Следуя сердцу (СИ) [Eli Von] (fb2) читать онлайн

***********************************************************************************************

Следуя сердцу

https://ficbook.net/readfic/12031391

***********************************************************************************************

Направленность: Джен

Автор: Eli Von (https://ficbook.net/authors/4127011)

Фэндом: Путешествие Чангэ

Пэйринг и персонажи: Сун Ашиле, Чангэ Ли

Рейтинг: PG-13

Размер: 400 страниц

Кол-во частей: 100

Статус: завершён

Метки: Согласование с каноном, Драма, Элементы романтики

Описание:

Он - в прошлом сын рабыни с Центральных равнин, ныне тегин Соколиного войска прославленного рода Ашилэ - исследует слабости империи Тан, чтобы разрушить ее во славу канагата.

Она - еще вчера принцесса королевской крови, а сегодня снедаемая гневом и жаждой мести за убитых родителей, преследуемая преступница - направляется из Чанъяня на север, чтобы поднять войска и свергнуть узурпатора трона империи Тан.

Их пути то и дело пересекаются. Возможно, это судьба…

Посвящение:

Моей любимой Музе. Хотя для нее У Лэй до сих пор остается всего лишь мальчишкой Фэй Лю из Списка Ланъя, она с самого начала стоически поддерживала мои восторги на тему тегина Суна и неизменно вдохновляла на написание новых глав.

Публикация на других ресурсах: Уточнять у автора/переводчика

Примечания:

История Чангэ и Суна. Прочие персонажи появляются в случае причастности.

Автор вознамерился собрать цельную историю из кусочков той мозаики, которой она рассыпана по 49 сериям дорамы, поэтому максимально избавляется от побочных сюжетных линий и, да, интенсивно использует любимые сцены и диалоги из дорамы, измененные или перемешанные в угоду собственным представлениям и желаниям, приправленные думами и чувствами героев, а также некоторыми пояснениями к происходящему.

Ни на что другое не претендую.

========== Часть 1. Путь гнева. Пролог. Разбитое сердце принцессы ==========

Комментарий к Часть 1. Путь гнева. Пролог. Разбитое сердце принцессы

timeline: середина 2 серии

1. Путь гнева

Пролог. Разбитое сердце принцессы

… Ворота были приотворены, ни следа стражников, обычно охраняющих подход к Восточному Дворцу. Сердце принцессы билось громко и заполошно. Тягостное чувство, заставившее ее выскочить из экипажа и самым неподобающим образом промчаться по людным улицам столицы назад к родному поместью, почти не давало дышать.

Принцесса остановилась у самых ворот, потерянно огляделась по сторонам. Никого. На высоком пороге подсыхала темная лужица.

«Кровь?» — метнулась в голове непрошенная и нежеланная мысль. — «Что происходит?»

Она толкнула створки ворот и медленно вошла в пустынный двор. Никого, только кровь повсюду, на дорожках и ветвях обрамляющих их кустарников, на каменных фонарях и стенах поместья.

«Почему так много крови вокруг? Куда подевались люди? Кто может мне сказать?»

Принцесса представила себе, какая жестокая битва могла привести к такому количеству пролитой крови, и содрогнулась от ужаса.

«Мама! Где ты? Пожалуйста, пусть с тобой ничего не случится!»

Она сделала несколько шагов к покоям матери, но вдруг услышала бряцание оружия и грубые окрики и вынуждена была быстро спрятаться под верандой. Несколько солдат прошли мимо, выкриками подгоняя связанных между собою веревками служанок Восточного Дворца.

«Мама!»

Принцесса замерла, а потом потрясенно выдохнула, когда двери покоев Ее Высочества открылись, и из них вышел, облаченный в воинские доспехи, ее горячо любимый второй дядя Ли Шимин, принц Цзинь. Она не разглядела выражения его лица, так как внимание тут же обратилось к его окровавленным рукам, потекам крови на доспехах и рукояти меча.

Вооруженный солдат преклонил перед Ли Шимином колено, рапортуя:

— Ли Цзяньчэн и его сыновья мертвы. Генерал Юйчи отправился охранять императора.

Ли Шимин застыл на несколько мгновений, оглядываясь по сторонам, потом двинулся прочь, не произнеся ни слова. Стоявшие на страже воины последовали за ним, оставив двери в покои Ее Высочества открытыми.

Принцесса с трудом проглотила комок в горле. Отец и братья были мертвы, убиты по приказу дяди.

Но что же с мамой? Ее и принца Цзинь связывали очень теплые отношения. Он же не мог?..

Принцесса медленно вошла в покои, призывая мать, но почти тут же увидела ее лежащей на диване в умиротворенной позе со сложенными на груди руками. Могло бы показаться, что она спит, если бы не глубокий сочащийся кровью порез на шее и кровь на одеяниях.

— Мама… Мама! Мама! Прошу, открой глаза! Посмотри на меня, мама, пожалуйста, открой глаза! Скажи мне, что же случилось?! Ответь мне, мама!

Принцесса упала на колени возле ложа, осторожно прикасаясь к неподвижному лицу матери, гладя ее руку, не желая верить, что мама мертва, и уже не в силах сдержать горестных рыданий.

— Принцесса! — Хватаясь за стены, в покои с трудом шагнула доверенная придворная дама. По виску ее стекала струйка крови, в глазах застыли страх и тревога. Она едва держалась на ногах. — Принцесса, уходите скорее. Они… они…

— Тетушка! Что случилось? Кто «они»? — кинулась к ней принцесса.

— Они… предательство… убили… вы должны… бегите… — с трудом произнесла та.

— Принцесса? — На лице вбежавшего следом за тетушкой Чан Хэ, ее двоюродного брата, мелькнуло и исчезло удивление.

— Чан Хэ! Спаси ее! Спаси маму! — воскликнула принцесса, с надеждой глядя на брата, но тетушка дернула ее за рукав и, задыхаясь, прошептала:

— Нет… он… предатель… принцесса… спасайтесь…

Из последних сил она оттолкнула принцессу от себя, та выставила руку в поисках опоры, и наткнулась на лежащий на полу окровавленный кинжал, всего несколько дней назад подаренный ею второму дяде. Рядом лежали небрежно отброшенные ножны. В замешательстве принцесса подобрала кинжал и ножны, растерянно бормоча:

— Как же?!..

— Принцесса, повсюду солдаты принца Цзинь. Боюсь, тебе не сбежать, — вернула ее в действительность угроза в голосе Чан Хэ. — Наследный принц свергнут. Все солдаты Чанъаня приняли командование принца Цзиня. Я не могу противиться приказу.

Обнажив меч, он ринулся было к принцессе, но был остановлен тетушкой, в последней отчаянной попытке обхватившей его за ноги.

— Бегите, принцесса! Вспомните, что вам говорила ваша матушка! Вы должны… выжить!

Сбросив с себя оцепенение, принцесса вскочила на ноги, бросила прощальный взгляд на тело матери, метнулась к широкому окну, пронеслась по дворцовым площадям, не обращая внимания на погоню, и не раздумывая спрыгнула с моста в реку, избегая пущенного ей вслед десятка стрел.

========== 1.1 Сокол над городом ==========

Комментарий к 1.1 Сокол над городом

timeline: начало 1 серии

В покрытом душным маревом жаркого летнего дня небе, высоко над раскинувшимся на многие ли{?}[~0,5 км] во все стороны городом, раскинув широкие крылья парила большая птица, изредка оглашая окрестности пронзительным криком. Суетящимся внизу людям не было до птицы никакого дела, и только от особо острых взоров нескольких человек в Чанъане не ускользнуло ее появление. Эти несколько человек признали в парящей птице личного сокола тегина и, не медля лишней минуты, начали пробираться к условленному месту встречи.

Внимательный взгляд Суна, наблюдавшего с балкона, скользил вдоль оживленной торговой улицы Чанъаня, точно подмечая, кто из торговцев и мастеров был настоящим, а кто — переодетым шпионом или стражником. Его собственная сеть сбора информации, раскинутая несколько лет назад в столице империи Тан, могла бы поразить воображение своим охватом и глубиной проникновения. Но, хотя дворцовая служба безопасности и предполагала наличие соглядатаев рода Ашилэ в столице, люди тегина были слишком хорошо обучены и беззаветно преданы ему, так что до сих пор никаких разоблачений не последовало.

Ашилэ Сун — 26-летний приемный сын Великого Хана Яньли, тегин{?}[Тегин - титул младшего родственника (сын, младший брат) хана, принц крови. Здесь в значении “командующий принц”.] Соколиного войска* рода Ашилэ — был высоким и стройным мужчиной с несколько жесткими чертами лица, которые, в сочетании с упрямо сжатыми губами и пронзительным взглядом темных глаз, придавали ему некоторое сходство с хищной птицей. Он был умен, прозорлив и рассчетлив, одинаково хорошо владел как гортанным говором степей, так и мягкими диалектами Центральных равнин, а в боевых искусствах равного ему не было во всем канагате{?}[Каганат - кочевая империя под властью хана.]. Под его умелым командованием Соколиное войско за прошедшие годы узнало вкус многих побед и редких поражений, а воины боготворили своего строгого, но справедливого командира.

— В Чанъане так много всего происходит. Пожалуй, здесь живется лучше, чем у нас в степях, — нарушил молчание подошедший сзади Яло, один из приближенных воинов, сопровождавших Суна в столице Тана.

— Это лишь видимость. Возможно, их благополучие не продлится долго, — не оборачиваясь ответил тот.

— Тегин, Асу подал знак, — доложил Яло.

Сун кивнул и молча направился к выходу.

На улице Яло и Сун разошлись в разные стороны, Яло направился к торговцу сладостями Асу, через которого шпионы Суна передавали свою информацию, а тегин сделал небольшой крюк, якобы прицениваясь к скобяным товарам. Обменявшись с продавцом несколькими фразами, он обернулся, ища взглядом Яло. Тот беззаботно шагал прямо посередине улицы, облизывая купленный леденец, и не обращал внимания на шум за спиной — к нему на полном скаку приближались три всадника, криками «С дороги! Разойдитесь!» заставлявшие толпу расступаться. Суну пришлось практически выдернуть его из-под копыт резко осаженных лошадей.

— Осторожнее! — тихо сказал он ошеломленному парню.

— Ослеп, что ли? — грубо заорал вооруженный всадник, только что едва не затоптавший Яло.

— Думаешь, если стражник, можно над людьми издеваться?! — не остался в долгу несдержанный на язык Яло.

Лицо всадника пошло пятнами от гнева.

— Да как ты смеешь? Смерти захотел?

— Не создавай проблем, — негромко одернул подчиненного Сун и повернулся уйти. Яло последовал за ним, но оскорбленный стражник не посчитал дело законченным. Одним движением он сорвал с пояса тяжелый кожаный кнут и полоснул им вслед уходящему Яло. Сун услышал свист бича, мгновенно оттолкнул Яло в сторону, спасая от удара, перехватил бич рукой и резко рванул на себя. Не ожидавший сопротивления всадник слетел с коня и распластался на земле у его ног. Во взгляде Суна сверкнула ярость. Разозленные товарищи посрамленного стражника тронули лошадей, готовые растоптать нанесшего их товарищу оскорбление простолюдина, и Сун приготовился к бою, но внезапно над лежащим на земле стражником молнией пронесся еще один конь, резко осаженный перед лошадьми стражников, что заставило их подняться на дыбы и остановиться. «Твердая рука, умелое управление. Опытный наездник», — машинально отметил про себя Сун, не двигаясь с места.

— Вот как ведет себя стража из поместья Наследного Принца?! — звонкий и властный голос всадника, умело осадившего своего коня, принадлежал миловидному юноше лет семнадцати в белой одежде, почти скрытой под алым плащом. «Похоже, парнишка королевских кровей», — мимолетно подумал Сун. Напряжение из его тела никуда не ушло, но внешне этого никто не заметил бы.

— Я стражник!.. — зарычал, поднимаясь, поверженный им всадник, но тут же осекся, увидев, с кем имеет дело. Юноша бросил на него пренебрежительный взгляд, и стражник торопливо опустился на колени, кланяясь с соединенными перед собой руками. Двое других уже спешились и тоже преклонили колени. — Ва… Господин, прошу прощения. Я не знал…

— Убирайтесь! — резко перебил его юноша, и стражники поспешили исполнить приказ и удалиться. А он перевел взгляд на бесстрастно наблюдающего за происходящим Суна и пылающего возмущением Яло. — С вами все в порядке? Наглости вам не занимать, пошли против людей Наследного Принца! Но раз он начал первым, я вас отпущу. В следующий раз так не повезет.

И не дожидаясь ответа он пустил коня в галоп. Сун задумчиво смотрел вслед, размышляя, кем мог быть этот юноша, одним своим видом внушивший ужас стражникам Наследного Принца.

— Если бы не вмешался этот мальчишка, я бы им показал! — воинственно заявил Яло, показывая рукой вслед удаляющемуся всаднику.

— Не забывай о цели нашего пребывания в Чанъане, — сухо напомнил Сун. — Ухватишься за мелочь, и потеряешь большое.

— Да, тегин, — послушно ответил тот.

— Сообщение?

— Получил, — кивнул Яло. — Тегина ожидают в условленном месте.

— Хорошо. Идем.

В особняке торгового сообщества, служившего прикрытием для представителей рода Ашилэ в Чанъане, уже собрались ответственные за сбор данных. Принесенная ими информация была очень интересной. Скрытая вражда между наследным принцем и принцем Цзинь обострилась и подошла к опасной грани, за которой возможной становилась не только смена наследника трона, но и самого императора Тан. Войска, верные наследному принцу, подтягивались к столице, столичная же гвардия подчинялась принцу Цзинь. Любой момент мог стать переломным.

— Рассредоточтесь и наблюдайте, — распорядился Сун. — Сообщайте мне обо всем происходящем, даже о мелочах, обращайте внимание на все необычное.

Кто бы ни победил в этом противостоянии принцев, важным было определить, в каком направлении войска Великого Хана могут нанести следующий удар, служащий поражению Тан, и воспользоваться моментом неразберихи и ослабления государственной власти в империи.

Комментарий к 1.1 Сокол над городом

* Название войска, которым командует тегин Сун, 鹰师 (инши), буквально означает “Орлиный отряд”. Для обозначения сокола обычно используются слова 鹘 (гу) или 猎鹰 (леин). Однако, в дораме нам несколько раз символично показывают кружащего в небе охотничьего сокола тегина, да и иероглиф имени тегина 隼 (сун) тоже означает “сокол”, поэтому мы будем называть его отряд Соколиным войском.

========== 1.2 Цуцзюй ==========

Комментарий к 1.2 Цуцзюй

timeline: 1 серия

Чангэ была весьма довольна собой. Ей снова удалось, переодевшись в мужскую одежду, незаметно выбраться из своих покоев, чтобы посмотреть на игру в цуцзюй{?}[Цуцзюй - старинная китайская игра с мячом, напоминающая футбол.] между командами Тан и Ашилэ.

Накануне вечером, когда она вернулась, матушка не стала ругать ее за то, что ускользнула из Восточного Дворца, чтобы развлечься в городе. Она многое позволяла своей любимой неугомонной дочери. Но все же голос ее звучал серьезно и встревоженно.

— Чангэ, ты уже взрослая и должна понимать, что происходит. Я слышала, что сегодня посланники степного рода Ашилэ неожиданно и без приглашения прибыли в Чанъань. Официально они просто гонцы, но, едва прибыв, захотели сыграть в цуцзюй. Понятно, что игра — лишь предлог, никто не знает, что они замышляют на самом деле. Я беспокоюсь, что они могут заговорить о брачном союзе, как залоге перемирия. В приграничье неспокойно, в Учэне идет война, Тан находится в сложной ситуации, так что избежать обсуждения, если Ашилэ затронут этот вопрос, будет затруднительно. А во дворце почти нет девушек подходящего возраста. Я знаю, что ты своевольна и не признаешь ограничений, но в этот раз ты должна пообещать мне, что не выйдешь из покоев, пока люди Ашилэ не покинут Чанъань.

Конечно, Чангэ пообещала, но в душе беспечно отмахнулась от высказанного матерью беспокойства. Принцесса вовсе не собиралась лишать себя захватывающего зрелища. Цуцзюй она любила, и даже неплохо в него играла, поскольку в свое время никто не мог запретить ей научиться. Самая младшая и единственная девочка среди детей Наследного Принца воспитывалась как юный принц, осваивая владение мечом, искусство боя и верховую езду с большим рвением и талантом, чем более приличествующие принцессе занятия.

Игра была в разгаре, когда Чангэ поднялась на гостевую трибуну. Однако, она едва успела оценить обстановку и полюбоваться на отточенные движения Вэй Шуюя, капитана команды Тан и ее хорошего друга, как один из игроков Ашилэ, прыгнув и распластавшись в воздухе, попытался перехватить мяч, отбитый им, но промахнулся и рухнул, ударившись головой о землю, спиной на ноги еще не успевшего подняться Вэй Шуюя. Тот резко выдохнул от боли в выбитом колене, игрок Ашилэ со стоном схватился за голову, а зрители разочарованно зашумели, когда гонг объявил окончание второго круга с победой команды Ашилэ.

«Плохо», — воскликнула про себя Чангэ. — «Мы не можем проиграть. Это затронет честь империи Тан… Но без Вэй Шуюя у нашей команды мало шансов, а он, похоже, серьезно повредил ногу». Недолго думая, она направилась к шатру, куда унесли на носилках пострадавшего капитана.

…

Еще утром Сун коротко напутствовал своих собиравшихся принять участие в игре друзей и подчиненных:

— Яло, Нуэр, Су Ишэ, вы должны выиграть. Не посрамите род Ашилэ и Соколиное войско.

— Тегин, а вы не примете участие в игре? — спросил неугомонный Яло. — С вами как чжонго{?}[Чжонго - игрок в центре, капитан команды.] мы разгромим Тан вчистую.

— Ты преувеличиваешь, Яло, — ответил Сун. — У меня еще есть дела. Но, возможно, я успею увидеть вашу победу.

На самом деле, закончив свои дела, он успел к середине первого круга игры и, замешавшись среди зрителей, внимательно наблюдал за игрой команды Тан. Увиденное его радовало. Для воинов Ашилэ цуцзюй был сродни военному сражению, победа и поражение в котором определялись стратегией, скоростью и владением оружием. Команда Тан уступала противнику и в скорости, и в приемах, и в тактике боя. Чжонго Тан был слабым стратегом, хотя еще мог что-то сделать для победы, будучи опытным игроком. Но в тот момент, когда он выбыл из игры, поражение Тан практически стало неизбежным.

Сун уже решил, что смотреть больше не на что, когда на поле вышел новый игрок в форме Тан и, подойдя к своей команде, негромко заговорил с ними, рукой указывая на разные участки игрового поля. Его маска отличалась от масок других игроков Тан, да и сложением он уступал им. Суну он показался знакомым, и это заслуживало более близкого рассмотрения. Тегин решил вступить в последний круг игры.

Тем временем, заметив замену на стороне противника, кто-то из команды Ашилэ нарочито громко заметил под дружный смех своих товарищей:

— Вот уж не думал, что найдется еще один доброволец, желающий смерти! Кто бы ты ни был, мы надерем тебе задницу!

Новоприбывший игрок сверкнул глазами сквозь прорези маски, и тут же отвлекся, когда игроки Ашилэ враз подтянулись, увидев идущего к ним тегина. Проходя мимо, Сун пристально посмотрел в глаза нового чжонго Тан, и команды разошлись по разные стороны поля.

— Все, чего я хочу — победа! — на языке степей произнес Сун.

— Да! — ударив рукой себя в грудь, в один голос откликнулись игроки и быстро переместились в боевое построение.

Игроки Тан тоже заняли свои позиции. «Построение двойного клина. Неплохо. Этот парень не так прост», — с легким удивлением мысленно оценил Сун. Такое построение использовалось в настоящих боевых сражениях при численном превосходстве противника, а в данном случае могло компенсировать недостаточную скорость игроков.

Тегин бросил быстрый взгляд в сторону дворцовой трибуны, откуда за игрой наблюдали Наследный Принц Тан, принц Цзинь и посланник рода Ашилэ Шисинь Сыли, заметил узнавание и одобрительную усмешку на лице подавшегося вперед принца Цзиня и подумал: «Ли Шимин узнал его. Интересно».

Прозвучал гонг, отмечая начало третьего, последнего круга игры. Обе команды бросились в бой.

Сун во время игры наблюдал за действиями чжонго команды Тан, без труда деля свое внимание между ним и мячом, и мысленно анализировал:

«Быстро реагирует. Правильно направляет игроков в нужный момент и место. Не боится использовать жесткие приемы или хитрость. Удары по мячу быстрые и точные. Не кажется слишком сильным, но благодаря невысокому росту и худощавому телосложению более подвижен, к тому же легко пользуется силой других игроков, которые помогают ему взлететь, придавая скорости и силы удару. Этот парень понимает бой лучше предыдущего».

Не прошло и половины круга, как команда Тан сумела забросить два мяча, отыграв поражение предыдущего круга. Первый мяч чжонго Тан забросил лично, изящно уведя его из-под носа у игрока Ашилэ. А немного позже он намеренно столкнулся с Суном, на мгновение задержав его, пока игроки Тан завладели мячом и отправили его игроку, находящемуся вблизи кольца. При столкновении маска у парня сползла, и прежде чем он ее поправил, Сун успел увидеть задорную счастливую улыбку, сияющую на лице юноши, что накануне вмешался в их конфликт со стражниками.

Тегин воспринял ее как вызов. Без труда захватив следующий мяч, жестко отразив попытку двух игроков Тан блокировать его, четким направленным ударом он вбил мяч в кольцо и ударил себя в грудь, надменно глядя на противника. Команда Ашилэ опять вышла вперед.

Впрочем, долго это не продлилось, команда Тан снова сравняла счет. Игра становилась все более напряженной, а время стремительно утекало, приближая конец круга, когда неудачный удар сбил направление мяча, и тот полетел в сторону зрительской трибуны, прямо в какого-то малыша, случайно выбежавшего на край поля и растерянно застывшего на месте.

Сун мог бы дождаться, когда мяч вернут в игру, и совершенно точно успел бы забить его на последней минуте из своего удачного положения. Но он не промедлил и мгновения, бросившись вдогонку за мячом, краем глаза уловив, как следом сорвался с места чжонго Тан. В последний момент, прежде чем мяч ударил ребенка, Сун отбил его обратно в поле, крутанувшись на столбе ограждения, а мяч перехватили игроки Тан. Задержавшись на мгновение, чтобы убедиться, что ребенок не пострадал, оба чжонго вернулись в игру, где мяч, отскочивший от кольца при неудавшейся попытке забить его, все еще вели игроки Тан. Чжонго Тан ускорился, подпрыгнул, оттолкнувшись ногой от спины присевшего игрока, перевернулся в воздухе и точным ударом послал мяч в кольцо всего за несколько мгновений до того, как упали последние песчинки, отсчитывающие время до конца круга. Команда Тан одержала победу!

Зрители ликовали. На лицах Наследного Принца и принца Цзинь, наблюдавших за игрой, царили гордость и неприкрытое довольство, Шисинь Сыли раздраженно хмурил брови.

Игрокам Ашилэ оставалось только покинуть поле с гордо поднятыми головами.

Сун не испытывал разочарования или злости. Его команда была сильнее. Тан бесспорно проиграли бы с первым чжонго. И, хотя второй был неплох, скорее всего проиграли бы и с ним тоже. Если бы не происшествие с ребенком. Однако проигрыш есть проигрыш, ничего приятного.

— Эй, послушай, — нагнал тегина тот, кто лишил его победы, — ты настоящий герой. Мяч слишком тяжелый, он бы мог изувечить ребенка.

Сун молча шел дальше, про себя дивясь беспечности юноши, бесстрашно ищущего внимания того, кому только что нанес поражение. Тот расценил его молчание по-своему и дружески шлепнул по плечу:

— Не расстраивайся так сильно. Как говорится в старинных писаниях, это почетное поражение.

Сун остановился и взглянул на него сверху вниз. Что-то тревожило его в этом пареньке, и хотелось сдернуть с него маску, чтобы получше разглядеть… Но Сун никогда не совершал необдуманных поступков. Во взгляде юноши, смотревшего на него сквозь прорези маски, не было насмешки, он был теплым и искренним. Он, кажется, действительно считал, что поражение может быть почетным. «Он что, пытается меня… утешить? Как какая-нибудь девчонка?» Эта мысль почти развеселила его. А юноша, сбитый с толку его молчанием, нерешительно спросил:

— Ты не понимаешь нашего языка, да?

Да что такое с этим парнем? Совсем ничего не боится?

— Понимаю, — коротко ответил Сун и, отвернувшись, в сопровождении своей команды покинул поле.

Комментарий к 1.2 Цуцзюй

Эпизод с игрой в цуцзюй - один из самых моих любимых в дораме. Замечательно снято, динамично, эстетически красиво, захватывающе, и мастерски сыгранное скрытое противостояние героев и их нескрываемый интерес друг к другу!

========== 1.3 Покинуть Чанъань ==========

Комментарий к 1.3 Покинуть Чанъань

timeline: конец 1 серии, 2 серия

Дождавшись, когда Шисинь Сыли с охраной покинут дворцовую территорию, переодевшийся после игры Сун присоединился к ним по пути к поместью, которое снимал в Чанъане. Охрана посланника осталась у входа, а Сун следом за Шисинь Сыли шагнул внутрь и плотно прикрыл за собой двери.

Как только они остались одни, посланник повернулся и преклонил колено, приложив руку к груди в жесте повиновения:

— Шисинь Сыли приветствует тегина Сун.

Сун молча принял приветствие и уселся в кресло за столом, ожидая доклада. Шисинь Сыли был советником хана Яньли, но всегда относился к Суну с уважением и пользовался его доверием.

— Могу я узнать, по какой причине тегин заинтересовался и решил лично принять участие в игре? — спросил посланник.

— Хотел проверить их способности.

— И как они вам?

— Если бы это был настоящий бой, они были бы полностью уничтожены, — бесстрастно ответил Сун.

Шисинь Сыли понимающе кивнул и добавил:

— Но тот парень, что появился в последнем круге, кажется достаточно быстрым и сообразительным. Интересно, откуда он?

— Из Восточного Дворца. Должен быть сравнительно высокого ранга, — отвлеченно ответил Сун, думавший о том, следует ли донести до отца новости о нарастающем напряжении между принцами Тан.

— Ничто не избежит внимания тегина Сун, — скупо похвалил посланник. — Кстати, я затронул сегодня тему брачного контракта, и, как ожидалось, Ли Цзяньчэн заглотил наживку. Но… не должны ли мы заранее предупредить Великого Хана?

Брачный контракт… По какой-то неизвестной причине при этих словах перед внутренним взором Суна возникло улыбающееся лицо чжонго команды Тан. Могло ли быть?.. Сун едва заметно качнул головой, отгоняя нелепую мысль, и решительно возразил:

— Не стоит. Судя по тому, как Тан стремятся заключить мир, их боевые силы слабы. Великому Хану не о чем волноваться.

— Мы хотели завтра покинуть Чанъань. Следует ли отложить возвращение?

— Нет. Возвращайтесь как собирались. Неприязненные отношения между Ли Шимином и Ли Цзяньчэном значительно обострились в последнее время. Похоже, они вот-вот выльются в открытое противостояние. Назревает дворцовый переворот. Шисинь Сыли, направляйся на север и доложи Великому Хану. Я останусь и продолжу следить за развитием событий.

…

На следующий день конвой посланника Ашилэ покинул Чанъань, а уже к вечеру тегину начали поступать донесения о концентрации на территории дворца принца Цзинь воинов столичной гвардии, о скрывающих свои личности посетителях, и о подолгу беседующем с Наследным Принцем за закрытыми дверями Ли Юаньцзы, принце Ци, который должен был вести свежие войска в Учэн.

Ситуация накалялась с каждой минутой.

Утром третьего дня Су Ишэ доложил:

— Сегодня ранним утром Император покинул двор и направился в Летний Дворец. Принц Цзинь с гвардией вошел в Восточный Дворец. Позднее поступило донесение, что Ли Цзяньчэн, его пять сыновей и Ли Юаньцзы были убиты. Северные ворота были закрыты. Возле ворот какое-то время ожидали около трехсот вооруженных всадников, но так и не были допущены. Через некоторое время они покинули город.

— Кто приказал закрыть ворота? — спросил внимательно слушающий Сун.

— Подчиненный Наследного Принца, командующий Северных ворот Чан Хэ. И это странно. — Су Ишэ вытащил из-за пояса и протянул тегину стрелу. На металлическом наконечнике стрелы было выбито клеймо Ючжоу. — Эту стрелу нашли возле Северных ворот. Почему Чан Хэ отказался впустить верных Наследному Принцу воинов армии Ючжоу?

Сун холодно усмехнулся, вертя стрелу перед глазами.

— Принц Цзинь не так прост. Видимо, ему удалось переманить Чан Хэ на свою сторону.

После недолгого размышления Сун положил перед собой узкий лист бумаги и, быстро написав короткое сообщение, передал его Су Ишэ.

— Собери наших шпионов, пусть распространят это во всех близлежащих войсках, особенно тех, что вскоре направятся в Учэн.

Написанное слегка небрежным, но четким почерком Суна, сообщение гласило: «Наследный Принц и принц Ци убиты. Приказано казнить всех их солдат».

— В войсках много бывших солдат Ли Цзяньчэна. Когда это распространится, в армии могут возникнуть беспорядки. Тогда Великий Хан будет спокоен, — пояснил тегин.

— Я немедленно займусь этим, — приложив руку к груди, принял приказ Су Ишэ.

…

Ли Шимин действительно оказался дальновидным человеком. Не прошло и пары дней, как в армиях был распространен новый указ: «Ли Цзяньчэн и принц Ци казнены. Мятеж подавлен. Принц Цзинь простит всех, кто присягнет в верности».

Нахмурив брови, Сун с легким разочарованием перечитывал донесение.

— Тегин, что там? — спросил Су Ишэ после долгого молчания.

— Наши усилия были напрасны. Не ожидал, что Ли Шимин окажется таким умным и щедрым. Он простил всех последователей обоих принцев и одним приказом пресек волнения среди солдат. Да, я недооценил его.

— И что мы теперь будем делать?

— Принц Цзинь не обычный человек. Он уже предотвратил волнения в войсках. Даже если останемся в Чанъане, ничего здесь не добьемся. Пора отправляться в Ючжоу.

— В Ючжоу? Зачем нам туда?

— На этот раз мы ничего не добились в Чанъане. Великому Хану это не понравится. И дорогой братец снова шум поднимет, если я вернусь без результата. Ючжоу — как ворота в Чанъань. Достаточно добиться чего-нибудь там, чтобы брат заткнулся.

Сун вздохнул, невидяще глядя перед собой. Одна только мысль о том, как Шээр будет стелиться перед его приемным отцом, осыпая мнительного хана выдуманными обвинениями и подозрениями в его, Суна, адрес, вызывала в нем глубокое отвращение. С Шээром — настоящии шадом{?}[Шад — титул принца крови без права наследования.] рода Ашилэ, законным сыном предыдущего хана и сегодняшней катунь{?}[Катунь — титул жены и матери хана.], они в детстве были лучшими друзьями, до тех пор, пока хан не решил это прекратить. С тех пор они стали заклятыми врагами. Только, в отличие от Суна, Шээр не ограничивался честным противостоянием, постоянно изыскивая любой повод, чтобы подставить, очернить или принизить его в глазах хана. Сун знал, что отец не слишком доверяет ему, поэтому потворствует Шээру, чтобы не дать Суну возможности слишком возвыситься, а его самого и Соколиное войско использует, чтобы держать в узде амбиции шада на власть. Да, он слышал, как после очередной провальной попытки очернить его, хан в гневе бросил в лицо Шээру резкое: «Когда ты перестанешь разочаровывать меня? В самом деле хочешь, чтобы степью правил человек Центральных равнин?» Номинально Сун был тегином, наследником, но в сердце приемного отца он оставался всего лишь чужаком, которого терпят, пока он послушен и полезен.

Усилием воли отбросив неприятные мысли, Сун вернулся к разговору.

— Су Ишэ, позаботься о лошадях, до Ючжоу нужно добраться как можно скорее. Уходим завтра.

— Да, тегин, — приложив руку к груди, ответил тот.

…

Чего Сун не ожидал, так это того, что почти у самых ворот, ведущих на выход из столицы, в безлюдном переулке они столкнутся с тем самым юношей. Вернее, это он столкнулся с тегином, когда влетел в переулок, оглядываясь через плечо назад, и тут же отпрянул, положив руку на спрятанный за спиной кинжал и настороженно глядя на троих мужчин, одетых как простые горожане.

— Неужели чиновникам Восточного Дворца приходится скрываться в Чанъане? — с легкой насмешкой спросил Сун.

Юноша попытался оттолкнуть его.

— Отойди.

Но Сун снова преградил ему путь.

— Ты не стесняешься даже прилюдно отчитывать стражников. Так от кого прячешься?

Тот едва заметно вздрогнул, потом внимательно присмотрелся и, кажется, узнал:

— Так это ты?! Ты что, следишь за мной?

Сун качнул головой:

— Слежу за тобой? Вообще-то, это ты на меня налетел.

— Что тебе от меня нужно?

— Ты из Восточного Дворца и явно не присягал на верность. Почему ты так спокойно здесь разгуливаешь?

— Это не твое дело.

В этот момент на улице, ведущей мимо переулка к воротам, появился отряд стражников. Сун обхватил юношу за плечо и грубо толкнул к стене, загораживая своей спиной. Яло и Нуэр быстро повернулись к улице спиной.

Несколько мгновений Сун наблюдал за проходящими стражниками, пока юноша не начал вырываться из его хватки.

— Что ты делаешь?

— Тихо, там кто-то идет, — не ослабляя захвата, ответил Сун, и только когда стражники скрылись из виду, перевел взгляд на свою жертву.

Сердце его вдруг встрепенулось, и Сун осознал, что удерживает вовсе не юношу, а переодетую парнем девушку: плечо под его рукой было узким и мягким, порозовевшая от смущения кожа бархатистой, приоткрывшиеся губы маленькими и нежными, ее взгляд под длинными изогнутыми ресницами казался растерянным. Подозрение, от которого он отмахнулся прошлый раз, превратилось в уверенность. Сун медленно расслабил руку, все еще сжимающую ее плечо, и строго спросил:

— Что за взгляд? Можно подумать, я тебя обижаю.

Она почти подняла взгляд, потом внезапно рванулась прочь от него и исчезла в глубине переулка, сопровождаемая вопросительными взглядами Яло и Нуэра.

— Идем, — позвал их Сун, и они поспешили к воротам, но опоздали, потому что только прибывшие стражники тщательно проверяли всех выходящих из города.

— Если бы не этот парень, мы бы успели уйти, — с сожалением заметил Нуэр.

— Поищем другой путь, — решил Сун. — А пока вернемся.

========== 1.4 Неудавшаяся месть ==========

Комментарий к 1.4 Неудавшаяся месть

timeline: 3 серия

Неожиданное столкновение недолго занимало мысли Чангэ. Конечно, мужчины выглядели подозрительно. Особенно тот, с кем ей не повезло столкнуться. Он совершенно не походил на торговца или мелкого городского чиновника, держался заносчиво, как человек, не привыкший ни перед кем гнуть спину, и был неудобно хорошо осведомлен. Впрочем, настоящей угрозы от него не исходило, хотя, когда он толкнул ее к стене дома, не давая вырваться, она на мгновение ощутила панику, решив, что ее раскрыли. По счастью, он и его спутники тоже явно не желали привлечь внимание дворцовой стражи, и не стали преследовать ее, так что принцесса быстро забыла о происшествии, сосредоточившись на своих планах.

На площади перед городской управой толпился народ. Чангэ остановилась чуть поодаль, прислушиваясь, — кто-то зачитывал вслух вывешенное на доске указов распоряжение: «По делу мятежников Ли Цзяньчэна и Ли Юаньцзы. Поскольку основные зачинщики были убиты, Наследный Принц убедил Его Величество помиловать остальных. Те, кто по собственной воле принесет присягу верности, будут помилованы без последствий». Горожане переговаривались между собой: «Наследный Принц действительно милостив». — «Точно». — «С таким Наследным Принцем нам ничего не грозит». — «Да, нам всем повезло».

Чангэ до боли сжала руки в кулаки. Считанные дни прошли с тех пор, как ее родители были жестоко убиты, и сама она едва не поплатилась жизнью и вынуждена была скрываться в Чанъане как беглая преступница. А Император тем временем спокойно передал титул, и теперь все называют кровавого убийцу Наследным Принцем и возносят ему хвалу. Так несправедливо!

«Мама, ты говорила, что нельзя держать в сердце ненависть. Но смотри, что стало! Если бы ты не отправила меня в тот день прочь из дворца, я тоже была бы сейчас мертва. Ты догадывалась, что произойдет, да? Не волнуйся, мама! Я отомщу за тебя. Неважно, чего мне будет это стоить, я не успокоюсь, пока твой убийца жив».

До сих пор ей везло, если это можно назвать везением. Когда она спрыгнула с моста, уходя от погони, ее больше не преследовали. Выбравшись из воды за чертой города, она вернулась в Чанъань, позаимствовала развешенные возле одного из домов для просушки мужские одежды, и только потом, укрывшись на ночь в каком-то полузаброшенном сарае, позволила себе предаться скорби и отчаянию. Недолго, лишь на несколько часов. Больше Чангэ не могла себе позволить. Нужно было восстановить справедливость и покарать убийцу родителей. Она опасалась, что будет сложно проникнуть во дворец Хунъи, резиденцию Ли Шимина. Но и тут случай помог ей завладеть золотой биркой в виде рыбы, служившей пропуском во дворец Хунъи. Случай в лице Вэй Шуюя, и воспоминание об их встрече, закончившейся потерей хорошего друга, наполняло сердце Чангэ горечью. Хотя она все же надеялась, что Шуюй, пусть и перешедший на сторону Ли Шимина, не станет немедленно сообщать об украденной у него бирке.

…

Все прошло гладко. Едва стемнело, Чангэ, предъявив охране бирку, вошла на территорию дворца и, выбирая безлюдные дорожки, спустя некоторое время через окно служебного помещения проникла в пустующий рабочий кабинет принца Цзинь. Все здесь было с детства знакомым. Чангэ подняла с подставки на рабочем столе тонкую нефритовую кисть, поднесла, разглядывая, к глазам, и картины прошлого, когда она еще сидела на коленях у второго дяди, усердно вырисовывая этой самой кистью свои первые иероглифы, и весело смеялась на его забавные комментарии, затопили ее сознание.

Прошло довольно много времени, прежде чем у входа послышались шаги и голоса. Чангэ спряталась за ширмой позади рабочего стола и замерла в ожидании. Ли Шимин распрощался с сопровождающими его и один вошел в кабинет.

Оставленную лежать посреди стола нефритовую кисть он заметил почти сразу же, сел и начал крутить ее в руках, прислушиваясь к царящей вокруг тишине. Чангэ осторожно и бесшумно вытащила кинжал из ножен и готова была сделать шаг к полупрозрачной ширме, чтобы нанести удар в спину Ли Шимина сквозь нее, как вдруг двери кабинета распахнулись, впуская советника Ду Жухуэя.

— Его Величество послал меня, чтобы передать Вашему Высочеству печать Наследного Принца, — торжественно провозгласил советник, обеими руками протягивая Ли Шимину золоченый ларец. Несколько мгновений тот не реагировал, потом отложил кисть на подставку и спокойно произнес:

— Поставьте сюда. — И добавил, когда советник, поставив ларец на стол, отошел, не отводя от него взгляда: — Если это все, можете идти.

— Слушаюсь, Ваше Высочество, — поклонился Ду Жухуэй и вышел.

Как только за ним закрылись двери, Ли Шимин медленно поднялся из-за стола, развернулся, вглядываясь в скрытые мраком части помещения, и негромко произнес:

— Чангэ, выходи!

Сжимая в руке обнаженный кинжал, Чангэ вышла из-за ширмы.

— Ты знал, что я здесь? — спросила она.

— Ты можешь скрыться от других, но не от меня, — ровно ответил он, глядя на знакомый кинжал в ее руке и явно догадываясь о причине ее появления. — Я приказал записать в донесениях, что принцесса Юннин умерла.

Чангэ искала в его взгляде ненависть, жажду крови, но видела усталость и что-то похожее на боль, и это поднимало в ней волну гнева.

— Ты убил стольких людей в Восточном Дворце. Почему же сейчас хочешь отпустить меня? Что это? Вспомнил о человеколюбии? Тебя настигло запоздалое раскаяние, и ты пытаешься так приглушить чувство вины? Или же просто потому, что я больше не Принцесса и не могу быть угрозой?

— Чангэ! — подался вперед Ли Шимин, желая возразить, но его встретила серия быстрых ударов кинжала. Он уклонился, схватил со стойки меч и начал отбиваться им, не вынимая из ножен, а потом толкнул ее в грудь и прижал рукой с зажатым в ней мечом к стене.

— Чангэ, остановись! — настойчиво произнес он.

Но Чангэ и не думала сдаваться.

— Даже если придется умереть, я отомщу за смерть матушки! — с неприкрытой ненавистью воскликнула она, вырываясь из его захвата и снова занося кинжал для удара.

Меч Ли Шимина покинул ножны и, хотя Чангэ вложила в бой все свое умение и всю накопившуюся в душе ярость, хватило нескольких быстрых движений, чтобы он оказался в смертельной близости от ее горла. Несколько мгновений промелькнули в тяжелом молчании и поединке пронзительных взглядов, прежде чем Ли Шимин опустил меч и с нажимом повторил:

— Чангэ! Просто уходи!

В этот момент двери распахнулись, и ворвавшиеся в кабинет стражники во главе с Ду Жухуэем быстро схватили Чангэ, заставив опуститься на колени.

— Ваше Высочество, ваша безопасность — дело государственной важности! Вы не можете так рисковать! — с упреком провозгласил советник, потомповернулся к Чангэ и, гневно сверкая глазами, произнес:

— Изменница. Тебе больше не сбежать.

— Уведите Чангэ отсюда, — опустошенным голосом распорядился Ли Шимин, и добавил, когда стражники попытались отобрать у нее кинжал: — Оставьте, он принадлежит ей.

— Да, — хрипло произнесла Чангэ, поднимая на него ненавидящий взгляд, — и этим кинжалом я прикончу убийцу моей матушки.

Лицо Ли Шимина приняло такое выражение, как будто его заживо опалило адским огнем. А советник гневно закричал:

— Да как ты смеешь! Стража! Бросить ее в камеру смертников!

— Стойте! — тут же остановил грубо поднявших Чангэ на ноги стражников Ли Шимин. — Отведите принцессу Юннин в западное крыло. И хорошо позаботьтесь о ней.

Чангэ смотрела на него неверящим взглядом. Она не могла поверить, что даже после этих ее слов он будет желать сохранить ей жизнь.

— Ваше Высочество! Зло нужно безжалостно искоренять! — воспротивился было Ду Жухуэй, но Ли Шимин глухо перебил его:

— Советник. Я устал… О том, что произошло здесь сегодня, никто не должен знать.

Тому оставалось лишь подчиниться и позволить стражникам увести Чангэ в покои западного крыла.

========== 1.5 Побег ==========

Комментарий к 1.5 Побег

timeline: 3-4 серии

Сун не слишком беспокоился о том, что не успел покинуть Чанъань до того, как дворцовая стража усилила входной контроль. Они провели в столице Тан довольно долгое время, не привлекая ненужного внимания властей, и теперь достаточно было обзавестись правдоподобной причиной, позволяющей миновать городские ворота, чтобы о пребывании в городе тегина никто так и не узнал.

Озадачив поисками способа безопасно покинуть город Су Ишэ, который осуществлял большинство контактов с соглядатаями Ашилэ, Сун снял для себя и своих людей комнаты в хорошей гостинице неподалеку от северных городских ворот, и усевшись возле окна, принялся листать трактат Лю Суяня о стратегиях ведения осадных войн, который Су Ишэ принес откуда-то после одной из своих вылазок. Трактат был написан тяжелым и скучным слогом, так что тегин вскоре отвлекся и вернулся мысленно к недавнему столкновению с, теперь он был почти в этом уверен, девушкой из Восточного Дворца.

Судя по всему, одеяние из простого грубого материала, немного висевшее на ней, ей не принадлежало. Значит, она в бегах. Что, конечно, неудивительно, учитывая жестокую расправу с Ли Цзяньчэном и его последователями, но означает, что она не смирилась с падением Восточного Дворца и не присягнула на верность Ли Шимину. На беспомощную отчаявшуюся беглянку она тоже ничуть не походила, вела себя дерзко, хоть и оглядывалась через плечо, опасаясь погони или, может быть, кого-то, кто знает ее в лицо. И она была вооружена. Сун обратил внимание на рукоять кинжала, спрятанного у нее за спиной. Он слышал, что посланник Ашилэ Шисинь Сыли передал в награду лучшему игроку в цуцзюй драгоценный кинжал, способный рассекать камень и металл.

У тегина появилась очень смелая теория, в которую, однако, прекрасно вписывались все имеющиеся у него сведения. Кажется, у Ли Цзяньчэна была дочь. Возможно, парнишка из Восточного Дворца, с которым волей случая он то и дело сталкивался в Чанъане, на самом деле был принцессой, которой каким-то образом удалось избежать смерти. И которая намерена мстить. Сун видел решимость и уверенность в себе в ее глазах и не сомневался, что у нее есть какой-то план действий.

«Интересно, как далеко ей удастся зайти», — размышлял Сун. — «Ли Шимин несомненно позаботился о должной охране. Да и с его боевым опытом мало кто будет ему достойным противником. Впрочем, между ними явно существует какая-то связь», — вспомнил он полный узнавания и гордого удовлетворения взгляд Ли Шимина на чжонго команды Тан, применившего во время игры в цуцзюй боевое построение двойного клина. — «А значит, Ли Шимин может быть уязвим в чем-то другом».

…

Су Ишэ через одного из своих шпионов свел знакомство с торговцами Ху{?}[Обозначение зарубежных торговцев, главным образом арабских и персидских, занимавшихся торговлей в Китае.], которые готовили к отправке караван с товарами для торговли в Южной Пустыне, и сумел убедить их, — не бесплатно, конечно, — двинуться в путь на следующий день, передав тегину до выхода из города управление караваном. Все необходимые бумаги для вывоза торговцами уже были подготовлены, приобретенные Су Ишэ заранее верховые лошади доставлены к торговому складу, где стоял караван. Оставалось дождаться следующего дня.

После того, как Су Ишэ отчитался о выполнении поручения, Сун попросил его еще раз связаться с соглядатаями Ашилэ во дворце. Его не покидало ощущение, что что-то должно там произойти очень скоро.

Он оказался прав. Поздно вечером Су Ишэ принес донесение: «Неудачное покушение в поместье принца Цзинь. Преступник схвачен на месте и заключен под стражу в западном крыле».

— Покушение в поместье принца Цзинь, — задумчиво повторил Сун. — Не ожидал, что этот парень будет настолько бесстрашен.

— Тегин, о ком вы говорите? — спросил любопытный и не особо блещущий умом Яло.

— О том парне, который победил нас в цуцзюй, — вместо тегина нетерпеливо ответил ему Су Ишэ.

Во время игры Нуэр, оказавшийся в тот момент за спиной Суна, увидел лицо соперника, когда маска сползла у него с лица. Сегодня он узнал его и поделился этим с друзьями, когда Яло рассказывал Су Ишэ об утреннем столкновении в переулке. Су Ишэ сделал свои выводы.

— А, — понимающе протянул Яло, — выходит, он не простой человек.

— Даже не сомневайся, — уверенно подтвердил Су Ишэ.

— Более, чем не простой, — добавил Сун, пытаясь представить себе точную картину произошедшего во дворце Хунъи. — У него еще и необычные отношения с принцем Цзинь. Принц Цзинь не бросил его в темницу, а с удобствами устроил в покоях дворца… Мы с ним определенно станем друзьями.

— Друзьями? — непонятливо переспросил Яло.

Тегин убежденно ответил:

— Враг нашего врага — наш друг.

…

Второе донесение было доставлено ранним утром, едва рассвело и немного утих всю ночь льющий как из ведра дождь.

— Что? Сбежал? — не сдержал пораженного возгласа Сун, когда Яло с порога выпалил новости.

— Да.

— Неожиданно, что ему удалось сбежать так быстро. Теперь он мне еще интереснее, - задумчиво проговорил тегин.

«Должно быть, кто-то дружески настроенный помог ей. Едва ли она сумела бы ускользнуть в одиночку, при всей охране. Если только… Мог Ли Шимин позволить ей уйти?» — быстро размышлял Сун.

— Тегин, но с ним не так-то легко иметь дело, — встревоженно бросил Яло.

— Су Ишэ, — не слушая его, спросил тегин, все же не исключая возможности, что мог ошибаться, — у Ли Цзяньчэна были еще сыновья, или давние соратники в изгнании?

Подумав, тот покачал головой.

— Ничего такого мне не известно. Из пяти его сыновей ни один не выжил. Все его люди сдались. Этот парень мог просто иметь незначительный ранг в Восточном Дворце.

«Вряд ли. Не стал бы Ли Шимин заботиться о том, кто попытался его убить, будь тот кем-то незначительным. Принцесса, ты ведь так просто не сдашься? Что будешь делать дальше?»

Сун чуть заметно усмехнулся своим мыслям.

— Ладно. Во всяком случае, похоже, теперь мы не единственные, кого волнует, как покинуть город.

…

Караван трогался в путь, погонщики начали поднимать отрешенно жующих траву верблюдов. Нуэр и Яло затесались среди рабочих, сопровождающих повозки с товаром. Сун и Су Ишэ, ведя лошадей в поводу, шли впереди, возглавляя караван.

Вдруг откуда-то сзади раздались окрики, — голос, который Сун немедленно узнал. «А вот и наша принцесса», — почему-то радостно и совсем без удивления подумал тегин, переглядываясь с Су Ишэ.

— Постойте! Подождите! Извините, не могли бы вы взять нас с собой? — немного запыхавшись от бега, звонко спросила принцесса.

— Нет, не могу, — не оборачиваясь, ответил Сун.

— У меня срочное дело, — сделала она еще одну попытку убедить его.

Сун остановился и повернулся, быстрым взглядом убеждаясь, что за ней нет погони.

Принцесса удивленно распахнула глаза:

— Это опять ты?

Она была не одна, чуть позади маячил мальчишка лет двенадцати, одетый как слуга, с горящей надеждой в глазах. Услышав ее слова, мальчишка расплылся в широкой жизнерадостной улыбке, очевидно решив, что если они знакомы, беспокоиться больше не о чем. Принцесса тем временем, в попытке отыскать его слабое место, попробовала шантаж:

— Всем известно, что караваны часто скрыто провозят товары. Твой — наверняка. Давай договоримся, или я донесу на вас.

Сун едва не рассмеялся в голос. Это было… необычно, пусть и не действенно в его случае. Сделав суровое лицо, он холодно парировал:

— Я слышал, что принц Цзинь ищет оставшихся людей из Восточного Дворца, чтобы схватить и обезглавить. Думаешь, это мне следует бояться доноса?

— Как ты узнал?.. — на момент растерялась она, и улыбка мальчишки позади нее поблекла, уступая место страху.

— Значит, я прав, — спокойно заключил Сун.

Она сжала губы и нахмурилась, должно быть, в поисках других доводов, способных убедить его. Молчание затягивалось. Сун шагнул ей навстречу и тихо спросил:

— Что? Ты больше не можешь оставаться в Чанъане?

— У нас с тобой похожая ситуация, — вскинулась принцесса, — так что сделай мне одолжение.

Сун кивнул на длинную вереницу повозок, сопровождаемых двумя десятками рабочих и погонщиков.

— Ты подумал о том, что если тебя узнают, весь караван окажется замешанным в этом? К тому же, мы не друзья. С чего я должен тебе помогать?

Принцесса оглядела повозки и вдруг просияла:

— У тебя так много повозок и товаров. Их не будут слишком тщательно проверять. Помоги мне спрятаться в одной из них. Если меня обнаружат, скажу, что забрался туда тайком. Ты будешь не виноват.

Что ж, он и сам собирался предложить ей такой выход. Но не так быстро.

— На это я мог бы согласиться, — оценивающе глядя на нее, сказал он, испытывая границы ее отчаяния, — но не бесплатно.

— Мне нечего тебе дать, — слишком быстро ответила она.

— Да? А я думаю, твой кинжал вполне подойдет, — кивнул Сун на кинжал, рукоять которого выглядывала у нее из-под руки. Принцесса судорожно сдвинула рукоять кинжала за спину и решительно качнула головой:

— Его я отдать не могу.

— Тогда и сделки не будет. Поехали, — скомандовал Сун молча ожидающему Су Ишэ и повернулся к своему коню, будто намереваясь вскочить в седло. За спиной раздался громкий шепот мальчишки:

— Учитель, давайте сначала выберемся из города. А потом придумаем, как вернуть его.

Сун полуобернулся и молча ждал, застыв на месте. Принцесса наконец решилась:

— Ладно, я согласна. Но ты получишь его, только когда мы выберемся из города.

— Договорились, — удовлетворенно отозвался он.

Принцесса повернулась к мальчишке.

— Адо, — тепло обратилась она к нему, — тебе не стоит рисковать вместе со мной. Тебя не станут проверять. Подожди меня у павильона Шили. Если я не появлюсь через три дня, значит, такова судьба.

— Но, учитель… Как я оставлю вас одного?..

— Да, я твой учитель. Почему ты меня не слушаешь? — строго оборвала она его.

— Я… я… хорошо. Будьте осторожны, учитель, — смирился мальчишка.

Принцесса кивнула в сторону ворот: — Иди, — и, проводив его долгим заботливым взглядом, повернулась и пошла вслед за Суном искать в повозках место, чтобы укрыться.

— Опять он, — рассеянно пробормотал Яло, успевший незаметно подобраться к Су Ишэ, который бесстрастно смотрел вслед тегину. — Эй, Су Ишэ, тебе не кажется, что тегин становится разговорчивым при встречах с этим парнем?

— Он же сказал, «враг нашего врага — наш друг», — повернувшись к другу, терпеливо пояснил тот. — Теперь, когда он наш друг, побольше говорить с ним — совершенно нормально.

— Угу, это кажется логичным, — подумав, заключил Яло.

========== 1.6 Дружеское спасение ==========

Комментарий к 1.6 Дружеское спасение

timeline: 5 серия

Покинув Чанъань, они постарались как можно дальше уйти от города, поэтому долго без остановок скакали через лес, избегая наезженных дорог. Когда солнце начало клониться к горизонту, сгущая лесные тени, в стороне между деревьями замелькала водная гладь, и Сун решил, что пора дать отдых лошадям и устраиваться на ночлег. Су Ишэ и Нуэр проехали вперед разведать окрестности, а Сун и Яло спешились и, ведя своих лошадей в поводу, по пологому спуску пошли к реке, где Яло отошел вверх по течению, чтобы наполнить свежей водой опустевшие мехи, пока Сун умывался и поил лошадей.

— Тегин, я набрал достаточно воды, — отчитался Яло, привязывая мехи к дорожным сумкам, перекинутым через крупы лошадей. — Но я немного беспокоюсь. С такой скоростью, как сегодня, мы доберемся до Ючжоу не раньше, чем через полмесяца.

— Полмесяца? — отозвался Сун. — Это слишком долго. Нам придется ускориться.

Он отошел от лошадей и окинул взглядом пустынный берег. Взгляд зацепился за бледно-лиловое пятно среди свисающих над водой ветвей ивы. Одеяние беглой принцессы, с которой они распрощались за стенами Чанъаня, было такого же цвета. Сун пригляделся. Похоже на человека.

— Что это?.. — пробормотал он, и Яло, проследив за его взглядом, воскликнул:

— Неужели человеческое тело?!

Быстрым шагом Сун подошел к иве, отвел рукой свисающие ветви. Наполовину в воде лицом вниз действительно лежал человек, из-под лопатки которого торчала оперенная стрела. Сун присел возле него, уже зная, что увидит, и осторожно перевернул лицом вверх. Сердце его сжалось: конечно же, это была принцесса. Она была без сознания, но слабо дышала. Ни слова не говоря, он легко подхватил ее на руки и вынес на берег.

— Опять он?! Как он здесь оказался? — вытаращил глаза Яло, увидев ее лицо.

— Яло, — распорядился Сун, — нужно найти защищенное место, где можно остановиться.

И, не выпуская принцессу из рук, направился к пасущимся у воды лошадям.

— Тегин, я могу подержать его, — предложил Яло.

— Не нужно, — коротко ответил Сун, вскакивая на коня вместе со своей ношей.

Они не успели далеко отъехать от реки, как встретили Нуэра, вернувшегося за ними. Он с удивлением посмотрел на придерживаемого Суном бесчувственного юношу, но не стал задавать никаких вопросов.

— Тегин, — сказал он, — мы обнаружили неподалеку охотничью хижину. Выглядит так, будто там нечасто кто-то бывает.

— Очень кстати, — ответил Сун. — Веди.

Хижина действительно выглядела заброшенной, но внутри было довольно чисто и даже имелось некое подобие кровати. Сун усадил на нее все еще бесчувственную принцессу, потом отослал Яло, вошедшего за ним следом, чтобы принес вино, заживляющую мазь и сухую одежду. Оставшись наедине с принцессой, Сун потер ладонями лицо и глубоко вздохнул. Не то чтобы он никогда не имел дела с представительницами противоположного пола. Но сейчас перед ним была не просто какая-то женщина для удовольствий, а принцесса, заслуживающая достойного обращения. Предстояло вытащить стрелу, обработать рану и переодеть ее в чистое одеяние, и ни отложить, ни передать эту задачу кому-то еще он не мог, не раскрыв ее секрет.

Решительно выхватив кинжал из ножен, он срезал часть стрелы с оперением и, намереваясь одним движением выдернуть стрелу из тела, обхватил рукой ее торчащий впереди конец, нечаянно вжимаясь ребром ладони в податливую плоть.

…

Чангэ пришла в сознание от вспышки боли, сверкнувшей в потревоженной ране. Открыв глаза, она увидела мужчину, нависшего над ней, и почувствовала чужое прикосновение. В мгновенной панике она с размаху ткнула мужчину кулаком в грудь, заставляя его отшатнуться, и, зашипев от боли, вскрикнула:

— Бесстыжий! Куда ты лезешь?

Мужчина выпрямился, показывая свое лицо.

— А что, непонятно, куда? Стрелу нужно вытащить. За что ты меня ударил?

— Опять ты?!

Она сконфуженно уставилась на лже-торговца, который помог ей выбраться из Чанъаня. Почему он снова оказался у нее на пути? Как она попала сюда, в эту хижину? Что он знает? И что ему от нее нужно?

Чангэ инстинктивно схватилась за подвешенный у нее на поясе кожаный футляр, в котором была спрятана при побеге выкраденная ею из кабинета Ли Шимина печать Наследного Принца, но та была на месте.

— Я не просил тебя о помощи, — выдавила она сквозь зубы, борясь с накатывающей волнами болью в простреленном плече.

— Ладно. В таком случае вытаскивай сам, — холодно отозвался мужчина, не делая попытки снова приблизиться.

В хижину вошел парень, всегда находившийся с ним рядом, когда они встречались в Чанъане, с кожаным мехом и охапкой каких-то тряпок в руках. На мгновение он застыл в дверях, увидев, что она очнулась, потом молча подошел и, сложив все принесенное рядом на стол, выжидательно уставился на нее.

Чангэ взялась за торчащий обломок стрелы, стиснула зубы, резким движением выдернула его и прижала ладонь к ране, пытаясь отдышаться и с трудом сдерживая болезненный стон. Мужчина, бесстрастно наблюдавший за ее действиями, поднял принесенный другим парнем мех и подал ей.

— Аличи, — сказал он.

— Что это значит? — спросила она.

— Крепкий алкоголь из западных земель.

Она взяла мех, жадно сделала несколько глотков под изумленными взглядами обоих мужчин, и протянула его обратно.

— Спасибо! Так лучше.

— Совсем сдурел? — возмутился мужчина. — Терпи!

И щедро плеснул из меха на рану. Чангэ коротко вскрикнула, когда алкоголь обжег свежую рану, но стоически перенесла первую ошеломляющую боль, пока та слегка не утихла.

— Настоящий мужчина! — то ли съязвил, то ли похвалил мужчина, отдавая мех парню. — Дай ему мазь!

Тот взял принесенную с собой склянку и потянулся к ее ране, собираясь помочь нанести мазь.

— Не трогай меня! — вскрикнула Чангэ.

— А?! Что ты вопишь, как баба? — возмутился парень. — Если бы мы хотели навредить тебе, то уж точно не стали бы ждать так долго! Неблагодарный!

Мужчина забрал у него склянку и бросил ее на кровать рядом с Чангэ.

— Оставь его, — сказал он, поворачиваясь к двери. — Идем отсюда!

И они вышли, позволив Чангэ самой позаботиться о себе.

…

Она успела нанести мазь, перевязать, хоть и не слишком аккуратно, рану и переодеться. Боль притупилась и была теперь вполне выносимой.

Тем временем снаружи совсем стемнело, возле хижины был разведен костер, и в опустившейся ночной тишине Чангэ слышала его потрескивание и негромкие мужские голоса. Мужчин было больше, чем двое.

Она оказалась права. Торговцами они не были, или, по крайней мере, были не только торговцами. Очевидно, и караван всего лишь служил для них прикрытием, чтобы покинуть Чанъань.

«Он не простой человек. Удивительно, что наши пути так часто пересекаются. И, получается, он снова спас меня», — размышляла Чангэ. — «Это в самом деле случайность, или?.. Но нет, он никак не мог знать, что Хао Ду устроит засаду на северной дороге, и мне с трудом удастся унести оттуда ноги. Если бы не река, недалеко бы я ушла раненая и без оружия… Но этот наглец! Так и забрал мой кинжал в уплату, хотя спрятать меня под двойным дном повозки ему ничего не стоило! Впрочем, я наверняка потеряла бы кинжал в реке, зато теперь есть надежда, что удастся вернуть его…»

Скрипнула дверь, мужчина вернулся, небрежно бросил на стол мех с вином, уселся, отпивая из другого и с вызовом глядя на Чангэ. Она подошла, придерживая левую руку, чтобы не бередить рану, и села напротив. Его взгляд скользнул к ее раненому плечу, потом встретился с ее взглядом.

— Благодарю тебя, — искренне произнесла Чангэ. — Вначале… я не так тебя понял. Ты спас меня, я… — Она неловко попыталась сложить руки в жесте уважения, но он не дал ей договорить.

— Все в порядке. Мы ничего не должны друг другу.

— Ладно, если так… Тогда… могу я… выпить немного этого вина? — неуверенно спросила Чангэ.

— Конечно, — усмехнулся он. — Но я не люблю проигрышные сделки. Давай на обмен. Я предлагаю вино, ты отвечаешь на мои вопросы. Согласен?

— Невежливо ничего не давать взамен. Может, лучше сыграем в игру? Осмелишься?

— Без проблем.

— Будем задавать вопросы по очереди. Если кто-то не может ответить, то делает глоток вина.

— Согласен.

Он поднял лежащий на столе мех, открыл и передал Чангэ. Сделав глоток, она кивнула:

— Начинай.

— Кто тебя подстрелил? — немедленно последовал вопрос.

— Солдаты дворцовой стражи, — честно ответила она.

— Ты так прямолинеен, — заметил он, глядя на нее нечитаемым взглядом: похоже, ответ его удивил.

— В этой игре лгать непозволительно, — слабо улыбнулась она. — Теперь моя очередь. Как тебя зовут?

…

Принцесса уже пыталась узнать его имя, когда они покинули Чанъань. Но тогда Сун отказался назвать его, отговорившись тем, что они больше не увидятся. На этот раз ответ у него был:

— Фамилия Цинь. Имя — Чжунь. Можешь звать меня Ачжунь.

— Ачжунь… — повторила она, запоминая.

— А твое имя? — задал он следующий вопрос, пристально глядя ей в глаза.

— Фамилия Ли. Зови меня Шисы… Зачем тебе мой кинжал?

— Просто хотел смутить тебя, — легко признался он.

Она усмехнулась, качая головой:

— Знал, что ты плохой парень… Откуда ты родом, Ачжунь?

— С Центральных равнин, родился за Великой Стеной.

Это, как и названное им имя, не было ложью. Настоящая мать Суна попала вместе с двухлетним сыном в становище хана вместе с другими захваченными рабами после одного из набегов на земли Центральных равнин и вскоре умерла, но Сун до сих пор помнил, как она звала его «мой Ачжунь».

— Тогда где ты живешь, Ачжунь? — спросила принцесса, но Сун оборвал ее:

— Это уже второй вопрос. Моя очередь. Куда ты направляешься, Шисы?

Лицо ее потемнело, и после недолгого молчания она коротко ответила, не глядя на него:

— Дорогой мести.

Сун ждал, что она скажет еще что-нибудь, но вместо этого она повторила его вопрос:

— Как насчет тебя?

— На север, — так же коротко ответил Сун и попробовал надавить: — Мести за что?

Ее пальцы сжались на мехе с вином, и она лишь молча сделала глоток, не собираясь развивать тему. Тегин наблюдал, как она усилием воли прогоняет тяжелые мысли, как медленно проясняется ее лицо, и думал: «Принцесса не собирается сдаваться».

— Что там на севере? — справившись с собой, наконец спросила она с легким любопытством.

— Крупное дело, — ответил Сун и приложился к меху.

— Ты же ответил на вопрос. Почему пьешь? — спросила принцесса. Сун усмехнулся:

— Потому что твой следующий вопрос будет о том, что за дело. А этого я рассказать не могу.

Она понимающе улыбнулась и встряхнула значительно опустевший мех.

— Если мы продолжим, я совсем опьянею… Поэтому, последний вопрос. Ачжунь — твое настоящее имя?

Сун наклонился к ней ближе и таким же тоном спросил:

— А твое имя в самом деле Шисы?

В глазах друг друга они увидели четкий ответ, усмехнулись друг другу, и, дружески столкнув мехи, оба сделали по глотку.

…

Наутро Сун обнаружил, что спал сидя возле окна, заботливо укрытый шкурой, прежде лежавшей на кровати. Ли Шисы в хижине уже не было.

========== 1.7 Ючжоу. Разговоры при луне ==========

Комментарий к 1.7 Ючжоу. Разговоры при луне

timeline: 6 серия

Полускрытый столбом, подпирающим навес какого-то сарая напротив поместья губернатора Ючжоу, небрежно оперевшись о стену, Сун терпеливо ждал, поглядывая в сторону закрытых ворот поместья. Прошло около часа, прежде чем Яло и его сопровождающие вышли. Проходя мимо, Яло чуть наклонил голову, быстрым взглядом давая тегину знать, что задание выполнено. Как и предполагалось, Ван Цзюнько не устоял перед искушением.

Удовлетворенно усмехнувшись, Сун шагнул на залитую солнцем улицу и немедленно столкнулся с бредущим навстречу молодым человеком, внимательно рассматривающим вход в поместье губернатора. На мгновение оба ошеломленно застыли, узнав друг друга. Принцесса опомнилась первой.

— Откуда ты взялся? — удивленно спросила она.

Сун усмехнулся:

— Я так понравился Шисы, что ты решил последовать за мной?

— Не придумывай, — скрывая смущение, резко ответила она. — Почему ты не сказал, что у тебя дела в Ючжоу?

— А ты спрашивал? — вопросом на вопрос ответил Сун.

Принцесса недовольно отвернулась.

— Что ты тут делаешь? — в свою очередь поинтересовался Сун.

— Личные дела.

Сун проследил за ее взглядом, снова прилепившимся к воротам поместья, и подчеркнуто серьезно произнес, весело поблескивая глазами:

— Личные дела в поместье губернатора? Шисы, должно быть, очень богат, или же является важным чиновником.

— Не говори глупостей, — слишком быстро возразила она, тем самым подтверждая его подозрения. — Я здесь впервые. Человеку нельзя просто прогуляться? Я возвращаюсь в гостиницу.

Сун не дал ей далеко уйти.

— Какое совпадение, я тоже уже возвращаюсь. Пойдем вместе? — предложил он, понимая, что у нее не будет повода отказаться.

В молчании они неторопливо прошли по шумной торговой улице. Сун чувствовал на себе ее испытующий взгляд, но, стоило ему поглядеть на нее, принцесса тут же отводила глаза. Однако, что бы ее ни беспокоило, вопросы она держала при себе.

— Кажется, мы с тобой связаны, придется еще немного побыть вместе, — довольно заметил Сун, когда, распрощавшись на перекрестке, оба повернулись идти в одном направлении. Вскоре они стояли перед гостиницей Цинсян, переводя взгляды с вывески друг на друга.

— Опять совпадение? — с подозрением спросила принцесса. — Ты здесь остановился?

— Ты тоже? — Сун приглашающе махнул рукой в сторону входа.

Внутри принцесса резко остановилась перед лестницей, ведущей к гостевым комнатам.

— Шисы, ты не собираешься подняться в свою комнату? — спросил Сун.

— Ты первый, — ответила она.

— Думаешь, может оказаться, что мы с тобой делим одну комнату? — пошутил Сун, делая шаг вперед.

На середине лестницы он обернулся через плечо, чтобы увидеть, как принцесса метнулась в сторону бокового выхода, ведущего во внутренний двор, и подумал, что, должно быть, у нее совсем нет денег, чтобы снять приличную комнату.

…

Ночь была странно тиха, лишенная привычных звуков и голосов, сопровождающих разнообразные дневные занятия горожан. Полная луна ярко освещала крыши домов, позволяя взгляду беспрепятственно скользить вплоть до укреплений городских стен. Чангэ, устроившись на коньке пологой крыши посудной лавки, расположенной рядом с гостиницей, задумчиво смотрела на луну, подставив разгоряченное лицо легкому ветерку, немного разгонявшему духоту прошедшего жаркого дня.

Сегодня утром они, наконец, добрались до Ючжоу. Дорога заняла почти полмесяца, и Чангэ признавалась себе, что Адо стал для нее настоящим благословением. А ведь, когда он выскочил ей навстречу на развилке дорог возле указательного камня Чанъаня, сияя счастливой улыбкой от сознания того, что правильно угадал, где точно ее встретит, она пыталась уговорить его остаться в безопасности столицы. Но Адо твердо решил повсюду следовать за «учителем», независимо от подстерегающих их опасностей. «Учитель», — гордо сказал он. — «вы будете настоящим героем. А какой же герой без генерала?! Так что я буду вашим генералом! Позвольте мне пойти с вами!» Она сдалась, и ни разу не пожалела об этом, потому что мальчик никогда не жаловался, искренне заботился о ней, отвлекал от тяжелых мыслей своей легкой болтовней и веселым нравом, и только благодаря его общительности и предприимчивости им не пришлось ни голодать, ни спать под открытым небом, а часть времени вообще удалось провести, удобно развалившись в душистом сене на телеге какого-то крестьянина, с которым им было по пути.

Теперь она была здесь, в Ючжоу, и ей предстояло выполнить самую сложную часть плана.

Днем Чангэ удалось разговорить нескольких солдат городской стражи и выяснить, что губернатор Ючжоу, Ли Юань, бывший другом и ставленником ее отца, после получения сообщения о произошедшем в Чанъане дворцовом перевороте не покидал свою резиденцию и не спешил направить поздравления в адрес нового Наследного Принца. Похоже было, что он не собирается признавать новую власть. Если так, то Чангэ сможет убедить его предоставить в ее распоряжение армию Ючжоу… Для большей убедительности она даже написала якобы предсмертный указ от имени своего отца, заверив его печатью Наследного Принца.

Но на душе у нее было неспокойно. Слишком многое могло пойти не по плану, и многого она могла не учесть. После предательств тех, кому всецело доверяла, полагаться на малознакомых людей было страшно, но иного выхода она не видела.

Глядя на окутанный серебристым сиянием диск луны, Чангэ мысленно беседовала с мамой.

«Мама, мне так тебя не хватает. Завтра… я не уверена, ожидает меня успех или провал. Если бы только я могла найти другой, более надежный способ. Но даже семья Вэй подчинилась Ли Шимину. Мне не на кого опереться, приходится идти на риск. Печать Наследного Принца принадлежала отцу. С ее помощью я надеюсь поднять верные ему войска, чтобы отомстить за всех в Восточном Дворце. Я знаю, ты осудила бы меня за безрассудство. Не волнуйся, мама, я позабочусь о печати Наследного Принца. Не позволю ей попасть в плохие руки.»

— Выглядишь расстроенным, — раздался рядом знакомый голос, бесшумно взобравшийся на крышу Ачжунь беспечно уселся рядом. — Что-то случилось?

Чангэ едва взглянула на него, нисколько не впечатленная его появлением. После утренней неожиданной встречи она была уверена, что очень скоро увидит его снова.

— Нет. Любуюсь луной.

— В самом деле? А я думал, ты расстроился, что не смог попасть к губернатору.

Она ожидала и того, что он снова вернется к этой теме. Ей, в свою очередь, хотелось знать, почему его интересует ее возможная связь с губернатором Ючжоу. Стараясь звучать как можно более равнодушно, Чангэ ответила:

— Ачжунь шутит. Ничтожеству вроде меня к нему даже не приблизиться. Я просто проходил мимо.

— Ничтожеству? Помнится. когда мы впервые встретились, ты был… величественным. Ты на самом деле настолько незначим?

Он заглянул ей в глаза, словно хотел увидеть в них тщательно скрываемую правду. Ачжунь был проницателен, и в данный момент слишком настойчив в желании заставить ее раскрыться. А этого — раскрыть себя — Чангэ не могла себе позволить.

— Ачжунь, ты привык не доверять людям, да? — спросила Чангэ. — Со временем от этого начинаешь уставать. Я не расспрашиваю тебя о твоем прошлом, давай и ты не будешь спрашивать, кто я такой. Согласен?

— Нет, — ответил он.

— Ну, тогда нам не о чем больше разговаривать.

Чангэ сделала движение, чтобы подняться и уйти, но Ачжунь удержал ее за руку.

— Такой упрямый, — вздохнул он, серьезно глядя ей в глаза. — Если не хочешь рассказывать, я не стану спрашивать. — Он отвел взгляд и немного помолчал. — Как твоя рана?

— Пара царапин ничто для мужчины. Я в порядке.

Он хмыкнул и что-то насмешливо пробормотал себе под нос. Потом спросил:

— Не думаешь, что странно двум мужчинам вместе смотреть на луну?

— В чужом краю я смотрю на луну и думаю о доме. Что в этом странного? — не поддалась на провокацию Чангэ. После некоторых его высказываний ей, уже не первый раз, приходило в голову, что Ачжунь мог заподозрить, что она девушка. Но в каждом случае его последующие слова и действия опровергали это опасение. В конце концов она решила, что он просто поддразнивает неопытного парнишку, каким она должна была выглядеть в его глазах.

— Ничего особенного нет в этой луне, — глядя вверх на светящийся диск, заметил Ачжунь. — В степи она намного красивей.

— Ты бывал в степи?

— Проезжал, по делам, — не сразу ответил он.

Чангэ кивнула:

— Да, торговцы вроде тебя бывают в разных местах и видят много прекрасных пейзажей. Не удивительно, что луна в Ючжоу не производит на тебя впечатления. Я бы хотел побывать в степи и своими глазами убедиться, что ночной вид там так прекрасен, как ты говоришь. Но вряд ли у меня когда-нибудь появится такая возможность… Кстати, как твое дело в Ючжоу? Успешно?

— Как судьба позволит, — уклонился от ответа Ачжунь.

— Я не верю в судьбу, только в приложенные усилия, — твердо сказала Чангэ, с интересом глядя на него. — Не ожидал, что такой человек как ты будет верить в судьбу.

— Все решают человеческие усилия… — задумчиво произнес Ачжунь. — Интересно. Ты прав, Шисы. Я просто оговорился.

Какое-то время они провели в уютном молчании, глядя на луну и думая каждый о своем. Наконец Чангэ глубоко вздохнула и решительно поднялась.

— Поздно. Пойду спать.

С неожиданной быстротой Ачжунь вскочил на ноги и одним широким движением спрыгнул вниз. Мгновением позже Чангэ, легко перебежавшая по скату крыши, приземлилась слишком близко от него и инстинктивно отшатнулась, почти потеряв равновесие. Ачжунь удержал ее, схватив за плечи, наклонился, пристально глядя ей в глаза. Чангэ замерла, сердце ее вдруг бешено забилось, вдруг показалось, что он собирается…

— Спасибо, что разделил этот вечер со мной, — выпрямляясь и освобождая ее плечи, спокойно сказал Ачжунь. — Отдыхай, Шисы.

========== 1.8 В поместье губернатора ==========

Комментарий к 1.8 В поместье губернатора

timeline: 7 серия

Сун знал, что высокопарные высказывания Ван Цзюнько о его верности империи, — не более, чем пустые слова. Губернатор Ючжоу Ли Юань не присягнул новой власти в Чанъане и прятался в своем поместье, а его генерал в спешном порядке оснащал армию: все указывало на то, что Ючжоу готовится к восстанию. И время поджимало. Тегин даже не сомневался, что не пройдет и пары дней, прежде чем генерал Ван согласится на предложенную сделку — быстрые и сильные боевые скакуны из западных земель и пополняемый запас железа для ковки оружия в обмен на передачу города в руки Ашилэ. Сдать город и увести армию означало значительно ослабить защиту северных границ Тан и открыть войскам Великого Хана дорогу прямиком в столицу. Но Ван Цзюнько заботило лишь собственное благополучие. Тегин презирал подобных ему продажных мерзавцев, что, однако, не мешало ему иметь с ними дело, если это было выгодно Великому Хану.

Впрочем, планы Ли Юаня и Ван Цзюнько мало заботили Суна. Его мысли вращались вокруг Ли Шисы.

Когда она в прошлый раз ушла, не попрощавшись, он почувствовал легкий укол сожаления. По обоюдному молчаливому согласию тогда, в охотничьей хижине, остановившись на придуманных именах, они больше не пытались что-то выведать друг у друга, и их недолгая беседа — отчасти, несомненно, благодаря обилию выпитого вина — стала почти дружеской. Суну нравилось смотреть, как принцесса, стойко изображавшая юношу несмотря на все выпитое вино, слегка розовела лицом на его беззлобные поддразнивания и немедленно платила ему той же монетой. Впервые за долгое время тем вечером он позволил себе расслабиться и чувствовал себя почти беззаботным.

Так что он был рад увидеть ее снова. В том, что принцесса из Восточного Дворца направилась в Ючжоу, не было ничего удивительного, ведь губернатор Ючжоу Ли Юань был верным другом Ли Цзяньчэна. Но это и настораживало. Шисы говорила о мести. Возможно, в этой своей мести она надеялась на помощь Ли Юаня и войск, верных предыдущему наследному принцу. Тегина беспокоило, что принцесса, умная, отважная и честная, но едва ли в прошлом имевшая дело с людьми хитрыми, изворотливыми и жадными до денег и власти, может попасть в ловушку продажного генерала и оказаться разменной монетой между мятежниками и Ли Шимином, или мятежниками и Великим Ханом. Но, по крайней мере, она была осторожна и не поспешила встречаться с губернатором, едва войдя в город. Он надеялся, что она в состоянии представить себе возможные опасности и защититься.

Когда наутро после ночной беседы под луной, бросив быстрый настороженный взгляд на ведущую на второй этаж лестницу, принцесса выскользнула из гостиницы, она даже не догадывалась, что ее сопровождают. Пользуясь тем, что в ожидании ответа от Ван Цзюнько заняться ему было нечем, Сун решил проследить за принцессой. Чтобы убедиться, что своими действиями она не смешает его планы, — было его оправдание. На самом деле, — чтобы убедиться, что она не пострадает.

Как он и думал, принцесса прямиком направилась к поместью губернатора и, что-то передав в руки стражникам, вскоре была пропущена внутрь. Сун занял облюбованное с прошлого дня место напротив поместья и приготовился к долгому ожиданию.

…

Чангэ была далеко не так уверена в успехе, как ей хотелось бы. Но и бездействовать не могла. Оставалось только принять возможные меры безопасности и надеяться на то, что принятое ей решение не окажется ошибочным.

— Адо, сохрани ее для меня, — попросила она мальчика, передавая ему печать Наследного Принца. — Никому не показывай и не говори о ней ни слова. Если я не вернусь до заката, найди Ачжуня и попроси его вывести тебя из города.

— Учитель, Ачжунь — это ведь тот самый торговец из каравана? — спросил умный мальчишка, видевший, как они прощались ночью. — Почему именно его?

— Не знаю. Мне просто кажется, что ему можно доверять, — честно ответила Чангэ.

— Будьте осторожны, учитель, — пожелал на прощанье Адо.

Освободившись от печати, Чангэ почувствовала себя несколько более уверенно.

Передав стражам пропускную табличку Восточного Дворца, она без задержки была сопровождена в покои губернатора. И дальше все шло примерно так, как она это себе представляла. Гневно высказанное генералом Ван подозрение в том, что она может быть шпионом Ли Шимина, убедило в верности ее отцу и готовности противостоять занявшему его место изменнику. Чангэ раскрыла губернатору свое имя, рассказала о происходящем в столице, озвучила план победы над войсками Ли Шимина и возвращения власти Восточному Дворцу. И в довершение достала приготовленный прошлым вечером «посмертный указ Наследного Принца», обязующий армию Ючжоу войти в столицу и уничтожить изменника, незаконно захватившего власть.

Ли Юань вел себя как заботливый дядюшка: сочувственно выслушал ее рассказ, подтвердил свою верность делу Наследного Принца, похвалил ее стойкость и разработанный ею военный план подавления мятежа, и, преклонив колени, принял зачитанный Чангэ указ, благодаря которому теперь можно было без промедления поднимать армию.

— Благодаря вам, принцесса, Ючжоу выйдет из непростой ситуации, — сказал он. — Мы в спешном порядке вооружали армию, но опасались, что останемся без поддержки, когда придет время выступать в поход. С этим указом бывшие подчиненные Наследного Принца обязательно окажут нам помощь.

И в этот момент, когда Чангэ уже готова была выдохнуть с облегчением, стражник объявил о прибытии посланника из Чанъаня, ожидающего губернатора в приемной. Его прибытие было неожиданным и несвоевременным. Генерал Ван, воодушевленный полученным указом Наследного Принца, решил захватить посланника, чтобы ясно обозначить перед Чанъанем позицию Ючжоу. Однако гораздо хуже оказалось то, что посланником был Вэй Шуюй, и сдаваться без боя он не собирался даже несмотря на численное превосходство противника. Возможно, он смог бы отбиться от стражников, но против Ван Цзюнько шансов у него не было, а тот, судя по убийственному блеску в глазах, потянул меч из ножен с намерением избавиться от посланника.

Пусть они больше не были друзьями, пусть Вэй Шуюй перешел на сторону ее заклятого врага, Чангэ не могла допустить его смерти. Выхватив из-за пояса ближайшего стражника нож, она быстро шагнула ему навстречу и схватилась за лезвие его меча, останавливая его, а другой рукой прижала нож к горлу ошеломленного ее вмешательством Шуюя.

— Опусти меч, — сквозь сжатые зубы проговорила Чангэ, игнорируя боль в сжавшей лезвие меча ладони и стекающую кровь. И повторила, твердо встречая его неверящий взгляд: — Опусти меч, и я не убью тебя.

— Принцесса, — сделав шаг вперед, произнес генерал, — то, что мы с вами обсуждали, потребует жертв.

— Генерал Ван, вы знаете советника Вэй Чжэна? — не отрывая яростного взгляда от Шуюя, спросила Чангэ. — Он былопорой Восточного Дворца. А это его сын. Если убить его, чиновники Восточного Дворца будут разочарованы.

— Я наслышан о преданности советника Вэй Наследному Принцу. Кто бы подумал, что его сын окажется таким трусом.

— Предатель! — воскликнул Шуюй. — Как ты смеешь говорить так о моем отце!

— Посланник напрасно доверяет принцу Цзинь, — подняв в руке написанный Чангэ указ, торжественно вмешался, входя в приемную, губернатор. — Небесам известна моя преданность империи Тан. Это последняя воля Наследного Принца Цзяньчэна. Согласно указу, мы убъем предателя.

— Чангэ! — потрясенно выдохнул Шуюй, быстро осознавший, как Чангэ воспользовалась украденной печатью Наследного Принца. — Чангэ, ты…

— Стража, отвести его в темницу и не спускать глаз! — звонко перебила Чангэ, не давая ему раскрыть правду и свести на нет все ее старания. Шуюй, словно разом лишившийся сил, больше не сопротивлялся и молча дал увести себя.

Чангэ поспешила покинуть губернатора, пообещав вернуться на следующий день и отказавшись от его предложения переехать в поместье или хотя бы взять нескольких стражников для охраны. Появление Вэй Шуюя выбило ее из колеи и снова всколыхнуло почти улегшееся беспокойство. Ей нужно было хорошо подумать, что делать дальше.

…

Сун немного напрягся, когда понял, что подъехавший к поместью в неприметной с виду повозке человек был посланником из Чанъаня. Принцесса все еще находилась внутри, и для нее встреча с представителем новой власти могла закончиться плачевно. Но все было спокойно. Через некоторое время один из стражников увел повозку посланника внутрь через боковые ворота, а вскоре из дверей поместья появилась принцесса. Она медленно спустилась по ступеням крыльца и, отрешенно-задумчиво глядя перед собой, неторопливо направилась прочь, сжимая в кулак пальцы левой руки, по которым стекала и тяжелыми каплями падала на землю темная кровь.

«Посланник Чанъаня зашел внутрь. Не могу поверить, что Шисы удалось спокойно уйти… Она ранена. Так странно. Что же там произошло?» — думал Сун, провожая ее взглядом. Он собирался приблизиться к поместью в надежде что-нибудь разузнать из разговоров неосторожных в речах стражников, но вдруг заметил двоих неприметно одетых мужчин, следующих за принцессой. Держась на расстоянии, он отправился за ними.

Преследователи были не слишком умелыми. Во всяком случае, несмотря на задумчивость, Шисы обнаружила, что ее преследуют, поразительно быстро, и легко избавилась от них, затерявшись в лабиринте боковых улочек.

«Почему за ней следят люди из поместья губернатора? Шисы, кто ты на самом деле?» Желание Суна разгадать тайны, скрываемые принцессой, становилось все сильнее.

…

Вернувшись к вечеру в гостиницу, Сун заглянул во внутренний двор. Сквозь двери сарая, в котором обосновались Шисы и мальчишка, зовущий ее учителем (интересно было бы узнать, что связывает принцессу и уличного мальчишку), пробивался неясный свет. Лишь на мгновение заколебавшись, он поддался желанию увидеть ее и решительно постучал в дверь. Спустя минуту Шисы вышла, прикрыв дверь за собой.

— Что случилось? — равнодушно произнесла она.

Сун внимательно посмотрел ей в лицо, отмечая припухшие глаза.

— Ты плакал? — спросил он.

— Нет, — она отвела взгляд в сторону.

— Мужчины тоже плачут. Нечего стыдиться, — попытался успокоить ее Сун, но она тут же подняла на него взгляд и возразила почти надменно:

— Я с детства не лил слез. Предпочитаю истекать кровью.

Сун улыбнулся:

— Не строй из себя сильного. Каждому человеку бывает грустно.

— Если ты все сказал, то я пойду, — холодно произнесла принцесса и повернулась к двери.

— Эй, да подожди ты, — остановил ее Сун, лихорадочно подыскивая повод, чтобы задержать ее. — У меня тоже плохое настроение. Можешь… прогуляться со мной?

— Прогуляться? Сейчас? — Предложение явно застало ее врасплох. — Уже объявили комендантский час.

— Только не говори мне, что это тебя страшит.

Она немного подумала.

— Куда пойдем?

— А что? Боишься, что я тебя продам? — поддразнил ее Сун.

— Ты на такое не способен, — убежденно ответила она, немного просветлев лицом.

Он привел ее к дозорной площадке в центре рыночной площади, легко поднялся по ступеням наверх. Принцесса, не торопясь, последовала за ним.

— Зачем ты меня сюда привел? — спросила она.

— Чтобы быть подальше от проблем и ближе к луне? — предложил Сун.

— Скорее я здесь становлюсь ближе к одному навязчивому парню, — в тон ему ответила она, больше для вида отодвигаясь от него на шаг.

— Тоже неплохо, — рассмеялся Сун, вновь сокращая расстояние.

Порыв холодного ветра заставил принцессу повести плечами.

— Становится холодно, — заметила она и устремила на него будто чего-то ожидающий взгляд, когда он ограничился согласным «угу».

«Забыла, что ты — парень, Шисы?» — усмехнулся про себя Сун, а вслух нарочито высокомерно спросил:

— Что, может, отдать тебе мой плащ?

Она усмехнулась, снова отводя взгляд.

Сун задержался взглядом на ее лице, потом серьезно спросил:

— Теперь тебе лучше?

— Намного, — кивнула она.

— Так что же случилось?

Он почти не ожидал ответа, но после непродолжительного молчания принцесса все же заговорила:

— Я просто встретил старого друга… Вернее, мы больше не друзья…

Она снова замолчала, и Сун немного подтолкнул:

— Друг? Что за друг? Почему вы перестали быть друзьями?

— Мы росли вместе. Вместе учились. Я думал, нашу дружбу ничто не может изменить. Но потом…

— Может быть, вы однажды помиритесь.

Она печально покачала головой.

— Это невозможно. Едва ли у меня когда-нибудь еще появится такой друг.

— Терять и находить — самый естественный процесс в жизни, — задумчиво произнес Сун. — Кто-то сказал мне однажды, что некоторые люди подобны воде, обволакивающей и принимающей. И есть другие, больше похожие на огонь, что испепеляет, едва к нему прикоснешься. Каждый решает для себя, к чему стремиться.

— Кто сказал тебе эти слова? — спросила принцесса. — Твой друг?

— Мой… мой приемный отец, — признался Сун, глядя в темнеющую даль и отгоняя нахлынувшие воспоминания. — После того, как он сказал это, я отдалился от своего лучшего друга. И мы стали врагами.

— Наверно я похож на пылающее пламя, — внезапно высказалась принцесса. Сун повернулся к ней, а она продолжила, глядя на него с чем-то похожим на надежду: — Считаешь, мы с тобой можем стать друзьями?

— Разве сейчас мы не друзья? — спокойно отозвался Сун.

Она вгляделась в его лицо и, должно быть, не увидев ничего, кроме уверенности и искренности, улыбнулась с облегчением.

— Ачжунь, спасибо тебе.

— За что?

— Ты привел меня сюда посреди ночи и попытался поддержать. Я благодарен за это.

— Шисы, — позвал Сун, не видя больше причин откладывать то, о чем хотел сказать с самого начала. — Тебе не следует задерживаться в Ючжоу.

— Почему ты так говоришь? Что-то услышал? — мрачнея, спросила принцесса.

— Что-то происходит в армии Ючжоу. И в Чанъане неспокойно. Ючжоу является стратегически важным пунктом. Боюсь, скоро здесь станет слишком жарко.

— Ачжунь, — отстраненно заметила принцесса, не глядя на него, — спасибо за заботу, но я в состоянии защитить себя. Раз ты знаешь, что в Ючжоу небезопасно, поскорей заканчивай свои дела и уезжай.

Она не хотела его помощи. В этот момент Сун ясно понял, что принцесса прекрасно осведомлена о том, что происходит в Ючжоу, и, скорее всего, как-то замешана в этом сама.

— Хорошо, — глухо ответил он.

— Скоро рассветет. Давай вернемся, — сказала принцесса и, не дожидаясь ответа, начала спускаться. Помедлив, Сун двинулся следом.

========== 1.9 Неприятности ==========

Комментарий к 1.9 Неприятности

timeline: 7-8 серии

Обратный путь до гостиницы Сун и принцесса проделали в отчужденном молчании, сменившим предшествующее дружеское настроение, и, войдя в скудно освещенную гостиницу, распрощались коротко и формально. Сун помедлил немного, провожая Шисы взглядом, потом снова пошел к выходу. Еще только подходя к гостинице, он почувствовал запах перепревшей кожи, почему-то всегда сопровождавший Адуна, телохранителя шада. Тот, должно быть, ждал его, укрывшись где-то рядом. И его появление ничего хорошего не означало.

— Как долго собираешься прятаться? Выходи, — негромко произнес Сун, остановившись на пороге.

Темная массивная фигура выступила из мрака за углом. Адун подошел к тегину, ожидая позволения говорить.

— Когда вы приехали? — не глядя на него, спросил Сун.

— Сегодня, — тихо отозвался тот.

— Он тоже здесь?

Телохранитель кивнул.

— Отведи меня, — приказал Сун и последовал за ним.

Адун привел его в помпезный городской бордель и, проводив до комнаты, из которой доносился хмельной голос шада и женский смех, молча удалился. Сун поморщился — он презирал склонность шада к прелестям продажной любви — и, толкнув дверь, вошел, игнорируя присутствие двух скудно одетых девиц, льнувших к богатому красавцу.

— Зачем ты здесь? — спросил он, прямо глядя на шада.

— А как ты думаешь, зачем я здесь? — насмешливо отозвался Шээр, оглаживая взглядом грудь одной из девиц, на коленях которой удобно покоилась его голова, и намеренно неверно интерпретируя его вопрос. — Чтобы развлечься, конечно. Хочешь присоединиться? Ах, да, тебя ведь женщины никогда не интересовали. Наблюдать за мной наверняка будет скучно.

Сун развернулся, чтобы выйти. Настроения играть в глупые игры не было.

— С детства ненавижу это твое выражение превосходства! — Шээр раздраженно вскочил на ноги, схватил лежащий рядом кнут и с размаху хлестнул им. Сун чудом уклонился от первого удара, принял второй удар на ножны выхваченного из-за спины кинжала и рубанул им по бичу, отсекая добрую половину. Несколько мгновений они сверлили друг друга свирепыми взглядами, потом шад отбросил ставший бесполезным кнут и скомандовал испуганно всхлипывающим девицам: — Убирайтесь!

Как только они с неожиданной прытью выскочили за двери, Сун бесстрастно повторил свой вопрос:

— Зачем ты здесь?

— По той же причине, что и ты, — снова ухмыльнулся шад. — Вот только я могу заставить тебя отсюда исчезнуть.

Он швырнул в руки Суну кожаный свиток с распоряжением Великого Хана: «Ашилэ Сун должен закончить дела в Ючжоу и не медля направиться к Шочжоу».

— Отец собирается развязать войну? — напряженно спросил Сун.

— Делай, что приказано, и не спрашивай того, о чем тебе знать не следует, — высокомерно процедил Шээр. — И не забудь оставить лошадей, когда будешь уходить.

Похоже, шад снова перехватил донесение Великому Хану, с которым тегин отправил Су Ишэ. Это было плохой новостью.

— Слишком много знаешь, — гневно сузив глаза, процедил Сун. — Но эти лошади мои!

— Ты их уже почти что продал.

— И я доведу сделку до конца!

Шад хмыкнул и нарочито дружелюбно заметил:

— У тебя не будет такой возможности. Или хочешь пойти против воли Великого Хана?

— Ты уродливый пес, вечно крадущий кости из чужого рта, — не удержался от оскорбления Сун. Чтобы заключить эту сделку, потребовалось много усилий, а Шээр, уже не в первый раз, просто заберет и прибыль, и заслуги.

Шад злорадно рассмеялся, ничуть не задетый:

— Мне нравится красть у других. Особенно люблю отбирать кости у тебя.

Одарив его убийственным взглядом, Сун задвинул свое недовольство поглубже, развернул перед собой свиток и, приложив руку к груди, принял приказ:

— Ашилэ Сун из Соколиного войска повинуется приказу Великого Хана!

Находиться дальше в одном помещении с Шээром стало почти невыносимым. Сун грубо сунул ему в руки запечатанное письмо о сдаче Ючжоу, полученное сегодня от Ван Цзюнько, и поспешил удалиться.

Едва рассвело, Сун с группой своих людей покинул Ючжоу в направлении северного пограничного Шочжоу. Несколько часов спустя их нагнал задержавшийся в городе соглядатай тегина.

— Шад и Ван Цзюнько совершат сделку в полдень, — доложил он. — Еще говорят, что шад потребовал, чтобы Ван Цзюнько передал ему печать Наследного Принца не позднее, чем через два дня.

— Печать Наследного Принца? — нахмурился Сун.

Он отдал Шээру письмо о сдаче Ючжоу, присланное Ван Цзюнько, нераспечатанным, решив, что оно будет содержать лишь раболепствующие заверения в преданности Великому Хану, и не ожидая, что Ван Цзюнько найдет способ продать себя подороже. Почему тот уверен, что печать Наследного Принца вскоре будет в его руках?

Тегин мысленно пробежался по своим наблюдениям за последние дни. Ли Юань не покидал своего поместья и никого не принимал. За исключением посланника из Чанъаня. И Шисы! Он вдруг вспомнил, как она прикасалась к кожаному футляру, висящему у нее на поясе, когда в Чанъане пришла проситься в караван, — словно проверяла, на месте ли он. Как первым делом схватилась за него, очнувшись после ранения в охотничьей хижине. Он замечал, хоть и не обращал внимания. Если в футляре хранилась такая ценность, то становилось понятным, почему ей пришлось одной бежать из Чанъаня, и каким был ее план мести. Только вот Сун вспомнил и об отсутствии того футляра на поясе принцессы, когда она переступала порог поместья губернатора. Видимо, Шисы не хотела, чтобы кто-то знал о печати, и вряд ли согласилась бы отдать печать врагам Тан. Посланник из Чанъаня как-то раскрыл ее, и Ван Цзюнько понял, что печать у нее? Если это так, то сейчас Шисы могла оказаться в большой опасности.

Сун решительно развернул коня.

— Тегин, что вы делаете? — всполошился Яло.

— Возвращаюсь в Ючжоу, нужно кое-что проверить.

— Но дела Ючжоу нас больше не касаются! — не унимался тот.

— Там остался тот, о ком я беспокоюсь, — резко ответил Сун, взглядом пресекая дальнейшие возражения, и скомандовал, пуская лошадь в галоп: — Скачите вперед! Не ждите меня!

…

Отряд стражников с Ван Цзюнько во главе маршировал в направлении гостиницы Цинсян. Суну удалось ненамного опередить их, проскакав боковыми улочками, но не предупредить Шисы. Та стояла к нему спиной в открытых дверях сарая, где они жили с мальчишкой, разговаривая с находящимся внутри мужчиной, губернатором Ли Юанем, предположил Сун, только и успевший перехватить как раз вышедшего из отхожего места Адо и оттащить его за задние ворота, прежде чем стражники заполонили внутренний двор.

— Что происходит? — возбужденно спросил Адо, узнав знакомого торговца.

— Говори тише. Твой учитель попался в ловушку. Я пришел помочь, — коротко объяснил Сун, заметив, как мальчишка при его словах неосознанно схватился за выпирающий на груди из-под отворота одежды предмет. «Отдала ему печать на хранение. Неглупо. На мальчишку вряд ли обратят внимание», — подумал Сун, отворачиваясь, чтобы наблюдать за происходящим по другую сторону ворот через широкие щели.

— Схватить! — скомандовал Ван Цзюнько. — Обыскать тут все!

Два стражника заломили Шисы руки и вывели ее из сарая. Ли Юань вышел следом.

— Подлинность печати легко проверить, — мягким голосом продолжил он начатый внутри разговор. — Для печати Наследного Принца берутся несмываемые чернила, а твои расплылись, стоило плеснуть на них воды. К тому же ты использовала для указа шелк плохого качества. Это доказывает, что печать находится в Ючжоу, у тебя в руках.

Принцесса молчала, разочарованно глядя на него. Адо, приникший к щели в воротах рядом с Суном, возмущенно выпалил:

— Вчера вечером учитель сказал, что Ли Юань — единственный, кому он может доверять. Не могу поверить, что он предатель. Я должен спасти учителя!

Сун перехватил его руку, занесенную, чтобы толкнуть створку ворот.

— Если выйдешь сейчас, он только быстрее умрет. Жизнь твоего учителя зависит от этой вещицы, — он легко ткнул рукой в спрятанный за пазухой мальчика предмет. — Спрячь ее получше. Уверен, твой учитель сможет сбежать. Ты же в него веришь?

— Конечно, верю! — убежденно ответил Адо. — У учителя девять жизней!

— Хорошо. Тогда слушай меня. Беги к городским воротам и жди своего учителя там.

— А ты? Ты спасешь его?

— Позаботься о себе. Беги, — прислушиваясь к разговору по ту сторону ворот, поторопил Сун.

— Торговец… — задержавшись на мгновение, позвал Адо. Сун вопросительно поглядел на него. — Я верю тебе.

И, развернувшись, убежал. Сун слабо улыбнулся ему вслед, потом осторожно приоткрыл ворота, чтобы лучше видеть происходящее напротив.

Стражники ничего не нашли в сарае, что привело Ван Цзюнько в ярость.

— Где она? — грубо схватив Шисы за подбородок, потребовал он. Принцесса ответила ему молчанием и ничего не выражающим взглядом. — Отвечай! Или думаешь, только потому, что ты принцесса Юннин, я не придушу тебя?!

«Я был прав, она дочь Ли Цзяньчэна, настоящая принцесса. Неудивительно, что ей удалось выкрасть печать Наследного Принца. Шисы хочет отомстить Ли Шимину», — подумал Сун.

— Цзюнько, — вмешался губернатор. — Если убьешь ее, как мы узнаем, где то, что мы ищем?

Генерал нехотя опустил руку, сдерживаясь, и скомандовал страже: — Уведите ее!

Сун незаметно последовал за ними до поместья губернатора.

========== 1.10 Ловушка ==========

Комментарий к 1.10 Ловушка

timeline: 8 серия

Чангэ злилась на саму себя за то, что забыла об осторожности и простодушно попала в ловушку, расставленную для нее губернатором Ючжоу. Сомнения насчет генерала Ван Цзюнько возникли у нее еще в тот момент, когда он попытался заставить ее убить Вэй Шуюя. Но Ли Юань с самого начала отнесся к ней так по-отечески, что в минуту опасности у нее не возникло и мысли, что покушение на жизнь губернатора могло быть спектаклем, разыгранным с целью отобрать у нее печать Наследного Принца. Она сама привела губернатора в место, которое должно было оставаться тайным, и слишком поздно поняла свою ошибку.

Ей неслыханно повезло, что ни Ли Юань, ни стражники не узнали об Адо, а сам он не появился, пока обыскивали их жилище. Чангэ очень надеялась, что сметливый парнишка заметил неладное и хорошо спрятался. По крайней мере, пока его не обнаружат, печатью Наследного Принца никто не сможет воспользоваться во зло.

Ее отвели в подземелье губернаторского особняка. Ван Цзюнько снова попытался уговорить ее отдать печать, но поняв, что это бесполезно, холодно произнес:

— Что ж, принцесса Юннин достойна своего имени и не боится смерти. Возможно, жизни других для вас важнее. К примеру, жизнь посланника из Чанъаня.

— Делай что хочешь, — стараясь говорить равнодушно, ответила Чангэ. — Нас ничто не связывает.

— Я своими глазами видел, как принцесса защищала его, — возразил Ван Цзюнько. — Прикажу привести его сюда, возможно, разговор со старым другом поможет освежить вашу память. А если нет, то убью его прямо здесь.

— Убьешь его, и никогда не получишь желаемого, — быстро произнесла Чангэ.

Ван Цзюнько удовлетворенно усмехнулся:

— Так и знал, что ты к нему привязана. Я дам вам немного времени. Но, если сегодня я не получу желаемого, вам обоим придется умереть.

Спустя некоторое время стражники почти втащили в камеру сильно избитого Шуюя и бросили его на набитый соломой тюфяк возле стены. Когда они ушли, он с трудом сел и тяжело привалился к стене.

— Почему тебя тоже схватили? — тихо спросил он.

Чангэ не ответила. «Если я поддамся Ван Цзюнько», — размышляла она, — «Ючжоу попадет в руки Ашилэ. Но, может быть, с помощью восставшей армии удастся захватить Чанъань… Ох, как можно даже думать об этом, Чангэ?! Отдать Ючжоу врагу — это серьезное преступление против Тан!»

Не получив ответа, Шуюй продолжил: — Знаю, ты злишься на меня. Но я никогда не предавал тебя. Я… — он закашлялся. — Я не хотел, чтобы из-за меня ты оказалась в тюрьме.

— Ты ни при чем, — глухо отозвалась Чангэ. — Я затеяла опасную игру, и сама навлекла на себя беду. Только и всего…

— О чем ты говоришь? Ван Цзюнько…

— Ван Цзюнько хочет сдать город хану Яньли. А зачинщиком этого является сам губернатор.

— Что? — возмущенно вскинулся Шуюй. — Эти честолюбивые предатели!.. Что ты теперь будешь делать?

— А что мне делать? Твой хозяин будет безмерно рад такому моему концу, — ядовито отозвалась Чангэ.

— Чангэ! Его Высочество всегда хорошо к тебе…

— Прекрати! — гневно прервала она его увещевания. — Я никогда не поддамся Ли Шимину, как это сделал ты!

Шуюй отвел взгляд в сторону. Чангэ перевела дыхание, справляясь с собой, и уже спокойнее спросила:

— Ты приехал сюда один?

Он покачал головой.

— Хао Ду сегодня прибудет в Ючжоу. Мы договорились встретиться вечером у восточных ворот… Не волнуйся, я не скажу ему, что встретил тебя.

Чангэ искоса поглядела на него, размышляя.

— Уверен, что доживешь до встречи? Если хочешь выбраться отсюда живым, придется положиться на него…

…

Ждать пришлось не слишком долго. Шисы и Ван Цзюнько покинули особняк губернатора, уселись в поданную к дверям крытую повозку и направились к центру города.

«Так и знал, что она что-нибудь придумает. Принцессе без труда удалось сбежать из Чанъаня. Ван Цзюнько с ней не справиться», — удовлетворенно подумал Сун.

Он проследил за медленно катящейся повозкой, которая остановилась на неширокой боковой улочке торгового квартала неподалеку от городских ворот, потом без труда взобрался на крышу одного из домов, выходящих на рыночную площадь, и огляделся.

Шисы прохаживалась посреди площади, оглядываясь по сторонам. Ван Цзюнько не было видно, но Сун наметанным взглядом быстро обнаружил около десятка вооруженных людей, притаившихся в разных углах площади и наблюдающих за принцессой. Кого они ждали?

Прошло около получаса, прежде чем один из наблюдателей внезапно резко дернулся и исчез за нагромождением ящиков, среди которых прятался. Сун уловил взглядом метнувшуюся фигуру, и еще один наблюдатель осел на землю. Шисы тоже что-то заметила и резко сорвалась с места в ту сторону.

— За ней, быстро! — раздался голос выскочившего из-под навеса Ван Цзюнько, и оставшиеся наблюдатели помчались следом за исчезнувшей в переулке Шисы.

Сун вскочил на ноги, пробежал по коньку крыши, перескочил на другую, третью, и увидел внизу преследователей, нагнавших Шисы на задворках какого-то склада. Ей удалось отбить несколько ударов ножом, нанесенных разъяренным Ван Цзюнько, но потом он грубо схватил принцессу за руку, толкнул к сложенным в углу тюкам и злобно процедил сквозь зубы:

— Решила побегать, принцесса?

Один из людей генерала предупреждающе произнес:

— Генерал…

С другой стороны появился и медленно приближался, не сводя с Ван Цзюнько хищного взгляда, молодой человек сурового вида с мечом в руках. Ван Цзюнько прижал нож к горлу Шисы, толкнул ее перед собой и заговорил первым:

— Кто ты такой? Советую отдать печать, или я убью ее.

Тот мрачно усмехнулся:

— Вперед, убивай. Только голову ее мне отдай… чтобы я мог отчитаться о выполнении задания.

Ван Цзюнько растерянно поглядел на Шисы, но принцесса смотрела на приближающегося мужчину совершенно безмятежным взглядом.

— Ты не из ее людей! Кто ты, к демонам, такой? — воскликнул Ван Цзюнько.

Безжалостная гримаса исказила на мгновение лицо молодого человека. Он бросился вперед, взмахивая мечом, и спустя несколько мгновений пятеро людей генерала были мертвы, сам генерал Ван после короткой схватки отброшен назад и сбежал, а лезвие меча оказалось в опасной близости от шеи Шисы, не сдвинувшейся с места.

Сун, наблюдавший с крыши, напрягся, готовый вмешаться, но в этот момент Шисы негромко проговорила:

— Вэй Шуюй в беде.

— Я уже догадался, — холодно ответил тот, нехотя опуская меч.

— Хао Ду, ты должен сделать, что я скажу, иначе нам всем отсюда не уйти.

— Слушать твои приказы? Все еще воображаешь себя принцессой? — презрительно хмыкнул он, но Шисы не обратила на это внимания.

— Ли Юань и Ван Цзюнько вступили в сговор с шадом рода Ашилэ. Они собираются сдать город хану. Войско неприятеля уже на подходе. Вэй Шуюй заперт в поместье губернатора. Все еще думаешь, что можешь просто уйти?

— Мне нет дела до Ючжоу. Моя задача — вернуть тебя и печать Наследного Принца в Чанъань, — равнодушно возразил Хао Ду. — Печать Наследного Принца важнее всего.

— Как ты можешь говорить, что тебе нет дела до Ючжоу?! — возмущенно воскликнула Шисы. — Неужели не видишь дальше своего носа? Если Ван Цзюнько сегодня добьется своего, будет слишком поздно просить столицу о помощи. Поэтому нужно как можно быстрее оповестить заставу, чтобы зажгли сигнальные огни и призвали армию на защиту города.

Хао Ду раздраженно сжал ножны своего меча, буравя принцессу взглядом, и упрямо заявил:

— Неважно, правду ты говоришь или нет. Я не позволю тебе уйти.

Сун решил, что услышал достаточно. Мгновенно скатившись с крыши почти на голову не ожидавшему нападения Хао Ду, резким ударом ноги он с силой отшвырнул того к стене, схватил Шисы за руку и увлек ее за собой в лабиринт задних дворов.

Шисы рванулась из его хватки, но узнав Суна, прекратила попытки вырваться и просто следовала за ним. Не прошло и нескольких минут, как они выбрались к безлюдному участку возле городской стены неподалеку от восточных ворот. Немного отдышавшись, Шисы повернулась к Суну.

— Думал, ты уехал из города.

— Пришлось вернуться, чтобы кое-что уладить.

— Уладить? — с подозрением переспросила принцесса. — Забрать своих лошадей у Ван Цзюнько? Или помочь ему сговориться с Ашилэ?

«Она знает про лошадей? Принцесса удивительно и опасно проницательна. Впрочем, чему я удивляюсь», — подумал Сун. Шисы добавила, по-своему истолковав его молчание:

— Ачжунь, не становись моим врагом.

«Шисы. Если бы ты знала, кто я на самом деле, твоя ненависть была бы так же сильна, как ненависть к Ли Шимину. Наверно, ты постаралась бы убить меня на месте».

— Я просто хотел спасти тебя, — открыто глядя ей в глаза, сказал он ту часть правды, которую мог.

Несколько долгих мгновений она внимательно изучала его лицо, потом отвела взгляд.

— За это я благодарен. Но отныне наши пути расходятся. Уезжай отсюда поскорее.

— Это тебе не стоит оставаться. Если вернешься в город, тебя не оставят в живых. Поедем со мной.

— Нет, — решительно возразила принцесса. — Мне не нужны твои наставления. Я не могу допустить, чтобы Ючжоу попал в руки Ашилэ. Если будешь и дальше вмешиваться, я донесу на тебя.

— Тан преследует тебя, хочет убить. Почему ты их защищаешь? — взорвался Сун.

— Я ненавижу тех, кто уничтожил мою семью. Но я все еще принадлежу Тан, — гордо ответила Шисы.

Сун понял, что не убедит ее покинуть Ючжоу, не сможет заставить избегать опасности. Ему оставалось лишь принять ее выбор. Вытащив из-за пояса кинжал, который Шисы отдала ему за спасение из Чанъаня, он протянул его принцессе.

— Возьми. Для защиты… Шисы. Я оставлю тебя в покое. Один совет на прощанье. Ван Цзюнько может в любой момент закрыть ворота. Если хочешь спасти Ючжоу, помощь искать нужно снаружи. Мальчишка — Адо — ждет тебя за городом.

Поколебавшись, принцесса забрала кинжал и, не сказав ни слова, пошла прочь. Сун проводил ее взглядом: похоже, она последовала его совету и направилась к выходу из города. Ему тоже следовало покинуть стены Ючжоу, хотя далеко уходить он пока и не собирался.

========== 1.11 Спасти Ючжоу ==========

Комментарий к 1.11 Спасти Ючжоу

timeline: конец 8 серии, 9 серия

Еще возле хижины, проследив за Ван Цзюнько и увидев рядом с шадом рода Ашилэ массивного степняка, который утром, невзирая на жалобные протесты управляющего, увел с заднего двора гостиницы принадлежавших Ачжуню лошадей, Чангэ подумала, что Ачжунь может быть как-то связан с происходящим, и это подозрение неприятно кольнуло ее. Верить ему, особенно теперь, едва выбравшись из ловушки, расставленной для нее Ли Юанем, было верхом легкомыслия. Но… он опять спас ее, и в серьезном взгляде его темных глаз не было обмана. Он даже не пытался настоять на своем или увести ее силой.

Возвращаться Чангэ не собиралась, это действительно не имело смысла и было опасно: стоило задержаться в городе, и ее снова схватят — если не люди Ван Цзюнько, то Хао Ду. Она надеялась, что Хао Ду послушает ее и направится на северную заставу, чтобы подать сигнал армии Ючжоу выступить на защиту города. Кто же знал, что этот упрямец не захочет ее слушать! Оставалось только надеяться, что бирки посланника Чанъаня, которую она позаимствовала у Вэй Шуюя, будет достаточно, чтобы убедить генерала армии, гарнизон которой располагался в двух десятках ли к юго-западу от города.

Рассуждая таким образом, Чангэ приблизилась к воротам, почти одновременно с какой-то повозкой, покидающей город. Она незаметно пристроилась сбоку повозки, беспрепятственно вышла из города и продолжила шагать рядом, пока городская стена не скрылась за лесным поворотом. Лишь тогда она ускорила шаг, свернув в нужном ей направлении.

Адо нагнал ее у развилки дорог.

— Учитель, я едва вас не пропустил! Ждал у ворот, не спуская глаз, но повозка чуть не скрылась за поворотом, прежде чем я вас заметил. Вы выбрались! Торговец оказался прав.

— Прав в чем?

— Он был уверен, что вы сможете сбежать!

Чангэ кивнула, и тут же обеспокоенно спросила:

— Где печать?

— Вот она, в полном порядке, как и я! — Адо вытащил из-за пазухи и протянул ей печать. Облегченно вздохнув, Чангэ спрятала ее в футляр на поясе.

— Адо, — сказала она, — сейчас нужно срочно призвать помощь. Я отправляюсь в гарнизон армии Ючжоу. Подожди меня здесь.

— Учитель, не оставляйте меня опять одного! — воскликнул мальчишка, хватая ее за руку.

— Адо, мне нужно встретиться с генералом и призвать армию, иначе Ван Цзюнько получит то, что хочет, и нам больше некуда будет идти. Я надеюсь, что армия Ючжоу не станет слепо подчиняться Ван Цзюнько.

— Я пойду с вами, — решительно заявил Адо.

— Времени мало, придется бежать. Гарнизон довольно далеко, — возразила Чангэ.

— Учитель, я всю жизнь хотел служить в армии. Я выдержу! На этот раз я не отпущу вас одного.

— Ладно, — сдалась Чангэ. — Тогда вперед!

…

До гарнизона они добрались уже по темноте. Отдышавшись в стороне от бега, Чангэ уверенным шагом подошла к караульным и, вытянув перед собой бирку, требовательно произнесла:

— Это официальная бирка. Посланник Чанъаня Вэй Шуюй желает говорить с главнокомандующим.

Их незамедлительно сопроводили в штаб военачальника, и Чангэ коротко обрисовала ему ситуацию в Ючжоу.

— Говорите, губернатор Ли и генерал Ван продались врагу? Вы можете это доказать? — внимательно выслушав, спросил генерал Шэн Гу.

— Мои сопровождающие и посыльные были схвачены и насильно удерживаются в подземелье особняка губернатора. Вы можете в этом убедиться, если проверите.

— Войско не может входить в город без военного приказа, — сдержанно объяснил генерал, глядя на нее с неким подозрением. — Если нет других доказательств, боюсь, я не могу войти.

— Но город находится под контролем Ван Цзюнько, — горячо возразила Чангэ. — Как только войска Ашилэ подойдут, он сдаст им Ючжоу. Тан потеряет стратегически важный северный пункт. … Все, что я сказал, чистая правда. Прошу направить войско!

— А если я откажусь?.. — жестко начал генерал, но его перебил спешно вбежавший солдат.

— Генерал, там дымовой сигнал!

— Дымовой сигнал? — генерал остро взглянул на Чангэ и выбежал на улицу. Чангэ и Адо последовали за ним. С северной стороны на фоне темнеющего неба явственно различался особым образом пущенный столб дымового сигнала «Город в опасности!».

«Значит, Хао Ду все же послушал меня и отправился на заставу!» — воспряла духом Чангэ и, повернувшись к генералу, взволнованно произнесла, сложив руки перед собой в почтительном жесте:

— Главнокомандующий, тревожный сигнал получен, прошу срочно направить войска!

Тут же был отдан приказ, забили барабаны, призывая воинов, и, едва минул час, вооруженный отряд из двухсот пеших воинов и пятидесяти всадников во главе с генералом Шэн Гу, и получившие по коню Чангэ и Адо выдвинулись в сторону Ючжоу.

Где-то на середине пути к городу в зарослях в стороне от дороги неожиданно раздалось громкое конское ржание и послышался треск ломаемых ветвей. Подъехав ближе, генерал послал нескольких воинов проверить, что там. Те вернулись через несколько минут, неся несколько подробных карт, на которых были нанесены военные укрепления и заставы округа Ючжоу. В кустах прятались две брошенные повозки, наполненные золотом, серебром, картами и свидетельствами о городской собственности.

— Это карты из сокровищницы Ючжоу, — опознал генерал. — Что-то нехорошее происходит в Ючжоу. Нужно поторопиться. Заберите повозки с собой. До рассвета мы должны войти в город.

…

Ючжоу приветственно распахнул перед ними восточные ворота. В поместье губернатора царила тишина, хозяин поместья, Ли Юань, лежал у входа в луже собственной крови, а генерал Ван стоял на коленях рядом с телом. После того, как с заставы был подан дымовой сигнал тревоги, разрушивший все его честолюбивые планы, у него было достаточно времени, чтобы придумать себе путь отступления. Убив Ли Юаня, он попытался свалить на мертвого губернатора всю вину и ответственность за предательскую деятельность, выставив себя подчиненным лицом, вынужденным исполнять приказы. Шэн Гу проигнорировал разыгрываемый перед ним спектакль и приказал арестовать генерала Ван и всех остальных в поместье для передачи под суд.

Чангэ интересовало лишь одно: что с Вэй Шуюем?

Он обнаружился в приемной поместья, выглядящий намного лучше, чем накануне, когда она покинула особняк.

— Слава богам, ты в порядке, — выдохнула Чангэ, когда он поднялся ей навстречу с кушетки.

— Не знаю, почему, но Ван Цзюнько вдруг выпустил меня и даже привел лекаря, — сказал Шуюй.

— Хао Ду подал сигнал тревоги, — объяснила Чангэ. — В то же время я под твоим именем запросила помощи армии Ючжоу. Почувствовав опасность, Ван Цзюнько убил своего хозяина… Я сделала все, что могла. Прощай.

Она повернулась, чтобы уйти, но Вэй Шуюй схватил ее за руку, удерживая на месте.

— Чангэ, — начал он, — пока печать Наследного Принца в твоих руках, Хао Ду не оставит тебя в покое…

Чангэ прокрутила в голове разговор с генералом Шэн Гу, произошедший всего несколько минут назад, после того, как Ван Цзюнько злорадно сообщил ему настоящее имя принцессы. «Я уже догадался об этом. Притвориться кем-то, кто провел всю жизнь во дворце, невозможно. К тому же, я служил вашему отцу. Как мог я не узнать вас?» — спокойно сказал генерал. «Тогда почему бы вам не пойти за мной?» — спросила она, пользуясь моментом. — «Сейчас весь Ючжоу в руках Ли Шимина. Он не оставит вас в покое. Чем ждать своей участи, лучше разработать план и действовать. К тому же, печать Наследного Принца у меня». Но Шэн Гу бескомпромиссно отверг ее предложение. «Вы в самом деле думаете, что какая-то вещица имеет силу, чтобы поднять армию? Я могу помочь вам уйти от преследования из уважения к прежнему Наследному Принцу. Это мое личное дело. Но я, прежде всего, генерал Тан. Сейчас, когда на северной границе неспокойно из-за нападений Ашилэ, защита Ючжоу стоит на первом месте, и моя задача — обеспечить безопасность людям округа. Если вы не можете этого понять, Ваше Высочество, то никакая печать вам не поможет». Чангэ не хотела соглашаться с ним, но разве сама она поступила по-другому, вопреки всему стараясь спасти Ючжоу от участи быть отданным врагу?

Чангэ рывком освободила руку из захвата Шуюя, достала из футляра печать Наследного Принца и небрежно бросила на кушетку рядом с ним.

— Посланник Вэй озабочен одной лишь печатью. Возьми, получишь награду от своего хозяина. Мне она больше ни к чему, от нее нет проку. Я придумаю план получше… Вэй Шуюй. Отныне мы с тобой просто незнакомцы. Больше не приближайся ко мне.

Не глядя на Шуюя, растерянно уставившегося на золотую вещицу, Чангэ покинула помещение. Они с Адо уже собирались незаметно исчезнуть, когда Чангэ услышала у входа голос Хао Ду. Встречаться с ним снова в ее намерения не входило, поэтому она оставила быстро соображающего Адо отвлечь внимание, а сама без зазрения совести воспользовалась словами генерала Шэн Гу, «Я могу помочь вам уйти от преследования», как обещанием, выйдя из поместья, а потом и из города, среди его воинов. На прощание генерал посоветовал ей идти на северо-запад, в Шочжоу, — отдаленный пограничный город, на который почти не распространялась власть Чанъаня.

Комментарий к 1.11 Спасти Ючжоу

Генерал Шэн Гу мне очень понравился - настоящий военачальник, прежде всего думающий о своей прямой обязанности защищать мирное население, а всякие политические интриги - побоку. В то же время, он не упёртый, как Хао Ду, разглядел, что принцесса тоже радеет за отечество, какие бы планы мести не строила.

========== 1.12 Ночная встреча ==========

Комментарий к 1.12 Ночная встреча

timeline: конец 8 серии, 9 серия

Затаившись в темном углу полупустого дровяного сарая и не выпуская из виду покосившуюся дверь, Сун прислушался к ночным звукам. Ничего. Похоже, они его потеряли.

Накануне, проводив взглядом удаляющуюся повозку, под прикрытием которой Шисы покинула город, Сун задержался в Ючжоу. Ван Цзюнько не получил от принцессы печать Наследного Принца, и мог, ради собственного спасения и выгоды, додуматься до какой-нибудь мерзости вроде захвата, а то и убийства шада, спокойно ожидающего завершения сделки. Шээр был кровным сыном предыдущего хана, и хотя соперничество между ним и Суном давно переросло во вражду, тегин все равно считал себя обязанным убедиться в безопасности шада.

Когда за городом забили барабаны, и в небо взметнулся четко видимый издалека столб белого дыма, — северная застава подала сигнал тревоги, — Сун, скрытно наблюдавший за шадом, снова развлекающимся в борделе, довольно усмехнулся. «Шисы все же удалось убедить того парня оповестить заставу», — подумал он, даже не задумываясь о том, допустима ли такая радость за врага для тегина рода Ашилэ.

Шээр со своими людьми, не дожидаясь прибытия армии, покинул Ючжоу, воспользовавшись оказавшейся у него биркой генерала Ван, открывшей выход из города. Неподалеку в лесу они извлекли из укрытия заранее спрятанные там повозки, наполненные ценностями из городской сокровищницы, и двинулись прочь от города. Сун, прекрасно видевший в темноте, пользуясь ею как прикрытием, незаметно следовал за ними. Сначала он просто хотел убедиться, что отряд шада покинул округ, но когда впереди послышался шум приближающегося войска, и Шээр отдал приказ затаиться вместе с повозками в стороне от дороги, Сун решил, что настало время мести. Натянув лук, он выстрелил в оглоблю передней повозки и напугал лошадь, взметнувшуюся с громким ржанием. А потом вышел из-под деревьев, чтобы Шээр знал, кому обязан потерей. «На этот раз чужая кость тебе не по зубам, шад. И город не получил, и добычи не привезешь. Великий Хан будет очень недоволен», — позволил себе Сун немного позлорадствовать. Шаду пришлось бросить награбленное и уходить налегке — против армии его два десятка всадников не выстояли бы.

Шээр этого, конечно, так не оставил: хотя Суну и удалось большую часть дня, продвигаясь на север, избегать ищущих его людей шада, тот в конце концов неожиданно настиг его сам. Сун готов был сразиться с ним, — он еще никогда не проигрывал Шээру в схватках один на один, — но им помешал неожиданно появившийся советник шада Лей Мэн, предательски полоснувший тегина мечом по спине. Обозленный Шээр пустил за ускакавшим Суном погоню, от которой ему с трудом удалось уйти лишь благодаря подступавшим сумеркам и случайно обнаруженному в зарослях неподалеку от дороги дровяному сараю.

Сун собирался заночевать здесь. Задержавшись в Ючжоу, он потерял много времени, так что нужно было как можно быстрее вернуться в лагерь Соколиного войска, чтобы выполнить приказ Великого Хана. Но и ему, и особенно его лошади требовался отдых после прошлой бессонной ночи ипроведенного в бегах дня.

Все еще прислушиваясь, он вдруг уловил доносящийся снаружи звук осторожных шагов. Кто-то поднимался на крыльцо. Сун потянул меч из ножен. Дверь, тихо скрипнув, приоткрылась, пропуская внутрь невысокую фигуру, снова затворившую ее за собой. В последних отблесках света, проникающих сквозь небольшое оконце, он опознал вошедшего и обреченно вздохнул. «Что опять приключилось? Почему ты не осталась в Ючжоу? Я же своими глазами видел, как вы с Адо сопровождали армию. Шисы, как прикажешь оставить тебя в покое, если ты снова и снова появляешься передо мной?»

— Почему я вечно встречаю тебя в сараях и заброшенных хижинах? — негромко произнес он, выходя на свет.

Шисы резко обернулась, хватаясь за свой кинжал, но тут же опустила руку, узнав его.

— Что ты здесь делаешь? — настороженно спросила она.

— Скорее к тебе вопрос, — с показным равнодушием ответил Сун, задвигая меч обратно в ножны и отходя к деревянному настилу возле стены, куда он вместо одеяла бросил свой кафтан.

— Не все такие богачи, как ты, — поворачиваясь за ним, огрызнулась Шисы, но увидела рассеченную на спине рубаху и, уже начинающий подсыхать, довольно глубокий порез, и встревоженно охнула. — Кто тебя ранил?

В два шага она приблизилась к нему и схватилась за завязки его рубахи. Сун перехватил ее руку.

— Что ты задумал?

— Надо перевязать, — убежденно ответила она, вырывая свою руку и снова берясь за завязки.

Сун сдался, позволил ей распахнуть рубаху, исподлобья проследив, как она судорожно сглотнула, пораженно распахнув глаза, при виде застарелых бугристых шрамов, рассекающих его грудь, и сам стащил рубаху с себя, чтобы она могла порвать ее на длинные лоскуты. Обычно он не закрывал ран, на нем и без того все заживало быстро. Но ощущать осторожные прикосновения принцессы, неумело, но старательно обматывающей его лоскутами, было приятно.

Шисы молчала, но, судя по коротким взглядам, которые она бросала на него, просто не решалась задать вопрос. Сун даже догадывался, что ее беспокоит.

— Спрашивай, что хотел, — наконец предложил он. — Что тебя так сильно интересует.

— Кто тебя ранил? — не сразу откликнулась принцесса. — Откуда взялись те лошади?

— Не надо ходить вокруг да около. Ты ведь хотел узнать обо мне?

— Да.

— Я из рода Ашилэ.

Шисы на момент замерла в середине движения. Вздохнув, спросила:

— Ты знаешь шада Ашилэ. Он сговорился с Ван Цзюнько, чтобы разграбить сокровищницу Ючжоу. Ты к этому тоже причастен?

— Скажем так, эта рана нанесена человеком шада. Я кое-что сделал, чтобы они не смогли увезти повозки с ценностями, поэтому вы смогли вернуть их.

— Это был ты! — воскликнула принцесса, возвращаясь к перевязке. — Кто же ты на самом деле?

— Ачжунь, — немедленно ответил Сун.

Принцесса резко дернула за концы лоскута, прикрывающего рану, который стягивала в узел у него на плече, заставив Суна поморщиться, когда ткань больно проехалась по ране.

— Ладно, не хочешь говорить, не надо, — присев рядом, сказала она, недовольно глядя на него. — Буду считать тебя беспринципным спекулянтом. Но я не могу не помочь нуждающемуся.

Сун скептически оглядел стягивающие грудь лоскуты с торчащими на плече узлами, снисходительно усмехнулся ей в лицо и поднялся, чтобы натянуть на голое тело свой кафтан.

— Куда ты теперь направляешься? — легко спросил он.

— Тебя не касается.

— Отсюда ведут только два пути. Один в Шочжоу, другой — в степь. Полагаю, ты не в степь собрался, — вопросительно приподняв бровь, предположил Сун.

Шисы отвела взгляд. В самом деле?!

— Не ходи в Шочжоу! — озабоченно сказал Сун. — Это на границе и слишком далеко от Чанъаня. И к тому же там многие годы не прекращается война.

— Позаботься лучше о себе, — отмела его слова принцесса.

— Я серьезно говорю!.. — Сун заставил себя остановиться и перевел дух, возвращая свой обычный невозмутимый вид. Шисы не желала его участия, и он обещал не вмешиваться в ее жизнь. — Тебе следует уйти. Здесь небезопасно. Если кто-то спросит, не говори, что видел меня.

— Ты… справишься один? — нерешительно спросила она, должно быть, удивленная, что он внезапно решил выставить ее за дверь.

— Не беспокойся, так быстро я умирать не собираюсь, — усмехнулся Сун, но, едва она повернулась к двери, вспомнил кое-что еще: — Постой. — Он протянул ей свой мешочек с монетами: — Не ночуй больше в сараях.

— Мне не нужны подачки, — задумчиво произнесла принцесса, подбрасывая мешочек в руке. Он был достаточно тяжелым.

— Считай, я дал тебе взаймы. Потом вернешь, — лишил ее повода отказаться Сун.

— Спасибо, — поразмыслив немного, поблагодарила она и, распахнув двери, ушла в ночь.

Глядя ей вслед, Сун тихо произнес:

— До встречи, Шисы… Нет, не так. До встречи, принцесса Юннин.

========== <Заметки на полях> ==========

Едва ли кто-то станет обращать внимание на всякие мелочи и нестыковки, когда ни мысли, ни взгляд не в состоянии оторваться от шикарного тегина У Лея и замечательно вписавшейся в образ мужественной принцессы Дильрабы.

Но дотошный зритель, или же тот, кто пересматривает серии в стопитсотый раз чуть ли не под микроскопом :), при просмотре дорамы регулярно ловит фейспалмы и задает себе вопросы о логике происходящего, ответов на которые, как водится, ему никто не дает. Предлагаю мои самые любимые из “Чанъаньских” первых серий.

Начнем с матча в цуцзюй. Примем как данность, что “позаимствованная” у Вэй Шуюя форма села на принцессу как влитая (кстати, где она переодевалась и как ухитрилась быстренько поменять прическу?). Но очень сомнительно, что под женским платьем, в котором она появилась среди зрителей, скрывались форменные цуцзюйские сапоги женского размера. К тому же, цуцзюй - чисто физически непростая игра, это вам не мячик по полю гонять. А игроки слишком спокойно приняли сменившегося капитана. Знали, кто перед ними и были уверены, что она сумеет повести игру? Или запросто приняли руководство какого-то левого, неизвестно откуда взявшегося, парнишки в игре государственной важности?

Дальше побег принцессы из дворца после мятежа. В самый разгар зачистки от мятежников Восточного Дворца принцесса, не ведающая о происходящем, бегом (!) через весь город возвращается во дворец, бродит по всему двору, обнаруживает, что ее матушка мертва, потом легко и просто уходит от погони, прыгнув с моста на дворцовой территории в какой-то водоем, из которого выбирается уже за ее пределами. И куда делась погоня, почему всем наплевать на дочь мятежного принца, хотя гвардейцы Ли Шимина прочесывают все вокруг в поисках причастных и не очень?!

В попытке осуществить месть за убитую мать позже Чангэ проникает во дворец Хунъи с помощью бирки в виде рыбы, которую стянула у Вэй Шуюя. Шуюй ведет себя, на мой взгляд, нелогично. Он принял бирку, то есть согласился перейти на сторону Ли Шимина, из-за угроз советника Ду его родителям, служившим прошлому Наследному Принцу. Если так, то обнаружив, что Чангэ украла у него бирку, он должен был бы первым делом бежать во дворец и сообщить об этом. Ведь было ясно, как белый день, что ничего хорошего она не замышляет, а если что случится и начнут выяснять, как она попала во дворец, обнаружат именную бирку, тогда его семью уже ничто не спасет. Или он что, думал, она пойдет к убийце родителей чаи гонять и разговоры разговаривать? Наивный влюбленный мальчишка!

Сун тоже несколько странный. Ладно, первая встреча с принцессой в мужском платье была короткой и незначительной. Пусть, во время матча думалось больше о стратегии и тактике игры. Но не понять, что перед тобой не парень, обхватив за плечи, пусть и мускулистые благодаря “мужским” занятиям принцессы, прижав к себе и глядя в лицо с расстояния двух ладоней, - для этого могут быть, по моему мнению, только две причины. Или принцесса действительно была мужеподобной (и тогда непонятно, по крайней мере, что в ней нашел Вэй Шуюй), или Сун - недостаточно проницательным (хотя нас убеждают в обратном на протяжении всей дорамы). Я предпочитаю верить, что в этот момент он заподозрил, что она девушка, а позже лишь получил окончательное подтверждение. Хотя это не помешало ему использовать ее в сцене с отнятым конем: вряд ли какому-то дворцовому юнцу удалось бы вот так запросто вышвырнуть из седла сросшегося с конем жителя степей и безнаказанно умчаться прочь. Скорее Сун воспользовался случаем уйти от погони, подставив нахальную девчонку, коль скоро ей уже удалось один раз сбежать от стражи после неудавшегося покушения на Ли Шимина. И не его проблема, что стражники настолько тупы, что не заметили или не обратили внимания, как всадник в черной накидке с капюшоном на скаку превратился в юношу (?) в белом с красными птичками.

Кстати, это одеяние - мой просто фаворит среди фейспалмов. Хотя там вообще возникает вопрос: скрываясь на протяжении нескольких дней в городе, без средств к существованию, где Чангэ находила вещи, чтобы переодеться, например, в одежды служащего дворца, когда пошла мстить. Но это платье - верх идиотизма, имхо. Это должно было быть мужское платье?! Аллё, девушка, вы в розыске, ничего неприметнее надеть не судьба?! Куда делся хотя бы тот синий клетчатый халатик, который был на ней перед покушением?..

Ну, и еще особый восторг вызывают донесения, получаемые Суном от шпионов Ашилэ чуть ли не во время упоминаемых в них событий. Доступ к дворцу может быть перекрыт, на участников событий наложен строгий запрет говорить о происходящем, служба безопасности сбивается с ног, чтобы не дать информации просочиться вовне. Но мятеж в Восточном Дворце еще не до конца подавлен, а тегин уже в курсе всего; распоряжение о помиловании солдат мятежников едва поступило в войска, а тегин уже читает пространное донесение; неудачная попытка убийства Ли Шимина едва состоялась, а ему уже доложили в подробностях; и даже о побеге Чангэ (и откуда у Суна уверенность, что именно она совершила покушение, логичнее же было бы предположить, что это какой-то недобитый мятежник, оставшийся во дворце?) из-под стражи он узнает едва ли не раньше, чем люди во дворце. Как им это удается?!

P.S. Все вышеназванное совершенно не мешает от души наслаждаться дорамой “Путешествие Чангэ”. Ведь это не исторический роман с тщательно выверенными деталями, а полная условностей поэтическая баллада о долге, верности, доверии и любви.

========== Часть 2. Путь долга. Пролог. Милость тегина ==========

Комментарий к Часть 2. Путь долга. Пролог. Милость тегина

timeline: 15 серия

2. Путь долга

Пролог. Милость тегина

Многотысячное войско стояло перед воротами осажденного Шочжоу, ожидая, когда они откроются, признавая поражение.

— Почему они не выходят? Снова лишь притворились, что сдаются? Не стоило верить их словам! — нетерпеливо заметил один из командиров.

— Подождем, — коротко и непреклонно произнес тегин.

Он знал: там, за стенами города, юная принцесса Тан, перенесшая в своей жизни множество невзгод, но не сломавшаяся под их гнетом, готовилась принять еще одну потерю, и даже собственную смерть, ради спасения человеческих жизней. Та, кого он впервые встретил в мужском обличьи в Чанъане каких-то несколько месяцев назад, та, кто называл его другом, та, ради которой он рисковал собой и за которую готов отдать свою жизнь, — та, что сегодня признает в нем врага.

Тегин принял это с молчаливым достоинством, как принимал все в своей жизни. Он был воином рода Ашилэ, она — принцессой Тан. Все, что он мог — спасти ее жизнь и защищать на выбранном ею пути. Если она возненавидит его — пусть будет так.

Спустя долгое время, наконец, послышался скрип открываемых городских ворот. И в тот самый момент, когда они наконец открылись, являя невысокую фигуру в белом траурном одеянии, с квадратным сундуком в руках, вокруг резко потемнело и разом повалил снег. Он падал тяжелыми белыми хлопьями на стылую землю, быстро укрывая ее погребальным покровом, так густо, что почти скрывал за этой траурной завесой медленно приближающегося к войску командующего Ли, в котором никто, кроме тегина, не узнал бы принцессу.

Она остановилась в чжане{?}[~3,3 м] от коня тегина, с выпрямленной спиной, но опущенным взглядом. В глазах тегина она выглядела маленькой, слабой и беззащитной, но он слишком хорошо знал силу ее духа, чтобы обманываться.

— От имени войск и жителей Шочжоу, — глубоко вздохнув, заговорила принцесса, — я, командующий Ли Шисы, пришел сдать город. Губернатор Шочжоу, Гунсун Хэн, признал свою вину и покончил с собой в надежде смирить гнев тегина. Я принес вам его голову. Прошу тегина принять.

Она подняла сундук перед собой в вытянутых руках. Побелевшие от холода пальцы ее чуть заметно дрожали. Тегин не шелохнулся.

Му Цзинь сделал знак рукой, и один из пеших воинов, забрав сундук из ее замерзших рук, открыл его, показывая Му Цзиню содержимое.

— Тегин, это голова Гунсун Хэна, — подтвердил тот, подъехав к неподвижно застывшему тегину, не спускающему нечитаемого взгляда с фигуры в белом.

Он точно подметил момент, когда она узнала голос военного советника, подняла на него взгляд, медленно перевела его на грозного всадника перед собой, осознавая горькую правду. Скрываться больше не имело смысла, и он медленно отнял маску от лица, продолжая молча сверлить ее тяжелым взглядом.

Это ничего не меняло. Какие бы чувства не владели принцессой в данный момент, она не могла показать их, не могла позволить себе сломаться прежде, чем жители Шочжоу будут в безопасности. Под личиной командующего Ли она по-прежнему была гордой принцессой Тан, и она умела расставлять приоритеты.

Опустив взгляд, враз охрипшим, но все еще достаточно звонким голосом она продолжила произносить унизительные слова поражения.

— Мы воевали против вас. Сегодня Шочжоу откроет ворота и сдастся. Тегин и воины рода Ашилэ могут забрать сокровища, которыми владеет город. Этот преступник надеется, что тегин пощадит жизни жителей.

Принцесса сложила руки перед собой в жесте уважения и опустила голову, ожидая его решения.

В воцарившейся на мгновение тишине со всех сторон полетели выкрики воинов. «Раньше надо было сдаваться!» — «Сколько наших братьев пало?! Отпустить их? Ни за что!» — «Убъем его! Отомстим за наших братьев!» — «Убъем их всех!» — «Убить! Убить! Убить!»

Тегин все еще молчал, наблюдая, как она закрыла глаза, теряя последнюю надежду и внутренне готовясь к смерти.

Му Цзинь поднял руку, останавливая шквал выкриков.

— Почему ты думаешь, что я стану тебе что-то обещать? — надменно спросил тегин.

— Если тегин хочет убить меня, мне нечего возразить. Но если решите убить всех жителей города, — она высоко подняла голову, глядя ему в глаза с непоколебимой решимостью, — то мы прихватим вас с собой.

— Думаешь, еще можешь сражаться со мной? — хмыкнул тегин. Он понимал, что Гунсун Хэн не пошел бы на крайние меры, если бы это было так.

— Я не самонадеян. Но в городе полно сухого дерева и селитры. Если, войдя в Шочжоу, вы решите всех убить, мы предпочтем сгореть вместе с вами.

Легко соскользнув с коня, тегин приблизился к принцессе.

— Ненавижу угрозы, — холодно произнес он, не глядя на нее.

— Все не так, тегин, — отозвалась она, снова опуская взгляд. — Это просто сделка.

— Что ж, я пообещаю, — сказал он после недолгого размышления. Воины за его спиной сдержанно зашумели, переглядываясь.

Так же внезапно, как начался, снегопад прекратился, и из-за туч выглянуло солнце.

— Спасибо за вашу милость, тегин. Надеюсь, вы исполните обещание и не станете убивать людей, — тихо и устало поблагодарила она. Ее голосу недоставало искренности.

— Но у меня есть одно условие, — бесстрастно продолжил тегин, нанося последний удар. — Я хочу, чтобы ты лично сдался мне, признал своим хозяином и повиновался. Тогда я пощажу Шочжоу.

Произнося эти слова, он не смотрел на нее. Не хотел знать, что таит в себе неверящий взгляд, обращенный к нему: ненависть? боль? отчаяние?

Му Цзинь, прислушивающийся к недовольным высказываниям воинов, подлил масла в огонь:

— Замечательно! После смерти Гунсун Хэна он — командующий войском Шочжоу. Пусть посмотрят, как их командующий станет нашим рабом!

Смех и одобрительные возгласы были ему ответом.

— Ты… ты хочешь, чтобы я стал твоим рабом? — ее голос дрогнул.

— Да, моим рабом, — грубо подтвердил тегин, потом пояснил, глядя в ее заблестевшие влагой глаза: — Теперь каждому в Шочжоу известно, что ты предал своего господина и сдал город. Ты не можешь оставаться здесь. — Он отвел взгляд, не желая видеть слез. — Не заставляй меня ждать. У меня не так много терпения. Могу передумать в любой момент.

У нее не было другого выхода. Они оба знали это. Жизни людей важнее гордости, важнее собственного благополучия.

— Я буду повиноваться тебе.

Краем глаза он увидел одинокую слезу, непослушно скатившуюся по ее щеке. Большего принцесса себе не позволила.

========== 2.1 Предвестие ==========

Комментарий к 2.1 Предвестие

timeline: 11 серия

Пригнанные злым восточным ветром темные, тяжелеющие водой тучи, мрачно нависавшие над городом почти неделю и сеющие непонятную тревогу в людских сердцах, два дня назад наконец разрешились от своего бремени, опрокинувшись на землю продолжительным ночным ливнем. После этого воздух заметно посвежел, солнце, время от времени прорывающееся сквозь все еще довольно густые, но заметно посветлевшие облака, приятно ласкало теплом кожу. Жаркое лето закончилось.

Сидя возле пустующего стола уличной лапшичной, Чангэ дожидалась возвращения Адо, отрешенно наблюдая за движущимися по небу вереницами облаков.

Прошло больше месяца с тех пор, как, следуя совету генерала Шэн Гу, она пришла в Шочжоу. Дорога была пустынной, за все шесть дней пути Чангэ не встретила попутчиков, да и навстречу только раз проскакал, не задерживаясь, отряд из пяти всадников. Без привычной болтовни Адо было одиноко, и Чангэ невольно ускоряла шаг, чтобы поскорее добраться до цели. Она почти не надеялась, что они снова увидятся, хотя и оставила, верная данному Адо обещанию, сложенный из мелких камушков знак направления на перекрестье дорог возле Ючжоу. Тем больше было радости, когда Адо выхватил ее из толпы посреди шумной улицы Шочжоу, где она прогуливалась, разглядывая торговые лавки и наблюдая жителей и приезжих, в день после прибытия.

Они провели в городе несколько дней, осматриваясь и собирая самые разные слухи. Шочжоу оказался на удивление оживленным и процветающим городом, если принимать во внимание его близость к границе и почти ежедневные стычки дозорных отрядов с небольшими группами вооруженных степняков, по счастью, не слишком приближавшихся к городу. Открытые ворота города не препятствовали свободному входу и выходу, но были чрезвычайно массивными и крепкими. Чангэ также заметила, что стены города были толще обычно строящихся городских стен, и хорошо укрепленными, дозорные башни никогда не пустовали. Если закрыть городские ворота, Шочжоу оказывался надежно защищенным от вторжения, а продовольственные запасы в городе позволяли не беспокоиться по поводу возможной осады.

Благополучием города жители были обязаны губернатору Гунсун Хэну, который еще со времен правления династии Суй не только укреплял городские стены и наращивал вооруженные силы, успешно ограждая город от нападений степняков, но и привлекал в Шочжоу людей из других округов, предлагая бесплатно участки земли и торговые места в городе. Гунсун Хэна уважали и любили.

Волей случая (а также благодаря разговорчивости и располагающему к себе характеру Адо, узнавшему кое-что интересное от местных бродяг) им удалось спасти от нападения разбойников жену и пятилетнюю дочь губернатора и поселиться в его поместье, представившись братьями, ищущими работу и надежного хозяина. Губернатор, наверняка, подозревал, что они были не совсем честны с ним, но он дал Чангэ шанс, убедившись в ее способностях к быстрым и стратегически верным решениям.

Изначально Чангэ намеревалась завоевать доверие Гунсун Хэна и использовать городскую армию для своей мести Ли Шимину, от которой не собиралась отказываться даже после неудачи в Ючжоу. Поскольку ослепляющий гнев, гнавший ее из Чанъаня в Ючжоу, немного утих, она не собиралась больше торопиться и действовать необдуманно. Было два высказывания, которые Чангэ приняла близко к сердцу. Первое из них принадлежало Ли Шимину, тогда еще любимому второму дяде: «Если ты не достаточно сильна, не лезь напролом, затаись, пока не соберешь силы, и только тогда атакуй». Вторым было сказанное в Ючжоу генералом Шэн Гу: «Безопасность людей должна стоять на первом месте». Теперь, чем больше времени она проводила рядом с Гунсун Хэном, все более убеждаясь в его искреннем и благородном стремлении обеспечить безопасность жителей города, тем сильнее становились ее сомнения. Могло ли что-либо заставить этого человека принять участие в войне против законного правителя, поставив под угрозу жизни людей, которых он должен был защищать? И позволительно ли ей даже думать о том, чтобы ради собственных интересов позволить оголить северную границу и подвергнуть опасности жителей Шочжоу?

— Учитель, вы давно ждете? — прервал ее размышления веселый голос вынырнувшего из толпы Адо, который немедленно плюхнулся на соседнюю скамью и повел носом, принюхиваясь к запаху мясного бульона, в котором готовилась лапша. В животе мальчика громко забурчало.

— Голоден? — спросила Чангэ, слегка улыбнувшись, когда он быстро закивал головой. Она махнула рукой продавцу, и тот незамедлительно поставил перед ними по чашке лапши.

Торопливо утолив первый острый голод, Адо приостановился, перевел дух и спросил:

— Учитель, вы уже придумали, как убедить губернатора? Я вот подумал, если вы поможете ему проанализировать политический климат и пообещаете светлое будущее, ему, как бывшему подданному династии Сунь, это может понравиться.

Чангэ усмехнулась — хоть слова его и были наивны, Адо думал о том же, что и она — и покачала головой:

— Боюсь, это не то, чего хочет Гунсун Хэн.

Адо продолжил есть и вдруг закашлялся, подавившись.

— Что ты как маленький?! Как можно лапшой подавиться? — укорила Чангэ.

— Учитель, — понизив голос, пробормотал тот, — я вдруг вспомнил, что у нас нет денег. Мы слишком много потратили, чтобы купить еду бродягам.

— Что, совсем ничего не осталось? — украдкой взглянув на занятого готовкой продавца лапши, наклонилась к нему Чангэ.

— Ну, это же вы сказали, что мы должны отблагодарить тех, кто нам тогда помог. Я и… — Мальчик быстро огляделся по сторонам. — Надо бежать!

В этот момент продавец, привлеченный их перешептыванием, подошел к столу.

— Господа, вы насладились едой? Десять медяков за две чашки лапши, пожалуйста.

Чангэ поднялась из-за стола и поклонилась ему.

— Хозяин, простите, мы вышли из дома второпях и забыли деньги. Мой брат сходит за ними, а я пока подожду здесь.

Адо быстро вскочил и бросился прочь, на ходу крикнув:

— Да-да, я сбегаю за деньгами.

— Куда побежал? — закричал ему вслед продавец лапши, но тут же повернулся к Чангэ и крепко схватил ее за руку. — Знаю я вас, один сбежал, и другой думает, как вывернуться.

— Нет же, хозяин, — попыталась убедить его Чангэ, лихорадочно пытаясь придумать, как выйти из этой неприятной ситуации, — брат принесет деньги, подождите немного.

Вокруг, привлеченные громким голосом торговца, уже начали собираться зеваки. Воодушевленный присутствием зрителей, он воскликнул еще громче:

— Да кто тебе поверит! Я с такими уже имел дело. Пойдешь со мной, пусть стражники из тебя деньги вытрясают!

— Сколько он должен? — сладкой песней спасения прозвучал для Чангэ неожиданно раздавшийся знакомый голос. — Я заплачу.

Чангэ подняла глаза. Ачжунь говорил с торговцем, но смотрел при этом на нее — неотрывным, нечитаемым взглядом.

— Десять медяков, — мгновенно растеряв весь свой пыл, подобострастно ответил продавец, кланяясь надменно выглядящему господину. Ачжунь не глядя бросил ему связку монет.

— Остальное забери себе.

Не обращая больше внимания на благодарно кланяющегося и рассыпающегося в извинениях торговца, Ачжунь огляделся, холодным взглядом темных глаз разгоняя зевак, и снова повернулся к Чангэ.

— Давно не виделись, Шисы.

Он решительно схватил ее за руку и повел прочь. Точно так же он держал ее руку в Ючжоу, уводя от Хао Ду, вспомнила Чангэ, почему-то даже не думая сопротивляться. Глубоко в душе, так глубоко, что почти можно было бы притвориться, что ничего нет, она все время надеялась, что они еще увидятся, и была рада новой встрече.

В боковой улочке Ачжуня дожидались две нагруженные поклажей лошади и молодой мужчина примерно одного с ним возраста. Черты его лица были более мягкими и подвижными, чем у Ачжуня. Чангэ поняла, что он скорее друг, чем слуга, когда он он с веселым любопытством поинтересовался:

— Это кто такой?

Впрочем, Ачжунь оставил его вопрос без внимания. Повернувшись к Чангэ, он произнес:

— Я сказал тебе не приходить в Шочжоу. Ты меня не послушал.

— А ты? Сам-то пришел, — парировала она, бросая короткий взгляд на прислушивающегося к ним спутника Ачжуня. — Как твоя рана?

— Ты и про рану его знаешь? — не удержался тот, подходя ближе.

— Конечно, знаю, я ее перевязывал.

Уголки губ Ачжуня дрогнули, будто сдерживая улыбку, а его товарищ возмущенно вскричал:

— Так это был ты! Без твоей перевязки она давно бы зажила, а теперь…

Ачжунь молча бросил ему предупреждающий взгляд, заставивший его подавиться словами, и ответил на ее вопрос:

— Все в порядке.

Чангэ перевела взгляд со спокойного лица Ачжуня на возмущенное — его товарища, который, однако, больше ничего не говорил, и немного неуверенно произнесла:

— Тогда, хорошо… Кстати, Ачжунь, пограничная торговля в Шочжоу ограничена строгими рамками. Спекулянтам, вроде тебя, тут не разжиться.

— Шисы, как долго ты собираешься пробыть в Шочжоу? — не откликаясь на ее слова, серьезно спросил он.

— Мы же договаривались не лезть в дела друг друга, — ушла Чангэ от ответа, пронаблюдав, как его друг при этих словах подался вперед, всматриваясь в ее лицо, но тут же отступил под взглядом Ачжуня.

— Учитель, учитель! — подбежал к ним откуда-то появившийся Адо. — Вам удалось сбежать!

И увидев, с кем она беседует, удивленно воскликнул: — Торговец?!

— Адо, Ачжунь заплатил за нас, — объяснила мальчику Чангэ, и он сконфуженно разулыбался.

— Мы собирались покинуть город, — сказал Ачжунь. — Шисы, не проводишь нас немного?

— Конечно, — не раздумывая согласилась она, снова заставив дрогнуть уголки его рта.

Выйдя за ворота города, они неторопливо двинулись по дороге, ведущей дальше на север, в степь.

— Шисы, — нарушил длившееся, но не тягостное молчание Ачжунь, — если у тебя нет веской причины, чтобы оставаться в Шочжоу, лучше уходи отсюда как можно скорее.

Казалось, он искренне тревожится за нее. Чангэ очень хотела бы знать, что он скрывает, потому что ему явно было известно что-то, что вызывало эту тревогу, что-то важное. Но она сама предложила не задавать друг другу подобных вопросов…

— Куда же мне пойти? — почти шутливо спросила она.

— Ты никогда не думал отправиться в степь? — слишком быстро ответил Ачжунь, глядя на нее с напряженным вниманием.

— В степь? Но я там никого не знаю.

— Ты знаешь меня.

Спутник Ачжуня и Адо одновременно вскинули на него удивленные взгляды. А в голове Чангэ снова как тогда, в Чанъане, промелькнула на мгновение мысль, что Ачжунь догадался о том, что она вовсе не парень. Как-то странно прозвучало это предложение, почти так же странно, как и его забота о том, чтобы она не оставалась в опасном месте… Но куда Ачжунь звал ее? Он ведь признался, что принадлежит к роду Ашилэ. Даже если его самого она не считала врагом, неужели он мог подумать, что она согласится жить среди врагов Тан?

— Спасибо за предложение, — неловко произнесла Чангэ, отводя взгляд. — Но я, пожалуй, откажусь.

В то же мгновение впереди послышалось конское ржание и за перелеском наперерез им промчались два десятка легко одетых всадников.

— Кто это? — спросила Чангэ, заметив быстрый обмен взглядами нахмурившегося Ачжуня и его друга.

— Передовой отряд войска Ашилэ. Они готовятся к нападению на город, — нехотя ответил Ачжунь, потом обратил к ней серьезный взгляд. — Шисы, на севере остались мои люди. Мне нужно позаботиться о них. Тебе лучше держаться как можно дальше от Шочжоу.

Чангэ кивнула. Было не время вступать в споры. Они коротко попрощались и разошлись в разные стороны.

— Учитель, что будем делать? — встревоженно спросил Адо.

— Вернемся в город, — твердо ответила Чангэ, срываясь на бег.

========== 2.2 Подготовка к нападению ==========

Комментарий к 2.2 Подготовка к нападению

timeline: 10-11 серии

Лагерь Соколиного войска встретил вернувшегося из Ючжоу тегина радостными криками ребятни, улыбками женщин, приветствиями воинов. И дружескими объятиями Му Цзиня, в отсутствие Суна вынужденного заниматься нудными управленческими делами, которые не вызывали у умного, но немного бесшабашного парня ни малейшего интереса.

Сун резко втянул воздух сквозь сжатые зубы и поморщился от боли в потревоженной ране.

— Ты ранен? — улыбка Му Цзиня уступила место тревожному взгляду.

— Долгая история, — ответил Сун. — Потом расскажу.

Позже, пока Му Цзинь, отчитавшись о делах Соколиного войска, обрабатывал загноившуюся под не слишком чистой повязкой рану, Сун рассказал ему о событиях в Ючжоу и о закончившейся ранением стычке с шадом, умолчав только о Шисы.

— Этот Шээр, как он посмел так нагло напасть на тебя! — возмутился Му Цзинь.

— Если бы я умер на территории Тан, с него никто не потребовал бы ответа. Я бы тоже воспользовался ситуацией, — пожал плечами Сун. Он уже давно перестал ожидать от Шээра какого-либо благородства, поступки шада почти не задевали его.

— Но ты поступил рискованно, Сун. Если он пожалуется Великому Хану…

— Он этого не сделает, — убежденно ответил тегин. — Шээр никогда не признается Великому Хану в своей неудаче. Если чего-то хочешь, будь готов к последствиям.

— Ты прав, — согласно кивнул Му Цзинь и, повертев в руках посеревшую от гноя полоску ткани, которую пришлось отдирать от раны, с отвращением пробормотал:

— Кто тебя перевязывал? Просто ужасно. Другой на твоем месте уже сдох бы от заражения!

Сун отобрал у него лоскут, усмехаясь. За несколько дней в дороге он даже не подумал снять старательно накрученную Шисы «перевязь»; воспоминание о ее заботе грело душу.

— Улыбаешься? Что-то от меня скрыл? — наклонился к нему, заглядывая в глаза, Му Цзинь. Потом проницательно предположил: — Это сделала девушка из Тан?

Быстро вошедший в шатер встревоженный Су Ишэ избавил Суна от настойчивости друга.

— Тегин, прибыл Ту Кашэ. Он уже у ворот лагеря.

Му Цзинь вскочил на ноги.

— Что здесь понадобилось предводителю Медвежьего войска?

— Быстрее, чем я думал… — задумчиво произнес Сун.

Великий Хан собирался развязать войну. Шочжоу, донельзя укрепленный город, до сих пор успешно отражавший нападения и обеспечивающий неприкосновенность северной границы Тан, должен был пасть, чтобы открыть войскам хана беспрепятственный доступ к сердцу вражеской империи.

Сун надеялся, что на подготовку к взятию Шочжоу у него будет хотя бы два-три месяца, но появление Ту Кашэ в лагере Соколиного войска означало, что время почти на исходе. Самоуверенный и жестокий предводитель Медвежьего войска ни умом, ни терпением не отличался, полностью полагаясь на грубую силу, и слушать умел только себя. То, что принесенный им приказ хана отдавал Медвежьему войску главенствующую роль при взятии Шочжоу, означало две вещи: если из-за неосмотрительности Ту Кашэ они потерпят поражение, виноватым окажется Соколиное войско; если же Шочжоу будет взят, Ту Кашэ заберет себе все заслуги.

— Ту Кашэ никогда с тобой не ладил. Вместо помощи он только присвоит наши успехи. Даже и думать не надо, кто за этим стоит, — хмуро пожаловался Му Цзинь, когда предводитель Медвежьего войска удалился.

Ответ Суна прозвучал почти безразлично:

— Шээр не был бы собой, если бы сдался после первой же неудачи.

…

Вопреки тому, что говорили и думали о нем друзья или враги, в глубине души тегин Соколиного войска ненавидел войны. Войны отнимали у женщин мужей и сыновей, оставляли сиротами детей, лишали свободы уведенных в рабство. Они уничтожали еще недавно процветающие города и разрушали жизни жителей. И никакое количество награбленного в побежденных и сдавшихся поселениях не могло вернуть близким погибших воинов. Тем более, что большая часть этих сокровищ уходила в Главный Шатер, служа материальной подпиткой жадных завоевательских планов Великого Хана.

Именно это внутреннее неприятие войн, о котором мог догадываться разве что Му Цзинь, делало Суна хорошим военачальником, заставляло быть предельно внимательным, изучать и тщательно планировать каждое предстоящее сражение, продумывая варианты развития событий и стараясь заранее предугадать возможные действия противника. Великого Хана не интересовала цена, которой его армиям доставались боевые победы, но тегин делал все возможное, чтобы Соколиное войско в боях несло как можно меньше потерь, и к тому же, не позволял своим людям быть чрезмерно жестокими к жителям покоренных поселений.

Месяц пролетел незаметно в изучении карт местности вокруг Шочжоу, обсуждении планов атак и сражений. Все осложнялось необходимостью учитывать участие и возможные несогласованные действия Медвежьего войска. Сун был почти уверен, что Ту Кашэ не станет делиться с ним своими намерениями и будет с тупой упертостью лезть вперед, стараясь первым заполучить город в свои руки. Он уже пребывал в нетерпении, в который раз вваливаясь без приглашения в походный лагерь Соколиного войска, чтобы поторопить Суна.

— Когда же ты собираешься начать атаку, а? — безуспешно пытаясь изобразить превосходство на жирном лице, вопрошал он. — Вон он, прямо перед нами. Мы могли бы уже давно растоптать этот городишко. О чем тут долго думать? Или у тебя кишка тонка, а, тегин Сун?

Сун молчал, холодно глядя на Ту Кашэ и не желая бесполезно тратить на него слова. Му Цзинь не выдержал:

— Этот «городишко» не смог взять сам хан Шулэ! Но ты вполне можешь попробовать.

— У хана Шулэ не было хороших генералов! А сейчас здесь есть я! — раздулся самодовольно Ту Кашэ. — Да я уже сотню таких городов поработил!

— Так что, Медвежье войско готово взять на себя полную ответственность, если атака захлебнется? — бесстрастно задал вопрос тегин.

— К чему говорить о поражении, когда мы еще даже не начали?! — тут же возмутился Ту Кашэ. — И что за полная ответственность? Медвежье войско пойдет во главе атаки. Если Соколиное войско будет с нами, мы не проиграем!

Мерзко ухмыляясь, он похлопал Суна по плечу и пошел прочь. Сун с трудом удержался, чтобы не скривиться от отвращения. Вернувшись в свой шатер, он сказал Му Цзиню:

— Приготовь на завтра одежду Тан для двоих.

— Ты собираешься пойти в Шочжоу?

— Мгм. Чтобы выиграть битву, нужно знать врага.

…

Сун вел навьюченную лошадь на поводу, задумчиво глядя перед собой. Его тревожило, что Шисы находилась в Шочжоу именно сейчас. Конечно, он понял, что она не послушает его, когда при их последней встрече просил не ходить в Шочжоу. Но все же не ожидал, что она задержится в городе так надолго. И, насколько он знал принцессу, теперь, когда город оказался в опасности, она ни за что не останется в стороне.

— Проклятый Ту Кашэ воспользовался твоим отсутствием и решил завоевать всю славу, — нарушил его размышления возмущенный Му Цзинь. — И мы ничего не собираемся предпринять?

— Если хочешь, можешь остаться и посмотреть, как его разобьют, — Сун равнодушно пожал плечами.

— Ты уверен, что его ждет поражение? Если верить нашим лазутчикам, на севере и западе у них не больше двадцати тысяч солдат. В Медвежьем войске больше пятидесяти. Ворота еще открыты… И барабаны до сих пор молчат.

— Ту Кашэ просто идиот, — тихо пробормотал Сун, потом уверенно пояснил: — Губернатору Гунсун Хэну не по чистой случайности столько лет удавалось удерживать город от захвата. С юга — горы, на востоке болота. Достаточно неприступно, чтобы не отвлекать людей на оборону этих направлений. И ты же видел толщину городских стен? Они носят следы недавних работ по укреплению. Как только ворота закроют, город станет неприступным. С имеющимися запасами продовольствия они могут годами выдерживать осаду. А то, что барабаны до сих пор молчат… наводит на мысль о расставленной ловушке.

Му Цзинь повеселел.

— Хочу посмотреть на его морду, когда он вернется в лагерь поджав хвост… Кстати, этот парень, Шисы, ты его серьезно звал к нам жить? Как давно ты его знаешь?.. Сун, да не молчи же! Я первый раз видел, чтобы ты так за кого-то переживал. Кто он такой?

— Друг, — коротко ответил Сун, снова замыкаясь в себе. Больше до самого лагеря Му Цзинь не добился от него ни слова.

========== 2.3 Отражение атаки ==========

Комментарий к 2.3 Отражение атаки

timeline: 11 серия

Они с Адо бежали изо всех сил, чтобы оповестить заставу о приближающейся армии Ашилэ. Нужно было срочно собирать войска для отражения атаки. Чангэ даже не удивилась при виде вышедшего им навстречу губернатора в воинском облачении, настолько она была поглощена мыслями о том, что должно быть сделано в первую очередь для успешного отражения нападения.

— Губернатор, войско Ашилэ на подходе! Скорее! Бейте в барабаны! — прокричала она. Гунсун Хэн, к ее удивлению, ответил совершенно спокойно:

— Не сейчас.

— Не сейчас? Хотите сказать, что не станете собирать армию сейчас?

— Еще не время, — так же спокойно ответил губернатор. — Пусть подойдут ближе.

— Губернатор, подумайте, — взволнованно начала Чангэ, постепенно снова срываясь на крик, — если войска Ашилэ ворвутся в город, Шочжоу уже не спасти. И тогда все государство будет в опасности!

— Враг уже близко, у меня нет времени объяснять, — нетерпеливо отозвался Гунсун Хэн. Потом приказал стражникам: — Отвести их в поместье и взять под стражу.

Безуспешно пытаясь вырваться из рук двух рослых воинов, чуть ли не волоком тащивших ее прочь, Чангэ гневно прокричала вслед развернувшемуся к обзорной площадке губернатору:

— Гунсун Хэн! О чем вы думаете, упрямо не желая развертывать войска? Или собираетесь сдать город Ашилэ?! Гунсун Хэн!

Последовавшие за этим часы взаперти в поместье губернатора показались Чангэ вечностью. Гнев бурлил в ней, не находя выхода, и все, что она могла, это снова и снова повторять беспомощную угрозу:

— Если он сдаст город, я этого так не оставлю!

Когда двери, наконец, распахнулись, впуская Гунсун Хэна и его личного стража Сюй Фэна, Чангэ была на грани взрыва. Она перебила губернатора, начавшего что-то говорить, возмущенными словами:

— Почему в барабаны ударили так поздно? Войско Ашилэ напало неожиданно, мы оказались неподготовленными к атаке. Не удивительно, если наши потери велики. Сколько человек мы потеряли? Десять тысяч?

Гунсун Хэн переглянулся с Сюй Фэном, потом снова посмотрел на Чангэ, не отвечая. Тревога скрутила судорогой ее внутренности.

— Двадцать тысяч?.. Еще больше?.. Если не владеете тактикой боя, почему не послушали меня? Почему были так упрямы? Или вы сделали это специально?

Гунсун Хэн, успевший присесть за стол, при этих словах резко выпрямился. Сюй Фэн попытался вмешаться в быстрый поток ее слов, но Чангэ не дала ему и слова вставить:

— Вы… неужели вас совсем не волнует судьба жителей Шочжоу?

— Архивариус Ли, — весомо произнес Гунсун Хэн, обрывая ее, — мы выиграли сражение. Мы победили.

Чангэ неверяще уставилась на него.

— В самом деле?! Как вам это удалось?

И тогда Сюй Фэн рассказал, что губернатор специально позволил коннице Ашилэ беспрепятственно подойти близко к городским стенам, где их встретил град стрел, выпущенных тремя тысячами затаившихся на городской стене лучников. Смешавшиеся всадники не успели развернуть коней, как ворота были открыты и против нападающих выдвинулись городские войска под прикрытием частокола из подвижных щитов сторчащими из них острыми копьями, успешно отражая атаку и внося беспорядок и панику во вражеские ряды.

— Построение полумесяца, — прошептала Чангэ, представляя себе картину боя и узнавая один из известных способов отражения конных атак.

— Архивариус Ли, ты знаешь военные тактики, — с некоторым удивлением произнес Гунсун Хэн.

— Немного изучал их в прошлом, — ответила Чангэ.

— Тогда, что бы ты сделал дальше на месте командующего? — спросил губернатор, испытующе глядя на нее.

— Дальше… — задумчиво проговорила Чангэ. — Использовал бы построение змея. Пока враг атакует тело змея, голова и хвост соединяются, чтобы зажать его в смертельном кольце.

Гунсун Хэн подумал, потом одобрительно кивнул, снова переглянувшись с Сюй Фэном. Тот продолжил рассказ о недавнем сражении.

После нескольких отраженных атак войско Ашилэ уже было значительно прорежено, но его предводитель, Ту Кашэ, отказывался признавать поражение и снова пошел в атаку. И тогда губернатор дал приказ бить в барабаны и подать дымовые сигналы. Когда в ответ на северо-востоке и северо-западе тоже забили барабаны, взвились дымовые сигналы и раздались боевые крики прятавшихся в засаде воинов, Ту Кашэ испугался, что будет окружен, и отступил с остатками своего войска.

— Губернатор, это просто невероятно! — с искренним восторгом выпалила Чангэ, когда рассказ был окончен. — Но почему вы не организовали неожиданную атаку с двух сторон, если у вас были люди в засаде? Зачем было устраивать такой переполох? — Гунсун Хэн, чуть улыбаясь, приподнял бровь. — Или… или… губернатор, может быть, вы блефовали?

— Ты и вправду талантливый юноша, — рассмеялся губернатор. — Обо всем догадался. Ты прав. В засаде было всего две тысячи солдат… — Он поглядел на восхищенно замеревшего Адо, в сверкающие восторгом глаза Чангэ и с необидной насмешкой спросил: — Все еще считаешь, что я из упрямства не желаю развертывать войска?

Впервые в жизни Чангэ почувствовала себя посрамленной и испытала жгучий стыд за свои слова и мысли. Даже то, что полученный в Ючжоу горький опыт заставлял быть настороже и подозревать в первую очередь худшее, не оправдывало ни ее скоропалительного вывода о недостатке боевого мастерства и честности человека, годами защищавшего город и северную границу, ни, тем более, оскорбительных слов, которые она позволила себе в запале слепого гнева, рожденного ее самонадеянной уверенностью в собственной правоте.

Чангэ опустила голову и, сложив перед собой руки в жесте уважения, поклонилась:

— Простите мое невежество. Немного изучив военные тактики, я самоуверенно решил, что знаю все, и вел себя неуважительно по отношению к вам. Мне очень стыдно.

Гунсун Хэн поднялся из-за стола и подошел к ней.

— Ладно, я не принял это близко к сердцу. Но я ценю твое беспокойство о жителях Шочжоу, ради которых ты рисковал жизнью, чтобы сообщить нам о вражеской атаке. Позволь от лица всех жителей выразить тебе благодарность.

И он тоже поклонился ей, сложив перед собой руки. Чангэ торопливо остановила его прикосновением руки.

— Губернатор! Я восхищен вашим великодушием. После этой битвы я наконец понял, почему вы непобедимы, и как смогли обеспечить неприступность городских стен и мирную спокойную жизнь Шочжоу. Я бы хотел… я бы хотел…

— Хочешь присоединиться к борьбе с врагами и помочь сохранять мир в Шочжоу? — закончил за нее Гунсун Хэн.

— Да. Именно этого я хочу.

— И я! Я тоже хочу помочь! — присоединился к ней Адо.

— Что ж, я ценю твои таланты в военном деле… Как и твое стремление помочь, Адо. Давайте вместе защищать Шочжоу, — весело и довольно заключил губернатор. Но спустя несколько мгновений он помрачнел и, повернувшись к своему стражу, сказал: — Сюй Фэн, завтра тебе придется нанести визит начальнику гарнизона.

Сюй Фэн молча кивнул, а Чангэ заметила:

— Губернатор, мы выиграли это сражение. Разве вас это не радует? О чем вы тревожитесь?

— Это была лишь небольшая битва, — вздохнул тот. — Ашилэ пришли с недобрыми намерениями, уверен, вскоре последуют новые нападения. Нам нужно подкрепление.

— Для чего неприступному Шочжоу нужно подкрепление? — удивленно спросила она.

— Настоящий наш противник из рода Ашилэ пока не появился… — загадочно ответил губернатор.

…

— Поздравляю Медвежье войско с возвращением! — с издевкой воскликнул Му Цзинь при виде хмурого Ту Кашэ, в сопровождении советника подходящего к своему шатру в походном лагере. Мощная туша предводителя Медвежьего войска медленно развернулась к ним, словно только заметив небольшую группу людей, сопровождающую тегина Соколиного войска.

— Ха, — выдохнул Ту Кашэ, зло сверкнув глазами на Суна, — вот, наконец, и вы пришли ко мне.

— Конечно, — легко согласился Му Цзинь, улыбаясь. — Ты хотел первым захватить победу, потому, никому не сказав, напал на город. Хотя ты потерпел поражение, но, по крайней мере, тебя не полностью разгромили.

Ту Кашэ побагровел от ярости. Схватив за отворот кафтана Му Цзиня, он потянул на себя и, впившись в моментально помрачневшего парня бешеным взглядом, едва сдерживаясь процедил:

— Я сегодня в очень плохом настроении. Тебе лучше заткнуть свой паршивый рот!

Сун с силой сжал руку Ту Кашэ и резко отшвырнул ее в сторону.

— Атака Медвежьего войска насторожила врага, — холодно заметил он. — Если мы потерпим поражение, это будет на твоей совести.

— Чего?! — презрительно бросил тот, делая несколько шагов в сторону и старательно изображая уверенность. — Что за обвинения? Это была просто тренировка для моих воинов! Я знаю, что делаю. Вас это не касается!

— Мне безразличны твои прихоти, — невозмутимо продолжил Сун. — О сегодняшней битве будет со всеми подробностями доложено Великому Хану.

Ту Кашэ потребовалось несколько мгновений, чтобы придумать подходящий ответ. Сун не стал его дожидаться.

— Можешь не стараться! — упрямо прокричал вслед удаляющемуся тегину Ту Кашэ. Против воли, в голосе его проскользнула неуверенность, почти страх. — Я сам ему доложу!

========== 2.4 Затишье ==========

Комментарий к 2.4 Затишье

timeline: 11-12 серии

В походном шатре предводителя Соколиного войска было тихо. Сун сосредоточенно рассматривал карту местности, закрепленную между двумя воткнутыми в землю древками. Расположение Шочжоу, естественно защищенного горами и многочисленными болотами, в самом деле было практически идеальным для обороны. Чувствуя себя в безопасности за укрепленными стенами, городская армия могла сосредоточиться на отражении атак, направленных непосредственно на город, не неся при этом значительных потерь. Таким образом губернатору Шочжоу Гунсун Хэну удавалось годами удерживать город от падения, тем самым перекрывая войскам хана дорогу на столицу Тан и перечеркивая его завоевательские планы.

Существовало лишь два пути, чтобы захватить практически неприступный город: выманить его защитников из городских стен и разгромить в открытом бою раньше, чем на подмогу подоспеет армия Тан, либо заставить их открыть ворота и сдаться. Сун не думал, что Гунсун Хэн будет настолько беспечен, чтобы пойти на первое. Что же касается второго, тегин уже продумал, как решить эту задачу. Оставалось завершить некоторые приготовления.

Ту Кашэ продолжал вести себя как разбуженный посреди зимы взбешенный медведь. Не прошло и двух дней после первого поражения Медвежьего войска, как он снова направил людей на Шочжоу, надеясь отыграться. Нечего и говорить, что его ожидало ничуть не более славное возвращение, чем в первый раз. Однако, он упрямо продолжал едва ли не каждый день буквально долбиться в закрытые ворота города. Сун игнорировал эти выходки тегина Медвежьего войска, только распорядился, чтобы за его действиями присматривали. Бестолковые атаки были заведомо обречены, но Сун не мог допустить, чтобы тот случайно смешал его собственные планы.

За стенами шатра относительное спокойствие ночи внезапно нарушили отдаленные крики и топот бегущих людей. Сун прислушался, не двигаясь с места. Если случилось что-то важное, Му Цзинь придет с докладом.

Спустя долгое время шум немного утих, а потом появился и Му Цзинь.

— Что там? — спросил тегин.

— Провизия Медвежьего войска в огне. Пытаются потушить. У нас пострадали только несколько палаток, без человеческих потерь, — сухо доложил Му Цзинь, потом вернулся к своей обычной манере речи. — Они нападали внезапно в разных местах и так же быстро скрывались. Это так раздражает! И никого не удалось поймать… Забавно, что опять досталось Медвежьему войску, они и без того несут потери… О чем ты задумался? — спросил он, заметив, что Сун перестал слушать.

— Гунсун Хэн много лет возглавляет оборону Шочжоу. Он никогда не нападает, только защищается. Странно… — начал Сун, но в этот момент полог шатра распахнулся, впуская Су Ишэ.

— Тегин, — приложив руку к груди, сказал он, — наш лазутчик только что вернулся. Начальник северного гарнизона несколько часов назад задержал губернатора Гунсун Хэна предположительно по подозрению в измене. Также, прошлой ночью советник Ту Кашэ на несколько часов покидал лагерь и тайком посетил поместье начальника гарнизона. Только что он снова направился в Шочжоу.

— Что? Гунсун Хэн задержан? Это же все равно что подарить нам Шочжоу! Теперь им не помогут укрепленные стены! — с восторгом воскликнул Му Цзинь.

— Му Цзинь. Ты знаешь, кто этот советник Ту Кашэ? — охладил Сун его восторг.

Тот кивнул.

— Его фамилия Сыма. Он был чиновником Тан, Ту Кашэ захватил его в плен во время похода с Великим Ханом и сохранил ему жизнь, а потом сделал своим советником. Хитрый и подлый интриган. Интересно, что он замыслил на этот раз.

— Должно быть, он как-то связан с арестом Гунсун Хэна, — убежденно заметил Сун. — Но, думаю, даже в отсутствие Гунсун Хэна получить город будет не так просто.

— Почему?

— Нападение на наш лагерь именно сейчас неслучайно. За ним стоит человек, верный губернатору. И у него явно есть какой-то план.

— Думаешь… в Шочжоу появился новый стратег? — предположил Му Цзинь.

— Новый стратег… — задумчиво повторил Сун. Опять Медвежье войско… внезапно нападали и так же внезапно скрывались… раздражает… Смутная догадка начала вырисовываться в его сознании. — Су Ишэ, мне нужно знать, кто занял место Гунсун Хэна после его ареста. И внимательно следите за советником Ту Кашэ.

— Да, тегин, — отозвался тот и покинул шатер.

«Я не могу допустить, чтобы Ючжоу попал в руки Ашилэ… Ненавижу того, кто разрушил мою семью. Но я все еще принадлежу Тан…» Пару месяцев назад принцесса готова была рискнуть своей жизнью, чтобы защитить Ючжоу от врага. Здесь, в Шочжоу, она оказалась в похожей ситуации. Сун не сомневался, что Шисы не останется в стороне. Могло показаться странным, но Сун был абсолютно уверен в том, что ночное нападение на лагерь организовано принцессой. Даже интересно, что еще она придумает. Сун усмехнулся, живо представив себе невысокую и стройную принцессу, с легкостью загонявшую в ловушку массивного тегина Медвежьего войска.

— Что тебя так развеселило? — заинтересованно спросил Му Цзинь, разбивая воображаемую картинку. — Какие-то догадки?

— Мгм. Полагаю, мне знаком человек, стоящий за поджогом провизии, — не стал скрывать Сун. — Ли Шисы.

— Ли Шисы?.. Тот парень? — удивленно воскликнул Му Цзинь. — Какое отношение он имеет?.. Постой, ты что, знаешь о нем что-то такое?.. А он? Он знает, кто ты?

Сун покачал головой.

— Наши встречи были короткими, и мы не задавали друг другу неудобных вопросов. Я просто увидел немного больше, чем должен был.

— Что же ты увидел? И кто он такой? — спросил Му Цзинь, сгорая от любопытства.

— Друг.

— Сууун! — наигранно возмущенно простонал Му Цзинь, наклоняясь, чтобы заглянуть ему в глаза. Но суровый взгляд тегина мгновенно положил конец дружеской беседе. К счастью, Му Цзинь понимал, когда следует остановиться. Он вздохнул, выпрямился и серьезно спросил:

— Что с нашими планами? Подождем развязки ситуации, или будем действовать, как уже решили?

— Я не слишком верю, что Шочжоу легко сдастся, но если это произойдет, Ту Кашэ будет слишком счастлив, что обошел меня, и не станет зверствовать. К тому же, Су Ишэ за ним присмотрит. Если же они решат нанести ответный удар, воспользовавшись переговорами о сдаче города как предлогом, это только облегчит нам задачу.

— Уверен, что тебе будет достаточно трех десятков воинов?

— Горы на юго-востоке отвесны, а восточные топи почти непроходимы. С той стороны еще никогда не нападали, поэтому Гунсун Хэн мало о ней заботится. Так что… небольшого отряда достаточно. Мы уйдем завтра в ночь. Как только вспыхнут продовольственные склады, делай свое дело и присоединяйся к нам у восточных ворот.

…

Позже, оставшись один и не в состоянии уснуть, Сун долго перебирал в голове свои воспоминания, связанные с Шисы. Гарцующий на коне юноша, надменно отчитывающий стражников; чжонго команды Тан, грациозно забивающий мяч в кольцо; бесстрашно напрашивающаяся в караван беглянка; раненая принцесса, сцепив зубы вырывающая из плеча обломок стрелы. Они были знакомы не так давно, но казалось будто целую вечность, так часто сталкивала их за это время жизнь. Сун видел боль и гнев в ее глазах, ее слезы и улыбку, ее отчаяние и решимость, признавал ее гордый и независимый характер, восхищался ее внутренней силой, честностью и прямолинейностью. Он называл ее другом, и хотел бы стать чем-то большим. Но понимал, что даже простая дружба, построенная пусть не на прямой лжи, а на умолчании, обречена рассыпаться прахом. Стоит только Шисы узнать, кем был ее друг Ачжунь на самом деле.

Последней мыслью, промелькнувшей в голове Суна перед тем, как ближе к рассвету его все же сморил сон, было: «Шисы, побереги себя».

========== 2.5 Поражение Медвежьего войска ==========

Комментарий к 2.5 Поражение Медвежьего войска

timeline: 12 серия

Душа Чангэ ликовала. Рискованный план, придуманный ею в первую очередь для того, чтобы освободить губернатора из-под стражи, сработал безошибочно, позволив не только вызволить Гунсун Хэна, но и уничтожить значительную часть нападавшего на город Медвежьего войска с очень незначительными потерями.

Накануне, получив приглашение от начальника северного гарнизона Сыма Ту, Гунсун Хэн сразу предположил, что может не вернуться. Отношения с военным чиновником, которому очень не нравились доверительные отношения губернатора, бывшего служащего династии Суй, с вверенными ему войсками, не заладились с самого начала. Подняв собственным приказом, без согласования с начальником гарнизона, городскую армию для отражения неожиданного нападения Ашилэ, губернатор дал тому повод для обвинения в готовящейся измене.

Первым порывом Чангэ, пораженной несправедливым арестом губернатора в момент нависшей над городом наивысшей опасности, было немедля броситься на выручку Гунсун Хэну. Однако, она понимала, что тем самым можно только ухудшить ситуацию. Позже пробравшемуся в поместье начальника гарнизона Сюй Фэну удалось подслушать разговор того с советником Медвежьего войска, оказавшимся двоюродным братом Сыма Ту, и стало ясно, что начальник гарнизона продался врагу и планирует откупиться от Ашилэ ценностями городской сокровищницы, нажившись при этом, а потом обвинить во всем губернатора Шочжоу. Подавив негодование, Чангэ сконцентрировалась на поиске решения проблемы и, кое-что придумав, пошла посоветоваться с управляющим Цинь. Ее план был рискованным, требовал подключения городских войск, и в случае провала грозил еще большими неприятностями губернатору, но выхода не было.

К удивлению Чангэ, господин Цинь ждал ее. Выслушав ее план, он протянул ей именную бирку губернатора, позволяющую поднять армию, и заранее написанное рукой Гунсун Хэна краткое распоряжение для генералов: «Выполняйте его приказы». Тем самым губернатор полностью доверял ей защиту города в свое отсутствие.

Приглашенные на совет генералы армии Шочжоу с воодушевлением восприняли задумки Чангэ, и уже поздним вечером начали их осуществление.

Скрытые ночные атаки на лагерь Медвежьей армии раздразнили противника, прежде не получавшего отпора на своей территории, особенно потому, что нападавшие оказались неуловимыми. Отряд, проводивший атаки, вернулся в Шочжоу без потерь. Разъяренный тегин Медвежьего войска, как и ожидала Чангэ, потребовал от начальника гарнизона избавиться от организатора атак и, обнадеженный заверениями того, что архивариус Ли мертв, наутро третьего дня появился с частью своего войска перед воротами города, чтобы получить город и обещанные ценности. Естественно, ни он, ни Сыма Ту, собиравшийся именем губернатора сдать Шочжоу врагу, не ожидали, что мнимое убийство окажется хорошо разыгранным Чангэ и Сюй Фэном представлением. Выстрелом из лука неожиданно появившаяся на стене Чангэ выбила из рук Ту Кашэ список ценностей, которые собирался передать ему Сыма Ту, и отдала приказ тысяче лучников расстреливать не ожидавших такого поворота воинов противника. Их попытка атаковать была мгновенно смята, хаотическое отступление превратилось в бегство, и тогда из засады появились ожидавшие там отряды городской армии, погнавшие врага к полноводной реке Удин, служившей естественной границей между Тан и Ашилэ, где сильно замешкавшиеся на переправе воины были практически полностью перебиты. Лишь небольшой группе во главе с Ту Кашэ удалось уйти.

Сыма Ту был убит Ту Кашэ, заподозрившим предательство с его стороны, когда Чангэ появилась на стене. Это послужило основанием для немедленного освобождения Гунсун Хэна из-под стражи, поскольку, согласно закону Тан, в случае смерти военного чиновника во время военных действий его место должен был занять гражданский чиновник высшего ранга.

— Замечательная идея — заманить врага в ловушку обещанием легкой победы и избавиться от Сыма Ту руками Медвежьего войска. Благодаря точным планам архивариуса Ли город избежал серьезной опасности, — завершил свой доклад губернатору генерал Гао позже, когда все собрались, чтобы отпраздновать победу и возвращение Гунсун Хэна. — Но могу я спросить, отчего вы были так уверены, что они не откажутся от нападения?

— Сыма Ту сам навлек на себя смерть, — ответила Чангэ. — Он думал откупиться от Ашилэ, не понимая, что Медвежье войско желает не просто ограбить город, а полностью завоевать его. Их жадность не знает границ. Шочжоу все равно подвергся бы нападению после передачи ценностей. Так что я просто воспользовался этой возможностью. — Она повернулась к Сюй Фэну и продолжила, уважительно складывая перед собой руки: — Без помощи Сюй Фэна в нашем небольшом представлении мы бы не смогли обмануть Сыма Ту.

— Ради спасения моего господина я не пожалел бы жизни, — спокойно ответил Сюй Фэн, возвращая жест уважения. — Мы все верно служим ему уже многие годы. Архивариус Ли заслужил мое восхищение за пренебрежение жизнью и смертью, поскольку он недавно с нами… Архивариус Ли. Если бы я ударил чуть сильнее, то рана могла бы стать смертельной. Как вы могли так довериться мне?

— Я доверился вашей верности губернатору, — просто ответила Чангэ.

— Хорошо сказано! — торжественно кивнул Гунсун Хэн и, сложив перед собой руки в жесте уважения, поклонился всем присутствующим. — Мне действительно посчастливилось работать с такими верными воинами, как вы.

— Командующий Ли, я тоже хочу поблагодарить вас, — улыбаясь, произнес управляющий Цинь.

— Господин Цинь, как вы меня назвали? — с недоверчивым удивлением переспросила Чангэ.

— Командующий Ли Шисы, — повторил тот.

Гунсун Хэн подтверждающе кивнул головой, и все одобрительно рассмеялись.

— Командующий Ли, это был прекрасно разработанный стратегический план, — произнес губернатор. — Благодаря ему Шочжоу снова в безопасности и не сдан врагу. Думаю, Медвежье войско понесло значительные потери и больше не представит угрозы. Но не знаю… — Гунсун Хэн задумался, нахмурив брови.

— Вы боитесь, что скоро объявится Соколиное войско? — встревоженно спросил управляющий Цинь.

— Соколиное войско? — Чангэ вопросительно посмотрела на губернатора, но ответил ей генерал Гао:

— Соколиное войско — самое сильное и быстрое среди войск Ашилэ. Они не так просты, как воины Ту Кашэ, а их предводитель — осторожный и умный стратег, в ловушку его заманить вряд ли удастся.

Чангэ подумала и высказала свои мысли вслух:

— Значит, враг еще достаточно силен… Удин после прошедших дождей разлилась и полноводна. Судя по всему, воины Ашилэ не слишком хорошо плавают, так что постараются воздержаться от этого пути. Горы и особенно восточные топи делают малодоступными для большого войска южное и восточное направление. Наиболее вероятно, что они придут с запада. Думаю, мы должны перебросить гарнизон за восточными воротами на западное направление.

Предложение показалось всем разумным. После недолгого обдумывания Гунсун Хэн обратился к генералам:

— Делайте, как сказал командующий Ли.

… Насколько ошибочным окажется это решение, стало понятно спустя чуть менее суток, когда внезапно полыхнули огнем городские склады провизии, расположенные в южной части города. Пожар, уничтоживший годовой запас зерна и других продуктов, был вызван горящими стрелами с клеймом Соколиного войска на наконечниках. По счастью, никто из жителей не пострадал, так как воинам городской стражи удалось спасти от огня близлежащие дома. Им еще только предстояло узнать, что войска Ашилэ на корню сожгли посевы и уничтожили в округе все крестьянские хозяйства, снабжающие город продовольствием. Теперь в случае длительной осады жителям Шочжоу грозила голодная смерть.

Возле болот, что растянулись вплоть до восточных ворот, были найдены обломки досок из легкой павловнии{?}[Павловния - лиственное дерево с легкой древесиной, растущее в Юго-Восточной Азии.], очевидно, позволившие быстрой коннице Ашилэ пересечь восточные топи и незамеченными пробраться к южной части города, чтобы поджечь склады. Незащищенные войсками гарнизона восточные ворота с минуты на минуту могли подвергнуться осаде.

— Губернатор, это случилось из-за моей небрежности, — виновато склонилась в поклоне Чангэ. — Я слишком понадеялся на природные преграды и перевел войска с востока на запад. Позвольте искупить вину…

— Достаточно, — прервал ее Гунсун Хэн. — Невозможно предусмотреть все действия противника. Это не совсем твоя вина. Я просто не ожидал, что войско Ашилэ окажется таким хитроумным.

Он повернулся к Сюй Фэну:

— Сюй Фэн, собери всех. Дадим отпор врагу у восточных ворот.

========== 2.6 У восточных ворот ==========

Комментарий к 2.6 У восточных ворот

timeline: 13 серия

На расстоянии полета стрелы от восточных ворот тегин Соколиного войска, в роскошном белом меховом плаще под серебристыми доспехами и со скрывающей лицо маской, внимательно наблюдал за разворачивающейся перед его глазами осадой городских стен пешими воинами Ашилэ. За его спиной замерли в ожидании тридцать всадников на боевых конях.

Пешие отряды были направлены к восточным воротам долгим обходным путем два дня назад, а сам Сун с небольшим отрядом всадников прошлой ночью благополучно пересек восточные топи и, прежде чем возглавить осаду, точно направленными через неохраняемую часть городской стены горящими стрелами поджег городскую житницу. На протяжении всего пути они не встретили ни одного воина городского гарнизона, что удивляло и несколько настораживало, но в то же время значительно упростило им задачу.

Подходя к восточным воротам, тегин не ожидал значительного сопротивления, пока на городской стене неожиданно не появился якобы арестованный губернатор Гунсун Хэн, а воинов Тан не оказалось гораздо больше, чем должно было быть по донесениям лазутчиков. По всей видимости, Ту Кашэ опять потерпел поражение. Ряды наступавших солдат Ашилэ по приказу губернатора были осыпаны градом стрел, а сумевшим взобраться по осадным лестницам воинам приходилось немедленно вступать в ожесточенную битву на мечах с защитниками города. Конечно, тегин не мог не заметить, что стрелы летят не слишком густо, противоосадных решеток недостаточно много, и тяжелые катапульты отсутствуют, из-за чего камни, очевидно, заготовленные на стене на случай осады, сбрасываются вручную только непосредственно вниз. Восточные ворота, как он и рассчитывал, оказались плохо подготовлены к нападению. Однако ему было ясно и то, что под командованием Гунсун Хэна сопротивление защитников Шочжоу будет отчаянным, и победа, хотя тегин был в ней уверен благодаря значительному численному превосходству своего войска, потребует немалых жертв с обеих сторон.

Наметанный взгляд зацепился за яростно сражающуюся фигуру в ратных доспехах Тан. Сун сузил глаза в неприятном осознании. Конечно, Шисы была рядом с губернатором. Су Ишэ успел доложить ему о новом архивариусе Гунсун Хэна, который явно предпочитал сражение бумажной работе. Движения Шисы были быстрыми и четкими, но Сун понимал, что это не продлится долго.

Он не отвел от нее взгляда, когда со стороны послышался приближающийся цокот копыт. Му Цзинь привел с собой тысячу всадников.

— Яло уничтожил принадлежащие городу поля и амбары согласно твоему плану. Гунсун Хэн скоро узнает об этом, — доложил он, подъезжая к Суну.

Сун протянул ему медную маску: — Надень.

— Зачем скрывать мою красоту? И сам я бы выбрал маску получше, — шутливо воспротивился Му Цзинь, но Сун сделал вид, что не слышит, продолжая наблюдать за Шисы. Она посмотрела в сторону только прибывших всадников, потом начала говорить что-то, оживленно жестикулируя, двум внимательно слушающим воинам. Гунсун Хэн больше не появлялся, что позволяло надеяться на возможное ранение губернатора. Стоило воспользоваться этим и попытаться сломить боевой дух защитников города.

— Это Ли Шисы?! — воскликнул все же надевший маску Му Цзинь, проследив взгляд друга. — Ты боишься, что он узнает нас?

— Заткнись, — резко бросил Сун, лихорадочно обдумывая, как поступить, чтобы не нарушить приказ Великого Хана, но и не допустить лишних смертей, а, самое главное, не позволить умереть Шисы. Однако, Му Цзинь не желал затыкаться.

— Значит, вы не настоящие друзья? Так даже лучше. Убить его — и все их сопротивление развалится!

— Я сказал, заткнись! — грубо повторил Сун. — Передай мой приказ: атаковать в полную силу.

— Соколиное войско, в атаку! — громко скомандовал Му Цзинь, и всадники с криками «Убить! Убить!» понеслись к стенам города.

Шисы напряженно смотрела на приближающуюся орду, размышляя, потом что-то скомандовала, и через несколько мгновений легкие катапульты несколькими залпами выбросили перед воротами десятки охапок сена. Некоторые лошади наступали на них, некоторые тянулись мягкими губами к душистому сену. И тех, и других ожидал весьма неприятный сюрприз: в сене прятались мелкие и острые железные скобы, мгновенно вспарывающие нежные рты и впивающиеся в копыта. Поранившиеся лошади вставали на дыбы, сбрасывали своих седоков и метались, сбивая других. Всего за несколько минут поле перед воротами превратилось в хаос, заполненный конским ржанием, криками боли попавших под копыта воинов и свистом летящих со стены стрел.

— Этот Ли Шисы! Опять он! — негодующе воскликнул Му Цзинь. — Сун, мы должны его убить. Если потерпим поражение, Великий Хан будет в бешенстве!

Но все внимание тегина было сосредоточено на лице Шисы. Он ждал ее следующего шага, чтобы встретить на полпути. Взгляд принцессы оторвался от происходящего перед воротами и обратился к двум оставшимся на отдалении всадникам. Казалось, он встретился с ней глазами.

— Сун! Почему ты колеблешься?! Тегин Сун! — ворвался в уши настойчивый зов Му Цзиня. Но тут, уловив наполовину скрытое движение Шисы, Сун схватил свой лук, натянул тетиву и выстрелил, как только Шисы на мгновение замерла, прицеливаясь. Две стрелы взвились в воздух практически одновременно. Сун проследил взглядом, как они миновали друг друга, едва не коснувшись, чуть отклонился в сторону, пропуская пущенную принцессой стрелу. Его стрела нашла свою цель, Шисы исчезла из вида.

— Учитель! — даже с такого расстояния Сун услышал отчаянный крик Адо. Что там забыл мальчишка?!

Обстрел со стен прекратился, сменившись встревоженными и растерянными восклицаниями воинов Шочжоу.

Сун напряженно смотрел на опустевшую бойницу, где минуту назад стояла принцесса. Никогда раньше он не сомневался в своем владении луком, но сейчас уверенность внезапно покинула его, оставив тягостное опасение, что он мог промахнуться и убить Шисы.

— Ваш командующий мертв! Сложите оружие и сдайтесь! — громко воскликнул обрадованный Му Цзинь. — Тогда мы не станем вас убивать!

— Сдавайтесь! Сдавайтесь! Сдавайтесь! — подхватили воины Ашилэ.

Время застыло, лишь отдаваясь в ушах этими непрекращающимися возгласами. Сун тяжело сглотнул, опустил взгляд. И тут же вскинул снова, услышав рядом неверящее:

— Как это могло случиться?! Сун, ты же лучший стрелок в наших землях! Ты никогда не промахивался!

Шисы стояла, гордо выпрямившись, и смотрела прямо на него с надменным величием настоящей принцессы, внимая восторженным крикам воинов Шочжоу «Командующий Ли жив!», «Командующий Ли не умер, он снова встал!».

Сун облегченно выдохнул. Он знал, что у него совсем немного времени. Шисы, несомненно, держалась из последних сил, и в любой момент могла потерять сознание. Нужно было уходить.

Му Цзинь, сверлящий его пристальным взглядом, кажется, что-то понял.

— Их слишком воодушевило, что Ли Шисы не умер. Продолжать атаку сейчас будет неблагоразумно.

— Отступаем. Разобъем лагерь неподалеку, — благодарно кивнув другу, скомандовал тегин и развернул коня.

Он не увидел, как, стоило Соколиному войску скрыться из виду, Шисы тяжело повисла на руках Адо, потеряв сознание.

…

Сун смотрел на освещенный редкими огнями осажденный город с вершины холма, у подножия которого Соколиное войско разбило временный походный лагерь, и размышлял над тем, как избежать кровавой бойни при захвате Шочжоу. Без продовольствия город не выдержит длительную осаду, а городской гарнизон немночисленен по сравнению с осаждающими войсками. Гунсун Хэн, возможно, направил запрос о подкреплении, но из-за развязанных Великим Ханом боевых действий сообщение между пограничными городами было нарушено, а их войска сами заняты отражением нападений. В ближайшее время Шочжоу не получит помощи.

Как поступит Гунсун Хэн? Будет отбиваться до последнего человека, уверенный, что Ашилэ никого не пощадят? Или сдаст город в надежде, что хоть кому-то удастся выжить?

И Шисы… Она-то уж точно не сдастся, пока жива… если жива…

Позади него раздался шорох. Сун оглянулся: Му Цзинь, чертыхаясь себе под нос, продирался сквозь заросли, не заметив в темноте узкой тропы, по которой поднялся наверх он сам.

— Волчье войско заняло Юньчжоу и нацелилось на Дайчжоу, — доложил Му Цзинь, выжидательно глядя в лицо тегина. — Великий Хан дает тебе десять дней, чтобы разделаться с Шочжоу, или он сам поведет войска. Но, если мы продолжим бездействовать, десяти дней вряд ли хватит. Соколиное войско тогда превратится в посмешище.

— Загнанный зверь будет огрызаться, но недолго, — бесстрастно ответил Сун.

— И то верно, — бодро согласился Му Цзинь. — Мы лишили их продовольствия, они просто загнутся от голода.

Сун медленно выдохнул, повернулся к нему и тихо спросил:

— Му Цзинь, что ты думаешь о моей стрельбе?

— Ты никогда не промахиваешься! — уверенно ответил тот. Сун снова бросил взгляд на ночной Шочжоу и, развернувшись, шагнул прочь.

— Стой, стой, — заторопился Му Цзинь, за долгие годы хорошо изучивший друга, — я не это имел в виду. Твоя стрельба великолепна. Ли Шисы совершенно точно в порядке. Даже не думай о том, чтобы тайком пробраться в Шочжоу в такое время. Я тебя не пущу!

Сун остановил взгляд на почти паническом выражении его лица. Мысль о том, чтобы под покровом ночи наведаться в Шочжоу, промелькнула в голове лишь на мгновение, но его проницательный друг все же успел ее уловить. Или он становится предсказуемым? В любом случае, тегин и сам не собирался рисковать.

— Собери все доклады, — спокойно сказал он. — Навестим Ту Кашэ. Нужно избавиться от него. Соколиное войско должно быть единственным, кто захватит Шочжоу.

========== 2.7 Упущенные возможности (1) ==========

Комментарий к 2.7 Упущенные возможности (1)

таймлайн: 13-14 серии

Было удивительно тихо. Чангэ открыла глаза. Комнату, которую они занимали вместе с Адо, озарял неяркий свет нескольких свечей, — должно быть, она провела в забытьи несколько часов. Кто-то снял с нее доспехи и извлек обломок стрелы, просто разорвав одежды вокруг раны. Судя по тому, что боль в плече лишь приглушенно пульсировала, о ране хорошо позаботились. Можно сказать, ей повезло, стрела предводителя Соколиного войска попала почти в то же место, куда ее однажды ранил Хао Ду. Немного ниже — и она задела бы сердце.

Морщась от боли, Чангэ осторожно поднялась на постели. Тут же к ней подскочил Адо.

— Учитель, вы наконец очнулись! Не надо вставать, вы же серьезно ранены.

— Со мной все в порядке. Как там губернатор? — спросила она.

— Новое ранение повлияло на старые, он пока должен оставаться в постели.

— Ладно. Тебе лучше пораньше лечь спать. Я пойду поговорю с ним, нужно решить, что делать дальше.

— Учитель, это вам нужно отдохнуть, — горячо возразил Адо. — Не забывайте, ваша цель не Шочжоу, а Чанъань. Вам нужно скорее поправиться.

Чангэ покачала головой:

— Адо, моя личная ненависть к Ли Шимину — пустяк по сравнению с бедствием, постигшим Шочжоу. Шочжоу сейчас в очень опасном положении. Я не могу оставаться в стороне и ничего не делать. — Мальчик продолжал смотреть на нее с тревогой, так что она добавила: — К тому же, ты можешь помочь мне с перевязкой, так ведь?

— Я… я беспокоился о вашем здоровье, учитель, — понуро признался Адо.

Чангэ медленно подняла левую руку и крепко обхватила ею локоть мальчика.

— Видишь? Я в порядке, — улыбнулась она, и получила несмелую улыбку в ответ.

…

Ту Кашэ с размаху ударил Сыма Цзюня по лицу и неприязненно посмотрел на вошедших в шатер Суна и Му Цзиня.

— Что вы тут забыли? — грубо спросил он.

— Медвежье войско понесло большие потери, — бесстрастно ответил Сун. — Как ты будешь это объяснять?

Ту Кашэ молча устроился в отделанном мехами походном кресле, исподлобья буравя тяжелым взглядом своего советника. Тот упал перед ним на колени и запричитал:

— Тегин, пощадите меня! Клянусь, я все исправлю! Я убью этого архивариуса Ли! Прошу тегина дать мне еще один шанс.

— Упущенная возможность утеряна навсегда, — холодно заметил Сун. — Из-за твоего просчета больше половины Медвежьего войска не вернется в степи! Если дать тебе еще один шанс, боюсь, даже Соколиное войско вас не спасет.

Ту Кашэ потемнел лицом, заиграл желваками, едва сдерживая ярость. Перепуганный Сыма Цзюнь в отчаянии завопил:

— Тегин, поверьте в мою верность! Я готов пожертвовать всем ради Медвежьего войска, клянусь небом и землей!

Эти слова стоили ему жизни: Ту Кашэ неожиданно выхватил из ножен меч, рубанул с плеча, отсекая ему голову, и мгновенно успокоившись, начал обтирать о рукав окровавленное лезвие.

— Медвежье войско пострадало из-за вероломного советника. Вот как я объяснюсь перед Великим Ханом, — самодовольно произнес он, делая знак стражам, чтобы убрали тело.

Сун кивнул Му Цзиню, и тот протянул Ту Кашэ свиток. Но предводитель Медвежьего войска не желал принимать приказов от тегина Соколиного войска.

— Я получил приказ от Великого Хана. Зачем мне это? Пытаешься меня унизить? Растоптать мое Медвежье войско?

— Прекрати действовать напролом, — спокойно сказал Сун. — Я не жду от тебя содействия. Хотя бы не подводи нас так больше.

— Иначе мы вынуждены будем честно доложить Великому Хану, — добавил Му Цзинь, — что Ту Кашэ открыто нарушает его указания.

На это Ту Кашэ возразить было нечего. Пересилив себя, он приложил руку к груди и едва выдавливая из себя слова, произнес:

— Тегин Сун, тегин Медвежьего войска принял твой приказ, — и взмахнул рукой, указывая на выход. — А теперь прошу.

Бросив на него еще один предупреждающий взгляд, Сун развернулся и вместе с Му Цзинем покинул шатер.

— Говори уже, — сказал он, как только они отошли подальше, чувствуя нетерпение следующего за ним друга.

— Мы могли бы переманить советника. Почему ты спровоцировал Ту Кашэ убить его? — поинтересовался Му Цзинь.

— Не люблю предателей, — безразлично ответил Сун.

— В общем-то, он был прав. У Гунсун Хэна неожиданно появился новый доблестный генерал, который смешал все планы. Убей мы Ли Шисы, все стало бы гораздо проще. Ты же знаешь, что будет, если Великий Хан сам поведет войска. Почему мы откладываем атаку?

— Волчье войско двинулось на Дайчжоу, — сказал Сун. — Великий Хан приказал помочь им. Отправляйся туда.

— Я? — наигранно возмутился Му Цзинь, ничуть не удивленный перемене темы. — Ладно, признаю, я много болтаю. Но это не повод бросать меня в логово волков. Что мне там делать?

— Вернешься сразу, как бои закончатся. Перед уходом собери там одежду воинов Тан. И не доставляй неприятностей местным жителям. Да, Великому Хану об этом докладывать не нужно.

— Что?.. — начал Му Цзинь и пресекся, разгадав замысел тегина. — Понятно.

========== 2.8 Упущенные возможности (2) ==========

Комментарий к 2.8 Упущенные возможности (2)

timeline: 13-14 серии

Чангэ скользила взглядом по разложенной перед ней карте, прослеживая путь от реки Удин до Дайчжоу и пытаясь представить себе, что могло задержать Адо. После битвы за восточные ворота прошло пять дней. Войска Ашилэ окружили Шочжоу тесным кольцом, но больше не вступали в бой и не приближались к воротам. Лишив город запасов продовольствия, они могли себе позволить просто ждать, зная, что осада будет недолгой.

Вместе с управляющим Цинь Чангэ пересмотрела все имеющиеся планы города и в конечном итоге обнаружила каменный дренажный канал, ведущий из города прямо к Удин. Возле реки не было постов Ашилэ, поэтому каналом решено было воспользоваться, чтобы незаметно для противника выбраться из города и из ближайшего городка Дайчжоу отправить запрос на подкрепление.

Поскольку канал был слишком низким и узким, чтобы по нему мог пройти рослый мужчина, Чангэ собиралась пойти сама. Но Адо сумел убедить ее и губернатора доверить это задание ему. Во-первых, потому что Чангэ была ранена; во-вторых, потому что он был смышленым ребенком, научившимся у своего учителя многим хитростям; и в-третьих, потому что никто не станет обращать внимания на какого-то мальчишку.

Адо ушел, как только стемнело, два дня назад и должен был возвратиться самое позднее этим утром. Но уже близился полдень, а мальчика не было. Чангэ старалась не думать о плохом, но все равно тревожилась и уже сожалела, что поддалась уговорам и отправила навстречу опасности вместо себя Адо.

— Командующий Ли, к городу приближается Медвежье войско Ашилэ! — прибежал с докладом солдат с дозорной башни. — Их не очень много, но самое странное, с ними человек из Тан.

Сердце Чангэ дрогнуло от скверного предчувствия. Вместе с генералами городского гарнизона она прошла на смотровую площадку над западными воротами и увидела быстро приближающееся к воротам войско. Их действительно было не много, — несколько тысяч, не более, — всадников на боевых конях во главе с Ту Кашэ и пеших воинов. Подойдя непозволительно близко к воротам, они остановились, и Ту Кашэ проревел, глядя на Чангэ с издевательской улыбкой:

— Эй, ты, Ли! Смотри, кого мы тебе привезли!

Двое воинов выволокли кого-то из задних рядов и грубо швырнули перед конем Ту Кашэ. Хмурый воин, Ибукан, занявший место советника рядом с предводителем, соскочил с коня, на ходу вытаскивая из ножен меч, и, схватив пленника за волосы, заставил его поднять голову.

— Адо! — похолодев от ужаса, выдохнула Чангэ.

— Ну давай, скажи им, чтобы открыли ворота! — грубо приказал Ибукан, а потом несколько раз пнул его ногой в спину, поскольку Адо не издал ни звука.

— Ударишь его еще раз, и я переломаю тебе все кости! — закричала Чангэ.

— Командующий Ли, открой ворота и выходи, тогда я отпущу его, — ответил тот. — Или я забью его до смерти у тебя на глазах. — И он еще раз с размаху опустил ногу на спину Адо, вбивая его в землю.

Чангэ потеряла самообладание,рванулась вниз, к воротам. Генерал Гао поймал ее за руку, обеими руками крепко прижал к себе сопротивляющееся тело.

— Командующий Ли, они слишком близко к воротам. Стоит чуть приоткрыть их, и они ворвутся в город. Последствия будут непредсказуемыми. Вы не можете ради него подвергнуть опасности весь Шочжоу!

Она опомнилась, снова подошла к бойнице. Все, что она могла сделать для Адо — не отворачиваться.

Тем временем Ибукан еще несколько раз с силой ударил Адо и отступил на шаг, бросив ему:

— Давай, щенок, умоляй, чтобы тебя спасли.

Адо с трудом поднялся на колени и, глядя широко распахнутыми глазами в глаза Чангэ, одними губами беззвучно произнес:

— Я… стану… генералом!

«Губернатор, после того, как выполню это задание, дайте и мне звание… Когда вернусь, я стану генералом!» — эхом отозвались в голове Чангэ сказанные перед уходом жизнерадостные слова Адо.

Адо сложил руки перед собой, широко улыбнулся ей и медленно поклонился до земли. Раз… другой… третий…

— Я… стану… генералом!

Ту Кашэ и Ибукан выжидающе смотрели на кланяющегося мальчика с презрительным снисхождением.

— Я… стану… стану… генералом!

Взгляд Чангэ затуманился. Она медленно умирала внутри. Поклоны Адо не были мольбой о спасении. Они означали прощание.

Мальчик снова поднялся, не в силах больше сдерживать катящихся из глаз слез, и во все горло закричал:

— Дайчжоу повержен! Подкрепления не будет!

Ибукан среагировал первым. С криком: «Я убью тебя!» — он подскочил к мальчику и наотмашь полоснул его мечом по спине. Адо захлебнулся криком, повалился на землю и затих.

— Адо! — срывая голос, страшно закричала Чангэ, не отрываясь взглядом от неподвижно застывшего тела и не замечая, как все быстрее катятся из глаз одна за другой тяжелые слезы.

— Что такое? Он же сказал, что подкрепления не будет? Кто это такие? — вдруг удивленно воскликнул генерал Чэнь. Вдалеке за спинами Медвежьего войска к городу приближалась колонна одетых в военную форму и со знаменами Тан всадников.

— Это переодетые войска Ашилэ! — догадался генерал Гао.

Чангэ заставила свой взгляд оторваться от Адо, и прокричала команду:

— Подать сигнал! Поднять весь городской гарнизон! Немедленно! Не допустить приближения Ашилэ к городу!

Ничто больше не могло удержать ее, в мгновение ока Чангэ оказалась у ворот, и генералам оставалось только послать воинов городской гвардии за ней следом.

Поняв, что своим вмешательством испортил план Соколиного войска, Ту Кашэ, у которого было слишком мало людей, чтобы возглавить сражение, предпочел отвести свое войско, но уйти успели только всадники, пешим воинам пришлось вступить в отчаянное сражение с защитниками города, покинувшими городские стены. Чангэ, ведомая горем и гневом, без устали и с поразительной силой преследовала Ибукана, лошадь которого пала, нанося мечом удар за ударом, мстя в его лице всем Ашилэ за потерянную жизнь Адо, за жителей Шочжоу и за каждого погибшего воина Тан.

…

Тегин несся во весь опор навстречу возвращающимся с Му Цзинем из Дайчжоу воинам, переодетым в форму армии Тан.

— Разве не возле города договорились встретиться? — с тревогой воскликнул Му Цзинь, едва он казался в зоне слышимости.

— Мы получили сообщение, что Ту Кашэ и Ибукан двинули войско на город, с ними человек Тан, — быстро произнес Сун. — Нужно поторопиться и оказаться там раньше, чем он совершит очередную глупость. Иначе нашим планам конец.

Они погнали коней, но все равно не успели. Завидев Медвежье войско у ворот Шочжоу, Сун немедленно остановил отряд. С сигнальной башни семафорили флагами призыв к бою десяти тысяч воинов, и это было явно не ради Медвежьего войска. Значит, их план войти в город под видом подкрепления оказался раскрыт. Вскоре ворота города открылись, выпуская несколько сотен воинов, а Медвежье войско начало отступление.

Шисы выбежала из ворот первой и сразу же бросилась в бой, орудуя мечом так свирепо, словно в нее вселились все демоны Диюя, прорубая себе путь среди вражеских воинов к какой-то цели. Даже издалека Сун видел, что лицо ее было подобно застывшей маске без намека на чувства. Пока она не настигла Ибукана.

Такую Шисы он еще не видел. Что же натворил Ту Кашэ? Что сделал Ибукан, чтобы заслужить такую ненависть и неумолимую жестокость?

— Сун, Ту Кашэ сбежал, — заметил Му Цзинь. — А они будут биться до последнего. Для нас это неблагоприятно.

— Униженное войско обязательно победит, — сказал Сун. — Из-за Ту Кашэ мы потеряли хорошую возможность.

Бросив последний взгляд на сражающихся, он вдруг заметил приближающегося сзади к Шисы, склонившейся над распростертым на земле израненным Ибуканом, воина Медвежьего войска с занесенным мечом. Ни на секунду не задумываясь, он схватил лук и выстрелил почти не целясь. Но стрела нашла даже не одну цель — скорость ее была так велика, что, пронзив воина насквозь, она поразила и еще одного, по нелепой случайности оказавшегося позади именно в этот момент. Игнорируя понимающий взгляд Му Цзиня, Сун громко скомандовал:

— Уходим.

Комментарий к 2.8 Упущенные возможности (2)

Так и не смогла разобраться, как у них была устроена армия.

В моем представлении так:

В стенах города находится городская гвардия (несколько сотен, может быть, тысяча солдат), подчиненная непосредственно губернатору. Многие из них были ранены или погибли во время осады восточных ворот.

Где-то за городскими стенами располагается городской гарнизон (несколько тысяч солдат), который может быть вызван на защиту города сигналами со смотровой башни. С момента нападения Ашилэ на Шочжоу гарнизон также понес значительные потери в сражениях.

Таким образом, помимо грозящего голода, в Шочжоу все сильнее ощущается нехватка вооруженных сил, ведь армии врага насчитывают многие десятки тысяч воинов.

Вопрос, почему Ашилэ в первую очередь не разгромили гарнизон, находящийся вне города, остается без ответа. Если во время боевых действий армия тоже уходит в город, то непонятно, почему восточные ворота защищались силами городской гвардии.

Конечно, для данного повествования все это не существенно, но несколько сбивает с толку.

========== 2.9 Решение губернатора ==========

Комментарий к 2.9 Решение губернатора

timeline: 14 серия

Му Цзинь вернулся из лагеря Медвежьего войска необычно молчаливым. Бесцельно метался по шатру, ворошил разложенные карты и свитки, набирал воздуха, будто собираясь что-то сказать, и выдыхал, не произнеся ни звука. Сун искоса взглянул на него и вернулся к чтению донесения. Му Цзинь иногда вел себя подобным образом, если ему требовалось время, чтобы справиться с эмоциями или что-то обдумать.

Спустя какое-то время он подошел к столу и уселся напротив Суна.

— Ничего не спросишь? — произнес с нажимом.

Сун отложил свиток в сторону и обратил на него внимательный взгляд.

— Говори.

— Гунсун Хэн отправил гонца в Дайчжоу за подмогой. Ему как-то удалось выбраться из города, но Дайчжоу уже был захвачен нами, а на обратном пути его схватил Ибукан. Когда Ту Кашэ узнал о нашем плане, то решил сыграть на опережение и использовать мальчишку, чтобы захватить Шочжоу.

— Что особенного в этом мальчишке? — нахмурился Сун.

— Он наврал Ту Кашэ, что Ли Шисы его брат и ради него откроет ворота, — выпалил Му Цзинь. — Ли Шисы не поддался на провокацию, и ворота остались закрытыми. Зато он успел сообщить, что подкрепления не будет. И этот скотина Ибукан со злости зарубил его, как раз перед нашим прибытием. Лет двенадцать мальчишке было, еще ребенок.

Сун до боли сжал руку в кулак. Брат. Это был Адо?! Ибукан убил Адо на глазах у Шисы? Смышленого мальчишку, который был бесконечно предан своему «учителю» и пользовался ее полным доверием, который ярко улыбался и не давал ей пасть духом. Который действительно стал ей братом, хоть их и не связывали узы крови. Неудивительно, что Шисы впала в неистовство и искромсала Ибукана на куски. Он заслужил каждый удар ее меча.

— Сун, — тихо спросил Му Цзинь помрачневшего друга, — ты думаешь… это был тот мальчик? Они же не братья?

— Они… были близки, — глухо ответил Сун.

— Что ты теперь будешь делать? Ли Шисы… он не примет спасение от кого-то, чье имя Ашилэ. И мы не можем надолго откладывать наступление.

Думая о Шисы, Сун сказал:

— Подождем еще один день. И, Му Цзинь, нужно позаботиться о Ту Кашэ. Ибукан мертв, Медвежье войско понесло большие потери. Я не хочу, чтобы он вмешивался и устраивал неприятности, когда мы возьмем город.

— Хорошо, я что-нибудь придумаю… Сун. Ты все еще надеешься, что они сдадутся?

— Утром я был в этом более уверен, — в голосе его проскользнула горечь.

…

На закате один из стражей доложил, что кто-то из Шочжоу просит встречи с тегином. Молодой человек лет двадцати с небольшим ждал снаружи у входа в лагерь, положив руку на рукоять меча и настороженно поглядывая на стражей.

— Кто ты? — внимательно оглядев его, спросил Сун.

— Сюй Фэн, личный страж губернатора Гунсун Хэна, — гордо подняв голову, ответил тот. — Губернатор распорядился передать письмо лично тегину Ашилэ Суну.

— Я — Ашилэ Сун, — спокойно представился Сун. — Или тебе нужны доказательства?

Тот сглотнул, пристально и неприязненно глядя на тегина, качнул головой, протянул ему скрепленное печатью губернатора послание, после чего молча развернулся и быстрым широким шагом отправился в обратный путь.

Вернувшись в свой шатер, Сун вскрыл печать и развернул послание. Оно состояло из одной фразы:

«Тегин Сун, прошу о личной встрече у излучины Удин на исходе часа свиньи{?}[Время с 21:00 до 23:00]. Губернатор Шочжоу Гунсун Хэн.»

Надежда вспыхнула в его сердце с новой силой. Просьба о тайной ночной встрече говорила о готовности губернатора по крайней мере прощупать почву в вопросе о сдаче города. Возможно, он всего лишь хотел выторговать какие-то уступки или обговорить благоприятные для себя условия… Хотя в нечистоплотность Гунсун Хэна после всего, что Сун о нем слышал, верилось слабо. Еще, это приглашение могло оказаться ловушкой. Но кто из них рискует больше? До сих пор тегин выступал в роли сдерживающей силы. Если с ним что-то случится, войска Ашилэ просто не оставят от Шочжоу камня на камне.

И все же, неторопливо подъезжая к обозначенному месту встречи, Сун тщательно прислушивался к окружающим звукам, вглядывался в полный ночных теней перелесок перед косогором, спускавшимся к реке. Никаких лишних звуков, ни намека на засаду. Гунсун Хэн, освещенный серебристым светом луны, заложив руки за спину, стоял у воды лицом к реке и повернулся только когда Сун остановил коня в нескольких шагах от него. Несколько минут мужчины молча рассматривали друг друга, прежде чем Сун спешился и несильно хлопнул коня по крупу, позволяя ему присоединиться к лошади Гунсун Хэна, которая паслась в стороне.

— Вы и правда приехали один, — негромко произнес губернатор, подходя ближе. — Я впечатлен вашим мужеством.

— Я много слышал о губернаторе Шочжоу, — вежливо откликнулся Сун. — Раз вы пригласили меня сюда, то не станете устраивать засаду. К тому же, вы рисковали точно так же… Что вы хотели обсудить со мной? Говорите прямо.

Гунсун Хэн согласно кивнул и задал вопрос:

— Может ли тегин гарантировать неприкосновенность мирных жителей, если Шочжоу сдастся вам? — Он поднял руку, чувствуя овевающий ее поток воздуха. — Я мог бы воспользоваться северным ветром и сжечь город. Вряд ли это уничтожит Соколиное войско, но в итоге вам достанется лишь пепел Шочжоу. Уверен, такой конец не устроит тегина.

— Будь это ваш план, вы держали бы его в тайне, а не угрожали мне, — парировал Сун.

— Я и не угрожаю, — покачал головой губернатор. — Скорее… хочу попросить об услуге.

— С какой стати? — грубее, чем намеревался, спросил Сун. — Я атаковал ваш город. Армия Шочжоу понесла огромные потери. Считаете меня добросердечным?

Гунсун Хэн вздохнул и пояснил:

— Я многое слышал о тегине Соколиного войска, и убедился сам, что вы избегаете ненужных смертей. Когда вы поджигали наши склады, то легко могли сжечь и прилегающие дома, уничтожить жителей. Но вы этого не сделали. Поэтому я верю, что у вас есть способность и воля, чтобы спасти жизни простых жителей Шочжоу.

Он замолчал, собираясь с мыслями. Сун терпеливо ждал, чувствуя, что губернатор еще не закончил. Конечно, он и сам не собирался бесчинствовать в занятом городе, но Гунсун Хэн просил большего. Он хотел, чтобы в захваченном городе жителей не убивали, не уводили в рабство, не лишали жилья и не притесняли. И Сун все еще ждал, чего он попросит для себя. Потому следующие слова губернатора поразили его.

— Но я понимаю, — снова заговорил Гунсун Хэн, — что в сердцах ваших людей много ненависти ко мне и Шочжоу. Все эти годы я сражался с войсками Ашилэ. И если теперь я собираюсь сдать вам Шочжоу, то должен быть предельно искренним. Я передам вам дар, который удовлетворит и утолит гнев каждого воина рода Ашилэ. Вам не придется стыдиться, тегин.

— Уверены? — Сун подался вперед, отлично понимая скрытый смысл за безобидными словами. — Ведь назад пути не будет. Стоит ли оно того?

— Всего лишь скромный дар, — грустно усмехнулся Гунсун Хэн. — По сравнению с безопасностью и жизнями горожан это ничто. Я не буду сожалеть.

Взгляд Суна наполнился глубоким уважением.

— Теперь я понимаю, почему вас называют Народный Защитник Гунсун Хэн. Не беспокойтесь. Я, Ашилэ Сун, исполню вашу просьбу. И не отступлю от данного обещания.

— Хорошо. От лица всех жителей Шочжоу благодарю тегина, — произнес губернатор, складывая перед собой руки, и склонил голову. Сун же приложил руку к сердцу и чуть наклонил голову в искреннем принятии.

Помолчав, Гунсун Хэн добавил:

— Дайте мне день, чтобы завершить дела. Послезавтра в полдень ворота Шочжоу будут открыты для вас.

Сун согласно кивнул и, в последний раз встретившись с ним взглядом, пошел к своему коню.

========== 2.10 На грани (1) ==========

Комментарий к 2.10 На грани (1)

timeline: 14-15 серии

В тот день, лишь убедившись, что Ибукан бесповоротно мертв, Чангэ немного пришла в себя и еле передвигая ноги вернулась к Адо. Страшная рана у него на спине все еще сочилась кровью, медленно пропитывающей землю вокруг. Чангэ опустилась рядом на колени, с трудом перевернула Адо, потянула в свои объятия. И внезапно одновременно услышала тихий хрип и почувствовала слабый удар сердца под своей рукой. Адо был жив!

— Сердце не задето, и он еще дышит, — сухо отчитался несколько часов спустя личный лекарь Гунсун Хэна. — Я очистил рану и остановил кровотечение, но это не единственная проблема. У него сломаны несколько ребер и, похоже, пробито легкое. К тому же, меч задел позвоночник, вскользь, но для ребенка смертельно опасно… В целом, не ручаюсь, что он переживет ночь, но, даже если чудо случится, возможно, он никогда больше не сможет подняться с постели.

Еще до заката на центральной площади города губернатором Гунсун Хэном всенародно был зачитан указ: за героическое спасение города Адо присваивалось звание генерала армии Шочжоу. Двенадцать воинов звоном мечей салютовали новоявленному генералу. Свиток с указом Гунсун Хэн принес Адо самолично и, передавая его Чангэ, утешающе положил руку ей на плечо.

После Чангэ всю ночь сидела рядом с Адо, разглядывала неподвижное бледное лицо, прислушивалась к редким хрипам, и позволяла воспоминаниям вернуть их первую встречу в Чанъане, когда уличный мальчишка с лучезарной улыбкой и полным искреннего восхищения взглядом спас сбежавшую из дворца после неудавшегося покушения принцессу от преследовавшей ее стражи, щедро предложил ей свою «мягкую и ароматную» постель и незаметно стал неотъемлемой частью ее жизни, разделив с ней все невзгоды и радости. «Адо, прошу тебя… прошу тебя…» — молила она про себя, не в силах завершить мысль.

Адо пережил и ту ночь, и следующую…

…

После предупреждения Адо стало ясно, что подкрепления ждать неоткуда. В ходе сражений последних недель Шочжоу потерял более двух третей городского гарнизона, многие из оставшихся воинов были ранены. К тому же, армейские запасы продовольствия были уничтожены Ашилэ Суном, и городу грозило скорое наступление голода.

Ни о какой победоносной битве речи больше не шло. Но, даже если они не могли удержать город, уничтожить врага все еще было в их силах. Чангэ не собиралась сдаваться. Ее новым планом было разыграть отступление, позволить войскам Ашилэ занять город, и сжечь их вместе с ним, пользуясь усилившимися к концу сентября северными ветрами.

Но Гунсун Хэн, которому она с воодушевлением изложила свой план, смотрел на нее задумчиво и, казалось, с печальным сожалением.

— Следуя твоему плану, — медленно начал он, — мы не сможем полностью уничтожить врага, а только оставим голые камни и лишим его возможности разграбить город. Тысячи жителей Шочжоу останутся без крова, превратятся в беженцев. Командующий Ли, ты считаешь это достойным решением? — Он осторожно опустился в кресло, придерживаясь за раненый бок, перевел дух и продолжил. — В чем, по-твоему, причина, по которой я хочу защитить Шочжоу? То, что я защищаю, это не просто крепость, а люди, живущие здесь, и их спокойная мирная жизнь. Если бы было иначе, я не сдался бы Тан после мятежа Ли Юаня. Знаешь, сражаться или сдаться — всего лишь стратегические решения. Важно, чтобы люди жили стабильной жизнью, не страдая от военных действий. Это тот принцип, которого я придерживаюсь в первую очередь.

— Губернатор, — озвучила появившееся у нее подозрение Чангэ, — вы думаете о том, чтобы сдаться? Невозможно! Так вы никого не спасете! Ашилэ просто перебьют людей, или угонят в рабство! Тогда жертва, принесенная Адо, потерянные жизни воинов, погибших ради защиты Шочжоу, ради чего все это было?!

Губернатор ответил на ее негодование слабой улыбкой.

— Командующий Ли, успокойтесь. Я просто привел аналогию. На самом деле, я уже продумал, как поступить. Сегодня для всех был тяжелый день. Мы обсудим это завтра.

Так что, несмотря на бессонную ночь, проведенную рядом с Адо, наутро Чангэ чувствовала, как в душе ее зреет надежда. Адо пережил эту ночь, и его состояние не ухудшилось, хоть и оставалось очень тяжелым. У губернатора уже был план действий. Гунсун Хэн противостоял врагам много лет и, несомненно, знал, как справиться с подобной ситуацией.

Вечером Гунсун Хэн попросил Чангэ пройти в его кабинет, где уже ожидал управляющий Цинь, и, предложив ей сесть, выложил на стол неприметного вида шкатулку. Сверху легла именная бирка губернатора.

— Внутри — карта обороны Шочжоу, списки боеприпасов, зерна и денежных средств, — сказал губернатор, указывая на шкатулку. — С помощью бирки ты можешь распоряжаться войсками Шочжоу и всеми людьми в этом поместье.

— Что это значит? — мгновенно насторожилась Чангэ. — Солдаты в Шочжоу подчиняются только вам. Зачем вы отдаете мне бирку?

— Да, они подчиняются мне, потому что… я нахожусь здесь, — мягко ответил Гунсун Хэн, и это «здесь» отдалось холодной волной страха в ее сердце.

— Губернатор, что вы имеете в виду? — стараясь не поддаться охватившей ее тревоге, спросила Чангэ.

— Я принял решение, — весомо произнес Гунсун Хэн. — Завтра мы откроем ворота и сдадимся. Ашилэ Сун уже пообещал мне, что позаботится о безопасности мирных жителей.

«Когда губернатор успел встретиться с этим Ашилэ Суном? Пообещал? Но ведь не по доброте душевной?» Пока Чангэ пыталась упорядочить лихорадочные мысли, губернатор и управляющий Цинь смотрели на нее одинаково испытующими взглядами.

— Какую цену мы должны заплатить за это? — тяжело сглотнув, наконец задала она вопрос.

— Цена? — губернатор грустно усмехнулся и постучал пальцем по виску. — Цена… моя голова.

Чангэ вскочила в панике, сложила перед собой руки и задыхаясь произнесла:

— Губернатор, дайте мне немного времени! Я придумаю более надежный план.

Он покачал головой.

— Этот план уже самый лучший. За все прошедшие годы роду Ашилэ ни разу не удалось захватить Шочжоу. Пока я жив, защитники города ни за что не сдадутся и будут сражаться до последнего человека. С другой стороны, Великий Хан до глубины души ненавидит меня из-за многочисленных поражений, которые я нанес ему. Только отдав свою жизнь я могу развеять его сомнения и смягчить накопленные обиды. И только так у людей в городе появится шанс на спасение.

— Нет, невозможно! — в отчаянии воскликнула Чангэ. — Должен быть иной путь!

Губернатор поднялся, сложил перед собой руки и поклонился. Управляющий Цинь последовал его примеру. Чангэ смотрела на них с недоумением, пока не услышала следующие слова.

— Доверить жизни жителей Шочжоу принцессе Тан, — торжественно произнес Гунсун Хэн, — это лучший конец для меня. Принцесса умна и талантлива. Вам предстоит великое будущее, впереди у вас долгий путь. Вы не можете закончить жизнь здесь.

— Вы знаете, кто я, — опустошенно произнесла Чангэ.

— Шесть дней назад, — вступил в разговор управляющий Цинь, — в поместье явился молодой человек с биркой дворцовой гвардии Чанъаня, который требовал вашей выдачи, хотя у него не было официального приказа на ваш арест. Господин губернатор убедил его не вмешиваться, и не было названо никаких имен, но из беседы с ним мы сделали вывод, что вы можете быть только отпрыском прошлого наследного принца.

«Это был Хао Ду? Как он нашел ее? О чем Гунсун Хэн говорил с ним?»

Чангэ подняла на губернатора виноватый взгляд, боясь увидеть в его глазах осуждение и разочарование, но он смотрел на нее с ободряющей улыбкой.

— На самом деле, не так важно, кто вы. Я с самого начала знал, что вы не обычный человек, но, какими бы ни были ваши изначальные мотивы, был уверен, что вы не собирались причинить вред мне или Шочжоу. Поэтому я оставил вас при себе.

— Губернатор, меня зовут Ли Чангэ, я дочь Ли Цзяньчэна, — гордо сказала Чангэ. — Единственное, чего я хочу сейчас, это сражаться рядом с вами. Поэтому, прошу вас, пересмотрите свое решение. Я сделаю все, чтобы защитить Шочжоу!

Но решение, принятое Гунсун Хэном, было необратимым. Вверив принцессе город и свою семью, он снял со стойки меч, вынул его из ножен, задумчиво изучил до блеска отполированное лезвие и, сдавленным голосом процитировав:

Мужайся и не доверяй пороку.

А, если надо, измени свой путь.

Гони коня — я покажу дорогу…{?}[Строки из поэмы Цюй Юаня «Лисао». Название можно перевести как «Скорбь изгнанника».]

внезапным решительным движением перерезал себе горло. Когда его кровь хлынула на белые цветы, украшающие кабинет, а сам губернатор беззвучно осел на пол, Чангэ пронзительно закричала, захлебнулась слезами и, потеряв сознание, упала бы, если бы ее не подхватил управляющий Цинь, со слезами скорби на глазах наблюдавший последние мгновения жизни своего господина, Народного Защитника Гунсун Хэна.

Комментарий к 2.10 На грани (1)

Адо был таким солнышком, и смерть его в дораме была слишком несправедливой. Мне не хотелось лишать его хотя бы призрачного шанса на жизнь.

Вообще, я не представляю, как Чангэ осталась в трезвом уме, в состоянии заниматься делами и не накосячить при этом, в течение двух-трех дней потеряв двух ставших очень близкими ей людей, даже трех, если считать и жену Гунсун Хэна. Такая сила духа!

========== 2.11 На грани (2) ==========

Комментарий к 2.11 На грани (2)

timeline: 15 серия

К ночи резко похолодало. Сильный северный ветер нагонял все густеющие тучи, бился в кронах деревьев, раскачивал ветви кустарников и наполнял ночь завыванием и неясными шорохами. Не обращая внимания ни на холод, ни на пронзительный ветер, Сун стоял на холме, задумчиво глядя на раскинувшийся перед ним Шочжоу, и изредка прикладывался к меху с вином.

Гунсун Хэн, должно быть, уже мертв. Хотя на удивление ничто не нарушало ночного спокойствия города, — все те же редкие огни, никаких криков или движения, — Сун не сомневался, что губернатор исполнил свое обещание. И сейчас где-то там командующий Ли, Ли Шисы, готовится открыть ворота города, из-за принесенной губернатором жертвы вынужденная без боя принять унизительное поражение.

На сердце у обычно хладнокровного тегина было неспокойно. Он переживал за Шисы. На плечи юной принцессы свалилось столько невзгод, что не каждому мужчине выдержать. Смерть родителей, преследование, предательство, сражения. Два дня назад на глазах у нее погиб ее юный друг, сегодня покончил с собой губернатор, к которому она, несомненно, должна была испытывать огромное уважение, а завтра ей придется умолять врага о пощаде, — и не для себя.

— Сун, вот ты где! — окликнул его появившийся на нижней тропе Му Цзинь.

Му Цзиню почему-то всегда было не по себе, когда друг исчезал из его поля зрения накануне какого-нибудь значительного события. Особенно, если тот прихватывал с собой мех с вином. Обычно в походах Сун довольствовался чистой водой, предпочитая сохранять ясную голову. Что-то тревожило его, и от этого Му Цзиню тоже становилось не по себе.

— Не ожидал, что Гунсун Хэн сдастся так быстро, — сказал он, подходя и заглядывая Суну в глаза в попытке понять, не с этим ли связано его ночное возлияние. — Или что ты так легко согласишься на его условия.

— Гунсун Хэн — герой, — отстраненно отозвался Сун, делая глоток, а потом полил вином из меха перед собой. — Следует отдать ему дань уважения.

— Наши братья еще не знают, что ты обещал Гунсун Хэну не убивать и не брать в рабство людей Шочжоу, — попробовал Му Цзинь зайти с другой стороны. — Им ты можешь просто приказать. Они послушают, потому что уважают тебя. Но как потом объяснить это Великому Хану?

Сун безразлично пожал плечами, снова прикладываясь к меху. Му Цзиня вдруг осенило:

— Постой. Ты с самого начала собирался пойти против воли хана? Поэтому рисковал жизнью, встречаясь с Гунсун Хэном? Я думал, ты просто хотел позаботиться о том, чтобы с этим твоим Ли Шисы все было в порядке. Сун, что ты творишь?

— Наша задача — захватить Шочжоу, — невозмутимо ответил Сун. — У меня нет желания убивать людей Тан.

— С каких пор ты стал таким милосердным? — возмущенно воскликнул Му Цзинь, но Сун перебил его.

— Не забудь завтра про Ту Кашэ и его людей. Чтобы они ничего не натворили.

— Помню. Не беспокойся, я обо всем позабочусь, — смиряясь, вздохнул Му Цзинь.

…

Чангэ пришла в себя недолгое время спустя на диване в гостиной, села и, почувствовав подступающую дурноту, опустила голову в сложенные ладони. Процитированная поэма и окропившая белые цветы кровь губернатора, — вот первое, что вернула память. Необратимо. Гунсун Хэн мертв, и ничего нельзя ни вернуть, ни исправить. «Доверить жизнь жителей Шочжоу принцессе Тан — лучший конец для меня». Губернатор переоценил ее силы. В душе было холодно и пусто, продолжать жить уже казалось тяжкой ношей, не то что нести ответственность за жизни других людей.

— Командующий Ли, — раздался рядом негромкий голос. Чангэ медленно подняла голову. Управляющий Цинь протянул ей чашку с каким-то отдающим травами зельем, с сочувствием глядя на нее печальными глазами. — Выпейте, это укрепит ваши силы.

Чангэ послушно выпила и дрогнувшим голосом спросила:

— Губернатор?..

— Госпожа сейчас с ним. Мы обо всем позаботимся, вам не нужно беспокоиться… Губернатор заранее отдал необходимые распоряжения касательно передаваемого Ашилэ имущества, и подготовил письмо о сдаче города и указ для воинов Шочжоу. Командующий Ли, вам следует немного отдохнуть, завтра будет нелегкий день.

Чангэ покачала головой.

— Сейчас не время отдыхать. Господин Цинь, мне…

— Управляющий Цинь, беда! — влетел в гостиную Сюй Фэн. — Госпожа… мертва! Она перерезала себе горло мечом господина!

Чангэ на мгновение закрыла глаза, потом тяжело вздохнула и с усилием поднялась с дивана. Управляющий Цинь, смотря на нее с неприкрытой тревогой, начал что-то говорить, но она оборвала его:

— Я в порядке. Идемте.

Глядя на безжизненные тела губернатора и его супруги, в смерти прижавшихся друг к другу так близко, как никогда не предстали бы перед посторонними при жизни, Чангэ не чувствовала ничего. Ни печали, ни гнева, ни ненависти. Она и не хотела чувствовать. Не сейчас. Может быть, никогда больше.

Ей оставалось только исполнить свой долг.

Поздно ночью в поместье губернатора состоялся последний военный совет Шочжоу.

— Мы выполним указ губернатора, — сказала Чангэ присутствующим генералам. — Но меня беспокоит, что предводитель Соколиного войска может в последний момент отказаться от своего обещания. Смерть Гунсун Хэна не должна оказаться напрасной.

— Что вы предлагаете? — спросил генерал Чэнь.

— Часть воинов переоденется в одежду простых жителей и рассредоточится по всему городу. Мы перепишем расходные книги оружейных так, чтобы недостачу вооружения не заметили. Если Ашилэ сдержат обещание, эти воины останутся среди горожан до особого распоряжения, если же обещание будет нарушено, то по сигналу они подожгут заранее приготовленные источники и постараются не дать воинам Ашилэ покинуть город.

…

Поздним утром, убедившись в том, что распоряжения губернатора выполнены, а город готов к любому исходу, Чангэ ненадолго зашла в свою комнату. Адо пережил и эту ночь, но надежды почти не оставалось.

— Адо, прости меня, — тихо и устало произнесла Чангэ, беря его руку в свои ладони. — С твоими ранами перевозить тебя очень опасно. Но я не могу оставить тебя здесь. Лекарь Ван уедет вместе с господином Цинь и маленькой Юань. А я… боюсь, я не смогу хорошо позаботиться о тебе. Поэтому… поэтому, Адо, постарайся выжить… Прошу тебя…

Недолго посидев рядом, она заставила себя подняться. Назначенное время сдачи города неумолимо приближалось, а ей еще нужно было проститься с губернатором. Заботливо приготовленные кем-то, на ее постели уже были разложены траурные одежды.

Похоронный зал устроили прямо в кабинете губернатора. Снаружи колыхались под порывами ветра многочисленные траурные ленты. Перед столом с памятными табличками, курительницей и поминальными блюдами были установлены два закрытых гроба и, сделанный из того же дерева, квадратный сундук, куда поместили голову губернатора.

Чангэ опустилась на колени, помолилась, чтобы душе Гунсун Хэна не пришлось слишком долго мучиться в Диюе{?}[Диюй - ад в китайской мифологии. Считалось, что души самоубийц направляются прямиком в Диюй и навечно исключаются из круга перерождений.], и мысленно обратилась к его духу:

«Губернатор, даже в аду вы все равно останетесь героем. Нам больше не суждено увидеться, но вы навсегда останетесь в сердце Чангэ. Не беспокойтесь, в этот раз я не подведу вас и защищу Шочжоу. Буду помнить ваши слова ‘Сражаться или сдаться — всего лишь стратегические решения. Важно, чтобы люди жили стабильной жизнью, не страдая от военных действий’. Но знаете, губернатор, мне вряд ли удастся стать такой же рассудительной, как вы. И я не перестану ненавидеть предводителя Соколиного войска за то, что он вынудил вас пойти на эту страшную жертву. Никогда не прощу…»

Холодное лезвие коснулось ее шеи, возвращая Чангэ к реальности.

— Гунсун Хэн мертв. Шочжоу сдается. Ли Чангэ, пришло твое время, — прозвучал бесстрастный голос Хао Ду.

Чангэ даже не пошевелилась и ответила так же бесстрастно:

— Еще не все завершено. Как принцесса Тан, я должна защитить своих людей. Если ты сейчас остановишь меня, это будет предательством Тан. Хао Ду, я не цепляюсь за жизнь. Когда я сделаю, что должна, можешь убить меня.

Хао Ду, поколебавшись, медленно опустил меч и отступил на шаг в сторону.

Чангэ сложила руки перед собой и трижды глубоко поклонилась. Потом поднялась и, обеими руками подняв сундук с головой губернатора, повернулась к выходу.

— Как может принцесса преклонять колени перед сдавшимся генералом Суй? — в голосе Хао Ду звучало порицание и недоумение.

— Потому что он заслужил это, — убежденно ответила Чангэ. — Гунсун Хэн пожертвовал жизнью, чтобы защитить этот город. Он заслужил это больше, чем кто бы то ни было.

Бережно держа перед собой свою драгоценную ношу, Чангэ прошла весь путь до ворот, возле которых выстроились воины городской гвардии, и под сводом которых ее уже ждали управляющий Цинь и Сюй Фэн. Оба склонили головы, отдавая последнюю дань уважения губернатору.

— Они уже давно там стоят, — тихо произнес Сюй Фэн, кивнув на закрытые ворота.

Чангэ кивнула и обратилась к управляющему Цинь:

— Как только Ашилэ Сун войдет в город, забирайте малышку Юань, Адо и уезжайте. Вывезите ценности. И, если от меня не будет вестей, не возвращайтесь.

— Командующий Ли, ты сомневаешься что все пройдет как должно? — спросил Сюй Фэн.

— Ашилэ захватили почти все северные округа. А из Чанъаня не поступило никакой помощи. Похоже, Ли Шимина бедственное положение на севере интересует меньше, чем его трон. Неизвестно, что нас ждет после сдачи города. Мне будет спокойнее знать, что вы спасли дочку губернатора.

— Не беспокойтесь, командующий Ли, мы все сделаем как вы сказали, — ответил господин Цинь. — И хорошо позаботимся о юном генерале.

Чангэ помолчала, потом глубоко вздохнула, сделала знак стражам, чтобы открывали ворота, и остановила готовых последовать за ней мужчин:

— Оставайтесь здесь. Я пойду один.

Едва она покинула укрытие ворот, как вдруг резко потемнело и повалил густой снег, почти скрывая из виду стоящее перед воротами многотысячное Соколиное войско рода Ашилэ.

========== 2.12 Завершение ==========

Комментарий к 2.12 Завершение

timeline: 15-16 серии

«Ли Чангэ, какой же наивной и доверчивой ты оказалась. Возомнила себя великим стратегом, потрепав Медвежье войско, и не смогла правильно оценить другого, умного и сильного, противника, хотя тебя о нем предупреждали. Отмахнулась от маловероятной опасности, тем самым давая врагу возможность воспользоваться вашей слабостью. И теперь губернатор мертв, а Шочжоу в руках предводителя Соколиного войска. В руках человека, который называл тебя другом. Ты даже не распознала врага, доверяла тому, чье дружеское участие, возможно, было лишь игрой. Когда дошло до дела, он не колеблясь послал стрелу тебе в сердце… Хотя, справедливости ради стоит заметить, что он отговаривал тебя идти в Шочжоу».

Сидя на низкой скамье в сарае поместья губернатора, куда ее отвели прошлым вечером, Чангэ, не нашедшая за ночь ни сна, ни покоя, предавалась мрачным размышлениям, неосознанно до крови расцарапывая ногтями ладони. До лепешек и кружки с водой, принесенных кем-то из слуг еще вчера, она так и не дотронулась.

Накануне, выходя навстречу ожидающему сдачи города войску, она думала, что ничто не сможет потревожить воцарившееся в ее душе бесчувствие. Считала, что готова выполнить свой долг, не принимая чужих слов и действий близко к сердцу. До тех пор, пока, услышав знакомый голос, обращавшийся к предводителю, не подняла взгляд и не осознала, чье лицо скрывалось под серебристой маской тегина Соколиного войска. Вдруг стало ясно, что делали в городе Ачжунь и его друг, когда они встретились последний раз, и почему они были осведомлены об атаке Ашилэ.

«Ачжунь — твое настоящее имя?» — настиг ее отзвук прошлого, на несколько мгновений выбив почву из-под ног. Ашилэ Сун меж тем неторопливо снял маску и уставился на нее холодным непроницаемым взглядом. Будто видел впервые.

Она опустила глаза, не в силах смотреть на равнодушное лицо, но чувствовала, что он продолжает буравить ее взглядом. Тегин молчал, когда она просила о милости для жителей Шочжоу, молчал, когда воины начали выкрикивать оскорбления и призывы к убийству. Чангэ успела подумать, что ее опасения оправдались, и Гунсун Хэн совершил ошибку, доверившись обещанию тегина Соколиного войска пощадить людей. Раскрывать свой план сожжения города было не самым лучшим решением, но у нее не оставалось ничего, кроме надежды на его благоразумие.

«Ненавижу угрозы», — сказал тегин и не задержался с наказанием, предложив ей подчиниться ему в обмен на жизни жителей города, что вызвало всплеск веселья и унизительных реплик среди его воинов, представивших командующего Ли в роли простого раба. Да, раба, бесстрастно подтвердил тегин, когда Чангэ недоверчиво переспросила, — прекрасно зная, что она не сможет отказаться.

Потом Чангэ схватили двое воинов и, протащив вслед за вошедшим в город Соколиным войском, привязали у столба на главной площади. На Чангэ тут же со всех сторон посыпались оскорбления, перемешанные с обвинениями в убийстве губернатора и в предательстве. Перепуганные жители знали только, что их защитник Гунсун Хэн мертв, а командующий Ли сдал город, и давали выход своему страху и негодованию, не желая слышать никаких объяснений. Впрочем, Чангэ и не думала оправдываться. Она ждала, нервно сжав кулаки и украдкой поглядывая на всадников, — тегина и его друга, — наблюдавших за происходящим со стороны и о чем-то тихо переговаривающихся. Ждала, по-прежнему сомневаясь, выполнит ли Ашилэ Сун свое обещание.

Лишь когда ей в лицо полетели обрезки овощей и вялая ботва, и кто-то уже наклонился, чтобы подобрать и бросить камень, друг тегина соскользнул с коня и подошел к ней. Повернувшись к сразу же настороженно замолчавшим жителям, он громко объявил:

— Губернатор Гунсун Хэн мертв. Великий Хан восхищен его отвагой, поэтому пощадит Шочжоу!

И, оглядев быстро повеселевших людей, с облегчением повторяющих его слова, чтобы убедить себя и окружающих, что им не придется умирать, при этом почти забывших про Чангэ, негромко произнес, обращаясь к Чангэ:

— Тегин Сун не нарушит своего обещания. Теперь тебе спокойнее?.. Посмотри на этих людей. Они ненавидят тебя. Никто из них не понимает твоей жертвы. Так стоила ли она того?

«Стоила», — вспоминая мгновение смерти Гунсун Хэна и глядя на просветлевшие лица получивших надежду людей вокруг, думала Чангэ. Она исполнила свой долг, сделала все, что было в ее силах, чтобы защитить тех, кто нуждался в защите. У нее не было сожалений.

И почти не осталось сил жить дальше.

Под недобрыми взглядами и перешептываниями жителей Шочжоу Чангэ простояла у столба несколько часов, пока те постепенно не разошлись по домам. Когда стало темнеть, ее, замерзшую и едва передвигающую ноги, отвели и заперли в сарае.

Здесь было немного теплее, чем на улице, и Чангэ, не спавшая предыдущие ночи, ненадолго отключилась, но вскоре вскинулась с бешено бьющимся от непонятной тревоги сердцем. Больше уснуть ей не удалось. Стоило закрыть глаза, она видела, как меч Ибукана вспарывает спину Адо; как падает возле забрызганных кровью белых цветов Гунсун Хэн; как врезается в ее плечо пущенная Ашилэ Суном стрела… После нескольких безуспешных попыток, закончившихся кровавыми картинами на грани яви и сна, остаток ночи Чангэ провела, уставившись взглядом в одну точку и пытаясь разгадать истинные намерения тегина Соколиного войска…

Когда резко открытая с ноги дверь распахнулась, Чангэ даже не подняла головы, лишь искоса посмотрела на вошедшего. Ашилэ Сун задержался у входа, окинул взглядом помещение, ее изможденное лицо, нетронутую еду. Бросил на сваленные в углу корзины охапку принесенной одежды, швырнул рядом теплые сапоги. И, встав перед ней, холодно произнес:

— Если ты умрешь, я никого здесь не оставлю в живых.

Чангэ вздохнула и спросила:

— Что ты собрался делать? Не забывай, я стал причиной смерти многих ваших людей. Если хочешь, чтобы я служил тебе, подумай, что сделает Ту Кашэ. И как к этому отнесутся Великий Хан и люди из других кланов.

— Командующий Ли мертв, — бесстрастно ответил тегин. — С этого момента ты просто раб Соколиного войска.

Чанге вскинулась, испытующе посмотрела на него, но взгляд тегина по-прежнему был непроницаем. С тревогой в голосе она спросила:

— Чего ты от меня хочешь?

— Чтобы ты исчез из Тан. Навсегда.

Вот так, Ашилэ Сун просто решил удалить помеху со своего пути завоевателя. Чангэ сглотнула внезапно разлившуюся во рту горечь и собрала остатки гордости, чтобы твердо произнести:

— Твои слова лишены смысла, тегин. Держать меня рядом с собой — все равно что пригреть змею за пазухой.

— Все зависит от твоих возможностей, — ответил тегин, явно не впечатленный ее словами. — Прежде, чем думать об этом, сначала выживи. В степи один закон: выживает сильнейший.

Он снова взглянул на нетронутую еду, кивнул на принесенные вещи:

— Мы уходим через час. Переоденься ипоешь. В пути тебе никто прислуживать не будет.

Занятая своими мыслями Чангэ не оценила ни заботы, ни советов тегина, как не заметила и тревоги, промелькнувшей напоследок в его взгляде.

Два часа спустя, устало бредя среди двух десятков рабов, приведенных из Дайчжоу, вслед за конными воинами Соколиного войска в сторону северных степей, Чангэ мысленно прощалась с родными краями: «Позади меня разграбленный Шочжоу, жители которого избежали смерти. За ним горы. Тысячи ли к югу — моя родина, Чанъань. Я не смогу туда вернуться».

Хао Ду, безразлично наблюдавший издалека за отходом войска Ашилэ из Шочжоу, про себя обратился к принцессе: «Ты доблестно сражалась ради Тан, а теперь стала рабыней. Даже мне жаль тебя, Ли Чангэ». После он направил одного из своих людей проследить за ней и убить, если она вступит в сговор с Ашилэ. Хао Ду был уверен, что Ашилэ не оставят ее в живых, если она откажется служить им. И очень надеялся, что она предпочтет пожертвовать собой ради Тан, но не станет предательницей. В конце концов, именно такой Ли Чангэ представала перед ним раз за разом.

…

Только после окончания осады города Хао Ду смог послать в столицу доклад о положении на северной границе. Ценой пяти загнанных лошадей восемь дней спустя доклад о нападении Ашилэ, о смерти начальника северного гарнизона Сыма Ту и губернатора Шочжоу Гунсун Хэна, и о захвате Шочжоу был представлен советником Ду Жухуэем наследному принцу Ли Шимину.

Немедленно был издан приказ: направить войска для наведения порядка на северной границе, отогнать Ашилэ за пределы Тан, и восстановить гарнизоны для обеспечения безопасности местных жителей.

В тот же день почтовый голубь принес Хао Ду сообщение от посланного вслед Соколиному войску человека: «Цель убита людьми Ашилэ».

========== <Заметки на полях> ==========

Серии, посвященные защите Шочжоу, очень насыщены, как событийно, так и эмоционально. Принцесса оказывается решительным и изобретательным командующим, на лету выстраивая блестящие стратегические планы. Тегин Сун блистает выдержкой, дальновидностью и умением воспользоваться слабостями противника, на контрасте с тупым и несдержанным Ту Кашэ. И особенно выделяется образ Гунсун Хэна, губернатора старой закалки, верного не столько правителю, сколько делу защиты простых граждан своей страны, умного и предусмотрительного, хорошо разбирающегося не только в военных действиях, но, в первую очередь, в людях. Трагическая жертва, принесенная им ради спасения жизней обычных жителей Шочжоу, снова и снова вызывает при пересмотре сопереживание и острое сожаление о том, что такому человеку пришлось погибнуть.

Тем не менее, посреди увлекательного и напряженного действа порой ловишь себя на мысли, что даже лучшие мужчины порой ведут себя самонадеянно и эгоистично, а отдуваться приходится женщинам, в данном случае, Чангэ.

В первый раз такая мысль пришла в момент сражения у восточных ворот в 13 серии. Соколиное войско нагрянуло неожиданно к плохо защищенным восточным воротам, когда все силы городской армии были переброшены на запад, и защитникам пришлось срочно импровизировать с теми немногими вспомогательными приспособлениями для боя, которые там еще оставались. Гунсун Хэн ранен и уведен со стены. Сун и Чангэ стреляют друг в друга, Сун уворачивается, Чангэ получает второй раз стрелой в плечо, ненадолго теряет сознание, но надежда нападающих, что после смерти командующего им откроют ворота недолга, потому что она снова встает, боевой дух защитников города восстанавливается и Соколиному войску приходится отступить, чтобы избежать лишних потерь.

Вот что это было?

Да, я понимаю, что Сун не собирался ее убивать. И вряд ли полагал, что воины Шочжоу побегут ворота открывать. Каков был замысел? Этот красивый выстрел был сделан ради сохранения лица перед ханом? Мол, хотел сразить вражеского командующего, чтобы развеять боевой дух воинов, да командующий Ли живучим оказался, вот и пришлось временно отступать? Или хотел подбить Шисы, вывести из строя, чтобы не маячила у всех на виду на стене, раздавая указания или, еще хлеще, не вздумала войска вывести? И, пока защитники останутся без четкого командования, быстренько ворота взломать, занять город, а там можно, вроде как, и сохранить Шисы жизнь? В любом случае получается не слишком приятная картинка. Только боль девушке причинил, да усилил ее ненависть к врагам. А еще эта самоуверенность. Пусть тегин лучший лучник на всю степь, но ведь шанс остается всегда, что что-то пойдет не по плану. И что бы он делал, если бы все же промахнулся и попал ей в сердце?

Второй раз мысль об эгоизме даже лучших мужчин появилась в 14 серии. Оказавшись в безвыходном положении, без надежды на подкрепление, с сожженными запасами продовольствия в осажденном городе, Гунсун Хэн решил сдать город тегину Соколиного войска и отдать свою жизнь в обмен на жизни и свободу жителей Шочжоу. Сильный мужчина, достойное уважения решение, трагические сцены передачи дел командующему Ли и прощания.

Один вопрос не дает покоя.

Почему, собственно, губернатор самоустранился от сдачи города, заранее покончив с собой и свалив весь последующий кошмар на хрупкие женские плечи (а он уже знал, кто Ли Шисы на самом деле)? Только из-за того, что пообещал свою голову тегину в подарок? Ну так, наверно, тегин не отказался бы собственноручно обезглавить его после того, как он честь по чести город сдаст, и коробочку для головы нашли бы при необходимости. Но нет, это Чангэ, раненой и едва оправившейся после нелепой смерти Адо, пришлось не только присутствовать при самоубийстве губернатора, но и бдеть у его гроба, заботиться о том, как и куда вывезти из города его дочь, придумывать планы действий в случае, если враг нарушит обещание пощадить людей, переживать позор и унижение сдачи города, оскорбления и обвинения в измене перепуганных жителей. Принцесса, конечно, девушка необычайной духовной силы, может, она и сама пошла бы на все это, почтя за великую честь. Но Гунсун Хэн ведь даже не спросил, просто скинув на нее ответственность!

И наконец, снова наш отважный тегин, взявший Шисы даже не в личные рабы, а в рабы Соколиного войска.

Отставим в стороне нарушенное им обещание никого не убивать и не забирать в рабство (возможно, речь шла только о простых жителях Шочжоу), — понятно, что Сун просто хочет увести ее из враждебного Тан. И все, что делается на глазах у посторонних, будь то свои воины или жители покоренного города, тоже не вызывает никаких нареканий, потому что тегин должен держать лицо, чтобы никто ни о чем не догадался.

Однако, наедине с Чангэ, когда он принес ей теплую одежду в начале 16 серии, мог бы быть помягче с девушкой, которая ему нравится и у которой был чертовски тяжелый день, объяснить причины своего поведения, даже если считал, что в данной ситуации она ему не поверит. Или хотя бы толкнул пораньше ту пламенную речь о преодолении и выживании ради высоких целей, которой выводил ее из ступора позже в становище Соколиного войска. Но нет, обычно здравомыслящий и достаточно тактичный Сун здесь повел себя как равнодушный тиран, грубо потоптавшись по израненной душе и гордости Чангэ, к тому же позволив ей думать, что ранее он просто забавлялся, прикидываясь другом. “Пусть лучше ненавидит меня, чем себя”, - так Сун потом объяснит свою отстраненность по отношению к Шисы Му Цзиню. Странный вывод. Потому что Чангэ не перестанет винить себя за то, что не справилась, не смогла уберечь Гунсун Хэна от необходимости жертвовать собой; а равнодушие и жесткость тегина вместо ненависти принесут только боль от того, что ранее она позволила себе обмануться его дружеским участием.

========== Часть 3. Путь чести. Пролог. Удача императора ==========

Комментарий к Часть 3. Путь чести. Пролог. Удача императора

timeline: 21 серия

3. Путь чести

Пролог. Удача императора

Слова императора продолжали звучать у нее в голове. «Иногда приходится действовать, даже зная, что это невозможно. Даже если миллионы людей за твоей спиной удерживают тебя, ты должен двигаться вперед».

Она пришла к нему, пылая праведным гневом, ненавистью и жаждой мести, только чтобы узнать, что многотысячная армия Тан — лишь блеф, тонкая и опасная игра с несравнимо более сильным врагом. Отвергая личную безопасность, император под развернутым знаменем дракона{?}[Знамя дракона - знамя с изображением дракона, обозначающее личное присутствие императора на поле битвы.] появился перед войском Великого Хана, чтобы вдохновить своих солдат, деморализовать противника, убедить его в превосходстве и несокрушимости армии Тан, и тем самым уберечь империю от кровопролитной войны и неизбежного поражения.

Ли Шимин держался уверенно и уверял принцессу в своей удаче. Удача действительно была в тот день на его стороне, Великий Хан был впечатлен бесстрашием императора Тан и обманут его показной уверенностью в победе. Впрочем, с присущим ему хитроумием и не знающим пределов коварством, хан не пожелал так быстро сдаваться.

— Не думаю, что в этом походе мы можем сразиться и победить многочисленную армию Тан. Император предложил заключить мирное соглашение, и я согласился. Так что завтра на мосту через реку Вэй мы будем вести переговоры о союзе… — Хан ненадолго замолчал, потом вдруг расхохотался и с жестокой уверенностью продолжил: — Как будто я и правда желаю мира… Мне нужна его смерть. Подготовьте лучших лучников, устройте засаду. Завтра, во время переговоров, как только мы выпьем вина, убейте императора. Стрела решит исход этой войны. Другого выхода я не вижу.

Тегин перехватил принцессу, когда она возвращалась с южного берега Вэй, из ставки армии Тан, и привел в свой шатер, в очередной раз желая заставить ее не вмешиваться в военные действия между Тан и Ашилэ. Там принцесса, вынужденная спрятаться при неожиданном появлении Великого Хана и шада, и услышала эти не предназначенные для чужих ушей, но важные для Тан слова.

— Ты говорил, что никто не хочет воевать, — негодующе набросилась она на принявшего приказ хана тегина, как только двое других покинули шатер. — Но завтра Ашилэ собираются нарушить перемирие! О каком доверии тогда можно будет говорить? Думаешь, если убьете Ли Шимина, вам удастся победить многочисленные войска и завладеть Тан?

— Приказы Великого Хана не обсуждаются, — нахмурившись, сдержанно произнес тегин. — Даже если не я, есть еще шад, Ту Кашэ, Циби До. В роду Ашилэ много превосходных стрелков. Это убийство произойдет в любом случае.

В другой ситуации она, возможно, приняла бы его доводы, даже согласилась бы с разумностью его требования оставаться в стороне. Она знала, что он хочет уберечь ее жизнь. Но речь шла о будущем Тан, которое, — она вынуждена была это признать, — сейчас полностью зависело от жизни того человека. Она не могла позволить плану Великого Хана осуществиться. «Иногда приходится действовать, даже зная, что это невозможно».

— В таком случае, наши пути разойдутся здесь и сейчас, — холодно произнесла принцесса, разворачиваясь к выходу.

Тегин неожиданно грубо перехватил ее руку и, в момент растеряв свое хладнокровие, гневно воскликнул:

— Куда собралась? Не забывай, твоя жизнь принадлежит мне! Ты больше никуда не пойдешь!

Он не дал ей уйти, приказав двоим воинам связать и охранять ее, но когда принцессу останавливали подобные мелочи? Тегин заблуждался: ее жизнь принадлежала только ей самой. И она не собиралась оставаться в стороне, когда Тан был в опасности.

Когда на следующий день император Тан и Великий Хан встретились на мосту, принцесса, успешно сбежавшая из-под охраны, незаметно присоединилась к ожидавшим в засаде лучникам Волчьего войска.

После недолгих переговоров кубки были наполнены вином. Едва император поднес свой кубок ко рту, как с тонким свистом с лука в руках принцессы сорвалась стрела, ударила точно в кубок, вышибая его из руки Ли Шимина, и задрожала, вонзившись в ограждение. Мгновение замешательства с обеих сторон было кратким.

— Защитить Его Величество! — раздался громкий приказ командующего. Перед императором немедленно встал ряд солдат, щитами прикрывая его от возможных выстрелов с берега, а еще два десятка воинов, обнажив мечи, окружили хана и его посланника.

Раздался лязг выдвигаемых из ножен мечей ожидавших на берегу воинов Ашилэ. Быстро оценив ситуацию, Великий Хан резко приказал: — Не двигаться!

— Как вы посмели покушаться на жизнь императора?! — возмущенно воскликнул военный советник.

— Это недоразумение! — напряженно следя взглядом за невозмутимо-суровым императором Тан, движением руки хан подал сигнал вложить мечи в ножны и отступить.

Происходящего далее принцесса уже не увидела. Сидящие рядом в засаде лучники заломили ей руки, вжали лицом в траву. Она не сопротивлялась, ни когда ее связали и отвели в один из шатров, ни когда ее потребовал привести к себе разъяренный хан.

Принцесса знала, что жить ей осталось недолго.

========== 3.1 Пробуждение ==========

Комментарий к 3.1 Пробуждение

timeline: 16 серия, начало 17 серии

Давая обещание Гунсун Хэну, Сун еще не думал забирать Шисы из Шочжоу. Она отказалась от его предложения отправиться с ним в степи, и он хорошо понимал, что ее вежливый отказ означал нежелание оказаться во враждебном Тан окружении. После того, как Соколиное войско займет город, он хотел позволить ей уйти.

Но, спровоцированная призывами его воинов к убийству, принцесса раскрыла свой план сжечь город, если тегин не сдержит обещания, а он не собирался давать ей шансов продолжать рисковать собой. Мысль возникла внезапно, Му Цзинь быстро сориентировался и направил жажду крови воинов в новое русло. У Шисы не было выбора, ей пришлось стать залогом жизней горожан.

Беснующаяся от страха и ненависти толпа на площади, осыпающая Шисы обвинениями и проклятиями, только укрепила его решение. К тому же, как всегда настороженный и внимательный, он заметил и нескольких замешавшихся в толпу мужчин с военной выправкой, и не сводящего с Шисы взгляда парня, который хотел захватить ее в Ючжоу. Значит, принцессу все еще преследовали, и оставаться в Тан ей было опасно.

Му Цзинь по его просьбе позаботился о том, чтобы горожане считали командующего Ли погибшим при попытке нападения на тегина Соколиного войска. Заодно это решало и проблемы, которые мог создать Ту Кашэ, зная, что практически разгромивший его Медвежье войско командующий все еще жив.

Суна тревожило, что Шисы, выполнив свой долг по отношению к Шочжоу, словно потеряла волю к жизни. Она едва произнесла десяток слов: ни оскорблений, ни ненависти, ни упреков, которых он ожидал. Все три дня перехода от Шочжоу до лагеря Соколиного войска она молча шла среди других рабов, отрешенно глядя перед собой, отходила в сторону на привалах, отворачивалась от еды, которую пытался предложить ей сердобольный Яло, время от времени прижимала связанные руки к раненому плечу, морщась от боли. Сун старался не смотреть в ее сторону, но видел достаточно.

Она даже не подняла головы, чтобы оглядеться, когда Соколиное войско наконец добралось до лагеря, и безразлично последовала за другими к бараку, где ютились рабы-мужчины. Сун, остановившийся, чтобы отдать распоряжения о ревизии оружия и доспехов командирам воинских отрядов, проводил ее задумчивым взглядом.

— Сун, — негромко заметил Му Цзинь, глядя в ту же сторону, — смотри, какой Ли Шисы хлипкий, еле на ногах держится. Может, не стоит оставлять его с этими здоровыми мужиками?

— Мгм, позже, — неопределенно ответил Сун. — Ты заметил, что за нами следят?

— Да, человек из Тан, он всю дорогу шел за нами.

— Он следит за Шисы… Му Цзинь, сделай кое-что для меня. Нужно убедить его, что Шисы мертв.

Му Цзинь вопросительно приподнял бровь, но, так как дальнейших объяснений не последовало, подумав, кивнул:

— Ладно, сделаю. А что с Ли Шисы?

— У Нуэра шатер достаточно большой, и живет он один. Отведи его туда, пусть Нуэр пока за ним присмотрит.

Му Цзинь не всегда одобрял действия Суна и не стеснялся высказывать свои сомнения или неудовольствие, зная, что он прислушается к его мнению, даже если и поступит в конечном итоге по-своему. Но он никогда не спорил с уже принятыми решениями и не откладывал их выполнение. Поэтому следующей же ночью соглядатай покинул их лагерь, абсолютно убежденный в том, что Ли Шисы был убит у него на глазах, а принцесса, которую Му Цзинь вырубил в ходе разыгранного представления, очнулась некоторое время спустя в шатре немногословного Нуэра, который ответил коротким: «Распоряжение тегина» на ее вопрос о том, что произошло, и больше не обращал на нее внимания.

Однако, на следующий день Нуэр появился в шатре Суна, выглядя крайне озадаченным.

— Тегин, тот… Ли Шисы, он с ночи с места не двинулся, сидит и смотрит в одну точку. Яло принес ему укрепляющий отвар, но он даже не пошевелился.

Сердце Суна тревожно забилось, но он сохранил внешнее спокойствие. Поразмыслив, поднялся с места.

— Идем. Я поговорю с ним. Последи, чтобы у этого разговора не было свидетелей.

— Да, тегин.

Прижав руку к ране, Шисы действительно сидела на покрытой шкурами лежанке, немигающе уставившись перед собой и никак не реагируя на вошедшего Суна. Безучастное, осунувшееся лицо, темные круги вокруг глаз, потрескавшиеся губы, — смотреть на нее было страшно. Сун с трудом проглотил вставший поперек горла ком, быстро подошел к ней и, взяв за подбородок, приподнял ее голову, заставляя Шисы посмотреть на него.

— Ты был на грани уже в Шочжоу, потом всю дорогу сюда ничего не ел, — с опасной вкрадчивостью в голосе произнес он, наклоняясь ближе и отводя ее руку от раненного плеча. — Ли Шисы, только не говори мне, что решил таким образом свести счеты с жизнью?!

Взгляд ее ожил, в нем на мгновение промелькнул… страх?.. Шисы вздрогнула и дернулась от него прочь. Сун задержал свою руку на отвороте ее серого халата раба.

— Боишься, что я с тобой что-то сделаю? — ровно спросил он. — Не переживай, принуждать женщин не в моих правилах. Кажется, рана беспокоит тебя. Я погляжу, что можно сделать.

— Откуда ты?.. — глядя на него расширенными глазами, выдохнула Шисы.

— Я знал, что ты девушка, почти с самого начала. Но, поскольку ты хотела это скрыть, я не стал разоблачать тебя.

— Так ты… забавлялся все это время! — горько прошептала она, снова опуская голову.

— Думай как хочешь. — Сун решительно стащил халат с ее плеч, отодвинул повязку. Рана затянулась, но все еще была сильно воспалена. — Так и думал, — тихо пробормотал он, доставая захваченную из своего шатра склянку с заживляющей мазью на травах, которой его регулярно снабжала собирательница трав тетушка Юэй.

Пока он осторожно наносил и втирал мазь, возвращал на место повязку и запахивал на ней халат, Шисы не двинулась и не издала ни звука. Выпрямившись, Сун сказал:

— Заканчивай голодовку и выпей укрепляющий отвар, который принес Яло.

Но она только отвернула голову, упрямо сжав губы. Сун горько усмехнулся и сухо произнес:

— Ли Шисы, я удивлен, что ты оказалась такой слабой. Люди в Шочжоу целы и невредимы. Я сдержал свое обещание. Теперь твой черед. Не забывай, твоя жизнь теперь принадлежит мне.

— Хочешь, чтобы тебе служил человек Тан? Это просто смешно, — глухо отозвалась принцесса. — Лучше убей сразу, чтобы не пожалеть потом.

— Повторю еще раз: твоя жизнь принадлежит мне. Если хочешь это изменить — сначала выживи, — сказал Сун.

Он заметил быстрый взгляд, метнувшийся к ножнам у него на поясе, намеренно пропустил движение ее руки, схватившей кинжал. В ее нынешнем ослабленном состоянии у Шисы не было и тени шанса ранить его. Сун почти без усилия перехватил ее руку, потом еще раз, когда она вывернулась из его захвата, чтобы направить кинжал к собственной шее, и резко встряхнул, заставляя кинжал отлететь далеко в сторону.

— По-другому ты проблемы решать не можешь?! — теперь он по-настоящему разозлился.

— Это лучше, чем жить в бесчестии и терпеть от тебя унижение, — сквозь зубы процедила Шисы, гневно сверкнув на него глазами и, наконец, почти похожая на себя. Не хватало лишь последнего толчка.

— Унижение?! Да я просто не хочу, чтобы ты вот так умерла! — возмущенно воскликнул Сун. — Ли Шисы! Умереть проще всего. А ты найди способ выжить! Чтобы однажды посчитаться со мной. Чтобы отомстить за смерть Гунсун Хэна!

— Отомстить?..

Сун видел, что его слова пробили кокон безнадежного отчаяния, которым она окружила себя еще в Шочжоу, и попали точно в цель. Шисы словно пробудилась от затяжного кошмарного сна.

— Да, отомстить, — уже спокойнее подтвердил он. — За Гунсун Хэна. За воинов и жителей Шочжоу. Уже забыла?! Как мог Гунсун Хэн довериться такой трусихе? На твоем месте я постарался бы удержаться в Соколином войске, завоевал доверие окружающих и дождался момента, чтобы нанести удар… Если не хочешь подвести его, стисни зубы и живи!

— Да, — после короткого молчания тихо сказала Шисы, — я не могу умереть вот так. Только не здесь.

Сун еще несколько мгновений смотрел на задумавшуюся принцессу, которая больше не походила, как еще несколько минут назад, на живой труп, потом подобрал свой кинжал и молча удалился.

…

— Тегин, мы закончили перепись захваченных в Шочжоу трофеев, — доложил Су Ишэ, своим приходом прервавший разговор Суна с Му Цзинем. — Отослать ее в Главный Шатер?

— Да, и подбери для этого нескольких надежных людей, — распорядился Сун.

— Не поедешь сам? — спросил Му Цзинь, когда Су Ишэ вышел. — Это же твой успех. И преданность Великому Хану показать не мешает. А то, с его подозрительностью, он может решить, что ты замышляешь недоброе.

Сун хмыкнул, прогоняя непрошенную горечь, вызванную упоминанием недоверия, постоянно выказываемого ему приемным отцом, и бесстрастно ответил:

— Обычно я не езжу сам. Если появлюсь на этот раз, он точно заподозрит что-нибудь.

Му Цзинь бросил на него быстрый сочувствующий взгляд и согласно кивнул. Но сказанное навело его на новую мысль.

— Как ты собираешься поступить с Ли Шисы? Я не понимаю. Ты столько сделал, чтобы вытащить его из Шочжоу, даже инсценировал его смерть. Он же тебе ничуть не благодарен, смотрит с ненавистью. А теперь ты и сам не обращаешь на него больше внимания, позволяешь братьям его задирать. Зачем ты вообще привел его в степи?

Сун коротко взвесил, не рассказать ли Му Цзиню всю правду. Но, хотя он доверял другу как самому себе, что-то удерживало его от излишней откровенности.

— Мне не нужна его благодарность, — ответил он. — Чем больше внимания с моей стороны, тем ему тяжелее. Вместо того, чтобы ненавидеть себя, пусть лучше перенесет свою ненависть на меня.

— Ты ведешь себя странно. Он тебя околдовал? Позвать шамана? — полушутливо возмутился Му Цзинь.

Сун привычно игнорировал его выпады. На самом деле Му Цзиня беспокоила возможная реакция Великого Хана на то, что он не выполнил приказ убить всех жителей Шочжоу. Ли Шисы была одной из причин, почему он так поступил.

— Я не могу следить за каждым его действием. Он должен сам закрепиться в Соколином войске, — спокойно сказал он.

— Да кто он такой?! Подумаешь, умный парень с Великих равнин. Хрупкий и слабый, он просто здесь не выживет. Стоит ли он твоей заботы?

Серьезно глядя на друга, Сун ответил: — Он сильнее, чем кажется. Я надеюсь, он сможет выжить.

За последние дни он несколько раз видел Шисы на улице, наблюдающую жизнь в лагере, улыбающуюся при виде играющих ребятишек, задумчиво бродящую среди пасущихся на лугу овец. Она выглядела гораздо лучше, чем в день их последнего разговора. Сун не подходил к ней, зная, что если ей будет что сказать, она придет сама.

Словно в ответ на его мысли полог шатра распахнулся, впуская невысокую фигурку, сопровождаемую звоном цепи на ножных оковах.

— Эй, ты что тут забыл? — бросился ей навстречу Му Цзинь, но Шисы, не обращая на него внимания, обратилась прямо к Суну.

— Я должен тебе что-то сказать.

Сун на мгновение отвел взгляд. Судя по решительному голосу, Шисы, возможно, собиралась высказать все, что думает. О нем, о Соколином войске, обо всем роде Ашилэ. Было бы лучше поговорить с глазу на глаз, без присутствия Му Цзиня.

— Видел? Сун не хочет с тобой разговаривать. Уходи.

Му Цзинь попытался оттеснить ее к выходу, но Шисы ему было не остановить.

— Я буду твоим военным советником, — уверенно отчеканила она.

«Интересно!» — усмехнулся про себя Сун, поднимая голову, и оценивающе взглянул в ее пылающие решимостью глаза.

========== 3.2 Военный советник ==========

Комментарий к 3.2 Военный советник

timeline: 17 серия

Тегин Сун с самого начала знал о том, что она девушка. Знал и не воспользовался своим знанием. Могло ли быть, что именно поэтому он помогал ей в Ючжоу, поэтому предупреждал, что идти в Шочжоу опасно, — ведь он, конечно же, знал о предстоящем нападении? И может быть, только может быть, предложение подчиниться и стать рабом было сделано вовсе не ради того, чтобы поглумиться над потерпевшим поражение, а чтобы спасти ей жизнь, когда воины Соколиного войска жаждали смерти командующего Ли.

Признаваться себе в этом было непросто, но после хлестких и не очень приятных слов, заставивших отступить летаргию, в которой она пребывала последние несколько дней, Чангэ начала по-другому воспринимать некоторые события в Шочжоу, и больше не могла видеть в тегине только врага.

Мазь, оставленная тегином, оказалась очень действенной, хорошо снимая воспаление и унимая боль. Помогли и отвары, которые продолжал, вместе с едой, приносить словоохотливый Яло, каждый раз пытавшийся вовлечь ее в разговор, но вынужденный довольствоваться лишь парой слов, сказанных Нуэром, хозяином шатра. Тот был молчалив, но не враждебен, и Чангэ чувствовала себя с ним в безопасности.

На четвертый день пребывания в лагере Соколиного войска Чангэ решилась выйти из шатра. Никто не обращал на нее внимания, никто не останавливал. Она впервые видела, как живут в степи обычные люди. Незнакомый язык, другая одежда и непривычные по виду жилища, — а в остальном все не так уж и отличалось от жизни в Тан. О чем-то судачили между собой женщины, занимаясь домашней работой, гоняли по пустырю плетеный мяч мальчишки, несколько мужчин возводили новый шатер, девчушка лет десяти гладила пасущихся овец, пропуская меж пальцев густую шерсть…

В другой раз она увидела, как стайка ребятишек окружила вышедшего из своего шатра тегина, оживленно что-то выспрашивая у него. Он улыбнулся, что-то ответил, потом кивнул на своего друга, и тот поставил перед ними короб с игрушками. Наблюдая последовавшую веселую кутерьму, за которой взрослые наблюдали с мягкими снисходительными улыбками, Чангэ с грустью вспомнила, как в детстве они с Лэйянь радостно бросались к вернувшемуся Ли Шимину в предвкушении всегда привозимых им из военных походов подарков.

Снова и снова она повторяла про себя слова Гунсун Хэна: «Сражаться или сдаться — всего лишь стратегические решения. Важно, чтобы люди жили стабильной жизнью, не страдая от военных действий». Сражения, завоевания — это не было тем, чего желали простые люди, неважно, на Центральных равнинах или в степном канагате. Так же, как подданные Тан, жители степей радовались спокойному мирному времени и страдали от войн. Чангэ надеялась, что тегин Сун так же заботился о безопасности своих людей, как это делал Гунсун Хэн. И постепенно она приходила к пониманию того, чем могла быть полезной, не предавая себя.

Как только план у нее в голове обрел четкие очертания, и не осталось сомнений, она не стала медлить и решительно направилась к шатру тегина.

…

— Военным советником? — оскорбленно воскликнул Му Цзинь, втайне чрезвычайно гордившийся своей должностью военного советника Соколиного войска. — Ну ты и наглец! За кого ты себя принимаешь?!

Шисы едва удостоила его взглядом, надменно бросив: — Ты здесь принимаешь решения? — и, отведя в сторону руку, которой он пытался преградить ей путь, подошла к столу.

«Возвращение принцессы», — забавляясь про себя, подумал Сун, сохраняя внешнюю невозмутимость. — «А как же насчет ‘лучше убей сразу, чтобы не пожалеть потом’, Шисы? Что ты теперь задумала?»

— Почему? — спросил он, обрывая очередное возмущенное восклицание друга.

— Раз я подчинился тебе, то должен делать что-то нужное. Должно быть оправдание тому, что тегин привел меня сюда. Я хорош в стратегических планах. Так что могу быть твоим советником.

— Мой побежденный противник, ты действительно самонадеян, — скептически прищурился Сун. — Скажи, с чего бы мне брать в советники постороннего человека?

Принцесса глубоко вдохнула и, с вызовом глядя ему в глаза, произнесла:

— Я тут кое о чем подумал. Великий Хан послал Соколиное войско атаковать Шочжоу. Но твое войско раньше не воевало против укрепленных городов Тан, у вас нет опыта осады городских стен. Значит, результат вашего нападения Великому Хану был не так уж и важен. Возможно, наоборот, ожидалось, что вы потерпите поражение.

— Что ты несешь! — вмешался было Му Цзинь, но Сун, бросив на стол свиток, который держал в руке, и откинувшись назад, приказал:

— Продолжай.

— Между Соколиным и Медвежьим войсками не было слаженности, вы мешали и даже открыто действовали наперекор друг другу. По своей воле Ту Кашэ не посмел бы идти против твоих решений, в конце концов, ты ведь приемный сын Великого Хана.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я полагаю, что положение тегина в Ашилэ не так устойчиво, как многие думают. Но ты приемный сын Великого Хана. И под твоей командой огромное войско. Наверняка у тебя имеются свои планы.

— Я предан Великому Хану. А он доверяет мне, — весомо произнес Сун, прекрасно осознавая, что в этом утверждении верна лишь первая часть. Он чувствовал себя уязвленным, хотя не услышал ничего нового. Но Шисы оказалась слишком внимательной и сумела разглядеть горькую для него правду даже будучи занятой в сражениях. — Не пытайся встревать между нами.

— Ты так говоришь. Но верит ли твоим словам Великий Хан? Верит ли в это шад? — спокойно отозвалась Шисы. Сун продолжал сверлить ее внимательным взглядом, и через пару мгновений, не дождавшись отклика, она спросила: — Ну, как ты думаешь, я достаточно хорош, чтобы быть твоим советником?

— Твои условия? — бесстрастно спросил он, усилием воли задвигая поглубже не к месту поднявшиеся эмоции.

— Пока буду твоим советником, я готов выполнить любые три твоих желания. Но ты не можешь требовать чего-то непристойного или отвратительного, а также чего-то, что может навредить Тан. Когда выполню их, ты позволишь мне покинуть степи.

— Ты осознаешь, что я могу годами откладывать оглашение своих желаний? — задумчиво спросил Сун, отмечая, как Шисы едва заметно вздрогнула и быстро отвела в сторону на мгновение выдавший неуверенность взгляд.

После недолгого молчания голосом, лишенным эмоций, она ответила:

— Полагаюсь на благородство тегина.

— Хорошо, договорились, — сказал Сун, подходя к ней. — С этого момента ты больше не раб. Но не жди от меня помощи. Чтобы выжить здесь, ты должен использовать свои силы и способности. После того, как выполнишь три моих желания, я отпущу тебя. Если потом все еще захочешь отомстить мне, я дам тебе шанс.

Он повернулся к Му Цзиню, который, кипя от негодования, переводил неверящий взгляд с него на Шисы и обратно.

— Му Цзинь, позаботься, чтобы с него сняли цепи.

Му Цзинь молча мотнул головой в сторону выхода и ненадолго вышел следом за Шисы. Вернувшись, он застал Суна стоящим все на том же месте.

— Сун, ты в самом деле позволишь ему стать твоим военным советником? — возбужденно спросил он.

— В чем дело, переживаешь за свое положение? — стряхнув с себя задумчивость, поддел друга Сун. — Согласись, он неплох.

— Но ты не можешь ему доверять!

— Почему?

— Да потому что люди с Центральных равнин коварны и вероломны! — выпалил Му Цзинь и замер, сообразив, как это прозвучало. Он тоже слышал однажды брошенное Великим Ханом шаду в порыве гнева: «Хочешь, чтобы степью правил человек Центральных равнин?» Тяжело сглотнув, он виновато произнес: — Прости, я не это имел в виду.

Сун снисходительно усмехнулся и успокаивающе похлопал его по плечу.

— Хочу посмотреть, на что он способен.

…

Случай представился уже на следующий день, когда лагерь Соколиного войска неожиданно посетил Великий Хан.

— Сун, дальние дозорные сообщили о прибытии Великого Хана, — взволнованно сообщил почти вбежавший в шатер тегина Му Цзинь. — С ним Шээр. Великий Хан никогда не приезжал сюда сам. Что-то надвигается… Как думаешь, это из-за Шочжоу?

Тегин отложил недописанный отчет и поднялся.

— Что касается Шочжоу, — с нажимом произнес он, — это был мой личный уговор с Гунсун Хэном. Ты ничего не знал. Соколиное войско тоже ни при чем. Ясно?

— Что ты собираешься делать?

— Договариваясь с Гунсун Хэном, я понимал, какие могут быть последствия. Если Великий Хан хочет кого-то наказать, тебя это не должно коснуться. Я постараюсь выпутаться… Приготовь список трофеев для встречи Великого Хана.

Они вместе вышли из шатра. Позвав с собой Яло и Су Ишэ, тегин ушел к воротам встречать хана, а Му Цзиня перехватила Чангэ.

— Что происходит? — спросила она, оттащив его в сторону.

— Не знаю. Какое тебе дело? — грубо огрызнулся Му Цзинь.

— Перестань дурака валять. Скажи мне правду, — не отступилась Чангэ, удерживая его за руку.

— Правду? Хорошо, слушай правду, — почти закричал Му Цзинь. — Может, Сун и выглядит холодным и безжалостным, но он человечнее большинства. Переживал за тебя, спасал, но ты разве это оценил?! А, без разницы!.. Великий Хан приказал не оставлять в Шочжоу никого в живых. Пощадить Шочжоу было собственным решением Суна. Он ослушался приказа Великого Хана. А еще шад. Они с Суном заклятые враги. Если он успешно осуществит свои планы, жизнь Суна будет в опасности… Все, отстань от меня. Мне нужно быстро придумать, как его спасти.

Он вырвал у нее свою руку и стремительно убежал.

Чангэ задумалась. «Хотя Ашилэ Сун не совсем выполнил приказ Великого Хана, он все же одержал победу, и при том малой ценой. Нет, больших неприятностей это ему принести не может. Великий Хан прибыл собственной персоной, чтобы допросить его. Должно быть что-то очень серьезное. Но что?»

========== 3.3 Визит Великого Хана ==========

Комментарий к 3.3 Визит Великого Хана

timeline: 17 серия

Великий Хан Яньли был амбициозен. Планы завоевания Центральных равнин он начал строить еще в то время, когда во главе рода Ашилэ стоял его старший брат, хан Шулэ. Соколиному войску, как самому многочисленному и хорошо обученному, отводилась значительная роль в его планах. Поэтому во главе его должен был стоять сильный и умный стратег, ценимый и уважаемый своими солдатами. Ашилэ Сун был именно таким предводителем. Вот только хан Яньли не доверял приемному сыну, все время опасаясь, что, имея в своем распоряжении мощную военную силу, тот может отбиться от рук и пойти против него. Из-за этих подозрений, которые при каждом удобном случае старательно подпитывал шад, Суну приходилось часто оправдываться и с доказательствами в руках убеждать хана в правомерности своих действий, чтобы успокоить приемного отца и в очередной раз подтвердить свою преданность.

В этот раз все казалось гораздо серьезнее, чем обычно, поскольку хан сам приехал в лагерь Соколиного войска, и, со сдерживаемым гневом поглядев на встречавшего его Суна, молча прошел к его шатру, сопровождаемый злорадно усмехающимся Шээром.

Сун ни на мгновение не усомнился, что именно шад опять наговорил на него, только не думал, что его самоуправство в Шочжоу могло вызвать столь сильный гнев хана. Очевидно, было что-то еще более серьезное.

— Отец, ты приехал лично. У тебя есть какие-то распоряжения? — спросил он почтительно, как только хан уселся в его кресло в шатре, небрежным взмахом руки указывая им с шадом сесть.

— Мы давно не виделись, сын, так что я решил заглянуть. Соколиное войско, смотрю, прекрасно обучено и вооружено, твои люди воодушевлены. Это радует.

— Род Ашилэ процветает благодаря тебе, отец, — немного кривя душой, отозвался Сун. — Соколиное войско также полагается на твою милость.

Хан наконец улыбнулся, довольный.

— Не скромничай, сын. Слышал, люди в степях называют тебя Богом войны. Я не верил, но, к моему удивлению, первое большое сражение Соколиного войска против Тан принесло нам победу. Шочжоу был взят меньше чем за десять дней. Так что ты достоин такого звания.

— Род Ашилэ известен своими победами, — отклонил Сун похвалу. — Было ожидаемо, что Соколиное войско успешно захватит Шочжоу.

— Ашилэ Сун, — вмешался Шээр, — ты хорошо играешь словами и умело льстишь. Но не думаю, что сейчас ты говоришь правду. Дядя атаковал Шочжоу многие годы, но так и не смог захватить его. Почему же они так запросто открыли ворота для тебя? Не странно ли это?

Взгляд хана снова стал холодным и отчужденным.

— Не ходи вокруг до около, — неприязненно произнес Сун, ненавидевший такое поведение шада. — Что ты хочешь сказать?

— Великий Хан приказал после взятия Шочжоу убить людей. Шочжоу — важный пункт на севере. Только полностью уничтожив его, мы обеспечим свободный проход и не дадим Тан восстановиться. Но я слышал, ты не только пощадил всех жителей, но и солдат. Скажи-ка, что заставило тебя предать наш род?

Шээр упивался собой, глядя на Суна с выражением превосходства на лице.

— Сун. Это правда? — ледяным тоном спросил хан.

Сун гордо поднял голову: — Да, я отдал такой приказ.

— Дядя, ты слышал это? Он лично признался, что предал тебя и весь род Ашилэ, — обрадовался шад, уже предвкушая победу.

— Отец, ты сомневаешься в моей верности? — прямо спросил Сун, не опуская взгляда.

Как обычно, это немного смутило хана.

— Если бы я не доверял тебе, то не дал бы тебе шанса объясниться.

— Благодарю за доверие, отец. — Бросив еще один неприязненный взгляд на шада, Сун поднялся, вытащил из-за пазухи обращенное к нему письмо Гунсун Хэна о сдаче Шочжоу, и, преклонив колени, протянул его хану. — Губернатор Шочжоу написал мне это письмо. Прошу отца взглянуть. — Передав письмо, он поднялся и продолжил: — Гунсун Хэн охранял границу многие годы. Наши люди атаковали, но все время терпели поражения и несли значительные потери. В этот раз Гунсун Хэн предложил мир и пожертвовал собой ради своих людей. Армия Шочжоу сильно пострадала, остались старики и раненые, они потеряли силу для сражений. Будь это иначе, Гунсун Хэн не пошел бы на крайние меры. Его смерть избавила нас от будущих сложностей и позволила одержать большую победу с малыми потерями. Поэтому я согласился. — Сун помолчал, потом, приложив руку к груди, добавил: — Как было обещано, Гунсун Хэн покончил с собой, открыл ворота и сдал город. Будучи сыном Великого Хана, я обязан был сдержать данное слово! Надеюсь на твое понимание, отец.

Словно специально дожидался, в этот момент в шатер вошел Му Цзинь, поставил на стол перед ханом сундук с головой губернатора Шочжоу и шкатулку с переписью трофеев, предлагая хану убедиться. Некоторое время хан задумчиво смотрел перед собой, поглаживая ладонью край сундука, потом кивнул своим мыслям.

— Сун, ты поступил правильно. Род Ашилэ всегда отличался бесстрашием и великодушием. Гунсун Хэн был достойным соперником. Похорони его согласно нашим традициям.

— Да, отец, — ответил Сун, не торопясь расслабляться.

Хан все еще хмурился, значит, позади осталась легкая часть. Если основной проблемой не был Шочжоу… С Шээром Сун за последнее время пересекался только в Ючжоу. Неужели шад решил признаться, что из-за Суна ему пришлось бросить награбленные в городе сокровища? Нет, это же просто детские игры, отец лишь посмеется над ним…

— Сун, есть еще кое-что, о чем я хочу от тебя услышать, — вклинился в его размышления голос хана.

— Ашилэ Сун, если ты сам признаешься, я помогу тебе вымолить у дяди прощение, — тут же подключился Шээр.

Сун посмотрел на него непонимающим взглядом.

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Будешь до конца упираться? — с фальшивым негодованием воскликнул шад и обратился к хану:

— Дядя, Ашилэ Сун сговорился с Тан, чтобы навредить нашему роду. Еще в Ючжоу мы были близки к победе, но он тайно освободил посланника из Чанъаня, и тот привел войска. Ючжоу был спасен, а все усилия Волчьего войска пошли прахом. — Он повернулся к Суну и закончил: — Ты предал Великого Хана и сговорился с Тан. Твои уверения в верности ничего не стоят!

— Сун, что ты на это ответишь? — гневно спросил хан.

— Клянусь богом Сириуса, я ничего этого не делал, — складывая ладони вклятвенном жесте, отозвался Сун, но Шээр еще не закончил.

— Дядя, предавший Тан генерал сбежал из-под стражи, когда его возвращали в Чанъань. Нам удалось его схватить. Он служил у губернатора Ючжоу. Его имя Ван Цзюнько.

Сун напрягся и до боли сжал кулаки. Он был потрясен и не хотел верить в это, но Шээр определенно жаждал его крови. Хуже быть не могло. Ради спасения своей шкуры, да даже просто ради наживы Ван Цзюнько, несомненно, расскажет любую выдуманную шадом историю.

— Это все ложь! — не выдержав, возмущенно вмешался Му Цзинь. — Шад, ты сам все испортил в Ючжоу, а теперь решил свалить на тегина Суна! Чего ты добиваешься?!

— Му Цзинь! Молчи! — резко оборвал его Сун. Не хватало только, чтобы еще и он влез в неприятности.

— Ты должен его знать, — продолжил шад. — Если на тебе нет вины, посмеешь встретиться с ним лицом к лицу? Дядя, Ван Цзюнько расскажет все в подробностях.

— Приведите предателя! — приказал хан стоящим на страже воинам, потом, не глядя на Суна, сухо произнес: — Сун, если ты сейчас признаешь свою вину и объяснишься, я прощу тебя.

— Мне нечего объяснять. Я не сделал ничего плохого, — безучастно ответил Сун, снова удрученный тем, как легко приемный отец каждый раз готов поверить в его вину.

Вскоре два воина втолкнули в шатер растрепанного Ван Цзюнько. Он упал на колени, боязливо огляделся и, сложив перед собой руки, поклонился Великому Хану.

— Ван Цзюнько приветствует Великого Хана!

— Расскажи нам обо всем, что случилось в Ючжоу, — приказал хан.

Ван Цзюнько почему-то мялся, нервно облизывая губы и бегая взглядом от Суна к шаду.

— Ван Цзюнько, ты видел тегина Суна в Ючжоу? — подстегнул его Шээр.

Тот сглотнул и торопливо заговорил:

— Великий Хан, клянусь, у меня ничего нет. Я отдал ключ шаду. Он сам позаботился об остальном. Что же касается пропавших вещей из сокровищницы, я… думаю, шад знает о случившемся больше…

О чем он вообще? Сун повернул голову, удивленно глядя на явно трясущегося от страха мужчину. Шээр же вскочил на ноги и возбужденно воскликнул:

— Ван Цзюнько, что ты несешь?! Рассказывай, что творил Ашилэ Сун в Ючжоу!

Но тот только сильнее перепугался и затараторил еще быстрее:

— Великий Хан! Я правда искренне хочу служить вашему роду… Я бы никогда не посмел ничего присвоить! Эти вещи… уверен, они у шада. Он преследовал тегина Суна. Должно быть, он что-то задумал…

Раздался звон выхваченного из ножен меча, — это шад потерял самообладание, — и Ван Цзюнько замолк, упав навзничь с перерезанным горлом.

«Изящное решение, перенаправить мысли этого негодяя, напугав до полусмерти. Рискованное, но успешное. Шисы, ты только что спасла мне жизнь», — переводя взгляд с мертвого Ван Цзюнько на растерявшего все свое высокомерие шада, неловко повернувшегося к хану с окровавленным мечом в руках, почти с нежностью подумал Сун. Он не сомневался, кому обязан разыгранной сценой.

— Дядя… — начал Шээр, но был перебит ханом, который сделал вид, что ничего не случилось, и заговорил с Суном теплым «отеческим» голосом:

— Сун, в этот раз ты захватил Шочжоу за десять дней, за что заслуживаешь все почести и должен быть вознагражден. Можешь забрать себе половину трофеев Шочжоу… И еще… у тебя, кажется, не хватает людей. Как только вернусь в Главный Шатер, отберу для тебя лучших рабынь и служанок.

— Благодарю, отец, — приложив руку к груди, произнес Сун положенные слова благодарности, и хан спешно удалился, даже не взглянув на Шээра, который пытался что-то сказать в свое оправдание. Обменявшись с Суном убийственными взглядами, шад последовал за ним.

Сун повернулся к Му Цзиню. Тот все еще выглядел немного ошеломленным, хотя во взгляде его читалось облегчение.

— Шад переходит все границы, — сказал он. — Он всерьез хочет твоей смерти? Сун, неужели ты снова спустишь ему это? Если бы этот Ван Цзюнько не решил, что его обвиняют в растрате сокровищ, и не перепугался до помутнения рассудка, он бы тебя утопил. Великий Хан только и ждет повода…

— Му Цзинь, осторожнее со словами, — предостерег Сун. — Что касается Шээра, я никогда не думал, что он дойдет до такой низости, и опускаться до его уровня не собираюсь. Но соглашусь с тобой — на этот раз он и впрямь зашел слишком далеко. Нам повезло, что Ли Шисы сегодня был на нашей стороне.

— Ты уверен, что это он придумал? — недоверчиво спросил Му Цзинь.

— Уверен. Он успел хорошо познакомиться с этим типом, — Сун кивнул в сторону лежащего на полу тела. — Надо узнать, как Шисы это устроил.

========== 3.4 Отзвук минувших дней ==========

Комментарий к 3.4 Отзвук минувших дней

timeline: 17 серия

Подобно другим обитателям, оказавшимся на пути покидающего лагерь Соколиного войска Великого Хана, Чангэ стояла, приложив к груди руку в жесте повиновения и с опущенной головой, что не помешало ей исподтишка взглянуть на лица хана и шада. Великий Хан казался немного раздраженным, но не разгневанным и даже почти довольным, чего нельзя было сказать о шаде, с кислым выражением лица шагающем за ним следом. Ван Цзюнько с ними не было — по словам охранявших шатер тегина воинов, он был убит шадом при попытке оклеветать его перед Великим Ханом. Ее сумасшедшая задумка сработала!

Увидев лицо человека, которого, как только хан в сопровождении тегина и шада прошел в шатер тегина, привели и оставили в патрульном шатре у входа в лагерь люди шада, она поняла, что тегину грозит реальная опасность. Между тегином и шадом, по словам Му Цзиня, царила непримиримая вражда, а продажный Ван Цзюнько, без сомнений, ради выгоды готов был подтвердить любой навет шада. Перебрав в уме события в Ючжоу, Чангэ вспомнила о брошенных шадом повозках с вещами из сокровищницы Ючжоу и услышанный однажды в Шочжоу разговор между воинами о том, что для степняков сокрытие военных трофеев от Великого Хана чуть ли не страшнее предательства. И тогда в голову ей пришла идея, как можно вывести Ван Цзюнько из игры…

— Уфф, это было страшно! — глядя вслед удаляющемуся отряду хана, выдохнул стоявший рядом Нуэр, которого Чангэ привлекла на помощь. — Кстати, откуда ты об этом узнал? — поинтересовался он, поворачиваясь к Чангэ. — Как только Ван Цзюнько услышал, что шад собирается обвинить его в присвоении сокровищ Ючжоу, он страшно запаниковал.

— На самом деле, шаду не удалось ничего вывезти из Ючжоу, — ответила Чангэ. — Но Ван Цзюнько об этом не знал. Он испугался, что Великий Хан обвинит его в сокрытии и растрате, поэтому и сказал, что во всем виноват шад. Вообще, это было рискованной игрой. Я не был уверен, что он потеряет голову от страха, но ничего другого не смог придумать. К нашему счастью, удача оказалась на стороне твоего тегина.

— Ли Шисы, ты спас не только тегина, — с искренним уважением произнес Нуэр, — но и все Соколиное войско. Я восхищаюсь тобой. Отныне можешь считать меня своим другом.

Чангэ слабо улыбнулась. Совсем недолгое время назад, когда она позвала Нуэра на помощь, он, прежде чем услышал о грозящих тегину больших неприятностях, отказался пойти с ней, неприязненно заявив: «Думаешь, теперь ты один из нас и можешь командовать?». Теперь же он смотрел на нее с доверием и дружеским интересом.

«Как ты сказал, Ачжунь… тегин Сун… удержаться и завоевать доверие окружающих. Смотри, я делаю что ты хотел. Но… возможно ли завоевать доверие тегина? Или ты всегда будешь оставаться настороже, ожидая, что однажды я нанесу тебе удар в спину?» — грустно подумала Чангэ.

На нее внезапно нахлынули воспоминания о днях, проведенных в Ючжоу. Воспоминания, в которых Ачжунь разговаривал с ней, старался отвлечь от тяжелых мыслей, поддерживал, спасал… Он называл их друзьями. А она не сомневалась в его искренности и доверяла ему…

Безликого тегина Соколиного войска Чангэ ненавидела всей душой: за свою собственную едва не случившуюся смерть от его стрелы и гибель множества воинов во время осады Восточных ворот, за трагическое самопожертвование Гунсун Хэна и его разрушенную семью, за падение Шочжоу. Как ненавидеть того, кто однажды был ее другом Ачжунем, кто много раз помогал ей, «переживал за тебя, спасал», по словам Му Цзиня, кто снова вернул ее к жизни, и кому она вопреки всему продолжала верить, Чангэ не знала. Они больше не были друзьями. Но кем они теперь стали?

…

После отъезда Великого Хана Сун оставил Му Цзиня распоряжаться разделением военных трофеев Шочжоу и отправкой основной их части в Главный Шатер, а сам, взяв с собой десяток воинов Су Ишэ и старого шамана, выехал в степь, чтобы провести торжественный похоронный обряд для головы Гунсун Хэна.

Позже он ушел к небольшому озерцу, затерявшемуся среди кустарников неподалеку от лагеря. Озерцо подпитывалось холодными ключами, пробивающимися через какие-то породы, придававшие воде необычный лазурный оттенок. Сун приходил сюда, желая побыть в одиночестве, особенно когда в очередной раз убеждался в отсутствии доверия к нему приемного отца, вынужденный вновь доказывать свою преданность Великому Хану после какого-нибудь наговора Шээра.

Он свыкся с этим. Подозрительность и недоверие отца больше не ранили так сильно, как несколько лет назад, хотя в душе все равно каждый раз оставался неприятный осадок и щемящее ощущение безысходности.

Но на этот раз Сун был больше расстроен из-за бесчестного поступка Шээра. Все еще помня, что в детстве они были лучшими друзьями, он никогда не думал, что шад ненавидит его столь сильно, чтобы желать ему смерти. Шээр дважды обвинил Суна в предательстве и сговоре с Тан, прекрасно зная, что больше всего Великий Хан опасается именно того, что однажды Сун нарушит верность роду Ашилэ и использует Соколиное войско, чтобы захватить власть. Если бы Шээру удалось задуманное, хан, несомненно, предпочел бы поверить ему. Сун боялся даже представить, какими могли бы тогда быть последствия, — и для него, и для людей Соколиного войска. Человеческие жизни мало что значили для Великого Хана, и даже если не смерть, многим грозило бы провести остаток жизни в рабстве.

«Благодарение богу Сириуса, что Шисы встала на мою сторону», — размышлял Сун, против воли погружаясь в воспоминания об их с Шисы ночных беседах в Ючжоу. Он так хотел поцеловать ее тогда… — «Надеюсь, когда-нибудь она сможет меня простить».

…

Уже в сумерках Сун вернулся в лагерь. Задержался напротив шатра Нуэра, увидев Шисы, подставляющую легкие кресла к вытащенному на улицу столу, и Нуэра, разливающего в две плошки вино из меха. «Хорошее вино!» — донеслись до Суна слова одобрения залпом выпившей Шисы. «А ты понимаешь в выпивке!» — Нуэр дружески хлопнул ее по плечу, и оба рассмеялись. Сун почувствовал легкий укол сожаления? ревности? Ему вспомнился тот теперь уже далекий вечер, когда он окончательно уверился в том, что Шисы — девушка, и они вот так же приятельски выпивали в охотничьей хижине где-то в лесах Тан, на время забыв о своих проблемах, обязанностях и враждебности окружающего мира. Тогда Сун впервые осознал, что Шисы нравится ему как женщина, и все казалось простым и безоблачным. Теперь он не был уверен даже в том, что когда-нибудь она снова посмотрит на него как на друга.

— А, Сун, ты вернулся? — подошел к нему Му Цзинь. — Ходил к Лазурному озеру?

Сун вопросительно посмотрел на друга. Тот пояснил:

— Ты всегда прячешься там, когда Великий Хан устраивает тебе очередной допрос из-за Шээра.

— Следишь за мной? — безучастно спросил Сун, возвращая взгляд к Шисы, которая что-то рассказывала Нуэру, помогая себе короткими жестами.

Му Цзинь немного смутился:

— Просто беспокоился за тебя… Ты был прав, трюк с Ван Цзюнько придумал Ли Шисы. Этот парень пронырлив и хорош в манипуляциях. Откуда-то узнал, что в степях главное табу — утаивать военные трофеи, и использовал это против Шээра. Кстати, ты хотел, чтобы Нуэр следил за ним. Думаю, теперь это больше не сработает. Нуэр помог ему сорвать план шада, так что теперь они стали намного ближе. Смотри, он ему уже и вино, и еду предлагает.

— Му Цзинь, — после долгого молчания сказал Сун, — приготовь для Шисы отдельный шатер.

— Ладно, — отвлеченно кивнул тот, наблюдая за оживленными парнями напротив. — Сделаю завтра.

— Сейчас, — с нажимом приказал Сун, не отрывая тоскующего взгляда от улыбающейся Нуэру Шисы.

Му Цзинь с любопытством посмотрел на него, проследил направление его взгляда и усмехнулся:

— Не будь Ли Шисы парнем, я мог бы заподозрить, что ты ревнуешь … О, что это за взгляд? — рассмеялся он, когда Сун сверкнул на него глазами, в которых светилось обещание неприятностей, если он не заткнется, и миролюбиво продолжил: — Ладно, ладно, сделаю сейчас. Не смотри так, я не буду больше задевать твоего друга. Хоть я от него и не ожидал, он на самом деле очень помог нам сегодня.

Сун оторвал взгляд от Шисы, согласно кивнул на последнее замечание Му Цзиня и, не сказав больше ни слова, пошел к своему шатру.

…

Праздничный ужин был в самом разгаре, когда Му Цзинь вернулся к шатру Нуэра.

— Му Цзинь, ты чего пришел? — спросил Нуэр. — У нас тут свежеприготовленный ягненок, если хочешь, присоединяйся?

Му Цзинь покачал головой и с притворным негодованием произнес:

— Не хочу я ничего. Быстро же тебя подкупили, Нуэр.

— Что значит подкупили? Не говори ерунды! — растерянно отозвался тот.

— В чем дело? — насмешливо вмешалась Чангэ. — Тебе не нравится, что я мирно общаюсь с твоими людьми?

— Не мне, — со значением поправил он. — Кое-кому другому.

Называть имя не потребовалось, оба настороженно переглянулись, пытаясь быстро сообразить, чем могли вызвать недовольство тегина. Му Цзинь спрятал усмешку и сурово скомандовал Чангэ:

— Собирай свои вещи и пошли со мной.

— Куда ты меня поведешь? — спросила она.

— Поскольку ты теперь военный советник, то не можешь жить вместе с Нуэром. Идем, я приготовил для тебя хороший просторный шатер.

========== 3.5 Мими Гули ==========

Комментарий к 3.5 Мими Гули

timeline: 18 серия

Чангэ резко села на постели с бешено колотящимся сердцем, последние моменты страшного сновидения все еще перед глазами. Кошмары терзали ее почти каждую ночь, порой это были сны об убийствах, полные крови и предсмертных криков, порой — как сегодня — во сне дорогие ей люди проходили мимо, не узнавая, не оборачиваясь на ее отчаянные мольбы, и исчезали в темноте, куда она не могла последовать за ними, или где не могла их найти.

Плохие сны отбирали силы, не давая настоящего отдыха. Чангэ, возможно, обратилась бы к шаману за успокоительным настоем, но старик принадлежал к немногим обитателям лагеря, не владеющим языком Центральных равнин, а обращать на себя внимание просьбой к кому-нибудь перевести она не хотела, как не хотела и раскрывать свою слабость перед тегином.

Шатер, в который два дня назад проводил ее Му Цзинь, стоял немного в стороне и на отдалении от шатров тегина и его ближайших подчиненных. С одной стороны, Чангэ была рада получить возможность уединиться, потому что, хоть за последние месяцы она и привыкла изображать мужчину, природа порой напоминала, что она все же девушка. Однако, в моменты как этот, очнувшись от дурного сна, она чувствовала себя бесконечно одинокой, и пустое пространство шатра будто тяжестью давило на плечи.

Окончательно придя в себя, Чангэ прислушалась к разбудившему ее шуму снаружи. Это было неясное бормотание мужских голосов и приглушенные женские крики, в которых слышался страх. Именно этот страх заставил Чангэ выйти взглянуть на происходящее.

Два вооруженных воина тащили за собой изо всех сил упиравшуюся рабыню в изодранном платье, увещевая ее на языке степей, которого Чангэ не понимала. Но с первого же взгляда ей стало ясно, что воины уже успели хорошенько приложиться к кумысу и теперь жаждали других удовольствий.

— Отпустите ее! — не раздумывая, строго приказала она.

— А, ты новый военный советник? — нагло ухмыльнулся один из мужчин, продолжая крепко держать рабыню за руку. — Чего раскомандовался? У нас тут свои правила. Даже тегин должен следовать правилам, понятно тебе? Или может, хочешь к нам присоединиться? Ладно… Тогда давай выпьем…

Чангэ не стала слушать дальше, а быстрым движением выхватила из его ножен меч, заставив его отшатнуться и отпустить рабыню, тут же юркнувшую Чангэ за спину.

— Уходите! — выставив перед собой меч, сказала Чангэ.

Второй воин схватился было за свой меч, но вытащить его из ножен не успел, — пояса с ножнами обоих полетели на землю, срезанные одним коротким движением меча в руке Чангэ. Она с безразличным спокойствием продолжала смотреть на мужчин, и те не посмели больше настаивать. Подхватив с земли пояса и брошенный вдогонку меч, они удалились, осыпая советника проклятиями.

Проводив мужчин взглядом, Чангэ повернулась к спасенной рабыне, взиравшей на нее с немым обожанием. Она оказалась совсем юной девушкой, еще более миниатюрной, чем Чангэ, с приятным маленьким личиком и растрепанными волосами, в свете факелов поблескивающими темной медью. Смутившись под пристальным взглядом, она опустила глаза и едва слышно пробормотала: «Спасибо…». Чангэ молча вернулась в шатер, не сомневаясь, что та последует за ней, и, уловив голодный взгляд, брошенный ею на оставшиеся с вечера несъеденными лепешки и куски вареного мяса, кивком пригласила ее к столу.

— Не торопись. Вот, запивай водой, — Чангэ поставила пиалу перед торопливо набивающей рот девушкой, исподтишка настороженно оглядывающей внутреннее убранство шатра. — Меня зовут Ли Шисы. А твое имя?

— Мими Гули, — тихо ответила та, поднимая на нее испуганный взгляд.

— Такая красавица, — ободряюще улыбнулась Чангэ, разглядывая ее лицо. — Ты ведь не местная?

— Я рабыня, присланная Ашилэ из Мобэй{?}[Мобэй - дословно “Северная пустыня”, северная часть пустыни Гоби.], — с необычным тягучим акцентом застенчиво ответила девушка на языке Центральных равнин. Проглотив последний кусок лепешки, она неожиданно схватилась за руку Чангэ и быстро заговорила: — Господин, прошу, позвольте мне остаться! Я могу делать домашнюю работу, стирать и готовить для вас! Я быстро работаю и много чего умею! Я буду послушной и…

Она смотрела умоляюще, а в голосе ее сквозило такое отчаяние, словно от ответа зависела ее жизнь или смерть. Чангэ осторожно похлопала по судорожно ухватившимся за ее рукав пальцам, побуждая их разжаться.

— Успокойся, Мими. Я позабочусь о тебе. У меня здесь только мужская одежда, переоденься пока в нее, твое платье слишком изодрано. Ложись отдыхай, я ненадолго отойду.

Чангэ неторопливо прошлась по окрестностям, размышляя на ходу. Она слышала о присланных из Главного Шатра, якобы для пополнения шатра тегина, рабынях. Как и о том, что тегин Сун никогда не брал женщин в свой шатер. У него были все основания опасаться, — любая из этих женщин могла служить хану, докладывая ему о поведении и замыслах тегина. Поэтому содержали прибывших из Главного Шатра подальше от центральной части лагеря и следили, чтобы они не бродили по лагерю в одиночку.

В этом отношении Мими Гули вела себя подозрительно, ведь подобрать ее подвыпившие воины могли только где-то поблизости, значит, она посреди ночи по какой-то причине покинула барак, где жили рабыни. Но, с другой стороны, она была сильно истощена и явно давно голодала, а ее страх и отчаяние были искренними, в этом Чангэ была уверена. К тому же, оставаясь в ее шатре, девушка едва ли могла чем-то навредить тегину.

Решив утром серьезно расспросить Мими Гули, Чангэ вернулась в свой шатер. Мими Гули переоделась в ее одежду, но лечь на кровать не решилась, так и уснула, опустив голову на стол. Чангэ не стала ее будить, только накрыла взятым с кровати теплым одеялом, а сама свернулась на постели, спрятав руки от холода в складках кафтана.

Ее разбудило какое-то движение внутри шатра. Схватив лежащий рядом ручной арбалет, Чангэ резко села, направив его в направлении звука, и обнаружила застывшую в страхе Мими Гули, держащую в руках халат, который она собиралась сложить в сундук.

— Что ты делаешь? — опустив оружие и поднимаясь, немного резко спросила Чангэ.

— У-убираюсь, — пролепетала девушка. — Если вам не нравится, когда кто-то трогает ваши вещи, я не буду больше этого делать. Извините. Прошу, не выгоняйте меня.

Чангэ не успела ничего ответить, как в шатер вошел Му Цзинь в сопровождении двух воинов.

— Это она! — воскликнул один из них, указывая на Мими Гули. Чангэ признала мужчину, который ночью держал девушку. Мими Гули немедленно спряталась за спину Чангэ.

— Ли Шисы, эта женщина не может оставаться здесь! — сказал Му Цзинь.

— И что вы хотите, убить ее? — ровно спросила Чангэ.

— Зачем убивать, просто вышвырни ее отсюда.

Мими Гули загнанно смотрела на Чангэ, паника в глазах.

— Умоляю, не выгоняйте меня. Если я уйду отсюда, то буду съедена волками. И даже если выберусь, то Великий Хан узнает, что я сбежала, и меня убьют.

Слова ее показались Чангэ странными, но, прежде чем она успела подумать об этом и как-то среагировать, Му Цзинь возмущенно воскликнул:

— Что за бред, какие волки? — и, схватив Мими за руку, силком потащил ее к выходу. Девушка попыталась вырваться, а потом вдруг со всей силы вцепилась зубами в его руку.

— А-а-а! — отпуская ее, заорал Му Цзинь. — Ты что, собака?! Чего кусаешься?!

— Довольно! — невозмутимый голос вошедшего тегина мгновенно остановил поток его восклицаний.

Тегин посмотрел на Чангэ, потом на Мими, которая стояла рядом и боязливо теребила ее за руку, глазами моля о заступничестве. Чангэ сдалась этой мольбе, сложила перед собой руки и уважительно попросила:

— Тегин. Можешь отдать мне эту рабыню?

Он отпустил воинов и, как только они покинули шатер, бесстрастно произнес:

— Здесь не принято иметь лишние глаза и уши. Это может плохо кончиться.

— Со своими людьми я справлюсь сам, — возразила Чангэ, открыто глядя ему в глаза. — Ты мне не доверяешь?

Это был не праздный вопрос. Она хотела знать ответ. И тегин по-своему ответил на него. Еще раз внимательно посмотрев на Мими Гули, он коротко бросил Му Цзиню:

— Идем! — после чего покинул шатер.

Му Цзинь, смерив недружелюбным взглядом облегченно разулыбавшуюся Мими, выскочил за ним следом.

Задумавшись о причине появления тегина в ее шатре, Чангэ глубоко вдохнула холодный воздух и закашлялась, чувствуя, как заскребло в горле.

— Вы в порядке? — тут же обеспокоенно подхватилась Мими Гули. — Простудились прошлой ночью? Я подогрею немного кумыса, подождите немного.

…

Му Цзиню совсем не нравилось, что рыжеволосой красавице, привлекшей его внимание, когда он встречал прибывших из Главного Шатра рабынь, было позволено остаться в шатре Ли Шисы. Подозрительным было уже то, что такую красотку мог пропустить шад, которому всегда нравились женщины с экзотической внешностью. К тому же, она бродила одна по лагерю, хотя прибывших женщин строго предупредили, что они не должны покидать свой барак без сопровождения и особенно ночью. Все это было очень подозрительно. И Сун так легко позволил ей остаться с Ли Шисы, хотя до сих пор никто из них не осмеливался нарушать требование тегина не держать женщин в своем шатре!

— Сун, хоть ты и согласился, чтобы он был военным советником, все же не стоит доверять ему так безоговорочно, — попытался он убедить друга, идущего к своему шатру.

— Почему?

— Мы его совсем не знаем.

— Я знаю Шисы.

— И он не из наших людей.

— Теперь — из наших.

— Что, если он ударит тебя в спину?

— Коварство и вероломство людей Центральных равнин, я помню, — не удержался от шпильки Сун. — Шисы не такой.

— Почему ты так в нем уверен? — обреченно простонал Му Цзинь.

Сун повернулся к нему и серьезно спросил, глядя в глаза:

— Му Цзинь. Ты мне не доверяешь?

— Сун, ты знаешь, что это не так. Но…

— Что бы ни происходило между Ли Шисы и мной, — убедительно произнес Сун, — это не затронет Соколиное войско. Я позабочусь об этом.

— Да, тегин, — Му Цзиню оставалось только сдаться.

Но за той рабыней он все же собирался приглядеть.

========== 3.6 Раскрытый секрет ==========

Комментарий к 3.6 Раскрытый секрет

timeline: 18 серия

Тегин отложил последнее донесение, полученное от лазутчиков Соколиного войска в Тан, и откинулся в кресле назад, задумавшись. В империи было неспокойно. Старый император отрекся от престола в пользу Ли Шимина, однако, до сих пор не все последователи прежнего Наследного Принца признавали его власть. Императорским войскам приходилось отвлекаться на подавление поднятых в нескольких округах бунтов, в том числе голодных бунтов, то и дело вспыхивающих после засухи прошедшего лета в пострадавших регионах. И по всем признакам, еще один бунт назревал в Цзинчжоу, пограничном округе, который, как и Шочжоу, играл важную роль в сдерживании Ашилэ на северных границах Тан. Командующий войском Цзинчжоу генерал Ло И был ставленником Ли Цзяньчэна и новому императору присягать отказался. Пошлет ли Ли Шимин войска в Цзинчжоу, чтобы подавить бунт, или Ло И поведет Небесное войско на штурм Чанъаня, — в любом случае, в скором времени следовало ожидать ослабления Цзинчжоу. Захват Цзинчжоу войсками Ашилэ будет означать, что на пути к Чанъаню больше нет значимых препятствий.

Временное затишье, которым в настоящее время наслаждались люди Соколиного войска, вряд ли продлится долго. Великий Хан наверняка воспользуется трудностями, с которыми приходилось бороться Ли Шимину, чтобы совершить давно задуманное нападение на Тан. И Соколиное войско неминуемо будет вовлечено в военный поход. Сун не хотел бы терять людей в бессмысленных сражениях. Но, как приемный сын Великого Хана и тегин Соколиного войска, он вынужден был подчиняться приказам.

Шисы это не понравится, мрачно подумал он, как часто в последнее время обращаясь мыслями к принцессе. Тегин пока не посвящал своего нового военного советника в подробности происходящего на ее родине. Не существовало достаточно весомых доводов, чтобы убедить Шисы оставаться непричастной, и он понимал, что если она решит как-то вмешаться, остановить ее можно будет разве что грубой силой. Понимая, что столкновения им не избежать, Сун все откладывал серьезный разговор, давая Шисы возможность пожить спокойной жизнью и восстановить потраченные силы.

Сун не видел Шисы после того, как три дня назад она попросила отдать ей девчонку-рабыню, ночное появление которой, конечно, было немного подозрительным, но которая не показалась ему опасной. Шисы не мешало побыть в обществе другой девушки, коль скоро перед остальными обитателями лагеря она продолжала изображать мужчину. К тому же, Му Цзинь всерьез решил не выпускать подозрительную служанку из вида и теперь все время пропадал возле чужого шатра. Сун полагал, что на самом деле друга соблазнило красивое личико (да, он заметил) и впечатлили бесстрашие и решительность, овладевшие девушкой, как только она убедилась, что Шисы взяла ее под свою защиту. Проходящие мимо шатра тегина женщины судачили, что она даже ударила Му Цзиня, чтобы получить дополнительный рацион мяса для своего хозяина.

Представив себе эту картину, Сун не удержался от усмешки. И тут же, испытав мгновенное облегчение, решил использовать это как повод немного побыть наедине с Шисы.

…

— Тегин, — все еще слишком бледная, по мнению Суна, Шисы поднялась из-за стола, где пила чай, выжидательно глядя на него. В шатре она была одна.

— Где твоя рабыня? — спросил Сун.

— Женщины позвали ее с чем-то помочь и провести время вместе, — безразлично ответила Шисы. — Ей не помешает почаще общаться с другими.

— А тебе?

Она пожала плечами:

— Разве не ты высказывал неудовольствие моим общением с твоими людьми?

Сун нахмурился:

— Когда я?.. Это Му Цзинь что-то сболтнул? Я не против, чтобы ты общалась с другими.

— Неважно, мне все равно нужно было подумать… У тегина ко мне какое-то дело?

— Идем со мной, — распорядился Сун.

Не задавая вопросов, Шисы последовала за ним на окраину лагеря. Там, на опушке небольшого перелеска, где уже горел костер, он достал из лежащего наготове свертка баранью ногу и, нанизав ее на длинный прут, подвесил над костром. Шисы с некоторой растерянностью какое-то время наблюдала за его действиями, потом опустилась рядом на поваленное дерево.

— Почему тегин решил испечь баранью ногу? — поколебавшись, спросила она.

— Твоя рабыня подралась с Му Цзинем из-за мяса, — ровно ответил Сун, медленно поворачивая прут с мясом над костром. — Ты все же мой военный советник. Не хочу, чтобы думали, что я с тобой плохо обращаюсь.

— Для Му Цзиня ты так тоже делал?

— Нет. Это первый раз, — честно ответил Сун, глядя на нее искоса. Шисы смущенно отвела взгляд, а Сун продолжил: — Когда был маленьким, отец однажды взял меня с собой, чтобы пожарить мясо на костре. Я обязательно хотел сделать все сам. Получилось не очень, я его почти сжег. Но отец без колебаний съел все подгоревшие части. Позже я научился правильно жарить бараньи ноги, чтобы никогда больше его не разочаровывать.

— Не ожидала, что между тобой и твоим отцом могло происходить что-то подобное, — мягко произнесла Шисы.

— В детстве отец еще заботился обо мне. Но потом… — Сун замолчал, не закончив, сделал глоток вина из меха и снова посмотрел на нее. — Хватит обо мне. Расскажи мне о своем отце.

— Мне нечего рассказать, — печально откликнулась Шисы, глядя на огонь. — Он всегда был очень занят.

— Понятно, — кивнул Сун. — Он ведь был Наследным Принцем. Конечно, у него было много забот.

Шисы замерла на мгновение, потом перевела настороженный взгляд на Суна, рассеянно ворошившего угли в костре.

— Когда ты узнал об этом?

— В Ючжоу. Еще когда ты свободно вошла в дом губернатора, я понял, что ты из высшего сословия. Потом услышал, как они называли тебя принцессой Юннин, и все стало ясно.

— Почему же ты не разоблачил меня? Хотел использовать? — взволнованно спросила Шисы, глядя на него так, словно подобное предположение причиняло ей боль.

Сун напомнил себе, что это предположение не было совсем беспочвенным. В Чанъане ему ненадолго приходила в голову мысль, что было бы неплохо сблизиться с врагом Ли Шимина. Но он быстро отбросил ее, заинтересовавшись Ли Шисы в другом плане.

— Использовать… — медленно повторил он, а потом чуть насмешливо улыбнулся ей. — Точно. Я использовал тебя… чтобы себя помучить. Я спас тебя в Чанъане, спас в Ючжоу, да и в Шочжоу тоже. Теперь вот здесь, в степи, жарю мясо для обычного раба… «Использую» тебя по полной…

Шисы пристыженно опустила голову, с преувеличенным вниманием разглядывая сорванную с ближайшего куста веточку, которую она держала в руках.

— Ты обо всем этом забыла? — спросил Сун.

— Нет… — выдохнула она.

Некоторое время прошло в молчании, потом Сун достал кинжал и ткнул несколько раз в мясо, убеждаясь в его готовности.

— На, ешь, — он протянул ей прут с мясом, а сам уселся рядом.

Шисы осторожно откусила немного горячего сочного мяса и без особого аппетита принялась жевать.

— Больше нет смысла скрывать, — глядя на показавшуюся из-за облаков луну, решила поделиться она, — в Тан меня все равно считают мертвой… На самом деле, меня зовут Ли Чангэ. Мне нравится мое имя.

— Чангэ, — словно пробуя на вкус, медленно повторил Сун и улыбнулся. — Хорошее имя. Чангэ?

Она повернулась к нему с вопросительным взглядом, и почти ответила на его улыбку, но внезапно ее лицо резко побледнело, исказилось от боли, и, выпустив из рук прут с мясом, она скорчилась с тихим стоном, прижимая руки к животу.

— Чангэ, что такое? — обеспокоенно склонился к ней Сун.

— Больно… — едва слышно прошептала она.

Ему хватило нескольких мгновений, чтобы осознать.

— Ты… у тебя…

— Мгм, — выдохнула она, не давая ему закончить.

Не раздумывая, Сун подхватил ее на руки и понесся к ее шатру, облегченно выдыхая при виде уже вернувшейся рабыни.

— Шисы, что с тобой случилось? — испуганно бросилась к ней Мими Гули, когда Сун осторожно положил Чангэ на кровать. — Это… кровь?.. Почему у него кровь?

— Мими… — начал Сун, но следом за ними в шатер ворвался Му Цзинь.

— Что с ним? Он ранен? — встревоженно спросил он, пытаясь взглянуть на Чангэ через плечо Суна.

— Все с ним в порядке, — ответил Сун и, схватив друга за руку, практически вытащил его из шатра.

— Но он бледный как смерть! Как он может быть в порядке?! — настаивал Му Цзинь.

— Му Цзинь! Успокойся! Я же сказал, с ним все в порядке! — прикрикнул Сун, переводя дыхание. Биение собственного сердца все еще гулко отдавалось у него в ушах.

— Но он… — Му Цзинь запнулся, разглядев почти нежное выражение лица Суна. — То есть… не может быть! Поэтому ты к ней так относился? Ты знал, что она девушка?

Сун кивнул.

— Значит, они обе девушки, — счастливым голосом тихо пробормотал Му Цзинь. — Я чувствовал, что ты ведешь себя странно. Сун, ты… что ты еще от меня скрывал?

— Ее зовут Чангэ, — ограничился Сун важным, по его мнению.

…

— Я думала, ты мужчина, — чуть не плача, сетовала Мими. — Даже решила стать твоей женой.

Чангэ, ее заботой уже чувствовавшая себя гораздо лучше, усмехнулась на это откровение.

— Что в этом смешного? — обиженно спросила Мими. — Не смейся! Я правда расстроена.

— Мими, не переживай так, — постаралась успокоить ее Чангэ. — Мы все равно можем быть одной семьей. Нет никакой разницы.

— Как же нет?! — возмутилась Мими. — Мужчины должны защищать свои земли и женщин, а женщины — заботиться о доме, стариках и детях. Ты настолько привыкла быть мужчиной, что забыла, что на самом деле ты женщина!

— Я никогда по-настоящему не думала об этом, — тихо сказала Чангэ. — Моими учителями были мужчины. Управлять страной, принимая политические решения, защищать ее, возглавляя армию, — этому меня учили. Чем я отличаюсь от них? Моя мама, придворные дамы — женщины. Они одеваются в роскошные одежды, внимательны и деликатны. Но какое это имеет отношение ко мне?

— Но, хотя бы, в такие дни оставайся и отдыхай дома, не мучайся на уличном холоде, — потерянно посоветовала Мими. — И еще, если ты мне лгала, твое имя не может быть Шисы.

— Меня зовут Ли Чангэ, — второй раз за вечер повторила Чангэ.

— Ли Чангэ, — старательно выговорила Мими. — А тегин Сун, получается, уже знал твой секрет? И никому не раскрыл… Может, он в тебя влюблен?

Чангэ покачала головой.

— Он просто считает, что я могу быть ему полезной, поэтому немного заботится обо мне.

По какой-то причине, говоря это, она испытала глубокое сожаление.

========== 3.7 Внимание тегина ==========

Комментарий к 3.7 Внимание тегина

timeline: конец 18 серии, 19 серия

Легкий прохладный ветерок приятно обдувал лицо вышедшей из нагретого за день солнцем шатра Чангэ. Лето ненадолго вернулось, позволяя людям насладиться последним теплом перед предстоящей холодной зимой.

Прошло совсем немного времени с тех пор, как Чангэ оказалась в лагере Соколиного войска, события осады и поражения Шочжоу еще не забылись, но память понемногу начала сглаживать самые жестокие воспоминания, смягчая душевную боль. Глядя на клонящееся к закату солнце, она почему-то вспомнила стылый день сдачи Шочжоу и неожиданный снегопад, так же внезапно прекратившийся после произнесенного тегином Соколиного войска обещания пощады. Будто подтверждение обещания умиротворило беспокойный дух защитника Шочжоу Гунсун Хэна.

Чангэ хотела бы узнать, что стало с Шочжоу после того, как тегин Сун покинул его со своим войском, и что происходило сейчас в Тан. Едва ли Великий Хан упустит возможность беспрепятственно ступить на территорию Тан. И он не станет надолго откладывать поход, чтобы не успели подойти войска из столицы. Хотя есть еще Цзинчжоу, последний оплот Тан, способный какое-то время сдерживать противника…

Опустившаяся на плечи тяжелая ткань вырвала Чангэ из размышлений. Тегин, набросивший на нее подбитый мехом плащ из дорогой ткани, должно быть из трофейных запасов, прошелся взглядом сверху донизу, оценивая результат, и удовлетворенно кивнул.

— Ты не совсем здорова. Не простудись, — ответил он на ее вопросительный взгляд.

Чангэ стянула плащ с плеч и попыталась отдать его обратно:

— Не нужно, я не настолько слаба.

— Оставь себе, скоро придут холода, — невозмутимо отозвался тегин. — Ты пока ничего не добилась. Я не заключаю убыточных сделок, не хочу все потерять.

Чангэ не желала спорить.

— У тебя есть для меня какие-то распоряжения?

— Нет. Я совершал обход лагеря.

— Один?

— Мгм, — он оглянулся на распахнутый полог шатра. — Где твоя рабыня сегодня?

— Пошла к реке стирать.

Тегин с сомнением заметил:

— Поздновато. Еще немного, и совсем стемнеет.

Чангэ испытующе поглядела на него.

— Не нужно подозревать Мими, тегин. К тому же, Му Цзинь повсюду следует за ней как привязанный, так что она ничего не смогла бы сделать, даже если бы что-то замышляла.

— О, так ты доверяешь ее Му Цзиню? — беззлобно усмехнулся тегин.

Чангэ пожала плечами.

— Он твой друг… И, кажется, Мими ему нравится.

— Твоей рабыне повезло с хозяйкой, — заметил тегин.

— Она не рабыня, — тихо сказала Чангэ. — Мы с ней друзья, которые заботятся друг о друге. Окружающие постепенно покидают нас. Проститься со старыми друзьями и довериться новым людям в настоящей жизни не так просто. Это не ей, скорее, мне повезло встретить кого-то, о ком я хочу позаботиться.

— Мне тоже, — произнес тегин. Чангэ вопросительно взглянула на него, но он смотрел перед собой, о чем-то задумавшись.

— Тегин, продолжай свой обход, — нарушая его задумчивость, сказала она.

— Я закончил на сегодня. Но, если решишься, хочу отвести тебя в одно место.

— Почему бы нет, — ответила Чангэ, не пытаясь разобраться, почему ее обрадовала возможность провести еще немного времени в его компании.

Солнце скрылось за горизонтом, и почти полная луна заменила его на небосклоне, неясно пробиваясь сквозь невесть откуда приплывшее облако, когда тегин, уверенно пробиравшийся через заросли кустарников, наконец вывел ее к небольшому озеру. Чангэ замерла от восхищения. Вокруг и над озером, даже в темноте отливающим небесной голубизной, словно всплески зеленоватых волн вились мириады светлячков.

— Как красиво! — вбирая в себя увиденную красоту, выдохнула Чангэ.

— Я нашел это место случайно, — сказал тегин, переводя на нее взгляд. — Тебе нравится?

— Да… — улыбнулась Чангэ. — Наверно, в этом году мы видим светлячков в последний раз.

— В следующем году они появятся снова, — успокаивающе произнес он. — Если захочешь увидеть их, только скажи, я приведу тебя сюда.

Улыбка медленно сползла с лица Чангэ, в сердце непрошенно просочилась глухая тоска.

— Кто знает, где мы будем через год. Я вряд ли смогу прийти сюда еще раз. Да и какой смысл в желаниях столь же мимолетных, как сами светлячки.

Она продолжала смотреть на мечущиеся в воздухе огоньки, чувствуя на себе взгляд тегина, но так и не решилась встретить его взгляд. Почему-то он решил привести сюда именно ее. Впервые Чангэ готова была поверить, что тегин Сун действительно мог испытывать к ней чувства, отличные от дружеских. Это объяснило бы не только сегодняшний его поступок. Но что это меняло? Сейчас они не могли быть даже друзьями. Тегин тоже понимал это, и, наверно, поэтому не произнес больше ни слова, даже когда Чангэ предложила вернуться в лагерь.

…

Му Цзинь непривычно мялся, подыскивал оправдания и убедительные причины, но суть его просьбы Сун, перебирающий свитки в поисках подробных карт окрестностей Цзинчжоу, уловил почти сразу: друг хотел поехать в Юньчжоу вдвоем с Мими Гули. Не прекращая поиски, Сун спокойно дал Му Цзиню помучиться до конца его сбивчивой речи, и обернулся с выражением насмешливого интереса только на заключительном:

— Нам все равно нужно пополнять припасы. Я… я хочу взять с собой Мими Гули.

— Вот как? Все еще подозреваешь ее? Если возьмешь ее с собой, тебе будет спокойнее? — спросил Сун, с трудом сдерживая улыбку.

— Нет-нет, все не так, — засмущался Му Цзинь, — просто… просто, женщины лучше умеют торговаться, и она довольно проницательная… И еще, в Юньчжоу как раз будут отмечать праздниксередины осени{?}[Праздник Середины Осени отмечается в 15-й день 8-го месяца лунного календаря, и означает для китайцев воссоединение семьи и гармонию.], заодно я хотел показать ей, как празднуют в Центральных равнинах…

Видеть такой просительный взгляд и застенчивую улыбку на лице друга Суну еще не приходилось. Му Цзинь был влюблен, никаких сомнений.

— Ладно, если она не против, — согласился Сун. — Но ты не можешь ей приказывать.

— Конечно! Спасибо, Сун! — счастливо воскликнул Му Цзинь, почти выбегая из шатра.

Сун проводил его взглядом, немного завидуя в душе, и, вздохнув, вернулся к своим поискам.

…

На следующий день Му Цзинь и сияющая от восторга Мими Гули уехали в Юньчжоу, небольшой торговый город, официально относящийся к Тан, расположенный к юго-западу на расстоянии дневного перехода от лагеря. Благодаря заключенным с родом Ашилэ особым торговым соглашениям Юньчжоу до сих пор избегал нападений.

Вечером тегин позвал Чангэ к себе в шатер помочь с расчетами предстоящих трат.

— Му Цзинь постарается купить ткани и лечебные травы, которые нам необходимы, так что их не учитывай, — сказал он, передавая ей проверенные им списки необходимых покупок. — Да, еще, для приобретения боевых лошадей придется дожидаться весны, мы закупаем их на ежегодном аукционе в Мобэй, цены там каждый год меняются.

— Хорошо, тогда я посчитаю их отдельно по прошлым ценам, — согласно кивнула Чангэ.

Долгое время они работали в молчаливом согласии, пока, уже почти закончив, Чангэ не наткнулась взглядом на аккуратно выведенную в конце списка дату.

— Что-то не так? — спросил тегин, заметив ее остановившийся взгляд.

— Сегодня 15-й день восьмого месяца, — ответила Чангэ.

— Да, зима не за горами, — кивнул он. Чангэ тихо вздохнула и стала сворачивать свитки. Тегин слегка нахмурился и продолжил, с участием глядя на нее: — Сегодня праздник середины осени, да? Я слышал, в этот вечер люди Центральных равнин любуются луной, запускают в небо бумажные фонари и едят лунные пряники. Интересно, знает ли Су Или, как печь лунные пряники. Попрошу ее попробовать.

— Не надо беспокоиться, — грустно остановила его Чангэ. — Суть праздника середины осени не в этом. Он имеет смысл, только когда ты дома, в кругу своей семьи… Я закончила. Если у тегина нет других заданий…

— Подожди, — остановил ее тегин. — У меня есть кое-что для тебя.

Он протянул ей небольшую коробочку.

— Светящийся камень, — зачарованно выдохнула Чангэ, вынимая из нее округлый камень в пол-ладони, излучающий мягкое свечение.

— Посмотри на этот свет. Похож на свет светлячков, которых мы видели той ночью, — сказал тегин. Чангэ подняла на него глаза, и он, удерживая их в плену своего теплого внимательного взгляда, продолжил: — Пока следуешь своему сердцу, оно будет хранить все прекрасное и важное для тебя. И еще, дом — это место, где царит мир, и где спокойно твоему сердцу. Степь тоже может стать твоим домом.

Чангэ поняла, что он хотел ей сказать, что готов был предложить. Но в том и заключалась проблема — в ее сердце не было покоя. Поэтому она ответила со всей искренностью и честностью, которые у нее были:

— Я хочу верить, что и в степи, и на Центральных равнинах воцарятся мир и спокойствие, и не будет новых войн. Спасибо за твой подарок. Я пойду.

Но, уже подойдя к выходу из шатра, она задержалась на несколько мгновений, потом снова повернулась к нему.

— Тегин, ответишь честно на один вопрос?

— Ты можешь звать меня по имени, хотя бы наедине, — то ли попросил, то ли предложил он, и, не дождавшись отклика, коротко разрешил: — Говори.

— Что сейчас происходит в Тан?

Он молчал так долго, что Чангэ почти отчаялась получить ответ. Но потом снял с полки несколько свернутых вместе кожаных свитков, кинул на стол и указал на них рукой.

— Это последние доклады лазутчиков. Можешь сама прочитать.

…

Не торопя и не вмешиваясь, Сун наблюдал за читающей Чангэ. Она хорошо держала лицо, сосредоточенно изучала каждое донесение от начала до конца, прежде чем раскрыть следующее, лишь однажды гневно сжала свиток в руке и надолго задержала на нем взгляд. Даже не глядя, тегин знал, что это было сообщение о коронации Ли Шимина. Он хорошо понимал ее: хотя принцесса считала себя вправе мстить за убитых родителей новому наследному принцу, идти против законно занявшего трон императора было бы предательством Тан.

Закончив, Чангэ долго молчала, задумавшись, потом тихо сказала:

— Восстание в Цзинчжоу на руку Великому Хану, особенно теперь, после падения Шочжоу. Он скоро начнет поход. И Соколиное войско будет вовлечено. Ты тоже так считаешь, тегин?

— Возможно, — ответил Сун.

— Спасибо, что показал мне донесения. Я пойду.

Не взглянув на него, она повернулась и вышла из шатра. Сун не нашел слов, чтобы остановить ее.

========== 3.8 Поход против Тан ==========

Комментарий к 3.8 Поход против Тан

timeline: 20 серия

«Армия Тан прибыла в Цзинчжоу. Приказываю Ашилэ Суну выступать немедленно, чтобы присоединиться к объединенному войску». Му Цзинь дважды перечитал приказ хана, едва веря своим глазам.

— Великий Хан решил отправляться прямо сейчас?! — возбужденно воскликнул он. — Ничто же не предвещало!

— Снизь голос! — резко приказал Сун. — Великий Хан планировал этот поход уже давно… У Циби До и Угун Бая{?}[Циби До, Угун Бай - военачальники войск Великого Хана.] в основном пешие воины, вместе около восьмидесяти тысяч, плюс десять тысяч конных. Я возьму только конницу, Шээр приведет Волчье войско. Ты остаешься здесь. Отдай распоряжение: три часа на сборы, командирам отрядов доложить о готовности выступить.

— Да, тегин, — Му Цзинь посерьезнел и направился к выходу.

— Му Цзинь, — окликнул его Сун. — И пришли сюда Чангэ. Мне нужно ей кое-что сказать.

Чангэ появилась, едва он разложил на столе карты, чтобы определиться, какой путь будет наилучшим для движения конных воинов.

— Тегин, ты хотел меня видеть? — спросила она.

Сун не стал ходить вокруг да около.

— Великий Хан отдал приказ. Я ухожу, как только конница будет готова к выступлению. Пока меня нет, ты подчиняешься Му Цзиню. Не доставляй ему неприятностей. Не покидай лагерь, — сухо перечислил он.

— Ты… идешь на Цзинчжоу? — голос Чангэ едва заметно дрогнул.

Он сдержал порыв как-то утешить ее, боясь скатиться к невыполнимым обещаниям, и отстраненно сказал, глядя ей в глаза:

— Это дело тебя не касается. Не вмешивайся.

— Не касается?! Ты собираешься напасть на мою родину! — с болью в голосе произнесла Чангэ. — Как это может меня не касаться?

— И что? — жестко спросил Сун. — Что ты можешь сделать? Ли Чангэ, эта война неизбежна. Не пытайся прыгнуть выше себя — один человек не в силах спасти всех и каждого. Просто дождись моего возвращения.

Она дважды пыталась что-то ответить или возразить, но снова закрывала рот, не сказав ни слова, и только с третьей попытки выдавила из себя:

— Я услышала тебя, тегин. Будут еще распоряжения?

— Нет. Можешь идти.

…

Однако, Чангэ и не думала следовать приказу тегина. Тем же вечером она сбежала из лагеря, поделившись своими планами только с Мими Гули. Ей даже удалось вывести из лагеря лошадку, которую использовали для всяких хозяйственных целей. Верхом она к ночи догнала вставших на привал воинов Соколиного войска и дальше следовала за ними, скрытно наблюдая со стороны. Недостаточно скрытно, как оказалось, когда ее неожиданно схватили два незнакомых воина и приволокли к остановившемуся войску.

Тегин смотрел на нее сузившимися от гнева глазами.

— Отпустите его, — приказал он державшим ее воинам, легко соскочил со своего коня и, схватив ее за плечо, толкнул в сторону. — Отойдем.

Чангэ подчинилась, потому что он сжимал плечо стальной хваткой, и сделала несколько шагов прочь от решивших воспользоваться остановкой и немного размяться всадников.

— Ты сказал, что услышал меня, но на самом деле даже не пытался, — холодно произнес тегин. — Решил следить за нами, чтобы выяснить план Соколиного войска и передать послание в Тан, так?

— Да, — коротко ответила Чангэ.

— Любой другой за такое немедленно лишился бы жизни.

Чангэ смело посмотрела ему в глаза.

— Так убей меня, тегин. В моих жилах течет кровь династии Тан. Пусть я не в силах спасти всех и каждого: даже если остановлю Соколиное войско, его место займут другие; даже если остановлю вас в этот раз, вы снова начнете войну в следующий. Но не жди, что я буду бездействовать… — Против воли голос ее приобрел просительные нотки. — Тегин Сун. Разве Соколиному войску плохо живется в степи? Почему тебе обязательно нужно участвовать в этой войне? Задержись ненадолго, и тебе не придется воевать с Тан.

— Кроме Соколиного войска, в распоряжении Великого Хана более ста тысяч воинов. Эту войну уже не остановить, — бесстрастно произнес тегин. — К тому же, ты забыл, кто я такой.

— Если ты причинишь вред Тан, я никогда тебя не прощу, — выдохнула Чангэ, тут же осознавая, насколько жалкой была эта угроза. Неужели она думала, что ее слова заставят его пойти против Великого Хана? Что они вообще будут что-то для него значить?

Тегин лишь подтвердил ее мысли, приказав Су Ишэ вернуть ее, связанную, обратно в лагерь Соколиного войска, а войску — ускорить движение.

Чангэ помогло то, что Су Ишэ знал об особом отношении тегина к новому военному советнику, и потому был недостаточно осторожен. Ей удалось сбежать и даже повезло обнаружить свою лошадку пасущейся на том же месте, где она ее оставила. Стараясь больше не приближаться к большим дорогам, принцесса направилась к Чанъаню.

…

Ослабленная после подавления мятежа крепость Цзинчжоу пала быстро, Гаолин был оставлен отступающими войсками Тан после недолгого сопротивления. Соколиное войско объединилось с остальными силами Ашилэ возле Цзинъяна, крепости, построенной на холмистой местности и с трех сторон защищенной горами. Несколько дней армии Тан в изматывающих сражениях удавалось сдерживать войска хана, но затем воины Суна сумели обойти Цзинъян и прорваться в крепость с тыла.

После этого, полоща на ветру ханскими знаменами, флагами Волчьего и Соколиного войск, объединенные войска Ашилэ прошли по землям Тан около двух сотен ли{?}[1 ли равен примерно 0,5 км.], не встречая никакого сопротивления. До Чанъаня оставалось меньше сотни ли.

— Странно, — заметил Угун Бай, оглядывая берега показавшейся вдалеке реки Вэй, — почему на той стороне не видно никаких укреплений. До Чанъаня всего ничего, неужели Ли Шимин не собирается защищаться?

— Думаю, он решил бросить город и сбежать без боя, — презрительно процедил заносчивый Циби До, считавший всех, кто не Ашилэ, недостойным жалости или уважения сбродом.

— Надо быстрее пересечь реку, пока они не подготовились. Тогда уже завтра наши шатры будут стоять у стен Чанъаня, — нетерпеливо вмешался в разговор шад, игнорируя брошенный на него уничижительный взгляд Суна.

— Сун, что ты думаешь? — спросил хан, в вопросах наблюдательности и рассудительности обычно полагавшийся на приемного сына.

Тегин как раз размышлял о том, что их поход протекал слишком гладко и быстро. Было похоже, что армия Тан специально заманивала их в ловушку. Но Сун не мог напрямую сказать о своих опасениях. Окончательные выводы надлежало делать хану. Поэтому он ограничился расплывчатыми фразами:

— Мы уже близко. Ни к чему спешить. Лучше проявить осторожность.

В этот момент им навстречу с криком «Донесение!» на всем скаку приблизился всадник. Судя по форме, он был из стражи посланника Шисинь Сыли. Едва подъехав, он соскочил с коня и преклонил колено перед ханом, протягивая ему свиток послания. Вид у стражника был донельзя взволнованным.

— Дядя, Шисинь Сыли был схвачен Ли Шимином, — забрав свиток и прочитав его, сообщил Шээр.

— Что? — в ярости воскликнул Циби До. — Они все смерти хотят?! Если сегодня же не захватим Чанъань, это будет позором для рода Ашилэ!

— Во время военных действий посланникам войск обычно не причиняют вреда, — сдержанно заметил Сун. — Но Тан схватили Шисинь Сыли. Отец, обдумай, что за этим кроется.

Хан молча размышлял.

— Передать приказ! — наконец распорядился он. — Мы не идем дальше. Разбить лагерь прямо здесь!

— Дядя, почему ты решил остановиться? — непонятливо спросил Шээр.

— Это ловушка, — с досадой проговорил хан. — Нужно как следует обдумать, что делать дальше.

— О чем тут думать? Мы потратили много сил, чтобы зайти так далеко, — недовольно процедил Циби До. — Неужели теперь отступимся и вернемся ни с чем?

— Отец, мы не знаем точно, какова военная мощь Тан, — рассудительно возразил Сун, все еще надеясь избежать сражения. — Неблагоразумно слепо бросаться в атаку.

Шээр решил, что пришло время выделиться на фоне «нерешительности» тегина.

— Дядя, я возьму своих людей и попытаюсь. Возможно, нам удастся сломить армию Тан одним ударом.

Хан одобрительно кивнул:

— Хорошо. Но одного Волчьего войска недостаточно. Сун, пойдете вместе. Соберите свои войска и атакуйте лагерь Тан ночью. Хочу увидеть, на что способна армия Тан.

«Если ты причинишь вред Тан, я никогда тебя не прощу», — вспомнил Сун ранящие слова, которые сказала ему Чангэ. Ничего. Они с Су Ишэ уже, должно быть, вернулись в лагерь Соколиного войска. Там принцесса, по крайней мере, будет в безопасности.

Но его надеждам не суждено было сбыться. Когда к вечеру он вернулся в походный лагерь Соколиного войска, Су Ишэ с виноватым видом бросился ему навстречу.

— Су Ишэ, почему ты вернулся? Что случилось с Чангэ? — встревоженно спросил Сун.

— С ним все в порядке. Прошу прощения, тегин, я нечаянно попал в его ловушку. Он сбежал с полпути.

Сун на мгновение закрыл глаза. Ему следовало этого ожидать.

— Ладно, забудь, — вздохнув, успокоил он Су Ишэ. — Иди сначала отдохни, ночью отправишься на битву со мной.

========== 3.9 Встреча с императором ==========

Комментарий к 3.9 Встреча с императором

timeline: 20 серия

Первой мыслью Чангэ, узнавшей Фан И, личного стража Ли Шимина, среди двух десятков стражей, сопровождавших приближающуюся со стороны Чанъаня неприметную крытую повозку, была мысль о предательстве и тайном сговоре с Ашилэ. Слепой гнев всколыхнулся у нее в душе, но угас уже несколькими минутами позже, когда следом за повозкой последовал нескончаемый воинский строй. Мысленно Чангэ дала себе пощечину: как бы ненавистен ни был ей убийца родителей, Ли Шимин многие годы возглавлял войска, преданно защищавшие империю от нападений извне, а теперь и вовсе был императором Тан, чьей первоочередной обязанностью должно было быть сохранение целостности империи.

Но что заставило императора покинуть стены Чанъаня и подвергать опасности не только себя, но и весь Тан, самолично возглавляя войска, идущие навстречу быстро приближающемуся врагу?

В любом случае, с появлением Ли Шимина необходимость идти в Чанъань отпала. Чангэ развернулась и осторожно последовала на расстоянии за императорской повозкой. Уже к вечеру впереди показались шатры и палатки лагеря главнокомандующего армией Тан, расположенного примерно в десяти ли от реки Вэй, служащей дальним рубежом обороны столицы.

Дождавшись темноты, Чангэ пробралась в лагерь и даже разжилась одеждой Тан, вырубив спешащего куда-то с полным подносом слугу. Однако, стоило ей приблизиться к большому шатру, в котором по прибытии скрылся Ли Шимин, как ее немедленно окружили стражники с обнаженными мечами.

— Кто такой?

Чангэ обернулась на звук знакомого голоса, и глаза Фан И изумленно расширились в мгновенном узнавании.

— Принцесса Юннин, — выдохнул он.

Скрипнул деревянный порог шатра. Чангэ повернулась, со спокойным достоинством встречая потрясенный, неверящий взгляд вышедшего на шум Ли Шимина. Ему потребовалось несколько бесконечных мгновений, чтобы совладать с собой.

— Чангэ, это ты… Фан И, проводи ее в шатер.

Внутри больше никого не было. Ли Шимин отослал Фан И, чему тот нехотя подчинился, явно опасаясь оставлять императора наедине с принцессой, однажды уже покушавшейся на его жизнь. Сам Ли Шимин, этих опасений, похоже, не разделявший, некоторое время стоял спиной к ней, приходя в себя. Когда же повернулся, перед ней был величественный и невозмутимый император Тан. Только неотрывный взгляд, в котором слились облегчение и печаль, выдавал его чувства. Чувства, в искренность которых Чангэ не желала верить.

— Хао Ду доложил, что тебя казнили в степях, — сдержанно произнес император.

— Значит, ты разочарован, видя меня здесь живой, — глухо отозвалась Чангэ, вопреки всему тоже не в силах отвести от него напряженный изучающий взгляд.

Ли Шимин покачал головой.

— Я не переставал искать тебя с тех пор, как ты сбежала из Чанъаня. Ты не представляешь, как я переживал за тебя.

— Ты переживал, что я встану на твоем пути к трону. Поэтому хотел найти и избавиться от меня. Разве не так? — горько спросила Чангэ.

Глаза Ли Шимина влажно заблестели. Сделав над собой усилие, он признал:

— Я боялся, что ты совершишь что-нибудь во вред Тан. Каждый день ждал новостей о тебе, и каждый день страшился, что это будут плохие новости. Потом Хао Ду прислал сообщение о том, что ты погибла, помогая разрешить кризисную ситуацию в Шочжоу. Ты знаешь, как я… — Он почти задохнулся слезами, и Чангэ, не вынеся его разбитого вида, вынуждена была отвести взгляд. Ли Шимин выдохнул, успокаивая дыхание, и продолжил: — Ладно. Я рад, что ты жива. Чангэ, ты много страдала из-за случившегося в Шочжоу.

— Я вернула то, что ты хотел. Незачем лицемерить, — отозвалась Чангэ, даже не пытаясь быть вежливой. — По сравнению с жизнью Гунсун Хэна, с жизнями людей в Шочжоу, мои трудности ничего не значат. А ты удобно устроился в Чанъане. Что ты знашь об их боли и страданиях?!

— Когда я узнал о падении Шочжоу, о том, что ты и Гунсун Хэн пожертвовали жизнями, я тоже не спал ночами…

— Тогда почему Шочжоу не получил помощи? Почему ты бросил их? — перебила его Чангэ, не сдерживая гнев. — Ты все такой же бессердечный…

Ли Шимин тяжело вздохнул, сдержанно объяснил, не оправдываясь:

— Бинчжоу и Дайчжоу пали, почтовые пути были перекрыты, и вести с северной границы дошли до нас слишком поздно. Но признаюсь, я не смог бы послать войска на помощь, даже если бы узнал о положении в Шочжоу вовремя. Помнишь, я учил тебя, что, когда ты слаб, чтобы выжить, нужно сначала выждать и накопить силы? Становление Тан еще в самом начале. У нас недостаточно войск. Поэтому хан Яньли смог нарушить границы и ступить на нашу территорию. Я не направил туда военные силы. Но потом начался бунт в Цзинчжоу, Небесное войско генерала Ло И потерпело поражение от Ашилэ, и Яньли использовал это для масштабного нападения.

— О каком выжидании и накоплении сил ты говоришь? — резко возмутилась Чангэ. — Армия Тан в десятки раз мощнее войск Ашилэ! Мы в выигрышном положении!

Ли Шимин подошел к разложенной на длинном столе карте, с воткнутыми в нее флажками сражающихся войск. Вся центральная часть карты была испещрена черными флажками, обозначающими войска Ашилэ. Флажков армий Тан, в противовес, было намного меньше. Указывая на них, он объяснил ошеломленной этой картиной принцессе:

— На самом деле, армия Цзинчжоу сильно измотана войсками Ашилэ в Цзинъяне. В Чанъане осталось всего около пятидесяти тысяч воинов. Сейчас все они стоят возле реки Вэй. Многочисленные армейские лагеря позади нас пусты. В Чанъане не на кого положиться. Пока что нам удалось остановить врага, запугав мнимым численным превосходством.

— Это безумие! — в волнении вскричала Чангэ. — Если воины узнают, что подмоги не будет, их боевой дух упадет! И тогда Тан придет конец! Как ты мог?..

— Поэтому, — перебил ее император, — я и должен находиться здесь. Когда будет нужно, я укреплю их дух.

— Но с таким количеством победить армию Ашилэ невозможно! Как ты сможешь спасти страну?!

— Чангэ. Я учил тебя и этому. Иногда приходится действовать, даже зная, что это невозможно. И пусть миллионы людей за твоей спиной удерживают тебя, ты должен двигаться вперед.

Ли Шимин замолчал, продолжая вглядываться в ее лицо. Чангэ тоже не находила слов, потрясенная открывшейся ей правдой. Империя Тан стояла на грани поражения, и решимость задействовать все силы и стоять до последнего не давала не то что уверенности, но даже большой надежды на победу. Чангэ начала осознавать, что единственным шансом на спасение Тан было каким-то образом заставить Ашилэ отказаться от завоевательских планов и не допустить решающего сражения.

Поделиться своей мыслью она не успела. Снаружи вдруг взвыли сигнальные трубы и раздались крики: «Нападение! Ночное нападение!». Вбежавший в шатер Фан И взволнованно доложил:

— Ваше Величество, Ашилэ внезапно атаковали наши войска!

Следом за ним вошли Вэй Шуюй с двумя воинами. Шуюй с порога обратился к императору, склонившись в приветствии:

— Ваше Величество!..

Ли Шимин повел глазами в сторону стоящей возле карты Чангэ, и Шуюй на мгновение застыл, ошеломленный, с облегчением выдохнув: — Ты жива!

— Шуюй, ты пришел вовремя. Отправь Чангэ подальше отсюда и убедись, что она в безопасности, — приказал Ли Шимин. — Фан И, приготовь мою лошадь.

— Ваше Величество, лошади готовы. Мы сопроводим вас в Чанъань.

— Нет. Следуйте за мной. Мы ответим на нападение Ашилэ, — решительно ответил император, надевая золотые императорские доспехи. — Передайте приказ по всему войску: поднять флаг Дракона, зажечь факелы. Пусть Ашилэ знают, что император Тан ведет войска!

Чангэ смотрела на него с нескрываемым беспокойством.

— Ты собираешься лично сражаться?! Если император Тан будет захвачен врагом во время битвы, это станет концом династии Тан, — высказала она свое опасение.

— Сейчас решающий момент, другого выхода нет. Мы не можем показать слабость и начать обороняться, давая возможность Ашилэ раскрыть нас. Мое появление заставит Яньли поверить, что армия Тан уверена в победе. — Император ободряюще улыбнулся ей: — Не волнуйся. Я обычно удачлив.

Он стремительно покинул шатер, и Чангэ бросилась к выходу, чтобы через прорезь входного полога посмотреть ему вслед. Сердце ее тревожно билось.

Оно было не единственным. Едва император оседлал коня, к нему подбежали Ду Жухуэй и Фан Сюаньлин и попытались отговорить его лично участвовать в битве. Ли Шимин оглядел взволнованные лица своих верных советников и с серьезной убедительностью произнес:

— Я — император Тан. Защищать страну — моя прямая обязанность. В этот критический момент я должен выступить вперед, чтобы поддержать боевой дух армии и уменьшить количество жертв. Я полжизни провел в сражениях и хорошо понимаю происходящее. Войска Яньли изолированы на чужой территории. Должно быть, он боится, поэтому и устроил ночную атаку. Увидев меня, он испугается еще сильнее. Это единственный способ переломить ситуацию в нашу пользу. Подождите, и вы увидите.

И, коротко приказав: «Вперед!», император во главе конного отряда и императорской гвардии поскакал к реке Вэй, где уже вовсю кипело сражение. Чангэ, с трудом проглотив сжавший горло ком, закрыла глаза, молчаливо вознося мольбу к небесам, чтобы этой ночью удача не обошла императора Тан стороной.

Потом она повернулась к Вэй Шуюю и безразлично сказала:

— Вэй Шуюй. Я не пойду с тобой. Мне нужна лошадь, об остальном я позабочусь сама.

— Ты не можешь следовать за Его Величеством, Чангэ, — озабоченно ответил тот, угадав ее намерение. — Там идет сражение, это слишком опасно. Останься. Я знаю, что ты не поверишь никаким моим словам. Но ты же убедилась, что Его Величество не собирался тебя убивать. Еще не поздно вернуться в Чанъань.

— Нет, — она покачала головой, — поздно стало в то мгновение, когда был убит мой отец. Ничто больше не будет как прежде. Мне не нужна твоя забота. Не нужна была ранее, а теперь тем более.

Не заботясь больше о растерявшемся парне, она вышла из шатра, окинула взглядом опустевший лагерь и, с легкостью вскочив в седло очевидно принадлежащей Вэй Шуюю лошади, поскакала вслед императору.

========== 3.10 Выбор ==========

Комментарий к 3.10 Выбор

timeline: 21 серия

Застать армию Тан врасплох не удалось. Принадлежащие Волчьему и Соколиному войскам Ашилэ конные воины едва успели пересечь реку Вэй, как их заметили. Взвыли сигнальные трубы и навстречу приближающимся к военному лагерю всадникам полетели стрелы, а за ними следом выбежали воины Тан. Короткий ожесточенный бой наполнился новой силой, когда из тыла прокатилась волна выкриков: «Здесь Его Величество! Слава Тан! Победа за нами!» Сун увидел величественную фигуру в сияющих драконьих доспехах, мечом прокладывающую себе путь среди сражающихся, и нескончаемую огненную реку факелов, сопровождающих приведенную императором Тан кавалерию.

Тегин колебался недолго, прежде чем отдать приказ об отступлении. Продолжать сражение против превосходящего числом и боевым духом противника означало верную гибель конницы Соколиного войска. Шээр неохотно последовал его примеру, уводя своих людей. Бесславная вылазка, продиктованная нелепым желанием шада выделиться в глазах Великого Хана, стоила жизни нескольким сотням воинов Ашилэ. Сун успокаивал себя лишь тем, что убитых было бы гораздо больше, реши отец сразу атаковать в полную силу, как предлагал Циби До.

Появление Ли Шимина на поле битвы было неожиданным и указывало на полную уверенность Тан в победе. Но, вспоминая донесения лазутчиков, Сун допускал и то, что это был обманный маневр, разыгранный с целью убедить противника в мощи армии Тан, когда на деле все обстояло гораздо плачевнее. Впрочем, делиться своими мыслями с Великим Ханом он не спешил.

— Отец, император Тан привел кавалерию и лично возглавил сражение, — доложил он хану, во главе объединенного войска Ашилэ ожидавшему результата ночного нападения возле грузового моста через реку Вэй. — Я отступил, чтобы избежать преждевременных потерь. Войско Тан последовало за нами.

Действительно, на другом берегу показались факелы, набежавшие воины выстроились перед мостом и, размахивая флагами с изображением дракона, начали в один голос восклицать, ударяя копьями по поставленным вертикально щитам: «Да здравствует Его Величество! Слава Тан!» Ли Шимин неторопливо проехал по оставленному в середине коридору и направил коня к мосту.

— Император Тан появился лично. Это странно, — напряженно глядя на приближающегося всадника, сказал хан. — Неужели он собирается…

Он не договорил, потому что в этот момент достигший середины моста Ли Шимин остановился и зычным голосом возвестил:

— Ты проделал далекий путь, хан! Собираешься двинуться дальше?! Я вышел к тебе один, чтобы сказать одну вещь. Мне не нравится война, но я не боюсь ее. Сотни тысяч воинов ожидают на той стороне реки Вэй. Я не хочу, чтобы воды Вэй окрасились их кровью, так же, как не желаю гибели воинам степей.

— Воины степей сражаются за свою веру! Мы не боимся смерти! — проревел в ответ Великий Хан.

— Что ж, если настаиваешь на сражении, тогда сразимся здесь! Мы не отступим с берегов реки Вэй!

Император дал своим словам осесть в головах военачальников Ашилэ, невозмутимо переводя взгляд с одного на другого, потом уверенно продолжил:

— Если же хан решит отказаться от битвы, завтра в полдень на этом мосту я дам вам еще один шанс заключить мир с Тан!

С этими словами Ли Шимин развернул коня и, полностью уверенный в своей неуязвимости, все так же неторопливо покинул мост. Под возобновившийся рев сигнальных труб воины Тан последовали за ним. Сун перевел взгляд на хана. Тот провожал удаляющегося императора ненавидящим взглядом, тяжело дыша от бурлящей в нем ярости. Похожие выражения застыли на лицах Циби До и Угун Бая, но ни один из них не решился нарушить тишину, пока хан хриплым голосом не отдал приказ:

— Возвращаемся в лагерь!

…

Чангэ, бесстрашно шагающую по ночному лесу в стороне от дороги, он заметил почти у самого лагеря. Знаком показав Су Ишэ, чтобы позаботился о его коне, Сун бесшумно обогнал ее и негромко позвал по имени. Вздрогнув от неожиданности, принцесса остановилась, подозрительно глядя на него.

— Почему на тебе одежда Тан? — быстро оглядев ее, спросил Сун. В голосе его смешались гнев и беспокойство. — Где ты была?

Она не ответила сразу, а Сун опасался оставаться с ней там, где их могли обнаружить проходящие мимо патрули. Схватив за руку, он потянул принцессу за собой к лагерю.

— Что ты делаешь? — приглушенно воскликнула Чангэ.

— Тише. Поговорим в шатре, — осадил ее Сун, не обращая внимания на ее бесполезные попытки освободить руку из его захвата.

Втащив в свой шатер, он грубо усадил ее на кровать и злым от беспокойства голосом процедил:

— Ты хоть понимаешь, что если бы тебя обнаружил не я, ты уже была бы мертва?!

Чангэ молчала, отвернув голову в сторону и не желая смотреть на него. Только теперь Сун разглядел, как измученно и опустошенно она выглядела, и его злость на ее упрямство и неосторожное поведение немного отступила. Уже спокойнее он произнес:

— Спрячься здесь и никуда не выходи без моего приказа.

— Ты… ты опять пытаешься заставить меня! — тут же вскинулась Чангэ.

— И что из того?! Я здесь главный!..

Сун видел на ее лице выражение упрямого нежелания подчиняться. Когда речь шла о судьбе Тан, принцесса видела лишь белое и черное, и действовала, не заботясь ни о благоразумии, ни об осторожности, ни даже о своей собственной жизни. Как уберечь ее? Как убедить отступиться?

— Я и сам не хотел бы, чтобы Соколиное войско полегло здесь, — тихо сказал он. — Война никому не нужна.

— Ты в самом деле так считаешь? — глухо спросила Чангэ.

— Верить или нет, решай сама.

Чангэ наконец-то подняла на него взгляд, пристально всматриваясь в его глаза, словно искала в них ответ на одной ей известные вопросы. Сун подумал о том, насколько проще было бы им обоим, если бы принцесса доверяла ему немного больше. В этот момент он не мог и предположить, что, не пройдет и часа, как снова станет для нее врагом.

План отца устроить засаду из лучших лучников и убить Ли Шимина во время мирных переговоров ни удивления, ни возмущения у Суна не вызвал, несмотря на то, что целесообразность его была спорной, и что в конечном итоге он делал сражение неизбежным. Понятия чести хана Яньли не включали в себя обязательного выполнения обещаний, данных врагу на поле боя; скорее, нарушение этих обещаний хан рассматривал как один из боевых тактических приемов. Плохо было то, что Чангэ узнала об этом плане.

— И ты говоришь, что никто не хочет воевать?! — возмущенно сказала она. — Но завтра Ашилэ собираются нарушить перемирие. О каком доверии тогда можно будет говорить? Или думаете, если убьете Ли Шимина, вам удастся победить многочисленные войска и захватить Тан?.. Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь!

— Приказы Великого Хана не обсуждаются. Я обязан сделать это, — понимая, в чем Чангэ пытается убедить его, сухо ответил Сун, осознавая, что делает только хуже. — Даже если не я, у рода Ашилэ достаточно превосходных лучников. Это убийство произойдет в любом случае.

Лицо Чангэ потемнело. Она медленно опустила руку, которой только что в порыве возбуждения хваталась за его рукав.

— В таком случае, наши пути здесь разойдутся, — безжизненным голосом произнесла она и шагнула прочь, намереваясь покинуть шатер.

Сун потерял терпение. Чангэ не желала прислушаться к здравому смыслу, и это лишало его выбора. Стоит ей покинуть лагерь, ее ждет неминуемая смерть. Он не собирался потерять ее из-за ее упрямства.

— Куда опять собралась? — грубо спросил он, хватая ее за руку и разворачивая к себе. — Ты никуда больше не пойдешь.

Он позвал Су Ишэ и, толкнув Чангэ в его руки, приказал:

— Уведи его, свяжи и надежно запри где-нибудь. Не дай ему снова сбежать.

— Да, тегин, — принял приказ Су Ишэ.

— Ашилэ Сун, ты не имеешь права так поступать со мной! — громко возмутилась Чангэ, дернувшись прочь, но Су Ишэ удержал ее, крепко сжав руками ее плечи.

— Напомню еще раз, если забыла. Твоя жизнь принадлежит мне, — холодно произнес Сун, кивком указывая Су Ишэ в сторону выхода.

«Пожалуйста, Чангэ, покорись обстоятельствам. Хотя бы раз позволь мне удержать тебя в безопасности», — подумал он, глядя ей вслед.

…

Ближе к полудню около двух десятков лучших лучников Волчьего и Соколиного войск незаметно заняли места в засаде с обеих сторон моста через реку Вэй. Скрытые зарослями кустарников, они оставались вне видимости воинов Тан на противоположном берегу, и от самого моста тоже были достаточно удалены. Сун огляделся, оценивая дальность и направление ветра, дождался начала переговоров, потом, как только посланник Шисинь Сыли был отпущен и занял место позади хана, натянул лук, беря на прицел Ли Шимина, и неподвижно замер в готовности, ожидая условленного момента.

— Тегин… — настойчиво позвал подобравшийся к нему Су Ишэ.

— Поговорим позже, — не отрывая взгляда от Ли Шимина, остановил его Сун.

— Но… младший военный советник исчез.

Сун резко повернулся к нему, опуская лук.

— Когда это произошло?

— Я только что обнаружил. В палатке никаких следов борьбы, а заднее полотно разрезано. Мы обыскали весь лагерь, но его нигде нет. Думаю, он опять сбежал.

========== 3.11 Безрадостный день ==========

Комментарий к 3.11 Безрадостный день

timeline: 21 серия

Нескончаемый строй пеших и конных воинов двигался на север. Предводители войск ехали впереди в удрученном молчании. Большой южный поход Великого Хана на земли империи Тан, суливший славу и обогащение, был в одночасье разрушен одной пропустившей цель стрелой.

После того, как попытка убийства императора Тан провалилась, хану Яньли поневоле пришлось смириться с поражением и спасать свою жизнь и войска, настаивая на том, что покушение на жизнь императора во время переговоров было совершено недоброжелателями с целью подставить его. В конце концов, Ли Шимин согласился считать произошедшее недоразумением при условии, что войска хана не медля отойдут на сто ли к северу. Фактически это означало окончание похода и бесславное возвращение войск Ашилэ в степи.

«Хорошо, что отец осторожен и предпочитает не рисковать, когда не уверен в победе», — думал Сун. — «Если бы он отдал приказ атаковать, потери войск Ашилэ были бы намного тяжелее, чем в обычной битве. Нам не простили бы вероломной попытки убить императора… Чангэ, вопреки всему у тебя получилось спасти Тан. Как и жизни множества воинов Ашилэ, хотя не думаю, что ты этого хотела. Но как теперь спасти тебя от ярости отца?»

После доклада Су Ишэ ему не хватило времени, чтобы отыскать сбежавшую принцессу прежде, чем ее схватят. Когда на мосту начался переполох, Сун понял, где ее искать, едва увидел стрелу Ашилэ, вонзившуюся в ограждение. Но, пока добежал до засады Волчьего войска, туда уже прискакали Шээр и Лей Мэн, и Чангэ по приказу шада под охраной увели в лагерь. По крайней мере, Шээр не убил ее на месте.

— Стоять! — внезапно закричал Циби До, выехав вперед и разворачиваясь к войскам. — Всем остановиться! Никто не двинется дальше!

— Циби До, что ты задумал? — сурово спросил Шисинь Сыли. — Мы отошли не так далеко.

— Что ты понимаешь? — презрительно ответил тот. — Сейчас лучший момент для внезапной атаки. Они уверены, что мы отступаем. Неожиданно вернувшись, мы легко разобьем их.

— Внезапная атака?! Забыл, что Великий Хан у них в руках? Или ты намерен совершить предательство?

— Мое войско прошло этот долгий путь, не получив положенной награды. Мы заслужили большего. Если внезапное нападение удастся, нашей наградой станет вся Центральная равнина! — самоуверенно заявил Циби До, и среди близстоящих воинов прокатилось согласное бормотание.

Сун заметил, как обеспокоенно дернулся вперед шад, но был остановлен Лей Мэном.

— Воины, вернемся к реке Вэй! Освободим Великого Хана! — прокричал Циби До, выхватывая из ножен меч. — Вперед! За…

Он не закончил. Стрела, молниеносно выпущенная Суном, поразила его в самое сердце. Циби До свалился с коня, умерев еще до того, как коснулся земли. На мгновение все замерли. Угун Бай, мгновение назад готовый поддержать Циби До, крепко сжал руку на рукояти своего меча, но больше ничем не выдал себя, достаточно проницательный, чтобы не провоцировать приемного сына хана.

— Соколиное войско, слушай мою команду! — громко скомандовал Сун, опустив лук и обнажая меч. С единым отзывом его воины тут же направили свои мечи против воинов Циби До. — Великий Хан приказал нам отступить. Каждого, кто воспротивится приказу, убить на месте! Шисинь Сыли! Отведи войска на сто ли. Разбейте лагерь и дожидайтесь возвращения Великого Хана.

— За мной! Дождемся возвращения Великого Хана! — прокричал посланник и, под ответные крики воинов, снова привел войско в движение. Сун вложил меч обратно в ножны и невозмутимо тронул коня.

…

Волчье войско свернуло лагерь у реки Вэй в считанные минуты. Последовавший за этим почти десятичасовой марш-бросок прочь от реки Вэй и столицы Тан, проведенный под жесткой охраной воинов Волчьего войска, стоил Чангэ последних сил. Но, несмотря на страшную усталость, уснуть не удавалось. От голода ныл желудок, в горле давно пересохло, а туго связанные за спиной руки при каждом движении простреливало резкой болью. Она сидела, прислонившись к стволу дерева, на виду у стоящих возле шатра шада стражей, и смотрела в полное звезд небо над собой, размышляя о последних событиях. Тан был спасен, благодаря правильной стратегии, верной оценке врага и стальной решимости Ли Шимина не поддаваться неблагоприятным обстоятельствам. Ах да, усмехнулась Чангэ про себя, а еще благодаря его удачливости и невероятному везению. Вспомнилось, как в прошлом она заявляла, что не верит в судьбу, а только в приложенные усилия. Теперь Чангэ не была бы такой самоуверенной. Многое могло пойти не так. Ли Шимина могли убить во время ночного сражения. Могли захватить люди хана. И, сколько усилий ни прикладывай, император Тан был бы уже мертв, не окажись она в нужный момент в шатре тегина и не услышь о предательских планах Великого Хана. Или, если бы в лагере Соколиного войска ее охраняли так же строго, как сейчас, не спуская глаз и периодически проверяя, не ослабла ли веревка. Если не удалось бы раздобыть оружие. Если бы воины Волчьего войска знали друг друга так же хорошо, как в Соколином войске, и ее раскрыли бы раньше. Если бы она промахнулась. Столько всяких «если бы»…

Чангэ вздохнула. Судьба благоволила Ли Шимину. Тан нуждался в умном, отважном, решительном и радеющем за своих подданных императоре, и он оказался именно таким. «Простите, мама, отец», — печально подумала Чангэ, — «я не смогу отомстить за вашу гибель. Хотя я ненавижу его, не могу не признать, что он хороший правитель. Убить его означало бы всадить нож в самое сердце Тан».

Впрочем, Чангэ не обольщалась относительно собственного будущего. Ярость хана, лишенного столь близкой и желанной победы, она боялась себе даже представить. Несомненно, виновного ждет смерть. Шад наверняка постарается «утопить» ее как можно глубже, опасаясь, что гнев дяди падет на него. Чангэ надеялась, что тегин Сун не станет защищать ее. Пусть их пути разошлись, стать причиной его новых проблем с приемным отцом она не хотела.

Великий Хан и его личная стража вернулись перед рассветом. И почти тут же двое воинов пришли за Чангэ.

— Все, парень, прощайся с жизнью, — жестоко усмехнулся один из них, отвязывая веревку от дерева. — Великий Хан приказал привести тебя к нему.

Хан ждал в наспех установленной прошлым вечером палатке, сжимая кулаки в едва сдерживаемой ярости. Он свирепо сверкнул глазами на вошедшую Чангэ, тут же опустившую голову, и процедил сквозь зубы:

— Проклятый идиот! Даже если порезать тебя на куски, это не искупит вызванных тобой неприятностей!

— Отец! Дядя! — подойдя, одновременно поприветствовали хана тегин и шад.

— Шээр, так-то ты тренируешь своих людей?! — прорычал хан. Прежде чем шад мог что-то ответить, Чангэ подняла голову и быстро заговорила:

— Великий Хан, прошу простить меня. Я был настолько нетерпелив в желании заслужить славу для Волчьего войска и Великого Хана, что промахнулся.

Лицо шада исказилось от злости, он с размаху ударил Чангэ по лицу так сильно, чтоона не удержалась на ногах.

— Ты лжешь, мерзавец! Я никогда тебя не видел! — закричал шад.

Чангэ подвигала челюстью, подняла на него упрямый взгляд.

— В Волчьем войске много воинов. Неудивительно, что ты меня не знаешь. — Она с трудом поднялась и обратилась к хану, на ходу сплетая правду и ложь в единое целое. — Я совершил ошибку из-за нетерпения. Но я бесконечно предан Великому Хану. Клянусь богом Сириуса, вся моя семья была убита Ли Шимином. Если бы он не поднял голову так внезапно, я уже отомстил бы за их смерть. Прошу Великого Хана дать мне еще один шанс. Я обязательно убью Ли Шимина.

Хан Яньли смотрел на нее сузившимися в подозрении глазами. Тегин Сун молчал, но Чангэ и не ждала, что он вмешается. Зато шад молчать не собирался. Резко дернув ее за руку, он развернул Чангэ к себе лицом и возбужденно выпалил ей в лицо:

— Меня не волнует, что у тебя там за история с Ли Шимином. Объясни, почему ты одет в эту форму. Если не скажешь правду, я убью тебя!

— Если бы мне удалось убить Ли Шимина, — спокойно спросила Чангэ, глядя на него снизу вверх, — ты и тогда бы сомневался, что я принадлежу Волчьему войску?

Хан холодно рассмеялся.

— И это один из твоих лучших людей, правильно, Шээр?

— Дядя, это все ложь… он пытается нас обмануть. Да, это форма Волчьего войска, ее нетрудно найти, если кто-то намеревается подставить меня.

Он бросил вызывающий взгляд на тегина. Тот невозмутимо спросил:

— Почему ты на меня смотришь? В чем дело? Думаешь, я тебя подставил?

— Вполне возможно, — дерзко ответил шад, а Чангэ краем глаза заметила оценивающий взгляд, брошенный подозрительным ханом на тегина.

Неизвестно, куда бы повернул разговор дальше, но в этот момент появился Шисинь Сыли и несколько мгновений что-то нашептывал на ухо хану. Лицо хана приняло гневное выражение.

— Циби До в самом деле хотел?.. Он сдох слишком легкой смертью.

— Так точно, — ответил Шисинь Сыли. — Если бы не тегин Сун, последствия трудно было бы предугадать.

— Шээр, а где был ты, когда Циби До предал меня? — грозно спросил хан. — Если бы Сун не застрелил его, ты пошел бы против меня?

Шад видимо испугался. Он быстро преклонил колено и с запинкой произнес:

— Н-нет, я никогда бы такого не сделал. Дядя, прошу, позволь объяснить. Я никогда бы не причинил тебе вред. Никогда. Я… я просто не смог так быстро среагировать. Прошу, поверь мне.

— Бесполезный идиот! — вскакивая из кресла, воскликнул хан. — Твои воины так же бесполезны, как и ты!

Он повернулся к тегину и, дружески рассмеявшись, похлопал его по плечу.

— На этот раз все обошлось благодаря Суну! Молодец, сын, ты правильно среагировал.

— Что бы ни случилось, отец, я никогда не позволю тебе оказаться в опасности, — с достоинством ответил тот.

— Сун, ты спас мою жизнь! Между отцом и сыном не нужно формальностей. Скажи мне прямо, какой награды ты хочешь?

— Не убивай его, — не раздумывая, тегин качнул головой в сторону Чангэ. У нее внезапно перехватило дыхание. Что он делает?! Это же только усилит их подозрения!

— Почему? — скорее с любопытством, чем гневно, спросил хан.

— У меня нет скрытых намерений, отец, — спокойно объяснил тегин. — Просто, как он сказал, убийство Ли Шимина и служение тебе — его заветные мечты. Если у всех будут такие намерения, мы вскоре сможем завоевать Тан. Ему не повезло промахнуться. Смерть за это — слишком суровое наказание. К тому же, этот долгий поход не принес результатов. Моральный дух воинов ослаб. Если ты убьешь своего воина, боюсь, это подорвет их дух. Почему бы не пощадить его, раз он предан тебе? Воины других кланов увидят это и запомнят. В дальнейшем они будут с большим воодушевлением сражаться за род Ашилэ.

Чангэ заметила, что Шисинь Сыли согласно кивает головой. Все еще коленопреклоненный шад смотрел на Суна с едва прикрытой ненавистью и подозрением. Но он ничего не посмел возразить, поскольку хан довольно рассмеялся и, еще раз хлопнув тегина по плечу, поучительно заметил:

— Слышал, Шээр? Поучись у Суна, он всегда смотрит на картину в целом и думает вперед. Хорошо, сын. Я сделаю, как ты сказал… Шээр! Забирай этого парня, и чтоб он мне больше не попадался на глаза. Тебе тоже лучше какое-то время держаться от меня подальше.

— Да, хан.

Шад поднялся, скомандовал воинам увести Чангэ и поспешил откланяться.

Уходя, Чангэ бросила короткий вопросительный взгляд на искоса наблюдавшего за ней тегина, и прочитала обещание в его ответном взгляде.

========== 3.12 Страх ==========

Комментарий к 3.12 Страх

timeline: конец 21 серии

«Воины степей не знают страха и сомнения, не боятся смерти и не останавливаются перед препятствиями. Бог Сириуса благоволит сильному, даруя ему победу». Сун не забывал, чему учил его в далеком детстве приемный отец. Он стал таким воином, какого хотел видеть в нем Великий Хан, и верил в благосклонность бога Сириуса.

Но когда выпущенная Ли Чангэ стрела, выбив кубок с вином из рук Ли Шимина, не только сорвала далеко идущие планы Великого Хана, но и подвергла опасности его жизнь, Сун, кажется, впервые в жизни испытал настоящий, до дрожи, страх. Страх за Чангэ. Он хорошо знал отца. Великий Хан достаточно равнодушно принимал поражения в боевых сражениях, но подвергнуться унижению, будучи вынужденным фактически умолять о пощаде, ища слова оправдания перед противником, из-за какого-то неумелого или неверного воина, могло только привести его в страшную ярость. Конечно, в первую очередь хан выяснит, кто стоит за промахнувшимся лучником, — он или шад. Но когда это станет ясно, хан захочет дать выход своему гневу, и Чангэ будет ожидать долгая и мучительная смерть.

Наверно, принцесса тоже догадывалась о том, что ее ждет, хоть это и не смогло ее остановить. Подобно воинам степей, она шла к своей цели без страха и сомнений, не боясь смерти, что привлекало Суна и одновременно было его проклятием, потому что о себе Чангэ думала в последнюю очередь. Даже после того, как они расстались совсем не на дружеской ноте, она позаботилась о том, чтобы не подставить Соколиное войско, но не о своей безопасности.

Конечно, никто не заметил, какие чувства обуревают привыкшего скрываться за маской невозмутимости тегина. Сун быстро спрятал свой страх в самом отдаленном уголке души, зная, что нельзя одержать победу, думая о поражении, и использовал время до возвращения хана, чтобы продумать свои дальнейшие действия.

— Тегин, Великий Хан вернулся и хочет вас видеть, — доложил один из личных стражей хана, едва забрезжил, знаменуя окончание бессонной ночи, рассвет.

Как Сун и думал, первым делом отец решил разобраться, чьему войску принадлежал неудачливый стрелок. Связанная Чангэ, одетая как воин Волчьего войска («Что случилось с одеждой Тан?» — мимолетно подумал Сун. — «Неужели все еще надета под формой Волчьего войска?»), уже стояла перед ханом, осыпаемая его проклятьями и угрозами. Поприветствовав отца, Сун рискнул быстрый взгляд на принцессу. Лицо слишком бледное, но, кажется, она невредима. Он снова обратил взгляд к отцу, кипевшему от ярости, и сосредоточился, чтобы успеть вмешаться, если будет необходимо.

Чангэ вела себя умно. Шээр и слова не успел сказать, как она уже выпалила свою придуманную историю, чуть польстив хану и немного смягчив его заверением в ненависти к Ли Шимину, прозвучавшим искренне, поскольку было правдивым. Даже то, что Шээр, не сдержавшись, ударил ее (Сун поклялся себе, что позже вернет шаду этот удар стократно), принцесса обернула против него, коварным вопросом, настаивал ли бы он так упорно, что она не принадлежит Волчьему войску, если бы она не промахнулась, только утвердив хана в мысли, что попытки шада перевести подозрение на Суна — всего лишь жалкие оправдания.

Конечно, обмануть шада ей не удалось. Пусть Шээр и держался со своими воинами более отстраненно, чем Сун, в лицо он знал каждого. Но принцесса просто не дала ему времени развернуть обвинения, а потом пришла ожидаемая Суном подмога в лице Шисинь Сыли, и Шээр потерял свой шанс. Зато его получила Чангэ.

Сун был уверен, что теперь, когда Великий Хан сохранил ей жизнь, Чангэ не грозит ничего страшного, по крайней мере, до возвращения в Главный Шатер. Хоть шад и подозревает, что она подставила его по приказу Суна, он не осмелится что-либо предпринять, пока Соколиное войско и его тегин рядом. «Потерпи немного. Я вытащу тебя оттуда», — взглядом пообещал Сун, встретившись с ней глазами, прежде чем воины шада увели Чангэ в лагерь Волчьего войска.

На душе все равно было тяжело. Забрать Чангэ из Главного Шатра будет непросто. Но оставаться ей там нельзя. Шад не оставит принцессу в покое и не станет церемониться. Но хуже всего то, что, приглядевшись поближе, он может обнаружить, что Чангэ не мужчина, а женщина.

Возле походного лагеря Соколиного войска Суна уже поджидали Су Ишэ, Нуэр и Яло, которым он рассказал о том, что Чангэ стреляла, чтобы предупредить императора Тан и предотвратить кровопролитное сражение.

— Тегин, — спросил Су Ишэ, бросив быстрый взгляд ему за спину, — что с советником?

— Он признался, что принадлежит Волчьему войску. Шээр забрал его, — мрачно ответил Сун.

— Советник пожертвовал собой ради Соколиного войска, — восхищенно сказал Яло. — Надо выручать его! Я пойду!

— Постой, ты не можешь туда идти, — остановил беспокойного друга Нуэр, — этим ты не поможешь советнику, а только подтвердишь, что он связан с Соколиным войском. И тогда его старания окажутся напрасными.

— Ты прав. Сейчас мы ничего не можем сделать, — подтвердил Сун.

— Но войска вскоре разойдутся, и нам придется вернуться в свой лагерь! Тогда советник окажется в Главном Шатре совсем один. Что он будет делать?! — Яло почти кричал от возбуждения. — Шад его не пощадит. Мы просто обязаны что-нибудь предпринять!

— Тише! — шикнул на него Сун. — Конечно, я не буду сидеть и смотреть, как он умирает. Я спасу его.

— Спасешь? — Увлеченные разговором, они не заметили подошедшего сзади шада. Сун повернулся к нему и встретил крайне недоброжелательный взгляд. Что успел услышать шад? В горле Суна внезапно встал ком. Шад усмехнулся. — Кого ты собрался спасать, Сун? Того парня, который так удачно промахнулся? Который утверждает, что он из Волчьего войска? С чего такая забота, а? Я не был уверен, что он имеет отношение к тебе, но смотрю на вас, таких обеспокоенных, и понимаю, что мое первое предположение было верным, он на самом деле принадлежит Соколиному войску. Ты подставил меня… Не хочешь, можешь не признаваться. Найдется множество способов заставить его заговорить.

— Шээр. Не смей, — процедил сквозь зубы Сун, прикладывая неимоверные усилия, чтобы не броситься на шада с кулаками. Потому что это только бы все усложнило.

— Нас ждет неплохое развлечение, Сун, — в тон ему ответил шад и, стерев усмешку с лица, жестко добавил на прощание: — Я поставлю тебя на колени, тегин.

Сун смотрел вслед удаляющемуся шаду остановившимся взглядом. Глубоко спрятанный в душе страх вырвался из-под контроля и поднял голову, сея панику. Страх не успеть. Не спасти. Потерять.

Потребовалось некоторое время, чтобы снова взять себя в руки. Он несколько раз глубоко вдохнул, прогоняя навеянные страхом жуткие картины, возвращая себе решимость и уверенность в своих силах. Только тогда, снова внешне невозмутимый, Сун повернулся к расстроенным и встревоженным друзьям.

— Тегин?.. — неуверенно произнес Яло.

— Все в порядке, — ровным голосом отозвался Сун. — Су Ишэ, Нуэр, передайте приказ, выступаем через час.

========== <Заметки на полях> ==========

Серии, повествующие о первых днях Чангэ в лагере Соколиного войска, пожалуй, мои самые любимые в дораме. Немножко заботливой шокотерапии от тегина в самом начале, давшей необходимую принцессе встряску, чтобы отвлечься от тягостных воспоминаний, чувства вины и безнадежности; понять, что никто не заставит ее вести жалкое существование раба; снова поверить в человека, превращение которого из друга во врага в тяжелый момент ее жизни глубоко ранило душу. Наблюдение за жизнью в лагере, показавшее принцессе, что у обычных людей и в степи обычные, человеческие заботы и радости, что нет здесь врагов и монстров, во всяком случае, не больше, чем на Центральных равнинах.

И вот уже вернулась деятельная натура принцессы. Самомнение у нее, конечно, выше крыши, прямо так заявить тегину, что будет военным советником. Но тегин смотрит на это снисходительно и, думаю, просто пользуется моментом, чтобы почаще видеться с ней, не привлекая при этом нежелательного внимания со стороны. Ведь вообще непонятно, что она там может ему насоветовать, если степных реалий не знает, а ничего, что может быть использовано против Тан, не выдаст даже под угрозой смерти. Впрочем, разрушить план шада по обвинению тегина в сговоре с Тан ей удалось с блеском, хотя это было чистым везением, ведь, во-первых, она хорошо знала характер Ван Цзюнько, поскольку близко столкнулась с ним в Ючжоу, во-вторых, видела брошенные шадом телеги с добычей, и в-третьих, откуда-то знала о преступлении утаивания добычи от хана, поэтому могла предположить реакцию как Ван Цзюнько, так и шада на подобные подозрения и обвинения.

А потом Сун потихоньку начал кампанию по сближению с Чангэ. Позволил оставить Мими Гули, чтобы ей, девушке, было не так одиноко. Позвал на барбекю, эксклюзивно для нее. Принес теплый плащик. Сводил на светлячков посмотреть, да не просто так, а с обещанием повторить в любое время, стоит ей захотеть. Подарок к празднику Середины осени сделал. Почти открытым текстом расписал, что и в степи можно обрести семью и дом, было бы желание.

И все это, почти не выходя из роли сурового тегина. У Лей замечательно играет — лицо каменное, а глаза смотрят с теплой лаской; слова жесткие, а смысл утешающий; присматривает, но не навязывается. «Зачем говорить о чувствах? Пусть их отражают поступки», — хорошая тактика, потому что Чангэ, хоть ей, в общем-то, и не до этого, незаметно для самой себя проникается к тегину пусть пока не любовью, но уж точно больше чем дружеской симпатией.

Возможно, это только мое ощущение, но в сериях, посвященных походу войск Ашилэ в Тан, неравнодушие Чангэ к Суну становится все заметнее. Она предупреждает его не становиться ее врагом, почти упрашивает опоздать и пропустить сражение. Не потому, что это могло бы изменить исход сражения, — у хана достаточно войск и без тегина. Она понимает к тому же, что Сун — такой же верноподданный Великого Хана, как она — верноподданная Тан, и обязан следовать приказам. Просто боится, вдруг тегин сделает что-то, что она не сможет ему простить. Например, как лучший лучник степей, застрелит императора Тан. Но даже когда главной заботой принцессы становится спасение жизни Ли Шимина, и решение приходится принимать быстро, потому что время почти ушло, пока ей удалось сбежать из-под стражи, она успевает подумать о том, чтобы по возможности не навредить тегину, и потому переодевается в форму Волчьего войска.

Для тегина этот поход тоже — сплошное испытание чувств на прочность. Вразрыв между долгом и любовью. Он не желает этой войны, но не может пренебречь своим долгом, как приемный сын Великого Хана. Он раз за разом пытается отвести Чангэ в сторону от опасности, и каждый раз убеждается, что бессилен удержать ее. Ему остается только принять последствия, — невозмутимо смотреть в лицо отца, слушать выдуманную принцессой в свое оправдание историю, в которой правды и лжи почти поровну, и терпеливо ждать шанса для начала хотя бы сохранить ей жизнь (у меня даже возникло подозрение, что, еще стреляя в Циби До, Сун просчитал, как может использовать этот жест преданности хану для спасения жизни Чангэ, уж больно спокойным он выглядел перед ханом). До слез тронула пятисекундная сцена, когда шад со злости ударил Чангэ по лицу так, что она не удержалась на ногах, а вся реакция, которую позволил себе тегин, — короткий взгляд из уголка глаза и на мгновение прикрытые от сопереживаемой боли глаза; даже кулаки сжать нельзя, потому что хан посматривает с подозрением.

Но и сохранив жизнь Чангэ, Сун еще не спас ее. Уведенная в лагерь Волчьего войска, где подозревающий Суна шад намеревается любыми средствами (включая пытки) выбить из нее признание, очерняющее тегина, Чангэ по-прежнему в опасности, и тем страшнее, что шад может обнаружить, что она девушка.

========== Часть 4. Путь боли. Пролог. Злодеяние шада ==========

Комментарий к Часть 4. Путь боли. Пролог. Злодеяние шада

timeline: конец 24, начало 25 серии

4. Путь боли

Пролог. Злодеяние шада

Послание не содержало слов — они были не нужны. Выпавшие из туго свернутого кусочка кожи простенькие сережки, — знак привязанности женщине, заменившей едва выжившему малышу мать, украшение, которое она носила не снимая почти два десятка лет, — сказали тегину больше, чем длинный перечень угроз.

Годами накапливающиеся в душе шада зависть и ненависть к тегину выплеснулись через край. Разозленный и униженный поражением в поединке во время Курултая{?}[Курултай - у монгольских и тюркских народов: съезд знати для решения важнейших государственных вопросов.], он окончательно потерял голову и, не в состоянии победить в честном бою, решил безжалостно бить по слабым местам тегина, причиняя боль близким ему людям.

Принцесса тоже была в опасности. И потому пришлось прогнать ее, жестокими словами заставить уехать подальше, вернуться в привычный для нее мир Центральных равнин. Отпускать было больно, но тегин не был уверен, что сегодняшний день не закончится смертью его или шада, и не мог позволить, чтобы она пострадала из-за него.

В отсутствие отправившегося с гостями Курултая на охоту Великого Хана и его личного войска Главный Шатер выглядел опустевшим. Тегин знал, где его будут ждать — соскочил с коня прямо возле круга, где два дня назад шад проиграл ему на глазах многих людей, на бегу выхватив из ножен меч, ворвался в окруженный двумя десятками людей шада круг, готовый сражаться хоть против всего Волчьего войска. И резко остановился, выхватив взглядом фигурку стоящей на коленях приемной матери. Мгновенно его окружили готовые к бою воины шада с обнаженными мечами.

— Ты заставил себя ждать, тегин! — шад непринужденно стоял на границе круга, держа в одной руке конец веревки, обвивающей тело женщины, а в другой — похожий на волчий клык меч.

— Шад, давай разберемся между собой. Не трогай невиновных, — сдерживаясь, хрипло произнес тегин.

— Ладно. Встань на колени и повинись передо мной, тогда я, может быть, сохраню ей жизнь, — высокомерно ответил тот, презрительно кривя губы.

Гордость не позволила тегину сразу сдаться. Несколькими взмахами меча он заставил окружавших его стражников расступиться и бросился к шаду, но тот не дал ему приблизиться. Он резко дернул за веревку и приставил к горлу больно ударившейся спиной о камни женщины меч. Она смотрела на тегина с тревожным волнением и едва заметно качала головой, пытаясь убедить его не жертвовать собой ради нее. Айя была немой и не могла сказать, но тегин легко читал ее взгляд.

— Шад, как ты смеешь! — воскликнул он, поражаясь жестокости, проявленной шадом к немолодой женщине.

— В чем дело, тегин? Слишком горд? Жить ей или умереть — только от тебя зависит. Решай сам.

Шад ухмыльнулся и, не сводя с тегина насмешливого взгляда, немного сильнее прижал лезвие меча к шее женщины. Острое лезвие царапнуло кожу, заставив показаться капельку крови.

— Угрожать мне жизнью матери, прикрываясь ею, это просто трусость, — выдохнул тегин, не в силах оторвать взгляд от кровавой точки, медленно сползающей по коже вниз. — Если ты мужчина, то выйди и сразись со мной.

— Тегин, — вмешался один из прихвостней шада, стоящий рядом с ним, — умный человек знает, когда следует смириться с судьбой. Ты не в том положении, чтобы диктовать условия молодому хану.

— У меня иссякает терпение. Встанешь на колени или убить ее? — равнодушно осведомился шад. — Дам тебе три. Три…

Тегин посмотрел в лицо шаду. Его темный торжествующий взгляд не содержал даже намека на снисхождение. Он уже предвкушал победу, возможность глубоко унизить тегина перед своими воинами. Может быть, он и не думал убивать Айю, но тегин не смел рисковать.

— … два…

На мгновение тегин закрыл глаза, подняв лицо к небу, почувствовал, как ползет по щеке предательская слеза. Победа или поражение, гордость или унижение — что это значит в сравнении с человеческой жизнью? Оттолкнув вновь приблизившихся воинов шада, он опустился на колени.

— Отпусти мою матушку, — против воли голос его дрогнул при виде слез, наполнивших глаза Айи.

Но шад уже вошел во вкус и упивался своим превосходством:

— Ну, раз уж ты все равно на коленях, поклонись еще, развлеки нас, — предложил он, довольно оскалившись. — Или тебе собственное достоинство дороже ее жизни?

Собственное достоинство? Тегин самоуничижительно усмехнулся. «Пока ты жив, все еще можно изменить», — промелькнули в голове однажды сказанные принцессой слова. Да, чуть больше унижения не убьет его, а шад… с шадом он рассчитается позже. Тегин постарался ободряюще улыбнуться заплаканной матери и под жадным взглядом шада начал склоняться…

Неожиданное движение, уловленное краем глаза, и громко втянутый шадом воздух заставили его поднять голову, не завершив поклона. Шад ошеломленно смотрел на окровавленное лезвие своего меча, мгновение назад оставившее на шее Айи глубокую рану, из которой, пульсируя, обильно вытекала кровь.

— Матушка!

В мгновение ока тегин оказался рядом с откинувшейся на камни женщиной, нежно притянул ее к себе на колени.

— Матушка! Матушка! — не замечая текущих по щекам слез, восклицал он, бесполезно пытаясь зажать рану рукой и чувствуя, как стремительно утекает жизнь из ее тела. — Я отнесу тебя к лекарю, да? Матушка!.. Я убью его! Я убью их всех!

Из последних сил Айя подняла руку, чтобы остановить его выкрики, и покачала головой, печально глядя сквозь невысохшие слезы. «Не надо, милый. Береги себя».

— Матушка, пойдем домой… — прошептал тегин, но рука ее упала и, закрыв глаза, Айя покинула этот мир.

Разорвав душу на части, невыносимая боль излилась наружу неудержимыми скорбными рыданиями. И, когда внутри не осталось ничего, кроме пустоты, он осторожно уложил Айю на землю, всмотрелся в умиротворенное в смерти лицо, кончиками пальцев провел по щеке в прощальной ласке и поднялся.

Лицо его исказила гримаса смертельной ненависти.

— Ашилэ Шээр! — хрипло закричал тегин и, подхватив с земли свой меч, ринулся вслед за шадом, которого настойчиво тянул прочь его приближенный. Его пытались задержать, но, ослепленный яростью, он не замечал ни павших от его меча воинов Волчьего войска, ни нанесенных ему самому ран. В два счета разметав всех, кто осмелился встать у него на пути, тегин выхватил из-за пояса ручной арбалет и выстрелил. Стрела раздробила шаду щиколотку, и он упал как подкошенный, но даже не попытался подняться. Все высокомерие и злорадство исчезли с его лица, сменившись растерянным и виноватым выражением.

Тегин подошел ближе, ударом в лицо смел с дороги пытавшегося защитить шада воина, вложил в арбалет еще одну стрелу и снова выстрелил. Стрела попала бы точно в сердце — если бы не кинувшаяся между ними катунь. Закрыв собой сына, она приняла стрелу на себя.

Тегин натянул арбалет в третий раз.

— В сторону, — бесстрастно приказал он раненой катунь, продолжавшей прикрывать собой шада.

— Нет, умоляю тебя, — вцепившись в сына, взмолилась она, — умоляю тебя, пощади моего сына! Я его мать. Я могу умереть за него!

Шад приподнялся, безуспешно стараясь спрятать ее за своей спиной.

— Айя умерла из-за меня. Просто убей меня. Не трогай мою маму!

Тяжело дыша, тегин смотрел на мать и сына у своих ног, отчаянно пытающихся вымолить у него жизни друг друга. Пелена ярости начала сползать с глаз, вновь уступая место слезам. Он может убить шада. Может убить катунь. Из-за его мести пострадают другие люди. Но что это изменит? Айя больше не вернется.

Резким движением тегин швырнул арбалет на землю, отказываясь от мести.

========== 4.1 Возвращение ==========

Комментарий к 4.1 Возвращение

timeline: начало 22 серии

Обратный поход тянулся бесконечно. Великий Хан был в отвратительном настроении, по большей части молча ехал во главе войск, углубленный в неприятные мысли, заставлявшие его лицо время от времени искажаться в гневной гримасе и вырывавшие из горла похожие на хищный рык звуки. Державшийся рядом Сун взглядывал на него, не пытаясь заговорить, по опыту зная, что пройдет немало времени, прежде чем отцу удастся принять неудачу и, закрыв свиток свершенного, взяться за новые планы. Шээр, как ему было приказано, на глаза хану не попадался, отстав с Волчьим войском и присоединившимся к нему войском Угун Бая почти на ли.

До самой крепости Цзинчжоу, где войско Угун Бая и часть войска Циби До отделились, чтобы вернуться к своим становищам через перевал Иншань, на значительном отдалении, хоть и не прячась, их сопровождал небольшой, всего десяток воинов, отряд наблюдателей Тан: Ли Шимин не делал секрета из того, что, после неудавшегося покушения на свою жизнь, не доверяет Великому Хану. Возможно, из-за малочисленности этого отряда, исчезнувшего, стоило большей части войск покинуть хана, Сун утвердился в ранее уже посещавшей его мысли, что численное превосходство Тан было лишь обманом, в который император Тан заставил поверить отца.

Чангэ, должно быть, знала об этом. Когда он остановил ее в лесу, она шла от реки Вэй и была одета, как человек Центральных равнин. Что она видела на том берегу? Возможно, встречалась с Ли Шимином? Что собиралась делать дальше? Стала бы рисковать и возвращаться к Соколиному войску, будучи уверена в преимуществе Тан?

Сун, без сна коротавший последнюю перед возвращением ночь возле костра, помотал головой, прогоняя рой бесполезных вопросов. Даже пойми он все раньше, ничего бы не изменилось. И какой смысл возвращаться к тому, что уже произошло? Им с Чангэ придется серьезно поговорить, когда все успокоится. Но сначала нужно вернуть ее в Соколиное войско, причем сделать это как можно скорее, потому что рядом с все более агрессивно ведущим себя Шээром ее жизнь находится в постоянной опасности.

— Тегин! — приветственно прижал руку к груди вынырнувший из темноты Су Ишэ. Сун кивком пригласил его сесть рядом. Су Ишэ повиновался, протянул руки к огню и негромко доложил: — Военный советник Ли в порядке. Они посадили его в клеть, как преступника. Но шад велел стражникам давать ему поесть и не распускать руки.

Сун немного расслабился. Как он и надеялся, шад решил не трогать Чангэ до возвращения в Главный Шатер. Нужно только постараться, чтобы и там у него не было возможности, пока Сун не осуществит свой план.

Су Ишэ выждал немного и, не услышав ни вопросов, ни распоряжений, неуверенно спросил:

— Тегин, могу я задать вопрос?

— Говори.

— Военный советник Ли… женщина?

Сун поднял на него оценивающий взгляд. Су Ишэ, так же, как Нуэра и Яло, он считал доверенным человеком и другом, но ни один из троих не позволял себе с ним дружеской непринужденности, как это делал Му Цзинь. Услышать подобный вопрос от Су Ишэ было… немного тревожно.

— Да, — ответил он, поразмыслив. — Это имеет какое-то значение?

— Нет… Не то чтобы… — смешался Су Ишэ.

— Как ты пришел к своему выводу? — поинтересовался Сун.

— Му Цзинь проводит много времени с рабыней, которую взял в свой шатер советник Ли. Тегин Сун всегда очень переживает за советника Ли. Мы с Нуэром предположили, что это как-то связано… Прошу прощения у тегина, я не должен был проявлять любопытство…

— Только любопытство? — спросил Сун, которого волновало, как раскрытие секрета Чангэ может отразиться на отношении к ней.

— Да. Мы видели военного советника Ли в действии. Мужчина или женщина — он заслуживает уважения. И воины Соколиного войска сделают все, чтобы защитить женщину тегина Суна.

Сун усмехнулся. Услышать, как Чангэ называют его женщиной, было приятно, даже если пока (он надеялся, что только пока) это не было правдой.

— Свою женщину тегин Сун должен защищать сам, Су Ишэ, — полушутливо заметил он, но потом снова помрачнел. — Я благодарен за предложение помощи. Но надеюсь, она не понадобится.

…

— Вы вернулись! — бросился навстречу Му Цзинь, едва Сун сошел с коня. — Как все прошло? Ты в порядке? Советник Ли уехал вслед за вами. Он с тобой не встретился?

— Шад захватил его и увез в Главный Шатер, — на ходу ответил Сун, быстрым шагом направляясь к своему шатру. — Приготовь дары, я поеду к Великому Хану.

— Ты только вернулся. Что за спешка встречаться с Великим Ханом, даже не передохнув? — спросил Му Цзинь, следуя за ним.

— Доклад о военных делах.

— И где этот доклад?

— Сейчас напишу.

Час спустя, когда Му Цзинь пришел сказать, что все готово, Сун сосредоточенно полировал свой меч.

— Ты же доклад писать собирался, — нахмурился, глядя на меч, Му Цзинь.

— Уже, — коротко отозвался Сун.

— Су Ишэ рассказал, что произошло, — сменил Му Цзинь тему. — Как ты собираешься ее оттуда вытаскивать?

Сун ответил, не прерывая работу:

— До Курултая всего три дня. Я вызову Шээра на поединок. Попрошу ее в качестве награды.

— Сун, ты с ума сошел?! Шад спит и видит, как бы тебя убить, чтобы никто не мог придраться. А ты хочешь ему предоставить такую возможность. Ты-то проявишь милосердие, а он — нет.

— На этот раз я тоже буду беспощаден, — со звоном задвигая меч в ножны, сжато ответил Сун.

Му Цин вздохнул, понимая, что не переубедит его.

— Мими Гули хочет поехать с тобой. Прошу, не позволяй ей. Там опасно.

— Поэтому я и не могу оставить Чангэ там надолго, — бесцветно ответил Сун, поднимаясь. — Му Цзинь, скорее всего я останусь в Главном Шатре до Курултая. Если не вернусь через три дня… ты знаешь, что делать.

Тот кивнул.

— Обоз с дарами для хана я отправил вперед. Сун. Будь осторожен.

Мими Гули ждала Суна возле его коня, уже оседлав одну из хозяйственных лошадей.

— Тегин, разреши мне поехать с тобой, — попросила она.

— Зачем?

— Чангэ может быть голодна или простужена. Или ранена. Я захватила с собой еды и лекарств. И одежду потеплее, — она указала на притороченную к седлу сумку.

— Я могу это передать, — сдержанно сказал Сун, помня о просьбе Му Цзиня.

— Нет, я должна ее своими глазами увидеть! Прошу, пожалуйста, позволь поехать с тобой. Я тебе пригожусь, — умоляюще произнесла Мими.

Глядя на ее искренне взволнованное лицо, Сун задумался. Он никому не говорил, что видел Мими Гули еще до того, как она попала в Соколиное войско. Несколько лет назад Шээр серьезно потерял голову из-за юной огневолосой рабыни, присланной из Мобэй. Она отвечала ему взаимностью, — или не могла не отвечать, — но спустя короткое время неожиданно пропала, и тегин предполагал, что от нее избавились, потому что влюбленность шада совсем не устраивала либо катунь, либо хана. Однако, спустя столько времени она оказалась живой и в его лагере. Конечно, шад, скорее всего, давно забыл о своем тогдашнем увлечении, и все же… В худшем случае, Мими Гули просто позаботится о Чангэ, в лучшем — у него будет рычаг, чтобы слегка утихомирить кровожадность Шээра.

— Хорошо, — сказал он. — Держись рядом со мной или с Чангэ, никаких прогулок в одиночку, никаких возражений. Не создавай мне дополнительных проблем.

Девушка с готовностью закивала, соглашаясь. Больше не медля, Сун пустил коня в галоп.

…

Шад неторопливо прогуливался вдоль поля, на котором тренировались в стрельбе лучники Волчьего войска. Он нечасто заглядывал сюда, предпочитая оттачивать свое мастерство на живых мишенях, охотясь, или выбирая удаленную цель где-нибудь в лесу. Но в этот раз, после утомительного похода, полного неприятностей и недовольства дяди, вид раз за разом поражающих центр мишеней лучников приносил удовлетворение и снова наполнял его уверенностью в своих силах.

Адун с четырьмя стражниками приблизились к нему и почтительно поклонились.

— Молодой хан, мы только что встретили нового раба, которого вы привезли, — многозначительно сказал телохранитель.

— Тебе он тоже показался отвратительным? — поморщился Шээр.

— Не в этом дело, молодой хан. Мы его уже видели прежде. В Ючжоу. И он тогда помогал тегину Суну.

— Эти негодяи еще и друзья… — задумчиво протянул шад, вспоминая услышанные им слова тегина: «Не буду сидеть и смотреть, как он умирает. Я спасу его». — У них, как и ожидалось, не обычные отношения. — Он снова посмотрел на стреляющих лучников, и в голове у него зародилась интересная идея. — Адун, приведи-ка этого раба сюда.

Несколько минут спустя приведенный раб был крепко привязан вместо мишени к одному из столбов. Шад удовлетворенно оглядел работу Адуна и взмахом руки приказал всем удалиться с поля. Для того, что он собрался делать, свидетели были нежелательны.

Шээр подошел ближе к рабу, в первый раз внимательно его разглядывая. Щуплый, и роста невеликого. Симпатичная мордашка больше подошла бы девушке. Глаза умные и наглые, смотрит прямо и даже не думает их опускать. Шад почувствовал подступающую злость, вспомнив, как этот мальчишка нахально заявил перед ханом: «Если бы я убил Ли Шимина, ты бы и тогда сомневался, что я принадлежу Волчьему войску?» У него не осталось никаких сомнений, что эти двое сговорились, чтобы подставить его.

— Отвечай мне. Зачем этот негодяй послал тебя в Волчье войско? Чтобы потом ложно обвинить моих людей? — процедил он.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — невозмутимо ответил раб, заставляя шада скрипеть зубами от злости.

— Думаешь, ты бессмертный? — снова процедил шад и, отойдя на положенную дистанцию, поднял лук. Убивать мальчишку он пока не собирался, просто хотел посмотреть, сколько стрел потребуется, чтобы сбить с него это проклятое спокойствие, заставить вопить от боли и умолять о пощаде. — Я буду считать до трех, чтобы ты мог одуматься. Если пойдешь со мной к Великому Хану и признаешься, что ты из Соколиного войска, я сохраню тебе жизнь.

— Я не из Соколиного войска, — все так же невозмутимо отозвался раб.

— Что ж, раз ты смерти не боишься… — шад быстро прицелился в плечо раба и выстрелил. Рука, перехватившая стрелу в самом начале полета, появилась и исчезла так быстро, что он не успел осознать этого движения и еще смотрел туда, куда целился, когда ощутил резкий толчок в плечо, и невесть откуда взявшийся тегин, сверкая взглядом, гневно заорал:

— Шээр, ты совсем озверел?!

Шад посмотрел в лицо раба и довольно ухмыльнулся — мальчишка дышал прерывисто, смотрел на них широко раскрытыми глазами и выглядел глубоко потрясенным.

— Похоже, он тебе особо дорог, — легко произнес шад, переводя взгляд на тегина. — Можешь побороться за него со мной.

========== 4.2 Живая мишень ==========

Комментарий к 4.2 Живая мишень

timeline: 22 серия

Появление Суна нисколько не удивило Шээра, пусть он и не ожидал, что тот примчится спасать своего сообщника так скоро. То, что тегин проявлял к людям Соколиного войска больше заботы, чем подобало военачальнику, ни для кого в степи секретом не было. Но на этот раз… Он не только растерял свое хваленое хладнокровие и прибежал спасать мальчишку, не заботясь о том, что это разоблачит их ложь; Шээр заметил также неподдельную тревогу в его глазах, которую тегин безуспешно пытался замаскировать гневом.

Посещая бордели в Тан, Шээр слышал истории о романтических отношениях двух мужчин, говорили даже, что в некоторых областях Центральных равнинах однополые брачные союзы допускались наравне с обычными. Поведение Суна наводило шада на мысль, что он мог бы оказаться одним из таких мужчин, павшим жертвой смазливого юноши. То, что тегин никогда не брал в свой шатер наложниц и, насколько было известно шаду, вообще не проявлял интереса к женщинам, лишь подкрепляло это невероятное предположение. Окажись оно верным, тегин потеряет не только расположение хана, он будет опозорен в глазах своих же воинов.

Эти приятные мысли в одно мгновение пронеслись в голове Шээра, пока он придумывал, как использовать свое преимущество и заставить тегина совсем потерять голову.

— Шад. Как ты смеешь использовать живых людей вместо мишени? Не боишься кары богов? — было даже забавно наблюдать, как тегин напрягается всем телом, стараясь сохранить самообладание.

— Ашилэ Сун, не забывайся. Здесь тебе не твое Соколиное войско. Этот парень — мой раб. Что с того, если я превращу его в мишень? — грубо отрезал Шээр, а потом снова ухмыльнулся. — Ты пришел вовремя. Давай постреляем. Мы с тобой давно не соревновались.

— Сейчас не время для соревнований, — сжато ответил тегин. Все еще думал, что может что-то решать? Шээр кивнул в сторону привязанного к столбу юноши:

— Не отказывайся. Если он тебе так дорог, сделаем его наградой выигравшему.

Шээр подал рукой несколько знаков ожидавшему на отдалении Адуну и опять повернулся к тегину.

— Помнишь, в детстве мы старались выиграть всякие безделушки, которые дядя приносил в качестве награды. В первый раз это было такое же яблоко, — сказал он, искоса наблюдая, как Адун устанавливает на верху столба, чуть выступающего над головой раба, крупное красное яблоко.

— Шээр, отпусти его, — тегину не удалось полностью избавиться от беспокойства в голосе. — А потом будем соревноваться.

Шад самодовольно покачал головой.

— Как я могу отпустить награду? Смотри, какая превосходная получилась мишень. В самый раз, чтобы испытать наши навыки в стрельбе… Если победишь после трех выстрелов, можешь его забрать, и мы забудем об этом. Согласен?

Он не сомневался в ответе.

Мальчишка удивил Шээра и даже вызвал у него невольное восхищение. Он ни на мгновение не закрыл глаза, в которых потрясение сменилось странной сосредоточенностью, не пытался опустить или вжать в плечи голову, наоборот, чуть задрав подбородок, прямо смотрел на целящихся в него мужчин, и лишь едва заметно вздрагивал, когда пущенные ими стрелы заставили разлететься сначала одно, потом другое яблоко.

— Может, достаточно? — спокойно спросил тегин, глядя на захлопавшие под внезапно усилившимся ветром флаги над дозорной вышкой.

Взяв в руки лук, он будто снова облачился в броню бесстрастной уверенности. Шаду это не понравилось.

— Нет уж, мы договорились о трех выстрелах, три и будет. — Он снова сделал знак Адуну. — Давай для последнего сделаем цель поменьше. — Адун уже устанавливал на столбе маленькое яблоко, размером почти в два раза меньше предыдущих.

— Ты… — начал тегин.

— Что? Не нравится? — веселясь в душе, спросил Шээр. — Считаешь, я не должен этого делать?

— Оно слишком маленькое, — упрямо произнес тегин. — При таком ветре легко промахнуться.

Шад услышал другое. Суна звали лучшим лучником степей, в своем мастерстве он был уверен. Тегин считал, что Шээр недостаточно хорошо владеет луком, чтобы суметь сделать поправку на сильный ветер. С вернувшейся злостью Шээр подумал, что выбьет из тегина его высокомерие.

— Ашилэ Сун. Ты такой заносчивый. Если ты в состоянии поразить эту цель, то и я могу.

Тщательно прицелившись, Шээр намеренно опустил лук на два цуня ниже и спустил стрелу. Приятель тегина больше не сможет похвастаться своей красотой.

…

Сун помнил то первое детское соревнование. Шээр проиграл тогда, но, не желая честно признать поражение, просто выхватил из рук хана протянутое Суну в качестве награды яблоко и немедленно впился в него зубами, откусывая и проглатывая почти не прожеванные куски. Сун тогда подрался с ним, но яблоко было уже не вернуть.

За прошедшие годы шад много раз прибегал к нечестной игре, когда осознавал, что ему не победить в честной схватке. Сегодняшний день не был исключением. С первого выстрела Сун ждал от Шээра подвоха, поэтому внимательно наблюдал за малейшим его движением, и стрелу спускал на долю мгновения позже, прежде убедившись, что стрела шада направлена в цель, а не в Чангэ.

Раздвинувшиеся в хищном оскале губы Шээра и качнувшееся вниз острие уже срывающейся с тетивы третьей стрелы, — когда Сун увидел это уголком глаза, сердце его ухнуло вниз, однако, это не помешало ему быстро сменить цель и послать стрелу вслед стреле шада, в нескольких цунях от лица Чангэ сбивая ее в сторону.

Сун моментально развернулся, с размаху ударил шада кулаком в лицо, и бросился к Чангэ. Быстро развязав удерживающие ее веревки, он придержал едва держащуюся на ногах принцессу за плечи, изучающе оглядывая ее лицо. Она была бледна и рвано дышала, еще не до конца справившись с потрясением. К тому же на излете его стрела всеже слегка задела ее, оставив на лбу неглубокую, но длинную кровавую бороздку.

— Ты пострадала… — с сожалением произнес он.

Чангэ бросила взгляд на стирающего с разбитой губы кровь шада, издалека наблюдавшего за ними, и медленно отстранилась.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она, не глядя на Суна.

— Я… я приехал с докладом Великому Хану, — едва вспомнив оправдание, которое позволило ему появиться в Главном Шатре, ответил Сун. — Идем.

Он взял ее за руку, чтобы увести подальше от этого чудовищного места, но его остановили слова шада:

— Ашилэ Сун, мы оба не попали в последний раз. Это ничья. Ты не можешь его забрать.

Шад смотрел с вызывом, будто побуждая его заспорить, раскрыться еще больше, дать повод выдать его хану. И Сун готов был уступить этому вызову. Он только что убедился, насколько опасно для Чангэ оставаться наедине с Шээром.

— Ты должен идти, — тихо, но уверенно сказала Чангэ, возвращая его к реальности. — Со мной все будет хорошо… А-Сун.

Она впервые назвала его по имени, и это означало, что принцесса не считает его врагом, доверяет ему, верит в него… Сун не мог обмануть ее доверия.

— Потерпи несколько дней. Я вытащу тебя отсюда, — пообещал он. Чангэ кивнула.

Покидая тренировочное поле, Сун предупреждающе посмотрел на шада, но не проронил больше ни слова.

— Испортил все веселье, — донес ему вслед ветер недовольный голос шада. — Адун, отведи его обратно.

Сун испытал некоторое облегчение. Не оглядываясь, он направился к шатру хана.

…

Великий Хан был более чем доволен военным докладом, на скорую руку набросанным Суном по возвращении в лагерь Соколиного войска. Хорошая дисциплина Соколиного войска, слаженность и уверенность в бою, минимальные потери в сражении на реке Вэй, — все было удостоено похвалы. Когда же Сун отказался от предложенных отцом наград, вместо военных трофеев попросив разрешения на поединок во время Курултая, хан и вовсе пришел в великолепное расположение духа.

— Конечно, я разрешаю. Ты и правда мой сын. Буду ждать твоей победы на Курултае. Однако, должен напомнить тебе одну вещь. Хорошо иметь боевой дух, сражаться до победы. Но не допускай опрометчивых поступков. Не нарушай мир.

— Я понял, — смиренно ответил Сун. — Не беспокойся, отец, я не поставлю тебя в неудобное положение.

Он знал, что означали слова отца: прекрасно понимая, кого он выберет своим соперником, хан не желал шаду ни слишком тяжелого поражения, ни серьезных ранений, ни, тем более, смерти. В глубине души он, скорее всего, даже предпочел бы увидеть Суна проигравшим.

— Вот и прекрасно! — удовлетворенно воскликнул хан. — Сын. Раз ты уже здесь, не торопись уезжать. Останься до Курултая. Будем жить в одном шатре, разговаривать по ночам. На мечах можем сразиться.

— Хорошо, — с готовностью ответил Сун.

Их разговор прервал пришедший с докладом воин.

— Великий Хан, Ло И схвачен. Его везут в Главный Шатер.

Хан довольно расхохотался и, вскинув руки вверх, воскликнул:

— Хвала богу Сириуса! Я знал, что моим неудачам скоро настанет конец!

— Отец, речь идет о восставшем генерале Тан Ло И? — насторожившись, спросил Сун.

— Да, о нем. Многие годы он командовал Небесным войском, защищавшим Цзинчжоу. Мы много раз сражались, но мне редко удавалось победить. Потерпев поражение от войск Ли Шимина, он бежал в степи с небольшим отрядом. Я распорядился обыскать приграничные области. И, как видишь, нам удалось его схватить. Щедрый дар от Сириуса прямо перед Курултаем!

— Поздравляю, отец! — изобразил Сун воодушевление в надежде получить от хана больше информации. — Как ты собираешься с ним поступить?

— Ло И хорошо знает расположение постов и численность войск Тан, — с готовностью пустился хан в рассуждения. — Если он сдастся нам, мы получим желанное преимущество. Это приведет нас к успеху в будущем походе.

— Что, если он не сдастся?

— Не сдастся? Тогда я буду пытать его, пока не уничтожу! — возбужденно воскликнул хан. — Только так я смогу избавить свое сердце от обиды!

«Ло И был близок к Ли Цзяньчэну. Понятно, почему он восстал против Ли Шимина. Но сомневаюсь, что заслуженный генерал предаст Тан», — подумал Сун. Генерала Ло И, скорее всего, ожидала смерть.

Вскоре к отцу пришел Шисинь Сыли, чтобы обсудить какие-то вопросы, касающиеся предстоящего Курултая, и Сун, пользуясь возможностью, покинул шатер отца, чтобы еще раз увидеть Чангэ и отправить обратно в лагерь Соколиного войска Мими Гули.

Снаружи шатра он задержался, повернул голову к стоящему неподалеку шатру, который занимала катунь. Возле шатра, жадно разглядывая тегина, стояла невысокая миловидная женщина средних лет. Лицо ее осветилось доброй улыбкой, и Суну пришлось приложить усилие, чтобы не ответить на нее. Айя, доверенная рабыня катунь, стала приемной матерью маленькому Суну, когда его родная мама умерла. Великий Хан позаботился о том, чтобы она осталась в Главном Шатре, когда Сун получил Соколиное войско. Так он обеспечил повиновение приемного сына. С тех пор Сун редко бывал в Главном Шатре, а когда бывал, держался от Айи на расстоянии, опасаясь, что, если будет открыто уделять ей внимание, она может пострадать из-за него. Только так, издали, они могли ненадолго увидеться, не привлекая чужого внимания.

Айя снова улыбнулась, чуть кивнула. «Все хорошо, милый. Теперь иди», — словно услышал Сун. Помедлив мгновение, он двинулся прочь, только раз, не сдержавшись, оглянулся на провожающую его взглядом женщину.

Из рабского барака, где он оставил Мими Гули, убегая на стрельбище, куда, по словам работников, люди шада увели нового раба, вышли, о чем-то переговариваясь, Чангэ и Мими, и резко остановились, чуть не наткнувшись на стоящего возле двери шада. Сун замедлил шаг, решив немного понаблюдать.

Шээр едва удостоил взглядом Чангэ, царапина на лбу которой была теперь заботливо перевязана темной лентой, и с какой-то почти детской радостью уставился на Мими.

— Приветствую молодого хана, — опустив взгляд, присела в вежливом поклоне Мими.

— Мими. Где ты была все эти годы? — мягко спросил Шээр. Чангэ, не ожидавшая от жестокого мучителя такого мягкого тона, внимательно посмотрела на него. Взгляд шада, прикипевший к Мими, был полон нежности.

— Где бы я ни была, я оставалась рабыней Ашилэ, — безучастно ответила Мими.

Шад улыбнулся:

— Это хорошо. Я думал, что ты… — он осекся под раненым взглядом поднявшей голову Мими. — Где ты сейчас живешь?

Сун решил, что настало время вмешаться.

— Чего ты от нее хочешь? — подходя, холодно спросил он у шада. — Мими теперь с Соколиным войском.

— С Соколиным войском? — неверяще воскликнул Шээр. Мими продолжала молча смотреть на него. — Ты принадлежишь Ашилэ Суну?

— Мими. Тебе пора вернуться, — приказал Сун.

— Да, тегин, — поклонилась девушка теперь ему. — Прошу прощения, молодой хан. Я должна идти.

Шээр схватил ее за локоть.

— Мими! — он быстро, будто обжегся, отпустил ее, стоило ей опустить взгляд на его руку. Просительным тоном шад произнес: — Ты ничего не хочешь мне сказать?

Мими повернулась к Чангэ, переглянулась с ней, потом снова посмотрела на шада долгим, серьезным взглядом.

— Ли Чангэ — мой друг, — с искренней прямотой произнесла она. — Надеюсь, вы не станете его убивать. Пожалуйста?

— Хорошо. Я обещаю, — незамедлительно отозвался шад, глядя ей в глаза, и проводил уходящую Мими тоскующим взглядом. Когда он снова повернулся к Чангэ и Суну, взгляд его пылал ненавистью. — Я обещал ей, что не убью тебя. Но не надейся на легкую жизнь. Я позабочусь, чтобы ты не расслаблялся… Чтобы вы оба не расслаблялись! — добавил он, искоса бросая злой взгляд на Суна, после чего, наконец, оставил их наедине.

Некоторое время они не нарушали молчания, неотрывно глядя друг на друга.

— Ты ходил к Великому Хану? Он отчитал тебя? — первой спросила Чангэ.

— Нет. Мы просто поговорили, — рассеянно ответил Сун, потом спохватился. — Ты сама в сложном положении, почему переживаешь за меня?

Чангэ осторожно провела кончиками пальцев по скрытой повязкой ране.

— Да, ты прав…

— Я не смогу снова прийти в ближайшее время, — пытаясь напитаться видом ее милого лица, ее заботливым взглядом, чтобы хватило на несколько дней, неохотно признался Сун. — Продержись три дня. Я приду за тобой, как только закончится Курултай.

========== 4.3 Испытание ==========

Комментарий к 4.3 Испытание

timeline: 22-23 серии

В Главном Шатре вовсю шли приготовления к Курултаю. Для приглашенных из всех уголков степей глав больших и малых родов, присягнувших в верности Великому Хану, спешно ставили и украшали просторные шатры. Шад, верный своему слову, приказал надзирающему за рабами стражнику нагрузить Чангэ самой тяжелой работой. Так и пришлось ей, утирая градом катившийся по вискам пот, под недовольную брань надзирателя весь день махать тяжелым молотом на длинной рукояти, забивая сваи для новых шатров, в то время как гораздо более сильные рабы обтесывали бревна и возводили стены.

Отбирающая силы монотонная работа занимала руки, но не голову. Мысленно Чангэ вернулась к вчерашнему происшествию на стрельбище.

Она не испытывала вины за выстрел у реки Вэй, — поступить так требовало чувство долга перед Тан, сомнений в своем выборе у нее не было. Но все же Чангэ сожалела, что осложнила жизнь Суна. Шад предполагал, что у реки Вэй она действовала по приказу тегина, чтобы подставить его, но доказательств у него не было. Чангэ казалось, что убивать ее не входило в его планы. Пустил бы несколько стрел, чтобы ранить и так попытаться выбить нужное ему признание. Всего-то пережить немного боли. Она продолжала бы настаивать на своей версии, и он ничего не смог бы сделать… Чангэ рассчитывала только на себя, не думала, что тегин так открыто и без раздумий встанет на ее защиту, развеивая последние сомнения шада и подтверждая его предположения. Каким еще опасностям Сун собрался подвергнуть себя во враждебном окружении Главного Шатра, и не окажется ли цена за ее спасение слишком высокой? Принцессу не особо волновала собственная судьба. Но при мысли о том, какое злодеяние может придумать шад, и как отреагирует Великий Хан, в настоящих чувствах которого к приемному сыну подозрительность занимала первое место, все внутри у нее переворачивалось от тревоги.

Занятая своими мыслями, Чангэ не сразу заметила, как засуетились, вставая живым коридором у ворот, стражники, пропуская конный отряд, в середине которого возвышалась деревянная клеть с заключенным в ней стариком, закованным в цепи, в изрезанном и покрытом пятнами крови одеянии. Хотя выглядел он плачевно, взгляд, жадно впитывающий окружающее, был живым и ясным. Руки Чангэ судорожно сжались на рукояти молота. Она узнала пленника: это был Ло И, генерал восставшего против Ли Шимина Небесного войска Цзинчжоу, близкий соратник ее отца. Стараясь делать это незаметно, Чангэ проследила, как два стражника вытащили генерала из клети и почти волоком утащили в стоящий на отшибе недостроенный шатер.

— Эй ты, чего застыл?! — окрик надзирающего стражника заставил забывшую на мгновение о работе Чангэ вздрогнуть. — Смерти хочешь? Молодой хан приказал с тебя глаз не спускать. Так что кончай бездельничать!

Вздохнув, она с усилием подняла молот и продолжила работу, размышляя, как помочь генералу Ло И.

…

Остановившись поодаль, Шээр смотрел на раба, который с видимым напряжением упрямо раз за разом поднимал молот, что был в несколько раз тяжелее самого крупного меча.

«Что Мими нашла в этом мальчишке?» — раздраженно думал он. — «Ни силы особой, ни мужественности. Хрупкий, чуть тронь и сломается. Разве он может ее защитить?»

Накануне он долго стоял возле рабского барака, с гнетущей тоской наблюдая за происходящим внутри, — пришедший еще немного поглумиться над приятелем Суна, но забывший об этом, стоило увидеть через приоткрытую дверь, как девушка, которую уже не чаял встретить живой, обнимает этого самого раба.

Он действительно не мог понять, почему нежная Мими, восхвалявшая его силу и мужскую стать, могла сблизиться с таким неприметным парнем, почему смотрела на него с теплой лаской и заботой, почему так свободно прикасалась к нему сама и принимала его прикосновения, хотя всегда раньше сторонилась прикосновений Шээра. Друг? Разве они тоже не были друзьями три года назад?

Мальчишка обладал тем, о чем шад мог лишь мечтать, и чего был лишен: у этого Ли Чангэ, как его назвала Мими, были преданные друзья, он пользовался поддержкой и надежной защитой Суна, доверием и близостью Мими. Шээр бессильно завидовал ему, и зависть эта испепеляла сердце сильнее ненависти, которую он испытывал к тегину.

…

Бесшумно проскользнув за спинами совершающих обход территории стражников, Сун ненадолго затаился, прислушиваясь, возле двери рабского барака, осторожно потянул на себя рассохшуюся дверь и вошел.

Утомленные тяжелым дневным трудом мужчины-рабы спали вповалку прямо на земляном полу, куда никто не озаботился даже набросать соломы. В Главном Шатре к рабам относились, как к расходному материалу: жизнь слабых и больных была недолгой, их просто заменяли новыми рабами, захваченными в других землях.

Чангэ среди спящих не оказалось. Сун тяжело вздохнул, борясь с разочарованием. Даже после того, как ее заставили выполнять работу, обычно поручаемую физически крепким мужчинам, у принцессы еще хватило сил идти искать приключений посреди ночи, игнорируя опасность. Тегин даже предполагал, куда она могла направиться.

Он мельком видел ее днем, напросившись пойти вместе с ханом, которого нетерпение подгоняло поскорее допросить схваченного и привезенного в Главный Шатер генерала Ло И. Генерал произвел на Суна хорошее впечатление. Раненый и избитый, он не потерял присутствия духа, а язык его был остёр и беспощаден. Хану не удалось ни унизить его, ни прельстить богатством. Ло И бесповоротно отказался предавать Тан.

Работая неподалеку от ворот, Чангэ наверняка видела, как привезли пленника и, возможно, узнала его, поскольку он был соратником ее отца. Искать ее скорее всего нужно было там, где заточен генерал.

Приняв решение, Сун неслышно вышел из барака, но не успел сделать и шага, как увидел Чангэ, неторопливо возвращающуюся из противоположной стороны. Сун вышел навстречу, облегченно улыбаясь, утянул ее в тень растущего неподалеку кустарника, подальше от проходящих мимо патрульных отрядов.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Чангэ, настороженно оглядываясь по сторонам.

— Великий Хан пригласил меня пожить в его шатре, — ответил Сун. — Так что я не могу отлучаться надолго. Вот, сбежал тайком, чтобы увидеться с тобой.

— Тебе не следует рисковать собой, приходя сюда. Со мной все в порядке, — отведя взгляд, сказала принцесса. В ее голосе звучало беспокойство за него, и это было приятно. Сдерживая желание прикоснуться, Сун ласкал взглядом нежный овал ее лица, застенчиво прикушенную губу, подрагивающие длинные ресницы…

— Кто-то помог тебе с перевязкой, — заметил он, глядя на тонкую светлую ткань, сменившую предыдущую грубую повязку.

— А, да, — неловко отозвалась Чангэ, трогая повязку. — Принцесса Ичэнь. А еще она дала мне немного еды и лекарства.

Катунь! Зачем она позвала Чангэ? Неужели шад рассказал матери…

— Чангэ, послушай, — убеждающе произнес Сун. — В Главном Шатре никому нельзя доверять. Даже если она родом с Центральных равнин.

— Ладно, — помолчав, согласилась Чангэ, задумчиво разглядывая мешочек, который на прощание вложила ей в руки служанка катунь Айя.

— Курултай совсем скоро, — снова обнадежил ее Сун. — Я придумаю, как тебя отсюда вытащить.

— А-Сун… — Чангэ запнулась. Сун терпеливо ждал, наблюдая, как она теребит зубами нижнюю губу, словно решаясь на что-то. Наконец принцесса подняла голову, взглядом моля о понимании. — Генерал Ло И… ты же знаешь, что его схватили? Я не могу просто оставить его здесь…

Сун отвернул голову в сторону, шумно выдохнул, глотая готовые вырваться слова раздражения. Когда это помогало? Сдержанно сказал:

— Чангэ, пытаться освободить Ло И — это безумная и смертельно опасная затея. Его уже не спасти.

— И тем не менее, я должна попробовать, даже если умру при этом! — с жаром воскликнула Чангэ. И добавила тише, немного смешавшись под его неотрывным пронзительным взглядом: — Надеюсь, когда это произойдет, ты не станешь меня останавливать.

Сун чувствовал, как печаль и отчаяние наполняют его сердце. Что бы ни сказал, Чангэ ему не переубедить. И пытаться удержать ее силой ни к чему не приведет, в этом он убеждался уже не раз. Чангэ играла с огнем и готова была сгореть в нем.

Ему оставалось только следовать судьбе. «Делай, что должно, и будь что будет», — безрадостно подумал Сун, шагнул к Чангэ и крепко обнял. Рука его ласкающе прошлась по ее волосам.

— Ли Чангэ. Ты должна жить, — выдохнул Сун, потом медленно отстранился, снова взглянул в ее потрясенно распахнутые глаза. — Мне пора.

И ушел, не оглядываясь, почти сожалея, что позволил себе эту слабость.

========== 4.4 Замыслы катунь ==========

Комментарий к 4.4 Замыслы катунь

timeline: 23 серия

— Достаточно, Айя. Можешь идти. — Слабым движением руки катунь отпустила помогавшую ей переоблачиться ко сну и расчесать волосы служанку. Айя отложила гребень, поклонилась и покинула свою госпожу, уходя в отделенную от основного помещения часть шатра, где ночевали прислуживающие катунь рабыни.

Принцесса Ичэнь посмотрела на свое отражение в бронзовом зеркале и удовлетворенно улыбнулась. Сегодня ей удалось сделать важный ход и передвинуть несколько фигур на шахматной доске, приближая воплощение в жизнь задуманного много лет назад плана.

Катунь, пережившая трех ханов, передававших ее словно трофей из одного супружества в другое, на самом деле не была робкой и покорной женщиной, как думали окружающие, и как считал хан Яньли. Последняя принцесса ушедшей династии Суй хладнокровно, расчетливо и с завидным упорством готовила свое возвращение на Центральные равнины, намереваясь с помощью войск Ашилэ свергнуть императора Тан и восстановить династию Суй, которая объединит под своей властью Центральные равнины и степные регионы.

Хан Шулэ, ее третий супруг, был неплохим человеком, если сравнивать с другими. Катунь была благодарна ему за Шээра. И за то, что по большей части он оставлял ее в покое, предпочитая пьянствовать и развлекаться с наложницами, которыми полнился его шатер. Но Шулэ был откровенно слабым ханом, не имеющим ни амбиций, ни значительной поддержки среди других степных кланов. Его младший брат Яньли, напротив, обладал способностью вести за собой и неукротимым стремлением к расширению своего могущества. Для планов катунь он подходил как нельзя лучше. И потому в конце концов ей пришлось избавиться от Шулэ.

Чтобы отвлечь от себя внимание хана Яньли, катунь использовала преданную ей Цзиньсы, предложив ее хану в наложницы. Юная красавица очаровала сердце сластолюбивого хана и, пользуясь его защитой, не упускала случая прилюдно унизить катунь. Никто не подозревал, что Цзиньсы делала это по приказанию самой катунь, помогая поддерживать безобидный образ бесправной униженной женщины, вызывающий у других людей жалость и сочувствие. А принцесса Ичэнь тем временем втайне внедряла шпионов и в шатре хана, и в его войске, неторопливо оплетая Главный Шатер сетью верных ей людей, готовых следовать только ее приказам.

Главным препятствием, до сих пор стоящим на пути захвата принцессой власти в Главном Шатре, было Соколиное войско, абсолютно преданное своему тегину, и сам приемный сын хана. Катунь смертельно ненавидела Ашилэ Суна. Этот безродный сын рабыни не только постоянно перетягивал на себя внимание хана, не давая Шээру проявить себя и укрепить свое положение молодого хана; он был отвратительно предан хану Яньли, даже зная, что тот терпит его ради мощи Соколиного войска, и только пока он послушен.

Катунь давно искала способ избавиться от тегина. Когда Соколиное войско лишится своего предводителя, подчинить его будет несложно. Однако, тегин был умен и изворотлив, в Главном Шатре почти не появлялся, и ошибок, которые могли бы стоить ему расположения хана, не совершал. До сих пор.

От Лей Мэна, втайне докладывающего ей обо всем, что происходит в войсках и вокруг ее сына, катунь узнала подробности происшествия на реке Вэй, и уже прикидывала, как лучше использовать смельчака, не побоявшегося сорвать планы Яньли, против Ашилэ Суна. Решение сложилось само собой, когда Айя привела раба, нечаянно спасенного ею от стражников возле места заключения генерала Ло И и оказавшегося девушкой с Центральных равнин.

Ли Чангэ была отважной и полной сострадания, что помогло катунь быстро завоевать ее доверие трогательным рассказом о полной страданий жизни принцессы Ичэнь в степи. Катунь даже немного пожалела излишне простодушную рабыню, что, впрочем, не изменило ее планов, — выбрав не того хозяина, Ли Чангэ сама навлекла на себя беду.

Она хотела помочь генералу Ло И сбежать. Что ж, через два дня, когда хан и гости Курултая отправятся на охоту, Айя поможет Ли Чангэ вывезти генерала Ло И за пределы Главного Шатра. Конечно же, уйти далеко им не удастся. Лей Мэн позаботится о том, чтобы генерал был убит при попытке побега людьми Шээра. И с тегином будет покончено: даже если Ли Чангэ удастся сбежать, или ее убьют, катунь не сомневалась, что Ашилэ Сун сделает все, что она от него потребует, чтобы защитить оказавшуюся замешанной в побеге Айю — свою приемную мать.

…

Дядя говорил, что проявление лишних эмоций недостойно настоящего мужчины, привязанность делает уязвимым, а доверие — удел простаков, заслуживающих предательства. Шээр с детства крепко запомнил его слова и старался не допускать подобных слабостей, в надежде стать достойным расположения хана. Только вот, в этот вечер на душе было как-то особенно тоскливо. Покорность прислуживающих рабынь раздражала, кумыс отдавал противным послевкусием, и даже крепкое вино с запада вместо приятного опьянения вызвало головную боль.

Шад вышел из душно-нагретого шатра в ночную прохладу и бездумно побрел вперед, лишь в последний момент осознавая, что ноги сами принесли его к шатру катунь. Вокруг никого не было, но даже так он не осмелился приблизиться, а тем более войти. Много лет назад хан запретил ему встречаться с матерью, пригрозив, что ее настигнет кара бога Сириуса, если он нарушит запрет. Хотя Шээр больше не верил в божественную кару, у него не было сомнений, что дядя вполне способен сделать невыносимой и без того несчастную жизнь его мамы, если он проявит неповиновение. Так что теперь шад просто стоял поодаль от шатра, куда вход ему был заказан, с грустью перебирая немногие детские воспоминания о временах, когда еще мог находиться рядом с мамой.

Он даже не сразу заметил, когда из шатра вышли двое. Айя, доверенная служанка катунь, и… Шээр не поверил своим глазам. Вторым был тот самый приятель тегина, главная причина его отвратительного настроения. Айя передала ему какой-то сверток, жестами объяснила, что внутри еда и мазь для раны у него на лбу, где, кстати, теперь белела свежая повязка, поклонилась, получив такой же поклон в ответ, и, с теплой улыбкой проводив взглядом уходящего раба, вернулась в шатер.

Шээр хотел броситься следом за рабом и устроить ему немедленный допрос, но сдержался. Никуда он не денется до утра. Рабам запрещено выходить по ночам из бараков. Если на них наткнется один из патрулей, неприятностей не оберешься.

Шад так и не нашел покоя в эту ночь. Ко всем его прежним терзаниям прибавилось еще одно: ненавистный Ли Чангэ, приятель Суна, подставивший Шээра перед ханом и отнявший у него Мими, смог войти в шатер катунь и встретиться с ней!

На рассвете, едва возобновилось возведение шатров, шад грубо оттащил Ли Чангэ в сторону от других рабочих и спросил:

— Что ты делал ночью в шатре катунь?

Парень удивленно вскинул взгляд, а шад раздраженно продолжил, не дожидаясь ответа:

— Не думал, что ты так предприимчив. Втерся в доверие Ашилэ Суна, очаровал Мими Гули. Теперь решил околдовать и катунь?! Ни перед чем не остановишься, чтобы достичь своей цели?

— О чем ты говоришь? — нахмурился тот, будто бы растерявшись.

— Не прикидывайся непонимающим. Ты хочешь подобраться поближе к катунь. Что тебе от нее надо?

Ли Чангэ, должно быть, понял, что ему не отвертеться. Приняв сочувствующий вид, он мягко произнес:

— Шээр, катунь так беспокоится и скучает по тебе…

Это стало последней каплей, переполнившей сосуд бурлящего внутри него гнева. Шээр схватил парня за горло и сдавил так, что тот застонал от боли.

— Не смей говорить от ее имени, — процедил он сквозь сжатые зубы.

— У нее нелегкая жизнь… с трудом прохрипел Ли Чангэ, лицо которого начало темнеть от нехватки воздуха.

— Заткнись! — гневно бросил шад, глядя на свою руку, сжимающую чужую шею. Что-то было не так. Спустя несколько мгновений он понял, что, и быстро отпустил ее. — Ты… У тебя нет кадыка! Ты женщина! — Шээр рассмеялся, чувствуя странное облегчение. — Это все объясняет! А я-то удивлялся, как Мими могла увлечься тобой, и почему Сун настолько заботится о мужчине.

Она не выглядела испуганной разоблачением, скорее, озабоченной, как будто пыталась предугадать по глазам его следующее действие. Шээр предвкушающе ухмыльнулся:

— Ты в моей власти. Представляю, как опечалится Сун, когда увидит твое мертвое тело.

— Катунь сказала, что ты хороший человек и не станешь причинять людям боль, — рассчетливо возразила Ли Чангэ, ничуть не устрашенная его словами.

— Тогда скажу по-другому, — Шээр не собирался выпускать ее из захлопнувшейся ловушки. — Допустим, Великий Хан узнает, что Ашилэ Сун привел женщину, которая стреляет из лука, и к тому же подставила Волчье войско. Как думаешь, что он сделает с Ашилэ Суном?

Вот теперь испугалась, удовлетворенно подумал шад, отмечая разом побледневшее лицо и беспокойство во взгляде девушки.

— Чего ты хочешь? — слишком быстро спросила она.

— Ты должна делать то, что я скажу. Все, что я скажу.

========== 4.5 Поединок ==========

Комментарий к 4.5 Поединок

timeline: 23 серия

За установленным на возвышении столом, богато уставленным разнообразными блюдами, Великий Хан и его любимая наложница Цзиньсы непринужденно предавались непристойным ласкам на глазах у остальных приглашенных гостей. Катунь, сидевшая сбоку за небольшим столиком, смотрела прямо перед собой отсутствующим взглядом, отключившись от происходящего.

Просторный шатер полнился приглушенными разговорами, отдельными выкриками и женским смехом. Гости Курултая, после серьезных обсуждений, длившихся до полудня, приглашенные на праздничный банкет, с удовольствием ели, пили, тискали податливых рабынь — короче, веселились вовсю. Намеренно отвернувшись от стола отца и бесстрастно наблюдая за все более разнузданным поведением пьянеющих вождей, Сун не чувствовал ничего, кроме легкого отвращения. Он не хотел находиться здесь, но нужно было дождаться возможности вызвать Шээра на поединок, чтобы спасти Чангэ. А Шээр до сих пор не появился, хотя банкет начался уже довольно давно.

Шум начал стихать. Гости один за другим оборачивались в сторону головного стола. Налив себе вина, Сун тоже повернулся. Великий Хан держал перед собой в вытянутых руках наполненный вином кубок. Дождавшись тишины, он величественно произнес, обращаясь ко всем присутствующим:

— Курултай издавна был не только важной встречей глав степных кланов, но и большим праздником для всех! Я пригласил вас в мой шатер, чтобы отметить заключенные сегодня между нами соглашения, а также, чтобы вы могли насладиться гостеприимством Главного Шатра! Наполним же кубки! Позвольте мне выпить в вашу честь!

— Благодарим, Великий Хан! — послышалось со всех сторон, в то время, как прислуживающие рабыни торопливо наполняли кубки гостей. Все выпили, а хан, посчитав свои обязанности выполненными, снова приобнял Цзиньсы, одной рукой поглаживая ее под подбородком. Взгляд его при этом упал на пустующее место шада напротив Суна.

— Почему Шээр до сих пор не здесь? — недовольно спросил Яньли, нахмурив брови. Сун заметил, как катунь едва заметно вздрогнула, должно быть, боясь, что хан прилюдно начнет выговаривать ей за поведение ее сына. Бросив короткий взгляд на катунь, посланник Шисинь Сыли быстро поднялся, поклонился Великому Хану и ответил:

— Великий хан. Молодого хана, должно быть, что-то задержало. Я узнаю, в чем дело.

Но ему не потребовалось никуда идти, потому что шад выбрал именно этот момент для своего появления. И он пришел не один. Мгновенно выделяясь среди присутствующих в шатре женщин, плавной походкой за ним следовала девушка, одетая в летящие одеяния цвета яркой лазури, подобные тем, что носят богатые наложницы в Мобэй. Нижняя часть ее лица была скрыта под полупрозрачной вуалью того же лазурного оттенка, оставляя на виду лишь слегка подведенные миндалевидные глаза, полускрытые длинными ресницами.

Сун узнал ее с полувзгляда и похолодел в душе. Значит, шад узнал, что Чангэ девушка.

Она преклонила колени на шаг позади шада, приветствующего Великого Хана, рядом со столом тегина. На мгновение подняла на Суна сосредоточенный взгляд, будто хотела сказать… что? Может быть, напоминала, чтобы он держал себя в руках.

— Меня задержали. Прошу у дяди прощения за это, — произнес Шээр.

— Ты сильно опоздал, Шээр. Ладно, садись скорее, — великодушно разрешил хан, с интересом присматриваясь к приведенной шадом красотке.

Шад повиновался, скользнув по лицу Суна насмешливым взглядом. И, едва заняв свое место, нарочито грубо приказал Чангэ, привлекая к ней еще больше внимания:

— Чего замерла? Налей мне вина.

Сун напрягся. Наливать вино господину было обязанностью наложниц. Неужели Шээр?.. Шад смотрел на него, не скрывая торжествующей ухмылки. Сун стиснул зубы, с напускным безразличием наблюдая, как Чангэ, чуть замешкавшись, повиновалась. Про себя он подумал, что убьет Шээра, если тот в самом деле взял ее силой, даже если это будет стоить жизни ему самому. Потом. Сначала нужно увести отсюда Чангэ.

— Еще одну! — неторопливо выпив, приказал шад. Принцесса опять взялась за сосуд с вином, чтобы наполнить чашу.

— Шээр, — спросил хан, все еще поглядывающий на Чангэ, — рабыня, что ты привел с собой, выглядит как настоящая красавица. Почему я не видел ее раньше?

— Дядя, это просто рабыня из моего шатра, — улыбаясь, ответил шад. — В ней нет ничего особенного. Я велел ей одеться понаряднее, чтобы оживить сегодняшний Курултай.

— Смотрю, ты в хорошем настроении. А эта рабыня… когда в Главном Шатре появилась такая красавица? — голосом, в котором явственно слышалась похоть, спросил хан.

«Хан не пропускает ни одной маломальски симпатичной рабыни. Еще немного, и он потребует Чангэ себе. Шээр, неужели ты добиваешься именно этого?» — с зарождающимся отчаянием подумал Сун. Он не представлял себе, что будет делать, если это произойдет. К счастью, Цзиньсы, недовольная тем, что хан перестал обращать на нее внимание, решила вмешаться в разговор.

— Ах, хан, неужели наша прекрасная катунь тебя больше не удовлетворяет? Какой еще красоты ты желаешь?

— Ты говоришь глупости, — отвлекаясь от рабыни шада, рассмеялся хан и шутливо ударил любимую наложницу пальцем по носу.

— Разве я не права? — не успокоилась та, продолжая унижать катунь словами. — Хану не стоит слишком жадничать. Ведь катунь была самой красивой женщиной на Центральных равнинах.

Сун видел, как слетела с лица Шээра улыбка, как он весь напрягся, слушая эти неприкрыто оскорбительные слова в отношении своей матери. И, вопреки всему, в этот момент испытывал сочувствие к шаду, не имеющему права даже слова сказать в защиту близкого человека.

— Ладно-ладно, ты слишком разговорилась, — усмирил хан свою любимицу, почувствовав возникшее в шатре напряжение. Все же катунь была уважаема многими, не следовало, хотя бы на людях, так явно проявлять к ней неприязнь. Подняв кубок, хан снова обратился ко всем присутствующим:

— Давайте выпьем!

Шээр быстро опрокинул в себя содержимое чаши, с ненавистью взглянул на Суна и, искривив рот в фальшивой усмешке, повернулся к Чангэ.

— Ты! Теперь иди налей вина моему брату Суну.

Принцесса вскинула на него растерянный взгляд. Знала ли она о том, что наложницы наливают вино только своему господину? Заставляя ее прислуживать еще кому-то, шад давал всем окружающим понять, что эта рабыня доступна для любого желающего.

— Я неясно выразился? — в нарочитом гневе воскликнул шад, снова привлекая к Чангэ внимание хана.

Ничего не выражающим взглядом Сун проследил, как, помедлив, принцесса поднялась со своего места, грациозно пересекла широкий проход и, присев рядом, подняла сосуд с вином. На мгновение глаза их встретились. Сун качнул головой, пытаясь остановить ее. Но Чангэ уже опустила взгляд и, наполнив кубок, с поклоном протянула ему. А потом вернулась к шаду.

Никогда и никому в своей жизни тегин так страстно не желал ужасной смерти, как желал ее в этот момент шаду. Осознавая, что к ним сейчас прикован интерес многих из собравшихся, Сун медленным движением поднял кубок ко рту и выпил, глядя на Шээра. Тот снова ухмыльнулся.

— Как тебе, Сун? Разве не стало вино вкуснее?

«Ждешь, что я потеряю контроль, шад? Хорошо, но это будет не так, как тебе хотелось бы». Не глядя, Сун плеснул в свой кубок еще вина и поднялся, прихватив лежавший рядом меч.

— Отец, я хочу выпить в твою честь и попросить о награде, — позволяя громким словам прокатиться по шатру, сказал он хану, подняв кубок, прежде чем одним глотком опрокинуть в себя его содержимое.

— Хорошо, сын. Чего ты хочешь? — рассмеялся хан. — Говори прямо. Кроме людей из шатра катунь, я могу дать тебе все, что пожелаешь.

Сун отбросил в сторону кубок и вытащил меч из ножен, направив его в сторону шада.

— Сегодня, в честь Курултая и согласно традициям я хочу бросить вызов Шээру. В случае победы в этом поединке отдай мне рабыню, что сейчас рядом с ним.

— Замечательно! — воскликнул хан. — Среди воинов рода Ашилэ вы двое лучше всех владеете искусством боя. Несомненно, ваш поединок будет захватывающим зрелищем, достойным Курултая! Шээр, что ты скажешь? Примешь вызов?

— Дядя, коль скоро Сун вызывает меня на поединок, как я могу отказаться? — поднявшись, уверенно ответил шад. — Но, раз Ашилэ Сун хочет мою рабыню, тогда, в случае победы, пусть рабыня Мими Гули из его шатра станет моей.

— Хорошо! Сражаться за красавиц вполне в духе рода Ашилэ. Я согласен! — воодушевленно воскликнул хан.

…

Они молча выслушали короткое напутствие, произнесенное Великим Ханом скорее для гостей и зрителей поединка, и, едва отзвучали его последние слова: «Вы — гордость рода Ашилэ! Покажите, на что вы способны!», почти одновременно бросились друг на друга. Ярость бушевала в сердцах обоих, ярость, уже давно требовавшая выхода. И теперь она выливалась наружу молниеносными и отточенными движениями, стремительными выпадами сверкающих на солнце мечей. Оба хорошо владели и мечами, и рукопашным боем, поэтому долгое время поединок шел на равных, напоминая скорее танец, вместо музыки сопровождавшийся звоном мечей. До тех пор, пока, отражая очередной удар меча Суна, Шээр не пробормотал негромкое, слышное только ему: «Рассказать тебе, что я делал с ней в моем шатре? Как она страдала?»

Сун сорвался. Он больше не думал о предупреждении отца, о необходимости сдерживать себя и щадить шада. С этого момента для него поединок перестал быть зрелищем на потеху публике, а стал смертельным сражением, цена победы в котором его больше не заботила.

Ускорившись, он больше не соизмерял сил, буквально уже через минуту взрезав мечом бок шада, а еще несколькими выпадами позже нанеся вторую, более глубокую рану немного выше. Крик катунь, попытавшейся остановить поединок, донесся до него словно из невообразимой дали и не оказал никакого действия. Великий Хан не останавливал поединок, а шад снова и снова опаздывал с отражением ударов, позволяя мечу Суна напитываться кровью.

При очередном выпаде Сун резко крутанул мечом вокруг рукояти меча Шээра и в сторону, и тот отлетел на каменное ограждение круга, воткнувшись между камнями острием вверх. А Сун вдруг ощутил обжигающую боль немногим ниже сердца — шад воспользовался кинжалом, который был спрятан в рукояти его меча, и лишь благодаря инстинктивно прижатому к груди мечу Суна его удар не стал смертельным.

На мгновение Сун замер, пережидая боль, потом резко взмахнул рукой, заставляя шада отскочить. Откуда-то в руке Шээра возникла тонкая металлическая цепь. Одним движением он обвил ее вокруг поднятого Суном в защите меча и, прытко отскочив ему за спину, потянул за концы, притягивая меч к шее тегина. Чувствуя, как силы постепенно оставляют его, Сун локтем ударил шада в раненый бок, развернулся, ударом колена отпихивая его от себя и, перехватив один конец освобожденной цепи, хлестнул ей, словно кнутом, по ногам Шээра.

Цепь, вероломно использованная шадом в отчаянной попытке одержать победу в поединке, плотно захлестнула его щиколотки, лишая равновесия, и привела к падению. Шээр падал прямо на острие своего застрявшего между камнями клинка. Время словно замедлилось, и Сун успел бросить взгляд вокруг. Побледневшее лицо катунь было искажено от ужаса, и даже хан привстал со своего кресла, расширенными глазами наблюдая происходящее в ожидании непоправимого. «Рассказать тебе, что я делал с ней в моем шатре? Как она страдала?» — звучали в голове издевательские слова шада. Он заслужил смерть. Тегину даже ничего не нужно было делать, никто не станет обвинять его в этом происходящем у всех на глазах несчастном случае…

Резким движением, болью отозвавшимся в чудовищно напрягшихся мышцах, он рванул цепь на себя и в сторону, оттаскивая шада, находящегося уже в цуне от острия, прочь от смертельного касания. И не давая подняться, приставил к его горлу свой меч.

— Ты проиграл! — тяжело дыша, почти прорычал Сун, подавляя разбуженную стремительным сражением жажду крови.

Наблюдающие за поединком главы степных кланов, прибывшие на Курултай, и воины Главного Шатра, с восхищением наблюдавшие за сражением, разразились восторженными криками, впечатленные мастерством приемного сына хана. Сун их словно не слышал. Отбросив в сторону меч, он подошел к сидящей на возвышении под балдахином Чангэ, небрежно схватил ее за руку и вывел на середину круга, где только что проходил поединок. Повернувшись к хану, требовательно произнес:

— Отец?!

— Она теперь твоя! — махнул рукой хан, подтверждая, что он может забрать обещанную награду.

Комментарий к 4.5 Поединок

Следующая за эпизодом игры в цуцзюй понравившаяся в дораме экшн-сцена. Быстрые движения, несдерживаемые мощные удары мечей, скрытые орудия и взгляды, обнажающие потаенные чувства, - органично и правдоподобно показательный поединок между тегином и шадом перерастает в смертельный бой; очень хорошо видно, каких невероятных усилий стоит тегину не сдаться жажде убийства, овладевшей им после провокационных слов шада и его нечестных способов сражения, а оттащить его от верной смерти на острие собственного меча.

========== 4.6 Остаться в ловушке ==========

Комментарий к 4.6 Остаться в ловушке

timeline: 24 серия

Азарт и напряжение боя медленно покидали его, подобно крови стекая в песок, которым покрыт был круг для поединков. Опустив голову и морщась от вдруг проявившейся по всему телу боли, онемевшими пальцами Шээр распутывал цепь, неведомо как закрутившуюся в тугой узел вокруг щиколоток. Постыдное поражение, а еще больше — унизительное милосердие, вопреки его ожиданиям проявленное Суном, тяжело давили на плечи.

Шад был уверен, что тегин обязательно выдаст себя, когда увидит свою женщину выставленной напоказ простой рабыней для постельных утех и решит, что шад уже овладел ею сам и теперь собирается предложить ее хану. Шээр и в самом деле недолго размышлял, не совершить ли ему нечто подобное. Но, в конце концов, как бы ни желал отомстить Суну, он не был насильником, а отдавать гордую девчонку, вся вина которой состояла в том, что она связалась не с тем человеком, на растерзание хану, с легкостью оскорблявшему даже катунь, было бы слишком жестоко. Достаточно было нанести удар по гордости тегина, причинить ему душевную боль и вызвать страх за ее дальнейшую судьбу.

Полагая, что сегодняшний день станет днем его торжества над тегином, Шээр никак не ожидал, что проклятый ублюдок и глазом не моргнет, глядя, как он унижает Ли Чангэ, мало того, еще и обернет ситуацию в свою пользу, чтобы выручить ее, невызвав подозрений хана. Впрочем, сначала Шээр даже обрадовался, когда Сун бросил ему вызов, ведь, кто бы что ни говорил, он всегда хотел победить его в честном бою, а поединок еще и давал ему шанс вернуть Мими Гули, по воле хана оказавшуюся во власти тегина.

Только вскоре ему пришлось признать, что в честном бою на победу нечего и рассчитывать. Он еще справлялся со скоростью, заданной тегином с самого начала поединка, но не мог не заметить, что, выматывая его чередой прицельных, убыстряющихся атак, ответные удары тегин отбивал с небрежной легкостью. Чувствуя, как уплывает от него столь желанная победа, Шээр от расстройства совершил ошибку. Слова, которые должны были заставить тегина дрогнуть и немного ослабить защиту, превратили безобидный поединок в смертельный бой, в котором ничто больше не останавливало тегина от убийства. По крайней мере, именно так думал Шээр, никогда раньше не видевший в глазах Суна подобной убийственной ярости, когда решил воспользоваться скрытым оружием, недопустимым в честном поединке.

Но даже оно не помогло.

А тегин в последний момент совладал со своей яростью, ненавистью… или что это было?.. и буквально вырвал его, уже готового умереть, из лап смерти. Для шада этот благородный жест был хуже самого страшного унижения.

Отбросив прочь наконец поддавшуюся цепь, Шээр с трудом поднялся. Победивший тегин уже тащил свою награду прочь от круга, крепко сжимая ее руку и не оглядываясь. Довольные зрители расходились по своим делам, не обращая на него никакого внимания. И только катунь все еще стояла на возвышении под балдахином, неотрывно глядя на него полными слез глазами, из которых еще не совсем исчез только что пережитый ужас. Шээр едва заметно кивнул, давая понять, что с ним все в порядке.

— Проводи катунь обратно в ее шатер! — окинув катунь недовольным взглядом, грубо приказал хан ее служанке. — Шээр, а ты иди за мной!

Осторожно наступая на вывихнутую во время рывка, спасшего ему жизнь, ногу, шад побрел следом за дядей в его шатер, без сомнения, чтобы в очередной раз услышать о своей никчемности.

…

Сун шагал быстро, стремясь как можно скорее покинуть Главный Шатер. Почти порванные в последнем усилии мускулы, кровоточащая рана, физическая боль — все это было неважно, для этого будет время позже, в безопасности лагеря Соколиного войска. Он все еще был взвинчен прошедшим боем, и с трудом заставлял себя молчать, опасаясь наговорить слов, о которых может пожалеть впоследствии.

Поглощенный самоконтролем, он не сразу почувствовал сопротивление Чангэ, которая едва поспевала за его широкими шагами. Сун остановился, повернулся к принцессе и ненадолго потерялся в ее обволакивающем теплом, и вместе с тем отчаянном взгляде. Спросить, в чем дело, он не успел, потому что Чангэ, решительно выдернув свою руку, вдруг развернулась и побежала обратно. Чуть замешкавшись, Сун бросился за ней. Он влетел в шатер Великого Хана лишь мгновением позже нее, но Чангэ уже опустилась рядом с коленопреклоненным Шээром и быстро заговорила, обращаясь к хану:

— Великий Хан, я не хочу уезжать из Главного Шатра! Я принадлежу своему господину и не хочу другого.

Сун задохнулся, будто его ударили поддых. Она хотела остаться? С шадом?

Шээр вскочил на ноги и издевательски рассмеялся ему в лицо:

— Ты это слышал, Сун? Даже рабыня не хочет идти за тобой.

Однако, взгляд у него был настороженным, подозрительным. Нет, Шээр ни при чем, решил Сун, а в памяти, словно специально дожидались этого момента, всплыли недавние слова Чангэ: «Я должна попробовать, даже если умру при этом. Надеюсь, когда это произойдет, ты не станешь меня останавливать». Принцессе вовсе не нужно было, чтобы он увез ее из Главного Шатра. Она твердо решила пожертвовать собой, чтобы попытаться спасти генерала Ло И.

Сун чувствовал себя опустошенным. Некого винить, что для него Чангэ была важнее всего остального, но для нее существовало множество вещей, которые были важнее Суна, и даже важнее ее собственной жизни. Только вот с разочарованием справиться было непросто.

Окинув его внимательным взглядом, хан успокаивающе произнес:

— Не волнуйся, сын. Я прикажу связать ее и доставить в Соколиное войско.

— Не стоит, — Сун гордо поднял голову. Он не станет останавливать ее. — Эта рабыня мне больше неинтересна. Пусть остается с Шээром, они друг другу подходят. Отец, я хочу вернуться в лагерь Соколиного войска. Я ранен и не смогу охотиться так же хорошо, как в прошлом году. Тогда какой в этом смысл?

— Хорошо, оставайся и подлечи свои раны, — согласился хан. — Шээр, ты тоже можешь пропустить эту охоту.

— Спасибо, дядя, — облегченно поблагодарил шад, раны которого были не в пример многочисленнее и тяжелее, чем ранения Суна. — Тогда позволь мне уйти.

Схватив за руку, он бесцеремонно поднял Чангэ с колен и увел ее из шатра. Сун остался, чтобы распить вместе с отцом кувшин крепкого вина, привезенного в качестве дара к Курултаю из Монаня{?}[Монань - досл. “Южная Пустыня”]. Вино слегка туманило разум, но так и не смогло смыть горечи, осевшей на языке Суна при виде Чангэ, уходящей с шадом.

…

Стемнело. Ему давно следовало покинуть Главный Шатер, но Сун никак не мог заставить себя уйти. Монаньского вина оказалось недостаточно, и теперь он сидел напротив входа в рабский барак, потягивая раздобытый у отца Аличи, стараясь не думать о том, что Чангэ может все еще находиться в шатре шада. Зайти в барак, чтобы проверить, он не решался.

Она увидела его сразу, едва выйдя из барака. Сун успел испытать облегчение и подумать, что принцесса притворится, будто не заметила его, но Чангэ направилась прямо к нему. Сделав глоток вина, он мрачно наблюдал, как она приближается.

— А-Сун, — тихо произнесла она, виновато глядя на кровавое пятно, расползшееся по ткани его кафтана, — прости.

Сун отпил еще глоток и поднялся ей навстречу, чуть качнувшись.

— Ты упустила шанс и теперь здесь в ловушке. Как собираешься спасать Ло И? — нетвердым голосом спросил он.

— Откуда ты?.. — Чангэ оборвала сама себя, должно быть, вспомнив тот разговор. — Не могу тебе сказать. Я пообещала…

— Кому? Принцессе Ичэнь? — обреченно выдохнул Сун. — Ни она, ни ты не сможете освободить его. Чангэ, может хватит переоценивать собственные возможности, а? Ты не всесильна!

— Почему ты решил не ехать на охоту? — сменила она тему. — Шээр подозревает, что с тобой что-то не так. Не знаю, какие у тебя планы, но надеюсь, они не пересекутся с моими.

Сун не ответил. В объяснениях не было смысла, если их слушали, не слыша.

— Как твоя рана? — не дождавшись ответа, спросила Чангэ.

— Не смертельно, — коротко ответил Сун, не желая ни ее сочувствия, ни извинений.

— А-Сун, я благодарна тебе… — неловко начала Чангэ, но он не дал ей договорить, неожиданно едко спросив:

— За что ты благодаришь меня, принцесса, если все равно не слушаешь, что я говорю, и поступаешь наперекор?

Хотя ее взгляд был полон сожаления, решительность в голосе отвергала любые попытки убеждения.

— Просто уходи. Не вмешивайся в это. Пожалуйста.

Сун повернул голову, впервые с начала разговора отводя от нее взгляд, немного помедлил и пошел прочь.

— Возвращаемся, — седлая своего коня у ворот, сказал он сопровождавшему его Су Ишэ. — Мне нужно позаботиться о ране. Оставь здесь несколько наблюдателей. Что бы ни случилось в Главном Шатре, немедленно докладывай мне. Особенно то, что касается Ло И. И позаботься о том, чтобы Шээр знал, что я вернулся в лагерь Соколиного войска.

— Я понял! — ответил Су Ишэ.

Сун пришпорил коня. Впереди его ожидала бессонная, полная темных мыслей ночь.

========== 4.7 Неудавшийся побег ==========

Комментарий к 4.7 Неудавшийся побег

timeline: 24 серия

Все оказалось намного проще, чем она ожидала. Великий Хан увел на охоту большую часть воинов, находившихся в Главном Шатре во время Курултая. Генерала Ло И охраняли не слишком усердно: должно быть, стражникам трудно было представить, что кто-то попытается освободить измученного побоями, раненого старика из крепких оков и посреди бела дня вывести его из стана.

Незаметно выпустить любимого ахалтекинца{?}[Ахалтекинцы - необычайно быстроногая и выносливая порода верховых лошадей, легко приспосабливается к любым окружающим условиям. Были выведены более 5000 лет назад в Туркмении и ценились наравне с “Небесными конями” из Ферганской долины.] хана, томившегося в ограниченном пространстве загона, было делом нескольких минут. И, пока стражники ловили драгоценного быстроного беглеца, Чангэ вскрыла замки цепей, сковывающих генерала, и с помощью Айи спрятала его в большой бочке, в которой служанка катунь ежедневно возила воду с реки для своей госпожи. Поскольку все знали, кому служит Айя, их беспрепятственно выпустили за ворота. В перелеске, спускающемся к реке, их ожидала с двумя лошадьми последняя из оставшихся личных стражей генерала Ло Шиба, с которой Чангэ познакомилась три дня назад, пробравшись к плененному генералу.

Удача покинула их, когда Чангэ уже собиралась помочь генералу подняться в седло. Побег был, по всей вероятности обнаружен, и за ними выслали погоню. Вдалеке послышался топот копыт, погоняющие коней окрики всадников, и тут одна из их лошадей отозвалась на ржание коней преследователей, выдавая их расположение.

— Генерал, уходите, я задержу их! — воскликнула Чангэ.

Ло И, прислушивающийся к звукам приближающегося отряда, твердо возразил:

— Нет. Их слишком много. Принцесса Юннин не может выдать себя за меня. Так их не остановить. Значит, настало мое время уйти. Для Тан я — мятежник, для Ашилэ — злейший враг. Мне некуда бежать. Я рад, что дожил до сегодняшнего дня. Умереть свободным на поле боя — достойный конец.

— Генерал, я не оставлю вас здесь одного, — запротестовала Чангэ. — Клянусь, я спасу вас во что бы то ни стало!

Он покачал головой:

— Вы обе не должны умирать из-за меня. Прошу только принцессу позаботиться о Шибе, она мне почти как дочь. Ло Шиба, отныне служи Ли Чангэ так же верно, как служила мне. А сейчас слушай мой последний приказ: увози Чангэ отсюда.

Чангэ нечего было противопоставить решимости генерала. Обхватив рукой за пояс пустившую лошадь в галоп Шибу, Чангэ оглянулась назад и успела увидеть, как генерал Ло И, на удивление быстро орудуя мечом, положил четырех бросившихся на него воинов Ашилэ, метнул меч в ноги одной из последовавших за девушками лошадей, останавливая погоню, и был сражен мечом предводителя преследовавшего их отряда, в котором она узнала советника Волчьего войска Лей Мэна. Сердце Чангэ больно сжалось. Сун был прав, ей не удалось спасти генерала Ло И.

Им с Шибой тоже не суждено было уйти далеко. Едва они оторвались от погони, как пришлось остановиться, потому что дорогу преградили всадники Волчьего войска.

— Кто бы мог подумать, что ты такой способный, — ухмыльнулся шад, игнорируя Шибу, почти закрывавшую собой сидящую позади нее Чангэ. — Сумел увезти калеку из Главного Шатра, полного стражников.

— Шиба, — с опаской глядя на него, тихо произнесла Чангэ. — Ты сильнее меня. Как только выпадет шанс, беги.

— Никто никуда не побежит, — немедленно похвастался хорошим слухом шад. — Взять их живыми!

Чангэ быстро соскользнула с лошади, Шиба выхватила свой меч, готовая обороняться, а в следующее мгновение Шээр, уловивший в воздухе тонкий свист, резко откинулся назад и стек на землю, избегая удара направленной в него стрелы.

Под прицелом двух десятков лучников Соколиного войска, замерших с луками наизготовку на прекрасно выученных боевых конях, воины шада не спешили выполнять команду своего предводителя.

Сун, на скаку выпустивший предупредительную стрелу, осадил коня рядом с Чангэ.

— Это мои люди, — непререкаемым тоном известил он шада. — Я забираю их с собой.

— С чего ты решил, что можешь так со мной разговаривать? — небрежно осведомился шад, с довольным видом наблюдая за приближением преследовавшего их с Шибой отряда. Теперь преимущество было на его стороне.

Чангэ с тревогой посмотрела на Суна. Он тоже увидел Лей Мэна, но в лице его не дрогнул ни один мускул. Он продолжал смотреть на шада тяжелым непроницаемым взглядом, готовый немедленно развязать бой, если шад сделает хотя бы одно неверное движение.

— Тегин Сун. Пожалуйста, успокойтесь, — неожиданные слова торопливо подошедшего Лей Мэна заставили шада вскинуть на него удивленный взгляд. Чангэ тоже была озадачена. Сун только что открыто объявил о своей причастности ко всем ее действиям, а советник шада ненавидел его чуть ли не больше, чем сам шад. Разве не должен он был поддержать Шээра и избавиться от тегина, пользуясь численным превосходством?

Сун даже не посмотрел на Лей Мэна.

— Шээр, тебе никогда не понять, что значит защищать кого-то, — холодно произнес он.

— А мне и не надо, — фыркнул шад. — Мне просто приятно уничтожать то, что тебе нравится. Хочу, чтобы ты познал чувство утраты дорогого человека.

— Это все нелепые отговорки, — медленно произнес Сун. — Ты должен понимать, что они не имеют отношения к тому, что происходит между нами. Ведешь себя, как не желающий повзрослеть трус.

— Повтори, что ты сказал?! — взбешенный шад напал бы на него с голыми руками, но Лей Мэн удержал его на месте, железной хваткой схватив за руку.

— Трус, — тем же тоном повторил оскорбление Сун, недвусмысленно давая шаду понять, что не отступит от своего, и практически напрашиваясь на драку.

— Тегин Сун. Волчье войско готово отпустить Ли Чангэ, — снова примиряюще вмешался Лей Мэн, заработав неверящий взгляд шада. — Давайте пойдем друг другу навстречу, хорошо?

Выждав немного и убедившись, что играющий желваками от ярости шад не собирается возражать своему умному и хитрому советнику, явно замышляющему что-то недоброе, Сун протянул Чангэ руку и скомандовал своим воинам:

— Уходим!

Чангэ немного поколебалась, глядя на застывшие лица шада и его советника, потом подала руку Суну, позволяя ему закинуть ее в седло позади себя. Су Ишэ сжал поднятую руку в кулак, давая лучникам сигнал к отступлению, и отряд Соколиного войска последовал за тегином.

…

— А-Сун. Остановись же.

Сун вовсю погонял коня, стремясь как можно быстрее увеличить расстояние между ними и отрядом шада. Чангэ несколько раз окликнула его, пытаясь остановить, но он будто не слышал. Или, скорее, не желал слышать. Ей пришлось самой протянуть руку, натянуть поводья и соскочить с коня, едва дождавшись, пока он остановится. Сун тут же оказался рядом с ней.

— Что ты теперь хочешь? — неприязненно спросил он. Внутри больно кольнуло. Чангэ пришлось напомнить себе, что для злости и неприязни у тегина были веские причины, но, несмотря ни на что, он снова пришел ей на помощь.

— Шээр и его люди знают, что меня спасло Соколиное войско. Что нам делать? — озабоченно спросила она.

— Это моя забота, — не глядя на нее, буркнул Сун. — Тебя не касается. Не стоит беспокоиться.

— Но я…

— Му Цзинь?! — удивленно воскликнул Су Ишэ, настороженно следивший за боковой тропой, по которой к ним скакали три всадника. Сун напрягся, глядя на приближающегося друга.

— Сун! Наконец-то я тебя нашел! — соскочив с коня, сразу бросился к нему Му Цзинь. И только потом заметил стоящую рядом с тегином Чангэ. — О, ты ее спас?

— Да. Что случилось, зачем ты меня искал?

— Голубь доставил срочное письмо из Главного Шатра. Взгляни.

Он вытащил из-за пазухи перевязанный лычиной небольшой кожаный свиток и передал Суну. Сун стянул лычину, и вытряхнул на ладонь содержимое свитка. Чангэ успела увидеть, что это были простенькие женские сережки, прежде чем Сун сжал пальцы. Он тяжело двинул челюстью, глядя перед собой сузившимися глазами.

— Что там? — забеспокоился Му Цзинь, видя его реакцию.

— Отвезите Чангэ домой, — вместо ответа распорядился Сун.

— Да что случилось-то?

— Не задавай вопросов. Поезжайте, — сказал Сун и повернулся к своему коню.

— Нет, — воспротивилась Чангэ, заставив его замереть на месте. — Если я уеду, что будет с тобой?

— Не важно. Волнуйся о себе, — не оборачиваясь, сказал он.

— Я не могу уехать. Все те люди видели, что ты меня спас. Как ты будешь с этим разбираться? Я сама отвечу за свои действия. Иначе люди в Соколином войске…

— Заткнись! — Чангэ отшатнулась от злого окрика и яростного взгляда, которым обжег ее резко развернувшийся тегин. — Что ты о себе возомнила? Думаешь, все можешь? Ты чужая в степях. Что бы ни происходило с Соколиным войском, тебя это не касается!

Никогда до этого момента Чангэ не видела Суна таким враждебно настроенным к ней. Конечно, он злился из-за случившегося накануне. Но это не могло настолько изменить его отношение. Должно было произойти еще что-то.

У нее не было времени, чтобы подумать.

— Ты не можешь справляться со всеми проблемами в одиночку, — примирительно сказала она. Но сделала этим только хуже.

— Мне не пришлось бы ни с чем справляться, если бы не ты. Ты знала, чем это грозит, но все равно решила поступить по-своему. Ты спасла Ло И, и что? Он мертв, ты подвергла опасности себя, меня и Соколиное войско! Такова цена твоего своеволия! — Сун глядел на нее с таким отвращением, что хотелось немедленно провалиться под землю. Ей никогда еще не приходилась оправдываться, и Чангэ не знала даже, как начать. Он был прав, во всем прав. Но ничто не могло подготовить ее к его следующим словам. — Ли Чангэ. Ты доставила достаточно неприятностей. С этого дня ты не имеешь отношения к Соколиному войску. Возвращайся на Центральные равнины. Убирайся!

Чангэ смотрела в искаженное… гневом? отвращением? ненавистью?.. лицо Суна и не могла поверить, что он говорит эти слова всерьез. На лицах Му Цзиня и Су Ишэ тоже явственно читались недоумение и тревога. Тегин никогда, никогда на их памяти так не выходил из себя.

— Му Цзинь, распорядись, чтобы ее связали и вышвырнули на той стороне границы! — жестко приказал Сун, но, видя, что тот не двигается с места, опустив глаза, с требовательным взглядом повернулся к Су Ишэ.

— Советник… — сделал тот шаг к Чангэ.

— Не надо, — она выставила перед собой руку в оборонительном жесте. — Я сама уйду.

Бросив на снова отвернувшегося Суна последний взгляд, она оседлала предложенную Су Ишэ лошадь и вместе с Ло Шибой поскакала в сторону границы. Теперь, когда у нее было время подумать, Чангэ быстро поняла, что поведение Суна резко изменилось после того, как Му Цзинь передал ему письмо.

Чангэ остановила коня.

— Ло Шиба, — обратилась она к стражнице, — неважно, что сказал генерал Ло И, я не твоя госпожа. Ты можешь идти.

— Идти? Куда? — неожиданно высоким голосом спросила стражница, которую Чангэ считала немой.

— Ты можешь говорить? — удивилась Чангэ. — Почему же до сих пор молчала?

— В словах не было необходимости.

— Ты можешь идти, куда захочешь, делать то, что тебе нравится. Не нужно больше никому подчиняться. Ты свободна. А мне нужно остаться.

Шиба не успела ответить, как их догнали Му Цзинь и один из сопровождавших его воинов.

— Что такое? Следишь, чтобы я покинула степи? Боишься, что не уеду? — язвительно спросила Чангэ.

— Думаю, Сун опасается именно этого, — спокойно ответил Му Цзинь.

— Му Цзинь. В том письме были женские сережки, — задумчиво сказала она. — Скажи, Сун связан с какой-то женщиной в Главном Шатре?

— Да, там его приемная мама. Она его от смерти спасла и вырастила. Айя, служанка катунь, — ответил Му Цзинь. — Великий Хан держит ее в Главном Шатре, чтобы обеспечить преданность Суна.

— Айя — приемная мать Суна?! — воскликнула Чангэ, разворачивая коня. — Му Цзинь, это ловушка! Должно быть, с Айей что-то случилось. Если Сун отправится туда один, он будет в опасности. Скорее, надо догнать его! И спасти Айю. Вызови Соколиное войско, возможно, придется сражаться.

Му Цзинь отправил своего воина за подмогой, а сам поскакал следом за Чангэ.

— Ло Шиба, а ты почему все еще здесь? — на ходу спросила Чангэ поравнявшуюся с ней стражницу.

— Ты сказала, я могу идти, куда хочу. Хочу идти спасать Айю.

========== 4.8 Защитить тегина ==========

Комментарий к 4.8 Защитить тегина

timeline: 25 серия

Шээр не верил в дружбу. С того самого дня, как тот, кого он называл другом, из зависти убил снежного волчонка, подаренного ему незадолго до смерти отцом, ханом Шулэ. И не просто убил, а приказал сделать из его шкуры колчан и специально пришел хвастаться им перед Шээром накануне устроенного дядей соревнования в стрельбе. Шээр был уверен, что станет победителем. До тех пор, пока не увидел новый колчан Суна. Хотя прошло больше десятка лет, шад все еще помнил испытанные им боль и ненависть. И ощущение предательства.

После того дня Шээр запретил себе сближаться с людьми. Конечно, имелись те, кто безоговорочно подчинялся только ему. Считалось также, что ему повинуется Волчье войско. Однако, советник Лей Мэн обладал достаточной властью, чтобы отменить любой его приказ, даже если обычно довольствовался объяснениями, почему следует принять то или иное решение. Лей Мэн был стражником, тридцать лет назад сопровождавшим принцессу Ичэнь в степи, и абсолютно предан ей. Место советника в Волчьем войске он занял по настоянию катунь, и был скорее надзирателем, чем подчиненным, поэтому шаду поневоле приходилось прислушиваться к его советам.

Так произошло и в этот раз. Шээр хотел схватить Ли Чангэ и выпытать у нее, что именно тегин замышлял против катунь, вовлекая ее служанку в побег Ло И; хотел схлестнуться с тегином и переломать ему кости за то, что посмел назвать его трусом. Но советник был прав: если промах у реки Вэй еще можно было списать на неумелое владение луком, то спасение Ло И было явным предательством. Поскольку Ли Чангэ все еще считалась его человеком, подозрение дяди пало бы на него. Сун же, приведя ей на помощь Соколиное войско и открыто объявив ее своим человеком, тем самым принял на себя ответственность не только за сегодняшнее преступление, но и за попытку подставить шада у реки Вэй. Теперь оправдаться перед Великим Ханом ему будет непросто. Так что отдать Ли Чангэ тегину было неплохим решением.

У Шээра оставалась еще одна возможность поквитаться с заносчивым тегином до возвращения дяди с охоты, и он не собирался упускать ее. Сун дал понять, что сделает все, чтобы защитить Ли Чангэ. Шад решил выяснить, на что он действительно пойдет, если под угрозой окажется жизнь его приемной матери.

… Сун примчался быстрее, чем рассчитывал Шээр, отправляя с голубем в лагерь Соколиного войска завернутые в кожаный лоскут серьги Айи, и один. Так было даже проще. От обычного высокомерия тегина не осталось и следа, стоило Шээру сделать угрозу жизни Айи чуть более ощутимой.

Упиваясь видом коленопреклоненного тегина и обретенной властью над ненавистным соперником, Шээр так увлекся, что не заметил вовремя быстрого движения, которым женщина у его ног схватилась за лезвие меча и полоснула себя по горлу.

…

Они опоздали. Бездыханное тело Айи было аккуратно уложено на песок, потемневший от крови, все еще сочившейся из раны на шее. Полтора десятка стражников Волчьего войска в кругу и за его пределами были кто мертв, кто серьезно ранен и едва мог пошевелиться. Ни Суна, ни шада поблизости не было.

Одним взглядом охватив открывшуюся ей картину, Чангэ тяжело выдохнула и воскликнула:

— Нужно найти Суна!

— Разделитесь и ищите тегина! Быстро! — немедленно скомандовал своим бойцам Су Ишэ.

Бросив Ло Шибе коротко: «Охраняй Айю!», Чангэ, подгоняемая страшной тревогой, побежала в сторону шатра шада, не задумываясь, следует ли кто-нибудь из Соколиного войска за ней.

Она увидела тегина издалека: Сун целился из вытянутого в руке арбалета вниз. Чангэ окинуло холодом неминуемой беды, стоило узнать в одной из скорчившихся у его ног фигур катунь. Она еще ускорила бег, но в этот момент тегин резко отшвырнул арбалет от себя и, подняв лицо к небу, отчаянно закричал.

С другой стороны к катунь уже неслись стражники, возглавляемые Лей Мэном.

— Катунь! Вы живы?! — обеспокоенно воскликнул он, опускаясь рядом на колено. Чангэ увидела торчащую у катунь из спины стрелу, но женщина лишь успокаивающе кивнула своему стражу, все внимание обратив на сына, которого все еще пыталась прикрыть собой. — Стража! Схватить Ашилэ Суна!

Прибежавшие вместе с ним стражники бросились на безоружного тегина, выхватив мечи. Сун не двинулся с места. Зато их заставил отступить град стрел, на ходу выпускаемых из-за его спины подтянувшимися воинами Су Ишэ.

— Соколиное войско! — обернувшись, воскликнул Су Ишэ.

— Здесь! — единогласно отозвались воины.

— Защитить тегина! — вместе с Чангэ и Му Цзинем загораживая с трудом стоящего на ногах Суна от стражников, отдал приказ Су Ишэ. — Кто посмеет нарываться на драку?!

— Защитим тегина! — снова откликнулись воины, держа луки наизготовку.

Лей Мэн благоразумно отступил, приказав стражникам сопроводить катунь и шада прочь. Но тут Сун снова ожил:

— Нет! Не дайте шаду уйти! Схватите его! Су Ишэ!

Чангэ понимала, что в этот момент, потрясенный смертью приемной матери, Сун не совсем в себе и не может ясно мыслить. Им нельзя было задерживаться в Главном Шатре, тем более начинать сражение. Их небольшой отряд будет разгромлен, стоит шаду вызвать Волчье войско, и тогда Соколиному войску и самому Суну больше не спастись.

— Сун! Сун, послушай меня! — она встряхнула его за плечи, заставляя оторвать взгляд от шада и катунь, уводимых под прикрытием настороженных стражников и Лей Мэна. — Остановись!

— Отстань! — дернулся он из ее рук, но Чангэ снова схватила его за плечи.

— Сун, успокойся!

— Успокоиться? — развернулся тегин, обжигая ее яростным взглядом. — Я говорил тебе, не действовать безрассудно. Ты меня послушала?! Если бы не твоя самоуверенность, дошло бы до этого? Если бы не твое глупое упрямство, пришлось бы моей маме умереть?

В голосе его звучала боль, и ярость во взгляде на последних словах сменилась таким бездонным отчаянием, что Чангэ не смогла больше вынести этого и виновато опустила взгляд. Су Ишэ и Му Цзинь потрясенно и немного растерянно замерли, услышав такое обвинение.

«Сейчас не время», — подумала Чангэ, подавляя эмоции. — «Нужно убираться отсюда».

Она неожиданно и резко ударила Суна локтем в шею, отключая его сознание. Му Цзинь едва успел подхватить оседающего тегина, непонимающе глядя на Чангэ.

— Му Цзинь, увезем его отсюда, — решительно сказала Чангэ.

Су Ишэ сориентировался первым, быстро взвалил тегина себе на спину и побежал к воротам. Поскольку лучники Соколиного войска прикрывали их отход, никто из стражников не решился последовать за ними. Однако Чангэ услышала, как Лей Мэн отдал стражнику распоряжение вызвать Волчье войско, чтобы схватить их и привести обратно.

Погони не придется долго ждать, рассуждала про себя Чангэ, скача во главе отряда. С бесчувственным тегином, которого вез на своей лошади Му Цзинь, и телом Айи на руках Ло Шибы далеко им уйти не удастся. И тогда они не спасут Суна.

Чангэ резко остановила коня у перекрестья дорог.

— В чем дело? — спросил Му Цзинь, останавливаясь рядом.

— Му Цзинь, впереди, за кустами, пересохшее русло реки, — ответила она, показывая в сторону. — Спрячьтесь там. Шиба, позаботься об Айе.

— А ты?

— Я пойду с отрядом направо. Мы отвлечем Волчье войско. А ты отвези Суна в лагерь Соколиного войска. Лекарь должен позаботиться о его ранах.

— Нет, так не пойдет, — возразил Му Цзинь. — Когда Сун очнется, он обвинит меня в том, что позволил тебе рисковать.

— Он не станет тебя винить, — печально покачала головой Чангэ. — Из-за меня его мама умерла, и Соколиное войско оказалось вовлеченным. Сун затаит обиду на меня.

— И все же, это слишком рискованно, — не желал отступать Му Цзинь.

— Му Цзинь, Соколиное войско нуждается в Суне. А ты единственный, кто может его спасти. Когда Великий Хан вернется, с Суна снимут обвинения, которые напридумывал шад. Но до того момента ты должен хорошо защитить его. Сделай это! Скорее, времени нет!

Му Цзинь глубоко вздохнул и решился:

— Соколиное войско! Слушай приказы военного советника Ли!

— Да, — принял приказ Су Ишэ.

Му Цзинь и Ло Шиба повернули коней налево и через минуту скрылись вдалеке среди зарослей кустарников.

— Соколиное войско, следуй за мной! — приказала Чангэ и поскакала по другой тропе. Вовремя, потому что издалека уже слышался топот копыт нагонявшего их Волчьего войска.

Несколькими ли позже она снова остановилась на развилке. Волчье войско последовало за ними, уводить погоню дальше не имело смысла.

— Воины Соколиного войска, слушай приказ! — собранно произнесла Чангэ. — Согласно традициям рода Ашилэ, захваченных воинов своего рода не положено убивать. Когда Волчье войско нагонит вас, не оказывайте сопротивления. Просто сдайтесь. Спасите свои жизни — ради всего Соколиного войска и ради тегина Суна!

— А что же будет с вами? — озабоченно спросил Су Ишэ.

— Они не пощадят меня за то, что я освободил генерала Ло И. Не переживай за меня. Я сумею сбежать.

— Но…

Близкое ржание лошадей прервало его. Погоня быстро приближалась.

— Запомни, что я сказал, — глядя в глаза Су Ишэ, сказала Чангэ. — Спасайте свои жизни. Моя больше не принадлежит Соколиному войску.

С этими словами Чангэ пришпорила коня, уходя по развилке влево. Она осознавала, что преследователи заметили ее и разделились. Шансов уйти от погони практически не было.

========== 4.9 Исчезновение ==========

Комментарий к 4.9 Исчезновение

timeline: 25 серия

Сун пришел в себя, когда они подъезжали к лагерю. Впрочем, «пришел в себя» не отражало его истинного состояния. Он чувствовал слабость, перед глазами все мерцало и расплывалось, а в голове медленно ворочались обрывочные мысли.

Му Цзинь дотащил его до шатра, с помощью Яло опустил на кровать и помог избавиться от пропитанной кровью одежды.

— Ана{?}[Ана - ласковое обращение к матери.]? — хрипло вырвалось из его горла. Сун попытался встать, но не смог преодолеть даже несильного нажатия Му Цзиня на плечи.

— Успокойся, Сун. Мы привезли Айю сюда, — успокаивающим тоном произнес Му Цзинь. — Женщины сейчас заботятся о ней.

— Должен… увидеть…

— Дай им немного времени. Я отведу тебя к ней после того, как шаман позаботится о твоих ранах.

Сун смирился, позволил приведенному Яло шаману-лекарю осмотреть раны. Старый Хогон разменял уже восьмой десяток лет, но руки у него не дрожали, двигались быстро и почти невесомо, не причиняя лишней боли. Сун без возражений выпил горчащий обезболивающий настой, прежде чем шаман зашил тонкими козьими жилами две особо глубокие раны и наложил пропитанные лекарственными мазями повязки. Боль притупилась, и Сун почувствовал, как постепенно туман в голове начал проясняться.

— Ана… — снова обратился он к Му Цзиню, — отведи меня к ней.

Тот кивнул, помог ему подняться и натянуть чистую одежду, а потом, готовый в любой момент подхватить, довел до траурного шатра, где лежала Айя, и дал Суну возможность остаться наедине с приемной матерью.

Сун опустился на колени рядом с ложем, осторожно потянул вниз белую ткань, покрывающую тело, вгляделся в обескровленное лицо. Если бы не посеревшая кожа, можно было бы подумать, что Айя спит, такими спокойными были разгладившиеся после смерти черты лица.

— Ана… — горько прошептал Сун, не замечая покатившихся из глаз слез, — прости, что не смог уберечь тебя. Отец держал тебя заложницей и попустительствовал нашему с Шээром противостоянию. Я думал… думал, что если буду делать вид, что меня не заботит твоя судьба… тебе ничего не будет грозить. Но я ошибался… Если бы знал, чем все кончится, я забрал бы тебя из Главного Шатра, даже если бы мне пришлось пойти против отца и от всего отказаться. Победа или поражение… они не настолько важны, как жизни близких и доверившихся тебе людей.

Он вспомнил последний жест, которым Айя, умирая, еще пыталась остановить его, и тяжело сглотнул, избавляясь от сдавившего горло кома.

— Не волнуйся, ана. Обещаю, что больше не буду вести себя безрассудно, подвергая других людей опасности или вовлекая их в кровавые побоища. Я просто хочу защитить тех, кто мне дорог, от страданий, подобных тем, какие пали на твою долю… Спи спокойно. В следующей жизни я отплачу тебе за твою доброту.

Сун прижал руку к груди в жесте уважения, помедлил несколько мгновений, последний раз всматриваясь в милые черты, потом поклонился в пол и надолго застыл так, давая скорби омыть душу и прощаясь навеки с женщиной, подарившей ему тепло материнской любви.

Му Цзинь ждал его снаружи.

— Что с остальными? — спросил его Сун. Он утер слезы с лица, прежде чем покинуть шатер, и выглядел по-обычному собранным.

— Су Ишэ и его отряд были схвачены Волчьим войском. Но с ними все в порядке, — ответил Му Цзинь, отводя взгляд.

Ничего не было в порядке, но, по крайней мере, немедленная опасность их жизням не угрожала. Лучники Су Ишэ были одними из лучших в Соколином войске, Сун был уверен, что сможет добиться у отца прощения для них. Он поколебался. Задать следующий вопрос оказалось намного сложнее.

— А Ли Чангэ? Она вернулась на Центральные равнины? — не глядя на друга, спросил он.

— Она… — Му Цзинь замялся, подыскивая слова. — Они с Су Ишэ разделились. Я послал людей найти ее. Стражница, которая ее сопровождала, Ло Шиба, тоже поехала ее искать.

Сун вскинул на него встревоженный взгляд.

— Разделились? Что это значит? — Му Цзинь молчал. Сун нетерпеливо прикрикнул на него: — Говори же!

— Она отвлекла воинов Волчьего войска. И… после этого… пропала. Сун! — воскликнул Му Цзинь, хватая рванувшегося прочь тегина за плечи. — Куда ты?.. Ты ранен, тебе нужно отдохнуть!

— Я должен ее найти, — согнувшись от пронзительной боли в раненом боку, прохрипел Сун. — Не останавливай меня!

— Сун, Чангэ спасла тебе жизнь, — не отпуская его, быстро заговорил Му Цзинь. — А теперь ты умереть хочешь? Люди Волчьего войска все еще рыщут вокруг. Ты даже сопротивляться не сможешь.

— Мама мертва. Я не могу потерять еще и Чангэ, — глядя на него больными глазами, возразил Сун. — Она не знает степей. Ей не выжить одной. Мне нужно идти, Му Цзинь.

— Ли Чангэ сделала это, спасая твою жизнь. Ты не можешь позволить ее усилиям пропасть впустую. И я не могу! — Му Цзинь почти выкрикнул последние слова, но тут же снизил голос, заставляя себя сохранять спокойствие. — Я послал людей искать ее. И сам пойду. Но ты, Сун, ты должен оставаться в лагере и ждать известий. Ты должен быть жив, когда она вернется.

Му Цзинь отпустил Суна и замер выжидающе. Сун перевел дыхание, не пытаясь более куда-то бежать. Му Цзинь правильно оценил его состояние и справедливо указывал на необдуманность его действий. Он ведь и сам только что обещал маме, что не будет больше безрассуден.

— Хорошо, я послушаю тебя, — вздохнул он, поворачиваясь, чтобы вернуться в свой шатер. — Найди ее, Му Цзинь.

Бездейственное ожидание давалось тяжело как никогда. Ложку за ложкой Сун вливал в себя приготовленное шаманом горькое укрепляющее варево и старался сосредоточиться на обдумывании того, как будет объясняться с отцом, когда тот вернется с охоты. Побег Ло И, вмешательство Соколиного войска, покушение на катунь (даже если не шад, Лей Мэн не упустит случая представить это именно так), нападение на воинов Волчьего войска, и Чангэ…

Чангэ снова не послушала его. Первой мыслью Суна, едва он понял, что Шээр переступил границы дозволенного и, не умея достать его самого, всерьез решил отыграться на его близких, было увести Чангэ как можно дальше от опасности. «Ты спасла Ло И, и что? Он мертв, ты подвергла опасности себя, меня и Соколиное войско! Такова цена твоего своеволия! Ты доставила достаточно неприятностей. С этого дня ты не имеешь отношения к Соколиному войску. Убирайся!» На самом деле, он не винил Чангэ в произошедшем, не мог, зная мотивы ее действий. Жестокие слова были всего лишь средством, с помощью которого Сун надеялся заставить ее уйти, неважно, из чувства вины или от обиды, лишь бы подальше от опасности. Но Чангэ была слишком проницательной. И снова спасла ему жизнь, пренебрегая собственной.

А он… «Если бы не твоя самоуверенность, дошло бы до этого? Если бы не твое глупое упрямство, пришлось бы моей маме умереть?» Сун внутренне сжался, вспомнив рожденные болью и отчаянием слова, вырвавшиеся у него в момент почти полной потери контроля над собой. Если с ней что-то случится… если он никогда больше не увидит ее… и эти слова станут последним, что Чангэ услышала от него, — как ему жить дальше?

«Чангэ, я… не это хотел сказать… Прошу, не исчезай», — едва слышно прошептал Сун, посылая безмолвную мольбу богам уберечь принцессу.

… Му Цзинь вернулся спустя несколько часов, расстроенно покачал головой на немой вопрос Суна.

— Мы тщательно обыскали все на многие ли вокруг. Никаких следов, — сказал он.

— Это может значить, что ее все же схватили люди Шээра, — высказал неприятное предположение Сун.

— Если это так, то что будем делать? — спросил Му Цзинь.

— Ей нельзя оставаться там до возвращения Великого Хана… Я должен поговорить с Шээром.

— Сун, как ты это себе представляешь? Тебя схватят, не успеешь ступить через ворота!

Сун задумчиво посмотрел на Му Цзиня, потом осторожно поднялся, стараясь не тревожить раны.

— Я встречусь с ним возле реки, — сдержанно произнес он. — Надеюсь, Шээр не до конца потерял совесть и не приведет с собой стражников. Му Цзинь, я должен это сделать, и поеду один. Если не вернусь… не делай ничего необдуманного. Я смогу защитить Соколиное войско, но ты не должен ничего усложнять. Я полагаюсь на тебя.

— Да, тегин, — через силу согласился Му Цзинь, видя, что на этот раз не сможет его остановить.

…

Хорошо сымитированный крик пикирующего на жертву сокола, несколько пронзительных звуков, извлеченных из свернутого листа ближайшего кустарника. Этим своеобразным кодом призыва они с шадом, тогда еще друзья, пользовались в детстве, чтобы встретиться у реки, протекающей рядом с Главным Шатром. С тех пор прошло полтора десятка лет. Сун не знал, помнит ли Шээр все еще этот призыв, и, если помнит, пожелает ли откликнуться. У него не было выбора — ступить в Главный Шатер означало бы если не немедленную смерть, то заточение, а ему нужна была свобода, хотя бы до возвращения отца.

Прошло несколько минут. Не услышав отклика, Сун повторил призыв и, подождав еще какое-то время, собрался повторить в третий раз, когда услышал шелест пожухлой травы со стороны Главного Шатра. Глядя на серебрящуюся под лунным сиянием воду, он прислушался. Кто-то приближался. Один.

— Не думал, что ты еще помнишь. Как давно это было в последний раз? — раздался за спиной преувеличенно беззаботный голос шада.

Сун медленно повернулся. Шээр пробирался к нему, сильно подволакивая раненую ногу и гримасничая от боли. Подойдя ближе, он заглянул в холодные глаза тегина и виновато опустил взгляд.

— Я не хотел убивать Айю, — нерешительно выдавил он из себя. — На самом деле, я…

Сун не стал дожидаться продолжения, выхватил меч и ударил шада ногой в грудь. Не ожидавший нападения Шээр упал навзничь и зажмурился, видя приближающийся к его горлу клинок. Но меч вонзился в землю в цуне от его головы.

— Ты убил мою маму. Не смей произносить ее имени! — зло процедил сквозь зубы Сун.

Шад открыл глаза. Сун почти хотел увидеть там ненависть или издевку, хотел получить право ненавидеть в ответ. Но Шээр смотрел на него с чувством вины, сожалением и… сочувствием?

— Это… это была случайность, — пробормотал он в слабой попытке оправдаться.

— Случайность? — Сун наклонился ниже, выплевывая слова ему в лицо. — Твоя «случайность» стоила жизни моей маме. Желая победить любой ценой, ты заигрался и стал причиной смерти невиновного человека. Шээр. Неужели победа и поражение настолько важны для тебя?

— А разве это неважно? — с раздражением отозвался шад, впрочем, не глядя на него. — Ты просто не знаешь, потому что тебе всегда все само идет в руки!

Сун схватил его за ворот и дернул на себя, одним движением поднимая на ноги.

— Ашилэ Шээр! — едва удерживаясь от крика, произнес он, не позволяя шаду сделать и шага прочь. — Когда ты уже поймешь? Шад и тегин — это не просто титулы, это груз иответственность за будущее степных народов! А ты даже сейчас все еще говоришь о какой-то нелепой победе надо мной. Сколько можно быть таким наивным и вести себя как ребенок?.. Когда умерла моя мама… нет, даже сейчас, в эту минуту, я хочу разорвать тебя на клочки! Но не стану. Потому что это ничего не изменит, понимаешь?! Это не вернет маму к жизни! Месть и убийства только потянут за собой еще больше боли и несчастий…

Он оттолкнул шада от себя, убрал меч в ножны и, повернувшись к реке, чтобы спрятать вновь выступившие на глазах слезы, глухо добавил:

— Мне не о чем больше говорить с тобой. Отпусти моих людей и Ли Чангэ. Хочешь драться — дерись со мной. Не трогай других.

Несколько мгновений за спиной у него было тихо, потом Шээр сказал:

— Я могу отпустить воинов Соколиного войска. Но Ли Чангэ у меня нет.

— Нет?! — резко повернулся к нему Сун.

Шад качнул головой.

— Мои люди не смогли схватить ее. Можешь не верить. Но я не лгу.

========== 4.10 Ожидание ==========

Комментарий к 4.10 Ожидание

timeline: 25 серия

Никогда раньше он не испытывал такого глубокого чувства вины. Никогда одиночество не мучило его так сильно, как в этот проклятый богами день. После встречи с Суном Шээр лежал без сна в своем шатре, тупо глядя в потолок и перескакивая с мысли на мысль, не в состоянии остановиться на чем-то конкретном.

«Не желающий повзрослеть трус… Сколько можно вести себя как ребенок?» — не выходили из головы сказанные Суном слова. Он говорил о другом, но все равно попал в точку. Только сейчас Шээр задумался о том, насколько по-детски беспомощным он до сих пор оставался там, где Сун действовал решительно, не страшась последствий и не отказываясь от ответственности.

Смерть Айи была случайностью, но привело к ней его неутолимое стремление любой ценой превзойти тегина. А он… он вел себя как набедокуривший ребенок, с проблемами которого приходится разбираться взрослым: послушно сбежал с Адуном прочь от пошедшей наперекосяк жестокой забавы; позволил катунь заслонить себя от смертоносной стрелы обезумевшего от горя Суна; промолчал, когда Лей Мэн приказал преследовать и схватить тегина и воинов Соколиного войска; не воспрепятствовал советнику отправить Великому Хану сообщение о покушении тегина на жизнь катунь…

Ему не позволили увидеться с матерью после нескольких часов тревожного ожидания, когда целитель сообщил, что стрелу удалось вытащить и жизнь катунь вне опасности. Лей Мэн использовал это, чтобы обеспечить его послушание, в который раз напомнив Шээру, что только когда тегин и Соколиное войско будут уничтожены, у него появится надежда снова увидеться с катунь. И он, не найдя возражений, позволил советнику делать то, что тот считал нужным.

На самом деле, Шээр вовсе не желал Суну смерти. Он даже не был больше уверен, что ненавидит его. Скорее, ненавидел себя, потому что в глубине души признавал, что не был таким сильным и великодушным, как тегин, и все еще цеплялся за их давнюю вражду. Потому что на месте Суна не смог бы отказаться от кровавой мести. Потому что при встрече не рассказал обеспокоенному тегину, что случилось с Ли Чангэ, когда ее догнали люди Лей Мэна.

«Ашилэ Сун. Как мы дошли до этого?» — отрешенно думал он. — «Если бы не это противостояние… если бы ты не был тегином, а я шадом… могло бы все сложиться по-другому? Могли бы мы остаться друзьями?.. Хорошо, я не стану трусливо прятаться. Я докажу тебе, что ты был не прав».

…

Чангэ пришла в сознание от странных пронзительных криков, неприятным эхом отзывавшихся в голове. Она поморщилась, дернула головой в надежде, что звуки прекратятся, и они действительно стихли. Не открывая глаз, Чангэ попыталась сообразить, что произошло. Было прохладно и немного пахло навозом. Шелестели на ветру листья. Она лежала на чем-то мягком. Глухо ныло правое плечо… Сун! Она отвлекала внимание Волчьего войска, чтобы Му Цзинь мог увезти тегина!

Чангэ распахнула глаза и вздрогнула от неожиданности, увидев два склонившихся над ней незнакомых лица.

— Очнулась. Она очнулась, — довольным тоном пробормотал узколицый старик, поглаживая седую бородку. — Как я и сказал, может, она и не проживет долго, но так быстро тоже не умрет.

Быстрым движением Чангэ села на своей лежанке, одновременно отодвигаясь от мужчин, и огляделась. Она находилась в небольшой крытой повозке, остановившейся на обочине дороги. Холщовые боковины повозки были подняты, открывая доступ свежему воздуху и неяркому утреннему свету, а впряженный в повозку ослик, очевидно, был источником пробудивших ее криков.

Старик глядел на нее с каким-то детским любопытством и казался совершенно безобидным. Второй выглядел немногим старше Чангэ, был высок, красив и носил волосы забранными в высокий хвост на манер свободного воина. Он сидел рядом со стариком, опираясь на убранный в ножны меч, и с интересом разглядывал Чангэ.

— Кто вы? — настороженно спросила Чангэ. — И где мы?

— Ты не помнишь? — нахмурился старик и протянул к ней руку. Чангэ резко отстранилась, с запозданием понимая, что он всего лишь хотел послушать пульс, и втянула сквозь зубы воздух, ощутив вспышку боли в потревоженном плече. Он тут же отдернул руку и почти обиженно пробормотал: — Этого не может быть! Она не ударялась головой, почему ничего не помнит?

Юноша приобнял его за плечи, как бы успокаивая, и доброжелательно улыбаясь, произнес приятным голосом, странно выговаривая, почти напевая, слова:

— Ладно. Если не помнишь, я расскажу тебе. Я Сыту Ланлан, бродячий мечник. А это монах Сунь, врачеватель и мой благодетель. Мы просто проезжали мимо. Я спас тебя полумертвой от воинов Ашилэ, а он нашел способ сохранить тебе жизнь. Вот и все. Не нужно чувствовать себя обязанной, мы привычны лечить больных и спасать умирающих.

Его слова оживили воспоминания. Стрела преследующего ее Лей Мэна прошибла плечо насквозь, сбрасывая Чангэ с лошади. Десяток воинов Волчьего войска приближались к ней, чтобы довершить то, чего не сделала стрела. Уже теряя сознание, Чангэ увидела, как всех их буквально смело ураганом промчавшегося человека с мечом, лица которого она разглядеть не успела. Сыту Ланлан.

Следом за этим воспоминанием вернулись и другие. Скошенный мечом Лей Мэна генерал Ло И. Кровавое пятно, расплывающееся вокруг безжизненного тела Айи. И горькие обвиняющие слова Суна: «Ты подвергла опасности себя, меня и все Соколиное войско! Это цена твоего своеволия!.. Если бы не твое упрямство, разве умерла бы моя мама?!»

— Оставьте меня в покое, — едва слышно проговорила она, не в силах смотреть в глаза спасшим ее людям. Переглянувшись, они понятливо покинули повозку, а Чангэ осталась сидеть, обхватив колени и сжавшись в комок от затопившего ее тягостного чувства вины. «Прости, А-Сун. Айя умерла из-за меня. Мне бесконечно жаль».

…

Едва забрезжил рассвет, Му Цзинь снова появился в шатре Суна, неся поднос с едой. Тегин сидел склонившись над разложенной на столе картой и что-то отмечал на ней, обводя чернилами. Оплывшие свечи на столе и темные круги вокруг глаз Суна выдавали проведенную им бессонную ночь.

— Новости? — с надеждой поднял Сун голову.

— Ничего… Поешь, Сун, — с искренним беспокойством предложил Му Цзинь. — Ты не ешь, не пьешь, не спишь. Прежде чем Великий Хан потребует объяснений и назначит наказание, ты загонишь себя сам.

Сун не ответил. Му Цзинь присмотрелся к сделанным им отметкам на карте.

— Что это?

— Я отметил подходящие пастбища и водоемы, — не поднимая головы, ответил Сун. — Если… если Главный Шатер когда-нибудь откажется от Соколиного войска, переместишь людей туда.

— Что значит «когда-нибудь»? — возбужденно воскликнул Му Цзинь. — Ты не собираешься дальше быть с Соколиным войском? А, понимаю, это твой план, да? Собираешься отказаться от всего и уйти искать Чангэ? Один?

— Я занят, — безучастно отозвался Сун. — Иди кричать куда-нибудь в другое место.

— Не уйду я никуда, — снизил голос Му Цзинь. — Хочешь все на себя одного взвалить? За кого ты меня принимаешь? За кого принимаешь наших людей? Ты — тегин Соколиного войска. Только скажи…

— Му Цзинь, послушай меня…

— Тегин, — прервал его торопливо вошедший в шатер Яло, — лазутчики только что доложили, что к нам направляются люди из Главного Шатра. У них флаги Великого Хана и Волчьего войска. И они будут здесь очень скоро!

Сун переглянулся с Му Цзинем и опустил взгляд.

— Полагаю, никто не собирается слушать моих объяснений, — устало произнес он.

— Сун, хочешь, я подниму конницу? — предложил Му Цзинь отчаянное решение.

Сун покачал головой.

— Нет, — он отложил кисть, которую все еще держал в руках, и поднялся. — Противостояние только навредит Соколиному войску. Я хочу защитить всех вас. Му Цзинь, что бы ни произошло позже, помни, ты не должен бездумно лезть на рожон. Выполняй мои распоряжения… И еще. Готовься принять нового тегина.

— Тегином Соколиного войска я признаю только Ашилэ Суна, — упрямо возразил Му Цзинь. — И все воины Соколиного войска скажут тебе то же самое.

— Сделай, как я говорю, — глядя в глаза друга, больше попросил, чем приказал, Сун. «Я не хочу больше терять близких людей», — прочел в его взгляде Му Цзинь.

========== 4.11 Разрешение ==========

Комментарий к 4.11 Разрешение

timeline: 25-26 серии

Не слишком медленно, но и не ускоряя шага, Сун приближался к воротам, оценивая свои шансы. Великого Хана сопровождал отряд в полсотни воинов. Как обычно. Еще полсотни под флагами Волчьего войска. Нет, меньше, поправил себя Сун, наблюдая, как двое воинов вытолкнули вперед Су Ишэ, заломив ему руки за спину. Они привели обратно схваченных воинов Соколиного войска. Значит, меньше сотни. Немного странно. Хан был осторожным и подозрительным. Если он решил казнить Суна на месте, то должен был привести большое войско, ожидая сопротивления, если не от него самого, то от верных ему воинов. А так, Су Ишэ и его люди казались заложниками, призванными заставить тегина хорошо подумать, прежде чем совершать что-то необдуманное. Может быть, отец все же решил оказать последнюю милость и сначала выслушать его оправдания. Оправдания, которых у Суна не было.

— Тегин! — воскликнул Су Ишэ. Сун коротко взглянул на него и едва заметно покачал головой. «Ничего не делай».

Великий Хан тем временем спешился и вышел навстречу Суну. В руках его не было оружия, а в тяжелом пристальном взгляде — ожидаемого Суном гнева. Следом, прихрамывая, за спиной хана появился Шээр. Он отводил взгляд и выглядел так, словно ему было немного не по себе. Сун не хотел думать о шаде и его мотивах; он и не ожидал от него ничего хорошего. Прямо встретив взгляд хана, остановившегося в трех шагах от него, тегин задержался на несколько мгновений, а потом опустился на колени и склонил голову, поднимая руки с вложенным в ножны мечом перед собой.

— Отец, я знаю, для чего ты приехал, — сдержанно произнес он. — Мы были отцом и сыном многие годы. Ради того, что было в прошлом, надеюсь, ты пощадишь жизни Соколиного войска.

Сун был готов, действительно готов даже к тому, что хан схватит предложенный меч и снесет ему голову. Но тот лишь неопределенно хмыкнул.

— Вставай. Поговорим в шатре, — рыкнул он и, обогнув Суна, направился к его шатру. Шад захромал следом, так и не взглянув на тегина. Немного сбитый с толку, Сун не сразу поднялся с колен и поспешил за ними.

— Когда я получил донесение о том, что произошло в Главном Шатре в мое отсутствие, — пристально глядя на опустившего глаза Суна, заговорил хан после недолгого молчания, — я был так зол, что собирался собственными руками свернуть тебе шею. В донесении говорилось, что люди Соколиного войска помогли бежать преступнику Ло И, из-за чего напали на Волчье войско и тяжело ранили катунь.

Хан шумно и протяжно выдохнул, словно ярость по-прежнему кипела где-то глубоко в нем. Сун слушал, не испытывая никаких эмоций от заведомой лжи. Он предполагал, что подобное может произойти, когда решил спасать Чангэ. Однако, в том, что говорил отец, ему почудилось невысказанное «но». Произошло что-то еще?

— Сун, тебе пришлось нелегко, — неожиданное продолжение, произнесенное редким для хана мягким тоном, заставило его поднять взгляд. Видимо, отец заметил удивление и вопрос в его глазах, потому что принялся за объяснение:

— Да, я был зол. Слава богу Сириуса, Шээр не стал скрывать от меня правду и рассказал все в подробностях. Как вы оба отправились схватить Ло И, что похвально, но поссорились, решая, кто получит награду. — Не веря своим ушам, Сун повернулся к стоящему рядом шаду. Шээр ответил ему взглядом, в котором читался скрытый вызов. «Что он теперь задумал?» — недоумевающе подумал Сун. А хан продолжал, с неприязнью глядя на шада: — Он рассказал и про случайную смерть Айи. Я знаю, сын, ты не хотел ранить катунь. В любом случае, Айя умерла от меча Шээра. Он виноват. Шээр, извинись перед Суном.

Сун не желал снова слышать бесполезные слова извинения. Опережая повернувшегося к нему шада, он снова опустился на колени, прижал руку к груди и с искренним раскаянием произнес:

— Отец. Мой выстрел ранил катунь. Я приму наказание.

Этим он как будто застал хана врасплох.

— Сун, что ты говоришь? Это была не твоя вина. Я оправдываю тебя.

— Спасибо, отец, — склонил голову Сун.

— Ладно, ладно, вставай, — хан взял его за плечи и потянул вверх, побуждая подняться. — Я привез из Главного Шатра оружие и припасы для Соколиного войска. Это, конечно, не может восполнить твою потерю. Но, Сун, мертвых невозможно вернуть к жизни. Я привел с собой шамана. Он совершит обряд для Айи и помолится богам за ее душу. Я тоже помолюсь за Айю… Сын, если тебе еще что-то нужно, просто скажи мне. Мать, которая вырастила тебя, умерла, но любящий отец всегда с тобой.

Сун наконец понял, ради чего приехал отец. Если бы Шээр, неважно, по какой причине, не опроверг полученное ханом донесение, обвинявшее его в неповиновении, предательстве и покушении на катунь, отец ни за что не пощадил бы его, а возможно, и все Соколиное войско. Но он был оправдан, а Айя — единственная, кто, по мнению отца, обеспечивал верность и послушание Суна, — мертва. Естественно, хан делал все возможное, чтобы показать ему свое расположение и не потерять Соколиное войско.

Что ж, пусть так, Сун решил считать это милостью богов.

— Хочу получить позволение отца, — подняв взгляд на выжидающе смотрящего хана, негромко произнес он.

— Говори, я одобрю все, что ты хочешь, — немедленно согласился тот.

— Ана всегда хотела увидеть дальние земли, — бесцветно продолжил Сун. — Теперь, когда она умерла, я хочу исполнить ее желание и показать ей мир. Если у отца есть знающий человек, способный возглавить Соколиное войско, пусть он позаботится о нем.

Сун почувствовал на себе пораженный взгляд Шээра. Великий Хан, ненадолго потерявший дар речи, буравил его неверящим взглядом, словно надеялся, что сказанное каким-то образом может обратиться в шутку. Наконец он справился с потрясением и требовательно заговорил:

— Сун, во всех степях только один человек достоин быть тегином Соколиного войска, — это ты! Я растил тебя с малых лет. Я возлагал на тебя большие надежды. Так почему сейчас ты решил отступить?

— Я думал, если стану достаточно сильным, смогу всех защитить. Я сделал все возможное. Но не смог даже уберечь маму. Знал бы, чем все закончится, не старался бы так сильно. Мне не суждено стать героем степей, отец. Прошу, позволь уйти. Я больше не хочу сражаться.

Они долго не отрывали друг от друга взглядов. Что-то было во взгляде Суна, — усталом, отстраненном, будто выжженном болью, — что убедило хана в бесполезности дальнейших увещеваний.

— Тогда я отпускаю тебя, сын, — сказал он, впервые за много лет выглядя искренне озабоченным. — Иди. И запомни, где бы ты ни был, отец всегда на твоей стороне.

Скорее всего, озабоченность хана не имела никакого отношения к отеческим чувствам. Сун, тем не менее, был благодарен ему за мирное разрешение сложившейся ситуации. Теперь Соколиному войску ничего не угрожало, и он мог наконец отправиться на поиски Чангэ.

…

После того, как Великий Хан покинул лагерь Соколиного войска, Сун едва успел пересказать окружившим его Му Цзиню, Су Ишэ и Мими Гули содержание разговора с ханом, как услышал знакомый призыв: Шээр вызывал его на встречу. Ждал благодарности? Забыл что-то сказать? Видеть его снова не было желания, но Сун рассудил, что шад не стал бы звать без причины.

— Итак, знаменитый тегин Соколиного войска решил сбежать? — оттолкнувшись от дерева, к которому он прислонялся, насмешливо заметил шад, завидев подходящего Суна. — И ты еще называл трусом меня?

Сун проигнорировал насмешку.

— Ты упустил прекрасную возможность убить меня руками отца. Что за благотворительность?

— Я никогда не желал твоей смерти, — серьезно ответил Шээр. — Ты мой соперник, это да. Но… В чем-то ты прав. Я был слишком одержим желанием победить и ненавистью к тебе. Моя одержимость привела к беде — я признаю свою вину. Только после того, что произошло, я понял, что ненавидел не тебя. Я ненавидел себя за то, что во всем не настолько хорош, как ты.

— Поэтому решил меня спасти? — хмыкнул Сун, качая головой. — Не жди от меня прощения. Я никогда не забуду, как умерла мама.

— Тогда оставайся и отомсти мне! — воскликнул шад.

— Я говорил тебе, если бы это что-то меняло, ты уже был бы мертв, — глухо отозвался Сун, вдруг почувствовав тяжестью легшую на плечи усталость. — Зачем ты меня позвал?

— Ты уходишь, чтобы искать Ли Чангэ? — спросил Шээр. — Всему Соколиному войску не сравниться с ней, так?

— Да, — убежденно ответил Сун. — Пока я тегин Соколиного войска, я отвечаю за него. Но ради Ли Чангэ, если потребуется, я отдам свою жизнь как Ашилэ Сун. Я найду ее, даже если придется пойти на край света.

— Кажется, теперь я понимаю, почему всегда проигрывал тебе, — глядя прямо перед собой, задумчиво произнес Шээр. — В прошлый раз… я не сказал тебе… возможно, тебе не придется искать так далеко. Ли Чангэ уходила на юг. Лей Мэн сказал, что подстрелил ее почти у границы, но потом какой-то человек, по виду с Центральных равнин, отбил ее и унес. Вроде бы, позже видели, как ее увозили в повозке, запряженной ослом. Я не знаю, жива она или нет. Ранение было тяжелым.

Он взглянул на Суна и поежился под его пронзительным взглядом.

— Не смотри на меня так. Я не лгу… Если бы ты вернул ее в Соколиный лагерь, Лей Мэн не оставил бы вас в покое. И я не смог бы помочь…

Шээр развернулся и медленно побрел прочь. Он прекрасно понимал, что Сун не испытывает к нему добрых чувств, и потому негромкое «Спасибо!», неожиданно прилетевшее в спину, заставило его сердце пропустить удар.

========== 4.12 Искать и находить ==========

Комментарий к 4.12 Искать и находить

timeline: 26-27 серии

Должно быть, она так углубилась в свои нерадостные мысли, что ненадолго задремала. Когда порыв холодного ветра пробудил Чангэ вновь, вокруг стало значительно светлее. Расположившись на свободом от травы и кустарника пригорке в нескольких шагах от повозки, спасшие ее старик и мечник негромко беседовали о чем-то, не обращая на нее внимания. Чангэ стало стыдно: мало того, что она отняла их время, так еще и выгнала из собственной повозки, заставив почтенного старика неизвестно сколько времени ожидать на холоде. Снова доставила другим неприятностей…

Чангэ не чувствовала благодарности за спасение своей жизни. В ее жизни больше не было смысла. Она была потеряна для Тан. Но и в степях ей тоже не было места. По своей вине Чангэ потеряла дорогого друга, который сумел вернуть ее к жизни после Шочжоу, заботился о ней и готов был подарить ей шанс на новую жизнь. За все это она отплатила Суну черной неблагодарностью.

Придерживая себя за раненое плечо, Чангэ выбралась из повозки и подошла к сидящим мужчинам.

— Движение… движение… — говорил в этот момент старик, делая перед собой круговое движение рукой. Заметив Чангэ, он замолчал, и юный мечник повернулся к ней, следуя за его взглядом.

— Поскольку вы сказали, что ничего не ждете взамен, я пойду… — Чангэ сложила руки перед собой, вежливо поклонилась и побрела по дороге в ту сторону, откуда, судя по расположению повозки, они приехали.

Позади нее раздались нечленораздельные звуки, издаваемые опешившим стариком, и внезапно Чангэ лишь на инстинктах удалось увернуться от вспоровшего воздух на уровне головы меча и уклониться от следующего выпада в живот. Мечник невозмутимо уложил меч, который он даже не вынул из ножен, на сгиб локтя и одобрительно заметил:

— Неплохо! Выглядишь слабой, но двигаешься быстро и уверенно. Будешь хорошей ученицей.

— Что ты делаешь? — растерянно спросила Чангэ.

— Раз ты не хочешь жить, я могу убить тебя, — забавляясь, произнес тот.

— Зачем тогда меня спасал? — не приняла его тона принцесса.

— Да, и правда, зачем же я тебя спасал? — он сделал вид, что задумался, но тут же разулыбался: — Чтобы убить?

И, не дав опомниться, снова бросился на нее с мечом. Чангэ, может быть, и потеряла смысл жизни, но тело умирать не собиралось, заставив ее быстро двигаться, чтобы уйти от следующих друг за другом выпадов. Пока, шагнув назад, она не врезалась спиной в ствол дерева. От сотрясения ее затошнило, и изо рта выплеснулся огромный сгусток почти черной крови. Чангэ упала, ненадолго потеряв сознание.

— … способ пробуждения воли к жизни — хорошее лекарство от депрессии, — приходя в себя, услышала она восхищенный голос старика. — Ты нашел простое лечение!

Мечник помог Чангэ подняться.

— Немного лучше? — спросил он, заглядывая ей в глаза. Чангэ неохотно кивнула. — Тогда продолжим!

Он обнажил меч и принялся гонять ее по опушке. Все произошло настолько неожиданно, что Чангэ не сразу осознала, что вообще происходит, и какое-то время просто бегала и уворачивалась, стараясь избежать прикосновений быстрого клинка. Хотя, надо сказать, Сыту Ланлан действительно очень хорошо владел мечом, не сдерживая руку, но и не позволяя мечу задеть Чангэ.

Наконец Чангэ пришла в себя настолько, чтобы потребовать объяснений.

— Сыту Ланлан, стой! — выставив перед ним ладонь, воскликнула она, тяжело дыша. — Может, достаточно?

— Нет, далеко не достаточно, — даже не запыхавшись, ответил юноша. — Монах Сунь велел мне тренировать тебя, чтобы ты исцелилась. Я должен его слушать.

— Тренировать? Исцелилась? Какое отношение это имеет к исцелению? — возмутилась Чангэ. — Ты нападаешь с мечом на безоружного человека. И еще называешь себя мечником? Отдай мне свой меч, если не боишься, тогда и посмотрим, кто сильнее.

— Да пожалуйста, — как ни в чем не бывало ответил он, бросая ей меч. А сам ловко ушел от первых ударов Чангэ, схватил с земли какую-то хворостину, и, пользуясь ей как мечом, в два счета перехватил меч у нее из рук.

— Как ты?.. — растерялась Чангэ, не ожидавшая такого быстрого поражения.

— Повторим, — он снова передал ей меч, но спустя несколько минут оживленного сражения приставил хворостину к ее шее. — Ну что, признаешь мое превосходство? Хочешь стать моей ученицей?

— Мы почти одного возраста. Мне не нужен такой учитель, — недовольно ответила Чангэ.

— Не говори так, я же должен передать кому-то искусство Меча девы Юэ. Может, передумаешь?

Против воли, Чангэ стало немного любопытно. Сыту Ланлан в самом деле был великолепным мечником, при этом двигался он молниеносно и с кажущейся легкостью как попадал в цель, так и уходил от ударов.

— Если я овладею этим искусством, то смогу в одиночку победить всех своих врагов? — спросила она.

— Конечно. Это несложно, — обрадованно ответил он.

— Ладно. Если твое искусство поможет мне совершить месть, я стану твоей ученицей.

Сыту Ланлан помрачнел. Краем глаза Чангэ заметила, что и старик Сунь, с довольной усмешкой наблюдавший за их сражением и перепалкой, тоже посерьезнел, глядя на нее.

— Так не пойдет, — сдержанно произнес мечник. — Забудь о том, что слышала.

— Почему? — удивилась Чангэ. — Даже не попробовал научить меня, а уже опускаешь руки?

— Судя по твоим словам, у нас разные пути. Ты не сможешь освоить эту технику. Не будем тратить время понапрасну.

Он попытался отобрать у нее свой меч, но Чангэ даже не думала его отпускать.

— Я тебе не верю.

— Такая упрямая… Ладно, я буду учить тебя. Но, знаешь что? Ты наверняка не справишься.

Чангэ было достаточно его согласия. Удерживая меч, она сложила перед собой руки в уважительном жесте:

— Мое имя Ли Чангэ. Благодарю героя Сыту за обучение.

— Замечательно, — улыбаясь, поднялся со своего места монах Сунь. — Послушай, девочка. Одна из моих учениц, живущая в уединении в Лояне, пригласила меня проведать ее. Не желаешь отправиться с нами?

— Лоян?.. Да, я пойду с вами.

По крайней мере, тогда ей не придется встречать следующий рассвет в одиночку.

…

Хотелось бросить все и немедленно отправиться на поиски. Суну приходилось заставлять себя сдерживаться и концентрироваться на делах, которые еще нужно было обсудить с Му Цзинем или завершить, прежде чем он покинет Соколиное войско. Он был тегином и не мог просто так оставить своих людей. К тому же, Су Ишэ, уехавший накануне в приграничье, чтобы опросить лазутчиков и стражей Ашилэ, не встречалась ли им в ближайшие дни запряженная ослом повозка, еще не вернулся. Чтобы найти Чангэ, Суну нужно было хотя бы знать, откуда начинать поиск.

Му Цзинь загорелся сразу, как только Сун рассказал ему о словах шада, хотел поехать вместе с Суном, взять с собой еще и Мими, которая очень беспокоилась о Чангэ. Но оставить Соколиное войско, не зная, как долго продлятся поиски, Сун мог только на него. К тому же, едва избежав больших неприятностей, вызванных действиями Чангэ, он не хотел снова привлекать внимание хана и возбуждать в нем новые подозрения. Му Цзиню и Мими лучше было оставаться в безопасности лагеря Соколиного войска.

Су Ишэ вернулся на третий день, и с хорошими новостями. В безымянном приграничном поселении, где останавливались направляющиеся из Мобэй в Тан караваны, примерно в нужное время стражники осматривали повозку, запряженную беременной ослицей. В повозке ехали двое мужчин, молодой и старик, и больная девушка. Старик сказал, что он лекарь и направляется на юг.

— Это должна быть Чангэ, — с некоторым облегчением заключил Сун. — С ней все будет в порядке, раз тот человек лекарь. Му Цзинь, оставляю Соколиное войско на тебя. Я поеду утром.

— Ладно, ты все равно меня не послушаешь, — немного отстраненно согласился Му Цзинь. — Наверно, я сильно задолжал тебе в прошлой жизни, раз приходится столько переживать из-за тебя… Найди Чангэ побыстрее. И не забывай о своих ранах заботиться.

— Кстати, — вспомнил Сун, — а где та стражница, которую привела Чангэ?

— Ло Шиба? Она уехала в тот же день, когда мы привезли тебя из Главного Шатра. Сказала, что должна найти Чангэ. Она была уверена, что Чангэ жива.

… Несколько дней спустя, объехав множество приграничных танских поселений, расположенных вдоль дорог, ведущих к югу, Сун наконец нашел пастуха, видевшего недавно запряженную брюхатой ослицей повозку. Беловолосый старик ехал в повозке, а молодые люди, парень и девушка, шли рядом, должно быть, чтобы облегчить ослице ее ношу. Девушка выглядела грустной, вспомнил еще пастух, и закивал, когда Сун описал ему Чангэ.

Сердце Суна пело от радости. Теперь он знал, по какой дороге продолжить путь, и мог двигаться быстрее. «Чангэ, подожди немного, я догоню тебя», — предвкушающе думал Сун, наблюдая, как поблескивает струящаяся по камням вода неглубокой реки, указанной ему пастухом, куда он привел напоить коня.

— Кто ты? — раздался позади требовательный голос. Сун слышал осторожно приближающиеся шаги, звук наполовину вытащенного из ножен меча, но не подал виду, зная, что легко справится с одним человеком. Медленно обернувшись, он спокойно заметил:

— Давно не виделись, Ло Шиба.

— Это ты, — не вопрос, а утверждение. Меч со звоном вернулся в закрепленные на спине стражницы ножны.

— Ты еще не нашла Чангэ. — Это тоже не было вопросом.

— Нет.

— Она направляется на юг по этой дороге, — кивнул Сун в сторону дороги, от которой спускался к реке. — Присоединишься?

Она о чем-то напряженно задумалась, потом ответила на вопросительный взгляд Суна:

— Друзья… Ли Чангэ… тоже ищут ее. Вместе найдем быстрее.

— Ты уверена? — вскинулся Сун. — Не думаю, что в Тан у нее остались друзья.

— Уверена, — ответила стражница.

Что ж, вместе искать действительно быстрее. Но кроме того, Сун хотел убедиться, что люди, о которых говорила Ло Шиба, на самом деле не враги Чангэ. Поэтому он остался у реки, пока стражница куда-то ездила, чтобы договориться о встрече, а потом последовал за ней к месту стоянки небольшого каравана, четыре крытых повозки которого стояли вокруг разожженного в середине костра.

— Ло Шиба, кто твой друг? — спросил один из стоящих возле ближайшей повозки мужчин подходящую стражницу.

Сун, хорошо видевший в темноте, напрягся. Да, эти люди не могли быть врагами Чангэ. Задавшего вопрос парня он видел лишь раз, но запомнил. Личный страж Гунсун Хэна. Пожилого мужчину рядом с ним он видел впервые, но подозревал, кем тот мог быть. Едва ли они будут рады встрече.

Не отвечая, Ло Шиба остановилась. Сун сделал несколько шагов вперед и встал с ней рядом, позволяя пламени костра осветить свое лицо. Лица мужчин вмиг изменились, стоило им узнать его: старший насторожился, а лицо младшего исказилось гримасой ненависти.

— Ло Шиба! И это твой друг? — гневно воскликнул он. — Все, слушайте команду — немедленно убить Ашилэ Суна! Отомстим врагу за губернатора!

Из темноты немедленно выступили четверо мужчин с обнаженными мечами в руках. Ло Шиба шагнула вперед, закрывая Суна собой.

— Подождите! — спокойным глубоким голосом остановил охранников старший. Его послушали беспрекословно, и мечи вернулись в ножны.

Сун коснулся плеча стражницы, давая знак отступить.

— В отношении Гунсун Хэна моя совесть чиста, — бесстрастно сказал он. — Ли Чангэ пропала. Я здесь только для того, чтобы найти ее.

— Найти ее? — зло повторил младший. Сюй Фэн, вспомнил Сун его имя. — Не ты ли увез ее в степи, где она столкнулась с несчастьем и страданиями? Ло Шиба, ты что, не знаешь, что творили эти Ашилэ? Как ты могла привести его в Тан?

— Я просто хочу найти ее, — перебил его Сун, неприятно задетый пусть и довольно справедливым упреком, но не желающий противостояния. — Я могу найти способ сделать это и без вашей помощи.

— Ты… — рванулся было вперед Сюй Фэн, но тут от повозки, возле которой они все стояли, раздался знакомый Суну голос:

— Торговец… ты в самом деле Ашилэ Сун?

Держась неестественно прямо, мальчишка медленно передвигался вдоль повозки, сильно приволакивая левую ногу, хватаясь одной рукой за борт повозки, а другой опираясь на подставленную руку страхующего его мужчины.

— Адо! Ты жив?! — не веря своим глазам, Сун шагнул к нему и почувствовал, как защипало в глазах, когда мальчишка одарил его своей невероятной улыбкой. — Ты жив! Чангэ будет рада.

— Я обещал учителю, что не позволю себя убить. Я должен был сдержать слово! — с веселой гордостью откликнулся Адо.

— Юный генерал, — удивленно обратился старший к Адо, — ты знаешь этого человека?

— Угу, — ответил мальчишка. — Торговец много раз помогал учителю, сначала в Чанъане, потом в Ючжоу, и в Шочжоу тоже. Учитель сказал, что они друзья, и ему можно доверять, господин Цинь.

Господин Цинь задумчиво кивнул.

— Ашилэ Сун, ответь мне. Это по твоему приказу было объявлено, что командующий Ли пожертвовал жизнью во благо Тан?

— Да, — коротко отозвался Сун, не разрывая зрительного контакта с Адо. Если Чангэ знала, что он жив, почему винила себя в смерти мальчика? Или считала, что он не выживет?

— Теперь мне понятно, — вмешался в его размышления господин Цинь. — Это был лучший способ защитить ее. И та стрела: я удивлялся, что командующий Ли не был убит выстрелом лучшего лучника Ашилэ. Ты в первую очередь заботился о ней. Потому что вы давние друзья.

— Но… как же месть за губернатора? — упрямо не отступал Сюй Фэн.

— На войне всегда гибнут люди, — терпеливо проговорил господин Цинь. — Ашилэ Сун был милосерден и исполнил желание губернатора спасти людей. Сюй Фэн, сейчас не время для необдуманных поступков и враждебности. Наша цель — найти молодую госпожу. И мы не можем искать ее в открытую. Чем больше людей для поиска, тем лучше. Давайте сядем и спокойно обсудим, как действовать дальше.

Сюй Фэн поджал губы, но молча повернулся и пошел к костру.

— Благодарю вас, — сдержанно произнес Сун, впечатленный рассудительностью и непредубежденностью старшего.

— Не нужно благодарностей. Проходите, — господин Цинь приглашающе махнул рукой в сторону костра и повернулся к сопровождающему Адо мужчине. — Сюань, помоги юному генералу устроиться у костра. Он, конечно, не захочет оставаться в стороне.

Ответом ему была широкая улыбка Адо.

========== <Заметки на полях> ==========

В сериях, которые охватывает эта часть, много боли. Физической, душевной, открытой посторонним и спрятанной глубоко в сердцах.

Для Чангэ жизнь наполнена болью с самого момента гибели родителей. Долг перед родиной не позволил ей осуществить праведную месть, чтобы утишить эту боль. А жестокая судьба продолжала отбирать тех, кого она хотела защитить. Думается, после событий у реки Вэй принцесса хотела отдалиться от Суна, не рассчитывая на благосклонность шада и не желая, чтобы тегин вмешивался. Если у нее к этому моменту и появились чувства к Суну, она постаралась спрятать их подальше и надеялась, что Сун поступит так же, следуя долгу перед Соколиным войском. То, что никакие обстоятельства и никакие ее слова не заставили бы его отступить в сторону, принцесса поняла слишком поздно, когда ее действия не только не увенчались желаемым успехом (генерал Ло И погиб, она снова потеряла человека, которого хотела защитить), но и в конечном итоге привели к гибели приемной матери Суна. Одновременно с осознанием, что отныне в его душе не останется ничего, кроме ненависти к ней, разрываемая на части чувством вины принцесса наконец поняла, что Сун был ей намного дороже, чем она позволяла себе думать.

Для Суна дни, проведенные в стане Великого Хана стали серьезным испытанием. Видеть, как издевается над любимой слетевший с катушек шад; представлять себе, что могло произойти с ней в шатре шада после того, как он узнал, что она девушка; знать, что, пренебрегая его советом, принцесса все равно предпримет безнадежную попытку, из которой один выход — смерть. Сохранять хладнокровие, чтобы невзирая на последствия — успеть спасти. Заставить себя расстаться с ней, чтобы отослать в безопасность. Из-за ревности и ненависти шада потерять еще более дорогого человека. Найти силы отказаться от мести — потому что это не вернет ту, что ушла, а лишь принесет новые беды. Снова потерять принцессу, и пережить мысль, что она может быть мертва. Он пережил все это, нашел мужество отказаться от всего, что у него было, и ушел на поиски, не зная даже, захочет ли она его снова видеть.

И для Шээра события тех дней стали болезненным опытом.

Изначально шад не вызывал ничего, кроме негодования. Избалованный, завистливый, жестокий, высокомерный. Он все время пытался подставить тегина или вставить ему палки в колеса, если подставить не получалось. Закончившаяся смертью Айи «забава» стала апогеем его злодейства.

Но именно после нее зрителю раскрывается настоящий Шээр.

Он, конечно, не «белый и пушистый», как наш тегин, и оправдывать его поступки никто не собирается. Но шад далеко не злодей, каким казался до этого, его поступкам имеется оправдание, и его даже становится немного жаль. Думаю, некоторая снисходительность Суна к шаду основывалась именно на понимании характера Шээра и причин его действий.

Попробуем сравнить.

Тегин давно живет самостоятельной жизнью, насколько можно вдалеке от хана. Свои решения он принимает и отвечает за них сам. У него много друзей, а воины Соколиного войска ради него готовы на все, даже выступить против Великого Хана. Кроме того, он умен, дальновиден, хорошо владеет собой и талантлив как воин. Чтобы защитить приемную мать от нежелательного внимания хана, ему достаточно сохранять верность хану и держаться от нее подальше. В шатре катунь Айе живется не так уж плохо.

Шад вынужден жить в стане Великого Хана. У него нет друзей и нет реальной поддержки. Волчье войско повинуется ему, но Лей Мэну оно повинуется тоже. Советник шада, по сути, обладает властью изменить любое его решение, если оно не соответствует цели, преследуемой (как мы узнаем позже) катунь. Шээр хороший воин и вовсе не глуп, хоть и не обладает харизмой тегина или его выдержкой. Да, он честолюбив и жаждет доказать свои силу и превосходство, но его отчаянная гонка за победой имеет и другую причину. Чем чаще Шээр разочаровывает хана, проигрывая Суну, тем отвратительнее ведет себя хан по отношению к катунь. И это происходит на глазах у сына, которому запрещено даже приближаться к матери.

«Ты никогда не поймешь, что значит защищать дорогих людей», — обвинил шада Сун, но это не так. Просто Шээру не известно другого способа защитить мать, кроме как стать сильнее тегина. Любым способом. Неудовлетворенность и ненависть завели его слишком далеко, затеянная жестокая игра привела к гибели Айи и чуть не стоила жизни бросившейся на его спасение катунь. Тегин сумел отказаться от мести. Это стало поворотным пунктом, после которого шад вынужден был переосмыслить и свою жизнь, и свое отношение к Суну.

========== Часть 5. Путь невмешательства. Пролог. Смятение министра ==========

Комментарий к Часть 5. Путь невмешательства. Пролог. Смятение министра

timeline: 32 серия

5. Путь невмешательства

Пролог. Смятение министра

У ворот Скита Плывущих Облаков было на удивление тихо и пусто. Еще больше принцессу насторожило то, что сами ворота, обычно гостеприимно распахнутые днем для тех, кто нуждался во врачебной помощи или утешении духа, оказались крепко запертыми.

Поразмыслив, принцесса ловко вскарабкалась на росшее неподалеку от наружной стены скита дерево, перебралась по его ветвям на ближайшую к стене постройку и, пробежав по крыше, осторожно заглянула во внутренний двор. Перед ее глазами предстала невероятная картина. Двор был полон вооруженных бандитов. Обитательницы скита и несколько обезоруженных стражников сидели в середине, боясь пошевелиться под угрозой обнаженных мечей. Военный министр Тан и настоятельница скита, стоящая рядом с ним, настороженно смотрели на одетую в яркие одежды молодую женщину, в которой принцесса узнала любимую наложницу Великого Хана.

«Ашилэ здесь, в Лояне?» — нахмурилась принцесса. — «Не может быть, чтобы она действовала по приказу хана. Яньли никогда не позволил бы женщине вмешиваться в политику. Может быть, она в сговоре с кем-то, кто хочет нарушить мир между Тан и канагатом?»

— Министр Ду, не пытайся сопротивляться, или мы порешим всех этих людей, — усмехаясь, вульгарно произнесла наложница. — Сегодня я пришла, чтобы убить тебя, но их жизни тоже ничего не стоят.

— Кто вы? — не выдавая своих эмоций, задал вопрос министр. — Похищение наследного принца — ваших рук дело?

— Кто мы такие, совершенно неважно, — вкрадчиво произнесла та. — Наследный принц мертв. Твой хозяин — мой враг, как тут было устоять? Ты не смог защитить его. И как теперь будешь оправдываться перед Ли Шимином? Лучше сразу убей себя, чем гнить в темнице.

«Ложь», — подумала принцесса, слушая испуганно заохавших обитательниц скита. — «Чего она добивается?»

— Подобный вздор не сможет поколебать ваш разум, — поклонившись министру, спокойно указала настоятельница, уловив, как он покачнулся от потрясения. Министр благодарно склонил голову в ответ, приходя в себя.

— Конечно, — сдержанно произнес он, — убей вы принца, уже растрезвонили бы об этом по всему Лояну и устроили в городе хаос. К чему ждать до сегодняшнего дня?

— Вы, даосы, такие назойливые, — фыркнула наложница, кивнула одному из своих людей, и тот с силой вонзил меч в плечо ближайшей к нему девушки. Настоятельница бросилась к ней, на ходу вынимая из рукава склянку с заживляющей мазью, а наложница процедила ей вслед: — Занимайтесь своими делами и не лезьте в чужие. Иначе в следующий раз он ударит прямо в сердце.

— Кончайте тянуть время. Я — тот, кого вы хотите убить. Не трогайте невинных людей, — отвлек ее внимание министр.

Стоявший позади мужчина внезапно ударил его поногам, заставив упасть на колени, и приставил сзади меч к его шее. Женщина рассмеялась, забирая меч у другого бандита.

— Как благородно, — насмешливо сказала она и повела рукой, готовясь нанести смертельный удар. — Конечно, я исполню твое желание.

«Похоже, я ошиблась, посчитав, что смогу идти путем невмешательства», — пронеслось в голове у принцессы.

— Подождите! — воскликнула она и, легко спрыгнув с крыши, быстро подбежала к министру. Он смотрел на нее потемневшим взглядом, в котором легко читалось, что сейчас сбывались его худшие опасения.

Наложница повернулась и окинула принцессу испытующим взглядом.

— Рабыня Шээра, — с некоторым удивлением установила она. — Как ты здесь оказалась?

— У вас хорошая память, госпожа, — вежливо наклонила голову принцесса. — Я здесь, чтобы отомстить. Госпожа, позвольте мне убить министра. Поберегите свою одежду от пятен крови.

— Как неожиданно. Оказывается, я не единственная, кто желает смерти министру Ду, — рассмеялась наложница, стрельнув глазами на министра и оценив выражение его лица. — Что, тебя загнали в степи по его приказу?

— Прошу вас, госпожа, окажите мне честь, — произнесла принцесса и, пристально глядя на министра, добавила нарочито враждебно: — Ду Жухуэй, ты не умрешь так быстро!

Что-то мелькнуло на мгновение в его глазах, но принцесса не надеялась, что упрямый старик поймет истинный смысл ее слов. Она легко подхватила брошенный ей меч, качнула в руке, приноравливаясь к весу.

— Давай, цель перед тобой, можешь убивать его медленно, — подбодрила наложница, отходя в сторону.

— Ты приказал убить меня, загнал в тупик. Думал когда-нибудь, что этот день настанет? — продолжила говорить принцесса, быстро выстраивая в голове план нападения.

— Моя совесть чиста, — не отрывая от нее тяжелого взгляда, отозвался министр. — Не знаю, какие у тебя отношения с этой женщиной, но дам совет: не связывайся со злодеями.

— Замолчи! Ты сам хуже дьявола! Ты заслужил смерть! — воскликнула принцесса, не совсем притворно изображая негодование. Во всяком случае, даже настоятельница была обманута ее тоном.

— Остановись, не делай этого! — отчаянно воззвала она к принцессе. — Вспомни, о чем мы с тобой говорили. Это не тот путь…

— Это мой путь, и мне не нужны советы! — грубо перебила ее принцесса. — Я не смогу жить, пока не убью его! Умри!

Она кинулась с мечом на министра, в последний момент изменила направление удара, резко выбивая меч из рук мужчины, угрожавшего ему сзади. С силой оттолкнув министра в сторону от опасности, принцесса продолжила бой с опомнившимися бандитами, на ходу вспоминая все приемы, которым успел обучить ее Сыту Ланлан.

Стражники, сопровождавшие министра, воспользовались моментом, чтобы вернуть себе оружие, и бросились ей на подмогу. А потом откуда-то появился учитель, с ходу вступая в схватку, настоятельница решила освежить свои боевые навыки, подняв чей-то упавший меч, и принцесса со стражниками поторопились вывести министра, вместе с обитательницами скита, из внутреннего двора.

Несколько бандитов последовали за ними, и уже почти перед выходом во внешний двор, пока одна из девушек боролась с застрявшим засовом, одному из них почти удалось добраться до министра. В последнее мгновение принцесса бросилась наперерез, подставляя плечо под нож, нацеленный в сердце министра, прежде чем развернуться и убить нападающего.

— Ли Чангэ. Что… чего ты вообще добиваешься? — в замешательстве пробормотал не ожидавший, что она закроет его собой, министр, широко раскрытыми глазами глядя на быстро расплывающееся по ее одеянию пятно крови.

— Не льстите себе, министр Ду, — жестко ответила принцесса. — Я спасла вас только потому, что вы нужны династии Тан. Уходите. Я должна вернуться и помочь учителю.

И она решительно закрыла за ним дверь, чтобы вернуться во внутренний двор, где учитель и настоятельница скита вдвоем отбивались от нескольких десятков бандитов.

========== 5.1 Ночь перед Лояном ==========

Комментарий к 5.1 Ночь перед Лояном

timeline: 28 серия

— Постой, Ачжунь, — негромкий голос господина Цинь звучал обманчиво мягко, не позволяя незнающему человеку даже подумать, насколько управляющий может быть опасен. — Этот старик хотел бы задать вопрос. Я не стану настаивать на ответе, но, может быть, ты удовлетворишь мое любопытство.

— Спрашивайте, — вежливо ответил его собеседник.

— Что произошло, почему молодая госпожа покинула степь? Ло Шиба сказала только, что она пропала. Из этой девочки не вытащить и слова лишнего.

В повозке повисло молчание. Сюй Фэн был уверен, что Ашилэ Сун не удостоит господина Цинь ответом, но, едва он собрался отойти, чтобы его не сочли подслушивающим, как тот заговорил.

— Я вынудил Чангэ уехать. Кое-что произошло между мной и шадом рода Ашилэ, для нее в тот момент было небезопасно в степи. Но она вернулась с полпути, чтобы помочь мне. После… мои люди безуспешно искали ее. Прямо перед тем, как я отправился на поиски сам, выяснилось, что Чангэ ранили во время преследования, но ее спас и увез человек с Центральных равнин. Мне нужно убедиться, что с ней все в порядке. И я хотел бы снова увезти ее с собой… если она захочет вернуться.

Последние слова он произнес с некоторым колебанием, будто не был уверен в положительном ответе Ли Чангэ. Сюй Фэн ждал, что господин Цинь захочет узнать причину этой неуверенности. В какой-то мере так и оказалось, хотя управляющий спросил о другом:

— Наш небольшой караван движется довольно медленно. В день, когда Сюй Фэн выяснил, что молодая госпожа со своими спасителями направляется в Лоян, я думал, ты захочешь поехать вперед. Это было ошибочное суждение?

— Нет, — ровно ответил Ашилэ Сун. — Я хочу увидеть Чангэ как можно скорее. Просто… на дорогах все еще встречаются беженцы из пострадавших от засухи округов. Среди них могут скрываться опасные люди. А с вами дети…

— Наши охранники далеко не беспомощны.

— Я не говорил другого. Господин Цинь, мне пришлось бы потратить гораздо больше времени, чтобы в одиночку разузнать, куда направились спасшие Чангэ люди, да и Лоян — не малое поселение, чтобы надеяться на случайную встречу. Я в состоянии обуздать свое нетерпение.

— Хорошо. Во всяком случае, завтра к вечеру мы будем в Лояне.

Сочтя, что больше ничего интересного не услышит, Сюй Фэн отошел от повозки, в которой ночевали господин Цинь и малышка Юань, и присел у костра, возле которого еще сидели двое охранников и дремала, прислонившись к колесу повозки, Ло Шиба. Внимательно проследил взглядом за Ашилэ Суном, появившимся вскоре из повозки управляющего, куда относил уснувшую у него на руках девочку. Тот наклонился к Ло Шибе, тронул за плечо, что-то негромко сказал, и девушка, поднявшись, ушла спать в повозку. Ашилэ Сун занял ее место и закрыл глаза.

Сюй Фэн поежился. Ночи стояли холодные, как и полагается ночам в конце осени, когда все явственней ощущается дыхание приближающейся зимы. Если бы не проклятый Ашилэ, он тоже ушел бы спать в повозку, завернулся бы там в меховое одеяло. На холоде, пробиравшемся под кафтан и превращающем к утру тело в окоченевшую, негнущуюся массу, непросто было даже заснуть, не говоря о том, чтобы хорошенько выспаться. Но Сюй Фэн не хотел выглядеть слабым перед Ашилэ Суном. Тот ночь за ночью проводил, прислонившись спиной к колесу повозки и не обращая на холод ни малейшего внимания, а наутро выглядел так, будто спал на мягкой постели под пуховой периной.

Как же он раздражал!

Сюй Фэн все еще не мог простить ему смерть губернатора. Головой он понимал, что господин Цинь прав, война есть война, и решение умереть Гунсун Хэн принял по доброй воле. Но сердце отказывалось принимать это. Если бы Ашилэ Сун не осадил город, предварительно лишив его продовольствия, губернатору не понадобилось бы лишать себя жизни. Сюй Фэна возмущало, что Ашилэ Сун не чувствовал за собой никакой вины. «В отношении Гунсун Хэна моя совесть чиста», — заявил он при первой встрече. Хуже было только то, что господин Цинь с его словами был согласен и к Ашилэ Суну относился с тем же спокойным доброжелательством и доверием, что и к остальным своим людям.

Сюй Фэн не испытывал к тегину добрых чувств и доверять ему не желал. Но ему не удавалось ни за что зацепиться в поведении тегина. Тот был молчалив и сдержан, на оскорбительные замечания Сюй Фэна отвечал разве что нечитаемым пристальным взглядом, ни разу не попробовав вернуть оскорбление или хотя бы самодовольно напомнить, кто оказался победителем в Шочжоу. Напротив, после того, как в первый же день господин Цинь предложил ему представляться его племянником, тот сменил степное одеяние на одежды Тан и без возражений принял старшинство управляющего, наравне с остальными охранниками и Сюй Фэном выполняя обязанности, каждодневно распределяемые между ними господином Цинь, держась при этом с другими мужчинами отстраненно, но не враждебно. Он был постоянно погружен в какие-то свои мысли и оживал только рядом с Адо или малышкой Юань.

Сюй Фэн не особо умел обращаться с детьми, да и не считал это мужским делом. Тяжелое состояние Адо, из-за которого тот долгое время оставался в постели, отпугивало его, заставляя неловко чувствовать себя в обществе мальчика, если только тому не требовалась чисто физическая помощь. С малышкой Юань же он просто не знал, как себя вести. Возможно, поэтому Адо предпочитал общение с господином Цинь, а послушная А-Юань старалась без нужды к нему не приближаться, смотрела на Сюй Фэна серьезно, обращаясь к нему по имени, в то время, как Адо, охотно болтавший с девочкой, часто игравшей возле его постели, удостаивался чести быть «братиком Адо».

Тем обиднее для Сюй Фэна оказалось то, что Ашилэ Сун моментально и без видимых усилий завоевал сердца детей. Он разговаривал с Адо, затягивая ремешки, крепившие его тело к деревянному щиту, на котором мальчик лежал во время движения повозки; помогал выбраться из повозки и, как само собой разумеющееся, страховал его шаги на привалах; мимоходом набрасывал ему на плечи одеяло, когда вечерами все они сидели у костра. А-Юань смело подбегала к тегину и протягивала к нему свои маленькие пухлые ручки, прося взять на руки, чего не делала никогда раньше. Ашилэ Сун без недовольства поднимал ее, слушал детское лопотанье, что-то рассказывал, о чем-то расспрашивал, кружил в воздухе, подбрасывал вверх и ловил в свои сильные руки. А-Юань называла его «братик Ачжунь», счастливо смеялась и слюнявила детским поцелуем его щеку, а тегин только улыбался в ответ.

Когда это произошло в первый раз, Сюй Фэн был настолько обеспокоен и зол, что попытался силой отобрать малышку у тегина. Как смел тот, по чьей вине погибли Гунсун Хэн и его жена, прикасаться к их дочери?! Сгоряча он чуть не выпалил, что она не должна подходить к убийце своих родителей, и только своевременный окрик господина Цинь не дал ему произнести страшных слов. Даже в своем тогдашнем состоянии Сюй Фэн заметил, что во взгляде бесстрастно слушающего его тегина мелькнул не гнев, как он рассчитывал, а сожаление. Позже он видел это выражение еще несколько раз, против воли убеждаясь в его искренности. Господин Цинь выговорил ему тогда: «А-Фэн, разве ты не видишь, как счастливо смеется А-Юань? Хочешь, чтобы она стала такой, как молодая госпожа? Чтобы вся ее жизнь была отравлена ненавистью? Губернатор и его супруга никогда не желали такого для своей дочери».

Эти слова, да еще происшествие, случившееся двумя днями позже, заставили Сюй Фэна отступить и больше не вмешиваться в отношения Ашилэ Суна и А-Юань, хотя он и продолжал наблюдать за ними, внимательно и ревниво.

Тем вечером А-Юань, игравшая возле костра, исчезла из лагеря, и заметили это только когда почти стемнело.

«Ты был рядом, неужели не видел, куда она делась?» — наорал встревоженный Сюй Фэн на подошедшего тегина, не сразу заметившего переполох за углубленным изучением карты. — «Если с А-Юань что-то случится, я с тобой за все поквитаюсь! Убью тебя за семью Гунсун!»

«Сначала найдем ее. Потом поступай как знаешь», — бесстрастно ответил тот, и в тот же момент насторожился, повел головой, прислушиваясь, и бросился в лес. Сюй Фэн последовал за ним, услышав тонкий пронзительный свист, послуживший сигналом тегину, чуть позже.

Малышка Юань обнаружилась примерно в ста шагах от лагеря, на дне довольно глубокого оврага. Едва дождавшись подбежавшего Сюй Фэна, Ашилэ Сун соскользнул в темную глубь и, присев на корточки, внимательно оглядел девочку. Ее белое шерстяное платьице было перемазано в земле, но, судя по обращенному к нему обрадованному личику, сама она не пострадала.

«А-Юань, с тобой все в порядке? Ты не поранилась?» — услышал Сюй Фэн взволнованный вопрос тегина.

«Все в порядке, братик Ачжунь», — по-детски серьезно ответила А-Юань. — «Я увидела цветочек, но нечаянно сползла в яму и не смогла вылезти. Тогда я подула в свисток, как ты меня научил, и ты меня быстро нашел».

«Умница. Давай выбираться отсюда». Он поднял ее на руки и ловко взбежал по крутому склону почти до верха, где Сюй Фэн уже автоматически протянул руку, чтобы помочь ему выбраться.

«Ничего не случилось», — с видимым облегчением успокоил тегин Сюй Фэна, который все не мог оторвать взгляда от А-Юань, доверчиво прижавшейся к тегину и крепко сжимающей в руке волчий свисток{?}[Волчий свисток - охотничий свисток, вырезался степными народами из кости волка.], висящий на плетеном кожаном шнурке у нее на шее.

Много раз после того дня Сюй Фэн ловил быстрый взгляд тегина, которым тот окидывал лагерь, чтобы убедиться, что малышка Юань не пропала снова…

…

Недавние воспоминания, будто призванные подчеркнуть благородство ненавистного врага, всколыхнули едва улегшееся раздражение. О том, чтобы уснуть, не было и речи. Сюй Фэн поднялся, повел плечами, разогревая застывшие от холода и долгой неподвижности мышцы, подошел к спящему тегину и ткнул носком сапога в его вытянутую ногу. Ашилэ Сун открыл глаза, незамутненно сверкнувшие в свете костра, и равнодушно спросил:

— Что?

— Не хочу больше мириться с твоим присутствием, — с вызовом ответил Сюй Фэн. — Кто знает, что ты замышляешь. Ты нам здесь не нужен. Командующего Ли мы найдем и сами.

Тегин на мгновение задумался и вдруг спросил, так, будто предлагал вместе выпить:

— Хочешь подраться со мной?

— Если бы господин Цинь не останавливал меня, — мгновенно вспыхнул Сюй Фэн, — я бы давно тебя поколотил!

Единым слитным движением Ашилэ Сун поднялся на ноги, заставив его от неожиданности попятиться.

— Хорошо. Можешь попробовать.

Сюй Фэн бросился на него первым. Он неплохо дрался на кулаках и был уверен, что сможет выполнить свою угрозу и как следует отмочалить противника. Однако, драка затягивалась, а никому из них не удавалось нанести удар, способный остановить другого, не говоря о том, чтобы свалить его с ног. Сюй Фэн начал опасаться, что Ашилэ Сун потащит из ножен, пристегнутых к поясу, кинжал, чтобы обеспечить себе преимущество и закончить бой в свою пользу. Но тот внезапно ускорился и осыпал Сюй Фэна серией отточенных ударов, направленных в самые чувствительные части тела. При всем старании Сюй Фэн не успел оборониться ото всех и, пропустив сильный удар в грудь, отлетел назад, задохнувшись от резкой боли. Наблюдавшие за дракой охранники бросились на остановившегося тегина, потиравшего едва не выбитую пропущенным ударом Сюй Фэна челюсть.

— Я признаю поражение, — выдавил из себя Сюй Фэн, тяжело приподнимаясь на согнутое колено. Это заставило охранников снова отступить. Ашилэ Сун отошел к крайней повозке, вытащил оттуда мех с вином, привезенный им с собой, сделал несколько глотков и, подойдя к Сюй Фэну, протянул мех ему.

— Ты сильнее, чем я думал, — одобрительно сказал он.

— Нечего насмехаться. Ты победил бы и нас троих, — глухо отозвался Сюй Фэн, кивая на охранников. — Если мы были сильны, почему губернатору Гунсун Хэну пришлось жертвовать собой?

— Гунсун Хэн был героем, — торжественно произнес тегин.

— Да что ты знаешь?! — воскликнул Сюй Фэн, впервые не чувствуя обжигающей ярости, вызываемой любым произнесенным тегином словом.

— Я просто… завидую. Вы сражались с ним бок о бок. И готовы сражаться за него до сих пор. Это того стоило.

Сюй Фэн выхватил у него из руки мех и жадно приник к нему. Тегин усмехнулся и непринужденно приземлился рядом.

— Что смешного? — вытирая губы и возвращая мех, спросил Сюй Фэн.

— Вспомнил, как мы однажды вот так выпивали с Чангэ… После мы стали друзьями.

— Друзьями? Ты родом из степей, и называешь командующего Ли другом?

— А что? Нельзя? — снова усмехнулся Ашилэ Сун.

Жар прошедшего боя спалил раздражение и ненависть, омрачавшие душу. Сюй Фэн хмыкнул и почти миролюбиво сказал:

— Ты все-таки интересный парень… Ладно, давайте выпьем все вместе. Только пошли к костру, а то я точно загнусь от холода.

И он без колебания схватил протянутую вскочившим тегином руку, позволяя тому одним рывком поднять его на ноги.

========== 5.2 Осознание ==========

Комментарий к 5.2 Осознание

timeline: 27-28 серии

Всю дорогу до Лояна Сыту Ланлан, которого Чангэ упорно отказывалась называть учителем, как ему бы хотелось, заставлял ее двигаться, разучивая и тренируя приемы искусства Меча девы Юэ. Как и ожидал монах Сунь, это придавало Чангэ бодрости и отвлекало от нерадостных мыслей. Но заученным движениям не хватало легкости и уверенности. Сыту Ланлан по-прежнему на два счета выбивал меч из ее рук. «Тебе будет сложно в полной мере овладеть этим боевым искусством», — понаблюдав за их тренировками несколько дней, добродушно сказал монах Сунь. — «Путь, которым ты следовала до сих пор, отличен от пути Меча девы Юэ. Возможно, тебе стоит подумать о другом пути». Чангэ не возразила ему. Ее саму терзало опасение, что, идя путем, которому ее обучали с детства, она где-то сильно ошибалась.

В Лояне они направились к Скиту Плывущих Облаков, настоятельница которого, госпожа Циндань, была той самой ученицей, пригласившей монаха Сунь воспользоваться его лекарским мастерством для оказания помощи нуждающимся. А потом, уже в ските, Чангэ выбила из реальности старинная каллиграфия, висящая напротив входа одной из жилых комнат, куда ее привела встречавшая монаха и его спутников улыбчивая девушка. Чангэ провела почти двое суток, сидя без движения и не отводя взгляда от каллиграфического изображения основного даосского принципа{?}[無為 (увэй) - принцип “недеяния” в даосизме. Некоторые из трактований увэй: деяние, не превышающее природную “меру вещей” (например, ненасильственная помощь), ненавязывание, невмешательство, созерцательная пассивность.], а когда наконец поднялась и попробовала воспроизвести движения, которым научил ее Сыту Ланлан, они дались ей почти с легкостью.

— Ты не выходила из этой комнаты с того момента, как пришла сюда, — вновь усевшись на коленях перед каллиграфией, вскоре услышала Чангэ позади себя голос настоятельницы. — Проходя недавно мимо, я видела, как ты тренировалась в воинском искусстве. Может быть, хочешь поделиться своими мыслями?

— У меня были разные учителя, — подумав, сказала Чангэ, — и я читала книги разных мудрецов. Мне никогда не нравилось невмешательство даосизма. Нужно сразиться с врагом, чтобы обеспечить мир. Нужно приложить все силы и бросить вызов Небесам, чтобы добиться благой цели. Я непреложно верила в эти принципы. Но за последние дни я поняла, что ошибалась. Если бы я не сражалась, не погиб бы тот, кто был дорог мне как брат. Если бы я не сражалась, человек, бывший мне как отец, не покончил бы с собой. Друг, предложивший мне все, что у него было, не оказался бы в опасности и не потерял из-за меня самого близкого ему человека… Тот, кто спас мою жизнь, предложил мне подумать об ином пути. Путь невмешательства — его мне следовало держаться с самого начала.

— Наши даосские предки милосердны, — произнесла госпожа Циндань. — Если ты действительно так думаешь, то время, проведенное здесь, не прошло для тебя даром.

— Но что делать теперь? — с навернувшимися на глаза слезами воскликнула Чангэ. — Мертвых не вернуть. Хотела бы я понять это раньше…

— Твое осознание уже важно… В Лояне сейчас много беженцев. Скит Плывущих Облаков занят помощью им. Если ты свободна, можешь пойти со мной и монахом Сунь и помочь нам с ними.

На следующий же день Чангэ присоединилась к настоятельнице, направлявшейся к лагерю беженцев у южных холмов, граничащих с городом, где были раскинуты палатки лагеря беженцев. Взяв себе имя Али, она решила остаться в Скиту Плывущих Облаков и начать жить заново, помогая и заботясь об обездоленных людях так, как это делали другие обитательницы скита.

…

Тяжелое тело навалилось на нее, прижимая к постели. Инстинктом выброшенные вперед в попытке оттолкнуть руки были перехвачены и крепко зажаты над ее головой сильной мужской рукой. В слабом свете единственной горящей свечи она скорее угадала, чем узнала его.

— А-Сун, ты верну…

Договорить она не успела. Мужчина наклонился и без предупреждения смял ее приоткрытые губы своим горячим ртом. Это не было похоже на нежные поцелуи, которые — давно, в другой жизни — она представляла себе, глядя на влюбленную сестру, восторженно провожающую взглядом предмет своего обожания. Нет, жадно и неудержимо Сун терзал ее губы, продавливал их зубами и впивался так, словно желал через губы выпить всю кровь ее тела. Но она не почувствовала ни испуга, ни отвращения, забыв о сопротивлении, едва поняла, что это он. Даже решилась на ответное действие, выдохнула ему навстречу и несмело скользнула языком по его верхней губе.

Он тут же оторвался от нее, словно только теперь осознав, что делает. Резко поднялся на ноги, потянув ее за собой за все еще плененные им руки, и потащил ее к выходу.

— Что… подожди… А-Сун… — забормотала она, вдруг осознав, что на ней нет ничего, кроме нижней рубахи, и потянула руки на себя, надеясь освободиться. Он не позволил, и так и вывел ее из шатра — босую, полураздетую. Это стало неважным, стоило увидеть оскверненную кровью и мертвыми телами полянку перед шатром. Нуэр, Су Ишэ, и два десятка воинов, спасавших ее после побега генерала Ло И, — их одежды были в пятнах крови, но умерли они не здесь, — и осевший в смерти на колени Му Цзинь, чья еще не успевшая остыть кровь пропитывала землю вокруг него.

— Ты в самом деле ничего не слышала? — повернувшись к ней, глухо спросил тегин. Глаза его, подобно двум бездонным колодцам, были полны кромешной тьмы.

— Как это случилось? — прошептала она, не в силах оторвать потрясенного взгляда от Му Цзиня.

— Они сдались без боя, как ты хотела, — пустым, мертвым голосом ответил Сун. — Но шад не пощадил их. Великий Хан послал войско, чтобы привести меня обратно в Главный Шатер, с приказом уничтожить Соколиное войско и всех, кто находится в лагере, если будет оказано сопротивление. Шад забрал Мими Гули и убил Му Цзиня, попытавшегося ее защитить…

— Но ты… — она хотела спросить, почему же он все еще здесь, и куда делись люди хана.

— Мне следовало бы возненавидеть тебя, — не отрывая от нее непроницаемого взгляда, сказал он. — Но теперь уже слишком поздно. Если в следующей жизни нам доведется встретиться, просто сделай вид, что не знаешь меня. Я поступлю так же.

Он отпустил ее руки и медленно пошел к воротам лагеря.

— А-Сун! — крикнула она ему вслед, но крик обернулся едва слышным шепотом. — Постой! Не уходи! А-Сун!

На ее глазах он растворился в дымке невесть откуда появившегося тумана…

Чангэ проснулась как от толчка, мгновенно осознавая, где находится. Села на постели, провела рукой по щекам, стирая дорожки слез. Коснулась языком саднящей губы, чувствуя солоноватый вкус крови. Странный поцелуй, испытанный во сне, был первым, за что зацепилось сознание. Она ни разу не размышляла на тему, каким мог бы быть поцелуй тегина, но сейчас подумала, что вот такой — покоряющий, неотразимый, яркий — вполне отразил бы страстную натуру Суна, обычно скрытую за внешней невозмутимостью…

Вздохнув, Чангэ напомнила себе, что ей никогда не узнать вкуса его поцелуя, не испытать тепла и крепости его объятий. «Если нам доведется встретиться, сделай вид, что не знаешь меня. Я поступлю так же», — сказал он во сне. Сегодняшний сон, хотя и самый страшный, не был первым за три недели, проведенные в Лояне, в котором Сун отворачивался и уходил от нее. Каждый раз, просыпаясь после подобного сна, она ощущала щемящую тоску и с трудом заставляла себя вернуться к монотонности каждодневных обязанностей. Госпожа Циндань говорила ей, что не следует преумножать печали, упрямо цепляясь за прошлое. Но, если днем Чангэ еще удавалось отдавать все свое внимание и силы помощи бежавшим от войны и засухи людям, нашедшим приют в Скиту Плывущих Облаков и у подножия южных холмов, то ночами прошлое снова настигало ее тревожными снами и горькими сожалениями о потерях, возместить которые было невозможно.

Тело ее после ранения излечилось быстро. Излечить душу было непросто.

========== 5.3 Встреча сестер ==========

Комментарий к 5.3 Встреча сестер

timeline: 28 серия

Прохладный утренний ветер веял через распахнутое оконце в комнату, лениво ворошил лежащие на столе листы бумаги. Задумавшись, Чангэ не глядя водила кистью по лежащему перед ней листу. Вообще-то, она хотела написать список, чтобы попросить Аби кое-что купить для нее в городе, когда они с Ланъэр пойдут за покупками. Однако, мрачный сон прошлой ночи все еще тревожил ее мысли.

Еще недавно чувство вины нашептывало, что с ее исчезновением жизнь Суна вернется в безопасное русло. Сон же проявил ее глубоко скрытые страхи. Чангэ хотела верить, что тегину удалось исправить ситуацию, что никто из его людей, за короткое время, проведенное Чангэ с Соколиным войском, ставших близкими и ей, больше не пострадал. И мечтала когда-нибудь снова оказаться рядом, чтобы убедиться в этом.

Чангэ опустила взгляд. Вместо списка покупок бумага была испещрена десятками машинально выведенных иероглифов 隼, обозначавших имя тегина. «О чем ты только думаешь, Ли Чангэ?!» — укорила она себя, сминая и отбрасывая лист в сторону. — «Отвлекаешься на несбыточное в то время как десятки несчастных ждут твоей помощи». Она решительно подтащила к себе новый лист и стала быстро писать.

Когда спустя некоторое время она вышла во внутренний двор скита, чтобы передать готовый список Аби, там оказалось на удивление много бедно одетых людей, словно только что вышедших из побоища: в растерзанных одеждах, с окровавленными лицами, поврежденными руками и ногами. Обитательницы скита торопливо сновали между плачущими и стонущими от боли, осматривая повреждения, промывая и перевязывая раны, вправляя переломы. Чангэ ухватила за рукав девушку, несущую из травницы горшочек с мазью:

— Аби. Что произошло?

— Наследный Принц едва приехал и уже наделал проблем, — с готовностью защебетала говорливая Аби. — Вместо того, чтобы успокоить беженцев, он отправился развлекаться. Еще и деньги разбрасывал в толпе. Произошла давка, многие пострадали.

— Наследный Принц в Лояне? — переспросила Чангэ. Аби кивнула и поспешила дальше. «Этот мальчишка никогда ничего не может сделать правильно», — отрешенно подумала Чангэ. Появление Чэнцяня означало, что ей придется некоторое время вести себя с удвоенной осторожностью, чтобы не попасться на глаза людям из свиты принца, знавшим ее в лицо. Впрочем, Чангэ сомневалась, что легкомысленный Чэнцянь захочет посетить лагерь беженцев, где она проводила большую часть времени. Все же, неплохо бы знать, кто его сопровождал.

Ответ на этот вопрос она получила несколько часов спустя в лагере у южных холмов, когда толкла в ступке травы для готовящегося рядом на огне отвара, помогающего от кашля, которым, из-за холодных ночей и невозможности обогреть себя, страдали многие беженцы.

— Подойдите сюда, — услышала Чангэ голос госпожи Циндань. — Кое-кто пожертвовал нам лекарственные средства.

— Ваше Высочество, принцесса! — раздались приветственные голоса обитательниц скита. Чангэ на мгновение остановилась посреди движения, потом отложила пестик и медленно вышла из-под навеса навстречу посетительнице.

Взгляд Лэйянь, с мягкой улыбкой оглядывающей собравшихся вокруг нее девушек, пересекся со взглядом Чангэ и замер на ее лице. Обе девушки долго смотрели друг на друга, забыв об окружающих их людях: Лэйянь с неуверенностью и надеждой, Чангэ — с осторожной полуулыбкой, искренне обрадованная встречей именно с ней. Госпожа Циндань, никогда не задававшая вопросов о прошлом Чангэ, проследила ее взгляд, выражение лица наследной принцессы и, сделав свои выводы, увела остальных девушек разбирать привезенные Лэйянь лекарства.

Следуя знаку Чангэ, принцесса последовала за ней к уединенному столику на окраине лагеря.

— Чангэ, ты не ненавидишь меня? — поколебавшись, задала она уже несколько месяцев мучающий ее вопрос.

— Я оттолкнула тебя, хотя ты всегда была мне доброй сестрой и подругой, — грустно улыбнулась Чангэ, желая стереть напряжение из ее взгляда. — Это мое упрямство… Я сожалею об этом. Лэйянь. Можешь ли ты простить меня?

Глаза принцессы влажно заблестели, она несмело улыбнулась в ответ. Лэйянь протянула руки и обхватила ими сложенные вместе ладони Чангэ.

— Я никогда не винила тебя. Благодарение богам, мы снова смогли встретиться. Я… я правда думала, что больше никогда не увижу тебя.

— Судьба свела нас снова. — Чангэ ласково дотронулась до щеки Лэйянь, стирая нечаянную слезу. — Не плачь. Лучше расскажи, как ты.

Лэйянь качнула головой.

— Со мной все хорошо. А ты? Ты все это время была в Лояне?

«Кажется, Ли Шимин ничего ей не рассказывал. Может, это и к лучшему», — подумала Чангэ, вслух же ответила, стараясь говорить без горечи:

— Я добралась до самых северных границ. Потом встретила монаха Сунь… Это длинная история.

— Должно быть, ты пережила много трудностей, — сочувственно произнесла принцесса.

— Не будем говорить об этом. Пусть прошлое останется в прошлом, — сказала Чангэ. — Я слышала, Чэнцянь здесь, в Лояне. Император специально послал тебя, чтобы присмотреть за ним?

— Брат все еще слишком ребенок, — немного сконфуженно ответила принцесса и вдруг нахмурилась. — Кстати, Чангэ, тебе нужно быть осторожной. Боюсь, военный советник Ду по-прежнему хочет схватить тебя. А Хао Ду… он сопровождает меня в Лояне.

— Хао Ду… — задумчиво произнесла Чангэ. — Он не добрый человек, но никто не усомнится в его верности. Он сможет защитить тебя. Не беспокойся, я постараюсь не попадаться ему на глаза.

Едва она произнесла эти слова, как они услышали восклицание торопливо приближающейся служанки принцессы:

— Ваше Высочество! Ваше высочество! Господин Хао уже приехал за вами.

— Чангэ, — быстро поднявшись, торопливо проговорила Лэйянь, — я так много хочу тебе всего рассказать. Давай встретимся завтра в это время на рыночной площади. А сейчас иди. Быстрее!

Чангэ кивнула и едва успела сделать несколько шагов в сторону, как следом за служанкой появился сам Хао Ду. Что-то привлекло его в удаляющемся силуэте, и он шагнул было следом за Чангэ, но Лэйянь отвлекла его внимание, задержав за рукав и тихо заговорив с ним. А потом успевшая спрятаться за опорой навеса Чангэ с удивлением увидела, как Хао Ду легко подхватил ничуть не сопротивляющуюся принцессу на руки и понес к выходу из лагеря. «Раньше Лэйянь боялась его как огня. Что между ними произошло?» — подумала Чангэ, решив, что как следует расспросит принцессу об этом при следующей встрече.

…

Господин Цинь позаботился послать вперед человека, чтобы снять небольшой особняк в восточной части Лояна, в стороне, но не слишком удаленно от шумных центральных улиц. Они жили в Лояне уже неделю, но ежедневные поиски до сих пор не принесли никаких результатов: найти в большом городе, переполненном беженцами, неизвестного целителя было намного сложнее, чем отследить запряженную ослом повозку на проезжих дорогах.

Вооружившись портретом Чангэ, изготовленным и размноженным для всех, кто участвовал в поисках, и планом Лояна, Сун покидал особняк с рассветом и до самой темноты обходил кварталы города, вглядываясь в лица и расспрашивая прохожих о лекаре и его спутниках, а потом отмечая каждый квартал, где побывал, крестом на плане. К концу седьмого дня неотмеченными оставались только большие частные владения в западной части города и даосский женский Скит Плывущих Облаков на холме в южной части.

С сомнением оглядевшись вокруг, Сун все же поднялся по центральной пологой лестнице к воротам скита. Они были закрыты, и вокруг не было никого, чтобы расспросить об этом месте. Решив, что Чангэ, путешествующую с двумя мужчинами, вряд ли стоит искать в даосском скиту, он пошел обратно. Где-то ниже послышался женский голос. Сун перегнулся через ограждение лестницы и увидел двух молодых послушниц в скромных белых одеждах, спускающихся по узкой боковой лестнице к стоящей внизу крытой повозке. Одна из них звонко тараторила, то и дело называя свою спутницу по имени — Али, на что другая лишь едва заметно кивала головой. Проводив их взглядом, Сун еще некоторое время не двигался с места. Та, что звали Али, чем-то напомнила ему Чангэ, хотя он и не смог ее как следует рассмотреть.

========== 5.4 Мимолетная надежда ==========

Комментарий к 5.4 Мимолетная надежда

timeline: 29-30 серии

Приемный зал особняка, приютившего клан Яньсин{?}[雁行 (яньсин) - дословно обозначает клин летящих диких гусей; в данном случае что-то вроде “братство следующих (за командующим Ли)”.], как называл своих людей господин Цинь, был неярко освещен десятком свечей. Только Сюй Фэн и Ло Шиба сидели за столом, обмениваясь колкостями. Сун мог сказать, что Сюй Фэну нравилась молчаливая стражница. Что думала Ло Шиба, понять было трудно. Девушка была немного наивной, но не глупой, с самого начала распознала ребяческое упрямство и ревность Сюй Фэна к тегину, к тому же превосходила его во владении мечом. Поэтому смотрела она на юношу как бы свысока, хотя общества его не избегала.

— Где ты пропадал так допоздна? — вскакивая, с ноткой недовольства спросил Сюй Фэн. — А-Юань весь вечер дулась и ни с кем не хотела разговаривать. Господин Цинь еле уговорил ее отправиться спать, пообещав, что ты поиграешь с ней утром.

— Только не говори, что ты все еще на ногах, потому что тоже скучал по мне, — устало поддел его Сун.

— Вот еще! Просто надоело смотреть на твое несчастное лицо… — фыркнул Сюй Фэн и торжествующе ухмыльнулся. — У нас появилась зацепка!

Сун подобрался, впился вопросительным взглядом в его лицо.

— Даосский монах и целитель Сунь Симяо, изучавший редкие заболевания в степных становищах, несколько недель назад вернулся в Лоян, чтобы помочь в лечении беженцев. По слухам, с ним приехала девушка, которую он спас от ран в степях. Командующий Ли — девушка, все сходится!

— И это все? — разочарованно спросила Ло Шиба. — Мы и так знали, что они здесь.

— По крайней мере, зная имя, найти его будет легче, — возразил ей Сун. — Хотя Лоян полон беженцев… Есть ли вокруг Лояна места с их большим скоплением?

Сюй Фэн свел брови, припоминая, потом кивнул:

— Да. Самый крупный лагерь устроен на землях возле южных холмов, принадлежащих даосскому Скиту Плывущих Облаков.

— Скит Плывущих Облаков?! — пробормотал Сун с внезапным осознанием, развернулся и выскочил наружу. Холод и темнота мгновенно остудили его пыл, он остановился, не добравшись даже до ворот особняка. Не было смысла бежать через весь город посреди ночи, чтобы оказаться перед запертыми воротами. Если Чангэ была там, она никуда не денется до утра.

Сун медленно перевел дух. Желание увидеть Чангэ с каждым днем нарастало, становясь все более невыносимым. Возможно, сегодня у него была такая возможность. Если бы он постучался в ворота скита… Если бы только окликнул показавшуюся похожей на Чангэ послушницу…

Когда спустя долгое время он вернулся внутрь, в зале уже никого не было. Сун поднялся в комнату, которую по собственному желанию делил с Адо, и лег, не раздеваясь. На удивление, сон сморил его мгновенно. Во сне они с Чангэ бежали, взявшись за руки, по городской улице, и, оборачиваясь на бегу, Сун видел обращенные к нему сияющие глаза принцессы.

…

К утру резкий ветер нагнал с севера тяжелые серые тучи, и на город посыпались мокрые белые хлопья, тающие на одежде и оседающие под ногами грязной сыростью. К тому времени, как Сун добрался до Южных Холмов, его одежда промокла насквозь и неприятно липла к телу на холодном ветру. Ворота Скита Плывущих Облаков по-прежнему были заперты, но его стук был услышан. Едва увидев его, не очень молодая послушница сказала, готовая снова закрыть ворота:

— Господин, сегодня мы принимаем только больных, кому требуется срочная помощь.

— Не могли бы вы подсказать мне? — поторопился остановить ее Сун. — Я разыскиваю одну девушку. Не остановилась ли у вас Ли Чангэ? Или, возможно, Ли Шисы?

— Ли Чангэ? — задумчиво повторила та. — Нет, господин, у нас нет никого с таким именем. Вы ошиблись с местом. Пожалуйста, уходите.

— Тогда как насчет Сунь Симяо? Сунь Симяо здесь? — проявил настойчивость Сун.

— Вы не можете просто так произносить имя даоса Суня! — возмутилась послушница.

— Да! Даос Сунь! Он ведь недавно спас девушку? — с надеждой воскликнул Сун.

— Даос Сунь спас множество людей, разве возможно запомнить всех их по именам? — недовольно произнесла послушница, теряя терпение. Она попыталась закрыть створки ворот, но Сун уперся в них обеими руками и проскользнул внутрь мимо остолбеневшей от такой наглости женщины.

Он пробежался по внутреннему двору, оглядывая немногочисленных послушниц в белых одеяниях, несмотря на погоду оказавшихся вне помещений, потом стал заглядывать в открытые двери, зовя Чангэ по имени.

Никто не отозвался на его зов. И лишь одно из помещений привлекло его внимание. Сун перешагнул порог и остановился, разглядывая висящую на стене каллиграфию. «Нет ничего более далекого от характера Чангэ, чем этот их принцип невмешательства», — подумал он, испытывая по этому поводу непонятное чувство, — то ли грусть, то ли гордость за принцессу. Наверно, было ошибкой ждать встречи с нею здесь, рядом с далекими от борьбы даосскими монахинями.

— Дайте мне глянуть на того, осмелился нарушить покой святого места, — услышал он мужской голос снаружи. Должно быть, встречавшая его послушница, опомнившись, позвала кого-то на помощь. — Эй, парень, выходи оттуда!

Сун обернулся. У входа в комнату, рядом с послушницей стоял скромно одетый юноша с умиротворенным выражением лица, которого можно было бы принять за монаха, если бы не забранные в высокий хвост длинные волосы и привычно уложенный на сгиб локтя меч в изящных лазурных ножнах.

— За сто лет ты первый, кто посмел войти в скит без разрешения, — немного странным напевным тоном продолжал юноша, окидывая выходящего Суна любопытным взглядом. — Тебе не кажется, что мужчине не годится врываться в женский скит?

— Прошу прощения. Я лишь хотел найти свою знакомую, — сдержанно ответил Сун.

— Но я же сказала вам, что здесь нет Ли Чангэ или Ли Шисы, — упрекнула его послушница.

Сун вздохнул и сделал шаг вперед, намереваясь покинуть скит. Меч в лазурных ножнах немедленно перегородил ему дорогу.

— Ты слишком самонадеянный. Думаешь, можешь входить и выходить по своему желанию? — юноша явно нарывался на драку.

— Повторю, я не собирался никого здесь провоцировать. Я просто ищу кое-кого, — сдержанно ответил Сун, глядя ему в глаза. — Ты хочешь подраться со мной?

— Уверен, что можешь победить? — задорно отозвался тот вопросом на вопрос.

— А ты попробуй.

Сун не искал драки, но и уклоняться не собирался, тем более, что поединок мог бы помочь справиться с постигшим его разочарованием. Но тут снова вмешалась послушница:

— Вам обоим следует остановиться. Это тихое и спокойное место, не нужно нарушать покой монахинь. Господин Сыту, не задирайте его. Пусть поскорее уходит.

— Скука! — вздохнул юноша, снова кладя меч на сгиб локтя, и сделал шаг назад, освобождая дорогу. Он не настаивал на поединке и не произнес больше ни слова, лишь глядел на Суна задумчивым изучающим взглядом.

Сун сложил перед собой руки и поклонился послушнице:

— Примите мои извинения. Я поддался нетерпению, надеясь скорее найти друга… Я ухожу.

Когда ворота за его спиной закрылись, Сун поднял голову к мрачному небу, все еще засыпающему землю хлопьями снега, и мысленно позвал с тоскою: «Чангэ, где же ты?»

========== 5.5 Обострение ситуации ==========

Комментарий к 5.5 Обострение ситуации

timeline: 29-31 серии

Как следует поговорить с Лэйянь Чангэ так и не удалось. На следующий день они смогли встретиться всего на несколько минут, потому что принцессе неудалось, как она собиралась, сделать вид, что снова направляется в лагерь беженцев, и, обманув таким образом Хао Ду, ускользнуть без сопровождения. Так что ей пришлось сказать, что хочет прогуляться по городу, а потом ненадолго «потеряться» в толчее торговой площади, пока он покупал для нее сладости в известной кондитерской лавке.

Потом Лэйянь снова приехала в лагерь беженцев, но обе были слишком заняты оказанием помощи больным и слабым беженцам, добравшимся до Лояна лишь несколько дней назад, так что за несколько часов обменялись лишь несколькими фразами.

Лэйянь была серьезно обеспокоена: военный министр Ду неожиданно приехал в Лоян якобы для лечения, и в любой момент мог посетить Скит Плывущих Облаков, если ему станет известно о практикующем там целителе Сунь. Чангэ не слишком переживала по этому поводу, поскольку большую часть времени все равно проводила в лагере беженцев, а в скиту всегда могла на время укрыться в своей комнате, чтобы не попасться министру на глаза. Ее сильнее беспокоили удивительно быстро распространявшиеся слухи о пожаре, который, якобы согласно предсказанию, должен был охватить Лоян в ближайшие дни. Нетрудно было заподозрить, что за этими слухами скрываются недобрые помыслы, особенно если учесть, что именно сейчас в городе находился наследный принц, со всей очевидностью уклонявшийся от возложенных на него императором обязанностей в угоду развлечениям.

Позже за Лэйянь приехал Вэй Шуюй. Увидев Чангэ, он никак не мог оторвать от нее взгляда, счастливый видеть ее живой.

— Чангэ. Так рад видеть, что у тебя все хорошо. Давно ты в Лояне? Собираешься остаться здесь насовсем?

— Не знаю, — честно ответила Чангэ. — Это не мой дом. Но и пойти мне больше пока некуда.

— Когда эта миссия Наследного Принца закончится, ты можешь вернуться с нами в Чанъань. Ты, Янь и я опять будем вместе, как раньше.

Чангэ вздохнула. Шуюй был неисправимым идеалистом.

— Ли Чангэ умерла, — спокойно произнесла она, разбивая его надежду. — Ты можешь называть меня Али.

— Как бы ты себя ни называла, для меня ты всегда будешь моей Чангэ, — уверенно сказала Лэйянь. Чангэ улыбнулась.

— Я в самом деле счастлива, что вы по-прежнему держитесь вместе и заботитесь друг о друге, — сказала она, помня, что Лэйянь всегда была немного влюблена в Шуюя.

— Чанг… Али. Можем мы поговорить наедине? — осторожно спросил Шуюй.

— У меня много работы, — покачала она головой. — Да и у тебя наверняка полно забот с Наследным Принцем. Отвези Лэйянь обратно. Я никуда не денусь в ближайшее время. Мы еще найдем возможность поговорить.

… Все пошло, как это обычно бывает, не по плану. Чангэ не хотела больше никуда вмешиваться и намеревалась мирно плыть по течению, заботясь о больных и слабых людях. По крайней мере, до тех пор, пока не убедится, что готова следовать этому пути. Она не искала неприятностей. Поэтому неприятности нашли ее сами.

Когда Чангэ вернулась из лагеря в скит, министр Ду, в сопровождении приемного сына, дожидался своей очереди среди больных, пришедших на прием к целителю Сунь. От неожиданности Чангэ на мгновение замерла на месте, прежде чем быстро скрыться за дверями травницы, и это привлекло внимание настороженно озиравшегося по сторонам Хао Ду. Лишь благодаря госпоже Циндань, которая намеренно не позволила Хао Ду войти в травницу и отвлекла министра вежливым разговором, ей удалось избежать неприятного столкновения.

— Жаль, что вы с министром Ду враждебно настроены друг к другу, — сказала позже настоятельница, когда Чангэ подошла, чтобы поблагодарить ее за защиту. Госпожа Циндань, казалось, догадывалась о настоящей личности Али, но, следуя пути невмешательства, не задавала личных вопросов. — Знаешь ли ты, каковы помыслы министра? Он не боится сжечь себя дотла, он страшится лишь того, что не сможет увидеть рассвет династии Тан. Возможно, вы идете одним и тем же путем, разделяете общие ценности, только способы действия у вас разные. Если твой способ небезошибочен, можно подумать о том, как его изменить. Главное — ясно осознавать, к какой цели стремишься, и не преступать меры вещей.

Той ночью Чангэ долго не могла заснуть, размышляя над словами настоятельницы.

А следующим вечером огонь полностью уничтожил принадлежавший прошлой династии Суй дворец Цзывэй. К счастью, обошлось без человеческих жертв, и распространения пожара удалось избежать, чему способствовал, — наряду с усилиями городской стражи по тушению огня, — непрерывно валивший мокрый снег и удачно стихший к вечеру ветер. Для большинства оживленно обсуждавших ночное происшествие обывателей осталось неизвестным, что после пожара никто больше не видел наследного принца, почти все свое время проводившего за развлечениями во дворце Цзывэй. Он бесследно исчез.

Ранним утром в ворота скита требовательно забарабанили. Министру Ду, начавшему харкать кровью после известия об исчезновении наследного принца, срочно требовалась помощь целителя. Чангэ, вслед за настоятельницей выбежавшая на шум во внутренний двор, наткнулась на потрясенный узнаванием взгляд Ду Жухуэя и не раздумывая бросилась прочь. Госпожа Циндань за ее спиной невозмутимо и настойчиво пригласила министра пройти внутрь, но министр прежде что-то шепнул Хао Ду, и тот решительно последовал за Чангэ.

— Господин! — услышала Чангэ позади себя голос Сыту Ланлана. Он остановил Хао Ду возле выхода на задний двор, куда она успела забежать, собираясь покинуть скит через калитку, от которой вела вниз по холму неширокая тропинка. — Если вы здесь за помощью, то зашли не туда… О, похоже, вы не просто решили осмотреться.

— Я здесь по делу. Прошу вас освободить дорогу, — ледяным тоном ответил Хао Ду.

Чангэ знала этот тон. Хао Ду давал понять, что ни перед чем не остановится, если его будут задерживать и дальше. Она метнулась к калитке, бесшумно отворила ее и выбежала наружу.

— Чангэ, — тут же услышала она окрик из-за ближайшего кустарника.

— Лэйянь? Что ты здесь делаешь в такое время? — удивилась Чангэ, подходя ближе и с опаской оглядываясь на калитку, откуда в любой момент мог появиться Хао Ду.

— Чангэ. Дворец Цзывэй сгорел. Чэнцянь пропал. Министру Ду стало плохо, и его повезли в Скит Плывущих Облаков. Я боялась, что он может заподозрить тебя, если увидит. Хотела предупредить, что тебе нужно уходить отсюда.

— Я только что столкнулась с ним лицом к лицу, — вздохнула Чангэ. — Не собираюсь сбегать. Если сбегу сейчас, разве это не будет выглядеть слишком подозрительно? Как будто я и правда виновата?

— Чангэ, пока ты жива, уверена, позже все можно будет объяснить. Сейчас главное — оставаться в безопасности… Тебя преследуют? — спросила Лэйянь, заметив, что Чангэ то и дело поглядывает на калитку.

— Да. Хао Ду.

— Тогда уходи быстрее. Я остановлю его. Доверься мне.

Чангэ успела спрятаться за поворотом тропинки, прежде чем появился Хао Ду. Ей не было слышно, что Лэйянь говорила ему, но принцессе как-то удалось убедить его вернуться в скит. Подождав для верности около часа, Чангэ вернулась и осторожно зашла внутрь.

— Ты… Почему ты вернулась? — негромко спросил Сыту Ланлан, поднимаясь ей навстречу.

— Они не подумают, что я рискну остаться здесь… Как ты узнал?

— Ах, ученица моя, я тут тебе помогал с проблемами разобраться. Но эти люди из императорского дворца, я не хочу с ними отношения портить. За пределами скита я ничего не могу поделать. Только и остается стоять на страже. — Он прищурился и весело поинтересовался: — Эй, скажи-ка, ты кто такая? Тебя то люди из цзянху{?}[江湖 (цзянху) - мир мастеров боевых искусств, живущих вне судов и законов государства; в данном случае имеется в виду Сун, человек, по мнению Сыту Ланлана, владеющий оружием.] ищут, то из дворца.

— Министр Ду уже покинул скит? — игнорируя его вопрос, спросила Чангэ.

— Думаю, да. Но я слышал, у него снова пошла горлом кровь, потому что тот гвардеец не смог тебя схватить. Монах Сунь так распереживался из-за этого, что сам чуть сознание не потерял.

«Ду Жухуэй. Не трать бесполезно силы, во всем подозревая меня», — подумала Чангэ. — «Лучше ищи того, кому выгодно падение Тан».

…

Несколько часов спустя старшая послушница госпожа Цюань прервала размышления Чангэ, отстраненно скользящей взглядом по висящей на стене напротив нее каллиграфии.

— Али, только что нас посетила принцесса, — сказала она. — Как ты просила, я сказала, что тебя здесь нет. Тогда она оставила сообщение. Сказала, что будет ждать до заката.

Она протянула Чангэ сложенный лист бумаги. Аккуратным почерком Лэйянь на листе было выведено: «Хао Ду поднимает войска. Ты должна покинуть город. Встретимся в чайном домике на площади».

— Спасибо, госпожа Цюань, — сказала Чангэ. — Мне нужно встретиться с принцессой. Не беспокойтесь. Я буду осторожна.

Она надела соломенную шляпу с вуалью, защищающей лицо от посторонних взглядов, какими обычно пользовались монахини, выходя в город, и не привлекая внимания покинула скит.

Хозяин чайного домика был предупрежден и сразу указал на лестницу:

— Прошу, проходите, преподобная. Госпожа ожидает вас в дальней комнате.

Чангэ медленно поднялась по лестнице, подняла вуаль с лица и протянула руку, чтобы постучать в дверь крайней комнаты. В тот же момент широкая ладонь накрыла ее рот, не давая произнести ни звука, мужчина живо утащил ее в противоположный угол и развернул к себе лицом.

Два имени прозвучали на выдохе одновременно:

— Чангэ!

— Сун?

========== 5.6 Воссоединение ==========

Комментарий к 5.6 Воссоединение

timeline: 31 серия

Чангэ едва верила своим глазам. Каким-то невероятным ведением судьбы Ашилэ Сун, снова одетый как торговец, оказался в самом центре Лояна, причем именно там, куда она пришла, следуя письму Лэйянь.

— Там ловушка, — не отрывая от нее взгляда, тихо произнес Сун, качнув головой в сторону комнаты, куда она собиралась войти. — Я шел за человеком, который хотел тебя схватить. Не ожидал, что это действительно будешь ты.

— Но Лэйянь… — начала Чангэ, желая объяснить, что принцесса не могла предать ее, а значит, и сама попала в неприятности. Сун понял ее без слов.

— Там имперские гвардейцы. С твоими друзьями ничего не случится. Нужно уйти, пока они не хватились.

Он взял ее за руку и быстро направился к лестнице, чуть посторонившись, чтобы пропустить прислужника, несущего поднос с чайными принадлежностями и легкими десертами, подаваемыми здесь к чаю. Чангэ без колебаний следовала за ним. Уже на выходе они услышали, как наверху распахнулась дверь, послышался звон бьющейся посуды, и голос Хао Ду раздраженно скомандовал: «Догнать ее! Не дайте ей уйти!». Крепче сжав ладонь Чангэ в своей, Сун бросился вверх по улице, уверенно огибая встречающиеся повозки и снующих вокруг прохожих.

Чангэ оглянулась на бегу. Преследователей пока не было видно, только слышны окрики, призывающие людей расступиться. Она поглядела на Суна. Он сосредоточенно выбирал путь, как будто стремился добраться до определенного места. Несколько поворотов — и они нырнули в открытые двери какого-то заполненного людьми заведения, переходя с бега на неторопливый шаг.

— Что это за место? — полюбопытствовала Чангэ, оглядываясь в просторном и прилично обставленном салоне на втором этаже, куда Сун привел ее, пока он задвигал засов на двери, отгораживая их от внешнего мира.

— Это самый популярный ресторан в Лояне. Они не подумают, что мы можем прятаться в таком людном месте.

— Похоже, тебе здесь все хорошо знакомо. — Чангэ на мгновенье задумалась о том, с какой целью он находился в Лояне, и не был ли связан с событиями прошлой ночи, но быстро отбросила эту мысль. Тегин никогда не поступил бы так низко.

— Да, я уже был здесь. Играл с другом в вэйци{?}[Вэйци - стратегическая настольная игра, возникшая в Древнем Китае.], — ответил Сун, поворачиваясь к ней.

— Вэйци? С другом? — недоверчиво переспросила Чангэ. Сложно было представить сидящего за игровой доской Суна, и что за друзья у него такие?

— Мгм. Потом расскажу. — Сун шагнул ближе, притянул Чангэ к себе, крепко обнял и тихо пожаловался: — Чангэ. Знаешь, как долго я искал тебя?

Чангэ на мгновение замешкалась, потом скрестила руки за его спиной и осторожно провела ладонями по спине вверх и вниз. Горячий, полный облегчения выдох опалил ее шею.

— Ты искал меня от самих степей? — неуверенно спросила она. — Больше меня не ненавидишь?

Сун немного отстранился, не разрывая объятий, чтобы посмотреть ей в лицо. Взгляд его был полон грусти и нежности.

— Прости меня. Не следовало срываться на тебе за то, в чем не было твоей вины. Я не ненавидел тебя. Когда ты исчезла… мы даже не попрощались Я чувствовал себя беспомощным, не зная, где ты и что случилось. Чангэ, я не хочу снова тебя терять. Пожалуйста, не уходи.

Не отводя взгляда, он медленно наклонился, давая ей возможность оттолкнуть его, если пожелает, и, не встретив сопротивления, мягко накрыл ее губы своими. Сердце Чангэ быстро забилось от восхищения, губы сами собой разомкнулись, дозволяя ненавязчивую и приятную ласку. Почему ей никогда не приходило в голову…? Мысль ускользнула, спугнутая сильнее прижавшими ее к нему руками Суна. Мгновение спустя он оторвался от ее губ и выпрямился, продолжая смотреть на нее теплым ласковым взглядом. Чангэ почувствовала, как заалели от неожиданного смущения щеки.

— Я смутил тебя, — мягко заметил Сун. — Слишком рано для такого?

— Это я должна была сказать, — неловко пробормотала Чангэ, не делая попытки покинуть кольцо его рук. Ее холодная и беспросветная еще несколько минут назад жизнь снова заиграла красками, и причиной тому был Сун. Тот, кто искал и нашел ее. Кто хотел, чтобы она была рядом. С кем рядом, как она осознала за последние дни, хотела быть она сама.

— Давай повторим, и тогда это скажешь ты? — преувеличенно серьезно предложил Сун.

Чангэ фыркнула и шутливо шлепнула его по плечу.

— Даже не надейся. Я еще не согласилась стать твоей женой.

— Ты и не представляешь, как много потеряла, — в тон ей ответил Сун, солнечно улыбаясь. Улыбка смягчила черты его лица, и Чангэ завороженно «поплыла», не в силах отвести взгляд.

— Мне нравится твоя улыбка, тегин Сун.

— Обещаю, ты сможешь видеть ее каждый день, когда мы поженимся, — он улыбнулся еще шире.

Чангэ не успела ничего ответить, как двери салона вздрогнули под чьей-то попыткой их отворить. Раз, другой…

Сун стер улыбку с лица, подтолкнул Чангэ в сторону, неслышно подошел к двери и быстро вытащил из петель деревянный засов. Сквозь распахнувшиеся створки внутрь тут же влетел какой-то мальчишка и, не удержавшись на ногах, с болезненным стоном приложился щекой к полу. Сун снова закрыл дверь, а Чангэ подошла поближе к мальчишке и удивленно воскликнула:

— Чэнцянь?

— Сестра? Я… я просто услышал твой голос. Не поверил, что это ты, — ошеломленно залопотал наследный принц, часто моргая и пытаясь отползти подальше от Чангэ. — Ты… ты неупокоенный дух?!

— Не городи чепухи, — строго оборвала его Чангэ. — Что ты здесь делаешь? Не знаешь, сколько проблем всем доставил?

Чэнцянь поднялся на ноги и осторожно потыкал пальцем в ее руку. Чангэ отдернула руку, смотря на него с неудовольствием.

— Сестра. Ты живая, — успокаиваясь, сообщил мальчишка. — Здорово! Давно не виде…

— Отвечай на вопрос! — прикрикнула Чангэ.

— Я сбежал… — плаксиво протянул он. — Говорили, что в этом ресторане танцуют западные танцовщицы с золотыми волосами и голубыми глазами…

Чангэ вопросительно посмотрела на Суна. Он покачал головой: никаких танцовщиц он здесь не видел.

— То есть, ты сбежал, — вернулась Чангэ к наследному принцу. — Никто тебя не похищал.

— Малец, думай прежде чем говорить, — сказал Сун. — Ты был здесь все это время?

Чэнцянь быстро закивал.

— Ты слышал о пожаре во дворце Цзывэй? — спросила Чангэ. Он снова кивнул. — Почему не вернулся? Не дал о себе знать?

— Я… я уснул… а потом… потом… я узнал об этом только утром. Если теперь вернусь, министр Ду меня накажет…

— Испорченный мальчишка! — Чангэ щелкнула его по лбу. — Одни глупости на уме.

— Эй, Ли Чангэ, как ты смеешь меня бить? — возмутился мальчишка, потрясая пальцем перед ее носом. — Я теперь Наследный Принц! Если посмеешь еще раз…

Чангэ хватила его за палец и больно вывернула его.

— Ааай! Больно! — заверещал он. — Я же твой младший брат! Успокойся, я не буду больше так говорить…

— Чэнцянь, ты ведешь себя хуже уличного мальчишки, — сердито сказала Чангэ. — Мне стыдно за Ли Шимина, что у него такой сын. Ты ничему не научился у своего отца. Какой из тебя наследный принц!

— Ты-то чего меня отчитываешь? — обиженно пробормотал мальчишка. — Все говорят, что я не достоин быть сыном своего отца. Я думал… После того, что он сделал с твоей семьей… я думал, хотя бы ты скажешь, что я его достойный наследник.

Чангэ заметила внимательный взгляд, брошенный на нее Суном при этих словах. Может быть, он ожидал от нее какой-нибудь взрывной реакции. Однако, пусть и нехотя, она не могла не признавать заслуг нынешнего императора.

— По крайней мере, твой отец заботится о сохранении мира. А ты… — она схватила его за шиворот и толкнула в руки Суна. — Только и знаешь как развлекаться. Ладно. Раз ты признаешь меня сестрой, я преподам тебе урок вместо твоего отца.

— Да, малец, — без труда удерживая за плечи пытающегося вырваться Чэнцяня, подыграл Сун, — ты обнаружил, что Чангэ в Лояне, теперь мы не можем тебя просто отпустить… Тут неподалеку есть борцовская школа, — предложил он Чангэ, скосив глаза на мальчика, — там он может неплохо развлечься.

… Час спустя Чангэ и Сун вышли из борцовской школы, оставив тамошним учителям на перевоспитание хорошенько запуганного мальчишку и увесистый мешочек с деньгами.

— Счастлива? — спросил Сун у довольно улыбающейся Чангэ.

— Мгм, — бодро ответила она.

— Тогда теперь можем пойти обратно.

— Обратно куда?

— Шиба и господин Цинь в Лояне. Они тоже тебя ищут.

— Шиба и господин Цинь… А где малышка Юань? — встревожилась Чангэ.

— Тоже здесь, — ответил Сун. — И Сюй Фэн… Весь клан Яньсин.

— Клан Яньсин?

— Так себя называют люди господина Цинь. И еще… — Сун улыбнулся и снова взял ее за руку, — кто-то еще очень сильно ждет тебя…

========== 5.7 Клан Юньсин ==========

Комментарий к 5.7 Клан Юньсин

timeline: 32 серия

Сун не спешил вернуться в особняк, желая немного растянуть время наедине с Чангэ, прежде чем встреча с остальными, он был в этом уверен, займет все ее внимание, и ему придется на время отойти в сторону. Держа Чангэ за руку и не сдерживая улыбки при каждом взгляде на нее, он неторопливо вел ее по улицам Лояна, не обращая внимания на деловитую людскую суету вокруг, и хотя со стороны мог казаться беспечным, на самом деле то и дело поглядывал вокруг в поисках возможной опасности.

Высказав ранее все, что считал важным, он не задавал вопросов о том, что случилось с Чангэ за прошедшие недели, зная, что непременно услышит ее историю вечером, и потому некоторое время между ними царило мирное молчание, пока Чангэ не смогла дальше сдерживать любопытство.

— А-Сун, — осторожно спросила она, — ты назвал господину Цинь свое настоящее имя?

Сун покачал головой.

— Этого не потребовалось. Сюй Фэн знает меня в лицо, мы однажды встречались во время осады Шочжоу.

— Но как тогда… Сюй Фэн был очень предан губернатору. Он ненавидит тегина Соколиного войска, и сдержанностью не отличается…

— Я заметил, — усмехнулся Сун. — Он хотел убить меня при первой встрече. Не то, чтобы я ему позволил, но у меня нашлись защитники, а господин Цинь рассудил, что вместе мы найдем тебя скорее. Позже мы с Сюй Фэном, скажем так, решили наши разногласия.

— Это каким образом? — поинтересовалась Чангэ.

— Как мужчина с мужчиной, — ответил он, шутливо задрав нос кверху. Чангэ рассмеялась:

— Вы подрались! И кто победил?

— Еще спрашиваешь?! — притворно обиделся Сун, но не удержался и тоже рассмеялся, чувствуя себя, как не чувствовал уже очень давно, счастливым и беззаботным.

— А как вы узнали, где меня искать? — спросила Чангэ. — Я имею в виду, мне самой никогда не пришло бы в голову направиться в Лоян.

— Когда тебя спас человек с Центральных равнин, Лей Мэн приказал проследить за ним, и убедившись, что он не связан с Соколиным войском, не стал преследовать. Шээр рассказал про запряженную ослом повозку, в которой тебя увезли, и что она направлялась на юг.

— Шээр? Почему он рассказал тебе об этом? — недоумевающе спросила Чангэ.

Сун пожал плечами.

— Может быть, из чувства вины… Он сказал отцу, что донесение Лей Мэна, в котором Соколиное войско обвинялось в предательстве, побеге генерала Ло И и попытке убийства катунь, неверно. Что мы оба участвовали в поимке Ло И, а потом поссорились, решая, чей вклад был более значительным. Что смерть… Айи и ранение катунь были случайностями.

— Хан поверил?

— Мгм. — Сун помолчал, потом все же добавил: — Отец признался, что собирался убить меня своими руками, не слушая объяснений, когда прочитал донесение. Неверности он никогда бы не простил. Если бы Шээр промолчал, я был бы уже мертв.

Чангэ подняла на него виноватый взгляд, непроизвольно сильно сжимая охватывающие его ладонь пальцы. Сун ободряюще улыбнулся ей, поднял их сплетенные руки и прижал к сердцу.

— Несмотря на все происшедшее, я рад, что не настолько ошибался в нем…

— Ты… простил его? — неуверенно спросила Чангэ.

— А ты — простила Ли Шимина? — ровным голосом спросил он в ответ. Она покачала головой. — Я не хочу тратить жизнь на ненависть и месть. Но это не значит, что я забуду…

Он немного помолчал, все еще в мыслях об отношениях с шадом, потом вернулся к первоначальной теме:

— Во всяком случае, когда Шээр понял, что я ухожу искать тебя, он решил рассказать, что узнал от Лей Мэна… Нам повезло, что ослица была беременной, и повозка двигалась неспешно. Дальше… пришлось много расспрашивать, но я узнал, по какой дороге вы направились на юг. Потом встретился с Ло Шибой и людьми клана Юньсин. Мы объединились для поисков, и вскоре узнали, что вашей целью был Лоян. Но я не думал, что отыскать тебя в городе будет настолько сложно. Людям Сюй Фэна только третьего дня удалось выяснить имя твоего спасителя, целителя Сунь Симяо. С ним непросто встретиться, а по словам послушницы скита, он спас множество девушек…

— Послушницы скита? — зацепилась Чангэ за последние слова. — Ты приходил в Скит Плывущих Облаков? Сыту Ланлан сказал, что обо мне спрашивал кто-то из цзянху. А-Сун, это был ты?

Сун смерил ее испытующим взглядом.

— Ты все это время жила в даосском скиту? Откуда этому Сыту Ланлану известно твое имя? Послушница сказала, что не знает ни Ли Чангэ, ни Ли Шисы.

Чангэ чуть улыбнулась, расслышав подозрительные нотки в его голосе.

— Когда Лей Мэн ранил меня стрелой, сбросив с коня, и послал десяток воинов, чтобы добить, Сыту Ланлан появился словно из ниоткуда и мгновенно расправился с ними, а потом унес меня. Короче, он — тот самый «человек с Центральных равнин», который спас меня от смерти. Он путешествует вместе с монахом Сунь, и тогда они как раз направлялись в Лоян по приглашению настоятельницы Скита Плывущих Облаков. Сыту Ланлан взялся обучать меня искусству Меча девы Юэ, поэтому я назвала ему свое имя. В скиту же меня зовут Али.

— Али?! — Перед глазами Суна пронеслось видение спускающихся по лестнице послушниц, одна из которых показалась ему похожей на Чангэ. Нет, это и была Чангэ. — Чангэ, я видел двух уезжающих от скита послушниц и слышал, как одну называли этим именем. Если бы только я окликнул их, мы бы встретились уже пару дней назад!

— … и я избежала бы неприятных встреч, — сказала Чангэ, а потом, просияв, добавила: — Но кто знает, в какие еще неприятности влез бы Чэнцянь, оставшись без присмотра. Так что, все к лучшему, тем более, мы все же не разминулись сегодня.

— Да, слава богу Сириуса! — искренне согласился Сун.

…

На пороге особняка Чангэ внезапно остановилась, потянула за руку шагнувшего вперед Суна.

— Что такое? — почувствовав ее неуверенность, спросил Сун.

— Я не знаю, как встретиться с ними… прошло столько времени… — почти прошептала Чангэ.

— Не задумывайся об этом, — понимающе ответил он, распахивая перед ней двери. — Просто возвращайся. Тебя ждут.

Хотя было еще не поздно, внутри царила тишина, только из приемного зала доносилось приглушенное бормотание Сюй Фэна. Подойдя ближе, Сун и Чангэ увидели, как он, посадив малышку Юань себе на колени, пытался развлечь ее вырезанными из дерева ажурными фигурками собачек и котиков, купленными для нее Суном, когда они все вместе гуляли по городу в день приезда. А-Юань, надув губки, без интереса смотрела на фигурки и выглядела расстроенной.

— Ну же, А-Юань, что не так? Смотри, они ведь тебе так нравились, — уговаривал Сюй Фэн, показывая ей то одну, то другую фигурку, и не зная толком, что с ними делать, — вы с братцем Ачжунем так весело играли с ними…

— Когда уже придет братик Ачжунь? — тихо и печально спросила Юань.

— Смотрите, кого я привел, — весело провозгласил Сун, подталкивая Чангэ вперед.

Сюй Фэн резво вскочил на ноги, готовый накинуться на почти двое суток где-то пропадавшего Суна, но замер, приглядываясь к стоящей рядом с ним девушке, и, узнав, разулыбался.

— Молодая госпожа!

— Сестрица, ты — братик Ли? — одновременно заключила Юань, успевшая улыбнуться Суну, прежде чем посмотреть на Чангэ, и потянулась к ней.

— Иди ко мне, А-Юань, — счастливо улыбнулась Чангэ, протягивая руки, чтобы забрать малышку у Сюй Фэна. — Как ты выросла. Скоро я уже не смогу тебя удержать. Как ты поживала? Слушалась дедушку Циня?

— Братик Ли, я была послушной, — серьезно кивнула А-Юань. — Можно я позову дедушку Циня?

— Хорошо. Будь осторожна.

Чангэ опустила ее вниз, и девочка побежала к покоям господина Циня, крича: «Дедушка Цинь! Дедушка Цинь! Братик Ли вернулся!»

— Молодая госпожа, ты наконец вернулась, — обратился к Чангэ Сюй Фэн. — Пока тебя не было, все очень переживали за тебя. И господин Цинь тоже. Мы все тебя искали.

— Молодая госпожа! — постукивая по полу своим «боевым» посохом, быстро вошел господин Цинь. Бежавшая за ним хвостиком малышка Юань бросилась к Суну и протянула вверх ручки. Сун поднял ее на руки и отступил к стене, вместе с девочкой наблюдая за происходящим со стороны.

— Господин Цинь, — вежливо поприветствовала Чангэ, не в силах сдерживать радостную улыбку.

— Хорошо. Вы благополучно вернулись! Теперь я могу спать спокойно! — удовлетворенно провозгласил управляющий, оглядывая Чангэ со всех сторон.

— Простите, что заставила вас волноваться, — виновато склонила голову Чангэ.

— Ничего страшного. Я очень рад, что с вами все в порядке, — ответил господин Цинь. — Молодая госпожа…

Его слова остались недосказанными, прерванные восхищенным возгласом:

— Учитель!

Чангэ резко повернулась на голос, мгновенно побледнев. В проеме двери, опираясь на руку Ло Шибы, стоял Адо, широко улыбаясь и глядя на Чангэ широко раскрытыми от восторга глазами.

— Учитель, вы вернулись!

— Адо, ты жив!

Одновременно выпалили они, а потом Чангэ бросилась к мальчику, взяла за плечи, всматриваясь ему в глаза, и вдруг заплакала, размазывая сжатым кулаком текущие по щекам слезы и как-то жалобно приговаривая между всхлипами: «Ты жив! Боги, ты жив, Адо!». Адо, глаза которого тоже подозрительно заблестели, немного растерянно погладил ее по волосам и негромко зачастил:

— Учитель, учитель, все хорошо, не плачьте. Я ведь обещал, что не сбегу от вас. Ну же, торго… брат Ачжунь вас нашел, теперь все будет хорошо. Это все из-за женского платья, да? Поэтому слезы льете? Господин Цинь сохранил вашу нормальную одежду…

Чангэ рассмеялась сквозь слезы, начиная приходить в себя, одной рукой приобняла его, прошептала на ухо:

— Адо, что за глупости ты болтаешь!.. Я… я так счастлива. Спасибо, что выжил.

И, не отпуская его, обратилась к Ло Шибе, которая, как и остальные, молча наблюдала за их с Адо душераздирающей встречей:

— Шиба. Спасибо, что помогла Суну… и что искала меня вместе со всеми.

…

— Молодая госпожа, что вы намерены делать дальше? — спросил господин Цинь, когда первоначальное возбуждение утихло, и все уселись за стол, чтобы за чашкой чая выслушать историю приключений Чангэ за последние месяцы и обсудить дальнейшие планы.

— Не знаю, — ответила Чангэ. — Я не думала, что доживу до этого момента.

— В Лояне сейчас много высокопоставленных лиц из столицы, — рассудительно проговорил господин Цинь. — Вам не следует задерживаться здесь.

— Я тоже так думаю, — Чангэ тихо вздохнула, — но мне некуда пойти…

Сун, до этого тихо рассказывавший сидевшей у него на коленях малышке Юань забавную историю о двух маленьких щенках, и лишь краем уха слушавший разговоры, поднял голову и предложил, глядя на Чангэ:

— Возвращайся со мной в степь. Здесь тебя раскрыли. Нужно уехать в такое место, о котором они не знают.

— Мне нужно подумать об этом, — почему-то отводя взгляд, ответила Чангэ.

— Чангэ, ты помнишь, что обещала мне три вещи?.. — чувствуя, как холодеет в груди от готовых разбиться надежд, спросил Сун.

— Я думала, все закончилось, и это обещание больше недействительно… — она свела брови в недоумении.

— Закончилось? Ты хочешь, чтобы между нами все закончилось? — Незаметно в голосе Суна проскользнули нотки безнадежности. Неужели он ошибся, неправильно поняв ее радость при их встрече?

— Давай поговорим об этом позже. — Чангэ все еще смотрела с недоумением. Но все взгляды неожиданно оказались сфокусированы на них двоих, и она, верно, не хотела обсуждать личное при всех.

— Главное сейчас — как можно скорее покинуть Лоян, — вмешался господин Цинь, стремясь снять внезапно повисшее в воздухе напряжение. — Что же касается того, куда направиться потом, вы можете решить это, когда мы выберемся из города. Дайте нам знать, как только будете готовы. Клан Юньсин в вашем распоряжении.

Сюй Фэн, Ло Шиба и Адо одновременно кивнули, подтверждая сказанное. Помедлив, Чангэ тоже кивнула.

========== 5.8 Признание ==========

Комментарий к 5.8 Признание

timeline: 32 серия

Адо совсем не изменился, думала Чангэ, слушая вдохновенно тараторящего мальчика, глаза которого горели восторженным огнем, а лицо озаряла широкая улыбка. Едва господин Цинь пожелал всем хорошего ночного отдыха и отправился спать, первый же обращенный к нему вопрос Чангэ о самочувствии вызвал нескончаемый поток слов, описывающий все, начиная от момента, когда он очнулся в незнакомом месте, плохо помня, что с ним произошло, вплоть до сегодняшнего дня. Послушать этого оптимистичного ребенка, так прошедшие месяцы были веселым приключением, а не тяжелым, полным боли и ограничений выздоровлением после почти смертельного ранения.

Она дала ему выговориться, почти не прерывая и стараясь быть внимательной. Сюй Фэн со снисходительной ухмылкой наблюдал за разошедшимся Адо, красочно описывающим их путешествие от приграничья в Лоян, но согласно кивал, когда мальчик переводил на него взгляд, прося подтвердить какие-то свои слова.

— Я прямо чувствовал, что учитель вернется сегодня. Скажи, Сюй Фэн? — в очередной раз обратился Адо к стражу. Сюй Фэн опять кивнул, уточнив:

— Вообще-то, ты сказал это вчера. Что брат Ачжунь, когда вернется, приведет твоего учителя.

— Ну да. И он это сделал сегодня! — торжествующе воскликнул Адо.

Чангэ улыбнулась и в который раз бросила непроизвольный взгляд в сторону двери. Сун, после своего странного вопроса не проронивший ни слова, около часа назад ушел с заснувшей малышкой Юань на руках и больше не вернулся. Должно быть, свалился, наконец позволив себе поддаться накопившейся за дни поисков усталости. Чангэ собиралась поговорить с ним, но это могло подождать и до утра.

— Молодая госпожа, сколько времени тебе нужно, чтобы завершить свои дела здесь? — спросил Сюй Фэн, воспользовавшись тем, что Адо замолк, переводя дух. — Нам потребуется день-другой, чтобы подготовиться к отъезду.

— У меня нет каких-то особых обязательств, — ответила Чангэ. — Только попрощаться. «И сообщить Лэйянь, что со мной все в порядке», — добавила она про себя.

В этот момент вернулась ушедшая вместе с господином Цинь Ло Шиба и остановилась в дверях, отстраненно глядя на них. Чангэ воспользовалась этим, чтобы завершить затянувшиеся посиделки.

— Адо, уже поздно, — повернулась она к мальчику. — Закончим на сегодня. Впереди у нас будет еще много времени.

— Да, учитель, — с некоторым сожалением послушно согласился тот.

— Проводи Адо, — бесстрастно бросила Сюй Фэну Ло Шиба. — Я покажу молодой госпоже ее комнату.

По тому, как спокойно и без возражений легко раздражающийся и немного кичащийся своим положением Сюй Фэн принял ее распоряжение, было понятно, что необщительной стражнице каким-то образом удалось завоевать его уважение и признание.

Ло Шиба показала Чангэ приготовленную для нее спальню и, мгновение поколебавшись, невыразительно произнесла:

— Тегин вышел наружу.

— Спасибо, Шиба, — поблагодарила ее Чангэ.

Набросив на плечи предусмотрительно положенную на кровать теплую накидку, она вышла из дома и огляделась. Странное ощущение уже виденного охватило ее. Сун сидел на низкой перекладине полупустого дровяного навеса, держа за горлышко поставленный на нее сосуд с вином, и с нечитаемым выражением лица наблюдал за ее приближением.

— Почему ты сидишь один здесь, на холоде? — спросила Чангэ, с сожалением глядя на маску холодной невозмутимости, скрывшую увиденные ею днем яркие эмоции.

Сун качнул в руке сосуд с вином в качестве объяснения.

— Ты мог бы делать это внутри, — сказала она, усаживаясь рядом.

— Чувствовал себя посторонним, — объяснил Сун, сделал глоток вина и, не дождавшись отклика, спросил: — Ты сказала, поговорим позже. Как насчет сейчас?

— Хорошо. Давай ты сначала.

— Мне казалось, я достаточно ясно показал свои намерения. Я не хочу терять тебя, — повернувшись и глядя ей прямо в глаза, произнес он.

— Что это значит, А-Сун? Почему ты заговорил о том обещании? Напомнить, что я тебе задолжала? Попытаться подчинить меня?

— Подчинить? — он безрадостно хмыкнул и сделал глоток вина. — Я давно понял, что это невозможно… И что мне с тобой делать, Чангэ? Ты не желаешь покидать Тан?

Чангэ ответила не сразу, подбирая слова.

— Не в этом дело. Я просто хочу понять… Из-за меня Соколиное войско уже раз оказалось в опасности. Если попадусь на глаза хану, это повторится. К тому же, я не могу провести всю жизнь, одеваясь и ведя себя как мужчина. И, надеюсь, ты понимаешь, что я не стану послушной наложницей в твоем шатре. Ты приемный сын Великого Хана. Для меня по-прежнему важно благополучие Тан. Ты предлагаешь вернуться с тобой в степи. В качестве кого?

— Это неважно, — немного поразмыслив, ответил Сун на последний вопрос. — Мне нравится твоя независимая натура, я уважаю твои решения и никогда не стал бы останавливать, что бы ты ни захотела сделать. Но я переживаю за тебя, потому что ты вечно бросаешься в бой с полным пренебрежением к собственной жизни, даже с готовностью пожертвовать ею. Так что я хотел бы, чтобы ты не рисковала собой в одиночку. И не уходила, не сказав мне ни слова. Знаю, ты привыкла полагаться только на себя, но позволь и мне, как мужчине, заботиться и защищать тебя. Вместе мы можем решить наши разногласия и преодолеть трудности, с которыми доведется столкнуться… Чангэ. Я очень серьезно отношусь к тебе и хочу надеяться, что однажды мы поженимся по всем правилам. Но даже если в твоем сердце нет ответных чувств, я все равно попрошу тебя остаться. Хотя бы ради того, чтобы сдержать то обещание.

— Есть… — испытав внезапное умиротворение от его последних слов, тихо сказала Чангэ. — Ответные чувства… они есть, А-Сун.

Сун пытливо вгляделся в ее чуть порозовевшее лицо, и вдруг разулыбался, облегченно выдыхая.

— Ты вернешься со мной, Чангэ? — спросил он.

— Мгм. Обещаю.

Сун отставил подальше сосуд с вином и, притянув Чангэ к себе, бережно коснулся губами ее лба.

Они посидели, обнявшись, в согласном молчании, и Чангэ уже почти задремала в согревающих объятиях Суна, когда он вдруг спросил:

— Собираешься утром вернуться в скит?

— Да. Нужно попрощаться и кое-какие дела завершить. Это ненадолго. — Она немного отстранилась, чтобы поглядеть на него и шутливо спросила: — Отпустишь меня?

— Я пойду с тобой, — решительно возразил Сун.

— Тебе, красивому мужчине, не подобает заходить в женский скит и смущать даосских монахинь, — поддразнила Чангэ.

— Тогда подожду у ворот? И не буду заходить внутрь.

— С каких пор ты стал таким прилипчивым? — рассмеялась Чангэ, рискнув потрепать его по волосам. Сун перехватил ее руку, прижал к груди и серьезно ответил:

— Боюсь снова потерять тебя. Такое вот нехорошее чувство… Я заберу тебя от ворот на закате.

— Ну нет, я не трехлетняя малышка. И без тебя дорогу найду, — притворно надула губы Чангэ.

— На закате. Заберу. Тебя. От ворот, — разделяя слова, все так же серьезно повторил Сун. — Не уходи без меня.

— Ладно-ладно, послушаю тебя, — сдалась Чангэ. — Пойдем спать?

Сун подтолкнул ее, помогая подняться.

— Иди вперед. Я еще не закончил.

И потянулся за отставленным сосудом, в котором еще плескались несколько глотков вина.

========== 5.9 Побоище в скиту ==========

Комментарий к 5.9 Побоище в скиту

timeline: 33 серия

Сыту Ланлан был миролюбивым и в хорошем смысле слова любопытным молодым человеком, которому, как он сам считал, везло в жизни на встречи с интересными людьми. Он ничего не помнил о раннем детстве, потеряв память после того, как едва выжил во время обрушившейся на поселение страшной болезни, унесшей жизни всей его семьи. Осиротевшего пятилетнего мальчишку, слабого как котенок и заикавшегося на каждом слове, забрала с собой, покидая сильно опустевшее селение, странствующая даосская целительница, спасшая тогда десятки жизней, в том числе и его. За двенадцать лет, проведенных вместе с госпожой Юэ, Сыту Ланлан превратился в статного юношу, гибкого и сильного. Целительница не только помогла укрепить его тело и избавиться от заикания, научив говорить нараспев, но и обучила своему способу владения мечом, призванному, чтобы защищаться и защищать, не получая ран и не терпя поражений. Три года назад, устав от странствий, постаревшая госпожа Юэ решила провести остаток жизни в тиши монастыря. Там провожавший ее юноша познакомился с целителем Сунь и стал его охранником и помощником в одном лице.

Да, Сыту Ланлан жил богатой на впечатления жизнью. Хотя такой насыщенной событиями, как в последний месяц, она еще никогда не была.

Ли Чангэ, которую он, не особо задумываясь, спас от преследовавших ее степных воинов, оказалась совсем не такой тихой и несчастной девчонкой, какой показалась ему сначала. И ее разыскивали опасные люди. Хотя, парень из цзянху, возможно, действительно был другом. Но военный министр и его приемный сын были настроены явно враждебно. Причем, враждебность эта была взаимной.

Поэтому он несколько удивился сцене, которую застал, вернувшись по распоряжению монаха Сунь из лагеря беженцев, чтобы забрать кое-какие лекарства. Внутренний двор был полон вооруженных людей, целью которых был неясно почему снова пришедший в скит министр Ду, и Ли Чангэ собиралась убить (!) его своими руками, что, по счастью, оказалось обманным маневром, потому что в следующее мгновение она уже вовсю сражалась с захватчиками, оттолкнув министра в сторону от сверкающих мечей.

Конечно же, Сыту Ланлан немедленно бросился в бой, тем более, что и настоятельница Скита Плывущих Облаков, госпожа Циндань, вопреки своему дао{?}[Дао - путь совершенствования в выполнении совокупности морально-этических норм.] взялась за меч. Ли Чангэ, завидев его, поспешила к министру Ду, чтобы увести его и плененных прежде послушниц подальше от разгорающейся битвы, в безопасность. Он не сомневался, что она вернется.

Нападавших было много, несколько десятков. Полностью уверенный в своих силах,Сыту Ланлан совершенно не беспокоился по этому поводу, но, оказалось, напрасно. Раненый настоятельницей бандит замолил о пощаде, и она отвлеклась на него, чем воспользовался другой, ударив ее ножом в живот. Госпожа Циндань побледнела и, удерживая застрявший в теле нож, выпустила из рук меч. Сыту Ланлан едва успел отбить еще один меч, готовый сразить ее насмерть.

— Учитель, скорее, уведи настоятельницу! Я займусь ими, — воскликнула вернувшаяся как раз в этот момент Ли Чангэ. За каких-то несколько минут она тоже успела подставиться под удар, так что кровь обильно пропитала верх ее голубого одеяния. Впрочем, рана, по всей видимости, была не очень серьезной и ее движений не стесняла.

Он не стал терять времени даром и спешно увел настоятельницу в помещение, служившее для приема больных, чтобы вытащить нож, который на данный момент препятствовал началу кровотечения, и обработать рану. Больше десяти лет, проведенных сначала в странствиях с целительницей Юэ, потом с монахом Сунь пусть и не сделали целителем его самого, все же он научился правильно заботиться о ранах, нанесенных в сражениях разного рода, в особенности, нанесенных режущим оружием.

— Дальше я сама, иди, — тихо произнесла госпожа Циндань, как только ему удалось с помощью растертых трав остановить кровотечение. Она видела, что мыслями он был там, рядом со своей раненой ученицей, отбивающейся от трех десятков вооруженных до зубов мужчин, и сама тоже переживала об Али, неожиданно вернувшейся им на помощь.

Он тут же устремился к двери и, выбежав в проход, ведущий во внутренний двор, остановился, чтобы оценить обстановку. Ли Чангэ все еще держалась, хотя к предыдущей ране на плече девушки успел добавиться широкий порез на левом боку. С некоторым удивлением и удовлетворением Сыту Ланлан заметил, что сегодня Ли Чангэ удавались быстрые скользящие шаги и молниеносные выпады меча в несколько направлений, — движения Меча девы Юэ, требующие наивысшего спокойствия духа. Но все же, выстоять против стольких противников в одиночку, и к тому же раненой, было невозможно. Одному из бандитов удалось подсечь ее, ударив в раненый бок, и сразу несколько человек окружили задохнувшуюся от боли девушку, повинуясь команде «Схватить ее!», отданной демоницей, как он про себя назвал предводительницу бандитов. Ланлан не успел вмешаться, как с крыши строения напротив, граничащего с окружающей скит наружной стеной, молнией сорвался какой-то мужчина, кувыркнулся в воздухе, подхватил лежащий возле одного из убитых бандитов меч и запустил его прямо в столпившихся вокруг Ли Чангэ бандитов. Три тела упали, сраженные мечом, странным образом совершившим в своем полете почти полукруг. Мужчина грубым пинком отшвырнул стоящую у него на пути демоницу, схватил еще чей-то меч и, подхватив Ли Чангэ за талию, обернулся вместе с ней кругом, выставив меч перед собой. Ланлан наконец увидел его лицо — это был тот самый парень, который несколько дней назад ворвался в скит в поисках Ли Чангэ.

Становилось все интереснее. Сыту Ланлан решил немного понаблюдать. Вмешаться он всегда успеет, а пока хотелось посмотреть, на что способен друг его ученицы.

— Ашилэ Сун, что ты здесь делаешь? — поднимаясь с земли, недовольно процедила демоница.

— Цзиньсы, это ты… — голос мужчины наполнился ненавистью и презрением.

— Как ты смеешь идти против меня из-за женщины? Забыл, кто ты такой? Хочешь предать Великого Хана ради династии Тан? — продолжила демоница, но видя, что ее слова не производят на мужчину, Ашилэ Суна, никакого впечатления, истерично закричала на бандитов: — Что стоите? Убейте его! Убейте их обоих!

— Можешь еще двигаться? — негромко спросил Ашилэ Сун Ли Чангэ, не отводя настороженного взгляда от медленно подбирающихся к ним бандитов.

— Могу, — коротко ответила девушка и легким движением переместилась ему за спину.

Вместе они отбили две атаки, на удивление слаженно двигаясь спиной к спине. А потом из-за стены скита четко прозвучал зычный мужской голос:

— Поражение малого круга!

— Это он! Брат Ли, — сдвинул брови, прислушиваясь, Ашилэ Сун.

— Кто? — спросила Ли Чангэ, тот же вопрос возник и у Сыту Ланлана. Но время для объяснений было неподходящим.

— Чангэ, просто следуй мне. Я позабочусь обо всем, — уловил мечник слова мужчины.

В тот же момент из-за стены в воздух взвились сотни стрел. Ашилэ Сун быстро взглянул вверх, толкнул Ли Чангэ к стене, одновременно закрутился на месте и отскочил в противоположном направлении. Стрелы упали вниз, поразив больше десятка бандитов, в погоне за ним оказавшихся в середине двора.

Воспользовавшись заминкой остальных бандитов, которых обстрел застал врасплох, Ашилэ Сун и Ли Чангэ, сминая ногами торчащие из земли стрелы, объединились возле декоративного пруда с карпами, попутно сразив еще несколько человек, оказавшихся в радиусе доступности их мечей. Теперь за спиной у них никого не осталось, все противники оказались прямо перед ними, в удаленной от внешней стены части внутреннего двора.

Из-за стены скита снова зазвучал мужской голос:

— Черепаха прячет голову!

Ашилэ Сун кивнул в понимании, а когда полетели стрелы, поражая оставшихся бандитов, которым уже некуда было скрыться, потянул Ли Чангэ под навес, где обычно дожидались своей очереди пришедшие на прием к целителю больные. Он увидел прислонившегося к стене на противоположном конце прохода Сыту Ланлана, несколько мгновений сверлил его настороженным взглядом, потом снова обратил свой взгляд во двор. Ни один из бандитов, пронзенных каждый несколькими стрелами, больше не шевелился.

— Хоу{?}[够 (гоу) - достаточно (искаж.)]! — резко выкрикнул Ашилэ Сун. Сыту Ланлан не сразу понял, что этим криком он дал понять человеку за наружной стеной, что помощь больше не требуется.

— Учитель, не дай ей уйти! — вдруг воскликнула Ли Чангэ.

Демоница, каким-то образом ухитрившаяся избежать смерти и задетая лишь одной стрелой, намерилась сбежать через задний двор, не ожидая, что кто-то окажется в проходе. Сыту Ланлан почти лениво приставил свой меч к ее шее и заставил сделать несколько шагов назад, к подошедшим Ли Чангэ и ее другу.

— Ашилэ Сун, как ты смеешь предавать Великого Хана, растившего тебя с юных лет?! — зажимая рукой окровавленную рану, прошипела демоница, развернувшись.

— Нет, он не предает Великого Хана, — вместо невозмутимо молчащего мужчины ответила Ли Чангэ. — Наоборот, он помогает роду Ашилэ. Достигнуть мира между Тан и Ашилэ непросто. А ты только мутишь воду. По-твоему, жизни воинов с обеих сторон ничего не стоят?

— Для достижения великой цели все эти мелкие потери ничего не значат, — надменно ответила та. — Ашилэ Сун, неужели ты в самом деле решил предать род Ашилэ и встать на сторону Ду Жухуэя? Еще не поздно, отступи, и я скрою от Великого Хана твое вмешательство. В противном случае, и ты, и Соколиное войско несомненно будут наказаны богами!

— Не говори ерунды! — холодно отчеканил Ашилэ Сун. — Я лишь защищаю ту, кто мне важен. О каком предательстве речь? Наоборот, судя по твоим действиям, ты пытаешься привести род Ашилэ и Тан к войне, тем самым навлекая несчастье на наш род. Думаешь, сможешь скрыть это от Великого Хана?

В этот момент со стороны заднего двора раздался шум и треск ломающегося дерева. Ли Чангэ и ее друг переглянулись с одинаково озабоченными лицами. Демоница расхохоталась:

— Ашилэ Сун, тебе не уйти, стражники Тан не выпустят тебя живым! Ты умрешь вместе со мной!

Сыту Ланлан вздохнул, отмечая про себя логику в ее речах, и нанес быстрый удар, на несколько минут лишивший женщину сознания. Потом взглянул на Ли Чангэ, перевел взгляд на ее друга и кивком головы указал на лежащий между камнями позади пруда ворох тряпья, которым укрывались в холодные дни ожидавшие своей очереди больные. Едва парочка исчезла под тряпьем, он отворил дверь позади себя и помог выйти очень бледной госпоже Циндань, которая, однако, уже успела переодеться в чистое одеяние. А потом внутренний двор заполонили проникшие в скит с двух сторон стражники во главе с парнем, преследовавшим Ли Чангэ два дня назад. Следом за ними вернулся министр Ду со своими охранниками и какой-то мужчина лет тридцати пяти, с улыбчивым лицом и проницательным взглядом.

Демоницу по приказу министа Ду увели, едва она пришла в себя. Стражники внимательно осматривали тела бандитов, будто искали кого-то. Сыту Ланлан даже мог предположить, кого. Пришедший с министром Ду мужчина тоже оглядывался в поисках кого-то.

— Куда он делся? — пройдясь цепким взглядом по лежащим телам, пробормотал он.

— Кто? — вежливо спросил Сыту Ланлан.

— Тот, с кем я только что работал, конечно, — любезно ответил мужчина, бывший, по всей видимости, тем, кто направлял лучников извне.

— Только что я был тем, с кем вы работали, — непринужденно солгал Сыту Ланлан. — В чем дело? Не верите?

Мужчина чуть наклонил голову, испытующе глядя на него.

— Вы знаете друг друга? — с подозрением спросил министр Ду, уловивший их обмен словами.

— Мы давно заочно знакомы, не так ли, брат Ли? — разыграл мечник единственную известную ему карту. В глазах мужчины зажглось понимание.

— Да-да, мы давно знакомы. Это такое… своего рода судьба, вам не понять, министр Ду, — улыбнулся он министру.

— Командир Хао. На заднем дворе никого, — доложил преследователю Ли Чангэ подошедший стражник. Министр Ду огляделся вокруг, но среди множества лежащих тел не было той, кого он искал.

— Кроме меня и настоятельницы здесь с самого начала никого не было, — чувствуя напряжение опирающейся на его руку настоятельницы и опасаясь, что стражники начнут по-настоящему обыскивать двор, Ланлан решился на большую ложь. — Кого вы ищете, министр Ду?

Но тот не стал настаивать.

— Неважно. Прошу прощения за то, что произошло ранее, — сложив перед собой руки и кланяясь, обратился министр к госпоже Циндань.

— Чтобы спасти вас, она чуть не умерла, — не удержался Сыту Ланлан, имея в виду не только настоятельницу, и по взгляду министра понял, что это не осталось незамеченным.

— Вы тоже должны позаботиться о себе, — смягчила его слова госпожа Циндань, одновременно показывая, что и она поняла, о ком говорил мечник. — Не следует поддаваться одержимости.

— Настоятельница, вы ранены, не утруждайте себя, — еще раз вежливо поклонился министр. — Я оставлю людей, чтобы навести здесь порядок.

— Благодарю за вашу доброту, министр Ду, — скромно отозвалась госпожа Циндань.

Министр Ду покинул скит. Признательно улыбнувшись Ланлану, следом ушел «брат Ли». Доверительно посмотрев на него, ушла в свои покои настоятельница. Сыту Ланлан не двинулся с места, пока последние стражники не покинули скит, унеся тела бандитов и очистив от сотен стрел внутренний двор. Только тогда он подошел к месту, где прятались Ли Чангэ и ее друг. Когда он откинул в сторону укрывавшее их тряпье, мужчина лежал на боку, осторожно прижимая его ученицу к себе. Ли Чангэ была без сознания.

========== 5.10 Вечер после ==========

Комментарий к 5.10 Вечер после

timeline: 33-34 серии

Прошлым вечером она едва обратила внимание на комнату, в которой предстояло провести ночь, а утром, собираясь в Скит Плывущих Облаков попрощаться, была слишком погружена в мысли о том, что еще предстоит сделать, прежде чем они покинут Лоян. Но все же, открыв глаза и обведя взглядом помещение, мягко освещенное тускнеющим вечерним светом, пробивающимся через затянутое рисовой бумагой окно, и несколькими горящими свечами, Чангэ без сомнения узнала его.

Сун дремал, сидя рядом на краю кровати, удобно устроив голову на ладони правой руки, локтем которой опирался о колено. Другой рукой он крепко, почти до боли, сжимал руку Чангэ. «Что такое, тегин Сун, заботишься, чтобы я никуда не сбежала?» — усмехнулась про себя Чангэ, разглядывая умиротворенное лицо спящего друга.

Она помнила, как они с Суном прятались под покрывалами среди камней во внутреннем дворе скита. Ожидание длилось вечность, и в какой-то момент она, раненая и измотанная предыдущим сражением, позволила себе отключиться, полностью полагаясь на то, что ее не оставят без защиты. Позже, будто сквозь сон, она чувствовала, как ее подняли и понесли сильные руки, слышала голоса, говорившие о ней.

«Она ранена. Здесь о ней хорошо позаботятся. Вряд ли кто-то вернется сюда, чтобы искать Ли Чангэ. Но если понадобится…» — напевный голос учителя, перебитого не принимающим возражений тегином: «Я не оставлю ее здесь». «И как ты собираешься ее забрать, друг моей ученицы? На руках понесешь? Дай ей прийти в себя, потом пусть она решает», — несдающийся учитель. «Господин, по крайней мере нужно обработать раны Али», — мягкий увещевающий голос госпожи Цюань.

Она снова потеряла сознание и не слышала окончания разговора. Похоже, Сун позволил послушницам скита позаботиться о ее ранах и переодеть ее в чистое белое одеяние, а потом все же увез ее. Чангэ было интересно, как ему это удалось. Сыту Ланлан был довольно упрямым парнем, и он в тот момент совершенно ясно не хотел, чтобы она покинула скит. Не дрались же они из-за нее.

Чангэ попыталась сесть в постели, но успокоенная снадобьями рана на боку немедленно отозвалась резкой болью. Чангэ тихо ахнула и откинулась назад.

— Осторожно, не делай резких движений! — совсем не сонным голосом озабоченно произнес Сун, крепче сжимая ее руку. Он быстро оглядел ее и, убедившись, что ничего страшного не произошло, продолжил: — Ты долго спала. Как себя чувствуешь?

— Намного лучше, — ответила Чангэ, осторожно вытягивая руку из его хватки. Спохватившись, Сун разжал пальцы, на мгновение виновато отвел взгляд, когда она начала разглядывать проступившие на бледной коже запястья темные следы. — Поможешь мне сесть?

Сун молча потянул ее вверх, помогая опереться о высокую спинку кровати, подоткнул под спину валик подушки и снова сел, повернувшись к ней лицом.

— Как ты там оказался? — выпалила Чангэ первый пришедший в голову вопрос. — Все же следил за мной?

— Если бы это было так, тебя не ранили бы, — спокойно ответил Сун. — Я играл в вэйци с другом, когда барабаны оповестили о нападении на Скит Плывущих Облаков.

Что-то кликнуло в голове Чангэ, складываясь в единую картину.

— Твой друг… это он руководил лучниками? Брат Ли?

Сун кивнул.

— Я случайно познакомился с ним, пока искал тебя в Лояне. Только сегодня узнал, что он — генерал Ли Цзин.

— Князь Вэй?! Ты играл в вэйци с этим непревзойденным военным стратегом?! — восхищенно выдохнула Чангэ, много лет назад вместе с Ли Шимином разбиравшая самые известные стратегемы генерала. — А-Сун. Тебе необыкновенно повезло.

— Нам с тобой повезло, — отозвался Сун, невольно залюбовавшись ее восторженным лицом. — Если бы не он, разобраться с людьми Цзиньсы было бы не такой простой задачей.

«А если бы я не успел, ты могла бы умереть», — виноватой частью сознания услышала Чангэ.

— Я не могла оставаться в стороне, — оправдываясь, ответила она на невысказанный упрек, забывая, что Сун не мог знать, как она оказалась замешана в события, напрямую ее не касающиеся. — Эта женщина готова была убить министра Ду, медлить нельзя было.

— Сыту Ланлан сказал мне, что тот парень, Хао Ду, несколько дней назад пытался задержать тебя, — задумчиво глядя на нее, сказал Сун. — А сегодня он не позволил стражникам обыскать место, где мы прятались. Он намеренно дал тебе уйти. Это потому, что ты спасла министра?

— Если бы у Хао Ду был приказ арестовать нас, — почему-то вспомнив, как тот, подняв на руки, уносил из лагеря беженцев несопротивляющуюся Лэйянь, грустно сказала Чангэ, — мы бы не смогли уйти, как бы ни старались.

— Думаешь, он будет и дальше тебя преследовать?

— Это неважно. Теперь, когда меня видели здесь, задерживаться в Лояне все равно кажется не лучшим выбором. — Чангэ вздохнула. — Я так и не попрощалась, ни с госпожой Циндань, ни с учителем, ни с монахом Сунь. Настоятельница была ранена, и я даже не знаю…

— С ней все в порядке, — успокоил ее Сун. — Я слышал, как она разговаривала с министром. А твой учитель, — выделил он слово, беззлобно подтрунивая над Чангэ, — знает, где ему искать свою ученицу в ближайшие четыре дня, будь то, чтобы проститься, или чтобы дать возможность целителю Сунь осмотреть тебя и Адо.

— Ты рассказал Сыту Ланлану про Адо? Как это произошло? — удивилась Чангэ.

— Любознательный юноша этот твой учитель, — ответил Сун. — И осторожный. Пока женщины занимались твоими ранами, устроил мне настоящий допрос и согласился отпустить тебя, и даже отвезти в своей повозке, только при условии, что господин Цинь подтвердит все, что я ему рассказал. Не переживай, я не раскрывал ему твоих секретов. Но он понял, кто я, когда Цзиньсы назвала меня по имени, и не хотел, чтобы ты оказалась в руках тех, от кого он спас тебя несколько недель назад. Пришлось согласиться на его условия — ведь и я не хотел бы, чтобы твой учитель оказался легкомысленным идиотом, готовым позволить увести тебя первому попавшемуся незнакомцу, когда ты не состоянии постоять за себя.

— О, учитель оказался серьезнее, чем я полагала, — шутливо заметила Чангэ. — Я уже решила, что он с тобой затеял драку и оказался настолько впечатлен боевым искусством тегина, что на меня просто махнул рукой… Что? Почему ты усмехаешься? Вы что — правда подрались?

— Кхм… — прокашлялся, прерывая их разговор, Сюй Фэн, вошедший в комнату вместе с Ло Шибой, несущей в руках чашку с горячим лечебным отваром. — Скажем так, после того, как учитель молодой госпожи убедился в правдивости слов брата Ачжуня, он предложил ему дружеский поединок на мечах, и брат Ачжунь согласился. Кажется, ему непременно хотелось померяться силами. А нам, всем остальным, конечно, было интересно посмотреть на бой мастеров.

— Болтун, — как всегда бесстрастно одернула его Ло Шиба. Она хотела передать чашку с отваром Чангэ, но Сун забрал ее и стал остужать горячее варево, зачерпывая ложкой и выливая обратно в чашку. Довольная усмешка никуда не исчезла с его лица, и на ехидный тон Сюй Фэна он не реагировал.

— И? Как это было? — с загоревшимися глазами спросила стражника Чангэ.

— Зрелищно. Не спросите, кто победил? — ухмыльнулся Сюй Фэн.

— Они закончили на равных, — уверенно ответила Чангэ. — Будь это поединок на поражение, скорее всего, победил бы А-Сун. В настоящем бою… все зависело бы от сопутствующих обстоятельств.

— О! — впечатленно протянул Сюй Фэн, но больше ничего не успел сказать. Стоило Суну, слегка подув, протянуть полную отвара ложку Чангэ, как Ло Шиба схватила Сюй Фэна за локоть и, не слушая возражений, силком потащила прочь из комнаты. Чангэ сомневалась в физическом превосходстве Шибы, но кому какое дело, если сам Сюй Фэн не жаловался.

Чангэ проглотила поднесенную Суном ложку отвара и скривилась от страшной горечи.

— Мерзкий вкус, — вытирая выступившие на глазах слезы, с несчастным видом пробормотала она. — Если пить по ложке, сколько же времени это займет?

Сун вылил обратно в чашку зачерпнутую было ложку зелья и сосредоточенно продолжил остужать его, теперь еще и легко дуя на стекающую из ложки жидкость. Вид у него при этом был такой расслабленный и домашний, что Чангэ с трудом сдержала улыбку от мысли: «Видели бы сейчас своего строгого тегина воины Соколиного войска!».

— После поединка Сыту Ланлан сказал почти те же слова, что и ты, — негромко произнес Сун несколько мгновений спустя, не прерывая своих действий. — Но откуда уверенность, что мы закончили на равных?

В голосе его звучал искренний интерес.

— Учитель… его техника боя очень выдающаяся. Но он был воспитан даосской целительницей, поэтому в нем нет агрессии и стремления к завоеванию. Поскольку побиться на мечах с хорошим мастером удается нечасто, для него удовольствием и наградой является сам поединок, а не его результат. Ты, А-Сун, хорошо разбираешься в людях. И в тебе нет жадности.

— Как насчет ревности? — ровно спросил Сун, протягивая ей чашку с остуженным отваром.

Сдвинув брови, Чангэ некоторое время изучала его лицо, пока он терпеливо смотрел на нее в ожидании ответа. Потом лицо ее разгладилось.

— Думаю, ты действительно хорошо разбираешься в людях, — повторила она и, сделав долгий выдох, торопливо выпила отвар, едва не захлебнувшись в конце. — У-у, горько-то как!

— Помедленнее, не торопись, — едва успел пробормотать Сун, а потом немного поддел, сосредоточенно наблюдая, как забавно она жмурится, пытаясь перетерпеть заполнившую рот горечь: — По тебе и не скажешь, что было так уж горько.

— Твои слова не утешают! — недовольно буркнула Чангэ.

— Какого утешения ты желаешь? — достаточно недвусмысленно спросил Сун. Чангэ подняла на него взгляд, и какое-то мгновение всерьез размышляла над этим вопросом, но романтическому настрою не суждено было удержаться.

— А-Сун, мы с тобой о чем-то забыли?! — неожиданно вырвалось у нее.

— В чем дело?.. — начал Сун, но его вопросительный взгляд быстро сменился осознанием: — Ли Чэнцянь!

…

Час спустя принцесса Лэйянь, к переживаниям которой о бесследно пропавшем в ночь пожара во дворце Цзывэй брате добавилось беспокойство за жизнь исчезнувшей после кровавого побоища в Скиту Плывущих Облаков Чангэ, с надеждой встретила взгляд вернувшегося из города Вэй Шуюя. Тот покачал головой: никаких следов наследного принца.

— Где же мой братик? — расстроенно вздохнула Лэйянь.

— Боги берегут хороших людей. С Его Высочеством ничего не случится, — попытался ободрить ее Вэй Шуюй, но его слова не могли утешить.

— Принцесса. Господин Вэй, — подошел к беседке правительственного особняка, где они встретились, один из охранников. — Только что доставили письмо от неизвестного отправителя.

Вэй Шуюй протянул руку, и охранник передал ему сложенный и запечатанный лист бумаги, на одной стороне которого размашисто были выведены два слова: «Открыть немедленно». Вэй Шуюй молча показал надпись принцессе, и она сразу же узнала почерк Чангэ.

— Скажи министру Ду, что я взяла письмо, — отослала принцесса охранника.

Короткое послание внутри также было написано рукой Чангэ: «Наследный Принц в борцовской школе Дунши».

========== 5.11 Назад в степи ==========

Комментарий к 5.11 Назад в степи

timeline: 34 серия

Сначала Сун решил, что приготовленный лекарем Ваном лечебный отвар обладал сонным действием. Оживления Чангэ хватило после его приема лишь на то, чтобы написать сестре, где следует искать наследного принца. Объяснив Сюй Фэну, вызвавшемуся послужить посыльным, куда доставить письмо, принцесса удовлетворенно вздохнула и, не успел тот покинуть комнату, заснула, как была, сидя. Она даже не шевельнулась, когда Сун осторожно укладывал ее.

Утром он наткнулся на выходящую из комнаты Чангэ Ло Шибу. «Она спит», — сказала ему стражница. Немного позже лекарь Ван провел некоторое время с Чангэ, осматривая раны и меняя повязки. Он также изготовил новую порцию отвара для Чангэ, и вышел от нее с пустой чашкой. Но Чангэ спала, когда Сун заглянул следом в комнату.

«Сон — это не плохо. Так иногда бывает, когда спадает долго копившееся напряжение», — успокоил встревоженного Суна лекарь Ван, когда Чангэ не проснулась и к обеденному времени. — «Раны молодой госпожи хорошо обработаны и не представляют опасности. И я без труда разбудил ее, чтобы она могла принять лекарство. Просто дайте ей отдохнуть. Когда организм будет готов, она проснется сама».

Чангэ проспала почти три дня, неохотно на несколько минут открывая глаза, когда Сун приносил очередную порцию лекарства, чтобы морщась послушно выпить его, пробормотать, что с ней «все в порядке», и отказаться от предлагаемой еды. А потом вдруг, как ни в чем ни бывало, появилась в зале особняка, где Сюй Фэн как раз зачитывал Ло Шибе и Суну распространенный в городе императорский указ о помощи пострадавшим от природных катастроф и военных действий. Император обещал предоставление беженцам наделов из государственных земель и их освобождение от налогов и принудительных работ; строительство ирригационных установок, запасников воды и общественных амбаров в часто страдающих от засухи областях; помощь пострадавшим регионам за счет привлечения туда ремесел.

Улыбаясь обрадованным ее появлению друзьям, Чангэ, не заботясь о приличиях, села рядом с Суном, чуть привалившись к нему спиной.

— Выспалась, соня? — тихо и ласково спросил Сун, почти касаясь губами ее уха. — Чувствуешь себя лучше?

— Прости, заставила тебя волноваться, — виновато отозвалась Чангэ. — Не знаю, что случилось, но я давно так хорошо не спала. И раны почти не болят.

— Что ты думаешь обо всем этом? Ли Шимин, он может быть хорошим императором, согласись.

— Водный поток может нести лодку, а может перевернуть ее, — ответила она. — Посмотрим, как он сдержит свои обещания. Если посмеет расслабиться — пусть не надеется на пощаду! Я убью его.

— Оставить его в покое — не такой плохой выбор.

— Возможно. Хотя я этому не очень рада, но понимаю — сейчас для Тан он лучший… Сюй Фэн, — обратилась она к стражнику, — ты что-нибудь слышал о наследной принцессе?

— Конечно! — с готовностью откликнулся Сюй Фэн. — Наследную принцессу теперь называют Ангелом Лояна. Благодаря ей несчастные люди, едва избежавшие смерти и испытавшие множество бед и страданий, обрели утешение и уверенность, что их судьбы не безразличны тем, кто правит в Чанъане. Люди говорят, это благословение, что принцесса оказалась в Лояне в одно время с Наследным Принцем и смогла исправить созданное им вначале неблагоприятное впечатление. Кстати, как раз сегодня императорский конвой, сопровождающий принца и принцессу в миссии милосердия, покинул Лоян.

— Покинули Лоян… — Сун расслышал легкое сожаление в голосе Чангэ. Он накрыл ее ладонь своей и несильно сжал в жесте поддержки. — Военный министр уехал с ними?

Сюй Фэн кивнул и важно поднял вверх указательный палец, обращая ее внимание на следующие слова:

— Господин Цинь сегодня вернулся из магистрата с необходимыми документами, так что мы тоже можем наконец покинуть Лоян. Теперь, когда молодая госпожа проснулась, можем отправляться хоть прямо сейчас.

— Правда? Так быстро? — обрадовалась Чангэ, которую внезапно обуяло нетерпение покинуть оказавшийся не слишком гостеприимным Лоян.

— Целитель Сунь и Сыту Ланлан заезжали попрощаться, — сказал Сун. — Они возвращаются на север. Господин Цинь решил отправляться завтра с утра, чтобы мы могли догнать их и до границы ехать вместе. Если бы ты продолжила спать, то рисковала проснуться в движущейся повозке.

…

Обратный путь показался Суну намного короче, чем путь в Лоян. Они действительно нагнали монаха Сунь и Сыту Ланлана и дальше двигались вместе, приноровив скорость движения каравана поступи ослицы монаха Сунь, которая, полегчав после беременности, двигалась довольно быстро.

Лекарь Ван с удовольствием обсуждал с целителем вопросы дальнейшего лечения Адо, которого Сунь Сымяо дважды осматривал, каждый раз при этом восторженно углубляясь в научную дискуссию с лекарем Ван.

Чангэ, практически не вспоминая о своих ранах, пользовалась возможностью тренироваться с Сыту Ланланом, и легко привлекала на свою сторону Ло Шибу и Сюй Фэна, чтобы сразиться втроем против одного.

Сун старался оставаться в стороне, по-прежнему проводя много времени с малышкой Юань и с Адо. Но совсем избежать заразительной энергичности Чангэ ему не удалось. Он согласился еще раз биться с Сыту Ланланом, чтобы она могла посмотреть на это своими глазами. Но неожиданно в середине сражения Сыту Ланлан перебросил свой меч Чангэ и вытолкнул ее вперед продолжать поединок, а сам спокойно уселся рядом с Адо, вместе с ним подбадривая ее.

Это было завораживающе. Сун не мог сдержать улыбку, следя за полностью сосредоточенной на битве Чангэ, и, конечно, свел к ничьей, немного поддавшись в конце короткого, но интенсивного поединка.

— Ты поддался! — обвинила его Чангэ, счастливо улыбаясь.

— Совсем немного, — легко согласился Сун. — Ты не посрамила своего учителя.

Сыту Ланлан отсалютовал ему обеими руками.

…

В последний раз караван клана Яньсин остановился на ночлег перед самой границей, простившись с целителем Сунь и Сыту Ланланом, дальнейший путь которых пролегал по приграничной области.

— Вот мы и добрались до степных просторов, — стоя возле костра и задумчиво глядя на расстилающееся впереди открытое пространство, скудно освещенное светом неполной луны, проговорил господин Цинь. — Молодая госпожа, куда бы вы ни направлялись отсюда, я последую за вами.

— Господин Цинь, — сказала Чангэ, — после многих лет в Шочжоу вы должны испытывать к роду Ашилэ только страх и ненависть. Почему бы вам…

— Молодая госпожа, — не дал он ей продолжить, очевидно, угадав, что она собирается предложить. — Я всю свою жизнь следовал за господами, в мудрости которых был уверен. Остальные мне безразличны.

— Господин Цинь, — Сун поднялся от дерева, под которым сидел, и подошел к ним, — обещаю, в Соколином войске вы будете в полной безопасности.

— Ачжунь. Ты напрасно беспокоишься, — улыбнулся управляющий. — Я хорошо прожил свою жизнь. Чего мне бояться?

— Я имел в виду не это, — наклонил голову Сун, тоже улыбаясь. Ему нравился уравновешенный и невозмутимый характер господина Цинь.

— Давайте спать. Завтра продолжим…

Господин Цинь не договорил, вопросительно посмотрев на Суна, который повернулся, вглядываясь в лесную темноту в той стороне, где они съехали с дороги. С той стороны раздалось конское ржание.

— Это Яло, — признал Сун. — Наверно, что-то случилось в Соколином войске.

Спустя несколько мгновений из леса появился одинокий всадник, уверенно направивший коня к стоящим возле костра людям. Это действительно был Яло, и вид у него, когда он спешился и подбежал к ним, был встревоженным и измученным. Но первым делом он все же разулыбался, увидев рядом с Суном Чангэ.

— Тегин, я не думал, что вы и правда найдете военного советника и вернете ее.

— Яло, что случилось? Почему ты здесь оказался? — опережая Суна, спросила Чангэ.

— Му Цзинь послал меня разыскать вас в Тан, но вы оказались здесь. Это хорошо. Тегин, вы должны скорее вернуться. Соколиное войско в опасности!

— В чем дело? — нахмурился Сун.

— Великий шаман говорит, что нас прокляли. Я… я не знаю. Но многие в Соколином войске подхватили болезнь. Их тела гниют заживо… Кто-то уже умер. Великий шаман ничего не может поделать. Возвращайтесь и взгляните сами!

— Гниют заживо? Мокрые язвы по всему телу? — уточнил господин Цинь. Яло покивал головой.

— Целитель Сунь недавно уехал, — переглянувшись с управляющим, сказала Чангэ. — Господин Цинь, вы можете послать людей, чтобы догнали и вернули его? С осликом они не могли уйти далеко. Целитель Сунь многие годы изучал заболевания в степях.

— Конечно, я немедленно пошлю кого-нибудь, — ответил тот. — Не беспокойтесь, молодая госпожа, мы найдем целителя Сунь.

— Яло, отдыхай, — распорядился Сун. — Вернемся завтра утром.

Он повернулся к Чангэ.

— Чангэ…

— Даже не думай избавляться от меня, — не дала ему сказать принцесса. — Мы столько всего вместе пережили. И ты обещал, что мы будем преодолевать трудности вместе. Как сейчас.

Сун улыбнулся и кивнул, соглашаясь:

— Хорошо. Вместе.

========== 5.12 Проклятие ==========

Комментарий к 5.12 Проклятие

timeline: 34 серия

Му Цзинь внес мальчика, упавшего без чувств возле его шатра, в большой шатер, где уже пребывали более десятка покрытых гниющими язвами жителей лагеря самых разных возрастов, и осторожно уложил его на лежанку. Посреди шатра, сизого от дыма очищающих трав, периодически подбрасываемых в очаг, бесновался, совершая обряд изгнания злых духов, старый Хогон.

— Великий шаман, что теперь будет? — спросил его Му Цзинь, стоически дождавшись завершения обряда. Сердце его тревожно билось в нехорошем предчувствии. Ужасное поветрие, начинавшееся с появления безобидной сыпи на коже, через день-другой обращавшейся в дурно пахнущие язвы, истекающие гноем и быстро распространявшиеся по всему телу, пришло в лагерь Соколиного войска всего несколько дней назад, но уже успело унести семнадцать жизней.

— Я провел известные мне обряды и испробовал разные лекарства, но ничего не помогает, — стаскивая с лица шаманскую маску и тяжело дыша, бессильно ответил старик. — Наоборот, все больше людей заболевают.

— Не может быть! — воскликнул Му Цзинь. — Вода и продукты здесь всегда были чистыми. Ничего такого никогда не случалось.

— Все произошло неспроста, — согласно кивнув, продолжил Хогон. — Прошлой ночью я раскинул кости, чтобы сделать предсказание. Боюсь, что… эта болезнь — посланное нам проклятие богов.

— Проклятие?! — растерянно выдохнул Му Цзинь. С людскими делами в отсутствие тегина он худо-бедно привык справляться, но как спасаться от проклятия богов? Ему не хватало ни хладнокровия, ни изобретательности тегина. Уж Сун бы придумал, что делать в сложившейся ситуации. — Нужно известить об этом Суна!

Он немедленно отправил на поиски Яло. Разговорчивый парень обладал хорошей интуицией, когда дело касалось местонахождения тегина. Му Цзинь мог только надеяться, что ему удастся отыскать Суна до того, как проклятая болезнь уничтожит Соколиное войско.

…

Из-за свалившихся на лагерь проблем у Му Цзиня почти не оставалось времени ни на сон, ни на отдых. Утром, убедившись, что бессознательных больных в большом шатре не прибавилось, и ночь не потребовала новых жертв, Му Цзинь решил проведать Мими, которую он в последний раз видел лишь мельком пару дней назад.

К его удивлению, возле ее шатра, заглядывая внутрь, толпились несколько женщин и стариков, из тех, кто проживал по соседству. Му Цзинь потеснил их и вошел, первым делом обратив внимание на Мими, сидевшую возле раскинутой на полу постели, на которой лежал незнакомый ему мальчик с лицом, усыпанным гнойными язвами. Мими держала его руку в обеих своих, но Му Цзинь видел, что мальчик был уже мертв.

Нуэр и Су Ишэ стояли рядом с шаманом, обличительно потрясающим посохом в сторону безучастной фигурки Мими:

— Проклятие лежит на этом мальчике! А она — она привела проклятие в Соколиное войско! Она виновата во всем!

— Мими Гули! — гневно воскликнул Су Ишэ. — Соколиное войско приняло тебя, как ты посмела проклясть нас?!

— Ты прокляла моего сына, — плача, бросилась к девушке одна из стоящих у порога молодых женщин и начала трясти ее за плечи, — теперь он умирает. Верни мне моего мальчика! Верни его!

— Прости… — жалобно произнесла Мими, но женщина не желала слушать.

— Что мне с твоих извинений, верни моего сына! — и она отчаянно попыталась куда-то тащить тяжело осевшую на пол Мими.

Му Цзинь силой оттащил женщину от Мими, подтолкнул ее к двум другим женщинам, зашедшими в шатер за ним следом и решительно скомандовал:

— Уведите ее отсюда! Быстро! — Потом поглядел на шамана: — Сначала надо выяснить, что произошло.

— Я… принес очищающие травы, как велел Великий шаман, — сказал Нуэр, — а этот мальчик был уже мертв.

Му Цзинь присел рядом с Мими и мягко спросил ее:

— Мими. Откуда здесь этот мальчик? Ты ведь не имеешь к нему отношения, у?

Она подняла на него заплаканные глаза и тихо ответила:

— Я его спасла. Я спрятала его здесь, в этом шатре. Я… я не думала, что он окажется… Он…

— Это все ее колдовство! — уверенно вмешался Хогон. — Чтобы принести проклятие нам на погибель! Иначе почему она сама не заразилась, проведя столько времени рядом с больным?!

— Му Цзинь, послушай, что говорит Великий шаман! — воскликнул Су Ишэ, тыча пальцем в сторону Мими. — Мими Гули навредила Соколиному войску. Это все ее колдовство! Мы должны избавиться от нее!

Обычно спокойное лицо Су Ишэ было искажено гримасой ненависти. Му Цзинь понимал чувства друга: два дня назад от вызванной проклятьем болезни умер его отец, а сейчас в большом шатре лежала без сознания десятилетняя племянница, которой, скорее всего, оставалось уже недолго.

Женщины у входа подхватили слова Су Ишэ, послышались выкрики: «Избавиться от нее! Убить ее!» Старый шаман одобрительно кивал головой. Мими даже не пыталась оправдываться. Опустив голову, она беззвучно плакала, глядя на мертвого мальчика, принесшего проклятие в Соколиное войско.

Мими совершила ошибку, не осознанное злодеяние. Ее следовало винить в неосторожности, не обвинять в преступлении. Хотя было что-то в ее взгляде… Му Цзинь чувствовал, что о чем-то она не договорила, но верил в то, что девушка никому не желала зла. Однако, пока растерявший свое красноречие парень подбирал слова, чтобы оправдать Мими, и силился найти объяснение, которое могло бы успокоить разгоряченные сердца, Хогон кивнул Су Ишэ, и тот грубо вытащил не оказывающую сопротивления Мими на площадку перед шатром тегина. Там ее привязали к вбитому в землю столбу для наказаний, и женщины начали стаскивать к ее ногам охапки приготовленного для костров валежника.

Все больше людей подходили, чтобы узнать, что происходит. Все чаще звучали выкрики: «Она ведьма! Она принесла проклятие! Убить ее!». Му Цзинь встал перед Мими Гули, с холодным отчаянием обводя взглядом окружающих. В их глазах он не видел сочувствия, только страх и ненависть. Что бы он ни сказал, все будет бесполезно. У него не было власти остановить происходящее. Если бы Сун был здесь…

— Му Цзинь, ты все еще защищаешь ее? — недовольно бросил Су Ишэ. — Эта ведьма просто околдовала тебя.

— Она тоже принадлежит Соколиному войску. Как я могу позволить сжечь ее ни за что?

— Ты слышишь, что об этом думают другие? — подойдя ближе, зло процедил Су Ишэ под крики «Сжечь ее! Убить ее!». — Отойди в сторону. Или ты хочешь, чтобы из-за нее умерли все остальные?

— Хотите сжечь ее? Сначала сожгите меня! — громко воскликнул Му Цзинь, ставя на кон не только дружбу, но и свою жизнь ради девушки, несколько дней назад отвергнувшей его, быть может, именно из-за того, о чем так и не сказала сегодня.

За этими словами последовали несколько мгновений полной тишины. Казалось, люди засомневались и начали приходить в себя. Но женщина, чей сын умирал, уже подожгла факел и, размахнувшись, с криком «Умри!» бросила его в сторону Мими.

Свистнула в воздухе стрела, вышибив горящий факел за спины толпящихся.

— Прекратите! — гулко раздался приказ.

«Тегин! Это тегин! Тегин вернулся!» — заговорили люди, расступаясь перед соскочившим с лошади и быстро подходящим Суном. В голосах их слышались радость и облегчение — не меньшее, чем испытал Му Цзинь, услышав долгожданный голос.

— Сун! — попытался он улыбнуться, чувствуя, как слабеют от спадающего напряжения колени.

— Тегин! Вы вернулись вовремя, — подошел к Суну с объяснениями Су Ишэ. — Мими Гули навлекла проклятие на Соколиное войско. Многие заболели. Они все умирают. Тегин, примите справедливое решение.

Сун пристально посмотрел на Му Цзиня, перевел взгляд на Мими Гули. Она без надежды смотрела в сторону, закусив до крови губу, и молча плакала.

— В Соколином войске мы никогда не убиваем своих, — весомо произнес Сун, обводя суровым взглядом собравшихся. — Ничто не станет причиной убийства друг друга.

— Но, тегин… — начал Су Ишэ.

— Я позабочусь об этом и дам всем объяснения. А пока расходитесь.

Нескольких слов оказалось достаточно, и вот уже те, кто несколько минут назад требовали убийства, послушно расходились по своим делам, обсуждая, что «тегин прав, нет никаких причин убивать друг друга». Су Ишэ выглядел неудовлетворенным, но и у него не возникло мысли оспаривать сказанное.

— Развяжите ее, — сказал Сун, не глядя на ошеломленно смотрящую на него Мими Гули. Нуэр, за все время не произнесший ни слова, бросился выполнять команду. Чангэ и Яло, ходившие взглянуть на больных, подошли, когда он развязал последнюю веревку, и Мими упала в объятия Чангэ, захлебываясь слезами и мелко дрожа от пережитого страха.

— Чангэ, ты вернулась!

— Мими. Ты очень испугалась? — Чангэ прижала ее к себе, и гладила по голове, негромко бормоча слова утешения. — Я вернулась, не бойся. Теперь все будет хорошо. Не плачь, Мими.

Мужчины смотрели на них, в молчании ожидая, когда Мими немного успокоится. Наконец Мими утихла, и Чангэ, осторожно отстранив ее от себя, повернулась к Суну.

— Я осмотрела тех, кого коснулось проклятье.

— Как они? — спросил тегин.

— Не очень хорошо. Это может не быть проклятием. Похоже на чуму.

========== 5.13 Чума ==========

Комментарий к 5.13 Чума

class="book">timeline: 34 серия

«Это может не быть проклятьем. Похоже на чуму». Чангэ явно хотела сказать еще что-то, Сун увидел это в ее взгляде, но промолчала. Хотя большинство собравшихся начали расходиться после его распоряжения, вокруг все еще было слишком много лишних людей.

— Яло, Нуэр, позаботьтесь, чтобы здесь навели порядок и больше не толпились, — сказал он, глядя на Чангэ. — Му Цзинь, Су Ишэ, поговорим в шатре.

Правильно истолковав его немую просьбу расспросить Мими Гули, Чангэ согласно кивнула и, приобняв за плечи, повела девушку прочь. Сун вошел в свой покинутый почти два месяца назад шатер.

— Чума? — выдохнул Му Цзинь, едва входной полог шатра сомкнулся за его спиной. — Сун, в степях нет лечения от чумы. Если Ли Чангэ права, не лучше ли позволить всем и дальше считать, что это проклятие? По крайней мере, так у людей еще останется какая-то надежда.

Сун опустился в кресло, глубоко задумавшись. Му Цзинь был прав. По какой-то причине мор крайне редко поражал степные становища. Но, когда это случалось, поселения вымирали практически полностью. Спасения не было. До сих пор. Сун знал, что целитель Сунь провел многие годы в степях, изучая редкие заболевания, и добился хороших успехов в лечении некоторых из них. Если господину Цинь удастся найти и вернуть целителя, у них, возможно, появится шанс. В противном случае положение Соколиного войска будет почти безнадежным.

В затянувшемся молчании Су Ишэ подошел ближе, опустился на колено, приложив руку к груди и уперев сжатый кулак другой в пол. Жест признания вины.

— Тегин, — только и вымолвил он, опустив голову.

Су Ишэ не был безрассудным, как не был и жестоким человеком. Сун даже мог понять его чувства. Яло рассказал ему, что проклятая болезнь унесла жизнь отца Су Ишэ, и дерзкая хохотушка Эрси, любимая его племянница, в любой момент могла последовать за ним. Тегин знал не понаслышке, что такое боль потери близкого человека, и куда она может завести, если позволить ей управлять собой. Едва ли Су Ишэ пошел бы до конца против Му Цзиня, но это могли сделать другие отчаявшиеся люди. Если бы Мими Гули пострадала в то время, как тот, кто должен был остановить людей, сам подталкивал их к неоправданной жестокости, независимо от результата, жизнь Су Ишэ была бы кончена.

Сун взглянул на Му Цзиня. Тот выглядел немного растерянным и смотрел на Су Ишэ с нескрываемой тревогой. Но в его взгляде не было отрицательных чувств по отношению к другу. Хорошо. Сун порадовался про себя, что успел предотвратить худшее.

— Су Ишэ, — спокойным тоном обратился он к коленопреклоненному воину, заставляя того поднять голову. — Я знаю. Твоя боль — это и наша боль. Твой гнев, — он трижды стукнул себя кулаком в грудь, — кипит и в моем сердце, и в сердце Му Цзиня. Надеюсь, ты поймешь, что он защищал ее не просто потому, что Мими Гули ему нравится… Проклятие или болезнь — нам предстоит сражаться с этим неизвестным противником. И идти на поводу эмоций — означает сдаться еще до начала боя.

— Я понял, тегин, — глухо ответил Су Ишэ. — Прошу дать мне возможность исправиться.

— Ладно. Вставай. — Сун повернулся к Му Цзиню. — Яло, как всегда, слишком много говорил. Что произошло?

Му Цзинь быстро перечислил факты, добавив и то, как была обнаружена первопричина охватившей лагерь болезни. Появившаяся к концу его рассказа Чангэ смогла добавить только, что Мими наткнулась на избитого мальчика возле козьего выпаса, куда ежедневно гоняла стадо, и спрятала его в своем шатре. Когда он заболел, она побоялась сказать об этом, и до конца ухаживала за ним, почти не выходя из шатра. Мими звала его Бучжен, и это имя показалось Чангэ знакомым, но она не могла вспомнить, откуда.

— Если мальчик и был ей знаком, то не в прямом смысле, — закончила Чангэ. — Я сказала Мими, чтобы пока не выходила из шатра. Ей нужно немного отдохнуть и успокоиться, потом мы поговорим еще.

— Болезнь возникла не сама по себе, — сказал Сун, размышляя вслух. — Скорее всего, она как-то связана с этим мальчиком. Он, должно быть, уже был заражен, и не мог прийти издалека. Но никаких упоминаний о болезни в окружающих поселениях не было? — Он вопросительно посмотрел на Му Цзиня. Тот покачал головой. — Выглядит подозрительно.

— Подумаем об этом позже, — решительно сказала Чангэ. — А-Сун, что ты собираешься делать с заболевшими?

— Му Цзинь, Су Ишэ, соберите людей и лошадей. Нужно как можно скорее поставить вне лагеря несколько шатров и помочь переместить туда больных, продукты и другие нужные вещи. Родные могут получить разрешение, чтобы отправиться с больными и заботиться о них.

— Удалить больных из лагеря? Это так обычно поступают? — обеспокоенно спросила Чангэ, когда Му Цзинь и Су Ишэ покинули шатер. — Разве опасность заражения не увеличится, если позволить здоровым находиться рядом с больными?

— Знаешь, если во время кочевья в степи людей застигает снежная буря, то старики, больные и слабые встают снаружи, чтобы защитить от бури сильных воинов и женщин. Так они ценой своей жизни помогают племени выжить. Но я не хочу таких жертв. Делай, что должен, а остальное оставь богам.

— Но ты не можешь ничего оставлять на волю богов, пока не приложишь все силы, чтобы справиться самому! — несогласно воскликнула Чангэ. — Может быть… Может быть, мы что-то важное упускаем, какое-то возможное решение…

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Сун, видя, как она словно бы прислушивается к себе, пытаясь поймать ускользающую мысль.

— Мими долго ухаживала за мальчиком. Если он был источником болезни, то… Почему Мими не заразилась?

…

Работа кипела до позднего вечера, и к ночи все заболевшие были перемещены в три поставленных в некотором отдалении от лагеря шатра. Чангэ, случайно задремавшая в шатре Суна, проснувшись рано утром, отправилась к Мими и застала ее в плачевном состоянии.

— Чангэ, Му Цзинь тоже заразился, — жалобно произнесла Мими, поворачивая к вошедшей Чангэ опухшее от слез лицо. Бессознательный Му Цзинь лежал на ее постели, его лицо и шея были усеяны красными пятнами. — Это из-за меня. Сынишка Хочег умер прошлой ночью, и она хотела… хотела убить меня… Му Цзинь прогнал ее, а потом… потом он потерял сознание. Я думала, он просто устал… а утром обнаружила эти пятна… как у Бучжена…

— Он не может оставаться здесь, — сдержанно произнес Сун, за которым Чангэ незамедлительно послала одного из воинов, глядя на обезображенное пятнами лицо друга. — Я уйду с ним в больничный шатер.

— Нет! — возразила Чангэ. — Я могу лечить Му Цзина, но тебе нельзя уходить из лагеря. Если и ты заразишься, что будет с Соколиным войском?

В ее словах был смысл.

— Хорошо, — поразмыслив, сказал Сун. — Тогда перенесем его в мой шатер. Я позабочусь о нем.

— Тегин, прошу, позволь мне позаботиться о нем, — подняла голову сидящая рядом с Му Цзином Мими, умоляюще глядя на тегина. — Это все произошло из-за меня. И Му Цзинь заразился по моей вине. Я пойду с ним.

— Нет, Мими, — снова возразила Чангэ, — ты умрешь, если уйдешь туда.

— Даже если умру… я заслужила это… — всхлипнула Мими. — Не беспокойтесь, я буду хорошо о нем заботиться…

Что бы ни собиралась ответить на это Чангэ, так и осталось невысказанным, потому что в этот момент они услышали раздающиеся издалека громкие и недовольные ослиные крики, означавшие прибытие целителя Сунь и мгновенно возродившие в сердцах Суна и Чангэ почти угасшую надежду. Посветлев лицом, Чангэ тут же помчалась к воротам, забыв о Суне, который быстро последовал за ней, с трудом сдерживая желание тоже перейти на бег.

— Целитель Сунь! Господин Цинь! Учитель! — уже тараторила Чангэ, приветственно кланяясь прибывшим, когда Сун подошел к повозке, рядом с которой стояли управляющий и Сыту Ланлан. Целитель еще сидел в повозке, с любопытством оглядываясь по сторонам. — Целитель Сунь, как хорошо, что господину Цинь удалось так быстро вас сюда доставить!

— Умная девочка, послала господина Цинь найти меня! — улыбаясь, покивал головой старик. — Что за глупости такие — проклятие?! Какое еще проклятие? Я видел подобное много раз. Это, должно быть, серьезная хворь. Если бы меня здесь не было, как бы вы двое с этим справились?

— Да, вы правы. Благодарю, целитель Сун! — почти в один голос ответили Сун и Чангэ, почтительно кланяясь.

— Но вы должны быть осторожны, — добавила Чангэ. — Потому что у нас много зараженных.

— Да-да, — рассеянно ответил целитель. — Иначе зачем бы мне сюда приезжать?

Сун повел целителя и Сыту Ланлана осматривать больных в больничные шатры, а Чангэ задержалась возле господина Цинь.

— Господин Цинь, как там остальные? — спросила она.

— Все в порядке, — степенно ответил тот. — Я решил, что не стоит находиться поблизости от зараженных людей, особенно А-Юань и юному генералу. Мы остановились в трех ли отсюда.

— Хорошо. Господин Цинь, вам тоже не следует заходить сюда. Оставайтесь там, я пришлю сообщение позже.

…

Спустя час Сыту Ланлан, Чангэ, Сун и Мими ждали неподалеку от шатра, где лежал Му Цзинь, пока целитель проводил свой осмотр. Едва он вышел, сосредоточенно вытирая руки о пропитанный вином лоскут ткани, Чангэ нетерпеливо бросилась к нему с вопросом:

— Целитель Сунь, что скажете?

— Как я и говорил, — горделиво ответил тот, — проклятие — это полная ерунда. Они все заражены чумой.

— Значит ли это, что их можно вылечить? — настороженно спросил, подходя, Сун.

— В этом мире существуют только негодные травы, неизлечимых хворей нет! Болезнь серьезная, но у нас еще есть немного времени, — ответил целитель, оглаживая свою бородку.

— Тогда, вы уже знаете способ лечения? — снова спросил Сун.

— Конечно! Дайте мне бумагу и чернила.

Спустя несколько минут в шатре тегина целитель Сунь передал им перечень необходимых трав. Чангэ быстро пробежала глазами недлинный список.

— Кроме одного это все местные растения, они наверняка есть в травнице шамана. Но воробейник — это ведь растение из пустынных регионов?

— Верно, воробейник растет в Мобэй, — кивнул целитель. — Однако, чума редко вспыхивает в степях. Почему? Потому что его привозят сюда и во многих местах жгут, чтобы отогнать гнус. Но теперь, когда люди уже заражены, помочь может только отвар измельченных стеблей. Так что нам нужно достаточно большое количество, чтобы вылечить всех. Я приготовлю лекарство, чтобы немного улучшить их состояние. С ним они продержатся десять дней. Но если за это время не начать давать им отвар воробейника, потом их не смогут спасти даже боги.

— В Главном Шатре должны быть запасы воробейника, — с некоторым сомнением произнес Сун. — Я поеду узнаю.

— Подожди, — остановила его Чангэ. — В Соколином войске неспокойно. Если ты уедешь, боюсь, они как-нибудь навредят Мими.

— Тегин, я могу поехать, — тут же вызвался Яло. — Великий Хан не станет обращать на меня внимания. Я быстро обернусь, клянусь.

— Хорошо, — согласился Сун. — Я написал донесение о действиях наложницы Цзиньсы в Тан. Передай это Великому Хану. Иди!

Яло ушел.

Вернуться ему было не суждено.

========== 5.14 Не терять надежду ==========

Комментарий к 5.14 Не терять надежду

timeline: 35-37 серии

Тяжелый багровый диск луны, окруженный мириадами мерцающих звезд, висел низко, едва оторвавшись от верхушек деревьев, и освещал застывший в сонной тишине лагерь Соколиного войска странным и немного зловещим сиянием. Одна из самых холодных на пике зимы ночей подходила к концу, ведя за собой день, который либо оправдает старательно сохраняемую надежду, либо окончательно развеет ее.

Завернувшись в меховой плащ, Сун сидел на краю настила, на котором стоял его шатер, и смотрел на луну, про себя подбадривая небольшой отряд Чангэ, который где-то там прикладывал сейчас усилия, чтобы вовремя привезти людям Соколиного войска спасительный воробейник. Считать кровавый оттенок луны плохим предзнаменованием, как это делал старый Хогон, он отказывался. Сун верил в судьбу, но не в его характере было искать подтверждение бедам в проявлениях природы. Боги не благоволят тем, кто заранее думает о поражении.

…

Девять дней назад Яло не вернулся, как ожидалось, с воробейником. Вместо него в лагере появился Лей Мэн, который привез немилосердную отповедь и приказ Великого Хана.

— Ашилэ Сун. Ты сделал свой выбор и отказался служить Главному Шатру. Какое право имеешь теперь просить о чем-то? Великий Хан повелел: проклятие, поразившее Соколиное войско, не должно затронуть Главный Шатер. В Главном Шатре нет достаточного количества воробейника, так что больше не обращайся за этим. Справляйся сам. И еще. Твой человек вел себя агрессивно. Он был схвачен и останется в Главном Шатре. Не лишать его жизни было последней милостью хана к тебе.

Такого отношения от отца Сун не ожидал. Что-то не сходилось, но время было неподходящим, чтобы попробовать разобраться. Первым делом нужно было справиться с болезнью, а для этого как можно скорее найти воробейник. Сун решил, что Яло придется пока оставить в Главном Шатре, надеясь, что отец не станет наказывать его слишком жестоко.

Предложение Чангэ отправиться за воробейником в Мобэй он принял, хоть и неохотно, поскольку это было наиболее надежным вариантом. Суну также показалось, что поиски воробейника были не единственной причиной, по которой принцесса горела желанием направиться в Мобэй лично, но он не стал распрашивать, доверившись Чангэ, тем более, что люди клана Юньсин подчинялись ей. Господин Цинь со своими людьми бывал во многих местах, в том числе и в пустыне, и знал дорогу, занимавшую не более трех дней в одном направлении, так что у них еще было несколько дней, чтобы закупить там достаточно воробейника. Ло Шиба и Сюй Фэн, а также десяток воинов Соколиного войска должны были обеспечить защиту Чангэ и каравана. Сун отпустил с ними и Мими Гули, которая была родом из Мобэй и знала тамошние порядки. Хотя в отношении нее у него были некоторые подозрения, Сун был уверен, что она не навредит Чангэ.

Сразу после отъезда Чангэ Су Ишэ с несколькими воинами объехали окрестные поселения в надежде раздобыть хотя бы немного воробейника, но вернулись с пустыми руками. По мнению Су Ишэ, не везде заветная трава в самом деле отсутствовала, нежелание поделиться ею скорее походило на наложенный чьей-то властью запрет. И Сун снова подумал, что появление зараженного мальчика возле лагеря Соколиного войска не было случайным. Главный Шатер вознамерился уничтожить Соколиное войско. Но было ли это действительно волей Великого Хана?

Впрочем, задумываться об этом было некогда. Целитель Сунь, удивительно для его преклонного возраста, оказался очень деятельным и бурлящим энергией человеком. Он потребовал в свое распоряжение нескольких женщин, которые под его руководством готовили лекарства и обучались правильному уходу за больными, и мужчин, чтобы очистить лагерь от следов заболевания. И, не чинясь, привлекал Суна себе в помощь вместо Сыту Ланлана, который эти дни оставался с малышкой Юань, Адо и лекарем Ваном в караване клана Юньсин. Сун делал, что от него требовалось, осознавая, что старик нарочно отвлекает его от мрачных мыслей, заодно показывая, как лучше заботиться о Му Цзине, который оставался в его шатре.

Благодаря целителю Сунь никто из оставшихся в лагере больше не заразился. В больничных шатрах в первые два дня умерли еще двенадцать человек из тех, кто заразился первыми, но остальным помогли приготовленные лекарства, и их состояние пока было стабильным.

Как ни странно, хуже всех болезнь переносил Му Цзинь. Приготовленные целителем отвары помогали плохо. Он часто терял сознание, а на седьмой день у него начался сильный жар. Даже иглоукалывание, помогавшее до этого, больше не приносило облегчения.

— Мор может видоизменяться в процессе лечения, — хмурясь, объяснил целитель Суну. — Тогда лекарства, помогавшие ранее, перестают действовать. Му Цзиню не повезло. Его болезнь развилась быстрее, чем я предполагал, и теперь его состояние резко перешло в критическое. Помочь можно, но сначала нужно изъять жар из его тела.

Однако, Му Цзинь больше не приходил в сознание, и Суну не удалось даже влить ему в рот сбивающий жар настой.

— Если мы не избавимся от жара, боюсь, он не доживет до рассвета, — вздохнул целитель Сунь, видя тщетность его усилий. — Но, даже если нам удастся спасти его от смерти, он может потерять разум.

— То есть, у него есть еще шанс выжить и излечиться, если немедленно сбить жар? — глядя на мечущегося в бреду друга, спросил Сун, которому в голову внезапно пришла спасительная идея.

— Что ты собираешься сделать? — уловил перемену в его голосе целитель.

— Мы можем охладить его снаружи, если не удается влить лекарство внутрь, — решительно произнес Сун.

Потребовалось несколько минут в кадке с ледяной водой, прежде чем Му Цзинь пришел в себя и даже начал жаловаться:

— Сун, где это я? Почему так холодно? Так ужасно холодно, Сун!

— Му Цзинь, у тебя был жар, — поддерживая его, чтобы не ушел с головой под воду, ответил Сун, — и мы не могли сбить его. Тебе нужно сейчас как следует охладиться. Продержись еще немного. Чангэ скоро вернется. И Мими. Мими привезет воробейник!

— Мими, я так ее люблю, — слабо улыбнулся Му Цзинь, с трудом дыша. — Сун… обещай мне… позаботься о ней.

— Что ты говоришь? Живи и заботься о ней сам! — воскликнул Сун. — Не смей мне умирать! Слышишь?! Му Цзинь! Не спи, говори со мной!

— Сун… если бы не ты… я уже давно был бы мертв… В этот раз… я знаю… что не выживу…

Он снова потерял сознание, но холодная вода сделала свое дело, и жар спал. Целитель Сунь снова делал иглоукалывание и то и дело выслушивал его пульс. Му Цзинь слабел, но все еще дышал.

Сун молча молился богам, чтобы ему хватило сил дождаться.

…

Едва первые солнечные лучи осветили лагерь, Сун, задремавший снаружи под утро, поднялся и раскрыл полог шатра, позволяя солнцу наполнить его. Му Цзинь дышал часто и неглубоко, но глаза его снова были открыты.

— Му Цзинь! — негромко позвал Сун, присаживаясь на постель рядом с другом.

— Сун… — он перевел взгляд на Суна и попытался улыбнуться, но даже на это сил у него уже не осталось. — Целитель Сунь… сделал что мог… не сердись… на него…

— Помолчи, — насильно добавляя в голос строгость, прервал его Сун. — Не начинай даже мрачных речей.

— Да… помоги мне… Хочу посмотреть на рассвет… последний раз…

Сун легко приподнял его истощавшее тело и прислонил к спинке кравати, придерживая одной рукой за плечо. Му Цзинь заговорил, задыхаясь и с трудом выговаривая слова:

— Я хочу сказать тебе… боюсь, позже не будет… возможности… Сун… ты мой единственный близкий друг… Не… приноси себя в жертву… За все эти годы… ты уже отплатил… Великому Хану… Прости, что подвел тебя… но теперь… у Соколиного войска… есть… только… ты… И еще… прошу… не оставляй… Мими Гули… у нее… была… нелегкая жизнь…

— Если умрешь, я не стану о ней заботиться! — отвернувшись, грубо сказал Сун, едва сдерживая слезы. Смотреть на умирающего друга было невыносимо.

— Ты… просто… упрямишься… — выдохнул Му Цзинь, прежде чем сознание покинуло его.

— Потеря реакций предваряет смерть, — констатировал несколько минут спустя целитель Сунь, долго выслушивающий пульс Му Цзиня. — У него совсем мало времени.

— Вы сказали, воробейник его спасет, — хватаясь за последнюю соломинку, отчаянно произнес Сун.

— Но где он, воробейник? — удрученно ответил монах, поднимаясь.

— Му Цзинь… он… — раздался слабый голос. Сун обернулся. У входа, перед толпящимися возле шатра женщинами, держа в руках несколько стеблей воробейника, стояла Мими Гули и со страхом смотрела на бездвижного Му Цзина. Не успел Сун сказать и слова, как она бросилась к Му Цзиню и запричитала, глотая слезы:

— Му Цзинь! Не пугай меня так! Просыпайся! Му Цзинь! Ты обещал дождаться, пока я вернусь! Просыпайся!

— Девочка, кончай плакать! — оживившись, вмешался целитель. — Он еще дышит! Нужно быстро приготовить лекарство! Поторопись!

— Иди! — кивнул Сун недоверчиво поднявшей на него взгляд Мими.

…

Только после того, как Мими удалось изо рта в рот напоить Му Цзиня чудодейственным отваром, и целитель Сунь удовлетворенно кивнул, выслушав его пульс, Сун направился к воротам, горя нетерпением увидеть Чангэ. Но помимо повозки, наполненной тюками с воробейником, у ворот не было никого, кроме только подъехавшего господина Цинь, как раз собиравшегося сойти с лошади.

— Господин Цинь! Где Чангэ? — быстро спросил Сун, сердце которого сжалось от тревоги. — И почему Сюй Фэн и Ло Шиба не с вами?

— На нас напали по пути сюда. Ло Шиба была ранена. Они с Сюй Фэном чуть припозднятся. Что касается молодой госпожи…

— С ней что-то случилось?

— Нет-нет, все в порядке. Она осталась в Мобэй, чтобы мы могли вовремя привезти воробейник.

— Но почему?

Господин Цинь сжато обрисовал ситуацию:

— Мобэй и Монань получили приказ из Главного Шатра о мобилизации. А мать и дочь королей пустыни должны были быть посланы в Главный Шатер заложницами. Вместо того, чтобы сдаться давлению Ашилэ, молодая госпожа предложила объединить силы и сформировать союз. Она пообещала королю Мобэй, что убедит вас присоединиться к союзу. И предложила остаться заложницей. Поэтому Пуса, король Мобэй, отпустил нас… Я понимаю, что у вас есть сомнения в отношении борьбы против Великого Хана. Вы сможете обсудить их с молодой госпожой, когда увидитесь.

Сун вздохнул. Их с Чангэ расставание затягивалось. Пока что он не мог покинуть Соколиное войско.

========== <Заметки на полях> ==========

Чем внимательнее пересматриваю дораму, тем сложнее установить временные точки происходящих событий. Понятно, конечно, что точная хронология с привязкой к временам года никому не сдалась, но вечное лето в угоду, по всей видимости, простоте и дешевизне съемок, уже к пятому пересмотру начинает сбивать с толку.

Попробуем хоть немного прояснить временные рамки.

Согласно историческим данным, переворот во дворце произошел 2 июля 627 года. Это соответствует упоминанию шестого месяца в первой серии дорамы, за несколько дней до трагических событий.

Как минимум две недели понадобилось Чангэ, чтобы добраться до Ючжоу, несколько дней она провела там, потом дорога на север в Шочжоу. Судя по расположению на карте, до Шочжоу ей пришлось добираться не меньше недели. То есть, в Шочжоу она оказалась в начале августа.

Нападение Ашилэ произошло не сразу, скажем, в середине августа. Какое-то время Шочжоу успешно отражал нападения, потом началась осада. Великий Хан приказал взять город в течение 10 дней, и тегин в этот срок уложился, вовремя заключив судьбоносное соглашение с Гунсун Хэном. В разговорах несколько раз фигурировали сентябрьские северные ветра. Допустим, Шочжоу сдался в середине сентября (странность здесь заключается в выпавшем в день сдачи снеге, хотя это может быть символическим образом траура по убившему себя губернатору; с другой стороны, с толку сбивает то, что сам тегин одет вполне по-зимнему).

Дальше Чангэ потихоньку обживалась в лагере Соколиного войска, завоевывала доверие и осваивалась в роли военного советника. На это нужно было потратить хотя бы пару недель.

Великий Хан объявил поход на Тан после праздника середины осени, который в 627 году приходился на 2 октября. Войска хана не дошли до Чанъаня сотни ли, задержавшись у реки Вэй. Этот поход должен был длиться не меньше двух месяцев, скорее даже больше, ведь войска хана не просто шли пешим строем через пол-Китая, но и воевали по пути. То есть, вернулись в степи они не раньше января.

Вскоре по возвращении случился праздник Курултай (обычно происходит весной, но не в дораме). Потом попытка Чангэ освободить генерала Ло И, смерть приемной мамы тегина, спасение Чангэ Сыту Ланланом и поездка в Лоян в повозке, запряженной неторопливо бредущей беременной ослицей. Опять же, если смотреть по карте, поездка должна была занять не меньше двух-трех недель посреди зимы (и это в легкой повозке безо всякого утепления, и с ночевками на природе!).

Дальше в дораме упоминается, что Чангэ провела в Лояне три недели, прежде чем встретилась с только дошедшей в Лоян Лэйянь, которая ушла из городка у северной границы (где она провела примерно то время, что Чангэ провела в лагере Соколиного войска до похода в Тан) сразу же после праздника середины осени. Получается одно из двух: либо поход Ашилэ в Тан длился меньше месяца (и тогда они едва успели бы пробежаться туда-обратно бодрым маршем без остановок и сражений), а Лэйянь добиралась до Лояна полтора месяца; либо поход в Тан длился больше двух месяцев, а Лэйянь с беженцами шла в Лоян больше трех месяцев, причем в самую холодную пору (без еды и теплой одежды?). В любом случае, что-то здесь по-крупному не сходится. И к тому же, как я уже упоминала, происходит все зимой, а показывают нам лето с ночевками в лесу и цветочками, которые собирает малышка Юань по пути в Лоян.

Из Лояна Сун и Чангэ возвращаются примерно в конце зимы и сталкиваются с охватившей лагерь чумой. Десять дней требуется команде Чангэ, чтобы добраться до Мобэй, запастись воробейником и вернуться. Чангэ остается в Мобэй дожидаться Суна. И тут опять неясность со временем. Как долго ей придется ждать? Сун не может покинуть Соколиное войско, пока ситуация с заболеванием не взята под контроль. Едва ли достаточно двух-трех дней, чтобы воробейник сотворил чудо. Или у пустынных королей неограниченный запас времени? Неужели одного только обещания Чангэ привлечь Соколиное войско к альянсу против Ашилэ достаточно, чтобы умные короли рисковали своими народами, не дожидаясь подтверждения от тегина?

Эти вопросы не дают мне покоя. Почему-то очень жаль, что хронологическому обоснованию в дораме внимания не уделили от слова «совсем».

Но в общем, несмотря на все временные нестыковки, сомнений не вызывает то, что путешествие Чангэ на пути становления ее личности и развития отношений с Суном длилось около года и подошло к завершению тоже где-то в начале лета.

========== Часть 6. Путь единения. Пролог. Нелегкое решение ==========

Комментарий к Часть 6. Путь единения. Пролог. Нелегкое решение

timeline: 38 серия

6. Путь единения

Пролог. Нелегкое решение

«Если я не получу желаемого ответа в течение двух дней, ты не доживешь до рассвета третьего». Холодное предупреждение короля Мобэй всплыло среди множества мыслей, заполняющих голову принцессы, потянув вслед за собой воспоминание нескольких месяцев давности, когда вот таким же холодным голосом тегин обещал не оставить в живых ни одного жителя Шочжоу, если она попытается убить себя. Тогда она не задумываясь отмела угрозу, хотя видела перед собой ненавистного врага. Король пустыни должен был быть союзником, однако, принцесса ни на миг не усомнилась, что он приведет свою угрозу в исполнение, если тегин не примет ее план.

В ней не было страха, только нетерпеливое предвкушение и некоторое напряжение, что никак не желало уйти. План был рискованным, и, как бы ни доверяла тегину, она не могла быть полностью уверена в его решении.

Несколько недель назад, в Лояне, оказавшись в объятиях тегина, почувствовав прикосновение его губ, услышав его признание, принцесса осознала, что обоюдное желание быть вместе и жить счастливо неосуществимо, пока бесконечной угрозой над ними будет висеть безжалостное слово «война». Они оба хотели спокойствия и мира, но жили в немирные времена, и, вдобавок, существовали вещи, которыми каждый из них не мог поступиться.

Для тегина это были верность роду Ашилэ и преданность вырастившему его хану. Даже если Главный Шатер однозначно задался целью уничтожить его. «Если ты предлагаешь мне обратить оружие против рода Ашилэ и Великого Хана, то я не могу этого сделать», — честно ответил он на ее предложение объединиться с восставшими пустынными кланами, и принцесса поняла, что не сможет переубедить его. Как он не смог бы переубедить ее отказаться от Тан.

Она предполагала, что он откажется, поэтому продумала еще одну возможность, и именно ее озвучила перед королями пустыни. То, что предложила принцесса, не было идеальным планом, но, по крайней мере, позволяло сохранить людей как тегину, так и королям пустыни. Вместо того, чтобы сражаться на стороне восставших жителей пустыни против Ашилэ, или сражаться против них самих, он мог устроить ложную «гибель» всего своего войска в битве против объединившихся пустынных кланов. С исчезновением Соколиного войска восставшие получали значительный перевес в военных силах, который должен был заставить Ашилэ на время отступить. Принцесса надеялась, что этой передышки будет достаточно, чтобы дождаться ответа на посланный по ее просьбе доклад в столицу, как надеялась и на то, что ответ этот будет положительным.

Ее план имел одно слабое место. Тегин должен был ввести в заблуждение Ту Кашэ, позволив Медвежьему войску в одиночку выступить против объединенных войск пустыни, и наблюдать со стороны за его полным уничтожением. Если хоть одному воину удастся уйти живым и вернуться в Главный Шатер, чтобы сообщить о дезертирстве Соколиного войска, не только оставшиеся позади женщины, старики и дети окажутся в смертельной опасности. Великий Хан, без сомнений, не пожалеет сил, чтобы безжалостно подавить бунт пустынных кланов и уничтожить Соколиное войско.

Хотя тегин и предводитель Медвежьего войска ненавидели друг друга, оба принадлежали роду Ашилэ. Принцесса подозревала, что Медвежье войско каким-то образом замешано в планы Главного Шатра по избавлению от тегина и его войска, и была уверена, что тегин тоже думал об этом. Но подозревать и знать точно — это разные вещи. Оставаться в стороне, наблюдая, как гибнут воины рода, которому он принадлежал, для тегина могло быть равнозначно предательству. Ему, несомненно, требовалось время, чтобы решить, вправе ли он поступить так, взвесить риски и оценить последствия своих действий, прежде чем принять окончательное решение.

Принцесса медленно выдохнула, стараясь не дать неуверенности проникнуть в ее мысли. Она стояла на ступенях королевского дворца Мобэй и, чуть прищурив глаза, неотрывно следила за медленно опускающимся за горизонт солнечным диском. Ту Кашэ самонадеянно объявил, что, если бунтовщики не сдадутся, утром войска Ашилэ сотрут их с лица земли. Сегодняшняя ночь как нельзя лучше подошла бы для осуществления ее плана. Но тегин до сих пор не появился…

— День подходит к концу, — раздался позади ее холодный голос короля. Он подошел и встал рядом с принцессой, заложив руки за спину. — Уверена, что завтра все еще будешь жива?

— Закат в пустыне прекрасен, — тонко улыбнулась принцесса, придавая своему голосу беспечности. Перед этим умным и жестким человеком она не могла показывать слабость или нерешительность, — то, что он слушал незнакомую девчонку в два раза младше его самого, не в последнюю очередь было благодаря непоколебимой уверенности, наполнявшей ее слова. — Ни к чему портить настроение неприятными намеками, командир.

Король ничего не ответил на эту дерзость, бесстрастно глядя на уходящее солнце. Оно уже скрылось за горизонтом почти на две трети. «Станет ли он дожидаться утра, или времени осталось только до захода солнца?» — отстраненно подумала принцесса, и в этот момент раздался крик стражника:

— Доклад! Командир, прибыл посланник Соколиного войска!

— Приведи его, — не меняя выражения лица, приказал король.

Принцесса с удивлением смотрела на огненноволосую фигурку, почти терявшуюся на фоне сопровождавшего ее рослого охранника. Как она оказалась среди готовых к сражению воинов?

— Мими. Почему ты здесь? — сбежав по ступеням вниз, тихо спросила она.

— Долго рассказывать, — отмахнулась девушка. — Я только что виделась с тегином. Он хочет, чтобы ты передала королям его слова.

Принцесса оглянулась, сразу натыкаясь на пристальный, почти хищный, взгляд короля, слушающего их разговор.

— Хорошо, — сказала она. — Говори. Что он сказал?

— Помогите Соколиному войску изобразить гибель, — чуть громче раздельно повторила та слова тегина. — Он готов дать войскам пустыни шанс на победу в сражении сегодня ночью.

Сердце принцессы восторженно забилось. Тегин принял ее план!

— Кончайте разговор, за мной! — бросил им король, быстрым шагом проходя мимо, и прикрикнул на застывшего охранника: — Зови Йинаня! Или мне самому этим заниматься?!

Совсем скоро последняя тонкая полоска солнца скрылась за горизонтом, на несколько мгновений оставив в небе быстро тускнеющее зарево. Следом на пустыню опустилась ночная тьма.

========== 6.1 Короли пустыни ==========

Комментарий к 6.1 Короли пустыни

timeline: 36 серия

Прежде Чангэ не верила в судьбу. Ее учили не отступать, прикладывать все силы для достижения цели и воспринимать поражения как важный урок для будущих побед. Покорно сдаваться на волю обстоятельств было признаком слабости, если не трусостью.

Время, проведенное в Скиту Плывущих Облаков, помогло по-другому взглянуть на многие вещи. Чангэ поняла, что судьба — это не враг, с которым нужно непрестанно бороться, а направляющая сила, друг и помощник для того, кто ясно осознает, к чему стремится.

Несколько месяцев назад она бежала из Чанъаня, поставив себе целью отомстить Ли Шиминю. Чангэ считала, что вступила в схватку с судьбой, уготовившей ей роль приговоренной к смерти опальной принцессы. На самом же деле все это время она следовала своей судьбе, сталкивающей ее с людьми и вовлекающей в события, которые постепенно заставляли ее переосмыслить конечную цель.

В Лояне Чангэ наконец полностью осознала, что ненависть и жажда мести больше не застилают ей взгляда на происходящее вокруг. Она была принцессой Тан и, как таковая, заботилась о процветании империи. Она также желала благополучия для людей в Тан и за ее пределами. Она готова была сделать все возможное, чтобы будущее не было омрачено войнами и страданиями простых людей. Чангэ выбрала свой путь и теперь верила, что судьбой ей суждено пройти его до конца. В ее душе больше не было ни сомнений, ни колебаний.

…

Судьба благоволила ей, удачным стечением обстоятельств помогая двигаться в выбранном направлении.

Еще в Лояне Чангэ думала о том, чтобы посетить Мобэй и Монань — самые крупные государственные образования пустынных регионов. Молодая династия Тан нуждалась в союзниках, чтобы противостоять растущим завоевательским стремлениям рода Ашилэ, и притесненные народы пустыни могли стать такими союзниками.

Хотя поиски воробейника, приведшие их в Мобэй, были делом срочным и не располагали к каким бы то ни было отступлениям и переговорам, благодаря удачному стечению обстоятельств Чангэ удалось добиться большего, чем можно было надеяться.

Распространенный в Мобэй запрет на продажу воробейника стал для Чангэ новым доказательством того, что Главный Шатер задался целью уничтожить Соколиное войско. Даже перекупщики черного рынка отказывались продавать его по завышенной цене, слишком опасаясь карательных мер со стороны рода Ашилэ.

Чангэ и ее спутникам крайне повезло, что за ними увязалась нахальная и умная девчонка из Монаня, подслушавшая разговор Чангэ с Мими, ломавших голову в поисках возможности раздобыть воробейник. Чжэньчжу оказалась единственной и горячо любимой дочерью короля южной пустыни, принцессой Тудзя, которая сбежала в Мобэй, чтобы повеселиться на празднике Цихань. Она-то и подсказала, как можно добыть воробейник в обход запрета, который не распространялся на использование воробейника во время праздника Цихань, где зрители символически помогали прогнать болезнь, забрасывая спасительной травой танцоров, изображавших изгнание духа поветрия на специально для этого построенной сцене. Правда, им пришлось потратиться на маски и в спешке придумывать собственный танец, но зато отвлечь внимание многочисленных зрителей от главной сцены получилось легче, чем Чангэ ожидала. Вероятно, дело было в том, что «дух поветрия» другой команды, довольно крупный мужчина, двигался не слишком быстро и изящно, а другие члены команды могли лишь немного приподнять его, используя свои колени и плечи, в то время как Чангэ, подброшенная в воздух Ло Шибой и Сюй Фэном, легко кувыркалась в воздухе, точно приземляясь на подставленные руки друзей, пока Мими кружилась вокруг них, изгибаясь в красивых плавных движениях.

Восторженные зрители закидали их импровизированную сцену ветками воробейника гораздо гуще, чем сцену их соперников. Этого количества должно было с запасом хватить даже на лечение, если понадобится, всего Соколиного войска. Только уехать им не позволили. Вместо этого они все вместе предстали перед королем Мобэй, оказавшимся тем самым «духом поветрия», с командой которого они соревновались несколько часов назад.

Король Пуса был красивым мужчиной лет тридцати. Его заплетенные в косы волосы того же огненного оттенка, что у Мими Гули, были небрежно заброшены за спину, лишь две свободные пряди обрамляли скуластое лицо с узкими темными глазами, внешние уголки которых были высоко подняты, придавая ему вид почти неземного существа. Он внимательно оглядел жестким, но в то же время как будто забавляющимся взглядом каждого из них, задержавшись взглядом сначала на Чжэньчжу, потом на Чангэ, и, проигнорировав вежливые слова, произнесенные господином Цинь, холодно обратился к заглядевшейся на его необычное лицо Чангэ:

— Не думал, что под маской духа поветрия прячется юная красавица. Король Мобэй проиграл девушке, которая к тому же обладает непревзойденной наглостью прямо смотреть ему в лицо… В вашей повозке моя стража обнаружила большое количество воробейника. Скажи мне, кто вы такие? И ради чего затратили столько усилий, чтобы присвоить не принадлежащий вам воробейник?

Хотя спешно придуманное Чангэ объяснение было вполне правдоподобным, король предпочел не поверить и приказал заключить их всех в темницу. Под утро, когда они уже подумывали попробовать вырваться из темницы силой, поскольку надежда успеть вернуться в лагерь Соколиного войска вовремя таяла с каждой минутой, за принцессой Тудзя пришли, чтобы отвести к приехавшему за ней отцу. Уходя, принцесса пообещала, что попросит отца заступиться за них, и действительно, спустя некоторое время стражник вернулся уже за Чангэ.

Они не смогли сразу войти во дворец, вынужденные пропустить надменно выглядевшего посланца, но благодаря распахнутым дверям Чангэ услышала каждое слово, произнесенное им внутри. Это был посланец Ашилэ, и он явился с требованием к королям пустыни предоставить в распоряжение Великого Хана по десять тысяч воинов, а также направить в шатер катунь женщин их семей. Судя по высокомерному, угрожающему тону, каким оглашались требования, к королям пустыни в Главном Шатре не испытывали ни малейшего уважения.

Выйдя из дворца, посланец мимоходом взглянул на Чангэ, сделал несколько шагов, снова оглянулся, рассматривая ее внимательнее, и неожиданно ускорил шаг, торопясь покинуть территорию Мобэй. Хотя Чангэ никогда не видела этого человека, он ее явно узнал, и это было очень плохо.

Чангэ бросилась внутрь, ловко увернувшись от пытавшегося удержать ее стражника.

— Король, мы не можем дать уйти этому человеку! — воскликнула она, глядя на короля Мобэй, на лице которого еще видны были следы сдерживаемого гнева. Он уставился на нее тяжелым взглядом, не говоря ни слова.

— Ты кто такая? — вместо этого задал вопрос сидящий за столом сбоку от нее приземистый бородатый мужчина средних лет, рядом с которым, радостно сияя, стояла Чжэньчжу. Чангэ сделала вывод, что это был явившийся за своей дочерью король Монаня.

— Та, кого ты хотел, — скучающим тоном ответил на его вопрос король Мобэй.

Чангэ быстро взвесила все за и против и, решив, что пришло время действовать, вытащила из-за пазухи спрятанный там жетон.

— Буду говорить прямо, — твердо произнесла она, показывая королям жетон. — Я — военный советник Соколиного войска, доверенное лицо Ашилэ Суна. Арестуйте этого человека. Я возьму на себя всю ответственность!

— Как ты собираешься взять на себя ответственность? — возмущенно вскочил с места король Монаня. — Если мы оскорбим Главный Шатер, никто из нас не избежит наказания!

— Вам и так не избежать наказания! Нужно остановить его пока не поздно! — По их полным недоверия взглядам Чангэ поняла, что ничего не добьется, если не объяснит подробнее, и торопливо продолжила: — Мы приехали сюда за воробейником, потому что в Соколином войске разразилась чума. Но Главный Шатер запретил продажу и заблокировал все пути получения воробейника. Что это означает? Это значит, что Главный Шатер отказался от Соколиного войска! Тот человек узнал меня. Он видел, что короли Мобэй и Монаня встречаются с военным советником Соколиного войска. Какой вывод, думаете, он сделает? Что северная и южная пустынисобираются вступить с Соколиным войском в сговор. Если он донесет эту мысль до Великого Хана, вам не сдобровать!

— Нет, — холодно произнес король Мобэй, подойдя к Чангэ на расстояние шага и пристально глядя на нее. — Если мы свяжем тебя и передадим в Главный Шатер, то тем самым докажем свою невиновность.

— Давайте, — бесстрашно отозвалась Чангэ, протягивая ему руки. — Можете связать меня. А заодно вашу мать, — она повернулась к королю Монаня, — вашу жену и дочь!

Король Монаня изменился в лице и, схватив лежащий на столе перед ним меч, двинулся к выходу.

— Куда собрался, Йинань? — оторвав взгляд от Чангэ, спросил его король Мобэй.

— Я убью его! — прорычал тот.

— Остановись! — немедленно последовал властный окрик. Чангэ перевела на короля Мобэй взволнованный взгляд, готовая продолжить убеждать, но облегченно вздохнула после следующих слов: — Мы в Мобэй. У тебя, короля Монаня, нет права раздавать здесь приказы.

Кивком головы он отдал распоряжение сопровождавшему Чангэ стражу, и спустя некоторое время, проведенное ими в молчаливом ожидании, тот вернулся с докладом:

— Мой король, он мертв, я привез обратно его тело.

— Избавься от него, я не желаю его больше видеть, — презрительно дернув уголком рта, приказал король.

— Вы убили посланника. Это не удастся долго скрывать, — после недолгого молчания тихо сказала Чангэ, переводя взгляд с углубившегося в нерадостные мысли Йинаня на нахмурившегося Пусу.

— Все из-за тебя, — недружелюбно произнес король Мобэй.

— Из-за меня? — удивилась Чангэ. — Они не стали бы набирать людей в войска, если бы меня здесь не было? Не потребовали бы прислать Чжэньчжу и вашу мать в заложницы? Главный Шатер проявил бы к вам милосердие? — Она покачала головой. — Это не только с вами так. Соколиное войско верно служило Великому Хану, рискуя своими жизнями. И чем это кончилось?

— Довольно! — с ноткой безнадежности в голосе прервал ее король Монаня. — Какое нам дело до проблем Соколиного войска? Это конец. Нас всех ждет смерть.

— Нет, это не обязательно должно быть концом! — уверенно возразила Чангэ, качнув головой. — Мы можем объединить силы против рода Ашилэ.

— Тебе легко говорить! — сердито отмахнулся от ее слов Йинань, готовый покинуть дворец Мобэй.

— Вы еще даже не попробовали. Откуда уверенность, что мы потерпим поражение? — Чангэ обратила взгляд на короля Мобэй, который снова занял место на своем троне и наблюдал за ними с непроницаемым выражением лица. — Прошу вас отпустить моих людей. Как только воробейник будет доставлен, и Соколиное войско справится с болезнью, я смогу убедить Ашилэ Суна заключить союз между вами и Соколиным войском.

Она сомневалась, что Сун пойдет против Великого Хана. Но нынешняя ситуация рождала сомнения в том, что охота на Соколиное войско спровоцирована им. И, если подозрения Чангэ окажутся верными, то Сун будет более чем готов выступить против Главного Шатра, чтобы прийти на помощь приемному отцу.

— Что, если все твои слова — ложь? — ровно спросил Пуса, не выказывая никаких эмоций. Его вопрос показал ей, что король почти убежден.

— Если у вас есть сомнения, я готова остаться в Мобэй и рассказать, как бороться против Главного Шатра. Король, позвольте моим людям отвезти воробейник. Нужно спасти людей. У нас очень мало времени.

…

Чтобы не раздувать подозрений королей пустыни, Чангэ не вышла провожать своих людей. Она попросила Чжэньчжу проследить за их отъездом, рассказать господину Цинь о причинах ее решения остаться в Мобэй и передать устное сообщение для тегина. Она не сомневалась, что Мими позаботится о том, чтобы не задерживаться в пути. Про себя Чангэ также порадовалась, что успела обсудить с управляющим содержание тайного донесения, которое он должен будет направить в Чанъань через своих людей.

— Можешь не беспокоиться, — сказал ей король Мобэй, пока они ждали возвращения Чжэньчжу. — Я человек слова. Твои люди беспрепятственно покинут Мобэй. Теперь очередь за тобой. Расскажи нам, как защитить пустыню от рода Ашилэ.

========== 6.2 Союз в пустыни ==========

Комментарий к 6.2 Союз в пустыни

timeline: 37 серия

Короли северной и южной пустыни были примерно одного возраста, но между ними проще было найти различия, чем сходные черты.

Пуса, король северной пустыни, был умным и проницательным человеком, способным представить возможные пути развития ситуации и обратить в свою пользу любую представившуюся возможность. Он ничего не принимал на веру и не торопился ввязываться во что-то, не составив себе четкой картины и не оценив риски, но, приняв решение, действовал решительно и без колебаний.

Йинань, король южной пустыни, обладал взрывным и нетерпеливым характером, был человеком действия скорее, чем склонным к обдумыванию последствий стратегом. Он был далеко не трусом, но беспокойство за судьбы дочери и пяти сыновей, трое из которых еще не достигли юношества, заставляло его осторожничать и колебаться, когда речь шла о противостоянии сильному противнику как род Ашилэ, шансы победить которого были, по его мнению, ничтожны.

Чангэ достаточно было предыдущего короткого обмена словами, чтобы оценить характеры обоих королей и понять, в каком ключе продолжать разговор с ними. Пожалуй, единственное сходство этих совершенно разных людей состояло в том, что оба они принимали близко к сердцу благосостояние своих людей. И это придавало Чангэ уверенности в том, что задуманный ею план будет успешно воплощен в действие.

— Прежде всего, нельзя больше мириться с угнетением, — начала Чангэ в ответ на требование короля Мобэй рассказать о способах защиты от Ашилэ. — Но главной составляющей успеха в противостоянии Ашилэ является единение. Мобэй и Монань — самые крупные кланы в пустынных регионах. Как только вы отставите в сторону ваши внутренние разногласия и заключите союз, пригласив более мелкие кланы присоединиться, вам больше не нужно будет опасаться Ашилэ.

— Ты хочешь, чтобы я объединился с ним? — скривился Йинань, бросив враждебный взгляд на короля Мобэй. — Да ни за что!

Пуса усмехнулся, но промолчал.

— Сейчас не время для необдуманных слов, — сказала Чангэ. — Вы не можете просто махнуть на все рукой, не заботясь о последствиях. Если бы вы в самом деле не допускали мысли о союзе, то не двинулись бы с места, чтобы убить посланника.

Она улыбнулась вернувшейся Чжэньчжу, которая кивнула, давая знать, что исполнила ее просьбу, и встала позади отца, не вмешиваясь в разговор. Чангэ вспомнила рассказ маленькой принцессы о причинах вражды между двумя кланами, и в голову ей пришла отличная идея.

— Что, если, — спросила она Йинаня, со значением глядя при этом на короля Мобэй, — Мобэй будет готов вернуть захваченные земли, принадлежавшие вашим предкам?

— Эй, я ничего такого не говорил! — спокойно и даже как-то отвлеченно бросил Пуса, не отрывая глаз от стоявшей перед ним чарки с вином. Йинань уставился на него оценивающим взглядом, выдавая, что идея показалась ему привлекательной.

— Еще не поздно для вас сказать это, — легко ответила Чангэ королю Мобэй. — Без гнета прошлых обид ваш союз будет намного искреннее и крепче. Ведь вам предстоит сражаться плечом к плечу.

— Ты думала о том, что произойдет в случае поражения? — тяжело вздохнул Йинань. — Я уже начинаю сожалеть. Если мы сдадимся сейчас, по крайней мере люди Монаня смогут выжить.

— Исход битвы невозможно предсказать заранее, — ответила Чангэ. — Но мы должны сделать все возможное для победы. Чжэньчжу как-то сказала мне, что ее отец самый храбрый человек в мире.

Пуса снова усмехнулся, на этот раз с некоторым презрением. Йинань же вскинул голову и бессознательно выпрямился, как и рассчитывала Чангэ. Чжэньчжу немедленно закивала, соглашаясь, и повторила свои слова:

— Мой отец — непобедимый и неукротимый Бог войны. Ашилэ никогда не запугать его! Лучшие воины Монаня пойдут за ним и опрокинут власть Главного Шатра! Правда ведь, отец?

— Если ты так сказала, так оно и будет, — глядя в полные веры глаза любимой дочери, решительно дал он единственно возможный ответ.

Оставалось убедить продолжающего молчать короля Мобэй.

— Сейчас вы не можете защитить даже свои семьи. Если снова сдадитесь, то как сумеете защитить ваши народы? — задала Чангэ самый важный вопрос. — Терпимость не поможет избежать конфликтов. Война назревает, рано или поздно она придет в ваш дом. В самом деле хотите закрыть на это глаза?

Искоса, Йинань оценивающе посмотрел на размышляющего Пусу. Он прочувствовал справедливость слов Чангэ, поскольку на него, семейного человека, гнет Ашилэ ложился в большей степени, чем на неженатого Пусу, и понимал, что если король Мобэй решит отступить, его семья и весь Монань будут обречены.

Чангэ замолчала, выжидающе глядя на короля Мобэй. Она привела все доводы, что могла, теперь решение было за королями. Напряженное молчание длилось несколько долгих минут. Наконец Пуса поднял чарку со стола и, протянув ее Йинаню, ровным голосом произнес:

— Я верну тебе земли ваших предков.

Чангэ задержала дыхание. Взгляды королей скрестились, Йинань сделал глубокий вдох, поднял свою чарку и легко столкнул ее с чаркой Пусы. Они одновременно выпили, скрепляя союз северной и южной пустыни.

— В армии Монаня двадцать тысяч воинов, — сказал Йинань. — Что у тебя?

— Менее тридцати тысяч.

— Нет, больше, — уверенно вмешалась Чангэ. — Мы найдем еще союзников. Если объединится вся пустыня, у нас будет намного больше воинов.

…

Мими Гули успела в последнюю минуту, чтобы спасти уже почти потерянную жизнь Му Цзиня. Последующие несколько дней она отходила от его постели только чтобы приготовить новую порцию лекарственного отвара с воробейником или когда приходил целитель Сунь, чтобы осмотреть его и сделать иглоукалывание.

По счастью, болезнь, поразившая Му Цзиня, под действием воробейника отступала так же быстро, как развивалась вначале. Через три дня он уже садился в постели без посторонней помощи, а через неделю начал ненадолго выходить из шатра на свежий воздух. Но большую часть времени Му Цзинь все еще проводил в постели, с удовольствием принимая непрекращающуюся заботу Мими Гули. Видя счастливое и оживленное лицо выздоравливающего друга, Сун не препятствовал Мими приходить в свой шатер и проводить время с Му Цзинем. Сам он еще был занят помощью другим выздоравливающим.

Через две недели лечения воробейником даже самые тяжелобольные уверенно стояли на пороге выздоровления. Целитель Сунь, вполне удовлетворенный результатами, сообщил Суну, что опасность миновала, и, сопровождаемый искренней благодарностью тегина и всех жителей лагеря, вместе с Сыту Ланланом покинул Соколиное войско, чтобы возобновить свое отложенное почти на месяц путешествие.

А еще через два дня Сун прервал милые посиделки Му Цзиня и Мими Гули, пристальным взглядом дав девушке понять, что ему нужно поговорить с военным советником наедине.

— Мы едва успели передохнуть после болезни, а они уже требуют, чтобы мы выступили против бунтующих в пустыне кланов! — негодующе произнес Му Цзинь, когда Сун рассказал ему о полученном из Главного Шатра приказе. — Что ты думаешь об этом, Сун?

— Чангэ сейчас в Мобэй, — сдержанно ответил Сун. — Если я откажусь, они отправят кого-то еще.

— Говорят, Медвежье войско будет сражаться вместе с нами, — поморщился Му Цзинь. — Мне думается, они посылают Ту Кашэ, чтобы следил за тобой.

— Возможно, — ответил Сун, тоже подумавший об этом. — Придется быть настороже и действовать по обстановке… Му Цзинь, ты едва оправился после болезни. Тебе лучше остаться в лагере.

— Брось, мы с тобой ближе, чем братья. Я должен быть рядом, дружище, — сжимая руку на запястье Суна, твердо произнес Му Цзинь. Сун улыбнулся, не собираясь настаивать, однако, улыбка быстро сползла с его лица. Он вздохнул и задумчиво сказал:

— Если подумать, предложение Чангэ не так уж неприемлемо.

— Что за предложение? — насторожился Му Цзинь.

— Главный Шатер уже не тот, что раньше, — ответил Сун больше своим мыслям.

— Да, нам следует подумать о путях отступления, — как всегда, Му Цзинь понял его с полуслова. — Великий Хан был добр к тебе. Но теперь ты ему больше ничего не должен.

Сун промолчал, и они еще некоторое время сидели рядом, погруженные каждый в свои мысли.

…

— Шешеты. Хулу. Чимувэй, — тихо проговаривала Чангэ, обводя красным на карте становища кланов, которые ей удалось убедить присоединиться к военному союзу пустынных кланов.

— Они уже отправили в Мобэй свои войска. Через два дня будут здесь, — пояснил Пуса вернувшемуся спустя две недели в Мобэй со своим войском Йинаню. Чжэньчжу оставалась все это время с Чангэ, вместе с ней и посланниками Мобэй объезжая пустынные кланы в поисках союзников. — В общей сложности они приведут около тридцати тысяч воинов.

— Значит, у нас будет восемьдесят тысяч! — быстро сложила Чжэньчжу. — Теперь мы точно победим!

— Не обязательно, — с сомнением покачал головой Йинань и продолжил объяснение для своей дочери. — Если бы речь шла только о наших двух кланах, можно было бы быть уверенными в победе. Но когда вовлечены столько сторон… Эти люди не сражались вместе, и мы не знаем, насколько они хороши в бою. Исход битвы решается не числом воинов, а тактикой боя и боевым духом воинов. Если нет надежного основания, от размера войска ничего не зависит.

— Если не готов взяться, оставь это мне, — высокомерно заявил Пуса. — Я не прочь управлять всем войском в одиночку.

— Даже не мечтай! — фыркнул Йинань, сердито сверкнув на него глазами. — Дать тебе власть над всем войском? Может, ты хочешь, пользуясь случаем, замыслить что-то против Монаня?!

Пуса приготовился ответить ему какой-то резкостью и развязать очередную словесную перепалку, далеко не первую за то время, что Чангэ провела в их обществе, но она перебила его:

— Мы накануне войны. Перестаньте ссориться.

— Он первый начал! — огрызнулся Пуса, но отвечать Йинаню не стал, да и король Монаня, казалось, смутился после слов Чангэ.

Молчание, однако, не продлилось долго.

— Доклад! — услышали они выкрик снаружи, и вскоре перед ними опустился на колено раскрасневшийся от бега гонец. — Король, войска Ашилэ… они приближаются к Мобэй!

— Какие это войска? — переглянувшись с королями, спросила Чангэ.

— Флаги Соколиного и Медвежьего войск, — ответил тот.

— Соколиное войско здесь, — задумчиво протянула Чангэ. — Это значительно облегчает ситуацию. Король, мне нужно встретиться с Ашилэ Суном.

========== 6.3 Тайная встреча ==========

Комментарий к 6.3 Тайная встреча

timeline: 38 серия

Продолговатый камень на первый взгляд не казался особенно ценным. Мутновато-зеленый, он мог привлечь внимание разве что своим размером. Неудивительно, что жадного Ту Кашэ посланник короля Мобэй легко отвлек огромной и словно светящейся изнутри черной жемчужиной, привезенной, должно быть, с Восточного моря. Но Сун не пропустил полный значения взгляд посланника, который тот рискнул бросить на него, пока предводитель Медвежьего войска любовался своим камнем.

Посланник Пусы появился в походном лагере Ашилэ, раскинутом неподалеку от низины, за границей которой начинался Мобэй, едва они закончили ставить шатры. Он привез ценные дары, якобы для того, чтобы убедить предводителей войск Ашилэ, что северная пустыня готова сдаться, и попросить их защиты перед Великим Ханом. Сун был почти уверен, что настоящей целью добродушного мужчины, произносившего свои извинительно-просительные речи без намека на раболепие, было передать ему послание от Чангэ.

Так что он молча взял протянутую ему шкатулку с камнем, проигнорировал Ту Кашэ, приказавшего отвезти дары в лагерь Медвежьего войска, чтобы «поделить все по чести», и ушел к себе в шатер. Там он снова достал камень и некоторое время задумчиво глядел на него. Освобожденный из шкатулки, камень преобразился. В его зеленовато-голубом полупрозрачном теле вспыхивали и гасли золотые искорки, стоило лишь немного повернуть его на свету. Будто светлячки на Лазурном озере в ту ночь, когда он привел туда Чангэ прошлой осенью. Был выбор именно этого камня неслучаен? Помнила ли Чангэ о той ночи? Сун надеялся, что это так.

— Что это, Сун? — спросил вошедший в шатер Му Цзинь, с любопытством глядя на камень в руках тегина.

Помедлив, Сун отложил камень в сторону и, подняв шкатулку, начал ощупывать ее изнутри.

— Сообщение от Чангэ, — ответил он. На дне шкатулки, ближе к стенке, пальцы нащупали тонкую щель. Сун вытащил из-за пояса кинжал и, поддев острием, вытащил дощечку, под которой лежала сложенная вдвое полоска бумаги. «Встретимся у Волчьего Холма после заката», — было выведено на ней аккуратным почерком Чангэ.

— О, не успел приехать, как тебя приглашают на тайное ночное свидание! — пошутил Му Цзинь, читая через его плечо послание.

— Должно быть, она хочет сказать мне что-то важное, — усмехнулся Сун. — Я встречусь с ней, а ты присмотришь тут за всем.

Он пододвинул к себе чистый лист бумаги и написал ответное: «Понял. Буду в указанное время». Потом перечитал и, покачав головой, неожиданно скомкал бумагу в кулаке. Слишком сухо и безлично. Сун взял другой лист бумаги и приказал наблюдающему за его действиями с насмешливо приподнятой бровью Му Цзиню:

— Не подсматривай.

— Ладно-ладно, мне совсем не интересно читать ваши нежности, — рассмеялся Му Цзинь, отворачиваясь.

Не раздумывая, Сун быстро написал: «Очень скучаю по тебе», помахал письмом в воздухе, суша чернила, и спрятал его в шкатулку, вернув на место камень. Потом протянул шкатулку повернувшемуся Му Цзиню.

— Отдай посланнику, пусть вернет Чангэ. Скажи, я буду там. И не вздумай открывать, — заметив хитрый предвкушающий взгляд друга, строго добавил он.

Му Цзинь снова рассмеялся.

…

Отдав Чангэ шкатулку, посланник предстал перед королем Мобэй, чтобы сообщить о послании тегина, спрятанном под двойным дном.

— Хм, кто бы мог подумать, что суровый Ашилэ Сун может быть таким нежным, — усмехнулся Пуса.

Что ж, Чангэ не солгала о том, что является доверенным человеком тегина Соколиного войска. За прошедшие дни король не смог обнаружить фальши ни в словах, ни в поступках этой бесстрашной, умной и умеющей убеждать девушки. Возможно, у них действительно появится возможность избежать военного противостояния. А если нет… воины пустыни отдадут свои жизни, чтобы освободить свои народы от ига Ашилэ.

…

«Очень скучаю о тебе». Скача к месту встречи, Чангэ улыбалась. Улыбка не желала покидать ее лица с того момента, как она прочитала короткое послание Суна, а потом снова и снова перечитывала его в нетерпеливом ожидании наступления темноты.

Посвятив все свое время задаче сплочения кланов пустыни в военном союзе и обдумыванию последующих действий, Чангэ запрещала себе думать о Суне, боясь, что тоска и беспокойство о тегине могут слишком захватить ее, лишить уверенности и убедительности. Но сейчас, когда их расставанию пришел конец, она призналась себе, что подспудно тоже скучала все это время.

Тегин уже ждал в условленном месте. Он громко выдохнул, встречая ее улыбку мгновенно просветлевшим лицом и, едва она спешилась, утянул ее в свои объятия. Поколебавшись лишь мгновение, Чангэ скрестила руки у него за спиной и сильнее прижалась к груди, ощущая, как гулко и быстро бьется его сердце. Если бы она могла в этот момент увидеть лицо Суна, то вряд ли смогла бы оторвать взгляд от его мечтательно-счастливого выражения.

— Господин Цинь сказал мне, что ты решила остаться в Мобэй. Если бы не чума, я пришел бы за тобой раньше, — выдохнул Сун, легко скользя ладонями по ее спине. — Мне так тебя не хватало…

— Я здесь, — тихо произнесла Чангэ. Сун крепче сжал ее в объятиях, показывая, что услышал, потом отпустил и сделал шаг назад, беря ее руки в свои и с нежностью глядя на нее. Немного смущенно Чангэ опустила взгляд.

— Поцеловал бы тебя, — мягко произнес Сун, — но знаю, что сейчас не лучшее время. Для чего ты меня позвала?

Чангэ встрепенулась, возвращаясь к насущному.

— Соколиное войско в порядке? Как Му Цзинь? — посерьезнев, начала она с легких вопросов.

— Мгм. Благодаря воробейнику и стараниям целителя Сунь болезнь отступила. Му Цзинь тоже практически поправился.

— Почему Соколиное войско здесь?

— Военный приказ, — коротко ответил Сун.

— Отправлять сражаться тех, кто только пережил серьезную болезнь… Похоже, Главный Шатер в самом деле решил стереть Соколиное войско с лица земли, — негодующе сказала Чангэ.

Сун отпустил ее руки, отвел взгляд в сторону и неохотно отозвался:

— Чангэ. Ты же знаешь, я не хочу плохо думать о нем.

— Но я это не придумала, это реальность! — воскликнула Чангэ, не удовлетворенная ответом. Сун был здравомыслящим человеком, она не хотела верить, что он предпочтет закрыть глаза на происходящее.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — серьезно сказал он. — Но если ждешь, что я предам род Ашилэ и буду сражаться против Великого Хана, — Чангэ, я не стану делать этого. Не могу.

— А как же Соколиное войско? Что будет с ним? — смиряясь с отказом, спросила Чангэ.

— У меня нет другого выбора…

— Есть! — В глазах Суна читался немой вопрос, и Чангэ продолжила: — Я позвала тебя для того, чтобы сказать об этом. Есть способ спасти Соколиное войско, не прибегая к предательству и неповиновению… Ну, почти не прибегая.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Сун.

— Пустынные кланы объединились и численно преобладают над Медвежьим и Соколиным войсками. Полное уничтожение войск Ашилэ не покажется неправдоподобным, если пустыня использует сильную стратегию боя. На самом же деле войска пустыни помогут разыграть «гибель» Соколиного войска. Только когда Соколиное войско исчезнет, они прекратят преследовать и пытаться избавиться от нас.

— Что с Медвежьим войском? — подумав, спросил Сун.

— Будет уничтожено, — жестко произнесла Чангэ. — Без Соколиного войска у них не будет шанса на победу. Сун, пустынные кланы не собираются нападать на кланы степей, они только хотят защитить от произвола Ашилэ своих людей. Ты прекрасно знаешь, что от Ту Кашэ не приходится ждать ничего хорошего. Ни пустынным кланам, ни Соколиному войску. Поэтому Медвежье войско должно исчезнуть. После того, как два сильнейших войска Ашилэ будут уничтожены войсками пустыни, Ашилэ остерегутся посылать новые войска. По крайней мере, какое-то время.

— Это еще не весь твой план, — проницательно заметил Сун, когда Чангэ замолчала.

— Нет, но сначала нужно разобраться с сегодняшней ситуацией, — честно ответила она.

— Ты не пойдешь со мной, — сказал Сун скорее утверждая, чем спрашивая.

— Не могу. Я обещала королю Мобэй помочь.

Помолчав, тегин напряженно спросил:

— Ты все рассчитала на случай, что я соглашусь с твоим планом. Что будет, если я откажусь?

«Что будет с тобой?» — услышала она, как будто он задал вопрос вслух. Чангэ не стала отвечать, что они окажутся во враждебных лагерях, что она может и не дожить до сражения — король Мобэй не был всепрощающим человеком. Но это было не важно. Она верила Суну. Потому сказала то, что действительно ее заботило:

— Будет очень много погибших.

…

— Ну, что? Он согласился? — нетерпеливо спросил Йинань, когда вернувшуюся после встречи с Суном Чангэ предстала перед королями пустыни.

— Он даст ответ через два дня, — спокойно ответила Чангэ, невольно замечая тень подозрения, промелькнувшую в глазах внешне невозмутимого короля Мобэй.

— Предупреждаю тебя. Если я не получу желаемого ответа в течение двух дней, то ты не увидишь рассвета третьего, — холодно произнес он, небрежным взмахом руки позволяя ей удалиться в отведенные ей покои, возле которых немым напоминанием о ее несвободном положении стояли два стражника.

========== 6.4 Решение ==========

Комментарий к 6.4 Решение

timeline: 38 серия

В том, чтобы ввести в заблуждение Медвежье войско, не было ничего невозможного. Ту Кашэ не отличался умом, лишь непомерной жадностью и высокомерием. Тому, кто хорошо знал его характер, не составляло труда направить его действия в нужном направлении. И все же…

Сун хмуро глядел на набросанный им самим план «уничтожения» Медвежьего и Соколиного войск. Чангэ не вдавалась в подробности, но, доверяя Суну, не утаила самого важного: пустынные кланы объединились, и численность их войск намного больше, чем предполагалось. Даже если их боевая подготовка и слаженность действий уступают войскам степей, в одиночку воины Ту Кашэ будут обречены.

Спасительный для Соколиного войска, план Чангэ был смертоносным для Медвежьего войска, и это заставляло Суна оттягивать окончательное решение. Он чувствовал себя лицемером, готовым отказаться от собственных принципов. Да, он и Ту Кашэ никогда не были друзьями, но Медвежье войско всегда было верным Великому Хану. Стоять в стороне и равнодушно наблюдать за гибелью воинов Ашилэ, завлеченных в смертельную ловушку, — так ли уж это отличается от предательства?

И ничего не меняло понимание тегина, что из всех возможных путей только этот позволит сохранить большинство человеческих жизней.

— Сун, Медвежье войско хочет обсудить с нами что-то важное, — с порога оживленно начал Му Цзинь, только что получивший устное приглашение от гонца Ту Кашэ. — Пойдем, узнаем, что они опять придумали.

Сун медленно поднял взгляд на Му Цзиня. Тот уже полностью оклемался от болезни и вернулся к своему обычному энергичному и неугомонному поведению. Быстро оглядев тегина, он озабоченно спросил:

— Почему ты так ужасно выглядишь? Опять не спал допоздна?

Сун не ответил, уловив выкрикиваемое вдалеке, возле охраняющих вход в лагерь стражей, собственное имя. Му Цзинь тоже прислушался и неуверенно произнес:

— Похоже на…

— Мими Гули, — распознал Сун.

Не медля, Му Цзинь выбежал из шатра и спустя несколько минут вернулся вместе с нервно ломающей пальцы девушкой.

— Тегин, — склонилась она перед Суном и застыла в поклоне. Сун молча ждал, про себя гадая, как она оказалась среди войск.

— Мими, как ты здесь оказалась? И что важного хотела сказать так срочно? — мягким голосом, в котором все же проскальзывало нетерпение, обратился к ней Му Цзинь, убедившись, что Сун не собирается задавать вопросов.

Мими выпрямилась и вопросительно посмотрела на Суна.

— Говори, — разрешил он.

— Тегин, вы… вы не можете доверять Медвежьему войску, — Мими на момент закусила губу, потом с усилием заставила себя говорить дальше. — Они собираются убить вас… и Соколиное войско…

Она снова закусила губу и опустила голову, то ли стыдясь, то ли страшась пристального взгляда Суна. Предупреждая следующий вопрос Му Цзиня, метнувшего на него обеспокоенный взгляд, Сун бесстрастно спросил:

— А ты?..

Вся краска отлила от лица Мими, она еще сильнее сжала переплетенные пальцы и, встретившись взглядом с тегином, после нескольких неудачных попыток заговорить, едва слышно выдохнула:

— Должна выманить Ли Чангэ.

— Что?! — ошеломленно воскликнул Му Цзинь. — Мими, что ты такое говоришь?

— Клянусь, это правда, — дрожащим голосом произнесла девушка, глядя на Суна блестящими от невыплаканных слез, полными отчаяния глазами. — Ту Кашэ… он никого не пощадит.

Сун тяжело сглотнул, избавляясь от сжавшего горло спазма. Он не был слеп, хоть и не хотел верить. Слова Мими Гули лишь подтверждали мрачные мысли, не оставляющие его с того дня, как Яло не вернулся из Главного Шатра. У нее не было причины лгать. Раскрывая им планы Главного Шатра, она фактически признавалась в том, что была намеренно заслана в Соколиное войско, и, судя по плескавшемуся в ее глазах отчаянию, не рассчитывала на снисхождение. И все же, она пришла предупредить их…

— Сун, это переворачивает всю ситуацию, — придя в себя от шокирующих слов Мими, повернулся к нему Му Цзинь. — Что будем делать? Скажи что-нибудь!

— Дай мне подумать, — опуская взгляд на лежащий перед ним план, ответил Сун.

— О чем тут думать? Ту Кашэ никогда не осмелился бы на подобное по собственной воле, только под подстрекательством!..

— Замолчи! — оборвал его Сун, не желая снова слышать обвинения в сторону Великого Хана.

Му Цзинь тяжело вздохнул и сделал еще одну попытку убедить тегина:

— Даже если мы выживем, — он старался говорить тихо и спокойно, — победим в этой войне, и в этот раз он отпустит нас — что будет в следующий? Какое будущее нас ожидает?

«Только когда Соколиное войско исчезнет, они прекратят преследовать и пытаться избавиться от нас», — прозвучали в голове Суна слова Чангэ. Она была права, и, если он хотел спасти своих людей, другого выбора у него не оставалось.

— Выйдите оба, — не терпящим возражения голосом сказал он. — Мне нужно немного побыть одному.

Му Цзинь открыл было рот, чтобы возразить, но, поколебавшись мгновение, подчинился и увел Мими Гули.

…

Когда Сун появился из шатра получасом позже, Му Цзинь, стоя неподалеку, приобнимал Мими Гули, успокаивающе похлопывал по спине, и что-то негромко ей говорил.

— Му Цзинь, идем со мной, — отведя от них взгляд, скомандовал Сун.

Ничего не объясняя Му Цзиню, он направился в лагерь Медвежьего войска.

Ту Кашэ лениво обозревал уложенные штабелями под импровизированным навесом мешки с зерном, присев на стоящий рядом ларь с овощами.

— О, вы пришли, — довольно пропыхтел он, поднимаясь им навстречу.

— И это все ваше продовольствие? — окинув взглядом мешки, с подозрением спросил Му Цзинь. — Здесь же всего дня на три-четыре, не больше.

— Угу. Больше и не понадобится, чтобы справиться с этими слабаками из Мобэй, — презрительно фыркнул Ту Кашэ.

— Мобэй прислал нам дары и просил мира, — сказал Сун. — Что будем делать с этим?

— Примем дары, и все равно расправимся с ними. Чтобы неповадно было, — нагло ухмыльнулся предводитель Медвежьего войска.

— Тегин такой благонадежный! — съязвил Му Цзинь. Ту Кашэ лишь хмыкнул, не снисходя до ответа. Глядя на его самодовольное, заносчивое выражение лица, Сун все сильнее утверждался в своем решении.

— Я собираюсь начать наступление завтра утром, — самоуверенно заявил Ту Кашэ, не дождавшись возражений. — Мои десять тысяч конных воинов без труда сметут пять тысяч воинов Мобэй. А потом Мобэй просто упадет к нашим ногам… Что ты думаешь об этом, тегин Сун?

Му Цзинь с беспокойством посмотрел на Суна, ожидая, должно быть, его несогласия. Он еще не знал, что намерение Ту Кашэ как нельзя лучше вписывалось в план Суна.

— Согласен, — спокойно ответил Сун. — Только этого недостаточно.

— То есть?

— Начиная атаку утром, ты дашь им целую ночь, чтобы подготовиться. Они запасутся силой и энергией для длительного сражения, и у тебя будет меньше шансов на победу.

— Тогда что ты предлагаешь? — насмешливо спросил Ту Кашэ.

— Мы можем сообщить им, что битва будет утром, а сами начнем атаку ночью. Они будут не готовы и не смогут быстро отреагировать. Это даст нам значительное преимущество.

— О, скрытая атака, интересно… — хитро прищурившись, оценил тот. — Хорошо. Сделаем, как ты говоришь.

…

Мими ждала на том же месте, где Му Цзинь оставил ее, отправляясь с Суном в лагерь Медвежьего войска.

— Зайди, — поймав на себе ее боязливый взгляд, кивнул Сун в сторону шатра.

Девушка неуверенно последовала за ними внутрь и снова остановилась возле стола тегина, ожидая решения своей судьбы. Му Цзинь попытался подбодрить ее взглядом, но она была слишком напряжена, слишком сосредоточена на задумавшемся тегине, чтобы заметить его.

— Мими, — после недолгого молчания обратился к ней Сун. — Тебе не место среди воинов. Отправляйся к Чангэ. Рядом с ней ты будешь в безопасности. Передай ей точно мои слова для правителей пустыни: «Помогите Соколиному войску изобразить гибель. Ашилэ Сун готов дать войскам пустыни шанс на победу в сражении сегодня ночью». И еще… — он протянул ей перевязанный тонкой бечевкой свиток со своим планом, — это отдай ей так, чтобы никто не видел.

Мими недоверчиво уставилась на него, широко распахнув глаза.

— Тегин, вы… после того, что я сказала… вы посылаете меня к Чангэ? Разве вы не боитесь…

— Я доверяю своим людям, — перебил ее Сун. — Какими бы ни были обстоятельства, ты не причинила вреда Соколиному войску… А кроме того, за тебя уже давно поручились два самых близких мне человека.

Он перевел взгляд на Му Цзиня, который широко улыбался, с благодарностью смотря в ответ.

========== 6.5 Покушение ==========

Комментарий к 6.5 Покушение

timeline: 38-39 серии

Стрела прилетела из ниоткуда. Еще мгновение назад они перебрасывались шутливыми замечаниями и немного флиртовали друг с другом, наконец освободившись от тревог и волнений прошедшей ночи, от исхода которой зависели тысячи жизней, в том числе их собственные, потому что многое могло пойти не так. И вдруг, стоило Чангэ на мгновение отвести взгляд, Сун запнулся на середине слова, тяжело завалился назад, круша своим весом стол, за которым они только что пили чай, и из горла его густым потоком хлынула темная кровь. Из его груди, прямо там, где сердце, торчала пробившая тело стрела, оперение которой указывало на то, что стрелок был лучником Мобэй.

Выкрикнув его имя, Чангэ подбежала к Суну, уже потерявшему сознание, но с каждым выдохом продолжавшему терять идущую горлом кровь. Она ничем не могла помочь ему. Бросив быстрый взгляд туда, откуда был сделан выстрел, она заметила метнувшуюся в проеме смотровой башни, расположенной в ли от дворца, тень стрелка.

— На помощь! Стража! Скорее! — закричала она на пределе возможного.

Внезапно стража, все еще охраняющая ее покои, оказалась спасением. Двое стражников осторожно перенесли Суна на ее постель, в то время как еще двое спешно удалились, чтобы известить короля Мобэй и привести лекаря.

Лекарь появился быстро и, пробурчав на местном наречии несколько слов, заставивших стражников вывести Чангэ из помещения, немедленно занялся раной Суна. Он все еще был там, когда спустя какое-то время появился Пуса. Король Мобэй держался по-обычному невозмутимо, но Чангэ, обратившая к нему напряженный вопросительный взгляд, заметила, что он едва сдерживает гнев.

— Где он? Вы схватили его? — не размениваясь на приветствия, спросила она.

— Мои люди окружили его. Когда он понял, что ему не уйти, он убил себя.

— Его тело?

— Снаружи. Мы обыскали его, но не нашли ничего, что указало бы на отдавшего приказ.

Чангэ нахмурилась, мучительно соображая, где могла крыться ее ошибка, как кто-то смог узнать, что тегин Соколиного войска жив. Почувствовав на себе изучающий взгляд короля, она вопросительно посмотрела на него.

— Тот человек не из моих людей, — чеканя слова, произнес Пуса. — Это род Ашилэ, кто желает смерти тегина. Его пытался убить один из своих.

— Знаю, — кивнула она, слегка озадаченная его словами. Потому что ни на миг не усомнилась в том, кем был послан стрелок. С опозданием до нее дошло, что вызвало гнев короля Мобэй, чего он опасался. — Тот человек подчинялся приказу Главного Шатра. Только кого из?.. Во всяком случае, если они осмелятся еще раз навредить Суну, я заставлю их расплатиться десятикратно.

В голову Чангэ пришла еще одна мысль.

— У меня есть просьба, — сосредоточенно произнесла она. — Тот человек наверняка не единственный соглядатай, посланный в Мобэй. Наверняка, они захотят увидеть тело, чтобы убедиться, что тегин Сун мертв. Вы можете пустить огонь через поле сражения, чтобы сжечь тела без остатка?

Гнев короля Мобэй несколько утих, как только он понял, что Чангэ не подозревала его в покушении на жизнь тегина. Теперь он смотрел на нее с уважительным одобрением.

— Даже в такой трагической ситуации ты способна думать о деле. Потрясающе. Не волнуйся. Я позабочусь об этом.

Чангэ вернулась к размышлениям о дальнейших действиях, усилием воли запрещая себе думать о том, что происходит в соседней комнате. Она боялась, что не выдержит, сорвется в слезы или погрузится в отчаяние. Такой слабости она не могла позволить себе. Не сейчас. Не перед королем Мобэй, который, отдав приказ о сожжении места ночной битвы, остался рядом дожидаться, когда лекарь завершит свою работу.

Тому понадобилось больше часа.

— Сердце не задето, — немного коверкая язык Центральных равнин, отчитался он. — Я сделал все, что возможно. На теле много глубоких шрамов. Думаю, он привычен к выживанию. Если не умрет до завтрашнего утра, то должен справиться.

— Благодарю вас. Я послежу за ним, — поклонилась Чангэ и, проводив лекаря и Пусу, вернулась к Суну.

Лекарь не только обработал рану, но и переодел Суна в легкую рубашку из мягкой ткани бледно-голубого оттенка, еще сильнее подчеркивающую смертельную бледность его смуглого лица и посиневшие губы. Грудь его едва приметно вздымалась, выдавая слабое, неровное дыхание. Чангэ почувствовала подступающую панику и до крови закусила губу, чтобы болью отрезвить себя и прогнать плохие мысли. По щекам ее покатились слезы, сдерживать которые она больше была не в состоянии. Игнорируя их и не отрывая взгляда от неподвижного лица, Чангэ присела на край кровати и осторожно обхватила руками лежащую поверх одеяла руку Суна.

— А-Сун. Ты ведь слышишь меня, правда? — негромко заговорила она, глотая слезы. — Пуса поможет Соколиному войску разместиться в Мобэй. Как только ты очнешься, мы вместе уедем отсюда. Отправимся куда-нибудь, где нет войн. Где пасутся овцы и козы, а вокруг много зелени и цветов… Еще я слышала, что, если проехать немного дальше на север, можно увидеть величественные горы, круглый год покрытые снегом. Ты ведь поедешь посмотреть на них вместе со мной, А-Сун?.. Когда мы впервые встретились, я только потеряла свою семью… но потом так получилось, что я подружилась с Ачжунем. Ты появился и помог мне выстоять в худшее время моей жизни. А-Сун. Мы так много пережили вместе… И еще многого не сделали. Мы ведь договорились, что в будущем будем вместе справляться со всеми трудностями… Я обещаю, что буду рядом и никогда в этой жизни не покину тебя. Но, А-Сун, ты должен дать мне шанс! А-Сун, пожалуйста, не умирай. Не оставляй меня одну. А-Сун… Очнись поскорее, ладно?

Чангэ говорила и говорила, — останавливалась только чтобы перевести дыхание, утереть непрестанно текущие слезы и убедиться, что Сун все еще дышит, — почти не осознавая, о чем, и лишь снова и снова повторяла его имя и отчаянную просьбу вернуться к ней. К середине ночи у нее не осталось слез, а голос стал хриплым, но она продолжала выталкивать из себя слова, словно остановиться означало отказаться от Суна. И в какой-то момент сознание просто незаметно покинуло ослабевшую от переживаний и двух бессонных ночей девушку.

… Подушечки пальцев невесомо гладили ее по щеке, едва касаясь кожи. Еще не совсем осознавая, что происходит, она услышала неровный выдох и голосом чуть громче шепота произнесенное имя:

— Чан…гэ…

Чангэ подняла голову. Сун смотрел на нее затуманенными то ли от боли, то ли после сна глазами и слабо улыбался.

— А-Сун, ты очнулся! — восхищенно выдохнула Чангэ, часто моргая, чтобы удержать вновь наполняющие глаза слезы. — Я знала, что ты не оставишь меня одну! Ты правда очнулся!

— Ты правда… никогда в этой жизни… не покинешь меня? — борясь со слабостью, спросил Сун.

— Ты… слышал, что я говорила? — смутилась Чангэ.

— Ради того, чтобы услышать твои искренние слова, не жалко и десяток стрел поймать… — поддразнил он.

Чангэ возмущенно шлепнула его по руке, которую не отпускала всю ночь.

— Не говори глупости! Знаешь, как я переживала за тебя прошлой ночью? Я боялась, что ты можешь… можешь просто умереть…

— Я тоже думал, что умру, — стирая покатившуюся по ее щеке слезу, признался Сун. — Но я слышал, как ты зовешь меня, и смог вернуться оттуда, где бог Сириуса… Чангэ… знаешь… я просто хочу вернуться с тобой домой…

— Да, А-Сун, — кивнула Чангэ, счастливо улыбаясь сквозь слезы, — мы вернемся домой. Теперь все будет хорошо.

…

— Помнишь, ты сказал, что не хочешь плохо думать о Великом Хане? — покачивая в руке чарку, на пятый день спросила Чангэ поднявшегося, вопреки протестам лекаря, с постели Суна. — Похоже, ты был прав. Как бы он ни опасался мощи Соколиного войска, ты никогда недавал ему повода сомневаться в своей верности. Он не стал бы избавляться от сильного инструмента в своих руках. Но если…

— Если это та женщина, — подхватил Сун, опускаясь на скамью напротив и наливая себе вина, — то все встает на свои места. Она прекрасно знает, что Соколиное войско никогда не станет служить ей.

— Значит, ты уже понял это… Сун. Сегодня утром я получила письмо от господина Цинь. Там есть и сообщения от Му Цзиня.

Чангэ протянула ему сложенное послание и с сочувствием смотрела на его мрачнеющее по мере прочтения лицо.

— Яло мертв, убит в тот же день… — дочитав, глухо произнес Сун. — Отец серьезно болен. Главный Шатер… перемещается в Динсян{?}[Динсян - главная резиденция округа Юнь во времена династии Суй. Располагалась на южной границе Внутренней Монголии.].

— Да. Если я правильно понимаю, Ичэнь уже захватила контроль в Главном Шатре и продолжает подчинять другие кланы, находящиеся под влиянием рода Ашилэ. Пустыня отказалась повиноваться, нарушив ее планы. Но вряд ли она сдастся так просто. Перемещение в Динсян может означать только одно: после того, как подчинит другие кланы, Ичэнь намерена выступить против Тан.

Сун долго смотрел на Чангэ, прежде чем задать вопрос:

— Чангэ. Ты… предлагаешь мне вступить в сговор с Тан? Нет, не так… Ты собираешься предложить вступить в сговор с Тан королям пустыни?

— Сун, если мы хотим мира, у нас нет другого выхода кроме союза с Тан. Кланам пустыни нужен сильный союзник, но и Тан нуждается в союзе, чтобы предотвратить развязывание принцессой Ичэнь новой войны.

— Что, если это ее не остановит? Я не могу позволить Тан нападать на род Ашилэ.

— Я тоже этого не хочу, но… мы должны сделать все, что можем. Только с помощью третьей стороны мы можем остановить эту войну.

— Ты слишком упрощаешь, — покачал головой Сун. Чангэ поняла, что ее доводы не показались ему убедительными, и скорее всего он не поддержит ее, когда она предложит свой план королям.

— Дело не в простоте, — вздохнула она. — Подумай об этом, Сун. Если мы ничего не сделаем сейчас, потом может быть слишком поздно.

========== 6.6 Предложение о союзе ==========

Комментарий к 6.6 Предложение о союзе

timeline: 39 серия

Душевная боль, сомнения и неуверенность, — Сун привык скрывать эти проявления слабости от посторонних, позволяя им видеть только силу и непоколебимость. Му Цзинь понимал его лучше всех остальных, но Сун никогда не говорил с ним о своих переживаниях. С Чангэ было по-другому. Принцесса обладала сильным духом, — порой Сун даже эгоистично желал ее слабости, чтобы иметь возможность проявить заботу, — но она могла понять, что творится у него в душе, потому что сама не раз испытывала подобное. Он не искал сочувствия, просто не хотел таить от нее своих чувств. Развернувшись к Чангэ спиной, Сун окропил вином землю перед собой в память Яло и заговорил, глухо и без эмоций в голосе обнажая перед ней душу.

— Яло был убит, едва пересек порог ханского шатра. Отец никогда не стал бы убивать его. Значит, в тот день она уже забрала власть в Главном Шатре… Отец был таким сильным. Какая болезнь могла подкосить его так внезапно? Ее подозревали в отравлении отца Шээра, хана Шулэ. Скорее всего, болезнь отца тоже подстроена ею… Как тегин Соколиного войска, я не смог защитить Яло. И не остановил Ичэнь от причинения вреда отцу, не выполнив обязанности сына… Если бы не этот план с поражением Соколиного войска, сейчас мы мчались бы к Главному Шатру, чтобы спасти отца и остановить ту женщину. Не уверен, что нам хватило бы для этого сил, ведь она распоряжается от имени отца, а значит, смогла бы направить достаточно войск, чтобы истребить «предателей»… Но сейчас я не могу даже попытаться… Я не знаю, как скоро мои люди смогут вернуться в степь и смогут ли вообще, или я спас их жизни только для того, чтобы они провели их в унизительном плену… Женщины и дети, оставшиеся в лагере Соколиного войска… Му Цзинь предупредил их, но я сейчас могу только надеяться, что их оставят в покое, хотя бы из-за недавней чумы, поразившей лагерь. Но что, если нет? Я ничем не смогу им помочь… И Му Цзинь… То, что он задумал, очень опасно… Я не остановил его… Мне кажется, что я совершаю одну ошибку за другой. Теряю уверенность… Это отвратительное чувство…

Ладонь Чангэ легла на его плечо, чуть сжала его в немом жесте поддержки. Принцесса присела рядом и тихо сказала:

— Я рядом, А-Сун. Мы справимся.

Сун поднял на нее взгляд и увидел в ее глазах, да, сочувствие, а еще веру в него, и непоколебимую уверенность. «Вместе мы преодолеем все трудности». Он сам говорил ей эти слова. Еще ничего не кончилось. Они найдут решение.

— Нам придется подождать подходящего момента. Ичэнь пока не убьет Великого Хана, — убежденно продолжила Чангэ, — потому что нуждается в нем, чтобы подчинить кланы Ашилэ. Мы спасем твоего отца и отомстим за Яло и за все Соколиное войско. Вместе. Ухм?

Сун кивнул. Совсем немного, но ему словно стало легче дышать.

…

— Как я и говорил, у степного волка девять жизней, его не убить так просто, — удовлетворенно хмыкнул Пуса, когда на следующий день Чангэ и Сун ступили во дворец, чтобы встретиться с королями пустыни. Король Мобэй, занятый до их прихода разговором с королем Монаня, махнул рукой, приглашая Суна и Чангэ занять места за столом напротив себя и Йинаня. — Что ж, давайте сразу к делу… Ашилэ Сун, я знаю, ты человек прямолинейный. Так что скажу без обиняков: тот, кто пытался убить тебя, был подослан родом Ашилэ. Больше нет нужды сомневаться. Я обещаю, если Соколиное войско станет служить Мобэй, к тебе будут хорошо относиться.

Чангэ не скрывала, что тегин вряд ли поведет Соколиное войско против Ашилэ. Предложение, на которое согласились короли пустыни, говорило о его невмешательстве в конфликт между родом Ашилэ и кланами пустыни. Пуса ставил на то, что почти удавшееся покушение на его жизнь могло изменить решение тегина.

— Король Мобэй милостив, — невозмутимо ответил Сун. — Однако, раз мы притворились мертвыми, я не позволю моим людям снова рисковать жизнями ради кого-то другого.

— Куда ты можешь податься, кроме северной пустыни? — не проявляя недовольства, спросил Пуса.

— Куда угодно. Даже быть в изгнании лучше, чем проводить дни на поле боя.

— Но тогда твой талант в ведении войск будет потерян, — возбужденно вмешался Йинань. — Если захочешь, Монань…

— Соколиное войско не будет никому служить! — чуть громче повторил Сун со стальными нотками в голосе, жестко пресекающими дальнейшие попытки переубеждения.

На некоторое время повисло молчание. Чангэ наблюдала за безмолвным сражением пристальных взглядов, которое вели между собой король Мобэй и Сун, сравнивая про себя этих непохожих внешне, но схожих духом мужчин.

— Хорошо, — прервал наконец молчание король Мобэй. — Если ты поручишься, что Соколиное войско не станет вмешиваться в военные конфликты против нас, твои люди могут оставаться в Мобэй.

— Благодарю, король. — Сун должен был чувствовать облегчение, что воины Соколиного войска оставались на свободе, но в его спокойном, полном достоинства ответе это никак не отразилось. — Так или иначе, наше пребывание на землях Мобэй не продлится долго. Я даю слово, что Соколиное войско не будет выступать против кланов пустыни.

Чангэ посчитала, что теперь пришло ее время.

— Раз все высказали то, что думают, я бы тоже хотела кое-что сказать.

— Продолжай, — разрешил Пуса.

— Идея уничтожения Соколиного войска принадлежит не Великому Хану. Мы думаем, катунь подчинила себе Главный Шатер. Именно поэтому происходит его перемещение в Динсян. Действуя от лица Великого Хана, она намеревается развязать войну с Тан. Сейчас кланы пустыни оказали сопротивление, нарушив ее планы. Но не думаю, что Ичэнь сдастся. Все больше людей в роду Ашилэ верят ее лживым утверждениям и втягиваются в предстоящую войну. В настоящее время, если мы хотим сохранить мир, у нас есть только один выход — заключить союз с Тан.

Короли пустыни переглянулись между собой, потом взгляд Пусы переместился на Суна, однако, тегин никак не отреагировал на слова Чангэ, невозмутимо глядя перед собой. Чангэ же продолжала:

— Союз с Тан означает появление третьей стороны в конфликте. В таком случае Ичэнь подумает дважды, прежде чем решит развязать войну. Вмешательство третьей стороны может предотвратить военный конфликт.

— Другими словами, ты изначально хотела встречи с нами ради Тан? — сделал вывод Йинань.

— Нет. Ради всех мирных жителей, которые страдают от войн, — уверенно ответила Чангэ. — Будь то в Великой пустыни, в роду Ашилэ или в Тан. Потому что простые люди не должны зависеть от воли тех, кто готов жертвовать тысячами, чтобы получить желаемое. Мы в ответе за своих людей.

— Я думал, у тебя есть блестящий план, — разочарованно хмыкнул Пуса. — Союз с Тан? Вспомни-ка, мы все были врагами Тан.

— Точно, — согласно кивнул король Монаня. — Кто поручится, что в лице Тан мы не получим второй род Ашилэ?

— Этого не случится! — горячо заверила Чангэ. — В нынешней ситуации только Тан может помочь кланам пустыни и остановить Ичэнь. Насколько я знаю Ли Шимина, Тан никогда не станет вести себя, как род Ашилэ. Если вы позволите Тан сдерживать род Ашилэ, кланы пустыни выйдут из противостояния без потерь. Разве это не лучшая стратегия? К тому же, вы уже объединились со многими кланами против Ашилэ. Как можно отказываться от такого сильного союзника?

— Ашилэ Сун. Ты не сказал ни слова, — с легким пренебрежением обратился к Суну король Мобэй. — Твой военный советник ведет смелые речи. Значит ли это, что хотя ты отказал Мобэй, Соколиное войско готово служить Тан?

Чангэ замерла. Она не ожидала подобного вопроса и, зная мнение Суна, боялась услышать резкий ответ, который оттолкнет королей пустыни и нарушит ее план.

Сун несколько мгновений сверлил короля Мобэй нечитаемым взглядом, потом, скорее всего реагируя на высокомерие Пусы, холодно ответил:

— Я повторю: Соколиное войско никому больше не будет служить… Стремления Чангэ близки и мне. Это значит, если возникнет необходимость, Соколиное войско окажет поддержку тому, кто старается сохранить мир. И мне известно, что Тан не жаждет войны.

Чангэ незаметно выдохнула с облегчением, а Йинань быстро заговорил, стараясь разрядить возникшее между королем Мобэй и тегином напряжение:

— Замечательно, мы тут все это обсуждаем, но меня волнует другой вопрос: ради чего Тан вступать с нами в союз?

Три пары глаз вопросительно уставились на Чангэ. Она кивнула и убежденно ответила:

— Думаю, мы узнаем об этом через несколько дней.

…

Ждать так долго им не пришлось. Уже на следующий день в Мобэй прибыл посланник Чанъаня, некий Вэй Шуюй, своим появлением вызвав задумчивое: «Тан? Так быстро?» от короля Мобэй и недовольное: «Ли Чангэ что-то скрыла от нас!» от короля Монаня. По словам Вэй Шуюя, императорскому двору Тан стало известно о том, что род Ашилэ принудительно набирает солдат в пустынных кланах, поэтому он был послан, чтобы пригласить кланы пустыни в Чанъань для обсуждения дружественного союза.

Король Мобэй предложил посланнику задержаться на несколько дней, чтобы без спешки обсудить приглашение вместе с главами союза пустынных кланов, и вышел проводить его. Именно в этот момент мимо проходили Чангэ и Сун, решившие проведать Соколиное войско.

— Вэй Шуюй! — удивленно воскликнула Чангэ, увидев посланника. — Что ты здесь делаешь?

— Чангэ! — тот мельком взглянул на Суна и, вежливо поклонившись королю Мобэй, увел Чангэ к пустующей беседке напротив. Сун за ними не пошел, оставшись стоять возле одной из колонн, обрамляющих вход во дворец. Ему не нравилось, как другой мужчина смотрел на Чангэ, к тому же, он вспомнил, что тот был посланником в Ючжоу, и Чангэ лила слезы из-за потерянной дружбы с ним. Но сейчас ее глаза сияли от радости. Не ему решать, с кем ей дружить. Он просто не собирался спускать с них глаз.

— Чангэ, как ты оказалась в Мобэй? — спросил Вэй Шуюй. Благодаря своему тонкому слуху Сун слышал практически каждое произнесенное напротив слово. — Мы с Лэйянь очень беспокоились, когда ты исчезла в Лояне.

— Лэйянь, как она?

— Принцесса в полном порядке. Наблюдает за работой земледельцев и заботится о простых людях. Она очень сильно изменилась за последнее время.

— Это хорошо… Шуюй, скажи, Ли Шимин… нет… скажи, что ты здесь делаешь?

— Его Величество получил тайное донесение. Прочитав его, он направил меня сюда обсудить возможность формирования союза… То донесение было от имени Шочжоу. Это ты послала его?

Вэй Шуюй смотрел на Чангэ с плохо скрытой нежностью. Чангэ улыбалась ему. Сун стиснул зубы, кроме хищного взгляда ничем больше не выдавая своего неудовольствия.

— Да, я.

— Не ожидал, что ты все еще заботишься о Тан.

— Тан все еще моя родина.

— Этот мужчина — твой друг? — спросил Вэй Шуюй, поглядев в сторону Суна.

— Да, это мой друг Сун, — ярко улыбнулась Чангэ, и взгляд Суна на мгновение смягчился. — Это он предупредил, что Хао Ду устроил засаду, и помог мне в Лояне.

— Кажется, я ему не нравлюсь, — проницательно заметил Вэй Шуюй. — Этот Сун… Постой, Сун? Ашилэ Сун?

— Да, он — тегин Соколиного войска Ашилэ Сун, — легко призналась Чангэ. «Она слишком доверяет этому человеку», — раздраженно подумал Сун, тут же мысленно одергивая себя. Вэй Шуюй ее давний друг, конечно, Чангэ доверяет ему.

— Я видел донесение, что Медвежье и Соколиное войска рода Ашилэ были полностью уничтожены во время войны в Мобэй. Как вышло, что он жив?

— Это долгая история. Шуюй, то, что Сун жив, пожалуйста, сохрани в тайне. Прежде чем заключим союз, нам не нужны дополнительные сложности.

— Хорошо, я никому не скажу. Но Чангэ, послушай дружеский совет: он не добрый человек, лучше держись от него подальше.

Взгляд Суна заледенел, и Вэй Шуюй, будто почувствовав это, непроизвольно поежился. Чангэ только снисходительно улыбнулась:

— Я понимаю, ты говоришь так ради моего блага. Но я знаю, что делаю, Шуюй. Не переживай.

— Что ж, тогда нет смысла говорить что-то еще… Чангэ, у меня еще есть дела. Я пойду.

Снова бросив быстрый взгляд на Суна, Вэй Шуюй ушел, провожаемый его пристальным недобрым взглядом. Вернувшаяся к Суну за это время Чангэ несильно потянула его за рукав:

— А-Сун. Нет причины для ревности. Шуюй мне как брат. Не больше того. Никогда не было и не будет.

Сун перевел на нее мгновенно потеплевший взгляд, улыбнулся и молча притянул принцессу к себе.

Комментарий к 6.6 Предложение о союзе

Каким великолепно злобным, ревнующим взглядом прожигал тегин Вэй Шуюя, пока Чангэ любезничала с ним, хватая за руку и мило улыбаясь! Так бы и порвал на мелкие кусочки, не будь тот другом Чангэ. Просто песня!

========== 6.7 В Чанъань! ==========

Комментарий к 6.7 В Чанъань!

timeline: 39 серия

Обсуждение предложения, привезенного Вэй Шуюем, не заняло много времени. Главы союзных кланов пустыни молча выслушали то, что он прежде говорил королю Мобэй, и высказали примерно те же опасения, какие Чангэ уже слышала от королей пустыни. Шуюй вел себя доброжелательно, спокойно и убедительно объясняя, почему союз с Тан будет выигрышным для обеих сторон. Его доводы во многом походили на те, что приводила Чангэ, но отличались большей продуманностью. Неудивительно, ведь Вэй Шуюй представлял в Мобэй тщательно рассмотренное императором Тан и его советниками решение.

Когда Шуюй закончил с объяснениями, взгляды глав обратились к королю Мобэй. Его знали как умного и дальновидного вождя, к тому же он был главой союза, поэтому его мнение было решающим.

— Мы объединились, чтобы противостоять произволу рода Ашилэ, — веско произнес Пуса. — В борьбе с этим сильным противником не помешает заручиться поддержкой сильного союзника, каким является Тан, тем более, если предложенные условия послужат защите интересов наших народов. Я выскажусь за принятие приглашения.

Король Монаня первым поддержал его, а там закивали, соглашаясь, и остальные. Союз кланов пустыни принял решение послать своего представителя на встречу с императором Тан в Чанъане, которая должна была состояться через три недели.

После окончания обсуждения Чангэ дождалась, пока главы кланов и посланник Чанъаня покинут дворец. Изучающие взгляды, которые оба короля то и дело переводили с Вэй Шуюя на нее, не избежали ее внимания. Она чувствовала себя обязанной дать объяснения. А кроме того, было еще кое-что, что она хотела предложить королю Мобэй.

Йинань выжидающе смотрел на застывшую посреди зала девушку. Пуса полировал краем рукава снятое с пальца кольцо с желтым камнем и нарочито игнорировал ее присутствие.

— Посланник Вэй и я встречались ранее, — начала Чангэ. — У королей, должно быть, есть вопросы.

— Так расскажи нам сама, — нетерпеливо махнув рукой, откликнулся Йинань.

— Я выросла в Восточном Дворце. Нынешний император убил всю мою семью. Мне удалось сбежать, и во время побега я встретилась с Ашилэ Суном. Мы подружились. Так получилось, что я не только давний друг посланника Вэй, но и военный советник Соколиного войска.

— Интересно, — уставившись на нее, бесстрастно протянул Пуса.

— Уверена, что Тан не собирается тебя убить? — недоверчиво спросил Йинань.

— Иначе как я могла бы открыто встретиться с королями пустыни? — тонко улыбнулась Чангэ.

— Я поверю твоим словам, — король Мобэй поднялся и подошел к Чангэ. — Как ты правильно сказала, мы не можем потерять сильного союзника. Однако… кого я должен послать в Чанъань? Хочу знать, что ты думаешь.

Это было неожиданно, но затрагивало именно то, о чем она хотела поговорить с ним.

— Если короли доверяют мне, я бы хотела стать посланницей пустыни и представлять союз пустынных кланов в Чанъане.

— Ты? — удивился Пуса.

— Я уже вела переговоры с главами других кланов, и убедила их присоединиться к союзу. Думаю, они должны немного доверять мне. Короли могут не беспокоиться. Я постараюсь выговорить условия, поддерживающие интересы пустыни.

— Ты же не отсюда родом, — спросил, подходя к ним, Йинань. — Почему тебя так заботит заключение этого союза?

— Я надеюсь, что с войной будет быстро покончено, и люди вернутся к мирной жизни, без страданий и потерь. Все люди — на Центральной равнине, в пустыне и в степях.

— И это все? — глядя на нее нечитаемым взглядом, ровно спросил Пуса.

— Разве этого недостаточно? — искренне удивилась Чангэ.

— И в качестве кого ты хочешь поехать? — не меняя тона, задал следующий вопрос король Мобэй.

— А я могу выбирать? — немного растерялась Чангэ, не ожидавшая такого быстрого согласия.

— Сначала скажи.

— Хочу поехать как Принцесса Мобэй, — честно ответила она, удивляясь собственному бесстрашию. — То есть, как ваша младшая сестра. Что вы думаете об этом?

— Пусть будет так, — невозмутимо ответил Пуса.

Чангэ сложила перед собой руки и вежливо поклонилась:

— Благодарю, король Мобэй.

Он усмехнулся.

— С первого дня, когда ты выманила у меня воробейник, и до сих пор у тебя, похоже, все находится под контролем. Хорошо, что ты друг, а не враг… А Ашилэ Сун?..

— Он будет сопровождать меня.

Король Мобэй задумчиво кивнул. Он видел достаточно, чтобы понимать, что их двоих больше ничто не сможет разлучить.

…

Двадцать дней спустя немногочисленная и не слишком приметная группа путешествующих въехала в столицу империи Тан, следуя за едущим впереди на коне Вэй Шуюем. В крытой повозке с занавесями золотисто-желтых тонов, повторяющих цвет песков в пустыне, находились обе принцессы: Чангэ и упросившая отца отпустить ее в Чанъань принцесса Тудзя. Сун в форме охранника сидел снаружи повозки, еще один охранник вел в поводу тянувшего повозку вороного коня. По бокам шли шесть одетых в белые платья с золотистой отделкой служанок: официально они принадлежали принцессе Мобэй, то есть Чангэ, на самом же деле, кроме Мими Гули, остальные были служанками принцессы Тудзя, как и охранники, сопровождавшие вторую повозку с вещами.

Тудзя с любопытством разглядывала незнакомый город, наполовину высунувшись из повозки.

— Сун, ты наверно уже бывал в Чанъане, — непринужденно тараторила она. — Такой большой и красивый город! Здесь должно быть намного интереснее, чем в Мобэй или в Монане. И, говорят, много всяких вкусных вещей… Эй, подождите! — крикнула она Вэй Шуюю, немедленно остановившему коня и поднявшему руку, показывая, что услышал. — Это интересно! Сун, Чангэ, я хочу кое-что купить!

Вовсе не заботясь о получении ответа, она выскочила из повозки и побежала к ближайшему продавцу сладостей, лавируя среди пока немногочисленных покупателей. Двое охранников тут же бросились следом, в то время как остальным пришлось запастись терпением в ожидании неугомонной принцессы Монаня.

Сун повернулся к Чангэ, с болезненно озабоченным видом оглядывающей дома и людей, спешащих по своим делам. В глазах ее таилась глубокая печаль. Принцесса явно вспоминала о трагических событиях своего прошлого.

— Мне жаль, что тебе пришлось вернуться в это печальное место, — с сочувствием произнес Сун, краем глаза замечая острый взгляд, брошенный на него подъехавшим ближе Вэй Шуюем. Все время в пути посланник вел себя учтиво, не пытаясь излишне привлекать внимание Чангэ, но Сун часто замечал и его следящий взгляд, и то, как он прислушивался к их с Чангэ разговорам. Прислушивался Вэй Шуюй и теперь, но Суна это не волновало, он не собирался делать тайну из своих отношений с Чангэ.

— Все в порядке, — покачала головой принцесса. — Просто мной владеют неоднозначные чувства.

— Как только закончим, я сразу же увезу тебя из Чанъаня, — пообещал Сун, и, немного подумав, тихо спросил: — Трудно предсказать, будет ли здесь безопасно. Ты готова?

— Настоятельница Скита Плывущих Облаков как-то сказала, что нужно следовать сердцу и принимать последствия, — ответила Чангэ. — Если бы я думала только о своей безопасности и избегала проблем и трудностей, я не была бы той Ли Чангэ, которую ты знаешь. Что бы ни случилось, я не стану ни о чем сожалеть… Знаешь, сейчас мне кажется, будто прошло много лет. Когда-то я делала все, чтобы сбежать из Чанъаня, а теперь вот возвращаюсь, не задумываясь о том, что со мной может случиться. Люди быстро меняются, да, А-Сун?

— Ты сбежала, спасая свою жизнь, — мягко заметил Сун. — А теперь вернулась, чтобы помочь выжить еще многим людям. Ты не изменилась, Чангэ. И не сделала ничего неверного.

— Как я могу радоваться тому, что выжила я одна, когда из-за войн гибнут тысячи других?! Спасение людей означает спасение и себя тоже.

Сун улыбнулся.

— Не волнуйся. Я защищу тебя.

— Я теперь принцесса Мобэй, — шутливо задрала нос Чангэ. — Кто посмеет убить меня?

— Точно, — сделав серьезное лицо, поддержал шутку Сун. — С таким непревзойденным охранником как я никто не посмеет и пальцем тебя коснуться.

Он добился своей цели. Чангэ улыбнулась, отражая его улыбку, и печальное выражение исчезло из ее глаз.

========== 6.8 Встреча в храме ==========

Комментарий к 6.8 Встреча в храме

timeline: 40 серия

Императорский двор Тан подходил очень серьезно к вопросам безопасности. Приглашенные главы кланов были размещены на обособленной и хорошо охраняемой южной придворцовой территории, в гостевых покоях, называемых Аркадами. Многие главы приехали заранее и уже вели между собой оживленные беседы во внутреннем дворе Аркад.

К удивлению Суна, Вэй Шуюй миновал Аркады и сопроводил их к небольшому закрытому двору, внутри которого, несмотря на все еще довольно прохладную погоду, вовсю цвели цветы и зеленели деревья.

— Вам не обязательно жить среди остальных, — обратился посланник к Чангэ, снова глядя на нее так раздражавшим Суна теплым взглядом. — Это место выделено специально для вас. Здесь тихо и уютно.

— Очень мило. Благодарю за заботу, — вежливо улыбнулась в ответ Чангэ, прилежно исполняя роль принцессы Мобэй.

— Тебе обязательно соблюдать формальности? — на мгновение опустив взгляд, удрученно спросил Вэй Шуюй, но тут же дружелюбно продолжил, снова глядя на Чангэ: — Если вам здесь не придется по душе, ты можешь сказать мне об этом в любое время.

Чангэ кивнула, все еще держа улыбку. Суну показалось, что она чувствовала себя немного неловко.

— Спасибо, что проводил нас, — желая спровадить посланника как можно скорее, твердо произнес он, выходя вперед. — Дальше мы справимся сами. Ты, наверно, должен доложить императору.

Вэй Шуюй не взглянул на Суна, но игнорировать его слова не стал.

— Отдыхайте, — еще раз взглянув на Чангэ, сказал он, и удалился, учтиво поклонившись на прощание. Чангэ посмотрела на Суна с благодарностью, но смешинки в ее глазах выдавали, что его ревность не осталась незамеченной.

— Я должна встретиться с очень важным человеком, — сказала она.

— Пойду с тобой, — решительно отозвался Сун. С того самого момента, как они въехали в Чанъань, он чувствовал необъяснимую тревогу, будто на них надвигалось что-то очень нехорошее. Предчувствия редко обманывали его, и потому он не собирался позволять Чангэ бродить в одиночку там, где ей может грозить опасность, — будь то Чанъань или императорский дворец.

Чангэ смерила его сверху донизу оценивающим взглядом и, поколебавшись для виду, весело улыбнулась, согласно кивнув:

— Конечно!

…

Все время, что они обходили торговые ряды и лавки в центре Чанъаня, следуя известному только Чангэ плану, Сун размышлял о том, с кем им предстоит встретиться, и почему этот человек был важен для принцессы. Но только когда они начали подниматься к небольшому буддистскому храму на окраине города, у него появилось предположение.

— Что это за место? — легко спросил он, разглядывая надпись над входом «Будь великодушен» и стараясь замаскировать охватившее его волнение проявлением любопытства.

— Здесь спит долгим сном моя мама, — серьезно ответила Чангэ. — Я привела тебя встретиться с ней.

— О! Надеюсь, я произведу хорошее впечатление, — неловко пошутил Сун, оглядев себя и старательно поправляя чуть перекосившийся пояс.

Чангэ, должно быть, заметила его волнение. Она всегда была внимательной.

— Если бы мама могла увидеть тебя, ты бы ей понравился, — успокаивающе сказала она и протянула ему руку.

Так, взявшись за руки, они вошли в небольшой светлый павильон храма, в центре которого, возле позолоченной фигуры медитирующего будды, была установлена бронзовая поминальная табличка с незатейливой надписью «Светлой душе госпожи Цзинь». Легким дымком курились палочки с благовониями, а на столике с подношениями стояли небольшие чаши с разными фруктами.

— Похоже, кто-то часто бывает здесь, — оглядевшись, сделал вывод Сун. — Ни пылинки вокруг, и подношения выглядят довольно свежими.

— Ты прав, — согласилась с ним Чангэ, забрав у него переносной короб с купленными фруктами и сладостями и раскладывая их на приобретенный вместе с подношениями небольшой изящный поднос. — Интересно, кто посылает слуг, чтобы поддерживать здесь порядок — Лэйянь или Шуюй? Когда я покидала Чанъань, то опасалась, что никто никогда больше не вспомнит об этой невинной жертве. Теперь мне будет легче на душе.

Они опустились на колени перед поминальной табличкой, совершили почтительный поклон. Обычаи поминания ушедших у степных народов были другими, но Сун, осознавая значимость происходящего, готов был следовать традициям Тан.

— Мама, я вернулась. Я пришла, чтобы увидеться с тобой, — обратилась Чангэ к духу матери так естественно, словно та в самом деле стояла перед ней. — И привела с собой друга. Познакомься, это Сун.

— Я, Ашилэ Сун, приветствую госпожу, — приложив руку к груди в приветственном жесте степных народов, почтительно произнес Сун, глядя на поминальную табличку, потом спросил Чангэ: — Чангэ, могу я что-то сказать твоей маме?

Чангэ кивнула. Сун налил в чарку вина из стоявшего тут же кувшина, медленно окропил им землю перед собой и заговорил:

— Госпожа, это наша первая встреча. У меня не было возможности подготовиться, поэтому прошу принять это вино в качестве извинения и как знак моего уважения… Чангэ пережила много неприятностей из-за меня. За это я прошу прощения. Так вышло, что мы постепенно полюбили друг друга. Поэтому прошу вас позволить мне впредь заботиться о ней. — Он поглядел на притихшую Чангэ, чуть улыбнулся и уверенно продолжил: — Госпожа, вы можете быть спокойны. Я буду любить ее и заботиться о ней изо всех своих сил.

— Что за глупости ты рассказываешь моей маме? — не глядя на него, почти шепотом одернула его Чангэ, сгорая от смущения.

— Это не глупости. Я говорю с ней искренне, — мягко ответил Сун, повернувшись к ней. — Помнишь, что ты сказала мне в Лояне? Что говорила в Мобэй? Ты ведь не собираешься отказаться от своих слов? — Сун снова повернулся к поминальной табличке и, возобновив уверенный тон, которым говорил с госпожой Цзинь, добавил: — Мужчины степей любят, защищают и заботятся о любимых девушках.

Чангэ помолчала немного, справляясь с неловкостью, а когда снова заговорила, на лице ее появилась слабая улыбка.

— Мама, я… мы с Суном будем навещать тебя. Вместе.

Она хотела добавить что-то еще, но Сун, раньше нее услышавший тяжелые шаги снаружи, резко поднялся, поворачиваясь к открытым дверям павильона, где, удивленно глядя на поднявшуюся следом за ним Чангэ, замер император Тан Ли Шимин.

Немая сцена не продлилась долго.

— Чангэ? — Ли Шимин шагнул навстречу принцессе, и Сун, едва сдержав порыв заслонить Чангэ собою, встал рядом с ней, настороженно наблюдая за ним и вошедшим следом за императором молодым стражем с таким же, как у них, коробом в руке. — Чангэ. Последний раз мы расстались у реки Вэй. Я рад, что у тебя все хорошо.

— Я переживу что угодно, до тех пор, пока своими руками не расправлюсь с убийцей, — непримиримо ответила Чангэ, гордо вскинув голову.

Ли Шимин вздохнул. От внимательного взгляда Суна не укрылось, как медленно угасла радость в его глазах, сменившись чем-то похожим на смирение. Обойдя Чангэ, он приблизился к столику с приношениями, зажег палочку благовоний и молча поклонился, сложив перед собой руки. Молодой страж начал выставлять из короба приношения, заменяя те, что были на столике до этого. Его движения были быстрыми и привычными, Сун подумал, что он делал это далеко не в первый раз.

— К чему это притворство? — снова не сдержалась Чангэ. — Тебе здесь не место. Как ты смеешь приходить и нарушать ее покой? Ты тоже ходишь под небесами. Если не страшишься небесной кары, то знай — когда-нибудь, рано или поздно, я убью тебя своими собственными руками.

Ли Шимин напрягся, словно слова Чангэ, наполненные горечью и ненавистью, причиняли ему физическую боль. Потом повернулся к Чангэ и терпеливо, словно объяснял ребенку, опроверг ее последние слова:

— Чангэ, если бы ты действительно хотела убить меня, я уже был бы убит у реки Вэй. Это ведь ты стреляла тогда?

— Я не собиралась спасать тебя, — тихо сказала Чангэ, не опровергая его слов. — Кого я хотела спасти, так это людей Тан.

— Понимаю. Ты смогла поставить интересы Тан и его жителей впереди своих. Ты не позволила разрушить империю из-за личной вражды. Хорошо! Очень хорошо! Ты действительно повзрослела… Советник Ду рассказал мне, что ты сделала в Лояне…

— Что с того? — грубо прервала его Чангэ. — Я не прощу тебя.

— Я никогда не желал прощения, — Ли Шимин с тоскою оглянулся на поминальную табличку. — Ни от тебя, ни от Цзинь.

— Замолчи! Не смей произносить ее имя! — яростно выкрикнула Чангэ, сжав кулаки, и шагнула к нему. Молодой страж схватился за меч и бросился было к ней, но Сун остановил его, раскрытой ладонью удержав на месте. Он знал, что Чангэ не пойдет дальше слов. И ему уже было ясно, что Ли Шимин не причинит вреда Чангэ. Постороннее вмешательство было ни к чему.

— Фан И, отступи, — приказал стражу Ли Шимин. Тот нехотя повиновался, не сводя с Чангэ подозрительного взгляда.

А Ли Шимин задержал свой внимательный взгляд на Суне. Почему-то этот взгляд породил у Суна четкое ощущение, что император Тан прекрасно знает, кто он такой. Он не хотел думать, что Вэй Шуюй стал бы раскрывать то, о чем его просила умолчать Чангэ. Неужели кто-то еще в окружении императора знал о том, что он жив?

— Чангэ. Я вырастил тебя, — произнес император, с отеческой гордостью глядя на внезапно растерявшую весь свой пыл и гнев Чангэ. — Я знаю, что ты хороший человек. Вы двое… — он еще раз встретился взглядом с Суном и улыбнулся, — подходите друг другу. Теперь, когда он может быть рядом и защитить тебя, думаю, Цзинь будет спокойнее.

…

После того, как Ли Шимин покинул храм, Чангэ еще долго стояла, сосредоточенно глядя на поминальную табличку. Сун не мешал ей, размышляя о взаимоотношениях императора Тан и опальной принцессы.

Ли Шимин, по всей видимости, хорошо относился к Чангэ и искренне беспокоился о ней. То, что он любил ее мать, а в этом Сун не сомневался, могло быть причиной такого отношения, но вряд ли единственной. Поверить в то, что он отдал бы приказ убить Чангэ, было не проще, чем в то, что он мог собственноручно расправиться с любимой женщиной. Император Тан не производил впечатления человека, готового ради власти идти по головам и убивать близких…

— Значит, это Ли Шимин приходил к маме все это время… — наконец заговорила Чангэ. — А-Сун, скажи, почему так сложно ненавидеть этого человека?.. Он убил моих родителей. Убил маму, к которой всегда относился с большой теплотой… Он был мне больше отцом, чем родной отец, — заботливый, добрый, внимательный. Всем, что я знаю, я обязана ему… Я считала его справедливейшим человеком в мире. И не могу отрицать, что он хороший император. Как он мог так поступить?

Сун мог бы рассказать ей о своих предположениях, основанных на почерпнутой из донесений соглядатаев в Чанъане информации. Но был ли смысл порочить убитого отца в глазах дочери? Да и убийства матери это не оправдало бы. Поэтому, не решаясь обнять Чангэ в присутствии духа ее матери, он положил ей руки на плечи и, заглянув в глаза, ответил:

— Чангэ, не старайся так сильно. Иногда то, что видят наши глаза, — это не вся правда. Ты не можешь знать всего, что происходило между ними… Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Когда Айя умерла из-за Шээра, я тоже готов был убить его на месте. Но если бы я действительно убил его, все Соколиное войско оказалось бы замешанным, множеству людей угрожала бы опасность. Это не то, чего я хотел. И не то, чего хотела моя мама. Ты отказалась от мести, потому что заботишься о тысячах жителей Тан, чье благосостояние зависит от императора. Думаю, твои родители не стали бы винить тебя за этот выбор. И если так, то стоит ли отравлять свою душу ненавистью?

— Ты точно понравился бы моей маме, — вздохнула Чангэ. — Накануне… того дня она заставила меня поклясться, что я не буду жить с ненавистью в сердце. Может быть, она знала…

========== 6.9 Победа ==========

Комментарий к 6.9 Победа

timeline: 40-42 серии

Не каждый союз будет долговременным и прочным, если был заключен без искреннего стремления и изначального доверия между сторонами, из страха перед ситуацией или неуверенности в собственных силах. Успех любого объединения состоит в наличии убедительного и сильного лидера, а также в проверенных временем гарантиях для всех вовлеченных сторон, обеспечивающих достижение целей союза.

Собравшиеся в Чанъане посланники представляли кланы пустыни, которые опасались растущего давления со стороны рода Ашилэ. Но у них не было и уверенности в том, что Тан не уподобится Ашилэ, используя их для своих целей и игнорируя их нужды. Убедить их в достоинствах союза было непросто, в то время как поколебать решимость вступить в союз — сравнительно легко. Очевидно, именно на этом собиралась сыграть принцесса Ичэнь, вместе с шадом прибывшая на следующий день в Чанъань, якобы, чтобы подтвердить мирные намерения рода Ашилэ.

Мрачное предчувствие, охватившее Суна при въезде в Чанъань, оправдалось быстро и неожиданно. Конечно, и он, и Чангэ понимали, что Ичэнь узнает о переговорах в Чанъане. Только Сун не думал, что она решит лично вмешаться. Наблюдая панику, растущую среди глав кланов уже от одного упоминания о присутствии Ашилэ в Чанъане, Сун вспомнил, что сказала ему Чангэ в Мобэй: «Если мы ничего не сделаем сейчас, потом будет слишком поздно». Оставалось надеяться, что еще не было поздно, и Тан сможет переиграть Ичэнь в ее нечестной игре.

Ичэнь не удивилась тому, что Сун жив, — должно быть, у нее оставались подозрения, что с истреблением двух сильных войск в пустыне дело нечисто, — наоборот, ее пристальный взгляд стал жестким и расчетливым, словно она уже прикидывала, как использовать это в свою пользу. В глазах Шээра, когда он, насмешливо ухмыльнувшись при виде Чангэ, одетой как принцесса Мобэй, перевел взгляд на стоящего рядом Суна, отразилось столько противоречивых эмоций, что Суну сразу стало ясно — шад, по крайней мере, был непричастен к планам катунь уничтожить Соколиное войско. Ненадолго он задумался о том, мог ли Шээр вообще ничего не знать о планах Ичэнь. В конце концов, Сун никогда не сомневался в том, что он был искренне предан Великому Хану, и Ичэнь не могла не учитывать этого. Или шад что-то знал, но молчал, потому что она была его матерью?

Приветственный банкет для посланников пустыни, на котором гостей от имени императора приветствовала наследная принцесса Юнань, или Лэйянь, как звала ее Чангэ, едва не превратился в прощальный после заявления Ичэнь о скором заключении обещанного предыдущим императором брака между шадом и принцессой Тан, сделанного с такой уверенностью, что как минимум две трети присутствующих уже готовы были собирать вещи и возвращаться по домам, убежденные в бесполезности дальнейших переговоров: соглашаясь на этот брак, Тан попадал под влияние Ашилэ, но и отказ от обещания значительно ослаблял позицию Тан, заставляя сомневаться в надежности его обещаний как союзника. Лэйянь выглядела растерянной и вскоре покинула банкет, а Чангэ до самого конца что-то напряженно обдумывала, переводя нечитаемый взгляд с катунь на Шээра. Суну она сказала только одно:

— Я не позволю Ичэнь победить.

И действительно, не позволила.

Когда на следующий день Ичэнь, уверенная в беспроигрышности своего положения, едва выслушав приветственную речь императора Тан, обращенную к собравшимся главам кланов и посланникам, с поразительным пренебрежением к статусу Ли Шимина потребовала от него прежде всего огласить решение Тан о браке, Чангэ, дерзко нарушая этикет, обратилась к собравшимся, не дожидаясь его ответа:

— Как сказала уважаемая катунь, брак с принцессой Тан должен способствовать укреплению дружских отношений. Мы все собрались здесь, потому что хотим дружеских отношений с Тан. А раз так, пусть победит сильнейший. Ваше Величество, император Тан, почему бы не устроить соревнование за руку принцессы? Это будет справедливо для всех нас.

Посланники кланов заговорили между собой, по большей части соглашаясь с ее словами. Шээр хмурился, недовольный вмешательством Чангэ, но явно без задних мыслей. Катунь под маской спокойного ожидания была в бешенстве. Лэйянь смотрела на Чангэ с немым вопросом во взгляде. И только Ли Шимин сосредоточенно размышлял, оценивая предложение.

— Замечательная идея! — звонко поддержала Чангэ юная принцесса Монаня. — Пусть принцесса Юнань достанется победителю! Молодой хан, дерзнешь принять вызов?

Шээр нерешительно посмотрел на катунь. Та едва заметно покачала головой, но Чангэ тут же нанесла удар по его самолюбию, задорно спросив:

— Или молодой хан испугался?

— Что за чушь? Чего мне бояться? — предсказуемо вскинулся Шээр, чем дал возможность Ли Шимину быстро закрепить успех.

— Прекрасно! — улыбаясь, сказал император Тан, обращаясь ко всем присутствующим. — Молодой хан — настоящий герой. В таком случае, завтра мы проведем соревнование. Не важно, откуда вы пришли, каждый может заявить о своем желании участвовать. Окончательный победитель заслужит мою принцессу Юнань. — Он с нежностью посмотрел на дочь, а потом перевел одобрительный взгляд на Чангэ.

— Это рискованная затея, — сказал Сун Чангэ, когда они вернулись в свои покои. — Шээр один из лучших воинов в степи, не думаю, что с ним может сравниться кто-то из присутствующих…

— Рискованная, — легко согласилась Чангэ. — Но это единственный способ сохранить доверие кланов пустыни к Тан. К тому же, по объявленным условиям принять участие может каждый, независимо от того, откуда он родом. Лэйянь не придется жить средичужого народа. За нее есть кому бороться среди мужчин Тан.

…

Сун оказался прав: никто из десятка воинов пустыни, решившихся вступить в поединок с Шээром, не продержался и нескольких минут. Двое молодых парней из Тан сражались немного дольше, но и они были намного слабее шада. С крытого балкона, откуда они с Чангэ наблюдали за сражениями, Сун видел, как взволнованная Лэйянь что-то говорила, качая головой, с тревогой смотрящему на нее Вэй Шуюю. Возможно, Вэй Шуюй собирался драться за нее, но Сун знал, что он не был воином, а потому не имел и тени шанса на победу.

Когда желающих сразиться больше не осталось, и Шээр, насмехаясь, почти досчитал до трех, отнимая у Тан последнюю надежду на спасение принцессы; когда смертельно побледневшая Лэйянь закрыла глаза, смиряясь с неизбежностью; когда Сун уже готов был сам выйти против Шээра, чтобы стереть отчаяние из глаз любимой, понимающей, что ее задумка разрушила жизнь сестры, — раздался лязг металла, в воздухе мелькнул меч, ловко пойманный шадом, и на площадку вышел Хао Ду, в прошлом — упорный преследователь Чангэ, а ныне — личный страж принцессы Юнань.

Не произнося ни слова, он бросил быстрый взгляд в сторону принцессы и ринулся в атаку.

Сун вспомнил короткий поединок Хао Ду с людьми Ван Цзюнько в Ючжоу. Он был умелым мечником и владел скоростным боем. У него был шанс, по крайней мере, до тех пор, пока он на мгновение не отвлекся, чтобы взглянуть на принцессу. Шээр с разворота пнул его в грудь ногой, отбросив на край площадки. Меч Хао Ду отлетел в сторону. Шад сразу же отбросил свой, продолжая бой врукопашную. Против крепких кулаков и сильных ног шада худощавый Хао Ду оказался почти беспомощен. Но, весь в крови, он поднимался после каждого нового удара, посылающего его наземь, и вновь бросался навстречу тяжелым ударам.

Это продолжалось нескончаемо долго. Чангэ наблюдала за происходящим, мертвой хваткой вцепившись в перила балкона. Ичэнь кричала шаду, которого Хао Ду успел вначале задеть мечом: «Покончи с ним, быстрее!» Лэйянь с ужасом смотрела на своего страшно избитого стража и со слезами на глазах умоляла удерживающих ее стражников остановить бой. А Суну вдруг стало совершенно ясно, что Шээру не выиграть этот бой. Потому что Хао Ду дрался не ради победы над шадом и не только ради чести Тан. Ценой своей жизни он защищал любимую девушку. Ту, которую никогда не смог бы назвать своей из-за разницы в статусах. И которая сейчас, в этот самый момент, неосознанно показывала всем, что его чувства взаимны.

В какой-то момент Хао Ду удалось сгруппироваться во время очередного удара Шээра и, крутанувшись в воздухе, сбить шада с ног. Он покатился вместе с шадом по земле, обвив рукой за шею и сжимая горло. Должно быть, Хао Ду вложил в этот захват, грозящий сломать шею так и не сумевшему вырваться из него Шээру, все оставшиеся силы. Испугавшись за жизнь сына, Ичэнь сама приказала прекратить поединок.

— Победа за героем Тан! — ударив в гонг, возвестил распорядитель. Только тогда Хао Ду отпустил шада и под радостные крики зрителей откатился в сторону, судорожно хватая воздух окровавленным ртом.

Лэйянь бросилась перед ним на колени и, всхлипывая, прижала к груди его голову.

— Я… победил… — пробормотал Хао Ду, счастливо улыбаясь. — Вам… не нужно… становиться его женой… Не нужно…

— Этот парень — герой, достойный восхищения, — осторожно дотронувшись до чуть дрожащих пальцев с облегчением смотрящей на Хао Ду Чангэ, высказал свое мнение Сун. Чангэ молча кивнула.

Комментарий к 6.9 Победа

+++

Понятно, конечно, что все сделано ради драматических моментов. Но, честно говоря, эта история с соревнованием в дораме сильно подбешивает своей нелогичностью.

Ли Шимину просто нужно было отказать в браке Лэйянь с Ашилэ, а дальше работать с решившими остаться 10% посланников пустыни. В конце концов, союз с крупнейшими кланами - Мобэй и Монанем - ему был обеспечен в любом случае. А план Чангэ просто ужасен и сам по себе, и в отношении Лэйянь.

Во-первых, изначально речь шла о том, чтобы спровадить-таки сестру вместо Ашилэ в один из кланов пустыни. Как это трансформировалось в соревнования, где могут участвовать мужчины Тан, непонятно.

Во-вторых, даже если и так, император, по сути, дал обещание отдать дочь любому, кто победит, то есть, первому встречному. Или он собирался нарушить свое слово, приказав победителю из Тан отказаться от выигрыша? Наш супер честный Ли Шимин. Который потом и вовсе бросил свою дочь на произвол судьбы, не подсуетившись даже, чтобы выделить из своих гвардейцев пару подходящих соперников для шада. Ни за что не поверю, что Хао Ду был лучшим мечником в императорском дворце.

Единственное, что утешает в этой истории, - Хао Ду получил-таки свою принцессу. А она - его.

+++

========== 6.10 Прозрение шада ==========

Комментарий к 6.10 Прозрение шада

timeline: 38, 41 серии

Когда Сун бросил все и, оставив Соколиное войско, ушел на поиски Ли Чангэ, Шээр не почувствовал ни удовлетворения, ни радости от самоустранения единственного соперника, победить которого ему за многие годы так и не удалось. Нет, вместо этого шад испытал разочарование и апатию. Да еще и дядя хан, донельзя рассерженный потерей своего лучшего военачальника, а с ним и влияния на Соколиное войско, запретил ему попадаться на глаза и, по словам охранников ханского шатра, топил гнев и печаль в крепком вине, присланном из Мобэй.

Поэтому, когда с восточных территорий пришел доклад о набегах мергенов, разорявших становища кочующих семей и уводящих в рабство женщин, Шээр охотно последовал приказу кавалериям Волчьего и Медвежьего войск выступить в поход для истребления нарушителей. Спустя два месяца он вернулся, но к тому времени дядя хан был настолько серьезно болен, что катунь пришлось принять на себя его обязанности. По крайней мере, теперь Шээр мог без ограничений видеться с матерью. Только она была слишком занята делами клана, чтобы они могли проводить вместе много времени.

А через несколько дней пришли известия о гибели Медвежьего и Соколиного войск, посланных в Мобэй для подавления мятежа пустынных кланов. Израненный Му Цзинь, единственный выживший из Соколиного войска, держа в руках окровавленный шлем своего тегина, доложил катунь о смертельной ловушке мятежников, в которую попало войско, и о предательнице в Соколином войске, ударом в спину убившей тегина во время сражения.

Шээр испытал страшное потрясение. Не в состоянии поверить в подобный конец, он заступил дорогу Му Цзиню, медленно бредущему к своему коню, чтобы отвезти весть о гибели воинов и тегина в лагерь Соколиного войска, и попытался заставить его сказать правду.

— Два сильнейших войска не могли быть полностью разбиты! Что на самом деле задумал Ашилэ Сун?

— Что может задумать мертвец? — сломленным голосом устало отозвался Му Цзинь, даже не думая уклоняться, когда шад в гневе поднял для удара сжатую в кулак руку. — Сун мертв. У меня нет причин жить дальше. Если так хочешь, можешь убить меня.

Помедлив, Шээр опустил руку, и, хватаясь за последнюю надежду, привел свой самый убедительный довод:

— Сун — бог войны степей. Никто не может убить его!

Но Му Цзинь, в глазах которого блестели злые слезы, неожиданно рявкнул, разбивая его надежду в прах:

— Что толку от воинской доблести? Она спасет от удара в спину?!

Сколько дней после этого он заливал выдержанным кумысом свое горе, вспоминая связанные с Суном моменты своей жизни, то проклиная его, то прося вернуться, Шээр позже не мог вспомнить. Когда пелена опьянения наконец рассеялась, оказалось, что Главный Шатер спешно переезжает в Динсян, а катунь собирается в Чанъань.

Тогда у него промелькнула первая смутная мысль о том, что, пользуясь болезнью Великого Хана, из-за которой он не только не мог двигаться, но и потерял дар речи, катунь осуществляет какие-то собственные планы. Но он все еще не думал ни о чем плохом, предлагая сопровождать катунь в Чанъань, куда та направлялась с какой-то посланнической миссией. Не думал, пока, войдя в зал, где проводился приветственный банкет для посланников пустыни, не увидел Ли Чангэ, одетую как принцесса Мобэй, и… Ашилэ Суна, в форме охранника Мобэй стоящего рядом с ней. То, как спокойно, без намека на удивление, почти с удовлетворением отреагировала на этих двоих катунь, ясно показало ему, что ей было известно что-то, скрытое от него.

Позже вечером, увидев Суна входящим в покои катунь, Шээр кинулся было следом, но не вошел, а затаился рядом с входом. Сун не был убийцей, опасность матушке не угрожала. А если Шээр хотел знать, о чем тегин намеревался говорить с катунь без свидетелей, лучше было позволить ему сделать это, оставаясь незамеченным.

— Я думала, ты будешь стараться держаться от меня как можно дальше, — раздался внутри непринужденный голос катунь. — Что привело тебя ко мне?

— Зачем ты приехала в Чанъань? — Сталью в голосе Суна можно было бы разить как мечом, но на катунь он не произвел впечатления.

— Ты меня допрашиваешь? — с усмешкой в голосе спросила она.

— Допустим. С каких пор дела рода решаются тобой?

— Ашилэ Сун, для тебя Катунь рода Ашилэ — пустой титул? Кто еще, кроме твоего приемного отца, в твоих глазах достоин уважения?

— Я первым задал вопрос, — грубо вернул ее Сун к теме.

Голос катунь стал чуть громче, должно быть, она подошла к Суну.

— Несмотря ни на что, я старше тебя. Нет уважения ко мне, ладно. Но ты же не хочешь опозорить своего отца?

— Так это он послал тебя сюда? Как его здоровье? — подозрительно ровным голосом спросил Сун.

— Если ты вернешься с Соколиным войском и принесешь клятву верности, он примет тебя обратно, — отозвалась катунь, и Шээр отметил про себя, что она не ответила ни на один из вопросов, заданных Суном. — О прошлом будет забыто.

— Боюсь, это только твое желание, — невозмутимо отозвался Сун.

— А есть ли разница? Мое присутствие в Чанъане доказывает, что я могу говорить от имени твоего отца.

— Вот только для меня ты — ничто, — отрезал Сун, не скрывая презрения.

— А Ли Чангэ? — с обманчивой мягкостью спросила катунь. — Бывший тегин Соколиного войска рода Ашилэ готов быть простым охранником Ли Чангэ. В самом деле, не понимаю тебя. Что ты нашел в этой девочке? Почему позволил ей стать твоим слабым местом? Непобедимому в боях воину не нужно бояться ни врагов, ни друзей, а только своих слабостей.

Чего добивалась матушка, высказывая эту почти неприкрытую угрозу? Думала таким образом склонить его к повиновению? Шээр горько усмехнулся. Совсем недавно он сам поступил точно так же, угрожая Суну жизнью Айи. Катунь знала о действенности своей угрозы. Только вряд ли холодный ответ Суна соответствовал ее ожиданиям.

— Если ты навредишь ей, клянусь, я заставлю тебя умереть страшной смертью.

С этими словами Сун стремительно вышел из покоев катунь, мимоходом взглянув на не успевшего двинуться с места Шээра. Опомнившись, Шээр сбежал по ступеням вслед за ним, и заступил дорогу, рукой преграждая путь.

— С дороги, — холодно потребовал Сун.

— Почему ты не хочешь вернуться? — не уступил Шээр.

— Вернуться? — Сун шумно выдохнул и, недружелюбно глядя на него, ответил: — Стрела, пущенная в Мобэй по ее приказу, почти стоила мне жизни. — Рука Шээра медленно опустилась. В пьяном угаре он винил в «смерти» Суна дядю, но, если подумать, тот был уже слишком болен, а уж удар в спину и вовсе был не в его характере. Сун будто услышал его мысли: — Скажи лучше, насколько плох сейчас мой отец?

— Мама хорошо заботится о нем. Тебе не нужно беспокоиться, — рассеянно ответил Шээр, но его слова Суна совсем не успокоили. Сун рассматривал его с выражением, странно похожим на жалость. — Что ты так на меня смотришь?

— Похоже, ты веришь в то, что говоришь, — продолжая изучающе глядеть на его, сказал Сун. — Позволишь и дальше дурачить себя? Шээр. Тебе ни разу не приходило в голову, что внезапная и тяжелая болезнь такого здорового мужчины, как он, кажется подозрительной, особенно в сочетании с решением переместить Главный Шатер в Динсян? Эта странная болезнь и перемещение власти в Динсян — не могут быть случайностью.

— Не оговаривай нас с мамой! — воскликнул Шээр, со страхом осознавая справедливость слов Суна. С тех пор, как дядя хан заболел, матушка лишь раз позволила ему навестить его. Хан уже тогда не узнал его и потерял дар речи, так как он мог распорядиться о поездке в Чанъань?

Сун хмыкнул и, оттолкнув растерявшегося шада в сторону, ушел, на прощание пренебрежительно бросив:

— Я не говорил о тебе. Тебе никогда не удалось бы продумать все с такой тщательностью.

…

Шээр всегда представлял себе матушку как нежную и хрупкую женщину, испытавшую в своей жизни много тягот и унижений. По какой-то неизвестной ему причине Великий Хан не любил, а лучше сказать, ненавидел катунь. Она же всегда заботилась о нем, терпеливо снося его оскорбления и даже выбрав для него ставшую любимой наложницу. Когда дядя хан тяжело заболел, на нее свалилось много дел и обязанностей. Хотя до сих пор она не посвящала Шээра в свои планы, он был уверен, что действия катунь в конечном счете направлены на благо рода Ашилэ.

Поэтому ему было сложно признаваться даже самому себе, что подслушанному разговору и последующим словам Суна удалось зародить в нем сомнения в чистоте намерений катунь. Крупица за крупицей собирая свои наблюдения, он стал замечать и узнавать то, чего не видел раньше, или чему не придавал значения, постепенно осознавая настоящую цель приезда катунь в Чанъань.

То, как продуманно катунь давила на Тан, вынуждая императора к высказываниям, неблагоприятным для переговоров о союзе с кланами пустыни. Как со скрытой ненавистью смотрела на Ли Чангэ, нарушившую этот план. Как недовольно поджимала губы, когда Шээр поддался на провокацию, согласившись на соревнование в обмен на руку принцессы Тан.

То, с какой яростью она смотрела на едва живого, но честно победившего стража, спасшего принцессу Тан от несчастной судьбы, подобной ее собственной.

То, как удачно еще в первые дни был найден мертвым единственный из глав пустынных кланов, активно призывавший отказаться от союза с Тан, и нашелся даже свидетель, утверждавший, что завтрак ему принесла служанка принцессы Мобэй. Позже в покоях этой служанки, которой оказалась Мими Гули, был найден флакон с ядом.

Чтобы защитить Мими, Шээр перевел подозрение на себя. Потому что Ли Чангэ не могла быть той, кто стоял за отравлением. А найденный флакон был в руках Мими, когда они встретились накануне.

Мими была напугана и чем-то потрясена. В других обстоятельствах она скорее всего промолчала бы, но, поскольку он не отпускал ее, настойчиво убеждая вернуться вместе с ним в Главный Шатер, сорвалась и выпалила правду об их отношениях три года назад. В то время, как Шээр был счастлив и наслаждался искренней, как он думал, привязанностью понравившейся ему девушки, для Мими это было полное страха время, потому что ее и ее брата жестоко наказывали каждый раз, когда он оказывался чем-то недоволен или раздражен. «Каждый раз, видя вас, я испытывала страх, который не могла даже показать. Зачем вы спасли нас тогда? Лучше бы мы умерли, чем испытывать все те мучения», — с тихим отчаянием призналась ему Мими. Спеша уйти, она выронила вещицу, которую прятала за спиной. Шээр видел ее лишь мгновение, но был уверен, что точно такой же изящный флакон с красной пробкой он однажды видел в шатре матери…

Позднее оказалось, что Ли Чангэ была в курсе дел и предотвратила настоящее отравление. Глава клана оказался жив, а тот, кто выступил свидетелем, обвинив в отравлении принцессу Мобэй, покончил с собой. К тому времени Шээр уже почти уверился, что история с отравлением — дело рук катунь, пытавшейся уничтожить доверие посланников пустыни к Ли Чангэ, и таким образом сорвать переговоры с Тан.

Шээр тоже не приветствовал союз Тан с кланами пустыни. Но он прекрасно помнил слова Ли Шимина, которыми тот определил свою позицию во время противостояния на реке Вэй: «Мне не нравится война. Но я не боюсь ее». Род Ашилэ только что потерял две самые сильные армии, и Великий Хан был серьезно болен. А Тан был могучим противником. В сложившихся обстоятельствах провоцировать его, по мнению Шээра, было губительно для их рода. Невозможно, чтобы матушка этого не понимала. Тогда чего она добивалась на самом деле?

========== 6.11 Ради Чангэ ==========

Комментарий к 6.11 Ради Чангэ

timeline: 43-44 серии

С самого раннего утра Чангэ занималась несвойственным ей делом — вышивала кролика на алой полупрозрачной ткани, натянутой на круглые пяльцы. Кролик получался хоть и узнаваемым, но страшненьким, поскольку, как она ни старалась, стежки выходили неровными и некрасивыми, не желая укладываться в благородную гладь, как это получалось у Лэйянь. Однако, Чангэ не собиралась сдаваться, полагая, что при достаточном усердии сможет добиться хорошего результата.

Так было и пять лет назад, когда она впервые решила взять в руки иголку с ниткой, чтобы приготовить подарок ко дню рождения для своей лучшей подруги и любимой сестры. Лэйянь нравились кролики, потому, не долго думая, Чангэ схватила тогда первый попавшийся под руку моток ниток и с завидным терпением, которого ей не хватало в обычной жизни, целый день вышивала мешочек для душистых трав, то и дело путая нитку, распуская и снова нанося корявые стежки. К концу дня кончики пальцев ее были исколоты в кровь, но уродливый зеленый зверек, вышитый на мешочке, имел несомненное сходство с кроликом. Лэйянь, знавшая, как ненавистны Чангэ «женские» занятия, приняла подарок с искренним восхищением и уверенно заявила посмеивающемуся над выбором цвета отцу, что зеленый кролик получился изумительным. И по сей день поистрепавшийся со временем мешочек бережно хранился в ларце с самыми ценными для нее вещами.

На этот раз Чангэ тщательно выбрала белую нить. Ли Шимин одобрил брак Лэйянь и Хао Ду, и, поскольку здоровье министра Ду, приемного отца Хао Ду, стремительно ухудшалось, свадьба должна была состояться, как только завершатся переговоры с кланами пустыни, что теперь, после устранения основных препятствий, было делом нескольких дней. Чангэ, приехавшая в Чанъань как принцесса Мобэй, не могла присутствовать на свадьбе принцессы Тан, поэтому хотела, чтобы хотя бы ее подарок напоминал Лэйянь о ней в этот день.

Лэйянь и Хао Ду. Чангэ теперь знала, что связало холодного и неприступного стражника и нежную принцессу, еще год назад до дрожи пугавшуюся одного его вида. Лэйань все рассказала ей, придя поделиться радостными новостями после того, как получила благословение отца. Чангэ была счастлива за сестру, которая наконец переросла свою детскую восторженную влюбленность в Вэй Шуюя и осознала свои истинные чувства. Хао Ду в конечном итоге оказался неплохим человеком.

Задумавшись, Чангэ неловко двинула рукой и вскрикнула, больно уколов подставившийся под иглу палец.

— Чангэ, что ты делаешь? — Услышав ее вскрик, едва вошедший в покои Сун опустился рядом и потянул к себе ее руку, с упреком разглядывая выступившую на кончике пальца каплю крови. Потом наклонился и быстро слизнул ее, нежно улыбнувшись в ответ на возмущенный взгляд Чангэ. — Если не умеешь вышивать, лучше обратиться к вышивальщице.

— Я не смогу быть на свадьбе Лэйянь, — пожаловалась Чангэ. — Поэтому хочу вышить ей в подарок лунный веер невесты. Но посмотри, как ужасно получается.

Она повернула пяльцы к нему. Сун забрал их и тихо фыркнул от смеха, приглядевшись к неумелой работе.

— Почему ты смеешься? — немного обиженно спросила Чангэ. Все же хотелось, чтобы он подбодрил ее, а не насмехался. Сун, очевидно, понял это по ее виду.

— Симпатичный. Я думаю, у тебя замечательно получается, — заявил он, улыбаясь.

— Я найду лучшую вышивальщицу в Чанъане, чтобы научила меня, — немного воспряв духом от его дружеской поддержки, пробормотала Чангэ. — Уверена, я смогу вышить очень красивого кролика.

Сун вздохнул, задумчиво глядя на алую ткань. Потом поднял пяльцы перед лицом Чангэ.

— Чангэ. А когда будет свадьба у нас с тобой?

— Кто сказал, что я выйду за тебя? — смутилась Чангэ, отбирая у него пяльцы. — В Тан нужно соблюсти определенные свадебные традиции, спросить благословения родителей… — Она споткнулась и на мгновение замерла. — Но мои родители уже умерли. Я не знаю, пришелся бы ты им по душе или нет…

— Я верю, что пришелся бы, — накрывая ее руку своей ладонью, серьезно сказал Сун. — Всем родителям важно, чтобы мужья хорошо заботились об их дочерях. Клянусь богом Сириуса, я всегда буду хорошо с тобой обращаться.

Стараясь убедить ее, он приносил священную для жителей степи нерушимую клятву. Чангэ улыбнулась, дотронулась рукой до его сложенных в клятвенном жесте ладоней, побуждая опустить их.

— Остановись, — тихо сказала она, стирая со щеки непрошенную слезинку. — Это не потому, что я не верю тебе. Просто… так жаль, что мама не может увидеть тебя…

Сун немного помрачнел. Чангэ решила, что он вспомнил о своей приемной матери. Айя хотя бы видела ее до своей смерти… Она решительно вскочила с места, отвлекая его от грустных мыслей.

— Довольно об этом. Я иду в мастерскую Хонсю. Говорят, там работают лучшие вышивальщицы Чанъаня. Переговоры вот-вот закончатся, у меня не так много времени, чтобы научиться. Увидимся позже, А-Сун.

…

Когда Чангэ ушла, Сун снова взял в руки незаконченную вышивку и задумался.

Он не много знал о свадебных традициях Тан. Письмо родителям невесты с предложением брака. Подарки. Встреча с родителями. Красные одежды. Поклоны земле и небу, родителям и друг другу…

Он был серьезен в своих намерениях. Чангэ пережила множество потерь. Сун хотел подарить ей новый дом, стать ее семьей, помочь ей забыть о невзгодах и снова обрести счастье. Может быть, у них не будет такой свадьбы, о которой мечтают девушки Тан. Но Сун собирался соблюсти традиции, насколько это возможно. Ради спокойствия душ ушедших и уверенности живых.

— Я скажу твоей маме, что хочу жениться на тебе, — негромко произнес он вслух, приняв решение.

…

Павильон буддистского храма был по-прежнему светел и тих. Не торопясь, Сун заменил подношения на поминальном столике, зажег благовония, окропил вином землю. Потом опустился на колени перед поминальной табличкой и, приложив руку к груди, уважительно произнес слова приветствия:

— Госпожа. Я Ашилэ Сун, мы встречались прежде. Я пришел сегодня, чтобы просить разрешения жениться на вашей дочери. Надеюсь, вы не откажете мне. — Он помолчал, скользя взглядом по надписи на табличке, стараясь представить перед собой маму Чангэ, собрался с мыслями и продолжил: — Почему я хочу жениться на Чангэ? Я назову три причины. Первая. С тех пор, как вас не стало, Чангэ некому было отдавать свою заботу. Человек, которому не о ком заботиться, свободен, но одинок. Я хочу быть тем, о ком Чангэ заботится, чтобы она не чувствовала себя одинокой. Хочу идти рядом с ней по жизни. Вторая. Я неплохо владею оружием. Пусть я больше не тегин, уверен, что смогу защищать Чангэ. Я не дам ей голодать, и никому не позволю навредить ей. В моем сердце Чангэ важнее, чем моя собственная жизнь. Третья. Если вы спросите, к чему я стремлюсь — я много думал об этом, но, после всего пережитого и выстраданного, понял, что хочу просто мирной жизни. Чангэ тоже хочет этого. Мне кажется, это было и ваше желание. Как только переговоры о союзе с Тан закончатся, я увезу Чангэ куда-нибудь подальше от конфликтов и политики, где мы сможем просто радоваться мирной жизни…

Он повинно склонил голову и немного смущенно признался:

— Сейчас… у меня нет денег, чтобы купить подарки к помолвке, как у вас принято. Но не беспокойтесь, госпожа. Клянусь богом Сириуса, — он поднял руки в клятвенном жесте, — будь то деньги или моя любовь, все, что у меня есть, будет принадлежать Чангэ.

Сун снова задержал взгляд на поминальной табличке, потом сложил перед собой руки и трижды поклонился в пол, выражая свое глубокое уважение.

Перед тем, как уйти, он положил возле таблички красный конверт, подписанный его размашистым почерком. «Письмо о предложении брака».

…

Мими Гули бросилась ему навстречу с торопливым вопросом:

— Ты не знаешь, где Чангэ?

— Пошла учиться вышивать, — ответил Сун, внимательно глядя на девушку. Мими нервно сжимала переплетенные пальцы, и было ясно, что ее что-то тревожило. — Хочет послать подарок к свадьбе наследной принцессе. Разве она еще не вернулась?

Мими покачала головой.

— Что происходит? — насторожился Сун.

— Н-ничего. Я хотела позвать ее поесть… Может, пойдем найдем ее? — умоляюще спросила Мими.

Сун не стал спрашивать дальше. Вдвоем они дошли до мастерской, о которой говорила Чангэ, но оказалось, что Чангэ ушла оттуда уже довольно давно.

— Куда она могла пойти? — Сун теперь по-настоящему заволновался. Уже вечерело. Чангэ не ушла бы так надолго, ничего не сказав. Да и куда она могла пойти одна в Чанъане? Он посмотрел на Мими. Девушка нервно теребила пальцами складки платья и кусала губы. В глазах ее нарастала паника. — Мими. Ты что-то знаешь?

Мими снова промолчала, опустив глаза.

— Хорошо, — заставил себя говорить спокойно Сун. — Мы не найдем ее здесь. Идем обратно. Может, Чангэ уже вернулась.

Вместо Чангэ в ее покоях их встретила озадаченная тем, куда все пропали, Чжэньчжу. Но к тому времени Сун уже сложил для себя примерную картину происходящего. Ему нужно было лишь подтверждение. Повернувшись к Мими, он мягко спросил:

— Мими, ты… и Ичэнь?.. — Мими кивнула с несчастным видом. — Чангэ знает? — Еще один кивок. — И что ты думаешь?

— Я… возможно, Чангэ в опасности… думаю… по приказу принцессы Ичэнь, — сбивчиво начала Мими. — Принцесса Ичэнь пыталась отравить главу Чжиси и обвинить в его смерти Чангэ. Чтобы сорвать переговоры. Поскольку это не удалось, она могла похитить Чангэ.

Сун сжал кулаки. Он так и подумал. В Чанъане у Чангэ сейчас был только один враг.

— Я пойду к Ичэнь, — сказал он, поворачиваясь к двери.

— Постой! — воскликнула Мими. — Это бесполезно. Тебе она ничего не скажет. Может… я попрошу Шээра помочь нам.

— Думаешь, он поверит твоим обвинениям против своей матери? — с горечью усмехнулся Сун. — Впрочем, попробуй. Шээр неплохо относится к тебе. Но все же подожди, пока я не поговорю с Ичэнь.

Конечно, Ичэнь ни в чем не призналась, только высмеяла его. Но она все же совершила ошибку — дала понять, что знает настоящую личность Чангэ как принцессы Тан.

Дожидаясь в покоях Чангэ возвращения Мими, Сун в уме выстраивал цепочку событий и фактов, пытаясь разобраться в замыслах Ичэнь.

Первоначально Ичэнь хотела сорвать переговоры объявлением о браке между Тан и Ашилэ. Но Чангэ вмешалась и разрушила этот план. И к плану срыва переговоров добавился еще один пункт: уничтожить Чангэ.

Подстроенным отравлением Ичэнь хотела заставить посланников пустыни поверить, что Чангэ убила несогласного с союзом главу клана. Это навело бы на мысль, что Мобэй изначально состоял в сговоре с Тан, что оттолкнуло бы другие кланы. А Тан вынужден был бы покарать «убийцу». Но Чангэ, которой Мими рассказала о плане катунь, приняла меры, чтобы предотвратить убийство, а Шээр окончательно разрушил план, защитив Мими.

Теперь катунь узнала, что Чангэ — опальная принцесса Тан. Значит, она попробует обыграть ненависть принцессы к убийце своей семьи. Ли Шимина ей не достать…

Сун вспомнил, почему Хао Ду преследовал Чангэ в Лояне. Из-за исчезновения наследного принца. Чэнцянь тогда не был убит людьми Цзиньсы, по всей видимости, с самого начала служившей принцессе Ичэнь, потому что незаметно сбежал из дворца Цзывэй, чтобы посмотреть на танцовщиц. Возможно, рядом с ним до сих пор находился кто-то из людей Ичэнь… Значит, убить наследного принца и обвинить в этом Чангэ, раскрыв ее личность. Кто-то близкий Чэнцяню выступит свидетелем. Чангэ будет казнена. Мобэй обвинен в помощи преступнице. Союз Тан с кланами пустыни обречен. Тан останется один против объединенных жесткой рукой Ичэнь войск Ашилэ и других степных кланов. И тогда будет развязана длительная кровавая война, из которой Тан будет непросто выйти победителем.

Да, должно быть, примерно таков был план Ичэнь по восстановлению династии Суй.

Сун уже собрался просить Чжэнчжу вызвать Вэй Шуюя, чтобы предупредить его об опасности, нависшей над наследным принцем, но в этот момент в покои вбежала запыхавшаяся Мими.

— Чангэ в хижине на западной окраине!

Сун вскочил с места и устремился к выходу, на ходу бросив принцессе Монаня:

— Чжэньчжу, немедленно вызывай Вэй Шуюя спасать ее.

…

Хорошо, что Сун внимательно обследовал всю придворцовую территорию в первые же дни. Достаточно было нескольких минут, чтобы схватить лук со стрелами, предусмотрительно хранимые в его комнате, без седла вскочить на одного из коней, пасущихся в специально для них отведенном загоне, и во весь опор домчаться до охотничьей хижины на западной окраине. Он успел вовремя: четверо маскированных мужчин пытались увести Чангэ, крест-накрест прижав к ее шее два меча. Следом за ними шел какой-то мальчишка в одеянии дворцового служащего. Сун не стал размениваться на разбирательства, выпустив практически без прицела одну за другой четыре смертельные стрелы. Пятая впилась в бедро попытавшегося сбежать мальчишки.

— Не бойся, я рядом, — успокоил он немного растерявшуюся от быстроты происходящего Чангэ, развязывая ее стянутые сзади веревкой руки. Потом, уловив движение мальчишки, снова натянул лук.

— Ты не можешь меня убить! Я служу Наследному Принцу! — закричал мальчишка, выставив перед собой золотую бирку в виде рыбы. — Ни одному из вас не выжить, если станет известно о личности Ли Чангэ!

«Вот он, человек Ичэнь рядом с наследным принцем!» — отрешенно подумал Сун, не собираясь оставлять его в живых.

Но Чангэ остановила его:

— Не убивай его. Он приписан к Восточному дворцу. Если ты убьешь его, нас заподозрят, а Мобэй не может сейчас порвать с Тан.

Сун нехотя опустил лук.

— Идем.

Он вскочил на коня, помог Чангэ устроиться позади. И в тот же момент мальчишка громко закричал, ковыляя к подъезжающему Вэй Шуюю в сопровождении двух стражников:

— Стража! Посланники Мобэй задумали покушение на Наследного Принца! Они хотели убить меня! Скорее!

Не раздумывая, Сун выстрелил и тут же пустил коня в галоп, надеясь, что Вэй Шуюй не станет их преследовать. У него оставалась только одна возможность спасти Чангэ и союз, заключение которого теперь стало важным и для него.

…

— Здесь ли охранник принцессы Мобэй? Выходи! — Вэй Шуюй вошел в Аркады с большим отрядом стражников, сразу привлекая внимание многочисленных посланников пустыни, заполняющих внутренний двор.

Выждав некоторое время, Сун распахнул двери своей комнаты и вышел на веранду, обрамляющую внутренний двор по всему периметру Аркад. В толпе посланников раздались потрясенные возгласы: волосы Суна были заплетены по традиции степных народов, и одет он был как воин Ашилэ.

— Смотрю, ты достаточно смел, чтобы признаться в совершенных убийствах, — спокойно заметил Вэй Шуюй. — Раз решил не сбегать, следуй за мной.

— Хорошо! — в тон ему ответил Сун. — Но прежде я должен кое-что сказать.

— Говори, — разрешил Вэй Шуюй.

Сун повысил голос, чтобы его могли слышать все посланники:

— Да, я убил тех людей. Я тегин Соколиного войска рода Ашилэ, Ашилэ Сун! По приказу катунь и шада рода Ашилэ я держался рядом с принцессой Мобэй, чтобы дождаться возможности покушения на наследного принца Тан!

========== 6.12 Клятва крови ==========

Комментарий к 6.12 Клятва крови

timeline: 44-46 серии

Императорская темница не предлагала узникам ни малейшей роскоши. Мрачные стены из серого камня, крепкие решетки, отделяющие от прохода для стражников узкие клети, единственным убранством которых был ворох соломы в углу и огрызок свечи в глиняной плошке, едва освещающий пространство вокруг себя.

Сун впервые оказался в застенках, впервые испытал на себе, каково это, быть закованным в цепи. Каменные стены и беспросветная тьма за границей очерченного пламенем свечи круга давили на привычного к бескрайним просторам степи тегина. Чтобы избавиться от неприятного ощущения, он вытащил из вороха несколько соломин и принялся плести из них соломенную фигурку, мысленно вернувшись к Чангэ. Рассердилась ли она, узнав о его решении? Или поняла, что это был единственный выход? Прекратит ли катунь попытки избавиться от Чангэ после ареста Шээра? И достаточно ли будет того, что он сделал, чтобы переговоры в Чанъане завершились успехом?

Возможно, ему не суждено было выйти отсюда живым. Сун не боялся смерти. И ни о чем не сожалел. Разве что о несбывшейся мечте о счастье рядом с Чангэ…

Не подававший до сих пор признаков жизни Шээр, по собственной воле согласившийся до окончания расследования оставаться в заключении и запертый в соседней клети, правда, без стесняющих движения оков, вдруг засвистел знакомой трелью, навевающей картины далекого детства. Видимо, вспоминал о прошлом.

— Ты что-то молчалив сегодня, — сказал Сун, радуясь поводу рассеять тягостную тишину подземелья. — Думал, будешь жаловаться, как в детстве.

— Только не тебе, — безразлично раздалось из-за стены.

— Поругался с Ичэнь? — предположил Сун, понимая, что Шээр должен был узнать о некоторых грязных делах катунь, пока выяснял местонахождение Чангэ. Стал бы он добровольно заложником Тан, если бы не хотел остановить свою мать?

— Она моя мама! Не называй ее по имени! — резко откликнулся шад, но в голосе его не было злости.

— Ты наконец воссоединился с мамой, и уже ссоришься с ней. Печально, — вздохнул Сун.

— Не будь лицемером, — огрызнулся шад. — Ты же специально подослал Мими Гули, чтобы получить нужные тебе сведения. А теперь притворяешься добрым.

— Ради Чангэ я пойду на что угодно, — подтвердил Сун, не оправдываясь.

— В самом деле готов из-за нее разорвать все связи с родом Ашилэ?

Сун насмешливо хмыкнул.

— Ты сегодня добровольно позволил заключить себя в темницу. Разве это не означает, что ты пренебрег родом Ашилэ?

Из соседней клети раздался протяжный вздох.

— Мама возненавидит меня, — расстроенно произнес шад.

…

«Если бы не смог найти тебя, я убил бы даже Ичэнь!» — непримиримо сказал накануне Сун, перевязывая раны, нанесенные ей людьми катунь при попытке освободиться, в ответ на упрек в убийстве Шэн Синя. Чангэ не подумала, что он решит отвлечь внимание от принцессы Мобэй и перенести вину на Ашилэ таким самоубийственным способом. Ли Шимин не пощадил бы даже собственной жизни ради процветания Тан. Он не станет щадить человека Ашилэ, если это поможет заключить союз.

Но Чангэ не могла сдаться. Потому что Сун, рискуя своей жизнью, отдал шада в руки Тан как заложника. Чтобы не дать катунь сорвать переговоры. Чангэ должна была постараться, чтобы союзный договор был заключен. И найти способ спасти Суна.

Катунь больше не могла угрожать жизни Чангэ, но, несмотря на то, что ее сын томился в заключении, она не оставляла попыток предотвратить подписание договора. Одним днем по столице распространились слухи о нападении армий Ашилэ на кланы пустыни. Посланники из пустыни получили донесения о нападениях Ашилэ на территории кланов. Озабоченные главы готовы были забыть о договоре и возвращаться к своим людям.

Благодаря Хао Ду, который обратил внимание Чангэ на невозможность столь скорого получения известий из пустынных регионов, а потом без приказа задействовал стражников, чтобы пользуясь неожиданностью, схватить группу оплаченных Ичэнь подстрекателей, распространявших слухи и поддельные донесения, а в первую очередь, благодаря помощи главы Чжиси, указавшего на возможного предателя среди посланников пустыни, Чангэ удалось быстро опровергнуть слухи и успокоить встревоженных посланников.

Теперь все напряженно ждали, как поступит Тан с преступниками из рода Ашилэ, замышлявшими покушение на наследного принца. Император хранил молчание. День. Два. Три. Потом было объявлено о подписании договора двумя днями позже, и в тот же день стало известно о намерении Тан позволить катунь и шаду Ашилэ покинуть Чанъань.

…

Наследный принц пришел в темницу на четвертый день, чтобы самолично расправиться с убийцей своего друга. У Суна, закованного в цепи и безоружного, не было и тени шанса против пятерых стражей, пришедших с принцем. Он успел подумать о Чангэ, прощаясь с жизнью, но очень своевременно появившийся Вэй Шуюй почти отшвырнул бросившегося на него с кинжалом в руке Чэнцяня и загородил Суна собой.

— Ваше Высочество, почему вы хотите убить Ашилэ Суна? — вежливо и невероятно спокойно спросил он, почтительно склоняясь перед принцем.

— Потому что он убил Шэн Синя! Вам всем наплевать на Шэн Синя, на него всегда смотрели свысока. Если я не отомщу за него, его смерть окажется бессмысленной! — со знакомой Суну горячностью воскликнул принц.

— Но Шэн Синь был предателем, который специально сблизился с вами, чтобы следить за вами и творить беспорядки, пользуясь вашим доверием, — терпеливо стал разъяснять Вэй Шуюй. — Хао Ду схватил банду Чэней, которые наняли его еще в Лояне. У нас есть подписанные показания. Если не верите, можете самолично допросить их.

Чэнцянь хотел было что-то возразить, но потом сконфуженно опустил голову. Вэй Шуюй повернулся к Суну:

— Его Величество желает тебя видеть. — В его спокойном взгляде Сун с некоторым удивлением разглядел сочувствие.

Он молча последовал за Вэй Шуюем в рабочий кабинет императора, не ожидая от этой встречи ничего хорошего. Ли Шимин долго разглядывал его с сосредоточенно-задумчивым видом. Сун молча ждал, отвечая ему невозмутимым взглядом.

— Тегин Соколиного войска отказывается приветствовать императора? — вздохнув, спросил наконец Ли Шимин с показной суровостью.

— Конечно, — не моргнув глазом, надменно отозвался Сун. — К тому же, как муж Ли Чангэ, я ни за что не склонюсь перед ее вторым дядей.

Ли Шимин довольно рассмеялся.

— Посмотрим, что ты можешь сделать для моей племянницы, — потеплевшим голосом сказал он, кивая слуге. Тот раскрыл перед Суном шкатулку с вложенными в нее двумя свитками. — У тебя два выхода. В этой шкатулке — документы семейного реестра для Чангэ и тебя. Ты же не хочешь, чтобы Чангэ всю жизнь воевала и подвергалась опасности? Измени свое имя, забудь о роде Ашилэ, оставайтесь вместе с Чангэ в Чанъане. Я обеспечу вам безопасную жизнь.

— Чангэ отказалась оставаться в Чанъане, — ровным голосом отверг Сун предложение. — Я хочу, чтобы она делала то, чего желает сама. Кроме того, я не могу покинуть род Ашилэ.

Он решительно отодвинул от себя шкатулку.

— Второй выход гораздо сложнее, — посерьезнел Ли Шимин. — Готов ли ты рискнуть жизнью для Чангэ?

— Без раздумий.

Ли Шимин снова вздохнул.

— Тогда, прежде чем покинешь Чанъань, ты должен поговорить с одним человеком.

…

Представительство Ашилэ покинуло Чанъань утром в день подписания договора на глазах у всех посланников пустыни. За высокомерно поглядывающей по сторонам катунь гордо следовал освобожденный из императорской темницы шад, а после — окруженный охранниками Ичэнь, закованный в цепи тегин Соколиного войска. С ними вместе уехала и Мими Гули, по приказу катунь раскрывшая накануне перед главами кланов пустыни настоящую личность принцессы Мобэй.

Чангэ постаралась как можно правдоподобнее изобразить неверие и разочарование в Мими. Мими, конечно же, не скрыла от нее приказа Ичэнь, но теперь это было кстати. Шуюй рассказал Чангэ о том, что Ичэнь согласилась на предложенные императором условия освобождения шада, но потребовала передать ей и Суна. Потерпев поражение в срыве переговоров, она, скорее всего, рассчитывала заставить Суна вернуть Соколиное войско, ведь у нее в руках было замечательное средство давления на тегина — его приемный отец. К тому же, по словам Мими, Лей Мэн разоблачил и бросил в темницу пробравшегося в Динсян Му Цзиня. Сун пойдет на многое ради спасения друга… Могло быть и по-другому. У Суна могли быть и свои планы. Его положение сейчас казалось безнадежным. Но было ли оно таким? В любом случае, Чангэ намеревалась последовать за ним, как только договор между Тан и кланами пустыни будет подписан. Для спасения или помощи — это она решит на месте. А Мими поможет ей проникнуть в Динсян.

Отъезд Ашилэ взбудоражил глав кланов пустыни. Они не могли понять, как мог император Тан отпустить преступников, готовивших покушение на наследного принца. Было это признаком слабости? Или говорило о сговоре Тан с Ашилэ? И что с бывшей принцессой Тан, возглавлявшейпосланников пустыни от имени Мобэй? Как поступит с ней Тан?

Обсуждения резко прервались с появлением в зале императора Тан. Ли Шимин занял свое место и спокойно оглядел притихших посланников, едва заметно улыбаясь. Наконец молодой глава Чивэй решился нарушить молчание.

— Ваше Величество, принцесса Тан притворилась принцессой Мобэй. Это ваших рук дело?

— Хотел бы я, чтобы это было так, — усмехнулся Ли Шимин, взглянув на Чангэ. — Жаль, что эта принцесса предпочла стать принцессой северной пустыни, а не вернуться в Чанъань.

— Господа посланники, — поднялась со своего места Чангэ, — обиды между Тан и мной это личное дело, и причины их здесь я называть не стану. Поскольку я представляю северную пустыню, то делаю это с разрешения короля Мобэй, как вам всем известно.

— Верно, — подхватила принцесса Тудзя. — Я готова подтвердить это. Король Мобэй пришел к согласию с моим отцом, что нам следует объединить силы с Тан.

— Разве личность этой принцессы имеет значение для заключения союза с Тан? — непринужденно задал вопрос Ли Шимин.

— Конечно, нет, — ответил глава Чивэй. — Это внутреннее дело Тан и не имеет к нам отношения. Меня больше интересует другое: если вы вступили в сделку с Ашилэ и отпустили шада, зачем делать вид, что хотите заключить союз с кланами пустыни?

Другие посланники закивали, поддерживая заданный вопрос. Ли Шимин сделал знак Вэй Шуюю, и тот прошел по залу, передавая главам кланов длинные списки. Чангэ бегло проглядела список и подняла на Ли Шимина изумленный взгляд, осознав масштабность его плана.

— Это полные списки ваших людей, находящихся в плену рода Ашилэ, — пояснил Вэй Шуюй. С самого начала мы планировали вернуть их из плена.

— Ваше Величество, вы поэтому отпустили шада? — догадалась принцесса Тудзя.

— Шад планировал покушение на жизнь моего сына, — величественно ответил Ли Шимин, — и приказал убить его личного стража. Эти списки — единственная причина, почему я освободил преступника. Все эти люди уже освобождены. К тому времени, когда вы вернетесь на свои земли, они уже будут дома.

Он помолчал, давая посланникам осознать сказанное, потом продолжил:

— Заключенный союз будет бессрочным. Если вы не пожелаете подписать его сейчас, я не буду принуждать вас. Тем, кто не хочет вступать в союз, тоже не нужно волноваться — ваши пленные все равно вернутся домой в целости и сохранности.

— Вы говорите, что мы можем спокойно уйти, даже если не подпишем договор? — спросил другой глава клана.

— Вы совершенно свободны, — подтвердил Ли Шимин. — Я обещаю, независимо от того, подпишете вы договор или нет, вам не о чем волноваться. А своим союзникам Тан всегда окажет полную поддержку, если в будущем потребуется наша помощь.

Среди глав кланов послышались приглушенные возгласы: «Какое облегчение слышать это!», «Звучит впечатляюще!», «Он уже отправил наших людей домой!», «Да, замечательно!».

Глава Чжиси поднялся первым и провозгласил:

— Я, Чжиси, едва избежал смерти. Говоря об этом, я действительно в долгу у Тан. Тан заслуживает доверия. Клан Тилэ подпишет договор о союзе!

Он решительно подошел к столу с разложенным свитком договора, взял лежащий рядом нож, чиркнул им по пальцу и выдавил каплю, позволив ей упасть в чашу с водой, стоящую рядом. Потом приложил палец к договору.

Следом таким же образом договор подписала принцесса Монаня, а за ней потянулись и остальные. С трепетом в груди Чангэ наблюдала, как один за другим главы кланов пустыни оставляли свои отпечатки, кровью скрепляя так непросто доставшийся союз. Ни один из присутствующих не уклонился от подписания. Чангэ поставила свой отпечаток последней.

А потом к столу подошел император Тан, оглядел новоприобретенных союзников, резким движением взрезал ладонь и под ошеломленные вздохи дружно поднявшихся посланников поднял руку над чашей, позволяя крови стекать вниз ручьем.

— Сегодня Тан и кланы пустыни принесли клятву крови. Отныне, будь то несчастье или войны, Тан и кланы пустыни будут справляться с ними вместе. Я никогда не нарушу этого обещания.

========== <Заметки на полях> ==========

Итак, что мы здесь имеем?

Чангэ приходит в голову идея государственного масштаба. Изложив эту идею в послании императору Тан, она, уверенная в том, что ее поддержат, успешно вбивает ее в головы королей пустыни, а затем и других предводителей кланов.

Короли пустыни — это отдельная песня. Они настолько необыкновенные и разные, что создают замечательный тандем, дополняя друг друга. Эльфоподобный Пуса — умный, сдержанный, дальновидный и с чувством юмора — понравился мне тем, что не отмахивается от предложений Чангэ только потому, что она молодая девчонка неизвестного происхождения, а дает ей высказаться, внимательно слушает, обдумывает и принимает ее предложения, если они целесообразны. Бородач Йинань, может быть, не такой умный, легко взрывается и спешит с выводами, зато он самым очаровательным образом любит свою единственную дочь, взбалмошную, но милую Чжэньчжу. Хоть номинально Мобэй и Монань враждуют из-за каких-то земель, на самом деле они не враги.

Вообще, они показались мне похожими на Суна и Шээра, пусть не внешним сходством, и даже не поведением, но каким-то внутренним взаимодействием и взаимопониманием: они могут враждовать и драться между собой, но перед лицом общей опасности для их народов — они быстро становятся союзниками, почти друзьями, хорошо понимая друг друга, даже если и постоянно огрызаются между собой.

Сун тем временем, опять же с подачи Чангэ, обретает независимость от рода Ашилэ, сымитировав «гибель» Соколиного войска. И посвящает эту независимость Чангэ, потому что наконец понял, что должен доверять ей, и что если удержать Чангэ от ее опасных затей невозможно, то следует поддерживать ее и стараться защитить от опасностей, которые она к себе притягивает. А еще потому, что, будучи серьезно раненым, много чего услышал от Чангэ, сделав для себя вполне логичный вывод, что ее чувства к нему ничуть не слабее его чувств к ней, просто Чангэ пока слишком занята делами государственной важности.

В Чанъане у Суна появляется возможность поприветствовать дух матери Чангэ, ближе познакомиться с императором Тан, услышать историю, которая довольно сильно повлияет на отношение Чангэ к убийце родителей, сделать предложение о браке и в очередной раз спасти Чангэ, на этот раз действительно с риском для жизни.

А еще — убедиться в великодушии императора Тан и в злокозненности принцессы Ичэнь, как и в том, что сыновья любовь Шээра не настолько безгранична, чтобы продолжать слепо следовать желаниям матери.

Чангэ же, пользуясь помощью друзей в императорском дворце (а именно, Лэйянь, Шуюя и Хао Ду) и рядом с собой (Мими, Чжэньчжу, и даже Шээра), успешно раскрывает и отражает козни катунь, заодно ухитряясь удерживать недоверчивых и пугливых посланников пустыни от попыток сбежать раньше времени, отказавшись от союза. И в конечном итоге объединенные усилия приводят к подписанию союзного договора. Но покой Чангэ только снится, потому что Сун, спасая ее и союз, попадает в смертельную ловушку, приготовленную для него катунь. И теперь ее новая задача — спасти Суна.

Скажу честно, несмотря на то, что я, скорее, поклонница рыцарей-защитников, мне нравится, что, как Сун защищает и спасает Чангэ, так и она, в свою очередь, защищает и спасает Суна. Может быть, их действия не всегда равнозначны по силе, но по стремлению и готовности защитить — они равнозначны. Они тонко настроены друг на друга, и это очень хорошо отыграно актерами, их взглядами, движениями, обращением друг к другу.

========== Часть 7. Начало нового пути. Пролог. Прощания ==========

Комментарий к Часть 7. Начало нового пути. Пролог. Прощания

timeline: 46 серия

7. Начало нового пути

Пролог. Прощания

Чинно сложив руки на коленях, принцесса сидела за знакомым ей с детства чайным столиком, разглядывая тонкие очертания стоявшей перед ней драгоценной нефритовой чашки, в которой медленно остывал нетронутый чай. На императора Тан, пригласившего ее после заключения союзного договора с кланами пустыни в свой рабочий кабинет, она не поднимала взгляда. Ради блага Тан принцесса объединила усилия со своим личным врагом, и конечный результат превзошел все ожидания. Но теперь, когда задуманное было успешно завершено, у нее не было причин задерживаться в столице.

— Я знаю, что ты ненавидишь меня, — сделав глоток, заговорил император. — Но я все еще твой дядя. Если пожелаешь, я занесу тебя в семейный реестр как дочь императрицы. Тогда ты будешь в равном положении с Лэйянь, сможешь вести беззаботную жизнь в Чанъане. Никто не станет принуждать тебя к браку, или заставлять делать что-то, что тебе не нравится.

— Поэтому ты позволил им забрать Суна в Динсян, где ему грозит смерть? — тихо спросила она, стараясь не показать, какую боль причиняла ей одна лишь мысль об подобном исходе. — Чтобы я могла беззаботно жить в Чанъане?

— Это было его собственное решение, — мягко ответил император, не давая словам звучать оправданием. — Ты должна знать, почему он так поступил.

Принцесса сдержала тяжелый вздох. Она знала.

— Я не хочу ни титула, ни роскошной жизни в Чанъане, — ровно сказала она. — Где бы ни находился Сун, я последую за ним.

— Динсян — опасное место, и скоро превратится в место боевых действий, — мягко попытался переубедить император. — Я не хочу, чтобы ты снова рисковала собой. Здесь твой дом. Останься.

— Дом? — принцесса горько усмехнулась. — Для твоих советников я — прячущаяся в траве змея. Почему ты хочешь, чтобы я осталась? Или пытаешься возместить потери, чтобы избавиться от чувства вины?

Император покачал головой, глядя на нее с горьким сожалением.

— Это было последним желанием твоей мамы. Единственным, о чем она попросила меня, прежде чем умереть. Она хотела, чтобы ты была в безопасности.

Принцесса вскинула на него наполненный болью и непониманием взгляд. Как он может так легко говорить о маминой смерти?

— Я любил Цзинь, — вздохнув, печально ответил император на ее взгляд. — И она любила меня. Обстоятельства сложились так, что она стала женой Цзянчэна. Случайно узнав, что он готовит дворцовый переворот, включавший мое убийство, она не смогла промолчать и написала мне письмо с предупреждением… Цзянчэн хорошо относился к ней. Она не хотела жить с чувством вины за то, что стала причиной гибели мужа. Я… я не сумел ее остановить… — Голос императора дрогнул, а лицо на мгновение исказилось болезненной гримасой. — За всю свою жизнь я ни перед кем не оставался в долгу. Но каждый раз, когда думаю о ней, мое сердце сжимается от боли…

— Почему?.. — потрясенно выдохнула принцесса, сама не понимая, о чем спрашивает. Терзающая императора душевная боль была почти осязаемой, сбивая с мыслей. Она встала, сделала несколько шагов, пытаясь уложить в сознании смысл сказанного.

— Я никогда не думал убивать тебя, — поднявшись вслед за ней, сказал император. — Я хотел защитить тебя, но не знал, где ты. В те дни ситуация была очень сложной, я был завален делами и не в состоянии уследить за многими вещами. Лишь позже выяснилось, что тебе пришлось пережить, и какую жертву ты принесла ради Тан. Мне так жаль. Прошу тебя, останься. Позволь мне позаботиться о тебе.

Искренность. Выбор. Долг. Любовь. Внутренним взглядом принцесса окинула пройденный ею путь и смело взглянула ему в лицо.

— Даже если мне дали бы еще один шанс, мой выбор не изменился бы, — уверенно сказала она. — Я готова пожертвовать собой ради жителей Тан. Но не могу позволить тому, кто меня любит, умереть за меня. Я, без сомнения, поеду в Динсян.

— Ты очень похожа на мать… — взволнованно отозвался император. — Мне следовало бы гордиться таким ответом. Но сейчас в любой момент может начаться война с родом Ашилэ. Если ты сейчас уйдешь, возможно, мы больше никогда не… — Он запнулся, смахнул непрошенную слезу и, помолчав, продолжил твердым голосом: — Забудь. Мы с тобой не из тех, кто ищет простых путей к счастью. Ты взрослая девушка. Это твой собственный выбор. Я не стану удерживать тебя. Дитя, береги себя. Я буду ждать тебя дома. Здесь всегда будет твой дом.

Принцесса молча двинулась к выходу, но остановилась, не дойдя. Это было неправильно. Сегодняшняя встреча действительно могла стать последней. Она не хотела, чтобы с ним оставались лишь ненависть и непримиримость.

Принцесса обернулась. Император, закрыв глаза, боролся со слезами, изо всех сил стараясь сохранить самообладание.

— Второй дядя! — позвала она звонким голосом.

— А? — вскинулся он от неожиданности и сделал к ней несколько торопливых шагов, с возродившейся надеждой во взгляде.

— Это правда, что ты убил моего отца. Но правда и то, что ты мой второй дядя. Если однажды ты перестанешь заботиться о людях, как положено хорошему императору, я приду за тобой, и тебе не поздоровится!

Принцесса задорно улыбнулась. Сглотнув комок в горле, император сквозь слезы улыбнулся в ответ и согласно кивнул.

Вскоре после того, как за ушедшей принцессой закрылись двери, страж передал императору оставленный ею кинжал. Тот самый, который принцесса подарила ему незадолго до событий того страшного дня. Тот самый, которым Цзинь нанесла себе смертельную рану, неожиданно выхватив его из ножен, висящих у него на поясе. Тот самый, которым почти год назад принцесса пыталась отомстить убийце родителей и которым клялась однажды завершить свою месть. Он хотел надеяться, что возвращение кинжала означало прощение. Но, скорее всего, оно было всего лишь знаком отказа от ненависти и мести.

Глядя на кинжал в своей руке, император Тан не сдержал рыданий.

…

Прежде чем покинуть столицу, принцесса зашла в буддийский храм попрощаться.

— Мама, — преклонив колени перед поминальной табличкой, сказала она, — теперь я знаю, что это был твой собственный выбор. Мне жаль, что я не узнала об этом раньше… Я пришла попрощаться. Я должна спасти любимого мужчину. Ты ведь поддержишь меня, правда?

Принцесса подняла взгляд и заметила лежащий рядом с табличкой красный конверт. «Письмо о предложении брака». Чувствуя, как влажнеют глаза, она вынула письмо и пробежалась взглядом по размашисто написанным столбцам.

«Госпожа Цзинь, я, Ашилэ Сун, хотел бы стать мужем вашей дочери, Ли Чангэ, и провести с ней жизнь. Клянусь своей жизнью, я защищу Чангэ, всегда буду заботиться и любить ее. Я буду охранять ее свободу и делать ее счастливой. Я никогда не оставлю ее. С уважением, Ашилэ Сун».

— Значит, Сун уже приходил к тебе, — сквозь набегающие на глаза слезы улыбнулась принцесса.

Трижды наполнив, она подняла чашу с вином: первую чашу за брачный союз, вторую — в знак уважения от имени жениха, третью — в знак совершенного бракосочетания.

— Мама, Ашилэ Сун отныне будет моим мужем. Надеюсь, ты благословишь и убережешь его от опасности.

========== 7.1 По дороге в Динсян ==========

Комментарий к 7.1 По дороге в Динсян

timeline: 45-46, начало 49 серии

Легкий согретый солнцем ветерок путался в зарослях кустарников, растущих вдоль дороги, и забрасывал быстро двигающийся на северо-запад конвой мелкими, ароматно пахнущими лепестками. Мало кто обращал внимание на красоту теплого весеннего дня и манящие запахи: охранники настороженно следили за окрестностями, опасаясь внезапного нападения войск Тан, служанки катунь сосредоточенно и торопливо шагали вслед за крытой повозкой катунь, из которой та почти не появлялась, шад был погружен в свои мысли и лишь изредка приближался к Мими Гули, чтобы обменяться с ней несколькими словами.

Суна везли в деревянной клетке, одной из тех, в которых преступников Тан, приговоренных к смерти, возили к месту казни. Клетка была узкой и не слишком высокой, — ни встать в полный рост, ни вытянуть ноги, не говоря о том, чтобы лечь, было в ней невозможно. Ичэнь позаботилась о том, чтобы он как можно лучше прочувствовал свое отчаянное положение. С него так и не сняли оковы, и покинуть клетку он мог только дважды в день на несколько минут, едва достаточных, чтобы размять ноги. К тому же катунь приказала не давать ему еды, так что последним, что побывало в его желудке, была съеденная три дня назад пустая жидкая похлебка, которой кормили узников в императорской темнице. Хорошо еще, накануне кто-то из охранников бросил ему в клетку на привале мех с водой. Перетерпеть несколько дней без еды Суну случалось в прошлом не единожды, но одолеть почти двухнедельный переход до Динсяна без воды было бы сложно.

Впрочем, в таком способе путешествия были и свои преимущества. Стоически игнорируя неудобства, испытываемые телом, он мог любоваться окружающими красотами или, закрыв глаза, дать свободу мыслям, воспоминаниям и вспыхивающим в голове образам. Сун чувствовал удивительное умиротворение, которое не в состоянии были нарушить даже мысли, в другое время вызывавшие волнение и тревогу. Все это не имело значения до тех пор, пока они не окажутся в Динсяне.

…

Подставить Шээра, чтобы дать императору Тан рычаг воздействия на катунь, было единственной возможностью помочь Чангэ и спасти переговоры о союзе Тан с кланами пустыни, которую он видел в сложившейся в тот день ситуации. Сун верил в то, что дальновидный Ли Шимин не воспользуется наиболее простым способом завоевать доверие посланников пустыни, казнив преступника, задумавшего покушение на наследного принца. И все же, он испытывал вину за то, что шад, который помог ему вовремя найти и спасти Чангэ, из-за него оказался в темнице.

— Прости, что подверг тебя опасности быть казненным за преступление, которого ты не совершал, — совершенно искренне повинился Сун, когда на третий день Шээр шутливо пожаловался на самое долгое в его жизни заточение.

— Оу, не думал, что ты умеешь извиняться, — насмешливо отозвался шад. — Или это речи человека, стоящего на пороге смерти?

— Если не скажу сейчас, потом может не быть возможности, — бесстрастно ответил Сун, не уверенный в своей дальнейшей участи. Но шад понял его по-своему.

— Может не быть возможности? Ну уж нет. Так просто я не умру. И уж тем более, не в застенках чужой страны. Не сомневаюсь, мы выберемся отсюда живыми. И тогда выпьем вместе, ты извинишься, а я, так и быть, прощу тебя.

— Простишь? — грустно хмыкнул Сун. — Шээр, проблема в том, что ты молодой хан рода Ашилэ. Пока ты сын Ичэнь, а я — приемный сын Великого Хана, мы не сможем простить друг друга. Не в этой жизни.

— Да что с тобой такое?! — возбужденно воскликнул шад. — Ты никогда не звучал так подавленно. Неужели в самом деле думаешь, что скоро умрешь?

Сун действительно в тот момент был почти уверен, что его ждет смерть. До тех пор, пока не услышал предложение императора Тан, предполагавшее наличие некоторого доверия Ли Шимина к нему. Доверия, которым он был обязан Чангэ. И еще одному человеку…

… Сун почти не удивился, когда вскоре после того, как император покинул свой кабинет, туда вошел брат Ли, как он называл его в Лояне, ныне — главный военачальник Тан Ли Цзин.

— Брат Цинь, приятно встретиться с тобой снова, — дружелюбно улыбнулся генерал Суну.

— Генерал Ли. Боюсь, мы больше не можем обращаться друг к другу по-дружески, — честно и с некоторым сожалением ответил Сун.

— А, не стоит обращать внимания на формальности, — отмахнулся Ли Цзин. — Брат Цинь, помнишь, что я говорил тебе в Лояне? Прямо перед тем, как ты убежал в Скит Плывущих Облаков, спасать свою принцессу?

Сун кивнул. Те, кажущиеся простыми, слова позже не раз заставляли его задумываться об их истинном значении.

— Великодушному не страшны враги. Доброе сердце непобедимо, — повторил он тогдашние слова брата Ли.

— Да, именно это, — кивнул генерал. Он подошел к объемной карте, на которой многими десятками разноцветных флажков были обозначены расположения войск Тан и Ашилэ, и указал на черные флажки на степных территориях с большим скоплением в южной приграничной зоне, где располагался Динсян. — Но сейчас принцесса Ичэнь захватила в заложники Великого Хана и, не заботясь о людях, манипулирует кланами степей и пустыни, раздувая огонь кровавой войны. Тысячи уже страдают от невзгод и лишений, принесенных этой навязанной им войной, и их число растет с каждым днем. Мы с тобой находимся по разные стороны. В степях и на Центральных равнинах живут по разным обычаям. Но наши люди одинаково боятся войны и жаждут мира. Я хочу знать, можешь ли ты забыть о разногласиях ради спасения людей от страданий? Захочешь ли помочь вернуть мир нашим землям?

Сун внимательно оглядел карту. На территории Тан черных флажков пока еще не было, но их обилие в приграничье указывало на готовность Ичэнь в самом скором времени начать наступление против Тан. Чангэ была абсолютно права. Потерпев поражение в Чанъане, Ичэнь не откажется от своих планов. Она усилит давление на кланы степей, вынуждая тех, кто еще не встал под знамена Главного Шатра, принять участие в военных действиях.

Он понимал, чего хотел от него генерал Ли. Предотвратить длительную кровопролитную войну между Тан и Ашилэ было возможно только одним способом: захватить Динсян, уничтожить Ичэнь и верные ей войска, после чего остановить военные действия можно будет малыми силами. Зная, как сильно Ичэнь хотела бы подчинить себе Соколиное войско, Сун мог бы на несколько дней задержать выступление ее войск, изобразив покорность, чтобы потом захватить Динсян силами Соколиного войска, вызванного из Мобэй, что было гораздо ближе к Динсяну, чем войска Тан.

— У меня есть условие, — испытующе посмотрел он на генерала.

— Говори.

— Ваша сторона должна помочь мне спасти Великого Хана.

Ли Цзин ненадолго задумался, потом согласно кивнул:

— Хорошо, я обещаю. Хотя Яньли в прошлом несколько раз нарушал мирные соглашения с Тан, после сражения у реки Вэй он держал свои обещания. Мы можем позволить ему избежать смерти.

— Благодарю вас за справедливое решение, — приложив руку к груди, поклонился Сун. — Но сейчас я под арестом и не могу ничего сделать ни здесь, ни в Динсяне. Чем я могу вам помочь?

— Ты можешь вернуться в Динсян и поднять Соколиное войско, — ожидаемо ответил Ли Цзин. — Только хочу тебя честно предупредить, уцелеть при этом будет сложнее, чем добраться до луны.

— Мне это ясно, — спокойно ответил Сун. — Генерал Ли. Могу я задать вопрос? Вы не боитесь, что я подниму Соколиное войско на службу Ичэнь?

Ли Цзин добродушно рассмеялся.

— Достаточно будет простого «нет» или ты хочешь объяснений?

— Меня удивляет, что вы готовы доверять мне после того, что было сказано при аресте, — пожал плечами Сун.

— Я слышал о тегине Соколиного войска еще до нашей встречи в Лояне, — ответил генерал. — Слышал об условиях сдачи Шочжоу. А в тот день в Скиту Плывущих Облаков я познакомился с Сыту Ланланом. Ты знаешь, кто это такой? — Сун кивнул. — Он поведал мне, что тогда произошло и что было сказано. И назвал твое имя. Вместе с моими собственными наблюдениями — этого достаточно, чтобы понять, ради чего были сказаны слова при аресте. Я уверен, что Ашилэ Сун ни при каких условиях не станет служить принцессе Ичэнь.

… Шээр вскочил с места, едва стражник зазвенел ключами, открывая запор на дверях его клети.

— Почему он привел тебя ко мне? — спросил он вошедшего Суна. — Ты попросил об этом императора?

— Я пришел, чтобы вытащить тебя отсюда, — невозмутимо ответил Сун. — Скоро тебя освободят.

— Меня? А что с тобой? — нахмурился шад. — Ли Чангэ до сих пор не придумала, как освободить тебя?

Сун пожал плечами.

— Зачем? Для Тан сейчас главное — устранить помеху для переговоров в лице твоей матери, как и для нее — вызволить тебя отсюда. Они пришли к соглашению. Завтра Ашилэ покинут Чанъань.

— Ты тоже Ашилэ! — упрямо заявил шад.

— Мгм. Я тоже, — бесстрастно согласился Сун.

— Ашилэ Сун. Ответь мне. Ты… чего стоило твое освобождение? — заволновался Шээр, видя его необычное выражение лица.

Сун покачал головой.

— Шээр, — серьезно сказал он, прямо встречая обеспокоенный взгляд шада. — Прежде чем ты уйдешь, я хотел бы кое-что сказать тебе. Это не давало мне покоя на протяжении многих лет. Я не убивал твоего волчонка. Отец не хотел, чтобы наши с тобой дружеские отношения крепли. Для его правления выгодно, чтобы мы соперничали. Поэтому он убил волчонка, сделал из него колчан и дал его мне.

— Почему ты ждал до сегодняшнего дня, чтобы сказать это? — тяжело сглотнув, спросил Шээр после недолгого молчания.

— Просто хочу, чтобы ты знал, — отворачиваясь, буркнул Сун.

— Почему? Думаешь, это твой последний шанс? — встревоженный его словами, Шээр схватил Суна за плечо и развернул к себе лицом. — Или ты раньше боялся, что я не вынесу правды?

— А ты бы вынес? — тихо спросил Сун, прекрасно зная ответ. — И даже если так, смог бы выступить против хана?

Рука шада медленно соскользнула с его плеча. Сун некоторое время смотрел на пристыженно потупившегося Шээра, колеблясь. Но все же решился сказать.

— Шээр, один из нас сейчас должен встать на защиту рода Ашилэ, — убеждающе произнес он. Шээр поднял на него вопросительный взгляд. — Пусть это буду я.

— Зачем тебе обязательно нужно вмешиваться, а, Сун? — непонимающе спросил Шээр. — Почему бы не жить счастливо со своей Чангэ в каком-нибудь спокойном месте? Разве не здорово было бы?

— Конечно, здорово, — вздохнул Сун. — Правда, люди могут жить спокойно и счастливо, только когда вокруг царит мир.

— И что ты собрался делать?

— То, что должен. Я не прошу тебя помогать. Просто не вмешивайся.

…

С того момента, как они покинули Чанъань, Шээр ни разу не подошел к нему. Время от времени Сун ловил на себе его задумчивый взгляд, но не отзывался на него. Для них обоих было лучше держаться друг от друга как можно дальше.

Даже хорошо, что шаду было на кого обратить свое внимание. Хотя Мими Гули не выглядела особенно обрадованной, она не отталкивала его, поддерживая разговор, когда он к ней обращался. Сун слышал, как Шээр предлагал забрать ее из службы катунь, как обещал защитить ее в Динсяне. Она действительно нравилась Шээру. Вот только Сун знал, что сердце Мими принадлежит Му Цзиню.

Му Цзинь. От него не было новостей с тех пор, как он пробрался в Динсян. Сун опасался, что его могли раскрыть, особенно после того, как стало известно, что Соколиное войско не погибло в Мобэй. Однако, даже в таком случае, убивать военного советника не станут, коль скоро катунь надеется подчинить Соколиное войско. Сун очень надеялся, что с Му Цзинем все в порядке. Без него рассчитывать можно будет только на Мими Гули, и это существенно усложнит весь план.

Сун почти не сомневался, что Мими Гули, помимо личных целей, вернулась на службу катунь по просьбе Чангэ. Как бы ни хотелось, он не думал, что Ли Шимину удастся удержать Чангэ в Чанъане, как тот обещал ему. Сун надеялся только, что она не станет действовать необдуманно и пытаться проникнуть в Динсян в одиночку. Его Чангэ была умной девушкой, которая должна была понимать, что не поможет ему, если будет схвачена сама.

========== 7.2 Метания Шээра ==========

Комментарий к 7.2 Метания Шээра

timeline: 46 серия

Долгожданное освобождение вместо радости принесло с собой тревожное ощущение надвигающейся беды. Против ожидания Шээра, на этот раз матушка не ругала его за то, что добровольно стал заложником Тан, окончательно разрушив ее планы в Чанъане. В голосе ее слышался лишь легкий упрек, когда прямо из темницы Шээр пришел в ее покои.

— Я думала, ты никогда больше не придешь ко мне.

— Ана, я всегда буду твоим сыном, — преклонив колено, искренне заверил ее Шээр.

— Без взаимного согласия мы только отдалимся друг от друга, — грустно произнесла катунь. — Одного приказа хана было достаточно, чтобы разделить нас с тобой на многие годы. Одного его слова хватит, чтобы сделать это снова. — Она взяла руку Шээра, сжала ее в своих ладонях и с убедительной проникновенностью продолжила: — Я делаю все для того, чтобы в будущем никто больше не посмел разлучить нас. Для этого мы должны быть сильными. Понимаешь?

Шээр не сомневался в материнской любви, но рядом с нежностью в ее глазах он теперь не мог не заметить таящийся там холодный расчет. Названная ею причина была лишь частью той правды, которую катунь сознательно скрывала от сына. Происшествия в Чанъане на многое открыли Шээру глаза. Примирить это новое знание с образом нежной и любящей матери удавалось ему с большим трудом. В душе шаду хотелось, чтобы все сказанное Суном и Мими о планах катунь оказалось заведомой ложью, или на худой конец просто заблуждением. Но как быть с тем, чему он сам стал свидетелем? И самое главное, как ему теперь вести себя?

Всю долгую дорогу до Динсяна Шээр пытался разобраться в себе, решить, кому верить, где находятся границы его сыновней преданности, и что делать дальше. Получалось так себе.

Он так и не рассказал матери о том, что Сун провел несколько часов с императором Тан и вернулся с планом, каким-то образом касающимся Динсяна. И не потому, что считал его неспособным привести в действие какой-либо план, будучи закованным в цепи и брошенным в тюремные подземелья Динсяна. Напротив. Шээр знал его слишком хорошо, чтобы обманываться на этот счет, как обманывалась матушка, считавшая, что сможет заставить тегина выполнять ее приказы. Сун просто воспользовался тем, что катунь надеялась подчинить себе Соколиное войско, и, пусть не рассчитывал остаться в живых, был уверен в том, что прежде выполнит то, что задумал. Скорее всего, как-то захватить Динсян и отобрать власть у катунь. Возможно, с помощью войск Тан.

Был ли возможный сговор Суна с Тан предательством рода Ашилэ? Или было предательством то, что делала катунь?

Далеко не сразу Шээр понял, что значили последние слова Суна в темнице. Даже ненавидя катунь, Сун предупредил его, давая возможность быть настороже и при необходимости защитить матушку. И он сказал это, доверяя, что Шээр сделает правильный выбор и не расскажет катунь о его намерениях. Сун тоже слишком хорошо знал его.

…

Едва позади них закрылись ворота крепостных стен Динсяна, Шээр незамедлительно направился в малый дворец, где располагались отведенные Великому Хану покои. Стражников, по повелению Лей Мэна пытавшихся преградить ему путь, он просто смел яростным взглядом, даже не приостановившись. Броситься на молодого хана с оружием они не посмели, но, язвительно подумал Шээр, наверняка тут же побежали докладывать Лей Мэну и матушке. Ему это было безразлично.

В покоях Великого Хана было почти темно, все окна плотно закрыты деревянными щитами, а воздух пропитан сладковато пахнущим белым дымом, струящимся из многочисленных отверстий большой трехярусной дымницы. От тяжелого запаха у Шээра сразу же заслезились глаза и начало мутиться в голове. Схватив со стола кувшин с водой, он выплеснул все его содержимое в дымницу, быстро поднял щиты на окнах, выпуская смрад из помещения наружу, и подошел к постели, на которой, беспрестанно кашляя, лежал сильно осунувшийся и до синевы бледный хан.

— Дядя, — почему-то почти шепотом почтительно позвал Шээр, садясь на край постели. Он обхватил ладонями руку хана и осторожно поднял ее к своему сердцу. — Это я, Шээр.

На звук его голоса хан открыл налитые кровью глаза, уставил их в лицо Шээра и внезапно начал вырывать у него свою руку, мотая головой и издавая нечленораздельные хриплые звуки.

— Дядя, что с тобой? — обеспокоенно спросил Шээр. — Я Шээр. Ты не узнал меня?

Хан откинул голову назад, ударяя ею в жесткое изголовье, и снова рванул руку. Шээр выпустил ее и вскочил с постели, ошеломленно глядя на хрипящего и сверкающего ненавидящим взглядом дядю. Тот сжал освобожденную руку в кулак и резким, хоть и слабым, движением двинул ею по одеялу из стороны в сторону. Шээр тяжело сглотнул: этот знак ему был знаком с детства и означал приказ уйти. В данном случае, похоже, он означал: «Убирайся с глаз моих!» Дядя, без сомнения, узнал его, и ненависть в его взгляде предназначалась сыну женщины, которая довела его до такого беспомощного состояния.

Шээр вытянул вперед руку в успокаивающем жесте.

— Хорошо, я уйду, — покорно сказал он, поклонился и вышел.

Сердце его билось часто-часто, грозя вырваться из грудной клетки и не желая успокаиваться. Хотел убедиться, что Сун ошибается? Что матушка была заботливой женой, а не злодейкой, не просто отравившей мужа, а длившей пытку, заставляя его пребывать в беспомощном состоянии, осознавая при этом действительность? Неужели настолько жестокой была ее месть за годы пренебрежения? Или… может быть, он все неправильно понял, матушка ни в чем не виновата, а дядя ненавидел его, потому что все еще думал, что Сун мертв?

Пока в голове вереницей проносились беспорядочные мысли, ноги сами вынесли Шээра к зданию тюрьмы. Ему просто необходимо было с кем-то поговорить. И как получилось, что сделать это он мог только с Суном?

Ему и здесь попытались воспрепятствовать под предлогом запрета, наложенного катунь на посещение узников. К счастью, стражник был из Волчьего войска, так что долго не сопротивлялся, проводил его к Суну, и даже принес пару пресных лепешек и мех с вином.

Сун лишь искоса взглянул на него и отвернулся, сохраняя молчание, пока шаги стражника не затихли в конце длинного прохода. Тогда, глядя на жадно пьющего шада, он с кажущимся равнодушием спросил:

— С каких пор тебе нравится заливаться вином в мрачном подземелье?

Шээр усмехнулся, почему-то сразу почувствовав себя немного лучше:

— С тех пор, как в этом мрачном подземелье сидишь ты. Что может быть лучшей закуской к вину?

— У меня нет времени на твои подначивания, — хмуро отозвался Сун. — Допивай и убирайся, пока тебя здесь твоя мать не обнаружила.

— Куда хочу, туда и хожу, — огрызнулся Шээр, задетый его словами. — Если она меня здесь увидит, значит, так тому и быть.

— А по виду твоему не скажешь, — хмыкнул Сун.

— Заткнись! — Шээр кинул ему мех с вином и подтолкнул блюдо с лепешками. На лепешки Сун даже не взглянул, но глоток вина сделал, при этом выжидательно глядя на него. Шээр вздохнул и, поколебавшись, произнес: — Я видел Великого Хана.

— И как он? — вскинулся Сун.

— Болен. Как и говорила матушка. — Он почти решился упомянуть, что хан узнал его и с ненавистью прогнал, используя знакомый жест, но слова не шли, и, дважды безуспешно попытавшись что-то сказать, он оставил это невысказанным.

— Ты по-прежнему веришь, что он мог просто так заболеть? — тихо спросил помрачневший Сун.

Возможно, в этот момент вино ударило Шээру в голову. Или он снова пытался отрицать очевидное. Но он подскочил к спокойно сидящему тегину, схватил за отвороты кафтана и грубо встряхнул, выкрикивая ему в лицо:

— А почему ты не можешь в это поверить?! Тебе бы только нас с матушкой рассорить! Да мне нравится видеть его таким, потому что матушке больше не нужно перед ним унижаться! Разве плохо, что мы с ней теперь можем видеться в любое время?!

Сун резко оттолкнул его от себя и поднял голос, равняя его с голосом шада:

— Да перестань уже врать себе, Шээр! Если ты действительно в это веришь, почему пришел пить со мной?

Что он мог возразить на это? Проклятый тегин, как всегда, был прав.

К счастью, от необходимости отвечать его избавило возвращение встревоженного стража.

— Молодой хан, катунь пришла. Я впустил вас против ее распоряжений. Если она узнает, то и пяти смертей будет недостаточно…

— Иди, — обращаясь к Шээру, перебил его Сун.

— Не переживай, — поднимаясь, успокоил стража Шээр. — Я уйду через заднюю дверь. Ступай к катунь. Ничего не случится, если будешь держать язык за зубами.

На самом деле он намеревался, оставаясь незамеченным, послушать разговор катунь с Суном. Только так он мог узнать ее истинные замыслы, а не подслащенную версию, заготовленную матушкой для него.

========== 7.3 Сделка ==========

Комментарий к 7.3 Сделка

timeline: конец 46, начало 47 серии

Не требовалось особой наблюдательности, чтобы понять, что Шээр потрясен. Шад не отважился произнести это вслух, но и без того было ясно, что он увидел что-то, подтверждающее причастность катунь к болезни хана. Суну было его немного жаль. Многие годы шад не имел возможности общаться с катунь, и потому идеализировал образ матери. Сыновьи чувства мешали ему разглядеть жестокость и коварство, а тем более признать, что бесчинства катунь только вредили роду Ашилэ. Но Шээр не был ребенком, слепо доверяющим родителям. Даже не желая признавать справедливости утверждений Суна, он все же хотел убедиться в их ошибочности.

Поэтому он не ушел, а остался послушать, ради чего пришла катунь. Сун чувствовал присутствие шада за поворотом, ведущим к служебному выходу. Что ж, Шээр наверняка сможет убедиться, хоть и не в том, на что надеялся.

Очевидно, катунь поджимало время. Стражник едва успел снова навесить цепь с тяжелым замком на дверь клети, как звуки быстрых шагов возвестили о ее прибытии.

— Что ты здесь забыл? — с подозрением спросила катунь замешкавшегося стражника.

Сун бросил ему под ноги оставленный шадом пустой мех.

— Я его позвал, — не удостаивая катунь взглядом, надменно произнес он, чуть растягивая слова из-за легкого опьянения, вызванного выпитым после нескольких дней голодания глотком вина. — Ты, принеси еще вина.

Катунь махнула рукой, отсылая стражника прочь, и остановилась в двух шагах от решетки, окидывая непринужденно откинувшегося назад Суна нарочито дружелюбным взглядом.

— Здесь тебе не Соколиное войско, чтобы раздавать приказы, — с легкой укоризной произнесла она. — Некогда непобедимый Бог войны степей ныне заперт в мрачном подземелье. Сказать по правде, мне даже немного грустно…

— Ближе к делу, — не двигаясь с места, грубо оборвал ее Сун. — Говори, чего ты хочешь, катунь.

— Ашилэ Сун, ты, несомненно, умён. Неудивительно, что ты любимец Великого Хана.

— Мой отец также любит и Шээра, — равнодушно отозвался Сун. — Даже без твоих коварных замыслов Шээр однажды завоюет признание в степях. Своими собственными заслугами.

— Не тебе рассуждать о том, как я прокладываю путь для своего сына! — вырвалось у катунь, но она тут же взяла себя в руки и продолжила обманчиво мягким голосом: — Не стану сегодня спорить с тобой. Я пришла, чтобы заключить сделку.

— Сделку? — Сун презрительно хмыкнул. — Тан объединился с другими родами. Очень скоро они атакуют Динсян. Ичэнь, ты не в том положении, чтобы о чем-то договариваться со мной.

— Раз ты обо всем уже догадался, буду говорить прямо, — проигнорировала катунь его последние слова. — Умный человек поступает сообразно обстоятельствам. Если поведешь Соколиное войско сражаться за род Ашилэ, я сохраню тебе жизнь.

Сун поднялся и подошел ближе, чтобы смотреть ей прямо в глаза.

— Даже если я подниму Соколиное войско, оно будет сражаться не за степи, а за тебя и прошлую династию Суй, не так ли? Если не ошибаюсь, когда нам отказали в воробейнике… нет, возможно, еще раньше… хозяином в Главном Шатре уже был не Великий Хан, а ты, катунь. Мор, нападение Медвежьего войска, болезнь отца — все было частью твоего плана.

— Все из-за тебя. Ты не оставил мне другого выхода, — улыбнулась катунь. — Только с твоей смертью Шээр избавится от препятствий на пути к власти в степях.

— Вот как? — слабо усмехнулся Сун. Эта женщина была о нем слишком высокого мнения. И, кажется, не придавала значения тому, что он может понять смысл этой то ли случайной, то ли намеренной оговорки. Сун окончательно убедился, что катунь собиралась избавиться от него в любом случае.

— Ашилэ Сун, ты всегда предан своим друзьям, — вкрадчиво продолжала катунь. — Теперь настало время помочь брату.

Сун покачал головой и холодно произнес:

— Я не стану помогать ему. И тем более никогда не буду делать что-то для тебя.

— Подумай еще раз. — Катунь повернулась и, повысив голос, приказала: — Кто-нибудь. Приведите Му Цзиня.

Сун внутренне напрягся. Значит, Му Цзиня раскрыли… Он думал о такой возможности, но ничто не могло подготовить его к виду истерзанного окровавленного Му Цзиня, бесчувственно повисшего между двумя удерживающими его стражниками. Один из стражников схватил парня за волосы и с силой потянул, задирая кверху его лицо, изуродованное кровоподтеками и стекающей из уголка губ полузастывшей струйкой крови.

— Му Цзинь! — позвал Сун. — Му Цзинь! — Избитый до потери сознания, тот не отозвался. Ярость затопила Суна, он до хруста вцепился обеими руками в деревянную решетку перед собой и зарычал в лицо катунь: — Ичэнь! Как ты посмела?!

Катунь невозмутимо ответила:

— Му Цзинь скрыл от нас военную ситуацию и пробрался в Динсян с дурныминамерениями. Его действия заслуживают смертной казни. Я сохранила ему жизнь только ради тебя… Уведите его! — махнула она рукой стражникам и выжидательно замерла, с весьма удовлетворенным видом наблюдая за реакцией Суна.

Сун закрыл глаза, частью, чтобы успокоиться и быстро продумать изменения в своем плане, частью, потому что едва сдерживался, чтобы не показать катунь глубокое отвращение, которое она у него вызывала. Спустя несколько минут он медленно разжал все еще сжимающие решетку руки и, глядя в лицо катунь, бесстрастно произнес:

— Я соглашусь на сделку, но только с двумя условиями. Первое: вылечи Му Цзиня. Второе: вылечи Великого Хана.

— У тебя большие аппетиты, — усмехнулась катунь. — Я вылечу Му Цзиня. Его раны не так страшны, как кажется на первый взгляд. Что касается твоего отца, я сделаю это, когда Соколиное войско принесет мне победу. Тогда я позволю тебе воссоединиться с отцом.

Воссоединиться… Сун расслышал едва различимый сарказм в ее словах. Конечно, она позволит им воссоединиться — там, где бог Сириуса. Ничего другого от катунь он не ожидал. Потому сказал другое, помня про слушающего их шада:

— Наконец-то ты признала, что мой отец болен из-за тебя.

— Какой смысл сейчас говорить об этом? — равнодушно отмахнулась катунь. — Он сам виноват в своей судьбе. Ему следовало лучше относиться ко мне. Ради того, чтобы он стал Великим Ханом, я убила много людей.

— Значит, ты и правда стояла за смертью хана Шулэ, как подозревал отец? — уточнил Сун, проникаясь к катунь еще большим отвращением, когда прочел ответ в ее глазах. И эта женщина называла себя матерью? — Ты убила отца Шээра. А о нем ты хоть раз подумала? О его чувствах?

— С каких пор ты стал беспокоиться о чувствах Шээра? Он мой сын. Тебя это не касается! — зло отрезала катунь.

Для Шээра, очевидно, это стало последней каплей. Побледневший от потрясения, он выступил из своего укрытия и неуверенно произнес:

— Ана… Ты же говорила, что отец умер от внезапной болезни…

Катунь резко обернулась на голос, на несколько мгновений застыла, бегая взглядом по его лицу, будто надеялась отыскать там ответ на какой-то вопрос, и растерянно спросила:

— Что ты здесь делаешь?

Сун отвернулся и отошел вглубь клети, не желая становиться свидетелем этой сцены. Но он не мог заткнуть уши. От следующих, по-детски простодушных и вместе с тем отчаянных, слов Шээра в горле словно образовался ком, и Суну пришлось несколько раз судорожно сглотнуть, чтобы избавиться от него:

— Ты говорила, что если я буду искренне молиться Великому богу Сириуса, он не заберет отца. Я каждый день стоял у реки на коленях и тайно молился, чтобы ему стало лучше… Ана, почему ты молчишь? Скажи что-нибудь! Помню, в детстве отец всегда говорил, что мы, мужчины, должны защищать тебя и быть добры к тебе. Отец достал бы для тебя звезду с неба, если бы ты попросила. Почему?..

Ичэнь уже успела прийти в себя от его неожиданного появления. По всей видимости, она больше не видела смысла щадить сына и скрывать от него свои истинные намерения. Шада ждало еще большее потрясение.

— Пока был жив твой отец, пока жив Яньли, я не могу вернуться домой, — отчужденно ответила катунь. — Я никогда не смогла бы восстановить династию Суй.

— Но степи тоже твой дом! — со слезами в голосе воскликнул Шээр. — Династия Суй пала!

— Замолчи! — прикрикнула на него катунь, не скрывая недовольства. — Эти твои степи — не дом, а клетка для меня. Я дочь императора Суй. Пока жива, я должна восстановить величие династии Суй. Я потратила много лет и усилий, чтобы прийти к этому моменту. Теперь время настало. Династия Суй вскоре снова воссияет!

— Ана, это просто безумие! Ты безумна! С самого начала все, что ты говорила, было ложью! Как ты можешь?.. Зачем?.. — упав на колени, бессвязно пробормотал Шээр.

Катунь больше не желала продолжать этот бессмысленный с ее точки зрения разговор.

— Стража! — окликнула она и ледяным тоном приказала появившимся стражникам: — Отведите молодого хана в его покои и позаботьтесь, чтобы он оставался там. Чего ждете? Не поняли, что я сказала?

Обернувшийся Сун увидел, как двое стражников подхватили под руки несопротивляющегося, поникшего шада и повели его прочь. Ичэнь смотрела им вслед с застывшим выражением лица. Потом она медленно перевела взгляд на него. Взгляд, переполненный ненавистью. Должно быть, катунь решила, что он нарочно завлек сюда Шээра, чтобы тот услышал их разговор. В какой-то мере так оно и было.

========== 7.4 Время не терпит ==========

Комментарий к 7.4 Время не терпит

timeline: 47 серия

Две вещи не вызывали у Чангэ ни малейших сомнений. Какие бы планы ни вынашивала катунь, Соколиное войско не будет сражаться на ее стороне. И, что бы ни придумал Сун, без помощи извне ему в Динсяне не выжить. Соколиное войско в боевой готовности ожидало возвращения тегина в Мобэй. Слишком далеко, чтобы своевременно оказаться рядом.

Прощаясь с принцессой Монаня, Чангэ передала ей письмо для короля Мобэй с просьбой не чинить препятствий Соколиному войску, и послание для Су Ишэ, содержащее всего несколько слов: «Великий Хан отравлен катунь. Тегин в Динсяне. Веди Соколиное войско в Тайшэ{?}[Тайшэ - кочевое становище неподалеку от Динсяна.]. Ждите меня там».

Сама она отправилась следом за конвоем Ичэнь. Прежде чем переходить в наступление, следовало разведать обстановку и подступы к крепости, выяснить, какими военными силами располагала катунь в Динсяне, и по возможности разузнать, что собирался делать Сун. Чангэ понимала, что он хочет спасти приемного отца, и опасалась, что своими действиями может помешать ему.

После отъезда Ичэнь из Чанъаня Чангэ еще почти на два дня задержалась в столице, а катунь, как видно, спешила вернуться в Динсян, поэтому нагнать конвой в пути Чангэ не удалось. Как не удалось и незаметно приблизиться к Динсяну. В радиусе одного ли от стен крепости все было выжжено до камня. Ворота городка, раскинувшегося вдоль крепостной стены Динсяна, строго охранялись, желающих войти стражники осматривали и допрашивали с особенным пристрастием, без досмотра пропуская лишь тех, кто показывал какую-то бирку.

Спрятавшись за сваленными в кучу обломками деревянных прилавков, раньше, должно быть, стоявших возле ворот, Чангэ силилась придумать, как пробраться за ворота, как вдруг на плечо ее тяжело опустилась мужская рука. Чангэ резко развернулась, готовая ударить неслышно подкравшегося обидчика, но ее сжатая в кулак рука была перехвачена, не достигнув цели. Сюй Фэн довольно улыбнулся и поддразнивающе произнес:

— Молодая госпожа, что же это ты сразу кидаешься с кулаками, не успев поздороваться?

— Сюй Фэн, как ты здесь оказался? — ошеломленно выдохнула Чангэ, только тут замечая спрятавшуюся за его спиной Чжэньчжу.

— Я его позвала, — ответила за него принцесса Монаня, пристыженно потупив взгляд. — Не ругайся. Если бы ты не ушла одна, я не стала бы этого делать.

— А что с посланиями, которые я просила тебя передать? — напряженно спросила Чангэ.

— Господин Цинь отправил их в Мобэй с надежным человеком, — успокоил ее Сюй Фэн. — Он должен был добраться туда быстрее, чем конвой принцессы. Принцесса Тудзя права, молодая госпожа не должна была приходить сюда одна. Это опасно. Мои люди из клана Яньсин уже здесь. Шиба и Сыту Ланлан присоединятся к нам в скором времени.

— Да, друзья должны быть рядом в хорошие и плохие времена, — кивнула Чжэньчжу. — Мы все на твоей стороне, чтобы помочь спасти твоего парня.

— Спасибо вам, — немного смущенная ее словами, ответила Чангэ.

— Так что нам сейчас нужно делать? — собранно спросил Сюй Фэн, переходя к делу.

— Сначала нужно попасть в город, — сказала Чангэ. — Оттуда проще пробраться в крепость. Но пока я не придумала, как миновать ворота. Просто так они никого не впускают.

Чжэньчжу выглянула из-за скрывавшей их преграды, понаблюдала за происходящим у ворот, задумчиво почесала кончик носа и вытащила из складок своего платья бирку с вырезанным на ней знаком рода Ашилэ.

— Я могу нас провести. Такие бирки имеются у каждого клана, подчиняющегося Ашилэ. Это знак преданности. С ней даже в Главный Шатер можно войти.

— Ты украла бирку у отца? — с упреком спросила Чангэ.

— Не украла, а позаимствовала на время, — тут же нашла оправдание юная принцесса. — Без нее мы не сможем войти! К тому же, в будущем она все равно станет бесполезной деревяшкой… Ну что, пойдем?

…

— Ли Шимин в спешном порядке выдвинул в приграничье четыре армии под общим командованием Ли Цзина, — сжато докладывал Лей Мэн. — Еще вчера они сосредоточились у подножия горы Эянлин.

— Сколько человек всего? — недовольно нахмурив брови, спросила катунь.

— Более ста тысяч.

Новости были не из приятных. Тан разворачивал войска неожиданно быстро, действуя на опережение, если учесть, что планы и сроки нападения держались в строгом секрете.

— Роду Ашилэ подчиняются многие кланы, — задумчиво сказала катунь. — Если соберем их всех, Ли Цзину не обязательно удастся победить. Как дела на западе?

— Пуса разбил войско Ашилэ Йугу в Мобэй, — без эмоций ответил Лей Мэн. — Йинань, предводитель Монаня, объединился с другими кланами пустыни и одержал победу над войсками Ашилэ, захватив в плен четырех генералов. Многие кланы, пообещавшие прислать своих воинов, до сих не сдвинулись с места. Предполагаю…

— Предполагаешь что? — раздраженно уточнила катунь, когда он замолчал, подбирая слова.

— Что их перекупили.

Катунь в гневе отшвырнула донесение, принесшее плохие новости. Все шло не так, как задумывалось. Эта Ли Чангэ!..

— Как там Му Цзинь? — поджав губы, спросила она после недолгого молчания.

— Как вы приказали, я не наносил глубоких ран. Он в состоянии выполнить свою задачу.

— Прекрасно. Господин может встретиться со своим слугой. Но прежде пусть посмотрит на своего Яньли. Приведи сюда Ашилэ Суна.

— Госпожа, учитывая состояние Яньли, не ухудшит ли ситуацию, если вы позволите Ашилэ Суну увидеть его? — почтительно склонившись перед ней, высказал свои опасения Лей Мэн.

— Наоборот, — скривила губы катунь. — В моих руках два самых важных для него человека, Яньли и Му Цзинь. Если дам ему увидеться с ними, он охотнее поможет мне. Пусть только убедится, что Яньли находится под моим полным контролем.

Ей показалось, что Лей Мэн хочет возразить, но он сложил руки перед собой, принимая распоряжение:

— Слушаюсь.

…

Окна в покоях хана были открыты, впуская прохладный воздух, множество зажженных свечей наполняли помещение теплым светом. Но Сун чувствовал не до конца выветрившийся сладковатый запах и догадывался о назначении стоящей посреди покоев дымницы.

Хан выглядел ухоженно и… жалко. Распущенные черные волосы без намека на седину были аккуратно скручены над его головой, сам он, одетый в белоснежную рубаху, лежал под расшитым золотыми нитями покрывалом. Но лицо его, исхудавшее и бледное, потеряв черты властности и силы, словно принадлежало человеку, стоящему на пороге смерти. Из-под полуприкрытых век проглядывали белки закатившихся глаз, а из горла вместе с тяжелым дыханием вырывались слабые хрипы.

Ненависть к катунь затопила Суна с новой силой. Он помедлил, справляясь с собой, заталкивая поглубже эмоции, которые не мог позволить себе показать этой женщине, самодовольно наблюдавшей за ним от двери. Не сейчас.

Подойдя к постели хана, Сун опустился на колени.

— Отец, я опоздал. Прости.

Хан открыл глаза, с трудом повернул к нему голову. В его глазах засветилось узнавание и… надежда? Он поднял дрожащую руку, будто желая дотронуться до лица Суна. Сун тяжело сглотнул и повторил:

— Отец. Это я, Сун.

Хан захрипел в бесплодной попытке что-то сказать и захлебнулся клокочущим кашлем. Рука его бессильно упала ладонью на широкий браслет оков, сковывающих Суна. Пробежав по цепи между руками, судорожно сжались пальцы. В затуманившемся взгляде хана проступило сожаление и разочарование. Короткий, похожий на всхлип звук вырвался у него из груди, а потом он поглядел вверх через плечо Суна, и глаза его стали наливаться кровью. Сун чуть скосил взгляд, чтобы увидеть край алых одежд молча приблизившейся катунь, решившей напомнить о себе. Хан снова отчаянно захрипел и попытался поднять руку в обвиняющем жесте, но сил у него больше не осталось.

Сун не хотел продлевать мучения отца при виде ненавистной ему женщины. Он бережно уложил руку хана поверх покрывала, накрыл ее ладонями и несильно сжал.

— Отец, подожди немного. Я вернусь, — тихо сказал он, потом поднялся и повернулся к катунь, сверля ее холодным взглядом.

— Не хочешь остаться подольше? — иронично поинтересовалась та. — Не беспокойся, я не убью его.

— Запомни свои слова, — мрачно произнес Сун. — Иначе Соколиное войско камня на камне не оставит от Динсяна.

Его угроза не произвела на катунь никакого впечатления.

— Теперь напиши приказ и отдай его Му Цзиню, — мягко распорядилась она. — У тебя есть три дня. После этого Соколиное войско должно стоять у ворот Чэнци в ожидании моего приказа. К тому времени твой отец будет в лучшем состоянии.

— Соколиное войско в Мобэй, — возразил Сун, бесстрастно наблюдая за попыткой катунь скрыть раздражение. Время было не на ее стороне. По его расчетам, войска Тан очень скоро должны были вплотную подойти к Динсяну. — При всем старании уложиться в три дня невозможно. Дай хотя бы неделю.

Она вынуждена была пойти ему навстречу. Катунь знала, что Сун прав.

— Пять дней, не больше, — подумав, нехотя поправилась она. — Если Соколиное войско не вернется в срок, вы оба умрете.

========== 7.5 Приказ ==========

Комментарий к 7.5 Приказ

timeline: 43, 47 серии

Му Цзиню удалось проникнуть в Динсян под видом слуги благодаря знакомому стражнику Главного Шатра, которому он однажды ненароком помог выбраться из весьма неприятной ситуации. В течение нескольких недель он осторожно изучал внутреннее обустройство крепости, размещение военных отрядов и пути отступления в случае побега. Как и обещал Мими, Му Цзинь нашел ее брата, которого, вместе с принцем и вдовствующей императрицей династии Суй, держали заложниками в западном дворце крепости. Бучжен сблизился с юным принцем Суй, который был примерно его ровестником, и особых лишений не терпел, если забыть об отрезанном мизинце, который катунь, должно быть, в качестве предупреждения отправила Мими, чтобы обеспечить ее повиновение.

С Великим Ханом он увиделся, понаблюдав за входящими и выходящими из охраняемых покоев слугами и втеревшись в группу, ежедневно приходящую, чтобы позаботиться о хане. Хан едва реагировал на то, что его поднимали, переворачивали и обтирали влажными полотенцами, находясь в полубессознательном состоянии. Притворившись неуклюжим, Му Цзинь опрокинул чашу с водой и был оставлен надзирателем в покоях, чтобы навести порядок. Как только дверь за слугами затворилась, он подошел к хану и побрызгал водой ему на лицо, приводя в сознание.

— Великий Хан, я Му Цзинь, — тихо сказал он, когда хан открыл глаза, бесцельно поводя перед собой мутным взглядом.

Несколько мгновений ему казалось, что тот не воспринимает окружающее, но потом из-под покрывала показалась дрожащая рука. Му Цзинь схватил ее и сжал в своей руке. Взгляд хана переместился на его лицо, приобретая осмысленное выражение. Он тихо прохрипел что-то, видимо, не в состоянии говорить.

— Великий Хан, я задам несколько вопросов. Можете моргнуть, если ответ «да»?

Беззвучно пошевелив ртом, хан на мгновение прикрыл глаза.

— Это Ичэнь довела вас до такого состояния?

Пальцы хана сжали руку Му Цзиня. Он медленно закрыл глаза, и из уголка его глаза скатилась слеза.

— Род Ашилэ сейчас под ее контролем?

Снова положительный ответ. Му Цзинь подавил отчаянный вздох.

— Великий Хан, сейчас я здесь один. Я не могу вас спасти. Но я найду способ известить Суна… — Глаза хана вопросительно расширились, он снова захрипел, пытаясь что-то сказать. Му Цзинь кивнул, отвечая на его немой вопрос: — Да, Сун не погиб. Как только он узнает о том, что здесь происходит, он придет спасти вас.

В глазах хана он увидел облегчение. Тот еще раз медленно моргнул, давая знать, что все понял.

Му Цзинь поспешил уйти, чтобы не вызвать подозрений у стоящей возле покоев стражи.

А на следующий день его схватили люди Лей Мэна, прочесывающие Динсян в поисках шпионов после полученного сообщения о том, что гибель Соколиного войска была лишь подстроенным спектаклем.

Ему не задавали вопросов, да он и не ответил бы ни на один, предпочитая смерть предательству. Лей Мэн просто каждый день избивал его кнутом до потери сознания, после чего Му Цзинь приходил в себя уже в тюремном подземелье.

Среди боли и безнадежности Му Цзинь почти потерял счет времени, когда неожиданно его не просто оставили в покое на целых два дня, но даже принесли воды, чтобы смыть кровь, залечивающую мазь и свежую одежду. Мазь помогла пригасить боль ужасно избитого тела, а более серьезных повреждений, к счастью, не оказалось. Хотя Му Цзинь сомневался, что в его положении можно говорить о счастливых совпадениях. Раз его не убили сразу, значит, оставили в качестве наживки. Для Суна.

Поэтому он не удивился, увидев вошедшего в его клеть тегина. Только было невыносимо горько видеть цепи, сковывающие его руки и ноги.

— Сун! — на мгновение забыв про боль, Му Цзинь вскочил и бросился в объятия друга. — Я так и подумал, что это ты!..

— Му Цзинь, прости, я пришел поздно, — сдержанно ответил Сун. — Благодарение богу Сириуса, ты жив.

Му Цзинь опустил взгляд на его оковы, потом посмотрел на хмуро наблюдавшего за ними Лей Мэна, зашедшего в клеть следом за Суном.

— Она приказала Лей Мэну следить за тобой?! Как они смеют так с тобой обращаться? — выдохнул он возмущенно.

— Это сейчас не важно. — Сун был собран и спокоен, и это придало Му Цзиню уверенности. Сун умел находить выход из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций. Он наверняка что-то придумал.

— Сун, почему ты пришел в Динсян? — тихо спросил он.

— Ты и отец в Динсяне, как я мог оставаться в стороне? — так же тихо отозвался Сун.

Му Цзинь хотел спросить его о Мими, но Лей Мэн прочистил горло, предотвращая дальнейшие вопросы, и жестко напомнил Суну:

— Ашилэ Сун, катунь послала тебя сюда не для обмена приветствиями. Поторопись.

Сун замер на мгновение, потом подхватил одной рукой цепь, соединяющую тяжелые браслеты на его запястьях, а другой вытащил из-за пазухи свернутый лоскут тонкой кожи.

— Му Цзинь, — глядя ему в глаза, медленно произнес тегин, — ты должен привести Соколиное войско.

— Что?! — неверяще воскликнул Му Цзинь и уже открыл рот, чтобы возразить, но тут же осекся под пристальным, полным значения, взглядом. Правильно, Сун ничего не станет делать по принуждению.

— Я написал военный приказ, — продолжил Сун, протягивая ему свиток. — Возьми его. Через пять дней Соколиное войско должно стоять у ворот Чэнци.

— Но… — Му Цзинь пытливо вгляделся в глаза Суна и не увидел ничего, кроме спокойной уверенности. Вздохнув, будто сдаваясь, он приложил руку к груди и принял приказ. — Будет исполнено, тегин.

За воротами Чэнци уже ожидала приготовленная для него лошадь. На прощание Сун еще раз обнял Му Цзиня, привлек ближе к себе.

— Береги себя, — сказал он, потом едва слышно добавил ему на ухо: — Подержи над огнем. — И, отстранив от себя, скомандовал: — Поезжай!

Му Цзинь не позволил себе оглядываться, но стоило огням Динсяна скрыться из виду, остановился, быстро разжег небольшой костер и, подогрев кожу свитка над пламенем, обнаружил выступившие над подписью тегина слова настоящего приказа: «Спасите хана и присоединяйтесь к войскам Ли Цзина».

…

С помощью бирки, позаимствованной Чжэньчжу у отца, принцесса, Чангэ и Сюй Фэн со своими людьми без труда вошли в город, не вызвав подозрений у охраняющих ворота стражников. Каким образом это удалось прибывшим через два дня Ло Шибе и Сыту Ланлану, осталось тайной.

— Я быстрее, чем ты думала, а? — как всегда непринужденно сказал учитель, внезапно вынырнув из уличной толпы прямо перед ней. — Мы с Ло Шибой скакали день и ночь, загнали несколько лошадей. — Он оглядел ее с ног до головы и, вздохнув, более серьезным тоном спросил: — Ученица моя, что за глупости ты творишь? В самом деле думаешь, что неуязвима? Как только в голову пришло соваться в Динсян в одиночку?

— Учитель… — начала застигнутая врасплох его появлением и упреками Чангэ, неосознанно готовясь оправдываться, но Сыту Ланлан махнул рукой, останавливая ее.

— Мы встретили Сюй Фэна. Ло Шиба пошла с ним в гостевой дом. Скажи, что делать мне.

— Учитель, Мими Гули сейчас находится в Динсяне. Она на нашей стороне. Мне удалось связаться с ней, чтобы получить точный план территории с расположением охраны и наиболее безопасными путями отступления. Думаю, это займет у нее некоторое время, так что пока приходится ждать. Сюй Фэн со своими людьми обследуют возможности попасть в крепость отсюда… По моим подсчетам, Соколиное войско уже должно было прибыть в Тайшэ. Нужно встретиться с ними, чтобы согласовать наши действия. Пойдешь со мной?

Сыту Ланлан немного удивленно вскинул брови, но только согласно кивнул, не расспрашивая.

Спустя два часа, когда до Тайшэ оставалось менее трех ли, их лошади были остановлены выпущенными им под ноги стрелами. Стрелы принадлежали скрывающимся в растущих вдоль дороги кустах лучникам.

— Военный советник Ли! — признал Чангэ кто-то из них.

— Да, это я, — с облегчением отозвалась Чангэ, поняв, что стрелки были дозорными Соколиного войска. — Где Су Ишэ? Проводите меня к нему.

— Следуйте за мной, советник, — вызвался тот самый мужчина, что первым узнал ее. — Они с Му Цзинем ждут вас со вчерашнего дня.

— Му Цзинь с вами? Как это возможно? Разве он не был схвачен Лей Мэном в Динсяне? — удивилась Чангэ.

— Мгм, — утвердительно хмыкнул мужчина. — Мы встретили его на пути сюда. Он привез приказ тегина.

…

— План Суна — чистое самоубийство, — пожаловался Му Цзинь, когда они закончили с приветствиями и перешли к обсуждению дел. — Ичэнь будет держать Суна взаперти и не позволит лично возглавить Соколиное войско. И как только поймет, что мы не намерены подчиниться, попросту убьет его. А если предоставит оглашение приказа о начале похода шаду, то нам, возможно, не удастся и хана спасти.

— Ты не думаешь, что она захочет сама огласить приказ? — спросила Чангэ. Му Цзинь покачал головой.

— В степях женщина не может лично командовать войсками, — самоуверенно произнес он. Чангэ фыркнула. Он вопросительно взглянул на нее и, смутившись, начал оправдываться: — Ты — это другое дело…

— Ладно-ладно, все понятно, — отмахнулась Чангэ. — Я считаю, что Сун рассудил правильно. Сама она отдать приказ не может. Шаду не доверит. Вы этого еще не знаете, но Шээр очень помог нам в Чанъане сорвать планы катунь. Даже если он никогда не отважится открыто выступить против матери, Ичэнь теперь остережется доверять ему в важных делах. Так что ей придется прикрываться ханом, отдавая приказ. И вы сможете защитить его.

— Почему тегин хочет, чтобы мы присоединились к войскам Тан, тем более, если с нами будет Великий Хан в его нынешнем состоянии? — спросил до сих пор молчавший Су Ишэ.

— Не знаю точно, — подумав, ответила Чангэ. — Но Сун лично знаком с генералом Ли Цзином, тот помог нам в Лояне отбиться от бандитов, приведенных наложницей Цзиньсы, чтобы осложнить политическое положение Тан. Сун не стал бы рисковать жизнью отца. Думаю, он о чем-то договорился с генералом Ли.

— Хорошо, хана мы спасем, — немного спокойнее сказал Му Цзинь. — Но как же Сун? Чтобы ворваться в крепость, нам потребуется время. Ичэнь не станет ждать.

— Ваша задача — спасти Великого Хана, — решительно возразила Чангэ. — Соколиному войску нельзя задерживаться возле Динсяна. Вы должны как можно быстрее увезти его в Тан и договориться с генералом Ли о дальнейших действиях. Насколько я понимаю, Ичэнь уже зашла слишком далеко, чтобы остановиться. Кланы пустыни успешно сопротивляются войскам Ашилэ. Между Тан и пустыней заключен союз, войска Тан вот-вот подойдут к Динсяну. В этой ситуации многие степные кланы неизбежно начинают колебаться. Как только катунь лишится Великого Хана, у нее останется единственная возможность сохранить управление: устрашение.

Му Цзинь, подумав, согласно кивнул. Су Ишэ непонятливо переспросил:

— Что советник Ли имеет в виду?

— Катунь не станет сразу убивать Суна, — хладнокровно объяснила Чангэ. — Сначала объявит о предательстве Соколиного войска, похитившего и убившего Великого Хана. Потом прикажет показательно казнить тегина в назидание другим… Но мы не позволим ей сделать это. Му Цзинь поделится своими наблюдениями, Мими передаст мне подробный план крепости, и мы с нашими друзьями из Тан, — Чангэ улыбнулась Сыту Ланлану, слушавшему ее с заметным восхищением, — спасем Суна, освободим Мими и ее брата. А потом войска Тан помогут нам окончательно разбить Ичэнь.

В душе Чангэ не было места сомнениям.

========== 7.6 Спасение хана ==========

Комментарий к 7.6 Спасение хана

timeline: 47 серия

В душе Чангэ не было сомнений.

Как и Сун, она хорошо понимала, что, пока хан Яньли находится под контролем Ичэнь, прямая осада Динсяна неизбежно приведет к его гибели. Лишенная шансов на победу, катунь первым делом избавится от ставшего бесполезным ненавистного супруга. Чтобы спасти хана, его нужно было увезти до начала осады. А для этого требовалось обмануть катунь. План Суна строился на ошибочной уверенности катунь, что он не будет рисковать собственной жизнью и станет послушной игрушкой в ее руках ради того, чтобы сохранить жизнь приемного отца. У плана был лишь один недостаток: привести Соколиное войско из Мобэй в отведенные катунь пять дней было близко к невозможному. Чангэ позволила себе помечтать, что Сун предусмотрел то, что она заранее вызовет Соколиное войско в Динсян. Во всяком случае, теперь они были здесь и имели время восстановить силы, потраченные на переход, прежде чем вступить в противостояние со стражами Динсяна и освободить Великого Хана.

Мими сумела переслать им план крепости с пометками и пояснениями. Одного взгляда на него хватило, чтобы понять — и подробный план, и короткие пояснения были выполнены опытным в военных делах человеком. Чангэ предположила, что этим человеком был шад, которого Мими опять попросила о помощи. Она верила Мими, как верила после событий в Чанъане и в то, что Шээр не будет мешать спасать Суна. Но Сюй Фэн, подозревавший, что им могли расставить ловушку, настоял на том, чтобы проверить правильность плана, и вместе с Ло Шибой ночью по крышам перебрался в крепость. Ожидание их возвращения стоило Чангэ нескольких седых волос, зато полученное подтверждение прибавило всем уверенности в успехе.

Все вместе они тщательно изучили план и наметили, кто и что будет делать, когда окажутся внутри крепости. Оставалось самое сложное для Чангэ — ожидание и бездействие. Два дня до назначенного времени прибытия Соколиного войска в Динсян, прежде чем станет ясно, сработал ли план тегина. Прежде чем она узнает, правильно ли оценила катунь. Прежде чем они с Суном снова смогут быть вместе.

«А-Сун, подожди еще немного. Я приду за тобой», — забравшись на крышу гостевого дома и глядя поверх крепостных стен Динсяна на висящий между дозорных башен яркий диск луны, уверенно прошептала Чангэ.

…

Ичэнь старательно сохраняла видимость честной сделки. Его больше не морили голодом, наоборот, в изобилии снабжали едой и вином, и даже позволили, под присмотром двадцати стражей с обнаженным оружием, вымыться и переодеться в чистые одежды. Цепи, конечно, ограничивали движения, но Сун все равно не сидел на месте, а тренировался, поддерживая тело в боевой готовности. Он был уверен, что катунь не допустит его к войску, но мало ли что может случиться. Пока жив, он не собирался сдаваться.

Катунь появилась снова в назначенный день и вошла в клеть, оставив стражников снаружи. Сун даже не потрудился подняться с лежанки, раз никто не спешил освобождать его от цепей. По спокойно-уверенному виду Ичэнь он заключил, что Му Цзиню удалось привести Соколиное войско за пять дней. Это уже было хорошим знаком, потому что вопрос времени был самым слабым пунктом его плана. В остальном он мог положиться на своих людей.

— Соколиное войско знает, что такое дисциплина и как должно исполнять приказы, — вместо приветствия одобрительно сказала катунь. — Даже если требуется уложиться в сжатые сроки.

Сун неопределенно хмыкнул и ответил любезностью на любезность.

— А ты с самого начала не думала позволять мне командовать моими людьми. Просто использовала, чтобы заполучить Соколиное войско. Хорошая тактика, катунь.

— На войне все средства хороши, — самодовольно отозвалась Ичэнь. — Тебе это прекрасно известно. Когда они вернутся с победой, я позволю тебе поприветствовать твое Соколиное войско… Слышишь? Соколиное войско уже подходит к воротам. Как думаешь, кто отдаст им приказ к выступлению?

Да, он слышал — ржание сотен лошадей, бряцание оружия, тяжелую поступь множества вооруженных воинов. Соколиное войско прибыло в Динсянь.

— Из-за тебя отец слишком болен, чтобы произнести хоть слово, — бесстрастно спросил Сун, надеясь услышать нужный ему ответ. — Как он может отдать приказ?

— Главное, чтобы все его видели. Со словами ему помогут, — любезно улыбнулась катунь и замолчала, прислушиваясь к доносящимся извне звукам.

Сун тоже напряженно слушал, с кажущимся безразличием отвернув лицо в сторону от катунь. Ориентируясь на звуки, он понял, что Му Цзинь привел в Динсянь не все войско, но, должно быть, достаточно, чтобы прикрыть отступление с ханом.

Вскоре большинство звуков стихло. «Сейчас, — подумал Сун. — Сейчас появится Великий Хан и кто-то провозгласит от его имени приказ о выступлении. Му Цзинь на правах командующего должен принять приказ из рук хана… Ичэнь ждет отзыва Соколиного войска, чтобы убедиться в их повиновении». Руки его непроизвольно сжались в кулаки, когда недолгое затишье сменилось лязгом сшибающихся мечей. Потом к лязгу примешался удаляющийся цокот копыт. Похоже, у них получилось.

Сун искоса взглянул на катунь. Она все еще прислушивалась, нахмурив брови, и выглядела обеспокоенной.

— Принцесса, — выбившимся из дыхания голосом нарушил тишину тюремного подземелья прибежавший с докладом Лей Мэн, складывая перед собой руки и кланяясь на манер Центральных равнин.

— Почему так шумно? Что там случилось? — недовольно спросила его катунь.

— Соколиное войско предало нас, — быстро доложил Лей Мэн. — Они похитили и увезли Великого Хана. У нас недостаточно людей, чтобы прорваться через их заслон и преследовать беглецов.

— Что ты говоришь? — оторопела катунь, глядя на него неверящим взглядом.

Сун облегченно вздохнул. Отец в безопасности. Войска Тан могут идти в наступление. Ичэнь уже проиграла еще не начатую войну.

— Ашилэ Сун, — гневно выдавила из себя катунь, поворачиваясь к нему. — Как ты посмел?! Притворился поверженным, чтобы спасти Яньли.

Сун ухмыльнулся, не скрывая более ни ненависти к ней, ни презрения.

— Что ты говорила? На войне все средства хороши. Ты думала, что все просчитала, но самоуверенность ослепляет. — Он медленно поднялся, не сводя с нее насмешливого взгляда, и снисходительно пояснил: — Ты не мужчина, и не можешь отдавать приказы. Понятно было, что не позволишь сделать это ни мне, ни Шээру. Отец оставался твоей единственной возможностью.

— Ашилэ Сун, да ты великолепен, — зло процедила катунь. — И умереть не боишься, не так ли?

— Ты не отпустила бы меня в любом случае, — спокойно ответил Сун. — Я и не рассчитывал уйти отсюда живым.

Ичэнь окатила его ненавидящим взглядом и резко повернулась к Лей Мэну.

— Лей Мэн. Передай мой приказ всем родам в степях: Соколиное войско предательски похитило Великого Хана. Кавалерия Динсяна не смогла схватить предателей. Великий Хан умер в их руках. Теперь печать Великого Хана у меня, я буду отдавать приказы от его имени. Кроме того, предводители кланов рода Ашилэ должны немедленно явиться в Динсян. В полдень через три дня предатель Ашилэ Сун будет казнен в назидание другим.

— В назидание другим, — задумчиво повторил Сун, проводив взглядом отправившегося исполнять приказ Лей Мэна. — Да лучше умереть или быть казненным, чем быть твоим рабом.

— Не волнуйся, твоя смерть не будет напрасной, — ядовито произнесла катунь. — Я покажу всем, что происходит с теми, кто осмелится предать меня!

Удостоив его еще одного ненавидящего взгляда, катунь спешно покинула тюрьму. Сун медленно перевел дыхание и, снова опустившись на лежанку, прикрыл глаза. «Чангэ, как бы я хотел провести всю жизнь рядом с тобой, — отрешенно подумал он, борясь с накатившей тоской по любимой. — Но боюсь, на этот раз я не смогу сдержать своего обещания. Прости».

…

— Генерал Ли, оставляю Великого Хана под вашей защитой, — сказал Му Цзинь. Он чувствовал себя несколько неуютно, вверяя жизнь хана и тысяч воинов Соколиного войска главнокомандующему Тан, и Ли Цзин, кажется, заметил это.

— Не переживай. Мы с братом Цинь заключили честное соглашение. Великий Хан будет в полной безопасности. Но разве ты не останешься со своими людьми?

— Я выполнил задание. У меня еще есть личные дела, — отговорился Му Цзинь и, вежливо кивнув генералу на прощание, быстрым шагом направился к своему коню. Он должен был поторопиться, чтобы успеть вместе с Чангэ спасти Суна. И освободить Мими и ее брата.

— Му Цзинь! — раздался сзади негромкий окрик. Су Ишэ и Нуэр бежали за ним от выделенной для Соколиного войска части лагеря.

— Ты плохой друг, Му Цзинь, — чуть запыхавшись, высказался Нуэр. — Мы же братья, а ты нас не позвал. В чем дело? Решил без нас спасать тегина?

— Точно. Не доверяешь нам, что ли? — добавил Су Ишэ, ткнув его для верности кулаком в грудь.

Му Цзинь окинул внимательным взглядом одного, другого. В глазах друзей светилась непоколебимая решимость. Да, они все были братьями.

— Хоу! — стукнул себя в грудь Му Цзинь, признавая их решение и одновременно давая клятву. Нуэр и Су Ишэ не колеблясь повторили жест, а потом последовали за ним.

Несколько мгновений спустя два десятка всадников во весь опор мчались сквозь ночь обратно в Динсян.

========== 7.7 Освобождение (1) ==========

Комментарий к 7.7 Освобождение (1)

timeline: 48 серия

Все обернулось так, как предсказала Чангэ. Вскоре после того, как Соколиное войско успешно увезло хана, люди Сюй Фэна доложили о новом приказе катунь. За похищение и убийство Великого Хана тегин Соколиного войска должен быть казнен в полдень через три дня в присутствии предводителей степных войск, которым надлежало незамедлительно явиться в Динсян.

К нетерпению, которое Чангэ старательно подавляла в прошедшие дни, добавилось растущее ощущение тревоги. Потому что тщательно разработанный план, который они много раз обсудили во всех подробностях, стараясь учесть все непредвиденные ситуации, имел одно слабое место. В охраняемой сотнями вооруженных стражников крепости они должны были полагаться на эффект неожиданности и быстроту действий. Однако, Сун был закован в цепи и, следовательно, не мог ни быстро передвигаться, ни толком защищаться. Хотя Сюй Фэн был убежден, что ему хватит сноровки разрубить цепи мечом, на это тоже требовалось время. И Чангэ, и ее друзья осознавали, насколько они рискуют. Но это никак не отразилось на их решимости сделать все возможное, чтобы спасти Суна.

В день казни Ло Шиба еще до рассвета ушла по крышам в Динсян. Ее задачей было открыть отдаленные и почти не охраняемые северные ворота для Сыту Ланлана и людей Сюй Фэна, чтобы найти и вывести за пределы крепости содержащихся в заложниках вдовствующую императрицу династии Суй, ее внука и брата Мими, прежде чем поспешить на помощь Чангэ и Сюй Фэну, которые займутся освобождением Суна.

Мими сумела передать еще одно сообщение, в котором говорилось, что, как только Суна уведут из тюрьмы на главную площадь крепости, и стража переместится туда, она откроет служебные ворота, через которые из города доставлялись продукты. Эти ворота располагались ближе всего к площади, Чангэ и Сюй Фэн должны были успеть добраться туда до начала казни.

И так, переодетые крестьянами, с небольшой повозкой, для виду заставленной корзинами с овощами, Чангэ и Сюй Фэн стояли у служебных ворот, остававшихся закрытыми, хотя полдень уже должен был наступить. Чангэ нервно покусывала губы, прикидывая, сколько времени у них еще осталось, и успеет ли учитель добраться до площади прежде чем катунь убьет Суна, если ворота так и не откроются.

Сюй Фэна, очевидно, заботили те же мысли. Откашлявшись, он заговорил:

— Сколько еще ждать? Что будем делать, если?..

Глухой звук снимаемого засова прервал его вопрос. Однако вместо Мими Гули в медленно отворяющихся воротах стоял криво ухмыляющийся шад. Сюй Фэн схватился за спрятанный в повозке меч. Чангэ подавила свой порыв сделать то же, напряженно глядя на Шээра. В его ухмылке не было самодовольства, скорее, некоторая неуверенность.

— Суна уже увели на площадь, — смерив Сюй Фэна неприязненным взглядом, сказал Шээр, обращаясь к Чангэ. — Тебе стоит поспешить.

— Можно ли ему верить? — тихо спросил Сюй Фэн. Недостаточно тихо для шада. Ухмылка исчезла с его лица.

— У вас есть другой выход? — ровно произнес он. — Ли Чангэ. Я стою перед тобой. Мне нужно учить тебя, что делать?

— Почему? — коротко спросила Чангэ.

— Не хочу, чтобы его убили у меня на глазах.

В искренности его тона сомневаться было невозможно. Не оборачиваясь, Чангэ сказала Сюй Фэну:

— Сюй Фэн, отправь сообщение учителю. Наш план только что лишился слабого места. Встретимся снаружи. А ты иди к Шибе.

— Да, — ответил Сюй Фэн, не тратя времени на вопросы. Шээр проводил взглядом его удаляющуюся фигуру, потом спросил Чангэ:

— У тебя есть подходящее оружие, или одолжить?

…

Весенний день радовал теплом солнечного света. Легкие белые облака неспешно плыли по голубому небу. Было по-настоящему жаль покидать этот мир в такой день. Но, глядя на усиленную охрану, окружавшую площадь двойным кольцом, Сун понимал, что шансов на спасение не осталось. Он не смотрел на собравшихся зрителей, знал и без того, что увидит в глазах предводителей мелких кланов рода Ашилэ: ненависть к убийце Великого Хана, страх перед катунь, вынуждавшей их воевать. Сун поднял взгляд на Ичэнь, величественно восседающую на троне, специально установленном на ступенях главного дворца Динсяна, чтобы ей удобнее было наблюдать, как слетит с плеч его голова.

— Прежде чем умрешь, можешь высказать последнее желание, — милостиво предложила катунь.

— Отвезите мое тело обратно в степи, — попросил Сун. — Хочу своими глазами видеть, как там воцарится мир.

— Хорошо. Я позволю тебе стать неприкаянным духом в степи, — снисходительно пообещала она и тут же отдала приказ стоящему рядом Лей Мэну: — Приступайте к казни!

Повинуясь команде Лей Мэна, стражники, державшие Суна в перекрестье клинков, толкнули его к месту казни, заставили опуститься на колени и закрепили на его оковах дополнительные цепи, свисающие со стоящих по бокам столбов. Даже если захотел бы, он не мог двинуться с места. Тем не менее, вокруг него встали шесть стражников с обнаженными мечами, — должно быть, катунь все еще опасалась, что ему придут на помощь.

Ее опасения оказались небезосновательными. Стоило воину, исполнявшему роль палача, примериваясь, надавить лезвием меча на затылок, заставляя Суна опустить голову, как с противоположной стороны площади раздался звонкий голос Чангэ:

— Останови казнь!

Голубая лента в волосах и белое платье, из-за быстрых решительных шагов струящееся позади нее, — Чангэ была похожа на облако, решил мгновенно очарованный Сун. Очень воинственно настроенное облако, поскольку левая рука ее тяжело лежала на плече Шээра, в то время как кинжал в правой руке был тесно прижат к его шее.

Бесстрашно миновав пропустивших и снова сомкнувших строй позади нее стражников, Чангэ подвела шада ближе к лестнице и остановилась в нескольких шагах от Суна.

— Чангэ. Ты не должна была приходить сюда! — взволнованно воскликнул Сун.

Хотя, шад явно был на их стороне. Иначе ему ничего не стоило чуть отклониться назад и, перехватив руку с кинжалом, без усилий прижать его кгорлу самой Чангэ. Против катунь это был замечательный ход — какая мать останется равнодушной при видимой угрозе жизни сына?

— Отпусти моего мужчину, — обласкав Суна коротким нежным взглядом, жестко потребовала Чангэ у катунь. — Освободи Ашилэ Суна. В противном случае этот день станет днем смерти твоего сына.

— Даже если я отпущу его, неужели ты думаешь, что сможешь выйти отсюда живой? — голос катунь едва заметно дрожал, неясно, от ярости или страха за Шээра.

Раздался свист летящей стрелы. Быстро оглянувшись через плечо, Сун увидел, как она вонзилась прямо у ног Лей Мэна. Собравшиеся предводители кланов в панике завертели головами, ища глазами стрелка. Лей Мэн скомандовал: «Защитить принцессу!» Но стрелок был невидим, должно быть, прятался за скатом одной из крыш.

— Кто сказал, что я пришла одна? — невозмутимо парировала Чангэ. — Не совершай необдуманных поступков. Иначе, кто знает, чью жизнь отнимет следующая стрела. — Словно в подтверждение ее слов, еще одна стрела вонзилась в изголовье трона в нескольких цунях{?}[Цунь - мера длины, равная примерно 3,33 см.] от головы катунь. — Даже если я умру, мои люди не оставят твоего сына в живых. Жизнь за жизнь.

Она чуть сильнее нажала на кинжал, заставив выступить алую каплю крови. Шээр поднял подбородок, стараясь уйти от касания острого лезвия, и успокаивающе пробормотал, глядя на мать: «Все в порядке».

— Отпусти Шээра, — не выдержала катунь. — Я освобожу Ашилэ Суна.

— Боюсь, последнее слово здесь за мной. Не забывай, что твой сын в моих руках. Освободи Ашилэ Суна!

Суну показалось, что Чангэ теряет терпение, таким пронзительным стал ее голос. До сих пор она блефовала. Но что будет, если катунь продолжит тянуть время?

— Освободи Ашилэ Суна! — еще яростнее выкрикнула Чангэ, делая движение, будто собиралась полоснуть кинжалом по горлу Шээра.

И катунь сдалась.

— Освободите его, — нервно приказала она.

Казалось, оковы слетели мгновенно, так быстро расправились со всеми запорами и креплениями два стражника. Сун поднялся на ноги, качнулся с пятки на носок, повел плечами, покрутил руками, восстанавливая кровообращение. Едва заметно кивнул на вопросительный взгляд Чангэ. Она выдохнула с облегчением.

— Теперь отпусти Шээра! — с ноткой нетерпения в голосе воскликнула катунь.

Чангэ опустила кинжал, и Шээр медленно двинулся навстречу Суну. «Спасибо», — тихо поблагодарил Сун, когда они встретились на полпути. Мгновением позже он выбил меч из руки ближайшего стражника, подхватил у самой земли, полоснул вставшего на пути и, перейдя на бег, крикнул Чангэ: «Уходим!»

Позади раздался крик катунь: «Убейте их!». Стражники бросились за ними, но их остановили летящие из-за крыш стрелы друзей Чангэ. С теми немногими, что оказались впереди, Сун безжалостно расправлялся мечом.

========== 7.8 Освобождение (2) ==========

Комментарий к 7.8 Освобождение (2)

timeline: 48 серия

Чангэ куда-то целенаправленно вела его.

— Нужно уходить, — настороженно оглядываясь, сказал Сун. — Твои друзья их не остановят.

— Шээр надеется уговорить катунь не преследовать нас… — с сомнением в голосе ответила Чангэ. — Хотя бы ненадолго он их задержит. Мы должны забрать Мими.

Мими ждала их, спрятавшись под стеной беседки, полускрытой разросшимся кустарником.

— Чангэ, они закрыли этот вход цепным запором, я не смогла его открыть, — быстро заговорила она, кивая на массивную дверь между двух строений. — Идите через ту дверь напротив, и прямо по проходу выйдете к воротам Чэнци. Только будьте осторожны, там могут быть стражники.

— Что это значит? Ты не пойдешь с нами? — удивилась Чангэ.

— Я не могу уйти и оставить Бучжена.

— Мими, ты думаешь, я пришла одна? Не волнуйся. Учитель Сыту сейчас спасает твоего брата. Тебе не следует здесь оставаться… Все, быстрее, идемте!

И они побежали в указанном Мими направлении.

На подходе к воротам Чэнци они действительно наткнулись на группу стражников. Безоружная Мими, с трудом увернувшись от чьего-то меча, отскочила за спину сражающейся рядом с ним Чангэ и прижалась к стене, отворачиваясь от кровавого зрелища. Сосредоточившись на последнем противнике, Сун не сразу понял, что произошло у него за спиной, а когда обернулся на вскрик, обнаружил Чангэ, склонившуюся над лежащей Мими, сраженной стрелой Волчьего войска. Лей Мэн снова целился, теперь в Суна, но этой стреле не суждено было попасть в цель. Сун отбил ее мечом и, не раздумывая, вступил в бой с приведенными Лей Мэном стражниками, не давая им приблизиться к Чангэ и Мими и в холодной ярости неся смерть с каждым ударом меча.

Стражников было слишком много. К счастью, Сун не долго бился с ними один. Вскоре на них посыпались выпускаемые догнавшими их Ло Шибой и Сюй Фэном стрелы, и почти одновременно со стороны ворот появились и с ходу бросились на помощь Суну Му Цзинь, Нуэр и Су Ишэ с отрядом своих воинов.

— Зачем вы вернулись? — не останавливая боя, крикнул Сун Му Цзиню.

— Конечно, тебя спасать, брат! — задорно ответил тот, вовсю орудуя мечом.

— Мими Гули ранена, — заметив, как развернулся и исчез Лей Мэн, увидев воинов Соколиного войска, сказал Сун. — Мы должны убраться отсюда, пока Лей Мэн не привел подкрепление.

— Мими? Где она? — сразу взволновался Му Цзинь, мгновенно отвлекаясь, так что Суну пришлось извернуться, чтобы отразить удар стражника, с которым он сражался.

Сун молча качнул головой в сторону прохода и скомандовал остальным:

— Заканчиваем и уходим.

… Му Цзинь сидел рядом с Мими, потерянно глядел в ее неподвижное лицо, и тихо звал: «Мими… Мими, очнись…», гладя ее по щеке. Сун встретился взглядом с кусающей губы Чангэ.

— Лей Мэн целился в меня, но Мими оттолкнула меня, и стрела пробила ей плечо. Все не так страшно. Она без сознания, но дышит, — ответила она на его немой вопрос. — Учитель наверняка может помочь. Нужно быстрее отвезти ее туда, где мы договорились встретиться.

Сун кивнул и тронул Му Цзиня за плечо.

— Му Цзинь, соберись. Нам нужно идти. С Мими все будет в порядке.

— Да, тегин.

Му Цзинь сделал над собой усилие, глубоко вздохнул, обломил оперенную часть стрелы и, вставая, осторожно поднял Мими на руки. Прикрываемые воинами Су Ишэ, они поспешили к воротам. Больше им никто не встретился, как не появились и новые преследователи. Но у самых ворот, все еще распахнутых настежь после прорыва воинов Соколиного войска, прислонившись к стене, стоял шад.

Увидев безжизненную фигурку в окровавленной одежде на руках у Му Цзиня, Шээр бросился к нему, не обращая на остальных никакого внимания:

— Мими! — шад протянул руку к ее лицу, но Му Цзинь немедленно отступил на шаг и с ненавистью выкрикнул:

— Не смей прикасаться к ней!

Словно обжегшись, Шээр отдернул, а потом медленно опустил свою руку.

— Как это могло случиться? — не отрывая глаз от Мими, пробормотал он. — Ли Чангэ, почему ты не защитила ее? Она же все делала ради тебя…

Чангэ опустила взгляд. Она чувствовала себя виноватой. Сун знал это, потому что разделял это чувство. В конечном итоге, Мими пострадала из-за него.

— Как это могло случиться?! — зло повторил Му Цзинь. — Об этом спроси свою мать!

— Шээр, — вмешался Сун, видя, как судорожно сжались кулаки шада при этих словах. — Прямо сейчас в Динсян идут войска Ли Цзина. Ичэнь больше ни для кого не будет угрозой. Ты должен пойти с нами.

— Заткнись, Сун, — недружелюбно, и вместе с тем устало, отозвался Шээр. — Я помог тебе. Но это не значит, что я заодно с Тан. Она моя мать, этого ничто не изменит. Наши с тобой пути расходятся здесь. Убирайтесь, пока не поздно.

Он снова посмотрел на Мими, тяжело сглотнул и отвернулся, всем своим видом давая понять, что его решение непоколебимо. Помедлив мгновение, Сун первым шагнул за ворота.

…

Рядом с лошадьми воинов Соколиного войска, которых они в спешке бросили возле ворот Чэнци, неожиданно обнаружился Сыту Ланлан.

— Учитель! — встревоженно воскликнула Чангэ. — Почему ты здесь? Что-то пошло не так?

— Успокойся, ученица моя, — улыбнулся он. — Все прошло по плану. Но кое-что изменилось, так что я пришел за вами. Увидел, как эти доблестные воины ломают ворота, и решил, что моя помощь не потре…

— Учитель, Мими ранена, — перебила его Чангэ, делая шаг в сторону, чтобы он увидел несущего Мими Му Цзиня. — Ты можешь помочь?

Сыту Ланлан посерьезнел, подошел, взглянул на торчащий обломок стрелы, взял руку Мими и некоторое время выслушивал пульс.

— Думаю, она просто потеряла сознание от боли, — спокойно сказал он. — Рана не кажется слишком серьезной, и крови вышло не много. В лагере генерала Ли несомненно найдется лекарь и заживляющие мази.

— Пока мы доберемся до лагеря генерала Ли, Мими может умереть! — горячо возразил Му Цзинь.

— Ах, да, я же здесь как раз, чтобы сказать вам, — ударил себя в лоб мечник. — Ли Цзин опередил пешее войско и с трехтысячной конной армией совершил неожиданное нападение на войска, стоящие на страже Динсяна. Мы столкнулись с ними, когда они возвращались в походный лагерь. Лагерь разбит на границе Тан в трех десятках ли отсюда. Мы уже переправили туда заложников из Динсяна. Принцесса Тудзя с ними. Я покажу дорогу. Доберемся вмиг.

Чангэ стало наконец понятно, почему их прекратили преследовать. У катунь появились другие заботы, и ей уже было не до поимки горстки беглецов.

Тем временем Сюй Фэн привел их коней, спрятанных неподалеку. Немного смущенно Чангэ пояснила Суну:

— Мы думали, тебе придется ехать в повозке, Мими тоже… поэтому у нас только три лошади.

Сун широко улыбнулся.

— Так даже лучше. Ты же не против, если я поеду с тобой? Я так скучал…

Не дожидаясь ответа, он легко забросил Чангэ в седло, вскочил следом сам, и взявшись за поводья одной рукой, другой крепко прижал ее к себе. Нуэр и Су Ишэ помогли Му Цзиню с Мими, и небольшой отряд быстро покинул Динсян, следуя за скачущим впереди Сыту Ланланом.

Комментарий к 7.8 Освобождение (2)

… И да, ни к чему нам нелепая смерть Мими. Пусть будут счастливы с Му Цзином!

========== 7.9 Одиночество ==========

Комментарий к 7.9 Одиночество

timeline: 48 серия

Неподвижно застыв в проеме ворот, Шээр безучастно наблюдал, как они седлают коней и уезжают. Сун, окруженный преданными друзьями, прижимающий к себе любимую женщину, ради его спасения рискнувшую своей жизнью. Му Цзинь, бережно держащий в руках сокровище, к которому сам шад не смел даже прикоснуться, — потому что Мими была ранена из-за его матери, и потому, что ее сердце никогда не принадлежало ему, а было отдано этому не особо примечательному парню. В душе его не осталось ни зависти, ни ревности. Он чувствовал себя опустошенным.

Матушка не собиралась останавливаться. Ни уговоры, ни его беспомощные угрозы на нее не действовали. Сегодня Шээр наконец понял, что и слова ее о том, что все делалось ради него, не отражали полной правды.

Там, на дворцовой площади, стараясь задержать погоню за Суном и Ли Чангэ, Шээр сделал последнюю отчаянную попытку убедить ее отказаться от воинственных планов. Вдавив острие кинжала себе в грудь.

— Матушка, позволь им уйти, — сквозь боль попросил он. — Или тебе придется потерять меня. Разве ты не говорила, что делаешь все это для меня? Теперь — не надо.

Он в самом деле готов был умереть. Но катунь с неожиданной силой дернула на себя его руку с кинжалом, успевшим глубоко распороть кожу, но не доставшим до сердца. В ее глазах зажглось внезапное понимание.

— Так значит, ты был заодно с Ли Чангэ? — глядя разочарованно, произнесла она обвиняющим тоном. — Ты просто притворялся, чтобы его отпустили. Потому что знал, что я не дам навредить тебе. Ты использовал меня. Мой драгоценный сын, ты такой верный друг. — Она резко потянула его руку выше, так что лезвие кинжала почти коснулось ее горла, и уже не скрывая ярости, с вызовом воскликнула: — Почему бы тебе не убить меня? Не только спасешь Ашилэ Суна, но и отомстишь за своего отца. Давай, убей меня. Убей меня!

Клинок выпал из его разжавшейся руки.

— Матушка… — просительно начал Шээр, желая заверить ее, что добивался совсем не этого. Но катунь, отвернувшись, холодно оборвала его:

— Если ты не на моей стороне, можешь убираться отсюда в любой момент. — А потом повторила приказ Лей Мэну: — Догнать их. Они должны умереть!

… Когда за ускакавшими всадниками улеглась пыль, Шээр все так же безучастно закрыл поврежденные створы ворот и даже заложил в скобы обломок расщепленного засова. Хотя это больше не имело смысла. Он слышал, что говорил Ли Чангэ тот парень, которого она назвала «учителем». Защита Динсяна разбита, войска Ли Цзина скоро захватят крепость. Тан не позволит катунь раздуть огонь войны, в котором сгорели бы жизни тысяч неповинных людей.

«Шээр, один из нас должен встать на защиту рода Ашилэ. Пусть это буду я», — говорил ему Сун в застенках Чанъаня. Теперь Шээр хорошо понимал, что он имел в виду. Сун был тем, кто видел картину в целом, мог оценить последствия и принять верное решение. Даже если это решение объединиться с недавним врагом. Потому что сейчас главным врагом рода Ашилэ стала его катунь.

Зажимая ребром ладони ноющую и все еще немного кровоточащую рану от собственного кинжала, Шээр нехотя вернулся на дворцовую площадь. Она уже опустела, но из самого дворца раздавался шум голосов.

— Никто не выйдет отсюда без моего приказа! Каждый, кто попытается переступить порог, будет немедленно убит! — яростно выкрикнула катунь в тот момент, когда Шээр вошел в приемный зал.

Стражники с обнаженными мечами теснили прочь от дверей прибывших на казнь Суна предводителей мелких кланов, должно быть, попытавшихся сбежать после донесения гонца, лежащего перед ними с перерезанным горлом в луже собственной крови. На их лицах можно было прочитать многое, от беспокойства до страха, но яснее всего — желание оказаться как можно дальше от Динсяна и от катунь.

— Это просто лживые слухи. Он был заслан предателями, чтобы снизить наш боевой дух, — с каменным лицом произнес стоящий над убитым гонцом с окровавленным мечом в руке Лей Мэн.

Шээр рассмеялся, горько и язвительно. Матушка ни во что не ставила жизни не только врагов.

— Это просто смешно, — глядя на сбившихся в кучу переполошенных мужчин, едко сказал он. — Вы хоть знаете, за кого на самом деле сражаетесь? За себя? За род Ашилэ? Или за принцессу Ичэнь?

— Шээр! — возмущенно воскликнула катунь, взглядом приказывая ему немедленно замолчать. И от этого полного искреннего негодования взгляда он неожиданно сорвался на лишенный всякого почтения крик:

— Ты уже убила множество людей. Сколько еще должны умереть ради твоей «великой цели»? Сколько?

Потерявшая самообладание катунь приказала вывести его из дворца таким тоном, что, будь на его месте кто-то другой, это означало бы верную смерть. Даже так его связали как преступника и под охраной двух стражников оставили стоять у подножия широкой лестницы, ведущей ко дворцу. Шээр слышал приказы, которые она раздавала резким холодным голосом. Лей Мэну принять на себя командование Волчьим войском и конным отрядом Динсяна. Подготовить три войска Динсяна к выступлению. Предводителям кланов привести свои войска в Байдао через пять дней.

Шээр закрыл глаза. Они были обречены, но матушка, кажется, еще не понимала этого. Или не хотела видеть правду?

Прошло больше часа, прежде чем катунь спустилась по ступеням дворца, подошла к Шээру и принялась неторопливо развязывать опутывавшую его веревку.

— Ты, конечно, прав, — тихо и мягко заговорила она. — За все эти годы не было и дня, чтобы я не думала о восстановлении династии Суй. Род Ашилэ должен был сражаться за меня. Поэтому я терпела унижения, чтобы оставаться катунь. Я хотела, чтобы мой сын стал не только правителем в степи, но также сверг династию Тан и восстановил династию Суй. Вот только мой сын нанес мне удар в спину. Скажи, тебе это действительно кажется смешным? По-твоему, я худшая мать во всем мире?

Матушка выглядела искренне огорченной. Слезы навернулись на глаза Шээра. Он знал, что никакие его слова не вернут прежних отношений между ними. И, что бы он ни сказал, она не отступит от своего.

— Если в самом деле я причина того, что ты стала такой, лучше бы мне вовсе не рождаться, — обреченно сказал он.

Губы катунь задрожали. Глотая слезы, она с трудом выдавила из себя:

— Моя жизнь была полна страданий. А теперь ты говоришь, что предпочел бы не рождаться?.. Ладно. Если так, с этого момента я больше не буду твоей матерью. Ты мне больше не сын!

Последние слова она почти прокричала.

— Матушка… — растерялся Шээр, но был оборван резким:

— Замолчи! Убирайся отсюда! Уведите его!

Стражники увели его за ворота дворца, где в полной готовности ожидали воины Волчьего войска и конный отряд Динсяна. Шээр не замечал ничего вокруг, пытаясь объяснить себе ее отречение от него. Матушка ведь не могла говорить это всерьез? Просто рассердилась на его слова?..

Он не заметил, сколько времени прошло, прежде чем появился чрезвычайно мрачный Лей Мэн.

— Почему до сих пор не в седле? — грубо гаркнул он на Шээра.

— Я никуда не поеду, — воспротивился он. — А матушка? Что с матушкой? Я хочу поговорить с ней…

— Теперь ты вспомнил, что она твоя мать? — враждебно глядя на него, процедил Лей Мэн. — Слишком поздно. Ты разрушил планы принцессы. Не будь ты ее сыном, я бы убил тебя… Запомни, ты должен остаться в живых. Это единственный для тебя способ отплатить принцессе за ее любовь. А теперь живо на коня! Или тебя привязать к нему?

Лей Мэн был прав. Он разрушил планы матушки и тем самым приблизил ее конец. Не успокоить душу тем, что поступал по совести. Он оказался плохим сыном. А она намеренно оттолкнула его, чтобы спасти его жизнь. Только зачем ему теперь его жизнь, Шээр не представлял. Он больше не увидит матушку. Не встретится с Мими. Не сразится с Суном. Не сможет вернуться в степи. Он потерял все, ради чего стоило жить.

Странное безразличие охватило Шээра. Еле волоча ноги, он подошел к своему коню, которого для него держал на поводу Адун, и неуклюже, словно больной старик, забрался в седло. Лей Мэн тут же дал команду выступать, и первым тронул коня, сразу срываясь в галоп. Последний раз оглянувшись на ворота дворца, Шээр последовал за ним.

========== 7.10 Прощание с друзьями ==========

Комментарий к 7.10 Прощание с друзьями

timeline: 48-49 серии

Оглянувшись несколько раз, чтобы убедиться, что из Динсяна за ними не было погони, Чангэ откинула голову на плечо Суна и устало закрыла глаза. Сун ни о чем не спрашивал, — для этого еще будет время, позже, — позволив ей эту короткую передышку. Она только чувствовала ласку его нежного взгляда на своем лице. Долгий и трудный день еще не закончился, но самое страшное было позади. Она успела, с помощью друзей смогла освободить Суна, и все они были живы. Только Мими… но с ней все будет хорошо, Чангэ верила учителю.

Убаюканная ровным бегом коня и ощущением безопасности, которое дарили надежные руки Суна и гулкое биение его сердца, отдающееся ей в спину, Чангэ незаметно соскользнула в беспамятство и очнулась только от негромкого «хюи!», которым Сун останавливал коня. Они прибыли в походный лагерь генерала Ли, и первым, кого увидела Чангэ, открыв глаза, был с беспокойством смотрящий на нее Вэй Шуюй.

Сун быстро спешился, снял ее с седла, обхватив за талию, потом повернулся к Шуюю и чуть наклонил голову в приветствии. Шуюй окинул его быстрым взглядом, вежливо поклонился и снова перевел взгляд на Чангэ.

— Я рад, что с вами обоими все в порядке, — улыбнулся он, убедившись, что Чангэ невредима.

— Вэй Шуюй, — удивленно спросила Чангэ, отвечая улыбкой на его улыбку, — а ты как здесь оказался?

— Его Величеству стало известно, что принцесса Ичэнь держит в заложниках императрицу Сяо и ее внука. Он направил меня с приказом командующему Ли оказать содействие в освобождении и возвращении заложников в Чанъань. Но, как вижу, с освобождением ты справилась и без него.

— Благодаря внезапной атаке генерала Ли, которая отвлекла внимание Ичэнь, мы смогли без потерь покинуть Динсян, — сказал Сун, благодарно кивая подошедшему Ли Цзину. Тот дружелюбно усмехнулся.

— Брат Цинь, поздравляю, тебе блестяще удалось выбраться из смертельной ловушки, а заодно позаботиться о заложниках.

— В этом заслуга Чангэ и ее друзей, — восстановил Сун справедливость. — Генерал Ли, что с моим отцом?

— Ты сможешь увидеться с ним завтра, когда прибудет основное войско, — серьезно сказал Ли Цзин. — Но, если хочешь узнать о его состоянии, поговори с лекарем Хань. Он осматривал хана вместе с главным лекарем, когда его привезло Соколиное войско… — Генерал Ли взглянул на спешившихся воинов Соколиного войска, окруживших Му Цзиня с Мими на руках. — Вижу, у вас раненная, заодно лекарь Хань позаботится о ней. Идем, я провожу вас.

Сун посмотрел на Чангэ, предлагая ей подождать, позвал Му Цзиня и последовал за Ли Цзином к лазаретной палатке. Проводив их взглядом, Чангэ снова обратилась к Вэй Шуюю:

— Шуюй, расскажи, как там дела… — она хотела сказать «у Лэйянь», но, поколебавшись мгновение, решила обобщить, — … в Чанъане.

Он заметил ее колебание и проницательно ответил сначала на тот вопрос, который она задать не решалась.

— Император здоров и полон энергии. Едва подписанный договор о союзе уже приносит свои плоды: Мобэй и Монань успешно отражают попытки принцессы Ичэнь закрепиться на их территориях… Его Величество беспокоится за тебя. Неофициально, я попросил направить меня сюда, чтобы помочь тебе. Прости, я опоздал.

— Не извиняйся, — успокоила его Чангэ. — У меня было достаточно помощников, и мы справились… Что еще?

— Лэйянь и Хао Ду поженились. Жаль, тебя не было на их свадьбе, Лэйянь была очаровательна. И то и дело любовалась твоим подарком… Я помню зеленого уродца, которого ты выдала за кролика в прошлый раз, — шутливо поддел он ее. — Лэйянь обращалась с ним, как со сказочным сокровищем. Неужели белое пушистое совершенство на ее лунном веере в самом деле было вышито теми же руками?

Чангэ рассмеялась:

— Ты не должен сомневаться, Шуюй. Я очень способная и могу добиться чего угодно, если поставлю себе цель. Не могла же я в такой день позволить Лэйянь распугивать гостей очередным уродцем на свадебном веере!

— Да, и правда… — легко согласился Шуюй. — Лэйянь выглядела очень счастливой. О Хао Ду вообще молчу: видела бы ты это мягкое, будто опьяненное, выражение на его суровом лице! — Он улыбнулся. — Я искренне счастлив за них. И за тебя тоже, Чангэ. Я был неправ в своих подозрениях относительно Ашилэ Суна. Признаю это. Он достойный человек.

— Спасибо, Шуюй. — Чангэ сглотнула комок в горле, тронутая его словами. — Знаю, тебе не нравится сухая учтивость. Но я правда хочу поблагодарить тебя, от всей души. За последние месяцы я порою действовала безрассудно, и не раз неправильно понимала тебя. Спасибо тебе за терпение и постоянную готовность помочь.

— Чангэ. Даже если мы не скоро увидимся снова, — тепло уверил ее Шуюй, — мы все равно будем друзьями. Это никогда не изменится.

…

Сун вернулся из лазаретной палатки, тщательно скрывая эмоции за нечитаемым выражением лица. Чангэ решила, что он не услышал ничего утешительного о состоянии хана. Потому что в ответ на ее вопросительный взгляд он рассказал, что с Мими все в порядке, лекарь извлек стрелу, наложил повязку и даже ненадолго привел ее в сознание, чтобы она могла выпить обезболивающий отвар. Теперь она уже просто спала. Му Цзинь остался рядом с ней.

Потом они присоединились к друзьям, которых Ли Цзин пригласил расположиться в генеральской палатке. К совершенному смятению Чангэ, Сун сердечно поблагодарил их в первую очередь за то, что не оставили ее одну, а уж потом — за свое спасение. После этого он спокойно уселся в дальнем углу и не проронил больше ни слова, пока они делились друг с другом, с Чжэньчжу и Вэй Шуюем подробностями своих сегодняшних «приключений».

Потом вернулся генерал Ли, искавший Вэй Шуюя. Императрица Сяо была готова к возвращению в Чанъань, и им не следовало здесь задерживаться. Чангэ предложила отправить с ними для охраны Ло Шибу и Сюй Фэна с его людьми вместо воинов генерала Ли, на что Ли Цзин охотно согласился.

Ло Шиба и Сюй Фэн молча приняли последнее распоряжение Чангэ. После выполнения этой задачи они они были свободны сами выбирать свой дальнейший путь.

Шуюй, легким кивком попрощавшись с Чангэ, повернулся к поднявшемуся со своего места Суну:

— Позаботься о Чангэ. Желаю вам счастья.

— Спасибо, брат Вэй, — серьезно ответил Сун, приложив руку к груди и склоняя голову в прощальном поклоне.

После этого все трое торопливо откланялись и ушли. Следом за ними поднялся и Сыту Ланлан.

— Мне тоже пора. Я приехал только, чтобы помочь своей ученице. Моя вторая ученица уже, должно быть, заждалась.

— Вторая ученица? — удивилась Чангэ.

— А, да, я забыл сказать тебе, — усмехнулся мечник. — А-Юань стала моей второй ученицей. Она очень талантлива. Искусство Меча девы Юэ не будет утеряно. Еще… я знаю, у тебя не будет времени, чтобы практиковаться с мечом. — Он многозначительно повел глазами в сторону Суна, лишь снисходительно хмыкнувшего на это заявление. — Так что, моя первая ученица, я отдам свой меч А-Юань. Надеюсь, ты не против.

— Наоборот, — заверила его Чангэ, — я должна поблагодарить тебя, учитель, что заботишься о малышке Юань вместо меня. Надеюсь, ее жизнь будет спокойной и безопасной, как желали ее родители.

— Не беспокойся, мы с монахом Сунь найдем время, чтобы вместе с А-Юань навестить вас. Еще увидимся.

— Как же так, все уходят, — расстроенно пробормотала принцесса Тудзя, когда Сыту Ланлан покинул палатку. — Чангэ, а что со мной?

— Мы должны поблагодарить тебя и твоего отца за помощь, Чжэньчжу. Но сейчас тебе лучше вернуться в Монань, — ласково ответила Чангэ, погладив девочку по голове. — Тебя давно не было дома, твой отец наверняка тревожится. Завтра мы пошлем кого-нибудь сопроводить тебя. А когда закончатся военные действия, мы с Суном навестим вас.

— Сун, вы обязательно должны приехать! — Тудзя требовательно посмотрела на Суна. Он слегка улыбнулся и согласно кивнул.

…

Пока они знакомились с военной ситуацией и обсуждали с Ли Цзином возможное участие Соколиного войска в боевых действиях и последствия разрушительной деятельности катунь для рода Ашилэ, на лагерь опустилась ночь.

Покинув наконец палатку генерала, Сун глубоко вдохнул прохладный ночной воздух, потянулся всем телом, глянул на нерешительно застывшую рядом Чангэ и, взяв ее за руку, быстро повел прочь, к небольшому перелеску, находившемуся в сотне шагов от лагеря. В груди Чангэ зародилось сладкое предвкушение. С самого момента освобождения Суна они были чем-то заняты и ни на минуту не оставались одни. Чангэ жаждала оказаться в теплых объятиях Суна, чтобы окончательно увериться, что все закончилось, что никто и ничто больше не встанет преградой между ними. И она была уверена, что Сун чувствует то же самое.

Стоило зарослям кустарника скрыть от них вид лагеря, Сун остановился, притянул ее к себе и устремил на нее пристальный взгляд. Чангэ подняла к нему лицо, разомкнула губы, собираясь произнести его имя, и остановилась, захваченная врасплох голодным блеском его глаз. Неосознанно она облизнула внезапно пересохшие губы. В тот же момент Сун наклонился и жадно приник к ним. Он мял ее губы между своими, ласкал их горячим языком, прихватывал зубами, втягивал в себя, будто пытался осушить до дна подобно кубку вина. Его язык прошелся по ее зубам, скользнул внутрь, едва касаясь, огладил ее язык и на мгновение переплелся с ним, чтобы тут же вернуться к губам и вновь уступить место обжигающим губам Суна. Его руки, сцепленные сзади у нее на талии, спустились ниже, сильнее прижимая ее к однозначно возбужденному телу.

Едва не задохнувшись, Чангэ уперлась руками ему в грудь. Она не была напугана, просто ошеломлена внезапностью поцелуя и его напором. Но Сун, видимо, подумал другое. С видимым трудом оторвавшись от ее губ, он чуть отстранился и хрипло произнес:

— Не бойся. Я ничего не сделаю.

Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, не двигаясь с места и пытаясь отдышаться, потом Чангэ медленно повела руками вверх по его груди, обвила ими Суна за шею и сама потянулась за новым поцелуем.

Погрузившись в сладостную пучину неизведанных ранее ощущений, она на какое-то время забыла о реальности. А когда жар страсти немного улегся, оставляя место только легким соприкосновениям губ, с удивлением обнаружила, что сидит на коленях у Суна, удобно устроившегося под деревом, к которому они переместились в неизвестный ей момент, а его руки осторожно гладят ее по спине.

Отчего-то застеснявшись, Чангэ попробовала вскочить, но Сун легко удержал ее.

— Не убегай. Побудь со мной, — мягко попросил он.

Она сдалась, потому что хотела того же. Сун нежно коснулся ее чуть саднящих от поцелуев губ губами, вздохнул и с болью признался, опустив глаза:

— Я думал… что больше не увижу тебя. Что не смогу сдержать обещания, данного твоей маме. Умереть не страшно. Я боялся, что ты останешься одна…

— Я здесь, Сун, с тобой, — выдохнула Чангэ, кончиками пальцев проводя по его щеке. — Ты не оставил меня одну. Прости, что не пришла раньше, и тебе пришлось…

— Шшш… — остановил он ее и постарался уйти от тяжелых эмоций. — Чангэ, я придумал свое второе желание. Не извиняйся и не благодари меня. Между нами не нужно этих слов.

— Опять ты об этом?.. — тут же отвлекаясь, возмутилась было Чангэ. — А? Так просто? Но как получилось, что это второе желание? Ты ведь еще не называл первого.

— Ты выполнила его, когда призналась, что мои чувства небезответны, — улыбнулся Сун.

— Кстати, — вспомнила вдруг Чангэ, — я видела письмо, которое ты написал моей маме.

Сун немного напрягся.

— И… что ты думаешь? — осторожно спросил он.

— Ммм… Думаю, мы можем обойтись без красных лент. Главное, чтобы ты был в моей жизни.

— Я тоже так думаю! — облегченно улыбнулся Сун и снова овладел ее губами.

========== 7.11 Уход шада ==========

Комментарий к 7.11 Уход шада

timeline: 49 серия

— Тегин, — доложил наблюдатель, быстро спустившись с холма, откуда открывался вид на зажатую между двумя каменными грядами, не очень широкую и извилистую долину Удо, служившую одним из путей отступления из Динсяна, — войско движется к устью долины. Примерно двадцать тысяч, половина пеших. Без опознавательных флагов.

Значит, хорошо, что он не ограничился небольшим отрядом, направляясь выяснить причины невозвращения посланных сюда лазутчиков Ли Цзина.

Несколько часов назад генерал Ли Цзин получил донесение лазутчиков о следующих в направлении к Байдао войсках. Очевидно, Ичэнь пыталась вывести верные ей, но недостаточно многочисленные войска в безопасность через Цикоу{?}[Цикоу (лит. “устье пустыни”) - укрепленное поселение, от которого начинался торговый путь, пересекающий южную часть пустыни Гоби.]. Генерал Ли Цзи немедленно направился со своим войском к Цикоу, а сам Ли Цзинь — к Байдао, чтобы атаковать войска Ичэнь одновременно с фронта и тыла. Сун, как и Ли Цзин, предположивший, что отсутствие донесения о нахождении войск в долине Удо может означать не только то, что их там нет, но и то, что лазутчики были обнаружены и убиты, вызвался с конницей Соколиного войска проверить ситуацию, чтобы не отвлекать для этого основные силы Тан.

— В погоню! — распорядился Сун, удовлетворенно кивнув наблюдателю.

Уходящее войско, наполовину состоящее из пеших воинов, они нагнали довольно быстро. Пропустив основные силы вперед и преградив путь, их уже ожидал наготове большой отряд конных воинов. Сун издали узнал предводителя — это был Лей Мэн. «Волчье войско?» — мимолетно подумал Сун. Но эти воины были старше, и ему незнакомы.

— Кажется, сегодня боги на нашей стороне! — кровожадно воскликнул, признав Лей Мэна, Му Цзинь, страстно желающий расквитаться с ним за все неприятности, когда бы то ни было принесенные им Соколиному войску, но в первую очередь, за ранение Мими Гули, едва не стоившее ей жизни. — Сун, оставь его на меня. А ты останови войско.

Сун молча дал знак командирам двух отрядов остаться с Му Цзинем, и прикрываемый сразу бросившимися в бой всадниками, свернул с остальными воинами на тропу, огибающую легкую возвышенность с другой стороны. После недолгой скачки они опередили медленно движущееся войско и выскочили перед едущими впереди всадниками, заставив их остановиться. Без сомнения, перед ними стояло Волчье войско, с Шээром и его верным телохранителем Адуном впереди.

— Шээр! — предостерегающе окликнул шада Сун, искренне надеясь, что Шээр не отдаст приказ к сражению, лишая себя последнего шанса.

— Ашилэ Сун, — криво усмехнулся шад, уставившись на него без всякого выражения. — Я уже говорил, что не пойду с тобой. И никогда не сдамся тебе, как и ты не сдался бы мне. — При этих словах Адун со скрежетом потянул из ножен меч. Краем глаза Сун заметил, как напряглись Су Ишэ и Нуэр, в боевой готовности кладя руки на рукояти мечей. Однако шад, не оборачиваясь, жестко приказал: — Назад! Никому не вмешиваться!

Дождавшись, когда Адун неохотно повинуется, Шээр вытащил из притороченных к седлу ножен свой меч и соскочил с коня. По спине Суна пробежал неприятный холодок. Шээр не собирался сдаваться. Он следовал издревне существовавшему в степи обычаю, позволяющему избежать ненужного кровопролития при распрях внутри родов: смертельный поединок один на один между предводителями вражеских войск решал победу или поражение. Воины побежденного вольны были присоединиться к победителю или уйти, их жизням ничего не угрожало.

Спрыгивая с коня, Сун потянул из ножен свой меч.

— Шээр, тебе обязательно так себя вести? — спросил он, ощущая горечь на языке. Кто бы из них ни победил, на руках победителя останется кровь брата.

— Что, ты размяк, потому что я спас тебя в Динсяне? — насмешливо протянул Шээр. — Не будь таким снисходительным, мне не нужно твое милосердие.

— Кто бы говорил о милосердии, — сухо отозвался Сун, перехватывая меч в боевое положение.

Они бросились друг на друга одновременно. Шад предсказуемо сделал замах, но вместо того, чтобы поднять меч перед собой для отражения удара, направление которого Сун и не думал скрывать, неожиданно разжал руку, позволяя своему мечу со звоном упасть на каменистую почву под ногами, и закрыл глаза. Если бы не молниеносная реакция Суна, уловившего падение меча и напряжением всех мышц резко развернувшего свое тело на полоборота в сторону, его меч снес бы голову шада с плеч.

— Ты… что ты, к демонам, творишь, Шээр? — выдохнул Сун, до боли сжимая пальцы на рукояти меча. — Зачем?..

— Я устал, — бесцветным голосом не сразу отозвался Шээр. — Если в этом мире и есть кто-то, кто может убить меня, это должен быть ты. — Он повернулся к Суну и продолжил, просительно глядя ему в глаза: — Я отвечу за преступления матушки, Сун. Только пообещай пощадить людей Волчьего войска.

Сун взглянул на молча ожидавших решения своей судьбы хмурых воинов, большинству из которых не было и двадцати. Даже если сдадутся, им долго будут припоминать то, что они служили сыну Ичэнь.

Он подошел к шаду, наклонился, поднял с земли его меч и протянул шаду:

— Шээр, перестань рваться к смерти. Ты невиновен. Твои люди — воины рода Ашилэ и не должны сражаться за Динсян. Веди их к свободной жизни сам. Ты — молодой хан. Это твоя ответственность.

В устремленных на тегина глазах шада покорность судьбе сменилась неверием, потом облегчением, благодарностью, и, наконец, решимостью, когда он поднял руку, чтобы забрать протянутый ему меч. Лицо Суна смягчилось, он едва заметно улыбнулся. Похоже, им удастся избежать трагического конца.

— Сун, — произнес шад слегка ожившим голосом, — я хотел бы когда-нибудь еще подраться с тобой и выпить вместе вина. Как думаешь, это возможно?

— Конечно, — уверенно кивнул Сун. — Когда эта война уйдет в прошлое, и степь зазеленеет свежей травой, мы обязательно встретимся вновь… Идите на запад. Подальше отсюда.

Он пошел к своему коню.

— Волчье войско! — раздался за спиной звучный голос шада. Сун оглянулся — всадники Волчьего войска быстро спешились и, встав возле своих коней, вслед за шадом с единым выкриком «Хоу!» ударили себя в грудь, выражая верность роду Ашилэ и признательность тегину. Соколиному войску не потребовалось никакой команды, чтобы повторить жест.

— Пропустить Волчье войско! — скомандовал Сун. Его воины отвели коней в сторону, открывая проход, и молча наблюдали, пока последний пеший воин Волчьего войска не скрылся из виду за ближайшим холмом.

Когда они вернулись к развилке, где остался разбираться с кавалерией Динсяна Му Цзинь, там все было кончено. Около сотни воинов Динсяна были мертвы, остальные бросили оружие и сдались после того, как Му Цзинь, получивший несколько серьезных ран, но по-прежнему державшийся на ногах, убил Лей Мэна. Соколиное войско не потеряло ни одного человека.

…

Отличительной чертой ведения военных действий командующего Ли Цзина была быстрота. Не прошло и пяти дней с первой внезапной атаки кавалерии Тан на защищающие Динсян войска, как верные принцессе Ичэнь войска были разгромлены возле Цикоу совместными усилиями армий под управлением генералов Ли Цзина и Ли Цзи. Главы мелких кланов рода Ашилэ были перехвачены в пути из Динсяна и сдались Тан, так и не приняв участие в навязанной ею войне. Сама Ичэнь, как оказалось, до конца остававшаяся в Динсяне, осознав поражение, сожгла себя вместе с главным дворцом крепости, понимая, что не получит прощения ни со стороны Тан, ни от степных народов, которым едва удалось избежать длительной и кровопролитной войны.

Чтобы окончательно завершить военные действия, понадобилось несколько недель. Сун и Чангэ с частью Соколиного войска все это время оставались с армией Тан в качестве добровольного союзника. Му Цзинь и быстро поправлявшаяся Мими с большей частью войска вернулись в лагерь Соколиного войска, где возвращения «погибших» в Мобэй все еще ждали предупрежденные Му Цзинем старики, женщины и дети. Им предстояло к возвращению Великого Хана восстановить Главный Шатер.

«Его организм сильно отравлен, — поведал Суну лекарь Хань. — Яд навредил всем органам. Он до сих пор жив только благодаря тому, что был силен и здоров. Вывести яд полностью практически невозможно. Однако, речь должна вскоре вернуться к нему, а при надлежащем уходе он, возможно, со временем сможет и подняться на ноги. К счастью, яд не повлиял на мозг, так что он вполне осознает окружающее».

В сложившейся ситуации это были неплохие новости. Деятельность Ичэнь сильно ослабила род Ашилэ. Однако, даже среди подчинявшихся приказам Ичэнь были действительно преданные хану Яньли люди, лишь обманутые ее притворством. Сун надеялся заручиться их помощью и поддержкой после того, как они узнают, что Великий Хан жив, и услышат правду из уст самого хана.

========== 7.12 Вместо эпилога ==========

Комментарий к 7.12 Вместо эпилога

Примерно так, в воображении автора, могла бы выглядеть несуществующая 50-ая серия.

Намертво вцепившись в подлокотники массивного кресла, придвинутого к столу, поверхность которого покрывали нацарапанные ножом линии, размечавшие поле для вэйци, частично заполненное белыми и черными плоскими камнями, Великий Хан яростным взглядом прожигал сидящего напротив приемного сына. Сун, впрочем, негодование отца встречал с обычной невозмутимостью, без намека на страх. Причиной недовольства хана на этот раз было только что упомянутое им решение сразу после Курултая на три, или чуть больше, месяца вместе с Чангэ отправиться на север, к горам Синшань.

— Девчонка крутит тобой как хочет! — хрипло выдохнул хан, чей голос после событий двухлетней давности так и не обрел прежней зычности. — Сначала почти на две луны затащила тебя в Мобэй, и не успели вернуться, ей срочно понадобилось ехать к сестре в Тан, видите ли, на племянника взглянуть. Сын, не забывай, что ты мужчина и мой наследник. Не позволяй ей командовать тобой. Дело женщины — хранить очаг и рожать детей, а не махать мечом и мотаться по всему свету.

«И это, отец, ты еще не знаешь, что Чангэ учит вертеть мечом и стрелять из лука девочек в Соколином войске», — усмехнулся про себя Сун.

Это был не первый подобный разговор с отцом. Великий Хан всегда был подозрителен и немного суеверен. После того, что ему пришлось пережить, он каждый раз, когда Сун надолго покидал стан Соколиного войска, опасался повторения страшныхсобытий, почти стоивших ему жизни и едва не уничтоживших род Ашилэ. Ведь в прошлый раз все началось, когда Сун надолго уехал, чтобы найти Чангэ. Да и к самой Чангэ хан все еще относился с подозрением, несмотря на то, что Сун подробно рассказал ему о том, какую роль в поражении Ичэнь и их спасении она сыграла. Сун понимал страхи отца, потому был снисходителен к его словам, хоть и не позволял им менять его решений. Хану Яньли нечего было опасаться. Он по-прежнему пользовался уважением и поддержкой степных кланов, в немалой степени благодаря новому договору с Тан о мирном сотрудничестве, заключенному после бурных обсуждений на прошлом Курултае на выгодных для степи условиях.

— Отец, — спокойно отозвался Сун, опуская на поле вэйци очередной черный камень, — я давно не ребенок. Ты не можешь управлять моей жизнью. И тем более, жизнью Чангэ. Тебе не стоит так беспокоиться. Шээр должен скоро вернуться. Пока меня нет, Му Цзинь позаботится о Соколином войске. А мы с Чангэ вернемся к середине лета. Ты не успеешь заскучать.

— Пфф, — пренебрежительно фыркнул хан, но смолчал, признавая правоту сына.

Это был Му Цзинь, кто, рискуя жизнью, проник в Динсян, чтобы разведать планы Ичэнь. Му Цзинь, кто, вместе с воинами Соколиного войска, увез хана из Динсяна, спасая от бесславной смерти. Му Цзинь, кто помогал Чангэ спасти Суна, а с ним — и род Ашилэ.

И шад… Даже после объяснений Суна и уговоров Шисинь Сыли потребовалось немало времени, прежде чем отец согласился позволить Шээру с Волчьим войском вернуться. Сун, уставший от оскорблений типа «щенок этой шлюхи Ичэнь» в адрес шада, привел единственный довод, который смог сломить сопротивление хана: «Шээр — сын хана Шулэ, и характером пошел в отца. Иначе, вместо того, чтобы помогать нам, он поддержал бы свою мать». Прошлой осенью Волчье войско вернулось, — с резко повзрослевшим и немногословным шадом во главе, — заново принесло клятву верности Великому хану и разместилось рядом с Главным Шатром, разделив с Соколиным войском заботы по охране Главного Шатра. С тех пор Шээр дважды уходил с частью своего войска на восток, усмирять разбойничающих там мергенов. Сун надеялся до отъезда дождаться его возвращения.

С недовольным хриплым выдохом отведя наконец взгляд от Суна, хан снова обратил взгляд на игровое поле. Сун научил отца играть в вэйци, чтобы отвлечь его от беспокойных мыслей, когда тот еще едва мог шевелить рукой и страдал от своей беспомощности. Игра неожиданно увлекла хана и стала заменой боевым подвигам, для которых в его жизни больше не было места. Он возмущался поражениями и азартно вырывал победы у добродушно посмеивающегося монаха Сунь, приехавшего через несколько месяцев после завершения войны с Ичэнь вместе с Сыту Ланланом и малышкой Юань, чтобы навестить Чангэ. По просьбе Суна и Чангэ все трое задержались в Главном Шатре почти на три луны, к концу которых монаху Сунь удалось в буквальном смысле поставить отца на ноги.

Тогда же Сун предложил Чангэ забрать к ним Адо. Мальчик уже окончательно оправился от ранения, и предложение переселиться в стан Соколиного войска привело его в неописуемый восторг. Не прошло и пары недель, как он передружился со всеми детьми и взрослыми, взял под дружескую опеку немного застенчивого брата Мими Гули, и, кто бы мог подумать, покорил Великого Хана.

Сун вспомнил, как Адо в первый раз встретился с ханом. Чангэ старалась как можно реже попадаться отцу на глаза, зная о его неприязни, но в тот день Сун уступил Адо, просившему позволить «хоть одним глазком взглянуть на настоящего хана», и привел обоих в Главный Шатер. Старательно скопировав приветствие Суна, Адо углядел перед ханом стол с незавершенной партией вэйци и с горящими глазами жизнерадостно поинтересовался: «Дедушка хан, ты играешь в вэйци? Можешь показать мне? Я быстро учусь». Глядя на опешившего от такой наглости хана, они с Чангэ не могли удержаться от смеха. Но Адо, будучи смышленым мальчиком, в самом деле быстро понял правила игры и потом часто бегал в Главный Шатер, чтобы сыграть с ханом, попутно с простодушным нахальством расспрашивая его о прошлых военных походах.

Глядя на сложившуюся в игре ситуацию, отец, очевидно, тоже подумал об Адо.

— Что с вашим мальчишкой? Оставите здесь? — Отец ни разу не назвал Адо по имени, всегда «ваш мальчишка». Так же, как никогда не звал по имени Чангэ.

— Нет, — покачал головой Сун. — Возьмем их с Бучженом с собой. Они уже почти взрослые, немного приключений им не повредят.

— Возишься с чужими детьми, — недовольно пробурчал хан, закрывая белым камнем случайно оставленный Суном проход. — Пора бы уже завести и воспитывать своих. Вон, у твоего Му Цзиня скоро второй появится, брал бы с него пример.

Сун скрыл улыбку. Отец нехотя признавал поражение.

— Придет время и для этого, отец. Чангэ еще молода.

…

— Су Ишэ, а где Сун? — спросила Чангэ, не увидев тегина с вернувшимся из Главного Шатра отрядом.

— Ушел к Лазурному озеру, советник Ли, — улыбнулся тот. — Просил сказать тебе.

Это звучало приглашением. Обычно Сун уходил туда, чтобы поразмыслить о чем-нибудь наедине, но высказанная Су Ишэ просьба означала, что он не будет против, если она присоединится.

Сун сидел на берегу, задумчиво глядя на пока еще редких светлячков, вьющихся над ближайшим кустарником. Конечно, он слышал, как она подошла, но не обернулся.

— А-Сун. Ты сказал отцу? Он опять ругался на меня? — спросила Чангэ, кладя ему руки на плечи. Сун легким движением погладил их, потом потянул за одну, усаживая ее себе на колени, и коснулся ее губ нежным поцелуем.

— Немного, — ответил он. — Он беспокоится. Но возразить ему нечего.

— Тогда почему ты пришел сюда? Тебя тоже что-то беспокоит? — не унималась Чангэ.

Сун улыбнулся, тягучей и соблазнительной улыбкой, от которой сердце Чангэ готово было вырваться из грудной клетки, так громко и часто оно билось.

— Просто хотел немного побыть с тобой наедине, — тихо ответил он, снова касаясь губами ее губ. — Здесь нам никто не помешает… Помнишь, как мы пришли сюда вместе в первый раз?

Чангэ кивнула.

— Тогда я думала, что у меня больше нет дома и нет семьи, не верила, что когда-нибудь снова смогу улыбаться и радоваться жизни. Это счастье, что я встретила тебя. А-Сун, ты помог мне пережить то страшное время. Ты научил меня, что, пока следуешь своему сердцу, все прекрасное и важное всегда будет с тобой. Теперь я знаю: мое сердце там, где ты. Ты мой дом, моя семья.

— Хм, — Сун посмотрел на нее долгим изучающим взглядом. — Ты редко произносишь такие трогательные речи, Чангэ. Что-нибудь случилось, пока я играл с отцом в вэйци?

Она весело рассмеялась и шутливо чмокнула его в нос.

— Ты проницателен, тегин Сун. Как тебе понравится мысль вскоре стать отцом?

КОНЕЦ

========== <Заметки на полях> ==========

Что мне понравилось в Путешествии Чангэ (конечно, не считая Чангэ и Суна :))), это, как ни странно, исторический антураж. Когда прошла первая фаза любования и восхищения главными и не очень героями, захотелось немного разобраться в военно-политических хитросплетениях, в которых они невольно оказались замешаны. К моему удивлению, история придуманных главных персонажей оказалась довольно органично вплетена в реальные исторические события, конечно, переписанные, перемешанные и смещенные во времени (как в моем фанфике, ха-ха), с реальными историческими действующими лицами.

Приведу некоторые интересные исторические факты, пересекающиеся с историей, рассказанной в Путешествии Чангэ.

История Чангэ начинается с братоубийства, в результате которого Ли Шимин становится наследным принцем, а потом императором.

Исторически произошло это в 626 году. На тот момент Ли Шимину было 28 лет, убитому наследному принцу Ли Цзяньчэну — 37. Советники Ли Шимина — Фан Сюаньлин, Ду Жухуэй и Вэй Чжэн, бывший приближенным Ли Цзяньчэна до его смерти, а также появившийся позже генерал Ли Цзин, — реально существовавшие люди.

Противостояние принцев началось вскоре после основания династии Тан в 618 году. Заслуги Ли Шимина в свержении династии Суй, подавлении мятежей сторонников предыдущей династии и отражении нападений со стороны Восточного канагата привели к тому, что, по мнению многих, он должен был вскоре вытеснить наследного принца с его поста. Старший брат оказался в тени младшего, двор разделился на две противоборствующие фракции. Советники предложили Ли Цзяньчэну чаще принимать участие в сражениях, чтобы укрепить свою репутацию, и несколько лет оба принца выступали как генералы в непрекращающихся сражениях с Восточным канагатом, совершавшим частые набеги на территорию Тан. Тем не менее, противостояние между братьями не прекращалось, советники убеждали каждого принца первым выступить против другого, наследный принц пытался незаконно нарастить собственную гвардию и даже убедил императора удалить от двора советников Ли Шимина, так что им пришлось прибегать к тайным встречам. В 626 году, наконец, дошло до критической точки. Выжить должен был тот, кто сделает первый шаг, и Ли Шимин сделал его, фактически устроив смертельную западню для наследного принца, а после вынудив императора назначить его наследным принцем. Два месяца спустя император отрекся от трона в пользу Ли Шимина, поскольку тот уже полностью контролировал государственные дела и армию.

Так что Ли Шимин не был наивным и абсолютно честным принцем, просто вынужденным защищать свою жизнь, как показано в дораме. Он тоже готовился и строил планы по избавлению от брата и занятию трона. Что, впрочем, не помешало ему позже стать действительно хорошим императором.

В период с 626 по 630 год (в дораме события этого периода уложили меньше чем в год, но на то оно и кино) Тан преодолевал кризис за кризисом, прежде чем достигнуть внутренней стабильности и обрести контроль над кланами Восточного канагата.

Ли Шимин пробыл императором всего 19 дней, как на Тан, ослабленный после преодоления сопротивления последних сторонников династии Суй, совершили массивное нападение войска хана Ашина Дуоби (прообраз хана Яньли), почти без сопротивления дошедшие до самой реки Вэй. Императору Тан пришлось сесть за стол переговоров и согласиться на выплату значительной дани, чтобы не допустить захвата и уничтожения еще очень юной империи. Героическая битва с участием императора, запугавшая хана, таким образом, скорее всего была придумана ради патриотического настроя, хотя пустые воинские бараки за спиной императора могли быть реальностью.

Вскоре после этого (а не до, как в дораме), в 627 году, взбунтовался генерал Ли И, бывший генерал династии Суй, позже примкнувший к Ли Цзяньчэну. Бунт был подавлен, генерал убит войсками Тан при попытке бегства (а не схвачен воинами хана). Та же участь постигла взбунтовавшегося генерала префектуры Ю (Ючжоу) Ван Цзюнько (не ожидала, что это исторический персонаж; но другие гадские делишки ему, наверняка, просто приписал автор манхуа). Были и еще бунты, но Ли Шимин вскоре понял, что многие поднимают бунт, опасаясь расплаты за приверженность Ли Цзяньчэну, пообещал амнистию тем, кто сдастся, и тем самым снизил напряженность обстановки.

Беспорядки в Лояне, бывшей восточной столице династии Суй, с сожжением дворцов, провозглашением нового правителя и возврата династии Суй — частично тоже списаны из исторических источников. Правда, наследный принц Чэнцянь был в тот момент еще слишком мал, чтобы посылать его в Лоян с какой-либо миссией, да и генерал Ли Цзин не мог находиться там в это время, так как он с самого начала правления Ли Шимина находился либо рядом с ним, либо на полях сражений.

В 628 году хан Ашина Дуоби поссорился с одним из своих влиятельных родичей Ашиной Шибоби, который вместе с кланом Тилэ и несколькими монгольскими кочевыми племенами, ранее находившимися в составе канагата, вступил в союз с Тан (должно быть, это те самые кланы, которые в дораме изображены как кланы пустыни), что вызвало сильное ослабление Восточного канагата. Этим воспользовался Ли Шимин для нанесения в конце 629 года главного удара по Восточному канагату, в результате которого войсками главнокомандующего генерала Ли Цзиня был захвачен Динсян и увезены в Чанъань проживающие там при поддержке принцессы Ичэнь и хана Чулуо с 618 года императрица Сяо династии Суй и родившийся уже после смерти императора Суй принц. Жена хана Дуоби, принцесса Ичэнь, заботившаяся об императрице Сяо, была случайно убита во время захвата столицы канагата, а хан Дуоби в конце концов схвачен и доставлен в Чанъань в марте 630 года. Он был помилован Ли Шимином и до самой смерти в 634 году оставался в Чанъане, под конец тронувшись умом. Дуоби был последним правителем Восточного канагата. После его поражения все территории, принадлежавшие ранее канагату, оказались под управлением Тан.

Принцесса Ичэнь действительно побывала замужем за четырьмя ханами: первоначально в 599 году вышла замуж за хана Ашина Ями в результате политического соглашения; после его смерти в 609 стала женой его пасынка Шиби, на которого имела влияние и управляла им вплоть до отмены его приказов (возможно, именно это замужество послужило источником вдохновения автора при описании воинственной деятельности катунь); короткое замужество в 619 году с ханом Чулуо длилось всего 18 месяцев (думаю, он был прообразом хана Шулэ, отца Шээра, так как умер от отравления, и Ашина Шээр, с которого писался образ шада, был его сыном, правда, рожденным в 609 году, то есть, не от катунь :)); и, наконец, в 620 году, после смерти хана Шулэ, она перешла к хану Дуоби. Источники умалчивают, были ли у нее свои дети.

Ашина Шээр также реальное историческое лицо, причем я пришла к выводу, что автор использовал некоторые факты из его биографии и для написания образа Суна. С 11 лет он успешно управлял войском и двумя достаточно большими кланами, подчиненными роду Ашина. После поражения хана Дуоби в 630 году он со своим войском ушел в Западный канагат, захватил там несколько городов и три года правил под именем хана Дубу. В 634 году он собирался совершить набег на земли клана Тило, кого винил в поражении хана Дуоби, но многие из его людей не хотели больше воевать. Позже он решил уйти с земель Западного канагата, и в 635 году со своими последователями сдался Тан, где был немедленно назначен генералом Левой Гвардии. Он был женат на сестре императора Тан и предводительствовал многим походам Тан против агрессивно настроенного Западного канагата и сопряженных с ним племен.