Фармацистка (СИ) [И Краткое] (fb2) читать постранично

Фармацистка

Глава 1. Встреча

Марлена взяла свой заказ, простилась с лерром Траубе и вышла на улицу. Колокольчик над дверью приглушенно тренькнул вслед.

Девушка спустилась с невысокой ступеньки и как обычно задержалась перед витриной, чтобы напоследок еще раз взглянуть сквозь стекло на узкие полки, заставленные всех видов и размеров колбами, пробирками, банками и баночками, перемежающимися разноцветными мешочками с сушеными травами, разными минералами и прочими редкостями.

Она любила лерра Траубе и его лавочку «Все для зелий, тинктур и экстрактов». Впервые ее привел сюда за руку отец, и пятилетняя Марлена застыла возле витрины, очарованная несметными сокровищами, блистающими в лучах падающего сквозь стекло солнца своими острыми хрустальными гранями и начищенными до жаркого блеска медными деталями.

- Аламбик! – восторженно прошептала она, разглядев в центре всего этого великолепия ослепительно сияющий высокий сосуд с тонкой изогнутой трубкой сверху.

И этим сразу и навсегда покорила сердце выглянувшего из двери лерра Траубе, успевшего услышать и воскликнувшего растроганно:

- Настоящая дочь фармациста! – и в умилении поднесшего платочек к увлажнившимся глазам.

В тот день почти шестнадцать лет назад Марлена стала обладательницей первого своего «пеликана», такого же завораживающе красивого, как очаровавший ее аламбик в витрине, только маленького, похожего на игрушечный, но все-таки настоящего. Смущенный столь дорогим подарком отец так и не смог уговорить расчувствовавшегося лерра Траубе взять деньги за эту раритетную диковину, и Марлена гордо несла сосуд домой, прижимая обеими руками к животу и ощущая сквозь тонкую ткань летнего платьица его гладкий и горячий бок.

Потом она долгие годы ходила в лавочку лерра Траубе вместе с отцом за необходимыми в его исследованиях компонентами. Затем, пока отец болел, приходила сюда одна за всем, что требовалось в их совместной уже работе. Теперь, когда отца больше нет, Марлена приходит за ингредиентами, нужными, чтобы завершить их последний проект. А если она все-таки закончит этот проект успешно, и ее, как обещает лерр Эшенрих, возьмут в лабораторию военного министерства, то и приходить в лавочку уже будет незачем, ведь военных снабжают лучшим сырьем и оборудованием. Но она все равно будет приходить. Потому что эта лавочка и лерр Траубе – одна из немногих оставшихся ниточек, связывающих ее с тем счастливым временем, когда отец еще был рядом, и она не чувствовала себя такой одинокой…

- Лен!

Девушка настолько погрузилась в свои воспоминания, что не сразу поняла, что окликают именно ее, и только ощутив, как кто-то касается ее руки, подняла, наконец, взгляд.

Эти четко очерченные улыбающиеся губы и веселые глаза цвета вишен в шоколаде снились Марлене долго. И просыпалась она с мокрыми щеками. Пока не составила для себя снадобье, избавившее от сновидений совсем.

- Здравствуй, Дилан, - сказала она, аккуратно высвобождая руку, и порадовалась тому, как спокойно и ровно звучит голос. – Не знала, что ты в столице.

И подумала, что эта обычная, в общем-то, фраза в данном случае не несет никакой полезной информации, поскольку упоминает лишь единственный элемент бесконечного множества мест, о пребывании в которых Дилана она не знала. Поскольку уже три года она не знает о нем ровным счетом ничего. И больше уже и не хочет знать, - напомнила она себе мысленно.

- А я был уверен, что найду тебя в Норгатене! – заявил Дилан радостно и, тут же помрачнев, снова попытался завладеть ее пальцами: - Я слышал о твоем отце. Марлена, мне очень жаль…

- Спасибо, - ответила девушка, поспешно убирая руку. – Дилан, прости, я тороплюсь. Рада была…

- Была, - согласился он, не дав ей закончить фразу. – Когда-то ты действительно была рада меня видеть! И, пожалуйста, не говори, что все изменилось, - он предостерегающе вскинул ладонь. - К счастью, такие цельные люди, как ты, не меняются!

И улыбнулся так заразительно и знакомо, что девушка отвела взгляд.

- Все меняется, - сказала она. – К сожалению.

Марлена знала, какие события изменили ее. И разглядела уже, что Дилан изменился тоже. По крайней мере, внешне. Лицо его стало жестче, и скулы выделялись четче, и раньше не было и следа легкой морщинки между пушистых бровей, которые она когда-то так любила гладить кончиком пальца.

- Мне надо идти, - как заклинание, выговорила она, понимая, что на самом деле ей надо бежать, мчаться, нестись, сломя голову, прочь от Дилана, иначе она не устоит и все же захочет узнать ответ на вопрос, что мучил и терзал ее так долго – почему? Почему той весной на втором курсе Энденской академии он сказал, что любит ее, Марлену, а потом пропал, просто не пришел однажды на занятия, и больше никто его не видел, а преподаватели лишь пожимали плечами: «Забрал документы», и ни письма, ни записки все эти годы!

Унизительная боль, которую, как Марлена