Лола и единственная свидетельница [Изабель Абеди] (fb2) читать онлайн

Лола и единственная свидетельница

Изабель Абеди

Для Альмы — от Изабель Абеди.

И для Гамбургского Крысолова — от Лолы Фелозо.

© Loewe Verlag GmbH, Bindlach/Germany, 2014

© ООО Издательство «Ранок», 2018

Художник: Генце Дагмар

Переводчик: Колесник Светлана

1. Триста закорючек и три начала

Не знаю даже, как и начать. Бабушка говорит, что от этого страдает большинство писателей, а дедушка добавляет, что всем известно, до чего тяжело начинать. Энцо предлагает начать все, как в кино, Фло говорит, что слишком много мыслей — это плохо, а тетя Лизбет утверждает: «Тебе нужно вдохновение!»

Вдохновение — это интуиция, просветление или озарение, и моя маленькая тетя абсолютно права. До трех лет ничего такого подобного она сказать не могла, только баловалась и бросалась виноградом. Теперь ей четыре, и она бросается умными словами. Да, тетя у меня умная, а вот я — больная. Нет-нет, голова тут ни при чем, не подумайте плохого! И вообще это все только временно!

У меня в тетради триста закорючек и три начала, которые кажутся мне подходящими. И все равно не могу решить, какое из них лучше.

Ох-х-х!

А может, я как писательница имею право писать, что вздумается? И кто сказал, что у моей истории не может быть трех начал? Это уж пусть решают читатели.

Здесь я приведу три неплохих начала, а уж вы просто выберите то, какое вам понравится больше, договорились?

НАЧАЛО НОМЕР ОДИН

«Я знаю историю о девочке, которая поскользнулась на подгузнике своего младшего брата и оказалась после этого в инвалидной коляске…»

Примерно так могла бы начаться одна из жутких маминых историй. Она знает их огромное количество, но я сомневаюсь, что большинство из них случились в действительности.

К сожалению, эта история правдивая.

Потому что именно я — та девочка, с которой она произошла.

Это случилось вечером в последний день школьных занятий. Мама раздела Леандро и купала его в ванной. Мы с Фло радовались, что скоро приедут Сол и Алекс. Уже целую неделю мы строили планы о том, чем займемся, и как раз этим вечером собрались выбрать все самое лучшее. И тут у тети Лизбет случилась очередная истерика: ей захотелось поиграть в игру, в которой главное правило — передвигаться по комнате, не касаясь пола.

— Ну, хорошо, — уступила я. — Но только пятнадцать минут, обещаешь?

Тетя подняла ладошку вверх, что означало клятвенное обещание. И тут же перебралась с моих книжных полок на лошадку-качалку Леандро, а Фло повисла на гимнастической стенке и, перебирая руками, двинулась к подоконнику. Я переползла с комода на стул, который стоял на моем письменном столе, потому что папай только что менял перегоревшую лампочку в моей комнате. Стоял он не сказать, чтобы устойчиво, и у мамы тоже, наверное, случилась бы истерика, если б она меня увидела. Но лазала я почти так же ловко, как Фло, поэтому одним кошачьим прыжком переместилась со стула на письменном столе на пеленальный столик Леандро. И все бы хорошо, если б не его подгузник, который мама оставила на краю столика. Использованный, если вам это интересно.

На него я и наступила. Правой ногой.

Швамбс!

Ой!

Плюх!

Гейм овер!

Я ударилась левым бедром о маленькую табуретку, стоявшую возле пеленального столика, а головой — о спинку кровати.

Результат — шишка размером с теннисный мяч на лбу и закрытый перелом большой берцовой кости.

Планы на будущее — по-прежнему не касаться пола. По крайней мере, левой ногой, так как она на неопределенное время закована в гипс. Прогноз погоды — плюс двадцать семь, яркое солнышко, безоблачное небо. «Морген Пост» сообщает о небывало жарком лете. А в нашем списке планов на каникулы было следующее:

1. Катание на велосипедах.

2. Парк аттракционов.

3. Катание на скейтборде.

4. Ночной поход в Гамбургский лес.

5. Верховая езда.

6. Футбол в городском парке.

7. Мастер-класс по хип-хопу.

8. Посещение цирка на набережной Эльбы.

9. Хоккей на траве.

10. Курс обучения серфингу.

Вам ничего не кажется странным?

Я подвела под всеми десятью пунктами жирную черту и нарисовала череп с костями.

Вопрос: что будет делать двенадцатилетняя (почти!) девочка во время летних каникул в Гамбурге, если она может передвигаться только в инвалидной коляске?

* * *

НАЧАЛО НОМЕР ДВА

Тем летом, которое я провела в инвалидной коляске, я была писательницей. Славу мне, в первую очередь, принесли мои мистические триллеры. Моя героиня — девочка-детектив, переболевшая полиомиелитом и прикованная к инвалидной коляске, оснащенной всевозможными суперприборами. Ее прозвали Вращающийся Глаз, а истории о ней так щекотали нервы, что каждая книга продавалась в комплекте с упаковкой успокоительного, чтобы читатели могли вынести напряжение. Первая книга называлась «Вращающийся Глаз и зло под солнцем». Вторая — «Вращающийся Глаз и ужас в полнолуние», а третья — «Вращающийся Глаз и дрожь в тумане».

На встречах с читателями я раздавала больше автографов, чем поп-звезда. Писем от поклонников было столько, что их привозили на грузовике. Я получила Нобелевскую премию как самая талантливая начинающая писательница. Сама Джоан Роулинг произнесла в мою честь великолепную речь. Вот что она сказала: «Часто бывает так, что у самых знаменитых писателей жизнь складывается нелегко. Иначе они не смогли бы написать такие великолепные книги. Я с большим уважением отношусь к героине по прозвищу Вращающийся Глаз, которая появилась на свет в результате нелегкой жизни и богатой фантазии нашей дорогой Серафимы Скриптум».

Серафима Скриптум — это мой псевдоним. Знаменитости иногда пользуются псевдонимами, чтобы их не доставали папарацци.

Мое настоящее имя — Лола Фелозо, и знаменитой писательницей я бываю, как вы сами понимаете, только по ночам, когда не могу заснуть.

Правда, днем мне тоже нужно написать одну историю — «Как я провел лето». Такое задание мы получили в последний день занятий от нашего учителя немецкого языка герра Деммона. Вообще-то, я выдумываю истории с большим удовольствием, и когда представляю себя писательницей, со мной всегда моя муза. Музы — это такие греческие богини, покровительницы искусств, и они обладают магической силой. Они посылают творческим людям вдохновение, и у тех возникают гениальные идеи.

Иногда музами могут быть и люди, например, у поэтов — это их возлюбленные. Поэты слагают стихи, посвященные их улыбкам или сладким поцелуям, или даже умопомрачительной груди. У меня в дневной жизни тоже есть возлюбленный. Зовут его Алекс, и когда он меня целует, голова моя ужасно чешется, но никаких гениальных идей в ней при этом не возникает. А если я пытаюсь днем записать приключения детектива по прозвищу Вращающийся Глаз в реальной жизни, то они почему-то напоминают бред сумасшедшего, и я начинаю буксовать после первых трех фраз. Выдумывать историю — совсем не то, что ее записывать, это я вам точно говорю!

Одним словом, герр Деммон попросил нас написать о том, что мы делали во время каникул.

Энцо предложил написать ужастик о том, как я поскользнулась на подгузнике и сверзилась вниз, добавив в него побольше шокирующих подробностей — про запах и все такое. Но, по-моему, это уж слишком! Неужели мои летние приключения на этом и закончатся, думала я, разъезжая в коляске по своей комнате. И настроение у меня было такое паршивое, что я готова была откусить собственную загипсованную ногу.

* * *

НАЧАЛО НОМЕР ТРИ

Моя комната находится на первом этаже, окно выходит во двор. Из него я вижу соседские окна.

На первом этаже слева живет моя лучшая подруга Фло вместе со своей мамой Пенелопой и сводным братом Энцо. Они переехали сюда совсем недавно. В доме пять этажей, но все остальные жильцы, наверно, разъехались в отпуска, поэтому за их окнами ничего не происходит.

В доме напротив четыре этажа. На самом верху живет старушка, которая разговаривает с цветами. Они растут у нее на балконе в ящиках и горшках. Я могу разглядеть их из своей комнаты и знаю, как они называются, благодаря справочнику растений, позаимствованному у моей бабушки. Крайние слева — оранжевые анациклусы, похожие на ромашки, рядом с ними — миниатюрный перчик-чили, потом австралийские маргаритки, и крайняя справа — калея закатечичи. Вот с ней старушка и говорит дольше всего, причем низко склоняется над зелеными листиками, гладит кончиками пальцев бледно-желтые цветы, а потом закрывает глаза и крестится. К сожалению, не могу разобрать, что она при этом говорит, но мне кажется, что она молится этой травке, потому что в справочнике сказано, что испанцы называют ее «листья бога». Настой из этого растения дарит больным людям исцеляющие сны.

На третьем этаже живут печальная женщина и ее муж. Думаю, что она грустит оттого, что муж не разговаривает с ней за ужином. Он всегда читает газету, а женщина смотрит либо в окно, либо на газету под носом у мужа. Когда однажды она уронила на газету картофелину, мужчина раскричался, вскочил и убежал из-за стола, а эта бедняжка расплакалась.

На втором этаже живет мужчина без женщины. Он не читает газет, но каждый вечер часа по три упражняется с гантелями у открытого окна — с голым торсом, покрытым татуировками. На левой руке у него вытатуирована паутина, на правой — огнедышащий дракон, а на груди написано «Dum spiro spero». Это на латыни, а переводится так: «Пока дышу — надеюсь». Перевод я нашла в Интернете. На что именно надеется этот господин, там, конечно же, не написано. Но, наверное, надежда у него очень большая, потому что во время упражнений он тяжело сопит и иногда почесывает грудь. После тренировки он выпивает бутылку молока, а потом или выключает свет, или начинает разглядывать свои татуировки.

На первом этаже живет семья с тремя детьми. Позавчера они уехали в отпуск. Я видела, как они паковали чемоданы. Думаю, они едут к морю, потому что укладывали панамки, ласты и маски. Старший сын хотел прихватить игровую приставку, но мама ему запретила, а когда она вышла из комнаты, он вывалил из чемодана все вещи и тайком сунул приставку на самое дно.

Не могу сказать, кто живет на первом этаже, потому что окна там закрыты шторами. На первом этаже есть еще небольшая пристройка, она находится всего в нескольких метрах от меня. Если перебросить доску из моего окна, я бы вполне могла попасть на крышу пристройки (если б не эта инвалидная коляска, конечно). Квартирка там совсем небольшая, обитает в ней мужчина, которого я никогда раньше не видела. Кто он и где работает, мне еще предстояло узнать, как и то, чем он занимается кроме работы.

Так и начинается моя история, которая стоила мне немало нервов. Так что и мне имело смысл обзавестись упаковкой успокоительного, чтобы выдержать напряжение.

* * *

Ну, вот и все три начала.

Неважно, какое вам нравится больше, но каждое из них годится для той истории, которую я вам сейчас расскажу. Теперь вы уже знаете, как я провела первую неделю своих каникул. Но события начали разворачиваться только с середины второй недели. Чтобы рассказать об этом, придется отмотать ленту назад, к утру среды, когда я сидела в коляске у окна и с биноклем в руках ждала, когда же в наш дом переедет моя лучшая подруга Фло.

2. Сольный концерт и переезд с неожиданностями

Было без четверти одиннадцать. На синем небе сияло солнце, Белоснежка охотилась на бабочек, а птицы, наверно от полноты летнего счастья, орали во все горло. К сожалению, я их не слышала, так как мой маленький братец снова закатил концерт в моей комнате. В июле Леандро исполнится семь месяцев, но папаю уже и сейчас было ясно: когда-нибудь его сын станет выдающимся музыкантом. Леандро любит музыку «Олодум», бразильской группы из Сальвадора — родного города папая, исполняющей рэгги и самбу. Каждый раз, когда папай включает их компакт-диск, малыш начинает подпевать, вернее, вопить изо всех сил — как сегодня. «О-ло-ду! Ту-бо! Бо-до-ло!!!» — завел он, заглушая барабаны «Олодум». И при этом еще колотил поварешкой по подвешенным жестяным банкам и крышкам.

Это Энцо смастерил ему такой ударный инструмент, и мне бы ужасно хотелось, чтобы этот инструмент оказался в комнате Энцо, чтобы тот мог на себе прочувствовать, что это за подарок.

Кроме подгузника на Леандро ничего не было. Кожа у моего братца кофейного цвета, а волосы совершенно черные.

Он очень похож на папая, и, если честно, я даже немножко ревную. Из-за моей светлой кожи и белокурых волос никто даже не догадывается, что я наполовину бразильянка, правда, папай говорит, что зато я унаследовала мамину красоту.

Сегодня мама на работе в больнице. Она уже месяц, как работает по утрам. Поэтому папай теперь отправляется в наш ресторан в вечернюю смену, а Пенелопа с дедушкой удерживают позиции в первой половине дня. Но сегодня в ресторане был только дедушка, потому что Пенелопа, Фло и Энцо были заняты переездом.

Где же они? Я в который раз схватилась за бинокль и уставилась на окна квартиры напротив. Когда после короткой передышки Леандро в сотый раз завел свою песню, я выкатилась на кресле в прихожую и крикнула:

— Ну хва-а-а-тит уже! У меня скоро начнется кризис!

— Минутку! — донеслось из гостиной.

Папай просидел там сегодня полдня со своим ноутбуком, разыскивая подходящие фотографии для нового сайта ресторана. Он вошел в мою комнату, подхватил Леандро и подбросил его к потолку. Мой братец радостно заколотил ножками по воздуху.

— Мой малыш, мой принц! Отлично, принц! — с гордостью воскликнул он. — Правильно — давай, тренируй мышцы ног!

— А не мог бы твой маленький принц заниматься своим музыкальным фитнесом в гостиной? — пробурчала я и неодобрительно покосилась на свою загипсованную ногу, которая снова ужасно зудела.

Лицо папая омрачилось.

— Прости, Кокада! Сегодня мне нужно отдать все фотографии, чтобы наш сайт был готов к запуску. Что мне для тебя сделать?

— Отдельную комнату и здоровую ногу! — потребовала я.

Папай вздохнул. Теперь и у меня на душе заскребли кошки, ведь я была неправа. Я любила Леандро, но иногда мне ужасно хотелось, чтобы моя комната была только моей. И еще больше хотелось, чтобы нога была в порядке!

— Уже приехали? — спросил папай, кивнув на окно.

Я покачала головой, попросила папая открыть окно и обрадовалась, когда он ушел обратно в гостиную вместе с музыкантом и поварешкой.

Тишина во дворе показалась мне райской. На четвертом этаже старушка опять поливала свои оранжевые анациклусы, и лиловые бигуди в ее волосах напомнили мне о фрау Балибар. Ведь именно ей раньше принадлежала квартира, в которую сегодня должна переехать моя лучшая подруга. С недавних пор фрау Балибар жила у своей лучшей подруги за городом, но на память о себе она оставила нам свое «словарное дерево». Фарфоровые черепки с надписями, подвешенные на веревочках, тихонько звенели на ветру, как будто сожалели, что Фло и остальные так долго не едут.

На третьем этаже грустная женщина убирала со стола. Я заметила, как она взяла газету и изорвала ее в мелкие клочки. Татуированного атлета со второго этажа не было дома, но я услышала голос другого мужчины. Сначала я не поняла, откуда он доносится, но потом определила, что из пристройки — прямо подо мной. И мне даже удалось заглянуть в открытое окно. Я увидела комнату и часть прихожей. Мужчина сидел за столом и говорил по телефону. На нем была черная майка, время от времени он принимался что-то быстро писать на листочке.

— Что лучше всего добавить? — услышала я его вопрос и удивилась, как хорошо все слышно. Раньше я такого не замечала, но раньше мне и не приходилось проводить все свое время в инвалидной коляске у открытого окна.

Сосед кивнул, ухмыльнулся и снова что-то записал на листочке, и тут меня отвлек свист. Он доносился слева.

В саду фрау Балибар стоял мальчик с худощавым лицом, темными глазами и в небесно-голубых шароварах, на которых были вышиты огромные ярко-красные цветы. В левой руке он держал видеокамеру. Она была нацелена на мое окно. А за ним я разглядела черные растрепанные волосы моей лучшей подруги.

— Энцо! Фло! — взвизгнула я. — Ну наконец-то!

Сосед поднялся и закрыл окно в пристройке. У него была козлиная бородка, длинный острый нос, и когда он взглянул на меня, подняв голову, лоб у него сморщился. Но мне уже не было до него дела. Мне хотелось к Фло. Тем временем домой вернулась мама. Она взяла Леандро, и папай с Джеффом снесли меня в инвалидной коляске вниз. Джефф — друг мамы Фло и отец Алекса. У него волосы до плеч, и он собирает их в хвостик. А когда он смотрит на меня своими зелеными искрящимися глазами, я начинаю ужасно скучать по Алексу.

— Хочу передать тебе привет, — сказал Джефф. — Сегодня звонил из Парижа Алекс.

Внизу Энцо снимал, как разгружают машину.

— Осторожно, осторожно! — кричал он. — Там ценный груз из Бразилии! Пожалуйста, донесите его до прихожей целым и невредимым!

— Псих! — пробормотала я, но грузчики, которые как раз тащили шкаф Фло, только ухмыльнулись.

Когда я на своей инвалидной коляске вкатилась из прихожей в их гостиную, мне снова вспомнилась мадам Балибар. Мы познакомились с ней прошлым летом, и я вдруг затосковала по аромату яблочного пирога, который она пекла для нас в своей крошечной кухоньке. Правда, тогда в инвалидной коляске сидела Фло, и, кстати, свои первые шаги без костылей она сделала именно здесь, в гостиной фрау Балибар.

Теперь эту квартиру было не узнать, так как недавно ее объединили с соседней. Везде пахло свежей краской, а в гостиной уже высилась гора коробок, которые таскала моя лучшая подруга.

Из окна гостиной были видны и окно моей комнаты, и пристройка. Можно было даже заглянуть в комнату на первом этаже, но кроме угла платяного шкафа и чахлого цветка в горшке на подоконнике, там не было ничего интересного.

А вокруг меня кипела жизнь. Пенелопа то и дело вносила корзины и мешки с одеждой. Она повязала свои темные густые волосы косынкой и надела коротенькую юбочку — такого же темно-синего цвета, как и ее глаза.

— Здравствуй, соседка! — поздоровалась она со мной своим бархатным голосом. — Рада тебя видеть!

Папай с Джеффом выгружали из машины тяжелые вещи, а грузчики, пыхтя, тащили их в прихожую. Попутно обнаружилась мебель, которой я раньше у Фло даже не видела: синий диван, письменный стол и несколько огромных коробок из «Икеи».

— Заносите в гостевую комнату, — скомандовала Пенелопа.

— В комнату Энцо! — поправил Энцо, который волочил за собой чемодан размером со шкаф в прихожей. — Сюда, пожалуйста!

— Он не спит с пяти утра, — шепнула мне на ухо Пенелопа. — Волнуется еще больше, чем мы. Подожди, Джефф, тут хрупкие вещи!.. — она бросилась к двери и помогла Джеффу внести ящик со стеклянной посудой.

Мне вдруг показалось, что я со своей инвалидной коляской только занимаю место и всем мешаю.

— Эй, — крикнула я Фло, которая поставила прямо передо мной коробку с компакт-дисками Пенелопы, — ты хочешь меня замуровать здесь навеки?

— Ох, прости! — подруга вытерла взмокший лоб рукавом футболки. — Подожди, сейчас все сделаем.

Она вывезла мою коляску из прихожей в кухню. После ремонта та стала раза в два больше, чем была. У стены цвета летней лужайки уже стоял обеденный стол. Через дверь из сада сюда проникал солнечный свет, рассыпая зайчики по светлому деревянному полу.

— Ух ты! — восхитилась я.

— Посмотрим, что ты скажешь, когда увидишь остальное, — ответила Фло. — Мы решили покрасить все комнаты в разные цвета, — голос у нее прямо дрожал от радости. — До сих пор не могу поверить, что мы будем здесь жить. А это владения Пенелопы, — она вкатила меня в комнату в конце прихожей. Стены здесь были темно-красными, а посредине стояла огромная кровать, которую Пенелопа с Джеффом отыскали в прошлые выходные на припортовой барахолке.

— Напрашивается мысль о скором появлении младенцев, — хихикнула я.

— Думай, что говоришь, — отвесила мне подзатыльник подруга. — Хватит с меня чокнутого сводного братца. Хорошо, что Джефф оставляет свою квартиру. Если б он вздумал переночевать у нас с Алексом и Паскалем, было бы жутко тесно.

— Тогда пусть Алекс ночует у меня, — предложила я. — А моего братца переселим в твою комнату.

— Лучше в комнату Энцо, — усмехнулась Фло.

Она подтолкнула коляску в другой конец прихожей. Дверь была закрыта, а когда мы ее открыли, то увидели Энцо, лежащего на спине посреди комнаты на новеньком деревянном полу, раскинув руки и ноги в стороны. Он лежал неподвижно и смотрел в потолок так, будто над ним было звездное небо. Собственно, почти так оно и было. Потолок был темно-синий, усыпанный крохотными золотыми точками. Стены были выкрашены такой же золотистой краской. Под окном стояла коробка с надписью «Кулинарные книги». Энцо — замечательный повар и собрал целую коллекцию книг. К музыке он тоже неравнодушен. В свой первый день в школе он устроил целое шоу на учительском столе. Вот и теперь он барабанил по дощатому полу кончиками пальцев, не замечая, что у него появились слушатели.

— Напишу на двери: «Заходите ко мне, потому что сегодня я дома…» — напевал он себе под нос.

На душе у меня стало легко и радостно. Фло положила руку мне на плечо. Мы затаили дыхание и тихонько порадовались, что Энцо нас не видит.

— Не понимаю, как мать могла от него отказаться, — прошептала я, когда Фло тихонько закрыла дверь. — Она все еще дышит вместе со своим Шрим-Шримом в Индии?

— Не знаю, — пожала плечами Фло. — Но если даже так, то уж слишком долго она там дышит.

Точно. Прошло уже почти четыре месяца с тех пор, как разодетая в цветастое сари Гудрун, переживающая жизненный кризис, и ее сын Энцо появились в жизни Пенелопы и Фло. Это случилось вечером. А утром Гудрун словно в воздухе растворилась. Осталась только записка, в которой она сообщила Пенелопе, что намерена обрести внутренний покой в индийском ашраме гуру Шрим-Шрим Акхара.

Но, похоже, этот гуру был далеко не святым отшельником, так как его дыхательные курсы стоили целое состояние. Это Джефф разузнал уже позже. А вот Энцо Гудрун бросила у Пенелопы без единого цента. И как вам это нравится? Какая мать может так поступить?

Ответить Фло не успела, потому что у нее в кармане зазвонил мобильный.

— Подожди, — пробормотала она. — Это телефон Пенелопы… Алло? — Фло прижала телефон к уху. — Нет-нет, это Фло, дочь Пенелопы. Кто? Вас плохо слышно… Кто? О… — подруга вздрогнула. — А мы как раз переезжаем. Мне передать ей трубку? Ах, да… — Фло почесала в затылке, умолкла и облизала губы, что бывает с ней только тогда, когда она очень нервничает.

— Кто это? — прошептала я.

Фло тряхнула головой и отвернулась.

— Что? — вдруг резко спросила она. — Но когда… Эй? Алло! — Она еще несколько раз повторила «Алло», но связь, очевидно, оборвалась.

Подруга опустила руку с телефоном и уставилась на меня.

— Ты не поверишь, — пробормотала она. — Черта помяни, а он тут как тут!

Ну и ну! Неужели… Не может быть!

— Пожалуйста, — пролепетала я, — только не говори, что это Гудрун!

Фло глубоко вздохнула — и кивнула.

— И что? — я даже заерзала в коляске. — Не тяни, а то я умру от любопытства! Чего она хочет?

— Велела передать Пенелопе, что возвращается. И у нее есть новости. И еще… — у Фло дрогнул голос. — Еще она хочет забрать Энцо! — Подруга сжала руки в кулаки. — Господи! Несколько месяцев назад я бы еще и приплатила, лишь бы Энцо исчез из моей жизни. Но теперь!..

Я совсем пала духом.

— Когда? — спросила я.

— Скоро, — ответила Фло.

— Как скоро?

— Она не сказала, — Фло сунула телефон в карман. — Связь — полный отстой. Говорит: пусть он еще немного поживет с нами, пока ее не будет.

— Надеюсь, ее еще долго не будет! — фыркнула я и взглянула в дальний конец прихожей, где Пенелопа как раз вешала на стену картину. — Ты скажешь ей о звонке?

— Не знаю, — моя подруга прикусила нижнюю губу.

— Лучше не сегодня, — прошептала я. — И не завтра, и не на следующей неделе. Посмотри, Фло, как Энцо счастлив! А если он узнает, это счастье развеется, как дым. Пожалуйста, не говори ничего Пенелопе!

— Ладно, — Фло покатила меня дальше. — Сейчас я покажу тебе свою комнату.

Голос у нее больше не дрожал.

Комната моей подруги оказалась самой большой в квартире. Стены тут были бирюзовые, как южное море летом. У одной стены стоял знаменитый шкаф с девяноста девятью ящичками, а на противоположной стене был нарисован огромный кит.

— А где Хармс? — поинтересовалась я.

— Здесь, — Фло кивнула на коробку из-под обуви, стоявшую возле шкафа. В крышке были проделаны дырочки, изнутри доносился слабый писк.

Фло открыла коробку, и хомячок мигом вскарабкался по ее руке. Его коричневый мех свалялся, а на головке виднелись небольшие плешинки, будто его подстригли маникюрными ножницами. Хармсу было уже два с половиной года, и если перевести это на человеческий возраст, то ему уже стукнуло годков сто пять или даже больше.

— Давай, занимай свои апартаменты, — Фло выдвинула ящичек номер семь и осторожно пересадила туда хомячка.

Тут в ее комнату сунул нос Энцо.

— Правда, наша новая квартира ну просто клевая? — спросил он.

— Да, — согласилась я, но на сердце у меня скребли кошки.

Звонок Гудрун все испортил. Настроение у меня упало. Фло тоже молчала.

Не вставая с коляски, я помогла подруге разложить вещи по всем девяноста девяти ящичкам, а потом мне захотелось в туалет. Фло отвезла меня в ванную и подала костыли, которые принес папай. Вообще-то пользоваться ими мне разрешили только к концу недели, но тренер на лечебной гимнастике показал, как правильно на них опираться, чтобы пересесть с коляски на унитаз. Я неплохо освоила это акробатическое упражнение, но на этот раз сделать то, зачем я сюда пришла, мне не удалось. Едва я подняла крышку унитаза, как убедилась, что он занят. Оттуда на меня уставилась острая мордочка. Серо-бурая мокрая шерстка, шустрые черные глазки. На секунду мне даже показалось, что каким-то волшебным образом Хармс переместился из своего ящика в туалет.

Но это был совсем не Хармс. Тельце побольше, а за ним волочится длинный розовый хвост. Я его отлично рассмотрела, когда обитатель унитаза прыгнул на крышку, с нее — вниз, на пол, и стремительно кинулся из туалета в прихожую.

3. Гамбургский Крысолов

Из прихожей мокрая крыса метнулась прямо в комнату Энцо. Там она вспрыгнула на картонный ящик с кулинарными книгами и перепуганно уставилась на Энцо, который тут же схватил видеокамеру. Левое ухо у нее было надорвано, наверно, в драках с другими крысами, и от волнения и ужаса она тут же наложила кучку прямо на ящике.

Чтобы незваный гость больше никуда не сбежал, Фло молниеносно закрыла дверь. Она явно относилась к зверьку с сочувствием, в отличие от Пенелопы, которая как раз в эту минуту внесла в комнату очередную коробку. Крыса устремилась к двери, Пенелопа уронила коробку, а Фло снова захлопнула дверь. И вовремя: еще секунда — и крысу поминай, как звали.

— Откуда это? — прошептала Пенелопа.

— Из туалета, — пояснила Фло.

— Что? — мама моей подруги бессильно оперлась на стену. Мне показалось, что она вот-вот упадет в обморок.

— У тебя фобия на крыс? — поинтересовалась я.

На душе у меня полегчало: а что, если б из унитаза выскочила лягушка? Лягушек я боюсь до смерти.

— Предпочитаю жить с человеческими существами, — слабо проговорила Пенелопа. — Крысы меня не устраивают, тем более, когда они кидаются под ноги!

И она отправилась в гостиную, чтобы сообщить Джеффу, насколько серьезно осложнилась ситуация. Я покатила свою коляску за ней. Папай уже отбыл в ресторан, да и грузчики закончили работу и уехали.

— Только не переживай, — утешил Джефф Пенелопу, достал мобильный и пошарил в Интернете. — Смотри-ка, что я нашел: «Санитарная служба. Уничтожение крыс в канализационной и водопроводной системе». Вот номер и фамилия контактного лица — некто Кламмвассер. Мне это объявление почему-то внушает доверие. — Он набрал номер, подождал и нахмурился: — Занято.

— Попробуй еще раз, — потребовала Пенелопа. — Не бегать же нам под кустик в саду.

— Поищем другой номер, — решил Джефф, когда и вторая попытка закончилась неудачей.

— Обычно делают три попытки, — сказала Пенелопа.

Если б не эти слова, то Джефф, наверно, отыскал бы другой номер. И тогда мне не о чем было бы рассказывать. Но он снова нажал «вызов», подождал и поднял большой палец:

— Линия освободилась.

В пристройке напротив длинноносый сосед захлопнул окно с чахлым цветком. Он развернулся, направился к шкафу, но внезапно остановился. Почесал макушку и вернулся к подоконнику.

— Алло? — услышала я голос Джеффа. — Это герр Кламмвассер?

Я зажала рот, потому что меня чуть не стошнило. Ужас! То, что я увидела, было просто отвратительно. Длинноносый сосед сунул палец в ноздрю и начал в ней копаться. Правда, длилось это недолго. В следующую секунду он прижал к уху телефон.

— Добрый день. Меня зовут Джефф Брук. Сегодня моя подруга переехала в новую квартиру, а у нее в туалете обнаружилась крыса. Когда бы вы смогли приехать?

Джефф ждал, а мужчина напротив тем временем положил трубку на подоконник. Левой рукой он листал что-то вроде классного журнала, а правой продолжал орудовать в носу. Палец его проник в ноздрю так глубоко, что я стала опасаться, как бы он не повредил свой мозг. Потом он взглянул на часы и снова взял трубку.

— Великолепно! — воскликнул Джефф. — Айхенштрассе, двенадцать. На углу Бисмаркштрассе. На звонке указана фамилия — Соммерс.

Господин Длинный Нос высунулся из окна, прижимая трубку к уху, и посмотрел прямо на нас. Его палец все еще оставался в носу, а рот не успел закрыться.

Мой тоже.

— Спасибо, — сказал Джефф, поворачиваясь спиной к окну. — До свидания. — Отключив мобильный, он кивнул Пенелопе: — Нам повезло. Герр Кламмвассер сказал, что готов подойти в любой момент.

— Только не пожимай ему руку, когда он придет, — пробормотала я. — Он только что ковырял в носу.

— Что за глупости? — удивленно взглянул на меня Джефф. — У тебя что — прорезался дар ясновидения?

— Герр Кламмвассер одет в черную майку, — продолжала я. — У него козлиная бородка и нос раз в пять длиннее моего.

Ровно через шесть минут в дверь позвонили. Когда Джефф вернулся вместе со специалистом по крысам, челюсть у него отвисла так, что можно было разглядеть миндалины. Нос у гостя действительно оказался просто огромным, и он не сводил своих странных светлых глаз с Пенелопы. Мужчины часто пялятся на Пенелопу, особенно на ее ноги или грудь, потому что мама у Фло очень сексуальная. Но этот человек смотрел на ее лицо, причем так, будто хотел запомнить его навсегда.

— Ах, да, — спохватилась Пенелопа и быстро спрятала руки в складках юбки. — Сюда, пожалуйста!

И она повела герра Кламмвассера в ванную, а я со всей возможной скоростью покатила к комнате Энцо. Ох уж эта мне инвалидная коляска! Левое переднее колесо скрипело, а задние выписывали невообразимые кренделя.

— Иди сюда, — шепотом позвала я. — Крысолов явился! А самое интересное в том, что он живет в нашем дворе!

Мы оставили крысу в коробке, а сами столпились в ванной. По крайней мере, попытались это сделать. Но для шести человек и инвалидной коляски ванная была маловата. Поэтому я осталась за порогом, Пенелопа с Джеффом встали у двери, а Фло с Энцо пристроились на краю ванны.

Знаете ли вы, что латинское название самой обычной крысы — Rattus norvegicus? А то, что они могут подпрыгивать на метр в высоту? И что они обожают ореховую нугу? А если какая-нибудь крыса попробует новую пищу и погибнет от нее, другие крысы даже не притронутся к этой еде?

Все это нам рассказал герр Кламмвассер в новой ванной Фло. На крысах он точно собаку съел.

— Тут у вас огромная дыра, — заявил он, заглядывая за унитаз. На руки он уже успел натянуть ядовито-зеленые резиновые перчатки. — А вот и еще одна, — добавил он, осмотрев сточную трубу. — Сквозь нее свободно пролезет любая крыса.

— А она может опять прийти тем же путем? — спросила Фло. — Через унитаз?

— Еще как, — усмехнулся герр Кламмвассер. — Особенно, если дверь туалета оставить открытой. Где ваша крыса?

— В комнате Энцо… — начала Пенелопа, но Фло ее перебила.

— Она в саду! — поспешно проговорила она. — Мы открыли окно, и крыса выскочила на улицу.

Пенелопа подозрительно нахмурилась, но герра Кламмвассера такое объяснение, от которого попахивало враньем, удовлетворило. Энцо предусмотрительно запер свою дверь на ключ и сунул его в карман брюк, чтобы крысу никто не обидел.

— Скорее всего, она попала сюда из канализации, — сказал герр Кламмвассер. — В прошлом году в Гамбурге зафиксировано почти пятьсот подобных случаев. У меня в компьютере обозначены все места скопления этих маленьких чудовищ. — Рот у него так широко растянулся в ухмылке, что даже крылья носа задрожали. — Может, как раз в саду и находится гнездо. Между прочим, я живу напротив вас.

Джефф с Пенелопой покосились на меня. Пришел мой черед улыбаться. Герр Кламмвассер тем временем принялся рассказывать, какие меры он собирается предпринять, и улыбаться мне перехотелось.

— Хорошо зарекомендовали себя пластиковые боксы с ядовитыми приманками. Я зарываю их под кустами в садах. Крысы — большие гурманы. Их легко привлечь с помощью хорошего корма. И когда они съедят приманку…

— Об этом не может быть и речи! — не выдержала Фло.

— Не переживайте, фройляйн, — герр Кламмвассер вытер нос грязным клетчатым платком. — Это легкая смерть.

— Вот и ешьте сами свою приманку, — огрызнулась подруга.

Крысолов удивленно поднял бровь. На губах у него появилась едва заметная усмешка, словно он подумал про себя: «А ты не трусиха!»

— Фло! — прошипела Пенелопа. — Немедленно извинись!

— Только если он возьмет назад свое предложение!

Подруга скрестила руки на груди и не сводила с Крысолова сердитого взгляда.

— В нашем саду никогда не будет крысиного яда, — заявила она ледяным тоном. — Только через мой труп!

Вы, конечно, помните, что моя подруга любит животных. Поэтому с некоторых пор не ест даже рыбу. Я-то считаю, что крысы — это просто отвратительно. Но мне бы не хотелось, чтобы они умирали у нас на глазах, а кроме того, я тревожилась за наших животных.

— У нас есть хомяк и кошка, — сказала я. — Мама Белоснежки чуть не умерла от крысиного яда. И если бы Фло не отнесла ее вовремя к ветеринару, Белоснежка никогда бы не родилась.

На помощь пришел Джефф:

— К тому же, у Лолы есть брат. Он еще грудной малыш, и его часто выносят в сад. Не хотелось бы, чтобы с ним что-нибудь случилось.

— И не забывайте мою маленькую тетю! — торжественно добавила я.

— Маленькую тетю? — наморщил лоб специалист по крысам. — Впрочем, можете не переживать. Мои приманки действуют только на тех, кто весит меньше трехсот пятидесяти граммов. Вряд ли твоя тетя такая маленькая. И чтобы добраться до содержимого пластикового бокса, нужны специальные инструменты. Или крысиные зубы. — Он снова улыбнулся так, что задрожали крылья бесконечного носа, и мне это показалось особенно отвратительным. — А если бокс попадет в руки ребенка, то он скорее руку сломает, чем откроет, — тут он покосился на мой гипс. — Прошу прощения! Я иногда выражаюсь слишком образно.

Образно! Так, наверно, только жители Садистской Аравии говорят! Или она Саудовская? Да какая, собственно, разница!

— Так не пойдет! — я обернулась к Пенелопе. — Мы еще никогда не видели крыс в саду. Никогда! — Я нахмурилась и обратилась к Крысолову: — Вы давно здесь живете?

— С начала года.

Странно. Почему-то не помню, видела я, как он переезжал, или нет. Наверно, пробрался через канализацию.

— Может, просто заделать дыры в туалете? — предложил Энцо. — Тогда и крысы в дом не попадут, и сад мы не отравим.

— Но в любом случае я рекомендую яд, — заявил Крысолов. — Что скажете, фрау Соммерс? Заделать дыры и разместить боксы-ловушки, или просто заделать дыры?

Пенелопа с Джеффом переглянулись, но тот только плечами пожал. Тогда она глубоко вздохнула и сказала:

— Давайте начнем с заделывания дыр.

Следующие полчаса Крысолов провел в туалете, ставя на трубы металлические заплаты. Вдобавок он установил хитроумную конструкцию, позволяющую плотно закрывать дверь туалета.

— На случай, если вы уедете в отпуск, — пояснил он, стаскивая с рук перчатки.

— Пока что мы не сможем позволить себе отпуск, — ответила Пенелопа. — Ваши услуги стоят сто сорок евро, и переезд обошелся нам недешево. Большое спасибо за помощь!

— Обращайтесь в любое время, — сказал Крысолов. — Если что-нибудь пойдет не так, вы знаете, где меня найти. Прошу! — он протянул Пенелопе визитку, которую та взяла кончиками пальцев, сложил свои инструменты, попрощался и исчез.

Только тогда я наконец-то смогла посетить туалет.

В тот же вечер мы вернули мокрой крысе свободу. Примерно с трехсотой попытки Энцо удалось загнать ее в коробку из-под ботинок, и мы вынесли ее во двор, где она моментально юркнула в кусты.

— Ты сегодня у нас переночуешь? — спросила Фло, когда мы возвращались после спасательной операции. То есть, Фло шла, а я катилась рядом в инвалидной коляске.

— Ясное дело, — кивнула я.

На ужин мы заказали пиццу и подняли бокалы с виноградным соком за наш новый дом, защищенный от крыс. Квартира все еще была заставлена картонными коробками, но я была безумно рада, что моя лучшая подруга теперь живет рядом. Высокая кровать Фло уже стояла на новом месте, но так как я не могла на нее взобраться, Пенелопа постелила нам на диване в гостиной. Энцо, насвистывая, скрылся в своей комнате.

Когда Фло уснула — как всегда, первой, — я подумала, не написать ли мне сочинение про Гамбургского Крысолова и сразу посмотрела на его окно. Там было совершенно темно. Только иногда на несколько секунд вспыхивала крошечная точка. Когда мои глаза привыкли к темноте, я разглядела, что герр Кламмвассер прислонился к косяку окна и время от времени затягивается сигаретой.

Он стоял там, как темный призрак, и мне на минуту стало не по себе.

4. Разговор об отцах и статья про наркотики

На следующий день было двадцать восемь в тени. Фло с Джеффом и Пенелопой отправилась в «Икею», а мама купала Леандро во дворе.

Я всю весну ждала, когда школа закончится, и можно будет гулять сколько угодно, но вместо этого приходится потеть в душной комнате, прикидывая, как бы засунуть под гипс какую-нибудь проволочную щетку. Нога чесалась так, будто десять тысяч муравьев отплясывали на ней самбу. Чтобы хоть немного отвлечься, я потянулась за биноклем. Энцо тоже остался дома. Я видела, как он сидит за ноутбуком Пенелопы. Сегодня утром в квартиру Фло провели обычный телефон, поэтому я позвонила туда и захихикала, когда Энцо испугался звонка и вскочил.

— Выкладываешь очередной ролик на «Ю-туб»?

— Ах ты, шпионка! — Энцо подошел к окну и задрал голову. — Не можешь найти, чем заняться?

— Не могу, — согласилась я. — Признавайся: ты что там делаешь?

— Ищу кое-кого, — ответил Энцо.

— Кого?

— Не будь слишком любопытной!

— Уж какая есть. Говори!

— Не скажу!

— Ну, пожалуйста!

— Нет, нет и еще раз нет.

— Ну и дурак!

— А ты — курица.

Ничего себе конец разговора!

И тут меня осенило. Кого, по-вашему, мог искать Энцо? Естественно, своего отца, которого якобы зовут Август фон Шанц!

Энцо узнал о нем незадолго до летних каникул из статьи в «Википедии». Нашел его имя на четырнадцатом месте в списке самых богатых немцев. Этот человек живет на острове Зильт, имеет темно-русые волосы, карие глаза и оттопыренные уши. Прекрасно помню его фотографию, которую мы рассматривали вместе.

До недавнего времени Энцо вообще ничего не знал об отце. Но история его появления на свет до того запутанная, что придется ее коротко напомнить.

Когда Гудрун, мать Энцо, и Пенелопа были еще совсем юными девушками, они путешествовали по Бразилии. Никаких детей у них тогда еще не было. В Рио-де-Жанейро у них кончились деньги. В поисках места для ночлега они наткнулись на роскошную яхту, стоявшую у причала, и забрались туда. А утром их застал там богатый владелец яхты Август фон Шанц. Чтобы он не сдал их полиции, Гудрун «околдовала» его, иначе говоря — соблазнила, и в результате забеременела. Август фон Шанц по сей день ничего не знал о сыне, зато Гудрун использовала эту информацию, чтобы шантажировать Пенелопу, когда явилась к нам весной. Никогда не забуду, как Энцо сказал: «Мама рассказывала мне, что забеременела, чтобы спасти в Бразилии шею Пенелопы».

Круто, да? А когда перед летними каникулами Пенелопа нам во всем призналась, мы просто рты разинули. Но больше всех был потрясен Энцо, и уже тогда стало ясно, что он попытается как можно больше узнать о своем отце.

— Кокада? — в комнату заглянул мой папай. На нем была ярко-желтая футболка, а лицо так и сияло. — Наш новый сайт готов, — объявил он. — Хочешь взглянуть?

— Конечно! — ответила я.

Сайт вполне соответствовал настроению папая и, естественно, нашему ресторану. Название «Жемчужина юга» было выведено зелеными завитушками на ярко-желтом фоне. Кликнув по рассыпанным там и сям сверкающим жемчужинкам, можно было получить самую разнообразную информацию.

— Кликни сюда, — предложил папай, указывая на крайнюю жемчужинку справа.

Тут же открылась галерея фотографий, которые отобрал папай. Там были все наши лучшие блюда, наши праздники, концерты Пенелопы на сцене ресторана, наши повара Карлик и Гора и, конечно же, дедушка и сам папай. На фото он был еще совсем молодой. На нем был поварской колпак, и стоял он перед входом в кулинарную школу в Сальвадоре. Именно там он и учился, как, впрочем, и мой бразильский дедушка, с которым, к сожалению, мне не пришлось познакомиться.

Следующая жемчужинка открывала отзывы наших гостей и статью, в которой Джефф расхваливал нас, называя лучшим бразильским рестораном Гамбурга. Джефф — ресторанный критик. Недавно он предложил папаю организовать службу кейтеринга^[1]. Поэтому за жемчужинкой слева был спрятан рассказ о том, что мы готовы обеспечивать блюдами бразильской кухни любые праздники и вечеринки.

— Дедушка напечатает еще и листовки, — сказал папай. — Раздадим их в нашем районе.

— Жаль, не смогу вам помочь из-за коляски, — вздохнула я. — Но сайт классный! Отличная реклама.

— Она нам очень нужна, — кивнул папай. — Кризис пошатнулнаши финансы. Каждый гость для нас теперь — на вес золота.

Он отвез меня на кухню и предложил кокосовый лед с фруктами и взбитыми сливками домашнего приготовления. Как бы я ни ненавидела свою коляску, следует признать: мне было приятно, что папай посвятил мне весь вечер. Я подумала об Энцо, который за всю жизнь и минуты не провел с собственным отцом, и мне стало грустно.

— У тебя случайно нет других детей, кроме меня и Леандро? — спросила я.

Папай поперхнулся, но ответил:

— А почему ты спрашиваешь, Кокада? Разумеется, нет!

Я шлепнула на лед еще одну ложку сливок и заглянула в его темные глаза.

— И ты никогда не расстанешься с нами? Только если умрешь?

— Кокада, — покачал головой папай, — что у тебя творится в голове! О чем ты думаешь?

— О многом, — тихо ответила я. — О том, что Энцо даже не знает своего отца. А твой папай умер так рано!

Папай вздохнул. Мой бразильский дедушка Отлорино попал под поезд, когда папай был еще совсем маленьким. А когда он стал взрослым, то познакомился в поезде с мамой. Странная штука с этими поездами. Иногда они забирают любимого человека, а иногда помогают найти любовь.

— Каким был твой папай? — продолжала я расспрашивать. — Ты его помнишь?

— Прекрасно помню, — кивнул папай. — Твой дедушка был заядлым рыболовом. Каждое утро, еще до школы, мы с ним отправлялись на большой пляж вблизи Сальвадора, — глаза у папая опять засияли. — Там он учил меня ловить рыбу. А по выходным он ездил на рыбалку с друзьями, а потом готовил улов для всех.

Я отложила в сторону ложку и вылизала тарелку.

— Он был хорошим поваром?

— Лучшим из всех, — гордо заявил папай. — И он был шутник. Однажды на рыбалке мы ночевали в палатке, и если ночью кто-то выходил по-маленькому, слышно было, как в кустах журчит. Когда все уснули, твой дедушка разбудил меня и велел выбраться из палатки наружу. Он сунул мне в руки большой кувшин, полный воды, и велел потихоньку лить воду в кустах. Я лил, и вода, сама понимаешь, журчала. Через несколько минут из палаток выбрались все его приятели. Всем стало интересно, кто же это так долго писает. А когда они увидели меня с кувшином, то чуть не попадали от хохота. Мы с дедушкой тоже смеялись до упаду.

Я тоже рассмеялась. Потом попросила папая взять меня к себе на колени. Он вынул меня из инвалидной коляски, и я прижалась к его груди. От него пахло кокосовым льдом, а кожа была удивительно мягкой.

— Как же мне повезло, что ты мой папай! — прошептала я.

Он взял мое лицо в ладони, и на глазах у него блеснули слезы. Папай часто плачет, когда происходит что-нибудь трогательное. И это здорово!

— А мне повезло, что ты моя Кокада, — сказал он. — Я всегда мечтал о такой дочке, как ты. И твой дедушка гордился бы тобой, если б вы были знакомы.

Потом я сидела в комнате и ждала Фло. Занавески у Энцо были задернуты. На третьем этаже печальная женщина ужинала с мужем. Но сегодня он не читал газету, а возился с мобильным телефоном. Его жена что-то говорила. Я видела, как шевелятся ее губы, но муж ни разу на нее не взглянул, хотя на ней было красивое платье с яркими цветами. На месте этой женщины я бы вырвала мобильный телефон из рук этого тупицы и выбросила из окна!

Мужчина с татуировками взялся за свои гантели, а за окном пристройки я разглядела майку Гамбургского Крысолова. Она небрежно висела на стуле. Самого владельца майки я не видела. Наверное, опять ловит крыс в туалете или закапывает в чьем-нибудь саду отраву.

Белоснежка вспрыгнула ко мне на колени, и я почесала ее за ушком. Она тихонько замурлыкала.

— Скучаешь по фрау Балибар? — спросила я. — Теперь она живет у своей подруги Лизы и ухаживает за другими животными.

Но зато в ее квартире поселились Фло и Энцо, и это просто чудесно, правда?

Кошка мяукнула. Теперь она стала такой ласковой, что большего и не пожелаешь. И я не допущу, чтобы где-нибудь поблизости валялся крысиный яд!

Я снова подняла бинокль и посмотрела на окно Крысолова. На столе лежали надкушенный бутерброд с колбасой и раскрытая газета. Одно место в статье было обведено красным, и рядом стояли три жирных восклицательных знака. Может, это статья о крысах?

Я навела резкость и попыталась рассмотреть получше. В крупном заголовке я разобрала слово «наркотики». Красным было подчеркнуто слово «Порто-франко»^[2]. Подчеркнуто было и слово «Белизна», как раз напротив него стояли жирные восклицательные знаки.

«Белизна»? Разве это не моющее средство? И почему Крысолов интересуется наркотиками и моющими средствами в Порто-франко? Может, он еще и моет портовые туалеты?

Я хихикнула про себя. Надо обязательно рассказать Фло! Но вечером Джефф пригласил нас в кино под открытым небом на площади у ратуши, и когда я снова вспомнила про статью, все уже давно отправились спать.

В кровати я опять превратилась в Серафиму Скриптум и читала своим поклонникам отрывки из нового детектива. Он назывался «Крысолов и рука из канализации», в нем рассказывалось о руке мертвеца, обнаруженной в унитазе. Крысолов оказался жестоким убийцей, и наркотикам там тоже место нашлось. Слушатели перепугались до смерти. И я тоже. Да так, что побоялась сбегать в туалет, несмотря на то что не помешало бы.

Эх, если бы фантазии у меня было чуть поменьше!

Я вздохнула, подтянула коленки к подбородку и начала думать о цветах и бабочках. К счастью, мне удалось быстро уснуть. Но в моем сне в цветущем саду появился Крысолов и убил бразильского бананового мотылька, который как раз лакомился нектаром редкого вида лилии.

5. Совпадения, которые случаются не часто

Следующий день я провела с бабушкой и тетей Лизбет в книжном магазине. Там случилось нечто такое, что я назвала бы чудесным, безумным, странным и восхитительным.

Начну с самого начала: я познакомилась с одной девочкой. Ее зовут Жюли, ей двенадцать с половиной, и она хочет стать писательницей. Как и моя тетя Лизбет, эта девочка любит иностранные слова. Как и я, она старшая сестра. Жюли мне понравилась с первых же строк, ведь я познакомилась с ней в книге, которую нашла в том углу, где стоят книги для подростков. Называлась книга «Жюли и Белоснежка», поэтому она меня и заинтересовала. Белоснежка, правда, оказалась не кошкой, а одноклассницей Жюли. Она была похожа на дочь индейского вождя, а Белоснежкой ее прозвали из-за черных волос и тонких щиколоток. Правда, прозвище это дала ей не Жюли, а капризная Ханна.

Книгу, конечно же, написала настоящая писательница, которую зовут Франка Дюваль.

Но Жюли получилась у нее такой настоящей, что мне ужасно захотелось познакомиться с ней поближе.

— Можно одолжить книжку? — спросила я у бабушки.

— Только если будешь обращаться с ней аккуратно, — ответила та, раскладывая книги на витрине.

На ней было зеленое летнее платье, которое мой дедушка, не различающий цвета, сравнивал с лазурным небом Греции. Волосы у бабушки растрепались. Но ведь она не рекламировала одежду или прически, а расставляла на витрине новые детективы. И как раз прикрепляла к стене плакат с надписью «Блистательные новинки для летнего чтения».

— Что значит «блистательные»? — поинтересовалась я.

— Крутые, — донеслось из уголка детских книг.

Там на игрушечном паровозике сидела тетя Лизбет. Из-под кепки у нее выбивались белокурые локоны. В руках она держала книгу про Калле Блумквиста. Это сыщик, которого придумала Астрид Линдгрен.

— Смотри, не попадись, — я указала на надкушенную шоколадку на голых коленях тети Лизбет. — Ты же знаешь, что нельзя браться за книжки, если у тебя пальцы испачканы шоколадом.

Но тетя не обратила на мои слова никакого внимания и продолжала переворачивать книжные страницы.

— Книга-то хоть хорошая?

— Блистательная, — ответила Лизбет, не поднимая глаз.

— Ага, — ухмыльнулась я. — Ну, тогда почитай и мне.

И тут случилось нечто невообразимое. Тетя вытянула свой маленький указательный пальчик, ткнула им в текст и тоненьким голосом сказала:

— Лола.

— Это я, — отозвалась я.

— Здесь так написано, — пояснила тетя Лизбет.

Я нахмурилась:

— Ну-ка покажи!

Я подошла к паровозику и заглянула через тетино плечо. Первым делом мне в глаза бросились пятна шоколада по всей странице. Потом я увидела заголовок — «Приключения Калле Блумквиста». А потом оказалось, что тетя Лизбет права.

— Вот, — указала она на последний абзац на восемьдесят пятой странице. — Тут написано «Лола».

— «Дядя Айнар тяжело дышал, — прочитала я. — Он склонился над садовой калиткой и побледнел. — Лола? Что ты с ней сделал?..» — на этом месте я умолкла.

— А дальше? — подпрыгнула тетя Лизбет.

— Нет, — фыркнула я.

— Пожалуйста! — пискнула тетя.

— Бабушка! — крикнула я. — Твоя дочь умеет читать!

Естественно, бабушка не поверила, и тете Лизбет снова пришлось прочитать слово «Лола».

— Просто совпадение, — не поверила бабушка. Она пригладила волосы и перевернула несколько страниц.

Моя тетя закрыла глаза, ткнула пальцем в третью строку снизу и прочитала:

— Страх.

— «Страх сковал сердце Калле», — прочитала я.

Бабушка испуганно охнула.

— Нужно сводить ребенка к психологу, — пробормотала она. — Это ужасно!

— Почитайте мне! — заорала тетя и ущипнула меня за здоровую ногу.

— «А что если меня не найдут, — дочитала я до конца страницы. — Тогда меня ликвидируют».

— Что значит «ликвидируют»? — поинтересовалась тетя.

— Даже не представляю, — вздохнула я. — Но я тебя хорошо знаю и уверена, что скоро ты все сама узнаешь.

— Ликвидируют — значит, уберут, — послышался глухой голос. — Или убьют, смотря по тому, как там у них обстоят дела.

Я подняла глаза. Ну, это уже ни в какие ворота! В бабушкин магазин явился Гамбургский Крысолов! В руках у него был битком набитый пластиковый пакет, а в глазах все то же выражение нетерпеливого ожидания. Когда он увидел меня, его губы растянулись в улыбке.

— Вот так совпадение!

Можно сказать и так. Крысолов давно живет в нашем дворе, но я никогда раньше его не видела. А тут он попадается на каждом шагу.

— С нашим туалетом все в порядке, — на всякий случай сказала я. — И проблем с крысами в бабушкином магазине нет.

— Я тут не по работе, — ответил Крысолов. Он поставил пакет на прилавок и обратился к бабушке. — Хотел бы заказать книгу. Название иностранное, но я подчеркнул немецкий перевод.

Он протянул бабушке листок, и та внимательно его изучила.

— Минуточку, сейчас посмотрю, — сказала она, еще раз взглянула на тетю Лизбет и покачала головой. Потом отошла к компьютеру, что-то набрала, сверилась с листочком и, наконец, сказала: — Это займет несколько дней. Вас устроит, если книгу доставят в середине следующей недели?

— Не вопрос, — согласился Крысолов. Он кивнул на книжку на коленях тети Лизбет: — Кажется, девочке нравится. Сколько тебе лет?

— Четыре года, два месяца, одна неделя и один день, — отчеканила тетя Лизбет.

Крысолов удивленно поднял бровь.

— А ты, оказывается, умница!

— Даже чересчур, — простонала бабушка. — Моя дочь уже вполне сносно читает.

— Ваша дочь? — мужчина перевел взгляд с Лизбет на меня. — Так это и есть твоя маленькая тетя?

Я неохотно кивнула. Как по мне, он задает слишком много вопросов. А ведь мы с ним совсем не приятели.

— Ну, хорошего вам дня! — наконец сказал он, забрал свой пакет и направился к двери.

— Погодите! — крикнула бабушка. — Вы кое-что забыли, — и помахала свертком, очевидно, выпавшим из пакета.

— О, спасибо! — Крысолов сунул сверток в пакет и вышел из магазина.

— Что там было? — спросила я.

— Порошок, — сказала бабушка. — Наверно, собрался постирать деньги.

— Что?

— Это такая неудачная шутка, — усмехнулась бабушка. — Он заказал книгу на русском. По крайней мере, не через Интернет. Такие клиенты мне нравятся. — Она посмотрела на дверь и наморщила лоб. — Где-то я его уже видела.

— Он Крысолов, — подсказала я. — Живет в нашем дворе и мечтает засыпать весь сад крысиным ядом.

Больше ничего сказать я не успела, потому что дверь магазина распахнулась и ворвалась Фло. Лицо у нее раскраснелось и, похоже, не от жары.

— Ты не поверишь! — закричала она. — Угадай, кто прилетает в следующую среду в Гамбург в одиннадцать двадцать пять?

— Допустим, Алекс, — протянула я.

Фло нетерпеливо махнула рукой.

— Это и так ясно! А кто еще?

— Мой законный супруг! — пискнула тетя Лизбет, сбросила «Калле Блумквиста» на пол и прижала руки к груди.

Я хихикнула. Супруг тети Лизбет — это младший брат Алекса Паскаль. Они поженились весной, а потом у них родились близнецы: плюшевый слон Бенджамин и серая свинка Бабетта.

— Думайте дальше, — не отступала Фло. — Кто прилетает в Гамбург тем же самолетом, что и Паскаль с Алексом?

— Даже не представляю, — я с тревогой посмотрела на Фло. А вдруг это мать Энцо? Нет, тогда глаза моей подруги не горели бы, как огни фейерверка. О-о, ну конечно же, это мужчина, а значит…

— Сол!!! — взвизгнула я.

Фло кивнула и еще сильнее покраснела. После весенних каникул другу Фло пришлось остаться на затопленной ураганом ферме его дяди в Эквадоре, и Фло по нему ужасно скучала, даже больше, чем я по Алексу.

— А разве он летит не из Кито? — уточнила я.

— Точно, — подтвердила Фло. — Но в Париже у него пересадка, и он прилетает тем же рейсом, что и Алекс с Паскалем.

Это было так классно, что я забыла обо всем на свете.

6. Летний день с черными пятнами

В том, чтобы проводить целые дни в инвалидной коляске, нет ничего интересного. Мне даже в школе не приходилось так долго сидеть на собственной пятой точке! Чувствую себя самой настоящей камбалой! И когда тренер по лечебной гимнастике в пятницу сказал, что уже с завтрашнего дня я могу начинать ходить на костылях, я чуть ли не запрыгала. Я была готова его расцеловать!

— Сначала надо переместить ногу в гипсе и костыли вперед, — сурово инструктировала меня Фло. — Потом переносишь весь вес на опору и при этом представляешь, что под больной ногой лежит помидор, который нельзя раздавить. Только потом переставляешь здоровую ногу. Все поняла?

— Теоретически — да, — пожала я плечами.

Практика оказалась гораздо сложнее. Прихрамывая, я раза три проковыляла туда-сюда по прихожей. После чего, вся мокрая от пота, плюхнулась в инвалидную коляску и с завистью уставилась на своего маленького братца, который весело булькал в противоположном конце коридора. Хорошо ему: он-то научился ползать почти сразу.

Мама принесла мне стакан «Гуараны» с кубиками льда.

— Все будет хорошо, мое сокровище, — попыталась она меня утешить. — Прошлым летом в моем отделении лежал мужчина, который сломал правую ногу, левую ногу и обе руки. Гонщик «Формулы-1», попал в аварию на самой обычной дороге. Ехал поздно ночью, и вдруг прямо перед машиной выскочила обезьяна, сбежавшая из зоопарка. Вот и приходилось утешать его три раза в день — слезы прямо ручьем текли по щекам.

— У кого? У обезьяны?

— Нет, у гонщика. Он решил, что больше никогда не сможет принять участие в состязаниях. Но с апреля он уже в полной форме.

Фло хихикнула, а я закатила глаза. Мамины безумные истории иногда кажутся совершенно нереальными.

Тем не менее, я медленно, но верно осваивалась с костылями, хоть частенько и приходилось скрипеть зубами. За субботу и воскресенье я совершила семь прогулок от комнаты к туалету и от туалета к входной двери. В понедельник я смогла преодолеть восемь ступенек, ведущих к нашей квартире. Во вторник вечером рядом со мной полз Леандро, а в среду днем я уже тряслась от нетерпения рядом со своей принаряженной тетей в терминале прибытия Гамбургского аэропорта.

— Долго еще? — попискивала она каждые три секунды.

На нас начали оборачиваться.

— Кого ты так нетерпеливо ожидаешь, юная барышня? — спросил немолодой господин со связкой воздушных шаров в руке.

— Своего мужа из Парижа, — объяснила тетя Лизбет. — Мы недавно поженились.

Она где-то нашла бабушкину кружевную занавеску и по такому торжественному случаю обмотала ею свою шею. Приодела она и близнецов: Бенджамину повязала на хобот бант, а маленькой свинке Бабетте прицепила на хвостик розочку. И пахло от них троих как от парфюмерного магазина. Похоже, тетя Лизбет обрызгала их всеми духами, какие только удалось отыскать в ванной. Мужчина рассмеялся и подарил Лизбет красный шарик из своей связки. Потом он мне подмигнул, а я поймала себя на том, что вот-вот его укушу. Помнится, Фло тоже злилась, когда была вынуждена передвигаться в инвалидной коляске, и все ей сочувствовали. Как же я ее понимаю!

Фло не спускала глаз с табло прибытия рейсов. Она тоже не могла устоять на месте и едва не оторвала мою руку. Естественно, все мы нервничали. Фло надела свою короткую джинсовую юбочку и ярко-красную футболку, я — то зеленое летнее платье с тесемками из блесток, которое мама купила для нашей последней дискотеки в «Жемчужине юга». Правда, пройдет еще немало времени, пока я опять смогу танцевать. Но зато мама нарисовала на моем гипсе бразильский флаг.

Когда через десять бесконечных минут дверь распахнулась и появился Алекс, я готова была вскочить и броситься ему на шею. Конечно, он уже знал, что я в инвалидной коляске, и взглянул на меня с сочувствием, но в следующий миг опустился перед коляской на колени и поцеловал мне руку.

— Здравствуй, Лола-львица, — сказал он. — Отлично выглядишь!

О-о-о-ой, как же у меня зачесалась голова!

Алекс был — просто закачаешься. Плечи у него, кажется, стали еще шире, чем весной. На носу появилось несколько веснушек, а в зеленых глазах золотились карие крапинки. А вот одежды на нем было как-то маловато. Если честно, то совсем мало: только зеленые боксерские трусики с большими белыми звездами.

— Где ты потерял брюки? — хихикнула я.

— Это все мой младший братец, — проворчал Алекс и указал на полиэтиленовый пакет, привязанный к чемодану. — Самолет немного трясло, а Паскаль перед этим плотно позавтракал.

— К счастью, теперь у него в желудке пусто, — заметила я.

На Паскале были свободные белые брюки и огромные зеркальные солнечные очки. Тетя Лизбет как раз в эту минуту сунула благоухающих близнецов ему в руки, и лицо мальчика скривилось от отвращения.

А вот на Сола и Фло было любо-дорого посмотреть.

Моей лучшей подруге пришлось привстать на цыпочки, потому что Сол теперь был как минимум на голову выше ее. Кожа у него стала еще темнее, чем у папая, черные кудри доставали почти до плеч. Мои друзья крепко обнялись. Бабушка Сола, с которой они вместе вернулись из Кито, скромно переминалась на заднем плане, но улыбалась так же радостно, как и я.

Сейчас я впервые была счастлива, несмотря на свою загипсованную ногу. Процентов на девяносто. Остальные десять процентов прихватил с собой Энцо, который сегодня утром умчался с парочкой своих приятелей купаться. Звонок его матери не выходил у меня из головы, как я ни старалась о нем забыть.

— Я сяду впереди! — Паскаль схватил тетю Лизбет за руку и потащил к стоянке, где в машине ожидал Джефф.

Но место впереди было уже занято, — там сидела бабушка Сола, а она ну о-очень крупная женщина. К счастью, Джефф был на микроавтобусе, в который поместились все!

На обратном пути Сол рассказывал про Кито.

— Там самые ужасные москиты на свете! — пожаловался он. — В жизни ничего подобного не видел. Вот… — протянул он руку, усеянную крошечными рубцами. — За один день я насчитал триста пятнадцать укусов. Ходил весь в расчесах и царапинах.

— Бедненький мой! — Фло стиснула его руку.

Еще Сол рассказал о карнавале с обливанием подкрашенной водой, который устроила одна компания, производящая краски, о футбольном турнире, который он выиграл в Кито вместе с командой своего класса.

— Я теперь тоже играю, — заявил Алекс. — Если будет желание сыграть, позовешь меня?

— Конечно, — согласился Сол. — В футбольной клетке?

Футбольная клетка — это огороженное поле неподалеку от нашего дома на берегу канала, там всегда играют школьные команды.

— И я хочу! — воскликнула Фло.

— А я научу тебя карате, — наклонился Паскаль к тете Лизбет.

Ну и ну!

— А про меня вы забыли? — возмутилась я. Не так я представляла себе наш первый день вместе.

— Ты можешь быть судьей, — предложил Алекс.

— Большое спасибо! — обиделась я.

— Лучше устроим пикник, — тут же вмешалась Фло.

Все сразу согласились.

— Ой! — вскрикнула подруга, когда Джефф свернул на перекрестке, рядом с которым находился открытый бассейн. — Смотрите — Энцо!

И в самом деле: на обочине стоял Энцо с распаренным лицом и отчаянно махал рукой. Джефф притормозил, и мальчик прыгнул в машину.

— Все в порядке? — встревоженно поинтересовалась я.

— Теперь да, — пропыхтел он и с опаской оглянулся.

Волосы у него были мокрые, и, похоже, он действительно от кого-то убегал. Джефф поехал дальше, потому что ему начали сигналить, но я, обернувшись, все-таки успела увидеть, кто преследовал Энцо. По тротуару неслись две разъяренные блондинки, шлепая по асфальту огромными мужскими сандалиями. Вернее, пытались нестись. Обувь такого размера вряд ли могла им принадлежать, как и мужские шорты и клетчатые сорочки, которые были на них.

— Что ты опять натворил? — шепнула я, едва сдерживая смех.

— Небольшой обмен, — тихонько ответил Энцо, и в глазах у него заплясали чертики. — Интересно, что скажут мужчины, когда обнаружат босоножки на каблуках и мини-юбки на своих полотенцах?

Приступ хохота у меня закончился кашлем, а Фло со стоном отвалилась на спинку сиденья.

— Давайте, я вас познакомлю, — наконец смогла выговорить она. — Сол, это мой сводный брат Энцо.

— Мы уже познакомились по телефону, — ответил Сол, поглядывая на Энцо со смешанным выражением — наполовину сердито, наполовину весело. — Это ты мне сказал, что Фло заперлась со своим африканским возлюбленным, когда я звонил из Кито?

— Прости, приятель, — Энцо выглядел по-настоящему виноватым. — Дурацкая шутка, больше такого не повторится, — и он протянул другу Фло руку, которую тот и пожал.

Мы договорились устроить пикник вечером на большой лужайке у берега канала, и у Энцо появилась возможность реабилитировать себя и продемонстрировать свое кулинарное искусство. Он явился с огромной миской котлет, которые странновато пахли, но оказались безумно вкусными.

— Ух ты! — восхитился Сол. — Как же ты их приготовил?

— Ничего особенного. Добавил в фарш мяту, перец чили, кумин и куркуму, — объяснил Энцо. — И чайную ложку корицы. Восточный рецепт.

Наш пикник был похож на праздничный стол, собранный из блюд разных культур. Сол принес огромный пакет домашнего попкорна, который в Эквадоре называют «кангвил». Рядом лежали два багета и французская салями от Алекса. Пенелопа внесла вклад в виде итальянского салата из макарон с рукколой и помидорами. Мы с папаем приготовили превосходные сырные булочки, которые в Бразилии называются «пао де кежо». Джефф пожертвовал немецкую землянику со сливками, а моя бабушка принесла виноград. Паскаль и тетя Лизбет развлекались тем, что по очереди отрывали по ягодке от кисти и бросали — но не друг в друга, а в рот.

Когда в моем желудке мирно объединились блюда со всего света, я положила голову Алексу на колени и стала смотреть то в его глаза, то в летнее небо, такое же безоблачное, как и мое настроение.

Но когда началось обсуждение, чем заняться в течение двух следующих недель, все предлагали только то, для чего нужны две здоровые ноги, и на горизонте моего настроения появились первые облачка. И совсем худо мне стало, когда Сол сказал:

— А теперь пора бы размяться. Путешествие было просто кошмарным. В самолете я сидел зажатый между бабушкой и потной дамой раза в три побольше моей старушки.

Энцо улыбнулся, а Фло сочувственно потрепала Сола по голове. Он нетерпеливо обернулся к футбольной клетке, где уже гоняли мяч несколько мальчиков.

— Давай к нам! — крикнули те, заметив заинтересованный взгляд Сола. — Нам нужны еще четверо!

Энцо и Сол тут же вскочили. Алекс покосился на меня:

— Ты не против, если я немножко поиграю?

Ну что я могла ответить? Да и портить настроение друзьям совершенно не хотелось. Паскаль показывал какие-то приемы карате тете Лизбет. При этом надо было резко повернуться назад, и тетя Лизбет то и дело плюхалась на попку. Один раз она умудрилась приземлиться в восточные котлеты, а потом шлепнулась на волосок от моей загипсованной немецко-бразильской ноги.

— Не поупражняться ли вам где-нибудь в другом месте? — буркнула я, отвернулась и стала смотреть в другую сторону.

На лужайке две девочки постарше играли в бадминтон, мальчики перебрасывались фрисби, а Фло изо всех сил старалась сохранять незаинтересованный вид. Но ее взгляд то и дело возвращался к Солу и остальным мальчикам. Моя подруга еще в начальной школе играла в футбол с мальчишками из нашего двора, а с прошлого полугодия и в школьной команде, поэтому идея насчет футбола в списке, который я упоминала в самом начале, была, естественно, ее.

— Иди сюда, Фло! — крикнул Сол. — Нам нужен четвертый игрок!

— Не хочется! — ответила подруга.

— Не говори глупостей. Иди! — подтолкнула ее я.

— Ты уверена? — нахмурилась Фло.

— Конечно!

— Ну, ладно, — и ее как ветром сдуло.

Я осталась в одиночестве. Пока мои друзья резвились на футбольном поле, и все вокруг бегали, прыгали и танцевали на своих здоровых ногах, настроение мое стремительно ухудшалось. Было жарко, и кожа под гипсом так безумно чесалась, что мне хотелось вообще разбить эту чертову штуковину. Я поскребла под гипсом зубочисткой, но та хрустнула и сломалась. Теперь под гипсом чесалось и кололо. И вдруг в меня врезалось что-то зеленое. Я покачнулась, потеряла равновесие и уткнулась лбом прямо в миску с земляникой со сливками.

— Эй, полегче! Она же больная! — раздался у меня прямо над ухом голос одного из мальчишек, перебрасывавшихся фрисби.

Второй подбежал ко мне, с трудом удерживаясь, чтобы не прыснуть.

— Прости, пожалуйста! У тебя… у тебя щека в земляничной каше. Помочь?

— Большое спасибо, — огрызнулась я. — К счастью, руки у меня целы.

Мальчик ушел, а когда я хотела снова забраться в инвалидную коляску, то вывалила на свою здоровую ногу остатки салата из макарон.

— Погоди! — подбежала ко мне Фло. Она вся взмокла и сияла от удовольствия, но когда протянула мне руку, на лице у нее появилось виноватое выражение. — Я сейчас тебе помогу.

— Не надо, — оттолкнула я ее.

— Ой, Лола, ну что же ты меня не позвала! — Фло убрала салат. — Я бы сразу…

— Я бы, я бы!.. — не выдержала я. — Если бы ты знала, как я себя чувствую, то…

— Я знаю, как ты себя чувствуешь, — ответила моя подруга. — Я прекрасно тебя понимаю.

Я сглотнула. Фло почти полгода провела в инвалидной коляске и на костылях. Если кто и мог меня понять, то только она. К сожалению, меня это ничуть не утешило. А от того, что в мою сторону смотрел Алекс, стало еще хуже.

— Проводи меня домой, — попросила я Фло.

Алекс бросился следом, но я махнула рукой и сказала, что позвоню завтра. И не согласилась, когда Фло захотела остаться у меня.

— Ты же так долго не видела Сола, так по нему скучала…

— А ты по Алексу, — заметила Фло.

— Сейчас я скучаю только по своей здоровой ноге, — вздохнула я и почувствовала себя жалкой.

Плохое настроение похоже на заразную болезнь, и в таком состоянии лучше всего побыть одной.

7. Письмо от поклонницы и жуткое наблюдение

Вечером мне трижды звонили. Два раза Алекс и один раз Фло. Но я попросила маму сказать, что не буду ни с кем говорить. Тогда Энцо из своей комнаты послал мне фонариком сигнал SOS, но я задернула шторы. Кроватка Леандро все еще стояла в комнате мамы и папая, так что я могла спокойно погрузиться в одиночество.

Бабушка называет такие настроения зализыванием ран, но мне это выражение кажется ужасным, тем более, что у меня нога в гипсе. А вот Белоснежка рядом вылизывала свою шкурку, и я сунула ей под нос книгу про Жюли и Белоснежку. Книги — это здорово: ты можешь быть совсем один, но с ними никогда не чувствуешь себя одиноким. По крайней мере, не с такой героиней, как Жюли, которая нравилась мне все больше и больше. Она никогда не теряла чувства юмора, а если попадала в неприятные ситуации, старалась описать их как можно смешнее. Больше всего мне нравилось, как она дружит со своей одноклассницей (той, которая придумала прозвище Белоснежке). По характеру она немного напомнила мне Фло. А Жюли оказалась чем-то похожа на меня.

Я проглотила книгу залпом, а когда закончила, у меня появилась идея: в своих фантазиях я часто получала письма от поклонников, но ведь и я могу написать такое же письмо Франке Дюваль! Если верить написанному на суперобложке, она довольно известная писательница и может дать мне несколько советов, как лучше написать сочинение. Я схватила карандаш, лист бумаги и начала писать все, что приходило в голову:

«Уважаемая Франка Дюваль!

Я закончила читать Вашу книгу о Жюли и Белоснежке ночью (в два часа тридцать одну минуту). Мне это очень помогло, так как я инфицирую себя с Жюли. Или все-таки идентифицирую? Но это неважно. Во всяком случае, очень многое из того, что есть в Жюли, есть и во мне. Например, фобия. Но не на пауков, а на лягушек. Есть у меня и младший брат, которому, правда, уже целых семь месяцев. Но он все еще писает в подгузники, и на одном из них я поскользнулась. С тех пор я передвигаюсь в инвалидной коляске. К счастью, это не навсегда, но на время летних каникул — точно. Поэтому у меня сегодня было плохое настроение, и не хотелось никого видеть, даже лучшую подругу и моего парня. У меня тоже есть парень, как Бен у Жюли, правда, мой младше на год и не играет в группе. И напрасно, потому что мне было бы приятнее слушать, как он играет на гитаре, чем смотреть, как он играет в футбол!

Это здорово, что Жюли все так замечательно понимает, у меня так не выходит, и хорошо, что она не супергероиня, а иногда даже трусит и ведет себя по-дурацки. Это придает ей особое обаяние, и мне кажется, поэтому она больше похожа на настоящую девочку.

А теперь хочу спросить: как Вы это делаете? Вот Вы написали книгу, но написали ее не как взрослая, а как двенадцатилетняя девчонка. Мне самой уже почти двенадцать, так что можете мне поверить!!!

Может, Вы тайком читаете дневники своих дочерей? На суперобложке написано, что у Вас две дочери. А может, Вы очень рано захотели стать писательницей? Я тоже хочу, совсем как Жюли!

Вот почему у меня к Вам еще несколько вопросов.

Есть ли у Вас муза? Вы когда-нибудь болели? Считаете ли Вы, что лучшие писатели — это те, кто много страдает? Как Вы превращаете свои замыслы в истории? У меня, например, в голове все складывается очень легко, но когда я переношу это на бумагу — все заканчивается мусорной корзиной. Не дадите ли Вы мне несколько советов по поводу сочинения на лето? Наш преподаватель говорит, что мы должны писать о том, что сами пережили, но в инвалидной коляске, к сожалению, много не переживешь. А недавно я познакомилась с нашим соседом. Он истребляет крыс в канализации, у него странный взгляд, будто он все время чего-то ждет, и в моем сне он отравил бабочку. И еще я заметила у него на столе газету со статьей о наркотиках. Дело в том, что из своего окна я могу заглянуть в окна его квартиры. Как Вы думаете, стоит о нем написать в моем сочинении?

Наверно, мне пора остановиться, иначе я начну действовать Вам на нервы. Вы не должны отвечать на все мои вопросы!!! Но если у Вас найдется немного времени, напишите мне, хотя бы совсем коротко, я буду очень-очень рада! Мне хватит даже нескольких строчек. А может, еще и автограф???!!!

С глубоким уважением,

Ваша поклонница Лола Фелозо.

P. S. Я одолжила Вашу книгу в бабушкином магазине! Не хотите ли Вы там выступить? Я бы с удовольствием пришла на встречу с Вами!»

Когда я закончила, на часах было два сорок девять. Круто! Никогда бы не подумала, что могу писать так быстро, но слова так и сыпались из меня. Я подумала, не переписать ли все поаккуратнее, не слишком ли длинное письмо и не слишком ли часто я использую слово «может», но потом решила оставить все как есть. Я сложила листок, сунула в конверт и надписала адрес отправителя. Не хватало только адреса получателя. Наверное, с этим мне сможет помочь бабушка.

Чтение и письмо пошли мне на пользу, и я ни капельки не устала. Я открыла шторы и выглянула за окно. В небе сияла полная луна. На подоконник вспрыгнула Белоснежка. Когда в кустах в саду завозилась какая-то птица, моя кошка тихонько мяукнула. Если не считать этого звука, было совершенно тихо. Все окна были темными. Только у Крысолова все еще горел свет.

Он сидел за столом. На нем были мятая футболка и семейные трусы, а в руке он держал… Минуточку!.. Я схватила бинокль, настроила резкость и увидела то, что было у него в руке. Нож! Но то, что он делал с ним, было совсем не похоже на то, как некоторые люди намазывают кусок хлеба маслом, проголодавшись среди ночи. Папай, например, может за ночь опустошить полхолодильника, а на следующий день мама ворчит, потому что в кухне полный разгром.

Но Крысолов не опустошал холодильник, и в руке у него был не простой столовый или хлебный нож. Это был охотничий нож, — длинный и острый. Только непонятно, зачем он ему понадобился. Мужчина провел ногтем по лезвию, высоко вскинул нож и резко опустил, словно пытался проткнуть воздух. Вжик!

С вами бывало, чтобы сердце колотилось прямо в ушах? Грохочет, даже в затылок отдает, и одновременно по спине ползет холод… Я вся дрожала, вспоминая сон, который приснился мне на прошлой неделе. Про мертвую руку в унитазе и Крысолова-убийцу.

А теперь еще и это!

Когда я разбудила папая, выглядел он ужасно, потому что в последнее время работал по ночам и постоянно не высыпался. И все-таки он встал и поплелся за мной. Когда мы подошли к окну, у Крысолова уже было темно. Тогда я рассказала папаю о том, что видела, но он только зевнул.

— Кокада, этот человек — Крысолов, а никакой не убийца.

— Тогда почему он среди ночи размахивает ножом? — пискнула я.

— Наверно, захотел проверить, хорошо ли сбалансировано лезвие, — пожал плечами папай.

— А зачем Крысолову охотничий нож с хорошо сбалансированным лезвием?

Папай застонал.

— На это может быть тысяча причин! В качестве рабочего инструмента. Или у него есть лицензия, и он охотится на кроликов. Твой дедушка тоже любил рыбалку и охоту. У него было минимум пять таких ножей, и что он ими резал, я тебе даже рассказывать не стану.

Папай почесал заросший щетиной подбородок. Под глазами у него лежали глубокие тени. Выглядел он совсем неважно.

— Хочешь к нам в кровать? — предложил он.

— Там уже лежит Леандро, — возразила я. — Ты уверен, что этот человек не опасен?

— На все сто, — подтвердил папай. — Я пару раз встречал его в булочной. Он всегда любезно здоровается, и его точно не стоит бояться.

Я немного успокоилась: все-таки папай неплохо разбирается в людях. Хотя, что можно узнать о человеке в булочной? Разве только то, какие булочки он любит — с кунжутом или с маком.

Уже лежа в кровати, я подумала: а не вытащить ли мне письмо из конверта, и не спросить ли у Франки Дюваль, что она думает про эту историю с охотничьим ножом.

Но это уж чересчур. Лучше завтра посоветоваться с друзьями. С этим намерением я, наконец, заснула. На этот раз мне ничего не приснилось. К счастью.

8. Мертвая монахиня, гороховый наследник и подозрительный запах

— Может, Крысолов упражняется в метании ножей? — предположил Алекс, когда в четверг после обеда мы вместе с Фло и Солом растянулись на траве под «словарным деревом».

Энцо сидел в гостиной за ноутбуком Пенелопы. Через стекло я видела его темные волосы, которые он всегда укладывал с помощью геля так, чтобы они торчали, словно колючки у ежа. Окно Крысолова было приоткрыто. Но там мы разглядели только чахлый цветок в горшке и угол шкафа. Расстояние было порядочное, но мы все равно говорили шепотом.

— Метание ножей — это такой вид спортивных единоборств, — объяснил Алекс. — Я недавно видел соревнования на «Ю-тубе».

— Не знаю, не знаю… — пробормотала я, разглядывая черепки с надписями на «словарном дереве».

Больше всего мне нравились «Сердцебиение капли росы» и «Ликер слез», но сейчас прямо над моим носом висел «Ночной разговор судьи в полях». Я его никогда раньше не замечала.

— Скорее всего, он вспарывает животы крысам, — сказала я. — И проводит над ними зверские эксперименты.

Фло, закончив устраивать в саду маленький вольер для хомячка Хармса, поморщилась. А потом покачала головой:

— Не верю. Может, он был пьян? Или увидел привидение и испугался?

— Ему явился какой-нибудь зловещий дух! — подхватил Сол замогильным голосом. — Моя прабабушка из Кито постоянно видела духов, и с ней вечно случались жуткие истории.

— Расскажи! — оживилась Фло.

Сол смахнул с лица длинные волосы.

— В ее спальне, — начал он страшным шепотом, — в каждое третье воскресенье месяца ровно в три часа ночи выходила из стены мертвая монахиня. Этот беспокойный дух садился на бабушкину кровать и приказывал ей читать молитвы.

— Врешь ты все! — отмахнулся Алекс.

— Не хочешь — не верь, — Сол бросил в рот фруктовую конфету-шипучку, и та зашипела и защелкала, словно маленький фейерверк. — А однажды ночью прабабушка шла босиком по полю, — продолжал он. — Стояло лето, было очень тепло, но вдруг она почувствовала, как на ноги веет смертельным холодом. И тут из-под земли появилось что-то жуткое, большое и черное, похожее на человека без головы. Бабушка схватила палку и ударила привидение. Вот так… — Сол схватил мой костыль и принялся размахивать им, словно палицей. Мы немного посмеялись.

— Крысолов не такой жуткий, — заметила я, но на всякий случай нащупала руку Алекса.

Вообще-то от историй про духов всегда мурашки по спине, даже когда стоит день и светит солнце. Правда, сегодня у меня было хорошее настроение, ведь я проснулась оттого, что кто-то бросил камешек в мое окно. Но тут мне придется вернуться в своем рассказе назад.

Настоящие писатели тоже так поступают. То есть, не камешки в окно бросают, а возвращают читателя к событиям, которые происходили раньше. Бабушка объяснила мне, что это называется ретроспекция. Например, мальчик родился на яхте в Бразилии, а в рассказе он появляется уже в возрасте двенадцати лет вместе со своей мамой. Но с ретроспекциями надо обращаться осторожно, иначе читатель запутается. Итак, я возвращаюсь к камешкам.

Когда сегодня утром я услышала стук в свое окно, то поначалу испугалась. Но потом подошла к окну и сразу успокоилась: на выступе стены стояла корзинка с одуванчиками, кучей жевательных резинок «Hubba Bubba» со вкусом колы — моих любимых, красным сердечком и запиской. В ней было написано:

Передаю тебе привет,

Тебя красивей в мире нет.

Подарок я тебе несу —

Bisou!

«Bisou» по-французски значит «поцелуй» и произносится «бису», потому и рифмуется со словом «несу». А-а-абажаю, когда Алекс пишет мне письма, особенно, когда он преподносит их так романтично!

Тут сверху послышался смех, а когда я подняла голову, то увидела в окне комнаты тети Лизбет самого Алекса.

— Я бы тоже к тебе спустился, — сказал он. — Но, боюсь, веревка не выдержит. Очень уж она тоненькая.

— Тогда можешь войти через дверь, — пригласила я.

Мы позавтракали на моей кровати, а в полдень вернулась с работы мама и с таинственной улыбкой сообщила, что у нее для меня сюрприз. Но какой именно — не сказала.

Осталось только добавить, что бабушка взяла мое письмо и пообещала переслать его в издательство, опубликовавшее книгу Франки Дюваль.

В общем, с ретроспекцией покончено, и я возвращаюсь в компанию своих друзей.

За это время к нам присоединился Энцо, который опять искал в Интернете информацию о своем отце. На нем была та самая знаменитая футболка с тараканом, и Сол при виде нее растянул рот до ушей.

— Класс! Знаешь, я мог бы привезти тебе из Кито несколько настоящих южноамериканских тараканов. Один, помню, сидел в ботинке у моего отца и был почти такого же размера, как твой.

Алекс поморщился, а я подумала, как бы перевести разговор на отца Энцо. Но он сам о нем заговорил.

Правда, начал Энцо издалека. С острова Зильт в Северном море.

— Кто-нибудь там бывал? — голос у него был как всегда бодрый, но улыбка показалась мне немного напряженной.

— Я, — ответил Паскаль. — С папой и Алексом. Осенью позапрошлого года.

Энцо погладил Хармса кончиками пальцев. Хомячок Фло не очень-то дружелюбен, но к «сводному брату» своей хозяйки испытывал полнейшее доверие.

— А вы знаете там кого-нибудь? — как бы равнодушно спросил Энцо, не сводя глаз с хомячка. Тот потихоньку перебрался на его руку и устроился там поудобнее.

— Почти никого, — сказал Алекс. — Вот только подруга моей маман там живет.

Энцо почесал за ухом. Уши у него не оттопыренные, как на фотографии его отца. Они маленькие и круглые, в левой мочке — серебряная сережка-колечко, а на ней болтается крошечный человечек. Это японский домовой, которого называют дзасики-вараси. Энцо купил его перед каникулами на блошином рынке и подвесил на серьгу.

— Дзасики-вараси — это добрые духи, которые охраняют дома, в которых поселяются, — объяснил мне Энцо. — Тем, у кого они живут, очень повезло. Они приносят в дом счастье и благосостояние. Но если их рассердить, они уходят, и на семью начинают сыпаться сплошные несчастья.

Серебряный человечек сверкнул на солнце, и я вспомнила этот разговор. После звонка Гудрун прошла уже неделя, и до сих пор ничего не изменилось. Может, она передумала? Или Фло ее неправильно поняла? В конце концов, связь была неважная.

— А почему тебя заинтересовал Зильт? — спросил Алекс.

— Частное расследование, — объяснил Энцо и откашлялся. — Речь идет о моем отце — Августе фон Шанце.

Я затаила дыхание.

— И что? Ты выяснил о нем что-нибудь?

— У него солидное состояние, — сказал Энцо. — Почти семь с половиной.

У меня даже челюсть отвисла.

— Миллионов?

— Нет, миллиардов.

— Ого-го! — воскликнул Сол. — Я помогу тебе искать! Да за такие деньги можно всю жизнь до отвала кормить половину Кито! Как это людям удается столько заработать?

— Мой отец заработал на зеленом горошке, — ответил Энцо. — Он наследник какого-то производителя консервированного горошка.

— Гороховый наследник, — хихикнула Фло. — Такое выражение вполнеподошло бы для «словарного дерева»! Что еще ты узнал?

— Он коллекционирует гоночные яхты, на которых были поставлены знаменитые рекорды, — продолжал Энцо. — В статье о жизни немецких миллиардеров написано, что у него есть вилла в Кампене на Зильте, и что ванная там расположена в восьмиугольной башне. Еще там есть восьмиугольный бассейн и восьмиугольный унитаз.

— Может, у него там заведутся крысы, — предположила я. — Тогда мы могли бы порекомендовать твоему отцу опытного Крысолова.

— Кто бы меня ему порекомендовал, — вздохнул Энцо. — К сожалению, в Интернете нет номеров телефонов и почтовых адресов миллиардеров. — Он хлопнул Алекса по плечу: — Послушай, а ты не мог бы позвонить подруге твоей матери? Может, она знает, где именно он живет.

Сол сунул в рот еще одну конфетку-шипучку.

— А почему бы тебе не спросить об этом свою маму? — проговорил он, и карамелька у него на языке зашипела.

— Гудрун? — расхохотался Энцо. — Тебе повезло, что ты с ней не знаком. Поверь, она бы назвала мне его имя, только если бы могла извлечь из этого какую-нибудь выгоду.

— Откуда же ты его узнал? — удивился Алекс.

— От Пенелопы, — ответил Энцо.

Алекс озадаченно нахмурился.

— Не понимаю, — покачал головой Сол.

— Спроси у девочек, — кивнул в нашу сторону Энцо. — Они при этом присутствовали.

И мы поведали друзьям о том, что случилось в Бразилии. Те только глаза вытаращили.

— Поразительно, что мать ничего не рассказала тебе про отца! — заметил Сол.

— А если заставить ее разговориться? — спросил Алекс.

— Она обретает внутреннее равновесие в Индии и, надеюсь, ей там хорошо, — буркнул Энцо.

Я прикусила губу и покосилась на Фло.

— Что теперь? — я постаралась увести разговор подальше от опасной темы и повернулась к Алексу: — По-моему, насчет подруги твоей маман неплохая идея. Позвонишь?

— Конечно, — кивнул тот.

— Обещаешь?

Алекс стиснул мою руку:

— Обещаю!

Энцо показал большой палец. Несколько минут мы помолчали. И вдруг мне в нос ударил странный запах. Я поморщилась:

— Вы чувствуете?

— Что? — спросил Алекс.

— Запах, — я принюхалась. — Пахнет прелым сеном или чем-то похожим.

Алекс поднял голову.

— Точно. Может, это оттуда? — он указал на окно пристройки.

Крысолова видно не было, но запах явно доносился с той стороны.

— Это не сено, — покачал головой Энцо. — Это травка.

— Глупости! — я сорвала несколько травинок и растерла их в пальцах. — Трава пахнет совсем иначе.

— Точно тебе говорю. — Он снова перешел на шепот. — Только не эта травка. Я имел в виду марихуану!

Я нахмурилась.

— Мари… ху… как?

— Ох, Лола! — Энцо закатил глаза, будто мне было четыре года или я впала в слабоумие. — Ты просто сама наивность! Марихуана — это такой наркотик. Никогда не слышала, что ли?

Я покачала головой, но немножко обиделась на Энцо.

— Я этот запах знаю с пеленок, — продолжал он. — Бывший муж моей мамы ее часто курил. А в тот день, когда я пошел в школу, он сел в тюрьму.

У меня сжалось горло. Энцо уже рассказывал нам о своем бывшем отчиме, но теперь мне вдруг стало страшно.

— А у твоего отчима был нож? — поинтересовалась я.

— Нет, он был совершенно безобидным человеком, — ответил мальчик. — Правда, глупым. Его задержали на границе с Бельгией с четырьмя килограммами марихуаны в багажнике. И, ясное дело, отправили в тюрьму.

Фло улыбнулась, но не тому, что рассказывал об отчиме Энцо, а хомячку, которого ее «сводный брат» посадил себе на голову. Розовый носик Хармса забавно выглядывал из-за стоящих торчком волос Энцо. Но мне было не до смеха.

— Так вот что это значит… — прошептала я. — У него на столе я видела газету со статьей о наркотиках. А потом еще этот нож, — у меня по спине снова пробежал холодок. — Сегодня мне точно не захочется спать одной.

— Я у тебя останусь, — предложил Алекс.

Сол взял меня за локоть:

— Только не выдумывай никакого криминала, ладно? Этот тип читает в газете про наркотики, и что? Мой отец тоже. А мои кузены в Кито покуривают марихуану. Лично я считаю, что это гадость, но ведь это не делает их убийцами.

Алекс кивнул. И Фло тоже.

— Сол прав. Не преувеличивай. И закончим об этом. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. От таких вещей у меня портится настроение.

Я прекрасно поняла, что хотела сказать Фло. Ее отец в прошлом был алкоголиком, и хоть в последние годы он не взял в рот ни капли спиртного, ей неприятно было об этом вспоминать. В общем, я закрыла рот на замок, но выбросить из головы эти мысли так и не смогла. Крысолов читал газету и подчеркнул слова про моющее средство. Но какое отношение оно может иметь к наркотикам?

Энцо тоже нервничал, это было заметно. Но когда я предложила ему рассказать о Крысолове кому-нибудь из взрослых, он только отмахнулся:

— Чепуха это, Лола. Пока мы ничего не можем доказать, не стоит и связываться.

Вот так и обстояли наши дела.

9. Однажды звездной ночью, а также гоночная инвалидная коляска и две вспышки

Мне бы хотелось сразу перейти к ночи пятницы, но с этого времени события начали развиваться так стремительно, что опять пришлось бы использовать ретроспекцию. Поэтому я начну с вечера четверга.

К ужину домой вернулся папай, и, как мы и договорились, Алекс остался ночевать у меня, хотя папай и считал, что я уже слишком взрослая для ночных гостей.

— Наверно, нам надо с тобой поговорить, Кокада, — начал он, когда Алекс отправился в ванную чистить зубы. — Ну, ты, должно быть, сама понимаешь…

Я прикрыла дверь и широко распахнула глаза.

— Ты хочешь поговорить… о сексе?

— Э-э… — папай смутился и покраснел. — Ну, в общем, да…

Папай краснеет очень симпатично, ведь кожа у него темная. Она становится не красной, как помидор, а темно-красной, будто виноградный сок смешали с какао.

— Сдаюсь, сдаюсь! — папай пошел на попятную и поднял руки. — Ухожу в ресторан и желаю вам приятного вечера.

Хорошо, что мы не обсуждали эту тему с Алексом! Мама тоже считает, что в моем возрасте иметь такие отношения рановато. Но мы с Алексом прекрасно ладили друг с другом, особенно в это лето. Мы знакомы уже почти два года, и хотя надолго расставались, я доверяю ему почти так же, как Фло. Он романтичный и веселый, умеет слушать, а если я плачу, он не теряется и не паникует, а берет меня за руку. И умеет держать слово.

Между прочим, в этот же вечер он позвонил своей маме и узнал телефон ее подруги, которая живет на острове Зильт.

Звали подругу Франсуа, и она оказалась дома. Про Августа фон Шанца она слышала, но где именно он живет, не знала. А когда она спросила, зачем ему понадобился этот человек, Алекс с невинным видом заявил, что пишет о миллиардерах для школьного проекта и хочет взять у одного из них интервью. Франсуа обещала все выяснить и перезвонить.

Потом мы уселись у окна и понаблюдали за Крысоловом. Его окно было открыто, в комнате горел свет, но никакими наркотиками сегодня не пахло, и ножами никто не размахивал. Крысолов с взъерошенными волосами сидел перед компьютером и время от времени прихлебывал из бутылки «фанту», закусывая ее арахисом. Изредка он хихикал и чесал в затылке.

— Мне кажется, он совершенно безвредный, — сказал Алекс. — Давай лучше посмотрим на небо, это гораздо интересней.

Так оно и было. Луны мы не увидели, но зато были видны созвездия, а слева над крышами внезапно пронесся метеорит.

У меня перехватило дыхание. Как романтично! Просто замечательно, что такие мгновения можно разделить с любимым. Папай всегда говорит, что счастье удваивается, если его с кем-нибудь разделить, и теперь я это поняла. Алекс любит звезды. Он столько о них знает и столько рассказывает, что я их тоже полюбила.

— Видишь вон то созвездие? — тихо спросил он. Взял мой указательный палец своей теплой рукой и навел его на созвездие, похожее на недорисованного человечка без головы. — Это Персей, — объяснил он. — Греческий полубог, который боролся с морским драконом и разъезжал верхом на Пегасе.

— Пегас — это конь с крыльями? — уточнила я.

Алекс кивнул и сжал мою руку.

— Его еще называют любимцем муз, потому что от удара его копыта возник источник, из которого поэты черпают вдохновение.

— Как здорово, — прошептала я. — А на небе есть созвездие Пегаса?

— Есть, — подтвердил Алекс. — Но отсюда мы его не увидим. Зато можем увидеть метеоритный дождь. Он всегда происходит в августе в созвездии Персея.

— На что это похоже?

Алекс улыбнулся.

— Мы только что видели маленький пример. Поток метеоритов. Но смотреть надо обязательно в августе! А ты знаешь, что когда видишь метеорит, нужно загадать желание?

Я молча кивнула. Папай говорит, что самые сильные желания нужно отпускать в небо. Интересно, печальная женщина, которая стоит у окна на третьем этаже, это тоже знает? На женщине была белая ночная сорочка. Лица ее я не могла разглядеть, но она, как и мы, смотрела на звезды. Мне показалось, что ночной воздух вдруг наполнился печалью.

— У нас тоже так было, — тихо проговорил Алекс. Наверно, проследил за моим взглядом. — Когда папа ушел из дома, маман ночи напролет стояла у окна и плакала.

Я сглотнула.

— Она знает, что Джефф встречается с мамой Фло?

— Пока нет. Но папа все равно расскажет. Кажется, у них это серьезно.

— А как ты к этому относишься?

Алекс взглянул в окна напротив. В гостиной Пенелопы горел свет, шторы не были задернуты, и было видно, что они с Джеффом сидят за столом.

— Нормально, — спокойно ответил Алекс. — Мне нравится мама Фло, она больше подходит папе, чем маман. Мои родители беспрерывно ссорились. И мне нравится, что мы все стали как бы одной большой семьей.

Да, мне это тоже нравилось, и когда над крышами пронесся еще один метеорит, я загадала, чтобы все так и оставалось. Всегда.

В кровати я уткнулась носом в волосы Алекса, которые он специально ради меня вымыл яблочным шампунем. Я почувствовала себя такой счастливой, что через секунду уже спала.

В пятницу днем случилось еще кое-что волшебное. Не успела мама вернуться с работы, как в дверь позвонили.

— Открой, Лола, — попросила она с загадочной улыбкой.

И тут я вспомнила о сюрпризе, который она упомянула, и который, на мой взгляд, был таким же нереальным, как метеоритный дождь или крылатый конь. Вы не поверите: за дверью стоял тот самый знаменитый гонщик «Формулы-1» из маминой истории, которая казалась мне выдуманной! На нем была красная кепка и облегающая футболка, под которой бугрились мышцы.

Алекс видел его по телевизору. Когда он улыбнулся и протянул мне руку, у моего парня чуть глаза из орбит не выскочили. Надо же, мама-то, оказывается, права!

— Даже в газетах писали, — подтвердил гонщик. — Обезьяна выскочила прямо передо мной. Я уж думал, что с гонками все кончено. Рыдал, как младенец, но твоя мама смешила и отвлекала меня своими историями. Она у тебя просто ангел!

Гонщик улыбнулся маме.

— На прошлой неделе я навещал в больнице дедушку, — продолжил он, — и увидел ее в соседней палате. Она рассказала о том, что с тобой случилось, и я решил, что смогу тебя немножко порадовать.

Тут гонщик распахнул дверь и вкатил обещанный сюрприз — электрическую инвалидную коляску. Она была ярко-красная, с широкими шинами, клаксоном, багажником и двумя фарами. Впереди была нарисована серебристая лошадка и написано: «Мустанг». У Алекса отвисла челюсть, а я окончательно онемела от удивления.

— Мы с моим механиком решили ее немножко тюнинговать, — шепнул гонщик мне на ухо. — Если будешь ездить со скоростью больше километра в час, будь осторожна, ладно?

От потрясения я не смогла выдавить из себя ни слова благодарности. Алекс тут же попросил у знаменитости автограф, и мы с друзьями тем же вечером отправились кататься. Сол с Алексом взяли скейтборды, Фло с Энцо ролики, а я катилась в новенькой коляске вдоль берега канала, и мне казалось, что у нее реактивный двигатель. Тетя Лизбет с Паскалем чуть не подрались из-за того, кто будет сидеть у меня на коленях, и я разрешила им сидеть по очереди, причем потребовала, чтобы оба надели велосипедные шлемы.

Коляска ехала с неслыханной скоростью, и прохожие таращили на нее глаза.

— Настоящая гоночная машина, — похвалил Алекс, когда мы остановились передохнуть на игровой площадке. Я кивнула и сморщила нос. Опять этот странный запах! Я обернулась и увидела нескольких парней из старших классов, которые сидели на качелях и передавали по кругу сигарету-самокрутку. Она была раза в два толще обычных. Совсем рядом с ними тетя Лизбет и Паскаль играли с Бабеттой и Бенджамином.

— Может, это им Крысолов скрутил? — прошептала я.

Фло закатила глаза.

— Опять ты со своим Крысоловом, — простонала она. — Только его тут не хватало!

— Идем отсюда, — попросила я.

Сегодня было душно, небо начали затягивать тучи. Вечером мама с папаем уезжали на чью-то свадьбу в Любек и должны были вернуться только завтра утром. Поэтому Леандро ночевал наверху, у бабушки с дедушкой. Алекс с Паскалем хотели поужинать с Джеффом. Сол с Энцо договорились поиграть в футбол, и я радовалась, что наконец-то смогу провести вечер с лучшей подругой.

Тетя Лизбет перед тем как улечься, спустилась к нам в пижаме. Я почитала ей про Калле Блумквиста, и один раз тетя меня остановила и громко прочитала слово вслух. Если так пойдет дальше, то она сможет перескочить первый класс! Книга была для детей постарше, но тетя Лизбет оказалась настоящим вундеркиндом.

— Думаю, что преступник — Ивар, — заявила она и недовольно заворчала, когда позвонила бабушка и велела ей немедленно возвращаться домой.

Небо окончательно затянуло, и мы с Фло устроились в постели с огромным пакетом поп-корна. Фло принесла несколько дисков с фильмами, а папай одолжил нам свой ноутбук.

Сначала мы посмотрели любимый фильм Фло про девочку, которая катается на китах. Потом я поставила датский фильм про Шерлока Холмса. Он без перевода, только с субтитрами. Знаменитый детектив идет по следам Джеймса Снапера, постоянно рискуя жизнью. Когда Шерлок Холмс оказался в каком-то заброшенном подвале, я услышала, что подруга рядом засопела. Как ей удается так быстро засыпать? А вот мне спать совершенно не хотелось. Была уже почти полночь. Начиналась гроза. По стеклам застучали первые крупные капли. Через несколько минут загремел гром, и полыхнула молния.

У меня задергалось левое веко. Я ужасно нервничаю во время грозы. Кроме того, в голову начинают лезть всякие глупые мысли. Вспомнились истории про духов, которые рассказывал Сол. Я даже не заметила, как Шерлок Холмс умудрился выбраться из подвала без посторонней помощи. Потом попыталась разбудить Фло, но вы же знаете мою подругу — она не проснулась бы, даже если б нас накрыла волна цунами.

Вот почему она не видела того, что видела я.

Бабушка говорит, что нужно смотреть страху в глаза. Поэтому я перебралась в свою коляску, подъехала к окну и взглянула на окно Крысолова. В гостиной света не было, но в прихожей слабо горела лампа, и я разглядела его силуэт. Вернее, его левую ногу, левую руку и половину туловища — на этот раз в синей футболке.

Но там был кто-то еще. У самой стены я заметила другого человека, хотя он оставался в тени.

«Пожалуйста, пусть это будет не мертвая монахиня», — молилась я, поднося к глазам бинокль и пытаясь разглядеть сквозь пелену дождя, что там происходит. Я вся дрожала, но бинокль держала крепко. Мне показалось, что Крысолов прижимает кого-то к стене прихожей.

Еще удар грома.

Вспышка молнии.

В руке Крысолова тоже сверкнула молния. Я отчаянно напрягла зрение. Теперь я была на девяносто девять процентов уверена, что это был охотничий нож.

10. Гипервентиляция и хриплые стоны

— Дуй! — велела Фло. — Давай, дуй! Надувай эту проклятую штуку, Лола!

Я очень старалась. Проклятая штука — это полиэтиленовый пакет. Фло держала его у моих губ, и с ее волос мне на ногу капала вода. Но это был не дождь, а газированная вода из бутылки. Я выплеснула воду ей в лицо, когда не смогла добудиться. Насквозь мокрая, Фло вынырнула из сна, и чтобы она не завизжала, я зажала ей рот рукой. Потом махнула в сторону окна, и у меня началась гипервентиляция.

Правда, это название я узнала гораздо позже, поэтому сообщаю, чтобы и вы знали. Гипервентиляция — нарушение дыхания, которое возникает из-за сильного страха или паники. Дыхание становится поверхностным, появляется боль в груди. Подтверждаю — так оно и есть! Могут наблюдаться судороги в руках, подергивание губ. Больной может хватать воздух ртом, и этот процесс сопровождается дрожью, болями в мышцах, потерей координации и головокружением. Правда, в моем случае голова кружилась от сильного запаха жидкости для снятия лака, которой пропах пакет. Если у вас гипервентиляция, кроме свежего воздуха, может помочь и дыхание в полиэтиленовый пакет. Это Фло узнала от отца, который однажды так напился, что у него тоже началась гипервентиляция.

— Хорошо… Дыши медленно и глубоко, — уговаривала она меня, поглаживая по голове. — Вдох… выдох…

Окно она открыла, чтобы впустить свежий воздух, но когда хотела включить свет, у меня снова началась паника.

— Не надо… свет! — простонала я, оторвавшись от пакета. Перед глазами стояла все та же картина, в которой я была на девяносто девять процентов уверена. — Нож… Рука… Тень человека… Стена…

Фло с трудом разобрала, что я говорю, и тут же принялась убеждать меня, что все это мне привиделось.

— Гроза, Лола, — твердила она. — Твоя фантазия снова разыгралась. Ты ошиблась. Такого просто не может быть. Мы в Гамбурге, в очень безопасном районе. Никакие убийцы с ножами здесь не шляются.

— Он не шлялся, — хрипела я. — Стоял в прихожей. С другим человеком. И в руке у него был нож. Клянусь… я…

Снова этот дурацкий приступ! Я схватила пакет.

Гроза тем временем закончилась, из окна потянуло свежим, чуть-чуть пахнущим кухонным газом воздухом. Но открытый газовый кран тут ни при чем — это озон, особая разновидность кислорода, нам в школе рассказывали. А появляется он потому, что после грозы воздух насыщен электричеством. А я до краев насыщена паникой. Между тем, на улице было тихо, но взглянуть в окно я все равно не решилась.

— Надо все рассказать родителям, — прошептала я. — А если папай мне не поверит, я сама позвоню герру Фрюхтенихту!

Так зовут полицейского нашего района. Мы однажды помогли ему задержать преступницу — блондинку с водяными пистолетами. Ее отправили в тюрьму, так, может, и Крысолову туда пора?

— Хорошо, — согласилась мокрая Фло. — Завтра мы поговорим с твоими родителями и, если хочешь, с герром Фрюхтенихтом, но сейчас мы ничего поделать не можем…

Договорить она не успела, потому что со двора донесся голос. Крысолов! Он хрипло сказал:

— Черт! Белизна ничего не понимает. Если он догадается, что я только что… — Он рассмеялся. — Когда он узнает, что я… — Опять смех. — Если до его ушей дойдет, что…

Хриплый звук. На этот раз не Крысолов, а словно какая-то большая птица.

Потом мы услышали, как захлопнулось окно.

11. Следующее утро

Стручки перца чили валялись в траве словно капли крови. На асфальте полно черепков от цветочных горшков. Погибшие цветы лежали в луже, а наверху у открытого окна плакала старушка. Ее всхлипывания разносились по всему двору, и в какой-нибудь другой день я, наверно, бросилась бы в цветочный магазин и купила бы ей что-нибудь взамен.

Но сегодня день был не тот, я не осмелилась бы даже выйти в сад. Мы с Фло и мальчиками сидели в засаде в квартире Фло. С самого раннего утра. Время от времени кто-нибудь из нас подходил к окну гостиной и смотрел на пристройку из-за шторы. Окно там было закрыто, Крысолова не было видно, по крайней мере, в той части квартиры, которую мы могли разглядеть. Пенелопа уже несколько раз заглядывала к нам, чтобы поинтересоваться, что это мы делаем в солнечный день в темной комнате.

— Домашнее задание, — объяснила я. — Обдумываем сочинение, так что, пожалуйста, ты нам не мешай.

Эта отговорка помогла избавиться и от Паскаля с тетей Лизбет. Оба малыша бегали по саду с лупой и водяными пистолетами. Они играли в похитителя и сыщика. Похищенными считались Бабетта и Бенджамин, их привязали к яблоне черными колготками Пенелопы.

— Вы должны поиграть с нами! — влетала к нам тетя каждые несколько минут.

Пришлось попросить Джеффа свозить младших детей в городской сад.

Никто из моих друзей больше не сомневался, что в нашем дворе живет преступник, и это как-то утешало меня. Конечно, не то, что мы живем рядом с преступником, а то, что друзья мне наконец-то поверили. Правда, только после того, как Фло собственными ушами услышала слова Крысолова. Но предложение все выложить взрослым было единогласно отвергнуто.

— Ни в коем случае! — заявил Энцо.

— Пока у нас нет улик, ты в опасности, — добавил Алекс. — Ты же не можешь доказать, что вчера у Крысолова был еще кто-то, верно?

Я кивнула.

— Я видела только тень. И нож. И… Черт, сама не знаю, что я видела. Знаю только, что потом Крысолов с кем-то разговаривал. О белом великане.

— Мол, он ничего не понимает и… — голос у Фло дрогнул, она побледнела. — Но доказательств-то все равно никаких!

— Вот именно, — стиснул мою руку Алекс. — А что, если он узнает, что его кто-то видел с ножом? Он сразу же заподозрит тебя, Лола!

Точно. Я единственная могла видеть из окна его прихожую. И гостиную.

Фло, наверное, тоже об этом подумала.

— Больше не подходи к окну, — прошептала она.

— И никому ни слова, — предостерег Энцо. — Пока у нас одни догадки, полиция не сможет его арестовать.

Сол кивнул.

— Ты теперь нежелательная свидетельница. Похожая история была с моей мамой. Она видела, как кто-то грабит киоск. Позвонила в полицию, а там попросили ее назвать имя и адрес. Минут через десять приехала патрульная машина, и полицейские начали звонить в дверь. Мама не открыла, и эти придурки стали кричать на всю улицу: «Эй, фрау Мартинес, это вы вызвали полицию?»

Я вздрогнула и прижалась к Алексу.

— Белизна… Интересно, что он имел в виду?

— Точно не моющее средство, — ответила я и рассказала о статье в газете. — Слово «Белизна» там было подчеркнуто красным. А на полях стояло три восклицательных знака. И название «Порто-франко» он обвел красным.

— «Порто-франко»? — нахмурился Энцо. — Может, речь шла о контрабанде? Ты что-нибудь еще заметила? Подумай! Здесь важна каждая деталь.

Я почесала затылок. Голова у меня зудела раза в три сильнее, чем загипсованная нога, да и дыхание еще не совсем успокоилось. К счастью, пакет был при мне.

— Этот тип заходил в бабушкин магазин, — пробормотала я. — Он заказал книгу на русском, а потом…

— Не так быстро… — Энцо схватил листок бумаги и что-то неразборчиво записал. — Хорошо, давай дальше.

— И у него был пакет с покупками. Примерно такой, как у меня. А когда он уходил, оттуда вывалился небольшой сверток.

— Небольшой сверток? — присвистнул Сол. — Не с травкой ли?

Я покачала головой.

— С порошком.

— Порошок? — уставился на меня Энцо. — Черт! Не нравится мне это.

— Думаешь, он занимается контрабандой порошка? — удивилась Фло. — Его же можно купить в любом магазине.

— Это не то, что вы думаете!

— А что? — я окончательно растерялась.

— Вы слышали о коксе? — поинтересовался Энцо.

— Конечно, — озадаченно кивнула я. — Его раньше использовали для отопления.

Фло уставилась на Энцо.

— Но ты же не этот кокс имеешь в виду? — тихо спросила она.

— К сожалению, нет, — вздохнул Энцо. — Я говорю о наркотике, кокаине. — Он исчез и вернулся с ноутбуком Пенелопы, набрал слово… И через несколько минут мы получили исчерпывающую информацию.

— Кокаин — почти прозрачный, беловатый порошок, — прочитал Энцо. — Его можно вдыхать, вводить внутривенно или курить. — Он опустился вниз страницы: — Тяжелый наркотик. А здесь, — он ткнул пальцем в экран, — написано, что кокаин соединяют с другим химическим веществом, чтобы получился порошок, который можно вдыхать.

— А ведь Крысолов об этом говорил! — у меня уже все тело чесалось. Я перевела взгляд с Энцо на Фло. — В день вашего приезда. Я ждала у окна и слышала, как он говорит по телефону. Он спрашивал, с чем лучше соединять. Я тогда не обратила на эти слова внимания, но сейчас… — я потянулась за пакетом.

— …Придаешь им слишком большое значение, — закончил Алекс.

Энцо снова что-то набрал на клавиатуре.

— «Порто-франко» и контрабанда наркотиков, — прочитал он. — Много ссылок. Вот, например: «В контейнере с обувью итальянская мафия прятала пятьсот четырнадцать килограммов кокаина. Его стоимость составляет двадцать три миллиона евро».

— Кому-то повезло, — натянуто улыбнулся Сол. — Простите, неудачная шутка.

— Кстати, — сказал Алекс, обращаясь к Энцо. — Прости, приятель, но подруга моей мамы еще не перезвонила.

— Давайте вернемся к белому великану, — пролепетала я.

При всем моем уважении к Энцо, сейчас миллиарды его отца меня не интересовали. Его, кажется, тоже.

— Наверное, «Белизна» — это кодовое имя. Может, какой-нибудь наркобарон. Что он там еще вчера говорил?

— «Черт! Белизна ничего не понимает», — Фло так хорошо скопировала голос Крысолова, что я вздрогнула и покрепче вцепилась в Алекса.

Энцо кивнул.

— Вполне вероятно, что он прав. Такие люди ничего знать не хотят. В фильмах про мафию они только и делают, отрезают языки свидетелям. Или еще кое-что похуже.

— Что за фильмы ты смотришь? — ужаснулась я, хотя сама знала ответ.

Энцо смотрел все подряд.

— Сейчас у нас тут покруче, чем в фильме, — Фло спрятала лицо в ладонях. — Что же делать?

— Ждать, — сказал Энцо. — Может, в ближайшие несколько дней что-нибудь напишут в газетах. Если речь пойдет о том, что кто-то пропал без вести, можно будет считать, что разборки оказались очень серьезными. А вдруг мы найдем какие-нибудь доказательства?

— Как ты себе это представляешь? — подозрительно поинтересовалась Фло, не отнимая ладоней от лица. — Ты же не собираешься забраться к нему в дом?

Энцо успокаивающе вскинул руки.

— Не переживай. Самое ужасное, на что я способен — это подменять тележки старушкам в супермаркете. Но за это меня не накажут, разве что получу клюкой по лбу.

Фло застонала, даже Сол не смог удержаться от улыбки.

— Значит, решено: нам надо добыть улики. Иначе говоря, мы должны подобраться к нему как можно ближе.

— Стоп!!! — теперь Фло зажала уши.

Сердце у меня колотилось, дыхание снова стало прерывистым.

— А если мы столкнемся с Крысоловом? — прошептала я.

— Просто любезно улыбнетесь, представите, что перед вами старушка из супермаркета, и пожелаете ему доброго дня, — успокоил Энцо. — Справитесь?

12. Панические мысли и светлая идея

— Добрый день, герр Кламмвассер, — произнесла я в воскресенье утром и улыбнулась собственному отражению. Слова прозвучали натянуто, а улыбка была такая, будто у меня болят сразу все зубы.

— Добрый день! — сделала я еще одну попытку. Чуть лучше.

Может, добавить энтузиазма? Я растопырила средний и указательный пальцы в виде буквы «V» — «победа».

— Добрый день! Йо!

Ох, я, кажется, где-то говорила, что, сидя в инвалидной коляске, нельзя ничего испытать? За это время у меня собралось материала на целый роман, и в следующую бессонную ночь я тут же опубликовала свой шедевр.

Мы ночевали у Фло, и в мечтах передо мной мелькали газетные заголовки: «Щекочущий нервы детектив Серафины Скриптум о борьбе с наркотиками, написанный на основании собственного опыта». На встречи с читателями меня сопровождали два охранника, чтобы защитить от посягательств мафии. На них были черные костюмы, темные очки и по автомату Калашникова в каждой руке.

В реальной жизни у меня тоже имелись охранники — Алекс и Энцо. Утром они провожали меня от Фло домой. К сожалению, автоматов у них не было. Из соображений безопасности я решила не открывать шторы, но это могло показаться подозрительным. В конце концов шторы я открыла, но, следуя совету Фло, старалась держаться подальше от окна. От мамы с папаем я бы тоже держалась подальше, чтобы они ни о чем не догадались. За обедом я не смогла проглотить ни кусочка, хотя папай приготовил мое любимое блюдо — бразильские фасолевые тефтельки с рисом. Я ковыряла в тарелке, опустив голову, и старалась избегать тревожного взгляда папая.

— Ты что-то сегодня бледная, Кокада. Все в порядке?

— Нога ноет, — пробормотала я и чуть не расплакалась. К счастью, за меня это сделал Леандро. От фасоли у него вздулся животик, он расхныкался, и папай переключился на него.

— Нам необходимо развеяться, — заявила Фло после обеда и уговорила меня прокатиться с ней к каналу.

На улице было не слишком жарко, и свежий воздух быстро выдул из моей головы тяжелые мысли. Фло крутила педали велосипеда, а я нажимала на кнопки инвалидной коляски. Мы так неслись по набережной, что я чуть не сбила с ног одну девушку.

— С ума сошла? — взвизгнула та. — Это же опасно!

«Не так уж и опасно, — подумала я. — Надеюсь, Крысолова мы здесь не увидим».

Дедушка часто говорит, что надежда умирает последней.

На углу нашей улицы мы встретили старушку с четвертого этажа. Она несла корзинку с цветами. Рядом с ней остановился белый фургончик, и сами понимаете, кто из него вышел. Гамбургский Крысолов! Мне тут же захотелось прибавить скорость и размазать его по асфальту. Тогда его отправят в больницу, и можно будет вздохнуть свободно. Одновременно у меня вдруг появилось ощущение, словно всю меня заковали в гипс. Фло изо всех сил вцепилась в руль велосипеда.

— Привет, подружки, — кивнул нам Крысолов. Не успели мы ничего ответить, как он повернулся к старушке: — Добрый день, фрау Демтредер! Сильная была ночью гроза, верно?

— Да уж, — вздохнула женщина. — Почти все мои цветы погибли. Пропал мой садик!

— Давайте помогу донести, — потянулся к корзине Крысолов.

Сама любезность, будто крысенка не обидит.

Сердце у меня колотилось как бешеное, а во рту было так сухо, будто я сжевала три кило промокашки. В фильмах и книгах злодеи всегда переводят старушек через дорогу.

— Вот спасибо! — обрадовалась соседка. — Вы настоящий джентльмен!

— Для меня это одно удовольствие.

Крысолов подхватил корзину и улыбнулся мне:

— Крутая тачка! Откуда она у тебя?

— Один автогонщик подарил, — я изо всех сил старалась, чтобы мой голос не дрожал. — Он ее… немножко причесал…

— Причесал? — ухмыльнулся Крысолов.

Мне хотелось смотреть ему прямо в глаза, но всякий раз я вздрагивала и отводила взгляд в сторону. Опять эта ухмылочка — определенно натянутая! И этот выжидательный взгляд… Он меня оценивает? Пытается прочесть мои мысли? Подозревает, что я тайком слежу за ним?

Только без паники, сказала я сама себе. Самая обычная беседа с соседом. Подумаешь: опасный наркоторговец, занимается контрабандой кокаина, а вчера ночью угрожал кому-то охотничьим ножом, а то и прирезал бедолагу! Возьми себя в руки, Лола, и отвечай!

Но мысли у меня в голове метались, как насмерть перепуганные куры в курятнике при виде лисицы.

— Да, причесал, — с трудом выдавила я. — Теперь моя инвалидная коляска ездит быстрее, чем разрешает полиция.

Я услышала, как рядом тихонько застонала Фло.

Старушка хихикнула, а Крысолов покачал головой:

— В таком случае, тебе лучше им не попадаться! — Он повернулся к Фло: — А как у вас? Заглушка от крыс справляется со своими обязанностями?

— Прекрасно справляется, — голос у моей подруги совершенно не дрожал. — Верно, Лола? — Я судорожно кивнула. — Еще раз большое спасибо за помощь. Желаем вам хорошего дня!

— И вам, барышни! — рот у него растянулся до самых ушей.

Сегодня на нем была надета коричневая рубашка с короткими рукавами, а под мышкой зажат какой-то продолговатый сверток.

Спина у меня взмокла от пота.

— Как ты думаешь, он ничего не подозревает? — прошептала я, когда мы оказались у двери Фло.

— Какой-то он странный, — согласилась Фло. — Будто у него не все дома. Но это, наверное, даже хорошо, — вздохнула она. — Но если честно, сейчас меня больше беспокоит Энцо. Не нравится мне, что у него появились всякие дурацкие идеи!

— А мне не нравится, что Крысолов разгуливает на свободе, — не отступала я. — Не хочу жить рядом с преступником. Кто знает, что у него на уме? Может, все-таки можно найти хоть какие-то доказательства?

— Нет, — покачала головой Фло.

Но я так не думала. Поэтому все воскресенье только и делала, что ломала над этим голову.

Бабушка Сола, которая тоже любит футбол, пригласила Фло на стадион, и они прихватили с собой Алекса. А нас с Энцо Джефф отвез в «Жемчужину юга».

В ресторане были заняты всего два столика. За одним сидела бразильская семья, а в углу ворковала влюбленная парочка. На улице было еще жарко, поэтому посетители собирались ближе к вечеру. К тому же, в девять на нашей сцене должна была петь Пенелопа вместе с Эдуардо Маседо. Бразильский музыкант уже сидел у барной стойки и обсуждал программу с мамой моей подруги. Пока папай смешивал для Джеффа коктейль, Энцо ткнул ресторанного критика в бок:

— Следи за моей приемной мамочкой, — сказал он. — Не то она соблазнит этого бразильского красавца. Может, незаметно подлить ему уксуса в пиво?

Джефф погрозил моему приятелю пальцем, и тот отправился в кухню к поварам Карлику и Горе. В руках у него была видеокамера, потому что он собирался снимать концерт. О своем отце, Августе фон Шанце, он больше не заговаривал. О наркоторговцах и отрезанных языках, к счастью, тоже. Но тот факт, что у нашего ресторана нет второго выхода на какой-нибудь задний двор, меня уже не радовал.

— Где дедушка? — спросила я папая.

— Сидит в офисе и страдает, — сердито проворчал папай. — Если уж не различаешь цвета, надо хотя бы спросить. Это все-таки лучше, чем загубить весь тираж в две тысячи рекламных листовок!

Ого! Вот так новости. Когда я заглянула в офис, дедушка действительно сидел за столом, опустив голову. Перед ним высилась стопа листовок. Они были отпечатаны на глянцевой бумаге, очень дорогой с виду, но, к несчастью, цвета сырого мясного фарша. Для мясной лавки такая реклама подошла бы просто идеально, но не для нашего ресторана.

— Текст прекрасный, — попыталась я утешить дедушку, указав на зеленый заголовок: «Лето, солнце и “Жемчужина юга”».

— Я же хотел, чтобы он был на желтом фоне! — простонал дедушка. — И там было указано: «солнечный желтый». Кто мог подумать, что эти идиоты все перепутают?.. — Его круглое лицо сморщилось, словно от боли. — Что-то ты сегодня бледновата. Нога болит? — посочувствовал он.

— Все нормально, — пробормотала я и обрадовалась, когда зазвонил телефон.

Дедушка взял трубку и уже через несколько секунд его лицо просветлело.

— Хорошо, — сказал он. — Минутку, сверюсь с ежедневником.

И он убежал в зал. Я взяла «Морген Пост», лежавшую на столе рядом со стопкой листовок. Воскресный номер. Но когда я прочитала заголовок, у меня упало сердце. «Сосед убил подростков», — жирными черными буквами было напечатано вверху страницы.

В статье писали о пенсионере из Бармбека, которому мешал шум из соседней квартиры, поэтому он взял ружье и выстрелил в окно квартиры напротив. Потом там рассказывалось о двух неизвестных в Пиннеберге, зарезавших человека только потому, что он не дал им прикурить. В Штаде с фермы украли семь молочных коров, а в Бланкенезе^[3] женщина-лунатик ночью задушила своего супруга. Ну как тут можно быть уверенным в своих соседях?

Я буквально дрожала. Бланкенезе — один из самых дорогих пригородов Гамбурга, и если уж там женщина может убить спящего мужа, то по нашим улицам запросто могут бегать душегубы-наркоторговцы! К сожалению, об этом в газете ничего не было.

Когда я вернулась в ресторан, дедушка как раз закончил разговор.

— Звонили насчет кейтеринга, — голос у него прямо звенел от радости. — Одно агентство собирается организовать для своих клиентов вечеринку в «Марко Поло Тауэр»^[4]. Двадцатого августа и на целых восемьдесят человек! И клиенты выразили желание попробовать бразильскую кухню.

— Марко Поло Тауэр? — поднял голову Джефф. — Крутое место!

— Разумеется, — радовался дедушка. Он хлопнул по плечу папая: — Если мы получим этот заказ, то сможем напечатать хоть тридцать тысяч солнечно-желтых листовок.

— Главное, предоставь мне заниматься дизайном, — примирительно улыбнулся папай.

Карлик с Горой хлопотали в кухне, в баре собирались клиенты, и в девять начался концерт. Мы с Энцо и Джеффом сидели за угловым столиком рядом со сценой. Пенелопа и Эдуардо Маседо пели дуэтом, и мама моей подруги сегодня выглядела просто сногсшибательно. Лысый господин с солидным пивным брюшком так уставился на нее, что даже про еду забыл, но Пенелопа смотрела только на Джеффа, и глаза у нее при этом блестели ярче блесток на платье.

— Ты не будешь снимать концерт? — поинтересовалась я у Энцо, пережевывая «куруру». Это такое блюдо из вяленых крабов, орехов кешью и кокосового масла.

— Камера не у меня, — облизал губы мальчик. — Вот это вкуснятина! Если не стану режиссером, пойду учиться на повара.

— А у кого?..

— У Карлика.

— Я не об учебе, — поправила я. — Я спрашиваю, у кого камера?

— Там, — Энцо махнул вилкой в сторону бара. — Пока я ем, она сама работает. Оттуда сцена лучше видна.

Я взглянула в сторону бара. Маленькая видеокамера была почти незаметна.

— Ты лучше вот на что посмотри, — хихикнул мой сосед по столу.

Он покрутил ручку вилки, и та вдруг стала удлиняться. Джефф ничего не заметил, но я чуть не подпрыгнула от удивления.

— Откуда у тебя эта штука?

— На барахолке купил, — шепотом ответил Энцо. — Внимание!..

Он повернулся и потянулся длинной-предлинной вилкой к соседнему столику.

Мужчина, сидевший за ним, смотрел на сцену, и нам была видна только его лысина. Пока он пожирал глазами Пенелопу, Энцо слегка похозяйничал в его тарелке. Три фрикадельки и четыре шампиньона незаметно поменялись местами. Энцо быстро отдернул вилку — клиент решил продолжить ужин, но когда он посмотрел в свою тарелку, то так растерялся, что на лысине у него выступили капельки пота.

Мне пришлось сунуть в рот кулак, чтобы не расхохотаться.

— Это будет один из моих лучших роликов, — хихикнул Энцо. — Если хочешь, потом вместе посмотрим.

Я снова повернулась в сторону камеры на барной стойке, и тут у меня зачесалась голова.

— Энцо, — охнула я. — У меня блестящая идея.

— Ага, — кивнул он. — И какая же?

— Ну-ка, пошевели извилинами, господин оператор! — подмигнула я.

13. Ни единого доказательства и три телефонных разговора

Когда мне исполнилось девять с половиной лет, я построила из старых картонных коробок и ящиков суперкосмический экспресс для путешествий по Вселенной. Когда мне было без трех месяцев десять, мы с Фло смастерили из бутылки от «кока-колы» и теннисного мячика микрофон. Теперь мне почти двенадцать, и мы с Энцо ломаем головы над скрытой камерой.

В понедельник утром все собрались в моей комнате. Алекс с Солом объявили, что я гений. Даже Фло меня похвалила, а Энцо сокрушался, что не додумался до этого сам. Все, что нам требовалось, — это пустая коробка из-под обуви, фломастеры, ножницы, несколько книг и видеокамера. Коробка нам попалась красная, и мы нарисовали на ней фломастером черные кружки — вроде больших горошин. А один из них — в центре боковой стенки коробки — вырезали. Отверстие получилось такого же размера, как объектив камеры Энцо. Он тоже был черным, поэтому терялся среди нарисованных кружков. Заднюю стенку коробки мы отрезали. Потом поставили коробку на окно и, подкладывая под камеру книги, установили ее так, чтобы она смотрела прямо на окно внизу. Теперь если бы Крысолов взглянул на окно нашей квартиры, то увидел бы только красную коробку в черных горошинах. А мы на дисплее камеры могли прекрасно видеть его гостиную.

Кроме того, я купила записную книжку, в которой собиралась фиксировать время работы камеры, чтобы потом было легче отследить события в записи.

Под предлогом того, что мы снимаем в моей комнате фильм (чистая правда!), я упросила родителей устроить для Леандро игровой уголок в гостиной.

— В такую хорошую погоду? — удивилась мама. — Почему бы вам не снимать его на улице?

— Потому что это пьеса с небольшим количеством действующих лиц, — ответил Энцо.

— Ну что ж, удачи вам, — покачала головой мама.

Чтобы нам не мешали, на дверь моей комнаты мы повесили плакат: «Идет съемка. Вход запрещен».

С этим все было в порядке. За исключением того, что в тот день в нашем фильме не произошло ровным счетом ничего. Большую часть дня Крысолов где-то разъезжал, а если и появлялся в гостиной, то торчал у компьютера.

— Готов поспорить, что он висит на чатах профессиональных Крысоловов, — заметил Энцо.

К сожалению, экран монитора мы не видели, а физиономия соседа скрывалась за открытым ноутбуком.

Однажды он что-то записал на листке, но записку тоже закрывал компьютер. Крысолов покачивал под столом правой ногой. Иногда медленно, иногда быстрее, как если бы двигался в такт какой-то мелодии.

Во вторник после обеда он налепил из мякиша белого хлеба шариков и стал бросать их в корзину для бумаг.

В среду вечером долго ковырял в обеих ноздрях, а ночью в четверг грыз ноготь безымянного пальца левой руки. При этом он несколько минут не отрываясь смотрел на мое окно. Меня он видеть не мог, но было жутковато, так как все в доме уже спали.

Моим друзьям это дело быстро наскучило. Мы решили работать посменно, чтобы не сидеть все время в комнате впятером. Фло с Алексом ночевали у меня по очереди, и Энцо показал, как менять карты памяти, когда на них не остается свободного места. Записи за то время, пока мы спали, мы просматривали в ускоренном режиме на второй видеокамере, которую Алекс позаимствовал у отца. Но на дисплее была сплошная темнота.

Вскоре у нас накопилось десять полных карт отснятого материала, но ни одного стоящего доказательства мы так и не получили. В газетах, которые мы ежедневно просматривали, упоминалось огромное количество преступлений, но ни о наркоторговцах, ни о поножовщине там не было ни слова.

Отчаявшись, мы даже решили организовать что-то вроде «жучка». Микрофон камеры Энцо был очень чувствительным, а окно Крысолова почти оставалось открытым. Несколько раз мы слышали, как звонит телефон. Крысолов бралтрубку, но, судя по всему, звонки эти были по поводу проблем с крысами. Наш подозреваемый спрашивал адрес, этаж, номер квартиры и согласовывал время и стоимость услуг.

— Это начинает действовать мне на нервы! — не выдержал Алекс в пятницу.

Они с Энцо как раз сменили Фло и Сола. Те умчались купаться. Бабушка в это время звонила фрау Балибар — хотела съездить за город с тетей Лизбет и Паскалем.

— Не поехать ли и нам? — Алекс тоскливо посмотрел на небо. — Мы могли бы ночевать в палатке и следить за метеорами. За городом они видны гораздо лучше, а следующий период метеорных дождей — только в начале октября.

Соблазнительно! Свежий воздух точно пошел бы мне на пользу, ведь большую часть дня я проводила у себя в комнате, и единственной моей физической нагрузкой оставались упражнения с костылями. Однако я покачала головой:

— Здесь тоже видны метеоры. И я не отступлюсь, пока у нас на руках не будет настоящих улик!

Правда, пока на руках у нас был только заказ на обслуживание вечеринки в «Марко Поло Тауэр». Когда я позвонила папаю в ресторан, тот был на седьмом небе от счастья.

— Только что здесь были люди из агентства, чтобы выбрать меню, — тараторил он. — Карлик готовил, как бог, Пенелопа включила все свое обаяние, а дедушка рассчитал цену. — Папай рассмеялся: — Ну, немножко поворчал, конечно, — дело-то непростое. Но главное, у нас есть солидный заказ!

— Супер! — порадовалась я и перешла к тому, из-за чего собственно и звонила. — А нельзя ли организовать доставку и для нас?

Очень хотелось фирменной фейжоады Карлика и тех самых кокосовых десертиков, в честь которых папай прозвал меня «Кокада». Наше желание осуществилось, а когда мы с Энцо и Алексом подбирали последние крошки, зазвонил мобильник Алекса.

— Карандаш и бумагу, — шепнул он Энцо, записал номер и закончил разговор: — Мерси, Франсуаза!..

— Это та самая подруга моей мамы, — объяснил он. — Пыталась разузнать, где живет Август фон Шанц, но нашла только номер телефона его офиса.

Энцо побледнел. Когда он брал у Алекса листок, руки у него дрожали.

— Пожалуй, я пойду, — пробормотал он и улетучился.

— Интересно, что он сейчас чувствует? — сказала я. — Ты можешь представить, что звонишь отцу впервые в жизни?

Алекс покачал головой.

— Я не могу даже представить, чтобы мама улетела в Индию, бросив меня у чужих людей.

— Какие же мы чужие? — фыркнула я.

— Она так ни разу и не позвонила? — нахмурился Алекс.

Я прикусила язык и покачала головой. Теперь странный звонок Гудрун казался мне дурным сном. Прошло уже три недели после него. Надо полагать, она передумала, если больше не пыталась связаться с Пенелопой.

— Энцо наш, — категорически заявила я. — Мы его семья. Надо спросить у Пенелопы, не хочет ли она его усыновить. А нет, так мы это сделаем.

— Думаю, все не так просто, — Алекс положил руку мне на плечо. — Но мне нравится, как ты к нему относишься. Настоящая сестричка-львица.

Он улыбнулся, и веснушки у него на носу затанцевали. А потом притянул меня к себе и поцеловал так, что по спине пробежала приятная дрожь.

— Пригнитесь! Крысолов!

Мы распластались на полу и только тогда заметили, что, вообще-то говоря, стоим довольно далеко от окна. Энцо беззвучно вошел в комнату и теперь ухмылялся, глядя на нас.

— Пардон, вот уж не думал, что влюбленные — такие тупицы!

— Шут гороховый! — вскочил Алекс.

Мне тоже захотелось врезать Энцо как следует. Но любопытство победило.

— Рассказывай! Что ты узнал?

— Ничего. — Энцо сунул листок бумаги в карман брюк. — Пустой номер. Отцу дозвониться по нему я не могу. Но удалось поговорить с его ассистенткой. По крайней мере, так она представилась. Сказала, что Август фон Шанц в деловой поездке. Номер мобильного дать отказалась.

— Ты объяснил, кто ты такой?

— Конечно, — фыркнул мальчик. — Я, говорю, сын той прекрасной Гудрун, которая однажды вломилась вместе с подругой на его яхту в Бразилии. И теперь с радостью сообщаю Августу фон Шанцу, что я — плод любви, случившейся той ночью.

Алекс расхохотался, а я растерянно уставилась на Энцо.

— И что он ответила?

— Ты поверила? Я сказал только, что речь идет о важных семейных обстоятельствах, и я перезвоню еще раз. Но если хотите знать мое мнение: это тупик. Личная ассистентка сидит на этом телефоне исключительно для того, чтобы отделываться от всех, кто хочет поговорить с ее боссом не по делу. Но все равно, — он хлопнул Алекса по плечу, — спасибо за помощь!

Алекс молча кивнул.

— Очень жаль, — вздохнула я.

— Да ладно, все нормально. А как наши дела? — Энцо шагнул к окну, и я охнула. Ну как можно быть таким неосторожным?

— Возможно, есть еще один способ связаться с твоим отцом, — тихо начала я. — Что, если попросить Пенелопу…

— Не забивай себе этим голову, ладно? — Энцо стоял на коленях у окна, глядя на дисплей камеры. Внезапно он вздрогнул и прошептал:

— Эй, люди! Похоже, у нас кое-что есть!

На столе Крысолова лежала книга. В черном переплете, с названием, отпечатанным золотыми буквами. Прочитать его я не смогла. Буквы были похожи на какой-то шифр. Я тут же вспомнила, как Крысолов заходил в бабушкин магазин и то, о чем они говорили.

— А вдруг это та самая книга, которую он заказал? — прошептала я, подбираясь поближе к Энцо.

Алекс заглянул через мое плечо:

— И что это доказывает? Что он сотрудничает с русской мафией?

Энцо покачал головой.

— Книга тут ни при чем, лучше посмотрите на стену, — сказал он. — Над письменным столом. Там у него что-то висит. Видите?

Я прищурилась. Точно: к стене был прикреплен лист бумаги. Весь исчерченный стрелками и кружками, в которых были нацарапаны какие-то слова.

— Слишком мелко! — простонал Энцо, схватил бинокль и уставился в окно.

У меня на лбу выступил пот.

— Что там?

Мальчик опустил бинокль.

— Забудь, — отмахнулся он. — Чтобы выяснить точно, что там написано, нужно подобраться поближе.

— И когда мы сможем это сделать, скажи на милость? — поинтересовался Алекс.

— Когда повезет, — пробормотал Энцо. Он опять взглянул на окно Крысолова, а когда повернулся к нам, глаза у него сияли.

Солнце с раннего утра тоже сияло, но часам к восьми начал моросить дождик, тучи повисли низко над крышами, как страховочная сетка от метеоритов. Оконное стекло нашего соседа было сплошь в мелких каплях, и за ними почти ничего невозможно было разглядеть.

Зато мы хорошо видели, как печальная женщина с третьего этажа выбросила сначала газету, а потом и телефон своего мужа в окно. Потом послышался взбешенный голос мужчины.

— Ах ты, мерзавка! — орал он.

— Убирайся вон! — взвизгнула печальная женщина.

А потом все воскресное утро она просидела за кухонным столом одна и в слезах.

На втором этаже распахнул окно сосед с татуировками. В руках у него были красные гантели, и я увидела извивающегося дракона на его правой руке. Латинские слова на груди невозможно было разобрать, но я хорошо помнила, что там написано: «Пока живу — надеюсь».

Снова выглянуло солнышко, а с ним вернулась надежда раздобыть какие-нибудь улики. Крысолов был дома, но все утро метался по комнате и теребил свою козлиную бородку.

После обеда он положил ноги на стол и взялся за газету, а вечером заказал по телефону здоровенную пиццу с перцем чили и умял ее, сидя за компьютером. В тот день свет он не включал, в комнате горела только свеча, и на дальней стене плясали зловещие тени.

Днем в понедельник Сол и Алекс пошли играть в футбол. Фло с Пенелопой отправились в гости к бабушке. И Крысолов, кажется, тоже собрался уходить.

Мы с Энцо поняли это из телефонного разговора, который состоялся в десять минут первого в гостиной подозреваемого. Окно было открыто, и речь шла, судя по всему, об очередной проблеме с крысами или канализацией.

— Поставить заглушку вам обойдется в сто тридцать девять евро, — говорил Крысолов. — И надо проверить, не забилась ли она. Если повезет, уложимся за час. Как? Гроссмоорбогер? Но ваш дом не в моем районе! Вам придется доплатить за дорогу… В три часа? Пока не за что, герр Бирманн. До скорого!

— Я знаю, где находится Гроссмоорбогер, — прошептала я. — Это недалеко от рынка, где папай покупает продукты. Не так уж далеко. Ох и жмот!..

В двадцать пять минут третьего Крысолов прикрыл окно, оставив небольшую щель, и вышел на улицу.

Я ткнула Энцо в бок:

— Можно считать, что нам повезло. У тебя полно времени, чтобы подобраться к окну с биноклем, — хихикнула я. — Или проникнуть внутрь, если ты умеешь открывать окна снаружи.

Само собой, это была шутка.

Но как только глаза у Энцо подозрительно заблестели, я сразу пожалела о своих словах.

14. В логове зверя

В Мюнхене у Энцо был приятель — такой же любитель розыгрышей. Каким-то образом этот парень узнал, как можно за две минуты открыть окно. Как вы уже догадались, они вдвоем с Энцо не придумали ничего лучше, как опробовать этот способ на практике. К тому же, приятель жил на первом этаже.

— Просто детская игра, — заверил он меня. — Я даже на камеру снял.

— Может быть, — покачала я головой. — Но здесь, — я указала на открытое окно Крысолова, — не игра. Это называется незаконное вторжение в чужое помещение.

— Нет! — Энцо схватил меня за плечи и встряхнул. — Лола, такой случай больше не подвернется. Я смогу попасть в любую комнату, понимаешь? Снять все, что покажется подозрительным! Ты же хотела получить улики!

— А если Крысолов вернется? — пискнула я.

Энцо затряс головой.

— Ты же сама все слышала, — он покосился на мой будильник. — Сейчас четырнадцать тридцать четыре. Прикинь: полчаса на дорогу, плюс полчаса назад, плюс час работы. Лола, в нашем распоряжении целых два часа!

В его глазах полыхал самый настоящий пожар.

Я подумала о Фло. Только она сумела бы его удержать. В крайнем случае, мы бы привязали Энцо к ножке моей кровати. Но Фло не было рядом. Никого из взрослых тоже. И как я ни пыталась сопротивляться, в конце концов его огонь охватил и меня. Мы же не собираемся ничего красть, нам просто необходимо изобличить преступника!

Именно этот аргумент и убедил Алекса и Сола, которые вернулись после футбола. Без трех минут три мы проголосовали, и Энцо получил большинство в три с половиной руки. Три принадлежали мальчикам, половинка была моя, потому что я только слегка приподняла руку, так как мне не давала покоя одна мысль: а что скажет об этом Фло?

В общем, мы решились. Даю совет: не оставляйте окна приоткрытыми, если поблизости есть дети с тонкими руками.

Трюк мюнхенского приятеля Энцо действительно сработал. Нам понадобилась игрушечная божья коровка Леандро с присоской и длинная веревка, на конце которой мы сделали петлю. О том, как мы действовали дальше, я не буду рассказывать. Фло мне категорически запретила, чтобы ни у кого не возникло искушения повторить этот трюк.

Было бы куда лучше, если бы и у Энцо оно не возникло!

В пятнадцать тринадцать окно Крысолова было открыто. Энцо юркнул внутрь и прикрыл его за собой. Если наши расчеты верны, Крысолов вернется домой не раньше половины пятого. Но на всякий случай мы договорились, что Энцо выберется оттуда в четыре и не позже. В нашем распоряжении оказалось добрых три четверти часа. Тиканье будильника, который я поставила на подоконник прямо перед собой, звучало, словно тиканье часового механизма атомной бомбы.

Я осталась наверху одна. При этом я вовсе не была уверена, что мы поступаем правильно. Дрожа, как в лихорадке, я отыскала глазами Сола, и он улыбнулся мне в ответ. Сол стоял в карауле.

В окнах остальных квартир никого не было видно. Алекс дежурил на улице у подъезда Крысолова. Если тот вернется раньше времени, Алекс пять раз нажмет кнопку нашего дверного звонка: три коротких и два длинных.

Моя задача — поддерживать с Энцо телефонную связь. Он взял с собой камеру и мой мобильный, к которому подключил наушники, чтобы не отвлекаться. Но когда я заметила его в окне гостиной Крысолова, сердце у меня панически заметалось, как мокрая крыса в туалете. Энцо подошел к столу и остановился перед листом бумаги, который на нем лежал.

— Ну что? — шепнула я в телефон. — Что ты там видишь?

— Странные каракули, — ответил Энцо. — Несколько имен, какие-то номера, что-то про кокс и Рио… Некоторые слова соединены стрелками и обведены жирными красными кругами. Это просто клад, надо будет потом все спокойно рассмотреть… Сейчас сниму. Ч-ч-черт!

— Что такое? — я так разволновалась, что готова была выпрыгнуть из окна.

— На карте памяти нет свободного места, — прошипел Энцо. — Нужна помощь!

О-о-о-о! Надо было тщательнее готовиться и все учесть! А лучше — совсем не впутываться в это дело!

— Лола? — услышала я его голос.

Я должна взять себя в руки.

— Подожди! — я похромала к ящику письменного стола, в котором хранились наши запасы.

— Эй, Сол! — прошипела я в окно. — Лови! Передай Энцо!

Сол передал карточку и вернулся на свой пост. Опираясь на костыли, я прислонилась к подоконнику. Нет, в других окнах все еще никого…

На подоконник вспрыгнула Белоснежка, и я взглянула на будильник: двадцать минут четвертого.

— Готово? — спросила я.

— Нет! — простонал Энцо. — Я не могу ее достать!

Двадцать одна минута.

— Готово?

— НЕТ!

Двадцать две.

— Готово, — пропыхтел Энцо. — Который час?

— Пятнадцать двадцать три… Ты где? Я тебя не вижу.

— Заглянул в шкаф в гостиной. Но там ничего интересного. Компакт-диски, стаканы, бутылка портвейна… Обычный хлам… Телевизор, несколько газет… Теперь иду к столу, — Энцо снова появился в моем поле зрения, склонился над столом и отснял черную книгу с золотистым названием.

— Можешь разобрать?

— Даже не спрашивай, — пробормотал он. — Ни черта не понимаю. Не знаю, русский ли это язык, но…

— Что ты имеешь в виду?

Ох, как же тянется каждое мгновение!

— …Но на некоторых страницах в книге бумажные закладки.

— Круто! Что за страницы?

Белоснежка мяукнула. Энцо ухмыльнулся в сторону моего окна.

— Если бы я был русским, и у меня было бы часов сто в запасе, я бы тебе перевел всю книгу. Включи мозг!

— Ладно тебе, — вяло огрызнулась я и погладила кошку. — Но ты все-таки сними эти страницы.

Энцо направил камеру на книгу и следующие пять минут ходил вокруг стола, то исчезая из моего поля зрения, то снова появляясь.

Белоснежка удрала. В отличие от меня, ей надоело таращиться во двор из окна.

Половина четвертого.

— Что у тебя там? — не вытерпела я.

— Компьютер.

— Включен?

— Выключен.

— Включи!

— Подожди… Не выйдет. Нужен пароль!

— Попробуй «канализация». Или «русский». Или «крыса», — мозг у меня постепенно закипал. — Или «Гаммельнский Крысолов»!

— Уймись, — простонал Энцо. — Это тебе не сказочный персонаж, а наркоторговец. Пароль нам не подобрать. Я выключаю. Который час?

— Тридцать одна минута. Что там еще?

— Ничего интересного… Остывший кофе… Пепельница…

— Полная?

— Нет, пустая.

— Еще?

— Банка с орехами.

— Какой фирмы?

— Ло-о-о-ола! — взвыл Энцо. — Фирма-производитель — «Горец». Надпись на банке: «Олд кантри», смесь орехов. Ниже: высококачественный обжаренный миндаль и хрустящий арахис. Хватит, или интересует количество калорий?

— Нет, спасибо, — вздохнула я.

Тридцать три минуты четвертого.

— Что ты еще нашел?

— Карандаш и ящик с бумагами.

— Целый?

— Карандаш или ящик?

— Не валяй дурака!

— Все? Больше ничего не хочешь выяснить?

Энцо появился в окне и показал мне язык.

— Ох, — выдохнул он. — Хоть глоток свежего воздуха!

Я услышала эти слова дважды. Сначала по телефону, а потом, словно эхо, — с улицы. Сол окаменел на своем посту у стены. Заметив меня, он улыбнулся. Вдруг я подумала: а ведь и Крысолов мог слышать все, что говорилось в моей комнате в последние несколько дней, — и внутри у меня все похолодело. Я до боли прикусила губу. Энцо теперь мелькал в прихожей, и я не выдержала.

— Проверь, нет ли там следов, — прошептала я, вспомнив о той ночи, когда я заметила там другого человека и Крысолова с ножом. Энцо сейчас стоял прямо на том же месте. — Может, какое-то пятно, — добавила я. — Или охотничий нож. Или… — Я невольно вздрогнула. — …Или засохшая кровь.

Энцо осмотрелся и пожал плечами.

— Ничего. Только обугленное пятнышко на полу. Наверно, от сигареты. И здесь кусок обоев оборван. На полу стоят ботинки, — в голосе друга послышалось отвращение. — У этого типа, похоже, ноги потеют. Тут вообще пахнет какой-то затхлостью. Сейчас пойду осмотрю остальную квартиру… — Он снова исчез из виду.

— Что там со временем?

Я посмотрела на будильник:

— Тридцать пять четвертого.

— Как там снаружи? — голос Энцо прозвучал испуганно. — Все спокойно?

Я кивнула, словно он мог меня видеть.

— Лола?

— Ох, прости! Да, спокойно.

Я выглянула в окно. Сол смотрел на дом напротив. Старушка на четвертом этаже открыла окно и склонилась над своими растениями. Она купила в цветочном магазине новую калею закатечичи в нарядном горшке, но сейчас это не имело никакого значения.

— Внизу все спокойно, — повторила я. — Только ты, пожалуйста, говори со мной, а то я жутко нервничаю.

— Ладно, — вздохнул Энцо. — Сейчас я в кухне. Складной стол, две табуретки, гора грязной посуды, упаковка равиоли… Кладовка.

Раздался треск и грохот.

— Блин!!!

— Что? Что случилось?

Энцо не ответил. Голова у меня жутко чесалась, а фантазия рисовала самые ужасные картины. Я воочию видела труп в кладовке с неестественно запрокинутой головой и закатившимися глазами… Глянула на часы. Ничего утешительного — пятнадцать тридцать семь.

Сол поднял голову. Нахмурился. Я все еще дрожала. И мой голос тоже.

— Энцо? — пискнула я. — Пожалуйста, скажи что-нибудь! Ты живой?

— Да, — простонал друг. — Треснулся об полку. Все посыпалось на пол… Надо навести порядок. Я пока отключаюсь. Если что — кричи.

Все тихо. Но мне отчаянно хотелось закричать.

Что, если Крысолов справится быстрее? Или клиент вздумает подвезти его домой?

Еще три минуты.

— У него все в порядке? — одними губами спросил Сол.

Я попыталась поднять большой палец, но не вышло. Меня будто парализовало.

— Снова на связи! — голос Энцо.

Я выдохнула и кивнула Солу.

— Который час? — поинтересовался Энцо.

— Пятнадцать сорок две. У тебя восемнадцать минут.

— Хорошо, — мальчик перевел дух. — На полке, кстати, лежал охотничий нож. Но вид у него такой, будто им никогда не пользовались. Разве что в качестве открывалки для консервов. На лезвии характерные зазубрины… Ладно, теперь я осмотрю, что еще осталось в квартире.

Тихо, тихо, тихо…

— Побывал в ванной. Который час?

— Пятнадцать сорок три. Что там?

— Умывальник, всякие флаконы, банный халат, бритва, душ, унитаз… Кстати, сиденье изображает колючую проволоку.

— Что еще видишь?

— Шкаф для одежды, столик со свечой и банкой пива. Незаправленная кровать, баскетбольные трусы… — Энцо расхохотался: — И крыса! Матерчатая! Этот тип спит с игрушкой!

— А под кроватью?

— Подожди, — Энцо чихнул. — Ничего, только пыль. И старый носок. Тут вообще много всякого… Который час?

— Без четверти четыре. Загляни в шкаф.

— Ладно. Ох тут и кавардак! Похоже на свалку. Но ничего необычного. Футболки, рубашки, куча носков… возле шкафа валяются джинсы. Который час?

— Без четырнадцати. Поройся в карманах джинсов!

— Неплохая идея. Что у нас тут?.. Фу-у-у-у… Грязный носовой платок… А тут?.. — в голосе Энцо зазвучали высокие нотки. — На подоконнике записная книжка… Или нет… Это ежедневник!

— Круто! — сердце у меня так и запрыгало. Я помахала Солу и подняла большой палец.

— Читай, — велела я. — И не забывай снимать!

— Хорошо.

Раздался шелест.

— Кажется, тут только информация по работе, — разочарованно протянул Энцо. — Чистка труб, проверка канализации, заглушки от крыс… Везде указаны время и адрес. В феврале день рождения у какого-то Ференца, а третьего марта написано «Проверка», но стоит только номер, и больше ничего. Тринадцатого апреля… Который час?

— А? Ах, это… Без тринадцати. Что там с апрелем?

— «Проверить канализацию у Кемперманна». Нет, Лола, я не смогу прочесть все записи.

Я закатила глаза.

— Тогда переходи сразу к июлю!

Энцо приложил руку к воображаемому козырьку.

— Двадцать седьмое июля. «Клапан от крыс у Соммерсов»… — Он хихикнул. — Это же мы! А третьего августа пометка: «Книжный магазин». Не тот ли, где твоя бабушка работает?

— Точно! — я рухнула в коляску. Нога невыносимо зудела. — А что было после его посещения? Он должен был забрать книгу! Что еще в июле?

— Ничего. Но вот… 5 августа… — Энцо помолчал. — «16:00, Убийца Луи, стол 54, мостик 4».

— Убийца Луи? — я прикусила губу. — Это попахивает…

И тут послышались звонки. Два коротких и один длинный.

— Черт! — услышала я испуганный шепот Энцо. — Что это такое?

Сердце бешено заколотилось. Это не наш условный звонок. И не наш подъезд. Квартира Крысолова! Звонок звенел в его прихожей, и его было слышно через приоткрытое окно гостиной. Сол внизу паниковал, в трубке слышалось учащенное дыхание Энцо.

Снова пронзительный звонок. Два коротких, один длинный.

Сол пригнулся и бросился прочь от окна, размахивая руками. Я смотрела в прихожую Крысолова. Звонки прекратились. Без девяти минут четыре.

В прихожей Крысолова появилась тень.

Потом я увидела ноги.

Потом верхнюю часть тела.

И, наконец, голову светловолосого мужчины. Он направлялся в гостиную.

— Влади? Ты дома? — голос у гостя оказался довольно зловещим.

Энцо едва слышно прошептал:

— Лола? Скажи, пожалуйста, что…

— Под кровать, — пролепетала я. — Прячься! Быстрее!

15. Начинай действовать!

Без восьми минут четыре. Я привалилась к стене у окна. На этот раз гипервентиляции у меня не было: я просто чувствовала, что больше никогда не смогу выдохнуть.

— Лола?

Ох, я здесь, Энцо. Будь осторожен, чтобы с тобой ничего не случилось!

Именно это я хотела сказать. Даже рот открыла. Но из горла не вырвалось ни звука. Температура крови в моих жилах опустилась до тридцати ниже нуля. Но надо вернуться, надо подойти к окну. Даже если меня заметят. Нельзя бросать Энцо на произвол судьбы. Кто знает, что на уме у этого блондина?

Собрав все свое мужество, я повернула голову и выглянула в окно. Сола не было видно. В квартире Крысолова находился неизвестный мужчина. Он стоял спиной к окну, прижимая к уху мобильный телефон. Хорошо. Но что, если он повернется, заметит мое открытое окно и… и меня!

Я изо всех сил стискивала костыль и горячо молилась.

Мужчина облокотился на подоконник.

— Алло, — услышала я его голос. — Это Тимо. Я сейчас у тебя. Кладу ключи на стол. По поводу пошлины: на твоем месте я был бы осторожнее. Там могут возникнуть проблемы. Белизна вполне годится. Спроси Гросспича, он лучше в этом разбирается. В общем, начинай действовать! Килл ёр дарлингс! — Блондин хрипло рассмеялся.

Затем он вернулся в прихожую. Постоял, покачивая головой. И исчез. Часы показывали без пяти четыре.

Его слова эхом отдавались у меня в голове. «Килл ёр дарлингс» — по-английски это значит «Убивай своих любимых». Но камера Энцо это не зафиксирует.

— Я под кроватью, — донесся до меня шепот из телефона. Дыхание у Энцо было прерывистым. Видеть, что происходит в гостиной, он не мог, да и слышать, наверное, тоже.

Без двух минут четыре я всхлипнула в телефон, что путь свободен, и Энцо может выйти через дверь, потому что тип, которого зовут Тимо, оставил ключи в квартире, а дверь бросил незапертой.

Эта мысль пришла мне в голову несмотря на панику. Не было бы счастья, да несчастье помогло, как говорит дедушка. То, что Энцо сумел забраться в квартиру через окно, совсем не гарантировало, что он сможет и выбраться оттуда тем же способом. Об этом мы почему-то не подумали.

В три минуты пятого Энцо, Алекс и Сол уже стояли на пороге моей комнаты. Все трое были бледны, как зомби из ужастиков. Футболка у Энцо была насквозь мокрая, будто он принимал в ней душ. Руки были до локтя в грязи и свежих царапинах.

В пять минут пятого в прихожей своей квартиры появился Крысолов. Он действительно справился быстрее, чем мы предполагали.

— Пришел, — я мгновенно отпрянула от окна. — Ты вовремя убрался!

Энцо переступил порог и сделал два шага. На третьем у него подкосились ноги.

16. Громы и молнии, каракули и черная книга

В половине шестого разразилась гроза. Ее устроила Фло. Она сидела на моей кровати и метала в нас громы и молнии. Подруга тоже вернулась от бабушки из Бремена пораньше и пришла в ужас, узнав, что мы натворили. Слова «жить надоело» и «незаконное проникновение» за десять минут были повторены, наверно, тысячу раз.

— Если ты не перестанешь вопить, то Крысолов услышит и отрежет всем нам языки, — прошипела я.

Окно в моей комнате было закрыто. Сол снова установил камеру Энцо в коробке, предварительно убедившись, что на карте памяти достаточно места. На маленьком экране было видно, что Крысолов снова за компьютером. Вел он себя спокойно и, похоже, даже не заметил, что у него побывали незваные гости. Энцо сидел, скрестив ноги, на полу у книжного шкафа. Похоже, он еще не вполне пришел в себя. Мы с Алексом и Солом устроились на полу под подоконником.

— Нужно просмотреть видео, — предложила я, но тут мама постучала в комнату и спросила, не хотим ли мы блинчиков или пиццы.

Из гостиной доносилась музыка «Олодум» и «пение» Леандро.

— Спасибо, что-то не хочется, — отказалась я. — Ты нас не отвлекай, ладно? Нам надо еще раз отснять одну сцену.

— О чем ваш фильм? — поинтересовалась мама. — И как дела с сочинением на лето? Не пора ли за него браться?

— Позже, — отмахнулась я. — Это сочинение будет как книга, написанная по фильму. А теперь, пожалуйста, оставь нас на часок в покое. А то мы ничего не успеем.

Но нам понадобился не часок, а несколько часов, чтобы просмотреть весь отснятый материал и выбрать самое важное. Алекс вставил карту памяти от камеры Энцо в камеру своего отца и подключил ее к компьютеру папая. Мы смогли все видеть на большом мониторе, и вот что у нас получилось.

1. Каракули на листе бумаги, который лежал на столе.

Если и существуют шифры, которые невозможно разгадать, — это прекрасный тому пример. Писал Крысолов как курица лапой, причем, скорее всего, заметки эти были сделаны по ходу какого-то разговора. Вверху слева стояло: «Рио Мадейра». Что это значит, догадался Сол. «Есть такая река в Южной Америке», — объяснил он нам.

Еще можно было разобрать «ТКБ», «голубой контейнер», «FSCU/658386145G1».

— Может, речь о каком-нибудь складе, — предположил Алекс. — Или транспортном средстве. Контейнеры часто перевозят на кораблях. Но что значит «ТКБ»?

Я пожала плечами. Фло все еще сидела на моей кровати. Присоединиться к нам она отказалась, но уже притихла и внимательно слушала.

— А вдруг это какой-то терминал, где выгружают контейнеры? — вставил Энцо. Его футболка уже высохла, но от него до сих пор пахло потом.

— Ты ужасно храбрый, — похвалила я его и сразу вспомнила слова блондина. «Килл ёр дарлингс» — вот что самое жуткое! Но именно этой фразы в записи не было.

Хотя каракули — уже что-то. Вдруг Энцо хлопнул себя по лбу.

— «ТКБ» — терминал для контейнеров на набережной Бурхарда, — объяснил он, сверившись с компьютером. — Он находится в порту. Там разгружают корабли.

Я склонилась над своей записной книжкой, в которой еще не было ни слова.

— А есть там сейчас какой-нибудь корабль, прибывший из Южной Америки? Это сработало бы на версию с контрабандой.

— Не совсем. Например, с какой стати Крысолову тащиться в церковь? Не за контрабандой же? Вот, смотрите, — двадцать первого августа, — Энцо ткнул пальцем в запись, выделенную красным: «Обр. 21. 08 в 13.45, Кельнский собор, номер 4». А рядом приписано «Девица Шварцвальд».

В голове у меня кишели сплошные вопросительные знаки, у остальных дела, похоже, обстояли не лучше. Как это понимать? В воскресенье днем Крысолов намерен встретиться в Кельнском соборе с девушкой по фамилии Шварцвальд?

Сол почесал нос:

— Чертовщина какая-то. Что такое «номер 4»? И что это за «Обр.»? Нет, я пас.

Я тоже была готова отступить.

— Может, он собирается передать ей что-нибудь, — задумчиво произнес Алекс. — А «Обр.» значит «обратиться».

— От этого не легче, — вздохнула я. — Что за дела у Крысолова с этой Шварцвальд?

— Речь точно о встрече, — решительно заявил Энцо. Он постучал пальцем по каракулям внизу слева. «Во время встречи разрядилась батарея. Вчера был в магазине и купил 10 кокосов (=10 кг)».

— Спорим, это код, — раздался голос с кровати. Фло подперла подбородок ладонями и внимательно рассматривала монитор компьютера. — Чтобы никто не догадался. У наркоторговцев наверняка есть свой тайный язык.

— Фло, ты гений! — обрадовалась я. И больше всего тому, что она уже почти на нашей стороне.

Энцо снова вздохнул.

— Тогда это может означать только одно: десять кило кокаина, — тихо сказал он. — Это огромное количество.

— И хороший навар! — Алекс указал на правый верхний угол.

Там было написано: «Майк — миллиардер».

Мы смогли разобрать еще два имени — Убийца Луи и Гвидо Гросспич. Что ж, уже неплохо.

— Сядь ко мне, Сол, — попросила Фло.

— Сверься с ежедневником, Алекс, — попросила я.

2. Ежедневник.

Гвидо Гросспич упоминался там третьего марта. Рядом был записан гамбургский телефонный номер.

Убийцу Луи Крысолов посетил пятого августа в шестнадцать ноль-ноль. За столом 54, мостик 4.

Интересно, что это за мосты со столами?

— Четвертый мостик в гамбургской гавани. Наверно, номер причала, — раздалось с кровати. Фло уютно устроилась под боком у Сола.

— А там есть столы? — я почесала под гипсом линейкой. Этот зуд рано или поздно сведет меня с ума, как и вся эта запутанная информация.

Энцо встал и прошелся по комнате. Не доходя до окна, он бросил взгляд на дисплей своей камеры.

— Темно, — сказал он. — Похоже, Крысолов спит.

— Я тоже хочу, — призналась Фло. — Хоть во сне забуду о том, что вы тут натворили.

Алекс кивнул:

— Давайте продолжим завтра.

— Остаюсь на часах! — отрапортовала я.

Нога чешется, мозг кипит. Ну как я смогу успокоиться хоть на секунду? Чтобы я уснула, мне понадобится общий наркоз.

Я бросила на друзей умоляющий взгляд:

— Но мне еще хочется понять, кто такой этот Гросспич. Блондин тоже о нем говорил. Мол, он лучше в чем-то там разбирается.

И как раз после этого он посоветовал Крысолову убивать своих любимых, — подумала я, но вслух ничего не сказала, а схватилась за домашний телефон.

— С ума сошла? — бросился ко мне Алекс. — Твой номер мигом вычислят!

— Наш не определяется, — огрызнулась я.

Мама вечно ругалась, когда папай звонил ей из дому на мобильный, потому что вместо номера на дисплее высвечивалось «Неизвестный».

— Я все отрегулирую, — пообещал папай еще прошлым летом, но, естественно, забыл. К счастью.

Я набрала номер и нажала кнопку громкой связи. Шесть гудков. Затем включился автоответчик, и женский голос произнес:

— Добрый день! Вы звоните в центр правовой помощи для посещения заключенных. Перезвоните, пожалуйста, в рабочее время. Наши приемные часы…

Я повесила трубку и уставилась на Энцо:

— Это значит…

Энцо кивнул, словно прочитал мои мысли:

— Это значит, что Гвидо Гросспич в тюрьме. И что-то мне подсказывает, что он не работает надзирателем или охранником.

Фло закатила глаза, а Сол, утешая, погладил ее по плечу.

Теперь у меня зачесалась голова. У нас имелись только отрывочные сведения, но и их было больше, чем достаточно. Контейнер. Порт и проблемы с пошлиной. А теперь еще и сообщник в тюрьме…

— Круто!.. — взволнованно прошептал Энцо. Наверно, он думал о том же. — Я это так вижу: Крысолов — член группировки наркоторговцев. Наркотики прибывают из Южной Америки контрабандой в голубом контейнере, Убийца Луи выгружает их в порту. Они договариваются с помощью шифра и встречаются на четвертом причале.

— А потом продают кокосовые орехи десятками, — добавила я. — Читай: кокаин.

Отвратительный вкус у этого слова, будто оно отравлено.

Энцо кивнул.

— Двадцать первого августа, — в это воскресенье! — у них очередная встреча в Кельнском соборе. Оттуда порошок отправится куда-то еще. И если Лоле не померещилось в ту грозовую ночь, человек в прихожей, по всей вероятности, спутал планы Крысолова, и тому пришлось принимать срочные меры. Я думаю, полиция имеет сведения далеко не обо всех убийствах.

Мы все, разинув рты, уставились на Энцо. Он сумел объяснить все, кроме «девицы Шварцвальд». Как бы авантюрно ни звучала его версия, какой-то смысл в ней был.

— Ты прав, — протянула Фло. — И этот тип работает не один. Ему помогают сообщники — блондин Тимо и Гросспич. Боссы наркомафии часто руководят своими подчиненными из тюрьмы, я видела в одном фильме. Кто знает, может, Гросспич и есть тот самый Белизна?

Я покосилась на камеру Энцо у окна и спрятала лицо в ладонях.

— Ох, если бы это был просто фильм!

— Лучше бы нам прямо сейчас пойти в полицию, — сказала Фло. — Или все рассказать родителям.

— Еще рано, — решительно заявил Энцо. — До тех пор, пока мы точно не знаем, где и когда этот тип будет передавать свой товар, надо держать рот на замке. Завтра сходим к четвертому причалу в гавани, ладно? А на сегодня с меня хватит игр в детективов.

— Давай подождем, — попросила я Фло. — У нас не хватает доказательств.

3. Русская книга.

Было уже далеко за полночь, когда мы разобрались с названием русской книги. Это оказалось несложно: Энцо нашел в Гугле русскую клавиатуру и отыскал сайт, с помощью которого можно распознавать самые необычные шрифты. В результате у нас получились те же немецкие буквы, которые Крысолов написал на листочке и оставил бабушке. Один клик мышкой — и загадка черной книги была раскрыта: Крысолов заказал в магазине Библию на русском.

А вот почему он интересовался небесными делами, — мы узнаем завтра, причем на земле.

17. Доктор Откер, «Марко Поло» и коротышка-убийца

— Помнишь? — спросила Фло, когда во вторник после обеда мы с Энцо, Солом и Алексом стояли в гамбургской гавани прямо перед «Рикмер Рикмерс». — Позапрошлым летом мы потеряли здесь тетю Лизбет.

Я вздохнула. «Рикмер Рикмерс» — это огромный корабль-музей с красно-зеленым корпусом и белыми парусами. Мне пришлось тогда обыскать его сверху донизу, и я уже думала, что это худшие минуты в моей жизни. Но потом мы нашли Лизбет в машинном отделении, и все закончилось благополучно.

«Рикмер Рикмерс» стоял на якоре перед первым пирсом, и вокруг него кипела жизнь. Небо было ярко-синее, светило солнце, дул свежий ветерок, и со всех сторон доносился говор на всевозможных языках, потому что гамбургская гавань — излюбленное место туристов со всего мира. Мои друзья приехали на велосипедах, а я — на инвалидной коляске, что было не хуже. Коляска мчалась, как самый настоящий автомобиль, и мы добрались всего за двадцать минут. Дорогу мы знали как собственные пять пальцев, ведь Фло с Пенелопой раньше жили у гавани, да и наш ресторан находился совсем рядом. Рано утром Лизбет с Паскалем вернулись из поездки в деревню, и в моих ушах до сих пор звучали тетины вопли:

— Я хочу работать! Я хочу быть полезной!

В качестве компенсации мы пообещали моей маленькой тете сводить ее вечером к собору. На площади перед собором находился большой луна-парк, и это совсем недалеко от гавани. Мы договорились, что в два встретимся с Джеффом у колеса обозрения. Но в гавань его не пригласили, — все-таки он с детьми, а сегодня мы ищем убийцу по имени Луи.

Хотите верьте, хотите нет, но мы его нашли!

Но лучше все по порядку.

Мои друзья на велосипедах вырвались вперед, а я ползла на коляске, как улитка, потому что народу вокруг было очень много. На пристани находились сувенирные лавочки, рыбные магазины, кассы, в которых можно было купить билеты на прогулку на катере.

— «Штертебекер» отправляется через пять минут! — кричал толстяк в капитанской фуражке, стоя у сходней белого суденышка у второго пирса. — На борту еще остались свободные места!

К нему подошел мужчина с маленьким сынишкой на руках, но когда хотел купить билет, мальчик разнылся:

— Хочу на корабль с красными колесами!

— Он отходит от четвертого причала, — ответил моряк в капитанской фуражке. — Но только через час.

— Мы не можем столько ждать, — сказал мужчина. Мальчик разревелся, а мы пошли дальше, к четвертому причалу.

Там действительно стоял корабль, о котором говорил малыш. Огромный сине-белый прогулочный колесный пароход с черными дымовыми трубами и ярко-красными плицами колес.

— Смотрите! — Алекс указал куда-то вверх. Там белыми буквами на темно-синем фоне стояло название корабля: «Звезда Луизианы».

Я нахмурилась:

— Но ведь мы ищем не корабль!

— Правильно, — кивнул Алекс. — Но вспомните, что было написано на листе: «Убийца Луи, стол 54, мостик 4». А мы как раз возле четвертого мостика перед кораблем «Звезда Луизианы». И на нем, похоже, есть столы, — Алекс кивнул на окна в борту судна, за которыми находился ресторан, там действительно было полным-полно столов. — Я думаю, мы должны попасть туда, может, наткнемся на какой-нибудь след.

Я все еще медлила, раздумывая, но все остальные признали, что Алекс прав.

Деньги у нас были — родители дали нам на аттракционы в луна-парке, куда мы теперь точно опоздаем. Детский билет на корабль стоил девять евро, для детей-инвалидов, к сожалению, скидок не было. Но зато здесь имелся туалет для инвалидов. Он находился на нижней палубе, и там было так замечательно, что я его тут же опробовала.

— Ты не поверишь, — горячо прошептал Сол, когда я вернулась. — Все столы пронумерованы! Пятьдесят четвертый находится наверху.

Пароход отчаливал через полчаса, но народу уже собралось много. Целые семейства, влюбленные пары, какая-то женщина в инвалидной коляске. За одним столом сидели семь монахинь, но ни один из пассажиров не был похож на убийцу. Корабль выглядел старомодно и романтично — повсюду красные ковры, бронзовые люстры, шитые золотом шторы. Имелись даже танцплощадка и бар. На верхнюю палубу, где тоже были расставлены столы, вели два трапа.

Лифт, однако, отсутствовал. Тут-то и пригодились мои костыли: через двадцать ступенек и десять минут мы уже сидели за круглым деревянным столом у правого борта в носовом салоне «Звезды Луизианы». Из широких окон открывался прекрасный вид. На носу развевался флаг Гамбурга, а на столе стояла карточка с номером 54.

— Приветствую вас на борту, дорогие друзья!.. — раздалось из динамиков ровно в одиннадцать тридцать, колеса завертелись, и пароход отчалил.

Сол хихикнул:

— Если хочешь сойти за гамбургского моряка, начни рассказывать байки!

Наш гид так и поступил. Вот что он плел, например, о спасательных жилетах: «Их у нас на борту ровно три штуки. Один для капитана, другой для меня и еще один — для дамы, которая мне придется по душе».

При этом, как ни странно, монахини визгливо расхохотались.

Энцо стоял у окна и снимал окрестные виды. Окно Крысолова сегодня осталось без присмотра, потому что Джефф еще утром потребовал вернуть его камеру, а камера Энцо была нужна нам, чтобы фиксировать улики в порту.

Мы шли по Эльбе по направлению к Северному морю. Вода вокруг сверкала, как ковер, расшитый бриллиантами, и так здорово было взглянуть на Гамбург со стороны, что я на мгновение даже забыла о Крысолове. Справа проплывал город: рыбный рынок со знаменитым «Акульим баром», Дом моряка и элегантные виллы, за которыми потянулся длинный пляж с белым песком. Слева вскоре появились доки с кранами, которые тянулись к безоблачному небу, как гигантские стальные насекомые.

Энцо указал на небольшой полуостров, на котором виднелась огромная яйцевидная конструкция из серебристого металла.

— Что это такое? Марсианская фабрика пасхальных яиц?

Я покачала головой и уже хотела объяснить, но тут подал голос наш гид и сообщил, что это городская станция по очистке сточных вод.

— И если вы почувствуете неприятный запах, — шутливо добавил он, — не коситесь на соседа, на этот раз он не виноват!

Тут я вспомнила Крысолова. Вот мы и в порту!

Первый же грузовой корабль нам представили как «Жирную Эмму». Он действительно походил на какое-то толстое и неповоротливое существо.

— Длина — триста девяносто семь метров, ширина — пятьдесят шесть, осадка — шесть метров, на борту — шестнадцать тысяч контейнеров, — прокомментировал гид.

— Шестнадцать тысяч! — Сол даже присвистнул. — Десять килограммов порошка здесь как иголка в стогу сена…

Я кивнула и обвела взглядом бесчисленные ряды контейнеров, стоящих один на другом. Больше всего было красных и синих, но кое-где попадались зеленые и коричневые. На всех виднелись разные комбинации из букв и чисел, похожие на ту, которую мы видели в записях Крысолова. Ни одного голубого контейнера не было.

Гид объяснил, что контейнеры поднимают на борт и разгружают с помощью гигантских сине-красных кранов, а потом развозят по стране на специальных автомобилях.

— И как вы думаете, — продолжал звучать из динамика бодрый голос, — какому известному немецкому производителю стиральных порошков и моющих средств принадлежит это оранжевое судно? Вы правы — старому доброму «Доктору Откеру»!

— По-моему, у Крысолова был порошок этой фирмы, — вспомнила я.

— Люди, это совсем не случайно! — оживился Сол.

Энцо перешел к другому окну и направил объектив камеры на корабль. Когда показалась корма оранжевого контейнеровоза, принадлежащего немецкому производителю порошков, мне сразу бросилось в глаза его название: «Рио Мадейра».

Как река в Южной Америке, о которой вчера упоминал Сол.

Значит, Южная Америка тут ни при чем. Дело не в ней, а в этом судне!

Между тем, гид, продолжая болтать, сообщил, что «Рио Мадейра» доставляет в гамбургский порт аргентинскую говядину, бананы и кокосы. Мы уже почти миновали контейнеровоз, когда я заметила, что один контейнер заметно отличается от общей цветовой гаммы. Он был голубой. Из всех букв и цифр, которые были выведены на нем, я запомнила только «F».

Пассажиры в салоне весело переговаривались, иногда смеялись, а я едва могла дышать от волнения. У моих друзей тоже захватило дух.

— А-бал-деть! — прошепталСол.

Лицо у него было такое, будто он уже готов прыгнуть за борт и взять «Рио Мадейру» на абордаж. Тем временем контейнеровоз скрылся из виду.

Мы покидали порт, и голос из динамика уже рассказывал об огромных доках, в которых строились военные и торговые суда, а также роскошные яхты. В одном из доков как раз шла работа над одной такой белоснежной красавицей, которая, по словам гида, стоила сто семьдесят семь миллионов евро.

Я слушала его вполуха. И только почти в самом конце поездки стала понимать, что говорит гид. Перед нами расстилалась та часть города, где жил Джефф, и у самого берега возвышалась белая башня.

— Это «Марко Поло Тауэр», — объяснил гид и снова пошутил: — Если вы оставите мне приличные чаевые, я смогу снять квартирку в этом жилом комплексе, который считается самым роскошным в Гамбурге. Апартаменты в верхнем этаже площадью в триста восемьдесят пять квадратных метров обойдутся мне в каких-нибудь девять с половиной миллионов евро!

— Погодите! — подпрыгнул Энцо. — Это ведь здесь назначена та самая бразильская вечеринка?

Я кивнула, и при мысли о том, что готовить и доставлять сюда еду будут папай с дедушкой, голова у меня зачесалась еще сильнее.

Наше плавание подходило к концу — «Звезда Луизианы» уже разворачивалась, чтобы причалить к пирсу.

— Всего вам хорошего, дорогие друзья! — прозвучал напоследок голос из динамиков.

Дорогие друзья зааплодировали, а наш гид добавил:

— Я — тот самый коротышка, который сейчас будет провожать вас у трапа. Я был рад рассказать вам кое-что о нашем городе, и если мои истории вам понравились, ничего не говорите, просто напишите «Спасибо» на купюре покрупнее и опустите ее в мою фуражку.

Фуражка с морской кокардой уже лежала у трапа.

Не сказать, чтобы в нее полетели купюры, зато монет посыпалось немало.

Наш сопровождающий действительно оказался человеком небольшого роста со шкиперской бородкой, сигаретой за ухом и разбитной ухмылкой на лице.

— Просто чудесно, — донесся до меня голос одной из монахинь. — Я бы с удовольствием еще разок с вами прокатилась!

— Не вопрос, прелестные дамы! — подмигнул гид. — Если захотите меня найти, просто спросите в кассах на набережной, где Убийца Луи.

18. Калле Блюмквист, Дарт Вейдер и его сверкающий меч

— У меня здесь все, — через полчаса, когда мы снова стояли перед «Рикмер Рикмерс» и уже слегка пришли в себя, похлопал по камере Энцо. — И «Рио Мадейра», и голубой контейнер, и Убийца Луи.

— Он не убийца, скорее всего, просто сообщник Крысолова, — подытожил Сол. — Отличная маскировка. Крысолов борется с грызунами и ремонтирует канализацию, а Луи катает туристов. Он знает порт как свою ладонь, всегда в курсе, где какой корабль швартуется, — наш друг потер руки и обвел нас довольным взглядом. — Люди, мы вышли на след. Точно вышли! В воскресенье встреча в Кельнском соборе. Если мы туда поедем…

— Стойте! — подбоченилась Фло. — В Кельн никто не поедет! И за Крысоловом мы больше не шпионим. Кончено! У Энцо на камере достаточно доказательств. Завтра же поговорим с родителями.

Алекс покачал головой:

— Вряд ли они поверят. И, между прочим, придется рассказать им, что Энцо залез в чужую квартиру. Пусть там и живет преступник.

— Тогда пойдем в полицию, — не отступала Фло. — Мы с Лолой знакомы с герром Фрюхтенихтом. Он нам доверяет.

— Рано! — воскликнул Энцо. — Идти надо тогда…

— Идти надо к колесу обозрения, — перебил Энцо Алекс, хлопнув его по плечу. — Уже почти половина второго, и тетя Лолы свернет нам шеи за опоздание. И вообще — немного отвлечься нам не помешает.

Когда без пяти два мы добрались до колеса обозрения, там нас уже ждали. На тете была кепочка, как у Шерлока Холмса, на Паскале — костюм Дарта Вейдера. В руке мальчик сжимал лазерный меч.

— Да пребудет с вами сила! — провозгласил он вместо приветствия.

Джефф закатил глаза.

— Твой младший братец запугал всех животных в деревне, — пожаловался он Алексу и дернул Паскаля за черный рукав: — Ты не мог бы убрать эту штуку?

Паскаль замахнулся мечом:

— Люк, я твой отец! — выкрикнул он.

— Ты ужасный и плохо пахнешь, — сердито поморщилась тетя Лизбет. — Почему бы тебе не стать Андерсом? Тогда ты будешь моим другом, потому что я Калле Блюмквист. Мы вступим в схватку с «Красными розами» и поймаем похитителя драгоценностей. — Глаза у тети сверкнули: — Он, кстати, живет в нашем дворе.

— Что-что? — я изумленно уставилась на тетю. — Что ты сказала?

— Сама увидишь, — тетя Лизбет открыла черную лаковую сумочку, которую подарила ей Пенелопа, и вытащила лупу. — А сейчас я хочу покататься.

Она поднесла лупу к глазам и стала разглядывать белые кабинки колеса обозрения, медленно проплывавшие мимо нас.

— Хочу кабинку номер девять, — решила тетя Лизбет. — Или нет, лучше четвертую, на которой нарисована церковь и написано «Кельн». Где это — Кельн?

Джефф рассмеялся:

— Кельн находится в…

— …В Гамбурге! — шепнул мне в правое ухо Энцо.

Он стоял позади моей коляски, а его палец указывал куда-то вверх. Теперь и я увидела четвертую кабинку. Даже лупа не понадобилась.

Я много раз каталась на колесе обозрения одна и несколько раз вместе с Фло и Алексом. Оттуда открывался потрясающий вид, но сами кабинки меня совершенно не интересовали. Замечала ли я, что на них написаны названия городов и нарисованы их символы? Возможно. Но я и думать об этом забыла.

— Заходите скорее, путешествие начинается! — торопила тетя Лизбет.

Она уже стояла перед кабинкой номер четыре, и — я невольно вцепилась в коленку Энцо, — на ее дверце был нарисован Кельнский собор!

— Поверни… — тихо попросила я, потому что сама не могла и пальцем пошевелить. — Поверни мою коляску, Энцо!

Энцо так и сделал. Сол, Алекс и Фло тоже повернулись. Мы растерянно уставились на пивную палатку, стоявшую прямо напротив колеса обозрения. На белой маркизе было написано: «Девица Шварцвальд».

— Вот оно! — у Фло слегка отвалилась челюсть.

«Да, — подумала я. — Завтра можно идти в полицию».

Эх, если бы только сила пребывала с нами!

19. Черная среда

Вам знакомо выражение «черный день»? Так называют день, в который на вас обрушиваются все беды. Наихудший из черных дней — пятница, тринадцатое число. Ее опасаются многие люди, а некоторые испытывают просто панический страх перед каждой пятницей. Это называется фриггафобия.

Узнала я об этом, как ни странно, не от своей тети, а из Интернета, где однажды наткнулась на список самых безумных фобий. Страх перед курами, например, называется алекторофобия. Моя фобия на лягушек называется ранидафобией, а от земмифобии страдают люди, которые боятся крыс, кротов и голых землекопов. Голые землекопы — это такие африканские грызуны, и выглядят они, скажем прямо, жутко. Как облысевшие крысы со здоровенными зубами, прибывшие прямиком с Марса…

Но я, похоже, отвлеклась. Так вот, я говорила о черном дне, и в этой истории это не пятница, тринадцатое, а среда, семнадцатое. А уж безнадежно черными стали суббота, двадцатое, и воскресенье, двадцать первое. Но лучше я расскажу все по порядку.

Черная среда началось с того, что всю первую половину дня мы искали карту памяти с видео, которое Энцо записал в квартире Крысолова. Это наше самое главное доказательство для полиции. Но ее не оказалось ни у Энцо, ни в ящике с остальными картами.

— Я знаю, где она, — схватился за голову Алекс после того, как мы перевернули с ног на голову всю квартиру. Он даже побледнел. — В камере моего отца! Мы, идиоты, забыли вынуть ее, когда возвращали ему камеру.

— Звони папе! — Энцо прямо подпрыгнул. — Быстрее!

Джефф с Паскалем и тетей Лизбет были у Пенелопы. Алекс включил громкую связь, чтобы мы тоже слышали, что скажет Джефф.

— Прости, но я одолжил камеру приятелю.

— Попроси его вернуть! — взмолился Алекс. Энцо нервно теребил свою сережку с японским домовым. — Нам срочно нужна карта памяти. Там… это для нашего фильма, и переснять не получится.

— Не переживай, — успокоил его Джефф. — Приятель как раз позвонил из аэропорта. Сказал, что вытащил вашу и вставил свою карту. Но вернуть сможет только через три недели.

— Почему?

— Потому что улетает в отпуск.

— Пусть пришлет ее почтой, — попросил Алекс.

— Забудь, — ответил Джефф. — Он улетел в Австралию.

— С полицией ничего не получится, — сказал Энцо, когда Алекс повесил трубку. — Без карты памяти у нас на руках ничего нет. Поездки в порт недостаточно. Придется все начинать сначала.

— Только не это! — запротестовала Фло. Она сидела под окном и внимательно смотрела на дисплей камеры Энцо, которую мы снова установили в коробке, хотя Крысолова сейчас дома не было. — Мы же расшифровали его заметки, — упрямо продолжала подруга. — Нам известно, что он планирует! Надо попробовать обратиться к герру Фрюхтенихту без всяких доказательств. Эта встреча на колесе обозрения состоится в воскресенье, может, полиция пошлет туда кого-нибудь. Они и квартиру Крысолова могут обыскать и сами найдут улики. Чего мы ждем?

Сол пожал плечами, мы с Алексом переглянулись. Энцо схватился за компьютер и заколотил по клавиатуре.

— Люди, вы вот о чем забыли, — наконец проговорил он. — Здесь сказано: «Чтобы произвести обыск у подозреваемого, необходимы доказательства того, что совершено преступление». Но ведь преступление на самом деле еще не совершилось, а наше единственное доказательство сейчас летит в Австралию.

Он пригладил свои торчащие вихры.

— Полиция не может просто явиться к Крысолову и устроить обыск. А если мы не сумеем их убедить, они расскажут нашим родителям, чем мы занимаемся. Тем более, что вы знакомы с этим самым Фюрхтевихтом. Представляете, что нам потом устроят?

— Его зовут герр Фрюхтенихт, — поправила я, листая блокнот, в который заносила наши догадки и предположения. Такая же путаница, что и в записях Крысолова. Но Энцо прав: это доказывает лишь то, что дети решили поиграть в детективов. С другой стороны, герр Фрюхтенихт нас знает. Он даже дома у нас бывал после того, как мы поймали преступницу с водяным пистолетом. Может, все-таки рискнуть?

— Я попробую, — решительно заявила я.

Мама уже, наверно, уехала на работу, бабушка повела малышей и Леандро в зоопарк, а папай с дедушкой — в ресторане. Можно говорить не опасаясь, что тебя кто-нибудь услышит.

Я отыскала в Интернете телефонный справочник, набрала номер и нажала кнопку громкой связи. Мои друзья затаили дыхание.

— Полицейский комиссариат номер двадцать три, Левке на связи, — ответил мужской голос.

— Будьте добры, я хотела бы поговорить с герром Фрюхтенихтом, — протараторила я.

— Он в отпуске, — сообщил полицейский на другом конце провода. — О чем вы хотели поговорить?

— О… — я беспомощно оглянулась на друзей. Фло высунула и прикусила язык, Энцо махал рукой, чтобы я повесила трубку.

— Мы… — я набрала побольше воздуха. — Я хотела бы сообщить о преступлении. Дело вот в чем… Человек, за которым мы следим… и… его… — во рту у меня совершенно пересохло.

— Успокойся, — перебил меня полицейский. — Откуда ты звонишь?

— Из дома, — пискнула я.

— Тогда назови, пожалуйста, свое имя, адрес и номер телефона.

Голос у него был очень строгий. Сол приложил палец к губам, и я вспомнила историю про его маму и полицию.

— Ты меня слышишь? — поинтересовался полицейский. — Ты все еще на линии?

Энцо схватил ножницы, лежавшие на столе в гостиной.

— Где твои родители? — в голосе офицера уже слышалось беспокойство. — Ты одна дома? Может, кого-нибудь прислать?

Энцо высунул язык и клацнул рядом с ним ножницами.

Я повесила трубку.

В среду вечером были и хорошие новости. Но это касалось не Крысолова, а «Жемчужины юга».

— Агентство, которое заказало нам банкет для вечеринки в «Марко Поло», хочет увеличить бюджет! — воскликнул папай и закружил маму с Леандро по кухне. — Больше еды для них — больше денег для нас! С завтрашнего дня придется основательно потрудиться, зато мы заработаем небольшое состояние!

Пенелопа тоже радовалась. Вечером мы с ней и Джеффом жарили мясо в саду. На прошлой неделе мама моей подруги стала свидетельницей того, как люди из агентства составляли меню банкета.

— Они так боялись, что их гости останутся недовольны, — смеясь, рассказывала она. — Босс этого агентства — якобы знаток бразильской кухни. Его сотрудники раз сто это повторили… — Она поставила на стол большую миску салата. — Мне кажется, у владельца этого агентства денег куры не клюют, потому они и закатывают пир в таком роскошном месте, почти на самой крыше комплекса.

Мы сидели в садике фрау Балибар на раскладных стульях вокруг синего пластикового стола. Садовую мебель купили Джефф с Пенелопой. На словарном дереве висели фонарики. В спальне Крысолова было темно, и мы твердо решили сегодня о нем не думать. Нам был просто необходим тайм-аут.

Джефф переворачивал на гриле стейки и сосиски (мясные для нас и соевые для Фло), а Паскаль с тетей Лизбет расположились под словарным деревом — там для них поставили маленькую палатку. Паскаль надел самые обычные шорты и футболку, на тете Лизбет, как всегда, была ее шерлокхолмсовская кепочка. Джефф выдал им шерстяные одеяла, подушки и карманные фонарики.

Пенелопа рассказывала истории из тех времен, когда они с мамой Энцо путешествовали по Бразилии.

— А что случилось с отцом Энцо? — поинтересовалась я. Эта тема не давала мне покоя. — Он не пытался разыскать Гудрун? Ты же говорила, что он был без памяти в нее влюблен.

Энцо нахмурился.

— Мне это тоже, между прочим, интересно, — буркнул он.

— Гудрун всегда говорила, что главное для нее — свобода, — улыбнулась Пенелопа мальчику. — Она хотела вырастить тебя сама.

— Хороша мать, нечего сказать! — Фло сердито выдавила кетчуп на свою соевую сосиску. — Этот ее звонок…

Я ткнула подругу локтем под ребра, но, к счастью, Пенелопа отвлеклась. Она смотрела на открытое окно второго этажа, где качок с татуировками демонстрировал свои бицепсы. Здорово! Под кожей у него перекатывались самые настоящие чугунные шары.

У окна на третьем этаже стояла печальная женщина и впервые с тех пор, как я ее знаю, улыбалась.

— Как романтично, — вздохнула я, а Фло зевнула.

Всего лишь половина десятого, но мы последнее время так мало спали, что даже я была бы не против сегодня лечь пораньше.

Сол собрался остаться у Фло и Энцо, а Алекс у меня. В палатке у малышей было темно и тихо.

— Перенести их в комнату? — спросил Джефф.

— Позже, — ответила Пенелопа. — Мне еще надо сходить и сообщить, что Лизбет ночует у нас.

Через полчаса Алекс лежал в моей комнате и мирно сопел. В гостиной напротив горел свет, но Крысолова не было видно. Я тоже не испытывала ни малейшего желания маячить в окне.

— Нужно пока оставить это дело, — пробормотал, засыпая, Алекс. — По крайней мере, до тех пор, пока папин приятель не вернется из отпуска. Тогда и пойдем в полицию…

Я кивнула и попыталась выбросить все черные мысли из головы, и мне, наконец, это удалось.

Я прижалась к спине Алекса, как вдруг под окном раздался какой-то треск. Я испуганно вздрогнула. Потом снова затрещали ветки, послышался приглушенный шепот.

В отличие от Фло, долго будить Алекса не пришлось.

— Давай посмотрим! — тихо сказал он и подкрался к окну.

Я запрыгала на костылях следом. В гостиной Крысолова все еще горел свет.

Он стоял у письменного стола спиной к нам. В саду мелькал луч фонарика, постепенно приближаясь к пристройке. Потом мы услышали сдавленное хихиканье и заметили под окном Крысолова две маленькие черные тени. Одна из них оказалась Паскалем. Его голова не доставала до окна. Но он пригнулся, на спину ему взобралась тетя Лизбет и подтянулась к окну.

Мы оцепенели от ужаса — поэтому и не успели вовремя предупредить тетю. Внезапно в окне показалась голова Крысолова. Лицо у него было не менее изумленным, чем у нас. Тетя испуганно взвизгнула и выронила фонарик. Потом она спрыгнула со спины Паскаля, и оба, хихикая, кинулись в садик, где еще сидели при свечах Пенелопа с Джеффом.

Крысолов раздраженно захлопнул окно. Нас он не заметил, в этом я была уверена. Но вот то, что моей маленькой тете придет в голову подсматривать за ним в окно, мне и в кошмарном сне присниться не могло.

20. Привет на завтрак и встреча у киоска с мороженым

— Ни-че-го, — ответила тетя Лизбет, когда в четверг утром мы спросили у нее, что они с Паскалем делали ночью. Вчера я зажала от страха рот и вдобавок с удовольствием закрыла бы глаза и уши. Это неплохо помогает, если вы в комнате ужасов в луна-парке, но если привидения у вас в голове, ни зажмуренные глаза, ни закрытые уши не помогут. Оцепенев от страха, я лежала рядом с Алексом, а перед моими глазами проходили жуткие картины. Мне мерещились свидетели с отрезанными языками, растерзанные трупы в прихожей и снова и снова лицо Крысолова в тот момент, когда он увидел у себя под окном мою маленькую тетю.

Тетя Лизбет сидела в комнате Энцо на синем шерстяном ковре, купленном Пенелопой в «Икее». Мы расселись вокруг, чтобы она не могла улизнуть, но дружеский допрос не принес никаких результатов.

— Мы просто играли, будто ищем драгоценности, — отвечала тетя Лизбет, теребя хобот Бенджамина. В хоботе образовалась маленькая дырочка, из которой она снова и снова вытаскивала клочки сероватого наполнителя. Ковер выглядел так, будто выпал снег, а по спине у меня тек холодный пот.

— Постарайся припомнить, — не сдавался Алекс. — Когда Паскаль поднял тебя к окну, Крысолов сидел за столом. Что он делал?

— Что-то резал, — пожала плечами тетя Лизбет.

— Резал? — в животе у меня похолодело. — Чем? Что он там резал?

— Да откуда мне знать, — удивилась тетя Лизбет. — В руках у него были ножницы, на столе лежали упаковочная бумага и шпагат.

— Что он в нее заворачивал? — Фло в шортах и футболке сидела рядом с Солом, покусывая губы.

— Не знаю, — упрямо тряхнула головой тетя Лизбет. — Он сидел спиной ко мне, а потом повернулся и подошел к окну. А как вы могли это видеть? Я думала, все уже спят. Вы тоже играли в детективов? — Тетя прижала Бенджамина к груди и на мгновение превратилась в обычную испуганную девочку. — Чего вы на меня так уставились? Думаете, он теперь на нас сердится?

Мы молчали, но за нас ответила Пенелопа, которая как раз заглянула в комнату Энцо.

— Хочу передать вам привет от герра Кламмвассера, — подмигнула она тете Лизбет. — Я возвращалась из булочной и встретила его у подъезда. Он говорит, что удивился, когда заметил твою физиономию в окне, и надеется, что не слишком тебя испугал.

Потом она заметила, какие мы хмурые и подавленные, и подняла бровь:

— У вас все в порядке?

Могут ли каменные изваяния кивать? Мы честно попытались, но рта никто не раскрыл. Если мы произнесем хоть слово, взрослые, скорее всего, позовут полицию или пойдут разбираться к Крысолову. Но именно в этом главная опасность, ведь Крысолов сразу догадается, откуда ноги растут. Пусть наши имена не будут названы, но ведь тетю Лизбет он видел собственными глазами. И если он что-нибудь заподозрит, то она… она же единственная свидетельница!

— Ножницы, оберточная бумага и шпагат, — прошептал Энцо мне на ухо, когда Пенелопа вышла.

— Черт, это может быть пакет для передачи. Маскирует его под подарок. И…

— Больше двух говорят вслух! — выкрикнула тетя Лизбет.

— Тот, кто рыщет по саду с фонариком и подглядывает за соседями, должен сидеть под домашним арестом, — огрызнулась я. — Тебе крупно повезло, что герр Кламмвассер передает тебе только привет. И тебя это тоже касается, Паскаль. Ясно?

Мальчик с опаской кивнул. Тетя подняла два пальца, словно принося клятву, но мы все равно решили с этой минуты не спускать глаз с обоих.

В пятницу мама с Леандро уехали на выходные к маминой подруге в Травемюнде.

— Ты уверена, что не хочешь поехать? — спросила меня мама утром, укладывая сумки. — Мария сняла домик прямо на пляже. Тебе не помешает подышать свежим воздухом, а заодно чуть подольше побыть с младшим братом.

— Обу-да! — поддержал ее Леандро. Он лежал в окружении игрушек и хватал именно те, которые мама собиралась упаковывать.

На малыше была синяя моряцкая рубашечка, и он смотрел на меня своими большущими ясными глазами. Мне ужасно хотелось поехать, и я бы даже поддалась на уговоры, если бы и тетя Лизбет была с нами. Но у нее были другие планы на выходные. В субботу ее пригласили на день рождения к Лукасу Арне, а в воскресенье на соседней улице должен был состояться ежегодный праздник. Тетя Лизбет всегда ждала его с большим нетерпением.

Кроме того, папай попросил нас с Энцо помочь в субботу в «Жемчужине» с последними приготовлениями для вечеринки в «Марко Поло».

После того как я помахала маме и Леандро из окна гостиной, Сол и Фло заняли пост у окна, а мы с Алексом, Паскалем и тетей Лизбет отправились на игровую площадку напротив нашего дома. Летом там такая же толкотня, как в гавани. В песочнице выросли замки, двое маленьких мальчиков вовсю размахивали лопатками, мамы на скамейках успокаивали младенцев, перед деревянным домиком резвились и визжали дети, а одна девочка как раз шлепнулась с крыши и разбила колено.

Паскаль прихватил из дому свой набор персонажей из «Звездных войн». Они с Алексом занялись постройкой космического корабля из песка, а тетя Лизбет стала ныть, что хочет мороженого. И ныла до тех пор, пока я не сдалась. Рядом с площадкой был и киоск с мороженым, но очередь к нему тянулась до самой Бисмаркштрассе.

— Мне сливочное, фисташковое, шоколадное и клубничное, — выпалила тетя Лизбет названия своих самых любимых сортов.

Я сидела в инвалидной коляске с Бабеттой и Бенджамином на руках.

— Не пойдет, — покачала я головой. — У меня денег только на три шарика каждой из нас.

— Тогда ты возьми два, — предложила тетя Лизбет. — И мне достанется как раз четыре.

Женщина впереди удивленно оглянулась, а сзади кто-то сказал:

— Неплохо считаешь!

Я обернулась и оказалась лицом к лицу с Крысоловом. На нем была белоснежная рубашка, а его бесцветные глаза так невинно щурились, будто он принимал участие в конкурсе на самого симпатичного жителя Гамбурга. Конечно, ему нельзя было верить ни в коем случае, и от страха я снова проглотила язык.

— Лола говорит, что я должна держаться от тебя подальше, — сказала вместо меня тетя Лизбет. Потом она дернула меня за рукав и спросила: — Мы пришли первые, он ведь не пролезет без очереди?

Я покачала головой и схватила тетю за руку, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.

— Ах ты, маленькая шпионка, — сказал он медово-карамельным голосом. — Умница! Прости, что испугал тебя позавчера. Что ты искала под моим окном?

— Украденные драгоценности, — храбро чирикнула тетя Лизбет. — Но только понарошку. На самом деле я ничего плохого не делала, — и она стиснула мою руку.

Крысолов ухмыльнулся так, что у него уши зашевелились.

— Очень на это надеюсь, — хохотнул он. — С такой резвой барышней, как ты, надо держать ухо востро.

Тетя Лизбет важно кивнула, и когда подошла наша очередь, шепнула:

— Не будь такой трусихой! Видишь — он очень вежливый.

— Крысолов — сама любезность, — сообщила я Алексу через несколько минут.

Тетя Лизбет сидела на краю песочницы рядом с Паскалем с целой горой мороженого. Ей достались и мои три шарика, так как аппетит у меня совсем пропал. В руках у Паскаля было два фруктовых льда, которые он лизал поочередно. Алекс отдал ему свой и присел рядом со мной.

— Не думаю, что тетя Лизбет в опасности, — утешала я не столько его, сколько себя.

— Может, он и в самом деле какой-то подарок заворачивал. Но мы должны продолжать наблюдение.

Энцо, Фло и Сол, которым мы обо всем рассказали во дворе, согласились.

Крысолов снова сидел за компьютером в гостиной. Мы не видели, что у него на мониторе, но похоже, там было что-то забавное. На экране маленькой камеры было видно, как он хихикает, а несколько раз он так расхохотался, что даже запрокинул голову. Рядом с ним стояла тарелка с недоеденными холодными спагетти.

Вечером тетя Лизбет ночевала у Джеффа с Паскалем. Алекс тоже остался дома, а я дежурила у окна с Энцо. Вскоре после полуночи Крысолов со вздохом удовлетворения захлопнул ноутбук и выключил свет в гостиной. Больше ничего не случилось.

А потом наступила суббота.

21. Закуска из курицы и ярко-желтая катастрофа

Бабушка говорит, что хорошая еда успокаивает нервы, а я считаю, что к приготовлению еды это тоже относится. Наши с Энцо нервы успокоились.

В субботу утром бабушка повезла тетю Лизбет на день рождения Лукаса Арне, Джефф решил прогуляться с Паскалем и Алексом, Сол с Фло заняли пост у моего окна, а мы с Энцо надели фартуки и взялись за дело в тропически-знойной кухне «Жемчужины юга». Только Энцо работал стоя, а я — сидя.

Сегодня ресторан работал только вечером, так как после обеда надо было доставить еду для бразильской вечеринки в «Марко Поло Тауэр». По такому случаю папай вступил в должность второго шеф-повара и готовил рыбу, запеченную в банановых листьях. В печи томилось «купим гаучо» — бразильское жаркое из говядины по-деревенски.

Большой и толстый помощник повара нарезал свинину для фейжоады. В гигантском горшке томилась фасоль. Коротышка шеф-повар еще накануне вечером приготовил десерт и различные закуски, в том числе и мое любимое блюдо — кохинью де франго. Это рубленая курятина с пряностями в тесте. Такие маленькие пирожки, похожие на золотистые мячики и до того вкусные, что Карлику приходилось буквально бить меня по рукам, чтобы я не растащила их все. Дедушка крошил лук, Пенелопа месила тесто для сырных шариков. Я наполняла ракушки массой из слегка обжаренного крабового мяса и разных приправ, которые потом запекут в духовке и подадут в виде маленьких корабликов.

Энцо стоял рядом с Карликом, ему досталось особое задание: следить за ризотто с морепродуктами. Мой друг подливал то мясной бульон, то белое вино, и постоянно мешал, следя за тем, чтобы консистенция блюда была кремовой, а рис сварился аль денте^[5].

Это только кажется, что все так просто, на самом деле это тонкая работа: добавлять жидкость надо очень осторожно, нельзя помешивать ни слишком медленно, ни чересчур быстро, иначе ризотто выйдет либо клейким, либо излишне рассыпчатым.

Энцо сегодня вел себя примерно: щеки у него так и горели, а когда он особенно усердствовал, то даже высовывал кончик языка. Глаза его сияли. Карлик то и дело заглядывал через его плечо (причем каждый раз ему приходилось подниматься на цыпочки) и удовлетворенно кивал.

— У тебя прекрасное чувство меры, мэу фильо, — говорил он.

«Мэу фильо» по-бразильски значит «сын мой», и когда я заметила, как Энцо раздувается от гордости, у меня даже слезы на глаза навернулись.

В кухне витали безумные ароматы, папай поставил диск бразильского певца Четано Фелозо, мы подпевали и притопывали в такт музыке, продолжая заниматься каждый своим делом. Настроение было такое, что я начисто забыла все наши беды, Крысолова, зудящую гипсовую ногу и свой страх за тетю Лизбет.

И вдруг среди этого безмятежного счастья раздался звонок в дверь. Было часа три дня.

Папай нахмурился.

— Мы кого-нибудь ждем?

Дедушка покачал головой, а Пенелопа отправилась в ресторан, чтобы взглянуть, кто там трезвонит без умолку.

Через две минуты она вернулась бледная и поникшая. Медленно подошла к плите и положила обе руки на плечи Энцо.

— Это к тебе, — тихо сказала она.

Энцо удивленно обернулся, взглянул в глаза Пенелопы, и зрачки у него расширились от ужаса.

— Дорогой Энцо! — послышался резкий женский голос. — Угадай, кто здесь!

Лицо мальчика стало белым как мел. Карлик взял у него из рук поварешку.

— Иди, мэу фильо, — сказал он. — Я тебя подменю.

— Смелее, — подтолкнула его Пенелопа. Голос у нее был печальный и тихий. — Я с тобой.

Энцо покачал головой. В следующее мгновение в кухню влетела женщина. На голове у нее была желто-коричневая чалма, а ярко-желтое платье подолом подметало пол. На загорелых запястьях позвякивали бесчисленные браслеты с серебристыми колокольчиками. Вот так — с раскинутыми руками — она напоминала огромную канарейку.

— Бож-жественный запах! — воскликнула Гудрун, проплывая мимо папая, и сунула в рот пирожок с курицей. — М-м-м!.. — она прожевала и закатила глаза. — Сто лет не пробовала нормальной еды… Бог мой, да это же страна, где текут молочные реки с кисельными берегами! Чего здесь только нет…

— Прошу прощения, — опомнился папай. — Ресторан еще закрыт, и я позволю себе попросить вас покинуть кухню. У нас важный заказ, и ваш сын нам помогает.

Он обнял Энцо за плечи и решительно взглянул в глаза Гудрун. Такого взгляда у папая я еще не видела. Он стал похож на льва, готового наброситься на всякого, кто приблизится к его беспомощному детенышу.

Даже Гудрун оторопела. Дедушка, Карлик и Гора тоже встали рядом с Энцо, скрестив руки на груди, как телохранители в кино. У меня вся кровь от лица отхлынула. Я обессиленно повисла на костылях и прислонилась к холодильнику. Пенелопа шагнула к подруге.

— Возьми такси и езжай к нам домой, — сказала она. Голос у нее прерывался от плохо скрываемого возмущения. — Я позвоню Фло, она тебе откроет.

— Фло у нас, — пробормотала я. — Я ей сама позвоню.

Подруга, конечно, не обрадуется. Но сейчас главное — чтобы эта канарейка убралась из нашей кухни.

— Чудесно, — прощебетала Гудрун. — Приму пока душ, а лучше горячую ванну. Но сначала… — Она протянула руки к сыну: — Мой маленький, обними же меня! Если б ты знал, как я без тебя скучала!

— Ну конечно, — ответил Энцо. — Особенно после нашего трогательного прощания.

Голос у него был такой твердый и острый, что им можно было резать мороженую говядину.

Гудрун надула губы и наклонила голову на бок:

— Ах, милый Энцо, но ты же меня простил? Ты ведь знаешь свою мамочку, которая никогда не может усидеть на месте.

— И все-таки, — вмешался папай, — окажите нам любезность, покиньте кухню! — Он так говорил, будто на язык ему попал перец чили, и я видела, что он с трудом сдерживается. Я по-прежнему молчала.

— Уже ухожу! — пропела Гудрун.

Она схватила еще один золотистый шарик и послала Энцо воздушный поцелуй.

— Жду не дождусь, когда смогу рассказать тебе о своих планах. О, я такое придумала, золотце мое! Уж теперь ты будешь вместе со мной, и никто нас не разлучит!

22. Зеленая папка и источник всех зол

— Черт, Лола, давай быстрее! — прошипела Фло, когда через пять минут я позвонила ей из ресторана. Трубку она взяла сразу.

— Ты где? — спросила я.

— У вас в гостиной, — шепотом ответила подруга. — Я тебе перезвоню. В твоей комнате открыто окно, и слышно все, что говорит Крысолов. Он как раз звонит Тимо. Ну, ты помнишь, этому блондину…

— Фло, — перебила я подругу, — запиши все на камеру, или попроси Сола подежурить у окна. Тебе надо домой.

— Почему? — встревожилась Фло. — Что случилось?

Я прикрыла глаза. И все ей рассказала.

Часа в четыре Карлик, Гора, дедушка и папай начали загружать готовые блюда в фургон. Я с заплаканным лицом тупо сидела в инвалидной коляске, а Энцо уединился в дальнем углу кухни. Он сидел рядом с плитой, опустив плечи, и напоминал растерянного поваренка из сказки братьев Гримм.

Я видела своего друга в разных ситуациях и привыкла к тому, что чаще всего он веселый и энергичный. Но таким угрюмым он еще никогда не бывал. Ужасно! Пенелопа, которую папай освободил на весь вечер, опустилась перед ним на колени.

— Мы с Феликсом справимся, — заверил папай. — А после пяти придет официант из агентства. Карлик с Горой помогут, если что. Позаботься о мальчике.

Пенелопа кивнула.

— Сначала выясним, что на уме у Гудрун, хорошо? — сказала она Энцо. — Потом будем решать.

— Что тут решать? — не выдержала я; вся кровь бросилась мне в лицо. — Что она придумала на этот раз? Мы не должны ей позволить!

Пенелопа вздохнула и сказала.

— Гудрун — его мать, Лола. Она имеет право заботиться о своем ребенке.

Но по ее глазам было видно, что она со мной согласна.

Беспокойство из-за Энцо заставило меня забыть о неприятностях, грозивших тете Лизбет. В инвалидной коляске я чувствовала себя ужасно беспомощной, пока другие лихорадочно носились вокруг.

Кухня была уже почти пуста. Карлик с Горой унесли блюда с закусками, папай взялся за ящик с лимонами.

— Последний, — крикнул он дедушке. — И захвати договор. В зеленой папке на барной стойке. Посмотри, указан ли там номер апартаментов, или мы должны им позвонить.

— Зеленая? — дедушка вытер взмокший лоб. Он взял поднос с теплыми золотистыми шариками кохинью де франго и повернулся к Пенелопе: — Ты не могла бы?..

Пенелопа кивнула, но тут зазвонил ее мобильный, и Энцо встал.

— Я сейчас принесу, — обронил он.

Я поковыляла за ним на костылях, но тут случилось что-то странное. Я увидела, как Энцо взял зеленую папку и скользнул по ней безразличным взглядом. В следующее мгновение он вздрогнул, будто его укусила оса. Спросить я ничего не успела, потому что Энцо тут же выскочил на улицу. Меня он, кажется, вообще не заметил, а когда я тоже вышла, папай с дедушкой уже уехали, а мой друг остался стоять у входа в ресторан. Увидев меня, Энцо улыбнулся. Но улыбка вышла кривая, и мне стало так больно, что зеленая папка начисто вылетела у меня из головы.

Сейчас, когда я вспоминаю этот эпизод, то сама этому удивляюсь. Должно быть, в моей голове уже не хватало места для странностей.

— Эй, — сказала я. — У нас все получится. Ты останешься.

Энцо кивнул, но взгляд у него остался задумчивым. По пути домой он не произнес ни слова.

Зато Гудрун бурлила как водопад. Когда мы вернулись, Сол с язвительной улыбкой сидел за столом в кухне, а Фло, скрестив руки, прислонилась к печке и ненавидящим взглядом следила за этой женщиной. Ванну матушка Энцо, похоже, уже приняла. На ней был банный халат Пенелопы, ее кожа пахла кремом Пенелопы, и она без стеснения рылась в холодильнике Пенелопы. На тарелке рядом с мойкой лежали обглоданные косточки отбивных, оставшихся с вечера. Гудрун достала сыр, огурцы и помидоры и намазала толстым слоем масла кусок ржаного хлеба.

— Старый добрый немецкий бутерброд! — мечтательно произнесла она. — Ты не представляешь, как я по нему соскучилась, дорогая Пенни! Но по тебе, мое золотце, я соскучилась еще больше! — не выпуская бутерброд из рук, она обняла Энцо и прижала его к своей могучей груди.

Энцо тут же освободился от ее объятий, а Гудрун уселась за стол и, жуя, принялась повествовать о своей жизни в индийском ашраме, где она пыталась обрести мир, покой и вселенскую любовь.

— Я столько стрессов пережила, пока не попала в Индию, — болтала она, подливая в стакан красного вина. — Но там я узнала, что стрессы — источник всех зол. Не будь у людей стрессов, не было бы войн и бедствий. Все, кого я встретила в монастыре, были приветливы, все улыбались. Шрим-Шрим Акхар научил меня расслабляться. Оказывается, это совсем просто… — Гудрун простерла руки вверх, глубоко вдохнула и пропела: — Вдо-о-ох! — Потом опустила руки, снова набрала в легкие воздуха (при этом на стол с ее губ посыпались крошки хлеба) и сказала: — Выдох!

Закончив эту демонстрацию, она безмятежно взглянула на наши хмурые лица и прощебетала:

— Расслабьтесь! Это проще простого. Чтобы стать счастливыми, не нужно ничего, кроме воздуха. С тех пор, как я это узнала, я стала совершенно другим человеком!

Я постаралась справиться с собственным дыханием. Другим человеком? Как по мне, так перед нами все та же Гудрун, которая появилась у нас весной вместе с Энцо. Она тогда тоже набросилась на еду, а потом ее и след простыл.

«Убирайся, — подумала я. — Возвращайся к своему гуру и приветливым людям в монастыре. Оставь нас в покое, потому что источник наших зол — ты!»

Но вслух я ничего не сказала, только покосилась на Пенелопу. Та облизала губы, — верный признак того, что она в боевом настроении.

— Неужели твой индийский гуру питается только воздухом и всеобщей любовью? — язвительно спросила она. — Мы вычитали в Интернете, что его курсы правильного дыхания стоят недешево.

— Ах, сердце мое! — покачала головой Гудрун. — Деньги — это средство, и ничего больше. Такие люди, как я, о них не думают. Уже не думают. — Она торжественно окинула взглядом собравшихся: — На свете существуют гораздо более важные вещи — и это открыл мне Шрим-Шрим Акхар. Он увидел во мне родственную душу и избрал меня, чтобы я распространяла его учение по всему миру.

Гудрун подняла бокал и изложила нам свои планы. Они были просто величественными! В ближайшем будущем у граждан Германии тоже появится возможность дышать во имя мира и любви во всем мире. Этим они смогут заняться в специальном центре в Шварцвальде^[6], который лично возглавит Гудрун. Да-да, в Шварцвальде, на другом конце Германии, среди горных елей и сосен!

На вопрос Пенелопы, не понадобятся ли деньги, чтобы построить такой центр, Гудрун только рассмеялась:

— Не забивай себе голову, Пенни. У меня есть все, что нужно. — Она с нежностью посмотрела на Энцо: — И прежде всего — ты, мое сокровище. На этот раз ты, само собой, поедешь со мной!

— Само собой? — взвилась Фло, которая так и не сумела испепелить эту женщину взглядом.

Пенелопа вертела пуговицу на блузке, и та в конце концов не выдержала и оторвалась, упав на пол. Единственным, кто сохранял невозмутимый вид, был Энцо. Он молча стоял рядом с Фло, и я видела, что его мысли далеко отсюда. Я бы отдала половину индийского княжества со всеми ашрамами, чтобы узнать, что у него на уме.

— Гудрун, ты должна выслушать меня, — проговорила Пенелопа. — Твой сын привык к Гамбургу. Ему хорошо в школе, и места в новой квартире у нас вполне достаточно. У него даже есть своя комната. Почему бы тебе не заняться созданием своего центра, а Энцо пока останется у нас? Я о нем позабочусь, не тревожься.

— О, не хочу даже обсуждать это, — замахала руками Гудрун. — Я совершенно уверена, что мой сын принес вам много радости. Энцо — настоящий подарок. Он приносит людям счастье и удачу, такой уж у него дар. И он будет развивать этот дар в моем центре! — Она крепко прижала руки к груди. — Знаешь, в Индии мне очень не хватало моего мальчика, но пришлось налаживать собственную жизнь, и делала я это, в первую очередь, ради него. Я ведь такая же любящая мать, как и ты.

Любящая мать? Ну, это уж слишком! Она ни разу не спросила, как жил здесь ее обожаемый сын, пока она обретала душевный покой. Ни разу не поблагодарила Пенелопу, приютившую мальчика. Любящая мать! Даже в квартире Крысолова Энцо был в большей безопасности, чем в ее руках. Но почему он молчит? Просто — стоит и молчит…

— Но нельзя же вот так просто увезти его в лес, — возразила я. — Он же должен… — я запнулась, подбирая слова. — Он должен… ходить в школу!

— Мое дорогое дитя, — посмеиваясь, возразила Гудрун. — Шварцвальд — не пустыня. — Она повернулась к Энцо: — Собирай вещички, золотце мое. Завтра в десять тридцать наш поезд!

23. Черная полоса в субботу не кончается

Энцо меня пугает.

Пока Пенелопа в гостиной пыталась переубедить Гудрун, мы с Солом и Фло пошли в комнату Энцо. И там стали растерянно наблюдать, как он достал из шкафа чемодан и начал складывать в него свои вещи.

— Что ты делаешь? — не выдержала я.

— Собираюсь, — ответил наш друг. — Разве не видно?

— Прекрати немедленно! — Фло схватила кулинарные книги, которые Энцо только что положил поверх футболок, и отшвырнула их от чемодана. — Ты не должен смиряться!

— Может, и не должен, — буркнул Энцо и принялся подбирать книги.

— Почему бы тебе просто не остаться? Твоя мать не имеет права распоряжаться тобой. Пенелопа найдет решение, мы не позволим…

— Нет никакого решения, — вздохнул Энцо. — Права или нет моя мать, это не важно. Она имеет полное право поступать, как хочет. Именно поэтому за свою жизнь я переезжал девять раз. Если мама вбила что-нибудь в голову, она не отступит.

Он подошел к письменному столу и взял картинку, которую нарисовала для него тетя Лизбет в честь переезда: синий домик под смеющимся солнцем.

— Моя мать может сколько угодно говорить о мире и счастье, — продолжил он, — но поверьте, если понадобится, она увезет меня в наручниках. Поэтому даже не напрягайтесь. — Он обернулся к Солу: — Эй, дружище, моя камера все еще у Лолы?

Сол кивнул.

— Я оставил ее на записи, — сказал он. — Когда позвонила Лола, Крысолов как раз говорил с этим типом Тимо. Мы хотели посмотреть позже, но… — голос у него задрожал, и он стал кусать губы. — Поверить не могу, что завтра этого всего уже не будет…

Фло сглотнула. Меня душили слезы.

— Можете оставить камеру, — сказал Энцо. — Только будьте осторожнее и присматривайте за тетей Лизбет.

Он поднял голову и обвел нас взглядом. Японский домовой тревожно подрагивал у него в ухе. Ох уж эти мне домовые! Они приносят в дом счастье и благосостояние, но если их рассердить, то они уходят, обрекая семью на всякие беды.

— Оставайся здесь, Энцо, — прошептала я.

Но он уже принял решение, это было видно.

— Пожалуйста, дайте мне побыть одному, — попросил он.

У него был такой вид, что мы не решились возражать. Выйдя за дверь, мы услышали, как в замке повернулся ключ.

Остаток вечера Энцо провел у себя в комнате. Не открыл он даже тогда, когда в дверь стучала Пенелопа, а потом и Алекс с Паскалем и Джеффом, и тетя Лизбет, которая принесла с дня рождения кусочек торта и никак не могла понять, насколько все серьезно.

— Тебе нельзя уезжать, Энцо! — кричала она в замочную скважину. — Завтра же праздник! Будут карусели, блошиный рынок и сосиски. Ты обещал со мной пойти!

Энцо не отвечал.

Мы с Фло были самыми настойчивыми. Уселись на полу перед его комнатой и барабанили в дверь, пока не услышали:

— Оставьте меня в покое!

— Так ему еще тяжелее, — положила руку мне на плечо Пенелопа. Голос у нее был хриплый, и я поняла, что она расстроена так же, как мы. — Попробую завтра еще раз поговорить с Гудрун. Может, нам повезет, и за ночь она передумает. А сейчас пора спать. Только что звонил папай и сказал, что уже возвращается. Джефф с Алексом тебя проводят, а завтра приходи к завтраку.

Но перед тем как уйти, я еще раз зашла в гостиную, где на диване сидела Гудрун и красила ногти на ногах красным лаком Пенелопы.

— Ты права, — я постаралась вложить в свои слова все презрение, которое испытывала к этой женщине. — Твой сын — подарок, и он принес нам счастье. Но ты не любящая мать. Ты жестокая. Ты отнимаешь у Энцо домашний очаг и людей, которые о нем заботятся. И если такова воля твоего гуру, то этот индийский Шрим-Шрим — никакой не святой, а бессердечный негодяй. И ты вместе с ним.

У Гудрун челюсть отвисла. На какой-то миг она даже дышать забыла. Так ей и надо!

Сол уехал домой, Джефф с Алексом тоже ушли — мне хотелось побыть с папаем.

Когда я вернулась, он был уже дома.

В свою комнату я не пошла — к окну не хотелось подходить. Даже не переоделась в пижаму. Заползла под одеяло к папаю и спросила: как может мать, бросившая своего сына, иметь право его воспитывать?

Ответа у папая не было, но он крепко обнял меня и позволил выплакаться. Плакала я долго-долго, пока не выбилась из сил и не заснула.

24. Пустая комната и ни минуты на вопросы

Иногда я просыпаюсь с тревожным чувством. Именно так и случилось в воскресенье утром. Когда я с опухшими от слез глазами проковыляла в свою комнату, на улице вовсю светило солнце.

Воскресенье, двадцать первое августа.

А теперь я спрошу вас.

Думала ли я тогда о том, что сегодня в тринадцать сорок пять в четвертой кабинке колеса обозрения в гамбургском луна-парке состоится передача наркотиков?

Или ломала голову над вопросом, не об этом ли говорил вчера по телефону Крысолов со своим сообщником — белобрысым Тимо?

Или, может, я беспокоилась о тете Лизбет, которая как раз в этот миг бродила по садику Фло?

Или заметила Крысолова, который в подштанниках и футболке сидел за компьютером с чашкой кофе?

Или собиралась просмотреть вчерашнюю запись на камере?

Ответ на каждый из этих вопросов: нет.

Все страхи, которые донимали меня в последнее время, отступили перед отчаянием из-за Энцо.

У подъезда Фло я столкнулась с Алексом, Джеффом и Паскалем. По ним было видно, что они тоже не выспались. Когда мы позвонили в дверь, Пенелопа и Фло уже сидели в кухне за столом. Фло не поднимала взгляда от столешницы, Пенелопа пила кофе.

— Мы сейчас пойдем на праздник? — поинтересовался Паскаль.

— Наверное, попозже, — ответила Пенелопа и устало улыбнулась. Под глазами у нее лежали глубокие тени.

— Привет, моя красавица, — сказал Джефф. Он остановился за спиной Пенелопы, и та, вздохнув, прислонилась к нему головой.

— Энцо уже проснулся? — спросила я.

Фло покачала головой, не отрывая взгляда от стола.

— Еще не выходил, — добавила она.

— А эта негодяйка?

— Спит в гостиной, — Пенелопа посмотрела на часы. — Почти восемь, пора будить Энцо.

— Вот и отлично, — кивнула я. — Пусть Гудрун спит, а мы возьмем Энцо и поедем на остров Зильт.

— На Зильт? — нахмурилась мама моей подруги. — Что он там забыл?

— Своего отца, — уверенно проговорила я и удивилась, как эта мысль не пришла мне в голову вчера. — Август фон Шанц живет на Зильте. Сейчас он в отъезде, но Алекс узнал номер телефона его офиса. Там мы просто возьмем и расскажем, как обстоят дела. Кто знает, может, он захочет принять Энцо, и все наладится.

От волнения у меня безумно зачесалась голова. Но Пенелопа только озадаченно переглянулась с Джеффом и покачала головой.

— Август фон Шанц не знает, что у него есть сын, — сказала она. — Все не так просто, как тебе кажется, Лола.

— Оставить все, как есть, тоже нельзя, — упрямилась я. — Пойдем, Фло, поговорим с Энцо.

С этими словами я проковыляла к комнате Энцо и постучала в дверь. Ответа не последовало. Я дернула ручку — дверь легко открылась, она была не заперта. Комната оказалась пустой.

Ни чемодана.

Ни Энцо.

Фло бросилась в кухню, потом я услышала голос Гудрун, и через пять минут квартира напоминала растревоженный курятник.

Гудрун моментально забыла все дыхательные техники, которым научил ее за сумасшедшие деньги ее обожаемый гуру. Она металась по квартире в ночной сорочке Пенелопы, которая была на пару размеров меньше, чем следовало, ерошила свои белокурые локоны и вопила.

— Немедленно скажи, где мой сын, иначе я вызову полицию! — визжала она.

Алекс посмотрел на Фло, Фло посмотрела на меня, а я… Я посмотрела на Энцо. Я ясно видела его своим внутренним взором.

В «Жемчужине юга», с зеленой папкой в руке. Почему, взглянув на нее, Энцо вздрогнул, будто его оса ужалила?

Я сделала знак Фло и Алексу следовать за мной. Взрослые сейчас не обращали на нас никакого внимания. Пенелопа изо всех сил старалась унять Гудрун.

— Обувайтесь, — велела я друзьям, когда мы оказались в комнате Фло. — Нам надо выбраться на улицу.

— Что? — растерялась Фло. — Куда ты собралась?

— К Августу фон Шанцу, — ответила я.

— Опять Зильт? — насупилась Фло. — С ума сошла? Его там нет, и ты это прекрасно знаешь.

— Правильно, — кивнула я. — А ты помнишь, где твоя мама и Гудрун с ним познакомились?

— В Бразилии, — Фло смотрела на меня, как на будущую пациентку психиатрической клиники. — Не понимаю, что…

— А ты помнишь, — не дала я ей закончить, — что недавно говорила Пенелопа, про нашего клиента из «Марко Поло Тауэр»? Что у него денег куры не клюют, и что он настоящий…

— …Знаток Бразилии! — подпрыгнула Фло. — Значит, Август фон Шанц…

— …И есть тот самый клиент из «Марко Поло Тауэр»! — закончила я.

— Даже и не мечтайте! — покачал головой Алекс. — Таких совпадений не бывает.

— Август фон Шанц уехал с острова, — напомнила я ему. — Куда, мы не знаем. Но вчера Энцо увидел папку с договором на поставку еды. И там было что-то такое, что его поразило. Что, если это было имя Август фон Шанц?

— Почему тогда Пенелопа не в курсе? — не отступал Алекс.

— Потому что упоминалось только агентство, — объяснила я. — Папай знает имя его владельца, но ничего не знает об отце Энцо!.. Сейчас просто нет времени для объяснений, — от нетерпения я даже прищелкнула языком.

Голос Гудрун доносился и до комнаты Фло, а на пороге вдруг возникла заплаканная тетя Лизбет.

— Пенелопа сказала, что Энцо не пойдет с нами на праздник, — пропищала она. — А ведь он обещал!

— С тобой пойдет Алекс, — я бросила умоляющий взгляд на своего парня. — А ты пойдешь со мной, Фло, хорошо?

Фло с Алексом вздохнули… и кивнули. Я торопливо отыскала в кармане брюк телефон.

— Если кто-то спросит, где мы, молчи как рыба, — шепнула я Алексу. — В случае чего — звони!

25. Сказка с удивительным концом

Жил-был один наследник империи консервированного горошка. У него имелась пара оттопыренных ушей, двенадцать яхт и все, чего только душа ни пожелает. Свой сороковой день рождения он отмечал на верхушке стеклянной башни роскошным банкетом в бразильском стиле. Все ели, пили и танцевали до глубокой ночи, а когда гости разошлись, гороховый наследник остался один-одинешенек. Он уже собирался лечь спать, как вдруг позвонили в дверь, и когда гороховый наследник отпер, перед ним стоял бедный мальчик с чемоданом в руках.

— Ты кто такой? — удивился гороховый наследник.

— Я твой сын, — ответил мальчик. — Я сбежал от своей злой матери, которая хочет похитить меня и увезти в дремучий лес!

Тут сорокалетний наследник схватил своего наследника в объятья, и не успел тот опомниться, как его отвели в самую красивую комнату во дворце и уложили в постель. А сам старший наследник уселся в кресло возле кровати, чтобы все время быть рядом и охранять сон младшего.

Собственно, так могло бы начинаться сочинение, которое нам задали на лето. В голове не укладывается, сколько приключений может пережить в Гамбурге двенадцатилетняя девочка со сломанной ногой!

Но, к сожалению, дальше все пошло совершенно не так, как в сказке. Мы с Фло удостоверились в этом, когда сам Август фон Шанц открыл нам дверь.

Фло взломала свою копилку-череп, и мы поехали в такси, потому что моя инвалидная коляска осталась дома. На Оштерштрассе уже выстроились тенты и палатки, движение по случаю праздника там было перекрыто. К счастью, дорога в порт оказалась свободной, а в «Марко Поло Тауэр» работал лифт. Со звонком нам повезло меньше: имя «Август фон Шанц» нигде не значилось.

— Ох, уж эти мне миллиардеры! — простонала Фло. — Вечно они прячутся! Наверное, боятся папарацци.

— Может, у них есть псевдонимы? — сказала я, нервно озираясь. На табличке у этой двери вполне могло бы значиться: «Серафина Скриптум».

— Что же нам делать? У папая я узнать не могу, он сразу же спросит, что мы тут…

— Пентхаус! — перебила меня Фло.

— Что?

— Надо звонить в пентхаус! — просияла Фло.

— С чего ты взяла?

— Мама говорила, — объяснила подруга. — Помнишь, как мы жарили мясо в саду? Она сказала, что вечеринка почти на крыше, а значит, на самом верхнем этаже.

Я нажала кнопку звонка, и когда через несколько секунд щелкнул замок, у меня чуть сердце не выскочило из груди. А что, если мы ошиблись?

Но на пороге огромной квартиры на последнем этаже нас поджидал высокий мужчина с ушами-парусами и спутанными светлыми волосами. На нем была голубая пижама в полоску и домашние туфли. Перед нами был Август фон Шанц собственной персоной.

У меня прямо камень с души свалился, и от радости я чуть не бросилась ему на шею.

Алекс прав: это просто невероятное совпадение, что еду у папая заказал именно Август фон Шанц.

Значит, он действительно существует!

— Это самый необычный день рождения в моей жизни, — сказал четырнадцатый человек в списке самых богатых людей Германии после того, как мы объяснили, зачем явились. Глаза у него были красные, как у альбиноса. Но плакал ли он от счастья, от горьких сожалений или просто не выспался, сказать было сложно. Несмотря на все мои опасения, он таки впустил нас к себе.

— Извините за беспорядок, — извинился он. — Моя экономка приходит только к одиннадцати.

Когда я по ночам представляла себя поп-звездой, у меня был ресторан с дискотекой на крыше дома, куда я приглашала своих фанатов. Но такую квартиру, парящую в небе над крышами Гамбурга, я и вообразить не могла. Настоящий тропический рай!

В огромной круглой комнате между высокими пальмами и папоротниками в кадках затерялись маленькие кресла-острова, обтянутые перламутровой кожей. Некоторые из них напоминали улиток, другие походили на раскрытые раковины или маленькие лодочки. На овальной полке из сверкающей стали выстроились модели яхт, а за стеклянной перегородкой шумел искусственный водопад. Беспорядком герр фон Шанц назвал практически вылизанные тарелки, стоявшие на круглых мраморных столах с тонкими серебряными подсвечниками. На барной стойке я заметила остатки наших бразильских закусок.

Но все это и в подметки не годилось панораме, которая открывалась из окон, — огромных, от пола до потолка, так что стен у этой комнаты, считай, и не было. Отсюда можно было увидеть все, что мы целый час осматривали с борта «Звезды Луизианы»: доки с яхтами, контейнеровозы и краны в порту, а справа возвышался Гамбургский собор с луна-парком и колесом обозрения у подножия.

Я была в таком восторге, что почти забыла, зачем мы пришли.

Фло вернула меня с небес на землю.

— Где Энцо? — спросила она и обвела взглядом пальмы, словно проверяя, не прячется ли наш друг между ними.

— Мальчик еще спит, — ответил Август фон Шанц. — Он пришел ко мне в четыре утра, и, как вы сами понимаете, нам пришлось еще многое обсудить.

Я затаила дыхание.

— Он действительно ваш сын?

Август фон Шанц глубоко вздохнул.

— Нет.

— Нет???

Наш возглас, должно быть, был слышен даже в Бразилии.

— Нет, — повторил миллиардер. Он взъерошил и без того растрепанные волосы и нахмурился, от чего его лицо стало похожим на скомканный лист бумаги. — Я был бы счастлив иметь ребенка, но Энцо точно не мой сын.

— Да… но… — я была так ошарашена, что двух слов связать не могла.

Фло пришла в себя быстрее.

— Может, вы просто не хотите брать на себя такую ответственность? — она подозрительно склонила голову на бок.

Август фон Шанц прислонился к пальме.

— Я ни в коем случае не избегаю ответственности. Наоборот. Расспросите его мать — она сама вам все расскажет.

Но что может рассказать Гудрун?

Уточнить мы не успели, теперь вопросы начал задавать Август фон Шанц.

— А ты, наверно, дочь подруги Гудрун? — спросил он Фло. — Я уже не помню, как ее зовут, но если память меня не подводит, ты очень на нее похожа.

— Пенелопа, — отрезала Фло, и голос у нее звенел от возмущения. — Мою маму зовут Пенелопа! Это она рассказала нам о той ночи в Бразилии. Как они с Гудрун забрались на вашу яхту. И как… ну, в общем, сами знаете, что тогда произошло.

— Да, — кивнул миллиардер. — Той ночи я никогда не забуду. Гудрун — самая очаровательная негодяйка, какую я когда-либо встречал. И я бы с удовольствием… — фразу он не закончил и закашлялся. — Ну да… Но для этого нужны двое… — Август фон Шанц покраснел. — Мне, если честно, неловко об этом говорить. Может, Энцо сам вам все объяснит?

— Никакого секса, дети! — раздался голос у нас за спиной.

Мы с Фло обернулись. Между двумя папоротниками в трусах и футболке стоял Энцо.

— У Августа с моей матерью ничего не было. И если нужны доказательства, он готов пройти тест на отцовство. Вот и все дела. — Голос у него был похож на черный кофе без сахара. — А теперь объясните мне, что вы здесь делаете?

Он неохотно подошел ближе. Я перевела взгляд с него на Августа фон Шанца. Ни капли сходства. Именно так я и подумала, когда впервые увидела фотографию миллиардера.

— Отвечайте! — нахмурился Энцо. — Откуда вы узнали, что я здесь? Моя мать в курсе?

— Конечно, нет, — буркнула я. По дороге сюда мой мобильный звонил, но на экране высветились имена Пенелопы и папая, поэтому я не ответила.

— Мог бы доверять нам хоть чуточку больше! — набросилась я на друга. — Ведь у меня не в порядке нога, а не голова! Почему ты ничего не сказал?

Энцо посмотрел на Фло. Потом на меня. Губы у него скривились, но в темных глазах что-то сверкнуло, и я поняла, что мы для него больше, чем подруги. Сестры, хоть и не по крови.

— Моя мать меня обманула, — вздохнул он. — Август говорит, что они с Гудрун долго поддерживали связь после этой истории с яхтой. Общались довольно регулярно. Во всяком случае, она рассказала ему о своем сыне, который родился после поездки в Бразилию. Про свое маленькое золотце… — в голосе Энцо зазвучала ирония. — У меня была астма, требовалось лечение в Швейцарии, в горах. Потом оказалось, что она не может оплачивать мое пребывание в интернате, потому что одинока, работает в забегаловке и получает гроши. Но ей хотелось, чтобы у сына было хорошее образование. И всякий раз она просила Августа помочь. Так? — он повернулся к миллиардеру.

Тот отпил глоток сока и кивнул. Вид у него был, как у человека, который оказался в дурацком положении, но старается сохранить лицо.

В голове у меня начало проясняться, хотя я еще не все до конца поняла.

— Но ведь в интернат тебя не отдавали… — сказала я. — И астмы у тебя никогда не было…

— Не было, — кивнул Энцо. Он взял тарелку и положил на нее пирожок, словно кроме этого его сейчас ничего не интересовало. — Зато была мать, которая нашла золотую жилу. Она купила себе новую машину, когда ее бывший супруг умчался на старой. Потом сходила к мюнхенской гадалке, после чего отправилась учиться правильно дышать в Индию. И у нее вдруг нашлась кругленькая сумма, чтобы основать дыхательный центр в Шварцвальде… Ну, тут уж ей пришлось придумать сказку о том, что ее золотце нуждается в свежем лесном воздухе. — Энцо отправил в рот ложку ризотто. — Вкусно, — удовлетворенно заметил он. — Я молодец!

Ничего не понимаю…

— И вы помогали Гудрун, хотя знали, что Энцо не ваш сын? — растерянно спросила я.

Я слыхала истории про отцов, которые не хотят давать денег на содержание родных детей. Но про людей, которые платят за чужого ребенка, не припоминаю ни одной.

— Нет, — замотала головой Фло. — Вы не могли этого сделать!

Август фон Шанц поставил стакан на столик.

— Оказывается, мог.

Фло почесала в затылке.

— И вы не проверили, правду ли говорит Гудрун?

Миллиардер негромко рассмеялся.

— Мне это и не требовалось. Я с самого начала знал, что она… скажем так, необычная женщина. — Он вскинул руки: — Мои друзья считают, что я слегка наивен, и они, вероятно, правы. К сожалению, я действительно подумал, что Гудрун нужны деньги на ребенка. И с радостью давал их ей. Честно говоря… — тут Август фон Шанц взглянул на Энцо и добавил: — Я несколько раз приглашал твою мать в гости вместе с тобой. Теперь мне понятно, почему она никогда не принимала моих приглашений…

Я затрясла головой:

— Но ведь ты не получил из этих денег ни цента?

Наш друг аккуратно облизал вилку.

— Ну да, ведь все они отправились в карман Шрим-Шрима.

Энцо хрипло рассмеялся.

Мы с Фло переглянулись. Она притихла, да и я с трудом сдерживала слезы. Невероятно, что нам удалось найти Августа фон Шанца. Но поступки Гудрун — это уже за гранью невероятного!

Она сочиняет такие сказки, что вполне может конкурировать с братьями Гримм! Еще и Энцо хочет в Шварцвальд утащить. От одной мысли о «свежем лесном воздухе» мне стало дурно. И тут меня осенило.

— Но если Гудрун говорила, что деньги ей нужны на тебя, то она лгала! И у нас есть улики против нее! — Я прижала руки к груди и повернулась к Августу фон Шанцу. — Вы… Вы поможете нам, правда?

Он немного помолчал.

— С юридической точки зрения, к сожалению, все чисто. Эти деньги — подарок. Но, естественно… — он почесал за ухом, — просто так денег Гудрун я бы не дал. Мне нравилось, что у меня есть крестник, и мне хотелось познакомиться с ним лично.

Миллиардер посмотрел на стенные часы над барной стойкой. Половина двенадцатого. На поезд в свой Шварцвальд Гудрун уже опоздала. Разве что решила отправиться туда без Энцо.

— Дайте мне пару минут, — наконец решился Август фон Шанц. — Я оденусь, и мы посмотрим, что можно сделать. — Он подмигнул Энцо и положил руку ему на плечо: — Держись бодрее! Я всегда говорю, что в каждой беде есть хоть немножко счастья.

Я заставила себя улыбнуться.

— Мой дедушка тоже так считает.

Энцо выглядел спокойным, зато Фло прямо таки дымилась от злости. А я не знала, что больше: моя ненависть к этой обманщице Гудрун или радость, что мы нашли способ помочь Энцо. Вернее сказать, нашли того, кто готов заступиться за Энцо. Это приличная порция удачи.

Август фон Шанц исчез в необъятной прихожей, которая отделяла комнату с джунглями от входной двери. Я хотела подойти к Энцо, который стоял у окна, но в кармане у меня зазвонил мобильный.

На дисплее высветилось имя Алекса.

— Ты не поверишь, что случилось, — выпалила я. — Мы у Августа фон Шанца, и я была права, Энцо здесь, но…

— Лола, — перебил Алекс. — У нас ЧП!

— Гудрун? — спросила я.

На заднем плане слышались голоса и музыка.

— Тетя Лизбет.

Мое сердце остановилось.

— Что с ней? Что это за шум? Где ты?

— На уличном празднике, — ответил Алекс. — С Солом и Паскалем. Твоя тетя тоже была с нами.

— Была? Что это значит? — из-за этого чертова шума я с трудом могла разобрать слова.

— Я купил ей пряничное сердце, — сказал он. — А когда хотел отдать, она исчезла в толпе.

— Исчезла? — взвизгнула я.

— Лола, спокойно. Здесь повсюду полицейские. Сол уже сообщил им, а я позвонил папе. Мы в двух шагах от вашего дома. Твоя тетя не заблудится.

Но голос у него был неуверенный, и я услышала, как плачет Паскаль.

— Мы идем! — крикнула я. — Уже выезжаем!

26. Добрый ангел и два телефонных разговора

Я знаю историю про одного миллиардера, который промчался по Гамбургу на своем «феррари» в одной пижаме. Август фон Шанц решил не переодеваться. Мы неслись со скоростью света, и просто счастье, что нас не задержала полиция. Но и тетю Лизбет, к несчастью, она не нашла. Пару минут спустя я позвонила Алексу, и он доложил, что полиция уже занята поисками девочки, а он караулит возле подъезда, на случай, если моя тетя решит вернуться домой.

Когда мы сворачивали на нашу улицу, я успела взглянуть в сторону перекрытой Оштерштрассе. Оттуда доносились музыка и смех, а рядом с красно-белыми ограждениями стояла патрульная машина. Когда Август фон Шанц открыл мне дверцу и помог выйти, к нам подбежал Алекс.

— Есть новости? — спросила я.

Алекс покачал головой. В руке он сжимал маленькое пряничное сердце. На нем белой глазурью был нарисован добрый ангел, и тут же послышались рыдания. Доносились они… Словом, это я разрыдалась. Я отбросила костыли и поставила загипсованную ногу на землю. Мне хотелось бежать куда-то, искать, расспрашивать, делать хоть что-нибудь… Внезапно острая боль пронзила мою ногу.

— Успокойся, — сказал Август фон Шанц. Он подхватил меня и кивнул Алексу, который растерянно таращился на его полосатую пижаму. — Я Август фон Шанц. В таких обстоятельствах надо сохранять спокойствие.

— Где все остальные? — просила Фло.

— Бабушка с Пенелопой и Солом на Оштерштрассе, — ответил Алекс. — Паскаль с Джеффом обыскивают соседние улочки.

— А дедушка с папаем?

— Еще не приехали.

— А где Гудрун? — спросил Энцо.

— В полиции.

— Из-за тети Лизбет?

— Нет. Из-за тебя, Энцо. — Алекс набрал побольше воздуха в легкие: — Она закатила такую истерику, что небу стало жарко. Сказала, что мы ее сведем в могилу, и поинтересовалась, куда исчезли Лола и Фло. Но я вас не выдал. Сказал, что вы пошли на праздник. Часов в десять позвонил Сол, и мы пошли с малышами гулять. Когда я звонил Пенелопе, чтобы рассказать про Лизбет, они с Гудрун как раз ехали в полицию.

— Теперь они ищут двух пропавших детей, — фыркнула Фло.

— Некоторая путаница, — вздохнул Август фон Шанц.

Вдруг у меня мелькнула ужасная мысль.

— А что с Крысоловом? — выдавила я.

— Забудь, Лола, — отмахнулся Алекс. — Его нет.

— Откуда ты знаешь?

— Мы его встретили по дороге, — ответил он. — Когда шли на праздник. Он сел в машину и уехал.

— Куда?

— Ну я же не спрашивал! — возмутился Алекс. — Но точно не на праздник. Нам надо продолжать поиски. Жди у подъезда, Лола. Можешь заодно поглядывать на дверь Крысолова. Но мне кажется, что ему сейчас не до тети Лизбет. Через несколько часов должна состояться передача пакета на колесе обозрения.

— Какая передача? — озадаченно спросил Август фон Шанц. — И кто такой Крысолов?

— Наркоторговец, — объяснил Энцо. — Живет в нашем дворе. Мы наблюдали за ним из окна Лолы, а я один раз даже забрался к нему в квартиру. Мы нашли доказательства, что он занимается контрабандой кокаина из Южной Америки и сегодня планирует передать партию наркотиков.

— Что? — глаза у Августа фон Шанца стали размером с блюдце. — А какое отношение это может иметь к Лолиной тете?

— Боже! — воскликнула я. — Телефонный разговор!

— Что? — обернулся Энцо.

— Вчерашний телефонный разговор! — я ткнула Фло локтем в спину. — Крысолова с Тимо! Вы же с Солом записали его! Что, если Крысолов… — я не закончила фразу. — Надо немедленно посмотреть!

— Сейчас? — с сомнением спросил Алекс. — Почему?

У меня в голове вертелась ужасная мысль, но произнести ее вслух я не решалась. В отчаянии я сунула костыль Фло и полезла в карман за ключами.

— Бегите искать на Оштерштрассе, — подтолкнула я Алекса и Фло. — Я посмотрю запись. И никаких вопросов! Время не ждет!

Покачивая головами, мои друзья ушли. Через минуту мы с Энцо и Августом фон Шанцем были в моей комнате. Миллиардер подошел к окну и посмотрел на пристройку. Окно Крысолова было приоткрыто, но в гостиной никого не было видно. Энцо поставил запись на ускоренное воспроизведение, и мы уставились на маленький дисплей. Время ползло черепашьим шагом!

«Быстрее, быстрее!» — крутилось у меня в голове. Я думала о тете Лизбет и заклинала ангелов на небесах, чтобы все закончилось благополучно. Чтобы мою маленькую тетю нашли.

— Есть! — крикнул Энцо.

Я вздрогнула.

— Вот это место, — Энцо нажал паузу, а затем включил воспроизведение.

Голос Крысолова был тихим, много посторонних шумов, но мы смогли разобрать его беседу с белобрысым Тимо слово в слово.

После короткого приветствия, Крысолов перешел к делу.

«— Мне снова нужен твой совет», — услышали мы.

А потом:

«— Речь идет о маленькой тете. Да, эта самая, не по годам умная. Она единственная свидетельница. Вопрос, что теперь делать с ребенком? Похитить ее?»

Энцо нажал паузу.

В комнате стало совсем тихо.

Тишину нарушил звонок телефона.

Он доносился снаружи, из гостиной Крысолова.

Один звонок, другой, третий.

Потом мы увидели, как из прихожей появился Крысолов. Выходит, он дома?

Он подошел к письменному столу и взял трубку.

— Да, малышка у меня, — хрипло сказал он. — Что с ней теперь делать?

27. Я спешу на помощь

Нельзя терять ни секунды!

— Лола! Подожди! — крикнул Энцо.

— Это дело полиции! — поддержал его Август фон Шанц. Он схватил меня за руку, пытаясь удержать.

Но ничто не могло меня остановить. Крысолов снова исчез в полумраке своей квартиры. Тети Лизбет нигде не было видно. Во всяком случае, из моего окна. Если бы перед окном не стоял миллиардер, звоня в полицию, я бы, наверно, выпрыгнула прямо из него, чтобы не тащиться через дверь.

Я схватила ключ Фло, который Энцо положил на стол. Зажала его в зубах. И понеслась к двери, а потом по ступенькам — в квартиру Фло.

Я написала «понеслась»?

Ну да.

Бывают моменты, когда для человека нет никаких ограничений. Это я вычитала у одной известной писательницы. Из-за адреналина ты не чувствуешь ни боли, ни страха. Потом я заглянула в словарь. Адреналин — это такой гормон, который в минуты опасности попадает в нашу кровь. Для наших предков адреналин был очень важен — он готовил организм к борьбе или бегству. Он заставляет сильнее работать сердце и мышцы и следит, чтобы мы не обмочились, потому что человеку, которому предстоит драться или удирать, некогда тратить время на туалет.

К сожалению, у двери квартиры моей подруги меня ожидало препятствие: Гудрун.

— Где вы спрятали Энцо? — прошипела она, загораживая мне дорогу.

Я отодвинула ее костылем, а когда вставляла ключ в замочную скважину, услышала за спиной голоса Энцо и Августа фон Шанца, а следом — испуганный писк Гудрун.

Но я уже переступила порог.

Через мгновение я была в прихожей, потом в кухне, потом в садике.

Вскоре я уже стояла перед окном Крысолова. И барабанила по стеклу.

Тетю Лизбет я не видела, но зато появился Крысолов. Нахмурившись, он подошел ближе. Открыл окно.

Потом открыл рот.

Кажется, он хотел что-то сказать, но я ничего не расслышала, потому что его заглушил другой голос.

Мой собственный.

Я заорала.

Моя тетя утверждает, что очень громко.

Так громко, что чуть стекла не полопались.

И потом случилось много всякого, примерно в такой последовательности:

В гостиную вошла моя тетя. У нее на руке была кровоточащая царапина, коленка сбита, в перепуганных глазах застыли слезы.

Она увидела меня и заревела.

В тот же миг в дверь Крысолова, который окончательно растерялся, позвонили. Он бросился в прихожую, а я крикнула тете, чтобы она подошла к окну. Она как-то нерешительно двинулась ко мне, еще сильнее заливаясь слезами. Когда она оказалась рядом с подоконником, я отшвырнула костыли и схватила ее на руки.

Тут приехала полиция. Полицейских было человек семь или восемь, и появились они сразу со всех сторон: из прихожей Крысолова и со двора. В руках у них были пистолеты. Двое загнали Крысолова в угол прихожей и наставили на него оружие. Третий, со строгими глазами и бородой, торчащей как у моржа, но без формы, сказал:

— Вы задержаны по подозрению в похищении ребенка. Вы имеете право молчать. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Вы имеете право пригласить адвоката. Если вы не можете себе это позволить, его предоставит вам государство. Понятно?

— Нет, — ответил Крысолов.

28. Единственная свидетельница Владимира Кламмвассера

Полицейский с моржовой бородой как раз собирался надеть на Крысолова наручники, как вдруг раздался взволнованный женский голос:

— Подождите! Минуточку! Что здесь происходит?

Голос принадлежал бабушке. Она кричала из сада, а позади нее стояли Джефф, Паскаль и Пенелопа.

Тетя Лизбет, которую держал на руках полицейский, ревела белугой.

— Я мать, — закричала бабушка. — Эта девочка моя дочь! Отдайте мне ее, пожалуйста!

Это было сказано так, что спорить с ней никто не стал. Даже полиция. Полицейский передал рыдающую тетю Лизбет бабушке, Паскаль тоже начал всхлипывать, а Джефф пытался удержать меня, хотя я отчаянно махала руками.

Похоже, в моей крови до сих пор было слишком много адреналина.

— Успокойтесь, пожалуйста, — у полицейского без формы была не только моржовая борода, но и моржовый голос. — Нам сообщили о похищении. Подозреваемый держал жертву в своей квартире.

— Глупости! — отрезала бабушка. — Это не подозреваемый, а наш сосед герр Кламмвассер. К счастью, он нашел мою дочь, когда та заблудилась на празднике. Мое бедное маленькое сокровище! — бабушка вытерла тете Лизбет слезы со щек и прижала к себе. — Испугалась?

— Нет, — всхлипнула моя тетя. — Все хорошо. Влади такой милый! Он меня утешал.

Бабушка погладила ее по голове, а полицейский с моржовой бородой нахмурился:

— Кто такой Влади?

— Это я, — ответил Крысолов, совершенно сбитый с толку. — Я возвращался от клиента и увидел малышку на Бисмаркштрассе. Она разбила колено и расстроилась, потому что в толкотне потеряла друзей. Мы поднялись к ней в квартиру… потом к ее… э-э… племяннице. Но дома никого не было. — Крысолов посмотрел на Пенелопу. — Потом мы пошли к вам, но у вас тоже было заперто. Было примерно пол-одиннадцатого.

— Наверно, мы разминулись, — вздохнул Джефф.

— И тогда вы взяли малышку к себе? — спросил полицейский с моржовой бородой.

— Да, — ответил Крысолов. — Мне показалось, так будет лучше. Я оставил сообщение на мобильном ее матери и обработал рану.

— Он лжет! — не выдержала я. — Он не знает бабушкиного номера!

— Я знаю, — пискнула тетя Лизбет, крепко вцепившаяся в бабушку. — Номер моей мамы — 0177401…

— Моя ты умница! — умилилась бабушка. — Мы тебе верим! — Она повернулась к моржовому полицейскому, который подошел к открытому окну: — Мне очень жаль. На празднике было так шумно, что я не слышала звонков телефона. Я прослушала сообщение только через несколько минут, но от волнения забыла перезвонить в полицию. Зато сразу перезвонила герру Кламмвассеру. Он сказал, что моя дочь у него, и я бросилась сюда.

— Наверно, этот разговор мы и слышали из твоего окна, — сказал Август фон Шанц, подходя ко мне.

— И сообщение на телефоне я сохранила. Подождите… — бабушка достала свой мобильный и протянула в окно полицейскому. — Вот, послушайте сами!

Тот приложил телефон к уху.

— Она права, — кивнул он своим коллегам, которые все еще держали Крысолова на мушке. — Ложная тревога. — Он повернулся к Крысолову: — Простите, пожалуйста, за беспокойство. Но в таких случаях приходится действовать очень быстро.

— Лизбет! — прогудел голос дедушки. Он вышел в сад из квартиры Пенелопы, за ним по пятам шагал папай. — Она наконец нашлась?

Бабушка расплакалась, тетя Лизбет снова ударилась в слезы, и воцарилась полная неразбериха. Только теперь я заметила, что вниз уже спустились соседи. Собралось столько народу, что яблоку негде упасть.

Попытаюсь вспомнить:

Справа от меня стояли Фло с Солом. Слева — Алекс с Энцо. Потом подошли Гудрун и Пенелопа и растерянно уставились на Энцо и Августа фон Шанца. Тот в своей полосатой пижаме напоминал пациента, удравшего из больницы. Его руки лежали на плечах Энцо.

— Герр фон Шанц! — удивился папай. — Как вы тут оказались?

— Август? — пролепетала Пенелопа. — Это ты?

— Лизбет! Что тут происходит? — пытался сориентироваться в ситуации дедушка.

Тут вмешался моржовый полицейский.

— Ничего не происходит, — он поднял руку. — Спокойствие! Мы во всем разобрались.

Неправда!

— Как бы не так! — я вырвалась из рук Джеффа. — Этот человек — преступник!

— Преступник? — папай испуганно схватил меня за руку, дедушка тем временем расцеловал Лизбет.

— Моя подруга права, — поддержал меня Энцо. — Господин крысо… герр Кламмвассер — наркоторговец. Две недели назад он прирезал в своей квартире человека и собирался убрать с дороги тетю Лолы. Кто, кроме него, может подтвердить, что девочка заблудилась?

— Ради бога! — отмахнулся дедушка.

Все заговорили одновременно, и полицейскому пришлось вмешаться.

— Прошу вас, сохраняйте спокойствие! — воззвал он.

Тут во дворе появился еще один полицейский. Герр Фрюхтенихт! Он строго посмотрел на нас с Энцо.

— Вы, ребята, выдвигаете серьезные обвинения. Минуточку… — наморщил лоб герр Фрюхтенихт. — Не ты ли тот мальчик, которого с утра ищет мать?

— Это он! — вмешалась Гудрун, лихорадочно позвякивая колокольчиками. — Это…

— Мой крестник! — решительно подхватил Август фон Шанц. Он повернулся к герру Фрюхтенихту: — Энцо хотел навестить меня на каникулах, прежде чем вернуться в интернат. Мы, собственно, собирались встретиться сегодня после обеда, но у мальчика вчера ночью случился приступ астмы, поэтому он взял такси и приехал ко мне, чтобы не будить маму. Кажется, она не заметила записку.

Энцо торжествующе ухмыльнулся, а Август фон Шанц смотрел прямо в глаза Гудрун.

— Наверно, так и было, — пролепетала та, опустив глаза, и закашлялась.

— Э нэо энтендо мэ нада… — пробормотал папай по-бразильски. Что в переводе значит: «Ничего не понимаю».

Герр Фрюхтенихт вздохнул и украдкой посмотрел на часы в гостиной Крысолова.

— Думаю, вы сами разберетесь со своими семейными проблемами, — сказал он. — Нам пора идти. Сегодня у нас еще немало дел.

— Нет! — воскликнула я, глядя с мольбой на герра Фрюхтенихта. — Вы должны нас выслушать! Пожалуйста! Мы знаем, что задумал этот человек! Он собирается передать сегодня в луна-парке несколько килограммов кокаина!

— Ну, дети, это уже ни в какие ворота не лезет! — заявил полицейский с моржовой бородой. Он повернулся к своим коллегам: — Мы уходим. Пожалуйста, еще раз нас извините, герр Кламмвассер.

— Но у нас есть доказательства! — Я в отчаянии указала на свое окно: — Я живу там, наверху. Мы с друзьями уже несколько недель ведем за ним наблюдение. Мы все снимали на камеру! Даже забрались в его квартиру!

Крысолов тяжело задышал.

— Вы с ума сошли? — прошипела Пенелопа.

— Я, — шагнул вперед Энцо. — Это я был в его квартире. И мы не сошли с ума. Доказательство прямо у вас под носом! — Энцо указал через стекло на лист бумаги над письменным столом.

Полицейский с моржовой бородой обернулся и уставился на каракули.

— Посмотрите внимательно, и если вы ничего не разберете, мы с удовольствием вам растолкуем!

— Я вам прямо сейчас могу все рассказать, — быстро заговорила я. Наверное, часть адреналина проникла в мой мозг, потому что слова (а это была самая длинная речь в моей жизни) лились легко и свободно, без единой запинки. — Герр Кламмвассер — член наркогруппировки, — начала я. — У него есть сообщники — мужчины по имени Тимо и Убийца Луи. Последний для маскировки работает на «Звезде Луизианы» в гамбургской гавани, пирс номер четыре. На верхней палубе его судна есть столик номер пятьдесят четыре, и Убийца Луи, по всей видимости, организовывает там тайные встречи. Кроме того, есть еще Майк-миллиардер и Гвидо Гросспич. Он руководит всей шайкой из тюрьмы. Мы полагаем, что он босс этой преступной группировки и в своих сообщениях использует шифр. Товар перевозится контрабандой на судне «Рио Мадейра» в голубом контейнере. Затем герр Кламмвассер смешивает чистый кокаин с каким-то порошком. Сегодня в полдень он должен передать очередную порцию в луна-парке. В четверг вечером моя тетя видела, как он упаковывал наркотики. Она единственная свидетельница. И мы подслушали телефонный разговор, в котором он говорил о том, что надо похитить мою тетю. Этот разговор записан у нас на камере. Он звонил Тимо, который на прошлой неделе посоветовал герру Кламмвассеру убивать своих любимых, — я перевела дух. — Это все, что нам удалось выяснить. Есть вопросы?

В заднем дворе стало так тихо, что я слышала, как позвякивают черепки на словарном дереве в саду у Фло. Старушка с четвертого этажа перекрестилась с закрытыми глазами и беззвучно зашептала молитву. Дедушка с бабушкой зажали тетю Лизбет с обеих сторон. Август фон Шанц обнял Энцо за плечи. Джефф взял на руки Паскаля и встал рядом с Солом. Алекс подставил мне плечо, а Пенелопа припала к Фло.

Папай только головой тряхнул. Сейчас он был похож на марсианина с квадратными глазами.

— Ах, да, — вспомнила я. — Кроме того, у герра Кламмвассера есть русская Библия и охотничий нож. Ночью я видела, как он им размахивал. — Я укоризненно посмотрела на папая: — Тогда мне никто не поверил, — упрямо добавила я. — Но я видела, как герр Кламмвассер угрожал ножом человеку в своей квартире. Не могу сказать точно, прикончил он его или нет. Мы слишком испугались, чтобы сразу сообщить в полицию. Теперь я об этом жалею.

— Боже милостивый, — прошептала Пенелопа. — Неужели все это правда?

— Да, — кивнула Фло. — Все точно. Лола как-то попробовала позвонить в полицию, но вы… — Фло кивнула на загорелого герра Фрюхтенихта, — были в отпуске. А вашим коллегам Лола не доверяет.

Крысолов опустился на стул у письменного стола. К нему шагнули двое полицейских. Они снова подняли оружие и взяли его на мушку.

Рядом с Гудрун стояла печальная женщина с третьего этажа. На ее лице блуждала улыбка, что мне, если честно, казалось совсем неуместным.

— Настоящий детектив, — восхищенно прошептала она.

Тем временем полицейский с моржовой бородой снял лист бумаги со стены. Лицо у него стало очень серьезным.

— Что вы скажете на обвинения девочки, герр Кламмвассер? — спросил он с ледяной вежливостью.

Крысолов взглянул на меня. Могу поклясться — глаза у него сияли. Как будто в голове у него зажглись десять тысяч лампочек.

— Невероятно, — произнес он. — И вы все заметили? Все… И совершенно случайно?

Полицейские тревожно переглянулись.

— Вы хотите сказать, что девочка права? — спросил моржовый полицейский. — Вы планировали преступление?

— Подождите, — раздался голос у меня за спиной. К окну через садик пробирался человек с татуировками со второго этажа. Сегодня он был не полуголым. На нем была сине-белая рубашка, и выглядел он очень солидно. — Я адвокат, — представился он Крысолову. — Вы не обязаны ничего объяснять!

— Знаю-знаю, — кивнул Крысолов. — Большое спасибо. Но я бы с удовольствием все объяснил. — Он вдруг улыбнулся мне: — Девочка права. Все, что дети узнали за эти недели, чистая правда. Я планировал это преступление лет семь. Убийца Луи со «Звезды Луизианы», Майк-миллиардер и Гвидо Гросспич, отбывающий срок в тюрьме, консультировали меня по самым сложным вопросам. Но самый главный консультант — мой друг Тимо. Он знает все детали и во всем мне помогает. А что касается Белизны… — хихикнул Крысолов. — Он играет особую роль! Как и маленькая умная девочка, оказавшаяся нежелательной свидетельницей.

Тетя Лизбет снова разрыдалась. Бабушка испуганно прижала ее к себе. Лицо у дедушки сделалось ярко-красным, а папай стиснул кулаки. Крысолов поднял руки, словно сдаваясь.

— Мне ужасно жаль! — обратился он к тете Лизбет, и голос у него был очень виноватым. — Я не хотел тебя пугать, малышка. Люди иногда довольно безжалостны, но где-то же надо черпать идеи.

Герр Фрюхтенихт тихонько присвистнул, и в руках полицейского с моржовой бородой снова появились наручники. Остальные полицейские стояли наготове.

— Подождите, — снова вскинул руку Крысолов. — Хочу предъявить вам последнее доказательство. И если можно… — Крысолов посмотрел на меня и моих друзей. — Если можно, хочу, чтобы вы все были свидетелями. Никогда не думал, что о моем преступлении станет известно при таких обстоятельствах. Но вы меня раскусили. И если другие заинтересуются им так же, как вы, меня можно считать счастливчиком!

— Если вас интересует мое мнение, — шепнул папай герру Фрюхтенихту, — я думаю, что этот человек просто сошел с ума. Его нужно упечь за решетку. Желательно пожизненно.

— Прежде чем вы меня уведете, — продолжал Крысолов, — позвольте, пожалуйста, включить компьютер. А потом я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы.

Полицейские кивнули, но оружие не опустили. Крысолов включил ноутбук. Ввел пароль, и на мониторе появился документ. На первой странице было написано крупными черными буквами:

Владимир Кламмвассер

ЕДИНСТВЕННАЯ СВИДЕТЕЛЬНИЦА

Детективный роман

29. Литературные чтения на заднем дворе

Прежде чем продолжить рассказ, я бы хотела вас кое о чем спросить.

Вы уже догадались, чем закончится мое летнее сочинение? Были ли у вас сомнения, что мы выслеживаем настоящего преступника? Приходило ли вам в голову, что Крысолов тайком пишет детективы о наркотиках?

Если да, то я вас поздравляю!

Зато у меня и моих друзей оставалась целая куча вопросов. Мы сразу поняли, какую кашу заварили. И нам было очень нелегко. Особенно мне.

Во-первых, потому что я первая обратила на Крысолова внимание. Во-вторых, потому что была убеждена, что спасаю свою тетю от верной смерти. В-третьих, потому что действие адреналина почти закончилось. Я чувствовала, как ноет моя нога, и сердце уже билось совсем не так сильно. В глазах у меня стояли слезы, и в какой-то момент они прорвались наружу. Я разрыдалась. Я рыдала и не могла остановиться. Пенелопа принесла стул, папай усадил меня на колени. Гладил меня по головке и шептал, не переставая:

— Мой маленький храбрый кокосик!

Позвякивающая браслетами рука протянула мне чашку чаю. Рука принадлежала Гудрун.

— Сделай глоточек, сердце мое, — заботливо пропела она. — Чай отлично успокаивает нервы.

По крайней мере, в этом она оказалась права.

Все полицейские, кроме герра Фрюхтенихта, ушли. Но соседи остались. Вынесли еще стулья, и под окном Крысолова расселись немногочисленные зрители. Между пристройкой и нашей стеной места было совсем мало, но и туда удалось втиснуть три ряда стульев. Остались и стоячие места.

Расселись мы в таком порядке:

В первом ряду сидели мы сФло, Солом, Алексом и Энцо. На коленях у меня сидела тетя Лизбет, у Фло — Паскаль.

Во втором ряду разместились папай, бабушка, дедушка, Пенелопа и Джефф. Третий ряд заняли герр Фрюхтенихт, Август фон Шанц, Гудрун и старушка с четвертого этажа, которую мама Энцо тоже угостила чашкой чая. Печальная женщина с третьего этажа, которая улыбалась уже полчаса подряд, прислонилась к стене, а рядом с ней встал адвокат с татуировками.

Я так хорошо все запомнила, потому что Крысолов сфотографировал нас всех из окна своей гостиной.

— Это великий момент, — торжественно заявил он. — Пожалуйста, улыбнитесь!

Глаза у него снова сияли, и он уже не казался нам таким жутким. Теперь я видела в нем человека, которому нелегко приходится в жизни. Сделав несколько кадров, герр Кламмвассер приготовился отвечать на вопросы публики.

Привожу список вопросов:

Бабушка: Вы писатель?

Крысолов: Нет, я сантехник. По крайней мере, этим я зарабатываю на жизнь. Пишу я для души.

Пенелопа: О чем ваш детектив?

Крысолов: Собственно, очень близко к тому, что узнали ваши дети за последние несколько недель. Главный герой — сантехник, тайком руководящий сетью наркоторговцев. Его кличка — Белизна. Под его руководством из Эквадора в Гамбург должны переправить двести килограммов кокаина на сумму 12,8 миллионов евро. В Гамбурге товар поступает к посредникам. Одна из передач товара должна состояться в луна-парке на колесе обозрения, но какая-то малышка оказывается в неправильном месте в неправильное время и становится единственной свидетельницей. Ситуация выходит из-под контроля.

Тетя Лизбет: Я была вашей музой?

Крысолов (смущенно улыбаясь): В какой-то мере да. Я с самого начала планировал, что в моем романе ключевую роль должна сыграть девочка. Но персонаж никак не вырисовывался. К сожалению, собственных детей у меня нет, поэтому я не очень хорошо представляю, как они себя ведут. А когда я встретил тебя в книжном магазине, то сразу понял: именно такая девочка должна быть в моем романе. Просто поразительно, какая ты умница! А когда ты ночью играла под моим окном в детектива, я поначалу даже испугался, потому что в моем романе есть очень похожая сцена. Просто невероятное совпадение!

Тетя Лизбет: А девочку в конце вашего романа убивают?

Крысолов: Нет. Ее спасает старшая сестра.

Тетя Лизбет: Так же, как моя большая племянница?

Крысолов: В моем детективе ситуация немножко другая, но старшая сестра такая же смелая, как и твоя племянница. Если Лола пыталась остановить меня, считая преступником, то она молодец. Она настоящая героиня, как в книге! Я позаимствую для своего персонажа кое-какие из ее качеств.

Паскаль: А вы можете добавить в ваш детектив мальчика, которого зовут Паскалем? Можете написать, что он каратист и поклонник Дарта Вейдера?

Крысолов (смеясь): Неплохая идея! Запишу на всякий случай!

Фло: Заметки у вас на стене были для романа?

Крысолов: Да. Во время работы над романом приходится многое проверять, чтобы все выглядело как в жизни. Мне очень помог Убийца Луи. Я записываю все, что мне рассказывают, и добавляю собственные мысли.

Сол: Вы увидели Убийцу Луи на «Звезде Луизианы»?

Крысолов: Да. Я поехал на экскурсию в порт, чтобы лучше узнать место, где разворачиваются события моего романа. Мне так понравилась экскурсия, что я попросил гида уделить мне время и ответить на несколько вопросов. Мы договорились встретиться в начале августа на верхней палубе «Звезды Луизианы» за пятьдесят четвертым столиком.

Август фон Шанц: А кто такой Майк-миллиардер?

Крысолов: Известный гамбургский мошенник, отсидевший в тюрьме восемнадцать лет. Теперь он на свободе. С мошенничеством покончил, но был настолько любезен, что проконсультировал меня по поводу этого персонажа.

Алекс: А почему Гвидо Гросспич сидит в тюрьме? Он тоже ваш консультант?

Крысолов: Да. Гвидо находится в исправительном учреждении уже двенадцать лет за контрабанду кокаина. Я собирал вырезки из газет, где говорилось о нем, и несколько раз посетил его в тюрьме, чтобы он объяснил мне несколько контрабандистских приемов.

Фло: Например, как кокаин смешивают с порошком для мытья посуды? Или насчет того, что для переговоров следует пользоваться рациями, а не телефонами?

Крысолов: Конечно. Настоящий наркоторговец никогда не стал бы звонить сообщникам, стоя у открытого окна. И само собой, если речь идет о контрабанде наркотиков, всегда используется шифр. Все это объяснил мне герр Гросспич.

Энцо: Зачем это ему? Он не боится, что сообщники отрежут ему язык?

Крысолов: Он знает, что я пишу роман и пользуюсь вымышленными именами. К тому же, ему понравилось, что он станет прототипом главного злодея, хотя этот персонаж и попадет, в конце концов, в тюрьму. А может, именно поэтому.

Гудрун: Обретет ли ваш герой в конце внутренний покой и гармонию?

Крысолов: Я бы так не сказал, но его как минимум арестует полиция.

Герр Фрюхтенихт: А вы сами наркотики пробовали?

Крысолов: Нет. Только курю.

Энцо: А почему несколько недель назад во дворе пахло травкой?

Крысолов: Не знаю.

Старушка (стыдливо): Это все я. Пытаюсь бросить курить. Сама готовлю смеси сухих трав: папайя, эвкалипт, перечная мята и калея закатечичи. Гораздо лучше аптечных средств. Хотите попробовать? Бросить курить никогда не поздно.

Крысолов: Заманчивое предложение. Спасибо.

Я: Мы слышали, как ночью вы говорили о Белизне. Говорили, что ему не понравится, а потом так странно хихикали и не договаривали фразы. Что-то якобы может случиться, если Белизна узнает.

Крысолов: Вы и это слышали? Невероятно! Этот диалог есть в моем романе. Наверно, я читал его вслух.

Я: Наверно. И поэтому вы так странно хрюкали?

Крысолов (со стоном): Как, и это вы тоже слышали?

Фло: Мы старались! Неужели вы никогда не замечали, что за вами все время наблюдают?

Крысолов: Нет. Я очень интересуюсь другими людьми, но мне и в голову не приходило, что кто-то может заинтересоваться мной. А когда я пишу или обдумываю сюжет, то вообще не замечаю, что творится вокруг. Поэтому я так испугался, когда увидел ночью в окне малышку Лизбет. Я как раз обдумывал похожую сцену в романе.

Я: А зачем вам понадобились ножницы и оберточная бумага?

Крысолов: Упаковывал подарок.

Я: Что за подарок?

Крысолов: Русская Библия для детей. Я купил ее в магазине у твоей бабушки. Это для моей племянницы из России. Через несколько недель ее будут крестить.

Я: А почему некоторые страницы в ней отмечены закладками?

Крысолов: Мне хотелось написать ей что-нибудь памятное в честь крестин.

Бабушка: Как вы использовали порошок, который вывалился у вас из пакета в магазине?

Крысолов: Удалял известковый осадок в моем собственном туалете. Хорошая штука, рекомендую.

Папай: А зачем вы среди ночи размахивали охотничьим ножом?

Крысолов: Хотел запомнить ощущения для романа. Как нож лежит в руке, как нужно замахнуться и ударить, чтобы убить человека. В моей книге есть сцена с ножом.

Я: В вашей прихожей тоже была такая сцена! Вы приставили нож к горлу какого-то мужчины!

Крысолов: Бог ты мой! И это вы видели? Тогда не удивительно, что вы сочли меня преступником. Этого человека зовут Тимо, но он жив-здоров. Это мой лучший друг. Я попросил, чтобы он позволил мне на нем потренироваться.

Дедушка: Что-что, простите?

Крысолов: Знаю, это звучит немного… странно. Но я всего лишь хотел понять, что значит угрожать кому-то смертью, чтобы лучше описать это в книге. Но Тимо, конечно, знал, что с его головы ни один волосок не упадет.

Я: Значит, писатели все испытывают на практике?

Крысолов: Я где-то даже читал про писателя, который выпрыгнул со второго этажа, чтобы узнать, можно ли при этом сломать себе ногу.

Я: И как?

Крысолов: Бедняга сломал обе. Но зато описание в книге вышло очень живым — подтверждаю.

Энцо: А почему ваш друг Тимо велел вам убивать своих любимых?

Крысолов (озадаченно): Своих любимых?

Энцо: Когда я осматривал вашу квартиру, — мне действительно очень жаль, что мы до этого опустились, — к вам в квартиру зашел Тимо, и Лола слышала, как он оставил вам сообщение на автоответчике.

Я: Могу подтвердить. Он сказал: «Начинай действовать! Килл ёр дарлингс!»

Крысолов (расхохотавшись): Ах, это! Это цитата из Уильяма Фолкнера.

Тетя Лизбет: Это знаменитый убийца?

Крысолов: Нет, Уильям Фолкнер — великий писатель, а эти слова означают не то, что надо убивать тех, кого любишь, а то, что надо безжалостно расставаться с любимыми выражениями или сценами, если они не укладываются в роман.

Фло: «Единственная свидетельница» — ваша первая книга?

Крысолов: Нет, третья. Кроме того, я написал огромное количество коротких рассказов. Пишу их с самого детства. Но «Единственная свидетельница» — первый, на мой взгляд, приличный роман. Хотя написан он совсем не для детей.

Энцо: Как вы думаете, ваш роман экранизируют?

Крысолов: Хорошо бы его сначала напечатали. Но если вы все снимали видеокамерой, то можно, наверно, и фильм сделать.

Я: Что-то вроде того, как пятеро подростков идут по следам наркоторговца.

Крысолов: Несомненно.

Адвокат с татуировками: Вы нашли издателя для своего романа?

Крысолов: Нет. До сих пор моим единственным его читателем был мой приятель Тимо. Я пока еще не решался показывать его кому-либо. Да и не знаком я с издателями. Говорят, что для того, чтобы тебя напечатали, нужны связи.

Печальная женщина (все еще улыбаясь): Можно мне как-нибудь взглянуть на вашу рукопись? Так уж вышло, что я ответственный секретарь в одном издательстве. Пару раз мне удавалось подсунуть своему шефу интересные вещи.

Крысолов: Вы хотите сделать это для меня? Невероятно!

Дедушка: Вы кому-нибудь посвятили свой роман?

Крысолов: Я, собственно, хотел посвятить его своей девушке, но в прошлом году она меня бросила, и я передумал. Сейчас у меня есть идея покруче. Посвящу этот роман детям-детективам из нашего двора. И тете Лизбет — моей единственной свидетельнице.

Тут вся публика зааплодировала, и моя тетя хлопала громче всех. А потом послышалось:

— Обу-да-а-а!..

Это мама с Леандро вернулись из Травемюнде.

— Господи, — сразу заволновалась мама, — что тут у вас происходит?

— Случилась одна безумная история, — ответила я. — С участием девочки, которая поскользнулась на подгузнике и оказалась в инвалидной коляске напротив окна писателя.

30. Эпилог

Вот и все, что я хотела написать о Крысолове.

Но вы, наверно, уже догадались, что это еще не конец истории. С двадцать первого августа прошло уже несколько месяцев, и за это время еще кое-что случилось. Для себя я называю эту заключительную главку перечнем последних событий, но в настоящих романах ее принято называть эпилогом.

Если произведение, например, заканчивается раскрытием преступления, то в эпилоге рассказывается, как потом сложилась судьба героев. Может, в финале главный герой получает ранение, или его приятель все еще остается в опасности, — так же, как Энцо. Вот с него я и начну.

• В тот же вечер в гостиной Пенелопы состоялась долгая беседа за закрытыми дверями. Фло позвала меня к себе, чтобы мы хоть что-то услышали, но мои родители настояли, чтобы я держала ногу в покое. Она все еще болела после моего боевого галопа под воздействием адреналина. К счастью, новых переломов как будто не было. Я положила ногу на стол, подсунула под нее подушку и прижала к себе своего мирно посапывающего младшего братца. Из нашего окна в окне гостиной Фло не было видно ничего особенного. Посреди стоял Август фон Шанц, все еще в пижаме, и что-то втолковывал Гудрун. Та сидела рядом с Пенелопой, грудь ее бурно вздымалась.

Время от времени она качала головой, пару раз всплеснула руками и один раз уронила голову. Даже издали было видно, что ей стыдно. Пару раз она кивнула. Пенелопа тоже закивала. Потом в комнату вошел Энцо. Гудрун вскочила и схватила его за руку. Энцо словно аршин проглотил, но Гудрун гладила его по волосам и, как мне показалось, плакала, потому что, отвернувшись, она вытерла глаза рукавом своего желтого платья. Потом состоялась еще одна беседа, в которой принимал участие Энцо. Говорил он мало, но один раз энергично покачал головой и один раз кивнул.

Когда позже мы ужинали у Фло, Гудрун уже уехала в Шварцвальд. Она все еще надеялась открыть свой центр, и право на опеку сына осталось за ней, но, похоже, Пенелопа убедила ее оставить Энцо у них. А может, она прибегла к шантажу? Очень на это надеюсь.

Август фон Шанц остался ужинать, а перед отъездом в «Марко Поло Таэур» спросил у Энцо:

— Сегодня утром ты интересовался, не хочу ли я стать твоим опекуном, хоть я тебе и не родной отец. Может, я буду опекать тебя как крестный?

Энцо кивнул, и миллиардер добавил, улыбаясь:

— Сегодня я впервые почувствовал, что это значит — быть крестным. И с удовольствием буду исполнять эту обязанность в дальнейшем. Если, конечно, ты не против.

Энцо только криво улыбнулся. Он так нервничал, что не мог вымолвить ни слова.

Вообще в тот вечер он говорил мало. Сидел бледный и молчал. Я уже начала за него беспокоиться. Настоящего отца он так и не нашел. И если Гудрун забеременела вскоре после той истории с яхтой, то Энцо тоже может иметь бразильские корни. Я несколько раз пыталась завести об этом речь, но он отмалчивался, а Пенелопа объяснила, что ему нужно время, чтобы осознать все, что случилось в его жизни. Она даже предложила ему сходить к детскому психологу, но Энцо отказался, и мы от него отстали. На каникулах он еще пару раз навестил своего крестного, а один раз Август фон Шанц даже пригласил нас к себе на бразильский ужин, который заказал у нас в ресторане. Ничего лучше и придумать невозможно: мы ужинали и любовались ночной гамбургской гаванью. Просто уму непостижимо, какой великолепный вид открывается из его круглой гостиной с тропическими растениями.

• Тридцать первого августа закончились летние каникулы. В первый день учебного года я еще прыгала на костылях. Поэтому и попросила у герра Деммона отсрочки, чтобы закончить сочинение. Оно оказалось несколько длиннее, чем я планировала, и в нем я рассказала о том, как открыла одного автора, о котором даже в газетах пишут.

«Окно во двор: группа детей раскрывает преступление, связанное с наркотиками», — гласил заголовок в «Морген Пост», которую мы принесли в класс. Кстати, вы знаете, что точно так же называется знаменитый фильм Альфреда Хичкока? Это история про журналиста, который сидит в инвалидной коляске со сломанной ногой и разоблачает настоящего убийцу, наблюдая за соседским окном. Могу только порадоваться, что не видела этого фильма, потому что в конце журналист чуть не погибает, да еще и ломает вторую ногу.

• Энцо получил от герра Деммона разрешение сопровождать наш рассказ отснятыми видеоматериалами. Крысолов не возражал. А через неделю вернулся друг Джеффа с нашей картой памяти и доказательствами. В школе есть компьютер со специальной программой для монтажа видео, и фильм Энцо был готов через две недели. Премьерный просмотр мы устроили в гостиной Крысолова. Он уже не сердился, когда увидел, как Энцо пробрался в его квартиру. Правда, чуть не лопнул со смеху и курил сигареты одну за другой. Травяная смесь старушки с четвертого этажа пахла гораздо лучше, чем обычные сигареты.

• Адвокат с татуировками теперь тренировался всего пару раз в неделю. А потом не усаживался перед телевизором, а ужинал со своей новой подругой при свечах. Догадываетесь, кто она? Правильно, печальная женщина с третьего этажа, которая оказалась ответственным секретарем в издательстве. Она больше не грустила. Из своего окна я видела, как они с адвокатом болтают и смеются, а потом наклоняются друг к другу, чтобы поцеловаться. Верно сказано — пока живу, надеюсь. Наверное, адвокат с татуировками нашел то, на что надеялся. По крайней мере, выглядел он не менее счастливым, чем его новая подруга.

• Крысолову она тоже принесла счастье. Она не только прочитала рукопись, но и позаботилась о том, чтобы шеф издательства обнаружил ее у себя на столе. Он был совершенно уверен, что сам открыл нового писателя, но мне кажется, что это не совсем справедливо. Как бы то ни было, книгу поставили в план на осень. Издательство собиралось вложить солидную сумму в раскрутку нового автора. Для рекламной компании там собирались использовать и фрагменты фильма Энцо, и статьи в газетах, — словом, все, что могло обеспечить хорошие продажи. Даже бабушка заявила, что закажет целый грузовик книг Крысолова и предложила ему провести в магазине встречу с читателями.

• Там же состоялась и еще одна литературная встреча. И знаете, с кем? Писательница Франка Дювель ответила на мое письмо. Я совсем про него забыла, но страшно обрадовалась, когда в последний день каникул обнаружила в почтовом ящике письмо от нее. (Любопытно, не знакома ли Франка Дювель с Гудрун, потому что в ее письме почему-то упоминаются Индия, Шварцвальд и дыхательные упражнения.) Но лучше прочтите сами. Вот оно, это письмо:

Дорогая Лола,

Как здорово, что ты нашла сходство между собой и Жюли. Меня это очень радует! Когда я писала о Жюли и Белоснежке, я не знала, понравится ли кому-нибудь, кроме меня, эта книга. Это мой самый первый роман, и писала я его так увлеченно, что мне было неважно, будут ли его вообще читать. Но твое письмо доставило мне такое удовольствие! Так прекрасно, когда книга нравится людям!

Еще подростком я написала историю о старике из Индии, который заболел неизлечимой болезнью — проказой. К сожалению, я не имела никакого представления ни об Индии, ни о стариках, ни о проказе. И в рассказе это сразу чувствовалось. Поэтому совет твоего преподавателя очень дельный. Лучше всего писать о том, что знаешь. Иначе старик из Индии будет говорить тем же языком, что и твой сосед, дома в Индии будут похожи на дома в Шварцвальде, а в конце истории больные проказой отправятся в горы Шварцвальда лечить легкие дыхательными упражнениями, потому что ты перепутала эту болезнь с туберкулезом.

Тебе, естественно, интересно, почему я так хорошо знаю мысли и чувства двенадцатилетних детей, хоть и гожусь в матери Жюли. Ты спрашиваешь, не читаю ли я дневники своих дочерей? Совершенно ответственно заявляю: я никогда не читала дневников своих девочек! И никогда этого не сделаю.

У каждого человека есть право на личную жизнь, даже у двенадцатилетних девочек.

Но мои дочки очень мне помогают. Именно они и являются моими музами. Ты наверно, знаешь, что музы — это древнегреческие богини, которые вдохновляют на создание литературных произведений, полотен художников и даже коллекций модной одежды. Модельера Карла Лагерфельда, например, вдохновляет его кошка.

Может, твоя муза среди твоих друзей или членов семьи? Оглянись вокруг и подумай, кто бы это мог быть. Твоя лучшая подруга? Или странный сосед Крысолов? (Честно говоря, мне он показался жутковатым типом. Но иногда именно такие неприятные люди подстегивают воображение.)

По-моему, чтобы хорошо писать, надо иметь в виду две вещи:

1. Не сдавайся, даже если твое сочинение будет продвигаться очень медленно. Иначе с тобой случится то же, что и со мной, когда мне было двенадцать лет. В ящике моего стола лежат двадцать семь начатых в этом возрасте и ни одной законченной истории.

2. История тем увлекательнее, чем больше препятствий приходится преодолевать герою или героине. Отправь свою героиню в клетку со львом или заставь столкнуться с тем, чего она боится больше всего на свете. Она справится. Я в этом уверена!

Ну, а теперь желаю тебе интересных летних каникул, несмотря на твой перелом. Не думай об этом, а лучше ищи свою музу.

С любовью — Франка Дювель.

Ну? Правда, круто?

Я так гордилась этим письмом, что читала его всем подряд, даже Белоснежке, которая терлась мохнатой спинкой о мою ногу. О мою почти здоровую ногу, на которую я уже могла ступать. Разумеется, я подолгу сидела за письменным столом и писала, писала, писала. Каждую свободную минуту я писала свое летнее сочинение. Иногда я махала из окна Крысолову, который трудился за своим столом над последними правками к роману. Как коллега коллеге. Я больше не считала, что Крысолов — жуткий тип. И просто здорово, что он на нас нисколько не сердился и даже посвятил нам свою книгу.

• В свою очередь, я посвятила ему свое сочинение. До сих пор не верится, что случилось столько интересного! Думаю, Серафине Скриптум оно бы понравилось. Тетя Лизбет назвала его блистательным, а когда я читала его своему классу, было тихо, как никогда.

Ну, а потом наступил особенный день в моей жизни: второго октября мне исполнилось двенадцать лет. Алекс с Паскалем в конце августа улетели в Париж, но в ту субботу они были в Гамбурге. Мой день рождения мы праздновали в деревне, с фрау Балибар и козой Белоснежкой. И у нас была еще одна памятная дата — исполнилось два года с того дня, как познакомились мы с Алексом, а Фло с Солом.

Мы с Алексом сидели на охотничьей вышке и смотрели в звездное небо. В деревне звезды видны гораздо лучше, чем в городе. Незабываемое ощущение! Особенно, если это твой день рождения, на небе ни облачка, и то и дело падают звезды. Это называется метеорный дождь, но в ночь моего дня рождения из созвездия Дракона хлестал настоящий метеорный ливень. Огненные черточки одна за другой бесшумно проносились в темном небе.

Я в тот вечер была молчаливой. Мы с Фло, Солом, Энцо и Алексом разбили лагерь на большом лугу. Я положила голову на колени Алекса, считала метеоры и была абсолютно счастлива. Нет, не так! Я была совершенно, абсолютно счастлива, потому что рядом были мои лучшие друзья.

Об авторе

Изабель Абеди родилась в 1967 г. в Мюнхене. Детство будущей писательницы прошло в Дюссельдорфе, где она окончила среднюю школу. После окончания школы Изабель отправилась в Америку, в Лос-Анджелес, где целый год жила в американской семье и училась в школе киноискусства, мечтая со временем стать кинопродюсером.

Однако этой мечте не было суждено осуществиться. Изабель вернулась в Гамбург, где в течение целых тринадцати лет работала копирайтером — автором текстов, рекламирующих шоколад, дорогостоящие ручки и моющие средства. Одновременно она пробовала свои силы в детской литературе. В Гамбурге Изабель познакомилась со своим будущим мужем Эдуардо — музыкантом из Бразилии.

Первые литературные опыты Изабель Абеди были одобрительно приняты читателем, но настоящий успех пришел к ней, когда одна за другой начали выходить книги о приключениях Лолы — живой и непосредственной девчушки, постоянно попадающей в различные истории в школе, дома, на улице, а еще — в своей необузданной фантазии. Сегодня историй о Лоле уже несколько, они переведены на много языков, некоторые из них удостоились престижных немецких и европейских премий в области детской и юношеской литературы.

Но дело не в премиях: каждая из этих книг поможет юному читателю забыть о скуке, найти общий язык с друзьями и родителями, а заодно подскажет, как разрешить кое-какие «взрослые» проблемы.

Дагмар Генце родилась в 1970 г. в Штаде. Она получила профессию оформителя-иллюстратора в Гамбурге и с тех пор работала в самых разных издательствах, создавая иллюстрации к детским книгам. Когда она не рисует, то охотно бегает с Изабель Абеди по утрам. И их маршрут проходит как раз мимо Лолиной школы, школы с козами! Поскольку Дагман Гензе живет, как и Лола, в Гамбурге, создавать иллюстрации к этой книге ей было особенно приятно.

Примечания

1

Кейтеринг — услуги по доставке готовых блюд и обслуживанию клиентов за пределами ресторана или закусочной.

(обратно)

2

«Порто-франко» — в Гамбурге так называют огромный комплекс складских зданий и помещений, построенный в конце 19 в. на сваях на двух островах на реке Эльба.

(обратно)

3

Бармбек, Пиннеберг, Бланкенезе, Штад — пригородные районы Гамбурга.

(обратно)

4

«Марко Поло Тауэр» — суперсовременный элитный жилой комплекс в Гамбурге.

(обратно)

5

Аль денте — термин, которым пользуются кулинары, он означает, что продукт готов к употреблению, но сохраняет плотность и упругость.

(обратно)

6

Шварцвальд (в переводе с немецкого — «Черный лес») — горный массив в земле Баден-Вюртемберг на юго-западе Германии. В Шварцвальде находятся истоки второй по величине реки Европы — Дуная.

(обратно)

Оглавление

1. Триста закорючек и три начала

2. Сольный концерт и переезд с неожиданностями

3. Гамбургский Крысолов

4. Разговор об отцах и статья про наркотики

5. Совпадения, которые случаются не часто

6. Летний день с черными пятнами

7. Письмо от поклонницы и жуткое наблюдение

8. Мертвая монахиня, гороховый наследник и подозрительный запах

9. Однажды звездной ночью, а также гоночная инвалидная коляска и две вспышки

10. Гипервентиляция и хриплые стоны

11. Следующее утро

12. Панические мысли и светлая идея

13. Ни единого доказательства и три телефонных разговора

14. В логове зверя

15. Начинай действовать!

16. Громы и молнии, каракули и черная книга

17. Доктор Откер, «Марко Поло» и коротышка-убийца

18. Калле Блюмквист, Дарт Вейдер и его сверкающий меч

19. Черная среда

20. Привет на завтрак и встреча у киоска с мороженым

21. Закуска из курицы и ярко-желтая катастрофа

22. Зеленая папка и источник всех зол

23. Черная полоса в субботу не кончается

24. Пустая комната и ни минуты на вопросы

25. Сказка с удивительным концом

26. Добрый ангел и два телефонных разговора

27. Я спешу на помощь

28. Единственная свидетельница Владимира Кламмвассера

29. Литературные чтения на заднем дворе

30. Эпилог

Об авторе

*** Примечания ***