Уроки любви [Виктория Тория] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Уроки любви — Виктория Тория
Глава 1. Брошенная перчатка
Мелкий поганец! Я — старуха?! Ха. Ха-ха. Магистр Ива-Нова не старуха! Мне и сорока еще нет, а этот засранец меня назвал старой кошелкой! Я вся кипела, подспудно понимая, что не должна обращать внимания на слова обиженного студента. В его годы за несправедливые оценки или в отношении излишне рьяных учителей я использовала словечки покрепче, как и все студенты. Намного проще обвинить преподавателя, чем признать, что ты сам не подготовился к экзамену или семинару. Но право на гнев я имела. Одно дело обозвать Скоросшивателем зубастого василиска, чьи любовницы как появлялись, так и исчезали, мягко говоря, недовольными, дать кличку Чучундра учителю географии за вечно всклокоченные волосы. И, совсем другое — назвать старухой меня. Потому что малыш-аристократ, привыкший получать пятерки за белозубые улыбки учителям любого пола, заработал неуд. Вместо того чтобы учиться, Сильвий Де Марсен предпочел провести выходные (все выходные семестра) в развлечениях с девицами. Которые, кстати, тоже схлопотали неуд. Но те привыкли. Их не спасали кислые мины, слезы в глазках и фамилии не таких уж успешных родителей. С другой стороны, девочки шли получать высшее магическое не для будущей карьеры. Их цель была и есть — получить диплом и по возможности выскочить замуж еще во время учебы. А Де Марсен был у нас другим. От него таяли все особы преподавательского состава, включая деканов и ректора. Его фамилия была достаточно громкой, но, скорее, в силу тех скандалов, которыми славилась его семейка: средний брат — дуэлянт, старший — любовник принцессы, мать с отцом развелись, старшая сестра сбежала от мужа с любовником. Младший следовал по пятам старших и хранил семейные традиции распутства и прожигания жизни. И это было бы его личное дело. Если бы он не был моим студиосом. Вступив на должность в любимой мной вотчине знаний, где сама провела лучшие десять лет своей жизни, я стремилась, чтобы другие придерживались того, что для меня было важным. От девиц в нашем обществе многого не ждали. Получали образование лишь те, кто не только мог себе его позволить, но и, по той или иной причине, считал, что диплом Агра Клоадэ, университета стихийной и боевой магии имени благочестивой Глорджины, поможет им в будущем. Поможет найти хорошую партию и придать веса в высших кругах своему будущему мужу. По этой причине моя семья также не только не стала помехой в получении для меня образования, но и всячески поддержала мои начинания. Пока дома не поняли, что замуж я не собираюсь. И более того, желаю продолжить обучение. После череды домашних препирательств и скандалов было принято жесткое решение — от меня отказались и лишили наследства, дабы я, поняв бессмысленность своих желаний и свое истинное положение в мире, одумалась. После подобного поворота событий я три недели не покидала общежитие, высматривая ответ на потолке и стенах. Не помогло. Еще сутки я надрывно рыдала, то успокаиваясь и забываясь во сне, то просыпаясь и меряя комнатку два на два нервными шагами. Даже на полу повалялась, пытаясь убедить богов, что мое отчаяние нешуточных размеров. Богам, оказалось, не было дела до моих мелких по их масштабам проблем. И пришлось вытаскивать себя из дна неудач самой. Для начала я обратилась к декану, а после и ректору, чтобы получить отсрочку в оплате обучения. Как лучшая студентка года, отсрочки я не добилась, но получила работу на кафедре естественных наук. Оплата покрывала мое обучение, покупку книг и канцелярии. Для преподавательского состава проживание в общежитии было бесплатным. И меня оформили как помощника магистра. Ну, а с пропитанием и шпильками с платьями пришлось выкручиваться уже без протекции, слегка нарушая закон. Я писала работы для поступления в университеты для других будущих студиусов. Безусловно, не в наше заведение, но и это было рискованно. По закону подобные соискатели считались уголовниками, как и те, кто им помогал. Как только я получила степень и стала полноправным учителем, с подработкой я завязала. Но очень боялась, что кто-то узнает о моем темном прошлом. И оттого, наверное, была к студентам еще строже. Кто знает, не пришли ли они в наш университет как те, кому помогала я? Совесть мучила, и я вымещала свои страхи на учениках. Ну и еще — мне эта работа далась нелегко. Я училась как проклятая, потому хотела видеть и в других хотя бы вполовину того усердия, что было у меня. Рвения к знаниям. И уж никак не улыбочек и заигрывания от двадцатипятилетнего студента, который решил получить степень магистра за счет обаяния. Насколько мне было известно, с преподавателями он в отношения не вступал. Однако уверенности в этом не было — слухов не существовало, но, если не пойман, еще не обязательно, что не вор. Да и вообще быть жертвой очарования малолетки (ладно, мысленно поправила я себя, — молодого, но мудаковатого мужчины) мне не хотелось. Я прекрасно видела со стороны, как млели другие дамы, как учителя, что тридцати, что шестидесяти лет, с легкостью ставили свои подписи в его зачетку. И скрежетала зубами. Нет, он не был глуп. О нет. Я прекрасно знала, на что он способен. Я не раз видела его вечером пьяным, а потом без ошибок отвечавшим на семинаре, после того как он лишь пролистал чужой конспект! Но в этот раз ему не удалось. То ли не успел, то ли никто не поделился конспектами. Некоторым девочкам он все же успел насолить, а некоторые уже были замужем и пока еще влюблены в своих мужей, таких, правда, было только две. Они не были среди лучших учащихся группы. Так что, возможно, и не владели всеми записями по предмету. Кто знает. Для меня было важно лишь то, что на экзамене молодой человек сидел в позе царя — завоевателя мира, вместо того чтобы готовить билет. А когда вышел, начал нести такую ахинею, что я не выдержала и отправила его на переподготовку. Я знала, что это ему не поможет. Чувствовала, догадывалась, что он не готовился, а то, что знал ранее… или забыл, или забил. Забил на те знания, которые должен иметь, и решил выделиться. Не вышло. Второй круг ему, конечно, ничем не помог. Более того, когда я бесшумно приблизилась, чтобы задать уточняющий вопрос, студиус Де Марсен вздрогнул, чертыхнулся и уронил выпавшую из рукава шпаргалку. А вслед за ней посыпались и другие. Я подняла ворох бумажек и уселась за свой стол. Сидела и не знала, что делать. Смеяться? Плакать? Горка маленьких книжек гармошкой была исписана вдоль и поперек. Не его почерком! Я не выдержала, устало сняла очки, потерла переносицу и сказала дать зачетку. Де Марсен, беспечно улыбаясь, вручил мне ее легко, без волнений и попыток оправдаться. Он и теперь был уверен, что я поставлю ему хороший балл. Я даже на секунду прикрыла глаза и еще раз посмотрела на молодого человека. Нет, все верно. Он улыбался улыбкой победителя жизни. И я написала «не готов». То есть низший бал. Даже не неуд. Дважды «не готов» по экзамену обеспечивало исключение на любом этапе учебы. А у него со мной будет еще не одна встреча. Практикум и дипломная по предмету, имперский экзамен и общий выпускной итог, где каждый преподаватель оставлял рекомендации и замечания будущему магистру. Мы тогда оба поняли: не быть ему магистром. Из-за меня не быть. И из-за него — я не уступлю, пока не станет учить. Он не станет учить из принципа. И я бы забыла, до вечера, а потом и навсегда. Если бы не нелепая случайность. Я вернулась в аудиторию за забытым еженедельником и застряла в дверях на выходе, пока копошилась с поиском ключей от аудитории (их у меня на связке было около двадцати, и все похожи между собой). Из-за угла послышались голоса и смех. Я готова была уже выйти, когда услышала: — Эта старая кошелка совсем сдурела! Некому ее оттрахать, чтобы успокоить. — Чей голос, и гадать не надо. — Ну, она вроде ничего, я бы… — Сдурел? Ты ее видел? По-моему, она жрет в постели и спит только с крошками! Меня затрясло. Я действительно любила поесть в постели. Только делала это аккуратно, еда всегда оставалась на подносе у прикроватной тумбочки, а ела я исключительно за чтением хорошей книги. Но он, конечно, этого знать не мог. Дело в моей не слишком безупречной внешности, от родителей я унаследовала склонность к полноте и всю жизнь только и делала, что боролась с лишним весом. Чаще всего он меня побеждал. Моя покойная бабушка утверждала, что я вовсе не толстушка, но так как и она была дамой в теле, то ее мнение я не считала авторитетным. А мужчины — свою долю внимания от противоположного пола я получала. Но никогда со стороны тех, кто бы понравился мне. И тем более не от тех, кто считался красивым и пользовался повышенным спросом у дам, как, например, этот студиус. Я уже собиралась подать признаки жизни, но что-то меня остановило. А парни дальше поливали меня грязью: — Представлю себе ее голой и все падает. Жир, дряблая кожа, блеклые волосенки. Буэ. Звук имитирования рвоты ни с чем не спутаешь. Кто-то захихикал. О боги, там еще и девочки?! Я прислонилась спиной к двери. Прикрыв глаза, судорожно соображала, что делать. Выйти? Они поймут, что я все слышала. Испугаются? Надо взять себя в руки, проглотить обиду, вытереть проступившие слезы, которые так и просились пролиться дождем. И выйти, гордо задрав нос. Это не меня мама с папой плохо воспитали. Вот этим вот пускай и будет стыдно. Так и сделала. Поправила волосы, расправила юбку. Выпрямила спину и открыла аудиторию. В конце коридора затихло. Пришлось идти мимо них. Не менее десятка студиусов моего курса расселись по подоконникам, как воробьи по весне. Встретилась взглядом с Марсеном. Мелкий паразит ухмылялся, будто все, что случилось, было так и задумано. Но такого просто не может быть. Я сама не знала, что вернусь в аудиторию. А уж что столкнусь с этими… — Леди Ива, — по инерции я сделала еще три шага, пока до меня не дошло, что этот паршивец меня окликнул. — Да, студиус? — Мы могли бы поговорить? Я сцепила зубы. Очень хотелось сказать, что он и так сказал более чем достаточно. Мы оба понимали, что я все слышала, и это не подвергалось сомнению. Марсен улыбнулся. Насмехается. Вздрогнула, не сдержалась. Гнев заклокотал лавой. А ведь я очень терпимый, спокойный человек. У меня и кличка (которая мне нравилась, к слову) была Снежная королева. Достал. Достал и довел. Пришлось прикрыть глаза, чтобы не выдавать свое состояние. И вернуть хоть каплю утраченного равновесия. — Зайдете на кафедру, когда освободитесь. Это не полноценная сдача, но молодой человек скривился. Понял, заметил, что и я могу укусить. Намек на то, что он проводит свободное время за тем, что перемывает мне кости за спиной, был тонким, но метким. Я улыбнулась. Мягко, смотря на него свысока. Дорогой мальчик, пока ты писал в пеленки, я уже умела рычать не тише горного тролля. — Я подойду, леди. — Я сощурила и без того близорукий взгляд. Дважды подряд «леди» — не иначе как намек, что меня не считают профессором. Незаслуженная магистратура? Ой ли? Малыш, я же тебя сожру, не подавлюсь. Пускай я не красавица, пускай я лишена поддержки семьи (семья меня приняла обратно, но вопрос наследства так и повис в воздухе, а сама я поднимать его не стала). Пускай я полнее всех твоих эльфиек и принцесс, толще на десяток сантиметров и тяжелее на десяток — другой килограммов, но зато всего, что заработала, добилась сама, добилась умом и трудом — я тебе горло перегрызу, ты молить меня о пощаде будешь… — Это все, леди Рика, до встречи. Группа захихикала, девочки отворачивали лица, парни скалились, не стесняясь, пряча лишь глаза, да и то, скорее, чтобы не заржать вслух. Этот… этот… определения для студиуса у меня закончились, а повторяться не хотелось. О, боги, дайте мне сил и терпения! Этот студиус меня опускает, как какую-то секретаршу! Прислугу! Я ухмыльнулась. Мозг мой работать не перестал, потому не менее иронично, я ответила: — Как скажете, лорд Де Марсен. Склонив голову в легком поклоне, я удалилась. Вся компания заржала. Смех стоял такой, будто пегасы из конюшен переместились в коридоры университета. Стекла звякнули, а эхо разошлось в самые темные уголки нашей «матери знаний». Если бы в университете водились летучие мыши, они наверняка сейчас бы взвились в высоту и запищали, предвещая беду.Глава 2. Сыр, туфли и два звонка
Домой я добиралась пешком. Прячась в тени зданий. Потому что для профессора с гордым званием магистр это было из ряда вон. Даже средний класс старался содержать пегаса или, на худой конец, грифона. Но у меня подобного средства передвижения не было. Для дальних поездок я вызывала дракона. А жила я рядом с университетом. Смысл заводить дорогостоящего питомца, когда тебе это, во-первых, ударит по карману. А во-вторых, смотреть «во-первых». Да и негде мне было его держать. Я снимала маленькую, но очень симпатичную квартирку на Грайсвенор-стрит. До работы мне было минут десять пешком. Стоило перейти дорогу, пройтись по Блэнк-авеню, и — вуаля! — я на месте. Содержание же животного обошлось бы мне в половину зарплаты. И пришлось бы снять жилье где-то на окраине города, ближе к кварталу бедных. Перемены в худшую сторону касались бы и условий проживания: такие квартирки были не только маленькими, но и бедно обставленными, с ужасным ремонтом (а то и без него), с минимальными удобствами или без них. Криминальная обстановка таких районов тоже была не в их пользу. Заведи себе там грифона и на следующий день спокойно можешь покупать другого. А если не можешь, то пешком, но уже не пять — десять минут, а часа два-три до работы. Я была девушкой разумной. И сделала разумный выбор. Завела золотую рыбку (которая прожила у меня целых три дня и отдала богам душу) и сняла квартиру на Грайсвенор-стрит. Дома первым делом я сбросила жесткие туфли, которые хоть и были красивыми, со стильной вышивкой, но жутко неудобными. Испытав облегчение, я прошла в одних чулках, задрав юбку и засунув ее за пояс, словно прачка бедного района, на кухню. Поставила чайник, заглянула в кладовую. На полках стояли две банки джема, лежали подсохший хлеб и сыр от Тофю. Я была ужасным любителем сыров и ярой поклонницей господина Т. Тот был лучшим изготовителем на всем восточном побережье. На сыре и кофе я никогда не экономила. Я могла купить платье с распродажи, могла две недели питаться только хлебом и водой, но потом всегда возвращалась к Тофю и кофе от Верси. Госпожа Верси была не менее знаменита, чем господин Тофю. Оба были истинными, не побоюсь этого слова, магами. А то и больше, не иначе как волшебниками. Потому что их товары были вне рамок любой известной мне магии. А о магии я знала если не все, то столько, сколько не знал и наш ректор. В коридоре задребезжало заговоренное зеркало. Звук был противный, под стать самому изделию. Пускай, это изделие и было моих рук работой (экономия и еще раз экономия), но ненавидела я его будто подброшенное и проклятое заодно. Пришлось уйти от кладовой, шикнуть на перемалывающий кишки желудок и отправляться к зеркалу. О заправленной юбке я как-то забыла. Но ничего страшного не случилось. Мой позор остался между мной и моей подругой, которая сама выглядела как жертва охоты на ведьм. — Лулу! — Привет, родная, как ты? — Я-то хорошо, а вот что с тобой? Ты… — Ой, брось, знаю, близнецы сегодня впервые пошли. Представляешь?! Дальше я слушала монолог обо всех радостях и прелестях материнского счастья. Как пошли, как разбили (тоже впервые), как съели, как покакали (это уже не впервые, но тоже сопровождалось кучей восторгов). Я терпеливо слушала. И ждала оглашения причины столь позднего звонка. В будний день. Как правило, подруга могла вызвонить мне или ранним утром до работы, или днем в выходной. И пригласить на прогулку или чашечку чая с молоком. Этот напиток я не очень любила, но пила его из солидарности. Целитель настрого запретил Лу пить кофе (она все еще кормила грудью), и мы обе делали вид, что чай — наше спасение от всех бедствий этой жизни. Не выдержала и зевнула. Это послужило знаком для Лу. Она всегда была девушкой смышленой. Жаль, что не хватило смекалки избежать брачных уз. Но кто я такая, чтобы ее судить. Мы с Лу в свое время были двумя белыми воронами в магическом университете среди первокурсников и единственными девушками на магистратуре. Нас интересовала только учеба. Вместе и преподавали, пока Лулу случайно не споткнулась на лестнице и не упала прямо на голову сыну мэра, молодому мужчине тридцати двух лет от роду, неженатому, с красивыми голубыми глазами и гордым именем Клодий Шатье Турк. История могла бы многим показаться романтичной, если бы оба не попали в больницу. Мужчине досталось больше — открытый перелом левой кисти и сотрясение, Лу отделалась трещиной в правой руке и вывихнутой лодыжкой. И не знаю уж, как они там подружились. Но со дня выписки парочка не расстается. Не успела я моргнуть, как моя подружка — синий чулок вместо обсуждения спорных теорий бытовой магии обсуждает, как покакал Валек и сколько зубиков у Луко. Жизнь — удивительная штука. — Какие у тебя планы на завтра? — Подхватив одного из близнецов, Лу начала его укачивать. Кажется Луко. Но я могу и ошибаться. Дело было не во внешности, я их различала в силу наблюдательности и логики — Луко был в шапочке с буквой «Л» по центру. Родители братьев не признавались, но и тут мне подсказала логика, что эти миленькие шапочки и рубашечки с буквами «л» и «в» не столько изящное украшение, сколько возможность не путать своих сыновей. — Поспать? — предположила я. И вздохнула. Сейчас мне хотелось больше, чем спать, только есть. Но вежливость у меня в крови, а любовь к подруге еще глубже — она сама как часть меня. — Отлично, — закивала Лулу сыну. И просюсюкав какую-то глупость, вроде «мой масюпусик, мамуську любит, мамуська тоже любит масюпусика», переключилась на меня. — Завтра приезжает в гости Роксан, ну, помнишь? Брат брата, сестра сестры… Она сама не знала, кем он приходится ее мужу, и, полагаю, не знал и ее супруг. Родственник десятая вода на киселе. А знала я о нем с тех пор, как моя подруга встретила свою любовь. У счастливо влюбленных есть такое нехорошее качество: как только они устраивают свою жизнь, начинают устраивать ее остальным. — Надолго? — О, я не знаю, Кло уверяет, что это деловая поездка, и брат не пробудет у нас долго. Но, думаю, если вы понравитесь друг другу… — Тут я очень громко и печально вздохнула. Подруга смолкла, посмотрела на меня строго, будто это я их вазу разбила или покакала плохо. — То он задержится подольше. Припечатала она тем самым тоном, которым отчитывала Луко и Валека. Ну, или мужа, когда тот забывал выйти на связь в положенное время (перед выходом с работы Клодий всегда оповещал подругу, что скоро будет дома, что давало ей возможность из мамочки-ведьмы превратиться в принцессу-жену). — И когда мне быть? — Не скрывая своего недовольства, я посмотрела в сторону кухни. Желудок вновь заурчал. Так громко, что услышала и Лу. И, похоже, то ли материнский инстинкт, то ли совесть, но сработало. — Ты что, не обедала? И не ужинала? А ну бегом есть! Хочешь животом потом мучится, как мой свекор? Представляешь, ему целитель прописал острую диету… Ой! Иди есть. И завтра тебя ждем к трем. Пока-пока. И послала Луко воздушный поцелуй. Но я восприняла на свой счет, тоже послала ей воздушный чмок и отключила связь. Дела. Не высплюсь. Клянусь рукой мертвеца из захоронения Маргуля[1], что завтра меня будут держать до полуночи, а потом пригласят переночевать. До понедельника мне домой не попасть. В лучшем случае, увижу квартиру утром. Жизнь — боль. И я повернулась к кухне. Уже почти дошла до кладовой, когда зеркало опять бренькнуло. Пришлось возвращаться. Разобью, клянусь богами, сейчас возьму и… Взмахнула рукой с туфлей и нечаянно включила прием. В зеркале мне улыбался гаденыш мелкий, сволочь первостепенная, паразит чистокровный… — Леди Ива, я, надеюсь, Вас не разбудил? Меня перекосило, а туфлю я ловко, но под пристальным взглядом, спрятала за спиной. — Доброй ночи. Студиус Сильвий Де Марсен, чему обязана? — тоном строгой Лулу вопросила я. Что мой опыт по сравнению с опытом мамы двоих сыновей? Как бы я гневно ни смотрела на студентов, они никогда так не пугались, как муж моей подруги, когда та таким тоном спрашивала его, не забыл ли он чего. Вот и мне помогло. Студиус разом сдулся, а улыбка боженью[2] увяла прямо на моих глазах. Я даже духом воспряла. Приятно, когда тебя если не уважают, так боятся. Марсен улыбнулся кривоватой улыбочкой и развалился в кресле не хуже ректорского. Оно и понятно, все члены их семьи, как один, славились любовью к шикарной жизни. За счет других. — Леди Ива, я бы хотел с Вами поговорить. Очаровательно. В самом деле. А сейчас мы делаем что? — Слушаю. — При личной встрече. Я прикрыла глаза. Терпение, мне надо бездну терпения. Иначе я его придушу собственными руками! Этот паршивец уже второй раз мне говорит о встрече. Притом что на первую он не явился. Я просидела на кафедре, как дура, лишний час. А могла бы быть дома, вкусно поесть, почитать книжку и лечь спать пораньше. Надо узнать, что говорят наши законы об убийстве в состоянии аффекта. — В понедельник у нас занятия, после урока Вы вполне можете подойти и сказать то, что не в силах сказать мне по протосвязи[3]. Помимо воли улыбнулась. Не зря я заработала кличку Снежной королевы. Не зря. Но студиус это воспринял как-то неправильно. Чарующе улыбнулся в ответ, как тем своим подружкам, и сказал: — Скоро буду, леди. И отключил связь. Он что, издевается?! В бешенстве я ринулась на кухню, бросила по дороге туфлю, вгрызлась в кусок сухого хлеба, не пытаясь его разогреть, чтобы умять с джемом. Хрустела сухарем, как бешеная белка. Или крыса. Или кто там хрустит сухарями. С разгону плюхнулась в кресло. То застонало под моим не таким уж и большим весом. До представителя трольих мне было далеко. Даже гномы, и те кажутся полнее[4] Не эльфийка, правда, но у меня в роду одни люди, откуда же взяться этой худосочности? Эх, бабуля, как же ты мне нужна, ты и твоя уверенность, что я милая девушка с чуть округлыми формами? В дверь постучались. Серьезно? Он..… он не шутил? Все. Мое терпение лопнуло. Выплюнув остатки хлеба в мусорное ведро, вытерла рукавом губы и, сжав руки в кулаки, отправилась отпирать обнаглевшему, потерявшему остатки совести студиусу. Надеюсь, срок за непреднамеренное убийство не такой уж большой. Судья наверняка сжалится, когда услышит мою историю. Мне и самой стало себя жаль. Боги, за что мне это, за что?!Глава 3. Незваный гость
Молодой человек стоял у моего порога, все так же чарующе улыбаясь. Неужели еще не понял, что на меня это не действует? — Леди Ива, доброй ночи, — с легким поклоном, но не спуская с меня насмешливого взгляда. Смерил сверху донизу, и обратно. Почувствовала себя голой. Разозлилась еще больше. Меня даже не порадовало то, что он вспомнил о манерах и поприветствовал меня как полагается. — Студиус Де Марсен, я, кажется, сказала, чтобы Вы подошли в понедельник. — О, леди Ива, я… — Профессор Ива-Нова, студиус. — Да-да, можно? Он будто снова мне разрешил что-то. А не пытался протиснуться в мою квартирку. То, что я стояла в дверном проеме, ему никак не помешало. И я еще жирная? О боги. Не думать, не вспоминать. Убийство этого паршивца благо, но моя карьера и жизнь дороже. — Студиус Де Марсен! Я поспешила следом. А парень по-хозяйски осматривал мою прихожую и гостиную. Оглянулся. Улыбнулся. И как у него только лицо не болит столько зубоскалить? Прошел к диванчику у окна, сел, закинув ногу на ногу. Я закрыла глаза. Не хочу это видеть. Не хочу и не могу. — Леди Ива, может, присядете? «Не убий», — гласит заповедь Всевидящего. Иначе стать мне фениксом в новом воплощении жизни и сто раз сгореть, пока не отработаю свой грех. Подошла к нему. Села (сесть у меня в гостиной можно только на диванчик). Скрестив на груди руки. От греха подальше. Шея вон как близко. Я даже подалась вперед, приглядываясь к жилке, где, согласно урокам боевой магии, находится точка смертельного сна[5]. Студиус меня неверно понял, и опять смерил взглядом, не знаю как, все же я сижу рядом с ним. Но опять с головы до пят. Поежилась. Действительно, будто голая. Даже невидимый ветерок почувствовала, вроде скользнул по спине и обнял за талию, прижимаясь поближе. А потом улыбнулся. Студиус, а не ветер. Но улыбнулся уже с каким-то намеком, прищурившись, его рука легла на спинку дивана позади меня, а сам мерзкий обольститель слегка наклонился вперед. Это он чего? — Студиус, — мой голос прозвучал сипло и взволнованно, вроде как у тех его дурочек, что терялись, когда он им говорил: «Привет!». — Леди, — и дальше наклоняется. Еще немного, и носами столкнемся. — Де Марсен, что Вы делаете?! — Можно Сильвий, леди. Или, лучше, Анрика? Рика? Ани? Как Вам больше нравится? Прости, Всевидящий, простите, боги Поднебесья, я пыталась. Честное слово пыталась! Я подскочила и уже собралась нервно заметаться по комнате, отчитывая и наставляя, но не сложилось. Меня цепко держали за руку. Держит пальцами, но чувство — вроде браслеты неволи кто-то повязал[6]. Не мигая, уставилась на эти своеобразные кандалы. Вся моя поза лучше любых слов говорила: «Мальчик, убери свои руки, пока тебе дают такую возможность». Но то ли Де Марсен не так умен, как я думала, то ли упрямее, чем я считала, но, вместо того чтобы отпустить мою руку и извиниться, меня потянули обратно. Я так и плюхнулась на заскрипевший под моей тяжестью диван. И покраснела. От гнева, от смущения, от невозможности физически противостоять этому наглецу. Только теперь и осознала, что физически он сильнее меня! О боги! — Рика, да? Стоит ли спешить, или, может, Вы приготовите мне чаю? Я затрясла головой, пытаясь понять, с каких пор у меня слуховые иллюзии. Не может же быть, чтобы мой ученик мне почти приказал подать чай. У меня дома. После провала на экзамене. С ума он сошел, что ли, от горя? Я чувствовала себя свежепризванным духом. Те тоже ничего не понимают, когда их только вызвали. Посмотрела из-под ресниц на Марсена. Тот почти прижимался ко мне, его рука вот-вот упадет мне на плечо, а лицо так близко, что… — Вам с сахаром или с вареньем? Улыбнулся. Надо обязательно придумать заклинание паралича лица. Чтобы вот его так и заклинило с этими улыбочками. Поднялась и, нервно вздрагивая, подалась на кухню. И только когда по привычке попыталась вытереть руки об юбку, поняла. Подол все там же, где и был, когда разговаривала с Лу. Там же. Подол. За поясом! — Демоны бездны! — Что? Уже готово? — Марсен стоял на кухне в двух шагах от меня. И смотрел по-прежнему с насмешкой, не то заигрывая, не то соблазняя и намекая на что-то. Ну, хоть разобралась, с чего такие активные действия. Хожу тут перед ним почти с голыми ногами! И чулки телесного цвета с тоненькой нитью золотистого кружева отнюдь мне одетого вида не добавляли. Позор. Позор на мою голову! Уволиться? Умереть? Развоплотиться? Чай, сделать чай. — Нет, пока не готов. — Теперь я сипела, как сторож старых ворот у южного крыла университета. Тот любил курить трубку с такими убойными смесями, что даже нечистая сила к нему не приближалась в воронов день[7]. Что уж говорить о живых. — Тогда я тут присяду, — и уселся на один из стульев. Спасибо, что не на стол. Я бы не удивилась.Глава 4. Кровь и поцелуи
Мысли метались в голове, как Лу, когда ее детки начинали мяукать, требуя есть, пить и какать одновременно. Как, боги, как мне незаметно одернуть подол?! — Позвольте? — Он что, менталист? Ужас какой. Я стояла пунцовая, под цвет штор на кухне. Те были тоже ало-вишневые. Де Марсен ловко высвободил мою юбку и элегантно расправил ее у меня на ногах. А я так и стояла, глядя перед собой и то сжимая, то разжимая кулаки. Бить. Если кого и хотелось. То стенку. Головой. Мне придется уволиться. Другого выхода я не вижу. Мысль, подобная этой, прозвучала в голове поминальным колоколом. Нет, нет и еще раз нет! Я не для того трудилась, жертвовала всем, потеряла семью, отказалась от личной жизни (не то чтобы отказалась, скорее отказалась быть коровой на привязи, которую приведут к племенному быку, а именно так мне виделись договорные браки нашего общества), чтобы из-за какого-то сопляка все, все потерять! — Де Марсен, что Вы себе позволяете?! — гневно вопросила я студиуса. А тот лишь ухмыльнулся, чем вывел меня из себя еще больше. И тут я впервые в жизни подняла руку и залепила молодому человеку пощечину. Не студиусу. А вообще подняла руку на другого. Всегда думала, что это дикость — решать вопросы подобным образом. А тут… о боги, этот мальчишка на меня действует как… рядом с ним я превращалась в какое-то чудовище, по крайней мере, чувствовала себя им. Монстром. По отношению к которому жирная было не самым плохим определением. — Леди, — а парень-то тоже вскипел. Прищурился и рассматривал меня с ног до головы и обратно. Только на сей раз это был не томный раздевающий взгляд. А взгляд ассасина на жертву. И я опять замахнулась. Руку перехватили железными тисками. — Ну, нет, Анрика, больше ты меня не ударишь. Я попыталась вырваться. Отчего парень только зло рассмеялся и заломил мне руки. Я дышала тяжело, гнев рвался наружу, разъедал изнутри, требовал мести. Я попыталась пнуть ногой, и меня сразу же подтолкнули к стенке, где пригвоздили, как мотылька к стенду в музее природы. Одной рукой он удерживал мои руки, ногами сдавил мои ноги, а вторая рука ухватила меня за лицо. — А ты темпераментная, — прошипели мне в лицо. — Я ошибся. Поцелуй был грубым. Я не очень разбираюсь в поцелуях, но отличить страсть и жажду наказать, сделать больно, унизить — в этом я немного разбираюсь. И все это было сейчас, когда он кусал мои губы, когда его язык… если бы я могла улыбаться сейчас, я бы так и сделала. Я сомкнула зубы. Меня в отместку тряхнули так, что головой я ударилась о стенку. — Сукин сын! Марсен, я… Я не знала, чем ему пригрозить. Вызвать полицию? И завтра нас поженят мои же родные. Пожаловаться ректору? И стать посмешищем на весь университет? Оставалось одно: — Вы… никогда, слышишь, мальчишка, ты никогда не сдашь ни один из моих предметов! Звучало жалко. Но это было что-то, а что-то, как известно, лучше, чем ничего. Он облизнул губы, которые были в крови. Моей и его. Я инстинктивно повторила за ним этот жест. Кровь была соленой. У меня на губах. И чьей, моей или его, я не знала. Наверное, обоих. У меня была прокушена губа. У него язык. — Заткнись. — Его рука все еще удерживала мое лицо. — Не любишь, когда тебя целуют? Я не против обойтись и без поцелуев. Я растерялась. Только сейчас поняла, что мы у меня дома одни. Что на улице ночь. Что соседи живут от меня слишком далеко. Меня никто не услышит. А парень сильный. Очень сильный. Я не хрупкая златовласка, но он меня удерживал одной рукой! Стало страшно. — Боишься? — Он ухмыльнулся. Я облизала губы еще раз. Теперь от испуга. Его рука переместилась, а большим пальцем он прошелся по моему рту, сминая губы. И не боится, что я опять укушу. — Без глупостей, леди. И рассматривает меня. И правда, мотылек на стенде в музее природы. А он вредный мальчишка, из тех, что отрывают мотылькам крылья и смотрят, что же будет дальше. — Марсен! — Думаю, после того, что между нами случилось, мы можем перейти и на «ты». Так что просто Сильвий, Рика, Силь тоже подойдет. Я, кажется, уже говорил. Он издевался, не скрываясь. Вспомнился подслушанный разговор. Все больше убеждаюсь, что та сцена была намеренной. Я закрыла глаза. Мне это все снится. Кошмар. Ущипнуть бы себя за руку, но… у меня не такая богатая фантазия. И тем более не с мерзавцем студентом в роли любовника. Хватка на лице стала мягче. Пока я успела подумать, что бы это значило, его рука скользнула к моим волосам и убрала заколку. Волосы тяжелой волной рассыпались по плечам. — Так лучше. Ты знаешь, у тебя красивые волосы. Хоть что-то у меня красивое. Но я молчала. — Где у тебя спальня? Или предпочитаешь тот милый диванчик? Как думаешь, он выдержит нас? «Тебя», он хотел сказать «тебя»! Гнев спал, затопила душу злость. Кровь не кипела, превратилась в лед. Обжигая меня изнутри. Это одинаковые чувства? Ничего подобного. Гнев всегда огонь. Злоба — яд. — Убирайся, — кое-как выдавила я. Сложно говорить, когда по твоему лицу блуждает чужая рука. И, если это была ласка, то ласка медведя из диких пустошей. Парень немного от меня отстранился, разглядывая мое лицо. Мальчишка, отрывающий крылья бабочкам. Как никогда, похож. — Не любишь, когда остаются до утра? — И опять придвинулся, а он… возбужден? В ногу мне упирался определенно не магический жезл. Извращенец мелкий, ублюдочное создание, его заводит эта ситуация? Мозг вновь запустился, вырываясь из липких объятий страха. — Любишь причинять боль, да? — Тихо, с легкой насмешкой, на грани безумия и флирта. — Иначе не получается? — Ты… — на меня навалились так, что почувствовала спиной каждую трещину кирпичной стены. Его голос был так же интимен, как и движения тела, его дыхание согревало мне щеку, а рука, издевающаяся над лицом, переместилась на шею, намного мягче, но и так дышать было сложно. — Ведьма. — Ублюдок. — Губы сводило от улыбки, но я скалилась. Жаль, что я не обращенная[8]. О, с каким удовольствием я перегрызла бы это горло, выпила бы всю кровь, растерзала это тело! И еще один поцелуй. Слишком много поцелуев для меня на этой неделе. В этом месяце. И году. Я попыталась наступить этому паразиту на ногу, но он лишь ухмыльнулся. Он в обуви, я нет. — Страстная, мне нравится, — сказал он скорее себе, чем мне. Его поцелуи были быстры, он кусался, но без боли и крови. Желания во мне это не пробуждало. Разве, только желание убивать. Но оно и так было. Свой язык Сильвий в этот раз держал почти при себе. Почти, потому что игра, которую он затеял со мной, без языка не обходилась. Он не пытался проникнуть в мой рот, а лишь облизывал губы, скользил по контуру, страстно дышал мне в рот. Можно было бы попытаться еще раз укусить, но я побоялась. «Леди, без глупостей» звучало очень серьезно. Пугающе серьезно. — У тебя что, все сохнущие по тебе малолетки закончились на потоке, и ты решил перейти к преподавателям? Так давай я тебе дам все адреса наших профессоров, а мой ты забудешь? Я пыталась вертеть головой, изворачиваясь, не слишком безуспешно, половина слов звучала почти так же, как и речи Де Марсена, будто я задыхаюсь от страсти. — Нет, Рика, сегодня мне достаточно твоего адреса. Проклятый и свергнутый[9]! Неужели он собирается, он намерен, нет. Не верю! Пускай ситуация в коридоре университета — это подстроено. Но его отвращение — такое не подделаешь. Слишком натурально, если применимо сказать, то даже искренне. Нет. Нет, я не верю. Я замотала головой еще более отчаянно. Он недовольно рыкнул, так как сейчас мои губы и лицо не могла удержать даже его сильная рука. А уж губам и языку такое и подавно не по силам. — Р-р-р-рика! — Надо было заглянуть в его личное дело. Давно надо было. Черты лица Марсена были смазаны, искажены. Он оборотень? Невозможно. Звериные сущности в нашем высшем магическом? Не верю. Ректор никогда бы не допустил зверолюдей. Уже лет двести как те прозябали в своих заповедниках, охраняемые законом. С одной стороны, они, но больше — мы. Оборотень под влиянием луны — это в первую очередь зверь. И во вторую тоже. Мной опять тряхнули. На голове будет шишка. Если не с первого раза, то теперь наверняка. Затылок пронзила острая боль. Я взвыла. А смысл изображать из себя леди Жиневру[10]. — Что же с тобой делать, непокорная моя? — Его дыхание щекотало мне ухо. Потом шею. Потом ключицу. Казалось, он принюхивается, ищет способ унизить меня еще больше. Я замерла. Стало страшно дышать. Сердце забилась в ускоренном темпе. Еще поцелуй. И еще один. Это пытка. Ничуть не приятная. Куда он движется? Вниз. Все ниже и ниже. Пока не падет знамя крепости. Мое знамя. Все-таки есть что-то у меня общее с Жиневрой. Ту как возвеличили, так и уничтожили, сначала пытали, потом распяли и сожгли на площади, людям на потеху. Я застонала. Из губы сочилась кровь. Голова гудела от ударов об стену. Но я не позволю, не позволю какой-то мелкой мрази, вроде этого студиуса, взять меня. И зачем? Помилуй Всевидящий! Из-за экзамена? — Ты болен, Марсен, не думал лечиться? Может, еще есть возможность спасти твой рассудок? — О, об этом на твоем месте я бы меньше всего переживал. — Он оторвался от поцелуев шеи. Не просто поцелуев. Если губам достались осиные укусы, то на шее и декольте он оторвался по полной. Мне на память оставят шишку на затылке, искусанные губы и гематомы по всей шее. Он разглядывал меня воистину с кровожадным интересом безумца. Кажется, у него не было четкого плана, как со мной поступить. Не было, но уже рождался. Он ухмыльнулся, окидывая меня довольным взглядом. — Ты решила больше не сопротивляться? — Если тебе это доставляет удовольствие, то… о, Марсен, иди ты в задницу! — Ты все больше и приятнее меня удивляешь, Рика, любишь грубо? Буду рад угодить. — Он все еще ничего не предпринимал. Может, правда, если не дергаться… о нет! Пока я раздумывала над тем, как мне себя вести, Марсен отпустил мои руки и резким движением сдернул с меня платье. Верхние пуговицы платья слетели, будучи вырванными вместе с нитками и тканью. Дзень, дзень, дзень, — я ошалело проследила взглядом за искусственным жемчугом, что резво попрыгал в сторону прихожей. Как я его понимаю. Я тоже хотела бы попрыгать следом. — Совсем не стесняешься? У тебя красивая гру.. От его слов и холода, что коснулся груди я все-таки очнулась от шока. И рванула из кухни что есть сил. Далеко не удалось убежать. Уже на лестнице меня поймали за юбку, подтащили к себе, Марсен замахнулся, но остановился, не ударил. Намотал мои волосы себе на кулак и подтащил к дивану. — Зачем? — Я упиралась руками и ногами. Но что я против молодого мужчины? Молодого, сильного, с крепкими руками, которые могут вырвать магически заговоренные от потери пуговицы? Горло сдавило от желания зарыдать. — Зачем, Марсен? Это стоит того? Так нужна премия Феникса? — Премия? О нет, профессор Ива. Леди Нова. Нет, Анарика. Это лишь вопрос принципа. Так что ничего личного. — И он подмигнул. Психопат. Как я раньше не догадалась? Ближайший час я то боролась, то лежала бревном. На стене висели часы Гийона[11], которые помогали рассудку не покинуть измученное борьбой тело. А, может, и зря я так цеплялась за сознание. Было бы лучше, наверное, если бы я и не знала, что происходило. Потому что, когда я перестала бороться, Сильвий Де Марсен взялся за меня основательно. Это больше не было похоже на изнасилование. Возможно, и я надеюсь, что он применил какую-то возбуждающую магию. Но боюсь, что это не так. Он знал, где следует прикоснуться, он будто всю жизнь только и занимался тем, что изучал мое тело. Каждая эрогенная зона, маленькая точка — все получило свою долю внимания. И тело меня предало. Затвердели соски, заныла грудь, между ног стало влажно. Обнаружив влагу на своих пальцах, он с насмешкой и удовольствием облизал мои соки. Я дернулась. Девственность я потеряла десять лет назад. Не случайно, трезво взвесив все за и против. Удовольствия я тогда не получила. Были еще трое. Там с удовольствием повезло чуть больше. Но… то, что творил мой ученик.… Такое мне и присниться в самом смелом сне не могло. Я ненавидела и желала продолжения. Я кричала, царапалась, и требовала продолжения. Несколько раз мое тело содрогалось от конвульсий наслаждения. Он не останавливался. — Попроси меня. — О чем? — Я всхлипнула, и закусила и без того истерзанные губы. — Попроси, чтобы я тебя взял. — Я..… нет..… о..… да, да, пожалуйста..… — Я захныкала, как маленькая девочка. — Что? — Садист, он садист и психо..… о да..… — Меня, пожалуйста, возьми, войди, Сильвий, Силь, пожалуйста..… По-жа-луй-ста! Мне наконец-то разрешили добраться до его члена. Соитие было быстрым и бурным. Мы оба кончили. Я упала на диван и закрыла глаза, пытаясь восстановить дыхание. Марсен..… Тишину дома разорвал тихий, но подобный взрыву звук. — Вы великолепны, профессор Ива-Нова. Сколько страсти, а чувств! И какая фантазия! Я поражен. Признаюсь, не ожидал! Напротив дивана, прямо на кофейном столике, сидел Марсен и хлопал в ладоши. Полностью одетый, немного растрепан, шейный платок не на месте. Но это все равно было не возможно. Не возможно? — Как? О мой бог..! — Он ухмыльнулся. А я поняла. Все поняла. Закрыла глаза. Будь проклят тот день, когда Сильвий Де Марсен стал моим студиусом!Глава 5. Без иллюзий, поклоняясь гневу
Марсен улыбался привычной улыбкой победителя. А вокруг него парило сразу несколько артефактов доктора Фауста[12]. Я была слишком шокирована, чтобы сразу среагировать. Но это была я. Я преподаватель. Я маг. Я магистр. Я Анрика Ива-Нова. Снежная королева. Осознание произошедшего снесло любой стыд, убило и уничтожило во мне женщину. Проснулось чудовище. Не на такую реакцию рассчитывал студиус. Иначе был бы готов. Иначе попытался бы помешать. Теперь психопата напоминала я. Пока он кривлялся и сыпал комплиментами, я спокойно поднялась, отряхнула юбку, вытерла влажные пальцы об остатки от верха платья. И гадать не надо, почему влажные: я ласкала себя, а думала, что это Марсен. Он менталист. И сильный. А я дура. Его дело следовало изучить еще в первые дни учебы. Иначе бы знала, что этот мальчик может подложить вот такую свинью. Качественное, безупречное внушение. Что ж, хотя бы по одному предмету его высшие баллы заслужены. — Атра энега. Говидо стап. Вулсия. С каждым словом заклинания, я делала шаг навстречу своему мучителю. С каждым моим шагом с его губ сползала улыбка. Вот он побледнел, несмотря на загар. Задорный блеск глаз стал лихорадочным. Он узнал заклинания. Артефакты вокруг вспыхнули, задымились и упали мертвыми мухами. В моих руках появилось две сферы. Тонкого стекла из сверхматерии, воплощение моей силы и воли. Клетка и наказание для зарвавшегося гаденыша. Я могла бы убить. Но это неразумно. Куда деть тело? А сколько есть возможных свидетелей, что он отправился ко мне? Другое дело изъятие силы. Надо было учиться лучше, мальчик. И не надо было доводить меня до крайних мер. Очень крайних мер. То, что я сделала, было также противозаконно, как и шантаж мальчишки. Гнев завладел мной, подчиняярассудок. И темная сила вырвалась наружу. Да-да, я темный маг первой категории. Лучший специалист в этой области. Жаль, что большинство моих знаний и умений вне закона, а допуск к работе с моим даром теперешние правители выдавали мне раз в год под присмотром придворных (в очень ограниченном количестве) магов. — Что, студиус, все случилось немного не по плану? — Я язвила без стеснения. Но мразь оказалась умнее. — Не по плану. Признаюсь, удивила. — Он обошел меня, встал за спиной и издевательски накинул на меня свой пиджак. Издевательски, потому что любое его движение теперь и отныне я воспринимала только так. — Но это поправимо, Рика. Небольшая коррекция, и все будет хорошо. У меня хорошо. А у тебя — зависит от тебя. — Что? — Нет, мне послышалось. Его сила у меня, а он мне опять угрожает? Безумец! — Мальчик, ты болен? Лихорадка? Семейное безумие коснулось и тебя? Замер. Спина ровная, плечи напряжены. Сжимает кулаки. Я продолжила нападение. Нет страшнее оружия, чем смех. Нет сильнее яда, чем слово. Я ударила по больному. Авантюризм и склонность к порокам списывали Марсенам на безумие. Их дед сжег дом вместе с собой, а его сестра, бездетная, но тоже часть семьи, помешалась на почве ревности, и была сослана мужем в серые комнаты Маргана[13]. — Печетесь обо мне? Сердце Ледяной королевы дрогнуло, и она беспокоится о своем любовнике? Замерла и я. Безумец. Как можно так извратить мои слова? Только если сошел с ума. Сферы силы в руках завибрировали, требуя завершения ритуала. Я хлопнула ладонями, вдавливая один шар в другой, смешивая, сдавливая два пространства в одно. — Фат! — И шар наполняется голубым свечением. Ты был бы хорошим магом, и неплохим человеком. Если бы, наверное, родился в другой семье. Или дело в другом? Голубое свечение — чистота души и порывов. С другой стороны, кто сказал, что магия не ошибается? Шар обволакивает тьма. Когда или если силу вернуть ему, он будет не менее темным, чем я. — С-с-с… — О да. Еще та. — Выметайся. Почти ласковый тон — не поймет только дурак. Я перешла черту. И теперь это не дело учитель — ученик. Речь идет о вопросах жизни и смерти. Я могу и готова идти дальше. Сильвий, что удивительно, даже не дрогнул. Склонив голову, принимая тот факт, что довел. Еще миг — и смотрит на меня так же ласково, как я обращаюсь к нему. — Я ухожу, Анрика. Сейчас я зайду к своему кузену по материнской линии. И мы снимем копию моей памяти. У тебя время до завтрашнего утра. Он не уточняет, чего хочет. Но и не надо. Он захочет звезду с неба, и мне придется ее доставать. Де Марсен снимает с моих плеч свой пиджак, оставляя меня вновь полуголой. — Приятного вечера, Рика. К десяти я зайду обсудить условия нашего сотрудничества. Гаденыш. Но и этого мальчишке мало. Он касается губами моей щеки, хмыкает в ухо. И только потом скрывается за дверью. Прогулочным шагом аристократа на отдыхе. Запустив сферой в небытие, я падаю на диван, который успела возненавидеть. Сейчас поднимусь и выброшу. К пратемной деве траты. На кухне тоже сделаю ремонт! В белоснежной рубашке, темно-синей юбке и с вновь уложенными в пучок волосами я магнетизирую зеркальную поверхность для связи. Время позднее, но утром решать нужные вопросы будет еще позднее. — Анá? — На меня взирают иссине-черные очи моего учителя. Слава Всевидящему, мужчина при полном параде. Поздний ужин? Вероятнее, поздний клиент. — Глор, привет. Прости, что беспокою. — Пустяки. Что стряслось? — Он слишком хорошо меня знает. — Мы можем встретиться? Сейчас. Я наконец-то могу сесть и начать дышать. Глорий сразу все понял. Из того, что можно понять по двум фразам. Он мне нужен. Дело не пустяковое. Все, что случилось, давит на меня и разрывает в клочья. Лишь одна мысль: надо дождаться мастера. Он поможет. Он спасет. Выкарабкаюсь. Выкручусь. Как-нибудь. Дождаться его. И не впасть в истерику. Не прошло и получаса, как Глорий рассматривает меня, а потом замечает разрушенный диван. Это первое, что я сделала, прежде чем подняться к себе и сменить одежду. Сломала. Не магией — сначала молотком. После руками. Глор произносит заклинание поглощения правды. Нас не подслушают. Хоть я и не боялась. Такой силы у Марсена нет. Как и власти. Но приятно, что Глорий Винг воспринял все даже серьезнее, чем есть. Мы вместе отправляемся на кухню. — Чаю? — Глупо в этой ситуации и после такого вечера изображать непринужденное чаепитие. Но голова у меня вконец перестает работать. — Коньяк, детка. Ты же знаешь. Можно с кофе. Пару минут суеты — и напитки готовы. — Рассказывай. — То, что все плохо, но время пока есть, Глорий тоже понял. С первой же новогодней вечеринки мы спелись, сошлись, срослись. Не как пара мужчина и женщина. Как друзья, как брат и сестра, как наставник и ученик. Оба темные маги, оба с запредельными показателями силы. Оба ставили науку превыше себя. Отличались только в одном. — Нася… — Я предупредил ее. Так что там у тебя? — Дрянь. Дело — дрянь. Я рассказывала без утайки, минуя лишь самые интимные детали. От плохих оценок с первого семинара до ухода и поцелуя в щечку. Глорий терпеливо выслушал, не задавая лишних вопросов и не вставляя неуместные комментарии. Задумался. В несколько глотков выпил коньяк и протянул мне стакан для повтора. — И что ты надумала? Он очень хорошо меня знает. Я улыбнулась. Немного вымученно. Но бурной радости от меня никто и не ждал. — Изобразить приступ. — И все? — Удивился. Я вздохнула. — Больше ничего пока. Но с умирающей ничего не возьмешь, ведь так? — Неплохо. Но дальше-то что? Думаешь, мальчишка отстанет? — Этот? Вот уж вряд ли. Но что дальше, я пока сама не знаю. Как-нибудь… договориться? — Так. — Глор побарабанил пальцами по столешнице. — Трава магния есть? — Шутишь? Откуда? — Ладно. Приступ мы тебе организуем. Да-да, детка, приступ будет настоящий. Почти настоящий, не пугайся. Настой магния и кое-что от моей магии. Чистейший приступ переволновавшейся девушки. — Я хмыкнула. Он был старше меня на пятнадцать лет, но всегда относился так, будто я еще ношу коротенькие юбочки и боюсь маму с папой. — Я уйду, у тебя будет время вызвать кого-то из моей клиники. Меня, конечно, сразу же вызовут. Благо, я указан в твоей страховке. Дальше ты будешь погружена в стазис. А я немного поколдую над твоей аурой. Поверь, даже криминалисты ее высочества не придерутся к моей работе. За месяц мальчишка должен успеть. Все по-прежнему, да? Пересдача в течение двух недель? — Ага. — Я готова была слушать его с открытым ртом, как в старые добрые времена. Великолепный маг, ученый, некромант, темный целитель, который в один прекрасный день плюнул на все и открыл свою клинику. А при университете ему пророчили карьеру вплоть до кресла ректора. — Можешь пока расслабиться. Но коньяк отложи. Сама знаешь, для стазиса это нежелательно. Тем более в протоколе будет указано спиртное. — Слушаюсь и повинуюсь, мой господин. — Я хихикнула, он улыбнулся. И взялся за организацию операции по спасению меня.Глава 6. Умереть, чтобы выжить
В течение часа все было сделано. Из того, что касалось подготовки предстоящего представления. От меня Глор отбыл сразу же, прихватив с собой, как он выразился, от меня подальше, бутылку коньяка. Через десять минут почтовый ящик мигал красным — мне посылка. На услугах магической почты я не экономила, ящик стоял приличных размеров и работал всегда исправно. Выудив флягу с настойкой магния, я сразу же все выпила и отправила ее обратно владельцу. Как настоящий преступник, убирала за собой все доказательства своей вины. Потом было получасовое ожидание, когда подействует «лекарство». Если для больного сердечной слабостью[14] это было спасением, то для меня гарантия сердечного приступа. Так и случилось. Не дожидаясь, когда сердце остановится, я поспешила связаться с клиникой Глора. Когда я уже хрипела, лежа на полу у двери (мне хватило ума снять защиту, чтобы мне подоспели на помощь вовремя), явились дежурный целитель с помощниками и оказали мне первую помощь. Далее была транспортировка драконом в клинику и стазис. Погружение мне не запомнилось, видимо, целитель дал мне что-то из успокоительного, иначе я не могу объяснить все те видения, которые предшествовали появлению Глория. Наиболее запоминающимся были взволнованное лицо Марсена и его требования пропустить его к невесте. Удивиться подобному факту не получилось, мой сердечный приступ был реальным. Стоило оно такого риска? Риска не было. Глору я доверяла больше, чем себе. В стазисе из меня вывели магний. Особых навыков это не требовало. Если говорить о риске, то риск был только в том, что нас поймают. Но Марсен, если и собирался обращаться к властям, то не в тот день. Глорий подправил мою ауру. Следы лекарства, душевное состояние — все это надо было подвести под общую легенду: я была так чем-то поражена, взволнована, что мое сердце дало сбой. Как мы и рассчитывали, Марсен не побежал к властям ни в тот день, ни в любой другой. Он ждал и каждый день проведывал «любимого преподавателя». То есть меня. Дальше приемной его не пропускали. Но неизменно ставили перед фактом, что профессор Ива-Нова находится в стазисе, ее состояние стабильно, выводить больную доктор будет ровно на тридцать первый день после погружения. С чьей-то легкой руки, не иначе как Глора, моя палата стала напоминать оранжерею. В каждом углу, на полу, подоконниках, тумбочках, даже на шкафу было по нескольку объемных букетов с цеульской лилией[15]. Как мы и предположили, студиус за это время пересдал мой экзамен. Впервые в истории университета «не готов» сменилось на отметку «превосходно». Также были зафиксированы следы проникновения в палату. Сам Глор не владел подобной силой, чтобы это определить. Помог ему сын, Артимий. Парень закончил Цеульский колледж магического контроля и сейчас выбирал, кем ему быть — следователем, коронером или юристом. На ближайшие три года он должен был стать одним из моих подопечных, так как тоже унаследовал темный дар. Проникновение случилось на следующий день после моей госпитализации. Легкое нарушение общего фона посторонней магией не учуяли бы не только Глор или я, но и, подозреваю, большинство сыщиков из Лайдсквер[16]. Арти был очень одаренным молодым человеком. Впрочем, как и его отец. И вся семья. Пришла я в себя, как и было запланировано, на тридцать первый день стазиса. Марсена никто не обманывал. Если подумать, то и с моей болезнью лжи не было — приступ имел место быть. На время моей болезни сферу силы (изъятой у Марсена) прятал Глор в хранилище больницы. Мы решили, что вполне уместно ее поместить туда, где никому в голову не придет ее искать: в морг, в отделение для перерожденных, которое имело защиту посерьезнее, чем королевские регалии Виствордского дворца. Сам морг при больнице уже был достаточно серьезной защитой, находясь под куполом межпространственной магии[17]. А, уж, отделение перерожденных — это сейф в сейфе среди сейфов. — Как себя чувствуешь? — Глорий сел на край кровати и держал меня за руку. Нахмурившись, он отсчитывал удары моего сердца. — Живой? — Я улыбнулась одними губами. Чувствовала себя я и вправду вернувшейся из мира духов. Но признаваться в слабости не моя слабость. — Что там с Марсеном? Появлялся? — Каждый день. Начиная с момента, когда тебя привезли. — Откуда? — Думаю, на доме висела следилка, и стоило тебе перейти порог, как он об этом узнал. — Так мне не привиделось..… — пробормотала я, вспомнив размытые картинки из приемной клиники. Марсен требовал какую-то невесту. Насколько я знаю, невест у него отродясь не водилось. Разве что чужие. — Что именно? — Глор оставил мою руку в покое и переместился на кресло напротив кровати, устроившись там так, будто мы сейчас перейдем к анекдотам о некромантах и раскуриванию его восточных смесей. Вот от чего я бы не отказалась, так от тех самых смесей. Да и посидеть, расслабиться. Увы, мне, в ближайшее время, об этом остается только мечтать. Марсен бдит. Проблема с ним висит в воздухе. — Когда меня привезли, мне показалось, что я его видела. — Да, более того, он представился как твой жених. — Глорий так заулыбался, что я грешным делом подумала, не разорвет ли его от такого ехидства. — И что? Помогло? — Нет, конечно, даже, если не брать в расчет страховку и моего имени в ней, на дежурстве в приемной была еще и Окса, она тебя знает и помнит. А жених, не жених, без меня девочки бы не посмели. Я и врач тебе, и хозяин клиники. — Так Марсен что? Как к невесте..?.. — Нет, на следующий день он опомнился, явился как студент. Девчонки посмеялись, но все равно не пропустили. Пришлось мне с ним поговорить, уж очень он «волновался» за тебя. — И как, поговорили? — Я ухмыльнулась. Глорий — человек уравновешенный, спокойный. Пока его не достать. А моя ситуация была как раз за гранью его терпения и понимания. Так что я не удивлюсь, если Де Марсен после этого визита заболел, скажем, черной язвой. Проклятия у моего друга получались всегда качественные. Глор пожал плечами, изображая скуку. — Поговорили. Я ему все повторил, дважды. Обещал связаться, если ты выйдешь из стазиса сама, например. — Что? — Я не выдержала и прыснула, давясь смехом. — И чему ты там их учишь? — Глор сам давился смехом. — Не этому! Случайно? Выйду? О Всевидящий! И тут взгляд зацепился вновь за эти цветы. Что-то в голове переключилось. Щелк. — Откуда цветы? — А? О, от твоего жениха и студента заодно. Не зря. Вовремя. Темная моя сила! Я пальцем указала на ближайший букет и поманила к себе. Глор понял меня, и мы оба склонились над столь щедрым даром. Конечно, цветочки оказались не простые. То есть цветы цветы-то магические и целебной силы. А, вот, горшки для них — считывающие ауру артефакты. Украшения и пленка вокруг цветов — «зеркалки», передающие на расстояние то, что происходит перед ними. — Темная сила! — Глорий сел обратно и задумчиво покрутил в руках один из подарков. — Откуда у обычного студиуса столько денег? Неожиданный вопрос. Но мне самой стало интересно. И, правда, откуда? Его семейка прогуляла все, чем владела. Ничем, кроме имени, они не владели. Самого Марсена взяли в университет за счет королевской казны и под попечительство бывшего ректора, его крестного. — Чтоб я знала. Больше подарков мне не было? — Я невесело улыбнулась. — Нет. Но стоило бы Артиму проверять твою палату каждый день. — Не знаю. Может, так к лучшему. Подумай сам. Глорий нахмурился. Аккуратно отложил цветок в сторону. Прошел к окну. — А, если тут еще что-то есть? — Хм. Пускай глянет сегодня. А я пока буду восстанавливаться, да? — И скривила забавную мордашку. То есть мы пока ничего криминального не сказали, по тем артефактам, что нашлись, — Марсен уже в курсе, что я пришла в себя. Не так уж и много. — Ты же понимаешь, что он сегодня примчится? Если еще не пришел. — Но я же после стазиса! — Я сделала большие глаза и схватилась за сердце. Глор хмыкнул. — Пакость ты мелкая, Ана. Марсен еще не в курсе, с кем связался. Я пожала плечами и плюхнулась на подушку, изображая смертельно уставшую и очень больную женщину. — Отдыхай, Ана, я позабочусь, чтобы твой «жених» попал сюда не раньше положенного для визитов срока. — Хорошо бы никогда, — вздохнула я. — Пришлешь Артими? Что-то я нервничать начинаю. И надо бы обсудить, как вести переговоры с..… клиентом. Последнее слово я проговорила таким тоном, что случайный подслушивающий мог бы решить, что речь идет об убыточной, или не очень выгодной сделке. — Отдыхай, Арту я сейчас же дам знать. И к тебе Нася рвалась. И Лу. Они с мужем вообще мне устроили вырванные годы. — О, боги, я же..… я должна была быть у них на ужине тогда, и гости..… о..… — Вот, когда ты не явилась в гости, они бросились тебя искать. Ну, и, когда нашли..… Сама понимаешь. Поняла и прочувствовала. Наверняка Лу чуть ли не с кулаками ко мне пробивалась. Но стазис штука серьезная, да, и, толку бы было, чтобы она тут сидела.? Тем более, что у нее маленькие дети. — Жене привет передавай. Я ее тоже буду рада видеть. Она, кстати..… — Пришлось. Иначе она бы переехала к тебе в палату. Сама понимаешь. — И как она? — Как женщина, которую я люблю. — Самодовольство, вперемежку с гордостью. Не за себя, но уже за жену. Он и правда везучий человек. А Натасия — великая женщина. Чтобы понять, насколько она невероятна, ее надо было не увидеть. А узнать. В этом повезло и мне. Быть другом их семьи для меня не меньшее счастье, чем работать в нашем университете. — Везучий. — Тебе тоже повезет. Тем более, ты-то умнее меня, Ана. Историю их отношений я знала и обожала, как маленькие девочки обожают сказки о принцах и замарашках. Вместе учились. Оба лучшие студенты. Только она серая мышка, а он повеса и красавец. И все закончилось бы очень плохо, если бы на практике они не оказались вдвоем. И не случился прорыв тьмы. Адреналин сыграл шутку с обоими. Проснувшись вместе, — молодой человек растерялся, а девушка обиделась. И собралась перевестись в другое учебное заведение. Собралась и почти сделала, но Глор, который все еще не мог разобраться в себе и своих чувствах, успел сообразить только одно — отпустить Насю он не может. Никак. Потом был вокзал, просьба остаться, ссора, после которой он ее уволок силой. Потом они не разговаривали около полугода. И, даже соперники с соперницами появились, но закончилось все хорошо. Свадьбой и двумя детьми. — Лулу утверждает, что я слишком умная. На грани идиотизма. — Лу — мудрая женщина. Ну, ну, не обижайся. Я любя. Все, отдыхай, скоро приедет сын, а может и не один. Так что набирайся сил. Я кивнула. Стазис хоть и не отнимает сил, но и не прибавляет. Потому меня отчаянно клонило в сон. Все пережитое навалилось воспоминаниями. Позвала медсестру и попросила чего-нибудь успокоительного. Плохие сны не помогут отдохнуть. После принятого лекарства устроилась поудобнее, и, спустя минуту, уже спала. Жаль, подобная практика не возможна на постоянной основе. Как было бы хорошо засыпать сразу, при соприкосновении головы к подушке.Глава 7. Сообщники
Дети у Глория получились чудесные. Даже, на мой вкус, лучше папы. Сын, Артимий, для друзей Арти, а для меня Арт, был высоким, выше отца. Его голова часто билась о косяки, и мы подшучивали, что именно благодаря этому он получился даже умнее папы. Глаза у Арта были мамины — серые, как грозовое небо перед дождем. Взгляд серьезный, а вот улыбка плутоватая. Этим, как и линией рта, формой носа, он пошел также в отца. Волосы пепельнорусые, слегка вьющиеся, чуть длиннее, чем принято. Одежду он предпочитал простую, серых и темных тонов. Иногда казалось, что он сознательно себя уродует. Но это ему не сильно помогало. Глор не раз жаловался, как к его отпрыску в спальню лазили девочки. Да, да, не он к ним, а они к нему. Мой друг изображал шок, но мы оба понимали, что и это тоже мальчику досталось в наследство от отца. Дочь Глория и Натасии, Ирга, была девушкой яркой, но не менее серьезной, чем мама. Тут, думаю, сказалось воспитание. Сам Глор был мужчиной видным, красивым. Когда мы познакомились, в его волосах уже искрилась седина, волосы он носил длинные, убранные в хвост. Шатен, синие глаза, стройный, почти идеальное лицо, украшенное мимическими морщинами у рта. Сколько ему тогда было? Лет тридцать пять? Моложе, чем я сейчас. Но к Ирге. Иргия получила в наследство от отца синие глаза и его темные волосы. Прямые, льющиеся по спине шелковым покрывалом, уж не знаю, от кого это. Легкие волны в волосах были у обоих родителей и их сына. Бледная кожа, тонкий стан и отстраненный вид придавали девушке особый шарм. В свои двадцать пять она могла похвастаться королевским дипломом целителя, который получила в обход всех университетов и академий страны. В шестнадцать девочка подалась в армию добровольцем. Из знаний при ней была школьная программа и то, чему научили ее родители. Войн международного значения наша страна не ведет уже лет тысячу, но прорывы как случались, так и случаются. Именно там и отличилась Ирга. Спасла принцессу. Теперь она является придворным целителем и личным врачом короля, Румана Слабого[18]. Сама Ирга была такой же темной, как и все семейство. Ну, и я. Это, пожалуй, сближало нас, не хуже того факта, что мы все обожали кофе, пили коньяк, курили восточные травы, являлись лучшими некромантами страны и понимали друг друга с полуслова. Всегда. Еще с первых дней знакомства с Глорием, а потом и его семьей. Мы даже фантазировали на тему, что я усыновленный ребенок и на самом деле у нас с Глорием одни родители. Увы, это были лишь шутки и фантазии. Родители Глория погибли, когда он был чуть старше детей Лулу. А воспитала его бабушка, ныне покойная. Кстати, родители Натасии тоже умерли, но от болезни, последний мор унес тогда четверть населения страны, и всю ее семью в том числе. Сейчас по моей палате бегал Арт, разве что не принюхиваясь. Я с улыбкой наблюдала за его работой. Его мама и сестра сидели в комнате ожидания, по просьбе самого «специалиста». «Помогите мне тем, что не мешайте», — пробормотал Арт и выставил обеих за дверь. Странно, что вместе с ними не выставили и меня. — Ну как? — Тишина давила камнем на грудь, взвинчивалась сверлами в виски, не давала думать и дышать спокойно. Очень хотелось услышать, что кроме этих треклятых цветочков тут ничего нет. — Подожди, Ана. И помолчи. Я закатила глаза. И откуда такая суровость? Его родители намного мягче. И с намного лучшим чувством юмора. — Молчу, молчу. — Впервые меня чуть ли не обвинили в излишней болтливости. О таком стоило подумать. Молча. Но не успела я осознать, что это все-таки было обо мне, как Арт плюхнулся ко мне на кровать, разлегся на моих ногах, будто их там и нет, под одеялом. И измученно сообщил: — Все! — Все? — Ага. — И…? — Ничего. Можем говорить. Прослушки нет. — Тогда давай начнем с того, что ты слезешь с моих ног. — С ног? — Он поелозил спиной, определяя, вру я, или где-то там правда ноги. Но только это все было чистейшей комедией, и мы оба понимали, что меня пытаются обмануть. — С них. Слезай. — Я попыталась подергать конечностями, но он лишь сильнее вжался в кровать. — Эй, хватит, больно! — О, прости. Но не слезу. Мне удобно. Не вырывайся только, ага? Чудо он в перьях. Щурится, улыбается, будто на солнце смотрит впервые после долгой зимы. — Ладно. Лежи, что с тобой сделать-то? — Любить, кормить, о… О! Так что вы с отцом там натворили? — Это ты о чем? — Посвящать всю семью у нас в планах не было. Жена — да. Но сын и дочь… Тем более, первый вскоре станет работать в органах правопорядка. А вторая вообще служит при короле. Арт посмотрел на меня, потом на потолок. И потолку же сообщил неживым голосом: — Подправленная аура, следы магния, сердечный приступ при здоровом сердце, проникновение в палату, стазис без угрозы жизни, пока была в стазисе, палату обложили сканирующими артефактами, ну и пленка для снятия изображения. Достаточно, чтобы решить, что вы что-то натворили? — Наблюдательный какой, — проворчала, — слезай с меня. Хочешь полежать, я подвинусь. — С удовольствием. — Будто это моя идея и мое желание. Бедные его девочки. Все-таки не зря я думала, что без семейного шарма и доли наглости не обошлось. Ну, не могу я поверить, что женщины дошли до того, что сами за мужчинами бегают. Не могу. Хотя бы намек, предпосылка должны быть, чтобы побежать. — Откуда данные про магний? — Все просто, на ауре оста… Эй, не пугайся. Отец все затер, просто я… Догадался я. Понимаешь? — Видимо, мое лицо красноречиво утверждало, что не понимаю и хотелось бы и не понимать дальше. — Смотри, у тебя рваные края шестого поля, вокруг сердечной мышцы синие и красные отсветы. Получается, ты принимала два лекарства, что-то тебе снизило давление, что-то повысило. Нет, можно, и любой решит, что подскочило давление от волнения, а лекарства оба, чтобы сбить давление. Только вот рваные края, они идут в сторону солнечного сплетения от груди вниз, то есть… — Я поняла. Мы не подумали. Хорошо, что только ты у нас такой умный. Да и в отчете этого нет. Так что неважно. Позови, пожалуйста, маму с сестрой. — Признаешься перед всеми? — Твоя мама вообще-то в курсе, не думаешь же ты, что мы с твоим отцом без ее ведома дышим? Я смеялась. Арт тоже. — Пускай еще посидят. Тут места мало, чтобы всем. И пора мне. Тебе помощь не нужна? — Пока нет, вроде. — Пожала плечами. — Но, если что, я обращусь. Подмигнула. Он ухмыльнулся. Бедные-бедные девочки. — Может, расскажешь все-таки? Я хочу помочь. — Он смотрел на меня из-под полуопущенных век, а в глазах прыгали бесенята. Но тон, как и предложение, — все по-серьезному. — Подумаю. Поговорю с твоим отцом. А потом уж… — Как знаешь. Обиделся? Похоже. Я попыталась поймать его за руку, но он ловко увернулся. А тут еще и в дверь постучали. — Можно? — Не дождавшись ответа, не дав даже возможности пригласить гостей, в палату ворвалась Ирга, а следом вошла и ее мама, Натасия. — И зачем спрашивать, если вошла? — уколол Арт. Кажется, кто-то решил отыграться на сестре из-за того, что я не приняла его помощь. Все-таки мальчишка еще, хоть и взрослый. Сколько ему? Двадцать? Двадцать один? Сестра брата будто бы и не услышала. Лишь головой повела так, вроде ей послышалось что-то. Но слишком малозначительное. Не зря девушка работает при дворе столько лет. — Ана, милая, приветствую, как ты? — почти хором обратились ко мне женщины. И растеряно замерли, пытаясь найти, где присесть. Арт поспешил усесться в кресло. А еще говорил, что пора уходить. — Привет, Ир, Нась, присаживайтесь. — Я приветливо похлопала по кровати, не забывая поглядывать на реакцию Арта. Тот хмыкнул и спрятал улыбку в показательном кашле. Кажется, кто-то задумал предложить матери переместиться в кресло, проделав рокировку. — Пришла в себя, иду на поправку. Как вы? — А мы волновались. Из-за тебя. Неужели другого выхода не было? — Натасия повела беседу так, что я растерялась. А как же уговор, что дети не будут вовлечены? Или передумали? Видимо, моя мимика выдала мое удивление. Нася ласково взяла мою руку и, поглаживая пальцем запястье (не иначе как проверяет пульс, целитель всегда целитель), озвучила мою догадку — Сейчас подойдет Глор. Палата чиста? — Да, — Арт вытянул ноги и скрестил руки на груди. Изображает отсутствие интереса? Зачем? — Тогда ждем отца. — Мою руку отпустили. Мать семейства потянулась к кулону, который украшал ее шею, и щелкнула по нему дважды пальцами. Символ по центру кулона мигнул красным. — Сейчас зайдет. Я откинулась на подушки и подумала, что я не готова к этому. Рассказать во всеуслышание о своем позоре? Стало стыдно. Арт, Ирга, они молоды, привлекательны, им неизвестно, что такое быть мной. Полноватой некрасивой женщиной средних лет. Синий чулок, бледная моль. Даже Нася не могла в полной мере понять меня, ведь они с Глором поженились еще до окончания университета. А уж ее дети и подавно. И инцидент с Марсеном у меня дома? Это… это слишком, даже для меня. Пускай рассказывает Глорий, он-то в курсе, без слишком интимных деталей, но в достаточной мере. В тот день, момент, Глория я не воспринимала как мужчину вообще. Как врача, как друга, брата. Кого угодно. Но не мужчину. Видеть в нем мужчину мне и не довелось за все время нашего знакомства. Как бы он ни был хорош, на меня его внешность не действовала. И ничья другая. Пока на меня не повлиял Марсен. В бездну этого студиуса. Его надо было не лишать силы, а проклясть целибатом. По крайней мере, сейчас бы не пришлось сидеть в палате и ждать своей исповеди перед мужем, женой и их детьми. Стук в дверь. Пришел момент истины. Время вышло. — Заходи, Глор. Он открыл дверь и, окинув оценивающим взглядом все собрание, прошел к креслу: — Дорогой сын, уступи старому отцу место. Арт фыркнул, Ирга и Нася не скрывали улыбок. Но парень уступил, сам же переместился к подоконнику, устроившись там. Я вздохнула. — Глор, Натасия хочет привлечь… — Знаю. Мы успели переговорить, пока Арт обыскивал палату. Так будет лучше, сама поймешь. — Хорошо, но рассказывай ты. Я еще… не готова. И старательно отвела взгляд в сторону. Не хотелось видеть ни любопытства, ни сочувствия. Ничего не хотелось. Кроме как отмотать время назад и сказаться в день экзаменов больной. Или не открыть дверь. Или сразу же уйти к Лу в гости, не дожидаясь… О, знала бы я. Но, увы, я не оракул, а лишь некромант. Глорий кивнул. И поведал сокращенную версию моего падения. Экзамен студиус Де Марсен не сдал. Явился в дом. Сделал внушение таким образом, что против меня появился компромат, порочащий мою репутацию. Внушение было снято, и меня пытались шантажировать. Я вспылила. В гневе лишила студиуса его силы. Вызвала Глория, и мы вместе организовали мне приступ. Без опасности для жизни, но реальный. Дальше стазис. Студиус успел пересдать экзамен. У нас на руках его сила и воспоминания о шантаже. С его стороны в наличии воспоминания о лишении силы мной. Ну и отсутствие силы. Для Марсена разглашение чревато годом каторги, пятью — службы в армии в местах прорывов или десятью — в монастыре послушником. Что выберет парень, всем ясно. Для меня разглашение, кроме позора, — плаха. Единственное, что удерживает Марсена от обращения к властям, в армию он не рвется. И сила все еще у меня, а я могу и обидеться, то есть ее уничтожить. А то и поглотить. Вернуть ее ему в таком случае уже никто не сможет. Жизнь пустышки для мага равна смерти. — И что будем делать? — В какой момент все перешло в общее дело, я не поняла. Лишь вздохнула. Принимая неизбежное. У меня теперь еще парочка сообщников. — Договариваться? — предположила я. Глор кивнул. Женщины молчали. А Арт оторвался от подоконника и, сделав шаг в мою сторону, сказал: — Это потом. А, для начала… Начало оказалось не простым и трудоемким. Но боящихся трудностей среди нас не было. Чего только мой приступ стоит.Глава 8. Новые планы
— И зачем мне куда-то ехать? Что мне это даст? В конце концов, если договоримся… — Почему она такая упрямая? — вопросил небеса за окном Арт. Его отец в ответ коротко рассмеялся. Он этим вопросом тоже задавался, но с некоторых пор пришло смирение. С возрастом человеку приходится учиться этому нелегкому делу. Если, конечно, он достаточно для этого умен. — Арт, я не хочу никуда ехать. У меня масса работы. Я должна явиться… — Никуда, — вмешался Глорий. И подмигнул сыну. Это сговор! Причем против меня. — Ты забыла? Ты только вышла из стазиса. Никакой работы. До сентебра[19], как минимум. Пришлось сцепить зубы, напряжение сковывало тело и мысли. И погасить желание что-нибудь сломать. А ведь мне еще новый диван покупать. А хорошо бы и ремонт сделать. Или лучше купить жилье? Это было бы чудесно. В старую квартиру, с ужасом поняла, возвращаться не хочется. Может, правы? И съездить в отпуск? На квартиру у меня средств не хватит. А на отпуск вполне. — Ана, не отказывайся. Не хочешь во дворце жить, снимем домик на берегу. — Нася умела уговаривать. В противовес дочери, которая чуть ли не поставила перед фактом, что отпуск я проведу с ней, в летней королевской резиденции. Я была от такого плана не в восторге, но сестру поддержал брат. А там и Глорий переметнулся в стан врага. Пришлось смириться. Силы были неравны. И более того, в определенной степени, правы. Мне нужен был отдых. И необходимо было отойти от дел, чтобы посмотреть на ситуацию под новым, более свежим углом. Правда в том, что я понимала и свою предвзятость к Де Марсену, и излишнюю порой требовательность. Ведь кто из моих студиусов будущий темный маг? С моей же подачи, только Марсен. А остальные? Все, что им пригодится в жизни, это лишь понимание темных материй. А как с ними бороться, учат на боевых факультетах, и более углубленно. Уж молчу о девочках, которые сплошь и рядом получали дипломы «для будущего» (лоска, репутации, чего угодно, кроме самой науки или работы как таковой). — Ну хорошо. Допустим. Допустим, я поеду. Но вы что, не понимаете, сколько… как… А! — я махнула рукой. — Прекрати. — Глорий подался в кресле вперед и состроил весьма строгое «профессорское» лицо. С таким лицом он ставил неуды, и я еще прекрасно помню свои пересдачи. Чудные времена были. — Скажешь, я не права? — Я скрестила руки на груди и уперлась рогами. Упрямиться я умела и делала это со вкусом. — Скажу. — Семейство примолкло, наблюдая за своим главой и мной. — Ты истощена. Удар, даже вызванный, даже имитированный, — все равно удар. Летний дворец — прекрасная возможность отдохнуть, не потратив ни гроша. И не спорь, я знаю, что у тебя с личными средствами. На зарплату профессора далеко не уедешь. А все свои награды, я могу поспорить, ты спустила на своих любимых племянников и подругу. Я опустила глаза и покраснела. Он был прав. Всегда строгая и экономная по отношению к себе, но жуткая транжира с близкими. Но Лу так хотела те кроватки для малышей, а племянники… — Я же сказала, что поеду. Но дворец это слишком. Поймите! — Ана, милая, мы снимем домик, никто не заставляет тебя жить в королевской резиденции, — наконец-то вмешалась Натасия. И вовремя. Я была готова поругаться и обидеться. Себе во вред, но во имя справедливости. — Я сама сниму, вам-то зачем? — Обида успела меня приласкать и так легко не отпускала, как бы мне того хотелось. — Затем, что мы тоже хотим отдохнуть. — Нася втолковывала мне, как малому капризному дитяти. А ведь мы все понимаем, что никто из них и не думал куда-то уезжать на лето. Как и снимать дом на берегу моря. Тем более, когда летняя резиденция что с королем, что без него. Тот свои покои не покидал. А придворные всегда оставались при принцессе. И мне стоило бы согласиться. Все-таки не каждый день есть возможность отдохнуть во дворце. — Сдаюсь, — вскинула я руки в шутовском жесте. — Не паясничай, прими поражение достойно, — ухмыльнулся Арт. Вот от кого не ожидала, так не ожидала. Дети меня еще не отчитывали. Или отчитывали, если учесть ситуацию с Марсеном? Но нет, тот не отчитывал. Издевался — вот точное определение его поведения. Я набрала полную грудь воздуха и шумно его выпустила, попутно сдувая упавшую на лицо прядь. Посмотрела на Глория, на мать с дочерью, на Арта. Отрицательно качнула головой. Что с ними сделаешь? Одна против четверых — изначально плохая комбинация. — Пускай будет домик. Но небольшой, и я в доле. — Конечно, конечно, — заверило хором меня все семейство. И я поняла, что если и увижу счет, то он будет поддельный. Наверное, мне не стоило так сопротивляться, но я чувствовала свою вину перед этими чудесными людьми, и нагружать их еще и финансовыми тратами — это было слишком даже для меня. Совещание заговорщиков со мной и против меня длилось еще около часа. В результате было решено, что Арт получает (прямо сейчас, по своим каналам) лицензию первичной юридической помощи. Возвращается ко мне, подписывает со мной договор, забирает у отца сферу и, как мой юридический представитель, связывается с Марсеном. Заключает с тем сделку (от меня — сфера силы и мои запечатанные воспоминания, с Марсена — его), после отправляется в мой университет, где оставляет заверенные бумаги по болезни от моего врача и договаривается о продлении отпуска с руководством (по состоянию здоровья). Глорий и Ирга тем временем подыскивают дом на юге, а как тот будет найден, снимают на срок вплоть до конца лета. Натасия собирает вещи в дорогу, в том числе и мои. Также было решено, что перед дорогой я остановлюсь у них. Два-три дня, но все же. Я не скрывала, что рада приглашению и что моя квартира меня если и не пугает, то вызывает с некоторых пор отторжение. Все разошлись, задержался только Глорий. Он все так же сидел в кресле и задумчиво смотрел на дверь. — Думаешь, у нас получится? — Брось, Ан, как иначе? У твоего студиуса нет выбора. — Я дернулась, открыла рот, чтобы поспорить, но от меня отмахнулись. — Сама подумай, если бы он желал тебе смерти, то ты бы сейчас была не в этой палате. Другой вопрос, сможешь ли ты дальше работать и жить как раньше? — Не знаю. — Я старалась быть предельно честной. И перед ним, и перед собой. — Я думала об этом. И не знаю. Никогда не думала, что моя жизнь… что подобное может случиться со мной. — Почему же? — Почему? У меня устоявшаяся серая скучная жизнь, Глор. Я пария в своей семье, нежеланный гость в доме моих родителей. У Лу своя жизнь. У тебя своя. Вы мои друзья, но… ты понимаешь ведь? У меня свой маленький мир. Был. И рухнул. И знаешь, боюсь, что не один Марсен в этом виноват. — Прекрати себя винить, Ан, — Глор покачал головой. — Так никуда не годится. Ты была под внушением. Ты стыдишься страсти? Я опустила глаза. Он попал в точку. Я поддалась. Пропустила, упустила момент влияния. И правда в том, что никакое внушение не взяло бы меня, если внутри не было хотя бы искры, маленькой гадкой искры интереса к этому… Как же стыдно! Зажмурилась. Хорошо бы открыть глаза и обнаружить, что все это мне привиделось. Но увы. Магия есть, а чудес не бывает. — Все, хватит предаваться унынию. Отправишься в отпуск, все отправимся. Мне тоже не помешает. В летнюю резиденцию заглянем, Ирга от своей идеи отступила, но не отказалась, так что мы наверняка и там погостим. Море, песок, солнце, восстановишь силы. А там решим. Я буду не против, если ты перейдешь работать ко мне. А захочешь, подключим Иргу и перейдешь в КАМНи[20]. — Что ж, наставник, думаю, ты опять прав. — Я всегда прав, но ты не всегда готова с этим смириться. — Я прыснула. Отсмеявшись и утерев рукавом слезы, выступившие от смеха (иррационального, немного на грани нервного срыва, но необходимого), с улыбкой поблагодарила. Немного с опозданием. Но это был не единственный и не последний раз, так что… Глорий подошел ко мне, обнял и посоветовал отдыхать, пока не вернулся Арт. Совет был дельный, но у меня не получилось. Я дважды пыталась сползти с кровати, но дальше дело не продвинулось. Мой магический резерв был сильно истощен, каналы иссушены, а кое-какие даже начали отмирать. Стазис был нужной мерой. Но обошелся он мне дорогой ценой. Упав обратно в объятия белоснежных простыней, я принялась рьяно прогонять остатки магии. Как известно, тело и душа неразрывно связаны. Восстанавливать энергопотоки было больно, а значит, это было и опасно. Но это помогало отвлечься, потому я решила, что раз пользы больше, то и вред не так страшен. После получасовой работы над собой я сдалась. Взяла перерыв. Тело нещадно ломило как от тяжелой физической работы. Подумала о будущих переговорах. Стало страшно. Кто знает, не выкинет ли чего Де Марсен? Да, в его интересах пойти мне навстречу. Но кто знает, не умнее ли он нас всех вместе взятых? О боги, как же я так влипла? — Кх, кх. Вернулся Арт. Смерил меня недовольным взглядом. Честное слово, почувствовала себя маленькой девочкой, которая шалила в отсутствие родителей! Глупость какая. Пришлось даже тряхнуть головой, чтобы подобные мысли покинули мое уставшее сознание. — Зря ты. — Что? — То. — И сделал очень суровое лицо. Да, ему не в следователи. Ему в запугиватели прямая дорога. Смотрит и уже хочется сознаться во всех совершенных и несовершенных. — Ан, я не целитель, не отец, не сестра, но и я знаю, что тебе сейчас надо отдыхать. И позволь кое-что сказать. Зря вы. Можно было сразу, если бы меня подключили. — Нам надо было время. Марсен же требовал от меня ответ к утру. Что успели… — Понимаю. Прошлым днем умнее не станешь. Зря я сказал тебе. Просто хочу, чтобы ты учла на будущее. Если что — только дай знать. От его пристального взгляда захотелось зарыться в постель и прикинуться… больной. Кстати. Я ведь больная? А больных нельзя утомлять, больных надо щадить. Верно? Я вздохнула и прикрыла глаза. Изображая не такое уж и надуманное утомление. Укоризненно покачал головой и выудил из кармана пластину влайстия[21]. — Готова? Пожала плечами. И протянула руку. Металл коснулся кожи, слегка обжигая. — Доверяю тебе, юрл[22], управление моими делами, согласно закону от короля и государства. Пластина потемнела и сразу же стала холодной, как лед. Я убрала руку, а Арт спрятал карту обратно в карман. — А теперь отдыхай! — И, погрозив пальцем, ушел. — Всевидящий нам в помощь, — благословила я ушедшего, и все же решила прислушаться к совету. День был долгим. И, увы, он еще не закончился. Поэтому, поэтому я буду послушной девочкой (ха!) и пациенткой, и все же дам себе немного подремать. Для этих целей я вызвала медсестру и попросила меня усыпить на два — три часа, пока не вернется Артимий.Глава 9. Посиделки
Проспала я намного больше, чем ожидалось. Артимия в палате не было, но он заходил. В записке, которую он мне оставил, говорилось, что Арт зайдет утром и дело «почти сделано». Слово «почти» в послании мне очень не понравилось. Почти — это всегда не до конца. А то, что не решено до конца, равно не сделано. В животе заворчал голодным тайгом[23] желудок. Тревожить медсестру никак не хотелось. Было решено немного поголодать. В свете происшедшего (а все началось, если подумать, с того, что меня сильно уязвили слова студиуса о моем телосложении) поголодать мне полезно. Полезно поголодать было для тела, но не для ума. От голода я стала нервной и еще больше начала себя накручивать. Свободное время и послеобеденный сон только усложнили мне жизнь. Несколько раз я порывалась встать с постели, но все заканчивалось бессилием и скомканными простынями, за которые я хваталась каждый раз, когда падала. Хуже всего, что у меня не было никакой возможности даже подняться и поправить постель под собой. Приходилось лежать в этом гнезде. Посему я нервничала еще больше. Разозлившись на себя и весь белый свет заодно, я принялась опять прогонять магию по своим жилам. Лежать было неудобно, но на фоне пронзающей тело боли все показалось мелочами. Истязала я себя вплоть до утренней зари. И, когда я было решила, что наконец-то могу уснуть, в дверь постучались. Никого, кроме Арта, я не ждала, но допускала мысль, что с визитом могут явиться как Глорий, так и его жена. Но я ошиблась. Хороша подруга, что забыла о наличии в своей жизни и в своем сердце еще одного человека, точнее еще одной семьи. В дверь просунулось озабоченное лицо Лу, а потом и она сама. Следом зашел ее муж с близнецами на руках. — Какты? — вместо приветствия на меня налетела фурией Лу. Ее цепкий взгляд прошелся по мне, а потом и по палате. Ответа от меня, по всей видимости, никто не ждал, так как сразу же последовали указания ее мужу, — Клав, отнеси детей в комнату ожидания и попроси кого-нибудь за ними присмотреть. И возвращайся, Ан надо поднять, а я перестелю кровать. И скажи, чтобы подали завтрак, у нее голодный вид. Пугающая расторопность. С первого взгляда понять, что я голодна, заметить плохо застеленную постель. На какой-то миг я даже пожалела ее детей. Не мужа, нет. Тот знал, на ком женился. А вот дети… Будущие шалости будут просчитываться с точностью до миллиграмма. — Привет, — пробормотала я уходящему Клавдию. И выдала улыбку глубоко растерянного человека. Как, как можно было сразу все заметить и понять? — И тебе привет. Ты испугала нас, ты знаешь? Даже дети весь этот месяц ведут себя тихо, будто чувствуют, что их фея[24] болеет. А уж что было, когда только узнали! Ты слишком далеко от нас живешь. И одна! Тебе следует завести хотя бы собаку. И переехать ближе ко мне. А кузен так и уехал. Но тоже ждет о тебе новости. Сомневаюсь. Но промолчала. Кузен видел меня раз или два. Вряд ли запомнил. А если и запомнил, то не без участия и частых упоминаний со стороны Лу. Скорее, кузен ждал, когда Лулу сообщит, что я пришла в себя, здорова, и больше обо мне и моих проблемах он не услышит никогда. Спас меня от предприимчивой и заботливой подруги Артимий. Вошел без стука, что ввело в состояние шока не только мою дорогую Лу, но и меня. Мы так и замерли. Она — поправляя мне подушки, а я — пытаясь удержать свое тело в более-менее прямом положении. Бессонная ночь и тренировки магии не обошлись бесследно. Сил не хватало, а держалась я больше из упрямства и немного силы воли. — Привет, — просиял солнцем на всю палату молодой человек и устремился к своему любимому креслу. Кажется, я даже приоткрыла рот от удивления. — Лу, верно? Я Артимий, если Вы помните. Там я тебе цветы принес, но медсестра не разрешила заносить их в палату. До сих пор ругается, наверное. Стерильность, все такое. — Приве-е-е-ет, — протянула я. — Здра-а-авству-у-у-уйте-е-е, — подхватила мою «песнь» Лу. Арт сделал вид, что ничего не заметил. Да ему и не дали возможности что-то сказать. Лулу сразу же перешла в наступление. Ее муж все еще не вернулся. Сложно доверить детей или нет желающих? А тут целый молодой парень. Сильный. То, что надо. — Артимий, помогите мне, будьте так любезны. — Что делать? — Арт не спешил вскакивать и бежать, куда сказали. Это не могло не восхитить. Какая сила воли! Невероятно. — Поднять Ани, пока я перестелю кровать. Осилите? — То, что молодой человек не спешит на помощь, ее так же озадачило, как и меня. Слишком Лу привыкла, что любой ее вопрос воспринимали как указание к действию. Даже если указаний еще не было. Потому подруга и решила добавить нечто похожее на вызов. Уж слабаком-то ни один мужчина не хочет выглядеть в глазах женщины. — Как скажете, — изобразив легкий поклон, парень в два шага оказался возле кровати. А спустя полтора вздоха со мной на руках вернулся в кресло. Я потеряла дар речи, а Лу только что-то хмыкнула себе под нос. И как это понимать? — Арт, — прочистив горло, шепотом обратилась я к парню. — М? — Будто ничего такого. Все как всегда. И я не сижу у него на коленях. — Опусти меня в кресло. — Почти прошипела. Не то чтобы я была зла. Скорее, взволнованна от такого поворота событий. — Ты и так тут. — Наши перешептывания были отлично слышны. Вон как у кое-кого уши чуть ли не торчком стоят. — Это неприлично! — Чем же? — Ему что, весело? Отстранилась, пытаясь прочитать, угадать по выражению лица, глаз, что этот… сын моего друга задумал. Сделала большие глаза, скосила взгляд на подругу. Это парня развеселило еще больше. — По-моему, очень удобно, нет? — Нет! — вспылила я. Сама себя не узнаю. С некоторых пор я стала способна на такие эмоции, о которых ранее только читала в любовных романах. Каюсь, но свободное время я уделяла отнюдь не науке, а романтичным историям, где любовь, такая, какой я ее вижу для себя, все-таки существует. И не только для красавиц, вроде той же Ирги. — Ладно, нет так нет. — Усадил меня аккуратно в кресло, а сам отошел к окну. Я его что, обидела? Ерунда какая-то. Ему же радоваться надо. Я тяжелая. И сама ситуация. О, будь я покрасивее и помоложе, нас вместе с креслом отправили бы сразу же под венец. Это же верх неприличия — сидеть у мужчины на коленях! Не каждая замужняя решилась бы на подобное, а тут… — Можете ее вернуть на кровать, — обратилась подруга к Арту. Не глядя на меня, Артимий переместил мое бренное тело в постель и заботливо подоткнул одеяло. Мы с Лу переглянулись, а я непонимающе пожала плечами. Один Всевидящий знает, что творится в голове этого мальчишки. Ведь я его помню еще с красивым бантом у шеи и бьющим окна из рогатки. Разумеется, нечаянно. Целился, как мне помнится, Арт в муху. Над палатой нависла тишина. Парень вернулся к окну и молча что-то там рассматривал. Лу раз за разом мне подмигивала и строила странные рожицы. Которые я не понимала и раз за разом пожимала плечами. — Ай, — махнули рукой на меня, — где запропастился Клавдий? Пойду поищу его. И ушла. А тишина решила взяться за мои нервы и вытрясти из меня остаток души. — Арт? — М? — Что… — А потом резко передумала. Пускай обижается, сам придумал из-за чего, сам придумает и как «простить». — Что там с Марсеном? — Увиделись. Сделал неофициальный запрос на встречу, он пригласил меня в свой дом. Я озвучил наше предложение. — Замолчал. Будто слова подбирает. Или решил помучить. — Он согласен, но есть несколько поправок. Я выдохнула от облегчения. Согласен! О, поправок?! — Каких поправок? — Во-первых, он желает сделку провести с тобой, без участия поверенных. Во-вторых, изъятую силу ты должна сама перевести в него. Ну и последнее, он настойчиво требует того, чтобы ты стала его личным куратором силы. — Тьма! Темная, черная, всесильная, прорывающая… — Я так понимаю, ты против? Он верно понял. Но взгляд, излишне пристальный, вызвал во мне волну некоего неразумного приступа стыда. Не знаю, чего именно я стыдилась. То ли того, что от одной мысли остаться наедине с Марсеном мне становилось дурно. Не то от того, что я излишне хорошо помню свои, хоть и навеянные, но фантазии. Слабость? Страх? Трусость? Вожделение? Глупости! Все — глупости! — Нет. — Подняла голову и посмотрела молодому человеку прямо в глаза. — Без проблем. Обучение, стоит оговорить, будет только с осени и согласно учебным графикам. Кивнул. — Хорошо. Тогда я подготовлю контракт. Буду недалеко, в кабинете отца. Если что — зови. — Да, давай, я жду. Как будто у меня есть выбор. Студиус ловко загнал меня в тупик. Или это получилось само собой? Откуда ему знать, что у меня язык не повернется признаться Арту в том, что я не могу быть с Марсеном в одном помещении. Даже на полкапли. И зачем ему эти требования? Что там? Наедине сделка? Хорошо, допустим, у него нет человека, поверенного, которому можно доверять так, как я доверяю Арту. Кураторство? Тоже объяснимо. Единственная темная на университет. Теперь одна как профессор, темных же с Марсеном — двое. Но зачем личная передача? Хотя чего это я? Если нет поверенного, то и с друзьями… а семья? Неужели не доверяет? Странно. Но… других объяснений я не вижу. Или это наказание? Хм. Вернулась Лу, но только чтобы попрощаться. Сыновья раскапризничались. Да так, что Клавдию спешно пришлось открывать портал. Расцеловав меня на прощание, подмигнув, отчего я задумалась, не нервный ли у нее тик, попрощалась, уже и со мной, и с Артом. Тот вернулся с кипой бумаг. Быстро он. — Марсен сейчас поднимется. — Как поднимется? Куда? — Мое удивление должно было выглядеть комично. Но парень хмурился. Все еще обижается? — Арт, слушай, я… В дверь постучали, а там появился и мой кошмар наяву, Сильвий Де Марсен собственной персоной. А у этого откуда личный портал? Подобной роскошью обладали только старшие в роду, особенность магии такова, что межпространственные пути слушаются только главу семьи. То есть или ты женишься, или ты старший родственник. Но у Марсена двое братьев! И сестра в придачу. О том, что Марсен был внизу и поднимался по ступенькам в палату, я не подумала. Как мне могло прийти в голову, что это создание дежурит в клинике почти каждый день? А ведь Глор говорил, что он наведывается. Каждый день после обеда. Как часы. С цветами любимому профессору. Не подумала сразу. Но в заблуждении пробыла недолго. — Леди Рика, — поклон, небрежно сброшенный пиджак на спинку моей кровати. Тут же садится. Тьма. Кресло же свободно в кои-то веки! — Позвольте? Пока я пыталась переварить происходящее, мою руку уже поцеловали и вернули мне. И поцеловали не так, как велят приличия, легко, не касаясь губами кожи. Он поцеловал. Губами. Кожу. Руки. Моей! — Арт? — Наверное, я выглядела не очень. Раз Артимий сжалился и забыл о своих обидах. Подошел, отдал бумаги Марсену. — Ознакомьтесь. — А мне в руки вручили сферу. Погладил большим пальцем ладонь, сжал пальцы. Одними губами произнес: — Я рядом. И скрылся за дверью. Всевидящий, молю, дай мне сил. Пускай все пройдет хорошо. Или просто пройдет. Побыстрее. На меня смотрели, не спускали глаз, шелестя бумагами. И зачем? Не хочешь читать — не читай. — Здравствуйте, Марсен, — вспомнила о приличиях я. Прозвучало (я вздохнула) жалобно. Так котята мяукают. — Здравствуй, Рика, по-моему, мы уже договорились раньше, что мы на ты. Хотя бы когда наедине, да? Говорю же, мой кошмар. Во плоти.Глава 10. Сделка с дьяволом
— Я предпочту оставаться в рамках приличий. — Несколько поздно, не находишь? — Он хмыкнул. И уставился в бумаги. Во мне закипал гнев. Сдержаться. Надо держать себя в руках. В руке заскрипела сфера. Слишком сильно сжала. Так и раздавить недалеко. И от сделки останутся лишь осколки. Я положила сферу силы перед собой на одеяло. Пальцы сцепила в замок и накрыла ладонями украденное сокровище. — Вы готовы, Марсен? — Сильвий, меня зовут Сильвий. Считай это еще одним условием сделки. Какая же ты упрямая! Пожала плечами. Я правда упряма. Но не ему говорить о моих недостатках. Еще одно условие, не иначе как блажь и каприз, меня не радовало. Но спорить и препираться не было ни сил, ни желания. Побыстрее его отсюда спровадить. Больше ничего не хочу. Сбегу на море, с друзьями, которые не дадут утонуть в самокопании. — Хорошо. На этом, надеюсь, Ваши ус… — Твои. — Твои. — Вдох, выдох. Посмотрела на сферу в своих руках. — Условия все? Или есть еще что-то? Посмотрела ему прямо в глаза. С моего языка, еще немного, и закапает яд. — Можно было бы придумать. Но пока все. Тебе же сказали, что я хочу, чтобы ты стала моим наставником? — Да, меня уже «порадовали». — Язвить — все, что мне остается. — Приступим? Кивок. На сердце потеплело. Неужели этот кошмар закончится? Стать ему куратором не такая уж проблема. Думаю, после всего он наверняка не станет искать еще какой-то компромат. Хотя.. — Постой. — Да? — Своего удивления не скрывает. — У меня тоже есть условие. Небольшое, но… — Слушаю, — слегка склонив голову и скривив губы в подобии улыбки, Марсен все еще смотрит мне в глаза. На секунду я забыла, что собиралась сказать. Боги, он же без сил, откуда во мне это? Кошмар. Кошмар и ужас. Отвела взгляд. Так спокойнее. — Мне нужны гарантии, что свою силу вы, ты, ты больше не используешь мне во вред. — О, тебя это тревожит? Хорошо, но ты дашь такую же клятву. — Хорошо. Мне протягивают руку, и я ее растерянно пожимаю. Магические сделки не требуют касаний. Достаточно зрительного контакта. Но он не отпускает моей руки, а я хочу побыстрее все закончить. — Готова? — Приступаем. — Я, Сильвий Де Марсен. — Я, Анрика Ива-Нова. — Клянусь, — хором, — не нанести вред друг другу, ни магией, ни физически. — Передаю. — Принимаю. — Твою силу. — Мою силу. — Клянусь, — снова в унисон. — Вечер двадцать седьмого мэя[25] — останется нашей тайной, памятью ограниченной, никогда вслух не произнесенной. Никем не увиденной, не узнанной, не услышанной. Клянусь. — Обучать. — Обучаться. — Искусству темной силы. — Искусству темной силы. — И, не дав мне продолжить, произнес, — Обращаться друг к другу на «ты», минуя церемонии. Вот паршивец, все-таки вплел в клятву! Терпение, много терпения. Боги, смилуйтесь, с этого дня мне нужна бездна терпения! — Обращаться друг к другу на «ты», минуя церемонии. НАЕДИНЕ. — И посмотрела на него так, что стало понятно, откажусь от любой клятвы, рискуя жизнью, если он не примет мое уточнение. — Наедине, — улыбается. Я дала клятву не навредить? Поспешила. Очень хочется хотя бы немного понизить градус его радости. — Клянусь. — Авия, ласара, блак. Клансиум синит. Клансиум синит. Клансиум синит. Клансиум синит. Клансиум синит. — Клансиум синит[26]. И шар становится дымкой, ускользающей из пальцев, поднимается к потолку, расползается по стенам. Марсен нервничает. Он никогда подобного не видел. А я видела. На то я и темная. Преступление против короля любым магом карается изъятием силы. А кто это сделает, кроме темного? А у кого есть обязательства перед короной за разрешение на экспериментальную некромантию? Я жду. Марсен открывает рот, но я отрицательно мотаю головой. Забыла предупредить, разговаривать сейчас нельзя. Заговорит — и станет немым. А я оглохну. Даже, если это случится без моего участия (его немота), на совести мне такое не нужно. Ну и глухота тоже не самый приятный момент. Дым набирает цвет и начинает стекать к моим рукам. Сейчас самое трудное. Я вздыхаю. Протягиваю руки к лицу Марсена и начинаю гладить его лицо. Были и другие варианты. Напоить его моей кровью у алтаря тьмы. Только алтарь давным-давно под замком у принцессы. А принцессу посвящать в подобную сделку… смысл тогда в сделке? Для меня и Марсена был бы тот же результат, что и без нее. Молодой человек, о да, растерялся! Пожалуй, это стоило того. Я даже забываю, что сама в состоянии, близком к панике. Почти любуюсь его шоком. А тьма с пальцев вплетается в его дыхание, проникает в ноздри, рот, уши, я оглаживаю лицо Марсена, и вот уже сама кожа впитывает истекающий от меня мрак. Он судорожно сглатывает. Процесс поглощения завершен. Я опускаю руки и падаю без сил на подушки. Прикрываю глаза. Мне надо отдохнуть. — Это все, — почти шепотом. — Теперь бумаги. Подпиши, пожалуйста, я… я отдохну. Сил открыть глаза у меня пока нет. Очень хочется спать. Но надо еще подписать сами бумаги. Слышно как Мрасен поднимается с кровати. Умереть мне не дадут. Открываю глаза. Этот… студиус ползает по полу у кровати, собирая листики. Ну да, кое-кто не отложил их подальше в сторону, и они соскользнули во время клятв с постели. — Извини, но помочь ничем не могу. — Ничего. Я сам. Наблюдаю. А это приятно, когда он почти что у моих ног. Ухмыльнулась. Поднял взгляд на меня, увидел мою улыбку. Подмигнул. Паршивец. Определенно паршивец. Уж точно не лапочка. — Есть тут чем подписать? — Кровь, сгодится? — Не выдержала, рассмеялась. Смешной. Это же тайный контракт на жизнь. Их только кровью и подписывают. — О! Забыл. — Улыбается, счастливый такой. Подозрительно счастливый. Прищурилась, присматриваюсь. Жду и думаю, в чем подвох. Все равно улыбается. С какого такого перепугу? Нервное, что ли? — Скальпель там, в ящике, посмотри. У стены напротив кровати стоит несколько тумб, одна из них с выдвижными ящиками. В верхнем Де Марсен сразу же находит два скальпеля. Зачем два? Все равно сейчас наша кровь смешается. Но если ему так хочется, пускай. Пара капель крови и легкая боль в пальце. Согласно ритуалу надо бы друг другу кровь пускать. Но в наше время мало кто следует букве ритуальных процедур. А мне не до консерватизма. Смотрю на оба экземпляра, пытаясь принять и понять, что все, дороги назад нет. — Отдели свой экземпляр, Марсен, будь добр. — Устала? — Это что, забота? Или лень в бумагах копаться? — Я все-таки на больничной койке, Марсен, если ты забыл. — Но ты же лежишь. А я, бедный, весь день бегаю. С ума сойти. Они еще и шутят? Со мной? Что там у него в семье с безумием? — Марсен… — С Сильвием никак, да? — И больше к себе, чем ко мне: —Надо было и это вплести в клятву. — Поздно уже, клятву не поменяем. — Может, еще одну, а? — Ну, нет, спасибо. — Шутит. И это его настроение заразно. Губы у меня дрожат, желая улыбаться. А полчаса назад придушить хотелось. Ох, чувствую, поплачу я еще с этим кураторством. Если Марсен и не безумен, то я наверняка умом возле него тронусь. — Держи. Мне в руки ложится кипа бумаг, свои бумаги Марсен оставляет при себе. — Спасибо. Будь добр, позови Арта. Прикусила язык, но поздно. Парень чуть не подскочил, смотрит пристально. Так, Артимий по палате высматривал подслушивающие артефакты. — Арт, значит. А где мои цветы? Озадачил. Цветы? Какие цветы? А, те, которые сканировали… — Понятия не имею. Наверное, медсестра старшая убрала. Она и цветы Арта не пропустила. Ерунда какая-то. Эти цветы копились у меня месяц. — Хм. Не знаешь? — Не поверил. Но то, что Артимия цветы не пропустили, его не удивило. Он просто не верил, что его цветы пропали сами собой. Устала я с ним спорить. И говорить. И вообще. — Сильвий, понятия не имею, где твои цветы. Вчера тут были. Днем я спала, и, когда спала, их унесли. Смысл кому-то твои цветы убирать? Месяц они тут отстояли. Может, начали увядать? — Ладно, неважно. Приглашу АРТА. О как сказал! Будто Дьявола вызывать приходится. — Спасибо. — Не за что, дорогой куратор. — Я поперхнулась. — Воды? — Благодарю. — Принимая стакан и делая судорожный глоток. «Дорогой» все еще звенит в ушах. — Не стоит. До встречи, Рика. Хорошего дня. Поклон, больше для галочки, чем жест уважения. За дверью слышно: «Вас, Арт, ждут». Меня будто пчела ужалила. Все-таки паршивец. Арт — для меня. И он это знает. Дураком надо быть, чтобы не понять, что это друж… и дались ему эти сокращения, месть, что ли? Зачем, скажите, боги, зачем ему эта неформальность? В наказание за несданный экзамен? Так получил свой высший балл. Чего ему еще надо? Неужели такой мстительный? Боги, почему, почему и, главное, за какие грехи мне послан Марсен? Я в своей жизни разве что мух с комарами убивала, а так… за что?! — Ушел. — Плюхнулся опять мне на ноги Артимий. — А ты что, стоял и ждал, пока уйдет? — Развеселил. — Хотел убедиться. — Хмурый. Моя улыбка его не тронула. Пришлось взять за руку и пожать. — Спасибо. Кажется, все закончилось. — Закончилось ли? — Слишком, слишком хмурый. Будто это над его головой угроза плахи висела. — Брось. Как-нибудь с учебой Марсена я справлюсь. Это после всего сущие пустяки. — После всего… Может, расскажешь, что же случилось между вами? Улыбка у меня сразу же увяла. Отрицательно покачала головой. — Прости, но… может, в другой раз. — А сама подумала, что очень надеюсь, что этот раз не случится. И было бы так замечательно забыть и никогда, ни при каких обстоятельствах не вспоминать. — Лучше расскажи, что там с планами отпуска? Невесело улыбнулся. Но принялся за рассказ. Его мама и сестра разве что нас еще в чемоданы не упаковали. А так, подготовки к поездке осталось всего ничего. Я опять прикрыла глаза, от голоса Арта на меня нашло какое-то умиротворение. Я снова улыбалась и представляла себе море, пляж, забыть. Очень хочу все забыть. И Артим, кажется, понял, почувствовал мое настроение и желание. Тему эту мы ни в тот день, ни на следующий не поднимали. Все свелось к морю и подготовке к отпуску. Марсен появлялся дважды, сначала цветы и записка с предупреждением, что зайдет. Потом сам визит. Пришлось признаться, что уезжаю в отпуск, в связи с болезнью. Он выслушал, поморщился, но не стал спорить. Встреча прошла почти безобидно. На его шуточки я постепенно перестала реагировать. К улыбкам появился устойчивый иммунитет. Еще немного отдыха, и я вполне смогу работать с ним. И лишь ночью, во сне, будь проклято мое подсознание, оно раз за разом мне напоминало о происшедшем. С одной стороны, моя жизнь возвращалась в привычную колею, с другой — я начала бояться ночей, стараясь засидеться за книгой или беседой с друзьями. Все что угодно, лишь бы не возвращаться к мальчишке, который целовал, а потом смеялся мне в лицо. Надо мной. Кошмар, Сильвий Де Марсен все так же был моим кошмаром. Только теперь мучил меня лишь во сне.Глава 11. Модный приговор
— Никуда ты не поедешь в таком виде! — Луалусия Э Мортс Да Шате Турк! Лу терпеть не могла свое имя. Ее можно было понять. Несмотря на фамилию ее семьи (не только благозвучную, но и известную), имя у Лу было… сложным. — Дамы? — В дверях появилось встревоженное лицо Артимия. — Я никуда не поеду. — Я зло уставилась на подругу. — В этом убогом платье? Разумеется, не поедешь! В сказках у драконов из пасти всегда вырывалось пламя, а из ноздрей шел дым. А еще они умели оборачиваться в людей. Не было ли в этом какой-то доли истины? В моей крови сейчас клокотал жидкий огонь. — Лу! — Ан! — Ана, твоя подруга права. Платье… серое. — Да что ты говоришь?! А я и не заметила! — Мой гнев переключился на Артимия. Нашелся тут знаток моды. Это было мое любимое платье. Серый лен, ажурная вышивка цветов вишни по линии декольте. Скромно и со вкусом. Моим вкусом. Но не этих двух. С Лу у меня справиться не получилось. Что ей ни скажи, все как от стены отскакивает. Но Арт. Зря пришел. И встрял. — Сынок, шел бы ты… к матери. — И уже к нам: — Дамы, он слишком молод, чтобы понимать, что в перепалку двух женщин мужчине встревать не стоит. Если жить хочет. Глорий, мой рыцарь на белом коне! Или Арта? Если подумать, то спасли не меня. А от меня. Я скрестила руки на груди и смерила Глория взглядом будущего убийцы. Мне нужна была жертва. — Ухожу, молчу, исчезаю, меня тут никогда не было. — Глорий был мудрым человеком и умным мужчиной. Ухватив все еще переминающегося в дверях сына за рукав, утащил того с глаз моих долой. Жаль. Жажда крови еще не прошла. Я переключилась на Лу. — Где твой багаж? — Как ни в чем не бывало. Еще и багаж мой хочет раскритиковать? Дудки! — Не дам. — В шкафу? — Лу! — Нет, шкаф небольшой. О, точно. Шкаф небольшой! Она нашла. Вытащила чемоданы собственноручно. Точнее, чемодан и саквояж. — Лу. — В этот раз спокойнее. Почти смирившись с неизбежным. Ревизии не избежать. Особо ценные для меня и отвратительные для Лу вещи будут изъяты. И, надеюсь, не уничтожены. Мои надежды Лу были безразличны. — Что это? А это! Серое. Опять серое. И еще серое. Коричневое?! Ан, ты в коричневом похожа на голодную моль! И это что? Желтое? Белье? Ан! Лу схватилась за сердце, изображая приступ. Плохая актриса ты, Лу. Когда приступ, глазами так гневно не сверкают. — Голодную моль? — Я заморгала, пытаясь усвоить полученный образ. Не вышло. На лицо проскользнула непрошеная улыбка. Не прошло и минуты, как мы хохотали, словно две сумасшедшие. Рыдая, хрюкая, с покрасневшими лицами и держась за животы. К вечеру из моего багажа удалили и отправили на тряпки более половины вещей. Лу на месте орудовала ножницами так, чтобы платье или белье было уже не восстановить. Я сидела тихо. И молча дулась. Мой план по возвращению вещей на то же место был растоптан и искромсан. А я так рассчитывала изобразить раскаяние, купить парочку тряпок веселых расцветок под чутким руководством Лулу. И прямо перед дорогой все-таки все поменять. Не тут-то было. Коварная, злая, плохая Лу. Монстр в юбке. — Мне жаль твоего мужа. — Не удержалась. Лу только хмыкнула. И где Арт, когда он нужен? Наверное, прячется. От меня или Лу? — Ты мне еще спасибо скажешь. У тебя гардероб хуже, чем у сестер-послушниц. — Ты видела гардероб послушниц? — Не ерничай. А ей, значит, можно. У-у, не подруга. Враг. Враг номер один. Пригрела я змею… мое любимое желтенькое белье. Простенькое, слегка застиранное, но очень мягкое и удобное. На глаза запросились слезы. — Зачем было кромсать все? — Затем, что ты бы потом наверняка все упаковала обратно. По-другому с тобой нельзя. — Ну, тут она права. Но я все же обиделась. — Мой бюджет не позволит купить столько же, сколько ты уничтожила. — Ерунда. Парочку платьев подарю тебе я. А столько тебе и вовсе не нужно. И вообще, ты себя давно видела в зеркале? Хм. А что со мной, чтобы рассматривать в зеркале? Я покосилась на псише[27]. Голова на месте, руки-ноги. Все при мне. — Ан, ты похудела в больнице. Твои платья висели бы на тебе, как на вешалке. — Уговаривает? С этого стоило бы начинать. — Лу, я не могу позволить… — Можешь. Можешь и позволишь сделать тебе подарок. Ты мне подруга или нет? — Так нечестно. — Я упала на кровать. Раскинув руки. Легла морской звездой. Не иначе как готовлюсь к морю. Лу присела рядом. — Ты ведешь себя как малое дитя. Не капризничай. — Это слишком дорогие подарки. — Ты нам делала дороже. Я же принимала? — На это мне нечего сказать. Дороже. Намного. Но одно дело, когда ты даришь. И другое, когда тебе. — Мне неуд… — Неуд, неуд. Тебе неуд. — Перекрутила так перекрутила. И слово, и смысл. — Не упрямься. — Ага. Спасибо. — Без особого энтузиазма, но с долей смирения. Спорить с Лулу все равно что пытаться остановить снежную лавину. Накроет, и погибнешь зазря. — Не за что, дорогая. — Игнорируя мой тон, просияла подруга. Добилась своего. И для нее это главное. Я слегка оттаяла. И еще раз поблагодарила. — Дамы? — Опять Артимий. Как призрак, честное слово. — Входи, она сдалась, — хихикнула Лу. — Разрешите вас сопровождать? — Подслушивал? — Куда? А, магазины. Да, наверное, надо. Спасибо. — Я приподнялась на локтях, взглянула на приветливое лицо сына Глора и упала обратно на кровать. Мне еще предстояло принять тот факт, что своих вещей мне больше не видать. — Я жду внизу. — И откланялся. — Какой милый мальчик, — мурлыкнула Лу. Я покосилась на нее. — Лу, ты замужем, забыла? — Я — да, а вот ты… — О боги! — Застонала. — Лу, хватит, а? Вышла замуж — не порть другим жизнь. — Ты не права! — Не опомнилась, как уже сижу нос к носу с подружкой. — Я?! — Служанка, которая только вошла в нашу комнату, подпрыгнула и сбежала, внезапно вспомнив нечто очень важное. Обе упали на кровать и расхохотались. Лу изображала торопливое бегство, а я утирала слезы. Вспомнила о младшем Петро-Новым. Поморщилась. Лишь бы Лу не взялась за сватовство. С нее станется. — Лу, обещай. — Перешла на шепот. — Что? — Также шепотом. — Ты не станешь мне сватать сына Глора. — А, хорошо. — Громко, чуть не на весь дом. Чего это она? — Но остальных можно! А вот и подвох. Вздохнула. Марсен меня в могилу не свел, так подруга подтолкнет. Но если стану спорить, то меня сватать начнут прямо сейчас. За сына моего друга! Нет, простите, но это слишком даже для меня. Особенно для меня. Мне Марсен еще в кошмарах является. — Но не Артимия, поняла?! — Почему это? Миленький такой. — Миленький. Мальчик. — Последнее слово процедила сквозь зубы. Если бы взглядом убивали, был бы у меня на руках труп. И еще одно преступление. С каких пор я стала такой кровожадной? Ах да, с подачи все того же Марсена. Будь он… в хорошем настроении всю оставшуюся жизнь! — Не такой и маль… — Лу! — Ты всегда такой занудой была? — Это в тебя бес вселился. С тех пор как влюбилась, брак тебе пошел во вред. — Ой не скажи. Кто бы тебе так навре… Ай! Не дерись! Каюсь. Не удержалась. Врезала подушкой. Маленькой, мягкой, но врезала. От души. Немного полегчало. Дальше дело пошло более мирно. Дважды поругались, правда, с Лу, прямо в магазине. Мне алый не идет! Сошлись на спелой вишне. Белое в голубой цветочек, лазурное, глубокий синий с черными кружевами — для вечера. Еще нежно-розовое с желтыми цветами по краю как очень легкий вариант. Два жакета. Черная юбка и белая блузка (отвоевала). Два зонтика в подарок от сына Глория. Про себя решила называть парня «сыном друга». А то, чувствую, кое-кто мне внушит мысли порочные. Я не готова ко всяким безобразиям. Тем более, он мне… как младший брат? Собственный сын? Нет. Не то, но очень близкий человек. И он намного младше! Наверное, стоит прислушаться к подруге и закрутить легкий роман на море. Чтобы вспомнить, что и я существо женского пола. Лишь бы понравился кто-то, кому я покажусь интересной. И с одеждой Лу права. Гардероб обновить давно пора. А, чтобы привлечь внимание симпатичного мужчины, так тем более. Но как-то мне все это претило. Чувствовала себя дешевкой. Глупой старой девой, которая отчаянно молодится. Глупо, вульгарно, нелепо. Как те старухи с накрашенными губами и синими волосами. Нет. Нет и нет. Наверное, не все так плохо. И платья мы подобрали вполне приличные. И краситься я не собиралась. — Зайдем к мадам Бланж? — Вздрогнула. Накликала беду на свою голову. Мадам Бланж — известнейшая мастер стрижек. Если укладывать волосы даме, то это к ней. — Лу… — Хорошая идея, — подхватил Арт… сын Глория. Сын Глория, Рика! — Делайте что хотите. Надеюсь, лысой не останусь? — Одна против двоих? Смирись, Рика. Смирись, так все пройдет быстрее. — Ну, что ты, как можно! — Подхватив меня под руки, буквально потащили к салону мадам. И что с ними сделать? Да, да, только смириться. К вечеру у меня не было ни сил, ни голоса. Волосы укорочены до лопаток, завиты и уложены в нечто простое и красивое. Но я ворчала. Больше для проформы. Лу и Арт переругались. Он был против стрижки. Она — чтобы как можно короче. Не зря я боялась лысой остаться. Мадам рвалась сделать мне некое каре. Боюсь, это теперь мой второй кошмар после Марсена. Сошлись на том, с чем я осталась, — завитки, до лопаток. Лицо тоже подкрасили. И ногти привели в порядок. Под конец сеанса мадам изгнала моих друзей. Устала от советов и комментариев. Ну, и их препирательств. После встретили Клодия, он забрал свою излишне деятельную жену и оставил нас с Артимием наедине. С Артом отправились вместе ужинать. Ели в тишине. Парень посматривал на меня, но выглядел чем-то расстроенным. Попытки выпытать у него, что случилось, ни к чему не привели. Махнула рукой — большой мальчик, справится. Захочет поговорить, вот она я. Дома (а остановилась я, как и запланировали, у Глория и его семейства) мы были ближе к ночи. Артимий предложил пройтись, а я не возражала. Покупки из магазина отправились с извозчиком домой. Прогулка тоже прошла в тишине. Это немного действовало на нервы, но приятный теплый вечер, цветущие кустарники то там то сям — все это вполне скрасило мои тягостные думы. Оказавшись в своей комнате, со всей красотой на голове и пока еще старом платье, упала на постель и так и задремала. Проснулась среди ночи от очередного кошмара с Сильвием де Марсеном и (о, боги, зря, зря я не закрывала уши руками, когда рядом Лу была) и Артемием. Их лица менялись, мы танцевали полностью обнаженные, и… срам. Как сказала бы моя бабушка. Стыд и срам, в котором приятно участвовать, но нельзя, если дорога репутация. Нервно сорвала с себя платье и ополоснула лицо. Задержалась у зеркала. Будучи одетой в белое белье, выглядела я все такой же пышкой. Старая одежда не висела на мне, несмотря на утверждения Лу. Если панталоны то и дело норовили сползти к бедрам, то рубашка топорщилась и придавала мне вид переевшей плюшек куклы. Помявшись, решилась посмотреть на себя без одежды. Похудела? В кои-то веки? Или мне льстят? Стоять голой посреди комнаты не своего дома было дико. И интересно. Склонив голову набок, я рассматривала себя и думала, думала, думала. Притронулась рукой к животу, если раньше тут было мягко, теперь выпирали ребра. Ноги… кажется, такие же. Руки, я даже повернулась к зеркалу спиной, руки возможно тоньше. Но не уверена. И спина. То, что ниже — так же ужасно, как было. На коже появились угри, что меня никак не украшало. Стоило бы посетить целителя, но на это не было времени. Обращаться же с подобной проблемой к Глору — нет, нет и еще раз нет. С утра пораньше отправлюсь в ближайшую лавку красоты, куплю что-нибудь якобы в дорогу. И от прыщей. Повернулась еще раз лицом к зеркалу. Не красавица, это я давно о себе знаю. Но могу быть вполне симпатичной. С новой прической, которая хоть и растрепалась, но все еще держала форму. В новом платье. Да, есть шанс на пару приятных вечеров. Перед глазами мелькнула картина из того дня, который предпочла бы забыть. Но, увы. Тогда я не была полностью обнажена. Юбка, задранная к поясу, расстегнутая блузка, бюстье, сорванные завязки, никогда не подозревала в себе такую силу. Наваждение. Притронулась к груди. Мягкая. Соски затвердели от холода. Но точно как тогда. Встряхнула головой. Прочь, мысли, прочь. Еще не хватает… возбуждение, непрошеное, я так и не ушла в кровать. Касалась себя перед зеркалом, с любопытством подглядывая за своим телом, лицом, и… наедине можно? Можно, пока наедине. То, что я представляла, фантазировала. Тут я не признаюсь, в первую очередь, сама себе. И никому. И ни за что. Когда я улеглась наконец-то в кровать, сон пришел сразу же. Он был полон цветочных запахов и нежного поцелуя. Кто и как был со мной, я не запомнила.Глава 12. В объятия мечты
В дороге мы провели три дня. Дело было не в порталах, которые работали всегда исправно. И я, и Натасия захотели посмотреть города, через которые мы перемещались к морю. К сожалению (или к радости), прямого портала от Глевска к Дессе не было. Из трех «перевалочных пунктов» больше всего впечатлил Скавец — город, знаменитый своими темными магами. Так как мы все были данного окраса, то даже Ирга не осталась безучастна к этой остановке. Один день путешествия мы и потратили на этот городок. Не такой уж и маленький, стоит заметить. Более ста тысяч жителей, та же Десса была не намного больше. А Глевск так тем более. Десятки малых и больших лавок, магазинчиков, сотня, тысяча таких нужных и милых сердцу темного мага мелочей. Тут нашлось все, от раритетной заячьей лапки до сверхсложных артефактов поглощения темных эманаций. Были и забавные вещицы. Чего стоили только рука мертвеца, чучело горгулии[28] или венец безбрачия. Над последним мы славно повеселились, и все, включая серьезную Иргу, перемерили. Да, да, и женщины, и мужчины. Больше всего веселился Глорий. Иногда мне казалось, что это он сын, а Артимий отец. Насколько один был безалаберным, настолько второй серьезен и сосредоточен. В Мраксе мы тоже застряли на целый день. Теперь тоже были походы по магазинам, но, к моему прискорбию, речь шла о покупке банальных вещей. Мракс был известен своими базарами и разнообразием товаров со всего мира. Ирга, а именно с ее легкой руки мы здесь зависли, протащила нас по всему базару. И не раз, а дважды. Торговалась девушка не хуже заправской торговки. Меня это утомляло, но почему-то только меня. Мои попытки возражать пресекли на корню и еще и вынудили купить несколько рулонов шелка. Как и с Лу, мне было проще согласиться, чем спорить. Тем более сейчас против меня было все семейство. Отдавшись воле случая и Глорию с его близкими, я стала обладательницей трех рулонов шелка, двух — тончайшего хлопка и в придачу — двух новых вееров. Последние, как и зонтики, купил Арт. Покупка была его инициативой и только на его вкус. Мне пришлось с вымученной улыбкой принять подарок. Но я дала себе зарок, что, как только выдастся мне такая возможность, обязательно проведу воспитательную беседу с молодым человеком. Подобные вещи не должны входить в привычку, как у него, так и у меня. В конце концов, мы не родственники, не пара, мы никто друг другу. А друзья «просто так» подарки не делают. Тем более дорогие. А то веера стоят каждый с мою зарплату за месяц — я хорошо знала цены на подобные аксессуары. Да и знать не надо. Стоит увидеть драгоценные камни, украшающие ручки этих милых вещиц, и дар речи сразу же пропадает. А перед глазами начинают выплясывать свой издевательский танец цифры. Цифры, ценники, счета. — О чем задумалась, Ан? — Мы стояли в очереди к парому. Наше будущее жилище находилось на полуострове, по соседству с королевской резиденцией. Все же дорогая Ирги не удержалась и притащила нас почти во дворец. К домику можно было добраться и порталом, но пришлось бы получать разрешение принцессы, так что мы решили обойтись малой кровью. Не задействуя связи Ирги, и не ставя вышестоящих в известность о том, где будет предаваться отдыху вся семья королевской целительницы. — О, всякие глупости, Нась. — Скоро наша очередь. — Глорий подхватил нас обеих под руки и повел к парому. Огромнейшее сооружение внушало ужас. Я споткнулась. Рядом возник (словно демон из прорыва) Арт. Подхватил с другой стороны, и они на пару с отцом почти понесли меня к рычащему чудовищу. — Не бойся, — шепнули мне на ухо. Я? Боюсь? Глупости какие! Вздрогнула. — Как эта штука работает? — с недоверием спросила я. То ли Арта, то ли Глория. Но Глор меня не слышал. Он что-то шептал не менее испуганной Насе. Наверное, тоже успокаивает. А Арт почему-то меня. Мог бы тоже маму поддержать. Или сестру? Хотя, нет. Ирга нетерпеливо переминалась с ноги на ногу уже у самого трапа. Кто-кто, а эта барышня никого и ничего не боится. — Я мало смыслю в артефакторике, Ани, все, что знаю, это: где-то внутри есть артефакт переработки магических потоков в энергию. На этой энергии корабль и двигается. — Паром, — машинально поправила я. — Паром, — согласился Арт. Наша очередь была подниматься. Я чувствовала себя упрямым ослом. Но никаких сил не было, чтобы заставить меня шагнуть на ступеньки, которые шатались, как пьяные. — Не могу, — замотала я головой. — Артимий, возьми ее на руки, — приказ от Глория. Сам он нес Насю. Кажется, кто-то тоже не в восторге от движущейся махины. Послушный сын подхватил меня и понес. Легко, непринужденно. Как я сумочку. — Арт! — Кричать и шипеть одновременно не в моих правилах. Но так уж вышло. — М? — Артимий в последнее время ходил мрачнее тучи. Сейчас же весь его вид говорил о том, что да, ему тяжело, но он вполне может справиться. Я недоверчиво покосилась. Спокоен. Не хмурится. Может, не стоит раздувать скандал? Но нам надо поговорить. — Нам надо поговорить. — О чем? — Хотя бы о том, что мы уже на пароме, а я у тебя на руках, малыш. Судорожно сглотнула. Воздух. Во рту пересохло, будто я месяц на безводной диете. — Не здесь. И не сейчас. Опусти меня, пожалуйста. — Не страшно? — Неважно, — не совсем по сути, но ответ, который только и могла дать. — Как пожелаешь, — поставил аккуратно на ноги и отступил на шаг. Куда делись его родители? А, вон, успели добраться к спуску на нижнюю палубу. Нася махнула нам рукой. А где Ирга? Нигде ее не видно. Внизу? Пока я осматривалась, Арт начал пробираться к семье. — Позвольте, леди? — Я замешкалась, и меня толкнули. Еще толчок и еще, я буквально легла на какого-то мужчину передо мной. — Простите, извините, — только и оставалось мне бормотать в процессе перемещения меня толпой. Кому-то я наступила на ногу. Кому-то досталось от меня локтем. Но больше всего конечной цели. Я легла, и встала ногой, и, кажется, оцарапала его брошью. Насчет последнего уверенности не было, но, как только я попыталась принять вертикальное положение, сразу поняла, что я весьма крепко сцепилась с этим субъектом. — Мадам? — Фарцузский акцент вкупе с тамошним обращением выдали в мужчине его происхождение. Голос приятный, тягучий, как патока. По телу пробежались мурашки. — Простите, — покраснела я, должна признать, впервые за долгое время. Оторвала взгляд от груди связанного со мной мужчины и попыталась взглянуть ему в лицо. Это было трудно. И этого делать не стоило. Мое смущение окрасилось в багровый. Невероятно притягательный мужчина! Смуглый, темноглазый, четкая линия подбородка, растрепанные темные волосы. — Я… Словно девочка-школьница. Оробела, потеряла способность связно мыслить и общаться. Мужчина улыбнулся, чувственные губы изогнулись прямо перед моими глазами. О боги! Я затрепыхалась пойманным мотыльком. И еще больше запуталась. — Тише, мадам! — Я замерла. Меня ухватили обеими руками и крепко сжали. Больно сжали. Это отрезвляло. — Месье! Уберите, пожалуйста, руки! — Правила приличия, в первую очередь. Во вторую — чувство, что у меня появятся синяки. — Нет, мадам, — меня только крепче сжали. Боги, этот красавец воистину садист! Но как улыбается. И хорош, проклятая Лурде[29], как улыбается! — Пока вы являетесь угрозой для нас обоих. — О! — Он хмыкнул. Пока я размышляла, что сказать, меня все же отпустили. А еще спустя каплю-две[30], мне удалось сделать шаг в сторону. Подальше от смуглого красавца. Хотя, душа, — или плоть? — желали вернуться к нему. — Ваша брошь, мадам. — Мне протянули мое незамысловатое украшение, — цветок и птичка. — Благодарю. Мадмуазель.… Прошу прощения? — Прошу прощения? — Мадмуазель Ива-Нова, к Вашим услугам. — Верх неприличия представляться даме первой. И самостоятельно. Даже не знаю, что хуже. — Габистер Трулс, мадмуазель. Прошу прощения..… — Ани?! — Окрик прямо над моей бедной душой вынудил меня почувствовать в полной мере свою вину. Совсем забыла о своих друзьях. Далее пришлось представить Артимия месье Трулсу, а того — Арту. И, извинившись перед моим новым знакомым, отправиться (не скрывая печали на сердце) на нижнюю палубу. Габистер Трулс вежливо поклонился на прощание и выразил пожелание еще увидеться на полуострове. Не значит ли это, что и я ему хоть немного, но понравилась? И..… Он тоже будет отдыхать там же, где и мы? Это было бы так замечательно! Я даже зажмурилась от предвкушения возможной встречи. — Ани, мы волновались. И кто этот Трулс? — Меня, по дороге к родителям и сестре, Арт отчитывал меня, как маленькую. Но пускай. У меня сейчас слишком хорошее настроение, чтобы спорить по пустякам. — Случайный знакомый. Не о чем было волноваться. Мы же на пароме, и ты сам меня сюда затащил. Арт поморщился. — Это безответственно. — Проворчал. — Я боялся, что ты выпала за борт. Глупо. Если бы я выпала за борт, паром остановили бы. Кто-то бы заметил. Хотя мысль о темных водах вынудила меня вздрогнуть всем телом. Но, слава Всевидящему, мы наконец-то приблизились к семье Артимия. Меня еще немного пожурили за отставание, и на том история бы закончилась. Если бы Арту не вздумалось упомянуть Трулса. — Трулс? Вы уверены? — К беседе, ранее не проявляя никакого внимания, присоединилась Ирга. — Да. Ты что-то знаешь о нем? — Хм. Как ты сказал? Габриел? — Габистер, — поправила я. — Габистер..… Трулс..… Знаю я одного Трулса. Габа Трулса. Наверное, это он и есть. И замолчала, как в насмешку над моим любопытством. И не только моим. — Не томи, Ирги! — Нася была тоже любопытной, как и я. — Габ и Геба Трулс некоторое время назад были звездами при дворе. Сестра старше брата на без малого двадцать лет. И она, — тут Ирга сбавила тон вплоть до шепота, — была фавориткой короля. — Нашего короля? В ответ лишь кивок. Ничего себе. Больной Роуман, Роуман Слабый и еще множество малоприятных прозвищ. И у него была фаворитка? Это новость. — Так это ее брат? — Да. Он. Не думаю, что еще есть Габы с подобной фамилией. Сейчас ему около сорока должно быть. Я задумалась. Выглядит моложе. Но то, что не юный мальчик, — это понятно. Жаль. Жаль не потому, что ему сорок. Что он имеет отношение к королевской семье. Быть причастной к подобному обществу не самая моя заветная мечта. Хотя, этот плод очень сладок. Паром загудел, давая знать пассажирам, что вскоре причалим. Люди засуетились, зашумели, и стало почти невозможно вести беседу. Каждый задумался о своем. А может и об одном и том же. Появление на полуострове, где вскоре будет отдыхать король, брата его бывшей фаворитки — что-то это да значит. Но я не думала о политике. Думала лишь о карих глазах и вишневых губах. От него и пахло вишней. Мой любимый аромат. И вкус. Интересно, а какой он на вкус?Глава 13. Море, песок, любовь
В небе кричали чайки, привечая новых отдыхающих. Но мне казалось, что проклинают. Впервые видела этих птиц и понадеялась, что больше не увижу. Страшнее только паром. Звуки его гудка все еще вызывали во мне внутреннюю дрожь. Море, море манило. Заманивало в свои темные глубокие воды. И каково же было мое разочарование, когда, поддавшись на уговоры молодежи, разулась и прошлась чуть вперед. Мелководье! Не менее ста шагов. А потом яма. Яму я обнаружила путем в нее попадания. Там воды оказалось по пояс. Но испугалась я так, что после два дня отсиживалась дома. Выбралась только под давлением Ирги, которая заявила, что король в летнем дворце. И надо нанести визит вежливости. Для противников дворца и королей вишенкой на пирожном или конфеткой для ребенка шли прогулка в летнюю королевскую оранжерею и обед в малой дворцовой зале. Без короля. Прием пищи сиятельный предпочитал совершать под присмотром целителя и в три часа дня, с оглядкой на его личный распорядок дня. — Прогуляемся? — Сиятельный Роуман кивком разрешил удалиться. Выглядел он неважно. Но и юным созданием он не был, люди из народа до его возраста часто не доживают. Тем более он не маг. Я склонила голову и приняла руку (и предложение) Артимия. Сын Глория. Все же я нарушила свое слово и вернулась к привычному «Арт». С годами привычки менять все сложнее. — Ты бывала раньше здесь? — В оранжерее? О нет! И тут тоже. — Тут, во дворце? — Тут, на полуострове. И на море. Я впервые увидела море, когда садились на паром. Он посмотрел на меня, не скрывая удивления. Еще бы. Они всей семьей раньше ездили к морю. Каждый год. Это последние лет семь Глорий погряз в работе, желая вывести свою клинику в ряд лучших на континенте (в стране он был лучшим сразу же, так как лучше него темных целителей в нашем королевстве попросту нет). — Так вот почему ты так дрожала. — Дрожала я потому, что меня пугал этот двигающийся по воде, непонятно отчего, монстр. И вообще, — я легонько шлепнула по руке молодого человека, — я не дрожала. Немного испугалась, не более. — А как же! Как мышь перед котом. НЕ ДРОЖАЛА. — Смеется. Я не против. Почему бы не посмеяться. Это лучше, чем его кислое выражение лица в последние несколько дней. Я и сама готова улыбаться. Приятный день. Все прошло достаточно гладко. Король принял нас и сразу же отпустил. Обед прошел в тишине, под перезвон бокалов из изысканного стекла Блювуар. Подавали морепродукты и белое вино. На десерт — воздушные пирожные с вишнями. В виде украшения. Не иначе боги решили надо мной подшутить. Сейчас по плану прогулка. Та самая, в оранжерею. Вспомнила о необходимости разговора. Серьезного разговора о подарках и их стоимости. Сейчас самое время, мы вдвоем, нам не мешают. Глорий увел Насю к фонтанам с золотыми рыбками. Ирга отправилась к королю. Но решить намного проще, чем решиться. А начать эту беседу втройне труднее. Не знаю почему, но слова буквально застревали в горле. Не впервые же в жизни я веду подобные беседы. Это все Марсен. С него началось мое падение в неизвестность. Сама себя не узнаю. А хочется. Хочется вернуть себе и себя, и, главное, утраченное спокойствие. И опять я вспоминаю о нем! Забыть. Как и полагается забывать плохие сны. — Что-то случилось? — Это ты мне скажи, в последние дни ты сам на себя похож. — А ты знаешь, какой я? — Подобный вопрос настолько удивил, что я сбилась с шага, споткнулась на ровном месте и остановилась, удерживая молодого человека. Да, нам надо поговорить. И тянуть некуда. — Артимий. — Поморщился. Что же, профессия имеет свои недостатки, невольно перешла на менторский тон. — Нам надо поговорить. — Да, ты упоминала. О чем? — О многом. Для начала я бы хотела присесть. — Невысказанный вопрос был верно понят и принят. Меня провели к небольшой беседке. Слишком интимно, но выбор у меня небольшой. И, может, так будет лучше. — Слушаю тебя. — Я села, а он нет. Стал напротив меня, спиной ко мне, вглядываясь куда-то в заросли цветов и красоты. Это слишком тяжело. Надо было для начала обдумать, что говорить. Но поздно отступать. От меня ждут этого самого разговора. — Я бы хотела тебя попросить… — Как, как мне сказать ему: «Мальчик, твои подарки неприемлемы»? Поморщилась, будто от зубной боли. Ох, как говорила моя бабуля, не знаешь, что сказать, говори, как есть. — Пожалуйста, Арт, не делай мне больше столь щедрых подарков. Обернулся. Луч солнца ударил мне в глаза, и пришлось спасаться и спасать свои бедные глаза. Но парень не понял. Мой жест он явно воспринял как нежелание смотреть на него. Иначе его дальнейшее поведение, вспышку гнева я объяснить себе не могу. И отчего злиться? Какая ему разница, смотрю я на него, мимо него? Хотя… да, это не очень вежливо. Но я так и не успела что-то сказать. — Если тебе так неприятно мое общество, ты можешь всегда от него отказаться. — Солнце, ты не мог бы стать… — По инерции я еще пытаюсь оправдаться, объяснить. Но потом на меня снисходит озарение. И гнев. Гнев заразен. Страшная болезнь, скажу я вам. — Что?! Не иначе как мне послышалось. Арт меряет крошечную беседку метровыми шагами. Мне это надоело. Видят боги, я пыталась. — Говорю, если тебе так неприятно… Я и первый раз это слышать не хотела. Второй подавно. Приходиться быть еще более невежливой. Приходится перебивать. Но я все еще держу себя в руках. И держусь, как птичка за ветку, за лавочку. — Прости, Артимий. Но ты не мог бы сбавить тон? И в чем твои претензии ко мне? С какой, собственно, стати? Он застывает. О, невероятно удачный ракурс. В таких позах ваяли древние скульптуры богов. Богов гнева и раздора. А я продолжаю. С моей позы можно тоже ваять скульптуру. Например, матери всех богов, старухи, вьющей жизненную нить. — Не суть. У меня к тебе просьба. Или даже предупреждение. Я более не приму от тебя ни единого подарка. Даже если ты будешь меня вынуждать выбирать между тобой и твоей семьей. Это неприемлемо. Это возмутительно, это… — Возмутительно?! Цветы от Марсена, каждый из которых стоит как мой дом, ты принимала безропотно. Может, даже с благодарностью? Меня что, обвиняют в чем-то? Какая дикость! — Прости, Артимий, но с меня довольно. — Я хочу уйти. Пытаюсь. Но меня ловят за руку, под локоть, меня слишком часто кто-то ловит и держит. Мне это не нравится. Более того, сейчас я настроена дать отпор. Одному, но за всех. Уж так получилось, что Артимий — моя последняя капля. Воздух сгущается, а дышать становится все труднее. — Арт, отпусти! — А то что? — Простите, я помешал? — Помешали. — Нет. У нас невольный свидетель. И мое возможное спасение. Не от Артимия. От себя. Руку покалывает от желания дать пощечину. Но такие вещи так просто не забываются и не прощаются. А поводов для стыда и извинений у меня слишком много. Тем более я должница Артимия. Наконец-то я отвожу взгляд от пола и смотрю на мужчину, который стоит в проходе беседки. О! — Месье Трулс? — Мадемуазель, вижу, Вы запомнили меня? — Вас трудно забыть. — Я сказала это вслух. Боги, демоны, тьма и свет, что со мной?! — Простите. Безусловно, помню. Улыбаюсь глупой улыбкой. Забыв об Артимии. Но он не забыл обо мне. Увы. — Господин Трулс, меня зовут Артимий Петро-Нов, и, как было сказано, Вы помешали. — Мадемуазель с Вами не согласна, а я предпочитаю довериться мнению дамы. — Еще один легкий поклон и чарующая улыбка. Вот он, мой рыцарь. Мужчина предлагает мне руку, и я ее принимаю. — Прогуляемся, мадемуазель? — С радостью, месье Трулс. — Отойдя на приличное расстояние от беседки, я наконец-то могу расслабиться. Тут же слышу несколько ударов. Арт упал? Ругань. Краснеют мои щеки и уши. Неловко получилось. Но бежать смотреть, что случилось, не решаюсь. Если надо, он же позовет? Тем более Арт сильный маг. С отличной боевой и целительской подготовкой. — Думаю, месье споткнулся. — В его глазах искрятся огоньки далеких звезд. Подумать только, обычные карие глаза могут быть такими. У меня захватывает дух. — Думаю, Вы правы. — Опять улыбаюсь. Не могу не улыбаться. Надеюсь, не выгляжу глупее, чем себя чувствую. — Вы видели оранжерею? — Только беседку, — прячу глаза. Надеюсь, он не подумал, что у меня с Артом было свидание. Невооруженным глазом видно, что мальчишка годится мне… в младшие братья. — Тогда прогуляемся. И как насчет моря? — Моря? — Оранжерея ведет к личному пляжу короля. Как вы отнесетесь к прогулке у моря? — Сегодня? Сейчас? — Это прилично? Я же могу принять его предложение? Но мы не слишком близкие друзья, и… — Боюсь, это неуместно. — О, мадемуазель, бросьте! Вы из столицы? Тут не действуют общие правила этикета. — Да? — Сомневаюсь. Но хочется поддаться его искрам и обаянию. — Мадемуазель, это юг! У нас другие правила. — И какие же? — Не отказывать поклонникам в такой малости, как прогулка к морю! Плут! Но как же приятно. Я снова улыбаюсь. И позволяю себя увести. Куда захочет. Мне надо развеяться и забыть об Арте и его обвинениях. Гневе. Забыть о Марсене, к демонам и его, и весь университет. Как бы я его ни любила. Университет. Марсена… Нет! Никогда! И мы гуляем. Он ведет себя слишком вольно, но не переходит черту. Красивый мужчина, красивая природа, я забываю обо всем, включая и то, что пришла сюда с друзьями. Безответственно? Но хотя бы раз в жизни я могу побыть безответственной? И мы гуляем. Он рассказывает мне о цветах, которые я вижу, о пляже, как его обустраивали. Как строили сам дворец. Этот мужчина не только красив, но и умен. Устоять очень сложно. Он меня не соблазняет. Но я сама готова соблазнить. Если бы умела. Потому прогулка ограничивается легким флиртом, интересными историями и приятной компанией. Впервые за долгое время я не только хочу забыть о том, что оставила дома, но и забываю. В голове легкость, душу щекочет радость. Это лучший день в моей жизни. Неужели и я заслужила свое счастье?Глава 14. Дурман желания
Я полюбила море. И песок. Меня перестали пугать чайки. Наоборот, они стали знаком моей новой жизни. Забыла я и прошлые страхи, волнения. Я забыла обо всем на свете. Габистер, которого я с некоторых пор про себя начала называть Габом, помог мне забыть обо всем на свете. И наслаждаться — научил этому или помог вспомнить, каково это, — каждым мгновением жизни. И простым вещам. Мы гуляли босые по пляжам. Выбирая места пустынные и немноголюдные. Толпы мне так и не понравились. Общественный пляж полуострова меня, как и моего спутника, не прельстил. А частные были слишком вычурными и претенциозными. И тоже слишком походили на общественный. Весь берег был усыпан кабинками, десять монет за час. Переодеваешься, и тебя тащат на берег, откуда спускаешься для омовения в море. Стараясь не показываться другим дамам, и тем более мужчинам, на глаза. Сам костюм для водных процедур чем-то напоминал белье, только делали его из ткани для верхней одежды. Панталоны, иногда короткая юбка, может даже на кринолине. И блуза. Наиболее современные модели предполагали комбинезоны, широкие штаны с верхом как у платья. На общественном пляже большинство щеголяли в том, на что хватило денег. Женщины поднимали бесстыдно юбки, мужчины отправлялись плавать в исподнем. И запах. Несмотря на воду, вокруг царил запах немытого тела. С частными пляжами дело обстояло лучше. Но ненамного. Запаха не было, но людей там хватало. А пройтись по берегу было воистину проблематично. Сотни кабинок, которые мешали одна другой, извозчики, лошади. Это было не для меня. Не для нас. Наши встречи с Габом стали ежедневными. Прогулки по полуострову, обеды и ужины в кафе и ресторанах. Дома я почти не появлялась. Приходила только переночевать и позавтракать. Завтраков с семьей Глория я стала избегать. Вечно угрюмое лицо Артимия, с которым мы так и не помирились, значительно портило настрой, и я долго еще приходила в себя после такого утреннего кофе. Потому намеренно спала чуть дольше и завтракала у себя в комнате. Ирга переехала во дворец. Королю снова стало хуже, и у нее почти не было времени на отдых. В один из дней уехал и Арт. Я вздохнула с облегчением. Это малодушие с моей стороны, я это понимала, но я слишком была увлечена Габом, и мне совсем не хотелось переходить с кем-нибудь на серьезные беседы. Ничего интимного между нами не было. Пока не было. Иногда он касался меня там, где кожа не была прикрыта одеждой. Это было вольностью с его стороны, но я не останавливала Габа и не пресекала эти «случайности». И более того, наслаждалась каждым мгновением этих прикосновений. Нечаянных или нарочных — для меня они все были малой, почти украденной радостью. После отъезда Артимия я решилась пригласить в дом Габа, чтобы познакомить того поближе с наименее агрессивной частью моих друзей. В конце концов, если он мой поклонник, то пора ввести мужчину в мой ближний круг. После этого, так мне казалось, наши отношения должны выйти на новый уровень. А там будет видно, насколько серьезны его намерения. Я рассматривала оба варианта. И курортный роман, и нечто более серьезное. Чего греха таить, от влюбиться по уши меня отделяло лишь несколько шагов. Но он все еще не пытался меня ни поцеловать, ни перейти на хоть какие-то признания, сохраняя статус-кво. И это начинало нервировать. Ужин прошел спокойно. Нася поддерживала вежливую беседу, но я видела, понимала, что ни Глорию, ни его жене Габистер не понравился. Семейное это у них, что ли? Габ предложил после ужина прогуляться к морю и обратно. Я согласилась. — Я не понравился вашим друзьям, Анарика, — сказал он между делом, шагая впереди меня. Его спина была напряжена, а голос сух. Впервые я видела Габистера таким. — Ну что Вы. Просто наш отдых проходит несколько не так, как мы планировали. — Он молчал. И я решила продолжить развивать свою мысль. — Ирга, их дочь, вынуждена проводить время с королем. О, Вы же не знаете, она целитель Сиятельного. Личный королевский целитель. А их сын, Вы с ним встречались в беседке, в нашу вторую встречу, он уехал на несколько дней по делам на материк. И я, я все время пропадаю с Вами. Боюсь, это моя вина. Своим невниманием я задела своих друзей. А Вас посчитали виновным. — Если так, милая моя Анарика, я готов смиренно принять кару за эту свою огромнейшую вину. — Он повернулся ко мне лицом. Его губы улыбались, но глаза оставались серьезны. Он взял меня за руки, а я вспомнила, что не надела перчатки. Фривольное поведение с моей стороны. Но как же хорошо! О, в бездну репутацию, я хочу этих касаний! — Вы можете называть меня Ана. — Я решительно подняла голову, оторвавшись от созерцания его рук, накрывающих мои ладони. Улыбается. Я облизала губы. У него невероятно манящий рот. Звучит глупо. Но выглядит… М-м-м.. Он склоняется ко мне. Неужели поцелует? Я делаю шаг навстречу. Губы покалывает от предвкушения. Из груди вырывается вздох. Я так давно этого ждала. Кажется, всю жизнь. Поцелуй получился смятым, осторожным. Не таким, как я его представляла. Но он случился. Наконец-то! И я хочу продолжения. — Не сейчас, — он смеется. В другое время, на другого мужчину я бы обиделась. Или, что вероятнее, вычеркнула бы сразу же из своей жизни. Его руки обнимают меня. — Прогуляемся завтра? — Да. — Да — на все вопросы. Еще один легкий поцелуй. И еще один в щеку. И шею. По телу пробегает дрожь. Я хочу его. Но мне сказали «не сейчас». Как он так может говорить? А думать? — Пожалуйста, — о чем-то не то прошу, не то молю. Поцелуй становится глубже, сильнее. Не в губы, о нет. Он ласкает языком мою шею. Декольте. И резко отступает. — До завтра, ма шери. И ушел. Не менее десяти минут я еще стояла у дома, пытаясь вернуть себе привычное равновесие. Почувствовав, что готова вернуться в дом, сделала шаг вперед. Но налетела на открывшуюся дверь. Открывающий ее был силен, и меня смело с порога куда-то в розовые кусты. Это было больно. Это было ужасно. Из кустов меня вытащил Арт. С извинениями и едва не заикаясь. Со слезами на глазах пришлось уверять того, что все в порядке. Но внутри все кипело. Такой вечер был так испорчен. Артимием. Кажется, Глору стоило бы ограничиться одним ребенком, дочкой. Меня занесли в мою спальню. — А где родители? — У них свидание. Не только ты любишь ночную романтику. — И опять эти обвиняющие нотки. Нахмурилась. Ахнула, как только спина соприкоснулась с кроватью. — Мне придется тебя раздеть. — Что? Нет! Зачем? Я… — У тебя платье все в шипах и порвано в лоскуты. Воспринимай меня как целителя, — хмыкнул, — а не как мужчину. Хотела возмутиться. Но не дали. Перевернул на живот и деловито начал развязывать шнуровку на спине. Каждое касание отдавало болью. Пришлось сцепить зубы и терпеть. Неизвестно, когда Глор вернется, не ждать же его. А под рукой есть его сын, с квалификацией не сильно хуже. — Ты знала, что я последние десять лет работаю на отца? — У него клиника только семь… Ой! С! — Прости. Сейчас будет хуже. Белье тоже придется снять. Нет-нет, — почувствовав, что я дернулась, — панталоны я тебе оставлю. Ему уже весело? Тихий смех ни с чем не спутаешь. Это что, побочный эффект молодости, сволочной характер? А потом мне стало не до размышлений. Я скулила и грызла подушки. Арт что-то шептал, уговаривал потерпеть. Его голос слышала фоном. Он быстро протер и обработал мои порезы. Мертвая магия[31] всегда эффективна. И всегда болезненна. Мне начинает казаться, что у меня не спина, а одна сплошная рана. — Все. Перевер… Но я не в силах. Меня переворачивают заботливые руки. Он тяжело дышит. Или это я? У меня нет сил даже приоткрыть глаза. Я все еще кусаю губы. И дрожу. Меня укрывают одеялом. — Спереди тоже надо обработать. Прости. — Меня моют. Ругается. Такой ругани я не слышала и от университетского дворника Маклыча. Останавливается на пару капель. Я воспринимаю все как возможность передохнуть. Арт снова возвращается к ранам. С обработкой ран возвращается боль. Не такая сильная, как со спиной. Грудь пострадала меньше. Падала я на спину. Лицо, лицо горит огнем. Не выдерживаю, слезы катятся по щекам. Я шиплю. Пытаюсь вытереть лицо руками, но на меня накладывают временный паралич. Опять извиняется. Надоело. Надоел! Если бы могла, сказала бы это в лицо. Но могу только дальше шипеть и реветь. Ненавижу и Арта, и себя. Откуда во мне столько жидкости. И безволия? Наконец-то процедура обработки закончена. Раны затягиваются. Еще побаливает. Но терпимо. Все тело дрожит, я себя не контролирую. Это ненормально. Где-то на краю сознания крутится, болтается эта мысль. Так быть не должно. У меня высокий болевой порог. И я темный маг. Тьма любит своих детей. Мысль крутится, но все дальше и глубже. Хочется спать. Глаза слипаются. Боль. Резкая. Лицо. В голове что-то взрывается. Пощечина! Пощечина? Я распахиваю глаза и смотрю на взволнованного Артимия. — П… — Если ты скажешь еще раз «прости», я за себя не ручаюсь. — Миорто. Опять оцепенение. Он издевается?! — Прости. — Жаль, взглядом ни убить, ни покалечить. Ментальная магия мне бы сейчас не помешала. О Марсен, где же ты, когда нужен! Мне нужен Марсен? Дикость какая! Молодой человек устало поднимается, разминает руки, плечи. А он хорош. Широкая спина, позолоченная загаром кожа. Чувственные губы. Ясный, как безоблачное небо, взгляд. Я что-то хочу сказать, но получается только хрипеть. — Пока отец не вернется, я не верну тебе способность двигаться. Ты сейчас мне не поверишь. И не станешь слушать. Но придется. Я уезжал на материк, ты знала? — Ответа от меня никто не ждет. Приходится слушать. — Я узнавал о Габистере Трулсе и его семье. Отец уже в курсе. Но мы не учли. Хорошо, что я тебя столкнул в розовый куст. Не смотри на меня так. Потом поблагодаришь. То, что кажется глупостью, оборачивается безумием. Я не сомневаюсь, что Арт сошел с ума. Еще бы, отравление, заговор, везет мне на сумасшедших парней. Слава Всевидящему, Габ не такой. Надо освободиться и сбежать. Если снять оцепенение, то я могу и победить в противостоянии с этим мальчиком. Но в заклинание что-то вложено, что я никак не могу распознать. Что это? Пока ищу, подбираю подходящую по созвучию силу, появляются Натасия и Глорий. — Сын? — Арт уводит отца. О чем они шепчутся, я не знаю. Нася расстроена. И тоже удаляется. А потом начинается ад. Если то, что было до этого, я считала пыткой, то теперь уверена, что готова пройти кусты и лечение еще раз сто. Тысячи, миллиарды иголок впиваются в мой разум, я вся дрожу, покрываюсь испариной, мне жарко и холодно одновременно. Я не могу говорить, губы растрескались, кровь закипает прямо на коже. Тело, везде, все раны, что были, есть или будут, вскрываются и тоже кровоточат. Арт заживляет, Глорий вытягивает из меня кровь. Натасия бегает с колбами, полными моей крови. Глор разделяет кровь, выводит что-то. Но я не отравлена! Зачем все это? Я теряю сознание. Наконец-то. Тьма. Тьма первозданная забирает меня к себе. Хорошо… — Так дело не пойдет, Ан. — Строгий голос Глория выговаривает мне, как будто я опять его студентка и перепутала Тьму изначальную с тьмой души. — Глор, что за нотации? Дай поспа… — О, поняла, да? Я пытаюсь сесть, не очень удачно. Конвульсии овладевают телом. Судороги следуют одна за другой. Лишь разум чист и ясен. — Дай воды, пожалуйста. Мне приподносят бокал. Делаю глоток, выплевываю. — Что это?! — Эльфийская кровь. Не знаю, где Арт ее раздобыл, но для тебя это спасение. Пей. Ого. Мне даже удается сесть. Выпиваю послушно и до дна. Эльфийскую кровь не достать уже лет сто как. Первородные покинули наши земли, а запасы их магии ничтожны. — Расскажешь, что со мной было? — Откажусь от этой чести. Не я раскрыл и не я нашел. Пускай сын и рассказывает. — Арт? — Он здесь, сидит в углу на какой-то хлипкой коробке. Глорий уходит. А мне все из того же угла рассказывают нечто, что я бы сочла неудачной шуткой. Если бы память изменила мне. Но я отлично помнила боль. Колбы. Кровь. То, что раньше, — фрагменты. Пустоты много, и она множилась. Будто в зеркало смотришь, а там еще одно отражение отражения. — Тебя опоили. Габистер Трулс, помнишь его? — Да, мы познакомились. Вчера? Позав…когда? — Замолкаю. Арт расстроен, я это чувствую, хотя мне плохо его видно там, где он сидит. — Арт, пересядь, а? Сюда. — К тебе? — Он поднимается. Устал. Оказывается, у него есть морщины. Не рановато ли? Он садится по привычке, или у нас так уже принято? Мне на ноги, я пинаюсь. Улыбается. Устраивается под боком. Почти домашняя идиллия. Если бы я не чувствовала себя восставшим трупом. — Так что там с этим Трулсом? — Тебя, как бы это сказать… Одурманили? — Отравили? — Так тоже можно сказать. — Морщусь. Чего он ходит вокруг да около? — Приворот. Любовная магия. Отравлена кровь. Эманации вокруг тебя сильные и сейчас. Но кровь почищена, так что пока ты вне зоны опасности. Мы тебя перенесем в комнату Ирги. Ее тут и так нет. А мне надо проверить твою комнату. Ничего себе. Только в страшных сказках и слышала о любовной магии. Утерянные знания, запрещенные, не практикуются уже лет… давно. И я была под воздействием? — Запах вишни. Помню запах вишни, — размышляю вслух. — Он маг воздуха, мог отравить одеколон, но и этого мало. Позволишь? Меня уносят. Я не сопротивляюсь. Душевное равновесие… его не было. А стало еще хуже. Поутру, за не то завтраком, не то вторым ужином (так как никто так и не ложился спать), мы разбираем все, что случилось. Дом вычищен. В моей комнате нашли не менее двух десятков любовных артефактов. Даже брошь моя, та, что с птицей и цветком, оказалась заколдованной словом. Пришлось все сжечь. Сжигал Глорий, мертвый огонь ему удается лучше всех нас. Чистить кровь мне придется еще раз. Но пару часов на отдохнуть есть. И я отдыхаю. Зачем это Трулсу? Объявился его племянник. Сестра утверждает, что он бастард короля. Это все похоже на попытку сместить власть. А я? А я совсем забыла, что я дочь герцога. И еще и без поддержки семьи. Отличное подспорье в таком деле. Приворожить, жениться, а там, прикрываясь моей семьей, организовать сам переворот. Быстро и почти без ущерба для захватчиков, и даже захваченных. Если бы не Арт. — Спасибо, — успеваю сказать перед вторым сеансом чистки. Трулс исчез. Ни Глор, ни нанятый сыщик так и не нашли проходимца на полуострове. Может, и к лучшему. Артимий проводит второй сеанс сам. Это уже не так сложно. А я опять погружаюсь в стазис. На день, но все же. Чувствую себя спящей некрасавицей. Надо обязательно рассказать племянникам такую сказку. «Жила-была некрасавица, и погрузили ее в стазис ровно на сто лет…»Глава 15. Истина на дне
Остаток отпуска я не отходила от Глория и его семьи. Ирга появлялась, но редко. Королю становилось все хуже и хуже. Трулс пропал. Но при дворе появился его племянник. Марс Трулс, по словам Ирги, легкомысленный повеса, которого интересовали только женщины, азартные игры и вино. На поклон к якобы отцу он не явился, а сплетни по поводу отцовства короля так и остались сплетнями. Его мать Морена Трулс, в связи со сплетнями, были объявлена в розыск. Но на территории королевства ее не было. Те же слухи (то есть сплетники) утверждали, что она скрывается на Туманных островах. Но принц островов, Силвий Волк, официально отрицал ее визит. К концу отпуска я немного успокоилась. Перестала переживать о том, чего не изменить. И старалась в свободное время заняться работой. Тайком. Глорий и Арт отчаянно ругались, когда видели меня за бумагами. Но это не у них потребуют первого числа учебные планы. Так что я изображала искреннее раскаяние, а по ночам, перед сном, погружалась в мир планов, букв и цифр, которые меня намного больше успокаивали, чем все моря с океанами мира. В последний мандэй[32] отдыха мы всей семьей отправились на пикник. Собрали корзинки, напихали всякого добра в седельные сумки и оседлали трех взятых в аренду грифонов. В этот раз мы отправились не к морю, а к небольшим каменистым холмам на севере полуострова, поросшим синим мхом. Вид перед нами открывался чудесный: вдали море, вокруг дикие кусты можжайника, усыпанные ядовитыми ягодами. На редких участках земли цвели колючие, но от этого не менее прекрасные, дневные звезды[33]. Исколов пальцы, мы все насобирали по огромному букету. Таких цветов в наших краях не найти. А стоят они (даже без воды) по полгода, а то и больше. Глорий не удержался и съязвил, что это идеальный питомец для меня. Не ест, не пьет, живет, даже если хозяйка будет о нем вспоминать раз в год. Не удержалась и показала язык. — И эта женщина утверждает, что она взрослая! — рассмеялся Глор. Пожала плечами. — Сам сказал, что я женщина. Значит, я права. — Интересная логика, — задумчиво протянула Ирги. — Женская, — хмыкнул Арт. Весь женский коллектив возмутился. — Постоянно забываю, что ты тоже противоположного пола, — улыбаясь, огрызнулся Арт. Ирга замахнулась букетом. — Пожалей. — посмеиваясь, встряла я. На меня все посмотрели с недоумением. С каких пор я стала кого-то жалеть. Пришлось уточнять. — Букет. Все рассмеялись. Было хорошо. Отправляться домой не хотелось. — Как насчет небольшой некультурной попойки? — А что есть пить? — поинтересовалась Нася. Неожиданно. — Для дам — лучшее вино. — Из седельной сумки показалась бутылка черного стекла. Следом еще такие же две. Пойло оказалось своеобразным. По вкусу больше похоже на ликер. Такое же густое и сладкое. — Медвежья кровь, купил у местных, — будто прочитал мысли Артимий. — Ах, спаивать мать и сестру нехорошо! — воскликнула порядочно захмелевшая Натасия. — А я для Ани, ее же можно спаивать? — Я от такого заявления почти протрезвела. Села ровно, как в школе за партой в первый осенний день. — Эй! — Вполне четко оформила я свое требование. Требование чего, сказать было сложнее. — А я хочу плавать! — заявила Ирга. Вот поворот. Глорий с Насей изъявили желание спуститься ближе к воде. Я отказалась. Артимий решил составить мне компанию. Якобы меня оставлять одну опасно. — Стоит ее оставить одну, и все оборачивается стазисом, — посмеиваясь, подтвердил Глор. Я ему это еще припомню! Если вспомню. Два грифона и трое из нашей компании отправились к берегу. А я со стоном упала на освободившееся место на пледе. Рядом присел Арт. — Еще налить? — Почему мне кажется, что надо мной смеются? Лицо у него вполне серьезное. И тон тоже. Меня начала преследовать паранойя? Не слишком ли поздно с моими-то приключениями? — А мы не все выпили? — Не все, — лукавая улыбка проскользнула по губам и растаяла так быстро, что я снова задумалась, не привиделось ли мне чего лишнего. Из седельной сумки показалось еще две бутылки. У него там что, прорыв во тьму? Где оно все поместилось? — У тебя забавное выражение лица, о чем думаешь, Ани? — Я сидела на этом грифоне. В этой сумке не могло поместиться шесть бутылок! — Десять, — рассмеялся Арт. Ничего себе. — Как? — Новая разработка королевской разведки. Помещается в десять раз больше, чем в обычную. — А… — промычала я. Ничего не поняла. Какая разведка, при чем тут мы? — Ты наливаешь, или я могу поспать? — Даже не думай. — Ха. Как будто мне кто-то сможет помешать. — Держи. О, целую бутыль сразу. Вот это я понимаю. По-нашему! Сразу ясно, что меня уважают. И воспринимают всерьез. Посмотрела на парня с теплотой. Милый такой. Кудри растрепались. Протянула руку, поправила, убрав с лица пару непослушных локонов. — Эх. — Кхм. — Что? — Ничего, — просипел. Голос потерял? Бедняга. — Выпей! — От груди отрываю полюбившуюся бутылку. Отмахивается. Фу какой. — Ну и ладно. Мне больше достанется. Опять обнимаюсь с бутылкой. Теплая. Хорошая такая. И вина много. Надо бы отпить. Не дай боги, протрезветь! Думать о работе или, что хуже, прошлых приключениях не хочу. Мозг наконец-то ушел в отпуск. То, что я напилась, осознаю. И наслаждаюсь. Земля покачивается подо мной, но и это мне нравится. Зеваю. — Нет, спать я тебе не дам! — И как же ты мне помешаешь? — Хихикаю. А что? Смешно же. — Что-нибудь придумаю, — склоняется хищной птицей. Вид какой-то голодный. — А знаешь? Я бы тоже поела. — Что?! — У тебя там перекусить ничего нет? — Приподнимаюсь на локтях. Медленно Арт соображает как-то. Приходится самой к грифону. Ой. Забыла, что они не любят пьяных. Взмах крылом, и я лежу. Хорошо, что на нашей поляне нет дневных звезд. Интересно, а если присмотреться, то ночные звезды увидеть можно? Прищуриваюсь. — Все хорошо? — Меня пытаются взять на руки. — Отстань. Не видишь, я смотрю на звезды! — Какие звезды? Напилась… Ну, прости, если что. — Прощаю. А за что? — За это. — Он устраивается возле меня. Жаль его белую рубашку. Земля хоть и сухая, но это земля. — Ты обещала рассказать, что там между тобой и Марсеном произошло. — Да? Не помню. — Звезд все не видно. Еще раз зеваю. — А чего мы на земле лежим? Давай на плед! На четвереньках карабкаюсь к покрывалу. Арт смеется. Подумаешь, не очень по-светски. Зато точно не упаду. Арт приземляется рядом. — Так что там с Марсеном? Ани, слово свое надо держать! — А я что, отказываюсь? Я всегда слово свое держу, ты же знаешь! А Марсен… пропади он во тьме, мне крови выпил знаешь сколько?! У! — Плохой студент? — Ужасный. Может, но не хочет. Приходится ставить неуды. Так он знаешь до чего додумался? Явился ко мне почти ночью, внушил страсть, записал все на артефакты. Довел меня до оргазма и сумасшествия. — Что? Прости? — Закашлялся. Но больше попить не предлагаю. У него своя бутылка есть. — Говорю, разозлил меня сильно. Я и тьму призвала, силу его вытянула из него, в шарик укатала. Странно, что не убила. Хотелось, веришь? Никогда так не злилась. Он на меня как-то странно влияет. Никак не пойму, в чем проблема. То ли дело в его даре, то ли… — И что? Потом вы с отцом придумали приступ? — Ага, времени мало было. Этот сссс…студиус с утра пораньше требовал исправить балл за экзамен. И, уверена, на этом не остановился бы. — Да, я бы на его месте не остановился. — Что? Ты о чем? — Шантаж, Ани. Шантаж никогда не заканчивается. Если уж начат. — Но у меня чувство, что речь шла не о шантаже. Как-то смотрит на меня странно. Будто я ему денег должна с прошлого года. Или замуж обещала выйти. Где-то посередине. Из этих версий. Очень пристальный взгляд. Как на допросе. — Из тебя сыщик хороший будет. — Есть, Ани, уже есть. — Кто ест? — Никто, Ани, никто. Меня подтягивают к себе, укрывают другим концом пледа и шепчут что-то. — Спи, Ани, тебе и правда надо поспать. А я что? А я сегодня послушная. Ой, кажется, я вижу звезды, или это не звезды? Снятся мне черные цветы, и из них течет белая кровь. Мне очень хочется ее попробовать, но что-то мне мешает. «Пожалуйста, пожалуйста», — прошу кого-то, а меня уверяют, что очень, очень скоро все будет хорошо. И я успокаиваюсь. Я верю. Все будет хорошо, обязательно будет.Глава 16. Месть на десерт (тактика и стратегия)
— Больше никогда. — Что ты там бормочешь, Ан? — Клянусь, что больше никогда не буду пить! — А, это. — Что, не веришь? — Глорий сидел во главе стола и веселился, пряча улыбки за утренней газетой. — Верю. Ты же не уточнила, что именно не будешь пить, когда и в каких количествах. — Пф. Ты меня слишком хорошо знаешь. — И это было правдой. Пила я редко. Но метко. Даже наша дружба началась с попойки, так о чем можно говорить? Но, улыбки улыбками, а голова болела так, будто ею намедни играли гоблины в догоняйку[34]. — Ну, вот. Пей кофе, начинающий пропойца. — Ой, не язви. Нася вообще не вышла к столу. — Да, вы, девочки, вчера отличились. — А что с Иргой? — А что ей станется? Она себя предусмотрительно отрезвила. Иначе ночевать бы нам на берегу. — Слушай, а как ее вообще к себе грифон подпустил? — Она себе постоянно кровь разгоняла, так что у нее сегодня сильная слабость. Но грифон ее не сбросил. — Удивительный ты человек, Глор. — Чем же? — Ты говоришь о своей дочери! — Считаешь, надо над ней немного потрястись, как над драконьим сокровищем? — Кивнула, соглашаясь. — Понимаешь, с моими детьми, еще когда они были в пеленках, я понял, что просто не будет. И надо срочно стать философом. Иначе не доживу до старости. Один связан с… А вторая в свои шестнадцать вместо бала сбежала в армию. Так что поздно переживать. Остается только молиться. — Помогает? — Я в два глотка выпила свою третью за сегодня чашку кофе. И поглядывала на кофейник. Гадая, выдержит ли мое сердце еще парочку чашек. — Как когда. Но выбор небольшой. — Что газеты пишут? — Со вздохом Глорий отложил свое чтиво. Понял уже, что почитать не дам. — Пишут, что лето подходит к концу. — О, это, конечно, новость. — Потянулась к пирожному. Следующей на очереди к моему падению была еще чашечка кофе. Одна. Последняя. Честное слово. — Это последняя, больше не разрешаю. — Пирожное оно. — Она, чашка кофе. — Слишком хорошо меня знаешь. Ладно. Но на чай все равно не перейду. — Водички лучше бы выпила. Чистой, родниковой. — Фу, ты что! — Что обсуждаем? — За столом появился Артимий. Выхватив у меня из-под носа кофейник, единолично им завладел. — Дай кофе! — Сынок, не зли женщину после пьянства, не простит и не забудет, — бе-бе-бе, покривлялась я. Арт прыснул. — И взрослых девочек это тоже касается. Те еще хуже. — Не поняла?! — Налей ей полчашки кофе с молоком. А то не ровен час начнет кусаться. Подумаешь. Не такая уж я и злюка. Но, как только отпила глоточек кофе, скрыть блаженства не смогла. Возвела очи к потолку и вознесла благодарную молитву всем богам и тому, кто придумал этот напиток. — Ну, дети мои, не передеритесь. А я к Натасии. Боюсь, супруга до обеда не сможет подняться. И понижать градус не разрешала. И чистку не дает сделать. Женщины! — С этими словами, Глорий оставил газету и нас за столом, а сам удалился, поднявшись в их с супругой комнату. — Как ты? — Улыбаясь чашке черного, как ночь, кофе, Арт не скрывал, что смотрит на меня посмеиваясь и свысока. Ну, еще бы, я-то надралась. А он трезвый был. — Отлично. А что, не заметно? — Честно? Нет. — Ну, вот, чего спрашиваешь? — Еще глоточек и кусочек пирожного. И немного подобрела. — Слушай, Арти, а как я домой попала? А то мои воспоминания заканчиваются где-то на шестой бутылке, кажется. Состроив кисло-недовольное выражение лица, уставилась на парня. Веселись, веселись, когда-нибудь и ты будешь держаться за чашку кофе, чтобы не выпасть из-за стола. А я посмеюсь. — На грифоне. — Весело ему. Хорошо. Сейчас будем вершить справедливость. То есть портить кое-кому настроение. — Арти, милый. — Подпрыгнул. Готова руки потирать от предвкушения. Как домой я попала — не помню. Но остальное — память все еще при мне. — А родители тебя не учили, что врать нехорошо? И такая я милая, благодушная, что самой противно. — Ты это к чему? И не отвечать на вопрос вопросом тоже не научили. Ладно, что я зря степень магистра получала? Будем учить. — К переменной облачности. Представляешь, газеты пишут, что скоро лето закончится?! — Ага. — Почти по делу ответил. Промахнулся только на лигу-другую[35]. — Так почему ты у нас такой плохой мальчик? — Издеваться, так по полной. Закашлялся. Да, — да, кофе я пожалела. Ибо прямо из-под моего носа его дернули. — Прости? — Рука дергает пуговицы и шейный платок, пытаясь развязать удавку высшего общества. — Мужчины! — взмахиваю патетично рукой. Скрестив руки на груди, разваливаюсь на стуле, слегка расставив ноги. О, это верх неприличия. Но, после того как меня увидели на четвереньках, можно себе позволить пару шагов мимо этикета. — Зачем врать было? — Вспомнила, значит. — Даже не забывала. — Хмурюсь, строя злобные рожицы. Пускай понервничает, интриган малолетний. — Прости. — Ага, это тоже помню. А вообще, молодец. Ловко меня провел, ничего не скажешь. Если бы не меня, было бы еще лучше. — Доброе утро. — К столу проковыляла Ирга. Мое похмелье сущая глупость по сравнению с ее состоянием. Не зря же говорят, пил темный, а умер трезвым. Вывод алкоголя из организма недалеко ушел от выведения яда из крови. А какое это сомнительное удовольствие и вспоминать неприятно. — Судя по твоему виду, сестренка, оно отвратительное. — А ты, братец, цветешь и воняешь. — Что? — И это мне́ говорили, чтобы я не подралась с тобой. Кажется, Глор забыл, что у него есть еще дочь. Или дело в тебе, все-таки и я, и Ирга..… Ирга захихикала. — Ани! — Да, солнышко? Солнышко побледнело. Ирга пыталась налить кофе в чашку. Получилось с третьей попытки. Слугам не повезло, скатерть сегодня от души изукрашена пятнами. — Кстати, о звездах. Хм. И мужчины еще женской логикой недовольны. А их размышления как назвать? Притянули кота за..… — Ири, ты же помнишь, что Ан угрожал ее студиус? — Такое забудешь.! Но это ты к чему, братец? Да, чужой братец, к чему ты это? Теперь на гончую, взявшую след, была похожа я. А у меня профессия совсем другая. Получить еще одно образование, что ли? — А что он использовал свой ментальный дар и соблазнил ее, помнишь? — Такое бы не забыла. Помню, что компромат. А оно вот даже как..… А я сижу и смотрю то на одного, то на другую. И общаются так, будто меня тут и нет. — Дорогие мои, я вам не мешаю? — Нет, — нет, Ани, — оба, посмеиваясь. Да, я не скрываю свое возмущение. Но им от этого только веселее. Плохие дети у Глора, плохие! Я когда-то считала их лучше? Я тоже ошибаюсь! — Ани, он тебя давно доводил? — Твой брат? С не давних пор, Последнее время… — в этот раз я удержалась, чтобы не показать язык. Но очень очень хотелось. К черту этикет, к черту весь свет, в конце концов, тут все свои. — Я о Марсене. — Этот..… не так давно. Знаешь, раньше были мелочи. Ну, вроде пошутит на весь класс, прищелкнет языком, когда мимо прохожу. Ненароком якобы на подол платья может стать. Но ничего такого. До того дня.. — И он сразу заявился? — До этого еще кое-что случилось. М..… — Глаза прячу в чашке. Но раз уже все все сознают, то что на этом фоне такая мелкая деталь, как подслушанный разговор? — В тот день у меня в его группе было как раз последнее занятие. Ребята разошлись, я задержалась. А, когда закрывала аудиторию, случайно услышала разговор Сильвия и его одногруппников. Обо мне. — Поливал грязью? — Да. Вроде того. — Печально улыбаюсь. — Что именно сказал? — Вздрогнула. Артимий задал вопрос таким тоном, будто я кого-то убила, и сознаваться не спешу. — Что я старая и страшная. — Поднять глаза не решаюсь. Им не понять. А сочувствовать или жалеть, увольте, не люблю я такое. — А поподробнее? — Вот привязался! Отрываю взгляд от стола и смотрю тяжелым взглядом на Арта. Но тому по барабану. Сверлит. Буравит меня своим следовательским прищуром. — Поподробнее? Без цензуры? — Без. — У нас, кажется, сейчас дуэль на взглядах. Моя очередьстрелять. — Что меня надо хорошенько поиметь, — у У Ирги падает ложечка. Или чашка. Звук режет нервы. — Но такую, как я, никто не захочет. Так как я жирная, старая, отвратительная. Без цензуры не удержалась. Но Артимию хватило. Вид у него..… — Значит, вот, что ты не хотела рассказывать. Это он что, меня сейчас в чем-то обвиняет? Серьезно? — Прости, что не похвасталась еще в больничной палате. — Мне неприятно. И я сама начинаю злиться. Я не красавица. Я это знаю. Зачем меня вынуждать об этом лишний раз говорить? — Рика, — Ирга пересаживается поближе ко мне, берет за руку, я с трудом удерживаюсь, чтобы не вырваться, не убежать. Именно этого я хотела избежать. Жалость. Закрываю глаза и считаю. До десяти, двадцати, надо будет и — буду считать до завтра. — Ты не хочешь отомстить? — Арт. Шутит? Открываю глаза и смотрю на этого гения коварных замыслов. Он серьезен. Даже печален немного. Ему — то отчего горевать? Что не был свидетелем моего унижения? Ладно, я зря злюсь. Не хотела я этой исповеди. А ему не стоило давить. Может, когда-нибудь и рассказала бы. Ирга пододвигает пирожные. Я делаю вид, что не заметила. Тянусь к кофейнику. Арт перехватывает. Но лишь для того, чтобы самому подойти и налить мне кофе. С молоком. И ложечкой сахара. — Спасибо, — Устала. Действительно устала. Исповеди — это не мое. — Думала, если честно. Но я и так натворила более, чем достаточно. — То, что ты сделала, не месть, Ани, — Арт садиться на свое место, а Ирга опять пододвигает пирожное. Я принципиально заливаюсь кофе. — Это был гнев. Месть, она другая. Послушать Арта, так он и правда разбирается в интригах. Но, только он сын Глория. Какие интриги у членов этой семьи? А мальчик в жизни еще, что видел, кроме своей семьи и учебы? — Арт прав, — вмешивается Ирга. — Де Марсена надо проучить. — Хорошо. И что вы предлагаете? — Скепсис я не скрываю. Мне кажется, что если уж я ничего не придумала, то им подавно не угадать, как насолить этому мерзавцу. — Как на счет охмурить его? — Кому? Арту? — Начинаю смеяться. — Анрика! — Дурочка, — подтверждает Ирга. — Тебе! — Вы меня хорошо слышали? Этот..… бастард тьмы считает меня уродиной! — Не уверен. — Бормочет нечто бессвязное Артимий. — Я его видел, ты забыла? Так вот. Если за тобой станет некто ухаживать, некто привлекательный и его возраста, это вполне может вынудить его посмотреть на тебя другими глазами. — И ты себя уродуешь сама. — Атакуют с двух сторон. Ирга, милая, а как же женская солидарность? — Поработаем над твоим стилем. Я пропишу тебе диету. Ха. Диету пропишут. Я с десяти лет сижу на диетах. Толку только с этого. Нет. Вру. Толк есть. Если бы не диеты, я бы в двери уже не пролазила. Но..… они так решительно настроены. Я опять малодушничаю. Пускай. Хотя бы, чтобы убедить их, что затея не стоит времени, на нее потраченного. — С диетой не проблема. Стиль, в рамках бюджета, — согласна. — Какого такого бюджета? — святая простота, Ирга, откуда же ей знать, какая у профессора — бесприданницы жизнь. — В рамках трети моей зарплаты, милая. Ты забываешь, что я пария в семье, а профессорская зарплата не бесконечна. — С бюджетом можете не мелочиться. — Арт?! Это еще что такое? Теперь я не просто стреляю взглядом, я бросаю в него снаряды, каждый с горного тролля. — Ани, я помню, о чем мы говорили, и уж прости, но решать, куда мне тратить деньги, не тебе. Ты, конечно, вправе все сжечь, выбросить, утопить. Но это уже будет твое решение. Да? Засопела. Молчу. — Вот и чудненько, — пропела над ухом Ирга. Двое против одного тоже плохой расклад. С этой семейкой и один к одному плохо. Надо бежать. Куда глаза глядят. — Хорошо. — у капитуляции вкус пирожного, которое я на нервах запихиваю все-таки себе в рот, — но, если ваш план провалиться..… Ты, Арт, все-таки ограничишься подарками в рамках десяти королей[36] в год. — По рукам. — Проучить хотят Марсена. Но почему-то именно у меня чувство, что проиграла я. Уже сейчас. — По рукам, боги с вами. — Моя правая рука у Арта, левая у Ирги. Во что я ввязалась?Глава 17. Почти замужем
— Глупая, глупая идея! — бормотала я, убирая бумаги со стола. — Марсена нет, а представление идет. Уселась на свое любимое кресло, обмахиваясь папкой, которую надо забрать домой. Не к себе. Я застряла у Глория. Ирга при дворе, Глор с женой не вылазят из клиники. Арт появляется как, боги, если бы жених, как порядочный муж! Каждый вечер ровно в шесть он на своем грифоне торчит у ворот университета. И знает, что в шесть только занятия заканчиваются. А мне еще полчаса минимум надо. Но все равно является в шесть. О количестве слухов и сплетен вокруг меня и думать не хочу. Шушукаются все! И это с учетом, что у нас из женского коллектива только Марисия Лукс, преподаватель теории и практики астральных перемещений. И тролль Виз Виз Гроль, тренер команды борцов университета, преподаватель физических нагрузок и глава безопасности университета по совместительству. Да, женского пола. По крайней мере, так записано в ее личном деле. И все! О том, что со мной внезапно решил подружиться даже сторож центрального входа, тоже думать не стоит. Не стоит, потому что сразу начинает болеть голова. Зачем я в это все ввязалась — вопрос, который меня мучает с утра до ночи. Ладно бы Марсен был, это хотя бы как-то оправдывало бы затею. Так нет же. За день до учебы он прислал мне срочное сообщение: «Вынужден явиться в родовой замок. Запрос от семьи у ректора. До скорой встречи, С.» И ни слова, когда вернется, что случилось, что происходит. Не мое дело? Э нет. Еще как мое. Мой ученик? Мой. Мой подопечный? Опять да. Волнуюсь ли я обо всех своих учениках? Нет. Волнуюсь ли я обо всех своих подопечных? Да, да и еще раз да. И неважно, что у меня подопечный только Марсен. Уверена, дело не в этом. Я впервые в жизни обратила во тьму другого мага. А это к кое-чему да обязывает. Отцепила камею от блузки и расстегнула ворот. Ужасная жара. Осень значилась исключительно номинально. Реально же вовсю хозяйничало лето. Даже на юге так не было душно, как сейчас на западе. Пора спускаться вниз, а хотелось улизнуть нашкодившей кошкой через один из старых переходов в город. Так, чтобы не сцапал Артимий. И ладно уже он. Но эти перешептывания, смешки, косящие взгляды. Ко мне за всю жизнь столько внимания не было, сколько я получила благодаря замыслу младших Петро-Новых. Запихнула папку в саквояж, туда же отправилась брошь. Глянула в зеркало, распустила волосы, расстегнула еще одну пуговичку. Приличия позволяют. А жара требует. Волосы распускала для Арта. Мне так вынесли мозг, когда «застукали» с университетской прической — строгий пучок, который украшала пара шпилек с жемчугом, что после этого, нет, от пучка я не отказалась. Я стала делать прическу перед выходом. Вздохнула. Будто снова в школу вернулась. Только тогда я наблюдала, как перед выходом девочки убирают волосы и вытирают косметику. А тут все с точностью наоборот. Кстати, почему я не вернулась к себе. Семейство друзей единогласно решило, что мое жилье требует ремонта. Я попыталась спорить. С тем же результатом, что всегда, — я злилась и воспитывала в себе терпение и терпимость. Мой аргумент, что квартира не моя, разнесли в пух и прах. — Тебе там нравится? Может, съедешь? — спросил между прочим Глор. Я подумала и отказалась. Квартира с хорошей планировкой, удобная и, главное, привычная. Через два часа передо мной положили бумаги на ее владение. Крику было… много. Кричал Глорий, я слушала. Договорились, что я ее купила в кредит. И ту арендную плату, что я вносила хозяину жилья, теперь буду переводить Глорию как выплаты по моему долгу. Всего лишь ближайшие пять лет. Удобно? Сказка. Но у себя в голове я поставила галочку, что обязательно после выплаты куплю что-то очень дорогое для них. И пускай только попробуют не принять. Даже самый маленький банковский процент мне обошелся бы в треть моего жилья. А брать такую ссуду у друзей и на столь длительный период… Я еще отпуск в своих долгах держала, а жилье это совсем и никак нет. Жилье и ремонт в нем. Смотреть на старые стены я все еще не была готова. Собственно, из-за ремонта я и поселилась в гостях. У «жениха». — Милая, ты еще долго? — Всевидящий! Едва заикой не стала. — Арти, привет, зайди, пожалуйста. — И только когда дверь за ним закрылась, показала кулак. Улыбается. В последние несколько дней настроение у него чересчур хорошее. Так и хочется испортить. — Так ты долго еще? Я заждался. — И кто тебе виноват? — ворчу, как старушка на внуков. — Ты же знаешь, что после занятий я всегда… — А если ты вдруг освободишься раньше? И вообще, пора отказаться от привычки задерживаться. Тебе за нее не платят. Как будто дело в деньгах. Но мы на эту тему уже не первый раз спорим. И каждый остается при своем мнении. — А тебе пора отказаться от привычки забирать меня с работы. — Ана. — Я Ана почти сорок лет как! — Ха. — Что значит «ха»? — То и значит. Дома поговорим. — И вот скажите, чем не игры в женатую пару? Ужас какой. Детей только я не соблазняла. Марсен не считается. Там мне внушили. Я себя даже почти оправдала по этому пункту. — Э нет, садись. Дома могут быть твои родители. — Ты сама знаешь… — Ничего я не знаю. Садись! — Я тоже умею командовать. И еще посмотрим кто кого. — Что за намеки? — Какие намеки? — Попытка строить глазки и сделать вид, что не понял, зачтена. Но не принята. — Так, или ты рассказываешь, или… конец нашему шапито, да? Я зарвалась? Еще как. Месть вроде как в моих интересах. Но что-то меня понесло и не в ту сторону. Но не это главное. Главное, что подействовало. Сел, закинул ногу на ногу. — У тебя курить можно? Сделала большие глаза. — Деточка, ты с каких пор куришь? — Как с тобой связ… ладно, ладно, что ты хотела услышать? Все-таки закуривает. Вот так не успеваешь моргнуть, а ребенок, которому ты конфеты покупала, курит у тебя в кабинете. И делает вид, что твой жених. Или поклонник. Я так и не разобралась в нашей легенде. Почему-то казалось, что если спрошу, то все дойдет до брака. Фиктивного, конечно же. Но от этого не менее… бррр! — Еще не женился, а уже угрожают, — пробормотал, но так, чтобы слышала. Я поперхнулась. Посмеиваясь, продолжил: — Я знаю, сколько тебе лет. На самом деле, Ани. Молчу. В голове крутится много всяких неприличных слов. Но вопрос пока без них сформулировать не получается. — Я видел твою метрику. И твое личное дело. И, слушай, работа у меня такая… Еще лучше, какая такая работа? Все еще молчу. Но меня начинают понимать без слов. — Ты не задумывалась, почему я в свои двадцать три… — Сколько? — Двадцать три. Ты что, не знала? Ах, ну да, я же маленький сын твоего взрослого друга. — Сколько яда, не дай боги язык прикусит и умрет тут в страшных муках. — Так ты слушаешь? После школы я сбежал к сестре. Но как целитель я не так чтобы… и сестра встала в позу. Вот меня и отправили в военное училище, якобы подготовить для армии. Там я познакомился со Славским. Графом. Слышала? О нем все слышали. А ко второму году я поступил на службу в тайную канцелярию. Ну и понеслось… Тайная канцелярия? С шестнадцати? Семнадцати? Это точно, Арт? Его не подменили? Пытаюсь уложить в голове карточным домиком мысли. Карточным, потому что те разваливаются так же, если бы я его строила в живую. — Ан? — В ответ получается лишь отрицательно качать головой. То ли отрицая услышанное, то ли так удобнее устаканивать внутри себя информацию. — А тебе тридцать пять. И ты у нас очень незаконопослушная девоч… дама, дама, конечно. До сих пор весело? Парень, это ты сейчас зря. — Если ты так хорошо осведомлен, то прекрасно знаешь, что мой возраст озвучен только на словах и не мной. Я лишь не стала отрицать слухи. А бумаги у меня в порядке. — Конечно, в порядке. Я тебе их и сделал. Ты знаешь, что подача информации заведомо ложной при службе на короля, а ты у нас служащая короля, это такое же преступление, как если бы ты самолично бумаги подделала? — Не говори чепухи. Как подделал?! — Как надо. Ан, ты на собеседовании не уточнила правду, а по закону без разрешения семьи тебя в возрасте двадцати пяти лет незамужнюю никто бы не взял на работу. А это правда. Но ректор сделал вид, что мне больше. А я сделала вид, что он не ошибается. И все получилось. А моя семейка, когда опомнилась, то было уже поздно. Тем более дочь-изгнанница, которая еще и сидит в тюрьме за нарушение закона, такой скандал моей семьей уж точно не был нужен. — Хорошо. Ты прав, мне тридцать пять. И что с этого? — Ничего. Это будет нашей маленькой тайной. — Тьфу на тебя. — С этими женихами и недолюбовниками мои манеры все хуже и хуже. — Но забирать меня с работы больше не надо. Серьезно. — Так и я не шучу, — принимая у меня саквояж, пропускает вперед. Настоящий джентльмен. Жаль, что забрал саквояж. Было бы чем стукнуть кое-кого. — Ана, мы живем на другом конце города, прекращай со мной спорить! — И что? Я могу… — Не можешь! Если я могу и буду тебя забирать! — Арт! Я-не-х… — Профессор Ива-Нова? Ректор! Только его и не хватало. Пришлось знакомить. И Арт всунулся. Заявил все-таки, что он жених. А потом еще нотацию прочитал. Мол, не скажи он так, что бы обо мне подумали. Вроде они и так не думают. Спас он меня. О боги! Кому я там мстила? Марсену? По ощущениям, что себе. Всю дорогу домой дулась. Арт тоже. Не знаю на что, но, видимо, что-то себе придумал. А я уже молилась богам, чтобы Марсен поскорее вернулся. Пускай Арт увидит, что Марсену все равно, что я с женихом, что нет. И меня все, от А до С оставят в покое! Как же мне не хватает той моей жизни, когда из проблем было поставить неуд или принять пересдачу.Глава 18. Гром среди ясного неба
Сентембр, как и октобр, прошли, проползли неспешно. Сильвий де Марсен пропал. Это действовало на нервы. Это и тот факт, что Артимий вовсю заигрался в жениха. Пользуясь тем, что на работе я не могу отказаться от его ухаживаний, заходил все дальше и дальше. Всегда при свидетелях. Всегда так, чтобы я не отвертелась. Приглашения на ужин, поцелуи в щеку, объятия. Зачем все это? Ухаживания такого рода предполагают или что двое любовники, или что им пять минут до венчания в храме Всевидящего. Для себя я свою репутацию похоронила. Злилась только больше. Но с этим уж я в себе бороться не собиралась. На мои принципы и желания наплевали. И злиться — это мое законное, данное свыше богами право. В рамках дома с Артом я разговаривать перестала. Он какое-то время пытался навести мосты, обернуть все в шутку, но я даже не могла с ним нормально заговорить. Несколько раз собиралась с духом и сама порывалась поговорить. Но. Не могла. Было чувство, ощущение, что как только начну, то все обернется скандалом. Грязным, отвратительным. С такими последствиями, что не сейчас. Когда-нибудь, когда смогу на него смотреть без желания залепить пощечину и разреветься. Глорий и Натасия в клинику переехали в прямом смысле этого слова. Прорывы тьмы становились очень частыми. Мелкие, но жертв было все больше и больше. Мор, безумие, злоба поглощали людей, не щадя ни богатых, ни бедных. Нася при клинике открыла отделение для бедных и полностью им занималась. Глор спасал богатых. Одно отделение существовало за счет другого. Но как без этого, никак по-другому. Самые безобидные препараты, белье, еду, воду — все это никто не дарил Глору. Нужны были деньги. Немалые деньги. И я об этом не могла не думать. Пыталась поговорить, но ни времени, ни сил у нас не хватало. Тем более что я сама толком не могла сформулировать, что хочу сказать. Что ему не надо на себе тащить весь мир? Но он тащил только ту часть, которую мог взвалить на свои плечи. И все же меня эта тема волновала, и перед сном я часто об этом думала. Иногда нарочно. Мысли все еще вертелись вокруг Марсена. Его каникулы затянулись, а ректор отказывался посвящать меня, вроде бы это дело семьи, и он не вправе. Стоило бы себе сознаться, что я волнуюсь о пропащем парне. Но это бы значило, что он мне не так уж и безразличен. А это было бы плохо. Для меня — очень плохо. Потому я предпочитала вертеть головой, как ребенок, уворачивающийся от противной каши, игнорируя очевидное. Ирга была призвана командованием (у нее был и есть военный чин, после того как она отслужила свое в армии) на первую линию перехода. Именно там участились прорывы. Я дальше преподавала, при людях улыбаясь Арту, подставляя вторую щеку для поцелуя, принимая цветы (а он старался дарить только то, что я бы не выбросила) и угощая коллег кульками конфет лучших кондитерских города. Профессорский состав вкупе с ректором подмигивал и спрашивал, почему я не съем все сама. Приходилось ссылаться на сверхстрогую диету, прописанную моим новым целителем. Коллеги еще больше и чаще мигали, загадочно улыбались и то там, то тут намекали, что ждут приглашения на свадьбу. Свадьбу! В такие моменты я благодарила судьбу, что уже несколько ночей Арт пропадает на работе. Был риск, что однажды я прокрадусь в его спальню и придушу его на месте. Диета тоже существовала. Ирга на следующий же день после нашего разговора вручила мне целый список, как есть, пить, дышать. Количество разрешенной еды было весьма обширным. Но тут во мне что-то дрогнуло, или даже я не знаю, как это назвать. Я начала бояться еды. В каждом куске я видела себя в старых платьях и слышала смех студентов из того проклятого мной не единожды дня. Новый гардероб тоже множился. В нем то и дело появлялись новые платья. Откуда? Арт. Он вручал мне их, и первые несколько моих попыток отнести их куда-нибудь заканчивались тем, что к утру платье снова было в шкафу, отглаженное, с биркой самой дорогой прачечной. Зачем он оставлял бирки, я прекрасно понимала. Или я принимаю платья, или они будут проходить тысячи кругов трат и все равно будут оказываться в моем шкафу. На вторую неделю третьего осеннего месяца, я не выдержала. Это давление начало меня сводить с ума. Или я действительно слишком сильно волновалась о пропавшем студенте? Я не выдержала. И написала Сильвию. Смысл был достаточно безобиден, а текст и того проще. Я просила сообщить мне о своих планах на учебу, так как хочу откорректировать свой рабочий график. Вроде бы ничего такого. Но волновалась я, как первокурсница, что признается в любви. Мне постоянно казалось, что я проявила некую вольность, перешла черту отношений студиус — преподаватель. И теперь меня засмеют, затопчут, закидают камнями у столба позора[37]. Ответ пришел незамедлительно. И часа не прошло. Сильвий Де Марсен сообщал, что его семьи коснулся мор, умерли родители и дед, глава семьи. Старший брат вместе с королевским охранным кругом[38], членом которого он был, отправился на вторую ближнюю грань. Там тоже случился прорыв. Средний из братьев также готовился выступить на борьбу со злом нашего мира. А младший занимался поместьем. «Можете ли Вы, Анарика, приехать в наше поместье и помочь мне с принятием силы? Я должен присоединиться к братьям, но пока не могу сделать этого в силу известных причин». Его просьба меня удивила. Все письмо казалось нереальным. Начиная с того, что я не единожды слышала слухи, где фигурировали родители Марсена. Разведены! Они были разведены, так как же? Смерть объединила их? Или?.. Это была первая странность. Вторая: старший брат — любовник принцессы. Как он мог отправиться на войну, если принцесса не отпускала его от себя далее чем на два шага? Простой люд даже сочинил по этому поводу похабные песенки, которые так часто можно было услышать возле трактиров или на рыночной площади от какого-то пьяницы. Принцессу называли драконом, а ее любовника ее сокровищем, ведь нет ценнее ничего для страстной дамы, чем тот, кто способен удовлетворить ее в том самом смысле. Третья странность касалась уже не братьев, а самого письма. Ко мне обращались на «Вы» и просили! Просили! Последней каплей или лопатой земли в мою могилу было то, что Марсен приглашал меня в родовой замок. Или нет, не это. Последним стало его желание пойти убиться на благо короны. После того как он стал темным, даже если я буду учить его с утра до ночи без перерывов, для него это будет самоубийство. Нет. Я долго думала и приняла решение. Ответ отправила сразу как в голове более-менее улеглись мысли. «Сильвий Де Марсен, как студиус и новый темный маг, Вы не можете принимать участие в военных действиях без разрешения своего куратора. Так как оным являюсь я, то из этого следует, что Вы должны были попросить у меня на это разрешение. Чего Вы не сделали. И все же, предполагая такой поворот, я сразу же пишу Вам, я отказываю Вам в этом желании. Вы не готовы. Заканчивайте дела с поместьем и явитесь поскорее в университет, где мы займемся вплотную Вашей подготовкой как темного мага». Я даже не успела закрыть корзинку почты. Как туда упало следующее письмо: «Сегодня выезжаю. С.» Отчего-то мне показалось, что Марсен в гневе. Предпосылок у меня для этого не было. Письмо написано красивым аккуратным почерком. Печать рода, гладкая шелковистая бумага. И все же я чувствовала, что это письмо лишь эхо от раскатов грома. А гроза только надвигается.Глава 19. Письма, объятия и шутки богов
Спустя два часа пришло новое письмо. «Где ты?!» Слишком быстро. Я стояла в окне и высматривала знак свыше. Мне он был нужен, и срочно. А еще лучше, чтобы вместо меня кто-то написал ответ. Исходя из вопроса, понятно, что Марсен явился к моей квартире и там меня не обнаружил. Письмо, как оно водится, отправляется к адресату, достаточно того знать по имени. Письмо меня нашло, а Марсен пока нет. На следилку не хватило денег? Впрочем, магическая почта такие вещи не приветствовала, и это было более чем противозаконно. Неужели Марсен стал на путь праведный? Вот уж вряд ли. Села за секретер, дабы таки написать хотя бы что-то. Первая попытка была ужасной. «Студиус, вынуждена отказать Вам..» Нет. Не то. Мы перешли на ты, и надо бы смягчить. Иначе нас ждет скандал. Уж что-что, а предвидеть подобное — и оракулом не надо быть. «Сильвий, простите, но вынуждена…» А почему я оправдываюсь? И Сильвий? По имени — не означает ли это безоговорочную капитуляцию? Нет, не то. Левая нога непроизвольно начала отстукивать мрачную мелодию. Не иначе как марш тюремщика[39]. Походила по комнате. Открыла окно. Закрыла. Сначала задержалось лето, а потом слишком быстро решила прийти зима. Снега пока не было, но холод стоял такой, что впору было впадать в спячку, потеснив северных троллей[40]. Села. Что же писать? Правду? Идея показалась достаточно забавной. Написала: «Кара моя небесная, ненаглядный мой студиус, чтобы тебе икалось хотя бы до утра. Клянусь, что замучаю тебя пересдачами, если ты не осознаешь тот факт, что в наших отношениях главная я, а не ты. Это я твой учитель, а не наоборот. Ты молчишь, я говорю. Ты учишься, я учу. Так, и не иначе. А если ты этого не понимаешь, то, может, стоит мне опять отхватить от тебя кусочек твоей силы? Или ты предпочитаешь ментальное воздействие? Увы, я в нем не сильна, но ради тебя, так уж и быть, куплю какой-нибудь изощренный артефакт в лавке любви мадам Страус»[41]. Долго смеялась. Смяв все испорченные листы и отбросив их в сторону, еще около получаса крутилась на стуле, то берясь за перо, то бросая его, как ядовитую гадюку. Что же ему написать? И опять марш тюремщика. В этот раз пальцы, выстукивающие по секретеру. Не дай боги, чтобы это был тот самый знак, который я просила у высших сил. Откинулась на спинку стула. Хм. А зачем мне вообще ему отвечать? Я, ведь не обязана. Тем более на письмо, нарушающее все рамки приличий. Грубо с моей стороны не ответить? Но если письмо, на которое я не отвечаю, уже хамство, то… разве не логично? Все-таки я себя убедила. Убедила не отвечать. Но нервы сжимались тугой пружиной, скручивали меня, переворачивали во мне душу. Вызвала горничную. Попросила мятный чай без сахара (гадость редкая, но сахар я теперь вижу только по утрам в кофейной чашке размером с наперсток) и одно яблоко. Очищенное и нарезанное дольками. Принялась за свой перекус. Тем временем горничная была отправлена приготовить ванну. Удобно жить со слугами. И мне очень понравилось. Увы, к этому привыкать не стоит. Рано или поздно ремонт закончится, и пора будет возвращаться к привычной жизни. Я покосилась в сторону ванной комнаты. Лютси отличная девушка и великолепно управлялась с хозяйством. А, главное, мной. Мои платья были всегда чисты, выглажены, свежи. Волосы уложены по последней моде, на лице — легкий макияж. Она делала все так, чтобы я перестала пугаться своего отражения в зеркале по утрам. И это не смогло не понравиться. Но, но. Денег на зарплату у меня для нее нет. Разве только если попросить повышения? Но на каких основаниях? Моя потребность в горничной не может быть аргументом. Лютси приготовила ванну и помогла мне раздеться. Новые платья — все как одно с пуговицами на спине. А блузки со столь сложными застежками, бесчисленным количеством пуговиц на манжетах, что самой мне не справиться. Хоть сядь и плачь. И перешивай заодно весь гардероб. Мрачная перспектива. Как человек науки, с домашними обязанностями я была не дружна. Уборка, готовка — это все ввергало меня в состояние шока и паники. Другое дело — открытия в области темных эманаций, или магических потоков, или, на худой конец, эксперимент с бытовой магией. — Леди, я вам еще нужна? — Нет, ступай, вернешься примерно через полчаса, поможешь мне одеться, хорошо? — Как скажете, леди. Девушка ушла. А я осталась одна. Ванна. Блаженство. Снять нервное напряжение. Это было то, что целитель прописал. Я почти задремала. Если бы не остывшая вода, так и уснула бы в ванной. Служанка так и не вернулась. Пожала плечами и начала выбираться сама. Как-то же я раньше справлялась. Завернувшись в полотенце, протопала босыми ногами в комнату. Вытянула рубашку, приготовила корсет, панталоны. Новомодные, укороченные чуть ли не до середины бедра. Покрутила вещичку в руках. Что со мной стало? Еще год назад я мимо подобных вещей проходила, морща брезгливо нос. В дверь постучали. О, наконец-то пришла Лютс. — Заходи. — Дверь осторожно открылась. Стук каблуков. — Помоги мне, одежду я приготовила, но с остальным без тебя никак. Горько вздохнула. И решительно отбросила полотенце. Замерла. Жду. Тишина. Что за?.. — Лютси? — Лучше бы я не оборачивалась. — Нет! Постой. — Меня опережают, поднимая полотенце и убирая его в сторону. Подальше от меня. Стою и не знаю, что делать. Голая. Абсолютно. Перед абсолютно одетым Артемием. — Боги! Арт! Отвернись! — И сама пытаюсь отскочить, скрыться в ванной. Догоняет. Хватает за плечи, обнимает, прижимает к себе. — Не уходи. Может, может, так лучше? Давно пора, может… — То, что он говорит, больше напоминает бред больного красной горячкой. Его руки скользят по моим плечам. Сжимают тело, мнут, его дыхание щекочет мне затылок, шею, ухо, щеку. Он что, целует меня? Еще один рывок, я оборачиваюсь к нему лицом. Прикрыться — немного поздно. И мной начинает овладевать гнев. Сколько можно? И что дальше? — Арт?! — Я говорю четко, пытаясь поймать его взгляд. Не тут-то было. Его глаза пытаются рассмотреть то, что не прижато к нему. Сейчас он напоминает безумца намного больше, чем все Марсены вместе взятые. Продолжая попытки высвободиться, я пытаюсь, надеюсь донести до него тот факт, что все это вне границ возможного и приемлемого. Не менее бесполезные. Он меня не слышит. Только смотрит. И дрожит мелкой дрожью. Вроде не я голая, а он. И ему холодно. — Отпусти меня! Приходится перейти на крик. — Зачем? Мы, мы же обручены. Почти. У меня есть кольцо, я потом… собирался. — Сошел с ума. Определенно. Или я, или он. Отрицательно качаю головой. Отрицая все происходящее сразу. — Арт, хватит. Остановись. Уходи. — Нет. Не уйду. — Как ребенок, который хочет получить игрушку. Слишком дорогую. То, чем играть нельзя. Только я не игрушка. И Арт, судя по тому, что в бедро мне упирается… не ребенок. — Я хочу тебя, давно хочу, Ан… Я закрываю глаза. Не могу. Не могу больше участвовать в этом. — Ан! — Меня трясут, впиваются в губы болезненным поцелуем. Что это? Второе изнасилование за год? Все идет к этому. Нет, с меня хватит! Я не игрушка, не кукла, я не собираюсь усыновлять чужих детей и множить любовников, с которыми из общего у нас лишь… да ничего! Марсен — мой ученик. На этом все. Арт — сын Глория, моего друга. Боги, если бы я хотела ребенка, я бы его родила! Я вырываюсь сильнее. Я больше не боюсь его обидеть, задеть, сделать ему больно. К демонам. Кто из них думал, а не больно ли мне?! В какой-то момент мне удается влепить ему пощечину. Это парня отрезвляет. Но эффект не тот, на который я надеялась. — Значит, так? От Марсена ты так не отбивалась! — Он наступает, я отскакиваю, спотыкаюсь и падаю в постель. Удобно, бездна. Для него. Стоп. Что?! — От Марс… Откуда? — Я даже привстаю на кровати, голая. В бездну все. Откуда он знает, как я вела себя с Марсеном? — Видел, конечно. Забыла? Я работаю в тайной канцелярии. — Он пожимает плечами и стаскивает с себя сюртук. Несколько мятый и немного мокрый. Нечего обниматься со мной сразу после ванны. В сюртуке. И без — тоже не надо. Закрываю глаза. Дышу. Вдох, выдох, сюртук падает где-то в стороне, задевая мои ноги. Я не реагирую. Дышать. Дышать. Я уже совершила непростительное преступление. Я не могу позволить себе еще раз так ошибиться. — Артимий. — Я открываю глаза, поднимаю его пиджак, сжимаю в руках, прикрываясь. Но лишь для того, чтобы сейчас вернуть эту вещь владельцу. Встаю. — А теперь слушай меня внимательно. Сейчас ты заберешь свой пиджак и уйдешь. Куда хочешь. В другую комнату, другой дом, другой мир. Мне все равно. Ты знаешь, что было с Марсеном? Ты думаешь, что сильнее меня? Как мужчина, да. Как маг — ты никто. А я профессор и великий некромант. А теперь уйди. И выбрось свое кольцо. Или прибереги его для НАСТОЯЩЕЙ НЕВЕСТЫ. — Ана! — Вон. — Я бросаю ему пиджак, а сама натягиваю на себя рубашку. Дальше панталоны. Корсет отправляется на пол. Перебираю платья. Арт ушел, грохот дверей, одна за другой, указывает, что он покинул дом. Выбираю рубашку, платье и пелерину, наиболее удобные, чтобы больше не ждать никаких горничных. Все, что подарил сын Глора, лежит на полу. К этим вещам я начинаю испытывать нечто вроде отвращения. Это всего лишь вещи, я это понимаю, но мне противно. Выхватываю из шкафа саквояж. Упаковываю все, что покупала только я. В этом доме я оставаться больше не могу. Куда идти? Ремонт квартиры не закончен. И это, так или иначе, связано с Артимием. Собираю все свои безделушки, письменные принадлежности оставляю. Упаковываю щетку, зеркальце, косметику. Веера тоже остаются. Зонтики. О, мне сейчас их так хочется сломать. Но держусь. Кулон с цветком дикой рики[42], — подарок Наси и Глора, тоже оставляю. Сейчас я не могу судить разумно. Но в голове то и дело всплывают слова Наси, когда я посвятила ее в план ее детей о женихах и мести: «Что ты, дорогая, конечно не против. Даже, если ты станешь моей настоящей невесткой». Надо уезжать. Побыть одной. Подумать. Подальше от всего и всех. Но куда? Спускаюсь вниз, удерживая саквояж в одной руке, а во второй — пакет с ключами, украшениями и бумагами на квартиру. Магическая почта вновь мигает. По инерции проверяю. Письмо Марсена. «Рика, где ты? Нам надо поговорить. Это важно.». Смеюсь. А вот и спасение. Иду в кабинет Глория, оставляю все на его столе, а сама пишу ответ для Марсена. Его письмо прячу в кармане юбки. «Гостинница “Вель Димон”, через час жду тебя там в холле». Выхожу из дома, иду к ближайшему короткому порталу. «Вель Димон» находится прямо в центре, у рыночной площади. Как говорится, все дороги ведут на базар. И я становлюсь в очередь, которая быстро тает. Через пятнадцать минут я буду в гостинице, где, в зале ожидания, сидит Марсен и нервно теребит газету со светскими новостями. Ирония судьбы. Моим спасением станет мой мучитель. О боги, у вас чудесное чувство юмора. Жаль, у меня оно другое.Глава 20. Невеста в бегах
— Здравствуй, Рика, — Марсен поднимается мне навстречу и забирает у меня саквояж. — Здравствуйте, Де Марсен. — Я улыбаюсь одними губами. Он, одними губами, спрашивает меня: «Вы?» И я поворачиваю голову сначала вправо. Потом влево. Мы не наедине. Меня поняли. — Так о чем будем разговаривать? — Для начала мне надо снять номер. И я бы попросила Вас сделать это. Но не на свое имя. Может быть, вымышленное?.. В его глазах искрится интерес и смех. Не успели встретиться, а он уже развлекается за мой счет. Но боги с ним. Я очень хочу скрыться ото всех, а больше всего от Артимия. — Есть пожелания? — Пожелания? — переспрашиваю я, усаживаясь на место, где сидел Марсен. Ощущение, будто на меня упал дом. Соображаю все хуже и хуже. — Номер, кровать, удобства? — На Ваше усмотрение. Пока на один день. Очень скоро Марсен возвращается с ключами. Я принимаю от него помощь. Мой саквояж уже отнесли ко мне в номер. Мое новое временное жилье. Поднимаюсь, опираясь на его руку, беру ключи. — Провести? — Он все же избегает обращения. Раз нельзя так, как хочет он, то и не по-моему. О Марсен, если бы ты знал, как меня сейчас легко убедить, уговорить на все, что ты хочешь. Лишь бы ты помог. Но ты, слава богам, этого не знаешь. Хоть в чем-то мне везет. — Да. — Он не ожидал от меня согласия. Но выражение его лица — о, мне сейчас не помешали бы те его артефакты для запечатления мгновения. — Зайдите, Марсен, нам надо поговорить. Наедине. Он пропускает меня вперед, а сам следует сзади. Демоны, этот… студиус снял для меня номер для молодоженов! Нет, он определенно хочет моей смерти. — Рика, — он подходит слишком близко. Я чувствую запах его одеколона и слышу дыхание. Слишком, слишком близко. Делаю шаг, потом еще один. Куда? Кушетка, вполне приличная. Сажусь. И приглашаю молодого человека. Немного тесно, но не приглашать же его на кровать. — Сильвий, то письмо, твоя просьба приехать в поместье и быть твоим учителем. Она еще актуальна? Сегодня мы на равных. Он мне — номер для новобрачных. Я его в номер приглашаю и спрашиваю о том, на что ранее отказала очень категорично. Без стеснения опираюсь на спинку кушетки. Не обращая внимания на то, что и плечи, и руки, и даже ноги касаются молодого человека. Между нами лишь ткань моей одежды. И его. — Рика? Да, — спешит ответить. Испугался, что передумаю? Все забавнее и забавнее. — Тогда я принимаю твое предложение. С небольшими уточнениями. — Он молчит. Я не смотрю на него. Осматриваю вульгарное жилище. Кто сказал, что молодоженов надо обвешать сердечками и красным? Чувствую себя как на корриде. — Отправимся мы в твое поместье завтра, с утра пораньше. Желательно, чтобы о твоем возвращении в город никто не знал. Ну, и о том, что я уезжаю к тебе, тоже. Это возможно? — Да. Но… Да. Еще что-то? — Нет, — повела плечом. Будто отмахиваясь от собственных мыслей и страхов. — Хотя да, я сейчас напишу несколько писем, если можно, их нужно отправить от центрального отделения почты. Можешь помочь? Просить у него мне не нравится. Накатывает чувство безысходности. И мерзости. Понять бы еще отчего. Я сама себе противна или эта ситуация? Он кивает. Сидим. Тишина давит. Почему он не уходит? Выпроваживать его сейчас не в моих интересах. Он мне нужнее, чем я ему. Или нет? — Что будешь делать с учебой в университете? — Договорюсь. — Сел, ссутулившись, опираясь руками на колени. Я Марсена таким серьезным еще не видела. Сам на себя не похож. — Возьмешь отпуск? Недовольно косится в мою сторону. Да, милый, тебе стоило уйти раньше. Не дожидаясь моих непраздных вопросов. — Нет, буду учиться дома. А сдавать экзамены по протосвязи. О как. А это гениально. — Осилишь? — Не удержаться. Я не ехидный человек, но Марсен… С ним я становлюсь другой. Хуже. Очень плохой версией себя. Боги, Всевидящий, и я отправляюсь с ним в его дом? Я сошла с ума? По спине пробегает дрожь. Молодой человек оглядывается на меня, не стесняясь, разглядывает. Такое допустимо для хорошего друга, родственника. Но не… а, к демонам все. Я собралась с ним ехать! И нет у меня других вариантов. Я не могу увидеть Артимия. Глория. Натасию. Я сорвусь. Что-нибудь скажу. И друзей у меня больше не будет. Я не могу их потерять. И я все еще не поняла, что же произошло. Тогда мне казалось, что я веду себя очень разумно. Но чем дальше дом Глория, тем больше терзают меня сомнения. Что это вообще такое было? Арт, малыш Арт, рогатка, всегда белые костюмчики, мой первый подарок этому забавному почти подростку был артефакт Миллиброкса[43], и что с этим всем теперь стало? Непроизвольно закрываю глаза и с глухим стоном падаю на спинку кушетки. — Не обращай внимания, был сложный день. — Последние полгода. Кривоватая грустная улыбка вместо извинения. Марсен все более и более выглядит потрясенным. Мне даже нравится. Его растерянность проливается мне бальзамом на израненную душу. — Ты… От чего или кого ты бежишь, Рика? — Он сидит ко мне вполоборота. Его тело давит на меня психологически и психически. Его слишком много для этой кушетки и этого номера. А, может, и для всей моей жизни. — Ты же понимаешь, что это нашего обучения и договоренности не касается? — Ты умеешь красиво говорить, Рик. — Улыбается. Тоже грустно, тоже криво. — Не мое дело? Ты будешь прятаться в моем доме. И что-то мне подсказывает, что за моей спиной. Я хочу знать, что ты натворила. Из груди вырывается смех. Я натворила? Вот как он думает обо мне? Вроде местами поменялись. Кто из нас плохой студиус? — Ничего, Марсен, абсолютно. Но, может, ты и прав? — Еще один удар по мировоззрению Сильвия. Это определенно мне нравится. Очень. Бодрит не хуже кофе, пьянит не меньше коньяка. — У меня случился конфликт с Артимием, моим юром, вы с ним виделись в моей палате, когда… Кивает. Отворачивается, встает, подходит к окну. Потом к кровати. Возвращается. Стоит надо мной, возвышается каменной глыбой над неспокойным морем моей души. Так и хочется сказать, чтобы не давил. — Юром? Арт, значит. Хм. Ты не расскажешь деталей, верно? Не говори. Вижу, что не расскажешь. Сейчас. Но я подожду. Куда нам спешить, верно? Учебный год только начался. Ну, вот это самообман. Учебный год почти наполовину прошел. И это вынуждает кое-кому намекнуть, что надо бы и к учебе свое внимание обратить. — Ты сильно отстал. Я могу помочь. Считай, это компенсацией за мои условия. — Принимается. Но я тоже хочу кое-что добавить. — О! Теперь удивляюсь я. А ему что от меня надо? — Договоренность на год. С возможным продлением. Что у тебя, кстати, с работой в университете? Хитрый. Все же вытягивает из меня подробности. Но смысл скрывать? Узнает ведь. — Я увольняюсь. — Ты… что?! — Увольняюсь, Марсен. — Сильвий, Рика, мы же договорились. Клятва, помнишь? Поморщилась. Помню. Но, как по мне, Марсен тоже очень личное обращение. Но клятва не шутка. Еще пару раз проигнорирую это его «Сильвий» и прихлопнет где-нибудь ночью тьмой. Хорошо, если отделаюсь кошмарами. Но чаще тьма за кровь требует кровь. Болеть никак не хочется. Терять близких тоже. Тьма умна, забирает только то, чем действительно дорожишь. — Зачем увольняешься? Почему? — Потому что, Сильвий, потому что. — Как же хочется напомнить ему, что мы не друзья, не родственники, что он всего лишь ученик. Хочется. Но нельзя. Зависимость, договоренности. Нас уже связывают прошлые тайны и ошибки. Приходится делать вид, что это лишь временная мера. — Будешь хорошо себя вести, может, и расскажу. Бездна. Это я сейчас что сказала? Прозвучало как заигрывание. Но ему понравилось. Марсен ухмыляется и, как в старые недобрые времена, меряет меня оценивающим взглядом. Чувствую себя голой. А я уже сегодня таковой была. И больше я перед мужчинами… не в этом году, уж точно! — Хорошо, а теперь оставь меня, будь добр. День был действительно тяжелым. Утром буду тебя ждать внизу. О, и письма, подожди пару капель. Я быстро пишу записку для Глория и Натасии, после для ректора вкупе с заявлением на увольнение. И Арту. Пытаюсь. Не получается. Правильно, что я ушла. Сбежала даже. Если я писать не могу, какие разговоры, я не готова к этому. — Что думаешь дальше? — Думаю, что сделаю из тебя темного мага не хуже себя. — Это-то понятно. А с работой? Вот настырный! Какое ему дело? Боится, что останется недоучкой? — Не переживай, сначала научу тебя, а там будет видно. Смотрит на меня неодобрительно. Право слово, будто это я своенравный студиус с кучей проблем. Но смотрит и смотрит. Отдаю ему конверты. Вертит в руках, читает кому. Одобрительно кивает. Кажется, что-то во мне есть от оракула. И в шар хрустальный смотреть не надо, и так понятно. Будет нам ох как «весело». — Доброй ночи, Рика. — Доброй ночи, Сильвий. Он целует мою руку, но в рамках приличий. Я закрываю за ним дверь и устало сползаю на пол. Сил добраться до постели нет. И очень хочется плакать. Пожалеть себя, несчастную. Я бегу от Арта, но не в логово ли льва? Боги, помогите, дайте сил. Потому что я запуталась. И не знаю ни куда идти, ни что делать. Надеюсь, хочу надеяться, стать личным учителем для Марсена не будет для меня ошибкой. Надеюсь, то, что задумала впопыхах, это выход, и выход не к плахе.Глава 21. Учение и мучения
— Марсен! — Сильвий! — Сильвий, бездна демонов! Ты меня слушаешь? Темная материя не усваивается светлыми, она их убивает! — Мысли шире, Рика! Ты застряла в понятиях прошлого века! Я его убью. Как тресну сейчас учебником по материаловедению! А нет. Слишком легкий. И ценный. Редкий экземпляр. Где он только их достает? А я не варвар, чтобы уничтожать раритетные издания. Пускай живет. Марсен. — Сильвий, это мне показалось, или ты меня сейчас старой назвал?! — Нет. — Да ну? — Точно, — и улыбается, будто я ему ту самую желанную награду феникса вручаю. — А не первый раз, кстати. — А подслушивать нехорошо, ты не знала? — То есть я еще и плохая? — Боги, где вы были, почему меня не остановили? От моей нервной системы осталось одно название. — Сильвий… Я отпечатываю каждую букву, говорю так, чтобы понял. Довел. — Брось, Рика, ты же умная женщина. Вот именно. И мой взгляд красноречив как никогда. — Рика! — Меня подвигают на стуле, усаживаясь рядом. И как он впихнул свой зад в одноместное кресло? — Подумай сама. — О чем? — Попытка отодвинуться с моей стороны выглядит жалко. Но не делать же вид, что все нормально? Это… это слишком даже для Марсена! — Да обо всем. От материи дотого, что ты якобы старая. Я в растерянности. Но наука важнее. Что он там выдумал о старости, узнаю позже. — Сильвий, нельзя нарушать законы мироздания. Темная материя… — Она и есть темная сила. Ты же не будешь это отрицать? — Мы сейчас не об этом. — Подожди. Ты опять меня не слушаешь! Подумай… Меня пытаются переубедить. Вся моя поза говорит о том, что можешь в меня стрелять и пытать, но я останусь при своем. Руки, ноги скрещены, могла бы скрестить глаза — их ждала бы та же участь. — Ты чего хихикаешь? — Я не хихикаю. — Не выдерживаю, смех меня душит, слезы льются. Живот болит. А еще и этот под боком. Мог бы и выпихнуться. Неудобно ведь. — Вот и споришь даже из-за очевидного! — Кривит губы осуждающе. Но глаза смеются. За эти три месяца я его изучила, если не отлично, то вполне неплохо. — А я не хихикаю. Я смеюсь. — Да ну тебя. Я же серьезно! Наука, все ради науки, спокойно, Ани, спокойно. Но как ему объяснить, что он хочет не смешать черное с белым, а залить отраву в здорового? — Светлые от темных эманаций мрут! Ты сам это знаешь! — Ты не права. И кто еще кого не слышит? И так почти каждый вечер. Мы спорим, часто до битья посуды. Марсен оказался весьма любознательным. А уж что он умен, я всегда знала. Из него получится хороший ученый. Может, и лучше меня. Учебная программа пройдена им за два месяца. Программа, рассчитанная на два года. И это с учетом управления родовым имением и переписки с семьей (его) и моего чтения писем то от Глория, то от членов его семьи. Писали все. Но поняла меня только Лулу. Не зря я ее считала своей душевной близняшкой. Поняла даже без уточнений, что случилось. Достаточно было написать, что по-другому я не могла. — О чем задумалась? — После первого же скандала мы незаметно стали не то чтобы друзьями но отношения улучшились. Марсен перестал меня доставать своими шуточками, ни одной издевки с момента встречи в отеле. И, если бы не споры из-за практических занятий и его жажды ввести что-то новенькое, мы жили бы почти в идеальном мире. Почти друзья, вот как нас сейчас можно было бы назвать. Его ум не мог не удивлять. И, чего греха таить, даже склонность к сумасбродным теориям и таким же экспериментам. Я им восхищалась. Его умом. Его нестандартным взглядом на привычное. Восхищалась. Но спорить не переставала. По двум причинам. Первое — природное упрямство. Второе — только в спорах он оттачивал свои теории, и из безумных они время от времени становились вполне жизнеспособными. Была еще и третья почти причина. Мне, нам нравилось. Он не скрывал, что получает удовольствие от этих перепалок. Я делала вид, что этого терпеть не могу. Нет, первое время я раздражалась вполне серьезно. Но потом сама не заметила, как втянулась в эту игру — кто сверху. Или как это назвать? Мы спорили до пены у ртов, и день, когда я поняла, что меня дразнят, он был неминуем. А потом начала дразнить я. И… и у нас появился своеобразный ритуал в обучении. Докажи или молчи — приблизительно такой принцип был для любой выдвинутой теории. Но самое главное было даже не в успешности, или более-менее приятельских отношениях. Было важно другое. Мы оба пытались, каждый по своим причинам, найти выход, чтобы подчинить и запихнуть тьму туда, откуда она выползала. Причины Сильвия были вполне банальны: месть за родителей и деда (которого он любил, как оказалось), желание уберечь братьев. Мои еще прозаичнее — я игнорировала письма Артимия. И если первые были с извинениями, то последние открыто оскорбляли, обвиняли. И… и я перестала их читать. Сразу же выбрасывала в огонь. Пару раз меня застукивал за этим Марсен, пытался спрашивать — безрезультатно. Теперь только предлагал самому сжечь, но я почему-то отказывалась. Мне важно было увидеть, подержать в руках. И только потом я могла выбросить, уничтожить ни в чем не повинную бумагу. — Ладно, леди злюка. — Я фыркнула на эти слова. — Идем ужинать? Или пускай сюда принесут? — Давай сюда. — Делать вид для пустых стен и слуг, которым все равно, что мы аристократы с лучшими манерами, настроения не было. Кабинет у Марсена был очень удобным. А уж его библиотека! Я пару раз, сознаюсь, не удержалась и пошутила, что если бы не клятва, то давно бы отправила его к праотцам, ради тех изданий, что у него хранились в этом кабинете. Тогда Марсен хмыкнул и заявил, что если я его убью, то останусь без источника новых книг. И это было серьезным аргументом. В том числе в пользу нашего примирения. У него вполне неплохое чувство юмора, оказывается. Жаль, что так тщательно его скрывал. Ужин прошел в тишине. Мы оба устали. Замигал почтовый ящик. — Твой покойник, — в меня полетел конверт. Я вздрогнула и упустила письмо. — Ты о чем? — Ты поняла, — кривоватая улыбочка в лучших традициях бывшего вредного студиуса. — Сильвий, налей мне что покрепче. Твои намеки на трезвую голову понять невозможно. — Леди не пристало за ужином пить что-то крепче вина. — Он это сейчас серьезно? — Боги, у тебя вид как у ребенка, которому не дают конфеты. Я и не знал, что ты выпиваешь, Рик. — Я с тобой не то что начну выпивать, я… Я как раз взяла письмо в руки и, не подумав, открыла. Первые строчки мигнули перед глазами. Демоны, все демоны бездны. Проклятый и падший. Высшие и низшие. Так вот как выглядит «заболталась»? — Почему ты не сказал, что это от Артимия Петра-Нова? — Я так и сказал. Рик? — Извини. Что-то пропал аппетит. Я… мне надо выйти. Прочитать письмо стало соблазном. Вдруг он больше не винит меня? Не пытается сделать больно? Вдруг есть шанс, что все снова будет как раньше? Рука дрогнула, конверт выпал из непослушных пальцев. А я так и стояла, глядя себе под ноги, на развернувшийся лист бумаги. Увы или слава богам, но мое зрение не было столь хорошо, чтобы увидеть, что же написано. Я села на пол, рядом с бумагой, но достаточно далеко, чтобы и дальше не видеть, что написано. Прислонившись спиной к стене я сжалась в комок, про себя молясь, что слуги в этот коридор не свернут. Но я забыла, что у этого дома есть еще и хозяин. — Ан? Ани? — Марсен присел на корточки, а меня начала бить мелкая дрожь. Будь он неладен! Так ко мне обращался не он. Я замотала головой, как укушенный блохой грифон. — Что с тобой творится, женщина?! — Кхм. — Я вспомнила, отчего так не любила Марсена. Но на ответ меня не хватило. Много было слов, но ни одного приличного. — Так уже лучше, — легкомысленно поведал он мне и схватил письмо, я потянулась следом, но не успела. — Что пишет? Что любит и скучает? Я сжала губы, зубы, я сжалась изнутри вся, пружиной, что вот-вот взорвется, выстрелит, сломается. — Верни. — Я сказала это тихо. Не скрывая угрозы. Руки потянулись, попытались взять то, что принадлежало мне. Но Марсен опять отодвинулся, а я промахнулась, пошатнулась и еле удержала равновесие, чтобы не пасть на колени перед этим заносчивым индюком. — Брось, Рик, было бы из-за чего.. — Верни, — все так же тихо повторила я. Руки зависли в том же положении, рядом, почти рядом с письмом. — У тебя что? Дрожат руки? — Милый мой мальчик, ты так удивлен, будто не видел, как людей трясет от гнева. Или не видел? — Хочешь, я его сам сожгу? Ты… — Отдай! — Я бросилась на парня раненой гадюкой. Результат этого сражения, где магии не было, а лишь были неконтролируемая обида, боль и еще что-то, чему я не знала названия, был предсказуем. Студиус все еще был сильнее меня. И всегда будет. Без магии я не так много стою, как бы мне того хотелось. Прижатая лицом к стене, с заломленными руками, я тяжело дышала и больше, чем Марсена, ненавидела только ту прядь волос, что лезла сейчас мне в глаза. — Ты успокоилась? — Письмо отдашь? — Я не успокоилась. Но признаваться не собиралась. — Что с тобой? — Он собирается со мной вести светские беседы? Я дернулась. Но руку сдавили так, что пришлось признать — не вырвусь. Надо брать хитростью. — Хорошо, мир. — Драться больше не будешь? — Нет. А что? Я не соврала. Нет, не буду драться. Меня отпустили. И сделали осторожный шаг в сторону. — Как в старые добрые времена, да, Рик? — попытался пошутить Марсен. Не слишком удачно. Чувство юмора молодого человека все еще давало сбои. Да, действительно, как в старые недобрые времена. — Бери свое письмо и возвращайся в кабинет. — Не хочу. — Письмо? — В кабинет не хочу. — И кто из нас взрослый, — буркнул себе под нос Марсен. — Идем, прогуляемся в парке. Садовник говорил, там расцвели матушкины христалии[44]. Я пошла первой. Письмо еще оставалось в руках Марсена. А я кровожадным зверем примерялась, прицеливалась и ждала, когда же оно окажется в моих руках. Марсен шел следом, если и пытаясь изображать джентльмена, то так, что я этого не заметила. Или не хотела видеть. Очень спешила в сад. Будто там я получу обратно свое спокойствие и прежнюю жизнь.Глава 22. По горячим следам
Небольшая скамейка с вязью гербов, искусно переплетавшихся с ничего не значащими узорами, привлекла не только мой взгляд. — Присядем? — спросил студиус. — Да. Письмо можно попросить вернуть? — Проси, — изобразил улыбку, но сказано было таким тоном, что решила пока обойтись наблюдением. Пальцы подрагивали, мне надо вернуть письмо. — Рика, что с тобой? А вот это уже серьезно. Серьезнее некуда. Отвернулась, пытаясь высмотреть те самые хрусталии. Где же они? Один тающий снег и грязь. Какой сейчас месяц? Нетипичная погода для джануара[45]. Пожимаю плечами. Говорить перехотелось. И зачем я сюда пошла? Хрусталии хоть и редки, но не диковинка. Тем более, я в цветах особо никогда не нуждалась. По телу пробегает новая волна дрожи. — Холодно, — говорю, поеживаясь, пытаясь стать меньше, чем есть, — вернемся обратно? — В доме ты вела себя еще страннее. Посмотри на меня. — Поднимаю голову, смотрю. На подбородок с ямочкой. Темную щетину. Губы, красные, как у девицы. Покусывает он их или подкрашивает? Нос. Это правильная форма? Или нет? Надо было в детстве больше уделять внимания урокам живописи. Может быть, сейчас бы разбиралась в том, что правильно, а что некрасиво. — В глаза, Рика. Он приказывает. Ударить? Обидеться? Как-то все равно. Смотрю в глаза. Темные пушистые ресницы. Мне бы такие. А глаза светлые. Яркие. Светятся. Манят. Как светятся? — Мне нехорошо, — с трудом сглатываю подступающую мигом слюну. Слишком много, обильно. Моргаю. Еще и еще. Но все плывет в сторону. — Быстро, как проверить ауру? До учебников не доберусь. — Касания. Личная связь через чувства. Кровь. Сильные эмоции. Связь… Последние слова я бормочу себе под нос, вглядываясь в огоньки глаз. — Рика, смотри на меня! Ты меня убьешь? Говори что угодно, говори, слышишь? Слышу. Но так красиво. Светятся. Вспыхивают. Что-то шепчет. Где-то, кто-то. — С тобой легко не бывает. И не будет, да? — Он еще что-то говорит. Слишком много говорит. — Помолчи, — шепчу ему я. — Что? Приходится приблизиться, наклониться, ухо. Красивое. Безупречное. Хочется прикасаться, изучать эту идеальную часть тела. — Помолчи, у тебя красивые глаза, знаешь? А ухо… Меня хватают, тащат, ведут, укладывают. Слишком быстро, в голове не успевает откладываться все, что происходит. Марсен что-то говорит, ругается. — Морталиум, прости. Я падаю, теряя сознание. На краю сознания память подсказывает: тебя прокляли, Рика. — Ты меня чуть не убил. — Спустя час, и очень-очень злая. — У тебя была ментальная дыра в ауре. Такого порядка, которого я никогда не видел. Из заклинаний, что подходили, я знал только одно, прости. — Ты уже извинялся. Повторяешься. — Я понимаю зачем и почему. Но ситуация злит. — Возьми у меня в комнате, на секретере стоит серая книга с золочеными символами смерти. Принеси ее, будь добр. Я валяюсь в кровати Марсена. Двусмысленная ситуация, но и глупая. Глупее всего связывать факт нахождения в постели молодого мужчины женщины не первой молодости с чем-то интимным, пошлым. — Есть, что искать? — Дай сюда, — я тянусь, но он садится напротив, в кресле у камина. — Сильвий, пожалуйста! — Нет, Рика. Лучше скажи, что искать? — Чтоб тебя. Ищи привязку. Еще час ушел на то, чтобы ее отследить. Письмо Марсен сжег сразу же, как я отбыла в мир между жизнью и смертью. Бездыханный сон от проклятия Морталиум. Не стазис, который останавливает мгновение для живого, запечатывает жизнь в теле. Со сгоревшим письмом привязка как таковая исчезла, в этом я отдаю себе отчет. Но как и зачем, отследить получается. А также снять закрепившийся на мне маячок. — Ты из заговоренных? — Хм. Все-таки слушаешь, когда говорю? — Анрика! Я сейчас серьезен. — Да-да, теперь моя очередь извиняться? Извини. Я не ожидала. Да, я заговоренная. Приходится. Некоторые темные ритуалы требуют быть связанной с тьмой на уровне души. Мои эксперименты, ты не знаешь, королевская лаборатория. Никто не знает. Иначе бы привязку Артимий не делал. — Думаешь? Или он решил тебя убить? — Не говори глупостей! — Ты защищаешь того, кто тебя только что чуть не убил. — Убить собирался меня ты. А он… — О да, святой Артимий! — Марсен! — Сильвий! Стук в двери, робко, испуганно, но мы услышали. — Войдите! — Приказывает Марсен. — Господин, леди Ива-Нову спрашивают. — Кто? — Марсен двигается стремительно. Книга лежит на кресле, он сам уже почти не выталкивает дворецкого из комнаты. — Леди Ива-Нову спрашивают два господина. Старший и младший. Представились как друзья семьи, Петра… — Пропади они пропадом. Рика, только посмей подняться. Если бы я могла. Но ответить не успеваю. Стук каблуков в конце коридора, Марсен сорвался на бег. — Варим, Вы еще здесь? — Кажется, дворецкий прячется за дверью. — Да, леди. — Помогите мне подняться. — Но господин… — Мы оба хорошо знаем виконта Де Марсена. И оба знаем, что такое правила приличия. Помогите мне, пожалуйста. И проведите в малую гостиную. Гости там? — Да, леди. — Слуга не старый, крепкий мужчина моего возраста. В его глазах я вижу одобрение. Как же он, с пониманием и знанием этикета, тут не сошел с ума? Семейство хозяев дома — это притча во языцех. — Глорий? — У малого столика на такой же небольшой тахте сидел тот, кого я считала своим другом. Высокий и с длинными ногами, этот мужчина выглядел нелепо, как большой кузнечик на маленьком цветке. — Ан, — кивнули мне. Но не поднялись. С одной стороны, я его понимаю, он мне слишком близок, чтобы следовать всем церемониям. С другой — мы в чужом доме. Этикет обязателен. Не знаю, как на это реагировать, потому, слегка обернувшись в дворецкому, обращаюсь уже к нему: — Спасибо, Варим, Вы можете нас оставить с гостем господина Марсена. Дворецкий кланяется и удаляется. А я ковыляю к другой тахте. Их в комнате ни много ни мало три. — Что с тобой? — Неужели забота? Но после того происшествия я не знаю, кому верить и доверять. — Пустяки. Зачем вы приехали и где твой сын, и Марсен? Где они? — Переживаешь за любовника? — Мне будто пощечину дали. Прищурившись, всматриваюсь в знакомое и чужое лицо. Глорий выглядит уставшим. Но не встревоженным. — Тебе не кажется, что это не твое дело? — На подобные обвинения все, что можно сказать, так это задать вопрос, а с какой тьмы ты спрашиваешь. Стоило бы оскорбиться. Но я все еще не понимаю ни своих чувств, ни того, что сейчас происходит. — Понятно. — Глор откидывается на спинку и закидывает ногу на ногу. — Не предложишь мне чего-нибудь покрепче, чем эта моча тролля? Чай. И его поведение все больше вызывающе, все больше оскорбительно. Мой ли это друг? — Там, — киваю в сторону комода между двух окон, — скрытый бар. Налей себе, что хочется. Глорий поднимается, звенит бокалами. Один протягивают мне. Не все манеры потеряны? Или не все потеряно для нас? — Хорошо, — смакует коньяк мужчина. Напиток и правда хорош. Я делаю несколько больших глотков. — Я жду ответа, Глорий. — Ты слишком официальна. И напряжена. — Мой вопрос был не об этом. Мужчина ходит по комнате, покачивая коньяк, рассматривая бокал на свету. Он не спишет давать мне ответы. Он вообще никуда не спешит. — Они в кабинете. Не спеши, это мужской разговор. — Его тон смягчается, так увещевают излишне истеричных дамочек кавалеры, когда те видят мышь в углу или муху в супе. — А у меня к тебе есть тоже несколько вопросов. — Слушаю. — Но прислушиваюсь я к звукам дома. Ничего не слышно. Надеюсь, оба мальчишки живы. — Артим мне рассказал о том, что произошло между вами. — Моя реакция в ее отсутствии. Я замерла. Почти не дышу. Но стоит задуматься, и становится понятно. Отец не осуждает сына. — Ан, мальчик не желал зла, он любит тебя. И мне стоило бы с тобой поговорить на эту тему давно… — Давно? — эхом вторю я. — Да, давно. Мы с Насей… — Еще и Нася. Что же, ожидаемо и это. — …давно заметили. Думали, ты его детская, подростковая любовь. Немного ошиблись. Странно, что ты ничего не замечала. Или не странно. Ты, что касается отношений, никогда ничего не замечаешь. — О чем ты? — Ты умная женщина, Ани, подумай сама. Только и слышу, что умная. И каждый раз чувствую себя глупее глупого. — Я не понимаю. И тебе лучше говорить прямо, о чем ты. — Ани, Ани, ты никогда не думала, что, если бы я был свободен, то мы с тобой давно бы уже были вместе? Вам падал весь мир на голову? В тот момент мне… Покачала головой. — Глупости. — Нет, Ани. И то, что мне недоступно, хочет мой сын. Он любит тебя. И я не вижу причин… — Не видишь, Глор? — Перебивать не в моей привычке. Но я не выдерживаю. Бездна в моей жизни, или моя жизнь — бездна? Как ни поверни, все плохо. Чудовищно, кошмарно, отравляюще и отрезвляюще. — Попытка изнасилования — это небольшое недоразумение? Оставлять синяки тому, кого любишь, это я что-то неверно поняла, да? Когда тебе говорят «нет», а ты не останавливаешься, это все равно правильно? Просто потому, что он любит? Но как же я? Мои чувства? Желания? Это не важно? — Ты так увлечена Марсеном? — Марсен? Марсен, — смех вырывается из груди. Невеселый. И мне грустно. Гадко и грустно. — Я иду в кабинет. И тебе лучше не вмешиваться. Хотя бы во имя тех иллюзий, что я испытывала в отношении тебя и твоей семьи. Во имя… дружбы? Я встаю резко, но идти быстро не получается. Ноги не слушаются, тело слабо. Но я спешу, спотыкаюсь, передвигаясь от стены к стене. Глорий остается в малой гостиной. С чаем и коньяком. По дороге встречаю дворецкого. — Леди? — Проведите герцога к выходу. Его сын сейчас к нему присоединится. Им пора. А сама решительно дергаю за ручку, пытаясь открыть дверь в кабинет. Закрыто. Не на замок. Магией. Ручка проворачивается, замок щелкает. Но дверь не открывается. Настроение снести и замок, и дверь. Но это не мой дом. В отличие от последних гостей, я свое место осознаю. Приходится считывать заклинание, выплетая из него силу. Теперь можно зайти. Что-то такое я и ожидала увидеть. Марсен на коленях, его тело синеет, изо рта то и дело вырываются хрипы. — Самнозия лиго, — выдыхаю, падая на стену. Дверь меня спасает. Ухватившись за ручку, стою. Всматриваясь в Артимия. Помят. Волосы растрепаны, на штанах и рубашке копоть. Бедный, глупый Марсен, ты же темный маг, какого демона ты воззвал к огню? Твое оружие тлен, боль, смерть. Но бой остановлен. И Арт недоволен. — Уходи, Артимий, тебе пора. Отец ждет на улице. — Ан… Я не слушаю. Иду к Марсену и помогаю тому подняться. Как два матроса-пропойцы, мы плывем мимо незваного гостя, мимо дворецкого, лакеев, горничных ко мне в спальню. Она не ближе. Но там есть нужные артефакты. Лечить Марсена несложно, несколько флаконов зелья жизни, вливание силы из десятка артефактов — и студиус в лучшем состоянии, чем я. Марсен зевает. — Зря ты помешала. — Надо было дать ему тебя убить? — Я побеждал, — и поперхнулся. Не иначе, как ложь застряла в горле. — Я заметила. На коленях — это поза победителя, да? — Да, — улыбается. — Шутник. — Усмехаюсь. — Тебе надо поспать. Он снова зевает. Не спорит. Вижу, что глаза у Сильвия слипаются. Иду задернуть шторы, а сама ухожу. Надо проверить, ушли ли герцог с сыном. И не осталось ли от них каких-то неожиданно забытых подарков.Глава 23. В эпицентре бури
Гостиная и кабинет чисты. Коридоры тоже. Лишь на выходе замечаю следилку. Крошечный маяк, который должен известить своего хозяина, когда в дом заходят и уходят. Считывая ауры тех, кто ушел или зашел. Артефакт сломала. А после и уничтожила. Черный огонь[46] не мой конек, но владеть им обязан каждый темный. Вернувшись в кабинет, еще раз осматриваюсь. Нет, все чисто. Я не ошиблась. Теперь осматриваюсь как следователь. Считываю выбросы силы. Становится понятно, что Марсен все-таки не ошибся. В силу любви к экспериментам он сделал ставку на то, в чем слаб оппонент. Светлая магия. Ну, и закон мироздания. Все темные слабее светлых. Только светлая сила непослушна темному. Даже если тот дважды был до этого светлым. Хотя выбросы есть. Значит, что-то получалось. Но недостаточно, чтобы победить. Вызываю слуг, желая, чтобы следы драки поскорее были убраны. Но вместо лакея является опять Варим. — Что-то случилось? Хозяин? — Я спешу подняться, бежать к Марсену. Он мой вынужденный союзник, мое меньшее зло. И он нужен мне, если не целым, то живым. — Нет, госпожа. — Я останавливаюсь. Госпожой называют хозяйку дома. Я уже собираюсь сделать замечание дворецкому, но тут замечаю, что он испуган. Его руки дрожат, рот то открывается, то закрывается, как у выброшенной на берег рыбы. — Что? — На улице, госпожа. Там. Я быстро огибаю слугу, иду к выходу, Варим спешит следом. Как тихо. Еще недавно, еще полчаса назад тут было множество слуг. Куда они все делись? На улице еще тише. Ни единой живой души. Даже собаки и те не лают. — Там, — шепотом, дрожащей рукой указывая на небо. Бедный Варим. Бедные все мы. — Тьма! — Леди? — Осуждение в лице при данных обстоятельствах меня несколько позабавило. Настолько, что мне удается спрятать свой ужас. — Я не ругаюсь, Варим. То, что Вы видите, и есть тьма. Прорыв. — Боги… — Не помогут, Варим. — Надо собраться. Откуда-то появляются силы. — В доме есть убежище? — Да, госпожа. — Собирайте слуг и спускайтесь вниз. Хозяину ни слова. Я сама скажу. — А вы? — Мы с хозяином темные. Нам ничего не угрожает. Ложь. И правда. Если мы не полезем, то нас не тронет. Но мы… я не стану отсиживаться. Шанс, что выживу, есть. Но небольшой. Не при данных условиях. Слуга уходит. А я так и сажусь на холодные ступени. Небо исполосовано, рваные белесые тучки, будто безумный дракон древности пытался разорвать в клочья небеса. Но такие драконы не существуют, их нет, нигде. Даже в сказках нет драконов размером с материк. Я поправляю волосы, ветер треплет выбившиеся пряди. Руки отнять от головы не получается. Что делать? Сказать Марсену? Мальчишка упрям, полезет умирать рядом со мной. Это же его дом. Его люди. Земля. Думай, Рика, думай. Хотела бы ты оставаться в стороне? Простила бы? И не то, чтобы мне важно, что он подумает. Но хочется поступать правильно. Сначала проследить за людьми. Потом привести себя в порядок. А потом, потом Марсен. Поднимаюсь тяжело. Слишком много всего навалилось. А мне уже давно не восемнадцать, чтобы с пеной у рта и шашкой наголо бросаться в гущу событий. Да и когда я такой была? Скорее, я из тех, кто сидит тихо в углу и ждет, что же будет дальше. — Закройте дверь, Варим, слышите? И никого ни за что не пускайте. Только меня или хозяина. Другие случаи — или приказ короля, или закончатся припасы. Вы поняли меня? — Да, госпожа. Надо бы поправить слугу с этой его «госпожой», каждый раз режет слух и играет на струнах нервной системы, но к демонам, сейчас не до этого. На ванну нет времени. Разрывы на небесах все четче. Я спешу, путаюсь в вещах, спотыкаюсь. Ругаюсь. Теперь могу себе позволить. Кто меня услышит? Из глубин шкафа вытаскиваю старый костюм, в который, о чудо, влезаю легко. Этому костюму без малого десяток лет. Легкая, но прочная кожа, темные брюки и китель. Рубашка мужского покроя, черная, с жестким воротником и мягкими лентами вместо завязок на рукавах. Единственное украшение, которое могли мы себе позволить в те времена. Волосы стягиваю в тугой узел. Зачарованные шпильки, чтобы прическа не распалась. Когда окунаешься во тьму в обычном своем виде, можно лишиться не только жизни, но и костюма. Я уже прошла одну войну. Короткий бой, который чуть не стоил мне жизни. В тот раз мне повезло. В тот. В этот я своего везения не наблюдаю. Марсен. Марсен чарующе улыбается, сонный и сладкий. Сейчас я очень хорошо понимаю его подружек, что стадами гонялись за ним по университету. — Привет, соня. — Рика, без стука, без реверансов, ты ли это? О, что это на тебе? — Костюм. Нравится? — Я ухожу от ответов, пытаясь заморочить голову. Мне сейчас нужно провести ритуал заговора. И на игры, споры, выяснения отношений, его упрямство — на все это у меня, нас, нет времени. Боги, лишь бы к шторам не полез. — М, интересно. Никогда не видел. — Я решила провести ритуал с тобой. Заговорить тебя, как себя. Так что давай, быстро ополоснись и сюда. Хотя нет, ополоснись и позови. Окна, его надо держать подальше от окон. — Хочешь помочь, потереть спинку? — Я предпочитаю стабильность, но стабильность в отношении Марсена бесит. Откровенно бесит. А надо бы, пора бы уже привыкнуть. И ведь вроде как привыкла. Визит теперь уже бывших друзей выбил из колеи. Боги, какой горький вкус у предательства. «Мы бы давно были парой», «ничего не случилось», «недоразумение». Я в бессильной ярости ударяю кулаком в спинку кровати. Дерево стонет. — Рика? — Марсен высовывается из ванной, отблескивая влажными ключицами и голым торсом. Дальше не смотрю. — Зацепилась за кровать. Вытирайся, я сейчас зайду. И, во имя Всевидящего, прикройся! Врать все легче и легче. Прости меня, о Всевидящий. Ты же прощаешь ложь во благо? А раскаяться я обязательно, обязательно раскаюсь. Когда все будет закончено. Надо себя чем-то занять. И я не хуже горничной с опытом убираю постель. Это немного успокаивает. — Эй, ты где? Я жду. Прям нетерпеливый любовник. Смешно и грустно. Я спешу к Марсену. Парень завернул себя в полотенце, но столь куцее, что для фантазии места не остается. — Сильвий, «эй» в обращении с благородной дамой неуместно. — Как твой коньяк поутру? — В обед, Марсен, в обед. Лезвие есть? — Решила меня все-таки прирезать? — Ну что ты, зачем пачкать руки и одежду? Я бы использовала, дай подумать, подушку? Нет, ты бы вырывался… Я деловито перечисляю все варианты для убийства. Он отшучивается. За разговорами и шутками я следую к цели. Ритуал. Обязательно сделать. Провести. Мне нужен напарник. Без него я даже умереть нормально не смогу. Сначала я рисую лезвием у себя на руках две печати. Боль легкая, почти наполненная нежностью лебединого пера. Режу я по старым шрамам. Третий раз в жизни я провожу именно этот ритуал. Первые два были в том самом бою. Дальше черед Марсена. — Будет больно. Очень. Он усмехается. Но улыбка сразу же исчезает. С первым порезом. Первым словом ритуала. А их сотня. Но он молодец. Если я не очень уважала его до этого, то теперь смотрю на Сильвия другими глазами. Ни единого крика. Стона. Лишь по легким вздрагиваниям тела видно, каково ему. Я с ножом и испачканными в крови руками, перемещаюсь к лицу студиуса. Он открывает глаза. Жмурился от боли? Смотрит. Взгляд чужой, отстраненный. Знакомый. Техника мудреца, боль не есть ты. Твоя боль есть боль твоего тела. Твое тело и ты едины, но разделимы. Я извиняющее улыбаюсь. Откладываю нож и провожу по нему руками с нашей кровью. От чела, до пупка. От колен, до стоп. Полотенце падает мне на голову. Это было бы смешно, если бы было в другое время и в другой ситуации. Отмахиваюсь от тряпки. И опять рисую лезвием по холодному и вспотевшему телу. — Еще немного, — шепчу одними губами. Он кивает. Надо завершить рисунок. Боль есть часть тьмы, боль изначальная есть свет, очищение. Единственное, что объединяет обе силы. Единственное, что дает щит от двух третей влияния магии. Враждебной. Защита от атак. Если бы я не была заговоренной, маячок причинил бы мне вред. Если бы я не была заговоренной, на мне бы висела привязка, требуя, вынуждая идти туда, куда я идти не собиралась. И, скорее всего, при появлении Артимия я бы кинулась ему навстречу и просила, молила забрать меня отсюда. Недоразумение. Я все не так поняла. В голове вспыхивает идея. И я добавляю печать поиска. Спираль с перечеркнутой линией помешает вредящему найти, допуская лишь того, кто желает помочь. Но где же такие альтруисты водятся, кто не думает о себе, а только о другом? Марсена никто не найдет, если он того не захочет. — Все. — Я отступаю. И вспоминаю, что парень обнажен. Совсем. — О! Он пытается улыбнуться. И прикрыться заодно. Эрекция в данных условиях выглядит странно. И неужели Марсен способен на смущение? — Я… — Одевайся, я в комнате подожду. А сама отправляюсь расшторивать окно. Это лучше любых объяснений. Надеюсь, он меня сейчас не убьет.Глава 24. Пленники
— И что это такое? — Спрашивает, будто это я прорыв устроила. Или нет. Будто он папа, а я дочка лет пяти. Или нет, не то. Хозяин и котенок, который сделал лужу. Как нехорошо, Рика, делать прорывы тьмы в неположенном месте! Обожаю брюки. Неоспоримое преимущество. Как несправедливо общество к женщинам, заставляя носить юбки. Широкими шагами отмеряю расстояние от окна к двери и обратно. Что на такое скажешь? Прости, Марсен, я нечаянно? — Ты готов? — К чему? — Он злится. Милый мой мальчик, было бы на что. Еще одна ложь? Паясничая, прикладываю руку к груди и торжественно оглашаю клятву: — Клянусь, что соврала лишь во благо. Клянусь, что лжи сегодня больше не будет! — Язва, — пожимая плечами. Не на всю же правду обижаться? — Что делать? — На улицу идем. — А люди? — В убежище. Давно. — Суу… — Ага, — легкомысленно перебиваю. Наверное, согласно воспитанию, я должна упасть в обморок? Или, согласно характеру, врезать магией. Но после службы сиятельному, после придуманного (навеянного) соития, когда за окнами сочится сквозь прорехи ткани мира тьма, все остальное кажется пустяками. — Идем? — Веди, мой генерал. Паясничать умею не только я. Что же, приятно, что хоть что-то у нас есть общего. Ну и тьма, темный дар. Это тоже. Не забывай, Рика, что ты создала своими руками еще такого же, как ты. О Рика, лучше бы ты родила. — О чем думаешь? — Не самый удобный вариант — спускаться по лестнице и одновременно вести дружеские разговоры. — Думаю, что ты не готов. — А ты? — Зас… — Ага, — смеется. Чинно подает мне руку, помогая преодолеть последние несколько ступенек. В чем смысл? Но руку принимаю. Почему нет? Кто знает, подадут ли мне еще в этой жизни руку? Последние капли, чтобы почувствовать себя еще раз леди. Перед дверью замираем. Страшно. Ладони вспотели. Иногда и платье может пригодиться. Я бы сейчас вытерла руки о фалды так незаметно, что и сама была бы не в курсе, что испугалась. — М… — мычу, пугая уже Марсена. Морщусь, как от горько-кислого супа. Довольно. Бояться буду потом. — Открывай! — Нет, — встрепенулся, — подожди. Я сейчас. Убежал. Но быстро возвращается. Я не успеваю придумать повода для этой отлучки, как он здесь. Притащил две теплые, на меху накидки. Не могу. Улыбаюсь. — Марсен, там тьма. От них не останется… — А я? — О его одежде я не подумала. Но и думать не надо. — А ты на подстраховке. Идем, сейчас объясню. Он открывает рот, но молчит. Закрывает. Снова открывает. Мне все смешнее и смешнее. Не выдерживаю, хихикаю. — Ведьма. — Как ты сегодня щедр на комплименты. Невозможно устоять! Парень расслабляется и уже сосредоточен на том, чтобы сказать мне нечто не менее язвительное. Открывает двери. Тьма еще далеко, но, когда дело касается темной силы, «далеко» и «тут» по своей сути всегда относительны. Я заставляю себя отбросить все лишние мысли. Анрики Ива-Новы, дочери герцога, нет. Анрики Ива-Новы, профессора темной магии, нет. Нет Анрики-женщины, нет и человека. Есть Анрика Ива-Нова, темный маг. Есть Анрика Ива-Нова — полковник третьего мертвого[47]. И сейчас они обе встретят свою судьбу. — Слушай сюда, Сильвий. — Я говорю мягко, нежно. Скользя взглядом от прорыва к ступенькам на террасу, пробегаясь по мерзлой земле и хорошей дороге между прелестных клумб и статуй восточных нимф. Изо рта вырывается пар. Холодно. Очень холодно. Но что с тех плащей, когда от них скоро не останется и воспоминаний? Тьма овладеет моим разумом. А там… кто знает, что случится? — Я сейчас призову тьму и соединю свою ауру с этой силой. Чтобы моя душа не переполнилось тьмой, тебе придется взять меня за руку. Я буду передавать часть силы тебе. Понемногу, чтобы твоя сущность смешалась с тьмой, приняла ее. И поглотила. Как… как желудок поглощает еду. Понимаешь? — Ты хочешь, чтобы мы впитали все, что там, за гранью разрыва? — Все не выйдет. Но мы сможем принять достаточно, чтобы остановить его. Светлого бы мага сейчас сюда. — Зачем тебе светлый? — Чтобы срастить материю мира. Правда, сгодился бы и темный целит… что у тебя по целительству? — Забавный вопрос. Хочешь обсудить мои успехи по уч… Понял. Но как? — Как сращивают плоть человека, так сращивают и плоть мира. Мир не менее живая структура, чем мы с тобой. Но это скорее аура, чем тело. Он кусал губы и хмурился, вглядываясь в рваные, уже черные облака. Что тьма приготовила в этот раз? Буйство стихии? Мор? Ядовитые дожди? Огненные молнии? Не хочу знать. Без прелюдий и предисловий, без лишних слов и движений Марсен берет меня за руку, а я сама в какой-то безумной попытке удержаться на краю жизни, цепляюсь за его пальцы. И начинаю то, что убило бы Марсена, окажись он здесь один. Воистину, чудны линии судьбы, что привели меня сюда. Кто бы знал, мог сказать, что поступок Артимия может привести к спасению целой провинции? Сомневаюсь ли я в себе? Нет, я знаю, что смогу принять, пропустить через себя и удержать в себе. Я лишь не знаю, выдержит ли мое сердце, не поглотит ли меня тьма, создав коллапс энергии. Но Марсену не надо об этом знать. И я помню, что обещала не врать. Но молчание не совсем ложь, не так ли? Главное, что люди там, в долине, будут живы. Главное, что все слуги в убежище. А Сильвий, он уцелеет. Не уверена, что уцелеют его братья. Прорыв тьмы вне границ нонсенс. Невозможное, но имеющее место быть. Впрочем, не так уж и невозможно. Древние манускрипты, легенды упоминали не раз о таких прорывах. В те времена жизнь человека стоила чуть больше, чем ничего. И я тянусь к облакам. К царапинам, что стали словно язвы на небесах. В этих дырах виднеется каждому свое. Одни видят свою смерть, другие боль, третьи сходят с ума. Я вижу себя. Возможно, я не очень себя люблю. Но я себя уважаю. И врага очень важно уважать. Если желаешь его победить. То, что за гранью, есть я. Соединить, сродниться очень просто. Просто, как принять себя и свою жизнь. Она такая, и другой не дано. Я наполняюсь, как графин коньяком, темной силой. Она плещется во мне, лаская гортань и легкие, будто целуя, обнимая, прижимаясь к родной мне после долгой разлуки. Сейчас мне очень хорошо. Я почти пьяна от этой силы, что во мне. И мне так не хочется ее отдавать. Я тяну все в себя, а где-то вдали — или близко? — Марсен требует «дай, отдай мне!» Лишь боль сжатой руки, такая, что трещат кости в пальцах, напоминает, что я должна. Отдать, чтобы жить. Я не бог, не богиня, не сестра младшая, но великая[48]. Со слезами и горечью я отдаю часть силы Марсену. Слезы, кровавые, но не замеченные мной. Марсен пытается вырвать руку, но теперь стальной хваткой удерживаю я. Только не разорви связь, только не оставь меня сейчас. Возможно, я произношу это вслух, я не знаю. Не уверена. Но напарник затихает. Замирает. Боги, надеюсь, я его не убила. Посмотреть не могу, но вливание силы останавливаю. Все остальное только для меня. Рика, теперь ты можешь напиться силы всласть, отдаться жадности и греху, впитывая всю эту мощь в себя, как Как же хорошо, будто парю, будто тело мое не принадлежит мне, совсем чужое, а я..… Я падаю. На колени, лицом к камням. Щеку царапает ветка, в волосы и глаза надувает пыли. Ветер все сильнее. Я шепчу, одними губами, надеясь, что Марсен услышит: «Скорее!» Руки водят по полу, по камням, будто я плыву, будто это бассейн университета, а не каменная кладка террасы. Наконец-то меня тянут назад, подтягивает к себе, что-то говорит. Но разобрать не могу. Я больше не лечу, но я пьяна и слепа. Я вижу то, чего нет. Далекие звезды, мертвые миры, падших богов, забытые души, демонов и не только. Меня трясут, пытаются поднять. Ругается, падает. Марсен? Милый мой мальчик, на тренировках надо больше времени проводить, а не пить в сомнительных заведениях. Что-то мне подсказывает, что мысли у меня той еще зануды. Что-то, или кто-то? Кто-то как я, только другая. Сильнее, умнее, красивее. Она красива. В отличие от меня. — Рика! Демоны тебя раздери! — Демоны? Демоны с нами, — я напоминаю безумную. Я такой и выгляжу. Но ветер стих. И нас прерывают. — Какая трогательная сцена, миессир, вы не находите? — Голос чужой, но акцент знакомый. — Адепт, помолчите. — И к нам: — виконт Де Марсен, не будете ли любезны пройти со своей дамой к дракону? — Не буду. — Глупый мальчик. Злу нельзя противиться. Оно слишком заманчиво. Слишком приятно. Слишком. И так легко. Мы падаем оба, мне неплохо. Я лежу на Марсене, и смотрю невидящим взглядом. Мимо тех, кто пришел за нами. — Она все еще под воздействием тьмы. — Акцент знакомый, а голос? Кажется, я его слышала когда-то. — Забирайте. — Она выживет? — Если до сих пор жива, то выживет, адепт. — Какой смысл называть меня… — Адепт. Молчите. Я выше рангом. Стоит ли и это уточнять? — Как скажете, мессир. Нас уносят. Закидывают, как несвежие овощи в корзину для нищих. Трое поднимаются на дракона. А я наконец-то начинаю отличать реальность от видений. Где Марсен? Рядом. Клетка? В воздухе. Что же, летать я пока не умею. Надо ждать. Хотя бы для того, чтобы узнать, кто же нас похитил. Или, точнее сказать, в плену у кого мы оказались.Глава 25. Ценный груз
Веревки скрипели, стенали старцами под тяжестью клади. Кладью были я и мой нерадивый ученик. Но грех мне жаловаться. На ученика. На условия передвижения — сколько угодно. Не годится человек для того, чтобы быть вещью в корзинке, болтающейся в когтях дракона. Ветер свистел мимо нас, а уши закладывало от мощных хлопков крыльев. Грохот стоял такой, будто боги били в свои божественные барабаны, предвещая конец света. Было холодно, и теплее не становилось. Корзина, в которой мы лежали, была крепкой, но тепла не давала. В зазоры между прутьями то и дело жалил, пронзал кинжалами холода ветер. Тело Марсена по-прежнему беспомощно лежало на дне корзины. Парень так и не пришел в себя. Его хорошо приложили. На меня силы не тратили. В то время я мало походила на живую. Но пришла в себя быстро. Пришла в себя, а толку от этого мало. Сила в жилах бурлила, съедала изнутри. Требовала, взывала выпустить ее на волю. Ха. А как же. Для того я тебя и запирала в себе, милая. Чтобы отпустить. Марсен застонал. А нас еще раз хорошенечко тряхнуло. Мальчишка упал на меня, ударил коленом в лицо. Даже в бессознательном состоянии он пытается причинить мне боль. Я взвыла и выругалась так, что, возможно, будь он в памяти, Марсен бы оценил. Дважды я меняла положение своего тела, пытаясь устроить студиуса так, чтобы избежать подобных инцидентов. Бесполезно. После очередного удара не придумала ничего лучше, чем обнять парня руками и ногами. В худшем случае, приложит сразу обоих. Главное, удержаться на нем. О, нет, не на нем. С ним. Так звучит более приемлемо. Прикрыв глаза, подумала, а не вздремнуть ли в ожидании приземления наших тел. Но тут мое, не иначе как наказание свыше, начало дрожать. Холод проникал до костей. А с его одеждой случилось то, о чем я и предупреждала. Лоскуты. Даже исподнее и то уцелело лишь частично. Пришлось стащить с себя китель и попытаться «нарядить» Марсена. Получилось из ряда вон плохо. Ни руки молодого человека в рукава не влезли, ни плечи не смогла ему прикрыть. Так и накрыла нас обоих вместо одеяла, а сама постаралась с объятиями. Не без внушения: вдруг сейчас умирать? Очень помогло. Полет казался бесконечным. Сколько прошло времени? Час, три? Десяток? Глаза то и дело слипались, а сил удержать тьму было все меньше. Решила, что сон меньшее зло. Ощутимых ударов больше не было. Стратегия «объятия перед смертью» оказалась эффективна. Момент прибытия я встретила в состоянии полудремы. Тем самым избежав, подозреваю, очередного захода «выруби, чтобы не мешали и не сбежали». Подглядывая и прикидываясь спящей, удалось получить ответы на некоторые из моих вопросов. Где, кто, зачем. То, что удалось узнать и понять, было воистину открытием. Неприятным и даже болезненным. Я совсем забыла о Трулсе. Но, похоже, не он обо мне. Именно он вышел встречать нас и наших пленителей. Узнала я его еще до того, как услышала голос. Запах. Запах вишни, который я любила. Когда-то. До Трулса. Из уже знакомой тройки я все-таки узнала «мессира». Не кто иной, как принц Волх. Где-то в тот момент и поняла, что мы с Марсеном не просто влипли. Мы влипли и застряли. В жутком болоте под названием «заговор против короны». Силвия Волха я знала по старым временам, когда была только представлена ко двору. В те дни принц часто гостил во дворце, претендуя на роль будущего супруга принцессы. Состояние короля на тот момент уже не подлежало сомнению — на троне государь для видимости. А стране нужен был преемник. Никто не рассматривал принцессу как правителя. Женщина. А женщины, как известно, не годятся для власти. Претендентов на трон и руку принцессы было не так уж и много. Кто может составить партию единственной дочери короля? Сильвий Волх, принц Туманных островов, был первым в том списке. И не единственный, кто так и не стал ее женихом. Принцесса предпочла фаворита, известного всей стране как старшего из сыновей маркиза Де Марсена. Не годящегося в мужья, но удерживающего внимание принцессы без малого пятнадцать лет. За эти годы Силвий Волх не изменился. Все так же хорош, зеленоглаз и русоволос. Время его не задело, не пыталось изменить. О его возрасте можно было лишь догадываться. А ведь мужчина старше меня лет на десять. Но выглядит младше. Ему очень шел темный костюмразбойника и серый на алой подкладке плащ. Атлас и кожа хорошо сочетались, оттеняя яркие глаза и бледную кожу принца. Длинные волосы блестели, хотя сам мужчина оставался в тени. — Мессир, — Трулс попытался увести принца в дом. Вернее сказать, не дом, а настоящий замок: с башнями, бойницами, высокими стенами и неприступным рвом. Как в старых сказках, где драконы похищали принцесс. На старости лет стать принцессой в заточении? Это не про меня. Скорее, в этой странной сказке я буду тем рыцарем, который станет спасать. Кого? Принца, разумеется. Прекрасного принца, который в полуголом виде возлежал подле меня. — Постойте, Трулс, я хотел бы проследить за разгрузкой дракона. — Похоже, Волх никуда не спешил. — Помилуйте, мессир, слуги вполне… — встрял в разговор один из «адептов». — Потому вы, Ульден, всего лишь адепт. — Я едва удержалась, чтобы не подскочить, не вскричать. Ульден? Даже Ульден — предатель. Это сейчас в моде? Он же из ближнего круга принцессы. Нэвелийский князь, правящий города Ло-Бэж. Лично знакома с ним не была, при дворе он около двух лет, но сам факт. Газеты о нем отзывались как об отважном воине, друге короля и защитнике королевства. Хорош защитник. Еще лучше — друг. — Мессир, я все-таки… — Замолчал. В воздухе завис тягучий стойкий привкус ненависти, вынужденной подчиняться. Кажется, мессира тут не любят. Если бы это мне что-то давало, а так — еще один вывод, который некуда применить. — С Вашего позволения. Топот, крики, возня. Трулс отмалчивался, принц тоже. Гульден, судя по всему, ушел. Слуги копошились, как тысячи блох на малой собаке. Дракон пыхтел паром. Жаль, что они неразумны, вот с кем бы договориться. Уверена, дракону его хозяева так же неприятны, как мне. Летучие ящеры всегда были свободолюбивы, даже те, что рождены в неволе. Будто где-то внутри у них заложено, в памяти крови, на уровне позвоночника, под грубой чешуей: они принадлежат небесам, а небеса — им. И места в этой формуле для людей нет. А быть лишенным огня? Сточенные когти, крылья, которые пеленают в тугие коконы. Корабль без парусов, огромный корабль на якоре человеческой воли. Кошмарно. Корзину перевернули, и мне пришлось закрыть глаза. Хорошо, что уши не шевелятся, как у древних народов. Подслушивать — единственное, что оставалось. — Что с ней? — Трулс и, будь неладен, его запах. Чего он тут торчит? — Она поглотила тьму. Всю тьму. Что-то получил мальчишка, но, по сравнению с ней, мизер. — Удивлен. — Представьте, как удивился я. Не ожидал от герцогини подобных подвигов. Хотя и слышал, что дама она своеобразная. — Не могу не согласиться. Анрика Ива-Нова далека от общепринятых условностей для дам ее круга. — Это не было комплиментом. Он меня осуждал. Если о чем я и сожалела сейчас в отношении Арта и Глория, так о том, что они до него не добрались. — И как она поступит? — Не могу спрогнозировать ее поступки. Хотя бы потому, что не ожидал ее найти у Марсенов. — Это будет проблемой? — Мессир, — голос незнакомый, молодой. — Что прикажете? — Адепт, доставьте обоих к клеткам. Это должно их настроить на переговоры. И, Трулс, не забудьте привести себя в порядок. Второй раз неудачу сестра Вам не простит. Стало скучно. Тоскливо как-то. Трулсы, бастард, Ульден, Волх. Кто еще, не имеет значения. Пускай этим занимается тайная канцелярия. Бездна, не вовремя я порвала свои контакты с Петра-Новами. Это я сейчас выразила сожаление о сделанном? Прочь, глупые мысли! Прочь! Нас закинули все тем же манером, по принципу «несвежие овощи», на тележки и повезли. Могла бы я сбежать сейчас? Вряд ли слуги смогли бы меня удержать. Но их господа — вполне. Думаю, тут не только та троица, что нас взяла в плен. И Трулс. Не стоит забывать о моем «возлюбленном». И я не могла, не хотела оставлять Марсена. Чувствуя, что он в плену лишь как случайное дополнение ко мне. — Милорд? — Тележка остановилась. Я не удержалась и приоткрыла один глаз, стараясь выглядеть почти неживой. Зря старалась. Слугу остановил Трулс. И смотрел он прямо мне в глаза. — Свободен. Нет, постой. Анрика, извольте встать, нам надо поговорить. Вашего мальчика доставят в клетку без Вас пока. Ломать комедию дальше не видела смысла. — Давно догадались? — Отлипать от Марсена было сложно. Руки свело судорогой от холода и напряжения. — Неважно. Но Вы хороши, мадемуазель. Поражен. Пройдемте. Какая галантность! Даме предложили руку, не боясь испачкаться о даму. А дама была чуть чище породистой свинки у неряшливого фермера. Мы следовали в тишине по темным коридорам, пока не зашли в небольшой зал с глубокой чашей для омовений. Ритуальный зал с неизвестно каких времен. Таких в стране было от силы пять-шесть, держали их только для красоты. Так как боги, которым они были посвящены, давным-давно покинули сердца верующих. А, значит, были мертвы. — Красиво, не правда ли? Повела плечом. Говорить о красоте? О чем еще? Религии? — Принц не станет Вас искать? — Все лучше и лучше. Знаете, — он подошел слишком близко, отчего я поневоле вспомнила свою тягу к нему, желание, от которого дышать было трудно, а в груди… да, и грудь ныла так, что можно было рвать на себе одежду, требуя ласк, — я сожалею, что не довел дело до конца. Но тайная канцелярия появилась так не вовремя. Я не совсем поняла о появлении тайной канцелярии, как и откуда? Когда Арт был с самого начала с нами. Или Трулс о ком-то другом? — Так мы не спешим? — О, милая Анрика, Вы слишком нетерпеливы. — И усмехнувшись, добавил: —И умны. Но Вы правы, к делу. У меня для Вас небольшое, но заманчивое предложение.Глава 26. Клетка
Никогда не любила театральных пауз. И актерское мастерство, по моему мнению, следует проявлять только на сцене. В зале негде было ни сесть, ни даже лечь. А очень хотелось. Трулс же мялся и никак не переходил к делу. Не за горло же его хватать, чтобы побыстрее перешел к делу? — Вы очень умны, Анрика и, я надеюсь, достаточно трезвомыслящи, чтобы рассмотреть мое предложение. Мелкие манипуляции могли бы подействовать на меня только в двух случаях. Будь на мне все еще приворот, или мы бы вернулись во времени лет этак на двадцать назад. Я ковырнула сапогом углубление в земле. Звук отскочил и пробежался от стены к стене по всей пещере. — Я бы хотел с Вами договориться. — О боги, когда же ты скажешь, чего хочешь от меня? Если он еще раз что-то сообщит о моем недюжинном уме, о том, что у него ко мне есть предложение, без уточнений какое, я передумаю насчет подержаться за его смуглую, крепкую шею. — Я не уверен, в курсе ли Вы того, что происходит. И, увы, у меня не так много времени, чтобы вдаваться в подробности. Но я хочу заручиться Вашей поддержкой, не привлекая в наши отношения посторонних. Прищурившись, я разглядывала мужчину, который в своих мыслях сейчас не присутствовал рядом со мной. Бедняга все еще подбирал нужные слова. Стоило бы перебить его и сказать, что суть я уловила. Но я не считаю себя гением и тем более менталистом. Вполне возможно, я что-то упущу, а превращать Трулса во врага номер один, когда есть шанс провести хотя бы переговоры, неразумно. — Я слушаю Вас. — Не удержалась я и попыталась подтолкнуть словоохотливость собеседника. Паузы все больше затягивались. А мне бы не хотелось, чтобы надежда на сотрудничество была убита еще до своего рождения. Кто знает, насколько принц тут главный, насколько он доверяет своим подельникам и, самое главное, чем все это может обернуться для меня. — Да-да, простите, мадемуазель. Вы правы, времени нет совсем. Принц очень недоверчив. А я бы хотел, чтобы мы все-таки с Вами стали друзьями. Да, мадемуазель, Вы же понимаете меня? — Он отвернулся от меня и прошел ближе к чаше. — Там, на отдыхе, я применял запрещенную магию. Сестра настаивает на ее обновлении. Она не менее нетерпеливая дама, чем Вы. Но теперь я знаю Вас чуть лучше и считаю такую тактику ошибочной. Думаю, мы бы смогли с Вами договориться. Неужели, не конченый паразит? Или дело не в том, что повторное влияние любовных чар — это прямая дорога к безумию? Моему безумию. Он пожалел меня? Я подошла к нему ближе. — Милорд имеет в виду нечто конкретное? — Не сейчас, времени совсем не осталось. Разговор будет длинным. Но как только я Вас приглашу к себе, Вы не должны сопротивляться. Или сопротивляться не сильно, Вы сумеете? И еще, что бы Вам ни пообещал принц, не верьте ему. — Разумеется. — Я улыбнулась. Неужели я похожа на доверчивую наивную барышню? Хотя я же попалась в его сети, с разбегу. — Я могу перевести Вас в камеру получше. Пока не личные апартаменты, но… — Думаю, этого делать не стоит. Будет выглядеть подозрительно, да? — Да-да, Вы правы… — Он явно не готов к этой беседе. Неужели надумал предать сестру в последний момент? — Но я мог бы сказать, что пытаюсь настроить Вас на симпатию к себе… — Принц утверждал, что клетки настроят нас на переговоры. Не думаю, что непослушание в отношении мессира… Он выше Вашего звания? Вы адепт? — Нет, я сир. Только не сейчас, не сейчас, Анрика, пора возвращаться. Жаль, если Вы не согласны, но убеждать не буду. Может, если после нашего официального разговора? Вы согласитесь, да? Да, так будет разумнее. Я кивнула и сама пошла в сторону, откуда мы пришли. Зачем было забираться в эти катакомбы? — Древнейшее место, я люблю здесь бывать. И, что особо полезно, — невозможно прослушать. — Он тоже менталист? Любовные чары с ментальным даром несовместимы. Тут что-то другое. О! Эмпат! Он читатель чувств! Везет же мне на всевозможных «чуящих». Оставшийся путь к моему новому месту проживания мы проделали в тишине. Трулс хмурился и, казалось, вот-вот начнет бормотать сам себе что-то под нос. Я же пыталась обдумать услышанное, увиденное. Соединить несоединимое, совместить несовместимое. — Мальчик, иди сюда. — В одном из коридоров уже знакомых подвалов Трулс отловил парнишку лет пятнадцати. — Проведи мадемуазель в клетку. К новенькому. — Г…г… — парень пытался что-то выговорить, но у него никак не получалось. — Быстрее, в клетку. Ты правильно меня понял. И услышал. Дама не сбежит. На меня посмотрели так, будто спрашивали, не сбегу ли я. Губы сами скривились в подобие улыбки. Без Марсена не убегу. А сил снести ползамка магов у меня, увы, нет. Даже с той тьмой, что внутри меня. Тем более с ней. — Веди, малыш, — кивнула я пареньку, и тот, глянув на меня не иначе, как на воплощение кого-то из святых великомучеников, с поклонами и тем же заиканием все же повел меня вперед. Шаг за шагом, останавливаясь, кланяясь, указывая, куда идти. Клетка. Их там было много. Десятка два, может больше. Я впервые видела нечто подобное в жизни. И хотелось бы думать, что больше не увижу. Уж тем более, не побываю в них. Клетками назывались камеры-одиночки. Все они были пусты. Кроме одной. В одной из тех, что висели в центре, лежало тело. Марсен. Я сглотнула и поймала себя на том, что дрожу. Не от холода. Не от страха. Кем бы ни был мой студиус, но даже он не заслуживал такого. — Простите, леди, я не знаю в какую. Может, Вы сами.. О, мне предлагают выбрать свою камеру? Мило. Тронута. Я бы разозлилась. Может, припугнула бы тюремщика. Но не этого мальчика, который еле заговорил со мной. Махнула рукой на клетку с парнем, с моим учеником. — Давай туда. — Но, леди, я… — Ты слышал сира, а он сказал к новенькому. Да? Паренек не нашелся с ответом. Дернулся дважды, вроде уйти хотел. Но опомнился, не оставлять же меня, как и не таскаться со мной по всему замку в поисках господина. Закивал головой, как болванчик. И потянулся к рычагам, торчащим из стены. А я-то думала, что это факелы. Интересная задумка. Зачарованные клетки пошатывались от невидимых порывов сквозняка. Сделанные из копий племен Диракамо, орошенных в крови былых богов. Так поговаривали. И не было повода не верить. Единственное, что могло удержать мага, — такая клетка. А для особо изощренного ума — еще и лишенная пола и потолка. Даже канарейки и те жили с настилом. Нас же такой роскоши лишили. «Отведите пленных в клетки, это настроит их на переговоры». Да, повиснув ногами над пропастью, поневоле захочется поговорить. Выскользнуть из этой коробки невозможно, как и быть в ней. Марсен был все еще без сознания. Если бы я могла что-то для него сделать. Но что сделать? Тьму не отпустить — она внутри меня клокотала и бурлила, как в переполненном чайнике кипящая вода. Любая магия недоступна. Врагов как в лесу после дождя грибов. Все, что оставалось, — как и раньше, поближе придвинуться и делиться теплом тела, накрыв нас обоих курткой. — Анрика? — Наконец-то! Пришел в себя. — Ты как? — Где, что… демоны бездны, голова… — Парень пошевелился, и куртка сползла с нас. Я попыталась отстраниться, но он удержал меня, поймав за руку. — Не уходи. Как будто мне есть куда уйти. Но я остановилась. Марсен передернул плечами, пытаясь согнать дрожь, но и так было видно, что ему холодно. Посиневшие губы, посеревшая кожа, дребезжащий голос. — Мы у заговорщиков. Заговор против короны. Трулсы и прочая шайка. Слышал о таких? — Нет, брат не очень словоохотлив. Да и мне всегда было плевать на его подружку. — Я постараюсь нас вытащить, — пообещала я то, что действительно могла. Постараться. Вытащить — не верю я в то, что нас отпустят с благословением на все четыре стороны мира. — Ты как? Выглядишь не очень. — Кто бы говорил. Но он был прав. Чувствовала я себя отвратительно. Выглядела, кажется, так же. — Тьма внутри, жаждет выхода. Держать тяжело в себе столько. Будто извиняюсь. Оправдываюсь. Наверное, так и есть. Я бы отпустила уже, но клетка. — Передай мне, хотя бы немного, выиграем время, там что-нибудь придумаем. — Меня обняли за плечи, как боевого товарища. Это было мило. Я вздохнула. Друг — это хорошо. Даже, если друг — бывший враг. Или временный друг. Кто знает, что случится с нами завтра? — Не могу, Марсен, клетка, она противомагическая. Копья племен Диракамо, слышал о таких? — Это же сказки! — Сказки для народа. Но, как думаешь, удерживают магов? Силы лишают не сходу. Все начинается с таких клеток. — Если честно, думал, стазис или еще что-то подобное. — Сильвий, кто станет тратить силы во время войны на военных преступников? Драконья сталь держит не больше суток, вот и… Я развела руками, и дурацкая куртка опять соскользнула. Ругнувшись, прикусила язык, но Марсен лишь грустно улыбнулся. Хорошо его ударили, если не язвит. — И что будем делать? — Буду терпеть. — Ты на труп похожа. Хочется тебя покормить и спать уложить. — Чего?! — Я рассмеялась. Странный смех в самом неподходящем для этого месте. И это тот, кто говорил, что я, скажем так, далеко не эльфийка. — У тебя щеки впалые, будто ты голодаешь. Смотреть больно, — подхватил свою безумную шутку Марсен, не желая отказаться от этой глупости. Нашел место. И время. Или это истерика? — Что, больше не похожа на хомяка, готовящегося к зиме? — Истерия заразна. — Похожа. На хомяка, который вот-вот протянет свои тощие лапки. На этом я потеряла дар речи и расхохоталась в унисон с Марсеном. Ничего сказать не получалось. Сильвий еще пытался что-то добавить, но все, что у него выходило, это звуки, похожие на хрюканье. — Нашла, — выдохнула я, немного успокоившись. — Что? — Недостаток! У тебя. — Хихикнула. — Ты хрюкаешь, когда смеешься. Как поросенок! И опять рассмеялась. От смеха даже забыла о тьме и холоде. И голоде. — Я не хрюкаю! — воскликнул студиус. И засмеялся. И хрюкнул. Отчего я стала на четвереньки и попыталась отползти. Невозможно, невозможно смеяться, биться в конвульсиях, хвататься за живот и удерживать эту тьму! — Мне больно! Хватит! — взмолилась я. — Не могу больше смеяться. Хрю. О боги… Интересно, подземелье на прослушке? И что подумают наши пленители? Что заключенные сошли с ума? Так быстро и даже без пыток? А стены ловили наш смех и смеялись с нами. Эхо любит смех, мне так кажется. Стены вибрировали, а самые крупные клетки покачивались, звеня цепями, пытаясь напомнить нам, что вскоре по нам могут и колокола зазвенеть. Хотя есть ли смысл плакать от горя? Если есть возможность посмеяться от души?Глава 27. Свобода в плену
— Так ты считаешь меня идеальным? — Ты о чем? — Марсен разглядывал меня, будто я пирожное, а он сладкоежка. О чем он спрашивает, я поняла сразу. И сразу же пожалела о том, что проговорилась. — О том. Я тебе нравлюсь, да? — Закашлялась. Хороший переход от «здравствуйте» к… сама не знаю к чему. Но чувство, будто сделала шаг, а под ногами пустота. И что ответить на такое? — Ты в своем уме? — Я поползла обратно, парень не спускал с меня глаз. Лукавство и еще что-то так и сочилось из него. Как из спелого фрукта сок. Но, если Марсен на что-то рассчитывал, то явно не на то, что я притронусь губами к его лбу. — Жара нет. Но бредишь. — Брежу, значит? — Боюсь, что да. Голова болит? — Ломать комедию, так до конца. — Р-р-рика! — Прямо дикий зверь. Еле удержалась, чтобы не хихикнуть. Эта игра мне понравилась. Один Всевидящий знает с чего и почему. Но испытывала я такое удовольствие, будто… от флирта? Но где флирт, а где мы с Марсеном. — Имя помнишь, это хорошо… Ай! — Меня дернули на себя. — Марсен, что Вы, что ты, бездна, слезь с меня! — Нет. — Треснуть бы тебя магией! И я еще сама сюда залезла! Сильвий, — я задергалась, но безрезультатно, — слезь, тебе говорят! — Сама? — Он отодвинулся, давая мне возможность свободно дышать, но не отстраниться от него. — Да. Я могла выбрать другую клетку. — Извинись! И я подумаю, отпускать ли тебя. — За что? — Удивление не пришлось изображать. Я была шокирована от таких заявлений. Извиняться? С чего это? — Сама знаешь. — Похоже, кое-кто сам не знал, за что мне извиниться. — Хорошо, извини. И слезай с меня, С…Сильвий! — Хм. Мне нравится, когда ты такая. М… покладистая. Прямо как в тот раз, недолго, правда, но… Не выдержала. Врезала. Не магией. Головой. В лицо. Было больно. И не только Марсену. Но это дало возможность откатиться. Хотя и ненадолго. Далеко в клетке не убежать. — С-с-с… — зашипел парень, потирая ушибленный подбородок. — Зараза, хочешь моей крови? Он был зол, но в глазах отражались все демоны бездны. Невозможно. Ему нравится это? — Сдался ты мне. — Я отодвинулась, вжавшись спиной в клетку. Далеко ушла, где-то на два пальца, может, на три. — Второй раз уже, между прочим. — Он отпустил меня, и я задвигала ягодицами активнее, подальше, так далеко, как только могу. Забившись в угол, ненадолго остановилась. Стратегическое отступление — хорошо. Но лучше добиться мира. — Марсен, ты так говоришь… А-а-а! Ты о… так, постой. Ты же внушал. Я чувствовала себя гончей, что взяла след на охоте. Еще немного и… — Хм, профессор, а что у Вас было по менталистике? Низший балл? — Студиус, в мое время менталистику не преподавали. Только факультатив и по собственному желанию. Желания у меня не было. А знать все я не обязана, это если Вы не в курсе. Пока я говорила, Марсен кривлялся, пытаясь спародировать мои движения и мимику. Детский сад, в самом деле. — А стоило бы. — Промолчать он, конечно, не в силах. — Для визуализации реальных физических действий и процессов требуется физический контакт с внушаемым. Это мы что, целовались с ним? Его же от меня тошнит. Сам говорил! — Что, профессор, нечего сказать на это? — Да иди ты. Надо было соглашаться с Трулсом и сразу выбрать себе камеру получше. Что-нибудь, где нет тебя. — А отчего это заговорщик с тобой так любезен? — Теперь уже Марсен напоминал собаку, унюхавшую дичь. — Мы знакомы с ним. Тебе стоит знать. — Настроение препираться и спорить исчезло, будто его и не было. Скрестив руки на груди, подтянув поближе ноги, я принялась за исповедь. — Летом, на каникулах, я познакомилась с Габистером Трулсом, в первый же день путешествия. Потом мы еще несколько раз встретились. Все шло к тому, что у нас будут отношения. Может брак. Не знаю, что он планировал. Мы подозревали брак. Только я, оказалось, была под любовными чарами. Всплыло это случайно, меня вылечили. А Трулс исчез. И до этого дня я его не видела. — А мы, это ты и святой Артимий? — уточнил Марсен. Таким тоном, будто я ему изменила после двадцати лет совместной жизни. — Мы — это я, Артимий, Глорий, его отец, его мать Натасья и сестра Ирга. Все семейство Петра-Нова. — И я, кажется, оправдываюсь. Клетка плохо действует на меня. Или дело во тьме? Стоило только вспомнить о последней, и внутренности скрутило так, будто кишки кто-то на шпагу наматывал. — Ох! Я согнулась, свернулась калачиком, обиженным котенком, но легче не стало. От боли я потеряла чувство реальности, ничего не слыша и не видя. Все, о чем я могла думать, все, что я могла ощущать, это лишь боль. Которая спиралью раскрутилась во мне, как игрушечная юла, и начала меня пожирать изнутри. Марсен пытался, дергал меня, но все, что я могла, это лишь отмахиваться. Наверное, это напоминало попытку спасти утопающего. Я тонула в боли, а вытянуть меня у Марсена не было ни уровня квалификации, ни знаний. Последняя здравая на тот момент мысль состояла в том, что я умираю. — Рика, бездна тебя задери, не смей умирать! Не смей, слышишь? И вообще! — Что? — Еле разлепила я сухие, почти вафельные, губы. — Умереть можешь только от моей руки. Я промолчала. У него нет ни знаний, ни сил. Так как же? — Как? Теперь хранил тишину Марсен. Пришлось открыть еще и глаза. Его лицо было прямо перед моим носом. И лежать было удобно. Слишком удобно для клетки. Конечно, лежала я на нем. Где же мне еще быть? — Я провел единение. Давно я не думала о нем как об идиоте. Но думала же? Или не думала? В голове было пусто, как в воскресный день на рабочем рынке[49]. — Ты спятил? Не отвечай. Вопрос риторический. — А ты живая, вижу. Можешь обзывать меня как хочешь. Я даже попыталась сползти с него и сесть, насколько хватило сил, но получилось лишь скатиться и зависнуть обезьянкой на прутьях. С ворчанием и нелестными мне характеристиками, меня втащили обратно. — Не дергайся, Анрика, ты тяжелая, а я не отошел еще. Кстати, жду благодарностей. Можешь даже поцеловать. Если бы у меня были силы на второй раз, то я бы опять сползла. Но в этот раз не смогла даже поднять голову. Так и дернулась, изображая несогласие с принятым Марсеном решением. — Иди ты. — Неблагодарная! — А я просила? Марсен, ты отстрочил неизбежное. И хоронишь теперь нас двоих. — Ты о чем? — Сначала надо было спрашивать. А потом делать. — Теперь ворчу я? Мне можно. Возраст, все такое. — Слушай, герой на мою голову. Единение жизни это хорошо. Если бы я была ранена, например. А меня поедает тьма. Прогрызает себе выход на волю. И это не остановить, понимаешь? — Но тебе легче. — Да, ты продлил мою агонию на пару часов. Кстати, как у тебя с завещанием? — Вот сучка! — Возможно. — Ты не права. Приехали. И перед кем я только что выступила с речью «Мы все умрем»? — Я выиграл нам время. Что-нибудь придумаем. Вздохнула. Упрямый, упрямый, демоны задери, какой же он упрямый! Понимает, видит и все игнорирует. Какое время? Подышать перед смертью? Так хотя бы только меня сожрало. А теперь смерть нам обоим. — Поделись со мной тьмой. — Тьма не перейдет. Клетка, Марсен. Ты что, забыл? — Забыл. Ладно. Дай подумать. Пожала плечами. Куда мне спешить? Разве что в мир иной. — А, если… Нет. Хотя… Рика, милая Рика, напомни мне, пожалуйста, кое-что. — М? — Я даже говорить не хотела. Зачем сотрясать воздух? Все равно он все себе придумает по-своему и сделает так же. — Что такое эта клетка? — Поглотитель магии. Любой магии. — Говорить в чью-то голую грудь не очень удобно. Приподнявшись, а теперь у меня сил хватило: после слияния восстановление и регенерация сказать мгновенны — сильно преуменьшить. — Давай переберемся в угол. Я тяжелая, а ты костлявый. Лежать неудобно. Квиты. Вот теперь квиты. Почти за все. — Никто не жаловался. — На меня тоже. — Пожав плечом, на четвереньках последовала к одному из стыков «стен». Марсен полз следом. — Так в этом дело? Обиделась? — Обогнув меня, почти отпихнув в сторону, растянулся по длине двух балок. — Давай уже. Будто я должна гору покорять, а не лечь рядом. — Двигай задом, Марсен. — Леди заговорила грубо? Обиделась, значит. Хм. При чем тут обиды? Плен и прутья, впивающиеся в задницу, отбивают желание следовать этикету. А условия у нас такие, что можно слегка опустить привычную планку. — Помню, как ругался капитан, когда тьма начала поглощать светлых из запаса. Знаешь, что он мне тогда сказал? «На войне нет приличий, есть только смерть и жизнь». — Я скривилась. Это было улыбкой с данью прошлым потерям. — Тогда я и пересмотрела свои жизненные принципы. На войне можно и ругнуться, Марсен. Марсен повернулся и смотрел на меня так, как смотрят на врага, или нового знакомого. — Рика, если мы перестанем быть людьми, кем же мы будем? Задумалась. И это тот парень, который опустился до ментального влияния и шантажа? — Мы будем мертвыми, Марсен. Если не придумаем, как выбраться из этой ямы, под названием одна жизнь на двоих. К чему ты спрашивал меня о клетках? — К чему? Хм. А как сама думаешь? — Только игры в загадки мне и не хватало. Справа — Марсен, полуголый и синий, слева — дыра над пропастью, чем еще заняться, кроме как вспомнить детство? — Марсен, я не менталист. А время идет. — Зануда ты, Рика. Время идет, но и спешить некуда. Хорошо, хочешь кратко и по сути, как на экзамене? Смотри. Клетка это что? Блокиратор магии. Так, да? — Да. — А тьма у нас что? — Я поднялась, села, в лицо смотреть Марсену не решилась. Но как же так, если все так очевидно? — Вижу, ты поняла. Магия это то, что мы делаем с силой. А тьма — это сила, но не сама магия. Отпусти тьму, не прибегая к ритуалу, заклинаниям, не делая ничего, кроме того, чтобы перестать ее держать в себе. — Но как? — Ответа я не ждала, продолжая размышлять вслух. — Притяжение тьмы, ее поглощение как результат призыва. А после я ее держу… точно. Ты прав. Боги, ты прав! Марсен, ты, демоны тебя подери, гений! Ха! Спасены! Я кинулась обниматься, прижалась так, вроде это я замерзла, а он меня греть будет. Марсен обнял одной рукой, другой продолжил удерживаться за одно из копий. Посмотрела на лицо парня, заглянула ему в глаза. Мягкая беззлобная улыбка и сосредоточенный взгляд. Ему очень шло быть таким. Он похлопал меня по спине, ободряюще, как друга. Опомнилась. Стало неловко. — Так что там у нас со временем? — Усмешка, которая ему тоже идет. Ему все идет. Даже быть подлецом. — Не ерничай. — Я отстранилась. — Наверное, тебе лучше отодвинуться. Или нет, лежи, я сама. Веришь в богов? — Хочешь, чтобы я молился? — Не хочу, но можно. Хуже не будет. Я забилась в противоположный угол. Клетка зашлась в истеричном шатании. Цепи грохотали и скрипели, не желая успокаиваться. Обстановка не такая, чтобы можно было сосредоточиться. Ни обстановка, ни внутреннее состояние. Но выбор небольшой. Часы отмеряли каждую каплю, а с ней и жизнь. Мысленно попрощалась с этим миром и отпустила то, что во мне. Отпустила, расслабилась, застыла камнем. «Помоги нам Всевидящий», — прошептала себе под нос. На Марсена не смотрела, прислушиваясь к себе. А тьма пошла, побежала по жилам, как кровь, как сила, окутала меня холодом, обжигая кожу. Горло сжало от судороги, мешая дышать. Я захрипела, закашлялась. Заскребла пальцами по железу, по коже, не чувствуя боли, а лишь хмель и дурноту. Из глаз хлынули слезы, изо рта вырвался дым. Кожа покрывалась тонкой пленкой туманного пота. Черного, как и мое дыхание. Тьму назвали тьмой неспроста. Черная, как грех и предтечи богов, как глубина астрала и сама бездна во всей ее безудержной красе. Я закричала. Но не от боли. Чувство полета, силы и безумной, неудержимой ярости. Как же это пьянило. Я была свободна. И жива. Я была жива!Глава 28. Тысяча причин для предательства
— Получилось, — сама себе не верила и бубнила под нос все одно и то же. — Марсен! Получилось. С широко распахнутыми глазами я смотрела на студиуса как на божественное дитя, нет, как на самого бога во плоти! И улыбалась улыбкой удивленного, но очень счастливого человека. Парень был не так радостен, как я, хотя и ответил улыбкой на улыбку. Присмотревшись, не удержалась от смеха. Адреналин бурлил в крови и искал выход. Не тьма, а радость мешала дышать и мыслить здраво. Больше не тьма. — Марсен, — хихикнула, тыча пальцем и нарушая все, чему учили сызмальства, — а ты голый. И снова хихикнула. Впала в детство? Или взыграла юность? Вспомнила на старости, что упустила в молодости? Какая разница? Хорошо-то как! Раскинуть руки и кричать на весь мир, что я победила тьму. — Будешь насмехаться, раздену. — Угрожаешь? — Предупреждаю. — Не джентельменский поступок, Марсен, угрожать даме. И раздевать без ее согласия. — Можно и с согласием. Это не принципиально. — И как смотрит! Зараза самоуверенная. Так и хочется сказать, что прошлые трюки больше его не спасут. — Хотела бы я это видеть. Согласие. Ха. Смешно, правда смешно. — Я улыбалась не менее самоуверенно. — Нарываешься. — Сейчас он напоминал кота, который хоть и сыт, но вполне способен прихлопнуть мышь. В роли мыши, разумеется, была я. Но котик забыл, что и мышки кусаются. — Радость моя, ты синий от холода. Это во-первых. Во-вторых… Он прыгнул на меня, и я поняла, что таки нарвалась. Не ожидала от задубевшего тела такой прыти. Это серьезный просчет. Всегда говорила, что войны проигрывают те, кто недооценил врага. Наша борьба проходила в молчании и пыхтении, с тихой руганью под конец, когда Марсену удалось заломить мои руки и прижать лицом к прутьям клетки. — Знакомо, да? — прошептали мне слишком горячим дыханием для человека, который дрожит от холода. Может, правда у него жар? Я могла зацепить тьмой или нет? Я задергалась с удвоенной силой, желая повернуть голову и убедиться, что с сокамерником все если не хорошо, то в пределах нормы. — Рика, хватит дергаться! Или, может, ты хочешь, чтобы я повторил тебе весь сеанс от и до? Тот самый, — добавил он под конец, подчеркнуто намекая, что речь идет о моих фантазиях с его участием. Я зарычала. — О-ла-ла! Какие страсти, неожиданно, господа, неожиданно, — в одной из верхних ниш, которая была более похожа на птичий насест, стояла женщина с виду лет около пятидесяти, возможно младше. Лицо ее я с трудом различала на таком расстоянии, но голос, хриплый, каркающий, наводил на мысль, что дама не первой молодости и по взрослости побеждает меня с существенным отрывом. — Жули, милый мой мальчик, ты не предупреждал, что наши гости настолько активны и прогрессивны. Если бы я только знала, что Вы, мадемуазель столь страстная натура, я обязательно бы отправила Вас сразу же к своему брату. Уверена, он сможет Вас удовлетворить намного лучше, чем это нелепое создание. Марсен меня сразу же отпустил, откатившись и стараясь прикрыться, что ему не удалось. Он опять был возбужден! В который раз на моей памяти. Или у меня воспоминания перепутались? Стоило бы разобраться. Но не сейчас. Сейчас мне предстояло знакомство с главной зачинщицей переворота. — Мадемуазель Трулс? — Вы и правда так умны, герцогиня, как о Вас рассказывали, — голос изменился из тягуче-сладковатого на резкие словесные взмахи мачете. — Смерть наших слуг, я так понимаю, на Вашей совести? — Мистрис, — королеву-самозванку перебил тот самый парень, что был назван Жули, — мессир сказал, что пленников будет опрашивать он и… — Вон. Пошел вон. — Но… — С мессиром я сама разберусь. Исчезните, адепт Жули, пока Вы не исчезли заодно со слугами. Резкие переходы в настроении и интонациях делали мне заметную подсказку, что передо мной не только главный заговорщик, но и обычнейший психопат. А то, как она высказала слуге, что может его заодно казнить заодно, это не было угрозой. Это было чем-то на грани соблазна, когда ты еле сдерживаешься. Эта женщина любит смерть. Любит причинять боль и получает от этого удовольствие. С другой стороны, чего еще ждать от франкцийцев? Извращенный народ, помешанный на удовольствии. — Неужели заговорщики не могут позволить себе в слуги магически одаренных людей? — Я сказала первое, что пришло в голову. Хотелось ее рассмотреть вблизи, но возможности такой у меня пока не было. Только и оставалось, что ждать возможности, которая, я уверена, у меня еще будет. Изображать для «королевы бунтовщиков» наглую высокомерную дочь герцога не так сложно. Стоило вспомнить поведение своих кузин, и сразу же вырисовывался четкий план действий. Повыше нос, поменьше манер. От провинциалов никто не ждет соблюдения этикета. Тем более, когда ты дочь, от которой отреклись. Вульгарность мне в помощь. Что касается франкцийцев, как я слышала, этикет при дворе тамошнего правителя не соблюдался вовсе. Куртизанки блистали на балах вместе с юными девицами и их чопорными мамашами. Воры и убийцы были вхожи в дома знати, а грубые вояки могли легко взять в жены (и любовницы) любое пожелавшее стать таковым создание. Что шлюха, что девственница. — Милочка, Вы дерзите своей королеве. Вы хоть и герцогиня, но все же ниже меня по статусу. Разве Ваш покойный батюшка не соизволил научить Вас этим простым вещам? Королева. Еле удержалась, чтобы не рассмеяться. И почему она называет меня герцогиней? В конце концов я вторая дочь без права наследования. И покойный батюшка? Она не спутала меня с кем-то? — Мадемуаз… Мадам? О, простите, сиятельная, верно? Вы с кем-то меня спутали. Я Анрика Ива-Нова, вторая дочь герцога Ива-Нова, не наследующая его титул и земли. К концу своей речи я подтянулась на прутьях и стала во весь свой небольшой рост, пытаясь рассмотреть женщину, что вела столь безумные и жестокие игры. Сердце мое колотилось, как часы большого Бэна на центральной площади столицы. — Я знаю, кто Вы, герцогиня. А вот Вы — нет. Но мы это исправим. Потом. Как Вы убили моих слуг? Поделитесь секретом, милая герцогиня. Теряюсь в догадках. — Я никого не убивала, — пожала плечами и попыталась сделать вид, что не понимаю, о чем вообще речь. — Да, не Вы, тьма. Но след привел меня сюда. Где Вы и молодой человек были готовы предаться страсти. Не сожалею, что прервала Вас. Все-таки Вы невеста моего брата. Стоит об этом и Вам не забывать. — Что-то я не припоминаю, сиятельная, чтобы Ваш брат делал мне предложение. — Это такие мелочи, право. Мы же современные люди. Но подождите. Мне надоело усиливать голоса магией. Мальчик, опусти клетку. Сама магичка, а она маг, причем, по иронии судьбы, не иначе воздушница, светлая. Спрыгнула с балкона и прошлась по воздуху вниз, опираясь на невидимые никому, кроме нее самой, ступени. Сильна. Сжатие воздуха до плотности, на которую можно стать, — очень сильна. Слишком и пугающе сильна. В противостоянии с ней я бы проиграла, даже захлебываясь по горло в силе тьмы. Клеть заскрипела, цепи взвыли, казалось, кричит вся тюрьма. То ли от боли, то ли от тоски по свободе. И мы начали спускаться вниз. До тех пор, пока на последнем шаге клетку не тряхнуло и она кулем упала на пол. Мы с Марсеном повалились вслед. Хотя оба старались удержаться на ногах. Удержаться и сохранить себе конечности в целости и сохранности. Ни мне, ни сокамернику в этом не повезло. Я подвернула лодыжку при падении, а Марсен и того сильнее покалечился. Когда он попытался кинуться мне на помощь после падения, клетка зашаталась и завалилась на бок, придавив ему руку. Кость хрустнула как свежий снег под ногами в морозный вечер. Жуткий звук. Парень лишь охнул и ругнулся так, что сучья королева рассмеялась. Еще одно доказательство того, что дама больна и сверх меры жестока. — Марсен, — была моя очередь стонать и кидаться на помощь. Нога заболела, подвернулась, и я припала на одно колено, увы, больной ноги. Зашипев от боли, задергавшись, еле совладала с собой. Со второй попытки поднялась и зажмурилась от парализующей боли. — Как все удачно складывается, — сказала ведьма в никуда, а после повернулась ко входу, откуда прибыли мы. Там стоял тот самый мальчишка, что привел меня. — Мальчик, позови Люко и Ксави и напомни моему брату, что его заждались. — Не стоит, сестра, я тут, прости за опоздание. Что-то случилось? — На меня вновь накинулся запах сладости и вишен. Он вызывал во мне все больше отвращения. И запах, и его обладатель. В памяти то и дело вспыхивали картины недавнего прошлого. Я оступилась в который раз и села на дно клетки. Добираться ползком к Марсену, который пытался вытянуть руку, зажатую весом клетки и нашим, было унизительно. Но и оставаться безучастной к боли парня я не могла. К бездне унижение, ему плохо из-за меня. И дело не только в руке. Он здесь из-за того, что кто-то решил, что дочь герцога, потомка первого короля, лучший из вариантов для государственного переворота. Из-за меня мы здесь. Мне и помогать. Мне и вытаскивать нас из этого прорыва человеческой грязи. Я не была рьяным патриотом и последователем нашего монарха. Но предателей, как и любых насекомых, я не любила с детства. Это было что-то на уровне подсознания или дурной наследственности. Когда не умеешь лебезить и улыбаться тем, кого считаешь по тем или иным причинам отвратительным. Хорошо, когда ты дочь герцога и можешь себе это позволить в большинстве случаев. Еще лучше, когда ты ученый и старая дева со скверным характером, в таких случаях можно вообще все. Это как определенный класс, женщина в брюках и без комплексов. Такие, как я, всегда идут отдельно. Подальше от группы дам, подходящих для брака, желанных и любимых. Подозреваю, где-то рядом от нас находятся психически больные, опасные уголовники и люди, болеющие заразными болезнями. — Это ужасно, брат. Нет, не могу на это смотреть! — Изобразив даму в отчаянии, недокоролева вновь сменила тон. — Габ, займись. Или это сделаю я. И ушла, шурша парчовыми юбками. Никак не уместными здесь, в логове предателей. И тем более на нижних уровнях, где, подозреваю, находятся не только камеры с клетками для магов. Габистер проводил сестру долгим взглядом. — Мадемуазель, Вам лучше пройти со мной. — Простите, но нет. Моему спутнику нужна помощь. — Анрика, прошу прощения, — извинение извинению рознь. Я извинялась, чтобы не навлечь гнев, передо мной — из привычки, — но Вы не понимаете. Вы пойдете со мной, хотите того или нет. Это решение сестры, не мое. Что-то я не заметила, чтобы сестра указывала увести меня отсюда. Но, в этот раз, я собиралась сопротивляться, даже, если это чревато. В клетке Марсен не мог исцелиться. Я ему мало чем могла помочь также. Блокиратор силы работал без перерывов на обед. — Габистер, я прошу Вас, я пойду, куда скажете. Но помогите моему спутнику. Это… Боги, это бесчеловечно. Я кусала губы и пыталась подобрать нужные слова. Не стоило показывать свое отношение к Марсену, не стоило, и было ошибкой. Может, не сам Трулс, но его сестра, принц, кто-то заметит, узнает и это использует. Я бы использовала. А я ведь считаю себя неплохим человеком. По крайней мере, я не устраиваю заговоров и не держу людей в плену. И не замышляю убить короля. Или принцессу? Что-то мне подсказывает, что правящему семейству угрожает именно уничтожение. — Хорошо, Анрика, ему помогут. Но Вы, Вы пройдете со мной и больше никогда, ни при каких условиях не станете оспаривать мои решения. И уж тем более просьбы. Мы договорились? Столь жесткие условия, тон, это меня удивило. Я смотрела на Трулса и поймала себя на мысли, что впервые за все время испугалась. Не тьмы, не прорывов. Не смерти. А человека. Сейчас я не знала и не понимала, чего мне ждать от этого мужчины. Внизу он мне казался слабым и безвольным, идущим на поводу у сестры и других заговорщиков. А теперь, похоже, это жесткий, малоприятный мужчина, который неизвестно что задумал. И еще меньше понятно, какую роль в этом сыграю я. — Хорошо. — Это все, что я могла сказать. Остальные слова показались лишними. Да и любая мысль таяла еще на подходе вместе с надеждой на спасение. — Держись. Это уже я говорила Марсену, хоть и не глядела на него. Я чувствовала его боль. И боялась, боялась, что я ее увижу. Увидеть этого мальчишку сломленным я не была готова. У кого-то свои знаки о конце света, а у меня свой. Марсен на коленях, сломленный и уничтоженный. Мальчик-слуга поспешил открыть клетку, и я вышла из нее, Марсен ринулся следом, с нечеловеческими усилиями вырвав руку из плена тяжести. Из тени возникла троица в темных одеждах. Их лица были закрыты черными тряпками, похожими на бинты. На востоке, за пустыней, на берегах мертвых племен, тех самых, откуда копья, была привычка хоронить так своих мертвых, с черными бинтами по всему телу. Марсена подхватили двое из троих под руки и удержали на месте. Он захрипел, засипел. Боль, ему больно. А я ничего не могу сделать. Не знаю, откуда у него силы были на тот рывок, но это невозможно. Я считала, что нас не будут пытать. И ошиблась. Это была пытка. Для меня моральная. А для Марсена — и все, и сразу. — Габистер, — я, ковыляя, приблизилась к нему, — я очень Вас прошу. Хотите, я стану на колени? Но только, переведите его отсюда. И предоставьте ему помощь. Другая темница, что угодно, не столь… сильное. Пожалуйста! Это была последняя грань унижения. Хуже, только если припасть к ногам. Но сейчас я четко поставила для себя цель — убрать отсюда парня. Даже такой ценой. Ну а стоять на коленях не так уж и страшно. Особенно, если это тебе придает силы и желание отомстить. За все, и с процентами. — Отведите мальчишку в камеры на верхнем нижнем. — Трулс задумался. — Врач мертв? — Да, сир, — мальчишка все так же был подле. — На его место. Егуны, излечите и охраняйте. А меня, подхватив под локоть, увел. Крепкая хватка и быстрый шаг, где было ясно, что ему все равно, могу я идти, или нет. И к чему были эти метания внизу? Что это было? Слабость? Дешевое представление? Все больше и чаще мне кажется, что я единственная еще не сошла с ума в уже безумном мире. В мире Трулсов, клеток и странных стражей с черными бинтами на лицах.Глава 29. Заговор против короны
— Проходите, Анрика, — меня привели в личные покои. В первой же комнате был обнаружены маленький кофейный столик, рояль, тахта и пара стульев, обтянутые шкурами серебристого цвета. Возможно, редкий йети или его близкий родич ледяной медведь. Для себя я присмотрела тахту, надеясь, что Трулс предпочтет сесть напротив. Тахта по всем показателям была удобнее, тогда как узкие стулья напоминали эльфийский трон из музея прошлых веков. Слишком узкий для моего все еще не маленькогозада и слишком вычурный для моего примитивного вкуса. Позолота подлокотников, полудрагоценные камни в окантовке — меня будто вернули в детство и опять принуждали разливать чай по чашкам мельче, чем лепестки розы. — Комнаты прослушиваются? — одними губами спросила я. Так как меня это больше всего интересовало. Сильнее хотелось только узнать, что же он хотел обговорить со мной там, внизу. Для чего ему нужна я и моя поддержка. — Прослушиваются, но это не беда. — Он присел рядом со мной и прошептал мне это на ухо. Рефлекторно я отшатнулась. Но реакции на это не последовало. Трулс все так же смотрел на меня, внимательно и с небольшим интересом. Будто бы мы только познакомились. — Я все расскажу чуть позже. А сейчас позвольте угостить Вас. Вы голодны? Мой желудок поспешил ответить раньше, чем я успела открыть рот. Потому лишь кивнула. Сама же рассматривала комнату. Светлое помещение, узкие окна с витражами, мебель, обтянутая шкурами, и шкуры по полу вместо ковров. Стены из серого кирпича были лишены прикрас, не поштукатурены, не обтянуты шелками. Лишь гобелены, старые, как и сам замок, прикрывали их, но больше, судя по их движению, это предназначалось для защиты от сквозняков. Избежать же холода в этих комнатах было сложно. Единственным источником тепла был камин, в котором жарко полыхал огонь. Размер камина был внушителен, как и вся комната. Тут с лихвой можно было поместить полкурса моих студентов. Высокий мужчина рядом и огромная комната, как никогда, давили на меня, внушая, что я лишь мелкая песчинка в огромном мире. Но все же я расправила плечи и задала следующий вопрос: — Что происходит? Для чего Вам я? — Думаю, Вы догадались. Вот, — мне протянули стеклянную корзинку со свежими овощами, мясом и сыром. Сам Трулс потянулся к графину. — Я знаю, что Вы предпочитаете коньяк, потому спрашивать не буду, станете ли его пить. Лишь уточню, к нему добавить кофе? — Нет, — я мотнула головой. Конечно, я захмелею. И пить с врагом опасное дело. Но мне надо было разогнать кровь по жилам, а быть отравленной сейчас и здесь я не боялась. Предчувствие или трезвый расчет, но я не видела смысла, чтобы меня отравить чем-то сейчас. Я и так в полной их власти. — О заговоре Вы знаете, тайная канцелярия наверняка просветила. У меня к Вам вопрос по этому поводу, Вы работаете с ними, или это совпадение? Вопрос с подвохом. Но мне скрывать нечего. — Я не работаю на тайную канцелярию и никогда не имела с ними дел. Как эмпат, он чувствует ложь. А, как та самая «Вы же умная женщина», я умела отвечать на вопросы так, чтобы не попасть впросак. И не сболтнуть лишнего. Личные отношения с работником канцелярии абсолютно не связаны с делами. Даже если это друг или сын друга, бывшего друга, это личное. И таковым останется для меня. А дела… какие могут быть дела у профессора магического университета с тайной канцелярией? Я поискала глазами столовые приборы, но таковых не было. Мясо выглядело жирным, и я сосредоточилась на сыре. Хорошая закуска, хоть и не под коньяк. Я наконец-то получила свой бокал с жидкостью орехового цвета. И сделала первый глоток. Неплохо. Горло обожгло знакомым теплом. — Хорошо, я верю Вам, Анрика. Так что Вы спрашивали? Почему Вы? Вы герцогиня, последняя в роду. О-ла-ла, Вы не знали! Простите, мадмуазель! Я побледнела. Последняя в роду — звучало странно. И страшно. Но как? У меня большая семья. Очень большая. Это ошибка. Глупость. Не может быть! Я пошатнулась. Отрицательно качнула головой. Еще раз и еще. Я мотала головой, не желая слушать продолжение. Но оно было. — Да, Ваша семья мертва. Все мертвы. Остались только Вы. Про запас остается еще дочь Петра-Новы, но мы никак не можем поймать это семейство на месте. И отец, и сын будто исчезли из мира, будто сама тьма их поглотила. О нет, сейчас не об этом. Ирга, должен сказать, меня не интересует. Тут мы с сестрой согласны. Но мое предпочтение не связано с ее выбором. Мне нужна умная женщина, рассудительная. И таковыми я вижу своих детей. Петра-Новы лишены этого. Они умны, как умен ученый, но безрассудны, а где безрассудство, там и глупость. Очень тонкая грань. Анрика, я восхищен вами, и сейчас больше, чем раньше. Раньше мой выбор больше был связан с тем, что Вы не столь юны, как Ирга, Вы всегда были прагматичны, и даже Ваша профессия и работа на короля больше подходит женщине, чем армейское прошлое и скачки по полям за принцессой юной Петра-Новы. — Я тоже воевала, — почему-то уточнила я. — Это мелочи. Вы пошли на войну по приказу, а не по собственной воле. Даже сейчас, будучи сильнейшим из магов тьмы, Вы выбрали любовника, вместо того чтобы защищать страну. Я не знала. И мне стало стыдно. Вот как все выглядело со стороны. Сбежал от службы сильнейший маг. С любовником. Боги, мне наверняка вся страна перемыла кости и прокляла раз этак миллион. Но спорить не стала. Плохая репутация мне сейчас на руку. Может, во мне увидят своего и мне удастся сбежать? Или высвободить Марсена? — Еда. Марсена накормят? — Вы опять об этом мальчишке. — Он поморщился. — Вы слишком хороши для него. Молчать и не спорить. Тем более когда сама так же считала. Сейчас я смотрела на себя под другим углом. Так ли уж я лучше Марсена, или каждый из нас эгоист, оба с душой в темную крапинку, отличающиеся друг от друга лишь степенью темноты? — И все же, я бы попросила его тоже покормить. Или разрешить разделить с ним мою еду. — Боги, Анрика, еда — малейшая беда для вашего любовника. Но если хотите, я прикажу подать еще еды, и Вы прихватите ее с собой. Вы желаете с ним разделить камеру, я верно понимаю? — Да. — При мысли оставить Марсена или, скорее, остаться самой наедине со своими думами, мне становилось страшно. Это очень плохо, я плохой человек, но то, что я тут не одна, меня радовало. И угнетало одновременно. И почему я не спорю, не отрицаю нашу связь? Может, потому что в душе я все еще не смирилась, что тот случай, из-за чего меня шантажировали, был не на самом деле, а все же моей фантазией? Я молча жевала еду, хотя проглотить было намного сложнее. Не хотелось. Каждый кусок давался с трудом. Моя семья мертва. Все. Я их не очень любила. Это правда. Но смерть — это не совсем то, чего ждешь. И племянники. Их я любила, как своих детей. От мыслей о двух подростках, что где-то лежат в хладной земле, мне становилось совсем плохо. Раньше я вторжение тьмы воспринимала по-другому. Вроде того, что это стихийное бедствие, от которого не скрыться. А последствия можно убрать. Никогда раньше не думала о жертвах этого бедствия. Молодых, юных, тех, кто еще не начал жить. военные шли не в счет. Это наш долг — жить и умереть в форме. Наш сознательный выбор. Но дети не выбирали этого. Смерть. — Вы расстроены, Анрика? Мне жаль. Но по-другому было нельзя. И мой голос мало бы что изменил. Я так и застыла с рукой над вазой с едой. Убрала руку. Не поворачивая головы, хрипло, будто после болезни, спросила: — Нельзя? — Убирали всех, кто на стороне больного короля. И тех, кто может помешать. — Их убили люди? Люди? Последнее уточнение делала, не скрывая надежды. Надежды на отрицательный ответ, надежды услышать, что я ошиблась. В голове не укладывалось, что человек может убить другого просто потому, что тот мешает каким-то планам. — Нет, убила тьма. Но прорывы, о мадемуазель, Вы не поняли! Прорывы возникли не просто так. Тьма пришла по нашей воле. Вы же заметили, что тьма возникла вне границ? Я бы рассказал больше, но это лишняя для Вас информация, и не уверен, что мне это разрешено. — Он улыбнулся мягко, извиняющее, будто извинялся, что не может проводить меня домой поздним вечером. Это сон, ужасный, кошмарный сон. Я встряхнула головой. И ухватилась за маленький стол, подвигая к себе вазу. Звук скольжения стола по каменному полу прошелся когтями по нервам. Это взбодрило. А Трулс искривил губы, немного брезгливо, немного недовольно. Повернулся, его левая рука легла на столик, останавливая движение, а правая на мою ладонь. У него теплые руки. Теплые руки, мягкий голос, но жесткий взгляд и жестокие поступки. Его голос ничего бы не изменил. Значит, мог попытаться. Но не стал. Ненавижу. Впервые в жизни. Когда-то я невзлюбила мальчишку, который ничего не делал, но все получал на блюдечке с позолотой. Я думала, что это была ненависть. Нет. Немного праведный гнев, немного раздражение. Немного зависти и восхищения. Мне в жизни ничего с неба не упало. Даже обучение в высшей школе магии или колледж ведовства — поступала я без связей, инкогнито, а деньги на учебу были использованы из моего приданого. Которого сейчас нет. Бездна. Приданое у меня появилось. Других наследников родовых владений, земель, капитала нет в живых. В то, что моя семья уничтожена, я поверила сразу. Я думала еще там, на полуострове, что им нужна всего лишь дочь герцога. Но нет. Они замахнулись на герцогиню. А древних родов всего три, так что выбор небольшой. Или я, или кто-то из моих замужних кузин, или сестра, которая вышла из детородного возраста и племянницы, которым до деторождения еще пару лет. Я понравилась Трулсу? Сомнительно. Или это выбор между ужасно и более-менее. Когда на фоне бродяги подойдет и доходяга. — Я могу вернуться в камеру? — Руки так и держались за столик. Последняя опора, а надо отпустить. Отпустить, сесть расслабленно, улыбнуться, сделать вид, что я в порядке. Поинтересоваться дальнейшими планами. Может, пофлиртовать, намекнуть, что мне нравится Трулс. Это было бы так чудесно, если бы у меня получилось. Но не получалось. Все, что смогла, это оторвать себя от столика. Куда теперь деть руки? С руками помог Трулс, взяв мои ладони в свои. У него большие руки, узловатые тонкие пальцы, ухоженные ногти. На мизинце блестел граль в обрамлении черлена[50]. Взглядом я зацепилась за это украшение и усиленно настраивала себя на флирт, улыбки и игру во «все прекрасно». — Я провожу Вас, но немного позже. Примите ванну, Анрика, отдохните, вспомните, что Вы дама из высшего общества. Принц суров, но даже он не может запретить мне ухаживать за невестой. Я хочу побаловать Вас. Я кивнула. Глупо уставившись на его руки. Его руки на моих. Тем самым мизинцем с украшением он начал выводить какие-то странные узоры на моих ладонях. Какая-то магия? Я присмотрелась, но ничего не было. Попытка приласкать? Не помню, делал ли он так раньше. Многое из его ухаживаний из памяти исчезло. Даже его лицо было словно в тумане. Оно и верно, я была в любовном угаре. Магическом угаре. — Ванная, мне куда? Здесь? — Да, Анрика, ванная в моих покоях. Следуйте за мной. Я безропотно последовала за мужчиной, который отпустил только одну мою руку, а со второй все так же играл, поглаживая. Очень хотелось вырвать руку. На душе было тягуче тоскливо. Будто бы враз закончилось лето и начался листопад, с порывами северного ветра. «Боль не есть ты». Я попыталась, но с душой это не помогало. С телом — работало, а душа, душа сложна, душа и есть ты. От себя не уйти. Меня провели в комнату не меньше, чем сама гостиная, черный камень и позолота намекали на высокий статус человека, который тут обитает. В золотых вазах благоухали снежные музалии[51], по центру комнаты находилась большая ванна, вытесанная из цельного камня белого цвета с перламутром. В форме ракушки. — Красиво, — я одобрительно кивнула, пряча глаза и боль в них. — Вы оставите меня, месье? — Нет, Анрика, не оставлю. — Я дернулась раньше, чем осознала, чем успела приказать своему телу не реагировать. — Мадемуазель, принимайте ванну, а я поведаю Вам о наших планах. Наших с Вами, коль Вы согласились меня выслушать. Смею надеяться, не откажете мне и в том, чтобы стать мне невестой во всех смыслах этого слова. Я закрыла глаза. Он собирается… хочет, хочет меня? Ни единым взглядом, намеком не было сказано, что я буду… — Простите, месье Трулс, но я не понимаю. Вы говорите о том, чтобы, — я замялась, одно дело огрызаться Марсену, и другое — быть в ванной чужака, захватчика, убийцы своей семьи. И вести с ним великосветские беседы о заговорах и любви? Сама не понимаю, что же я спрашиваю, так и сказала, как чувствовала, — мы сейчас приняли ванну вместе? — Нет, Аньи, Вы не против, если я буду так Вас называть? В бездну условности, я устал. Хватает других обитателей замка. Я вижу в Вас будущую жену. Напарницу, наперсницу. Как и говорил ранее, — он развязал галстук и бросил тот в сторону шифоньера, — я считаю Вас разумной, практичной женщиной. И думаю, уверен, мы договоримся. Тем более, Вы уже подтвердили то, что с Вами можно вести диалог. Вслед за галстуком отправился сюртук. Я стояла и наблюдала как он раздевается. Что тут происходит? Нить реальности, точнее логика событий, от меня ускользала маленькой дикой рыбкой. — Месье? — Габ, называйте меня Габом, как там, на острове. Мне нравилось. Раздевайтесь, Аньи, Вы же не думаете принимать ванну в одежде? Если бы было где сесть, я бы сразу же это сделала. Но был только Трулс, пол и чаша ванной, с пенкой и ароматом чухардийского апельсина. Нетвердым шагом я подошла к стене с зеркалом на всю стену. Прислонившись к нему спиной я, обретя опору и кое-какую уверенность, что я все же не сошла с ума, а лишь Трулс ведет себя странно, то предлагая раздеться, то утверждая, что спать со мной не собирается. Я решила перейти к более четким вопросам, раз на деликатность получаю информацию, вынуждающую меня сомневаться в себе и реальности происходящего. — Тогда, я не понимаю, Габистер, чего Вы от меня хотите? Раздеться и дальше что? — Принять ванну. О, понимаю, Вас смущает мое присутствие? Но по-другому никак. Я мог бы стать спиной к Вам, но это лишено смысла. Тем более, придется поддержать видимость того, что мы с Вами все-таки ванну принимали вместе. Я совсем запуталась. Раздевайся, принимай ванную, сам раздевается, но ванну принимать не будет, а лишь создавать видимость? Как? Поставит между нами шифоньер в ванной? Или, как в древние времена, меч и щит[52]? — И, что дальше? — Я сделала вид, что расстегиваю рубашку, принявшись за манжеты. — Дальше, примем по очереди ванную. И поговорим. Тут нет прослушки, как понимаете. А ванная готовилась только для меня. — Вы уверены, что нас не слушают? — Лично проверил перед Вашим появлением, можете не беспокоиться. И почему я не отвернусь? На всякий случай я должен знать, как Вы выглядите в обнаженном виде, ведь официально мы принимаем ванную вместе. Чувствуйте себя свободно. В конце— концов, Вы же моя невеста, ну, а то, что Вы не девственны, я знаю. Нет нужды изображать лишнюю стыдливость. Мои губы дрогнули. Захотелось и Трулсу сказать какую-то нибудь гадость, из тех, что я любила и выкладывала как на духу Марсену. Но промолчала. Мне сомнительно, что сделают что-то во вред. А парень может пострадать. И я перешла к поспешному освобождению от одежд. Все смущение я отложила внутри себя на ту полку, где находились остальные причины, чтобы убить, отомстить, стереть с лица земли весь этот замок вместе с его обитателями. — Хорошо, Габистер, рассказывайте, что именно Вы задумали, и, считайте, что моя поддержка почти Ваша. — Почти, Аньи? — Да, у меня тоже есть условия. — Сняв рубашку, я взялась за брюки. Мужчина наблюдал за мной с долей безразличия и даже скуки. Но расслабиться это не помогало. — Мне нужна свобода для Марсена. — Не возможно. Но я могу дать гарантию, что ему сохранят жизнь и предоставят вполне сносные условия для проживания в замке. Пока все не закончится. Долго не думая, я согласилась. На большее я и не рассчитывала. Хотя и просила больше, чем ждала. Полностью раздевшись, я прошла под тем же пристальным взглядом к ванной, и, не скрывая облегчения, спряталась за пышной пеной. — Что вы предлагаете, Габистер? — Ничего особенного, но Вы всегда и во всем будете на моей стороне. Вас, если проявите лояльность, введут в совет. Я поспособствую. Проявите разумность. Тем самым Вас не будут подвергать любовным чарам. Условия Вашего существования будут не хуже, чем мои. При должном рвении мы добьемся влияния при дворе сестры. А, как только у меня будут наследники, мы сможем эту власть перехватить. — Хотите обойти племянника? — И обойду. Принц помешался на управлении тьмой, желает вернуть древнюю магию и призвать старых богов. О, сущие пустяки, сестра его держит лишь ради его денег и войска. Половина наших адептов — это его последователи. Как и вся эта чепуха с адептами, сирами и остальным. Но пока нам приходится терпеть. — А как же Ваша сестра? — Сестра далеко не юна. И править будет не она, а мой племянник. Только есть одна проблема. И сестра пока этого не знает. Будущий король равнодушен к женщинам. Он не сможет подарить короне наследников. — Он..… мужчин? — Нет, никого. Полностью аскетичен. Врачи утверждают, что его семя активно, но ему давно за тридцать и еще ни одна красотка не смогла..… Вы понимаете. Он безразличен к плоти. Рано или поздно сестра это поймет, и возникнет вопрос, кто станет наследником. Наши дети более чем подойдут, Аньи. А быть регентом не так уж и плохо, особенно, если на троне твое дитя. Звучало это все неплохо. Действительно неплохо. Но смерть моей семьи, убийства других, все, что случилось до этого, эту картину волшебного будущего основательно портили. — Так Вы хотите, чтобы, поддерживая сестру, мы вели свою политику, привлекая сторонников? И, когда придет время, сместили, отлучили ту от трона, вместе с племянником? — Возможно, хотя сейчас я рассматриваю вариант менее болезненный. Сестре шестой десяток, племянник бесплоден и интересуется больше религией и теми же павшими богами. А еще плохая наследственность со стороны его отца — болезни в королевской династии преследуют всех от отца к сыну, от матери к дочери. Думаю, что трон освободится сам по себе. Думает, но навряд ли не учитывает исключает смещение. Я потянулась за флаконом с шампунем. — Хорошо, Габистер, считайте, что мы договорились. Обо всем. Я с Вами.Глава 30. Спасение рядового мага. Ход конем
Песенка павших под Хайлоо пробирала до костей. Намного глубже, чем холод, сильнее, чем тоска по воле. Камеру открыл один из забинтованных. Трулс лично провожал, ведя меня и поддерживая под локоть. В той же одежде, но вычищенной дорогущей бытовой магией. Предложено было платье, шелковое, с корсетом и нежнейшей вышивкой, зефирно-розовое, воздушное, как сладость первой любви. Я отказалась. В розовом я похожа на ручную свинку зажиточной фермерши. И бросить заговоренные вещи? Я была в своем уме. Даже сейчас. — Герцогиня, — Трулс поклонился, а после внезапно привлек меня к себе и страстно поцеловал в губы. Поцелуй был нежным, нежнее того шелка, что платье. И слюнявым. Я резко отвернулась. И споткнулась о злой взгляд Марсена, который лежал на вполне приличной двуспальной кровати. — Еще увидимся. — Да, Габистер, еще увидимся. — Пришлось обернуться. Я улыбнулась одними губами. В моих глазах застыл упрек. Для чего это было? — Стража, закрывайте. — И кивнул в сторону одного из мужчин в черном. Мужчин? Или парней? Может, стариков? Я сделала шаг вперед, чтобы разглядеть. Но увидела лишь обитую железом дверь. Закаленную в драконьем огне, зачарованную от взломов, обвешанную и обрисованную символами магии и силы. На взлом этого бастиона мне потребовалась бы ночь-другая. Вместе с Марсеном управились бы и раньше. Но людей всех не перебить. Я подошла к кровати. — Хорошо поешь. — Понравилось? — Никогда не думала, что можно смотреть на кого-то снизу вверх и чувствовать при этом превосходство. — Понравилось. Не знала, что ты столь одарен. — Помялась. Ванна, которая должна была снять напряжение с тела и души, лишь добавила усталости. — Подвинешься? — Даже не прогоняешь. Рика, ты ли это? Нет. Молчи. Как прошел вечер? Ужин? Вижу, искупалась? И как тебе Трулс? Довольна? Удовлетворена? Рик? Почему молчишь? Неужели не понравилось? И почему вернулась сюда? Посмеяться напоследок?! Говори же, тьма тебя подери! Марсен больше не лежал. Веселые ноты песни никак не вязались с тем, что я видела сейчас. Глаза метали молнии, а весь он был будто собран в единый комок нервов и ярости. Я попыталась его отстранить от себя, но с таким успехом могла бы двигать стены камеры. — Марсен, уймись, давай поспим. — Устала? — Сочувствие и гнев — и кто из нас издевается? Я показательно вздохнула и прикрыла глаза. — Поспать не дашь? — Его лицо перекосило. Определенно, это ответ «не дам». — Давай хоть сядем. Посидеть-то можно? — Рика, тьма, Рика, что ты творишь? Ты спелась с заговорщиками? Какого жезла, демоны тебя отдери! Я взяла его за руку. И сама удивилась своему жесту. И он тоже. На его руке был черный бинт: — Что это? — Я еще не поняла. Пока не поняла. — Что с рукой? Покажи. Я все же села, почти впихнувшись между молодым человеком и тумбой. И потянула бинт. Он пытался убрать руку, но не успел. Еще немного и завязалась бы потасовка. В жизни не дралась, даже в детстве, зато с Марсеном жизнь будто решила мне компенсировать упущенное. — Не надо. — На грани слышимости. Но это меня лишь подстегнуло. Руки дрожали. И мои, и Марсена. Я рванула тряпку, чтобы увидеть. Чтобы потерять чувство реальности. Чтобы застыть. И закричать. То ли от боли, то ли от обиды. А, может, из желания убить. Всех. И Марсена в первую очередь! — Какого жезла? — Кожи не было. Кое-где, проглядывала кость. Там, где была плоть — она была мертва, уже мертва. — Сильвий, что это? — Тлен, Рика, это тлен. Тьма, как ее еще называют. Темное целительство. — Тьма? Темное целительство? Ердык, Моглай[53] и все их племя! Ты… Ты… это не оно! Я вцепилась в руку Марсена и сжала ее с такой силой, что он зашипел. Меня колотило. — Это не темная магия. Это магия древних. Кто… кто это сделал с тобой?! — Стражи, они и лечили, Рик, успокойся, они лечили… Руку уже было нельзя спасти. Дурак. Молодой дурак. Одна жизнь на двоих. Мне надо кого-то убить. Ударить. Сделать больно. Я ударила кулаком по постели, но это было смехотворно. Попыталась подняться, но теперь уже Марсен держал меня. — Рик, хватит. И это я злюсь! А ты… — Что я? Что? Тебя лишили руки! Мертвая плоть… боги! — Я дышала сипло, рвано, будто хочу заплакать. Но слез не было. — Руку не восстановить. Никто не вернет. Разве что древние боги. Будь они живы. Всевидящий! За что? Тебе… больно? — Сложно злиться, когда ты волнуешься. Ты же волнуешься? Нет. Боли нет. Рика… — Молчи Марсен, во имя всего святого, грешного, во имя души и плоти, молчи… — Рика, забудь. Ты договорилась с ними? Тебя отпустят? — Если бы меня отпустили, меня бы тут не было. Наверное. Не знаю. Марсен, какого демона? — Что какого демона? — Не сказал сразу. Не показал. За что? — Ни за что. Тебе это незачем знать было. И видеть тем более. — Марсен… Марс… Сильвий… за что, скажи? Он отвернулся. Улегся в кровать, руку спрятал в те же бинты. — Марсен, за что ты меня так ненавидишь? — Ненавижу? — Он рассмеялся. Зло. Невесело. — Я тебя не ненавижу. Будто выплюнул. Плюнул мне в это лицо. — Сильвий… — В который раз тяжелый вздох вырывается из груди. Но внутри, на душе все еще гаже. Я села, сбросила сапоги, забралась на кровать с ногами. Обхватив руками голову, я пыталась, искала правильные слова. Но не находила. Что можно сказать человеку, который стал калекой тоже по твоей вине. Он хотел тогда помочь. И что вышло? Или даже без помощи. Ему упала на руку клеть, легкие копья и наш с ним вес. Это раздробленная кость. Наверное, руку и правда было не спасти. Но что с того? Рука была бы цела, не потащи я его вслед за собой. — Мне жаль, прости. — Рик, ты хотела спать? Вот и спи. Спокойной ночи. Злость вновь закипела в жилах. Понимая, что не имею права, нельзя, но остановиться не смогла. — Сильвий Де Марсен, демоново ты отродье, сколько можно?! — Что, угрызения совести закончились? Иди ты… Рика… — Куда? — К Трулсу! К демонам! В бездну! Я подхватила подушку и ударила. — Сука! — Взвыл Марсен. Бинт упал. А я спрыгнула с кровати и сделала шаг назад. С бинтом отпал еще кусок мертвой плоти. Боги… — Я тебе не враг! Сильвий! Подушка заехала мне в лицо. Оказывается, если бросающий силен, то это больно. — Демоново отродье! — Повторяешься! — Иди ты! — Куда? — А куда меня посылал?! И тут он рассмеялся. Но смех был не менее злым. — Не хочу трахать Трулса. — Я не трахала Трулса, дубина! — Так с ним ты пассивная? Тогда тем более не хочу к Трулсу. — Подушка вновь полетела. В этот раз угодив в стену, Сильвий резво уклонился. — Какого жезла?! — Ты глухой? — Марсен сделал шаг ко мне. Но по дороге в камеру я, видимо, способность бояться подрастеряла. И сама сделала шаг навстречу. — Я тебе не враг! — Ты мне и не друг! — Что? — Я растерялась. — Что слышала. Ты мне не друг. А он ведь прав. Почему же мне так обидно? — Хорошо. Извини. — Гнева больше не было. Одна обида. Жгучая обида, что… сама себя не понимаю. Чего я от него хочу? — Ты прав, я тебе никто. Ты спать? Чур, я у стенки. Спокойной ночи, Сильвий. Марсен так и стоял. Не скрывая непонимания и обиды. На что обиделся? Причин хватает: подушкой ударила, отродьем обозвала. Хотя он и напросился. Но ответственности с меня это не снимает. Неправильно все это. Почему я с ним всегда превращаюсь в какого-то монстра? Еще немного и начну плеваться ядом. Я задумалась над тем, что неплохо бы стащить с себя хотя бы штаны. Покосилась на Марсена, залезла с головой под одеяло и там наполовину разоблачилась. Вынырнув, наткнулась на изучающий взгляд. Вздохнула. — Ты не мог бы?.. — Протянула ему свои брюки. — На спинку стула, пожалуйста. — Когда-нибудь с тобой я сойду с ума, — пробормотал под нос, но я услышала. Запыхтела. Но удержалась и не огрызнулась. На еще одну битву подушками меня не хватит. Брюки были уложены. Поколебавшись, Марсен тоже стянул с себя штаны. Тюремщики не сильно были щедры, одежда, которой парень обзавелся за время моего отсутствия, была из дешевого полотна. Подобное носят селяне, от холода спасали шерстяные носки по колено да плотная куртка. Которую тоже отложили в сторону. Марсен тяжело опустился в кровать и с таким же молчанием забрался под свое одеяло. Подумав, я решила все же пожелать спокойной ночи: — Спокойной ночи, Марсен. Парень молчал. Я тоже. Ждала, что скажет что-то. Может, извинится. Я ведь извинилась. Но нет. На стене висели часы — кап, кап, кап. А Марсен все молчит. Как же с ним тяжело! Неужели нельзя ответить? Не понимаю. Ждала я пожелания хороших снов долго, пока не начала дремать. И тут сработал закон подлости. Или Марсена, что для меня одно и то же. Со студиусом под боком особо не поспишь. Поначалу он много вздыхал, кряхтел, потом начал ворочаться, будто под ним в постели гвозди с углями. Я было решилась заговорить, но тут парень поднялся и начал измерять камеру нервными шагами из одного угла в другой. — Ты спать собираешься? — А тебе не все равно? Боги, и правда словно в детство вернулась. — Просто так спрашиваю. На случай, если выживем, и мемуары надумаю писать. — С тебя экземпляр с автографом. — А как же. Больше ничего? — А что предложишь? Нет, я так не могу. Поднялась. Охнула, вспомнив, что не совсем одета, укуталась в одеяло. — Сядь, пожалуйста. — И, предупреждая вопросы, а Марсен уже открыл рот, чтобы возмутиться: — Твои забеги действуют на нервы. И я предпочитаю разговаривать с людьми, когда они не мельтешат перед глазами. Марсен пару капель простоял, но все же подошел к кровати. И сел на тумбочку. Будто я кусаюсь. — Что тебя беспокоит? Тебе больно? — Это? — Он махнул рукой, указывая, что «это» — его покалеченная кисть. — Нет, я же сказал, мертвое не болит. Еще вопросы? — Да, еще. Почему не спишь? — Рика, тебе не… — Не. «Не», Марсен. Потому и спрашиваю. Какой бездны ты мечешься? Из-за руки? — Не только, если ты сама не догадываешься. Нет, мало мне быть узницей у заговорщиков, надо еще и мысли читать. — Солнце, я не ментал. Говори как есть. — Солнце? Хм. Если солнце… — Он переместился на кровать. И такой томный взгляд изобразил, что я не удержалась. Прыснула, давясь смехом. Чувствую, что плачет по мне плохой дом[54] горькими слезами. — Ничего смешного. Рука не болит, но быть калекой не та мысль, что успокаивает. И мне надоело сидеть тут. Надо бежать. — Нас прослушивают наверняка, и ты так смело заявляешь об этом? — Нас не прослушают. И даже не видят. Я ментал, или забыла? Удивил. То, что ментал, знала. Но то, что его сил хватит создать иллюзию на весь радиус замка, — это впечатляет. — Хорошо, может, поделишься тем, что думаешь? — А не сдашь меня с потрохами своему… другу? Он не скрывал иронии в голосе, а я не собиралась ее скрывать во взгляде. — Тебя послушать, так ревнуешь. — Задумалась, разглядываю дверь нашей камеры. — Я могу убить с десяток, может два. Но тут их намного больше, и не все слабы. О принце и королеве бунтовщиков говорить даже бессмысленно. Они сильнее. — Ты себя не принижаешь? — Они светлые, Сильвий. А мы темные. Средней паршивости светлый всегда сильнее хорошего темного. Ты это и сам знаешь. Неужели так отчаялся, что предпочитаешь идти не смерть? — Лучше умереть в бою, чем гнить тут. Действительно, о чем это я? Он же гимн пехоты пел. — Не поверишь, но и мне тут не очень комфортно. Но как? — Воспользоваться ментальным даром? — А если среди них есть такие? — Рика, мы же не будем с песнями убегать. Сделаем все тихо. — Нам не дадут уйти, я им слишком нужна. Очень нужна. Проще поймать меня. Чем искать Иргу. А остальные… остальные уже мертвы. — Что? — А ты думаешь, почему меня герцогиней называют? Отец, братья, сестра — все мертвы. Петра-Нова исчезли. А я, я тут. Далеко не уйдем, Сильвий. Не сможем. Как твоя рука? — Что ты все время о моей руке? На месте она. Я бы не сказала. Скептически покосилась, скривив губы в подобие улыбки. — Не волнуйся, левая, надо проверить, как это влияет на секс с женщинами. А так ничего слишком страшного. Я даже головой встряхнула. Это он что, только что заявил мне, что почти целомудренную жизнь ведет? Интересное признание. От таких откровений даже забыла, что хотела сказать. — Ну? Чего замолчала? А, точно, я же негодяй, бабник, что там еще? И почему мне не спалось? — Точно не болит? — Этот скулеж, это я только что пропищала? Рика, соберись! — Да ты смущена! Ну-ка, ну-ка, — и пополз по кровати ко мне. С улыбкой дракона, учуявшего кровь. — Не приближайся. — Но на всякий случай отодвинулась. Зря я выбрала спать у стенки. Сама себя загнала в угол. Надо сделать очень серьезное лицо. Представить, что он опять не подготовился к экзамену, и те шпаргалки, о да, точно! От одной мысли снова закипала кровь. — Студиус Марсен, уймитесь! — И не подумаю. Что сделаешь? У меня, между прочим, из-за тебя травма, я руки лишился. Ты хотела меня пожалеть? Как насчет не только на словах? Совсем ополоумел. Это не мне в плохой дом надо. Это по Марсену желтые стены плачут. Марсен уже был не просто на моей половине кровати, он опирался правой рукой со стороны стены, а мои ноги находились в своеобразном плену его тела. Выпалила первое, что пришло в голову: — От тебя воняет! — Ну, простите, профессор, меня Трулс не тра… Я замахнулась. Он, по привычке, попытался воспользоваться левой рукой, очевидно забыв, что все же калека. И я тоже. И, когда костлявая ладонь соприкоснулась с моей рукой, я опомнилась. — Прости, прости, бездна, больно? Он упал на подушку рядом со мной. — Достало. Сколько можно? Я живой, Рика, только рука стала немного другой. Ничего себе немного. Я наклонилась над ним. Поменялись местами. — Дай руку, я еще раз осмотрю. — На, если так хочешь. Сердце не надо? — Дурак ты все-таки. — Дурак или нет, но я предлагаю попытаться сбежать. Хуже не будет, не думаешь? Пожала плечами. И снова взялась за бинты. Кость цела. Не тронута. Тлен бы изъел и ее. Магия древних могла сделать нечто подобное. Но кто ею сейчас владеет? Кроме этих, что в бинтах. В бинтах! Наша стража… они… живые? — Наша стража, это они тебя лечили? Ты их разглядел? — Нет, не до того было. Да и, знаешь, если подумать, по-моему они полностью в бинтах. — Таких, как у тебя… — протянула я задумчиво, намекая на то, что Марсен уже сам понял. — Что они такое, встречала подобное когда-нибудь? — Жрецы забытых богов? Не знаю, Сильвий, не знаю. — Давай подумаем. Они дышат, двигаются… — Дышат? — перебила я его. — Дышат, уверен. Пока бинтовали, сипели, будто у них в родне драконы водятся. — Ничему не удивлюсь. Но, если дышат, значит, их и убить можно. Да и мертвых тлен берет… — Кровожадная ты, Рика. Но, думаю, ты права. Для них только тлен. Остальным хватит внушения. — Одно «но», Силь. Я останусь. — Что?! — Я им нужна. А ты нет. Не пойдут они за тобой. А ты сможешь привести помощь. И рука твоя, мне кажется, я не хочу тебя обнадеживать, но как-то древних светлые с темными победили. Может, если совместить магию… Найдешь Петра-Нову, Иргу, лучше нее целитель только ее отец. Или ее отца. — Обойдусь, — буркнул, а пока я не попыталась спорить, зачастил: — У меня братья целители. Если они не смогут, никто не сможет. Не только твои святые непорочные умеют исцелять. Я пожала плечами. — Как хочешь. — Хочу. И мне еще кое-что от тебя надо. — Что? Я уже мысленно представляла, как заманить сюда наших охранников, чтобы не привлечь еще чье-то внимание. — Нам надо переспать. Мне послышалось? Переспать? Или поспать? Повернулась к Марсену, который не был сейчас похож ни на Марсена-соблазнителя, ни на Марсена-шута. Он серьезно? Нет, мне показалось. — Невозможно. Зачем тебе это? Как ты вообще это себе представляешь? Не смей язвить! Как ты… зачем это? — А как, по-твоему, я сейчас нас глушу? — Не знаю. Внушаешь всему замку, что мы спим? — Боги, женщина, да тут бы уже весь замок сбежался. Ты свой диплом купила, да? — Ну простите, что в ментальной магии я не разбираюсь! — А с логикой тоже не дружишь? Молчу, молчу. А то еще жена секса лишит. Боги, дайте мне его не убить. Ему еще меня отсюда вытаскивать. А потом убью. — Мы не женаты. И не надо так улыбаться! Как ты все сделаешь? — Немного убеждения, что мы с тобой тут развратничаем, для охраны, кто-то да прибежит. Уверен, твой поклонник приказал проследить, чтобы ты оставалась только его. — А если нет? — А если не поможет, то позову, мол, даме надо привести себя в порядок после… В худшем случае внушу, что тебе больно. С одной стороны, идея так себе. И полностью в духе Марсена. С другой стороны, нас все равно считают любовниками. В-третьих, терять мне особо нечего. Он меня и голой видел, и… в курсе моих фантазий. Переводить это все в реальность… — По-другому никак? Просто больно не сыграть? — Неуд тебе с пересдачей по ментальной магии. Для создания второй реальности нужен реальный опыт. То есть, нам надо начать, ну, а дальше, уже разовью тему. Подтолкну их фантазии. — А боль? — Подтолкну их фантазии. — А сразу нельзя? — Я тебе так противен? А судя по прошлому разу, вроде и не очень. Даже кончила подо… бездна. Чего он всполошился? О боги. Боги, демоны, все, кто там, здесь, чтоб тебя, Марсен… У меня дрожали руки. И я подняла на него взгляд. — Тогда… все то… это было не внушение? — Не совсем. Рик, не злись. Я не… я наложил иллюзию, что ничего не было. То есть… — То есть ты использовал возможность, чтобы унизить меня дважды? Какая же я дура. Ты прав, я невероятная идиотка! Так, что там от меня надо? Воскресить тебе воспоминания о сексе? Неужели не запомнил? — Дело не в запоминании. Память перенести можно только раз. Скорректировать ее. Если бы я тогда не внушил, что ничего не было, тогда бы сейчас я мог, но… — Но ты меня решил унизить дважды. Да, прости, я снова повторяюсь. Сукин ты сын, Марсен. А мне даже обидно было, что ты меня другом не считаешь. Какая же я дура… — Тебе правда было обидно? — Как будто тебя это волнует. — Волнует, Рика. И волновало. И внушил я тебе тогда, я… я побоялся, что ты меня возненавидишь. Да, дурак. Так что мы с тобой подходим друг другу. И еще, хуже уже не будет, да? — Он улыбался улыбкой приговоренного на казнь. Где-то так оно и было. Но мне больше не хотелось его убивать. Скорее, мне самой хотелось исчезнуть. Испариться, а лучше, проснуться — и чтобы все это было лишь моим кошмаром. — Ты не теряла тот свой блокнот, я его припрятал ментальной магией, чтобы ты вернулась. А потом внушил подслушанный разговор. В коридоре был только я. Прости. Рассмеялась. Невесело. Наверное, мне должно было бы стать легче. Меня опозорили только в моей голове. Но его задумку видел Артимий. Знал о ней и его отец. А это тоже унизительно. Хотя, тут больше виноват сам Арт, что влез туда, куда я не давала согласия вмешиваться. И даже не то, что он влез, меня тогда так задело, то есть, что узнал. А просто потому, что не спросил, что узнал вот так, не от меня, а втайне, за спиной. Я думала, Марсен монстр. Из-за него взбесилась на Арта. А сейчас вообще не понимаю, кто меня предал, а кто мне друг. — И зачем нам с тобой заниматься сексом? Придумай что-нибудь другое. Давай я тебя ударю? Еще раз подушкой? Или ударь меня. — Думаю, на драку явится твой… кто-то из главных. Так что не подойдет. Секс — это то, что часто случается между мужчиной и женщиной. Если они в одной постели спят. А если их и до этого считали парой… нам, скорее всего, зайдут испортить удовольствие. Но не переживай, хватит только дойти до процесса. Думаю, дальше они справятся сами. Я запуталась. В ментальной магии я ничего не понимаю, это факт. Доверять Марсену сейчас, наверное, глупо. Но что-то внутри меня снова захотело его. Неужели я так поддаюсь похоти? Всегда казалось, что такие вещи не про меня. Даже бывших партнеров я выбирала с умом. Хотя второго, казалось, что любила. — Хорошо, Марсен, дойдем до… до чего? Поцелуев хватит? — Даю нашим тюремщикам полчаса. Обещаю не спешить. Ты согласна? — Я пожалею об этом, — сказала я куда-то в сторону. Наверное, это было неприятно слышать Марсену. Но я имела право на маленькую месть. Я подняла на него глаза и приблизилась так, что у нас даже воздух стал один на двоих. До поцелуя осталось только отпустить свои желания. — Я согласна, Сильвий. И поцеловала его сама, первая. Это тоже было моей маленькой победой над ним. Или мне так хотелось об этом думать.
Последние комментарии
1 час 43 минут назад
1 час 43 минут назад
7 часов 2 минут назад
10 часов 44 минут назад
11 часов 5 минут назад
11 часов 59 минут назад