Цари мира [Николай Алексеевич Толстой] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (46) »
Николай Алексеевич Толстой Цари мира
Цари мира
I
В одно холодное августовское утро 1900 года на улице Анонсиасьон в предместье Парижа царило необычайное оживление. Из монастыря сестер-кармелиток выселяли его обитательниц, заслуживших давнишнюю симпатию всего бедного населения околотка. Но закон, только что проведенный Вальдеком1, был неумолим, и полиция должна была его исполнить. Монахини сопротивления не оказывали. Они послушно выходили попарно из раскрытых настежь, никогда прежде не открывавшихся железных – с прочной решеткой – ворот, садились на приготовленные фиакры и, не обращая внимания на толпу и на полицейских, осеняли себя крестным знаменем и поочередно отъезжали по направлению к центральной части города, откуда, с вокзала Сен-Лазар, должны были направиться в Англию, навсегда покинуть дорогое отечество. Уже целая вереница черных плащей и белых кремовых сутан прошла перед зрителями, громко выражавшими свое негодование на жестокость правительства. Остались только две пары монахинь, и в числе их мать Мария де ла Круа, сама игуменья, которая, как капитан корабля, хотела последней покинуть оставленные владения. Но при виде ее полицейские величаво остановили подвигавшуюся группу, и комиссар, приподняв шляпу, спросил: – Вы госпожа Дюпон? – Я сестра Мария, – тихо, но твердо ответствовала монахиня. – В миру была Анна Дюпон, и не понимаю, чего вам еще от меня нужно… Вы разорили монастырь, закрыли и запечатали нашу домовую церковь, забрали наше небольшое имущество и, наконец, выгнали нас из собственного нашего дома без всякого с нашей стороны сопротивления. Чего вам теперь от нас нужно? – Сударыня, я очень извиняюсь за причиненное вам и вашим сестрам беспокойство, но я человек подвластный и должен исполнить свой тяжелый долг до конца. Вы должны понять… – Пожалуйста, короче, господин комиссар. Меня ждут сестры, которые торопятся на поезд. – Извините меня, сударыня. Эти дамы поедут без вас… – Почему это? – спросила игуменья дрогнувшим голосом, предчувствуя недоброе. – Я имею приказ вас арестовать.Толпа заволновалась. Неодобрительный гул негодующих голосов волной пронесся по улице. В это время какая-то бедно одетая женщина, с шестилетним ребенком на руках, протискалась до самой кареты, в которую комиссар намеревался посадить игуменью. Одной рукой придерживая ребенка, она другой дотронулась до рукава монахини, чтобы обратить на себя внимание. – А, это ты, Габриэль! Пришла проститься со мной? – сказала она, наконец, заметив ее. – Видишь, меня увозят! Терпенье! – Матушка! Добрая матушка! Я вас более не увижу! Благословите на прощанье меня и маленького Тото! – Бог тебя благословит, моя дорогая Габриэль, ты будешь счастлива, ты увидишь лучшие дни… Твой сын вырастет, будет добрым, умным и бравым тружеником, как его отец. Я буду молиться о вас обоих. – Ваше благословение, мадам Дюпон, им, несомненно, принесет счастье, – сказал, улыбаясь, комиссар. – А теперь потрудитесь занять место в карете вместе с тремя вашими приближенными, и нам пора отправляться. Четыре кармелитки, одна за другой, вошли в карету, которая поплелась по направлению, противоположному предыдущим, сопровождаемая полицейскими чиновниками. – За что арестовали мать-игуменью? – говорили в толпе, и тотчас же стали появляться самые нелепые предположения. – У нее оказался миллион, который она хотела спрятать от правительства, – говорил один. – Нет, она, должно быть, неверно показала число сестер, – предполагал другой. – Вовсе нет. В монастыре нашли огромное количество детских трупов, – выдумывал третий. – Она была немецкой шпионкой, и правительство нашло у нее компрометирующую переписку, – с апломбом утверждал четвертый. – Может быть, узнали, что она переодетый Дрейфус? – шутил пятый. – Я вам скажу, в чем дело, – отрицал следующий, – но это секрет: за беспатентную торговлю табаком… – Мы сейчас узнаем. Вот идет господин помощник комиссара, он должен знать, он нам скажет, – закричали в толпе. – Господа, расходитесь. Мадам Дюпон арестована по приказанию господина префекта полиции за принадлежность к военной иезуитской организации для ниспровержения республиканского строя. Не беспокойтесь. После допроса ее выпустят на свободу, и она благополучно присоединится к своим товаркам заграницей. Ей дурного не сделают. Толпа стала расходиться. Не все верили, чтобы заключенная монахиня могла участвовать в антиправительственной организации. Но все удовлетворялись словами господина помощника комиссара, что «ей дурного не сделают», и только некоторые иронически замечали, что дурного ей сделали уж порядочно, и хуже того зла, которое уж причинили ей с сестрами, никто в свете сделать не может. Парижская толпа расходится не скоро: ей нужно потолковать, обсудить происшествие, посмотреть, если
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (46) »
Последние комментарии
12 часов 32 минут назад
12 часов 33 минут назад
17 часов 52 минут назад
21 часов 33 минут назад
21 часов 54 минут назад
22 часов 48 минут назад