Я буду твоими глазами (СИ) [Наталья Гринина NataBusinka] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (9) »
========== Часть 1. Погружение в туман ==========
Каждую ночь я горы вижу,
Каждое утро теряю зрение…
Фолк-рок группа «Мельница», «Королевна»
Он начал терять зрение с переходом в ЦСКА.
После прохождения медкомиссии, неизбежной бумажной волокиты и зачисления в клуб Алжан буквально на второй тренировке в несыгранной ещё команде с щедро разбавленным обновлённым составом получил страшный удар в затылок.
Разыгрывали спорный мяч. Алжан, стоя на центральной линии, на долю секунды отвернулся на окрик форварда и практически в этот же момент увидел не зал с пустыми трибунами и высоким, расчерченным бетонными балками потолком, а ночное августовское небо над Ташкентом – иссиня-чёрное, бездонное, усыпанное золотыми зёрнами звёзд, которые вспыхивали одна за другой и слепили его, слепили, как фейерверк, и сыпались с неба прямо в глаза, бесконечно, горстями, жгуче…
Очнулся он на скамье, силясь сообразить, что случилось и почему вокруг него столпились товарищи по команде, энергично жестикулирует тренер и ощупывает его голову Сева. Звуки слились в нескончаемый гул, а все предметы поочерёдно то пропадали в тумане, то возникали вновь, пульсируя вместе с болью в горящем затылке. Было… странно как-то.
В итоге всё обошлось: ни сотрясения, ни другой серьёзной проблемы не выявили. Алжан прошёл обследование, довольно быстро восстановился и вернулся к тренировкам, но с того дня что-то пошло не так…
Вроде бы всё было нормально: он по-прежнему играл в баскетбол, выматывался на тренировках Гомельского, время от времени выбирался с парнями на отдых куда-нибудь в кино, подолгу гулял по незнакомой ещё Москве, но мир вокруг него необратимо менялся.
Впервые Алжан почувствовал это на товарищеском матче со «Спартаком», в самом его разгаре, когда, находясь под кольцом, вдруг увидел, как прямо перед ним материализовался мяч. Не прилетел по дуге, расчерчивая воздух знакомым сухим свистом, а возник у его лица в одну секунду из туманного пятна, которое Алжан списывал на застилающий глаза пот и усталость. В тот раз он успел принять пас и забросил мяч в корзину, но в груди его поселилась неясная тревога.
Эта тревога росла и темнела по мере того, как он осознавал, что всё чаще мяч вспыхивает перед ним, вываливается из ниоткуда, бьёт в лицо вероломно, неожиданно и так необъяснимо. Потом он стал замечать, что не видит через поле очертания щита, не то что корзины, а вскоре и фигуры игроков на площадке превратились для него в мечущиеся тени, наваливающиеся, размытые, не дающие времени среагировать, избежать столкновения или передать пас.
И тогда его накрыла липкая ледяная паника, накрыла вместе с отчаянием и невозможностью понять, что случилось и как ему жить и играть дальше. Вернее, играть и жить, потому что баскетбол всегда был его жизнью, его пространством, его свободой. И если за стенами Дворца спорта он мог дышать и существовать, почти не обращая внимания на окружающий его молочный кокон, льнущий к нему всё ближе день ото дня, то на площадке это было невозможно.
По натуре Алжан был замкнутым, меланхоличным и миролюбивым. Он практически никогда не шёл на контакт первым, но тепло отзывался на предложение общения. Не любил, когда его касаются посторонние, но всегда пожимал протянутую руку дружбы и встречал радушные объятия. На тренировках и в товарищеских вылазках по большей части отмалчивался, тихо улыбаясь и думая о своём. Парни ценили его сдержанность, уважали немногословность, и в целом в команде ему было спокойно и хорошо. До недавнего времени. Потому что, несмотря на всё это, Алжан так ни с кем и не сблизился, не подпустил к себе настолько, чтобы довериться, поделиться тем, что его мучает.
Он душил в себе страх и продолжал, как и прежде, исправно посещать тренировки, всё чаще уходя в глухое одиночество на площадке, не играя в пас и выпадая из привычных отработанных командой комбинаций. Все больше старался ориентироваться на слух, на своё чутьё, на свою память о том, где находится кольцо и как нащупать его мячом, не целясь.
Парни замечали – не могли не заметить – что с Алжаном что-то творится, но в душу к нему не лезли, зная, что тот, как всегда, отмолчится, ответит грустной улыбкой и предпочтёт слушать, а не говорить. Почему его изменившуюся манеру игры игнорировал Гомельский, для Алжана оставалось загадкой. Но выяснять мотивы тренера, нарываться на откровенность и тем самым приближать неизбежное он не хотел. Не был готов.
А мир его тем временем всё плотнее заволакивало грязным туманом, и Алжан не знал, сколько ещё сможет выдержать. День? Месяц? Сезон? Просыпаясь по утрам, он первым делом искал сонным взглядом окно и, видя свет, выдыхал. Можно жить. До следующей ночи, после которой – он боялся и боялся смертельно – рассвет для него уже не наступит.
Последней
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (9) »
Последние комментарии
5 часов 9 минут назад
5 часов 10 минут назад
10 часов 29 минут назад
14 часов 10 минут назад
14 часов 31 минут назад
15 часов 25 минут назад