Опасное поручение [Виталий Кулак] (fb2) читать постранично

Виталий КулакОпасное поручение

Глава 1

Лейб-гвардии гусарский полк выстроился на окраине леса поэскадронно в две линии. Справа от нас располагался Лейб-гвардии казачий полк, а слева — «черные гусары» из Александрийского гусарского полка. Армии давно начали сражение, а мы только готовились вступить в дело.

Напротив нас густыми рядами стояли французские кирасиры. Солнце ярко блестело на их кирасах, как будто бы желая ослепить русскую армию. Французы сидели на больших, мощных лошадях, и мне казалось, что наши противники — сказочные великаны.

Со всех сторон разносился гром пушек, ружейные залпы и стук барабанов. Отданы последние приказы, и Лейб-гвардии гусарский полк первым бросился на французскую кавалерию. Слева и справа от меня раздавалось громкое «Ура». Я тоже его подхватил. Что может быть красивей кавалерийской атаки, когда разгоряченные всадники врезаются друг в друга, рубя саблями во все стороны и не забывая при этом про пистолеты?

Вскоре всё смешалось. Трудно было определить, где свои, а где чужие. В такой ситуации нужно стрелять и рубить первым. Иначе до вечера не доживешь.

В тот день в битве под Фридландом против построенной в три колонны французской тяжелой кавалерии, насчитывавшей пятьдесят эскадронов, выступило всего лишь тридцать пять эскадронов легкой русской кавалерии. Тридцать пять эскадронов. Казалось бы, такому преимуществу в силе невозможно противостоять, нельзя сопротивляться. Однако, русские гусары, лейб-уланы, лейб-гусары и лейб-казаки продемонстрировали чудеса храбрости, мужества и стойкости, опрокинув французских драгун и кирасир, заставив их отступить с поля боя.

Я был впереди своего эскадрона. Первого попавшегося мне на встречу кирасира я зарубил саблей. Потом я рубил ещё и ещё... Молоденький французский офицер, оказавшийся недалеко от меня, шагах в пяти, не больше, выстрелил из пистолета, целясь мне в грудь. Господь Бог и, возможно, удача оказались в тот день на моей стороне — пистолет дал осечку, а французского офицера тут же пронзил пикой промчавшиеся мимо меня лейб-улан.

Наконец наполеоновские кавалеристы не выдержали. Несмотря на свое численное превосходство, они начали отступать в тыл, под прикрытие батарей и пехотных батальонов. Мы же преследовали их столько, сколько могли, убивая отстающих. Вот я почти догнал рыжего кирасира, который, постоянно оглядываясь на меня, всё пришпоривал и пришпоривал своего коня. Моя рука подняла вверх саблю, готовясь обрушить её на шею кирасира, но тут меня кто-то затряс за плечо и я проснулся.

***

— Владимир Сергеевич, батюшка, просыпайтесь, — тряс меня за плечо Кондрат, мой слуга, а по совместительству денщик, лакей, камердинер, и иногда ещё и повар.

Я открыл глаза и долго не мог понять, где нахожусь, то ли на полях под Фридландом в Пруссии, где 2 июля 1807 года я участвовал в сражении с Наполеоном, то ли в трактире Дегтярева, расположенном на окраине Москвы, ставшим моим пристанищем чуть больше года назад. Через некоторое время я сообразил, что нахожусь все-таки в трактире, а кавалерийская атака на французских кирасир мне опять приснилась. Этот сон посещал меня регулярно весь последний год. Раньше мне снились совсем другие сны, но после выхода в отставку осенью 1807 года, мне почему-то постоянно вспоминалась та кавалерийская атака под Фридландом. Сам не знаю почему. Возможно потому, что никогда мне больше не носить великолепный мундир лейб-гусар с расшитым золотом красным доломаном и ментиком, не пировать вместе с товарищами по полку, не нестись во весь опор на лихом коне навстречу неприятелю, крича оглушительное «ура!»

Впрочем, после той истории, произошедшей со мной в Петербурге в 1808 году, я должен был сказать спасибо провидению, что ещё так дешево отделался — одной отставкой. Вы хотите узнать, что это за история? Хорошо, я вам о ней обязательно расскажу, но только в другой раз, милостивые господа, в другой раз.

— Владимир Сергеевич, к вам пришли. — Кондрат указал рукой в сторону маленькой комнаты, которая использовалась мной в качестве прихожей.

Я всё ещё находился во власти сна, благодаря которому мне вновь довелось побывать на месте славы моего любимого лейб-гусарского полка. На мою сообразительность также плохо повлияла выпитая вчера в большом количестве водка. Наконец до меня дошел смысл слов слуги.

«Ко мне кто-то пришел. Кто? Требовать возвращения долга?» — пронеслось у меня в голове, пока я поднимался с кровати.

— Кто пришел? Говори толком.

— Барыня какая-то. Молоденькая барыня. Незнакомая. Сказала, что ей нужен Владимир Сергеевич Версентьев. Очень хочет вас видеть.

— Да как же её фамилия, братец? — я недовольно посмотрел на Кондрата. Вечно у него проблемы с памятью, хотя, конечно, слуга он надежный, преданный и честный. Да и в трудную минуту на него можно положиться. После того, как мне пришлось продать фамильное имение, чтобы хоть как-то расплатиться по долгам, он остался единственным моим крепостным. Сколько я ему не предлагал