохни кто-нибудь громченужного, и она убьёт его на месте голыми руками.

Перебарывая дрожь во всём теле, Нокс выступил вперёд. Он не стремился защищать Изольду, ведь знал, что она справится и без него — у вампиров каждый второй столь сильный и самостоятельный. Ноксу куда важнее было показать королеве, что он рядом с ней.

Свою родную мать он не помнил. Нокс вырос на улицах одного из многочисленных фейских городов, где ради крохотного куска хлеба порой приходилось драться с животными. Но Нокс рано научился использовать чары — и развил их до того, что слухи о мальчишке десяти лет от роду дошли до правившей тогда королевы. Она нашла его, узнала, кто он и откуда (вернее сказать, попыталась), а после пригласила к себе. Ей нужны были способные феи, Ноксу была нужна крыша над головой. Он думал, что это ненадолго, и был готов сделать всё возможное, чтобы задержаться во дворце королевы подольше. Лишь бы не оказаться на улице вновь.

Она была сначала наставницей, а после и до сих пор, хоть и не любила этого признавать, матерью. Она была рядом, когда Нокс нуждался в ней, она была рядом, когда любой другой наследник нуждался в ней. Каждому она дарила внимание, любовь и знание. Каждый был частью её сердца из плоти и крови, и смерть каждого мучительно убивала её.

Нокс сделал ещё один шаг вперёд. Многие говорили, что он ведёт себя слишком вызывающе и позволяет себе вольности, за которые следует наказывать. Но Нокс, а не кто-либо другой, стал первым учеником королевы Ариадны и наследником Сердца. Он, должно быть, был единственным, кто знал всю правду о Рогире, Одане, Эйлау и всех, кто участвовал в битве за Сердце фей.

Может быть, Нокс и позволял себе лишнего, но он никогда не позволял своей королеве нести груз страданий в одиночестве.

Он обнял её, не обращая внимания на Данталиона и Изольду, зная, что Беро беззвучно шепчет молитвы и просит Мерулу проводить Ровену в лучшее место. Объятие длилось всего секунду, если не меньше, однако Нокс знал, что результат достигнут. Когда он отступил и поднял глаза на королеву, она вновь была собрана и ещё более величественна.

— Итак, — тихо, но властно произнесла она, скользнув вспыхнувшими глазами в сторону Изольды. — Ты первой нашла тело.

— Именно, — ответила та.

— И ты не знаешь, кто лишил мою милую стольких литров крови.

— Мы выслеживаем Хибая — полагаю, что он причастен.

— Хорошо. Тогда открой мне душу, чтобы я убедилась в этом.

Изольда нахмурилась.

— Как удобно обвинять вампиров в том, чего они не делали, но что похоже на результат их возможного вмешательства.

Нокс не представлял, что ему делать, но, к счастью, ему вмешиваться и не пришлось. Это сделал Данталион, выросший между Ариадной и Изольдой, как скала, и прошипевший в лицо королеве:

— Не смей даже думать о том, чтобы своей дрянной магией лезть в души моих вампиров. Если так хочешь покопаться в чужих секретах — пожалуйста, смотри в мою душу. Вампиров не трогай.

Нокс сглотнул. Изольда нахмурилась сильнее, переглянулась с ним и наверняка готовилась вступить в разговор, несколькими меткими словами показать, что не намерена подчиняться королеве, пусть даже та была лидером коалиции, однако Ариадна просто прошла мимо. К дому, внутри которого всё ещё лежал истерзанный труп Ровены.

Беро, наградив Данталиона предостерегающим взглядом, последовал за ней. Нокс стоял, боясь пошевелиться, не меньше вечности, но всё же сдвинулся с места. Даже яростный спор Данталиона и Изольды, каждый из которых пытался доказать другому свою правоту, тонул в каком-то фоновом шуме. Лишь секундами позже Нокс понял, что начался дождь.

И он был нужен своей королеве.

***

Соне было неуютно в доме Альтана. Дело было не в стиле, который Альтан назвал авангардным, ни в ярких, кричащих элементах, встречавшихся на каждом углу, или в том, что хозяин дома — демон, принявших их на целых два дня.

Почти сразу же, как они оказались в его доме, — всё ещё настороженные и с оружием наготове, — Альтан сказал им ничего не ломать, иначе они точно лишатся десерта, и занялся оказанием помощи Твайле и Николасу. Сальватор был крайне настойчив и едва не прятался, требуя, чтобы сначала помогли Твайле, и той пришлось согласиться. Соня понятия не имела, как это всё происходило: Альтан сказал, что в процессе будет участвовать очень много хаоса, и постоянно защищать их от его отрицательного воздействия ему будет сложно, так что лучше им пока смирно посидеть на мягком диванчике в гостинной. Напоминание повторилось спустя почти два часа, когда Альтан, ничуть не уставший, явился за Николасом. Кит пытался его остановить или хотя бы предостеречь, но Николас, только увидев Твайлу, стоящую на ногах, и убедившись, что она чувствует себя прекрасно, смело пошёл за Альтаном.

На этот раз избавление от чужого хаоса заняло два дня.

Альтан объяснил это смешением магии сакри, чужого хаоса внутри Николаса и того, что изначально имелся внутри его организма. Действительно взрывоопасная смесь, которая вполне могла убить сальватора, если бы тот продолжал применять магию сакри. Соня не понимала, почему Николас безоговорочно верил Альтану, и даже его связь с Рейной её не убеждала. Она понимала, что уж сакрификиум знает, кому можно доверится, но всё равно переживала и не находила себе места.

Соня не спала почти два дня и ничего не ела. Твайла устала убеждать их в том, что Альтан не предаст, не убьёт и не отравит, но в результате только Кит, пусть и с опаской, присоединялся к довольно странному ужину. Почти всё свободное время Альтан занимался оказанием помощи Николасу, но также заставлял его есть минимум четыре раза в день и всегда следил, чтобы остальные к нему присоединились. Только Соня и Алекс до сих пор держались настороже.

Их никто так и не нашёл. Ни другие искатели, ни маги, ни кто-либо другой, будто связь, которую установила метка, кто-то оборвал. Соня думала, что это невозможно, пока Николас за одним из ужинов не сказал, что по мере избавления от чужеродного хаоса его магия восстанавливается, и с её помощью Рейна скрывает их от всей коалиции. «Она даёт нам больше времени», — сказал Николас, едва не утыкаясь лицом в тарелку, а после вслед за Альтаном поплёлся в комнату, где тот занимался своими изуверствами.

Ну, может быть, и не ими. По прошествии двух дней Николас выглядел значительно лучше, только был очень сонным и уставшим. Твайла сказала, что это вполне нормальная реакция организма на довольно нестандартный процесс лечения, и что Николасу нужно лишь хорошо отдохнуть, чтобы окончательно прийти в себя. Вряд ли Альтан и впрямь мучил его, иначе Николас бы рискнул собой и перенёс их всех в более безопасное место.

Соня успела убедиться в этом. Николас готов поставить себя под удар, лишь бы защитить всех остальных. Но он доверился Альтану и, кажется, не прогадал. Вот только спросить об этом у Николаса прямо сейчас было невозможно — он спал, как убитый (но убитым точно не был, искатели проверили), пока остальные сидели в просторной столовой и делали вид, что ужинают.

Это было очень странным временем. Будто они и впрямь были гостями, а Альтан — радушным хозяином, который во всём им пытался угодить. Алекс, действующий так же осторожно, как и Соня, словно исключительно из вежливости предложил свою помощь в приготовлении ужина, и в результате всё это время следил за двумя демонами. Даже странно, что они не выгнали его — готовил Алекс плохо, а уж о том, что он просто наблюдает за ними, и идиот бы догадался. В это время Соня и Кит в сотый раз изучали дом Альтана, но ничего не находили. Всё было, как в самом обычном доме, даже накрытый к ужину стол и непринуждённая беседа Альтана и Твайлы.

Всё было так обычно и нормально, что казалось Соне диким и безумным.

Альтан не пытался их убить или отравить, сдать другим демонам или отвести в предположительно существующий жуткий подвал с инструментами для пыток. Альтан предлагал им какое-то тосканское вино из числа лучших, следил, чтобы каждый попробовал ньокки, которые, по его словам, сегодня получились особенно вкусными, и ни на секунду не отвлекался на проницательный взгляд Сони, направленный на него. Он не скрывал своих чёрно-красных глаз, но рогов почему-то не было видно, как бы Соня не всматривалась. Она думала, что они, возможно, сломаны, как у Твайлы, но должны же тогда торчать хотя бы кончики, да? Однако не могла же Соня просто попросить Альтана стоять смирно, пока она щупает его голову…

— Mer daran, — с улыбкой промурлыкал Альтан, посмотрев на неё, — пожалуйста, хватит пялиться на мои волосы. Уверен, у твоего парня они будут пошелковистее.

Соня оторопело моргнула. Твайла разразилась смехом и едва не расплескала вино — она единственная пила его, показывая, что всецело доверяет Альтану. Кит удивлённо переводил взгляд с неё на Альтана, продолжавшего широко улыбаться. Алекс, кажется, вообще чуть не подавился.

Соня была шокирована не меньше него, и даже не знала, чем именно, — тем, что Альтан всё же решил обратить внимание на неё, или упоминание какого-то несуществующего парня. Но, перебарывая оцепенения и стараясь выглядеть максимально уверенной, она сказала:

— Что значит «mer daran»? Очень похоже на сигридское «mel deren».

— Эти языки развивались одновременно, ничего удивительного, что в них так много схожих слов.

Соня очень надеялась, что это просто совпадение. Ей бы не хотелось, чтобы Альтан называл её «mer daran», что было очень похоже на сигридское «милая» или «любимая». Причём обращался он так только к ней или Твайле, предпочитая называть Кита, Алекса и Николаса «das darun».

— Это не ответ, — произнесла Соня, из последних сил удерживая раздражение внутри.

В последние дни она только и делала, что раздражалась из-за всего. Просто отвратительно.

— «Mer daran» означает «нашедшая место под солнцем», — улыбаясь, ответил Альтан. Он откинулся на спинку стула, такого же дикого, как и всё в его доме, и сложил руки за головой. — Раньше демоны называли так тех, кто отбился от стаи, помечали, как изгоев и предателей. Но мы уже много лет называем так тех, кто, несмотря на весь этот непрекращающийся кошмар, научились жить с людьми.

— Если бы ещё только люди научились этому, — пробормотала Твайла, зло покосившись на Кита.

Тот поднял нож и направил на неё, нахмурившись. В ответ Твайла подняла свой нож и направила на него.

— Только без дуэли тут, — неожиданно строго сказал Альтан. — Убивайте друг друга где угодно, но не за моим столом.

— Я понимаю, почему ты называешь так Твайлу, — продолжила Соня, стараясь не обращать внимания на напряжение, повисшее в воздухе, и отсутствие реакции со стороны демоницы. Это действительно казалось странным, как и то, что Соня всё чаще ловила себя на мысли, что не нервничает в её присутствии. — Но я-то тут каким боком? Остальных ты называешь das darun. Как это переводится?

— «Сбившийся с пути», — с готовностью ответил Альтан.

— Ничего не понимаю, — пробормотал Алекс, и это были его первые слова за весь ужин.

— Ещё поймёшь, — продолжая улыбаться и сиять, сказал ему Альтан. — Малыш Нико сказал, что Рейна для того и взяла вас с собой — чтобы дать время на поиск.

— Но я не…

— А вот что насчёт тебя… — проигнорировав уже начавшего говорить Алекса, демон перевёл взгляд на Соню и добавил: — Ты уверена, что хочешь знать?

Соня кивнула быстрее, чем подумала. Даже если это демон не пытался навредить им, он вполне мог обманывать их, и потому она обязана узнать как можно больше, чтобы решить, чему верить и что делать дальше.

— Тебе может не понравится, — для чего-то уточнил Альтан.

— Мне не нравится, что нас втянули в какую-то ерунду. Спасибо, уж с переводом незнакомых слов я как-нибудь справлюсь.

Должно быть, она сказала что-то не то, или была чересчур дерзкой, или, наоборот, недостаточно напористой… Соня не знала. Альтан вдруг улыбнулся ещё шире, — клыков, как у Твайлы, искательница до сих пор не разглядела, — и будничным тоном, будто они обсуждали погоду, сказал:

— Судя по тому, что я вижу и чувствую… Да, всё именно так, моя mer daran. Ты умерла ещё во младенчестве.

Глава 10. Пусть свет не видит моих чёрных и глубоких желаний

Сонал выглядела недовольной. Гилберт не знал, в чём крылась истинная причина: то ли завтрак недостаточно роскошный, то ли слуг не было, то ли Рокси Гривелли без умолку болтала о своём последнем поиске, в результате которого едва не погибла. К счастью, чтобы не вызвать гнев Гилберта, Сонал хватило ума притвориться, что она искренне испугалась за искательницу, но после принцесса вновь стала собой — капризной, требовательной и эгоцентричной. Точно такой, какой её описывал Фортинбрас.

Впрочем, сейчас Гилберта меньше всего волновало недовольство Сонал. Он не любил ставить ультиматумы, но с ней пришлось: либо она каждый раз завтракает, обедает и ужинает с ним, либо и дальше сидит взаперти и ни с кем не общается. С того самого дня, как Гилберт впервые поговорил с ней, Сонал начинала требовать больше: внимания, слуг, объяснений, подчинения. Больше всего, что только было во власти Гилберта. Когда он, должно быть, в сотый раз повторил, что хозяин — он, а не она, Сонал отказалась от еды. Когда Гилберту надоело терпеть это, Диона по его приказу едва не вытаскивала её из комнаты и тащила в столовую.

Особняк превращался в сумасшедший дом, и Гилберт никак не мог этому помешать. Он ещё справлялся с жалобами Эйса на Энцелада, — право слово, Гилберт сам в его возрасте постоянно жаловался на своих учителей и даже требовал, чтобы их сменили, — и был очень рад обществу Рокси, которая каким-то образом уговорила родителей отпустить её в особняк. Август практически безвылазно находился в зале Истины и занимался делами Ордена, Кристин, мать Рокси, взялась за выслеживание одной из недавно появившихся демониц — Нуаталь, если Гилберт правильно помнил. Себастьян был занят поиском, о котором не имел права говорить, а Алекс… Алекс был неизвестно где вместе с Николасом, Китом, Соней и демоницей, которую они защищали. Рокси осталась совсем без присмотра, и хотя в шестнадцать лет, как казалось Гилберту, всегда хотелось свободы, он был совсем не против принять у себя Рокси на несколько дней. К тому же, так она была поближе к Марселин и могла даже потренироваться с его рыцарями — пожалуй, именно это и убедило Августа окончательно.

Жаль, что любой аргумент для Сонал был пустым звуком. Принцесса была свято уверена, что, раз Гилберт принял её, должен всё своё внимание уделять только ей и никому больше. Он должен быть всегда рядом, объяснять ей устройство этого мира, помогать осваиваться и просто скрашивать времяпровождение своим присутствием. Гилберт этим и занимался, не имя возможности помочь коалиции по-настоящему, и ему было тошно от ситуации, в которой он оказался. Он не был обязан постоянно любезничать с Сонал и делать всё возможное, чтобы она была счастлива, но…

Люди. Коалиция нуждалась в людях. Демоны выползали из всех щелей. Эйс, оставленный частицей Силы, благодаря которой он был наследником Лерайе, вдруг обрёл магию. Ровену убили.

Голова Гилберта раскалывалась.

Сонал вдруг вскрикнула и подскочила на ноги. Гилберт вскинул голову, готовый к чему угодно, но увидел только чёрную трёххвостую кошку, запрыгнувшую на стол.

— Ваше Высочество, — стараясь удерживать на лице учтивую улыбку, сказал Гилберт, — не нужно так пугаться. Это всего лишь драу.

— Какая разница, драу или не драу? — возмущённо воскликнула Сонал, отряхивая рукав рубашки так старательно, будто он успел испачкаться. Видеть её в земной одежде было странно, непривычно и даже тревожно, но Гилберт ни за что не позволил бы ей ходить в лохмотьях, в которых она была, когда её нашли. — Что эта дрянь здесь делает?

— Она, вообще-то, всё слышит, — обиженно пробормотала Рокси, подзывая кошку к себе. — И она не дрянь! Её зовут Салем.

Сонал взмахнула рукой, будто надеялась заткнуть Рокси. Гилберт едва подавил усмешку: Рокси Гривелли невозможно заткнуть даже старшим искателям, она всегда будет отстаивать свою точку зрения и не отступится, пока не достигнет желаемого. Даже если она старалась быть вежливой с Сонал, Рокси не забывала, что у той власти и влияния куда меньше.

— Вы издеваетесь надо мной?! — возмутилась Сонал, повернувшись к Гилберту с таким разъярённым взглядом, будто собиралась убить его голыми руками.

Гилберт холодно улыбнулся в ответ.

— Скажите мне, чем вы недовольны, Ваше Высочество, и я сделаю всё возможное, чтобы исправить это. Однако, — быстро добавил он, когда Сонал уже хотела ответить, — вам следует принять во внимание тот факт, что я не намерен жертвовать удобствами моих дорогих гостей и крепкими дружественными отношениями, что установились между нами за эти годы, ради ваших минутных прихотей и капризов. Это Второй мир, Ваше Высочество, а не Лэндтирс, и я здесь король.

Хорошо, что Рокси решила не напомнить: он никакой не король. Его статус был мнимым, но необходимым, чтобы удержать под контролем не только тех людей, о которым некому позаботиться, но и самого Гилберта. Он даже не прошёл Матагар и не имел права называться королём великанов, но, будучи единственным выжившим после Вторжения великаном, подобные тонкости волновали только его. Даже Стефан не высказывал своих мыслей по этому поводу.

Возможно, если бы Стефан сейчас был рядом, он бы придумал, как сгладить все острые углы и успокоить принцессу. Он странствовал достаточно долго, чтобы понимать, какой подход нужно применять к разным людям.

Если бы Стефан сейчас был рядом.

Успехов у Марселин не было. Она продолжала искать способ развеять сомнус, но теперь ещё и уделяла внимание Эйсу — тот отказывался сообщать коалиции о том, что с ним произошло, до тех пор, пока не научится управлять открывшимся даром. Будучи последним магом, — до самого Эйса, разумеется, — Марселин взяла заботу о нём на себя. И, что вероятнее всего, этому так же поспособствовала Шерая, лишь бы переключить внимание Гарсии на что-нибудь другое.

Гилберт чувствовал себя отчасти виноватым, когда ловил себя на мысли, что Марселин изучает произошедшие с Эйсом изменения и учит его основам магии. Будь на то воля Гилберта, он бы пригласил для этого нескольких крайне опытных магов, но даже Джонатан не сумел убедить Эйса в том, что это необходимо. О появлении нового мага пока что знали только те, кто жил в этом особняке, и Эйс, в котором Гилберт прежде не замечал столько упрямства, не был намерен это исправлять.

Не то чтобы Гилберт имел право осуждать его. Со своей магией Эйс мог делать всё, что ему заблагорассудится, но сам факт появления этой магии был слишком волнующим и даже пугающим. Лишь Геирисандра могла даровать источник настоящей магии, но она почему-то молчала больше двухсот лет — с тех самых пор, как выбрала Марселин.

Почему богиня дала знать о себе сейчас и почему выбрала именно Эйса?

— Вы меня даже не слушаете!

Гилберт встрепенулся и уставился на Сонал — она подошла едва не вплотную и, кажется, действительно озвучивала свои претензии, которые он прослушал, погрузившись в свои мысли. С его стороны это было непростительным, но Гилберт до того устал, что вместо извинений улыбнулся, стараясь копировать немного издевательскую улыбку принца Джулиана, и ответил:

— Вы учли, что я не намерен бегать за вами, как собачка?

Сонал возмущённо топнула ногой.

— И вы ещё называете себя королём! — процедила она, расправив плечи и выпрямив спину, будто того, что она стоит, было недостаточно, чтобы возвышаться над до сих пор сидящем на своём месте Гилбертом.

— А вы со мной не согласитесь? Рокси, — обратился он к искательнице, мгновенно поджавшей губы и испуганно уставившейся на него, — разве я не король?

— Король, — едва не пропищала Рокси.

— Вот, Рокси со мной согласна. Почему же вы упрямитесь, Ваше Высочество? Вы же знаете, что я могу вам помочь, но лишь в том случае, если вы пойдёте мне навстречу.

Будто Гилберт действительно хотел решать её проблемы и во всём ей угождать. Но, к сожалению, за эти несколько минут количество людей в коалиции, способных противостоять демонам и участвовать в поисках не только сальваторов, но и убийц короля Джевела, господина Илира и Ровены, не прибавилось. Даже несмотря на то, что Орден всё чаще привлекал совсем юных искателей, — хотя Джонатан, разумеется, пытался оградить их от опасностей, с которыми им не справится, — людей было слишком мало.

Лэндтирсцы затерялись среди людей, но Гилберт знал, как их найти. Почти все маги это знали, но никому из них ещё не удалось убедить лэндтирсцев присоединиться к ним. Грубая сила и подчинение в этом случае загубили бы всех их старания на корню: коалиция была сурова, но не настолько, как кэргорская армия в период её расцвета.

Коалиция нуждалась в Сонал, но Сонал, похоже, не нуждалась в них, раз продолжала упрямиться и строить из себя страдалицу.

Даже сейчас она с вызовом смотрела на Гилберта и будто ждала, когда он уступит, признает её превосходство и откажется от своего. Возможно, в прошлом, ещё в Ребнезаре, он бы так и сделал. Будучи ребёнком, он восхищался не только её красотой, но и умом, который она демонстрировала, прибывая к их двору. Она никогда не задерживалась дольше, чем на пару недель — будучи главной наследницей лэндтирского трона, её внимание требовалось на родине. Однако она также была обручена со вторым принцем Ребнезара, и потому была обязана изредка появляться у них. Её визиты начались, должно быть, когда Гилберту было десять: впервые войдя в тронный зал, она сияла, будто была с ног до головы украшена золотом, и напоминала настоящую королеву, даже не принцессу, коей и являлась на тот момент.

Впервые оказавшись при дворце Ребнезара в качестве гостьи, Сонал очаровала едва не каждого. Она сумела найти подход даже к их не особо общительному дяде Киллиану, и Гилберт думал, что это хороший знак. Сам он никогда не слышал от Сонал ни одного дурного слова: она сама сказала ему, что всегда мечтала о младшем брате, и его, Гилберта, она так и воспринимает. «В конце концов, мы совсем скоро породнимся», — с улыбкой сказал она, когда Гилберт хотел обнять её, но не решился, посчитав, что эти действием оскорбит её. Он не знал её так долго, как Марию: та практически выросла при дворе и с четырнадцати лет была обещана Алебастру, тогда как Сонал было уже двадцать на момент заключения брачного договора между Ребнезаром и Лэндтирсом. Его старший брат, которому тогда было всего девятнадцать, говорил, что какая-то нужда толкнула Лэндтирс на принятие столь резкого решения, но тогда Гилберт не понял, что конкретно за нужда это была.

Сонал ему нравилась. Он считал, что его брату повезло: хоть ему и придётся оставить Ребнезар и в Лэндтирсе быть королём-консортом, чем полноправным королём, рядом с ним будет действительно мудрая королева. Вот только он сам этому почему-то не был рад.

Фортинбрас объяснил ему, что Сонал не идеальна. Она умеет притворяться милой и любезной, умеет очаровывать всех и каждого, но она также умеет кричать так, что дрожат стёкла в окнах, и бить слуг за то, что они посмели ей перечить. Фортинбрас сам остановил её, когда она швырнула подушку в одного из слуг, приставленных к ней в ребнезарском дворце.

Гилберт не понимал, как это возможно, и не поверил Фортинбрасу. Но потом он стал замечать детали, которых раньше совсем не понимал: взгляд Сонал, направленный на кого-либо, поджатые губы, движения рук, будто она отгоняла мелких сошек, едва видимый наклон головы, который был знаком её стражникам. Гвендолин, единственная принявшая Сонал достаточно холодно, повторно объяснила Гилберту, что Сонал лишь поддерживает образ любящей и заботливой принцессы. «Какое ей дело до нашей страны? — говорила Гвендолин, отвечая на сбивчивые вопросы Гилберта на тему того, что Сонал не может быть такой двуличной. — Она вернётся в Лэндтирс и будет править. Она королева, Гил, а Фортинбрас даже не будет иметь реальной власти. Ей достаточно поддерживать образ, и всё».

Гилберт думал, что его просто дурачат. Но потом, в день, когда двое сальваторов явились к их двору и сказали, что пришли за Третьим, он увидел, как Сонал сорвалась. Ещё даже не отойдя от тронного зала на достаточное расстояние, она кричала на лэндтирского советника, прибывшего вместе с ней, и требовала встречи с королём и королевой для подписания нового брачного договора — первый перестал действовать в тот самый момент, когда король Роланд с помощью короны великанов засвидетельствовал связь Фортинбраса с Арне.

Гилберт испугался. Ему было одиннадцать, и его вполне могли поставить перед фактом быть обручённым с Сонал. Разница в возрасте её даже не волновала — Гилберт понял это давно, когда до Ребнезара всё чаще доползали слухи об истериках принцессы и её переменчивом настроении.

Возможно, в прошлом Гилберт бы и признал её превосходство. Либо из-за того, что был ослеплён её совершенством, либо из-за страха, который появился позже. Но Вторжение научило его не отступать даже в самых сложных и, казалось бы, безвыходных ситуациях.

— Ваше Высочество, — старательно удерживая улыбку на лице, сказал Гилберт, — нам незачем спорить. Как насчёт прогуляться по моему саду? Уверен, вам…

— Свет Арраны не гаснет, — практически выплюнула Сонал, перебив его, и, развернувшись, стремительно вышла.

Уннер, которой Гилберт сказал всё время быть рядом с принцессой, появилась будто из пустоты и тут же последовала за ней. Уннер с рождения имела тёмно-серую кожу и чёрные волосы, на фоне чего её серебристые глаза казались совсем светлыми и частенько пугали других фей — так Гилберт слышал от королевы Ариадны. Сама Уннер о том, чем занималась до Вторжения, не распространялась, но благодаря Сердцу фей Гилберт знал, что на неё можно положиться. Он был немало удивлён, когда она предложила свою службу ему, а не Ариадне, но с её совета согласился заключить сделку, и с тех пор прошло больше двадцати лет. Уннер всегда умела исчезать так, что её никто не мог найти, и при этом находится на виду у всех. Она будто становилось невидимой, что, Гилберт знал, было невозможным — и что сильно бесило Сонал. Ей не нравилась фея, следующая за ней по пятам и молча исполняющая всё её приказы, но способная рыкнуть, если на неё будут повышать голос, и незаметно подкрадываться.

Гилберт бы порадовался тому, как Сонал дёрнулась всем телом, стоило Уннер сказать, что она может принести чай в комнату, если принцесса того желает, если бы не слова, до сих пор гремящие в ушах.

«Свет Арраны не гаснет» — не только девиз рода Арраны, стоявшего во главе Лэндтирса, но и напоминание каждому сигридцу: люди из рода Арраны всегда знают правду. Это дар, священный и несгибаемый, благодаря которому суд Лэндтирса всегда считался одним из самых справедливых во всём Сигриде.

Гилберт считал, что Свет Арраны был утрачен во Вторжении, но теперь он не был в этом уверен. Он никогда не слышал, чтобы Сонал демонстрировала наличие столь уникального дара или использовала его, но, возможно, он был просто слепым и глупым, раз не замечал очевидного — он ведь даже не сразу понял, что при дворе Ребнезара Сонал притворялась.

Возможно, она притворялась и сейчас.

Или же Свет Арраны действительно в её крови и, следовательно, Сонал всегда узнает правду, какой бы жестокой она ни была.

Гилберт сжал край стола, но в последнюю секунду одумался и ослабил хватку. Он и так сломал лестницу, и за это особняк, который должен был всегда выводить его к нужному месту, пару раз запутывал его. Особняк, разумеется, не имел разума, но магия была связана с Гилбертом и Шераей — вполне вероятно, что Гилберт сам себя путал, лишь бы не признавать того, о чём говорила Сонал.

Она вполне могла лгать, но что, если в тот раз она была максимально честна? Что, если она говорила правду о Третьем сальваторе?

— Гилберт, — тихо позвала Рокси.

Он почти забыл о её присутствии, но, к счастью, сумел подавить дрожь от испуга и даже посмотреть на неё. Рокси молча указала на его тарелку, откуда Салем пыталась утащить кусочки десерта.

— Прекрасно, — вздохнул Гилберт, проводя ладонью по лицу. — Что ещё она ест?

— Всё, кажется. Один раз попыталась съесть руку Алекса.

— Объясни ей, чтобы она ничего в моём доме не портила. Я скажу Одоваку, что теперь у нас живёт всеядная кошка, но если она хотя бы царапину оставит — я буду очень зол.

— Салем хорошая, — пробормотала Рокси, протянув к кошке руки и отодвинув её от чужой тарелки.

Рокси сидела справа от Гилберта, на месте, которое обычно занимала Шерая, и даже это не нравилось Сонал.

— Она же… Её Высочество же не потребует выгнать Салем? — спросила Рокси опасливо косясь на двери, будто Сонал могла услышать их разговор, вернуться и собственноручно вышвырнуть драу из особняка.

— Я ей запрещаю. Если Сонал будет хоть что-то говорить про неё, сразу же обращайся ко мне.

Возможно ли, что Сонал не просто так назвала драу «дрянью»? Что, если это тоже была правда, которую ей открыл Свет Арраны…

Гилберт ущипнул себя за переносицу. Магия особняка не пропустила бы враждебно настроенных — с момента прошлого нападения Шерая значительно улучшила защиту и убедила его, что никто больше не попытается прорваться через барьеры. Если бы драу Рокси был враждебно настроен по отношению хоть к кому-нибудь, он бы просто не сумел попасть сюда даже с учётом магии, позволяющей беспрепятственно проходить ему через любые поверхности.

— Не думай о ней, — пробормотал Гилберт, посмотрев на Рокси. — Я с ней разберусь, вот увидишь. Просто наслаждайся отдыхом и не забывай пить целебные отвары.

— Они мне больше не нужны! — горячо возразила Рокси, прижав Салем к груди. — Я полностью выздоровела!

— Либо пьёшь отвары, либо возвращаешься домой.

— Ладно, — быстро сдувшись, согласилась Рокси. — Не хочу домой, там сейчас очень пусто…

Гилберт едва не выпалил извинение за лишнее напоминание о том, что её родители и один из старших братьев заняты важными поисками, а другой пропадает неизвестно где. Он бы мог, наверное, всё же извиниться, но знал, что Рокси не настолько ранимая, чтобы нуждаться в этом. Тем более что у Гилберта был другой вариант, который он откладывал из-за присутствия Сонал.

— Лука, — сказал он, прекрасно зная, что эльф, в какой бы части особняка ни находился, обязательно услышит его — так работала их клятва, — принеси, пожалуйста, то, что я просил подготовить.

Рокси настороженно оглядела столовую.

— Луки ведь здесь нет, — уточнила она.

— Он и так прекрасно слышит меня благодаря связи с особняком.

— А-а…

Рокси наверняка всё это знала — она любила гостить у него с самого детства и постоянно расспрашивала об устройстве особняка, магии, кроющейся в нём, и причинах, вынудивших Гилберта искать решение возникшей проблемы именно с её помощью. Но Рокси всегда, сколько Гилберт её помнил, умела правильно чувствовать настроения других людей и подстраиваться под них — довольно ценное качество для искателя, вынужденного общаться с сотнями незнакомых и малоприятных людей.

— А есть какие-нибудь новости от…

Лука едва не влетел в столовую, и Рокси замолчала, раздражённо уставившись на эльфа. Но, увидев в его руках оружейный чехол, тут же выпрямилась и даже вытянула шею, желая рассмотреть его поближе.

— Я только что видел принцессу, — пробормотал Лука, останавливаясь рядом с пустым местом, где ещё минуты назад сидела Сонал. — Чуть не умер от её взгляда.

— Как и все мы, — согласилась Рокси.

Гилберт протянул руку, удерживая едкий комментарий о взгляде Сонал при себе. Лука послушно вложил ему в ладонь оружейный чехол и направился к другим дверям, ведущим на кухню.

— Слышал, ты убила демона, терроризировавшего «Холлоубридж», — начал Гилберт, внимательно рассматривая инкрустированную камнями рукоятку кинжала — единственную деталь, не скрытую чехлом.

— Убила, — немного помедлив, подтвердила Рокси.

— И, несмотря на своё состояние, была готова сражаться дальше.

Рокси кивнула, крепче прижав к себе Салем. Кошка во все глаза смотрела на оружие в руках Гилберта, вытянув вперёд пушистые лапы.

— Я очень уважаю самоотверженных искателей, но ещё больше я уважаю тех, кто знает, когда нужно дождаться подкрепления и не лезть на рожон.

— И ты меня будешь отчитывать? — разочарованно выдала Рокси, опустив плечи. — Я и так только это и слышу, хотя я убила того демона! Я спасла «Холлоубридж»!

— Я знаю, и поэтому дарю тебе кинжал из ребнезарской сокровищницы.

Рокси вытаращилась на него и так сильно сжала кошку, что та протестующе вякнула и забила сразу тремя хвостами. Рокси отпустила её, всё ещё смотря на Гилберта, кошка опять запрыгнула на стол и уверенно направилась к его тарелке, но он потерял всякий аппетит в ту самую минуту, когда Сонал жаловалась ему на весь мир.

— Уннер отыскала его лет пятнадцать назад, — продолжил Гилберт, крутя кинжал в руке, — и я сразу же понял, что он из нашей сокровищницы. Это хорошее оружие с чарами, которые могут оповестить о присутствии или приближении демона. Видишь? — Гилберт повернул кинжал рукояткой к Рокси и постучал по небольшому бело-голубому круглому камню. — Это лунный камень. Он станет темнее и холоднее, если рядом будут демоны.

Рокси открыла рот, но так ничего и не сказала. Тогда Гилберт снял кожаный чехол и продемонстрировал ей кинжал полностью: с ещё одним чехлом, на этот раз из серебристого металла с плотной кожей внутри, ребнезарскими письменами, выгравированными со всех сторон, и крохотными сверкающими камнями, не украшавшими разве что само лезвие.

— Я всё равно не использую оружие, — добавил Гилберт, протягивая кинжал Рокси. — Так что бери и пользуйся, я совсем не против.

Против была лишь та часть, что отчаянно сопротивлялась любым попыткам расстаться с крупицами прошлой жизни. Но Гилберт знал, что поступает правильно: он действительно не пользовался оружием, хоть и мог в случае чего взять в руки меч. К тому же, этот кинжал был слишком хорош, чтобы и дальше без дела лежать в его коллекции, радующей глаз и ублажающей душу.

Или же он, не способный помочь как следует, просто пытался сделать хоть что-то полезное, правильное или доброе.

С его стороны это было крайне эгоистичным поступком, совершённым исключительно для того, чтобы немного успокоить свою совесть.

Гилберту было тошно от самого себя, но он старался, выдавливая улыбку, ради Рокси, искренне радующейся новому оружию.

***

— О, Хайбарус…

— Ты совсем отбился от рук, щенок.

Иснан поджал губы, запрещая себе отвечать колкостью. Маракса ему всё равно не переспорить хотя бы потому, что он был на сотни лет старше и наверняка знал куда больше исключительно словесных издевательств. И Иснану совсем не хотелось, чтобы тот, поддавшись настроению, оставил ему пару новых царапин на шее или лице. Он и так получил сполна после встречи с Твайлой: Мараксу, видите ли, не понравилось, что он должен был разыгрывать спектакль перед этой сукой.

Но госпожа Ситри приказала — и он был обязан подчиниться. Должно быть, то же самое было и сейчас, иначе Иснан не понимал, зачем Мараксу торчать в просторной комнате госпожи.

Если сейчас он скажет, что сам приполз, лишь бы ублажить её, Иснана стошнит.

— Ты забыл, что не имеешь право сюда входить? — со смешком спросил Маракс, расправляя крылья.

Пустого пространства в комнате было достаточно, чтобы он не боялся задеть крыльями и сломать хоть что-то, но Иснан всё равно мысленно пожелал ему забиться в угол и переломать себе все крылья. Судя по старым шрама на теле Маракса, которое он только-только поднял с кровати, ему не были страшны новые травмы, но Иснан должен был попытаться.

На самом деле он всегда мог использовать силу, схожую с той, что продырявила Мараксу его драгоценные крылья, но Иснан не настолько глуп, чтобы пытаться убить старшего демона сейчас. Даже если он очень бесил тем, что надел только брюки и решил на этом остановиться.

— Госпожа сказала, что здесь есть образцы крови, которые мне нужны, — наконец произнёс Иснан, держа руки за спиной.

— Ставишь эксперименты? — с притворным интересом спросил Маракс. — Похвально. На этот раз сам будешь притворяться слабаком? Или нужно найти тебе кого-нибудь для этого?

«Хайбарус, запихни ему в глотку что-нибудь, чтобы он заткнулся».

— Я проверяю границы этой магии.

— Ты только этим и занимаешься последние двести лет.

— Из нас никто прежде не владел подобным, так что неудивительно, что на освоение требуется много времени.

Иснан не мог навредить Мараксу из-за приказа госпожи Ситри, но мог напомнить, что был избран он, а не кто-то другой. Даже несмотря на то, что Маракс был призван в этот мир лишь несколько месяцев назад, но успел проявить силу и острый ум, обзаведясь достаточным влиянием среди всех демонов, именно Иснан представлял большую ценность.

Маракс, как и всегда, не отреагировал на его слова так, как того бы хотел Иснан. Сколько бы перевёртыш ни пытался, Маракс всегда был на шаг впереди и умел себя контролировать в столь обыденных ситуациях. С тех пор, как он был призван в этот мир, он лишь дважды показал себя в гневе: когда Первая пропала прямо у него из-под носа и когда госпожа Ситри приказала помочь Иснану в сборе крови. Но если в первом случае пострадали мелкие ноктисы, неудачно попавшиеся под руку, — Маракс всё равно воссоздал их из хаоса заново, сказав, что ему жаль терять таких прекрасных псов, — во втором случае досталось Иснану. На его шее до сих пор остались следы от острых когтей.

— Разве есть в этой магии что-то, чего мы не знаем? — спросил Маракс, сложив руки на груди.

— Госпожа тебе совсем ничего не говорит? — постаравшись изобразить искреннее удивление, уточнил Иснан. — Странно. Наверное, ты только и можешь, что греть её постель, раз она молчит.

Маракс рассмеялся, его крылья встрепенулись, словно он готовился взлететь. Иснан помнил, что с этим делом отныне проблемы: магия Николаса, Четвёртого сальватора, оказалась до того сильной, что Маракс до сих пор восстанавливал мышцы, жилы и хрящи, пострадавшие во время столкновения. Он летал, разумеется, но порой крылья подводили его. Бронзовый след на лице, оставленный великанским отродьем, давно исчез, а крылья до сих пор нуждались в исцелении.

Иснан внутренне ликовал, зная, что дело в магии сакри.

— Если бы ты был достаточно умён, ты бы понял, что внимание нашей госпожи — это дар, который идёт от самого Хайбаруса.

— Быть её подстилкой, как ты? Нет, спасибо, лучше повожусь с чужой кровью.

Иснан знал, что будет после этого, и потому, когда хаос оплёл его шею и крепко сжал, даже не дрогнул. Маракс стоял с протянутой к нему рукой и улыбался так широко, что были видны клыки.

Он бы никогда не смог по-настоящему издеваться над ним и мучить так, как мучил всех людей и неугодных демонов, попадавших к нему. Иснан был слишком важен, чтобы подвергать его опасности, однако Маракс находил способы удовлетворять свою жажду насилия и контроля над всеми. Пока госпожа Ситри занималась призывами демонов или собирала информацию способами, известными ей одной, Маракс должен был следить за Иснаном и контролировать, чтобы тот не совершал глупостей. Мараксу приходилось вместе с ним собирать кровь, столь необходимую для правильного использования магии, и вместе с тем выслеживать Николаса Хейла. Учитывая связь между ними, Иснан практически всегда привлекался к этому делу, но успехи были скромными.

Ренольд, должно быть, просто издевался над ним, раз отказывался помогать.

— Изучаешь кровь, да? — для чего-то повторил Маракс, задумчиво постучав когтем по подбородку. — Из чего состоит твоя коллекция?

Иснан попытался поднять руку, чтобы сбросить хаос, но не мог пошевелиться. Маракс, говорят, даже до призыва в этот мир, даже до Вторжения был слишком сильным, едва не таким же сильным, как госпожа Ситри. Тем более относительно недавно он перенял хаос, которым управляла госпожа Минерва — Иснан не представлял, в чём разница, но догадывался, что с этим хаосом Маракс стал значительно опаснее.

Но вряд ли опаснее сальватора.

— Из чего состоит твоя коллекция? — ледяным тоном повторил Маракс. — Давай, я жду.

Хватка на шее немного ослабла. Помня, что Маракса лучше не злить, особенно когда госпожа Ситри занята призывом, — за это время он успеет не только сломать его, но и вновь создать из хаоса, Иснан тихо ответил:

— Тот искатель, которого мы встретили недавно, mer daran, несколько рыцарей, искателей и вампиров. Есть ещё кровь короля эльфов.

— А что насчёт тех, с одинаковыми лицами? — медленно произнёс Маракс, с каждой секундой ослабляя хватку на шее Иснана. — Где это было, не напомнишь?

— Канберра.

— Да, точно. Их кровь ты собрал? Я пожертвовал четвертью легиона Сизера, и он до возвращения к Хайбарусу будет напоминать мне об этом.

— Только девушки. Твои ноктисы были слишком медленными и тупыми, вот и не смогли отвлечь их по-нормальному. Даже у девушки я забрал слишком мало. Не представляю, как мне с этим ра…

Иснан захрипел: на шею вновь давило так сильно, будто Маракс уже готовился сломать его не менее двух раз. Руки не слушались, всё тело оцепенело — ещё чуть-чуть, и Иснан не столько задохнётся из-за недостатка воздуха, сколько отравится чужим хаосом, и тот заберётся ему под кожу, в мышцы и вены, где будет процветать до тех пор, пока Маракс не прикажет ему убить Иснана.

Этот крылатый ублюдок слишком сильно любил мучить других, и тех, кто мог противостоять ему, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Госпожа Ситри уважала Зепара, нахального и чересчур надоедливого демона, который по её приказу без остановки искал способы призвать остальных братьев и сестёр в этот мир, и потому его Маракс почти не трогал. После проникновения в особняк малыша-великана Сизер получил привилегии, на которые ранее не мог даже рассчитывать, и госпожа Ситри до сих пор была к нему благосклонна — возможно, это было лишь из-за того, что тот великанский ублюдок всё ещё не проснулся. Ищейки Зепара, возглавляемые Хибаем, были везде, и благодаря ним демоны всегда знали, что, где и с кем происходит.

Они только не знали, где прячется Четвёртый. В этом Маракс, конечно же, винил Иснана. Он хоть и был ценен из-за связи с Ренольдом, в сравнении с остальными тёмными созданиями был ещё совсем зелёным.

— Старайся лучше, щенок, — произнёс Маракс, наконец отпустив его. — И не забудь кровь, ради которой притащился.

Иснан не представлял, что удержало его от ответа или попытки воздействовать наМаракса собственным хаосом. Вкупе с магией сакри у него, возможно, и были бы шансы, но только при наличии крови — таковы были условия Ренольда, которые приходилось соблюдать даже Аннабель.

Иногда Иснану казалось, что в зеркале вместо своего лица он видел лицо этой глупой феи.

Он нашёл склянки с кровью в нижнем ящике стола, ничуть не удивлённый их расположению. Дом, где они скрывались, находился в центре какого-то крупного города и целиком и полностью напоминал человеческое жилище. Изредка госпожа даже готовила что-то на кухне и заставляла их есть, но чаще всего они лакомились чужой кровью и плотью. Иснан до сих пор помнил кровь феи, погибшей не так давно: госпожа Ситри позволила ему попробовать лишь три капли, но их хватило, чтобы он ощутил разницу в силе чар у убитой феи и Аннабель.

Иснан был уверен, что Маракс, за весь их разговор так и простоявший в одних брюках, провожал его хищным взглядом. Не будь Ренольда, Маракс бы растерзал его на мелкие части, а после выбросил их ноктисам на съедение. Маракс никогда не называл причин своей неприязни к нему, но Зепар шутя говорил, мол, Иснан слишком плохой воспитанник, а из Маракса никудышный старший брат и уж тем более отец.

«Вновь провоцируешь его».

Иснан остановился возле окна в длинном коридоре. Окно выходило на оживлённую улицу, по которой тащились машины, застрявшие в пробке, и бежали люди, напоминающие букашек, но смотрел Иснан не них, а на Ренольда, появившегося вместо отражения. Тёмные волосы аккуратно зачёсаны назад, взгляд фиолетовых глаз рассеян, сиреневая кожа тусклее, чем Иснан помнил — казалось, будто с каждым разом, когда Ренольд решал всё же обратить на него внимание, он увядал. Неизменным оставалась только странная одежда с вырезом едва не до середины живота и сверкающая, как ночное небо. И, конечно же, чёрная полоса на шее вместо настоящего ошейника.

Иснан не знал, почему эта полоса не исчезает, и Ренольд не давал конкретного ответа. Он также не говорил, почему, появляясь во плоти, никогда не размыкал губ и всегда общался только мысленно.

На все вопросы демона у него был лишь один ответ: «Думай. Все ответы давно перед тобой».

— Он заслужил, — тихо ответил Иснан, продолжив идти по коридору.

Отражение Ренольда двигалось вместе с ним и всего несколько секунд спустя стало появляться на любой отражающей поверхности.

«Тебе не кажется, что когда-нибудь он просто убьёт тебя?»

— Пока ты со мной, не убьёт, верно? — показав клыки, уточнил Иснан.

«Ты в этом уверен?»

Ренольд тоже улыбнулся, но совсем печально. Он всегда выглядел до того меланхолично, что Иснану было тошно смотреть на него.

«Вновь эксперименты с кровью?»

— Я на пороге прорыва.

«Ты на пороге катастрофы».

Иснан слышал это чаще, чем «щенок» от Маракса или шутки от Зепара о том, что он у них не только перевёртыш, но и подкидыш. Ренольд постоянно говорил, что Иснан на пороге катастрофы, с того самого дня, как демоны убили Аннабель и подчинили его себе. Бесполезно было просить Хайбаруса избавить Иснана от этих речей — если бы Ренольд хоть раз обошёлся без них, демон бы подумал, что его сакри подменили.

«Сколько ещё ты будешь отрицать свою память?»

Иснан ногой толкнул дверь в комнату, выделенную ему под эксперименты с кровью. Пока что он ограничивался малым: изучал саму кровь, тратя не больше капли из каждого сосуда, добытого огромной ценой, и учился использовать её вместе с собственным хаосом. Иногда госпожа Ситри позволяла использовать ноктисов, которых после Маракс создавал заново. Должно быть, это ещё одна причина его неприязни.

Но Иснану было мало. Одно дело — экспериментировать с кровью ноктисов, и так состоящих из хаоса, и совершенно другое — с иными существами, кровь которая отличается от крови тёмных созданий. Кровь всех смертных, убитых до этого дня, госпожа Ситри использовала для оказания помощи одному из высших тёмных созданий, поймавшего в ловушку их врага — это всё, что Иснан знал. Ренольд наверняка понял больше, но не говорил ему, наказывая за всё и ни за что одновременно.

— Может быть, не будешь ворчать, а поможешь? — пробормотал Иснан, аккуратно расставляя сосуды с кровью на заваленном всяким хламом столе. Где-то были пятна засохшей крови, где-то — клыки и когти ноктисов, почти превратившиеся в труху. Где-то даже были листы из числа старых записей Махатса, которые сумел украсть Хибай из дома одной из жертв. Иснан с позволения госпожи взял их, думая, что там сможет найти подсказку к своим экспериментам, но информация оказалась бесполезной.

«Хочешь, чтобы я помог? — переспросил Ренольд, отражение которого застыло на поверхности одного из окон. — Что ж, есть шанс, что я помогу. Но для начала ты поможешь мне».

— О чём…

Иснан едва не закричал, когда Ренольд силой выхватил у него контроль над телом. Обычно он не был таким смелым и решительным, сакри предпочитал молча наблюдать и лишь надоедать своими советами да упрёками. Иснан был готов поклясться собственными рогами, что для этого фокуса Ренольд копил силы очень долго.

— Что ж, — произнёс Ренольд уже его губами и его голосом, заперев Иснана внутри, — нужно встретится кое с кем. Не окажешь милость?

Иснан хотел зарычать, но не смог выдавить ни звука. Рука против его воли поднялась и раскрыла портал — прямо посередине комнаты. Ренольд, выдавив смешок, шагнул через границу, разделяющую два пространства, и тут же закрыл портал.

«Сукин сын! — вопил Иснан, бросая весь свой хаос на сакри. — Куда ты меня притащил?!»

— Не шуми, — проворчал Ренольд, оглядываясь.

Иснан улавливал дома всех цветов, редкую зелень да клочки светлого неба, но Ренольд не позволил ему изучить местность по-настоящему. Всего через секунду он вновь открыл портал и переместился в другое место. Затем в следующее, будто искал что-то.

И после — опять открыл портал.

***

Николас почувствовал угрозу до того, как она подкралась к нему со спины.

Они с Рейной договорились, что она будет спрашивать, согласен ли он отдать своё тело ей, но в этот раз у них не было даже секунды. Николас отскочил в сторону раньше, чем хаос подкравшегося к нему демона атаковал, и Рейна сразу же заняла его место. Мгновением спустя Николас уже оказался где-то глубоко внутри и, как бы ни старался, не мог пошевелить собственным телом, только наблюдать за происходящем глазами, горящими магией.

Он ждал, что Рейна уничтожит демона, но она молча изучала его так же, как и он её. Николас весь сжался, даже в нынешнем состоянии чувствуя пронзительный взгляд демона, заставшего в нескольких метрах впереди.

Николас продолжал искать зацепки, ведущие к кристаллу Масрура, и проверял людей из списка, который ему передала Эрика. Пока что никаких результатов не было, из-за чего у Николаса складывалось впечатление, что кристалл Масрура — это просто массовая галлюцинация у сигридцев. Что даже сам Масрур был результатом массовой галлюцинации. Николас едва на стенку не лез от страха провала, но упорно продолжал искать — то ли из-за того, что был твёрдо уверен, что нахождение кристалла поможет Твайле, то ли из-за того, что пытался не создавать неудобств Альтану и Соне, ходившей, как на иголках.

Твайла сказала ему, что Соня узнала нечто очень важное, но так и не уточнила, что именно: якобы сама Соня не хотела об этом говорить. Николасу, разумеется, было любопытно, но с расспросами он не лез, уважая право Сони хранить секреты. Альтан порывался рассказать, но Николас постоянно либо сбегал, либо затыкал уши и стоял так до тех пор, пока Альтан не успокаивался.

На самом деле Альтан оказался очень даже хорошим человеком. Или демоном. В общем, личностью. Он был в меру строгим, но при этом обладал потрясающим чувством юмора и ничуть не переживал из-за того, что искатели ни на секунду не расставались со своим оружием. Альтан приманивал местных драу и поручал им оказать Николасу помощь, и хотя особых результатов это не приносило, сальватор был благодарен им за старание. Периодически и Твайла составляла ему компанию, но Николас опасался, что Маракс вновь выследит её, и потому каждый раз практически сражался за право пойти одному.

Пока что единственной зацепкой оставался аукцион некоего Андреаса, который должен был пройти двадцать пятого апреля. Сегодня было десятое марта — у Альтана они прятались уже две недели, и за всё это время ни один демон не смог найти их.

Ни один, кроме Иснана.

Николас хорошо запомнил его, но всё равно разглядывал с тем вниманием, которое мог проявить с не подконтрольным ему телом. Непонятная одежда, отдаленно напоминающая простой строгий костюм, чёрные растрёпанные волосы и рога с потемневшими кончиками. Они не были слишком длинными, означающими его верховную власть над остальными демонами, но то, что Николас почувствовал, было гораздо опаснее хаоса.

Он не хотел в это верить. Ни в странный взгляд, необычный, даже новый для Иснана, ни в ощущение родственности, постепенно заполняющее его. Он не хотел, чтобы Рейна стояла на месте, будто скованная чем-то, и ждала, пока Иснан скажет хоть слово.

Точнее, не Иснан, а Ренольд — лишь благодаря Рейне Николас понял, что именно он сейчас управляет телом демона.

Николас хотел забиться в угол и громко кричать, лишь бы заглушить страх. Он предполагал, что именно Иснан стал Вторым сальватором, и даже верил в это, но не думал, что будет, если это окажется правдой. Для одного Николаса это слишком шокирующие новости, способные сбить его с ног и без учёта того, что Рейна контролировала его тело.

Он не хотел верить в то, что почувствовал, но связь между сальваторами никогда не лгала. Раньше Николас не понимал, почему он никак не мог отыскать ещё одного сальватора, но теперь всё встало на свои места — Ренольд нашёл способ заглушить эту связь, чтобы оградить их друг от друга. Николас не знал, кого на самом деле защищал Ренольд, его или своего сальватора, но чувствовал, что даже малейшая попытка получить ответ может разбить ему сердце.

Он так долго ждал встречи с другим сальватором. Мечтал, что увидит Первую и когда-нибудь встретит избранника Арне, что узнает их поближе и почувствует родственность магии, лежащую в основе их связи.

Он мечтал, что наконец перестанет быть один, но теперь…

Второй сальватор — Иснан, демон, убивший искателя Рика, утянувший Пайпер в карман между мирами, напавший на Соню у озера, где Николас едва успел помочь им. Тот самый демон, который в день исчезновения Пайпер привёл огромный легион, а совсем недавно для чего-то собрал кровь Кита.

Николас научил себя думать, что не все демоны абсолютное зло, но Иснан сильно отличался от Твайлы или Альтана. Почему Ренольд выбрал его?..

«Я не знаю, Нико, — тихо ответил Рейна, вторгаясь в его мысли. На мгновение он почувствовал, как его окутало знакомое тепло, будто Рейна во плоти была рядом и пыталась окружить его, чтобы защитить от любой опасности. — Но Ренольд никогда не был глупцом, помни об этом».

Да, именно это Николас помнил очень хорошо: Рейна часто жаловалась, что при их жизни Ренольд был тем ещё занудой и умником, но не забывала уточнять, что он обладал самым острым умом из всех магов дома Орланд.

Интересно, если Ренольд был умнейшим, а Арне — сильнейшим, то какой была Рейна? Самой агрессивной и смелой?

Эти мысли были глупыми и несвоевременными, но благодаря ним Николас на несколько секунд поверил, что всё не так страшно.

Однако всё было очень страшно.

Ренольд, всё ещё контролировавший тело Иснана, молча смотрел на них чёрно-красными глазами демона. Николас ждал подвоха, нападения не меньше дюжины тёмных созданий, если не целого легиона, но вокруг было тихо. Они стояли на крыше административного здания где-то в Финиксе, за тысячи километров от Касереса, там, куда ошибочно привели следы — и молча смотрели друг на друга.

Должен ли Николас попросить Рейну уступить ему тело и попытаться предотвратить конфликт, который вполне мог начаться в ближайшие минуты? Или ему следует сообщить Альтану и Твайле, что у него проблемы? Или же ему придётся обращаться за помощью в коалицию? Всё это время они с Рейной успешно скрывали своё присутствие, — Николас предполагал, что Ренольд использовал схожий метод, желая скрыть Иснана от мира или мир от Иснана, — но вдруг сейчас придётся рискнуть?

— Ты далеко забралась, Рейна, — наконец произнёс Ренольд не своим голосом. — Не думал, что встречу тебя… вот так. Я скучал.

— Оставь сантименты при себе, я не настроена любезничать, — с улыбкой ответила Рейна. Будучи законным владельцам тела, Николас почувствовал, как Рейна выдавливала ненастоящую улыбку. — Лучше скажи мне, для чего ты здесь.

— Они скоро найдут вас, я знаю это и чувствую. Пожалуйста, спрячьтесь.

— Так ты пришёл только для того, чтобы предупредить об опасности, о которой мы уже давно знаем? Где тот Ренольд, которого я помню?

— Я…

Николас с удивлением заметил, как сакри запнулся. Он провёл рукой по волосам Иснана и поморщился, задев его рога, что показалось Хейлу странным: неужели Ренольд так редко контролирует тело своего сальватора?..

— Скажи мне, — совсем тихо произнёс Ренольд, едва не прошептал, жалостливо посмотрев на них исподлобья, — ты почувствовала это?

Николас практически встрепенулся: Ренольд говорил о том необычном ощущении, о котором Рейна рассказала ему две недели назад на португальской парковке. Николас едва сдерживался, чтобы не разболтать об этом каждому встречному, но, к счастью, пока у них с Рейной не дошло до того, что ей пришлось останавливать его силой.

— Да, почувствовала.

— И ты веришь в это? — торопливо спросил Ренольд.

— Я знаю, что это правда, — уверенно ответила Рейна. — Но знает ли твой малыш?

Последнее слово она произнесла с издёвкой — она точно не собиралась любезничать с Иснаном даже несмотря на его связь с Ренольдом. И Ренольд, ранее связанный с Аннабель, не должен был, но Николас не верил, что сакри забыл всю боль, что принёс ему насильный разрыв связи, и добровольно связал себя с демоном.

Ренольд был умнейшим из магов дом Орланд, и он точно знал, что делал.

— Я позабочусь, чтобы он не нашёл вас. Уходите, пока можете, Зепар уже наступает вам на пятки.

— Откуда ты знаешь?

— Он, — Ренольд поднял руку и помахал ей, — использует нашу магию, чтобы помочь в этом. Хотя Маракс всё равно считает, что он плохо старается.

Рейна коротко рассмеялась и быстро затихла. Николас на интуитивном уровне понял, что на этом их первый за двести лет разговор закончен. Даже если Ренольд был достаточно силён, чтобы подавлять ощущение связи между сальваторами, благодаря которому Иснан мог найти Николаса, он не хотел рисковать. Хейл понял это, когда демон сделал шаг назад и вытянул руку в сторону, открывая портал.

— Я скучал по вам, Рейна, — пробормотал Ренольд, смотря на них.

Рейна ему не ответила. Демон шагнул в портал и исчез. Исчезло и ощущение родственной связи, которым Николас захлёбывался всё это время.

Исчез контроль Рейны над его телом.

— Рейна? — неуверенно позвал он. — Что нам делать?

«Ренольд не ошибается, — тихо, что казалось невозможным в мыслях, ответила Рейна. — Он — это Слово, и то, что он говорит, становится истиной».

— Разве для этого не нужна чья-то кровь?

«Нико, нам нужно вернуться, — ещё тише ответила Рейна, проигнорировав его вопрос. — Возможно, я ошиблась».

Николаса прошиб холодный пот. Рейна никогда не признавала, что ошиблась. Она всегда права, всегда впереди на сотню шагов, всегда сильнее и хитрее всех. Рейна — это Движение, неуловимое и точное, как стрела, и она всегда достигает цели.

Было непривычно чувствовать себя совсем одним — Рейна ушла так глубоко, будто её и вовсе не было. Николас не представлял, почему, и хотел помочь ей, но мог сделать только одно: вернуться.

Ему нужно вернуться, чтобы понять, что делать дальше.

***

Николас ничего не успел, и его жизнь — это сплошной хаос, который никто не мог контролировать. Даже демоны, пытавшиеся пробраться в дом Альтана.

«Ренольд бы не стал отвлекать нас, — говорила Рейна, пока Николас торопливо рисовал в воздухе дополнительные сигилы, чтобы защитить дом. — Эти демоны не отличаются разумом — скорее всего, ноктисы, о которых говорил Альтан, сбились в одну стаю и поняли, откуда разит чужим хаосом».

В данной ситуации Николас бы не поверил в совпадение, но спорить с Рейной не решился. Хоть она и отвечала ему, дарила магию и защищала всех, кто был в доме Альтана, что-то в ней изменилось. Будто сломалось, а Николас никак не мог понять, что именно.

— Твоя барьеры выдержат? — торопливо спросил Алекс, держа оружие наготове.

— Выдержат, — уверенно ответила вместо сальватора Твайла.

— Это же просто ноктисы, — пробормотала Соня, — так почему они… такие?

Она говорила не об их количестве или стремлении во что бы то ни стало попасть в дом. Соня говорила о горящих красных глазах, которые они видели в окнах, ещё выдерживающих мощные удары, о чёрной пене, разъедавшей землю и камень дома, о яростных и истеричных завываниях, наверняка звучащих на весь район.

— В Монрое открылась брешь, — ответил обеспокоенный Альтан. Они были в гостиной, откуда могли наблюдать за наиболее агрессивными ноктисами, и больше двадцати минут пытались придумать сносный план. — Думаю, они кинулись в разные стороны, желая спастись… и часть из ноктисов оказалась здесь.

— Они вас почувствовали? — уточнил Кит, едва не бегающий от одного угла гостиной до другого. — Ваш хаос?

— Нет, вряд ли, — отмахнулся Альтан. — В Касересе много демонов, прячущихся от остальных… Я правда не знаю, почему они здесь, — сбивчиво произнёс Альтан, резко остановившись в середине комнаты. Медные волосы давно спутались, чёрно-красные глаза беспокойно перепрыгивали с одного присутствующего на другого. Николас знал, что это невозможно, но на какое-то мгновение ему показалось, что даже татуировки Альтана стали тусклее. — Что привело их? Почему они так хотят попасть внутрь?

— Если мы так и будем стоять без дела, — неожиданно резко произнёс Алекс, — то коалиция разберётся с ними, а потом и нами займётся.

Николас попытался выдавить ободряющую улыбку, мол, он-то уж точно был готов заняться этими демонами. Но его смущал настрой Алекса, который пусть и вёл себя достаточно сдержанно с Твайлой и Альтаном, всё ещё думал о том, следует ли сдавать их коалиции. Николаса настораживало, что сейчас, когда у него появилась столь хорошая возможность, он решил разобраться с демонами до прибытия помощи.

— Ты ведь сможешь остановить их? — спросил Кит, впившись в Николаса обеспокоенным взглядом. — Мы с Алексом и Соней отвлечём их, а ты…

— Нет, не думаю, — перебил его Альтан. — Моя nacido en la sangre, это может плохо закончится. Тебе лучше держаться подальше от этих демонов.

— Почему? — глухим голосом спросила Соня.

Николас посмотрел на Твайлу, надеясь, что она даст ему хотя бы маленькую подсказку, но демоница смотрела только на Соню — причём встревоженно, будто несла личную ответственность за безопасность и жизнь искательницы. Николас не впервые видел такой взгляд у Твайлы, но до сих пор его не разгадал.

— Если уж Блас сумел узнать тебя, значит, та кровь пробуждается. Демоны почуют её и, скорее всего, рассвирепеют.

— Та кровь? — всё-таки решился вмешаться Николас. — Ты о чём?

— Разве мы не можем использовать их ярость против них? Побуду приманкой, — пробурчала Соня, сделав вид, будто Николас никакого вопроса и не задавал. Он похлопал глазами, надеясь, что это лишь глупая шутка, но Соня тут же продолжила, не оставляя ему даже малейшего шанса: — Нам нужно убить их, пока они не переключились на мирных жителей.

— Тогда уведём их подальше, — возразил Альтан. — Я превращусь в кого-нибудь и отвлеку их на себя, если кто останется здесь, избавьтесь от них быстро. Нико, das darun, тебе нужно будет очень постараться. Не исключено, что кто-нибудь из старших наблюдает за этим домом. Вам придётся уйти.

Николас кивнул, понимая, что после столь неожиданного — или всё же спланированного? — нападения они не могли оставаться у Альтана. Они и так провели у него две недели, каждый день из которых подставляли его под удар лишь своим присутствием. Альтан сделал больше, чем должен был: не только помог Николасу и Твайле избавиться от чужого хаоса, но и приютил их и даже помогал в поисках кристалла Масрура. Николас не хотел, чтобы он и дальше рисковал собой.

— Хорошо, — всё-таки произнёс он вслух, когда остальные так ничего и не сказали. — Но сначала разберёмся с демонами.

«Есть идеи, куда отправляться дальше?» — спросил он уже у Рейны.

«Поиски кристалла пока зашли в тупик, так? — для чего-то повторила она и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Нам нужен свежий взгляд и чуть больше союзников».

«И куда мы отправимся?»

«К Свету Арраны, Нико. Доверься мне».

***

Гилберт всегда понимал, когда кто-то пытался проникнуть в его особняк. Но он впервые чувствовал, как кого-то, не настроенного враждебно, барьеры пытаются выгнать.

Он даже не успел полностью смыть с рук кровь тёмных созданий, убитых им в Монрое. Шерая, вернувшаяся от фей, практически сразу же выхватила его из то ли неловкой, то ли напряжённой беседы с Эйсом, и вместе с ним отправилась в Монрой. Несмотря на количество демонов и определённые трудности, с которыми им пришлось столкнутся в процессе их устранения, Гилберт был едва ли не на седьмом небе от счастья — он наконец мог помочь хоть в чём-то. Он также порывался отправиться к следующей точке юго-западнее Монроя, — кажется, Данталион, бывший вместе с ними, сказал, что несколько демонов успели ускользнуть и добраться аж до Касереса, — но Шерая не позволила Гилберту и дальше участвовать в этом. По её мнению, ему не следовали рисковать собой без присутствия Эрнандесов, в тот момент по её поручению находившихся у эльфов. Всего минутный спор закончился тем, что драу принесли новость об уничтожении демонов в Касересе кем-то неизвестным. Шерая вместе с Данталионом и его вампирами отправилась выяснять, что конкретно произошло, а Гилберту открыла портал в особняк и настоятельно рекомендовала отмыться от крови демонов и ещё раз подумать над тем, как им привлечь лэндтирсцев.

Но Гилберт не успел. Он почувствовал, как кто-то пытается попасть на территорию, и сорвался с места.

Марселин и Эйса он застал на пляже, метрах в двадцати от кромки воды. Эйс топтался на месте и нерешительно выглядывал из-за спины Марселин, пока та всё пыталась удержать его на месте и не подпустить ближе. Она выглядела не столько решительной и готовой к нападению, сколько смертельно уставшей и потерянной. Марселин всегда следила за своим внешним видом и предпочитала блистать везде и всюду, но в последние месяцы она всё чаще появлялась в мятой одежде, с растрёпанными волосами и тенями под глазами, которые даже не пыталась скрыть. Вновь увидев её сейчас, Гилберт почувствовал, как его обжигает стыд — они практически вынудили Марселин позаботиться об Эйсе, пока Шерая поддерживала внешние связи с коалицией и не позволяла им узнать о новом маге, тогда как у Марселин вполне хватало проблем, которые она никак не могла решить.

Гилберт чувствовал себя отвратительно. Но разобраться с отвращением к себе и своим решением он мог позже, уже после того, как поймёт, что делать с причиной, из-за которой так взбесились все барьеры.

Рокси стояла чуть ближе и, судя по её лицу, была готова расплакаться. Салем невозмутимо сидела у её ног и вылизывалась, игнорируя не только присутствие незнакомцев, но и сильный ветер и явное нетерпение всех вокруг.

Гилберт остановился рядом с Рокси, расправил плечи, надеясь, что выглядит достаточно уверенно и величественно, и с улыбкой произнёс:

— Здравствуй, Николас.

Николас выглядел расстроенным. Стоявший рядом с ним Кит держал руку на оружии, Алекс озадаченно смотрел на Рокси, в удивлении открывавшей и закрывавшей рот. Соня напоминала саму себя в первые дни после смерти Рика — бледная, встревоженная, никого не замечающая. Гилберт хотел бы как можно скорее понять, что со всеми четырьмя случилось и почему они в таком подавленном состоянии, однако всё внимание сосредоточил на демонице, бесстрашно стоящей радом с Николасом и улыбающейся так, будто она уже победила.

— Я очень рад, что ты одумался, — продолжил Гилберт, когда сальватор так ничего и не сказал. — Обещаю тебе, что я сделаю всё возможное, чтобы все обвинения были сняты с вас.

Демоница дёрнула уголком губ, будто собиралась улыбнуться ещё шире. Гилберт напомнил себе, что ради всех присутствующих он должен действовать осторожно и не подставлять их под удар, но секунду спустя понял, отчего демоница была столь уверена в себе.

Позади Николаса выросла тень, ласково обвившая его руками и прислонившаяся щекой к его макушке. Рейна, чья сиреневая кожа была полупрозрачной, а длинные чёрные волосы трепетали столь плавно, будто были лоскутами шёлка, попавшими под лёгким ветер, широко улыбалась, впившись в Гилберта сияющими фиолетовыми глазами.

— Здравствуй, Гилберт! — громко поприветствовала она, мягко проводя пальцами по волосам Николаса. — Ты соскучился?

Гилберту хватило ума подавить ярость и склонить голову. Даже если Рейна явно благоволила демонице, что Гилберт считал диким, он не мог не проявить уважения к сакрификиуму или позволить ей думать, что проще убить его, чем пытаться договориться.

— Я тут решила, что неплохо было бы немного изменить мои планы, — продолжила Рейна, ещё крепче обняв Николаса. — И я хочу, чтобы ты позаботился об этих малышах.

Гилберт не успел даже рта открыть: в ноздри ударил знакомый запах, и секунды спустя рядом с ним остановилась Сонал. Уннер хотела выйти вперёд и прикрыть её собой, но принцесса остановила её поднятой рукой, после чего искоса посмотрела на него и сказала:

— Не думала, что у вас столь необычные знакомые, Ваше Величество.

Она впервые обратилась к нему столь официально, но Гилберт хорошо распознал в её голосе издевательские нотки.

— Вы прекрасно знаете, как обезопасить не только себя, но и всех, кто вам дорог, — очень тихо произнесла Сонал, склоняя голову перед Рейной — та впилась в неё убийственным взглядом и будто бы только этого и ждала. Мгновением спустя взгляд Рейны вновь стал мягким и завораживающим, и Гилберт понял, что угадал.

Вот только он не понимал, как ему следует поступить. Демоницу следовало немедленно передать коалиции, но против Рейны и Николаса даже чистокровный великан не выстоит. Марселин и Эйс, что странно, молча наблюдали и ожидали его решения. Уннер неотрывно следила за явившимися, тогда как Сонал вновь произнесла так тихо, что Гилберт её с трудом услышал:

— Свет Арраны, Ваше Величество. Помните о Свете Арраны.

Помнить о справедливом суде или о даре, благодаря которому представители рода Арраны всегда знали, где скрыта правда? Помнить о том, что Рейна — высшее существо, обращающая свой взор лишь на достойных, или о том, как они обнаружили демоницу у тела господина Илира?

Гилберт запутался. Он устал настолько, что хотел пустить всё на самотёк, позволить кому-нибудь другому принять столь важное решение, а самому лишь наблюдать за последствиями.

Но с демоницей всё ещё следовало разобраться, и пусть Гилберт был глупцом и трусом, он не был намерен подставлять кого-либо под удар, даже если его малодушная сущность желала просто спрятаться.

Он протянул руку к Рокси и без лишних вопросов забрал у неё подаренный кинжал. Мгновение спустя чехол вновь был у неё, тогда как лезвие кинжала вспороло кожу на левой ладони Гилберта. Синяя кровь брызнула, полилась на песок и сразу же привлекла внимание демоницы. Он не знал, из-за чего такая реакция, — то ли голод проснулся, то ли она сразу поняла, что он намеревался сделать, — но надеялся, что правильным будет первый вариант. Так с ней будет проще справиться.

— Умный мальчик, — похвалила Рейна и исчезла, растворившись в фиолетовом дыме.

— Я предлагаю клятву на крови, — произнёс Гилберт громко, надеясь, что шумящий ветер сумеет перекрыть паникующие нотки в его голосе. — Ты не сможешь навредить никому в этом доме так же, как я или кто-либо другой не сможет навредить тебе.

Краем глаза Гилберт заметил, как Сонал улыбнулась. Либо Свет Арраны подсказывал ей правильное решение, либо ей просто нравилось смотреть, как Гилберт унижается перед демоницей.

Его не волновало отношение Сонал к этому вопросу. Сейчас он должен был всеми возможными способами задержать демоницу и передать её коалиции.

— Клятва на крови, значит, — наконец произнесла демоница, продолжая улыбаться. — Что ж, очень интересное предложение. Он часто говорил, что ты умён.

Гилберт насторожился, но всё же поднял кинжал, окровавленным лезвием указывая на неё.

— Я принимаю эту клятву, — добавила демоница, смотря на него. — Ни ты, ни люди, что живут или находятся в этом доме, на навредят мне так же, как я не наврежу им, верно?

— Верно.

Его едва не скрутило от этих слов, но он сделает всё возможное, чтобы одновременно и соблюсти эту клятву, и нарушить её.

Даже если это означало, что клятва убьёт его, он заберёт демоницу с собой.

Глава 11. Идём по следу неизвестно куда

Джулиана называли избалованным принцем, но он таковым не был. Не был он и жестоким, беспринципным и требовательным, но даже эльфы верили в образ, который, — Джулиан даже не успел заметить, когда это произошло, — закрепился за ним.

Говорили, что он не уважает традиции эльфов. Говорили, что он является воплощением всего порочного и грязного, что есть в их народе. Говорили, что он не знает меры. Во всём. В вине, сражениях и тех, кто грел его постель. И как бы Джулиан ни старался, эльфы лишь изредка замечали его настоящего, но неизменно возвращались к образу, в который верили. Будто от этого им было легче.

От этого никому не было легче.

Траур закончился, но Гривелли и Сулис не нашли убийцу его отца. Джулиан знал, что дело сложное, но часть его была зла и разочарована. Эльфы требовали правды исключительно благоразумными способами, уважая право Джулиана скорбеть столько, сколько он считает нужным, но он знал, что чересчур долго это настроение не продлится. Рано или поздно, но его коронуют, и Сибил, помогавшая удерживать ситуацию под контролем, вновь станет советницей, а не его правой рукой, регулирующей все вопросы наравне с ним.

Она и сейчас была рядом: стояла за спинкой его кресла и слушала отчёт Себастьяна, старавшегося раскрыть их поиск с каждой стороны, даже самой неожиданной. Джулиан, стоит признать, почти не вслушивался: в самом начале он услышал, что Гривелли и Сулис выследили сильный хаос, и все его мысли сосредоточились только на этой информации. Джулиан и не тешил себя мыслью, что убийство отца окажется связано с чем-нибудь обыденным, прекрасно понимал, что они, возможно, столкнутся с чем-то неизведанным и крайне опасным, но был разочарован в подтверждении своих мыслей.

Разве это плохо, что он хочет как можно скорее узнать, почему его отец был убит?

— И вы уверены, что Диего предоставил верный перевод? — спросила Сибил, когда Себастьян лишь на секунду остановился.

— Да, — ответила вместо искателя Зельда, — я проверила его.

— Перевод или Диего?

— Диего, разумеется. Откуда мне знать язык демонов? — возмущённо пробормотала Зельда, сморщив нос.

Сибил ничего не сказала, и Себастьян продолжил отчёт с таким невозмутимым видом, будто этой заминки и не было. Джулиан крутил одно из колец, пустым взглядом смотря перед собой, и пытался понять, с чем именно они столкнулись.

Зельда высказала предположение, что за убийством короля Джевела стоят те же люди или демоны, которые впоследствии убили господина Илира и наследницу фей Ровену. Кажется, Сибил ещё говорила о жертвах среди землян, но Джулиан, право слово, почти не слушал её в такие моменты — в первую очередь его волновали эльфы, во вторую — члены коалиции, и уже после, как он считал, он мог обратить внимание на простых землян.

Способ убийства, — или же несколько способов, смешение которых должно было запутать, — нельзя было отнести к конкретному человеку или демону. Врагов среди людей у коалиции было не так много, практически всех, кроме Махатса и ещё нескольких личностей, им удалось отыскать. Демоны же никогда не отличались единым стилем, даже ноктисы из одной стаи могли убивать по-разному. Однако убийца определённо знал, как заставить их искать ответы как можно дольше. Даже в глазах мёртвых дети Фасанвест могли прочитать судьбу, но глаза короля Джевела были вырваны, а тело изломано и искалечено так, что даже самым опытным магам и целителям не удалось определить, какая из ран была нанесена первой или же, наоборот, последней.

Короля Джевела истязали, как животное, и никто не узнал об этом до самого последнего момента, когда двое слуг зашли в покои короля.

У эльфов была легенда: согласно ней их прародители, боги Айриноул и Алеандро, могли спуститься с небес во время своей ночной охоты и отметить эльфа серебром в волосах, показав, что он — особенный. У Джевела, действительно выдающегося короля, всегда прислушивавшегося к нуждам эльфам и делавшего всё ради их благополучия, серебра в волосах не было. Зато был у королевы эльфов, скончавшейся, когда Джулиан был ещё слишком мал, и у него самого.

Это казалось жестокой насмешкой от богов, раньше всегда отвечавших на их молитвы.

Джулиан устал верить в богов, которые не могли помочь им хотя бы советом. Даже сакрификиумы и сальваторы, которые, согласно божественному замыслу, должны были направить сигридцев по верному пути, пропадали неизвестно где. Джулиан не винил их: понимал, что ответственность душит и ломает, и предполагал, что, где бы они сейчас ни были, у них хватает проблем, однако… Это было доказательством того, что божественный замыслен не удался.

Может быть, на самом деле серебро в волосах эльфов — это знак позора, а не уникальности, идущей от Айриноул и Алеандро, и ещё один провал божественного замысла. Джулиан хотел верить в лучшее, однако он был реалистом и знал, что с ролью короля едва справится. Он нуждался в поддержке эльфов и коалиции. Вряд ли, конечно, эльфы попытаются устроить переворот, однако Джулиан предпочитал учитывать все возможные препятствия, которые только могли возникнуть в будущем. Пока что королева Ариадна и Гилберт демонстрировали ему свою поддержку, но Джулиан знал, что всё может измениться в любой момент. Достаточно одного-двух собраний и неосторожно брошенного слова, чтобы окончательно лишиться поддержки коалиции. Джулиан сомневался, что Гилберт настолько глуп, чтобы в открытую противостоять ему или обвинять в чём-либо, но с поддержкой королевы Ариадны, всегда бывшей на его стороне, он может стать проблемой.

Джулиан опустил локти на колени и спрятал лицо в ладонях. Спутанные волосы упали вперёд, в уголках глаз защипало.

Что творится в этом трижды проклятом мире?..

— Продолжайте искать, — услышал он голос Сибил — как всегда ровный, негромкий, но уверенный и властный. — И сообщайте о любых результатах мне или Его Высочеству.

Джулиан обернулся к Сибил, не ощущая собственного тела, и отупело уставился на неё. С каждым днём ему становилось хуже, но он не понимал, в чём дело — разве могла смерть отца так сильно подкосить его? Не сказать, что они были особо близки. В моменты, когда у Джевела что-то щёлкало и он решал исправить это, Джулиан старался держаться как можно дальше. Возможно, потому эльфы и говорили, что он был никудышным принцем, почти не принимавшем участия в советах, устраиваемых королём. Сибил всегда удавалось сгладить ситуацию и придумать, как эффективно использовать знания и опыт Джулиана, — очень скромные в сравнении с его отцом, разумеется, — на благо не только эльфов, но и коалиции.

Сибил и сейчас пыталась. Из всех советников и магов их двора она была самой опытной, дольше всех служила им и всегда, даже в самых незначительных деталях, доказывала верность.

— Продолжайте искать, — повторил Джулиан, неопределённо махнув рукой в сторону Гривелли и Сулис.

Он должен был добавить что-то ещё, но в голове было пусто. Единственное, о чём мог думать Джулиан, так это о том, что он не может занять трон до тех пор, пока убийца короля Джевела не будет найдет.

— Свободны.

Зельда широко улыбнулась, качнула головой и направилась к выходу. Себастьян, всегда бывший более учтивым и знавший, как нужно действовать с тем или иным человеком, склонился в настоящем поклоне. Этот искатель был идеален даже в мелочах, которых многие не замечали, и Джулиан не понимал, почему тот до сих пор не отыскал убийцу.

Лишь после того, как двери за искателем закрылись, Сибил сказала:

— Ваше Высочество, через час у вас встреча.

Джулиан с усталым вздохом откинулся на спинку кресла.

— Мы можем перенести её?

— Ваше Высочество, — укоризненно произнесла Сибил.

Джулиан вздохнул ещё раз.

— Передай Айше, чтобы к вечеру она подготовила все записи о языке демонов, которые есть в наших архивах, и нашла все тексты, которые мы изучали. И напиши Гилберту приглашение — я буду ждать его и принцессу Сонал завтра на обеде.

***

Себастьян нетерпеливо качал ногой, смотря, как Зельда опустошает холодильник в его доме.

— Что-то не сходится, — пробормотал он, упираясь локтями в стол.

— Да, согласна! — живо отозвалась Зельда. — У вас арахисовая паста просрочена, а никто до сих пор от неё не избавился!

Себастьян раздражённо выдохнул и поднял на неё глаза: Зельда даже не сняла ножны с мечом, сразу же приступила к созданию перекуса, от которого Себастьян отказался. У него не было ни аппетита, ни времени на подобные глупости, но до тех пор, пока они не разберутся, в чём проблема, дальше не продвинутся.

Зал Истины был полон лишних глаз и ушей, дворец эльфов — тоже, как, впрочем, и любое другое место. Даже на самой обыкновенной улице в земном городе они могли столкнутся с кем-нибудь из коалиции или же какой-нибудь драу, любивший всё разнюхивать, мог их обнаружить. Себастьяну требовалась абсолютная тишина и обстановка, где ничего не будет отвлекать, и только дом в Сан-Диего, где в это время должно быть пусто, был более-менее подходящим вариантом. Исключение составляла сама Зельда — пока поиск не будет завершён или разорван, они были обязаны работать вместе. К тому же, именно её магия сделала так много, в то время как Себастьян сделал ровным счётом ничего.

Это бесило даже сильнее, чем факт нахождения Зельды на кухне его семьи. Здесь никто, кроме них самих, нескольких близких друзей Гривелли, — в основном искателей, конечно, — и Сони не был. Себастьян бы предпочёл, чтобы всё так и оставалось, но Зельду нельзя было просто оставить за бортом. Даже если не брать во внимание их поиск, она могла исключительно из принципа последовать за ним и начать ломать все барьеры, защищавшие дом от чужих. За время, которое они уже работали вместе, Себастьян успел убедиться в непробиваемости Зельды и её упрямстве, которое проявлялось всегда и везде.

— Отойди от холодильника, — наконец произнёс Себастьян.

— Я голодная. И вообще, скажи спасибо, что я не полезла искать выпивку.

— У нас её нет.

— Правда? В том верхнем ящике, — она, не оборачиваясь, указала на один из кухонных шкафов из светлого дерева за её спиной, — не фейское вино?

Себастьян поджал губы. Работать с Зельдой было не просто сложно, это было невозможно.

Что бы он ни говорил, она всегда отвечала язвительным, издевательским или оскорблённым тоном. Любое его слово она обращала против него, искажала смысл в угоду себе и невинно хлопала тёмно-карими глазами, когда Себастьян указывал на это. Если они выходили на человека, который, предположительно, мог помочь им в поиске, Себастьяну приходилось следить, чтобы Зельда не навредила тому раньше времени — она была готова кинуться в бой и без всякого сигнала, исключительно из-за того, что ей не понравился тон собеседника. Молодому искателю, с которым они пересеклись где-то в Небраске, она чуть не сломала нос, потому что ей показалось, что он пялится на её грудь.

Удивительно, как Себастьян ещё держался. Он всегда был спокойным, собранным и внимательным, но Зельда Сулис — катастрофа, с которой он едва управлялся.

— Вернёмся к делу, — произнёс он, пристально смотря ей в глаза, и на всякий случай уточнил: — Не к вину, а к делу.

— То есть я могу взять вино?

— Попробуй, и моя мама от тебя мокрого места не оставит.

Зельда присвистнула.

— Она мне уже нравится. Где она, кстати говоря?

— Лучше думай о нашем поиске, пока принц не решил, что нас следует заменить.

— Ты так боишься этого? Из-за чего? Твоё эго почувствует себя ущемлённым?

— Моё эго в порядке, спасибо, что спросила. Итак…

— Чувство собственной важности?

Себастьян возвёл глаза к потолку.

— Просто предполагаю, — обиженно пробормотала Зельда, раскрывая упаковку мармеладных мишек.

— Это Алекса, — уточнил Себастьян.

— Не знаю, кто это, — совершенно искренне ответила девушка, высыпая в рот не меньше десятка маленьких разноцветных кусочков мармелада.

Себастьян оставил колкость при себе: какой бы ветреной ни казалась Зельда, она прекрасно знала, кто такой Алекс и в каком уголке кухни он прячет свой мармелад от Рокси.

На самом деле она знала достаточно, чтобы Себастьян беспокоился об этом. Он никогда не отвечал на её вопросы о себе или своей семье, но Зельда постоянно говорила что-то, что доказывало её знание. Сомневаться в том, что она давным-давно разузнала про них всё возможное, было просто глупо — даже не будучи искательницей, Зельда умела добывать информацию и знала, с чего ей следует начать. За время их поиска она не меньше десяти раз спросила, почему Рокси отправили в «Холлоубридж» одну, и почти сотню раз выразила желание обучить её владеть мечом. Себастьян решил не уточнять, что Рокси наравне с ним и Алексом уже давно обучается этому.

Он, в принципе, вообще мог не открывать рта. Зельда прекрасно вела диалог, спрашивая у него что-то и отвечая самой себе через секунду. Она могла постоянно докопаться к нему из-за любой мелочи вроде взгляда, слова или положения рук, а после озвучивать сотню теорий, которые объясняли бы подобное поведение. Создавалось впечатление, что Зельде просто нравилось издеваться над ним всеми возможными способами, и только дай ей волю — как она будет двадцать четыре часа в сутки стоять у него над душой и спрашивать о чём-то.

Может, убийцу короля Джевела давным-давно нашли, но Себастьян чем-то не угодил Джулиану, и тот решил приставить к нему Зельду.

— Ты доверяешь Диего?

Зельда, опустошившая пакет с мармеладом, удивлённо уставилась на него.

— Ты помогала ему в доме Бласа Вито и следила, когда он переводил те странные записи.

Она не просто следила за ним, она постоянно что-то бормотала ему на ухо и тыкала пальцем в ту или иную строчку, будто хотела быть в курсе каждого этапа перевода. Себастьян же думал, что Зельда поняла куда больше, чем показывала: в доме Вито она умчалась к Диего сразу же, и после, когда Себастьян закончил повторно осматривать тело и речь зашла про демоницу, предположительно убившую господина Илира, была довольно резкой в своих высказываниях.

Себастьян не в первый раз замечал за ней подобное. Зельда часто говорила про его запах, благодаря которому угадывала, в каком он настроении. Она говорила о раздражении, непонимании и даже лёгком, вполне естественном страхе, который охватывал человеческое тело при встрече с демонами. Ни один искатель не мог полностью избавиться от этого страха, но Себастьян считал, что свёл его влияние на себя к минимуму — оттого слова Зельды о запахе ставили его в тупик. Он никогда не слышал, чтобы эльфы обладали таким потрясающим нюхом.

И та самая ситуация на побережье Лонг-Айленда, которая не давала ему покоя — когда Зельда вдруг начала кричать и Себастьяну пришлось срочно придумывать, как её успокаивать. К счастью, этого не повторялось, но и говорить о случившемся Зельда не желала. Обычно, если Себастьян расщедривался на вопросы со своей стороны, она сразу же отвечала на них со всеми подробностями, часть из которых казались просто выдуманными. Даже если Себастьян и не спрашивал, Зельда всё равно болтала без умолку: о любимой еде; о том, как она любит спать; почему эльфам стоит чуть терпимее относиться к Джулиану; какие парни ей нравятся, и о прочей чуши, до которой Себастьяну не было дела. Но если он хотел поговорить о том, что произошло на побережье Лонг-Айленда, Зельда просто замолкала и буравила его убийственным взглядом.

— А ты сам ему доверяешь? — наконец произнесла Зельда, едва не перевалившись через кухонный стол поближе к нему. — Что тебе подсказывает твоё искательское чутьё?

— Что ты знаешь его лучше, чем я предполагал.

— Ну, может, мы и пересекались пару раз, кто же вспомнит… Ой, погоди, — протараторила она, испуганно посмотрев на него, — ты же не ревнуешь, милашка?

Себастьян ущипнул себя за переносицу.

Зельда почему-то была на сто процентов уверена, что он от неё без ума, и отказывалась принимать какие-либо другие варианты.

— Не нужно, — почти ласково протянула она, жалостливо приподняв брови. — Пока длится поиск, я всё твоя, милашка.

— Ты поэтому не хочешь работать над его завершением? — раздражённо выпалил он.

— Нет, что ты. Мне всего лишь нужно больше времени, чтобы понять свои ощущения.

Себастьян насторожился.

— Что ты заметила?

— Сколько раз мы были во дворце эльфов за последнюю неделю? Два или три?

— Пять, — исправил Себастьян.

— И с каждым разом мне всё отчётливее казалось, что за мной наблюдают.

— Там полно лишних глаз и ушей. И не забывай про драу, которым король Джевел позволял жить у себя.

— Нет-нет, милашка, ты не понимаешь. — Зельда наконец села за стол, сложила руки перед собой и задумчиво уставилась на них.

Себастьян против воли последовал её примеру, но не заметил ничего необычного: всё те же длинные гибкие пальцы, старые мозоли, появляющиеся из-за продолжительных тренировок с оружием, и новые шрамы. Они столько времени провели рядом, что Себастьян хорошо запомнил каждый жест Зельды, положение её рук и то, откуда какой шрам появился — об этом она тоже очень любила говорить. Он привык к её бахвальству и историям из прошлого, которые всегда касались её работы или тех, кто случайно оказался у неё на пути и был растоптан. Но он не привык, чтобы Зельда была такой задумчивой и даже встревоженной.

— Зельда…

— Что ты знаешь о хаосе? — выпалила она, резко выпрямившись.

— Что?

— Что ты знаешь о хаосе? — требовательно повторила Зельда.

Себастьян надеялся, что эта шутка, но Зельда была предельно серьёзной и смотрела на него так, будто намеревалась убить за неправильный ответ или хотя бы интонацию. Прежде подобный настрой проявлялся лишь в отношении других людей, но Себастьян не думал, что Зельда действительно попытается ему навредить.

Джулиан не просто так назначил его ответственным за этот поиск и лишний раз напомнил Зельде, что она обязана делать всё, что он скажет. От этого зависело, насколько Джулиан будет справедлив к ней. Себастьяну до сих пор не удалось узнать конкретных причин, вынуждавших Зельду подчиняться Джулиану, но он не был намерен останавливаться. Не сейчас и не завтра, однако он узнает, о какой справедливости для неё говорил эльфийский принц.

— Хаос является иной формой силы и воплощения, — наконец произнёс Себастьян, не отводя взгляда от сосредоточенного лица Зельды. — Считается, что демоны лучше всего манипулируют хаосом, что Дигнос был самым первым и самым мощным из источников, однако маги древности ставили эту теорию под сомнение. Если Дигнос существовал за счёт тьмы и хаоса, то для чего демонам было искать источники, которые питали бы и защищали их мир? Анка писала, что хаос и магия значительно ближе, чем все привыкли думать.

Зельда удивлённо моргнула.

— Ты читал трактаты Анки?

— Я похож на идиота? — скривив губы, уточнил Себастьян. — Разумеется, я читал её трактаты.

— Я не думала, что в Ордене обучают… вот так.

— И правильно делала. Нас учат, что хаос — это источник силы созидания и разрушения, которой управляют демоны, и многочисленные трактаты и записи это подтверждают, но я не люблю слепо следовать за остальными и предпочитаю самостоятельно искать ответы.

— И как же ты нашёл трактаты Анки? Они же хранятся в закрытом секторе библиотеки.

— Мистер Сандерсон помог.

— Мистер Сандерс… А-а-а, — понимающе протянула Зельда, активно закивав головой. — Который дядя милашки Первой, да? Помню-помню. Не знала, что он поддерживает теорию Анки.

— Может, и не поддерживает, но он никогда не ограничивал искателей в поисках правды.

Зельда широко, по-хищному улыбнулась и наклонилась вперёд.

— Так что же такое хаос?

— Равнозначная магии сила, — ни на мгновение не засомневавшись, ответил Себастьян. — Хаос есть в каждом, но не каждый этого осознаёт. Даже магам трудно отследить все изменения.

— Именно! — хлопнул ладонями по столу, воскликнула Зельда. — Даже магам!

— Но Диего справился, — напомнил Себастьян. — Он перевёл те записи.

— Потому что Диего этому обучали. Да, он не так хорош, как малыш Ансель, но он умеет правильно использовать магию, чтобы читать чужой хаос.

— То есть делать то же, что и ты всё это время?

— Не совсем. Я скорее просто шла по его следам, Диего же изучал его со всех сторон и всегда точно знал, где скрыта правда. Поэтому его и отправили искать малыша Нико.

— К чему ты клонишь?

Зельда нахмурилась, села на место и уставилась на него.

— При правильном использовании магии и всех имеющихся ресурсов Диего бы нашёл убийцу короля Джевела быстрее, чем мы, но ему поручили выслеживать сальватора.

— При всём моём уважении к королю Джевелу, но сальватор всё-таки поважнее будет.

— Да, и это так логично, что бесит меня! — скрипнула зубами Зельда. — Мы уже пять раз были во дворце эльфов, а я до сих пор не нашла хотя одну зацепку, которая позволила бы нам привлечь Диего.

Себастьян постучал пальцами по столу, пытаясь уложить всё услышанное в голове.

— Ты обнаружила что-то странное, связанное с хаосом, и тебе казалось, будто за тобой наблюдают, — совсем тихо произнёс он, словно боялся, что кто-то может их услышать. Это было просто глупостью: родители и Алекс занимались поисками, а Рокси ближайшие пару дней будет у Гилберта. В этом доме даже драу, не считая Салем, никогда не появлялись.

— Такое чувство, будто во дворце есть один или даже несколько источников хаоса, — в том же тоне ответила Зельда, уставившись искрящимися глазами сизого цвета — она была так взбудоражена и зла одновременно, что её магия начала постепенно проявляться. — И при этом хаос будто рассеян… Во дворце точно есть кто-то, кто тщательно его контролирует и скрывает от посторонних. За последнюю неделю мы были там пять раз, — многозначительно добавила она, вновь скрипнув зубами, — а я до сих пор ищу источник!

— Выходит, нам нужно доказательство. Что-то или даже кто-то, кто сумеет заметить те же странности.

— Или же мне достаточно обыскать весь дворец, — с готовностью и неприкрытым рвением выпалила Зельда.

— Забудь пока об этом. Для начала нужно сузить территорию поисков и круг лиц, которые могут быть в этом замешаны, и уже после ты сможешь искать. Думаю, я смогу отвлечь принца и Сибил, чтобы они ничего не заподозрили. К тому же, если хаос действительно там, Джулиану будет безопаснее как можно дальше от него.

— И как ты предлагаешь отыскать хотя бы одно место, от которого исходит хаос? Напоминаю, — жёстко произнесла Зельда, нахмурившись, — что я так и не смогла. Я!

— Значит, привлечём того, кто сможет.

Зельда скорчила кислую мину и опустила плечи.

— Иногда ты такой тупой.

— Нам нужна Салем.

— Что? Ты с ума сошёл? Клаудия бы тебя за такие слова убила!

— Кто?

Зельда возвела глаза к потолку и вскинула руки, будто сдаваясь.

Сколько бы Себастьян ни искал, он не мог найти людей, о которых говорила Зельда, но это не означало, что он уже сдался. Даже если сейчас перед ним стояла другая цель, он обязательно выяснит, кто такая Клаудия и как она связана с Зельдой.

— Салем умеет проникать туда, куда никто больше не может, — сказал он, так и не дождавшись хоть какого-то ответа от девушки. — Она жила в «Холлоубридже» почти сто сорок лет, и никто, кроме Рокси, её не отыскал.

— А-а-а… Ещё одна милашка-вундеркинд, конечно. Как я сразу не догадалась? Все вы, Гривелли, такие.

Себастьян подавил раздражение раньше, чем оно бы заставило его озвучить неприемлемый ответ, и как можно спокойнее продолжил:

— Салем слишком любит Рокси, чтобы предать её, так что она поможет нам. Если понадобится, весь дворец прочешет, но найдёт хотя бы одно место концентрации хаоса.

— Не забывай, что этот хаос слишком слабый и рассеянный. Практически как тот, что в телах всех живых.

— Значит, ты заключишь с ней сделку и передашь ей свои знания по поиску хаоса. Этого должно хватить, чтобы отыскать доказательство, необходимое Диего.

***

Пущенная Дионой стрела вонзилась в голову последнему перевёртышу. Демон пошатнулся, сделал шаг назад и упал бы, если бы Диона не толкнула его ещё дальше, в огонь, вовсю пожирающий ювелирный магазин на одной из оживлённых улиц города, названия которого Диона даже не знала. Они отправились сюда с Шераей сразу же, как поступило сообщение о новой бреши, и разобрались бы с этой проблемой намного быстрее, если бы кто-то из демонов не использовал хаос ради поджога. Поначалу Диона даже не знала, зачем демонам поджигать здание, принадлежащее обществу землян, но пару минут назад всё встало на свои места.

Пока Шерая старательно ограждала место происшествия барьерами, которые бы скрыли всё от посторонних глаз и отогнали прохожих как можно дальше, а несколько рыцарей убивали демонов, ещё подававших признаки жизни, Энцелад боролся с Лукрецией, бросавшей все силы на то, чтобы добраться до горящего магазина.

Шерая сказал, что огонь подпитывается хаосом — значит, сначала им придётся отыскать источник и разобраться с ним, а до тех пор огонь будет гореть. К счастью, его удалось оградить сигилами, и находящиеся поблизости здания были вне опасности. Поисками источника хаоса занимался Йозеф, прибывший с десятком эльфийских охотников более двадцати минут назад.

— Угомонись уже! — рявкнул Энцелад.

Диона тряхнула рукой, чувствуя, как мышцы начинают неметь, и обернулась к брату. Он крепко держал Лукрецию, плачущую и зовущую кого-то, и даже её магия, сияние которой напоминало лазурит, не могла противостоять рыцарю. Несмотря на эмоции, которым Лукреция поддалась, она не могла использовать их правильно, и оттого её магия была значительно слабее. По крайней мере, так думала Диона. Может, у Лукреции такой способ справиться с потрясением — биться в истерике в руках симпатичного рыцаря. Будь это так, Диона бы даже восхитилась её гениальностью.

Они находились метрах в десяти от горящего магазина, но ни жар с дымом, ни сам огонь до них не доходили, ограждённые чужой магией. Изредка Диона видела, как сигилы вспыхивали на невидимых барьерах, и понимала, что Шерая и Йозеф даже издалека поддерживают их в стабильном состоянии. Если бы тут ещё был кто-нибудь из фей, с их мощными чарами магам не пришлось бы контролировать два дела сразу.

Строго говоря, траур у фей не запрещал им участвовать в делах коалиции, но Диона привыкла не задавать вопросы там, где они будут лишними.

— Твою же мать!

Диона сжала губы в тонкую линию, боясь засмеяться. Ситуация была просто ужасающей, но её нервы были натянуты, как струны, и вид Энцелада, пытавшегося не только остановить Лукрецию, но и не пострадать из-за неё, добивал её окончательно.

— Если ты не угомонишься, я тебя просто вырублю, — громко прошипел Энцелад, прижимая брыкающую Лукрецию к груди.

— Отпусти! — хрипло выкрикнула девушка, яростно замотав головой. — Она там, отпусти!

Сердце Дионы почти сжалось. Шерая сказала, что на момент возгорания внутри здания были люди, но неизвестно, успели ли они спастись — и только один человек, если верить магии, уже сгорел дотла. Несколько минут назад Салем, кошка, везде таскавшаяся на Рокси Гривелли, юркнула в ещё горящее здание, будто хотела лично во всём убедиться.

Лукреция, должно быть, верила, что, кто бы ни был внутри, он всё ещё жив. Однако Лукреция работала среди землян и, будучи единственным магом среди них, в момент возгорания находилась не здесь. Она появилась чуть позже Йозефа с эльфами и сумела отбиться почти от каждого, кто пытался помешать ей попасть внутрь. От каждого, кроме Энцелада, которому Шерая приказала утихомирить девушку.

Знания Дионы в области магии и хаоса были значительно уже, чем у настоящих магов, однако она знала, что из такого пожара никому не выйти живым. И Салем, спустя мгновение появившаяся возле её ног, только подтвердила это.

Заметив застывшую кошку, прижавшую все три хвоста к лапам, Лукреция истерично закричала и забилась ещё интенсивнее. Как бы долго ни угрожал Энцелад, он бы не навредил ей, Диона это знала, и оттого смотреть на его попытки было ещё сложнее. Физически он был намного сильнее Лукреции, даже слабые вспышки её лазуритовой магии не причиняли ему вреда, зато это делали хаотичные удары ногами и руками, длинные ногти Лукреции и её зубы, которыми она пыталась укусить его.

Диона присела на корточки возле Салем и пробормотала:

— Ты нашла что-нибудь конкретное?

Салем подняла на неё голову и шевельнула хвостами, возле которых будто из пустоты появился пластиковый бейдж красно-жёлтого цвета. Сглотнув, Диона взяла его, удивляясь сохранности, отряхнула от пепла и сажи и прочитала имя, написанное на нём.

Лукреция затихла, заплаканными глазами уставившись на неё. Краем глаза Диона заметила, что никто не решает приближаться к ним — никто и не умел правильно преподносить печальные новости так, как Эрнандесы. Рыцари привыкли думать, что Энцелад всегда знает, как правильно сказать о чьей-либо гибели, и Диона была уверена, что эта их общая черта, привитая ещё отцом, всегда бывшим больше командиром, чем родителем, но теперь сомневалась.

Лукреция выжидающе смотрела на неё и, кажется, не обращала внимание даже на Энцелада, крепко державшего её и не позволявшего броситься в огонь. Заметив, как он медленно кивнул, Диона сделала неуверенный шаг вперёд и тихо сказала:

— Мне жаль, но Ирен не выжила.

Лукреция смотрела на неё, не мигая, и будто ждала продолжения. Но Дионе больше нечего было говорить. Пластиковый бейдж с надписью «Ирен» был не только в пепле и саже, но и крови. Будто кто-то намерено оградил его от огня, чтобы он не пострадал и был найден.

Лукреция всхлипнула и тяжело осела на землю. Энцелад отпустил её — он, если быть совсем уж честным, и пытаться остановить её не должен был, не говоря уже об утешении. И теперь, когда Лукреция оставила попытки добраться до горящего здания, ему не обязательно следить за ней, как за малым ребёнком.

Диона не представляла, что ей делать. Она так часто встречалась со смертью, что привыкла к ней — и только раньше, ещё в Кэргоре, когда была недостаточно зрелой, она плакала, получив известие о смерти близкого человека. На похоронах дяди Тороса она плакала так сильно и долго, что Энцеладу весь вечер пришлось быть рядом и успокаивать её. Они редко виделись с дядем Торосом, но Диона плакала так, будто знала его всю жизнь.

Вторжение и коалиция научили её держать эмоции под контролем и жить с мыслью, что смерть всегда рядом. Рыцари, искатели и эльфийские охотники погибали чаще остальных, ведь они всегда были в первых рядах и никогда не уклонялись от сражений. За двести лет Диона видела столько смертей, что они уже не должны были её трогать, но почему-то трогали. А ведь она даже не знала, кто такая Ирен.

Переборов себя, Диона подошла к Лукреции и протянула ей бейдж. Маг вцепилась в него, прижала к груди и тихо заплакала, опустив голову.

Дионе потребовалась почти минута, чтобы взять себя в руки и отойти от Лукреции.

— Йозеф нашёл источник, — тихо сообщил Энцелад.

Диона обернулась к зданию и увидела, как огонь начал утихать. Становились видны обвалившиеся конструкции и тела демонов, которых рыцари оттеснили внутрь.

— У тебя кровь.

Диона фыркнула, когда Энцелад провёл рукой по её виску. Вне зависимости от ситуации или окружения, он всегда проверял, не пострадала ли она, и делал всё возможное, чтобы оказать помощь. На свои раны он никогда не смотрел, и потому Дионе приходилось контролировать его самого и его состояние. Не хватало ещё, чтобы большой и страшный рыцарь упал без чувств из-за какой-нибудь царапинки, которую он посчитал незначительной.

— Я хочу пролежать в ванной сто часов, — пробормотала Диона, стараясь максимально расслабить свои напряжённые мышцы, но при этом не ощутить тяжести тела и не упасть в грязь лицом.

— Ну-у, — протянула Шерая, — попробуй. Завтра вы сопровождаете Гилберта на обед у принца Джулиана.

Диона тихо чертыхнулась и обернулась к подошедшей женщине. И как она только умудрялась всегда выглядеть так идеально, будто только-только принарядилась? Не то чтобы Диона уж сильно хотела сражать всех своей красотой, — стоит признать, что она была прекрасна даже в доспехах, залитых чужой кровью, — но Шерая всегда была до того безупречной, что Диона начинала думать о существовании какой-то скрытой и таинственной магии, поддерживающей лоск.

— Завтра? — проворчал Энцелад. — О, боги…

— Ещё и у принца Джулиана, — добавила Диона, посмотрев на него. — Неужели мы сегодня не настрадались?

— Вы уже устали? — уточнила Шерая, собрав руки на груди. В левой руке Диона заметила смятый листок — наверняка письмо, в котором и говорилось о завтрашнем обеде.

— Да, мы устали, — ничуть не теряясь под её суровым взглядом, ответил Энцелад. — Нас было слишком мало. Чудо, что мы никого не потеряли.

Обычно Энцелад не позволял себе спорить или высказывать недовольство. Ещё с Кэргора он был тем самым командиром, который всегда держал на лице маску непоколебимой уверенности и спокойствия; способный одним взглядом внушить не только веру в успех какого-либо дела, но и ужас тем, кто сомневался в нём или его методах. Спорить с Шераей ему не было смысла — они были на одной стороне и всегда действовали в первую очередь на благо своего короля, и уже во вторую — на благо коалиции. Но сейчас он был бесконечно прав.

Рыцари работали день и ночь, являясь не только к месту появления брешей, но и участвуя в поисках сальватора (что уже в прошлом) и демоницы, убийц короля Джевела и наследницы Ровены. Они, как и вампиры, почти не отдыхали, были везде и всюду, и даже ещё совсем неопытные принимали непосредственное участие в делах коалиции. Энцелад никогда бы не позволил необученным рыцарям соваться в пекло, но Фроуд, фактически являвшийся третьим командиром, — почему-то абсолютно все рыцари и воины, находящиеся под командованием Энцелада, в качестве второго командира воспринимали Диону, что ей, стоит признаться, очень даже нравилось, — не обладал той же стойкостью. Он не был глупым, однако решения, которые он принимал, порой шли вразрез с теми, которые, теоретически, мог принять Энцелад.

За последнюю неделю это стоило им жизней пятерых рыцарей, Фроуд же лишился двух пальцев на левой руке.

Энцелад лишь хотел получить гарантию, что пока они будут сопровождать Гилберта на совершенно бессмысленном обеде у эльфийского принца, их людей не отправят туда, где они могут погибнуть.

Как бы долго и упорно Диона ни убеждала себя, что жить бок о бок со смертью для неё привычно, она сама нуждалась в подобной гарантии. Не для себя или других рыцарей. Хоть она и ценила людей коалиции, на первом месте для неё всегда стояли Энцелад, Артур и Гилберт с людьми, которых он принимал в своём особняке. Небольшая и странная, но семья, которой Дионе так не хватало после Вторжения.

Когда она почти пять лет искала Энцелада в этом ужасном мире, пытавшемся убить её всеми возможными способами, она поклялась, что не позволит кому-либо навредить ему даже на психологическом или эмоциональном уровне. Его спокойствие за рыцарей — это залог её спокойствия.

Шерая так ничего и не сказала — обычно Энцеладу было достаточно взгляда. Они давно научились общаться без слов, чего Диона никак не могла достичь с кем-либо ещё, кроме Энцелада и Артура. Иногда она совершенно искренне не понимала, как её брат, не такой уж и чуткий, примерно двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю напоминающий скорее статую, чем живого человека, общался с людьми. Он даже с девушками флиртовал совсем не так, как его учила Диона. В плане взаимодействий с людьми Энцелад был катастрофой, но при этом справлялся лучше, чем Диона. Это постоянно ставило её в тупик.

— Хорошо, — всё-таки произнёс Энцелад, качнув головой в знак согласия. — Договорились.

Будто у него был выбор. Напрямую Гилберт редко приказывал, только в порыве гнева, и то потом по пятам ходил за каждым и извинялся за своё «ужасное поведение». Шерая же, всегда передававшая слова Гилберта с предельной точностью, могла приказать, даже не пытаясь сделать этого. Все давным-давно научились понимать, когда Шерая приказывает, ставит перед фактом или просто сообщает информацию.

— Но для начала закончим здесь, — добавил Энцелад, громко хрустнув шеей. — И сделай что-нибудь с Лукрецией.

Сердце Дионы почти сжалось ещё раз, но разум оказался значительно сильнее. Энцелад был прав на все сто процентов: Лукрецию следует успокоить и увести куда-нибудь, если она не желает помогать. От тел демонов всё ещё нужно была избавиться, барьеры и чары, отводящие чужие взгляды, снять, а после, изучив сгоревший магазин вдоль и поперёк, самым обычным способом сообщить о нём земным пожарным службам. Теперь, когда Йозеф устранил источник хаоса, это было единственным правильным решением.

Диона знала процесс от начала и до конца: кому следует помочь, где проконтролировать, на кого прикрикнуть, чтобы не прохлаждались, с телом какого демона быть аккуратнее. Каждого следовало обезглавить во избежание повторного сражения, каждого маги осматривали и заключали, пригодна ли та или иная кровь для вампиров. Каждое действие, слово, использование чар было выверенно до того идеально, что у Дионы уже давно не осталось никаких вопросов. Она послушно отрезала демонам, похожим на гибридов нескольких диких животных, головы, стараясь действовать так аккуратно, чтобы их чёрная ядовитая кровь не попала на открытые участки кожи — учитывая, что волосы уже были грязные, она поступала правильно. Диона могла бы позаботиться и о том, чтобы сохранить свои кожано-металлические доспехи, но она слишком устала, чтобы даже думать об этом. Ей хотелось забраться в горячую ванну и пролежать в ней вечность.

И чтобы кто-нибудь сделал ей массаж плеч. Это было бы просто замечательно.

Но она продолжала рубить головы и отбрасывать их в сторону, туда, где после магии Шераи останется только пепел. Кровь пропитала собой расколотую землю, просочилась в огромные трещины и борозды, оставленные железными когтями некоторых демонов. Сегодня они были крайне агрессивными, и Дионе казалось даже странным, что некоторых они сумели загнать обратно в огонь.

Впрочем, более это не её проблемы. Свою работу она выполнила — никто из рыцарей не погиб, Энцелад ещё жив, Шерая, вроде как, даже довольна. Диона заслужила не только ванну и массаж, но и лучшее вино, которое есть в запасах Марселин.

Может, сегодня они действительно смогут выпить. Надо же хоть иногда вытаскивать Марселин из апатичного состояния, в котором она пребывала уже столько времени.

***

Когда алое пламя взметнулось вверх, разом поглощая все трупы, Диона поняла, что они закончили. Йозеф с эльфами как раз закончили изучать сгоревший магазин, но ничего интересно там не обнаружили. Должно быть, бейдж с именем Ирен был единственной вещью, которую демоны почему-то решили пощадить.

Диону одолевало вполне оправданное любопытство, но лезть с вопросами она не спешила. Несмотря на состояние аффекта и никак не прекращающиеся слёзы, Лукреция помогала, как могла: некоторым она залечила незначительные ранения, кому-то объясняла, что здесь находилось раньше. Изредка Диона находила её среди своих товарищей и видела не столько рыжие волосы, сильно выделяющие девушку, сколько мокрое от слёз лицо и окровавленный бейдж, который она ни на секунду не отпускала.

Диона решила, что Шерая сама справится. Незачем мешать ей своими неуклюжими попытками узнать хоть что-то.

Поэтому она, дождавшись, пока от трупов останутся только пепел да мерзкий запах, — его точно придётся вымывать очень тщательно, — поставила локоть на плечо Энцелада и положила голову на ладонь, всем своим видом изображая утомление.

— Завтра мы идём к принцу, — пробормотала она, надеясь, что её никто, кроме брата, не услышит. — Будет ужасно, если случайно появится новая брешь и мы должны будем отправиться к ней?

— Ужасно, — согласился Энцелад, склонив голову так, чтобы касаться её головы. — Но это всего лишь принц.

— Всего лишь принц, — повторила Диона. — М-да… Будет сложно. Мне нужны ванна, вино и Артур.

— Милостивые боги, — проворчал Энцелад себе под нос, пихнув её в плечо, — сохраните мою психику.

В ответ Диона попыталась со всей силы ударить его, но Энцелад перехватил её кулак и возвёл глаза к небу. Они никогда не дрались по-настоящему, не видя в этом смысла, но время от времени Диону охватывал детский азарт, подстёгивавший её доказать, что Энцелад ошибается. Он редко признавал свои ошибки и несмотря на то, что относился к Артуру значительно лучше, чем к любому другому её любовнику, не раз говорил, что она заслуживает лучшего. Диона пропускала его слова мимо ушей и параллельно била его самого по ушам. Когда он пытался обидеть её парня, её ничего не могло остановить.

Они могли бы и дальше шутливо драться, пытаясь ощутимо задеть друг друга, и игнорировать чужие взгляды — не все привыкли к особому языку общения близнецов Эрнандес, как и к тому, что после значительных потрясений они находили утешение в обществе друг друга и таким странным способом пытались вернуться в привычный ритм жизни. Но Шерая, вновь подкравшаяся со спины, сообщила, что откроет им портал в зал Истины, а сама останется, чтобы решить, как помочь Лукреции и дождаться момента, когда все барьеры можно будет снять.

Потянулась новая вечность, хорошо знакомая Дионе и оттого даже ненавистная. Убедиться, что все в порядке. Отчитаться перед Гилбертом, встретившем их в зале Истины. Отчитаться ещё раз, со всеми подробностями, не упуская ни одной детали. Каким-то образом доказать Гилберту, что они не пострадали и не нуждаются в срочном осмотре целителей. Он всегда переживал за них, и это, пожалуй, радовало Диону не хуже успешного дела и заслуженного отдыха.

В особняк они вернулись уже ближе к ночи — с учётом того, что от одной бреши они сразу же отправились к другой, день и впрямь казался долгим и очень тяжёлым. Особняк, никогда не бывший шумным, впервые за последние месяцы стал таковым. Два дня назад Николас и демоница показались на границе, и последняя заключила с Гилбертом сделку на крови. Теперь ни один человек, драу или иная сущность, пребывающие в этом особняке, не имели права вредить демонице — Твайле, как представил её Николас. В то же время Твайла не могла вредить им, но она, что ставило Диону в тупик, и не пыталась.

Всего за два Дионе не только пришлось свыкнуться с мыслью, что в особняке живёт тёмное создание, но и научиться общаться с ней более-менее приличными выражениями. Личное отношение Дионы к кому бы то ни было никогда не мешало работе, но она впервые столкнулась с чем-то настолько необычным и не знала, как ей быть. Демоница была в меру вежливой, любопытной и очень даже эрудированной. Гилберт, старавшийся контролировать каждый её шаг, настоятельно рекомендовал Твайле не игнорировать его приглашение разделить с ним завтрак, обед или ужин, и за всё это время Твайла ни разу не пожаловалась на его холодность или угрозы, сквозящие через слово. Твайла игнорировала и настороженный взгляд Сонал, которая, однако, не стала возмущаться или истерить из-за присутствия демоницы, чем удивила всех, даже обычно молчаливых и незаметных слуг.

Дионе казалось, что она не видела чего-то очень важного, что где-то затерялся ещё один кусочек пазла, но никак не могла понять, какой именно и сколько их вообще образовалось. Эйс стал магом и отныне тренировался не только с ними и Артуром, но и с Марселин. Николас, Кит, Алекс и Соня (очень тихая и задумчивая, совсем не напоминающая себя прежнюю) вернулись вместе с демоницей. Твайла, казалось, и не была тёмным созданием.

Но что Диона знала о тёмных созданиях на самом деле?

Она была отнюдь не глупой, чтобы безоговорочно верить каждому слову коалиции, и знала о существовании демонов, не вступавших в конфликты и держащихся особняком. Они с Энцеладом придерживались принципа озвучивания приказов: если им прямо сказали убить тех или иных демонов, значит, они должны убить их. И неважно, сколько им потребуется времени, чтобы очиститься от крови на руках. Если приказа не было и Энцелад, лучше неё умеющий просчитывать риски, говорил, что вмешательство не стоит того, они не вмешивались.

Не все одобряли такую позицию, но главное — это осторожность, с которой совершалось каждое их действие, даже самое простое и незначительное.

Осторожность никогда не должна была их оставлять, но клятва на крови была достаточно сильной, чтобы этим вечером Диона дала себе слабину. Поэтому в момент, когда они прошли через портал, оказались в холле и увидели, что Твайла и Николас сидят на верхней ступеньке и о чём-то оживлённо болтают, Диона предпочла сделать вид, что ничего не заметила. Если Твайла попытается хотя бы поцарапать кого-то из них, клятва убьёт её. Гилберт был не слишком искусен в словесных формулировках клятв, но в этот раз он сделал всё от себя зависящее, чтобы создать хоть какое-то ощущение безопасности.

Это трудно, когда в особняке находится тёмное создание, но не невозможно.

— Где Эйс? — спросил Энцелад, вместо приветствия лениво махнув рукой Николасу.

— С Марселин, — с натянутой улыбкой ответил сальватор. Он словно боялся их, но Диона не винила Николаса за такое отношение. Когда ты постоянно рядом с демоницей и защищаешь её ото всех, следует бояться тех, кто может расправиться со врагом голыми руками. — Обучается магии.

Энцелад нахмурился.

— Я сказал ему, что вечером у нас будет тренировка.

— Артур провёл её раньше, чтобы потом Эйс мог заниматься с Марселин. К тому же, когда Гилберт отправился в зал Истины, принцесса ходила и ругалась на всех… Вот он и спрятался от неё.

Мысленно Диона согласилась с ним, но вслух ничего и не сказала. Николасу не обязательно знать, что её саму нервирует принцесса Сонал, почти всё время требующая невозможного.

Недавно она заявила, что хочет, чтобы ради её безопасности рядом постоянно был хорошо обученный рыцарь. Сначала она даже предложила Энцелада, и тот едва не умоляюще уставился на Гилберта. Каким бы стойким и собранным ни был Энцелад, даже он бы не выдержал всё время быть рядом с принцессой Сонал.

Когда она надоела всем этой просьбой, Гилберт пригрозил, что приставит к ней Еноха. На самом деле Енох не был плохим рыцарем или парнем — он был отличным человеком и умел найти подход к каждому, но его флирт, распространяющийся на всех, мог только разозлить принцессу или даже довести её до очередной истерики. Должно быть, Сонал как-то это поняла и потому затихла. К сожалению, ненадолго: потом она необъяснимым образом завлекла Твайлу в разговор о сигридской культуре.

Гилберт едва не переломал все столовые приборы, лежащие перед ним.

Наверное, это даже хорошо, что он задержится в зале Истины. Пусть количество проблем и не уменьшалось, возможность переключить внимание между ними определённо пойдёт ему на пользу.

— А вы что, принцессу не боитесь? — задал новый вопрос Энцелад.

— Бояться? — подала голос Твайла, подперев подбородок кулаком. — Её? Это просто глупо.

— Ну, тебе-то уж точно. Вряд ли даже принцесса решится на твоё убийство через Гилберта.

Твайла улыбнулась Энцеладу, и он ответил ей точно такой же улыбкой. Не искренней — Энцелад никогда не улыбался искренне, сколько бы Диона ни пыталась научить его этому. Ему всегда было трудно выражать свои чувства даже ей, но Диона не сдавалась, стремясь превратить его в обаятельного красавца, умеющего всё на свете. Потому что потом, когда какой-нибудь девушке повезёт, благодарить за правильное воспитание Энцелада будут именно Диону.

Она была старше всего на минуту, и хотя Энцелад чувствовал себя старше, всегда стремился защитить Диону и взвалить все её проблемы на свои плечи, в этом вопросе она бы ни за что не уступила старшинство ему.

Иногда ей очень нравилось быть заботливой старшей сестрой, наставляющей младших на путь истинный, но сегодня Диона слишком устала, чтобы пытаться хоть как-то подправить улыбку Энцелада или шепнуть ему, что Твайле не следует раньше времени узнавать об их отношении к ней. Пусть думает, что они держат дистанцию и оружие в чехле лишь из-за клятвы на крови. Пусть верит, что их останавливает только это и ничего больше.

— Разбуди меня завтра, — пробормотала Диона, хлопая Энцелада по плечу.

— Я не твой слуга.

— И не забудь про чай.

— Я не твой слуга, — чётче повторил он.

— Не. Забудь. Про. Чай.

Какой кошмар, этот малец ещё вздумал спорить с ней…

Неопределённо махнув рукой всем сразу, Диона поднялась по лестнице и свернула направо, мысленно моля особняк, чтобы он не стал её путать. По пути ей попадались слуги, поздними вечерами даже не скрывавшие своего присутствия, и результаты общения Салем — скошенные картины, складки на коврах, гобеленах и шторах. Гилберт запретил Салем портить его имущество, но это не мешало ей доставлять ему неудобства. Наверняка она и сейчас опрокидывала что-нибудь, общаясь с кем угодно. С той самой минуты, как она принесла окровавленный бейдж, Диона её не видела.

Мимо неё почти прошмыгнула Иллка, всем своим видом напоминавшая испуганного оленёнка, но, будто вспомнив что-то, остановилась и пробормотала:

— Его Величество просил передать, что завтра вы вместе с ним…

— Я знаю, — мягко остановила её Диона, буквально в двух метрах впереди заметив дверь своей комнаты. — Шерая нам уже сказала.

Иллка быстро кивнула и умчалась. Диона начинала думать, что эту фею пугает всё на свете.

Но, к превеликому облегчению, страхи Иллки не были её проблемами. Проблемы Дионы были в волосах, слипшихся из-за крови демонов, зудящей царапины на виске и лука, который следовало повторно очистить. И, конечно же, в Салем, развалившейся на её кровати.

— Почему ты не с Рокси? — пробормотала Диона, закрывая за собой дверь.

Салем лениво махнула одним хвостом и перевернулась. Домашних питомцев у них с Энцеладом никогда не было, — нельзя же считать младшего брата питомцем, да? — но, наверное, спать в кровати, небольшая часть которой была нагрета кошкой, будет приятно.

Если она вообще дотянет до кровати. В кэргорских казармах Диона умела засыпать где угодно, но испачкать такую роскошную кровать — грех, на который она не была способна.

Ей пришлось постараться, чтобы самостоятельно стянуть с себя доспехи без болезненных стонов и проклятий. Испачканные волосы всё время лезли в лицо, одеревеневшие мышцы ныли, мозг будто плавился. Бросив Салем, чтобы она тщательно грела ей постель, Диона побрела в ванную комнату. Хотелось просто упасть в ванну и дождаться, пока она сама себя наполнит, но, к сожалению, на такую магию Гилберт не расщедрился. Да такой магии вообще не существовало.

Диона в нетерпении считала каждую секунду — вплоть до момента, когда наконец полностью оказалась в горячей воде, не только согревающей тело, но и расслабляющей его, дарящей покой и долгожданный отдых. Диона из последних сил уговорила себя сначала отмыть волосы от крови и только после начала наслаждаться отдыхом, когда Салем неожиданно заскребла дверь.

— Отстань, — бросила Диона, опустив плечи.

— Я надеюсь, ты говоришь с кошкой, а не сама с собой.

Диона громко фыркнула, и этот звук эхом отскочил от стен. Артур, сама учтивость, даже постучался и вошёл лишь после того, как Диона дала на это согласие.

— Я принёс тебе чай и булочки, — сразу же выпалил он, ногой отгоняя Салем, которая почему-то всё ещё хотела попасть внутрь. — Всё как ты любишь.

— Ты правда провёл тренировку Эйса? — борясь с сонливостью, спросила Диона.

— Разумеется. Никто же не сказал мне, что я могу помочь вам.

Несмотря на улыбку, кажущуюся даже более очаровательной вместе с нахмуренными бровями, Артур действительно не понимал, почему ему не сообщили о новой бреши. Будто того, что он находился в чёртовом Китае вместе с другими рыцарями и вампирами, было недостаточно.

— Ничего интересного там не было, — ответила Диона, вытягивая ноги и кладя их на бортик ванны. — Демоны, демоны, хаос, немного огня, демоны…

Она, наверное, должно была сказать, что сегодня погибла землянка, с которой, очевидно, Лукреция была хорошо знакома. Но она не могла выдавить ни слова. Салем больше не пыталась прорваться в ванную, но Артур стоял, держа ногу в прежнем положении, и смотрел на Диону, ожидая, пока она продолжит.

— Завтра мы сопровождаем Гилберта к принцу.

— Боги милостивые…

Артур подошёл ближе, сел на корточки возле ванны и положил руки на бортик, смотря на неё.

— Ради чего?

— Не знаю. Шерая сказала, что Гилберта пригласили на обед. Но ведь это не может быть просто обед, да?

— Верно, — согласился Артур. — Но, может, всё не так плохо. Хотя бы немного отдохнёте от постоянных стычек с демонами.

— Хочу напиться с Марселин, — пробормотала Диона, подперев голову рукой. — но Энци тогда всю душу из меня вытрясет.

— Просто будь осторожной, и проблем не будет. Я считаю, что каждый уважающий себя человек должен хоть раз напиться с Марселин. Полезно для души и тела.

Диона тихо рассмеялась, покачав головой. Артур всегда знал, что следует сказать, и никогда не раскрывал источников своего вдохновения.

То, что он был объективно слабее Энцелада и Дионы, не раздражало или пугало, а скорее досаждало ему. Артур хотел быть полезным не только им, но и всей коалиции — своей «очень большой и странной семье», как он любил говорить время от времени. Артур не обладал тайными знаниями, столь необходимыми коалиции, магией или навыками, которых ни у кого больше не было, но и без этого он был максимально открытым, целеустремлённым и решительным. Именно таким, каким он нравился Дионе.

На самом деле она не любила лишнее сантименты и классическую романтику, считая, что это скучно и просто глупо, но даже это Артур умел правильно преподнести. Когда он протянул ладонь, коснулся её подбородка и мягко поцеловал, Диона почувствовала необъяснимую лёгкость и то самое спокойствие, которого ей так не хватало.

Но потом Артур отстранился, улыбнулся и сказал:

— Если не поторопишься, я сам всё съем.

И, театрально послав ей воздушный поцелуй, вышел из ванной. Диона хлопнула ладонью по воде и насупилась. Этот паршивец знал, чего она хочет, и всё равно вздумал дразнить.

Младшие её совсем не уважали.

Глава 12. Мой рассудок помрачен

Напряжение не отпускало Рокси, но она старалась сохранять невозмутимое выражение лица. Пусть даже Себастьян смотрел только на Алекса, — причём так, словно планировал заживо закапать его в песок, — Рокси хотела быть готовой к его вопросам и показать, что она полностью контролирует ситуацию.

Ну, почти.

Всё было бы прекрасно, если бы Себастьян сразу же узнал, куда делся Алекс. Судя по его выражению лица, никто ему так и не сообщил.

— Драу наверняка тебе сказали, — не отрываясь от лица Алекса, произнёс Себастьян. Голос, как и всегда, ровный, практически ледяной, взгляд — точно такой же, но Рокси слишком хорошо знала своего брата, чтобы не понимать, как сильно он напряжён и зол.

Но она не знала, почему он вообще обращается к эльфийке, старательно чесавшей живот развалившейся на коленях Рокси Салем.

— Разве твой милашка уже не взрослый? — невинно хлопая глазами, уточнила эльфийка. — Думала, он справится со своими проблемами.

— Зельда, — с особой интонацией, которая никогда не предвещала ничего хорошего, произнёс Себастьян. Обычно после этого ему было достаточно одного сурового взгляда, чтобы поставить кого-то из них на место, заставить помыть посуду или не быть засранцами. Особая интонация Себастьяна вкупе со взглядом безотказно действовали на них в любой ситуации, и Рокси никак не могла научить себя не вестись на это.

Очевидно, Зельда этим иотличалась от них. Она не обернулась, даже не вздрогнула, продолжила чесать живот Салем и изредка поглядывать на Рокси, будто спрашивая у неё разрешения. Рокси старалась сохранить спокойствие, но это было очень трудно.

Когда они встретились в первый раз, она не смогла понять, кем является Зельда. Она даже имени её не знала. Зельда пообещала обучить её обращаться с артизарской сталью, но Рокси, честно говоря, понятие не имела, что это такое, хоть и запомнила — пыталась через эту информацию узнать, с кем работал Себастьян. Но теперь, когда Зельда была так близко, возражала Себастьяну, даже не делая этого напрямую, и не пыталась снять меч со спины, чтобы никого не напугать, кусочки пазла постепенно складывались. Рокси хотелось верить, что она ошиблась, потому что если Себастьян работал вместе с Зельдой Сулис, то он оказался втянут в настоящий кошмар и хаос, которого Рокси даже представить не могла.

Но, наверное, по уровню опасности эта работа не шла ни в какое сравнение с тем, как Себастьян смотрел на Алекса до сих пор. Разница в их росте была в один ничтожный сантиметр, но Себастьяну всегда удавалось смотреть сверху вниз и выглядеть более внушительным. Тем более в моменты, когда Алекс под напором его взгляда опускал плечи и поджимал губы, будто боялся сболтнуть лишнего.

— Мне просто интересно, — угрожающе тихо произнёс Себастьян, ущипнув себя за переносицу, — как ты вообще до этого додумался…

— Ну, времени тщательно всё обдумать как раз и не было, — пробормотал Алекс во ответ.

— И у тебя даже мысли не возникло, что ты можешь погибнуть? — и, словно поняв, что для Алекса это совсем не аргумент, что о подобном исходе он бы думал в последнюю очередь, Себастьян быстро исправился: — А если бы погибла Соня?

«А вот это уже серьёзно», — подумала Рокси.

Алекс не такой уж идиот, чтобы пренебрегать своей жизнью. Он точно знал, когда должен отступить, когда — обратиться за помощью, а когда любыми способами, иногда даже совсем ужасными, сохранить ту или иную информацию, знания или предмет. Искатели всегда должны уметь просчитывать риски и на первое место ставить объект своих поисков. Рокси сомневалась, что в данном случае Алекс обладал информацией, которую должен был защитить, но Соня — это совершенно другой разговор. После того, как Рика не стало, Алекс старался делать всё возможное, чтобы подобного не произошло с ней.

Себастьян знал, на что следует давить, и Рокси даже чуть-чуть ненавидела его за это. Но только чуть-чуть — она сама жутко переживала за Алекса и с трудом удерживала все эмоции в себе.

— Просто для справки, — наконец произнёс Алекс с умным видом, — ничего страшного не случилось.

— Ты связался с демоницей.

— Строго говоря, это она с нами связалась. Точнее, — исправился Алекс, вздохнув, — Рейна.

— Рейна? — недоверчиво переспросил Себастьян. — Да, конечно, это всё объясняет.

— Правда?

— Нет.

— Что ж, не веришь — дело твоё. Но если бы я пошёл против сакрификиума, особенно против Рейны, ты бы меня и за это отчитал.

— Разумеется. Кто в здравом уме пойдёт против Рейны?

Что-то подсказывало Рокси, что Себастьян был именно таким человеком — ему плевать, кто его собеседник, главным было доказать, насколько глупо и необдуманно он поступал. Может быть, именно поэтому он до сих пор не съехал — родители использовали его как оружие против Алекса и Рокси, когда те становились совсем уж неуправляемыми.

— Милашка-а, — протянула вдруг Зельда, — мы только время теряем.

Рокси, не сдержавшись, прыснула от смеха и повторила, подражая голосу эльфийки:

— Милашка.

Она прошлась по очень тонкому льду, однако нервы были на пределе. Чудо, что Себастьян в ответ только закатил глаза.

— Просто напоминаю, — произнёс он, строго посмотрев на Алекса, — что если ты ещё раз влезешь в какое-нибудь сомнительное дело, я добьюсь твоего отстранения.

Зельда присвистнула, вместе с тем наконец взяв Салем на руки. Рокси так удивилась заявлению брата, что даже не попыталась спасти драу — хотя той, кажется, очень даже нравилось, общество Зельды.

Вряд ли уж одного слова Себастьяна будет достаточно, чтобы Алекса отстранили от поисков. Но он вполне может правильно сообщить об этом как отцу, так и Джонатану, и те к нему прислушаются — Себастьян уже давно не был рядовым искателем и отличался особым влиянием, которого пока никто не сумел добиться. До старших искателей ему, разумеется, ещё далеко, но того, что он имеет сейчас, достаточно, чтобы другие его недолюбливали.

Рокси не понимала этих людей. Себастьян всегда делал всё от себя зависящее, чтобы получить нужное Ордену с наименьшими жертвами с их стороны. Может, иногда он и перегибал палку, но это же Себастьян. Проще научить его магии, чем тому, не обязательно критиковать каждого встречного.

— Во-первых, ты не имеешь права, — наконец возразил Алекс, удивлённый ничуть не меньше Рокси. — Во-вторых, я собирал информацию.

— Что ж, отлично, — Себастьян, не отрывая от него взгляда, качнул головой, но по его интонации Рокси поняла, что он совсем не поверил Алексу. — Обязательно передашь мне её, когда я закончу с делами.

— Но почему я вообще должен отчитываться…

— Рокси, — перебив его, Себастьян повернулся к ней, и Рокси мигом выпрямился спину, — нам нужна Салем.

— Зачем?

— Для дела, разумеется.

Как и всегда, никакой конкретики. Даже если поиск не был секретным, Себастьян не раскрывал деталей вплоть до самого последнего момента, а иногда и вовсе делал вид, что никакого поиска не было. Рокси устала спрашивать и пытаться добиться хоть чего-то, но теперь ему была нужна Салем, к которой она успела привязаться.

Драу никак не объясняла причин своего постоянного нахождения рядом с ней. Рокси, в принципе, была совсем не против. Она была уверена, что ни у одной девушки её возраста в качестве питомца нет магического существа, которое умеет проходить сквозь любые поверхности, и оттого даже чувствовала себя особенной. Салем не требовала многого: ела почти всё, что предлагали, и вещи в доме не портила, разве что постоянно что-нибудь скидывала, но это было её особым языком общения, понимать который никто из её семьи так и не научился. В кабинете отца она скинула с полки несколько книг, в то время, как мать готовила ужин, Салем очень настойчиво скидывала одну из разделочных досок. Но Кристин очень нравилась Салем, и потому Августу оставалось проглотить своё возмущение — Рокси, конечно, было немного совестно перед отцом, но она слишком полюбила Салем, чтобы запрещать ей появляться у них дома.

Вместе с ней Салем временно перебралась к Гилберту, и пусть она изредка сбегала, Рокси не особо за неё переживала. Правда вчера она вернулась поздно вечером, от неё несло дымом, и Рокси испугалась, что Салем могла пострадать. Скинутая с кровати подушка означала, что Салем в полном порядке, а потом драу исчезла и вернулась только в середине ночи. Наверняка к кому-нибудь проникла и либо просто спала, либо пыталась общаться. Салем усвоила, что серьёзно портить в особняке ничего нельзя, и оттого общаться с другими ей стало значительно сложнее.

Но это были мелочи, на которые Рокси почти не обращала внимания. За всё то время, что Салем была рядом с ней, Рокси успела забыть, что та — драу, и она может быть не только питомцем.

— Зачем? — повторила Рокси, снизу вверх смотря на Себастьяна. В одной из гостиной, где он и нашёл их с Алексом, Рокси заняла самое мягкое кресло, но теперь ей казалось, что оно крайне жёсткое.

— Она поможет нам, — легко ответил Себастьян.

— Это опасно?

Рокси помнила, что Салем может за себя постоять, — всё-таки она сто сорок лет прожила в «Холлоубридже», — но волновалась.

— Нет, если она будет осторожной.

Учитывая, что Зельда уже взяла Салем, а та и не пыталась высвободиться, драу была уверена в этом таинственном деле, о котором Себастьян ничего не хотел говорить. Спокойствие Салем не уняло тревогу Рокси, но напомнила, что драу ни за что не даст себя в обиду.

— Пожалуйста, — настойчиво произнесла Рокси, — проследи, чтобы она не пострадала.

— Она же драу, — удивлённо напомнила Зельда.

— Я обещаю, — не обратив внимание на вмешательство девушки, уверенно ответил Себастьян. — Салем не пострадает.

Будто Салем нуждалась в разрешении Рокси, но не уточнить она не могла.

— Хорошо. Но тебе лучше как можно скорее вернуть её ко мне, иначе ты пожалеешь.

Зельда присвистнула. Кивнув с серьёзным лицом, — он вряд ли когда-нибудь забудет, как она швырнула в него степлер за то, что он случайно проболтался о парне из её школы, с которым она целовалась, — Себастьян развернул улыбающуюся от уха до уха Зельду к двери. Не говоря ни слова, девушка посадила Салем ему на плечо и, развернувшись обратно, отвесила Алексу и Рокси шутовской поклон.

— Ваш милашка не пострадает, не беспокойтесь!

Салем очень невовремя укусила Себастьяна в щёку, и он не успел что-либо сказать — Зельда открыла портал за территорию особняка, втолкнула искателя в него и шагнула следом, после чего портал закрылся.

Рокси, не мигая, смотрела на место, где он был мгновение назад, а затем услышала нервный смех Алекса.

— Не знаю, что пугает меня больше, — он посмотрел на неё, сбитую с толку и ощущающую, как будто она упустила всё на свете. — То, как она его называет, или то, что он потом сделает со мной.

— Ничего он с тобой не сделает, — буркнула Рокси, собрав руки на груди. — Просто будет очень долго ругать, и всё.

— Мы ведь об одном и том же Себастьяне говорим, да?

Рокси хмуро уставилась на него, и Алекс поднял ладони, будто сдаваясь. С самого утра он был каким-то не таким: немного взволнованным, постоянно шутящим, причём к месту и не к месту, без остановки оглядывался, будто проверял, не следит ли кто-нибудь за ними. Рокси, уставшая от этого, специально утащила его в гостиную, чтобы поговорить, но Себастьян и Зельда появились раньше, чем она успела хотя бы слово сказать. В первые минуты Алекс сник, — эмоции, отразившиеся на лице Себастьяна, когда он, наконец, всё понял, напрочь убивали всё желание хоть как-то противостоять ему, — но потом у него в голове словно что-то щёлкнуло. Он не отвечал, только смотрел с вызовом, будто сотни раз сталкивался со злым Себастьяном и знал, как с ним нужно разговаривать. На самом деле это было правдой: Себастьяну мог не угодить кто угодно, и в результате страдали все, но прежде Алекс ограничивался типичными оправданиями, которые, что неудивительно, никогда не срабатывали.

— Он не будет добиваться твоего отстранения, — невозмутимо продолжила Рокси. — Сейчас каждый искатель на счету, а ты слишком умный, чтобы тебя отстранять.

— Ты даже не представляешь, как сильно он будет зол, когда узнает, что было на самом деле.

— А что было?

Кресло и диван, где сидел Алекс, разделяло почти два метра, но Рокси инстинктивно наклонилась вперёд и вытянула шею, заинтересованно уставившись на него.

— Узнавай сама. Ты же теперь полноправная искательница.

Рокси рыкнула, схватила подушку, которую до этого скинула на пол, и швырнула в Алекса. Он отбился от неё, громко рассмеявшись, но следом прилетела ещё одна подушка. Будь тут хоть бесконечный запас подушек, Рокси бы без остановки швырялась ими, пытаясь выпустить пар и выбить из Алекса всю дурь.

Да, она была полноправной искательницей, но с тех пор, как она расправилась с демоном в «Холлоубридже», ей не поручили ни одного поиска. Прошло почти полтора месяца, а Рокси до сих пор сидела на месте и ничего не делала!

Каждый в коалиции отдавал все силы, тогда как Рокси прохлаждалась и чувствовала себя абсолютно бесполезной. Взять любой поиск без согласия старших искателей она бы не смогла ни при каких обстоятельствах. Рокси уже пыталась убедить мистера Сандерсона в том, что полностью готова к работе, однако он сказал, что этот вопрос лучше обсудить с её отцом, который даже не появлялся дома, полностью погрузившись в дела коалиции и Ордена в частности. Он вообще помнил, что у него есть жена и трое детей? Рокси сильно сомневалась, и потому злилась ещё сильнее. Даже Алекс, которому ещё предстоял крайне серьёзный разговор с Себастьяном, в некоторых случаях бывший куда страшнее разговоров с родителями, занимался хоть чем-то полезным. Рокси, конечно, не сказала бы, что якшание с демоницей — полезное дело, но Кит и Николас убеждали, что Твайла очень даже приятная личность. Хотя Кит, вообще-то, говорил, что она приятная, когда молчит и не передразнивает его.

Все чем-то занимались, как-то двигались вперёд, — даже Гилберт, на дух не переносивший демонов, уже три дня жил под одной крышей с одной из них, — и только Рокси сидела на месте и ничего не делала.

Она знала, что Алекс не хотел её задеть, но она всё равно чувствовала обиду. Узнавать, что с ним было, пока он где-то пропадал с Соней, Китом, Николасом и Твайлой, не было настоящей работой для искательницы её уровня. Это было издевательством.

Впрочем, это ненадолго. Когда Алекс волнуется, он вполне может взболтнуть что-нибудь — кто знает, может, совсем скоро это и произойдёт. К тому же рядом не было Сони, которая умела вовремя остановить её.

Рокси не видела её со вчерашнего дня и только сейчас поняла, что Алекс даже не упоминал её.

***

У Сонал постоянно болела голова.

Причины были разные, но основная, самая главная, преследовала её день и ночь вот уже много лет. Гилберт объяснил ей, что они нашли её в гнезде демонов, довольно длительное время скрывавшихся ото всех, но точное время, которое она провела в плену у них, определить не удавалось до сих пор. На фоне постоянно раскалывающейся головы, идиотов, окружавших её со всех сторон, и куда-то пропавшего Диего это было такой мелочью, что Сонал часто забывала о том, что вообще была в плену. Она совсем не помнила этого времени, но одно знала точно: демоны не сумели забрать у неё Свет Арраны. Этот дар всё ещё был при ней, и он помог ей понять, что принц Джулиан совсем не рад их обществу.

Она его не винила. Сонал сама была не в восторге от тех, с кем была вынуждена обедать. Будь её воля, она бы вообще отказалась от еды, но Гилберт, этот глупый мальчишка, имел наглость ставить ей условия и даже угрожать. И он ещё робел перед ней тогда, в Ребнезаре!

Сейчас он сидел прямо напротив принца Джулиана и выглядел так, будто на самом деле они обедали в его особняке и полностью подчинялись ему. Его голос в течение всей беседы, длящейся так долго, что Сонал уже устала считать минуты, ни разу не дрогнул, взгляд всегда был направлен на собеседника. С принцем Джулиан Гилберт был куда учтивее, чем с ней, что было ещё одной причиной головных болей. Создавалось впечатление, что он просто таскал её за собой, как собачку, мстил за то время, когда она таскала его за собой.

Впрочем, она достаточно уважала себя, что не скандалить лишний раз. Разобраться с Гилбертом можно и потом: он хоть и пытался задавить её авторитетом, редко когда добивался успеха. Сегодня Сонал решила сосредоточиться на принце Джулиане и узнать из его беседы с Гилбертом всё, что только можно.

Если бы трижды проклятые головные боли не мешали, она бы справилась ещё в первые минуты.

Сонал всегда умела правильно общаться с людьми и знала, какой подход применить к кому бы то ни было. Лишь расположения принцессы Гвендолин ей так и не удалось добиться, но с учётом того, что она должна была выйти замуж не за неё, а за принца Фортинбраса, Сонал совсем не переживала. Фортинбрас был куда менее конфликтным и был готов идти на компромиссы — этого вполне хватало, пока она была гостьей при ребнезарском дворе. И как бы Гвендолин к ней ни относилась, она бы не сумела по-настоящему помешать ей.

Каждый, с кем её сталкивала жизнь, был очарован ею, но принц Джулиан почти не обращал на неё внимание. Сонал и не нужно было его внимание, чтобы узнать, кто он и что из себя представляет, но неужели он пригласил её только для того, чтобы поставить галочку в каком-то дурацком списке? Она всякое успела услышать о принце Джулиане, но не думала, что он настолько глуп.

Впрочем, Сонал знала, когда следует наступить себе на горло и просто плыть по течению. Это она и делала в течение всего обеда. Отвечала, если её спрашивали, и была максимально учтивой. Не задавала лишних вопросов, предоставив это Гилберту, понимавшему в нынешнем положении дел куда больше, чем она. Выражала заинтересованность в странном и диком мире, в котором предстояло жить. И не забывала внимательно слушать, запоминать и мысленно отмечать, какую информацию следует проверить позже.

Свет Арраны подсказывал, что из услышанного было правдой, а что ложью, и потому ей было значительно легче. Но Свет Арраны был слаб из-за разделения, и Сонал не представляла, как скоро дар станет нестабилен и начнёт вредить ей.

Он уже вредил, ведь головные боли не прекращались, но Сонал научилась жить с ними. Это было даже проще, чем вынести заносчивость Гилберта или манеру общения принца Джулиана, при которой он мог оскорбить кого-либо и похвалить с разницей в пять секунд. Настоящий талант, которым Сонал овладевала много лет.

Постепенно все темы, которые ещё можно было обсудить при Сонал, потенциально предоставляющей угрозу, сходили на нет. Она знала об убийстве короля Джевела и даже несколько раз выразила принцу своё сочувствие, но он будто не услышал этого и говорил с осторожностью, из-за которой у Сонал мог начаться нервный тик. Будто эти два идиота думали, что за убийством стоит она.

Чушь собачья. Сонал не любила признавать своих слабостей, но после плена у демонов она всё ещё не окрепла достаточно, чтобы поднимать меч. Да и на момент, когда короля Джевела убили, она была у демонов.

Но, может, принца Джулиана это и не волновало. Одни боги ведают, что творится в его голове, сегодня почему-то не украшенной серебряным венцом. И они же ведают, кто додумался пустить сюда какого-то придурка, смотревшего на них так, будто они были лишь грязью под ногами.

— Ваше Высочество, — Сибил остановилась через два метра, и молодой человек, маячивший за её спиной, замер. — Себастьян Гривелли.

Джулиан лениво повернул к нему голову. Гилберт предостерегающе посмотрел на Сонал, но ей и так хватало настороженных взглядов со всех сторон. На неё постоянно пялились близнецы Эрнандес, сам Гилберт, несколько слуг, ждущих распоряжений принца, иногда даже сам принц. Сибил, вышедшая буквально несколько минут назад, тоже пялилась. Будто это не обед, а представление какое-то, где она — в главной роли.

— Какие-то проблемы? — поинтересовался принц Джулиан, опустив подбородок на переплетённые пальцы.

— Есть информация, которой я должен поделиться с вами, — ответил Себастьян. Сонал приглядывалась к нему, но ничего, кроме какой-то неестественной холодной красоты и надменности, не видела. — Я не хотел вас отвлекать, однако это крайне важно.

Принц Джулиан скользнул по нему взглядом, будто пытался определить, лжёт ли он, но Сонал его опередила:

— Это действительно важно, Ваше Высочество. Вам лучше уделить этому всё время и внимание, что у вас есть.

Гилберт был готов вмешаться, но Сонал, и так ждавшая слишком долго, мягко опустила ладонь на его руку и улыбнулась так ласково, как только могла. Гилберт мгновенно замер и, кажется, даже покраснел.

— Однако, если я правильно понимаю, у вас есть ещё одна проблема, а именно нехватка людей. Я не ошибаюсь? — уточнила она, обернувшись к принцу Джулиану и не забывая мягко вести пальцами по ладони Гилберта. — Вам нужны люди, — увереннее повторила она. — Рыцари, маги, искатели. Все. Лэндтирсцев хоть и не настолько много, но они вполне могут помочь хотя бы в первое время.

Сонал вновь посмотрела на Гилберта, сжавшего губы и покрасневшего до кончиков ушей, после чего, практически невинно улыбнувшись, произнесла:

— Приведите ко мне Диего Зальцмана, и мы обсудим этот вопрос.

***

— Я добавил тебе двойную порцию зефира, — сказал Фройтер, останавливаясь в дверях.

Лукреция оторвалась от книги, лежавшей на подушке, и выпрямилась.

— Спасибо, — устало произнесла она.

— Может, поужинаем?

— У меня нет аппетита. Спасибо, — совсем тихо повторила Лукреция, взяв протянутую чашку с горячим шоколадом. — Откуда у тебя все эти трактаты?

На самом деле Фройтер не хотел говорить о магических книгах — и не потому что они возвращали его во время, когда жизнь при ребнезарском дворце казалась спокойной и прекрасной, а потому что подобными вопросами Лукреция будто отрицала, что что-то случилось. Будто это не она явилась к нему посреди ночи и заявила, что не может спать в пустой квартире, и потому он просто обязан приютить её. Будто это не Лукреция не успела спасти девушку из землян, единственную, которую она могла назвать своей настоящей подругой.

Но и Фройтер, увидев смерть принцессы Розалии, вёл себя не лучшим образом и отрицал любую помощь. Он, конечно, не забыл про жалование, полученное за годы службы, и даже сказал, что вполне может встретиться с кем-нибудь из лордов и леди, чтобы обсудить дела, но он сбежал, отказавшись от службы в одно мгновение и решив, что во Втором мире будет легче.

Он сильно ошибся.

— Некоторые из ребнезарской библиотеки, — ответил Фройтер, — некоторые я нашёл уже здесь. Вон ту, в красной обложке, мне подарил Стефан.

Лукреция, глаза которой были красными от слёз, а рыжие волосы спутаны, слабо улыбнулась. Наверное, ему не следовало говорить о Стефане, всё ещё погружённом в сомнус — это наверняка напомнило Лукреции о смерти Ирен.

Фройтер ничего не знал об Ирен. Но ночью, когда явилась Лукреция, она вывалила на него всё, что только можно. Фройтер знал дату рождения Ирен, её любимые цвета и блюда, сколько времени ей нужно, чтобы собраться с утра, какие книги она читает, какой алкоголь пьёт, как общается с клиентами, какая раздражающая музыка стоит у неё на будильнике. Лукреция рассказала ему каждую мелочь о земной девушке, с которой не столько работала вместе и снимала одну квартиру, сколько дружила много лет, а потом разрыдалась, показав ему окровавленный бейдж с именем Ирен.

Это могло быть как тщательно продуманным планом, так и чистой случайностью, и именно последний вариант пугал Фройтера сильнее всего. Согласно нему Ирен элементарно не повезло: она просто работала, когда открылась брешь и демоны, хлынувшие в мир, спровоцировали пожар. Ирен была в числе таких же людей, которые погибли из-за случайности: они оказались на своём месте и занимались своими обычными делами, когда появились демоны.

Таких, как Ирен, было тысячи и даже больше, и никто, даже дети Фасанвест, не могли узнать обо всех и уж тем более спасти.

Фройтер склонялся к мысли, что Ирен просто не повезло.

Но, будучи другом Лукреции, он не говорил об этом вслух и сделал всё, чтобы помочь ей. С утра она взялась за несколько трактатов и не реагировала на все попытки Фройтера хоть как-то убедить её, что она ни в коем случае не виновата в случившемся. Наверное ей просто нужно было, чтобы рядом был хоть кто-то.

Как и Фройтеру, когда умерла принцесса Розалия, но он сбежал, решив что во Втором мире будет легче.

— Погоди, это что, древние фейские письмена? — Лукреция, поставив кружку на тумбочку рядом, подняла одну из потрёпанных книг. Всё вокруг неё было в книгах, свитках и почти рассыпавшихся пергаментах, и Лукреция, судя по всему, планировала изучить каждую строчку, прежде чем вновь заговорить о том, что произошло вчера.

— Дай-ка мне.

Фройтер взял книгу, пролистал её и нахмурился.

— Да, кажется, это они.

— Часто развлекаешься расшифровкой этого ужаса?

— Не поверишь, но в последний раз это было ещё лет пятьдесят назад.

— И что ты сумел понять?

— Смело предположить, что я вообще помню.

Лукреция рассмеялась — тихо и напряжённо, будто заставила себя сделать это, что лишний раз подчеркнуло, что ей совсем не до веселья. Но она была слишком упрямой, чтобы перестать притворяться. Для неё огромным успехом было и то, что она всё-таки пришла к нему, а не осталась страдать в пустой съёмной квартире.

Но Фройтер не представлял, как долго она может жить у него и не возникнет ли из-за этого проблем. Он, вообще-то, всё ещё работал и не мог просто так оставить некоторых неуправляемых детей на других учителей, это было бы просто опасно для всех. Да и Лукреции придётся как-то взаимодействовать со своим начальством и решать уйму проблем, появившихся в результате пожара. Фройтер сомневался, что она вообще продолжит работать в том ювелирном магазине. Может, поступит так же, как и многие маги — просто сменит город и начнёт всё сначала. Это было отличным способом не только избежать ненужных вопросов о возрасте или семье, но и узнать о мире, в котором они жили, как можно больше. Сам Фройтер перебрался в Денвер почти пять лет назад и мог не думать о смене места жительства как минимум столько же времени. Если бы не довольно молодое лицо, постоянно прятать которое с помощью чар было бы крайне проблематично, он бы прожил здесь дольше.

Может, им с Лукрецией просто нужно бросить всё и отправиться в путешествие. В этом мире было слишком много мест, которые они не видели, и вместе им будет намного проще, чем поодиночке.

Лукреция, посмотрев на него, хотела что-то сказать, но её прервал звонок в дверь. Фройтер насторожился — он не любил, когда кто-либо использовал магию, чтобы добраться до него, как и не любил вообще не чувствовать её. Когда к нему приехал Шерая и Гилберт вместе с Первой, он почувствовал магию ещё за мили. Сейчас же была абсолютная пустота.

Фройтер сделала шаг в сторону коридора, когда звонок повторился. Лукреция быстро поднялась с кровати и едва не побежала за ним со скоростью света, но остановилась, стоило знакомой магии наконец проявиться. Лукреция выдохнула, опустив плечи, и пробормотала:

— Надеюсь, ничего страшного не случилось.

Фройтер едва не начал молиться, прося богов смиловаться над ним, но, увидев на пороге квартиры Николаса и Соню, осознал, что его молитвы тщетны. Как будто судьбу можно обмануть.

Он видел этот момент ещё в прошлый визит Николаса, Твайлы и Кита. Видел, как Николас стоит в его квартире, как торопливо скидывает кроссовки и объясняет, почему Соня потрясающая и заслуживает получить ответы на свои вопросы, и видел, как Николас, чтобы не мешать им, уходит к Лукреции.

И хотя у него было правило не читать людей намеренно, иногда избежать зрительного контакта и пробудившейся силы было сложно. Жаль только, что эта сила не подсказала ему, что будет с Лукрецией.

Не успел Николас открыть рот, как Фройтер жестом пригласил их внутрь и сказал:

— Я могу попробовать.

Николас широко улыбнулся и едва не прыгнул к нему, крепко обнял, начав бормотать благодарности. Соня была куда более сдержанной и вежливой: переступив порог, она закрыла дверь, с первого раза разобравшись с замком, сняла обувь и лёгкое пальто, после чего кивнула Фройтеру, почти склонившись в поклоне. Может быть, она и не знала точно, как следует вести себя в его обществе, но поступала так, как считала нужным, прекрасно понимая, что он может выставить их за дверь из-за одного неверного слова.

Или же она просто боялась того, что Фройтер может увидеть.

— Итак, — он посмотрел на них, застывших на месте, и, честно слово, выглядел бы куда более грозным, если бы был выше ещё на десять сантиметров, — что именно вы хотите от меня?

Николас готовился ответить, но Соня его опередила:

— Я изучила всю доступную информацию о детях Фасанвест, их магии и правилах, которым они обязаны следовать, — отчеканила она, смотря куда-то в район его шеи, будто не хотела раньше времени встречаться с ним глазами. Или же доказывала, что и впрямь знает, как следует говорить с детьми Фасанвест. — И я нигде не нашла упоминания того, что вам запрещено раскрывать прошлое.

Уголок губ Фройтера дёрнулся.

— Прошлое, значит, — для чего-то повторил он.

— Прошлое, — подтвердила Соня. Она держала спину прямо, а руки — сложенными за спиной, но Фройтер прекрасно видел её волнение, практически чувствовал его кожей. — Я хорошая искательница, правда. Готова взяться за любой поиск и выполнить любую работу. Если, конечно, вам это нужно. В ином случае я могу заплатить.

Фройтер всё-таки улыбнулся, но совсем не искренне. Его, конечно, всегда привлекали максимально честные люди, точно знавшие пределы своих возможностей, но прошлое на то и прошлое, чтобы не обращаться к нему. Фасанвест не запрещала им читать его и раскрывать, но Фройтер впервые встретил человека, который действительно того хотел. Он никогда прежде не пересекался с Соней, но видел её в судьбе Николаса и Твайлы — и то, что ему открылось, было не столь волнующим.

Но, может, он ошибся и в этот раз.

— Мне не нужны деньги, — ответил Фройтер, заметив, как на секунду Соня растерялась, — и поиска, который я могу тебе поручить, тоже нет. Так почему я должен искать что-то в твоём прошлом?

— Но ты пообещал! — жалостливо выпалил Николас.

— Я сказал, что могу попробовать. Это не обещание.

Николас поджал губы и зло уставился на него. Соня, на какое-то время будто зависшая, невидящим взглядом смотрела перед собой и наверняка думала над тем, как убедить его.

Фройтер, вообще-то, не думал отказывать. В глазах Николаса и Твайлы он видел, что для них Соня не представляет опасности, да и если что-то выяснится сейчас, он всегда успеет остановить её. Ему были интересны личные причины, побудившие обратиться именно к нему, а не к кому-либо другому. Хотя Фройтер подозревал, что Николас просто притащил Соню сюда, едва узнал, что она хочет узнать что-то из прошлого.

Что такого ужасного там может быть, что требуется дитя Фасанвест? Обычно люди прекрасно помнят своё прошлое и не позволяют посторонним заглядывать в него.

— Nacido en la sangre, — вдруг сказала Соня, наконец посмотрев ему в глаза. — Вы знаете, что это?

Фройтер сам старался избегать зрительного контакта, но иногда хватало и секунды, случайного взгляда, чтобы увидеть части судьбы.

— Николас, — не отрываясь от лица Сони, сказал Фройтер, — пожалуйста, оставь нас. Я хочу поговорить наедине.

Николас беспомощно открывал и закрывал рот до тех пор, пока Лукреция, до этого скрывшаяся в комнате, не вышла в коридор.

— Иди сюда, Нико, тут куча книг, которые я хочу изучить! — нарочито весело крикнула Лукреция.

Ей не следовало стараться так сильно, что это становилось видно каждому, но Лукрецию вряд ли можно было остановить. Если уж она всё слышала и даже примерно поняла, о чём речь, она не станет мешать Фройтеру. Даже если он очень хотел, чтобы им действительно помешали.

Он не хотел разбираться с прошлым Сони и тем, что в нём скрыто. Он хотел быть рядом с Лукрецией, чтобы точно уловить момент, когда тоска и горе вновь сожмут ей сердце, чтобы помочь тем, чем он только сможет. Он и без того был плохим другом и хотел исправить это всеми возможными способами.

Но Соня Кински, пришедшая к нему — это проблема. Особенно когда она говорит о «рождённом в крови», а её волосы красные, как самая настоящая кровь.

— Идём, — сухо бросил Фройтер, разворачиваясь.

Гостиная впервые показалась холодной и пустой, даже необжитой. Указав на квадратный стол, за который Соня послушно села, Фройтер быстро перенёс лежащие на нём бумаги и папки куда подальше. Может, Соня и не планировала рыться в его работе, но Фройтер решил перестраховаться.

— Итак, — повторил он, садясь напротив неё, — ты хочешь узнать, что было в твоём прошлом?

— Во младенчестве, — уточнила Соня.

— И почему именно это время? Я уж подумал, что после эриама тебе напрочь отшибло память о земной жизни.

— Нет, это всё я прекрасно помню. Но… — она замялась, сложив руки перед собой, и начала медленно перебирать пальцами воздух.

— Альтан сказал тебе, что ты умерла во младенчестве.

Соня резко вскинула голову, поражённо выдохнув.

— Я вижу этот разговор в твоих глазах. И если ты хочешь, чтобы я помог, то лучше говори прямо, а не заставляй меня вытягивать из тебя каждое слово.

— Но что насчёт оплаты? — неуверенно напомнила Соня.

Она была очаровательна в своей честности, которая лишь добавляла ей плюсов. Возможно, это качество было с ней ещё и до Ордена — в таком случае Соня точно заслужит уважение Фройтера.

— Давай договоримся так: я посмотрю, что мне откроется, а ты пообещаешь не болтать об этом на каждом углу. Я и сам буду молчать. Рождённые в крови — это не милое прозвище, а скорее проклятие.

— Что? Проклятие из хаоса? — не поняла Соня.

— Нет, не из хаоса. Это я образно. Однако то, что я могу увидеть, вполне может оказаться настоящим проклятием.

Соня кивнула, сжав губы в тонкую линию, и во все глаза уставилась на него.

На самом деле Фройтер редко проявлял инициативу и никогда не помогал просто так, но Соня была важна Николасу, а Николас — ему. Когда-то он пообещал сальваторам, что будет верить им и помогать, и если уж теперь ему нужно посмотреть прошлое рождённой в крови — так оно и будет.

— Хорошо, — всё же произнесла Соня вслух. — Спасибо.

— Рано благодарить, я ещё ничего не увидел. А если и увижу, тебе это не понравится.

— Я уже заранее во всём разочаровалась.

— Не самый лучший подход.

Фройтер на секунду прикрыл глаза, пытаясь отговорить себя от участия в этом сомнительном деле, но отказ в оказании помощи Соне был равносилен отказу Николасу. Может, они и не были слишком близки, но Фройтер хотел помочь и был готов сделать всё от себя зависящее.

В глазах Пайпер всего на мгновение мелькнул образ Николаса, но Фройтер прочно вцепился в него. Их встреча обязательно случится, это прописано в их судьбе, но кто знает, не произойдёт ли она при катастрофических последствиях, если Фройтер откажет Николасу и Соне сейчас.

Он вдохнул, выдохнул, открыл глаза и самым миролюбивым тоном, на который был способен, спросил:

— Где ты родилась?

— В Нью-Йорке, — с готовностью ответила Соня.

— Ты уверена?

— Да, конечно.

Фройтер бездумно кивнул, смотря в её глаза, и, кажется, из-за этого ей было максимально неловко. Но прямо сейчас его волновало только прошлое, очень медленно выстраивающееся перед ним.

— Где ты жила до того, как случился эриам?

— В детском доме, — чуть тише ответила Соня, словно боялась, что их услышат. Ещё в самом начале Фройтер незаметно оградил их барьером, не пропускавшем звуки, однако и осторожность Сони не была лишней.

— Со скольки лет?

— Если верить записям, то с четырёх.

— Мир тебя не отвергал, верно?

— Не отвергал.

— Значит, там должны были сохраниться записи о тебе… В каком возрасте случился эриам?

— В пятнадцать.

— И при каких обстоятельствах? С подробностями.

Соня затихла, опустив плечи, и на секунду Фройтеру открылось то, что он так пытался увидеть: события, произошедшие с ней ещё во младенчестве. Прошлое напоминало плотную пелену тумана, были видны лишь мутные, медленно движущиеся силуэты, и с каждым мгновением они становились чётче.

— Я возвращалась с дополнительных занятий, — тихо начала Соня, наверняка даже не догадываясь, что с каждым её словом Фройтер начинал видеть всё больше. Прошлое смешивалось: то, что случилось десять лет назад, и то, что произошло совсем недавно, сливались в один поток воспоминаний, который Фройтер старался разделить на два. — Я всегда сокращала путь через ту улицу, из-за круглосуточных магазинов там всегда светло и… Не знаю, почему, но там были демоны. Демоны и Данталион.

Это длилось лишь мгновение, но Фройтер увидел всё так, будто в тот момент сам был на месте Сони, едва не прочувствовал, как сильная рука сжимается на его шее, а красные глаза горят во тьме.

— Он принял меня за демона. Тогда и случился эриам.

— Почему он остановился?

Фройтер даже не узнал собственного голоса. Соня, сидящая перед ним, всё чаще растворялась в образах своего прошлого, и её голос начинал звучать будто из-под воды.

— Не знаю. Но когда прибыли искатели и маги, он уже не пытался убить меня. Он будто забыл обо мне.

— Что было потом?

— Зал Истины, Орден и мистер Сандерсон. Сказал, что у меня была истерика, но я этого не помню.

— Самая обычная реакция для землян, прошедших эриам, — пробормотал Фройтер и тут же продолжил максимально серьёзно: — Ты тогда всё ещё жила в детском доме, да? Кто забрал тебя оттуда?

— Мистер Сандерсон. Он сказал, что всё решил и мне больше не нужно возвращаться туда.

— Ты решила остаться в Ордене?

— Да. Не знаю, почему. Я, кажется, тогда вообще не соображала.

— Охотно верю.

Хоть это произошло не во младенчестве Сони, Фройтер уже видел нить связи, протянувшуюся через всю её жизнь. Ту самую, которую в одно мгновение распознал Данталион и которую потерял, стоило магии и хаосу вновь прийти в равновесие.

— Ты узнала, почему Данталион хотел тебя убить?

— Нет, я с ним даже не пересекалась.

— Хорошо, зайдём с другой стороны. Ты красишь свои волосы?

В миллионе воспоминаний, которые открылись ему, он не увидел ни одного подходящего момента. Соня не красила волосы самостоятельно, не обращалась к профессионалу. Даже в подростковом возрасте они были такими, но ни у кого не вызывали вопросов.

Фройтер предположил, что это были крайне мощные чары, не позволявшие увидеть неестественно красный цвет волос, но эриам разрушил их, и с тех пор Соня врала, что красит их.

— Нет, — наконец ответила она.

— Они всегда были такими?

— Всегда.

Ему нужно было больше, но Соня замолчала. Перед Фройтером открывались её поиски, Орден, зал Истины, жизнь в коалиции — всё длилось меньше мгновения, исчезало даже быстрее, чем успевало полностью сформироваться, и с каждой секундой уходило всё дальше. Фройтер тонул в воспоминаниях, с которыми не мог совладать — дети Фасанвест хоть и могли увидеть уже свершившуюся судьбу, редко когда так делали. Случайные фрагменты будущего открывались им куда охотнее, чем прошлое.

— Ты знаешь, кто такие рождённые в крови? — спросил он, видя перед собой уже не Соню, а тысячи людей, с которыми она когда-либо встречалась. Все лица сливались в одно, голоса становились громче, но через них всё же отчётливо пробивался голос Сони:

— Нет. Ни Альтан, ни Блас не объяснили.

— В Испании последние два века ходили слухи о людях, оживлённых чужой кровью. Их жизни — это результат идеального баланса между естественным хаосом в организме и магией, с которой могут управиться только сильнейшие. Вероятность выживания после такого крайне мала, почти ничтожна. Здесь нужен безупречный контроль и знания, о которых я…

Фройтер остановился, поняв, что уже не слышит собственного голоса. Всё вокруг будто разом затихло. Темнота напала со всех сторон, и только редкие вспышки света где-то вдалеке подсвечивали мутные силуэты, смотрящие на него.

По спине Фройтера пробежал холодок. Ощущение, что тысячи ледяных конечностей касаются его, едва не вызвало крик. Это не было магией, вышедшей из-под контроля, или хаосом, которым управляли демоны. Это было что-то другое, столь же мощное и при этом невозможное. Весь мир будто сузился до ощущения ледяных прикосновений, липкого страха и недостатка воздуха в лёгких. Как бы сильно Фройтер ни старался, он не мог сделать вдох. Что-то давило на грудь, сжимало виски, будто на него надели железный обруч с шипами, и гудело, шумело, кричало над самым ухом, мешая ему сосредоточиться.

И вдруг всё исчезло. Лёгкие были полны воздуха, ледяные прикосновения исчезли, давление на тело спало. Темнота постепенно отступала, но не исчезла полностью. Появилось несколько силуэтов, — три, кажется, — совсем размытых, чтобы удалось понять, кому они принадлежали. Голоса, звучащие вразнобой, очень медленно, но всё же становились чётче и понятнее. Фройтеру показалось, что он даже услышал несколько знакомых слов, но речь говорящих неожиданно стала затихать. Один из силуэтов, будто склонившийся над ним, стал немного чётче. Фройтер разглядел седеющие волосы, съехавшие на нос очки и тёмную одежду, после чего рука человека накрыла его глаза. Пальцы были сухими, грубыми, все в мозолях. И чёрными, как сама ночь.

— Вот и всё, — произнёс мужской голос с хрипотцой.

Фройтера будто наотмашь ударили. Он вскрикнул, отпрянул, оттолкнув руку Сони, — когда он успел взять её? — и увидел её, испуганно смотрящую на него во все глаза. Он был в своей квартире, сидел за столом и, кажется, прошло меньше секунды с тех пор, как он начал объяснять Соне значение «рождённого в крови».

— В чём дело? — обеспокоенно спросила она.

— Я… — начал Фройтер и затих, не представляя, что хотел сказать. Но Соня смотрела на него, ждала ответа, едва не сгорая от нетерпения, и имела право знать его — даже если он был таким же туманным, как и её прошлое. — Я видел трёх людей, стоящих рядом с тобой. У одного из них были чёрные пальцы, он накрыл ими твои глаза и сказал: «Вот и всё».

— И? — выпалила Соня.

— Всё. Больше я ничего не видел.

Соня сникла, отведя глаза.

— Должно же быть что-то ещё, — неуверенно пробормотала она.

— Должно, но я не пока не знаю, как это отыскать. Мне нужно больше времени.

— Двух часов было мало?

— Что?

Фройтер моргнул, растерянно уставившись на Соню, и быстро отыскал часы на противоположной стене. Когда Николас и Соня пришли было, наверное, около шести часов вечера, сейчас же стрелки показывали уже половину девятого.

— Я два часа просидел и ничего не сказал? — на всякий случай уточнил он.

Соня закивала головой.

— Я пыталась достучаться до вас, но вы не отвечали. Даже руку мою не отпускали.

Фройтер ущипнул себя за переносицу. Он видел что-то, что побудило его магию искать ответы с помощью физического контакта, но это не принесло ожидаемых результатов. Вопросов стало только больше, и они заинтересовали Фройтера сильнее, чем он был готов признать.

— Мне нужно больше времени, — повторил он, стараясь лишний раз не встречаться с Соней взглядом. — Я попробую найти что-нибудь в своих записях или в архивах зала Истины, договорились?

— Вы действительно поможете мне?

«Нет, — хотелось ответить Фройтеру, — я помогу себе понять, что это за чертовщина».

— Да, — произнёс он, слабо качнув головой. — Но не болтай об этом кому попало.

— Спасибо.

— Рано благодарить, — повторил он.

— А по-моему, самое время.

Фройтеру было не до смеха, но он выдавил кривую улыбку и всё-таки посмотрел в глаза Сони. Никакого прошлого, только разрознённые фрагменты будущего: кто-то со светлыми волосами, одетый в строгий костюм идержащий её под руку, тёмные помещения, контрастирующие с ярко освещёнными. Что-то приближалось, но Фройтер не мог понять, что именно.

— Возвращайтесь к Гилберту, — Соня даже не удивилась, когда он с лёгкостью указал, где именно они сейчас жили, и потому Фройтер продолжил, старательно сохраняя ровный тон: — Я сообщу, если найду что-нибудь. Если сама узнаешь хоть что-то — дай знать.

— Хорошо, договорились. Спасибо за помощь.

Фройтер предложил бы ей и Николасу горячий шоколад, который готовил для Лукреции, но у него не осталось сил на любезности. Соня, поняв это и без слов, поднялась, кивнула, прощаясь, и направилась в коридор. Выждав всего мгновение, когда перед его глазами стояли фрагменты будущего Сони, Фройтер всё же встал и пошёл за ней.

Николас едва не налетел на него сразу же, стал расспрашивать обо всём и интересоваться, насколько успешно всё прошло, — Николас говорил, что любое дело, за которое брался Фройтер, заканчивалось успешно, но почему-то продолжал спрашивать, — однако Соня остановила его, сказав, что им нужно возвращаться. Николас ещё несколько минут не отставал от Фройтера, и если бы тот не услышал, как тихо смеётся стоящая за спиной Лукреция, он бы даже попросил сальватора успокоиться.

Кажется, Николасу удалось то, что не удавалось ему — Лукреция снова улыбалась и даже смеялась. Пусть это длилось всего мгновения, Фройтер считал, что это всё же победа.

Но затем он посмотрел на Николаса, всё же надевшего обувь, и ещё один фрагмент будущего промелькнул перед его глазами.

К счастью, Фройтер научился скрывать своё удивление. Его спокойствие дало трещину лишь с прошлым Соней, но Фройтер убедился, что оно непростое и крайне туманное, и оттого его реакция на него стала исключением.

Фройтер дождался, пока Николас, обиженный на них из-за того, что они молчали, не окажется за пределами его квартиры и не использует магию, чтобы перенести себя и Соню как можно дальше. Фройтер закрыл дверь, щёлкнул замком и обернулся к Лукреции. Она выглядела так, будто за прошедшие два часа Николас ни разу не заставил её нахмуриться, но это сделал Фройтер.

— Что такое? — обеспокоенно спросила Лукреция, заметив его пустой взгляд.

— У людей ведь нет крыльев? — неуверенно пробормотал Фройтер.

— Что?

Лукреция смотрела на него в ожидании ответа, который Фройтер не мог дать.

Глава 13. Средь отверженных духов

Лукреция чувствовала себя отчасти виноватой, беззастенчиво целуясь с Энцеладом прямо посреди коридора, но за две недели, прошедшие с гибели Ирен, её рассудок омрачился настолько, что ей уже на всё было плевать. Фройтер старательно вытаскивал её из горя, но Лукреция так устала чувствовать, как болит её сердце, что решила окончательно разбить его. Может, так будет намного легче.

К тому же, это было её немного странным, но довольно действенным способом забыть, что случилось что-то плохое. Лукреция много лет пользовалась им, и он ещё ни разу не подвёл. Неважно, кто оказывался с ней в одной постели, главное — на время забыть, что существует остальной мир, который катится в хаос всё быстрее и быстрее. Дело, с которым Лукреция помогала Фройтеру, лишний раз напоминало о жизни, превратившейся в кошмар. Ненадолго отвлечься — это даже полезно, как считала Лукреция.

— Через полчаса я должен быть в тренировочном зале, — пробормотал Энцелад, одной рукой толкая дверь позади себя.

Лукреция всегда поражалась устройству этого особняка — он будто обладал разумом и знал, когда и куда нужно направить кого бы то ни было.

— Я сказала Фройтеру, что вернусь буквально через двадцать минут, — ответила Лукреция, запуская пальцы под одежду Энцелада. — Но двадцать минут закончились почти час назад.

Что-то подсказывало ей, что Гилберт, в отличие от своего особняка, не обрадовался бы, увидев их сейчас. Вряд ли это вообще кому-либо понравится. Энцелад, как слышала Лукреция, никогда не искал серьёзных отношений, любые попытки Дионы свести его хоть с кем-нибудь проваливались, даже не начавшись. Две недели назад Лукреция хотела убить его за то, что он не отпускал её и не позволял приблизиться к горящему магазину, но теперь она считала его идеальным вариантом и целовала так, что ей не хватало воздуха.

Какая разница, кто с ней, если ей помогают забыть о мире, катящимся в хаос всё быстрее и быстрее.

На самом деле Энцелад её не привлекал. У него было потрясающее тело, — чертовски потрясающее тело, и Лукреция была готова повестить только на него, — и он мог быть даже смешным, если бы только в то же время не был чрезвычайно серьёзным и ответственным. Лукреция не понимала, как эти противоположные качества уживаются в нём, но и не хотела понимать. Он согласился переспать с ней, и это было единственным, что могло волновать её в ближайшее время.

К тому же, не так-то просто найти парня, который будет соответствовать её требованиям и при этом вообще будет живым. Рыцари постоянно были при деле, и передышки у них случались крайне редко — это Лукреция хорошо знала, ведь в последнее время стала чаще интересоваться делами коалиции. Её первостепенной задачей было узнать, кто виновен в смерти Ирен и как скоро она сможет оторвать руки этому засранцу и запихнуть их ему в глотку. Но для этого, разумеется, ей следовало снять напряжение.

Она была уверена, что, не попадись ей Энцелад, она бы предложила секс даже Гилберту или кому-нибудь из искателей, в последнее время всё чаще шатавшихся по этому особняку. Предложение убило бы Гилберта на месте, а с искателями могли возникнуть проблемы — все они были настороже из-за Твайлы, живущей с ними под одной крышей, и вряд ли планировали в ближайшее время ослаблять внимание.

Энцелад — другое дело. Он умел правильно использовать те небольшие отрезки времени, выделенные рыцарям на отдых, отлично целоваться и быть настойчивым ровно настолько, что это не надоедало Лукреции и у неё не появлялось желание сжечь его кожу. Хотя она и так была очень горячей.

Лукреция очень любила получать подтверждения того, что она желанна и прекрасна, и была без ума от долгих прелюдий, но сегодня поддалась совершенно другому виду страсти. Энцелад опустил её на кровать и едва не прижал собой, целуя и кусая её шею. Лукреция одной рукой вела по его прессу, — этот засранец что, родился с ним? — другой крепко держала за немного влажные русые волосы. Лукреция даже не хотела гадать, из-за чего они влажные, хотела только Энцелада, изучить каждую частичку его тела и почувствовать его внутри себя. Только так напряжение и боль ко всему, копившиеся в ней всё это время, могли исчезнуть.

Энцелад провёл языком по её ключице, после чего потянул её рубашку вверх. Лукреция не успела даже высвободить руки из рукавов, когда Энцелад опустился ниже и коснулся губами её живота. С каждым мгновением его губы и язык оказывались ниже, пока, наконец, не коснулись внутренней стороны бедра — перед этим, правда, пришлось повозиться, чтобы снять чёрные брюки, но Лукреция была слишком возбуждена, чтобы позволить Энцеладу действовать самостоятельно.

Он избавился от своей одежды быстрее, чем она ожидала, и требовательно поцеловал её, едва она только сняла нижнее бельё. Лукреция ни на какое влечение, кроме физического, не рассчитывала, но отдала Энцеладу должное — целовался он так, будто хотел не только её тело. Даже удивительно, что у него не было девушки. Лукреция бы задумалась над тем, чтобы ухватить такого потрясающего парня, но он привлекал её исключительно как партнёр по сексу.

Энцелад целовал её и, кажется, даже улыбался. Он точно издевался над ней, помня, что у обоих есть дела, которыми следует заняться, и всё же растягивая каждое действие. Лукреция, впившаяся ему в плечи ногтями, была готова взять инициативу в свои руки, но элементарно не успела. Когда дверь с грохотом открылась, она едва почувствовала, что Энцелад наконец вошёл в неё — удивлёнными глазами Лукреция смотрела на Диону, стоящую на пороге.

— А ты, значит, веселишься, — отпустила она, дёрнув уголком губ.

Энцелад опустил голову на плечо Лукреции, крепко обнявшей его, и пробормотал, опаляя её кожу горячим дыханием:

— Твою же мать…

— Новая брешь, Энци! — насмешливо бросила Диона. — Чтобы через минуту был внизу, иначе Гилберт будет очень недоволен.

Вопреки опасениям Лукреции, Диона всё же вышла, нарочито громко смеясь, и так же громко захлопнула дверь.

— Твою же мать, — повторил Энцелад совсем тихо.

Он будто разом обо всём забыл: отодвинулся, провёл рукой по лицу, словно сгоняя все следы эмоций, и через долю секунды Лукреция увидела того самого рыцаря, о холодности и расчётливости которого ходили многочисленные слухи.

— Не сегодня, — только и сказал он, после чего начал быстро одеваться.

— А Диона постоянно так врывается? — уточнила Лукреция, ничуть не стесняясь того, что лежала на чужой кровати совершенно голой.

— Нет, только в экстренных ситуациях, — ответил Энцелад, подняв с полка рубашку.

Лукреция тихо рассмеялась, пытаясь представить, сколько раз Диона врывалась в самый неподходящий момент. Мстил ли за это Энцелад или просто не обращал внимания на выходки сестры, предпочитая и дальше оставаться максимально серьёзным?

— Новая брешь… — задумчиво повторила Лукреция, смотря на потолок. — Может, вам помочь?

— Займись лучше делом, которое тебе поручил Фройтер.

Лукреция едва слышно передразнила его, стараясь не отвлекать. Энцелад практически вылетел в коридор, как-то неопределённо махнув ей ладонью, и дверь за ним закрылась. Лукреция растянулась на кровати, думая, что надо всё-таки встать и заняться своими делами. Фройтеру, работающему в школе, она пообещала, что одолжит у Шераи несколько магических книг в обмен на другие, и те до сих пор были где-то в библиотеке, лежали на одном из столов, где Лукреция оставила их, узнав, что вернулись Эрнандесы. Желание вспыхнуло в ней так внезапно, что она даже не успела хорошенько подумать, но теперь, когда всё сорвалось, не чувствовала себя униженной или обделённой. Она всегда может предложить Энцеладу не столько повторить, сколько начать заново. Он вряд ли откажется. Осталось придумать, как не дать Дионе помешать им.

Но для начала — магические книги, ждущие её в библиотеке.

***

— Мне просто… интересно… — тяжело дыша, с трудом выдавила Диона. Стрела, пущенная ей мгновение назад, вошла точно между глаз ноктиса. Энцеладу даже не нужно было оборачиваться и проверять — он просто знал это. — Почему Лукреция?

Он бы отреагировал, если бы демоны не атаковывали их со всех сторон. В отличие от Дионы, у него не было привычки постоянно болтать, комментировать каждое своё действие или задавать дурацкие вопросы.

Почему Лукреция? Ответ прост: она предложила переспать, и всё. Вопрос можно считать закрытым.

Энцелад почувствовал, как Диона коснулась его спины своим локтем и спустя долю секунды выстрелила. Свист стрелы был заглушён треском чужих костей и диким воем. Ещё один ноктис, сумевший порваться к ним, был убит.

Они всегда сражались спина к спине и постоянно чувствовали друг друга. Это было не только стратегическим решением, исключающим нападение со спины, но и постоянным подтверждением, что они ещё стоят на ногах и могут сражаться, что ни один из них не пострадал. Хотя Диона была такой же упрямой, как и он, и полученные раны не волновали её до тех пор, пока кто-то не начинал указывать на их наличие. Как бы ни старался Энцелад, он не мог защитить Диону от всего. Особенно от неё самой — порой, когда попадались крайне сильные и настырные демоны, способные вырвать лук, она бросалась в бой с голыми руками или одними стрелами, игнорируя всех вокруг.

К счастью, пока что до этого не дошло. Шерая сообщила, что брешь открылась на одном из безлюдных пляжей Новой Гвинеи, что значительно упрощало дело. Маги не тратили силы на создание барьеров и накладывание чар, которые отвели бы оказавшихся рядом людей как можно дальше, а сразу убивали демонов, без остановки ломившихся через брешь. Шерая и Айше, возглавлявшая эльфийских охотников вместо Йозефа, недавно получившего серьёзное ранение, никак не могли подобраться поближе к бреши и оградить её, чтобы прервать появление новых демонов. Энцелад знал, что Шерая должна была сообщить Николасу о бреши, чтобы он закрыл её, и не понимал, почему сальватора до сих пор нет.

Впрочем, серьёзных причин для волнения пока что не было. Любой демон, подбиравшийся к Энцеладу, мгновение спустя лишался головы. Меч был липким от чёрной крови, но не терял своей остроты. Из-за бесконечно прибывающих тёмных созданий белый пляж, голубая вода и зелень сочного цвета, окружившая их с одной из сторон, окрашивались в чёрный, но Энцелад не зацикливал на этом внимание. Он вообще ни на чём не зацикливался и вместе с Дионой действовал как идеально отточенный механизм. Если ему попадался ноктис с чрезвычайно крепкими зубами, цепляющийся за его меч, Диона тут же разворачивались к ним и стреляла ему в голову. Если кто-то подбирался к ней в то мгновение, когда она целилась, Энцелад без раздумий прикрывал её. Если он видел, что кого-то из рыцарей теснили в сторону, он помогал. Каждое его действие было выверенным, точным и быстрым настолько, что к моменту, когда Николас всё же выпрыгнул едва не в центр пляжа, вокруг Энцелада и Дионы лежали десятки поверженных демонов.

Николас бросился к бреши, на бегу поднимая руку, но неожиданно исчез. Мгновение спустя в место, где он был только что, кто-то врезался, упав с неба. Николас появился за спиной крылатого демона и, не оборачиваясь, перебросил себя к бреши — искривлению у воды, которое отчаянно защищали вполне разумные демоны с острыми рогами, не позволявшие подойти ближе. Крылатый демон, отбившись от атак первых рыцарей, прыгнул на Николаса. Он вновь исчез, оставив вместо себя вспышку фиолетового пламени, и тогда с брешью что-то случилось.

Она разорвалась, точно шов на одежде, но новых демонов не было. Из бреши повалил чёрный дым, который постепенно стал уплотняться. Через несколько мгновений образовался силуэт, из которого шагнула женщина с серой кожей и тёмными волосами, стянутыми в узел на затылке. Её красные глаза жадно прошлись по каждому, чёрные когти отрастали с каждой секундой всё длиннее и длиннее. Крылатый демон, — точнее, демоница, — остановилась напротив неё и раскрыла крылья, будто пыталась защитить только что появившееся тёмное создание. Рога крылатой демоницы были длиннее, кожа — белая, как бумага, а руки и шею, не скрытые совсем чёрной облегающей одеждой, покрывали жуткие ожоги. Демоницы тряхнула короткими чёрными волосами и широко улыбнулась, демонстрируя острые акульи зубы.

Энцелад не был знатоком в области демонов, но Нуаталь, которую выслеживала Кристин Гривелли, он узнал. Осталось понять, кем является вторая демоница, прятавшаяся за спиной Нуаталь.

Безымянная демоница вскрикнула, когда Николас ударил сзади. Фиолетовое пламя сорвалось с его рук и охватило демоницу с ног до головы, пока он сам, оградив себя от других демонов, закрывал брешь. Кто-то швырнул в Нуаталь растерзанное тело ноктиса, — Энцелад не сомневался, что это был Гилберт, поддавшийся своему гневу, ведь только он обладал достаточной физической силой для столь необдуманного поступка, — и следом за ним в демоницу полетели десятки стрел. Эльфы подбирались всё ближе, пока Шерая и Айше не позволяли Нуаталь броситься на помощь безымянной демонице. Диона бежала вперёд, прицеливаясь меньше, чем за секунду, но Нуаталь отбивалась от каждой стрелы, не боясь ранить руки, или же демоны, ранее охранявшие брешь, бросались ей на помощь.

Энцелад почти полоснул лезвием меча по серому перепончатому крылу Нуаталь, когда она подпрыгнула и взлетела. Демоница за её спиной кое-как сумела сбить магическое пламя и, не обращая внимания на демонов, едва способных защитить её, подняла руки. Нуаталь нырнула вниз, схватила демоницу и резко взлетела, дико смеясь.

Значит, Нуаталь нужно была не только для защиты, но и для того, чтобы забрать демоницу, пришедшую в этот мир.

Не дожидаясь команды, Диона прицелилась и выстрелила. Нуаталь увернулась, перехватила демоницу поудобнее и взмыла ещё выше. Диона продолжала стрелять, всего через мгновение к ней присоединились эльфийские охотники, но этого было мало. Маги не могли открыть порталы прямо в воздух, ведь там не было опоры, а крылатых людей просто не существовало — даже феи давно лишились своих крыльев. Энцелад стоял с опущенным мечом, чувствуя, как злость поднимая всё выше, до тех пор, как рядом не вспыхнуло что-то фиолетовое. Секундой позже точно такой же свет вспыхнул рядом с Нуаталь и демоницей, почти добравшихся до облаков.

Николас, в совершенстве владеющий Движением, без остановки перебрасывал себя из одного места в другое и пытался добраться до тёмных созданий.

— Не стрелять! — крикнул Энцелад, махнув рукой.

Последняя стрела, пущенная Дионой, едва не задела Николасу руку. На высоте, на которую успели подняться демоницы, все трое казались лишь точками, но Энцеладу показалось, будто Николас испуганно отпрянул и исчез, после чего появился справа от Нуаталь. Его магия, напоминающая свет, атаковывала демониц со всех сторон, рвала крылья Нуаталь быстро и беспощадно. Её яростный крик, полный боли и злости, словно прогремел на всю местность. Нуаталь выпустила демоницу из рук, и та начала падать, рыча так же громко.

Николас, швырнув в Нуаталь сгусток магии, перебросил себя поближе к падающей демонице и почти схватил её, но она перехватила его руку и впилась в предплечье острыми зубами. Николас истошно закричал и забился. Диона подняла лук, но Энцелад остановил её — сальватор и демоница боролись друг с другом так остервенело, что Диона вполне могла попасть в Николаса, а не в его соперницу. Зато Диона вполне могла попасть в Нуаталь, сложившую крылья и ринувшуюся вниз.

Стрела почти пробила ей левое крыло, но Нуаталь вновь уклонилась. Частички хаоса, издалека напоминавшие чёрный песок, кружили вокруг неё, отбрасывая каждую стрелу как можно дальше. Энцелад был уверен, что, не будь демоницы, ради которой Нуаталь явилась сюда, она бы швырнула все стрелы в Николаса.

Энцелад не был склонен к излишним переживаниям, но смотреть, как Николас изо всех сил борется с демоницей и пытается использовать магию, подавляемую хаосом, было крайне сложно.

Нуаталь наконец добралась до сальватора с демоницей и, вцепившись к Николаса, со всей силы рванула назад. В воздухе брызнула кровь, кто-то из эльфов испуганно вскрикнул. Нуаталь схватила демоницу и, послав в Николаса волну хаоса, стала подниматься значительно быстрее, чем до этого.

А Николас падал. Энцелад видел редко вспыхивающую магию и не понимал, почему сальватор просто не перенесёт себя, как делал это всегда.

— Не может, — пробормотала Айше, оказавшаяся совсем рядом и будто прочитавшая его мысли. — Это была Тхай, и она всегда умела подавить чужую магию.

Стрелы продолжали лететь в удаляющихся Нуаталь и Тхай, бросивших всех остальных демонов, уже давно убитых другими рыцарями за считанные мгновения. Расстояние до воды стремительно сокращалось, и в один момент Николас, барахтающийся в воздухе, кое-как сумел перенести себя значительно ниже. Не на пляж, откуда он прыгнул за демоницами, а в воздух в десяти метрах над водой, в которую тут же рухнул.

Энцелад видел стремительно распространяющееся кровавое пятно и стрелы, продолжавшие лететь в демониц, Одна из них, кажется, всё-таки пробила ногу Нуаталь. Энцеладу было плевать.

Он бросил меч и ринулся в воду, надеясь, что Николас сумеет продержаться хотя бы несколько секунд.

***

Марселин пыталась тактично выпроводить Эйса, но он остался, скорее требуя, чем жалостливо прося, чтобы она позволила ему наблюдать за настоящей работой целительницы. Использовать Николаса как пример очень не хотелось, но счёт шёл на минуты, и потому Марселин не стала дальше спорить. Шерая помогала ей, когда нужно, но большую часть времени не лезла под руку и просто ждала, когда Марселин скажет, что жизни Николаса ничего не угрожает; тогда как Эйс, кажется, внимательно следил за каждым её действием.

На самом деле с Николасом ничего катастрофичного не произошло. Две демоницы, Тхай и Нуаталь, сильно ранили его, Тхай даже сумела на время заблокировать потоки магии, текущие в организме сальватора, но Марселин в течение нескольких часов старательно восстанавливала их и с уверенностью могла сказать, что теперь он в порядке. Ему нужен был только хороший сон и отсутствие каких-либо волнений. Сальваторы были крепче простых смертных, но Николас всё же ещё ребёнок, и полноценное восстановление под присмотром опытной целительницы ему не повредит.

Эйс за всё это время не произнёс ни слова. Шерая, убедившись, что жизнь Николаса вне опасности, ушла отчитаться перед Гилбертом, и Эйс словно воспринял её уход как сигнал к действиям. Он задавал один вопрос за другим, проглатывал каждый, даже самый сухой и короткий ответ, и даже выдвигал свои предположения. Он был любопытным и внимательным настолько, что Марселин совсем не раздражалась из-за его настойчивости.

Он напоминал её в то время, когда она обучалась магии, и эта ассоциация была куда больнее всего, с чем Марселин сталкивалась в последнее время.

Обучать Эйса магии и следить за состоянием Стефана одновременно оказалось легче, чем Марселин предполагала. Оно и понятно: состояние Стефана не изменялось, единственное, за чем Марселин могла следить, так это за его комнатой, в которой она практически поселилась. Каждый раз на его старом секретере появлялись горы чашек из-под кофе, коробки из-под пирожных или грязные тарелки, которые Марселин забывала уносить. В комнату Стефана она никого не пускала, предпочитая самой наводить порядок в каждом уголке. Она разве что не спала здесь же: иногда за секретером, иногда в кресле, иногда даже на полу. Один раз она уснула, уткнувшись лбом в руку Стефана, и чувствовала себя виноватой, поняв это сразу же после того, как проснулась.

Вела себя, как идиотка, но ничего не могла с собой поделать.

Занятия с Эйсом ненадолго отвлекали её и даже напоминали, что жизнь не стоит на месте. Сегодняшний инцидент с Нуаталь и Тхай лишний раз доказал, что жизнь может и оборваться, пока она безвылазно сидит рядом со Стефаном и тешит себя мыслью о том, что он вот-вот проснётся.

Он не просыпался, отчаяние Марселин нарастало, но Эйс постепенно развеивал его, даже не прикладывая усилий. Он всё ещё тренировался с рыцарями и жаловался на них, — будто это было частью ритуала, совершаемого каждый день, — уделял время занятиям с Марселин и читал магические книги, которые Пайпер утащила к себе в комнату. Марселин спрашивала, почему Эйс не перенесёт их к себе, на что он говорил:

— Я хочу, чтобы они остались здесь. Когда Пайпер вернётся, она поймёт, что никто, кроме меня, её вещи не трогал.

Эйс также сам наводил порядок, устраиваемый драу, протирал пыль и никому, кроме Кита и Джонатана, не позволял заходить внутрь. Посмотришь со стороны — так точная копия всех действий Марселин, будто воспроизведённых исключительно для того, чтобы показать ей, какая она странная и глупая. Но она не могла осуждать Эйса за его решения, и потому осуждала себя.

Это она не успела найти способ спасти Стефана, пока Пайпер была рядом. Она согласилась помочь ей встретиться с господином Илиром, и в результате Пайпер просто исчезла. Марселин взяла на себя заботу о новом маге, но уделяла ему не так много времени, как могла бы, если бы была более уверенной и решительной.

Они с Эйсом двигались достаточно медленно, однако он не возражал. Говорил, что лучше изучить каждый аспект максимально тщательно и уже после переходить к следующему. Целительство было той самой гранью, которая привлекала его меньше всего, — в отличие от созидания, которым его одарила Геирисандра, — но Эйс не жаловался и даже проявлял инициативу.

Он напоминал ей не только саму себя, но и Рафаэля. Карлос был чуть более взрослым и серьёзным, но Рафаэль… Он был ребёнком и навсегда остался таким в памяти Марселин.

Меньше, чем через месяц, у Рафаэля будет день рождения. Марселин каждый год праздновала дни рождения своих братьев и все силы отдавала приготовлению блюд, которые они любили. У Рафаэля это был калатравский хлеб, как и у неё. Он был без ума от карамели.

Она не представляла, сможет ли в этот день вообще подняться с кровати.

Но должна будет. Даже если Рафаэль давно мёртв, Стефан не просыпается, а Пайпер неизвестно где, оставался Эйс — он нуждался в наставнице, и Марселин, прикипевшая к нему за это время, ни за что не смогла бы отказать ему в очередном занятии. Чтение магических книг и трактатов и изучение сигридского языка — это, конечно, хорошо, но без настоящей практики не обойтись. Шерая, разумеется, помогала, но лишь в моменты, когда не требовались её присутствие где-либо или тщательный контроль. Шерая была магом, ответственным за поиски Первой, следила за соблюдением клятвы на крови, данной Гилбертом и Твайлой, и успевала появляться едва не у каждой новой бреши.

Жаль, что в этот раз Николасу не повезло.

Будучи ответственной целительницей, — которую при этом разрывало из-за желания проверить состояние Стефана, — Марселин осталась в комнате Николаса. Эйс ушёл сразу же после того, как получил ответы на все свои вопросы, и наверняка отправился терроризировать Эрнандесов и Артура. Или просто искать укромный уголок, где можно спрятаться от них и нагрузок, которые, впрочем, вполне осиливал с учётом поселившейся в нём магии. Марселин не особо интересовалось прогрессом Эйса, но он рассказывал, и она слушала, стараясь быть максимально вежливой. Эйс не виноват, что ему нужно кому-то выплескивать свои мысли, как и Джонатан не был виноват в объёме работы, из-за которой всё реже появлялся в особняке. Едва только Кит вернулся, Джонатан стал заваливать его поисками — то ли месть, то ли просто попытка всегда держат его в поле зрения и быть уверенным, что Кит опять не влезет в какое-нибудь опасное дело. Хватало и того, что его рвение к убийству Твайлы, о котором Марселин слышала от Николаса, постепенно сходило на нет. Джонатана это либо пугало, либо, наоборот, радовало.

Марселин никогда не понимала искателей. Не понимала она и Николаса, решившего привести Твайлу к Гилберту, и Рейну, готовую вступиться за неё, но если с сальватором она ещё могла спорить, то с сакрификиумом дело бы закончилось крайне печально.

Николас описывал Рейну как прекрасную сакри, очень добрую и отзывчивую, но за все разы, в которые Рейна являла себя во плоти в присутствии остальных, Марселин не увидела этому подтверждения. Рейна напоминало яростный шторм и львицу, защищающую своего львёнка, одновременно: любой, кто хотя бы косо смотрел на Николаса, тут же обращал на себя внимание Рейны и слушал, как она умеет убивать. Николас после этого всегда извинялся едва не со слезами на глазах, пока Рейна, прожигая кого-либо убийственным взглядом, обнимала его со спины и гладила по волосам. Если кто-то недобро смотрел на Твайлу, Рейна реагировала примерно так же. Создавалось впечатление, что Рейна просто выбрала себе двух любимчиков и ради них была готова хоть весь мир сжечь дотла.

Марселин не смела даже в мыслях её винить, помня разницу между ними. Да и Николас с Твайлой ей, вообще-то, нравились, что странно: с демонами у неё всегда были связаны плохие воспоминания. То день, когда её семья погибла, то нападение на особняк и смерть Стефана, то пропажа Пайпер, теперь вот Николас, магией и отварами погружённый в глубокий сон. Демоны всегда причиняли Марселин только боль, но Твайла не нападала первой, только защищалась, да и то словесно. Она спорила с Китом, если он задерживался в особняке, кое-как строила диалог с Алексом и Соней, обменивалась угрозами, озвученными с дежурной улыбкой, с Гилбертом и не забывала быть любезной с Сонал. Если Твайла и меняла облики, то никогда не выбирала кого-то, кого все знают. Она могла стать кошкой, птицей, хорьком или даже змеёй. Последнюю очень испугалась Сонал, когда случайно обнаружила Твайлу на террасе, где она пряталась от остальных. Пару раз Марселин слышала, как Гилберт кричит от неожиданности, а потом узнавала, что маленький белый хорёк будто выскакивал из пустоты у его ног и пробегал мимо. Марселин пришла к выводу, что Твайла развлекала себя единственным способом, который был ей доступен, но не осуждала её за это.

Усталость и страх перед неопределённостью будущего давили так сильно, что Марселин часто напрочь забывала о присутствии тёмного создания в особняке. Если это было тактикой Твайлы, — затаиться, а потом атаковать, — то Марселин идеально подходила на роль первой жертвы.

Но сначала она, будучи ответственной целительницей, убедится, что Николас в порядке. Он как раз начал просыпаться.

Марселин встала из-за стола, за которым последние пару часов отмеряла нужное количество перетёртых трав и смешивала отвары, и осторожно подошла к кровати. Магия смыла кровь с испачканного одеяла и простыней, но в какой-то момент, который Марселин не смогла распознать, рана открылась, и кровь вновь оставила пятна. Что ж, в сравнении с тем, что было до этого, пятна — мелочи.

Правое предплечье было разорвано зубами Тхай, на спине остались глубокие раны от когтей Нуаталь. Марселин в течение нескольких часов постепенно извлекала хаос, изредка прибегая к помощи Шераи, старательно соединяла порванные мышцы, жилы и ткани, чувствуя облегчение от того, что кости не пострадали, и при этом следила, чтобы Николас не откинулся из-за болевого шока. Она влила ему в рот усыпляющей отвар сразу же, но иногда Николас всё же просыпался и едва не боролся с ней — остатки хаоса, занесённого Тхай, сказывались на магии. Простому магу из-за этого пришлось бы значительно хуже, чем сальватору. Но даже сальваторы не могли не поддаться иррациональному страху.

— Спокойно, — с улыбкой, которая вряд ли выглядела такой уж обнадёживающей, как ей бы хотелось, сказала Марселин, — ты в безопасности.

Николас часто дышал, во все глаза смотря на неё, и пытался приподняться на локтях, чтобы перевернуться на спину.

— Не двигайся, — настойчиво произнесла Марселин. — Я осмотрю тебя, хорошо?

Николас, не моргая, пялился на неё. Магия не отражалась в его глазах и, кажется, вообще впала в спячку. Подобные ранения излечивались за пару часов, Марселин своими глазами видела последствия лечения Силой, но не знала, существуют ли в этом плане какие-либо отличия у Движения. Что, если именно благодаря нему Марселин смогла восстановить потоки магии в организме Николаса, но следы внешних повреждений ещё остались?

— Я аккуратно, — заверила Марселин, берясь за край одеяла. — Ты же мне веришь?

Николас, выждав несколько мгновений, всё же моргнул. Марселин ободряюще улыбнулась и стянула одеяло, открывая спину сальватора. Несколько повязок и впрямь пропитались кровью, но, к счастью, Марселин без проблем сумела снять их. Ни черноты под кожей, ни гнили, ни отслаивающихся кусков плоти — о ранах теперь напоминали только сами повязки.

— А теперь руку.

Николас помедлил, испуганно смотря на неё. Марселин присела возле кровати на корточки и, когда их глаза оказались на одном уровне, улыбнулась ещё шире. Словно нехотя, Николас кое-как вытянул правую руку.

— Вот видишь, ничего страшного, — сказала Марселин, обнаружив под повязками только чистую кожу. — Ты в полном порядке.

Она ждала, что он ответит в своей привычной манере, с шуткой или яркой улыбкой, которой он одаривал её уже столько дней, но Николас молчал. В глазах всё ещё читался страх, которого Марселин не понимала, магия постепенно пробуждалась — ощущение было такое, будто её раздели догола и изучают со всех сторон тысячи любопытных глаз. Марселин против воли поёжилась, но постаралась улыбнуться. Плохая из неё выйдет целительница, если она не сумеет внушить своему пациенту вполне нормальное чувство безопасности, однако…

Николас громко всхлипнул, перевернулся на спину, натянул одеяло до самого лба и затих. Марселин с опаской косилась на него, стараясь хотя бы предугадать его дальнейшие действия, когда услышала в коридоре вскрик и ругань Гилберта. В приоткрытую дверь комнаты влетело что-то небольшое и светлое, и спустя мгновение перед ними предстала Твайла, тихо, но всё же злорадно смеющаяся. Едва она успела сделать шаг вперёд, как на пороге появился злой Гилберт. Марселин уже хотела шикнуть на него, чтобы он не повышал голос в присутствии Николаса, который, судя по лицу, мог расплакаться из-за чего угодно, когда Гилберт прошипел Твайле:

— Если ты ещё раз так сделаешь, я вырву эти жалкие отростки из твоего лба и запихну в глотку!

Твайла улыбнулась, показав зубы, и шутливо поклонилась.

— Вперёд, Ваше Величество. Посмотрим, кто умрёт первым.

У Марселин дёрнулся глаз.

— Вы разве не видите…

— Нико! — взвизгнула Твайла, метнувшись к нему. — Тебе уже лучше? Ничего не болит?

Николас натянул одеяло ещё выше и замер. Сердце Марселин пропустило удар: её магия не чувствовала никаких изменений в организме Николаса, его магия всё ещё была чрезвычайно спокойной и затаившейся после полноценного процесса исцеления. Но с сальваторами никогда нельзя быть уверенными на все сто процентов — никто не знал об их исцелении лучше, чем они сами.

— Нико, — ласково повторила Твайла, упирая локти в край кровати и смотря на него, — ты что, стесняешься?

Гилберт громко фыркнул. Каким-то образом он умудрялся выражать настороженность, агрессию и презрение по отношению к Твайле и беспокойство, хорошо читаемое во взгляде, за Николаса. Даже удивительно, что он не пытался выгнать Твайлу, чтобы самому убедиться, что сальватор в порядке.

— Ни-ико-о, — протянула Твайла, широко улыбаясь.

— Нет, — пискнул Николас из-под одеяла.

Марселин озадаченно переводила взгляд с него на демоницу, продолжавшую улыбаться и даже тыкать острым когтем Николасу в плечо.

— Ты стесняешься, — громким шёпотом заключила она, не отвлекаясь от своего дела.

— Не навреди ему, — инстинктивно выпалила Марселин.

— Я не дура, но спасибо за напоминание, — даже не смотря на неё, ответила Твайла.

Марселин не считала её дурой, скорее настоящим гением, преследующим свои цели, о которых никто не знает. Она столько времени скрывалась ото всех и наверняка не раз избегала смерти — так почему она согласилась принять клятву на крови? Из-за Николаса, который посчитал, что здесь ей будет безопаснее? Слишком нелогично и странно.

Но Твайла не вредила ни Николасу, ни кому-либо ещё, только постоянно угрожала Гилберту так же, как и он ей. Марселин даже слышала, что когда Николас предложил ей потренироваться вместе с Эйсом, она отказалась, решив, что может случайно ранить его и сделать себе хуже. Клятва могла среагировать на что угодно: подзатыльник, лёгкую царапину или синяк. Всё это считалось нанесением вреда, но Твайла беззастенчиво тыкала в Николаса острыми когтями, будто точно знала, что не оставит даже крохотного следа. Даже если клятву на крови приносил Гилберт, её условия связывали каждого, кто находился на территории особняка, но неужели Николасу даже самую малость не страшно?

Он стянул одеяло до уровня глаз и, жалостливо приподняв брови, глухо уточнил:

— Никто больше не пострадал?

— Нет, — с готовностью ответил Гилберт, сделав шаг вперёд. — Несколько рыцарей и охотников получили незначительные ранения, однако Шерая и Айше уже помогли им. Все в безопасности.

— А… А те демоны?

Марселин скосила глаза на Гилберта и уловила момент, когда его уверенная улыбка сменилась на натянутую.

— Тхай и Нуаталь сбежали, от остальных мы избавились. Кристин всё ещё возглавляет поиски Нуаталь, так что это лишь вопрос времени, когда мы вновь обнаружим их.

«Если вообще обнаружим», — едва не ляпнула Марселин.

Она давно перестала выходить на поле боя и помогала коалиции исключительно косвенно, но даже это ей давалось тяжело. Изучение останков демонов в своей небольшой лаборатории, на самом деле бывшей самой обычной комнатой, очень часто заканчивалось неприятными воспоминаниями, захватывающими её с головой. Марселин вспоминала каждую секунду той ночи, начиная от момента, когда Стефан понял, что проклят, и заканчивая тем, когда Брадаманта убила его. Осмотр и полноценное исцеление пострадавших превратились в пытку. И те, кого спасти не удавалось, кому она лишь облегчала страдания, слишком сильно напоминали ей Стефана.

Марселин ненавидела себя за то, что стояла в стороне, пока все рисковали своими жизнями, и начинала думать, что с этим пора заканчивать. Тхай была первой демоницей, призванной в этот мир после Маракса, а она могла стать серьёзной проблемой. А ведь они даже не могли определить, кто и каким образом призывает демонов. И идиоту понятно, что тёмное создание с чрезвычайно сильным хаосом, но какое именно — тот ещё вопрос.

— Так, — Марселин выпрямилась, строго посмотрела на Николаса, вновь испуганно пискнувшего, — и чего он так всех боится?.. — после чего добавила: — Я приготовлю тебе чай с травами. Не напрягайся, не двигайся и вообще ничего не делай. Я быстро.

Марселин вполне могла ограничиться обычным травяным отваром, но взгляд Твайлы был очень даже понятным — ей нужно поговорить с Николасом наедине. Гилберту это совсем не понравилось: когда Марселин настойчиво потянула его за собой, он начал сопротивляться и говорить, что ни за что не оставит Николаса наедине с демоницей.

Такое чувство, будто Марселин для них нянька, которая давно нуждается в том, чтобы уйти в запой.

***

— Я могу просто отрезать ему лицо, — промурлыкала Зельда, перебирая волосы на затылке Себастьяна. — Он быстро сдастся, нужно только…

— Никаких пыток, — совсем тихо ответил Себастьян, ненавязчиво улыбаясь окружившим их людям. — Нам не нужна известность в этих кругах.

— Ты очень скучный.

— Ищи хаос и не отвлекай меня.

Зельда старательно изображала томную улыбку, тогда как на самом деле ей хотелось свернуть шею Себастьяну и закончить дело, ради которого они застряли в этом поганом месте, своими методами. Разве это так страшно: немного помучить человека, который, если верить Салем, вполне мог обладать нужной информацией? Себастьяну даже не обязательно участвовать, Зельда бы всё взяла в свои руки и проконтролировала каждый этап, никто бы даже придраться не смог! Но Себастьян, видите ли, считал, что против нескольких десятков людей у них нет шансов.

Идиот. Зельде даже не нужна была магия, чтобы справиться с ними — она слишком многое поставила на кон, чтобы зайти так далеко, и теперь в ней кипела сила, требующая выхода. Она уже давно нуждалась в хорошей драке и, ракс её подери, если Себастьян и дальше будет запрещать ей действовать, она подерётся уже с ним.

Притон для очень сомнительных личностей находился где-то в самом центре Лондона и был скрыт не только барьерами, но и хаосом. Здесь было всё: палёные фейские и эльфийские вина; дешёвые реликвии, украденные или, что удивительно, найденные самым обычным способом; останки демонов и сигридцев, которые, если верить некоторым, обладали силой и ещё хранили в себе чары; магические книги, существование которых просто незаконно. Где-то здесь был эльф с глупым именем Оллин, к которому, спустя столько дней поисков, слежки и допросов, привёл хаос, частицу которого обнаружила Салем в садах при эльфийском дворце.

Зельде и Салем пришлось приложить уйму усилий, чтобы отыскать нужное место и не попасться на глаза стражниками, охотникам, советникам и слугам, количество которых, как оказалось, было просто колоссальным. И в противовес этому результат был просто ничтожным: место, обнаруженное Салем, даже нельзя было так называть. Так, небольшой клочок где-то под розовым кустом, к которому почему-то стянулся хаос. Зельда предположила, что раньше там находилось нечто, этот хаос и притягивавшее, но недавно от этого избавились. Впрочем, Салем сумела отыскать ещё несколько подобных мест, а после и точку, к которой весь хаос начал стягиваться очень и очень скоро. След от этой точки тянулся дальше, за пределы дворца, до сих пор не оборвался и пока что привёл их к Оллину.

Прежде чем сунуться в это змеиное гнездо, — хотя Зельда была совсем не против найти подобное местечко, но чуть более приличное, и хорошо отдохнуть, — она навела справки через десятки личностей, к которым их вёл след хаоса. За две недели они наткнулись на четыре логова ноктисов, каждого из которых убили; трижды находили трупы людей, с которыми расправился Хибай; почти семь раз были на волосок от смерти из-за идиотов, которые пускали тёмных созданий в свои тела; и всего один раз получили более-менее точный ответ. От Альтана, которому хватило ума принять чужой облик и подавить свой хаос так, что Себастьян ничего не заподозрил.

Зельда провела достаточно времени за изучением хаоса и знала, когда он используется не для стандартных манипуляций, а для чего-то более масштабного. То же знал Альтан, и потому он был вполне уверен в своей теории: демоны собирали кровь для чего-то крайне важного и забытого, что даже ему, чистокровному демону, не удавалось найти хоть какое-то упоминание об этом. Значит, за дело взялась очень древняя и сильная тварь.

Из-за этого кровь в жилах Зельды кипела, но Себастьян, всё ещё считавшийся её командиром, запрещал влезать в бессмысленные драки и позволял использовать магию и меч только для уничтожения демонов, защиты себя или выбивания информации тогда, когда его методы не срабатывали. Надо сказать, что после этого он был чуть более невыносимым, чем обычно.

Как, например, сейчас.

Альтан сообщил им адрес, где чаще всего пересекались сигридцы, не угодившие коалиции или спутавшиеся с демонами. Среди них был и Оллин, где-то полвека назад устроившись несколько ограблений довольно влиятельных семейств. До своего истребления, как сказал Себастьян, род Астракто поручил ему отыскать магическую книгу, которую Оллин и украл, но впоследствии этот поиск был передан старшим искателям. Книга так и не была найдена, но Себастьян знал, что в ней хранятся знания о чарах, запрещённых у фей и эльфов, и потенциально способные в своей разрушительности сравниться с хаосом. Салем, полюбившая таскаться за ними в моменты, когда Рокси была занята, лишь подтвердила, что след хаоса ведёт к Оллину.

Возможно, он станет последним этапом их длинного поиска, из-за которого у Зельды уже ехала крыша. Или же ничего важного не сообщит и Себастьяну придётся разрешить Зельдевыбить из него всё, что им нужно. Учитывая, что она делала всё возможное, чтобы помешать ему выиграть в какую-то земную карточную игру, он вряд ли будет настолько щедрым.

По наблюдениям нескольких драу, изредка заглядывавших в это место, Оллин всегда появлялся в это время и не отказывался от игры, даже если его ждал клиент. Себастьян играл почти два часа, старательно изображая человека схожих интересов, общался с другими людьми так, будто действительно был одним из них, и наблюдал за огромным залом, обставленным так безвкусно, что Зельда едва сдерживала тошноту. Стены из светлого кирпича были украшены разномастными тусклыми светильниками и шарами с огнём, горящим благодаря магии; за квадратными и круглыми столами, деревянными и даже мраморными, сидели феи, эльфы, вампиры, полукровки и простые люди, было даже несколько землян. Зельда всегда знала, что тех, кто не поддерживал коалицию, было достаточно, но впервые видела этих людей в таком количестве. Не все, разумеется, были совсем уж против коалиции: кому-то просто не нравились условия, кому-то — оплата, кто-то предпочитал добиваться поставленных целей исключительно своими методами, которые не были одобрены другими.

Но вне зависимости от интересов и целей людей, собравшихся здесь, каждый, должно быть, знал Себастьяна Гривелли — и если бы Зельда не поддерживала чары, замаскировавшие его, их бы давным-давно раскрыли.

Это было второй причиной, из-за которой она постоянно крутилась рядом. Первой и самой главной, разумеется, было то, что Зельда мстила ему за многочисленные запреты во время этого ужасного поиска.

Нельзя драться с кем попало, нельзя приставать к землянам с расспросами, нельзя лезть на демонов в одиночку, нельзя угрожать людям, которые якобы посмотрели ниже её глаз, смертью. Запретов было так много, что Зельда удивлялась, как ещё держалась. Пока что она нашла только два объяснения. Первое: в конце, накопив всю злость, она хорошенько подерётся с самим Себастьяном, и он ещё пожалеет, что вообще связался с ней. Второе: сейчас она могла издеваться над ним как угодно, потому что от неё зависели чары, скрывающие его, и отслеживание хаоса.

Издевательства Зельды были очень простыми. Едва не в самом начале, когда они ещё осматривались поодиночке и подражали поведению местных, какой-то вампир предложил Зельде переспать. Она бы согласилась, если бы Себастьян не спугнул его угрюмым выражением лица и словами о том, что она ни с кем не собирается спать. В отместку она мешала ему сосредоточиться на игре, — но не вести разговор, разумеется, — и концентрировала всё внимание на нём. Не у каждого игрока за столом рядом была такая потрясающая эльфийка, почти залезшая на колени и бормочущая что-то на ухо. Они наверняка думали, что она пытается его соблазнить.

Чушь собачья. Зельда привлекала внимание к Себастьяну, не реагировавшему на её издевательства, и вместе с тем позволяла своей магии распространиться дальше.

К тому же, это было очень весело. Себастьян, конечно, не простит этого, но если начнёт возмущаться сейчас, то поиск встанет под угрозу. Ещё одна причина, из-за которой Зельда могла радоваться, как ненормальная — она наконец была главной. Она искала хаос, она поддерживала чары, она следила за тем, чтобы никто не заметил оружия Себастьяна и не попытался забрать его. В данный момент всё, кроме результатов глупой карточкой игры, зависело от Зельды.

Если бы весь поиск проходил вот так, они бы справились всего за неделю. На деле же к концу подходил второй месяц, а результатов — ноль.

Ну, не то чтобы ноль. Должно быть, от правды они узнали процентов пятнадцать, не больше. Зельда не знала, сколько Себастьян уже рассказал принцу Джулиану — в их прошлую встречу она как ненормальная рыскала по саду и пряталась ото всех любопытных за кустами. Искатель ничего не сказал ей даже после того, как она принесла ему веточку сирени, только посмотрел, как на идиотку. Это тоже было своего рода местью — всего через несколько часов весь Орден знал о том, что Себастьяну пытались подарить цветы.

В зависимости от того, сколь удачно ей удавалось поставить его в неловкое положение, самочувствие и душевное равновесие Зельды возрастали в геометрической прогрессии. Это было намного лучше, чем постоянно видеть его лицо в крови, не понимать, действительно ли он ранен, и притворяться, что с ней всё в порядке.

Изредка видения возвращались и казались очень даже реалистичными. После стычки с ноктисами Зельда сделала всё возможное, чтобы убраться от Себастьяна как можно дальше — объяснила это тем, что нужно оградить место барьерами и сообщить хотя бы одному магу коалиции о произошедшем, тогда как на самом деле её трясло от вида крови. После, увидев повязку на запястье Себастьяна, Зельда поняла, что кровь и впрямь была, просто её оказалось значительно меньше, чем ей казалось.

Себастьян либо не замечал её переменчивого настроения, либо просто не обращал внимания. Однако это лишь вопрос времени, когда проклятие станет мешать поиску — поэтому Зельда хотела как можно скорее покончить с этим и вновь стать свободной. Выполнять только ту работу, которую ей поручает король эльфов, и всегда действовать одной.

— Да ты же мухлюешь!

Зельда встрепенулась, посмотрела на тучного мужчину, сидящего ровно напротив них, и окинула его презрительным взглядом.

— Разве? — Себастьян улыбнулся, поднял свои карты и демонстративно оглядел стол, будто ища какие-то доказательства. — По-моему, всё честно.

— Сколько тебе вообще лет, парень? — со смехом подхватила молодая женщина с золотистыми кудрями. — В нидат учатся играть годами.

Зельда нахмурилась. Разве эта не была дурацкая карточная игра Второго мира? Они что, уже перешли к чему-то сигридскому?..

— Мне двадцать шесть, — с готовностью ответил Себастьян, обворожительно улыбнувшись женщине. — И я учился у отца, а он — у своего отца. Бросьте, не так уж это и сложно.

Что за чушь он нёс?.. Ему было всего двадцать два года, и он вряд ли умел играть в нидат — даже Зельда не научилась, а ведь её наставляли великаны, обожавшие это глупое развлечение.

Выходит, он и впрямь мухлевал, причём так хорошо, что Зельде даже не пришлось вмешиваться. Она, плохо помнящая правила, вполне могла одурачить всех магией. Обман, конечно, раскрылся бы быстро, но это лучше, чем постоянно проигрывать. По крайней мере, для Зельды — если бы Себастьян сказал играть ей, она бы разбила лицо любому, кому проиграла.

— Никакого обмана, — изображая невинность, ответил Себастьян. — Всё абсолютно честно.

— Давай уже, Лабер, — нетерпеливо выпалил вампир, рядом с которым стояла полупустая бутылка с кровью. — Просто признай, что этот парниша тебя сделал, и отдай ему чёртов отвар!

Мужчина, которого, очевидно, и звали Лабером, выложил на стол оставшиеся карты. Зельда отпихнула Себастьяна от себя и склонилась к столу: она узнавала сигридские письмена и рисунки на картах, но совершенно не понимала, как могут быть связаны «костяная дорога», «боевые барабаны» и «копьё». Дурацкий нидат с его дурацкими картами. И дурацкие великаны, придумавшие какую-то дурацкую игру.

Себастьян, не обращая внимание на её настрой, оглядел карты и, всё ещё изображая невинность, выложил свои. Все, исключая Лабера, радостно закричали, женщина с золотыми кудрями так громко ударила по столу, что тот едва не подскочил на месте.

— Всё честно, — повторил Себастьян, смотря в глаза Лаберу. — Отвар, пожалуйста.

И протянул руку, на которой за десятками чар скрывалась метка, означавшая их нынешний поиск. Зельда заставила себя улыбнуться, чтобы не вызывать подозрений, и следила за тем, как Лабер, пробормотав что-то нечленораздельное, вложил в руку Себастьяна стеклянный флакон с прозрачной жидкостью.

— Великолепно! — смеясь, выдавила женщина и тут же громко зааплодировала. — Тебе нужно почаще заходить сюда, милый, с тобой так интересно!

Себастьян поднялся из-за стола даже быстрее, чем это сделала Зельда, но остановился, когда женщина обернулась к нему. Убрав стеклянный флакон во внутренний карман куртки, он вновь широко улыбнулся и максимально учтиво ответил:

— Разумеется. Но на сегодня хватит впечатлений. Мне нужно выпить.

Не дожидаясь уговоров женщины, Зельда умчалась к бару. Себастьян ещё говорил о чём-то с женщиной, в которой Зельда ещё в первые минуты распознала фею, но она особо и не вслушивалась. Они проторчали здесь так долго, и всё для того, чтобы не обнаружить Оллина, но обзавестись какой-то волшебной водичкой? Если сейчас Себастьян скажет, что это так, она его придушит.

— Ты отдавила мне правую ногу, — очень тихо произнёс Себастьян, останавливаясь возле неё, и тут же невозмутимо забирая из её рук полную бутылку фейского вина, из которой она не успела даже глотка сделать. — И лучше ничего не пей, мы всё ещё работаем.

— Во-первых, ты заставил меня терпеть всю эту чушь из-за какого-то тупого флакона! — возмущённо прошипела Зельда, повернувшись к нему. — Во-вторых, скажи спасибо, что отдавила ногу, а не член!

— Спасибо, — огрызнулся Себастьян. — Но если бы ты была чуть более внимательной, ты бы поняла, что этот тупой флакон нам нужен.

— Нам нужен Оллин, — многозначительно повторила она, — а я его что-то до сих пор не чувствую. Альтан не мог ошибиться!

— Тогда чего ты психуешь? Жди, пока он выдаст себя. К тому же, — Себастьян, нахмурившись, посмотрел на бутылку в своей руке, после чего вернул её Зельде, — Оллин тоже ищет нас.

У Зельды руки чесались объяснить ему, почему все детали плана следует рассказывать сразу же, но ей удалось усмирить свою злость. Потеряет контроль над эмоциями — потеряет контроль над магией. Не критично, на самом-то деле, но если Зельда уж справится с их врагами, то Себастьяну может быть значительно сложнее. Чтобы не спасать и его задницу, ей же лучше поддерживать чары и не возмущаться раньше времени.

Но о том, чтобы полностью подавить возмущение, и речи не было. Зельда так долго изображала идиотку, которая вилась рядом исключительно для красоты, и обязательно заставит Себастьяна пожалеть об этом.

Если только он сам не умрёт от ожидания.

Зельда исключительно из упрямства начала считать минуты, но сбилась, должно быть, на двадцатой. Ей было трудно усидеть на одном месте и притвориться, что они не пришли сюда с определённой целью. Хотелось встряхнуть каждого, кто бросал на них косые взгляды, и выяснить, знают ли они что-нибудь об Оллине. Знает ли хоть кто-нибудь хоть что-нибудь об этом засранце, из-за которого их поиск вполне мог зайти в тупик. Но приходилось поддерживать глупую беседу, не бросать слов на ветер и постоянно прислушиваться к своей магии. Она то оживала, чувствуя рядом частицы хаоса, то вновь затихала, будто готовилась к нападению.

Зельда и сама готовилась к нападению. И, к счастью, оно случилось совсем скоро.

Себастьян отлично притворялся, что пьёт, когда к ним подошёл смуглокожий рыжеволосый эльф — кажется, из числа тех, с кем искатель недавно играл. Он критически оглядел их и определённо попытался воздействовать чарами. Зельда ощутила это как прикосновение кожи к коже и едва не встрепенулась, но из последних сил удержала себя не месте.

Эльфа будто окружали сотни невидимых барьеров, каждый из которых скорее не защищал самого эльфа от мира, а мир — от эльфа. Подавлял нечто, будто волнами исходящее от него. Зельда сосредоточенно всматривалась в его лицо, позволяя своей магии изучить его со всех сторон, и наконец ощутила тот самый след хаоса, который они искали. Едва заметный, скрытый от чужой магии почти на девяносто девять процентов.

Этот эльф был тем самым Оллином, и он либо считал себя сильнее, либо намеренно позволил Зельде прощупать его.

Он действительно искал их так же, как они искали его.

— Это, значит, ты, — наконец произнёс Оллин, посмотрев Себастьяну в глаза.

— Это я, — повторил он с лёгкой улыбкой.

— Идём.

Зельда насторожилась, но Себастьян, не стирая с лица улыбки, направился за Оллином. Через весь зал, будто эльфу было важно продемонстрировать, с кем он, под десятками заинтересованных и озадаченных взглядов. Зельда не отставала, старательно поддерживая чары, окружавшие Себастьяна и его оружие. Её магия была готова нанести удар в любую секунду.

Вдруг, буквально через метр после того, как они свернули в один из коридоров, где весь шум из зала как будто отрезало, Себастьян остановился.

— Зельда, — произнёс он достаточно громко, чтобы Оллин его услышал, — будь добра, ограничь пространство.

Мир будто замедлился. Оллин повернулся к ним, — уже не такой уверенный, каким был до этого, — и завёл руку за спину. Зельда вскинула ладонь и остановила брошенный в искателя нож, после чего меньше, чем за секунду, окружила их магией. За спиной разлился свет, который быстро потух — теперь коридор был ограничен не только чарами Оллина, но и барьерами Зельды.

— Сукин сын, — выплюнул Оллин, спиной наткнувшись на границу барьера.

Себастьян подобрал брошенный в него нож и, прокрутив в руке, достал из кармана куртки флакон — не тот, который получил от Лабера. Этот Зельда впервые видела.

— Не пойми меня неправильно, — начал Себастьян, приближаясь к Оллину. — Я бы купил те рога и зубы, если бы ты был хорошим торговцем и не тратил время своих клиентов. Я устал играть, и против тебя — тем более.

Поняв искателя и без лишних слов, Зельда окружила эльфа магией — сковала по рукам и ногам и держала, чувствуя сопротивление. Оллин бился, как зверь в клетке, рычал и изрыгал ругательства, пытался использовать хаос, но каждая его попытка заканчивалась тем, что Зельда перехватывала контроль. Это было сложнее, чем она ожидала, но в её же интересах одержать победу. Каким бы образом Себастьян ни узнал раньше неё, кем является Оллин на самом деле, как бы ни обвёл вокруг пальца не только его, но и её, сейчас ей придётся помочь ему.

— Зельда, — вновь обратился к ней Себастьян, — а теперь сними чары.

Зельда возвела глаза к потолку, но чары всё-таки сняла. С каждой настоящей деталью, вроде цвета глаз, черт лица или фигуры, которая проявлялась из-под чар, лицо Оллина бледнело.

Элементали, этот эльф что, действительно не понял, кто перед ним? Зельде, конечно, так было намного лучше, но нельзя же быть таким идиотом. Столько лет скрываться от коалиции и продавать контрабанду лишь для того, чтобы быть обманутым простым искателем, который сумел выдать себя за клиента, заинтересованного в товаре Оллина?..

— У меня есть к тебе несколько вопросов. — Себастьян остановился напротив эльфа, продолжавшего рычать, и поднёс лезвие ножа к его лицу. — И я был бы признателен, если бы ты ответил. Итак, — произнёс он ещё до того, как Оллин успел выругаться и послать его, — хаос привёл к тебе. Мне нужно знать, как давно ты пытаешься им манипулировать и кто научил тебя этому.

Оллин молчал, прожигая его ненавистным взглядом. Зельда даже не успела начать считать секунды. Себастьян открыл флакон, наклонил его к лезвию ножа и вылил всего одну каплю, после чего сместил лезвие к шее эльфа.

— Ты ведь знаешь, что я выиграл у Лабера, да? Знаешь, я уверен, — обманчиво спокойным тоном продолжил Себастьян, не давая Оллину даже секунды на размышления. — Сильное противоядие, которое тебе понадобится. Лирас-дор убивает медленно и мучительно, я прав? Как хорошо, что у меня его достаточно.

Лезвие отравленного ножа вспороло кожу на шее Оллина. Зельда была приятно удивлена настойчивостью Себастьяна и оригинальным подходом, который он решил применить. Лирас-дор и впрямь был сильным ядом, убивавшим медленно и мучительно, но, что самое главное, довольно быстро подавлял хаос, если тот был в малых количествах. Если бы в Оллине было много хаоса, Зельда бы обнаружила его ещё в начале игры — значит, есть шанс, что ему понадобится противоядие.

Если он, разумеется, не из тех глупцов, которые предпочтут отдать своё тело хаосу и умереть, но унести свои секреты с собой. Тогда Зельда уже ничем не сможет помочь.

— Просто скажи мне, чей хаос окружает тебя, — непринуждённо ведя лезвием по вытянутой в сторону руке Оллина, сказал Себастьян. — Обещаю, я дам тебе противоядие. Зря, что ли, так старался его выиграть?

Вряд ли он, конечно, старался ради этого. Либо противоядие нужно ему для другого дела, либо он просто хотел как можно дольше наблюдать за Оллином во время игры.

Уж лучше бы Зельда просто вытрясла из него всю правду.

— Хорошо, — произнёс Себастьян, так и не дождавшийся ответа, — времени у нас много, можем не торопиться. К тому же…

Он искоса посмотрел на Зельду и определённо чего-то ждал, но она не понимала, чего. Шли секунды, в течение которых лирас-дор распространялся по телу Оллина, а Себастьян глубже погружал отравленное лезвие в его тело, но так аккуратно, словно уже сотни раз делал это. И при этом всё ещё смотрел на неё.

Наконец она поняла, в чем дело. Точнее, услышала. Барьеры отрезали их от главного зала, но магия всегда чувствует, когда её касаются, и не ощутить, как Айше проверяет место своей магией, было невозможно.

Себастьян сообщил коалиции об этом месте.

— Вот теперь у нас точно много времени, — улыбнувшись Оллину, подытожил он. — Пока они там разбираются со всем, мы с тобой поболтаем. Договорились?

Глава 14. Тень великого имени

Кит был в ужасе, и тому было несколько причин.

Первая: в особняке Гилберта поселилась Твайла. Она никому, кроме самого великана, не угрожала, редко кому попадалась на глаза, предпочитая поддерживать общение только с искателями да Николасом, но каким-то образом нашла общий язык с принцессой Сонал. В то же время Твайла успевала терроризировать Кита нескончаемыми придирками и вопросами о делах коалиции, причём делала это постоянно, будто он был единственным человеком, покидавшим особняк.

Вторая: Джонатан всё чаще поручал ему довольно серьёзные поиски. Поначалу Кит думал, что это наказание за побег с демоницей, — который искатель до сих пор отрицал всеми возможными способами, — но впоследствии понял, что Джонатан нуждался в сильных, находчивых и умных искателях, которым не страшно доверить серьёзное дело. Кит всегда был из их числа и теперь делал всё возможное, чтобы доказать, что не зря его считают одним из лучших. Негласное звание самого лучшего искателя всё ещё было закреплено за Себастьяном, что, честно говоря, немного нервировало Кита.

Третья: сам Себастьян. И, разумеется, Зельда Сулис, с которой он работал. Джонатан о деталях поиска Себастьяна не распространялся, разговорить Августа — миссия заведомо провальная, а с Мирной Кит никак не мог поговорить. Создавалось впечатление, что никто из старших искателей точно не знал, чем занимался Себастьян и почему делал это вместе с Зельдой.

Четвёртая: Себастьян и Зельда были в крови. Её было не так много, как если бы они, например, выпотрошили человека, но Кит всё равно был в ужасе. Явиться вместе с искателями к месту, о котором сообщил Себастьян, и обнаружить его и Зельду в крови не входило в сегодняшние планы Кита.

В его планах было придумать, что подарить Соне на день рождение, но Джонатан, как и всегда, с его планами не считался.

— Почему они в крови? — почти шёпотом спросил Кит, стоило Мирне, передавшей двух вусмерть пьяных вампиров Паскалю, направиться к Себастьяну и Зельде.

— Не знаю, — так же тихо ответил Джонатан. — Ты же помнишь, что у них поиск.

— Как ты можешь не знать? Ты же глава Ордена. Фактически мини-бог искателей.

Джонатан удивлённо посмотрел на него сверху вниз.

— Мини-бог?

— Он самый.

— Тебя что, по голове ударили?

— Кое-кто постоянно грозится это сделать. Как ты думаешь, после этого я буду мыслить адекватно?

— Очень на это надеюсь, иначе отправлю вместе с Лили разбираться в архивах.

Кит тут же умолк и поднял руки, сдаваясь. Джонатан крайне редко использовал этот запрещённый, но очень действенный приём, вынуждавший Кита идти на попятную. Казалось бы, сейчас, когда важен каждый искатель, разбираться с делами в архиве — пустая трата времени, но только Джонатан мог совершенно серьёзно говорить об этом и преподносить подобное занятие как наказание.

Впрочем, если бы работа в архиве означала исключение вот таких вот неприятных встреч, Кит бы, возможно, согласился. Ему совсем не нравилось, как Себастьян, объяснявшийся с Мирной, смотрел в его сторону. Постоянно, будто говорил именно с ним.

Он же не хочет его убить, да? Он же не считает Кита виноватым за то, что Алекс связался с Твайлой?..

— Я его боюсь, — совсем тихо произнёс Кит.

— Что? — не понял Джонатан.

— Почему он на меня так пялится?

— Боги, успокойся. Он на всех так смотрит. Лучше… — Джонатан запнулся, посмотрел на него, как на недоразумение, и выпалил, казалось бы, первое, что пришло ему на ум: — Следи, чтобы всё прошло гладко.

Кит громко фыркнул.

— Серьёзно? Ты для того меня таскаешь за собой? Да я здесь только мешаюсь!

Что, вообще-то, было чистой правдой. С той самой минуты, как они оказались здесь, Кит не сделал ничего полезного. Только ходил вокруг да около с умным видом, ничего не трогал (Джонатан запретил), изредка поглядывал на особо буйных завсегдатаев, которым не хватило времени и сил скрыться. Кит сам не понимал, что искал, но изучал каждый клочок пространства с особым вниманием, сообщая о своих наблюдениях каждую минуту кому-нибудь из искателей, оказывавшихся ближе всего. Под барной стойкой — разбавленное фейское вино, и если королева Ариадна узнает об этом, её хватит удар. В первом же коридоре, поворачивающем налево от главного зала, начинается дорожка крови, ведущая в дальнюю комнату. Комната, кстати говоря, была заперта ровно до тех пор, пока Кит не понял, что там Себастьян и Зельда кого-то мучили. Кого — он так и не узнал. Воздух вокруг того места всё ещё подрагивал, будто барьеры ни на секунду не ослабевали.

Эти глупые наблюдения слушали только Джонатан и Паскаль. С Джонатаном было всё предельно ясно, он всегда слушал Кита, даже если тот говорил полную ерунду. С Паскалем… тоже всё было понятно. Он тоже всегда всех слушал.

Одним словом, Кит бездельничал.

— Хорошо, — согласился Джонатан таким тоном, что Кит сразу понял: вероятность получить подзатыльник возросла до ста процентов. — И что ты предлагаешь? Отправим тебя к бреши, где от нас не так уж много толку? Передадим под начальство Кристин, чтобы ты помогал искать Нуаталь? Может, мне вообще поручить тебе поиски Иснана?

Кит поджал губы, упрямо смотря на Джонатана из-под нахмуренных бровей.

— Ты мне просто мстишь.

— Совсем немного. Ладно, — тут же добавил Джонатан, — чуть больше, чем совсем немного. Но мне намного спокойнее, когда ты рядом со мной и я точно знаю, что ты делаешь, чем когда ты шатаешься не пойми где и делаешь не пойми что.

— Почему ты тогда Эйса за собой не таскаешь?

Вопрос был чрезвычайно опасным, но в подобных ситуациях у Кита слишком поздно начинали работать тормоза.

Он знал, почему Джонатан не таскает Эйса за собой — тот обучался магии у Марселин и тренировался с рыцарями. Он каждый день учился жить с новой силой, изучал сигридский и, пусть и не афишировал это, но что все прекрасно понимали, пытался найти зацепки к тому, куда делась Пайпер. Эйс был в особняке, под присмотром Гилберта, Шераи и почти десятка людей, которые уж точно помогут ему, если что-то случится.

Эйс был в безопасности.

Ещё пару месяцев назад Кит мог бы подумать, что Джонатан любит Эйса больше, раз не позволяет ему рисковать, и не стал бы осуждать за такое решение. В конце концов, Эйс был его родным племянником, а Кит просто подкидышем, который в своё время через упрямство и истерики, которых даже не помнил, добился того, что Джонатан забрал его к себе.

Но Джонатан никогда не был лицемерным и не выделял кого-то одного. Он, конечно, мог сказать, что Пайпер у него любимица, но только потому что это было шуткой в их семье — она, всё-таки, была единственной племянницей. Кит слишком хорошо изучил семью Сандерсон и Джонатана в частности, чтобы поддаваться сомнениям и думать, что его просто не жалко.

То, что лежало в верхнем ящике, имевшего двойное дно, лишь подтверждало это.

— Я понял, — произнёс Кит, не давая Джонатану возможности ответить. — Я всё понял. Без моего гения здесь не справиться.

— Умница. А теперь иди и направь своего гения на…

— Кит.

Кит вытянулся в струнку, когда Себастьян остановился рядом. Он стёр кровь с лица, но на одежде всё ещё были пятна, не смотреть на которое оказалось очень трудно. Зельда, подозрительно оглядывавшая Кита с головы до ног, остановилась рядом с Себастьяном, положила локоть на его плечо и сказала:

— Ты, милашка, шутишь.

Краем глаза Кит заметил, как дёрнулся уголок губ Джонатана. Он был готов рассмеяться или из-за обращения Зельды, или из-за расшатанных нервов.

Кит не представлял, что хуже.

— Для тебя есть одно дело, — невозмутимо произнёс Себастьян.

Джонатан всё-таки рассмеялся — нервно, коротко.

— Что?

— Что слышали, мистер Сандерсон. Я забираю Кита ради нашего поиска.

Кит в панике уставился на Джонатана. Каким бы способным и самостоятельным он ни был, участвовать в поисках без разрешения главы Ордена или старших искателей равносильно предательству. На Кита и без того странно косились — он ведь, якобы, помог демонице, хотя это она помогала своему душевному равновесию, пытаясь разрушить его душевное равновесие.

— Я не позволю, — строго возразил Джонатан.

— Я не прошу вашего разрешения, а ставлю перед фактом.

— Хотя, конечно, — тихо влезла Зельда, — вы можете высказать претензии принцу.

По спине Кита пробежал холодок. Алекс говорил, что почти два месяца назад Себастьяна вызвали к принцу Джулиану, но действительно ли тот поручил искателю поиск и насколько опасным он был, никто так и не выяснил. Это казалось вполне логичным, учитывая, с кем он работал и его отказы от других поисков, но в их работе без доказательств нельзя было утверждать что-то на все сто процентов.

— Ненадолго, мистер Сандерсон, — между тем продолжил Себастьян с вежливостью и уверенностью в собственных силах одновременно — точно той интонацией, которую каждый интерпретировал по-своему, но от которой каждому становилось максимально неуютно. — Максимум на день.

— Я не на цепи его держу, — с налётом раздражения ответил Джонатан, — но не позволю Киту рисковать собой из-за поиска, о котором мы ничего не знаем.

— Завтра ночью мне нужна помощь и страховка опытного искателя, и я предпочту, чтобы это был Кит.

Любой другой человек воспринял бы это как адекватную оценку способностей, но Кит прекрасно знал, что подобные слова от Себастьяна можно услышать очень и очень редко. Он чаще критиковал методы и действия других искателей, предпочитая раздавать советы даже тем, кто об этом не просил, чем действительно признавал хоть кого-то. Доставалось даже Алексу с Рокси, а ведь ради них Себастьян был готов пойти на что угодно.

— Я, кажется, ослышался, — пробормотал Кит. — Повторишь?

— Разумеется, — дежурно улыбнувшись, согласился Себастьян. — Повторю, когда ты сделаешь то, ради чего вообще нужен нам.

— Он не должен пострадать, — торопливо произнёс Джонатан. — Не должен, слышишь?

— Он не пострадает, — заверил Себастьян. — Но если что-то и произойдёт, я возьму всю ответственность на себя.

Киту совсем не нравился такой расклад. Что такого есть у него, чего нет у Себастьяна и что так нужно для выполнения его поиска? Что вообще потребовал принц Джулиан, да и действительно ли он, раз Себастьян уже второй месяц только этим и занимается?

— Кит, — обратился к нему Джонатан, — ты вовсе не обязан соглашаться.

— Обязан, — резко возразил Себастьян. — Ты нужен, чтобы контролировать Твайлу.

Кит замер, удивлённо уставившись на искателя. Джонатан, казалось, был ошарашен не меньше. Себастьян либо сошёл с ума, либо этого и добивался — натянуто улыбнувшись Джонатану, он положил руку на плечо Кита, с силой сжав его, и повёл в сторону.

Кит даже не нашёл сил, чтобы сопротивляться. Только оглянулся на Джонатана, но тот беспомощно смотрел на него в ответ.

— Ты ведь нашёл с ней общий язык, — тихо продолжил Себастьян, упрямо ведя Кита к выходу. Зельда, кажется, шла за ними.

— Не больше, чем Алекс или Соня, — пробормотал Кит в ответ.

— Давай будем честны: моё нежелание втягивать Алекса в это дело — вторая причина, по которой я обратился к тебе. Первая же заключается в том, что ты действительно нашёл общий язык с Твайлой. И мне нужно, чтобы вы немного полюбезничали завтра ночью.

Кит попытался затормозить, но Зельда подтолкнула его в спину, тихо смеясь.

— Ты издеваешься? — исступлённо моргая, уточнил Кит.

Он попытался избавиться от крепкой хватки Себастьяна, но тот не отступал: вывел Кита из главного зала в длинный коридор, затем за дверь, игнорируя заинтересованные взгляды других искателей и не успевших сбежать посетителей, за которыми те следили, и спустя несколько мгновений — на ночную улицу, непривычно тихую, но яркую.

— Ничего сложного, — непринуждённо сказал Себастьян, всё ещё крепко держащий его плечо. — Всего лишь притворитесь, всё остальное будет за нами.

— Я не собираюсь в этом участвовать! Если так нужна Твайла, говорите с ней, я не её секретарь.

— Мне нужно подставное лицо, Кит, — требовательно выпалил Себастьян, посмотрев на него сверху вниз.

«Засранец», — подумал Кит, стараясь всем своим видом показать, что он не менее внушительный и серьёзный.

— Мне нужно, — медленнее повторил Себастьян, неотрывно смотря ему в глаза, — чтобы вы с Твайлой разыграли спектакль, благодаря которому мы выйдем на виновных в смерти Илира.

Киту показалось, что он ослышался. Для искателя, столь долгое время занимающегося лишь одним поиском, Себастьян болтал слишком много — и это при том, что никакой конкретики не было.

Но Себастьян и впрямь редко признавал чьи-либо заслуги. Он мог говорит, что кого-то можно использовать в качестве приманки, но никогда не делал этого. Если Себастьян и использовал других искателей для достижения своих целей, то перед этим адекватно оценивал их способности, просчитывал риски и тщательно строил план, а после соглашался с достойной оплатой для них. Кит в деньгах не нуждался, ему вполне хватало того, что он зарабатывал с собственных поисков.

Однако правда — это совсем другое дело.

— Разве не Твайла виновата? — осторожно спросил он.

— А ты в это веришь? — с лёгким удивлением уточнил Себастьян. — Надо же, Четвёртый ещё не промыл тебе мозги? Зельда вот постоянно пытается сделать это со мной.

Зельда показала ему средний палец, Себастьян мгновением позже ответил тем же. Кит напряжённо сглотнул.

— Я верю фактам и доказательствам, если ты вдруг забыл, — как ни в чём не бывало продолжил Себастьян. — И пока что факты говорят о том, что демоны задумали нечто крайне масштабное. Завтрашняя ночь может многое прояснить.

— Что такого важного случится завтра? Почему ты не можешь попросить о помощи Алекса? Оправдание, что ты о нём заботишься, не принимается.

Себастьян скривил губы, смотря на него, и закатил глаза. Кит, разумеется, не отрицал, что Себастьян и впрямь не хочет впутывать Алекса в свои дела, но не может же всё быть настолько простым и очевидным.

— Алекс всё ещё не оправился после смерти Рика, — на одном дыхании произнёс Себастьян. — А там, куда мы направимся, могут быть демоны. Я не хочу, чтобы ему стало хуже.

— То есть ты хочешь, чтобы я отправился к демонам вместе с демоном? Супер, — нервно рассмеявшись, подытожил Кит. — Это самый гениальный план из всех, что я когда-либо слышал!

— Там могут быть демоны, — настойчиво повторил Себастьян.

— Элементали великие, — наконец подала голос Зельда, всё это время только прожигавшая их усталым взглядом, — я тут состарюсь, пока ты ему всё расскажешь! Слушай сюда, милашка, — отпихнув Себастьяна с силой, из-за которой тот чуть не упал на землю, Зельда заняла его место, быстро опустила ладони на плечи Кита и наклонилась к нему, после чего затараторила: — Мы поймали одного плохого парня и узнали, что завтра ночью состоится аукцион, где ещё более плохие ребятки будут продавать всякую ересь за бешеные деньги. И нам нужно попасть туда, разыграть небольшой спектакль и выяснить, кто стоит за нашим плохим парнем. Но, к сожалению, нет такой магии, которая заставит нашего плохого парня делать то, что мы говорим, поэтому нам нужна Твайла. Она украдёт его облик, а ты притворишься клиентом, с которым она встретится. Притворитесь, что совершаете сделку, пока мы выслеживаем засранца, собирающего чужую кровь.

Себастьян кое-как сумел отцепить Зельду от растерянного Кита. Она продолжала говорить что-то об аукционе, сделке и том, что Твайла обязательно согласится, но Кит почти не слушал.

Это же не тот же самый аукцион, на котором якобы может оказаться кристалл памяти Масрура?..

Да и демоны, собирающие чужую кровь… Шестое чувство подсказывало Киту, что Зельда не должна была об этом говорить, но теперь она ничуть не жалела о том, что проболталась. Будто была уверена, что в случае отказа со стороны Кита найдёт способ заткнуть его и не дать случайно брошенным словам распространиться дальше.

— Это аукцион у Андреаса?

Кажется, спор Зельды и Себастьяна прекратился. Кит оторопело посмотрел на них и лишь секундой позже понял, что задал вопрос вслух.

— О, боги, это аукцион у Андреаса, — пробормотал он, когда Зельда широко улыбнулась и кивнула. — Чёрт, чёрт, чёрт! Нам срочно нужно вернуться к Гилберту!

— Ты что-то знаешь? — требовательно спросил Себастьян.

— Я знаю, что врежу тебе, если ты не отстанешь от меня! Открой мне портал, — торопливо произнёс Кит, повернувшись к Зельде. — Если это правда аукцион у Андреаса, то Николас должен об этом знать.

— Не смей…

Зельда вытянула руку в сторону и открыла портал. Ругательство, сорвавшееся с губ Себастьяна, осталось на улице Лондона — Кит рванул через портал в холл и по лестнице, надеясь отыскать Николаса в его комнате. Торопливые шаги за спиной совершенно точно принадлежали Себастьяну и Зельде, но Кит не останавливался.

Аукцион должен был пройти через месяц. У них был ещё целый месяц, чтобы узнать, действительно ли кристалл Масрура попал в чужие руки, и придумать достойный план. А теперь Себастьян хочет, чтобы Кит сунулся в пекло уже завтрашней ночью.

Надо было ему отказаться, даже не выслушивая их.

— Стоять!

Кит врезался в угол и зашипел, обернувшись к выскочившей из гостиной Твайле.

— Где Николас?

— За тобой отправился! — резко ответила Твайла. — Только что!

— Во-первых, не ори на меня. Во-вторых…

— Аукцион пройдёт завтра ночью, — выпалила Твайла, смотря на него во все глаза. — Егерь принёс сообщение от Эрики. Мы теперь, если ты не заметил, по уши в…

— А вот и ты, — как ни в чём не бывало выдал Себастьян, нагнав их. — Отлично. Ты-то мне и нужна.

— Отвали от меня, — даже не посмотрев на него, всё ещё в чужой крови, ответила Твайла и тут же продолжила, обращаясь к Киту: — Нам нужно придумать, как остановить Нико.

— Минуточку! — зааплодировав для привлечения внимания, прикрикнула Зельда. — Минуточку, мои милашки! Подождите буквально…

Она затихла, смотря будто бы в пустоту, и подняла указательный палец. Что странно, Твайла и Себастьян замерли на месте, смотря на неё, и словно чего-то ждали. Киту показалось, что время замедлилось и воздуха стало меньше, когда всё вернулось в норму. Воздух в двух метрах от него дрогнул, и Николас выпрыгнул из пустоты, едва не столкнувшись с Себастьяном. Сальватор мгновенно выпрямился, огляделся и, найдя Кита перепуганными глазами, подскочил к нему.

— Они изменили дату! — истерично выпалил Николас, замахав руками. — И я понятия не имею, как мне пробраться туда незамеченным! Я ничего не нашёл, ни единой зацепки, но нам нужно туда!

Николас прыгал на месте, тряся ладонями, и его большие, перепуганные глаза быстро перескакивали с одного объекта на другой. Твайла стояла в дверном проёме, крепко держась за дверь, и прожигала Себастьяна с Зельдой внимательным взглядом. Возле её ног несколько мгновений спустя появился Егерь, которого Кит давно не видел: драу то появлялся, то исчезал, ни перед кем не отчитываясь и не оставляя никакой подсказки тем, кто хотел его найти. Только с появлением Твайлы он стал заглядывать всё чаще, и не сказать, что Кит был этому рад. Ещё одно существо, относившееся к ней довольно дружелюбно, лишь путало его.

Как, впрочем, и сама Твайла. Разве она не хотела доказать, что не виновна в смерти господина Илира? Если Себастьян прав и на том аукционе они смогут найти подсказки, то ей не следует отговаривать Николаса, верно?..

— Нико, — попыталась остановить его Твайла, — пожалуйста…

— Я должен попасть туда! — с ещё большей паникой продолжил Николас. — Если я сумею…

Николас сдавленно вскрикнул, когда Себастьян за шиворот потащил его в гостиную. Твайла и Кит кинулись следом почти одновременно. Егерь, зашипев на всех сразу, куда-то убежал. Себастьян едва не протащил испуганного сальватора по всей гостиной к креслу, в которое толкнул его, и сразу же упёр ладони в подлокотники, наклонившись ниже.

— Ты не полезешь туда, — безапелляционно заявил Себастьян, проигнорировав мгновенно возмутившуюся Твайлу. — Ты не сунешься на этот паршивый аукцион из-за какой-то херни, о которой я даже знать не хочу.

— Но…

— Никаких «но»! — рявкнул Себастьян. — Ты Четвёртый сальватор, а не рядовой искатель или хотя бы простой маг! Ты не будешь рисковать столь ценной магией. Хватает и того, что Первая хрен пойми где, а Второй вообще демон-перевёртыш.

Твайла вдруг свирепо уставилась на Кита и ударила его по плечу, но он поднял ладони, сдаваясь. Николас, на самом-то деле, не особо распространялся о том, кем является Второй сальватор, но удерживать такую информацию в узком кругу довольно сложно. Кит сам едва удерживал себя, причём из последних сил и до тех пор, пока не понял, что Джонатан всё знает.

Официально никто не говорил о том, что Иснан, когда-то утащивший Пайпер в карман между мирами, является сальватором, но об этом многие знали.

— Ты не будешь рисковать Движением, — повторил Себастьян с расстановкой и таким тоном, что Николас сильнее вжался в мягкую спинку кресла. — Мы с Зельдой будем на этом аукционе и соберём всю необходимую информацию, но Кит и Твайла пойдут с нами.

— Прошу прощения? — оторопело вставила Твайла, подскочив к нему. — С чего бы мне слушаться тебя?

— Есть шанс узнать что-то о виновных в смерти господина Илира. Для тебя этого достаточно? Или есть ещё какая-то сверхважная и секретная причина, о которой я должен знать?

***

— Ты меня бесишь.

— Да, я знаю, — ответил Нокс.

— Это чёртово вино, а не чьи-то останки, — раздражённо добавил Данталион.

— Я стараюсь ради моей королевы.

Данталион громко фыркнул, всплеснув руками. Вот и пытайся после этого быть хорошим и примерным лидером коалиции, каким, собственно, и должен быть, пытайся хоть как-то остановить меч, нависший над их шеями, и спасти остальных.

Как только Марселин удалось уговорить его на это?

— Я запихну эту бутылку тебе в…

— Всё хорошо, — натянуто улыбнувшись, Нокс вернул бутылку с вином Данталиону. — Мне позвать слуг?

— Ты действительно думаешь, что я такой тупой и принесу ей отравленное вино?

— Я стараюсь ради моей королевы, — терпеливо повторил Нокс. — Так мне позвать слуг?

— Пошёл в задницу.

Данталион сделал шаг вперёд, к огромным дверям, и рыкнул на двух стражников, мгновенно сосредоточивших взгляды на Ноксе. Послышался усталый вздох, ноздри уловили знакомый запах только зарождающихся чар — Нокс всё ещё проверял его, будто Данталион до сих пор представлял угрозу.

Впрочем, так оно, должно быть, и выглядело. Данталион впервые добровольно явился к феям, ещё и с подарком для королевы Ариадны.

Просто так попасть к ней нельзя. Даже тем, кто получал приглашения, не позволялось переступать порог покоев королевы. Насколько Данталион знал, здесь бывали только сама королева, наследники Сердца и слуги. И он, первый и, как хотелось верить, единственный вампир.

В очередной раз Данталион задавался вопросом о том, почему Нактарас выбрала на роль первосотворённого именно его.

— Э-э-эй, — громко протянул он, вглядываясь в полутьму. — Выползай из своей норы, я не хочу сам вытаскивать тебя.

Покои королевы, как и ожидалось, выглядели великолепно. Дорогие ковры, такие мягкие, что звуки шагов тонули в них; инкрустированные драгоценными камнями картинные рамы, светильники, столы и стулья; шары мягкого магического света, слишком слабые, чтобы действительно развеять тьму; витражи, шпалеры, колонны, увитые цветущими лозами; огромная кровать с балдахином, край которой Данталион видел за приоткрытой дверью одной из комнат.

— Я тебя ограблю, — всё так же громко продолжил он, поставив бутылку на ближайший стол и оглядевшись в поисках бокалов. — Тебе вон те подсвечники не нужны? Чёрт, разумеется, они тебе не нужны. Я заберу их, ладно? Подарю тебе на день рождение потом. Когда оно, кстати говоря, не напомнишь?

Ответа не последовало. Пожав плечами, Данталион открыл дверцы первого попавшегося шкафа. Платья. Открыл дверцы второго шкафа — ещё больше платьев. В третьем было точно так же, содержимое четвёртого стало приятным сюрпризом — туфли. Но не бокалы.

— Я буду пить из горла, если ты не поднимешь свою задницу и не скажешь, где у тебя бокалы!

Если бы королева не хотела его видеть, он бы даже не ступил на земли Тайреса. Но она позволила ему оказаться не столько во дворце, сколько в пределах её личного пространства. Должно быть, она и впрямь была в ужасном состоянии.

После того, как траур по Ровене закончился, королева редко отправлялась к брешам. Над чарами, столь необходимыми в сокрытии произошедшего от глаз землян, приходилось работать менее опытным магам и феям. Королева никак не комментировала своё редкое участие, и до тех пор, пока они справлялись, претензий и быть не могло. Но вчера, когда открылась ещё одна брешь, Ариадна даже не появилась.

Данталион ненавидел, когда приходилось идти напролом, но сейчас пришлось. Тут бы справилась и Шерая, но в сравнении с королевой Ариадной она лишь маг, служащая Гилберту, его негласный сенешаль. Если совсем уж просто, пустое место. Данталион же — предводитель вампиров и лидер коалиции. Той самой, организованность вкоторой трещала по швам.

Господин Илир мёртв. Король Джевел мёртв. Королева Ариадна не явилась на собрание, закончившееся меньше часа назад. Данталион, оказавшийся в обществе господина Армена, Гилберта, Сибил и Сиония, чувствовал себя идиотом. Не было даже Джулиана, но у того имелась довольно уважительная причина, как-то связанная с подготовкой к коронации. Данталион не знал деталей, не знал даже, когда эта глупая коронация пройдёт.

Он знал только одно: сейчас придётся идти напролом.

В очередном шкафе, на этот раз вполне похожим на тот, где могут храниться бокалы, Данталион обнаружил шкатулки с украшениями. Он взял одну, открыл, посмотрел на серьги с крупными камнями и даже сказал, что заберёт их и продаст, но Ариадна не ответила. Взяв другую шкатулку, с безвкусными кольцами, Данталион крикнул, что за ноги выволочет королеву из кровати, если она не ответит. Он бы поступил так с самого начала, но решил проявить немного уважения. Совсем немного.

— Ты там любовника, что ли, прячешь? — недовольно продолжал Данталион, идя к дверям её спальни. — Брось, а вдруг я его знаю? Не прячь, выпьем втроём!

Он остановился напротив приоткрытых дверей, видя небольшую часть огромной кровати, и уже хотел шагнуть внутрь, когда запах просто исчез. До этого мгновения Ариадна точно была в спальне, но теперь будто растворилась.

Данталион тихо выругался, расправил плечи и развернулся.

— Здравствуй, — мягко улыбаясь, сказала Ариадна. — Ты принёс моё любимое?

Она стояла в дверях другой комнаты, оказавшейся ванной. Королева медленно прошла вперёд, закрыв двери, и остановилась, сложив руки на груди. На ней было совсем лёгкое серое полупрозрачное платье, напоминавшее скорее паутину, чем настоящую одежду, с открытыми плечами и вырезом, открывавшим левую ногу.

— Так ты всё-таки любовника прятала? — повторил Данталион. — Иначе не понимаю, как можно так долго торчать в ванной… А, нет, стой, понимаю, — он принюхался, выдавливая неодобрительную улыбку, и добавил: — Розы? Милая, мне больше нравится лаванда. Если уж и встречаешь меня так тепло, то используй другое масло.

Королева не пригрозилась отрезать ему язык. В обычное время за подобный тон и игнорирование «Вашего Величества», уже давно набившего оскомину, Ариадна бы страшно оскорбилась. Она была свято уверена, что прекрасна и идеальна, и требовала, чтобы остальные думали точно так же, не терпела неповиновения и дерзости. На собраниях они постоянно спорили друг с другом, но Данталион обращался к ней достаточно вежливо, зная, что «Ваше Величество» из его уст уже является настоящим издевательством.

Сейчас её это словно не волновало.

Немного влажные волосы идеальными локонами ложились на спину, аквамариновые глаза смотрели скорее устало, чем заинтересованно, не было видно ни одного украшения, даже крохотных серёг или тонких, напоминавших нити, колец на пальцах. Зато была повязка на правом плече.

— А я уж подумал, что всё это шутка.

— Как видишь, не шутка, — с кривой улыбкой подтвердила Ариадна. — Ты пришёл только для того, чтобы убедиться в этом?

— Ты должна была обратиться к целителям.

— Я и обратилась. Это лишь незначительное последствие.

— Незначительное? — со смешком повторил Данталион. — Ты не явилась тогда, когда в твоих чарах нуждались.

— Ох, мой бедный, а ты расстроился больше всех?

— Конечно, ведь никто не шпынял меня и не называл «щенком».

— Странно. Мне сказали, что ты от этого возбуждаешься.

Данталион коротко рассмеялся. Боги, в которых он уже давно не верил, эта идея была отвратительной. Он пытался проявить ответственность там, где никто от него не ожидал. Пытался узнать, как справляется королева Ариадна, наиболее мудрая и опытная из числа остальных лидеров коалиции.

Пытался — и провалился.

— Почему ты не явилась к бреши?

— Тебя когда-нибудь проклинали?

Данталион моргнул и, к счастью, сумел подавить удивление.

— Нет.

— Прекрасно. А меня вот прокляли. И это, — она кивнула, указывая на своё плечо, — ещё малая плата за спасение. Мои чары были под угрозой, и мне пришлось на пару часов отказаться от них, чтобы сохранить себе жизнь. Доволен?

«Да».

— Нет. Николас пострадал.

— Не морочь мне голову, он уже встал на ноги.

— Это не отменяет того факта, что он пострадал.

— Так ты пришёл, чтобы напомнить мне об этом?

— Я пришёл, чтобы узнать, какого хрена ты скинула всю ответственность на меня.

Ариадна, подошедшая к резному столу возле большого зеркала, непонимающе смотрела на него. Данталион смотрел в ответ, но в момент, когда в руках королевы появилось два бокала, перевёл взгляд на них. Откуда она их вытащила?..

— Не представляю, о чём ты.

Дотянувшись до оставленной им бутылки с вином, Ариадна как-то слишком легко открыла её и наполнила первый бокал.

— Почему я должен придумывать тебе оправдания? — между тем продолжил Данталион. — Ты лидер коалиции, не только королева фей, и не должна забывать об этом.

Второй бокал, успевший стать полным, оказался протянут к нему. Даже не подумав, Данталион взял его, и королева, улыбнувшись, чокнулась с ним.

— Не говори так, будто ты большой и ответственный взрослый.

— Мне больше двухсот лет, — раздражённо напомнил Данталион, ущипнув себя за переносицу.

— Мальчишка, — не осталась в долгу Ариадна, сделавшая небольшой глоток. — Что ты знаешь об ответственности? Что ты знаешь о бремени лидерства, когда вокруг лишь юнцы?

— Из них всех юнец только Армен, да и то по нашим меркам. У людей он уже давно считается стариком, одна нога которого в могиле.

— А для меня — юнец. Ты, Гилберт, Джулиан. Вы все слишком молоды, чтобы понимать меня.

Данталион рыкнул, но Ариадна, звонко рассмеявшись, медленно, будто нарочно растягивая время, прошла к бархатному креслу и вальяжно опустилась в него, закинув ногу на ногу.

— У Гилберта есть опыт, — пригубив вино, продолжила Ариадна, смотря на него, подошедшего ближе, снизу вверх, но так величественно и уверенно, будто он стоял на коленях возле её ног, — но у него недостаток внимания и, если ты помнишь, отсутствие приличной части детства. Он хочет успеть везде и всюду, и для него это очень плохо. Джулиан импульсивен, эмоции часто берут над ним вверх, но в последнее время он стал слишком закрытым и совсем не делится со мной своими планами.

— Он отца потерял, — рассеянно ответил Данталион. — Наверное, это неприятно.

— Наверное, — натянуто улыбнувшись, согласилась Ариадна. — Мы встречались с ним пару раз, и мне не нравится его радикальный настрой. Он готов пойти по головам, чтобы добиться желаемого. С другой же стороны, — поспешно сказала она, не позволяя Данталиону даже слова вставить, — ты. Тоже импульсивный, тоже радикальный. Только ты мог заявиться ко мне посреди ночи с вином.

— Потому что я пытаюсь вбить тебе в твою зачарованную всякой хренью голову, что у тебя есть обязанности.

Ариадна моргнула, смотря на него, и томно вздохнула.

— Правда?

— Правда! — резко повторил Данталион, с силой сжав бокал в руке. Чудо, что он не разбился. — Ты не можешь просто отсиживаться в стороне, пока я тащу на себе всё! У Гилберта в особняке дурдом, эльфы готовятся к коронации, люди в панике, и все обращаются ко мне!

— Потому что ты занял место Джевела, — легко предположила Ариадна. — Тебе не нравится быть главным?

Это было идиотизмом, с которым Данталион никогда прежде не сталкивался. Лидеры коалиции всегда принимали решения вместе, исходя из общих интересов и потребностей, но всегда был тот, к кому прислушивались чуть чаще. До своей смерти Джевел считался наиболее опытным, сильным и ответственным. Его чары уступали чарами Ариадны, однако он обладал обширными знаниями в области истории, магии, которой даже не владел, политики и стратегии, столь необходимой им для оказания сопротивления демонам. Теперь же в качестве представителя эльфов должен выступать принц Джулиан, однако до коронации его заменяла Сибил. Умная, верная и расчётливая, но на голову ниже Джевела. Джонатан представлял интересы искателей и в данный момент всецело занимался поисками Первой и Второго, тогда как Гилберт и впрямь жиль в дурдоме.

Оставался Данталион, доверие к которому резко выросло, и ощущение, будто об него вытерли ноги.

— Поднимайся, — процедил он сквозь зубы, неотрывно смотря на королеву. — Поднимайся и делай то, что ты должна, иначе люди начнут возмущаться.

— О, боги… — королева немного съехала с кресла и драматично прижала ладонь к сердцу. — Они не дают мне даже один день отдыха!

— Если ты не начнёшь делать то, что должна делать королева и глава коалиции, я больше не буду тебя защищать.

— А ты меня защищаешь, да? По-настоящему?

— Нравится мне это или нет, но мы на одной стороне. Хотя ты, конечно, можешь поплакаться Гилберту и понадеяться на него. Он ведь ради тебя на что угодно пойдёт, да? Даже убедит всех, что бедной и несчастной королеве нужно отдохнуть от…

Бокал в руке Ариадны лопнул. Осколки и вино брызнули во все стороны, задев её полупрозрачное платье, кресло, ковёр и вообще всё вокруг. Королева тут же подскочила на ноги, как дикий зверь, и злобно уставилась на него из-под нахмуренных бровей.

— Я простил тебе, что ты не позволила расправиться с Кеменой, — начал он, но Ариадна, усмехнувшись, перебила:

— Нет, не простил.

Данталион втянул воздух сквозь зубы.

— Хорошо, не простил. Но я пришёл к тебе, принёс грёбанное вино и дал шанс объяснить, какого чёрта ты пренебрегаешь своими обязанностями. Мне плевать, что у тебя случилось, плевать на ваше Сердце и всю эту хрень со связью. Мне не нужна ни ты, ни твои чары, но в этом нуждается коалиция. Разницу чувствуешь?

Данталион ненавидел признавать свою неправоту, проигрывать и наступать себе на горло, но сегодня он именно это и сделал. Не ради себя, а ради вампиров и вообще всей коалиции. Все прекрасно знали, что гибель наследницы Ровены сильно ударила по королеве Ариадне, но все так же знали, что она не может вечно скорбеть. Кому-то придётся напомнить, что ещё есть недостигнутые цели, и Данталиону пришлось взять эту поганую роль на себя.

Он не хотел, но, случайно обмолвившись об этом в присутствии Марселин, она убедила его, что он точно справится. Даже сказала, какое вино предпочитает королева. Предательница.

— Чувствую, — наконец произнесла Ариадна, растянув губы в улыбке. — И это так прелестно, что ты решил сообщить мне об этом лично. Тебе совсем плохо в обществе Гилберта, Армена и Сибил?

— Разбирайся с ними сама, — отрезал Данталион. — Моё дело — вернуть тебя в строй.

— Отлично сказано! — бодро согласилась Ариадна. — Если бы ты ещё открыл душу, чтобы я проверила твою искренность…

Данталион инстинктивно сделал шаг назад.

— Не бойся, мои чары ещё слабы, да и лезть к тебе в душу мне сейчас совсем не хочется… Но у меня есть потрясающая идея.

Данталион фыркнул и, подумав ещё немного, сделал большой глоток. Даже если эта встреча стала провалом, он мог попробовать неплохое вино. Для вампира, насыщавшегося и наслаждавшегося лишь кровью тёмных созданий, это было роскошью и редкостью одновременно.

— Я вернусь к своим обязанностям сразу же, как только мои чары восстановятся. До тех пор по всем вопросам обращайтесь к Беро.

— Но? — требовательно произнёс Данталион, интуитивно чувствуя, что сейчас последует какое-нибудь глупое условие.

— И я позволю тебе присутствовать на суде над Махатсом. Когда мы его поймаем, разумеется.

Из лёгких Данталиона будто разом исчез весь воздух.

— Это не похоже на «но», — кое-как выдавил он, мысленно уговаривая себя быть более собранным.

— Но, — услужливо продолжила Ариадна, сделав ещё один шаг вперёд, — ты окажешь мне небольшую услугу. Душу открывать не придётся, не бойся.

— И что ты от меня хочешь?

Что вообще королева фей может хотеть от лидера вампиров? Тех самых, которые вроде как были частью коалиции, а вроде как держались особняком. За последние месяцы их положение только укрепилось и, судя по всему, ещё будет укрепляться. Как бы сильно Данталион ни ненавидел сигридцев и их дрянной мир, он любил вампиров достаточно, чтобы ради их принятия и благополучия идти на сделки с кем-либо из коалиции. Пусть отвергают и используют его, но только не других вампиров.

— Я принёс тебе долбанное вино, — произнёс Данталион, так и не дождавшись ответа. — Тебе что, мало?

— Вино мне не нужно.

Она приподнялась на носочках, положила ладонь ему на грудь, точно напротив сердца, и сказала, ядовито улыбаясь:

— И ты мне совсем не нужен. Разницу чувствуешь?

Данталион чувствовал только раздражение, но ответить не успел. Ариадна впилась в его губы так требовательно, что он сделал шаг назад, совсем не понимая этого.

Это было просто безумием.

Королева фей, уверенная в своей божественной красоте и отличавшаяся острым умом, обычно только издевалась над ним. Словесно, конечно, но это не означало, что Данталион терпел. Ариадна была требовательной, заносчивой, слишком многое о себе думала и считала, что весь мир может лежать у её ног.

Зачем ей какой-то вампир?

Не сказать, что Данталион никогда не задумывался о подобном исходе. Это могло быть мимолётной мыслью, вызванной раздражением из-за очередной придирки королевы. Всего на долю секунды, но Данталион мог представить, как сделает нечто, что поставит её в неловкое положение или даже унизит. Спустит с небес, на которое она сама себя возвысила, не землю, к «щенкам», с которыми ей приходилось сотрудничать.

Но это всегда было только мыслью.

— Расслабься, — выдохнула Ариадна ему в губы, зарываясь пальцами в его волосы. — Душой я тебе не клянусь.

— Сдалась мне твоя душа, — зло пробормотал Данталион в ответ.

— Рада, что мы пришли к соглашению.

Это не было соглашением, но Данталион почему-то не остановил её, когда она снова поцеловала его, на этот раз глубже и требовательнее, с большей страстью.

Он пришёл сюда для того, чтобы вытащить её из раковины, куда она сама себя затолкала, а не для того, чтобы трахаться с королевой.

Но Данталион решил, что одно другому не так уж и сильно мешает.

Вампиры, не любившие королеву Ариадну, частенько говорили о том, что ей следует снять розовое очки и признать, что она не так уж и уникальна. Данталион пресекал любые разговоры и слухи, основная суть которых заключалась к тому, что вампиры были уверены в себе и своей сексуальности, на которую королева точно клюнет. Ему были противны подобные разговоры, и он не думал, что сам окажется в похожей ситуации.

Клыки задели её нижнюю губу, но Ариадна только застонала, вцепившись в воротник его рубашки и потянув на себя. Кое-как дотянувшись до стола, Данталион поставил полупустой бокал, едва не опрокинув его, и, не переставая целовать Ариадну, положил ладони на её спину и поясницу, придвигая ближе к себе.

Это было просто безумием, но Данталион не планировал останавливаться. Он мог бы убедить себя, что делает это ради вампиров, если бы не понимал, что ему нравится.

«Нравится» — очень странное слово, на самом деле не подходяще для описания безумия, происходящего здесь и сейчас, но Данталион не мог подобрать другого. Он мог представить себя в одной постели с кем угодно, но только не с заносчивой и эгоистичной королевой Ариадной, умевшей ставить ультиматумы так, что на них соглашались, и контролировать ситуацию, практически ничего для этого не делая.

Если бы она не хотела, она бы не позволила не то что целовать, даже касаться себя. Она бы не позволила случайно задетому бокалу полететь на пол и разбиться, а Данталиону — оторвать её от пола так легко, будто она ничего не весила. Боги, в которых он не верил, она бы не позволила ему переступить порог спальни и не оказалась бы на кровати. Она контролировала каждое действие, каждое прикосновение, ничего не говоря, ограничиваясь только взглядами и быстрыми, резкими жестами.

Данталион понял это лишь после того, как опустился ниже и поцеловал внутреннюю сторону её бедра. Клыки царапнули нежную кожу, и спустя мгновение Данталион почувствовал, как сильные пальцы сжимают его волосы.

Королева Ариадна всегда умела добиваться желаемого, и Данталион почти ненавидел её за это.

Но он целовал её бёдра, и там, где клыки случайно касались кожи, проводил языком. Он чувствовал, как она наклоняет его голову, всё ещё держа за волосы, и касался там, где Ариадна того хотела. Даже если это было безумием, которое нельзя объяснить, это не означало, что Данталион не может наслаждаться им.

Марселин вряд ли ему поверит, если он скажет, что меньше, чем через двадцать минут после прихода он был готов на что угодно. Впрочем, ей не обязательно знать.

Ненавидя себя за происходящее и одновременно наслаждаясь этим, Данталион кончикам языка коснулся лона, чувствуя, как бёдра королевы начинают мелко дрожать. Когда язык оказался глубже, дрожь стала чуть сильнее.

Королева Ариадна и впрямь умела добиваться желаемого, и Данталион ненавидел себя то, что так быстро дал ей это.

***

В последнее время Соня очень плохо спала. Постоянные поиски, которые им доверяли, вкупе с приличными физическими нагрузками не приносили желаемой усталости, из-за которой можно уснуть мгновенно, едва только коснувшись подушки. Соня мучилась кошмарами, бессонницей и ощущением, что кто-то постоянно наблюдает за ней. Дошло до того, что она попросила у Марселин снотворное, и последнюю неделю только так и засыпала. Алексу она доверила будить её, случись что, и хотя он довольно часто позволял ей спать куда больше времени, чем нужно было, сегодня едва не налетел на неё вместе с Егерем.

— Вставай-вставай-вставай! — тараторил Алекс, вместе с собою стаскивая на пол одеяло. — Помнишь тот аукцион, о котором говорил Николас? Его перенесли на завтрашнюю ночь. Николас хочет пойти туда, чтобы узнать что-нибудь про кристалл Масрура, но Себ ему запрещает, говорит, что сам справится. Ну, не сам, конечно, вместе с Зельдой, Китом и Твайлой, но Егерь говорит, что там могут быть разные опасные штучки, которые…

Он даже не делал пауз, тараторил так, будто в запасе у него оставалось меньше минуты, и старательно поднимал Соню на ноги. Казалось, она легла отдохнуть совсем недавно, максимум час назад, на деле же прошли все четыре. Алекс ни за что не разбудил бы её в такое время из-за чего-то незначительного, и вывод напрашивался сам собой: он предполагает, что Соню могут заинтересовать вещи, представляемые на аукционе.

Она не говорила о том, что узнала от Фройтера. Ни Николасу, ни уж тем более Алексу. Он и не спрашивал, то ли уважая её право хранить секреты, то ли самостоятельно обо всём узнав. Он лишь понимал, что теперь Соня ищет любые упоминания различных реликвий, связанных с магией и хаосом, и помогал ей так, как мог. Николас постоянно твердил об аукционе Андреаса, причём только им четверым, и Алекс, должно быть, успел узнать значительно больше, чем Соня.

Не то чтобы она планировала соваться на столь опасное мероприятие без веской на то причины. Но кошмары не уходили, как и ощущение чужого взгляда, и ответов там, где их уже искала Соня, не было. Она хотела знать, что с ней произошло и что происходит, и если уж Николас действительно хотел заявиться на аукцион, была готова попросить его о помощи.

Алекс тащил её за собой, пока Егерь мешался под ногами и громко мяукал. Особняк, конечно, не спал, лишь некоторые его обитатели, но за несколько минут они так никого и не встретили. Соня надеялась, что это лишь их удача, а не вмешательство пространственной магии.

Алекс скользнул в одну из гостиной, увлекая за собой Соню, и с негромким, но вполне слышным хлопком закрыл дверь. Соня озадаченно смотрела на Николаса, вжавшегося в кресло, и Себастьяна, угрожающе нависнувшего над ним. Кит и Твайла, выглядевшие не менее злыми и удивлёнными одновременно, пихали друг друга локтями и, кажется, спорили. Почти привычная картина, если бы не Себастьян: он выпрямился, посмотрел на Алекса, проигнорировав Соню, и грязно выругался.

— Иди отсюда, — строго сказал он.

— Ты не можешь просто выгнать меня, — оторопело возразил Алекс.

— Могу и выгоняю.

— Но…

— Никаких «но», Алекс. Иди отсюда. Ты тоже, — наконец посмотрев на Соню, добавил он, но таким тоном, будто ему совсем не хотелось этого делать.

Вот теперь картина и впрямь стала привычной.

— Нет, погоди, милашка, — неожиданно вмешалась Зельда, едва не засветившаяся от счастья.

От присутствия эльфийки по спине Сони бежали мурашки, но она сумела удержать нейтральное выражение лица и уверенный взгляд. Мысли всё ещё были какими-то тягучими, а перед глазами немного плыло, но она хотя бы на время избавилась от жуткого ощущения, преследовавшего её день и ночь. Жаль, что Зельда одним пронзительным взглядом и вниманием, которого удостоились красные волосы Сони, пошатнула её уверенность.

— Nacido en la sangre, — с хищной улыбкой сказала Зельда.

Соня едва не задохнулась от возмущения.

— Я не…

— Рождённая в крови, — перебила Зельда, улыбнувшись ещё шире, и добавила, обращаясь к Себастьяну: — Если она будет там, шансы возрастают. Твари не упустят возможности взглянуть на неё.

— Мы и так рискуем, выдавая Твайлу за Оллина, — возразил Себастьян.

— Я ещё не согласилась! — крикнула на него Твайла.

— Скажи, милашка, — размеренным шагом подойти к Соне, начавшей медленно пятиться назад, сказала Зельда, — тебе ведь интересно узнать, в чём тут дело? Я могу поклясться, что помогу отыскать ответы, если в ответ ты поможешь мне. Всё очень просто! Нужно лишь составить нам компанию.

— Зельда, хватит, — приказал Себастьян, наконец оставив бледного от страха Николаса в покое. — Оставь её в покое.

— Но я права! Вместе с Китом и Твайлой они перетянут всё внимание на себя, а я в это время быстренько найду то, что ей нужно, и потом мы схватим засранца, стоящего за этими смертями! — вскинув руки в победном жесте, вскрикнула Зельда. — Я гениальна!

— Ты идиотка, — возразил Себастьян, — потому что если ты хочешь использовать Соню, то…

— Я с вами, — заявил Алекс, перебив его.

— Твою мать… Вот об этом я говорил, Зельда!

Соня ничего не понимала, даже не слышала. Её колотила крупная дрожь, лёгким не хватало воздуха. Мир будто сузился до одной точки, которую она никак не могла определить — всё вокруг размывалось и будто бы растворялось. Соня знала, что всё ещё стоит в гостиной, что Алекс, споривший с Себастьяном, совсем рядом, что Николас, Кит и Твайла тоже здесь, но ничего не ощущала.

Ничего не видела, не слышала, не понимала.

Соня была в ужасе.

Глава 15. Не позволяя услышать друг друга

Об импульсивности принцессы Сонал успели узнать многие, и потому Диего не удивился, когда в него полетела пустая чашка из-под чая. Он поймал её, даже бровью не поведя, и передал подскочившей к нему Уннер. Принцесса тут же разразилась гневной тирадой о том, что Уннер не имеет права помогать ему и должна делать только то, что прикажет она, но, к счастью, фея была достаточно умной, чтобы следовать приказам Гилберта, а не принцессы Сонал.

Лука, стоящий возле стеклянных дверей, ведущих внутрь особняка, очень громко вздохнул.

Диего достаточно долго избегал встречи с принцессой Сонал. Каждый раз, когда Гилберт напоминал ему, даже приказывал, Диего находил какое-то неотложное дело и занимался им. Он работал на благо коалиции, выслеживал демонов, ограждал бреши, продолжал искать Первую. Он делал то же, что и всегда, но Сонал была крайне нетерпеливой и злой. Диего пришлось явиться к ней, и он надеялся, что был готов к оскорблениям и угрозам, которые сыпались на него, не переставая.

Сложив руки за спиной, Диего стоял напротив принцессы Сонал, смотрел в её горящие ненавистью глаза и внимательно слушал каждое грязное слово, которым она его характеризовала. На террасе, подготовленной для послеобеденного чая, — ещё одна прихоть принцессы, которую Гилберт решил удовлетворить, — были только они трое да Уннер с Лукой, вряд ли понимающие, из-за чего Сонал так злится, но умевшие не лезть с вопросами. Вот только этого нельзя было сказать о Гилберте.

Когда Сонал подскочила на ноги и замахнулась для удара, он перехватил её и оттащил в сторону. Диего даже не вздрогнул: он понимал причину злости принцессы, целиком и полностью был на её стороне, но не имел права этого показывать.

Он был виноват от начала и до конца, но принцесса, сколько бы боли ни пережила в плену у демонов, к которым попала из-за его ошибки, и так выдавала слишком много. Она говорила много, без остановки, наверняка раскрывала тайны, которые никто не понимал, и почти не страдала из-за клятвы — то ли правильно формулировала мысли и доносила их, то ли в этом мире клятва была не так сильна. Диего предпочёл не проверять теорию на практике и спокойно воспринимал каждое словесное проклятие принцессы Сонал.

— Немедленно отпусти меня! — рявкнула принцесса, которую Гилберт до сих пор удерживал на месте. Она отбросила всю свою притворную вежливость, остались только яд и ярость, вполне оправданная по отношению к Диего, но только не к Гилберту. — Этот сукин сын…

— Он помог нам найти вас! — крикнул Гилберт, перехватив руку Сонал, потянувшуюся к Диего. — Если бы не он, вы бы до сих пор были у демонов!

— Если бы не он, — прошипела Сонал, — я бы вообще не оказалась у них!

Диего сжал кулаки так сильно, что скрипнула кожа перчаток. Он не знал, насколько сильно Сонал успела повлиять на Гилберта и что из её слов он воспринимает как правду, но какой-то частью своего сознания, в которой жил элементарный человеческий страх, думал, что именно сейчас Гилберт поверит ей. Не мог же он просто забыть, что она владела Светом Арраны.

Так же, как не мог знать, что этот дар был разделён.

Диего молча ждал, пока истерика принцессы Сонал прекратится. Он, вообще-то, мог её понять: даже не испытывая ужасов плена у демонов на себе, он знал, на что они способны, и мог представить весь страх, поселившийся в её душе. Сколько прошло с тех пор, как она попала к ним? Должно быть, чуть меньше пятидесяти лет. Для тех, кого мир отверг — не так уж и много, но для тех, кто оказался у демонов — вечность, помноженная на ещё одну вечность.

Принцесса Сонал имела право злиться и проклинать его, но в её словах проскальзывало то, чего никак нельзя было раскрывать. И потому Диего молча ждал, пока принцесса хоть немного успокоится. Если её слова ещё воспринимаются как речи пострадавшей, то ему, столько лет верно служившему коалиции, вполне могут поверить.

Диего хотел бы быть честным, но не сейчас. Ещё слишком рано.

— Отпусти меня! — не унималась Сонал. Она билась в руках Гилберта, старательно удерживающего её на одном месте, но неизменно проигрывала, из-за чего распалялась лишь сильнее. — Я убью этого ублюдка!

Диего сильно в этом сомневался. Принцесса Сонал, разумеется, умела сражаться, но вряд ли её тело восстановилось и окрепло достаточно, чтобы она могла оказать ему достойное сопротивление. Даже раньше, когда она была полна сил, Сонал не могла выиграть у него.

Но кто знает, может, так ему удастся немного успокоить её. Скорее убедить, что прекрасно понимает ответственность, которая легла на его плечи тяжким грузом, чем доказать, что он ни в чём не виноват.

Да, ему следует сделать это. Коалиция встанет на его сторону, в этом Диего не сомневался, но Сонал необходимо убедить, что он не желает ей зла. Только так они ещё могут спасти не только самих себя, но и всех остальных.

— Ваше Высочество, — начал он, но Сонал, вдруг замерев, практически выплюнула:

— Мы проведём ритуал сегодня же!

По спине Диего пробежал холодок. Клятва подразумевала, что он добровольно откажется от разделённого Света Арраны, когда Сонал того потребует, но если они проведут ритуал сегодня, если не здесь и сейчас, вопросов им не избежать.

Возможно, им и смертного приговора не избежать.

— Сегодня! — горячо повторила Сонал, прожигая Диего суровым взглядом. — Только посмей отказать, я убью тебя быстрее, чем это сделает клятва!

Диего кивнул, полностью соглашаясь с ней, и поймал недоумённый взгляд Гилберта. С ним он может разобраться потом, если вообще посчитает это необходимым. Гораздо важнее было поговорить с принцессой наедине и убедить её не болтать лишнего.

***

— Угомонись, — процедил сквозь зубы Себастьян.

— Сам угомонись, — огрызнулась в ответ Соня.

— Я вполне спокоен.

— Нет, ты бесишься, что Алекс всё же участвует в деле. И что он остался с Зельдой. Думаешь, она успеет его испортить?

Себастьян хмуро уставился на неё, но Соня, впервые ощутив так много храбрости, не отвела взгляда. С Себастьяном всегда было очень и очень сложно, и перспектива работать вместе делала только хуже и совсем не нравилась Соне. Ей вообще ничего в этом дурацком мероприятии, в котором её заставили участвовать, не нравилось.

Всё началось с Зельды, пообещавшей Соне помочь отыскать ответы на интересующие её вопросы. Она всё твердила, что точно знает, к кому нужно обратиться, но для начала они должны узнать, с кем работает Оллин. Соня была уверена, что Себастьян с Зельдой этим и займутся, в качестве подставных лиц отправив Кита и Твайлу. Демоница согласилась участвовать только из-за Николаса, который очень долго смотрел на неё щенячьими глазами.

Но никто об этом не знал.

Не раскрывая деталей поиска, Себастьян объяснил Джонатану, что ему потребуется поддержка других искателей так же, как и вчера. Что было вчера, Соня не знала, но после Кит рассказал ей, что Себастьян и Зельда нашли какой-то очень сомнительный притон, где встречались земляне, сигридцы и демоны. Рациональная часть Сони хотела узнать как можно больше деталей, которые уж точно помогут в будущем, в то время как другая, состоящая только из едва не первобытного ужаса, хотела, чтобы всё как можно скорее закончилось.

Соня бы, наверное, даже отказалась, если бы Николас не утащил её к Альтану. На этот раз избавиться от общества сальватора не удалось, как и не удалось избежать очень долгого и серьёзного разговора о том, почему задумка Зельды может сработать. Или провалиться. Шанс был пятьдесят на пятьдесят, и Соня не знала, каким богам молиться, чтобы ей улыбнулась удача.

Если Альтан не солгал, — а крохотная часть Сони всё ещё хотела верить, что он солгал, — то она действительно умерла во младенчестве, но была оживлена с помощью магии и хаоса. Фройтер говорил, что это крайне сложная манипуляция, требующая мастерства и терпения. Достигнуть идеального баланса между естественным хаосом в организме человека и магией, с которой могут управиться только сильнейшие, не так-то просто. Соня предполагала, что не проще, чем принять, что хаос действительно есть во всём. В воздухе, земле, костях и крови. Совсем немного, лишь крупицы — как звёздная пыль, из которой, согласно теории, состоят люди.

Это было логично и безумно одновременно. Но Соня устала жить в безумии, и потому хотела найти как можно более точный ответ.

Альтан не сильно помог: лишь сказал, что ей нужно искать человека, который знает о «рождённых в крови» куда больше, чем он сам. Николас, которого даже Рейна убедила не соваться в пекло и позволить работать искателям, не находил себе места от волнения. Он слышал каждое слово Альтана, а после смотрел на Соню так, будто она была ходячим трупом.

Ну, вообще-то, так оно и было. Но ей всё равно было неприятно.

Однако после Николас сказал, что Соне нужно искать книги о магии и хаосе, которые пропали свыше полувека назад. Если уж этот таинственный Андреас так любит сигридские диковинки, что устраивает аукцион в столь непростое время, наверняка либо он, либо кто-то из его гостей может помочь. Осталось лишь понять, к кому обращаться и как не выдать себя.

Алекс и Кит точно не знали, что она ищет, только Твайла: она же и порекомендовала не лезть на рожон раньше времени и позволить ей самой отыскать нужного человека. Для демоницы, укравшей облик и выдававшей себя за другого, это наверняка было легче, но Соня не находила себе места от волнения. Какое Твайле дело до неё? Неужели Николас заставил её помогать? Твайла, конечно, была целиком и полностью на стороне сальватора, но не до такой же степени.

А ещё это глупое платье. И Себастьян, с которым Соня прошла по одному приглашению.

И как только Зельда их достала?..

В общем, намечалась катастрофа.

Соня понятия не имела, как будет проходить аукцион, и единственное, что знала — так это то, что ей нужно сохранять улыбку на лице и не вызывать подозрений. Чары Николаса и Зельды должны были отводить ненужное внимание, но не так, чтобы у кого-либо возникли вопросы — ещё один нюанс, из-за которого у Сони болела голова. Они должны были быть на виду, но при этом не в центре внимания; знать достаточно, чтобы сойти за своих, но меньше, чем настоящие клиенты и люди вроде Андреаса; постоянно вести наблюдение, но не выглядеть так, будто они изучают каждого встречного минимум пятью разными способами.

Соня бы, наверное, справилось, если бы не платье, присутствие Себастьяна и иррациональный страх, не отпускавший её ни на секунду.

Нет, платье, вообще-то, было очень даже красивым и вполне соответствовало дресс-коду. Проблема была в том, что Соне пришлось срочно одолжить его у Лили, а та была чуть более стройной, и теперь Соня существовала не столько со страхом чужого взгляда, столько со страхом, что какой-нибудь шов разойдётся. Или что на неё будут слишком пристально пялиться. Или что она станет причиной для странных слухов.

Или она просто придумывала глупые причины для переживаний, будто всего остального было мало. Какая разница, какое на ней платье и как оно сидит, ей всего-то нужно притворяться и не вызывать подозрений. Это легко. Она столько лет притворялась, что красит волосы, что была примерной ученицей в школе и что семья совсем ей не интересуется. Последнее, если немного подумать, и не было ложью.

Семьи-то у неё не было.

— Ты хоть знаешь, — тихо спросила Соня, прищурившись из-за яркого света в огромном зале, — с чего надо начать?

— Хотелось бы с бара, — ни на секунду не задумавшись, ответил Себастьян.

«Великолепно, — подумала Соня, цепляя на лицо восторженную улыбку. — Мы пришли напиться!»

Учитывая притворство гостей, встречавшихся им на пути, и ужас, просыпавшийся из-за некоторых элементов декора, Соня не считала эту идею такой уж плохой. И где только отыскались все эти жуткие вещички?

Дело было не в интерьере самого особняка, арендованного под аукцион, а в отдельных его деталях. Соня не скрывала своего восхищения, видя огромные сверкающие люстры, напоминавшие скопления звёзд, и красивые картины, часть из которых была зачарована и постоянно двигалась. Каждый коридор или зал, через который они проходили, старательно изображая гостей, восхищённых богатством хозяина, был роскошен и сиял чистотой. Соня никогда не была в Тайресе и уж тем более во дворце фей, но ей казалось, что он выглядит именно так. Даже стеклянные окна от пола до потолка, открывавшие вид на ночной город внизу, не портили красоты, которой хотелось любоваться и любоваться. Соню смущали только мелкие детали, которое наверняка считались естественными.

Вместо трофея на стене — голова ноктиса. Вместо коллекции сигридских кинжалов, рукоятки которых могли бы быть инкрустированы драгоценными камнями, — выбеленные кости и клыки неизвестно кого. Вместо вполне обыденных предметов интерьера, вроде ваз для цветов, посуды, старых чернильниц — части тел демонов, драу, людей.

Соню передёрнуло, когда они прошли по длинному коридору, больше напоминавшем музейный зал, и за стеклом она увидела женскую руку с аккуратным маникюром.

— Это не аукцион, — прошипела Соня, вцепившись в руку Себастьяна, — а сумасшедший дом! Почему мы должны ждать, чтобы арестовать их?

— Потому что нам нужно найти того, кто стоит за Оллином. Не глупи и улыбайся.

Даже если он вынужден работать с ней, говорить ему намного проще: он знал план от и до, каждый его шаг, каждое слово, которое намеревался произнести, знал, кто из коалиции ждёт его сигнала и кто скрывается среди гостей за чарами столь мощными, что их и не узнать сразу. Себастьян не мог явиться сюда без поддержки достаточно сильного мага, и Соня сомневалась, что он ограничился помощью Николаса и Зельды. Если на Николаса он ругался из-за того, что тот рискует магией сакри, столь ценной для коалиции, то Зельде открыто угрожал и требовал, чтобы она не ставила под удар Алекса.

Всё было бы намного проще, если бы Алекс работал в паре с Соней, но Себастьян — это Себастьян. Он скорее убедит других, что небо зелёное, чем позволит кому-либо убедить себя. Если он решил, Соня пойдёт с ним, а Алекс с Зельдой, то повлиять на него с целью изменения решения — задача заведомо невыполнимая. Но не то чтобы Соня сильно старалась.

Алекс бы не упустил возможности аккуратно узнать, что конкретно она хочет отыскать на этом аукционе, и постоянно просил бы её быть осторожнее. В ответ Соня бы придумывала глупые оправдания и тоже просила об осторожности. Это было не игрой, а скорее ежедневной рутиной, лишь сегодня разбавленной чем-то новым.

— Вау, — Соня замедлила шаг вслед за Себастьяном, решившем остановиться возле стойки с оружием. Буквально в полуметре от них воздух искажался, показывая наличие защитных чар. — Хочешь прикупить меч?

Если бы Соня всё ещё была Соней, она бы не стала так глупо шутить. Она вообще никогда не шутила с Себастьяном, в основном часто несла чушь и мямлила, будто её вызывали на ковёр перед директором школы.

— Конечно, — криво улыбнувшись, ответил Себастьян. — Всегда мечтал бегать с мечом наперевес. Как думаешь, кэргорский или ребнезарский?

— Они отличаются только шириной лезвия, и то эта разница очень маленькая.

— Ла-адно. Тогда фейский?

— Наверняка подделка. Феи давно не куют оружия.

Если кто и услышит их сейчас, эти люди подумают, что перед ними лишь двое самых обычных гостей, хоть что-то понимавших в ценности представляемых предметов. Может, кого-то и насторожат красные волосы Сони, но не сильнее, чем платье такого же цвета. Лили сказала, что это сочетание просто убийственное. В худшем смысле. Неплохой вариант, чтобы привлечь внимание и при этом не попасться раньше времени.

Соня не собиралась здесь задерживаться. Себастьян планировал выяснить, кто помогает Оллину, ещё до начала аукциона, и уже после позаботиться обо всём остальном. Это должно было занять часа два, не больше, и Соня убеждала себя, что выдержит так много времени в обществе Себастьяна и в тесноватом платье жуткого цвета.

— Тогда… Вот эта книга? — он прошёл чуть дальше у кивнул на случайную книгу, стоящую на мраморном пьедестале и окружённую всё теми же чарами.

Соня вгляделась в почти развалившуюся кожаную обложку и сосредоточилась — название было написано на сигридском, но столь старом, что ей потребовалось время, чтобы прочитать:

— «Легенды и предания Великой Земли Умалан». Это что?

— Понятия не имею. Никогда о таком не слышал.

Соня с трудом скрыла замешательство. Если Себастьян говорит, что чего-то не знает, то она, наверное, вообще королева эльфов.

— Ты только для вида всё это рассматриваешь?

— Все здесь только это и делают. Ты же не думала, что мы действительно будем участвовать в аукционе?

— Ну, мне понравились вон те кинжалы… — Соня махнула рукой в сторону, надеясь, что указала верное направление. Она видела какие-то кинжалы и, кажется, они выглядели вполне прилично.

— С костяными рукоятками? — уточнил Себастьян. — М-да. У тебя ужасный вкус.

Соня возвела глаза к потолку, больше напоминающем звёздное небо.

— У меня великолепный вкус, — исправила она, немного понизив голос.

— Поэтому красное с красным, да?

Соня поджала губы, проглатывая едкий ответ. Храбрость то стремительно возрастала, то исчезала, оставляя её в неловком положении и с чувством проигрыша. Спорить с Себастьяном оказалось значительно труднее, чем с Алексом, даже интонации приходилось подбирать другие. Соня была уверена, что после всех жалоб, которые она слышала от Алекса, она сумеет выдержать в обществе Себастьяна куда больше несчастных десяти минут — раньше это было её лимитом. Но сейчас выяснилось, что она совершенно не готова.

Может, Себастьян просто существует за счёт издевательств над другими. Если это не так, то у Сони больше не оставалось вариантов для объяснения, почему с ним так трудно.

— Идём уже, — пробормотал Себастьян, первым делая шаг в сторону. — Нужно успеть осмотреть тут всё.

Соня не стала спорить. Это было бы просто глупостью или даже подписанием смертного приговора. Вряд ли уж Себастьян был рад возиться с искательницей, которая до сих пор не сдала экзамен. Но каким бы влиятельным и упёртым Себастьян ни был, спорить с Джонатаном, сказавшим, что Соня справится, он не мог.

Интересно, он вообще в курсе, что её экзамен проходил прямо сейчас?

Это было огромным нарушением правил, но в случае с главой Ордена подобное называлось исключением. Зельда упорствовала, что им нужна Соня, чтобы отвлечь внимание от себя, тогда как Себастьян сомневался в её полезности. Сознание Сони было в панике, и потому подвох она заметила уже после, когда мистер Сандерсон отвёл её в сторону и сказал, что, если она согласится, это будет её экзаменом.

Притвориться тем, кем не являешься, вести разговоры, которых не понимаешь, быть удобным фоном для других искателей и приманкой одновременно. Соня была в раздрае, но согласилась — не ради сдачи экзамена, а ради призрачного шанса узнать хоть что-нибудь о «рождённых в крови».

Она была идиоткой, которая вдруг начала верить призрачным шансам.

— Не делай такое лицо, — раздражённо посоветовал Себастьян.

— Не лезь ко мне с советами, — буркнула в ответ Соня. Но, несмотря на вдруг возросшую враждебность по отношению к нему, постаралась придать лицу более нейтральное выражение. Немного огорчённое тем, что ей ничего не приглянулось, и выражающее надежду на более удачные экспонаты, которые точно ей понравятся. Соня надеялась, что гости, посмотрев на неё даже случайно, об этом и подумают.

— От этого поиска зависит слишком многое, так что засунь все свои проблемы…

Взрыв смеха где-то вдалеке заглушил его слова. Соня против воли оглянулась и увидела группу из пяти людей, увлечённо обсуждавших какую-то картину. Остальные гости обходили их стороной, но не так, как если бы считали их изгоями: всё выгляделотак, будто эти пятеро людей были настоящими знатоками, на которых ровнялись остальные гости и которым даже не смели мешать случайным касанием.

Соне потребовалось секунда, чтобы в высоком блондине, стоявшем к ним спиной, распознать Алекса. Зельда, опиравшаяся на его плечо, говорила о чём-то так громко и увлечённо, что её слушали все вокруг.

— Вот видишь, — сказал Себастьян, проследив за её взглядом. — Он точно понял, что от него требуется.

— Вряд ли ему это нравится, — несмело возразила Соня. — Он же ненавидит притворяться.

— Наоборот, он прекрасно притворяется.

— Что?

Себастьян посмотрел на неё, как на неразумное дитя, и покачал головой.

Соня так и не поняла, о чём он говорил.

***

— Меня сейчас стошнит, — едва не проскулил Алекс, упираясь ладонью в стену.

— Это просто шампанское.

— Оно ужасное. На кой чёрт ты вообще полезла к тем людям с разговорами?

— Потому что нужно выдать себя за своих. Брось, — добавила она, легко махнув ладонью. — Если бы тебя пытались отравить, я бы это поняла.

— О, спасибо, мне стало намного легче.

— Правда?

— Нет. Ненавижу это место.

— Вы с милашкой случайно не близнецы? Потому что я вообще не чувствую разницы.

Алекс сдвинул брови к переносице и зло уставился на неё. Зельда, растянув губы в широкой улыбке, потрепала его по плечу.

Очаровательно. Она застряла с очень плохой копией Себастьяна и была вынуждена тащить всё на себе. Хоть бы кто поблагодарил её за столь великую жертву.

В искусстве и она понимала не больше, чем ребёнок, о чём ни за что не призналась бы в открытую. Но она умела обманывать, пародировать других и правильно улавливать общую атмосферу. В моменты, когда лица собеседников не залиты кровью, это значительно проще. От Зельды требовалось только быть внимательной и открытой, располагать к себе. С природным обаяниям, которым она отличалась всю жизнь, ей даже не пришлось прикладывать особых усилий. Меньше, чем за полчаса после прибытия она познакомилась с двумя крайне влиятельными спонсорами, для которых был очень важен этот аукцион; пятью феями, сумевшими добыть приглашения только для того, чтобы почувствовать себя частью высшего общества и пофлиртовать с кем-нибудь; и одним очень не разговорчивым эльфом, охотившимся на ноктисов. Оказывается, кто-то вместо трофеев с охоты вешал на стены части тел ноктисов. Какая мерзость.

Но Зельда видела куда большую грязь, и потому никак не выдавала своих истинных чувств. Её беспокоило только отсутствие меча. Расставаться с Бальмунгом не хотелось от слова совсем, но его бы заметили даже за чарами. Зельде потребовалось время, чтобы уговорить Сибил создать чары, которые накрепко свяжут Бальмунг с ней и помогут заполучить его сразу же, как в этом появится необходимость. Это было чем-то вроде небольшого портала для оружия. Очень плохого портала, стоит заметить, потому что тогда сразу станет ясно, что у них есть союзники, но иного варианта Зельда не придумала.

В свою улыбку она верила не больше, чем в улыбку Алекса. Если от него разило растерянностью, которую он прятал время от времени, то от неё — жаждой убийства.

Может, после этого дрянного мероприятия она наконец сумеет убить Оллина. Он был заперт в тюрьме эльфов и ждал, пока Себастьян и Зельда решат, может ли он и дальше быть полезным. Сибил сказала, что будет следить за ним на случай, если он попытается отдать своё тело хаосу. Зельда бы предпочла самой заняться этим, но ей пришлось явиться сюда и изображать из себя светскую львицу.

Это было немного весело.

Когда она в последний веселилась по-настоящему? Ещё в другой жизни, разумеется. Когда не нужно было напряжённо вглядываться в небо, боясь, что дождь превратиться в кровь, что какая-нибудь тварь вынернет из-за низких облаков и решит начать охоту. Когда не нужно было следить за каждым шагом других людей и прикрывать свою спину от ножа. Зельда знала, что сейчас она не в лучшем положении, но она хотя бы видела солнце и могла заслужить себе свободу.

Но не раньше, чем они найдут того, с кем работает Оллин.

Зельда вливалась в любую беседу и любую компанию, пока Алекс был её фоном или даже аксессуаром, который так старательно изучал предложенное ему шампанское, что вызывал подозрения. Зельда несколько раз намекала ему, что он уже должен выпить, иначе последуют неудобные вопросы, и, к счастью, ей не пришлось поить его силой. В одном она не солгала: если бы его пытались отравить, она бы помогла. Убереги её элементали, если бы она замешкалась — Себастьян бы убил её на месте, в этом она не сомневалась. Но пока он старательно изображал скучающего гостя, ожидающего начала аукциона, незаметно наблюдал за Твайлой, принявшей чужой облик, и водил Соню по залам, будто и впрямь проводил ей экскурсию. При этом он выглядел очень разочарованным и даже усталым. Зельда бы предложила и ему выпить, если бы не привлекала к себе как можно больше внимания.

Она говорила, выдумывая всякую ересь, много и долго, и её слушали, пока магия медленно распространялась вокруг и изучала всех и каждого. Пару раз она наткнулась на слабые источники хаоса и, не отвлекаясь от очередной выдуманной истории, которую с преувеличенным трепетом рассказывала двум молодым женщинам, направила к этим источникам искателей, прятавшихся среди гостей. Ей были не важны методы, которые они применяли для наблюдения за хаосом и его удержания, лишь бы искатели не мешали её работе. Даже Алекс, с которым она должна была работать на равных, не был ей важен. Ни он, Кит или Твайла. Ни Себастьян или Соня, наверняка ждущая, когда Зельда поможет ей.

Сейчас был важен только хаос, тонкими, едва ощутимыми касаниями окруживший её. Знакомое чувство охватило Зельду с головой, и она, потянув Алекса за собой, устремилась на улицу.

Было довольно тепло, почти жарко. Зельда понятия не имела, в какой части мира они находились, но пришла к выводу, что ей нравится здешняя погода. Никакого пронзительного холода или кровавых дождей. Пусть даже это лишь вопрос времени, когда они вернутся.

— Не думаю, что мы задержимся, — тихо начала Зельда, беззастенчиво оглядываясь по сторонам.

— Ты что-то почувствовала?

— Острое желание напиться и трахнуть твоего брата.

Алекс споткнулся и едва не потерял равновесие.

— Что?! — прошипел он.

— Расслабься, — рассмеялась Зельда, похлопав его по предплечью, за которое держалась исключительно для вида. — Это просто шутка. Милашка, небось, тайно ушёл в монастырь и поклялся перед богами сохранить своё целомудрие.

— Ты ужасна, — с разочарованием и злостью ответил Алекс.

— Я прекрасна, спасибо, что заметил. И я всё ещё слежу за тем, чтобы успешно закончить наше общее дело. Буду признательна, если поможешь.

— Я же ничего не делаю. Ты сама мне запретила.

— И я приняла верное решение, — с умным видом согласилась Зельда, уверенно закивав головой. — Ты, конечно, мини-копия милашки, но ты хотя бы умеешь не лезть под руку.

— Мини-копия? — озадаченно повторил Алекс. — Ты вообще слышишь себя?

— Разумеется. Нам налево.

Они были не первыми гостями, решившими прогуляться на улице, и уж точно не последними. Метрах в двадцати впереди, на террасе, Зельда заметила Кита, взгляд которого был слишком испуганным. Рядом с ним стояла невысокая светловолосая фея, о чём-то щебетавшая, и Кит выдавливал улыбку, изредка кивал и даже что-то отвечал. Он знал, когда должен встретиться с Твайлой, но до этого времени должен был притворяться таким же гостем, как и все остальные, что, очевидно, давалось ему с огромным трудом.

Все искатели, что ли, такие нервные?

— Ты заметил что-нибудь странное? — спросила Зельда, ослепительно улыбаясь каждому, кто смотрел на неё.

— Что-то кроме тех жутких экспонатов?

— Это скорее личная коллекция, — поправила Зельда.

— Хорошо, — нарочито шумно вздохнув, согласился Алекс. — Что-то кроме той жуткой личной коллекции?

— Ага.

— Чары на каждом углу. Видел несколько драу и, кажется, перевёртышей. Или это были близнецы, которые решили одеться совершенно одинаково. Но мне кажется, что всё-таки перевёртыши.

— Разумеется, перевёртыши, — вторила ему Зельда. — Ещё что-нибудь?

— Э-э… Духота? Отвратительный алкоголь? Ты, задающая глупые вопросы?

— Посмотри на город, — посоветовала она. И после, немного подумав, добавила: — Если ещё раз назовёшь мои вопросы глупыми, я тебя прибью.

Алекс не отреагировал и действительно посмотрел в сторону города. Высокие и низкие здания, освещённые яркими фонарями и вывесками, трассы, парки, огромные торговые комплексы — тысячи городов выглядели точно так же и ничем не отличались.

— Очень… красивый, — осторожно предположил Алекс, покосившись на неё, и, спустя секунду заметив осуждающий взгляд, исправился: — Совершенно не то. Хорошо, я понял. Город очень некрасивый.

— Он не изменился, — шепнула Зельда. — Ни один фонарь не погас, ни один рекламный баннер не сменился. Видишь вон ту трассу? Машины там будто по кругу ездят. Я видела этот серый грузовик трижды, и это ещё до того, как мы зашли в дом.

Алекс нахмурился и, выждав немного, оглядел открывающийся им пейзаж. Затем, тихо чертыхнувшись, поднял глаза к небу. Для поддержания образа Зельда повторила его действие.

— Звёзд не должно быть видно, — настороженно произнёс Алекс. — Мы слишком близко к городу. Да это вообще не земные созвездия!

— Что?..

— Посмотри туда, — он придвинулся к ней, чтобы хоть как-то скрыть их от посторонних, и как можно аккуратнее указал на сверкающую точку чуть левее. — Это альфа в созвездии Райкера. Вон там вообще Фейские Крылья. Это сигридские созвездия, а не земные.

Зельду редко когда можно было удивить, а если такое и случалось, она старалась сохранить бесстрастное выражение лица. Но Алекс удивил её по-настоящему. Она никогда не изучала земных созвездий, даже не могла понять толком, что это такое, и уж тем более не помнила сигридские созвездия. После долгих лет, когда не было даже солнца, любые воспоминания, касавшиеся настоящих звёзд, безжалостно стирались.

Зельда и не думала, что простые звёзды её так поразят. Это были лишь сияющие точки в чёрном небе, складывающиеся в незамысловатые фигуры, но они казались такими чарующими и даже родными, будто она вновь была в Сигриде ещё до Вторжения — том самом Сигриде, которого она толком и не помнила.

Это было даже хуже, чем работа в обществе сразу нескольких искателей или постоянно согласование своих действий с Себастьяном. Это было издевательством, фактически плевком в душу, и Зельда была готова голыми руками разорвать того, кто виноват в этом.

— Идём, — зло бросила она Алексу, разворачиваясь. — Пусть Твайла и Кит начинают сейчас.

— Но…

— Сейчас!

Она схватила его за руку и, притянув к себе, надавила на скрытый чарами сигил на ладони, связывавший Алекса с остальными. Ей плевать, что задумал Себастьян и какое время он выбрал для реализации первого этапа. Пусть хоть потом всю душу из неё вытрясет, но она не отступится. И если кому-то нужна дополнительная мотивация, она её даст.

Скрывать нетерпение было трудно, но Зельда старалась изо всех сил. Она всё ещё улыбалась, вливалась в чужие разговоры и без проблем вытаскивала Алекса из неловких ситуаций, если он успевал в них попадать, совсем не обращала внимания на Себастьяна и Соню, если с ними сталкивалась. Игнорировать их было легче, чем грызущую изнутри злость и желание разодрать кому-нибудь горло. Её магия уже сообщила им, что они должны быть наготове, и оставался последний штрих — сама Твайла.

Она так хорошо играла Оллина, что, если бы Зельда не присутствовала на допросе, она бы подумала, что демоница давно его знает. Было вполне очевидно, что Оллин известен среди гостей, и Твайла мастерски уделяла внимание каждому, кто заводил разговор с ней, и при этом не слишком часто попадалась на глаза. Если и случалось такое, что речь заходила о чём-то, что она не могла знать, Твайла не терялась и придумывала довольно убедительные отговорки, задавала встречные вопросы таким образом, что собеседник сам выдавал ей всю информацию.

Твайла потрясающе владела искусством вытягивать ответы из других и наверняка обучилась этому не вчера. Зельда бы восхитилась ей, если бы не чувствовала, что с каждой секундой воздуха становится всё меньше.

За то время, что им потребовалось для нахождения Твайлы, хаоса стало больше. Он будто заполнял собой всё свободное пространство и приставал к каждому живому существу, будь то землянин, сигридец или драу. Хаос заменял собой кислород, и Зельде это не нравилось.

Алекс крепко сжал её локоть, заставляя остановиться возле стенда с украшениями, и будто бы наугад указал на какое-то колье.

— Это настоящие топазы? — удивлённо спросил он. — Никогда не думал, что они могут быть такими большими…

Зельда хотела задушить его, но вовремя вспомнила, где находится и за кого себя выдаёт. Она неслась вперёд, никого и ничего не замечая, движимая одной целью, и вполне могла раскрыть их. Не то чтобы это действительно произошло, — Зельда всегда была лучшей во всём и уж точно не позволила бы какой-нибудь глупости сорвать выдать себя, — но на всякий случай решила подыграть Алексу.

— На топазы не похоже, — тихо ответила она, всматриваясь в украшение. — Скорее…

— Ралгар, верно, — бодро произнёс мужской голос совсем рядом. — Драгоценный ребнезарский камень. Легко спутать с топазами.

Зельда медленно выпрямилась и, удерживая на лице вежливую заинтересованность, посмотрела на остановившуюся возле них Твайлу. Точнее, на Оллина: невысокий рост, смуглая кожа, рыжие волосы, аккуратно зачёсанные от лба к макушке, и глаза, горящие неподдельным интересом. В прошлый раз Оллин предстал перед Зельдой не в самом лучше виде, но теперь выглядел действительно хорошо, особенно для тех, кто считал, что перед ними настоящий Оллин. Потребовалось немного усилий, чтобы найти костюм, который идеально сядет на фигуру Оллина и не будет стеснять движений — Твайле предстояло держать чужой облик несколько часов кряду. Она настояла на том, что не хочет ощущать дискомфорт, и потому теперь ходила в костюме из красного бархата и белой рубашке, почти оголявшей грудь. Учитывая, что Оллин под давлением, — в основном под давлением яда и меча Зельды, разумеется, — рассказал, что на важных мероприятиях всегда носит кучу украшений, Твайла проявила изобретательность, найдя почти десяток золотых цепочек и подвесок, которые теперь красовались на её шее.

На шее Оллина. Зельде, прекрасно знавшей, кто скрывается за этим обликом, порой не удавалось вовремя перестроить мысли.

— Ребнезарцы верили, что ралгар нельзя приобретать для себя. Его можно только подарить кому-то.

— Почему? — тут же спросил Алекс. Может, он немного и переигрывал, изображая заинтересованность и незнание одновременно, но с каждой секундой хаоса становилась всё больше, а пейзаж за окнами не менялся.

Сколько они провели здесь, дожидаясь сигнала Себастьяна? Должно быть, всего пару часов. И теперь им придётся начать действовать, пока не стало слишком поздно.

— Потому что это камень любви, искренности и привязанности, — с готовностью ответила Твайла. Она говорила совсем как Оллин, идеально растягивала гласные и немного глотала окончание предложения. — Дарите его только тем, кого действительно любите, и возрождайте культуру великанов. Я точно знаю, где достать ралгар, и готов продать за полцены.

Элементали, она играла Оллина так идеально, что становилось тошно. Скольким она пообещала удачную сделку, о которой настоящий Оллин никогда не узнает?..

— Мы подумаем над этим, — ответила Зельда быстрее, чем Алекс успел задать ещё какой-нибудь вопрос. — Хотя нет, какое подумаем? Я точно хочу его. Подарю милашке. Но мне вот ещё что интересно…

— Вот эти серьги? — наклонившись чуть ниже к застеклённому стенду, предположила Твайла. — Уверен, что подделка.

— Правда? — Зельда наклонилась вслед за ней и, ткнув в первое попавшееся украшением, коим оказалось серебряное кольцо, едва слышно прошептала: — Пейзаж никак не меняется. Вокруг барьеры, и мне нужно немного времени, чтобы разобраться в их устройстве.

— Это серебро отличного качества, — чуть громче, чем было необходимо, сказала Твайла, и секундой позже понизила голос до шёпота: — На меня давит хаос, и мне это не нравится.

— Тогда начинайте сейчас.

— У меня такое чувство, что меня вот-вот раскроют.

— Не раскроют, вот увидишь. Ты стараешься ради благого дела.

— Правда? — кисло уточнила Твайла. — Я согласилась только из-за Нико и Сони, но вам всё придётся придумать, как…

Зельда решила больше не ждать. Настоящее чудо, что в череде всех этих событий, отнимавших у неё нервные клетки, она вспомнила о давнем обещании, которое на самом деле даже не собиралась исполнять. Это были лишь слова, брошенные в подходящий момент, ничего для неё не значащие. Но если уж после них Твайла начнёт работать усерднее, Зельда вложит в голос столько убеждённости и искренности, сколько никогда прежде не вкладывала.

Приблизив губы к вытянутому эльфийскому уху, Зельда передала привет от старого друга.

***

Для того, чтобы выдать себя за другого, мало украсть облик — нужно изучить поведение, манеру речи, узнать то же, что и этот человек. Твайла очень редко использовала хаос ради этого, обычно смена облика происходила быстро и ненадолго. Например, как это было с Мараксом. Она украла его облик ещё в самом начале его охоты на неё, научилась использовать крылья и знала, как управляться с чужим телом, но никогда не выдавала себя за него.

С Оллином ей пришлось очень сильно постараться.

Себастьян не рискнул тащить Оллина в особняк, поэтому для собственной безопасности Твайле пришлось обзавестись помощью Николаса. Под его присмотром и защитой его магии она изучала Оллина, тщательно запоминала его внешность и речь, от Зельды узнавала всё то, что он рассказал. Твайла понятия не имела, как его разговорили, и, вообще-то, не особо интересовалась этим, как и тем, где Себастьян и Зельда нашли пустую квартиру и почему решили устроить допрос именно там.

Она старалась ради Николаса и Сони, которой была намерена помочь. Искательница, вообще-то, была не так уж и плоха и не рвалась убить её, как это делал Кит в первое время. И после того, что сказал Альтан, она вообще будто забыла о существовании Твайлы. Не то чтобы её это сильно волновало или она вновь хотела оказаться в центре внимания. Гилберт отлично справлялся за всех сразу и ни на мгновение не забывал о её существовании. Если бы Твайла не знала о его ненависти к демонам, подумала бы, что он влюбился и не знает, как об этом сказать.

Это было бы просто ужасно.

Но, к счастью, ничего подобного не произошло. Твайла могла стерпеть нападки Гилберта и, честно говоря, предвкушала момент, когда он узнает, что именно она помогла Себастьяну и Зельде выйти на нужного им демона. Об участии Твайлы знал только Джонатан да несколько искателей. Здесь определённо не обошлось без уговоров со стороны Николаса, — скорее мольбы, потому что это, всё-таки, Николас, — и доводов Себастьяна и Зельды.

Как удалось уговорить Джонатана, Твайла не представляла. Вряд ли он поддался на щенячий взгляд Николаса, и вряд ли Кит или Эйс, имевшие на него больше всего влияния, вступились за неё.

Интересно, если она скажет, что помогала Пайпер, ей поверят? Или что она была наследницей Силы и всегда была на стороне Йоннет, Масрура, Фортинбраса и Аннабель? Даже если они редко виделись и она лгала ради них, они были на одной стороне.

Это очень странно: осознавать, что сальваторы, сильнейшие маги Сигрида, погибли, а она выжила, будучи всего лишь перевёртышем. За двести лет она уже смирилась с этой мыслью и почти не поддавалась злости и апатии, когда та вновь посещала её, но сейчас Твайле будто выбили землю из-под ног.

Зельда лишь передала привет, а Твайла сбежала, струсив, и теперь пряталась в дурацком туалете.

«Соберись», — твердила она себе, стоя перед зеркалом и хлопая чужими руками по чужим щекам. За все часы, проведённые здесь, Твайла ни разу не усомнилась в том, что плохо справляется с ролью, но теперь только об этом и думала.

Сколько людей уже заподозрили её в том, что она — не Оллин? Сколько его настоящих клиентов сейчас здесь и точно знают всю правду? Как скоро её раскроют, попытаются остановить, убьют?

Твайла не боялась смерти. По крайней мере, вплоть до этого момента. Она привыкла, что кто-то постоянно наступает ей на пятки, дышит в затылок, ломает рога или пытается подчинить её хаос. Она совсем не хотела так жить, но, привыкнув, жила. Жаловалась лишь в очень редких случаях и тем, кто точно её понимал. Николас, господин Илир. Возможно, даже Пайпер, хоть они и не успели сблизиться.

Но теперь Твайла очень боялась смерти. Она не знала, как проверить правдивость слов Зельды, и не знала, может ли вообще позволить себе надеяться хоть на что-то.

Твайла вцепилась в бортик раковины, из последних сил удерживая чужой облик. Ей нужно собраться, выйти отсюда и найти мерзавцев, виновных в стольких смертях. Доказать свою невиновность, но уже не ради себя, а ради Николаса и Сони.

Ради Фортинбраса.

Звук открывшейся двери был подобен грому среди ясного неба. Твайла подскочила, как ужаленная, и в панике включила воду, стараясь унять бешеное сердцебиение. Облик Оллина ведь не спал? Никто её не видел?..

— Я бы спросил, что ты здесь делаешь, но, вообще-то, сейчас ты точно можешь сюда заходить.

Твайла выдохнула, услышав голос Кита, и покосилась на него. Было непривычно видеть его в строгом костюме, где-то раздобытом в кратчайшие сроки, и при этом точно знать, что он не сумел аккуратно уложить волосы, что под пиджаком у него есть оружие, тщательно скрытое чарами.

Ему не нравилось, что он должен участвовать. Кит говорил об этом десятки раз, но Твайла его игнорировала. Ей самой не нравилось, что она согласилась помочь, и постоянно слушать его жалобы совсем не хотелось. Но сейчас он почему-то стоял рядом и определённо не выглядел так, будто случайно зашёл сюда в одно время с ней.

— Уходи, — прошипела она. — Нам пора начинать.

— У тебя волосы почернели, — ответил Кит, наконец посмотрев на неё. — Увидел, когда ты метнулась сюда. На секунду даже показалось, что облик спал. Всё нормально?

Твайла нахмурилась, недоверчиво фыркнув, но, выждав несколько мгновений, посмотрела в зеркало. Волосы были рыжими, коротко остриженными, совсем как у Оллина. Зато руки — не смуглые, а белые. Как у неё.

Она в ужасе отступила назад и даже тряхнула руками, пытаясь избавиться от наваждения. Это ведь только наваждение, верно?.. Она прекрасно держит чужой облик, хаос подчиняется ей, всё хорошо.

«Ничего не хорошо, — мгновенно возразила себе Твайла, чувствуя, как мир начинает сужаться и темнеть. — Всё плохо, всё плохо!»

Она метнулась в сторону, врезалась в открытую дверь кабинки и замерла, тяжело дыша. Кит стоял в метре от неё, подняв руки, будто сдаваясь. Краем глаза Твайла видела своё отражение в зеркале: облик Оллина спал. Она стояла в костюме, который был ей немного велик, с украшениями, от которых тошнило, и была собой там, где за это могли убить.

Послышались шаги и голоса за дверью. Кит рванул к ней, толкнул её внутрь и быстро закрыл за собой дверь. Твайла застыла, как изваяние, и боялась даже сделать вдох. Она видела тени на полу, слышала чужой разговор, касавшийся аукциона, который начнётся, кажется, минут через двадцать, шум воды. Всё так обыденно, просто, банально, неинтересно. Будто только её мир рушился на кусочки, из которых уже ничего не создать.

Лишь после того, как люди вышли, Твайла позволила себе вдохнуть. Кит удивлённо посмотрел на неё, и ей понадобились мучительные, долгие секунды, чтобы понять: она не просто вздохнула. Она судорожно втянула воздух, всхлипнув, и едва сдержала подступающие слёзы.

Как ей проверить правдивость слов Зельды? К кому обратиться? Поможет ли в этом случае Рейна? Или ей придётся искать иные способы, которые только поставят её жизнь под угрозу?

— Эй.

Твайла втянула воздух сквозь зубы, дёрнувшись практически всем телом, и изумлённо посмотрела на Кита. Между ними было меньше десяти сантиметров, холодных и абсолютно пустых.

— Успокойся, — мягко посоветовал Кит. — Не знаю, чего ты так испугалась…

— Он жив, — выпалила Твайла, не подумав. Кит замолчал, поджав губы, с сомнением посмотрел на неё снизу вверх и осторожно уточнил:

— Он?

— Или нет, — быстро исправилась Твайла. — В том-то и дело, что я не знаю! Я не знаю, жив ли он, в порядке ли, где он, с кем! Я ничего не знаю!

Твайла думала, что не боится смерти, но Зельда всего тремя словами поселила в ней дикий страх.

«Фортинбрас передаёт привет».

Всего три слова, и теперь Твайла боялась умереть — и не узнать, действительно ли Фортинбрас передаёт ей привет. Не узнать, где он, что с ним, откуда знает Зельду. Жив ли он вообще.

Они никогда не были особо близки, Твайла предпочитала держаться поближе к Йоннет и не лезть к другим сальваторам с лишними вопросами. Но Фортинбрас как-то чуть меньше недели прятал её в горном доме Лайне, и волей-неволей, но им пришлось начать общаться чуть чаще, чем никогда. Он показался ей довольно воспитанным, умным и находчивым великаном, вполне достойным связи с Арне. Этого было достаточно, чтобы выгораживать его перед Пайпер.

— Я солгала, — пробормотала Твайла, схватив Кита за воротник и притянув к своему лицу. — Я сказала ей, что Йоннет отдала мне свой кристалл, но это неправда. Я оставила Сигрид ещё до Вторжения. Они сказали, что здесь мне будет безопаснее, и потом, когда случилось Вторжение, я… Я была здесь, — прошептала Твайла, чувствуя, как слёзы оставляют мокрые дорожки на щеках. — Драу принесли мне её кристалл. Последний раз, когда я их видела, они были живы, но потом… Я даже не знаю, что с ними случилось!

Незнание убивало её не хуже страха, ставшего неотъемлемой частью её жизни. Когда драу передали ей кристалл Йоннет, она поняла, что всё кончено. Когда в этом мире появились сигридцы, она поняла, что они проиграли. Когда Фортинбраса заклеймили Предателем, она поняла, что даже не пыталась помочь.

Смогла бы она сделать хоть что-то, если бы не поддалась уговорам Йоннет и осталась в Сигриде? Она бы погибла вместе с ними или оказалась здесь? Она бы знала, как оборвались их жизни, или умерла бы в неведении?

«Фортинбрас передаёт привет».

Зельда была уверена в том, что говорила, и это пугало Твайлу. Знала ли она Фортинбраса ещё до Вторжения или…

— Я не понимаю, — выдавила она, глотая слёзы. — Я ничего не понимаю… Я просто хочу знать, что с ними стало!

Может, так думала только она, но они были её небольшой семьёй, и Твайла считала, что имеет право знать, как они погибли. Да и погибли ли вообще, учитывая послание от Зельды.

Но она не имела права раскисать и давать Киту возможность ударить. Он всё ещё верный коалиции искатель, который лишь ждёт удачного момента, чтобы убить её. Она нужна была Себастьяну и Зельде, и они гарантировали ей безопасность, но не Кит: здесь клятва на крови, данная Гилбертом, не действовала.

Он может убить её, ведь она предоставила ему такую потрясающую возможность.

Он смотрел на неё так, будто действительно собирался атаковать. Прищуренные карие глаза, внимательно изучающие её. Руки, крепко держащие за плечи. Твайла позволила себе расклеиться настолько, что едва не рыдала у него на руках, и он этим воспользовался. Идиотка. И она ещё хотела помочь Николасу и Соне!

— Э-эм, — неуверенно протянул Кит, смотря на неё, — я, честно говоря, совсем ничего не понял, но… Может, вернёмся обратно? Нам ещё выманивать демонов, если ты не забыла.

Твайла смотрела на него, ожидая продолжения, но Кит, не сказав больше ни слова, замолчал. Всё не могло быть настолько простым: если он видел, что её облик начал спадать, и даже пошёл за ней, значит, у него был какой-то план, который он хотел осуществить. Вероятнее всего, связанный с её убийством, иначе Твайла не понимала, почему Кит до сих пор терпит её общество.

Она должна его опередить. Неважно, что он хотел сделать, теперь Твайла должна была любыми способами хорошо сыграть свою роль и взять ситуацию под свой контроль. У неё была паршивая идея, появившаяся то ли из-за крамольных мыслей, засевших где-то очень глубоко, то ли из-за чувства потерянности, которая охватило её с головы до ног. Но главное, что у неё вообще была хоть какая-то идея.

— Что ты…

Твайла вдохнула, выдохнула, притянула Кита ближе и поцеловала.

Но если бы всё было так просто.

Кит отпрянул, издав какой-то нечленораздельный звук, крайне напоминавший испуганный писк, и высоко задрал голову — узкое пространство не позволяло отодвинуться ещё дальше. При этом он всё ещё держал её за плечи и, кажется, не планировал отпускать или отодвигать от себя.

Наблюдать за его поведением было до того уморительно, что Твайла не сумела сдержать смех. Кит покраснел ещё сильнее, практически до кончиков ушей, и пробормотал что-то бессвязное.

Не то чтобы Твайла так страдала и думала только о том, как бы поцеловать его. Но для человека вроде Кита этот способ был вполне действенным — одновременно выбивал из колеи и вправлял мозги, что и нужно было Твайле куда сильнее романтики или восторженных чувств.

Она всё ещё чувствовала себя паршиво, но теперь хотя бы знала, что не одна такая.

Она улыбнулась, легко похлопала Кита по щеке, чем удивила ещё сильнее, и быстро сменила облик. Всё ещё краснеющий Кит смотрел на неё с недоумением и, кажется, был готов сказать что-то, что она точно поймёт, но Твайла решила не ждать: напомнила, что им нужно действовать, и вышла из кабинки, а после, убедившись, что в облике ничего не изменилось, и в коридор.

Она не успела пройти и двух метров, как столкнулась с кем-то в коридоре и почувствовала крепкую хватку на руке. Твайла настороженно подняла голову и увидела невысокого юношу с чёрными волосами и острыми чертами лица. Такого даже не сразу приметишь в огромной толпе гостей: он казался совсем обычным, серым, особенно в строгом чёрном костюме, каких тут было едва не сотни. Но Твайле не нужно было вглядываться в его лицо, чтобы осознать всю опасность ситуации — хаоса вокруг было слишком много.

Глаза юноши, ещё недавно бывшие вполне человеческими, сменились: белки почернели, зрачки из серых стали тёмно-красными. Демонам были неподвластны чары, да и этот, стоящий перед ней, не был перевёртышем — значит, где-то здесь есть тот, кто сумел подчинить себе магию.

Например, Иснан.

— Здравствуй, — улыбнулся Хибай, наклонившись к ней. — Я искал тебя, Твайла.

Глава 16. Так бесполезно

Время для Сони будто замедлилось, если вообще не остановилось. Всё вокруг происходило так неторопливо, будто на мир намеренно наложили эффект замедленной съёмки, кое-где выдававший ошибку. Мутные светлые пятна изредка становились чётче — то были лампы, огни магии, блики, появляющиеся на полированном оружии после того, как на него попадал косой луч света. Голоса звучали будто из-под толщи воды и очень далеко, но в какой-то момент становились ближе, настойчивее, громче. Соня слышала каждое слово, но не могла понять, о чём говорили. Даже воду, льющуюся из крана, переставала слышать.

Всё вокруг казалось далёким и незначительным. В голове звучали протесты, требующие, чтобы она взяла себя в руки, но Соня не могла пошевелиться. У неё было чувство, словно она распадается на кусочки: будто плоть медленно и мучительно отделяется от костей, жилы и вены рвутся, мышцы иссыхают и отваливаются, кости дробятся, крошатся в мелкую пыль и осыпаются на пол.

Соня впервые чувствовала себя так плохо и не знала, в чём причина. Неужели в хаосе, которого становилось всё больше?

Им потребовалось время, чтобы выяснить, почему Зельда решила ускориться, и немного подкорректировать план. Соня думала, что Себастьян будет против, но, узнав о возрастающем количестве хаоса, он согласился с Зельдой. И пока она проверяла барьеры и разбиралась в их устройстве, Себастьян объяснял Соне, что от неё требуется. В основном и дальше играть свою роль, но при этом не забывать наблюдать за окружением. Соня планировала со всей серьёзностью подойти к своему делу, но что-то тянуло её вниз, мешало думать и действовать. Она сказала, что отлучится буквально на две минуты, только для того, чтобы прийти в себя или хорошенько плеснуть воды в лицо, но не понимала, сколько прошло времени на самом деле.

Она едва стояла на ногах и дрожала всем телом. С переменным успехом ей удавалось втянуть как можно больше воздуха и ощутить, что напряжение немного спадает. Но мгновением позже это отвратительно чувство возвращалось, и Соня вновь морщилась, цеплялась за бортик раковины так, что пальцы белели, а ногти ломались. Наверное, она уже давно лежала на полу, просто не ощущала этого, не понимала, не видела.

Время для Сони будто замедлилось

Она ждала, наверное, не меньше вечности, тянущейся невообразимо медленно — до тех пор, пока вновь не начала слышать звуки и ощущать запахи.

Странно. Пахло гнилью.

Соня услышала шаги и, морщась и постанывая из-за каждого действия, попыталась привести себя в более приличный вид. Оказывается, она всё-таки не упала, просто прислонилась к стене. Тонкая лямка платья немного съехала — Соня поправила её, почти не обращая внимания на двоящуюся руку. Постаралась пригладить растрепавшиеся волосы, но кто-то перехватил её ладонь.

Она посмотрела на чужую руку, перевела затуманенный взгляд на лицо подошедшего человека и, сосредоточившись, увидела, как Себастьян недоволен.

— Идём уже, — сказал он, потянув её за собой.

— Это женский туалет, — кое-как выдавила Соня.

— Мне просто бросить тебя? Тебе нужен целитель.

— Я в порядке…

Она не была в порядке. Соня ослабла настолько, что едва переставляла ноги и никак не могла помешать Себастьяну, ведущему её за собой.

Ещё одна странность. Зачем он вообще пошёл за ней?

— Вы узнали всё, что нужно? — шёпотом спросила она.

Себастьян остановился, обернулся и сверху вниз посмотрел на неё. Он умел смотреть так, что становилось неуютно, и всегда прожигал взглядом. Можно сказать, что это было его особым талантом, который был у него с рождения и не требовал дополнительного развития.

Но сейчас Соне не было неуютно. Неприятно и страшно из-за боли во всём теле, но не неуютно из-за одного взгляда. Себастьян пообещал Алексу, что поможет Соне, если что-то случится, но он бы не пошёл за ней — отправил бы кого-нибудь другого. Это она знала на сто процентов.

Он бы не поставил свой поиск под угрозу.

Соня сделала шаг назад.

— Соня, — предупреждающе произнёс Себастьян.

— Ты должен быть там, — возразила она, из последних сил борясь со слабостью.

— Там? — медленно, будто пробуя слово на вкус, переспросил Себастьян.

Соня сделала ещё один шаг назад.

— Знаешь, — продолжил Себастьян как ни в чём не бывало, — я не думал, что ты вообще до этого додумаешься.

Соня хрипло выдохнула и, наконец, поняла, что так сильно смутило её: Себастьян слишком много улыбался. Он никогда не улыбался так же искренне или вежливо, как Алекс, всегда демонстрировал хотя бы каплю раздражения или презрения к собеседнику. Соня понятия не имела, как вообще смогла распознать совершенно другую улыбку, — может, ей стало совсем плохо, раз уж видится всякая ерунда? — но мгновением позже глаза Себастьяна стали красными, а склеры почернели.

— Почему с тобой так сложно? — с усталостью спросил Иснан, сбрасывая чужой облик.

Соня внутренне завопила. Она помнила то ощущение, охватившее её в их первую встречу у озера в парке, когда тело не подчинялось, и не хотела вновь испытывать его. Но Иснан наступал, и она пятилась назад, отчаянно пытаясь придумать план.

Когда Николас убедился, что Иснан является Вторым сальватором, владеющим Словом, он сказал, что Иснан ни в коем случае не должен пробовать чью-либо кровь. Даже маленькая капля, оказавшаяся у него во рту, даст ему власть над другим человеком. Это было жутким, но очень действенным ограничением Слова, которое установил не столько Ренольд, сколько сами боги, создавшие сакрификиумов.

Соня помнила, что в ту ночь Иснан вспорол кожу у неё на ладони и попробовал её кровь сразу, а не собрал её в какой-нибудь флакон. Сейчас у него не было власти над ней, но если она позволит ему хотя бы коснуться себя, всё будет кончено.

Соня затаила дыхание. Иснан на секунду замер, впившись в неё дикими глазами, а после бросился вперёд, вскинув руку.

Она прыгнула в сторону, видя, как весь мир вновь начинает замедляться и бешено вращаться одновременно, и побежала к дверям. Иснан набросился на неё сзади, схватил за волосы и потянул на себя. Острые когти царапнули плечо. Соня почувствовала дыхание Иснана на коже, по которой мгновенно побежали мурашки, и со всей силы рванула вперёд, наугад ударив локтем назад. Кажется, она даже попала по демону. Сражаться, когда тело едва слушается, было так сложно и больно, что Соня удивлялась, как до сих пор осталась жива.

Разве Иснан не сильнее? Разве он не может просто использовать магию, чтобы обездвижить её, и уже после добыть столько крови, сколько ему нужно?

Или же он просто издевался над ней. Мстил за то, что в прошлый раз Николас выстрелил в него раньше, чем он успел полностью подчинить себе Соню. И за то, что потом вмешалась Пайпер, а Иснану пришлось бежать с помощью Маракса. Он мог воспользоваться порталом, но не сделал этого, наверняка из желания как можно должно держать всех в неведении.

Соня сдавленно вскрикнула, когда Иснан впился когтями ей в бок. Он толкнул её на пол, быстро перевернул и сел сверху, прижимая её руки к телу. Правый бок стал мокрым от крови. Всё вокруг стало мокрым и красным от крови: пол, стены, потолок, даже лицо Иснана, склонившегося над ней. В воздухе стоял медный запах, от которого становилось тошно, и каждая поверхность продолжала неторопливо, издевательски кровоточить. Мир терял краски, запахи и звуки, но кровь оставалась, как бы Соня ни старалась перестать думать о ней. На второй план ушли даже боль, терзающая её тело, и тяжесть тела Иснана. Осталась только кровь, окрасившая всё вокруг.

Что-то медленно проплыло перед её глазами. Соня невидящим взглядом проследила за этим, а секундой позже ощутила, как что-то капает ей на лицо. Зрение постепенно прояснялось, — но кровь, конечно, никуда не исчезала, нет, как и боль, ставшая будто бы фоном, — и спустя мучительные секунды, если не минуты, Соня увидела, что рука Иснана была в её крови. Он держал ладонь над её лицом намеренно, а после, заметив, что она наконец стала хоть что-то понимать, нарочито медленно стал слизывать кровь с пальцев.

***

На размышление у Твайлы была всего минута.

— Здравствуйте, — вежливо улыбнувшись в ответ, сказала она. — Вы меня с кем-то спутали.

Хибай растянул тонкие белые губы ещё шире. Если присмотреться к его лицу, становилось понятно, насколько тонкая, почти прозрачная у него кожа, под которой были видны сеточки чёрных вен и частицы хаоса, свободно перемещавшиеся по его телу.

Насколько Твайла знала, изначально у Хибая были проблемы с управлением хаоса. Но он умел находить подходы к разным людям, понимал чужие характеры и был искусным манипулятором. За это Зепар и наделил его той властью, благодаря которой Хибай до сих пор был жив. Чем больше он доказывал свою полезность и верность, тем больше власти получал от Зепара — и, следовательно, хаоса, который подчинялся ему куда охотнее, чем его естественный. Это было неизученным феноменом, больше знаний о котором могли бы спасти ей жизнь.

Но сейчас у неё не было времени для исследований. Только для изучения самого Хибая и обстановки вокруг: все звуки пропали, как только Хибай остановил её, что лишь доказало наличие куда более сильного демона. Возможно, это всё же Иснан.

— Тебе повезло, что я нашёл тебя первым, — невозмутимо произнёс Хибай, лишь усиливая хватку. Если так будет продолжаться и дальше, он оставит ей не синяки, а глубокую трещину в костях.

— Наоборот, — возразила Твайла, аккуратно сжимая пальцы на его запястье. — Это тебе не повезло, что нашёл меня первым.

Минута, отведённая на размышления, закончилась. Твайла резко вскинула руку и ударила Хибая в лицо так сильно, что он мгновенно отпустил её и зарычал. Прежде чем метнуться дальше по коридору, Твайла увидела, что оцарапала ему нос.

Прекрасно. Плюс ещё один демон, который по-настоящему ненавидит её. Проще вести список тех, кто испытывает к ней нежные чувства, чем наоборот.

Твайла бежала, удерживая облик Оллина на себе, и с каждым мгновением замечала всё больше изменений, произошедших за время её отсутствия. Начать стоило с того, что гости были просто не готовы к неожиданному визиту ноктисов.

Сама Твайла, на самом-то деле, тоже не была готова.

Она на секунду замерла на месте, выскочив в один из залов, где была выставлена личная коллекция Андреаса, и запах крови едва не сбил её с ног. Повсюду были тела: гостей, оказавшихся простыми людьми, которые всего лишь не успели вовремя спрятаться; ноктисов, разодранных оружием и магией; искателей, наверняка среагировавших на нападение первыми. Концентрация хаоса в воздухе была запредельной и больше напоминала яд, который всё глубже проникал в тело с каждым вдохом. Все чары, защищавшие экспонаты и личную коллекцию, все барьеры были зверски сломаны. Демоны ворвались сюда вряд ли уж спонтанно, но и не совсем продуманно: Твайла знала количество искателей, оказывавших помощь Себастьяну и Зельде, и была уверена, что они сумеют оказать сопротивление хотя бы в первое время. Ей же следовало найти хоть кого-нибудь и не лишиться головы в процессе.

Твайла бежала дальше, запрещая себе оглядываться или останавливаться. Она слышала вой ноктисов, звон бьющегося стекла и стоны, — совсем близко, будто здесь было куда меньше мертвецов, чем она подумала изначально, — но не реагировала ни на единый звук. Инстинкт самосохранения всегда был силён, но сейчас Твайла думала не о себе. Ей нужно найти Кита, Соню, Алекса — наиболее беспомощных, как она считала, людей, у которых могут возникнуть проблемы с демонами. Себастьян и Зельда достаточно сильны, чтобы не только дать отпор, но и защитить как можно больше людей, но эти трое были настоящей катастрофой, которую вряд ли кто-то мог предотвратить или хотя бы ограничить.

Некоторые ноктисы, оказывается, были ещё живы. Если бы демонам нужно было добитьсяопределённой цели, они бы отправили кого-то более разумного и искусного. Ноктисы же подчинялись только чужим приказам и собственному чувству голода, которое и толкало некоторых из них, лишь чудом шевелящихся, на нападение.

Твайла бежала, отбиваясь от поломанных когтей и сгнивших клыков голыми руками, ногами и любыми предметами, которые успевала подхватить. Одному ноктису, морда которого была разорвана магией, она снесла голову простым барным стулом. Другому, лишённому задних лап и хвоста, вместо которых были лишь гниющие куски плоти и вывалившиеся внутренности, вонзила в глаз горлышко разбитой бутылки. Твайла швыряла осколки с разбитых стендов в демонов, пытавшихся подобраться ближе, кусала их в ответ, если не оставалось выбора, и рычала так громко, что они, наверное, могли принять её за чудовище куда более страшное и сильное. Если бы, конечно, обладали разумом и умели мыслить самостоятельно.

Она не впервые сражалась вот так, используя только своё тело да некоторые предметы из окружения, но каждый раз поражалась ярости и силе, скрытой в её теле. Все демоны были созданы из хаоса, и он же был в телах сигридцев, но почему-то именно демоны, которые априори должны были владеть хаосом, делились на разумных и неразумных. Как Нактарас, сигридская Ночь, могла допустить это?

Твайла бы обязательно поразмыслила над этим вопросом, если бы её не пытались убить.

Её отношение к демонам было переменчивым. Если они не трогали её, она не трогала их. Если они пытались убить её, она пыталась убить их в ответ. Но если они использовали хаос для устрашения и демонстрации силы, при этом не ведя счёт случайным жертвам, Твайла злилась и позволяла злости вести её. Она понимала, что не демоны виноваты в устройстве собственных тел, постоянно нуждавшихся в магии, которая фактически была их жизненной энергией, но они были виноваты в разрушительных войнах, и гибели целых миров.

Твайла же как-то научилась жить, не ведя постоянную войну с сигридцами. Так почему они не могут?..

Ей едва не прокусил ей руку — Твайла только в последний момент успела отскочить в сторону и пнуть едва дышащего ноктиса в морду. Кто-то продолжал поднимать уже сражённых демонов и явно не собирался останавливаться. Кто-то питался крохотными частицами хаоса, которые были в телах гостей до их смерти, магией, пропитавшей это место вдоль и поперёк, и элементарным страхом. Твайла была уверена в этом, потому что Маракс всегда был таким — он и стоял возле раскрытых дверей на террасу, расправив крылья и запрокинув голову к небу.

Даже если бы Твайла хотела, она не смогла остановиться и быстро сбежать. Маракс обернулся и вытянул руку, крепко хватая её за горло. Она всё ещё могла дышать, но не сделать шаг вперёд, назад или в сторону. Маракс любил играть с жертвами, и вряд ли Твайла станет исключением.

Он вдруг улыбнулся, посмотрев ей за спину, и усилил хватку. Кто-то положил руки на лоб Твайлы и отпустил хаос, начавший проникать ей под кожу. Это было чертовски больно: будто миллионы игл медленно вонзались в неё, задевали все самые чувствительные места и кромсали её на кусочки. Твайла вопила, трясясь всем телом, и едва осознавала происходящее. Боль разрывала тело, наполняла собой лёгкие, текла по жилам вместо крови. Боль была единственным чувством во всех мирах.

Но неожиданно она исчезла, и Твайла рухнула, практически не чувствуя собственного тела. Из её рта вырывалось хриплое дыхание, что-то мокрое стекало со лба и по лицу, капало на ранее начищенный до зеркального блеска пол так громко, что Твайла боялась оглохнуть. Перед глазами двоилось: она видела множество ног, остановившихся возле неё, кусочки чужих тел, хаотично разбросанные по полу, размазанные пятна крови, осколки стекла и щепки от разбитой мебели.

Демоны всего за несколько минут перевернули всё с ног на голову и растерзали каждого, кто оказался на их пути. Эта мысль была единственной, что успела сформироваться в её голове, когда кто-то схватил Твайлу за волосы и потянул вверх.

Она вскрикнула и попыталась ударить, но Маракс вновь сковал её руки хаосом. Сам он подошёл ближе, расправив крылья таким образом, будто хотел укрыть их от всего мира. Сквозь цветные пятна и слёзы Твайла видела улыбку на его лице, клыки, красные от крови, и блеск в глазах, не предвещавший ничего хорошего. Твайла ни на мгновение не забывала: Маракс любил играть с жертвами.

Однако он вдруг непривычно нежно утёр её лицо от чего-то мокрого. Правда, долго его заботливое настроение не продлилось: Маракс практически тут же начал вытирать руки об её одежду, уже порядком изодранную и лишь чудом державшуюся на теле.

Твайла с трудом разглядела что-то тёмное. Не алое, как человеческая кровь, а чёрное.

Как кровь демонов.

— Не бойся, — прошипел Маракс с широкой улыбкой, — это ради твоего же блага.

Паника затопила сознание Твайлы. Маракс держал её, не давая пошевелиться, пока кто-то использовал хаос, чтобы навредить ей. И этот кто-то начал с её лба.

Её рога.

Её прекрасные рога, только-только начавшие восстанавливаться по-настоящему — после всех попыток Нико помочь ей, после десятка отваров, приготовленных Марселин.

Её прекрасные рога.

Твайлу замутило. Маракс продолжал улыбаться, наверняка опьянённый чувством победы, но ни на мгновение не позволял себе ослабить хватку. Чужое присутствие за спиной ощущалось так же хорошо, как кровь, размазанная по лицу Твайлы, и фантомная боль на месте раскрошённых рогов.

— Ты доволен? — вдруг спросил Маракс, посмотрев поверх её головы.

— Более чем, — глухо ответил Хибай. Его дыхание почти зашевелило волосы у неё на затылке. Почти, потому что они слиплись из-за пролитой ранее крови.

— Великолепно. Тогда возвращаемся, я не хочу больше торчать здесь.

— Иснан уже закончил?

— Не удивлюсь, если нет, — пренебрежительно бросил Маракс, делая шаг назад и окидывая Твайлу, стоящую на месте, оценивающим взглядом. — Бери её.

Хибай без возражений и лишних вопросов подхватил Твайлу и закинул её себе на плечо. Мир вновь закружился, кровь брызнула из ран на лбу, её саму замутило. Маракс не ослабевал хватку, и теперь, когда Хибай уничтожил её рога, у Твайлы не был сил на сопротивление.

***

Джонатан считал, что день, который пройдёт спокойно, можно будет обвести красным в календаре и даже налепить вокруг праздничные наклейки, как это делали Пайпер и Лео в любой непонятной ситуации.

Но пока что каждый день следовало обводить чёрным, потому что каждый день были смерти, которым они не могли помешать, но которые тяжким грузом ложились на сердце. Сегодня, ночью двадцать восьмого марта, это были жизни искателей, выдававших себя за гостей на аукционе какого-то Андреаса, и невинные земляне и сигридцы, оказавшиеся здесь исключительно для того, чтобы поучаствовать в самом аукционе.

Но тот превратился в бойню, и всё вокруг стало кроваво-красным.

Джонатан дожидался сигнала в трёх кварталах от места проведения аукциона и вплоть до самого последнего момента не замечал ничего подозрительного. За ним увязался Данталион, сказавший, что ему просто скучно, и Джонатан хотел прибить его. Он постоянно нёс какую-то чушь, жаловался ему на объём работы, которую вынужден выполнять, — «Как странно, ведь лидеры коалиции никогда не выполняли столько работы!» — и хвалился тем, что переспал с королевой Ариадной.

Честно говоря, Джонатану было плевать. Пусть Данталион хоть со всей коалицией переспит: до тех пор, пока вампир действительно выполняет свою работу, претензий к нему было. Кроме, разумеется, того факта, что он часто лез в самое пекло, но это были мелочи, к которым Джонатан успел привыкнуть за многие годы.

Он привык и к виду крови, но сейчас её было так много, что Джонатана начинало мутить.

Когда сигил, связывавший его с остальными искателями и Зельдой, вспыхнул сизым, Айше открыла портал как можно ближе к месту проведения аукциона. Они едва успела окружить территорию, когда воздух, да и сам мир будто бы дрогнули.

Брешь, через которую хлынули демоны, открылась прямо в центре огромного дома.

Барьеры рухнули не сразу. Айше всеми силами пыталась пробиться сквозь них, но получилось далеко не сразу. Лишь после, когда десятки стай голодных ноктисов вырвались наружу и начали терзать паникующих гостей, барьеры пали. Айше успела бросить Джонатану, что они разрушены изнутри, после чего кинулась в самую гущу событий.

Везде слышались крики, стоны умирающих и вой, от которых кровь леденела в жилах. Джонатан не меньше восьми раз едва не распрощался с жизнью. Ноктисы прыгали на него, вцеплялись в руки и ноги, но Джонатан отбивался либо сам, либо с помощью других искателей или эльфийских охотников, Джулианом отданных ему в командование. Попадались и люди, начавшие перерождаться в тёмных созданий. Джонатану приходилось останавливаться и убивать их до того, как они успевали напасть на кого-то.

Это было его ежедневной рутиной, но почему-то именно сегодня, здесь и сейчас, Джонатан ощущал тот же страх, что и много лет назад, когда они столкнулись с демонами в очень старом особняке. После этого случая Дэниел, его брат и отец Пайпер и Эйса, предал себя Забвению.

Джонатану было страшно.

Он действовал практически инстинктивно, когда убивал нападающих на него демонов, оттаскивал дрожащих от страха гостей, забившихся кто куда, подальше, едва не выталкивал их наружу и требовал убираться как можно дальше. Но он не помнил последовательности своих действий или слов, которые произносил. Джонатан помнил только о том, что где-то здесь, в самом сердце этого кошмара, совсем юные искатели, которые могут умереть из-за его решения.

Он предложил Соне изменить правила экзамена. Он убедился, что Кит действительно хочет помочь, пусть он и ворчал после этого очень и очень долго. Он позволил убедить себя в том, что Твайла, которой не доверял Гилберт и примерно половина особняка, нужна для реализации плана Себастьяна и Зельды; что Алекс вполне справится и точно не будет мешаться под ногами.

Боги, он боялся даже за Себастьяна и Зельду. Первый уже давно не был учеником, за которым следовало постоянно следить, а вторая даже не являлась искательницей и была старше него минимум на двести лет.

Но Джонатан боялся, и страх давал ему силы двигаться дальше. По разорванным телам ноктисов, через останки несчастных людей, попавших под удар, мимо стен, забрызганных кровью.

Через кошмар, ставший реальностью.

Джонатан не знал, сколько прошло времени с тех пор, как открылась брешь, но в какой-то момент демоны оставили дом: большая часть была мертва, другая, продолжавшая сражаться до последнего, исчезла, оставив после себя только разрушения. Джонатан бродил по огромному дому, перевёрнутого с ног на голову, и делал то, что должен был.

К раненым направлял искателей, которые должны были оказать первую помощь до того, как появятся настоящие целители. Айше, которую едва удалось выловить, сказал оповестить о случившемся королеву Ариадну — здесь требовались мощные чары, которые помогут сразу сотне людей. Данталиону сказал собрать вампиров и отыскать след сбежавших демонов. Он, конечно, возразил и обругал всех, но за дело всё же взялся.

Джонатан бродил по дому, отказываясь от первой помощи, до тех пор, пока не нашёл, наконец, нужных ему искателей.

Один из залов напоминал бойню сильнее всего. Вокруг были только тела, разорванные, искромсанные на кусочки, разбитая мебель и так много крови, что ей можно было окрасить весь дом. Живых оказалось очень мало: всего-то Алекс с Зельдой да трое искателей, отправленных в качестве гостей. Серебристое платье Зельды было порвано, на левой ноге зияла жуткая рана от клыков ноктиса, прогрызших плоть до костей. Лицо Алекса было исцарапано, но, к счастью, глаза остались целы, на одежде виднелись пятна чёрной крови. Он где-то раздобыл полотенце и теперь уговаривал Зельду не дёргаться, пока он пытался обвязать её ногу. Искатели, рассредоточившись по помещению, проверяли трупы в надежде найти среди них живого.

Алекс услышал шаги и едва не подскочил на месте, но, обернувшись к нему, облегчённо выдохнул. Зельда смерила его уничижительным взглядом и громко хмыкнула.

— Здесь были только ноктисы? — быстро спросил Джонатан, не желая слушать тираду эльфийки о том, какие все вокруг слабаки, трусы и те ещё ублюдки.

— Нет! — выплюнула Зельда, настойчиво отпихнув от себя Алекса. Он вновь попытался приложить к её ране полотенце, но Зельда упорствовала и, что неудивительно, если вспомнить характеристику Себастьяна, продолжала: — Маракс, этот сукин сын, командовал ими!

— Они пришли через портал, — глухо вставил Алекс, сосредоточенно смотря на рану Зельды. — Я видел, как тот демон открыл портал. Это был Иснан, да?

— Похоже, что он.

— Конечно, это был он! — горячо согласилась Зельда, почти заглушив тихий ответ Джонатана. — Наверняка он и открыл брешь!

— Ты оградила её барьерами?

— Разумеется, — недовольно бросила Зельда. — Но пусть малыш-сальватор закроет её, пока банкет не продолжился…

Джонатана, не обратив внимание на её неуместную шутку, спросил:

— Где остальные?

— Себастьян и Соня должны были быть вон там, — Алекс указал на коридор слева, в конце которого виднелся ещё один развороченный зал, усеянный трупами. — По крайней мере, там я видел их в последний раз.

— Твайла?

— Не знаю, правда.

— А Кит?

— И про него не знаю. Он был на террасе, но это было до того, как… Да успокойся ты уже! — крикнул он Зельде, попытавшейся отодвинуться от него.

Они начали спорить, и Джонатан, напомнив Алексу о скором прибытии целителей, уже готовился двинуться дальше, когда наконец увидел Себастьяна и, что самое главное Кита. Они медленно спускались с лестницы, ведущей на второй этаж, и были с ног до головы в крови. В первую секунду Джонатан испугался, что это была их кровь, но потом они вошли в свет, и он увидел чёрную кровь демонов. Из правого предплечья Себастьяна торчала кость, нога была приподнята.

— Боги, — выдохнул Алекс, заметив его.

Бросив полотенце Зельде, которая тут же помахала им на манер платка, Алекс подскочил на ноги и подбежал к Себастьяну. Тот мгновенно опёрся на него, убрав руку с плеча с Кита, и Джонатан увидел пропитанную кровью штанину.

Он хотел подойти, чтобы лично во всём убедиться, но Кит встал перед ним с таким ошарашенным лицом и большими от ужаса глазами, что Джонатан не мог отвести от него взгляда. Он будто искупался в крови демонов: она ещё влажным плотным слоем покрывала все открытые участки кожи и одежду, из-за неё слиплись всклоченные волосы. Джонатан подошёл ближе и быстро ощупал Кита, но тот остановил его дрожащими руками, пробормотав:

— Я не ранен. Просто… Это случайно вышло. Его разорвало совсем рядом, и я… Я не ранен.

Джонатан всё же убедился в этом сам и только после позволил себе выдохнуть. Он притянул Кита ближе, в очередной раз поддавшись страху, и пообещал себе, что не отойдёт от него ни на шаг, когда Кит вновь заговорил:

— Я видел их.

— Что? — совсем тихо спросил Джонатан.

— Я видел…

— Где Соня?

Джонатан перевёл взгляд на Алекса, недоумённо смотрящего на Себастьяна, и мгновенно всё понял. Ему, в отличие от Гривелли-младшего, не требовались дополнительные секунды для осознания или изучения непривычно растерянного лица Себастьяна.

— Где Соня? — торопливо переспросил Алекс, замерев на месте.

Это было его отличительной чертой: в моменты, когда он полностью осознавал случившееся, он замирал и совсем не двигался. Обычно это не длилось дольше нескольких секунд, но сейчас Джонатан насчитал почти полминуты, когда Себастьян, оторвав взгляд от пола, наконец посмотрел на Алекса и произнёс:

— Я не знаю.

По лестнице сбежали ещё двое искателей, пробежали мимо них и исчезли в коридоре, из которого пришёл Джонатан. Алекс всё ещё не двигался.

— Где Соня? — ещё раз спросил он.

— Я не знаю, — повторил Себастьян, до сих пор смотря в глаза брата.

— Где Соня?

— Алекс, — предостерегающе произнёс Джонатан.

— Ты же сказал, что присмотришь за ней, — выпалил Алекс, не обратив внимания на его вмешательство.

— Я и смотрел, — согласился Себастьян, — но ей стало плохо. Сказала, что скоро вернётся. Мне надо было тащиться за ней?

— Ты сказал, — настойчиво повторил Алекс, неожиданно отойдя от Себастьяна, нуждавшегося в опоре, на шаг, — что присмотришь за ней.

— Алекс…

— Ты сказал, — почти что с паникой протараторил Алекс, — что присмотришь за ней!

— Алекс! — повысил голос Джонатан.

— Где Соня?!

— Они забрали их, — совсем глухо вмешался Кит.

Джонатан резко обернулся к нему и замер, только-только осознав смысл услышанного. Кит смотрел на свои руки, покрытые кровью, и медленно сжимал и разжимал кулаки, будто пытался проверить, реально ли всё это.

— Что? — Алекс нахмурился, уставившись на него. — Они?

— Я видел их, — выдавил Кит, судорожно выдохнув. — Там были Маракс и Хибай. Они забрали Твайлу и Соню. Иснан забрал Соню. Я видел, как он открыл портал, но не успел им помешать.

Сердце Джонатана пропустило удар.

Боги милостивые, Кит хотел остановить трёх крайне могущественных демонов, один из которых к тому же являлся сальватором, в одиночку. Он был достаточно смел и безрассуден, чтобы хотя бы попытаться сделать это.

Но, что было ещё хуже, демоны забрали Твайлу и Соню.

Кит споткнулся, сделав шаг к Джонатану, неуверенно подошёл и уткнулся головой в плечо. Он часто делал так, когда был ребёнком, и этот жест всегда означал, что он что-то натворил и теперь чувствует себя виноватым. Кит часто дышал, едва не всхлипывая, и мял в руках кожаную куртку Джонатана, будто это действие могло помочь ему успокоиться. Джонатан как никогда прежде ощутил желание обнять его и увести в безопасное место.

Но Алекс, выдав громкий, истеричный смех, нервно повторил:

— Где Соня?

***

Искателям не пристало бросать свои поиски, но всегда существовали внештатные ситуации, которые умело использовались в свою пользу. Кристин Гривелли, однако, редко позволяла себе проявить слабость или завершить очередной этап поиска раньше, чем будут достигнуты ожидаемые результаты. Даже после того, как Нуаталь появилась возле бреши и помогла Тхай сбежать, Кристин всё ещё отвечала за её поиск. Она, разумеется, уделяла ему столько внимания, сколько могла, прекрасно осознавая важность данного поиска для всей коалиции, но сегодня даже этот аргумент не мог остановить её. Если что-то случалось с её детьми, она делала всё возможное, чтобы оказаться рядом с ними как можно скорее.

Кристин оказалась на месте бойни вместе с Шераей, с которой обсуждала стратегию по выманиванию Нуаталь, королём Гилбертом и его рыцарями. Она точно знала, что Джонатан здесь же, как и Мирна, явившаяся чуть раньше неё, и должна была встретиться с ними, чтобы узнать о произошедшем, но не смогла удержать эмоции под контролем. Выловив первого попавшего под руку искателя, она узнала, где Себастьян с Алексом, и умчалась к ним.

Её не будоражили места расправы над невинными людьми или демонами, которым удалось дать отпор. Кристин всем сердцем сочувствовала несчастным, попавшим под удар, но на первом месте у неё всегда стояла семья — сначала она узнает, не пострадали ли сыновья, и только после продолжил работу.

По крайней мере, так она думала.

Кристин нашла гостиную, пострадавшую меньше всего, и ворвалась в неё, как ураган. Джонатан, расхаживающий по помещению и что-то объяснявший нескольким искателям, обернулся к ней и замер. Кристин паникующим взглядом скользнула по нему, Киту, сидящему на чудом уцелевшем стуле, Паскалю, спорившему с Зельдой Сулис, и наконец заметила Алекса и Себастьяна: оба сидели на диване, разодранном когтями демонов, и, кажется, не обращали внимания на происходящее вокруг.

Поначалу Кристин почувствовала облегчение. Но мгновением позже осознала, что на лице Алекса видны царапины, а Себастьян сидит, вытянув правую ногу вперёд, и держит перевязанную руку на животе так, будто боится лишний раз двигать ею.

Кристин, кажется, даже испуганно взвизгнула, — боги милостивые, никто и никогда не видел её в таком состоянии, — и метнулась к сыновьям. Алекс мгновенно подскочил на ноги, Себастьян же медленно повернул к ней голову. Кристин впервые видела растерянность на его лице: всегда, в любой момент и в любой ситуации, даже самой неожиданной, Себастьян был собран и решителен. Иногда ей казалось, что он вообще не их сын — она была смелой, но не такой, как он, да и Август в его годы был куда более безрассудным. Себастьян словно воплощал в себе все лучшие черты и весь ум Гривелли, но смотрел на неё так, словно не понимал, что произошло и где они находятся.

Джонатан продолжил объясняться с искателями, давая им немного времени. Краем глаза Кристин заметила, как Паскаль заинтересованно косится в их сторону, но, к счастью, задавать вопросы он так и не решился. Возможно, он уже успел узнать всё, что нужно. Или же ему не понравился её предупреждающий взгляд.

Кристин не могла сказать наверняка. Когда дело касалось её детей, оказавшихся чёрт знает в каком пекле, весь остальной мир переставал существовать.

Не успела она сделать ещё хотя бы один шаг, как Алекс растерянно выпалил:

— А как же поиски Нуаталь?

— К чёрту её, — бросила Кристин. — Что здесь произошло? Кто тебя так? Как ты себя…

— Мам, — перебил он, аккуратно отведя её протянутые руки от своего лица, — всё нормально, мне уже осмотрели.

— Что с Себастьяном?

Алекс моргнул, будто удивлённый её вопросом, и кинул быстрый взгляд на Себастьяна — неподвижного, смотрящего в точку перед собой и определённо о чём-то думающего.

— Наткнулся на какого-то очень сильного демона, — пробормотал Алекс. — Не знаю, на кого. Он не говорит.

— Боги милостивые… — проворчала Кристин, подходя к Себастьяну. — Молодой человек, вы совсем из ума выжили?

Он поднял на неё глаза и, что самое странное, никак не отреагировал. На него это было совсем не похоже: обычно Себастьян всегда находил ответ, ставивший собеседника в тупик, и не боялся говорить довольно резко, так, что других даже задевало. Кристин и не помнила, сколько раз во время его обучения ей приходилось объяснять, что он оскорбляет других искателей, а не указывает на их недостатки максимально прямо. Наверно, благодаря этому он и научился изворотливости, которую она ни у кого не замечала.

Но сейчас он молчал.

— Себастьян, — чуть мягче произнесла Кристин. — Скажи мне, что произошло.

Себастьян посмотрел на Алекса и неожиданно для них обоих рассмеялся.

— Я облажался, — сказал он, поднимая раненую руку с невероятно гордым видом. — Облажался. Ни хрена не получилось. Что? — резко выдал он, полоснув по Алексу уничижительным взглядом. — Если ты не сказал об этом вслух, это не значит, что это не правда. Можешь уже орать на меня, если так хочется. С радостью послушаю.

Кристин медленно вдохнула и выдохнула. Себастьян с самого детства был спокойным и внимательным. Иногда ей казалось, что он вообще не способен на то, чем занимаются обычные дети. Он постоянно что-то изучал и анализировал, абсолютно каждый уголок их дома он исследовал вдоль и поперёк. Далее был зал Истины, следом — сам Орден и его правила. Себастьян не позволял себе детского поведения с самого раннего возраста, на момент становления учеником искателя был куда серьёзнее некоторых старших искателей и постоянно поучал Алекса, который был младше него всего на три года и ещё хотел побыть ребёнком и побегать за дружелюбными драу.

Кристин впервые видела, чтобы Себастьян вёл себя так по-детски — нападал первым, зная, что в этом нет смысла, и храбрился, но слишком уж очевидно. Кристин знала, что количество жертв и дом, стены в котором густо покрыты кровью, из колеи его не выбьют. Значит, дело было в чём-то другом.

— Алекс, милый, — с умоляющей улыбкой произнесла она, повернувшись к нему, — дай мне две минутки на разговор с ним, хорошо?

Алекс поджал губы, не говоря ни слова, и отошёл в сторону. Зельда Сулис тут же набросилась на него с вопросами, причём с таким видом, будто он был обязан ответить на каждый максимально честно. Кристин выждала лишь мгновение, следя за тем, как Зельда локтем упирается в плечо Алекса и требует его поговорить с ней, после чего повернулась к Себастьяну.

— Я облажался, — быстро повторил он, не давая ей даже рта открыть. — Пострадали земляне, и за это придётся ответить, о чём я знаю, так что давай коротко и по делу. Мне, если ты ещё не заметила, сломали руку. Кстати, — добавил он тут же, — кость торчала.

Не сдержавшись, Кристин дала ему подзатыльник.

— Я не верю, что всё так просто, — наконец сказала она, с вызовом отвечая на его внимательный взгляд. — Расскажи мне, что случилось.

— Случились демоны. Неожиданно, правда? Никогда бы не подумал…

— Себастьян, — настойчиво произнесла она, стараясь вложить в свою особую интонацию как можно больше убеждения. Обычно ей было достаточно назвать детей их полными именами, чтобы они поняли, насколько она серьёзна и что спорить с ней просто опасно, — например, с Рокси это срабатывало безотказно, — но Себастьян всегда был самым стойким. Мог спорить не только с ней, но и с отцом, а то и с двумя сразу, и при этом доказать, что прав.

— Я ни хрена не понимаю, — произнёс он, не отреагировав на её попытку, но и не сделав вид, будто её вообще не было. — Брешь и портал открылись в одном месте. Ноктисов было слишком много. Я понятия не имею, как вообще выжил. Я столкнулся с Иснаном.

Кристин изо всех сил подавила дрожь, пробежавшую по телу.

— Я… — Себастьян замолчал, проведя ладонью по лицу, и устало продолжил: — Он пытался меня убить, но почему-то не убил. Может, просто хотел, чтобы это сделал Алекс.

— Что? — непонимающе произнесла Кристин, нервно усмехнувшись. — Не говори глупостей.

— Они забрали Соню, — пояснил Себастьян, посмотрев ей в глаза. — И я даже не знаю, когда это случилось. Кит сказал, что видел их, но я понятия не имею, когда и где это было.

Кристин оглянулась на Алекса, теперь тихо спорящего с бледным и отчего-то перепуганным Китом. Алекс всегда был эмоциональным и остро реагировал на любые изменения, и если то, что сказал Себастьян, правда, значит, сейчас он не находил себе места от волнения. Прошло уже столько месяцев, а он до сих пор чувствовал вину за то, что Рик умер — Кристин не представляла, каковы будут масштабы катастрофы теперь.

— Алекс не глупый, — наконец произнесла она, вновь посмотрев на Себастьяна. — Он знает, что ты не виноват.

— И Соня не глупая, — возразил Себастьян. — Он знает, что она может оказать достойное сопротивление, но поверить в то, что ошибся я, а не она, Алексу намного проще.

— Себастьян, — со вздохом произнесла Кристин, — пожалуйста, не надо.

— Не надо чего? — уточнил он неожиданно резко.

— Преждевременных выводов. Сам ведь сказал, что Соня не глупая. Если бы её хотели убить, убили бы на месте. Значит, какое-то время она ещё будет жива, и если поймёт, для чего нужна демонам, сумеет правильно использовать имеющиеся у неё время.

— Объясни это Алексу, чтобы он перестал паниковать и наконец подумал над тем, как нам выслеживать Иснана.

Кристин только-только немного расслабилась, почувствовав в Себастьяне привычную рациональность, но после этих слов резко выпрямилась и даже дёрнула головой так, что у неё едва не хрустнула шея.

— Нет, — выдохнула она, мягко касаясь ладони Себастьян. — Ни за что на свете.

— Он всё равно возьмётся за это, так пусть лучше под моим присмотром.

— Оставь это другим. Всё-таки, это не обычный демон.

— Мой заказчик наверняка будет заинтересован, так что нет. Я возьмусь за дело сразу же, как только кто-нибудь осмотрит мою ногу по-нормальному.

Кристин ущипнула себя за переносицу. Запретить Себастьяну следовать правилам Ордена и выполнять то, что требует заказчик, было не в её силах. Даже если это было опасно и под угрозу вставала его жизнь. Она понимала это как искательница, которая каждый день рисковала собой с целью отыскать хоть какие-то зацепки к местонахождению Нуаталь, но как мать — нет. Она хотела, чтобы её дети сидели в безопасности, даже если они уже были взрослыми и самодостаточными.

Это какой-то кошмар.

Кристин встала и, подумав немного, всё-таки потрепала Себастьяна по голове. Он не отреагировал на этот жест, но Кристин знала, что теперь всё в порядке. Он всегда предпочитал делать вид, будто она не проявляется свою любовь любыми возможными способами, особенно на людях. Поначалу это сильно задевало её, но она поняла и приняла, что Себастьяну безразличны мелкие проявления привязанности или слова: только серьёзные действия, доказывающие намерения.

К тому же, как говорила Рокси, подобные действия с её стороны рушили «образ крутого искателя». Кристин была не согласна, как и Себастьян, но переубедить Рокси было просто невозможно.

Зельда, наконец оставившая Алекса в покое, подошла к дивану и, игнорируя сосредоточенный взгляд Кристин, упёрла руку в изголовье, наклонившись к Себастьяну. Достаточно низко и близко, чтобы он сказал, что ему неприятно, но Себастьян промолчал. Зельда что-то пробормотала ему на ухо, — так тихо, что Кристин ничего не разобрала, — после чего жёстко улыбнулась.

— Ты издеваешься? — наконец произнёс Себастьян.

— К сожалению, нет, — с явно притворным разочарованием ответила Зельда. — Вставай, милашка, пора браться за дело.

Себастьян выругался, посмотрел на свою ногу и, выждав буквально секунду, обратился к матери:

— Ты можешь найтик кого-нибудь из целителей? Зельда меня подлатала, но, наверное, я просто сдохну, если встану.

— Эй! — возмущённо воскликнула Зельда, ударив его по плечу.

Кристин напряглась, готовая в любой момент остановить её, но этого и не потребовалось. Взгляд Себастьяна был достаточно красноречивым и говорил о том, что он вполне справится с Зельдой, что бы они ни вытворяла, и этот удар — просто мелочь. Но целитель ему всё же нужен.

— Только не говори мне, что что-то случилось.

— Случилось, — ни на секунду не задумавшись, ответил он. — И мне нужно продолжать работу. Пожалуйста, найди и приведи целителя. Мне срочно нужно встать на ноги.

Если бы только Кристин могла просто запретить ему заниматься чем-то настолько опасным. Но её возможности уже давно были ограничены, да и Себастьян — не идиот, знает, что нужно делать и когда рисковать и впрямь стоит.

Но Кристин волновалась. Всегда и везде, чем бы ни занималась и чем бы ни были заняты её дети, двое из которых уже стали достаточно взрослыми.

— Хорошо, — согласилась она.

Никуда не девшаяся Зельда всем своим видом говорила о том, что есть ещё нечто крайне важное, что она должна рассказать Себастьяну, но уже наедине. Кристин бы, опять же, насторожилась, но напомнила себе, что её сын не глупый, и даже сделала шаг в сторону, когда её осенило. Она развернулась, улыбнувшись, и добавила:

— Хорошо, милашка.

Глаза Себастьяна расширились от ужаса.

— Мама, умоляю…

Глава 17. Я, может, и чудовище

«Тебе следует остановиться».

Иснан поморщился, в очередной раз услышав голос Ренольда, полный упрёков и усталости. За последние дни это стало чем-то вроде традиции: Иснан делает что угодно, а Ренольд его упрекает. Должно быть, на этом держались миры, иначе сальватор не понимал, на что Ренольд рассчитывает, продолжая высказывать ему своё мнение.

— Я не делаю ей больно, — тихо возразил Иснан.

«Ты, может быть, и не делаешь, но что насчёт него? — не отступал Ренольд. — Останови его».

— Успокойся, у него всё под контролем.

«Ты в это веришь?»

Иснан понятия не имел, во что верил, но Ренольд либо спрашивал исключительно для приличия, либо не хотел лишний раз копаться в его душе и мыслях, пытаясь отыскать ответ. Сакри был не в восторге от недавнего сражения, которое назвал бойней, но Иснан, наоборот, был едва не на седьмом небе от счастья.

Ему нравилось чувство контроля, которое он получил и мог использовать ради достижения их целей. Он мог протянуть руку, призвав магию и хаос, и сделать что угодно. Даже Маракс, считавшийся сильнейшим после госпожи Ситри, не помешал бы ему из-за прямого приказа. Он должен был заняться поддержанием ноктисов, призванных посеять страх и сбить с толку людей коалиции, лишь сказал, что Твайлой займётся сам. Иснан и не возражал: он не особо хотел возиться с девчонкой, столько раз обводившей Маракса вокруг пальца. Он хотел впитывать хаос, испытывать границы своей магии и узнать, как далеко сможет зайти в манипуляциях.

С другой девчонкой, — Соней Кински, искательницей из Ордена, если верить Хибаю, — он справился довольно быстро. Она едва стояла на ногах и, наверное, откинулась бы и без вмешательства Иснана. Но ему нужно было переходить от теории к практике, и он выпил её кровь.

Особых изменений Иснан не почувствовал. Однако, потянув за тонкую нить хаоса, которая всего за секунды оплела искательницу, поднял её на ноги. Она была совсем плоха и потеряла бы сознание, если бы не Иснан. Всё то время, что он расправлялся с надоедливыми людьми, искательница, ограждённая его хаосом, просто ждала. Стояла на месте, истекая кровью, дрожала всем телом, но ждала. Даже когда Иснану пришлось постараться, чтобы натравить несколько ноктисов на другого искателя, контроль, установленный над ней, не дрогнул. Она не среагировала, когда ноктисы разодрали искателю руку и кость вышла наружу, а его крик заполнил собой всё помещение. Просто ждала, когда Иснан, собравший достаточно крови для удержания контроля, прикажет что-нибудь другое.

Но в какой-то момент её тело не выдержало, и она лишилась сознания. Иснану пришлось тащить её на себе, и, честно говоря, это было просто отвратительно. Если бы не глупая клятва, которую вынудила принести госпожа Ситри, он бы попробовал её кровь снова. Но он не имел права вновь ранить её, а стеклянный сосуд успел опустеть.

Иснан бы не удивился, узнав, что это было лишь хорошо продуманным издевательством.

Однако теперь искательница была здесь, перед ним, и он позволял своему хаосу изучать её. В подвале дома было холодно и сыро: девчонка лежала на ветхом матрасе в кругу сигилов и, кажется, пыталась не умереть. Наверное. До сих пор осознание хрупкости человеческих тел не уложилось в его голове. Твайла, скованная по рукам и ногам и находящаяся в углу подвала, как можно дальше от искательницы, выглядела куда лучше даже с уничтоженными рогами.

«Ты же видишь, что она не справляется».

Иснан не ответил на очередное замечание Ренольда. Подойдя к границе сигилов, он присел на корточки и вгляделся в бледное лицо искательницы. За дни, проведённые ею в состоянии, крайне напоминавшем лихорадочное, она стала совсем белой; красные волосы, разметавшиеся по полу, стали грязными, сальными; только одежда была относительно новой и чистой. Кажется, девчонку переодевали вчера. Или позавчера. Иснан, конечно, наблюдал за ней, но из-за клятвы был вынужден держаться на расстоянии.

«Помоги ей», — упрямо заявил Ренольд.

— Заткнись, — раздражённо бросил Иснан. — Она же жива, так в чём проблема?

«Огради её от хаоса».

Иснан фыркнул, возведя глаза к потолку.

— Всё в порядке, — повторил он, смотря на искательницу. — Он не убьёт её. По крайней мере, не сразу.

Ренольд и так знал это, ведь был с Иснаном одним целым, но упорствовал и требовал вмешаться. Каждый день и каждую ночь он говорил о том, что будет лучше, если Иснан оградит искательницу от чужого хаоса и продлит ей жизнь.

Но Иснан не был глупцом. Если попытается устранить чужой хаос, воздействующий на девчонку, клятва отплатит ему болью. Ренольд говорил, что поможет пережить её, но это было ложью. Если бы сакри обладал достаточной силой и полностью контролировал себя, он бы уже давно взял тело Иснана себе и сам всё сделал. В последний раз ему потребовалось время, чтобы вновь начать говорить, однако Иснан не хотел добиваться тишины через боль. Он знал, что будет страдать, если попытается нарушить клятву, и потому не защищал искательницу от чужого хаоса.

Иснану, честно говоря, было плевать на неё. Пусть умирает, если её тело так слабо и не может вынести столько нагрузки.

Он лишь не хотел испытывать страдания на себе.

«Иснан», — не отступал Ренольд.

— Задолбал уже! — раздражённо бросил Иснан, резко выпрямляясь. — Если так хочется, найди способ помочь ей самостоятельно, но меня не втягивай. Что, не можешь? — тут же уточнил он, изобразив притворное удивление. — Какой кошмар… Что же ты так ослаб?

Ренольд даже не стал возражать ему: то ли понимал, что Иснан прав, то ли просто устал спорить и доказывать свою правоту.

— Может быть, — продолжил Иснан, немного подумав, — ты считаешь, что сумеешь защитить и девчонку, и Четвёртого?

Ренольд не ответил, и Иснан воспринял его молчание как знак согласия. Это было так очевидно, что даже смешно: сакри всё ещё пытался защитить Четвёртого и Рейну, подавлял связь между сальваторами способом, известным только ему, и не планировал останавливаться. Но если бы он всё же попытался помочь искательнице, велика вероятность, что Иснан наконец ощутил бы эту связь и смог выследить Четвёртого.

Каким бы благородным себя ни выставлял Ренольд, он, разумеется, предпочёл бы, чтобы умерла искательница, а не сальватор Рейны.

Почему он пытается помочь ей, а не Иснану, своему сальватору?

Ренольд никогда не говорил об этом. На все вопросы демона у него был лишь один ответ: «Думай. Все ответы давно перед тобой». Это бесило даже сильнее, чем Маракс, полюбивший называть его «щенком», и отсутствие всякого уважения к сальватору.

Каждый день был борьбой не с другими демонами или сигридцами, а с Ренольдом. Он мог говорить, не умолкая ни на секунду, и всегда загадками, которые Иснан не мог разгадать. Мог молчать дни и недели, и если поначалу Иснан наслаждался тишиной, то после она стала нервировать его. Ренольд, если хотел, наблюдал за ним с какой-нибудь зеркальной поверхности, но никогда не являлся во плоти.

Он делал всё возможное, чтобы вывести его из себя. И иногда у него получалось, но только не сегодня: Иснан был уверен в себе и знал, что не станет помогать искательнице. Если её тело и впрямь настолько слабо, что не выдерживает магии и хаоса, то пусть оно обратится в прах.

«Иснан», — устало повторил Ренольд.

Иснан его проигнорировал — подвальная дверь громко заскрипела. По лестнице вытянулась тень, в ноздри ударили знакомые запахи. Иснан повернулся, уверенный, что Маракс отчитает его за то, что тот вновь находится здесь, но он лишь скользнул по нему ленивым взглядом и ушёл, так и не спустившись в подвал вслед за ещё двумя демонами и мужчиной, старательно протиравшем очки прямо на ходу.

Двух демонов Иснан не узнал: рога у них были совсем короткими, да и хаос, успевший изучить их, ничего примечательного не сообщил. Должно быть, всего лишь первые попавшиеся тёмные создания, которым Маракс приказал явиться сюда вместе с ним. Всего лишь слуги, обязанные выполнять каждое его слово.

— Ох! — мужчина, первым спустившийся с лестницы, едва не подпрыгнул на месте, наконец заметив Иснана. — Напугал же ты меня… Я даже не знал, что ты здесь.

Иснан улыбнулся, показав клыки. Даже если он принёс клятву, он не был обязан сообщать ему о своих перемещениях. Это место, каждый клочок которого был пропитан хаосом, с радостью принимало его в любое время. Иснану даже не нужно было отчитываться перед госпожой Ситри — она лишь напоминала ему, что он не должен вредить девчонке раньше времени, и всё.

— Пора переходить к новому этапу, — воодушевлённо продолжил мужчина, подойдя к границе сигилов, за которой была искательница. — Мальчики любезно согласились мне помочь.

Иснан невольно прыснул от смеха, когда мужчина махнул рукой в сторону двух демонов, замерших в полуметре от них. Иногда его поражала особая манера речи мужчины, не боявшегося никого, кроме госпожи Ситри. Даже с Мараксом он говорил так, будто тот был его дорогим другом, и вполне мог в шутку назвать его «мальчиком».

За такое Маракс грозился убить его, но мужчина не останавливался. Его рассудок, помрачённый хаосом, толкал его на необдуманные слова и поступки, но никогда не подводил в области экспериментов, столь необходимых им.

Мужчина присел возле границы сигилов и коснулся одного из них. Тёмно-серая, почти чёрная магия разлилась в воздухе, очертила каждый из сигилов и требовательно коснулась Иснана — ему намекали, что пора уходить. Он и не хотел задерживаться, но настойчивость мужчины крайне раздражала.

— Перенесите её в комнату, о которой я говорил, — приказал мужчина, даже не оборачиваясь. — Вторую тоже. Я займусь ею позже.

Иснан бросил косой взгляд на Твайлу: до неё лихорадочное состояние, вызванное повышенной концентрацией губительной магии и чужого хаоса, всё ещё не добралось. Учитывая, что Хибай уничтожил её рога почти под корень, — и неизвестно, смогут ли они когда-нибудь восстановиться, — Твайла держалась просто отлично. Была без сознания почти всё это время, лишь изредка открывала глаза и, как слышал Иснан, грозилась убить каждого, кто к ней подойдёт.

Но держалась.

Иснан ненавидел её.

— Я сообщу, когда будут первые результаты, — добавил мужчина, когда двое демонов практически синхронно приблизились к искательнице.

Иснан пригляделся к ним и едва не рассмеялся: они были похожи, как две капли воды. Маракс что, специально их подбирал?..

— Что конкретно ты собираешься с ними делать?

Мужчина посмотрел на него и, поджав губы, покачал головой.

— Госпожа просила молчать об этом. Но уверен, что после она обо всём расскажет.

«Если посчитает нужным, — неожиданно вмешался Ренольд. — Ты у неё не в фаворе».

«Заткнись», — ответил ему Иснан.

Госпожа Ситри ценила его, пока он был полезным и послушным, даже изредка позволяла ему действовать самостоятельно и делать только то, что он хочет. Но она всё ещё контролировала его — лишь малой частью хаоса и убеждениями, словами, давлением, которое оказывала на него одним только взглядом. Иснану казалось, что за столько лет он научится противостоять ей, но это оказалось крайне трудно.

Однако вместо того, чтобы напомнить мужчине, что ему нужно следить за языком, Иснан лениво протянул:

— Не убей их раньше времени.

— Я бы никогда не позволил себе такого, — почти что благоговейно пробормотал мужчина.

— Что ж, рад это слышать. — Иснанразвернулся, спрятав руки в карманы брюк, и бросил через плечо: — Удачи, Махатс.

***

Из-за ещё не прошедшей хромоты на Себастьяна странно косились. По крайней мере, он хотел верить, что именно из-за хромоты.

Об инциденте, произошедшем двадцать восьмого марта, знала практически вся коалиция. К счастью, никто так и не узнал точно, ради чего Себастьян и Зельда вообще сунулись на тот аукцион, но слух о том, что они составили какой-то план, который провалился, распространился достаточно быстро.

Себастьян знал, что доверять слухам — гиблое дело. Однако он был профессионалом своего дела, и потому узнавал всё, что можно, но не вмешивался. Пусть говорят о том, что он был там, но не сумел помочь. Если это отвлечёт всех от мысли, что Себастьян работал на Джулиана ради какого-то секретного поиска, он был готов быть в центре внимания. Даже если оно впервые было таким неприятным.

Говорили о том, что он прохлаждается, пока остальные рискуют своими жизнями. Себастьян знал, что идиотов, шепчущихся об этом, не так уж и много, но отделить их взгляды от других было достаточно сложно. Казалось, что каждый, смотревший на него, осуждает его за бездействие. Пока искатели и вся коалиция день и ночь работают, он ничего не делает. Но не говорить же каждому, что он помогает коалиции из зала Истины и уже знает, какие поиски возьмёт, когда Марселин решит, что он полностью здоров.

Сильнее всего пострадала рука — первой помощи от Зельды было достаточно, чтобы снять боль и ограничить распространение хаоса, попавшего в организм. Но требовался серьёзный осмотр целителя, и Себастьяну пришлось довериться Марселин, прибывшей на место вместе с Николасом. Она вправляла ему кость, вливала столько отваров, что Себастьяна едва не начало тошнить, и делала всё возможное, чтобы хаос не навредил его организму. Марселин сделала всё, что могла, и сразу же занялась его ногой, но одно так и не смогла исправить: сказала, что шрам останется. Себастьяну было плевать. Хаос больше не пытался отравить его организм, и этого было достаточно.

Однако после этого, с перевязанной рукой и ногой, на которую даже не мог нормально наступать, Себастьян предстал перед принцем Джулианом, сказавшим, что поиск официально завершён. Зельда выглядела не менее удивлённой и странно косилась на принца почти всё то время, что Себастьян, старавшийся говорить ровно и спокойно, отчитывался о результатах.

Джулиан сказал, что теперь поисками Иснана, Маракса и Хибая займётся коалиция, а Себастьяну и Зельде не следует вмешиваться до тех пор, пока к ним не обратятся напрямую. Их поиск был завершён, и теперь попытки добраться до демонов могут считаться нарушением правил и клятв, которым они следовали. Только официальные поиски, одобренные Орденом. Только та работа, за которой может проследить коалиция.

Себастьян впервые чувствовал себя максимально бесполезным. Марселин сказала, что ему следует полностью восстановиться и только потом вновь браться за работу, с чем согласились Джонатан и его родители, но Себастьян не мог просто сидеть на месте. Ему нужно было понять, почему демоны напали на место проведения аукциона, какие цели преследовали и куда забрали Соню.

Алекс с ним почти не разговаривал, любые попытки Себастьяна объяснить, что сейчас он ограничен в возможностях и не может полноценно заняться поисками Сони, встречались со скептическим взглядом. Себастьян точно знал, что мать и Рокси говорят ему то же самое, и он верил им.

Кому угодно, но только не ему.

Себастьян впервые с этим столкнулся. Они никогда не были лучшими братьями на свете, но Алекс знал, когда Себастьян прав, и прислушивался к нему. В свою очередь Себастьян вовремя реагировал, если видел, что Алексу становится хуже, и делал всё возможное, чтобы помочь ему.

Однако сейчас единственное, что он делал, так это ждал: когда перестанет хромать и наконец сможет нормально ходить; когда Марселин скажет, что он может браться за поиски; когда Зельда перестанет надоедать ему всякой чушью.

Как только Джулиан отпустил их, напомнив, что Сибил распорядится о соответствующей награде, Зельда забросала его вопросами, на которые он не мог ответить. И хотя клятва и условия поиска были сформулированы довольно чётко, Себастьян был уверен, что Джулиан не остановится, пока демон, убивший его отца, не будет валяться у него в ногах. Решение о завершении поиска было столь неожиданным, что Себастьян до сих пор обдумывал его. Обычно он сразу же забывал о том, чем занимался, и брался за следующее дело, помня о сохранении конфиденциальной информации, но только не в этот раз. Навязчивые мысли не отпускали практически день и ночь: Себастьян отвратительно спал, мало что ел и с трудом заставлял себя глотать отвары, приготовленные Марселин.

Он пытался понять, что ему делать, но ничего не мог придумать.

Зельда не помогала: то появлялась, то исчезала, но постоянно надоедала ему своим присутствием. Теперь, когда им не нужно было работать вместе, Зельда могла делать всё, что придёт ей в голову, но она будто продолжала делать вид, что они одна команда. Она, не ограниченная правилами Ордена, искала правду своими способами, но успеха не добивалась. Себастьян предпочёл бы, чтобы она оставила его в покое, но вместо этого внимательно слушал её, всё запоминал, задавал вопросы. Это будто вошло в привычку, и Себастьян не понимал, хорошо это или плохо.

Он теперь вообще ничего не понимал и малодушно ждал, когда кто-нибудь объяснит ему происходящее.

Однако даже несмотря на полное непонимание ситуации, сейчас перед ним стояла другая цель, которой он был намерен добиться. Себастьян как раз закончил разбираться с отчётами, доверенными ему Джонатаном, и позволил себе перерыв на несколько минут. Зал Истины был огромен, но, казалось, сегодня все собрались здесь — в этой просторной гостиной, где искатели чаще всего просто отдыхали, и пялились на него. Почти за час Себастьян поймал на себе так много взглядов, что просто устал отвечать на каждый. Рука протестующе ныла, требуя, чтобы он не перенапрягал её, и очень скоро косые взгляды стали меньшей из его проблем. Вскоре Себастьяну пришлось отложить отчёты, снять повязку и нанести мазь, изготовленную Марселин, на глазах у всех — и его это даже немного взволновало. Но теперь, к счастью, на него почти не обращали внимания.

Всего лишь искатель, отлынивающий от работы. И неважно, что раненый.

Себастьян открыл глаза лишь после того, как кто-то едва ощутимо пнул его ногу. Он едва не дёрнулся, но, услышав низкий смех Паскаля, только нахмурился.

— Очень смешно, — пресно отозвался Себастьян, смотря на всё ещё смеющегося искателя. — Я даже забыл посмеяться.

— Просто хотел подбодрить нашу легенду, так скоро вышедшую на пенсию, — с притворным чувством восхищения ответил Паскаль, падая в кресло напротив. — Чем занимаешься в свободное время? Кроссворды отгадываешь? Ухаживаешь за садом?

— Конечно, — легко согласился Себастьян. — Уже придумал, где закопаю тебя и какое редкое растение посажу. Его же нельзя будет выкопать, закон ведь запрещает, так что тебя никто не найдёт.

Паскаль вытаращил на него яркие зелёные глаза и даже сглотнул. Себастьян умел говорить максимально серьёзно и так, что собеседникам становилось неуютно, однако сейчас даже столь простое действие далось ему с большим трудом.

— Как я и думал, — осторожно произнёс Паскаль, запустив пальцы в волосы. — Развлекаешься всеми возможными способами.

— Именно.

Паскаль вновь рассмеялся, но больше ничего не сказал. Себастьян ждал, помня, что, учитывая сумасбродность искателя и его вечно позитивный настрой, просто так лезть к нему Паскаль не будет. Но обычно ему требовалось немного времени, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями — сколько Себастьян его знал, эта черта никак не могла исчезнуть.

— В общем, — наконец произнёс Паскаль спустя, кажется, не меньше пяти минут, — твой отец вернулся.

У Себастьяна дёрнулся глаз.

— И ты говоришь об этом только сейчас?

— Ну… Он не в настроении.

— Он не в настроении с десятого октября тысяча девятьсот девяносто восьмого.

Хотя, может, и с января того же года. Откуда же Себастьяну знать, успел ли он не угодить отцу ещё до рождения или же всё началось именно десятого октября тысяча девятьсот девяносто восьмого.

Паскаль на его слова не отреагировал, только приподнял уголки губ в неуверенной улыбке. Себастьян молча собрал все отчёты, не решаясь оставить их под вниманием Паскаля, и поднялся на ноги — правая мгновенно отозвалась глухой болью.

— Удачи! — бросил ему в спину Паскаль намного громче, чем, наверное, планировал. — Когда я сказал, что он не в настроении, я и имел в виду, что он совсем не в настроении!

Себастьян не ответил, сосредоточившись на игнорировании боли. Кабинет Августа находился не так уж и далеко, но дойти до него, не растеряв стопки отчётов и остатки достоинства, было сложно.

Но Себастьян справился. Не обращал внимания на чужие взгляды, успешно не замечал напряжение во всём теле и тупую боль в раненой ноге. В руке, рана на которой вновь была скрыта под повязкой, ощущалось онемение. Не так уж и страшно, если представить, что ожидало дальше.

Он постучался исключительно для приличия и, не дожидаясь ответа, вошёл в кабинет. Обычно аккуратно, даже педантично обставленный, за последние месяцы тот превратился в захламлённое место, требующее тщательной уборки. Картонные коробки со старыми делами, которые хранились у них дома, перекочевали на пол. На полках двух шкафов виднелась пыль, стол был завален бумаги и картами. На стене помимо небольших, практически миниатюрных полок, висело оружие, которое уже давно нуждалось в осмотре и чистке.

У Августа Гривелли было достаточно дел, требовавших его внимание куда сильнее, чем его кабинет, и одно из этих дел, состоящее из четырёх совсем молодых искателей, сейчас было перед ним.

Себастьян оставил дверь открытой, положил отчёты на ближайшую полку и бросил искателям:

— Свободны.

Девушка, сидящая на стуле возле стола, за которым расположился Август, удивлённо посмотрела на него.

— Свободны, — повторил Себастьян.

— Не указывай им, — строго заметил Август, нахмурившись. — Мы, если ты не заметил, разговариваем.

— Я вас поздравляю и желаю долгих лет жизни в честь такого удивительного события, — саркастично заметил Себастьян, складывая руки на груди, — ведь разговор — это именно то, на что ты совершенно не способен.

Жилка на шее Августа дрогнула. «Хорошо», — подумал Себастьян, позволив себе улыбнуться. Как бы они ни спорили, Август не позволит Себастьяну оскорблять его в присутствии других искателей. Особенно новичков, которые только-только приняли решение о вступлении в Орден. Себастьян бы сказал им, чтобы бежали отсюда как можно скорее, но решил не отвлекаться на посторонних и сосредоточиться только на отце.

— Но раз уж ты сегодня бьёшь рекорды, — продолжил Себастьян, не позволяя Августу ответить, — поговори и со мной.

Где-то в лесу Мерулы его уже поджидают волки, готовые растерзать его тело на мелкие кусочки, но Себастьяну было плевать. Он ждал слишком долго, и его терпение кончилось.

— У меня нет на это времени, — властным тоном произнёс Август, смотря ему в глаза. — Пожалуйста, покинь мой кабинет.

— Нам нужно поговорить.

— Себастьян, немедленно…

— Мне что, нужно сдохнуть, чтобы ты соизволил подойти к моему трупу и сказал хотя бы два слова?

Двое искателей, за всё это время, кажется, даже не моргнувшие, растерянно переглянулись между собой. Девушка, сидящая на стуле, покосилась на парня, стоявшего всего в полуметре от неё, и что-то тихо произнесла. Вряд ли что-то хорошее: лицо Августа мгновенно исказилось и он уже открыл рот, чтобы сказать что-то, но Себастьян его перебил:

— Свободны, дорогие коллеги. Дальше по коридору и налево гостиная, можете найти там Паскаля, пусть он вам даст по конфетке и успокоит.

Он сомневался, что это сработает, но юные искатели оказались чрезвычайно умными. Они едва не синхронно выпрямились, произнесли извинения и вышли, даже дверь за собой закрыли.

— Что ты себе позволяешь? — процедил сквозь зубы Август, ударив ладонями по столу и выпрямившись во весь рост.

— Сколько раз за это время ты поговорил с Алексом? — задал встречный вопрос Себастьян.

Август моргнул и, к счастью для себя, быстро скрыл удивление. Но Себастьян ему не верил — он слишком хорошо знал своего отца, и потому точно знал его реакцию. Август ни за что не признает, что вопрос его по-настоящему удивил, скорее сумеет убедить Себастьяна, что он не столь важен.

Однако он был важен.

Август Гривелли был ещё более сложным человеком, чем Себастьян, и угодить ему было практически невозможно. Удавалось только членам его семьи, исключая Себастьяна. Он не знал, в чём причина, и уже давно оставил попытки как-то исправить это. Проще было смириться с мыслью, что отец просто недолюбливает его, чем думать, что в Себастьяне есть нечто неправильное и что все могут относиться к нему именно так, а не иначе.

— Что за глупости ты говоришь? — наконец произнёс Август, проводя ладонью по лицу и садясь обратно. — Откуда такие мысли?

— Рокси сказала, что ты был у Гилберта всего один раз, но даже не поговорил с Алексом.

— Рокси следует научиться применять свои таланты там, где это…

— Она беспокоится, — резко перебил Себастьян, прохромав к столу, — и это нормально. Мы все беспокоимся, но только ты продолжаешь делать вид, будто ничего не произошло.

— Себастьян, — предостерегающе произнёс Август, сложив руки перед собой, — ты перегибаешь палку. Создаётся впечатление, что ты совсем не веришь в Алекса. Он знает, каких целей должен достичь Орден, и достаточно умён, чтобы не мешать этому.

Себастьян нервно рассмеялся. Его отец так это называет? «Мешать Ордену»?

В общении Август Гривелли был крайне сложным человеком. Убедить его в своей правоте казалось невозможным, добиться от него хоть капли сострадания — тем более. Казалось, всё, что он делает, он делает ради Ордена и всей коалиции, не видит рамок допустимого. При этом он действительно любил свою семью, — Себастьян скорее видел это, чем ощущал, — но иногда жертвовал временем с ней из-за работы.

Алекс и Рокси этого, вероятнее всего, даже не осознавали. Они выросли с двумя родителями и старшим братом, который всегда и везде был рядом. Себастьян же вырос с двумя родителями, один из которых почему-то относился к нему холоднее, чем должен был.

Но Себастьяну было плевать. Он давно перестал пытаться понять Августа или заслужить его любовь и признание — эти вещи казались ему совершенно пустыми, ненужными, он вполне мог прожить и без них. Однако Алекс и Рокси ещё старались, но Август, загруженный делами Ордена, не замечал их попыток.

— Ты хоть знаешь, что было на аукционе?

Август совсем тихо выдохнул и открыл нижний ящик стола. Себастьян точно знал, что там хранится, но всё равно удивился, увидев два стакана и бутылку виски.

— Ты будешь терроризировать меня вопросами, пока не добьёшься своего, — произнёс Август, размеренным движением наливая алкоголь. — И уж лучше я буду не совсем трезвым.

Просто поразительно. Два часа дня, а он уже пьёт.

— Ты знаешь, что было на аукционе? — повторил вопрос Себастьян, намеренно проигнорировав протянутый ему стакан.

— Знаю. Но ты всё равно расскажешь мне, да?

— Ты знаешь обо всём из отчётов и со слов искателей, бывших там. И со слов мамы, уверен, она тебе рассказала обо всём в подробностях. Но ты знаешь, что Алекс почти не разговаривает со мной?

— Ты за этим пришёл ко мне? — приподняв брови, уточнил Август с налётом удивления. — Чтобы жаловаться на брата?

— Я пришёл требовать, чтобы ты поговорил с ним. Не об Ордене или коалиции, а о нём. Убеди его, что ни он, ни я в случившемся не виноваты.

Август ущипнул себя за переносицу. Обычно каждый разговор с Себастьяном заканчивался спором, и, судя по всему, этот закончится точно так же и без единого шанса на понимание со стороны. Себастьян знал, какой позиции придерживается Август, но хотел давить до самого последнего: если уж он сумел наступить себе на горло, то и отец сможет.

На самом деле это оказалось не так уж и сложно. Поначалу было непривычно и странно, но Себастьян всегда умел приспосабливаться.

— Алекс умён, — настойчиво повторил Август, сделав небольшой глоток. — Он ни за что не станет…

Себастьян ждал слишком долго, и его терпение кончилось. Он резко наклонился и выбил стакан из рук отца — тот отлетел в сторону, со звоном врезался в книжный шкаф и рассыпался, алкоголь выплеснулся на дорогие книги и старые карты, ждавшие, когда Август уберёт их в более надёжное место.

Следом полетел второй стакан, который Себастьян всё это время игнорировал. Он врезался в стену за спиной Августа, аккурат между двумя древними мечами, уже годными только для украшения кабинета, чем для настоящего сражения.

Далее настал черёд бутылки с виски. Себастьян схватил её за горлышко и был готов швырнуть в сторону, но Август вовремя перехватил его руку. Их глаза одного оттенка голубого встретились, и Себастьян лишний раз убедился, что они одной крови — столько злости и презрения во взгляде он прежде видел только у своего отражения в зеркале.

— Что ты себе позволяешь? — тихо, но угрожающе произнёс Август.

— Иди к Алексу и говори с ним, — процедил сквозь зубы Себастьян, чувствуя, что ещё немного, и зажатое в руке горлышко бутылки просто лопнет от оказываемого на него давления. — И только попробуй сказать хоть что-то о том, что он должен контролировать себя.

Всего на мгновение, но Себастьян увидел, что его отец растерян. Но затем мгновение кончилось, и во взгляде вновь были только злость и презрение, так хорошо знакомые ему.

— Ты думал, я настолько тупой? — выдавливая из себя кривую улыбку, спросил Себастьян. — Думал, я не узнаю, что ты давишь на него и требуешь молчать о диагнозе, который ему поставили?

— Себастьян, тебя это не касается, — практически ледяным тоном сказал Август.

— Верно, не касается, но лишь в том случае, если этого хочет сам Алекс. Но я не уверен, что он сам решил молчать. Сколько раз ты говорил ему, что все его переживания лишь пустой звук? Сколько раз говорил, что следует держать эмоции под контролем и ни с кем не делиться своими переживаниями? Ты действительно думал, что это поможет? Что расстройство исчезнет, как по щелчку пальцев?

— Себастьян…

— Так не бывает, — упрямо продолжал Себастьян, сведя брови к переносице. — Алексу нужна помощь, а не обесценивание его проблем. И либо ты идёшь к нему и помогаешь, либо…

— Что? — с вызовом спросил Август, перебив Себастьяна. — Ты хоть осознаёшь, что говоришь? Эти угрозы, Себастьян, ни к чему хорошему не приведут.

— Прекрасно, потому что именно этого я и хотел. А теперь отпусти мою руку, пока я не сломал тебе пальцы.

Себастьян ждал слишком долго, и его терпение кончилось. Его отец умел любить, умел быть хорошим родителем, но в моменты, когда это нужно было сильнее всего, работа поглощала его, а он даже не пытался изменить хоть что-то. Себастьян к этому давно привык и стерпел бы, если бы отвратительное отношение отца касалось только его — терпел же столько лет, значит, и дальше продержится. Но если речь заходила об Алексе или Рокси, Себастьян был готов прибегнуть даже к угрозам.

Август, прожигавший его взглядом, всё-таки убрал ладонь. Себастьян отпустил горлышко бутылки, тряхнул ладонью, борясь с напряжением и онемением, и развернулся. Не удостоив отца даже прощанием, он забрал отчёты для Джонатана и вышел, закрыв дверь.

***

— Не спорь со мной, — зло прошипел демон, стоящий напротив Твайлы. — Просто одевайся.

— Только попробуй подойти, — так же зло ответила ему Твайла, сжимая кулаки. — Я разорву тебе горло, не успеешь даже моргнуть.

— Правда? Так почему до сих пор стоишь на месте?

Твайла вскинула голову, стараясь придать своему виду как можно больше гордости, но, честно говоря, у неё ничего не вышло. Демон, стоящий перед ней, был из числа довольно слабых, о чём говорили его короткие рога, и вряд ли мог стать для неё настоящим препятствием. По крайней мере, раньше. Теперь же, когда её рога были уничтожены, а на лбу было два небольших кровоточащих углубления, только напоминавших о потере, её хаос отзывался совсем редко и практически не помогал. Даже этот слабый демон сможет победить её, если захочет, и Твайла никак не сможет ему помешать.

Она, конечно, будет бороться, но что это даст? Её тело было слабо и требовало не столько отрощенных рогов, сколько еды и воды. Демон, стоящий перед Твайлой, принёс ей одежду и сказал, что она должна переодеться и спуститься с ним к обеду, но она не была намерена следовать его указаниям. Твайла не понимала, где находилась, и поклялась себе, что не сделает ни шагу до тех пор, пока не вспомнит, что произошло.

Впрочем, кое-какие отрывки случившегося всё-таки вспыхивали в сознании. Аукцион некоего Андреаса, помощь Зельде и Себастьяну, облик, украденный у чужого. Брешь и демоны, хлынувшие из неё, терзавшие каждого, кто не успевал спрятаться или не мог оказать достойное сопротивление. Также Твайла помнила, что Маракс остановил её раньше, чем она успела сделать хоть что-то, и что Хибай уничтожил её рога, но после — пустота. Как она оказалась здесь, да и где это — здесь? Кто этот демон перед ней и почему он пытается помочь, но при этом угрожает? Голова Твайлы трещала, и боль не утихала ни на секунду, но она и впрямь не двигалась с места.

Если демон так хочет, чтобы она переоделась, то ему придётся приложить максимум усилий. И Твайла без колебаний попытается убить его, стоит ему только попробовать.

— Пусть будет по-твоему, — неожиданно сказал демон, улыбнувшись. — За неподчинение страдать будет другая девушка. Любая твоя попытка перечить мне или господину будет сказываться на ней.

— Будто я поверю в этот бред, — пробормотала Твайла.

— Поверишь, конечно, — демон небрежно бросил стопки одежды на кровать и достал что-то из кармана своего пиджака.

Твайла напряглась, скорее почувствовав знакомый запах, чем действительно поняв, что красная лента в руке демона вовсе не лента.

Это была прядь волос Сони.

— Где она? — зарычав, спросила Твайла.

— Внизу, ждёт, когда ты спустишься, — невозмутимо ответил демон. — Переодевайся, я буду ждать тебя.

И, не говоря больше ни слова, вышел. Твайла, зарычав ещё громче, бросилась на едва закрывшуюся дверь, дёрнула ручку, но та не поддалась. Сколько бы её ни дёргали и ни царапали, сколько бы ни били, дверь не поддавалась. Слишком поздно Твайла заметила, что даже краска не начала отходить — ей почему-то не удавалось оставить на поверхности двери достаточно глубокие порезы.

Твайла посмотрела на свои руки, и её сердце рухнуло. Её когти срезали, и пальцы были разодраны в кровь.

Где она оказалась?..

Твайла отошла от двери и огляделась, но на этот раз намного внимательнее, стараясь тщательно изучить каждую деталь. Увы, комната была практически пустой: только кровать, стоящая у стены, на которой едва помещался один человек, и плоская лампа под потолком. Белые стены были абсолютно голыми, окна отсутствовали, любые другие предметы интерьера — тоже. Здесь не было ничего, что должно быть в нормальной комнате.

Твайла открыла глаза всего несколько минут назад, когда пришёл демон и стал настойчиво будить её, и с тех пор обстановка ни разу не изменилась. Не было даже крохотного искажения в углу поля зрения, намекнувшего бы на наличие чар. Хаос молчал, загнанный вглубь её тела, и, казалось, даже не подавал признаков жизни. Твайла осталась совсем одна и никак не могла придумать достойный план.

Переборов страх, она медленно подошла к двери и взглянула на одежду, принесённую демоном. Самая обычная, непримечательная одежда: футболки, штаны, кофты, носки, даже ботинки, которых она не заметила ранее. Одежда, бывшая на Твайле, выглядела и пахла отвратительно, будто она уже несколько недель носила её, не снимая. Да и украшения, которые были привычны Оллину, будто душили её. Твайла быстро сняла их и, не придумав ничего лучше, спрятала под матрас. Потом, всё-таки подумав чуть дольше, чем пять секунд, достала одну подвеску и, проверив цепочку на крепкость, намотала на руку, после чего ещё раз изучила принесённую одежду. Даже тщательно обнюхала её, но никаких запахов, кроме того демона, не обнаружила.

Она понимала, что лучше сменить одежду, но упрямилась до самого последнего. И только после того, как ждущий за дверью демон постучал, напомнив, что за промедление Соня может пострадать, Твайла начала переодеваться. Она убеждала себя, что ей плевать, откуда эта одежда и кем выбрана, главное, что она удобнее костюма в стиле Оллина. И главное, что у выбранной ей кофты были длинные рукава. Может, Твайла вполне успеет снять цепочку и даже закинуть её кому-нибудь на шею, чтобы задушить.

Наконец она вновь подошла к двери и потянула её на себя, но та, что ожидаемо, не поддалась. Твайла стиснула зубы, подавляя рычание, и услышала тихий смех демона.

— Ты готова? — уточнил он. — Отлично. Рад, что ты одумалась.

Твайла хотела огрызнуться, но тело протестовало, пока разум будто бы медленно плавился. Она отчаянно хотела понять, где находится и что произошло, и действовать, но если действительно попытается, то может поплатиться жизнью — сейчас её тело и впрямь не могло оказать сопротивления. Да и Соню следовало вытаскивать из этого жуткого местечка как можно скорее.

Поэтому Твайла шла, — разумеется, впереди демона, который говорил ей, где сворачивать, — старалась как можно незаметнее оглядеть пространство вокруг и запомнить дорогу. Но голова трещала, ноги едва слушались, и запах Сони до сих пор не отпускал её. Казалось, будто Соня успела побывать возле каждого клочка абсолютно пустого дома, её запах был единственным, что Твайла ощущала всё это время. Ни мебели, ни цветов, ни красок или штукатурки. Дом, по которому она шла с подсказок демона, был совсем новым, пустым, но абсолютно безжизненным и бесцветным.

Наконец они дошли до помещения, которое, видимо, было столовой: здесь стоял длинный стол, накрытый на троих, и за одним из мест уже сидела Соня. Твайла едва не вскрикнула от облегчения, увидев её живой, но очень быстро взяла себя в руки и, следуя указаниям демона за своей спиной, села напротив искательницы. И только после заметила, в каком ужасном она состоянии.

Грязные волосы стянуты в низких хвост. Одежда, хоть и чистая, висела на ней, как на вешалке. Кожа Сони была бледной, и под ней, если хорошо приглядеться, можно было рассмотреть тонкие сеточки чёрных вен, совсем как у Хибая. Поняв это, Твайла почувствовала, как по спине пробежал холодок.

Шаги она услышала раньше, чем успела хотя бы встретиться с Соней взглядом. Из другой комнаты, такой же пустой, как и все остальные помещения, вышел демон-копия того, что стоял за спиной Твайлы. Даже не посмотрев на неё, он остановился за спиной Сони и замер, сосредоточенным взглядом вперившись в макушку искательницы. Твайле хотелось рыкнуть, чтобы не смел пялиться так пристально, или швырнуть в него что-нибудь, но под рукой были только тарелки да ложки, которыми никого не ранишь. Можно, конечно, разбить тарелку, но успеет ли она взять хотя бы один осколок?..

Скрипнул стул. Твайла против воли вздрогнула и повернула голову — во главе стола уселся мужчина с седеющими волосами, очками на носу и чёрными мозолистыми пальцами. Мутный взгляд его водянистых глаз скользнул по ней, сумевшей скрыть дрожь, и остановился на Соне, смотрящей в одну точку перед собой.

— Что ж, — произнёс мужчина, перед этим прочистив горло, — я рад, что мы наконец собрались за одним столом.

— Кто ты такой? — прорычала Твайла.

Мужчина, ничуть не оскорблённый её тоном или клыками, которые она показала намеренно, миролюбиво произнёс:

— Ваш друг, разумеется. Я сделаю всё возможное, чтобы здесь вы чувствовали себя комфортно, и взамен прошу о сущей мелочи.

Твайла хотела всё-таки разбить тарелку о голову мужчины и полоснуть ему по горлу осколком, но сдерживала себя. Она не знала, где находится и что за пределами дома, — окон в помещении не было, как и во всех коридорах, по которым они проходили, — не знала, что с Соней и как добиться от неё хотя бы слова. И до тех пор, пока не получит ответы на эти вопросы, не может начать действовать.

Инстинкт самосохранения вопил, чтобы Твайла боролась только за себя, но Соня нуждалась в помощи: демоны сделали с ней что-то, из-за чего она не реагировала на происходящее вокруг, и, вероятно, только демоны и могут это исправить.

Твайле нужно немного времени: собрать как можно больше информации, обзавестись оружием, набраться сил. Совсем немного времени, и она вытащит их из этого дома, где бы он ни находился.

И если для этого ей придётся терпеть двух демонов и мужчину, отдавшего своё тело хаосу, она сделает это.

Твайла молча ждала продолжения, старательно изучая мужчину, но из-за сломанных рогов и хаоса, залегшего на дно, не могла понять, что именно с ним произошло. Он совершенно точно отдал своё тело хаосу и, возможно, перерождался в тёмное создание, но как долго и кто этому поспособствовал, она не могла понять.

Её едва не трясло от злости и ненависти к каждому, кто стоял за их похищением и действиями, совершаемыми над Соней, но ради неё же приходилось держать эмоции под контролем. Если будет агрессивной, её успокоят хаосом, которому она не сможет противостоять. Если будет слишком покладистой, заметят неладное и, опять же, использует хаос. Здесь нужно было придерживаться идеального баланса, которого Твайла сумела достичь, живя в особняке Гилберта.

Поэтому она продолжала ждать, всё так же разглядывая мужчину, и надеялась, что вскоре её внимание станет раздражающим. Когда же, казалось, это должно было вот-вот случиться, взгляд мужчины резко изменился. Мутные глаза стали серьёзнее, увереннее, властнее. И голос, хриплый и низкий, наполнил собой помещение:

— Для начала вам нужно немного восстановиться. Ер и Эгун помогут, не переживайте. Просто делайте то, что они говорят, и не творите глупостей.

Твайла едва не фыркнула, заметив, как демон за спиной Сони едва заметно качнул головой.

— А теперь ешьте, — продолжил мужчина, первым взяв в руки вилку и нож. Твайла сосредоточилась и увидела тонкую вязь сигилов на столовых приборах, защищавших их от чужих рук, но не успела даже обдумать это. Мужчина, неопределённо помахав ножом в правой руке, всё-таки указал на Соню и добавил: — Три недели без еды плохо на вас сказались. Ешьте, пока горячее.

Твайлу будто наотмашь ударили. Она сжала кулаки, борясь с потрясением, и уставилась на мужчину, посмотревшего прямо ей в глаза.

— Приятно познакомиться, — сказал он, изогнув сухие губы в улыбке, и тут же представился: — Махатс, и теперь вами займусь я.

***

Зельда ненавидела, когда приходилось ставить эксперименты, которые предполагали участие других лиц. И ненавидела обращаться за помощью, но теперь у неё не осталось выбора: она почти три недели наблюдала за своим состоянием и могла с уверенностью сказать, что сделала правильный выбор. Осталось лишь подтвердить его последним экспериментом, на который она очень долго решалась.

Труднее всего было выбрать подходящего человека. Диего она сразу вычеркнула: они договорились, что будут и дальше скрывать своё знакомство, и Зельда не хотела рисковать. К тому же, у него уже возникли проблемы с принцессой Сонал. Если ещё и Зельда окажется в центре внимания, то скандала не избежать.

С эльфами у неё были натянутые отношения. Она служила только королю Джевелу и не заботилась о том, чтобы заслужить чью-то любовь. Однако теперь к принятию власти готовился Джулиан, и он, кажется, даже остался доволен ею. По крайней мере, он не приказал казнить её или лишить всего имущества, которое она успела нажить за годы службы королю Джевелу. Принц говорил, что надеется на неё в будущем, но не уточнял, когда это будущее наступит. Сейчас она была предоставлена самой себе и могла делать всё, что хотела, — в рамках клятв коалиции, конечно же, — и Зельда занялась тем, к чему даже не планировала возвращаться.

Она пыталась помочь Соне Кински.

Зельда сказала, что поможет ей отыскать человека, который знает о «рождённых в крови» достаточно, чтобы искательница удовлетворила своё любопытство, но, честно говоря, Зельда сделала бы всё возможное, чтобы не браться за это дело. Её не волновало, кем была Соня и чего хотела, она лишь идеально вписалась в их план. Но её забрали демоны, и отчего-то Зельда чувствовала себя крайне паршиво.

В процессе поисков, ограждения брешей и постоянных столкновений с демонами Зельда лишь получала подтверждения вывода, сделанного в ту самую секунду, когда на аукционе Бальмунг оказался в её руках. Зельда не хотела верить в то, что почувствовала, и всеми возможными способами искала правду, стараясь вызывать как можно меньше подозрений, но спустя три недели её силы истощились.

Она знала, что нуждается в помощи, и ненавидела себя за это. Будто вновь стала слабой беспомощной девчонкой, существующей за счёт других. Зельде было тошно от самой себя, но, помня о клятве сохранить Бальмунг, переступила через свою гордость и обратилась за помощью.

Лишь бы только ей не сказали проваливать — а ведь Себастьян, которого она ждала в коридоре, вполне мог сделать это.

Зельда внутренне собралась и улыбнулась так же обворожительно, как и в любой другой день.

— Привет, милашка. Есть минутка?

— Что на этот раз? — раздражённо спросил Себастьян, махнув в её сторону какими-то листами. — Тебе не надоело таскаться за мной? Своих дел, что ли, нет?

Его ворчание за два месяца уже превратилось в бальзам на душу, и Зельда приняла его с улыбкой, зная, что от этого раздражение Себастьяна только усилится. Но, несмотря на постепенно восстанавливающееся из-за этого душевное равновесие, Зельда, выждав всего секунду, выпалила на одном дыхании:

— Мне нужен доступ к архивам вашей семьи.

Себастьян наконец остановился и посмотрел на неё.

— Что?

— Мне нужна информация о поиске Бранта, — чуть подробнее ответила Зельда.

— Для чего? — тут же спросил Себастьян. — Как ты вообще узнала об этом поиске?

— Искала нужную информацию везде, где только можно, пока, наконец, не добилась разговора с Джонатаном. Он сказал, что поиском Бранта занимались вы.

— Зачем тебе это? — требовательно повторил Себастьян.

Зельда могла ответить в ту же секунду, ведь она так давно подготовила ответ, но слова застряли в горле. Когда принц Джулиан сообщил им о завершении поиска, Зельда решила, что со своими проблемами справится сама. Она ведь так и жила всё это время, ни на кого не рассчитывая, и была удивлена, поняв, что работать в команде с кем-то не так уж и плохо.

Однако сейчас ей было трудно всё-таки произнести подготовленный ответ. Себастьян смотрел так, как умел только он: с пренебрежением, из-за которого обычно возникало желание извиниться за своё существование. С Зельдой такое было впервые.

Как же она ненавидела себя за слабость. Подставилась, как дура, а ведь её всю жизнь учили, что нужно постоянно следить за каждым вокруг.

— Я не пущу тебя в свой дом, — произнёс Себастьян, для приличия выждав совсем немного, — если ты не скажешь, зачем тебе информация о поиске Бранта.

— А есть ещё какая-то причина, из-за которой ты не можешь пустить меня? — против воли уточнила Зельда. — Потому что я, если ты помнишь, теперь могу в любой момент сама явиться к вам.

— Я сегодня же найду мага, который сменит барьеры, — отчеканил Себастьян. — Попробуешь вломиться — и будешь иметь дело не только со мной.

— Как же страшно… — нарочито громко прошептала Зельда.

Себастьян её настроя не оценил. Он вообще хорошо умел читать людей и знал, когда его пытались одурачить. Зельду, как бы ей этого ни хотелось, он узнал достаточно, чтобы понимать, что она храбриться.

Зельда ненавидела себя и за это.

— Разбирайся со своими проблемами сама, — бросил Себастьян, развернувшись.

— Кажется, меня прокляли.

Зельда ненавидела себя за слабость в голосе, которую наверняка не удалось скрыть.

Себастьян вновь посмотрел на неё, будто намеренно оглядел с ног до головы и даже изучил меч за спиной. Зельда ждала, слыша и чувствуя, как бешено колотится её сердце, и благодарила элементалей за то, что они сжалились над ней: если бы сейчас она увидела Себастьяна, покрытого кровью, её бы вывернуло наизнанку прямо здесь.

— Повтори, — удивительно спокойным тоном произнёс Себастьян.

Зельда скрепя сердце повторила:

— Кажется, меня прокляли.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что уже сотню раз проверила это, — огрызнулась она, всё-таки не сдержавшись. — Мне нужна информация о поиске Бранта, чтобы проверить, действительно ли это проклятие.

Себастьян думал над её словами так долго, что Зельда уже поверила — он посчитает её идиоткой и просто уйдёт. Он не был склонен к распусканию слухов или бессмысленному очернению кого бы то ни было, но что, если решит начать именно с неё? А ведь Зельда даже не сможет перерубить ему шею…

— Я должен уточнить у Джонатана, — сказал он, прерывая её размышления, — что именно он сказал тебе о поиске Бранта. И отдать ему отчёты, — добавил Себастьян, помахав стопкой бумаг в руке.

Зельда бы предпочла начать как можно скорее, но проглотила своё возмущение и молча поплелась за Себастьяном. Он шёл куда медленнее, чем обычно, и это раздражало её. Она даже предложила подставить ему плечо, на что сразу же получила испепеляющий взгляд и угрозу остаться без пальцев.

Сегодня Себастьян был в паршивом настроении, и Зельде впервые это не нравилось.

Она ждала, ждала и ждала, ловила на себе чужие взгляды, отвечала тем, кто был смелее всего, и не забывала нервировать Себастьяна бесконечными вопросами. Она также спросила, почему должна ждать в коридоре, пока он разговаривает с Джонатаном, но дверь захлопнулась у неё перед носом. И хотя она привыкла идти напролом, на этот раз всё же остановилась, уговаривая себя всеми мыслимыми и немыслимыми способами.

Наконец Себастьян вышел, лишившись своих обожаемых отчётов, с таким лицом, словно его заставили проглотить целый лимон. Зельда точно знала, почему он так недоволен, и решила не сдерживать улыбку.

— Так уж и быть, — будто нехотя произнёс Себастьян. — Я найду информацию о…

Зельда издала победный клич, подскочила к нему, резко притянула к себе, обняв за талию, и открыла портал за его спиной. Всего мгновение она держала его максимально близко к себе, чувствовала его дыхание на своём лице и видела удивление во взгляде, а после требовательно толкнула вперёд и шагнула следом. Портал закрылся раньше, чем Себастьян успел хотя бы слово сказать.

— Вперёд! — с широкой улыбкой скомандовала Зельда, едва не бегом направляясь в сторону комнаты, превращённой в архив.

Она уже была здесь, и потому точно знала, куда нужно идти, что совсем не понравилось Себастьяну. Он рванул за ней, требуя, чтобы она перестала вести себя, как идиотка, однако Зельда его не послушала. Остановилась лишь после того, как дверь просто не открылась. Себастьян, явно проклинавший её за то, что ему пришлось бежать со своей раненой ногой, изучил её долгим взглядом и только потом открыл дверь. Зельда размеренным шагом прошла внутрь, осматривая стеллажи с коробками и папками, и уже хотела взять первую попавшуюся, когда Себастьян сказал:

— Здесь ничего нет.

Зельда резко обернулась к нему. Он указывал на пустое пространство на стеллаже и выглядел донельзя довольным, будто лично уничтожил архив и считал, что поступил абсолютно правильно.

— Ты издеваешься? — прошипела Зельда, подлетев к нему. — Ты издеваешься!

— Возможно, он понадобился отцу, — с усмешкой предположил Себастьян. — Понятия не имею. Спасибо, что навестила и напомнила, что нам нужно обновить барьеры. Надеюсь, больше не встретимся.

— Это не всё!

Как же Зельда ненавидела себя за слабость. Но, сказав одно, уже не могла остановиться. Поэтому она повернулась к Себастьяну спиной и сдавленно произнесла:

— Возьми меч.

— Что?

— Возьми. Меч. Быстро.

— О, конечно, давай ещё подерёмся прямо здесь.

— Бери! — рявкнула Зельда, едва не удивившись силе и ярости в собственном голосе.

Она не знала, распознал ли Себастьян того же, — или просто решил, что сейчас отличный момент для её убийства, которое лучше совершить её же мечом, — но спустя мучительные секунды ощутила, как спине стало легче. Лязгнул металл. Себастьян достал меч из ножен и, когда Зельда обернулась к нему, внимательно рассматривал лезвие, медленно поворачивая оружие из стороны в сторону.

— Ну? — не выдержала Зельда.

— Что — ну? — не понял Себастьян, не отрываясь от меча.

— Как тебе? Чувствуешь что-нибудь?

— Только то, что ты меня бесишь.

— Спасибо, это взаимно, но что насчёт меча? Тебе не кажется, что он очень тяжёлый? Или, может, тебе стало хуже?

Себастьян посмотрел на неё, как на умалишённую. Зельда была слишком взбудоражена и напугана, — элементали, как она ненавидела себя за это! — чтобы реагировать. Но Себастьян либо понял это, вновь оглядев её с ног до головы, либо просто решил, что чем скорее он удовлетворит её любопытство, тем скорее она отстанет, и потому ответил:

— Нет, всё нормально. Самый обычный меч.

Сердце Зельды упало в пятки.

Бальмунг, в отличие от Нотунга, не делал различий между кровью. Он бы лёг в любую руку, но не у каждого бы раскрыл всю свою силу. И он бы никогда не навредил мечнику, решившему взять его в руки.

— В чём дело? — спросил Себастьян, когда Зельда молча уставилась на меч.

Она не знала, что сказать. Сомневалась, что это вообще следует делать. Всё-таки они уже не работают над одним делом и должны молчать о поиске, как и сказал принц Джулиан. Но если Зельда была права, то опасность могла угрожать им обоим.

Сглотнув, она протянула руку. Немного помедлив, Себастьян передал ей меч. На этот раз Зельду хватило всего на несколько секунд: она закричала, не сдержавшись, когда меч начал плавить кожу ладоней, и выронила оружие.

— Это проклятие, — выдохнула она, показывая свои ладони Себастьяну, который, элементали великие, выглядел по-настоящему удивлённым. — Это не мой Бальмунг.

— Не твой? — тихо переспросил Себастьян.

— Бальмунг — сокрушитель. Он разрубает тварей и проклятия, и пока сильны чары, он не будет охваченхаосом. Это не мой Бальмунг. Это — проклятие, которое работает только со мной.

— Минуточку. — Себастьян прислонился спиной к стеллажу, неопределённо махнул рукой и всё-таки совсем не тактично указал на неё пальцем. — Ты уверена? Кто мог заменить Бальмунг?

— Сибил, — не задумавшись ни на секунду, ответила Зельда. — Я доверила ей Бальмунг, когда мы были на аукционе.

— И ты заметила проклятие только сейчас?

— Оно проявлялось очень медленно и только со мной. Я редко кому позволяю взять Бальмунг, но иногда это всё же случается и… Всё было нормально.

Зельда посмотрела на свои руки, уже излеченные магией, и даже поверила бы, что всё ей только привиделось, но сосредоточенный взгляд Себастьяна не позволил ей такой роскоши. Он мог быть недоволен ею и её приставучестью, но часто соглашался с её наблюдениями и доверял магии, не раз спасавшей им жизни. Он видел, что произошло с её руками, и Зельда знала, что теперь Себастьян верит ей, ведь она предоставила доказательства, о которых он постоянно твердил.

Но она ненавидела себя за это. Хотела сама разобраться с возникшей проблемой, но подтвердить причастность Сибил в одиночку будет практически невозможно. Доверие принца Джулиана к ней, конечно, возросло, но это не означало, что она сумеет незаметно подобраться к нему или Сибил.

Ей нужен был план, а так как обычно планы Зельды состояли из слов «идти» и «напролом», ей требовался кто-то достаточно умный и влиятельный. Кто-то вроде Себастьяна, который, как она знала, не оставлял попыток выяснить, куда сбежали демоны, превратившие аукцион в бойню.

— Нельзя просто так обвинить Сибил, — наконец начал рассуждать Себастьян, собрав руки на груди. — Нужны неопровержимые доказательства, иначе нас обоих вполне могут казнить.

— Поэтому мне и нужен поиск Бранта. Хочу узнать, был ли его случай проклятием, и понять, как вы с этим справились.

— Я понятия не имею, где вся информация. Может, и впрямь у отца.

— Тогда заберём её, — не отступала Зельда.

— Не заберём, — резко возразил Себастьян. — Если он поймёт, что мне от него что-то нужно, намеренно скроет это.

— О-о-о, — понимающе протянула Зельда, — так вы поссорились? Как мило.

Он, не обратив внимания на её комментарий, продолжил рассуждать:

— Нужно понаблюдать за Сибил какое-то время. До завтрашнего дня она вместе с принцем в Тайресе, а туда нам путь закрыт. Даже Салем не получится подослать, её сразу обнаружат. Но если Сибил действительно связана с этим проклятием и представляет опасность, феи смогут защитить принца Джулиана, попытайся она навредить ему. И ещё нужно проверить информацию о поиске Бранта и понять, как использовать её…

Он говорил и говорил, ни на секунду не останавливаясь, и вскоре даже перестал делать паузы между предложениями. Зельда старалась внимательно слушать, но её мозг кипел, а напряжение копилось, рвалось наружу так сильно, что она, наконец, выпалила:

— То есть до завтрашнего дня мы ничего не можем сделать?

— Не знаю. Может, только ближайшие пару часов. Я напишу матери, узнаю, куда делся архив Бранта, но если его забрал отец, то…

— Да, я поняла, — перебила Зельда, громко фыркнув. — Ближайшие пару часов будем маяться от тоски.

— Чёрт бы тебя побрал, Зельда, — проворчал Себастьян, уже успевший достать телефон и даже как-то агрессивно напечатать сообщение. — Никого другого нельзя было впутать?

— Я просто безнадёжно влюблена в тебя, вот и ищу, как бы нам постоянно быть вместе.

Себастьян прыснул от смеха и возвёл глаза к потолку. Что ж, хотя бы эту реакция идиотская ссора с отцом, из-за которой он и выдумал не менее идиотские причины отложить дело, не отбила.

— Раз уж у нас тут намечается вечеринка скукоты и безделья, — как ни в чём не бывало продолжила Зельда, поворачиваясь к нему спиной, — будь милашкой, убери меч обратно. Не хочу новых ожогов.

На этот раз Себастьян не стал спорить или просить её перестать называть его «милашкой», молчал поднял меч, всё это время лежавший на полу, и аккуратно вложил его в ножны. Зельда развернулась, сняла ножны, демонстративно огляделась и, аккуратно уложив их на столе, стоявшем совсем рядом, вновь посмотрела на Себастьяна.

— Что? — спросил он, прекрасно поняв, что его ожидает очередное издевательство.

— Может быть, переспим?

Не то чтобы Зельда сомневалась в своём очаровании. Она точно знала, что сможет уложить под себя любого парня, которого только пожелает, но сейчас ей не хотелось любого. Ей вообще в последнее время не хотелось «любого» парня, и это сильно беспокоило её. Порой даже сильнее, чем проклятия, терзавшие её тело и разум. И в то же время это было способом снять напряжение, пусть даже очень странным.

Странным, потому что сейчас хотелось Себастьяна: хотелось коснуться его волос без страха получить по рукам, увидеть его без одежды, — он наверняка сложен как чёртов греческий бог, Зельда была в этом уверена, — и испытать на себе всё, что он знает. Эта мысль была столь же иррациональной, сколько и единственной, волнующей Зельду в данный момент.

Она знала, что он посчитает её безумной, но не боялась. За время, которое они работали вместе, Себастьян должен был привыкнуть к её импульсивности и странным методам, которые она считала очень действенными. Сейчас же она совмещала приятное с полезным: и себе планировала удовольствие, и время убивала. До тех пор, пока они не получат подтверждение от его матери, что архив с поиском Бранта действительно забрал его отец, им и впрямь нечем было заняться.

— Переспим? — наконец переспросил Себастьян, посмотрев на неё.

— У меня давно не было секса.

Кажется, уже больше двух месяцев — с тех пор, как начался поиск, Зельда была постоянно занята им и всё свободное время проводила в обществе Себастьяна.

Какой кошмар. Он должен взять за это ответственность.

— Да, у меня тоже, — неожиданно пробормотал Себастьян. — Долбанная работа искателем.

Зельда на секунду зависла, не понимая, к чему были последние слова, и посмотрела Себастьяну в глаза.

Он должен был посчитать её безумной, но он, наоборот, только улыбнулся и ответил:

— Хорошо, давай переспим.

Зельда не успела даже моргнуть: Себастьян положил руку ей на затылок и притянул для поцелуя — требовательного и глубокого, будто он точно знал, в чём нуждалась Зельда. Она очень не любила долгие прелюдии, бессмысленную ласку и нежность, которая на самом деле ничего не значила. Зельда любила импульсивность, требовательность и уверенность, и если верить тому, как её целовал Себастьян, он был идеальным вариантом.

Зельда подалась вперёд, грудью прижавшись к груди Себастьяна, и запустила пальцы в его волосы, удивительно мягкие и даже шелковистые. Пока её вторая рука торопливо выправляла рубашку и сминала её, чтобы Зельда могла коснуться его живота, Себастьян сжал волосы у неё на затылке и оттянул голову назад, языком ведя дорожку по шее.

— Я ничего тебе не обещаю, — вдруг произнёс Себастьян, прикусив кожу на её шее. — Только секс.

— Ты не веришь в чистую и искреннюю любовь с первого взгляда? — хрипло рассмеявшись, уточнила Зельда.

— Я могу просто остановиться.

Зельда резко дёрнула головой, посмотрев ему в глаза, и сказала:

— Не переживай, милашка, я тоже не верю.

Себастьян криво улыбнулся и поцеловал её, толкнув к столу. Не так настойчиво, как ей бы хотелось, но она помнила о его раненой ноге. Странно, что Себастьян, по её предположению поклявшийся сохранить своё целомудрие перед богами, не указал на факт ранения и принял её предложение.

Странно, но приятно.

Элементали великие, неужели он такой же сумасшедший, как и она?..

Глава 18. Душу держал в неволе

Пудинг вновь не удался — Марселин знала, что так будет, и всё равно расстроилась. Она старалась изо всех сил, но постоянно где-то ошибалась и не могла достичь того же потрясающего вкуса, который получался у её матери. Иногда это разочаровывало её так сильно, что она обещала себе никогда больше не пытаться, но через как-то время вновь бралась за дело.

Это было своеобразным ритуалом, повторявшимся каждый год. И сегодня, восемнадцатого апреля, в день рождения Рафаэля, Марселин повторила его. Не так удачно, чтобы сказать, что потраченные усилия стоили того, чтобы отвлечься от дел, но пока что упрёков со стороны она не слышала. То ли Николасу очень даже понравился калатравский хлеб, то ли он был слишком хорошо воспитан, чтобы высказывать возмущение.

На самом деле Марселин вообще не планировала проводить время с Николасом. Но он опять, — наверное, в одиннадцатый раз за эту неделю, — сорвался с места раньше всех и, соответственно, получил намного больше травм. Он будто коллекционировал места, до которых добирались демоны: руки, ноги, пальцы, шея, лицо. Каждый раз, когда Шерае удавалось помешать ему сбежать, она приводила его к Марселин и говорила, что он совсем себя не бережёт. Николас отвечал, что у него всё под контролем, и при этом жалостливо смотрел на Марселин, будто просил её как можно скорее унять боль в раненой конечности.

Она с первых дней поняла, что Николас импульсивен, но никогда бы не подумала, что настолько. Он будто компенсировал всё то время, что скрывался от коалиции и демонов, и теперь реагировал на каждую новость: ни на секунду не задерживался, если сообщали о бреши, и старался первым оказаться возле демонов, к которым вели немногочисленные следы, оставленные на аукционе. Николас словно чересчур серьёзно воспринял роль сальваторов и теперь пытался исполнить её в одиночку.

Поэтому Марселин решила присмотреть за ним хотя бы один день. Зная живучесть Николаса и особенности Движения, благодаря которым он исцелялся быстрее обычных людей, она всё равно смогла настоять на том, чтобы он провёл время с ней. Если ему станет хуже, она тут же среагирует и сделает всё возможное, чтобы помочь ему. Но если вновь сообщат о бреши или о нападении демонов, остановить его Марселин не удастся — она знала это слишком хорошо, чтобы чувствовать себя виноватой.

Но всё равно чувствовала. По её мнению, Николас был слишком юным, чтобы взваливать всё на свои плечи. В отличие от Гилберта, Николасу на самом деле было всего лишь пятнадцать — для неё, давно потерянной во времени из-за магии, этот срок был невероятно коротким. Да и теперь, когда он с удовольствием ел приготовленный ею пудинг и рассказывал о том, как с помощью Рейны отследил одного из демонов, сбежавшего с аукциона, выглядел совсем как ребёнок, рассказывающий, как прошёл его день.

Он напоминал Рафаэля. Сильнее, чем когда-либо до этого.

Марселин хотела закрыть глаза и, задержав дыхание, досчитать до десяти, чтобы успокоиться. Её разум был сильнее тоски и гнева, она это знала, но почему-то позволяла им управлять собой. Хотела убедить себя, что Рафаэль давно мёртв, а взамен только злилась, что он прожил чересчур мало и не мог сейчас сидеть перед ней точно так же. Она также точно знала, что он не одобрил бы подобного настроя, и от этого Марселин было только хуже.

Это был какой-то замкнутый круг, из которого она никак не могла выбраться. И ей было интересно, смог ли хоть кто-то.

— Если честно, — неожиданно произнёс Николас, подняв на неё глаза, — я никогда не видел, чтобы ты готовила. Думал, этим занимается только Одовак.

Марселин тихо рассмеялась, так и не поняв, что конкретно показалось ей смешным. Напряжения было так много, что она с трудом контролировала собственные действия и едва смогла ответить Николасу достаточно спокойным взглядом, который точно не испугает его.

Но с ответом она так и не нашлась. Только откинулась на плетёную спинку стула и посмотрела в сторону пляжа, где под руководством Артура тренировались Эйс и Рокси. Марселин была удивлена, когда терраса, обычно выходящая в сад, сегодня переместилась на крышу, но с первой же секунды поняла, что это было идеально: отсутствие замкнутого пространства и внимания от драу, прятавшихся в саду, свежий воздух и возможность отдохнуть. Немного, буквально несколько часов. С учётом объёма работы, только выросшей после аукциона-бойни, и её обещания чаще участвовать в делах коалиции продолжительный отдых был бы просто неуместен.

Но, конечно, только не для Николаса. Кому-кому, а ему уж точно требовалось побыть в спокойствии дольше, чем несколько часов. Марселин помнила, что он не может найти себе места из-за Сони и Твайлы, и старалась убедить его, что лишние переживания только навредят. Она не говорила, что с ней так и было, но Николас, видимо, и сам всё понял — иначе вряд ли бы согласился побыть рядом с ней.

Они прекрасно притворялись, что она просто наблюдает за его состоянием и следит, чтобы рана на плече, полученная буквально утром, не открылась, и Марселин была бы рада, если бы это притворство длилось намного дольше.

— Ты подмешала туда что-то? — спустя непродолжительную тишину резко спросил Николас. — Какой-нибудь отвар? Потому что думаешь, что я не могу просто взять и выпить лекарство, потому что…

— О, боги, — выдохнула Марселин, вновь рассмеявшись, и на этот раз даже почти искренне, — ничего я туда не подмешивала.

— Точно? Вышло, м-м, так сладко, и я подумал, что ты пытаешься скрыть горький вкус трав и…

— У моего брата сегодня день рождения.

Николас мгновенно затих, уставившись на неё. Марселин всего на секунду прикрыла глаза, но успела не меньше сотни раз обругать себя за болтливость. И почему она сегодня такая рассеянная? Почему болтает, когда не надо, и никак не может остановиться?

— О, — наконец произнёс Николас, чрезвычайно медленно поднеся ложку с пудингом ко рту. — Что ж. С днём рождения его.

— Он умер.

«Ты такая дура, Марселин».

Из-под ног Николаса будто разом ушла земля — он выглядел испуганным, растерянным и даже виноватым. Он с сомнением посмотрел на ложку в руке и, словно ожидая разрешения, уставился на Марселин.

— Прости, — бросила она, ущипнув себя за переносицу. — Свежий воздух в голову ударил. Не переживай, всё нормально. Он умер давным-давно.

— О, — повторил Николас, всё-таки съев ещё один кусочек десерта. — Я… я знаю.

Она обернулась к нему так быстро, что едва не сбила со стола свою чашку с кофе, и выпалила:

— Что?

— Я… — неуверенно выдавил Николас, несколько секунд переводя взгляд с одного предмета на столе на другой, и только после, когда, казалось бы, нетерпение грозилось сжечь Марселин изнутри, продолжил: — Я увязался за Данталионом в Картахену. Мы были на кладбище.

Марселин думала, что он добавит ещё что-нибудь, хотя бы несколько слов, но Николас молча смотрел на неё и чего-то ждал. Должно быть, чего-то умного, обнадёживающего или прощающего. Но в голове Марселин было пусто.

Она не скрывала, что её семья давно мертва, но и не трещала об этом на каждом углу. Навещала могилу в один и тот же день каждый год, но не чаще, ибо не хотела слишком глубоко погружаться в болезненные воспоминания. Но от мысли, что могилу её семьи видел кто-то ещё, не Шерая, Стефан или Данталион, ей стало почти так же больно, как от мысли, что Стефан до сих пор спал. Смерть родных не была секретом, который она хотела скрыть всеми возможными способами, скорее тем самым поворотным моментом, после которого уже ничего нельзя было изменить.

Но ей было больно, и Марселин хотела избавиться от этой боли.

— Прости, — сдавленно пробормотал Николас. — Я подумал, что тебе следует знать.

— Всё нормально, — соврала она, выдавливая из себя улыбку. — Только странно, что Данталион сам не рассказал.

— Ну, он замучил меня тогда, может, просто забыл… Нет, это слишком странно, — тут же возразил сам себе Николас. — В общем, не знаю. Но всё равно странно.

— При нём так не говори.

Вряд ли, конечно, Данталион решится навредить сальватору, но Николасу всё же следует быть более осторожным. Вампир куда более злопамятный, в отличие от неё.

Чем больше она думала об этом, тем отчаяннее возвращалась к мысли, что Николас может начать задавать вопросы. Марселин сомневалась, что он действительно захочет этого, — всё-таки он достаточно уважал её, чтобы не лезть лишний раз, — но почему-то чувствовала волнение. С Пайпер, которой она рассказала о своей семье и сомнусе, в который её погрузил Стефан, было как-то легче.

Но ей повезло, что Николас успел подавить своё любопытство хотя бы сейчас. Достаточно было и того, что она рассказала о Рафаэле — больше впечатлений ей на сегодня не нужно.

И она почти поверила, что это возможно, когда двери с грохотом раскрылись. Николас подскочил на месте, подавившись, и Данталион, мгновенно оказавшийся рядом, услужливо похлопал его по спине. Намного сильнее, чем следовало бы, и с кровожадной улыбкой, не предвещавшей ничего хорошо.

— Стоило мне задержаться, — произнёс он, медленно переводя взгляд на Марселин, — так ты решила заменить меня этим крысёнышем?

— Просто слежу, чтобы он не перенапрягался, — ответила Марселин, стараясь подавить тревожные мысли. — И он не крысёныш. Не называй его так.

— Крысёныш, — тут же повторил Данталион.

Марселин закатила глаза. Он был в своём репертуаре даже сейчас, что, вообще-то, было прекрасно. Марселин бы не вынесла, если бы он стал говорить о каких-нибудь проблемах или демонах, которых успел растерзать, или если бы лишний раз напомнил, ради чего вообще пришёл.

Это тоже было своеобразным ритуалом, который повторялся каждый год. Данталион мог ворчать, говорить, что у него есть куча дел, которыми следует заняться, но он неизменно оказывался рядом и просто делал вид, что всё как обычно. Будто они установили негласное правило: говорить о плохом в этот день может только Марселин.

Наконец Данталион, перестав прожигать Николаса сосредоточенным взглядом, чересчур уж энергично потрепал его по волосам и, громко отодвинув третий стул, развалился на нём с чрезвычайно довольным видом. Николас с опаской косился на него, будто боялся, что вампир может узнать, о чём они говорили до его прихода.

— Крысёныш, — повторил Данталион таким тоном, будто констатировал очевидный факт. — Ты же почти всё съел.

Николас опустил плечи, озадаченно смотря на него.

— Не обижай ребёнка, — тут же произнесла Марселин. — Он утром, вообще-то, едва руки не лишился.

— У меня такое каждый день! — с притворным ужасом выдал Данталион, всплеснув руками.

— И я каждый день сдерживаюсь, чтобы окончательно не оторвать тебе их.

— Вставай в очередь. Или заплати, чтобы быть в числе первых.

Марселин вымученно выдохнула. Так, на самом-то деле, всегда было: Данталион что сейчас, что раньше был неугомонным, чересчур смелым и дерзким. Если он не говорил, что может в одиночку оторвать крылья кому-нибудь вроде Маракса, то выдумывал что-нибудь такое же грандиозное и чрезвычайно опасное.

Но это было так обыденно и, что странно, нормально, что Марселин становилось легче от каждого смелого слова Данталиона. Всё вокруг постоянно находилось в движении, которое не прекращалось ни на секунду, и Данталион, конечно, не был исключением. Однако он находил время, чтобы, даже не подозревая об этом, своим присутствием ненадолго воссоздать картину привычного для неё мира.

Наверное, только так она существовала в этом безумном замкнутом круге, из которого никак не могла выбраться.

***

Не считая значительных провалов в памяти и страха, охватившего всё тело, Соня чувствовала себя великолепно.

Она не ощущала прежней слабости или голода, голова не раскалывалась, мир не плыл вокруг неё. Всё было так прекрасно, словно она, хорошенько устав за день, легла в тёплую постель и наконец-то выспалась. Ни единый мускул не болел, руки и ноги вновь слушались её. Даже разум, терзаемый многочисленными сомнениями и мыслями, появление которых она просто не понимала, успокоился. Осталась только одна мысль — Соня в западне.

Она ожидала, что окажется в своей комнате, но окружившие её стены были незнакомыми и абсолютно пустыми. Здесь была только узкая, но невероятно удобная кровать да аккуратно сложенная стопка чистых вещей прямо на полу. Квадратная лампа освещала практический каждый уголок комнаты, не оставляя ни единого пятнышка темноты. Окон или какой-либо другой мебели, как и предметов интерьера, не было. Только дверь, которую Соня никак не могла открыть.

Сколько она уже пыталась? Время будто осталось стоять на месте — как бы Соня ни старалась, она никак не могла продолжить счёт правильно, постоянно сбивалась или путалась.

Под рукой не было ничего полезного. Поначалу Соня стучала в дверь осторожно, потом сильнее и настойчивее. В результате дошло до того, что она неистово била кулаками по двери так, что сбила все костяшки, кричала и ругалась, пинала дверь долго и яростно, но она никак не поддавалось. Сил у Сони было много, и она продолжала колотить дверь, должно быть, несколько часов без остановки. Раны на костяшках успели затянуться и вновь открыться, покрыться слоем засохшей крови и новой, ещё совсем влажной. На двери остались кровавые разводы, на полу — тоже.

У Сони, кажется, никогда не было так много сил. Она знала, что протянет ещё несколько часов, и была готова продолжать. Это было бессмысленно, ведь её, очевидно, не слышали, но она была готова.

Поэтому она и продолжала. Ни на секунду не переставала кричать и бить. Изредка, когда ей слышались какие-то звуки за дверью, она затихала, но стояла гробовая тишина. Тогда Соня распалялась лишь сильнее.

Она не знала, сколько времени прошло, но первые брызги крови на двери уже успели полностью высохнуть, когда всё-таки послышались шаги. Соня быстро отскочила в сторону и, когда дверь открылась, скрыв её за собой, затаила дыхание. В комнату вошёл демон, кинул взгляд на пустую кровать и громко выругался. Затем он обернулся и заметил Соню, но было уже поздно: она бросилась на него, сбила с ног и положила ладонь на лоб. Демон рычал, отбивался, пытался укусить её и расцарапать. Соня со всей силы приложила его затылком об пол, а затем ещё дважды, после чего, даже не задумываясь, ударила в нос.

Наконец тело начало ощущать слабость и боль, но Соня била демона до тех пор, пока её рука просто не остановилась. Белое лицо демона было залито чёрной кровью, сломанный нос сдвинулся вправо. Соня, прижавшая его к полу своим телом, пыталась пошевелиться, но ничего не получалось. Тогда демон, зарычав ещё громче, сбросил её с себя и отошёл на шаг. Соня сдавленно вскрикнула, врезавшись затылком в ножку кровати, и наконец увидела мужчину, стоящего на пороге комнаты.

Он был невысоким, с седеющими волосами и съехавшими на нос очками. Мужчина невозмутимо опустил поднятую руку и снял очки, начал протирать их рукавом обычной фланелевой рубашки, когда Соня наконец ощутила власть над собственным телом. Медленно, стараясь не провоцировать мага, она поднялась и сжала кулаки, готовая в случае чего отбиваться. Демон, которого она избила, отошёл к мужчине и что-то прошептал ему. Соня напряжённо следила за действиями мага, особенно за его руками — чёрные пальцы вряд ли были такими от рождения.

Наконец мужчина, протерев очки, вновь водрузил их на нос и улыбнулся Соне. Она на его улыбку не ответила, только сильнее напряглась. Страх только увеличился.

— Что ж, — с неуместным весельем сказал мужчина, — прекрасно.

— Эта сука опять сломала мне нос! — яростно выпалил демон.

— Тише, тише, — таким тоном, будто он успокаивал ребёнка, сказал мужчина. — Ни о чём не переживай, Эгун. Просто дай нашей гостьей немного времени.

— Если она ещё раз нападёт, — прошипел демон, которого, очевидно, звали Эгун, — я убью её.

— Конечно, — легко согласился мужчина. — Но сначала мы проведём ещё пару экспериментов. Мисс Кински, пожалуйста, переоденьтесь.

Соня не сумела скрыть удивления: откуда этот мужчина знает её?.. Демоны, конечно, умели проникать в сознания, но неужели мужчина и впрямь из демонов? Если он и переродился в тёмное создание, то у него должны были появиться рога, а их Соня никак не могла разглядеть, даже самых крошечных, совсем новых.

— Вы испачкались своей кровью, — добавил мужчина. — Мне бы не хотелось, чтобы во время эксперимента вы чувствовали себя неуютно.

Соня промолчала. Мужчина ждал всего лишь минуту, по завершении которой вздохнул и бросил демону:

— Проводи её.

Демон, лицо которого всё ещё было в крови, оказалась рядом с ней в мгновение ока. Соня приготовилась отбиваться, но тело вновь отказывалось подчиняться. Она была полна сил и чувствовала каждую частичку тела, но оно просто не реагировало, любые попытки оканчивались провалом. Ей даже не удалось воспротивиться, когда демон, зайдя ей за спину, положил руку на шею и с силой толкнул вперёд. Давление усилилось вместе с оцепенением, но ноги будто сами собой сделали несколько шагов вперёд, а голова опустилась так, что в поле зрения остался только пол.

Соня с трудом сглотнула, уговаривая себя держаться и не показывать страха. Они шли, шли и шли, одни коридоры и лестницы сменялись другими, но везде был этот пол, режущий глаза своей идеальной белизной. И комната, до которой они дошли, тоже была белой — демон, затолкнув её внутрь, всё-таки убрал руку с её шеи. Соня сжала зубы, когда ноги понесли её вперёд, к простому чёрному стулу в центре комнаты, и едва не протестующе вскрикнула, когда маг, тщательно контролировавший каждое её действие, усадил её. Никаких цепей, кандалов или невидимых пут не было, только магия, жестокая и ужасающая, которой Соня не могла противостоять.

— Ты свободен, Эгун, — сказал мужчина, при этом смотря на Соню. — Я позову тебя, когда закончим. Скажи Еру, чтобы вправил тебе нос.

— Как прикажите, — зло пробормотал Эгун, закрывая за собой дверь.

Сердце Сони застряло в горле. Ей было так страшно, что она, кажется, могла умереть прямо сейчас.

— Не бойся, — с извиняющейся улыбкой произнёс мужчина, начав медленно обходить её. — Я не причиню тебе вреда. Мы ведь это уже проходили.

Соня почувствовала, что голос вернулся к ней, но упрямо промолчала. Она боялась того, что с ней могло случиться, и сомневалась, что сумеет стойко пережить всю боль, которую ей намеревались причинить, но пообещала себе, что хотя бы попытается. Если бы демонам были нужны знания, которыми обладала Соня, они бы уже давно забрались к ней в голову — значит, мужчина хотел добиться чего-то другого.

— Не бойся, — повторил он. — Ты так сильно сопротивляешься, что мне с каждым разом всё труднее. Мы ведь с тобой просто болтаем.

Но Соня не чувствовала, что это просто разговор. С каждым словом мужчины в её тело будто вонзалось не меньше десятка игл. Что-то проникало внутрь, разрывало мышцы и дробило кости, отравляло кровь. Соня не ощущала боли, только жгучий холод, и никак не могла помешать ему распространяться по телу.

— В прошлый раз мы неплохо продвинулись! — воодушевлённо сказал мужчина, остановившись напротив неё. — Ты помнишь, чего мы достигли?

Соня упрямо молчала, сжимая зубы так сильно, что у неё начала ныть челюсть.

— Хорошо, я тебе напомню. Ты отлично держалась до самого конца, но когда я сказал про жертву, благодаря которой ты живёшь… Хайбарус, — благоговейно выдохнул мужчина, — это было ужасно. Пришлось звать Эгуна, чтобы успокоить тебя.

Соня замерла. Она, продолжавшая отрицать правду, уже давно поняла, что живёт благодаря какому-то убийственному смешению магии и хаоса, но жертва — это что-то новое. Новое и пугающее настолько, что Соня едва не поддалась искушению попросить у мужчины больше деталей. Но, к счастью, сдержала свой глупый порыв. Пусть говорит всё, что взбредёт ему в голову — Соня ни единому слову не поверит. Она сама отыщет доказательства и узнает каждую деталь правды, которую уже не получалось игнорировать, и обязательно отплатит за то, что её заставили пройти через столько боли.

— Так, вот, я немного отвлёкся, — немного подумав, продолжил мужчина. — Потребовалось почти шесть попыток, чтобы, наконец, приблизиться к желаемому результату. Вчера я почти достиг успеха, но ты сорвалась. Уж не знаю, как это у тебя получается, но ты всегда придумаешь, как помешать мне.

Соня всё-таки подняла на него растерянный взгляд. Мужчина смотрел на неё исключительно как на объект исследований, но всего на секунду в его взгляде проскользнуло что-то, напоминающее сочувствие.

— Сегодня уже двадцать первое апреля. Мы начали новый этап почти неделю назад.

Соня стиснула кулаки и даже прикусила щёку изнутри. Неважно, о чём говорил мужчина — любое его слово для неё пустой звук. По крайней мере, должно быть таковым. Соня убеждала себя держаться за мысль о непробиваемости, но из-за чего-то, — может, из-за жуткой магии, проникающей всё глубже, — никак не могла выкинуть услышанное из головы. Повторяла снова и снова, пока мужчина, будто удовлетворённый её реакцией, продолжал:

— На чём я остановился?.. Ах да, вспомнил. Тебе всегда удаётся помешать мне. Но я не намерен сдаваться, мисс Кински. Таких уникальных экземпляров, как ты, больше нет. Никто не прожил с чужой кровью так долго. Я искренне восхищён!

Соня замотала головой и заставила себя думать о чём угодно, кроме того, что услышала. Даже едва не начала думать о поисках, но вовремя решила, что мужчина может пытаться проникнуть в её голову, и потому сосредоточилась на другом. Соня начала вспоминать всё, что не касалось деятельности Ордена: заслуженный и продолжительный отдых; посещение каких-нибудь новых закусочных, которые они с Алексом и Риком постоянно открывали случайно и намеренно; огромное количество платьев у Лили, невероятно красивых и крайне смелых; споры с Паскалем, уверенным, что она не может съесть пять порций удона всего за десять минут. Что угодно, кроме того, о чём говорили Альтан и Фройтер. Что угодно, кроме правды, которую она ненавидела.

— Мне осталось лишь узнать, со сколькими необычными проявлениями магии ты сталкивалось и что разрушило все те связи, которые я так старался выстроить… Мне бы совсем не хотелось проводить операцию ещё раз, так что будь добра, помоги мне.

Соня замотала головой лишь сильнее. «Ложь, ложь, ложь», — упрямо повторяла она про себя, отказываясь смотреть на мужчину. Всё, что он говорил, было ложью. Соня сама найдёт ответы на вопросы, всё, даже самое сложное дело, сделает сама, и этот сумасшедший не сможет сбить её с толку.

— Ну ладно, нам пора начинать. — Мужчина сложил руки за спиной и вновь начал ходить вокруг неё, на этот раз значительно медленнее, будто был на прогулке или хотел тщательно рассмотреть её со всех сторон. — Для начала я восстановлю всё то, чего мы успели достичь. Итак, жертва была чистокровным сигридцем. И не нужно, как в прошлые разы, спрашивать, откуда она и где твои родители нашли её — клянусь, я не знаю. Но кровь подошла идеально, и твоё сердце забилось вновь довольно быстро. С разумом проблем не возникло, ибо ты была ещё совсем маленькой. Что с тобой случилось дальше я не знаю, правда. Мне сообщили о рождённой в крови пару месяцев назад, когда тебе встретился один мой коллега, и я всё ждал, когда мы сможем увидеться с глазу на глаз. Когда ты наконец попала ко мне в руки, я изучал тебя хаосом. Ты же помнишь, что до этого я не встречал рождённых в крови, проживших так долго? Так вот, мне было крайне интересно, как изменились твоё тело, разум и душа. Я видел и чувствовал все те связи, которые создал, но они начали распадаться… Как же так? С чем ты столкнулась, что жизнь, которую я тебе вернул, начала исчезать?

Соня не шевелилась и впитывала в себя каждое слово. Её сознание твердило, что это ложь, но она никак не могла заставить себя отвлечься на что-нибудь другое, более обыденное и менее устрашающее. Ей хотелось сказать, что мужчина лжёт, что он ничего о ней не знает, но язык вдруг стал тяжёлым.

«Ложь, ложь, ложь, — настойчиво повторяла Соня, зажмурившись из последних сил. — Ложь, ложь, ложь!»

— Я почти приблизился к ожидаемому результату, когда ты помешала. Не понимаю, в чём дело. Ты прекрасно живёшь с магией и хаосом, естественным образом сплетённых внутри тебя, так долго, а теперь почему-то просто разваливаешься… Какая же сила на тебя повлияла? Что случилось, Соня?

Она внутренне завопила. Ей плевать, о чём говорил мужчина, плевать, что пытался сделать. Она сильная и умная, справится с чем угодно, с навязчивыми мыслями, пугавшими так сильно, что у неё по телу уже давно бежали мурашки, особенно. Это всего лишь ложь, которую мужчина для чего-то выдумал.

Соня сама найдёт ответы на вопросы, всё, даже самое сложное дело, сделает сама, и этот сумасшедший не сможет сбить её с толку.

— Сегодня я бы хотел завершить эксперимент, — произнёс мужчина над её ухом. — Мне ещё нужно заняться твоей подругой, так что, пожалуйста, не разочаруй.

Соня хотела возразить, сделать хоть что-нибудь, чтобы помешать мужчине, но на неё навалилась тьма.

А когда она открыла глаза, уже была в той же самой пустой комнате.

На этот раз на полу лежала другая одежда. Следы крови на двери и полу исчезли. Соня села, чувствуя себя отдохнувшей и выспавшейся, и осторожно поднялась на ноги. На ней была другая одежда, не испачканная в крови.

Соня тряхнула головой, прогоняя кошмар, и тогда же дверь открылась. На пороге стоял тот самый демон, которого она уже видела, его нос был кривым. Соня хотела поверить, что всё произошедшее лишь сон, но за спиной демона вдруг появился мужчина в очках. Он улыбнулся так, что Соню прошиб озноб, и миролюбиво сказал:

— Доброе утро, мисс Кински. Уже двадцать второе апреля, и пора продолжать эксперимент.

***

Твайла придерживалась своей стратегии много дней: была дерзкой и настойчивой там, где от неё этого ожидали, и подчинялась, если демоны угрожали навредить Соне. Они виделись один раз в день и только за обедом — точнее, Твайла видела Соню. Сама искательница смотрела только перед собой и ничего не ела, даже не притрагивалась к столовым приборам. Очень быстро Твайла поняла, что Махатс приводил Соню на обед только для того, чтобы оказать давление на неё.

Это было невыносимо. Твайла видела, в каком ужасном состоянии Соня, и ничем не могла ей помочь. Только изучать дом в моменты, когда демон по имени Ер выводил её за пределы комнаты, и их тюремщиков. Ера она изучила достаточно хорошо, и теперь проблему представлял Эгун — она видела его только во время обеда, в течение которого он просто пялился на неподвижную Соню. Но один из дней Твайла заметила, что у него сломан и обратно вправлен нос. Затем это повторилось ещё несколько раз, и сегодня, в один из бесчисленных дней, невообразимо похожих друг на друга, с его носом опять было что-то не то.

Твайла надеялась, что это Соня украшает ему лицо, но знала, что это маловероятно. Искательница была такой бледной и ослабшей, что она, наверное, даже не могла самостоятельно ходить. Проверить это Твайле тоже не удавалось, Ер уводил её самой первой. Он провожал её из комнаты в столовую и обратно, а потом каким-то образом ограждал её комнату хаосом. Твайла не могла открыть дверь, не слышала, что происходит в коридоре, не ощущала запахов. Совсем ничего.

Всё, что ей оставалось, так это постоянно думать.

Когда она вернулась в комнату в первый раз, обнаружила, что старые вещи и спрятанные в матрасе украшения пропали. Исчезла и новая одежда, до которой она не дотронулась. Каждое утро в её комнате появлялся новый комплект одежды, и Твайла с неохотой принимала и надевала его. Что странно и подозрительно, цепочку, которую она надела на руку в первый раз, не обнаружили, и Твайла решила сохранить её любыми возможными способами. Если приносили одежду с короткими рукавами, она обвязывала цепочку вокруг ноги, понимая, что в таком случае не сумеет ею воспользоваться. Если одежда была с длинными рукавами, выбирала что-то свободное и надевала цепочку на руку. Твайла так и не придумала, как воспользоваться ей, но постоянно носила с собой. То ли надеялась, что озарение всё же настигнет её, то ли по-глупому цеплялась за что-то из прошлого. А ведь это украшение ей даже не нравилось.

Твайла постоянно была одна, из-за чего в голову без остановки лезли разные мысли. Даже те, что никак не относились к делу. Она думала о людях, которые наверняка ищут Соню, и была уверена, что её ищет только Николас. Ну, может быть, Зельда, относившаяся к ней куда более благосклонно, но в подобное Твайла верила с огромным трудом.

Свет в комнате никогда не гас, и потому Твайла давно потеряла счёт времени и всякую ориентацию. Мысли захватывали её, едва она переступала порог комнаты, и не отпускали, пока не приходил Ер. Спала она ужасно, постоянно видела кошмары, которых не могла понять, но от которых всё её тело тряслось, будто в судорогах. Хотя, может, дело было в малом количестве еды. Всегда был один только обед, которого ей не хватало. Её тело пыталось восстановиться после уничтожения рогов, и это отнимало лишние силы. Твайла слабела с каждым днём и никак не могла этому помешать.

Только думать. Какое бы время суток ни было за пределами этого дома, что бы её ни ожидало — только думать. Постоянно, без остановки, до головных болей и истерик, которые наверняка слышали.

Твайле оставалось только думать.

Вскоре ей начало казаться, что она сходит с ума. В пустом замкнутом пространстве, тошнотворно белом и постоянно освещённом, ей слышался далёкий шум ветра, чьи-то лёгкие, почти невесомые шаги, шелест чего-то мягкого. Всё чаще Твайла ловила себя на том, что ощущала чужое присутствие, но, оборачиваясь, никого не видела. Махатс к ней больше не заходил, только за обедом говорил, что вот-вот начнёт новый эксперимент. Ер появлялся только с одной целью и никогда не открывал рта, только если не надо было озвучить угрозы в адрес Сони. Второго демона она видела лишь за обедом, но и он всегда молчал. К тому же, Твайла успела запомнить их запахи и поняла бы, если бы кто-то оказался в комнате. Но сейчас было что-то другое.

Это длилось достаточно долго, чтобы она действительно начала верить, что сходит с ума. Любой шорох пугал её, даже если она сама была ему причиной. Спать становилось всё труднее: Твайла держалась до последнего, не представляя, когда Ер может за ней прийти, но в какой-то момент просто лишалась сознания от усталости. При этом продолжала слышать посторонние звуки и знала, что в пределах комнаты кто-то есть.

Это было невыносимо. Мысли путались, все те планы, которые она уже успела придумать, просто забывались. Воздуха будто становилось всё меньше, а истерики случались всё чаще. Где-то на задворках сознания была мысль, что Твайла достаточно сильна, чтобы пережить этот кошмар, но реальность оказалась куда более жестокой — она ломала Твайлу без остановки, не оставляя ни единого шанса на спасение.

Йоннет бы не одобрила её настроя. Но Йоннет, как и другие сальваторы, давно мертва.

Поэтому Твайла сдавалась всё чаще. Когда слёзы уже подступали, она думала, что точно продержится ещё несколько минут, но уже через мгновения билась в истерике. Она пыталась сломать ручку двери и расцарапать дерево до дыр, из-за чего её пальцы постоянно были в крови. Твайла понимала, что только вредит себе, но не могла остановиться — и потому продолжала так долго, как только могла, пока в один момент ощущение чужого присутствия вновь не охватило её.

Но на этот раз, обернувшись, Твайла действительно увидела другого человека.

Перед ней стоял юноша с бронзовой кожей и золотистыми волосами, глаза и нос которого были скрыты простой маской цвета слоновой кости. Одежда у него была не менее странной и простой одновременно: шёлковая рубашка с широкими рукавами, подвязанная узорчатым поясом, и узкие белые штаны; обувь отсутствовала. На ладонях юноши было что-то нарисовано, и это что-то постоянно двигалось, но Твайла никак не могла рассмотреть, что именно. Она, ещё секунду назад пытавшаяся докричаться хоть до кого-нибудь, напряжённо следила за юношей. Он сделал шаг вперёд и сложил тонкие губы в улыбку.

Было в нём нечто знакомое и чужое одновременно. Хаос не касался его, но и не избегал, скорее изучал с тем же вниманием, что и Твайла. Изредка мелкие крупицы становились виднее и окружали юношу, как чёрный песок, поднятый несильным ветром.

Он одновременно был частью этого места и чужаком, которого хаос пытался прогнать. Но юношу это, казалось, ничуть не волновало. Он пару раз повернулся, будто оглядывал комнату, — хотя Твайла не понимала, как юноша мог что-то видеть в маске, полностью закрывавшей его глаза, — и только после, замерев лицом к ней, сказал:

— Давно я этого не делал.

В его голосе слышалось многократное эхо десятка голосов, спокойствие и искренняя горечь. Твайла постаралась подавить неожиданно возросший страх: даже со своим ослабшим хаосом она понимала, что юноша далеко не юн и старше неё на десятки, если не сотни лет.

Перед ней был не человек, но и не демон.

— Даже с благословением Риндскавора путь занял какое-то время, — будто извиняясь, торопливо продолжил юноша, предположительно смотря на неё. — Но теперь я здесь.

Твайла свела брови к переносице. Только сумасшедшего, свято верящего, что Риндскавор действительно приглядывает за ним в пути, ей не хватало.

Но, может, её разум настолько ослаб, что начались галлюцинации, и юноша лишь был их частью. В это Твайла поверила бы куда охотнее, чем в то, что какое-то существо пробралось к ней с неизвестной целью.

— Времени очень мало. Трещины становятся всё больше, и долго сдерживать их не удастся.

— Я не понимаю, — наконец подала голос Твайла. Так странно, что он почти не дрожал. Она же всего минуту назад кричала и рыдала так громко, что должна была поднять на уши весь дом.

— Беги отсюда, и как можно скорее. Этот безумец разгадает все твои тайны, будь уверена. Особенно ту, что связана с наследованием Силы.

Сердце Твайлы пропустило удар. Никто, кроме сальваторов прошлого и нынешнего, не знал, что она была наследницей Силы. Твайла даже не была уверена, что об этом знал Иснан, ведь Ренольд мог просто промолчать о столь важной детали. Так откуда какой-то незнакомец знает об этом?..

— Он узнает, как магия сакри скрепляется с хаосом, — с явным волнением продолжил юноша, — и, я думаю, найдёт способ распространить эту связь.

— Среди демонов уже есть тот, кто владеет магией сакри, — довольно резко заметила Твайла.

— Это верно, — согласился юноша, — но разве сакри не выбирают достойных? Иснан всё-таки был выбран, а не насильно превращён в сакри. Махатс же хочет распространить магию Слова на многих демонов. Выбрать наследников против воли Ренольда.

— Это невозможно.

— Но вполне станет реальностью, если ты не сбежишь. Решайся, Хебраска.

Она забыла, как дышать.Юноша не вкладывал в свои слова приказа или мольбы, но Твайла и без того застыла на месте, будто громом поражённая.

Откуда он знает её настоящее имя?..

— Меня зовут Райкер, — наконец представился юноша, прижав одну руку к груди и склонившись в поклоне, — и у меня совсем мало времени, чтобы помочь тебе сбежать. На большее я, к сожалению, не способен.

Твайла мотнула головой, надеясь, что видение исчезнет, но юноша никуда не делся: всё ещё, кажется, смотрел на неё, и улыбался.

Неужели это было каким-то новым издевательством от демонов? Или же Махатс наконец начал свой эксперимент, о котором говорил столько дней, а она и не заметила этого?

— Кажется, ты мне не веришь, — разочарованно выдохнул Райкер. — Что же, это ожидаемо. Как мне доказать свою честность?

— Сказать, кто ты и как сюда попал, — отчеканила Твайла. — Сейчас же.

— Но ведь я уже представился. Этого мало?

Твайла свела брови к переносице. Райкер открыл рот, будто хотел что-то сказать, но секунду спустя плотно сжал губы и наконец выпрямился. Твайла не была уверена, что справится с ним, если он решит напасть, но на всякий случай подобралась и сжала кулаки. Однако Райкер, вдруг начав ходить из стороны в сторону со сложенными руками, начал:

— Я не знаю, как много могу тебе рассказать… Всё это очень запутано, моя милая Хебраска.

— Не называй меня так! — рыкнула она.

— Почему? Это ведь твоё имя. Я ничего не путаю? Впрочем, — тут же изменив интонацию на более доброжелательную и не замечая, что Твайла уже готова вцепиться ему в горло, Райкер продолжил, — если тебе так угодно, я буду звать тебя Твайлой. Особой разницы для тебя, по всей видимости, нет.

— Ещё одно слово…

— Всё-всё, уже перехожу к делу! — замахав ладонями, протараторил Райкер. — Дело в том, что я… Ох, как бы тебе это сказать, чтобы не травмировать раньше срока?.. Я, строго говоря, посланник. Появляюсь там, где нужен, и несу вести, в которых нуждаются.

— Ты не человек, — всё-таки констатировала Твайла. — И не демон. Не фея и не эльф. Кто ты такой?

— Я — Райкер, — терпеливо повторил он. — Посланник уранионов.

Твайла моргнула, уверенная, что слово, сказанное им, только что укрепилось в её сознании, но оно вдруг исчезло, будто она никогда его и не слышала.

— Что? — не сумев скрыть озадаченности, выдавила Твайла.

— Как я и думал. Видимо, не в этот раз… Так что бы ты хотела узнать? Как мне доказать искренность своих намерений? Учти, мои возможности ограничены. Но, наверное, я могу рассказать тебе о чём-нибудь, о чём никак не могу знать? Например, о Башне и Третьем?

Сердце Твайлы сжалось. «Только не снова», — подумала она, быстро моргая и пытаясь скрыть слёзы. В прошлый раз она сорвалась и совершила глупость, которая ей совсем не понравилась. Если и сейчас не сумеет удержать эмоции под контролем…

— Крепости — единственные безопасные места, — произнёс Райкер, вновь завладевая её вниманием. — Добраться до них лучше до заката, но солнца нет, поэтому может быть трудно. За стенами оставаться опасно. Даже Третьему, хотя он, как я видел, отлично справлялся со всем, что встречалось ему на пути… Но жаль, что глаза всё-таки обманули.

Твайла невольно отступила на шаг.

— Понятия не имею, о чём ты, — пробормотала она рассеянно.

— О том, что завоюет твоё доверие. У меня осталось очень мало времени, и я бы хотел, чтобы ты, наконец, что-нибудь придумала.

Твайла фыркнула, покачав головой. Что ж, очевидно, её разум держался вплоть до этого момента, но теперь решил, что с него хватит.

— Я тебе не доверяю.

Райкер застыл, точно статуя, и наверняка уставился на неё. Твайла не была такой уж дурой, чтобы хвататься неизвестно за кого, предложившего помощь, но не способного ничего рассказать о себе, однако на секунду ей показалось, что Райкер — не неизвестно кто. Это чувство длилось так мало, что вполне могло оказаться наваждением, но было таким сильным и всепоглощающим, что она едва не задохнулась от него.

Райкер точно что-то делал с ней, использовал какую-то магию или даже хаос, чтобы надавить и склонить на свою сторону. Но какой бы ослабшей ни была Твайла, она не собиралась сдаваться.

— Пусть будет по-твоему, — подытожил Райкер, расправляя плечи. — Я дождусь момента, когда ты поверишь мне. Но чем дольше ты сомневаешься, тем хуже вам обоим. Помни об этом.

И, вновь поклонившись ей, он исчез.

***

Твайла практически не верила в удачу. Всё, что происходило в её жизни, было достигнуто ею благодаря упорному труду и уму, который она неустанно оттачивала. Но здесь, в этом ужасном месте, она начала слишком сильно надеяться на удачу. И Райкер, появлявшийся чересчур часто, будто бы только способствовал этому.

Он приходил, когда хотел, и спрашивал, готова ли она довериться ему. Ощущение времени всё ещё было расплывчатым, и даже Райкер не мог сказать, сколько прошло на самом деле. Он вообще мало о чём мог сказать, а если и пытался, то Твайла не понимала его, будто они говорили на разных языках. Но постепенно чувство давления на тело ослабевало, а доверие к Райкеру только возрастало. Твайла до сих пор была уверена, что он влияет на неё и пытается подчинить себе, и потому старалась действовать осторожно. Спрашивала о пределах его возможностей, о благословениях, о которых он так часто говорил, — но Райкер, разумеется, не давал внятного ответа, — и о том, сколько времени у него осталось на самом деле.

На этот вопрос Райкер ответил очень расплывчато: «Столько же, сколько у Башни».

Твайла ничего не понимала. Райкер говорил о каком-то месте, построенном на подсознании и страхах, о демонах, которые проникали в разум, и о рыцаре, чей меч скоро сгорит. Он постоянно говорил о Третьем, и как бы Твайла ни уговаривала себя не поддаваться острому желанию узнать о нём как можно больше, она внимательно слушала, ловила каждое слово и запоминала его.

Если сказанное Райкером правда, то Твайла должна непременно выбраться на свободу вместе с Соней. Для этого требовалось лишь одно — понять, как и почему Райкер готов помочь ей.

Его возможности были довольно скудными, в основном ограничивались беспрепятственным перемещением в любом месте и сокрытии себя от посторонних глаз. Твайла знала, что, теоретически, он может явиться к любому человеку, о котором она скажет, но поверят ли ему? И если да, то как Райкер намерен указать путь обратно?

Твайла вновь вернулась к постоянным раздумиям и теперь думала даже во время обеда. Краем глаза она следила за Соней, никак не меняющейся, и за Махатсом, продолжавшем восторженно говорить о своих экспериментах безо всякой конкретики. Ер и Эгун по-прежнему никак не вмешивались, только следили за ними. Даже когда Соня едва не лишилась чувств и практически упала со стула, Эгун не пошевелился.

Тогда в голове Твайлы наконец сформировался план.

— Ты можешь скрыть запахи? — спросила она у Райкера спустя какое-то время, когда решила, что ей следует переходить к следующей части плана.

— Запахи? — удивлённо повторил Райкер, сидящий на её кровати. — Да, это я могу. От них и следа не останется.

— Нет, мне нужно, чтобы только демоны ничего не почувствовали. Нужно оградить запахи только на время, понимаешь?

— А-а-а… Да, кажется, я тебя понял. Что потом?

— Буду надеяться, что Махатс просто посчитает меня сумасшедшей.

Райкер ждал объяснений, даже начал выпрашивать их, но Твайла молчала. Ей казалось, что, стоит подумать чуть лучше, как сразу же появится другой план, более тщательный и не требующий жертв со стороны, но в одном Райкер был прав: времени оставалось совсем мало. Поэтому Твайла и начала действовать несколько дней назад.

Она тщательно изучала поведение Махатса и даже научилась угадывать, когда он был в хорошем настроении. Тогда она задавала ему вопросы, в основном безобидные и очень простые, и он отвечал, пусть и размыто. Постепенно вопросы становились смелее, пока в один из дней Твайла не спросила:

— Могу я хотя бы поговорить с Соней?

Махатс, казалось, был искренне удивлён. Эгун, стоящий за спиной искательницы, даже дёрнул головой в сторону Твайлы.

— Я просто хочу убедиться, что это всё ещё она, — с лёгким раздражением добавила Твайла.

Махатсу не нужно было, чтобы они поддерживали связь, и потому Твайлу постоянно уводили раньше, чем Соню. Но либо у него в голове что-то щёлкнуло, либо Твайла не зря столько дней показывала, что уяснила своё место и готова подчиниться.

— Ты ведь понимаешь, что ничем не сможешь помешать? — с улыбкой уточнил он, посмотрев на неё.

— Если бы захотела, уже давно бы помешала.

Она встала, краем глаза заметив, как напрягся Ер, и медленно обошла стол, позволяя демонам тщательно следить за каждым её действием. Соня на её приближение не отреагировала, и даже после того, как Твайла опустилась возле неё на колени и взяла её за руки, не посмотрела на неё.

— Что с ней происходит? — спросила Твайла, даже не рассчитывая на ответ. Она задавала этот вопрос сотни раз, и Махатс сотни раз отвечал:

— Всё в порядке. Так нужно.

Ей пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы сдержать злость. Твайла, разумеется, нахмурилась и показала клыки, но только для того, чтобы демоны не заподозрили неладное. Пусть верят, что она хочет растерзать их, но сдерживается только ради Сони. Если всё пройдёт удачно, совсем скоро она и впрямь разорвёт их на мелкие кусочки.

— Ер, проводи её обратно, — сказал Махатс спустя полминуты.

Твайла сильнее сжала ладони Сони, и искательница наконец обратила на неё внимание. Рассеянный взгляд её карих глаз почти сфокусировался на Твайле, когда Ер, вцепившись в её плечи, заставил её выпрямиться. Твайла выругалась и попыталась сбросить его руки, но секунды спустя, когда заметила, как Соня медленно перевернула ладони, перестала бороться. Пусть демоны думают, что она подчиняется с ним. Если всё пройдёт удачно, совсем скоро Твайла убьёт их.

Боги, в которых она не верила, она и впрямь стала полагаться на удачу. Но, идя обратно в комнату под присмотром Ера, Твайла подумала, что это не так уж и плохо.

Она шла, сжимая кулаки, и прятала от глаз Ера кровь Сони, затёкшую ей под отросшие когти.

Глава 19. Рыцарям падшей звезды

В последнее время Кита преследовали сплошные неудачи, причём во всём. Он мог попасть под клыки ноктиса и получить ещё одну рану, его нож мог застрять под рёбрами врага, а пистолет дать осечку. Обычно рядом всегда был кто-то ещё, мгновенно реагировавший на опасность и прикрывавший Кита, но сам искатель устал быть обузой и постоянно попадать под удар.

Он даже не понимал, что с ним происходит, и старался изо всех сил, но, казалось, делал только хуже.

Джонатан, наверное, устал спрашивать, почему он такой рассеянный. Да и Кит устал придумывать глупые отговорки, в которые никто не верил. Прежде с ним никогда такого не было: Кит мог вести себя несерьёзно даже в самой напряжённой обстановке, но он умел вовремя остановиться, взять себя в руки и начать действовать. Сейчас этого почему-то никак не удавалось добиться.

Дошло до того, что Киту пришлось доказывать Джонатану, что он в состоянии справится с порученным ему делом. Они до сих пор работали вместе, что, в общем-то, очень нравилось Киту, но иногда ситуация требовала того, чтобы он справлялся самостоятельно. Как, например, сегодня. Открывшаяся несколько часов назад брешь сильно потрепала им всем нервы, но, к счастью, Николас быстро закрыл её, после чего так же быстро обнаружил два посторонних источника хаоса, которые были устранены магами. Теперь же искатели и рыцари прочёсывали этажи заброшенного здания в поисках демонов и следов, оставленных ими.

Кит знал, что Еноха отправили с ним для безопасности, но начинал думать, что дело в его бесполезности. Со столь простым делом Кит всегда справлялся отлично, но теперь посторонних мыслей было так много, что он сомневался в успехе.

Приспичило же этой идиотке ни с того ни с сего поцеловать его! И как ему работать? Как ему заниматься поисками и идеально выполнять каждое поручение Джонатана? Кит всегда всё делал так, будто был создан для этого, но теперь из-за одного глупого решения, в принятии которого он даже не участвовал…

— Кит, прекрати гипнотизировать окно.

Енох стоял всегда в двух метрах правее и со скептицизмом осматривал прогнивший до последней доски шкаф в углу помещения. Здесь было полно сгнившей мебели, разломанной и разобранной на мелкие кусочки, строительного мусора и прибитых недавним дождём пыли и паутины. Часть потолка в этом крыле здания давно обрушилась, и теперь через образовавшуюся дыру можно было рассмотреть низкие свинцовые тучи.

— Здесь ничего, — констатировал Енох, захлопывая дверцу шкафа. — Скучно и пусто, как и всегда. Даже не представляю, что мы можем тут найти.

— Что-нибудь, — многозначительно ответил Кит, наконец оторвавшись от окна. Кое в каких оконных рамах ещё сохранились стёкла, но они были такими грязными, что рассмотреть что-то через них можно было только с божественной помощью.

Кит видел рыцарей и искателей, несколько вампиров, отыскавших в наполовину затопленном подвале логово ноктисов. Он знал, что каждый из них делает то, что должен, но никак не мог избавиться от мысли, что они все делают недостаточно.

С аукциона-бойни прошёл почти месяц, но судьба Сони и Твайлы до сих пор оставалась неизвестной. Кит знал, что Джонатан тщательно контролирует процесс их поисков, но впервые думал, что он делает недостаточно. Эта мысль была отвратительной, как и непонятное чувство, поселившееся в нём в последнее время. Будто Кит, делавший то, что должен, на самом деле занимался совсем не тем.

— Кит, — многозначительно повторил Енох, — прекрати гипнотизировать окно.

— Прекрати гипнотизировать шкаф, — парировал Кит, резко оборачиваясь к нему.

Енох собрал руки на груди и нахмурился. Киту было непривычно от всего, что раньше казалось ему обыденным, и серьёзность Еноха делала только хуже — обычно рыцарь был куда более энергичным и всегда подхватывал его безумные идеи. Кит помнил, что такое серьёзное настроение у Еноха длится от силы десять минут, но всё равно чувствовал себя неуютно. От этого мысль, что Кит занимался совсем не тем, только укреплялась.

— Не обязательно быть таким занудой… — пробормотал Кит, всё-таки отвернувшись от окна и быстро направившись к дверному проёму.

— Я не зануда! — бросил ему в спину Енох. — Но ты вообще видел, какой Энцелад сегодня злой? Если узнает, что я тут ерундой занимаюсь, свернёт мне шею.

— Наоборот, это же хорошо. Бесплатный массаж.

— О, да, конечно, — скорчив кислую мину, подхватил Енох. — Только этого мне не хватало.

— Всегда можешь вызваться работать с феями.

— Нет уж, спасибо. Королева, говорят, никого не щадит.

— Великолепно. Энцелад будет в восторге от того, как тебя вымуштруют.

Енох фыркнул, в один прыжок преодолев дыру в полу, и огляделся по сторонам. На этом этаже осталось последнее помещение, которое они не осмотрели, и Енох, обычно руководствующийся девизом: «Раньше начнём, раньше закончим», почему-то стоял на месте и не двигался. Кит почти поравнялся с ним и даже был готов подтолкнуть его, когда Енох обнажил меч и выставил его перед собой.

В горле Кита встал ком. Он напрягся, быстро вытащил из кобуры пистолет и приготовился к нападению, которого не последовало.

— Кажется, ты не Николас.

Кит сделал осторожный шаг в сторону и увидел незнакомого юношу, стоящего в паре метров от Еноха. Бронзовая кожа, золотистые волосы, маска, скрывающая половину лица, даже без прорезей для глаз, и странная белая одежда — юноша выглядел чересчур нелепо в заброшенном здании, где уже столько лет царили запустение и стая ноктисов из подвала.

— И ты не Николас, — произнёс юноша, повернув голову в сторону Кита. — Жаль. Но спасибо, что не напали.

Кит был уверен, что после этого Енох точно нападёт, но прямо перед ним из воздуха выпрыгнул Николас. Он практически налетел на юношу, грациозно отошедшего в сторону, однако быстро восстановил равновесие и выпрямился, впившись к незнакомца горящими фиолетовыми глазами. Кит не представлял, использовал ли Николас магию или же Рейна овладела его телом, и настороженно ждал, готовый, если потребуется, стрелять.

— Я понял, — неожиданно сказал Николас, глаза которого вернулись к привычному карему оттенку. — Спасибо, Рейна.

— Рейна? — с любопытством повторил незнакомец. — Ах да, точно. Она сказала мне, что ты можешь… Впрочем, неважно. У меня для тебя послание, Четвёртый сальватор.

Стоило незнакомцу сделать всего одно движение, как Енох кинулся вперёд, взмахнув мечом, но тут же врезался в невидимую преграду. Незнакомец улыбнулся ему, тогда как Николас оставался предельно серьёзным, и невозмутимо, почти торжественно достал что-то из широкого рукава шёлковой рубашки. Николас нахмурился, но взял предмет, и в то же мгновение юноша грациозно поклонился и сказал:

— Поторопись, Четвёртый. Время вот-вот наступит.

После чего исчез, растворившись в белом тумане. Невидимая преграда, которую отчаянно пытался сломать Енох, исчезла, и рыцарь едва не грохнулся на пол. Кит убрал пистолет и подбежал к Николасу, старательно рассматривавшему какую-то цепочку.

— Что это? — спросил Енох, выпрямляясь.

— Рейна сказала, что что-то важное, — озадаченно ответил Николас. — Но это…

— Это одно из украшений, которое было на Твайле, — выпалил Кит, не задумавшись ни на секунду.

Енох поднял брови, смотря на него, но Кит, лишь мгновением позже поняв, какую глупость сказал, торопливо продолжил:

— Когда мы были на аукционе. Она же выдавал себя за Оллина, и это цепочка была у неё.

— А ты хорошо запомнил, да?

— Я же должен был притворяться вместе с ней, вот и…

— Здесь кровь, — вставил Николас, показав испачканные пальцы. — Много крови.

Кит моргнул, удивлённый тому, что не заметил кровь сразу же, и пригляделся — на пальцах сальватора и впрямь были пятна красной крови.

— Рейна говорит, что нужен кто-нибудь с сильным нюхом.

— Данталион? — предложил Енох, всё-таки решивший убрать меч обратно в ножны. — Или Гилберт. Что вообще ты хочешь узнать? — тут же уточнил он, сведя брови к переносице.

— Кому принадлежит кровь. Я уже ищу, но мне что-то мешает… Должно быть, хаос или даже магия. Хочу перестраховаться.

Николас крепко сжал цепочку, спрятав её в кулаке, посмотрел на них и, ничего не говоря, исчез. Енох громко выругался. Кит бросился к ближайшему окну и увидел Николаса, переместившегося во внутренний двор, где его появления явно не ожидали.

Николас был готов действовать, и для этого ему было достаточно лишь слов Рейны. Раньше Кит бы поставил под сомнение даже сказанное сакрификиумом, но он ждал слишком долго, ничего полезного при этом не делая. Поэтому и побежал к лестнице, требуя, чтобы Енох сам осмотрел последнее помещение, которое им доверили.

***

Отговорить Гилберта было невозможно, и потому Шерая открыла портал к месту открытия последней бреши, куда её настойчиво зазывал Николас.

Сначала он появился перед ними, занимавшимися устранением демонов, полезших из другой бреши, максимально быстро закрыл её и сообщил, что они с Рейной обнаружили нечто важное. Затем Николас исчез, но секундой позже вернулся и сказал, что для верности притащит на место Данталиона. Шерая даже не успела ни о чём спросить: Николас коснулся её руки, Движением указав место открытия портала, и исчез. Как только Гилберт понял, что означает появившийся на её ладони сигил, он не успокоился, пока Шерая не сказала, что они последуют за сальватором.

Ей отчаянно хотелось, чтобы после десятка демонов, желавших убить его, Гилберт позволил себе хотя бы час отдыха, но понимала, что её надежды пусты. Он поручил Йозефу, вновь вернувшемуся к исполнению своих обязанностей, устранить последствия нападения в довольно оживлённой швейцарской деревне, после чего поставил Диону и Артура перед фактом — им предстояло работать и дальше. Они, разумеется, нисколько не возмутились, но на лице Дионы будто бы промелькнуло облегчение. То ли из-за того, что она вновь была в деле, то ли из-за того, что узнает, как справлялся Энцелад, в одиночку командовавший рыцарями у другой бреши.

Шерая вышла из портала последней и, закрыв его, огляделась. Рыцари и искатели продолжали прочёсывать дом и окружающую его территорию, пока Данталион, — надо же, Николас и впрямь перенёс его сюда, — очень громко объяснял сальватору, что тот не имел права тащить его сюда. Вампиры то и дело поглядывали на него, но вмешиваться не спешили. Шерая прекрасно понимала их: с распалившимся Данталионом даже ей было трудно управиться.

— Очень мило, что ты меня не любишь, — протараторил Николас, перебивая гневную тираду Данталиона, — но скажи мне, кому принадлежит эта кровь!

Гилберт едва не подбежал к ним и с озадаченностью уставился на простую цепочку в руке сальватора. Джонатан, за спиной которого расхаживал нервозный Кит, напряжённо следил за действиями каждого. Шерая поймала его взгляд и уже была готова спросить о причинах, из-за которых Николас поднял всех на уши, но искатель только пожал плечами.

— Ты издеваешься? — прошипел Данталион. — Я тебе что, собака? Как ты смеешь…

— Это Соня, — вдруг выдохнул Гилберт, широко раскрыв глаза. Не дожидаясь разрешения, он практически выхватил цепочку из рук Николаса и поднёс её к носу, после чего с шумом втянул воздух. — Да, это Соня. Это её кровь. И сама цепочка ещё хранит запах Твайлы, — добавил Гилберт с явной неохотой.

— Шутишь? — Данталион фыркнул, забрал цепочку и принюхался к ней. — О, черти, это действительно Кински. Кто бы мог подумать!

— Где ты это нашёл? — спросила Шерая, посмотрев на Николаса.

— Я… — он замялся, вжал голову в плечи и почему-то уставился себе под ноги. — В общем, Рейна помогла.

Шерая не верила в такой ответ. Она достаточно уважала сакрификиумов и знала, что они не всегда раскрывают пределы своих возможностей, однако шестое чувство шептало, что Николас о чём-то недоговаривает. Может быть, даже врёт. Об этом говорила и его взволнованность, но, возможно, он просто чувствовал себя неуютно, находясь в центре внимания. Марселин говорила ей, что иногда Николас может быть очень стеснительным.

— Я слежу за тем, куда ведёт этот след, но меня постоянно что-то сбивает, — торопливо продолжил Николас, так и не подняв глаз. — Мне нужно время, чтобы избавиться от этого.

— И тогда ты найдёшь Соню и Твайлу, да? — уточнил Джонатан, нахмурившись. — Ты уверен, что магия приведёт к ним, а не к, например, их вещам?

— Уверен. Рейна точно знает, что делать. Но нужно время, — севшим голосом повторил Николас.

— Сколько? — выпалил Гилберт.

С каждым днём он всё хуже прятал своё нетерпение. О бойне-аукционе он узнал слишком поздно, как и том, что Соня и Твайла были там. Если Твайле он искренне пожелал умереть, — что, в общем-то, было его нормальной реакцией на демонов, — то за Соню он переживал едва не сильнее Алекса. Гилберт отчего-то был уверен, что раз Соня жила под его крышей, то и он виноват в том, что демоны забрали её. Он вознамерился сделать всё возможное, чтобы отыскать её: всячески сотрудничал с искателями, нередка сам вызывался помочь Алексу и Николасу, не способных отыскать хотя бы одну зацепку, и всё чаще появлялся возле брешей. Гилберт говорил, что хочет лично посмотреть в глаза каждому демону, осмелившемуся сунуться в этот мир, но Шерая знала ещё одну причину, о которой он не говорил вслух: принцесса Сонал, от которой он просто прятался.

С недавних пор её всё чаще мучили головные боли, и в последнюю неделю они лишь усилились. Гилберт с натянутой улыбкой обещал ей помощь лучших целителей, а после, выходя из её комнаты, просто закрывал лицо руками и стоял, не шевелясь, несколько минут. Он устал, Шерая это видела, но любые её попытки устроить ему заслуженный отдых заканчивались провалом. Гилберт обещал, что обязательно отдохнёт, но не раньше, чем они найдут Соню живой и здоровой. О Твайле он не говорил, но Шерая и не спрашивала. Достаточно было того, что она сама помнила о демонице.

Поэтому в интересах Шераи было оказать Николасу максимальную помощь, чтобы отыскать Соню и Твайлу и вытащить их из места, где их держали демоны всё это время. Она была готова сделать всё возможное ради Гилберта и возможности хотя бы ненадолго успокоить его, а также ради самих Сони и Твайлы, не заслуживших оказаться в когтях у демонов.

— Я не знаю, — наконец ответил Николас виновато. — Если за этим стоит Иснан, то он вполне может скрывать их местоположение так же, как Ренольд скрывал его самого всё это время… Не знаю, — повторил Николас, устало проведя ладонью по лицу. — Но я ищу. Просто дайте мне немного времени.

— Выходит, мы будем их вытаскивать, — подытожил Данталион, громко хмыкнув. — Прекрасно. Устроим им ту же бойню, пусть порадуются.

— Нам может понадобится поддержка вампиров, — заметил Джонатан.

— И чем больше, — выкрикнул Кит из-за его спины, — тем лучше!

Данталион рыкнул на него, и искатель тут же затих. Шерая на секунду прикрыла глаза, прося богов о помощи.

Но, конечно, рассчитывать им придётся только на себя. В масштабах коалиции и войны, которую они вели, две жизни — ничтожная жертва, но для людей вроде Гилберта, Николаса или Джонатана это стало делом принципа, которое обязательно нужно завершить успешно. И если Гилберт был готов рискнуть собой, чтобы спасти Соню, Шерая тоже была готова, однако больше к тому, чтобы защитить его и быть уверенной, что он не пострадает.

Поэтому она терпеливо ждала, спокойным взглядом обводя присутствующих и пытаясь хотя бы примерно угадать, что их ждёт. Обычно Шерая подобным не занималась, — она могла смело шагнуть в неизвестность и встретить её всегда сильной магией, — но волнение Гилберта, судя по всему, передалось ей. Он ходил из стороны в сторону, изредка задавал Джонатану вопросы о бреши, открывшейся в этом месте, и даже прикрикивал на рыцарей, посмевших откровенно пялиться на них. Артур, оставшийся с ним, молча ждал распоряжений, тогда как Диона практически сразу же отправилась искать Энцелада. Шерая не сомневалась, что она верно почувствовала общую атмосферу и ушла для того, чтобы предупредить Энцелада о скором столкновении.

Хотя Шерае совсем не хотелось думать об этом как о столкновении. Она знала, что будет трудно, что им встретятся демоны, с которыми искатели не справились на аукционе, но была готова. Магия никогда не подводила её, потому что питалась её эмоциями, в основе которых было желание защитить Гилберта и всю коалицию. Немного волнения, из-за которого подрагивали пальцы, было, но это такая мелочь, которую она почти не замечала.

Наконец Николас, всё это время стоявший неподвижно, вскинул голову, посмотрел в сторону заброшенного здания, будто где-то там, за многие мили отсюда, было нужное им место, и сказал:

— Я нашёл.

— Тогда… — начал было Гилберт и тут же осёкся, заметив изменившееся выражение лица Николаса.

Шерая моргнула, на долю секунды поверив, что ей почудилось, но Николас открыл рот, и два голоса зазвучали одновременно:

— Для начала нужно снять барьеры, установленные Иснаном. Это не займёт много времени, но как только я закончу, он узнает, что мы там, и попробует помешать нам. Мне бы не хотелось отвлекаться на всех и каждого, так что придумайте, как защитить себя, и не путайтесь под ногами.

Рейна, как и всегда, была чрезвычайно уверена и беспощадна. Шерая бы оценила её настрой, если бы не поймала смущённый взгляд Гилберта. Она кивнула ему, лишь соглашаясь со словами сакрификиума, и Гилберт кивнул ей в ответ. Это был немым обещанием, которое они давали друг другу каждый раз, когда впереди ожидало что-то опасное. Шерая знала, что постоянно оберегать Гилберта от всех опасностей мира у неё не выйдет, и потому всегда брала с него обещание, что он будет осторожен настолько, насколько это возможно. Что бы не вышло так же, как это было с рокотом, едва не убившем его.

Николас, которому Рейна вернула контроль над телом, тряхнул головой и сказал:

— Думаю, там есть ещё один сильный демон. Не знаю, кто, но его хаос… Он ужасен, — ошарашенно произнёс сальватор, ни к кому конкретно не обращаясь. — Не позволяйте ему коснуться себя, иначе погибнете.

***

Новость о рейде на место, где прятались демоны, похитившие Соню и Твайлу, Энцелад воспринял с ледяным спокойствием и даже равнодушием. Он знал, что от него ожидают, и потому не видел смысла в лишних переживаниях или вопросах. Всё, что ему следовало знать, Николас терпеливо повторил, хотя терпеливо ли, учитывая его стремление добраться до демонов, тот ещё вопрос. Сальватор также нанёс каждому метку, которая в случае столкновения с крайне сильным демоном оповестит его об этом. Николас настоял, чтобы они были крайне осторожны и не лезли на рожон лишний раз. Когда Данталион с абсолютно непроницаемым лицом спросил, действительно ли Николас думает, что они настолько тупые, сальватор посмотрел на него так, будто мог вот-вот расплакаться.

Энцелад знал, что Николас волнуется сильнее всех остальных вместе взятых, и не мог его в этом винить. Но всё же был рад, что он с Дионой, Гилбертом и Шераей должен был найти и вытащить Соню, а не таскаться за ним и слушать его испуганный голос.

Шерая также связалась с Диего, и тот явился из зала Истины вместе с почти десятком вампиров, оказавшихся там же, меньше, чем через две минуты. Ему Николас всё тем же испуганным, дрожащим голосом поручил найти и защитить Твайлу — если верить Киту, её рога уничтожили, и потому она была не в состоянии сражаться так же хорошо, как прежде. В то же время Николас взял на себя, как он сказал, самое сложное — устранение барьеров и возведение новых, которые помешают демонам попасть внутрь. Николас предполагал, что их уже будут поджидать достаточное количество демонов, и потому не хотел, чтобы их число только увеличивалось.

Энцелад запомнил каждую деталь, которую Николас объяснял то сам, то с помощью Рейны, изредка берущей его под контроль, и, в отличие от Дионы, не говорил, что всё пройдёт настолько идеально, что ни к чему даже придраться нельзя будет. Энцелад принёс клятву не для того, чтобы оценивать что-либо, и потому предпочёл просто промолчать.

Но когда их встретила ещё одна брешь, а тщательно продуманный план развалился, он, не сдержавшись, всё-таки грязно выругался.

Мир вокруг превратился в пылающий ад, и они были в самом его центре. Энцелад знал, что вот-вот должны прибыть ещё рыцари и маги, которым Шерая сообщила о новой бреши, но ожидание было столь мучительным, что ощущалось едва не физически: отсутствием кислорода в лёгких, напряжением в мышцах, массивным телом очередного ноктиса, прыгнувшим на него с намерением перегрызть горло. Энцелад отбивался, без сомнений отрубал головы демонам, смело атаковавшим его, и не позволял кому-либо оставить на своём теле хотя бы царапинку.

Магия привела Николаса в тихий городок во Франции, одна из улиц которого была абсолютно пустой. Демоны хорошо поработали над этим местом, — либо же просто истребили всех людей, живших здесь, — и потому сейчас ни один землянин, случайно оказавшийся рядом, не мог им помешать. Маги могли спокойно ограждать брешь и сдерживать натиск демонов, рыцари, вампиры и искатели — убивать тех, кто успел проскользнуть, а Николас — закрывать саму брешь, определённо лишившую его боевого настроя. Но сигил на руке слегка жёг кожу, и это говорило о том, что Николас не отступится, пока не осуществит задуманное. Для Энцелада же эта битва практически ничем не отличалась от предыдущих.

Они с Дионой, как и всегда, идеально работали вместе и уверенно пробирались к нужному дому. Половина вампиров вместе с искателями во главе с Джонатаном должны были зайти со стороны заднего двора, но, судя по звукам, встретили сопротивление и там. Не считая Шераю, Николаса и Диего, на появление бреши отреагировали ещё трое магов, прямо сейчас перекрывших территорию и не позволявших демонам разбежаться в разные стороны. Энцелад мог представить, какой хаос стоит кругом, как рекой льётся чёрная и красная кровь, смешиваясь между собой, но предпочёл не делать этого. Гилберт приказал им найти способ прорваться в дом и вытащить Соню, и Энцелад был намерен сделать это.

Однако вскоре он стал замечать, что ноктисы, не доставая их, начинали рвать друг друга. Демоны отгрызали конечности и хвосты, прокусывали шеи и вырывали клоки мяса с таким остервенением, будто были врагами. Энцелад, не задумываясь, убивал каждое чудовище, оказывавшееся рядом, но ни на секунду не забывал о безумии, окружившем их. Никогда прежде он не видел, чтобы демоны сражались с демонами.

Кто-то толкнул его вниз, и Энцелад рухнул на трупы ноктисов. Диона, упавшая сверху, быстро подскочила на ноги и всадила стрелу в шею ноктису, атаковавшему их. Она с ног до головы была покрыта плотной коркой крови, но доспехи, покрытые чарами, к счастью, были целы. Лишь на плече виднелась крохотная царапина, но Диона отмахнулась, сказав, что это был лишь коготь ноктиса, и ринулась на очередного демона.

Энцелад едва успел прикрыть ей спину. Нечто чёрное и маслянистое, крайне напоминавшее длинную тонкую иглу, было нацелено ей в спину. Энцелад отбил странное оружие мечом, встал, вновь почувствовав спину Дионы своей, и краем глаза заметил кого-то с крыльями, вклинившегося в ряди сражающихся. Низкое рычание разнеслось по воздуху вместе с перепуганным визгом Николаса. Энцелад знал, что отвлекаться нельзя, что кто-нибудь обязательно поможет Николасу, и потому сосредоточился на том, кого видел в десятке метров впереди — Иснане, едва не валящегося с ног и утиравшего кровь из носа.

Николас говорил, что Ренольд не в восторге от связи с демоном и даже один раз взял его тело под контроль. Энцелад надеялся, что сакрификиум вмешался вновь и натравил демонов друг на друга, но если это и произошло, время его помощи закончилось. С заднего двора уже не слышались визги и рычания ноктисов, — значит, вампиры и искатели сумели одолеть их и наверняка проникли в дом, — но здесь, на улице, чудовищ было слишком много. И Иснан, наконец выпрямившийся во весь рост, никуда не исчез.

Он вытянул руки вперёд, и множество демонов, до этого растерзанных своими собратьями, начали медленно подниматься. Энцелад напряжённо сглотнул, быстро огляделся и заметил, что Николас и впрямь схлестнулся с Мараксом, тогда как Гилберту пришлось отбиваться от Нуаталь. Один маг, залечивая рану на шее, параллельно удерживал барьеры, не позволявшие ноктисам сбежать.

Энцелад не привык к необдуманному риску, но он знал, когда нужно идти в атаку, а когда дожидаться прямого приказа. И он ничуть не удивился, когда Диона, убив последнего демона из числа тех, что окружили их, бросилась за ним. Она выстрелила в то же мгновение, когда Диего, вместе с искателями и вампирами подобравшийся максимально близко, рубанул Иснану по ноге. Стрела вонзилась ему в плечо, и демон, затрясшись всем телом, заорал и вскинул руки — волна хаоса и магии, чёрных, как сама ночь, атаковала всех сразу. Ноктисы, бывшие рядом и пытавшиеся отгрызть Энцеладу и Диону конечности, бросились к Иснану и окружили его. Один из демонов успел повалить вампира на землю и перегрызть ему шею, другой с рычанием отогнал искателя в сторону. Ноктисы ни на мгновение не ослабевали бдительность, пока Иснан, громко рыча и цедя проклятия сквозь зубы, доставал стрелу из плеча. Та рассыпалась сразу же, как оказалась у него в руках, но Диона мгновенно выстрелила ещё раз.

Демоны продолжали атаковывать их, но пока Диона стреляла, умело целясь только в Иснана и не задевая Диего, вампиров и искателей, Энцелад защищал её. Постепенно они подходили всё ближе, и, двигаясь фактически по кругу, он замечал, что число демонов стремительно сокращается. Нуаталь и Маракс всё ещё теснили Гилберта и Николаса, не позволяя Шерае помочь им. Данталион, оказывается, сцепился с ещё одной демоницей, и в попытках убить её безжалостно истреблял поднимаемых ею ноктисов. Где-то мелькали лица знакомых Энцеладу рыцарей, в том числе Артура, Еноха и Догана, почти сумевшего зацепить крыло Маракса.

Всё было так же, как и всегда. Они прорывались дальше, убивали демонов, уже не лезших через брешь, и были намерены вытащить Соню и Твайлу — если, конечно, Джонатан, вампиры и искатели, следовавшие его указаниям, уже не сделали это. Сигил на руке давно умолк, и Энцелад практически забыл о нём. Он отсекал головы, прикрывая Диону, не оставлявшую попыток продырявить Иснану грудь или голову, всаживал меч в раскрытые пасти демонов и перерезал сухожилия на их чудовищных, кривых лапах, после чего быстро добивал. Он двигался столь же идеально, как и всегда, ни на мгновение не позволял сомнением охватить его и сбить с толку. Энцелад подмечал каждую деталь, появляющуюся в поле зрения, и быстро оценивал её, после чего двигался дальше. Он следил, как Диего атакует Иснана снова и снова, как тот отбивается, позволяя ноктисам вокруг сражаться с другими, как прикрывается магией от стрел Дионы, но не от меча Диего. Энцелад даже не успел подумать, что это странно.

Он увидел, что Иснан коснулся губами рта. В следующую секунду стрела, летящая ему в голову, просто исчезла, стоило Иснану резко повернуться в их сторону.

Энцеладу показалось, что весь мир замер на жалкую долю секунды. Но затем всё вновь пришло в движение: ноктисы нападали, а они отбивались; Диего пытался перерубить Иснану шею, пока тот отчаянно уклонялся; что-то позади Энцелада издало странный звук тогда же, когда стрела, пущенная Дионой, исчезла.

Он резко обернулся и застыл, почувствовав, как лёгкие разом лишились кислорода.

Диона стояла, выронив лук, и из её груди торчала её же стрела.

На этот раз мир и впрямь замер. Энцелад не понимал, что происходит вокруг, и не хотел понимать. Он видел только Диону, из груди которой обильно хлестала кровь. Диону, которая пыталась что-то сказать, но не могла из-за всё той же крови, пузырящейся на губах. Диону, которая медленно оседала на землю, усеянную останками демонов.

Энцелад услышал крик, и только позже понял, что кричал он сам.

Он бросил меч и метнулся к ней, подхватил и быстро, но в то же время осторожно прижал к себе так, чтобы случайно не задеть стрелу. Диона цеплялась за него, хрипела и плакала, пока он отчаянно оглядывался и искал мага, который успеет остановить кровотечение и спасёт его сестру.

— Сейчас, — судорожно выдохнул Энцелад, неосознанно начав поглаживать голову Диону дрожащими пальцами. — Потерпи чуть-чуть. Совсем немного.

— Энци, — выдохнула Диона. Он почувствовал её дыхание на своём лице и, не удержавшись, даже всхлипнул.

— Сейчас, — торопливо повторил он, после чего, кое-как сумев набрать в грудь побольше воздуха, крикнул: — Шерая! Асен, Тисаг! Кто-нибудь!

— Энци, — чуть увереннее повторила Диона.

Или нет? Он никак не мог понять, что происходит, и ничего не слышал, только гул собственного сердца, бьющегося так сильно, что оно вот-вот могло проломить ему грудную клетку. Помутневшими глазами он видел, что крови на груди Дионы становится всё больше, но не посмел даже пальцем тронуть стрелу — помнил, что любое незначительно перемещение может сделать только хуже.

— Сейчас, — ещё раз повторил Энцелад, продолжая дрожащими пальцами гладить её по волосам. — Потерпи, пожалуйста, потерпи. Всё будет хорошо.

Он ничего не понимал.

— Энци, — вновь произнесла Диона и даже сумела приподнять руку и коснуться его лица. Он тут же взял её ладонь, прижав к своей щеке, и всего на долю секунды прикрыл глаза, когда Диона, едва не плача, очень тихо произнесла: — Энци, почему ты молчишь?..

Он замер, почувствовав, как его сердце рухнуло.

— Энци, — всхлипнув, повторила Диона, выплюнув ещё больше крови. — Не молчи, пожалуйста… Где ты? Где ты, Энци?..

«Нет, — пронеслось в его голове, ставшей вдруг необычайно пустой и тяжёлой одновременно. — Нет, нет, нет…»

— Энци, — вновь произнесла Диона, и он заметил, как всего за считанные мгновений её взгляд стал рассеянным и тусклым. — Не молчи, пожалуйста… Скажи что-нибудь…

— Диона, умоляю, посмотри на меня! — дрожаще, едва не навзрыд выдавил Энцелад, сильнее прижав её ладонь к своей щеке. — Пожалуйста, Диона, потерпи немного, тебе обязательно помогут.

— Энци, — совсем тихо произнесла Диона, едва не выдохнула, — почему ты…

Он затаил дыхание, зная, что ей просто трудно говорить, что она вот-вот продолжит. Но Диона молчала.

Энцелад ждал, ничего и никого не слыша, и смотрел только на неё, почему-то не моргавшую медленно-медленно. Из её раны до сих пор текла кровь, пачкая их доспехи, но Энцеладу было плевать. Он ждал, когда Диона продолжит.

Но его сестра молчала.

— Пожалуйста, — произнёс он, ни на мгновение не отпуска её руки и всё ещё держа её максимально близко к себе, — пожалуйста, Диона, скажи что-нибудь.

Диона не отвечала.

— Пожалуйста, — всхлипнув, повторил Энцелад, — пожалуйста, скажи что-нибудь. Диона, умоляю тебя, скажи что-нибудь…

Почему она молчала? Почему не моргала, не дышала? Почему она ничего не делала, только лежала, позволяя ему крепко прижимать её руку к своему лицу?

— Диона, — выдавил Энцелад сквозь слёзы, — умоляю, скажи что-нибудь…

Диона не отвечала.

Кто-то остановился рядом с ними. Энцелад узнал обувь с металлическими пластинами, защищавшую голени и колени, и с трудом поднял голову. Артур стоял с опущенным мечом и почему-то мотал головой.

— Ей нужен целитель, — кое-как произнёс Энцелад, смотря на него. — Приведи его. Сейчас же.

— Энцелад.

— Сейчас же! — рявкнул он.

— Энцелад, — повторил Артур, — почему-то с красными глазами и таким тоном, будто он едва сдерживал слёзы, — пожалуйста, хватит.

Энцелад мотнул головой, не желая слушать его бред. Диона почему-то не отвечала, не моргала и не дышала, но, стоит только целителю осмотреть её, как она будет в порядке. Так ведь всегда и было. Это было частью их идеальной работы, которую они научились выполнять совместно с самого детства.

— Диона, — произнёс Энцелад, прислонившись своим лбом к её лбу, — пожалуйста, скажи что-нибудь…

***

Весь успех, которого они достигли, перестал иметь для Гилберта хоть какое-то значение в тот самый момент, когда он увидел Диону и Энцелада.

Николас, как они и договорились, мгновенно перенёс всех в его особняк сразу же, как получил подтверждение от Джонатана, что Соня и Твайла с ними. Гилберт знал, что Николас начертил на руке каждого метку не просто так, и даже чувствовал гордость засебя, поняв, что угадал.

Его не волновало, как это восприняли демоны. Основная задача состояла в том, чтобы вытащить Соню (и Твайлу, хотя её Гилберт с радостью бы оставил), и только Рейна решала, могут ли они рисковать и дальше. Если с Николасом они ещё могли спорить, то с сакрификиумом — ни при каких обстоятельствах. Поэтому в момент, когда Гилберт ощутил, как мир распадается и вновь собирается, он позволил себе облегчённо выдохнуть. Большая часть демонов, даже повторно поднятых, была уничтожена. Наблюдение за местом их обитания было передано подоспевшим в последний момент Айше, Йозефу и Беро. Гилберт знал, что бросать дело, почти достигнув результата, непозволительно, но впервые был согласен с Рейной — им следовало исчезнуть до того, как Маракс призовёт ещё больше легионов.

Если где-то откроется новая брешь, они, разумеется, среагируют. Но пока что — тишина и отдых.

Гилберт действительно верил, что так будет.

Николас сумел перенести каждого, на ком была метка, в холл особняка. Гилберт думал, что воздух сразу же наполнится стонами раненых, требующих осмотра целителя; или что Рокси начнёт кричать и возмущаться, что Алексу, которого Август намеренно отправил в другое место, не сообщили о том, что случилось; или что Эйс будет доставать Джонатана вопросами о том, почему ему не позволили помочь.

Но стояла оглушительная тишина. Гилберту потребовались мгновения, чтобы понять, почему — он слишком поздно увидел Диону и Энцелада.

Гилберт дёрнулся всем телом, почувствовав руку Шераи на своём плече. В обычное время он бы спросил, в порядке ли она, и обязательно ответил бы на сотню её вопросов, но сейчас Шерая только молча смотрела на него. Её лицо было бледным не из-за усталости, а серые глаза смотрели на него не с облегчением, а сочувствием.

— Нет, — выдохнул Гилберт. — Только не говори, что…

Шерая кивнула, крепче сжав его плечо. Гилберт обернулся, вновь посмотрел на Диону, которую Энцелад прижимал к себе, и наконец заметил кончик стрелы, торчащий из спины девушки.

Нет, нет, нет.

Это не может быть правдой.

Артур оказался самым смелым — он встал перед Энцеладом и даже сказал ему, чтобы он отпустил Диону. Энцелад, что совершенно поразило Гилберта, уткнулся лбом в грудь сестры и зарыдал.

Гилберт никогда не видел, чтобы Энцелад пролил хотя бы слезинку. Даже на тренировках, когда от силы удара могли брызнуть слёзы, с Энцеладом такого не было. Он был непробиваем, как скала, серьёзен и собран, всегда говорил, что слезами и лишними, бессмысленными переживаниями ничего не решить, и потому не тратил на это силы.

От осознания того, что Энцелад, сильнейший рыцарь коалиции, рука которого ни разу не дрогнула, рыдает, отчаянно цепляясь за тело сестры, выбило из лёгких Гилберта весь воздух.

На лестнице раздались торопливые шаги. Гилберт посмотрел на Рокси, испуганно вскрикнувшую, и Марселин, замершую на месте. Данталион, всё это время стоявший в стороне, чертыхнулся и подбежал к ней, начал что-то тихо говорить и даже пытался закрыть обзор собой, но Марселин упрямо смотрела на Эрнандесов.

Все в этом чёртовом холле смотрели на Эрнандесов.

Гилберт хотел закрыть глаза, досчитать до десяти и понять, что всё случившееся — кошмарный сон. Хотел вернуться назад, за мгновения до того, как стрела пробила Дионе спину и грудь, и попытаться остановить её. Он хотел сделать хоть что-нибудь, чтобы не чувствовать боль, разрывавшую сердце, и не слышать отчаянных рыданий Энцелада, не реагировавшего на слова Артура.

Но вместо этого он ощутил ещё одно давление, на этот раз на плечо. Шерая смотрела на него, казалось бы, вечность, после чего медленно перевела взгляд на Энцелада. Гилберт прекрасно понял, что она имела в виду, но его сердце сжалось и разбилось.

Однако Гилберт был королём, и он должен был вести себя соответствующе.

Едва сумев подавить дрожь в руках, он подошёл к Энцеладу и, медленно, стараясь не напугать его, опустился рядом на колени. Запах крови Дионы ударил в ноздри так сильно, что Гилберт лишь чудом сумел удержать себя от порыва сбежать и спрятаться. Да, он боялся смерти и знал, что, встретив её, будет напуган, как маленький ребёнок, но сейчас его чувства не были важны. Он был королём, увидевшим смерть прекрасной, верной воительницы, и был обязан быть рядом с её братом.

— Энцелад, — произнёс Гилберт, практически не разлепляя губ, — тебе нужно отпустить её.

— Ей нужен целитель, — кое-как выдавил Энцелад, даже не обернувшись к нему. — Ей нужен целитель.

Горло Гилберта сжалось, но он, с трудом сохранив самообладание, повторил:

— Энцелад, тебе нужно отпустить её. Пожалуйста. Я не хочу применять силу.

Но придётся, если Энцелад и дальше будет игнорировать его. Гилберт знал, что он имел право быть рядом с сестрой столько, сколько считал нужным, но каждая секунда, проведённая возле её трупа, только разрушает его. Да и Диона, он не сомневался, не была бы этому рада.

— Энцелад, пожалуйста, — настойчивее повторил Гилберт. Он выждал ещё мгновение и, краем глаза заметив, что Шерая начала молча раздавать команды присутствующим, практически прошептал: — Пожалуйста, отпусти её.

Энцелад только повторял о необходимости позвать целителя, ни на кого не реагируя. С каждым словом его голос становился всё тише, а взгляд, казалось бы, безумнее. Гилберт с трудом представлял, что ему следует делать, но Артур вновь взял ситуацию под свой контроль. Он опустила напротив Энцелад и, поджав губы, смотря ему прямо в глаза, протянул дрогнувшую руку к лицу Диону.

— Не смей, — процедил Энцелад, наверняка поняв, что он планирует делать. — Не смей её касаться.

Артур, сглотнув, всё-таки опустил пальцы на глаза Дионы — и, продолжая смотреть только на Энцелада, медленно закрыл их.

Гилберт среагировал даже быстрее, чем это успел сделать Энцелад: перехватил его руку и отвёл её в сторону. Обычно ни один человек не мог заставить Гилберта использовать хотя бы четверть своих сил, но Энцелад всегда был особым случаем, и прямо сейчас он был куда сильнее, чем когда-либо до этого. Гилберт вцепился в него и, сжимая челюсти, потащил в сторону.

— Нет! — сорвавшимся голосом крикнул Энцелад, наотмашь ударив Гилберта по руке. — Не трогайте её! Просто позовите целителей!

Артур осторожно, стараясь не переломить стрелу раньше времени, перевернул Диону лицом к себе. Гилберт закрыл глаза и вновь рванул Энцелада, пытавшегося вырваться из его хватки, на себя.

Это было несправедливо и больно, но Гилберт не останавливался — так же, как Энцелад не останавливался кричать, требовать, чтобы Артур оставил Диону в покое, и чтобы целители наконец помогли ей.

***

— Как ты посмел?! — яростно закричал Иснан, стоя перед зеркалом. — Ты хоть понимаешь, что едва не убил меня?!

Ренольд, заменивший его отражение, молча пожал плечами, будто признавал, что это возможно, но не ощущал хотя бы капли стыда за содеянное. Иснан хотел вцепиться ему в горло и растерзать, показать, наконец, что он был сальватором, а не бездушной куклой, но Ренольд не мог явиться перед ним во плоти — потратил слишком много сил во время захвата его тела и использования хаоса, из-за которого ноктисы начали рвать друг друга.

Иснан знал, что мгновение, когда госпожа Ситри потребует ответить за это, будет ужасным, и совершенно разумно страшился его. Из-за Ренольда, сумевшего перехватить контроль над телом, они не только потеряли так много демонов, но ещё и упустили два объекта экспериментов, столь важных для Махатса.

Прошло уже три дня, но Иснан никак не мог успокоиться. Мало того, что Махатс, этот скользкий тип, не сумел уследить за двумя обычными девчонками, из-за которых Иснан, Маракс и Хибай рисковали собой, так ещё и Иснан оправлялся от полученных ран дольше обычного. Рыцарь, которому он никак не мог свернуть шею, оставил ему две глубокие раны на ногах, вследствие чего Иснану пришлось полагаться на Нуаталь. Это было так же унизительно, как осознание того, что у Маракса появился ещё один повод для издевательств.

Но хотя бы лучнице он отплатил за стрелу, застрявшую в его плече. Потребовалось куда больше усилий, чем Иснан ожидал, но в конце концов с помощью её крови, добытой месяцы назад, Слово оказалось максимально сильно. Иснан до самого последнего момента, когда сигридцы трусливо сбежали, чувствовал, как его приказ ограничивает лучницу.

Это было ничтожной победой, но, может, госпожу Ситри хоть немного впечатлит успех Иснана — всё-таки, это манипуляция с хаосом на голову выше всех предыдущих. Но госпожа Ситри до сих пор ничего ему не сказала, даже не видела с ним, и Иснан начал волноваться. Он всё ещё злился на Ренольда, прекрасно изображающего равнодушие ко всему на свете, и злился только сильнее, когда видел сакри вместо своего отражения. Ренольд преследовал его везде, куда бы Иснан ни направился, и всегда молчал.

Хайбарус, это было невыносимо. Будто молчаливого осуждения от Маракса и неуместных шуток Нуаталь ему было мало. Даже жалостливый взгляд Тхай не нервировал его так сильно.

Но Иснан позволял себе показывать недовольство только перед Ренольдом. Поэтому в момент, когда Маракс пришёл за ним, Иснан вновь был самим собой и держал на лице маску отстранённого интереса.

— Идём, — скривив губы, сказал Маракс. — Госпожа хочет тебе кое-что показать.

Иснан нервно сглотнул, но, стараясь сохранить невозмутимость, направился за Мараксом. Его крылья, плотно прижатые к спине, закрывали практически весь обзор, однако Иснан интуитивно почувствовал, что они направляются в одну из вечно запертых комнат.

Маракс прошёл через раскрытые двери и, издав какой-то звук, чересчур похожий на кошачье мурлыканье, наконец расправил крылья и тряхнул ими, сбрасывая напряжение. Иснан молча прошёл вслед за ним, остановился, увидев начерченные на полу сигилы, и бросил быстрый взгляд на Маракса. Тот улыбнулся, показав клыки, и кивнул в сторону госпожи Ситри, сидящей на полу со скрещенными ногами.

— Иснан, милый, — проворковала она, лёгким взмахом руки подзывая к себе. — Иди сюда, помоги мне.

Он без лишних вопросов подошёл ближе и, получив ещё один знак, опустился на колени рядом с госпожой Ситри. Она улыбнулась ему, указала на чёрные сигилы, складывающиеся в незнакомые ему значения, и мягко произнесла:

— Я была разочарована, когда Маракс сказал, что ты не сумел справиться с Ренольдом. Но ты слишком ценен, чтобы убивать тебя за эту оплошность, мой милый, поэтому я даю тебе шанс исправиться. Ты согласен со мной?

— Благодарю, госпожа, — тихо ответил Иснан, больше слыша стук собственного сердца, чем голос.

— Прекрасно, — с широкой улыбкой продолжила она. — Тогда будь умницей и используй столько магии, сколько можешь.

Иснан выждал всего мгновения, думая, что госпожа озвучит ещё указания, но она молча положила ладонь на границу сигилов и выжидающе уставилась на него. Иснан вновь сглотнул, внутренне подобрался и, на мгновение прикрыв глаза, отпустил магию.

Это было легче, чем три дня назад, когда хаос и Слово залечивали его израненное тело, и даже приятно. Иснан будто касался каждой частицы хаоса, существующей в этом мире, каждой нити магии, когда-либо протянутой в воздухе, и ощущал их силу. Не было ни боли, ни опустошения, которого он так боялся в первое время, только уверенность, наполняющая каждую клеточку его тела.

Магия ещё витала в воздухе, когда госпожа Ситри, приложив вторую руку к границе сигилов, затянула песнь на древнем языке, который никто из них не знал. Иснана едва не прошиб озноб, когда он понял, что это это означает, но не дал магии ослабнуть или вовсе исчезнуть.

Песнь продлилась считанные мгновения. Иснан ощутил, как пространство перед ними разрывается, и поднял глаза — из пустоты в центр круга вывалился кто-то, покрытый чужой кровью, с многочисленными ранами и ожогами. Иснан вздрогнул, когда госпожа Ситри ласково коснулась его ладони, и наконец усмирил магию. Поднялся на ноги, отходя на шаг назад, поймал сосредоточенный, изучающий взгляд Маракса — и впервые заметил, что тот всё-таки озадачен случившимся.

Госпожа Ситри невозмутимо выпрямилась, поправила своё тёмное платье и протянула руку демону перед собой, жадно глотавшего воздух и бьющегося в конвульсиях. Ему потребовалось время, чтобы хотя бы немного успокоиться, и когда он наконец заметил её, величественную и улыбающуюся, низко склонил голову, будто выражая почтение.

— Вставай, — скомандовала госпожа Ситри стальным голосом, при этом держа на лице доброжелательную улыбку.

Демон, пошатываясь, поднялся. Иснан сдержал порыв скривиться, когда увидел, насколько обезображено его лицо.

— Я думала, что ты справишься с ними, — с лёгкой укоризной продолжила госпожа Ситри, — но, видимо, девчонка оказалась тебе не по зубам.

— Мне жаль, что я подвёл вас, — едва слышно прохрипел демон.

— Теперь будешь действовать под моим присмотром. — Госпожа Ситри, выждав ещё мгновение, сделала шаг в сторону и, посмотрев на Иснана, с улыбкой представила: — Познакомься с Карстарсом, мой милый.

***

Согласно кэргорским традициям, оружие всегда хоронили вместе с воинами. И даже если лук Дионы был слишком силён из-за чар, созданных феями, никто даже не посмел высказать глупую мысль о том, что его следует оставить ради борьбы с демонами.

Гилберту было страшно и больно до тошноты даже спустя три дня, но он сделал ровно то, о чём сказал Энцелад. Никаких вопросов или уточнений не было, Гилберт даже ни на секунду не задумался о том, что Энцелад предаёт многовековые кэргорские традиции, которым всегда старался следовать.

Он сказал, что давным-давно Диона взяла с него обещание, что, если она умрёт, её тело сожгут. Никакого гроба, только огонь. Это было единственным, что Энцелад сказал Гилберту за все три дня.

Он ни с кем не разговаривал, ни на кого не реагировал. Не ел и даже не спал, из-за чего сейчас выглядел как мертвец. Он, вообще-то, им и был — стоял напротив погребального костра, где лежало тело Дионы, и смотрел на оружие в своих руках так долго, что солнце практически успело скрыться за горизонтом.

Гилберту было страшно и больно до тошноты, но он заставил себя стоять неподвижно и дождаться, пока Энцелад выпустит лук Дионы из рук. Согласно кэргорским традициям, попрощаться с погибшим мог практически кто угодно, но Энцелад запретил кому-либо из них подходить к костру. Даже Артуру. Но когда тот всё-таки подошёл, Энцелад молча следил за ним всё то время, что он стоял, держа Диону за руку, и что-то тихо говорил. Даже когда Артур отошёл и обратился уже к Энцеладу, тот не отреагировал. Гилберт со своим острым слухом мог услышать их даже с расстояния десяти метров, — расстояния, которое никто из них не посмел преодолеть из-за запрета Энцелада, — но вслушивался в шум ветра и волн, скрип песка под ногами, далёкий шелест деревьев.

Дионе нравился этот пляж, и Энцелад сказал, что её тело должны сжечь здесь. Гилберт не посмел возразить.

Он всё ещё думал, что этот кошмар вот-вот закончится. Диона неожиданно откроет глаза, обругает их за то, что уложили её на какую-то сомнительную конструкцию, заберёт лук у Энцелада и вновь будет сиять. Но Диона неподвижно лежала, и каждая секунда, в течение которой Гилберт смотрел на неё, всё сильнее сжимала ему сердце.

Наконец Энцелад сделал два шага вперёд, но вдруг остановился, вновь посмотрев на лук. Оружие сверкало бронзой, тайными узорами, вырезанными фейским мастером, и чарами, которые Гилберт впервые увидел так хорошо. Оно было до того идеально и неповторимо, что даже с учётом чар, позволявших Энцеладу использовать его, ложилось только в руку Дионы. Гилберт скорее чувствовал это, чем знал.

И потому сильно удивился, стоило Энцеладу, всё-таки подошедшему ближе, не уложить лук на руки Дионы. Вместо этого он, пустым взглядом изучив её лицо, закинул оружие себе на плечо и медленно, но решительно снял с пояса ножны с мечом.

Гилберт затаил дыхание.

— Что он делает? — спросил он, посмотрев на Шераю.

Она ответила ему столь же озадаченным взглядом и скованным кивком головы из стороны в сторону. Гилберт вновь посмотрел на Энцелада и ощутил, как весь его настрой, который он так старался удерживать всё это время, рушится. Энцелад аккуратно уложил свой меч так, чтобы пальцы Дионы сжимали рукоять, поцеловал её в лоб и, что-то сказав, медленно отошёл на негнущихся ногах. Остановившись буквально в двух метрах, он развернулся, сел на песок, уложив лук Дионы на своих коленях, и уставился на погребальный костёр.

Магическое пламя вспыхнуло само по себе. Оно окрашивало пространство вокруг алым и жёлтым, приносило нестерпимый жар, однако Энцелад не шевелился.

Гилберт не мог вынести происходящего. Он стоял, часто моргая в надежде избавиться от слёз, но не отводил взгляда от костра.

Это длилось целую вечность, однако Гилберт ни разу не сдвинулся с места. Шерая всё это время стояла рядом, как и те немногие, против чьего присутствия Энцелад не возражал. Гилберт видел, что Артур, стоящий рядом с Диего, Енохом и ещё несколькими рыцарями, с которыми была близка Диона, рассеянно водил взглядом из стороны в сторону. Марселин с опущенными плечами и красными глазами смотрела себе под ноги. На лице Данталиона, замершего за её спиной подобной скале, за всё это время не дрогнул ни единый мускул. Эйс тихо плакал, периодически крепко обнимал Джонатана, всячески успокаивающего его, и постоянно переглядывался с Николасом, рядом с которым с абсолютно пустым лицом стояла Твайла. У Гилберта даже не было сил, чтобы злиться на неё. Все его силы и надежды сгорели вместе с Дионой, от которой магический огонь ничего не оставил.

Точно так, как она и хотела.

Гилберту было страшно и больно до тошноты. Он не двигался с той самой минуты, как костёр загорелся на закате, и до самого рассвета. Просто ждал, не зная толком, чего именно, и изредка поглядывал на Энцелада, до сих пор неподвижно сидящего на месте. Даже когда от погребального костра осталось только пустое чёрное пространство, когда магический огонь поглотил тело Дионы и, необъяснимым образом разрушив чары на мече, расплавил его, Энцелад не шелохнулся.

Лишь когда солнце совсем немного выплыло из-за горизонта и начал накрапывать мелкий дождь, закончившийся буквально через несколько минут, он поднялся на ноги, аккуратно закинул лук на плечо и молча направился к особняку. Гилберт, Шерая и Артур были единственными, кто остался до самого конца, но Энцелад на них даже не посмотрел. Ни после того, как они оставили пляж, ни когда оказались внутри особняка, пустого и замершего. Лишь когда сам воздух дрогнул, Энцелад, казалось, немного изменился в лице.

Гилберт затаил дыхание, смутно чувствуя какой-то знакомый запах, и подошёл к окну в холле. Его сердце, и без того истерзанное и разодранное в клочья, замерло, едва не остановившись. Не говоря ни слова, Гилберт выскочил на крыльцо, где уже были рыцари, и мгновением позже увидел, что Энцелад с абсолютно нечитаемым выражением лица, оставив лук Дионы в холле, вышел впереди него.

Мысли путались, иррациональное желание защитить Энцелада от боли, съедавшей его изнутри, было так велико, что Гилберт даже не сразу понял, кому именно принадлежал знакомый запах. Ему потребовались лишние секунды, чтобы в девушке, к которой метнулся Эйс, растолкав всех, узнать Пайпер — истерзанную и испуганную, но живую.

А за её спиной — Предатель.

Часть II: Рассвет. Глава 20. Не вернёмся ни друг к другу, ни к другим

Часть IIРассвет

Чтобы разорвать эти цепи,Мы все должны освободиться от чувства ненависти.И это кровь, пот, слёзы,Но никакая месть не должна управлять нашей судьбой.— Eliana, «Brave The Ocean».

Джонатан едва не с самого детства знал, что под особняком Гилберта расположены темницы. И если раньше он считал, что это странно, то теперь понимал: это разумно. Неразумным было только то, что Гилберт позволил Пайпер убедить себя, в результате чего её заперли вместе с остальными.

Это было настоящим безумием, и Джонатану потребовалось много времени, чтобы убедить Гилберта не принимать поспешных решений. Эйс постоянно лез под руку и пытался помочь, и, честно говоря, Джонатан был даже рад, что он мешал. Это было лучше, чем если бы он вместе с Николасом и Китом спустился вниз, где был Предатель, и оказался перед ним. Это было безопаснее для него, почти всё это время не находившего места от радости. Джонатан не был уверен, что Эйс сумеет вовремя среагировать, если что-то случится — или что Предатель, вполне способный сломать все барьеры, не попытается навредить ему.

Почему он до сих пор этого не сделал — другой вопрос.

Когда Джонатан спустился вниз вместе с Гилбертом и Шераей, Николасу и Киту хватило ума притвориться, будто они только-только проникли сюда. Впрочем, Гилберт даже не обратил на них внимания: его полный злости, ненависти и презрения взгляд сосредоточился на Третьем сальваторе, сидящем у дальней стены своей камеры и смотрящего так, будто он никого и ничего не видел. От напряжения, заполнившего собой воздух, Джонатан едва не задохнулся. На подсознательном уровне он знал, что Третий способен уничтожить все барьеры и чары, наложенные Шераей, и никто не сумеет ему помешать — даже Пайпер, и мысль об этом ломала Джонатану мозг.

Где она была всё это время и почему так пыталась защитить Третьего?

Джонатан из последних сил сдерживался, чтобы не увести Пайпер как можно дальше от него. Шерая, удостоив Третьего коротким, беспристрастным взглядом, сняла барьеры, ограждающие камеру Пайпер, быстрее Николаса. Джонатан мгновенно оказался рядом и протянул к ней руки, но она стояла на месте, не шевелясь, и до сих пор ошарашенно смотрела на Кита.

Он должен был рассказать только самое главное, но, должно быть, посчитал, что абсолютно всё является самым главным. Или же Кит до сих пор не мог принять случившееся и даже не задумывался о том, что говорил. Зная его, Джонатан был уверен, что этот вариант куда более правдивый.

— Пайпер, — первой подала голос Шерая — как и всегда, идеально ровный, серьёзный, совершенно невозмутимый, — пожалуйста, идём.

Пайпер резко обернулась к ней и замотала головой. За спиной Джонатан услышал какой-то скрежет и, обернувшись, увидел, что волчица из другой камеры поднялась и подошла к границе сигилов, скаля зубы. Гилберт быстро окинул её взглядом, в котором ясно читалась озадаченность, но спустя секунду её вновь сменили злость и ненависть.

— Пайпер, — произнёс он, — пожалуйста.

Пайпер замотала головой. Кит и Николас напряжённо переглядывались. Волчица до сих пор скалилась. Третий сальватор сидел на месте, не шевелясь, и внимательно наблюдал за ними. На двух других пленников Джонатан даже не посмотрел — тут же подошёл ближе к Пайпер и, постаравшись выдавить улыбку, сказал:

— Пайпер, пожалуйста. Эйс себе места не находит.

Это было крайне грязным приёмом, который Эйс бы ни за что не одобрил, но у Джонатана не оставалось выбора. Его племянница не могла находиться здесь и пытаться убедить их, что это нормально.

Пайпер смотрела на него так долго, что Джонатан уже подумал: она откажется, вновь начнёт твердить о том, что, если Третий и его спутники здесь, то и она должна быть. Однако Пайпер пошевелилась, переступила границу сигилов и крепко обняла его, громко всхлипнув. Джонатан только-только прижал её к себе, обняв за плечи, когда услышал торопливые шаги и даже, что самое пугающее, предостерегающее рычание со стороны Гилберта.

Пайпер мгновенно высвободилась и, проигнорировав его предупреждение, подбежала к камере Третьего. Он стоял у границы сигилов, прожигая Джонатана сосредоточенным взглядом.

— Всё нормально, — торопливо, едва не глотая слова, выдавила Пайпер. — Я со всем разберусь. Потерпите совсем немного. Пожалуйста. Я обязательно вас вытащу.

Николас издал тихий нервный смешок. Кит, кажется, шикнул на него, но не слишком уверенно. Джонатан точно знал, что они одинаково растерянны и совершенно не понимают, что делает Пайпер и как на это реагировать. Он и сам не понимал. С той самой минуты, как Эйс вытащил его на улицу, Джонатан ничего не понимал.

— Потерпите совсем немного, — повторила Пайпер, немигающим взглядом смотря на Третьего.

Когда она стояла так, задрав голову из-за разницы в росте, Джонатан понимал, насколько хрупкой она кажется на фоне Третьего. И кровь, покрывавшая едва не каждый участок её тела, делала только хуже.

— Я со всем разберусь, — с большей уверенностью добавила Пайпер.

Джонатан бы сказал ей, что сделать это будет крайне сложно, — Гилберт едва не трясся от злости и желания разорвать Третьего сальватора на кусочки, сдерживался исключительно благодаря одной рациональной мысли, к которой Джонатан и Шерая его подтолкнули, — но промолчал, напрягшись всем телом, стоило Третьему сальватору наконец оторвать от него взгляд и посмотреть на Пайпер.

Это было крайне странно: видеть, как маг, способный убить их меньше, чем за секунду, покорно кивает его племяннице, при этом смотря на неё с чем-то, крайне напоминавшем нежность.

Джонатан ничего не понимал.

Но, помня, что в этот момент нет никого важнее Пайпер, даже не посмотрел на Третьего, молча отошедшего к дальней стене и занявшего прежнее место. Джонатан аккуратно приобнял Пайпер за плечи, подталкивая её вперёд, к выходу. Чем скорее он уведёт её отсюда, тем лучше для всех.

Но спустя всего несколько секунд, когда стояла только давящая тишина, Пайпер вдруг дёрнулась, будто от удара, и вновь всхлипнула. Она забилась в руках Джонатана, настойчиво уводившего её вперёд, и кричала, что обязательно со всем разберётся. Кит мгновенно оказался рядом и подхватил её с другой стороны, пока Пайпер, глаза которой то вспыхивали магией, то гасли, громко рыдала и билась в истерике.

Прежде, чем дверь, услужливо открытая Николасом, закрылась, Джонатан успел заметить, что Третий сальватор вновь поднялся и смотрел на них, сведя брови к переносице.

***

Пайпер никак не могла остановиться. Она даже не понимала, где находится и кто её окружает, делала только одно — рыдала, закрыв лицо руками.

Всё её тело тряслось от боли, но не физической. Раны, нанесённые Уалтаром, Карстарсом и их демонами, постепенно затягивались всё то время, которое Кит и Николас старательно рассказывали ей о событиях последних месяцев. И даже новость о том, что необъяснимым образом прошло почти пять месяцев, а не один, не ударила по ней так сильно, как слова о том, что Диона погибла.

Пайпер, казалось, только-только уложила в голове мысль, что Магнус остался в Башне без единого шанса на спасение, что из-за её медлительности он навлёк на себя проклятие Гасион и ярость сотни демонов, готовых растерзать его, как Кит сказал, что похороны Дионы закончились за несколько часов до их возвращения.

Это было выше её сил. Пайпер хотела вернуться домой больше всего на свете, но не так.

Её трясло от бессилия, страха и боли, необратимо смешавшихся между собой. Тупая боль пульсировала едва не в каждой клеточке тела, но Пайпер упрямо игнорировала её и даже отгоняла кого-то, кто всё это время пытался помочь ей. Она ненавидела себя за крики и угрозы, которые озвучивала, сама того не понимая, но не останавливалась до самого последнего момента. Пусть думают, что она сошла с ума и потому ведёт себя так агрессивно и вызывающе. Пусть верят, что она опасна.

По крайней мере, только она.

Едва подумав об этом, Пайпер замерла на месте, и даже слёзы будто разом прекратились. Она торопливо вытерла их, размазав по лицу, и посмотрела перед собой. Марселин с бледным, перепуганным лицом стояла напротив, её глаза слабо поблескивали магией. Дядя Джон замер за её спиной, Эйс так быстро ходил из стороны в сторону, заламывая руки, что, казалось, даже не касался мягкого ковра и тёмного паркета. Шерая с сосредоточенностью листала какую-то книгу, пока Гилберт, сидящий за столом, напряжённо изучал её.

Масштаб катастрофы, причиной которой была именно она, в сознании вырисовывался чрезвычайно медленно. Пайпер каким-то образом открыла Переход и привела Третьего прямо к Гилберту, который ненавидел его. И кто знает, какой приказ он успел отдать, пока она рыдала, ничего не осознавая и никому не отвечая. Пайпер хотела верить в благоразумность Гилберта, но она сама видела, что, когда речь заходит о Третьем, благоразумие оставляет его. Он уже мог сделать что угодно, а она столько времени потратила впустую!

Пайпер хотела встать, но Марселин решительно остановился её.

— Не двигайся, — произнесла она. — Дай мне помочь.

— Не сейчас, — замотав тяжёлой головой, возразила Пайпер.

— Пайпс, — начал было дядя Джон, но она, неожиданно даже для самой себя скрипнув зубами, настойчиво повторила:

— Не сейчас.

Игнорируя попытки Марселин остановить её, Пайпер поднялась на ноги, — боги, неужели у неё ещё остались силы?.. — и, стараясь не морщиться из-за боли во всём теле, подошла к Гилберту. Он медленно, почти что грациозно встал, будто ничего не случилось и он был всё тем же чрезвычайно учтивым великаном, но скрыть злость во взгляде ему никак не удалось.

— Вы не имеете права удерживать их там, — выпалила Пайпер, не дав Гилберту даже рта открыть.

Он застыл на месте, не мигая, и только секунды спустя насмешливо фыркнул.

— Ты хоть понимаешь, о чём говоришь? — чрезвычайно медленно, будто намеренно растягивая каждое слово до невозможности, уточнил Гилберт. — Речь идёт не о личных симпатия и привязанностях, Пайпер. И даже не об их отсутствии. Предатель должен быть в тюрьме.

— Во-первых, — процедила сквозь зубы Пайпер, уперевшись ладонями в стол и затылком чувствуя напряжённые взгляды, направленные на неё, — не Предатель, а Третий. Во-вторых, повторяю: вы не имеете права удерживать их.

— Они опасны, и ты это знаешь.

— Сейчас для вас куда опаснее я, и ты это знаешь, — повторила она требовательно. — Если не прикажешь освободить их, я сделаю это сама, и за сопутствующий ущерб не отвечаю.

Гилберт со вздохом ущипнул себя за переносицу. Внутри Пайпер всё кипело до такой степени, что едва не плавились мышцы и кости — но, может быть, дело было в физической и душевной боли, которую она до сих пор старалась не замечать. Ей начинало казаться, что, если она сосредоточиться на чём-нибудь другом, пугающие мысли о Магнусе и Дионе просто исчезнут. Что она не вспомнит о стольких смертях, произошедших за время её отсутствия, и не будет чувствовать, как вина, боль и иррациональный страх наполняют её и мешают думать. Что на время Пайпер просто перестанет быть собой и сможет справиться с этим, никому не навредив ещё сильнее.

— Пайпер, — помолчав немного, наконец сказал Гилберт и поднял на неё усталый взгляд. — Я не могу, слышишь? Не могу. Я обязан действовать в интересах коалиции, и коалиция решила, что Предателя будут судить.

Пайпер показалось, что она ослышалась. Но Гилберт молча смотрел на неё, будто давая больше времени на осознавание услышанного, и даже не представлял, какой коллапс происходил внутри неё.

Она замотала головой, чувствуя, как вновь подступают слёзы, и выдавила сквозь зубы:

— Вы не имеете права. Если ты сейчас же не освободишь его…

— То что? — с вызовом уточнил Гилберт, перебив её. — Что ты сделаешь? Сама пойдёшь вызволять его? Пойдёшь против все коалиции?

— Именно, — согласилась Пайпер, и секундой позже удивилась тому, как легко ей удалось растянуть ещё недавно дрожащие губы в улыбке. — Если навредите Третьему, Стелле, Клаудии или Эйкену, будете иметь дело со мной.

Она медленно обернулась, надеясь посмотреть в лицо каждому, но остановилась сразу же, заметив непонимающий взгляд дяди Джона. Эйс, бывший куда более пугливым и эмоциональным, практически не обратил внимания на её слова, что показалось Пайпер странным. Но дядя Джон смотрел так, будто совершенно не понимал её, и, что самое страшное, боялся услышанного. Вряд ли он боялся её саму — скорее того, что она действительно заступилась за Третьего.

Это действительно было странно. Ещё месяц назад, — или пять, если уж верить Николасу и Киту, — она сама смотрела на Третьего, как на безумца, и не доверяла ему. Пайпер была уверена, что он сумеет обмануть связь между ними и сделает нечто, что только закрепит за ним звание предателя. Но теперь Пайпер знала, что Третий не стал бы вредить ни ей, ни кому-либо другому, а дядя Джон — нет. Он наверняка думал, что она пострадала из-за него.

— Пайпер, — с невероятно усталым вздохом произнёс Гилберт, привлекая её внимание. — Я не идиот и знаю пределы своих полномочий. Но до тех пор, пока суд не закончится, никто из них за пределы камер не выйдет.

— Судить будут всех? — быстро спросила Пайпер, надеясь, что из-за взгляда дяди Джона по её коже не побегут мурашки.

— Предателя — в первую очередь.

— Он Третий, — инертно возразила Пайпер и тут же продолжила: — И если я ещё могу кое-как понять, почему вы хотите его судить, то насчёт остальных… Нет, не понимаю. Они-то уж точно ни в чём не виноваты.

— Ты в этом так уверена? Что ты вообще о них знаешь?

— Уж явно больше, чем вы, потому и говорю: они не виноваты.

Гилберт упрямо поджал губы, прожигая её взглядом не меньше половины минуты — то ли знал, что она права, то ли просто ненавидел факт того, что она пытается защитить Третьего. И когда, казалось, он уже был готов вновь возразить, Марселин срывающимся голосом произнесла:

— Рафаэль не виноват.

Пайпер повернулась к ней, сбитая с толку, и непроизвольно растянула губы в улыбке. Мысль о том, что хоть кто-то понял, что она пыталась донести, была практически опьяняющей.

— Рафаэль? — задумчиво повторил Гилберт.

— Тот мальчик с рисунками на коже, — подбежав к столу и уперевшись в него, протараторила Марселин. — Это Рафаэль, мой брат. Он не может быть виноват. Пожалуйста, Гилберт, отпусти его. Он ни в чём…

Гилберт поднял ладонь, и Марселин, что поразило Пайпер, действительно замолчала. Но после, буквально мгновением позже, заметила, что сделала она это вовсе не из-за приказа, а из-за слёз, которые пыталась удержать из последних сил.

Пайпер почувствовала, как в её памяти что-то шевелится, что-то о братьях Марселин. Кажется, она говорила о них в тот же самый день, когда они отправились к господину Илиру и…

Пайпер остановилась, вспомнив, что господин Илир мёртв. Был зверски убит Мараксом или кем-то из его демонов, а обвинили в результате Твайлу.

Боги и элементали, дайте ей сил.

— Не хочу показаться бестактным, — выждав несколько секунд, продолжил Гилберт, — но Шерая говорила, что Рафаэль погиб двести лет назад. Стефан ведь сам собирал все их останки, верно?

— На то они и останки! — громко выпалила Марселин. — Кто знает, может, это были и не его. Гилберт, послушай, это точно Рафаэль. Я узнала его. Я чувствую его даже сейчас, и если ты отпустишь его…

— Исключено, — отрезал Гилберт. — Пока мы не узнаем, как Предатель выжил и оказался здесь…

— Из-за меня! — гаркнула Пайпер, не выдержав. — Я пыталась вытащить нас из Башни и открыла портал!

— Из Башни? — наконец вмешалась Шерая.

— Да, из хреновой Башни! — пыхтя от злости, повторила Пайпер. — Но я же не знала, что портал станет Переходом! Я думала, что мы вернёмся назад, к тому храму, а потом обратно в Тоноак и… — подступающие рыдания вдруг сжали её горло, и она запнулась, закрыв лицо руками.

Она думала, что они вернутся обратно, в тот храм, а потом в Тоноак, все вместе. Пайпер была уверена, что, накопив достаточно магии, которую Дикие Земли безуспешно подавляли, успеет открыть портал и вытащить из разрушающейся Башни каждого.

— Я просто хотела вернуться домой, — пробормотала она, отняв руки от лица и опустив плечи. — Я не знала, что открою Переход, ясно?

— Ясно, — сухо согласилась Шерая. — Предельно ясно.

— Так что если кто и виноват, то я, — продолжила Пайпер, посмотрев на Гилберта. — Хотите кого-то судить — судите меня.

— Ни за что на свете, — резко возразил дядя Джон. — Просто напомню, что на момент Вторжения тебя вообще не существовало. Следовательно, ты не виновата.

— Третий тоже не виноват, — не отступала Пайпер. — Вы что, действительно верите, что за Вторжением стоит он? Что он лично провёл столько демонов в Сигрид?

— Это факты, — холодно заметил Гилберт.

— Засуньте себе в задницу эти факты, — не моргнув и глазом, парировала Пайпер. — То, во что вы верите, ложь. Третий сделал всё возможное, чтобы остановить демонов и защитить как можно больше людей. Он никогда и никого не предавал.

Ну, может, когда-то и предавал тех, кто предавал его. Такие мелочи, вообще-то, ничуть не волновали Пайпер, особенно сейчас.

— Это он тебе сказал? — уточнил Гилберт, напрочь не замечая умоляющего взгляда Марселин, всё ещё стоявшей напротив. — И ты, конечно, поверила каждому его слову.

— А чьим словам поверил ты?

— Я поверил не словам, а воспоминаниям. Тысячи сигридцев, если не больше, доказали, что видели Предателя во Вторжении…

— Видели то, — перебила Пайпер, из-за чего Гилберт нахмурился сильнее, — что вам показали демоны. Если хочешь увидеть, что было на самом деле, пусть он тебе покажет. Время никогда не лжёт.

— То есть ты хочешь, чтобы он воздействовал на меня своей магией? Гениально, Пайпер, это же так легко и просто! Ни единого шанса обмануть.

Пайпер поджала губы, поражённая его упрямством, но, немного подумав, всё-таки произнесла, надеясь, что звучит саркастично и интригующе одновременно:

— Странно. Ваш дядя Киллиан поверил.

Интересно, откуда в ней столько злости и желчи, которую она была готова проявлять вновь и вновь?..

Гилберт, затихнув, смотрел на неё так, будто впервые увидел. Но даже в их первую встречу он казался более собранным и решительным — сейчас же нём было куда больше растерянности, скептицизма и недоверия, о котором он постоянно говорил раньше.

— Киллиан правит в Омаге.

Пайпер знала, что раскрывать чужие тайны — отвратительная идея, но если это поможет ей посеять в Гилберте сомнения, она с радостью раскроет все, что успела узнать. И, заметив, как его взгляд вновь изменился, действительно поверила, что у неё получится, поэтому продолжила:

— Киллиан верит Третьему, поэтому назначил его своим генералом. Леди Эйлау, управляющая Тоноаком, верит Третьему. Даже дома Артизара, где живут люди, верят Третьему. И если ты считаешь, что…

— Шерая, — в приказном тоне обратился к ней Гилберт, почему-то продолжая смотреть именно на Пайпер, — сообщи, пожалуйста, что суд переносится.

Не моргнув и глазом, Шерая уточнила:

— На какое время?

— А сколько сейчас?

По спине Пайпер пробежал холодок.

— Двенадцать четырнадцать, — отчеканила Шерая мгновением позже.

— Отлично, так и передай: суд переносится на двенадцать четырнадцать. Мы проведём его прямо сейчас. И, пожалуйста, напомни Её Величеству, что я рассчитываю на её чары.

— Нет! — выпалила Пайпер в панике, подскочив так близко к Гилберту, что они едва не столкнулись носами. — Ты меня даже не слушаешь!

— Что я должен слушать?! — сделав шаг вперёд, из-за которого Пайпер была вынуждена отступить назад, крикнул Гилберт. — Я должен слушать о том, какой он хороший и чудесный, раз помог тебе? А он вообще помогал тебе или только создавал видимость помощи? Из-за чего ты пострадала настолько? И почему пыталась защитить его, хотя его давно бы следовало убить?

Пайпер вдохнула, выдохнула. Гилберт смотрел на неё, утратив всю напускную вежливость, которую так старался продемонстрировать до этого. И каждый, на кого бы она ни посмотрела, делали вид, будто это нормально и Гилберт абсолютно прав. Даже дядя Джон смотрел на неё так, будто это ей следовало успокоиться.

Но как бы сильно Пайпер не хотела и впрямь успокоиться, она, наоборот, позволила злости распалиться до предела. Ей совсем не хотелось спорить с Гилбертом или думать, что они могут общаться исключительно на повышенных тонах, но если он так сильно это хочет — хорошо, пусть будет так.

— Ты не понимаешь, — цедя каждое слово, ответила Пайпер.

Гилберт с шумом выдохнул, поднял ладони в примирительном жесте и с лёгкой, совершенно не уместной улыбкой произнёс:

— Пожалуйста, послушай меня. Я прекрасно понимаю…

— Нет, это ты меня послушай, — прервала Пайпер, набрав в грудь побольше воздуха. — Я бы замёрзла насмерть, если бы Арне не нашёл меня. И если бы они с Третьим не вмешались позже, меня бы убили, потому что приняли за ведьму. Один ублюдок вышвырнул меня с третьего этажа так, будто я ничего не весила. Если бы не вмешательство Третьего, меня бы убили просто за то, что… Господи, да я даже не знаю, за что! Катон — псих! — истерично добавила она, ничего не видя перед собой из-за вновь набежавших слёз. — Меня пытались убить, прирезать, обратить в тварь… Меня отравили! — сорвавшимся голосом крикнула Пайпер, даже не попытавших утереть всё-таки хлынувшие слёзы. — Я могла не дожить до рассвета. Я слышала, как Гидр сказал это, и знаешь, что сделал Третий? Рискнул всем, чтобы спасти меня и Эйкена. Они с Магнусом едва успели доставить нас в храм целителей, понимаешь?

— Эйкена? — испуганно переспросила Марселин. — То есть Рафаэля?

— Эйкена, — упрямо повторила Пайпер. — Если бы его звали Рафаэлем, он бы мне сказал!

— Это не значит, — скрипнул зубами Гилберт, вмешиваясь в их небольшой спор, — что Предатель не опасен.

— Третий, — мгновенно исправила Пайпер. — Он опасен для своих врагов и только, а ты ему не враг. Он искал тебя двести лет.

— Это ничего не значит.

— Это значит всё! — гаркнула Пайпер. — Он сделал всё, чтобы защитить тех, кто ему дорог, и всё, чтобы узнать о тебе хоть что-то! Он столько раз спасал меня, что я уже сбилась со счёта! Он… он не заслужил быть в тюрьме. Либо ты отпускаешь его и остальных…

— Либо что?

— Будешь иметь дело со мной, — напомнила Пайпер.

Гилберт медленно покачал головой, смотря ей в глаза.

— Гилберт, — вновь вмешалась Марселин, — если она говорит правду…

— Конечно, я говорю правду! — возмущённо выпалила Пайпер.

— …то Рафаэль может её подтвердить.

— Ракс тебя подери, Марселин! Ты двести лет думала, что он мёртв, а теперь, только увидев, готова во всём ему верить? Ты хотя бы подумала, что Третий мог сильно изменить его?

Пайпер хотелось вновь возразить, но Гилберт не дал ей даже секунды: отмахнулся от них обеих, будто точно был уверен в своей правоте, и строго сказал Шерае, практически приказал:

— Сообщи, что мы должны начать как можно скорее. Пусть Диего возьмёт столько рыцарей, сколько посчитает нужным, и не забудетпро цепи.

***

Глаза Клаудии давным-давно привыкли к практически кромешной темноте. Помещение, которое не могло быть чем-то иным, кроме как тюрьмой, изредка освещалось только фиолетовыми вспышками магии какого-то юноши. Клаудия честно старалась вслушиваться и запоминать каждое слово, но у неё ничего не получалось — язык был чужим, а собственные мысли слишком громкими.

Голоса мёртвых — и того громче.

Намного позже, когда увели Пайпер, которая, очевидно, совершенно не умела держать себя в руках, юноша вернулся. Он начертил в воздухе не меньше десятка сигилов, испускавших ровный мягкий свет, и очень долго пытался заговорить с Третьим. Третий же смотрел на него, практически не мигая, и, кажется, даже не слушал. Клаудия не была в этом уверена.

Она вообще уже ни в чём не была уверена. Просто сидела, прижав колени к груди, и вслушивалась в каждый шорох, надеясь, что Пайпер всё-таки сдержит слово. Впервые Клаудия даже не обдумывала план, который помог бы им выбраться. В голове было так пусто, что она могла только сидеть, не шевелясь, и старательно вслушиваться.

Если слёзы и были, то Клаудия подавляла их так хорошо, что даже не замечала этого. Сил осталось совсем мало, в основном только на сопротивление боли, разъедающей изнутри. Клаудия знала: если позволит себе слабость сейчас, то окончательно разрушит надежды Эйкена и Стеллы на лучшее. Умом Клаудия понимала, что лучше сразу сказать им о безвыходности положения, чем тешить пустыми надеждами, но никак не могла заставить себя хотя бы открыть рот. Казалось, если она хотя бы попытается, то юноша, всё ещё пытавшийся строить диалог с Третьим, замолчит и больше не заговорит. А он, судя по всему, был крайне болтливым и вполне мог сказать что-нибудь крайне полезное, даже не заметив этого. Может, Третий и был немного не в себе, но он обязательно запомнит каждое услышанное слово. По крайней мере, Клаудия на это надеялась.

Элементали великие, она была такой дурой. Знала ведь, что Третьему значительно хуже, чем он показывает, и всё равно на что-то надеялась.

Скрипнула тяжёлая дверь. Клаудия напряглась одновременно с юношей, мгновенно замолчавшем. Сигилы всё ещё ярко сияли, освещая пространство в несколько метров, и за невидимым барьером Клаудия видела, как юноша нерешительно топчется на месте. Он, казалось, уже готовился отступить, когда раздался чей-то голос.

Юноша напрягся ещё сильнее и, что удивило Клаудию, практически вытянулся в струнку. Рядом с ним остановился человек со светлыми волосами, массивностью и ростом напоминавший скалу, и строго посмотрел на юношу. Тот залепетал что-то на незнакомом языке, и с каждым его словом пришедший хмурился и кривил губы всё сильнее. Наконец юноша, закончив, сделал резкий шаг назад и исчез. Клаудия выпрямилась, надеясь разглядеть хоть какие-нибудь нити магии от портала, но тут пришедший развернулся, и один из сигилов отбросил блеск на ножны у него на поясе.

— Эй! — крикнула Клаудия, подскочив на ноги. — Руки прочь от меча!

Пришедший остановился, медленно повернулся и с головы до ног окинул её оценивающим взглядом. По-настоящему взбешённые глаза Клаудии вцепились только в Нотунг, который Гилберт, этот недальновидный идиот, почему-то доверил незнакомцу.

— Он тебе не принадлежит, — цедя каждое слово, Клаудия ни на мгновение не отводила взгляда от меча. Она чувствовала вину за то, что позволила отобрать его, но, честно говоря, в этом не было ничего удивительного: Нотунг был не просто мечом, признававшим определённую кровь, он был сокрушителем, а те никогда не ложились ей в руки.

Пришедший сделал шаг вперёд, и Клаудия едва заметно нахмурилась. Да, она не ошиблась — тот самый человек, который лишил её меча. Он выглядел ничуть не лучше и двигался всё так же скованно, будто не ощущал собственного тела. И почему только Гилберт доверил ему меч?

— Он тебе не принадлежит, — повторила Клаудия.

— Как и тебе.

Сигридский язык мог бы стать как бальзам для ушей, но только не сейчас. Вместе с возрастающей озадаченностью, которую Клаудия видела в глазах какого-то непонятного оттенка, голос за спиной становился всё громче. Невыносимее.

— Если на нём появится хотя бы одна царапинка…

— То что? — с лёгким намёком на вызов спросил он.

Клаудия, не сдержавшись, фыркнула и ответила на родном языке:

— Напыщенный идиот.

— Правда? — тут же отреагировал он на кэргорском. — Не напыщеннее тебя, полагаю.

Клаудия проглотила и секундное удивление, и раздражение. Надо же, кэргорец. Судя по мышцам и оказанному ему доверию, точно из рыцарей. Значит, может стать проблемой. Если, конечно, Нотунг не навредит ему раньше — Клаудия видела, что становилось с людьми, неугодными сокрушителями. И тот факт, что она всё ещё могла пользоваться руками, можно было считать настоящим чудом и милостью самого Нотунга.

Но если этот рыцарь пострадает из-за Нотунга, Гилберт может посчитать, что Третий наложил на него какие-то губительные чары. Клаудия была бы совсем не против убить одного из идиотов, ответственных за их заточение, но была не в том положении, чтобы поддаваться своим слабостям и желаниям.

— Ты можешь лишиться рук, — предупредила Клаудия по-кэргорски. Третий прекрасно владел им, но она сомневалась, что он вслушивался. Если в разговор вступала Клаудия, он мог полностью довериться ей.

— Сомневаюсь, — невозмутимо ответил рыцарь.

По крайней мере, он наверняка пытался ответить невозмутимо. Бледное лицо, глубокие тени под глазами и голос за спиной, не утихающий ни на секунду, помогали ей понять его состояние даже лучше, чем она того хотела.

— Когда это всё же случится, — продолжила Клаудия, — не говори, что я не предупреждала.

Она выждала, пока он вздёрнет бровь и, посчитав её умалишённой, отойдёт всего на метр. Клаудия выдавила улыбку и бросила напоследок:

— Была рада познакомиться, Энцелад Джорадан Эрнандес.

Он развернулся именно с тем выражением лица, на которое она рассчитывала. Значит, в этом Диона ей не соврала — её брат ненавидел, когда кто-то обращался к нему, используя и второе имя.

***

Из-за волнения, которое с каждой секундой становилось всё сильнее, Пайпер едва могла усидеть на месте. Она чувствовала себя предательницей и лгуньей, ведь всего час назад обещала Третьему, Клаудии, Стелле и Эйкену, что вытащит их, а теперь сидела на бархатном стуле в ряду, где оказалось подозрительно много пустующих мест, и ждала, когда начнётся суд.

Гилберт был непреклонен, и единственное, с чем он согласился, так это с тем, что Пайпер может присутствовать на суде. Странно, что ни Лерайе, ни Арне до сих пор не вмешались — хотя, может, просто ждали более удачного момента, чтобы предстать перед всем во всём своём великолепии, способном ослепить. Если это окажется правдой, Пайпер за себя не отвечает.

Буквально за несколько минут до того, как за Третьим явились рыцари и маги, Пайпер с помощью Николаса, существование которого до сих пор казалось ей чем-то нереальным, пробралась к нему и вновь начала убеждать его, что обязательно со всем разберётся. Она повторяла это снова и снова, обращаясь к каждому, и только после поняла, что никто и не брал с неё обещаний — то ли знали, что она справится, то ли просто не верили, что она хоть на что-то способна. Пайпер была намерена доказать обратное и всё это время мысленно готовила речь на два случая. Первый: она использует свои потрясающие ораторские навыки и убеждает всех, что Третий милашка и никому не навредит. Второй: она использует эти же самые навыки, но уже после того, как с помощью магии вытаскивает его из ямы, куда сама же и толкнула, а также надирает задницы всем, кто пытается её остановить.

Второй вариант казался более реалистичным, но Пайпер хотелось верить, что в жизнь воплотиться именно первый.

Третий ей ничего не говорил. Он лишь молча слушал, как она едва не со слезами на глазах обещает всё исправить, и медленно кивал. Тонкая нить магии, натянувшаяся до предела, приносила жгучую боль, ярость и даже страх, причём с того самого момента, как они оказались в этом мире, и вплоть до этого.

Третий, что странно, не предпринимал попыток к освобождению. Пока какой-то рыцарь под руководством Шераи надевал ему на руки кандалы, соединённые цепью и слабо поблескивающие из-за чар, — впрочем, ощущение, исходившие от них, доказывало их силу, — Третий даже не шелохнулся. Стелла бесновалась в своей камере, громко рычала и царапала стены и барьеры когтями. Тени Эйкена вились вокруг него, пока он сам напрочь игнорировал присутствие Марселин, пытавшейся заговорить с ним. Только Клаудия холодно наблюдала за происходящим и будто бы знала, что задумал Третий.

Однако когда Пайпер встретилась с ней взглядом, она прочитала в глазах Клаудии страх: она, как и все остальные, понятия не имела, чего Третий хочет добиться.

Может, он просто устал постоянно сражаться, рисковать собой и терять тех, кого любит. Может, он просто сдался, оттого и позволял рыцарям и магам, окруживших его со всех сторон, вести его вперёд.

Пайпер была готова пойти за ним и напомнить каждому, что они будут иметь дело с ней, если попытаются навредить Третьему, но Николас успел перехватить её. Он не использовал порталы, чтобы перемещаться из одной точки в другую, а делал то же, что и Арне, когда нашёл её в снежном лесу. Казалось, что мир просто распался и собрался заново за считанные мгновения, за которые они успевали переместиться в зал суда. И Пайпер удивилась бы, — боги, она бы, наконец, и на Николаса полноценно обратила внимание, — если бы не страх всего и сразу. Николас, казалось, целиком и полностью разделял её настроение, и потому молча уселся рядом, закинув пятку на колено. Дядя Джон расположился слева всего через несколько минут, чем сильно удивил Пайпер.

Он пытался расспросить её о том, что означали слова об «убить, отравить и прирезать», но Пайпер не отвечала. И теперь они прекрасно делали вид, что она вовсе не говорила об этом.

— Ты разве не представляешь Орден?

— Не сегодня, — тихо ответил он.

— Почему? — не отставала Пайпер. — Тебя успели разжаловать, или что?

— Я добровольно отстранился от участия в сегодняшнем суде ради тебя, Пайпс. Все знают, что я твой дядя, и потому ко мне не будут прислушиваться.

— Но ты мог помочь! — возмутилась Пайпер, вцепившись в подлокотники с такой силой, что дерево громко скрипнуло. — Если бы ты был среди них…

— Я буду поддерживать тебя, а не его. Пойми, Пайпс, это ради нашей же безопасности.

— Ага, да, конечно. И поэтому вместо тебя… — она пригляделась к трибунам, напоминавшем квадрат, где, предположительно, должны были расположиться главы коалиции. — Кто вместо тебя?

— Август, — ответил Джонатан.

— Кто?

— Август Гривелли. Он отец Себастьяна, Алекса и Рокси. Вон, смотри туда, — дядя Джон наклонился к ограждению из светлого камня и указал на противоположную сторону, на какого-то молодого человека со светлыми волосами, разговаривающего с тёмнокожей эльфийкой. — Это Себастьян. Он умён и всегда действует на благо коалиции, так что, возможно, встанет на твою сторону. Если ты сумеешь предоставить достаточно убедительные доказательства, разумеется.

Пайпер с шумным вздохом откинулась на спинку стула и ещё раз оглядела огромный зал. На первый взгляд — шедевр античного зала суда с высокими трибунами, двумя лестницами, расположенными по обе стороны от центральных, и таким большим количеством белого камня, что он начинал рябить в глазах. И, конечно, люди. Много людей, большую часть которых она не знала. Эйса, Кита или Марселин, которая так и не смогла добраться до её ран, не было — дядя Джон сказал, что их просто не пустили. Пайпер считала это несправедливым: значит, какого-то там Себастьяна и эльфийку, которую она впервые видела, на суд пустили, а тех, кто действительно мог помочь — нет? Бред какой-то.

Из числа тех, кого она видела впервые, была девушка с золотистыми волосами, напоминавшими расплавленное золото, одетая в белый брючный костюм. Она сидела на самом крайнем месте слева, расположив подбородок на кулаке, и качала ногой в лакированных туфлях так скучающе, будто это был не суд, а шоу, которое очень сильно задержали. Пайпер неимоверно бесилась из-за настроя этой дамочки, то и дело обращавшейся к Гилберту — несмотря на лёгкий шум и расстояние в несколько метров, Пайпер прекрасно слышала каждое их слово. Девушка спрашивала, скоро ли они начнут и почему нельзя было просто довериться ей.

Просто чудо. И как Пайпер пропустила знакомство с ней?

Впрочем, присутствие этой девушки волновало её не так сильно, как присутствие принца Джулиана. Кит говорил, что официально он ещё не занял место своего отца в коалиции, но, судя по всему, ради Третьего все решили сделать огромное исключение.

Вот бы они сделали ещё одни исключение и просто отпустили его.

У Пайпер нервы — ни к чёрту. Час назад она рыдала из-за кошмара, который был в Башне, и Магнуса, не сумевшего выбраться; из-за Дионы, с которой они даже не успели сблизиться. Теперь думала о том, что неплохо было бы просто вбить всем в головы, что Третий не так опасен, как они думают, и покончить этим цирком как можно скорее.

Но Пайпер избрала наименее очевидную стратегию. Она даже не поддалась на уговоры дяди Джона и Марселин, явилась на суд в той же самой одежде, в которой была ещё на празднестве у фей и которая давно пропиталась и пропахла кровью. Пайпер было противно, но она держалась — пусть все видят, что с ней случилось, и после, когда она расскажет о Башне, осознают, что это — меньшее из двух зол. Что её могли разорвать так, что даже кусочка бы не осталось, но она выжила и вернулась, чтобы доказать, кто прав на самом деле.

Хотя она, может быть, просто не хотела, чтобы Третий один выглядел безобразно.

Когда двери всё-таки раскрылись, Пайпер замерла на месте, почувствовав, как сердце болезненно сжалось. Первый вошёл рыцарь с рыжими волосами, в руке которого была цепь, тянущаяся к кандалам Третьего. Пайпер едва не рыкнула от злости, но поймала взгляд Третьего и сразу же остановилась. Он шёл, смотря на неё, и казался чрезвычайно величественным даже в одежде, пропитанной кровью. Чёрные и синие пятна были повсюду: на узких брюках, сапогах, рубашке с вырезом, даже в волосах, которые, если Пайпер правильно помнила, на затылке давно слиплись из-за крови.

Ей хотелось закричать и потребовать, чтобы целители осмотрели его. Всего несколько часов назад он был в Башне и сражался за свою жизнь, а теперь, даже не оправившись толком и не смыв крови, шёл на суд, которого не заслужил.

Но Пайпер молчала. Взгляд Третьего мог показаться рассеянным и пустым кому угодно, но только не ей: она видела молчаливую просьбу ждать, но чего — неизвестно.

Она помнила, что он совсем не глуп и вполне может придумать выход из, казалось бы, безвыходной ситуации. Он столько раз доказывал это, что у Пайпер не осталось никаких сомнений. Она верила ему и, что самое главное, в него.

Поэтому в момент, когда Третий всего на секунду отвёл взгляд, заметив, как королева Ариадна начала медленно спускаться по лестнице, Пайпер громко и чётко произнесла, надеясь, что её слышит весь зал:

— Я верю тебе.

Третий остановился. Рыцарь потянул за цепь, но Третий не шелохнулся. Пайпер думала, что он будет злиться, использовать магию или даже объяснять ей, что не нуждается в помощи, — особенно после того, как она обманула его у фей и в Башне не позволила помочь обречённому Магнусу, — но он вдруг приподнял уголки губ в слабой улыбке. Пайпер улыбнулась в ответ и вновь сказала:

— Я верю тебе и верю в тебя.

— Я верю тебе и верю в тебя, — тут же, ни секунды не раздумывая, повторил Третий негромко, но уверенно. В тишине, однако, его услышали абсолютно все. И никто не отреагировал.

Хорошо. Пусть не забывают, что они связаны, и знают, что у них есть свой особый язык.

Пайпер даже поверила, что это маленькая, но всё-таки победа, когда рыцари синхронно отступили и отошли на несколько метров. Третий напрягся всем телом и начал оглядываться, гремя цепями.

— Барьеры, — пробормотал Николас, про существование которого Пайпер опять успела забыть. — Рейна говорит, что теперь он нас не видит и не слышит. Он полностью отрезан от всего остального зала.

Сердце Пайпер забилось быстрее. Она видела, как постепенно взгляд Третьего теряет уверенность, как он пытается отыскать, с какого именно места она разговаривала с ним, но он уже столько раз изменил направление, что окончательно запутался. Это казалось противоестественным, — Третий никогда не позволял себя запутать или поймать в ловушку, — как и существовании магии, способность оказать ему достойное сопротивление.

«Знаешь, — вдруг заговорила Лерайе, из-за чего Пайпер едва не вскрикнула, подскочив на месте, — иногда резкая и сильная боль высвобождает мощнейшую магию. Она может длиться секунды, не больше, но всегда разрушительна».

«Почему ты молчала всё это время?» — зло подумала Пайпер, неотрывно следя за попытками Третьего определить, где и кто находился.

«Потому что мы, моя дорогая, открыли Переход? — предположила Лерайе саркастично. — Да, это верный ответ, так что не нужно злиться. Скажи спасибо, что нашла силы предупредить тебя».

«О чём?»

«Иногда он ведёт себя, как безумец».

Пайпер насторожилась, но не сильнее, чем когда заметила королеву Ариадну, замершую в пяти метрах от Третьего. Она коснулась воздуха, на мгновение вспыхнувшего сигилами, и сделала шаг вперёд. Пайпер издала какой-то нечленораздельный звук.

Эти чары были до того совершенны, что повторили всё, каждое пятнышко крови, отпечатавшееся на одежде Пайпер. Королева Ариадна, ещё мгновение назад бывшая собой, сейчас с уверенностью шла к Третьему, зачаровав себя так, что теперь все видели только Пайпер. Николас даже начал переводить взгляд от неё к королеве, будто ища различия.

Их не было. Чары были идеальны. Как королеве удалось добиться такого сходства? Как им вообще пришло в голову использовать её облик против Третьего?

Пайпер хотела возмутиться, но не успела даже рта открыть. Третий охотно шагнул навстречу королеве, и когда она раскрыла руки, — точно так же, как Пайпер, — он приблизился к ней, будто был согласен на объятия.

Данталион, развалившийся на своём месте, громко хмыкнул.

Но Третий замер и, выждав несколько секунд, наклонился к уху королевы и произнёс так, что его слышали все:

— Хорошая попытка, Ваше Величество. Я почти поверил.

Он резко коснулся её лба двумя пальцами, и чары спали. Королева рыкнула, повелительно взмахивая рукой, и будто готовилась вновь применить чары или даже отдать приказ, когда Третий сделал то, из-за чего она ошарашенно застыла на месте.

Он быстро отошёл на несколько шагов назад, поднял ногу, расположил ступню на цепи, соединяющей кандалы и, посмотрев на королеву, сказал:

— Не забывайте, что великаны никогда не забывают запахи.

Улыбнувшись, Третий со всей силы рванул ногой вниз. Громкий, болезненный хруст и лязг цепей был подобен взрыву. Кажется, незнакомая девушка из числа лидеров коалиции испуганно вскрикнула. Или же это была сама Пайпер. Шок от произошедшего и страх за Третьего были так велики, что она даже не сразу заметила, что он только болезненно поморщился.

«Вот, вот оно! — возмущённо пробормотала Лерайе. — Нашёл первый способ, который поможет восстановить магию, и даже не попытался её уравновесить! Безумец!»

Пайпер сглотнула, следя за тем, как Третий выпрямляется. Сила удара ногой была столь велика, что вместе с давлением магии не только сломала чары и сигилы на кандалах, но и вывихнула Третьему запястья. Он, однако, презрительно скривившись, сбросил кандалы, ставшие бесполезными, и с омерзительным хрустом тряхнул руками, будто думал, что этим простым действием сможет вправить запястья обратно.

Пайпер помнила, что магии в этом мире в сотни раз больше и что Арне умеет мгновенно реагировать — значит, Третий и впрямь верил в это.

Он был настоящим безумцем, вывихнувшим себе запястья только для того, чтобы причинить телу боль, высвободить как можно больше магии и в то же время притянуть её отовсюду.

Пайпер выдавила нервный смешок, — или всхлипнула от ужаса, — когда Третий, посмотрев на свои руки, уже полностью исцелённые Временем, гордо расправил плечи и заявил:

— Я — Фортинбрас, изгнанный из рода Лайне и принятый родом Дасмальто. И я заявляю о своих правах на корону великанов.

Глава 21. Дух мой заковали в цепи и теперь его таят

Фортинбрас вспомнил своё имя.

Эта мысль была приятной, почти согревающей, но пришла в самое неподходящее время, поэтому Фортинбрас отбросил её практически сразу же. Но даже после, долгие часы спустя, когда с ним была только боль и неизвестность, он не позволял мысли укрепиться в сознании. Не здесь, не сейчас. Он изучал барьеры, которыми Шерая надеялась его удержать, людей, которых видел, их поведение, манеру речи, слова, взгляды. Изучал сам мир, в котором невольно оказался, и пытался запомнить как можно больше.

Но, может быть, он просто пытался забыть, что Магнуса больше нет.

Ему хотелось верить, что у них был шанс сделать хоть что-то, но теперь, стоя посреди огромного зала, полном незнакомых людей, Фортинбрас понимал, что ошибался. Вместе проклятие и меч в сердце убивали практически мгновенно, и чудо, что Арне сумел вмешаться. Хотя, скорее, ещё одно проклятие для Магнуса.

Однако если его спасти уже не удастся, то Фортинбрас мог попытаться защитить остальных. Не только Клаудию, Стеллу и Эйкена, но и Пайпер. Даже Николаса, существование и присутствие которого практически выбивали из колеи. С первой секунды, как он и Кит, друг Пайпер, явились в темницы, Фортинбрас почувствовал окрепшую связь между ними. И хотя ему было слишком больно, чтобы изучать эту связь и пытаться заговорить с Николасом, после попытавшимся завести диалог, Фортинбрас дал себе слово, что обязательно исправиться.

Однако сначала он докажет, что этот суд бессмысленный.

— Повторяю для тех, кто не понял.

Игнорируя свирепый взгляд королевы Ариадны, Фортинбрас медленно направился к границе сигилов, из которых состоял барьер, скрывавший всех. Вместе с болью, охватившей руки при вывихе, скопилась и магия, теперь охотно отозвавшаяся на его попытку снять барьер.

Это было достаточно просто: единственное касание показало ему, как строились сигилы и какие связи были между ними, второе — как их изменить. С окружающего пространства будто мгновенно сорвали белую ткань. Фортинбрас неторопливо оглядел лидеров коалиции, о которых знал от Пайпер, и, стараясь не задерживать взгляд на Гилберте, действительно повторил:

— Я — Фортинбрас, изгнанный из рода Лайне и принятый родом Дасмальто. И я заявляю о своих правах на корону великанов.

Что странно, никто из рыцарей, до этого сопровождавших его, не сдвинулся с места. Фортинбрас медленно огляделся, поймал предостерегающий взгляд Диего и, слегка приподняв брови, вновь посмотрел на лидеров коалиции. Они были куда менее собранными, чем помнила Пайпер.

Фортинбрасу было достаточно одного касания её руки, чтобы узнать всё, что ей было известно о лидерах коалиции. Их имена, лица, должности, характеры — каждый разговор, который состоялся между ними и Пайпер, каждое взаимодействие он пропустил через себя. Но, конечно, это была лишь информация, которой обладала Пайпер, её личное восприятие каждого из них. Принц Джулиан, готовившийся занять трон эльфов, казался ей невоспитанным и крайне настойчивым. Лидер клана вампиров Данталион — взрывным и куда более приземлённым, чем все остальные. Королева Ариадна, которая прямо сейчас неторопливо возвращалась на своё место с таким лицом, будто ничего не произошло, любила формальности, пышные празднества и уважение, которое все выказывали её персоне. Сонал, отлично изображавшую скуку, Фортинбрас, в отличие от Пайпер, знал лично. Гилберт же казался совершенно другим человеком.

Тогда, в храме целителей, когда Время показало ему Гилберта, Фортинбрас решил, что это ложь. Гилберт не мог быть таким озлобленным, не мог ненавидеть его настолько, что любое упоминание его имени вызывало у него только вспышки агрессии. И даже после, когда Гилберт приказал запереть их, когда он смотрел на него с презрением, Фортинбрас думал, что это не по-настоящему.

Это может быть маской, которую Гилберт тщательно держал столько лет. Фортинбрасу достаточно коснуться его и прочитать, чтобы узнать правду, и он был намерен сделать это. Даже если видел и знал, что Гилберт его ненавидит. Даже если слышал, как он говорил о его смерти.

Это всего лишь маска. Фортинбрас был уверен.

Первым с оцепенением, — если это, конечно, было оно, — справился Данталион. Он громко рассмеялся, растянув губы в широкой улыбке, и даже огляделся, будто хотел увидеть реакцию остальных.

— Вот так, — наконец сказал он, всё ещё посмеиваясь. — Интересно. Очень интересно.

— Тебе интересно? — скептически уточнил принц Джулиан.

— Не каждый день малышу Гилберту бросают вызов.

Фортинбрас озадаченно нахмурился.

Что за несерьёзный подход к делу? Речь идёт о короне великанов, о наследовании, разобраться с которым могут только они и от которого зависят жизни невинных людей, а вампир смеётся и говорит, что это интересно.

Розалии пришлось умереть, чтобы отдать ему корону, а вампир говорит, что это интересно.

Фортинбрас сжал кулаки так, что они хрустнули.

— Это просто смешно, — фыркнув, заметила королева Ариадна. — Ты хоть понимаешь, о чём говоришь?

— Разумеется, Ваше Величество, — спокойно согласился Фортинбрас.

Надо же, он ещё был в состоянии притворяться, что он в порядке.

— В таком случае ты безумец. Безумец и Предатель.

— Если бы я и был им, разве священный Нотунг не отверг бы меня? Нет, он принял меня. Он признал мою кровь. И ты, брат, — намеренно выделив это слово, из-за чего Гилберт скривил губы, сказал Фортинбрас, — это знаешь. Поэтому ты доверил его другому человеку. Нотунг не признаёт тебя законным королём.

Всё то, чего пытался добиться Фортинбрас, на самом деле было бессмысленно. Он никогда не хотел быть королём и знал, что даже с ролью короля-консорта будет справляться с огромным трудом. Быть сальватором у него получалось намного лучше, но коалиция не признавала Третьего сальватора — значит, он станет кем-то другим, причём сделает это, не нарушив ни одного правила, столь важного и священного в этом деле.

— Тебе нужны ещё доказательства? — не отступал Фортинбрас, смотря на Гилберта. Ему не нравилось, что каждое слово приходилось практически выталкивать из себя, что из-за этого Гилберт только мрачнел, а запах страха становился только сильнее, но Фортинбрас не мог просто взять и остановиться. Хотел всем сердцем, но не мог, поэтому продолжал: — Может, этого будет достаточно?

Его руки дрогнули, когда он поднял их, и магия едва не сорвалась. При виде сияющей короны, возникшей над его ладонями, сердце болезненно заныло. Фортинбрас, казалось, до сих пор ощущал цепкие пальцы Розалии, ледяной холод, исходящий от неё, и страх умереть. Её рассыпающееся тело всё ещё было перед его глазами, почему-то остававшимися сухими.

Фортинбрас втянул воздух, ненавидя себя за чёрствость, и надел корону себе на голову. В зале мгновенно воцарилась гнетущая тишина.

— Видишь? — спросил он, слыша, как бешено стучит его ноющее сердце. — Корона меня не отвергает. Я — законный король великанов.

— Sawaztar, — наконец процедил сквозь зубы Гилберт.

— Laerhatz, — с улыбкой ответил Фортинбрас.

— У тебя нет никаких прав на мою корону, — прошипел Гилберт, прожигая его ненавистным взглядом. — Только я являюсь единственным законным наследником рода Лайне.

— Я и не оспариваю законность твоих прав. Ты действительно может стать королём, но не сейчас. Пока что ты — узурпатор, и мой долг — остановить тебя.

Лицо Гилберта побелело. Он резко поднялся, сжав кулаки, словно готовился напасть. Королева Ариадна уже подняла руку, чтобы остановить его, но передумала и едва заметно покачала головой. Она могла вмешаться в любой момент, потому что знала, что имеет на это право, но сейчас была бессильна. Каждый знал о короне великанов и том, что надеть её может лишь достойный.

Если до этого словам Фортинбраса о том, что род Дасмальто принял его, не верили, то теперь отрицать правду стало невозможным.

— Согласно законам, — невозмутимо продолжил Фортинбрас, уже без улыбки и с ощущением, что на него смотрит весь мир, — если наследник рода Лайне не может принять корону по тем или иным причинам, право на неё имеет его ближайший родственник по линии отца или матери.

— Ты не мой брат! — прорычал Гилберт.

— Но Киллиан из рода Дасмальто — твой дядя. И мой, о чём я настоятельно рекомендую не забывать. Он принял меня в свой род, и благодаря этому я могу претендовать на корону великанов. Нет, не так, — исправился Фортинбрас, сведя брови к переносице. — Я — единственный, кто может претендовать на корону великанов сейчас. Единственный достойный. Я был признан и короной, и мечом.

— Они осквернены, — возразил Гилберт будто совершенно инстинктивно.

— Они чисты и взывают к моей крови Лайне. К тому же, — Фортинбрас намеренно сделал паузу, расправил плечи и закончил: — Я прошёл Матагар, а ты — нет.

Из лёгких Гилберта будто вышибли весь воздух. Он едва не сделал шаг назад, но вовремя опомнился. Вместо этого он уверенно направился к лестнице, спустился и, игнорируя мгновенно окруживших Фортинбраса рыцарей, бросил на него убийственный взгляд. Но не успел он сделать ещё хотя бы шаг, как Фортинбрас продолжил предельно серьёзно:

— Признай меня своим королём, и я прощу тебя за изгнание. Прими меня в род Лайне, и следующим королём станешь ты. И Нотунг, и корона признают тебя.

— Я никогда не позволю тебе занять моё место, — чеканя каждое слово, ответил Гилберт. С каждым его шагом воздух всё громче трещал от невидимой силы, лишь часть из которой была магией Фортинбраса. — Я — законный король великанов.

— Тогда пусть корона подтвердит это.

Гилберт сжал челюсти и остановился. Между ними было всего два метра и четверо рыцарей, не останавливающих Гилберта, а удерживающих Фортинбраса на месте. Он, впрочем, совсем их не замечал. Осторожно снял корону с головы, на секунду увидев, что она в синей крови Розалии.

Но, моргнув, Фортинбрас вновь видел только сияющие серебро, хрусталь и алмазы. Всего лишь корона.

— Надень её и докажи, что ты достоин быть королём, — громко произнёс Фортинбрас, протягивая корону Гилберту. — Докажи, что я лишь жалкий Предатель миров и не имею никаких прав. Ну же, не бойся. Ты же знаешь, что она настоящая. Надень её.

Губы Гилберта сжались в бескровную линию. Чувство страха в нём постепенно вытесняло ненависть и ярость. Гилберт знал, что, если он наденет корону, она его отвергнет. Он действительно был узурпатором, но не мог этого признать.

Нотунг и корона великанов были созданы во времена первого Лайне как дар ему и всему Ребнезару, объединённому им. Они не теряли своей особой магии даже спустя века, и кусочки рогов священного оленя Инглинг лишь укрепляли её. Добыть их было крайне сложно, и потому корона и меч до сих пор не утратили своей силы.

Гилберт не прошёл Матагар — он не был признан священным оленем Инглинг, веками бывшего достойнейшим из соперников орлов, и не принёс кусочки рогов, которые были бы соединены с остальными с помощью магии и крови. Гилберт всё ещё был принцем, не имевшем прав на престол, тогда как Фортинбрас, прошедшим Матагар в установленные шестнадцать лет, даже с учётом изгнания мог стать королём. Фактически, он и был королём всё это время, и найденная корона великанов лишь подтверждала это.

Это, должно быть, было пыткой для Гилберта. Во времени Пайпер, которое Фортинбрас читал, он видел и чувствовал, как много для него значат коалиция и место, которое он занимает. Его неофициальная роль короля была для него всем, и он держался за неё, как за последнюю надежду и возможность помочь нуждающимся. Гилберт был всё таким же самоотверженным, внимательным и упорным, но он всё-таки не был королём.

Если он попытается надеть корону, она убьёт его. Если возьмёт Нотунг в руки, тот не признает его. Гилберт проиграл исключительно из-за того, на что никак не мог повлиять — на момент Вторжения ему было тринадцать лет.

— Или же, — продолжил Фортинбрас, заметив, насколько пустым стал взгляд Гилберта, — сразись со мной за право владеть короной. Честный бой, без моей магии. Право выбора оружия за тобой.

— Ты никогда не получишь её, — с расстановкой произнёс Гилберт.

— Получу, чего бы мне это ни стоило. Клянусь священным оленем Инглинг.

Гилберт вздрогнул, и Фортинбрас невозмутимо продолжил:

— Или же я откажусь от всех своих притязаний на трон, признаю тебя законным королём, сниму все защитные заклинания с короны и передам её тебе, если коалиция выполнит три моих условия.

Протестующий шёпот, всё ещё бывший достаточно тихим, вдруг стал значительно громче, настойчивее. Фортинбрас смотрел только на Гилберта, с каждой секундой становившегося всё бледнее.

Последнее, что Фортинбрас стал бы делать в жизни, так это вредить брату, но у него не осталось выбора. Отнять корону, которой он даже не владел, и согласиться вернуть её только взамен выполнения трёх крайне простых условий — единственный выход, который был у него. Фортинбрас был обязан сохранить жизнь себе не столько из-за того, что был сальватором Времени, сколько из-за того, что в нём нуждались остальные. Он не сомневался, что Клаудия достаточно умна, чтобы сориентироваться даже в этом чужом мире, который казался ему безумным, но Фортинбрас не мог сдаться и бросить их. Он поклялся, что защитит их.

Он поклялся Пайпер, что вернёт её домой. Сейчас ему казалось, что она до сих пор не дома.

— Первое, — объявил Фортинбрас, перекрывая весь лишний шум, — я буду жить под одной крышей с Гилбертом из рода Лайне. Меня не волнуют ваши дворцы или зал Истины. Вы можете подослать своих магов, охотников, рыцарей и прорицателей, чтобы они наблюдали за мной. Меня это не волнует. Но либо я живу в особняке принца Гилберта, либо ни о каком сотрудничестве с вами не может быть и речи. Второе: не пытайтесь заковать меня в цепи. Я буду жить согласно правилам вашей коалиции и подчиняться принцу Гилберту в пределах разумного до тех пор, пока мои руки свободны. И третье, — не дав лидерам коалиции, уже открывшим рот, даже слова вставить, Фортинбрас мгновенно продолжил: — Все мои спутники останутся рядом со мной, к ним применимы те же условия, что и ко мне. Взамен мы с Арне будем целиком и полностью на вашей стороне. Вы сможете рассчитывать на нашу магию так же, как на магию Первой и Лерайе.

Он наконец решился посмотреть на неё и с удивлением увидел на её лице улыбку, крайне напоминавшую безумную. Фортинбрас старался не обращать внимания на отголоски её страха и боли, мешавших ему сосредоточиться, но теперь позволил им накрыть его с головой. Видеть, что Пайпер здесь, и ощущать это магией — несравнимые вещи.

Она произнесла что-то очень тихо, и Фортинбрас мгновенно напряг слух и кивнул, прося её повторить. Пайпер вдруг улыбнулась ещё шире и прошептала:

— Хитрый засранец.

Он моргнул, чувствуя, как губы будто бы сами собой растягиваются в улыбке. Только Пайпер могла назвать его так и при этом таким тоном, что сразу становилось ясно — он получил крайне хороший комплимент.

— Если позволите заметить, — неожиданно произнесла Сонал, наклоняя голову вбок, — то всё, что он сказал — чистая правда. Он действительно готов верно служить коалиции, но лишь в том случае, если он и его спутники останутся свободны.

— Вот как? — насмешливо повторил Данталион. — И что, нам просто поверить ему?

— Без клятвы на крови это бессмысленно, — жёстко произнесла королева Ариадна, стуча пальцами по подлокотникам.

— Я готов принести её, — спокойно согласился Фортинбрас. — За всех.

— Каждый из твоих спутников принесёт клятву, — возразила Ариадна.

Фортинбрас на секунду сжал челюсти, после чего его лицо вновь стало непроницаемым.

— В таком случае я считаю необходимым максимально чётко сформулировать слова клятвы для каждого из них. В преступлениях, в которых вы обвиняете меня, они не виноваты.

— Пусть будет…

— Как же это всё-таки занятно! — едва не провыл Данталион, перебив мгновенно вспыхнувшую королеву. — Я приму твои условия, но лишь в том случае, если ты сделаешь кое-что.

— И что же вы от меня хотите?

— Разбуди Стефана.

Фортинбрас застыл на месте. Перед глазами сразу же пронеслась совсем короткая прогулка по Омаге, которая могла бы стать прекрасной, если бы не вышедшие из-под контроля эмоции. Фортинбрас мгновенно вспомнил празднество, во время которого Пайпер спряталась от всех за барьерами, точностью и силой которых он был восхищён, а после сказала ему, что Стефан был погружён в сомнус магом, опыт которой уступал опыту Стефану. Фортинбрасу хотелось верить, что маг достаточно сильна, чтобы удерживать его в стабильном состоянии в течение длительного времени, но крамольная мысль появилась будто сама собой — Стефан вполне может быть уже мёртв.

Однако Фортинбрас, кивнув, ответил:

— Я согласен помочь ему.

Будто он не собирался сделать это сразу же, как с этим фарсом будет покончено.

— Как бы мне ни хотелось убить тебя здесь и сейчас, — спустя долгое время молчаливо наблюдения произнёс принц Джулиан, — Время — это не та магия, с которой мы готовы так просто расстаться.

«Рассуждают о нас так, будто мы второсортные заклинания! — возмутился Арне. — Честное слово, они просто идиоты!»

С той самой минуты, как они выбрались из Башни, он впервые подал голос. Арне всегда был рядом, не уходил достаточно глубоко и не закрывался от мыслей Фортинбраса, но молчал. То ли не просто копил силы, то ли не представлял, что сказать.

— Арне говорит, что вы очень занятные создания, — аккуратно озвучил Фортинбрас, мгновенно услышав, как Арне продолжил возмущаться. — Если бы он не понимал, в каком положении все мы, убил бы вас за дерзость. Вы посмели усомниться в его слове, и он этого не забудет.

— Это было твоё слово, — напомнил принц Джулиан, нахмурившись.

— Я — это Арне, а Арне — это я. Помните об этом, когда мы будет произносить клятву на крови.

Фортинбрас покосился на Гилберта, всё ещё молча стоявшего лишь в двух метрах от него, и из последних сил сдержал порыв утешить его. Он понимал, что столь быстро изменившаяся ситуация и принятые решения выглядели как самое настоящее предательство, но Гилберт должен был понимать, что лидеры коалиции не могут позволить Фортинбрасу вызвать его на сражение за корону великанов или заставлять отречься от трона. Согласиться с его условиями — самое разумное решение в данной ситуации.

— Ты ведь не настолько глуп, — сказала королева Ариадна, подперев подборок рукой, — чтобы добровольно идти к нам в рабство. В чём подвох, Третий?

— Никакого подвоха и рабства, Ваше Величество. Я лишь соглашаюсь быть верным вам и коалиции ровно до тех пор, пока мне и моим спутникам ничего не угрожает. Никаких судов или тайных попыток убить кого-то из нас. Я обладаю знаниями и магией, которые необходимы вам, и принц Джулиан прав: Время — это не та магия, с которой вы готовы так просто расстаться.

— Ты заявляешься к нам спустя двести лет и говоришь, что не виноват в предательстве, из-за которого погиб Сигрид, говоришь, что всё, что тебе нужно, это сохранение ваших жизней и безопасность. Я правильно тебя понимаю?

— Правильно, Ваш Величество.

— Я не верю тебе, Третий. Слова — это всего лишь слова, и даже клятва на крови, условия которой ты желаешь тщательно сформулировать самостоятельно, не даст нам гарантии, что ты не предашь нас снова.

Фортинбрас хотел возразить, что он не предавал их, что использование слова «снова» просто неуместно, но королева Ариадна быстро продолжила:

— Открой мне душу, Третий сальватор, и докажи искренность своих намерений.

Фортинбрас сглотнул, заметив, что Гилберт наконец пошевелился. Они оба прекрасно знали, что благодаря Сердцу фей королева Ариадна могла заглянуть в душу и прочесть всё, что ей было интересно, могла понять, действительно ли он лжёт. Но если Гилберт наверняка думал, что так его предательство будет доказано, то Фортинбрас боялся вновь пережить прошедшие двести лет всего за несколько секунд.

Если он откроет ей душу, она увидит всё: то самое празднество у фей, на следующее утро после которого началось Вторжение; само Вторжение и попытки Фортинбраса защитить север; множество смертей, которые он не успел предотвратить. Она увидит Дикие Земли от начала и до конца, каждый день, который Третий провёл в безумстве, когда о нём заботились сначала Клаудия, а после и Магнус.

Она увидит Магнуса, его улыбку и смерть, разрывающую Фортинбрасу сердце. Она увидит Розалию, добровольно отказавшуюся от хаоса и расставшуюся с жизнью ради того, чтобы спасти его.

Если Фортинбрас откроет ей душу, королева Ариадна увидит всё.

Он даже не пытался скрыть, что чувствует себя напуганным. Подняв глаза на Пайпер, он замер, надеясь, что одного взгляда на неё хватит, чтобы напомнить себе, ради чего он затеял весь этот спектакль. Но Пайпер яростно мотала головой и требовала, чтобы он не соглашался. Даже когда принц Джулиан напомнил ей, что решение исключительно за Фортинбрасом, она неустанно повторяла, чтобы он даже не думал открывать Ариадне душу.

Но он должен был. Ради своих кертцзериз.

— Я лишь прошу говорить вас только о том, что действительно важно, — наконец произнёс он, переведя взгляд с Пайпер, всё ещё яростно протестующей, на улыбнувшуюся королеву Ариадну. — Только правду, которую вы увидите, и не раскрывать тайн, которых не должны были знать, раньше времени.

— Зависит от того, что я увижу.

— Смерть, — честно ответил Фортинбрас. — Вы увидите очень много смерти, Ваше Величество. И если вы готовы к ней, пожалуйста, смотрите. Я открою вам душу.

Пайпер громко ударила ладонью по подлокотнику. Или по ограждению. Может, даже по плечу Николаса, который был рядом. Фортинбрас не знал, но звук был такой, будто от этого удара что-то могло сломаться.

Возможно, ему следовало прислушаться к ней. Она знала этот мир куда лучше и понимала, когда нужно соглашаться, а когда отступать. Но если Фортинбрас не откроет душу королеве Ариадне, она начнёт давить на Пайпер, а когда та откажет, под удар попадут Клаудия, Стелла иЭйкен. Они были сильны, но не настолько, чтобы королева Ариадна прислушивалась к ним — возможно, она даже сумеет заглянуть к ним в души и без их согласия.

Фортинбрас не мог этого допустить, поэтому игнорировал протесты Пайпер до тех пор, пока она, наконец, не затихла. Корона великанов, всё это время бывшая в его руках, исчезла. Гилберт сердито нахмурился и повелительным жестом отогнал рыцарей, всё ещё стоящих между ними. Подошедшая королева Ариадна, казалось, ничуть не волновалась из-за отсутствия кандалов у Фортинбраса.

Хоть раз за этот глупый суд коалиция приняла правильное решение, раз не попыталась надеть на него ещё больше цепей. Он бы сломал и их, а после использовал бы магию, чтобы показать, почему это было плохим решением.

Но ему следовало держаться. Поддаться искушению и заставить их подчиниться было намного проще, чем договориться о сотрудничестве. Фортинбрас, вероятнее всего, так бы и поступил, если бы не Пайпер. Она знала этих людей, говорила о них, хотела вернуться к ним, и поэтому Фортинбрас продолжал надеяться на переговоры.

Королева Ариадна приблизилась. Аквамариновые глаза на мгновение стали ярче. Фортинбрас сглотнул, вспомнив, как Башня без остановки воссоздавала празднество при Ребнезарском дворе, где он танцевал с Гвендолин. В первый раз её платье было аквамаринового цвета, а он подумал, что это бирюзовый.

Казалось, королева только этого и ждала. Прошла всего секунда, но Фортинбрас ощутил, как чары постепенно охватывают его, лишают способности двигаться, связно мыслить и даже дышать. Зал суда и люди, в руках которых была его жизнь, исчезли. Вокруг была только темнота, нападавшая снова и снова, будто голодный зверь впивавшаяся в его тело и рвавшая его на кусочки.

Страх, боль, чистое безумие — это было тем, из чего состоял Фортинбрас после Вторжения. Он дотла выжег Инагрос и от Башни, где его держали долгие месяцы, не оставил даже камня, но действовал, не осознавая этого. Дикие Земли пытались убить его, и он убивал их в ответ. При встрече с Клаудией он едва не принял её за тварь, а она врезала ему по лицу ножкой от кресла с такой силой, что он не непонимающе смотрел на неё почти десять минут.

Фортинбрас знал, что это лишь воспоминания, что при должном старании с его стороны никому из них не будет угрожать опасность хотя бы в первое время, но избавиться от цепкой хватки чар королевы не мог. Каждый день, который он впоследствии вспомнил, проносился перед ним меньше, чем за секунду. Все слова, которые он слышал, каждое из чувств, которое охватывало его. По мере того, как чары королевы Ариадны открывали ей всё больше, Фортинбрас видел, из какого безумия и отчаяния его вытаскивали Клаудия и Магнус; как возрождалась Омага, а Киллиан в первые месяцы едва не ходил за ним по пятам; как Фортинбрас нашёл способ склонить Катона к сотрудничеству и даже создал клятву, которая связала их друг с другом; как он сопроводил Стеллу в Омагу, где она решила остаться вместе с ними; как в землях Энтланго он уничтожил Башню, в которой был Эйкен.

Воспоминаний было слишком много. Информации, которую он должен был скрыть, и эмоций, которых не хотел испытывать, — ещё больше. Королева Ариадна видела каждый его день так, будто пролистывала книгу. В чистой магии Фортинбрас был сильнее, но он не мог противиться чарам Сердца, особенно столь мощным и всепоглощающим. У него был шанс отказаться, но он не воспользовался им, убедив себя, что поступает правильно.

Ничего правильного в этом не оказалось.

Его едва не трясло от боли, которую уже не удавалось держать под контролем. Двести лет пролетели всего за несколько секунд, и в воспоминаниях стала всё чаще появляться Пайпер. С каждым днём её становилось всё больше, и как бы сильно Фортинбрас не пытался сбросить чары королевы, у него ничего не получалось. Он не мог объяснить иррационального желания скрыть, как часто Пайпер была рядом и как много она для него значила, и не мог не признать, что с каждым воспоминаниям ему почему-то становилось легче.

Оказывается, это не было чересчур приятным сном, который уничтожил бы его, если бы он проснулся. Всё это было реальностью: прогулка по Омаге, празднество, небесные киты, проклятие, разорвавшее ему спину. Пир у фей, яхади и крамольные мысли, которые никак не оставляли его. Поцелуй, вскруживший ему голову, и её слова о том, что она просто захотела поцеловать его.

Элементали великие, это было по-настоящему.

И Фортинбрас хотел, чтобы это повторилось.

Что с ним не так?..

Должно быть, всё. Фортинбрас всегда был немного странным и отличался мышлением, которое приходилось объяснять. Он был умён, но уступал в этом Алебастру; достаточно решителен, но не такой, как Гвендолин. Но выжил почему-то именно он.

Элементали, почему выжил он?.. Арне мог выбрать куда более достойного сальватора. Разве в этом не заключается основная суть сакрификиумов — выбирать лишь достойных?

Фортинбрас хотел исчезнуть. Дикие Земли безвозвратно изменили время многих, продлили жизни до невозможности, но почему-то выжил именно он. Не Гораций, столько лет верно служивший Гилберту и всему роду Лайне. Не Уалтар, оказавшийся предателем, проклявшим Фортинбраса.

Эта мысль казалось дикой до сих пор, даже после того, как Пайпер сняла проклятие, убив Уалтара.

Элементали великие, всё вновь свелось к Пайпер. Пайпер, которая поцеловала его просто потому, что захотела этого. Он не понимал, как подобное желание может быть таким сильным, что заставляет человека совершать что-то столь безумное, но хотел выяснить. Хотел коснуться тёплой, как солнце, кожи Пайпер и почувствовать лёгкий вкус сладости на её мягких губах.

Королева Ариадна что, издевается над ним? Неужели её чары настолько мощные, что могут постоянно показывать ей одни и те же события, при этом мучая Фортинбраса?

Он знал ответ, но до последнего не хотел признавать его. Да, чары были невероятно мощными, и Фортинбрасу, наверное, не хватило бы всей жизни, чтобы разгадать их. Понять всю их суть и силу мог только тот, кого выбрало Сердце фей.

И да, королева, возможно, издевалась над ним. В первую очередь за то, что, как она думала, по его вине погибла Аннабель. Очередной день празднества начался бойней, устроенной на месте, которое Аннабель выбрала для завтрака.

Он знал, что не убивал её, но чары давили так сильно, что Фортинбрасу начинало казаться, будто он всё это время убеждал себя во лжи. Его руки были красными от фейской крови и пахли медью, они разрывали грудные клетки и сворачивали шеи так легко, будто те были птичьими. «Я не виноват в этом, — твердил себе Фортинбрас, словно наяву видя и чувствуя, как липкая кровь стекает с его рук. — Я не виноват, не виноват, не виноват…»

Он не виноват. Он не сумел остановить Вторжение, но то была не его вина и не вина сальваторов. Вторжение — это не то, что можно просто остановить, словно испуганную лошадь или тварь, обезумевшую от голода.

Он не виноват. Но его руки были красными от фейской крови и пахли медью.

Элементали великие, что с ним не так?..

Фортинбрас мотнул головой, и зал суда вдруг вернулся. Исчезли картины прошлого, легионы, которые он пытался сдерживать, реки крови и города и поселения, построенные на костях. Воздух трещал от магии и чар. Фортинбрас огляделся и впервые заметил магов, до этого скрывавшихся в тени, за чужими спинами и колоннами. Ему казалось странным, что Шераи не было рядом с Гилбертом, но теперь он видел её возле дверей, готовой к любой неожиданности с его стороны. Беро всё это время был за спинами одного из рыцарей и скрывал себя чарами, как и Сибил. За лицом невзрачного мужчины, сидящего не так далеко от Зельды, оказался Йозеф. Они смотрели на него, не мигая, будто на объект исследований. Единственными, кого Фортинбрас не узнавал, были молодой человек, сидящий возле Зельды, и мужчина из числа лидеров коалиции. За всё это время он не произнёс ни слова, только молча наблюдал за происходящим, будто даже не имел права голоса. Почему-то до этого времени Фортинбрас совсем не обращал на них внимания.

Должно быть, дело в чарах, напавших и отступивших с невероятной скоростью. Фортинбрас всё ещё ощущал, что его руки влажные и липкие, но крови не видел — только зал, людей, смотрящих на него, королеву Ариадну, отшатнувшуюся от него, и Гилберта, мгновенно оказавшегося рядом с ней.

И Пайпер.

Боги, она стояла прямо перед ним. Вместе с Николасом, который выглядел так, будто вот-вот расплачется.

Фортинбрас озадаченно смотрел на них, пытаясь понять, что произошло за мгновения, пока чары раскрывали королеве Ариадну его душу. Что видели остальные? Как они смотрели на него, о чём говорили? Фортинбрас приучил себя как можно меньше доверять чужому мнению, но сейчас от него зависело слишком многое.

— Покиньте зал суда, — громко произнесла королева Ариадна, и Фортинбрасу показалось, что её голос даже дрогнул. — Все, немедленно!

— Вы издеваетесь?! — возмутилась Пайпер, резко обернувшись к ней. — Никуда я не уйду!

— Ты желаешь принести клятву на крови вместе с ним? — ничуть не смутившись, уточнила королева Ариадна. — Хорошо, моя милая, пусть будет так.

— Что?.. Нет, погодите…

Фортинбрас кожей ощущал всеобщее волнение, лишь возрастающее с каждой секундой. Королева могла быть требовательной в мелочах и вопросах, на самом деле не достойных столь пристального внимания, но если она заговорила о клятве, значит, увидела всё, что ей было нужно.

Или же она решила, что, связав его клятвой, сумеет заглянуть намного глубже и увидеть всё самое скрытое. Будто того, что она уже увидела, было недостаточно.

— Прошу прощения!

Фортинбрас свёл брови к переносице, когда Зельда, подскочив на ноги, едва не свесилась из-за ограждения и громко уточнила:

— Вы действительно собираетесь приносить клятву? Не то чтобы я сомневалась, — торопливо добавила она, но с таким перекошенным выражением лица, будто её заставили сделать это, — просто хочу быть уверенной. Вдруг вы попытаетесь его убить? А ведь Время — мощная магия, и сейчас было бы просто глупо…

— Ради богов, Зельда, — громко проскрежетал принц Джулиан, — закрой рот, пока я не приказал отрезать тебе язык!

Зельда что-то пробормотала себе под нос и злобно уставилась на принца. Он то ли отлично притворился, что причиной его гнева является только Фортинбрас, то ли действительно намеревался наказать Зельду за вмешательство. Судя по тому, как агрессивно молодой человек, сидящий рядом, принялся что-то объяснять ей, а она отмахивалась с невероятно расслабленным лицом, второй вариант был куда более реальным. Фортинбрас не хотел, чтобы Зельде отрезали язык только из-за него, и потому уточнил:

— Вы увидели то, что хотели, Ваше Величество?

Разумеется, нет. Никто не захотел бы увидеть столько смертей, сколько видел он. Судя по лицу королевы Ариадны, которое Фортинбрас никак не мог прочитать, она это знала. Ей совсем не понравилось скрытое в его душе, но ей нужно было узнать об этом как можно больше. Без посторонних глаз и ушей. Без сальваторов, которые были готовы защищать его, и без лишних свидетелей.

— Оставьте нас, — требовательно повторила королева Ариадна, застывшая на месте, точно статуя. — Сейчас же.

Пайпер будто только этого и ждала: вцепилась в его руку так, что ему показалось, будто кости хрустнули.

— Вы его и пальцем не тронете, — угрожающе произнесла она.

— Это клятва на крови, моя драгоценная. И если ты не желаешь стать её частью, покинь зал.

— Но вы не можете просто… — неуверенно начал Николас.

— Могут, — перебил его Фортинбрас. — Если это действительно клятва на крови, то в их же интересах, чтобы всё прошло без происшествий. Ни угроз, ни случайных убийств. Вы увидели то, что хотели, Ваше Величество? — мгновение спустя повторил вопрос Фортинбрас. — Вы увидели правду?

— Покиньте зал, — не моргнув и глазом, произнесла королева Ариадна.

Другие лидеры коалиции с ней не спорили, даже вопросов не задавали. Молчаливые наблюдатели — тоже. Фортинбрас смотрел перед собой, запрещая себе сгибаться под презрительным взглядом Гилберта, и старался как можно меньше обращать внимания на Джонатана из семьи Сандерсон, попытавшегося увести Пайпер. Фортинбрас ненавидел себя за то, что хотел, чтобы она осталась, но и не хотел, чтобы она видела весь ужас, который задумала королева Ариадна. А она точно что-то задумала: ещё недавно его удерживали в темницах за барьерами, на суд привели в кандалах, но после, когда он их сломал, не попытались надеть новых. Они, разумеется, не верили, что он не собирался вредить кому-либо ровно до тех пор, пока не вредят ему или тем, кто ему дорог. Они слишком умны, чтобы так поступать.

Поэтому Фортинбрас, удерживая на лице уверенную улыбку, — он действительно надеялся, что со стороны она выглядит уверенной, — сказал, обращаясь к Пайпер и Николасу:

— Всё будет хорошо. Пожалуйста, подождите, пока мы закончим с клятвой. Это недолго.

Это, разумеется, было ложью. Что бы ни задумала королева Ариадна, когда речь зайдёт о клятвах на крови, Фортинбрас добьётся самой точной формулировки для каждого из них и сделает всё возможное, чтобы просчитать все возможные исходы. Он не позволит связать их клятвой, которая может навредить им. Фортинбрас бы ещё мог согласится, если бы клятву на крови приносил он один.

Ему претила мысль о том, что он принял решение за Клаудию, Стеллу и Эйкена, но он сильно сомневался, что их станут слушать. Даже его, сальватора Времени, не слушали.

Вернее сказать, не слышали.

— Всё будет хорошо, — повторил он, посмотрев Пайпер в глаза. Она выглядела напуганной и решительной настолько, будто была готова броситься в бой прямо сейчас.

Она была прекрасна, и Фортинбрас ни за что не позволит коалиции ей навредить.

— Я справлюсь, — понизив голос, добавил он. — В конце концов, я всё равно сильнее.

Это, разумеется, было ложью лишь отчасти. Магии в этом было так много, что после стольких лет ограничений она могла свести его с ума. Фортинбрас не был уверен, что сумеет остановиться, если в его руках окажется слишком много силы.

Пайпер не сдавалась до последнего — он видел это по её глазам, постепенно становящихся всё ярче. Но в какой-то момент свет магии погас, и она покорно кивнула, опустив плечи. Её дядя мгновенно взял её под руку и быстро повёл к выходу. Николас, неуверенно потоптавшийся на месте ещё несколько секунд, сделал шаг вперёд и исчез, будто его и не было. Фортинбрас моргнул, спустя долю секунды ощутив тепло знакомой ему магии. Движение, как и всегда, было совершенно, но у него не было времени на восхищение.

Фортинбрас оглядел опустевшие места, где ещё минуту назад сидели наблюдатели, наткнулся на сосредоточенный взгляд Йозефа. Массивные двери хлопнули. Значит, остались только лидеры коалиции и маги. Даже рыцари вышли, будто поняли, что простое оружие против него бессильно.

Хорошо. Пусть лучше они думают, что он всё ещё достаточно силён, чтобы справиться с ними. Пусть думают, что его тело и сердце не ноют от боли, а раны не затягиваются очень медленно. Пусть верят, что он здоров и полон сил.

— То, что я увидела… — начала королева Ариадна и практически сразу же замолчала, посмотрев на него замутнёнными глазами. — Волнующе. Пугающе. Невозможно. Вот, как это было. Мои чары никогда не лгут, но и ты…

— И я не лгу, — послушно согласился Фортинбрас.

— Твой грех не исчез, Третий сальватор. Однако я позволю тебе прожить чуть дольше, чем ты того заслуживаешь.

Не успел Гилберт возмутиться, как Фортинбрас добавил:

— После ещё нескольких исследований моей души, я полагаю.

— Это необходимая мера.

— Прекрасно понимаю, и потому готов оказать вам содействие. Но не забывайте: я пообещал Первой, что это ненадолго.

Гилберт очень громко скрипнул зубами. Данталион, лениво развалившийся на своём месте, переглянулся с максимально серьёзным принцем Джулианом. Принцесса Сонал внимательно изучала Фортинбраса и ловила каждое его слово, тогда как светловолосый мужчина, имени которого не было в памяти Пайпер, просто наблюдал за действиями королевы Ариадны.

— Я рада, что мы друг друга поняли, — сказала она, растянув губы в хищной улыбке. — Но прежде, чем мы начнём, я хочу, чтобы ты сделал кое-что. Согласишься — и сформируешь клятвы так, как тебе нужно.

Фортинбрас даже бровью не повёл. Ариадна не могла поверить ему так скоро и так просто, — он чувствовал непередаваемый запах отчаяния и злости, окутавших её, — но и не могла отрицать увиденное. Насчёт чар, даруемых Сердцем фей, она была права: те никогда не лгали ей, да и все знали, что обмануть их невозможно. Чары Сердца осветят каждый уголок чужой души, даже самый тёмный и грязный, и королева Ариадна узнает все секреты.

Поэтому он не посчитал нужным ответить ей, и так прекрасно знавшей ответ. Все, кто сейчас наблюдали за её действиями, знали его. Даже Гилберт, наверняка желавший вцепиться в горло Фортинбраса.

— Я рада, что мы друг друга поняли, — медленно, будто смакуя каждое слово, повторила королева Ариадна. — И я рада, что ты готов идти на сотрудничество, Третий сальватор. А теперь покажи нам шрамы на своей спине.

***

— Пайпер, пожалуйста, — уже со злостью повторил дядя Джон. Наверное, в тысячный раз, если не больше. Пайпер не считала, слишком занятая тем, что беспокойно нарезала круги. — Пайпер!

— Что? — огрызнулась она, резко обернувшись к нему.

— Пожалуйста, позволь Марселин осмотреть тебя.

Сама Марселин, которая, как оказалось, всё это время провела в зале Истины вместе с Эйсом и Китом, уговаривала её принять помощь с той самой минуты, как они покинули суд. Но Пайпер, разумеется, не соглашалась — уже исключительно из упрямства, которое только возрастало с каждой секундой.

— Нет, — жёстко повторила она. — Ни за что. Сила уже излечила все раны.

— Могли остаться мелкие повреждения, — взволнованно вставила Марселин. — К тому же…

— Твоя одежда в крови, Пайпер, — перебил её дядя Джон. — Меня это пугает. Пожалуйста, пусть Марселин осмотрит тебя, пока есть время.

— Нет, — не отступала Пайпер. — Нет.

— Пайпер, пожалуйста. От того, что ты тут ходишь и переживаешь, легче тебе не станет.

— Ты за меня переживаешь или за себя? Может, за Эйса? Я в порядке, правда, — торопливо ответила Пайпер, сумев выдавить улыбку. — Если я здесь, значит, я в порядке, верно? Всё хорошо. А это… — она рассеянным движением указала на свою одежду, без тёмных пятен крови выглядевшую куда лучше, и нервно рассмеялась. — Это мелочи. Подумаешь, кровь. Всего лишь. Пустяки, расслабься.

Наверное, дядя Джон ей не поверил, как и Марселин, напряжённо переглядывавшаяся с Китом. Эйс, кажется, вообще выпал из реальности и ничего не слышал, только смотрел пустым взглядом перед собой. Неужели она выглядела настолько сумасшедшей?..

Пайпер не знала и боялась спрашивать. Что, если на самом деле они не выбрались из Башни? Что, если Карстарс и Гасион нашли способ залезть к ним в головы и теперь показывали худший сценарий? Что, если Третий не выйдет из зала суда?..

Она вновь повернулась к дверям, но те были закрыты. Двое рыцарей стояли рядом с ними, как статуи, и в первые минуты даже не реагировали на требования Пайпер впустить её. Использовать Силу она не решалась, боясь, что та выйдет из-под контроля. Пайпер чувствовала слишком много всего — и при этом совсем ничего, что пугало её. Разве она не должна ощущать хоть какие-то эмоции Третьего? Время уже должно было залечить все его раны, но ведь должны были остаться отголоски боли, которые Пайпер вполне могла ощутить. Она с каждой секундой всё лучше чувствовала Николаса, беспокойно прыгавшего с места на место, — и исключительно ногами, и с помощью магии, — но почти не обращала на эту связь внимания. Решила, что для начала следует понять, что с Третьим.

— Сколько можно? — пробормотала она, обойдя дядю Джона по кругу. — Почему так долго?

— Ты меня спрашиваешь?

— Я ничего не чувствую… Это же ненормально!

— Я, кстати говоря, тоже, — влез Николас, выпрыгнув перед ней. — Так быть не должно. Может, Арне, как и Ренольд, умеет подавлять связь?

— Зашибись! — Пайпер вскинула руки. — Ещё и Ренольд, а с ним Иснан… Господи, зачем ты мне о них напомнил?

Николас втянул голову в плечи и виновато уставился на неё. Пайпер мгновенно ощутила острое желание обругать себя или удариться головой о стенку. Может, хоть так до неё дойдёт, что срываться на Николасе не стоит. Он хотел помочь ей. Он был сальватором, и связь между ними должна была стать их оружием. Даже не зная Третьего, Николас был готов заступиться за него. Пайпер следовало быть более вежливой с ним хотя бы за это, но

она почему-то просто не могла.

Ей было страшно. Сколько уже прошло с тех пор, как королева Ариадна выставила всех из зала? Уж точно больше часа, а для Пайпер — вечность. Если так и дальше будет продолжаться, Сила точно вырвется из-под контроля.

— Почему так долго? — повторила Пайпер, начав беспокойно дёргать цепочку кристалла. — Сколько он там клятв приносит? Миллион? Почему так долго?

Дядя Джон устало вздохнул. Пайпер не знала, что беспокоило его больше, её нервозность или тот факт, что Третьего действительно задерживали, и хотела узнать, но вдруг шума стало намного больше. Пайпер испуганно огляделась, сжав кулаки, но увидела только уйму незнакомых людей, наблюдавших за ними. Всего лишь случайные искатели, рыцари, вампиры, оказавшиеся в зале Истины. Слухи, должно быть, удавалось сдерживать лишь пару часов, но теперь вся коалиция знала о том, что Третий вернулся. Те, кого Пайпер видела сейчас, лишь хотели убедиться в этом лично.

— Только этого не хватало, — раздражённо пробормотал Джонатан и, обернувшись к кому-то, почти крикнул: — Себастьян, займись нашими.

Пайпер проследила за взглядом дяди Джона, направившегося к группе вампиров, оживлённо обсуждавших что-то. Рыцари, в отличие от них, держались куда тише и наверняка понимали, что должны быть готовы к неожиданностям, тогда как искатели, коих было не меньше десяти человек, уже наперебой задавали подошедшему Себастьяну вопросы.

«Дурдом», — подумала Пайпер. Третьего судят за то, чего он не делал, а они…

Двери громко скрипнули, и все присутствующие разом затихли. Пайпер не успела даже обернуться — услышала, как Марселин озадаченно пробормотала:

— Не то, что я ожидала.

Пайпер во все глаза уставилась на Третьего, вышедшего из зала собраний. Судя по уверенной и даже дерзкой улыбке, которую он продемонстрировал каждому из рыцарей, занявших свой пост, Арне взял контроль над телом. В подтверждение этому так же шёл тот факт, что Третий совершенно спокойно шёл в их сторону без рубашки, демонстрируя крепкие мышцы и огромное количество шрамов.

— О боже… — выдохнула Пайпер.

— Нет, — невозмутимо возразила Марселин. — Третий сальватор.

Пайпер хотела шикнуть на неё, — и на каждого, кто смотрел на Третьего, — когда он остановился, развернулся лицом к залу собраний и низко поклонился. Не с уважением, как Пайпер ожидала от него, а с явной насмешкой.

Он издевался над лидерами коалиции. Но и они, судя по тому, что Третий был без рубашки, издевались над ним.

Он выпрямился, и шрамы на его спине стали видны абсолютно всем. Пайпер едва не завопила. Почему-то в первый раз, на празднестве в Омаге, после встречи с небесными китами, в ней не было такого ужаса. Она уже видела шрамы Третьего, напоминающие следы острых когтей, рваные, кривые, длинные, тянущиеся от шеи к пояснице; видела ожоги, стянутую кожу, пятна всех оттенков синего и чёрного; видела вереницы слов, хаотично разбросанных по всей спине. Она не должна была паниковать и ужасаться, но паниковала и ужасалась.

«Никому не понравится, если самый сильный маг Диких Земель будет корчиться от какого-то проклятия». Третий сказал ей это, когда она спросила, почему он скрывает своё проклятие. Он не хотел, чтобы его видели слабым и беспомощным, но сейчас он совершенно спокойно шёл, держа на лице учтивую улыбку, и будто не замечал обращённые на него взгляды.

Но он вдруг остановился, раскинул руки и начал медленно поворачиваться, будто хотел продемонстрировать себя со всех сторон. Посторонний шум, ещё недавно бывший лишь шёпотом, стал намного громче. Взглядов, полных страха, непонимания, отвращения стало больше всего за несколько секунд. Третий притянул всё внимание к себе и, кажется, сделал это намеренно.

— Смотрите, — громко сказал он, нахмурившись. — Обсуждайте. Я ведь для вас только ручной сальватор, да?

Да, он точно издевался над каждым из них. Но если бы Пайпер не знала его, она бы решила, что он совсем не против так поступать.

Поэтому она, игнорируя попытки Кита остановить её, подошла к Третьему. Он остановился, заметив её, и опустил руки.

Пайпер подумала, что сейчас весь мир рухнет, но когда Третий поднял уголки губ в ободряющей улыбке, — точно так, как умел он один, так, будто не он переступил через себя и показал шрамы, которых стыдился, — рухнуло её сердце. Она едва не прыгнула вперёд и крепко обняла его, напрочь забыв, что он без верхней одежды. Ладони будто сами собой раскрылись и попытались прикрыть наиболее крупные шрамы на спине, тогда как сама Пайпер, уткнувшись лицом в плечо Третьего, хмуро смотрела на незнакомых рыцарей, стоявших буквально в двух метрах левее.

— Что они заставили тебя сделать?

Её голос прозвучал настолько глухо, что Пайпер побоялась, что её не услышали. Однако Третий вдруг очень тихо рассмеялся, — и смех отдался вибрацией во всём её теле, — и произнёс:

— Ничего, с чем я бы не смог справиться.

— Но…

— Пусть смотрят. Я для них действительно лишь ручной сальватор, не более.

— Я думала, ты не хочешь показывать их, — Пайпер легонько постучала пальцами по его спине, задев линии сразу нескольких шрамов.

Кажется, где-то кто-то очень громко втянул воздух.

— Если они хотят видеть мои шрамы взамен максимально точного формирования клятв для остальных — пусть будет так. В конце концов, Арне сказал, что у меня слишком хорошее тело, чтобы прятать его под одеждой.

Пайпер прыснула от смеха и пробормотала:

— Это точно.

— Он прав? — растерянно уточнил Третий. — Я, честно говоря, совсем не понял.

Пайпер вновь прыснула от смеха. Ей было совсем не смешно — ей было больно и страшно, но лёгкая отрешённость Третьего, его неуверенность и отсутствие эмоций там, где это было нужно, напоминали ей, что это всё ещё он.

Третий отстранился, и Пайпер окатило волной стыда. Хотелось исчезнуть и понадеяться, что Третий не начёт задавать странных вопросов о том, зачем она это сделала, — как это было с поцелуем, например. Но он неожиданно улыбнулся чуть шире и произнёс:

— Я вспомнил своё имя.

Горло Пайпер сжалось. Они так и не заключили уговор в том храме, и Пайпер частично была рада этому. Было что-то особенное в том, как Третий улыбался прямо сейчас. Не вымученно, как до этого, и не с довольно хилой надеждой, которую пытался внушить.

Он знал, что всё плохо. Не мог забыть об этом ни на секунду. Но он вспомнил своё имя, которое не мог вспомнить двести лет, и даже несмотря на то, что представился им на суде, фактически сказал ей об этом первой.

— Я вспомнил своё имя, — повторил он с меньшей уверенностью.

Должно быть, Пайпер молчала слишком долго. Или краснела, как идиотка. Хотелось думать, что из-за внимания, направленного на них, и абсолютной неподвижности рыцарей, не попытавшихся остановить Третьего. Если они его не тронули, значит, Третий принёс клятву коалиции и будет верен ей до тех пор, пока они не покушаются на его жизнь и жизни остальных. Это должно было занять все мысли Пайпер, но вместо этого она улыбнулась, чувствуя, как слезятся глаза, и сказала:

— Привет, Фортинбрас.

— Здравствуй, Пайпер.

Глава 22. Спи спокойно, словно не было войны

Рука Артура снова дрогнула, и он едва не выронил чашку. Лиэр, обычно помогавший Одоваку на кухне и предпочитавший никому, кроме Гилберта и Шераи, не попадаться на глаза, бросил на него предупреждающий взгляд. Артур рассеянно махнул рукой, но так ничего и не сказал. Состояние радданского фарфора, которое почему-то до сих пор использовалось Одоваком, волновало его меньше всего.

Артур вообще не знал, что волнует его сейчас.

Он бездумно пялился на содержимое чашки, — крепкий травяной чай с лимоном и апельсином, который Одовак заваривал по какому-то особому рецепту, — и пытался привести мысли в порядок. Вернее сказать, пытался отыскать хоть какие-то мысли, которое можно привести в порядок. В голове Артура вот уже много дней была сплошная пустота.

Фроуд с ним пока что не связывался. Строго говоря, Артур сам должен был сообщить ему, что готов вновь взяться за работу, а не ждать персонального приглашения. Но проблема была в том, что он не мог.

Он оказался куда менее крепким, чем ожидал от себя. И всё же ему хватило сил возразить Энцеладу тогда, когда он сам распадался на куски.

— Тебе нужно добавить в чай душицу.

Артур поднял голову и увидел перед собой Марселин, поставившую на стол поднос с огромным количеством грязных склянок и чашек.

— Всё нормально, — вяло отозвался Артур. — Я вообще не хотел пить чай. Одовак заставил.

— А я заставлю пить с душицей. Лиэр, — чуть громче позвала она, и Лиэр, тут же оторвавшийся от натирания винных бокалов до блеска, повернулся к ней, — пожалуйста, найди мне душицу.

Лиэр молча кивнул и принялся за дело. Артур невольно усмехнулся: было странно наблюдать за тем, как Лиэр выполняет свои обычные обязанности, делает то же, что и всегда; что весь мир продолжает двигаться, а от Дионы даже костей не осталось.

Артур знал, что она того хотела, но ему было больно. Её тело сожгли два дня назад, а боль добралась до него лишь сейчас.

— Всё нормально, — повторил Артур, махнув ладонью. — Я просто…

«Я не знаю, что делать, — хотел сказать он, но вместо этого, полоснув по Марселин рассеянным взглядом, уткнулся локтями в стол и спрятал лицо в ладонях. — Я не знаю, что делать. Я не знаю, что говорить. Я не знаю, не знаю, не знаю…»

Но, на самом-то деле, он знал.

Они не давали друг другу клятвенных обещаний. Они жили одним днём, уверенные, что впереди ещё тысячи таких же дней. Они были воинами, которые всегда шли рука об руку со смертью и знали, что в какой-то момент всё может закончиться очень печально. Они думали, что готовы к этому, и единственное, что пообещали друг другу, — не совсем уж торжественно, как следовало бы, — что не будут стоять на месте. Со смертью одного жизнь другого не заканчивается.

Однако Артур был уверен, что это будут лишь слова, что всё будет так же, как и обычно. Они будут вместе тренироваться, сражаться и целоваться, пока Энцелад будет делать вид, что они его раздражают одним своим существованием.

Всё будет так же, как и обычно.

Но тело Дионы сожгли два дня назад, а боль добралась до Артура лишь сейчас.

Марселин поставила перед ним чашку со свежезаваренным чаем. Артур моргнул, посмотрел на неё и опустил плечи. Границы времени размылись окончательно. Спать в собственной комнате стало невозможно: Артур знал, что так не бывает, но постоянно, ложась в кровать, чувствовал запах Дионы, сандал и жасмин, который она так любила. Доспехи, которые он так и не очистил, и меч напоминали о том, что он не успел. Энцелад с ним не разговаривал.

Энцелад ни с кем не разговаривал. Только передал командование рыцарям Фроуду, а после — тишина и полное игнорирование кого бы то ни было. Даже Гилберт до сих пор не добился от него ни слова. И это при том, что только Энцелад, не считая Шераи, оказался достаточно смел, чтобы взять в руки Нотунг, в результате чего по молчаливому приказу Гилберта держал его при себе.

— Выпей, — сказала Марселин, и Артур вновь моргнул, уверенный, что она давно ушла. — Тебе нужно выспаться.

— Не могу, — пробормотал Артур, но чашку всё же взял. Приятно пахло душицей.

Неужели за то время, что он просто сидел и пытался собрать себя по кусочкам, Марселин успела заварить чай?

— Я не знаю, — выдавил он, практически поднеся чашку к губам.

— Что? — тихо уточнила Марселин.

Артур хотел остановить себя. В конце концов, Марселин хватает своих проблем. Суд над Третьим сальватором, по завершении которого он принёс коалиции клятву, состоялся два дня назад, и Марселин, насколько знал Артур, всё ждала момента, когда Гилберт позволит ему разбудить Стефана. У неё были свои причины для волнения, которые терзали её долгие месяцы, и потому Артур хотел остановить себя.

Но почему-то не смог.

Он поставил чашку, вновь закрыл лицо руками и едва слышно произнёс:

— Я не знаю, что делать.

Он стал рыцарем из-за эриама, который случился в семнадцать лет, и был уверен, что работать на благо коалиции — то, ради чего он вообще существует. И потом, когда он по уши влюбился в Диону из семьи Эрнандес и чувствовал себя полным идиотом, которому никак не удавалось привлечь её внимание, его вера не угасала. Он был уверен, что коалиция — это его дом, и какое-то время спустя, когда Диона уже смеялась с его глупых шуток и целовала каждый раз, когда хотела того, он убедился в этом ещё раз.

Но тело Дионы сожгли два дня назад, а Артур не знал, что ему делать.

Он пытался поговорить с Энцеладом не меньше сотни раз. Но тот смотрел на него пустым взглядом и ничего не говорил. Только дожидался, пока Артур закончит, и уходил, будто ничего и не слышал. Лука Дионы при нём никогда не было — должно быть, он на время убрал его в более подходящее место. Артур не смог в этом убедиться. Особняк отказывался приводить его к комнатам близнецов, всегда находившихся напротив друг друга. Артур даже не был уверен, что, если ему удастся найти комнату Дионы в этом скоплении пространственной магии, дверь действительно откроется. Может, особняк обладал собственной волей и пытался защитить его от боли.

Артур не знал.

Он вообще ничего не знал.

Марселин мягко коснулась его ладони. Артур, однако, вздрогнул и даже испуганно посмотрел на неё. С его стороны было крайне эгоистично вываливать всё на Марселин, но она казалась ему единственной, кто может понять его.

— Ты знаешь, что означает эцетар?

Марселин нахмурилась и отрицательно покачала головой. Артур против воли усмехнулся. Боги, откуда ей знать об этом? Она же даже никогда не была в Сигриде. Не то чтобы Артур был, но его далёкие предки пришли оттуда, да и коалиция, в том числе Диона и Энцелад, достаточно просветили его.

— Кэргорцы верили, что эцетар — священная связь между близнецами. Не между братьями или сёстрами. Только близнецами. У них считалось, что близнецы рождались лишь в том случае, если величие души было слишком велико для одного тела.

— Иными словами, они верили, что одну душу делили на два тела? — осторожно уточнила Марселин.

— Да, именно. Наверное, поэтому Энцелад думает, что я не понимаю. — Артур ущипнул себя за переносицу, чувствуя, что вот-вот не сдержит слёзы и снова расплачется. — Он со мной даже не разговаривает.

Марселин ничего не сказала. Артур сомневался, что она хотя бы примерно представляет, что можно сказать. Она подошла ближе и обняла его, крепко прижав к себе. На секунду Артур растерялся, но после обнял её в ответ.

Они никогда не были особо близки, — обычно их общение ограничивалось оказанием помощи со стороны Марселин и обещаниями Артура принести ей какой-нибудь кусочек тела ноктиса для изучения, — но сейчас что-то изменилось.

Поэтому Артур, выждав ещё немного, тихо произнёс:

— Я знаю, что лезу не в своё дело…

— Но? — с лёгким волнением уточнила Марселин.

— Но если Стефан не проснётся, отпусти его.

***

Третий сальватор смотрел на Марселин так, будто оценивал её. Он стоял, сложив руки за спиной, и, казалось, совсем не замечал присутствие посторонних и внимание, направленное на него. Марселин не сомневалась: он ощущал магию Диего и Шераи, чары Нокса, замершего у противоположной стены, сосредоточенный взгляд Гилберта и Джонатана, но не реагировал на них, потому что знал, что справится с ними. Об этой уверенности ей постоянно говорила Пайпер, и Марселин, которая слушала её вполуха, всё равно умудрилась запомнить это.

— Госпожа Гарсиа, — с улыбкой, от которой Гилберт только сильнее скривился, произнёс Третий сальватор. — Рад, что вы здесь. Его Высочество, видите ли, считает, что без вашего присутствия я сделаю только хуже.

— Я в этом уверен, — резко возразил Гилберт.

— В таком случае заявляю, что эта вера…

— О, боги, хватит, — встряла Пайпер, возведя глаза к потолку. — Стефан сам себя не разбудит, так что кончайте спорить.

Горло Марселин сжалось. Она знала, что Гилберт оттягивает пробуждение Стефана исключительно из-за недоверия к Третьему, и даже просила его как можно скорее позволить сальватору применить магию, но не думала, что это произойдёт… вот так. Слишком много посторонних людей, которые на самом деле наблюдали за Третьим, будто они не знали, что клятва не позволит ему навредить Стефану. Слишком много волнения внутри самой Марселин и растерянности во взгляде Пайпер — хотя она, в общем-то, всё это время только и говорила о том, что Третий сальватор обязательно справится. Слишком много давления и мыслей, что даже он не сможет разбудить Стефана.

Но он, вообще-то, должен был справиться. Сомнус, как и говорил Сионий, потерянная магия, способная погубить того, кто решит использовать её. И хотя в своё время Стефан нашёл способ использовать сомнус и погрузить в сон Марселин, развеять его могло только Время.

Марселин была уверена, что Арне исчез и больше никогда не появится, что Время сгинуло в поглощённом Сигриде, а вместе с ним и Третий сальватор. Но прямо сейчас он был здесь, практически целый и невредимый, — не считая шрамов на спине, которые он едва ли не с гордостью продемонстрировал в зале Истины, — и ждал, когда Марселин решит, что он может использовать магию для помощи Стефану. Он, казалось, все эти годы жил в этом мире и точно знал, как следует себя вести: взгляд, осанка, уверенность, которую излучал Третий сальватор — всё в нём было до ужаса идеальным.

Не говоря ни слова, Марселин первой прошла в комнату. Ей казалась иррациональной мысль о том, что пускать сюда кого-то ещё неправильно. Стефан много раз говорил о том, что Третий его друг, и из-за одной его просьбы тот совершил Переход во Второй мир, когда, Марселин была уверена, существовали более важные проблемы, чем девушка, погружённая в сомнус. Но он пришёл и помог. Он явился и сейчас, пусть даже Марселин до сих пор не знала, откуда. Пайпер ей не говорила.

— Только попробуй… — начал было Гилберт, но Третий, глаза которого засияли ярче, едва не с восхищением выдохнул, вслед за Марселин зайдя в спальню:

— Потрясающе.

— Прошу прощения? — резко произнёс Гилберт, метнув на него убийственный взгляд.

— Его организм… в порядке, — задумавшись всего на секунду, пояснил сальватор. Он остановился возле кровати, на которой лежал Стефан. — Магия, поддерживающая в нём жизнь, идеальна. Это ваша работа, госпожа Гарсиа?

Он посмотрел на неё, остановившуюся с другой стороны, и, казалось, искренне восхищался тем, что узнал. Марселин вдруг стало неуютно.

— Ты не говорила, что она настолько сильна, — пробормотал Третий, покосившись на Пайпер.

— Говорила, — возразила она, — ты просто не поверил.

— Что ж, моя ошибка. Я действительно не полагал, что вы, госпожа Гарсиа…

— Боги, просто Марселин, — не выдержала она.

— …настолько искусны. Некогда прежде не встречал столь совершенной и тонкой работы. Ветон во многом вам уступает.

— Кто? — тут же спросил Гилберт.

Третий ему не ответил. Марселин прикусила щёку изнутри, боясь издать лишний звук. Умом она понимала, что лишь Время способно помочь Стефану, что если бы Третий сальватор хотел навредить, он бы уже сделал это, не стал бы ждать ещё два дня. Пайпер ему верила, и ему верил Рафаэль, с которым Марселин до сих пор не могла поговорить.

Он её избегал, а если вовремя скрыться не удавалось, то просто молчал, даже не смотрел ей в глаза. Марселин старалась не давить, но, вероятнее всего, на Рафаэля давил сам мир. Теперь каждый в особняке наблюдал за ним и людьми, с которыми он прибыл, и каждый их шаг строго контролировался. Насколько Марселин знала, с тех пор, как они предстали перед коалицией и принесли клятвы, они практически не покидали особняка и совсем ничего не делали. Изредка Марселин видела, как огромная волчица просто бродит по коридором и тщательно изучает каждый угол, и знала, что девушка с чёрными губами, Клаудия, безвылазно сидит в своей комнате. Изредка и Рафаэль запирался, — ну, не по-настоящему, ибо особняк всё ещё не позволял сделать этого, — но большую часть времени таскался за Пайпер, Николасом и Третьим сальватором.

Но Марселин он избегал.

Пайпер пообещала ей, что попытается узнать, помнит ли он хоть что-нибудь об этом мире, но Марселин сомневалась, что обещание было искренним. Пайпер только и делала, что ругалась с Гилбертом, Джонатаном и людьми, присланными коалицией ради наблюдения за Третьим сальватором. Что удивительно, он сам при этом не высказывал недовольства. Отвечал, когда его спрашивали, был честен (если верить Пайпер) и напоминал, что Время будет служит коалиции, пока он и его спутники в безопасности и их жизням ничего не угрожает.

Какими бы противоречивыми ни были чувства Марселин к нему, одно она поняла: он не позволит кому-либо навредить Рафаэлю. И хотя ей было больно из-за того, что он говорит, будто не знает её, и заступается за Третьего, Марселин решила отложить их разговор до тех пор, пока не проснётся Стефан — тогда на одну причину для волнения станет меньше.

Но Стефан не просыпался.

— В чём дело? — торопливо спросила Марселин, начав заламывать руки. — Что-то не так? Почему он до сих пор…

— Потому что я ещё не начал, — спокойно ответил сальватор, подняв на неё глаза. Его взгляд был скорее ледяным, пронизывающим до костей, чем внушающим уверенность.

Марселин сглотнула.

— Сложно сосредоточиться, когда столько посторонних — с вежливой улыбкой добавил Третий, выпрямившись и кинув на Гилберта предостерегающий взгляд. — Боитесь, что я убью его?

— Именно, — резко ответил Гилберт, тогда как Шерая невозмутимо ответила:

— Нет.

Гилберт наградил её недвусмысленным взглядом, полным злости, но Шерая, не поведя и бровью, добавила:

— Но тебе следует быть осторожным. Если, конечно, не хочешь проблем.

— Сам факт того, что вы незаслуженно обвиняете меня во всех грехах,уже является проблемой, — отчеканил сальватор, продолжая смотреть на Гилберта. — Но если Его Высочество помнит, Стефан — мой друг.

— Пайпер тебе не рассказала? — с притворным удивлением произнёс Гилберт. — Как странно. Она, кажется, рассказала обо всём, что только…

— Господи, Гилберт! — взвилась Пайпер, взмахнув руками. — Хочешь ещё поругаться? Хорошо, пошли, поругаемся!

Не говоря больше ни слова, она подошла к нему, схватила за руку и потащила за собой. Марселин удивлённо округлила глаза, когда Гилберт и впрямь покачнулся, едва не упал. Он попытался отцепить её руку, ругался и угрожал, но Пайпер была непреклонна: она вытащила его за дверь спальни и, судя по звукам, из гостиной тоже. Диего и Нокс, как и Марселин, не сумели скрыть удивления. Джонатан тихо выругался и быстро направился за ними. Только Шерая никак не отреагировала на произошедшее и, легко махнув ладонью, сказала:

— Подождите за дверью.

Нокс, кажется, хотел что-то сказать, но вовремя остановился. Марселин ощутила, как его чары наполняют воздух, нежно, практически невесомо касаются кожи и оседают на ней. Вряд ли он справится с сальватором одними чарами, но, по крайней мере, он будет знать, что здесь происходит.

Он вышел первым, перед этим ещё раз тщательно изучил Третьего сальватора, будто в нём могло что-то измениться. Диего молча последовал за ним. Марселин была готова ощутить давление его магии, но её почему-то не было.

— Не тяни, — сказала Шерая, закрыв дверь и прислонившись к ней спиной.

— Я изучаю, — со вздохом ответил сальватор. — Никогда прежде не сталкивался с таким мастерством. Я не был уверен, что Стефан выживет, но…

— Фортинбрас.

Марселин вздрогнула. Все предпочитали игнорировать его имя и называть его Третьим сальватором или просто Третьим, и потому лёгкость, с которой Шерая произнесла его имя, озадачила Марселин.

В Шерае всегда была доля бесстрашия, которую она демонстрировала практически всегда, но теперь… Марселин казалось, что она чего-то не понимает. Она помнила, что в своё время Шерая служила при дворе Ребнезара и была близка как с Гилбертом, так и с принцем Фортинбрасом, но не думала, что дело в этом.

В конце концов, прошло двести лет.

— Мне нравится, — неожиданно широко улыбнувшись, сказал Третий.

— Что? — удивлённо пискнула Марселин.

— Мне нравится, как звучит моё имя, — ответил он, переведя на неё взгляд — уже не такой ледяной и пробирающий до костей, а скорее открытый и максимально искренний.

Марселин переглянулась с озадаченной Шераей, но, быстро опомнившись, качнула головой и продолжила:

— Его можно разбудить?

— Всё зависит от его собственной магии. — Третий склонился ниже, коснулся пальцами лба Стефана и нахмурился. — Невозможно разбудить того, чья магия слаба и ничтожна.

— Стефан никогда не был слабым, — скорее инертно возразила Марселин.

— Верно, однако сомнус способен сломить любого. Вспомните, что было с вами.

Марселин моргнула и сжала губы в тонкую линию. Ей не следовало удивляться: Стефан, обратившийся за помощью к Третьему сальватору, после её пробуждения вполне мог сообщать ему об её состоянии и обучении. Но от мысли, что пока она училась заново понимать простые предложения, читать и писать, Стефан докладывал об этом Третьему, её едва не пробрало до костей.

— Вы невероятно искусны, госпожа Гарсиа, — повторил Третий, подняв на неё сияющие магией глаза. — Не каждый целитель сумел бы удержать его в стабильном состоянии так долго.

С губ Марселин сорвался нервный смешок. Он что, издевается над ней?.. Пошло всего пять месяцев. Стефан же поддерживал в ней жизнь тридцать лет.

Третий вдруг выпрямился, бросил на Стефана ещё один взгляд, нечитаемый и будто бы пустой, и развернулся. Сердце Марселин рухнуло.

— Почему он ещё спит? — испуганно пролепетала она.

— Я сделал всё, что мог, — пожав плечами, ответил сальватор. — Сомнус развеян. Нужно лишь дождаться, когда Стефан проснётся.

Марселин недоверчиво нахмурилась. Она не чувствовала мощной магии, вокруг которой ходило столько легенд, давления или напряжения в тонкой нити, засевшей глубоко внутри неё. Третий сальватор, казалось, совсем ничего не сделал.

Не сдержавшись, Марселин метнулась к Стефану и приложила пальцы к его лбу. Да, она не ошиблась — ощущения его магии совсем не изменились. Неужели так и должно быть? Может, Третий сделал что-то не так или вовсе не собирался помогать ему? Что, если Пайпер ошиблась и…

— Терпение, госпожа Гарсиа, — громко сказал Третий сальватор. — Могут потребоваться часы и даже дни, чтобы он окончательно проснулся. Вспомните, как это было с вами, и ждите.

Марселин метнула на него убийственный взгляд. Она проснулась через несколько часов после того, как он помог Стефану развеять сомнус, и потому его слова сейчас звучали как издевательство. Но, может, дело было именно в Стефане и его магии, которую он сумел правильно направить и удержать внутри её тела. Марселин хоть и была сильна, но во многом уступала ему.

Третий махнул ладонью, словно прощаясь, и вышел. Шерая задержалась лишь на секунду, но, так ничего и не сказав, вышла вслед за сальватором и плавно закрыла дверь. Марселин села на кровати, опустив плечи, и посмотрела на всё ещё спящего Стефана.

Неужели единственное, что она может — это ждать?..

Сколько времени это займёт? Несколько часов? Дней? Может, недель? Почему Время, бывшее едва ли не самым сильным из магии сакри, не могло разбудить его окончательно? К чему эти сложности и лишнее ожидание?

Марселин шмыгнула носом и, испугавшись этого, торопливо провела ладонями по лицу, запрещая себе плакать. Всё не так плохо, как она поначалу подумала. В конце концов, ещё несколько дней назад она считала, что будет поддерживать жизнь Стефана так же долго, как и он её, и начинала терять веру, что его вообще можно разбудить. Но теперь Третий сальватор здесь, и он помог ему, — если, конечно, считать, что он действительно сделал это. И если по каким-либо причинам сомнус всё ещё властен над Стефаном, Третий сальватор поможет ему. Даже если Марселин придётся давить на него и требовать, чтобы он сделал это. Она сомневалась, что Третий испугается её, но обязательно найдёт способ повлиять на него.

Но для начала она придумает, как справиться с мучительным ожиданием.

***

— Э-э-э… Честно говоря, я сам не знаю, что это, — почесав затылок, ответил Николас. — Я редко сюда заглядывал.

— О, понятно, — пресно отозвался Эйкен. Его совершенно не волновала картина, зачарованная на постоянное движение — как, впрочем, и всё в этом особняке, ставшем для него клеткой.

Но Третий, точнее, Фортинбрас сказал, что нужно как-то приспосабливаться. Искать возможности, которые они могут использовать, узнавать людей и показывать, что они готовы к сотрудничеству, даже если на самом деле это было не так. «Это совершенно другой мир, — сказал Фортинбрас, полностью игнорировавший присутствие рыцарей, которые отныне постоянно следили за каждым из них, — и нам придётся следовать его правилам». Не нужно было даже уточнять, что это нужно для выживания.

Они всегда только и делали, что выживали. По крайней мере, Эйкен не мог вспомнить другой жизни. Даже за стенами городов и крепостей, под защитой чар и магов, порядком ослабших из-за хаоса Диких Земель, они выживали. Ни на секунду не ослабляли бдительности, доверяли только проверенным людям, всегда контролировали ситуацию настолько, насколько это было возможно. Эйкен научился полагаться на себя да на определённый круг лиц, но теперь всё это было бессмысленно. Правила выживания в Диких Землях не работали вместе с правилами коалиции, и Эйкену приходилось делать вид, что он ничуть не волнуется из-за этого.

Два дня назад Фортинбрас чудом избежал катастрофы, — или же не чудом, а тщательно продуманным планом, ведь других у него не бывает, — и теперь, как знал Эйкен, лишь играл на публику. Он был достаточно отзывчивым и сострадательным, чтобы помочь там, где мог, однако это не означало, что он будет везде и всюду решать проблему каждого. Фортинбрас лишь среагировал быстрее всех и понял, что для того, чтобы за ними перестали таскаться рыцари и маги, следует показать себя с лучшей стороны. Он едва не позволял помыкать собой, при этом не теряя улыбки на лице, и Эйкен знал, что это только начало. Дальше будет только хуже.

О том, что случилось в Башне, они не говорили. Клаудия, всегда самая рациональная, никогда не терявшая голову, не могла даже слова выдавить. Проклятие давило на неё каждую секунду, и потому она безвылазно сидела в комнате и ни с кем не общалась. Эйкен не сомневался, что у каждого, с кем она успела столкнуться лицом к лицу, за спиной был хор из мертвецов, и не осуждал её за попытку хотя бы на время спрятаться в тишине. Эйкен и сам бы последовал её примеру, но, попытавшись в первый раз, понял, что ему становится хуже.

Тени беспокойно срывались с тела и кружили вокруг, как если бы они всё ещё были в Башне и пытались защитить его от тварей, зеркал и обломков. Эйкен, казалось, вновь видел момент, когда одно из зеркал появилось прямо за спиной Пайпер, а другое — напротив.

Эйкен хотел плакать. Это он послал тени, чтобы они защитили Пайпер от опасности. И с той самой минуты, как Магнус сделал то же самое, а меч Гасион пробил ему грудь, Эйкен спрашивал себя, действительно ли он должен был делать это.

Не он ли стравил Гасион и Магнуса? Он лишь хотел помочь Пайпер, но теперь, вновь прокручивая в голове тот момент…

Не он ли виноват в смерти Магнуса?

— Эйкен, — настойчиво позвал Николас.

Ему потребовались секунды, чтобы вновь сделать вид, что интерьер особняка и картинная галерея в частности интересуют его куда сильнее того факта, что человек, которого он считал братом, умер из-за его ошибки. Эйкену даже удалось изобразить на лице подобие улыбки, но ненадолго: он заметил, как Николас кивает ему за спину и, обернувшись, увидел Марселин.

Настроение Эйкена или нечто, похожее на него, мгновенно испортилось.

Он, вообще-то, не считал Марселин плохой и пугающей. Он ведь её совсем не знал. Но её настойчивость, которую она проявляла всё это время, и уверенность, будто он — какой-то там Рафаэль, порядком раздражали Эйкена.

Правила выживания в Диких Землях не работали вместе с правилами коалиции, и Эйкен знал, что не следует наживать себе врагов, но не мог остановиться. Один взгляд на Марселин зарождал в нём не страх или растерянность, а ярость, и он никак не мог этого объяснить.

— Как Стефан? — широко улыбнувшись, спросил Николас.

Рыцарь, приставленный к Эйкену, оживился. Когда рядом был Николас, он почему-то отступал ещё на несколько шагов и будто делал вид, что следит за каждым шагом Эйкена. Может, дело было в том, что Николас — Четвёртый сальватор.

Если Фортинбрас и был рад узнать, что Рейна выбрала себе сальватора, он тщательно скрывал эту радость под тысячами слоёв притворства.

— Сомнус развеян, — отозвалась Марселин, медленно подходя к ним, — но Пре… Третий, — мгновенно исправилась она, стоило только Эйкену бросить на неё косой взгляд, — сказал, что ему может потребоваться время, чтобы проснуться окончательно.

— Ему можно верить? — громко уточнил рыцарь.

— А вам бы только проверять его верность, — не выдержав, выпалил Эйкен, резко обернувшись к рыцарю. Он даже не помнил его имени, но это было и не важно. Эйкен уже потерял одного брата, и он не позволит кому-либо оскорблять или причинять боль другому его брату. — Клятв вам недостаточно?

— Ты ребёнок, — нахмурившись, сказал рыцарь. — Что ты можешь знать?

— В отличие от вас, я выжил в Башне, а это практически невозможно!

Эйкен не хотел повышать голос и злиться. Всё, чего он хотел — это вернуть к жизни, в которой он хоть что-то понимал, даже если она была полна опасностей. Он и о Башне не хотел упоминать, но слова вырвались будто сами собой. И теперь на него смотрели так, будто он был сумасшедшим.

Может, он таким и был. Он выжил не в одной Башне, а в двух. Твари терзали его сердце и душу, мучили тело, проникали в сознание, но вопреки этому он выжил.

— Рафаэль…

Или нет. Может, он умер в то же мгновение, что и Магнус.

— Хватит! — заорал он, взмахнув руками.

Тени сорвались, окружили его, приобретая очертания диких зверей и птиц, открыли рты, оскалившись, предупреждающе замахали хвостами. Эйкен заметил, как рыцарь сделал шаг вперёд, будто готовился остановить его, но Николас встал у него на пути. Марселин же испуганно выдохнула, прижав ладони к груди.

Эйкен сомневался, что она напугана по-настоящему. Скорее озадачена и расстроена, ведь она, как он успел убедиться, свято верила, что он — Рафаэль, её брат. Это было единственным, о чём она говорила с ним.

— Просто оставь меня в покое! — бросил он сквозь сжатые зубы. — Никакой я не Рафаэль! Я — Эйкен!

Магнус бы обязательно сказал, что ему следует быть более вежливым со столь прекрасной леди. «Пойми, Эйкен, настоящие рыцари так себя не ведут. Ты должен быть всегда вежлив и внимателен, и, может быть, какая-нибудь дама даже… Ну, ладно, ограничимся пока поцелуями в щёку. Ты же ещё совсем малыш». Да, Магнус бы так и сказал.

Но Магнуса больше нет.

Поэтому Эйкен, даже не пытаясь успокоить свои тени, отзывавшиеся на его ярость, сбежал.

***

Марселин казалось, будто что-то касается её макушки. Она пошевелилась, поначалу решив, что Салем вновь играет её волосами, и, судя по всему, успешно спугнула драу, после чего вновь расслабилась. Марселин то проваливалась в глубокий сон, то находилась в состоянии дрёмы, и первый вариант ей казался очень привлекательным.

Поговорить с Рафаэлем вновь не удалось. Николас, вот уже второй день пытавшийся сблизиться с Пайпер и Фортинбрасом, нашёл подход к Рафаэлю, а она — нет. Из-за этого хотелось лезть на стенку, но Марселин сделала нечто куда более ужасное. Вернувшись к Стефану и обнаружив, что он всё ещё спит, — будто за пятнадцать минут он действительно мог проснуться, — Марселин легла рядом, уткнулась лицом в подушку и зарыдала.

Нервы сдали окончательно. Марселин хотела вырвать себе сердце, чтобы оно не болело, лишиться зрения и слуха, чтобы не видеть и не слышать, как Рафаэль называет себя Эйкеном. Почему он её не узнавал? Почему не хотел дать ей хотя бы шанс?.. Из-за того, что она двести лет была в этом мире и жила относительно спокойно, а он… что? Был в месте, которое звалось Башней?

Марселин изводила себя мыслями так долго, что в конце концов разрыдалась снова. Ей следовало заняться чем-то полезным, например, прибраться в комнате Стефана, поговорить с Пайпер или убедиться, что Третий сальватор, Фортинбрас, совершенно точно развеял сомнус. Но, видя неподвижного Стефана, едва замечая, как его грудь медленно поднимается и опускается, Марселин не могла заставить себя пошевелиться. Рафаэль не хотел её даже видеть, но, может, он ещё изменит своё мнение. Если бы только Марселин смогла предоставить ему доказательство того, что они родственники, ей было бы намного легче, но вряд ли Рафаэль позволит ей заполучить хотя бы каплю его крови. Или ей следует уговорить Пайпер помочь ей? Рафаэль, кажется, очень даже доверяет ей, и это вполне может сработать.

Час за часом Марселин придумывала один план за другим — до тех пор, пока усталость, раскалывающаяся голова и ещё один приступ рыданий не добили её. Она даже не помнила, где уснула, но сейчас, вновь чувствуя, как что-то касается её головы, поняла, что лежит на кровати.

Марселин аккуратно пошевелилась, пытаясь согнать Салем. Только она могла появиться где угодно и делать что угодно, никого, даже Гилберта, не боясь. Очень часто Салем просто сбрасывала пустые чашки из-под кофе, и Марселин едва успевала их ловить. Не хватало ещё, чтобы Стефан, проснувшись, увидел у себя на полу разбитую посуду.

Даже не разлепляя глаз, Марселин перевернулась на другой бок, вяло махнула ладонью над головой. Что странно, мягкой шерсти Салем она не почувствовала. Зато лицо уткнулось во что-то тёплое. Марселин почти приподнялась, чтобы окончательно согнать кошку с кровати.

— Хватит ёрзать, — прозвучало у неё над ухом. — Знаю, ты не восторге, но это моя кровать, так что имей совесть и дай мне выспаться.

Марселин замерла. В уголках глаз защипало, сердце вдруг забилось с удвоенной силой. Игнорируя дрожь, охватившую руки, и головную боль, она резко села и щёлкнула пальцами. Во всей спальне мгновенно вспыхнул свет.

— Боги… — простонал Стефан, накрывая лицо рукой. — За что?..

Марселин вскрикнула, прижав ладони ко рту. Стефан напрягся, открыл лицо и непонимающе посмотрел на неё.

Боги всемогущие, он смотрел на неё. Он проснулся.

Марселин тысячу раз представляла этот момент и убеждала себя, чтобы будет максимально серьёзной. В первую очередь она была целительницей, и Стефану, вне всяких сомнений, может потребоваться её помощь. Но сейчас в ней не было и грамма той серьёзности, которую она так старательно внушала себе все эти месяцы. Не было и непоколебимости с уверенностью, только чистая радость и слёзы, которые не удалось сдержать.

Марселин громко всхлипнула и едва не упала на Стефана, крепко обняв его. Он резко выдохнул, но спустя всего мгновение опустил широкую ладонь ей на голову и даже плавно провёл по спутанным волосам.

— Я не понимаю, — тихо сказал он, — сколько ты выпила, что так радуешься?

Марселин резко выпрямилась и прохрипела, глотая слёзы:

— Что?

— Сколько ты выпила? — медленнее повторил Стефан, недоверчиво щурясь. — Не уверен, что ты бы полезла обниматься трезвой.

Марселин моргнула, думая, что ослышалась. Но мгновениями позже, когда Стефан убрал правую руку, вытянутую в сторону, — точно туда, где до этого лежала Марселин и думала, что эта Салем касается её головы, — она поняла, что он не помнит о своей смерти и сомнусе.

Он наверняка думал, что празднество в честь ныне покойной наследницы Ровены закончилось, и единственная причина, из-за которой Марселин могла улечься рядом с ним, это выпитый алкоголь.

Стефан не помнил, как они изучали рог демона, как проклятие захватило его, а он сам напал на Марселин. Он не помнил Маракса, демонов, ворвавшихся в особняк, и Брадаманту, которую он призвал с помощью собственной крови. Он не помнил, как её копьё убило его.

Он не знал, что все эти месяцы Марселин, не способная сделать хоть что-то, медленно умирала, видя его, погружённого в сомнус.

После всей боли, что она причинила ему, Марселин не имела права даже касаться его, но устоять перед соблазном проверить, что он действительно проснулся, что он двигается, моргает, говорит, смотрит и дышит, было так трудно. Она вновь крепко обняла его, ощущая его дыхание над своим ухом, и дала волю слезам.

Боги всемогущие, Марселин почти двести лет только и делала, что с переменным успехом портила ему жизнь и пыталась убить. Она была просто сумасшедшей — эгоистичной, недальновидной и ослеплённой бессмысленной местью. Она отвергала его помощь в моменты, когда на самом деле нуждалась в ней, и проклинала его за каждую минуту, которую он был рядом. Она хотела, чтобы он исчез из её жизни и никогда больше в ней не появлялся, но сейчас эти мысли казались ей дикими. Всё, чего она хотела — это касаться его, чтобы быть уверенной, что он жив, и видеть жизнь в его глазах.

Стефан смотрел на неё, не мигая, и будто бы ждал продолжения. Как и всегда, джентельмен. Он был таким столько, сколько Марселин его знала. Никогда не делал чего-то чрезвычайно странного (даже если она думала иначе), был готов оказать помощь в любом деле и охотно делился знаниями и магическими манипуляциями, которые разработал сам.

Марселин выпрямилась и аккуратно слезла со Стефана. Он медленно сел, подозрительно смотря на неё, и всё ещё ждал продолжения, которое она никак не могла озвучить. Все силы, которые наполняли её эти минуты, будто разом исчезли. Вновь полились слёзы, и Марселин даже не попыталась их утереть. Стефан протянул было руку, но замер. Разумеется, он бы ни за что сделал этого без её разрешения.

Марселин всхлипнула, протянула ладони к его лицу и прильнула к его губам.

Третий сальватор не солгал и не обманул её — он действительно разбудил Стефана, и Марселин хотела плакать от счастья.

Но Стефан не двигался. Марселин отстранилась, чувствуя, как холодеют её пальцы, и посмотрела ему в глаза. «Дура», — упрекнула она себя, с замиранием сердца следя за тем, как Стефан напряжённо изучает её лицо. Неужели она действительно настолько глупая? Марселин привыкла считать себя достаточно умной, но что, если всё это время она только притворялась и на самом деле ничего из себя не представляла?

Это же надо было додуматься — лезть к нему и целовать, когда он только-только проснулся после сомнуса, а его последние воспоминания были связаны с празднеством у фей. Марселин и впрямь была дурой.

— Не то чтобы я против, — наконец произнёс Стефан, озадаченно смотря на неё, — но, может, ты действительно выпила слишком много?

Марселин замотала головой, утирая слёзы.

— Ты не помнишь? — кое-как выдавила она.

— Не помню что?

— Что было после празднества.

— А, после. Честно говоря, нет. И я всё ещё не понимаю, почему ты здесь. Опять же, — торопливо произнёс он, и на секунду Марселин увидела, как он смутился, — не то чтобы я против.

Марселин опустила плечи, вдруг ощутив тяжесть событий последних месяцев. Стефан имел право знать обо всём, что произошло, но рассказать об этом прямо сейчас — непосильная задача для неё. Сердце всё ещё болело за Диону, не дожившую до этого момента, и Рафаэля, который отказывался с ней разговаривать.

Но вдруг в её опустевшей голове щёлкнуло, и Марселин выпалила:

— Третий сальватор вернулся.

Стефан удивлённо уставился на неё.

— Что?

— Он вернулся, — повторила Марселин, начав теребить кончики длинных волос. — Не знаю, как, но Пайпер его нашла и…

Она остановилась, когда рыдания вновь сдавили горло, и закрыла лицо руками. Стефан ведь проснулся, так почему ей так плохо и больно?

— Прошло пять месяцев, — наконец пробормотала она. — Ты убил себя с помощью Брадаманты, когда тебя прокляли. Ты совсем ничего не помнишь?

Стефан открыл рот и даже поднял указательный палец, но, замявшись и мигом растеряв всю уверенность, замер. Марселин не могла даже представить, какой хаос творится в его мыслях и как он с ним справляется. Она сама, долгие месяцы получавшая все новости едва не в числе первых, едва мирилась с ними. Прямо сейчас Стефан смотрел на неё, как на сумасшедшую, и изредка отводил глаза и пытался зацепиться за что-нибудь другое. Но, наконец, перестав блуждать по спальне рассеянным взглядом, он вновь посмотрел на неё и повторил:

— Что?

Марселин сморгнула слёзы и тряхнула ладонью, в которой тут же появилось квадратное зеркало из её лаборатории. Стефан напрягся, когда она коснулась низа его футболки, и, кажется, даже нервно сглотнул. Марселин осторожно подняла ткань и наклонила зеркало так, чтобы Стефан смог в мельчайших деталях рассмотреть шрам на своей груди.

— Я не смогла его убрать, — тихо произнесла Марселин, крепко вцепившись в зеркало — скорее для того, чтобы справиться с дрожью, чем для того, чтобы оно не двигалось и Стефан мог спокойно смотреть в него. — Все остальные раны, нанесённые демонами и их проклятиями, я устранила, но этот… Не знаю, в чём дело. Может, в самой Брадаманте. Может, моей магии было недостаточно.

— Твоей магии? — медленно и недоверчиво повторил Стефан, ведя пальцем по кривому шраму — точно от ключицы до солнечного сплетения. — Хочешь сказать, этот шрам остался после того, как ты… Что? Залечила дыру у меня в груди? Ты это сделала?

— Ага, — изо всех сил сдерживая слёзы, ответила Марселин. — Я пыталась его убрать, но…

Марселин была достаточно способной и всегда уделяла своей магии всё возможное внимание, и оттого была уверена, что является хорошей целительницей. Даже лучшей целительницей во всей коалиции. Иногда ей казалось, что сам Гаап направлял её и позволял совершать невозможное. Шрамы от любого оружия всегда исчезали под воздействием её магии, но только не этот.

Этот оставался неизменным с тех пор, как она соединила разорванные мышцы и жилы, срастила кости и восстановила все внутренности.

— На спине такой же, — ещё тише добавила Марселин. — Её копьё… Лезвие прошло насквозь, а потом она его вытащила и…

Слова застряли в горле. Марселин ещё сильнее вцепилась в зеркало. Мелькнула мысль, что такими темпами она просто сломает его.

— Это должно было убить меня, — на выдохе произнёс Стефан, наконец опустив футболку и посмотрев ей в глаза.

Марселин кивнула, сжав губы.

— Почему я не умер?

— Сомнус, — выдавила она. — Я приготовила отвар из крови Пайпер и Гилберта, и думала, что успею…

— Сомнус? — неверящим голосом уточнил Стефан. — Ты погрузила меня в сомнус?

Марселин вновь кивнула. Она предполагала, что Стефан будет дезориентирован, что на усваивание самой простой информации будет уходить значительно больше времени, чем обычно, но с каждой секундой чувствовала, как её сердце болит всё сильнее. Она должна быть сильной и собранной, потому что она целительница, ответственная за жизнь Стефана. Однако пока что Марселин была разбитой и растерянной.

— И ты пять месяцев поддерживала во мне жизнь?

— Да, — едва не пискнула Марселин.

Боги, как же ей было страшно.

Стефан резко выдохнул, прижал ладонь к груди и сжал ткань футболки. Марселин едва не подскочила на месте, решив, что ему стало хуже. Но Стефан, не двигаясь, смотрел на неё, пока его магия едва шевелилась, растекаясь в воздухе.

— Это же… невозможно, — пробормотал он, опустив плечи. — Ты успела найти и коснуться нити жизни и магии?

— Ага.

— И ты остановила настоящую смерть?

— Да.

— Но это же… невозможно, — озадаченно повторил Стефан. — Боги, нет. Это возможно. Ты это сделала.

Под конец предложения в его голосе было столько восхищения, будто Марселин была единственным магом, использовавшим сомнус за всё время существования миров. Будто это она, а не он, поддерживала жизнь в искалеченном теле целых тридцать лет.

Поймав её озадаченный взгляд, Стефан с улыбкой повторил:

— Ты это сделала. Боги, Марселин, ты невероятна.

Марселин нахмурилась. Может, Стефану и повезло, что после пробуждения он мог понимать её и даже говорить, но, кажется, с формулированием мыслей у него явные проблемы. Как он может говорить, что она невероятна, если единственное, что она сумела сделать — это погрузить его в сомнус? Она даже не смогла избавить его от шрама, который теперь всегда будет напоминать ему о Брадаманте и её силе.

— Расскажи мне, — произнёс Стефан, мягко взяв её ладонь и опустив зеркало. — Всё, что произошло за эти месяцы.

Марселин недоверчиво покосилась на их руки и, подумав всего мгновение, переплела свои пальцы с пальцами Стефана. Раньше она бы не позволила себе подобного, посчитав это глупостью, да и Стефан не проявлял бы инициативы. Он точно знал, что может сделать, а о чём даже думать не следовало. Для этого Марселин делала всё от себя зависящее.

Но оказалось, что это очень приятно — держать его руку в своей. Знать, что он жив, и видеть, что он не злится на неё, а терпеливо ждёт объяснений.

Марселин потребовались минуты, чтобы собраться с мыслями и прийти в себя. Если Стефан хотел знать всё, значит, она всё ему и расскажет — но это также означает, что она вернётся к тому, о чём совсем не хотела думать. Нерасследованные убийства и смерти многих членов коалиции. Николас и Данталион, которым она пыталась помочь. Соня, на удивление чувствующая себе просто великолепно, но не хотевшая лишний раз общаться с кем-либо. Твайла, которая придумала самый безумный способ сообщить о том, где их держали.

В конце концов, Диона.

Когда Марселин всё же начала рассказывать, её голос дрогнул. Не сдержавшись, она согнулась пополам и зарыдала.

Глава 23. Но открой глаза

У Гилберта были странные представления о гостеприимстве, но Эйс его не осуждал. Наверное, трудно одновременно удержать все эмоции под контролем, поддерживать образ радушного хозяина и доказывать коалиции, что справиться с Фортинбрасом возможно. Особенно когда он владеет короной великанов и ставит ультиматумы, а теперь сидит и улыбается так, будто ужин и впрямь был приятным сюрпризом для каждого из них.

Судя по натянутый улыбке Гилберта, — хотя, наверно, это всё-таки был оскал, — сюрпризом тут и не пахло.

Эйс напряжённо расправил плечи, надеясь, что Гилберт не передумает и просто не выгонит его. Ему было крайне неуютно в одной комнате с Третьим сальватором и его людьми, но здесь была Пайпер, выглядевшая, однако, ничуть не лучше. Она то и дело смотрела на Эйса, сидящего напротив, и жалостливо приподнимала брови. Эйс давно научился понимать, что это означает: прямо сейчас она хочет исчезнуть, да так, чтобы никто не вспоминал о ней в ближайшие пару часов. Эйс бы и сам исчез, но приходилось сидеть на месте и делать вид, что всё в порядке.

Гилберт назвал это приветственным ужином, — будто их проводят спустя три дня, — но, вообще-то, это было скорее способом собрать всех, в ком он не уверен, вместе и понаблюдать за ними. Эйс понятия не имел, успел ли Гилберт за эти дни поговорить хоть с одним из них, только знал, что это сделала королева Ариадна — в момент, когда они приносили клятву, разумеется. Он также не знал основной сути клятвы, но предполагал, что она не сильно отличается от клятвы Твайлы. Если отличия и были, Пайпер ему не говорила.

Они, вообще-то, почти не говорили всё это время. С той самой минуты, как её забрали из темниц и она в порыве гнева сказала Гилберту, что её много раз пытались убить, Эйс только об этом и думал, но уточнить никак не решался. Ему было страшно от одной мысли, где была Пайпер и что с ней произошло. При этом она делала вид, что Третий сальватор в этом не виноват, и постоянно говорила об этом всем и каждому.

Не то чтобы Эйс ему сильно верил. Но даже если его небольшое расследование не принесло результатов, сейчас у него была магия, плавно текущая по венам и обычно подсказывающая, если что-то не так. Хотя Эйс не исключал вероятности того, что Фортинбрас просто подавлял его магию, и оттого та была спокойна. Если это так, то он лишится всех плюсов, которые Эйс ему успел приплести.

— Так мило… — протянул Николас, постучав вилкой по тарелке. — Так дружелюбно…

Пайпер нервно захихикала. Фортинбрас и Гилберт, однако, от своего дела не оторвались: всё так же молча изучали друг друга, игнорируя присутствие всех остальных. В отличие от них, Эйсу это давалось намного труднее.

Гилберт, должно быть, специально предложил Пайпер сесть по правую руку от него — точно там, где всегда сидела Шерая, а ему, Эйсу, отвёл место по левую руку от себя. Рядом, бледный и весь нервный, сидел Эйкен, выглядевший так, будто вместо еды перед ним поставили блюдо с головой ноктиса. Он то и дело косился на Эйса, старавшегося выглядеть дружелюбно, и Николаса, оказавшегося между ним и Клаудией, девушкой с чёрными губами и ледяным взглядом. То ли ей просто не нравилось всё это мероприятие, то ли она пыталась мысленно убить Пайпер и дядю Джона, между которыми оказалась Стелла. Она единственная проявляла хоть какой-то интерес к еде, всё время поглядывала на неё и даже протягивала руку, но в самый последний момент останавливала себя. Эйс видел, что периодически Шерая, сидевшая рядом с Джонатаном и слева от Фортинбраса, косит глаза в её сторону. Но чаще всего она смотрела именно на сальватора.

Он, казалось, был точным отражением Гилберта, его более взрослой версией — сидел за другим концом стола с той же грациозностью, что и Гилберт, но без явно видимого напряжения; смотрел уверенно, величественно, будто носил корону великанов; ни на мгновение не переставал улыбаться.

Эйсу казалось, что он — бомба замедленного действия. Но, может, так на него влияли рыцари, феи и эльфы, наблюдавшие за ними из каждого угла. Всего их было семеро, четверо из которых — феи, скрывшие себя чарами. Эйс знал, что они здесь исключительно ради наблюдения, но боялся, что случится что-то, из-за чего им придётся начать действовать. Например, Фортинбрас использует магию, чтобы навредить кому-нибудь. Эйс сомневался, что он настолько глуп, но, может, как раз-таки наоборот: Фортинбрас достаточно умён, чтобы попытаться сделать это.

Однако он сидел, молча изучал Гилберта и нетерпеливо стучал пальцами по краю стола. Гилберта раздражало даже это — Фортинбрас намеренно двигал левой рукой, на которой было кольцо рода Лайне.

Да, он совершенно точно был бомбой замедленного действия. Эйс был рад, что он сидит как можно дальше от него и Пайпер. Особенно от Пайпер.

— Еда не отравлена, — как бы вскользь произнесла Шерая, медленно качая бокал с вином в руке. — Так, на всякий случай.

— О, я прекрасно знаю, — с вежливой улыбкой отозвался Фортинбрас, бросив на неё быстрый взгляд. — Его Высочество не настолько глуп, чтобы пытаться отравить нас, когда мы уже принесли клятву, верно?

— Величество, — исправил Гилберт.

— Совершенно верно, Ваше Высочество, — невозмутимо произнёс Фортинбрас.

Гилберт громко скрипнул зубами. На этот раз нервно захихикала Стелла. Гилберт метнул на неё возмущённый взгляд, тогда как Джонатан лишь озадаченно покосился на неё. Стелла, на секунду растерявшись, показала Гилберту зубы и, всем своим видом изображая напускное безразличие, демонстративно собрала руки на груди.

— Я прав, Клаудия? — как ни в чём не бывало уточнил Фортинбрас, повернувшись к девушке. — Его Высочество не настолько глуп?

Если у Клаудии и были какие-то мысли по этому поводу, то она решила не озвучивать их. Только посмотрела на Фортинбраса так, словно хотела убить его, но он почему-то воспринял это как подтверждение своих слов. Уверенно кивнул, улыбнувшись ещё шире, и продолжил:

— Конечно же, мы знаем, что еда не отравлена. Вино, я думаю, тоже в порядке. Радданское?

— Эльфийское, — процедил Гилберт.

Фортинбрас, казалось, даже немного расстроился.

— Вот как. Эльфийское. Жаль. Пусть подадут радданское.

Краем глаза Эйс заметил, как Эйкен втянул голову в плечи. Это что, какой-то странный пароль, о котором знают только они?..

— Чем тебе не угодило эльфийское вино? — даже не скрывая раздражения, спросил Гилберт.

— Ничем. Для меня любое вино ужасно. Но радданское — его любимое.

Стелла, намеренно изображавшая отстранённость, опустила руки и бездумно уставилась на пустой бокал перед собой. Где-то пять минут назад Пайпер, даже не спрашивая разрешения, залпом опустошила его, чем испугала Эйса и дядю Джона. Эйс, вообще-то, впервые видел, чтобы она выпила так много за такой короткий промежуток времени.

— Разве не ты говорил, что готов помочь нам в любом деле? — спустя несколько секунд тишины спросил Фортинбрас, вперившись в Гилберта удивлённым взглядом. — Ты поклялся, что пока моя магия служит коалиции, ты принимаешь нас, как дорогих гостей. Это мелочь — подать вино, которое я прошу.

— Чем тебе не угодило эльфийское? — повторил Гилберт.

Фортинбрас приподнял уголки губ в улыбке и сказал, отчётливо выделяя каждое слово:

— Kensu oru ruina ters.

Эйсу показалось, что Стелла замерла на месте. Пайпер, моргнув, медленно повернула голову к Фортинбрасу, и он кивнул ей. Эйс ничего не понял. На каком языке тот сейчас говорил?.. Точно не сигридский, который Эйс тщательно изучал, и не их земной язык, который откуда-то так хорошо знал.

Эйсу вообще казалось странным, что эти четверо людей, — ну, трое людей и один великан, — говорят на их языке. На английском, а не сигридском. Но потом Николас сказал ему, что Пайпер поделилась этим знанием с Фортинбрасом, а он — со Стеллой, Клаудией и Эйкеном. Эйса удивило даже не это, а тот факт, что о подобном Пайпер сказала Николасу.

Может, тот и был сальватором, но Эйс — её брат.

Впрочем, он сам о сих пор не рассказал, что стал магом.

Гилберт вдруг легко взмахнул ладонью и, скривив губы, громко сказал:

— Лука, принеси радданское вино.

Фортинбрас улыбнулся. Эйсу эта улыбка не показалась победной — скорее печальной, вымученной, будто сальватор играл роль, которая ему совсем не нравилось. Поэтому Эйс, тихо выдохнув, прижался к спинке стула, посмотрел на Николаса поверх головы Эйкена и пробормотал:

— Что это значит?

— Не уверен, — тихо ответил Николас, нахмурившись. — Кажется, это кэргорский…

— Твоё оружие всегда сияет, — будто намеренно громко произнёс Эйкен, посмотрев на каждого из них убийственным взглядом. — Вот что это значит.

Эйс почувствовал, как к щекам приливает кровь. И, кажется, Эйкен даже пнул его ногу, будто не был уверен, что он успокоится. Или же это был Гилберт. Или Пайпер. Эйс был настолько растерян, что даже не мог этого понять.

Он старался выглядеть как можно менее незаметным, лишь изредка поглядывал на Пайпер и дядю Джона, но они, разумеется, молчали. Даже когда Лука и Уннер, принесшие две запечатанные бутылки радданского вина, под пристальным взглядом Гилберта начали наполнять пустые бокалы каждого, они не пошевелились.

— Эйкену тоже, — произнёс Фортинбрас.

— О, и мне тогда, — с нервной улыбкой отозвался Николас.

— Он ребёнок, — напомнил Гилберт, не обратив внимание на вмешательство Николаса. — Сколько ему вообще? Тринадцать? Двенадцать?

— Kensu oru ruina ters, — требовательно повторил Фортинбрас.

Эйс насторожился. «Твоё оружие всегда сияет». Но что это вообще значит? Всё-таки пароль, который, однако, вполне устраивал Гилберта? Эйс окончательно запутался. С чего это он решил потакать Фортинбрасу?..

Уннер, немного помедлив, с дозволения Гилберта налила Эйкену вина, и тот сразу же вцепился в бокал, будто боялся, что его отберут. Николас начал ворчать, что если уж Эйкену налили вина, то и его не следует обделять, но за него Фортинбрас почему-то не вступился. Он медленно постучал пальцами по столу, на настороженный взгляд Шераи ответив точно таким же, и только после взял бокал и поднёс его к губам. Однако мгновением позже он остановился, нахмурился и посмотрел на Пайпер. Эйс напрягся, а после чуть не подскочил на месте, услышав ледяной голос Клаудии:

— В чём дело, Золотце? Тебе нужно персональное приглашение?

Пайпер беспомощно посмотрела на неё, и Эйс с ужасом заметил, что её глаза наполнились слезами. Но она быстро заморгала и подняла бокал. Стелла повторила её действия с абсолютно пустым лицом, Эйкен — едва не вжав голову в плечи.

Не сговариваясь, они одновременно выпили вино. Эйс ожидал, что последует хоть какое-то объяснение или подсказка, но ничего подобного не было. Опустошённые бокалы вновь стояли на столе. Фортинбрас смотрел на Гилберта со смесью интереса, вежливости и издёвки. Стелла демонстративно делала вид, что никого не замечает, но изредка отвлекалась на еду. Клаудия просто смотрела перед собой. Эйкен сидел, вжав голову в плечи, и хмурился. Пайпер озадаченно смотрела на Эйса и будто ждала, что он что-то скажет, но когда Эйс уже открывал рот, Пайпер качала головой, вымучено улыбалась и утыкалась в тарелку перед собой. Однако к еде она так и не притронулась.

Эйс начал считать минуты, но постоянно сбивался. То и дело он пытался сосредоточиться на напряжённом разговоре Фортинбраса и Гилберта, который на самом деле был непрекращающимся потоком угроз и издевательств, но отвлекался, видя, как Эйкен переглядывается со Стеллой, а дядя Джон всё пытается разговорить Пайпер. Большую часть времени она смотрела на него большими глазами и, не замечая Стеллы, говорила, что всё нормально. Она отвечала так и Гилберту, и Фортинбрасу. Даже Шерае, а ведь она, как считал Эйс, умела надавить исключительно интонацией.

Пайпер редко храбрилась. Обычно она была уверена в себе и своих действиях на все сто процентов, и Эйс привык видеть её такой. Даже после того, как случился эриам, она была уверенной и сильной. Теперь же что-то было не так: притворство Пайпер было заметным даже для тех, кто никогда раньше не обращал на это внимание.

Эйсу хотелось закричать. Он не понимал, почему Пайпер то берёт в руки столовые приборы, то откладывает их, с нервной улыбкой отвечая Гилберту, что совсем не голодна. Почему она не вмешивается в его спор с Фортинбрасом, хотя постоянно делала это в течение стольких дней, и почему не смотрит на Эйса или дядю Джона. Иногда она даже не отвечала им, хотя точно слышала вопрос. Магия, об особенностях которой столько говорила Марселин, не помогала. Сколько бы Эйс ни пытался, он не мог понять, почему Пайпер ощущается как абсолютная пустота.

Ответ, наверное, был на поверхности, и уцепиться за него смог только Фортинбрас.

Прямо посреди спора, когда Гилберт, не отступая, доказывал, что коалиции важно знать, откуда они явились, Фортинбрас поднялся, оглушительно скрипнув стулом. Всего на мгновение, но в движение пришёл каждый присутствующий. Шерая вскинула руку, готовая остановить его, рыцари, феи и эльфы напряглись, сделав шаг вперёд. Эйс, не отдавая себе отчёта в действиях, приподнялся, но вдруг его тело просто застыло, чем-то схваченное. На секунду магия взбесилась, и этой секунды хватило, чтобы понять — Фортинбрас обездвижел каждого с помощью Времени. Каждого, но только не Пайпер.

— Всё нормально, — резко произнесла она, будто не замечая всеобщего оцепенения. — Я просто не хочу есть, ясно?

— Ясно, — согласился Фортинбрас, остановившись точно между ней и Гилбертом.

Коротко улыбнувшись ему, сальватор упёрся рукой в спинку стула Пайпер, наклонился ниже и взял одну из вилок, после чего, немного подумав, подцепил маленький лист салата с тарелки Пайпер и съел его. Эйс почувствовал, как по его телу побежали мурашки. На долю мгновения глаза Шераи стали алыми, а после вновь вернулись к нормальному серому оттенку. Никого не замечая, Фортинбрас внимательно разглядывал содержимое тарелки, — аккуратно нарезанные кусочки идеально прожаренного мяса, овощи в кисло-сладком соусе, листы салата и приправы, которых Эйс не знал, — после чего выбирал что-то одно и пробовал. Эйс никак не мог подавить желание кинуть в него вилку, а лучше нож. Что это за новый вид издевательства такой?.. Сам Фортинбрас даже не притронулся к еде, стоящей перед ним, но сейчас…

— Всё нормально, — повторил он, на секунду скривившись. Эйсу показалось, что он хотел прижать руку ко рту, будто останавливая приступ тошноты, но сдержался. — Яда нет. Ты можешь спокойно есть.

Пайпер испугано смотрела на него, должно быть, целую вечность, — на самом деле всегопять секунд, Эйс специально считал, — пока чей-то хриплый голос не произнёс:

— С каких пор наличие яда ты определяешь вот так?

Николас испуганно взвизгнул, подскочив на месте, и обернулся к раскрытым дверям. С губ Шераи сорвался облегчённый выдох, мгновенно сменившийся напряжённым смехом Гилберта. Эйс не считал, что выходка Фортинбраса заслуживает смеха, но, наверное, Эйс плохо разбирался в людях. Или великанах, если учитывать все расовые особенности, о которых он постоянно забывал. Может быть, это нормально — реагировать вот так на Стефана, стоящего в дверях в идеально сидящих брюках, пиджаке и рубашке и лениво оглядывающего собравшихся. Марселин рядом с ним выглядела как человек, которого только что вытащили из кровати: мятая одежда, растрёпанные волосы и полная растерянность на лице.

— Я подумал, что Марселин шутит, — с улыбкой произнёс Стефан, кивнув на девушку, — потому что поверить, что сам Третий сальватор здесь, а Гилберт ещё не попытался закопать тебя где-нибудь в саду… Нет, это не просто сложно. Это невозможно. И как же ты выторговал себе милость?

— Разве похоже, что я её выторговал? — невозмутимо отозвался Фортинбрас, выпрямившись во весь рост. — Его Высочество всё ещё считает, что я опасен. Ах да, кстати, — он повернулся к Гилберту, лицо которого мгновенно стало мрачнее, и добавил с улыбкой: — Теперь ужин действительно стал приветственным.

***

Гилберт едва не свалился, когда от злости пнул воздух, но, заметив пристально смотрящего на него Энцелада, мгновенно остановился. Шерая, идущая за ним по пятам, только вздохнула, будто совсем не была удивлена. Энцелад, на самом-то деле, тоже: вспышки гнева Гилберта были частым явлением, и неудивительно, что после появления Третьего сальватора они лишь усилились.

— О, — выдавил Гилберт, проводя ладонями по лицу. И секундой позже повторил: — О.

— Ужин прошёл неудачно?

— Если я ещё хоть раз увижу, как он и Стефан разговаривают…

— Всё было лучше, чем я ожидала, — вставила Шерая, собрав руки на груди. — Стефан спас ситуацию.

— Ты издеваешься? — взвился Гилберт. — Он же только проснулся!

— Вчера, — уточнил Энцелад. — Он проснулся вчера. Марселин сказала, что он просто хотел немного отдохнуть.

— С каких пор отдых включает в себя обмен любезностями с Предателем?!

Гилберт продолжал ругаться и совсем скоро перешёл на крики, которые, однако, очень быстро утихли. Удивительно, что сорвался он только сейчас — прошло не меньше трёх часов, лишь полтора из которых Энцелад ждал, когда ужин закончится. Если бы он был там и следил за Третьим сальватором, этого ожидания бы не было.

Но Гилберт почему-то решил, что Энцелад не справится.

— Ты считаешь, что я слабак?

Гилберт мотнул головой, уставился на него, как на умалишённого, и растерянно заморгал.

Энцелад знал, что выбрал неверный подход. Боги, разумеется, он знал это. Он даже не пытался выглядеть соответствующе, причём с той самой минуты, как передал командование рыцарям Фроуду, а доспехи убрал в шкаф, где теперь им было самое место. Даже сейчас Энцелад не был готов, и он об этом прекрасно помнил. Он никогда не появлялся без формы, и теперь простая футболка и спортивные штаны, — идиотские спортивные штаны из супермаркета, которые как-то притащили Диона и Марселин, — вместе с кроссовками смотрелись просто смехотворно, особенно на фоне ножен с Нотунгом, висящего на поясе. Этот меч — единственное оружие, к которому Энцелад прикасался за все эти дни.

Его меч, созданный феями и полученный в награду за спасение наследницы много лет назад, сгорел вместе с телом Дионы, а её лук… Энцелад не мог даже прикасаться к нему. Каждый раз, взяв его в руки, он чувствовал, как стрела охотно формируется под его пальцами, но слышал лишь отвратительный звук, с которым та пробивала грудь его сестре.

— Что я, не справлюсь с ними?

Гилберт вздохнул, ещё раз провёл ладонью по лицу и посмотрел ему в глаза с большей уверенностью. Он почти был похож на короля, но только почти. То ли всё ещё не мог прийти в себя после продолжительного нахождения в одном помещении с Третьим сальватором, то ли испытывал жалость к Энцеладу.

Если это и впрямь жалость, то Энцелад за себя не отвечает.

— Я думаю, — аккуратно начал Гилберт, сложив ладони вместе, — что тебе следует… отдохнуть.

С губ Энцелада сорвался нервный смешок.

— Отдохнуть? С чего бы это?

— Энцелад, пожалуйста, просто выслушай меня. Я… — он запнулся, опустив глаза, и всего на мгновение, но Энцеладу стало неловко.

Это просто смешно. Чтобы он, сильнейший рыцарь коалиции, испытывал неловкость? Даже если перед ним стоял его король? Нет, нет и ещё раз нет. Энцелад не настолько слаб.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, — наконец произнёс Гилберт, подняв на него глаза. — Правда понимаю. Но Диона умерла, и теперь…

— Она не умерла, — возразил Энцелад, резко выпрямившись. — Её убили. Чувствуешь разницу?

— Разумеется, я… я чувствую. Я понимаю, Энцелад, правда. И я лишь хочу, чтобы ты… Чтобы ты немного отдохнул. Пришёл к себя. Я не хочу, чтобы ты рисковал собой из-за…

Уголок губ Энцелада дёрнулся. Сказывался либо недосып, либо литры кофе Марселин, которые он вливал в себя, боясь хотя бы на секунду закрыть глаза и увидеть изуродованное тело Дионы на своих руках. Его сестру убили, а Гилберт говорил об отдыхе.

Его сестру убили.

— Я отдохну, — тихо, но уверенно произнёс Энцелад, когда сбивчивые оправдания Гилберта наконец затихли, — когда голова Иснана окажется у моих ног. Ни секундой раньше. И если для этого мне придётся постоянно следить за Третьим сальватором и его людьми, да даже если придётся прислуживать им, чтобы он поверил, что мы ему доверяем и он начал доверять нам, я сделаю это. Одно Слово против Времени, Силы и Движения — ничто. Если это приблизит меня к убийству Иснана, я с радостью сделаю всё, что они потребуют.

Подчиняться другим было не так уж и сложно. Может, дело было в отцовском воспитании, который даже дома был скорее не отцом, а главным рыцарем Кэргора, Правой Рукой Эквейса. Энцелад с самого детства знал, когда нужно заткнуть рот и делать то, что приказывают. Он и сам научился этому, уверенный, что вполне может претендовать на место отца после его смерти. Потому что он был лучшим рыцарем из всех. Умнейшим, сильнейшим. Он никогда не сдавался и знал, как действовать в критической ситуации.

Долг — это всё. Кэргор — это всё.

Но Кэргор сгинул вместе с поглощённым Сигридом, как и королевский род, которому его семья служила много поколений. Старый лорд Торос, его дядя, и того умер намного раньше. Во Втором мире он искал Диону пять лет, пока мир пытался его уничтожить, и, найдя, пообещал, что никогда не оставит её.

Долг — это всё. Кэргор — это всё.

Диона — это всё.

Она была верна своему долгу и клятве, которые они принесли вместе, и её убили.

Энцелад мог сделать шаг назад и, как и сказал Гилберт, отдохнуть. Прийти в себя. Хороший рыцарь знает, когда нужно остановиться и не перегружать себя, не рисковать своей жизнью или жизнями других. К тому же, даже если его меч сгорел в магическом пламени, а лук до сих пор напоминал о смерти Дионы, у Энцелада вновь было оружие, за которым он должен был следить. Нотунг — своенравный меч, и он признаёт лишь кровь. Даже сейчас Энцелад чувствовал его тяжесть и протест, из-за которого едва не гудел воздух. Нотунг отвергал его человеческую кровь, но Энцеладу было плевать. Гилберт не мог взять меч в руки, но и возвращать его сальватору Времени пока нельзя.

Энцелад мог сделать шаг назад, отдохнуть, прийти в себя и проследить, чтобы ни один из людей Третьего, как и он сам, не добрались до Нотунга.

Мог бы, но решил, что это не для него.

— Ты считаешь, что я слабак? — повторил Энцелад, пристально смотря Гилберту в глаза. — Что я не справлюсь с ними? Да, может, в магии я полный ноль, но я достаточно силён и знаю, что никто не рвётся быть рядом с Третьим сальватором день и ночь.

— Дело не в этом, — поспешно возразил Гилберт, на секунду метнув на Шераю перепуганный взгляд, — и не в магии, правда! Я лишь… Я не хочу, — увереннее повторил он, сведя брови к переносице, — чтобы вы рисковали собой. Эти люди опасны.

— С не опасными мы и не сталкивались.

Глаз Гилберта дёрнулся. Энцелад почти ненавидел себя за подход, который выбрал, но ещё сильнее ненавидел бездействие, которое давило, давило и давило день и ночь, лишало кислорода в самые неподходящие моменты и ни на секунду не оставляло его.

Энцелад не хотел забывать, что Диону убили, но и ничего не делать, зная, что Иснан где-то прячется, для него было равносильно пытке. Если ему придётся искать подход к Третьему сальватору и его людям, завоёвывать их доверие, чтобы Время было на стороне коалиции, он сделает это. Он сделает что угодно, чтобы голова Иснана упала к его ногам.

— Пусть Энцелад наблюдает, — наконец подала голос Шерая, положив руку на плечо Гилберта и скорее останавливая его от какого-нибудь импульсивного действия, уже зреющего в его голове, чем успокаивая. — Диего постоянно следит за Фортинбрасом, Доган — за Эйкеном, а Зен — за Стеллой. Клаудия сидит у себя, и Енох просто так торчит у её комнаты. Мы можем заменить кого-нибудь из них и отправить заниматься другими делами.

— Наблюдение, — повторил Энцелад, фыркнув. — Да, конечно. Наблюдение. Примитивно и необходимо.

— Боюсь, всё не так просто, — озадаченно пробормотал Гилберт. — Мы понятия не имеем, на что они способны. Эйкен призывает те странные тени, но что, если это не единственное, что он может? А Стелла? Боги, она оборотень! — взволнованно выпалил Гилберт, вцепившись в волосы и растрепав идеальную причёску. — Насколько волки сильнее людей? Зен с ней справится?

— Тела эльфов крепче людских, — напомнила Шерая.

— А Клаудия? — не унимался Гилберт. — Никто ещё ни разу не заметил, чтобы она использовала магию или чары… Я не понимаю, что с ней не так. Сегодня она всего двумя словами заставила Пайпер подчиниться!

Энцелад нахмурился.

— Клаудия? Это та, с чёрными губами? Ты уверен? Она едва не разнылась, когда увидела меч у меня.

— Уверен. Она точно знала, что говорила. Предатель к ней прислушивается, а ведь она почти всё время молчала!

— Я не чувствую в ней мощной магии, — заметила Шерая, постучав пальцем по подбородку, — как и чар. Но в ней есть что-то, что делает её опасной. Не физическая сила, а что-то более глубокое.

Гилберт моргнул, ошарашенно смотря на неё, и вдруг едва не с восторгом и придыханием выдал:

— Точно. Прекрасно.

Энцелад громко скрипнул зубами.

— Неизвестный дар, который может быть опасным — это, по-твоему, прекрасно?

— Я хочу, — невозмутимо сказал Гилберт, не обратив внимания на её слова, — чтобы ты наблюдал за Клаудией. Хочу, чтобы узнал, что за дар она скрывает и какую опасность нам представляет. Лука, — громче произнёс он, — пригласи Клаудию ко мне. Хочу поговорить.

— Погоди-ка, это что, шутка? Ты хочешь, чтобы я следил за ней?

Гилберт на секунду растерялся под его требовательным взглядом, но, расправив плечи, вновь стал самим собой.

— Да, ты всё верно понял. Нам важно знать, кто она и чем может помочь коалиции.

Энцелад едва не рассмеялся. Только Гилберт мог совершенно правильно интерпретировать его слова, но при этом вывернуть их так, что озвученное им теперь звучит как приказ. Гилберт редко когда приказывал по-настоящему, и даже если он хотел, чтобы Энцелад отдохнул, пришёл в себя, он вовремя понял, что этого не случится, и потому начал приказывать.

Это было чертовски правильным ходом, и Энцелад почти ненавидел Гилберта за него.

— И что, мне постоянно таскаться за ней? Узнавать, что она знает? Следить, чтобы не совала пальцы в розетки?

Гилберт открыл рот, будто хотел возразить, но, подумав немного, уверенно качнул головой.

— Да, и это тоже.

***

Если Клаудия и была удивлена персональным приглашением в кабинет Гилберта, то она этого не показала. Енох, который должен был сопровождать её за пределами комнаты, остановился в коридоре, но Шерая отослала его, сказав, что он может вернуться в зал Истины и отдохнуть. С этой минуты Клаудия — не его ответственность, и даже эти слова никак не задели её. По крайней мере, внешне.

Гилберт совсем не понимал её. Она спокойно села в кресло, стоящее напротив стола, закинула ногу на ногу и сложила руки на коленях, невозмутимо смотря на него. Её глаза казались такими же чёрными, как и губы, отчего Гилберту вновь стало неуютно. Он сомневался, что в месте, откуда явилась Клаудия, была помада или что-то подобное, и потому не понимал, почему её губы до сих пор чёрные. Это же не может быть их естественным цветом?..

Но, переборов нездоровое любопытство, Гилберт предложил ей травяной чай и испечённые Одоваком пирожные. Клаудия не ответила, только моргнула, будто показывая, что услышала её. Тогда Гилберт предложил кофе. Клаудия вновь не ответила. Она не отреагировала и на предложение выпить вина, воды, виски и чёртовой крови, припасённой для вампиров. Тогда Гилберт, сдавшись, напомнил, что она может в любой момент просто сказать ему, если желает чего-то, и он отдаст соответствующий приказ.

Каждый раз, когда он говорил, что готов исполнять их желания, внутри у него всё вопило от ярости, но Гилберт хорошо держался. Клятва на крови, да ещё и подкреплённая Временем, была мощной и опасной. Как бы сильно Гилберту ни было больно просто смотреть на людей, которые считали Предателя не таким уж и предателем, ради блага коалиции он был готов соблюдать клятву. Желание Третьего жить с ним под одной крышей было абсурдным, и потому особняк всячески препятствовал свободному перемещению любого из его спутников. Твайла была этому не рада — она постоянно жаловалась, что особняк мешает ей увидеться с Предателем и, насколько Гилберт знал, этого до сих пор не случилось, чему он был только рад.

Для начала он узнает людей, с которыми Предатель принёс клятву, чуть ближе, и уже после решит, стоит ли особняку и дальше мешать Твайле.

— Итак, — сказал Гилберт, изо всех сил изображая доброжелательную улыбку. — Прошло так много времени, а мы до сих пор не познакомились. Считаю, что это просто безответственно с моей стороны, и потому готов исправиться.

Клаудия молча склонила голову вбок. Её поза не была напряжённой, а взгляд — стеклянным, но Гилберту казалось, что мыслями она совсем не здесь. Однако вместо того, чтобы указать на это, он произнёс:

— Я хочу напомнить, что всё, что я делаю, я делаю ради сигридцев. Ради каждого из них. И ради справедливости, которую они заслуживают.

Уголки губ Клаудии приподнялись в улыбке и тут же опустились. Она так ничего и не сказала.

— Я считаю, что мы можем стать союзниками, Клаудия, — сплетя пальцы в замок, сказал Гилберт. — Даже друзьями, если тебе будет угодно. Я вовсе не хочу, чтобы наши отношения были… напряжёнными, понимаешь?

Если она и понимала, то виду не подала. Сидела, склоняя голову то к одному плечу, то к другому, и пристально смотрела на него.

На первый взгляд Клаудия была самой обычной девушкой. Когда Переход открылся возле его особняка, Гилберт видел, каких усилий стоило Клаудии просто поднять Нотунг и как быстро Энцелад лишил её меча. Она была слаба физически, и это факт. Если в её теле и крылась хоть какая-то сила, то определённо умственная. Клаудия безвылазно сидела в комнате и ни с кем, даже с Енохом и слугами, не общалась, и сегодня за три часа, которые длился приветственный ужин, сказала всего два предложения, адресованные Пайпер. Ей хватало взглядов, которые ловил Предатель и благодаря которым, Гилберт хорошо это заметил, мгновенно менялись его речь и тема, к которой он клонил. Казалось невероятным, чтобы обычная девушка имела такое влияние на Предателя, чтобы он прислушивался к ней, говорил и действовал так, как она того хочет — а ведь Гилберт был уверен, что так и есть. Он до сих пор не понял, как именно Клаудия влияет на него, но знал, что она делает это.

— Я хочу только мира, — настойчивее произнёс Гилберт, так и не дождавшись хоть какого-нибудь ответа. — Мира и справедливости. Думаю, ты понимаешь, что даже если королева увидела его душу, даже если она знает всё, что случилось… Есть то, в чём он точно виноват. Я лишь хочу понять, в чём именно, чтобы знать, как нам быть. Всем нам. Достойный суд для каждого. Даже для Предателя.

— Фортинбраса, — исправила Клаудия, не моргнув и глазом.

Гилберт так удивился, что она всё-таки ответила, что на несколько секунд замер, удивлённо смотря на неё. Ему стоило больших усилий не только изобразить улыбку, но и ответь ровным голосом:

— Конечно. Даже для Фортинбраса.

Имя жгло язык. «Это не он, — хотелось сказать Гилберту. — Фортинбрас — мой брат, и он умер в день Вторжения. Это не он, не он. Это Предатель».

Гилберт не знал, что королева Ариадна увидела в его душе. Она не спешила делиться правдой, только сказала: «Мы ошибались», никак не объяснив, в чём именно. Гилберт догадывался, но до самого последнего момента не хотел верить в это.

Если бы Предатель действительно был Предателем, Ариадна бы сделала всё возможное, чтобы он не оставался в особняке Гилберта. Она бы убедила лидеров коалиции, что Третьего сальватора нужно держать в тюрьме, за защитными чарами и ограждающими барьерами. Она бы, наверное, даже сказала, что его следует убить. Но ничего из этого она не сделала, и это говорило только об одном: Предатель не был Предателем.

«Мы ошибались», — сказала королева Ариадна, и принцесса Сонал её поддержала. Она присутствовала при принесении клятвы, но с тех пор Гилберт почти не пересекался с ней, и потому не мог расспросить обо всём. Принцесса Сонал страдала из-за головых болей, которые даже Марселин не могла ослабить, и предпочитала ни с кем не разговаривать. будто знала, как Гилберту важно узнать правду.

Как ему понять, что Предатель на самом деле Фортинбрас? Как ему поверить, что его брат не умер в день Вторжения и не предал миры, а пытался защитить их? Он ведь видел, как тот убил Горация. Он видел воспоминания тысячи магов, он слышал миллионы историй о том, как Третий сальватор вёл за собой легионы демонов.

Он был лжецом, предателем, убийцей, клятвопреступником. Он был sawaztar, и все эти годы Гилберт только так о нём и думал. Его имя было вычеркнуто из истории, его лицо исчезло со всех портретов рода Лайне, которые оказались в этом мире. Фортинбрас умер. Остался только Предатель.

А теперь выяснилось, что Фортинбрас не умер.

«Это неправда, — хотелось сказать Гилберту, даже выкрикнуть, чтобы злость, терзающая его изнутри, наконец выплеснулась наружу. — Не верьте ему. Он предал миры, он предал нас всех. Он предал меня. Не верьте ему!»

Но он смотрел на Клаудию, спокойно смотрящую на него в ответ, видел Шераю, застывшую возле дверей, чувствовал присутствие Энцелада. Казалось, будто он чувствует присутствие каждого в этом особняке, особенно — Предателя. Его запах ни на секунду не оставлял Гилберта, а его голос постоянно звучал в голове.

В его руках была корона великанов, которую он скрывал с помощью магии, и Гилберт боялся, что будет, если Предатель действительно позволит Гилберту надеть её. Он видел, что корона признала его, но отказывался в это верить. До тех пор, пока корона не будет проверена, как и Нотунг, утверждать, что она не осквернена, нельзя.

И всё-таки.

Предатель не сгинул. Предатель нашёл корону великанов. Предатель стал частью рода Дасмальто, что доказывало, что Киллиан выжил.

Предатель — это Фортинбрас, и он хочет, чтобы Гилберт принял его в род Лайне.

«Это не он, — хотелось сказать Гилберту Клаудии, которая всё ещё пристально смотрела на него. — Это неправда. Это не Фортинбрас».

Может, у него и были черты Фортинбраса, вроде речи и жестов, но он не Фортинбрас. Гилберт видел, как он убил Горация, и знал, что он убил всех из рода Лайне. Называть Предателя Фортинбрасом — преступление, на которое Гилберт не мог пойти.

Ему потребовалось не меньше пятнадцати минут, чтобы хотя бы немного прийти в себя и вновь почувствовать былую уверенность. Клаудия не задавала вопросов, молча ждала, периодически оглядывая его кабинет. Иногда Гилберту казалось, что её взгляд останавливается на двери, за которой крылись другие комнаты, в том числе спальня, будто Клаудия знала, что не так давно Гилберт в порыве гнева разгромил её. Но потом взгляд её тёмных глаз скользил дальше и точно так же останавливался на другом объекте. А после возвращался к двери.

Будто Клаудия знала.

Но если она что-то и знала, то предпочла умолчать об этом. Даже когда в разговор вмешалась Шерая, за что Гилберт был бесконечно благодарен, Клаудия не издала ни звука. Всё так же изучала кабинет, их самих, изредка останавливалась то на двери, то на портьерах, за которыми скрывалось окно.

Каждый раз, когда взгляд Клаудии задерживался на том месте дольше, чем на долю секунды, Гилберт думал, что она точно знала. Неизвестно, откуда, но знала.

— И чего вы хотите от меня, Ваше Высочество? — наконец спросила Клаудия, вновь склонив голову вбок.

Гилберт так сильно сжал пальцы, что они хрустнули. Клаудия улыбнулась.

Что ж, если она не желает признавать в нём короля — пожалуйста, это её дело. Гилберта не должно было задевать мнение девушки, о которой он ничего не знал. Главное, что коалиция признавала его королём великанов, пусть даже мнимым. Стоит только ему заполучить корону, и эта проблема навсегда останется в прошлом.

— Честности, — ответил Гилберт, немного подумав. — Доверия. Я хочу, чтобы мы были союзниками, Клаудия.

— Честность, доверие, — повторила Клаудия так, будто пробовала слова на вкус. — Вы хотите, чтобы я была честна с вами, хотите, чтобы доверяла вам, но не считаете, что должны делать то же самое. Почему вы не доверитесь мне? У тебя есть ответ, Энцелад?

Гилберт вздрогнул. Шерая, казалось, была удивлена не меньше. Она стояла за спиной Клаудии и изредка косилась в сторону, чтобы проверить, что чары, скрывавшие присутствие Энцелада, не спали. И Клаудия ни разу не обернулась на Шераю, чтобы заметить это, но она…

Она смотрела в сторону окна. Будто знала, что там кто-то есть.

И даже сейчас, намеренно повернув голову туда, она не без издёвки произнесла:

— Если вы хотели, чтобы я доверилась вам, не следовало использовать подобные чары. Я, конечно, благодарна за демонстрацию того, сколь сильна магия здесь, но предпочла бы, чтобы за мной не наблюдали те, кто совсем не понимает угрозы, подобравшейся совсем близко.

Гилберт напряжённо сжимал кулаки, чувствуя, как вся его уверенность рушится. Но после, вздохнув, он махнул Шерае, и она сняла чары. Энцелад стоял, собрав руки на груди, прислонившись спиной к стене, и безучастно смотрел на Клаудию.

— Надо же, руки всё ещё на месте, — заметила она, поднявшись. — Это даже страннее, чем… ваша рыцарская форма. Честное слово, не такого я ожидала. А теперь, если вы не против, Ваше Высочество…

— Стоять, — жёстко произнёс Гилберт.

Клаудия, что самое удивительное, и впрямь остановилась, но смотрела не на него, а на Шераю, решительно преградившую ей путь.

— Возможно, я выбрал неудачное время, — примирительно подняв ладони, сказал Гилберт. — Но я хочу, чтобы ты помнила, Клаудия: я всегда готов помочь тебе. Поэтому с этого дня Энцелад будет сопровождать тебя везде, куда бы ты ни направилась, и помогать в любом деле. Во избежание проблем, разумеется.

Энцелад метнул на него убийственный взгляд, но промолчал. Гилберт представлял, сколько возмущения он услышит после, и не был готов к нему. Наоборот, он бы с радостью и дальше слушал, как Энцелад рвётся взяться за какое-нибудь дело, но не поручал бы ему чего-нибудь действительно важного. Не сейчас. Не так скоро после того, как Диона умерла. Гилберт прекрасно знал, как много может потребоваться времени, чтобы просто смириться с подобным, но Энцелад — это Энцелад. И если он готов пойти на что угодно, чтобы добраться до Иснана, хорошо, пусть будет так. Пусть следит за Клаудией и узнаёт, как завоевать её доверие и доверие Предателя.

Но не то чтобы Гилберт так сильно к этому стремился.

— Я в состоянии со всем справиться сама, спасибо, — заметила Клаудия, скользнув по нему холодным взглядом.

— У особняка особое устройство, и в нём легко потеряться, — возразил Гилберт. — Энцелад прекрасно знает каждый сантиметр. К тому же… не все в коалиции в восторге от того, что вы здесь. Я лишь хочу, чтобы вы были в безопасности.

Клаудия вдруг рассмеялась, закачав головой и, полоснув по нему ещё одним холодным взглядом, решительно направилась к двери. На этот раз Шерая не препятствовала ей, лишь проводила внимательным взглядом. Зато Энцелад, помедлив, посмотрел на Гилберта так, будто хотел задушить его на месте.

Лишь после того, как Энцелад вышел вслед за Клаудией, Гилберт смог вздохнуть. Не с облегчением, а со страхом.

Глава 24. Засыпая каждый вечер

Салем никак не унималась, и в конце концов Себастьяну пришлось встать и открыть ей дверь. Она мгновенно юркнула в коридор, радостно замахав тремя хвостами, и побежала в сторону лестницы на первый этаж. Она, должно быть, издевалась. Зачем драу, которая умела проходить сквозь стены, царапать дверь и требовать, чтобы Себастьян её открыл? Ему казалось, что они заключили мир.

Но теперь он стоял, видя, как Салем взбегает по лестнице обратно, останавливается на пороге его комнаты и смотрит так, будто ждёт, что он её покормит. Будто погрызенных вещей ей было мало.

— Отстань от меня, — пробормотал Себастьян, ногой отгоняя драу как можно дальше.

Салем громко вякнула и побежала к лестнице. Остановилась, села, вперившись в него большими глазами.

— Что? — вяло выдал Себастьян. — Ты можешь сожрать что угодно. Отстань.

На этот раз он почти добрался до кровати и того жалкого пространства, которое оставила Зельда, но Салем всё же его опередила: бросилась ему под ноги, громко мяукая, и тут же юркнула обратно к дверям. Себастьян громко выругался и всё-таки пошёл за ней. Раньше Салем никогда не была такой настойчивой, никогда даже не доставала его, только портила его вещи, но это было вполне нормальным способом общения, к которому Себастьян привык. Он также привык к умению Салем вовремя появляться там, где нужно, быстро исчезать и выслеживать, что не раз помогало ему и Зельде с тех пор, как они начали искать источник хаоса, из которого состояло проклятие.

Но в этот раз она просто решила поиздеваться над ним.

Себастьян спускался, скорее чувствуя, чем видя, как Салем то лезет под ноги, то убегает вперёд и скребёт стену или пол, будто подгоняя его. Себастьян хотел швырнуть в неё что-нибудь, лишь бы она угомонилась, но знал, что это не сработает. У него совсем не было сил: несколько бессонных ночей, столкновений с демонами (причём не одобренных Орденом и его отцом в частности) и Зельда добивали его окончательно. С учётом того, что Себастьян никак не мог просто избавиться от неё, это было действительно ужасно.

Салем с громким мяуканьем запрыгнула на обеденный стол. Рокси вскрикнула, когда один из хвостов попал в её тарелку с вафлями, политых сиропом. Кристин тут же шикнула на Салем, требуя, чтобы она слезла со стола, и драу, что неудивительно, послушалась.

Себастьян мгновенно проснулся.

— Мам, — сдавленно выдавил он, навалившись на дверной косяк. — Привет, мама. Доброе утро. Доброе утро, моя любимая мама.

Кристин повернулась к нему и прыснула от смеха, заметив растерянность на лице. Себастьяна редко кто мог удивить. Он досконально знал каждого из членов своей семьи, их интонации, жесты, излюбленные фразы, мог просчитать их действия и по звуку шагов определить, кто именно идёт. Но он почему-то не слышал ни голосов Рокси и Кристин, ни шума кофемашины или вафельницы.

— Я думал, ты всё ещё у Гилберта, — заметил Себастьяна, поймав настороженный взгляд Рокси. Она почему-то очень внимательно осматривала его и больше всего изучала именно шею и ключицу, будто искала новые шрамы. В детстве у неё это было излюбленным занятием.

— Я тоже так думала, — ответила Рокси, не отрываясь от своего дела. — Но мама решила иначе. А теперь ещё… это, — она скорчила кислую мину и указала на стол, накрытый на четверых. — Ура семейному завтраку.

— Алекс тоже вернулся?

— И сразу спать, — добавила Кристин, ногой отгоняя Салем, пытавшуюся дотянуться до столешницы. — Я решила не будить его, пусть отдохнёт.

— Значит, отец всё-таки решил вспомнить, что у него есть семья?

— Себастьян, — предостерегающе произнесла Кристин. — Во-первых, не нужно говорить это таким тоном. Во-вторых, пожалуйста, надень футболку. В-третьих, — уже более миролюбиво продолжила она, — я надеюсь, твоя девушка позавтракает с нами.

Себастьян подавился воздухом.

— Что? У меня нет девушки, мам.

— У тебя засос на шее, — хихикнула Рокси.

— Рокси, выбирай выражения, — отчитала её мать. — Но, вообще-то, она права, милый. У тебя засос на шее.

Себастьян ущипнул себя за переносицу.

— Мам, пожалуйста…

— Да что такое? Не волнуйся, я не буду смущать тебя перед твоей девушкой…

— У меня нет девушки! — раздражённо повторил Себастьян. — Вы что, издеваетесь?

— Мама знает, что Зельда спит у тебя в комнате, — с улыбкой сказала Рокси.

— О, боги…

— Не бойся, — легко отозвалась Кристин, — я совсем не против. Я, знаешь ли, ночью столкнулась с ней. Если бы она пришла грабить наш архив, я бы её задержала, будь уверен в этом! Салем умная, сразу понимает, где враг, так что она объяснила мне, что Зельду опасаться не стоит. К тому же, барьеры бы не пропустили посторонних. Волноваться не о чем. Зельда показалась мне очень милой девушкой.

Себастьян едва не заскрежетал зубами. Сам факт того, что они с Зельдой уснули в одной кровати, был не так ужасен, как осознание, что ночью Зельда случайно столкнулась с его матерью, мило побеседовала с ней и как ни в чём не бывало легла спать дальше. Не в гостевой комнате, куда Себастьян отправил её один раз, и не на диван в гостиной. Она вернулась в его комнату и уснула на его кровати так, будто это было нормально. Будто трахаться с ним, а потом засыпать рядом, было нормально.

Себастьян даже не представлял, что катастрофа станет настолько масштабной. Он был уверен, что они переспят всего один раз — исключительно для того, чтобы снять напряжение и занять себя чем-нибудь. Странный, конечно, способ, но Себастьяну было плевать. Однако потом, когда они не были заняты проклятием, лёгшим на Бальмунг, когда не шли против правил Ордена, нападая на след демонов, Зельда могла просто посмотреть на него и улыбнуться, ехидно и дерзко, как умела она одна, а Себастьян уже целовал её и снимал с себя одежду.

Милостивые боги, он был просто идиотом.

— Но пока не твоя девушка ещё не проснулась, — сказала Кристин, многозначительно посмотрев на него, — пообещай мне кое-что, милый. И ты тоже, Рокси.

— Я и так у тебя в рабстве! — выпалила Рокси, хлопнув ладонями по столу.

— Юная леди, ты либо у меня в рабстве, либо возвращаешься в школу. Уходить в середине учебного года — безответственность…

— Хорошо, я слушаю.

У Себастьяна дёрнулся глаз.

— Прекрасно, — с улыбкой сказала Кристин. — Итак, я хочу, чтобы вы пообещали мне, что не будете приближаться к особняку Гилберта, пока Третий сальватор там.

Себастьян моргнул, решив, что ослышался. Рокси вновь хлопнула ладонями по столу и едва не испуганно выдавила:

— Но мы с Гилбертом друзья! Мы не можем бросить его один на один с этим… с ним…

— Рокси, милая, Гилберт не глупый, справится и без вас.

— Это не значит, что мы должны бросать его!

— Рокси, угомонись, — вмешался Себастьян.

— Извращенцам слова не давали!

— Рокси, — строго произнесла Кристин, сверху вниз посмотрев на неё. — Себастьян не извращенец, я думаю, твой брат просто не успел одеться, потому что они с Зельдой…

— Мам! — выпалил Себастьян, на мгновение почувствовав, как настоящий стыд охватывает его.

— А что такого? Вы, между прочим, уже взрослые.

— И поэтому мы обсуждаем личную жизнь Себа вместо того, чтобы думать, как помочь Гилберту? — проныла Рокси, откинувшись на спинку стула.

— Нет у меня никакой личной жизни, — метнув на неё убийственный взгляд, Себастьян скрипнул зубами.

— Ага, как же. Все в Ордене только об этом и говорят. Паскаль уверен, что вы встречаетесь, а вот Лили ещё сомневается, так что они поспорили и…

— Рокси, я запрещаю тебе участвовать в этом споре, — наконец сев во главе стола, сказала Кристин. — И я запрещаю появляться у Гилберта, пока Третий сальватор там.

— Я не боюсь этого чудика!

— А следовало бы! — рявкнула Кристин так громко и властно, что Себастьян, всё это время подпиравший собой дверной косяк, мигом вытянулся в струнку и, не отдавая себе отчёта в действиях, сел за стол, заняв одно из пустых мест. — Меня не волнует, кто он, Предатель или нет. Не волнует, как сильно тебе нравится у Гилберта. Третий сальватор может быть опасен.

— Но…

— Никаких «но», Роксана. Я не хочу, чтобы Третий сальватор втянул вас во что-то очень опасное. Пусть с ним разбираются лидеры коалиции, а мы займёмся поисками, как и всегда. И думать не смейте о том, чтобы заявиться к Гилберту. Даже с клятвой Третий опасен. И пока мы с вашим отцом лично не убедимся, что ему можно доверять, я не позволю вам рисковать лишний раз.

Себастьян не сумел сдержаться и усмехнулся, покачав головой.

— Я сказала что-то смешное?

Когда его мать начинала говорить таким ледяным тоном, это означало, что каждому, кто не исполнит её поручение, будет очень и очень плохо. Даже Себастьяна иногда пробирала дрожь, хотя он научился правильно угадывать настроение матери и избегать столь опасных ситуаций.

— Ты же знаешь, что я занят работой, — сказал он, не обратив внимания на Салем, запрыгнувшую ему на колени. — Мне может потребоваться помощь Гилберта.

— И что же это за работа, не напомнишь? Что за поиск? Я что-то совсем не помню, чтобы с момента аукциона тебе доверили хотя бы один.

Рокси протянула громкое «у-у-у» и прижала ладони ко рту, удивлённо переводя взгляд с него на Кристин. Она, как и всегда, была права. Возможно, иногда её заносило в неправильную сторону и она начинала говорить довольно резко, но Себастьян никогда не возражал. Это было необходимо, чтобы донести мысль, которую мать так старалась вбить им в головы.

Но сейчас его это задело. Должно быть, впервые за все двадцать два года. Он знал, что мать права, но не хотел этого признавать так же, как Орден не хотел признавать, что он всё ещё тот самый Себастьян Гривелли.

Его репутация после аукциона-бойни пошла под откос. Всё меньше серьёзных поисков, всё больше глупых дел, которые обычно поручали новичкам и совсем ещё неопытным искателям. Слухи о том, что из-за него демоны перебили многих землян, распространялись невероятно быстро. Разумеется, были искатели, которые верили ему, — например, Джонатан Сандерсон, Мирна Берк, Саул Бергенсен, Паскаль, Лили, Зои, — но были и искатели, считавшие, что Себастьян Гривелли стал катастрофой, с которой лучше не связываться. Из-за его неудачно реализованного плана на аукционе началась бойня. Из-за него погибли земляне и пострадали искатели. Из-за него Соню Кински забрали демоны.

Слухи, косые взгляды, неприкрытое презрение и осуждение уничтожали его репутацию. Искатели знали, что он больше не работал над одним поиском вместе с Зельдой, но говорили о том, что он спелись настолько, что Зельда начала тянуть Себастьяна на одно.

Даже мистер Сандерсон не обладал достаточной властью, чтобы по щелчку пальцев вернуть репутацию Себастьяна на прежний уровень. Он посоветовал ему быть осторожнее, осмотрительное, идеально выполнять свою работу в зале Истины, проверять архивы и собирать информацию, но не лезть на рожон, не просчитав все риски. Но Себастьян его проигнорировал. Он искал демонов с аукциона-бойни, тех, кто забрал Соню и Твайлу, тех, кто наложил проклятие на Бальмунг. Он искал хоть какие-то подсказки, которые свяжут проклятие с Сибил, главным магом при дворце эльфов, и докажут, что она подменила Бальмунг, или же опровергнут это.

Но всё рушилось, точно чёртов карточный домик, и Себастьян никак не мог этому помешать. Алекс, волнение которого скакало от одного объекта к другому, кое-как общался с ним. Себастьян не был уверен, что его брат настолько глуп, чтобы винить в случившемся с Соней его, но… Что, если это Себастьян настолько глуп, раз пытается верить в лучшее? Что, если он действительно виноват?

— Не приближайтесь к особняку Гилберта, — сказала Кристин, так и не дождавшись от него ответа на свой вопрос. — Пожалуйста. Я не хочу, чтобы вы пострадали.

Себастьян едва не усмехнулся вновь. Он уже пострадал и, возможно, пострадает ещё сильнее — потому что не может остановиться и отказаться от поиска, который никто ему не поручал.

***

Гилберт никогда не сомневался в силе рыцарей, служивших на благо коалиции, и Зен не был исключением. Этот эльф был настоящей находкой для такого паникёра, как Гилберт — наверняка принц Джулиан прислал его следить за Стеллой именно по этой причине. За почти две недели Гилберт не заметил за Стеллой того же, что было у Клаудии, он видел исключительно грубую физическую силу, которую она, однако, по просьбе Третьего сальватора практически не применяла.

Слово «просьба» было слишком странным для описания того, как Третий раздавал приказы. Одного его слова было достаточно, чтобы Стелла и Эйкен закрыли рты и не вступали в споры. Шерая сказала, что таким образом Третий пытается обезопасить их всех, не только Стеллу и Эйкена, и, честно говоря, Гилберт совсем в это не верил. Всё не могло быть настолько простым и очевидным, поэтому он вознамерился лично разобраться в происходящем.

Отыскать Стеллу было нетрудно: в отличие от Клаудии, она терпеть не могла сидеть взаперти и в основном без устали носилась по внутреннему двору, пляжу и саду. Барьеры и сигилы, оповещавшие о её местонахождении, были на каждом шагу, да и Зен постоянно следовал за ней, однако это ничуть не успокаивало Гилберта. Девчонка была сильна, это факт, и лишь вопрос времени, когда она проявит всю свою силу. Гвендолин рассказывала ему, что во время Матагара столкнулась с огромным волком, и с той встречи у неё осталось кольцо шрамов на лодыжке. Гилберт вовсе не хотел, чтобы хоть кто-нибудь оказался в пасти Стеллы, и потому занялся ею лично.

Сегодня после завтрака, который теперь традиционно не проводился без их участия, Стелла практически сразу же куда-то умчалась. Гилберт помнил, что клятва и барьеры не выпустят её с территории особняка, но её поспешность так разозлила его, что он случайно оставил трещину на столе. Тогда Клаудия посмотрела на него, как на идиота, но, не говоря ни слова, горделиво встала со своего места и ушла, подчёркнуто не замечая последовавшего за ней Энцелада. Николас и Эйс мгновенно занялись Эйкеном, который в основном бесцельно бродил по особняку и изучал его, тогда как Третий сумел вовлечь Шераю, Марселин и Стефана в обсуждение особенностей сомнуса, которому подвергся Стефан. Сбежала только Стелла, будто не могла находиться в обществе других людей дольше, чем пять минут.

Гилберт обнаружил её в саду, под огромным кедром, окружённым фиолетовыми кустами каких-то сигридских растений. Стелла лежала в своём человеческом обличье, собрав руки на груди, и хмуро смотрела на раскинувшиеся над ней ветви. Зен стоял всего в метре от неё и выглядел так, будто его сейчас стошнит.

— Доброе утро, — на всякий случай повторил Гилберт, сцепив руки в замок, лишь бы ненадолго унять злость.

Стелла ему не ответила. Зен кивнул, давая понять, что заметил его, и вновь посмотрел на девушку.

— Стелла, — обратился к ней Гилберт.

Она не ответила, только вздохнула, задумчиво глядя на ветви. Белая футболка уже была испачкана землёй и травой, но брюки, что странно, оставались чистыми.

— Стелла, — настойчивее повторил Гилберт.

Она приподнялась и посмотрела на него так, будто планировала сожрать живьём. Гилберт улыбнулся, напоминая себе, что эта девушка лишь стала жертвой обстоятельств и вряд ли по доброй воле связалась с Третьим, следовательно, он должен быть очень осторожен и…

— Доброе утро, — буркнула Стелла, ложась обратно.

— Я очень рад, что в наших отношениях такой прогресс, — старательно удерживая волнение и раздражение в узде, сказал Гилберт.

Стелла подняла голову и удивлённо уставилась на него. Солнце, пробивающееся сквозь качающиеся ветви, бросало на её лицо блики света, из-за чего жёлтые глаза казались ещё ярче, пронзительнее, внимательнее. В уголках её глаз что-то блестело.

— Могу я поинтересоваться, чем ты занята?

Стелла продолжала удивлённо смотреть на него. Не перестала даже после того, как поднялся ветер, бросивший часть светлых волос ей в лицо.

— Лежу, — наконец ответила таким тоном, будто разговаривала с неразумным ребёнком.

— Вижу, что лежишь. Кровать в твоей комнате недостаточно мягкая? Мне распорядиться, чтобы её заменили?

— В комнате? — повторила Стелла, во все глаза смотря на него. — А. В комнате. Как угодно, Ваше Высочество.

Уголок рта Гилберта дёрнулся. Стелла не выглядела довольной своей колкостью, обозлённой или готовой идти в наступление. Казалось, она говорила совершенно искренне, с верой в собственные слова и даже не думала о том, насколько они на самом деле чудовищны.

Просто невероятно. Насколько же железные нервы Зена, раз он всё это время терпит её?..

— Может быть, мы прогуляемся? — предложил Гилберт, когда молчание затянулось.

— Зачем? — не отрываясь от разглядывания ветвей, спросила Стелла.

— Просто так. Погуляем, подышим свежим воздухом. Познакомимся поближе. Я думаю, что мы могли бы стать друзьями, Стелла.

Она села, всё ещё держа руки собранными на груди, и сощурилась, вглядываясь в его лицо. Гилберт бы стойко выдержал её внимание, как и ощущение, будто её взгляд пробирает до костей, если бы Стелла вдруг не пожала плечами и не бросила:

— Ну ладно.

Она быстро подскочила на ноги и, не отряхиваясь, пошла по каменной дорожке вперёд. На её футболке сзади отпечатались грязные пятна, в волосах запуталась трава и даже несколько крохотных веточек. Гилберт подавил иррациональное желание убрать их и, лишь поднятой ладонью приказав Зену оставить их, последовал за Стеллой.

Всего через два метра она остановилась и резко обернулась к нему.

— Что-то не так? — надеясь звучать миролюбиво, уточнил Гилберт.

— Когда люди гуляют, они идутрядом, — проворчала Стелла. — Даже великаны. Форти мне рассказывал.

У Гилберта едва не выбило землю из-под ног. Что за фамильярность, что за дикость?.. Лишь Розалии называла так Фортинбраса, и Третий, который сейчас жил под одной крышей с Гилбертом, уже давно не был тем самым Фортинбрасом, который допустил бы подобную вольность.

Но вместо того, чтобы указать Стелле на её ошибку, — в конце концов, он вознамерился завоевать её доверие, — Гилберт сказал:

— Разумеется.

Более абсурдной ситуации и не придумаешь. Чтобы не мучится, Гилберту следовало сразу попросить Стеллу стать волчицей и засунуть руку ей в пасть.

Впрочем, это и интересовало Гилберта едва не в первую очередь: как Стелла научилась менять обличье? Гилберт ни разу не слышал о подобной магии, как и Шерая, более просвещённая в этом вопросе. Во всех мирах лишь боги могли представать в облике, который выберут и сочтут подходящим, да перевёртыши умели красть чужие. Неужели хаоса в Стелле так много, что и она способна на это? Будь она настоящим перевёртышем, барьеры и клятвы убили бы её. Столь сложная магия всегда распознавала признаки враждебности по отношению к Гилберту и любому его гостю, так что Стелла уж точно не могла стать исключением. Будь с ней что-то не так, магия особняка давно бы сообщила об этом.

Странно, что этого не произошло, потому что со Стеллой определённо было что-то не так.

Её поведение не вписывалось в представления Гилберта. В один момент она могла быть серьёзной и грозной, выглядеть так, будто способна без труда перегрызть глотку любому, кто косо посмотрит на неё или её спутников. В следующую секунду она могла улыбаться, показывая клыки, и предлагать Эйкену совершенно детские развлечения: догонялки, прятки, охоту на птиц или «исследование неизвестной территории» — так она называла изучение особняка. При этом и Зен, и рыцари, и драу, по доброй воле живущие в особняке и любезно докладывавшие Гилберту о различных странностях, подтверждали, что Стелла и Эйкен и впрямь изучают особняк как нечто крайне интересное и незнакомое, но не представляющее для них опасности.

Гилберт хотел сказать им, что это не так. Особняк — его территория, пусть и не такая большая даже с учётом пространственной магии. Его слово — закон. Магия особняка связана с ним и Шераей, и Гилберт узнает, если кто-то попытается вмешаться в эту магию, изучить её или сломать. Он узнаёт обо всём, что происходит в этих стенах и на обширной территории, прилегающей к дому, он это контролирует, потому что он — король. Стелле не следует забывать об этом ни сейчас, ни после. Гилберта не радовала мысль, что, возможно, Стелла и остальные будут жить у него неопределённый срок, но если уж всё сложилось именно так, они должны понимать, в сколь шатком положении они оказались и как всё может измениться по одному его слову.

Стелла, однако, будто не понимала этого.

— Ты нервничаешь, — выпалила она, покосившись на него. И практически сразу же, не успел Гилберт даже осмыслить сказанное ею, Стелла испуганно пискнула и исправилась: — Ой, то есть… Вы. Вы нервничаете.

— Ты ведь не признаёшь во мне короля, — заметил Гилберт, решив сделать вид, будто этой заминки и не было.

— Король — это тот, кто был коронован, — с умным видом ответила Стелла. — У кого есть корона и королевство. У вас этого нет.

Гилберт громко фыркнул.

— Третий сальватор не желает возвращать мне корону. И где он её только прячет? — как бы между прочим спросил Гилберт, невинно уставившись на Стеллу.

Но она, к его разочарованию, только широко улыбнулась, обнажив клыки, и с гордостью сказала:

— Он имеет право обладать ей.

— Он был изгнан, — жёстче напомнил Гилберт. Играть в радушного хозяина становилось сложнее, когда собеседником был кто-то вроде Стеллы: ослеплённый образом Третьего, его магией и силой, которой он явно пользовался не во благо, раз до сих пор скрывал корону великанов и не передавал её Гилберт.

— Но принят Киллианом. К тому же, — Стелла вдруг помрачнела, свела брови к переносице и, как показалось Гилберту, даже шмыгнула носом, — он был коронован. Это правда. Он имеет право обладать короной великанов.

Гилберт остановился. Ветер, вдруг ставший ледяным, ударил ему в спину, бросил волосы вперёд, на лицо.

— Что?

— Что слышали, — уже без всякой беспечности ответила Стелла, идя вперёд.

— Когда люди гуляют, они идут рядом.

Стелла повернулась к нему со злым взглядом. Гилберт ответил ей точно таким же. Выстраивая примерный план этого разговора, он не предполагал, что уподобится Стелле в её простых эмоциональных выражениях и скачках настроения, и потому был разочарован в себе.

Это неправильно. Он не должен вести себя столь низко. Он — не Стелла.

— Когда люди гуляют, — наконец сказала она, всё ещё прожигая его злым взглядом, — они не допрашивают друг друга.

— Разве я допрашиваю? Я лишь хочу узнать, как так вышло, что Третий сальватор отыскал корону великанов. Знаешь, никто кроме королевы Ариадны до сих пор толком не знает, откуда вы взялись. Тебе не кажется, что было бы справедливым рассказать хотя бы об этом?

— С чего бы?

— С того, что отношения между людьми строятся на честности. Я рискую своей жизнью, защищая вас от всей коалиции. Даже если сигридцы понимают, что рисковать Временем нельзя, это не значит, что с вами ничего не случится.

— Мы принесли клятву, — процедила сквозь зубы Стелла, едва не подлетев к нему так быстро и близко, что её нос практически столкнулся с его носом. — Ты принёс клятву! Сказал, что защитишь нас!

— До тех пор, пока вы находитесь на территории моего особняка, — напомнил Гилберт, приказав своему телу, вдруг предавшему его, не дрожать. Под взглядом жёлтых глаз Стеллы, пылавших каким-то незнакомым огнём, становилось неуютно. Страшно. — Но обстоятельства бывают разными. Поверь, я вовсе не хочу, чтобы вы, случайно оказавшись за пределами этой территории, пострадали. Я смогу защитить вас и от опасностей этого мира, и от самой коалиции, если кто-то вдруг решит действовать радикально. Но я хочу знать, ради кого я рискую. Я хочу знать, кто вы такие.

— Стелла, — едва не выплюнула она, хмурясь. — Всё. Больше мне нечего сказать.

— Ты умеешь менять обличье. Это уникальный дар, и я никогда прежде не встречал кого-то, кто обладал бы им.

Стелла отступила на шаг, с сомнением смотря на него, и Гилберт вдруг ощутил, как дышать стало легче.

— Дар? — переспросила она с сомнением.

На самом деле Гилберт не собирался использовать это слово. Оно вырвалось будто само собой, и сейчас уже ничего нельзя было исправить. Глаза Стеллы загорелись, тонкие губы растянулись в улыбке.

— Дар! — повторила она, усмехнувшись. — Звучит отлично, мне нравится!

Уголок губ Гилберта дрогнул. Это что, шутка какая-то?.. Что с этой девушкой не так?

— У вас что, никто так не умеет?

— Только перевёртыши, — честно ответил Гилберт.

Стелла скривилась.

— Фу. Я не перевёртыш.

— Тогда что это за дар? Уникальный, сильный… Никогда о таком не слышал.

Стелла смотрела на него, не мигая, а потом вдруг широко улыбнулась и рассмеялась.

— Дар, — повторила она, покачав головой. — Невероятно. Если я скажу об этом Эйкену, он не поверит. Он считает, что ты… то есть вы — очень злой и вредный принц. Он думает, что вы сделаете что угодно, чтобы избавиться от нас.

Гилберт не представлял, что ему ответить. С одной стороны, он рассматривал такую возможность, потому что это было естественным и абсолютно нормальным. С другой же, он принёс клятву, как и Третий, Клаудия, Стелла и Эйкен, и все эти дни ни один из них её не нарушил. Третий обладал магией, столь необходимой коалиции, и знаниями, о которых мог не знать даже Стефан.

В частности — информацией о том, откуда они пришли. Где-то там, в месте, о котором сигридцы не знали, Третий скрывался всё это время. И если верить Пайпер, там же был дядя Киллиан, выживший во Вторжении. Гилберт с трудом в это верил, но был обязан узнать как можно больше.

— Я не настолько ужасен, — наконец ответил Гилберт, заметив оценивающий взгляд Стеллы. — Я могу быть строг и требователен, но лишь в том случае, если иного выхода нет. Чаще всего я стараюсь достичь понимания мирным путём. Как, например, сейчас.

— Сейчас? — недоверчиво повторила Стелла.

— Сейчас. Гуляем, дышим свежим воздухом, возможно, становимся друзьями. Помнишь об этом?

— А-а-а… Да, помню.

И будто в доказательство своих слов, Стелла вновь пошла вперёд, но перед этим убедилась, что Гилберт идёт рядом.

— Но друзья не запирают друг друга в защищённых местах и не грозятся убить их, — заметила она несколько секунд спустя.

— Мы только пытаемся стать друзьями, — напомнил Гилберт, скрипнув зубами. Вся эта затея теперь казалось ему полной чушью, но, как выяснилось, иначе со Стеллой и нельзя было: многое она понимала буквально и была наивной, как ребёнок.

— Форти старается изо всех сил, а ты… вы не даёте ему даже шанса.

— А ты бы была мила и любезна с убийцей?

Стелла, казалось, всерьёз задумалась над его вопросом. Гилберт уже решил, что она не ответит, — вопрос ведь был довольно очевидным и не требовал столь долгих раздумий, — но спустя несколько минут Стелла отстранённо произнесла:

— Либо убьёшь ты, либо убьют тебя. Это закон. Так что я сама убийца. Ну как, нравится?

Она хищно улыбнулась, посмотрев ему в глаза, и Гилберт, что странно, на секунду ощутил укол разочарования. Он, разумеется, мысленно убеждал себя, что готов к любому ответу, к любым неожиданностям, которые Стелла может совершить или уже совершила. И всё равно был разочарован. Будто надеялся, что Стелла окажется не такой ужасной, как Третий.

— Здесь нечем гордится, — ответил Гилберт.

— А я и не горжусь, лишь говорю очевидное. Разве вы бы не сделали всё возможное, чтобы выжить? Разве вы бы не убили того, кто этого заслуживает?

— Я не занимаюсь линчеванием.

— Чем?

Теперь она выглядела так, будто действительно услышала какое-то новое слово и хотела узнать его значение. Ни следа уверенности, которую Гилберт видел всего мгновение назад.

— Самосудом, — подобрал другое слово он.

— А судя по тому, как вы относитесь к Форти, именно этим вы и занимаетесь.

— Не будь глупой, Стелла, — не выдержал Гилберт, фыркнув и возведя глаза к небу. — Я осторожен ради коалиции и каждого, кто доверил свою жизнь мне.

— Я свою жизнь вам не доверяла.

— Тогда почему ты так рвалась принести клятву?

Здесь Гилберт не преувеличивал: Клаудия, встретившись в лидерами коалиции для принесения клятвы, выглядела абсолютно спокойной, Эйкен — немного напуганным, а вот Стелла едва не прыгала на месте и напоминала, что они должны как можно скорее покончить с этим.

— Форти посчитал, что так будет лучше.

— Боги, — едва не выплюнул Гилберт, — хватит его так называть!

Стелла сощурилась, уставившись на него, и процедила сквозь зубы:

— Как хочу, так и называю. И вообще, — подумав ещё немного, добавила она, но уже значительно тише, — я давно не верю в богов.

***

— Тебе не обязательно постоянно быть рядом, — на всякий случай напомнил Стефан.

— Я слежу за твоим состоянием, — ответила Марселин, с какой-то невообразимой злостью сделав глоток кофе. — Если ты вдруг свалишься от усталости или боли, я должна быть рядом, чтобы помочь.

— Это было всего один раз…

Но не сказать, что Стефану не было приятно это внимание. Наоборот, он эгоистично наслаждался им и при этом прекрасно осознавал, что так быть не должно. В конце концов, Марселин целых пять месяцев следила за его состоянием, а после пробуждения от сомнуса ни на мгновение не переставала раздавать рекомендации и поить его отварами собственного приготовления.

Стефану до сих пор не верилось, что прошло пять месяцев. Не верилось, что Марселин не бросила его умирать, а спасла, использовав магию, о которой мало что знала. Теперь, зная, сколько усилий она приложила, чтобы спасти его, Стефан ругал себя за то, что пытался умереть. С другой стороны, был ли у него тогда выбор? Счёт шёл на секунды, и нужно было как можно скорее оградить Первую от опасностей. Стефан старался убедить себя, что поступил правильно, что решение, принятое им, было единственным, но неизменно возвращался к тому, что Марселин посчитала иначе. Что мешало ей даже не говорить другим о сомнусе? Последние несколько дней, в течение которых он медленно восстанавливался под присмотром Марселин, Стефан постепенно узнавал всё больше деталей о событиях пяти месяцев. Марселин сказала ему, что предложила сначала убить его, проклятого Мараксом и ещё десятком демонов, а после спасти с помощью сомнуса, и это решение до сих пор казалось самым удивительным.

Стефан ещё бы принял мысль, что Марселин предложила его убить. Боги, да ведь он и не ожидал от неё чего-то другого. Но спасти — это уже что-то совершенно другое. Стефан никак не мог понять, почему Марселин всё же решилась на это.

Шерая сказала ему, что Марселин ни на минуту не отходила от него, постоянно изучала магические книги и трактаты, искала давно утерянные источники и проверяла действие их магии сначала на себе, а уже после пыталась разбудить его. Теперь, когда все знали, что пробудить от сомнуса может только Время, эти попытки казались совершенно бессмысленными, но Стефан всё равно восхищался ими. Его совершенно не смущало, что, пока он был мёртв, Марселин постоянно была рядом. Но беспокоило, что она забыла о себе и все свои силы бросила на его спасение. Даже сейчас она совсем не жалела себя и бралась за помощь каждому. И каждый раз после того, как Эйкен избегал разговора с ней, Марселин начинала прикладывать больше усилий.

Она помогала Николасу, который, не ставя никого в известность, первым сбегал к бреши (что странно, те стали появляться гораздо реже) и получал травмы. Она кое-как уговорила Пайпер помочь ей, хотя Первая очень долго отказывалась и убеждала, что в полном порядке. Стефан не мог быть уверен насчёт каких-либо иных ран, кроме тех, что оставили два шрама на её лице, один из которых пересекал левый уголок губ, а другой — правую бровь и уголок глаза. Марселин всё жаловалась, что никак не может убрать их, а после жаловалась ещё раз, будто не чувствовала, какой хаос отпечатался на теле и магии Первой.

Но Стефан не упрекал её в этих жалобах. Он говорил, что она делает всё, что может, и прекрасно справляется с любым делом, за которое берётся, но всё же должна ненадолго остановиться и отдохнуть. Ради собственного же здоровья, за которым Марселин, оказывается, практически не следила столько месяцев, ей следовало ненадолго оставить дела и хорошо отдохнуть.

Марселин, разумеется, не была с этим согласна. Она едва не каждую минуту спрашивала Стефана, как он себя чувствует, не ощущает ли каких-либо изменений в магии или не испытывает трудностей при её использовании. Её паранойя дошла до того, что она могла явиться к нему посреди ночи. Стефан, обладавший потрясающим слухом, всегда встречал её на пороге комнаты и говорил, что чувствует себя прекрасно. Но Марселин не успокаивалась, волновалась так сильно, что могла за всю ночь ни разу не закрыть глаз, и это серьёзно беспокоило Стефана. Ни Шерая, ни Гилберт, ни Николас не могли убедить её отдохнуть. Дошло до того, что в один из дней Стефан сказал, что она может остаться у него, если от этого ей будет спокойнее.

Только после он понял, насколько странно прозвучало это предложение. Но ни один из них не сделал шаг назад, и в итоге каждую ночь они засыпали рядом, а утром просыпались и видели, что успели либо переплестись ногами, либо обняться. Никогда прежде Стефан не думал, что способен испытывать радость и вину одновременно.

Он, разумеется, знал, что его радость эгоистична. Он не должен наслаждаться присутствием Марселин, её прикосновениями и вниманием, которым она одаривала каждого, кому оказывала помощь. Но наслаждался, потому что это была Марселин. Самая прекрасная девушка во всех мирах, которая украла его сердце и до сих пор не вернула его обратно. И Стефан даже мечтать не мог о том, чтобы Марселин вновь ответила ему взаимностью, но каждый раксов раз, когда она спрашивала его, как он себя чувствует, когда вливала магию в его тело, помогая восстановить ток его собственной магии, когда ложилась рядом и засыпала, Стефан думал, что это всё же возможно.

Он никогда не считал себя глупцом, но, очевидно, сейчас именно им и был.

Марселин опустила пустую чашу на стол и, нахмурившись, уставилась на линию горизонта. Сегодня терраса, где они расположились, выходила в сторону пляжа. Воздух пах морской солью, цветущим садом и сомнениями и страхами, которые Стефан различал слишком хорошо. С каждым днём его чувства восстанавливались, становились острее, и он всё сильнее ощущал присутствие каждого в особняке. Прямо сейчас он хорошо ощущал Марселин, Гилберта и Стеллу, которые гуляли где-то в саду, и Фортинбраса — хотя от него, разумеется, исходило ощущение магии. Фортинбрас слишком хорошо прятал свои чувства, чтобы кто-нибудь сумел их понять.

Его присутствие также казалось чем-то совершенно нереальным. Стефан слишком хорошо помнил время, когда пытался очистить имя Третьего сальватора, доказать, что он не мог предать миры и во Вторжении встать на сторону тёмных созданий. И Стефан, разумеется, продолжал бы нарушать правила коалиции, если бы старейшина Керрис не пригрозил расправиться не с ним, а с Марселин. Господин Илир, впоследствии занявший его место, говорил Стефану, что он поступил мудро, отказавшись от идеи защищать Третьего — об этом же, но завуалированно, он сказал под конец первой встречи с Пайпер. Но господин Илир мёртв, и Стефан никогда не узнает, что он думает по поводу того, что Третий всё-таки не предавал миры.

За время, которое он провёл в сомнусе, умерло слишком много людей.

— Ты не замёрзла?

— А ты? — тут же спросила Марселин, взволнованно подавшись вперёд. Их разделял небольшой стол, который Иллка, служанка, появившаяся не так давно, накрыла по просьбе Марселин, и казалось, что она без проблем перегнётся через него, лишь бы дотянуться до Стефана. — Тебе плохо? Что-то не так?

— Всё хорошо, — спокойно ответил Стефан. — Я прекрасно себя чувствую. Не нужно спрашивать об этом каждую минуту.

— Ты был практически мёртв! — зло выпалила Марселин, хлопнув ладонью по столу.

— Ты тоже была практически мертва, — напомнил Стефан, — и последствия оказались куда серьёзнее.

— Но ведь всё обошлось! Твоя магия была совершенна, а вот моя…

— Твоя магия прекрасна, Марселин. Невероятна. Она… — Стефан замялся, неуверенно коснулся ладонью груди — точно там, где под свитером и рубашкой был шрам, который останется с ним навсегда. У него не находилось слов, чтобы описать, насколько сильной оказалась магия Марселин, и потому он смиренно повторил: — Твоя магия прекрасна. Твоя мать бы гордилась тобой.

Марселин нахмурилась и приоткрыла рот, будто хотела что-то сказать. Стефану показалось, что время замедлилось и ускорилось одновременно. Он посмотрел на Марселин, всё ещё хмурящуюся, и осознал, что только что сказал.

— Боги, — выдохнул он, накрыв рот ладонью. — Я… Я сказал это вслух?

— Ага, — кивнула Марселин.

— Боги, — повторил Стефан ошарашенно. — Я сказал это… Я сказал это вслух. Боги, Марси, я сказал это вслух!

Последние слова он едва не выкрикнул, радостно рассмеявшись. Марселин окончательно растерялась и смотрела на него, как, должно быть, смотрят на умалишённых. Впервые Стефану было практически плевать.

— Твоя мать гордилась бы тобой, — торопливо повторил он, боясь, что язык вновь перестанет слушаться. — Елена бы гордилась тобой. Она всегда говорила, что ты будешь сильной… Боги, — судорожно выдохнул Стефан, уперев локти в колени и спрятав лицо в ладонях. — Я сказал это…

Стефан даже не представлял, что это когда-нибудь случится. Он пытался миллионы раз, и каждый раз оканчивался провалом, который разбивал его сердце снова и снова. Он испробовал тысячи способов, чтобы обмануть магию и хаос, но даже его знаний и умений, накопленных за семьсот лет, оказалось недостаточно.

А теперь он оказался свободен. Он умер, и проклятие, сковывавшее его всё это время, спало.

Стефан почувствовал, как Марселин мягко коснулась его рук, и резко вскинул голову. Она выглядела растерянной и даже напуганной, но стояла рядом и, кажется, не собиралась сбегать. Она смотрела на него с чувством, которое Стефан не мог описать, и ждала, пока он заговорит. Это оказалось очень сложно: горло сдавило страхом, болью и рыданиями, которые раньше Стефан позволял себе только в полном одиночестве.

— Прости, — пробормотал он и, поддавшись порыву, прильнул щекой к её руке. — Прости меня. Я пытался побороть это, но ничего не получалось, но теперь, когда я практически умер и вновь ожил из-за сомнуса, я…

— Что? — взволнованно выпалила Марселин, когда он на секунду запнулся.

— Я могу говорить. Я могу всё тебе рассказать. Марси, — повторил он, и Марселин, что самое удивительное, не отдёрнула его, — прости меня. Прости…

Стефан никогда не боялся признавать своих слабостей, но и никогда не позволял себе плакать в присутствии кого-либо. Он с самого детства, когда, лишившись матери, узнавал мир вокруг себя и пытался выжить в нём, не проливал слёз рядом с кем-либо. Но Марселин — особый случай. Она всегда была и всегда будет особым случаем.

— Прости, — кое-как выдавил Стефан. — Прости, что не рассказал тебе. Я не мог из-за проклятия, которое Елена… Марси, твоя мать прокляла меня.

Глава 25. Когда всё заканчивается

Пайпер ощущала себя не в своей тарелке, из-за чего сильно волновалось. Казалось бы, она должна радоваться. Она вновь в своём мире, в безопасности, рядом с людьми, которыми дорожила, но чувствовала, что это неправильно. Мир казался серым и искажённым, будто Пайпер до сих пор была в Башне. Воспоминания об её пустых коридорах, слепящих белизной, и тьме, ждущей за огромными окнами, каждый раз вызывали табун мурашек и поднимали страх, который Пайпер никак не могла усмирить. Даже спустя две недели она спала урывками и боролась с кошмарами.

Но она хотя бы ела. Одной странной выходки Фортинбраса оказалось достаточно, чтобы дядя Джон и Эйс без остановки спрашивали её, почему он так поступил, и убеждали её понемногу начинать есть. Изредка к ним присоединялась Марселин, но большую часть времени она наблюдала за состоянием Стефана и помогала Николасу, который любил срываться неизвестно куда и возвращаться побитым.

Это тоже казалось Пайпер неправильным.

Николас был шумным, активным, прилипчивым, но уж точно не глупым, чтобы так просто срываться с места и подставляться под удар. Но, возможно, Пайпер просто не знала его: они общались, пытались как-то узнать друг друга, но Николас прикладывал значительно больше усилий, чем она. Не то чтобы Николас ей не нравился, наоборот, она была рада, что есть ещё один человек, понимающей её, но… Ему же было всего пятнадцать. И он, если верить Рейне, которая периодически являлась во плоти, был сальватором дольше Пайпер. Но при этом отзывался на Четвёртого, оставляя за ней право быть Первой. Будто она могла быть настоящей Первой.

— Поразительный результат за столь короткий срок, — пробормотал Фортинбрас. Не обратив внимания на настороженный взгляд дяди Джона, он уточнил: — Ты уверена, что раньше не замечала за ним подобного?

Пайпер встрепенулась и, поймав его обеспокоенный взгляд, посмотрела на Эйса, в самый последний момент ушедшего от выпада Еноха. Тонкое янтарное лезвие блеснуло, столкнувшись с тренировочным мечом, который использовал рыцарь, и Пайпер ощутила, как глубоко внутри зашевелилась Сила, отзываясь на чужую магию.

— Что-то такое я бы точно заметила, — наконец ответила она. — Ну, знаешь, трудно пропустить момент, когда твой двенадцатилетний брат начинает бегать с магическим мечом.

— Ему же пятнадцать, — озадаченно напомнил Фортинбрас.

— А раньше было двенадцать.

— О, ты об этом… Да, теперь я понимаю.

Пайпер сомневалась. Вряд ли ему так уж была интересна тренировка Эйса, на которую он заявился без приглашения и с Диего на хвосте. Эйс сказал, что хочет показать Пайпер кое-что очень интересное, и, честно говоря, она бы удивилась значительно меньше, если бы он уже идеально использовал меч из настоящей стали. Магия — открытие, которое поразило её настолько, что она никак не могла собраться с мыслями и сказать хоть что-нибудь.

Хотелось узнать, что это просто шутка. Последний магом во всех мирах была Марселин, из-за чего её знали даже те, кто никогда не встречался с ней лично. Но теперь, почти двести тридцать лет спустя, магией одаривали Эйса. Пайпер, разумеется, любила его и знала, что он способен на многое, но только не на магию. Она была слишком опасной, непредсказуемой, буйной. Магия ещё сильнее приближала его к сигридскому миру, который мог сломать его сильнее, чем уже сломал Пайпер. Ещё и вечность, которую дарует Геирисандра… Кто знает, когда тело Эйса перестанет расти и в каком возрасте он застрянет до тех пор, пока не лишится магии или, что хуже, не погибнет. Это было ужасно.

Но Эйс радовался, показывая, сколь многому научился, как хорошо обращается с мечом (куда лучше Пайпер) и как долго может противостоять Еноху (целых семь минут, о которых сообщил Фортинбрас). Он радовался, и Пайпер не могла заставить себя сказать, что он завладел крайне опасной вещью.

— Знаешь, что в этом самое странное?

Пайпер едва не физически ощутила, как насторожился дядя Джон. Она была уверена, что он уже давно был в курсе магии Эйса, — что совсем немного расстраивало её, потому что Эйс молчал о ней так долго, — и потому мало интересовался его тренировкой. Куда больше внимания удостаивался Фортинбрас, за которым и так следили все. Дядя Джон — едва не больше всех.

Никакие уговоры оставить его в покое, убеждения, что он не собирается вредить ни ей, ни кому-либо другому, не помогали. Пайпер понимала опасения дяди Джона, но, что странно и за что даже начинала ненавидеть себя, раздражалась из-за его настойчивости. Она, наверное, была совершенно оправданной, потому что Пайпер, вот так новость, постоянно была рядом с сальватором, которого до сих пор называли Предателем, и защищала его. И всё же, хотелось, чтобы ей верили чуть больше.

— Насколько мне известно, — продолжил Фортинбрас, не дождавшись её ответа, — это первое проявление божественной воли с момента Вторжения.

— Прямо-таки первое? — устало уточнила Пайпер.

— Боги молчали всё это время. Никому не отвечали. Даже элементали не знали, почему.

— Элементали? — с лёгким удивлением переспросил дядя Джон, недоверчиво покосившись на него.

— Да, я несколько раз разговаривал с ними, — пояснил Фортинбрас, ответив ему достаточно спокойным взглядом. — Отыскать их было сложно, заслужить внимание и хотя бы минуту разговора — ещё сложнее.

— Разве элементали не оставили миры?

— Кто знает? Может, я говорил с другими элементалями. Может, я лжец. Как вы думаете, господин Сандерсон?

В этом была его особенность, которую многие принимали за надменность: к каждому, даже к слугам, он обращался с уважением и почтением. Николас кое-как переучил его обращаться к нему только по имени, а вот Эйс сильно испугался, когда Фортинбрас назвал его «господином».

— Думаю, если бы ты, наконец, рассказал, где скрывался всё это время, нам всем было бы намного легче?

— Правда? — невинно уточнил Фортинбрас. — Что ж, возможно, это действительно хорошая идея. Но вы уверены, что выдержите это? Я могу не просто рассказать, я могу показать. Каждое место, где только был. Каждую мёртвую землю, которую видел. Каждый…

— Ну всё, — вмешалась Пайпер, едва не подпрыгнув на месте, чтобы привлечь к себе внимание, — угомонитесь! Ты, — она посмотрела на дядю Джона, мгновенно нахмурившегося, — хватит его допрашивать. Ты отстранился от дел главы Ордена, так что покажи мне разрешение на допрос, подписанное Августом.

— Это не так работает…

— А ты, — она обернулась к Фортинбрасу, слегка наклонившемуся к ней, — прекращай говорить загадками.

— Никаких загадок. Королева фей знает всю правду. Она может подтвердить каждое моё слово, каждый образ, который я ей показал. Не моя вина, что она до сих пор не рассказала об этом.

— Вот только давайте без оскорблений королевы, — произнесла Пайпер, ущипнув себя за переносицу.

— Я не оскорбляю её, я лишь…

— Всё, цыц. Просто… делай то, что делал до этого. Что, кстати говоря, ты вообще тут делал?

— Я почувствовал, как проснулась твоя магия, и ощутил волнение. Подумал, что могло что-то случится. К счастью, господин Зальцман подсказал, как пройти сюда. Пространственная магия почему-то никак не желает оставить меня в покое.

Вот, оказывается, почему он постоянно терялся. Даже со своим прекрасным нюхом и ощущением связи между сальваторами. Пайпер была ничуть не удивлена: повлиять на мнение Гилберт ещё никому не удалось, с каждым днём он искал всё больше поводов придраться к Фортинбрасу. Дошло до того, что спустя две недели он до сих пор не увиделся с Твайлой. Особняк просто мешал им, постоянно перестраивался, выводил в тупики и запертые помещения. Фортинбрас воспринимал это совершенно спокойно, хотя шестое чувство подсказывало Пайпер, что он сможет понять, как работает пространственная магия, и научиться управлять ею в своих интересах.

Он, казалось, вообще был способен на всё, но ничего не делал. Только бесцельно шатался везде, куда мог попасть, вёл разговоры, которые Пайпер с трудом понимала, и пытался со всеми познакомиться. Очень часто он узнавал о Втором мире от неё и Николаса, который трещал без умолку и пытался вовлечь в разговор и Эйса с Эйкеном. Последний мог произнести максимум два-три слова, и то исключительно в присутствии Фортинбраса. Если он и плёлся тенью за Николасом и Эйсом, то постоянно молчал.

Пайпер никогда бы не подумала, что это так сложно: чувствовать, будто она оказалась меж двух огней. Она отчаянно хотела вцепиться в дядю Джона и Эйса, не отпускать их, чтобы быть уверенной, что они не исчезнут. И в то же время она хотела постоянно быть рядом с Фортинбрасом, Эйкеном и Стеллой, чтобы помочь им освоиться в чужом для них мире. Про Клаудию и говорить не стоило — она не выходила из комнаты, и никто, даже Фортинбрас, не знал, на что она тратит своё свободное время. Несколько раз Пайпер пыталась поговорить с ней, но Клаудия говорила, что это не имеет смысла. Что конкретно, — сам мир, их разговор или попытка Пайпер быть более милой, — так и не удалось выяснить.

Пайпер должна была бы радоваться, что вновь в своём мире, в безопасности, рядом с людьми, которыми дорожила, но чувствовала, что это неправильно. Она никогда не привязывалась к людям быстро, но сигридцы стали огромным исключением, и теперь она дорожила каждым из них. Особенно теми, кого больше не было рядом.

Воспоминание об улыбке Магнуса, которую он считал чрезвычайно обворожительной, и его уверенности едва не сбило её с ног. Пайпер видела, с каким восторгом Эйс отражает выпад Еноха, как выбивает его оружие из рук и смотрит на неё, будто ждёт одобрения. И в то же время она видела, как падают обломки, как твари подбираются всё ближе, как Магнус с дырой в груди смотрит на них и говорит, что задержит демонов.

Несправедливо, что всё закончилось вот так.

— Пайпер?

Она вздрогнула, поначалу даже не осознав, кто говорит, и только позже, мучительные мгновения спустя, когда в воздухе стало немного теплее от магии, подняла глаза на Эйса.

— Тебе не понравилось? — неуверенно спросил он.

— Нет, что ты, очень понравилось! — максимально бодрым тоном ответила Пайпер. — Просто… неожиданно. Ты не говорил, что овладел магией.

— Ну, я хотел, а потом подумал, что лучше покажу. В конце концов, ты тоже не сразу сказала, что у тебя были видения.

Сейчас это казалось таким далёким и незначительным… Пайпер даже не могла вспомнить, как сильно волновалась, когда сознание начало подбрасывать ей странные сны-видения. Да и чем они, в сущности, были? Попыткой направить её на нужный путь? Укреплением связи с Фортинбрасом? Если так, то странно выходило: зачем ей было видеть обрывки, которые не складывались в единую картину?

— Это потрясающе, — добавила Пайпер, почувствовав на себе сразу несколько пар глаз. — Правда. Очень, м-м, магически. Необычно и странно. Не знала, что из магии можно создавать оружие.

— Можно, конечно, — задумчиво пояснил Фортинбрас, поймав её вопросительный взгляд. — Но это довольно сложно освоить за столь короткий срок.

— Мне помогала Марселин, — пробормотал Эйс, крутя свой меч в руке и будто демонстрируя его со всех сторон. — Всё рассказывала и показывала, а я запоминал и повторял. Но меч появился во время тренировки с…

Он запнулся, уставился в пространство перед собой и, кажется, окончательно завис. Енох, громко кашлянув, напомнил, что они могут потренироваться ещё, раз уж его освободили от наблюдений за Стеллой, на что Эйс рассеянно кивнул. Он даже не ответил, когда Енох сказал, что будет ждать его за час до ужина.

Эйс выглядел расстроенным. Меч растворился в его руках всего за секунду. На глазах выступили слёзы, но Эйс так быстро утёр их, что Пайпер подумала, не привиделось ли ей. Он не сказал, когда проявилась его магия и был создан меч, даже дядя Джон молчал, оставляя право за Эйсом. Пайпер терялась в догадках.

— Ладно, — вдруг протараторил он, качнув головой. — Николас обещал, что поможет мне с открытием порталов. Если он ещё не сбежал, то будет ждать на улице. Мне пора.

— Погоди…

Но Эйс уже умчался, причём так быстро, что даже не подскочил на месте от испуга, взглядом наткнувшись на Фортинбраса.

— В чём дело? — обеспокоенно спросила Пайпер у дяди Джона, краем глаза заметив, как Енох быстро отвёл взгляд и направился к отброшенному мечу. — Когда проявилась его магия?

— Во время тренировки, — повторил дядя Джон совсем тихо, сверху вниз смотря на неё. — С Энцеладом. Артур и Диона подбадривали Эйса. Так он мне сказал.

Пайпер поражённо выдохнула и повернулась к дверям, за которыми скрылся Эйс. Значит, тренировка с Энцеладом, а в качестве наблюдателей и болельщиков — Артур и Диона.

Значит, Эйсу было больно.

***

Энцелад говорил, что рыцари не бегут с поля боя, и не столь важно, что используется в качестве оружия: меч, слова или только взгляды. Он, наверное, думал, что это поможет Эйсу стать увереннее, но он ошибался. Эйс трусливо сбежал сразу же, как глаза предательски защипало.

К тому же, он был не рыцарем, а магом. Причём очень скверным. И ему было всего пятнадцать. Эйс знал, что в этот возраст уже давно не считается детским, но разве правила применимы к тому, кому ещё меньше полугода назад было двенадцать?

В общем, Эйс трусливо сбежал. Но Пайпер его нашла.

На крыше было очень уютно и, что самое главное, чисто. Благодаря Николасу Эйс научился без проблем перелезать через окно и ограждения и устраиваться на небольшом пятачке пространства, навернуться с которого ему совсем не хотелось. Порталы он не умел открывать, да и не знал, как лучше всего группироваться при падении с крыши. Пайпер, может, и знала, и потому с уверенным лицом (и ругательствами) вылезла из окна и, схватившись за невысокое ограждение, добралась до него. Эйс услужливо подвинулся. Пайпер села рядом, вытянула ноги и уставилась на полоску воды вдалеке.

— Так ты, выходит, теперь маг, — спустя какое-то время произнесла она, саркастично усмехнувшись.

Или не очень саркастично. Пайпер плохо притворялась.

— Так же, как и ты, — сказал Эйс. — Осталось только дяде Джону открыть в себе магию, и будет семейное дело. А, ещё Киту.

— Киту?

Эйс на секунду подумал, что ляпнул какую-то глупость. Но нет, это было правдой.

— Ага, — Эйс кивнул, притянул колени к груди и обнял их. — Он крутой. Постоянно помогал мне, был рядом. Не позволял Твайле над нами издеваться. Хотя она, вообще-то, очень добрая, ни разу никому не навредила. Рокси говорила, что Кита в Ордене давно считают частью семьи Сандерсон. Он, наверное, и занял бы место дяди Джона в Ордене. Честно говоря, не знаю, как это у них работает. Рокси не шибко много объяснила.

— Вот, значит, как, — с напускной задумчивостью пробормотала Пайпер. — Я и не думала, что всё так сложно.

— Кит и Николас же тебе рассказывали.

— Ну, услышать о том, что было от них — это совершенно другое дело. И вообще… Помню, на секунду подумала, что Кит погиб. Но Фортинбрас сказал, что не почувствовал запаха крови.

Эйс озадаченно уставился на неё.

— Ничего не понял.

— Знаешь, — неожиданно бодро продолжила она, не обратив внимание на его замечание, — поначалу я думала, что просто умру там. В этом жутком холодном лесу. Ободрала себе всё лицо, отбила каждую частичку тела. Едва не лишилась головы, потому что Клаудия решила, что я ведьма. Катон вообще вышвырнул меня с третьего этажа. Странно, как это я себе шею не свернула… Ну, в общем, я подумала, что умру. И потом, когда нашлись вещи, которые утянуло вслед за мной, подумала, что Кит погиб. Не знаю, почему. Но стало страшно. Когда узнала, что всё нормально, успокоилась. Ненадолго, но всё же. А потом была Башня.

Эйс насторожился, но Пайпер молча буравила горизонт пустым взглядом. Она уже несколько раз говорила это слово, к тому же, его произносил Эйкен. Но ни один из них не пояснил, что оно значит.

— Я думала, что всё будет хорошо. Всё обойдётся. Подумаешь, шрамы. Уалтару я отомстила. Карстарса они почти добили. Я думала, что всё будет хорошо. Но… Ты не подумай, что я не рада вновь быть здесь. Или что твоя магия пугает. Это не так. Я рада за тебя, правда. Просто… Я не думала, что открою Переход. Я хотела доставить нас в Тоноак.

— Куда? — тихо уточнил Эйс.

— В город света и знаний, город фей. Я думала, что так будет лучше. А оказалась… здесь. Вместе с ними. Но без Магнуса.

Эйс почувствовал, как по спине побежали мурашки. Он искоса посмотрел на Пайпер, на полоску шрама, пересекающую левый уголок её губ, и блеск золотых глаз. Казалось, будто рядом с ним сидит совершенно другая девушка, которую он не знает.

— Магнус погиб в Башне, — глухо произнесла Пайпер, всё ещё смотря перед собой. — И я не думала, что здесь… Я не думала, что Диона… Ты поэтому ушёл, да?

Эйс прикусил кончик языка. Не сказать, что они были особо близки с Дионой. Но она учила его, защищала от нападок Энцелада, с радостью обещала научить его стрелять из лука. Она напоминала ему Пайпер, которой так не хватало Эйсу. И она умерла, а Эйс впервые столкнулся со смертью.

— Я никогда такого не видел, — пробормотал он едва слышно. — Пол в холле был весь в крови. Ни разу не слышал, чтобы Энцелад так кричал. Даже Гилберт едва с ним справился. И Рокси потом долго плакала. Я…

Он испугался. По-настоящему, так, как никогда прежде. Смерть подобралась максимально близко и едва не задышала ему в затылок, хоть Эйсу тогда ничего не угрожало. Но он впервые осознал, что смерть постоянно витает рядом и ждёт, чтобы забрать кого-нибудь. Что сигридцы всегда шли рука об руку со смертью.

— Я боюсь, — признался Эйс, спрятав лицо в ладонях. — Я думал, что, научившись сражаться, смогу тебя защитить, но… Я очень боюсь. Я столько раз видел, как ранили дядю Джона, и не мог помочь ему, потому что ни на что не способен…

— Многие боятся, но не все этого признают, — как-то сдавленно ответила Пайпер. — Ты молодец, что не скрываешь этого. Я уверена, ты хорошо справляешься и побеждаешь страх.

— Не знаю, — рассеянно отозвался Эйс. — В коалиции никто не знает, что я владею магией, и боюсь даже представить, что будет, когда это произойдёт. Я хочу помогать с брешами, помогать дяде Джону и Киту, но едва могу победить Еноха. Энцелада победил всего раз, и то из-за проснувшейся магии.

— Это не значит, что ты слабый. Поверь мне, я тоже думала, что та ещё слабачка. А потом развеяла морок Башни и обезглавила Уалтара. Но это не значит, — вдруг чрезвычайно строго сказала она, — что тебе можно рубить головы направо и налево.

— А если это демон?

— Можно, только если это не Твайла.

— Её я даже при желании не смогу тронуть. Клятва и всё такое. До сих пор гадаю, зачем Гилберт на это согласился…

Пайпер вдруг нахмурилась, коснулась ладонью крыши и что-то подобрала. Эйс наклонился ближе, но тут же взвизгнул. На руке у Пайпер сидела какая-то крохотная тень.

— Не бойся, это от Эйкена.

— Ни разу не видел, чтобы это… Что бы это, чем бы оно ни было, отделялось от него.

— Странно, — пробормотала Пайпер, нахмурившись, — что вообще…

Вдруг впереди, буквально в десяти метрах от них, ввысь взмыло чёрное пятно. Эйс подскочил на ноги, совершенно не готовый и до сих пор напуганный, однако это оказалось лишь чёрная птица. Очень странная, но всё же птица.

— А это, наверное… Сокол? — предположила Пайпер. — Да, вроде он. Или Сапсан? Может, вообще Ворон. Эйкен показывал кого-то, когда мы столкнулись с ройаксеном…

— Кем?

Пайпер проследила за полётом птицы, — прямо в сад, который мог похвастаться самой разнообразной растительностью, часть из которой просто не могла существовать в таком климате и так пышно цвести, — и вдруг побелела.

— В чём дело? — с волнением спросил Эйс, вцепившись в руку Пайпер. — Что случилось?

— Странно, — растерянно отозвалась она. — Гилберт… дал добро.

— Что? Что случилось?

— Гилберт разрешил, — повторила Пайпер, посмотрев на него. Эйс с ужасом увидел, как её глаза наполнились слезами. — Фортинбрас говорил, что Гилберт постоянно отказывал, но теперь… Он разрешил проводить Магнуса.

***

Эйкен выглядел неважно. Пайпер слышала, как Фортинбрас, прежде чем они начали, спросил его, достаточно ли хорошо он себя чувствует, уверен ли, что справится. Эйкен не очень тихо глотал слёзы и уверял, что сделает всё, что от него потребуется. Он не нарушит ход прощального ритуала и поможет провести Магнуса в последний путь. По крайней мере, фигурально. Тело Магнуса осталось в Диких Землях. Если от него вообще хоть что-то осталось.

Пайпер прикусила щёку изнутри. Казалось неправильным быть здесь, хотя Фортинбрас рассказал ей, что будет, если Гилберт даст добро, и никто не упомянул, что ей лучше не присутствовать. Словно все принимали Пайпер как часть жизни Магнуса и потому не могли оспаривать её право проводить его. Даже Клаудия воздержалась от комментариев. Может быть, это связано с тем, что она страдала от сотен новых голосов мертвых, которые цеплялись за спины сигридцев. Но даже несмотря на это она держалась достойно, чего нельзя былосказать о Пайпер.

Эйкен едва унял дрожь в пальцах и сумел вставить зажжённую палочку благовоний в деревянную дощечку, стоящую аккурат напротив низкого могильного камня, расположившегося под кедром в саду. На нём было только имя, без дат. И под ним, разумеется, было пусто. Это было единственным, на что согласился Гилберт, что казалось даже странным: он отказывал Фортинбрасу в любой просьбе. Но, может, согласился только из-за того, что Магнус был кэргорцем, как и Диона.

Когда Фортинбрас сказал Пайпер, о чём хочет просить Гилберта, он объяснил, что настоящих воинов провожают совсем не так. Но у них не было возможности сделать всё по правилам. Фортинбрас сказал, что в ритуале, который они выбрали, каждый сам выбирает слова, которые проведут душу Магнуса дальше и не дадут ему заблудиться в лесу богини смерти Мерулы. А благовония, выбранные ими, укажут ей путь к новой душе, которую она проведёт в мир спокойствия. Финальным аккордом становится лишь указание того, кто говорил. Здесь так же каждый выбирал сам.

Странно это было. Очень странно. Пугающе. Пайпер знала детали, потому как Фортинбрас раскрыл их несколько дней назад, но никак не могла избавиться от ощущения, что это очень-очень странно. Даже Эйс, который пошёл за ней, выглядел сбитым с толку. Но потом, поняв, в чём дело, сказал, что будет неподалёку, и отошёл.

Пайпер надеялась, что если он и присутствовал на похоронах Дионы, прошедших точно так, как того заслуживали кэргорские воины, дядя Джон был рядом и поддержал его.

Когда Эйкен, казалось, закончил с мысленной речью, он поднял вновь дрогнувшие ладони, прижал палец к пальцу и закрыл глаза. Прошла всего секунда, полная боли, отчаяния и базилика, выбранного Эйкеном, и он наконец произнёс:

— Твой ученик.

Магнус учил Эйкена сражаться, стоять за себя, использовать не только сокрушитель, но и любое оружие. И хотя Пайпер знала об этом обучении немного, она точно знала, что Эйкен был учеником Магнуса. Как и она сама.

Прежде чем подойти и занять место Эйкена, Стелла нервно оглянулась и повела носом. Пайпер осторожно проследила за её взглядом: в глубине сада, так, чтобы их заметили не сразу, стояли хмурый Гилберт и Шерая. Они следили, чтобы никто не нарушил оговоренных правил, хотя Гилберт наверняка только этого и ждал. Эйс и дядя Джон были чуть ближе, и только Эйс выглядел обеспокоенным. Дядя Джон внимательно следил за Фортинбрасом и, казалось, мог прожечь в нём дыру. Даже странно, что он до сих пор не под ручку увёл Пайпер как можно дальше от него.

Только рыцари стояли всего в метре от них, и Пайпер едва не чувствовала их взгляды, впившиеся им в спины. Хотелось попросить отойти, дать ещё немного пространства, но, натыкаясь на жёсткий взгляд Энцелада, который всё ещё владел Нотунгом, Пайпер почему-то останавливалась.

Секунды шли, но Стелла всё ещё ждала. Пайпер не уловила момента, когда все изменилась, просто в какую-то секунду Стелла перестала вглядываться в глубину сада. Она повернулась к могильному камню, вставила заранее зажжённую палочку и отошла на шаг. Затем она уставилась на небо и смотрела на него так долго, что, когда она заговорила, её хриплый голос едва был слышен:

— Твоя подруга.

Запах можжевельника щекотал нос — он символизировал ясное мышление и избавление от страхов.

Спустя доли секунды к можжевельнику присоединился шафран. Характер Клаудии был не таким уж и скверным, но она была резкой, быстрой и безапелляционной девушкой, из которой Магнус заботливо вытягивал на поверхность сострадание к другим живым существам. «Не будь такой злюкой», — говорил он, когда они были на пути в Тоноак, и улыбался, словно показывал Клаудии, что улыбаться — это не смертельно.

— Твоя сестра, — произнесла она и, устремив взгляд перед собой, отошла в сторону.

Фортинбрас попросил Пайпер быть последней. Она согласилась сразу же, потому что знала — если он не сумеет собрать свои мысли сразу, то впадёт в отчаяние.

Наверное, он и был в отчаянии. Фортинбрас держал в руках палочку благовония и смотрел на неё как на пустое место, где ранее был смысл его существования. Спустя долгие минуты он поднёс указательный и большой пальцы, между которыми загорелся слабый голубой огонь, к палочке и поджёг её. По воздуху разлился запах лаванды. Лаванда была символом того, чего Магнус никак не мог достичь: восстановления внутренних сил Третьего. Сальватор брал на себя больше, чем мог вынести, постоянно был чем-то занят и считал, что не заслуживает спокойствия и отдыха.

Должно быть, для мысленной речи в голове у него было слишком пусто и громко одновременно. Пайпер не считала секунды. Она ждала, сжав кулаки, и молилась, так, как умела, чтобы этот ритуал сделал их крепче, а не разбил окончательно. Даже спустя две недели ей было очень больно.

Фортинбрас был готов озвучить конец своей мысленной речи, но запнулся. Клаудия переглянулась с Пайпер. У Фортинбраса было слишком много ролей, и Пайпер сомневалась, что сможет выбрать одну. Ожидание и выбор длились так долго, что аромат лаванды почти растворился, когда Третий наконец произнёс:

— Твой брат.

Не принц и даже не король. Брат. Сердце Пайпер сжалось, когда она поняла, как многое Фортинбрас вкладывал в это слово. Магнус был его братом по кертцзериз, а не по кантарацан, и всё равно он считал связь с ним священной.

— Пожалуйста, — шёпотом произнёс Фортинбрас, остановив на ней свой взгляд, — не дай ему заблудиться в лесу Мерулы.

Пайпер и не собиралась. Даже если все эти ритуалы и боги до сих пор казались для неё дикими и сложными, даже если она едва запомнила значение всех запахов, о которых ей говорили Фортинбрас и Марселин, она бы ни за что не посмела осквернить ритуал для Магнуса. Она сделает всё, что от неё потребуется, ради него. Так же, как он делал всё ради неё.

Поэтому Пайпер выбрала жасмин. Марселин сказала, что жасмин — это равновесие и уверенность в себе. Как сальватор этого достичь ей помогал Фортинбрас, но именно Магнус вытащил Пайпер Сандерсон, человеческую девушку, из пепла и показал, что она — это не просто вместилище Лерайе. Он показал ей, что можно быть уверенным в себе будучи человеком, а не сверхсильным магом.

Всё это она хотела облачить в более точные мысли, но у неё не получалось. Она знала, что, если верить Фортинбрасу, Мерула будет слышать ароматы и сердца, а мысли — это лишь более удобный способом указать ей путь к душе. Но мысли путались, и звон в голове никак не утихал. Пайпер не знала что сказать. Разговор с Эйсом, придавший ей уверенности, вдруг тяжким грузом лёг на сердце.

Пайпер поймала его взгляд. Эйс кивнул. Ей показалось, что он даже ободряюще улыбнулся. Но, может, её зрение было не таким уж и острым, и ей лишь показалось.

«Прости меня, — наконец начала Пайпер несмело. — Прости, что порой, если не всегда, была глупой, ленивой и недисциплинированной. Прости, что задавала мало глупых вопросов, с которых ты бы мог посмеяться. Прости, что мы не выпили вместе по-настоящему. Прости, что я не могу показать тебе мир, в котором выросла».

Пайпер сложила руки в молитвенном жесте, точно как, показывал Фортинбрас. Странно, непривычно. Пальцы покалывало. Но она проглотила все странные ощущения, и добавила: «И спасибо, что всегда верил в меня».

Ей потребовалось всего мгновение, чтобы вновь собраться с мыслями.

— Твоё Золотце, — сказала Пайпер, прикрывая глаза.

Лишь бы Мерула не дала ему заблудиться в лесу.

***

Твайла знала, что прерывать ритуал, который должен помочь душе в лесу Мерулы — преступление. Но ещё она знала, что, если пространственная магия особняка перестаёт мешать ей, этим нужно пользоваться.

Кит не успел её остановить. Он был просто занозой в заднице, однако хоть как-то помогал справиться с, как бы иронично это ни звучало, хаосом, в который превратилась её жизнь. Пространственная магия ограничивала передвижения Твайлы по воле Гилберта, из-за чего она до сих пор не увиделась в Фортинбрасом. Она слышала его голос, ведь её слух был крайне острым, но не могла его найти. Будто попала в лабиринт, который постоянно менялся и и не имел конца. При этом Кит, периодически рассказывавший о том, что вообще происходит, отказывался передавать послание Фортинбрасу. Засранец.

Но сейчас это было неважно. Твайла слышала, как Стелла говорила Клаудии выходить из комнаты и идти вместе с ней в сад, и решила попытать удачу. Особняк действительно перестал ей препятствовать, и когда Кит понял это, попытался остановить её силой, но Твайла оказалось гораздо быстрее и проворнее. Она выскочила на улицу, едва не скатилась с крыльца кубарем, но, восстановив равновесие, побежала в сторону сада. По пути она увидела удивлённо смотревших на неё Марселин и Стефана, которые и сегодня расположились на террасе (они, кажется, вообще каждый день там проводили, особенно если верить Николасу), однако Твайла не обратила на них внимания. Всё её существо дрожало в нетерпении.

Каждую секунду каждого дня она была в ужасе, который не удавалось описать словами. Спокойный сон так и не вернулся к ней, еда потеряла свой вкус. Но Твайла добросовестно старалась восстанавливать силы, навещала Соню, которая приходила в себя у Гилберта. После, когда искательница решила вернуться в Орден, требовала Кита, чтобы он передавал, как у неё дела. Он действительно делал это, — вероятнее всего, просто из-за того, что сам жутко переживал за Соню, — и новости от неё были пока что единственной радостью Твайлы. Она всё ещё ломала голову, что с ней случилось, каким зверским опытам её подверг Махатс (сама Соня ни о чём им не рассказала до сих пор), и пыталась найти хоть какую-то информацию о её состоянии в огромной библиотеке Гилберта, но поиски не приносили успеха. Тот факт, что Соня восстановилась очень быстро, и вовсе ставил в тупик. С ней происходило что-то странное, и Твайла искренне переживала за неё. Пожалуй, только так она и справлялась с болью от того, что не может увидеться с Фортинбрасом и лично убедиться, что он в порядке. Твайла просто заменяла одну боль другой.

Но сейчас она бежала к нему, слыша ругань Кита, пытавшегося успеть за ней, видела настороженность Диего, который первым заметил её. Затем она заметила Гилберта и Шераю, стоявших в стороне, даже увидела, как перекосилось лицо Гилберта, как он решительно направился к ней. Но всё это не имело смысла. Нюх великанов столь же совершенен, как и нюх демонов.

Фортинбрас повернулся к ней, и Твайла, поддавшись эгоистичными желанию, с визгом запрыгнула на него, крепко обняла, обхватив ногами и руками, прижалась всем телом. Из сальваторов прошлого ближе всего ей было Йоннет, но сейчас она была безумно рада видеть Фортинбраса.

Это действительно был он. Его запах совсем не изменился, лишь взгляд стал более тяжёлым, усталым.

Мгновением позже Твайла всё-таки вспомнила, что конкретно произошло, и торопливо выдала:

— О, элементали, прости… Я не хотела, но я так рада и…

— Я знаю, — спокойно ответил Фортинбрас, крепко держа её и не давая упасть. — Я тоже рад тебя видеть.

Твайла поймала взгляд Пайпер, и поняла, что испуганно задержала дыхание, лишь после того, как та приподняла уголки губ в слабой улыбке.

— Спасибо, — пробормотала Твайла.

— За что? — не поняла Пайпер.

— Ты нашла его.

— Я не терялся, — заметил Фортинбрас.

— О, конечно, — фыркнула Твайла, прильнув к нему. — Всего лишь пропал на двести лет!

— Это очень длинная история…

Твайла сомневалась, что Гилберт позволит ей услышать эту историю, но была рада и без этого. Последние месяцы не только жизнь, сам мир рушился, обращался в прах и хаос, из которого уже ничего нельзя было создать. Однако Фортинбрас был жив. Пайпер нашла и спасла его, привела во Второй мир. Если верить Киту, никто до сих пор не знал всех деталей, но сейчас Твайле было плевать и на это. Она много лет только и делала, что оберегала кристалл Йоннет, помогала господину Илиру и Николасу. Она хотела хотя бы на несколько мгновений сделать что-то для себя. Почувствовать, что имеет право радоваться даже сейчас, когда всё настолько плохо. Она хотела ненадолго стать эгоисткой.

Но либо боги и впрямь начинали вмешиваться в дела сигридцев, либо Гилберт просто подговорил членов коалиции всячески усложнять жизнь Твайле и Фортинбрасу. Судя по его злому взгляду и силе, с которой он сжимал конверт, выпавший прямо из воздуха, так оно и было.

Ещё один конверт появился прямо между лицами Твайлы и Фортинбраса. Она всё-таки спрыгнула на землю, чувствуя, что готова вновь сорваться и крепко обнять его, но озадаченное выражение лица сальватора остановило её. Он поймал конверт, также выпавший из пустоты, оглядел плотную бумагу и восковую печать, сиявшую серебром. Затем обернулся к Пайпер, которая сжимала точно такой же конверт, и посмотрел на Гилберта, который, кажется, попытался убить его взглядом. В руках Джонатана и Эйса также оказались конверты. Клаудия оглядела каждого из них ледяным взглядом, но вопреки своему равнодушному виду положила ладони на плечи ещё всхлипывающего Эйкена и притянула поближе к себе. Стелла, с которой Твайла уже сталкивалась несколько раз, но никак не могла нормально поговорить, озадаченно нахмурилась.

— Это шутка? — произнёс Эйс, первый распечатавший конверт.

Зен, рыцарь, приставленный к Стелле, покачал головой.

— Не думаю. Даже Его Высочество не стал бы так шутить. Точнее, Его Величество, — поспешно исправился он.

— Что? — не поняла Твайла. Стоило ей подать голос, как Гилберт метнул на неё изничтожающий взгляд, на который она ответила точно таким же.

Хоть что-то в этом мире оставалось стабильным.

— Да, согласна, — вдруг сказала Клаудия будничным тоном. — Это может быть одной большой шуткой.

Твайла озадаченно посмотрела на неё. Как, впрочем, практически все, кроме сальваторов, Стеллы и Эйкена.

— Похоже, — совершенно спокойно, без единой тени радости или отчаяния, которые смешались глубоко внутри него, сказал Фортинбрас, — Апогей наконец завершился, и король Джулиан желает разделить радость и величие этого события с нами.

Глава 26. Ты только начинаешь

Джулиан не любил ждать, но Апогей — сплошное ожидание. Мучительное и такое долгое, что, казалось бы, за это время не меньше сотни раз все миры могут умереть и родиться заново. С каждым днём Джулиан всё сильнее чувствовал недовольство эльфов, их настороженность, как они теряли надежду, потому что ни один правитель ещё не проходил Апогей так долго. Король Джевел справился за месяц. Джулиану же потребовалось четыре с половиной, чтобы начать слышать голоса Айриноул и Алеандро, их богов-прародителей, ощущать мощные чары, заключённые в короне эльфов, и чувствовать власть, которая наконец потекла к нему в руки.

Но, к счастью, Апогей, состоящий из череды нескончаемых ритуалов, молитв и попыток обуздать чары, завершился. Если раньше эльфы могли шептаться о том, что он недостоин короны, теперь эти разговоры стихли. Может, конечно, Джулиан умрёт потом, не выдержав силы чар и ответственности. Такое уже бывало в их истории, и не раз. Короли и королевы умирали во время Апогея и незадолго после него, их тела и души оказывались слишком слабыми. Но Джулиан всё же надеялся, что с ним подобного не случится. Он слишком долго игнорировал свои обязанности, постоянно испытывал терпение всего дворца и делал всё возможное, чтобы его заметили. Теперь внимания было слишком много, и оно душило Джулиана, но он заставлял себя улыбаться, отвечать на приветствия и благодарить за поздравления.

Его отца жестоко убили, и Джулиан сможет узнать, кто именно и для чего, только после того, как окончательно примет свою роль и корону эльфов. Даже если их отношения были достаточно трудными, Джулиан не позволит отцу остаться неотомщённым.

К тому же, торжество, обычно устраиваемое после завершения Апогея, было лишь необходимой формальностью, но при этом ничего дикого и чересчур шумного, как во дворце фей, не было. Джулиан предпочёл бы не праздновать, а думать над тем, куда спрятались демоны, столь долгое время не дававшие о себе знать, но даже он не мог постоянно идти против устоявшихся традиций. Эльфы нуждались в небольшом перерыве и, возможно, празднестве, похожем на настоящий. Они слишком долго жили в неопределённости того, будет ли Джулиан достоин короны, и он должен был не только наградить их за ожидание, но и дать хорошенько отдохнуть и повеселиться.

А ещё это было своеобразной игрой, правила которой многие не понимали. Одно дело — разослать приглашения лидерам коалиции, выдающимся искателям и вампирам. Другое — приветствовать Третьего сальватора так, будто не его за глаза называют Предателем.

Стоит отдать ему должное: держался он уверенно и величественно, не обращал внимания на косые взгляды собравшихся, недовольный шёпот и присутствие двух рыцарей за его спиной, в этот вечер всюду сопровождавших его. Джулиан сомневался, что Диего и Фроуд, перенявший командование рыцарями от Энцелад, справятся с Фортинбрасом, если тот решит действовать, но малой частью души восхищался их уверенностью в своих силах. Если они и были недовольны своим делом, если и боялись Третьего, то отлично это скрывали. Многие, в общем-то, отлично скрывали свои истинные чувства по отношению к Третьему, и этими гостями Джулиан восхищался больше всего.

Не сказать, что он сам испытывал тёплые чувства к Третьему. Джулиан знал, что есть преступления, в которых он виноват, и есть те, к которым даже не имел отношения. Королева Ариадна всё ещё обдумывала увиденное в его душе, но сказала: «Мы ошибались». Джулиан плохо понимал, как трактовать её слова, однако кое в чём до сих пор был уверен: Время — это не та магия, с которой коалиция готова так просто расстаться. Время нужно им так же, как Сила и Движение. Как Слово, которым завладел Иснан, но забрать его, освободить Ренольда можно будет лишь с помощью трёх сакрификиумов. Если настроить Третьего против себя, кто знает, не решит ли Арне навсегда отвернуться от них. Джулиану много раз говорили, что связь между сальваторами и сакри невероятно крепкая, и он предполагал, что такое возможно.

Поэтому сейчас он был вежлив и сдержан. За неприкрытые оскорбления и проклятия грозился наказанием, но тихое осуждение и распускание слухов не трогал. Его это не касалось. Если Третий настолько силён и величественен, каким желает казаться, его не будут волноваться глупые слухи. Тем более если он прав и во Вторжении не виноват. Тот, кто не виновен, не бежит.

Фортинбрас и не сбегал. Даже если ему не хватило четырёх дней, чтобы смириться, что отказ присутствовать даже не рассматривается, он отлично прятал истинные чувства за улыбкой и маской спокойствия. Гилберту это удавалось чуть хуже: все знали, что Фортинбрас живёт в его особняке, и некоторые начинали говорить о том, что сальватор научился правильно давить на Гилберта. Как бы сильно он ни храбрился, он никогда не сможет противостоять Фортинбрасу, и все это знали. По крайней мере, до тех пор, пока думает, что всё ещё может быть как раньше. Каждый в коалиции знал, что это ложная вера.

Джулиану не было дела до мнений членов коалиции. Его даже не волновали лидеры, послы и выдающиеся искатели и вампиры, которых он был обязан пригласить исключительно ради поддержания хороших отношений. Джулиан хотел только одного — отдыха. Ему осточертело быть радушным хозяином и доказывать, что он не бросил поиски твари, убившей его отца. Каждый раз, когда, казалось бы, он видел понимание в глазах своего собеседника, в результате что-то менялось, ломалось так, что недоверие к нему возвращалось. Будто не Джулиан был принцем, а теперь и вовсе королём. Будто не он был готов сражаться за эльфов, которые нуждались в этом сильнее, чем когда-либо. Будто не он оказался достаточно смел, чтобы притвориться, что Третий сальватор — его друг.

На них странно смотрели. Может, дело было в том, что Джулиан так и не снял серебряного венка, которое водрузили ему на голову сразу после завершения Апогея. Может, внимание привлекал довольно провокационный вырез на его рубашке, простой, белой, без единого рисунка. Может, кто-то просто был удивлён, что Джулиан всё ещё был относительно трезв. Или, может быть, гостям было странно видеть Третьего сальватора в компании Джулиана — они оба, казалось бы, не вписывались в привычную картину мира. Хотя Джулиан больше не знал, какая картина мира является для него привычной.

— Вы выглядите слишком грустным.

Джулиан фыркнул, возведя глаза к потолку с сияющими на нём звёздами. Несмотря на умение притворяться и вести диалог с кем угодно, Третий сальватор был достаточно трудным собеседником. За этот вечер никто не продержался в разговоре с ним дольше десяти минут. Пожалуй, только Первая да Четвёртый, но у них иммунитет к его пафосным речам, полным загадок и завуалированных угроз.

Вплоть до суда Джулиан никогда не встречал Фортинбраса лично и не знал, что он из себя представляет. Знал лишь, что о его стремлении к знаниям в Ребнезаре было известно всем, что он честно исполнял свои обязанности принца и должен был жениться на принцессе Сонал из Лэндтирса. Сейчас, познакомившись с принцессой лично, Джулиан мог представить, какое облегчение испытал Фортинбрас, когда брачный договор был расторгнут из-за его становления сальватором. Однако именно в этой роли Джулиан ни разу его не видел: во дворце эльфов Фортинбрас предпочитал не задерживаться, обычно налаживанием связей и их поддержанием занимался Масрур, иногда его заменял Сионий, бывший наследником Движения. К тому же, в то время Джулиана совершенно не интересовали сальваторы, их роль в каком-то там божественном замысле и прочая чепуха. Отец пытался его воспитывать, Сибил неодобрительно качала головой на каждую его выходку, а Джокаста не жалела в тренировочных боях. У Джулиана были свои проблемы.

Однако теперь он компенсировал своё незнание и поддерживал разговор с Третьим сальватором почти полчаса. Честно говоря, это было довольно жалким зрелищем. Они просто гуляли по залам, украшенным звёздами, движущимися по стенам фигурам животных и охотников прошлого, встречали трепет и настороженность и делали вид, будто это нормально. Разговор совсем не клеился, потому что на любую попытку Джулиана узнать, откуда был открыт Переход, который привёл Первую и Третьего в этот мир, Фортинбрас только загадочно улыбался и обещал рассказать в более подходящее время. Он, наверное, просто издевался над ним. Или мстил за то, что практически сразу же его лишили общества Первой и Четвёртой.

Джулиан не планировал их разделять. Пожалуй, что он и понимал, так это необходимость держаться рядом с теми, кому ты доверяешь, особенно в таком опасном и шумном месте. Даже несмотря на клятвы и магию, в подобное время дворец мог стать клеткой. Никто не знал, что или кто спровоцирует конфликт, но все знали, что он обязательно случится. Это правило Джулиан давно усвоил. Однако он всё же вовлёк Фортинбраса в разговор сразу же, как тот, с лёгкой небрежностью поклонившись ему как виновнику торжества, поздравил с завершением Апогея, и даже не стал слушать сбивчивые поздравления Четвёртого. Хотя, может, он хотел поговорить о короне и свидетельстве связи с сакри. К сожалению для Николаса, сегодня Джулиану было плевать на это.

С завершением Апогея он не только стал полноправным королём эльфов, но и занял место Джевела в верхушке коалиции. Относительно того же Гилберта он был не настолько опытен, однако он был достаточно умён и решителен, чтобы добиться желаемого. Он знал, что способен пройти по головам ради достижения цели, и теперь был готов сделать это ради коалиции. Джулиан не хотел властвовать, направлять или наставлять, но у него не было выбора: только так он мог заново собрать самого себя и узнать, кто виновен в смерти короля Джевела. И если ради этого Джулиану придётся показывать и доказывать, что он не боится Фортинбраса, он сделает это. Даже если на самом деле он боялся.

Никто в здравом уме не будет не чувствовать хотя бы каплю страха рядом с Третьим сальватором. Даже если он не спаситель, а ведущий к спасению, он силён, опасен и умён. Чертовски умён, раз не погиб двести лет назад и даже сумел заручиться поддержкой. Хотя Джулиан бы не назвал Клаудию, Стеллу или Эйкена поддержкой. У Первой и Четвёртого, должно быть, это было просто инстинктом — держаться рядом с Третьим. Хорошо хоть Второй не ошивался рядом.

— Не представляю, чего вы добиваетесь, — спустя ещё несколько минут молчания произнёс Фортинбрас, — но если вы и дальше намеренны под ручку ходить со мной, то позвольте мне хотя бы выпить. Я и так был трезвым слишком долго.

Что ж, хотя бы в этом Джулиан мог с ним согласиться. Но не вслух, конечно.

— Я лишь хочу, чтобы ты мне доверял.

— Доверие не строится на молчании и наблюдении.

— Не я ухожу от вопросов.

— Не я неправильно их задаю.

Джулиан слегка нахмурился и покосился на него — чёртова разница в росте была не меньше двадцати сантиметров и ужасно раздражала. Должно быть, с таким ростом Фортинбрасу было трудно подобрать подходящую одежду. От того окровавленного тряпья, в котором он был на суде, наверняка давным-давно избавились, — однако Джулиан признавал, что даже в нём сальватор выглядел внушительным и сильным. Что уж говорить про классический костюм угольного цвета, брюки со стрелками и лакированные туфли. Фортинбрас точно умел производить впечатление исключительно внешним видом, и Джулиану было интересно, как он сумел достичь подобного эффекта в этом мире, о котором мало что знал. Гардероб Стефана, что ли, ограбил?..

— Королева Ариадна всё знает, — как бы вскользь произнёс Фортинбрас, с улыбкой забрав с подноса ближайшего слуги бокал с вином. Джулиан был уверен, что эльф лишиться чувств от страха, но, к счастью, тот устоял на ногах. — Спросите у неё обо всём, что вас интересует. Где я был, что делал. Кого спасал и убивал. Я не желаю говорить об этом в месте, где у всего есть уши.

Посмотрев ему в глаза, подозрительно сузившиеся, Фортинбрас демонстративно поднял бокал и принюхался, после чего попробовал вино кончиком языка. Джулиан не такой уж идиот, чтобы подливать яд на празднестве, но сальватор, кажется, любил бессмысленную эффектность и лишнюю осторожность.

— Неплохо, — наконец произнёс Фортинбрас, сделав небольшой глоток. — Чувствую вкус плодов из ваших мерцающих садов. Угадал?

Джулиан едва подавил раздражённое фырканье. Отец никогда не говорил, что Третий сальватор может быть… таким. Простым и сложным, надоедливым и незаметным одновременно.

— Если позволите, — Фортинбрас, ничуть не огорчённый отсутствием ответа, холодно посмотрел на него, — я бы предпочёл закончить на разговор сейчас, пока никто из нас не…

Он запнулся и замер на месте, озадаченно уставившись вперёд. Джулиан всего на секунду, но позволил себе злорадно усмехнуться. Он мог сколько угодно пытаться вывести Фортинбраса на эмоции, подступая к нему с разных сторон и задавая даже самые глупые вопросы, но никто не мог застать его врасплох лучше, чем тот, кому он доверяет. Пожалуй, эти мучительные полчаса, которые он потратил впустую, вполне могли быть компенсированы нечитаемым выражением лица Фортинбраса и взглядом, направленным в центр зала.

Джулиан не особо любил танцевать. Но эльфам нужно было празднество, и Джулиан приказал его устроить. С вином, яствами, развлечениями, музыкой и танцами. Периодически играло что-то из фейского, что любили даже эльфы, и танцующих становилось больше. Сейчас в центре зала было не больше дюжины человек, но внимание привлекала Первая, танцующая с Себастьяном Гривелли.

— Вы вряд ли знакомы, — будничным тоном начал Джулиан, лёгким взмахом руки подозвав эльфийку, услужливо подавшую ему бокал с вином. — Это Себастьян из семьи Гривелли. Отличный искатель и очень умный парень. Джонатан прислушивается к нему.

— Искатель? — уточнил Фортинбрас, неотрывно следя за танцующими.

Джулиан сомневался, что его так сильно интересовали плавные движения, идеальный ритм, который задал Себастьян, или его дежурная улыбка, которую он демонстрировал Пайпер. Джулиан, на самом-то деле, понятия не имел, что ещё такого странного и цепляющего заметил Фортинбрас, потому что смотрел он явно не на платье Первой: бордовое, с потрясающим декольте, привлекавшим внимание к груди и кристаллу на золотой цепочке, лёгшему на ключицу; с двумя практически невесомыми полосами ткани, обхватывающими плечи, и с разрезом на левом бедре. Джулиан был уверен, что после их танца на празднестве у фей Пайпер исключительно из принципа явиться в чём угодно, но только не в платье, не с золотыми кольцами в ушах, привлекавшими внимания так же, как полоски шрамов в левом уголке губ и уголке правого глаза. Её он, вообще-то, так же пригласил исключительно ради соблюдения формальностей, и ожидал проблем. Доверие к Первой было подорвано в связи с её публичной поддержкой Третьего, но отрицать тот факт, что она успела наделать шуму, только явившись сюда, было нельзя. Она казалось куда более уверенной, чем полчаса назад, когда Джулиан только увидел всех троих сальваторов, и, кажется, даже дерзила Себастьяну, а он охотно поддерживал её дерзость своей.

— Искатель, — подтвердил Джулиан.

— Он был на суде. Говорил, что открытие души и увиденное в ней является достаточно весомым аргументом, чтобы дать мне возможность объясниться. Я слышал.

— Говорю же — умный парень. Умеет добыть нужную информацию и всегда добросовестно выполняют свою работу.

Вот только последний поиск у него вышел неудачным, но об этом Фортинбрасу знать не обязательно.

— У него похожий запах с главой Ордена. Не с господином Сандерсоном. А ещё… Странно.

— В чём дело?

— От него пахнет магией.

Джулиан недоверчиво уставился на Себастьяна. Должно быть, след остался от магии Зельды. Даже во дворце эльфов знали, что они спят друг с другом.

— Это опасная магия.

— Что? — озадаченно уточнил Джулиан.

Но Фортинбрас ему не ответил. Не отрывая взгляда от танцующих, он, залпом опустошив бокал, ушёл.

***

Себе Пайпер призналась, что она ненавидит танцы. Только один в её жизни был настолько прекрасным, что его хотелось повторять снова и снова. Но, к сожалению, всё, что было после, напрочь заглушало все радостные воспоминания. И нынешнее празднество, на котором ей пришлось присутствовать, делало только хуже.

У неё было четыре дня, чтобы смириться с мыслью, что придётся ступить на территорию эльфов, однако её желудок всё равно сделал кульбит, когда Шерая закрыла за ними портал. Местечко, надо сказать, было достаточно приветливым и красивым. Но Пайпер так волновалась, так сильно хотела услышать, что всё это лишь шутка, какой-то глупый розыгрыш, что совсем не обращала внимания на обстановку вокруг. Даже Эйс был более внимательным, про дядю Джона и говорить не стоило. Гилберт старался делать вид, что Фортинбраса просто не существует, и хотя бы за это Пайпер была благодарна, потому что так она слышала меньше ругани и проклятий. Однако потом, когда Джулиан даже не поприветствовал их, а сразу же увёл Фортинбраса, охотно подчинившегося ему, Пайпер сама ругалась.

Джулиан, наверное, просто издевался. Каждый на этом чёртовом празднестве издевался! Даже Марселин, одолжившая одно из своих платьев, издевалась, потому что платье было очень откровенным, но Марселин убедила Пайпер, что в нём она великолепно выглядит. Пайпер до сих пор не понимала, почему согласилась надеть его.

Может, её пугала мысль, что она решила повторить тот же фокус, который провернула на пире в Тоноаке. Не с поцелуем Фортинбраса, а с привлечением внимания к своей персоне. Уж лучше будут смотреть на неё, обсуждать её платье и её выходки, чем Фортинбраса. Даже если это означало, что дядя Джон будет постоянно спрашивать, что она задумала.

— Ничего противозаконного, — ответила она.

— Ты говоришь о земных или сигридских законах?

— А у вас есть полный свод правил? Если да, то я его ещё не читала.

— Даже Эйс прочитал.

— Не надо так говорить. Эйс теперь постоянно что-то читает.

— Он всё ещё учится. Причём не только магии. Он учит историю, языки, культурные особенности сигридских народов и рас…

— О, спасибо, — Пайпер расплылась в улыбке, схватив бокал с проплывшего мимо подноса, за которым оказалось лицо совсем молодого эльфа, и повторила, глядя ему в глаза: — Спасибо, очень кстати.

— Пайпс, — обеспокоенно произнёс дядя Джон, когда она в три глотка опустошила бокал. — Ты меня пугаешь.

— Не волнуйся, у меня всё под контролем. Это такая стратегия.

— Стратегия доведения меня до сердечного приступа?

— Нет, с этим и Кит справится. Сколько он ныл о том, что его опять не пригласили?

— Сорок четыре минуты, — обречённо ответил дядя Джон. — Это только сегодня, раньше я не считал. Думал, успокоится.

— И чего ему на месте не сидится? Зачем рваться сюда?

— Попробуй посидеть в одном доме с демоном так долго. Сама захочешь сбежать.

Пайпер посмотрела на него, опустив плечи. Где-то совсем рядом маячили Эйс и Николас, которые, полностью игнорируя всех гостей, слуг и рыцарей, охранявших своих господ, пытались подобраться к одному из драу, проникших на территорию дворца. Если дядя Джон не беспокоился за безопасность Эйса, то и Пайпер не следовало. Хотя волнение, конечно, так просто не отступало. Но то, что она услышала, напрочь перебило это чувство и заменило его другим.

Пайпер стало страшно.

Она была заперта с демоном в одном пространстве, и гораздо дольше, чем Кит. Она не знала, как выбраться, и боялась, что умрёт, так никого и не найдя. Думала, что Уалтар сломает её быстрее, чем Пайпер успеет вернуть утраченный контроль над магией.

Но дядя Джон, конечно же, этого не знал. Рассказать ему обо всём — это как пережить Башню ещё раз. Каждую чёртову секунду, которая, как оказалось, растянулась на четыре месяца. Что в это время делала леди Эйлау, Мелина, феи, которые помогали им убить Розалию? О чём думали Джинн, Ансель, Киллиан и Ветон? Они же не знали, что Пайпер открыла Переход. Может, Джинн и сумел почувствовать искажение в пространстве, разрыв, который должен был остаться, но в Диких Землях было так мало магии… Что, если Джинн ничего не обнаружил? Он ведь наверняка отправился искать их сразу после того, как пала Башня.

И вообще, действительно ли Башня пала? Пайпер рассчитывала открыть портал в Тоноак, тогда бы они смогли узнать, что случилось с Башней на самом деле. Но если та до сих пор стояла, Пайпер надеялась, что леди Эйлау нашла способ оградить её, что Джинн сумел использовать достаточно сильную магию, чтобы никого больше не утянуло внутрь.

— Пайпс, — дядя Джон мягко коснулся её ладони, — что с тобой?

Пайпер затравленно огляделась и даже шикнула на двух фей, с интересом тянущих шеи в их сторону. Она, конечно, хотела привлечь внимание, но не таким образом. Пайпер рассчитывала завести разговор с кем-нибудь достаточно известным и важным, чтобы это сразу бросилось всем в глаза, или, может быть, даже потанцевать. Неважно, с кем именно. Может, и с Гилбертом, правда тогда они бы больше испытывали терпение друг друга, а Пайпер ещё и слушала, сколько ругательств он знает. Танцевать с дядей Джоном тоже не вариант: он давно сказал, что никогда не учился и даже не планирует начинать. Обычно он появлялся на подобного рода празднествах только для того, чтобы показать себя, пообщаться с кем-нибудь, собрать последние новости старым добрым способом. Только теперь, пока Август всё ещё замещал его в качестве главы Ордена, — но Пайпер знала, что со дня на день дядя Джон вернётся к своим обязанностям, — он был рядом с ними. Спрашивал, как они себя чувствуют, чем хотят заняться, предлагал помощь. Никогда прежде Пайпер не видела, чтобы дядя Джон был настолько заботливым и внимательным. Даже после того, как она стала частью сигридского мира. Оно и понятно: Пайпер только вернулась из какой-то дыры с Фортинбрасом и его людьми на хвосте, а Эйс стал магом. Тут любой бы свихнулся и помешался на гиперопеке.

Пайпер его не винила, но впервые захотела исчезнуть. Дядя Джон, разумеется, не хотел, чтобы ей было больно. Он пытался отшутиться, как делал это всегда, и просто не мог знать, что это ударит по ней так сильно. Она молчала, считая, что так будет лучше, но на самом деле это было хуже всего. Никто не поймёт её, если она будет молчать, не прочитает её мыслей. Если Пайпер хотела, чтобы ей стало легче, она должна была рассказать о Башне.

Но не могла. Язык не слушался. Страх пробирал до костей. Сияние серебра и драгоценностей, которыми было украшено всё вокруг, напоминали блеск разбивающихся зеркал Гасион. Магия рвалась наружу.

— Могу я пригласить вас на танец?

Пайпер резко обернулась и увидела протянутую к ней руку. Себастьян Гривелли, с которым она ни разу не говорила, выглядел так, будто ему здесь самое место. Идеально уложенные волосы, уверенный, даже слегка надменный взгляд, безупречно сидящий смокинг и даже маленький сиреневый цветок, торчащий из кармана. На суде он показался ей немного нервным, но дядя Джон говорил, что он очень сильный и влиятельный искатель. Практически идеальный вариант.

— Пожалуй, — кое-как улыбнувшись, ответила она.

Дядя Джон не стал её останавливать. Пайпер взяла руку Себастьяна и вслед за ним прошла к центру, чувствуя, как гулко стучит её сердце. Подумаешь, третий танец в её жизни. Хотя, наверное, всё-таки второй. Яхади фей был чуть более диким и свободным, к тому же, завершить его красиво так и не удалось. Пайпер и не рассчитывала на что-то прекрасное сейчас, только на информацию. Судя по взгляду Себастьяна, мгновенно ставшего практически ледяным, его намерения не сильно отличались от её. Но он всё же уверенно начал вести, идеально придерживаясь ритма музыки, и, казалось, был намерен сделать всё возможное, чтобы она чувствовала себя комфортно. Как минимум один балл он уже заработал.

— Для начала я хотел поблагодарить вас за спасение моего брата, — совершенно серьёзно сказал Себастьян. — У озера, когда напали демоны. Если бы вы не спасли Соню, она бы не спасла Алекса.

— Да, точно, — сдавленно отозвалась Пайпер, ощутив волну стыда. Она до сих пор не поблагодарила Алекса за то, что он вытащил её из озера.

— Слышал, что вы и демонов возле своего дома остановили. Потом ещё и Мараксу продырявили крылья… Нет, ошибаюсь, это был Николас.

— Я думала, это будет танец.

— Разумеется, танец. Мы ведь танцуем, верно? Не скажу, что я отличный танцор, но кое-что всё же умею. И вы, судя по всему, успели немного потренироваться. У фей ваш танец с королём Джулианом был довольно… жалким, уж не сочтите за грубость.

— Он был довольно невежливым, — для чего-то пробурчала Пайпер, подавив желание впиться ногтями в плечо Себастьяна. Проблема заключалось в том, что он, вообще-то, был прав. Да и ногти у неё были коротко подстрижены. Марселин вовремя подсуетилась и исправила весь ужас, который остался от её ногтей после того, как Пайпер направо и налево разбрасывалась магией и голыми руками рвала демонов.

— Таков король Джулиан. Проще позволить ему быть невежливым и смириться с этим. Легче жить будете. Если вообще будете, потому что он может быть ещё и очень надоедливым.

— Отлично, — кисло отозвалась Пайпер. — Так мы танцуем или обсуждаем личные качества Джулиана?

— Что мешает делать и то, и другое одновременно?

— Моё терпение.

Себастьян посмотрел ей в глаза и вдруг дерзко улыбнулся.

— Прекрасно. Не люблю ходить вокруг да около.

— Прекрасно, — для чего-то повторила Пайпер.

— Дело в том, что я хочу познакомиться.

— Очень рада за вас, но я не…

— Не с вами. С Третьим сальватором. Я обладаю информацией, которая может быть ему интересна.

Пайпер насторожилась. Что мог знать простой искатель, чего не знал, например, дядя Джон? Она сомневалась, что он бы охотно поделился подобной информацией с Фортинбрасом, но всё же.

— Речь идёт о проклятии, о магии и хаосе, — понизив голос, добавил Себастьян. — Есть кое-что, о чём Гилберт так и не рассказал.

Настороженность Пайпер только усилилась. Гилберт был настроен против Фортинбраса крайне решительно, и только клятва удерживала его от попыток расправиться с сальватором. Но ему Пайпер верила куда охотнее, чем искателю, с которым только познакомилась.

— Не нужно так на меня смотреть. Я служу на благо коалиции, как и все мы.

— Ага, на благо коалиции, как и все мы, — повторила Пайпер, с трудом веря в это.

— Я не прошу о поддержке или магии. Только о знакомстве. Буквально один разговор. Взамен сделаю всё возможное, чтобы Третьему сальватору поверили. Я не говорю о всей коалиции, но уж придумаю, как быть с искателями и Орденом. Я смогу доказать отцу, что Третий сальватор нам не враг.

Звучит, конечно, заманчиво, но Пайпер не была такой уж дурой, чтобы соглашаться сразу же. Сейчас она не была настроена на сделки и обещания, даже если те были выгодны ей. Всё, чего она хотела, это несколько минут передышки, чтобы её дыхание успокоилось, а сердце перестало ломать рёбра. Она была согласна на что угодно, лишь бы забыть о Башне. Даже Себастьян, казавшийся ей вежливым, внимательным и раздражающим одновременно был неплохим вариантом.

— Я подумаю над этим предложением, — наконец произнесла она, приложив последние усилия и улыбнувшись искателю. — Но не раньше, чем напьюсь.

— Прекрасный настрой. Я, честно говоря, планировал то же самое.

На этом можно было бы и закончить, но Пайпер решила дождаться финальной ноты. Один полноценный танец уж точно привлечёт внимание, особенно если они и дальше будут нести какую-нибудь чушь достаточно дерзким тоном. Этому Пайпер хорошо обучилась. Если она и ошибалась в движениях, Себастьян совершенно спокойно подстраивался под неё, направлял, не прикладывая никаких усилий. Кажется, он всё же неплохо танцевал.

Впрочем, Пайпер было плевать. Всего один танец — и она придумает себе другое занятие. Она ещё не встретилась с королевой фей, не нашла Данталиона, чтобы узнать какие-нибудь подробности о поиске Иснана. Она даже ни разу не видела принцессу Сонал, хотя точно знала, что та будет здесь. Пока они танцевали, Пайпер бегло оглядывала зал, искала знакомые лица, пыталась почувствовать чужую магию, но…

Она запнулась, всего на долю секунды поймав взгляд Фортинбраса. Он ушёл с пустым бокалом в руках и затаившейся магией, тогда как король Джулиан, оставшийся на месте, поднял свой бокал и улыбнулся ей.

На секунду Пайпер захотелось выплеснуть вино ему в лицо, но затем в её голове родился план.

***

Эйсу пришлось дваждывыслушать, что конкретно Пайпер хотела от него, и трижды повторить это мысленно. Николас схватил всё налету и сказал, что готов начинать в любой момент. Затем, немного понизив голос, добавил, что чувствует себя участником мирового заговора. Эйс был с ним не согласен, потому что всё выглядело так, будто Пайпер была намерена флиртовать с Фортинбрасом, причём там, где этого никто не увидит.

«Ну уж нет», — хотел было сказать Эйс, потому что дядя Джон бы его просто не понял. Он взял с него обещание, что Эйс будет наблюдать за Фортинбрасом, когда он рядом с Пайпер. О том, чтобы помешать ему, когда его действия покажутся подозрительными, и говорить не стоило. Эйс едва не физически ощущал желание дяди Джона развести двух сальваторов по разным частям особняка, чтобы они никогда больше не пересекались.

Но Пайпер попросила его о помощи, и она выглядела такой взволнованной, даже напуганной, что Эйс не смог ей отказать. Хотя кое-что никак не давало ему покоя. Его сестра, что влюбилась?..

Боги, если это правда, Эйс купит билеты в Канаду. Для себя или для Фортинбраса — он ещё не решил.

Поначалу всё шло довольно гладко: Эйс, как от него и ожидали, постоянно был рядом с дядей Джоном или Николасом, изредка с кривой улыбкой принимал поздравления от тех, до кого новости о появлении наследника Силы дошли с опозданием. Эйсу хотелось сказать, мол, это ошибка, Лерайе забрала небольшую часть Силы, которой он владел, но он останавливал себя, зная, что сейчас не время. Никто не просил его демонстрировать наследственность Силы, никто не пытался проверить это самостоятельно — а если кто и пытался, то чары Николаса, защищавшие Эйса, останавливали его. Впрочем, от постоянного внимания это никак не спасало.

Эйс утешал себя мыслями о том, что совсем скоро его странное поведение и нервозность, которую наверняка заметили абсолютно все, перестанут обсуждать в связи с появлением куда более интересной темы. Хотя, может быть, выйдет так, что никто и не заметит перемен. Эйс бы не удивился: каждого из присутствующих, судя по всему, интересовали личные заботы и разговоры. С тех пор, как Третий сальватор куда-то делся, а король Джулиан как ни в чём не бывало вернулся в своё ложе, — Эйс просто отказывался называть это чересчур помпезное место как-то иначе, — бурное обсуждение гостей угасло, каждый погрузился либо в общение с другим, либо в распитие вина. Николас всё порывался стащить бутылку, но у него никак не удавалось. То Сибил или Шерая заметят, то Беро вовремя появится рядом и сумеет его остановить. Маги, казалось, занимались исключительно слежкой.

Наконец музыка, за которой Эйс старался следить, начала меняться. Несколько фей, оказавшихся недалеко от них с дядей Джоном, с радостным щебетом побежали к центру зала.

— О, это серьёзно, — обречённо выдал дядя Джон, ущипнув себя за переносицу.

— Почему? — невинно уточнил Эйс. Пайпер следует выплатить ему моральную компенсацию за терзания, которые он испытывал прямо сейчас: он ведь никогда не лгал намеренно и так умело, будто был рождён для этого.

— Это яхади, — пояснил дядя Джон, посмотрев на него усталым взглядом. — Фейский танец. Немного дикий… Нет, дикий. Это правда. Но я не могу понять, какой темп они начали играть…

— Ага, — с умным видом кивнул Эйс. — Фейский танец. Здорово. Откуда ты знаешь?

— Частенько бывал на балах у фей, ещё когда мы с твоим отцом… Боги милостивые.

— Не думаю, что вы были милостивыми богами.

Дядя Джон на его неумелую шутку не отреагировал. Постепенно число людей, уходивших в толпу, становилось всё больше. Пайпер оказалась права: мало кто любит танцевать яхади, исключения составляли феи, которых, на самом-то деле, оказалось не больше дюжины. Королева Ариадна, вальяжно опустившаяся на один из диванов, с улыбкой и поднятым бокалом вина наблюдала за уже начавшими танцевать феями. Ничего дикого и сверхъестественного Эйс не замечал вплоть до тех пор, пока среди танцующих не показался Фортинбрас.

— Боги милостивые, — повторил Эйс, но больше с удивлением, чем злостью. Он был уверен, что у Пайпер ничего не выйдет. Дикостью был не яхади, а тот факт, что Третий сальватор согласился танцевать с Пайпер. С его сестрой, которая ненавидела танцевать.

Краем глаза Эйс увидел, как дядя Джон с подозрением смотрит на него, и, применив все свои скупые актёрские таланты, ответил:

— Я поражён.

На самом деле он был в ужасе. Даже феи, в движениях которых было всё меньше логики, но ещё оставалась чарующая плавность, начали расступаться, отходить чуть дальше, давая больше пространства. Поначалу Эйс решил, что даже сейчас они боятся оказаться на пути у Третьего, но чем больше смотрел, тем лучше видел, что это было верным стратегическим решением. Пайпер не умела танцевать, и хотя Эйс не знал, как танцуется яхади, решил, что и она не знала. Она часто обрывала движения, отходила дальше положенного или, наоборот, подступала ближе, чем нужно, сбивчиво извинялась, если случайно задевала кого-то, но не переставала улыбаться и смеяться.

Совсем не та Пайпер, которую он помнил. Та Пайпер скорее бы швырнула туфлей в человека, который предложит ей потанцевать, чем согласилась, и никогда не проявила бы инициативу.

Впрочем, было бы глупо ожидать, что Пайпер совсем не изменится. Эйсу было достаточно лишь внимательно понаблюдать: она стала увереннее, решительнее и сильнее. К тому же, сам факт того, что она доверяла Третьему, говорил об этом. Только Эйс до сих пор не знал, что конкретно поспособствовало этому доверию и почему оно взаимное.

В общем, у Эйса было очень много вопросов, хоть список составляй. Пайпер вряд ли ответит хоть на один. Она с трудом рассказала о Магнусе, причём совсем немного, столько, что Эйс толком и не понял, кем он был — знал лишь, что Магнус погиб в Башне. Но ему было неизвестно, что такое Башня.

Может быть, поэтому Пайпер держалась рядом с Фортинбрасом и даже танцевала с ним, как бы странно это ни выглядело со стороны и как бы сильно дядя Джон из-за этого ни хмурился. Пайпер говорила, что прошёл всего месяц с её исчезновения, а потом вспоминала, что на самом деле прошло целых пять. Она постоянно путалась и говорила, что это, возможно, из-за Башни. Но отказывалась говорить, что такое Башня. Эйс пытался найти хоть какие-то ответы до празднества, но четырёх дней оказалось катастрофически мало. Давить на Пайпер или пытаться разговорить Эйкена — не самый лучший вариант, но другие пока не приносили результатов. Хотя, конечно, Николас тоже может попробовать. Он всеми силами завоёвывал внимание Пайпер и Фортинбраса и, казалось, отлично преуспевал в этом. К тому же, Рейна постоянно помогала ему, подсказывала, что сказать и что сделать…

Интересно, она считает, что идея Николаса слишком глупая? Пытается ему помешать?

Эйс надеялся, что нет, не пытается, но на всякий случай внимательно следил за танцующими. Он был абсолютно уверен, что заметит момент, когда чары Николаса сработают, отведут чужие взоры, но магия оказалась до ужаса идеальной. В одно мгновение Эйс поймал широкую улыбку Пайпер и её искрящийся взгляд, в другую — видел незнакомых фей, радостно круживших вместе, и нигде не мог разглядеть бордового платья сестры. Чары сработали идеально, но дядя Джон всё равно заметил неладное.

— Я поражён, — с искренним изумлением произнёс Эйс, поймав его подозрительный взгляд.

***

Пайпер смеялась так долго, что у неё выступили слёзы, которые она скорее размазывала по лицу, чем по-настоящему утирала. Фортинбрас во все глаза смотрел на неё и явно не знал, что делать. Это было тем самым незабываемым выражением лица, ради которого стоило так стараться.

На самом деле в своей идее Пайпер не видела ничего великого, сложного и уж тем более противозаконного. На руке Фортинбраса всё ещё был дополнительный сигил, благодаря которому Шерая всегда точно знала, где он. Это было необходимой мерой, на которую Фортинбрас согласился — всяко лучше кандалов, которые Гилберт предложил с улыбкой на лице. Но, конечно, Диего и Фроуда она подставила знатно. Оставалось надеяться, что если Гилберт и решит наказать их за невнимательность, то Пайпер успеет вмешаться. Даже если он каким-то чудом закроет на это глаза, она всё равно сделает всё возможное, чтобы рыцарям не досталось за этот побег.

Николас действительно назвал это побегом, причём грандиозным и великолепным, тогда как Эйс, судя по его настрою, считал это глупостью. Впрочем, тот факт, что чары Николаса помогли им уйти от внимания, запутать двух рыцарей, всюду следовавших за Фортинбрасом, и даже создали барьеры, доказывал обратное. Вышел и впрямь интересный побег. Грандиозный и великолепный.

Пайпер не знала, куда привела их. Она шла быстро, едва не бежала, крепко держа Фортинбраса за руку, потому что боялась, что чары могут утратить силу и их заметят раньше, чем они успеют спрятаться. Пайпер ещё смогла бы выдержать пристальное внимание и вопросы в течение всего вечера, — даже если это означало, что потом она будет выжата, как лимон, — однако рискнула ради Фортинбраса. Его потерянный взгляд, волнение, которое приносила магия, и внимание со всех сторон окончательно добили Пайпер. Хотелось хотя бы на несколько минут подарить ему спокойствие и тишину. В конце концов, это был её родной мир, в котором она умела жить, а для него всё было совершенно новым и даже опасным. Пожалуй, ненадолго скрыть от него этот мир — меньшее, что она могла сделать.

Наконец перестав смеяться, Пайпер выпрямилась, посмотрела Фортинбрасу в глаза и снова засмеялась. Что-то внутри неё сломалось, и она никак не могла взять себя в руки. Чудо, что в гостиной, куда она их привела совершенно случайно, никого не было, но это не означало, что их не услышали слуги или драу, что кто-то не почувствовал вдруг появившиеся барьеры.

Но она не могла перестать смеяться. Всё, что произошло и происходило, казалось ей безумным. Четыре дня назад они провели ритуал, который должен помочь душе Магнуса в лесу Мерулы, а теперь веселятся на празднестве в честь коронации Джулиана. Пайпер даже не знала, является ли это празднество официальной коронацией или она уже прошла. Она вообще ничего не знала и не понимала. Может, она опять совершила какую-то глупость. Зато она отлично потанцевала, причём именно с Фортинбрасом, а не Себастьяном, и всего на пару мгновений ощутила ту же лёгкость, которая была с ней на пиру в Тоноаке.

— Шерая знает, где я, — тихо произнёс Фортинбрас, причём так неуверенно, будто не знал, может ли прерывать смех Пайпер хотя бы самой незначительной фразой.

— Им всё равно потребуется время, чтобы добраться до нас.

— Не понимаю, зачем ты сделала это.

— Потому что ты, грустный и депрессивный, ходил туда-сюда, прятался от всех, ни с кем не разговаривал. Я решила, что будет весело. И вообще, тебе что, не понравилось танцевать со мной?

Пайпер испытала какое-то извращённое удовольствие, заметив, как он покраснел. Боги, это было великолепно: видеть, как сам Третий сальватор, сильнейший из них, которого коалиция считает чрезвычайно опасным, краснеет из-за её слов.

— Понравилось, — едва слышно ответил он. — И я не прятался.

— Прятался, — возразила Пайпер. — Я тебя почти двадцать минут искала.

Фортинбрас молча смотрел на неё и будто ждал продолжения. Немного подумав, Пайпер ударила ему по плечу кулаком и с улыбкой сказала:

— Расслабься. Просто расслабься. Хотя бы на пару минут.

Оглядевшись, она приметила двери на балкон и уверенно направилась к ним. К счастью, открыть их удалось без происшествий, и мгновением позже тёплый ветер ворвался в комнату, мягко коснулся открытых плеч и рук. Пайпер остановилась, уперевшись ладонями в каменное ограждение с резьбой, и внимательно огляделась по сторонам. Ряды балконов на разных этажах были пусты, внизу были только цветущие сады и деревья, увешанные серебряными лентами.

— Пока что всё чисто, — отрапортовала Пайпер, поворачиваясь.

Фортинбрас едва ли не развалился на кожаном диване, вытянул вперёд длинные ноги и безучастно смотрел в потолок. Снятый тёмный пиджак лежал рядом, причём аккуратно сложенный. Фортинбрас без остановки крутил кольцо рода Лайне.

— Я прятался, — вдруг сказал он. — Те, кто не боялся со мной разговаривать, спрашивали, где я был всё это время. Спрашивали, почему оставил их. Я не хотел их слушать.

Горло Пайпер сжалось. Отчаянно хотелось сказать что-нибудь, хотя бы одно слово, но на ум ничего не приходило. Язык вдруг отяжелел.

— К тому же, я не хотел разговаривать с принцессой Сонал.

Он посмотрел на неё с кривой, явно вымученной улыбкой.

— Я её не помню. Марселин сказала, что Гилберт спас её из логова демонов где-то четыре месяца назад и… Ну…

— Мы с ней должны были пожениться? — подсказал Фортинбрас.

— Да, — смиренно произнесла Пайпер. — Именно так. Но даже об этом я не знала, хотя, кажется, перерыла всю библиотеку Гилберта. Ну, помнишь, когда искала информацию о тебе.

— Брачный договор был расторгнут, когда я стал сальватором. Чему я, если честно, только рад.

— Мне показалось, что она довольно милая. К тому же, она вступилась за тебя на суде.

Фортинбрас будто нехотя принял сидячее положение и сцепил пальцы в замок.

— Сонал никогда не сделает что-то просто потому, что это правильно. Она всегда преследует свои цели, и благодаря своему дару знает, как их достичь. Ей лишь выгодно, чтобы мы с коалицией были на одной стороне.

— М-да, весёлая у тебя была невеста.

— Не напоминай, — пробормотал Фортинбрас, проведя ладонями по лицу. — Арне и так постоянно говорит об этом…

— Тебе она что, совсем не нравится?

Фортинбрас моргнул, удивлённо посмотрев на неё, и Пайпер кое-как сумела пожать плечами и скрыть своё волнение. Вопрос был просто идиотским, и она даже не поняла, как он сумел сорваться с языка.

— Дело не в этом, — всё-таки ответил Фортинбрас. — Ребнезару был выгоден этот союз, и если бы я нашёл причины отказаться, если бы их приняли, моё место бы занял Гилберт. Уж лучше бы я женился на Сонал. По крайней мере, я бы смог привыкнуть к ней.

— Что-то это совсем не похоже на романтическую историю из книги. Ну, знаешь, из того самого жанра… А, проехали, ты не знаешь.

Фортинбрас озадаченно смотрел на неё, едва не перевалившуюся за ограждение, и на мгновение Пайпер показалось, что он сорвётся с места, если ему покажется, что она может упасть. Глупо, конечно. Пайпер не такая уж и дура, чтобы так рисковать.

— То есть ты представлял возлюбленную иначе?

— Что? Нет, я никак её не представлял. Что за глупости?..

— Тогда какой у тебя типаж?

— Что это значит? — практически обречённо уточнил он.

— Какие девушки тебе нравятся? Какой ты представляешь свою возлюбленную?

— Тебе не кажется это… странным? — пробормотал Фортинбрас так тихо, что Пайпер его с трудом расслышала.

— Что именно?

— Представлять кого-либо. Я думал, что люди сначала встречают человека, а потом понимают, что влюблены, а не ищут кого-то, соответствующего образу, созданному в голове. Я думал, у людей так же, как и у великанов.

— Это ведь только фантазия. Просто представь! — Пайпер облокотилась о перила и переплела пальцы, устраивая на них подбородок. Если кто-нибудь сейчас окажется на соседнем балконе и увидит её, подумает, что она сумасшедшая и разговаривает сама с собой. — Всем и так понятно, что сначала встречают человека, а потом влюбляются, но ведь есть что-то, что цепляет первым?

— Ты меня спрашиваешь? — удивился Фортинбрас.

— Просто представь, — настойчиво повторила Пайпер. С каждым мгновением время, которое она выиграла для них, утекало всё быстрее, растрачивалось на глупости, которые не имели смысла, но почему-то Пайпер не могла остановиться. — Я вот, например люблю парней с чувством юмора и хорошим музыкальным вкусом. Хотя это всё довольно субъективно, но всё же… Ты понял суть?

Фортинбрас молчал так долго, что Пайпер начала волноваться. Она услышала совсем тихий скрип кожаного дивана и глухие шаги, и уже хотела было повернуться, но почувствовала, как Фортинбрас, подойдя ближе, медленно и аккуратно ведёт пальцами по её левому плечу.

Пайпер не представляла, что ей делать. О поцелуе они ни разу не говорили и, как думала Пайпер, предпочитали делать вид, будто его не было. Для неё это было значительно труднее, чем она предполагала изначально, что пугало её. Даже думать о чём-то подобном казалось неправильным. Вокруг слишком много проблем, страха, боли и смерти, которая нацелилась им в спины. Не время думать о том, каким очаровательным казался Фортинбрас, когда целовал её.

Не время.

— Может быть, — пробормотал он спустя несколько секунд, очень тихо, практически неслышно, — меня привлекают девушки, у которых волосы чёрные, как сама Ночь, и такие мягкие, что напоминают шёлк.

Пайпер с широко раскрытыми глазами проследила за тем, как Фортинбрас, всё ещё держа руку на её плече, другой едва ощутимо коснулся кончиков её волос, доходящих до середины шеи.

— Может быть, — продолжил он, и Пайпер ощутила, как горячее дыхание опалило её макушку, — меня привлекают девушки со сталью во взгляде и стержнем внутри.

Пайпер боялась пошевелиться и всё испортить. Пальцы Фортинбраса нежно прошлись от её шеи к подбородку и обратно.

— Может быть, — всё так же тихо произнёс он, — меня привлекают девушки, у которых кожа мягкая, как бархат, и тёплая, как солнце.

Пайпер не сказала бы, что её кожа мягкая, как бархат, но… «О, Пайпс, ты дура, — тут же подумала она. — Дура, дура, дура! Почему он вообще должен говорить о тебе?»

Потому что Фортинбрас мог не понимать половины того, что чувствовал, но он всегда был честен с ней настолько, насколько это было возможно. И он не был настолько жестоким, чтобы нежно водить кончиками пальцев по её шее только для того, чтобы поиздеваться.

— Может быть, — продолжил Фортинбрас, — меня привлекают девушки, которые шутят так, что я этого не понимаю, а после пытаются объяснить мне суть, но сдаются и бьют кулаком в плечо.

«О, Пайпс, ты дура, — повторила она себе. — Он говорит о тебе!»

— И, может быть, — добавил Фортинбрас, наклонившись так низко, что Пайпер почувствовала его тонкие губы на изгибе между её шеей и плечом, — меня привлекают девушки, которым нравятся парни с чувством юмора и хорошим музыкальным вкусом.

Пайпер выдохнула, когда лёгкое прикосновение к коже превратилось в нежный поцелуй. И секунду спустя порадовалась что решила надеть платье с открытыми плечами. Ещё секунду спустя она порадовалась, что завела их в какую-то дальнюю гостиную, где никого не было. Фортинбрас аккуратно скользнул рукой ей на талию, обнял, немного придвинув к себе, и вновь поцеловал в шею. Пайпер хотела, чтобы это мгновение не заканчивалось.

Но потом Фортинбрас вдруг отшатнулся и издал какой-то странный сдавленный звук. Пайпер испуганно повернулась следом, решив, что проклятие вновь атаковало его, но не увидела крови. Только испуганный взгляд и совершенно красное лицо.

— Я… — кое-как выдавил он, прижал сжатый кулак к губам и тут же его убрал — Я… Я слишком многое себе позволяю…

Пайпер против воли усмехнулась, но тут же постаралась стать серьёзной, заметив озадаченность с испугом на лице Фортинбраса. Вряд ли ей следовало что-либо делать, не разобравшись в ситуации полностью, но дело было в том, что Пайпер смертельно устала и хотела почувствовать себя в безопасности и спокойствии. Что ей ничего не угрожает, что она со всем справится. Это было очень странной комбинацией чувств, которые охватывали её в присутствии Фортинбраса, но сейчас Пайпер не хотела им противиться.

Она подошла ближе, привстала на носочках и поцеловала его. Так же, как и в первый раз, он на несколько мгновений застыл, будто не понимал, как нужно реагировать, но после мягко взял её лицо в ладони и притянул ближе.

Пайпер не думала, что такое состояние, когда радость и боль разрывали её изнутри, вообще возможно. Ей хотелось вопить о несправедливости и до последнего отстаивать Фортинбраса, Клаудию, Стеллу и Эйкена перед коалицией, хотелось проклинать сигридских богов и демонов, из-за которых они вообще оказались в этом мире. И в то же время она хотела, чтобы чары Николаса никогда не теряли силы, чтобы Фортинбрас целовал её, чтобы магия и дальше оставалось спокойной. В прошлый раз она отозвалась на огромное количество эмоций, которые испытывала Пайпер, из-за чего Фортинбрас раньше времени узнал, что они обманули его. Но на этот раз всё было спокойно.

Да, так это и ощущалось. Спокойствие, которого ей так не хватало.

Пайпер посмотрела на него, всё ещё озадаченного и испуганного происходящим, взглядом скользнула по его приоткрытым губам. Она едва успела вновь коснуться их, когда раздался настойчивый стук.

— Я знаю, что ты там, Третий, — раздался громкий голос дяди Джона. — На каком бы этапе избавления от одежды вы, кретины, ни были, советую тебе быстро одеться и оставить мою племянницу в покое.

Пайпер едва не застонала от разочарования. Она знала, что дядя Джон относится к Фортинбрасу настороженно, но это уже чересчур.

Однако Фортинбрас воспринял его слова совершенно серьёзно. Он сделал шаг назад, схватил пиджак, оставленный на диване, и уже двинулся к двери, но остановился и посмотрел на неё.

— Я слишком многое себе позволяю, — пробормотал он, быстро подошёл к ней и вновь поцеловал.

Пайпер успела только моргнуть. Фортинбрас надел пиджак и, с чрезвычайно важным видом распахнув дверь, вышел в коридор.

— А ты, я смотрю, не сильно торопился, — укоризненно заметил дядя Джон.

— При всём уважении, господин Сандерсон, — с улыбкой ответил Фортинбрас, — но вы сами рекомендовали мне сначала одеться.

Прежде чем уйти вместе с рыцарями, маячившими за спиной дяди Джона, он скользнул взглядом по Пайпер и улыбнулся — на этот раз по-настоящему, искренне. Её сердце пропустило удар.

Боги милостивые, она влюбилась.

Глава 27. Я слышу зов, похожий на крик

— Правда?.. Никогда бы не подумала. Нет-нет, ты не понимаешь: эмоциональности у него меньше, чем у камня. Да, я тебе точно говорю. Бездушная скала, не иначе.

Клаудия будто намеренно говорила громче обычного. То ли боялась, что из-за шума волн Энцелад её не услышит, то ли хотела окончательно добить его своей бессмысленной болтовнёй — а в том, что болтовня была бессмысленной, он ничуть не сомневался. Клаудия разговаривала с пустотой каждый день, и каждый день наблюдала за реакцией Энцелада. Словно хотела заинтересовать его, но для чего — не говорила. Она вообще мало говорила с живыми людьми, даже во время завтраков, обедов и ужинов. Третьему сальватору едва удавалось вытянуть из неё хотя бы два слова. Энцелад бы предпочёл, чтобы так всё и оставалось.

Он знал, что будет сложно, что Клаудия — едва ли не самая проблемная из гостей Гилберта, с которой следует быть особенно осторожной. Попытайся Гилберт насильно вытащить её в свет, он бы навлёк на себя огромное количество проблем. Поэтому Клаудии позволяли безвылазно сидеть в комнате и ничем не заниматься. Периодически Гилберт приглашал её выпить чашку чая на террасе или прогуляться по саду, но если Клаудия и соглашалась, то всё время молчала и всем своим видом показывала, что не намерена поддерживать разговор. Её будто не интересовал ни этот мир, ни люди, которые её окружали. Но в то же время Клаудия знала слишком много, и для Энцелада это до сих пор оставалось загадкой.

— Не сказала бы, — между тем продолжила Клаудия, отойдя на несколько шагов назад, чтобы не намочить обувь. — Да, приятно видеть солнце, но в целом… Ничего нового.

Клаудия сделала ещё один шаг назад, кинув ледяной взгляд на волну, набежавшую на песок.

— Нет, твой король не так уж и мил. Он глуп и невежественен. Омага никогда бы не склонилась перед ним.

Энцелад сжал челюсти. Клаудия редко оценивала кого-либо из них вслух. Что развязало ей язык сейчас?

— Поверь, я знаю, о чём говорю. Нотунг взывает к крови, но разве твой король слышит этот зов? Сомневаюсь.

Энцелад против воли скосил глаза на ножны с чужим мечом. Нотунг был воистину легендарным оружием народа великанов и, наверное, они бы оскорбились, узнай, что сейчас меч хранился у кэргорского рыцаря.

— Нет, мне не нравится… — пробормотала Клаудия и тут же уточнила: — Почему? Ну… Здесь тихо. Относительно, — раздражённо добавила она. — Я научилась игнорировать других. Не волнуйся, ты не в счёт. Ты знаешь, когда нужно замолчать.

Ещё какое-то время Клаудия смотрела себе под ноги и то и дело презрительно фыркала или качала головой, будто реагируя на чьи-то слова. Но Энцелад молчал, и на пляже они были одни. С тем же успехом Клаудия могла вообще не выходить из комнаты. Вчера, во время празднества у эльфов, куда её, разумеется, не пригласили, Клаудия и так вышла на улицу и целых десять минут гуляла. Она не сказал Энцеладу ни слова, и даже Стелле, которая вновь проводила время в саду, не удалось привлечь её внимание. Клаудия никого и ничего не замечала.

Но теперь она, повернувшись к нему лицом, очень ясно дала понять, что замечает его. Как минимум раз в день Клаудия награждала его взглядом, который означал что-то вроде: «Неужели ты всё ещё здесь?»

Впрочем, сейчас это был другой взгляд. Не проницательный или ледяной, какими она разбрасывалась довольно часто. Клаудия смотрела на него так, будто впервые увидела и понятия не имела, что он здесь делает.

— Повтори, — едва слышно произнесла она, буравя его сосредоточенным взглядом.

Даже если бы Энцелад хотел ответить, сделать он этого не успел. Взгляд Клаудии метнулся ему за спину и мгновенно стал озадаченным.

— Нет, я не понимаю, — пробормотала Клаудия. — Да, слышу, но не понимаю. Что это за язык?..

— С кем ты вообще разговариваешь? — не выдержал Энцелад и, обернувшись, никого не увидел. На пляже по-прежнему никого не было, только они.

— Я слышу, — настойчиво повторила Клаудия, медленно проследив за чем-то невидимым. Она вновь повернулась к Энцеладу спиной и решительно шагнула в воду. — Я тебя слышу.

— Эй! Какого хрена ты творишь?

Клаудия его будто не замечала. Она уверенно шла вперёд, что-то бормоча, и, что самое странное, не уходила под воду — перед ней будто прокладывался невидимый мост, прямо над водой, по которому она вскоре едва не бежала. Энцелад не был уверен, что это магия, но иного объяснения не находил: Клаудия шла вперёд едва ли не по воздуху, ведомая чем-то, чего он не слышал и не видел, и, кажется, лишь притягивала ещё больше проблем.

— Клаудия! — рявкнул Энцелад. — Немедленно вернись!

Мимо него что-то проплыло. Он дёрнулся, когда его руки коснулось нечто обжигающе холодное, и в ту же секунду обнажил меч, но противник даже не дрогнул. Он, — вернее, какое-то размытое нечто, едва напоминающее человеческую тень с очень длинными руками, волочащимися по земле, — повернулся к нему совершенно пустым лицом, на котором был виден только рот. Тень улыбнулась, обнажив два ряда острых зубов, испачканных чёрной кровью, и двинулась к Клаудии. В ту же секунду мимо Энцелада проскользнула ещё одна тень. И ещё, ещё, ещё. Странные создания наполняли пляж, лезли в воду, цеплялись за невидимый мост, по которому Клаудия шла вперёд, и стремительно приближались к ней.

Но никого, кроме Энцелада, рядом не было. Утром Гилберту и всем трём сальваторам пришли приглашения от короля Джулиана, который требовал, чтобы они немедленно явились во дворец эльфов. Джонатан и Стефан отправились вместе с ними, Эйс же вместе с Марселин захотел навестить Соню в зале Истины. В особняке осталось не так много людей, которые могли бы помочь с чем-то настолько странным и определённо опасным. Чем бы это на самом деле ни было, магией или хаосом, Энцелад знал, что в одиночку он не справится. Даже с Нотунгом.

— Клаудия!

Энцелад рванул вперёд. Одна из странных тварей кинулась ему наперерез и даже успела вцепиться острыми зубами в руку, но мгновением позже рассыпалась чёрным пеплом. Нотунг тут же отсёк голову другой твари, затем и третьей. Уже в воде Энцелад почувствовал, как они пытаются затащить его глубже, утопить и растерзать, но вдруг раздался истошный крик и треск, будто разом сломались тонны стекла. Где-то впереди, среди тошнотворно-яркой синевы неба и океана, среди теней, почти подобравшихся вплотную к Клаудии, мелькнуло белое пятно. Энцелад увидел золотые волосы, костяную маску и такие же острые чёрные зубы. Он не встречал Райкера лично, но Твайла всем описала, как он выглядел. Она говорила, что он помог ей в плену у Махатса, но Энцелад слабо в это верил — и он не врил, что Райкер, каким бы сильным и странным существом ни был, стал бы показываться ему.

Ещё одна тень рассыпалась, когда невидимая опора, на которой стояла Клаудия, исчезла. Она рухнула в воду с криком, сильно ударившим по ушам Энцелада, и только тучи брызг подсказывали ему, что она пытается всплыть. Тени ещё нападали на него, опрокидывали в воду, кусали и рвали, но Энцелад отбивался от них и двигался дальше. Он мог бы просто бросить Клаудию, — боги, ему следовало сделать это, ни секунды не медля, — но первой сработала именно мышечная память. Броситься в атаку, оттеснить противника, изрубить на мелкие кусочки. Уничтожить врага до того, как он уничтожит его. Убить и тем самым защитить, потому что эта глупая девчонка точно нуждалась в защите, и ему, согласившемуся следить за ней, придётся обеспечить эту защиту.

Энцелад был уверен, что ему придётся бороться с тенями до самого конца, но они вдруг исчезли так же быстро и незаметно, как и появились. На волнах, едва доходящих ему до бёдер, плавал чёрный пепел. На мгновение Энцеладу показалось, что откуда-то звучит утробное рычание, но, возможно, то было лишь игрой его воспалённого воображения. Твари укусили его несколько раз: кто знает, не ядовиты ли эти укусы…

Энцелад вскинул голову и втянул воздух сквозь зубы, уставившись вперёд. Поверхность воды была гладкой. Ни пепла, остававшегося от тварей, ни крови, ни ещё чего-нибудь. Даже Клаудии не было видно.

— Твою мать, — прошипел Энцелад, бросившись вперёд.

Неужели она такая беспомощная, что не может справиться с водой? С обычной, чёрт возьми, водой. В двадцати метрах от берега не настолько глубоко, чтобы можно было утопиться, да и твари её, кажется, не успели столкнуть…

Но Клаудия ушла намного дальше. Энцелад видел, что она ушла намного дальше, а после рухнула в воду.

Чёрт бы её побрал.

Он добрался до места, где видел её в последний раз и, глубоко вдохнув, нырнул. В глаза сразу же ударил поднятый песок, вокруг расплылись пятна его крови. Нотунг тянул вниз, и Энцеладу пришлось оставить его воткнутым в ил.

Дальше, дальше, дальше. Где, чёрт возьми, эта девчонка?.. Она что, решила устроить заплыв и не посчитала нужным предупредить его? Весь этот спектакль был устроен только для того, чтобы избавиться от его внимания? Если ведьма, как её поначалу называл Енох, ещё жива, Энцелад лично утопит её.

Он нырнул ещё глубже, распугивая мелких рыбёшек и драу, любивших в это время года безвылазно сидеть в воде, и наконец заметил Клаудию, медленно идущую ко дну. Вокруг её головы появлялись то пузырьки воздуха, который она теряла, то пятна крови. Абсолютно чёрная одежда, не оставлявшая ни миллиметра открытой кожи, не позволяла понять, где была рана. Впрочем, это уже не его проблемы.

Энцелад схватил Клаудию за руку и потащил наверх. Вынурнув, он попытался удержать её голову над водой, но после, поняв, что только теряет время, погрёб к берегу, где уже маячило несколько людей. Зен крепко держал Стеллу, порывавшуюся кинуться в воду, Эйкен беспокойно прыгал на месте, и Доган никак не мог заставить его успокоиться. В конце концов Эйкен рванул вперёд, вскинув руку, с которой сорвалось несколько теней. Часть из них растворилась под водой, другая оказалась возле них и, казалось бы, пыталась протащить к берегу. С каждым мгновением Клаудия, что было против всех законов, бормотала всё громче и неразборчивее. Что ж, по крайней мере, ему не придётся откачивать её.

На берег Клаудия уже выходила на своих ногах, но крепко держалась за Энцелада. Тени Эйкена крутились вокруг неё, пытались поддержать, пока другие старательно вытаскивали Нотунг. Стелла всё-таки вырвалась из хватки Зена и уже подбежала, когда Клаудия вновь закричала. Она начала размахивать руками, отталкивать Энцелада, пытавшего её успокоить, и при этом ни на мгновение не переставала истошно орать, будто её до сих пор терзали те твари.

Будто опомнившись, Энцелад перехватил одну её руку, надеясь начать с неё, но Клаудия тут же наотмашь ударила его по лицу и отскочила. Она вцепилась в волосы, всё ещё крича, требуя, чтобы её оставили в покое, чтобы все замолчали, и осела на песок. Энцеладу потребовались мгновения, чтобы понять две вещи: во-первых, эта слабая девчонка и впрямь ударила его; во-вторых, если сию же секунду не остановить кровь, хлеставшую из раны на её шее, есть шанс, что даже Марселин не справится.

Энцелад увернулся от ещё одного удара и прижал ладонь к шее Клаудии, стараясь не давить чересчур сильно. Клаудия продолжала отбиваться и кричать, но с каждым мгновением прикладывала всё меньше усилий. На её мокром от слёз лице отражался страх, которого Энцелад никогда прежде не видел. Клаудия всегда была серьёзной и холодной, никогда не проявляла лишних эмоций даже в присутствии своих. Теперь же она тряслась, рыдала и сбивчиво требовала оставить её в покое.

Что она видела?..

***

— Ещё раз, — потребовала Марселин.

Энцелад, старательно осматривавший повязку на своей руке, выругался.

— Я тебе что, попугай?

— Ещё раз! — повысила голос Марселин.

Повторив ругательство, Энцелад всё-таки начал заново рассказывать о том, что произошло. Марселин слушала со всем вниманием, которое могло позволить её паникующее сознание, и параллельно с этим последними крупицами магии устраняла след от ранения на шее Клаудии. Девушка сидела с абсолютно безучастным видом, неторопливо делала всё, что ей говорила Марселин, и будто бы совсем не беспокоилась из-за случившегося. Если верить Энцеладу, она потом разрыдалась, заистерила, но на это заявление Клаудия никак не отреагировала, будто его и не было. Энцелад и сам говорил об этом как о чём-то незначительном, но Фортинбрас, Пайпер, Стелла и Эйкен восприняли произошедшее совершенно иначе.

Марселин не знала, из-за чего Гилберта и сальваторов пригласили к королю Джулиану. Причина была чрезвычайно важной и срочной, иначе Гилберт не согласился бы так скоро. Джонатан и Стефан отправились с ними, но, как знала Марселин, по разным причинам. Если Джонатан хотел быть уверенным, что с Пайпер ничего не случится, Стефан будто хотел ненадолго сбежать от грозовых туч, нависших над Марселин.

Строго говоря, они очень сильно поругались.

Точнее, Марселин поругалась с ним. Стефан старался быть аккуратным и внимательным, но при этом не скрывал ни одной детали, потому что знал, как важно ей знать всю правду. Марселин знала, что теперь он её не обманывал. Он плакал, рассказывая о том, что случилось в день, когда демоны напали на неё и её семью, и клялся своим именем, что это правда. Марселин знала, что он сделал всё возможное, чтобы спасти её, целиком и полностью был на её стороне. Но ей было больно, и эта боль вновь захватила её. Настолько, что она наорала на Стефана и сказала ему не приближаться к ней.

Это не могло быть правдой. Её мать — маг?.. Нет, нет, нет. Её мать была обычной женщиной, вышедшей замуж за самого обычного мужчину. Если бы её мать хоть как-то была связана с сигридским миром, за двести лет Марселин уж точно узнала бы об этом. Её мать не могла быть магом, не могла наложить на Стефана проклятие. Она была обычной женщиной.

Марселин чувствовала себя брошенной. Стефан не лгал, но и её воспоминания не могли быть ложными. Разве возможно, чтобы она не знала собственную мать?.. Если бы та была магом, Марселин бы уж точно что-то заметила. Она бы вспомнила это после эриама, когда сама обучилась магии, поняла бы всё то, что казалось ей странным раньше.

Она будто вновь оказалась в бесконечном кошмаре, который повторялся день ото дня: не знала, что делать, кому верить, что сказать. Стефан, наконец раскрывший всю правду, не заслуживал того, чтобы Марселин на него злилась. Он много раз пытался побороть проклятие и рассказать ей о том, что случилось в тот день, но не мог. Он не заслуживал злости и ненависти, её криков и угроз, но Марселин не могла остановиться. Каждый раз, когда она видела Стефана, она вспоминала, что он говорил, и вся её ярость только усиливалась.

Это неправильно, Марселин это знала. Её эмоции и чувства были ядом, к которому она никак не могла подобрать противоядие. Она должна была остановиться, успокоиться и принять, что злиться на Стефана бессмысленно. Она ведь не дура, чтобы вечно кормить свою злость.

Но пока что у неё ничего не получалось.

Поэтому она вновь бралась за все дела без разбору. Осмотреть раны Энцелада и Клаудии она должна была в любом случае, потому что, живя у Гилберта, взяла на себя все обязательства целительницы. Но помогала она совершенно инертно. Магия, отвары, бинты. Каждое её действие было будто автоматическим, тогда как в мыслях крутилось то, что ей рассказал Стефан. Не мешало даже присутствие сальваторов и Гилберта, мрачного, как туча. То ли он сильно переживал за Энцелада, то ли пытался понять, как защиту особняка удалось обойти. Или, что вероятнее всего, бесился из-за присутствия стольких людей, которых не мог контролировать. Стоило ему хотя бы на секунду задержать раздражённый взгляд на Фортинбрасе, который позволил Марселин помочь Клаудии, Стелла, сидевшая на полу, начинала на него рычать.

Прекрасно. В этом особняке становилось слишком тесно.

Хорошо хоть Эйс задержался в зале Истины, когда Джонатан появился там. Марселин бы точно не выдержала его вопросов.

— Не думаю, что это был Райкер, — наконец сказал Николас, когда Энцелад закончил очередной пересказ. — Я изучил место, где на вас напали, но не обнаружил его следов.

— А у него вообще есть следы? — спокойно уточнила Шерая. Пожалуй, она была единственной, кого уже ничем нельзя было удивить. Причина, из-за которой король Джулиан так переполошился, заставила поволноваться и Гилберта, и Пайпер с Николасом, но только не Шераю.

— Конечно. Едва заметные, но есть. Мы не обнаружили того же, что было у бреши, где он нашёл нас.

Марселин выдохнула, когда след от ранения окончательно исчез, и даже отошла на шаг. Фортинбрас тут же опустился перед Клаудией на колени и критически оглядел её шею, после чего поблагодарил Марселин. Гилберт наблюдал за этим с таким выражением лица, будто готовился либо убить сальватора, либо расстаться с завтраком прямо здесь.

— Но и на хаос это не было похоже. Что-то… среднее, — неуверенно произнёс Николас. — Смешанное. Как…

Он запнулся и почему-то посмотрел на Фортинбраса.

— В общем, ты понял.

— Да, я понял.

— Я не понял, — будто нехотя вставил Гилберт.

— Это иная форма силы, сочетающая в себе магию и хаос, — подал голос Стефан. Он сидел на диване и, казалось, всё это время намеренно игнорировал всех вокруг и читал какой-то древний трактат. — Подобные манипуляции строятся на экспериментах над драу, в результате которых нарушается баланс между естественным хаосом и магией в их организмах. Господин Ресер описывал их словом umbare, что в переводе означает что-то вроде «восставшие из пепла».

— Вау, — саркастично выдал Энцелад, — а мы и не поняли, когда они обратились в пепел…

— Восставшие, — напомнил Стефан, посмотрев на него из-за поднятой книги. — Пойманных драу сжигали живьём, из-за чего и получались umbare.

Пайпер, сидевшая рядом с ним, поморщилась.

— Кому нужно сжигать драу? Они же… милые. Милые и маленькие.

— Не все, — произнёс Фортинбрас. — Есть множество драу, которые любят портить людям жизнь. Есть драу, которые поглотили слишком много магии или хаоса. Например, сальхи. Когда баланс между хаосом и магией нарушается, что-то одно начинает поглощать драу, превращать его в иное существо. Представь сальхи, поглощённых хаосом, сожжённых не самым обычным огнём и воссозданных из пепла. Дикие, опасные создания. Я редко с ними сталкивался и даже не знал, что они могут быть… такими, какими их описал господин Эрнандес.

— Где ты мог с ними столкнулся? — тут же спросил Гилберт.

— В Энтланго и Инагросе.

— Чудесно. Где это?

Фортинбрас молча улыбнулся ему.

— Кто ставил барьеры вокруг особняка?

— Я, — ответила Шерая.

— Тогда как восставшие из пепла прошли? Почему ты не почувствовала их сразу?

Гилберт скривил губы, и до Марселин, наконец, дошло: ко всем Фортинбрас обращался с уважением, называл «госпожой» или «господином», но только к Шерае обращался на «ты». Она его, однако, никогда не исправляла.

— Кто может знать твою магию?

— Думаешь, что среди нас предатель?

— Только не смотрите на меня, это уже становится похоже на плохую шутку, — пробормотал Фортинбрас, когда Гилберт уже открыл рот. — Но точно есть кто-то, кто знает твою магию. Может быть, не идеально, но всё же… Кто-то, кто знал, что сегодня нас не будет. Возможно, этот же человек стоит за убийством.

— Что? — Марселин удивлённо захлопала глазами. — Каким ещё убийством?

— Госпожа Сибил мертва, — сухо ответил Фортинбрас. — И, вот так неприятное совпадение, я был последним, с кем она говорила на вчерашнем празднестве. И впрямь неприятное…

Марселин едва не рухнула на диван между Пайпер и Стефаном, лицо которого мгновенно сменилось на обеспокоенное. Как это так: Сибил — мертва?.. Быть этого не может. Убийства прекратились с тех пор, как Пайпер открыла Переход, и многие демоны залегли на дно…

Неужели они опять начали действовать? Дождались, пока Третий сальватор покажется на людях, и нанесли удар. Но откуда они знали, где он будет и кто окажется рядом? Как они поняли, что король Джулиан непременно потребует присутствие всех трёх сальваторов? И демоны ли виноваты в нападении на Энцелада и Клаудию? Тёмным созданиям, исключая Твайлу, на территорию особняка не пробраться, но umbare… Иные сущности, воссозданные из сожжённых не самым обычным огнём драу. Результат нарушенного баланса между хаосом и магией.

Марселин ничего не понимала, и от этого ей хотелось плакать.

— Они кричали, — вдруг подала голос Клаудия. — Просили, чтобы их убили. Им было больно.

Энцелад нахмурился — он говорил, что те твари могли только рычать и стонать. Фортинбрас, Стелла и Эйкен, наоборот, обратились во слух. Пайпер опустила плечи и как-то обречённоуставилась на Клаудию.

— Не думай, будто я дура, — едва не рявкнула она, ни к кому конкретно не обращаясь, из-за чего Марселин насторожилась. — Я знаю, что слышала. Да, он оказался сильнее… Ты думаешь, я не знаю, как это работает? Я двести лет с этим живу!

Марселин вздрогнула, когда злой взгляд Клаудии, — той самой девушки, которая всегда сохраняла спокойствие и ни на кого не обращала внимания, — метнулся к Стефану.

— Не моя вина, что ты ошиблась! Тебе не следовало даже думать о том, чтобы замахиваться на такую магию!

— Клаудия, — тихо, но настойчиво обратился к ней Фортинбрас, мягко взяв её ладони, — с кем ты говоришь?

— С магом, которой уже встречались восставшие из пепла, — яростно прошипела Клаудия, всё ещё смотря на Стефана. — Она искала способ вернуть хаос и магию к равновесию, чтобы помочь снять проклятие, и в ходе своих поисков столкнулась с umbare.

— Помочь снять проклятие? — повторил Фортинбрас, переведя взгляд на Стефана.

Марселин против воли тоже посмотрела на него и уловила тот самый момент, когда в голове Стефана что-то щёлкнуло. Он побледнел, почему-то сжал ткань рубашки на груди, — в последнее время он всё чаще так делал, — и, практически испуганно смотря на Третьего сальватора, сказал:

— Это Елена. Та самая Елена, о которой я тебе говорил. Она встречала umbare.

Марселин забыла, как дышать. «Это не может быть правдой, не может…»

— Елена, — медленно повторил Фортинбрас. — Она так и не нашла способ снять проклятие, верно?

— О чём вы говорите? — ошарашенно пролепетала Марселин, прижимая руки к груди. — Что…

— Милая, — Клаудия натянуто рассмеялась, — ни одна тайна не может быть сокрыта вечно. Старайся как хочешь, но я всё равно узнаю.

— Клаудия, — настойчиво обратился к ней Фортинбрас, — не слушай. Никого из них не слушай, только меня.

Марселин затаила дыхание, почувствовав, как Стефан мягко коснулся её ладони. Она резко обернулась к нему, такому же растерянному, и наткнулась на его взгляд, пылавший бронзой, не предвещавший ничего хорошего.

— Кажется, я знаю, как доказать тебе, что всё это было правдой.

***

Гилберт не мог поверить своим ушам: Стефан, Третий и Клаудия обсуждали возможность разговора с какой-то там Еленой так, будто никого вокруг не было. Ни Шерая, ни даже Пайпер не пытались вмешаться, только внимательно слушали. Гилберт был настолько поражён, что не мог выдавить ни слова.

Они что, думают, что он — пустое место? Что он позволит им действовать, как им заблагорассудится, и…

— Это может сработать, — вдруг сказала Шерая, задумчиво постучав пальцами по подбородку. — Десяток магических манипуляций, стабильные барьеры и благовония, которые приманят драу, готовых помочь… Да, всё должно пройти гладко.

— Вы что, с ума сошли?! — вдруг взвизгнула Стелла, подскочив на ноги. — Вы понятия не имеете, о чём говорите! Как вы…

— Стелла, — тихо, но строго сказала Клаудия, и девушка тут же едва не в струнку вытянулась, уставившись на неё, — пожалуйста, успокойся.

— Но…

— Проклятие Стефана спало, и теперь Елена не молчит. В основном, конечно, ругается на него, клянётся, что достанет по ту сторону… Но она говорит о Силе. О магии, Лабиринте и Цитадели. Она знает то, что мы так долго искали.

Стелла озадаченно переглянулась с Эйкеном, спустя мгновение бросившем косой взгляд на Марселин.

— Я не понимаю, — испуганно пролепетала Марселин. Минуты назад Стефан аккуратно взял её ладонь в свою, и Марселин, крепко вцепившись в неё, ни на мгновение не ослабляла хватки. В какой-то момент Гилберт услышал, как хрустнули его пальцы, когда Марселин вцепилась ещё крепче, но Стефан даже бровью не повёл.

— Дело в том, — вмешался Третий, мягко положив руки на плечи Стеллы, готовой в любую секунду кинуться на кого-нибудь, — что Елена была знакома с Йоннет, госпожа Гарсиа. И есть шанс, что обладает знаниями, которые столь необходимы нам для того, чтобы понять, как лишить тёмных созданий их сил и одержать победу над ними.

Гилберт удивлённо моргнул, поначалу решив, что это лишь шутка. Он никогда не слышал ни о какой Елене, и мысль, что Третий, как и Стефан, знали её, вызывала в нём только раздражение, граничащее с яростью.

Как это может быть правдой?..

Не так давно Стефан был практически мёртв, а Третьего справедливо называли Предателем. И хотя Гилберт прежде никогда не сомневался в намерениях Стефана и его готовности работать на благо коалиции, теперь крамольных мыслей становилось всё больше. Разумеется, нельзя было игнорировать тот факт, что без магии Времени Стефан всё ещё был бы погружён в сомнус, но… Нет, Гилберт не мог этого понять. Каким бы внимательным и самоотверженным ни был Третий, как бы он ни доказывал коалиции свою верность, Гилберт ему не верил.

У него было двести лет, чтобы открыть Переход в этот мир и начать помогать им. Двести лет, чтобы объяснить, где он был во время Вторжения и что делал на самом деле, чтобы начать заглаживать свою вину. Двести лет, чтобы, в конце концов, показать, что он не бросил Гилберта на произвол судьбы.

Они ведь были братьями. Фортинбрас обещал, что всегда будет рядом, но нарушил это обещание двести лет назад.

Гилберт ему не верил.

Шерая коснулась его плеча, и он едва не подскочил на месте. В последнее время Гилберта всё чаще можно было застать врасплох, и ему это не нравилось. Сосредоточенность и внимательность, которые он оттачивал столько лет, будто разом оставили его. Всё вокруг казалось ненастоящим, искажённым, и Гилберт никак не мог к этому привыкнуть и перестать вздрагивать каждый раз, когда замечал что-то, что выбивалось из привычной ему картины. Каждый день стал похож на пытку, бесконечную и ужасную, и каждая ночь была полна кошмаров, которые он не мог побороть. Даже отвары, приготовленные Марселин и Шераей, не помогали.

Ничего не помогало. Казалось, с той самой минуты, как несколько месяцев назад демоны напали на его особняк, с того самого мгновения, как перевёртыш, возглавлявший их, показал Третьего, страх только усиливался. Грозился дойти до критической точки, но всё никак не доходил. Мучил и мучил, ставил под сомнения все истины, которыми он жил столько лет. Терзал его так, что ни о чём другом Гилберт и думать не мог.

Это всё неправда. Не по-настоящему. Фортинбрас, которого он знал, который обещал, что всегда будет рядом, давно мёртв. Третий — не он.

— Это сработает, — одними губами произнесла Шерая, смотря ему в глаза.

Когда так говорила Шерая, он верил, потому что она всегда была честна с ним. Но когда об этом говорил Третий, внутри Гилберта всё вставало на дыбы. Шерая говорила, что ненависть слишком часто брала над ним верх, но что она знала о ненависти на самом деле?..

— Гилберт, — с ласковой улыбкой Шерая положила ладонь ему на щёку, — пожалуйста, поверь в это. Я знаю, что ты чувствуешь, но ведь ты веришь мне?

Гилберт невольно скосил глаза в сторону и заметил мягкое сияние сигилов в воздухе. Надо же, Шерая воздвигла барьер так, что он даже не заметил этого. Будто знала, как тяжело ему может быть, как он не хочет, чтобы все слышали его сомнения. А ведь их был очень много.

Слова королевы Ариадны никак не шли у него из головы. Мысль, что Предатель не такой уж и предатель, с каждым днём всё крепла, и Гилберт ненавидел себя за это. Если его предательство ложное, если он всё это время был на стороне коалиции и сражался против демонов, то для чего Гилберт губил себя, пытаясь исправить его ошибки? Для чего он столько лет терпел унижения, страхи и кошмары, столько раз разбивал руки в кровь и проклинал самого себя за кровь, которая текла и в жилах Третьего?

Если его предательство — ложь, то и старания Гилберта — тоже?..

— Дар Клаудии в том, что она слышит мёртвых, — сказала Шерая, ненавязчиво приглаживая его растрепавшиеся кудри, желая подчеркнуть аккуратность и величественность, которые он едва мог поддерживать. — Уж не знаю, как именно, но это правда. Если бы Третий и Клаудия нам не доверяли, они бы не раскрыли этого.

Гилберт недоверчиво хмыкнул, но, заметив внимательный взгляд Шераи, уточнил:

— Как ты поняла это?

— Елена, о которой они говорят, мертва. Она умерла в день, когда Марселин стала магом. Но если Елена и знала что-то о Силе, демонах и этой войне, если она до сих пор знает это, даже будучи мёртвой, мы должны с ней поговорить.

Гилберт прекрасно понимал, к чему она вела. Отбросить личную неприязнь, признать, что Время всё же сильнее авторитета, которого Гилберт старался держаться всё это время. В конце концов, дать шанс. Хотя бы крохотный, тот, который можно истратить на территории особняка, где магия и клятвы сдерживают Третьего достаточно, чтобы он никому не навредил. Дать шанс самому Третьему.

— Я прослежу, чтобы всё прошло гладко, — заверила Шерая, разглаживая невидимые складки на рукавах его тёмного свитера. — Марселин рассказала мне достаточно, так что я знаю, чем помочь. Энцелад будет следить за Клаудией. Большое количество людей может помешать, так что тебе придётся поверить мне.

— Я тебе верю, — ни секунды не колеблясь, ответил Гилберт, — но я не верю Третьему. Я даже Пайпер уже не верю! Я понятия не имею, где она была, что произошло, как она вообще встретилась с ним! Я… Я хочу знать, чтобы понимать, что происходит!

— Даже Джонатан не может разговорить её.

— Вот именно. Она не говорит со своим дядей, но говорит с Третьим?!

— Гилберт.

Он на секунду прикрыл глаза, втягивая воздух сквозь зубы. Да, конечно, терять контроль ни в коем случае нельзя. Шерая права, что пытается ограничить его сейчас, иначе всё может закончиться очень плохо. Вряд ли для Гилберта, конечно, потому что он попытается добраться до шеи Третьего и свернуть её… Это было бы прекрасно. Меньше проблем для всех них.

— Мы знали её всего неделю, — напомнила Шерая, понизив голос, будто барьеров, заглушавших все звуки с их стороны, было недостаточно. — А Третий, очевидно, минимум пять месяцев. Неудивительно, что он ей ближе.

— Как он…

— Нет ничего странного в том, что Пайпер нам не доверяет. Знаешь, что это означает?

— Третий промыл ей мозги.

— Гилберт.

— Третий не промывал ей мозги, — нехотя исправился Гилберт.

— Не то, что я хотела услышать, но ты молодец. Итак, Пайпер не доверяет нам. Значит, нужно сделать всё возможное, чтобы она начала доверять. Дашь шанс Третьему — Пайпер даст шанс тебе. Помни, что мы все стремимся к одной цели.

— Это не значит, что я буду прыгать перед ним и пытаться угодить ему!

— Нет, конечно, нет. Но сейчас гораздо важнее понять, что знает Елена. Хотя бы ради Марселин.

Гилберту потребовались лишние мгновения, чтобы логическая цепочка, наконец, выстроилась, а он сам почувствовал себя идиотом, зацикленном на собственных проблемах.

— Конечно, ради Марселин, — тихо повторил он. — Но, пожалуйста, побыстрее. Я не знаю, сколько выдержу рядом с ним без тебя.

— Сделаю всё, что в моих силах.

***

Инициативность Клаудии для Фортинбраса стала бурей, которая наконец разразилась спустя долгие дни затишья.

Свои проклятия Фортинбрас изучил вдоль и поперёк. Он знал, как жить с ними, как сделать так, чтобы о них никогда не узнали другие. Он до сих пор успешно скрывал наличие шрамов — и, пожалуй, в этом также была заслуга самих шрамов, оказавшихся столь ужасными и мерзкими, что никто не желал обсуждать их вслух. Впрочем, тот факт, что Стелла и Эйкен до сих пор об этом не узнали, Арне называл чудом, не иначе. Но вот почему голоса не рассказали об этом Клаудии — другой вопрос.

Чужие проклятия никогда не пугали Фортинбраса, но проклятие Клаудии было близко к тому, чтобы стать исключением. День и ночь слышать нестройный хор мёртвых голосов — испытание, с которым вряд ли справится даже самый сильный человек. Раскрытие чужих тайн, о которых шептались мёртвые, сильно помогало в Диких Землях, позволяло распознать врагов и предателей до того, как они вонзят им нож в спину, но во Втором мире всё было совершенно иначе. Фортинбрас каждый день узнавал что-то новое и, стараясь быть максимально аккуратным, говорил об этом Клаудии, Стелле и Эйкену, надеясь, что они смогут адаптироваться в чужом мире. Но он даже не представлял, какой груз давит Клаудии на плечи.

Она сказала ему, что голоса не умолкают даже ночью. Она слышит всех мёртвых, которые прячутся за спинами каждого, кто живёт в особняке или оказывается здесь на какое-то время. И они никогда не соблюдали хотя бы подобие очереди: говорили и говорили, перебивали друг друга, кричали, проклинали, стенали. Они изводили её сутки напролёт, и даже единственная попытка спастись от них с помощью шума океанских волн обернулась катастрофой. Клаудия, всегда сильная, собранная и несгибаемая Клаудия, едва не хваталась за голову и умоляла, чтобы голоса стихли. И хотя, как бы неэтично это ни звучало, они нуждались в чужих тайнах, Фортинбрас пообещал, что попробует создать чары, которые приглушат хотя бы часть голосов. Магии в этом мире было столь много, что он мог экспериментировать до тех пор, пока не добьётся желаемого результата. Но сначала — Елена из семьи Гарсиа.

Фортинбрасу пришлось поверить Стефану и Шерае на слово. Количество людей, участвующих в косвенном разговоре с Еленой, было сведено до пяти человек, включая саму Клаудию и Энцелада, который, как надеялся Фортинбрас, будет лишь мебелью на фоне. Ему совсем не хотелось, чтобы Клаудия слишком долго была в окружении большого количества людей и слушала мёртвых за их спинами.

Гилберт затеи не одобрил, но всю степень его недовольства Фортинбрас увидел лишь после того, как начертил на ладонях магов и Клаудии нужный сигил для непродолжительной передачи Времени. Исключением стала только Марселин, но лишь из-за того, что не была посвящена во все тонкости отношений между сальваторами. Фортинбрас передал свои знания о Йоннет и том, как она боролась с проклятием, Шерае и Стефану, немного дополнил то, что уже знала Клаудия, но лишь для того, чтобы они задавали правильные вопросы. Он также надеялся, что они не сболтнут лишнего — не то чтобы сокрытие собственных секретов и слабостей было у Фортинбраса в приоритете, но одна мысль о том, что он упадёт в глазах коалиции ещё ниже, заставляла его нервничать.

Он и так был на самом дне и никак не мог подняться хотя бы на ступень выше. Что бы он ни говорил, что бы ни делал, как бы ни клялся магией и душой — этого было мало. Иногда Фортинбрасу казалось, что он никогда не заслужит доверие коалиции.

Впрочем, пока что он успешно подавлял эту неприятную мысль, всплывающую в голове едва не каждую минуту. Сейчас это было намного легче: неопределённость, всё это время маячившая на горизонте, бывшая рядом сутки напролёт, наконец сменилась хоть каким-то действием. Даже если сам Фортинбрас был вынужден ждать, чувствуя на себе множество оценивающих взглядов.

Пожалуй, сложнее всего было под взглядами Гилберта и Джонатана Сандерсона. Последний, к счастью для Фортинбраса, навестил зал Истины, где его ждал Эйс. Господин Сандерсон обладал какой-то необъяснимой, убийственно спокойной аурой, которая сильно нервировала Фортинбраса. Он никогда бы не признался в этом вслух, предпочитая даже в самой сложной ситуации сохранять уверенность, но иногда хватало простого взгляда Джонатана, чтобы Фортинбрас начал думать, что он сделал что-то не то. Так не смотрел даже Киллиан, когда девятилетний Фортинбрас пробирался на «Эдельвейс» или побивал на это Гвендолин.

Гилберт и вовсе рождал в нём страх, которого Фортинбрас не понимал. Он мог сколько угодно отвечать ему дерзостью, уверенными взглядами и улыбками, но правда была в том, что каждый раз, когда Фортинбрас делал это, что-то внутри него ломалось.

Совсем не так он представлял их встречу.

— Реальность полна разочарований, верно?

Фортинбрас вздрогнул, чем мгновенно привлёк всеобщее внимание. Ожидание, казалось, начало давить на каждого: Стелла нарезала круги по огромной комнате; Эйкен делал вид, что играется с Мышью; Пайпер и Николас говорили о Твайле; Гилберт старательно не сводил глаз с Фортинбраса. Он нахмурился ещё сильнее, даже сжал кулаки, будто был уверен, что сальватор выкинет какую-нибудь глупость.

— Ты-то уж точно должен об этом знать.

Фортинбрас поднялся на ноги и настороженно огляделся. Бормотание Николаса, который, кажется, ни на секунду не замолкал, наконец утихло.

— Как ты сюда пробрался?

— Что? — не понял Гилберт, нахмурившись.

— Как грубо, — низкий смех Карстарса прозвучал совсем близко. — Ты совсем не рад меня видеть?

— Как? — скрипнув зубами, повторил Фортинбрас.

— Эй, — неуверенно выдала Пайпер, посмотрев на него, — с кем ты разговариваешь?

Фортинбрас удивлённо посмотрел на неё, решив, что она вновь непонятно шутит, но взгляд Пайпер был серьёзным и встревоженным, даже чересчур.

— Я не хочу раскрывать тебе своих секретов, иначе станет скучно, — сказал Карстарс. Голос звучал откуда-то со стороны — Фортинбрас резко обернулся, но не увидел демона. Только Гилберта, смотрящего на него с подозрением.

— Не думал, что ты так быстро выползешь из норы, в которой зализываешь раны, — натянув на лицо подобие улыбки, ответил Фортинбрас. — Не думал, что ты вообще выживешь.

— Люблю сюрпризы. Я, кстати, подготовил тебе один.

Фортинбрас слегка склонил голову набок. Он не чувствовал присутствия Карстарса, его запаха или хаоса. Был лишь его голос, звучащий отовсюду одновременно, и противное чувство, липнущее к спине. Страх или кровь.

— Для начала я хотел проверить, как ты тут… — Карстарс усмехнулся, и Фортинбрас мгновением позже понял, что демон всё же раскрыл один из своих секретов.

Значит, он мог выследить его даже в другом мире, но для подобного наверняка требовалось крайне много хаоса. Что ж, по крайней мере, теперь Фортинбрас знает, с какой стороны подойти к улучшению защитных чар и барьеров.

— Помнится, в Башне мы не закончили. Я бы продолжил, правда. С тобой всегда было интересно. Помнишь то чудесное время, когда были только мы да цепи, которые ты не мог разбить? Я бы вечно жил теми воспоминаниями, но если я что и узнал от вас, сигридцев, так это то, что вы очень любите создавать новые. И хотя увидимся мы ещё не скоро, я хочу подарить тебе лучшее воспоминание.

Фортинбрас нервно сглотнул, вновь ощутив то противное чувство, липнущее к спине. Голос Карстарса стих, но хаос, заключённый в теле сальватора, мгновенно ожил. Рот наполнился кровью, и проклятие разорвало ему спину.

Глава 28. Над всем миром

Эйс вызвался сам открыть портал и, честно говоря, справился просто великолепно. Он до сих пор старался не раскрывать наличие магии коалиции, из-за чего отказался от страховки в лице более опытного мага, однако всё прошло более чем удачно. Портал из зала Истины вывел их в холл особняка Гилберта, встретившего их тишиной и пустотой. Джонатан было решил, что Гилберт нашёл способ запереть всех в своих комнатах, чтобы в спокойствии обдумать случившееся во дворце эльфов, однако болезненный крик откуда-то из глубины говорил совсем не об этом.

Эйс испуганно подскочил на месте. На мгновение его карие глаза засияли янтарным, и он сорвался с места, перепрыгивая едва ли не через две ступеньки. Кит побежал следом, и у Джонатана не осталось выбора. Если даже Эйс что-то почувствовал, значит, дело серьёзное.

Однако Джонатан не ожидал, что кричать будет Третий сальватор, Стелла и Эйкен стоять с лицами, на которых застыл ужас, а Пайпер — старательно тащить Фортинбраса к дивану.

— Какого чёрта? — крикнул Кит, застыв на месте. — Что…

Сальватор рухнул, совсем немного не дойдя до дивана, и зажал рот руками. Сквозь бледные, дрожащие пальцы просачивалась синяя кровь.

— Нам нужна Марселин! — испуганно крикнула Пайпер и, не обращая внимания на кровь, дрожь и болезненные хрипы, вырывавшиеся изо рта Фортинбраса, вновь потянула его на диван. — Сейчас же!

— Не надо… — кое-как пробормотал сальватор.

— Заткнись, — бросила ему Пайпер, — просто заткнись! Арне, мне нужна твоя помощь.

Джонатан сильно сомневался, что сакрификиум действительно ответит ей. За всё это время он ни разу не предстал во плоти, да и сам Третий редко передавал его слова, будто таким образом Арне показывал, что не желает даже разговаривать с ними. Но Пайпер всегда была упрямой.

— Арне! — практически рявкнула она — её глаза мгновенно засветились ярче.

— У Марселин в лаборатории куча отваров, — пролепетал Николас, наконец перестав просто пялиться на разворачивающуюся перед ними картину. — Я принесу всё, что найду.

Он исчез быстрее, чем Джонатан успел моргнуть. Гилберт даже не обратил на него внимания: его удивлённый взгляд, в котором также читалась настороженность, был прикован к Третьему, который сидел на полу, облокотившись на диван, и трясся всем телом.

— Арне! — требовательно повторила Пайпер. — Если ты сейчас же не появишься, клянусь, я тебя…

— Сколько шума, — ледяным тоном произнёс Арне. — Неужели ты думаешь, что я настолько глуп?

Джонатан против воли вздрогнул. Он не мог пошевелиться даже из-за того, с каким рвением, с какой паникой в глаза Пайпер бросилась на помощь Фортинбрасу, — это, казалось, стало неожиданностью для всех, — но теперь… Перед ними был Арне. Высокий, статный, холодным взглядом откидывающий каждого из присутствующих. Одним своим видом Арне напоминал им, что выше их всех по статусу и магии. Столь величественное и могущественное существо не могло прощать дерзости, которую себе допустила Пайпер. Джонатан боялся, что сакрификиумам просто убьёт её, — это ведь то, что и делают создания вроде него, верно?.. — но Арне вдруг опустился на колени рядом с сальваторами и сказал:

— Тебе придётся повторить всё, что делала Ветон.

Джонатан выдохнул — оказывается, всё это время он не дышал, боясь, что упустит хотя бы мимолётное движение сакри.

— Я мало что помню, — возразила Пайпер. — К тому же, она рисовала сигилы, а я…

— Нашёл!

Николас с громким криком появился в центре комнаты. Рядом с ним, скрывая за собой пол и капли великанской крови, стали появляться шкатулки, стеклянные банки, отвары и сухие травы. Казалось, будто Николас перенёс сюда всё, что только было в лаборатории Марселин.

— С сигилами я помогу, — задумчиво пробормотал Арне, — но отвары — другое дело.

— Он знает, что она готовила, — протараторила Пайпер. — А если знает он, знаешь и ты.

— Думаешь, всё так просто? Оно терзает не только его тело, но и душу с сознанием. Я чувствую его боль не хуже тебя, Первая, и не могу найти ответов в его воспоминаниях. Хаоса слишком много.

Будто в подтверждение его слов, Третий вздрогнул всем телом, вцепился себе в волосы и издал гортанный крик, пробравший до костей. Даже Гилберт, наблюдавший за ним едва ли не с научным интересом во взгляде, подскочил на месте.

— Нужно облегчить боль, — поморщившись, сказал Арне. Его силуэт почему-то сталь прозрачнее, как и лицо Пайпер — бледнее, что совсем не понравилось Джонатану. — Если ты…

— Только облегчить боль? — вдруг перебил его Эйс.

— Для начала, — уточнил Арне, скользнув по нему суровым взглядом. — Дальше Первая нарисует сигилы, которые подавят хаос.

— Я не думаю, что Марселин может помочь, — испуганно пролепетал Николас. — Я чувствую магию и хаос, и Рейна говорит, что Елена достаточно сильна, чтобы задержаться в этом мире, так что… Если она уйдёт сейчас, то больше не ответит.

Джонатан заметил, как Гилберт нервно сглотнул, но даже представить не мог, из-за чего. С одной стороны — Елена, которая даже будучи мёртвой может предоставить им знания и ответы на множество вопросов. С другой — Третий сальватор, носитель Времени и тот, в ком коалиция по-настоящему нуждается. Даже если об этом не говорили вслух, это было правдой. Демоны наращивали мощь, нападали там, где их никто не ждал, и продолжали убивать без всякой логики. Коалиция нуждалась в Фортинбрасе так же, как и в знаниях Елены.

На долю секунды Джонатану показалось, что он застрял меж двух огней. Но затем он увидел, как дрожь охватывает тело Третьего, как кровь пропитывает его рубашку на спине, как она течёт изо рта и носа, и едва не чувствовал противный металлический запах. Он видел, что сальватору плохо, и не понимал, из-за чего. Фортинбрас только и делал, что бессвязно бормотал, пытался отбиться от Пайпер, всё тянущей руки для помощи. Несколько секунд спустя Фортинбрас даже сумел подняться на ноги, но пошатнулся и упал бы, если бы Пайпер и Николас не подхватили его.

— Арне! — взвизгнула Пайпер.

Джонатан впервые видел её такой напуганной. Она могла плакать, кричать и трястись от страха, но неизменно брала себя в руки и уверенно шла вперёд — либо это делала Лерайе, как, например, во время нападения демонов на дом Сандерсонов и Эйса в частности.

Но сейчас она не излучала даже каплю той уверенности. Джонатан, всё ещё стоящий на месте, чувствующий себя бессильным и слабым, встретился с ней взглядом и наконец понял, насколько сильно она боялась. Не крови, хаоса или знаний, которые могла раскрыть Елена. Она боялась за Фортинбраса, кашлявшего кровью и выглядевшего так, словно он мог умереть в любую секунду.

— Значит, отвар для облегчения боли. Класс, — неожиданно произнёс Эйс и тут же тихо, нервно рассмеялся. — Выйдет ужасно, но что ж поделать… Кит, принеси с кухни душицу, шафран и эрву. Нико, здесь есть несколько чар, с которыми я не справлюсь, так что помоги мне.

— Ты знаешь, что делать? — севшим голосом спросила Пайпер.

— Надеюсь, что да. Я видел, как Марселин готовила это для Нико, когда он пострадал у бреши, но не уверен, что получится так же хорошо…

— Просто сделай это, — прервал его Арне. — Если он хотя бы на мгновение забудет о боли, я смогу упорядочить хаос в сознании.

Эйс кивнул и, усевшись на пол, взял одну из мелких шкатулок, в которой Марселин хранила засушенные травы. Николас кое-как передал трясущегося Фортинбраса Пайпер, — она, что сильно удивило Джонатана, даже не дрогнула под его весом, — и бросился помогать Эйсу. Кит нерешительно посмотрел на Джонатана, оторвав одну ногу от пола.

Это казалось сложным — дать ответ, в котором Кит нуждался, разрешение действовать и помогать спасать Фортинбраса от странной опасности, грозящейся убить его. Джонатан не питал к нему тёплых чувств, но и не ненавидел так рьяно, как Гилберт. Однако Фортинбрас каким-то образом завоевал доверие Пайпер, завладел её вниманием настолько, что она не только заступалась за него перед коалицией, но и сбегала вместе с ним из-под надзора рыцарей и магов. Она рисковала собой ради него, говорила, что он не заслуживает всеобщей ненависти и готов помочь, если ему дадут шанс.

Джонатан не питал к нему тёплых чувств, но Пайпер, очевидно, именно это и делала.

— Быстрее, — сказал Джонатан, и Кит тут же сорвался с места.

Гилберт так и не пошевелился. Даже когда Фортинбрас вновь закричал, причём так громко и яростно, что, казалось, мог запросто использовать рокот, Гилберт не шелохнулся. Он медленно переводил взгляд с сальватора на Стеллу и Эйкена, всё ещё напуганных, не понимающих, что происходит, и изучал их лица намного дольше, чем нужно было.

— Что с ним? — наконец спросил Гилберт, невозмутимо собрав руки на груди.

Джонатан и сам ждал ответа, но Пайпер с ним не спешила. Лишь мгновением позже стало ясно, что Гилберт обращался не к ней — её он, кажется, вообще перестал замечать.

— Стелла, — требовательно произнёс Гилберт, — что с ним?

— Что? — она встрепенулась, удивлённо посмотрела на него и выпалила: — А я откуда знаю?!

— Хочешь сказать, что вы так долго были рядом друг с другом, но понятия не имеешь, что с ним творится?

— Чего ты прицепился ко мне?! — рыкнула Стелла, отпустив Эйкена и решительно направившись к нему. Джонатан среагировал мгновенно: перехватил её и оттащил, стараясь не обращать внимания на многочисленные удары и яростное рычание. — Он может умереть, а ты…

— А я лишь хочу знать правду, — со сдержанной улыбкой отозвался Гилберт. — Ты помнишь, что пространственная магия особняка связана со мной? Она может помешать Киту, если я того пожелаю. Скажи мне всё, что знаешь, и этого не произойдёт.

Николас бросил на него хмурый взгляд и, подумав немного, исчез.

— Ракс тебя подери, — раздражённо выпалил Гилберт, смотря на место, где только что был сальватор.

— Я понятия не имею, что это! — крикнула Стелла, продолжавшая брыкаться в крепкой хватке Джонатана. — Но если ты попробуешь помешать, клянусь, я тебя убью!

Гилберт вскинул брови, удивлённый её заявлением, и Джонатану показалось, будто весь мир на мгновение застыл. Клятва не позволила бы Стелле серьёзно навредить никому из них, — хотя прямо сейчас она очень старалась и, кажется, едва сдерживалась, чтобы не пустить в ход свои клыки, — однако даже такое заявление для Гилберта может стать точкой невозврата. Стелла должна была это понимать, но Джонатан сильно в этом сомневался: страх на её лице был таким же настоящим, как и на лице Пайпер. И если предположить, что она действительно не знает, что происходит с Третьим…

— Проклятие, — выпалила Пайпер, метнув на Гилберта злой взгляд. — Доволен?

— Нет.

Пайпер уже подскочила на ноги и сделала шаг к нему, но Фортинбрас вдруг схватил её за руку и остановил. Джонатан мгновенно напрягся. Стелла, на секунду обмякнув, вывернулась из его хватки и подбежала к сальватору.

— Ты ведь уже видел, — хрипло произнёс Фортинбрас, с трудом удерживая вертикальное положение. — Видел каждый шрам.

— Хочу взглянуть ещё раз.

Николас вновь появился возле Эйса, старательно отбирающего нужные ингредиенты, вместе с озадаченным Китом, в руках которого были нужные травы. Фортинбрас даже не взглянул на них. Медленно, будто каждое движение давалось ему с огромным трудом, — впрочем, судя по его бледному лицу, слезящимся глазам и крови, до сих пор текущей изо рта и носа, ему и впрямь было очень больно, — он расстегнул несколько пуговиц на рубашке и практически рывком снял её, отодрав от себя. Краем глаза Джонатан заметил, как Эйкен вздрогнул.

— Смотри, — тихо, но яростно произнёс Фортинбрас, повернувшись к Гилберту спиной и раскинув руки в стороны.

Джонатан никогда не встречал более ужасных шрамов, а ведь он видел их всего один раз, сразу же после суда над Третьим. Джонатану хватило нескольких взглядов, чтобы многочисленные шрамы, кривые, рваные, глубокие, и ожоги с пятнами всех оттенков синего и чёрного запечатлелись в его памяти. Странные символы, будто начерченные поверх увечий даже сейчас, хоть и не были ему знакомы, навсегда врезались в сознание. Это было нечто действительно ужасно и непонятное, чему бы Джонатан никогда не смог дать объяснения, но что запомнил бы на всю жизнь.

Не слишком приятный факт. О Третьем сальваторе Джонатан предпочёл бы знать только то, что поможет наблюдать за ним. Шрамы казались чем-то настолько личным, даже интимным, что от них хотелось отвернуться, притвориться, будто никогда и не видел — но это, разумеется, было невозможно. Третий сальватор не в том положении, чтобы скрывать свои тайны.

— Хочешь сказать, — натянуто улыбнувшись Стелле, спросил Гилберт, — что об этом ты ничего не знаешь?

— Может быть, вы поругаетесь потом? — выпалила Пайпер. — Когда он не будет умирать?

— Я не умираю, — неожиданно бодро возразил Фортинбрас. — Я…

— Хватит! Просто ляг на диван и дай мне нарисовать сигилы!

Лишь после того, как Фортинбрас вновь качнулся, а Пайпер, подхватившая его, помогла ему растянуться на диване, Джонатан понял, насколько великаны сильны по-настоящему. Лицо Фортинбраса блестело от пота и слёз, подбородок, шея и грудь были в крови, всё ещё текущей изо рта и носа. Конечности дрожали, рука, свесившаяся с дивана, то и дело отбивала неровный ритм по паркету. Спина стала напоминать кровавое месиво: старые раны раскрывались, будто их только-только нанесли, кровоточили, пропитывая обивку дивана, обнажали мышцы. Подобное состояние было смертельным даже для обладателя столь мощной магии, как Время, но Фортинбрас всё ещё держался.

— Эйс, — взволнованно произнесла Пайпер, аккуратно убирая со лба Фортинбраса тёмные локоны.

— Готово!

Николас мгновенно выхватил склянку из рук Эйса и в один прыжок оказался возле Пайпер. Его глаза ни на секунду не переставали сиять фиолетовым, и Движение, казалось бы, пропитывало весь воздух: Джонатан чувствовал лёгкое давление на тело и разум, которое становилось только сильнее.

— Пей, — строго произнесла Пайпер, поднося склянку с отваром к губам Фортинбраса, синим от крови. — Пей, иначе силой напою.

Это было как-то неправильно, противоестественно. Джонатан никогда не видел, чтобы Пайпер так быстро принимала решения, от паники, плескавшейся в глазах, переходила к уверенности в каждом движении и стали в голосе. Как бы сильно Джонатана ни охватывали сомнения, как бы он ни хотел сказать ей, что подобным следует заняться Марселин, он понимал, что Пайпер не станет его слушать. Она уже давно не слушала его, хоть и утверждала обратное, и впервые Джонатан понял, что бессмысленно даже пытаться.

Это, что странно, даже не злило его и не разочаровало. Пайпер стала сальватором, которого обещала коалиции, и не подчинялась её правилам — неудивительно, что она была так решительна и зла.

— Нож, — скомандовала Пайпер, протягивая руку в сторону.

Николас тут же передал ей крохотный нож.

— Надеюсь, это для того, о чём я подумал, — пробормотал Гилберт.

— Надейся, — пренебрежительно влез Арне после продолжительного молчания со своей стороны. — Итак, Первая, ты готова?

— Как ты мне поможешь? — спросила она, подняв на него глаза.

— Ты видела, какие сигилы рисовала Ветон, и даже если думаешь, что не помнишь их, это неправда. Твоё сознание всё помнит. Позволь мне заглянуть в твои воспоминания, и я направлю тебя.

Пайпер сглотнула, но, будто не позволяя себе даже секунды на сомнения, кивнула и сделала надрез на ладони. Джонатан тут же метнулся вперёд и вырвал нож из её рук, но было уже поздно: Арне, оказавшийся рядом, накрыл её ладони своими.

— Следуй за магией, — тихо сказал он, — и удерживай его в сознании. Малыш, — бросил он через плечо, посмотрев на Эйса, — нужен ещё настой эрвы. Сделаешь?

— Э-э-э… Да, да, — смущённо отозвался Эйс, — сделаю…

— Стелла, милая, принеси уже полотенца. Эйкен, усмири тени, мне и так трудно с этим раксовым хаосом.

Джонатан озадаченно огляделся, решив, что Арне шутит. Но нет, это было правдой: возле стен стали скапливаться тени, половина из тех, что жила на левой половине тела Эйкена, уже присоединилась к ним. На бледном лице мальчишки отражался страх, несколько теней беспокойно ползали по его щеке.

— Чувствуешь? — уточнил Арне, бросив косой взгляд на Пайпер.

— Ага, — кивнула она, — но ты лучше страхуй, а то…

Она затихла, начав аккуратно чертить сигилы на спине Фортинбраса, и Джонатан ощутил подступившую к горлу тошноту. Это было неправильно, противоестественно, и он никак не мог отделаться от этих мыслей. Никто, казалось бы, не знал, что делать, был слишком ошарашен произошедшим, и только Пайпер смогла взять себя в руки и начала действовать. И не просто действовать — она сумела привлечь внимание Арне, и он помог ей. В какой-то момент, должно быть, на десятом сигиле, Арне исчез, но Пайпер будто не заметила этого. Её движения стали более уверенными и быстрыми, тогда как дрожь в теле Фортинбраса постепенно сходила на нет. Джонатан внимательно наблюдал за каждым, даже самым незначительным движением рук Пайпер, готовый в любой момент броситься на помощь, но даже так не уловил момента, когда последний сигил был закончен.

Пайпер устало выдохнула, села на пол и посмотрела на Фортинбраса. Его затуманенный взгляд, ещё мгновения назад направленный в пространство перед собой, сдвинулся и, кажется, сфокусировался на ней.

— Эйс, у тебя готово?

— Да.

— Ты не мог бы… — она кивнула на Фортинбраса и подняла свои окровавленные ладони. — Я чуть-чуть не в форме.

Сглотнув, Эйс неуверенно приблизился к Фортинбрасу. Рядом тут же оказалась Стелла, всё же доставшая полотенца, — Джонатан даже не заметил, когда она сбегала за ними, и теперь думал, почему Гилберт позволил пространственной магии особняка не мешать ей.

— Пусть сначала выпьет, — вяло скомандовала Пайпер.

Эйс кое-как сумел влить отвар в приоткрытый рот Фортинбраса и отскочил, будто ошпаренный. Не дожидаясь разрешения, Стелла принялась утирать лицо сальватора от крови.

— Николас, — обратился к нему Джонатан, — ты не мог бы вылечить порез Пайпер?

— Я в порядке, — возразила она, но когда Николас всё же взял её ладонь и использовал магию, покорно приняла помощь.

Да, это было неправильно и противоестественно, но Джонатан не мог повернуть время вспять, пусть даже теперь вопросов стало только больше. И как бы сильно он ни хотел получить на них ответы, ему придётся подождать.

Не говоря ни слова и ни на кого не смотря, Гилберт оторвался от стены, возле которой всё это время стоял, прошёл через всю комнату, переступив через окровавленную груду тряпья на полу, и собирался выйти в коридор, когда на пороге показалась Твайла. Не удостоив взглядом даже её, он обогнул демоницу и ушёл.

— Почему твой тупой особняк вечно мешает мне?! — яростно крикнула Твайла ему в спину. Но, не дождавшись ответа, тут же вбежала в комнату и приблизилась к Фортинбрасу.

***

О магии Марселин знала достаточно — как и о том, что существуют тысячи, если не сотни тысяч её подвидов, чар и особых заклинаний, с которыми мало кто может справиться. Когда Стефан обучал её магии, он не ограничивал её и позволял узнать даже о самых опасных манипуляциях, но, разумеется, следил, чтобы она не пыталась применить их. Тогда Марселин доверяла ему достаточно, и потому если и нарушала запрет, то только в крайних случаях, когда под угрозой была её жизнь.

Она доверяла Стефану и сейчас. Боги, он был единственным человеком во всех мирах, которому она доверяла настолько. Но она не понимала, как разговор с девушкой, которая слышит мёртвых, может равняться разговору с её матерью. Не понимала, почему Стефан уверен, что это докажет ей правдивость его слов.

— Смею предположить, что ты в совершенстве владеешь своим проклятием, — рассудила Шерая ещё до того, как они начали. — Ты подчинила себе хаос, и теперь он служит тебе так же, как моя магия — мне. Я права?

Клаудия сидела напротив Марселин и Стефана за столом, на котором лежало несколько магических книг, найденных Шераей, и, кажется, не обращала на них никакого внимания. Создавалось впечатление, будто и не она сказала, что может говорить с Еленой и согласна узнать у неё о Силе, Йоннет и демонах.

— Я никогда не встречала людей, которые подчинили бы проклятия себе. Обычно они… усложняют жизнь, — на мгновение запнувшись, сказала Шерая. Марселин насторожилась, — ей показалось, что женщина нервничает, — но Шерая, не изменившись в лице, продолжила: — Стефан, как ты можешь вспомнить, практически умер из-за этого.

— Я умер, — с кривой улыбкой уточнил Стефан. — Напоминай мне об этом чаще, а то вдруг забуду.

— Но твоё проклятие… Это что-то совершенно новое. Это никоим образом не похоже на хотя бы одну часть ритуала ирау.

По спине Марселин пробежал холодок. Об ирау она читала достаточно — они были более свирепыми, чем драу, и обладали поистине разрушительной мощью, с которой не каждый мог считаться. Ирау, строго говоря, были особыми существами, духами, которые когда-то были живыми, но после смерти были удостоены божественного взора и второго шанса. Брадаманта, которую призвал Стефан, была из народа скитальцев, который даже сигридцы считали легендой. Марселин бы предпочла никогда больше не сталкиваться ни с ирау, ни с их силой, но слова Шераи беспокоили её.

Чем на самом деле является проклятие Клаудии — силой, которой она научилась управлять, или разрушением, которое им ещё предстояло увидеть?.

Пока что Марселин не получила ответа на этот вопрос.

Ритуалу разговора с умершими Шераю обучили в ребнезарском обществе магов. Обычно для его проведения было необходимо использовать вещь, которая принадлежала умершему человеку, но проклятие Клаудии и само присутствие Марселин компенсировали у них отсутствие этой вещи. Марселин очень не нравилось, что в данном случае она могла быть нитью, которая свяжет Елену с этим миром, притянет её магию из леса Мерулы, но у неё не было выбора.

Если ритуал пройдёт успешно, Марселин поймёт, что Стефан не лгал, что Елена действительно прокляла его. И тогда все её воспоминания о матери разобьются, как стекло, и уже никогда не склеятся обратно.

Однако пока что ничего не происходило. Елену, чей голос слышался за спиной Стефана, должна была расспрашивать Клаудия. Остатки её магии, притянутые сигилами и благовониями, которые зажгла Шерая, должны были только помочь ей. Потребовалось несколько попыток, чтобы понять, что именно такой расклад является наилучшим. Однако в какой-то момент Клаудия, тщательно формулировавшая вопросы, затихла.

Марселин ждала, чувствуя, как медленно умирает внутри. В библиотеке было пусто, что неудивительно: Шерая позаботилась, чтобы им никто не мешал. Лишь Энцелад стоял за спиной Клаудии, у книжного шкафа, и постоянно наблюдал за ней, будто думал, что она может сделать что-то странное или опасное. Шерая то и дело обновляла сигилы, нарисованные на столе, полу и в воздухе. Краем глаза Марселин постоянно видела её тёмно-синий брючный костюм, и со временем он превратился в размытое пятно. Марселин потребовались долгие минуты в напряжённой тишине, чтобы понять — это из-за слёз.

Она волновалась так сильно, что не заметила, как начала плакать. Зато это заметил Стефан — он нашёл её руку под столом и переплёл с ней пальцы. Даже сейчас, когда Марселин всё ещё злилась на него, он был рядом и знал, как её успокоить.

Он всегда был рядом и всегда знал, как её успокоить.

Марселин с трудом верила, что даже спустя двести лет Стефан до сих пор любит её — после всего кошмара, который они пережили, после её попыток вычеркнуть его из своей жизни и даже всеми возможными способами отравить жизнь ему. Стефан был слишком идеален для неё, и Марселин это знала.

Ей следует сказать об этом сразу же, как они закончат с Еленой. Марселин сомневалась, что Стефан отступится и просто забудет о ней — она двести лет говорила ему, что чудовище он, а не она, и он не сдался. Вряд ли сдастся и сейчас.

Будто прочитав её мысли, Стефан провёл на её ладоникороткую линию, словно успокаивая. Марселин едва не всхлипнула ещё громче.

— Никогда не думал, что ты дойдёшь до этого, — вопреки его действиям, голос у него был ледяным, злым. — Как так вышло, Елена?

Марселин вздрогнула. Шерая, только что укрепившая сигил за спиной Клаудии, остановилась, посмотрела на них. Несколько секунд была лишь тишина да душащий Марселин страх, но после Клаудия качнула головой, и её тёмные глаза стали зелёными. Марселин никогда не видела, чтобы магия отражалась в глазах того, кто не был одарён Геирисандрой.

— Ты многого не знаешь, — со смехом произнесла Клаудия. Марселин удивлённо вскинула брови, Стефан, однако, остался невозмутимым. Клаудия выждала ещё секунду и добавила: — Здравствуй, Стефан.

— Отпусти девушку, — скрипнул зубами Стефан.

— Вы желали поговорить со мной, но я не желаю быть лишь мёртвым голосом. Неужели ты думал, что моя магия настолько слаба? Что я совсем ничего не знаю о хаосе? Не смеши меня. Магия и хаос, которые вы призвали, лишь приняли нужную форму — и вот, пожалуйста, я здесь.

— Ты мертва.

— Да, помню. Досадно, — чёрные губы Клаудии скривились. — Зато моя магия жила в тебе и твоём проклятии, и всё ради того дня, когда ты наконец найдёшь способ связаться со мной. Разве это не гениально?

— Я умер, Елена, — произнёс Стефан. Марселин ощутила его злость в голосе, взгляде и напряжённой позе, в том, как он сильнее сжал её руку, которая всё ещё лежала под столом на её колене. — Твоё проклятие — безумство.

— Вовсе нет. Ты бы мог притянуть магию и хаос, из которых я состояла, и не разрушая проклятия. Я считаю, что это гениально!

— Это эгоистично. Ты использовала меня, и ты это знаешь. Ты бросила сальваторов и свою семью. Ты бросила Марселин.

Она встрепенулась, услышав своё имя, и посмотрела на Клаудию. Марселин, право, запуталась: неужели ритуал прошёл не так, как они планировали?.. Если верить Стефану, настороженности Шераи и сиянию в зелёных глазах Клаудии, которые ещё недавно были чёрными, это не так — ритуал сработал, и Елена действительно ответила им. Но неужели она настолько сильна, что ещё при жизни смогла создать манипуляцию, которая позволила бы ей взять под контроль тело того, кто стянет связующим звеном в ритуале разговора с умершим?..

Это немыслимо. Подобная манипуляция сложная и опасная. Шерая говорила, что это практически невозможно, но Елена доказала обратное.

— Не говори того, чего не понимаешь, Стефан, — сказала Елена, и Клаудия, облокотившись о край стола, расположила подбородок на переплетённых пальцах. — И не нужна делать вид, будто я плохая мать. Я знала, что делала, так что не нужно осуждать меня.

Из Марселин вырвался истеричный смешок.

— Я не понимаю, — пробормотала она, выдавливая нервную улыбку. — Как это… Как это возможно? Ты действительно…

— Да, милая, — ответила Елена, улыбнувшись чёрными губами Клаудии. — А ты, я смотрю, совсем не изменилась.

Марселин рассмеялась ещё громче. О, она изменилась — она столько раз ломалась на кусочки и собирала себя заново, что уже давно сбилась со счёта. Она изменилась, но не благодаря своей матери, которая и впрямь была магом, причём крайне выдающимся и сильным.

— Скажи мне правду, — кое-как выдавила Марселин, чувствуя, как её сердце вновь разбивается. — Кто ты такая?

— Елена, — легко ответила она. — Твоя мать, мать Карлоса и Рафаэля, жена Виктора из семьи Гарсиа… Нет, просто Виктора Гарсиа. Во Втором мире ведь так говорят.

Марселин вновь рассмеялась. Энцелад, идеально изображавший полное отсутствие интереса, кинул на неё настороженный взгляд. Боги, вот ведь дура — даже Энцелад понял, что она не в порядке и ей больно.

— Ты маг, — произнесла Марселин, надеясь, что Елена опровергнет это.

«Пожалуйста, — молилась она мысленно, — скажи, что это не так. Скажи мне, что они лгут…»

— Да, — легко отозвалась Елена. — Я маг. Раз уж события приняли такой скверный оборот, не вижу смысла и дальше скрывать это.

Даже Шерая казалось удивлённой — а ведь она довольно быстро приняла правду, озвученную Стефаном. Шерая знала об их давнем конфликте едва не больше всех, но даже она не предполагала, что Елена была магом, ровно до тех пор, пока об этом не сказал Стефан.

— К тебе обращалась Йоннет, когда её прокляли, — Стефан скорее констатировал, чем спросил.

— Да. Мы с ней давно знали друг друга, и я, пожалуй, была единственной на тот момент, кому она могла доверить эту тайну.

Марселин нахмурилась. О каком проклятии Йоннет шла речь?..

— То есть теперь ты решила говорить правду, — фыркнув, сказал Стефан.

— Как ты и сказал, я мертва, Стефан. Магия и хаос лишь приняли ту форму, которая вам нужна, а твоё проклятие и моя магия, которая была вплетена в тебя, позволили мне говорить. Не вижу смысла уносить все тайны в могилу. К тому же, я знаю, что Йоннет мертва и теперь её место занимает глупая девчонка, которая ничего не умеет.

Марселин вскинула голову, ощутив острое желание защитить Пайпер. Впрочем, злиться дольше трёх секунд у неё не вышло — несмотря на сияние зелёных глаз и слова, перед ними была Клаудия. Достаточно дерзкая, чтобы игнорировать приказы Гилберта, и серьёзная, чтобы показывать, что не намерена с ними любезничать, но всё же Клаудия. Пайпер дорожила ей, а Марселин дорожила Пайпер. Пусть они и знали друг друга не так уж и много, было приятно думать, что они стали подругами.

— Тогда расскажи нам о проклятии Йоннет и том, как вы хотели его разрушить.

Елена думала слишком долго — Марселин успела не меньше десятка раз умереть внутри. Её рука всё ещё была в руке Стефана, и это немного успокаивало, напоминало, что он рядом. Марселин бы всё отдала, чтобы оказаться в его объятиях и на какое-то время забыть о мире, катящемся в хаос. Ей понравилось засыпать и просыпаться рядом с ним, и она бы хотела, чтобы это продолжалось и дальше.

Жаль, что она такое чудовище.

— Йоннет прокляли, и она больше не могла вмещать в себя Силу. Уж не знаю, как тёмные создания сумели создать настолько разрушительное проклятие… Может, не обошлось без Хайбаруса. Йоннет говорила, что это возможно.

— Хайбарус? — тихо уточнила Шерая.

— Строго говоря, их король. Владыка всех демонов, первозданный хаос. О нём известно даже меньше, чем об его ближайших приспешниках вроде Ситри и Маракса… Но даже при жизни я ничего не знала о Хайбарусе. Не представляю, где только Йоннет о нём услышала. Впрочем, никто уже не узнает.

Елена невесело усмехнулась, и Марселин ощутила, как её сердце болезненно сжалось. Хотелось верить, что ещё мгновение, и эта саркастичность уйдёт, а дерзость исчезнет, что перед ними вновь будет спокойная и собранная Клаудия…

— Когда Йоннет прокляли, Лерайе пришлось выбрать наследников. Я была одной из них. Я много лет улучшала свою магию, искала и создавала подходящие манипуляции, и в результате даже начала удачно отделять Лерайе от Йоннет без вреда для них обоих. Но когда я погибла, Сила, живущая во мне, вернулась к Йоннет. По крайней мере, так должно было быть.

— Через тридцать лет после твоей смерти Арне выбрал своего сальватора.

— Правда? — с неподдельным интересом уточнила Елена. — Выходит, Время было на их стороне… Им удалось снять проклятие?

— Нет. Они смогли зачаровать печать Йоннет так, чтобы она всегда находилась в стабильном состоянии и позволяла поддерживать связь с Лерайе.

— Довольно сложные чары, — задумчиво пробормотал Елена, откинувшись на спинку стула. — Из-за проклятия владение Силой убивало Йоннет, но если бы Арне нашёл способ разрушить его, а Андер передал остальную часть Силы…

— Что? — тихо выдавила Марселин. Она почему-то не могла вымолвить ни слова, только смотреть, как Елена управляет чужим телом, и слушать о том, как она была втянута в крайне опасные истории.

— Я была не единственной наследницей Силы. Андер был из рода фей, и он был нашим другом. Последний раз я общалась с ним за два года до смерти, и он отлично оберегал Силу. Если бы он погиб, Сила бы вернулась к Йоннет.

— Ничего об этом не знаю.

— Выходит, этот Андер был наследником Силы, и теперь никто не знает, умер ли он, — подытожила Шерая, задумчиво постучав пальцами по подбородку. — Нам нужно найти хоть какую-то информацию о нём.

— Я знаю, что он женился на Каталине, — тут Елена повернулась к Марселин и, улыбаясь, спросила: — Ты помнишь тётушку Каталину, Марси?

Её прошиб холодный пот.

— Ты шутишь?..

— Вовсе нет, это чистая правда. Уж не знаю, как сильно Фасанвест веселилась, сводя их, но Андер женился на Каталине, младшей сестре Виктора. Помнишь, что он говорил про неё?.. Сбежала с каким-то парнем и исчезла, совсем не писала ему. Он был разбит, хоть и не показывал вам этого.

— Но ты знала, где тётя Каталина и как она живёт. Знала и молчала.

— Мы редко обменивались письмами с Андером. Они начали новую жизнь в Мексике. Там было неспокойно, но и Андер не был глупцом. Его магия и Сила, которую он наследовал, помогли ему устроить лучшую жизнь для них.

— О которой ты молчала.

Марселин распирала злость. Её отец редко говорил о своей сестре, которая, казалось, и впрямь в один день просто сбежала с любовником, но Марселин запомнила, каким печальным и уставшим он выглядел в такие моменты. Он любил Каталину и с трудом, но принял бы любое её решение, кроме этого. Он, должно быть, до последнего дня своей жизни ждал хоть какого-нибудь письма от неё.

А в этом время Елена знала, где Каталина, и молчала об этом.

— Так было лучше. Для всех нас, — с улыбкой сказала Елена. — Андер должен был защитить Силу от тёмных созданий, и нам следовало держаться как можно дальше друг от друга.

— Тётя Каталина знала, кто он?

— Нет, Марси, разумеется, нет.

— Как и папа не знал о тебе?

— Как и он, — Елена рассмеялась. — Разве это важно? Он был счастлив, как и я. Мы все были счастливы.

— Но ты лгала нам. Каждый день. Ты лгала папе.

Стефан вновь провёл линию у неё на ладони. Он будто просил её быть немного спокойнее, сдержаннее, хоть и понимал, что это бессмысленно.

— Иногда магия требует жертв, Марси, и ты наверняка это знаешь.

— Откуда ей было знать, — наконец вмешался Стефан, — если ты не посчитала нужным обучить её?

Елена добродушно рассмеялась и махнула рукой, будто отгоняя слова Стефана.

— Не помню, чтобы спрашивала твоего совета. Разве у тебя есть дети?

Марселин заметила, как уголок рта Стефана дёрнулся. Шерая, кажется, не собиралась приходить им на помощь — она всё так же поддерживала сигилы и изредка бросала на Клаудию настороженные взгляды.

— Я сделала то, что должна была, — произнесла Елена, так и не дождавшись ответа. — Для того, чтобы защитить Силу и помочь Йоннет, хватало и меня. Я лишь подарила своей дочери спокойный мир, в котором она могла жить, не зная страха.

— Правда? — едким тоном отозвалась Марселин, не ожидая от себя такой решительности. — О, да, мама, ты права. Когда демоны убили папу и принялись за меня, я совсем не чувствовала страха. Только спокойный мир вокруг.

— Я не знала, что на вас напали, — тихо ответила Елена. Впервые с начала их разговора Марселин подумала, что ей, возможно, стыдно. — Я не знала, что они нашли меня. Тёмные создания напали, когда вас не было, и мне пришлось защищать мальчиков, Марси.

— Карлос погиб. От его тела почти ничего не осталось. А Рафаэль… Я даже не знаю, Рафаэль ли он. Он пропал на двести лет, а когда вернулся… Ты не защитила их, мама, — предательски дрогнувшим голосом сказала Марселин. — Ты никого из нас не защитила.

— Иногда приходится делать сложный выбор, Марси.

— И ты выбрала сальваторов? — предположил Стефан. — Ты решила, что должна защитить их? Не дать демонам узнать, как вы связаны на самом деле?

— Ты всегда был умным, Стефан, — на губах Клаудии вновь расцвела широкая улыбка, и Марселин поёжилась, увидев её. — Я знала, что не ошиблась, выбрав тебя.

— Так ты действительно прокляла его? — пробормотала Марселин.

Будто того, что она услышала и увидела, было мало. Будто ещё оставался крохотный шанс, что её мать не столь ужасна и может быть той самой матерью, которую помнила Марселин.

— Твоя магия уже пробуждалась, кто-то должен был защитить тебя, моя милая. Я умирала, так что это пришлось сделать Стефану. — Она посмотрела на него. — Ты должен был понять меня…

— Как, если ты не оставила мне выбора? — повысил голос Стефан, резко встав и опрокинув стул. Его широкая тёплая ладонь выскользнула из руки Марселин, которая тут же ощутила холод. — Ты связала меня проклятием против моей воли, лишь бы спасти её!

Марселин убедила себя, что готова услышать любые резкие слова и проклятия в свою сторону, которые разрежут её сердце и душу на кусочки, но сейчас едва сдержала поражённый вздох.

Это не могло быть правдой. Так может говорить кто угодно, но только не Стефан. Кто угодно, но не…

— Однако ты спас её, — жёстко ответила Елена. — Ты сделал то, что должен был.

— Я никогда не должен был гробить свою жизнь ради девушки, которую даже не знал!

Марселин вдохнула и выдохнула, вместе с воздухом пытаясь избавиться от яда в злых словах Стефана. Он имел полное право злиться, но ей всё равно было больно.

Даже если она была настоящим чудовищем, ей было больно.

— Так почему ты помог ей? Почему не бросил, а обучил всему, что знал?

— Потому что ты не сделала этого. Она твоя дочь, Елена, и ты была обязана обучить её магии, а не сваливать это на меня.

— Разве это убило тебя? — холодно спросила Елена. — Ты сильный маг, Стефан, и слишком добрый. Я знала, что ты справишься.

— И всё равно прокляла меня.

— И всё равно прокляла тебя, — скучающе повторила Елена. — Вынужденная мера, сам понимаешь.

— Ты хоть представляешь, как я ненавидел себя за то, что не мог сказать ей правды? За то, что ты заставила меня молчать, даже не дав выбора!

— Стефан, — произнесла Елена неожиданно мягко, — я…

— Я не закончил! — рявкнул Стефан. — Я не соглашался быть твоим слугой, который всю жизнь будет оберегать твою дочь. Не соглашался с проклятием, которое ты наложила на меня. Не соглашался скрывать все твои следы от миров, не соглашался прятать твои тайны! Я бы помог Марселин и без всякого проклятия, потому что она умирала, Елена! Она умирала, а ты… — он остановился, выдав истерический смешок, и покачал головой. Марселин с дрогнувшим сердцем увидела слёзы в уголках его глаз, запылавших бронзой. — Ты использовала меня, Елена. Я не понимаю, как ты могла привнести в этот мир такого прекрасного человека, как Марселин, и при этом быть… Я не понимаю. Я ненавижу тебя. Я ненавижу тебя за то, что ты не дала мне выбора и связала с проклятием только затем, чтобы твоя дочь жила спокойно и не знала, с чем ты была связана. Чтобы она жила, не подозревая о том, кто ты на самом деле и чего хотела достичь, пока я умирал от боли и правды, которую не мог раскрыть.

Елена молчала, прожигая Стефана сосредоточенным взглядом. Даже чувствуя вполне естественную тягу к матери, похожу на непреодолимую, Марселин протянула руку именно к Стефану. Она мягко сжала его ладонь, теперь абсолютно уверенная: чтобы он ни делал, он делал это ради неё. И за мысль, будто все его действия были продиктованы проклятием Елены, Марселин обожгло стыдом и горечью.

— Но ты помог ей, — наконец произнесла Елена так тихо, что её едва можно было услышать. — Ты защитил её и обучил магии.

— Потому что ты не удосужилась сделать это, пока была жива, — сквозь зубы ответил Стефан.

— Я хотела, чтобы моя дочь жила в мире.

— А я этого не хотел? Я не хотел жить в мире?

— Тогда почему не бросил её? — резко спросила Елена. — Почему ты до сих пор здесь?

— Потому что я люблю её, — ответил Стефан, крепче сжав ладонь Марселин.

Она забыла, как дышать. Должно быть, все в особняке знали, что у Стефана к ней особое отношение, но он никогда не заявлял об этом в открытую. Или заявлял, а Марселин предпочитала не замечать его слов? Она много лет кормила свою ненависть, уверенная, что поступает правильно, что Стефан заслужил такое отношение к себе, но это оказалось ложью. Вся прошлая жизнь Марселин была ложью, и только Стефан всегда говорил ей правду так, как мог.

— Вот, значит, как, — немного подумав, сказал Елена. — Ты глуп, Стефан.

— Но я жив, — возразил он. — Жив даже после того, как демоны убили меня.

— Не думаю, что здесь есть, чему радоваться. Они придут. Их посланник всегда рядом. Это лишь вопрос времени, когда они придут к вам и потребуют ваши тела и магию. Я знаю лишь одно: часть правды скрыта в Некрополях.

Марселин не успела даже моргнуть. Глаза Клаудии погасли, стали тёмными, практически чёрными. Девушка дёрнулась, выплюнув кровь, и прижала пальцы к вискам. Шерая мгновенно очутилась рядом с ней и применила магию, чтобы остановить кровотечение и унять головную боль. Это было работой Марселин, фактически её рутиной, но она не могла пошевелиться.

— Елена ушла, — хрипло произнесла Клаудия. — Я больше не слышу её за твоей спиной.

— Должно быть, теперь проклятие окончательно спало, — предположила Шерая. — Идём, я приготовлю тебе отвар, чтобы стало легче.

Марселин должна была пошевелиться, предложить свою помощь, проследить, чтобы организм Клаудии не пострадал из-за такого огромного количества магии и хаоса. Но она могла только смотреть, как Энцелад по приказу Шераи помогает Клаудии встать и уводит её к дверям, как женщина стирает сигилы и молча, не говоря ни слова, уходит следом. Оставляя их одних с призраком Елены и правдой, которая грозилась окончательно сломать Марселин.

— Это правда, — прошептала она, смотря на пустой стул, где ещё минуту назад сидела Клаудия, захваченная магией Елены. — Всё, что ты говорил — правда.

Стефан вздохнул, поднял отброшенный стул и сел, смотря на Марселин.

— Прости. Я не думал, что это будет… так тяжело. Не думал, что Елена настолько сильна.

Невероятно. Её мать была не просто магом — она была магом, чью силу признавал даже Стефан. Магом, которая смогла обмануть его даже спустя двести тридцать лет. Это было за гранью понимания Марселин.

— Ты поэтому учил меня? — чувствуя себя круглой дурой, спросила она. Всё сознание вопило, что вопрос ужасно глупый, что Стефан уже сказал и доказал, как именно проклятие Елены контролировало его, но Марселин хотела услышать это ещё раз. — Поэтому постоянно был рядом?

— Нет, Марси, нет. — Он приблизился, опустился перед ней на одно колено и мягко взял её ладони. — Проклятие запрещало мне говорить о том, что случилось с Еленой на самом деле и кем она была. Я не мог сказать об этом или даже написать. Проклятие вынудило меня скрыть её следы от всего мира и даже от Фортинбраса. Я не мог рассказать о том, что случилось, даже ему, представляешь?.. Но проклятие никогда не ограничивало меня в остальном. Я сам решил помочь тебе. Я не хотел, чтобы ты познавала магию самостоятельно, в одиночестве, потому что помню, как страшно и больно это может быть. Я хотел помочь, чтобы ты не страдала. Я хотел помочь, потому что люблю тебя.

Стефан на секунду прикрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Прости. Мне не следовало этого говорить.

— Нет, что ты! — выпалила Марселин, наклонившись к нему. — Я рада это слышать. Правда. Я знаю, что стабильно портила тебе жизнь, и раскаиваюсь за это. Даже если мне до конца конца жизни придётся извиняться за это и исправлять все свои ошибки, я буду делать это. Не хочу, чтобы ты думал, будто мне не жаль. Мне очень жаль, правда. Мне жаль, что я не поверила тебе сразу. Моя магия говорила, что ты не лжёшь, а я…

Марселин поняла, что плакала, лишь после того, как Стефан утёр её лицо от слёз.

— Я не злюсь, — с улыбкой сказал он. — Нет, на самом деле я немного злюсь, но в целом… Я знаю, что тебе жаль. Мы оба совершили достаточно ошибок, за которые будет ещё долго расплачиваться, но…

Недолго думая, Стефан, не отрывая от неё взгляда, поцеловал костяшки её пальцев.

— Я люблю тебя, Марселин. И если ты позволишь, я всегда буду рядом. Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива.

На этот раз Марселин не сомневалась — и так потратила на сомнения слишком много лет, которые ей никто не вернёт. Она знала, что её колючее сердце всё ещё разбито, но, смотря на Стефана, видя его лёгкую улыбку и взгляд, который всегда отзывался в ней теплом, она не могла отступить.

— Я люблю тебя, — прошептала Марселин ему в губы, после чего мягко поцеловала. — Я так тебя люблю, Стефан, и хочу быть рядом. Я хочу сделать всё, чтобы ты был счастлив.

Глава 29. В безумии отрицать

Иногда Николасу казалось, что его просто не замечают. Возможно, дело было в том, что его до сих пор считали недостаточно взрослым. Или же в том, что он, даже не зная Фортинбраса достаточно, был на его стороне — таких людей Гилберт и впрямь предпочитал игнорировать. Или, может быть, на самом деле Николас ничего из себя не представлял.

Он не жаловался и не просил больше внимания. Но ему было интересно, почему ему так сложно разговаривать с Пайпер и Фортинбрасом, почему каждый раз, когда кто-то из них обращался к нему, его волнение вырастало до вселенских масштабов. Разве он не такой же, как они? Разве они не одной магии?

— Я думаю, ты преувеличиваешь, — наконец произнесла Твайла, задумчиво уставившись на лимонное пирожное в руке.

Нужно отдать Одоваку должное: несмотря на весь кошмар и хаос, в который катился мир, он не забыл готовить отличную еду и даже баловать каждого из них их любимыми сладостями. Правда к Твайле он всё ещё относился настороженно, возможно, из-за того, что она подворовывала то, что он готовил для принцессы Сонал. Кажется, эти пирожные тоже были для неё.

— Форт даже мне не говорит о том, где он был.

— Форт? — удивлённо повторил Николас.

— Ну… Да. Форт. Йоннет его так называла. Да и я тоже. Ну не Предателем же его называть, — фыркнула Твайла, закатив глаза.

— Ага. Не Предателем, — согласился Николас.

Может, это ещё одна причина, из-за которой Фортинбрас вообще обращает на него внимания? Просто потому что Николас не называет его Предателем. «Да, круто, спасибо, парень, которого я совершенно не знаю». Он наверняка так и думает.

«Нико, — устало произнесла Рейна, — пожалуйста, хватит. Ты же знаешь, что это не так».

— Ну, к тебе-то вопросов нет, — проворчал Николас. — С тобой даже Гилберт не будет спорить.

«Верно, иначе мы просто убьём его, да?»

— Нет! — ужаснулся Николас. — Почему ты постоянно хочешь кого-то убить?

На этот вопрос Рейна не ответила, только рассмеялась, вновь растворяясь в его сознании.

— Ежедневные дебаты с сакри? — предположила Твайла, поймав его озадаченный взгляд.

— В которых она всегда выигрывает… Почему просто не может помочь мне? Сказала бы хоть, что делать…

— Нико, — с улыбкой произнесла Твайла, направив на него надкушенное пирожное, — тебе не нужно делать что-то особенное, чтобы привлечь их внимание. Вы одной магии и всегда будете рядом. Просто… нужно чуть больше времени. Это нормально. Масрур и Фортинбрас тоже не сразу привыкли друг к другу.

— Зато с Аннабель они очень быстро сблизились. Рейна мне рассказывала.

— Это читерство. Аннабель всем нравилась.

— Откуда ты знаешь слово «читерство»?

— Я не дура, Нико. И не нужно так на меня смотреть.

— Я просто не думал, что… Ладно, проехали. Читерство так читерство. Я, может, тоже так хочу, — пробубнил он себе под нос.

— Ты отлично справляешься, — заверила его Твайла, с заговорщическим видом двигая к нему тарелку с пирожными. — Ты помог Пайпер, когда… В общем, ты помог. Надеюсь, ты сделал это не для того, чтобы привлечь их внимание? — строго уточнила Твайла.

— Нет, но… Я понятия не имею, что со мной не так. Может, они думают, что я виноват в том, что не сумел остановить Иснана?..

Хотя это, конечно, было просто глупостью. Даже если Иснан всё ещё изучал Слово, он уже знал достаточно, чтобы доставить им уйму проблем. Нет ничего странного в том, что Николас старался избегать его — сама мысль о том, что Иснан заполучит кровь сальватора, владеющего Движением, пугала его до невозможности.

Судя по рассказам Эйса, Пайпер не такая уж и злопамятная, к тому же, не дура, чтобы винить его. Она вообще показалась Николасу очень крутой, и он бы хотел быть хотя бы немного похожим на неё. Она, наверное, смогла бы справиться с Иснаном…

«Нет, — возразила Рейна. — Ты забыл, что в их первую встречу он едва не убил её?»

Николас обречённо выдохнул, укладывая руки на столе.

— Что вы делаете?!

Твайла невозмутимо доела ещё одно пирожное и только после посмотрела на Лиэра, застывшего в дверях.

— Это для принцессы! — возмущённо добавил он.

— Правда? — Твайла вдруг улыбнулась и, рассмеявшись, сменила облик: чёрные волосы посветлели до золотистого, легли аккуратными волнами, красные глаза стали светло-голубыми. Хлопковая футболка и штаны сменились аккуратной блузой белого цвета и лёгкой юбкой до щиколоток. — Ну вот, теперь я принцесса.

— Она может посчитать это оскорблением, — проворчал Лиэр, но Николас заметил, как уголок его рта слегка приподнялся.

На смену облику Сонал пришёл облик Гилберта: Твайла нахмурилась в точности как он и, вздохнув, сказала:

— Она что угодно воспринимает как оскорбление.

— А вот это уже мой король посчитает оскорблением.

— Пусть, — отозвалась Твайла, возвращая себе настоящую внешность, — мне-то какое дело?

— Теперь-то я понимаю, откуда у тебя столько проблем.

Николас испуганно взвизгнул, вскинув руки, приготовившись защищаться, но нападения не последовало. Райкер сидел на краю стола и, качая ногами, словно ребёнок, переводил взгляд с одного присутствующего на другого. По крайней мере, Николас думал, что так оно и есть — светлая маска полностью закрывала глаза и нос Райкера.

Лиэр, удивлённо уставившись на него, медленно попятился назад и сорвался с места.

— Отлично, — проворчала Твайла, — сейчас он как милый всё выложит Гилберту.

— Я не против, — легко отозвался Райкер, поворачиваясь к ней. — Как раз обсудим, какого хаоса кто-то украл мою внешность, чтобы навредить Клаудии!

Николас озадаченно моргнул.

— Ты знаешь об этом?

— Я о многом знаю, Четвёртый, — со снисходительной улыбкой ответил Райкер. — Может, иногда мне и требуется чуть больше времени и сил, чтобы явиться к вам, но я всегда наблюдаю и знаю, где сокрыта правда.

Николас нервно сглотнул. Не очень-то приятно узнать, что за тобой постоянно наблюдают. Николас привык к вниманию Рейны, Твайлы и сотни драу, с которыми поддерживал дружественные отношения, даже к Гилберту привык, но Райкер…

Райкер был совершенно другим. Он одновременно казался частью этого огромного мира и чужаком, которому тут не место. Хаос то пытался надавить на него, прогнать, то заботливо огибал, будто укутывал в объятия.

Николас не мог даже представить, кем является Райкер. Ирау? Драу? Может быть, одна из тех сущностей из них миров, как Егерь? Хотя, конечно, вряд ли — Николас бы сумел это понять.

— Я хочу поговорить с вами, — добавил Райкер, с лица которого моментально слетела улыбка. — С сальваторами.

Николасу показалось, будто он вот-вот умрёт от страха.

— Тебе придётся найти достаточно убедительные доказательства того, что это не ты напал на Клаудию, — заметила Твайла, — иначе Третий тебя убьёт.

— Не думаю, что у него получится. Он силён, не спорю, но Арне не позволит ему. Вообще-то… — Райкер наклонился к Твайле, и она, как показалось Николасу, даже расправила плечи, будто хотела выглядеть более уверенной. — Арне на моей стороне.

Твайла вскинула руку, словно хотела ударить Райкера или хотя бы сорвать маску с его лица, но он исчез. Магия внутри Николаса беспокойно зашевелилась.

«Иди к Фортинбрасу», — скомандовала Рейна, причём таким тоном, который никогда не предвещал ничего хорошего. Она редко приказывала ему, но Николас знал, что она никогда не станет делать этого просто так. Поэтому он обошёл стол, взял Твайлу за руку и перенёс их с помощью магии.

***

Пайпер предполагала, что ей придётся очень долго объясняться. Возможно, даже с тысячестраничной презентацией, в которой будет подробный отчёт со всеми доказательствами, которые убедят дядю Джона, что она не сошла с ума. Хотя Пайпер точно знала, что он ей не поверит. Она даже самой себе уже не верила, но Кита это не останавливало.

— Он что, сказал тебе всё выяснить?

— Нет, — торопливо возразил Кит, однако несколько мгновений спустя, в течение которых Пайпер строго смотрела на него, он тихо пробормотал: — Ну… Может быть?

— Боги…

Она понимала опасения дяди Джона, но использовать Кита — это как использовать козырную карту раньше срока.

— Брось, это было ожидаемо. В смысле, если бы я мутил с Третьим…

Пайпер поперхнулась на вдохе.

— Мы не мутим, — процедила сквозь зубы она.

— Да, конечно, — легко согласился Кит с таким лицом, по которому становилось ясно, что он ей ничуть не поверил. — Знаешь, я тоже постоянно сбегаю со всякими там предателями и вообще плохими чуваками. Да, каждый день, так что понимаю тебя. Так вот, если бы я мутил с Третьим…

— А он в твоём вкусе?

— Нет!

— И к чему тогда твой пример?

— К тому, что Джонатану нужно знать, если Третий, например, как-то шантажирует тебя.

Пайпер нервно рассмеялась. Не этого она ожидала, когда Кит появился на пороге её комнаты и с обречённым видом сказал, что им жизненно необходимо поговорить. Пайпер было решила, что опять что-то случилось, но Кит сильно удивил её, спросив, откуда она знала, как помочь Фортинбрасу.

«О, история вообще вышла очень смешной: он просто свалился, когда мы разговаривали с небесными китами, и начал давиться кровью. Мне пришлось тащить его в комнату, поить лекарствами и даже искать Ветон, чтобы она помогла ему. Правда смешно?»

Нет, она точно не могла ответить так.

— С каких пор ты заделался его личным секретарём?

— Как только научился разговаривать, — совершенно честно ответил Кит. — Он тебе не говорил, что моим первым словом было слово «поиск»? Я серьёзно, — добавил он, когда губы Пайпер растянулись в улыбке. — Я сказал «поиск», когда обычно дети говорят «папа», «мама» или «защитный механизм этого долбанного мира».

— О, да, — с умным видом согласилась Пайпер. — Эти слова были первыми у меня.

Может быть, в тот самый момент, когда она открыла глаза в снежном лицу в другом мире. Да, наверное, так оно и было. Ей было так больно, плохо и холодно, что она даже не помнила, какая мысль родилась в её голове первой.

Кажется, это было целую жизнь назад.

— И всё-таки, — произнесла Пайпер, неотрывно смотря на Кита.

Он стоял возле двери, будто планировал в любой момент сбежать, и выглядел до того несчастным, что Пайпер не знала, что ей делать и что говорить. С момента её возвращения они ни разу не говорили с Китом с глазу на глаз. Элементали, они и до Перехода говорили всего один раз — сразу после того, как кристалл Йоннет утянул их в воспоминания.

Пайпер чувствовала себя немного неловко.

— Во-первых, Джонатан действительно переживает, — неожиданно посерьёзнев, сказал Кит.

— Я знаю. Эйс сказал, что у эльфов он допрашивал его, чтобы узнать, куда мы делись.

— Вот! — воскликнул Кит, защёлкав пальцами. — Вот поэтому он и уверен, что вы мутите!

— Кит, пожалуйста, хватит так говорить.

— Но…

— Кит.

— Ладно, договорились. В общем, досталось каждому, кто был в радиусе ста метров.

— Поэтому Эйс притворился, что очень устал, и спрятался в своей комнате? И тогда дядя Джон послал тебя, — тут же добавила Пайпер, не давая ему возможности даже обдумать вопрос.

— Во-вторых, — кашлянув, продолжил Кит, — я сам вызвался. Не то чтобы мы интересно, как вы мутите-не-мутите. Нет, мне всё равно. Просто…

Вот, опять: выражение его лица изменилось, взгляд потерял уверенность. Пайпер с трудом распознавала настрой Кита, ведь в нём не было того количества магии, к которому она привыкла. Однако ей казалось, что Киту очень стыдно. За что — неизвестно.

— Я хотел извиниться, — на одном дыхании произнёс Кит, опустив плечи. — Джонатан доверил тебя мне, и я должен был помочь, когда напал Маракс, но… Я даже не успел ничего понять. Не то чтобы меня это оправдывает, я знаю, что виноват, и прекрасно осознаю всю ответственность за свои действия, точнее, за их отсутствие…

Кит тараторил и тараторил, периодически сбиваясь с ритма и начиная предложение заново. Пайпер смотрела на него, не отрываясь, и не думала, что всё настолько серьёзно. Неужели он и впрямь из-за этого переживает?..

— Кит, — позвала Пайпер, заметив, как кончики ушей искателя начали розоветь. — Я не злюсь.

— Что-то я не верю, — подозрительно сощурившись, пробормотал он.

— Не думаю, что ты бы смог что-то сделать Мараксу. Он же… Ну, Маракс. Первостатейный засранец, каких ещё поискать надо.

— Ты меня успокоила, — фыркнул Кит. — Просто гора с плеч…

— Правда?

— Нет. Пайпер, этот засранец тебя ранил, а я…

— Давай будем честны: против Маракса у тебя ни шанса. Даже я с ним не справилась, а я, если ты помнишь, сальватор. Я… Я, вообще-то, думала, что он и до тебя добрался.

Кит удивлённо моргнул.

— Что?

— Иан нашёл часть твоих вещей и принёс нам, а Фортинбрас сказал, что там остался твой запах. Я подумала, что Маракс и до тебя добрался.

— Кто такой Иан и где он нашёл мои вещи?

Пайпер потребовалась секунда, чтобы понять: она едва не сболтнула лишнего. Говорить об Охоте и вообще о Диких Землях ей совершенно не хотелось, но когда-то же придётся начинать. Чем дольше она молчит, тем больше проблем у них копится. В конце концов, в Диких Землях она сказала Фортинбрасу о сигридцах, обосновавшихся здесь. Ради поддержания баланса Вселенной могла бы теперь и о выживших, обосновавшихся в Диких Землях, рассказать.

Да, наверное, так будет правильно.

Вот только Пайпер не могла выдавить ни слова. Язык вдруг стал тяжёлым, никак не хотел поворачиваться. Кит смотрел на неё внимательно, будто знал, что она хотела что-то сказать.

Нет, нет. Она не может. Она не хотела возвращаться к Диким Землям. Несмотря на все приятные моменты и людей, которые были рядом, тот мир пугал её своей жестокостью.

Она не могла.

— Неважно, — наконец пробормотала Пайпер. — Ты не пострадал, и это главное.

— Разве что эмоционально и психологически.

— Точно, — щёлкнув пальцами, согласилась Пайпер. — Надо бы организовать уже центр помощи, нам бы пригодилось.

Кит, кажется, собирался улыбнуться, но тут воздух перед ним исказился, дрогнул. Из пустоты выскочил Николас, быстро огляделся, схватил за руку сначала Кита, громко вскрикнувшего от неожиданности, а после подскочил к Пайпер. Перемещение с помощью Движение уже не казалось Пайпер таким необычным и странным, но она всё же слегка удивилась, когда Николас без предупреждения перенёс их в другую комнату. Пайпер едва не грохнулась на пол, но, к счастью, Кит вовремя её поймал.

— Отлично, — проворчал он, косясь на Николаса, — и что за спешка?

Пайпер выпрямилась, огляделась и вздрогнула, наткнувшись на взгляд Фортинбраса. Он сидел на диване, где ещё несколько часов назад она пыталась спасти его от проклятия, и выглядел потерянным. В руках у него была чашка с отваром, на плечах — рубашка. Этот засранец, как и тогда, в Омаге, снова не оделся нормально.

Ладно, может быть, теперь Пайпер была не против. Может быть.

Стелла и Эйкен, очевидно, всё это время были рядом, ни на секунду не отходили от него. Прямо сейчас Стелла сидела рядом и, судя по тому, как морщился её нос, пыталась привыкнуть к запаху отваров. Несколько теней Эйкена ползали возле их ног, будто ласкающиеся кошки, пока сам юноша стоял возле окна и сосредоточенно смотрел в него. Клаудии не было — после разговора с Еленой ей стало значительно хуже, и Шерая кое-как убедила её отдохнуть. Зато здесь были Твайла и Гилберт, стабильно обменивающиеся неприязненными взглядами каждые тридцать секунд, и Шерая, сидевшая в кресле напротив столика и смешивающая что-то в стеклянном сосуде. Дядя Джон то и дело бросал на неё нечитаемые взгляды, но неизменно возвращался к Фортинбрасу — Пайпер едва не подскочила на месте, наконец заметив его. Как он только умудряется быть таким незаметным в таком небольшом помещении?..

— Только не говори мне, что ты всё это время был здесь, — пробормотала она, подходя к Фортинбрасу.

— Просто хотел поговорить, — с язвительной улыбкой ответил дядя Джон.

— О, да, конечно, так я тебе и поверила… Ты как? — чуть тише спросила она, поймав затуманенный взгляд Фортинбраса.

— Терпимо.

Пайпер, разумеется, не поверила: магией чувствовала, каким слабым он себя ощущает и как хочет оказаться в тишине и одиночестве. В прошлый раз он хотя бы был в своих покоях и, кажется, не сильно переживал из-за того, что Пайпер уснула в его гостиной. Но, может, он прекрасно понимал, что после случившегося Гилберт ни за что не оставит его без присмотра. Хватало и того, что Шерая убедила его позволить Диего временно защищать принцессу Сонал. Пайпер даже показалось, будто этим она хочет ненадолго ослабить слежку за Фортинбрасом. Однако неудивительно, что теперь Гилберт сам наблюдал за ним.

Пайпер так глубоко погрузилась в свои мысли, что не сразу почувствовала прикосновение к руке. Она округлила глаза, заметив, как Фортинбрас, мягко сжав её ладонь, поднёс её к своим губам и поцеловал костяшки её пальцев.

— Спасибо за помощь, леди Сандерсон, — произнёс Фортинбрас с улыбкой.

Боги милостивые. Боги милостивые. Пайпер надеялась, что не покраснела, хотя это было практически невозможно.

— Ох, вау, — нервно выдал Кит спустя несколько секунд абсолютной тишины. — Так что, кхм, случилось?

— Случился я.

Пайпер обернулась, вскинув руки, но магия отчего-то мигом успокоилась, не желая подчиняться ей. Возле открытой двери стоял юноша с золотистыми волосами и маской на лице, закрывавшей глаза и нос. Он вскинул руки, скрытые широкими рукавами белых одежд, и улыбнулся.

— Как же я рад наконец встретится со всеми вами! Хотя, конечно, Второго здесь нет… — задумчиво добавил юноша, опустив руки. — Но не будем пока об этом.

— Это ещё кто? — пробормотала Пайпер. От ледяного страха, поползшего по телу, она отчётливо ощутила, как горят её щёки. Она и впрямь покраснела.

— Райкер, — представила Твайла, собрав руки на груди. — Тот самый, который помог мне у Махатса.

— Рад знакомству, — Райкер улыбнулся ещё шире и сделал шаг вперёд. — Времени, правда, у нас катастрофически мало, так что, если позволите, перейду сразу к делу.

— Стой, — произнёс Фортинбрас.

Пайпер покосилась на него, думая, что он что-то почувствовал, понял, насколько абсурдной выглядит сложившаяся ситуация, но Фортинбрас молча смотрел перед собой в течение целой минуты. Пайпер едва не слышала, как Гилберт скрежещет зубами, и видела, как Шерая одним взглядом просит его быть сдержаннее. Тени Эйкена уже расползлись по всей комнате, — что приятно удивило Пайпер, так это то, что никто больше от них не шарахался, — когда Фортинбрас всё-таки произнёс:

— Хорошо, я верю тебе.

— Вы сейчас что, мысленно пообщались? — уточнила Стелла.

— Нет, моя милая, — проворковал Райкер, — Арне лишь попытался убедить его, что меня стоит выслушать.

В ответ на его слова Стелла тихо зарычала.

— Зачем ты здесь? — нахмурившись, спросила Твайла.

— Чтобы узнать, как далеко он смог зайти.

Гилберт громко фыркнул, когда Райкер кивнул на Фортинбраса.

— Значит, там всё же что-то скрыто, — пробормотал он, не обратив внимания на Гилберта и его взгляд, из недоверчивого сразу же ставшего злым.

— Больше, чем ты думаешь. Но ты был на верном пути.

— Как я мог быть на верном пути, если никогда не заходил слишком далеко? Никто из них не разговаривал со мной.

— И почему, как ты думаешь?

Фортинбрас открыл рот, но секунду спустя закрыл его и нахмурился. Пайпер уже хотела спросить, какого чёрта происходит, но он её опередил, сказав:

— Я знал, что там что-то скрыто.

— Если ты думаешь, что они охраняют это, ты ошибаешься. Как раз наоборот — это охраняет их.

— Ну всё! — не выдержала Пайпер, громко топнув ногой. — Извините, что прерываю ваш очень интересный разговор, но я ничего не понимаю!

Интересно, после такого Райкер разозлится? Твайла говорила, что он ощущается не как человек, фея или эльф, даже не как демон. Если верить ей, Райкер был какой-то иной сущностью — может, как Егерь, который много лет назад нашёл путь из иного мира и предпочёл остаться в Сигриде, а после оказался здесь, на Земле.

— Помнишь, — выждав ещё немного, начал Фортинбрас, — я говорил тебе о Некрополях и Блуждающих Душах?

По спине Пайпер пробежал холодок. Николас, поймав её растерянный взгляд, исчез и всего спустя секунду появился вместе с принцессой Сонал, которая тут же начала проклинать его и отчитывать. На её появление отреагировала только Шерая, которая лишь поднятой ладонью велела ей замолчать. Что самое странное, принцесса подчинилась, хоть и с большой неохотой.

— Там что-то скрыто, — сказал Фортинбрас, скользнув по принцессе быстрым взглядом. — Какая-то мощная магия, которую я чувствовал, но так и не нашёл. Из-за неё Блуждающие Души такие, какие они есть. Из-за неё в Некрополи так трудно попасть.

— Я думала, что Некрополи — это старые сигридские города… — пробормотала Пайпер. — Типа городов-призраков.

— В каком-то смысле, так и есть, — согласился Райкер. — Но дело в том, что эти Некрополи были захвачены тёмными созданиями. Во время Вторжения они подчинили себе магию Некрополей и сделали то, что ещё никому не удавалось. Они заковали богов в цепи из хаоса и заперли в их Цитадели.

Пайпер показалось, будто у неё в голове что-то сломалось. Она нахмурилась, посмотрела на Фортинбраса, но вместо растерянности или озадаченности увидела понимание — будто он действительно знал, о чём шла речь, будто догадался, к чему вёл Райкер. Фортинбрас всегда знал немного больше остальных, но сейчас создавалось впечатление, будто даже он узнал что-то совершенно новое.

Лицо принцессы Сонал тоже изменилось. Она посмотрела на Фортинбраса, затем на Райкера и, будто что-то обдумав, на Гилберта, после чего вздёрнула голову и зло уставилась в пространство перед собой.

— Я не могу сказать многого, — тихо продолжил Райкер, — но знаю одно: если богов не освободить, Хайбарус навсегда поглотит их магию.

Твайла хрипло рассмеялась.

— Это невозможно.

— Кто мы, Твайла? — повернувшись к ней,строго спросил Райкер. — Кто мы? Мы все — создания магии и хаоса. В каждом из нас существует один из двух потоков силы, благодаря которым мы живём. Этим смертные и отличаются: в отличие от богов и тёмных созданий, они сочетают в себе и магию, и хаос. Как ты думаешь, почему миры процветали, пока демоны не напали? Почему вы все развивались, жили дальше, росли и учились? Потому что вы — дети магии и хаоса. Боги — это чистая, бесконечная магия, тёмные создания — чистый, разрушительный хаос, который поглощал бы сам себя до тех пор, пока не исчез. Но тёмные создания нашли способ поглотить магию, которая есть в смертных, а после — заковать богов в цепи. Представь, что будет, если они лишат их всей магии, которая есть в их телах. Хаос поглотит магию раз и навсегда. Не будет ни богов, ни смертных. Только тёмные создания, получившие неиссякаемый источник для вечной жизни.

И без того белая кожа Твайла сделалась ещё белее — Пайпер не думала, что это вообще возможно. Она также не думала, что слова Райкера могут возыметь такой эффект, — в конце концов, сказанное им прозвучало слишком фантастически, чтобы быть правдой, — но магия считала иначе.

«Дыши, Пайпер, — услышала она успокаивающий, мягкий голос Лерайе. — Я знаю, правда может пугать, но тебе нужно взять себя в руки».

Боги.

Боги, Лерайе что, знает, о чём говорит Райкер?..

«Знаю, — ответила она. — Но есть клятвы, которые я не могу нарушить».

— Ситуация выходит из-под контроля, — продолжил Райкер, так и не дождавшись хоть какой-то реакции на свои слова, кроме, разве что, удивления и озадаченности. — Тёмные создания становятся сильнее благодаря Хайбарусу, который питает их магией богов. И если их не освободить, совсем скоро ничего не останется. Мы все погибнем.

Пайпер забыла, как дышать. Это не может быть правдой. Это же неправильно, глупо, избито, чёрт возьми. Как дурацкое клише в фильмах и книгах, которое уже всем надоело. Как можно знать о чём-то таком и говорить об этом только сейчас? Где Райкер был всё это время, почему молчал?

— Ты хочешь, — подал голос Фортинбрас, — чтобы мы освободили богов?

Кит напряжённо рассмеялся и даже замахал руками, будто пытаясь отогнать слова сальватора как можно дальше.

— Вы — вершина мастерства богов в области магии. Вы управляете четырьмя их дарами, и никто из смертных не сравнится с вами.

— Но спуститься в Некрополи… Это самоубийство. В последний раз я был там двадцать лет назад, и мы едва выбрались.

О, прекрасно. Двадцать лет назад Фортинбрас изучал Некрополи, а Пайпер ещё даже на свете не было. Великолепно.

— Некрополи — это часть Лабиринта, также поглощённого хаосом. Простых смертных он почти не трогает — для него магии даже в самом сильном маге столь мало, что Лабиринт не замечает её. Но сальваторы — другое дело. Вы — главная угроза Хайбарусу. Лабиринт пытался поглотить тебя, но если бы ты привязал душу и тело, шансы на успех значительно бы увеличились.

— Я… что? — не понял Фортинбрас.

— Привязать душу и тело? — впервые за всё время подала голос Шерая. — Речь идёт о ракатане?

— Совершенно верно. Вы, я смотрю, уже кое-что знаете.

— Только две-три легенды, — будто нехотя призналась Шерая. — Я и не предполагала, что эти якоря могут быть использованы для Лабиринта…

— И вновь, — громко вмешалась Пайпер, — я ничего не понимаю.

— Привяжите свою душу и тело к якорю, — посмотрев на неё, — по крайней мере, так она подумала, — сказал Райкер, — войдите в Лабиринт и отыщите в Некрополях тот мощный источник, который поможет освободить богов. Всё просто, Первая.

— Нет, это ни черта не просто! Что такое якоря? Что за Лабиринт? Как это вообще связано с…

— Якоря — это люди, которые защитят тело и душу, — пояснила Шерая, перебив её. — Две связи, которые не позволят тебе потеряться в море магии и хаоса. В древности некоторые маги использовали ракатаны, якоря, чтобы глубже погрузиться в свою магию с шансом вернуться обратно. Не всегда удачно, конечно. Ты не можешь выбрать кого угодно. Ракатан это… Как кертцзериз или эцетар. Это люди, которым ты доверяешь, которые, даже не обладая магией, смогут вернуть тебя обратно.

— Звучит как бред, — фыркнула Пайпер, стараясь игнорировать беспокойно зашевелившуюся Лерайе.

— Это правда, — подтвердил Фортинбрас, поймав её взгляд. — Мы не смогли продвинуться дальше, потому что я не привязал тело и душу должным образом. Клаудия была со мной только из-за проклятия, и я даже не думал… Что ж, это многое объясняет. Возможно, если я найду ракатаны, смогу пройти по Лабиринту дальше…

— Не возможно, а точно, — жёстко заключил Райкер. — Это самый действенный способ отыскать источник силы, сковывающей богов, и остановить Хайбаруса.

Нет, нет, нет. Это какая-то шутка. Очень плохая и злая. Это не может быть правдой…

— Не бойтесь, я помогу открыть Переход и сохраню вам магию. Я сделаю всё, чтобы добрались до Лабиринта и вышли из него.

«Нет, нет, нет, — вопило сознание Пайпер. — Переход?.. Нет, это неправильно, так быть не должно…»

На мгновение ей показалось, будто от неё отделилась какая-то часть. Магия натянулась и тут же затихла. Пайпер моргнула, увидев перед собой Лерайе. Рядом с ней оказались Рейна и Арне — все трое, не сговариваясь, уставились на Райкера.

— Если они войдут в Лабиринт втроём, — сказал Арне, — то Второй это почувствует. Возможно, магия и хаос потянут его следом. Даже Ренольд вряд ли справится с этим.

— Засранец! — презрительно бросила Рейна.

— Рейна, пожалуйста, — мученически вздохнула Лерайе, ущипнув себя за переносицу.

— Он засранец, и ты это знаешь! Если этот ублюдок попытается войти в Лабиринт, я его убью!

Пайпер посмотрела на Николаса, во все глаза наблюдавшего за Рейной. Он даже сделал шаг к ней, но почему-то остановился и замер на месте, как статуя.

— Не думаю, что смогу задержать Второго, — обречённо выдал Райкер. — Он с каждым днём всё лучше овладевает Словом, и если он окажется в Лабиринте… Хайбарус, возможно, поможет ему.

— Плевать! — возразила Рейна. — Семеро против одного, я его на мелкие кусочки порву!

— Побереги свой настрой до Лабиринта. Вам ещё предстоит добраться до него, и я не уверен, что тёмные создания пропустят вас без проблем.

Рейна возвела глаза к потолку и, что сильно удивило Пайпер, низко склонила голову. Лерайе и Арне повторили за ней — Пайпер лишь спустя несколько секунд поняла, что они кланяются Райкеру. И если Лерайе после этого исчезла, растворившись в воздухе, то Арне соизволил ответь на непонимающий взгляд Фортинбраса и одними губами что-то прошептать, прежде чем так же исчезнуть.

— Я знаю, что это опасно, — продолжил Райкер, словно этой сцены и вовсе не было. — Но даже если вы не будете видеть меня и чувствовать, я всегда буду рядом. Я направлю вас и защищу в пути так, как смогу.

В голове Гилберта будто что-то щёлкнуло. Он наконец оторвался от прожигания пространства перед собой злым взглядом и спросил:

— Кто ты на самом деле?

Пайпер не думала, что Райкер и впрямь ответит.

— Я — Райкер, посланник, одна из трёх ипостасей Риндскавора.

С этими словами и широкой улыбкой на лице он исчез так же неожиданно, как и появился. Пайпер не успела даже обдумать услышанное, — она совсем ничего не помнила о Риндскаворе, боге, покровительствующем в пути, — как услышала натянутый смех Гилберта.

— Невероятно, — выдал он, и после, буквально через несколько секунд, повторил намного громче: — Невероятно! Ты только посмотри, до чего всё дошло.

Пайпер скорее услышала, чем увидела, как Фортинбрас скрипнул зубами.

— Если ты думаешь, что я подстроил это, то ты ошибаешься.

— Разве? Если Райкер прав и боги действительно нуждаются в спасении, почему ты ничуть не удивлён? Может быть, потому что боги были пленены как раз из-за Вторжения, которое ты не смог остановить?

— Ваше Высочество, — с пусть и вежливой, но явно натянутой улыбкой произнёс Фортинбрас, — я уже говорил, что не причастен ко Вторжению.

— Разве всё это — не результат твоих действий? Если бы ты хоть раз подумал о других…

Пайпер чётко уловила мгновение, когда терпение Фортинбраса закончилось. Лопнуло, словно туго натянутая нить, и так слишком долго пробывшая в таком состоянии. Всего на долю секунды её магия затаилась, — будто это хоть как-то могло изменить то, что должно было случиться, — и Пайпер даже позволила себе поверить, что всё обойдётся. Всё будет хорошо.

Фортинбрас резко поднялся и, зарычав, со всей силы пнул стол перед собой. Тот отлетел к стене и разбился в щепки, никого не задев, но Твайла с Китом практически синхронно подпрыгнули на месте. Принцесса Сонал испуганно закричала и отступила назад, поближе к Уннер, которая только-только появилась в дверях.

— Почему я постоянно должен думать о других?! — рявкнул Фортинбрас. — Почему я должен отвечать за жизни тех, кого даже не знаю?! Я не бог! Я лишь смертный, который должен помогать вам, сигридцам, идти к спасению! Я не должен спасать вас сам, решать все ваши проблемы и отвечать за все ваши ошибки!

— Ты — сальватор! — в том же тоне рыкнул Гилберт. — Сальватор, который двести лет только и делал, что…

— Что я делал? — прервал его Фортинбрас, распаляясь лишь сильнее. — Ты думаешь, я сидел в стороне, сложив руки, и просто наблюдал? Ракс тебя подери, Гилберт, ты веришь в эту хрень?! Все эти двести лет я уничтожал тварей, защищал Дикие Земли, спасал людей, у которых не было никаких шансов! Ради сигридцев я умирал снова и снова! Я убивал, лишь бы у них была возможность прожить ещё один день! Каждый день я проливал кровь, мучился из-за старых шрамов и проклятий, разрывавших мне тело и душу! И ты ещё смеешь говорить мне, что я не думаю о других?

— Если бы ты действительно думал о сигридцах, до этого бы не дошло! — выкрикнул Гилберт, и на последних словах его голос сорвался на хрип.

— Почему только я должен думать о вас?! Почему я должен отдавать на растерзание себя, чтобы вы жили дальше? Почему я не могу требовать того же?

— Потому что ты был избран богами!

— К раксу эту избранность, мне она осточертела! Я не хочу умирать каждый день только для того, чтобы вы могли видеть солнце! Я просто хочу, чтобы меня не ненавидели за то, чего я не совершал! Чтобы меня любили!

— Чем ты заслужил любовь? Что ты сделал, чтобы тебя действительно любили?

— Ты даже представить себе не можешь, какие ужасы я пережил! Я выжил в двух Башнях, выжег Инагрос дотла. Я сумел выстоять против Герцога, тогда как никто больше этого не смог. Я всегда помогал людям, жизнь которых угасала, и убивал тех, кого уже нельзя было спасти, кто уже обращался в тварь. Мои руки всегда были в крови, Гилберт! Ты хоть представляешь, как сильно я ненавижу себя за это? Представляешь, сколько раз я пытался убить себя? Я…

— Так почему не убил?!

Фортинбрас замер, открыв рот, и ошарашенно уставился на Гилберта. Весь ужас сказанных им слов едва дошёл до Пайпер, когда раздался громкий шлепок. Пайпер закрыла рот руками, боясь издать хотя бы один лишний звук. Гилберт, положив ладонь на покрасневшую щёку, непонимающе смотрел на Шераю. Она, в свою очередь, не выглядела виноватой, как если бы не смогла сдержаться, а теперь жалела о том, что дала Гилберту пощёчину.

Боги милостивые, как до этого вообще дошло?..

— Убирайтесь, — процедил Гилберт, смотря на Шераю. — Пошли вон! Все! Убирайтесь немедленно!

Фортинбрас громко фыркнул и, всплеснув руками, направился к двери, но остановился буквально через метр. Он оглянулся, посмотрел на разбитый в щепки стол, осколки посуды и цветные пятна от отваров на стене и полу — и, выждав мгновение, вытянул вперёд руку. Голубые глаза стали ярче всего на тон, магия внутри Пайпер встрепенулась. Обломки и осколки поднялись в воздух и медленно собрались воедино, склеились так, что Пайпер не увидела ни единой трещинки. Грязные пятна исчезли, стол вновь стоял на месте вместе со всем, что было на нём, и ничего не говорило о том, что секунды назад ещё был погром.

После этого Фортинбрас, не говоря ни слова, вышел.

***

— Привет.

— Здравствуй.

Больше Фортинбрас ничего не мог сказать. Он даже не знал, зачем Пайпер пришла, и предполагал худшее. Он же обещал ей, что будет вежлив и внимателен, завоюет доверие коалиции, докажет, что невиновен, но в результате… Фортинбрас сорвался. Сказал то, чего не должен был. Признался, что ненавидит, что вынужден всем помогать, ненавидит себя.

Фортинбрасу не следовало злиться и срываться. Он даже не мог вспомнить, когда в последний раз позволял эмоциям взять над собой верх или поддавался злости. Зато Гилберт отреагировал мгновенно: о послаблении, которого добилась Шерая всего на пару часов, можно было забыть. Диего вновь был на посту, постоянно маячил у него за спиной и ни на мгновение не спускал глаз. Даже тот факт, что это был Диего, ничуть не скрашивал ситуацию. Несмотря на его заведомо провальные попытки хоть как-то объяснить реакцию Гилберта, Третий действительно чувствовал благодарность. Диего всегда знал, как Фортинбрасу важно узнать, погиб ли Гилберт во Вторжении, и не мог не понимать, насколько сильно ссора с ним ударила по нему.

Вряд ли случившееся, конечно, можно назвать ссорой. Они каждый день ходили по острию ножа, испытывали друг друга, завуалированно или напрямую бросали вызовы. В одном Диего был прав: это был лишь вопрос времени. Рано или поздно, но один бы из них сорвался окончательно, и последствия были бы ужасными.

Они и впрямь были ужасными. Не сдержавшись, Фортинбрас разбил зеркало в своей комнате. Он, разумеется, быстро восстановил его с помощью магии, но израненными руками занялся далеко не сразу. Лишь после того, как Диего сказал, что это необходимо, Фортинбрас излечил порезы.

Потому что всё, что они делали, было необходимостью. Поиски, лишения, страдания, сокрытие правды. Каждое их действие — это жертва, которую они обязаны принести на благо миров. Даже если их не поймут, посчитают безумными. Даже если им будут желать смерти. Всё, что они делали, они делали, потому что так было нужно.

Вся его раксова жизнь была такой.

И от того, что Пайпер смотрела на его руки, Фортинбрасу было ещё хуже. Он же излечил порезы, вытер кровь, — кажется, о рубашку, но вполне может быть, что это была какая-нибудь другая ткань, — и восстановил зеркало.

— На полу кровь, — сказала Пайпер, указав на крохотные синие пятна.

Фортинбрас выдавил тихий смешок. Ну конечно, кровь на полу. Такие маленькие следы, почти незаметные. Фортинбрас больше чувствовал присутствие Диего в коридоре, его запах, его магию, чем кровь под своими ногами.

Фортинбрас вытянул ногу и стёр кровь пяткой ботинка. Пайпер поджала губы, критически оглядев пятно, которое стало только больше.

— Я, вообще-то, надеялась, что ты скажешь, что это краска. Ну, знаешь, вдруг ты решил заняться с живописью. Ни с того ни с сего.

— Я учился живописи, — озадаченно ответил Фортинбрас. — Портреты получались плохо, но мой учитель всегда хвалил пейзажи.

— Господи, да ты идеален! Есть хоть что-то, что ты не умеешь? Например, кататься на велосипеде?

— На чём?..

Пайпер улыбнулась, — натянуто, неловко, будто думала, что её слова были крайне глупыми, но отступить уже не могла, — однако Фортинбрас не улыбнулся в ответ. Подождав ещё немного, Пайпер сделала нерешительный шаг вперёд и остановилась, смотря на него. Фортинбрас выпрямился во весь рост, чувствуя, как тело ещё ломит от боли. С каждым разом будто становилось всё хуже — может, однажды дойдёт до того, что проклятие окончательно сломает его, и никто не сумеет вовремя начертить сигилы, способные спасти.

Может, так будет даже лучше.

Оказалось, что он устал притворяться, будто ему не больно. Устал делать вид, что всегда на шаг впереди, имеет в запасе сразу несколько планов и точно знает, что делать. Устал говорить и доказывать, что не помогал тёмным созданиям во время Вторжения. Устал слышать, что недостоин любви. Устал думать, что с ним что-то не так, что внутри него что-то сломано и все, кроме него, знают, что именно.

Пайпер сделала ещё один шаг вперёд. Фортинбрас — шаг назад. Он уткнулся в край кровати и, когда Пайпер подошла ближе, медленно сел. Удерживать равновесие было очень трудно.

Пайпер злилась. Магия внутри неё клокотала и рвалась наружу, но она так идеально удерживала её, как никогда не удерживала на уроках Фортинбраса или Джинна. Прогресс был колоссальным, и каждый день Пайпер лишь доказывала это, однако у Фортинбраса не было сил на похвалу, которую он всегда озвучивал, желая поддерживать правильный настрой.

Пайпер злилась и, возможно, даже на него, а он думал о том, что было бы неплохо, если бы она просто позволила ему обнять себя. Её кожа была тёплой, как солнце, и мягкой, как бархат. Любое, даже самое незначительное или случайное прикосновение приводило в равновесие магию, ревущую внутри него, и дарило спокойствие.

Да, так это и ощущалось. Спокойствие, которого ему так не хватало.

Элементали, как он может думать о том, чего не заслужил?..

— Я попробую поговорить с Гилбертом, — пробормотала Пайпер. — Я что-нибудь…

— Нет, — перебил Фортинбрас, заметив, как на долю секунды Пайпер растерялась. — Не надо.

— Но…

— Нет. Просто… нет. И я не хочу об этом говорить. Пожалуйста.

Пайпер поджала губы, озадаченно уставившись на него. Магия беспокойно зашевелилась, контроль на мгновение сорвался. Фортинбрас успел решить, что Пайпер уйдёт, — это было бы логично, разве нет?.. — но она вздохнула и обняла его.

— Хорошо, — услышал он спустя несколько секунд. — Я просто выбью ему зубы и…

— Пайпер, нет.

— Ладно, ладно, я пошутила… Или нет.

— Пайпер.

— Всё, я молчу.

Если бы она только молчала — Фортинбрас почувствовал, как её ладонь легла ему на затылок, как пальцы начали медленно двигаться по волосам. Это было слишком приятным и тёплым чувством, чтобы он мог так просто отказаться от него. Слишком приятным и тёплым. Но ему пришлось, потому что чем скорее Пайпер поймёт, что Гилберт прав, тем лучше.

— Это правда, — сказал Фортинбрас, поднимая голову. Лицо Пайпер вдруг оказалось так близко, что он почувствовал её дыхание на своей коже и увидел, как блестят её глаза. — То, что сказал Катон. Я истребил род Лайне.

Рука Пайпер на его волосах замерла.

— Они были прокляты, — тихо добавил Фортинбрас, — и умирали. Они бы переродились в демонов, и я решил, что должен убить их.

— Выходит, ты спас их, — не слишком уверенно заключила Пайпер.

— Убийство есть убийство. Я не позволил им стать тёмными созданиями, но я всё равно убил их. Я… Я убил своих родителей и уничтожил их тела, чтобы демоны не смогли использовать их. Я убил брата и сестру, которые уже перерождались, и я убил Марию… Я убил их всех, и я…

С его дыханием творилось что-то странное: воздуха вдруг стало не хватать, и лёгкие болели так сильно, будто кто-то рвал их на части. Глаза нещадно жгло, магия билась, как птица в клетке. Фортинбрас не помнил, когда в последний раз ему было так больно — даже в минуты, когда просыпалось проклятие, он ощущал нечто совершенно иное.

— Я думал, — кое-как выдавил Фортинбрас, почувствовав, как ладонь Пайпер что-то стёрла с его лица, — что это спасёт их, но я… Я убил их… В том самом зале, с тронами, который я тебе показывал. Это единственное место, которое я не смог восстановить магией. Я не знаю, почему, может, хаоса оказалось слишком много. И каждый раз, когда я там, я слышу, как они кричат, чувствую их кровь на своих руках… Они говорили, что я laerhtaz, но Гилберт был прав, сказав, что я sawaztar. Я поклялся служить Ребнезару и своей семье, любить и оберегать её, но я…

Фортинбрас проглотил слова, готовые сорваться с языка, вместе со слезами и крепко обнял Пайпер. Он позволял себе слишком многое и ждал, когда Пайпер скажет ему об этом, однако она молчала. Её пальцы вновь начали мягко гладить его волосы, и чувство безопасности и спокойствия медленно возвращалось, окутывая его теплом.

— Я думаю, — наконец сказала Пайпер, — это было милосерднее, чем если бы они стали демонами. И думаю, что они бы не осуждали тебя.

Она не могла знать этого наверняка, но её слова звучали так уверенно, даже правильно, что Фортинбрас хотел поверить им. Он много раз думал о том, что поступил правильно, и слышал от Джинна, что то было милосердием, но с трудом мог смириться с этим. Убийство есть убийство, и Фортинбрас был виноват.

— Если бы Гилберт знал правду…

— Нет, — жёстко произнёс Фортинбрас, лишь спустя несколько секунд поняв, насколько злым был его голос. — Для него это будет равносильно признанию, что я во всём виноват, и об этом узнает вся коалиция. Я не хочу терять те крохи доверия, которые сумел заслужить.

— Тебе не нужно постоянно заслужить доверие или их любовь. Ты заслуживаешь их просто потому, что ты — это ты. Ты не Предатель миров, и если надо, я сломаю хребет каждому, кто так думает.

Фортинбрас ожидал, что она улыбнётся, однако этого не случилось. Пайпер была серьёзна, как никогда раньше, что немного пугало его. Даже в вопросе своего возвращения домой она не была настолько серьёзной.

— Я не хочу, чтобы и тебя считали их врагом, — пробормотал Фортинбрас. — Я просто хочу, чтобы вы были в безопасности.

— Вряд ли это возможно после того, что сказал Райкер.

Фортинбрас ждал продолжения до тех пор, пока не понял — его не будет. Пайпер давала ему возможность отложить неприятный разговор до лучшего времени, — которое, разумеется, никогда не наступит, — и перейти к ещё более неприятному разговору. Даже мысль о том, что Гилберт желает ему смерти, что Фортинбрас, возможно, её заслужил, не вселяла в него столько страха и отчаяния, как правда в словах Райкера.

— Все спрашивали меня, — тихо сказала Пайпер, вновь проведя ладонью по его лицу и стирая слёзы, которые Фортинбрас из последних сил пытался остановить. — Не знаю, зачем, принцесса же всё слышала и могла проверить с помощью своего крутого дара… Ну, вообще-то, она и проверила, — замявшись, добавила Пайпер. — И сказала, что Райкер не солгал. И что ты насчёт Некрополей не лгал. Хотя я не думала, что в них спрятано что-то… такое.

— Даже я не знал, что это. Прости, что не рассказал.

— Если бы ты рассказывал мне абсолютно всё, Марселин бы решила, что мы уже женаты лет десять.

Фортинбрас нахмурился. Пайпер улыбнулся, ненавязчиво, будто постоянно делала это, смахнула несколько прядок с его лба и посмотрела ему в глаза, ещё влажные от слёз. Несколько мгновений спустя её щёки порозовели, и Пайпер сжала губы в тонкую линию.

— Думаешь, нам стоит прислушаться к Райкеру? — всё-таки произнесла она.

— Если он прав и в том, что спасение миров лежит в освобождении богов, то да.

— Значит, нам придётся вернуться в Дикие Земли?

— Для начала следует сообщить о случившемся коалиции. Сомневаюсь, что они обрадуются, но если королева перестанет делать вид, будто не видела правды в моей душе, может, что-то и выйдет. Мы что-нибудь придумаем.

Пайпер натянуто улыбнулась и, что сильно удивило Фортинбраса, прижала его чуть ближе к себе. Мир будто замер, все проблемы и вся боль, копившаяся в нём годами, словно ушли глубоко внутрь, туда, откуда уже не могли терзать его. Фортинбрас ощущал дыхание Пайпер на своей макушке, тепло её кожи и как медленно поднимается и опускается её грудь, пока магия капля за каплей успокаивается, как слёзы вновь скапливаются в уголках глаз. Фортинбрас помнил, что расслабляться не стоило: только не сейчас, когда он, наконец, осознал, как сильно Гилберт ненавидит его; когда Райкер раскрыл себя и открыто рассказал о Некрополях, о которых даже не каждый житель Диких Земель знал. Однако рядом с Пайпер было так спокойно, что Фортинбрас не мог противиться желанию навечно растянуть этот момент.

— А почему Марселин может решить, что мы женаты?

Это было далеко не единственным, что волновало его, но слова будто сами собой сорвались с языка. Однако Пайпер как-то натянуто рассмеялась и довольно ощутимо ударила его кулаком по плечу.

Глава 30. Но меня не будет рядом

Шерае потребовалось два дня, чтобы угрызения совести хотя бы немного утихли. Каждый раз, смотря на Гилберта, молча принимая его поручения и слушая приказы, она видела, что он сам мучается — волнение и стыд отражались в его словах, быстрой, сбивчивой речи, нервных движениях и абсолютной неподвижности в моменты, когда они оставались наедине. Шерая слишком хорошо знала Гилберта, чтобы не понимать, как он жалеет о случившемся. Однако признал он это только на третий день, когда, сидя в своём кабинете, разбирался с письмами от коалиции.

— Принцесса говорит, что это правда, — произнёс Гилберт, казалось бы, будничным тоном, но Шерая прекрасно уловила, как дрогнул его голос. — Джулиан и старейшины сомневаются.

— Ты провёл собрание без меня?

Кончики ушей Гилберта покраснели.

— Я знаю, что ты веришь ему, — тихо, будто от этого его слова потеряют свою значимость, пробормотал Гилберт. — И твоя магия верит ему. Ты знаешь про ракатаны больше, чем я и…

— Гилберт, я стараюсь мыслить рационально. Время нужно коалиции, и неважно, кто им обладает.

— Тогда что насчёт Слова? — вспыхнув, уточнил он. — Нам и Иснану поверить? Пригласить его на чашку чая?

— Иснан нам не союзник. Если бы он пытался доказать нам, что хочет и может помочь, тогда мы могли хотя бы дать ему шанс. Но он забрал Соню и Твайлу, напал на Пайпер, убил Диону. Он наш враг, в отличие от Третьего.

— Ты не можешь знать этого наверняка.

— Принцесса не лгала. И Райкер, и Третий сказали нам правду. Королева видела его душу и знает, что он не виноват. Я думаю, можно хотя бы попытаться притвориться, что это так.

— Я не…

Гилберт чертыхнулся, бросил письмо от фей, которое едва успел открыть, и запустил пальцы в волосы.

— Если он не предавал миры, то всё, во что я верил и чем жил, ложь? Я двести лет верил в ложь и обвинял того, кто не виноват? Ты считаешь, что это так?

— Я этого не говорила. Но я думаю, что вы можете хотя бы поговорить.

Гилберт громко фыркнул.

— Поговорить! Я не хочу даже видеть его, не то что говорить! Он лжец и предатель, а я…

— А ты говоришь так только потому, что привык так думать.

В этом и была главная ошибка, которую Гилберт неизменно совершал, потому что просто не мог остановиться: повторял ложь раз за разом, убеждал в ней других, ведь когда-то с ним сделали то же самое. Несмотря на все старания Шераи привить ему беспристрастность, объективность и рациональность, в этом вопросе она проиграла. Гилберту двести лет внушали, что Фортинбрас — Предатель, и эта ложь накрепко засела в его голове. Он повторял её даже сейчас исключительно из-за того, что привык так думать. Даже если он осознавал, что не прав, он не мог остановиться. Его научили слепо ненавидеть, и он ненавидел.

За что, в свою очередь, Шерая корила себя. Она старалась изо всех сил, оберегала его, рассказывала то, что сама знала, но влияние коалиции оказалось сильнее. Тем не менее Шерая не отвернулась от Гилберта, потому что знала: он запутавшийся и напуганный ребёнок, который не понимает, что нужно делать. Он уже давно этого не понимал и действовал исключительно по старым установкам, которые только вредили ему.

— Почему король Джулиан и старейшины сомневаются? — вместо того, чтобы терроризировать Гилберта тем, что он упорно отрицал, она решила зайти с другой стороны. Может, так ей удастся добиться хоть чего-нибудь.

— Джулиан ему не доверяет. Королева до сих пор молчит насчёт того, что увидела в душе Третьего, и это сильно беспокоит его. Ему нужны доказательства, что Третий не виноват в смерти Сибил.

— А старейшины?

— Грета только недавно получила должность, и о суде она знает лишь со слов других да официальных отчётов… Думаю, Армен сможет склонить её к тому, чтобы она проголосовала против плана Третьего.

— Джонатан должен с ней поговорить.

— Он отстранён ото всех дел, касающихся Третьего. Спасибо Пайпер, — скривив губы, пробормотал Гилберт. — Теперь приходится иметь дело с Августом и Мирной…

— Но ведь Саула уже вызвали?

— Да, он должен вернуться вечером. Данталион сказал, что объяснит ему всё.

— За что голосовал Данталион?

— За бойню.

Шерая, не сдержавшись, закатила глаза.

— Насчёт Третьего.

— За бойню, — уверенно повторил Гилберт, посмотрев на неё. — Данталион уверен, что хорошая драка мигом всё решит.

— Иными словами, он ещё не высказался. Что ж, пока что у нас пять голос против… скольки? За что голосовала королева?

— За возможность выразить своё мнение в письменной форме. — Гилберт уставился на стол, заваленный письмами, так, будто впервые его увидел, и спустя несколько секунд поднял исписанный лист бумаги, который только-только открыл пару минут назад.

Шерая догадывалась о содержимом письма исключительно по эмоциям на лице Гилберта: сосредоточенность сменилась озадаченностью, а та — непониманием, которое быстро переросло в возмущение. Гилберт едва не смял письмо, но, будто опомнившись, протянул его Шерае. Она оставила диван, расположение которого позволяло ей держать хоть какую-то дистанцию между ними, взяла письмо и быстро пробежалась по строчкам.

«Я знаю, что тебе это не понравится, мой милый, но я помогу, хоть и голосую против. В конце концов, мы действительно лишь дети магии и хаоса.Если к концу дня никто не изменит своего решения, в полночь Беро откроет портал на мост. Из Тайреса вас не отследят, но будьте осторожны. Я не могу быть уверена в том, что среди нас нет предателей.P.S. Я не ошиблась. Я видела правду. Пожалуйста, поверь мне, Гил. Я делаю это ради нас всех».      Шерая подняла глаза как раз в тот момент, когда Гилберт постарался незаметно утереть выступившие слёзы. Он тут же нахмурился, поняв, что она всё увидела, и зло уставился на неё.

— Почему она это сделала? — прошипел он, вскинув руку и указав на письмо. — Она клялась, что отомстит за Аннабель!

— Потому что видела правду, — спокойно ответила Шерая, щелчком пальцев воспламенив бумагу. — Сердце фей не обмануть. И королева не настолько глупа, чтобы ненавидеть Третьего только для того, чтобы сохранить гордость. Иногда приходится признавать, что ты ошибся.

Гилберт тихо рассмеялась, закачав головой.

— Она изменила своим клятвам. Она королева, а не простая фея, которая может делать всё, что вздумается! Она сама говорила мне, что он предал нас всех! Почему теперь она голосует за него?

— Потому что она нашла в себе силы попробовать. — Шерая стряхнула кусочки истлевшей бумаги, обогнула стол и аккуратно села на край, уловив, как напряглись плечи Гилберта. — Знаешь, кого подданные не станут поддерживать, от кого отвернуться? От того, кто постоянно идёт напролом и отказывается признавать свои ошибки. Я видела, как королей и королев свергали, как падали целые страны, Гилберт. Их ненавидели, потому что они верили только себе. Но мы не в Первом мире. Никто не будет осуждать тебя, если ты попробуешь и ошибёшься.

Гилберт, кое-как взглянув на неё исподлобья, — Шерая едва не физически ощущала его стыд, — тихо спросил:

— Ты в этом так уверена? Откуда ты можешь знать, что этого не повторится? Как ты можешь быть так спокойна?

— Однажды меня уже предали, Гилберт, и речь не о Третьем или Вторжении. За много лет до того, как я стала служить Ребнезару, мужчина, которого я полюбила, предал меня и использовал.

Шерая думала, что никогда больше не станет говорить о том давнем инциденте, последствия которого привели её в ребнезарское общество магов, где она отрабатывала своё наказание. История казалась ей настолько личной и глупой, что о ней не хотелось даже вспоминать. Шерая знала, что была слишком неопытной и наивной, что магия предупреждала её, а она эти предупреждения игнорировала, и не любила об этом вспоминать. Её наивность и упрямство стоили жизни целой деревне. Совет магов признал, что она была вынуждена сжечь каждый дом и убить каждого человека, который переродился в тёмное создание, однако это всё равно не спасло её от наказания за случившееся. Она добровольно помогала магу, ставшему зачинщиком чудовищного эксперимента, и даже незнание конечной цели не оправдывало её.

Шерая была глупой и наивной. И она была жестокой, когда убивала мага, затеявшего это, потому что её сердце разбили и растоптали, и ей было больно. К душевной боли добавилась и физическая: хоронить каждого, кто погиб в тот день, самостоятельно оказалось трудно. Но Шерая сделала это, потому что знала, что виновата, и не побоялась в этом признаться.

— Знаешь, что я с ним сделала?

Гилберт помотал головой. Испуг в его глазах не был связан с магией, отразившейся в её глазах, или ощущением силы, которое разлилось в воздухе. Гилберт слишком хорошо её знал, чтобы думать, что она может навредить ему.

— Убила его. Он стал вратами, как Стефан, и я должна была его остановить. Потом я убила каждого человека, который переродился в демона, и похоронила. Все дома сожгла так, что от них ничего не осталось. После этого мною занялось ребнезарское общество магов, и я несла наказание за содеянное под их чутким надзором.

Гилберт открыл рот, но Шерая опередила его, продолжив:

— Королева Сагари знала о том, что случилось, но всё равно пригласила меня на службу. Знаешь, это было где-то за десять лет до того, как твои родители поженились. И до того, как родился Алебастр, я сумела доказать, что верна Ребнезару. Я всегда была и всегда буду верна Ребнезару, который подарил мне шанс на лучшую жизнь. Знаешь, как так вышло?

Гилберт неуверенно пожал плечами.

— Я научилась управлять своей ненавистью. Сначала держала её в узде, потом и вовсе смогла отпустить. Если бы я жила только ненавистью, то я, считай, и не жила бы вовсе. Это было бы существованием, Гилберт. Не жизнью. Ты меня понимаешь?

Он, возможно, и понимал, но не мог в этом признаться. Он был достаточно упрямым, — пошёл этим в Жозефину, которой досталось упрямство вместе с кровью Дасмальто, — и ненавидел признавать свои ошибки. Гилберт мог убиваться даже из-за незначительной оплошности. Оговорки, неудачной шутки, случайно допущенной в письме ошибки, вроде не того знака препинания или уж слишком сильного наклона, из-за которого нельзя было сразу прочитать слово. Гилберт жил с чувством вины за то, что не может с первого раза всё сделать идеально, и ненавистью за ошибки, которые никак его не касались.

— Алебастр приказал мне защитить вас, — строго произнесла Шерая, но вопреки тону её жест был очень нежным: она убрала со лба Гилберта несколько прядей и аккуратно пригладила его волосы, помня, как он ненавидит ужасную причёску. — И я буду вас защищать. Даже друг от друга, если это потребуется.

Гилберт открыл рот и снова закрыл его. Шерая видела, как ему трудно, но не помогала — это было тем, что он должен был сделать самостоятельно. Время близилось к вечеру, крайнему сроку, обозначенному коалицией для принятия решения, однако Шерая была готова ждать хоть целую вечность. Гилберт должен был прийти к нужному решению самостоятельно. Он был слишком умным, чтобы сдаться и продолжать упрямиться только из-за того, что это не то, чему его учили.

Наконец он, — может быть, даже через целую вечность, в течение которой Шерая терпеливо ждала, — посмотрев ей в глаза, опустив голову, словно ребёнок, провинившийся в чём-то.

— Прости, что я накричал на тебя, — пробормотал Гилберт. — Я не хотел, я… Нет, я хотел, потому что был очень зол, но я не хотел кричать на тебя! Я… Я очень устал, — едва слышно произнёс Гилберт на выдохе. — Я хочу, чтобы это всё закончилось, чтобы он… Чтобы Фортинбрас был Фортинбрасом…

Что ж, это прогресс: Гилберт впервые произнёс его имя.

— Он старается. Если бы он этого не хотел, не думаю, что он бы позволил унижать себя на суде.

— Никто его не унижал, — пробурчал Гилберт, — всё было по справедливости.

— Гилберт.

Он вздохнул, понимая, что не сумеет доказать свою правоту, и опустил плечи.

— Если Райкер прав, — между тем продолжила Шерая, — а он прав, как мы смогли убедиться, то вам придётся работать вместе, потому что ты совершенно точно не оставишь Третьего без надзора.

— Ни на секунду, — скрипнув зубами, подтвердил Гилберт. — Пусть только попробует куда-то смыться, я тут же его найду и…

— Значит, тебе придётся постараться, чтобы дело не дошло до желаемой Данталионом драки. Я знаю, — мягче произнесла Шерая, поймав его растерянный взгляд, — что это тяжело. Но иногда приходится принимать тяжёлые решения и делать всё от себя зависящее. Я знаю, что ты справишься. Ты умный, сильный и смелый, Гилберт. Ты справишься со всем, что тебе встретится.

Гилберт быстро заморгал, но Шерая не стала притворяться, будто не заметила этого. Приподняв его лицо, она рукавом пиджака вытерла уголки его глаз от слёз и, улыбнувшись, поцеловала в лоб.

— Я поддержу любое твоё решение не потому, что ты король, а потому что я люблю тебя, Гилберт. И я знаю, что ты поступишь правильно.

***

Стелла немного волновалась из-за большого количества людей, которым Гилберт приказал явиться в столовую. И, разумеется, Стелла волновалась из-за того, что он не сразу приказал Энцеладу угомонить Клаудию, которая попыталась расцарапать Фортинбрасу лицо. Она ругалась, кричала и спрашивала, какого ракса он скрывал от них свои шрамы. Гилберт, казалось, наслаждался этим зрелищем с неподдельным восхищением, из-за чего уже Стелла хотела наброситься на него. Но, к счастью, он всё же отдал приказ, и хотя Энцелад не успел даже оттащить Клаудию подальше, та мгновенно успокоилась и притворилась, будто ничего не произошло.

Это означало, что Клаудия была очень зла.

Каждый из них, на самом-то деле, был зол. Стелла знала, какого это — желать скрыть свои шрамы от других, но Фортинбрас… Нет, она не имела права его винить. Она сама не говорила Эйкену и Джинну о том, что Катон делал с ней. И всё же ей казалось, что Фортинбрасу следовало рассказать о шрамах. Они бы помогли. Придумали бы, как ослабить его боль, были бы рядом в моменты, когда проклятие просыпалось. Теперь, зная о нём, Стелла начинала понимать всё больше странностей. Одежда, которая всегда закрывала спину, кровь из носа, которую Фортинбрас объяснял давлением хаоса. Ответы были рядом, но Стелла не видела их, из-за чего чувствовала себя глупой.

Но ещё глупее она чувствовала себя сейчас, когда Эйкен подтвердил то, что его тени заметили ещё утром. Фортинбрас в сопровождении Гилберта, Диего и Джонатана отправился в зал Истины, где, как оказалось, пытался убедить лидеров коалиции, что его план должен быть реализован. Боги, закованные в цепи — это не шутка.

Стелла не понимала одного: как они, простые смертные, помогут богам? Они же… ну, боги. Создания магии, которые сотворили все миры. Даже если Райкер говорил правду о том, что смертные — дети магии и хаоса, Стелла плохо понимала, где здесь преимущество. Но Фортинбрас верил Арне, а Арне верил Райкеру — следовательно, ему верила и Стелла. Даже если всё это звучало дико, а нынешнее собрание напоминало прелюдию к унижению.

— Король Джулиан, старейшина Грета, старейшина Армен, Август, Мирна и королева Ариадна проголосовали против Третьего, — сказал Гилберт, и только по тому, как изменилось его выражение лица, Стелла поняла, что он, фактически, начал это глупое собрание. — Данталион отказался голосовать.

— Засранец! — шикнула Марселин.

— Он сказал, что один его голос против шестерых ничего не даст, хоть он и благодарен за то, что Третий разбудил Стефана, — сощурившись, уточнил Гилберт.

— О, боги. Прости меня, Данталион… — совсем тихо пробормотала девушка, однако Стелла прекрасно её расслышала.

Вообще, она слышала всё, о чём говорили собравшиеся, и её это немного нервировало. Эйкен пытался объяснить Клаудии, что ругаться с Фортинбрасом не обязательно, на что она говорила ему, что только так можно вправить сальватору мозги. Джонатан постоянно напоминал Эйсу, что ему не следует без остановки прыгать на месте, и тот отвечал, что очень сильно волнуется. Затем Джонатан говорил Киту, что ему нужно немного расслабиться, и Кит очень натянутым голосом отвечал, что он максимально расслаблен. Твайла, имевшая такой же потрясающий слух, посмеивалась, расположившись едва не в углу вместе с Николасом. Стефан то и дело уточнял у принцессы Сонал детали разговора с Райкером, и она повторяла их сквозь зубы. Шерая выпытывала из Диего детали собрания коалиции, которое Гилберт провёл без её участия. Только Пайпер и Фортинбрас, сидевшие напротив друг друга за длинным столом, молчали.

— Однако, — с тяжёлым вздохом сказал Гилберт, — королева Ариадна согласна помочь. Если мы решим, что нужно действовать, она поможет. Она…

Стелла заметила, как дрогнул его кадык, будто он в последнюю секунду проглотил слова, готовые сорваться с языка. Ей это не понравилось: он был слишком взвинченным даже для самого себя.

— Она верит тебе, — сквозь зубы произнёс Гилберт.

— Я солгу, если скажу, что неприятно слышать, как трудно тебе даются эти слова, — с лёгкой улыбкой ответил Фортинбрас, поймав его сосредоточенный взгляд. Стелле хотелось сорваться с места и распороть Гилберту горло за то, как его вчерашние слова повлияли на Фортинбраса, за то, как он теперь выдавливал из себя вежливость.

— Райкер говорил правду, — с мученическим лицом сказала принцесса Сонал, заправляя прядь золотистых волос за ухо. Стелла не понимала, как ей удаётся выглядеть так прекрасно и величественно буквально каждый день — она думала, что своими капризами принцесса истрепала Гилберту все нервы и он больше не одаривает её подарками. — Мы все дети магии и хаоса, и только сальваторы с ракатанами могут пройти Лабиринт, чтобы добраться до источника, который удерживает богов в цепях.

— Три сальватора и два ракатана для каждого, — задумчиво пробормотал Стефан. — Выходит, девять человек. Коалиция не может не заметить пропажу девяти человек.

— Одиннадцати, — исправил его Фортинбрас. — Несмотря на моё желание, Клаудия не станет ракатаном для моей души. Она нужна, чтобы слышать Блуждающие Души и разговаривать с ними.

— Как мило, что теперь ты посвящаешь меня в свои планы, — ядовито улыбнувшись, ответила Клаудия.

Элементали, она была чертовски зла и уже продумывала свою месть.

— Его Высочество костьми ляжет, но не позволит Клаудии выскользнуть из-под его надзора, так что обязательно приставит к ней кого-нибудь. Возможно, даже вас, господин Эрнандес.

Энцелад посмотрел на него, как на недоразумение, но так ничего и не сказал.

— И, разумеется, Его Высочество ни за что не оставит без надзора меня, — закончил Фортинбрас, начав крутить кольцо на пальце. — Я удивлён, что вы так быстро согласились участвовать.

— Я делаю это ради всеобщего блага, — практически прошипел Гилберт.

— В таком случае вы, я надеюсь, поймёте, почему я так решил.

— Я не…

— Если мы собираемся войти в Лабиринт, то должны выбрать якоря, в которых уверены.

— В «Моём маленьком пони» такого сложного описания дружбы не было, — проворчала Пайпер, впервые за всё время подав голос.

— А вы… — заговорил Кит, но, заметив, что на него обернулись, неловко кашлянул и начал заново: — Вы действительно собираетесь войти в Лабиринт? Типа, в те жуткие Дикие Земли, о которых говорила Пайпер?..

— Если у тебя появится идея получше, — устало произнёс Николас, — то мы с радостью тебя выслушаем.

— Я к тому, что это очень… Странно, наверное. Все три сальватора не могут оставить этот мир и отправиться в другой. Демоны могут напасть в любой момент.

— Демоны всегда нападают, — немного подумав, возразил Фортинбрас. — Каждый день. Каждый час. Но вы знаете, господин Риндер, что привлекает их? Магия, — тут же ответил он, не давая Киту даже секунды для раздумий. — Магия, которую они могут поглотить. Мы — лакомый кусочек для демонов, и мы же единственный шанс на освобождение богов от цепей. Иногда приходится принимать трудные решения, господин Риндер.

Кит уставился на него таким выражением лица, которое Стелла никак не могла разгадать. Он то ли не понимал того, что сказал Фортинбрас, то ли посчитал его слова чушью, то ли вообще пропустил всё мимо ушей.

— Если уж Свет Арраны не убедил вас в том, что у нас нет выбора, то я не знаю, что убедит.

— Не то чтобы я в восторге от этого, — проворчала принцесса Сонал. — Однако пока вас нет… Я начну призывать лэндтирсцев. Я найду каждого и напомню им о клятве, которую они когда-то принесли.

Даже Гилберт выглядел удивлённым, услышав её заявление. Стелла, впрочем, не шибко понимала, о чём речь. Но Фортинбрас, кажется, был доволен услышанным, так что большего ей не нужно было.

— Вау, — тихо произнёс Кит, — да всё очень серьёзно…

— Шерая поможет вам в этом, — с дежурной улыбкой ответил Гилберт, — однако прошу не забывать, что она всё ещё вам не слуга. Даже если бы вам хотелось обратного.

Шерая растерянно уставилась на него и уже хотела что-то сказать, когда Гилберт посмотрел на неё, подняв брови. Стелла решила, что у них состоялся какой-то безмолвный диалог, в результате которого Шерая медленно кивнула. Кажется, и она была зла. Им бы объединиться с Клаудией, может, и вышел бы идеальный план… Идеальный в своём разрушении. Нет, им лучше не объединяться.

— Вот, значит, как, — произнёс Фортинбрас, вновь посмотрев на Гилберта. — Считаете, что Шерае следует остаться?

— Я был бы спокоен, если бы Шерая охраняла мой дом, пока меня нет.

— Дом, — медленно повторил Фортинбрас, вскинув брови. — Что ж, это… неудивительно. Другого я и не ожидал, Ваше Величество. Так вы признаёте, что хотите просто следить за мной?

Гилберт промолчал.

— Хорошо, — невозмутимо продолжил Фортинбрас. — Пусть будет так. Но у нас осталось всего два часа, и я бы отложил наше увлекательное молчание на потом.

— Два часа на то, чтобы выбрать якоря? — удивилась Пайпер. — Я книгу дольше выбираю!

— А ты не знаешь, кто может привязать твои тело и душу к миру? — уточнил Фортинбрас с озадаченностью на лице.

— Ну ты уж подай пример, покажи, как надо.

Стелла подавила улыбку, когда Пайпер раздражённо всплеснула руками и откинулась на спинку стула.

— Хорошо, — повторил Фортинбрас и, задумавшись всего на мгновение, сказал: — Стелла станет якорем для моего тела, а Гилберт — для души.

Глаза Стеллы округлились, сердце забилось чаще. Она ошарашенно уставилась на Гилберта, который посмотрел на неё в ответ, и почувствовала, как вся уверенность уходит куда-то очень глубоко.

Она знала, что Фортинбрас ей доверяет, но никогда не думала, что настолько. Он выбрал её, чтобы она защитила его тело в Лабиринте, чтобы стала связью, которая не позволит кому-либо навредить ему. Понятие и особенности ракатана были довольно сложны для Стеллы, но одно она знала точно — якорь для тела важен так же, как и для души.

И Фортинбрас выбрал её.

Это, наверное, было логично. Она была физически сильнее Клаудии и Эйкена, проклятие которого всё равно уступало её проклятию. Но это также было страшно. Вернуться в Дикие Земли, чтобы, прочесав их, найти Некрополи, которые выведут в Лабиринт? Безумие, на которое был способен только Фортинбрас. Однако Стелла, несмотря на весь страх, пойдёт за ним, потому что они семья. Она бы ни за что не посмела разочаровать Магнуса, который много лет терпеливо доказывал ей важность этого слова, и Фортинбраса, который доверил ей свою жизнь.

Даже если ей было страшно, она сделает всё от себя зависящее, чтобы помочь Фортинбрасу.

Что странно, Гилберт воспринял эту новость без привычных ему колкостей и проклятий. Он молчал почти пять минут, в течение которых Стелла безуспешно пыталась разгадать его настроение, когда, наконец, произнёс:

— У меня есть условие.

— Постараюсь выполнить его в соверш…

— Передай мне корону великанов и кольцо рода Лайне.

Разом повисла гробовая тишина. Сердце Стеллы сжалось, когда Фортинбрас, практически не раздумывая, ответил:

— Встречное условие: Нотунг вновь будет моим.

— Хорошо, — тут же согласился Гилберт. — Корона и кольцо. Прямо сейчас.

Фортинбрас поднялся, громко скрипнув стулом, и подошёл к месту во главе стола. Сначала он, поколебавшись, снял кольцо и положил его на стол, не сводя с Гилберта сосредоточенного взгляда. Затем, выждав ещё мгновение, крутанул запястьем, и из воздуха появилась сверкающая драгоценными камнями корона великанов. Стелла едва не подавилась воздухом: она помнила, как Розалия, умирая, отдала её Фортинбрасу, и как он берёг её своей магией. Эта корона была единственным вещественным доказательством того, что Розалия вновь появилась в его жизни, пусть даже и для того, чтобы убить его проклятием.

— Энцелад, — сказал Гилберт, забирая корону из рук Фортинбраса, — передай ему меч. Ты успеешь найти себе другое оружие?

— Возьму лук Дионы, — ледяным тоном ответил рыцарь.

Стелла нахмурилась.

— Ваше Высочество, — нервно дёрнув уголком рта, произнёс Фортинбрас, — вы хоть понимаете, что…

— Да, я прекрасно всё понимаю. И ты был прав, решив, что я не хожу оставлять Клаудию без присмотра, так что Энцелад сопроводит её. Ты не против? — уточнил он у рыцаря.

— Как прикажет мой король.

Клаудия, в последние дни стремительно терявшая свою собранность, метнула на него убийственный взгляд.

— Итак, — кашлянув, продолжил Гилберт, в руках которого до сих пор была корона великанов, — у нас осталось всего два часа. И раз уж я вынужден согласиться с твоим крайне глупым решением, я бы предпочёл знать, на кого могу рассчитывать в этом чрезвычайно рискованном плане.

Стелла и сама была не прочь узнать, но до сих пор в её голове крутилась мысль, что Фортинбрас выбрал Гилберта в качестве ракатана для души. Это же… Гилберт. Нервный, неуклюжий, чересчур требовательный Гилберт, который пытался допрашивать её и набивался в друзья. Стелла не отрицала его силы и влияния, — в конце концов, она была не настолько глупой, — но ей не нравилось, что он так легко согласился с Фортинбрасом. Где здесь подвох?..

— Э-э-э, ясно, — почесав в затылке, произнёс Николас. — Значит, отправляемся в Дикие Земли. Класс. Круто. Нет, я знаю, что делать! — прошипел он чуть тише. — Всё, помолчи, ты не даёшь мне сказать! Так вот… Эм…

Николас, кажется, от смущения, был готов провалиться сквозь землю. Стелла даже не представляла, из-за чего он так волнуется, на всё равно пожалела его. Николас был очень мил с ними, и он казался ей неплохим человеком, который не желал смерти, в отличие от Гилберта.

— Якоря для тела и души, — для чего-то повторил Николас, постучав костяшками пальцев друг об друга. — Та-а-ак… А нельзя обойтись одним ракатаном?

— Нет, — жёстко ответила принцесса Сонал. — Райкер, кажется, говорил на понятном всем языке.

— Ла-адно, — протянул Николас. — Тогда… Эм, я думаю, Твайла может стать якорем для моей души, а… Эм, Марселин — для тела. Я ей доверяю больше, чем кому-либо другому здесь. Без обид, Кит!

— Почему я вообще должен обидеться?..

Стелла услышала поражённый вдох и повернулась к Марселин, издавшей его. На долю секунды её глаза запылали изумрудным, а после Стефан наклонился к ней и что-то яростно зашептал. Судя по тому, что Стелла ничего не услышала, он оградил их барьерами.

— Но если ты не хочешь… — начал было Николас, на что Марселин выпалила:

— Я согласна!

— Что? — возмутился Стефан. — Нет, это слишком опасно!

— Я ему помогу, — нахмурившись, заявила Марселин.

— Боги… Хорошо, ладно! Я с вами, — мгновенно изменившись в лице, произнёс Стефан.

Стелла нахмурилась только сильнее, когда они продолжили спорить — она совершенно не понимала, из-за чего. Разве Марселин не сильная? Почему Стефан так не хочет, чтобы она отправлялась в Дикие Земли? К тому же, он недавно был мёртв — с чего он так рвётся сунуться в столь опасное место?..

— О, это будет весело, — саркастично выпалила Пайпер, закрыв лицо руками. — По-моему, экзамены легче этого выбора.

Однако она, вопреки своим словам, думала не так уж и долго, всего минуту, по истечению которой, широко улыбаясь, сказала:

— Дядя Джон, я торжественно предлагаю тебе стать ракатаном для моей души. Хотя я совершенно против, чтобы ты совался в Дикие Земли, но если тут так важна связь…

— Торжественно согласен, — в том же тоне ответил Джонатан. Он улыбнулся, но Стелле не показалось, будто его улыбка радостная. Скорее печальная, будто он знал, как Пайпер не хотела возвращаться в Дикие Земли.

Это было понятно по тому, что теперь она думала гораздо дольше. Она то открывала, то закрывала рот, задумчиво пялилась в пространство перед собой, — или же на Фортинбраса, из-за чего он, кажется, даже начал нервничать, — пальцами отбивала ритм по поверхности стола. Пайпер насквозь пропахла страхом, и Стелла впервые осознала, как его много.

— Для души, Пайпер, — едва слышно напомнил Фортинбрас, когда молчание с её стороны стало затягиваться.

Она громко вдохнула и, помолчав ещё несколько секунд, начала:

— Эй… Кит, — выпалила Пайпер, широко раскрытыми глазами впившись в искателя. — Кит.

— Я? — моргнув, уточнил Кит.

— Ты.

— О. Да. Да, я. В смысле, если ты так хочешь, то да, я отличный искатель и лучший в мире телохранитель! Был у меня как-то поиск, в процессе которого я должен был…

Стелла слушала не его торопливую историю, которую он явно выбалтывал исключительно из-за волнения, а прерывистое дыхание Эйса, застывшего на месте. Стелле потребовалось ещё пара секунд, чтобы понять, почему он так удивлён, когда Эйкен, будто очнувшись, громко спросил:

— Погодите, а как же я?

***

Эйкен никогда прежде не ругался с Фортинбрасом, Стеллой или Клаудией так серьёзно. Все их ссоры были незначительными, глупыми, детскими. Такими, которых, как говорил Магнус, не хватает человеку его возраста. И хотя Эйкен мирился с постоянными шутками про свой возраст, сейчас он был очень зол и разочарован.

— Я могу помочь! — не отступал он, напрочь забыв о том, что они здесь не одни. — Я знаю Дикие Земли лучше них!

— Эйкен, пожалуйста, хватит! — повысил голос Фортинбрас. — Я знаю, что ты силён, знаю, что ты можешь помочь, но это слишком рискованно. Ты ребёнок, Эйкен.

Он ненавидел, когда ему об этом говорили. Какая разница, сколько ему лет? Он был умнее и сильнее всех своих сверстников. Ему было тринадцать, а он выжил в двух Башнях!

— Пожалуйста, — терпеливо повторил Фортинбрас, приблизившись к нему. Он, казалось, и сам забыл, что за ними наблюдают, что время утекает, как песок сквозь пальцы. — Я знаю, что ты сильный. Поэтому я хочу, чтобы ты остался здесь, вместе с Шераей и Эйсом. Я хочу, чтобы ты тут за всем приглядел, — совсем тихо произнёс Фортинбрас, заглянув ему в глаза. — Я могу доверять только тебе.

— Ты говоришь это только для того, чтобы остался!

— Да, и я не стыжусь этого! — рыкнул Фортинбрас, чем сильно удивил Эйкена. — Я хочу, чтобы ты остался здесь, потому что здесь безопасно. Тебе больше не нужно бороться за жизнь, Эйкен, не нужно постоянно доказывать свою силу. Ты можешь немного отдохнуть. Пожалуйста, Эйкен, останься. Я не могу потерять и тебя.

Да, да, да. Это было логично и правильно. Фортинбрас любит его и не хочет, чтобы он пострадал. Они все его любят и хотят, чтобы он остался в безопасном месте, потому что он, в отличие от них, ещё ребёнок. Дети не должны сражаться за свою жизнь каждый день. Они могут остаться в безопасности, потому что они дети. У них должны быть моменты радости, глупые игры, которые приносят им удовольствие, и безумные идеи, которые кажутся просто гениальными. Магнус всегда так говорил.

Но Магнуса больше нет, а Эйкен… Эйкен по нему скучал. Очень сильно. Он хотел крепко обнять его и никогда больше не отпускать, хотел услышать совет, который ещё слишком рано слушать, и узнать что-нибудь совершенно новое и дикое о мире. Он хотел учиться дальше и не бояться, что у него что-то не получится, потому что Магнус всегда рядом и поможет.

Но Магнуса они не уберегли. Они не уберегли и Розалию. В одном Фортинбрас был прав: если Эйкен останется в этом мире, рядом с Шераей, с которой сальватор хорошо ладил, ему ничего не будет угрожать. Он не пострадает и не погибнет, не подвергнет свою жизнь риску. Зато рисковать будут Фортинбрас, Стелла и Клаудия.

Фортинбрас сказал, что не может потерять и его, но и Эйкен не мог потерять их. Что, если он никогда больше их не увидит?.. Они — его семья, всё, что у него было все эти годы. Всё, что ему было нужно.

— Ненавижу тебя, — процедил Эйкен, безуспешно глотая слёзы. — Ненавижу тебя за то, что ты прав! Почему ты всегда прав?!

Фортинбрас мягко улыбнулся ему и, несмотря на красноречивое покашливание Гилберта, протянул к Эйкену руки, однако тот соскочил со стула и, толкнув сальватора, быстро вышел из столовой.

Фортинбрас был прав: Эйкен ребёнок, а дети не должны сражаться за свою жизнь.

Эйкен хотел провалиться сквозь землю. Дурацкий возраст! Почему Дикие Земли наградили его хаосом, почему он ни на день не постарел с тех пор, как выбрался из первой Башни? Ему что, до конца дней оставаться ребёнком, которой вынужден слушаться старших? Он тоже может помочь. Он сильный, умный, находчивый, его тени — уникальны и неповторимы, он…

Он ребёнок. Ему тринадцать лет, и для этого возраста Эйкен слишком часто сражался за свою жизнь.

Остановившись в одном из коридоров, он, всхлипнув, сел на пол, прислонившись спиной к стене, и притянул колени к груди. «Дурацкий возраст! — думал Эйкен, старательно заглушая мысли, твердившие о том, что Фортинбрас бесконечно прав. — Дурацкие взрослые! Все дурацкие! Почему я вообще должен…»

— Ты не против, если я присяду, Эйкен?

Он вздрогнул, поднял голову и из-за слёз увидел только расплывчатый силуэт. Он не сразу узнал голос, а когда узнал, сильно удивился. Марселин никогда не называла его имени, всегда обращалась как к Рафаэлю, которым он не был.

— Мне плевать, — буркнул он, уткнувшись лицом в колени. — Взрослые всегда делают только то, что хотят, и на моё мнение им плевать! Можешь хоть лечь тут, мне всё равно!

Марселин села напротив и вытянула ноги, перекрывая коридор.

— Я знаю, что ты не хочешь со мной разговаривать, но можно я тебе кое-что скажу?

— Да без разницы! — выкрикнул Эйкен, вцепившись в волосы. — Делай, что хочешь!

— Я хочу поговорить, но если не хочешь ты — я уйду.

И она затихла, отвела взгляд, лишь изредка смотрела на него, будто ждала реакции. Но Эйкен никак не мог с собой справиться. Он всё ещё хотел провалиться сквозь землю, хорошенько побить Фортинбраса и при этом вцепиться в него крепко-накрепко и на всю оставшуюся жизнь.

Фортинбрас был прав. Эйкен знал это. Сама идея похода в Дикие Земли с целью нахождения Некрополей и Лабиринта, а также освобождения богов была безумной, и оттого требовала участия только самых сильных, готовых к чему-то настолько опасному. Эйкен таким не был. Он знал, как выжить в Диких Землях, но теперь, узнав, что такое спокойная жизнь в этом мире…

Правда была в том, что Эйкен не хотел возвращаться в Дикие Земли. Тот мир был ужасным местом, одной сплошной Башней, которая постоянно испытывала их. Они не видели солнца, не знали, встретят ли завтрашний день, не потеряют ли кого-нибудь из тех, кто был дорог им. Они жили в страхе и неведении, потому что не имели выбора. Но сейчас у Эйкена был выбор, и как бы сильно он ни убеждал себя, что ещё думает, ответ уже давно был ему известен.

Эйкен не хотел возвращаться в Дикие Земли, но и не хотел отпускать свою семью. Что, если они не вернутся?.. Что, если они погибнут, а он даже не узнает, как и…

— Почему ты согласилась? — прохныкал Эйкен, подняв заплаканные глаза на Марселин. — Почему ты согласилась стать якорем для Николаса?

— Потому что он дорог мне. Он напоминает мне вас с Карлосом. Я знаю, — тут же добавила она, возведя глаза к потолку, — что ты ничего не хочешь об этом слышать, но… И мне будет спокойнее, если ты останешься здесь.

Эйкен недоверчиво сощурился. Почему она такая упрямая?.. Почему верит, будто он её брат? У Эйкена было только две сестры, которые были согласны с Фортинбрасом в том, что ему следует остаться в этом мире. Марселин не была его сестрой.

Так ведь?..

На мгновение Эйкену показалось, что он уже где-то видел её: этот наклон головы, блеск ярких глаз, широкую улыбку. И этот голос… Мягкий, терпеливый, напоминавший Эйкену большой тёплый дом, запах домашнего хлеба и сладостей, вкус которых ощущался на языке.

Нет, это просто наваждение. Это неправда. Марселин — не его сестра. Даже Фортинбрас не знает, была ли у Эйкена когда-либо семья.

С другой стороны, не означает ли это, что Марселин и впрямь может быть его сестрой?..

— Это неправда! — яростно выпалил Эйкен. — Я не твой брат, хватит говорить об этом!

— Не знаю, почему ты ничего не помнишь, — сдавленно пробормотала Марселин, — но восемнадцатого апреля у тебя был день рождения. Я испекла твой любимый калатравский хлеб. Ты помнишь, что это? Это пудинг с карамелью…

Карамель. Эйкен чувствовал её сладость во рту, помнил тот странный сон, который приснился ему в храме целительниц недалеко от Серебряной реки. Это действительно был только сон?..

— Карамель? — неуверенно повторил он, постаравшись утереть слёзы с лица. — Я не помню, чтобы когда-нибудь ел карамель.

— О, ты обожал её! Хочешь, я приготовлю тебе?

Эйкен фыркнул. «Дурацкие взрослые…»

— Времени не осталось. Вряд ли королева фей будет вечно ждать.

— Тогда приготовлю, когда мы вернёмся, — уверенно заявила Марселин.

Не то чтобы Эйкен ей верил. Эта девушка всё ещё была для него загадкой, и она, а не он, отправлялась в Дикие Земли, из-за чего он слегка ненавидел её. Однако что-то дёрнуло его за язык, и он пробурчал себе под нос:

— Для начала вернись, а там уже решим. И хватит говорить, что я твой брат. Раздражает, — добавил он скорее для того, чтобы она не слишком расслаблялась.

Но даже сквозь пелену слёз он видел, как она улыбнулась.

***

До полуночи оставался всего час. Эйс ещё злился, но всё же был рядом с Пайпер, как и дядя Джон. Странно, что он и Кита не подключил к процессу её успокаивания — хотя, может быть, он был всё ещё немного в шоке из-за её выбора. Пайпер сама была в шоке.

Каждому было ясно, что она не доверяла Киту настолько, чтобы выбирать его ракатаном. Но решимость Пайпер дрогнула, когда она наткнулась на взгляд Эйса. Он, казалось, был абсолютно уверен, что Пайпер выберет его. Каждый был уверен, что Пайпер выберет его. Это было очевидно, и даже глупо было предполагать что-то другое. Эйс и дядя Джон — самые близкие ей люди.

Но Пайпер струсила. Будь её воля, она бы и дядю Джона не втягивала в это опасное мероприятие, но на него, в отличие от Эйса, авторитетом старшей сестры не надавить. На него даже авторитет сальватора не работал, и Пайпер просто не представляла, как объяснить ему — она не хочет, чтобы он рисковал собой.

Если она скажет, что Дикие Земли опасны, что магия там ограничена, а тварей можно убить лишь сокрушителями, он только разозлится на её попытки остановить его. Скажет, что обязательно должен быть рядом и сделать всё возможное, чтобы помочь. Он, в конце концов, взрослый человек, на которого Пайпер никак не может повлиять. Только умолять, но и то вероятность успеха была крайне низкой — дядя Джон прислушается, но не послушает её по-настоящему. Всё, что ей оставалось, так это сократить причины для волнения для них обоих.

— Я не причина для волнения! — возразил Эйс, когда Пайпер сказала ему об этом. — Я маг и наследник Силы Лерайе!

— Ты больше не наследник, — напомнил дядя Джон.

— На чьей ты стороне?!

— На стороне твоей безопасности. В чём Третий был прав, так это в том, что некоторым лучше остаться здесь.

— О, отлично, теперь ты с ним соглашаешься!

— О, да-а, — протянула Пайпер, подозрительно сощурившись. — Теперь ты с ним соглашаешься?

— Я похож на идиота, который будет сомневаться в Сердце фей и Свете Арраны?

— Ты похож на дядю, — начал Эйс, подняв указательный палец, — которому очень не нравится, что какой-то парень вьётся вокруг Пайпер.

Дядя Джон скрипнул зубами.

— Доживёшь до моего возраста — поймёшь. Поэтому ты точно остаёшься.

Они ещё долго спорили между собой, и с каждым разом голос дяди Джона звучал всё жёстче. Дошло до того, что Эйс начал сыпать статистическими данными о своей магии, которые выдумывал на ходу — а Пайпер, не выдержав давления, просто заплакала.

Она не хотела возвращаться в Дикие Земли. Тот мир был ужасным и пугающим, пытавшимся убить её всеми возможными способами, и люди там были жестокими и неприветливыми. Пайпер не винила их, — было бы странно ожидать другого после стольких лет в жизни в таком жутком местечке, — но слишком близко воспринимала каждый выпад и удар в свою сторону. И если с холодностью и саркастичностью Киллиана, которые иногда переходили в раздражающую снисходительность, она могла смириться, то с необъяснимой жестокостью Катона или презрением Иана — нет. Однако даже ради шанса надрать им задницу Пайпер не захотела бы вернуться в Дикие Земли.

Однако какой у неё выбор?.. Лерайе сделала её свои сальватором, открыла ей Силу, каждая частица которой отныне текла по её телу. Магия сакри — дар богов, единственный шанс спасти их от хаоса и Хайбаруса, который наверняка будет ждать их. Их идея было самоубийственной настолько же, насколько и вполне реализуемой. Магия и хаос — противоположности, и только сальваторы могут в совершенстве овладеть ими.

К тому же, она не могла бросить Фортинбраса и Николаса и сказать им, что лучше отсидится в этом мире, в относительной безопасности. Даже без Силы Время и Движение были достаточно мощны, но никто из них не мог рисковать и проверять границы этой мощи. Если и искать Лабиринт, с которым могут справиться только сальваторы, то вместе.

Ну, исключая Иснана. Если он каким-то образом проберётся в Лабиринт, Пайпер разобьёт ему лицо.

Успокоиться, не обругав всех вокруг за чрезмерную заботу, оказалось чрезвычайно сложно, но Пайпер старалась. Она убеждала себя, что в этот раз они откроют Переход осознанно, что трое сальваторов с поддержкой магов и Райкера справятся с чем угодно, но никак не могла перебороть страх. Что, если они окажутся в каком-нибудь глухом месте, откуда им не выбраться? Что, если нападут твари? Что, если она опять будет валяться в снегу совершенно одна, израненная, потерянная и…

«Ты не одна, — жёстко возразила Лерайе. — Хватит хандрить, времени совсем не осталось. И не позволяй мальчишке зачаровывать оружие».

«Он старается», — несмело возразила Пайпер.

«Мне нужен конкретный результат, а не старания».

«Ты всегда была такой злой?»

«Я ждала столько лет не для того, чтобы ты меня затыкала!»

— Ну прости, королева драмы! — фыркнула Пайпер, не сдержавшись, вслух.

— Что? — не понял Эйс.

— Это я Лерайе.

— Она с тобой говорит?

— Конечно, она со мной говорит. Ни на секунду не утихает с тех пор, как стала целой!

— Что? — повторил Эйс, нахмурившись. — Лерайе не была… целой?

Пайпер моргнула, поняв, что проговорилась.

— Что ж, — она кашлянула, поднялась на ноги и с преувеличенным интересом последила за тем, как дядя Джон отвёл руку Эйса, тянувшуюся к его перевязи с оружием. — Очень интересный факт. Если нас выкинет где-нибудь за пределами города или крепости, расскажу в дороге.

— Почему нас может выкинуть…

— Вперёд! — крикнула Пайпер, натягивая широкую улыбку. — Отправляемся бить морды демонам!

Эпилог. На голову давит небо свинцом

Она растеряла весь настрой за считанные мгновения. Было несколько причин, и серьёзное выражение лица Беро — лишь одна из них. Маг, казалось бы, был настроен скептически, однако Шерая сказала, что он в хорошем настроении. Если это настроение считалось у него хорошим, то Пайпер — потомок фей, не иначе.

Беро открыл портал не в Тайрес, а на территорию, прилегающую к нему, пропитанную магиями и чарами. Пайпер думала, что они окажутся в каком-нибудь лесу или в долине, — это ведь так по-фейски, — но вместо этого портал вывел их на широкий мост из стекла, простиравшийся на многие мили вперёд. Вокруг было тёмноё море, в воздухе плавали шары магического света, в лучах которого серебристое платье королевы Ариадны выглядело каким-то тусклым. Нокс, стоящий за её спиной, недоверчиво хмурился, вглядываясь в их лица. Один только Данталион, казалось, был готов вот-вот рассмеяться.

— Это будет грандиозный скандал! — громко произнёс он, как только Беро закрыл портал. — Вся коалиция будет стоять на ушах! О, я так жду этого!

— Да, спасибо, что напомнил, что я всего лишь поступился всеми своими принципами ради спасения миров, — скрипнул зубами Гилберт.

Он был раздражительным с той самой минуты, как их очень длинное и напряжённое собрание окончилось. Пайпер была уверена, что Гилберта так же раздражал тот факт, что Фортинбрасу удалось убедить его не посылать Диего с ними. В результате в Дикие Земли, на поиски Лабиринта и богов, закованных в цепи, отправлялось всего двенадцать человек. Двенадцать.

Почему эти боги не подготовились к нападению получше? Двенадцать человек против демонов! Они что, издеваются на ними?!

Но отступать было поздно, — хотя, может, и не так уж поздно, учитывая, как сочувственно на неё смотрел Фортинбрас, — но она предпочитала думать именно так. Чем быстрее смирится с мыслью, что вернуться в Дикие Земли придётся, тем быстрее справится со страхом, а там уже придумает, как быть с миром, который пытается её ограничить. Они, скорее всего, вновь будут играть в ту же игру, когда мир пытался подавить её магию, а Пайпер развивала её настолько, что преодолевала это подавление.

«Кто бы мог подумать, что я буду радоваться тому, что выигрываю у мира!»

«Ты всегда так много думаешь?»

«Что это вообще значит? Мне что, перестать думать?»

«О, боги, я от этого отвыкла…»

«Молчи в тряпочку, я всё ещё злюсь!»

«За что? Ты забыла, что я никак не могла…»

— Какая неожиданная встреча! — бодро произнесла Пайпер, заглушая голос Лерайе в своей голове.

— Правда? — с сомнением уточнил Данталион. — Брось, я просто обязан быть первым свидетелем.

— Свидетелем чего?

Вампир совершенно спокойно указал на королеву Ариадну.

— Её провала.

— Никакого провала! — взмахнув ладонью, отрезала королева. — Нокс, милый, проверь все чары. Беро, следи за порталами.

Они синхронно кивнули и отошли, каждый занявшись своим делом, но всё ещё хмурый Нокс изредка поглядывал на них.

— Если вы откроете Переход на мосту, ведущем в Тайрес, маги коалиции ещё не скоро поймут, как именно вам удалось сбежать.

— Это не побег, — взволнованно возразил Николас. — Мы, как бы, сальваторы и имеем полное право делать всё, что посчитаем нужным.

— Например, говорить всякую чушь о демонах, которых просто так не убить, — как бы вскользь заметил Гилберт, посмотрев на Фортинбраса.

— Это не чушь. Однако при такой позиции, Ваше Высочество, я сильно удивлён, что вы позволили мне наложить сигилы на всё ваше оружие.

Гилберт сжал челюсти и уставился на него из-под сдвинутых бровей. Помимо всеобщего волнения и нездорового предвкушения скандала со стороны Данталиона Пайпер хорошо ощущала злость Гилберта, направленную на всех и вся. Он будто специально копил её все два часа, концентрировал, слушая Фортинбраса, не задавал ни одного вопроса, чтобы сохранить силы на злость.

Потребовалось куда больше времени, чтобы нанести сигилы на всё оружие, и потому Фортинбрас занялся этим прямо во время своего рассказа. Он совмещал описание Диких Земель, их особенностей в области подавления магии и хаоса, витающего в воздухе, параллельно рисовал на каждом оружии нужные сигилы и превращал его в сокрушитель. Несмотря на кислое выражение лица, принцесса Сонал каждый чёртов раз говорила, что всё это правда, а Шерая и Стефан доказывали, что начерченные Фортинбрасом сигилы действительно улучшали оружие.

На самом деле этим делом он занимался куда охотнее, чем посвящением всех в историю Диких Земель. Он не сказал, что мир состоял из территорий Сигрида, что это он перенёс их туда и фактически предал им первоначальный вид. Зато сказал, что ему доверяют, так что им лучше держаться поближе к нему — если никто, конечно, не хочет случайно лишиться головы. На этих словах он посмотрел на Клаудию, и она улыбнулась, наверняка вспомнив первую встречу с Пайпер, когда её приняли за ведьму. Не слишком радостно воспоминание.

Фортинбрас говорил о сокрушителях, проклятиях, тварях, жителях Диких Земель, которые могли показаться враждебными, и о том, что каждый из них обязан думать, прежде чем что-то делать. Он также сказал, что постарается открыть Переход к одному из городов, где у них больше шансов получить поддержку, но что-то подсказывало Пайпер, что он будет настроен на Омагу. Возможно, Джинн почувствует искажение в пространстве и даже сумеет отыскать его раньше, чем Переход откроется. Он вообще будет рад, увидев их живыми спустя столько месяцев?.. Пайпер только недавно привыкла к мысли, что прошли и впрямь месяцы, пусть и не понимала, как это возможно.

Не понимала она и сговорчивости Гилберта и королевы Ариадны, которая публично проголосовала против плана Фортинбраса. Насколько Пайпер знала, Гилберт, что сильно удивило старейшин, отказался голосовать — то ли он пытался запутать их, то ли от злости и ненависти совсем потерял контроль над ситуацией. Для него, наверное, всё, что происходило, был длинным и очень плохим сном. Пайпер была бы рада, если бы так оно и было. При этом она не хотела, чтобы то, что произошло три дня назад, всё-таки оказалось сном.

Если надзор за Фортинбрасом был возобновлён сразу же после того, как он наорал на Гилберта, Пайпер удалось избежать его, всего лишь ответив на около миллиона вопросов о Райкере, Некрополях и Диких Землях. Поэтому она практически без проблем пробралась к Фортинбрасу, — благо, в тот раз особняк был на её стороне, — и задержалась у него. Не то чтобы Пайпер планировала, но… Ладно, может, и планировала. Вероятность этого явно была выше одного процента. Но чего Пайпер не планировала, так это того, что они вновь сделают Лерайе целой.

Фортинбрас предложил это спонтанно, напомнив о том, что обещал ей ещё в крепости Икаса, и Пайпер спонтанно согласилась. Диего на ощущение мощной магии, распространявшейся по комнате, не среагировал, что обязательно насторожило бы Пайпер, если бы она не сосредоточилась на Лерайе. Всё прошло как в тумане и быстро, будто Фортинбрас уже не раз разделял и вновь соединял сакри, и Пайпер была уверена, что после этого ей следовало уйти. Выдержав, разумеется, небольшую паузу. Если бы она ушла сразу, это было бы просто ужасно. Она осталась, какое-то время проверяла ощущение связи между ними, которая ничуть не ослабла, — как же Пайпер тогда выдохнула от облегчения, — ругалась с Лерайе и Арне, который изредка появлялся и пытался убедить её, что она зря злится. Иногда он переключался на Лерайе и ни с того ни с сего говорил, что она «и впрямь заноза в заднице», из-за чего Лерайе грозилась убить его.

Это определённо можно было бы назвать дружескими посиделками с сакри, — «Ты же знаешь, что это ужасно звучит?» — но Пайпер всё испортила. Или нет. Она понятия не имела, зачем вообще что-то сделала. Она не думала, что через три дня они и впрямь отправятся в Дикие Земли.

В общем, Пайпер снова поцеловала Фортинбраса, а когда он спросил, зачем она это сделала, сказала, что момент был очень удачным. Он спросил, что это значит, и здесь Пайпер поняла, что ей нечего сказать. Она не знала, как объяснить, почему сделала то, что сделала, почему ей так спокойно в присутствии Фортинбраса и почему она хочет, чтобы он был рядом. Просто не знала.

И теперь они отправлялись в Дикие Земли, мир, где могли потерять друг друга, а Пайпер до сих пор не подобрала нужных слов. Не зря она вручила себе звание идиотки года.

— Где ваш Райкер?

Пайпер вздрогнула, едва не вцепилась в руку Кита, но быстро справилась с испугом, даже начала незаметно выполнять дыхательное упражнение, чтобы успокоиться. Королева Ариадна на их стороне. Данталион на их стороне. Ей не следовало волноваться. Подумаешь, они сбегали из этого мира, чтобы спасти его же жителей и сигридцев, для которых этот мир стал вторым домом… Ерунда.

— Вы готовы?

Пайпер вздрогнула ещё раз. Райкер появился из пустоты прямо перед ними, но не был таким же весёлым, как в прошлый раз. Он уже было раскинул руки в стороны, когда королева Ариадна вскрикнула:

— Подождите!

Она подлетела к Пайпер, поправила её короткие волосы, смахнула невидимую пыль с плеч её кожаной куртки.

— Ах, милая моя, — проворковала она, улыбаясь, — ты совсем бледная, мне это не нравится.

— Какого чёрта ты… — начал было Данталион, но королева, шикнув на него, ласково продолжила:

— Тебе нужно высыпаться, пить вкусное вино и найти парня, который будет хорош в…

Королева остановилась, критически оглядела лицо Пайпер и, будто почувствовав внимательный взгляд Джонатана, обернулась к нему.

— Что? — цокнув языком, спросила она.

— Ничего, Ваше Величество. Не останавливайтесь. Я тоже хочу знать, в чём должен быть хорош парень моей племянницы. Пожалуйста, продолжайте.

Эйс, всё это время не привлекавший к себе внимание, прыснул от смеха. Стелла, уже пять минут обнимавшаяся с Эйкеном, повторила за ним. Королева возвела глаза к небу и, выждав секунду, наклонилась к лицу Пайпер, начала старательно поправлять её волосы, хотя в этом не было никакой необходимости.

— Ты знаешь, — прошептала она, посмотрев ей в глаза, — моей милой Камилле пришло видение. Она сказала, что золото обагрится кровью, что пусть лезвие и коснётся нежной кожи, магия разорвёт порочный круг.

— Что? — не поняла Пайпер. — О чём вы говорите?

— И солнце… Да, это правда. Пока солнце не встанет на западе и не сядет на востоке, Первая. Помни об этом.

Пайпер нахмурилась и качнула головой. Отлично, ей ещё загадок подкинули… Она что, повесила на себя табличку с надписью: «Пожалуйста, сделайте мою жизнь сложнее»?

— А теперь, — громко цокнув языком, спросил Райкер, — вы готовы?

Пайпер посмотрела на королеву, ожидая, что она скажет ещё что-нибудь, но фея молчала. Изменился даже её взгляд, стал более расслабленным, будто она и не участвовала в этом сговоре и не помогала двенадцати людям покинуть Второй мир.

— Иснан не последует за нами? — уточнил Фортинбрас, по привычке трогая место на пальце левой руки, где ещё два часа назад было кольцо рода Лайне.

— Молитесь, чтобы Ренольд оказался достаточно силён для этого. Мы начинаем?

Пайпер нервно сглотнула. Что, вот так просто? В прошлый раз Переход открылся, когда рушилась Башня, а до этого — когда Маракс пытался унести её как можно дальше. Неужели на этот раз обойдётся без катастроф и крови?

— Всё будет хорошо, — тихо произнёс Фортинбрас, поймав её испуганный взгляд. Николас, подкравшийся с другой стороны, уверенно закивал головой, точно болванчик. — Я никому не позволю навредить вам.

— Если мы упадём прямо на голову Катону, чур я первая ему врежу.

— Боюсь, вынужден тебе отказать. Если мы упадём прямо ему на голову, я сделаю всё возможное, чтобы самому врезать ему. И сомневаюсь, что после этого он будет жив.

Фортинбрас улыбнулся, и сердце Пайпер пропустило удар. «Боги, не надо, — взмолилась Лерайе, — ты же всё испортишь!»

«Заткнись!»

Магия всколыхнула воздух, налетел порыв ветра. Пайпер лишь секундой позже поняла, что они втроём стоят впереди, напротив Райкера, и почувствовала, как Сила отзывается на прикосновения Времени и Движения, будто таким образом напоминает, что она не одна. Пайпер всё ещё было страшно, но, по крайней мере, она и впрямь была не одна.

Райкер раскинул руки в стороны, и за его спиной образовалась чёрная бездна, в которой далеко-далеко вспыхивали миллионы звёзды. Как и обещал посланник Риндскавора, он открывал Переход.

***

Демоны не нуждались во сне и уж тем более не видели снов, но Иснан, кажется, начинал видеть их наяву. Иногда в поле его зрения появлялось нечто, чего там быть не должно: размытые силуэты людей, предметы интерьера, какие-то яркие, колышущиеся мазки. Иснан день и ночь чувствовал чьё-то присутствие рядом, постоянно оглядывался через плечо и был готов в любую секунду использовать хаос, чтобы защитить себя от неожиданного нападения.

— Кого ты так боишься? — спросил Карстарс в один из дней.

Иснану он не слишком нравился: стерпеть его было намного проще, чем Маракса, и всё-таки… Что-то в нём настораживало, даже отталкивало. Не маска из выбеленных человеческих костей, закрывавшая правую половину лица, и не его отношения к каждому как к равному и потенциальному союзнику. В отличие от Маракса, Карстарс умел находить подход к каждому демону, правильно использовал их сильные и слабые стороны и быстро завоёвывал всеобщее уважение. Госпожа Ситри не вмешивалась и не ограничивала его, что действовало Мараксу на нервы, а это, в свою очередь, радовало Иснана. Пожалуй, из-за этого он и терпел Карстарса.

Дело было не в том, что он относился к Иснану, сальватору, лучше, чем большинство демонов. Нет, вовсе нет. Иснан солжёт, если скажет, что это так.

«Правда?»

«Замолчи».

Стерпеть Ренольда оказалось сложнее всего. Со дня убийства девчонки-лучницы он постоянно надоедал Иснану, спрашивал, не чувствует ли он угрызений совести. Говорил, что ещё не поздно остановиться, что Иснан может постараться и вспомнить, но что именно, никогда не уточнял. И, разумеется, всегда говорил: «Думай. Все ответы давно перед тобой». Если бы Иснан мог, вырвал бы сакри язык, лишь бы он замолчал!

Но Ренольд не умолкал, и постепенно к нему присоединялись ещё сотни чужих голосов. Иснану казалось, будто за ним постоянно следуют призраки, но ни хаоса, ни магии он не ощущал. Это отвратительное чувство нарастало, сводило его с ума, не оставляло ни на секунду. Даже сейчас, когда госпожа сказала, что он должен присутствовать на призыве ещё одного демона, Иснан слышал чужие голоса и видел размытые силуэты, которых, он знал, на самом деле не существовало.

Он надеялся, что Маракс и Карстарс, также бывшие здесь, не заметят его странного поведения. Госпожа Ситри, что самое удивительное, учитывая её требовательность и жестокость, ещё могла признать, что эти странности для него не опасны. Хоть Иснан и не знал, откуда у неё такая уверенность. Но он привык верить госпоже, и потому не задавал вопросов. С Мараксом и Карстарсом дело обстояло иначе.

«Сколько ещё ты будешь отрицать свою память?»

«Замолчи, — огрызнулся Иснан мысленно. — Почему ты никак не успокоишься?»

«Почему ты никак не вспомнишь своё обещание?»

Иснан хотел ответить, но вдруг его тело пронзило болью. Хор голосов стал громче, ощущение чужого присутствия усилилось. Иснан глотал воздух ртом, пока перед глазами расплывалась тьма, а в ушах стоял грохот крови и шум далёкого ветра. Хаос вихрился вокруг него, оседал на коже, проникал в тело и, казалось бы, брал под контроль каждый его мускул. Никогда прежде Иснан не ощущал такого давления. Даже от госпожи Ситри.

«Здравствуй, Иснан, — произнёс незнакомый голос в его голове, в котором слышались многократное эхо, рокот и хаос невероятной мощи. — Думаю, время пришло».

Иснан не сумел даже выдохнуть вопрос, крутящийся у него на языке — почувствовал, как потерял равновесие. Он упал вперёд и с ужасом увидел, как его руки, которыми он пытался упереться в пол, рассыпаются на чёрные частицы. Его тело стремительно обращалось в пепел.

«Не бойся, — продолжил всё тот же голос, — боль не продлиться долго».

«Кто…»

«Тише, тише. Заключим сделку? Ты сделаешь кое-что для меня, а взамен я назову тебе имя, которые ты слышишь, но никак не запомнишь».

Иснан содрогнулся всем телом, ощущая, как сразу четыре потока хаоса сражаются в его теле. Один принадлежал ему, другой — мужчине, который вторгся в его разум, другие два… Кому? Чей это хаос?

Пытка длилась целую вечность. Иснан ничего не видел и не слышал, только гул крови в ушах и тихое шевеление хаоса, напоминавшее песок. Кто-то касался его, пытался поставить на ноги, и кровь звонко ударялась о землю, вытекая из его носа и рта. Почему Ренольд не помог?

«Если бы только вспомнил своё обещание… — со вздохом, полным скорби, отозвался Ренольд. — Поднимайся, Иснан, пока ещё жив».

«Удачи, Иснан», — одновременно с ним произнёс всё тот же незнакомый голос.

Сальватор подумал, что его тело взвоет от боли, стоит ему шевельнуться, но этого не произошло. Он легко поднялся, выпрямился, огляделся — огромное помещение, в котором госпожа Ситри проводила призывы, сменилось открытой безлюдной местностью. Свинцовые тучи висели низко, серая земля была изрыта глубокими трещинами и рытвинами. В двух метрах от него стоял Маракс, отряхивающий свой костюм от пыли и грязи, его расправленные крылья подрагивали, пока глаза, горящие ненавистью, прожигали Иснана.

— Ты хоть представляешь, что натворил?! — рявкнул он,но, что насторожило Иснана, так и не двинулся к нему.

— Тише, — смеясь, отозвался Карстарс. Он стоял чуть поодаль, с улыбкой осматривая местность и, как показалось Иснану, даже принюхивался. — Ты спугнёшь всех моих пташек.

— Что? — тут же осклабился Маракс. — Клянусь Хайбарусом, если ты сейчас же…

— Тише, — повторил Карстарс. — Меня давно не было, и пташки несут мне все новости.

Иснан напряжённо сглотнул, заметив, как глаза Карстарса блеснули в предвкушении. Он ещё раз огляделся и, наконец остановив взгляд на них, с гордостью произнёс:

— Добро пожаловать на мою территорию, в Дикие Земли.

Оглавление

Пролог. Не понимаю, как оказался здесь я

Часть I: Закат. Глава 1. Трещина в стене всё шире

Глава 2. Этот сон был всегда тревожим чем-то диким

Глава 3. Я с тобой одним лишь взглядом

Глава 4. Пред скитальцем предстал странный призрак

Глава 5. Когда мы сбились с пути?

Глава 6. Должен ли я бежать и прятаться?

Глава 7. Живому существу подобен

Глава 8. Я всем вам знаю цену

Глава 9. Там, где ты дышишь телом

Глава 10. Пусть свет не видит моих чёрных и глубоких желаний

Глава 11. Идём по следу неизвестно куда

Глава 12. Мой рассудок помрачен

Глава 13. Средь отверженных духов

Глава 14. Тень великого имени

Глава 15. Не позволяя услышать друг друга

Глава 16. Так бесполезно

Глава 17. Я, может, и чудовище

Глава 18. Душу держал в неволе

Глава 19. Рыцарям падшей звезды

Часть II: Рассвет. Глава 20. Не вернёмся ни друг к другу, ни к другим

Глава 21. Дух мой заковали в цепи и теперь его таят

Глава 22. Спи спокойно, словно не было войны

Глава 23. Но открой глаза

Глава 24. Засыпая каждый вечер

Глава 25. Когда всё заканчивается

Глава 26. Ты только начинаешь

Глава 27. Я слышу зов, похожий на крик

Глава 28. Над всем миром

Глава 29. В безумии отрицать

Глава 30. Но меня не будет рядом

Эпилог. На голову давит небо свинцом