Петр Великий и его время [Виктор Иванович Буганов] (fb2) читать онлайн

Виктор Иванович Буганов
Петр Великий и его время

Страницы истории нашей Родины

АКАДЕМИЯ НАУК СССР

Серия «Страницы истории нашей Родины»

Основана, в 1977 г.

Научно-популярное издание

В. И. Буганов

ПЕТР ВЕЛИКИЙ И ЕГО ВРЕМЯ

Ответственный редактор член-корреспондент АН СССР А. П. НОВОСЕЛЬЦЕВ

МОСКВА «НАУКА» 1989

ББК 63.3(2)46 Б90

Рецензенты: кандидат исторических наук Н. Ф. ДЕМИДОВА,

доктор исторических наук А. И. КОМИССАРЕНКО

Буганов В. И.

Б90 Петр Великий и его время. - М.: Наука, 1989.- 192 с.

ISBN 5-02-009471-4

Книга посвящена жизни и деятельности Петра I - первого российского императора, реформатора и преобразователя России. Она основана на новейших исследованиях и публикациях исторических источников.

Для читателей, интересующихся отечественной историей.

0503020200-095

Б ____________________ 12-88 НП

042(02)-89

ББК 03.3(2)46

ISBN 5-02-009471-4

Издательство «Наука», 1989

Предисловие

В русской науке и публицистике, так же как и в зарубежной, история России нередко делится на два периода - допетровский и послепетровский. Такова притягательная сила личности Петра Великого, первого российского императора, великого реформатора, и значительность того места, которое он занял своими деяниями в истории. Российский историк Сергей Михайлович Соловьев называл Петра Великого революционером на троне, и подобный взгляд был в свое время весьма распространен.

…Дирижер взмахивает палочкой, и в притихший зал льются звуки увертюры к «Хованщине» М. П. Мусоргского - знаменитое «Утро на Москве-реке». Гениальная музыка говорит не только о том, что человек встречает каждый день зарю, восход солнца, обновление жизни, но и о другом: под воздействием музыки перед мысленным взором слушателя встает обновленная Россия, воспрянувшая от темноты к свету; начинается новая эпоха - эпоха Петра Первого, преобразователя России, выведшего ее на новые пути, от косной старины повернувшего к новым замыслам и делам.

В произведениях поэтов и работах ученых, в творениях музыкантов и художников не обошлось, как это водится, без преувеличений. Однако сам Петр сознавал значение того, что при нем происходило, и что сделал он лично. Он хорошо понимал, что строит не на пустом месте, а продолжает дело своих предшественников. В 1717 г. однажды на пиру царь, будучи в зените славы, обратился к князю Я. Ф. Долгорукому. Тот отличался честностью, прямотой, слыл неподкупным, нередко спорил с царем в Сенате. Петр сказал:

- Вот ты больше всех меня бранишь и так больно досаждаешь мне своими спорами, что я часто едва не теряю терпения. А как рассужу, то и увижу, что искренно меня и государство любишь и правду говоришь, за что я внутренне тебе благодарен. А теперь я спрошу тебя: как ты думаешь о делах отца моего (царя Алексея Михайловича, правившего страной в 1645 - 1676 гг. - В. Б.) и моих? И уверен, что ты нелицемерно мне ответишь.

- Изволь, государь, присесть (царь стоял за стулом, на котором сидел князь. - В. Б.), а я подумаю.

Петр сел рядом с Долгоруким, тот некоторое время молчал, обдумывая ответ, поглаживая длинные усы; наконец заговорил:

- На вопрос твой нельзя ответить коротко, потому что у тебя с отцом дела разные: в одном ты заслуживаешь хвалы и благодарности, в другом - твой отец. Три главные дела у царей: первое - внутренняя расправа (управа, управление. - В. Б.) и правосудие; это ваше главное дело. Для этого у отца твоего было больше досуга, а у тебя еще и времени подумать о том не было, и потому в этом отец твой больше тебя сделал. Но когда ты займешься этим, может быть, и больше отцова сделаешь. Да и пора уж тебе о том подумать. Другое дело - военное. Этим делом отец твой много хвалы заслужил и великую пользу государству принес, устройством регулярных войск тебе путь показал; но после него неразумные люди все его начинания расстроргли, так что ты почти все вновь начинал и в лучшее состояние привел. Однако хоть и много я о том думал, но еще не знаю, кому из вас в этом деле предпочтение отдать: конец войны прямо нам это покажет. Третье дело - устройство флота, внешние союзы, отношения к иностранным государствам. В этом ты гораздо больше пользы государству принес и себе чести заслужил, нежели твой отец, с чем, надеюсь, и сам согласишься. А что говорят, якобы каковы министры у государей, таковы и дела их (об этом перед тем говорил Петру Мусин-Пушкин, порицавший к тому же его отца, царя Алексея, чем вызвал недовольство сына. - В. Б.), так я думаю о том совсем напротив, что умные государи умеют и умных советников выбирать и верность их наблюдать. Потому у мудрого государя не может быть глупых министров, ибо он может о достоинстве каждого рассудить и правые советы отличить.

Слова князя пришлись царю по душе. Он расцеловал Долгорукого:

- Благий рабе верный! В мале был еси мне верен, над многими тя поставлю.

Слова Петра в духе евангельской притчи отразили его отношение к сказанному Долгоруким. В том, что нелицеприятно и тонко сформулировал умный князь, содержится своего рода обзор настоящего и прошлого, дается высокая оценка им, хотя говорится о недоделках и упущениях обоих царей - отца и сына.

Эта беседа убеждает в том, что уже современников Петра интересовал вопрос о соотношении сделанного этим великим человеком и его предшественниками. Россия никогда не стояла на месте, развивалась, хотя по-своему и не всегда так быстро, как другие государства, со времени своего появления на исторической арене. Многое этому мешало: иноземные нашествия, ордынское иго, княжеские и боярские неурядицы. Образование единого Российского государства и одновременное освобождение его от Золотой Орды (конец XV в.) вывели страну па новые рубежи.

Ее развитие в XVI и XVII вв., несмотря на внутренние потрясения (опричнину и разорение последней трети XVI в., голодные годы в начале следующего столетия) и польско-шведскую интервенцию (начало XVII в.), продолжалось безостановочно. Развивалось хозяйство, строилось и укреплялось государство. Уже в эти два столетия оно выдвинуло и отчасти решило три важнейшие внешнеполитические задачи, поставленные жизнью. Во-первых, началось возвращение древнерусских земель, попавших в эпоху ордынского ига и феодальной раздробленности в состав соседних государств: в конце XV - начале XVI в. к России отошли Смоленск, Чернигов, Брянск и другие древние русские города с их землями; в 1654 г. - Левобережная Украина. Во-вторых, продолжалась борьба с ханствами - осколками Золотой Орды. К России во второй половине XVI в. были присоединены Казанское, Астраханское и Сибирское ханства. В-третьих, была сделана попытка решить вопрос о выходе к Балтийскому морю и возвращении древнерусских земель в Восточной Прибалтике, но это пока не удалось (Ливонская война 1558 - 1583 гг., русско-шведская война 1656 - 1661 гг.).

В XVII в., при деде, отце и брате Петра, начались реформы во многих областях. В армии появились полки нового, иноземного, строя (солдатские, рейтарские, драгунские), предвосхитившие регулярную армию начала XVIII в. Было отменено местничество (1682 г.) - акт, заменивший принцип породы, знатности принципом выслуги, который нашел впоследствии завершение в петровской «Табели о рангах» (1722 г.). Было введено военно-административное деление на разряды, т. е. округа, - предшественники петровских губерний. Таких реформ или наметок можно насчитать немало. Одним словом, некоторые преобразования Петра назрели, другие начинались, хотя и слабо, до него. Недаром время царствования его отца Алексея и брата Федора называют иногда предреформенной порой, кануном петровских преобразований. Несмотря на это, славу преобразователя история России отвела именно Петру Алексеевичу. Он продолжил дела деда, отца и брата, но провел их на таком уровне и с такими поразительными успехами, которые и не снились его предшественникам.

В предлагаемой читателю книге личность и деяния Петра рассматриваются в тесной связи с ходом общего развития России. Его детские и юношеские годы, которым посвящены первые главы, являлись своего рода подготовкой к будущим преобразованиям: царь-мальчик уже па ранней поре жизни, во время потешных игр и учебы, проявлял интерес к тем сторонам действительности, которые потом, в пору зрелости, стали объектом его пристального внимания и неуемной энергии. В юношеские годы это уже более серьезные дела: военные маневры, Азовские походы, Великое посольство, первые реформы. 1700 год - рубеж между двумя столетиями - начался Северной войной со Швецией из-за балтийских берегов; продолжалась она более двух десятилетий. Первое поражение, сверхнапряжение, испытанное по железной воле Петра страной, народом, дали блистательные плоды: победы при Полтаве и Гангуте, Ништадтский мир. Кроме шпаги, Петр с таким же успехом держал в руке перо. Одновременно с военными делами он решал гражданские: преобразовывал экономику и государственное устройство, культуру и быт. Первая четверть века ушла на решение проблем, важнейших для судеб государства Российского; их рассмотрению посвящена основная часть книги.

В конце XVIII в. в Петербурге был поставлен великолепный памятник Э. Фальконе первому русскому императору. На цоколе выбита надпись: «Петру Первому - Екатерина Вторая». Императрица, в правление которой Россия тоже немало сделала во всех областях жизни, была честолюбива и смотрела на себя как на продолжательницу великих деяний Петра. Оставляя в стороне личные мотивы и расчеты, ибо речь не о них, можно сказать, что образ великого преобразователя, попирающего на вздыбленном коне врагов России, как нельзя лучше отражает суть его личности и дух эпохи.

Детские и юношеские годы

Начало «нового периода» русской истории совпало с па-чалом новой правящей династии. С кончиной Федора Ивановича (1598 г.) пресеклась династия Калитовичей. Правление Бориса Годунова, Василия Шуйского, первого самозванца Лжедмитрия и «семибоярщины» совпало со Смутой, из которой Россия вышла после многих лет потрясений и разорения. Тогда же началось царствование первого Романова - Михаила Федоровича, деда Петра Великого, правление которого завершает XVII век и начинает следующее столетие.

Первые цари из династии Романовых, как, впрочем, и вообще русские люди XVII - XVIII вв., долгожителями не были. Михаил Федорович, основатель династии, прожил около 50 лет; его сын Алексей - и того меньше. То же выпало и на долю одного из внуков царя Михаила - первого императора России Петра Алексеевича. Судьба отпустила ему около пяти с половиной десятков лет.

У многодетного царя Алексея Михайловича, чадолюбивого и богобоязнепиого отца большого семейства, дети появлялись один за другим. В 60-е годы число их перевалило за дюжину. Несмотря на такую плодовитость, царю-батюшке не очень везло на потомство - одни новорожденные довольно рано покидали грешную землю, из других большинство составляли девочки; мальчики росли хилыми. «Тишайший», как прозвали правителя, по этому поводу кручинился, приставлял к сыновьям лекарей, но делу это заметно не помогало.

После кончины царицы Марии Ильиничны Милославской Алексей Михайлович женился второй раз. Выбор пал на дочь Кирилла Полуектовича Нарышкина, человека незнатного, провинциального дворянина из-под Смоленска. По отзыву князя Б. И. Куракина, человека умного, тонкого и наблюдательного, в будущем одного из самых выдающихся русских дипломатов, Наталья Кирилловна - красавица, «доброго темпераменту, доброжелательного, токмо не была ни прилежная и ни искусная в делах и ума легкого». Молодая, пышущая здоровьем царица родила 30 мая 1672 г. сына Петра; был ей в ту пору 21 год (царю Алексею, ее супругу, вдвое больше).

Первые детские годы Петра протекали беззаботно и весело, но на четвертом году жизни Петр потерял отца - тот скончался 29 января 1676 г. На престол взошел Федор Алексеевич, к тому времени неполных 14 лет, болезненный юноша. Он, как говорили в старину, «скорбел ножками», хотя доморощенные лекари из дворцовых бабушек и иностранные медики говорили о «цинготной болезни», которой-де он был подвержен.

Царь Федор и его единоутробный брат царевич Иван (тому шел десятый год) были сыновьями царя Алексея от первого брака - с М. И. Милославской, и ее родственники, вместе со свойственниками и сторонниками составлявшие своего рода придворную «партию», пришли к власти. Нарышкиных и их друзей отодвинули в тень. А. С. Матвеев, царицын воспитатель и советник, первый министр правительства в последние годы жизни царя Алексея, оказался в ссылке, остальные - не у дел.

Маленький Петр продолжал в Кремле те же игры, не понимая, конечно, причины слез и переживаний матушки и близких людей. По-прежнему о нем заботились дядьки-воспитатели и мамки; главной из них после кончины княгини Голицыной стала боярыня Матрена Романовна Леонтьева.

Появились и другие заботы. Царь Федор однажды сказал мачехе царице Наталье:

- Пора, государыня, учить крестника.

Федор Алексеевич, старший брат Петра, был его крестным отцом и проявлял заботу о маленьком крестнике, которому шел тогда шестой год. Царица согласилась, но просила найти учителя кроткого и смиренного, богобоязненного и знающего божественное писание. По поручению царя делом занялся боярин Федор Прокофьевич Соковнин, человек очень верующий, более того - придерживающийся старой веры, из раскольников. (Дочери его - Федосья Морозова, изображенная на известной картине В. И. Сурикова «Боярыня Морозова», и княгиня Авдотья Урусова приняли мученический конец за «древнее благочестие» как фанатичные сторонницы «огнепального» протопопа Аввакума.) Соковнин указал на Никиту Моисеевича Зотова - подьячего (мелкого чиновника) из Приказа Большой казны, ведавшего сбором доходов и пошлин.

Зотов оказался учителем тихим, богобоязненным. Маленький Петр прошел с ним полагавшийся тогда курс наук - азбуку, т. е. чтение и письмо, выучил назубок часослов и псалтырь, евангелие и апостол. И впоследствии он хорошо помнил и цитировал тексты из Священного писания, любил читать и петь в церкви на клиросе. Пристрастился любознательный царевич к книжкам с «кунштами» (рисунками и картинками), в том числе к историческим сочинениям, - вероятно, текстам летописей и хронографов, украшенным миниатюрами. Зотов сам показывал ему рисунки, давал пояснения о событиях времени Владимира I Святого, Александра Невского, Дмитрия Донского, Ивана Грозного. Так он доходил в своих рассказах до времени отца царевича - Алексея Михайловича, когда тоже случались события примечательные и важные. Так в сознание юного и восприимчивого царевича входили сведения о прошлом Отечества, славных деяниях предков. Одним словом, Зотов сделал все, что мог, для первоначального обучения Петра.

Царица Наталья с сыном проживала по-прежнему в Кремле благодаря приязни царя Федора к младшему брату и, очевидно, к ней самой. Остальные Милославские молодую мачеху и соперницу не жаловали, и кончина царя, последовавшая 27 апреля 1682 г., сразу это показала во всей обнаженности. После Федора Алексеевича осталось два брата - старший Иван, от Милославской, и Петр, от Нарышкиной. Ивану было лет 16, он страдал слабоумием, часто болел. Петр, здоровый и веселый 10-летний мальчик, поражал всех живостью, любознательностью и непоседливостью.

Как всегда в подобных случаях, вопрос о власти вызвал борьбу группировок, водоворот событий, оказавшихся во многом неожиданными и кровавыми, и они наложили на сознание юного Петра, его психологию неизгладимый отпечаток, который сказывался всю жизнь.

Жестокая борьба за власть совпала с восстанием стрельцов и солдат московского гарнизона и отчасти низов столичного населения. Главной его силой, душой движения, несомненно, были стрельцы, расквартированные в Москве. Будучи частью русской армии*, стрельцы несли охрану Кремля, следили за порядком в столице, подавляя случавшиеся народные волнения, выступления против властей, знати. За свою службу они получали жалованье, но его выдавали нерегулярно, к тому же с середины XVII в. уменьшили вдвое. Чтобы прожить, стрельцы с разрешения властей занимались торговлей и ремеслом, что давало некоторый доход. С того времени их заставили платить налоги, от которых раньше освобождали. Нарастающее недовольство стрельцов (как и солдат, пушкарей и прочих мелких служилых людей) усугубили насилия, вымогательства, взятки приказных и военных начальников - руководителей Разрядного, Стрелецкого и других приказов, которые ведали военным делом, стрелецких и солдатских полковников. 30 апреля они предъявили правительству ультиматум - выдать им на расправу 16 военных командиров. Царица-регентша и ее помощники, растерявшиеся и бессильные, уступили - этих начальников сняли с постов, били кнутом. Власти надеялись, что все успокоится, что А. С. Матвеев, глава правительства в конце правления царя Алексея, наведет порядок. Его срочно вызвали из ссылки в Москву. Тот, по слухам, действительно угрожал прекратить стрелецкие «своеволия». Московские правительственные деятели - бояре князья Долгорукие и др. - тоже не скрывали своей ненависти к стрельцам с их «непослушанием» и требованиями. Но им не удалось потушить разгоравшееся пламя - в середине мая восставшие стрельцы и солдаты по заранее намеченному плану пришли в Кремль, и начались расправы - от их бердышей и копий погибли Матвеев, отец и сын Долгорукие, несколько Нарышкиных, стрелецкие начальники, приказные дьяки. Восставшие овладели положением в столице, диктовали свою волю правительству. По их желанию первым царем объявили Ивана Алексеевича, Петр стал вторым царем, а Софья, их сестра, регентшей при них.

[* К 1681 г. всего в стране насчитывалось 55 тыс. стрельцов, в Москве - 22,5 тыс. Реально в столице весной 1681 г. находилось 19 стрелецких полков численностью 14 198 человек.]

Конец весны, лето и начало осени 1682 г. прошли под знаком политического всесилия восставших стрельцов и их сторонников. Стрелецкое войско в Москве стали именовать «надворной пехотой», в честь их заслуг во время событий 15 - 17 мая на Красной площади соорудили «столп» (каменный столб - обелиск). Они получили задержанное за многие годы жалованье, подарки. С их бывших полковников взыскивали, подчас с помощью батогов, удержанные со стрельцов и солдат деньги (по составленным заранее спискам) и возвращали обиженным.

Расправы восставших с близкими ему людьми не могли не потрясти юную и впечатлительную натуру Петра - они происходили на его глазах и оставили тяжкий след в его душе. Ни тогда, ни позже он не понял справедливости жалоб стрельцов; ненависть же к ним, или в лучшем случае неприязнь, вошедшие в его сердце в 10-летнем возрасте, он хранил многие годы, и она не раз прорывалась наружу, принимая подчас дикие, необузданные формы. Современники, в том числе иностранцы, наблюдавшие его в зрелом возрасте, считали, что припадки гнева, конвульсивное подергивание головы, характерные для него, во многом идут от потрясений детской и юношеской поры.

Реальная власть оказалась в руках Софьи Алексеевны, умной и честолюбивой дочери царя Алексея от Милославской. Ее правление продолжалось семь лет. Все эти годы Петр и Иван были номинально царями, принимали участие в церемониях: приемах послов, церковных шествиях и пр. Но Петр и его мать никакой роли в политических делах не играли; более того, оказались в своего рода ссылке в селе Преображенском, которое стало резиденцией двора опальной царицы-вдовы и ее сына. Она, по словам того же Куракина, «жила тем, что давано было от рук царевны Софии». Ей оказывали тайную помощь деньгами благоволившие к Петру и его матери патриарх Иоаким, ростовский митрополит и Троице-Сергиев монастырь. Наталья Кирилловна и ее приспешники не могли, конечно, смириться с потерей власти, влияния.

Озлобленность и жалобы, царившие при опальном дворе, не могли, однако, омрачить пылкую и деятельную натуру младшего царя. К нему в Преображенское из кремлевских хранилищ довольно часто доставляли пистоли, пищали и другое оружие, барабаны и прочие воинские изделия, припасы (свинец, порох), знамена. Непоседливый и неугомонный, царь переезжал из Преображенского в Воробьеве, оттуда - в Коломенское, бывал то в Троице-Сергиевом, то в Савво-Сторожевском монастырях под Москвой. За ним возили его оружейную казну. Заинтересовался он как-то «книгой огнестрельной» - ее прислали ему из Оружейной палаты Московского Кремля.

Показывался он иногда и в самом Кремле, участвовал, например, в посольских церемониях. Во время одной из них, па приеме шведского посольства летом 1688 г., он поразил собой иностранцев. Кемпфер, секретарь посольства, оставил на этот счет красноречивое свидетельство: «В Приемной палате, обитой турецкими коврами, на двух серебряных креслах (тронах. - В. Б.) под иконами сидели оба царя в полном царском одеянии, сиявшем драгоценными камнями. Старший брат (Иван Алексеевич. - В. Б.), надвинув шапку на глаза, опустив глаза в землю, никого не видя, сидел почти неподвижно. Младший (Петр Алексеевич. - В. Б.) смотрел на всех; лицо у него открытое, красивое, молодая кровь играла в нем, как только обращались к нему с речью. Удивительная красота его поражала всех присутствовавших, а живость его приводила в замешательство степенных сановников московских. Когда посланник подал верующую (верительную. - В. Б.) грамоту и оба царя доляшы были встать в одно время, чтобы спросить о королевском здоровье, младший, Петр, не дав времени дядькам приподнять себя и брата, как требовалось этикетом, стремительно вскочил со своего места, сам приподнял царскую шапку и зачастил скороговоркой: „Его королевское величество, брат наш Кародус свейский, здоров ли?"».

Основное внимание Петр в эти годы отдавал другому - воинским играм, «потехам». К ним он привлек целую толпу сверстников и «робяток» постарше - от покойного отца остались целые службы по конюшенному ведомству, по соколиной охоте, к которой его родитель имел большую любовь. Сотни сокольников, кречетников, конюхов, оставшихся без дела, поступили к нему в распоряжение. Петр же соколиную охоту терпеть не мог, предпочитал бегать пешком, торжественные выезды не любил, а всех этих спальников, стольников и прочих собирал в батальоны «потешных»; помимо знатных, верстал в их ряды и бывших холопов, прочих «простецов», лишь бы были они людьми шустрыми, исполнительными. Так собралась довольно пестрая толпа - два батальона почти по 300 человек. Среди прочих «потешных» видим, с одной стороны, князя М. М. Голицына, будущего фельдмаршала, тогда же, в 1687 г., записанного по младости в «барабанную науку»; потомка знатного московского рода И. И. Бутурлина и других, им подобных; с другой стороны - немало лиц происхождения «подлого», в том числе самого удачливого из них Александра Даниловича Меншикова, Алексашку, продававшего горячие пирожки вразнос (с лотка), сына придворного конюха, «породы, - по словам князя Б. И. Куракина, свояка Петра I, известного дипломата, - самой низкой, ниже шляхетства», т. е. простого дворянства, но замеченного и приближенного царем. Меншиков прошел путь от царского денщика до генералиссимуса русской армии, светлейшего князя. Впрочем, этот «полудержавный властелин», как его называл А. С. Пушкин, стал потом и первейшим российским казнокрадом.

Потешные под бдительным оком неугомонного Петра, одетые в настоящие мундиры, овладевали солдатской премудростью. Они имели свой потешный двор, управление, казну. Сам Петр прошел через все солдатские чины, начиная с барабанщика. На реке Яузе, в окрестностях Преображенского, построили Пресбург - «потешную фор-тецию», каковую осаждали по всем правилам воинского искусства.

Под Москвой, недалеко от села Преображенского, располагалась Немецкая слобода (Кокуй) - средоточие иноземцев, мастеров всякого рода, военных специалистов. Они понаехали в русскую столицу при покойном царе Алексее, так как и сам монарх, и некоторые его приближенные понимали, что Россия сильно отстала от Западной Европы в воинском устройстве, во всяких мастерствах и художествах. За большие деньги они приглашали специалистов из-за границы. Среди приехавших оказались, естественно, и люди случайные, искатели счастья и чинов, авантюристы, некоторые из них бежали из отчизны от правосудия из-за совершенных преступлений. Но немало было среди них хороших офицеров, мастеров. Некоторые, а их было довольно много, принесли России большую пользу. Шотландец генерал Патрик Гордон почти 40 лет отдал военной службе в стране, ставшей его второй родиной. Петр, вызывая осуждение ревнителей московской старины, сблизился с иноземцами, лютеранами и католиками, которых патриарх Иоаким и многие другие называли богомерзкими еретиками, чуть ли не исчадиями ада. Петр же, уже тогда ломая косные привычки, делал иноземных офицеров полковниками, майорами, капитанами в своих потешных батальонах, которые к началу 90-х годов превратились в два полка. Назвали их Преображенским и Семеновским - по имени сел, где их разместил царь. В 1684 г. Петр ознакомился с гранатной стрельбой, учил его этому опасному делу иноземец Зоммер.

Любознательность Петра, его склонность к знаниям, мастерству и военному делу приводили его к нужным людям, интересующим его занятии, приобретению необходимых приспособлений. В 1687 г. князь Яков Долгорукий, собиравшийся ехать послом во Францию, разговаривая с 14-летним Петром, упомянул об астролябии - инструменте, «которым можно брать дистанции, или расстояния, не доходя до того места». Царь загорелся:

- Покажи инструмент!

- Нет его, государь, украден.

- Купи во Франции!

Князь согласился, и в следующем году, по возвращении Долгорукого из Франции, Петр получил и астролябию, и готовальню с математическими приспособлениями. Но вот беда! Никто из окружения царя не мог объяснить, как работать с астролябией. Обратились к одному немцу, но и тот беспомощно развел руками. Наконец разыскали голландца Франца Тиммермана, который все объяснил и об астролябии, и об инструментах математических. Царь был весьма доволен и, приблизив к себе голландца, стал брать у него уроки арифметики, геометрии, фортификации. Франц знаниями в этих пауках не блистал (сохранились тетради с решением им задач на умножение - ошибок в них немало), но и его пояснений было достаточно, чтобы ученик, сообразительный и дотошный, сам доходил до нужных вещей. Ведь с той поры, когда он с матерью перебрался из Кремля в Преображенское, он лишился Зотова. Его учение оказалось совсем заброшенным. Много позднее, будучи уже отцом семейства и наблюдая за учебой дочек, он не раз сокрушался о своем плохом образовании. Да и что можно сказать об этом, если он в 15 лет узнал о четырех правилах арифметики, а правильно, грамотно излагать на бумаге свои мысли затруднялся до конца жизни - писал с ошибками, не всегда отделял одно слово от другого, не в ладах был с синтаксисом.

Однажды, прогуливаясь по селу Измайлову с Тиммерманом, забрел Петр в сараи на Льняном дворе, где хранились старые вещи, в том числе оставшиеся от боярина Никиты Ивановича Романова - двоюродного брата царя Михаила Федоровича, деда Петра - человека любознательного, в свое время считавшегося западником, поклонником иноземных камзолов, обычаев и знаний. Увидев в амбаре среди прочего хлама какое-то судно, он повернулся к Тиммерману:

- Что это?

- Это, государь, бот английский. Употребляется при больших кораблях и имеет перед русскими то преимущество, что ходит на парусах не только ветром, но и против ветра.

- Есть ли такой человек, который может бот починить и показать мне его ход?

- Есть, государь, такой человек.

Оказывается, в Москве еще проживал Христиан Брандт, тоже голландец, - один из тех, кто 20 с лишним лет назад строил суда по указанию царя Алексея на реке Оке в селе Дединово. Брандта, корабельного плотника, вскоре разыскали - он занимался в столице столярным ремеслом. И Карштен - так его называл Петр - починил бот, приделал мачту и паруса, и оба производили маневры на Яузе. Но река была узкой, и бот упирался то в один берег, то в другой. По приказу Петра бот переправили сначала на Просяной пруд в Измайлове, потом, поскольку и пруд оказался неудобным, на Переяславское озеро, к северу от Москвы. Оно имело 30 верст в окружности и подходящую глубину. Здесь, в устье Трубежа, Петр и Брандт заложили верфь, и началось строительство новых кораблей.

Бот, который потом Петр назовет дедушкой, родоначальником русского флота, пробудил в нем, человеке сухопутном, неистовую любовь к мореплаванию. Он уже с того времени, усвоив семейные предания, мечтал о флоте, которого Россия, огромная страна, омываемая с севера морями, до сих пор не имела. А это, кстати говоря, одна из причин того, что государство было отрезано от морей на северо-западе и юге. В свое время предки эти выходы к морям имели.

С помощью новых учителей-иностранцев Петр усвоил основы арифметики и геометрии, артиллерийской и фортификационной наук. Узнал правила возведения крепостей, мог высчитать полет пушечного ядра, управиться с астролябией. Тяга к техническим знаниям, мастеровым, практическим занятиям, вообще свойственная его натуре, окрепла под влиянием деловых и практичных иностранцев. Все это пригодилось ему впоследствии, подобные знания и навыки он накапливал всю жизнь, недолгую, но на редкость насыщенную учебой и делами, делами и учебой.

Помимо плавания на судах, не оставлял Петр и «потешных игр» в селе Преображенском и его окрестностях. Штурмы потешной земляной крепости Пресбурга с применением орудий, воинских маневров на «поле боя» воспитывали в русских солдатах и унтер-офицерах умение и охоту к военному делу. Интересно, что, назначая офицерами преимущественно иностранцев как людей опытных, командиром Преображенского и Семеновского полков он приказал быть русскому - Автамону Головину, «человеку, - по отзыву Куракина, - гораздо глупому, но знавшему солдатскую экзерцицию». Насмешливый и едкий, князь знал, о чем говорил: он сам служил в Семеновском полку и не раз, конечно, наблюдал и слышал главного солдатского командира.

Софья и ее приближенные снисходительно смотрели на потехи Петра с «озорниками», как изволила величать его преображепцев и семеновцев царевна. Она видела в военных играх чудачества, сумасбродства молодого и несдержанного братца-царя. Характерно, что и матушка, обожавшая своего Петрушеньку, тоже считала, что он предается довольно пустым забавам, отвлекающим его от царских дел и забот. А Софья-то как раз была довольна тем, что братец не интересуется государственными делами, более того - уклоняется от них, хотя и участвует порой в кремлевских церемониях - посольских и церковных, выезжает с двором в подмосковные монастыри на богомолье. Сама же она упивалась властью, мечтала укрепить свое положение в правительственных делах, принимая к тому многие меры.

В правление Софьи дела в Москве шли заведенным порядком - работали приказы (министерства), принимались послы, решались текущие дела - внутриполитические и внешнеполитические. Внешней политикой, связями с зарубежными государствами ведал Посольский приказ, во главе его стоял «голант» (фаворит) царевны-правительницы боярин князь Василий Васильевич Голицын. Человек начитанный, образованный, он говорил на нескольких европейских языках. В своем доме в Охотном ряду, убранном на европейский манер картинами и зеркалами, он принимал иностранцев, вел с ними долгие беседы. Он был западником, как и некоторые его современники, старшие и младшие: А. Л. Ордин-Нащокин, одно время «канцлер» царя Алексея Михайловича, его приближенные Ф. М. Ртищев и др. Голицын понимал, что России, во многом отсталой по сравнению с передовыми странами Западной Европы, необходимо встряхнуться, усвоить то новое и ценное, что имелось в Западной Европе - в промышленности и торговле, ремеслах и художествах, образовании и науке.

И Голицын, русский интеллигент конца XVII в., и другие политики делали, что могли, для того, чтобы направить страну по новому пути. До них в России по сути дела начинались, пусть не всегда решительно и последовательно, те новшества, реформы, которые потом более масштабно и смело продолжил Петр Великий.

В отношениях Петра с Софьей давно назревал взрыв. Подраставший царь, хотя и занятый «потешными играми» и учением, с явным неудовольствием и плохо скрываемым раздражением смотрел на действия сестры-правительницы. Таков был его характер: упрямый, самостоятельный и резкий; к тому же любимая мать, его и ее приближенные, и не только из числа обиженных Нарышкиных, обращали внимание царя на двусмысленность двоецарствия в стране, фактическое всесилие регентши, на ее опасные замыслы. Князь Борис Алексеевич Голицын, один из самых близких и преданных Петру людей, двоюродный брат Софьиного «голанта», и другие из окружения царя разжигали его недовольство и честолюбие, направляли его действия.

В январе 1689 г. царица-мать женила Петра, чтобы остепенить его. Сыскали ему невесту-красавицу молодую девицу Евдокию Лопухину. По тогдашним понятиям царь, женившись, становился взрослым, зрелым человеком, правителем; регентша уже не была нужна. В Москве еще накануне Петровой свадьбы заговорили о переходе власти в его руки. В марте Петр побывал в Посольском приказе - ведомстве князя В. В. Голицына. Глава русской дипломатии остался недоволен посещением царя, требованием прислать новую партию оружия для его «потешных». Три месяца спустя, 8 июля, происходил по традиции крестный ход с участием обоих царей, несли святую икону. Софья тоже пошла с ними. Петр потребовал, чтобы она оставила их - обычай запрещал подобное женщинам. Софья отказалась, и разгневанный Петр ускакал в Коломенское.

Вскоре вернулся из второго Крымского похода В. В. Голицын. Манифест о наградах его участникам должны были утвердить цари, но Петр отказался это сделать. С большим трудом его убедили уступить. Когда же Голицын, несостоявшийся полководец, приехал в Преображенское благодарить Петра за награды, тот даже не принял его. «Самодержица всея Руси», как уже приказала именовать себя Софья Алексеевна, пришла в ярость. Назревала решающая схватка.

Софья, «зазорное лицо», как ее называл Петр, как будто замышляла дворцовый переворот. Новый начальник Стрелецкого приказа Ф. Л. Шакловитый, ее новый фаворит, по сообщениям некоторых современников, пытался опереться на стрельцов, чтобы отстранить Петра от власти, а Софью возвести на престол. В загородную резиденцию он пригласил стрелецких командиров, которым предложил написать челобитную (прошение) о том, чтобы регентша венчалась на царство. Те не решались, отговаривались неграмотностью; у них свежи были еще воспоминания о событиях 1682 г., расправе над стрельцами после окончания «мятежа». Но Шакловитый был упорен - он вынул прошение, давно им заготовленное, причем от лица не только стрельцов, по и всех московских жителей:

- За челобитной дело не станет, можно челобитную написать.

- А если Петр не согласится принять челобитную?

- Если не послушает, схватите боярина Льва Кирилловича Нарышкина (дядю Петра по матери. - В. Б.) и Бориса Алексеевича Голицына, тогда примет челобитье.

- А патриарх и бояре?

- Можно патриарха переменить, а бояре - отпадшее, зяблое (высохшее, сгнившее. - В. Б.) древо.

Начальники не склонились к заговору, разошлись. Но некоторые из рядовых стрельцов, наоборот, были готовы к решительным мерам; один за другим говорили:

- Как я к патриарху войду в палату и закричу, и он у меня от страху и места не найдет!

- Надобно нам уходить (убить. - В. Б.) медведицу царицу Наталью.

- А за нее вступится сын (т. е. Петр. - В. Б.).

- Чего и ему спускать? За чем стало?

Один из них предложил как будто бросить в Петра гранату или подложить ее в сани; другой - напасть на него с ножом во время тушения пожара (царь очень любил участвовать в подобных тушениях, а пожары в деревянной столице случались очень часто).

Софья и ее «партия» стремились озлобить, настроить стрельцов против Петра и Нарышкиных. Рассказывали, что по ночам подьячий Матвей Шошин, наряженный под Л. К. Нарышкина в белый атласный кафтан, подъезжал к стрельцам, стоявшим на карауле, бил их без пощады и приговаривал, «вспоминая» погибших в 1682 г. «родичей»:

- Убили вы братей моих, и я вам кровь братей своих отомщу!

Один из заговорщиков, сопровождавших Шошина, «унимал» его:

- Лев Кириллович! За что бить до смерти! Душа христианская!

Слухи о подобных расправах «родственников» Петра распространялись по столице.

В ночь с 7 на 8 августа в Кремле поднялся переполох - откуда-то появилось подметное письмо. В нем говорилось, что петровские «потешные» идут в Москву, чтобы побить Софью, царя Ивана и многих других. Вмиг заперли все кремлевские ворота, один отряд стрельцов встал под ружье в Кремле, другой, в 300 человек, па Лубянке. Для чего? Никто толком не знал. Как будто для охраны. Но можно ведь подумать и другое…

Двое стрельцов, тайных сторонников Петра, ночью поскакали из Москвы в Преображенское. Они сочли, что их братья в Москве собрались не для охраны, а для похода против Петра. О том и сообщили царю. Он, поднятый с постели, плохо соображая со сна, испуганный, в одном белье бежал к ближайшему лесу. Чутко прислушиваясь, ждал услышать топот враждебных стрельцов. Все было тихо. Но страх не оставлял его: куда бежать? Что делать? Скоро принесли одежду и седло, подвели лошадь, и Петр всю ночь проскакал в спасительный Троице-Сергиев монастырь. Сопровождали его трое. Утром прискакал в монастырь, упал на постель и, весь в слезах, поведал архимандриту о страшной опасности, якобы нависшей над ним, просил укрыть его, защитить.

Между тем тревога в связи с ожидавшимся походом стрельцов в Преображенское оказалась ложной. Разговоры и слухи расползались, в накаленной обстановке тех июльских и августовских дней они, может быть, сыграли роль запального шнура и, вызвав цепную реакцию, привели к взрыву. Может быть, кто-то подготовил эти события, использовав сложившуюся обстановку? Недаром некоторые уже тогда думали и говорили об умной режиссуре князя Бориса Алексеевича Голицына. Любопытно одно обстоятельство. Петр и в молодости, и в зрелом возрасте трусостью не отличался, участвовал в сражениях под пулями и ядрами, нюхал, как говорится, пороху, и не раз; бывал и ранен; не боялся броситься в пекло во время пожара или в морскую бурю спасать погибающих. А тут оставил мать, беременную жену, всех близких, «потешных», которые могли его, кстати, защитить, бросил все и пустился наутек, спасая свою жизнь. Что это означает? Может быть, разыграл по нотам свою роль по договоренности с умным советником? Но очень уж натуральными выглядели его страхи в спальне и в роще, где он дрожал в одной рубашке, и слезы в монастырской келье.

8 августа, когда Петр в Троице-Сергиеве монастыре отходил от своих страхов и встречал прибывших к нему матушку, «потешных» солдат и стрельцов Сухарева полка, его сестра-регентша, не подозревая ни о чем, ходила на богомолье. Ее сопровождали стрельцы. На брата нападать она не собиралась, и весть о бегстве Петра в Троицу была для нее неожиданной, встревожила ее.

- Вольно ему (Петру. - В. Б…), - так выразил свое удивление Шакловитый, - взбесяся, бегать.

Петр между тем развил бешеную деятельность: послал в Москву приказ солдатским и стрелецким начальникам немедленно явиться к нему со своими полками. Те потянулись к Троице, и все попытки Софьи и Шакловитого остановить их не имели успеха. Софья послала к брату патриарха для уговоров, но Иоаким, приехав в Троицу, там и остался. То же сделали многие бояре и дворяне.

Софья, понимая, что почва уходит у нее из-под ног, жаловалась стрельцам:

- Послала я патриарха для того, чтобы с братом сойтись, а он, заехав к нему, да там и живет, а к Москве не едет.

Стрельцы не поддержали ее. Смирив гордыню, Софья сама поехала в Троицу. Об этом там узнали, и на подъезде к обители ее встретил боярин Троекуров, потому что царь запретил ей появляться в монастыре; если же она не послушает, то с ней поступят «нечестно». Ей ничего не оставалось, как вернуться в столицу и ждать решения своей участи.

Петр стал господином положения. Почти все полки явились к нему, на его стороне оказалось и большинство служилого дворянского сословия. Теперь он диктовал свою волю: в первую очередь выдать Шакловитого и его сообщников. Царю уже сообщили о тайном совещании у Софьиного фаворита и намечавшемся перевороте. Софья снова умоляла стрельцов, оставшихся еще в столице, поддержать ее, не выдавать своего начальника. Но ее опять не послушали, и она в безысходном отчаянии согласилась с требованием брата - 7 сентября Шакловитого и других привезли в Троице-Сергиев монастырь и после допросов и пыток через пять дней казнили. Торжествующий победитель написал письмо брату Ивану в Москву: «Срамно, государь, при нашем совершенном возрасте тому зазорному лицу (Софье. - В. Б.) государством владеть мимо нас».

Вскоре Петр прибыл в Москву, и стрельцы, выйдя из столицы, легли вдоль дороги на плахи, в которые были воткнуты топоры, - так они просили простить их, не предавать смертной казни. Царь помиловал. Софью же в конце сентября удалили от двора, и под именем сестры Сусанны она поселилась в келье Новодевичьего монастыря.

Началось самостоятельное правление Петра, внешне - совместно с братом Иваном, которого он в том же письме обещал почитать, как отца. Но слабоумный соправитель, как и прежде, делами не интересовался, ни во что не вмешивался, и так продолжалось до самой его кончины (1696 г.). Имя его всегда упоминалось во всех официальных актах, он присутствовал на церемониях в Кремле, по не более.

Петр, получив полную власть, ею… не интересовался! По-прежнему увлекали его «марсовы игры». Реальные дела по управлению страной перешли теперь от свергнутой сестры к матушке-царице Наталье и ее приближенным.

«Марсовы игры» и Азовские походы

По настоянию матушки Петр участвовал в кремлевских церемониях - па приемах послов, парадных обедах, по стремился от них уклониться и под первым благовидным предлогом убежать к своим «потешным» или иностранцам, чтобы узнать или сделать что-нибудь интересное и нужное. Весь в движении, стремительный и любознательный, царь в спешке, словно боясь опоздать, упустить что-то очень важное, хотел успеть всюду - бежал, скакал туда, где говорили и делали для него новое и полезное. Вероятно, уже тогда сознавая недостатки своего образования, он учился у всех и везде. На это обращали внимание современники.

Когда судят о Петре, нередко допускают ошибку относительно его взглядов па роль соотечественников и иностранцев в его деяниях. Говорится, что он во всем полагался на иностранцев, только им доверял, когда речь шла о всяческих замыслах, планах, брал без разбору с Запада все необходимое - мастеров, идеи, проекты; будто царь с пренебрежением относился к русскому и русским, не доверял им, считал все отечественное косным,консервативным, отсталым. На самом деле все было сложнее. Натура царя, взращенная в русской среде, обладала характером национальным, русским. С юных лет, и это по всему чувствуется, этот энергичный и одаренный человек думал о своей России, стремился вывести ее на новые пути с помощью прежде всего русских людей, привести в движение своей волей, энергией, а где и палкой и дыбой, русское общество. Многим он был недоволен, многое хотел исправить, обновить, но никогда он не мыслил превратить Россию в какой-то сколок, копию другой страны, скажем Швеции или Голландии, Франции или Англии. Это и невозможно было сделать - ни тогда, ни ранее, ни позднее. Понимали это и иностранцы, с которыми общался Петр, - кто в большей, кто в меньшей степени. Обращаясь к их знаниям и опыту, не всегда безупречным (в России немало оказалось всяких авантюристов, бездельников, пройдох с Запада - всех этих, по характеристике историка В. О. Ключевского, «бродяг с Кокуя», т. е. из Немецкой слободы под Москвой), Петр доверял отнюдь не всем. Перенимая у тех иностранцев, кого высоко ценил, все ценное и нужное, заставлял следовать им своих соотечественников, но заботился и о том, чтобы они, овладев всем необходимым, приносили пользу России, не зависели от иноземцев.

Из многих иностранцев, которых он узнал в ту пору, более всего, без сомнения, он ценил и любил Франца Лефорта. Веселый и жизнерадостный швейцарец, доброжелательный ко всем, в том числе и к русским, он имел большое влияние на Петра. Царь приблизил его к себе, сделал адмиралом (когда страна и флота еще не имела!), одарил всем, чем только было возможно. Однако Лефорт не злоупотреблял доверием царя, не стремился, например, выдвигать иностранцев, оттеснять русских. Наоборот, внушал юному суверену, что ему нужно иметь хороших, способных, талантливых помощников, прежде всего русских. Петр так всегда и делал, хотя охотно использовал знания и таланты зарубежных мастеров, специалистов, ученых.

Молодой царь получил наконец возможность делать то, что ему хотелось, но до реальных дел еще было далеко. Предстояла большая предварительная работа.

Власть оказалась в руках Натальи Кирилловны, но сама она, по отзыву Б. И. Куракина, «была править некапабель (неспособна), ума малого», и посему поручила все дела, свои и сына, родственникам и приближенным. Главой Посольского приказа и, по существу, всего правительства стал ее 25-летний брат Лев Кириллович Нарышкин, человек недалекий, самолюбивый, взбалмошный и постоянно пьяный. Вторым был фаворит - боярин Тихон Никитич Стрешнев, тоже умом не отличавшийся, злой и лукавый царедворец, по словам того же Куракина, «интригант дворовый». Князь Б. А. Голицын, самый умный из новых правительственных лиц, как был, так и остался начальником Приказа Казанского дворца, ведавшего управлением Поволжьем, которое он довел чуть ли не до полного разорения. Да и вся эта компания, в которую вошли и Лопухины - родственники Петра по жене, пустилась вовсю обкрадывать казну и тяглецов; за ними тянулись другие бояре и дворяне, приказные дельцы, столичные и местные. Началось «правление весьма непорядочное», «мздоимство великое и кража государственная».

У Петра сложилась своя «кумпания» в Преображенском и Немецкой слободе, где он стал бывать все чаще - здесь жили генералы и офицеры, которых он привлекал к своим «потешным играм», разный мастеровой люд. Нравился ему генерал Патрик Гордон, знаток военного дела, в частности устройства европейских армий, исполнительный и немногословный, верный и надежный.

Из русских наиболее близкими к царю стали А. Д. Меншиков - «Алексашка», «подлого» происхождения человек, но ловкий и услужливый, Ф. М. Апраксин - будущий адмирал, А. М. Головин - командир «потешных», Г. И. Головкин - будущий канцлер. Особое место среди них занимал князь Федор Юрьевич Ромодановский - «генералиссимус Фридрих», потешный главнокомандующий солдатскими полками, король пресбургский, позднее - «князь-кесарь», которого Петр, тоже шутливо, именовал «Konich», «Sir», т. е. королем, отчитывался перед ним в делах, как его подданный, подчиненный. Ромодановский, помимо сих шуточных обязанностей, исполнял и другие, более серьезные, - как глава Преображенского приказа (приказ назван по месту первоначального пребывания - в резиденции царя). Он ведал политическим сыском. Этот «министр кнута и пыточного застенка» приводил в дрожь всех, кто попадал к нему в руки. Он любил сам вести допросы, вынюхивать крамолу, карать «мятежников» и любителей вольно поговорить о политике, делах при дворе, поведении царя.

На «полях сражений» под Преображенским «генералиссимусу Фридриху» противостоял И. И. Бутурлин, командир стрелецких полков, тоже «генералиссимус» и «король», то польский, то семеновский (в селе Семеновском располагалась его ставка, или «столица»), «человек злорадный и пьяный и мздоимливый». Он и его воины терпеть не могли ратников из потешной крепости Пресбурга. Их совместные учения, показательные сражения, в которых, кстати говоря, применялись боевые ружья и пушки, гранаты и бомбы, нередко выливались в настоящие драки. Оба генералиссимуса перед началом сражения, стоя обычно на противоположных берегах реки Яузы, ругали друг друга на чем свет стоит, оскорбляли, чтобы «сделать затравку», создать соответствующее настроение у своих солдат. Только после этого начинались воинские экзерциции - передвижения войск, занятие позиций, рытье танцев и подкопов, артиллерийская и оружейная канонада, нападения, наконец, штурм, или генеральная баталия. Заканчивалось дело обычно победой армии «генералиссимума Фридриха» и поражением стрелецкой армии, пленением короля семеновского и общим пиром победителей и побежденных.

Царь был непрерывно в движении - в делах и увеселениях: устраивал смотры, военные игры, готовил и запускал фейерверки, строил корабли и яхты, испытывал новые суда и пушки, учился у инженеров, артиллеристов, математиков, плотников, брал книги у Гордона и других, выписывал их также из-за границы.

Запросто беседуя и пируя с близкими друзьями и соратниками, Петр никогда не забывал, что он - царь, и не к месту сказанное кем-либо из «кумпании» слово могло мгновенно вывести его из себя. Подверженный приступам гнева, он становился страшен для окружающих. Успокоить его могли только Лефорт, Меншиков, позднее его вторая жена Екатерина.

Больше всего Петр обожал «нептуновы» и «марсовы» потехи. Но чтобы исчезнуть из Кремля, убежать к своим мастерам и потешным, царю нужно было отговариваться то необходимостью поехать к Троице на богомолье (серьезная причина в глазах матушки и патриарха), то чем-нибудь другим. Однажды при дворе из-за его очередного отъезда сложилась напряженная обстановка: приехал персидский посол, которого нужно было принять царям, а Петра опять не было на месте. Его разыскали на Переяславском озере, и туда явились чуть ли не все члены правительства, чтобы уговорить вернуться на время в столицу, иначе посол, мол, обидится.

Наталья Кирилловна, патриарх Иоаким и другие ревнители старины и благочестия старались образумить царя, держать его побольше в Кремле, поближе к семье и официальным обязанностям, уговаривали поменьше знаться с иностранцами.

До поры до времени Петр терпел подобные вещи. Но постепенно, и чем дальше, тем быстрее, стал делать все по-своему, вводил необходимые новшества. Так, через месяц после смерти Иоакима он заказал для себя удобное в быту иноземное платье - немецкий камзол, чулки, башмаки, а также парик и шпагу на перевязи, шитой золотом, но надевал все это только на время посещений Немецкой слободы.

Вскоре нужно было выбрать на церковном соборе нового патриарха. Стали подбирать кандидатуру. Петр высказался за Маркела, митрополита псковского, - человека образованного, умного. Но матушка и ее приближенные воспротивились: ведь Маркел говорил на «варварских языках» - латинском и французском, был учен слишком и, ко всему прочему, носил очень короткую бороду. Опять Петр уступил, и избрали митрополита казанского Адриана, удовлетворявшего требованиям ревнителей старины.

У себя в Преображенском и на Переяславском озере Петр делал все по-своему. Лефорт, переодеваясь то в один иностранный военный мундир, то в другой, заинтересовал Петра, и царь приказал переодеть в такие же мундиры своих солдат. А швейцарец в присутствии Петра показывал им военные приемы, эволюции. Царь, сам в иноземном мундире, участвовал в экзерцициях, быстро научился стрелять из ружей и пушек, копать шанцы, наводить понтоны, закладывать мины и многому другому. Более того, он решил сам пройти все ступени военной службы, начиная с низших чинов. В таких чипах он участвовал в потешных сражениях. Во время одного из них лопнувшей гранатой ему сильно обожгло лицо.

В ходе показательных сражений на суше и маневров зарождавшегося флота на воде выковывались кадры солдат и матросов, офицеров, генералов и адмиралов, отрабатывались боевые навыки, качества.

На Переяславском озере Брандт построил два малых фрегата, три яхты, сам Петр на Москве-реке сооружал небольшие гребные суда. В конце лета 1691 г., появившись на Переяславском озере, царь заложил первый русский военный корабль. Строить его должен был Ромодановский, ставший волей царя адмиралом. Туда доставили нужные материалы, продовольствие. Петр сам с охотой участвовал в строительстве. Корабль соорудили, спустили на воду, но размеры озера не давали необходимого простора для маневров. В 1693 г. с большой свитой царь еде! в Архангельск - в то время единственный морской порт России. Впервые он увидел море и настоящие большие корабли - стоявшие на рейде английские, голландские, немецкие суда, доставлявшие в Россию сукна, краски, галантерею. На другие грузили русские товары: лес, меха, икру, пеньку, кожи. Петр все с интересом рассматривал, обо всем расспрашивал, размышлял о заведении русского флота, расширении торговли. С помощью Лефорта заказали большой корабль за рубежом, снаряжение его поручили амстердамскому бургомистру Витзену. В Архангельске начали по его распоряжению постройку двух кораблей. Царь первый раз в жизни совершил плавание по морю - Белому, северному, холодному и угрюмому. Осенью он был уже в Москве.

В январе следующего года умерла его мать, нежно им любимая и почитаемая. В одиночестве, молча и тяжело переживал он свое горе. На церемонии похорон отсутствовал. Так же поступил и ранее, во время погребения второго своего сына, Александра, умершего в 7-месячном возрасте. Царь, очевидно, не хотел на людях обнаруживать свою слабость. На могилу к матушке приехал на третий день после похорон и оплакал один свою потерю. «Беду свою и последнюю печаль, - пишет он Апраксину, - глухо объявляю, о которой подробно писать рука моя не может, купно же и сердце».

Жизнь требовала свое, и в апреле Петр снова поехал в Архангельск. Туда отправили припасы и оружие - 2 тыс. пуд. пороху, 1 тыс. самопалов (ружей). Царь архангельскому воеводе от имени «генералиссимуса» и «адмирала» Ромодановского отдавал приказы. Его сопровождали 400 человек. Они плыли по Северной Двине на дощаниках (речных судах). Петр, теша себя, называл их флотом. Придумал для него флаг с красной, синей и белой полосой. По прибытии в порт, к радости царя, его ждал готовый корабль, который спустили на воду 20 мая. Месяц спустя достроили второй и 28 июня тоже спустили на воду. 21 июля прибыл из Голландии корабль, изготовленный по его заказу. Дважды, в мае и августе, сначала на яхте «Святой Петр», потом на кораблях он плавал по морю. Оба раза подвергался опасности по случаю бури и неумения управлять судами. В первом случае Петр и его спутники готовились к смерти и причащались святых тайн у иерея, плывшего вместе с ними. Но несмотря на страхи и переживания, все окончилось благополучно. Петр полюбил море и флот на всю жизнь.

По окончании всех испытаний и торжеств в русском флоте, который, правда, только еще зарождался, появился еще один адмирал - Лефорт, представитель славной сухопутной Швейцарии. Осенью Петр, уже в Москве, опять в хлопотах - в ее окрестностях, под деревней Ко-жухово, соорудили крепость с бойницами, обнесенную земляным валом высотой в 3,5 м и рвом. В ней засела стрелецкая армия Бутурлина, а осаждали и штурмовали ее новые полки Ромодановского в составе 7,5 тыс. человек.

Использовались все приемы ведения войны, заранее подготовили ее план, сценарий, составленный Гордоном, и др. Имелась целая книга с чертежами станов, обозов, планами боев. Военные действия продолжались три недели, и в них участвовало, по сообщению Куракина, до 30 тыс. человек, по 15 тыс. с каждой стороны.

Во время сражений, как сообщает Куракин, «убито с 24 персоны пыжами и иными случаи и ранено с 50». Военные игры способствовали обучению солдат и офицеров.

Высмеивая церковников, их недостатки и пороки, Петр, по словам Ключевского, «сделал предметом шутки и собственную власть» - Ромодановского именовал «Вашим пресветлым царским величеством», государем, королем, себя же - «всегдашним рабом и холопом Piter [ом]», Петрушкой Алексеевым - со смирением и унижением, конечно, показным, молодеческим. Так шутил царь, уверенный в себе и окружающих, в своей власти, неоспоримой и неколебимой.

Петровские эскапады против идей и людей, уходивших в прошлое, его «марсовы» и «нептуновы» потехи под шутовским обличьем, резкостью и грубым цинизмом нередко скрывали серьезные замыслы и будущие героические деяния. Сам Петр, вспоминая воинскую потеху, самую длительную, людную и самую последнюю, скажет потом: «Когда в ту пору, как трудились мы под Кожуховом в марсовой потехе, ничего боле, кроме игры, на уме не было; однако эта игра стала предвестницею настоящего дела».

Юный богатырь и телом, и духом, каким он предстает перед нами в описаниях современников и портретах живописцев, расправил плечи и принялся за «настоящее дело», тем более что «семена великих дел» начали уже прорастать, давать всходы. Пришла пора растить колосья и собирать урожай.

Еще в Архангельске в разговорах с Лефортом и другими «компанейцами» Петр обсуждал вопрос о море как о крайней необходимости для России. Северное море, рассуждали друзья, не очень подходило для широкой торговли, культурных связей с западным миром; путь к нему и долог и труден из-за дальнего расстояния, холодов. Каспийское море - по существу, озеро, хотя и громадное, к морям и океанам выхода не имеет. Оставались Балтийское и Черное моря, хотя и два предыдущих со счета не сбрасывались. Но в ту пору, в середине 1690-х годов, Черное море казалось ему и его окружению вполне подходящим местом для серьезного дела.

В юности, читая «Повесть временных лет» - летопись, составленную киевским монахом Нестором в начале XII в., Петр с удивлением и восторгом воспринимал известия о походе князя Олега на Царьград в начале X в. Именно этот правитель почти за восемь столетий до Петра воевал в тех местах, которые позднее, в середине XV в., захватили турки, а они вместе с крымскими татарами принесли немало зла русской земле. Петр мечтал «отомстить туркам и татарам за все обиды, которые они нанесли Руси», повторить подвиг Олега и его воинов. Главное же - оставалась нерешенной проблема отношений с Крымским ханством, которое захватило древнерусские земли в Причерноморье, продолжало набеги на пограничные уезды России и Украины. Снова и снова уводили крымцы тысячи русских пленников, а из Москвы высылали в Бахчисарай деньги и меха. Ханство тормозило и развитие русской торговли в районе Черного моря, которое в древности именовали Русским.

Отшумели Крымские походы. Голицын, главнокомандующий, не стяжавший особой славы, томился в ссылке. Петр же, отправивший его туда, замышлял поход в южном направлении, к турецкой крепости Азову в устье Дона. Зимними днями и вечерами 1694/1695 г. в кругу друзей и единомышленников царь обсуждал план, детали предстоящего похода. К этому походу побуждали царя, помимо прочих обстоятельств, и настойчивые требования Австрии и Польши, союзников России по антитурецкому Священному союзу, который сложился в 1680-е годы.

С походом против турецкого Азова, запиравшего России выход из Дона в Азовское и Черное моря, Петр связывал и личные честолюбивые расчеты - победоносный исход его, как он надеялся, позволит ему в лучах воинской славы, ореоле победителя поехать в страны Западной Европы, посетить которые все это время убеждал его «дебошан французский», все тот же Лефорт, искренне желавший добра и России, и ее такому необыкновенному, одаренному государю, своему хорошему другу. И он преуспел в этом - царь загорелся идеей поездки в Европу.

20 января 1695 г. всем служилым людям объявили указ - собираться для похода в Крым под начальством боярина Б. П. Шереметева. Речь шла вроде бы о повторении традиционного маршрута, как во времена Софьи и Голицына. Но это была не более чем уловка, как сказали бы сейчас, пропагандистский маневр для прикрытия истинной цели - похода против Саадуль-Ислама, т. е. Оплота ислама, как турки называли Азов. Предстояло разрушить оплот турецкого владычества в устье Дона.

Войско Б. П. Шереметева двинулось по Днепру к его низовьям, по направлению к Крыму. Его действия имели вспомогательное значение, но все же будущий фельдмаршал захватил четыре турецкие крепости на Днепре, две из них разрушил, а в двух других оставил русские гарнизоны.

Основные события развернулись восточнее - по реке Дону. Для похода к Азову выделили 31 тыс. человек - отборные русские полки. Половину из них во главе с Головиным и Лефортом отправили из Москвы 30 апреля водой - ратнпки плыли по Москве-реке, Оке и Волге. 8 июня прибыли в Царицын. Отсюда до казачьего Паншина городка на Дону войско шло пешим путем. Преодолевая трудности, лишения, войско собралось в Паншине. В нем находился и царь - бомбардир. Поплыли вниз по реке, достигли Азова 29 июня. Подошло войско Гордона, шедшее сухим путем. Оно сильно запоздало - нужно было строить мосты через реки, преодолевать непослушание стрельцов.

Началась осада Азова. Длилась она три месяца и лавров русскому оружию не принесла.

Плохая подготовленность похода, поспешность штурмов, непредусмотрительность и неумение в ряде случаев делать минные подкопы, управлять войсками, отсутствие флота заставили Петра отдать в начале октября приказ об отступлении. Оно тоже сопровождалось потерями людей, и немалыми: одни утонули в разлившемся Дону, другие умерли от голода и холода, когда шли степью до Валуек, первого южного русского города, так как, несмотря на раннюю зиму, солдаты были одеты легко, не по сезону. Царь в своих письмах откровенно называет неудавшееся военное предприятие «походом о невзятии Азова».

Уже тогда не в привычке Петра было опускать руки от первой же неудачи. В нем удваивалась и утраивалась энергия. Царь принял немедленные меры: все сухопутные войска поручил командующему генералиссимусу А. С. Шеину; флот, который нужно было еще построить, - адмиралу Лефорту. В ноябре был объявлен сбор дворянского ополчения, а в январе - призыв вступать в армию для участия во втором походе на Азов всех желающих, в том числе холопов, которые тут те получали свободу. Немалое число их воспользовалось царским указом.

В Воронеже и его окрестностях Петр устроил верфи. Выбор места не был случайным. На берегах Дона и Вороны уже издавна строили плоскодонные речные суда - струги. Вокруг Воронежа росли хорошие корабельные сосны. Петр зимой сам направился в Воронеж, несколько месяцев наблюдал за постройкой судов, сам не раз брал в руки топор. Сюда из окраинных городов согнали 26 тыс. плотников. Трудная работа, зимняя стужа, пожары и спешка мешали строительству. 29 января неожиданно умер старший брат Петра царь Иван, и он уехал на похороны, но тут же вернулся, хотя у него сильно разболелась нога. Усилия и мучения дали плоды - к началу апреля начали спускать на воду суда, а изготовили их немало: 23 галеры, 2 корабля, 4 брандера и 1300 стругов. Подходили к Воронежу войска - до 40 тыс. человек. 3 мая длинная вереница судов поплыла вниз по Дону-батюшке. На галере «Принцнпиум» находился капитан Петр Алексеев, сам ее и построивший. У Азова, помимо Петрова войска, должны были воевать казаки, донские и запорожские.

В конце мая русская армия пришла к своим прошлогодним шанцам (окопам), обновила их и начала бомбардировку Азова. 12 тыс. человек днем и ночью возводили земляной вал, с тем, чтобы сделать его выше крепостных стен. Осажденные попытались помешать осуществлению этого замысла, предложенного Гордоном, но их отбили. Город окружили со всех сторон. На реке действовала русская флотилия - сначала казаки на небольших судах уничтожили турецкие корабли, разгружавшиеся у стен крепости; потом русская эскадра вышла в море, где на рейде располагались тяжелые турецкие корабли с 4 тыс. пехоты, запасами продовольствия, снаряжением, и не позволила войти им в устье Дона, пройти к осажденной крепости.

Турецкий гарнизон, видя безнадежность своего положения, капитулировал. Его командование оговорило сохранение жизни своим солдатам и их семьям, выход из крепости вместе с личным оружием. Победителям достались 136 пушек.

Разрушенную крепость, в которую русские вошли 19 июня, Петр после пира и пышного салюта велел восстановить. Вскоре нашли удобную гавань для флота - в Таганроге.

Царь и его войско, оставив в Азове гарнизон, вышли из него в августе. Царь останавливался в имениях своих вельмож, посетил тульские металлургические заводы. С этого посещения и началось, как говорит предание, возвышение тульского мастера Демидова и его потомков, будущих уральских заводчиков, богатейших русских промышленников, баронов. Петр после разговора с ним велел выдать мастеру из казны 5 тыс. руб. для постройки оружейного завода. Демидов с лихвой оправдал надежды, возлагавшиеся на него царем, временем и потребностями быстро развивавшейся страны.

В конце сентября царь приехал в Коломенское, сюда же подошли войска-победители. Армия Петра вернулась в столицу, но не под колокольный звон, как было принято. Колонны торжественно шли через Москву, через Кремль весь день, растянувшись на многие километры. Проходили через специально сооруженную Триумфальную арку высотой до 10 м. Петр, одетый в черное немецкое платье, в шляпе с белым пером, удивляя москвичей, шел за богато разодетым Лефортом. Не таким привыкли видеть своего монарха русские люди до воцарения Петра. Они видели его ранее в образе торжественно застывшего полубога, молчаливого и таинственного. А теперь… царь, как простой солдат, шел пешком, неся на плече протазан *! Далее вышагивали солдаты, они волокли 16 турецких знамен, захваченных в Азове.

[* Протазан - копьё с плоским и длинным металлическим наконечником.]

Окончились торжества и пиры. Нужно было закреплять достигнутое - принимать меры для заселения и обживания Азова и Таганрога. Туда стали посылать простолюдинов с их семьями на постоянное житье, солдат для усиления гарнизонов. Для строительства Таганрога Дума, созванная царем 20 октября, решила послать 20 тыс. человек. Другое ее сколь важное, столь и краткое решение гласило: «Морским судам быть». Правда, казна была пуста, и на заседании Думы 4 ноября решили создать «кумпанства» - компании из владельцев земель и крестьян, т. е. светских и духовных феодалов, из богатых купцов. Всем им, сложась вместе, следовало обеспечить постройку за два года 52 военных кораблей, с помощью которых только и можно было закрепиться у моря.

До постройки большого и полноценного флота, до превращения России в морскую державу было еще далеко, но дело начали азовским взятием, а потом продолжали столь же бурными темпами. Решение было принято, и сразу же стали создавать «кумпанства», расписали в них богатых и знатных людей. Петр послал запросы в Венецию и иные места, и оттуда приехали корабельные мастера, соблазненные огромным жалованьем. В октябре 1896 г. по царскому указу в Италию, прежде всего в Венецию, в Англию и Голландию отправился 61 русский юноша, из которых более 20 из княжеских фамилий, для обучения навигации - искусству вождения кораблей «как в бою, так и в простом шествии».

К 1698 г. суда, предусмотренные приговорами Думы и царскими указами, вошли в строй. В Таганроге строили гавань. Царь думал о том, чтобы прорыть канал между Волгой и Доном, по рекам Иловле и Камышинке, по проект остался неосуществленным - захлестнули другие дела и планы, а их у царя оказалось очень много.

Все большее число людей включалось в выполнение идей, начинаний Петра и «птенцов гнезда Петрова», его помощников, единомышленников. Царственной волей тысячи простых людей, многие из знати трудились в разных местах обширной страны и за ее пределами. Но находились недовольные, и ими занимался не только «монстра» Ромодановский со своими Преображенскими заплечных дел мастерами и застенками. Самому царю пришлось столкнуться с такими ослушниками и заговорщиками (заговор Цыклера и др.).

Призраки стрелецкого мятежа, интриг Софьи и других недругов долго еще преследовали Петра, и этот человек, проницательный и незаурядный, так до конца жизни и не понял, что одно дело - властолюбивая сестра и другие честолюбцы и карьеристы, а совсем другое - рядовые стрельцы и прочие обиженные люди, не имевшие в их тяжелом, нередко невыносимом положении ничего общего со всеми Милославскими, Хованскими и прочими вельможами; ведь недовольство существующим порядком, ходом событий у тех и у других имело разные причины, стремления и требования. Петру все подобные соображения были попросту недоступны - все заслоняли личные обиды, ненависть к тем, кто в детстве перепугал его до смерти или мешал ему на пути к власти. Законы властвования, его обретения или борьбы за него, его защиты имеют свои, специфические формы проявления, зачастую малоприятные для окружающих, и это в полной мере ощущали русские люди, знатные и «подлые», и в начале правления Петра, которого историк М. Н. Покровский назвал самым жестоким из Романовых, и в последующие годы его царствования.

Великое посольство

«Природой здесь нам суждено в Европу прорубить окно» - так думал Петр в пушкинском «Медном всаднике». Он имел в виду выход к Балтийскому морю, расширение связей с Западной Европой. Все это так. Но попытки прорубить такое «окно» Петр начал ранее - счет можно вести от его «марсовых» и «нептуновых» потех, с Азовских походов (их цель ведь тоже - «прорубить окно», выйти к морям, в конечном счете к той же Европе) и знаменитого Великого посольства 1697 - 1698 гг. Подготовка к нему началась давно, сначала в беседах с друзьями, русскими и иностранцами. Главными были не только и не столько личные замыслы царя, хотя они играли существенную роль, сколько объективные потреб-ности России. Это сознавали многие предшественники царя: отец Петра Алексей Михайлович, его сотрудники Ртищев, Ордин-Нащокин, Матвеев; брат Петра Федор Алексеевич и сестра Софья, а при них - князь Василий Голицын и другие влиятельные деятели. Сквозь толщу старорусских привычек и предубеждений пробивались еще до Петра ростки нового. И до него в России имелись люди, не страдавшие ненавистью к иностранцам. И среди русских простолюдинов, которых подчас огульно и неверно считают оплотом российского консерватизма и мракобесия, немало находилось людей, интересовавшихся иноземными нравами и достижениями.

6 декабря последовал указ. Во главе Великого посольства Петр назначил генерал-адмирала Ф. Я. Лефорта, как человека светского и обходительного, знатока европейских обычаев; генерала и комиссара Ф. А. Головина, руководителя Посольского приказа, тонкого в опытного дипломата, человека рассудительного и общительного, и думного дьяка П. Б. Возницына, одного из руководителей внешнеполитического ведомства, основательного, непроницаемого, человека старой бюрократической закалки.

2 марта 1697 г. из Москвы выехал передовой отряд, через неделю - основной состав посольства. Вместе со свитой и обслугой (врачами, священниками, поварами, слугами, карлами, шутами и пр.) в нем числилось более 250 персон; среди них - 35 «валантиров» (волонтеров), в том числе и урядник Преображенского полка Петр Михайлов - царь Петр Алексеевич собственной персоной, решивший ехать инкогнито. Как и другие волонтеры, он должен был учиться на западе корабельному делу, морской науке. Фактически с начала и до конца он возглавлял посольство, направлял во всем его работу.

Официальная цель посольства, как об этом сказал думный дьяк Посольского приказа Е. И. Украинцев, - «подтверждение древней дружбы и любви для общих всему христианству дел, к ослаблению врагов креста господня, салтана турского (турецкого. - В. Б.), хана крымского и всех бусурманских орд», т. е. подтверждение союза, направленного против Турции и Крыма, ее вассала. Еще в конце января 1696 г. Кузьма Нефимонов, русский посланник, который вел долгие и трудные переговоры в Вене и Венеции, добился заключения на три года оборонительного и наступательного союза России со Священной Римской империей и Венецией против Турции. Летом того же года умер польский король Ян Собесский, началось «бескоролевье» с обычпой в таких случаях борьбой партий и группировок, анархией и неурядицами; посему посещение Речи Посполитой для заключения аналогичного договора не планировалось. Францию, в то время союзника Турции, склонить к противостоянию с Портой было невозможно; Англия и Голландия проявляли заинтересованность в торговле с Турцией. К тому же эти три страны готовились к войне за испанское наследство. Такова была ситуация в области внешнеполитической, и она делала понятной то обстоятельство, что дипломатические цели не являлись главными в деятельности петровского Великого посольства. В «Рассуждении» о причинах Северной войны, паписанном П. П. Шафировым, известным дипломатом, выдвиженцем Петра (царь читал и дополнял его сочинение), об этих целях сказано ясно и недвусмысленно: ознакомиться с политической жизнью Европы, устроить воинские и политические порядки России по европейскому образцу, примером самого царя побудить подданных посещать зарубежные страны для обучения языкам и добрым нравам, разным мастерствам и воинскому искусству. Царь, очевидно, исходил из хорошего правила: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Исполненный планов и надежд, он вез с собой сургучную печать с надписью: «Аз есть в чину учимых и учащих мя требую» («Я ученик и ищу себе учителей»). Царь не побоялся открыто сказать, что он сам и страна, которую он возглавляет, во многом отстали от передовых стран Европы и хотели бы поучиться у них, догнать их. Россия из-за своей отсталости в силу серьезных исторических причин (в первую очередь татаро-монгольское нашествие, иноземное иго, продолжавшееся почти два с половиной столетия; разорение Руси) не могла похвалиться достижениями, характерными для Западной Европы в хозяйственной, политической и культурной областях. Там быстро развивалось капиталистическое производство, в Нидерландах и Англии произошли буржуазные революции. Эпоха Возрождения дала плеяду титанов, гениев в литературе и искусстве. Творили великие ученые - физики, философы, процветала политическая мысль. В России не было ничего подобного, хотя с конца XIV - XV в., с эпохи Куликовской битвы, начался подъем культуры (живопись Феофана Грека и Андрея Рублева, столетие спустя - Дионисия и др.; создание больших летописных сводов и повестей, сказаний и житий святых, строительство храмов и монастырских комплексов, оживление политической мысли XVI - XVII вв. и пр.). Однако расцвет ее был впереди - в XVIII и особенно в XIX в.

В России предпетровской поры и начала правления Петра зарождались мануфактуры, капиталистические отношения, наметились сдвиги в области просвещения (появление Славяно-греко-латинской академии при царе Федоре Алексеевиче, тяга к иностранным книгам и языкам в верхах общества), культуры (первые ростки секуляризации, рационализма). Но это были лишь первые робкие шаги, и дистанция до Западной Европы была огромной.

В конце марта посольский обоз пересек границу, и русские въехали в шведские прибалтийские владения, где в свое время безуспешно пытался закрепиться отец Петра - царь Алексей Михайлович.

Царь Петр, об инкогнито которого в Риге уже догадывались, покинул город, встретивший его негостеприимно, 8 апреля прибыл в Митаву - столицу герцогства Курляндского, вассального к Речи Посполитой государства.

2 мая Петр на «Святом Георгии» направился в Кенигсберг. Он впервые увидел Балтийское море, которое через несколько лет овладело всеми его помыслами. На шестой день волонтеры и царь в их числе прибыли в Кенигсберг. Один за другим следовали торжественные приемы, увеселения, пиры, но царь не забывал главное: с помощью фон Штернфельда, главного бранденбургского специалиста по артиллерии, он совершенствовал свои знания и навыки в этой области, удивляя всех своими способностями; получил аттестат, удостоверяющий, что царственный урядник - искусный артиллерист.

Петр и его послы принимали знаки внимания, благодарили курфюрста Пруссии и Бранденбурга за присылку инженеров и офицеров, столь нужных в войне с Турцией во время Азовских походов. Однако послы отказались целовать руку местному государю, т. е. воздать ему королевские почести. Обе стороны подтвердили «древнюю дружбу» двух государств, их общую цель - борьбу с Турцией (Фридрих III использовал ее для ослабления соседней Речи Посполитой).

Во время переговоров с курфюрстом 9 июня заключили соглашение о союзе и помощи против неприятелей, по не письменное, а… устное! Оба владетеля скрепили договоренность рукопожатиями, клятвой и поцелуями - царь сказал Фридриху III, что единственная гарантия соблюдения договоров - совесть государей, и никто, кроме бога, не может судить их поступки, в частности заключение и нарушение договоров. Петр, делая такой шаг, испытывал сомнения н колебания. Уже тогда, видно, он готовил почву для переориентации внешней политики России, поворота внимания и усилий с юга на северо-запад. С этими мыслями царь, подарив курфюрсту огромный рубин, 22 июня отбыл в порт Пилау, откуда предстояло плыть в Нидерланды. Но произошла задержка, потому что в соседней Речи Посполитой, втором по размеру после России государстве Европы, уже год тянулась борьба за королевский престол. Верх в ней одерживала про-французски настроенная часть шляхты и магнатов; ее кандидат принц де Конти мог стать польским королем. А это означало, что Польша, нынешний союзник России по антитурецкой лиге, выйдет из нее и последует примеру Франции - союзника Турции.

Петр действовал решительно: направил к границам Польши войско князя М. Г. Ромодановского (де Копти тоже опирался па военную поддержку своей страны), поддержал кандидатуру саксонского курфюрста Фридриха Августа I в польские короли под именем Августа II. Присылка сначала одной грамоты Петра сейму, потом второй, их распространение существенно повлияли на настроения шляхты. Верх взяла прорусская фракция. Королем избрали Августа, и он вступил в Польшу с саксонским войском и принял католичество. Новый король обещал Петру, который поздравил его с избранием, выполнять союзнические обязательства по отношению к России и другим участникам антитурецкого союза.

Успокоившись в связи с польскими делами, Петр отплыл в Голландию. Но морское плавание пришлось прервать, так как появились пираты, нанятые французами, и царь высадился в Германии, чтобы продолжить поездку сухим путем.

Страна с развитой промышленностью, великая морская, колониальная, торговая держава, Голландия с ее мануфактурами, огромным торговым флотом (16 тыс. судов - четыре пятых всего мирового торгового флота) имела всего 2 млн. населения, но являлась самой богатой страной Европы. Здесь уже тогда появились банки буржуазного типа, фондовые биржи, страховые компании. Вильгельм III Оранский, штатгальтер Голландии, одновременно являлся с 1688 г. английским королем. Он возглавлял коалиции европейских государств (Аугсбургскую лигу, венский Великий союз), направленные против Франции «короля-солнца» Людовика XIV. Маленькая Голландия успешно противостояла самой сильной в Европе французской армии во главе со знаменитыми Тюренпом и Конде.

В голландском городе Рисвике, около Гааги, собирались дипломаты Нидерландов и ее союзников для мирных переговоров с французскими представителями. Петр и 18 волонтеров приближались в это же время к Голландии по Рейну и каналам. 7 августа 1697 г. они показались на виду у Амстердама. Посольство еще не прибыло, и Петр, оставив 12 человек в городе, поторопился с остальными спутниками к морю. На следующий день он был уже в Саардаме, небольшом городке на морском побережье. Здесь его встретил знакомый кузнец, бывавший и работавший в России. Он с изумлением узнал русского монарха. Петр предупредил его о своем инкогнито и поселился с товарищами в небольшом домике кузнеца. Тут же царь обрядился в местное платье и нанялся работником на верфь. Купив инструменты, начал с топором в руках учиться корабельному мастерству. Как и другие мастеровые люди, носил красную байковую куртку и холстинные шаровары, ловко работал топором, строил ли он корабль или мельницу. Столь же умело управлял яхтой.

Но вскоре начались неприятности. Все узнали, что на верфи работает русский царь, и его стали донимать толпы любопытных. Посмотреть на него собирались не только саардамцы, но и многие люди, специально приезжавшие из других городов. К тому же Петр быстро понял, что Саардам - не главный центр судостроения, как уверяли его голландцы в Москве. Здесь сооружали только купеческие суда и мелкие лодки, большие же военные корабли строили в Амстердаме. Его потянуло туда.

Между тем в Нидерланды прибыло русское Великое посольство. 16 августа состоялся его торжественный въезд в Амстердам. В составе свиты находился и прибывший из Саардама Петр, обряженный в кафтан, красную рубаху, войлочную шляпу. Встречали посольство салютами из пушек, вдоль пути следования стояли войска, толпы людей. Для него выделили гостиницу, лучшую в городе.

В тот же день Петра познакомили с Николаем Витзеном - бургомистром Амстердама, одним из директоров Ост-Индекой компании. Побывав ранее в России, Витзед изучил русский язык, он был автором книг о России, о кораблестроении. Этот крупный администратор и ученый стал своего рода опекуном Великого посольства. Он устроил Петра и волонтеров па верфь Ост-Индской компании, а ее директора вынесли решение: заложить корабль, чтобы «знатная особа, пребывающая здесь incognito», могла изучить все этапы его постройки и оснастки.

Основное его внимание поглощали обязанности корабельного плотника. Царь и волонтеры усваивали премудрости корабельного ремесла. 9 сентября они заложили фрегат, чтобы под руководством голландского мастера Поля полностью самим его построить. Работа была очень тяжелой, но Петр, нетребовательный в одежде и еде, равнодушный к комфорту, не замечал трудностей. То же можно сказать о Меншикове, Головкине и пр.

Трудясь на верфи, Петр по-прежнему руководил работой Великого посольства. «Царь, - по сообщению австрийского резидента Плейера, - все направляет по своему разумению». 1 сентября он встретился с Вильгельмом. Умный, волевой, дальновидный политик, штатгальтер еще при въезде Великого посольства в Голландию выдвинул предложение о встрече с царем, не зная, что тот уже находится в стране и орудует топором на верфи. Беседовали они вдвоем, с глазу на глаз; о содержании их разговора ничего не известно. Оба, что было очень существенно, лично узнали друг друга. Петр наконец увидел правителя, которого очень уважал, видел в нем героя еще по рассказам иностранцев в московской Немецкой слободе. Опытный же штатгальтер, человек сдержанный, хладнокровный, вероятно, с интересом смотрел на молодого и порывистого правителя «варварской» Московии.

Работа на верфи, дипломатическая переписка чередовались с посещением музеев, театра, ботанического сада, анатомической лаборатории, мануфактур и т. д. Русские нанимали мастеров - специалистов в разных областях, отправляли их в Россию.

17 сентября состоялся торжественный въезд Великого посольства в Гаагу, где располагались высшие органы власти, в том числе Генеральные Штаты республики с выборными депутатами. Русские представители не очень-то понимали особенности республиканского устройства, функции депутатов - это видно хотя бы из того, что великие послы в соответствии с московскими дипломатическими нормами требовали, чтобы депутаты (а ведь они были суверенными носителями верховной власти) встречали их во время официальной аудиенции у кареты. Витзен объяснил им, что депутаты - не слуги короля.

25 сентября состоялась официальная аудиенция. Великие послы произнесли речи, вручили подарки - ценные шкурки соболей. Президент Генеральных штатов ответил речью. В посольской свите стоял Петр и наблюдал за церемонией. В последующие дни, поскольку аккредитация посольства состоялась, ему нанесли официальные визиты послы Англии, Бранденбурга, Дании, Швеции и других стран. Не появился только французский посол, русское посольство его игнорировало как представителя страны, враждебной России и дружественной Турции.

Конец сентября - середина октября - время встреч и переговоров русских послов со специальной комиссией, назначенной Генеральными Штатами. Петр внимательно следил за ходом дела, составлял инструкции. Русская сторона ставила вопрос о голландской помощи России в войне с Турцией воинскими, корабельными припасами и деньгами для строительства флота. Предложила Нидерландам право торговли через Россию с Персией и другими странами Востока, но голландские представители во всем отказали. Голландия не была заинтересована в торговле с Россией, которая составляла менее 1% общего внешнеторгового оборота страны. После же заключения мира с Францией Нидерланды не хотели осложнять с ней отношения помощью стране, воевавшей с Турцией. Кроме того, местные власти заботились о состоянии торговли на Средиземноморье, которой могли бы помешать те же турки.

Так России приходилось расплачиваться за свою отсталость, отсутствие флота, широко развитой торговли. Ссылки же русских послов на необходимость объединения усилий христианских государств в борьбе с мусульманской Портой выглядели в глазах искушенных и расчетливых политиков Западной Европы довольно наивными - различия вероисповеданий отнюдь не мешали складыванию различных коалиций, внешнеполитических комбинаций, союзов, например враждебного католической Франции объединения государств - пе только протестантских (Англии, Голландии, Швеции), по и католических (Австрии, Испании, Баварии); коалиции христианской Франции и мусульманской Турции.

После прощальной аудиенции и подарков в виде золотых украшений (их стоимость точно соответствовала цене русских подарков, врученных на первой аудиенции) официальная миссия Великого посольства в Голландии закончилась.

В конце октября Петр снова встретился с ВильгельмомОранским.

Между тем работа на верфи Ост-Индской компании перестала удовлетворять Петра. Освоив практические навыки кораблестроения, он захотел узнать теорию корабельного дела, но голландские мастера не могли ему ничем помочь. Царь однажды посетовал на это в доме купца Яна Тесинга, у которого был в гостях. Между хозяином и гостем состоялся такой разговор:

- Для чего ты так печален?

- Зело (очень. - В. В.) стало противно, что такой дальний путь для сего воспринял, а желаемого конца не достиг.

Присутствовавший при их беседе англичанин включился в разговор:

- В Англии сия архитектура так в совершенстве, как и другие, и ей кратким временем научиться можно.

Петр, воспрянувший духом, после разговора с Вильгельмом III был приглашен им в Англию.

В конце года члены Великого посольства изо всех сил разыскивали и нанимали для службы в России специалистов по флоту, производству вооружений, медицине и др. Всего удалось набрать более 800 человек - голландских, английских, немецких, венецианских, греческих офицеров, матросов, инженеров, врачей и пр. В Россию отправили несколько десятков тысяч ружей новых марок, всякие военные материалы, морские приспособления.

Из Англии прибыли три корабля и две яхты. Они должны были доставить в Лондон Петра и его волонтеров. Начались спешные сборы - шитье нового платья, прощальный ужин у Лефорта. 9 января 1698 г. волонтеры во главе с Петром подняли паруса и отплыли в сторону Альбиона. Великое посольство осталось в Амстердаме.

Утром 11 января Петр прибыл в Лондон. С ним было 27 человек (вместе со слугами). По сути царь, одетый в платье голландского матроса, большую часть времени провел на палубе. Адмирала Митчела, его сопровождавшего, он засыпал вопросами по части навигации, устройства кораблей. Однажды он полез на мачту, пригласив последовать за ним и адмирала, но тот, ссылаясь на свою дородность, вежливо уклонился.

Русский царь прибыл в крупнейший город мира со 700-тысячным населением, порт мирового значения (13 444 корабля посетили его в 1698 г., когда там пребывал Петр). Англия - передовая страна, быстро шедшая по пути буржуазного развития, с бурно растущими промышленным производством, торговлей; средоточие величайших культурных ценностей, научных учреждений со всемирно известными учеными. Можно представить себе те чувства превосходства и иронии, которые испытывал король Вильгельм III во время встреч с молодым повелителем России. Последний, вероятно, с жаром говорил о своих планах создания флота, выхода к морям. Западная Европа пока что с недоверием, пренебрежением и насмешками воспринимала подобные заявления, и Петру подчас с трудом удавалось скрыть раздражение, застенчивость в разговорах с иностранцами. Лишь победы, одержанные русскими па суше и на море 10 - 15 лет спустя, заставили иначе относиться к России и Петру.

Большую часть времени из четырех месяцев, проведенных в Англии, царь пропадал на верфях, изучал теорию кораблестроения. В Дентфорде, под Лондоном, под руководством инспектора королевского флота сэра Антони Дина он прошел теоретический курс кораблестроения. Помогал ему и маркиз Кармаитен, с которым он подружился; лорд - человек веселый, много знавший, с ним царь чувствовал себя легко и свободно. По приглашению короля Петр прибыл в Портсмут - главную базу английского флота. Специально для него были устроены учения военных кораблей, самых мощных в тогдашнем мире; наблюдая их, царь не скрыл своего восхищения:

- У адмирала в Англии значительно более веселая жизнь, чем у царя в России!

Присматривался Петр и к английской парламентской системе. 2 апреля он прибыл в здание парламента, но присутствовать на его заседании отказался - через слуховое окно на крыше слушал прения па совместном заседании палаты лордов и палаты общин. Это не осталось незамеченным. По словам одного дипломата, «это дало повод кому-то сказать, что он видел редчайшую вещь на свете, именно короля на троне и императора на крыше».

Царя как будто привлекало то обстоятельство, что члены парламента свободно высказывают свое мнение в присутствии короля: «Весело слушать, когда подданные открыто говорят своему государю правду; вот чему надо учиться у англичан». Он и у себя дома, в своей «кумпании», завел такие порядки - ее члены говорили царю то, что думали, подчас довольно смело. Ф. Ю. Ромодановский, например, в письме к Петру в Лондон упрекал его в путанице по какому-то делу и довольно весело говорил в связи с этим о «запое» царя и его присных, в чем, кстати говоря, был близок к истине. Да и позднее, организуя Сенат и коллегии, пришедшие на смену приказам, он проводит в их работе принципы общего, открытого обсуждения всех вопросов и дел, принятия по ним решений. Но все это, конечно, было весьма далеко от парламентаризма и демократии в западноевропейском смысле слова. Всю жизнь Петр как правитель оставался абсолютным монархом, деспотом, нередко жестоким и беспощадным. Будучи, по словам историка В. О. Ключевского, «добрым по природе как человек, Петр был груб как царь».

Знатный русский гость немало времени провел па фабриках, посетил Английское королевское общество, Оксфордский университет. В Гринвичской обсерватории и на Монетном дворе побывал по нескольку раз. Возможно, беседовал со знаменитым Исааком Ньютоном, возглавлявшим в то время Монетный двор. Встреча с математиком Г. Фарварсоном закончилась договоренностью о его приезде в Россию. Там он впоследствии сыграл важную роль в преподавании математики в Навигацкой школе и Морской академии. Пришел царь в часовую мастерскую знаменитого Карте, увлекся настолько, что стал тут же заниматься сборкой и разборкой часов.

18 апреля Петр и Головин нанесли прощальный визит королю. Царь подарил ему алмаз огромной величины. Пребывание русского монарха в гостеприимной Англии заканчивалось. Через неделю он покинул страну. Петру показали, кажется, все, что его интересовало, и он провел здесь время с немалой пользой для себя и для России.

Но не все в его пребывании было безоблачным. По поводу прощального визита Петра королю австрийский посол в Лондоне Ауерсперг сообщал императору Леопольду I: «Царь откланялся королю Вильгельму и с нежностью уверял его в своей постоянной дружбе. Однако, когда он узнал, что сюда от лорда Пэджета (английского посла в Турции. - В. В.) прибыл секретарь с некоторыми мирными предложениями, он выразил недовольство, что король не сообщил ему о том. Царь того мнения, что еще не время заключать такой мир, и, вероятно, будет противодействовать его заключению, когда прибудет ко двору Вашего величества».

Здесь имеется в виду Священный союз Австрии, Польши, Венеции и России против Турции и Крыма, оказавшийся неожиданно для Петра и его великих послов под угрозой, так как за спиной России Австрия при поддержке Англии и других стран вела с Портой переговоры о заключении мира. Петра же, занятого кораблями и мануфактурами, держали па сей счет в полном неведении. Авторитет России на европейской дипломатической арене, как видно, не был высоким.

И в этой области Петру нужно было многому учиться: практичности, расчетливости, тонкостям дипломатической игры. Узнал он и о коварстве, лживости, двуличии искушенных в своем деле дипломатов. В Европе намечалась новая расстановка сил, близилась очередная война - за испанское наследство. Закончилась война между Францией и Аугсбургской лигой, в которую входили Англия, Голландия, Испания, Священная Римская империя, Швеция, Савойя, мелкие итальянские и немецкие княжества. Рисвикский мир зафиксировал уступки Францией части завоеванных ею земель в Испании, Германии, Южных Нидерландах. Но близившаяся кончина бездетного испанского короля Карла II приближала борьбу за его владения - самые обширные в тогдашнем мире. Кроме Испании в его государство входили большая часть Италии, Южные Нидерланды, огромные территории Южной, Центральной, части Северной Америки, в Африке, на морях и в океанах (Филиппины, Канарские, Антильские, Каролинские острова).

Такое богатое наследство не прочь были Припять и Франция, и Австрия. Людовик XIV был женат на Марии-Терезии, старшей сестре Карла II, а австрийский император Леопольд I - на другой его сестре - Маргарите-Терезии, и оба имели сыновей, выступавших претендентами на испанский трон своего дяди. При дворе Карла II действовали две партии - французская и австрийская. Борьба Габсбургов и Бурбонов за трон в Испании сопровождалась схваткой морских держав - Англии и Голландии - за колонии. Пока шла сложная и напряженная дипломатическая борьба, Петр и его сотрудники, находясь в Голландии и Англии, уловили смысл разворачивавшихся на их глазах событий. Царь в письме А. Виниусу 29 октября 1697 г. довольно точно оценивал и договор, только что заключенный в Рисвике, и то, что за ним последует: «Мир с французами заключен и три дня назад был отмечен в Гааге фейерверком. Дураки очень рады, а умные опасаются, что французы их обманули, и ожидают вскоре новую войну, о чем буду писать подробнее».

Петра в этой обстановке заботило главное в то время дело для России - продолжение и успешное завершение войны с Турцией. Незадолго до начала Великого посольства, в январе 1697 г., Россия, Австрия и Венеция подтвердили условия своего союза. Но теперь все оказалось под ударом: европейские страны, в том числе союзники России - Австрия и Венеция, а также правители Англии и Голландии, столь любезно принимавшие Петра, за его спиной вели активную дипломатическую игру, по существу направленную против России. Ее хотели оставить один на один с Турцией, чтобы она отвлекала на себя военные силы последней, а армия Австрии смогла бы полностью переключиться на борьбу с Францией за испанское наследство. Отсюда - «мирное посредничество» Англии и Голландии в целях прекращения войны между Австрией и Турцией. Противодействие Франции в Стамбуле не дает результатов.

25 апреля Петр отплыл из Англии, море было бурным, корабли бросало с волны на волну. В Голландии пред-стояло немало интересных и полезных дел. Вместе с Лефортом царь осмотрел замок Оранских, Лейденский университет, в том числе его анатомический театр. Левенгук показал ему микроскоп, изумлявший всю Европу.

Увиденное радовало любознательного Петра, но его огорчали известия с родины, весьма для него неприятные. Из России сообщили о волнениях стрельцов весной 1698 г. Решив, пока только письменными распоряжениями, одно неприятное дело - о «стрелецком своеволии», царь переходит к другому - назревавшему развалу антитурецкого союза. 16 мая посольство отправилось в обратный путь. Петр, оставив спутников, плывших по каналам и рекам, быстро продвигался по суше. Вскоре он прибыл в Дрезден к Августу I - курфюрсту саксонскому и, с помощью Петра, королю польскому. Снова начались празднества и церемонии. Гость осматривал крепости и арсеналы, богатейшие коллекции Дрездена. Особенно интересовали его математические инструменты, приспособления для ремесел, литейный двор. Снова удивил он знатоков своими познаниями в артиллерии.

11 июня Петр со спутниками подъехал к Вене. В Штокерау, городке в окрестностях столицы, состоялась первая встреча с австрийскими представителями. Проволочки, формальности, мелочи дипломатического церемониала, более же всего пренебрежение к русским послам выводили Петра из себя. Он поставил вопрос о личной встрече с императором. Снова нудные переговоры о церемониале встречи, дипломатических тонкостях этикета. 19 июня Леопольд I, 58-летний владыка обширной империи, важный и неторопливый, осторожный и опытный, встретился с 26-летним русским царем, энергичным и порывистым. Петр был одет в темный голландский кафтан, поношенный галстук. Император и его канцлер граф Кинский, во всем похожий на своего повелителя, с опасением вели беседу с русским царем.

Несмотря на опасения императора, Петр проявил учтивость и любезность в разговоре с «величайшим государем христианского мира» (так царь аттестовал своего собеседника). Леопольд I, наслышанный о странностях, экстравагантных выходках царя, после разговора с ним вздохнул с облегчением.

Переговоры союзников с Турцией продолжались, причем Россию от них бесцеремонно отстраняли, пренебрегая ее интересами. Петр пытался воздействовать на ход переговоров, ставил перед венским двором вопрос о соблюдении союзного договора. При этом он исходил из принципов справедливости, разума, морального права. Прагматизм европейской дипломатии в его демаршах учитывался явно недостаточно.

Дипломатические шаги Петра в целом закончились неудачей, но он многое постиг: контакты с европейскими дворами, их опытными властителями и изощренными дипломатами внесли в обучение Петра и его сподвижников немаловажный вклад.

Оставалось посетить еще Венецию, тоже союзника России и тоже ненадежного. Но, может быть, там удастся что-либо предпринять, изменить, во всяком случае, попытаться это сделать? К тому же в республике развито кораблестроение, имеются арсеналы, большой галерный флот. Со всем можно ознакомиться, потом съездить в Рим, во Францию.

15 июля Петр только собрался сесть в карету для отъезда в Венецию, как новое письмо из Москвы от князя-кесаря разрушило все его планы. Ромодановский писал о восстании четырех московских стрелецких полков. Если весной в Москву приходили 175 «смутьянов», то теперь, летом, все полки в полном составе идут к пей «бунтом». В голове Петра вихрем пронеслись видения - в памяти всплыли события 1682 и 1689 гг., вспыхнув, разбушевалась ярость. С трудом пришлось перенести дипломатические проволочки, споры венских и московских дипломатов о деталях церемониала прощальной аудиенции, которая чуть было не сорвалась. Последовал обмен визитами между императором и Петром. 19 июля царь принял австрийского наследника и во второй половине дпя к удивлению всей Вены в сопровождении свиты помчался не в Венецию, а в Россию. День и ночь пять карет мчали его и спутников через Польшу к русской границе. Только после Кракова курьер, посланный из Вены, догнал царя с сообщением о разгроме восставших стрельцов на р. Истре под Новоиерусалимским Воскресенским монастырем. Петр остановился. Теперь ехали не спеша.

В Раве Русской Петр встретился с Августом - курфюрстом саксонским и королем польским. Задержался здесь надолго. В разговорах с глазу на глаз оба правителя, ставшие приятелями, скрепили взаимными клятвами союз против Швеции. Поскольку союз на юге, против Турции, распадался, Петр перенес внимание на север, к Балтике. Зарождался будущий Северный союз. Закрепили договоренность любопытным способом - король и царь поменялись камзолами, шляпами и шпагами. Расстались довольные друг другом.

25 августа Петр вернулся в Москву. Его ждали неотложные дела. Еще 16 июля из Вены Петр отправил пись-мо князю-кесарю. Царь писал кратко, но гнев его, это бросается в глаза, переливался через край: «Her Kenih! Письмо твое, 17 июня писанное, мие отдано, в котором пишешь, Ваша милость, что семя Ивана Михайловича (Милославского. - В. Б.) растет, в чем прошу быть вас крепкими; а, кроме сего, ничем сей огнь угасить немоч-но. Хотя зело нам жаль нынешнего полезного дела, однако сей ради причины будем к вам так, как вы не чаете». В этом послании весь Петр, напружинившийся, собранный, готовый пасть, как снег на голову, обрушить неудержимый гнев на тех, кто казался ему виновным. Царь был уверен, что стрельцы подняли восстание по наущению ненавистных ему Милославских, сестры Софьи («семя… растет», т. е. прорастает, дает новые всходы в виде заговоров против него, бунтов). По тону, ритму его письма чувствуется, что Петр готовится карать беспощадно, кроваво.

Стрелецкое восстание. Первые реформы

Прибыв инкогнито 25 августа в столицу, Петр узнал подробности о событиях, взволновавших его за границей более всего, - о стрелецком восстании. Он слушал доклады, рассказы, впечатления, читал материалы сыска (следствия) - показания участников восстания сразу после их разгрома. Продолжалось это около трех недель.

Занимается Петр также и другими делами. Сразу после возвращения царь посетил Патрика Гордона. Затем поехал к Анне Монс, своей фаворитке, в Немецкую слободу, куда тянуло. Сразу же уехал в Преображенское, к жене даже не показался - не хотел ее видеть.

Политическая жизнь столицы, оживившаяся с приездом молодого и энергичного правителя, переместилась в подмосковное царское село. Сюда потянулись бояре. То, что они пережили при первой встрече с царем, поразило и их самих, и современников. Они долгие годы рассказывали потом детям и внукам о случившемся в тот памятный день. Принимая бояр, Петр приказал подать ему ножницы и тут же пустил их в ход - на пол посыпались отрезанные бороды. Шок испытали самые влиятельные в то время лица - «генералиссимус» А. С. Шеин, князь-кесарь Ф. Ю. Ромодановский и др. Но с этим пришлось примириться, тем более что царь не ограничился первой встряской. Несколькими днями позже на пиру у Шеина, теперь уже безбородого, у гостей, имевших на лице сие старорусское украшение, бороды кромсал царский шут. Так Петр в обычной своей манере - решительно и деспотически грубо - порывал со стариной в быту. Правда, и до него некоторые люди, из тех, кто посмелее, брили бороды, но на них сыпались насмешки окружающих, проклятия священников. Патриарх Адриан клеймил в проповедях брадобритие, называл его грехом смертельным, сравнивал безбородых с котами, псами и обезьянами.

Петр, не считаясь с недовольством бояр и духовенства, объявил в указах, что брить бороды должны все его подданные. Знать относительно быстро и легко примирилась, расставшись с бородой. Простой же люд ответил глухим ропотом и сопротивлением. Тогда власти объявили, что те, кто желает носить бороды, должны платить налог: богатый купец - 100 руб. в год (деньги огромные по тем временам), дворяне и чиновники - 60 руб., горожане - 30 руб.; крестьяне - по копейке при въезде в город и выезде из него. Не платили новый налог только лица духовного звания. В итоге выиграла казна - пострадали убежденные бородачи, среди которых немало было тех, кто с осуждением и гневом встречал петровские новшества, выступал за незыблемость дедовских порядков и обычаев.

В то же время царь решал весьма неприятную для него задачу - развод с женой. Отправляясь в Ригу, он просил остававшихся в Москве правителей уговорить Евдокию уйти в монастырь. Жена знала, что она нелюбима, не нужна царю, но не соглашалась. Тем не менее через три недели небольшая карета царицы выехала из Кремля без свиты, и вскоре келья суздальского Покровского монастыря приняла новую постриженицу - инокиню Елену.

Все эти дни, занимаясь делами или пирами, Петр вникал в обстоятельства восстания стрельцов, этих, по его убеждению, «не воинов, а пакасников» (пакостников). В своих суждениях он, как и раньше, во многом заблуждался. Ему застилала глаза и мутила разум старая ненависть к ним, к Софье и Милославским. Все они, по его ошибочному заключению, составляли один лагерь - лагерь его врагов, противников преобразований, новшеств, которые он задумывал и начинал проводить в жизнь. Ему, к сожалению, не было никакого дела до действительного положения стрельцов, их страданий и лишений. А именно они и явились причинами восстания. К тому те военную свою пригодность стрельцы доказывали неоднократно с тех пор, как появились в составе русского войска.

После взятия Азова Петр и власти приказали возвратиться в Москву девяти стрелецким полкам. Для очистки города и возведения укреплений оставили шесть городовых солдатских полков, а также четыре московских стрелецких полка, возглавлявшихся полковниками Ф. А. Колзаковым, И. И. Черным, А. А. Чубаровым и Т. X. Гундертмарком. Стрельцы выражали открытое недовольство долгой службой, тяготами походов, болезнями, долгой оторванностью от семей и плохим отношением начальников.

Летом 1697 г. четырем полкам приказали покинуть Азов и идти на север, но не в Москву, к женам и детям, а в Великие Луки. Там они должны были влиться в армию М. Г. Ромодановского, в которую входили дворяне новгородские, смоленские, бельские и рославльские, а также смоленские солдаты и рейтары (кавалеристы). Стрельцов после потерь под Азовом насчитывалось в четырех полках около 2700, в том числе 38 командиров.

Жалобы и злобу стрельцов вызвало то обстоятельство, что, несмотря на большие потери в ходе осады и взятия Азова, им не дали отдохнуть в Москве, а погнали к литовской границе. По пути они тянули речные суда с оружием и припасами, вместо лошадей тащили пушки. Погода стояла такая, что хуже не придумаешь - осенняя слякоть, потом ранние заморозки. Продрогшие, голодные, прося кусок хлеба по деревням, они добирались до места новой службы «денно и нощно в самую последнюю нужду осенним путем и пришли чуть живы».

После службы на границе (стояли в лесу, в великие морозы) перевели их в Великие Луки и Торопец. Их мучения продолжались. Больше всего донимал голод. В том году во всей России голодали массы людей. Весной 1698 г. представители стрельцов пришли в Москву бить челом «с голоду». Тогда властям удалось предотвратить открытое восстание - им выдали жалованье, и они после небольших волнений ушли из столицы.

Уже тогда, в марте, наиболее активные стрельцы - В. Тума, Б. Проскуряков, И. Чурин, П. Наумов и др. -выдвинули план расправы с «обидчиками» из московских бояр и влиятельных иноземцев, по вине которых, по их мнению, они не получали жалованья, терпели лишения и дошли до нищенства.

Поскольку от Петра долго не было известий, поползли слухи о его смерти за рубежом. В этой неопределенной, смутной обстановке стрельцы снова заговорили о необходимости нового и «доброго» правителя, который облегчит их положение, отстранит «плохих» бояр - Ф. Ю. Ромодановского, Т. Н. Стрешнева, И. Б. Троекурова и прочих, которые их притесняют, обижают.

В конце мая все четыре полка стрельцов перевели из Великих Лук в Торопец. Появилась надежда, что их отправят к Москве, но 2 июня было объявлено, что полки направляются в Вязьму, Белую, Ржеву Владимирову и Дорогобуж. Мало того, стрельцов, которые в марте приходили с жалобами в Москву, приказали сослать с семьями «на вечное житье» в разные украинские города.

6 июня стрелецкие полки сошлись на реке Западной Двине. По пути сюда и здесь В. Тума с другими предводителями призывал стрельцов к походу на Москву. Число их сторонников росло. Артемий Маслов, пятидесятник из полка А. А. Чубарова, читал «письмо Софьи». Оно подливало масло» огонь. Но согласны были не все. Один из таких, Карп Ерофеев, в ответ на свои сомнения получил отповедь Василия Тумы:

- Для чего ты, дурак, не идешь?! У меня есть письмо от царевны Софьи Алексеевны, чтобы идти к Москве!

Подавляющее большинство стрельцов высказалось за восстание. Они сместили своих полковников, избрали в каждом полку по четыре выборных - для командования и ведения всяких дел. Выборные были организаторами в своих полках. Главными деятелями начавшегося движения остались стрельцы из числа мартовских «скороходов» - Тума, Проскуряков, Зорин, Маслов, Игнатьев, Обросимов и др. Зорин был участником Московского восстания 1682 г. Он открыто говорил, что готов продолжить дело, начатое им и другими 16 лет назад:

- Я и в 90-м (1682. - В. Б.) году все по обычаю своему управил, а и ныне, окромя меня, такого пределу нихто не сделает.

Стрельцы вынесли решение о походе на Москву. Зорин составил челобитную, Маслов - изветное письмо для вручения властям. В них они перечисляли все тяготы, выпавшие на их горькую долю, просили облегчить их положение.

Решительные меры руководителей возымели действие - все стрельцы (их к тому времени насчитывалось 2200 человек) двинулись к Москве. Их цель - побить ненавистных бояр и иноземцев, в первую очередь офицеров, пограбить боярские дома, поставить у власти Софью или, если она не согласится, кого-нибудь другого, «доброго» к ним, например одну из царевен, царевича Алексея, боярина князя В. В. Голицына, находившегося в ссылке с 1689 г., боярина князя М. Я. Черкасского, популярного в народе. Мысли об отказе Софьи взять власть, о вручении ее другим лицам говорят как будто о том, что «письма Софьи» с их призывами идти к Москве и посадить ее «на царство» - агитационные выдумки самих восставших, точнее их руководителей, тех же Тумы и Проскурякова, Зорина и Маслова.

Восставшие рассчитывали на московский простой люд - чернь, среди которой, по свидетельствам современников, в это время были волнения, так как она высказывала недовольство дороговизной хлеба и других съестных припасов. Они надеялись и на помощь стрельцов из других городов, донских казаков и солдат.

Интересно, что в среде восставших вызревала даже мысль о расправе с царем Петром, замене его другим лицом, перемене династии.

После «большого круга», пли «совета», па Двине все четыре полка направились к Москве.

Известие о выступлении стрелецких полков вызвало переполох в Москве среди бояр-правителей. Богатые люди начали убегать из столицы. Боярская дума, неоднократно собиравшаяся на заседания, вынесла решение послать против стрельцов несколько полков из дворян, солдат и прочих (собрали даже отставных, конюхов, подьячих, недорослей) - всего, по сообщению И. Г. Корба, до 8 тыс. человек и 25 пушек. Возглавили войско боярин А. С. Шеин, генерал П. Гордон, генерал-поручик князь И. М. Кольцов-Мосальский. Царские ратники шли поспешно. Вечером 17 июня они подошли к Новоиерусалимскому Воскресенскому монастырю.

Переговоры, которые воеводы вели с восставшими, быстро закончились. В разговор вступили орудия. Восставшие развернули знамена и открыли огонь из пушек и ружей, ранили четырех человек. Вслед за тем пушки полковника Граге точным огнем стали косить ряды стрельцов, и они смешались. Восставшие после третьего залпа бросились на солдат, но уже следующий залп окончательно смял их, и повстанцы начали разбегаться, сдаваться в плен.

В ходе сражения, довольно короткого, было убито 15 - 20 стрельцов, около 40 ранено. Большинство остальных переловили и посадили под караул в Воскресенском монастыре.

Во время розыска, предпринятого по указанию московских бояр, Шеин приказал из всей массы восставших выделить выборных, «беглецов» в Москву (в марте того года) и «пущих заводчиков», т. е. наиболее активных деятелей восстания, его руководителей. Таковых набралось 254 человека. После допросов, в ходе которых они оговаривали друг друга, забыв свои обещания не выдавать, «друг на друга не говорить», Шеин приказал пове-сить 56 «пущих заводчиков», в том числе главных вождей - Туму и др. Это происходило 22 и 28 июня. А 2 июля по решению московских бояр казнили тем же способом 74 «беглеца» в Москву. Всего погибли 130 человек. Умирали они молча, с крестным знамением.

Остальных 1965 человек разослали по разным городам и монастырям. Пробыли они там недолго, чуть более двух месяцев.

Петр, прибывший из-за границы, не скрывал своего крайнего недовольства результатами розыска Шеина в Воскресенском монастыре. Следствие, по его мнению, провели поспешно, не выявили корни «бунта» (то «семя» Милославского, о котором он писал в Москву из-за границы), а большинство его участников отделалось мягкими наказаниями. Зачинщиков движения, по мнению Петра, казнили слишком быстро, не выведав у них необходимые и важные сведения. Недовольство царя прорывалось на людях, принимая дикие, необузданные формы.

По указанию царя в Москву вернули более тысячи стрельцов-повстанцев. 17 сентября 1698 г. начался печально знаменитый стрелецкий розыск, поразивший воображение современников и потомков страшной, беспредельной жестокостью. Уже первые допросы, в том числе Зорина и других активных деятелей восстания, его руководителей, показали Петру, что участники движения начали его из-за своих тягот, нищеты и хотели просить Софью взять власть в случае успеха.

Преступление стрельцов в глазах Петра было явным: «А смерти они достойны и за одну провинность, что забунтовали и бились против большого полка», т. е. против войска Шеина. Вина каждого в отдельности царя не интересовала. Для Петра важнее было выяснить причины движения и, главное, связи его участников с ненавистной Софьей и ее приспешниками.

После жестокого розыска более тысячи человек закончили свою жизнь на плахе и виселицах, других сослали. 16 московских стрелецких полков Петр приказал раскассировать (расформировать). Стрельцов вместе с семьями выслали в разные города и там записали в посадские люди (ремесленники, торговцы). Эту операцию в народе назвали «стрелецким разорением». Царь планировал расформировать все другие стрелецкие полки, но началась Северная война, и вскоре из бывших московских стрельцов создали новые полки. Хотя они хорошо показали себя в Полтавской битве 1709 г. и других операциях, постепенно их переводили в солдаты. Окончательно московские стрельцы исчезли в 1713 г. Городовых стрельцов расформировали только во второй четверти XVIII в., уже после смерти Петра.

Годы «стрелецкого розыска» наполнены многими другими событиями в жизни Петра и России. Дело не ограничилось борьбой со старозаветными бородами. В конце концов эта реформа коснулась прежде всего верхов русского общества. Нововведения царя вносили новое в жизнь русских людей, подталкивая их к более живым и цивилизованным ее формам. Это касалось ассамблей, обучения юношей-недорослей, а подчас и более зрелых по возрасту людей за границей разным наукам и вежеству - политесу, умению вести себя в обществе.

12 февраля 1699 г. Лефорт созвал на пир многих знатных персон московских в свой новый дворец. Петр вместе со всеми участвовал в его освящении, носившем, как это нередко бывало в те годы, шутовской характер. Много было вина и веселья. Царь и здесь пустил в ход ножницы, на этот раз их жертвой стали длинные и широкие рукава русских кафтанов. Обрезая их, он приговаривал:

- Это помеха: везде надо ждать какого-нибудь приключения - то разобьешь стекло, то по небрежности попадешь в похлебку. А из этого, - Петр показал пострадавшему отрезанный кусок рукава, - можешь сшить себе сапоги.

Как и от бород, сановники быстро и легко отказались от долгополого платья с широкими рукавами. Вскоре они уже щеголяли по примеру царя-батюшки в коротких и удобных кафтанах европейского покроя, причем суконных, а не роскошных, как раньше, - парчовых, бархатных да шелковых. Это новшество не было таким уж и новым: еще при царе Федоре, брате Петра, при дворе вошли в моду польские и венгерские кунтуши. Теперь ношение нового платья стало общегосударственной нормой - указ 4 января 1700 г. повелевал всем российским дворянам, посадским людям, боярским холопам в Москве и других городах носить венгерские кафтаны.

Еще более важное значение имеют другие нововведения, принятые в 1699 - 1700 гг. Начало кораблестроения и мореплавания, артиллерийское дело и строительство крепостей остро поставило вопрос о необходимости инженеров, техников, мастеров, знающих математику, умеющих читать карты, пользоваться мудреными инструментами. Для армейских полков требовались госпитали и персонал со знаниями медицинской науки. О многом другом, не терпящем отлагательства, приходилось думать, ломать голову. Конечно, нанимали за большие деньги специалистов-иностранцев. Но Петр, увидевший за границей академии и университеты, обсерватории, школы и т. п., прекрасно понимал, что в России нужно открывать такие же учреждения и заведения.

Уже в Англии Петр поручил В. Брюсу изучить английские школы, представить отчет о них. По приезде в Россию он предпринял практические шаги. Петр ясно представлял себе, на что он шел, и делал это смело и решительно. России нужны были школы с широкой программой обучения, университет, академия. Еще в Англии он пригласил в Россию профессора Эбердинского университета Генри Фарварсона, который с двумя товарищами вскоре уже жил в Москве. В России его стали звать Андреем Даниловичем. В 1701 г. они начали преподавать математику в Навигацкой (Навигационной) школе, расположенной в Сухаревой башне. За нею появились и другие математические школы.

В 1699 г. в Москве завели новую типографию, в которой планировали печатать, причем не церковнославянским, а гражданским шрифтом, книги светского, научного содержания - «анженерские, артиллерийские, механические и прочих художеств, также и исторические, и календари». Так сказано об этом в «Истории Свейской войны», составленной в 1720-е годы при участии Петра Великого. Правда, первые книги, изданные па русском языке в 1699 - 1701 гг., появились сначала в Амстердаме. Посвящены они наукам светским: истории, арифметике, астрономии, навигации, языкознанию и литературе. Это было пачало поворота от чисто церковной литературы к научной. Потом книги начали печатать в Москве.

Следующий важный шаг - введение нового летосчисления. 19 декабря 16991-г. указ Петра возвестил, что отныне в России, как и в других странах Европы, летосчисление будет вестись не от «сотворения мира», а от рождения Иисуса Христа. На следующий день новый указ повелел начинать новый год не с 1 сентября, как делалось до сих пор, а с 1 января. Согласно распоряжению царя 1 января 1700 г. в церквах состоялись торжественные молебны по случаю Нового года.

С этого же времени всем подданным разрешили ездить за границу для обучения. Более того, царь изо всех сил старался, чтобы русские юноши отправлялись в Западную Европу за знаниями, понуждал их к тому.

Указ 10 марта 1699 г. учредил по примеру Европы орден св. апостола Андрея Первозванного. Удивляя соотечественников, Петр с того же времени в отличие от своих предшественников на русском престоле стал собственноручно подписывать акты международного характера - грамоты, ратификации, вести переговоры с иностранными представителями в Москве при закрытых дверях.

В январе того же 1699 г. Петр обнародовал указ о городской реформе. Были созданы органы городского самоуправления - Ратуша в Москве и земские избы в других городах. Еще при царе Алексее Михайловиче его любимец А. Л. Ордин-Нащокин, канцлер, выдающийся дипломат, пытался, правда неудачно (из-за интриг вельмож), провести подобную реформу в Пскове, где одно время воеводствовал.

Петр и его помощники решительно ввели новые порядки, необычные для русского посадского сословия. Петровский указ снова, как и во времена «тишайшего» царя Алексея и Ордин-Нащокина, говорит о цели реформы - оградить купцов «от многих приказных волокит и разорений». Правда, власти, давая городам самоуправление и освобождая их от контроля воевод, потребовали от посадских людей внесения двойных налогов. Это была цена реформы. Но те не захотели ее платить, не согласились на условие, предложенное указом. Правительство отказалось от идеи предоставления самоуправления только тем городам, которые будут вносить налоги в двойном размере. Налоги оставили прежними, реформу же распространили на все города.

На Ратушу и земские избы возложили сбор таможенных пошлин и кабацких доходов. Это отныне должны были делать не воеводы, а выборные люди из купцов. Кроме того, правительство надеялось и на другую выгоду - оживление ремесла, промышленности и торговли.

Тогда же начались первые административные преобразования. Государственная машина, доставшаяся в наследство Петру, была громоздкой, неповоротливой, отсутствовало четкое разделение функций между учреждениями. Коренная ее перестройка была еще впереди, в то же время делались только первые, частичные опыты. Помимо городской реформы, которая ввела новые учреждения, Петр и его приближенные занялись и старыми.

Земские соборы - органы сословного представительства, деятельность которых носила законодательный характер, - давно ушли в прошлое. Высшим законодательным и судебным органом оставалась Боярская дума, Она состояла из высших, думных чинов - бояр, кравчих, окольничих, постельничих, думных дворян, стряпчих с ключом, думных дьяков. В начале 1690-х годов их было 182 человека, в конце века - 112. Старые бояре и прочие умирали, новые же назначения почти не производились. Боярская дума, таким образом, вымирала естественным путем. На 1 января 1702 г. в ней осталось 86 человек, за десятилетие Дума уменьшилась более чем вдвое. Но и из них на заседаниях присутствовали далеко не все, обычно человек 30 - 40, так как одних посылали с поручениями по стране, других попросту не приглашали. Самое же главное в том, что Боярская дума решала вопросы второстепенные, например о записи крестьян в купцы, взимании пошлин при заключении сделок и т. п. Важные дела рассматривал и решал сам царь. Оповещали о его решениях именные указы. Да и в самой Боярской думе появились новшества, дотоле небывалые, - князь Ф. Ю. Ромодановский, не являвшийся формально ее членом (имел чин стольника), по воле Петра председательствовал на заседаниях Думы.

Следующая ступень в управлении государственными делами - приказы, своего рода министерства XVII в. Приказная система была весьма сложной и громоздкой: на 1 сентября 1699 г. их насчитывалось более четырех десятков: Посольский приказ ведал иностранными делами; Разрядный - служебными назначениями, ополчением из дворян; Поместный - земельным обеспечением бояр и дворян; Стрелецкий - стрельцами; Рейтарский - рейтарами; Приказ Большого дворца - дворцовым хозяйством царской семьи и т. д. Беда состояла в отсутствии твердого разграничения функций между ведомствами. Например, Посольский приказ занимался не только внешнеполитическими проблемами (ведением переговоров, заключением дипломатических актов и пр.), но и ведал пограничными городами во всех отношениях, в том числе судебном, финансовом. Сбор налогов, прямых и косвенных, был в руках нескольких приказов. Наряду с приказами, которые имели всероссийское значение, существовали приказы, ведавшие только определенной территорией: Сибирский - Сибирью; Приказ Казанского двора - Поволжьем; Малороссийский - Левобережной Украиной, вошедшей в состав России с 1654 г., и т. д.

Уже при Алексее Михайловиче делались попытки как-то упорядочить устройство этой махины: то появился Приказ тайных дел, ставший над всеми другими; то группу приказов давали под начальство одного человека. То же продолжалось и при его сыновьях-преемниках.

При Петре, в конце столетия, тоже существовали такие объединения приказов - по однородности порученных им дел, по традиции.

Закрыли Земский приказ, ведавший полицейскими функциями в Москве. Их передали Стрелецкому приказу, который после расформирования московских стрелецких полков утратил эту часть своей деятельности. За ним остались противопожарные мероприятия, а также дополнились общие полицейские функции. В связи с этим он стал называться иначе: Приказ земских дел.

Палаты Золотых и Серебряных дел, а также особый Ствольный приказ слились с Оружейной палатой (указ 19 января 1700 г.). В феврале того же года Иноземский и Рейтарский приказы объединили в новое ведомство, возглавил его в звании «обер-комиссара» князь Я. Ф. Долгорукий; посему называли это ведомство в переписке «Приказом комиссарии», позднее Приказом военных дел. Тогда же закрыли Каменный приказ, вместо него возникло ведомство «генерал-провианта» окольничего С. И. Языкова (сбор со всего государства хлебных запасов, их распределение в войсках); с 1717 г. стали называть его Провиантским приказом. 19 мая Пушкарский приказ передали в ведение генерала артиллерии царевича имеретинского Александра Арчиловича. Во время пребывания за границей с Великим посольством он хорошо изучил в Гааге артиллерийское дело. С начала 1701 г. его ведомство стали называть Приказом артиллерии, иногда по-прежнему именовали и Пушкарским приказом.

24 августа 1700 г. создали новый Рудокопный приказ для организации работ по сыску руд - «золотых и серебряных и иных».

Как-то сами собой исчезли приказы Великороссийский (назначал воевод в великороссийские города), Владимирский, Костромская четверть.

Все эти административные изменения - прямой результат инициативы Петра. С одной стороны, он делал то же, что и его предшественники, пытался как-то централизовать, обобщить, упростить управление; с другой - царь вводил новые учреждения, прежде всего по военному управлению, и это попятно - начиналась Северная война за выход к Балтике. Общее количество приказов сократилось с 44 до 34.

Не обошел Петр своим вниманием и церковь. Как и его предшественники (Иван III в конце XV в., Иван Грозный в середине XVI в., его отец), он стремился ослабить ее влияние, пресечь претензии на верховенство по отношению к светской власти, подорвать ее экономические позиции, очень и очень крепкие. Царь и раньше высказывал свое отрицательное отношение к богатым бездельникам, каковыми он считал монахов российских. При жизни матери он еще сдерживался, но и тогда в ряде случаев не очень-то считался с иерархами. После кончины царицы Натальи поведение царя (привлечение иностранцев на службу, поездки за рубеж, курение табака, брадобритие, ношение иноземного платья) приобретало в глазах духовенство еще более предосудительный характер. Многие, особенно духовные чины, негодовали.

Военные походы требовали все новых и новых расходов. Поэтому Петр после взятия Азова устремил свой зоркий глаз на церковь - потребовал от нее отчеты о доходах и расходах, заставил строить на свои средства корабли, запретил возводить в монастырях новые корпуса, а тем из иерархов, кто имел поместья, повелел не платить жалованье.

В 1700 г. умер патриарх Адриан. Нового патриарха, которого ждали верующие, так и не назначили. Вместо него Петр ввел новую должность местоблюстителя патриаршего престола, который имел функции только духовного пастыря. Имуществом церкви стал ведать Монастырский приказ во главе с И. А. Мусиным-Пушкиным, лицом светским. Доходы от него шли в царскую казну (более 1 млн руб. за 1701 - 1710 гг.). По сути дела Петр провел частичную секуляризацию, продолжил попытки своих предшественников и предвосхитил полную секуляризацию, объявленную Екатериной II в 1764 г.

Разумеется, перемены в администрации не устраняли чересполосицы функций, ее громоздкости, однако Петр и его правительство сделали новый шаг вперед, продолжили и развили то, что делалось до них. Была заложена основа для более решительной перестройки системы государственного управления, центрального и местного, которую они провели позднее, в ходе Северной войны.

В финансовой области самой существенной мерой оказалась та же городская реформа. Именно в Ратушу теперь стекались основные налоговые поступления, а не в старый Приказ Большой казны: в 1701 г. приход первой составил 1,267 млн руб., второго - 717,7 тыс. руб. Той же цели - повышению доходов казны - способствовали две другие меры: введение сбора с гербовой бумаги (по мартовскому указу 1699 г.) и упорядочение взимания печатных пошлин, собиравшихся за удостоверение всех актов новой специальной «орловою воротного печатью» (печать с изображением орла; дьяк носил ее на шнурке, на вороте).

Появились «прибыльщики». Это были особые чиновники, в обязанность которых входило выдумывание новых налогов для пополнения топ же бездонной бочки.

УказПетра от 11 марта 1700 г. провозгласил монетную реформу. Наряду с серебряными стали чеканиться мелкие медные монеты разной стоимости: денежка (полкопейки), полушка (четверть копейки), полуполушка (восьмая часть копейки). До этого в обращении сильно пе хватало мелкой разменной монеты, и поэтому люди рассекали серебряную копейку на две, три части, а в некоторых местах самостийно появлялись заменители - кожаные и прочие «денежки». Помня о неудаче медной реформы 1654 - 1661 гг., когда рынок наводнили огромным количеством медных денег, стоимость которых постепенно упала в 10 - 15 раз в сравнении с серебряными, теперь отчеканили только нужное количество мелких медных монет хорошего качества. Нововведение в народе приняли спокойно. Очевидно, посещение лондонского Монетного двора, беседы со специалистами пошли впрок и Петру, и его помощникам в этом важном деле.

Меры Петра в области просвещения и науки, культуры и быта, осуществлявшиеся с начала XVIII в. вплоть до его кончины, имели переломное, этапное значение. При нем, часто по его инициативе, в России появились газеты и театр, гражданские школы и гимназии, Морская академия и Академия наук (решение об ее открытии Сенат принял в присутствии Петра 29 января 1724 г„ он утвердил проект ее основания, составленный по его же поручению; открылась она в августе 1725 г., после его кончины), собирались ассамблеи с танцами и беседами, строились новые дома и вводились европейские одежды. Издавалось большое количество книг, начиная с учебников по разным отраслям знаний и кончая трактатами по истории и юриспруденции, фортификации и артиллерии, произведениями художественной литературы. В России появилось много образованных специалистов не только, по военному, морскому делу, но и в области металлургии, кораблестроения, геологии, минералогии, географии, истории, государствоведения, юриспруденции. Экспедиции в разные районы обширной страны, организованные и задуманные Петром и его помощниками, расширили географические знания, привели к развитию картографии. Они охватили районы Урала, Сибири, Дальнего Востока, включая Камчатку, Каспийское и Аральское моря, Приазовье и Поморье.

Подготовка к Северной войне

Великое посольство показало, что южное направление внешней политики России исчерпало себя. Война с Турцией приближалась к концу. Когда Петр вернулся из-за границы, она продолжалась, хотя и не столь активно, как ему хотелось. В Воронеже строили корабли, рождался русский военно-морской флот. Царь наряду с другими делами вникает в эти заботы, руководит военными, дипломатическими, кораблестроительными предприятиями, сам в них активно участвует.

23 октября 1698 г., после второго, или «большого», розыска о стрельцах он поскакал в Воронеж. Там вовсю работали верфи. Всем заправлял его любимец Федор Матвеевич Апраксин. Из далекого северного Архангельска его перевели в среднерусский город, сонный и неподвижный, и он превратил его в шумный центр кораблестроения: тысячи русских работников, иностранцы, выехавшие из разных стран Европы, заготавливали лес, разделывали его, строили корабли.

Через неделю Петр прибыл в Воронеж. Все его поначалу радовало. Но вскоре радость была омрачена. Он узнал о массовом бегстве мастеровых людей и крестьян, которые спасались от осенней и зимней стужи, отсутствия жилья, голода и болезней. Сроки строительства кораблей не выдерживались. К тому же все делалось в спешке, продуманного плана заготовки припасов, снаряжения, самой постройки кораблей не было. Опытных мастеров не хватало. Уже в декабре Петр жаловался:

- Истинно, никого мне нет здесь помощника.

Построенные корабли нередко выглядели не самым лучшим образом, так как были сделаны из непросушенного леса, вместо железных гвоздей вбивались деревянные. Конструкция судов весьма отличалась в худшую сторону от тех, которые Петр видел в Англии и Голландии. Они имели чрезмерно высокие палубы и борта или большую длину и, наоборот, «безмерную узость»; в результате страдала устойчивость судна. Петр приказал переделать некоторые корабли, грозил, требовал, распекал. Несмотря на все трудности и недоделки, первые корабли русского флота сошли па воду. Апраксин формировал их команды уже из матросов, а не из солдат, как бывало раньше. Этот флот еще пригодится, как и гавани, порты, которые Петр основал на Черном море. Он хотел осуществить свою цель - свободно плавать по этому морю через проливы и далее в Средиземное море, а из него в водные просторы, омывающие Европу с запада.

Опыт Великого посольства показал, что направление внешней политики нужно менять с южного на северное. Борьба за Балтику диктовалась многими обстоятельствами, прежде всего необходимостью возвращения древних русских земель у Финского залива (эта задача была унаследована со времен Ярослава Мудрого, Александра Невского, Ивана Грозного и Алексея Михайловича), а также объективными потребностями развития экономики страны, ее рынка, крайне нуждавшегося в расширении внешних связей. А этому препятствовал шведский кордон. Еще в 1617 г. король Густав II Адольф с торжеством заявил в риксдаге: «Россия лишена выхода к морю, и, благодаря богу, отныне ей будет трудно преодолеть все эти препятствия». Наконец, отсутствие выхода к морю, гаваней и флота грозило в будущем экспансией мировых морских держав, потерей Россией национальной независимости. Петр сумел это понять и принять быстрые, энергичные меры, военные и морские, дипломатические и административные. Его ранние «потешные игры» на суше и воде, заграничное путешествие и водопад указов, принятых сразу по приезде на Родину, начавшиеся преобразования административного аппарата и армии, постройка первых кораблей и поиски руды на Урале - все это нацеливалось на усиление страны, ее экономической и военной мощи, а также па решение неотложных национальных задач: защиты суверенитета России в грядущей борьбе мировых сил, выхода ее к морям, расширения связей с Европой, превращения страны в мировую державу.

Петр начал формировать полки в полном смысле регулярной армии. Указ 19 ноября 1699 г. предусматривал создание 30 пехотных солдатских полков из «даточных» - рекрутов, которых брали с определенного количества дворов крестьян, холопов и из «охочих» (вольных, не из крепостных крестьян) людей.

До сих пор в России регулярными полками являлись по существу лишь гвардейские Преображенский и Семеновский, а также Лефортов и Бутырский (Гордонов) солдатский. Они занимались военным обучением, регулярным строем, постоянной службой. Остальные полки (солдатские, рейтарские, драгунские), хотя и организованы были по иноземному образцу, несли службу только в походах. Между походами их распускали по домам, и они превращались в земледельцев на своих участках. Солдаты же регулярных полков должны былп служить и обучаться постоянно. Временные ратники превращались в постоянных военнослужащих.

В селе Преображенском, любимой резиденции Петра, собирали рекрутов, формировали из них полки. Царь сам осматривал их, определял годность. А. А. Вейде, которому Петр еще в 1697 г. поручил изучить устройство армии цесаря, в следующем году составил «Воинский устав». В нем в соответствии с должностями цесарского войска были расписаны военные должности в русском войске, даны правила строевой подготовки солдат. Летом 1699 г. он же составил «Воинский наказ» и «Артикул, кому какое наказание за вины». Петр, находясь на юге, внимательно изучил и поправил уставы и военно-уголовный кодекс.

Петр и его помощники (А. М. Головин, А. А. Вейде, подполковник-преображенец князь А. Репнин и пр.) следили за тем, чтобы солдат учили правильному воинскому строю, обращению с ружьями, мушкетами, правилам стрельбы плутонгами (взводами) и, по выражению Петра, «пидерфалом» (передние шеренги падают на землю, задние стреляют).

Из полков сформировали три дивизии под командой тех же Головина, Вейде и Репнина. Полковниками и младшими офицерами стали исключительно иностранцы - поляки, шведы и др. На ходу многих отстраняли, заменяли царедворцами (стольниками, спальниками), теми из ближних к царю (комнатных) людей, которые ездили с ним за рубеж в составе Великого посольства. Энергичная подготовка дивизий происходила весной и летом 1700 г. В административном отношении эту армию подчинили упомянутым выше трем новым ведомствам: генерал-комиссара, генерал-провианта, генерал-артиллерии (генерал-фельдцейхмейстера).

Так, в заботах, в крайней спешке, с напряжением всех сил, шли эти три бурных года. Многое было сделано: и то, что продолжало начинания предшественников, и то, что было новым, значительным для будущих предприятий. Немало имелось и ошибок, сомнений из-за судорожной спешки, боязни опоздать, упустить время.

Не пристало царю горевать, дела надо делать, да получше, да побыстрей. А они не ждут. Главная забота - дела дипломатические, внешняя политика. Не получилось па юге, нужно переносить центр внимания на север. Воевать на два фронта России не под силу. Чтобы установить мир на юге, нужно было по крайней мере перемирие с Турцией. От этого никуда не денешься. Обстановка в Европе сложилась очень запутанная. По словам Ключевского, борьба с «тремя задорными государствами» (Францией, Швецией и Турцией) сбивала остальные страны в коалиции. На исходе XVII в. намечались новые варианты союзов государств. Назревавшая война за испанское наследство (1701 - 1714 гг.) заставила пойти Австрию на мир с Турцией. Англия и Голландия изо всех сил этому способствовали. Россия была вынуждена смириться с таким поворотом событий, более того - принять участие в мирных переговорах с Портой.

Виниус, постоянный корреспондент и информатор Петра (сообщал ему сведения, почерпнутые из европейских газет, которые постоянно читал), известил его о подготовке конференции в Карловцах под Белградом. Представители Римской империи, Венеции, Польши и России собрались там для переговоров с Турцией. Петр направил туда П. Б. Возницына, одного из «великих послов» в Европу 1697-1698 гг. От Виниуса же царь узнал, что Карл II, король испанский, смерти которого ждет вся Европа, жив и здоров. Но Франция на всякий случай держит под ружьем 100-тысячную армию. Для Петра эти сведения были крайне важны - от них зависело, начинать или не начинать войну со Швецией. Он писал Виниусу из Воронежа о большом размахе строения кораблей, об ожидании хороших известий, которые означали бы конец неопределенности в вопросе о Турции и Швеции.

«Препараториум великий» Петра охватил не только Воронеж и его окрестности, но и всю Россию, ее внутреннее устройство и внешнюю политику, культуру и быт.

Страна встала на путь преобразований, европеизации. Их начало совпало с переориентацией дипломатических и военных усилий государства. Помимо названных мер, нужно сказать и о решительных мерах Петра по созданию промышленности. Еще в 1697 г. по его указанию начали строить доменные печи и пушечные литейные цехи на Урале. В следующем году в Невьянске заложили первый металлургический завод. Уже через три года он дал первый чугун. Затем появились другие заводы и фабрики: металлургические, суконные, парусные, пороховые, канатные, кожевенные, всего до 40 предприятий, и это всего за несколько лет. Конечно, ремесленные мастерские и мануфактуры существовали и до Петра, но он придал развитию промышленности невиданный размах, продвинув его далеко вперед.

Усилия Петра и всей России давали свои плоды, первые и подчас не очень зрелые. Многое потом пришлось поправлять, доделывать, переиначивать - самому, его помощникам из русских и иностранцев.

Петра в эти годы терзала трудная и неотложная проблема - окончание войны с Турцией. Между тем ведущие западные державы - Австрия, Франция, Англия, Голландия, Швеция и пр. - толкали Турцию на продолжение войны с Россией. Все они, предвидя войну за испанское наследство, стремились обезопасить свои восточные фланги, освободить собственные силы, а Россию и Турцию «занять» борьбой друг с другом.

Возницын очень подходил для той роли, которую ему предназначил царь-батюшка. Россия на Карловицком конгрессе оказалась в изоляции. Против нее выступали Турция, что вполне естественно, ее союзники - Австрия, Венеция и Речь Посполитая - и посредники - Англия и Голландия. К ним следует добавить и Францию, хотя и не участвовавшую в конгрессе, но стоявшую за спиной Турции. Поскольку по соглашению 1698 г. Франция, Австрия, Англия и Голландия договорились о разделе испанских владений после смерти Карла II, война между ними могла н не разразиться. И этот возможный вариант должны были учитывать Петр и его дипломаты, как и интриги так называемых союзников России по антитурецкой лиге. Все: и «друзья», и враги, и посредники - стремились достичь своих целей за счет Турции и России.

В Карловцах шли не общие заседания всех участников конгресса, а двусторонние переговоры между турецкими представителями, с одной стороны, и их противниками из антитурецкой лиги - с другой. Невзирая на позицию России, ее интересы, Австрия и Венеция заключили с Турцией сепаратные мирные договоры и получили изрядные приобретения: Австрия - Трансильванию, Турецкую Венгрию и Славонию; Венеция - Морею в Греции. Уступать же России завоеванные ею земли в низовьях Дона и Днепра, в Приазовье и Причерноморье Турция никак не хотела.

Турция, истощенная войной, терпевшая поражение за поражением, жаждала мира. Это прекрасно понимали все, в том числе и Возницын, и он вел длительный и упорный торг. Он преуспел, хотя успех был неполный. Возницын отстоял Азов, не отдал и приднепровских городков. Зная, что Петр решительно требует заключить мир с Турцией, он довел дело до того, что угрожал продолжением войны, и это отнюдь не авантюризм и самоуверенность, а его расчетливость и дальновидность, целеустремленность и твердость. В итоге Возницын вышел победителем из нелегкой дипломатической баталии - турки уступили, согласились заключить перемирие на два года.

14 января 1699 г. перемирие наконец было заключено. Петр, получивший долгожданное известие в конце того же месяца, остался им доволен. Он активизировал переговоры с теми, кто мог стать союзником в предстоявшей войне со Швецией, - курфюрстом бранденбургским, королем польским и курфюрстом саксонским, королем датским. Он вел себя осторожно, потому что на южном фронте с Турцией было только перемирие, а не мир, переговоры о мирном трактате еще предстояли. За всем внимательно и опасливо следили шведские представители.

Петр полным ходом вел дипломатическую подготовку войны со Швецией за Балтику. Все складывалось как будто неплохо. Перемирие с Портой заключено. Надвигавшаяся война за испанское наследство лишала Швецию потенциальных союзников. Некоторые прибалтийские страны искали союза с Россией против Швеции. Дания имела немало причин для недовольства северным соседом - по его вине она еще в середине XVII в. потеряла исключительное право на контроль в Зундском проливе; южный сосед, Шлезвиг-Голштинское герцогство, на которое претендовал датский король, вступило и союз со Швецией. В последней сменился король. К власти пришел 15-летний Карл XII с его нелепыми выходками и скандалами. Королевский двор и дворянская аристократия враждовали между собой. Положение страны осложняли неурожаи. Обстановка показалась Копенгагену благоприятной, и летом 1697 г. в Москву отправился королевский посланник. В его задачу входило склонить Россию к союзу с Данией.

Петр, находясь в Воронеже, предпринимал новые шаги. 2 апреля он подписал указ о назначении Е. И. Украинцева (старого, опытного дельца, в свое время 10 лет возглавлявшего Посольский приказ) чрезвычайным послом в Стамбул (Константинополь) для переговоров о вечном мире с Турцией. Возницын, заканчивая свои дела в Карловцах, дал Петру два дельных совета: послать в Турцию для переговоров человека незнатного и умного; отправить его туда не сухим, как всегда, путем, а водным, на военном корабле, чтобы показать противнику, что Россия имеет флот, способный действовать на Черном море.

Царь принял обе рекомендации. Вместе с Ф. А. Головиным он разработал подробный наказ-инструкцию незнатному и умному Украинцеву. Подготовили для него и корабль «Крепость». Весь флот, построенный в Воронеже и предназначенный для войны с Турцией, должен был сопровождать корабль посла до Керчи. Вместо военных действий флот должен был совершить дипломатическую демонстрацию.

Через неделю, 9 апреля, Петр указом назначает послом в Нидерланды А. А. Матвеева - первого постоянного дипломатического представителя России за рубежом. Этому образованному, выдающемуся впоследствии дипломату Петр дал ответственные поручения - побудить Голландию способствовать заключению мира России с Турцией, привлечь ее к войне на Балтике на стороне России или же, в случае неудачи, не допустить ее союза со Швецией.

Между тем 46-пушечная «Крепость» взяла курс на Стамбул, Петр же с Азовского моря вернулся в Воронеж, оттуда - в Москву.

В столице царя ждали новые дела и заботы. Уже около месяца находилось здесь шведское посольство по случаю возведения на престол Карла XII. Швеция в преддверии все той же войны за испанское наследство очень хотела бы обезопасить свои восточные границы. Для этого посольство должно было добиться подтверждения условий Кардисского мирного трактата 1661 г., который сохранил за Швецией балтийское побережье.

Для Петра подтверждение условий мира 1661 г., с одной стороны, нежелательно, поскольку цели России и Швеции в балтийском вопросе расходились; с другой - отказ от подтверждения показал бы враждебные намерения России, что было тогда неразумно. Выход он нашел. Шведов (а их приехало 150 человек) приняли очень торжественно: с войсками по пути следования, приемом в Столовой палате Кремля. Правда, Петр нарядился не в пышные одеяния московских монархов, а в простой кафтан; длинную речь посла слушать не пожелал, показав, что лучше бы - покороче.

Во время шести деловых встреч речь шла об обряде подтверждения договора. От присяги на евангелии и крестоцелования царь отказался. Договорились, что стороны обменяются грамотами, подтверждающими Кардисский трактат, а русское посольство приедет в Стокгольм по этому случаю.

Одновременно Петр вел переговоры с генералом Карловичем - личным представителем Августа II как курфюрста саксонского. Здесь дело выглядело непростым. Получалось, что в союз с Россией против Швеции вступала только Саксония. Хотя Август II одновременпо был и королем польским, Речь Посполитая на переговорах с Карловичем «отсутствовала».

Август II давал понять, что впоследствии, после оформления русско-саксонского союза, и Речь Посполитая присоединится к договору. Но все это выглядело весьма проблематично.

Петр видел насквозь Августа II. Но приходилось брать в союзники, как говорится, кого господь послал. Но он не торопился, в отличие от короля, который настаивал на начале военных действий против Швеции в декабре 1699 г.

11 ноября Петр подписал договор. Август II сделал это раньше, отправляя Карловича в Москву. Русско-датский договор, заключенный 21 апреля, оформили 23 ноября, когда произошел обмен его подписанными текстами. Оба акта - первые международно-правовые документы, подписанные лично русским царем. Предшественники Петра никогда этого не делали, ограничиваясь ратификацией договоров, их утверждением - давали торжественное обещание, целовали крест. Подписи же ставили только послы. Петр сломал эту традицию, шедшую со времен Киевской Руси. Поскольку подпись Петра означала одновременно и ратификацию, процедура оформления договора упрощалась, а авторитет его повышался.

Оба договора оформили Северный союз России, Дании и Саксонии в предполагавшейся войне со Швецией. Но мира с Турцией еще не было. Этим занимался Украинцев. 28 августа на рейде Стамбула, прямо против султанского сераля, бросил якорь русский корабль «Крепость». И султан, и его подданные в изумлении - не верилось, что русские способны построить такие суда и пересечь на них Черное море.

Перед Украинцевым стояла задача не из легких, даже труднее, чем у Возницына в Карловцах. К тому времени, когда он явился в Стамбул, обстановка в Европе обострилась. Если в сентябре 1698 г. Англия, Голландия и Франция подписали соглашение о мирном разделе испанского наследства, то летом следующего года они же составили новый договор о том же, поскольку умер Карл II, король испанский. На смену мирной перспективе надвигалась неизбежность войны.

Восемь месяцев вел Украинцев переговоры, запасшись терпением, деньгами, соболями и прочими «аргументами», привлекательными для турецких вельмож и дипломатов.

Все же в Стамбуле дело шло к миру. Турция не хотела продолжения войны. Демонстрация русского флота произвела впечатление, на что и рассчитывал царь. Главное же, Петр, смотревший далеко вперед, приказал уступить Турции городки по Днепру, ибо всерьез на крупную победу на Черном море он пока не рассчитывал. Договорились, что городки эти будут срыты, а пространство от Запорожской Сечи до устья Днепра останется пустым. Тем самым Россия ясно показывала, что не будет помышлять о выходе к Черному морю. За уступку Россия оставляла за собой Азов и города, построенные на Азовском побережье (Таганрог, Миус, Павловск). Россия отказывалась впредь давать поминки (дары, дань) крымскому хану, а русские богомольцы получали право на посещение святых мест в Палестине, которая контролировалась Турцией. Перемирие, не мир, заключалось на 30 лет. Самое существенное, что получил Петр, - возможность свободных действий на севере. Это стратегический выигрыш, имевший, как показало время, значение чрезвычайное.

Дела на Балтике поначалу шли из рук вон плохо. Дания - союзник, казалось бы, серьезный - развалилась, как карточный домик от первого порыва ветра. Правда, в Голштинии ее войска стяжали некоторый успех, а курфюрст бежал на север, в союзную Швецию. Юный шведский король Карл XII, рубака и забияка, молниеносно высадил 15-тысячный корпус и подошел к Копенгагену. Его переправу поддержали английский и голландский флоты. Дания капитулировала. 8 августа 1700 г. по мирному договору в Травендале (около Любека) она вышла из Северного союза, обязалась уважать независимость голштинского владетеля и выплатить ему 260 тыс. талеров контрибуции. Травендальский договор означал конец изоляции Швеции, брешь в Северном союзе. Датский флот, довольно внушительный, не мог более помогать союзникам, на что рассчитывал Петр. Карл XII, расправившись с одним из противников, мог направить силы против других, в Восточную Прибалтику, что он и сделал.

Судьба Дании оказала отрезвляющее влияние па курфюрста бранденбургского. Теперь, после Травепдаля, его пыл поугас. Послу Петра князю Ю. Ю. Трубецкому, прибывшему в Берлин летом 1700 г., он после всяких любезностей откровенно заявил, что случившееся с Данией его удручает и очень тревожит.

Миссия Матвеева в Нидерландских штатах тоже потерпела неудачу; теперь не приходилось рассчитывать на помощь Голландии и Англии или на предотвращение их помощи шведскому королю. Они недвусмысленно определили свою позицию - встали на сторону Швеции.

Снова сгущались тучи. Петру приходилось принимать решения в обстановке полной неопределенности. Северный союз, казалось, дышит на ладан. Удастся ли Украинцеву в Стамбуле предотвратить возобновление войны на юге? Петру еще ничего не было известно. Что предпринять?

От воли Петра зависело многое. Но царь не поддался ни панике, ни сомнениям. Вовсю вел он подготовку войны за Балтику, правда войны пока что для России сухопутной, так как флота там она еще не имела.

Быстрым ходом шло обучение новобранцев. Рождалась на глазах новая армия. На очевидцев она производила как будто неплохое впечатление. Гейне, датский посол, даже восхищался выучкой солдат:

- Новые полки чудесны. Они одинаково хороши и на ученье, и на параде.

Петр 8 августа 1700 г. наконец получил долгожданную весть - договор с Турцией заключен. На следующий день Россия, развязав себе руки на юге, объявила войну Швеции. 22 августа русская армия выступила в поход. Северная война началась.

Нарва - от поражения к победе

Позднее, уже на закате жизни, император и прославленный полководец, Петр признавался, что он начал Северную войну, как слепой, не зная силы противника и своего состояния. Но до этого вывода, смелого и самокритичного, было весьма и весьма далеко в 1700 г. Предстояло испытать горечь тяжелого поражения, набить синяки и шишки, оказавшиеся, впрочем, очень полезными.

Сразу же начались осечки. 8 августа, т. е. в день получения вести от Е. И. Украинцева из Стамбула, Петр узнал о капитуляции Дании, помощи англичан шведскому королю - их корабли перевезли шведский десант через пролив в Данию. Царя это не смутило, и его войско выступило из Москвы на северо-запад, к Нарве - шведской крепости на восточной границе владений Карла XII в Прибалтике. На 10 тыс. телег везли артиллерию, продовольствие и пр. Петр в чине капитана бомбардирской роты Преображенского полка шел со своей армией.

В Твери он получил новую тревожную весть: его противник, король Карл XII, с 18-тысячной армией после победы над Данией намерен прибыть в Прибалтику. Петр сомневается:

- О том я многократно думал: истинна ль или подлог? И буде истинна, то, конечно, дацкой (король Дании. - В. Б.) осилен караванами соединенными.

Царь верно понял, что если известия о планах шведов верны, то их король перебрался из своей страны через пролив с помощью «караванов соединенных» - Англии, Голландии и самой Швеции. Однако он двигался вперед, не обращая внимания на только что полученные новые данные, тем более что солдат у него больше, чем у короля.

23 сентября, месяц спустя, его первые полки появились у стен Нарвы, потом подошли остальные. Поход оказался медленным и мучительным, осенняя распутица затрудняла передвижение армии, особенно обоза, орудий, припасов. Только в середине октября собрались все силы. Царь сам руководил осадой - определял местоположение батарей, распоряжался бомбардировками и прочими действиями. Но пороха, ядер, бомб хватило только на две недели, обстрел не принес ощутимого урона осажденным. Новых боеприпасов из-за бездорожья не подвозили.

Так дело продолжалось более месяца, пока не подошел, так же неожиданно, как и в Дании, по словам В. О. Ключевского, «скандинавский бродяга», Карл XII, со своим войском. Петр этому, как видно, не придал особого значения. Все-таки его армия превосходила силы врага раза в три (35 - 40 тыс. русских против 8 - 12 тыс. шведов). Он полагался, как оказалось, напрасно, на опыт иностранных офицеров, командовавших его армией. Во главе ее он поставил фельдмаршала герцога Шарля де Кроа, который после неудачной службы в Австрии (потерпел поражение на поле боя) перебрался на службу к Августу II, подсунувшему его своему «другу и союзнику». А де Кроа посылал королю конфиденциальные письма, зашифрованные, чтобы русские не поняли их содержания. Большинство полков возглавляли иностранные офицеры. К своему делу и к солдатам они относились так, что вызывали подозрение и ненависть последних. Большую часть армии составляли старые стрелецкие полки, дворянское ополчение и полки, сформированные из новобранцев. Боеспособными в предстоящей схватке с одной из лучших европейских армий могли показать себя (и показали) лишь три полка - два гвардейских (Преображенский и Семеновский) и Лефортовский.

Шведы подошли к Нарве 18 ноября. Петр уехал в Новгород, чтобы поторопить оставшиеся полки. А Карл XII на следующий день, 19 ноября, подвел свою армию к русским позициям, растянутым на 7 верст в соответствии с осадной диспозицией. Разыгралась снежная метель, и под ее прикрытием шведы бросились в атаку. Она была столь решительной и бесстрашной, что полки Шереметева, Головина, охваченные паникой, бросились бежать - шереметевцы вплавь через реку Нарову, с западного берега на восточный, головин-цы беспорядочной толпой по мосту, который тут же рухнул. Погибли и утонули тысячи солдат. Стойко держались гвардейцы и лефортовцы, отбивая многократные атаки шведов.

Карл XII, одержавший быструю и легкую победу, все же боялся удара русских в тыл, учитывал и их численное превосходство. Когда наступила ночь, он приказал восстановить разрушенный мост, чтобы оставшиеся на западном берегу русские полки смогли уйти на восточный берег, - победитель боялся побежденных. Но те и не помышляли о реванше. Паника и растерянность, предательство командиров-иноземцев (де Кроа и другие иноземные офицеры в самом начале сражения сдались в плен) и общая дезорганизация сделали свое дело.

Старомосковская военная организация, растерянность, трусость и измена руководства армии из иностранцев, просчеты в подготовке похода привели к тяжелому поражению.

Ночью начались переговоры. Закончились они капитуляцией русской армии. Король согласился на то, что она покинет позиции под Нарвой со всем оружием, оставив только артиллерию. Но, когда по восстановленному мосту на восточный берег ушли гвардейские полки, шведы в нарушение договоренности остановили другие полки, обезоружили солдат, офицеров взяли в плен и ободрали всех, как липку.

Петр вскоре с горечью узнал о сокрушительном и позорном поражении своей армии: помимо 135 пушек, доставшихся противнику, русские потеряли 6 тыс. человек убитыми, утонувшими, умершими от голода. Почти все офицеры попали в плен или погибли.

Во всей Европе узнали о блестящей победе юноши-короля и поражении русского царя-«варвара». Шведы по случаю виктории выбили медаль. На одной ее стороне изображение Петра и русских пушек с надписью: «Бе же Петр стоя и греяся»; на другой - бегущие от Нарвы Петр и его солдаты, с царя спадает шапка, шпага им брошена, он плачет, утирает платком слезы; надпись еще более насмешливая: «Изшед вон, плакася горько».

Потрепанные русские полки, оборванные и голодные, еле доплелись до Новгорода. Карл XII, вместо того чтобы их преследовать, перенести военные действия на территорию России, заставив ее заключить выгодный для себя мир, повернул на юг, против Польши и Августа II, которого ненавидел как инициатора Северного союза; так по крайней мере он сам считал. Петра же явно презирал, недооценив его после легкой нарвской победы. Шведский король принялся, по словам Ключевского, помогать Петру как только мог, гоняясь за Августом II. И царь использовал передышку, предоставленную Карлом XII, в полной мере. Не в его привычках горевать по поводу неудач. Он сразу понял суть того, что произошло под Нарвой.

Размер нарвской катастрофы сильно преувеличивали и сам Петр, и его русские и иностранные современники, а также историки нашего века. Но тогда она поразила всех настолько, что на всех европейских перекрестках смеялись над Россией и Петром. Пройдут год-другой, и русские начнут бить шведов, противник будет терять в сражениях тысячи и тысячи солдат, не меньше, а подчас и больше, чем русские под Нарвой, но всему этому не придадут особого значения. Поражение «московитов» под Нарвой долго, почти десятилетие, завораживало Европу, особенно недоброжелателей России и Петра.

О русском царе после нарвского поражения и долгое время после него говорили и писали, что он струсил, бежал с поля предстоящей битвы. Согласиться с этим невозможно. Выше уже отмечены обстоятельства и причины его отъезда из-под Нарвы. К тому же еще во время Азовских походов и позднее, в Полтавском сражении на суше, в Гангутском - на море и во многих других сражениях царь вел себя бесстрашно и храбро, подвергался серьезной опасности, как истинный солдат. Этого у него никто не отнимет. Но когда требовала обстановка, он предоставлял руководство армией, военными действиями своим генералам, сам же занимался другими делами, а их у него всегда было невпроворот.

Помимо прочего, постоянным слабым местом для Петра в Северной войне были его союзники, слабые, коварные и недружелюбные к нему и его делу. Рассчитывая на помощь Петра и получая ее с выгодой для себя, они только и думали, как бы не допустить усиления России.

Верно полагают некоторые современные историки, что под Нарвой не произошел разгром новой петровской армии, потому что он не успел еще ее создать по-настоящему, а офицерский корпус, наспех сколоченный, состоял из продажных наемников, отбросов европейских армий. Доверие Петра н этим людям, показавшим себя в трудный час трусами и изменниками, было, конечно, серьезной ошибкой.

Ошибок Петр и его помощники допустили немало. Нарвское поражение стало суровой школой. Собрав волю в кулак, царь действовал быстро, решительно и беспощадно. Его бешеная энергия передавалась другим, все пришло в движение, благо беспечный по отношению к русскому царю и России и самовлюбленный шведский король ему не мешал, дал время, необходимое, как воздух, для решения бесконечных дел, больших и малых задач.

Князь Репнин получил строжайший приказ Петра: привести в порядок полки, потрепанные под Нарвой. И тот сделал 23 тыс. солдат боеспособным воинством. Новгород, Псков и Печерский монастырь (на границе с Эстляндией, северо-западней Пскова) по его же указанию были спешно превращены в крепости - Петр опасался вторжения шведов, впрочем, как выяснилось довольно скоро, напрасно. Но его распоряжения и дела сменяли одно другое. Он сам руководил возведением укреплений в Новгороде и Пскове. Привлекал к этому делу, помимо солдат и драгун, даже монахов и священников, «всякого церковного чина мужеского и женского полу». Служба в приходских церквах на это время отменялась.

В Москве объявили новый набор в армию. Принимали всех вплоть до крепостных людей. Петр торопил строительство заводов на Урале для срочной отливки орудий. Чтобы ускорить дело, царь обнародовал знаменитый указ: снять колокола с церквей, перелить их в пушки, мортиры, гаубицы. Бешеная деятельность Петра начала быстро приносить плоды: выросло число полков, было получено больше 300 орудий.

Петр поспевал везде и всюду, скакал на перекладных, спал и ел в повозке, перенапрягал силы и свои, и всей страны, выковывая будущую победу. Его можно было видеть то в Москве и Воронеже, то в Новгороде и Пскове, то в Архангельске и курляндском местечке Биржи.

Карл XII ничего этого не видел и не хотел видеть. Упоение нарвской победой, не такой уж сокрушительной, скорее даже случайной, и другие успехи во время метаний по южному балтийскому побережью окончательно лишили его трезвого восприятия обстановки. Руководители шведской и всей европейской дипломатии считали, что Россия, разбитая и поверженная, должна чуть ли не упасть на колени перед победоносным королем.

Ведущие европейские государства - Англия, Голландия, Австрия и Франция - вскоре передрались меягду собой. 1 ноября 1700 г. умер Карл II испанский, и по его завещанию новым правителем стал Филипп V - бывший герцог Анжуйский, внук Людовика XIV. Последний был склонен считать Испанию с ее обширными владениями чуть ли не во всех концах света частью своего королевства:

- Нет больше Пиренеев!

Эти слова, передаваемые легендой, отражали экспансионистскую политику «короля-солнце» и ее продолжение в начале нового столетия. Она находила естественный отпор со стороны соседей и союзников - 7 сентября 1701 г. возник Великий союз в составе Австрии, Англии и Голландии. В мае и сентябре следующего года все три государства объявили войну Франции.

В этой осложнившейся обстановке Петр и его дипломаты пытались зондировать почву, ставя вопрос о посредничестве для заключения мира между Россией и Швецией, прежде всего с целью показать Европе, что Петр не считает себя побежденным. Но это ни к чему не привело. Нарвское поражение не прошло даром, и европейские дипломаты не склонны были считаться с русским царем и Россией, с презрением относились к русским дипломатам, издевались, исподтишка или открыто, над ними.

В этих условиях Петр снова и снова обхаживал Августа II, хотя и узнал уже достаточно этого плута и попрошайку, которому была необходима поддеряша Петра, так как с его помощью он мечтал стать наследственным самодержцем Речи Посполитой и уничтожить ее демократию по-аристократически. Но многие поляки попросту игнорировали его, как своего короля. Карл XII, ненавидевший Августа II, ни в какую не соглашался на мирные переговоры. Петр же, наоборот, после Нарвы держался за своего малонадежного союзника, и король-курфюрст это использовал.

В феврале 1701 г. в местечке Биржи встретились Петр и Август II. Как в свое время в Раве Русской, оба они развлекались, а в перерывах между застольями вели переговоры. После переговоров Петр и Август подтвердили старые обязательства и заключили новый договор. Обе стороны обязались продолжать войну со Швецией, не заключать с ней сепаратного мира. Царь добился своего, но должен был выделить для поддержки Августа II 15 - 20-тысячный пехотный корпус, выплачивать в течение двух лет ежегодную субсидию по 100 тыс. руб. Согласился он и на то, что Лифляндия и Эстляндия должны отойти к Польше.

Возвратившись на родину, Петр продолжает энергично готовиться к продолжению военных действий. В апреле 1701 г. посылает 20-тысячный корпус во главе с Репниным под Ригу на соединение с саксонокой армией. Ее командующий фельдмаршал Штейнау остался доволен и использовал русских солдат… для возведения укреплений.

Карл XII в это время находился у Дерпта, ждал подкрепления. Продолжалось это стояние полгода. Затем молниеносно, что было характерно для него, пришел к Риге и наголову разгромил саксонцев. Русские в сражении не участвовали и вскоре вернулись в Псков. Разгромленные саксонские полки отступили. Эта победа над опытными и умелыми воинами, каковыми считались в Европе саксонцы, еще более вскружила голову «шведу», и он решил идти в Россию. Но, как свидетельствует выдающийся шведский полководец Шлиппенбах, «генералы… отговорили» своего короля. И они, и сам король исходили из того, что нужно до конца разбить саксонцев, как более сильных по сравнению с русскими, а затем взяться и за них, разделать их под орех.

Очертя голову Карл XII бросился на запад от русских границ, на этот раз в Польшу, тем более что там, в Биржах, ненавистный Август II заключил новое соглашение с Россией.

Август завяз в Польше - на два фронта воевать он не мог. Петр продолжал укреплять армию, мобилизовывать все ресурсы страны. Ему и России нужна была победа, хотя бы для начала и небольшая, чтобы русские люди, армия в особенности, воспрянули духом, а Европа изменила свое мнение о восточных «варварах».

Царь часто наезжал в Воронеж. Здесь строили новые корабли, чинили старые, быстро гнившие в пресной воде. Царь бдительно следил за всем. Флот был необходим для противодействия Турции, поскольку известно, что к мирным трактатам султан относился весьма прагматически, мог мигом их отбросить и начать войну. Петра это беспокоило: не хватало еще войны на два фронта. Опасения Петра оказались, к счастью, напрасными.

Настроение султана менялось довольно быстро, и П. А. Толстому, русскому послу в Стамбуле, требовались немалая выдержка и изворотливость, чтобы удерживать его от перехода к решительным действиям против России. А царь следил за строительством флота в Воронеже и Азове.

Непрерывной заботой, до боли в голове, стало для Петра добывание денег. Монетный двор в первые годы войны наращивал производительность и к тому же уменьшал вес серебряных монет; если до войны пх начеканивали на 200 - 500 тыс. руб. в год, то в 1700 г. - около 2 млн, в 1702 г. - более 4,6 млн руб. С помощью такой сомнительной операции (может быть, пустили в ход и сокровища из тайной кремлевский кладовой?) удалось залатать бюджетные прорехи, но ненадолго. Пришлось прибегнуть к помощи «прибыльщиков» - введению новых, вызывавших ненависть народа налогов. Огромные средства шли на армию, наем иностранных офицеров, на начавшееся строительство балтийского флота.

Довольно скоро после нарвской неудачи Петр приказал своим генералам активизировать военные действия. Русские солдаты, вступая в стычки, постепенно освобождались от неуверенности в себе, робости перед шведами. Медлительный и расчетливый Шереметев шел на бой с ними, имея вдвое или втрое больше солдат.

Первые победы воодушевляли, как это было, например, летом 1701 г. под Архангельском - семь шведских кораблей под английскими и голландскими флагами (для маскировки) напали на укрепления города, но потерпели поражение, потеряв два корабля. В конце декабря того же года в Ливонии, у деревни Эрестфер под Дерптом, Шереметев во главе 17-тысячного корпуса напал на 7-тысячный корпус Шлиппенбаха. Шведы потеряли 3 тыс. человек, 350 - попали в плен к русским. В Москве отметили победу фейерверком. Награды получили все участники сражения, вплоть до солдат, Шереметев - чин генерал-фельдмаршала и орден Андрея Первозванного. Петр торжествовал:

- Мы можем наконец бить шведов!

Через полгода с лишним - новая победа: 18 июля 1702 г. тот же Шереметев опять громил, на этот раз под Гуммельсгофом, Шлиппенбаха, который потерял 5 тыс. убитыми, 300 пленными и всю артиллерию. Это уже вполне сравнимо с тем, что произошло под Нарвой за полтора года до этого.

С осени того же года Петр дично руководил военными действиями в Ингрии. Постепенно от шведов очистили земли по Неве. С конца сентября начали бомбардировать Нотебург (древний русский город Орешек) - сильную крепость у истока Невы на Ладожском озере. Она была окружена толстыми и высокими стенами, имела много орудий. Петр стянул сюда 14 полков. Обстрел длился две недели. 11 октября начался штурм, кровопролитный и трудный. Продолжался он 12 часов, и Орешек был взят.

Петр по этому случаю сострил:

- Правда, что зело жесток сей орех был, однако, слава богу, счастливо разгрызен. Артиллерия наша зело чюдесно свое дело исправила.

Он же переименовал взятую крепость из Нотебурга в Шлиссельбург (ключ-город), занимавший действительно ключевое положение. В марте следующего года царь снова здесь, чтобы из Шлиссельбурга двинуться по Неве к ее устью - выходу к морю. Здесь располагалась еще одна ключевая крепость - Ниеншанц. Пора было начинать осаду, но гарнизон сдался сам.

Неделю спустя, 7 мая, состоялась первая победа па воде, невеликая, но доставившая Петру огромную радость. В самом деле, атаковать на лодках два морских корабля и выиграть бой - такой смелой, даже несколько авантюрной атаке можно было радоваться. Оба корабля составляли часть эскадры Нумерса, крейсировавшей в Финском заливе. 5 мая они вошли в устье Невы, не зная о капитуляции Ниеншанца, и Петр воспользовался этим. Такая легкая победа над морскими судами с помощью лодок, ружей и гранат не могла не воодушевлять. «Никогда бываемая виктория», - снова и снова ликовал Петр по случаю этого «дела». Всю операцию подготовил и осуществил он сам. Одну группу лодок Петр поставил ниже по течению реки, чтобы шведские корабли не ушли в море, с другой группой атаковал их с противоположной стороны - врага зажали с двух сторон. Действиями обеих групп непосредственно руководили самПетр и Меншиков. Их личную храбрость и распорядительность отметили высшие начальники, о чем с гордостью сообщает царь-капитан в одном из писем; «Хотя и недостойны, однако ж от господ фельдмаршала и адмирала мы с господином поручиком (Меншиковым. - В. Б.) учинены кавалерами святого Андрея».

Так царь получил орден Андрея Первозванного, недавно им же учрежденный. По случаю победы он приказал изготовить медаль с надписью: «Небываемое бывает».

Петр, лично участвовавший в осаде Нотебурга и сражении в устье Невы, подвергавшийся немалой опасности, мог быть доволен исходом военной кампании 1701 - 1703 гг. - все земли по Неве, от истоков до устья, оказались в руках победителей - русских.

Значение присоединенной земли, где некогда Александр Невский громил захватчиков-шведов (Невская битва 1240 г. в пределах древней Новгородской земли), Петр осознавал настолько, что в те же дни, 16 мая 1703 г., заложил в устье Невы, на острове Луст-Эйланд (Веселый остров), крепость Санкт-Петербург, будущую новую столицу России. Не все здесь радовало поначалу, досаждали ветер с моря, подъемы воды в Неве.

Подобные картины - разлив реки, лодки, плывущие по улицам, люди на крышах домов и деревьев - не раз потом наблюдал Петр из своего дома. Но он не горевал; наоборот, радовался, что живет в таком раю. Без тени сомнения или юмора писал он своим корреспондентам: «Истинно, что в раю здесь живем»; «Не могу не писать Вам из здешнего парадиза»; «О здешнем поведении сомневаться не изволь, ибо в раю божием зла быть не может».

«Парадиз», по мысли Петра, должен был стать воротами в Балтику, в Европу. Роль не только торгового порта уготовили Петербургу его основатель и история. Год спустя царь в письме к Меншикову назвал новую крепость и порт «столицей». Для ее защиты с моря он приказал в 1704 г. заложить морскую крепость Кроншлот (Кронштадт) на острове Котлин, в 30 верстах к западу от Петербурга.

Предметом его особых забот и беспокойства было строительство флота на Балтике и для Балтики. Без него, он в этом был уверен, невозможно защитить, удержать то, что добыто:

- Всякий потентат, который едино войско сухопутное имеет, одну руку имеет; а который и флот имеет, обе руки имеет.

На Олонецкой верфи в 1703 г. под руководством царя началась постройка 43 кораблей. На «Штандарте», первом корабле русского Балтийского флота, царь с гордостью проплыл к Петербургу, своей второй столице, которая скоро станет первой. Здесь, в устье Невы, он заложил верфь - знаменитую Адмиралтейскую, сыгравшую потом такую большую роль в развитии флота России. Ее работа началась в 1705 г., а в апреле следующего года со стапелей сошел первый корабль.

На берегах Невы началось превращение России в морскую державу. Именно здесь Петр прорубил «окно в Европу», о чем через столетие с лишним напишет Пушкин.

Об успехах Петра в Ингрии, взятии и основании им городов докладывали шведскому королю. Того это отнюдь не печалило:

- Пусть царь трудится над закладкой новых городов, мы хотим лишь оставить за собой честь впоследствии забрать их.

Петр одерживал новые победы. Он верил в себя, своих солдат, в Россию. В 1704 г. фельдмаршал Шереметев совершил успешные походы в Эстляндию и Лифляндию. Его полки штурмом взяли Копорье и Ям, древние русские города.

В Дерите, тоже взятом русскими, шведы потеряли около 2 тыс. солдат, русские - 700 человек. По случаю взятия «праотеческого города» (Юрьев основал великий князь Ярослав Мудрый в 1030 г.) трижды выстрелили из пушек и ружей. А Петр со шведскими знаменами и штандартами, взятыми в Дерпте, отплыл на яхте через Чудское озеро к Нарве. Продолжалась ее осада, начатая в конце мая.

Штурм Нарвы 9 августа продолжался всего 45 минут. Перед тем по приказу Петра войску зачитали высокомерный ответ ее коменданта Горна на предложение Петра о сдаче. Солдаты, обиженные высокомерием шведов, сожалея о потере многих своих товарищей, быстро ворвались в крепость. Они никого не щадили в разгуле сражения, и Петр был вынужден не раз обнажать свою шпагу, чтобы не допустить ненужной расправы.

Горн, виновный в ненужных и больших потерях с обеих сторон, получил от царя сильную затрещину. А в письме А. В. Кикину Петр сообщил о победе кратко, с юмором: «Инова не могу писать, только что Нарву, которая 4 года нарывала, ныне, слава богу, прорвало, о чем пространнее скажу сам».

Взятие Нарвы, древнего русского Ругодива, стало веским реваншем за поражение в начале войны, обозначило рубеж на начальном ее этапе.

14 декабря 1704 г. победители торжественно вступили в Москву. Впереди шли пленные шведы во главе с генерал-майором Горном и 159 офицерами. Везли 80 шведских пушек.

И победы, и новшества (выход газеты «Ведомости», заведение театра, прославлявшего успехи русского оружия) радовали Петра и заставляли задумываться иностранных наблюдателей. Витворт, посол английский, сообщал в Лондон: Петр «мощью собственного гения, почти без посторонней помощи, к 1705 году достиг успехов, превосходящих всякие ожидания, и вскоре, конечно, возведет свое государство на степень могущества, грозную для соседей». Посол обладал, без сомнения, зорким взглядом, и ближайшее будущее показало, насколько он был прав в своих предвидениях.

От Нарвской виктории к Полтавской

Взятие Нарвы, как и другие победы русских в Прибалтике, особого впечатления на Западную Европу не произвели. Странное дело: за четыре года до этого, когда под ее степами русское войско потерпело поражение, Западная Европа аплодировала шведскому королю, восхищалась его армией; реакцией на победу русского оружия были молчание, довольно пренебрежительное, или опасения, столь же молчаливые.

Англия и Нидерланды, их союзница Австрия, а также их общий противник Франция в войне за испанское наследство делали все, от них зависящее, чтобы перетянуть на свою сторону Швецию с ее армией, не допустить усиления России, которую следовало, с точки зрения этих держав, запять борьбой с Турцией и Крымом, ослабить, не допустить к Балтийскому морю. Посему просьбы России о посредничестве в заключении мира со Швецией не находили отклика в Гааге, Лондоне и Вене.

Посол П. А. Толстой в Константинополе довольно успешно предотвращал возобновление Турцией войны с Россией, подкупая султанских вельмож, упреждая интриги везиров и западных послов. В Речи Посполитой, в условиях политического хаоса и безначалия, успешно работал посол князь Г. Ф. Долгорукий.

«Швед» захватывал польские города и земли, думая подчинить себе всю Польшу, но царившая там анархия мешала этому, хотя у него и нашлись сторонники из верхнего эшелона местной власти - кардинал-примас Радзеевский, часть магнатов и шляхты (граф Сапега и др.). С их помощью Карл XII «состряпал» (его собственное выражение) полякам взамен Августа II нового короля - сейм, созванный в Варшаве кардиналом, низложил саксонца и провозгласил королем Станислава Лещинского, человека молодого и невлиятельного. Против ставленника шведов выступила другая группировка шляхты. На сейме в Сандомире ее представители высказались за Августа - шведская оккупация, бесчинства захватчиков заставили многих поляков задуматься. В итоге страна получила двух королей, а ожесточенные междоусобицы привели к полной неразберихе, шляхетская анархия достигла степени небывалой.

Петр и Головин, начальник Посольского приказа, внимательно следили за событиями в Речи Посполитой - терять единственного союзника было весьма нежелательно.

Петр вел по отношению к Польше осторожную политику. Россия ослабила свои требования в защиту православных на территории Речи Посполитой (их принуждали вступать в унию), помогла подавить восстание на Правобережной Украине во главе с Семеном Палием против панско-шляхетского гнета. Подобный курс имел, конечно, свои издержки, но дал плоды - в конце лета 1704 г., сразу после взятия Нарвы, неподалеку от нее Россия подписала с Речью Посполитой союзный договор: оба государства обязались вести войну со Швецией, не заключать с ней сепаратного мира; взамен Россия обещала передать Польше Лифляндшо, послать в помощь 12-тысячное русское войско и предоставить ежегодную субсидию в 200 тыс. руб. на содержание 48-тысячной польской армии. Польская сторона отказалась от требования пересмотреть «Вечный мир» 1686 г., т. е. возвратить Речи Посполитой Киев и некоторые другие земли.

Заключение договора с Речью Посполитой (до этого заключались договоры только с Августом II как курфюрстом Саксонии) - важный внешнеполитический акт, успех дипломатии Петра I. Главное состояло в том, что в Речи Посполитой по-прежнему действовали войска Карла XII, король завяз там надолго. Русские же армии в это время успешно действовали в других местах, завоевывали земли в Ингрии, Эстляндии, Лифляндии, готовились к грядущим сражениям с самим «скандинавским бродягой». Петр послал в Польшу военную помощь - более 10 русских полков, и с их помощью Август II летом 1704 г. занял Варшаву. Однако вскоре к ней подошел Карл, и Август, не приняв боя, ретировался. Его армии снова и снова терпели поражения от шведов.

Петр постоянно следил за тем, что делается в Турции, заботился о строительстве новых кораблей в Воронеже - южный флот гарантировал пока что спокойствие в районе Черноморья. В Западной Европе, несмотря на неудачу в организации мирного посредничества, Россия по-прежнему покупала оружие и снаряжение, нанимала специалистов. А ее заявления о стремлении заключить мир со Швецией (с условием оставления за Россией некоторых завоеванных земель по Финскому заливу, по крайней мере - Петербурга и его окрестностей) сбивали антирусский накал в политике некоторых влиятельных сил. Петр и его правительство умело использовали противоречия между европейскими странами, благоприятные обстоятельства в связи с войной за испанское наследство.

Начался новый, 1705 год. Петр январь провел в Москве, февраль - в Воронеже. Два месяца работал там корабельным мастером на верфи, спускал на воду 80-пу-шечный корабль. По его приказу должны были строить еще более 20 военных кораблей. За Турцией, полагал он, необходимо следить в оба глаза, чтобы не вышло худого. Потом засобирался в Польшу - там, в Полоцке и Витебске, стояли русские войска Репнина и Шереметева численностью до 60 тыс. человек. Петр выделил Августу вспомогательный корпус в помощь его 40-тысячному саксонскому войску. Нужно было поддерживать и антишведскую Сандомирскую конфедерацию.

Царь по выезде из Воронежа в начале мая заболел и около месяца пробыл из-за этого в Москве. В начале лета прибыл в Полоцк - требовали дела, планы, неприятности. Петр во главе русских войск, расквартированных в Польше, поставил двух командующих, двух фельдмаршалов: своего, Б. П. Шереметева, и наемного, старого немца Г. Б. Огильви, служившего до этого, не очень удачно, в австрийской армии. Решение это имело неприятные последствия - Огильви открыто не ладил с Шереметевым и другими русскими генералами, а впоследствии медлил с выполнением приказов самого Петра, тайно переписывался с Августом.

Еще осенью 1704 г., направляя свои полки в Речь Посполитую, царь заботился о том, чтобы они, помогая Августу в «частных битвах», не ввязывались в генеральное сражение со шведами, избегали «излишней тягости», поскольку не пришло еще время для решительных действий против Карла. Тот же курс он продолжал и по прибытии в Полоцк в начале лета 1705 г. Сюда собрались его министры, генералы, присутствовали и оба фельдмаршала, которые терпеть не могли друг друга. На военном совете решили послать в Курляндию 11 полков во главе с Шереметевым.

Вскоре оттуда поступило неутешительное известие: при Мурмызе генерал Левенгаупт 15 июля разбил русских. Шереметев, до этого несколько раз одерживавший победы над шведами, тяжело переживал неудачу. Петр в письме к нему указывал на ее причину: «недоброе обучение драгун», которые неразумно, очертя голову, бросились преследовать шведов и попали в ловушку; впредь он велел всем солдатам и драгунам объяснять неразумность такого поведения на поле боя. Утешал фельдмаршала:

- Не извольте о бывшем нещастии печальны быть (понеже всегдашняя удача много людей ввела в пагубу), но забывать и паче обадривать.

Царь с новыми полками поспешил в Курляндию и попытался вместе с Шереметевым отрезать Левенгаупту пути отхода, разбить его. Сделать это не удалось - генерал успел уйти в Ригу. Но русские войска 4 сентября захватили Митаву - столицу Курляндии, потом крепость Бауск. В их руки попали немалые трофеи - одних пушек около 200. Незадолго до всех этих событий Менши-ков успешно отразил нападение шведского войска на Петербург.

Приближались холода, и армию нужно было устраивать на зимние квартиры. Выбрали по предложению Меншикова Гродно; мнение Огильви о Мерече как месте зимней стоянки армии отвергли. Царь всю осень хлопотал, устраивал армию.

В январе следующего года Петр получил известие, сильно его встревожившее; Карл XII после коронации в Варшаве «своего» короля Лещинского неожиданно направил свою 20-тысячную армию к Гродно. Подошел, но на штурм крепости, в которой располагалось 40-тысячное русское войско, не решился. Король отвел шведов на расстояние 70 верст от Гродно, но противника блокировал.

Русским грозила гибель из-за голода. Царь потребовал отвести войско из Гродно.

В страшные зимние морозы он поспешил к Гродно, по не успел - Карл опередил его. Царь жил то в Орше, то в Дубовке, снова и снова слал курьеров к Огильви, требуя отвода армии.

Тогда же, в феврале, царь сокрушался по поводу очередного разгрома саксонских войск - у Фрауерштадта.

Огильви саботировал распоряжения царя, планировал дождаться с армией лета, когда, по его мнению, или Карл уйдет отсюда, или Август с войском придет сюда. Петр через голову фельдмаршала-иноземца, не доверяя ему, послал распоряжения Репнину. Он наконец принял тон более решительный - послал в Гродно своего любимца Меншикова со строгим наказом ко всем генералам:

- Извольте верить ему так, как мне самому.

Меншиков, подъезжая к Гродно, обнаружил, что армия уже вышла (24 марта 1706 г.) оттуда. Огильви, хотя и с большой неохотой, выполнил приказ, осуществляя план, разработанный Петром. Царь эти месяцы, по его признанию, в «адской горести жил» (у него-де «всегда на сердце скребло»). Главное для Петра было сберечь армию, ибо ее потеря равнялась проигрышу кампании и этого года, и всей войны.

Карл XII не успел догнать русскую армию, и она менее чем за две недели дошла от Гродно до Бреста и после дневного отдыха направилась к Киеву. У Петра словно гора с плеч упала. Он поспешил в Киев, где начали по его приказу срочно строить Печерскую крепость. Укрепляли также Смоленск, возводили оборонительную линию по западной границе.

Тем временем Карл XII в августе 1706 г. с армией вторгся в Саксонию и захватил ее, королевское семейство спаслось бегством, армия не оказала ни малейшего сопротивления.

Август II из Польши втайне от Петра послал представителей к шведскому королю, прося о мире. Он готов был поделить Речь Посполитую между собой и Лещинским. Карл отверг это предложение и продиктовал свои условия. Август капитулировал, и 24 сентября в Альтранштадте, в штаб-квартире Карла около Лейпцига, был заключен договор: законным и единственным королем Польши признавался Лещинский, Август II разрывал враждебные Швеции союзы, выдавал шведских пленных и перебежчиков, русский вспомогательный корпус, брал на содержание шведскую армию в Саксонии. Подписание договора, унизительного и предательского, держалось по просьбе Августа в тайне.

Западные державы наперебой поздравляли Карла с новой победой, толкали его на войну с Россией, признали Лещинского как короля Польши. Август же, одобрив 6 октября текст Альтранштадтского договора, как ни в чем не бывало встретился в польском Люблине с Меншиковым, выклянчив у него деньги.

Меншиков уже услышал о шведско-саксонском договоре, но счел, что известие о том ложно, и поверил Августу. Более того, он готовился вместе с ним и его польско-саксонским войском напасть на шведскую армию генерала Мардефельда, который 18 сентября под Калишем потерпел разгром, половина армии полегла на поле боя, командующий попал в плен. Август, вынужденный участвовать в победном сражении, трепетал от ожидаемого возмездия Карла, изворачивался, лгал, просил Меншикова передать ему пленных шведов, чтобы обменять их на русских пленных, находившихся у шведов. Саксонец вел двойную игру - наделял Меншикова поместьями в Польше и Литве; в Варшаве по его приказу торжественным молебном отмечали победу под Калишем; в то же время оправдывался перед Карлом, обещая ему денежную компенсацию.

17 ноября наконец все стало известно русскому послу в Варшаве. В Москве тоже узнали об измене Августа. Печально было, конечно, терять хотя и неважного, но единственного союзника. Русской дипломатии пришлось действовать теперь в условиях полного отсутствия союзников.

К этому времени умер глава Посольского приказа Ф. А. Головин. На пост главы внешнеполитического ведомства Петр назначил Г. И. Головкина, своего приближенного, родственника по матери, человека с тяжелым и неуживчивым характером, очень богатого и невероятно скупого, но аккуратного и исполнительного.

Конец 1706 и начало 1707 г. Петр провел в Жолкве, около Львова. Сюда, в Западную Украину, прибыли основные силы русской армии. Съехались, помимо царя, его ближайшие помощники - министры и генералы: Меншиков, Шереметев, Головкин и пр. Собрав военный совет, Петр поставил на обсуждение план дальнейших действий против Карла, который, освободившись от войны на два фронта, теперь, по предположениям, должен был активизировать войну с Россией. Его армия заняла квартиры в Саксонии, отъедалась, отсыпалась и грабила местных жителей без всякой пощады.

Карл и его шведы не очень беспокоились о будущем, о войне с Россией. Все виделось в радужном свете, казалось простым:

- Мышам живется вольно, когда кошки нет дома. Стоит только шведам вернуться, московиты побегут, как под Нарвой, и запрячутся в свои мышиные норы.

Петр постоянно заботился о сохранении армии, о том, чтобы ее не застал врасплох неприятель, не навязал генерального сражения в неблагоприятных для нее условиях. Об этом он постоянно твердит в указах, письмах, распоряжениях, и именно его мысли легли в основу Жолквенского стратегического плана, принятого па совещаниях со сподвижниками. Это был курс на генеральное сражение, которое следовало тщательно подготовить, дать его тогда, когда появятся верные шансы на выигрыш.

Согласно плану, на пути движения шведов в Россию через Белоруссию или Украину их встретят укрепленные крепости, оборонительные заграждения, налеты легкой кавалерии, сопротивление местных жителей (укрытие, уничтожение съестных припасов и пр.). Изматывание врага, его ослабление должно закончиться генеральным сражением, которое будет дано на территории России в подходящий момент, при наличии необходимых военных сил. План, долго обсуждавшийся и окончательно принятый в апреле 1707 г., начал осуществляться.

Одновременно во Львове происходила вальная (общая, большая) рада руководителей Сандомирской конфедерации, сторонников союза Польши с Россией. Петр вел с ними переговоры. Рада подтвердила условия Нарвского договора 1704 г., вынесла решение о том, что русский царь рассматривается гарантом вольностей Речи Посполитой.

Карл XII, находившийся в зените славы, принимал отовсюду дань поклонения в своем Альтранштадте, который в эти годы превратился чуть ли не в дипломатическую столицу Европы.

Шведский король, несмотря на свою молодость, - незаурядный полководец, храбрый солдат, что он не раз доказал в гуще военных схваток, во время смелых рейдов. Он командовал одной из первоклассных армий Европы, в его распоряжении были силы и средства целого королевства. Продолжатель традиций Густава II Адольфа, короля Швеции начала XVII в., он искренне верил в свою счастливую звезду, свой военный гений. Эта вера подвигала его на все новые походы и битвы, и ему казалось, что это всегда будет так: впереди - слава Александра Македонского. Но она же, эта вера, сделала его самоуверенным до ослепления, самообмана.

О мире с Россией он и слышать ничего не хотел. Французскому послу в Стокгольме в ответ на запрос о возможных условиях мира с Россией сказали от имени короля:

- Король помирится с Россией, только когда он приедет в Москву, царя с престола свергнет, государство его разделит на малые княжества, созовет бояр, разделит им царство на воеводства.

Вот так, ни больше, ни меньше! Король заранее распределял среди своих генералов должности в Московии, губернатором ее столицы планировал назначить генерала Шпарра. Все его заявления, замыслы, действия, иногда сумасбродные и экстравагантные, сильно отдавали хвастовством. Шведский король в конце концов попался в им же самим сплетенные и расставленные сети. Петр же усиленно помогал ему попасть в эту ловушку своими военными и дипломатическими акциями.

Петр готовился к решительной схватке. Следил за строительством укреплений в Москве на случай прихода Карла и его армии, за сменой везиров и настроений в Турции. К концу 1708 г. возобладали антирусские тенденции - султан отдал приказ начать приготовления к войне и в самой Турции, и в Крыму, новый хан которого, Девлет-Гирей, недавно назначенный из Стамбула, был непримиримым врагом России.

Петр предполагал, что именно в этом, 1708 г. произойдут решающие события в войне с Карлом. В ночь на 6 января 1708 г. Петр выехал из столицы и через Смоленск, Минск прибыл в Дзенциолы, где на зимних квартирах стояла русская армия во главе с Меншиковым. Здесь получил известие о движении шведских войск к Гродно и Дзенциолам. Дальнейшие планы Карла не были известны. Предполагалось, что он может идти или на север, к Петербургу, или на восток, к Москве. Карл же еще не решил, куда ему идти.

Шведский король имел в своем распоряжении 63 тыс. солдат, русский царь - 100 тыс. На стороне первого были боевой опыт, наступательная инициатива. Петру же необходимо было предусмотреть все возможные варианты маневров врага, замыслы которого еще не определились. 22 января он приехал в Гродно, послал отсюда в тот же день известия и распоряжения своим генералам: «Сего числа получили мы 4-х языков свейских (шведских пленных. - В. Б.), которые согласно сказывают, что вчерась шведы за двенадцать миль отселе реку переправились, и завтра чаем их к здешнему месту»; «Неприятель уже отсюды во шести милях обретаетца».

Петр приказал войску Шереметева отступить из Минска в Борисов, войску Репнина - к Вильно и Полоцку, по пути уничтожить запасы продовольствия и фуража. Но через день, получив известие, что Карл «повернул назад» (куда, неизвестно), отправил с курьерами новые приказания - остановиться, ждать распоряжений.

На следующий день, 25 января, новое сообщение: шведы снова идут в Гродно, находятся от крепости в четырех милях. Царь изменил указания: возобновить движение.

26 января Петр вместе с войском покинул Гродно. Через два часа туда вступил неприятель, но не половина армии Карла, как ожидалось, а всегда лишь отряд в 800 солдат. Они беспрепятственно прошли по мосту через Неман. Петр приказал этот мост взорвать, но бригадир Мюленфельс не выполнил приказа, был отдан царем под суд, но бежал из-под стражи к шведам (под Полтавой его взяли в плен и как изменника расстреляли).

Петр приехал в Вильно. Он полагал, что Карл пойдет па Петербург, но тот повернул на восток. Отступающая русская армия выполняла план, утвержденный в Жолкве: шведы на пути своего движения не находили ни хлеба, ни скота, ни корма для лошадей, поэтому продвигались они очень медленно.

Так у шведов продолжалось и далее: то в Сморгони, то в Радошковичах, то в других местах они вынуждены были стоять по нескольку недель или месяцев. Затем началось половодье. Действия неприятеля зимой и весной были, по существу, парализованы.

По пути в армию царь заехал в Нарву, где отметил свои именины фейерверком на воде. Затем направился к Великим Лукам, и здесь 5 июля получил весть о сражении под Головчином за два дня до этого. Военные действия возобновились, и произошло неожиданное и малоприятное для русских событие.

Карл XII снова двинулся на восток, в Москву. Королю грезилось, что Россия будет обращена вспять - ее растащат на куски, отбросят от Балтики (Петербург стереть с лица земли!), а сам он будет верховным судьей во всем, что происходит от Эльбы до Амура. Но для этого необходимы решительное наступление и генеральное сражение. Карл вел армию в 35 тыс. солдат, опытных, закаленных и прославленных воинов. За нею двигалось войско Левенгаупта в 16 тыс. с огромным обозом.

Речь шла, таким образом, о национальном существовании России как государства, его жизни или смерти. До сих пор Петр, его полководцы и войска действовали успешно, осмотрительно, хотя и случались неудачи. И вот теперь - Головчино в Белоруссии, 3 июля 1708 г. На корпус Репнина напало войско Карла. Из 8 тыс. сражавшихся русских солдат немало осталось на поле боя; шведы, действовавшие более успешно, потеряли меньше. Репнин отступил, хотя разгрома и не потерпел.

Сражение под Головчином - успех для шведов невеликий, но он способствовал дальнейшему ослеплению короля. Для русской же армии это был полезный урок, и Петр извлек из него все, что только можно. Он устроил показательный суд над генералами. Затем составил «Правила сражения». В них речь идет о взаимодействии разных родов войск в сражении, стойкости и взаимовыручке солдат.

Карл, несмотря на свою самоуверенность, не смог достичь чего-либо существенного. Его армия, не получая припасов в выжженной и разоренной местности, которую оставляли русские, продвигались медленно, долго стоя на одном месте. Сначала шведы сидели в Могилеве, по выражению Петра, «тихо», поскольку «голод имеют великой». Русское 25-тысячное войско стояло к северо-востоку от города, в Горках.

Нетерпеливый король не выдержал, вышел из Могилева, но не навстречу Левенгаупту, на север, а на юг, к Пропойску, от него повернул на северо-восток, к Смоленску. Петр внимательно следил за действиями короля, неожиданными и непредсказуемыми, сообразуя с ними маневры своих войск. Выполняются пункты Жолквенского плана - русские полки отступают, заманивают врага, истощают его. Затем начинают уничтожать его по частям.

Карл о своих намерениях часто не извещал даже самых близких своих помощников. Тем не менее продвижение армии, его общее направление Петр и другие военачальники угадывали верно. Русская армия по-прежнему двигалась перед шведской, уничтожая все на своем пути. Шведские солдаты, голодные и ободранные, шарили по деревням в поисках еды, дезертировали. Поблизости от армии короля русские драгунские полки и иррегулярная конница досаждали непрерывными нападениями, стычками.

30 августа у села Доброе произошла более крупная схватка - пять полков «природных шведов» потерпели полное поражение от напавшего на них русского отряда во главе с князем М. М. Голицыным. Шведы потеряли 3 тыс. человек убитыми, русские - 375. После победы русские отошли, выполнив полностью свою задачу.

Карл в бешенстве рвал на себе волосы, бил себя кулаками по щекам - так был расстроен «непобедимый» полководец! Еще бы - разгром был полным, только болота спасли его воинство от окончательной гибели. Он начал задумываться о судьбе русского похода, советоваться с генералами.

Король не удосужился разработать план войны, обсудить его вместе с генералами - до того он был уверен в том, что поход в Россию, ее разгром будут простыми и легкими, как это было, к примеру, с Саксонией. Однако начались осечки, трудности, и Карл наконец-то удостоил генералов, всегда слепо исполнявших его повеления, спросить об их соображениях. Участники военного совета после споров решили идти не на Москву, а на Украину.

Расчетов и замыслов у Карла много, но король по-прежнему ничего не видел, не понимал, хотя положение его воинства ухудшалось, и он сам этому способствовал.

10 сентября полк шведской кавалерии у деревни Раевки атаковал русских драгун. Командовал король и потерпел новое и сильное поражение. Под ним убили лошадь, и Карл едва не попал в плен. Все это произошло на глазах Петра, участвовавшего в сражении. Король решил не ждать Левенгаупта, который спешил к нему от Риги, и быстро идти на юг - этот шаг, необъяснимый и нелепый, позволил русским одержать еще одну победу, на этот раз более внушительную и серьезную, которую Петр назовет «матерью» Полтавской виктории.

Царь, получив известия о намерениях Карла и марше Левенгаупта, созвал совет. Согласно его решению главные силы русской армии во главе с Шереметевым должны были идти на Украину, «сопровождая» Карла, а корволант (летучий отряд) из И,5 тыс. человек с Петром во главе - направиться навстречу Левенгаупту. Последний вел войско из 16 тыс. солдат и обоз с провиантом и фуражом. 28 сентября утром Петр настиг его у деревни Лесной. Появление корволанта было для шведов полной неожиданностью - кругом тянулись густые леса, труднопроходимые болота. Сражение длилось несколько часов. Солдаты с обеих сторон так устали, что повалились на землю (шведы - у своего обоза, русские - на боевой позиции) и «довольное время отдыхали» на расстоянии половины пушечного выстрела друг от друга. Потом битва возобновилась. Появление русской кавалерии Боура решило дело в пользу нападавших. Шведы потерпели полное поражение, только ночь и вьюга спасли остатки их войска, бежавшие в темноте. Левенгаупт оставил на поле сражения 8 тыс. убитых, почти всю артиллерию и весь обоз, так необходимый изголодавшейся армии Карла. Король узнал о полном разгроме одного из лучших своих генералов 1 октября, а 12 октября тот привел к нему 6,7 тыс. голодных и оборванных солдат - все, что осталось от 16-тысячного войска.

Известие о блестящем успехе русских произвело впечатление и в России и за рубежом. Петр мог быть довольным - одержана победа, причем меньшим числом солдат, над закаленным войском шведов; главная армия Карла оказалась теперь отрезанной от тыловых баз снабжения, в стратегическом окружении.

Вскоре после Лесной, в октябре, шведы потерпели еще одно поражение: 13-тысячный корпус Любекера подошел к Петербургу со стороны Финляндии. Адмирал Апраксин с гарнизоном разгромил шведов, потерявших до трети своего личного состава, 6 тыс. лошадей.

Находясь в Смоленске, где его встретили пальбой из пушек и ружей, в ореоле успеха и славы, Петр испытал сильное потрясение - ему сообщили об измене украинского гетмана Мазепы. 20 лет правил он на Украине, пользуясь полным доверием царя. На доносы его политических противников, завистников, обиженных им людей в Москве внимания не обращали. Гетман же, еще с 1680-х годов мечтавший оторвать Украину от России и вернуть ее под власть Речи Посполитой, увидел в Карле XII и его марионетке Лещинском тех, кто поможет ему осуществить его давний замысел. Первому он обещал зимние квартиры, продовольствие и фураж для армии, второму - Левобережную Украину. В 1707 г. он заключил с ними договор на этих условиях, держал его в тайне, лавировал, хитрил. Однако измена обнаружилась. Петр принял срочные меры. В Батурин, ставку гетмана, переметнувшегося к шведам, поспешил Меншиков с войском, с другой стороны туда же двигался Мазепа со шведскими полками. Поспешность вполне объяснима: в гетманской столице хранились огромные запасы продовольствия, пороха, припасов для артиллерии. Меншиков опередил врага, и из Батурина вывезли все, что можно, остальное предали огню, крепость разрушили.

Для Мазепы это был тяжелый удар, но не единственный и не главный. За ним последовали другие. Началось с того, что за гетманом-изменником не пошли украинские казаки, в стан к Карлу он привел не большое казацкое войско, как обещал и на что надеялся король, а всего 2 - 3 тыс. человек. Да и те не знали его истинных целей, думая, что они пришли в армию Шереметева. Когда же все выяснилось, они тайно начали покидать шведский лагерь. Далее, на Украине, которая узнала из петровских указов, что Мазепа хочет вернуть мать-отчизну польским панам, началась народная война против мазепинцев и шведов.

6 ноября украинские представители избрали вместо низложенного Мазепы нового гетмана - Скоропадского. Украина отвернулась от бывшего гетмана, проклятого церковью и заочно казненного. Не желала она видеть на своей земле и его нового патрона - шведского короля.

В Европе после Лесной страх перед Швецией с ее неуравновешенным властителем сменился боязнью перед мощью крепнущей России во главе с энергичным, храбрым и мудрым, как теперь поняли, государем. Дело шло к возрождению Северного союза. Таково было влияние событий, происшедших при Лесной.

Карл XII продолжал колесить по Украине. Лютые морозы, голод среди солдат, отсутствие корма для лошадей, недостаток боеприпасов, враждебное отношение местного населения, отсутствие настоящих союзников - все это, как кошмар, преследовало короля и его армию, которая таяла на глазах. В Польше, на помощь которой он надеялся, с властью короля Лещинского мало кто считался: одна половина Речи Посполитой, как говорили поляки, его не признавала, другая - не подчинялась ему. Лишь на севере страны полки Лещинского и шведское войско Крассау контролировали небольшую часть земель; на остальной территории распоряжались армии коронного гетмана Сеиявского и литовского гетмана Огииского, громившие войска шведской марионетки; им помогали русские полки. Киев и Правобережная Украина охранялись армией М. М. Голицына.

Карл непрерывно призывал к себе на Украину Крассау и Лещинского, говорил своим генералам о подходе большого войска из Польши. Все в окружении короля и он сам делали вид, что верят друг другу, что все хорошо.

На Украине городки и крепости, встречавшиеся на пути шведов, оборонялись героически, наносили им немалый урон. Украинские жители и русские военные отряды лишали шведов не только провианта, но и отдыха, жилья. Как и раньше, не хватало провианта. Свирепствовали болезни. Войско шведов редело. Наконец закончилась зима, началось половодье. С весной, как известно, возрождаются надежды.

1 апреля Карл с армией подошел к Полтаве, решив штурмовать ее - Мазепа нашептал ему, что с ее взятием Украина перейдет под его высокую руку. Из Полтавы шли дороги на юг, к Крыму. А с ханом и султаном король как раз в это время вел переговоры о совместных действиях против России.

Петр продолжал следить за Турцией, где посол Толстой по-прежнему делал все возможное и невозможное, чтобы предотвратить нежелательное для России развитие событий. Царь не забывал и о строительстве флота в Воронеже, которое неукоснительно продолжалось. После трудов на воронежской верфи Петр во главе большой флотилии (241 судно, в том числе 29 крупных военных кораблей) поплыл вниз по Дону к Азову. Об ее прибытии скоро узнали при дворе султана, и его намерения начать войну с Россией стали таять, словно морская дымка.

Король упрямо, как сомнамбула, вел армию к катастрофе. В разговоре со своим генерал-квартирмейстером Гилленкроком он настаивал на осаде Полтавы. Слабо укрепленную Полтаву шведы осаждали три месяца. Ее комендант А. С. Келин действовал в соответствии с инструкцией Петра, разосланной комендантам всех крепостей на Украине, о борьбе «до последнего человека». Защитники Полтавы отбивали все штурмы, делали вылазки, наносили урон осаждавшим. Сами несли потери.

4 июня к Полтаве, около которой стояла вся шведская армия, приехал Петр. Армия Карла XII оказалась под Полтавой в стратегическом окружении, была сильно ослаблена поражениями, осадами, маршами, голодом. Русская же армия, наоборот, стала намного сильней, боеспособней. Она переправилась через Ворсклу, и сразу же начались работы по возведению полевых укреплений на позиции, избранной для будущего генерального сражения. Как и при Лесной, русские войска стояли на закрытой местности, ее фланги упирались в леса, позади - высокий берег реки, через которую построили мосты. Перед фронтом лежала открытая равнина, откуда должны были наступать шведы, там подготовили шесть редутов, где засели стрелки.

25 июня Петр провел военный совет, разработавший диспозицию битвы. Сделал смотр войскам. Распределил генералов по дивизиям, кавалерию подчинил Меншикову, артиллерию - Брюсу.

Петр снова и снова объезжал полки на позициях, принимал последние меры, ободрял солдат.

Карл за несколько дней до сражения получил сведения о том, что Турция не собирается начинать войну с Россией, а войска Крассау и Лещинского не могут прийти ему на помощь, так как кавалерия Гольца, генерала Петра, непрерывно не дает им покоя. Кроме того, к русскому царю, по сообщению перебежчика, идет на помощь иррегулярная конница числом в 40 тыс. всадников. Несмотря ни на что, король 26 июня решил начать генеральное сражение. За несколько дней до этого он во время кавалерийской рекогносцировки наткнулся на русских казаков у костра. Король молодецки соскочил с коня и застрелил одного из казаков, но тут же получил пулю в ногу. Врач в лагере вырезал пулю, но Карл не мог ходить.

Того же 26 июня Карл, полулежа на носилках, сделал смотр своей армии. В своей речи к солдатам и офицерам он призывал к завоеванию России, овладению ее богатствами. Офицеров пригласил на обед после сражения в шатры русского царя.

Два фельдмаршала, русский Шереметев и шведский Реншильд, заключили накануне джентльменское соглашение: начать битву 29 июня, а «до оного сроку никаких поисков через партию и объезды и незапными набегами от обоих армий не быть». Известие о приближающейся 40-тысячной русской коннице послужило Карлу достаточным поводом для нарушения этого соглашения. Главное же, ему не терпелось начать скорее бой - чем быстрее он начнется, тем раньше взойдет солнце его победы.

Петр в отличие от шведского короля в обращении к солдатам говорил о другом - о защите Отечества, «народа всероссийского».

В третьем часу 27 июня, еще затемно, в русском лагере услышали тяжелый гул - тысячи солдатских ног и конских копыт сотрясали землю, направляясь к позиции противника. Пехота шведов бросилась на редуты. Кавалерию шведов встретила контратака кавалерии Меншикова. Несколько потеснив русских, нападающие попали под страшный огонь артиллерии и отступили. Реншильд, командовавший армией из-за ранения Карла, бросил свою кавалерию на левом фланге в обход русского правого фланга, но ее отбросили Меншиков и Брюс. На поле боя превосходство русской артиллерии было подавляющим - 102 орудия против 39 шведских.

По приказу Петра Меншиков отвел свою кавалерию. Шведы, приняв маневр за отступление, бросились следом, но снова попали под огонь орудий и ружей. Пытаясь спастись в лесу, они встречали здесь смерть от русских воинов.

Основные силы Петр еще держал в лагере, и лишь около 8 час. утра вывел их оттуда. Оттянул с передовой шесть драгунских полков Шереметева и поставил их в стороне вместе с казаками Скоропадского, велел ожидать указаний о вступлении в битву.

Петр построил армию в боевые порядки: пехоту в центре, между ее полками - артиллерию, по флангам - кавалерию. Шведы ударили в самый центр построения русских, где стоял Новгородский полк. Первый его батальон начал отступать, не выдержав мощного натиска врага. Петр во главе второго батальона пошел в атаку и отбросил шведов. В это время русская конница в ходе атаки оттеснила шведскую кавалерию. Русские орудия изрыгали картечь и огонь. Шведы несли огромные потери.

Русские полки по сигналу Петра начали общую атаку. Шведы побежали, их ряды охватила паника. Они не слушали призывы короля, поднятого на руки и безуспешно пытавшегося вдохновить свое разгромленное воинство.

Победа была полной. Король спасался бегством с остатками своей армии на запад, к Днепру. Кавалерия Петра его преследовала, но вскоре кони, уставшие до предела, остановились. Вечером того же дня царь отправил в погоню полки гвардейцев и драгун.

В середине дня Петр устроил в своих шатрах обед для победителей. Пригласили и пленных генералов, министров. Случай этот весьма показателен - Петр, как истинно русский человек, бывал беспощаден с врагом в ходе борьбы с ним, но к поверженному проявлял рыцарское великодушие. Фельдмаршал Реншильд услышал от него похвалы за храбрость, получил в подарок шпагу Петра. Все присутствующие услышали примечательную речь русского царя-полководца:

- Вчерашнего числа брат мой король Карл просил пас (шведских офицеров. - В. В.) в шатры мои на обед, и вы по обещанию в шатры мои прибыли, а брат мой Карл ко мне с вами в шатер не пожаловал, в чем пароля своего не сдержал. Я его весьма ожидал и сердечно желал, чтоб он в шатрах моих обедал. Но когда его величество не изволил пожаловать ко мне на обед, то прошу вас в шатрах моих отобедать.

На обеде Петр предложил свой знаменитый тост:

- За здоровье учителей, за шведов!

- Хорошо же, Ваше величество, - тут же ответил граф Пипер, первый министр Карла XII, - отблагодарили своих учителей.

В ходе сражения шведы потеряли более 8 тыс. убитыми, 3 тыс. пленными, русские - 1345 убитыми. В руки победителей попали все обозы, много трофеев. А через три дня, 30 июня, на Днепре, у Переволочны Карл, Мазепа и небольшое число их спутников переправились на западный берег и бежали в сторону турецких владений. В конце июля примчались они в Бендеры, где вскоре Мазепа умер (то ли своей смертью, то ли отравился). Брошенная королем армия - от нее осталось более 16 тыс. солдат, голодных и деморализованных, во главе которых Карл оставил Левенгаупта, - сдалась 9-тысячному корпусу Меншикова. Войско Карла XII перестало существовать.

Позиции России заметно укрепились. Петр торопил своих генералов, требуя выбивать шведов из городов, крепостей Прибалтики. Он сообщил Августу II о своем предстоящем прибытии с армией в Польшу.

Народные восстания

Царь, с тех пор как стал самостоятельно вести государственный корабль, выколачивал из народа максимум возможного, так как нужно было обеспечивать растущую армию, строящийся флот, государственный аппарат всем необходимым. Затем начались войны, возведение крепостей и каналов и т. д. Требовались солдаты и матросы, работные люди и мастера и деньги, деньги, деньги! «Прибыльщики» во главе с Курбатовым придумывали новые налоги, денежные мастера уменьшали вес монеты. Однако средств все равно не хватало.

Простой народ с каждым годом жил все бедней, налогов и повинностей (военная, подводная, строительная и пр.) становилось все больше. И естественно, с первых-лет царствования Петра недовольство низов, поначалу скрытое, постепенно стало проявляться открыто, выплескиваться наружу. Оно принимало разные формы: разговоры о государе, осуждение его увлечений военными потехами и походами, связей с иностранцами, развода с женой и др.; главное же заключалось в недовольстве стремительным ростом податей, тяжелыми повинностями, тяготами военного времени. Петр, его чиновники и генералы, армия и другие карательные силы беспощадно расправлялись снедовольными.

Все успехи России достигались страшной ценой - разорением трудовых слоев населения, гибелью большого числа людей в походах и сражениях, на строительстве городов и каналов, мануфактур и кораблей, от голода и эпидемий, холода и побоев.

Господствующий же класс увеличивал свои владения и доходы. В конце XVII - начале XVIII в. многие феодалы, в первую очередь родственники царя, его приближенные, получили большие пожалования землей и крестьянами в центре и южном Диком поле (к югу от реки Оки), Поволжье и Приуралье, на Украине и в других местах. Сотни тысяч крестьян при Петре I превратились из черносошных (государственных), дворцовых в крепостных. Нарышкины, родственники царя по матери, в 80 - 90-е годы XVII в. получили 6,5 тыс. крестьянских дворов. Фельдмаршал Б. П. Шереметев в начале следующего столетия имел в 19 имениях 6282 двора с более чем 40 тыс. людей. Нарышкины, Лопухины, Черкасские имели примерно по 10 тыс. дворов, другие 15 богатейших дворянских семейств - по 1 - 2 тыс. дворов, 50 семейств - по 500 - 1 тыс. дворов и т. д.

Современники (И. Т. Посошков, автор известной «Книги о скудости и богатстве», и др.) сообщают, что помещики так обременяли крестьян барщинными работами и оброчными платежами, что доводили их до крайней степени нищеты.

Сильно выросли казенные платежи. С населения, помимо подворной подати, введенной по реформе 1679 - 1681 гг. (вместо поземельного обложения), и косвенных налогов (кабацкого, таможенного и пр.), брали много других. В начале XVIII в. один за другим появились новые налоги, сборы: корабельные, рекрутские, драгунские, с бань и бород, постоялых дворов и перевозов, мельниц и лавок и многие другие. Один крестьянский двор должен был платить до 10 - 15 руб., иногда и более, в год. По данным за 1706 г., только на уплату двухгодичного оброка (1 руб. 69 коп. со двора) нужно было продать или около 7 пуд. свинины, или 11 баранов, или 85 кур.

От обнищания и разорения участились побеги «тяглых» людей. Сыск беглых крестьян и холопов, их возвращение владельцам приняли массовый, постоянный характер. Все это накаляло обстановку в стране.

То же происходило на окраинах, в том числе на Дону, куда непрерывным потоком тянулись потоки беглых. В почти 130 городках (станицах) Войска Донского проживало, вероятно, до 60 тыс. человек, в том числе немало беглых, бедных, обнищавших людей, кормившихся работой на богатых казаков, бурлачеством, наймом на Бахмутских соляных промыслах, случайными заработками. На Дону появились помещики и монастыри, которые захватывали там земли и угодья. Правительство чинило препятствия в рыбной ловле и заготовке леса на Дону около Азова, стесняло торговлю, требовало проведения переписи и возвращения беглых в те места, откуда они прибыли.

Донская казацкая старшина (наиболее богатые люди, командиры) постепенно превращалась в помещиков, торговцев, предпринимателей. Они решали все дела, не считаясь с мнением круга (общей сходки казаков), присваивали себе большую часть жалованья из Москвы. Тяготы же службы доставались бедноте (голытьбе), которую старшина беззастенчиво эксплуатировала.

На Дону стало развиваться земледелие. В хуторах работали беглые, всякие «бездомовные» люди на землях, принадлежащих «домовитым» (богатым) казакам.

В начале столетия классовые противоречия обострились чрезвычайно. Народные низы отвечали сопротивлением властям и феодалам, волнениями и восстаниями. По стране прокатился ряд сильных народных движений.

В 1705 г. началось восстание в Астрахани - крупном ремесленно-торговом городе в устье Волги. Здесь жило много ремесленников и торговцев, солдат и стрельцов из местного гарнизона (в том числе немало участников стрелецкого восстания 1698 г., сосланных в Астрахань), работных людей с рыбных и соляных промыслов и всякого нищего, «бездомовного» люда. Тяжелый труд, непосильные налоги, нищенские заработки, кабала у местных купцов и ростовщиков, насилия и издевательства военных начальников и астраханского воеводы Т. Ржевского с его приспешниками, взятки и поборы которых вылились в настоящую вакханалию, - все это привело к обнищанию местных жителей. В несколько раз выросли цены, начался застой в торговле и промыслах. Народ голодал. Солдат и стрельцов офицеры заставляли работать на себя, утаивали их жалованье. Грубый произвол и жестокость офицеров соперничали с тем, что позволяли себе местные гражданские власти во главе с Ржевским.

Обнародовали указ, запрещающий ношение бороды и русского платья. Среди астраханцев немалое число придерживалось вероучения раскольников, и новое распоряжение вызвало взрыв гнева. Чаша терпения переполнилась, толчок был дан. В ночь на 30 июня в местный кремль ворвались 300 солдат и стрельцов, и начались расправы с офицерами, чиновниками и прочими из русских и иноземцев; с их именами народ связывал свои страдания и лишения. Воеводу Ржевского нашли в курятнике, где он спрятался, вытащили и убили. От рук восставших погибло около 300 человек. Вся бедная и нищая Астрахань поднялась на борьбу.

Восставшие к утру овладели положением в городе, отстранили от власти представителей петровской администрации, избрали свою власть - совет старшин: земского бурмистра Гаврилу Ганчикова, богатого купца раскольника Якова Носова, стрельца И. Шелудяка. Имущество убитых богачей и начальников поделили между восставшими. Стрельцы и солдаты получили жалованье в увеличенном размере. Большое влияние на все дела оказывала астраханская «чернь» - беднота (работные и гулящие люди с рыбных промыслов, судов, пристаней и пр.). Богатая же верхушка из купцов и стрельцов, страшась будущего наказания от центральный властей, вела политику уклончивую, предательскую: ее представители бежали из города, тормозили выполнение распоряжений новой власти, содействовали собратьям-богачам, брали взятки. Низы боролись с подобными действиями. Так, в январе 1706 г. арестовали и пытали Ганчикова, отстранили его от участия в управлении городом.

Постепенно решение всех важных дел сосредоточилось на общей сходке - круге, по казацкому обычаю. Решающий голос на нем имели стрельцы и солдаты, работные и гулящие люди. Опи отменила бесчисленные налоги, введенные старыми властями. В городе свободно торговали хлебом. Начальников в полках выбирали сами стрельцы и солдаты.

К восставшей Астрахани присоединились несколько городов по Волге и Прикаспию: Черный Яр и Красный Яр на Волге, Гурьев на Яик-реке и Терский городок на Северном Кавказе.

Петра обеспокоили известия об астраханских событиях. Он поначалу стремился закончить дело миром - по его указанию в восставший город послали «милостивые» грамоты с обещанием простить, если повстанцы прекратят мятеж. В ответ купеческая и стрелецкая верхушка направила к Петру своих представителей, принесла повинную. Царь одновременно с письмами направил к Астрахани войска во главе с самим фельдмаршалом Шереметевым.

Для усмирения астраханского «гиля» Петр направил и калмыцкого хапа Аюку с 20-тысячной конницей. Туда же, к Астрахани, спешили полки П. М. Апраксина и П. И. Хованского. Вскоре, 12 марта 1708 г., подошли фельдмаршал и хан. Город, которым семь месяцев управляли, и неплохо, восставшие, 13 марта пал под ударами превосходящих сил. Повстанцы, среди которых отсутствовало единство, не выдержали штурма регулярных полков. Начались аресты, допросы и пытки в московском Преображенском приказе. 365 участников движения или умерли во время пыток, или были казнены.

Под влиянием восстания Петр приказал приостановить взимание недоимок в ряде уездов, отменил некоторые сборы, действие указа с запретом на бороды и русское платье.

Восставали работные люди, например на Воронежских верфях, где сооружались корабли для Азовской флотилии (1698 г.); на Олонецких заводах в Карелии (1705 - 1710, 1715 гг.), крестьяне Предуралья и Поволжья (1703 г. и др.). В 1720-е годы на борьбу против рабских условий труда поднимались работные люди московских Суконного и Хамовного дворов (мануфактур), липецких и кузьминских заводов. С уральских заводоз массами бежали рабочие, мастеровые люди.

Тяжелые налоги и повинности (поставка воинов и лошадей в армию в ходе Северной войны), притеснения и жестокость царских чиновников вызвали сильное восстание в Башкирии (1705 - 1711 гг.). В Башкирию ввели правительственные войска, и движение было подавлено.

Подобные тяготы населения и злоупотребления администрации вызвали восстание на Камчатке (1707 - 1711 гг.).

Самое мощное народное движение Петровской эпохи - третья Крестьянская война. Она продолжалась с 1707 по 1710 г., охватив большую территорию: Область Войска Донского, русское Придоиье, часть Поволжья, отчасти Запорожскую Сечь на Днепре. Это широкое народное восстание доставило Петру наибольшие хлопоты и неприятности, хотя началось оно, как и все другие, и по его вине: из-за крепостнической политики властей и дворян, чрезмерных налогов и повинностей, злоупотреблений и насилий местной администрации и военных начальников.

Еще в год начала Астраханского восстания поднялись на борьбу работные люди, всякая голытьба, казаки па Бахмутских соляных промыслах.

Через два года после бахмутских волнений на Дону появился новый сыщик - подполковник князь Ю. В. Долгорукий. В соответствии с указом Петра I от 6 нюня 1707 г. он должен был «во всех казачьих городках» выявить беглецов и вместе с семьями отправить их «в те же городы и места, откуда кто пришел».

Долгорукий с отрядом в 200 человек 2 сентября прибыл в Черкасск - столицу Войска Донского. Он предъявил указ и потребовал начать сыск беглых в казачьей столице. Лукьян Максимов, войсковой атаман, и другие старшины, понимая, что сыск «новоприхожпх» беглых, которых в Черкасске числилось немало, приведет к неудовольствиям и волнениям, направили царских карателей вверх по Дону и его притокам. В помощь им выделили 140 человек, в том числе «знатных» старшин: А. Савельева, Н. А. Саламату, И. И. Машлыкина, Г. Матвеева, Е. Петрова, М. М. Мажару и др.

6 сентября Долгорукий покинул Черкасск и пошел вверх по Дону. Начался розыск, сопровождавшийся крайними жестокостями. В Мелеховом городке «сыскали»

20 беглых «всяких чинов людей». Отсюда командир, разделив отряд, направил 13 сентября несколько его частей по разным направлениям. Отряд А. Ф. Плохова должен был действовать на Дону от Черкасска до Паншина; отряд капитана П. И. Киреева - от Паншина до Донецкого городка; отряд капитана Н. С. Тенебекова - по Хоп-ру; отряд капитана С. С. Хворова (Форова) - по Бузулуку и Медведице. Всего в четырех отрядах насчитывалось до 100 человек.

Долгорукий с оставшимися солдатами и казаками направился по Северскому Донцу. Пройдя восемь городков, у станицы Митякинской он снова разделил силы - отряд братьев А. П. и Я. П. Арсеньевых послал вверх но Донцу, сам же двинулся по недавно основанным городкам в районе рек Деркуль, Быстрая и Айдар.

Сыск, перепись беглых сопровождались жестокими наказаниями. Так, в Новоайдарском городке оказалось 150 новопришлых, тогда как старожилых и черкасов - только 32 человека. То же происходило в других станицах. Новоприхожих не успевали высылать с Дона - не хватало конвойных. Многих «до указу», до последующей высылки оставляли в городках. Другие скрывались в разных местах.

Розыск продолжался. Повсюду кипело и бурлило недовольство. Многие бежали из станиц, собираясь в Ореховом буераке, в трех верстах от Новоайдарского городка. Помимо казаков, здесь оказалось «много гулящих-русских людей», беглых крестьян, бурлаков, батраков. К. А. Булавин, атаман Трехизбянской станицы, стал их главой, призвал всех съезжаться «для думы». Вскоре здесь собралось большое число людей.

В Ореховом буераке состоялся какой-то съезд, приговоривший к смерти Долгорукого и Ефрема Петрова, одного из самых ненавистных для остальных казаков представителей казацкой старшины, - «за их неправду и за напрасное разорение».

Источники называют имена ближайших сподвижников Булавина. Это Иван Лоскут, участник разинского восстания, беглый Г. Банников, казаки С. А. Драный («пущий заводчик»), Н. Голый (Н. Голодай), есаул Булавина Ф. М. Явланов и др. Все они готовили предстоящее выступление. Булавина назвали походным атаманом, И. Лоскута и Г. Банникова - полковниками; избрали также 12 сотников, 8 есаулов, 12 «объезщиков» (курьеров).

Долгорукий прибыл в Шульгин городок. С ним были другие командиры, казацкие старшины, в том числе Ефрем Петров, солдаты. В ночь на 9 октября Булавин с отрядом в две-три сотни человек напал на карателей. Восставшие убили Долгорукого и других офицеров, всего 17 человек, и покинули городок. Старшины разбежались по разным городкам, потом собрали казаков и пошли от Староайдарского городка вверх по Айдару. Их отряд в 200 человек встретился с отрядом Булавина, вдвое превышавшим его по численности. Снова старшинам пришлось спасаться бегством - они «тайно, в ночи, побежали в Черкасск» и около него встретили походное войско во главе с самим донским атаманом Лукьяном Максимовым.

Булавин разослал по городкам воззвания, призывая всех в повстанческое войско. Он планировал поход на Азов и Таганрог, а весной следующего года - на Воронеж и Москву. Иван Лоскут вызвался быть «вожем» - проводником, вести восставших на север, к столице России. Вспомнили имя Степана Разина. «Много казаков и всяких людей» из разных городков присоединились к Булавину.

18 октября на реке Айдар, в двух верстах от Закотенского городка, Булавина настигло войско атамана Максимова. До поздней ночи длился жаркий бой. Восставшие потерпели поражение, многие попали в плен. Булавин вместе с ближайшими товарищами сумел вырваться из окружения, бежал на Хопер, а оттуда в Запорожскую Сечь, на Днепр, к украинским казакам.

Помимо Шульгина городка и его окрестностей, аналогичные события произошли в других местах. Восставшие почти поголовно истребили отряды Хворова, Тенебекова, убили многих представителей казацкой верхушки, помогавших карателям в проведении сыска (войсковых старшин, станичных атаманов).

После поражения Булавина казацкие старшины наказали жителей городков, которые поддержали его выступление.

Оставшиеся на Дону атаманы-булавинцы продолжали борьбу.

Между тем появление в ноябре Булавина в Запорожской Сечи взбудоражило местных казаков. Трижды собирались они в декабре на круги, обсуждали вопрос о походе против «панов и арендарей за их неправду, что Украиной завладели». Поход отложили до весны. Булавин уехал в Кодак, что выше по Днепру, но в январе 1708 г. приехал снова на Сечь.

Булавин, как и раньше, призывал запорожцев присоединиться к восстанию донских казаков. Против него выступил кошевой атаман Т. Финенко, но казаки «скинули» его и избрали нового атамана - Константина Гор-диенко. Тот разрешил набор «охотников», и вокруг Бу-лавина начали собираться запорожские казаки.

В это же время большое движение началось снова на Дону. Центром его стал Пристанский городок на Хопре. Сюда со всех сторон шли люди, целовали крест, т. е. давали присягу, на верность восстанию. Они говорили, что хотят убить атамана Лукьяна Максимова «за то, что он с азовскими боярами (т. е. с воеводой и чиновниками Петра в Азове. - В. В.) знается. И итти им под Азов, нужны им бояре». Восставшие вели переписку с донскими городками, разворачивали агитацию в них, а также в ряде южнорусских уездов - Воронежском, Белгородском, Козловском, Тамбовском, в Поволжье. Они рассылали прелестные письма (от слова прельщать, соблазпять, призывать), предлагая переписывать их и передавать дальше. Атаман Л. М. Хохлач, действовавший очень энергично, вел переписку с Булавиным, звал его в Пристанский городок.

Взгляды и требования повстанцев ясно видны из их воззваний к казакам и крестьянам. Как об объектах будущих расправ писали они о «князьях, боярах и прибыльщиках», «злых боярах да немцах». Речь шла, таким образом, о феодалах, а также «прибыльщиках», изобретавших новые налоги и сборы с населения, об иноземцах, с которыми тоже связывались в народе всякие тяготы и лишения.

Уже весной 1708 г. восстание охватило Козловский и Тамбовский уезды, прилегавшие к Дону. Местные крестьяне - помещичьи, монастырские, дворцовые - выходили из повиновения, переставали «отбывать тягло» у владельцев, не вносили платежей. В Воронежском уезде вместе действовали крестьяне, горожане, казаки. Они захватили города Борисоглебск и Бобров, ряд селений, избивали воевод и подьячих, освободили колодников из тюрем. Везде, где одерживали верх, они избирали из местных людей новую власть на началах казачьего самоуправления (атаманов, есаулов); уничтожали бумаги в приказных избах; проводили мобилизацию крестьян и горожан для борьбы против «государевых» полков.

Весной и летом район восстания быстро расширился. Повстанцы появились в ряде других уездов (Верхне-п Нижне-Ломовском и др.), в районе рек Вороны и Цны, нижней Оки и средней Волги. В июле разорили Чембар и Мокшанск. Булавинцы обращались с призывами к работным людям, заготовлявшим лес для корабельного строения в районе Тамбова, на Хопре, и те прекращали работы, расходились в разные стороны, расправлялись с начальниками. Повстанцы пытались наладить связи с татарами, мордвой и башкирами.

22 или 23 марта состоялся большой съезд повстанце;! в Пристанском городке. На нем решили идти походом на Черкасск. В соседней Слободской Украине восставшие действовали в районе Харькова, в Валуйском, Усердском и Полтавском уездах. Они захватили город Ямполь, жители которого «все к ворам пристали».

Власти направили полки против восставших. Бахметев вышел из Острогожска в Тамбов, но его сил было недостаточно. Петр I 12 апреля вызвал из армии гвардии майора В. В. Долгорукого, брата убитого казаками карателя, выделил ему полки, в том числе солдат и дворян Бахметева, приказал немедленно набрать царедворцев, дворян и, «сколько возможно, сыскать в Москве конных». Всего Долгорукому выделили 32 тыс. человек - целую армию! (Русская армия под Нарвой в 1700 г. имела против шведов 40 тыс. человек.)

Пока собирались царские полки, черкасская старшина мобилизовала низовых (с низовьев Дона) «значных» (богатых) казаков, часть верховых и вместе с конным отрядом из Азова и калмыцкой конницей выступила навстречу Булавину. 8 апреля на речке Лисковатке, выше Паншина, у Красной Дубровы встретились оба войска. Начались переговоры. 9 апреля повстанцы «жестким напуском» неожиданно ударили и разбили противника. Верховые казаки сразу же перешли на сторону Булавн-на. Восставшие «многих побили до смерти и переранили», взяли обоз с денежной и пороховой казной.

Максимов отступил к Черкасску. Туда же с 7-тысячным войском двинулся Булавин.

28 апреля повстанцы подошли к Черкасску. Город и окружавшие его шесть станиц располагались на острове. Они имели 44 пушки, башни и другие укрепления. Но вести осаду не пришлось. Жители пяти станиц сообщили Булавину, что они ждут его. А в войсковой столице вспыхнуло восстание, и 1 мая казаки сдались, выдали Л. Максимова, Е. Петрова, А. Савельева и других старшин. 6 мая по приговору круга их казнили. «У той казни» был Игнат Некрасов, один из ближайших сподвижников Булавина, уехавшего в это время к брату в Ры-ковскую станицу. Многих знатных старшин посадили под арест, разослали по верховым городам. Их имущество, церковную казну (20 тыс. руб.) конфисковали, разделили среди повстанцев. Снизили цены на хлеб. Круги созывались очень часто. На одном из них, 9 мая, Булавина избрали атаманом Войска Донского.

Среди донских казаков и в начале движения, и потом не было полного единства. Еще в 1707 г. к восстанию, надеясь возглавить его, добиться своих целей, примкнула часть богатых - домовитых. Но они скоро отошли от движения. Большинство зажиточного казачества помогало карателям. Донская же голытьба требовала на кругах «черкасских природных казаков всех побить и пожитки их разграбить». Но на том же круге, который избрал Булавина войсковым атаманом, сделали есаулами Т. Соколова и С. Ананьина, а за день до этого куренным атаманом избрали И. Г. Зерщикова. Все трое были представителями донской старшины. Они сразу же завязали связи с И. А. Толстым, азовским губернатором, которого держали в курсе всех событий восстания. Впоследствии они переметнулись на сторону карателей.

Новый войсковой атаман в грамотах, разосланных по всей Области Войска Донского («по всем рекам»), объяснял причины казни прежних старшин («многие неправды и разорения и всякие нестерпимые налоги»). О том же он сообщал Петру и его «полководцам», которые двигались на Дон к Черкасску, с просьбой остановить войска; казаки в ответ на насилия войск Петра могут, по его словам, уйти за рубеж, т. е. выйти из русского подданства.

Одновременно Булавин рассылал новые прелестные письма к жителям Дона, призывая их «к возмущению», выдаче «старшин, которые им всякие налоги чинят»; просил о помощи кубанских казаков, Запорожскую Сечь.

Посылал Булавин письма к воеводам в Азов и Воронеж, Киев и Москву. Разумеется, власти, центральные и местные, отказывались иметь какие-либо дела с мятежным атаманом. Запорожские же казаки «многолюдством» плывут вверх по Днепру, «выбираются в степь конницею с ружьем и с запасом, одвуконь». Они идут к Булавину, «а намерение их… разорять полковников и рандарей и богатые домы».

Булавин и его сподвижники планировали разбить царские полки, против которых хотели послать войска во главе с Некрасовым и Драным, потом идти «в Русь, по городам, до Москвы». Если же это не удастся и повстанцы потерпят поражение, то собраться всем в Цимле (станице Цимлянской) и идти на Кубань, принадлежавшую тогда Турции.

Большое повстанческое войско, возглавленное С. А. Драным, казаком Староайдарского городка, включало донских и запорожских казаков, русских крестьян, бурлаков, работных людей, бахмутских работных и др. В нем имелись конница и пехота, пушки и огнестрельное оружие. Оно насчитывало около 11 тыс. человек. Отдельные полки возглавляли активные и выдающиеся предводители - С. Ф. Беспалый, Никита Голый и др. Одних запорожских казаков было несколько тысяч человек. 8 июня атаманы разгромили Сумской полк около Валуок на речке Уразовой. Полковника А. Г. Кондратьева, нескольких старшин и сотников убили или взяли в плен, захватили обоз, ружья, коней. Весь июнь повстанцы Драного действовали в районе Северского Донца.

1 июля около урочища Кривая Лука под вечер начался бой с правительственной армией. Продолжался он пять часов и закончился тяжелым поражением восставших (их было до 7,5 тыс.). Погибло, в том числе потонуло в Донце и болотах, до 1,6 тыс. повстанцев, с ними и Драный.

Войско Игната Некрасова, тоже выстудившее 13 мая, направилось на Хопер. В нем числилось 2 тыс. человек. Но вскоре в Черкасске раскрыли заговор старшин, н Булавин отозвал Игната к себе, затем послал его на Волгу против калмыков хана Аюки, занимавшего враждебную к повстанцам позицию. Поход на Хопер не состоялся.

В тот же день, 13 мая, третье походное войско, возглавленное, вероятно, И. Павловым, выступило на Волгу. Тогда же Л. Хохлач захватил там город Дмитриевск на реке Камышинке. Он же вместе с Некрасовым 26 мая осадил Саратов, у них было 4 тыс. повстанцев. Штурмы не принесли удачи, и булавинцы поплыли вниз по Волге. В это время Павлов с 3 тыс. человек подошел к Царицыну. 7 июня взял старый город. Воевода А. Турченин с гарнизоном в 500 человек и ротой солдат закрылся в «малой крепости». Ее осада продолжалась до 17 июля, т. е. 40 дней.

Тем временем в Черкасске продолжались волнения и несогласия. Старшины и их сторонники по-прежнему строили козни против Булавипа и повстанцев. Их стараниями азовский губернатор отогнал табуны лошадей из-под Черкасска, и это сильно осложнило положение булавинцев. А они планировали поход или «под украинпые государевы городы» на границе Донской области и южнорусских уездов, или на Азов, располагавшийся неподалеку от казачьей столицы. Сил у Булавина после всех посылок осталось немного.

В начале июля начался поход на Азов. Его возглавили Л. М. Хохлач и Иван Гайкин. 6 июля повстанцы потерпели у города поражение. Два сильных поражения - под Тором 1 июля и под Азовом 6 июля - оказали губительное влияние на ход движения. Враги Булавина из черкасской старшины, воспользовавшись растерянностью среди повстанцев, 7 июля, т. е. на следующий же день после азовской неудачи, «собрались воинским поведением» и напали на курень (избу) Булавина. Силы были слишком неравны. Булавина застрелили из пистолета, пуля попала в левый висок.

На круге атаманом избрали главу заговора Зерщинова. Власти не скрывали радости по получении известия о смерти «вора Булавина с товарищами». В ставке Петра I, располагавшейся в селе Горки Могилевской губернии, 23 июля дали по этому случаю салют и устроили молебен.

Крестьянская война продолжалась в Придонье, Слободской Украине, Поволжье, ряде уездов Центра Европейской России. В Козловский и Тамбовский уезды для усмирения восставших власти послали полки Е. А. Гулица и И. В. Болтина. На Нижней Волге повстанцы нападали на торговые суда, двигались вверх по среднему течению реки. Продолжалась осада крепости в Царицыне, к которой повстанцы И. Павлова «жестоко… приступали». На помощь царицынскому воеводе из Астрахани губернатор П. М. Апраксин прислал солдатский полк. Павловцы не допустили его к Царицыну, встретили у урочища Сарпинский Остров «великим многолюдством», «во многих лодках». Полдня продолжалось ожесточенное сражение. Восставшие потеряли до 800 человек, но заставили противника отступить к Черному Яру. Затем возобновили штурм царицынской цитадели - с помощью работных людей засыпали ров дровами и берестой, зажгли «и с великою силой приступили и тем огнем осадной городок взяли». Случилось это 17 июля. В Царицыне, которым они теперь полностью овладели, восставшие установили, как и в других местах, порядки казачьего самоуправления. Воеводу Турченина, подьячих и других представителей власти казнили.

После гибели Булавина, Драного и Хохлача Игнат Некрасов 19 июля созвал в Царицыне круг. Обсуждали планы дальнейших действий. Игнат предложил идти с царицынской артиллерией на Черкасск. Павлов и его голытьба предложили другое: пока сидеть в Царицыне, потом «итти Волгою на море». Эти разногласия имели печальные последствия. Некрасов с отрядом ушел на Дон. Павлов с тысячью человек остался в Царицыне, к которому вскоре из Астрахани подошел полковник Левингстон тоже с тысячью воинов. Павловцы решительно сопротивлялись, но все же бежали по Волге на лодках, потом, потопив их, пешком добрались до Паншина; с новыми людьми, которые пристали к ним по пути, их стало 3 тыс.

Каратели постепенно брали верх. П. И. Хованский с войском, вышедшим из Казани, вытеснил восставших с Волги. Полковник И. В. Болтин двигался из Казани же на Козлов. Острогожские командиры - полковник И. И. Тевяшов и подполковник В. Рыкман - 26 июля под городом Ровенками на реке Айдар почти полностью уничтожили повстанческий отряд Е. Ларионова из 500 человек (в том числе 350 бурлаков), 420 было убито вместе с атаманом, другие взяты в плен. В этот же день Долгорукий подошел к Черкасску со стороны Аксая - правого рукава Дона. Зерщиков и старшины винились перед ним - «слезли с лошадей, подошли к нему, положили знамена и легли на землю с просьбою о прощеньи». На следующий день они же привели к князю сына Булавина Никиту, брата Ивана, сына С. Драного Михаила и др., всего 26 повстанцев. 28 июля жителей многих станиц приводили к присяге. 200 булавинцев казнили по приказу Долгорукого. 4 августа в Черкасске посадили на кол голову, руки и ноги самого Булавина.

Между тем объединили свои отряды Некрасов и Павлов. К Некрасову в Паншин, расположенный на Дону, в том месте, где он ближе всего подходит к Волге, стягивались с разных сторон люди, в том числе из Черкасска и соседних с ним станиц.

Но против них со всех сторон шли войска Петра. 8 августа из Черкасска к Паншину направились войско -Долгорукого и часть донских казаков во главе с домовитыми. Туда же от Волги спешил Хованский. К Некрасову продолжали идти недовольные люди, в их числе - Голый с 2-тысячным отрядом. В Есаулове собралось из 16 станиц до 3 тыс. человек.

Двигаясь скорым маршем, Долгорукий не дал соединиться Голому с Некрасовым, перерезал пути от Есаулова к Паншину. 22 августа он осадил Есаулов, повстанцев в котором возглавлял походный атаман Василий Тельный. На помощь есауловцам поспешили из Паншина Некрасов и Павлов. Каратели (1,5 тыс. регулярного войска, конница Шидловского, донцы) пошли на приступ. Повстанцы встретили их огнем («жестоким боем») из пушек и «мелкого ружья». Долгорукий отступил. Но на следующий день есауловцы, «видя… что им в том городе не отсидеться», а Некрасов не успеет прийти на помощь, сдались. Долгорукий приказал четвертовать В. Тельного, двух старцев-раскольников, казнить более 200 человек - каждого десятого (виселицы ставили в городке, пускали на плотах по Дону), остальных привести к присяге.

В тот же день, 23 августа, у Паншина каратели разгромили 4-тысячный отряд повстанцев («кроме жен и детей»), шедших с обозом в 1,5 тыс. телег к станице Голубой, к Некрасову.

Таким образом, в течение одного дня царские воеводы разбили 7 тыс. восставших. Больше половины их были убиты, потоплены, казнены. Узнав об этих поражениях, Некрасов, Павлов, Беспалый, Лоскут с 2 тыс. повстанцев, находившимися в районе Нижнего Чира, «побросав… пожитки», переправились через Дон и с женами, детьми ушли на Кубань.

На Северском Донце продолжали действовать восставшие во главе с Голым и Тихоном Белгородцем. 4 ноября под Решетовой станицей Долгорукий разбил Голого (7,5 тыс. человек). Этого храброго атамана взяли в плен только 2 февраля следующего года.

Каратели беспощадно расправлялись с участниками движения: тысячами убивали в сражениях, сотнями вешали в ходе расправ, выжигали станицы. Все новопоселенные городки предали огню и мечу.

В ходе подавления восстания на Дону погибли многие тысячи его участников. Долгорукий и другие каратели, офицеры и солдаты, получили награды - земли, деньги.

Крестьянская война продолжалась и после погромов на Дону. В районе Саратова вели борьбу повстанцы из донских верховских городков, крестьяне, служилые люди из Воронежа, Валуек и других мест. На реках Медведице, Терсе «стояли» отряды восставших, против которых власти посылали регулярные части, калмыков хана Аюки. С Кубани в 1709 г. приходили на Дон агитаторы от Некрасова, которые приводили в «волнение» казаков, звали их к себе. В мае следующего года сам Некрасов с 3 тыс. казаков, калмыков и кубанских татар появился на реке Берде.

В эти же два года (1709 - 1710 гг.) крестьянское движение продолжалось в Воронежской губернии и многих уездах, расположенных к северу, северо-западу от Области Войска Донского. Движение продолжалось на Нижней Волге, оттуда перешло в Среднее Поволжье. Крестьянские волнения происходили в губерниях Саратовской, Нижегородской, Ярославской, Костромской, Владимирской, Московской, Тверской, Калужской.

В целом крестьянское движение охватило в эти годы почти 60 уездов Европейской России.

Как и в предыдущих крестьянских войнах (в начале, во второй половине 60-х - начале 70-х годов XVII в.), в этом восстании движущими силами были крепостные, дворцовые, монастырские крестьяне, посадские и служилые люди (среди всех них немалое число тех, кто бежал из разных мест и осел на Дону и его притоках), донские казаки (прежде всего голытьба; часть домовитых - в качестве попутчиков в начале движения, в целом же они были на стороне душителей восстания). Участвовали в войне солдаты, драгуны, стрельцы, городовые казаки, пушкари и прочий мелкий служилый люд. Среди повстанцев немало было работных людей, бурлаков с лесных пристаней, где заготавливался корабельный лес, речных судов и плотов, рыбных и соляных промыслов. Поселения раскольников по Хопру, Медведице, Чиру, вокруг Козлова и Тамбова тоже дали многих участников Крестьянской войны. Их веру разделяли выдающиеся ее предводители - Некрасов, Голый, возможно, Булавин, Хохлач.

В идеологии участников третьей Крестьянской войны, как и у их предшественников в XVII в., наиболее ясно, отчетливо выявляются антикрепостнические мотивы, стремления. Прелестные грамоты, «письма» Булавина и других атаманов призывают бить, «сажать в воду», разорять князей, бояр, дворян, помещиков и вотчинников, панов и арендаторов, воевод и старшин, подьячих и прибыльщиков, «немцев» и неправедных судей, «обидчиков», тех, кто «неправду делает»; одним словом - всех, кто олицетворял, осуществлял гнет и насилия по отношению к народным низам, угнетенным.

Правящих лиц, бояр и воинских командиров - «полководцев» они делили на «худых» и «добрых», «хороших» и «злых супостатов». Верили в «доброго царя» Петра I, которому отправляли письма с просьбами, угонорами, по потом, по мере того как начали понимать, что нет надежды на его помощь и управу, - перешли к угрозам (уйти с Дона в подданство к турецкому султану на Кубань, противиться его «полководцам», если они будут разорять казачьи городки). В конце мая 1708 г. Булавин даже запретил под страхом смертной казни упоминать имя Петра I, не говоря уже о повинной ему.

Конечно, не все были согласны с подобной постановкой вопроса, но важно и характерно то, что часть повстанцев разделяла такой взгляд. А он свидетельствовал о том, что в народной среде уже тогда, при господстве в целом царистской идеологии и психологии, проявлялось стремление отойти от устоявшихся в течение многих столетий взглядов и привычек.

Булавин говорил однажды о том, что он хочет в Черкасске «побить стариков за их неправду, что они реку продали бояром». Казаки-повстанцы хотели, чтобы царь не только дал им «милосердое» прощение, но и сохранил за ними право жить «по-прежнему… по казачьей обыкности». Тем самым все они стремились к тому, чтобы жить по-старому на Дону с его вольностями, самоуправлением, без вмешательства «бояр», т. е. царских воевод и начальников, принимать к себе беглых «но старине».

Более широкий характер носят призывы прелестных писем к расправам с притеснителями. Обращены они ко всем угнетенным: крестьянам русских уездов, работным людям, горожанам, служилым, всякой голытьбе, «черни». «Мы стали, - говорится в воззвании Н. Голого, - за всю чернь», «нам дело до бояр и которые неправду делают». Антифеодальное содержание подобных документов, составлявшихся в лагере восставших, очевидно.

Инициатором в третьей Крестьянской войне, как и во второй, под руководством Степана Разина, выступило донское казачество, отличавшееся большей организованностью, грамотностью, военным опытом в сравнении с другими слоями угнетенного населения. Ее участники достигли немалых успехов: вели борьбу в течение четырех лет, освободили от властей значительную территорию, взяли ряд городов (Черкасск и другие городки на Дону и его притоках, Царицын и Дмитриевск на Волге, Борисоглебск и Бобров в Воронежском крае, Ямполь и другие в Слободской Украине), захватили власть в Войске Донском, расправились со многими феодалами, представителями казачьей верхушки и местной администрации, воинскими начальниками. Установили порядки казачьего самоуправления на большой территории, охваченной движением; на ней прекращались работы и платежи в пользу феодалов и казны. В лагере повстанцев было налажено довольно активное делопроизводство, в первую очередь у тех же казаков; они составили и разослали значительное число воззваний с призывами к восстанию, к борьбе с властями и помещиками. Их идеология отмечена антикрепостническими чертами, но в то же время проникнута монархизмом (хотя и появились некоторые признаки отхода от него, хотя бы временного, хотя бы части людей).

Третья Крестьянская война потерпела поражение по тем же причинам, что и другие народные движения: из-за ее в целом стихийного, локального характера, разнородности социальных сил, отсутствия крепкого единства среди них, в том числе в среде донского казачества (противоречия между булавинцами по вопросам стратегии и тактики борьбы, отношения к царю и др.; избрание домовитых на войсковые должности после занятия Булавиным Черкасска; предательство части казаков, поддерживавших связи с карателями, потом выступивших против Бу-лавина, убивших его и захвативших власть в Войске Донском). Повстанцам противостояли значительно более мощные и организованные силы феодалов. Несмотря на то что государство, его администрация, армия были заняты Северной войной со шведами, царь Петр и правительство мобилизовали полки, которые в конце концов расправились с восставшими. Меры и намерения властей в отношении Дона накануне и в ходе Крестьянской войны 1707 - 1710 гг. ясно показали, что они продолжат наступление на его былые привилегии и вольности и, главное, будут всеми силами ограничивать, пресекать массовое бегство угнетенных из центральных районов страны. Впереди маячили потеря прежней донской «обыкности», новые захваты дворянами земель на Дону, окончательное перерождение местной казачьей верхушки.

От Полтавы к Гангуту

Полтавская победа в корне изменила ход войны, проложила резкую грань между тем, что было до нее, и последующими событиями на театре военных действий.

В Европе пренебрежение к России после Полтавы сменилось потрясением, уважением, смешанным со страхом перед ее мощью.

В обстановке торжеств и славословий у Петра отнюдь не закружилась голова. Он не рвался в бой, чтобы окончательно сломить Швецию. Более того, как и ранее, стремился окончить войну, заключить мирный договор. Сразу после Полтавы Петр выдвинул предложения, довольно умеренные, чтобы были учтены законные интересы России. В них говорится о переходе к ней земель около Финского залива, дававших выход к Балтике. Их передали шведской стороне попавшие в плен к русским генерал Мейерфельд и королевский секретарь Цедергельм. Но Карл XII мирные предложения опять отверг. Как это ни парадоксально, король вел себя так, как будто ничего особенного не случилось. Правитель, разоривший страну и погубивший армию, сам оказавшийся в положении нахлебника в чужой стране, держался самоуверенно, чуть ли не как победитель.

Стокгольмские власти слепо следовали его приказам, благодарили господа за спасение короля, а относительно Полтавского сражения распространяли нелепую версию: там-де 20 тыс. шведов потерпели поражение от 200 тыс. русских!

Правда, Швеция сохраняла некоторые надежды - у нее имелся сильный флот на Балтике, ее территория оставалась не затронутой войной, а шведские войска, помимо самой Швеции, находились в Прибалтике и Финляндии, Померании и Норвегии. Кроме того, имелись основания ожидать военную помощь от государств Западной Европы: Англии, Голландии, Австрии, с одной стороны, и Франции - с другой. Их правители, исходя из своих интересов, рассчитывали привлечь Швецию на свою сторону. Теперь, к их великому огорчению, подобные замыслы рушились. Ошеломленным европейским дворам пришлось срочно перестраивать внешнеполитические комбинации.

Но, несмотря на новый баланс сил, России пришлось продолжать войну, и еще очень долго. Петр и его полководцы, теперь уже гораздо более опытные, вынуждены были снова и снова вести войска в бой, а дипломаты - завязывать и распутывать сложнейшие узлы внешнеполитических задач. Полтавская победа многое облегчила. Так, Саксония и Дания воспрянули духом - Травендальский и Альтранштадтский договоры, унизительные для них, можно было теперь, опираясь на Петра, силу России, разорвать. Август II ввел свои саксонские войска в Польшу, откуда бежал Станислав Лещинский, а Крассау со шведской армией ушел в Померанию. Курфюрст снова заявил о своих правах на польскую корону, от которой три года назад отказался.

В Торуни оба монарха заключили договор о восстановлении союза. Альтранштадтский трактат Август II аннулировал еще в начале августа.

В 1710 г. Речь Посполитая в лице своего сейма в Варшаве признала Нарвский договор 1704 г. и «Вечный мир» 1686 г. С Данией Россия тоже подписала новый договор о союзе и войне против Швеции - прекратилось действие Травендальского трактата. Тем самым был восстановлен Северный союз. Петру удалось также нейтрализовать Пруссию и Ганновер.

Как будто обстановка складывалась неплохая. Но вскоре Петр опять убедился, что в войне со Швецией России нужно полагаться только на себя. Август, не раз битый на полях сражений со шведами, уклонялся от новых военных дел. Дания, правда, активно вступала в борьбу, чтобы взять реванш над шведами. Ее войска появились на юге Скандинавии, сначала били противника, но вскоре, в феврале 1710 г., потерпели сокрушительное поражение от генерала Стенбока.

Русские же армии продолжали одерживать победы одну за другой. 1710 год стал в этом смысле весьма «урожайным». Шереметев со своей армией действовал в Прибалтике; Меншиков, новый фельдмаршал, - в Польше. Сначала русские солдаты взяли штурмом крепость Эльбинг, затем настала очередь Риги.

Рига капитулировала 4 июня после артиллерийского обстрела русских. В марте того же года началась осада Выборга. Но и Выборг по примеру Риги капитулировал. Произошло это 13 июня. А на следующий день в крепость во главе Преображенского полка вошел Петр.

В ту же кампанию перед русскими войсками сложили оружие гарнизоны Динамюнде, Пернова (Пярну), Ревеля (Таллина), Кексгольма (Корелы),

Таким образом, русские войска очистили от шведов Прибалтику. По случаю этого в Петербурге три дня стреляли из пушек, звонили в колокола; на кораблях, стоявших на невском рейде, устроили иллюминацию. Швеции, истощенной и не раз уже битой, ничто не помогало - ни лихорадочные военные акции, ни помощь Англии, Голландии и Австрии на дипломатическом фронте; их усилиями был провозглашен «акт о нейтралитете», призванный предотвратить полный разгром Швеции Россией и появление последней в Западной Европе. Петр 22 июня 1710 г. признал этот акт, чтобы сохранить Северный союз, хорошие отношения с ведущими странами Европы, получить передышку, предотвратить сплочение европейских государств на антирусской основе.

Шведское правительство в Стокгольме охотно и радостно одобрило «акт о нейтралитете». Но не таков был король, чтобы согласиться, - он не утвердил его, и усилия английского и прочих дворов пошли насмарку.

Швеция по настоянию короля готовилась к продолжению войны. Россия и ее союзники, получившие удобный повод, планировали поход в Померанию, где стояли войска противника. В этой обстановке английские политики предприняли новые меры для спасения Швеции; главная их цель - предотвратить усиление России. Ч. Вит-ворту, английскому послу в Москве, присылали инструкции: «прилагать все старания» для того, чтобы Россия снова поставила вопрос о посредничестве Англии в заключении мира со Швецией. Но времена изменились.

Продолжение интриг стран Великого союза против России нельзя расценить иначе, как враждебные действия. Это и попытки разрушить Северный союз (например, склонить Данию к сепаратному миру со Швецией), и переговоры со Швецией, которой обещали в случаепродолжения войны с Россией вернуть с помощью «генерального мира» все то, что она потеряла.

Отношения России с Англией в ближайшие годы продолжали оставаться внешне благопристойными, хотя и натянутыми из-за враждебности английского кабинета (как и других европейских дворов) к России. Терпеливая и мудрая дипломатия Петра и его помощников, усиление мощи России делали, однако, свое дело: открытую военную поддержку Швеции Англией и прочими страпамн удалось предотвратить.

Но все предусмотреть невозможно, и следующий, 1711 год принес весьма неприятный сюрприз. Опасность пришла с юга, со стороны Турции. Там полтавскую победу России восприняли со страхом и негодованием. Турция не только боялась возросшей силы России. Она хотела бы вернуть Азов, снова, как и ранее, нападать (вместе с крымцами) на южные пределы России, Украины, Польши. Правда, в январе 1710 г. султан Ахмед III подтвердил условия Константинопольского трактата, заключенного 10 лет назад думным дьяком Е. И. Украин-цевым.

Однако не дремал и шведский король: пустил в ход золото, захваченное с собой изменником Мазепой, который бесславно окончил свои дела на чужбине (умер в сентябре 1709 г.), призанял еще кое-что у английских и голштинских банкиров, да и сами хозяева выдали ему немало денег. Карл делал все, чтобы натравить султана на Россию. У короля в тот момент случилось больше денег, чем у русского посла. Последовала очередная смена везира.

Султан созвал Великий диван (Тайный совет), и совещание высших сановников приняло решение о войне с Россией. Официальное ее объявление состоялось 10 ноября 1710 г. Такой исход событий стал в немалой степени и результатом происков европейских дипломатов в Стамбуле.

Начало конфликта с Турцией, спровоцированного шведским королем и европейской дипломатией, означало для России войну на два фронта. Она была, конечно, нежелательной. Но Петру в пору эйфории после Полтавской победы все виделось если не в розовом свете, то по крайней мере обнадеживающим. Действительно, русская армия после Полтавы считалась одной из лучших в мире. Складывалась как будто благоприятная ситуация: правители Валахии и Молдавии Константин Брынковяну и Дмитрий Кантемир заключили с Петром соглашения с обещанием перейти на его сторону, выделить войска и продовольствие в обмен на освобождение из-под турецкого гнета и переход их владений под протекторат России. Войска и продовольствие обещали и представители сербов и черногорцев, которые, как и другие славянские пароды на Балканах, планировали поднять восстание против угнетателей-османов.

Петр несколько раз пытался склонить султана к миру. Просил Англию и Голландию о посредничестве, чтобы заключить мир со Швецией, говорил о готовности оставить Лифляндию с Ригой Польше, выплатить Швеции компенсацию за часть Финляндии; к России должны отойти только Ингрия, Корела и Нарва. Но не удалось ни то, ни другое. Приходилось воевать на два фронта.

Царь действовал в свойственной ему манере - энергично и напористо. Он внимательно контролировал передвижения своих войск, снабжение их продовольствием, снаряжением, обучение рекрутов, пополнение армии. 25 февраля 1711 г. в Успенском соборе московского Кремля зачитали его манифест, которым объявлялась война Турции. 6 марта Петр выехал в действующую армию. За несколько дней до этого, 2 марта, он своим указом учредил Сенат - высшее учреждение в государстве. По его словам, Сенат создавался на время отсутствия царя:

- Определили быть для отлучек наших Правительствующий Сенат для управления.

Созданный как временный орган, Сенат просуществовал более двух столетий. Царь поручил Сенату высший надзор за судебными делами и расходованием средств, их умножением, ибо, как он написал, «деньги суть артерия войны».

Царя весьма беспокоила предстоящая война с турками. Его опасения очень скоро сбылись. Русские войска, вступившие 30 июня в Молдавию, попали в пекло: стояла невыносимая жара, жажда мучила солдат так, что многие, не выдержав мучений, сходили с ума, кончали с собой. Обещанной помощи, как и провианта, не поступало. Валашский господарь Брынковяну изменил, выдал план войны туркам. Господарь Молдавии Кантемир слово сдержал, но его помощь оказалась не такой существенной, как ожидалось. Не смогли оказать заметную помощь и балканские славяне, угнетавшиеся Портой.

Однако поход продолжался. Русская армия, перейдя Днестр, подошла к Пруту. Петр еще по дороге в армию позаботился обо всем: пополнил рекрутами гарнизоны городов в Прибалтике, ослабленные уходом значительной части войск на юг; торопил военные соединения, идущие к Молдавии.

Везир и турецкая армия подошли к Пруту. 9 июля они полностью окружили 38-тысячную русскую армию. Везир имел 135 тыс., вместе с татарами - 180 тыс. Атаку начали янычары.

Сражение продолжалось три часа. Петровская армия, стойкая и бесстрашная, сумела отбить натиск. Солдатские ружья и особенно артиллерия опустошали ряды турок, потерявших до 7 тыс. убитыми. Русские потеряли гораздо меньше. Более того, в момент отступления врага, по словам составителей «Истории Северной войны», Петр мог одержать «полную викторию», если бы сумел как следует организовать преследование. Но он и его генералы не сделали этого, и не без оснований: русский обоз не успели даже окопать, солдаты были истощены жаждой, жарой, голодом. Положение казалось отчаянным, безвыходным.

Не лучшим было и состояние турок, хотя Петр и русские не знали об этом. Боевые качества русских ошеломили врага. Когда на следующий день, 10 июля, везир приказал возобновить атаки, даже янычары отказались идти в бой.

Турецкая армия, вчетверо превосходившая по численности русскую, была парализована. Но Петр не догадывался об этом. Не знал он и о том, что генерал Ренне, выполняя его приказ, взял Браилов, зашел в тыл туркам, и им грозило окружение. Он послал о том донесение царю, но оно попало… к везиру - русского гонца взяли в плен турки.

Безысходные мысли владели в те дни и часы государем. Перспектива полного поражения, плена и гибели казалась неотвратимой. В тот же день, 10 июля, Петр созвал военный совет. Вынесли решение: предложить туркам начать переговоры; если они не согласятся, то сжечь обоз и атаковать врага. Ответ не поступал - в шатре везира обсуждали письмо русского фельдмаршала, долго и жарко спорили. Крымский хан и Понятовский, ставленник шведского короля, упорно и непримиримо стояли на том, чтобы немедленно атаковать лагерь Петра. Между тем царь, все русские генералы и солдаты, еле державшиеся на ногах от отсутствия воды и пищи (лошади остались без корма - саранча уничтожила траву), ждали ответа. Он не приходил. Послали второго гонца. Напряжение достигло предела.

От турок ни слуха, ни духа. Петр отдал приказ - полкам идти в бой. Те двинулись. Но появился турецкий парламентер, и в связи с его просьбой прекратить атаку, поскольку предложение о мире принято, армия остановилась. Начались переговоры, и Петр бросился в другую крайность: если раньше он явно недооценил силы противника и переоценил свои, то теперь, наоборот, преувеличил мощь турок, готов был на максимальные уступки, чтобы вырвать мир, даже очень дорогой ценой.

Везир, человек в военном деле неопытный, склонялся к миру по многим причинам. Прежде всего турки испугались русских солдат, регулярная армия Петра выглядела несравнимо лучше той толпы, хотя бы и огромной, которую представляла собой турецкая армия. На Пруте стояли отнюдь не все русские силы, и противник это хорошо знал - действия генерала Ренне у Браилова произвели на него сильное впечатление; да и на Пруте он не рассматривал свои захлебнувшиеся атаки, как победу. Более того, турки боялись какой-нибудь военной хитрости русских, так как не верили, что они всерьез хотят мира.

В турецкий лагерь отправился подканцлер Шафиров. На крайний елучай Петр соглашался пожертвовать всем на юге и на севере, лишь бы уйти от позорного плена и рабства. Но до крайних условий дело не дошло. Везир и султан не были склонны, как оказалось, ратовать за интересы Швеции. Относительно своих требований они также проявили умеренность, исходя из сложившейся ситуации.

В русском лагере лихорадочно готовились к прорыву. Русские во главе с полководцем-царем собирались не сдаваться, а сражаться и бить противника, погибнуть, но не попасть в турецкий плен.

Между тем в турецком лагере дело шло к миру. Турки не хотели испытывать дальше судьбу. Переговоры шли успешно и быстро. Янычары, испытавшие 9 июля «твердость» русских, требовали, чтобы везир побыстрее заключил мир, а «они наступать не хотят и против огня московского стоять не могут».

12 июля мирный трактат подписали: с русской стороны - П. П. Шафиров и М. Б. Шереметев (генерал, сын фельдмаршала), с турецкой - великий везир Балтаджи Мехмед-паша. Согласно его условиям, Турция получала обратно Азов; Россия, кроме того, обещала разрушить крепости Таганрог на Азовском море и Каменный Затон на Днепре, не держать войска в Польше, не вмешиваться в ее дела, не иметь постоянного дипломатического представительства в Стамбуле, а также «отнять руку» от донских казаков и запорожцев, т. е. не поддерживать их. Обе стороны согласились в том, чтобы Россия не мешала Карлу XII возратиться в Швецию, по возможности заключила бы с ним мир.

Условия мира нельзя назвать тяжкими и унизительными для России, хотя она и теряла то, что в свое время было завоевано дорогой ценой. Но сохранялись армия, артиллерия (туркам отдавали лишь те пушки, которые имелись в Каменном Затоне), завоевания в Прибалтике (о них даже речь не заходила во время переговоров). Обе стороны были довольны заключенным миром.

Русские колонны в полном боевом порядке, с артиллерией, под бой барабанов покинули свой лагерь.

В Стамбуле ликовали по поводу того, что малой кровью удалось вернуть Азов и другие территории в низовьях Дона и Днепра, отрезать Россию от Черного в Азовского морей.

Петр на Пруте получил памятный урок: потеря осторожности, осмотрительности, расчетливости может обернуться катастрофой для него и его страны. Петр сильно переживал свою неудачу, проводил в думах о бесславном походе бессонные ночи.

После прутского урока Петр, как всегда, рук не опускал, унынию не предавался. Его влекли новые, бесконечные, не терпящие отлагательства дела. Беспокоили заботы, связанные с Турцией и Польшей, Великим союзом и собственными союзниками. При султанском дворе продолжали интриги Карл и его агенты. Они пытались доказать султану, что на Пруте можно было легко пленить царя и его армию.

По султан и его окружение отдавали себе отчет в том, что их стране воевать с Россией не под силу. Шафирову, находившемуся в Стамбуле в качестве гаранта договора, т. е. заложника, откровенно давали это понять, убеждали при этом в необходимости хотя бы какой-нибудь, самой малой уступки - «хотя что малое… по той или по сей стороне Днепра для увеселения султана». Длительные переговоры закончились заключением 5 апреля 1712 г. нового трактата о мире. Содействие оказывали два посла - англичанин Саттоп и голландец Кольер. Эти послы, старавшиеся в Порто ослабить позиции Франции - врага Англии и Голландии, не остались, конечно, без «награждения». Петр испытал явное удовлетворение, получив весть о новом мире, хотя тот содержал более жесткие требования: о выводе в трехмесячный срок русских войск из Польши; ввести их туда снова можно было бы в случае враждебных акций Карла XII. 20 мая великому везиру Юсуф-паше, преемнику смещенного и заключенного в тюрьму Балтаджи, отправили грамоту Петра с извещением о ратификации трактата.

К июню 1712 г. по указанию Петра русские войска ушли из Польши. Лишь крепость Эльбинг осталась пока за Россией - для поддержания коммуникаций с русскими войсками в Померании. Султан питал несбыточные надежды на то, что Польша в конце концов, как в свое время обещал шведский король, станет вассалом Турции, будет давать ей ежегодную и огромную дань. Но Гази, тень аллаха на земле, снова и снова убеждался в бесполезности и вздорности высокого шведского гостя и его химерических замыслов и обещаний. Султан, разочаровавшись в Карле XII, приказал сократить суммы на его содержание. Карл залез в еще большие долги, заключил договор с Францией - обе высокие договаривающиеся стороны планировали военные действия между Турцией и Россией, делили польские и русские земли.

Чтобы не беспокоить Стамбул, Петр приказал вывести из Польши все части, которые там еще оставались, в том числе и из Эльбинга. Однако 31 октября 1712 г. Турция объявила новую войну России, арестовала русских дипломатов. Сулейман-паша, новый великий везир, по подсказке французского посла Дезальера потребовал отказаться от Украины, от всех завоеваний в Прибалтике, а также восстановить Станислава Лещинского на польском престоле.

Петр не поддался этому откровенному шантажу, армии Шереметева под Киевом приказал быть наготове, иметь припасы на семь месяцев (а не на неделю, как в походе на Прут!). Требования султана остались без ответа, и его гнев обрушился на Карла XII и его советников - Понятовского, Дезальера и др.: ведь они обещали, что Россия испугается и без войны пойдет на попятную!

В Турции уж и не знают, как избавиться от шведского короля, который стал для всех обузой. Даже недавний пылкий его сторонник крымский хан Девлет-Гирей возненавидел его. Карла по распоряжению султана решили выдворить силой, и в начале 1713 г. в Бендерах произошел знаменитый «калабалык» - настоящее сражение с осадой и штурмом крепости. Турецкие силы, довольно внушительные (12 тыс. человек) возглавили хан и паша. Турки потеряли до 600 человек убитыми и ранеными, но король все-таки попал в плен к янычарам без четырех пальцев на руках, кончика уха и носа, с переломом ноги. Вскоре он инкогнито покинул страну, которая его приютила и которой он так насолил вместо благодарности. Через Венгрию, Австрию, Германию он возвратился в свою разоренную, обнищавшую а обезлюдевшую страну. Швеция пострадала от короля более всех других! 15 лет он отсутствовал на родине и вернулся туда в сопровождении одного человека - 60-тысячная армия осталась на полях России и других стран.

13 июня 1713 г. заключили новый договор, повторивший с некоторыми новыми уступками условия прежних трактатов, удалось сохранить мир и спокойствие на юге. А помыслы Петра снова и снова обращались к северу.

Досаждали по-прежнему интриги, предательские махинации Августа II. Русские войска, стоявшие в Польше, по существу защищали ее от происков воинственных соседей. Между тем политики Речи Посполитой требовали то вывода русских войск, то возвращения Киева и других русских земель, то передачи ей Лнф-ляндии с Ригой. Петр проявлял сдержанность, объяснял, что присутствие русских войск ограждает Польшу от шведов и турок, что Лифляндию, если ее передать Польше, сразу же отберут у нее те же шведы. При этом не напоминал, что в составе Речи Посполитой томились земли бывшей Киевской Руси - Правобережная Украина и Белоруссия, а их православное население подвергалось притеснениям со стороны католиков.

Петр принял меры, и довольно жесткие, для укрепления дисциплины в русских войсках на территории Польши. Поляки жаловались все реже. Более того, их гораздо больше беспокоило наглое поведение саксонских солдат Августа II, которые, как и все западноевропейские вояки, вели себя крайне грубо, жестоко и разнузданно по отношению к жителям тех мест, где они квартировали.

В стране началась настоящая смута. Поляки требовали, чтобы саксонцы убирались из их страны, просили русских помочь им избавиться от грабителей. По всей Польше и Литве вспыхивали восстания против саксонцев. Поляки просили Петра о посредничестве. Август сначала возражал, но вскоре согласился. Он понимал, что в противном случае лишится польской короны. Петр в марте 1716 г. собрал в Гданьске совещание своих и саксонских министров в присутствии Августа и представителей польских «фракций». Королю вручили «Мемо-рию досад» - перечень всех его предательских махинаций, поступков, обид. Петр не скрывал своего гнева, так как, помимо безобразий Августа в Польше, стало известно, что он собирался использовать посредничество Франции для заключения сепаратного мира со Швецией. Король-двурушник оставался верен себе. Более того, по договору с Францией (1714 г.) он обещал вернуть Карлу XII все земли, завоеванные… Россией!

Польские конфедераты, резко настроенные против Августа, готовы были избавиться от него, называли новые кандидатуры в польские короли. Но осторожный и дальь обидный Петр, по-прежнему не обращая внимания на враждебные махинации короля, стремясь сохранить от развала Северный союз и окончить войну со Швецией, пе стал усложнять внешнеполитическую ситуацию в Европе; он настаивал на сохранении статус-кво в Польше (оставление Августа на польском троне) и заключении соглашения между поляками и их королем из немцев. Договор усилиями дипломата князя Долгорукого подписали в 1716 г. По его условиям саксонцы уходили в родные края, собственно польская армия сокращалась до 18 тыс. солдат, литовская - до 6 тыс. В результате влияние Петра на польские дела возросло. Вмешательство других европейских держав удалось нейтрализовать. К чести русского правителя, он сумел подняться выше личных и государственных обид и амбиций, проявил в обстановке раздоров и анархии, царивших в Речи Посполитой, незаурядные способности дипломата, спокойствие и выдержку, сдержанность и дальновидность.

К этому времени Россия одержала новые, и немалые, успехи в Прибалтике, на этот раз в Померании. Там против шведских войск действовали армии союзников - русская, датская и саксонская. В начале 1712 г., полгода спустя после «Прутской конфузии», союзники, осаждавшие Штральзунд и Висмар, разбили шведов, захватив около 2 тыс. солдат в плен. Петр с радостью известил сенаторов о победе.

Однако в дальнейшем союзники действовали плохо, несогласованно. Оба короля за спиной русского царя вели переговоры о сепаратном мире. В июне Петр прибыл в Померанию, встретился с Августом, и снова повторилось то, что не раз уже бывало: Петр делал вид, что не знает о новых махинациях короля, а тот изворачивался и лгал, как всегда.

Орудия из Дании не прибывали, войска бесплодно топтались на месте. Петр понимал, что России опять нужно полагаться только на свои силы. Царь надеялся, видимо, на датский флот, хотя и о строительстве своего флота для будущих действий на Балтике не забывал. Подлечившись на водах в Карлсбаде, Петр вернулся в Померанию. Ментиков сообщил ему, что из Штральзунда вышли шведы генерала Стенбока и предстоит их схватка с датчанами и саксонцами. Царь советовал союзникам не предпринимать военных действий до подхода русской помощи, но те, не вняв его совету, вступили в сражение и потерпели сокрушительное поражение. Это произошло 10 декабря, а в январе следующего, 1713 г. русская армия, пришедшая на помощь, наголову разгромила Стенбока у Фридрихштадта. Хотя тот окружил свой лагерь водой (приказал разрушать шлюзы и на дамбах возвести укрепления), русские солдаты во главе с Петром по разработанному им плану пошли в наступление. Союзники отказались участвовать в атаке, считая ее бесполезной, обреченной на провал. Однако шведы, не приняв сражения, бежали, потеряв 300 человек пленными. Только разлившаяся вокруг вода, непролазная грязь из-за наступившего потепления помогли шведскому корпусу спастись в крепости Тонинген.

Несмотря на последний успех, итоги военных действий 1712 г. Петра удовлетворить не могли. Он решил развернуть военные действия в Финляндии, принадлежавшей тогда Швеции. Петр придавал будущему походу немалое значение, потому что из Финляндии шведы получали очень многое, вплоть до продовольствия и дров. В апреле 1713 г. русский галерный флот высадил на финское побережье 16-тысячный корпус. Петр командовал авангардом десанта. Шведы без боя сдали Гельсингфорс, Борго.

7 июня, оставив командование Апраксину, Петр возвратился в Кронштадт и получил там приятное известие от Меншикова: более И тыс. шведов и Стенбок сдались союзникам под Тонингеном.

Во второй половине года русские войска в Финляндии овладели городом Або, в Померании - Штеттином. Шведов изгнали из континентальной Европы. Значительная часть Финляндии оказалась в руках Петра. Швеция агонизировала, но из-за упрямства своего короля не могла выйти из войны. Правда, у нее оставался довольно сильный флот - по словам царя, «последняя надежда» Швеции. Предстояло лишить ее этого последнего преимущества, и Петр взялся за дело быстро и решительно.

На Адмиралтейской верфи год за годом, еще со времени основания Петербурга, вступали в строй новые корабли. Рос русский Балтийский флот, но он долго еще уступал шведскому, и Петр пока не поручал ему активных операций. Но все больше по его указаниям строилось линейных кораблей, оснащенных десятками орудий.

Он направлял своих людей за границу для покупки кораблей. В Кронштадте жил педелями, учил матросов и офицеров управлять кораблями. Все это дало плоды. Уже при высадке десантов в Финляндии в 1712 - 1713 гг. и при снабжении находившихся там войск всем необходимым созданный на Балтике флот сыграл свою немалую роль. 27 июня 1714 г. русский флот разгромил большую шведскую эскадру у мыса Гангут. Она состояла из 16 линейных кораблей, 8 галер и 5 прочих судов. Эта победа, на этот раз морская, да еще на Балтике, как громом поразила Европу. В Стокгольме началась паника, королевский двор спешно покинул столицу.

Петру за эту победу присвоили новый чин вице-адмирала и повысили оклад, который он аккуратно получал, расписываясь в ведомости. Новый адмирал с полным основанием сравнивал Гангутское сражение с Полтавской победой. Действительно, слава русского оружия гремела не только на суше, но и на море, на той самой Балтике, которая издавна грезилась Петру и многим другим русским людям.

Новые законы и учреждения

Однажды Петр, обращаясь к супруге Екатерине, кратко и метко определил круг и суть своих обязанностей:

- Мы, слава богу, здоровы, только зело тяжело жить, ибо я левшою (левой рукой. - В. В.) не умею владеть, а в одной правой руке принужден держать шпагу и перо; а помочников сколько, сама знаешь.

Канун Северной войны и первые военные годы были до краев заполнены делами. Жизнь бурлила в молодом царе, и он брался за все, что требовало и пера, и шпаги. Неудачи в борьбе со шведами он пережил и удивительно быстро преодолел. Петровская шпага, действия которой опирались на мощь русской армии и флота, привела страну к блистательным победам на суше и на море. Русский андреевский флаг утвердил себя на полях и водах сражений. Он же стал символом внутренних преобразований, успехов в том «распорядке», к которому Петр приучал Россию, не приучив, правда, к нему собственного сына.

Преобразования, проведенные на грани двух столетий, носили характер первичный, предварительный. Потом, в обстановке нарвской неудачи и последовавшей за ней лихорадочной работы, было не до реформ по внутреннему управлению.

Нарастание забот по «гражданскому правлению» показывает «Полное собрание законов Российской империи», изданное в 1830 г. За первое десятилетие XVIII в. в него вошло 500 законодательных актов, за второе - 1238, за последнее пятилетие (1720 - январь 1725 гг.) - почти столько же. Главный их массив, причем по наиболее важным отраслям жизни государства, относится ко времени после побед под Лесной (сентябрь 1708 г.) и Полтавой (июнь 1709 г.).

Конечно, были и непоследовательность, и отдельные импровизации в его законодательной деятельности. Порой его пером водили чувства гнева и державной вседозволенности. Недаром Пушкин скажет столетие спустя, что некоторые из указов царя написаны кнутом.

Одни реформы проводились не сразу, а годами, другие - урывками, в перерывах между военными действиями, в спешке. Но в целом они складывались в систему, охватывали все стороны жизни большого государства, все направления деятельности аппарата управления делами внутренними и внешними.

Основа основ жизни всякого государства - труд народа, развитие промышленности и сельского хозяйства, торговли и транспорта. И Петр, прекрасно это понимая, немало усилий и нервов тратил для организации строительства мануфактур и торговых судов, дорог и каналов, мобилизовал большие массы людей, крестьян и горожан, на различные работы, а дворян и купцов поощрял и понуждал служить в армии и на флоте, в учреждениях и конторах, в лавках и на ярмарках. Люди гибли тысячами на стройках и заготовке леса из-за голода и холода, плохого жилья и убогой одежды. Жалеть их ему было недосуг: сам, мол, себя не жалею ни в чем, а что тут о «подлых» говорить. Впрочем, иногда проявлял, смотря по делу или по настроению, внимание и сердобольность.

Петровские указы охватывают почти все стороны хозяйственной жизни страны. Они внесли много нового, продвинули далеко вперед развитие экономики, и это дает основание говорить об экономических реформах Петра Великого. Таковы его указы о промышленности, мелкой и крупной. Он издал, например, узаконения 1715, 1718 гг. об изготовлении крестьянами полотна, которое в большом количестве шло на продажу в Петербург и другие города, селения, за границу. Широко известен факт личной помощи Петра Никите Демидову, который из мелкого производителя металлических изделий в Туле превратился в крупнейшего уральского заводчика, стал основателем династии знаменитых промышленников и меценатов XVIII - XIX вв.

Для управления купцами и ремесленниками Петр создал сначала Бурмистерскую палату, или Ратушу, потом Главный магистрат, который, согласно регламенту, должен был заботиться о росте и процветании не только крупного (мануфактуры), но и мелкого производства.

Мастеров-ремесленников и специальностей, которыми они занимались, в стране было очень много, и Петр задумал организовать их в цехи. 27 апреля 1722 г. на сей счет вышел царский указ. Сначала он разрешал записываться в цеховые ремесленники всем желающим, в том числе дворовым и крепостным крестьянам, которые тем самым могли освободиться от неволи и уйти в город. Но ввиду недовольства дворян новый указ от 16 июля говорит только о тех из крепостных и дворовых, кто уже является мастером, производит изделия «на продажу или на посторонних людей» (имеются в виду мелкие товаропроизводители из деревни, которые занимались промыслами на дому).

В городах возникли цехи, в которые входили мастера, имевшие подмастерьев и учеников; возглавляли их старшины. В Москве в 1720-х годах имелось, например, 146 цехов с 6,8 тыс. членов.

Введение цехов - свидетельство заботы об упорядочении и развитии мелкого производства, его регламентации и усилении опеки со стороны властей. Наряду с этим Петр и правительство принимали меры к свертыванию мелкой промышленности там, где основывали крупные заводы. На Урале и в Олонецком крае, например, запретили варить железо в «ручных печках», т. е. в мелких домницах, когда там появились большие металлургические предприятия.

В России петровского времени существовали все три формы мелкой промышленности: домашние промыслы, ремесло и мелкое товарное производство. Ремесленники - представители первой формы олицетворяли натуральное хозяйство, в котором сам производитель полностью потреблял изготовленные им же изделия. Ремесленник второй формы работал уже по заказу потребителя, его изделия выходили за пределы его хозяйства, а сам он отрывался, полностью или частично, от пашенных занятий. Наконец, ремесленник третьей формы продавал свои изделия как товар на рынке или сам, или через скупщика, представителя торгового капитала; ca;.i же он становился мелким товаропроизводителем, связанным с рынком.

В России быстро развивались все три формы мелкой промышленности. Особое значение имела третья. Именно с нею связаны такие важные явления, как укрупнение производства (простая кооперация, мануфактура), имущественная дифференциация производителей, использование наемного труда, наконец, вызревание новых, капиталистических отношений - перерастание в крупное производство, мануфактурное.

Мануфактуры, как и мелкая промышленность, появились в России давно, но до правления Петра дожило их сравнительно немного - всего один-два десятка. Того, что они поставляли, не хватало даже па самые необходимые нужды. Достаточно сказать, что железо и прочие металлы привозили из Швеции, а с началом Северной войны этот канал сразу же был перекрыт. Из-за границы шли также медь, серебро, золото и другие металлы, ружья и сукна. Так дальше продолжаться не могло. Хозяйство страны и начавшаяся война требовали много железа и меди для изготовления орудий труда и войны, кожи и сукна для одежды, гражданской, солдатской, матросской.

Петр и власти организовали поиски руд. Там, где их находили, строили предприятия, причем очень быетро. В самом начале века повелением Петра на Урале появились заводы Невьянский, Каменский, Уктусскии, Алапаевский и др.; в Карелии - Петровский (там, где сейчас Петрозаводск), Алексеевский, Повенецкий и Кончезерский; в Воронежском крае - Липецкий и Кузьминский. 11 крупных заводов вступили в строй, принадлежали они казне или частным лицам, например П. Демидову. И в последующие годы строительство мануфактур в России продолжалось - возникали металлургические (железоделательные, медеплавильные) заводы, выплавка чугуна со 150 тыс. пуд. в 1700 г. (первый год Северной войны) поднялась до 800 тыс. пуд. в год кончины Петра.

В Москве и других районах центра возникали суконные, парусно-полотняные, кожевенные мануфактуры. К 1725 г. в стране имелось 25 текстильных предприятий, а также мануфактуры кожевенные, канатные, стекольные, пороховые, верфи, винокуренные заводы.

В области промышленности при Петре появилось много нового. На первое место в металлургии выдвинулся быстро развивавшийся Урал. Старые районы, Тульский и Олонецкий, отходили на второй план. Впервые широко развернулись добыча и обработка меди на Урале и в Карелии. Около Нерчинска, за Байкалом, в 1704 г. построили первый сереброплавильный завод. В следующем году он дал первое серебро. В Петербурге - детище Петра Алексеевича - выросли Адмиралтейская верфь, Арсенал для производства вооружений. На верфи в 1715 г. работало 10 тыс. человек, с 1706 (год спуска первого корабля) по 1725 г. с ее стапелей сошли 59 крупных и более 200 мелких кораблей, краса и гордость российского Балтийского флота. Кроме того, верфи построили в Воронеже и Таврове, Архангельске и московском селе Преображенском, на Олонце и реке Сяси в Карелии. Новые оружейные заводы (пушечные дворы, арсеналы) появились, помимо Петербурга, в Сестрорецке и Туле, пороховые заводы в Петербурге и под Москвой. Текстильная промышленность создавалась заново, так как ни одна из мануфактур XVII в. не сохранилась к началу следующего века. Ее центром стала Москва. Имелись текстильные предприятия в Ярославле, Казани и на Левобережье Украины. Впервые появились заводы бумажные, цементные, сахарный, шпалерная (обойная) фабрика.

Всего при Петре существовало около 200 предприятий. Как правило, это крупные централизованные мануфактуры с разделением труда. Владельцы мануфактур - преимущественно купцы, меньше дворяне (Меншиков, князь А. М. Черкасский, Апраксин, Макаров, Толстой, Шафиров и др.), иностранцы, крестьяне.

Петр проводил протекционистскую политику по отношению к русской промышленности. Она была проникнута духом меркантилизма. Предприниматели получали различные привилегии, субсидии, оборудование, сырье.

В итоге принятых им и правительством мер зависимость России от импорта или существенно сократилась, или прекратилась. Более того, Россия начала вывозить в зарубежные страны железо, высоко ценимое в Англии и Голландии, полотно и др. Так, в 1700 г., согласно данным московской таможни, в Россию из Швеции ввезли около 35 тыс. пуд. железа, а в 1726 г. только через Петербург и Ригу за границу продали более 55 тыс. пуд. русского железа. С 1712 г. Россия перестала закупать в Европе оружие. Однако русские ткани уступали по качеству иностранным. Изделия русских мануфактур широко распространялись по стране. В 1724 г. Петр и власти ввели покровительственный таможенный тариф - высокие пошлины на иностранные товары, которые могли изготовлять или уже выпускали отечественные предприятия.

На мануфактурах применяли, и в довольно заметных размерах, труд наемных работников. Об этом говорится в петровских указах, привилегиях, которые выдавали при учреждении мануфактур. Однако все большее значение получал труд принудительный - труд крепостных, купленных (посессионных) крестьян, наконец, государственных (казенных, черносошных) крестьян, которых «приписывали» к заводам, заставляли работать на них. Указ Петра 18 января 1721 г. разрешал «для размножения таких заводов как шляхетству (дворянству. - В. Б.), так и купецким людям к тем заводам деревни покупать невозбранно, дабы те деревни всегда были ужо при тех заводах неотлучно».

В целом при Петре, в значительной степени его тщанием, Россия сделала большой скачок в промышленном развитии.

Развитие промышленности стимулировало расширение рыночных связей. Петр придавал большое значение торговле, внутренней и внешней.

К концу жизни он мог гордиться, что русские заводы и фабрики дают все необходимое стране, в том числе армии и флоту орудия разных типов и калибров, корабли и снаряжение к ним, для солдат и матросов мундирное сукно и шляпы, чулки и башмаки, ремни и пр. Главное же, чем он был несомненно доволен, - экономическая независимость России, активный внешнеторговый баланс.

Сельское хозяйство времени Петра не может поразить такими же сдвигами, какие произошли в промышленности. Его продукция увеличивалась, но путем не интенсивным, а экстенсивным - прежде всего за счет расширения посевных площадей; улучшение орудий труда и культуры земледелия происходило весьма медленно. Новые земли вводились в оборот на юге и востоке, в Среднем Поволжье и Сибири. Именно туда бежали крестьяне в поисках воли и лучшей доли.

Заботы Петра о развитии сельского хозяйства затронули разные категории земледельческого населения, его труд, положение в обществе. Указ 1721 г. направлен на то, чтобы при уборке хлеба крестьяне вместо серпов применяли косы и грабли. В дворцовых имениях их обучали новому способу кошения хлебов, изготовляли тысячи кос и грабель. Царь заботился о расширении посевов и посадок льна и конопли, табака и тутового дерева, фруктовых деревьев и лекарственных растений, разведении овец и лошадей.

Один из его указов 1724 г. повелевает заводить овчарные заводы в губерниях со «способным воздухом к размножению овец и доброй шерсти».

Проявлялась забота об учете и сохранении лесов. Для охраны леса, шедшего для флота и продажи за границу, создавались (в северо-западных уездах Европейской России) заповедные, запретные зоны, лесные округа во главе с выборными надзирателями.

Люди, трудившиеся на полях, промыслах и мануфактурах, торговавшие в магазинах и лавках, у себя дома или за рубежом, питали страну, давали налоги в казну. Сколько их было? В 1718 г. по велению Петра началась всеобщая перепись населения. Тянулась она долго, потому что помещики скрывали точное число своих крестьян. На 1721 г. утаили 1 млн душ мужского пола (перепись считала только мужчин, поскольку с них брались налоги). После всех проверок весной 1724 г. стало известно, что из более чем 15 млн жителей России податное население (т. е. без дворянства и духовенства, не плативших налоги) состояло из 5,57 млн душ мужского пола (без Украины, Эстляндии, Лифляндии и не обложенных подушной податью народов Заволжья и Сибири); из них в сельской местности проживало 5,4 млн душ мужского пола; крепостные составляли 3,176 млн душ.

Закрепощенное состояние большинства русского крестьянства - факт широко известный, как и то, что оно беспощадно эксплуатировалось дворянством. Обычной была работа крепостного на своего владельца в течение трех и более дней в неделю. Петр знал об этом. Более того, пытался что-то сделать, воспрепятствовать подобному отношению к крестьянам. Инструкция 1719 г. обязывает воевод защищать крестьян от «беспутных помещиков-разорителей». Но это одна сторона медали. Другая, более существенная, - меры Петра, властей, феодалов по выколачиванию из крестьян бесчисленных поборов и повинностей: рекрутской, подводной, ностойной, строительной, по рубке и доставке леса, работа на заводах и проч., и проч.

Помимо помещичьих, имелись и другие категории крестьян. Например, монастырские крестьяне принадлежали черному и белому духовенству - патриаршему дворцу и архиереям, монастырям и церквам. По данным на 1718 г., церковники имели в своем распоряжении 25% крестьянских дворов России.

Дворцовых крестьян, принадлежавших царскому семейству, было намного меньше - 357 тыс. душ мужского пола (по первой петровской ревизии).

Государственные, т. е. лично свободные, незакрепощенные (черносошные) крестьяне, в том числе причисленные к ним нерусские народы Поволжья и Приуралья (татары, удмурты, чуваши, коми, мордва и др.), насчитывали по первой ревизии 1,049 млн душ (19,3% всех крестьян). Наряду с внесением подушной подати в 74 коп. с мужской души их заставили платить еще по 40 коп. с той же души.

Помимо барщины, помещичьи и монастырские крестьяне вносили оброки - денежные, натуральные, продуктовые.

Крестьян донимали петровские рекрутские наборы. Ежегодно 22 тыс. самых здоровых и работоспособных мужчин, прежде всего крестьян, уходили в армию и на флот. С 1699 по 1714 г. Петр мобилизовал более 330 тыс. человек.

Налагая все новые тяготы на крестьян, Петр одновременно пытался кое в чем облегчить их положение, когда находил его невыносимым, но без особого успеха. За провинности, побеги, недоимки в налогах крестьян жестоко наказывали, вплоть до смертной казни. Его указ 1713 г. обязывал власти наказывать крестьян по жалобам помещиков. Мало того, что сами владельцы прибегали к плетям и кнуту, травили крестьян собаками и подвешивали на дыбу, к этому прибавили и карательную силу полицейского аппарата!

Много крестьян и дворовых (холопов) числилось при Петре в бегах. Петровские указы о поимке беглых, возвращении их владельцам следовали один за другим: в первое десятилетие XVIII в. их было 6, во второе - 10, за последнее пятилетие правления Петра - 30! Их строгость и жестокость оставляли далеко позади указы XVII в. Они устанавливали высокие денежные штрафы, конфискацию имущества за укрывательство беглых, сроки их сыска, беспощадные наказания.

Все меры Петра по отношению к крестьянам имели одну цель - усилить их крепостную зависимость, увеличить поборы с них, в первую очередь для казны, т. е. на нужды государства, сломить, парализовать волю крестьян к сопротивлению, защите своего имущества и достоинства.

Бегство крепостных крестьян и холопов носило массовый характер, как и в предыдущем столетии. И, как тогда, власти наказывают беглецов без всякой милости.

Подушная подать, введенная одновременно с переписью, имела одно немаловажное и благотворное последствие. Если раньше, при поземельной (посошной) и подворной (тоже по сути дела поземельной) системах обложения крестьянин старался распахивать земли поменьше, то теперь, при взимании налога с души, он распахивает ее как можно больше. Ввиду этого в XVIII в., при Петре и позднее, в хозяйственный оборот вводилось большое количество новых земель.

Увеличилась при Петре численность работных людей на мануфактурах и промыслах, водном и гужевом транспорте. В наемные работники поступали гулящие, беглые, бездомовные, неимущие, выбившиеся из привычной среды люди, немало среди них было и отходников из крепостных крестьян - помещики отпускали своих подданных из сел и деревень, чтобы получить с них оброчные платежи, нередко в повышенном размере.

В отличие от Западной Европы, где крупная промышленность развивалась на базе ликвидации крепостного права, интенсивного первоначального накопления, создания большого рынка труда из-за массового разорения крестьян (например, огораживания и сгона крестьян с земли в Англии), в России крепостное право оставалось до начала второй половины XIX в. Неудивительны поэтому те деформации, которыми сопровождалось развитие русской промышленности: применение на фабриках и заводах, и в довольно значительном объеме, крепостного труда (крепостных, приписных, посессионных, отданных на заводы по указу крестьян и других людей). Появление в городах довольно большого числа работных людей с мануфактур, разного рода чернорабочих внесло новый и заметный элемент в состав городского населения. Они составляли ту его часть, которую регламент Главного магистрата (учреждения, ведавшего городами) называл «нерегулярными гражданами». Это «подлые люди, обретающиеся в наймах и в черновых работах». Они не имели права участия в выборах представителей городского самоуправления, что являлось прерогативой «регулярных граждан» - купцов и ремесленников. Богатые граждане из их числа - «знатные купцы, которые имеют знатные большие торги», доктора, аптекари, живописцы, шкиперы и прочие интеллигенты, а также близкие к ним из числа ремесленников (иконники, золотых и серебряных дел мастера) - составляли первую гильдию. Во вторую гильдию входили прочие ремесленники и торговцы, что победнее. Купцы - владельцы мануфактур или купцы, торговавшие с заморскими странами, по своему высокому положению составляли особую группу и подчинялись соответствующим центральным учреждениям - коллегиям, а не городовым магистратам по месту жительства. Их освобождали от службы по выборным должностям, торговли казенными товарами, сбора таможенных пошлин, от военных постоев. Это были существенные привилегии, и они их очень ценили.

Русское купечество представляло собой зарождавшийся класс буржуазии. При Петре ее формирование, активность заметно возросли. Сам законодатель ограждал их интересы и собственность.

Среди промышленников числились выходцы из городского посадского (ремесленного) сословия (Демидовы, Баташев), купцы Щеголин, Микляев, Исаев и др., крестьяне Миляковы и др., представители высшего слоя бюрократии, «птенцы гнезда Петрова» Меншиков, Толстой, Шафиров. Правда, крепостной строй вносил и здесь свои деформации: Петр разрешил, например, владельцам мануфактур покупать деревни с крепостными крестьянами, и тем самым бывший посадский или купец становился душевладельцем. Да и в своем владении предприятием он не мог быть до конца уверен, потому что по той или иной причине (из-за плохого ведения дел на заводе и др.) его могли отобрать в казну.

Число городов составляло тогда 336, посадских жителей в них, по первой ревизии, около 170 тыс. человек (3,1% населения страны) - количество невеликое, но в экономической жизни страны они играли немалую роль. Посадские платили высокую подушную подать - по 1 руб. 20 коп. с ревизской души. Это было очень много, и в конце правления Петра недоимки с посадов достигали сотен тысяч рублей.

Согласно реформам Петра, посадскимнаселением городов управляли с 1699 г. Ратуша в столице и земские избы, ее органы на местах; с 1720-х годов - Главный и городовые магистраты. Кроме того, на самих посадах существовали посадские сходы, т. е. собрания членов всего посада или его составных частей - слобод, сотен, гильдий. Они выбирали посадского и прочих старост, членов магистратов - представителей городского самоуправления, а также должностных лиц для казенных служб (сбор пошлин, продажа вина, соли и пр.).

Наибольшее влияние на сходах и в магистратах имели богатые купцы и ремесленники - владельцы заведений; от них зависела основная масса посадского населения.

Шляхетство, как на польский манер стали именовать дворянство российское, было главным объектом забот и пожалований Петра. На грани XVII и XVIII вв. в России имелось более 15 тыс. дворян (около 3 тыс. семей). Основа их положения в обществе - владение землей и крестьянами. На 1700 г. в их подчинении трудились, по неполным данным, обитатели от 363 до 379 тыс. крестьянских дворов. Высшее дворянство составляло более 500 фамилий, каждая из которых владела 100 дворами и более (пять фамилий - более 2 тыс. дворов каждая, 13 - от 1 тыс. до 2 тыс. дворов). Остальные, около 14,5 тыс., принадлежали к среднему (менее 100 дворов) и мелкому (несколько десятков или несколько дворов) дворянству.

При Петре состав дворянства изменился. В его ряды вошли по служебным заслугам и царскому пожалованию многие выходцы из других сословий, вплоть до «подлых». Все они, дворяне старой и новой формации, получали земли и крестьян. В их руки перешли сотни тысяч крестьян из числа государственных и дворцовых.

Важным приобретением для дворян стало окончательное слияние поместий, которыми они владели на условном праве (при условии несения службы на государя; его несоблюдение могло закончиться конфискацией поместья в казну), и вотчин, безусловных владений. Это оформил известный указ Петра о единонаследии от 23 марта 1714 г.

Помимо того что дворяне получали от царя, они присваивали, с его же благословения, земли на юге Европейской России (набеги крымцев к тому времени ослабели), в Поволжье и Заволжье. В ход шли насильственные захваты, незаконные сделки на землю. Появлялось русское дворянское землевладение в Лифляндии и Карелии по мере успехов России в Северной войне.

На смену старому делению дворян на чины думные (бояре, окольничие, думные дворяне, думные дьяки; все они заседали в Боярской думе - высшем совещательном органе при царе), столичные (стольники, спальники и т. д., вплоть до дворян московских) и провинциальные (дворяне и дети боярские по «городам», т. е. по уездам) пришло новое чиновное деление, которое, по представлению Петра, должно было исходить из принципа служебной выслуги, годности.

Петровская «Табель о рангах», обнародованная 24 января 1722 г., окончательно зафиксировала принцип чиновной, бюрократической выслуги. Новый закон Петра разделил службу на гражданскую и военную. Та и другая получили 14 классов, или рангов, в распределении чинов. Получив чин VIII класса, всякий становился дворянином вместе со своими потомками. Но дворянское достоинство можно было получить и по воле государя. Чины XIV - IX классов тоже давали дворянство, но только личное, не потомственное.

Новая система расширила количественно ряды шляхетства российского - прочной опоры феодального государства, власти самого императора. Новые дворяне получали земельные владения и крепостных крестьян, патенты на чины и награды, благословляя судьбу и счастливый случай.

Дворяне занимали безусловно господствующее положение в обществе - им принадлежали имения с крепостными, они были руководителями в учреждениях, армии и на флоте. Но при этом царь заставлял их учиться «цыфири и геометрии» в школах, посылал в Морскую академию, Инженерную и Артиллерийскую школы, им же основанные, за границу.

В целом меры Петра привели к консолидации русского дворянства как класса господствующего, правящего, к укреплению его экономической мощи и политических позиций. Оно пополнилось выходцами из недворянских сословий, представителями феодальной верхушки нерусских народов - таковы татарские князья Енгалы-чевы, украинские гетманы и полковники Скоропадские и Апостолы, Горленки и Забелы, лифляндские и эстлянд-ские дворяне с их особыми правами (дворянские ландтаги, коллегии ландратов; административные и судебные должности были оставлены в их руках). Все прослойки дворян при Петре слились в единое сословие.

Петр подверг коренной перестройке все здание государственного управления, администрации. На смену Боярской думе с 1699 г. пришла Ближняя канцелярия из восьми доверенных лиц царя. Он называл их «конзи-лией министров», которая явилась предшественницей Сената, учрежденного в 1711 г. Сенат имел власть судебную, административно-управленческую, а иногда и законодательную. Сенаторы обсуждали дела и принимали решения коллегиально, на общем собрании, скрепляли свои решения подписями. Делопроизводство вела Сенатская канцелярия во главе с обер-секретарем.

С 1711 г. были введены должности фискалов в центре (обер-фискал Сената, фискалы центральных учреждений) и на местах (губернские, городовые фискалы). Они осуществляли контроль за деятельностью всей администрации, выявляли факты несоблюдения, нарушения указов, казнокрадства, взяточничества, доносили о них Сенату и царю. Петр поощрял фискалов, освободил их от податей, подсудности местным властям, даже от ответственности за неправильные доносы.

Связь с губерниями, образованными в 1708 г., Сенат осуществлял через губернских комиссаров.

Сенат руководил всеми учреждениями в стране. Но и за самим Сенатом Петр организовал контроль. С 1715 г. его осуществлял сенатский генерал-ревизор, или надзиратель указов, потом тот же сенатский обер-секретарь; с начала 1721 г. - штаб-офицеры гвардии; наконец, с 12 января 1722 г. по новому указу Петра - генерал-прокурор и обер-прокурор, его помощник. Имелись прокуроры и во всех других учреждениях, подчинялись они генерал- и обер-прокурору, которых назначал обычно сам император. Генерал-прокурор контролировал всю работу Сената, его канцелярии, аппарата. - не только принятие решений, но и их исполнение. Незаконные, с его точки зрения, постановления Сената он мог приостановить, опротестовать. Он сам и его помощник подчинялись только царю, подлежали его суду. Ему подчинялись все прокуроры (гласный надзор) и фискалы (тайный надзор) империи.

Новое положение о Сенате 1722 г. подтвердило его роль как высшего государственного учреждения империи, подчинение ему центральной и местной администрации. Он был послушным орудием в руках Петра, который осуществлял над ним полный контроль, как личный, так и через генерал-прокурора. На Сенат пала вся работа по управлению. Петр руководил страной через Сенат, подчиненные ему центральные и областные учреждения. Но у Сената оказалось много повседневной, черновой работы. Старые приказы, многочисленные и неповоротливые, с перекрещивающимися функциями, были неважными помощниками. Петр давно видел их недостатки и, исходя из принципа необходимости строгого разделения обязанностей, сфер управления, вскоре после учреждения Сената решил заменить приказы новыми учреждениями - коллегиями.

В 1715 г. русские резиденты в Европе получили повеление Петра - составить подробные описания учреждений в странах аккредитации. Он не раз подчеркивал, что при учреждении коллегий, используя иностранный, например шведский, опыт, нельзя делать это механически, без учета русского опыта.

В 1720 г. опубликовали Генеральный регламент коллегий, согласно которому присутствие каждой из них состояло из президента, ее главы, вице-президента, четырех-пяти советников и четырех асессоров. В ее штат входили секретари, нотариус, переводчик, актуариус, копиисты, регистраторы, канцеляристы. При коллегии имелся свой фискал, позднее - прокурор для надзора и контроля за прохождением дел. Присутствие должно было заседать ежедневно. Коллегии подчинялись Сенату, а им - местные учреждения.

Вместо нескольких десятков старых приказов появились 11 коллегий со строгим разделением функций. Например, Посольский приказ заменила Иностранная коллегия во главе с канцлером и вице-канцлером (графом Г. И. Головкиным и бароном П. П. Шафировым). Были образованы коллегии: Военная (фельдмаршал А. Д. Мен-шиков, генерал А. Вейде), Адмиралтейская (граф Ф. М. Апраксин, вице-адмирал К. Крейс), Камер-коллегия (князь Д. Голицын), Юстиц-коллегия (тайный советник граф А. А. Матвеев), Ревизион-коллегия (кригс-комиссар князь Я. Ф. Долгорукий), Коммерц-коллегия (П. А. Толстой), Штатс-контор-коллегия (граф И. А. Мусин-Пушкин), Берг-Мануфактур-коллегия (геиерал-фельдцехмейстер Я. В. Брюс).

Помимо четырех коллегий, ведавших иностранными, военными (армией и флотом отдельно), судебными делами, группа коллегий занималась финансами (доходами - Камер-коллегия, расходами - Штатс-контор-коллегия, контролем за сбором и расходованием казенных средств - Ревизион-коллегия), торговлей (Коммерц-коллегия), металлургической и легкой промышленностью (Берг-Мануфактур-коллегия, которую в 1722 г. разделили на две: Берг- и Мануфактур-коллегию). Позднее к ним прибавилась Вотчинная коллегия. В итоге - 11 коллегий с четко определенными обязанностями, единообразными штатами. Действовали они по всей стране. Управление значительно упростилось, например, к Юстиц-коллегии перешли функции семи бывших приказов. Дела в них велись совещательным порядком, коллегиально, решения принимались большинством голосов.

К коллегиям примыкало несколько учреждений, тоже по существу являвшихся таковыми. Таков, например, Синод - центральный орган управления церковными делами и имениями, учрежденный в 1721 г. Его присутствие, как и в любой коллегии, составляли члены - церковные иерархи. Их, на манер чиновников, назначал царь, ему они присягали. В Синоде имелся свой обер-прокурор, обычно из офицеров, назначавшийся тоже монархом. Синод стал послушным орудием в его руках, и церковь уже не могла считать себя чем-то вроде государства в государстве.

Во главе Синода Петр поставил Стефана Яворского, человека престарелого, через год умершего; вице-президентом новой коллегии, на этот раз духовной, стал его верный помощник Феофан Прокопович, написавший в Духовном регламенте о том, чтобы иерархам «в мирские дела и обряды не входить ни для чего». Руководящую роль в Синоде играл обер-прокурор, лицо светское, подчиненное царю. Петр таким образом полностью подчинял церковь своей власти.

Особой коллегией стал и Главный магистрат - центральное учреждение для управления городами. Учредил его Петр в 1721 г. с целью, как он объявил, «всего российского купечества рассыпанную хрампну паки (снова. - В. Б.) собрать». На местах ему подчинялись городовые магистраты. Они пришли на смену Ратуше и земским избам, деятельность которых давно заглохла. Задача новых учреждений - исполнение административно-полицейских функций в городах, защита интересов купечества, помощь в развитии мануфактур. Членов городовых магистратов полностью избирали горожане. Часть членов Главного магистрата тоже состояла из выборных членов (из «первостатейных, добрых, прожиточных людей», т. е. лиц богатых и достойных доверия властей).

Политическим сыском по-прежнему занимался Преображенский приказ.

Коллегиальная система значительно отличалась в лучшую сторону от старой приказной.

Перестройку местных учреждений Петр начал до того, как взялся за центральные. Мощные народные восстания начала столетия выявили слабость, ненадежность власти в городах и уездах - воеводской администрации и городского самоуправления. По реформе 1708 - 1710 гг. Петр разделил страну на восемь губерний: Московскую, Ингерманландскую (позднее - Петербургскую), Киевскую, Смоленскую, Казанскую, Азовскую, Архангелогородскую и Сибирскую, потом к ним добавили Воронежскую. Каждую из них возглавлял губернатор, в руках которого находилась вся полнота власти - административной, полицейской, судебной, финансовой.

В помощь губернатору придали чиновников, руководивших отдельными отраслями. Это ландрихтер (занимался судебными делами), обер-провиантмейстер и провиантмейстеры (сбор хлеба и пр.), различные комиссары. Указом от 24 апреля 1713 г. при губернаторе устроили коллегию из ландратов (от 8 до 12 человек) из местных дворян (их назначал Сенат из двойного числа кандидатов, которых называл губернатор). Хозяин губернии должен был решать все дела вместе с этим «консилиумом» большинством голосов и быть «не яко властитель, но яко президент». Позднее, по указу Петра 20 января следующего года, ландратов стали выбирать дворяне данной губернии. Правда, новшество это не привилось. Сенат по-прежнему назначал ландратов, и они так и остались полностью зависимыми от губернаторов и Сената.

В 1719 г. Петр возвратился к проблеме местной администрации. Его, видно, смущало то обстоятельство, что созданные им губернии слишком обширны по размерам. По новому указу страну разделили на 50 провинций во главе с воеводами, которые должны были «во всем царского величества интерес и государственную пользу тщательно остерегать». В управлении провинцией им помогали чиновники: камерир (сбор прямых и косвенных налогов), рентмейстер (глава казначейства, хранитель денег) с их штатами, канцелярии рекрутских дел, вальдмейстерская, провиантмейстерская контора и др.

Губернии сохранились, но, во-первых, число их увеличилось до 11; во-вторых, в руках губернаторов оставили только военные и судебные дела, по которым им подчинялись воеводы провинций; по последние были самостоятельными по части финансовой, полицейской, хозяйственной, подчиняясь здесь непосредственно коллегиям. В территориальном плане губернатору подчинялась только провинция губернского города.

При провинциальном воеводе состояли земская канцелярия, земский камерир (земский надзиратель сборов) с земской конторой (сбор казенных доходов), рентмейстер (земский казначей) с рентереей (место хранения этих доходов - казначейство), провиантмейстер.

Провинции делились на дистрикты во главе с земскими комиссарами, которые ведали сыском беглых, сбором податей, обеспечением войск провиантом и квартирами, другими делами.

Помимо названных, и без того сложную и запутанную систему местных учреждений дополнили новые судебные места. Указом 8 января 1719 г. Петр основал девять гофгерихтов, или надворных судов, потом добавил еще два по числу губерний, но в некоторых из них подобных судов не было, в других имелось по два. На местах появились нижние суды: в наиболее крупных городах - провинциальные суды во главе с обер-ланд-рихтерами, с несколькими асессорами, коллегиальные; в небольших городах с уездами - городовые, или земские, суды, они были единоличными, неколлегиальными.

Во главе надворных судов назначили в большинстве случаев губернаторов, вице-губернаторов, воевод (в семи из 11), с 1721 г, это стало правилом. В следующем году нижние суды упразднили совсем, их функции передали провинциальным воеводам, которые исполняли их единолично или вместе с асессорами.

Вся эта громоздкая система местных властей очень усложняла управление. Она постепенно упрощалась, например исчезали нижние суды.

Все реформы Петра, экономические, финансовые, административные, судебные, помимо общего, стратегического замысла - перестройки жизни государства на новых началах, приближения России к общеевропейскому уровню, в значительной степени имели своей целью реорганизацию вооруженных сил, создание регулярной армии, заведение собственного флота, повышение их боеспособности. А для этого нужны были новые люди - солдаты и матросы, офицеры и генералы, адмиралы и, наконец, деньги.

Комплекс решительных мер Петра дал свои плоды. Он ввел систему рекрутских наборов, обучения солдат и матросов. С 1699 по 1725 г. провели 53 набора (23 основных, 32 дополнительных). Они дали более 284 тыс. человек в армию и флот. В 1699 г. сформировали, помимо двух гвардейских полков, 27 пехотных и два драгунских; всего - 31 полк. В 1708 г., в разгар Северной войны, Петр довел состав полевой армии до 52 пехотных, в том числе 5 гренадерских, и 33 кавалерийских полков. После Полтавской виктории штаты армии уменьшились (42 пехотных и 35 драгунских полков, более 96 тыс. солдат). В 1720 г. ввели новую табель полевой армии: 51 пехотный и 33 конных полка. К концу правления Петра в полевой армии числилось 130 тыс. человек (пехота, кавалерия, артиллерия). Кроме того, около 70 тыс. имелось в гарнизонных войсках, 6 тыс. в ландмилиции, 105 - 107 тыс. в иррегулярных частях (казачьи полки, формирования из представителей нерусских народностей).

Меры Петра и его правительства, новшества, им введенные, позволили реформировать армию, снабдить ее вооружением, продовольствием и проч. Для обучения солдат и офицеров были подготовлены, помимо «Устава воинского», многие другие инструкции, наставления: «Упреждение к бою», «Для военной битвы правила», «Воинские статьи» и др. В их составлении деятельное участие принимал Петр. Он сам и его военачальники учили воинов правилам воинского искусства, предостерегали от шаблонов, требовали примеряться к обстоятельствам, использовать прошлый боевой опыт. Большое значение придавали они моральному духу армии, солдат, защите ими «интереса государственного». По мнению составителей уставов, высокие нравственные качества солдата суть мужество, храбрость, взаимная выручка в бою, любовь к Отечеству.

Для обучения офицеров Петр основал военные школы - в 1698 - 1699 гг. бомбардирскую в Преображенском полку, в начале нового столетия - математическую, навигацкую (морскую), артиллерийские, инженерные, хирургическую, для изучения иностранных языков, в начале 20-х годов - 50 гарнизонных для подготовки унтер-офицеров. Молодых дворян, будущих офицеров, Петр посылал в Голландию, Италию, Францию и другие страны Европы. Постепенно создавались свои офицерские кадры, и от услуг иноземцев Петр с начала 20-х годов отказался совсем.

Петр одновременно создавал флот на юге и севере страны. На Балтике у него - десятки крупных и сотни мелких кораблей, то же - на юге, хотя там кораблей было меньше, и это понятно. К концу жизни Петра его флот стал самым сильным на Балтике: 32 линейных корабля (каждый имел от 50 до 96 пушек), 16 фрегатов, 8 шняв, 85 галер и другие, более мелкие суда.

Как и для армии, во флот набирали рекрутов, обучали для него офицеров, составляли инструкции: «Артикул корабельный» (1706), «Инструкция и артикулы военные Российскому флоту» (1710), «Устав морской» (1720), «Регламент адмиралтейский» (1722). В Морском уставе нашла отражение важная мысль Петра: «Только тот потентат (владетель, государь. - В. Б.) обе руки имеет, который и войско сухопутное и флот имеет».

Создание мощной армии с единой организацией и тактикой, ранее отсутствовавшими, однотипным вооружением и обмундированием, четким управлением, создание «с нуля» столь же мощного флота, разработка новых основ комплектования, снабжения, обучения и воспитания войск - одно из самых выдающихся достижений Петра.

Столь же переломное, этапное значение имеют меры Петра в области просвещения и науки, культуры и быта. Частично по его инициативе в России появились новый календарь (начало года с 1 января, а не с 1 сентября) и гражданский шрифт (вместо церковнославянского), газеты и театр, гражданские школы и гимназии, Морская академия и Академия наук. Решение об открытии Академии наук Сенат в присутствии Петра принял 22 января 1724 г., утвердил проект ее основания, составленный по его же поручению; открылась она в августе 1725 г., после его кончины. Появились ассамблеи с танцами и беседами, новые дома и одежда. Было издано большое количество книг, начиная с учебников по разным отраслям знаний и кончая трактатами по истории и юриспруденции, фортификации и артиллерии, произведениями художественной литературы. В России появилось много образованных специалистов - не только по военному, морскому делу, но и в области металлургии, кораблестроения, геологии, минералогии, географии, истории, государствоведения, юриспруденции. Экспедиции в разные районы обширной страны, организованные и задуманные Петром и его помощниками, расширили географические знания, привели к развитию картографии. Они охватили районы Урала, Сибири, Дальнего Востока, включая Камчатку, Каспийского и Аральского морей, Приазовья и Поморья.

Государству, «общему благу» Петр заставлял служить всех: людей «подлых» (крестьян, горожан), духовенство, дворянство - каждое сословие по-своему. Однако всеобщее благоденствие и «беспечалие», о которых пекся Петр, углубляло социальное неравенство. И его «общее благо», плодами которого пользовались в первую очередь дворяне и верхушка купечества, превратилось в конце концов в идеологическое прикрытие привилегий господствующего класса, привело при его преемниках к «Манифесту о вольности дворянской» и «Жалованной грамоте дворянству».

Трагедия отца и сына

Деятельная, насыщенная до предела делами и событиями жизнь Петра сводила его со множеством людей, самых разных по характеру и темпераменту, взглядам и стремлениям. Среди них были и люди незаурядные, талантливые, его ближайшие сподвижники - «птенцы гнезда Петрова», как их называют вслед за Пушкиным.

Это светлейший князь А. Д. Меншиков, самородок из «подлого сословия», выдающийся полководец и администратор, человек безоглядно храбрый и столь же безоглядно преданный, как пес, своему хозяину-царю.

Прославился он и как самый выдающийся казнокрад петровского времени. Генералиссимус и фактический глава правительства после смерти Петра и воцарения Екатерины I, он стал «полудержавиым властелином» (Пушкин). Это фельдмаршал Шереметев - полная противоположность светлейшему, человек медлительный и осторожный, расчетливый, но незаурядный полководец, не раз выигрывавший сражения со шведами. Это генерал-адмирал Ф. М. Апраксин, дипломаты Ф. А. Головин и Г. И. Головкин, П. А. Толстой и кн. Б. И. Куракин, кабинет-секретарь А. В. Макаров и многие другие.

Среди тех, кто был близок к Петру, вхож к нему в дом, к кому он сам с удовольствием захаживал, с кем беседовал и пировал, известны десятки людей, и знатных, и «подлого звания» (из мастеров, моряков и пр.). Как человек одаренный, талантливый, царь при всей своей неординарности был прост и добр с теми, кто ему импонировал. А для этого в его глазах нужно было обладать определенными качествами: хорошо знать и исполнять свое дело, быть человеком честным и скромным, служить верой и правдой Отечеству. Будучи сам человеком дела, преданным интересам России, Петр, сделавший для нее очень много, того же ждал и требовал от других, от фельдмаршала до простолюдина. За это был добр на ласку и награды, хотя в личной жизни мотовством не отличался, но беспощаден к бездельникам и трусам, особенно к подлецам и изменникам.

Петр, надо полагать, сознавал, что природа (или, как он полагал, бог) щедро оделила его талантами и возможностями. Это выражалось во многом, в том числе и в том, что его окружали способные, одаренные помощники, под стать своему великому руководителю. Но судьба не всегда преподносила ему розы. И шипы, притом очень острые, попадались на его долгом пути. Родившись в царской семье, он уже 10-летним мальчиком испытал страшное потрясение: на его глазах разъяренные стрельцы поднимали на копья ближайших родственников, виднейших членов правительства. Затем последовали опала горячо любимой матушки, вражда с сестрой-регентшей, переполох и паника в пору так называемого «заговора Шакловитого», заговор Цыклера - Соковнина и страшный «стрелецкий розыск». Словом, переживаний уже в детстве и юности пришлось испытать ему вдоволь. Недаром на всю жизнь отложились они в его сознании кошмарными воспоминаниями, а последствиями были вспышки гнева, подчас дикого, необузданного, нервное подергивание головы.

Да и в последующем всякое бывало - не только торжества, ликование после Лесной и Полтавы, Гангута и Гренгама, по случаю Ништадтского мира, но и шок от поражения под Нарвой или Прутского несчастья. Петр - фигура сильная, героическая и трагическая. Он всего себя отдавал делам, многочисленным и не терпящим отлагательства, жизни кипучей и ярой, преподносящей неожиданные сюрпризы. Растрачивал он себя без остатка. Судьба не во всем баловала его. Один из самых сильных ее ударов был связан с его семейной драмой, его несчастливым отцовством.

Развод с первой женой, жизнь с Екатериной, сначала в гражданском, потом, с 1711 г., в законном браке, его побочные сердечные увлечения, а их тоже было немало, дети от первой и второй супруг - все это говорит о натуре неспокойной и мечущейся, властной и избалованной. Первую жену он невзлюбил, ко второй - бывшей «пор-томое» (прачке) из Прибалтики - относился с любовью и нежностью, которые с годами не угасали, а, наоборот, возрастали. От нее росли дети - две девочки, но долго не было мальчика, наследника. Первая, нелюбимая, жена родила ему еще 18 февраля 1690 г. сына, и, когда тот подрос, Петр возложил на него все надежды как отец и государь.

Когда Алексей появился на свет, отец, сам еще юноша неполных 18 лет, занят был потешными и прочими увлечениями, понятными в его возрасте. Ему всегда было некогда, он бежал из дворцовых покоев при первом удобном случае. К жене Евдокии его не тянуло. Сын рос при ней, и, естественно, та атмосфера неприязни к отцовским делам и выходкам, которая сложилась в окружении матери с ее старозаветным, затхлым бытом, с приживалками и монахами, карликами и ворожеями, не могла не войти в душу мальчика. Подрастая, он, как и мать, с осуждением и ненавистью воспринимал поездки отца в Немецкую слободу, его дружбу с иноземцами, нарушение чинных обычаев древнего царского церемониала. Не могли не сказаться и обиженные чувства матери, которой Петр пренебрегал ради «Монсихи» (Анны Монс) и царских любимцев, русских и иноземных.

Учился Алексей кое-чему и кое-как. В воспитателях ходил у него сначала Никифор Вяземский - человек малознающий, без педагогических способностей. Своего воспитанника он боялся, и тот, быстро это поняв, таскал своего наставника за волосы, тузил палкой, посылал из Москвы с каким-нибудь поручением, чтобы избавиться от уроков. На смену Вяземскому пришли Меншиков, человек способный, но грамоте не умеющий, вечно занятый, живший к тому же в Петербурге, и его помощник барон Генрих Гюйссен, из иноземцев, с университетским образованием, но и его Петр посылал со всякими поручениями, прежде всего дипломатическими.

Царевич рос в подмосковном селе Преображенском без присмотра и серьезного педагогического руководства. Кое-что, разумеется, он выучил: овладел, например, немецким языком, хуже знал французский; лишь к 18 годам овладел четырьмя действиями арифметики и приступил к азам фортификации. Одним словом, знаниями он не был обременен. Отличался ленью и праздностью, властолюбием и честолюбием, слабоволием и изворотливостью, мелочной мстительностью и коварством. Таким сыном не очень-то погордишься, недаром отец не сдержал однажды своего разочарования и досады:

- Ничего делать не хочешь, только б дома жить и им веселиться.

В то же время Петр считал, что он мог бы стать дельным человеком:

- Бог разума тебя не лишил.

Сам царевич не раз признавал, что мог бы учиться и трудиться, да лень заела:

- Учение мне было зело противно и чинил то с великою леностию, только б чтоб время в том проходило, а охоты к тому не имел.

- Со младенчества моего несколько лет жил с мамою и с девками (горничными, прислугой. - В. Б.), где ничему иному не обучился, кроме избных забав.

- Природным умом я не дурак, только труда никакого понести не могу.

Затхлая среда, его окружавшая, привила ему немало пороков, и главные среди них ханжество и склонность к хмельному питию. Среди близких к нему людей, а царевич называл их по примеру отца «компанией», были родственники по отцу и матери Нарышкины и Лопухины, его духовник Яков Игнатьевич (или Игнатов, по принятой на Руси манере обращения). Далее шли ключарь Благовещенского собора в Кремле Иван Афанасьевич, протопоп Алексей и др. Наибольшее влияние имел на него духовник, глава «компании», доверенное ею лицо во всем. С ним он вел частые беседы и состоял в тайной переписке. Члены «компании» - скопище людей весьма колоритных. Один из них - Василий Колычев, муж кормилицы Алексея, носил прозвище Ад; Андрей Нарышкин - Сатана, другой Нарышкин, Иван, - Молох и т. д. Все они с плохо скрываемой ненавистью относились к Петру и его окружению, их идеям, замыслам и делам. При этом разжигали честолюбие молодого царевича, нашептывали ему, что как только отец умрет или погибнет где-нибудь от шальной пули или сабли, то он, царевич, все сделает по-своему: упразднит новшества, никому-де не нужные, вернется к старине заветной, будет править так, как заведено дедами и прадедами, - в тишине да покое, благолепии и величии.

Петр догадывался, что из сына не получается наследника его начинаний, замыслов. В 1704 г. он повелел 14-летнему сыну участвовать в походе под Нарву, который закончился ее взятием. Однако отец чувствовал, что сын старается уйти в сторону от активной работы, от опасностей, что его не волнует то, чему посвящает он свою жизнь. Петр внушал Алексею, что нужно служить Отечеству, как служит без оглядки и корысти его отец, советовал взяться за ум, предупреждал:

- Если мои советы разнесет ветер и ты не захочешь делать того, что я желаю, я не признаю тебя своим сыном.

Но Алексей по-прежнему хитрил, увиливал, не утруждал себя чем-либо серьезным, делал вид, что очень занят чем-то важным, но все это для отвода глаз, обмана царя-отца. Главное, чем он был озабочен, - дождаться своего звездного часа. Дни, месяцы и годы проходили в томительном ожидании, хитростях и увиливаниях.

Петр внимательно следил за подраставшим сыном, давал ему поручения, отчитывал за плохое исполнение их. Через три года после нарвской виктории посылал его в Смоленск собирать провиант и фураж. В тот год ожидался поход Карла XII на Москву, и 17-летний царевич по приказу отца должен был производить ремонт укреплений: приводить в порядок брустверы, насыпать валы, усиливать артиллерию и гарнизон. Потом занимался комплектованием пяти новых полков. Привлек его Петр и к организации борьбы с участниками третьей Крестьяп-ской войны на Дону и в прилегающих к нему областях. Как и в остальном, Алексей Петрович проявлял незаинтересованность, халатность. Его больше интересовали выпивки с друзьями, разговоры, в которых осуждению и осмеянию подвергалось все, чем занимался отец. Государь видел это, негодовал. По поводу присылки плохих рекрутов в Преображенский полк царь выговаривал сыну:

- Я зело недоволен присылкою в наш полк рекрутов, которые и в другие полки не все годятся, из чего вижу, что ты ныне больше за бездельем ходишь, нежели дела по сей так нужный час смотришь.

Царевич, как всегда, в ответ изворачивался и лгал:

- А что ты, государь, изволишь писать, что присланные 300 рекрутов не все годятся и что я не с прилежанием врученные мне дела делаю, и о сем некто тебе, государю, на меня солгал, в чем я имею великую печаль. И истинно, государь, сколько силы моей есть и ума, врученные мне дела с прилежанием делаю. А рекрут в то время лутче не мог вскоре найтить; а ты изволил, чтоб прислать их вскоре.

Все-таки его беспокоило, кто же говорит царю о его поведении, небрежении к делам. Царевич запросил петровского кабинет-секретаря Макарова:

- Алексей Васильевич! Пожалуй, отпиши ко мне, доведався, какой и за что на меня есть государя-батюшки гнев, что изволит писать, что будто я, оставя дела, хожу за бездельем, отчего ныне я в великой печали.

Макаров ничем не мог ему помочь и попросту не ответил. Неприятные последствия размолвки предотвратила мачеха Екатерина, к которой обратился за помощью пасынок-бездельник. Царь, простив его, снова и снова наставлял, просил:

- Также пишешь, что рекрутов в то число добрых не было и для того таких послал; и когда б о том ты так отписал тогда, то б я сердит па тебя не был.

- Чини по данному тебе письму не с печалью, но с радостию, ибо все тебе ж пригодится, и у меня будешь в ласке.

Отец, по всему чувствуется, рад был узнать, что сын не так уж безделен, надеялся, что из пего получится в конце концов наследник его делу. Однако царевич продолжал хитрить, обманывать отца, уклоняться от серьезного, настоящего дела и ждать будущее. Спустя 10 лет он признался:

- А когда уже было мне приказано в Москве государственное правление в отсутствие отца моего, тогда я, получа свою волю (хотя я и знал, что мне отец мой то правление вручил, приводя меня по себе к наследству), и в большие забавы с попами и с чернцами и с другими людьми впал.

Царевич, по русскому выражению, вошел в возраст, и отец собрался его женить. Невестой избрал Софью-Шарлотту, принцессу брауншвейг-вольфенбюттельскую, девицу высокую и худую, с покрытым оспинами лицом. По мысли царя, дело не во внешности, важно другое: ее сестра замужем за наследником престола, будущим императором Священной Римской империи Карлом VI; обе они - родственницы курфюрста ганноверского, будущего английского короля Георга I. В апреле 1711 г. подписали брачный договор, 14 октября в Торгау состоялась свадьба. Петр присутствовал на торжестве. Приезжал сюда и знаменитый Лейбниц, философ и математик, беседовал с царем, от которого был в восхищении:

- Я ездил в Торгау не столько для того, чтобы посмотреть на свадебное торжество, сколько для того, чтобы видеть замечательного русского царя. Замечательны дарования этого великого государя.

Таланты Петра ценили многие. Не оценил их единственный его сын. Остался недоволен царевич и женой, которую выбрал ему отец, исходя из политических соображений:

- Жену мне на шею чертовку навязали: как к ней ни приду, все сердитует и не хочет со мною говорить.

Как видно, жена не жаловала мужа, «сердитовала» на него, как и царь-свекор. По примеру Петра, опа, вероятно, высказывала неудовольствие тем, что ее муж занят не делами, а попойками. Недовольство женой усиливалось и из-за увлечения любовницей Евфросиньей Федоровой, из крепостных «девок» Н. Вяземского, его бывшего учителя.

Алексей Петрович в связи с женитьбой пребывал с 1710 до 1713 г. за границей. После брачных церемоний выполнял, опять спустя рукава, очередное поручение отца - по заготовке провианта в Польше для русских войск. В 1713 г. он приехал с молодой женой в Петербург) уклонялся от дел, притворялся больным. Вокруг него снова закружилась, веселясь, интригуя и нашептывая, его старая «компания». Правда, исчез главный ее предводитель - духовник Яков Игнатьевич. Его место занял не менее расторопный интриган - Александр Васильевич Кикин.

Личность Кикина примечательная. В свое время он был любимым денщиком Петра, который часто посылал ему письма с важными известиями о делах на фронте и т. п., именовал его ласково «дедушкой». Кикин получил место руководителя интендантской службы в Адмиралтействе, но проворовался. Ему грозил суд, беспощадное наказание от царя, который казнокрадов ненавидел. Со страху Кикин получил апоплексический удар. Спасла его та же сердобольная и любимая царем «Катеринушка». Петр его помиловал, в живых оставил, не в пример многим другим, у которых летели головы из-за подобной провинности, например даже у сибирского губернатора князя Гагарина. У Кикина отобрали должности, чины, награды. Хотя спустя год Петр разрешил ему жить в Петербурге, но от себя отдалил. Тот, лишившись милостей царя, озлобленный и мстительный, сблизился с его сыном в надежде, когда придет звездный час наследника, снова подняться наверх.

Супруга Алексея родила ему сына, будущего императора Петра II, и вскоре умерла. Ее похоронили 27 декабря 1715 г. В тот же день Алексей получил письмо отца, написанное двумя с лишним неделями ранее. Петр вспоминал о перипетиях войны со шведами, первых неудачах, преодолении трудностей и победах над врагом: «Горестию и терпением сию школу прошли», «неприятель, от которого трепетали, едва не вящшее от нас ныне трепещет». Царя одолевала «горесть» из-за сына:

- Вижу тебя, наследника, весьма на правление дел государственных непотребного (ибо бог не есть виновен, ибо разума тебя не лишил, ниже крепость телесную весьма отнял; ибо хотя не весьма крепкой природы, оба-че и не весьма слабой); паче же всего о воинском деле ниже слышать хочешь, чем мы от тьмы к свету вышли, и которых не знали в свете, ныне почитают. Я не научаю, чтоб охоч был воевать без законные причины, но любить сие дело и всею возможностию снабдевать и учить, ибо сия есть едина из двух необходимых дел к правлению, еже распорядок и оборона.

Снова в словах царя боль и печаль по поводу того, что сын не имеет склонности к службе Отечеству. Потеряв терпение, отец без обиняков предупреждает сына, что если так будет и дальше, то лишит его права занять царский престол:

- Ибо за мое отечество и люди живота своего не жалел и не жалею, то како ногу тебя, непотребного, жалеть. Лучше будь чужой добрый, неже свой непотребный.

По совету Кикина Алексей, ссылаясь на слабое здоровье, сообщает отцу о готовности отречься от престола:

- Вижу себя к сему делу неудобна и непотребна, понеже памяти весьма лишен (без чего ничего возможно делать), и всеми силами умными и телесными (от различных болезней) ослабел и непотребен стал к толиксго народа правлению, где требует человека не такого гнилого, как я.

Царевич, проявляя смирение и давая согласие на отказ от прав наследника трона, кривил душой. Рассчитывал же на другое - на смерть отца или восстание против него, переворот. Его надежды и замыслы подогревали сторонники, сгруппировавшиеся вокруг него. Среди них, помимо Кикина, самого, пожалуй, энергичного и деятельного, было немало представителей аристократии. Как признался царевич потом на следствии, он полагал, что ему помогают или сочувствуют князья Долгорукие, князья М. М. и Д. М. Голицыны, Н. Голицына, князь Щербатый; брат и сестра матери-монахини - А. Лопухин и княгиня Троекурова, даже фельдмаршал Б. П. Шереметев, дипломат князь Б. И. Куракин и др. Расчеты эти во многом несостоятельные, химерические, например относительно Шереметева и Куракина, активных и выдающихся сподвижников, помощников Петра. Однако определенный круг людей, по тем или иным причинам не принимавших Петра с его новшествами, вился около наследника. Все они надеялись в будущем на воцарение Петрова сына и исполнение своих замыслов и расчетов.

Можно представить, каково было отцу, получившему от сына ответ, свидетельствовавший, что тот не хочет идти дорогой родителя, наследовать и продолжать его деяния. Месяц спустя царь тяжело заболел, не исключали возможности его кончины, и сенаторы день и ночь не покидали царских покоев. Но Петр выздоровел. Вскоре он напишет новое письмо сыну. «Тому верить невозможно», - недоумевает он сам по поводу готовности сына отречься от престола. Спрашивает и сам отвечает: «Помогаешь ли в таких моих несносных печалях и трудах, достигши такого совершенного возраста? Ей, николи, что всем известно есть, но паче ненавидишь дел моих, которые я для людей народа своего, не жалея здоровья своего, делаю, и, конечно, по мне (после меня, после моей смерти. - В. Б.) разорителем оных будешь… Так остаться, как желаешь быть, ни рыбою, ни мясом, невозможно, но или отмени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монахом, ибо без сего дух мой спокоен быть не может, а особливо, что ныне мало здоров стал».

Алексей, не соглашаясь в душе с таким исходом, но покоряясь внешне и юродствуя, дает знать отцу, что согласен на пострижение. Кикин со своей бородой, отпущенной в знак печали после царской опалы и изгнания, утешает его:

- Клобук не гвоздем к голове прибит.

И царевич так же думал: придет время, и от монашеской схимы избавиться можно будет без труда. Вскоре Петр вызвал его для беседы, советуя подумать еще раз. Алексей, по решению отца, окончательный ответ должен был прислать ему через полгода в Копенгаген. Как видно, отъезжая за границу по делам (предстояли переговоры с союзниками, военные действия в Северной Германии и на Балтике, у побережья Швеции), царь вел себя осторожно и осмотрительно по отношению к сыну, так как у него еще теплилась надежда, что сын одумается.

Из Копенгагена Алексей получил от отца повеление прибыть для участия в морской экспедиции против шведов или назвать монастырь и время пострижения в нем. Петр добавляет:

- И буде первое возьмешь, то более недели не мешкай, поезжай сюда, что можешь еще к действиям поспеть.

И Алексей поехал за рубеж, по только не к отцу, не к делу. 26 сентября 1716 г., сопровождаемый добрыми напутствиями сенаторов, он выехал из столицы. Сопровождали его Евфросинья с братом Иваном, трое прислуг. Кикин выехал за границу раньше, вслед за царем, в начале года, предупредив царевича:

- Я тебе место какое-нибудь сыщу.

Алексей Петрович давно уже решил бежать из России, чтобы просить убежище и помощь у кого-либо из европейских потентатов. Об этом он однажды поведал своему камердинеру Ивану Афанасьеву:

- Не скажешь ли кому, что я буду говорить?

- Не скажу.

- Я не к батюшке поеду; поеду к цесарю или в Рим. Только у меня про это ты знаешь да Кикин, и для меня он в Вену проведывать поехал, где мне лучше быть. Шаль мне, что с ним не увижусь; авось, на дороге. Они увиделись, и довольно скоро, в Митаве. Царевич сразу же спросил Кикина о главном:

- Нашел ли место, где я могу укрыться?

- Нашел. Поезжай в Вену к цесарю, там пе выдадут. Ежели будет по тебя кто прислан от отца в дорогу, чтоб от присланных уйтить тайно ночью одному.

Потом еще раз повторил:

- Ежели по тебя отец пришлет, отнюдь не езди. Царевич и спутники соблюдали предосторожности.

Вместо них из Митавы на запад, к Копенгагену, отправились подставные лица, менявшие фамилии, одежду, внешность. Сам же беглец прибыл 10 ноября в Вену и на ночь глядя пожаловал в дом вице-канцлера Шенбор-на. На аудиенции Алексей жаловался на царя-отца, лишавшего его законных прав на престол:

- Мой отец говорит, что я не гожусь ни для войны, ни для правления. У меня, однако ж, достаточно ума, чтоб царствовать. Бог дает царства и назначает наследников престола, но меня хотят постричь и заключить в монастырь, чтобы лишить прав и жизни. Я не хочу в монастырь. Император должен спасти меня.

Венский двор уже был наслышан о царевиче и намерениях Петра. Конечно, осложнять отношения с царем императору не хотелось, тем более что дело могло вылиться в вооруженный конфликт. Но и упускать такой благоприятный шанс в международной политической игре - тоже не резон. Людовик XIV, например, пригрел в Версале Якова II Стюарта с сыном, и лучшего козыря для давления на английского короля и ганноверского курфюрста Георга не придумать. Для осторожности Алексея со спутниками перевели в тирольскую крепость Эренберг, изолировав от всего мира.

Через русского резидента А. Веселовского, который пошел, по существу, на измену своему суверену и государству, и Кикина венские политикиподдерживали связь с царевичем. В их планы входило использовать его претензии на русский трон для ослабления позиций Петра и его страны при окончании Северной войны и выработке условий мира. Алексею Петровичу давали самые заманчивые обещания. О том впоследствии поведал в донесении в Дрезден саксонский посол:

- Император обещал ему войска для действий против его отца и позволил ему надеяться на помощь со стороны короля Англии.

Вероятно, так и было, но император и его советники не захотели все же открыто принимать русского царевича при дворе, упрятали его в Тироле. Сами же, придерживаясь тактики выжидания и не отваживаясь бросать открытый вызов Петру, зондировали почву в Лондоне, сообщив королю о прибытии русского претендента на трон - сына и противника царя.

Заговорщики, Кикин и Веселовский, наладили связи с русскими гвардейскими полками в Мекленбурге, в которых как будто зрело недовольство условиями службы. Эти известия подогревали замыслы Алексея.

Петр начал беспокоиться по поводу долгого отсутствия сына. Приказал генералу Вейде, потом А. Веселовскому искать его. Написал письмо императору Карлу VI. К весне 1717 г. местонахождение беглеца стало известно. Веселовский на аудиенции у австрийского императора передал послание царя. Император отрицал, что он что-либо знает о царевиче, но месяц спустя в письмах Петру признался, что Алексей находится у него, что он, император, «со всяким попечением» будет беречь его, чтобы тот «не впал в неприятельские руки».

В то время международное положение России резко ухудшилось: осложнились отношения с членами Северного союза и ведущими державами Западной Европы. Император тянул время, не выдавал беглеца. Более того, царевича услали еще дальше - в Неаполь, отвоеванный Австрией у Испании в пору борьбы за испанское наследство.

Однако за царевичем всюду следовал капитан А. И. Румянцев, посланный Петром. Вскоре в Вену прибыл опытный дипломат П. А. Толстой. Он передал императору новое послание царя, который прямо говорил о том, что ему известно о замках Эренберга и Неаполя, где его сына держат «под крепким караулом». Для Вены обстановка осложнилась - было ясно, что Австрии грозит вооруженное вторжение. По настоянию Толстого его допускают для свидания с царевичем. Состоялось оно 26 сентября 1717 г. «Мой сын! - писал Петр сыну. - Понеже всем есть известно, какое ты непослушание и презрение воли моей делал, и ни от слов, ни от наказания не последовал наставлению моему; но, наковец, обольстя и заклинаясь богом при прощании со мною, потом что учинил? Ушел и отдался, яко изменник, под чужую протекцию, что не слыхано не точию междо наших детей, но ниже междо нарочитых подданных, чем какую обиду и досаду отцу своему и стыд отечеству своему учинил».

Конец письма показывает степень гнева отца и надежду, все-таки не угасшую до конца, на возвращение блудного сына: «Того ради посылаю ныне сие последнее к тебе, дабы ты по волей моей учинил, о чем тебе господин Толстой и Румянцев будут говорить и предлагать. Буде же побоишься меня, то я тебя обнадеживаю и обещаю богом и судом его, что никакого наказания тебе не будет, но лучшую любовь покажу тебе, ежели волн моей послушаешь и возвратишься. Буде же сего не учинишь, то, яко отец, данною мне от бога властию проклинаю тебя вечно, а яко государь твой за изменника объявляю и не оставлю всех способов тебе, яко изменнику и ругателю отца, учинить, в чем бог мне поможет в моей истине».

После чтения письма Петра и увещеваний Толстого царевич попросил отсрочки:

- Сего часу не могу ничего сказать, понеже надобно мыслить о том гораздо.

Через два дня царевич упрямо отказался исполнить волю царя:

- Возвратиться к отцу опасно и пред разгневанное лицо явиться небесстрашно. А почему не смею возвратиться, о том письменно донесу протектору моему, его цесарскому величеству.

Нежелание Алексея вернуться домой основывалось на наивной надежде, что Австрия защитит его от отца, даже пойдет на войну с Россией. За полгода до этого он направил письмо в Петербург сенаторам, опровергая слухи о том, что он якобы умер, давая понять, что согласился на постриг по принуждению отца, выражал надежду, что его на родине не забывают.

Но Толстой, терпеливый и мудрый, изворотливый я хитрый, был не таков, чтобы отступить, не выполнить строгий царский наказ - любыми мерами выманить Алексея из его норы на свет божий, вернуть домой, в Россию. За долгую службу в Стамбуле он навидался и натерпелся такого, что нынешняя его служба была, как говорится, не в службу. Недаром царь, помнивший о близости Петра Андреевича к ненавистной ему сестре Софье в памятные и страшные дни восстания 1682 г., простил ему былые прегрешения. Однажды в минуту откровенности на каком-то пиру Петр пошутил, потрепав его по голове: эх, мол, голова, голова! Слетела бы ты с плеч, когда б не так умна была!

Вот эта умная головушка и уладила все дело, чем царь был потом очень доволен. Толстой не оставлял попыток уговорить царевича:

- Я не уеду отсюда до тех пор, пока не доставлю тебя отцу живым или мертвым. Я буду следовать за тобой повсюду, куда бы ты ни пытался скрыться. Если ты останешься, то отец будет считать тебя изменником.

Алексей знал, что в представлении отца он изменник, из отцовского письма. Толстой внушил ему, что Петр, который-де едет для свидания с ним в Неаполь, двинет в Австрию войска, собранные в Польше, и этот довод сломил упорство царевича. Секретарь Даун за деньги, полученные от Толстого, дал понять Алексею, что император не будет отстаивать его интересы с помощью военной силы. К тому же австрийцы, тоже получившие взятки от Толстого, попытались похитить у него любимую Евфросинью. Царевич вообразил, что император от него отвернулся.

- Я поеду к отцу с условием, - объявил свое решение Толстому обманутый беглец, - чтобы назначено мне было жить в деревне и чтобы Евфросиньи у меня не отнимать. Приезжай завтра с Румянцевым, и я скажу вам свой ответ.

Правда, он хотел использовать запасный выход - уехать в Рим, к главе католиков, но возлюбленная отсоветовала. Царевич написал отцу письмо, сообщая, что «всенижайший и непотребный раб и недостойный называться сыном Алексей» едет на родину и просит прощения у государя-батюшки. Через 10 дней, уничтожив в огне все свои бумаги, он выехал из Неаполя. Толстой и Румянцев сопровождали его. По пути Алексей получил ответ отца: «Мой сын! Письмо твое, в четвертый день октября писанное, я здесь получил, на которое ответствую: что просишь прощения, которое уже вам пред сим чрез господ Толстого и Румянцева и словесно обещано, что и ныне паки подтверждаю, в чем будь весьма надежен. Также о некоторых твоих желаниях писал к нам господин Толстой, которые тако ж здесь вам позволятся, о чем он вам объявит».

Это обещание (жить царевичу в деревне, жениться «на той девке, которая у него») царь подтвердил и в письме Толстому. Несбыточность надежд на австрийскую и даже шведскую военную помощь, на смерть царя-отца, на какие-то заговоры и восстания в Москве и русских войсках за рубежом, па поддержку министров, сенаторов и полководцев, обещания отца заставили беглеца сдаться и поехать туда, откуда он так неосмотрительно и глупо бежал. Вероятно, он понял, что рухнули его мечты о власти, которую собирался употребить по-своему: отбросить все преобразования отца, вернуться к старым порядкам и учреждениям, понятиям и обычаям; забросить ненавистный Петербург, «жить зиму в Москве, а лето в Ярославле», переменить всех сановников («Я старых всех переведу, а изберу себе новых по своей воле»). Обо всем этом он и его сообщники сказали потом, на следствии.

А в то время царевич отправился из Неаполя в Москву. Путь неблизкий: только через три с половиной месяца подъехал он ко второй столице, где его издали царь с помощниками и тяжкие испытания.

Царевича сначала задержали в окрестностях. Вскоре он въехал в Москву. Во дворце его ждали отец, сенаторы, генералы, церковные иерархи. Алексей упал па колени перед отцом, умолял его о прощении и даровании жизни. Петр ответил ему:

- Я тебе дарую то, о чем ты просишь, но ты потерял всякую надежду наследовать престолом нашим и должен отречься от него торжественным актом за своею подписью.

Царевич согласился. Потом последовал вопрос царя:

- Зачем не внял ты моим предостережениям, и кто мог советовать тебе бежать?

Сын подошел к отцу, что-то прошептал ему на ухо. Тут же они вышли в соседнюю комнату, и там Алексей, как показали последующие события, назвал Петру своих советников, сообщников. Вернувшись в зал, царевич подписал отречение от престола: наследства никогда ни в какое время не искать и не желать и не принимать его ни под каким предлогом.

Прочитали манифест о лишении царевича прав наследования. Вскоре начались допросы названных им лиц. Петр, как и в пору «стрелецкого розыска», сам руководил следствием, составлял вопросные пункты для Алексея, слал курьеров с распоряжениями об аресте оговоренных лиц. В Москве казнили Кикина и др. В Петербурге, куда перебрались Петр и его двор, допросы и пытки, в том числе и Алексея, продолжались. После окончания суда царь отдал решение судьбы сына в руки высших сановников - духовных иерархов, сенаторов, генералов и пр.

Взгляды, намерения царевича в ходе следствия раскрылись полностью. Однажды в присутствии отца и высших духовных и светских чинов он признал, что имел намерение поднять по всей стране восстание, а если бы отец попытался расправиться с его соучастниками, то не остановился бы перед истреблением всего населения страны. Он полагал, что поскольку хотел возвратить старые верования, обычаи, нравы, то народ его поддержит, поскольку питает к нему любовь и сочувствие. Алексей то находил в себе силы произноснть подобные тирады, которые выдавали его честолюбивые мечты, нелепые, сумасшедшие и противоречивые помыслы (что стоят, к примеру, такие бредовые измышления: с одной стороны - любовь к нему простого народа, с другой - возможность уничтожения того же народа!), то доходил до крайней степени обреченности, подавленности, упадка духа.

К тому времени царевич Алексей, по отзывам современников, страдал психическим расстройством. По словам современника француза де Лави, «у него мозг не в порядке», что доказывают «все его поступки». Вел он себя недостойно: изворачивался, оговаривал своих приближенных, лгал, изо всех сил пытался преуменьшить свою вину как изменника делу отца, интересам России. По всему было видно, что он из боязни лишиться жизни потерял разум.

14 июня царевича заключили в Петропавловскую крепость. Начались пытки в застенке. Состоялся приговор. Правда, лица духовные уклонились от явного решения: выписки из Священного писания, ими приведенные, говорили, с одной стороны, о казни сына, ослушавшегося отца, с другой - о прощении Христом раскаявшегося блудного сына. Приговор они отдавали на усмотрение Петра. Чины светские высказались недвусмысленно: смерть.

24 июня 1718 г. объявили смертный приговор. Но приводить его в исполнение не пришлось, так как через два дня Алексей Петрович скончался в Петропавловской крепости, вероятно, от пережитых потрясений. 30 июня его похоронили. Петр присутствовал при его погребении.

Многолетнее противостояние (открытое с начала столетия) сына с отцом закончилось трагическим финалом. Такой исход не мог не наложить дополнительный отпечаток на психику Петра, потерявшего сына-наследника.

Правда, у него подрастал еще один - трехлетний сын Петр от Екатерины. Его объявили наследником. Но в следующем году маленький Петр умер, а на рождение еще одного надежды уже не было. «По мнению многих, царица, - как отметил тогда один из современников, - вследствие полноты вряд ли в состоянии будет родить другого царевича». Новый удар потряс царя - он, закрывшись в своих покоях, три дня никого не хотел видеть, отказывался от еды; припадки конвульсии изнуряли его.

Но жизнь требовала свое, и царь, затаив в душе свою боль от потерь, крушения отцовских надежд, принялся за дела, а они набегали одно за другим, не терпели отсрочки. Петр снова окунулся в водоворот событий, и в этом, как и у всякого смертного, заключалось для него спасение от страданий.

Конец Северной войны

Впечатление от морской победы русских при Гангуте было не менее ошеломляющим, чем от Полтавской виктории на суше. Здесь же, на Балтике, после занятия значительной части Финляндии последовали захват войсками Петра Аландских островов около берегов Швеции, затем, в сентябре того же 1714 г., экспедиция русского военного отряда на побережье самого королевства.

Но война продолжалась еще семь лет. Причина тому не только в нелепом упрямстве Карла XII, поставившего Швецию на грань национальной катастрофы, но и во внешнеполитической обстановке в Европе.

В апреле 1713 г. воюющие державы Западной Европы заключили мир в Утрехте. Война за испанское наследство закончилась. Определилось господствующее положение Англии в европейских и мировых делах («английское преобладание»). Стремление ко всемирной морской и торговой экспансии, гегемонии не могло не столкнуть Англию с другими государствами. В районе Балтики это была Россия с ее быстро растущим военным, в том числе морским, могуществом.

Появление войск Петра в шведской Померании, а победоносного флота на Балтийском море сильно обеспокоило морские державы Европы и заставило считаться с Россией. Влияние России в Европе усиливалось на главах, и этому старались помешать разными путями. Главная причина неудач всех этих попыток - возросшая сила России, ее военные успехи на суше и на море.

Война продолжалась. В 1716 г. Петр встречался с королями Польши, Пруссии и Дании, герцогом Мекленбурга. В мае во время встречи с датским монархом в Гамбурге Петру удалось достичь соглашения о совместной высадке десанта в Сконе - южной провинции Швеции.

Неожиданно для Петра осложнились отношения с Англией из-за дел, связанных с интересами обеих стран в Германии. Что касается десанта в Сконе, то и здесь все шло к провалу. Единственной целью экспедиции для Петра было принудить Швецию к миру. Он не хотел никаких земель ни в Германии, ни в Швеции. Все территории, которые удалось отвоевать у шведов по южному побережью Балтики русскими войсками или с их участием, Петр соглашался передать союзникам - Дании и Ганноверу, Саксонии и Пруссии, обещал кое-что и Мекленбургу.

В Северной Германии, особенно в Мекленбурге, Петр собрал 50-тысячную армию для предстоящей операции на юге Швеции. На рейде Копенгагена появился русский флот - 22 корабля, в том числе 14 крупных, линейных. Здесь же находились флоты Дании, Англии и Голландии, и Петр - не только адмирал, но и монарх - возглавил объединенную эскадру, очень внушительную - в составе 81 корабля. 5 августа флот вышел в море, сопровождая 400 торговых судов. Дошел до острова Борнхольм и вскоре вернулся обратно, поскольку шведские корабли укрылись в своих гаванях. 10-дневная военно-морская демонстрация во главе с русским царем-флотоводцем произвела, конечно, впечатление, но на исход Северной войны никак не повлияла.

Валом обрушились выпады английского короля Георга I и датского Фредерика IV, их влиятельных министров, советников в адрес Петра, попытки ослабить влияние России в Северной Европе, разрушить Северный союз.

Но несмотря на некоторые неудачи и просчеты в дипломатических делах, Петр мог быть доволен ходом дел: не претендуя ни в коей мере на германские города и земли, он соглашался на их включение в состав владений Ганновера и прочих государств-союзников; тем самым последние должны были заботиться о сохранении за собой новых приобретений, сделанных при решающей помощи русского царя, и поддерживать его завоевания в Восточной Прибалтике.

Правда, объединенный флот производил у берегов Швеции только маневры да салюты. По шведским кораблям, которые заблаговременно попрятались, как мыши в норы, не сделали ни одного выстрела. Но приятным был сам факт совместной демонстрации, во время которой русская эскадра 28 сентября торжественно отметила победу под Лесной, а английская вместе с ней палила из орудий, «поздравляя воспоминанием сей виктории» (так описывает русский походный журнал события того дня).

Петра возмущали бесконечные проволочки союзников. Экспедицию в Швецию пришлось отложить. Петр из Дании поехал в Голландию с целью заручиться поддержкой Генеральных штатов, чтобы, наконец, закончить войну. Снова он приехал туда инкогнито. Но его опять быстро узнали. Как и в первый приезд, царь осматривал верфи и мануфактуры, корабли и мастерские, покупал картины голландских живописцев.

Царь встречался с моряками и плотниками, вел себя, как прежде, очень просто, проявлял интерес к различным ремеслам, совершал прогулки по морю. Царя узнавали и не узнавали - он был тот же по своей любознательности и доступности, но вырос во всех отношениях, не только по числу прожитых лет. Два десятилетия отделяли его от первого знакомства с Европой, и голландцы увидели теперь не юношу-царя, стеснительного и неопытного, а зрелого и уверенного в себе правителя, полководца и флотоводца, корабельного мастера и знатока многих других специальностей. «Будем говорить как плотники», - предложил он голландским мастерам, которые затруднялись в выборе нужных слов во время бесед с правителем, давно ставшим знаменитостью.

Побывал Петр и во Франции. 27 апреля 1717 г. он приплыл в Дюнкирхен, ознакомился с портом и шлюзами, фортами и магазинами. Торжественные обеды и фейерверки, концерты и иллюминации его не очень интересовали, как и обильные яства.

Вскоре начались визиты и приемы в Париже. Дипломатические переговоры происходили в строжайшей тайне. С русской стороны их вели Куракин и Шафиров. Петр несколько раз встречался, тоже конфиденциально, с герцогом Орлеанским - регентом семилетнего Людовика XV. Король нанес ему визит.

В июне Петр встречался с Делилем, знаменитым географом, и другими известными учеными, интересовался предметами их занятий, постановкой преподавания. Посетил Коллеж четырех наций, заседание Академии наук. Многое увидел и запомнил: и глазную операцию, после которой обрел зрение 65-летний человек, имевший катаракту, и машины для подъема воды, и географические карты, и рисунки по истории искусств, и многое другое. Собеседники поражались его знаниям и дарованиям. Делиль расспрашивал царя о Каспийском и Азовском морях. Впоследствии эти разговоры весьма пригодились Петру при организации картографических и прочих экспедиций. Монетный двор и гобеленовая мануфактура, королевские дворцы и парки, арсеналы и аптеки, пруды и фонтаны - все привлекало его внимание, все он запоминал, чтобы потом в России завести, сделать то, что необходимо. Его записные книжки заполнялись заметками. Он пригласил на работу в Россию специалистов, нанял не тысячу с лишним, как в конце предыдущего столетия, а 50, и не офицеров (своих уже много!), а ученых и архитекторов, художников и скульпторов, ювелиров и пр.

В Реймсе, который посетил царь, священники из собора показали ему старинный требник - молитвенник. Пояснили, что написан он старинными письменами, никому не ведомыми. Царь взял его в руки, и потрясенные служители услышали, как он свободно читает тексты. Рукопись оказалась древнерусским евангелием, которое привезла с собой в XI в. дочь Ярослава Мудрого Анна, ставшая женой короля Франции, человека неграмотного, как и большинство его соотечественников. Франция в те времена была отсталой и малокультурной страной в сравнении с Киевской Русью.

Из столицы Петр отправился на воды, в Сна. Между тем дипломаты продолжали переговоры. 4 августа 1717 г. в Амстердаме состоялось подписание договора: Франция взяла на себя посредничество в переговорах между Россией и Швецией, обещала не выплачивать последней субсидии и оказывать любую другую помощь, признать в будущем право России на земли, завоеванные ею в Восточной Прибалтике. В октябре царь возвратился после полуторагодового пребывания за границей в Россию.

Война продолжалась, а обстановку, сложившуюся на севере Европы, назвать легкой было невозможно. Англо-ганноверские дипломаты интриговали против Петра, натравливали на него Данию и Пруссию.

Петр, несмотря на паралич, охвативший Северный союз из-за происков Англии, стремившейся к гегемонии на Балтике, не опускал рук. Лояльно и осторожно он вел себя с союзниками. Во время встречи Петра с прусским королем в Гевельберге обе стороны подтвердили прежнее соглашение о союзе, договорились о взаимных гарантиях на территории, отвоеванные у шведов, а также о взаимной помощи.

В то же время, с 1716 г., начались контакты России со Швецией с целью заключения мира. С представителями Карла XII несколько раз встречался все тот же Куракин, которому Петр часто давал самые сложные и ответственные дипломатические поручения. Контакты продолжались и в следующем году.

Царь планировал оставить в вечном владении за Россией Ингрию, Лифляндию, Эстляндию с Ревелем, Карелию с Выборгом; Финляндию же вернуть Швеции; учесть интересы союзников - Польши, Пруссии, Дании и Ганновера.

В инструкции своим представителям Петр рекомендовал проявлять гибкость и терпимость по отношению к шведам, которые в обмен на территориальные потери в Восточной Прибалтике могут получить возмещение «на другой стороне».

12 мая 1718 г. открылся Аландский конгресс. На скалистом острове Сундшер, входящем в Аландский архипелаг, русские и шведские дипломаты обменялись первыми фразами:

- Его царское величество желает удержать все, им завоеванное.

- Король желает возвращения всего, у него взятого.

После деклараций перешли к конкретному рассмотрению условий. Каждый шаг дипломатов санкционировали оба монарха, внимательно следившие за ходом переговоров и руководившие ими. Переговоры шли долго и трудно. К тому же случилось непредвиденное - король погиб в Норвегии при осаде Фридрихсгаля, и сразу все изменилось: королева Ульрика-Элеонора, сестра покойного короля, отозвала шведских представителей. На переговорах только в мае 1719 г. появился новый уполномоченный - Лилиенштедт, по он тянул время. Королева отказалась от территориальных уступок России, требовала вернуть Финляндию, Эстляндию и Лифляндию. Она и ее советники надеялись с помощью Англии изолировать Россию, вернуть утерянное.

Петр, еще осенью и зимой предыдущего года давший Брюсу и Остерману строгий наказ отвергать домогательства шведов, стремился все же не прерывать переговоры с ними. Теперь снова приходилось продолжать крупные военные действия, которые несколько лет практически не велись. Остерман по приказу Петра поехал в Стокгольм и передал королеве предупреждение царя: Россия будет добиваться мира с помощью оружия, поскольку дипломаты не сумели достичь его на Аландах.

Шведы не уходили с Аландского конгресса, но и договариваться о мире не хотели. Проанглийски настроенный шведский двор продолжением борьбы с Россией хотел добиться своего. Петр, который три года назад говорил: «С помощью божиею такую ныне войну имеем, о которой едва слышим, где оная есть, и якобы во Индии делалась», теперь разработал смелый план, во главе флота пришел к берегам Швеции и высадил десант. Однако шведов даже не было видно - безусловное превосходство России на суше и на море давно определилось. Шведские военные отряды спешно отступили в глубь страны, а русские войска действовали в прибрежных районах, разоряя их, прежде всего заводы; в окрестностях шведской столицы появлялись казачьи разъезды. В августе Петр по просьбе противной стороны приказал прекратить военные действия, чтобы на Аландах дипломаты продолжили встречи, но они не дали результатов, и конгресс в сентябре прервал работу.

В том же месяце стало известно о заключении союзного договора между Англией и Швецией. В Балтийском море появилась английская эскадра адмирала Норриса. Однако давление, шантаж и угрозы не дали того, на что рассчитывали новые союзники. Петр, не желая открытого столкновения с Англией, укрыл свой флот в гавани под защиту орудий.

Враждебная позиция сильнейшей морской державы тогдашнего мира не смутила Россию - так выросла ее мощь, экономическая и военная. Эскадра Норриса, имевшая целью уничтожить русский флот, ни с чем вернулась осенью к родным берегам. Весной 1720 г. она снова появилась на Балтике, усиленная дополнительными кораблями. Но несмотря на это, русские десанты снова высаживались в Швеции и действовали по ее восточному побережью. А в конце июля того же года русская эскадpa наголову разгромила большие по численности морский силы Швеции при Гренгаме. Русские галеры во время сражения атаковали более мощно вооруженные фрегаты противника, четыре из них захватили, причем, по словам Петра, «два взяты абордажами на полном ходу». Норрис ничем не мог помешать русским и помочь союзнику. Правда, у Ревеля, где он стоял со своими и шведскими кораблями, Норрис сжег избу и баню для работных людей на острове Наргене. Петр по этому поводу с юмором писал Куракину, советуя ему поместить в газетах Западной Европы сообщение о сей великой победе. Сам царь получил о том же письмо от Меншикова с шутливым утешением: «В созжении избы и бани не извольте печалиться, но уступите добычу сию им на раздел, а именно: баню шведскому, а избу английскому флотам».

На Балтике происки английского кабинета успеха не имели. Не срабатывала «система Стэнгопа» - главы правительства, которое надеялось утвердить гегемонию Англии на Средиземноморье и Балтике. Правда, в союз с ней вступили Франция, Австрия, Голландия - Четверной союз. Направлен он был против Испании, а после заключения англо-шведского союза и против России. Особо активную антирусскую позицию в Четверном союзе заняла Австрия. Франция не очень-то была склонна во всем поддерживать Англию на Балтике. Голландия, в силу своих торговых интересов, придерживалась нейтралитета. Против России в сговор с Австрией и Ганновером вступил Август II как саксонский курфюрст - он не мог простить Петру удаление своих саксонских войск из Речи Посполитой в 1717 г.

5 января 1719 г. в Вене был заключен договор о взаимной помощи и союзе между Австрией, Ганновером и Саксонией (Венский союз). Они согласились в том, чтобы совместными усилиями препятствовать попыткам Петра занять Польшу (как будто он имел такие планы!), проводить через ее землю свои войска в Германию. Георг I, подписавший трактат как ганноверский курфюрст, обещал, уже в качестве короля английского, что его флот на Балтике окажет содействие союзникам против России. Наконец, они выработали… условия мира между Швецией и Россией: царю оставить Петербург, остров Котлин и Нарву; если же не захочет, то отобрать у него Эстляндию и Лифляндию, а Речи Посполитой отдать Киев и Смоленск.

Венский договор реального значения не получил, В Польше опасались Августа II и его саксонцев, раздела ими Польского государства. На всех участников трактата, несмотря на их домогательства, не могли не производить впечатления победы русского оружия, в том числе и на Балтийском море, и на севере Германии, и на шведской территории вплоть до окрестностей Стокгольма. Военные нее действия на русской территории со времен Лесной и Полтавы ушли в прошлое.

Могущество России не позволяло поколебать ее позиции даже такой сильной коалиции, как Четверной союз сильнейших европейских держав. 100-тысячная армия Петра стояла у границ Речи Посполитой. Его флот одерживал победы на Балтике.

Шведский двор питал призрачные надежды на успех английского плана «северного умиротворения», а его дипломаты в переговорах с русскими контрагентами тянули время. Четверной и Венской союзы рассчитывали, что Петр отступит перед таким мощным фронтом. Фридрих-Вильгельм, прусский король, советовал царю не рисковать, пойти на уступки на Аландах, но не таков был царь, чтобы отступать там, где чувствовал себя сильным и правым.

Вместо дипломатов должны были заговорить пушки, поскольку шведы, по словам царя, ничего не поймут, «ежели оружие при пере употреблено и присовокуплено не будет». Ссылка Фридриха-Вильгельма на печальный пример Испании, которая терпела поражение в борьбе со странами Четверного союза, его не убеждала - сила России была гораздо более внушительна в сравнении с испанской; выступление Франции и Австрии против России маловероятно; английского флота русский флот не боялся; у всех этих стран свои проблемы. Уверенность Петра в своем флоте нашла блестящее подтверждение в морском сражении при Гренгаме. Тогда же русские отряды высадились севернее и южнее Стокгольма, разорили восемь городов, в том числе Норчепинг - второй по величине после столицы, 21 завод, 1363 деревни и многое другое. Выполняя строгий приказ Петра, солдаты не трогали местных жителей, не разоряли церкви. Генерал-адмирал Апраксин, руководивший десантом, действия которого показали беззащитность Швеции, говорил, что не составит большого труда взять и Стокгольм. Шведы, по существу, расплачивались за те безобразия, которые солдаты Карла XII творили на русской территории; только русские солдаты не поступали так жестоко с населением, как шведы.

Английский флот Норриса, на который надеялись шведские власти, без всякого толка бороздил воды Балтийского моря, а к Стокгольму подошел тогда, когда русские корабли с десантом уже покинули прибрежные воды. Правда, дипломаты Георга I действовали но всей Европе против интересов России. Всех ее союзников англо-ганноверская дипломатия склонила на свою сторону: Швеция заключила договоры с Англией, Ганновером, Пруссией и Данией; Август II хотя и не заключил соглашения, но вел переговоры со Швецией о союзе против России (союз не получился, поскольку Речь Посполитая не хотела и не могла воевать с Россией).

Россия в 1719 - 1720 гг. оказалась в дипломатической изоляции. Более того, Петр получил из разных стран донесения своих представителей о подготовке вооруженного вторжения в Восточную Прибалтику, даже в Россию. В грандиозной операции предполагалось участие флотов Англии, Швеции и других стран, армии Швеции, Австрии, Пруссии и германских княжеств. Франция и Англия давали субсидии. Одновременно Турция открыла военные действия на юге России. Казалось, над Петром сгущались тучи.

Но при всем шуме, который подняли недоброжелатели России, единства между ними не было. На Петра и Россию впечатления все эти заявления не произвели. Царь, его министры и дипломаты продолжали проводить умную, осторожную, взвешенную политику.

План большого совместного похода против России лопнул, как только эмиссары шведской королевы появились при европейских дворах с целью выработки практических рекомендаций. План «северного умиротворения» оказался для Швеции не более чем ловушкой, фикцией. Земли в Северной Германии она потеряла окончательно, согласившись официально на их включение в состав владений своих новых союзников. А вот предотвратить нападение русских десантов на территорию самой Швеции союзники не могли, да, видимо, не очень-то и стремились, так как вступать в конфликт с Россией считали делом трудным и малоперспективным. Петр тоже не хотел рисковать: по его приказу русский флот уклонялся от стычек с эскадрой Норриса; крепости же и гавани на балтийском побережье, давно уже ставшем русским, эскадры у Ревеля и Кронштадта привели в полную боевую готовность. Адмирал Апраксин в письме к адмиралу Норрису советовал ему держать свои корабли от русских берегов «в пристойном отдалении», и англичанин счел такой совет уместным, во всяком случае никакой воинственности не проявлял.

В том же 1720 г. на глазах Европы развалился Четверной союз - война с Испанией подошла к концу.

Правда, в конце 1719 г. обострились отношения России с Турцией. Но при помощи французского посла де Бонака дипломатическую размолвку удалось уладить. Более того, 5 ноября 1720 г. Россия и Турция заключили договор о вечном мире. Расчеты Англии столкнуть Турцию с Россией не осуществились. То же и с Польшей: ее магнаты, получившие немало денег от англичан, шведов и саксонцев, отказались воевать с армиями Петра. Поддержка русского царя, и они прекрасно это понимали, обеспечивала целостность Речи Посполитой, о землях которой мечтали соседние германские государства.

План «северного умиротворения» потерпел крах. И автор «системы Стэнгопа», сооружавшейся в течение целых пяти лет, и его министры рекомендовали Швеции договориться с Петром о заключении мира. Страна, давно разоренная и истощенная, но целое десятилетие понапрасну продолжавшая, по советам английских и прочих политиков, безнадежную войну с Россией, оказалась у разбитого корыта. Ее руководители снова начали вести речь о мире со страной, которая давно уже это предлагала.

Шведский король Фредерик I направил Петру просьбу о мирных переговорах без посредников.

В финском городе Ништадте 28 апреля 1721 г. снова встретились Брюс и Остерман со шведскими дипломатами. Переговоры снова шли трудно; инерция упрямства и фанфаронства, унаследованная от Карла XII, еще давала себя знать.

Петр, предвидя это, держал наготове армию и флот. Новый десант (5 тыс. солдат и казаков) снова громил шведские заводы, склады, корабли. Шведские войска серьезного противодействия оказать не смогли, Норрис с эскадрой бездействовал. Крупные операции царь не организовывал, считая, что и сделанного достаточно.

Петр руководил переговорами в Ништадте, составлял и присылал своим уполномоченным «кондиции» и «промемории» - условия мира и объяснения к ним, рескрипты, письма. Он не без оснований заявлял:

- Я предлагал брату моему Карлу два раза мир со своей стороны: сперва по нужде, а потом из великодушия; но он в оба раза отказался. Теперь пусть же шведы заключают со мною мир по принуждению, для них постыдный.

Брюс сообщил ему о близости заключения договора, и Петр сказал:

- Из Ништадта благоприятны ветры нам дуют.

Брюса и Остермана Петр предупреждал:

- Сие известие мне первому привезть в Петербург, понеже не чаю, кто б более моего в сей войне трудился; и для того с сим никому являться не велите, кроме меня. Также чтоб и партикулярных писем с конгресса о том ни от кого не было от наших людей.

Царь - труженик и воитель с полным основанием мог позволить себе такую привилегию - первым сообщить столице и государству радостную весть об окончании многолетней и изнурительной войны, которая наконец закончилась блистательно, с большим успехом для России. Договор, подписанный 30 августа 1721 г. в Ништадте, оповещал об установлении вечного мира между Швецией и Россией, переходе к последней в полное и вечное владение Ингерманландии (Ингрии, по южному побережью Финского залива), части Карелии, всей Эст-ляндии и Лифляндии, в том числе городов Рига, Ревель, Дерпт, Нарва, Выборг, Корела (Кексгольм), островов Эзель и Даго. Это был выдающийся успех петровской внешней политики, дипломатии, долгожданный исход войны, которую царь назвал «троекратной школой».

- Все ученики, - обращался Петр к В. В. Долгорукому, послу во Франции, - науки в семь лет оканчивают обыкновенно; но наша школа троекратное время была (21 год); однако ж, слава богу, так хорошо окончилась, как лучше быть невозможно.

Петр был прав, говоря, что никогда «наша Россия такого полезного мира не получала». В самом деле, еще в пору Полтавской победы он вел речь об оставлении за Россией лишь Нарвы и Петербурга с клочком болотистой земли вокруг него. Теперь же Россия получила то, о чем в те годы и мечтать не смела. Сочетание храбрости и упорства с выдержкой и осторожностью позволило решить национальную проблему, поставленную историей перед Русским государством. Ништадтский мир означал победу не только над Швецией, но и над всеми дворами Европы с их происками, враждой и ухищрениями.

Петр по пути в Выборг получил 3 сентября весть о заключении мира; пакет с текстом трактата, привезенный курьером из Ништадта, был у него в руках. Не успели даже сделать перевод, так спешили Брюс и Ос-терман.

- Мы оной перевесть не успели, - сообщили они суверену, - понеже на то время потребно было, и мы опасались, дабы между тем ведомость о заключении мира не пронеслась.

Петр лег спать молча, не сказав приближенным ни слова, хотя искушение было велико. Но уснуть так и не смог - в голове, перед глазами проходили годы и годы Северной войны, такие тяжкие и героические, мучительные и счастливые.

На следующее утро царь отправился на бригантине к Петербургу и, когда она по Неве вошла в город, приказал палить из пушек, а между выстрелами радостно кричал толпам людей, которые собрались на обоих берегах, что мир заключен. Весь день по городу ездили всадники с белыми знаменами, трубачи и под звуки труб и литавр извещали о том же население. Снова столицу заполнили радостные толпы петербуржцев. Фейерверки и салюты, танцы и маскарады отмечали радость по случаю окончания войны. А их повелитель в голландском матросском костюме лихо выбивал барабанную дробь, танцевал па столах, пел со всеми песни, веселился откровенно, по-детски. Он и не скрывал, насколько он счастлив в этот день:

- Сия радость превышает всякую радость для меня на земле.

22 октября состоялась новая, радостная для царя церемония: канцлер Головкин на торжественном заседании в Сенате от имени его членов просил царя принять титул «Отца Отечества, Петра Великого, Императора Всероссийского». Под врученным ему обращением стояли подписи всех девяти сенаторов. Тем самым Россия становилась официально империей, а ее правитель - императором огромного и могучего государства, вступившего при Петре в сообщество великих мировых держав.

Северная, балтийская, проблема была решена. На юге, в Черномории, вышла неожиданная осечка. Черноморскую проблему удалось решить преемникам Петра, при Екатерине II и Потемкине. Но это не означало, что его не интересовало южное и восточное направления во внешней политике России. Ведь Россия - страна не только европейская, но и азиатская, ее земли простираются до Тихого и Ледовитого океанов, до Средней Азии и Китайской империи.

Россия не имела постоянных дипломатических отношений с юго-восточными соседями. Связи с Китаем, Хивой, Бухарой носили эпизодический характер. С Китайской империей еще в 1689 г. заключили договор в забайкальском Нерчинске; пришлось ей уступить некоторые территории из уже освоенных к тому времени русскими землепроходцами; поддерживались и торговые связи.

Снаряжались экспедиции в южном направлении. В 1714 г. подполковник Бухгольц отправился со спутниками к югу от Иртыша, основал Омск, Семипалатинск, Усть-Каменогорск и др. Два года спустя 3-тысячный отряд Бековича-Черкасского, кабардинского князя, тоже пошел по повелению Петра в Среднюю Азию, на этот раз со стороны Волги, от Астрахани. Он основал крепость у Красноводского залива, на восточном берегу Каспия. Его отряд, разделенный на пять частей, разместился по городам Хивы. Вскоре и сам князь, и его спутники погибли под хивинскими саблями.

Посольство во главе с Ф. Беневини, направленное Петром в Бухару, благополучно прожило там несколько лет, собрало важные сведения о стране. Но и это предприятие, и другие (например, поручение, данное императором незадолго до своей кончины В. Берингу, - узнать о землях и морях в тех местах, где близко подходят друг к другу Азиатский и Американский материки) определяли задачи русской внешней политики на будущее.

Более реальное значение имел Каспийский поход Петра. Речь шла о контроле над прибрежными землями в районе древнего Хвалынского моря, ослаблении в этом районе экспансии Турции и ее вассалов - крымцев, кубанских татар и других, установлении торговых отношений с окрестными странами. Действия Турции в Прикаспии, как и в районе Черноморья, в немалой степени объяснялись происками западноевропейских держав против России. Петр смело и дальновидно наметил программу решения южной проблемы и начал ее осуществление. Она ставилась на повестку дня самим географическим положением государства, потребностями его развития.

Петр давно уже знал, что армяне, грузины и кабардинцы ждут помощи от России - одни желали поддержки в борьбе против Турции и Персии, другие хотели войти в состав России.

Осложнилась ситуация в Персии. Шах Гуссейн потерпел поражение от афганцев, и пришедший ему на смену сын Тохмас-Мирза обратился к Петру за помощью. 18 июля 1722 г., почти год спустя после окончания Северной войны, император во главе 22-тысячного войска отплыл из Астрахани; по суше двигались 9 тыс. кавалерии и 50 тыс. казаков и татар. Вскоре, после взятия Дербента, Петр вернулся в Астрахань. Войско возглавил генерал М. А. Матюшкин. В декабре оно заняло Решт, в июле 1723 г. - Баку.

Известия о действиях Петра и его войска в Западном Прикаспии вызвали сильное недовольство в Стамбуле. Английский посол подогревал его изо всех сил. Турки угрожали войной России, заявляя, что мусульманские народы Кавказа приняли подданство Турции, а Персия просит ее о помощи. Угрозы не пугали Петра, но он хотел, чтобы конфликт был улажен дипломатическими средствами.

Император возлагал большие надежды на И. И. Неплюева, своего резидента в Турции. Тот должен был предотвратить нежелательное развитие событий в отношениях с Турцией, правители которой направили к Кавказу свои войска. Петр велел не свертывать действия своей армии на Каспийском море, а другой армии - готовиться на всякий случай к отражению турецкого вторжения.

Неплюев довел до сведения султана заявление своего императора: «Мы принимаем под свое покровительство народы, не имеющие никакого отношения к Порте и находящиеся в дальнем от нее расстоянии, на самом Каспийском море, до которого нам никакую другую державу допустить нельзя».

Предупреждение весьма серьезное, и Неплюев, опираясь на него, вел переговоры. Ему помогал посол Франции. В ответ на доводы турок, что мусульманские народы на Кавказе должны находиться под защитой Стамбула, посол резонно напоминал о христианских народах, живущих под их властью на Балканах.

Между тем 12 сентября 1723 г. посол Персии в Петербурге подписал договор, согласно которому в состав России включались западное и южное побережье Каспия с городами Дербент, Баку и др. Россия и Персия договорились об оборонительном союзе против Турции. Султан и его советники по свежим следам бряцали оружием, заявляли Неплюеву об объявлении войны его стране. Однако 12 июня 1724 г. в Стамбуле обе стороны заключили договор: Турция признала все присоединения прикаспийских земель к России, которая была вынуждена сделать то же самое относительно кавказских земель, отобранных Турцией у Персии и включенных в число ее владений. Султан отказывался от претензий на Персию.

Безопасность юго-восточных границ России тем самым получила более твердую гарантию; более того, их удалось отодвинуть к югу. Позиции России на Кавказе укрепились.

Международное положение России стало таково, что многие государства стали искать дружбы и союза с ней.

Последние заботы. Кончина

Кконцу жизни Петр достиг вершины величия. Прославленный и воспетый в своей стране и за рубежом государь и дипломат, полководец и флотоводец, реформатор и законодатель, человек, которого современники, и русские, и иностранцы, называли великим, он вполне заслужил титул императора, который Сенат преподнес ему после победоносного завершения Северной войны.

Тем не менее не всем он был доволен, многое из того, что случилось в прошлом (Прутский поход, трагический разлад с сыном, воспоминания о «бунтах» «подлой черни», заговорах и наветах ненавистной Софьи, Милославских и многих иных), не давало ему покоя. Да и в последние годы жизни, после Ништадтского мира и до смертного часа, не покидали его душу, и без того усталую, истерзанную, бесконечные заботы, волнения, мысли о дурных поступках, изменах сподвижников, даже самых близких людей.

В природе, среди людей, несмотря на хаос случайностей, все как будто целесообразно, закономерно. Как день сменяется ночью, так за жизнью следует смерть, за нею - снова жизнь; так же чередуются радость и горе, смех и слезы, успех и неудача, счастье и несчастье. Размышления о круговороте, в который попадает человек от первого крика до последнего вздоха, постоянно преследовали его, мучили, доводили порой до отчаяния. Петра подобный круговорот бросал от радости к горести всю жизнь, не такую уж и долгую по времени. Но по насыщенности делами и событиями, и хорошими, и неудачными, несчастными, ее хватило бы на несколько даже нерядовых человеческих жизней.

Можно только гадать о состоянии духа Петра в те годы, когда болезнь, очень тяжелая, изнурительная и мучительная (уремия), беспощадные удары судьбы быстро подтачивали его силы, которые он безоглядно расходовал в предыдущие годы борьбы, волнений, нечеловеческого напряжения. Конечно, активная деятельность по руководству огромной империей продолжалась. Это опять перо и шпага: составление указов, законодательное творчество и организация нового Каспийского похода, участие в нем. Это дипломатические переговоры и заключение трактатов.

Это руководство Сенатом и Синодом, коллегиями и губерниями, интерес, причем, как всегда, деятельный, практический, направляющий, к делам промышленности и торговли, академии и школам, к строительству дворцов и складов, ко многому другому. Это, наконец, общение с людьми из разных сословий, от фельдмаршалов до мастеров и солдат, которые под его началом, его твердой рукой направлялись на исполнение дел и замыслов, служащих к чести и славе российской.

Уже ближе к окончанию Северной войны и до конца жизни Петр все больше времени проводил в столице, своем «парадизе», любимом детище - Петербурге, который уже тогда в значительной степени благодаря его заботе, стараниям начал превращаться в город, впоследствии прозванный Северной Пальмирой.

Современников, в том числе иностранцев, изумляла огромная работоспособность Петра, обилие и разнообразие дел, которыми он занимался. Его спрашивали о том. Он отшучивался: так, мол, здоровее будешь и проживешь дольше.

Особенно занимала его застройка Петербурга. И сделано было немало. Все, что «зело старо и необыкновенно», он указами велел собирать и присылать в Петербург. Купил за границей, например, анатомическую коллекцию амстердамского ученого Рюйша, собранную за 50 лет, и др.; немало ему дарили иностранцы, знавшие его любознательность и уверенные в том, что редкости будут сохранены для науки, для потомков. Со всех сторон текли раритеты (редкости) и монстры (уроды), старинные предметы, орудия и пр. Царь, обычно скуповатый, на подобные вещи денег не жалел.

- Старайтесь их купить, - указывал он однажды Б. И. Куракину, - а наипаче такие, которые гораздо старые, чтоб их не упустить в другие руки, и для того не жалейте денег.

Указы подобного содержания призывали население приносить властям, присылать в Кунсткамеру предметы старины, древние грамоты и книги, кости вымерших животных, уродов.

В публичную библиотеку собрали книги из разных мест. Сюда вошли библиотеки Аптечной канцелярии, переведенной из Москвы, герцога курляндского, выморочные, конфискованные - царевича Алексея, барона Шафирова и др. К 1725 г. она насчитывала 11 тыс. томов. Цели подобного собирания царь определил ясно и недвусмысленно:

- Я хочу, чтобы люди смотрели и учились.

С 1719 г. и Кунсткамеру, и библиотеку открыли для всех. Более того, плату за посещение не брали, и предложение на сей счет генерал-прокурора П. И. Ягужинского царь отверг самым решительным образом:

- Я еще приказываю не только всякого пускать сюда даром, по если кто приедет с компанией) смотреть редкости, то и угощать их на мой счет чашкою кофе, рюмкою водки либо чем-нибудь иным в самых этих комнатах.

Действительно, на угощения (весьма любопытный способ поощрения любознательности!) он отпустил 400 руб. в год.

На правом берегу Невы размещался порт, здесь теснились бесчисленные корабли, большие и малые, под флагами разных стран. В праздничные дни сюда, в черту города, приплывали корабли Балтийского флота - гордость Петра. К 1724 г. в нем числилось 32 больших линейных корабля и более 100 других, меньших по размеру. В этом, как и во многом другом, железная воля Петра сыграла огромную роль - русский флот стал самым сильным на Балтике.

К Петербургу перешла от Архангельска роль главного порта страны. За год до кончины в первый пришли 180 иностранных кораблей, во второй - 50. Он стал могучим перевалочным пунктом для товаров из Европы в Россию и наоборот. Россия, опять же во многом стараниями Петра, имела активный торговый баланс - больше вывозила, чем ввозила; ее мануфактуры, ремесленники к концу первой четверти столетия изготовляли многое из того, что раньше приходилось ввозить из других стран (например, металлы и изделия из них, бумагу и многое другое).

Всем этим можно было гордиться, и, несомненно, Петр гордился. То же и с людьми. Сотни, тысячи способных, талантливых и нужных стране людей оставил Петр после себя - специалистов во всех областях, начиная с управления государством, командования армией и флотом и кончая мастерами на верфях и уральских заводах. Около него самого сложилась когорта славных мужей, «птенцов гнезда Петрова». Они помогали ему много, но нередко доставляли огорчения казнокрадством, использованием служебного положения в личных целях и т. д. Петру приходилось расставаться со способными, даже талантливыми людьми (Шафиров, Скорняков-Писарев и др.). Причины для этого разные: превышение власти, казнокрадство, взяточничество, пренебрежение службой и т. д. Другие переставали быть близкими людьми, как тот же Меншиков. Третьи уходили из жизни - умирали сами (Головин, Ромодановский, Шереметев и пр.) или на эшафоте (князь Гагарин, проворовавшийся в Сибири, обер-фискал Нестеров).

Семья, заботливая жена и дети, домашний уют, покой и внимание, забота и ласка - все это у Петра было. Но и здесь он испытал удар, последний и очень тяжелый. Его жена, «друг сердешненький» Катеринушка, ставшая Екатериной Алексеевной, была его последней надеждой - и по душе, и по мыслям на будущее. Как и Меншиков, вытащенная им из низов, «портомоя» (прачка) стала ему очень необходима в жизни. Люди, наблюдавшие их обоих из года в год, отмечают, что Марта Скавронская, потом Катерина Василевская, наконец Екатерина Алексеевна, легко и естественно стала подругой, спутницей, женой незаурядного, великого человека - русского царя. Умела держать себя, как императрица, и это тоже было натурально, без аффектации, скованности. Не забывала она о своем прошлом, не раз говорила, что была прачкой, и не стыдилась этого, как иные выскочки: только что из грязи в князи, и нос задирают! Она не такова, и вела себя жена государя непринужденно и просто. Ей не чужды были доброта и отзывчивость, не раз спасала она того или иного человека от царского гнева, опалы. Петра, нередко впадающего в гнев, ярость, только она могла успокоить - доброе слово скажет, погладит по голове, прижмет ее молча к груди, и, глядишь, остыл государь, у всех от сердца отлегло.

После смерти сыновей Петр издал в 1722 г. указ о наследии престола. Вместо «недоброго обычая» автоматического перехода трона от отца к старшему сыну вводился новый порядок: «правительствующий государь» своей волей назначал наследником того, кого хотел; он мог изменять свое решение и назначать другого наследника. Высшие сановники Российской империи, выслушав указ, по приказу государя дали клятвенное обещание выполнять его державную волю.

Кого же назначить наследником? Детей? Это две дочери: старшая, Анна, просватанная за герцога голштин-ского, и младшая, Елизавета, незамужняя, неполных 15 лет. Вручать им руль государственного корабля он не решился. Внук, сын Алексея, царевича-изменника и врага его дел и замыслов, вызывал у него опасения - не пошел бы в отца! Оставалась жена - близкий и любимый человек, помощница, всюду его сопровождавшая. Правда, способностей к делам управления она, прожив с Петром два десятка лет, не обнаружила. Но все-таки Екатерина всегда рядом с ним и его соратниками, и после него, с их помощью (какими бы они ни были, по дела-то вести умели) может возглавить государство, продолжить его курс. Так, вероятно, думал, и не раз, и не два, император в предвидении своей кончины. Отсюда его манифест 1723 г., в котором он, обосновывая ее титул императрицы, в похвальных тонах говорит о ней как о помощнице, не раз испытавшей, как и он, невзгоды переездов и походов. Ранней весной следующего года в Москве состоялась ее коронация, торжественная и великолепная.

В тот год его болезнь быстро прогрессировала. Но он крепился, не сдавался, по-прежнему работал, вершил множество дел. Иногда дичился. В феврале ездил на мар-циальные воды в Карелию. Вернулся в столицу. Болезнь не отставала. Император меньше занимался делами. Но натура брала свое: то он участвовал в спуске фрегата на воду в конце августа, затем, не слушая врачей, отправился в Шлиссельбург на торжества по случаю его взятия (они происходили ежегодно); на Олонецкие заводы, где взял в руки молот и ковал железо; в Старую Руссу, где варили соль местные умельцы; на Ладожский канал, который строили до 20 тыс. крестьян и горожан.

Возвратился в Петербург Петр больным в конце октября. Тогда же случился пожар на Васильевском острове, и он понесся туда - тушить пожары любил с детства. 5 ноября был на свадьбе одного булочника-немца. Вскоре его постиг удар, неожиданный и для него страшный, ускоривший, без сомнения, его кончину. Дело связано было с его «сердешненькой» Катеринушкой. Толком о том, что произошло, неизвестно, и внешне, что касается супруги, все выглядело благопристойно. Явившись домой, он ее не застал - она была в отъезде. Император пишет ей: «Только в палаты войдешь, так бежать хочетца - все пусто без тебя». Но довольно быстро все изменилось. 9 ноября последовал неожиданный арест 30-летнего Виллима Монса, брата бывшей фаворитки царя Анны Монс. Молодой и щеголеватый камергер Екатерины, он управлял ее вотчинной канцелярией.

Однако все тайное становится явным. Поползли слухи, разговоры о предосудительном поведении императрицы, ее интимной связи с арестованным молодцом. Следствие над ним не продолжалось и недели, и палач по приговору суда отрубил несчастному Монсу голову за взятки от просителей, приходивших к императрице, злоупотребление ее доверием, за казнокрадство. Так выглядела официальная версия, многих не убедившая. Имя Екатерины в связи с арестом, следствием и казнью, естественно, не упоминалось - жена Цезаря вне подозрений!

Инцидент был исчерпан, но добрые и сердечные отношения, царившие в доме царя, ушли в прошлое, и это не могло не угнетать его. Император большею частью лежал в постели, болезнь мучила его. Когда боли проходили или становились не такими сильными, он вставал, ехал куда-нибудь, занимался делами. Составлял и редактировал указы и инструкции, в том числе Витусу Берингу, руководителю Камчатской экспедиции, состоявшейся уже после смерти императора. Он очень спешил закончить работу над инструкцией, вынашивая смелые планы, о чем говорил Апраксину:

- Худое здоровье заставило меня сидеть дома. Я вспомнил на сих днях, о чем мыслил давно и что другие дела предпринять мешали, то есть - о дороге через Ледовитое море в Китай и Индию.

В последние годы много внимания Петр уделял работе, вместе с кабинет-секретарем Макаровым, над «Историей Северной войны»: читал, переправлял, переделывал без конца ее текст. Так продолжалось до его смерти.

Скончался он в страшных мучениях 28 января 1725 г. Перед тем от болей несколько дней сильно кричал, потом, ослабев, только стонал. 40 дней его тело оставалось непогребенным, и безутешная Екатерина, провозглашенная императрицей, оплакивала его. Сам император не успел (да и хотел ли?) назначить ее своей преемницей, наследницей. Перед кончиной он слабеющей рукой успел написать на бумаге: «Отдайте все…» Кому? Кто знает… Скорбь россиян, их гордость тем, что сделали император и его подданные, звучали в словах Феофана Прокоповича 8 марта, в день похорон Петра Великого, которые происходили в Петропавловском соборе. Его приняла та прибалтийская земля, о которой он мечтал с юношеских лет, борьбе за которую посвятил свою жизнь.

Послесловие

Когда уходит из жизни незаурядный, великий человек, в его бывшем окружении многого недостает, исчезает тот центр, вокруг которого все собиралось, все двигалось. Оценка его потомками зависит от масштабов его личности и деяний, с нею связанных. Личность Петра такова, что его отсутствие сказалось не только на тех, кто с ним так или иначе был связан. Конечно, жизнь продолжалась, сразу после кончины Петра Екатерину провозгласили императрицей - вакуум власти должен быть заполнен, и желательно как можно быстрей. Продолжались старые и начались новые политические, придворные комбинации, расчеты и просчеты, как исстари повелось. Не за горами эпоха дворцовых переворотов, смена временщиков, засилье немцев, которые, по едкому замечанию Ключевского, посыпались на Россию (при Анне Ивановне и Биро-не), как сор из дырявого мешка. Вслед за Петром на престол всходили правители, которых Пушкин метко назвал ничтожными наследниками северного исполина.

И осиротевшие сподвижники-сторонники, и ближайшие потомки - те, кто так или иначе продолжил его дело, и более отдаленные по времени от эпохи Петра политические деятели, историки, философы, публицисты, поэты и писатели постоянно возвращались к личности и деятельности первого русского императора. «Часто, - как пишет Ключевский, - даже вся философия нашей истории сводилась к оценке пеэровской реформы».

Время Петра, его преобразования, личный вклад в строительство государства, укрепление его позиций, увеличение славы российской не могут не вызывать пристального внимания. При всех недостатках, ошибках и деформациях эпохи реформ Петра, нередко очень серьезных, Россия при нем заметно продвинулась вперед по пути развития, сократив свою отсталость от передовых стран Западной Европы.

Петр, немало способствовавший экономическому росту страны, хорошо сознавал, что отставание грозит неприятными последствиями - зависимостью от развитых стран, в конечном счете потерей национальной независимости. Государство, которое он пестовал и укреплял, - это абсолютистское бюрократическое государство господствующего класса дворян и нарождавшейся буржуазии.

Помимо решения классовых задач (защита интересов, укрепление позиций дворян и купцов, расправа с народными восстаниями), Петр и его аппарат ставили и выполняли общенациональные задачи, и в этом смысле его личное служение «государственному интересу», «общей пользе» не может не вызывать уважения. Проведенные им преобразования, в ряде случаев продолжившие или завершившие начатое до него, сделали Россию неизмеримо более сильной, развитой, цивилизованной страной, ввели ее в сообщество великих мировых держав, хотя до конца ликвидировать ее отсталость не смогли. Да это и нельзя было сделать при феодально-крепостническом режиме, убежденным сторонником и идеологом которого был Петр. Сын своего времени, воспитанник феодальной верхушки, он не мог совершить более того, что совершил. Но и то, что он сделал за свою не очень-то долгую жизнь (хотя правил долго) - для развития экономики и государственных установлений, армии и флота, внешней политики и военного искусства, культуры и быта, благодарная Россия, принявшая петровское наследие, осваивала и продолжала в течение почти двух столетий. Весьма немало вошло в наш национальный фонд навечно. Это возвращенные земли и выходы к морям и океанам, города и каналы, достижения промышленной и духовной культуры, героические деяния в труде и на полях сражений; наконец, развитие национального самосознания народов России.

Петр Великий - фигура противоречивая, сложная. Таким породила его эпоха. От своих отца и деда унаследовал он черты характера и образ действий, мировоззрение и замыслы на будущее. В то же время он был яркой индивидуальностью во всем, и именно это позволило ему ломать устоявшиеся традиции, обычаи, привычки, обогащать старый опыт новыми идеями и деяниями, заимствовать нужное и полезное у других народов.

Очевидцы поведали потомкам, что русский царь отличался простотой в обращении, невзыскательностью, непритязательностью в быту. Дома или дворцы, для него сооруженные, не отличались большими размерами и пышностью. В соответствии со старорусскими вкусами он не терпел высоких потолков и там, где они имелись, приказывал сделать второй, пониже, из дерева или, на худой конец, из парусины. По натуре человек добрый, он мог обласкать не только дельного вельможу, но и плотника, кузнеца или матроса, делил с ними кров и пищу, крестил их детей. Не любил всякие официальные церемонии и тем приводил в изумление иностранных наблюдателей, особенно королев, принцесс и аристократов. Однако привычка к власти, раболепие окружающих объясняют, но не оправдывают, такие качества в Петре, как грубость и жестокость, вседозволенность и пренебрежение к человеческому достоинству, произвол в политике и быту. Он сознавал и не раз подчеркивал, что он - абсолютный монарх, и все, что он делает и говорит, неподвластно людскому суду; лишь бог спросит с него за все, и хорошее, и плохое. Петр был искренне убежден, что все, от него исходящее, - для блага государственного, народного. И поэтому законы, им созданные, учреждения, появившиеся по его воле, - это «фортеция (крепость. - В. Б.) правды». То, что все это шло на благо государства, что он сам не покладая рук трудился, возводя, по своим замыслам и планам, эту фортецию государства Российского, нельзя не видеть. Но видел ли он, что его усилия приносят благо не всем («общее благо») или, по крайней мере, не всем поровну? Во всяком случае, наряду с теми, кто выиграл много за стенами фортеции, возведенной прежде всего трудом и подвигами народа, большинство этого народа получило мало или ничего не получило, а часть его многое потеряла: сотни тысяч людей попали в крепостную неволю, еще большее число людей было обложено увеличенными налогами, поборами, принудительными мобилизациями, работами и т. д.

Примечательная черта Петра Великого как правителя, абсолютного монарха - огромный личный вклад в управление государством, его внешнеполитические, военные акции; привлечение к делам одаренных, талантливых, способных людей - администраторов, полководцев, дипломатов, организаторов различных производств, мастеров своего дела. Он без устали выявлял их, воспитывал, направлял. Конечно, крутой нрав Петра не мог не наложить отпечаток на его отношения со сподвижниками, помощниками. При всем его демократизме и шутливом уничижении, царь проявлял свою волю, железную и несокрушимую, во всем. Не терпел возражений там, где он уже принял решение, взрывался гневом по малейшему пустяку. Его боялись, как огня, даже самые ближайшие к нему люди, единомышленники и друзья. Хотя в более спокойной обстановке возражали ему, обсуждая важный вопрос, спорили с ним.

«Все дрожало, все безмолвно повиновалось» - так обобщил А. С. Пушкин сущность натуры Петра как государя и человека. Петр был уверен, что поступает правильно, для пользы людей и государства. Столь же искренне верил в то, что от монарха, в данном случае от него самого, исходит «вся благая», и поэтому его глаз должен дойти до всего, проникнуть во все концы государства, в души и помыслы подданных.

Регламентация всех сторон жизни, бюрократизация управления страной оказали со времен Петра, во многом благодаря его авторитету, немалое влияние на последующую российскую действительность.

Жизнь и деяния Петра Великого, конечно, не революция, а он сам - не революционер на троне, как полагал в свое время историк С. М. Соловьев. Не прав и его ученик В. 0. Ключевский, писавший, что реформа Петра - это борьба деспотизма с народом, его косностью. В этих крайних точках зрения, в каждой по-своему, отразились противоречивые итоги деятельности Петра, черты его эпохи: при всей их сложности и противоречивости налицо рост, усиление России; ее правитель снискал благодарность потомков, в том числе и тех, кто во многом не соглашался с ним, своим постоянным и тяжким трудом во славу России. Старый, мудрый и остроумный В. О. Ключевский, нередко хулитель (иногда правый, иногда неправый) Петра, сплетает ему венок славы: «Самовластие само по себе противно как политический принцип. Его никогда не признает гражданская совесть. Но можно мириться с лицом, в котором эта противоестественная сила соединяется с самопожертвованием, когда самовластец, не жалея себя, идет напролом во имя общего блага, рискуя разбиться о неодолимые препятствия и даже о собственное дело. Так мирятся с бурной весенней грозой, которая, ломая вековые деревья, освежает воздух и своим ливнем помогает всходам нового посева».

Конечно, и после ухода Петра из жизни движение России вперед при всех зигзагах и временных отступлениях продолжалось. И в этом важную роль, роль ускорителя, сыграли мощные импульсы, приданные этому движению в эпоху первого русского императора деяниями его самого, сподвижников царя-плотпика и, конечно, миллионов простых тружеников России.

Библиография

Источники

Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 1 - 12. СПб., 1887-1912; М.; Л., 1946-1977.

Воскресенский Н. А. Законодательные акты Петра I. M.; Л., 1945.

Литература

Бескровный Л. Г. Русская армия и флот в XVIII в.: Очерки. М., 1958.

Богословский М. М. Областная реформа Петра Великого. М., 1902.

Богословский М. М, Петр I: Материалы для биографии. Т. 1-5. М., 1940-1948.

Буганов В. И. Московские восстания конца XVII в. М., 1969.

Буганов В. И. Крестьянские войны в России XVII - XVIII вв. М., 1976.

Голиков И. И. Деяния Петра Великого. 2-е изд. Т. 1-14. М., 1837-1841.

Голикова П. Б. Политические процессы при Петре I. M., 1957.

Заозерская Е. И. Мануфактура при Петре I. M.; Л., 1947.

История СССР с древнейших времен до наших дней. Т. 3. Превращение России в великую державу: Народные двия;ения XVII-XVIII вв. М., 1967.

Ключевский В. О. Петр Великий среди своих сотрудников: Сб. статей. М., 1913.

Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. 4//Соч. М., 1958. Т. 4.

Милюков П. П. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого. М., 1892.

Молчанов Н. Н. Дипломатия Петра Первого. М., 1984.

Никифоров Л. А. Внешняя политика России в последпие годы Северной войны. Ништадтский мир. М., 1959.

Никифоров Л. А. Русско-английские отношения при Петре I. M., 1950.

Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия в первой четверти XVIII в. Преобразования Петра I. M., 1954.

Павленко Н. И. Петр Первый. 2-е изд. М., 1976.

Россия в период реформ Петра I: Сб. статей. М., 1973.

Пекарский П. П. Наука и литература в России при Петре Великом. Т. 1, 2. СПб., 1862.

Подъяпольская Е. П. Восстание Булавина, 1707-1709. М., 1962.

Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. 7, 8. Т. 14-18. М., 1962-1963.

Соловьев С. М. Публичные чтения о Петре Великом. М., 1984.

Тарле Е. В. Северная война. М., 1953.

Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. Т. 1-4, 6. СПб., 1859-1863.

Содержание

Предисловие

Детские и юношеские годы

«Марсовы игры» и Азовские походы

Великое посольство

Стрелецкое восстание. Первые реформы

Подготовка к Северной войне

Нарва - от поражения к победе

От Нарвской виктории к Полтавской

Народные восстания

От Полтавы к Гангуту

Новые законы и учреждения

Трагедия отца и сына

Конец Северной войны

Последние заботы. Кончина

Послесловие

Библиография

Научно-популярное издание

Буганов Виктор Иванович

ПЕТР ВЕЛИКИЙ

И ЕГО ВРЕМЯ

Утверждено к печати редколлегией серии научно-популярных изданий Академии наук СССР

Редактор издательства Е. Д. Евдокимова

Художник Т. Б. Лосина

Художественный редактор И. Д. Богачев

Технический редактор М. И. Джиоева

ИБ № 38236

Сдано в набор 00.12.88

Подписано к печати 24.03.89

А-09853. Формат 84Х108 1/32

Бумага типографская № 1

Гарнитура обыкновенная новая

Печать высокая

Усл. печ. л. 10,08. Усл. кр. отт. 10,5.

Уч.-изд. л. 10,9

Доп. тираж 300 000 экз.

(1-й завод 1 - 150 000 экз.). Зак. 9 - 505.

Цепа 1 р. 50 к.

Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Наука»

117864 ГСП-7, Москва В-485 Профсоюзная ул., 90

Полиграфкомбинат ЦК ЛКСМ Украины «Молодь» ордена Трудового Красного Знамени издательско-полиграфического объединения ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». 252119, Киев, ул. Пархоменко 38 - 44.

В ИЗДАТЕЛЬСТВЕ «НАУКА»

ГОТОВЯТСЯ К ПЕЧАТИ:

Козлов В. П.

«ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО»

И. М. КАРАМЗИНА

В ОЦЕНКАХ СОВРЕМЕННИКОВ.

10 л.

В книге впервые рассказывается о том, как был воспринят в русском обществе выход- в свет труда крупнейшего представителя русской дворянской историографии Н. М. Карамзина - «История государства Российского». Обсуждение этого труда, в котором приняли участие сотни его первых читателей, рассматривается как многолетняя полемика между представителями различных политических, историографических и литературных течений Споры о труде Карамзина показали, что «История» сыграла определенную роль в активизации общественной мысли России. В работе анализируется более 300 журнальных публикаций об «Истории», в вей использованы мемуары, дневники, письма, а также и другие источники, в том числе неопубликованные.

В книге дается характеристика яркой личности Петра Великого, поражавшей воображение современников потомков. Продолжая первые попытки и опыты реформ, предпринимавшиеся его предшественниками в XVII в,.

Петр и его правительство провели серию реформ, сыгравших большую роль в переустройстве всех сторон жизни государства. Блестящие успехи стяжали русская армия и флот - Россия вышла к берегам Балтики, вернула ряд исконных древнерусских земель. Наследие, которое оставили Петр, его сподвижники и, главное, просты труженики, заложили основы успехов России s ее последующем развитии во всех областях.

Для широкого круга читателей.

Заозерский А. И. ФЕЛЬДМАРШАЛ Б. П. ШЕРЕМЕТЕВ

20 л.

Монография написана на основе большого количества архивных и печатных источников актового и эпистолярного характера. В ней раскрыты роль и значение Б. П. Шереметева, одного из сподвижников Петра I, в общественно-политической, военной и культурной жизни России в конце XVII -первой четверти XVIII в.

Для историков и широкого круга читателей.

Серия «Страницы истории нашей Родины»

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

10.01.2023

Оглавление

Предисловие

Детские и юношеские годы

«Марсовы игры» и Азовские походы

Великое посольство

Стрелецкое восстание. Первые реформы

Подготовка к Северной войне

Нарва - от поражения к победе

От Нарвской виктории к Полтавской

Народные восстания

От Полтавы к Гангуту

Новые законы и учреждения

Трагедия отца и сына

Конец Северной войны

Последние заботы. Кончина

Послесловие

Библиография