Сгорая от любви [Клаудиа Дэйн] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Клаудиа Дэйн Сгорая от любви
Глава 1
Мелания попыталась пошевелить правой ногой, чтобы ослабить судороги, но ударилась коленом о грубую поверхность вымазанной глиной стены. Непроизвольно она протянула руку, чтобы почесать ушибленное место, но острые костяшки пальцев вклинились между ребрами, фактически лишив ее возможности дышать. Мелания отдернула руку, содрав кожу с тыльной стороны ладони. Тесная печь для обжигания гипса, в которую она попала, согреть не могла. Через дымоход до Мелании доносились незнакомые звуки – какое-то шарканье по полу находящегося вверху зала и потрескивание горящих дров. Она невольно подумала о том, как приятно было бы погреться сейчас перед собственным камином, ведь она была практически рядом с ним. В ее собственном доме. И отблески его огня, наверное, согревали зал не меньше, чем само пламя. В печи же, где она находилась, царили нестерпимый холод и непроглядная тьма… Ее отец был мертв. Это она знала. Мелания слышала громкий гортанный крик, подобный вою волчьей стаи, значит, саксы одержали победу. А победив, они всегда убивали, соблюдая свои традиции. Интересно, сейчас ночь? Вполне возможно. Саксы напали на закате, когда день уже начал клониться к вечеру. Сейчас скорее всего было темно. А может быть, приближается утро и вместо тьмы наступили предрассветные сумерки? Мелания потеряла счет времени. Она лишь ощутила, как бушевавший в ней огонь злобной ярости постепенно сменился холодным стремлением к мести. Обуреваемая гордостью, она думала, что они никогда не одержат победы над ней и не покорят в ее лице Рим! Спрятать же ее в печи решил отец. Пусть они думают, что победили! Мелания обманула саксов. А они и не заметили. Глупые варвары! Они двинутся дальше и нападут на какое-нибудь бедное селение или город, с жителями которых будут, как всегда, беспощадны. Тем временем Мелания покинет свое убежище и вернется к привычной жизни. Конечно, ее дому варвары причинили огромный ущерб. Они не могли обойтись без того, чтобы не разгромить все в доме, только из-за своего собственного слабоумия. Что ж, пусть так! Она все здесь перестроит. И главное – укрепит! Превратит дом в неприступную крепость. Пусть тогда сунутся сюда еще раз! Но сначала они должны уйти…Катред бросил, в камин еще один библиотечный свиток. Удовольствие от горящего пергамента он получил небольшое, то ли дело крупные книги, от которых огонь сильный и манящий, но они уже все сгорели и рукописи тоже. – Здесь со всем покончено, – сказал он. – Пойдем дальше! – Для тебя, возможно, и покончено, но не для Вулфреда, – усмехнулся Сенред. – А я говорю, что покончено! Здесь уже ничего не осталось, что можно было бы уничтожить. Я хочу получить удовольствие, от уничтожения всего на островке, прежде чем вернусь домой! – Ты абсолютно лишен способности развлекаться, Катред! – рассмеялся Сенред. – Тебе непременно надо везде устроить погром! Неужели не существует никаких других удовольствий? – Не существует! – коротко ответил Катред. – Слышишь? – откликнулся Болдуфф. – Он говорит, что не существует! И все же я попытался убедить его, что не меньшее удовольствие можно получить от женщины. Стоит только приучить себя относиться к ней как к противнику на поле боя. У каждой женщины тоже есть свои способы защиты, которые надо научиться преодолевать, неразведанные уголки и секреты, которые необходимо узнать, тайники, которые требуется раскрыть. Поверь мне, женщина может доставить мужчине много наслаждений, прежде чем устанет и выдохнется. – Я люблю сражения! – с гордостью объявил Катред. – Да, ты их любишь, – согласился Болдуфф. – Впрочем, так же как и я! И все же женщины дают большее удовлетворение. – Но сражения не могут продолжаться бесконечно, – заметил Сенред. – Здесь, во всяком случае, сражение закончилось, – отозвался Катред. – Теперь надо пойти туда, где оно еще может произойти. – Мы останемся здесь, пока Вулфред не прикажет нам двигаться дальше, – возразил Синрик. – Конечно, – согласился Катред. – Но почему мы должны здесь задерживаться? Ведь сражение выиграно, Противник уничтожен. – Потому что Вулфред не уверен, – сказал Синрик, – что все наши враги мертвы. Он все больше склоняется к тому, что где-то здесь прячется женщина – хозяйка дома, римлянка. И Вулфред не успокоится, пока она не обнаружит себя и не заставит просить пощады! – Он пощадит ее? – неуверенно спросил Сенред. – Я не сказал, что он ее пощадит. Вулфред хочет увидеть ее унижение перед казнью. – Наступить ногой на горло римлянина для меня – наивысшее наслаждение! – раздался голос. В библиотеку вошел Вулфред. В правой руке он держал богато отделанный женский гребень, а в левой – коробочку с пудрой. Да, где-то рядом пряталась женщина. И принесенные им предметы были тому доказательством. Оставалось только найти ее. Он еще ни разу не позволил ускользнуть ни одной своей римской жертве. И то, что сейчас речь шла о женщине, Вулфреда нимало не смущало. Главное – она была римлянкой! В библиотеку бесшумно вошел Сеолмунд, тащивший за шиворот раба, судя по внешности – грека. Не говоря ни слова, он бросил его к ногам Вулфреда. – Как твое имя? – спросил Вулфред на очень плохой латыни. Раб был среднего роста, он испуганно смотрел на стоявшего перед ним колосса. – Терас. Вулфред кивнул: имя было действительно греческим. – Чем занимаешься? Терас нервно глотнул, пытаясь заставить себя ровно дышать. Вулфред внимательно следил за ним. Он понимал, что раб напуган до полусмерти и старается скрыть свой испуг. – Я был компаньоном здешнего хозяина, а также помогал ему в… – Говори медленнее, – оборвал его Вулфред, совсем плохо воспринимавший латынь на слух. – Я был компаньоном. То есть помощником. – Рабом, – поправил Вулфред. Раб утвердительно кивнул: – Да, рабом. – Твой хозяин, римлянин, умер, – сказал Вулфред. Терас снова кивнул. – А женщина спряталась? Раб побледнел, но молчал. – Я спрашиваю о женщине-римлянке. Его жене или дочери. Где она? – Женщины не было, – пробормотал раб. Но Вулфред знал, что женщина была. Он подсознательно чувствовал ее присутствие. Чувствовал кожей. Она была где-то совсем рядом. Но где? В комнате, отделанной кафелем и имеющей расставленные по стенам простые деревянные полки для свитков рукописей, спрятаться было негде. – Говори, – приказал Вулфред рабу. – Говори! Твоя жизнь в моих руках! Грек опустил взгляд, ожидая смертельного удара. Но все же в глазах его было еще что-то. Он упорно смотрел вниз. И Вулфред все понял. В середине комнаты в полу было проделано довольно широкое вентиляционное отверстие, закрытое сверху железной решеткой. Великолепное убежище для римлянки! Хотя ей и приходится там ползать в грязи, подобно крысе или змее! – Иди! – приказал Вулфред греку. Сакские воины молча стояли и смотрели на люк, начиная что-то понимать. По знаку Вулфреда они так же молча вышли из комнаты и окружили дом. Каждый уже знал, что Вулфред обнаружил в задней части стены жилища скрытую топку, уходящую в подвальную часть здания под печь для обжига гипса. Стенки топки были холодными, а золу, видимо, недавно вымели. На лице Вулфреда появилась зловещая улыбка. Знаком он подозвал двух воинов: – Разожгите огонь в топке.
Глава 2
Нападай, грабь и убивай… Таков был их лозунг. Они никогда не останавливались. Никогда. Но на этот раз сделали исключение. Потому, что здесь была римлянка, которая ускользнула от них. Она спряталась, уверенная, что после победы они надолго здесь не задержатся. И была уверена, что предвидит каждый их следующий шаг. Но саксы всегда были непредсказуемы, они никогда не поступали лак, как от них ожидали. Так случилось и теперь, несмотря на все расчеты римлянки. Вулфред не стал себя утруждать наблюдением за разжиганием огня в топке. Большинство воинов и находившихся в доме рабов в ужасе застыли. Они задыхались от душившего их дыма. О, он мог почувствовать их муки и не будучи свидетелем! Вулфред хищно улыбнулся при мысли, что все они думают, будто в последний момент он все же пощадит пленницу. Его рука непроизвольно легла на рукоятку меча. Не может быть пощады римлянке от саксов! Ничто не спасет ее от огня! Она умрет, запеченная в своей же духовке, если не будет умолять об освобождении из огненной могилы, чтобы погибнуть от его меча. Но так или иначе – женщина умрет! Потому что она римлянка… Ему придется не долго ждать, когда она взвоет и начнет отчаянно вопить, как не долго ждать и полной победы над этим небольшим городком, совсем недавно насквозь пропитанным римским духом…Мелания услышала треск огня еще до того, как голыми пятками почувствовала нагревающийся пол. И сразу же поняла, что происходит. Значит, им все же удалось обнаружить ее тайное убежище! А теперь они намерены выкурить ее из тесного кокона печи. Они преградили ей путь к бегству огнем, который неумолимо разогревает печь. И возможно, ждут от нее криков о помощи или мольбы об освобождении и пощаде. Мелания хладнокровно улыбнулась, несмотря на жар, становившийся уже почти нестерпимым. Ей ли просить пощады у саксов!.. Но если она здесь останется, то раскаленные стены, потолок и пол печи убьют ее. И тайное убежище, прикрытое сверху железной решеткой-отдушиной, станет ее могилой. Мелания вздохнула всей грудью, насколько ей позволяли узкие стены печи. Однако ведь бывали могилы и еще хуже… По крайней мере, она умрет, избежав прикосновения их грязных рук! Мерзкие саксы не получат удовольствия видеть ее валяющейся в крови у их ног! Но все же она умрет… Умрет… Вопрос теперь заключался лишь в том, какой смертью… И все же во всех случаях она предпочла бы умереть не от рук саксов… Мелания наклонилась вперед, погрузив ногти в мягкую глину стен печи. Да, она должна умереть! Но через отдушину в потолке проникал свет. И она, несмотря на всю свою смелость, все же не хотела закончить жизнь в темноте… Вулфред нетерпеливо ходил вокруг отдушины, и по мере проникновения в комнату жара от нагревавшейся внизу печи его шаги ускорялись. – Подбавьте дров! – громко приказал он. – Живее! Разожгите огонь так, чтобы она выскочила из своей дыры. Синрик поспешно выбежал из комнаты передать приказ Вулфреда, который воины могли не услышать, хотя его громовой голос вряд ли оставлял на сей счет какие-либо сомнения. Вулфред редко бывал в таком бешенстве, как сейчас. Причиной стала римлянка с ее глупым упрямством. Ведь попроси она хоть раз о помощи, то тут же оказалась бы в полной безопасности и могла бы дышать прохладным, свежим воздухом. Решетка над отдушиной лежала на кафеле, к которому была примазана простой штукатуркой. Вулфреду ничего бы не стоило вырвать ее из пола. А сама отдушина была достаточно широкой, чтобы женщина могла пролезть через нее. Пусть даже с трудом. Да он бы сам помог ей! Только бы она открыла наконец рот и закричала, умоляя о пощаде. Так бы сделал любой нормальный римлянин! Вращая бедрами, Мелания понемногу поднималась вверх, пока не оказалась совсем около отдушины. Здесь было чуть прохладнее и значительно светлее. Жар наплывал снизу волнами, сопровождаемый треском горящих в топке дров. Казалось, он высасывал из воздуха всю влагу и делал его непригодным для дыхания. Он обволакивал Меланию. Ее глаза высохли, лишив веки возможности мигать. А раскаленный воздух грозил вот-вот сжечь легкие. Скоро она умрет. Умрет достойной и гордой смертью. Не дав прикоснуться к себе рукам врагов. Рукам бесчеловечных, гнусных саксов. Ее тело не будет растерзано. Ее глаза больше не увидят омерзительных варваров, которые ее убьют. Она уйдет из жизни такой же неоскверненной, какой только и должна быть убитая честная женщина. Она неминуемо должна умереть! Каждая новая волна нестерпимого жара не оставляла никаких сомнений. Но Мелания хотела, чтобы смерть была безболезненной и по возможности без чьих-то посторонних глаз. Как раз там, где она и находилась! Однако больше всего сейчас ей хотелось, чтобы тот, кто отдал приказание о ее убийстве, не почувствовал себя победителем. И если она умрет здесь, то он никогда не будет до конца уверен, что сам смог убить ее. Только тогда она станет победительницей…
Вулфред не помнил, испытывал ли он когда-либо подобный жар. Горячий воздух обволакивал и крепко сжимал его, как удав, высасывая все, даже память. Сорвав с себя плащ и бросив его на пол, Вулфред подошел к отдушине. Обнаженный по пояс, он стоял, нагнувшись к самому отверстию и внимательно вглядывался в царившую под полом абсолютную темноту, стараясь что-либо рассмотреть. «Как она может такое выдерживать? – думал Вулфред. – Или она уже мертва? Умерла, не произнеся ни слова мольбы об освобождении? Невозможно!» Подойдя к прикрепленному к стене горящему подсвечнику, он снял его и, встав на колени перед отдушиной, опустил туда свечу, пытаясь немного разогнать темноту и увидеть хоть что-нибудь… …Из тьмы пышущего жаром подземелья на него смотрели два горящих ненавистью глаза. Ни рыданий, ни истеричного крика, ни мольбы о пощаде… Невозможно! Но может быть, там пряталась вовсе не женщина? И уж конечно, не женщина, принадлежащая к побежденной расе! Он с растущей злобой вглядывался в смотревшие на него глаза. Потом на мгновение отклонился и сделал их обладательнице знак подняться через отдушину. Ответом была все та же звериная ненависть во взгляде. Женщина смотрела на него, ни разу не моргнув. Жар тем временем стал совершенно непереносимым. Вулфред еще и еще раз спрашивал себя: как римлянка может все еще оставаться живой? Она спряталась в печи, сумев пролезть в узкую отдушину. За ней, до того как она попала сюда, наверняка гнались, и, испытывая смертельный страх, она искала любую щель, где можно было бы укрыться. Сейчас у нее не осталось никакого выхода, кроме как униженно умолять о пощаде. Ибо печь с каждой минутой все больше раскалялась, и воздух внутри обжигал легкие. Но он поможет ей! Вулфред схватил обеими руками решетку и рванул на себя. Она легко поддалась. Он отбросил ее в сторону. Отдушина была открыта. Пленница теперь могла вылезти тем же путем, каким пробралась в печь. А затем она умрет от его, Вулфреда, руки… Однако римлянка продолжала оставаться внизу. Безумная женщина! Неужели она не понимает, что он открыл ей выход из горящего ада?! Римское упрямство давно не было секретом для Вулфреда. Но такого он еще не видел! Может быть, она и впрямь ненормальная? Он протянул руку в отдушину, чтобы вытащить упрямицу. И сразу же почувствовал нестерпимый, обжигающий жар. В тот же момент острые зубы впились в его ладонь. Вулфред вырвал руку и громко выругался. Нет, определенно она сумасшедшая! Но все равно ей придется вылезти наверх! – Рука! – громко крикнул он по-латыни, вновь протягивая руку в отдушину и надеясь, что римлянка поймет и ухватится за руку. – Задница! – раздался ответ из дышащего жаром подземелья. Вулфред знал произнесенное ею слово и понял, что ему нанесено оскорбление. Задница? Она обозвала его «задницей»! Задыхаясь от ярости, Вулфред со всей силой ударил мечом об пол. Как же так? Он терпеливо ждал. Пытался ее уговорить. Убедить. Но в ответ услышал только оскорбление. Что ж, тогда он возьмет силой упрямую римлянку! Нет, он не станет убивать ее там, где она сейчас лежит, на грязном полураскаленном полу. Он хочет видеть ее у своих ног умоляющей о пощаде. Она была смелой под защитой стен раскаленной печи. Посмотрим, останется ли она такой же, лежа перед ним обнаженной и беззащитной! Да нет же! Мерзкая римлянка! Конечно, она будет умолять и рыдать, а он – хохотать ей в глаза!.. …Пол в комнате покрывал толстый слой разбитого кафеля и осыпавшейся штукатурки. Вулфред бросил на него пленницу, без особого труда вытащив за руку из пышущего огнем подземелья. Он смерил ее взглядом. Теперь не могло быть никакого сомнения, что на полу лежала женщина. Ее покрытые грязью волосы были черными, длинными и прямыми. В них запуталось несколько высохших древесных листьев. Она казалась слишком маленькой, чтобы быть причиной бушевавшей в душе Вулфреда ярости, сила которой была подобна огню, разгоравшемуся все жарче и жарче в топке печи. Пленница не умоляла о пощаде, не раболепствовала при виде его сверкающего меча, ее плечи не вздрагивали и не ссутуливались от рыданий. Нет, маленькая упрямая римлянка смотрела на Вулфреда своими светло-голубыми глазами со жгучей ненавистью. Ее взгляд не был взглядом побежденного и униженного врага, а скорее – воина, обдумывающего свой следующий удар. Перед Вулфредом на грязном, засыпанном хламом полу лежала женщина, готовая сгореть заживо, но не просить пощады. Но такое сопротивление не вызывало у него восхищения. В его душе бушевала злоба, какой он не испытывал еще никогда. Она захлестывала его, проникала в самое сердце, гасила здравомыслие и разжигала бешеную страсть к разрушению, мести и уничтожению.
Глава 3
– Зачем же непременно выбирать смерть? – спросил он с присущей саксам тупостью и полным отсутствием элементарных правил вежливости. Мелания же наслаждалась прохладой кафеля, на котором лежала, и мягкой свежестью вдыхаемого воздуха. Вулфред разрушил ее первоначальные планы найти достойную смерть в очистительном огне. Мелания с наслаждением бы его убила, но у нее перед глазами все плыло, и она жадно глотала воздух, чтобы надышаться. В таком состоянии она вряд ли могла быть опасной для злейшего врага, несмотря на всю его очевидную глупость. Пусть ее освободили против воли из тесной клетки раскаленной печи. Но теперь по крайней мере Мелания могла немного отдышаться и воспользоваться относительным комфортом, перед тем как Вулфред убьет ее. Последние минуты жизни казались ей драгоценными. И она не хотела, чтобы грязный варвар отравлял их своей пустой болтовней. Тем не менее она посмотрела ему в глаза и гордо проговорила: – Послушай, ты, урод! Напасть на мой дом и убить меня была твоя идея, а никак не моя. Я только хотела умереть сама, без свидетелей. Ты отнял у меня такую возможность. Тогда хотя бы убей меня, не сопровождая столь низкий подвиг своей чудовищной латынью. Она вызывает у меня головную боль! Вулфред смущенно посмотрел на лежавшую у его ног женщину. Жар, очевидно, не лишил ее способности говорить. Для поверженного врага или обычной женщины она была, несомненно, слишком воинственной и явно драчливой. К тому же разговорчивой. Возможно, она действительно тронулась. Тогда ее поведение выглядело бы в глазах Вулфреда более понятным. – Я вытащил тебя из огня, – уже почти оправдывался он. – Спас от ужасной смерти! – Не ты ли сначала разжег огонь в печи, чудовище? Только не считай меня за тупицу! И не воображай, что я поверю, будто бы ты не хотел причинить мне никакого вреда, разрушив мой родной дом! – Мелания подняла голову и посмотрела в лицо сакскому монстру, посмевшему бросить вызов ее рассудку. – Ты считаешь, что я должна пожать руку убийцы только потому, что он мне ее протянул? Я предпочла бы умереть, не видя твоего варварского лица. И не хотела бы лицезреть свою кровь на твоих грязных от преступлений руках! Ибо при твоем карликовом интеллекте ты еще, чего доброго, вообразишь, будто бы одержал победу! Ты ее не одержал! Для меня было бы почти счастьем сгореть, а не достаться тебе! Этого, увы, не произошло. Но, убив меня, ты все равно не победишь! Ибо я не умру неотомщенной! – Спокойно и незаметно ты тоже не умрешь! – прорычал Вулфред. – Пусть так! – выкрикнула Мелания, чуть приподнявшись с пола и став на четвереньки. – Но ты и все вы, узколобые кретины, считаете, что Рим и его жители не смогут устоять против вашего нашествия. А я знаю, что как раз ваша орда диких варваров не сможет устоять против всесильного Рима! Но так или иначе, увидев варварство, с которым ты и твои лишенные мозгов приспешники крушили здесь все, что попадалось под руку, я предпочитаю умереть, чем жить в мире, где ты сегодня якобы одержал победу! Хотя Вулфред понял лишь часть обличительного монолога своей пленницы, ему было достаточно. Более чем достаточно… Слова Мелании разбередили в нем старые и еще кровоточащие раны. Разве Рим сегодня не был разбит? Рим постепенно погибал после многих поражений, подобных сегодняшнему. Пленница предпочитает скорее умереть, чем видеть его властителем даже такого маленького, принадлежавшего ей уголка огромной и совсем недавно всесильной Римской империи… Глядя на Меланию, стоявшую на четвереньках у его ног и, казалось, готовую, как тигрица, прыгнуть и растерзать своего врага, Вулфред начинал верить в непоколебимость решения римлянки уйти из ставшей ей ненавистной жизни. Она воспламеняла его каждым словом, подавляла попытки противоречить ей на плохом, во многом ненавистном ему латинском языке и понять ее. Она сама подталкивала его к убийству. Подталкивала не: только словами, но и испепеляющим, полным ненависти взглядом. Вулфред мрачно улыбнулся. Она сама безрассудно открыла истинную причину своего поведения: она хотела смерти, потому что не могла видеть, как ее прогнивший римский мир оскверняют руки нецивилизованных варваров. Но если она так хочет смерти, решил Вулфред, то не получит ее! Она будет жить! – Ты запугал ее, Вулфред, – сказал Сенред, входя в зал. – Посмотри, какая она маленькая! – Змеи тоже бывают маленькими, – ответил Вулфред, не глядя на Сенреда, но не спуская глаз с лежавшей перед ним на полу женщины. Сенред расхохотался и принялся внимательно рассматривать маленькую римлянку. Она была слишком мала даже для женщины. И вся в грязи… Хотя Мелания и поняла всего несколько слов из варварского языка, которыми они перебросились, но почувствовала, что оба ведут себя не так, как если бы хотели ее убить. Может быть, они оказались не столь безжалостны ми и кровожадными, как ей представлялось? Но ведь тот и другой были саксами! А саксы не знают пощады и с легкостью убивают людей. В том числе и женщин. Мелания наблюдала за ними и прислушивалась к их разговору. Весь мир считал, что сакские варвары отличаются высоким ростом. По ее мнению, такие суждения были в значительной мере преувеличением. Хотя стоящие перед ней воины действительно выглядели вершка на два повыше мужчин, которых ей приходилось встречать в своей жизни, но все же гигантами она бы их не назвала. Правда, не только они, но и все остальные саксы, толпившиеся в дверях, поражали непомерно развитой мускулатурой, причем на ногах у них были длинные кожаные гетры выше колен, делавшие их смешными и… примитивными! Все они имели светлые волосы, падавшие им на спину, а их тело покрывал такой же светлый пух. Мелания подумала, что такие уроды могут без колебания убить ее. Ибо убийство стало их работой и даже искусством. Ее удивило, что самый высокий из них, вытащивший ее из печи, почему-то предпочел не убивать ее, наверное, за проявленное ею тупое упрямство. Но она была уверена, что он непременно постарается унизить ее и смешать с грязью. – Жена, сестра или дочь? – спросил Сенред, пораженный просто звериной враждебностью и очевидным бесстрашием пленницы. – Она кажется слишком смелой для незамужней дочери или сестры. – Для жены она тоже слишком храбра, – сказал Вулфред. – Может быть, вдова? – предположил Сенред. – Не по годам раздражительна! – заметил Вулфред. – Кто же она тогда? – спросил Сенред. – Возможно, просто рабыня, – сказал Вулфред. Мелания не отрываясь смотрела на того, кто вытащил ее из пылавшей печи. Ей показалось, что он выглядит чуть умнее своего напарника. Хотя ей и не нравилось, как он на нее смотрел своими голубыми глазами. Почему же тупой сакс медлит? Ведь всем своим видом он с самого начала старался показать, что намерен убить ее собственными руками! А она предпочла бы умереть именно сейчас, ибо ожидание смерти, как правило, более мучительно, чем она сама. Ей так хотелось ускорить процесс. И она решилась. Молниеносно приподнявшись, Мелания впилась зубами в ляжку варвара чуть повыше закрытого гетрами колена. Ощущение от его волосатой кожи было донельзя мерзостным. Но вкус крови врага доставил ей удовольствие. Теперь она была совершенно уверена, что он непременно убьет ее. Осталось только немного подождать. Укус оказался таким глубоким, что кровь варвара залила Мелании почти весь рот. Вулфред схватил ее за волосы и попытался оторвать от себя. Но она еще глубже вонзала зубы в его ногу, решив отпустить ее только тогда, когда умрет. Не раньше… Тем более что отлично понимала, какую боль испытывает сейчас сакс. Она ощутила прилив сил, оттого что боль непременно должна была отвлечь варвара от плотского желания, которое, как она почувствовала, он явно начинал испытывать. Действительно, теперь Вулфреду было не до желаний. Он всеми силами старался оторвать впившуюся в его ногу, подобно пиявке, римлянку. Мелании казалось, что ее шея вот-вот сломается, а волосы оторвутся вместе со скальпом. Но продолжала смотреть на сакса глазами, полными презрения, уничтожающей ненависти и отчаянной решимости. Сенред с силой ударил Меланию ногой в спину. Она вскрикнула и, отпустив ногу Вулфреда, безвольной массой соскользнула на пол. Тот бесстрастно посмотрел на нее и процедил сквозь зубы: – Змея!Глава 4
Римлянка еще не пришла в себя, когда Сеолмунд снова втащил в библиотеку Тераса. Раб посмотрел на лежавшую на полу маленькую «змею», и глаза его потемнели. Они выдавали волнение Тераса, державшегося с осторожностью, избегая пристального взгляда Вулфреда. Но тот внимательно следил за рабом. Он вырвет у грека ответы на все свои вопросы! Глупое римское упрямство не сможет лишить его радости от одержанной сегодня победы! – Кто она? Глаза раба на мгновение загорелись надеждой. Но он тут же опустил взгляд. Да, теперь Терас знал, что римлянка еще жива, и его душа наполнилась радостью, потому что он был предан Риму и дочери Вечного города – римлянке Мелании. Вулфред небрежно взмахнул мечом и провел его лезвием по животу раба, оставив на нем длинную бордовую полосу. Рана не была глубокой, но все же из нее обильно хлынула кровь. Кровотечение не представляло большой опасности и остановилось бы естественным путем. Если не продолжать дальше… Последнее зависело от самого Тераса и его быстрых ответов Вулфреду. – Я не привык повторять свои вопросы, – довольно мягко сказал Вулфред. – Мелания, – тихо ответил Терас, в голосе которого прозвучали нотки презрения к самому себе. – Дочь хозяина дома. – Где ее отец? – Во дворе. Значит, он был мертв, ибо в живых из защищавших дом со стороны внутреннего двора не осталось никого. – Принесите его, – приказал Вулфред стоявшим в дверях воинам. Те поклонились и вышли, чтобы через несколько минут внести в библиотеку изуродованное тело старого римлянина и положить его рядом с дочерью. Вулфред смотрел на них, не испытывая ни капли жалости к обоим, лежавшим на полу собственного разрушенного дома. Любой римлянин вызывал в нем лишь злобу и презрение. – Иди, – сказал он Терасу. Тот бросил последний взгляд на распростертые па грязном полу тела своих бывших хозяев и скрылся за дверью. Никто не произнес ни слова. Кровь старого римлянина уже застыла и свернулась. Мочевой пузырь и кишечник опорожнились. Кулаки сжались в предсмертных судорогах. Он встретил смерть, защищая свой дом и семью. Встретил достойно и гордо, заслужив право не вызывать жалости у врага. Вулфред перевел взгляд на женщину. И снова удивился тому, какой маленькой она оказалась. Он опустился перед ней на корточки, чтобы лучше рассмотреть ту, чье упрямство напрочь лишило его радости одержанной победы. Волосы ее были черными, как ночь, и прямыми, как солома. А кожа по цвету напоминала спелые пшеничные зерна. Но румянца, которым так гордятся женщины племени саксов, на ее щеках не было. Нос в профиль выглядел прямым, но чуть длинноватым с точки зрения саксов. Небольшой ротик обрамляли пухленькие губки. Гибкое миниатюрное тельце, и впрямь придавало ей сходство со змеей. Причем ядовитой… Вулфред достаточно повидал на своем веку и немало поездил по свету. Он отлично понимал, что по средиземноморским меркам его пленница была очень красивой. Но для него ее красота не имела значения. В первую очередь она была римлянкой, что решало все. Потому что Рим… …Рим – надменный и жадный пожиратель мира. Рим – империя солдат и собирателей налогов. Рим – поработитель всех и вся, заставлявший лизать руку, которая лижущего же и уничтожает. Вулфред наблюдал, как на горле пленницы под прекрасной тонкой кожей бьется пульс. Она была такой маленькой, такой беззащитной, что убить ее ничего не стоило. Он положил руку на горло Мелании, крепко зажав двумя пальцами пульсирующую артерию, и стал бесстрастно ждать ее реакцию. Через несколько секунд пленница начала задыхаться и пытаться вырваться. Вулфред наблюдал борьбу молодой и красивой женщины за свою жизнь так же спокойно, как если бы под его пальцами билась муха. Он понял, что ее рыдания с мольбами о смерти не были искренними. Инстинкт подсказывал ей бороться за жизнь. Вулфред разжал руку и посмотрел на лежавшего рядом, обескровленного и бледного отца пленницы. Мелания непроизвольно проследила за его взглядом. Глаза ее наполнились слезами, готовыми покатиться по щекам. Она смотрела в лицо саксу, и слезы, дрожавшие на ресницах, еще более усиливали горевшую в ее глазах ненависть и решимость. – Сделай со мной то же, что и с отцом; сакс. Я не смогу жить в мире, которым правят такие кровожадные звери, как ты. Вулфред поднялся и встал над ней подобно статуе. – Жить тебе или умереть, решаю я! – Тогда выбери смерть, варвар! – приказным тоном ответила Мелания. – Ты могла бы умереть прямо сейчас от моей руки. Потому что боролась со смертью и заслужила ее. Мелания поднялась на ноги и встала, глядя в глаза Вулфреда, решив убедить его в своем желании умереть. Правда, Боже всемилостивый: его латынь была просто ужасной! – Я не боролась со смертью, варвар! – выкрикнула она в лицо саксу. – Я боролась с тобой! А смерть восприняла бы как желанные объятия матери… – Или отца? – насмешливо буркнул Вулфред. Мелания задрожала от ярости. – Что ж, сакс, попытайся еще раз меня убить! Дважды у тебя ничего не вышло. Может быть, повезет сейчас? Но тебе придется очень постараться! Или ты слаб? Теперь Вулфред видел ее насквозь. Она искала в смерти освобождения от мучений и провоцировала его на убийство. И тем не менее подсознательно яростно боролась за жизнь. Сможет ли она с готовностью броситься в тьму небытия, когда часть ее продолжает цепляться за жизнь? Какая часть ее души одержит победу в подобной борьбе? Врожденная жажда жизни или безумное стремление умереть? Не говоря ни слова, Вулфред приставил острие меча к груди пленницы. Если она останется спокойной и хладнокровной, ему будет достаточно чуть нажать на рукоятку, чтобы римлянка умерла. Но она пока не догадывалась о его замысле. Вулфред же хотел, чтобы пленница задрожала от ужаса или же попыталась отстраниться. Однако не произошло ни того, ни другого. Наоборот, упрямица чуть подалась вперед, чтобы меч сам вонзился ей в сердце. Глаза ее были полны презрения и торжества победы. Но Сеолмунд успел схватить Меланию за плечи и оттащить на шаг от смертоносного лезвия. Победный блеск в ее глазах погас. Но презрение вспыхнуло с новой силой. – Я теперь вижу, что ты жаждешь смерти, – проговорил сквозь зубы Вулфред, стараясь скрыть раздражение и охватившее его плотское желание. – Ну что ж, тогда ты умрешь от голода. И будешь тщетно умолять о пощаде! – Я ни о чем не стану умолять! – Посмотрим, скажешь ли ты то же самое через год, – усмехнулся Вулфред. – Тогда я тебе, может быть, и поверю! А сегодня ты еще не испытала страданий, которые не могла бы вытерпеть! Поэтому все, что ты говоришь, пока лишь… одни слова! – Как и твои угрозы, варвар! Ты ничтожество! Ты ничего не знаешь, ничего в своей жизни не создал и ни во что не веришь! Думаешь, что подвергнешь меня пытке, оставив жить? Ошибаешься, варвар, дикарь, язычник! Неужели ты воображаешь, что я стану дрожать от страха перед таким уродом? И если ты, грязная задница, оставляешь меня в живых, то получишь около себя римлянку – своего вечного и непримиримого врага. А только круглый идиот может восстанавливать против себя Рим… – Ты способна только на болтовню! – А ты – только на разрушения и убийства. Вот в этом ты большой знаток! Или ты, жалкий сакс, в душе признаешь, что просто боишься убить римскую женщину? Вулфред не мог выдержать такого унижения. Как, он боится Рима?! Рим можно только ненавидеть, но уж никак не бояться! Ничего, сейчас он покажет наглой римлянке, что не боится не только Рима, но и вообще ничего на свете! Он сжал голову Мелании между ладонями, заставив смотреть прямо ему в глаза. – Я знаю, чего ты добиваешься, мерзкая дрянь! Нет, я не убью тебя. Такой победы тебе не одержать! Ты станешь служить мне до конца своих дней. А я – наслаждаться созерцанием твоего ничтожества! Вот какая судьба тебя ожидает! На какое-то мгновение ему показалось, что в глазах пленницы мелькнул страх. Но уже в следующую долю секунды они вновь вспыхнули непримиримой ненавистью. – Я не верю в судьбу! – выкрикнула Мелания, пытаясь освободиться от его ладоней. – Не веришь? – усмехнулся Вулфред. – Тогда слушай, что я сейчас скажу. Ты будешь принадлежать мне. И я буду делать с тобой все, что захочу. А умрешь ты только тогда, когда захочу я, а не ты! – Свою жизнь я вручаю Богу, а не тебе, гадкий язычник! – А я беру ее себе! Я, и никто другой, буду распоряжаться твоей жизнью и смертью! – Моей жизнью и смертью распоряжается только Бог! Вулфред улыбнулся: – Что ж, если так, то твоим Богом, римлянка, стану я. – Нет, – ответила Мелания, гордо подняв голову. – Ты – мой враг! Вулфред смерил ее взглядом с ног до головы и мрачно сказал: – Пусть будет так!..Глава 5
– Она не может идти с нами, – заявил Катред непререкаемым тоном. – Женщины в сражениях не участвуют. – Ты прав, – согласился Болдуфф, – но ведь сражения не продолжаются целый день. А в оставшиеся часы женщины, как правило, используются для наслаждений. И если Вулфред ее хочет, то… – Раньше Вулфред никогда не хотел женщины, – возразил Синрик. – Не хотел женщины? – рассмеялся Болдуфф. – Уверяю тебя, что ты ошибаешься! – Я же не сказал, что у него никогда не было женщины, дурачок! – упрямился Синрик. – Просто он никогда… ну, что ли… никогда не проявлял интереса к какой-нибудь определенной женщине. – Если его интерес проявляется подобным образом, то… – И Сенред саркастически улыбнулся. – Заткнись! – оборвал его Сеолмунд. Все повернули к нему головы и замолчали. Сеолмунд говорил редко. И только тогда, когда чувствовал важность своего сообщения. Сейчас же он посчитал необходимым вмешаться в общий спор, поскольку речь зашла о римской женщине. – Плененная женщина действительно маленькое, но очень злобное существо, – сказал после долгой и неловкой паузы Болдуфф. – Я просто не ожидал, что римлянка может быть такой! – Не такой, какой ты привык видеть любую женщину! – усмехнулся Сенред. – В пределах своих возможностей она великолепно сопротивлялась, – продолжал Болдуфф. – Показала зубки, – буркнул Катред. – Да, – согласился Сенред. – Но кто бы мог подумать, что она станет так реагировать? Я ожидал увидеть ее на коленях, молящей о пощаде! А уж никак не огрызающейся, подобно голодной волчице, и призывающей в избавительницы скорейшую смерть! – Вулфред тоже не ожидал от нее ничего подобного. Правда, он, видимо, надеется получить от нее удовлетворение другого рода, – ввернул слово Синрик. Все многозначительно переглянулись. – Вулфред хочет, чтобы она осталась с нами? – спросил Катред, почти не скрывая сожаления. – Да, я так хочу! – раздался голос Вулфреда. Он вышел из-под тенистого навеса. – Мы пока останемся здесь. Ты прав, Катред: женщине не место на поле боя. И брать ее с собой было бы глупо. Но сейчас мы здесь, давайте прямо говорить, сражаемся именно против взятой нами в плен женщины. Я знаю, как поступить с ней, и получу от нее все, что хочу. После чего мы пойдем дальше. Все дружно кивнули скорее в знак согласия, нежели потому, что до конца поняли слова Вулфреда. Будучи преданными своему командиру, они были готовы последовать за ним куда угодно. Вулфред уже предвкушал наслаждение, которое собирался получить от издевательств над пленной римлянкой, после того как ему удастся сломить ее дух. Если удастся… – Синрик, – приказал он, – поскольку мы остаемся здесь, вели рабам вычистить дом и привести его в порядок. Нам негоже жить в развалинах и грязи. – Будет сделано, Вулфред! – И еще, Синрик. Пленная римская змея должна работать. Она больше не свободная женщина, а рабыня. Слова Вулфреда, произнесенные с плохо скрываемым удовольствием, удивили воинов, но никто не произнес ни слова. И вот несчастная женщина принялась чистить и приводить в порядок дом, где еще совсем недавно чувствовала себя полновластной хозяйкой. Вулфреда поражала готовность рабов по-прежнему выполнять приказания их бывшей хозяйки. Он потребовал, чтобы они не признавали за Меланией права ими командовать. После его требования работа пошла из рук вон плохо. Вулфред несколько растерялся. С одной стороны, он хотел подавить в римлянке привычку командовать, с другой – Вулфред не желал жить в грязи и хаосе, поэтому, хотя и с очевидной неохотой, стал сквозь пальцы смотреть на сложившиеся в прошлом отношения рабов с Меланией. Дела сразу же пошли значительно быстрее и лучше. Но больше всего выводило Вулфреда из себя полное равнодушие самой пленницы ко всему происходящему. Фактически она никак не прореагировала даже на его грубое вмешательство в ее взаимоотношения с рабами. Да и вообще, положение простой рабыни, казалось, никак не задевало ее самолюбия! Невозможная женщина!.. Выйдя из дома, большинство окон которого смотрели на окруженный глухой стеной двор, Вулфред пошел, побродить по окрестным полям, чтобы хоть на время побыть на приличном расстоянии от своей новой рабыни и успокоиться. Наступавший день обещал быть по-летнему жарким, чуть подернутым дымкой и почти безветренным. Дом Мелании располагался в небольшой долине между холмами, склоны которого покрывали поля вперемежку с редким лесом. Кое-где виднелись остроконечные вершины скал, пробивавшиеся сквозь слои земли и напоминавшие заброшенные древние памятники. На восточном склоне ближайшего холма была разбита виноградная плантация, на которой росло лишь несколько десятков кустов, да и у тех пожелтели и свернулись листья. На северных и южных склонах располагались небольшие ячменные поля. Когда-то их обрабатывали, но сейчас они были заброшены. Вулфред вскарабкался на вершину холма и очутился над цветущими полями жимолости, волновавшимися от легких порывов утреннего ветерка. Отсюда был хорошо виден дом римлянки, приютившийся в начале долины напротив западного склона холма, надежно защищавшего его от ветра, но… не от людей. Дом не был приспособлен для обороны. Его расположение, подумал Вулфред, лишний раз демонстрировало надменную самонадеянность Рима, считавшего, что напасть на него никто никогда не решится. Однако во всем чувствовался налет какой-то неуверенности в незыблемости существующего порядка. Римская империя приходила в упадок, что ощущалось и здесь, в Богом забытом ее уголке. Два жаворонка вспорхнули с ветвей деревьев ниже того места, где стоял Вулфред, и взвились в воздух. Они то поднимались высоко в небо, то опускались почти до самой земли. Вулфред любовался их полетом, с некоторой завистью думая о том, что птицы везде и всегда свободны. В отличие от людей… Жаворонки вновь опустились совсем низко и исчезли за ветвями деревьев. Вулфред посмотрел вниз и увидел у угла дома свою пленницу-римлянку в окружении группы рабов. Некоторое время он смотрел на нее и вдруг почувствовал, как сжались мышцы у него под животом. Брови нахмурились. Вулфред подумал, что многие римлянки нередко позволяли себе грехопадения. Но только не их соотечественница, которая упорно, не желала следовать их примеру! – Финн, – распорядилась Мелания, – возьми вон то раскрашенное ведро и постарайся очистить им водоем от крупных обломков. А я тем временем прикажу Доркас принести несколько простыней, связать вместе и протащить по дну от берега до берега, чтобы подобрать мелкие обломки, камни и другую грязь. Тогда мы сможем получить свежую, очищенную воду, которую можно будет пить. Не обращая никакого внимания на саксов, строго следивших за каждым ее движением, Мелания быстрым шагом перешла двор, продолжая громко давать наставления Финну: – Сделай все, что в твоих силах, Финн. Хотя понимаю, что задание не из легких. Ведь глупость саксов не знает предела. Только они могут мутить и загрязнять воду, которую потом сами же и пьют! Так что нам предстоит немало поработать, чтобы очистить ее. Может, они не понимают, что именно свежая пресная вода особенно полезна для здоровья, – продолжала Мелания, – ты знаешь, они ее непременно солят перед тем, как пить. Так по крайней мере мне говорили: если у саксов нет соли, то они начинают проливать кровь. Уверена, что именно отсюда склонность варваров к кровопролитиям и бессмысленным убийствам. Они тем самым утоляют жажду. Но нам нужна пресная, чистая, очень чистая вода! Финн помолчал, прежде чем кивнуть Мелании в знак согласия. Он был очень напуган вызывающим и полным сарказма тоном хозяйки. Ведь она говорила очень громко, и следившие за ней саксы, несомненно, слышали каждое слово. Правда, преданный раб не знал, что сакские воины не понимали содержащихся в них колкостей и ехидства. Но им и не требовалось: об общем смысле речей Мелании можно было без труда догадаться по ее лицу. И саксы явно многое понимали. Глаза Синрика вспыхнули настоящим бешенством. Но как раз такая реакция врагов и доставляла наслаждение Мелании. Ей захотелось еще больше раздразнить сакса, тем более что во дворе появился спустившийся с холма Вулфред, которого Мелания в мыслях иначе, как «главный монстр», не называла и люто ненавидела. В его глазах Мелания ясно читала плотское желание к ней. Что ж, если Синрик ее сейчас убьет, то главный монстр лишится надежды насладиться своей жертвой. И тогда для нее смерть станет уже двойной победой… Синрик пересек двор и подошел к Вулфреду. – Я не понимаю ни слова из того, что она говорит! – сказал он. – Но знаю, что эта тварь оскорбляет меня, тебя и всех нас. Но ведь она побеждена! Ивыполняет работу обыкновенной рабыни. Может быть, нам не имеет смысла ее убивать, а лучше просто уйти отсюда? Вулфред ободряюще потрепал Синрика по руке. Он отлично знал, в какое бешенство могла привести римлянка. Он сам старался подавить в себе чувство, гораздо более сильное, нежели просто злость или негодование. – Она змея, у которой вырваны ядовитые зубы, – спокойно проговорил Вулфред. Синрик невольно вздрогнул и злобно процедил сквозь зубы: – Но яда осталось более чем достаточно! – Она не может причинить никому из нас вреда, – возразил Вулфред. – Пусть себе болтает! Единственное, что ей осталось, и не должно трогать ни тебя, ни меня, тем более я-то понимаю, что она говорит! – Вулфред, ты не обидишься, если я скажу, что жалею тебя? – Нет, – усмехнулся Вулфред, хлопнув Синрика ладонью по спине. Мелания не разобрала ни слова из разговора двух саксов, который невольно подслушала, но она поняла, что ее пытались унизить. – Посмотри на меня, сакский монстр! – почти приказала Мелания подошедшему ближе Вулфреду и стиснула кулаки с такой силой, что побелели суставы пальцев. – И попробуй сказать, что я для тебя недостойный противник! Признай, что я, римская женщина, стою больше, нежели твои трусливые соотечественники, именующие себя воинами. Здесь, в цивилизованном мире, к человеку, давшему клятву и нарушившему ее, относятся с глубочайшим презрением! А ты, сакс, нарушил клятву. Ты и тебе подобные пришли в Британию и поклялись за плату защищать нас от пиктов. И что же? Вы не только нарушили клятву, но объединились с пиктами против нас! То есть против тех, кого клялись защищать и за что уже успели получить немалое вознаграждение! Скажи мне, что же это за мужчины, которые разбрасываются клятвами подобно ветру, рассеивающему осенние листья, падающие с деревьев? У тебя, монстр, нет ни совести, ни чести! Ты грязная сакская свинья, с легкостью нарушающая только что данные клятвы и обещания! Волк, рыщущий вместе со своей стаей в поисках, где бы чего ухватить! Мерзкое животное, заботящееся лишь о том, чтобы поплотнее набить брюхо! Ну скажи, что я не права! Докажи, что ты со своими приспешниками не нарушил клятву защищать народ Британии! Маленькое тельце Мелании, казалось, с трудом вмещало в себя бушевавшее в нем бешенство. Слова о чести и трусости явно провоцировали сакса на убийство. Она требовала себе смерти с настойчивостью малого ребенка, добивающегося, чтобы ему немедленно дали новую игрушку. Вулфред отлично понимал ее поведение. В ее интересах было раздразнить его и заставить пролить ее кровь. Однако ему ничего не стоило увернуться от содержавшихся в словах пленницы ядовитых стрел. Ибо Вулфред не только отлично знал мотивы, которые заставляли римлянку вести себя подобным образом, но также был твердо уверен в своей правоте. – Ты не права, римлянка, – спокойно и даже мягко сказал он. – Клятвы, данные врагу, никогда не считались сакским законом обязывающими. А Рим всегда был моим врагом, так же как и врагом всех саксов. В первый момент Мелания была ошарашена и потеряла дар речи. Но очень ненадолго. – Самое ужасное, сакс, – выкрикнула она, – что я не могу сомневаться в правдивости твоих слов. Саксы ведь стараются перестроить мир так, чтобы он устраивал только их! И создают законы, оправдывающие творимое ими беззаконие! А вот скажи мне, твоя клятва не убивать меня тоже фальшива, коль скоро я твой враг? Мелания смотрела на Вулфреда с нетерпением. Ей очень хотелось поймать его на лжи. А он посмотрел на нее сверху вниз и довольно благодушно ответил: – Ты недостойна называться моим врагом, римская змея. Ведь ты просто рабыня, и не более того! Мелания уже не могла сдерживаться. Она набросилась на сакса и принялась бить его кулаками и ногами со всей злостью, на которую была способна. Но тот еще мальчишкой выходил победителем из куда более жестоких схваток, а потому сжал ее в медвежьих объятиях и, оторвав ноги от пола, приподнял вровень со своим лицом. От крепкой хватки сакса у Мелании затрещали ребра, и она стала задыхаться. А Вулфред сжимал римлянку все крепче и крепче, желая либо заставить прекратить сопротивляться, либо задавить в ней жизнь. Руки Мелании бессильно опустились. Но она продолжала со жгучей ненавистью смотреть в глаза Вулфреда. Боже, какая глупость! Неужели не понятно, что она только подогревает его? Они продолжали смотреть друг другу в глаза. Вулфред, решив, что в какой-то степени утихомирил агрессивность римлянки, чуть ослабил свои железные объятия и дал ей возможность вздохнуть. А затем и вовсе выпустил из рук. Не ожидая, она потеряла равновесие и упала на грязный пол к ногам сакса. Вулфред удовлетворенно посмотрел на нее сверху: – Не старайся меня спровоцировать! Мелания поднялась на ноги и вновь впилась в глаза врага. – Почему же? – сдавленным голосом спросила она. – Не ты ли сам дал клятву, что оставишь мне жизнь? И неужели тебя тронет мой плевок в лицо, если ты вообще неделями не умывался? Или ты не допускаешь, что я могу на него решиться? – Рабы никогда не набрасываются на своих хозяев, – спокойно возразил Вулфред. – Наверное, – хмыкнула Мелания. – Но я не твоя рабыня! – Ошибаешься. Ты именно моя рабыня. – Но я просто не могу ею быть! Ведь мы только что решили с тобой, что рабы не дерутся со своими хозяевами. А я бросилась на тебя с кулаками! Причем ты даже не сопротивлялся. Хотя мог бы убить меня, будь я твоей рабыней! – Значит, убив тебя, я доказал бы, что был твоим хозяином, а ты – моей рабыней? Так? – Да, ты совершенно правильно меня понял, сакский пес! Возможно, существуют и другие понятия, которым тебя следовало бы научить. Что ж, если, ты дашь мне время и хорошо заплатишь, то я могла бы этим заняться. Ведь мне в жизни приходилось дрессировать диких животных… Вулфред больше не мог сносить подобных оскорблений. Одним движением руки он снова бросил римлянку на пол. Она тут же села и в продолжение нескольких секунд смотрела снизу на сакса. Но в ее взгляде не было страха. – Я твердо решил, – медленно проговорил Вулфред, – не убивать тебя, пока не наступит время. Если ты станешь пытаться меня злить, я не убью тебя, но тебе не поздоровится. Многое можно сделать, не давая умереть. Мелания поднялась с грязного пола и сказала: – Ты уже не можешь сделать ничего более мерзкого, чем то, что уже совершил. Ты нарушил мою привычную жизнь и предательски убил отца. Одержимый звериной злобой, ты даже не дал мне успокоиться и забыться сном смерти! Глаза Вулфреда вспыхнули голубым огнем. – Ты ждешь от меня великодушия, дерзкая римлянка? – Не великодушия и даже не пощады! Ты и тебе подобные несут с собой только разорение, разрушения и отчаяние! Вулфред протянул руку и схватил Меланию за горло. – Хорошо, что ты понимаешь, кто мы! Для тебя и твоих приспешников не будет пощады! Я повергну тебя в жесточайшее отчаяние и только тогда уничтожу! Твой гордый дух будет сломлен. А смерть будет тебе казаться несбыточным сном! Мелания слушала варвара с достоинством и гордым молчанием, после чего резким движением вырвала свою ладонь из крепко сжимавшей ее руки Вулфреда. Высоко подняв голову, она снова посмотрела ему в глаза и сказала тоном непререкаемого, превосходства: – Пусть так и будет!..Глава 6
– Видишь ли, Вулфред, если мужчина хочет смирить воинственный дух женщины, то для него существуют более приятные способы, – рассмеялся Болдуфф. Сидя в самой большой комнате дома, Вулфред, Сенред, Синрик, Болдуфф, Катред и Сеолмунд позволили себе немного расслабиться. Вулфреда волновал вопрос, как хотя бы ослабить злость Мелании, которую та безуспешно пыталась скрыть. Она ее постоянно демонстрировала так, что порой ему казалось, он не сдержится и убьет римлянку. Но нет! Сейчас, когда она всеми силами старается доказать, что хочет умереть, он не убьет ее. – Займись ею сам, Болдуфф, – предложил Сенред. – Почему же? – выгнул дугой брови Болдуфф. – Только потому, что я всегда видел в женщине источник наслаждений? – Мы все ждем наслаждений от женщин, – фыркнул Синрик. – Но только не от такой! – Почему же? – опять повторил свой вопрос Болдуфф. – Она очень даже молода и явно темпераментна! – Она черноволосая и совсем крошечная, – пожал плечами Синрик. – И совокупляться с ней – все равно что с букашкой! – К тому же, – поддержал его Катред, – мне кажется, что она предпочитает удовольствие на грязном полу. – Ну, так и возьми ее прямо на полу, среди хлама, если ты уверен, что именно так ей нравится! – равнодушно протянул Болдуфф. – Она – женщина. У нее крепкая юная грудь и мягкое нежное тело. Чего еще тебе нужно? – Как ты сумел разглядеть грудь под ее свободным желтым платьем, которое она, похоже, никогда не снимает? – рассмеялся Сенред. – У меня наметанный глаз, мой мальчик, и большой опыт. Я всегда могу нащупать женскую грудь, даже скрытую под грязными тряпками. – Но ведь грудь у нее очень маленькая, – возразил Синрик. – В ней все маленькое. Как у ребенка. – Может быть. Но злобы в ней больше чем достаточно, – откликнулся Катред. – Мне кажется, в ней живет дух воина. – Бычий навоз! – сморщился Синрик. – Уверен, что настоящей доблести в ней нет. Так, вспышки детского темперамента пополам с раздражением. – Как ты думаешь, сколько ей лет? – поинтересовался Сенред. – Не так уж мало, – ухмыльнулся Болдуфф. – Возможно, – согласился Сенред. – Но, заметь, ее бедра почти не отличаются от мальчишеских. Скажи, Вулфред, ты уверен, что она уже стала женщиной? – Наивен же ты, мой мальчик! – рассмеялся Поп дуфф. – Конечно, она женщина! – А ты что скажешь, Вулфред? Вулфред повернулся и пристально посмотрел на своих воинов: – Она – женщина. И дело даже не столько в ее бедрах или груди, сколько в злобе, по которой сразу можно узнать женщину. – Ты хочешь сказать, что у нее нет настоящей женской груди, Вулфред? – спросил Сенред. – У нее есть грудь. Небольшая, округлая и твердая. А бедра достаточно полные, для того чтобы рожать детей. Она, несомненно, женщина! – Женщина, – эхом откликнулся Болдуфф. – Причем очень хорошо сложенная. – Ты, верно, уже успел ее пощупать? – спросил Сенред у Вулфреда. Да, Вулфред уже чувствовал тело римлянки под своими пальцами, хотя с самого начала в его мыслях не было ничего плотского. Но сейчас Вулфред вспомнил, что грудь у римлянки была очень даже аппетитной. К тому же довольно крутые бедра и стройные, длинные для ее роста ноги. Казалось, каких еще физических достоинств мог бы пожелать любой мужчина! Но… …Но она была римлянкой, и для сакса, особенно для Вулфреда, близость с ней была равносильна близости с ядовитой змеей! – Она осталась, совсем одинокой после гибели отца, – тихо проговорил Сеолмунд. – И мне ее жалко! Слова Сеолмунда, одного из лучших воинов, были для Вулфреда полной неожиданностью. Жалеть ее? Кто и когда жалел ядовитых змей?..* * *
Терас и другие оставшиеся в доме рабы бывших хозяев перешли на кухню, где их привлекали тепло, уют и знакомая обстановка. Но главное – кухня располагалась особняком, а потому саксы обошли ее своим вниманием. Среди них и укрылась Мелания. В отличие от других рабов она не работала, но решила остаться с ними. Хотя она ничего не умела делать по хозяйству и готовить тоже, она не сомневалась, что всему быстро научится. Все надеялись, и Терас в том числе, что скоро все снова пойдет по-старому, как только уйдут саксы. Но уйдут ли они? После схватки Мелании с Вулфредом Терас понял, что саксы задержатся здесь надолго. И причиной является его бывшая хозяйка. Если бы она была с ним более ласкова, он вполне бы удовлетворился ее отношением и наверняка бы не задержался в маленьком разрушенном городке римлян. Терас посмотрел на притихшую Меланию, которая сидела в дальнем углу кухни на низеньком деревянном стуле. Может быть, она также думала, как подействовать на главного сакса и хоть немного смягчить ситуацию, тем более что внешне он был вполне привлекателен, высок ростом и красив лицом. Сама Мелания обладала настоящей римской красотой и изящной фигурой. Ее божественный по тембру голос и обворожительная улыбка никого не могли оставить равнодушными. Если бы она захотела, то ей ничего не стоило бы очаровать варвара. Отвергать же Вулфреда в ее униженном положении – высшая глупость! Будучи рабыней, она уже бессильна перед саксом. Ей остается только молчать и злиться. Но на него такое поведение вряд ли могло подействовать! Мелания и сама понимала свое положение, беспристрастно оценивая создавшуюся ситуацию. Терас подошел к ней и встал у нее за спиной. Посмотрев сверху на ее собранные в пучок волосы, он с удивлением заметил, что они испачканы известкой, глиной и землей. Терас еще никогда не видел свою хозяйку в таком неопрятном виде. Мелания подняла голову и тихо сказала: – Если он не убьет меня, то я сама покончу с собой. Терас оторопело посмотрел на нее и тяжело вздохнул. Он знал ее ум, ее страстный характер и сильную волю. – Ты хочешь убить себя? – переспросил он. – Да. Убью себя! И таким образом докажу мерзкому монстру, что могу сама распоряжаться собой. А он окажется в дураках. – Ты хочешь наказать его самоубийством? – совсем тихо снова спросил Терас. – И считаешь, что таким образом одержишь победу? – Я не хочу умирать, Терас. Но я не могу допустить, чтобы сакс распоряжался мною! Для тебя не секрет, что он планирует убить меня тем или иным способом. И не убил до сих пор только потому, что хочет заставить меня страдать, он хочет сломить меня духовно. Когда же он убьет меня самым варварским и бесчеловечным способом, то будет чувствовать себя победителем. Ты понимаешь, я не могу допустить ничего подобного! – Но самоубийство – не лучший выход из положения! – возразил Терас. – Варвар очень разозлен. Ты должна его умилостивить. Как знать, может, в конце концов у него пропадет желание тебя убивать. И тогда ты не только сохранишь жизнь, но и получишь свободу. А если убьешь себя, то сама же дашь мерзавцу возможность праздновать победу. – Он не хочет видеть меня мертвой, Терас! Он намерен оставить мне жизнь, до тех пор пока сам не решит, что время для моего убийства наступило. А ведь ждать его желания просто унизительно. – Какая разница? – Разница в том, что сейчас я могла бы умереть почти счастливой. Если же все пойдет так, как желает мерзкий сакс, то моя смерть станет жалким и позорным поражением. А потому единственным выходом я считаю самоубийство. Терас задумался. Вроде бы в словах Мелании была логика. На деле же она просто упрямо стояла на своем, и разубедить ее в обратном не представлялось возможным. – А ты не подумала о Боге? Ведь Всевышний никогда не осуждает невинную жертву насильственного убийства. Самоубийство же почитается за великий грех и является преступлением против Закона Божьего. От неожиданности Мелания чуть не упала со стула. Ей казалось, что она все продумала до мельчайших деталей. Но вот о том, что сейчас сказал Терас, она даже не вспомнила. А ведь она была христианкой. И не имела права на самоубийство. Она должна жить страдая, что бы ни случилось. Далее если весь мир ополчится против нее. К сожалению, Мелания не привыкла и не умела страдать. – Но в такой ситуации… – несмело начала она. – Разве Бог не знает все наперед? – оборвал ее Терас. – Или ты считаешь себя исключением только потому, что полные дикой ненависти люди превратили тебя в свою рабыню? Терас мягко улыбнулся хозяйке, Его когда-то купили в этот дом для обучения детей, которые стали его друзьями, когда выросли, и признали своим наставником. Много лет назад отец Мелании дал свободу всем своим рабам, в том числе и ему. Затем сакс, снова стал называть его рабом. И он не протестовал. Но теперь уже другой сакс не только назвал, но и сделал его рабом. А ведь еще вчера он был свободным человеком… Он понимал беспокойное течение мыслей Мелании, хотя сейчас ей было уже семнадцать лет и пора уже ко всему привыкнуть. Конечно, Терас вместе с отцом Мелании на протяжении многих лет старались привить девушке терпение и умение сдерживать свои порывы, но они мало чего достигли. Так, Мелания не научилась хладнокровно владеть собой, что особенно высоко ценил в людях ее отец. Она была очень ветрена и непостоянна в детстве, превратившись со временем в страстную и темпераментную женщину. Ни при каких обстоятельствах она не приходила в отчаяние. Типично римский ребенок, став взрослым, превратился в настоящий образец римской женщины. Во всяком случае, отец прочил своей дочери именно такое будущее. Но отец покинул земной мир, а Мелания стала рабыней. Однако она считала для себя еще в большей мере, нежели раньше, необходимым стараться сохранить в чистоте свой образ образцовой римлянки. – Ты знаешь, что Иисус Христос дал совершенно точное определение подчинения раба своему хозяину, – задумчиво сказал Терас. – Ты считаешь себя исключением? – О Терас! – прошептала в ответ Мелания. – Я бы хотела им быть! Терас улыбнулся, но ничего не сказал. К ним подошел Флавиус – мальчик, которого саксы сделали круглым сиротой. Совсем недавно он был оруженосцем отца Мелании. – Ты намерена бороться с главным саксом? – спросил Флавиус, кивнув в сторону Вулфреда. – Разве я не римлянка? – ответила Мелания, ласково проведя ладонью по голове мальчика. – Но ведь он такой большой и сильный! – Великий Рим больше и сильнее его! – гордо сказала Мелания. Флавиус чуть прикусил нижнюю губу и тихо прошептал, наклонившись к коленям хозяйки: – Сейчас Рим далеко, а ужасный сакс – совсем рядом! Мелания вздохнула и вновь взъерошила густые волосы мальчика. – Он здесь ненадолго. Он очень скоро уйдет вместе с остальными. Им никогда не удастся остаться здесь навсегда! – Никогда? – Никогда! Поэтому мне надо поторопиться, пока он не убежал! Я просто должна успеть дать ему понять, какого беспощадного врага он себе здесь нажил! Флавиус поднял голову и посмотрел хозяйке в глаза: – Тебе нужна моя помощь, Мелания? Может быть, нам надо вместе бороться с ним? Я готов!.. Мелания провела ладонью по щеке Флавиуса и очень серьезно сказала: – Ты очень храбрый, Флавиус, но я хочу бороться с мерзким саксом один на один. Его ненависть должна противостоять моей. А если нас будет двое против него одного, то такая победа не принесет мне удовлетворения. Ты должен держаться на расстоянии от него самого и ему подобных. Понятно? – Я так и поступлю, Мелания, если ты… так хочешь. Но, скажи, разве ты не боишься подобного поединка? Глаза Мелании вспыхнули. Она устремила взор куда-то вдаль поверх головы Флавиуса и решительно сказала: – Нет, я не боюсь! – Но… – Неужели ты не видишь, сколько во мне злобы к нему. И скорее он должен бояться меня, чем я его? Я не сомневаюсь, что он боится! Но предупреждать его о том, что буду безжалостной, я не стану! Мой план – захватить его врасплох! Флавиус смотрел на Меланию глазами, полными сыновней любви к матери, неожиданно обретенной во враждебном мире. – Какая же ты смелая, Мелания! – восторженно воскликнул он. – Не более, чем ты, Флавиус! – столь же серьезно ответила Мелания. В кухню вбежал Катред. – Вулфред… Ты… Работай!.. – прокричал он, безжалостно коверкая латинские слова и указывая рукой на Меланию. Загородив спиной Флавиуса, она презрительно посмотрела через плечо на Катреда, остановив его взглядом, будто усмирила дикого зверя. И вдруг лучезарно улыбнулась. Ее улыбка заставила Тераса вздрогнуть, а Катреда нахмуриться. Обоих охватило тревожное предчувствие. Мелания же вскочила со стула и, оттолкнув Катреда, выбежала из кухни. Терас с удивлением посмотрел ей вслед…Луна лениво плыла по безоблачному ночному небу, спокойному и прозрачному, каким оно обычно и бывает по ночам в летнюю пору. Безветренный и мягкий воздух принимал ночное светило в свои нежные объятия. Вся природа, казалось, замерла и заснула. И лишь Мелания продолжала усердно работать. Работать, хотя солнце уже давно зашло за горизонт. Работать, хотя все остальные в доме заснули и никто, как казалось Мелании, вроде бы не следил за ней. Никто, кроме луны и… И Вулфреда… Вулфред озадаченно смотрел на римлянку со склона холма. Катред доложил ему, что пленница пошла работать и с тех пор усердно трудилась под его бдительным, надзором. Вулфред и так знал, поскольку ни на минуту римлянка не оставалась наедине с собой. За ней всегда кто-нибудь да следил, потому что Вулфред не доверял ей. Он не мог поручиться, что пленница не набросится на его воинов. Не попытается сбежать. Не подожжет дом. Или не сделает еще чего-нибудь, похожего в порыве бессильной ярости. Одним словом, он не доверял римлянке ни в чем. А потому приказал Катреду и Синрику по очереди следить за каждым ее шагом. Работала же пленница отменно. Сейчас она приводила в порядок кухню. Она уже убрала комнаты, почистила овощи, отдраила кастрюли, выполнила тяжелую мужскую работу, нарубив и напилив дрова. Вулфред отлично сознавал, насколько подобная работа трудна даже для мужчины. И никак не мог понять, как маленькое хрупкое создание справляется с таким огромным объемом и не падает от усталости. Синрик попытался было остановить римлянку. Но в награду за свой добрый шаг она чуть не насквозь прокусила ему руку. Вулфред продолжал наблюдать за пленницей со склона холма. И вдруг увидел, что она опустилась на колени, потом наклонилась вперед и упала лицом вниз. Несколько мгновений он оставался недвижим, ожидая, что римлянка поднимется. Но она продолжала лежать все в той же позе. Тогда Вулфред стал осторожно спускаться с холма. При свете луны он мог совершенно отчетливо видеть лежавшую на земле женщину. Наверное, так же, как и она его. Вулфред уже спустился с холма, когда откуда-то из леса донесся вой волка. Девушка вздрогнула и тут же вскочила на ноги. И еще до того как голодный вой успел смолкнуть, она вновь погрузилась в работу. Причем с еще большим остервенением. Вулфред осторожно подошел к Мелании, стоявшей к нему спиной, надеясь, что та его не видит. Но она резко повернулась и со злобной усмешкой посмотрела на него: – Не прячься, сакс! Я по запаху чувствую, что ты здесь. – Таким же образом ты могла бы почувствовать и свой собственный запах! – с досадой произнес Вулфред. – Мне нечего стыдиться. Потому что мой запах – благородный запах труда. А от тебя пахнет ложью и предательством! – Независимо от причины любой пот пахнет одинаково, – буркнул Вулфред. Мелания усмехнулась, продолжая колоть дрова: – Ты совершеннейший невежда, сакс. К тому же глуп и туп, как поленья, которые я колю. – Но не тупее твоего топора. Советую тебе при работе пользоваться инструментами, облегчающими труд, а не мешающими ему. Вулфред выхватил у нее топор и принялся точить его о лежавший рядом большой камень. – Меня нисколько не удивляет твое умение точить топоры, – злобно ответила Мелания. – Ведь ими ты и твои приспешники рубят головы своим невинным жертвам! Вулфред улыбнулся и вернул пленнице топор. Она же бросила на него уничтожающий взгляд и прошипела: – Иди к себе в пещеру и выспись. И не мешай мне! У меня много работы! – Моя пещера вот где, – ответил Вулфред, кивнув в сторону бывшего жилища Мелании. Он отошел к дому и остановился у входа, продолжая наблюдать за пленницей. Она же усердно колола дрова. Что заставляет ее так самоотверженно трудиться на врага, размышлял Вулфред. Руки римлянки сгибались и снова распрямлялись при каждом ударе топора. Длинные распущенные волосы время от времени падали налицо. И каждый раз она изящным движением головы откидывала их на спину. Ритм ее движений привлекал своей грациозностью, чего раньше Вулфред не замечал. Фигура поражала гибкостью и извивалась с каждым взмахом топора. Она становилась действительно похожей на… змею. Завороженный живописностью представшей перед ним картины, Вулфред встряхнулся, подобно вышедшей из воды собаке, и поднялся на крыльцо дома. Спавший на пороге Сенред вскочил и виновато уставился на начальника. – Следи за ней, – буркнул Вулфред. – Следить? За тем, что она делает? – Да. Она явно намерена срубить все деревья в своем дворе. Пусть срубит. Только бы не причинила никакого вреда себе самой. – А когда она устанет? Вулфред улыбнулся: – Когда устанет, ты можешь отдохнуть…
Глава 7
– Вот уже четыре ночи, как я почти не сплю, – жаловался Сенред Вулфреду. – С ней что-то не так, коль скоро она совсем не устает. У меня же и сил нет больше следить за ней! – Она тоже устала, – покачал головой Вулфред. – Но не дает себе передышки. Хотя Сенреду и было поручено следить за римлянкой, сам Вулфред чувствовал, что не может оторвать от нее взгляда. А потому тоже жадно ловил каждое ее движение. Тем временем Мелания покончила с дровами и принялась за стирку белья. И снова целиком погрузилась в работу. Казалось, что она просто не может заставить себя остановиться. За четыре дня и ночи работы она ни разу не заснула. Во всяком случае, никто не видел, чтобы пленная римлянка хотя бы на минуту прилегла, причем никто не заставлял ее бодрствовать. Она сама героически боролась со сном и усталостью, изредка урывая минутку, чтобы перекусить. Вулфред, неслышно ступая по мягкой грязи, покрывавшей землю, подошел ближе к римлянке и некоторое время рассматривал ее. Что заставляло ее вести себя таким образом? Ведь было совершенно очевидным, что она довела себя до полного изнеможения. И тем не менее упорно продолжала работать. Однако никакой жалости к пленнице Вулфред не чувствовал. Что для здоровой молодой женщины какие-то четыре дня напряженной работы?.. С того момента, как римлянка с головой ушла в работу, явные попытки спровоцировать его на убийство сначала стали редкими, а затем и вовсе прекратились. Возможно, на них уже не было времени. Мелания не успевала даже выкроить пару часов на сон… – Хватит работать! – скомандовал Вулфред. – Даже рабыня должна спать, чтобы не умереть. Взяв двумя пальцами Меланию за подбородок, сакс поднял голову пленницы и посмотрел ей в глаза. – А ты останешься жить! – добавил он. Глаза римлянки вспыхнули бешенством. Она схватила было лежавшую рядом мотыгу, чтобы размозжить его большую и ненавистную голову, но Вулфред легко вырвал нехитрое оружие у нее из рук. Мелания действительно довела себя до полного изнеможения. – Уж лучше воспользуйся топором, – усмехнулся он. – Топором? Твоим оружием убийства?! Никогда! – Гордость не позволяет? – Да, гордость! Она у меня никогда не спит! – Но самой тебе надо выспаться. – Ты не можешь заставить меня спать! – Послушай, рабыня. Я могу заставить тебя делать все, что только захочу. Запомни! Вулфред схватил Меланию за руку и потащил за собой в дом. Она старалась сопротивляться, упиралась ногами и безуспешно пыталась дотянуться зубами до руки своего врага. И вдруг почувствовала, что усталость прошла. Борьба вселила в нее новые силы. Ей больше не хотелось даже спать, а сопротивление насилию стало доставлять неожиданное удовольствие. Саксы и бритты с восторгом наблюдали всю сцену из окон. Лицо Сенреда расплылось в ехиднейшей улыбке. Сеолмунд одобрительно кивал головой. Вулфред продолжал упорно тащить пленницу по ступенькам в дом, удивляясь ее невесть откуда взявшейся энергии. Тем не менее, бороться с римлянкой доставляло и ему немалое удовольствие, хотя сопротивление пленницы в значительной мере объяснялось желанием не поддаться сну. Но у нее не получится обмануть его! Вулфред твердо решил, что заставит римлянку заснуть! Непременно заставит! В коридоре нижнего этажа, куда он не без труда, втащил пленницу, ее сопротивление удвоилось. Мелания принялась неистово колотить сакса кулаками по плечу и груди. Но у нее ничего не получалось: сакс не отпускал свою жертву. С еще большей быстротой он потащил ее к выходу во внутренний дворик дома. – Отпусти меня, безмозглый варвар! – визжала Мелания. – Ты не сможешь заставить меня заснуть, если я сама не захочу! А скоро поймешь, что вообще не в силах заставить меня что-либо делать против воли. Сын омерзительной суки! Вонючая грязная задница! Я никуда не пойду с тобой! Слышишь? Отпусти меня сейчас же. Мелания изловчилась и укусила Вулфреда за руку. Но он не обратил внимания на ее нападение и, сильно ударив пленницу коленом в бок, выволок во внутренний дворик под восторженные вопли наблюдавших. Подтащив ее к полуразрушенному сарайчику, он бросил ее на старую кушетку – единственную оставшуюся здесь мебель. – Спи! – скомандовал он. – Я не желаю спать! – упрямилась Мелания. – Рабы не выбирают, что им делать! – гремел Вулфред. – Рабы повинуются! – Да, рабы повинуются, – взвизгнула римлянка. – Но если ты намерен мною командовать, то я повиноваться не стану! Потому что рабыней никогда не была и не буду! – Ты ошибаешься, римлянка! Я могу заставить тебя делать все, что захочу! Ибо обладаю достаточной силой, чтобы доказать свою правоту. Четыре изнурительные бессонные ночи не сломили ее духа и твердой решимости продолжать бескомпромиссную борьбу со своим врагом. Продолжать до тех пор, пока уже не останется сил и наконец наступит столь желанная смерть. На своем веку Мелания повидала немало мужчин, умерших именно таким образом, потому точно знала все признаки наступающего конца. Она продолжала жить только благодаря нечеловеческим усилиям воли, ибо плоть была вконец умерщвлена бесконечным тяжелым трудом. Вулфред никогда не думал, глядя на изнеженное тело римлянки, что она способна вынести все, что с ней было. Он даже начинал сомневаться, что перед ним действительно смертная женщина, которую он совсем недавно вытащил из раскаленной печи. Но теперь он понемногу начинал понимать свою пленницу и ждал, какой еще сюрприз она могла ему преподнести. Вызов, который римлянка бросила ему, отказавшись спать, был для нее равносилен утолению голода и жажды. В нем она черпала силы, чтобы бороться с истощением и усталостью. Вулфред решил, что пора положить конец ее сопротивлению. – Почему ты боишься спать? – спросил он. – Я не боюсь! – хмыкнула Мелания. – Обещаю, что никто не причинит тебе во время сна никакого вреда. Кушетка достаточно мягкая, а в сарае – тихо и спокойно. Никто не потревожит тебя. Ложись и отдыхай. – Я не хочу отдыхать, – прошептала Мелания, и глаза ее вспыхнули диким огнем. – Если только отдыхом не станет моя смерть. – Такого отдыха я тебе не дам! – вскричал Вулфред. – Ты получишь только то, что будет угодно мне! Мелания молча легла на кушетку, как будто предлагая себя саксу. Вулфред воспользовался случаем и лег рядом. Она, как коршун, встрепенулась и вновь принялась бороться с ним, хотя силы были неравными. В один из таких моментов Вулфред уперся коленом сразу в обе ноги пленницы, прижал ладони ее рук к бокам, пригвоздив римлянку к кушетке, и лег на нее. Но Мелания резко выгнулась и сбросила его, больно ударив головой в подбородок. Она вновь пустила в ход свое главное оружие – острый и ядовитый язык: – Ты вонючая грязная свинья! Твое омерзительное волосатое тело вызывает во мне отвращение. Но внезапно голос Мелании как-то сразу затих, слова сделались невнятными, и она… заснула, так и не успев совсем вырваться из его рук. Вулфред растерянно посмотрел на спящую девушку и непроизвольно прижал ее голову к своей волосатой груди. Разные мысли кружились у него в голове. И одна из них была о том, что именно сейчас он мог бы легко и безболезненно убить ее, после чего он и его воины могли бы уйти отсюда и присоединиться к Хенсе – командующему сакскими войсками. Они должны будут двинуться вместе с ним дальше на юг, им предстоят новые битвы, новые победы, а этот небольшой островок навсегда останется позади. Но… Но Вулфред не хотел убивать свою пленницу. Он смотрел на ее лицо, удивляясь плотности и черному цвету длинных ресниц, гладкости кожи и шелковистости волос. Сейчас он мог бы оставить ее одну. Но что-то удерживало сурового сакса… Вулфред продолжал сидеть на краю кушетки, держа в объятиях прекрасную римлянку, пока первые лучи солнца не просочились через щели сарая и не заиграли светлыми пятнами на полу и стенах… Мелания проснулась только после полудня. В первый момент она никак не могла поверить, что накануне мгновенно заснула. Но благостное чувство покоя после сна не могло продолжаться долго по двум причинам. Первую олицетворял сакс, стоявший в дверях со скрещенными на груди руками и наблюдавший за каждым ее движением. Вторая заключалась в том, что она чувствовала себя слишком отдохнувшей. И одновременно – побежденной. Мелания больше не ощущала близости смерти. Только голова была какой-то деревянной и болело все тело. – Я долго спала? – спросила она у своего стража хрипловатым со сна голосом. – Всю ночь и половину дня. Ночь и половину дня… Слишком долго! Она расстроилась: осуществление ее планов задерживалось. Теперь надо все начинать сначала. От подобной мысли у Мелании на лбу выступила испарина. И все же Мелания не отчаивалась. Ибо стремление перехитрить волосатого дурня было в ней гораздо сильнее досады по поводу зря потерянного времени, отдалившего собственную смерть. Приподнявшись и вытянув ноги вдоль кушетки, она с удивлением увидела, что во время сна кто-то накрыл ее легким одеялом. Скорее всего «монстр» попытался задушить ее. Но, взглянув на него, она решила, что убийство пленницы во сне вряд ли его бы удовлетворило. Он предпочел бы дождаться того момента, когда жертва проснется и начнет громко умолять о пощаде. Но одно оставалось бесспорным: Вулфред, каким бы глупым он ни был, понял причины, заставлявшие Меланию трудиться в поте лица, а потому больше не намерен просто наблюдать и удивляться ее трудолюбию. Значит, вновь обмануть его ей будет значительно труднее. Но что делать? Если она не сможет умереть от истощения и перенапряжения, что остается? – Вставай, рабыня! – усмехнулся Вулфред. – Хватит нежиться в постели! Пора бы и перекусить. Мелания улыбнулась про себя и спрятала лицо в подушку. Значит, ей предстоит умереть не от голода или непосильной работы, а от меча сакса. Так было лучше! – Послушай, монстр! – пробурчала она, не поворачивая головы. – Если ты действительно хочешь предложить мне завтрак, то для начала перестань загораживать выход своим мерзким телом! Или ты загодя спрятал еду под кушеткой? Впрочем, подавать завтрак прямо в постель – древняя римская традиция. Ты намерен ей следовать? Но не утруждай себя, пытаясь исполнить каждое мое желание. Просто отступи на шаг от открытой двери, чтобы мы оба могли наслаждаться свежим воздухом. Римлянка, несомненно, выспалась, пришла в себя и набралась новых сил. Вулфред наблюдал, как бодро она поднялась с кушетки, прошла мимо него чуть ли не с парадной воинской выправкой и скрылась за дверями кухни. Но почему она так послушно подчинилась его приказу? И почему на ее лице было почти радостное выражение? Вулфред перебрал в уме все подробности их последнего очень короткого разговора. Вулфред сказал пленнице, как долго она спала. Такое сообщение ее явно напугало. Он легко прочел по лицу римлянки, что в голове у нее созрели новые планы борьбы с ним. Мысли девушки отражались в ее глазах, подобно взмывшим в голубое небо утренним жаворонкам. Когда Вулфред заговорил о еде, лицо Мелании невольно просияло. Впрочем, подумал сакс, тут не было ничего удивительного. Ведь все последние дни она была занята изнурительным трудом, без сна и без пищи. Конечно, она проголодалась. Вулфред, прижимаясь к окружавшей дворик стене, чтобы его не было видно из окна кухни, осторожно последовал за пленницей. Кухня представляла собой маленькую комнатку с низкими потолками, деревянными стенами, покрытыми белой штукатуркой. В середине кухни выстроились в ряд массивные столы для приготовления пищи. В комнате было четыре окна правильной квадратной формы. Вулфред остановился на пороге и обвел взглядом кухню. Но пленницы в ней не было… Бывшие римские рабы прекратили работу и в страхе смотрели на застывшего в дверях предводителя саксов. У того не было никакого намерения их напугать. Он хотел лишь послушания. С одного из столов упал на пол кувшин и разбился на мелкие кусочки. Виновником оказался маленький мальчик, неловко взмахнувший рукой. Теперь он стоял над разлетевшимися черепками и в ужасе смотрел на своего нового хозяина. Но Вулфред не обратил на него никакого внимания. Глаза его искали Меланию. – Где она? – спросил Вулфред. Ответом было общее молчание. – Я велел римлянке идти на кухню. Но здесь ее не вижу! Так где же она? – Голос его прогремел, как большой барабан. – Не смей обижать ее! – крикнул кто-то. Вулфред повернул голову и увидел мальчика, только что разбившего кувшин. Сейчас он держал в руках деревянную скалку, угрожающе подняв ее над головой, как палицу. Вулфред с удивлением посмотрел на бесстрашного воина и его деревянное оружие. – Уж не собираешься ли ты со мной драться за нее? – спросил он, смерив юного вояку с головы до ног насмешливым взглядом. Мальчик глотнул воздуха и сжал скалку с такой силой, что пальцы его побелели. – Или я не римлянин?! – спросил мальчуган, глядя на сакса глазами готовой к броску змеи. – Вот уж чего не знаю! – ухмыльнулся Вулфред. – Неужели ты и впрямь римлянин? – А ты сам не видишь? – Я вижу перед собой очень молодого воина, у которого нет достойного оружия. А достойное имя у тебя есть? – Меня зовут Флавиусом. – Ага, имя действительно чисто римское! – Конечно! Так же, как и Мелания! – Нет. Ты скоро станешь настоящим воином. А Мелания – всего лишь женщина! – Она римская женщина. Такая же римлянка, как я – римлянин! И в ней есть немало от воина! – Нет. Она не воин, а борец. Это нечто совсем другое! – О! На лице Флавиуса появилось растерянное выражение. Конечно, мальчик был еще слишком мал, чтобы выглядеть настоящим римским воином. Но начинать учиться военному искусству уже мог. Вулфред участливо посмотрел на него. – Ты хотел бы стать борцом или воином? – спросил его Вулфред. – Я могу предоставить тебе выбор, поскольку ты уже почти мужчина. Флавиус сосредоточенно пожевывал губу, не спуская взгляда с сакского начальника. И, выдержав довольно длинную паузу, ответил вопросом на вопрос: – А все саксы – воины? – Не все, но большинство. У нас быть воином считается очень почетным. – А римляне – все воины! – Так в значительной мере было в прошлом. Тогда Рим славился своими воинами во всем мире. – Я стану воином, – твердо сказал Флавиус. – Мудрое решение! – улыбнулся Вулфред. – И когда я могу им стать? – Учиться можно начать прямо сегодня. Найди Сеолмунда и скажи ему о своем желании. Но имей в виду: быть воином очень трудно. – Я знаю. Флавиус повернулся, положил скалку на стол и побежал искать Сеолмунда. Улыбка исчезла с лица Вулфреда одновременно с уходом мальчика. Он обвел строгим взглядом всех остальных и вновь спросил: – Так где же она? Вперед выступил Терас: – Она только что здесь была, положила на тарелку еды и вышла, чтобы без помех позавтракать. Терас говорил спокойно и ясно. Вулфред оценил его смелость. Итак, пленница все-таки покорилась ему! Но Вулфред, к собственному удивлению, не почувствовал от ее покорности удовлетворения. Он был озадачен тем, что она легко и беспрекословно уступила. Вероятно, римлянка решила вести себя по-другому. Что ж, он будет внимательнее наблюдать за ней и постарается целиком подчинить своей воле! – Где? – односложно спросил он у грека. Тот помедлил с ответом. Но, будучи рабом, Терас понимал, что промолчать ему не удастся. Поэтому потупил взгляд и тихо сказал: – На восточном склоне холма есть скала с плоским выступом, на котором можно посидеть и полюбоваться видом на виноградник. Римлянка пошла туда. Вулфред знал, где находится скала. Он уже несколько раз бывал там. Он тут же повернулся и вышел из кухни. Римляне-работники облегченно вздохнули. Синрик выразил желание пойти с ним, но Вулфред знаком остановил его. Он не хотел никаких свидетелей или помощников в своих делах с Меланией. Синрик с хмурым видом стоял посреди двора, в то время как Вулфред стал подниматься на холм. Пройдя мимо виноградников, он увидел Меланию, действительно сидевшую на выступе скалы и державшую на коленях уже пустую тарелку… Осторожно ступая по мягкой траве, он подошел к пленнице, стараясь остаться незамеченным. Но она увидела его раньше, когда он еще шел через двор. Мелания подняла голову и с вызовом посмотрела на сакса: – Ты ходишь за мной, как собака, мерзкий варвар! А мне так хотелось побыть одной. Уйди. Ты ведь знаешь тропинку к моему дому и вряд ли заблудишься. К сожалению… У Вулфреда стало легче на душе. Тон Мелании на сей раз был почти дружелюбным. Но он все же не удержался, чтобы не кольнуть ее: – Неужели у тебя нет ничего за душой, кроме острого и ядовитого языка? – Ты забыл про волю, сакс. Тебе ее сломить не удастся! Мелания встала, чтобы посмотреть прямо в глаза своему врагу, но не смогла. Голова ее едва достигала груди могучего сакса. Вулфред вздохнул и улыбнулся: – У меня нет никакого желания сломить твою волю, римлянка. Он говорил спокойно, легко и уверенно. Наверное, именно поэтому храбрость Мелании сразу же куда-то испарилась. Он почувствовал, что перед ним стояла уже не та женщина, к которой он почти привык. Она была побеждена. И Вулфред понял, что теперь все должно будет перемениться. То же самое начала понимать и Мелания. Вулфред одержал немалую победу… Все же римлянка не выдержала, схватила пустую тарелку и запустила ею в сакса. Вулфред ловко поймал ее и бросил к ногам пленницы. Ударившись о выступ скалы, тарелка разлетелась на множество мелких осколков. – Какая же ты неуклюжая! – буркнул Вулфред. – Тарелка была моя, – вызывающе ответила Мелания. – Мне захотелось ее разбить. Наверное, я имела право на такое решение? Сакс подошел вплотную к римлянке, взял двумя пальцами ее за подбородок и приподнял его. Теперь Мелания смотрела прямо в его глаза, не мигая. Он услышал, как ее дыхание становится частым и прерывистым. – Но и я принял решение, – напомнил он Мелании. – Решение, которое остается в силе. Мелания резко оттолкнула его и бросилась бегом вниз по склону холма. Ей хотелось поскорее убежать от его слов, от него самого. А Вулфред стоял и, улыбаясь, смотрел ей вслед. Затем медленно пошел вниз. Как только место у скалы освободилось, раздался голодный волчий вой. В следующее мгновение большое серое животное выскочило из зарослей жимолости и принялось тщательновылизывать осколки разбитой тарелки…Глава 8
Помня, как упрямо трудилась римлянка все предыдущие ночи, Вулфред не стал дожидаться, пока утро соберет во дворе всех обитателей дома – саксов, римлян, бриттов, греков, – и осторожно вышел из комнаты… …Двор освещали два мигающих факела, прикрепленные к противоположным углам дома. Вулфред стоял спиной к одному из них. И все собравшиеся во Дворе могли видеть его четко очерченную на фоне пламени фигуру, слышать его властный голос, подчиняться ему. – Эта римлянка, – сказал он, указывая рукой на уже стоявшую у окна кухни и упрямо не смотревшую на него Меланию, – больше не будет работать. И если на ее лице я увижу признаки усталости или появится хотя бы одна морщинка, расплатитесь вы все. Давайте договоримся: если я еще хоть раз застану ее за работой, то прикажу вас не кормить! Вулфред говорил и не сводил взгляда со своей пленницы. Она же, казалось, не обращала на него никакого внимания. Вулфред не мог видеть глаз Мелании, ибо свет факелов, проникавший в окно, оставлял в тени ее лицо, освещая лишь грудь, бедра и ноги. Но всей своей позой она выражала свое презрение к нему. И сакс не мог его не чувствовать. – Я правильно тебя понял, что отныне Мелания больше не будет вообще работать? – спросил Терас. Вулфред на минуту задумался. Он отнюдь не хотел, чтобы пленница продолжала вести привычную для нее до прихода сюда саксов беззаботную и полную неги жизнь римских патрициев. Конечно, какую-то работу она все же будет выполнять. Но не столь тяжелую, не угрожавшую ее здоровью, а тем более – жизни. – Разве она умеет что-нибудь делать? – ухмыльнулся Вулфред, заметив, как вздрогнула Мелания, услышав его слова. Терас выдержал паузу, надеясь, что римлянка сама ответит на обидный вопрос. Но так и не дождался. – Может быть, она будет прясть, красить или заниматься ювелирной работой? – предположил он. – Возможно, – утвердительно кивнул Вулфред. Он посмотрел на Меланию и сказал ей тоном приказа: – Отойди от окна! Мелания выдержала его взгляд, и Вулфред понял, что она до сих пор не намерена уступать ему ни в чем. Усмехнувшись, Мелания небрежно повернулась и скрылась в темноте комнаты…– И все же я перехитрю его! – скучным голосом сказала спустя три дня Мелания Терасу. – В очередной раз продемонстрирую свою независимость и гордость. – Ты хочешь перехитрить его? – переспросил Терас. – Каким образом? – Видишь ли, он глуповат. И не ему со мной состязаться в хитрости. Я его проведу. Только после моей смерти он начнет понимать, как я его одурачила. Глупый варвар! – У тебя есть какой-то план, Мелания? – План? Я больше не стану работать до полного изнеможения, тем более что он заставлял меня выполнять работу, которую я постоянно делала в собственном доме. И я с ней всегда очень даже неплохо справлялась. – Но ты должна навсегда оставить мысль о самоубийстве! – наставительно сказал Терас. – О самоубийстве? Не волнуйся. Такого он никогда от меня не добьется! Так же, как никогда не сможет сломить мою волю. В такого рода играх я сильнее его. – Но есть и другие способы одержать победу, Мелания. Не столь агрессивные. – Что ты имеешь в виду, Терас? – Видишь ли, Вулфред – очень сильный человек. – Конечно! Постоянные убийства сделали его таким. – И достаточно привлекателен внешне. – Привлекателен, каким может быть хряк, лежащий в грязной луже. Только у хряка зубы получше! – Но мне кажется, что он увлечен тобою… – Увлечен мною?! – воскликнула Мелания, вскочив на ноги и в бешенстве отбросив стул, на котором только что сидела. – Ты понимаешь, что говоришь?! Грязный боров, мерзкий убийца и вдруг – увлечен мною! Если он чем-то увлечен, так только желанием причинить мне как можно больше страданий! И я скорее действительно убью себя, чем доставлю ему удовольствие увлечься мною! Боже мой, ты не представляешь, с каким наслаждением я вырвала бы ему глаза и бросила бы их воронам! С каким… – Мелания! – перебил ее Терас. – Веди себя разумно! Не забывай, что теперь ты рабыня и не можешь с ним драться. А если даже и попробуешь, то для тебя же будет хуже! Она посмотрела на грека и ледяным тоном проговорила: – Я не рабыня! И никогда не буду считать себя таковой! А буду бороться. Причем не сомневаюсь, что одержу победу! Мелания повернулась и стремительно вышла из кухни. Через открытое окно Терас увидел, как она пересекала двор, и крикнул ей вслед: – Но Вулфред смотрит на тебя как на рабыню. Его рабыню… Она, несомненно, слышала его слова. Но не ответила и даже не обернулась. Потому что знала, что ничьей рабыней никогда не была и не будет… Неожиданно Мелания поняла, что не знает, куда теперь направиться и чем заняться. За последние дни такого с ней еще не случалось. Она замедлила шаг. Затем вовсе остановилась. И впрямь идти было некуда! Триклиний[1] был занят «монстром» и его кровожадными приспешниками. Маленькая комнатка, в которой она спала, ей вконец надоела. Правда, оставалась еще кухня, где она в основном и проводила время, но Мелания только что оттуда ушла. К тому же там надо работать. А ей сейчас нельзя работать. Оставались бани и гимнастический зал, расположенные в одном из крыльев дома. Туда саксы еще не ходили, да и вряд ли вообще пойдут. Войдя в зал, Мелания остановилась, почувствовав, что здесь кто-то есть. Осмотревшись по сторонам, она увидела в темном дальнем углу Сенреда, прямо на грязном полу занимавшегося любовью с Доркас – одной из давно живущих в доме рабынь. От омерзения у Мелании перехватило, дыхание. С трудом справившись с собой, она подошла к ним и ледяным тоном сказала: – Вставай, Доркас! А ты, мерзкая сакская свинья, убери свои грязные руки с ее ног! И сам убирайся отсюда, если не можешь заняться чем-нибудь приличным! Правда, ты, верно, и не знаешь, что значит приличие! Впрочем, на свете вряд ли существует хоть один сакс, имеющий представление о приличии! Bсe вы умеете только убивать. А потому чем больше вас сдохнет, тем будет лучше! Я бы хоронила вас тысячами. Человечество только бы выиграло! Отпусти ее, мерзавец! – Ты нарушила наше уединение! – с виноватой улыбкой проговорил Сенред. – Заткнись, гнусная скотина! И ступай прочь отсюда! Он, видишь ли, захотел удовольствий! И выбрал подходящее место – гимнастический зал в моем доме! – А разве он не для этого предназначен? Я просто получил здесь то, чего… – Замолчишь ли ты наконец?! Как вы все омерзительны! Пошел вон, пока меня не начало тошнить прямо при тебе! Мелания и впрямь начала испытывать приступы рвоты. Сенред понял, что она не шутит, и исчез за дверью. Мелания же подошла к Доркас и наклонилась над ней: – Вставай и одевайся! Та виновато смотрела на бывшую хозяйку своими черными глазами. Доркас жила в доме чуть, ли не со дня своего рождения. Но только сейчас Мелания поняла, что совсем не знала свою рабыню. – Ты не первый раз здесь? – спросила она. – Да, но что я могла сделать? – тихо сказала Доркас. – Значит, ты все время спала с ним? – У меня не было другого выхода, – прошептала Доркас. – Сенред по крайней мере оказался добрым. А могло случиться и куда хуже! – Хуже? Ты спала с саксом фактически на глазах у всех! И считаешь, что могло быть еще хуже? И даже не подумала, что Бог отвернется от тебя после всего, что ты сделала? Ведь мерзавцы саксы, все без исключения, пришли сюда убивать, грабить и жечь! Для меня ничего более позорного не могло бы быть! – Да, для тебя – конечно! – ответила Доркас, голос которой, в свою очередь, задрожал от ярости. – Но не забывай, что ты теперь тоже стала рабыней, как бы ни пыталась утверждать обратное. Неужели ты надеешься на пощаду? Или все еще не понимаешь, что саксы стараются во всем находить для себя только удовольствие? Даже в том, чтобы сжечь дотла дом? Просто удивительно, что они все еще тебя не тронули! – Не тронули меня? – с ужасом повторила Мелания слова Доркас. Неужели гнусные животные осмелятся ее тронуть?! – Хотя ты должна понимать, – продолжала рабыня, – что пока они щадят тебя только благодаря заступничеству Вулфреда. Он командует ими и тобой. А потому они не осмеливаются до тебя дотронуться! – Вулфред мною не командует! В ответ Доркас лишь выгнула правую бровь. Для нее-то все было ясно. Ведь Вулфред стал хозяином дома. Ему теперь подчиняются все слуги, рабы, бывшая хозяйка, их труд и… И сама жизнь… Да, Мелания понимала все, но надеялась на недолгое присутствие саксов здесь. Скоро они уйдут отсюда, думала она, скорее всего до конца нынешнего знойного и сухого лета. Как каждый сезон, пройдет и этот. Должен пройти! Господство пришельцев не может длиться годами! Иначе она просто не выдержит! Ведь Вулфред преследует ее повсюду. Днем и ночью… Следит за ней даже во время сна. Он захватил ее дом и превратил его в свой военный лагерь. Присвоил все, что ей было здесь дорого. На всем теперь осталась сакская печать! И даже, возможно, и на ней самой… – Я… ничего не поняла, – произнесла Мелания вслух. – Я ничего подобного не могла себе представить!.. – Глядя в черные глаза Доркас, она почти была готова начать извиняться, чего никогда и ни перед кем не делала. Выдержав паузу, она строго сказала: – Сделай все возможное, чтобы выжить, Доркас! Я стану молить Бога, чтобы Он не нашел в твоих поступках никакой вины. Ведь единственными виновниками всех постигших нас бед стали саксы! Не дожидаясь ответа провинившейся рабыни, Мелания круто повернулась и ушла. Ее охватило неудержимое желание действовать и бороться. Надо только найти Вулфреда. Мелания не сомневалась, что он где-то рядом. Действительно, Вулфред сидел у огня возле входа в гимнастический зал в окружении своих приспешников. Грязное чудовище! Ничего, сейчас она заставит его защищаться! Мелания подошла к Вулфреду и бросила на него взгляд, полный негодования и отвращения. – Мне сказали, что твои люди позволяют себе грязные вольности по отношению к живущим в моем доме женщинам, за которых я несу ответственность, – мрачным тоном произнесла она. – Сказали также, что они якобы пощадили и меня лишь потому, что ты в силу своей глупости возомнил, будто бы имеешь надо мной власть и можешь единолично распоряжаться моей жизнью. И будто бы только благодаря твоему вмешательству меня, единственную из женщин, пока еще не изнасиловали. Я права? Теперь Вулфред поневоле должен был оправдываться. Причем публично. Однако пока Мелания произносила свою обвинительную речь, Вулфред даже не пошевелился. Он продолжал сидеть за столом, потягивая пиво из огромной кружки и не удостаивая ее даже взглядом. Наконец Вулфред лениво повернул голову не к ней, а к своим воинам и спросил по-латыни: – Насколько я понимаю, она говорит что-то очень оскорбительное? Весь гнев Мелании, казалось, застыл в горле. Она закашлялась и замолчала. – Ты преуспела в своем злословии, – усмехнулся Синрик. – Я почти готов сдаться! – с нарочитой серьезностью добавил Сенред. – Ты, грязный монстр! – взвизгнула Мелания, до боли сжав кулаки. Болдуфф улыбнулся, приподнял свою кружку, как бы произнося тост, и торжественно объявил: – Никогда не позволяйте себе недооценивать женщин! После чего залпом выпил все до дна. – Минутку, – включился Катред, обращаясь ко всем сидевшим за столом. – Я подумал, что… – Заткнись, вонючий сакс! – оборвала его Мелания. К собственному удивлению саксов, все они разом замолчали. Наверное, потому, что в глазах римлянки горела такая смертельная ненависть, какой они еще никогда не видели. Казалось, что еще минута, и она испепелит их взглядом. Вулфред оставался неподвижным. И только его глаза лениво скользили по лицу пленницы. – Отвечай! – потребовала Мелания, обращаясь к нему. – Правда, что лишь одну меня не тронули твои выродки? – Но ведь только ты и можешь подтвердить или опровергнуть свои слова, – буркнул Вулфред. – Если, конечно, в твоем лживом сердце римлянки найдется уголок для правды. – Никто меня пальцем не тронул! – выкрикнула Мелания. – И потому я должна тебя благодарить? – Возможно, что не меня, а саму себя! – уже с заметным раздражением ответил Вулфред. «Саму себя? – подумала Мелания. – Почему же? Из-за того, что всегда подчеркивала свое превосходство перед ними? Или внушала всем страх?» Последнее было вполне вероятным… Вулфред поднял голову и громким голосом прервал ее мысли: – Что тебе сказать, римлянка? Ведь ты имеешь способность возбуждать мужчин. Одним своим запахом… – От тебя тоже исходит запах, монстр! Только от меня пахнет честным, здоровым трудом, а от тебя исходит смрад убийств и обмана. Я предпочитаю свой запах! – Боюсь, что только ты и предпочитаешь! Его голубьте глаза, взгляд которых, казалось, пронизывал Меланию насквозь, искрились весельем. И Мелания сразу же почувствовала себя совсем одинокой во всем мире. Она прикусила нижнюю губу и повернулась спиной к сидящим за столом, потешавшимся над ней. Им явно было очень комфортно и весело. – Мне не нужна ничья поддержка, – бросила Мелания через плечо. – Особенно если речь идет о такой интимной подробности, как запах моего тела. Он касается меня одной! – В первую очередь ты теперь должна считаться с моими вкусами и пристрастиями! – крикнул Вулфред. Он считает, что она намерена отступить? Нет, никогда! Гадкие мерзавцы не сделают из нее посмешища! – Твои пристрастия меня не интересуют, – фыркнула она, на мгновение повернувшись лицом к Вулфреду. – Что ж, теперь ты, верно, убьешь меня. Ножом или палицей – мне все равно! Или все же ты не решишься, испугавшись возмездия со стороны Рима, законы которого жестоко карают за убийство и, как уже давно признано всем миром, защищают права слабых против сильных? Защищают невиновных от насильников и убийц? – Значит, они защищают также и меня от тебя? – хмыкнул Вулфред. – Не так ли? Впрочем, у меня нет никакого желания обсуждать с тобой римское право! – Мне понятно почему, гнусный варвар! – начала было Мелания, но Вулфред грубо оборвал ее: – Довольно! Уходи, римлянка! И оставь при себе все свои поганые убеждения. Уходи отсюда немедленно! Мелания вновь повернулась спиной к Вулфреду и гордо пошла через двор, чувствуя на себе взгляд голубых глаз сакса, в которых теперь горело уже откровенное бешенство. Еще никогда он не смотрел на нее с такой злостью. Даже когда Мелания молотила его кулаками и кусалась. Теперь же Вулфред был просто вне себя от негодования. А Мелания вдруг почувствовала, что приступ злобы сакса впервые не доставил ей никакого удовлетворения…
Глава 9
– Он тобой очарован! – сказала Доркас Меланин, пока они переходили через двор. – Кто? – Вулфред. Мелания никак не отреагировала на ее слова. Доркас выдержала паузу и уточнила: – Главный сакский урод. – Его так зовут? – равнодушно спросила Мелания. Она знала его имя и ничего большего знать не хотела. Для Мелании куда более важно было, что «главный сакс» знал ее имя, хотя Вулфред никогда не произносил его, предпочитая называть свою пленницу просто римлянкой. Видимо, он считал такое обращение очень обидным для девушки. Глупый ублюдок! Но он должен запомнить ее имя до конца своего последнего дня, после того как она одержит над ним победу. Правда, день ее победы, увы, придет не скоро. Наверное, она все-таки сама умрет раньше. – Ты слышала, что я сказала? – спросила ее Доркас. – Да. Ты сказала, что он мною увлечен. Только совсем в другом смысле. Просто он, должно быть, боится меня, как червяк ястреба. Мелания не видела Вулфреда уже пять дней. А с тех пор как она пыталась разрушить его решительный настрой оставить ее живой, прошло уже целых восемь. Итак – пять или восемь дней! Дом не был настолько просторным, чтобы человек мог где-то затеряться. Конечно, Мелания старалась всеми силами избегать встреч с ним, шарахаясь в сторону, как от смертельной заразы. Но самое главное заключалось в том, что порой ей инстинктивно хотелось поймать взгляд своего ненавистного врага. Да, она не видела его уже пять или восемь дней… И совершенно неожиданно для себя почувствовала непонятное влечение к нему. Возможно, ее чувство можно было объяснить просто любопытством, ведь вполне естественно, ей хотелось узнать о впечатлении, которое она производит на Вулфреда в последние дни. Может быть, «главного сакса» стало беспокоить, что она в какой-то степени начинала брать верх над ним в их молчаливой борьбе. Теперь надо было добиться, чтобы он стал искать встреч с ней за пределами дома и двора. Чтобы он потребовал от нее непременного присутствия рядом с собой, а она бы отказала ему и испытала бы тем самым наивысшее удовлетворение. Может, он забыл ее за прошедшие пять или восемь дней? Может, уже не помнит, что она была его злейшим врагом, а потому за ней нужен неусыпный контроль, уже не помнит злобу, которая вспыхивала в ней во время их последних встреч, и как они ненавидели друг друга? Она-то не забыла ничего, связанного с ним… Не забудет и в ближайшие годы. И все же где он? Мелания без конца ходила взад и вперед, как попавшее в клетку дикое животное. У нее безумно болела голова. И уже не один день… – Ты можешь воспользоваться создавшейся ситуацией, – продолжала Доркас навязывать Мелании разговор, которого та откровенно не желала. – Воспользоваться чем? – со вздохом спросила она. – Тем, что Вулфред увлекся тобой. – Говори яснее, – сказала Мелания, остановившись посреди двора. – Ты знаешь что-нибудь о мужчинах вообще и о нем в частности? – ответила раздраженным тоном Доркас вопросом на вопрос. – Я знаю, что он монстр, больше похожий на омерзительное чудовище, распространяющее вокруг себя чуму, чем на человека. Червь, питающийся падалью. Разве не так? Доркас ничего не ответила, кивнув в сторону ворот. Мелания посмотрела туда и увидела… «червя» Вулфреда… Конечно, он слышал весь ее разговор с Доркас… Но ведь Мелания никогда не скрывала своих мыслей. Так же, впрочем, как и злобу.…Мелания теперь показалась Вулфреду еще меньше ростом. И опять она была нервной и взволнованной, причем настолько, как будто пыталась вот-вот выпрыгнуть из кожи. Что же она сделала с собой за последние дни! Работать до изнеможения ей было запрещено, и воины Вулфреда бдительно следили за тем, чтобы пленница не нарушала данного запрета. Чем же она занималась? Как проводила время? Во всяком случае, сегодня римлянка выглядела вконец истощенной. Ее кожа казалась прозрачной, как воздух. Огромные глаза резко выделялись на фоне бледного лица. Она ни минуты не стояла на месте, расхаживая быстрым шагом туда-сюда возле кухни. О чем думала она? Вулфред не сомневался, что ни о чем хорошем… Пока Доркас размышляла над тем, как ответить на вопрос Мелании, та повернула голову и посмотрела в другую сторону. Очевидно, ее движение было слишком резким, потому что у нее перед глазами все вдруг поплыло, как в густом тумане, и она ухватилась за косяк кухонной двери, чтобы не упасть. Доркас бросилась к ней, обняла за талию и на протяжении нескольких мгновений поддерживала, пока та не пришла в себя. Мелания пошатываясь вошла в дом. Вулфред же, спустившись с холма, остановился у открытой двери и, знаком подозвав к себе Доркас, спросил: – Она съела хоть что-нибудь сегодня? – Еще не время для еды, – смущенно ответила Доркас. – Принеси ей поесть! Сейчас же! Мелания, стоявшая перед открытым окном кухни и слышавшая разговор, громко сказала: – Я не ребенок, которым распоряжаются за его спиной! Если хочешь мне сказать что-то важное, обращайся непосредственно ко мне. Вулфред вошел в кухню и бросил на Меланию испепеляющий взгляд. Он хотел ей что-то сказать, но появилась Доркас с блюдом, нагруженным ломтями хлеба и фруктами. Вулфред тут же перехватил блюдо и, протянув Мелании, приказал: – Ешь! – Не хочу! – фыркнула, сморщив свой римский нос, Мелания, – Я вовсе не голодна! – Я не спрашиваю, голодна ты или нет. А приказываю: ешь! – Как было бы хорошо жить, если бы каждый мог делать что хочет! Если бы ничто не мешало исполнению любых желаний! И никто из нас не желал бы невозможного! – Глаза Мелании сверкали, как у разъяренного зверя. – Но разве родители в вашей языческой стране, – продолжала она, – не учат своих детей тому, что им не всегда все разрешено? И не все их пожелания должны выполняться? Или у вас считается, что ребенок, подобно животному, едва научившись ходить, должен быть предоставлен самому себе? В таком случае посмотри, что из тебя выросло! – Как бы то ни было, но если ты сейчас же не съешь все, что тебе принесли, я запихну все содержимое в твою римскую глотку. Именно так поступают с упрямыми и капризными детьми! – Возможно, но я не ребенок! – Докажи! – прорычал Вулфред, поднося блюдо к лицу римлянки. Несколько мгновений Мелания колебалась. Ей безумно хотелось схватить блюдо и швырнуть его в физиономию сакса. Вулфред догадался о коварном желании Мелании по ее глазам и отступил на шаг. Взгляд его выражал сожаление. Поразмыслив, Мелания подняла голову и, отломив ломтик поджаренного хлеба, отправила его в рот. С хрустом прожевав его, она отломила еще один… Затем – еще… И еще… После чего приступила к нарезанным мелкими дольками яблокам. Вулфред, контролировавший уже каждый ее кусок, облегченно вздохнул и сказал с довольной улыбкой: – Отныне ты будешь завтракать, обедать и ужинать только со мной. Чтобы я мог за тобой наблюдать. Я тебе приказываю! Мелания ничего не ответила и, проглотив последнюю дольку яблока, вышла из кухни. Да, она будет подчиняться ему. Сакс одержал еще одну победу, хотя Вулфред знал, что его пленница отнюдь не использовала весь свой арсенал защиты, пусть и достаточно ограниченный. Но уморить себя голодом теперь ей уже не удастся. Кроме того, римлянка будет чувствовать постоянный надзор за собой… Вулфред уже успел неплохо узнать ее, а потому имел все основания быть подозрительным… И осторожным…
Глава 10
Вулфред следил за Меланией, как голодный волк, подстерегающий новорожденного ягненка. Замечал более чем скудную еду, которую она старалась унести с собой, и подкладывал ей до нормальной порции. Она уходила, чтобы не сидеть с ним вместе и не чувствовать тяжелого гнета молчаливого противоборства, неизбежно возникавшего, когда они завтракали, обедали или ужинали за одним столом. Мелания понимала, что в прямой пикировке и обмене оскорблениями ей не выиграть. Вулфред был слишком сильным, большим и властным, с громовым голосом. А она с каждым днем все больше худела и слабела, и голосок у нее был нежный, мелодичный. Мелания решила одержать победу в немом сражении с Вулфредом, но победы не получилось. Мало того, ей уже не хотелось, чтобы Вулфред стал более подозрительным к ней, нежели раньше. Он же сознавал, что не отступил в своей борьбе ни на шаг, ибо глаза римлянки не горели победным огнем. А ведь каждый раз, когда Мелании удавалось перехитрить сакса, она вся светилась торжеством. Но таких моментов с каждым днем становилось все меньше… Вулфред стал заставлять пленницу садиться за стол вместе со всеми остальными саксами. И сам определял место для ее тарелки и на протяжении всей трапезы наблюдал, как она ест. Поначалу ей было не по себе, но очень скоро Мелания вынуждена была признать, что манеры поведения варваров отнюдь не выглядели такими уж отвратительными, как казались ей сначала. Конечно, они почти не умывались перед едой, ели из грязных тарелок, с жадностью пожирая содержимое, но могло быть и гораздо хуже… Прошло еще несколько дней. Мелания продолжала терять вес. Вулфред стал настаивать, чтобы она во время застолий сидела непосредственно рядом с ним. Мелания про себя улыбнулась. Сакс явно не понимал, что совсем недавно помогало ей выигрывать. Жалкий языческий дурачок… Она бросила на него пренебрежительный взгляд, но все же снизошла до того, чтобы исполнить его желание. Теперь за ней закрепилось почетное место во главе стола, тем более что стол принадлежал ей, как и весь дом. Вулфред по-прежнему не спускал глаз с тарелки пленницы, требуя, чтобы она ела еще больше. Во время трапезы одно блюдо перед Меланией сменялось другим. Подобное разнообразие давало ей возможность съедать по крошечному кусочку с каждой из приносимых тарелок, делая вид, будто отдает должное им всем. И все же каждая трапеза была для нее испытанием… Съев, как обычно, все, что нужно, она выпила рюмку легкого вина, чтобы заглушить вкус жареного мяса, и решила встать из-за стола, поскольку старалась за едой никогда не засиживаться. Но на сей раз Вулфред остановил ее. – Останься! – приказал он, повернувшись к ней спиной. Мелания с удивлением посмотрела на него и стала ждать, когда он снова соизволит на нее взглянуть и сказать еще что-нибудь. Вулфред действительно повернулся и указал взглядом на стул, с которого она только что поднялась, что означало приказ сидеть и из-за стола не подниматься. Но Мелания продолжала стоять, скрестив руки на груди в знак неповиновения. И только тяжело вздохнула. – Ты, похоже, сейчас ничего не делаешь, – сказал Вулфред, поигрывая ломтем жареного хлеба, который держал в руках. – Но ленивых рабов у меня не бывает. – Я не… – Молчать! Лучше покажи мне свою ручную работу. Или грек врал, что ты искусная рукодельница? – Понятно, почему ты подозреваешь во лжи всех, не имеющих отношения к варварам, ведь ложь характерна для тебя, сакс, и тебе подобным. Но Терас не лжет! – А ты лжешь, римлянка? – Я никогда не лгала, твердя о своей ненависти к тебе и твоим подручным, сакс! Хотя и не говорю до конца всю правду о своей злобе к тебе, потому что слов не хватает. – У тебя-то не хватает слов? – переспросил Вулфред. – Да само подобное утверждение не что иное, как наглая ложь! Но если ты собираешься мне мстить, то вряд ли у тебя получится, хотя бы потому, что само понятие мести недоступно рабу, а тем более маленькой, жалкой, трясущейся от страха рабыне! Мелания промолчала, только на ее губах заиграла высокомерная улыбка. Она праздновала в душе очередную свою победу. – Ты с презрением называешь меня маленькой? Так знай же, что гордые, самолюбивые римлянки в большинстве своем небольшого роста. – И к тому же очень ленивы! – усмехнулся Вулфред, подбросив вверх и поймав большой кусок сыра. – Я не принадлежу к числу тех, кто любит засиживаться за столом, и никогда не получаю удовольствия от того, чтобы забавляться предметами, которые полагается есть. Вулфред ничего не ответил. И Мелания поняла, что он играет не только куском сыра, но и ею. Но она была не из тех женщин, с которыми можно безнаказанно играть. – Я ухожу, – объявила Мелания, резко повернувшись. – И я с тобой! – откликнулся Вулфред, вскочив со стула. – Надо посмотреть, как ты работаешь. – Мне вовсе не требуется твоего присутствия, гадкая сторожевая собака! – хмыкнула Мелания. – Пасти меня, как овцу, не надо! Я отлично знаю, что делать. Мне и так приходится быть под постоянным наблюдением идиотов, которых ты называешь своими друзьями. А теперь оставь меня в покое, сакс! Ибо то, что я буду делать, вряд ли тебе интересно. – Не слишком ли ты самоуверенна? – Я всегда уверена в том, что говорю. Как и каждый человек, у которого голова в порядке. – Ты бросаешь слова, которые вызваны твоим раздражением. – Можешь думать, как тебе хочется, сакс! В отличие от тебя я говорю только то, что знаю. Так, я знаю, что твое присутствие раздражает меня, и было бы лучше, чтобы ты ушел! Я хочу остаться одна и не чувствовать тебя у себя за спиной, подобно колючке на собачьем хвосте. – Не стану спорить: возможно, что не так уж давно тебе было достаточно прошептать, и любая просьба тут же исполнялась. Но такие времена прошли. Теперь тебе придется делать то, что я захочу! – Опять ты твердишь мне одно и то же! Пойми же, что я не дура и отлично понимаю, чего ты от меня добиваешься! Поначалу он хотел ее смерти. Но теперь перед ней стоял не просто безымянный сакский варвар, а Вулфред. И он хотел, чтобы она умерла у его ног с мольбой о пощаде. Мелания круто повернулась и со всех ног побежала через двор к склону холма, на котором зеленели виноградники. Она старалась убежать даже не от сакса, а от самой себя. От злобы и бессильной ненависти, которые охватывали ее при одной мысли о том, что сделал пришедший сюда с мечом человек с ее жизнью и какую смерть пытается ей уготовить. Холм сейчас показался для Мелании более крутым, чем раньше. А потому у нее не хватило сил убежать слишком далеко. Значит, она начинает слабеть и здоровье ее уже подорвано. Следовательно, победа уже близко! Такое обстоятельство обрадовало Меланию. Она остановилась на выступе торчавшей из холма скалы, чтобы перевести дыхание. Тут же к горлу подступила тошнота. Отделаться от нее оказалось значительно легче, чем несколько дней назад. Наверное, потому что Мелания в последнее время почти ничего не ела. Вытерев губы подолом юбки, Мелания выпрямилась и откинула назад упавшие на лоб длинные пышные волосы. Итак, она снова одержала победу над ненавистным саксом. А потому чувствовала себя легкой, почти воздушной. Голова была ясной, мысли казались прозрачными. Она осмотрелась по сторонам. И тут же почувствовала, как у нее резко упало настроение. Она увидела Вулфреда, стоявшего у подножия холма и не спускавшего с нее презрительных глаз. Первой ее реакцией было удивление. Ибо презрения к себе от него она никак не ожидала… Тем временем сакс подошел ближе. – А. ты хитра по-детски, – насмешливо сказал он. – Ну прямо как ребенок! – Совсем нет, – возразила Мелания, снова вытирая губы. – Наоборот – я по-римски решительна. – И твоя решительность проявляется в попытке уморить себя голодом? – В словах Вулфреда явственно прозвучала угроза. – В твердом желании поскорее отделаться от тебя любым способом! – Но у тебя ничего не получится! И Вулфред почти вплотную подошел к Мелании. – Ты не можешь заставить меня жить, если я твердо решила умереть! Не можешь насильно заставить меня есть! Не можешь запретить мне отказываться от пищи! Вулфред схватил Меланию за руки и, крепко сжав запястья, сказал: – Теперь ты ни на шаг не отойдешь от меня. – Ты и так поминутно следишь за мной. Вулфред разжал руки и улыбнулся: – Ты права! Куда бы Мелания ни шла, Вулфред обязательно оказывался рядом. Завтракали, обедали и ужинали они вместе. Он даже провожал пленницу в отхожее место и слушал под дверью, не пытается ли она искусственно вызвать у себя рвоту. Животное… Он следил за тем, чтобы Мелания тщательно чистила зубы. Обязательно стоял рядом, когда римлянка разговаривала с Терасом. Внимательно слушал, как она наставляла Доркас. Следил за приготовлением красок. Одним словом, Вулфред следил, следил и следил за своей пленницей… Мелания стала понемногу набирать вес. Вулфред замечал, как она полнела, и добродушно посмеивался. Она же казалась себе до омерзения жалкой… Конечно, Вулфред не только сам везде сопровождал Меланию, но и заставлял ее постоянно следовать за собой и вообще находиться рядом. Отвратительное ничтожество… Они стояли вместе посередине двора и наблюдали, как сакские воины упражнялись с оружием. Вулфред не дотрагивался до Мелании, не заставлял ее стоять ближе к себе. Вначале Мелания энергично сопротивлялась подобному насилию. Но Вулфред был гораздо крупнее и сильнее ее. Приходилось покоряться, хотя порой ее начинало тошнить от отвратительной близости к нему. Ей казалось, что на свете нет ничего более противного, нежели его прикосновения. И она старалась держаться как можно дальше от него… Как можно дальше… Вулфред и Болдуфф стояли лицом к лицу посередине двора. Некоторое время назад они объявили двор ареной своих регулярных турниров. Воины настолько изголодались по ратным схваткам, что за отсутствием боевых противников стали состязаться друг с другом. Перед началом каждого турнира противники поднимали над своими головами мечи и скрещивали их в качестве взаимного приветствия. И поединок начинался. Мелании приходилось присутствовать на большинстве подобного рода представлений. Она с насмешливой улыбкой наблюдала, как Вулфред чаще других поднимал свой сверкающий меч и опускал его плашмя на защищенную шлемом голову противника. Мускулы его напрягались, и порой Мелании казалось, будто бы и они, как и его меч, были стальными. В тот день первой парой на состязаниях были Вулфред и Болдуфф. Болдуфф блокировал удар Вулфреда и скользнул своим мечом по его локтю, пытаясь поразить в живот, демонстрируя коварный, чисто сакский прием. Но Вулфред без особого труда отразил удар и, сделав шаг вперед, изо всех сил ударил противника в пах. Болдуфф громко вскрикнул и, корчась от боли, упал к ногам Вулфреда. Мелания неожиданно почувствовала удовлетворение, когда Болдуфф, покрытый пылью, распластался на земле. – Мечи наводят ужас, когда их заносят над головами, – усмехнулся Вулфред, обращаясь к юному Флавиусу. – Поэтому каждый войн должен постоянно совершенствовать свое искусство обращения с таким оружием. Запомни, мальчуган, если действительно решил стать настоящим бесстрашным воином! Флавиус вздрогнул и поднял глаза на грозного сакса. – Я… я ничего не боюсь… – пролепетал юноша. – А вот я боялся и боюсь! – проговорил Вулфред. – Неужели ты боишься? – с удивлением переспросил Флавиус. – Да. А ты что, и впрямь никогда не боялся? Флавиус расправил плечи и гордо поднял голову: – Я – римлянин! – Думаю, что и римлянин также может иногда позволить себе бояться. – Ты так думаешь? А вот Мелания никогда и ничего не боялась! Вулфред повернул голову и пытливо посмотрел на пленницу. Та невольно провела ладонью по лбу, опасаясь, как бы нарочито хмурое выражение не исчезло с ее лица. Вулфред нагнулся к Флавиусу и что-то шепнул ему на ухо. Тот в ответ кивнул головой. – Продолжай учиться и тренироваться! – громогласно объявил Вулфред. Но Меланию больше интересовало, что именно «монстр» шепнул юноше. Она задумалась… Не так давно двор ее дома, где теперь тренировались воины, отличался изяществом и красотой. Самый уютный и тихий уголок дома был любимым местом отдыха отца Мелании. Он пестовал и украшал его и любил в нем сидеть вечерами. Хорошо, что он не дожил до дня, когда варвары перевернули здесь все вверх дном! Он погиб в борьбе с ними. А Мелании пришлось жить рядом с саксами, принимая от них еду и ночлег… Ей казалось такое положение дел кощунством! Она редко вспоминала об отце, после того как увидела его лежащим на грязном полу, искалеченным и обескровленным. А вокруг стояли безжалостные саксы, торжествовавшие победу и насмехавшиеся над ее горем и отчаянием. Тогда Мелания старалась не думать о погибшем отце и не растравлять себе душу. Все ее силы были направлены на то, чтобы отнять победу у подлого сакского убийцы. Теперь же времени для подобных мыслей у нее было достаточно… Поначалу ей казалось, что смерть постоянно парит над ней, подобно ангелу, готовому вырвать ее из мира страха и ужаса, чтобы принести к святым стопам Всевышнего. Но сейчас она уже прожила дольше, нежели рассчитывала. И скорее всего ей суждено жить дальше. Мелания начинала понемногу убеждаться, что ее «монстр» не так глуп, как ей раньше казалось. Неожиданно ей захотелось сказать слова прощания своему отцу, хотя бы только в своем сердце. Тем временем Вулфред с интересом наблюдал, как его воины упражняются со своим примитивным оружием. Мелания подошла к нему и спросила: – Где мой отец? – А ты сама как думаешь? – Я уверена, что сейчас он на небе, рядом с самим Богом, куда ни одному варвару никогда не попасть. Но где его останки? Она задала вопрос и со страхом ждала ответа. Ведь Вулфред мог ответить, что останки ее отца были сожжены в печи или брошены в общую могилу. А Мелания чтила римские обычаи погребения. Она посмотрела в глаза Вулфреду. В них была печаль. Или же симпатия к погибшему врагу. Взяв Меланию за руку, он повел ее за собой к подножию холма. Она попыталась вырваться, но Вулфред еще крепче сжал ее ладонь и тихо сказал: – Идем, я тебе сейчас покажу! Мелания перестала сопротивляться и покорно последовала за Вулфредом. Они вышли за окруженную каменной стеной территорию двора через боковые ворота и пересекли небольшой луг, покрытый свежей, мягко шуршавшей под йогами травой. Мелания догадалась, куда Вулфред ее ведет. Именно здесь были похоронены все ее умершие домочадцы. Об их упокоении позаботился Терас, за что Мелания была ему глубоко благодарна. Ее мать, брат и родная тетя лежали рядом. И вот последним в ряду стал отец… На новом камне была выгравирована надпись: «Здесь, в этой могиле, мирно спит Меланиус». Мирно спит… Да, теперь, он мирно спал. А она осталась жить, чтобы бороться с общим врагом. И не найдет себе умиротворения, до тех пор пока не воссоединится со своей семьей там, на небесах, где Иисус Христос обещал всем им приготовить место. И ей тоже, поскольку ее земной дом был осквернен и разрушен погаными язычниками. Да, здесь упокоился ее отец. Здесь лежит ее мать… Брат… Но придет и ее время… Так или иначе, но придет! Если она победит сакса, то умрет. Если проиграет ему, то также умрет. И тогда воссоединится со своим отцом. Мелания поспешила отогнать от себя грустные мысли. Она тяжело вздохнула и бросила взгляд на стоявшее рядом златовласое «животное». Сакс тем временем рассматривал верхушки деревьев. – Он действительно лежит здесь? – спросила она. – Да. Мелания обвела взглядом полянку. На лице ее отразилось удивление. – Но я не вижу других надгробий. В память тех, кто был рядом с отцом. Или их посчитали недостойными? Вулфред несколько смутился, но все же сказал: – Твой отец бился храбрее всех. А потому достоин особого уважения. – Он был не так стар, – вздохнула Мелания. Посмотрев вверх, она увидела двух летящих и громко поющих жаворонков. – Отец любил это место и свой дом… – Он очень храбро сражался, – повторил Вулфред. – Да, – согласилась Мелания. – Он сражался также и за тебя, – добавил Вулфред, выдержав паузу. – Да, – улыбнулась Мелания, нежно проведя ладонью по буквам на камне. – Он любил тебя. Мелания почувствовала, как комок подкатывается ей к горлу, а на глазах выступают слезы. Отец действительно безумно любил свою дочь. – А ты убил его, – с трудом выговорила она, думая о том, что на руках Вулфреда, возможно, кровь ее отца. – Нет, – ответил Вулфред. – Твоего отца убил не я. – Не ты? – Нет, не я. Странно, но она поверила ему. Наверное, потому, что Вулфред никогда ей не лгал. Впрочем, ему не было особой нужды лгать своей пленнице. – Тогда кто же? – спросила она. Он подошел к Мелании вплотную и твердо повторил: – Это был не я! Мелания поняла, что Вулфред не хочет никого выдавать. Но ведь отца все равно убили! Хотя его убил не Вулфред… – Он умер… без мучений? – Он умер сражаясь. И без мучений. Отец никогда не сдавался. И всегда сражался, до тех пор пока… Мелания посмотрела в голубые глаза сакса, как бы желая прочесть в них… Но что? Может быть, понимание? Жалость?.. А она уже твердо решила, что не допустит даже намека на жалость. Вулфред был саксом. Он стоял перед ней, загораживая собой небо и, как казалось Мелании, заставляя качаться окружавшие их деревья, а его глаза горели жгучим огнем, обещая ей… Что? Утешение? Мелания вдруг подумала, что могла бы обвить руками шею сакского воина, прижаться к его могучей груди и выплакать на ней переполнявшее душу горе, рассказать о муках одиночества, постигшего ее после потери родителей. Станет ли он держать ее в объятиях и шептать на ухо нежные слова, заглушающие ненависть и душевную боль? Сможет ли он, вошедший в ее жизнь с мечом, поступить благородно? Все, все ушли! Римские легионеры, торговцы шерстью, штукатуры, облицовывавшие ее дом… Отец… Даже Маркуса, наверное, уже не было в живых… Мелания осталась одна… Совсем одна… Слезы хлынули из ее глаз. – Он умер без мучений, Мелания, – услышала она шепот Вулфреда над самым ухом. Мелания ждала, что он сейчас дотронется до нее. Но он к ней не прикоснулся. И она была благодарна ему, потому что в противном случае просто захлебнулась бы слезами. Он храбро сражался и умер в бою, подумала она. Очень похоже на отца!.. Он умер, а она – нет…Глава 11
Она не умерла. И не умрет. Ибо смерть от голода никак нельзя назвать легкой и достойной уважения. Удушить себя собственными грязными пальцами – тоже не очень достойный конец. Она же желает покончить с жизнью гордо. Пожалуй, самым унизительным для Мелании было сознание того, что Вулфред смотрит на все ее попытки умереть, как на детские игры. А она не хотела, чтобы по ней судили обо всех римлянах. Умирать надо так, как ее отец. В бою… И быть сильной… и чистой… Она посмотрела на свои грязные руки. Что ж, грязь казалась естественной в тот момент, когда Мелания была на самом пороге страшной гибели в огненной печи. А сейчас? Сейчас она чувствовала себя отдохнувшей, сытой, прилично одетой. Но к своей главной цели была не ближе, чем в день, когда впервые встретилась с Вулфредом! Она так и не смогла перехитрить сакса! Сейчас все его замечания о ее наружности, привлекательности или отсутствии таковой она воспринимала уже скорее как правду, нежели как насмешку. Конечно, было просто недостойным для римлянки вступать в борьбу с варваром. Мелания чувствовала себя по-настоящему униженной. Она оплакивала гибель своего отца в благородной борьбе с мерзким врагом. Но разве сама она могла последовать его примеру? Особенно сейчас – ослабевшая, все еще достаточно истощенная. Нет, борьба ей была явно не под силу! Надо было найти какой-то другой способ победить варвара и унизить его. Какой? Она еще до конца не знала, но чувствовала, что вот-вот найдет верный путь. Возможно, Терас был прав: новый путь может привести ее к гибели. Но она должна сделать хотя бы попытку найти его – путь праведной мести варвару и справедливого торжества для себя! Конечно, чтобы хорошо обдумать и успешно осуществить такой план, потребуется немало времени и… сил! Мелания вышла из своей маленькой комнатки – одной из составлявших раньше банный комплекс, которую теперь саксы решили превратить в спальню для пленницы, – и пошла в гимнастический зал. Мелания внутренне сгорала от стыда при мысли, что именно здесь она застала Доркас и Сенреда, бесстыдно предававшихся плотским утехам прямо на полу. Но ничего, она заставит все здесь хорошенько вычистить, отмыть и восстановить! Помещение должно принять свой прежний вид. А сейчас надо непременно найти главного мерзкого сакса – Мелания никак не моглапривыкнуть называть Вулфреда по имени – и приступить к выполнению своего плана. Она решила теперь всегда прекрасно выглядеть, быть приветливой, внимательной, соблазнительной… Вулфреда всегда можно было найти по его внушительным размерам. Он просто не мог бы где-то спрятаться, даже если бы очень захотел. Но обойдя все комнаты дома и выйдя во двор, она так его и не встретила. Наконец после довольно продолжительных поисков Мелания обнаружила Вулфреда в конюшне. Он стоял около принадлежавшей ее отцу лошади по кличке Оптио и покровительственно похлопывал ладонью по гладкой спине животного. – Зачем тебе лошадь моего отца, дурень! – с негодованием воскликнула она. – Убери свои грязные руки с ее чистой спины! «Дурень» Вулфред даже не обернулся на раздраженный голос пленницы. – Твой отец умер! – отрывисто бросил он через плечо. Вулфред стоял, будучи, как и всегда, обнаженным до пояса. Мелания невольно подумала: неужели у поганых язычников нет мало-мальски приличной одежды? На ногах сакса были зашнурованные кожаные гетры, которые она терпеть не могла. Помимо всего прочего, она не понимала, как сакс в подобном облачении мог бы сесть или опуститься на корточки. Но ведь у него была куртка. Куда он ее дел? И почему каждый раз при встрече с ней он непременно так безобразно и отталкивающе одет? Вулфред наконец повернулся и насмешливо посмотрел на римлянку: – Лошадь действительно принадлежала твоему отцу. Но он умер, и теперь она – моя. – По римским законам она моя! – выпалила Мелания, подступая ближе к Вулфреду. – И не смей ее трогать! Или ты не видишь, как она нервничает от одного твоего присутствия? Оптио действительно била копытом о землю и далеко не дружелюбно поглядывала на своего нового хозяина, причем с каждым словом Мелании проявления неприязни животного усиливались. Однако Вулфред по-прежнему не обращал на пленницу никакого внимания. Он провел рукой по шее лошади и пробежался пальцами по ее мягким ноздрям. – Римский закон здесь больше не действует, маленькая ядовитая змея! – сказал он уже с некоторым раздражением. – А что касается лошади, так она вела себя очень смирно, пока не появилась ты. Его слова во многом были правдой. Она слишком агрессивно разговаривала с ним, и животное тоже чувствовало ее агрессивность. Но у нее уже не было терпения. Неужели сакс никогда не уедет отсюда, чтобы грабить дома других римлян? Или он намерен оставаться здесь и мучить свою жертву, пока та не поседеет? Наконец, будет ли он когда-нибудь прилично одеваться? – Ты собираешься забрать ее с собой, когда уедешь отсюда? – прорычала она. Вулфред еще раз провел ладонью по спине лошади, намеренно не торопясь с ответом. Потом односложно сказал: – Возможно. Ага! Значит, он все-таки намерен уехать! Прекрасно! – И когда же ты намерен отбыть отсюда вместе с твоими канальями? Сейчас? Сегодня? Господи, да поскорее же! Но Вулфред посмотрел ей в глаза и жестко сказал: – Я уеду только тогда, когда закончу здесь все свои дела. Значит, он не уедет, до тех пор пока не сломит ее дух, а затем – не убьет. Вулфред никогда не скрывал своих целей! Как, впрочем, и она, с самого начала неустанно боровшаяся с ним и, подобно своему отцу, полная решимости не сдаваться до самого последнего вздоха. Теперь он прямо дал понять, что не уедет отсюда, пока не покончит с ней. Но он должен знать, что не уедет отсюда также и до тех пор, пока она не покончит с ним! А покуда пусть оберегает ее от тяжелого труда, следит, чтобы она хорошо питалась и всегда находилась в пределах его досягаемости, что давало ей массу возможностей убить Вулфреда тогда, когда она найдет нужным. – Ты пришла сюда, только для того чтобы задать свой вопрос? – спросил Вулфред. – Что? – переспросила Мелания, вздрогнув от неожиданности. Можно было подумать, что он прочел ее мысли. Но такое было совершенно невозможно. Вулфред принадлежал к язычникам, выглядел грязным и неопрятным, был совершенно необразованным, невежественным, тупым и глупым. Нет, подобный человек просто не мог бы читать в ее сердце! – Я пришла вовсе не для того, – пожала плечами Мелания. – Мне просто захотелось принять ванну, но убийцы из твоего окружения все там переломали и перепортили. Прикажи им привести ванные комнаты в порядок. Или же я сама прикажу. Вулфред, продолжая держать правую ладонь на спине лошади, с удивлением посмотрел на Меланию. Он почувствовал в ее голосе раздражение, причину которого не мог понять. Ведь она лишилась родного дома. По его приказу были умерщвлены ее люди. Она потеряла свободу. И все же стояла перед ним с гордо поднятой головой. Где она черпала силы для подобной самоуверенности и сознания собственного превосходства? Даже для римлянки такая гордость была необычной. – Расскажи мне о своем отце, – сказал Вулфред, вновь пробежавшись кончиками пальцев по белой шее Оптио. – Что именно? К примеру, он всегда содержал в порядке ванные комнаты. Потому что очень любил чистоту. – Твой отец был римлянином? – Конечно, а кем же еще? – Родился и получил образование в Риме? – Нет. Он родился в Британии. Здесь же получил римское образование. – Значит, любовь к Риму внушила тебе мать? Ведь она была чистокровной римлянкой. Так? – Она также родилась в Британии, в красивом римском городе к западу отсюда. – Ты хочешь сказать – красивый британский город с римским названием? – поправил ее Вулфред. – Британия – часть Римской империи, дурень. Неужели даже ты не знаешь? – Ты еще слишком молода, чтобы успеть напиться из Тибра. Так что, видимо, бабушка с дедушкой приучили тебя почитать столь родной им римский образ жизни и следовать ему. Но что привело их на этот британский остров? Тяга к завоеваниям? Вопрос Вулфреда был одновременно очень близким к истине и достаточно далеким от нее. Сакс прочитал в глазах пленницы боль и решил тут же докопаться до истины. – Отец моей матери, – ответила Мелания, – был бриттом. А мой дед – легионером. – Прибыл сюда из Рима? – Нет, из Сирии. – Значит, именно восточному происхождению, а никак не римскому ты обязана своими черными волосами. А характер воина унаследовала от отца. – А что тебя удивляет? – Ты все время кичишься своим римским происхождением, а из твоих, слов о родственниках можно заключить, что ты скорее принадлежишь к британскому роду. – Неужели ты настолько глуп, что считаешь, будто римляне родятся только в Вечном городе? Так знай же: во мне течет кровь, ничем не отличающаяся от крови римских императоров. Моя нога даже сейчас стоит на римской земле. Равно, как и воздух, которым я дышу, тоже римский. Уже не говоря о… – О солдатах, охранявших ваших римских легионеров? – прервал ее Вулфред. – Они вернутся! – уверенно сказала Мелания. – К тому времени тебя уже не будет в живых. Мир римлян шатается, Мелания! С каждым годом их рождается все меньше и меньше. Сокращается и число ныне живущих. Не советую тебе связывать свою жизнь с вырождающейся расой! – Не связывать? Но ведь я – чистокровная римлянка! Некоторое время они молча смотрели друг на друга, как бы пытаясь найти расовые различия. Вулфред выглядел настоящим саксом, могучим, высоким и сильным. Она же в темной конюшне казалась еще меньше. Тем не менее, Мелания вскинула голову, явно гордясь своими роскошными черными волосами. Вулфред смотрел на пленницу и думал, как много страстного огня, наверное, скрывает ее совершенное женское тело. За всю свою жизнь храбрый сакс не встречал подобных женщин. Женщин, в которых бы так органично сочетались скрытая страсть и редкий интеллект. Мелания улыбнулась: – Итак, поскольку я римлянка, то привыкла ежедневно принимать ванну. Поэтому прикажи своим кретинам освободить ванные комнаты. Я хочу, чтобы их привели в порядок, а главное – хорошенько вычистили! Вулфред насмешливо скривил губы: – Если ты непременно хочешь помыться, то речка – рядом. – Не указывай мне, что делать! В моем доме. И уж наверное, я знаю, что рядом протекает речка, журчание которой слышу со дня своего рождения! Но я не лошадь, чтобы в ней мыться, и привыкла пользоваться ванной. Впрочем, ты, поганый язычник, просто не можешь понять, что такое настоящая ванна! Ты когда-нибудь моешься? Я что-то ни разу не видела тебя за подобным занятием. Наверное, именно поэтому твои ублюдки с самого начала стали использовать ванные комнаты не по их прямому назначению… Вулфред заметил, что Мелания непроизвольно опустила взгляд, и понял, что она не может забыть безобразную сцену в одной из комнат, «героем» которой оказался Сенред. – Факт остается фактом, – продолжала пленница, – римским баням завидует весь мир. И не только по причине их совершенства. Привлекают их удобство и красота. Кроме того, купание в реке всегда противоречило традициям не только моего народа, но и твоего. Вулфред вполне добродушно слушал Меланию – миниатюрную змейку, ядовитые зубы которой, он теперь отлично понимал, были вырваны. Почему он потратил так много ненужного времени, вместо того чтобы просто наслаждаться искушением пленницы? Ведь ее возможная реакция на его прихоть была легко предсказуемой! – Ну что ж, – улыбнулся Вулфред, – ты меня убедила. Я прослежу, чтобы банные помещения были немедленно отремонтированы и хорошенько вычищены. Мне просто не терпится поскорее искупаться в римской ванне. Он слегка оттолкнул Меланию и вышел. Она некоторое время стояла неподвижно. В глазах ее был ужас. А Вулфред через несколько минут появился вновь, схватил ее за руку и повел за собой в ближайшую банную комнату. – Ты хочешь воспользоваться моей ванной? – Естественно! После твоих красочных рассказов у меня просто нет сил ждать! Ты же всячески старалась доказать мне превосходство римских бань перед всеми другими. Разве нет? – Но ведь… – Голос Мелании задрожал и прервался. – Что «но ведь»? – переспросил Вулфред, насмешливо глядя в ее ставшее пунцовым лицо. – Я хотела приготовить ванну для себя. – Ты ее и получишь! Вместе со мной. Мелания посмотрела ему в глаза и покорно пробормотала: – Надеюсь, мы разделим с тобой только воду. Вулфред улыбнулся и ничего не ответил…Глава 12
Чтобы отремонтировать и вычистить ванные комнаты так, как того хотела Мелания, потребовалось гораздо больше времени, чем она предполагала. На протяжении нескольких дней пять рабочих и она сама усердно скоблили стены, промывали сами ванны, восстанавливали сломанные двери и красили потолок. И вот банный отсек дома принял прежний великолепный вид. Мелания сняла свое перепачканное желтое платье и положила на мраморную скамейку рядом с чистой одеждой, заранее приготовленной Доркас. Самой же Доркас была поручена куда более важная и ответственная работа: охрана входа в банные комнаты от посторонних. В первую очередь от саксов. Благодаря своему сожительству с одним из них Доркас приобрела некоторое доверие со стороны остальных. Меланию же не любили, относились к ней с настороженностью, а распоряжения бывшей хозяйки дома выполняли только с разрешения Вулфреда. Мелания же, в свою очередь, тоже презирала и ненавидела саксов. Достаточно было и того, что она терпела присутствие «главного монстра». Несколько мгновений Мелания стояла обнаженной на парапете, наклонившись над ванной, полной теплой воды, и прислушиваясь к доносившимся из-за двери шагам. Она отнюдь не исключала, что «монстр» войдет сюда, дабы посмотреть на свою пленницу в пикантном виде. Мелания не сомневалась, что Вулфреду очень хотелось бы посмотреть на обнаженную римлянку. Но ему не удастся! До сих пор ни один мужчина не сподобился получить от нее подобного удовольствия. Что же касалось Вулфреда и всех остальных, то ничего такого для них не представляется возможным, хотя Мелания почти не считала их за мужчин. Шаги за дверью затихли. Мелания облегченно вздохнула и улыбнулась, еще раз окинув взглядом вымытые до блеска стены, пол и потолок. И только потом посмотрела вниз на воду, наполнившую ванну уже до половины… …В ванне плавали пучки чьих-то длинных желтых волос, какие-то грязные полотенца, а вдоль бортов протянулись темные жирные полосы. Только один человек мог посметь воспользоваться ванной, которую Мелания приготовила для себя. Им, несомненно, был Вулфред – главный сакский мерзавец, который недавно насмехался над ней, назвавшей римские бани лучшими в мире. Она милостиво позволила ему воспользоваться одной из ее ванн, тем более что ему и впрямь необходимо было хорошенько помыться. Вулфред вряд ли смыл Я бы с себя только водой, даже горячей, толстый слой грязи. Но во всех случаях он не должен был залезать в ванну, приготовленную для нее! Чтобы какой-то мерзкий сакс нагло влез в ванну и превратил ее в помойное ведро! Право, если бы Вулфред не был таким дураком, то Мелания подумала бы, что он сделал так нарочно! В бешенстве, обмотав голое тело широким полотенцем, она подбежала к двери и выглянула в коридор, где должна была стоять на часах Доркас. Но служанки на месте не оказалось. В следующую секунду из гимнастического зала, дверь в который была открыта настежь, раздался гомерический хохот. Мелания повернула голову и увидела сакского воина. Но смех принадлежал не ему… Хохотала женщина… Мелания тут же вспомнила, как здесь же застала за прелюбодеянием Доркас и Сенреда. Ярость и омерзение пронизали ее тело, когда Мелания увидела, как женщина сидела на коленях у сакса и хохотала. А сакс широкой ладонью гладил ее грудь и по очереди с силой сжимал каждую. Потом нагнулся и припал губами к ее соскам. Одновременно его ладони заскользили вниз по обнаженному телу женщины, подбираясь к самому интимному месту… Мелания, не помня себя от омерзения и бешенства, стрелой вылетела из двери, намереваясь наброситься на сакса с кулаками и измолотить его до потери сознания. Но… Но остановилась на полпути, чувствуя, как у нее подгибаются колени… Ибо в саксе она узнала Вулфреда. И развлекался он с одной из служанок Мелании по имени Несс… Но самым отвратительным было то, что Несс делала массаж «главному монстру», нарушая исконные римские традиции! Такого Мелания не могла стерпеть. Преодолев невесть откуда нахлынувшую на нее волну облегчения тем, что до самого главного у них пока еще не дошло, Мелания, стиснув зубы, прошипела в лицо Вулфреду: – Послушай, ты, невежественный и глупый сакс, ты должен бы знать, что по древним римским традициям массаж мужчине в бане могут делать только лица мужского пола. Ты позволил обслуживать себя женщине. А ты, Несс, должна была предупредить его об ошибке, которую он совершает, принуждая тебя к подобным занятиям! Ступай сейчас же на кухню, твое место там, а я поговорю с саксом! Однако Несс никак не реагировала на слова хозяйки. Напротив, она с еще большим остервенением принялась растирать спину Вулфреда, причем, судя по се счастливому лицу, делала свое дело с огромным удовольствием. Сакс тоже удовлетворенно покряхтывал. И вообще оба не обращали на Меланию никакого внимания. – Ты перестала меня понимать, Несс? – спросила Мелания с саркастической улыбкой. – Или же латынь стала тебе совсем недоступной после успехов в освоении сакских обычаев и их варварского языка? Но Несс только улыбнулась в ответ и, покончив со спиной Вулфреда, принялась за ягодицы. Лицо Мелании вспыхнуло от негодования. Не обращая внимания на голого сакса, она подошла к столу и прошипела в лицо служанке: – Что ж, придется говорить с тобой на языке, который ты уж наверняка понимаешь! – И Мелания перешла на язык саксов: – Уходи отсюда, Несс! Иди на кухню. Там тебя ждут. Она схватила служанку за руку, стащила со стола и вытолкала за дверь. Во время всей сцены Вулфред не произнес ни слова, продолжая молчать и тогда, когда они остались вдвоем. Он выжидающе, со странной улыбкой смотрел на Меланию. – Ты изгадил приготовленную мне воду, – процедила она сквозь зубы. – И если бы я не знала, что ты дурак и свинья, то подумала бы, что ты нарочно ее загрязнил. – Мне сейчас не хочется спорить, – лениво проговорил Вулфред. – Скажу только, что принимать ванну действительно гораздо приятнее, чем купаться в реке. Кстати, меня удивило, что ты так долго медлила и сразу же не воспользовалась приготовленной для тебя теплой и чистой водой. – Меня задержали другие дела. – Но теперь-то ты, насколько я понимаю, освободилась? – А теперь вода в ванне стала грязной! Мелании очень хотелось ударить Вулфреда по его наглой физиономии. Но сакс был почти голым, и она просто не решилась приблизиться к нему. Поняв ее, он усмехнулся: – Чего ты испугалась? Ведь я все же мужчина! – Грязный и вонючий мужчина! После твоего купания придется заново чистить не только ванну, но и всю баню. Сверху донизу! Скажи мне, в каких комнатах ты уже успел побывать? Впрочем, не надо! Я безошибочно определю по запаху! Вулфред рассмеялся. Мелания с удивлением на него посмотрела и отметила, что волосы сакса уже не были покрыты слоем грязи в отличие от тела. Пушок на груди и под мышками также сохранил золотистый цвет и выглядел в меру чистым. И вообще Вулфред казался весь золотисто-желтого цвета, и все тело его бугрилось выступавшими мускулами. Глаза же казались лазурными, хотя и более светлыми. В первый раз Мелания неожиданно почувствовала, что они излучали тепло. Сакские глаза… Некультурные… Нецивилизованные… Смеющиеся… Смеющиеся над ней… – Я тебя забавляю? – холодно спросила Мелания. – В вашем римском смысле – да! – хмыкнул Вулфред, переворачиваясь на другой бок. Закрывавшая часть его тела простыня соскользнула на пол. Мелания смерила его взглядом с ног до головы. Она еще никогда не видела такого тела! И никогда не могла себе представить, что мужчина может достичь подобных размеров, а мускулы выделяются настолько рельефно, что отбрасывают тень. Естественно, Мелания никогда не видела и самые интимные части мужского тела. Даже его орган, казалось, состоял из одних мускулов. Под взглядом Мелании он твердел, увеличивался в размерах и поднимался. Она отвела взгляд и посмотрела в лицо Вулфреду. Он по-прежнему улыбался. Только теперь Мелания поняла, что сакс пытается поймать ее, ожидая реакции на созерцание его бесстыдно обнаженного тела. Он, видимо, не сомневался, что подобное зрелище взволнует ее, ударит по нервам, обескуражит… Для нее наступал новый этап борьбы. Той борьбы, которую она с первого дня с ним вела и будет вести до конца. Вулфред был саксом. И она не позволит ему победить себя! – До чего же ты все-таки умен! – с нескрываемой иронией произнесла Мелания. – Что ты имеешь в виду? – прогрохотал Вулфред. – То, что сейчас здесь происходит. Я, признаться, была убеждена, что ты и все тебе подобные развлекаются только убийствами, изнасилованиями и поджогами. Но оказалось, что ты можешь поддерживать разговор с собеседниками, более умными, нежели ты сам. – В прошлом я кое-чему успел научиться у римлян, – ответил Вулфред, улыбнувшись. Но улыбка тут же исчезла с его лица. Сакс заметил, что Мелания перестала интересоваться его роскошным телом, предпочитая смотреть в глаза. – Браво! – усмехнулась она. – Ты оказываешь честь своему племени. Со временем тебя, возможно, даже привезут в Рим и выставят напоказ перед Колизеем как варвара, в голове которого иногда появляются довольно трезвые мысли. И как пример того, что саксы порой способны кое-чему научиться. Право, ты можешь сыграть заметную роль в сакской истории. Глаза Вулфреда вспыхнули гневом. – Ну нет! Скорее я сыграю заметную роль в истории Рима! – И видимо, начнешь свои подвиги с римских болот. Так или иначе некоторые проблески разума у тебя все же появились! Мелания повернулась и вышла из зала, оставив «главного монстра» совершенно голым и пышущим злобой. На этот раз Вулфред не мог не признать своего поражения. Она же подумала, что теперь надо приказать хорошенько вычистить ванну. И тогда день можно считать прошедшим не зря…* * *
Воду сменили, стенки ванной вычистили, и Мелания с наслаждением в нее опустилась. На сей раз ей прислуживала Доркас. Терас же стоял на часах у входной двери. И Мелания была спокойна, что Вулфред к ней не войдет. – Ты сильно похудела, – сказала Доркас, внимательно посмотрев на хозяйку. – Грудь стала не такой полной и крепкой, как раньше. Жаль! Мелания пожала плечами: – Римские мужчины любят женщин с маленькой грудью. – Здесь нет римских мужчин, – возразила Доркас. – Или ты думаешь, что у саксов такие же вкусы? – Какое мне дело до вкусов саксов? Даже если они занимаются любовью не с женщинами, а с волчицами. Или со свиньями! – Все же они предпочитают женщин! – Извини, я совсем забыла, что ты имела с ними кое-какой опыт! – Не с ними, а только с одним Сенредом! – Доркас покраснела и опустила голову. – Если тебе не нравится, я не стану говорить на эту тему. Но будь очень осторожна! Как бы они тебя не искалечили, ведь саксы мало чем отличаются от животных, – предупредила Мелания. Доркас явно хотела еще что-то сказать. Но Мелания уже вылезла из ванны и знаком приказала ей принести одежду. Они перешли в соседний отсек, где находились ванны с холодной водой. Снова сбросив с себя одежду, Мелания погрузилась в одну из них, чтобы смыть с себя остатки мыльной пены. От почти ледяной воды у нее перехватило дыхание. Мелания выскочила из ванны и бегом бросилась в гимнастический зал. Доркас не спеша последовала за ней, ибо теперь хозяйке требовался массаж. Обтерев Меланию грубым полотенцем, Доркас принялась массировать ей спину и мышцы рук. Мелания застонала от наслаждения. Искусство Доркас было безупречным… – Саксы не такие уж животные, – после некоторого колебания сказала Доркас, продолжая разминать своими мягкими пальцами спину хозяйки. Обычно слугам запрещалось первыми начинать разговор с хозяевами. Но с приходом сюда саксов многое переменилось. – Конечно, они ведут себя по-разному, – решилась продолжить Доркас. – Но и среди них есть добрые и даже думающие люди. Естественно, Доркас в первую очередь имела в виду Сенреда и его всегда добродушную улыбку. Мелания, конечно, поняла и сокрушенно вздохнула: – Если ты говоришь о Сенреде, то не очень обольщайся на его счет. Он просто использует тебя. Если ты рассчитываешь на что-то большее, то будь очень осторожна. Он может принести тебе немало страданий! Доркас помолчала немного, продолжая разминать спину Мелании. Затем сказала: – Я не хотела бы с тобой спорить. Но разве ты сама не пользуешься подобным же методом, чтобы обезопасить себя? Я имею в виду те знаки внимания, которые оказывает тебе Вулфред. Ведь он увлечен тобой! – Да, он действительно увлечен своей идеей заставить меня сдаться, а потом – убить! – Но ведь он так много времени проводит с тобой! Мне кажется, что Вулфред в чем-то даже заинтригован тобой. Во всяком случае, я заметила, как его взгляд теплеет, когда он смотрит на тебя. – Он остается убийцей! – А почему бы тебе все же не использовать очевидное увлечение тобой Вулфреда? И не добиться от него более мягкого и человечного отношения? Я серьезно опасаюсь за тебя, Мелания! Ведь в Вулфреде таится столько скрытой злобы и ярости, причем все в конечном счете может вылиться на тебя! Мелания повернулась к Доркас, чтобы дать той возможность массировать бедра. Ей вдруг захотелось откровенно поговорить с ней, поскольку теперь, в плену у саксов, отношения между бывшей хозяйкой и служанкой скорее напоминали сестринские. Ведь та и другая были одержимы сейчас одним желанием: попытаться выжить. – Доркас, я уже и так избалована вниманием больше, чем дорогая домашняя кошечка. Вулфред запретил мне заниматься тяжелой работой, внимательно следит за тем, что я ем, кормит только самым лучшим из всего, что есть на его столе. Единственное, что омрачает мои дни, – его постоянное присутствие рядом. Я, естественно, не хочу поощрять его стремления стать ко мне еще ближе. Достаточно того, что уже есть. Что я еще могу получить от его повышенного внимания к своей персоне, о котором ты все время твердишь? А кроме того, позволь заметить, что я отнюдь не чувствую подобного влечения к себе со стороны «главного монстра»! Он всего лишь терпит меня, и я плачу ему тем же. Вот и все! – Неужели ты все еще не видишь, что он не такой, как все они? И тебя он считает не просто римлянкой. Его чувство к тебе гораздо сильнее, чем ты думаешь! – Так или иначе, но он для меня остается всего лишь грязной сакской свиньей! И не более того! Какого черта я буду перед ним плясать? Доркас замолчала и только опустила голову, продолжая остервенело мять и щипать мышцы рук бывшей хозяйки. Мелания же, чуть приподнявшись на локтях, спросила: – Ну что ты замолчала? – Я подумала, что ты могла бы не проявлять перед ним так открыто своей враждебности. Право, он не такой уж… – Оставь, Доркас! Я понимаю, что тебе один из них доставил кое-какое удовольствие. Но повторяю: для меня любой сакс навсегда останется грязной свиньей. В том числе и Вулфред! Ибо он мой смертельный враг. И я никогда не забуду, что он испортил мне жизнь. Думаю, что и он тоже! Доркас не стала больше продолжать разговор, вызвав тем самым благодарность Мелании. Броситься в объятия к сакскому болвану? Что за идиотский план? Право, Доркас просто не понимает, что говорит! Задыхаться под его большим, тяжелым и грязным телом, прижимающим ее своим весом к походной койке главного сакса? Разве так она хочет победить? О, Вулфред славно бы повеселился, глядя на нее! И отметил бы для себя победу над ней. А что досталось бы ей? Да ничего! В памяти Мелании возникли очертания его тела, заставлявшие порой содержание желудка подпрыгивать чуть ли не до грудной клетки. И если бы в такой момент Вулфред дотронулся до нее или же, не дай Бог, попытался обнять, то его прикосновение скорее всего вызвало бы у Мелании рвоту…– Римлянка больше не выбрасывает еду, которую ей дают, – таинственным голосом сказал Синрик, ходивший за Вулфредом с обнаженным мечом и готовый отразить любое возможное нападение на своего хозяина. Особенно опасался он маленькой римлянки. – Она ест, когда ты велишь. Вулфред в ответ лишь пожал плечами, продолжая карабкаться на невысокий, но очень крутой холм, соседствующий с домом Мелании, Мысли его были заняты пленницей. Впрочем, в последнее время он о ней постоянно думал, что злило Синрика, которому пленница вообще испортила все лето. – Как же ты надеешься отправить ее на тот свет? Вулфред остановился и недоуменно посмотрел на Синрика: – Ты считаешь, что я не смогу ее убить? – Я просто не понимаю, как ты это сделаешь, если своим оружием избрал хорошее питание пленницы и здоровый сон? Прости, в моей голове не укладывается твой метод! И вообще, я никак не могу понять… – Да, ты не понимаешь, – прервал его Вулфред. – Не понимаешь, что она римлянка. А потому борьба между нами совсем не похожа на привычные тебе схватки. Логика подобной борьбы, видимо, тебе недоступна. – Но мы же провели здесь все лето! – Она хитрая и изобретательная. – Но она женщина, которую очень легко убить! – Ты забываешь, что она римлянка. Значит, ее смерть станет ее победой, а не моей! – Да, Вулфред, она римлянка! Но разве ты не поклялся… – Я поклялся заставить ее страдать. И она страдает! – Что-то не похоже! Согласись, что человек, надменно поглядывающий на окружающих, сытый и изнеженный, вряд ли похож на страдальца. – Дорогой мой, она уже на пути к вечности. Я лишь постепенно затягиваю роковую петлю и наблюдаю, как она медленно и молчаливо терзает себя, неумолимо приближаясь к смерти. – Но ведь ничего подобного никто и никогда не станет совершать над собой молча и не сопротивляясь! – Поэтому-то я и не спешу. Кроме того, мне доставляет огромное удовольствие наблюдать унижение гордой римлянки. И в конце концов она сама поймет, какой становится жалкой и ничтожной! – Лето уже наполовину прошло. Хенса, верно, станет удивляться, почему мы… – Не станет. Он понимает, что мы задержались здесь ради борьбы и захвата. Лично я веду борьбу, от которой просто не вправе отказаться. Кроме того, здесь я нашел все сокровища, которые хотел иметь. И мы останемся. А женщина будет жить в неприкосновенности, до тех пор пока я сам не решу ее судьбу. – И когда же ты ее решишь? – Пока не знаю. Наша пленница – женщина очень решительная. И гораздо сильнее, чем я думал о ней раньше. К тому же в ней явно живет страстность, которой я не ожидал увидеть в римлянке. – Наверное, весь секрет заключается в том, что она женщина. А женщины, как правило, очень эмоциональны. – Ее страстность больше, чем эмоциональность, – рассмеялся Вулфред. – В ней горит внутренний огонь. И она достойна уважения, несмотря на свое римское происхождение. – Заметив на лице Синрика кислую мину, Вулфред хлопнул его ладонью по плечу: – Скажи, знаешь ли ты хоть одну женщину, похожую на нее? Но Синрик продолжал молчать. Он был очень недоволен восхищением, с которым Вулфред говорил о пленнице. – Мы останемся здесь до конца лета, – добавил Вулфред. – Тем самым я успею получить от нее все наслаждения, которые женщина может дать. А что касается Хенсы, то с ним я увижусь, когда придет время. Тебя же прошу свято следовать клятве, данной мне, и продолжать преданно служить. Синрик выпрямился, гордо поднял голову и торжественно объявил: – Не надо мне напоминать о клятве, которую я добровольно дал тебе, Вулфред! Моя жизнь принадлежит тебе. Прошу не сомневаться во мне! – А я и не сомневаюсь в тебе, Синрик. И прошу тебя также не сомневаться во мне. Все, что я хотел найти в войне, которую мы ведем, я нашел именно здесь! Всю обратную дорогу Синрик упорно думал над словами Вулфреда, но так и не мог их толком понять…
* * *
За отсутствием других обязанностей, помимо тех, которые неизбежно исполняет любая хозяйка дома, Мелания на досуге сооружала у себя на голове сложную, но очень красивую прическу. Ей помогала Доркас, парикмахерские способности которой всегда были выше всяких похвал. Почувствовав себя в большей степени женщиной, чем за все прошедшие недели, Мелания наложила скромный грим на лицо, сделавший ее значительно ярче и красивее. Получив молчаливое одобрение Доркас и посмотрев на себя в зеркало, она накинула на плечи шаль и, решив, что на сей раз ненавистный сакс будет окончательно повержен, вышла из гимнастического зала. Доркас на почтительном расстоянии последовала за ней. Ей очень хотелось посмотреть, как Вулфред теперь будет реагировать на хозяйку, в которой ничего не осталось от грязной забитой рабыни. Мелания прошла через двор, в котором воины Вулфреда, как обычно, занимались военными упражнениями. Один из них удивленно посмотрел ей вслед. Затем – другой… Третий… Наконец, все бывшие в тот момент во дворе саксы уставились на Меланию, явно ее не узнавая. – Кто это? – спросил Катред, конкретно ни к кому не обращаясь. Сенред, внимательно всмотревшись в удалявшуюся женскую фигуру, неуверенно сказал: – Похоже, что Мелания… Больше вроде бы здесь быть некому! – А я подумал, что твоя Доркас. – Катред не мог отвести взгляда от Мелании. – Доркас идет за ней. Ты что, не видишь? Вот они обе остановились! – сказал Сенред. – Да, теперь я вижу, – проговорил Катред. – Точно Мелания, – подтвердил подошедший Болдуфф. – Мне говорили, что раньше она отличалась редкой красотой. А ты, Сенред, даже утверждал, будто бы она римская шпионка, пытающаяся к нам внедриться. – Посмотрите, теперь она отнюдь не выглядит ничтожной и грязной! – воскликнул Синрик, продолжая как зачарованный смотреть на Меланию. – И уже не похожа на мальчишку, Болдуфф, – прибавил Сенред. – Я никогда не говорил, что она на него похожа! – огрызнулся Болдуфф. – Наоборот, всегда отдавал должное ее внешности, женственности и прекрасной фигуре. – Ничего себе комплимент! – хмыкнул Сенред. – Ведь ты видишь подобные достоинства в каждом головастике, еще не ставшем девушкой! – Она уже не головастик, – возразил Синрик. – Браво, Синрик! Но было бы лучше, если бы ты предоставил рассуждать о женщинах кому-нибудь из старших. Сдается, что ты еще не дорос до подобных споров. – Она выглядит настоящей римлянкой, не правда ли? – вновь включился в разговор Катред. Мелания повернулась и медленно пошла назад через двор к дому, прислушиваясь к разговору саксов. Во двор ворвался Вулфред. Казалось, он боялся что-то упустить. – Так-то ты мне служишь? – набросился он на Синрика, стоявшего ближе всех, а на пленницу Вулфред не обращал внимания. – Я уже на полпути сюда слышал, как все вы, перебивая друг друга, обсуждали достоинства римлянки. Или ни у кого из вас нет других занятий? – Вулфред, – пробормотал Синрик, густо покраснев. – Ну, римлянка… Она… Мы… В общем, посмотри на нее! Вулфред бросил быстрый взгляд на остановившуюся у дверей дома Меланию и прохрипел в лицо Синрику: – Ты что, никогда не видел раньше чистую и хорошо причесанную женщину? – Нет, – с трудом выдавил из себя Синрик. – Я хотел сказать – да… Но, Вулфред, она… – Она очень красива, – подсказал ему Болдуфф. – Она римлянка! – грубо оборвал его Вулфред. – Не важно, – откликнулся Сенред. – Она все равно очень красива. – Ну и что? – вновь гаркнул Вулфред. – Как будто раньше никто из вас не замечал ее красоты! – Мы не обращали на нее внимания, потому что под грязью даже лицо невозможно было толком рассмотреть… – А сейчас, она вымылась, сменила рваное тряпье на приличную одежду, и вы тут же растаяли и готовы даже забыть свой долг? Так, что ли? – Нет, не так, Вулфред! – возопили все чуть ли не в унисон. Мелания слышала и наблюдала все, стоя в тени козырька над входом в дом. Боже, неужели она была до такой степени глупой? Зачем истязала себя, если простая прогулка по двору на виду у всей шайки головорезов вызвала такой яростный спор? А что было бы со всеми ними, если бы она позволила себе чуть пококетничать? Как засуетился бы Вулфред, пытаясь успокоить свою свору, которой он был полным хозяином! Да не прошло бы и недели, как он почувствовал бы себя вконец разбитым и уже не смог бы сопротивляться. И надо-то всего лишь регулярно принимать ванну и мыться! Нет, он также не избегнет ее чар! А она будет мучить его, до тех пор пока он совсем не потеряет рассудок! Как знать, возможно, Доркас права (а Мелания молила Бога о том, чтобы так оно и было!), и Вулфред действительно сгорает от непреодолимого влечения к своей пленнице, хотя делает вид, будто почти не замечает ее и занимается своими обычными делами! Правда, пока Мелания не заметила, что он совсем ослеплен ею. Но так несомненно будет! С ее стороны требуется совсем немного: кокетливый взгляд, обольстительная улыбка, постоянное присутствие рядом, на чем он сейчас больше всего настаивает. Сделав над собой усилие, она заставит его выть от вожделения, как и всех остальных саксов, уже почти готовых из-за нее перегрызть друг другу горло. И тогда она убьет его! Мелания закуталась в наброшенную на плечи шаль и улыбнулась…Глава 13
Она взяла ломтик хлеба, обмакнула его в растопленное масло и с улыбкой протянула Болдуффу. Тот хотел было принять ее дар, но в последнюю секунду Мелания с хохотом отдернула руку. Болдуфф обиженно хрюкнул, удивленно посмотрел на пленницу и, поняв, чего та от него хочет, широко разинул пасть. С очаровательной улыбкой Мелания вложила ломтик ему в рот. Затем она повернулась к Сенреду и, взяв другой намазанный маслом ломоть, протянула ему. Но к нему она подалась всем телом и наклонилась так, что Сенред невольно мог увидеть верхнюю часть очаровательных полушарий ее груди. Сенред несколько смутился. Мелания лучезарно улыбнулась саксу и игриво пощекотала его полуголый живот. Сенред от неожиданности подпрыгнул и громко захохотал. Мелания подмигнула Катреду. Но тот остался невозмутимым. Он вообще улыбался крайне редко, в основном тогда, когда кого-нибудь убивал. Зато Сеолмунд хотя и хранил молчание, но не мог отвести глаз от прелестной римлянки. Вулфред же удивленно следил за пленницей, не понимая, что с ней происходит. Он чувствовал, что она совершенно неожиданно изменилась не только внешне. Буквально вчера она кипела от злости и, казалось, была готова разорвать его в клочья. Сейчас же она была само спокойствие, мягкость и достоинство. И если раньше Мелания использовала каждый шанс, чтобы оскорбить и унизить окружавших саксов, то теперь ее лицо озаряла загадочная, многообещающая улыбка, хотя никаких обещаний она не могла выполнить, даже если бы и захотела. Никто не смеет даже дотронуться до римлянки! Ибо она принадлежит только одному Вулфреду! Вулфред знал, что Мелания не позволит себе ничего лишнего. Он не сомневался, что все происходящее – не более чем искусная игра с целью позлить его и новая тактика на пути к ее главной цели. Но неужели она думает, что подобное зрелище может подействовать на него? Правда, глаза Болдуффа уже вспыхнули огнем непреодолимого желания. Пусть! Он, Вулфред, не выйдет из себя! Вот она наклонилась к Сенреду, что-то шепчет ему па ухо и, взяв за руку, кокетливо щекочет ладонь воина. На Вулфреда Мелания вроде бы и не смотрит. Но он все же заметил взгляд, брошенный ею украдкой в его сторону. А потому прислонился спиной к стене и, скрестив руки на груди, стал с деланным равнодушием наблюдать за происходящим, поклявшись, что ничем не выдаст римлянке своего негодования или даже интереса к ней. К нему подошел Синрик. Глаза его горели одновременно яростью и вожделением. Примирить же в своей душе ненависть и плотское желание к римлянке он был не в силах. – Ты видишь, какой разлад вносит римская тварь в наши ряды? – злобно прошипел он на ухо Вулфреду. Вулфред, внимательно следивший за выражением лица пленницы, спокойно ответил: – Она пытается нас перессорить. Но пока у нее ничего не получается. – Она настоящая гадюка, шныряет меж нас и хочет разжечь огонь вражды! – Я пока еще не загорелся, – ухмыльнулся Вулфред. – К тому же вовсе не боюсь змей. Даже очень ядовитых! – Может быть, ты и не… – От такого огня очень легко уберечься, – прервал его Вулфред. – Если ты боишься загореться, то просто отойди. Вот и все! Синрик сделал недовольную гримасу, что, однако, не помешало ему бросить похотливый взгляд на Меланию, которая как ни в чем не бывало продолжала свою искусительную игру. Мелания постоянно исправляла и перерабатывала свой план. Сейчас она испытывала новый вариант. И пока была им недовольна. После перенесенных ею душевных напряжений прошлых недель, ненависти, которую она все время чувствовала, ей стоило огромных усилий постоянно улыбаться, кокетничать и притворно флиртовать с саксами. Но Мелания, преодолевая себя, продолжала упорно идти к цели, оставаясь верной своей клятве мести. Она оказалась для Вулфреда находчивым и опасным противником, чему в немалой степени способствовал он сам. Мелания фактически сама спровоцировала его оградить ее от тяжелого труда, заставить нормально питаться, сидя рядом за столом, вновь принимать ванну… А теперь она как хотела играла его воинами, вызывая в них похоть и ревность. Вулфреду приходилось целыми днями наблюдать за ними, чтобы в нужный момент обуздать не в меру разгоревшиеся страсти. Однако его воины знали, что он был готов на месте убить того, кто бы осмелился пальцем дотронуться до Мелании. А потому она могла чувствовать себя спокойно, находясь, под защитой «главного монстра». Сегодня она была особенно хороша. Поднятые вверх, и аккуратно собранные на затылке в высокий пучок иссиня-черные волосы как нельзя лучше подчеркивали изящество ее миниатюрной фигурки. Темный грим оттенял выразительный и вместе с тем загадочный блеск глаз, в которых светилось язвительное злорадство. Мелания казалась воплощением экзотической красоты, о существовании которой собравшиеся во дворе саксы, наверное, даже не догадывались, но чувствовали. И пламя страсти все больше разжигало их. Вулфред понимал, чего добивается римлянка. Видел, что каждая ее улыбка, каждый жест направлены к одной цели. Да, пленница была очень умной. И решительной… …Он сделал шаг от стены, опустил руки и огромным усилием воли заставил себя не смотреть на римлянку. …Мелания откинула назад голову и широко раскрыла рот. Болдуфф взял двумя пальцами с тарелки кусок мяса и принялся кормить ее из рук. О том, насколько соблазнительной она выглядит сейчас, Мелания догадывалась. И с удовлетворением заметила, что все остальные саксы как зачарованные смотрят на нее. Вулфред повернул голову и тоже некоторое время смотрел. В нем зародилась тревога. Он отлично понимал, чего добивается Мелания от его людей – беспрекословного повиновения себе. Сейчас, на глазах у Вулфреда, римлянка подчиняла себе его людей. Фактически она уже обрела над ними власть. Еще немного, и они пойдут за ней куда угодно. Такого Вулфред допустить не мог! Но как остановить ее? Как помешать ей осуществить ее новый план, смысл которого уже дошел до сознания главного сакса, и повернуть его против нее самой? Как прекратить уже начавшиеся трения между воинами? И как поступить с ней сейчас? Причем так, чтобы по-прежнему властвовать над ней? Именно последнего хотел Вулфред. Ее красота привлекала его гораздо меньше. Поражение, капитуляция римлянки стали главной целью сакса. Он вновь посмотрел на Меланию. Она потягивала вино из высокой чаши и одновременно подмигивала стоявшему рядом Катреду. Вулфред вдруг почувствовал, как в груди его закипают злоба и неудержимая жажда мести. Он смотрел на нее и улыбался такой страшной улыбкой, что та поперхнулась глотком вина и, отставив чашу в сторону, бросила на сакса подозрительный взгляд. Вулфред поймал ее взгляд и внутренне усмехнулся. Теперь он знал, что делать. Маленькая римская змея больше не сможет причинить ему никакого вреда! Он знает, как с ней бороться! Вулфред громко рассмеялся и направился к дому. Он не смотрел на нее. Но чувствовал, как ее взгляд буравил его спину, и ему даже казалось, что он слышит шорох догонявшей его и готовой к нападению гремучей змеи.* * *
Они стояли в лесу, укутанном ночной тьмой. В конце уходившей вниз по склону холма аллеи виднелись огоньки дома. По небу плыли хмурые облака. Порыв ветра донес вой голодного волка. Издали домик, совсем недавно принадлежавший Мелании, выглядел хрупким и беспомощным. – Я всегда очень уважал тебя, Вулфред, – чуть дрожащим от нервного напряжения голосом сказал Синрик. – Но ты выбрал странный путь для победы над римлянкой. – Синрик прав, – согласился Катред. – Надо поскорее убить ее и двигаться дальше. – Не дав мне возможности получить от нее наслаждение? –усмехнулся Вулфред. Он уже даже не думал о том, чтобы убить пленницу. – Ты получишь наслаждение, убивая ее! – возразил Катред. – Но еще большее наслаждение я получу от ее мучений, потому что она римлянка. – А не потому ли, что она… – Что? – Красива. Кстати, не мы ли открыли на нее глаза и тебе? – Никто и никогда мне не открывал глаза ни на что! – проговорил Вулфред, растягивая слова. – И вы здесь совсем ни при чем! Все дело в ней самой. И в ее красоте. Которую, да будет вам известно, я заметил с первого же взгляда. – Неужели? – усмехнулся Сенред. – Представь себе! Я ее сразу разглядел. И даже под кровью и грязью, покрывавшими сначала все ее тело, я видел совершенство форм! И конечно, можно подумать, что в таком неприглядном виде она никак нет может быть девственницей. Ведь так? – Она не девственница! – буркнул вместо Сенреда в ответ Синрик. – Но мне все равно! – воскликнул Вулфред, машинально схватившись правой рукой за рукоятку кинжала. – Я вижу в ней в первую очередь римлянку! Независимую и гордую! За что и ценю ее! Воины недовольно молчали. Наконец Сеолмунд угрюмо проговорил, глядя куда-то в сторону: – Эта женщина храбра и нам враждебна. Ненавидит саксов не меньше, чем ты – римлян. – Разве она нас ненавидит? – удивленно возразил Болдуфф. – Мне показалось – наоборот. Ее глаза так радостно блестели, когда она разговаривала с нами. Во всяком случае, со мной! Он бросил осуждающий взгляд на Синрика. – Да, она нас ненавидит, – повторил Сеолмунд. – Ты уверен? – переспросил его Вулфред. – Полностью! Повторяю: ее ненависть к нам так же беспредельна, как твоя – к римлянам. – Возможно. Но она слабее меня. А потому не сможет победить! – Согласен, она не сможет тебя победить, – ответил Синрик. – Но ты сможешь. А путь, который ты сейчас избрал в отношении римлянки, очень опасен для тебя самого. Ты даже не заметишь, как она ранит тебя и будет торжествовать победу. – Ранит? – переспросил Вулфред; – Ну нет! – Почему же? – Потому что я женюсь на ней! Слова, брошенные Вулфредом во тьму ночи, как упавший с горы огромный камень, придавили окружавших его саксов. Прошло не меньше минуты, прежде чем заговорил Сенред: – Но ты понимаешь, Вулфред, что связываешь себя с Римом до конца жизни? А как же твоя месть, о которой ты столько раз твердил? – А ты не думаешь, что все произойдет как раз наоборот? Не я окажусь привязанным к Риму, а она – к саксам! И будет влачить жалкое существование до конца своих дней! В том-то и будет состоять моя месть! – Связав себя с ней, ты окажешь ей огромную честь, Вулфред! – со сдержанным негодованием воскликнул Синрик. – Ведь ты введешь ее в свой дом! – Она тут же поймет, какую пытку я для нее приготовил, что и требуется сделать, – уже с некоторым раздражением сказал Вулфред. Ему уже не хотелось говорить на столь неприятную тему. Однако Болдуфф с сожалением посмотрел на начальника и сказал: – Рабство ты можешь прекратить своей волей. Но, женившись, ты свяжешь себя с ней до конца своей или ее жизни. – Вот еще один повод для нее ненавидеть наш супружеский союз, а для меня – праздновать победу. Ибо для нее уже не будет никакого выхода. И она это поймет! – Но она понимает, что не может освободиться от положения рабыни, – возразил Катред. – Тем не менее ведет себя как свободная и независимая женщина! – Сделавшись моей женой, она окажется привязанной ко мне самым прочным образом. Брачные узы разорвать почти невозможно. И мне доставит наивысшую радость наблюдать, как она тщетно будет пытаться прервать наш союз. – Вулфред, – сказал Синрик, взяв начальника за локоть, – ты уверен, что все так и получится? А если она будет относиться к брачным узам с таким же пренебрежением, как к своему сегодняшнему положению рабыни? Вулфред посмотрел в сторону блестевшего внизу огоньками окон дома. Там, видимо, готовились ко сну. В том числе и Мелания, не подозревавшая, какую участь ей готовит «главный монстр». Вулфред улыбнулся. Его белые зубы блеснули в лучах луны. Она покорится, подумал он.Глава 14
Между тем события начали развиваться не совсем так, как рассчитывала Мелания. Сначала она и впрямь царила среди воинов Вулфреда и фактически могла делать с ними все, что хотела. Но затем ситуация круто изменилась. При одном ее появлении сакские воины в панике разбегались. А Синрик, казалось, только ждал случая, чтобы закидать римлянку камнями. Такого поведения саксов Мелания никак не ожидала. Видимо, Вулфред дал им какие-то распоряжения. Или они просто боялись и не знали, как вести себя с ней. Вулфред не был похож на ревнивого воздыхателя. Или на заинтересованного поклонника. Его поведение никак не напоминало влюбленного. Глупый, капризный варвар… К тому же еще язычник! Но почему тогда все остальные саксы делают все по одному мановению его руки? К ней же он относился так же, как и прежде. Мелания всегда была ухоженной, кожа ее благоухала от бодрящих снадобий, на плечах покоилась шерстяная шаль тонкой работы. Сам же Вулфред держался от нее на некотором расстоянии. Был немногословным и, как всегда, достаточно скучным. Но неужели он не видит, что она самая красивая из всех женщин, которых ему довелось встретить в своей серой жизни? И не понимает, что она гораздо умнее и образованнее, нежели другие женщины, с которыми ему приходилось сталкиваться, пробираясь сквозь чащи лесов и развалины крепостей? Неужели он все еще не оценил по достоинству ее красоту и сексуальность? Конечно, он оценил. И Мелании доставляло удовольствие наблюдать за тем, как его терзает непреодолимое желание и жгучая ревность. Для нее увлекательная игра, которая занимает ее теперь, в один момент может превратиться в осуществление мести. Она обязательно убьет его! Сейчас у нее хватит силы, тем более что за последнее время ей удалось отдохнуть, восстановить силы. Мелания облизала кончиком языка свои дрожащие губы. И если бы он был хоть чуточку умнее, то без оглядки бежал бы отсюда! Но Вулфред не мог даже предположить, какие ужасные замыслы лелеет Мелания в своей голове, что давало ей некоторые надежды на успех. Она считала, что совершит не убийство, а возмездие за завоевание своей земли, за разорение своего дома, за смерть отца и близких ей людей. Вулфред дорого заплатит за совершенные бесчинства и насилие! Ведь если она его не остановит, то он будет убивать и дальше! Но как убить сакского монстра? Конечно, самым верным способом мог бы стать удар кинжала прямо в сердце. Но ведь Вулфред, казалось, весь состоял из упругих мускулов, которые даже кинжалом пробить не так просто! Кроме того, он был высок ростом. И дотянуться до его груди она просто не смогла бы. Значит, надо улучить момент, когда сакс будет сидеть, но садился Вулфред крайне редко… Если бы он мог случайно упасть у ее ног!.. Мелания в задумчивости ходила из угла в угол по своей маленькой комнатке и никак не могла найти ответы на важные для нее вопросы. Конечно, все должно будет вскоре закончиться. До наступления осени остается всего лишь месяц. А с ней придут холода. И тогда Вулфред со своим отрядом наверняка уйдет отсюда. И уже никогда не вернется, ведь саксы не возвращаются в разграбленные ими места. Если Вулфред уедет, то навсегда! И она должна будет благодарить за это Бога! А дом вновь станет ее. Но она не может ждать, когда он уедет. Если он уедет, то она уже никогда его больше не увидит. И забудет… После того как дом будет отмыт и вычищен, от пребывания здесь саксов не останется и следа. Все пойдет по-прежнему, как будто варвары никогда не приходили сюда и никакого Вулфреда в ее жизни не было. И останется лишь могила отца… Мелания почувствовала, что ее глаза наполняются слезами, которые вот-вот потекут по щекам. Она вытерла их ладонью и упрекнула себя в слабости. Теперь, когда Мелания поняла, что в саксе вспыхнуло желание к ней, она уже не хотела, чтобы он поскорее уехал. Но ведь она дала себе клятву убить его! А до начала осени и ухода саксов осталось так мало времени! И если продолжать медлить, то Вулфред может ускользнуть от нее!.. Мелания тяжело вздохнула и, посмотрев в окно, вышла на улицу. Она сама не знала, куда идет. Но как-то само собой получилось, что очутилась на берегу реки. Она сбросила сандалии и опустила ноги в прохладную чистую воду. Приятная легкость наполнила ее тело. Мелания почувствовала, что, наверное, впервые за последние недели по-настоящему отдыхает. Тревоги и мрачные мысли, казалось, уносит освежающий поток реки. На душе стало спокойнее… – А я думал, что ты действительно никогда не купаешься в реке, – раздался за спиной Мелании знакомый голос. «Боже мой, он опять здесь!» Приятная расслабленность, только что охватившая ее, скользнула по ногам в реку и исчезла, сменившись непонятным возбуждением и болезненными схватками в нижней части живота. – Я не собираюсь купаться, сакс. И потом, почему ты меня постоянно преследуешь? Я тебя вижу повсюду, куда бы я ни пошла. Или не можешь найти себе другое развлечение? Ее слова прозвучали значительно грубее, чем Мелания хотела. Но постоянное преследование Вулфреда действовало ей на нервы. Неужели она не может даже несколько минут побыть наедине? И почему должна вечно видеть перед собой полуодетого мужчину? Мелания обернулась в смутной надежде, что на сей раз Вулфред все-таки надел на себя хотя бы тунику. Но увидела лишь золотистую кожу, стягивавшую упругие мускулы голого мужского тела. Однако сегодня его тело выглядело свежим и чисто вымытым. Более того, Вулфред был аккуратно причесан. И улыбался. Чему? – Сегодня слишком жарко для развлечений без воды и купания, – хмыкнул Вулфред и опустился на траву рядом с Меланией. – Я знаю, что ты еще очень молода, но все же не думал, что ты сохранила детскую привычку плескаться в воде. Может быть, для тебя вырезать шарик из дерева? Право, тебе бы понравилась такая милая игрушка! Снова он говорит с ней, как с малым ребенком! Интересно, не потому ли он не дает воли своему плотскому желанию, что считает ее невинной девушкой? – Я уже взрослая и, как все говорят, красивая девушка, без каких-либо дефектов! Неужели ты не заметил этого? – Ах вот почему ты постоянно стараешься меня учить! – Но безуспешно! – Разве? – улыбнулся Вулфред. – Но ты забыла о том, что приучила меня ежедневно принимать ванну. – Пусть небольшая победа, но мой нос уже ее почувствовал! – А глаза? – Мои глаза? – Да, твои глаза. Ты разве не заметила в них кое-какую перемену? Я в твоих – заметил. Он заметил? Если так, то Вулфред до сих пор ничем себя не выдал. К какой новой хитрости он собирается теперь прибегнуть? И будет ли впредь замечать ее женскую красоту, если она не отметила его – мужскую? Хотя вряд ли его можно было назвать очень уж красивым! Да, Вулфред был высокого роста, с золотистой кожей и великолепно развитой мускулатурой. Мелания постаралась загасить непонятный пожар, разгоравшийся у нее под животом, и принялась уверять себя, что Вулфред как был саксом, так и остался им. Просто теперь он выглядел несколько чище. – Ну так что же? – с нетерпением спросил Вулфред. – Ты так и не видишь во мне никаких изменений? – Вижу. Волосы стали длиннее, чем раньше. Тебя сейчас можно было бы принять за вымытую лошадь, если бы зубы были побелее. Она говорила неправду. Зубы Вулфреда были на удивление белыми и чистыми. Он всегда за ними следил, а потому замечание Мелании его укололо. Он сделал обиженную мину и досадливо сказал: – Я надеялся, что теплая вода римской бани и кусок хорошего мыла смоют ненависть с омерзительной римской девчонки и можно будет разглядеть красивую женщину. Но теперь убедился, что никакая вода и никакое мыло не смогут превратить злобу разъяренного младенца в женское тепло. Слова Вулфреда показались Мелании тем более обидными, что были сказаны намеренно безразличным тоном. Вулфред даже не смотрел в ее сторону. – Ты хочешь тепла женского тела, сакс? – спросила Мелания, сморщив нос. – Или тебе оказалось мало огня ненависти, который охватил меня всю, когда я впервые увидела твою измазанную физиономию там, где ее никогда не должно было быть, – в моем доме? – Только маленький ребенок скулит по дому! – проговорил Вулфред. – И женщина, у которой отняли ее родной дом! Пойми, глупый сакский пес, я – та женщина. О том, что я женщина, может сказать тебе любой из твоих воинов. Спроси у них, если не веришь! Вулфред смотрел ей в лицо и читал огонь почти звериной ненависти, таящейся под искрящейся голубизной глаз. – Хорошо, допустим, я спрошу у них, маленькая римлянка. И что же, ты думаешь, они мне ответят? Скажут, что у тебя нежная женская грудь? Что у тебя гладкие бедра с изящным изгибом? Что у тебя черные пышные волосы, мягкие, как чистая шерсть? Или они расскажут мне, какие у тебя чувственные и маленькие губки, к которым так и хочется прильнуть? Лицо Вулфреда приблизилось почти вплотную. Но все же Мелания не могла понять, чего он хочет. Уничтожить ее или любить? А Вулфред продолжал говорить: – Смогут ли они сказать мне о тебе нечто такое, чего я еще не знаю? Мелания видела свое отражение в его голубых, горящих скрытым пламенем глазах. И теперь сомнений у нее уже не осталось. Да, он хочет ее! Она не только видела, но и чувствовала его желание! Итак, она добилась того, что должно было стать первым шагом на пути к мести! Мелания пробудила в саксе желание. Но она не жаждала его прикосновений. Как раз наоборот: Мелания опасалась, что поцелуй Вулфреда испепелит ее легкие, а объятие – задушит. Поэтому она не могла позволить ему даже слегка дотронуться до себя. Ибо теперь, когда Мелания поняла, что Вулфред хочет ее, ей оставалось лишь выбрать момент, чтобы убить его. Она улыбнулась горевшему на его лице непреодолимому желанию и сказала с усмешкой: – А ведь ты хочешь меня, сакс! Вулфред отскочил от нее как ошпаренный и что-то пробормотал на своем варварском языке. Увидев растерянность на его лице, Мелания уже откровенно расхохоталась. – Я не шучу, – сказала Мелания. – Ты проявил изобретательность, пытаясь меня добиться. Это делает тебе честь! Вулфред долго и очень внимательно смотрел ей в лицо. Потом сказал, стараясь скрыть смущение: – Ты говоришь, что я хочу тебя, но почему-то улыбаешься? От радости или потому что считаешь, будто одержала полную победу надо мной? Если – последнее, то ответь мне на вопрос. – Задавай. – Ты будешь все так же высокомерно улыбаться, если я скажу, что намерен овладеть тобой? Усмешка мгновенно сбежала с лица Мелании. В нижней части живота началась форменная буря, когда она представила себе огромного сакса лежащим на ней. – Значит, ты решил овладеть мною? – прошептала Мелания, задыхаясь от бессильной ярости. – Я сказала, что заметила в тебе некоторые проблески интеллекта. Но обладать собой я тебе не позволю! Вулфред вскочил на ноги как ужаленный и схватил Меланию за обе руки повыше локтей. Она почувствовала боль, но ничего не сказала и никак не прореагировала на его грубую выходку. Нет, ему не удастся распоряжаться ею, как вещью! Вулфред молчал, но глаза его горели каким-то почти звериным огнем. Как маленькая римлянка посмела сказать ему, что не позволит обладать ею?! Так пусть почувствует, что ему ничего не стоит добиться своего! И он еще сильнее сжал руки Мелании. Его глаза сделались совсем безумными. Мелания уже видела перед собой человека, обладающего страшной силой и лишенного способности мыслить, беспощадного, все зло которого было направлено против нее. Ярость Вулфреда стала союзницей его предполагаемой жертвы, как и его плотское желание к ней. Сейчас Мелания предельно ясно почувствовала, что стоявший перед ней мужчина – ее смертельный враг. Враг, не знающий пощады. А значит, и она к нему будет беспощадной! Потому что она – римлянка, а он – сакс. И ни он, ни она не должны забывать ни на минуту, кто они. Мелания почувствовала в себе прилив уверенности и силы. – Я никогда не соглашусь тебе принадлежать, – холодным тоном сказала она. – А мне и не надо твоего согласия! – ответил Вулфред с улыбкой на лице. – И уж совершенно определенно, не буду тебе помогать, если все-таки такое и произойдет против моей воли! – Твоя помощь также не потребуется! – Да, ведь я совсем забыла, что ты привык брать силой все, что только захочешь, не спрашивая чьего-либо согласия. А теперь решил добавить к списку своих жертв и меня. Наверное, желание обладать мною в тебе уже перевалило через край! Он был слабее ее, поскольку безумная страсть ослепляла и ослабляла его. Ее холодная голова давала ей немалые преимущества и даже становилась весомым оружием против врага. – У тебя не хватит сил мне противостоять, – убежденно сказал Вулфред. Он повернулся к ней спиной и, глядя на бегущую вдаль воду потока, тихо сказал: – Ты будешь мне принадлежать… Как жена… Мелании показалось, что она потеряла всякую способность чувствовать. Но – нет! Она не позволит себе упасть в обморок перед сакским варваром! Для него слишком уж большая победа над ней! Нет, ей надо смотреть на него спокойно и хладнокровно. И трезво все обдумать. Только тогда можно будет найти правильный выход из создавшегося положения. А выход непременно должен быть! В любом случае она никогда не сможет быть женой сакса! Не сможет, хотя бы потому, что их свадьба будет ненастоящей. Мелания в душе рассмеялась. Какой же глупец Вулфред! Или он забыл, что языческая свадьба никак не может связать их. А потому станет совершенно бессмысленным ритуалом. И даже если кто-то и поверит в его законность, то Мелании не составит никакого труда тут же добиться развода! Ибо на территории Римской империи, куда входила и Британия, языческие браки не признаются законными и их расторгнет любой местный суд! Но, Вулфред, очевидно, не разбирался в такого рода делах. Мелания продолжала молчать и только чуть насмешливо посматривала на сакса. Правда, когда он обернулся к ней, лицо римлянки тут же сделалось серьезным. Пусть он думает, будто запугал ее своим неожиданным заявлением. Тем слаще будет для нее победа. – Ты заранее выбрал сегодняшний день, чтобы сказать о столь знаменательном событии? – спокойно спросила Мелания. Вулфред нахмурился, помолчал немного, после чего угрюмо произнес: – Да, но день, когда ты станешь мне женой, я выберу сам. Мелания наклонила голову и посмотрела на него с озорной улыбкой: – И когда же? – Не сегодня, – ухмыльнулся Вулфред. – Но скоро? – Узнаешь, когда я скажу тебе. – Естественно. Что ж, обязательно скажи! Девушка должна приготовиться к такому событию. Что касается меня, то я не смогу долго ждать! Предводитель саксов ушел, а Мелания стала размышлять, какой же день выберет Вулфред, чтобы навсегда, как она предполагала, распрощаться с миром живых.Глава 15
В комнате сидели все работающие в доме люди и обсуждали последнюю новость. – Она не выйдет за него замуж! – сказала Доркас. – Но сможет ли она избежать замужества? Вулфред ни разу не менял своих намерений! – проговорила маленькая юркая Финн. – И тем более не изменит их ради нее, – уточнила рассудительная Флавия. – Ты считаешь, что он женится на ней? Удостоит чести стать своей женой… – Удостоить меня чести? – раздался с порога дома голос Мелании. Все отскочили в стороны и повернули головы к римлянке. – Интересно, как подобное замужество может сделать честь мне? Кстати, о какой чести можно говорить! Наоборот, он стремится меня унизить, а затем – убить. А женитьба – лишь первый шаг! – Но ты готова выйти за него замуж? – дрожащим голосом спросила ее Финн. – Конечно! – с готовностью ответила Мелания. – Ведь для меня брак с саксом ничего не значит. Ибо я не верю в языческих богов. А потому весь брачный обряд мне безразличен. Кроме Финны и Доркас, в комнате никого не было. Все уже ушли, спорить практически было не с кем. Конечно, можно было им возразить, что во всех случаях свадебный обряд остается таковым. Различие в культуре не имеет никакого значения. Можно было бы сказать, что данные при обряде клятвы всегда должны оставаться нерушимыми. Только Терас мог бы осмелиться возражать Мелании, но он проверял склады с зерном. – Но что после? – участливо спросила Доркас. – Что будет после вашей свадьбы? Мелания почувствовала, как начал бунтовать ее живот. Конечно, Доркас должна была задать подобный вопрос. Да и сама Мелания все ночи напролет только и думала о том, что будет дальше… Она резко повернулась к служанке: – То, что произойдет дальше, не имеет никакого значения! – И когда Доркас удивленно выгнула бровь, поспешила добавить: – Ничего не будет! Она никому не станет объяснять, что после того, как это произойдет, Вулфред будет лежать в крови у ее ног. Ибо все было уже продумано до мельчайших деталей. Конечно, Вулфред уверен, что после брачной церемонии его ждет постель с молодой женой. Он ляжет в нее расслабленным и без всяких подозрений. И будет лежать совсем рядом. Она добьется своего – Вулфред окажется совсем близко к ней. Брачная ночь давала все возможности для убийства.Воины-саксы обсуждали новость о бракосочетании своего предводителя с римлянкой за столом с пивными кружками в руках. – Он не пойдет на брак! – сказал уверенно Сеолмунд. – Ты можешь привести хоть один пример, когда Вулфред изменил данному себе слову? – спросил Синрик. – Особенно когда дело касалось женщины, – закончил мысль Синрика Болдуфф. – Болдуфф, ради всех святых, можешь ты, в конце концов, перестать говорить о женщинах? – взмолился Синрик. – Но ведь речь идет о свадьбе, не так ли? Как же не говорить о женщинах? У тебя просто плохое настроение, Синрик. Даже хуже, чем я мог себе представить! Наверное, пришло время тебе вынуть свой блестящий меч и начать разить все направо и налево! – Синрик действительно очень расстроен, – покачал головой Катред. – А мы все, разве нет? – сморщился Болдуфф. – Но я по крайней мере все же вижу в предстоящем браке нечто хорошее… – О чем ты говоришь, Болдуфф?! – сердито перебил его Синрик. – Разве он и так не может обладать ею, когда только захочет? – Но он вроде бы не очень-то хочет, – медленно растягивая слова, возразил Катред. – Что ж, ему остается только взять ее и жениться, – вздохнул Болдуфф, сделав большой глоток пива из кружки. – Он возьмет ее, – тихо проговорил Сеолмунд, – потому что он хочет на ней жениться. – Должен сказать, их отношения выглядят очень даже странно! – начал было Сенред, но Болдуфф резко оборвал его: – Странно? Чем? Идея женитьбы была его. Разве нет? Во всяком случае, не ее! – Конечно, не ее! – раздался с порога голос Вулфреда, возникшего в кухонных дверях. – Она долго сопротивлялась твоему намерению, Вулфред? – усмехнулся Сенред. – И когда же ты намерен на ней жениться? – спросил Катред. – Все зависит от меня, – холодно ответил Вулфред и рассказал, какую пытку придумал для Мелании. – Вряд ли ей понравится, – заметил, улыбнувшись, Сенред. – В том-то и дело! – рассмеялся Вулфред. – Тогда будь осторожен с ней в постели, Вулфред, – подал голос Болдуфф. – Или же ей твои действия не покажутся пыткой. – Скорее всего, – усмехнулся Сенред, – она может подвергнуть пытке тебя самого, измучив своими сексуальными требованиями. Раздался общий хохот. – У меня есть доказательство ее любви. – Вулфред показал на свое колено, где еще сохранился след от укуса Мелании в первый день их встречи. – Остерегайся поворачиваться к ней спиной в постели! – совершенно серьезно предупредил Сеолмунд. Предводитель саксов помрачнел. Кислый тон, с которым Сеолмунд предостерег его, насторожил Вулфреда. Он поглядел на Болдуффа и заметил, что тот, склонившись над кружкой, утирает слезы с лица. Синрик старался смотреть куда-то в сторону. Вулфред знал, что он считает смертельной ошибкой женитьбу своего командира на «ядовитой римской змее». Синрик повернул голову и посмотрел на Вулфреда: – Пытка, которую ты придумал для римлянки, очень легко может обернуться против тебя самого. Ты окажешься на всю жизнь привязанным к ней. – Речь идет, естественно, о ее жизни, – поправил товарища Сенред. – Никакой пытки для меня не может быть, если она останется под моим строгим контролем и будет влачить жалкое существование до конца своих дней, – ответил Вулфред, осушив стоявшую перед ним кружку пива. – Я буду только получать удовольствие! – Я вижу, ты с нетерпением ожидаешь дня своего бракосочетания! – засмеялся Сеолмунд. – Пожалуй! И он вытер губы тыльной стороной ладони. – Но если дело обстоит так, – вмешался в разговор Болдуфф, – то зачем медлить и не овладеть ею уже сейчас? А я знаю, что ты медлишь, ибо никто из нас пока еще не слышал ее криков ярости или стонов наслаждения. Вулфред неторопливо продолжал потягивать из кружки золотистый напиток. Воины, с которыми он уже на протяжении многих лет был рядом, отлично знали его ненависть к римлянам. Равно как и причину. Все они сражались, убивали и грабили вместе. Вместе добывали себе женщин. Все знали об одной из них – Беккии, которая долгое время была любовницей их военачальника и почти сумела подчинить его себе. И никому в голову не приходило осуждать Вулфреда. Но Мелания была другой. Совсем другой. Вулфред далее запретил своим воинам всуе произносить ее имя. Вулфред молчал, держа в руках уже ополовиненную кружку. – Она стала особенно хороша, после того как первый раз побывала в бане и причесалась, – нарушил молчание Болдуфф, – но я разглядел ее еще под грязью и рваными тряпками. – Серьезно? – поднял голову Вулфред. – А мне все равно, грязная она или чистая и какая на ней одежда. Улыбается она или хмурится. Она остается все той же женщиной. – Римлянкой, – подсказал Сеолмунд. – Да, – согласился Вулфред. – Римлянкой. Но он лукавил. Мелания была для него прекрасна особой, римской красотой и до неистовства страстной натурой, чего Вулфред никак не ожидал от женщины Рима. Так же, как Вулфред никогда не предполагал, что римлянки могут быть до такой степени бесстрашными. Мелания же с ее безбрежной ненавистью к врагу и яростной агрессивностью принадлежала к тому типу женщин, который пользовался особой любовью и уважением у саксов. Она была дикой до свирепости, цепкой и бесстрашной. Когда она внутренне боролась со страхом и побеждала его с неистовым пренебрежением, Вулфред не мог не восхищаться ее беспредельной решимостью. Вулфред налил себе еще одну кружку пива и залпом выпил ее. Он подумал, что его мысли были не совсем справедливыми. Ведь Мелания всего лишь римлянка, и не для того Вулфред так долго томился жаждой мести к Риму, чтобы сдаться теперь прекрасной римлянке с сердцем воина. – При подобных чувствах, – сказал Сенред, – тебе легче было бы смотреть на нее как на рабыню, а не как на жену в супружеской постели. Сначала испытай ее, а уж потом надевай брачные оковы. Тогда ты сможешь убедиться, сумеешь ли жить с ней бок о бок. Или, может быть, кто-то из нас попытается выручить тебя? Вулфред ничего не сказал, но глаза его потускнели, а губы сжались. Затем он сурово посмотрел на Сенреда: – Следи за своими словами и поведением в отношении Мелании, Сенред! Она не твоя женщина. Она моя женщина. Помни об этом. Наступившее тяжелое молчание нарушил суровый голос Синрика: – У твоих сыновей будет мать римлянка! – И сакс – отец! – парировал Вулфред. – Ты слишком далеко заходишь в своем мщении, – заметил Катред. Вулфред со злостью бросил кружку на низенький римский стол. Недопитое пиво разлилось, а пена сползла на пол. Капли полились сквозь щели между досок стола и застучали по деревянному полу, подобно дождю. – Я никогда не зайду слишком далеко! – объявил Вулфред. Все замолчали и поняли, что Мелании предстояло быть раздавленной колесами мщения Вулфреда. Поэтому-то они и оставались здесь так долго!
Терас, спрятавшись в тени колонн, окружавших двор, сделал шаг вперед, чтобы лучше видеть Вулфреда. Пока он понимал почти все, о чем здесь только что говорилось, но все же… Но все же в тоне, которым Вулфред говорил о Мелании, прозвучало нечто посеявшее сомнение в душе Тераса насчет его отвращения к римлянке, в котором он старался всех уверить… После жаркого и долгого лета Терас начал лучше понимать Вулфреда и теперь мог почти поклясться, что тот очень ценит Меланию хотя бы за ее борцовский дух, и не только за него… – Ты действительно на ней женишься? Вулфред посмотрел на группу мальчишек, толпившихся у его ног, и улыбнулся. Маленькие римляне усердно трудились, для того чтобы стать хорошими сакскими воинами, практикуясь с деревянными мечами, сделанными из срубленных сучков деревьев и подобранных на дороге палок. Своего рода реванш. Если только вложить нужный смысл в их поведение… Но, в конце концов, любой юнец – будь то римлянин, сакс, бритт или фриз – со временем становится мужчиной. А мужчина должен уметь сражаться. Сражаться и побеждать для них означает выжить. Глядя на их грязные лица, горящие глаза, Вулфред надеялся, что каждый из них останется живым и победит. – Так ты женишься или нет? – повторил свой вопрос Флавиус. Он говорил за всех, поскольку между ними была круговая порука. – Да. – Мелания сказала, что выйдет за тебя замуж? – спросил Петрас. – Да, – улыбнулся Вулфред. – И объяснила, что имеет в виду? – спросил Акилес. Вулфред скрестил руки на груди и посмотрел на собравшуюся у его ног группу: – Разве Мелания всегда говорит то, что думает? – Всегда! – нахмурился Флавиус. – И что дальше? – Ты всегда делаешь то, что говоришь? Я хочу сказать… Я. помню… Мы все знаем… Все слышали, как ты сказал, что… Улыбка погасла на лице Вулфреда. Ибо все действительно слышали, как он сказал, что убьет римлянку. Да, он действительно говорил так. Даже прокричал… Но это было давно… – Я женюсь на ней, – повторил Вулфред. – Зачем? Вопрос был задан с невинностью, которую только и можно было ожидать от мальчика, постоянно наблюдавшего грабежи и пытки. Но человек, по воле которого происходили такие бесчинства, не мог дать ему вразумительный ответ…
– Ты думаешь, что она доведет свой замысел до конца? – спросил Сенред. – А он? – Доркас влюблено смотрела на Сенреда. Они сидели на поляне среди уже увядшей травы. Вокруг было тихо и спокойно. Сенред улыбнулся и сказал: – Да. Вулфред уже подтвердил свои намерения. А он не принадлежит к тем, кто пасует перед трудностями на пути к поставленной цели. – А какая цель? – спросила Доркас, пытаясь освободиться от объятий Сенреда. – Убить Меланию в брачной постели? Сенред перестал улыбаться и, позволив Доркас освободиться из его объятий, проговорил угрожающим тоном: – Цель Вулфреда – его собственное дело. И я бы не советовал тебе говорить о нем. – Почему же, Сенред? Или ты считаешь, что я могу получить от него удар кинжалом в спину? Ведь именно таким образом, насколько я понимаю, Вулфред намерен разделаться с Меланией? – Повторяю, планы Вулфреда – его планы, и никто не смеет их обсуждать! Доркас знала, что в своей преданности Вулфреду саксы доходят до фанатизма. А потому не позволяют никому даже пытаться проникнуть в замыслы их предводителя. Но Доркас знала причину – Вулфред смертельно ненавидит римлян. И в частности – Меланию, в силу чего подобное замужество отнюдь не отвечало интересам ее бывшей хозяйки. – Но с планами Мелании тоже, наверное, стоит считаться! Сенред повернулся к Доркас: – Тем не менее, она выйдет за него замуж! У нее нет другого выхода. Так решил Вулфред! – Всегда существует другой выход, Сенред. К тому же ты хорошо знаешь Меланию. Уж она-то найдет его! – Да, – тихо сказал Сенред, – Мелания очень… Очень гордая… Очень непростая… – Ты хочешь сказать, что она настоящая римлянка? Сенред мягко улыбнулся и заключил Доркас в объятия, Она не сопротивлялась. – Самая настоящая! Причем очень гордая, крайне высокомерная и в высшей степени упрямая! – Можно подумать, что ты описываешь Вулфреда! – Вулфреда? Ну нет! Он великий сакский воин… – И очень гордый, крайне высокомерный и в высшей степени упрямый! – сказала Доркас. – Я бы еще добавила – мстительный! – Когда есть причина. – Причина всегда найдется. Но только мстительные люди постоянно стараются ее вскормить. – Но ты не знаешь причины мстительности Вулфреда! – Тогда скажи мне. – Причина очень даже понятна! – Он добр? Ты уверен, что он будет хорошо обращаться с женой? – Почему ты спрашиваешь меня о том, что с ней станется? Можно подумать, что Мелания тебе ровня! – Я такая же римлянка, как и она! – Потому что у нее есть острые зубы и когти. Потому что она не что иное, как ядовитая гремучая змея! А ты – мягкая, теплая и… – И?.. – И принадлежишь мне. Да, она принадлежала Сенреду. Но только на время. Ни о каком замужестве у нее в голове и мысли не было. А вот Мелания решилась выйти замуж за Вулфреда. Доркас обняла Сенреда, вернула ему поцелуй и подумала, что сейчас, возможно, самое время показать ему свои коготки.
Последнее время Мелания ходила озабоченная и молчаливая. Она не знала, как себя вести и чего ожидать от Вулфреда. На душе было скверно. И посоветоваться было не с кем. Разве что с Флавиусом. Мальчик хоть и побаивался Вулфреда, но очень подружился с ним. Может, он что-то знает о намерениях предводителя саксов? Флавиуса нельзя было застать на кухне – все время он проводил на тренировках. Мелания пошла туда, где обычно в сарае тренировались мальчики, чтобы стать настоящими воинами. Пыль стояла столбом. Увидев среди них Флавиуса, Мелания остановилась с ним поговорить. Она спросила его, давно ли он видел Вулфреда. Тот ответил, что Вулфред здесь появляется все время и следит за тем, как они занимаются. – Я слышал, будет свадьба. Он действительно женится на тебе? – спросил Флавиус. – Я совершенно уверена, что он пойдет до конца! Хотя бы только для того, чтобы вконец измотать меня, – ответила Мелания. Рука Флавиуса машинально сжала жезл, который дал ему Вулфред. – И ты согласна выйти за него замуж? Мелания посмотрела внимательно на юношу, покрытого пылью после очередных упражнений с оружием, все лицо которого было в свежих царапинах и ссадинах. Мог ли он ее понять? Конечно, Мелания не могла восхищаться саксом. Хотя бы потому, что он стал виновником смерти ее отца. А она никогда не сможет заглушить в себе память о нем. Да и не захочет! – Так ты выйдешь за него замуж? – повторил свой вопрос Флавиус. Мелания улыбнулась и скрестила руки на груди: – Разве я тебе уже не сказала, что выйду? Или Вулфред не верит моему слову? – Мне кажется… Я не думаю, что он может серьезно поверить в саму возможность неповиновения себе со стороны кого бы то ни было. Особенно – римлянки. – Ты его хорошо знаешь, Флавиус, – пробормотала Мелания. – Но что об этом сам думаешь? Смогу ли я сыграть роль послушной жены? – Нет, – улыбнулся Флавиус и, подбросив вверх жезл, поймал его, не дав упасть на землю. – И я не думаю, что кто-нибудь считает иначе. – Даже сам Вулфред? – А он-то в первую очередь! – И все же он намерен на мне жениться. По крайней мере, так говорит! А теперь скажи мне, Флавиус, как может гордая и бесстрашная римлянка… – Он никогда не говорил, что считает тебя бесстрашной, – оборвал ее Флавиус. – Его поведение лишь доказывает, что он меня совсем не знает! Флавиус посмотрел на нее и прикусил губу. Видимо, он посчитал продолжение подобного разговора небезопасным. Но Мелания настаивала: – Скажи мне все, что он говорил, и я железной римской логикой опровергну каждое его слово! – Я сказал ему во время нашего поединка, что ты не боишься ничего на свете. Он засмеялся и ответил, что все обстоит как раз наоборот. Что страха в тебе больше, чем в ком бы то ни было из окружающих. Но ты, как никто другой, умеешь держать себя в руках, что и составляет твою храбрость. А потому он почитает тебя за самого смелого человека, с которым ему пришлось когда-либо встретиться. Мелания поняла, что ее «железная римская логика» здесь бессильна. И не знала, воспринимать его слова как оскорбление или как комплимент. Но, подумав, все же решила, что ей нанесено оскорбление. Ибо Вулфред нагло врал. Она не боялась никого из них. И уж конечно, не его! Вулфред считает ее храброй? Она не ожидала, что Вулфред так высоко ценит ее, и его слова наполняли ее сердце теплом и нежностью. – Мелания? – с удивлением посмотрел на нее Флавиус. Она в нескольких словах пересказала ему свои мысли. – Все же ты боишься? – спросил Флавиус. – Не его! Она говорила чистую правду. – Значит… ты выйдешь за него замуж? – Я же уже сказала, что да! Мелания подумала, что их брак не продлится и часа. – Ты думаешь, что… что он мог бы… полюбить тебя? – Вовсе нет! Она давала логичный и глубоко продуманный ответ. Если бы ее отец был жив, то остался бы доволен и гордился бы своей дочерью.
Последние комментарии
12 часов 19 минут назад
16 часов 33 минут назад
18 часов 51 минут назад
20 часов 41 минут назад
1 день 2 часов назад
1 день 2 часов назад