Неприкасаемые. Легион. Хранители [Арнур Бокейханович Мамытбеков] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Пролог
Зейн, устремив свои карие глаза на монитор, кипел от возмущения, проверяя счета одной компании, которые были открыты в их банке и уже давно никем не пополнялись. Большой офис, который делили несколько сотрудников, и он в том числе, был ничем не примечателен, за исключением шикарного вида на город. Благо, что он находился на двенадцатом этаже, и весь Алматы был как на ладони. Зейн, высокий и широкоплечий молодой человек, уже встал со своего места, и стоял у окна, постукивая длинными пальцами по стеклу, и размышлял. Он не мог понять, для чего бухгалтер этой компании на днях пыталась получить еще один кредит у них в банке, не расплатившись с ранее взятыми займами. Она живо, но слегка путанно рассказывая ему о том, что им нужны были деньги для осуществления не то оперативной деятельности, не то для погашения ранее взятых кредитов. И тут такое рефинансирование – Зейн не верил своим глазам – на счета этой шарашкиной конторы, которые он отслеживал, кто-то перевел более полумиллиона долларов. Кто же им выдал такой кредит, с их-то сомнительной платежеспособностью и такой закредитованностью… И зачем им такая сумма? Он подошел к шкафу с большими и тяжелыми папками, и, беря их по очереди, начал искать информацию об учредителях этой компании. Он нашел нужный фолдер, и с удивлением обнаружил среди других персон некого Шамсутдинова А.Т.. Уж не тот ли этот Шамсутдинов – глава строительной компании, собравший деньги дольщиков, и исчезнувший в неизвестном направлении? И компании которого тоже обслуживались в их банке?
Зейн вернулся к окну, и вновь смотрел на свой родной город, словно советуясь с ним. Ему было уже двадцать пять лет, но он еще не переставал восхищаться этим местом, в то же время, он порой чувствовал себя здесь отрезанным от мира, словно горы, которые окружали Алматы, не пускали его туда, куда рвалась его душа, томящаяся здесь. Ему хотелось новизны и обновления. Настоящих событий, даже приключений, участвуя в которых, он бы чувствовал себя живым и нужным людям. Он мог бы быть тем, кто живет яркой, насыщенной жизнью, путешествует, общается с интересными людьми, а не сидит здесь, имитируя эту самую жизнь, и ощущая нарастающую тоску, а также отсутствие перспектив и динамики.
Он смотрел на город и пытался найти, как на карте, тот недостроенный дом, мифическую высотку, застывшую на уровне земли, которую разравняли и затем раскопали, собираясь начать работы по закладке фундамента. М-да, бедные люди, доверчивые и наивные, принесшие свои, скорее всего, последние деньги, соблазнившись рекламными обещаниями и речами ушлых менеджеров по продажам. Наивность и доверчивость, вот те качества, за которые карают так охотно в этой стране, как часто говорил он своим приятелям. Он думал о своем друге, Жардеме, который вложил все свои деньги, задаток в размере 30% от стоимости квартиры в этом самом доме, который еще и не начинали строить. И, теперь, под влиянием обстоятельств, пораженный такой несправедливостью, и будучи сильно впечатлительным и ранимым, даже запил с горя. Понимая, что денег своих он больше никогда не увидит. Он ему и поведал про этого Шамсутдинова, сидя на маленькой кухне квартиры своей матери, которая ходила черная от горя и укоризненно смотрела на него, Зейна, не понимая, как он, более рассудительный и опытный, как казалось ей, не смог отговорить ее сына от такого опрометчивого поступка. Потратить все их сбережения, да еще и взять кредит, а теперь с тоской смотреть в будущее, которое виделось таким мрачным и безденежным.
А ведь он пытался достучаться до Жардема, говоря, что это чистой воды афера, и что некоторые застройщики ведут себя как пираты, которых государство пока не научилось контролировать и вылавливать из их рядов самых очевидных мошенников, которые несли своим клиентам огромные риски. Ведь не было даже черных списков вот таких сомнительных предпринимателей и контор, которые вдруг, без всякой соответствующей истории и опыта, начинали заниматься строительством жилых объектов. Он покачал головой – он менеджер по работе с корпоративными клиентами этого банка, по сути, мелкая сошка, только что обнаружил те самые украденные деньги, случайно копаясь в своем компьютере. Ведь Сандугаш, та самая бухгалтерша, могла перепутать счета и перевести деньги своего шефа, Шамсутдинова, на счет этого ресторана, с которым она так носилась. И ведь там деньги его друга, который, с его-то слабым здоровьем, просто катился в пропасть долгов и этилового безумия, махнув рукой и распрощавшись с надеждами на собственную квартиру. Еще бы его не погнали с работы, ведь он пьет, не просыхая уже почти неделю…
Зейн почему-то вспомнил своего деда, своего ату, который воспитывал его. Ему было тогда лет шесть и это было еще в конце семидесятых. Атабек, все еще очень крепкий в свои шестьдесят восемь лет, высокий и даже статный, широкоплечий, гроза всех немногочисленных хулиганов и выпивох, гонял по улице, сидя на своей лошади, и бил по спине камчой их агронома. Который украл в их колхозе, кажется, машину зерна, и даже пытался свалить вину на шофера, честного и открытого, невысокого и щуплого парня, который иногда катал пацанов на своем Зиле по всему селу. Дед видел хорошее отношение Алмаза, водителя к детям и ценил это, сам, будучи таким же – щедрым и добрым. Как и честным до щепетильности. Он приглашал этого парня в их дом, просто попить чай и пообщаться. И они подолгу сидели, за небольшим круглым столом, устроившись прямо на полу и пили горячий чай с молоком, из красивых пиалушек. Макая разломанную, свежую и ароматную лепешку в домашнюю сметану – каймак. Вели долгие, часто неторопливые, а иногда и очень эмоциональные беседы, делясь новостями и громко обсуждая поведение тех или иных общих знакомых и многочисленных родственников. Правда, не общих. Зейн в это время сидел в кабине грузовика, оставленного Алмазом в тени дерева у их дома, представляя, что он ведет эту громадину по их аулу, держа в своих маленьких руках огромную баранку. Он с тихим восторгом смотрел на овальные картинки каких-то красивых девушек, которые Алмаз расклеил по всему салону и затем, приходила его апа и звала его пить чай. Он упрямился, но когда она говорила, что позовет деда, он живо вылезал из машины, и под завистливые взгляды своих друзей, соседских пацанов, которые тоже мечтали посидеть внутри, бежал в дом. Ата сразу устраивал его рядом с собой и, намазав сметаной небольшой кусок лепешки, передавал ему внуку, внимательно наблюдая за тем, чтобы он доел ее, а не спрятал под стол. При этом он не выпадал из беседы, и живо реагировал на очередные откровения Алмаза о новых проделках Сеита, их агронома. Дед хмурился и говорил негромко – Ит баласы… Уры. А Алмаз добавлял печально, что у Сеита полно родственников, которые отмажут его и ему вновь все сойдет с рук. Атабек же погружался в себя, думая о том, что одним выражением сочувствия этому славному парню, который только недавно переехал в их аул, не поможешь.
Потом, пару дней спустя, Зейн, стоя босыми ногами в небольшой речке, с прозрачной и ледяной водой, который они с друзьями превратили в небольшое озеро, соорудив из камней подобие плотины, и увидел эту сцену – Атабек гонит перед собой Сеита, не давая ему свернуть в сторону. И уже собрав большую толпу невольных свидетелей, взрослых, которые хмуро смотрели на агронома, несколько раз прошелся по его спине своей камчой и велел признаться во всех своих грешках, и не сваливать свою вину на других. Сеит плакал от стыда и унижения, и, конечно, от боли, но даже и не думал сопротивляться, признавая за грозным аксакалом право, вершить собственное правосудие. Он громко клялся и кричал, что он все сделает, что он все понял и осознал, а Атабек круто развернув свою лошадь, уже направлялся домой. Найдя взглядом Зейна, и недовольно качая головой – внук опять залез в холодную воду, а потом будет шмыгать носом. И люди расходились, обсуждая увиденное, говоря, что Атабек в их селе и судья, и участковый, и прокурор, а агроном всегда был и останется вором, и что только могила его исправит. А Зейн, уже стоял на земле, и ловил на себе восторженные взгляды своих друзей, которые восхищались суровым нравом и удалью его деда. Еще не понимая, что с его стороны, это был жест почти отчаяния, последняя попытка навести порядок и добиться справедливости, которая в его возрасте казалась уже почти выдуманным понятием.
А вечером Атабек, сидя за столом, каким-то отстранённым голосом рассказывал, что для воров в аду ставят специальный, очень большой котел, под который подкладывают лучшие дрова, и постоянно подливают масло, что помимо огня снизу, делало эту пытку такой мучительной и невыносимой для грешника. А Зейн, широко раскрыв свои глаза, слушал деда с открытым ртом. И тогда входила апа, и, всплеснув руками, ругала старого, который пугает ребенка на ночь всякими продуктами своего нездорового, старческого воображения. Она поднимала внука и вела Зейна в его комнату, и укладывала спать, а он все думал, засыпая, почему именно воров наказывают таким страшным способом.
И вот теперь, как ему казалось, он понимал, почему воры заслуживают такого немилосердного наказания. Он вспоминал своего сурового, красивого деда, в котором угадывалась и порода, и настоящий мужской нрав, как и его чувство справедливости и сравнивал их с теми вороватыми плебеями, как этот Шамсутдинов и жалел, что времена доблести и справедливости остались в далеком прошлом. И что еще больше расстраивало его – он не знал, как помочь своему другу. Во время обеденного перерыва, он поделился этой новостью со своим хорошим знакомым, Алтаем, специалистом из IT отдела их банка, который странно на него посмотрел, и с восхищением, как показалось Зейну, присвистнул. “Я бы этого Ш., этого ворюгу и липового застройщика просто пристрелил”, – обронил он во время беседы, все-таки стараясь не упоминать полной фамилии этого вора и прохвоста, по чьей вине, как он узнал чуть ранее, мать Жардема перенесла инфаркт. Уже позже, вечером, Зейн хмуро сидел за своим столом, собираясь идти домой, после выволочки, которая ему устроила его начальница. “У тебя что, постоянный ПМС?”, – думал с тоской Зейн, слушая ее визгливый голос, которым она громко комментировала его слабые показатели. По ее, конечно, мнению, слабые. Он кивал головой и думал о том, как она осточертела ему – ее вечные придирки погружали его в постоянную хандру. Он с таким трудом, сам, без всякой помощи устроился на эту работу, как и ранее, самостоятельно поступил в университет и окончил его с отличием, и теперь с горечью понимал, что тут образовался своего рода клан, в который его начальница пыталась протащить свою очередную родственницу. Пытаясь украсть у него его собственное место и перспективы. Он не мог заставить себя даже улыбнуться ей, считая это проявлением слабости, а она, видя его независимый нрав, всячески донимала его. Мечтая о том, чтобы и на рабочем месте ее ублажали невинной лестью и признанием ее многочисленных талантов и заслуг. “Идиотка, не дождешься, не буду я входить на цыпочках в твой кабинет и покупать тебе коробку конфет по каждому удобному случаю. Я работаю не на тебя, а на эту организацию!”, – думал Зейн, глядя в ее чересчур сильно подведенные глаза, и понимая, что сам приближает свое увольнение. Своей честной и качественной работой, которая, казалось, никому и не была нужна.
И вот на выходе из банка, когда на город опустился темный и холодный осенний вечер, его ждал Мерседес, легендарный Кабан, с очень широким парнем у водительской дверцы, который догнал его и веско пригласил внутрь, по причине того, что с ним хотят поговорить. Зейн пожал плечами, и, надеясь, что это кто-то из многочисленных родственников Зарипы, его начальницы, собирается выяснить с ним отношением. Сумев как-то прочитать его мысли. Надеясь, что по крайней мере, он сможет засадить по толстой и наглой роже какого-нибудь братца своей истеричной начальницы, Зейн смело сел в салон автомобиля. И, действительно, в роскошном салоне его ждал человек с довольно упитанным и откровенно наглым лицом. Но это был не родственник Зарипы, а некий Бекеш, почти лысый и очень авторитетный мужчина лет сорока, в дорогом костюме, который вкрадчиво, смотря на него своими кошачьими глазами, предложил работать на себя, и за очень хорошее вознаграждение. Суть предложения заключался в том, что Бекешу нужна была информация по счетам и компаниям того самого Ш., в виду того, что Бекеш хотел вернуть украденные деньги обманутым дольщикам и уже сам достроить этот многострадальный объект. Осознавая, откуда дует этот опасный ветер, Зейн попросил время на размышление, и Бекеш, с пониманием покивав головой, и смотря своими прищуренными глазами, выделил своему потенциальному сотруднику целый день. Чтобы определиться, на чьей Зейн стороне, и хочет ли он получить такого могущественного и безжалостного врага, которым Бекеш может стать, если не получит желаемого. И уверенно протянул Зейну свою визитку на щедро украшенной золотом плотной бумаге.
На следующий день, взвесив все за и против, вернее, почти не найдя ни одного аргумента против, приняв во внимание откровенно слабые перспективы сохранить эту работу, он нашел Алтая и, улыбаясь, попросил его передать Бекешу, что он согласен. Тот, делая вид, что ничего не понимает, ушел в свой кабинет, а вечером того же дня его встретил тот же Мерседес, в котором и состоялся этот обмен – документы и информация на деньги и хитрую улыбку. Бекеш щедро заплатил своему новому информатору, и в тот же день Зейн, отложив 25 000 USD – половину своего первого криминального гонорара, отвез их Жардему. Ни на минуту, не поверив в сказку Бекеша о том, что он собирается вернуть деньги людям. Мама его друга заплакала, а Зейн рассказал убедительную историю о том, что их банк находит жертв этого мошенничества и, изъяв деньги у афериста, который хранил их на счете в их же банке, возвращает пострадавшим. Тут было на несколько тысяч больше, и Зейн слегка замявшись под внимательным взглядом уже трезвого Жардема пояснил, что это компенсация за неудобства.
После этого случилось давно ожидаемое – Зейн был уволен из банка и долгое время, не мог найти новую работу. Он смотрел по сторонам, на схожее положение своих знакомых, и находил все больше подтверждений тому, что ему надо уезжать, благо оставлять тут было некого. Жены у него не было, а родители жили сами по себе, со своей ненаглядной дочкой и младшим сыном. И тогда он начал процесс иммиграции в Канаду, благо английским он владел почти в совершенстве, и был молод. Вложив почти все свои деньги, и заработанные, и полученные отБекеша, в оплату труда юристов, которые помогали ему в этом переезде. И вот когда он уже был близок к великому исходу, в его квартире появился Бекеш со своими людьми. И убедительно попросил, вернее, приказал ему убрать того самого Ш., сопровождая свое обращение убедительным аргументом – один из его охранников, дюжий верзила, приставил к виску Зейна свой большой пистолет. Даже без глушителя, словно ничего их не могло напугать – ни шум от выстрела, ни действия соседей, которые могли вызвать полицию.
И он согласился, потому что другого выхода не было. Да и он сам однажды сказал Алтаю, что хотел бы пристрелить этого вора, чтобы предотвратить его новые аферы, в которые он обязательно пустится, как только уляжется шум вокруг его проекта с высоткой. Зейн, снабженный полной информацией отБекеша, и сопровождаемый его людьми почти до самой точки назначения, нашел Ш. в одном из офисов ничем не примечательного алматинского бизнес центра, где тот спокойно связывался по интернету со своим банком, который находился где-то на Кипре. На счета которого он планировал перевести остаток денег от своих авантюр, которые еще не перехватил заказчик Зейна. И он, постучавшись в дверь условным стуком, раскрытым ему всезнающим Бекешем, всадил в пухлую и какую-то раздутую грудь Ш. две пули, почти без эмоций и сожаления, ускоряя его встречу с тем котлом, про который ему рассказывал его суровый, но справедливый ата. И стараясь не думать про котел для убийц, он, с помощью своего друга Жардема, который почуял, что Зейн в беде, ускользнул каким-то чудом от громил своего нанимателя. Жардем надел его куртку и шапку, и выпив пару бутылок пива, первым вышел из здания, куда он попал по следам Зейна и его преследователей, и слегка поводив их по городу, явил свою реальную личность, играя очень убедительно роль алкоголика, который украл чью-то куртку. А позже, выждав какое-то время, Зейн выехал из города на попутках, купив билеты на самолет, который вылетал из Бишкека в Европу, а там уже затерялся в немецких и голландских аэропортах, вылетев, в конечном итоге, в Канаду.
Уже там, он поменял свою фамилию и имя, и стал Закарией Асфандияром, человеком, который пытается найти в своей душе слабые признаки чего-то светлого, и постоянно оглядываясь на свою родину, которую он потерял, как и часть своей души.
Глава 1.
Схватка с богомолом.
Будь благословенна, Прага, прекрасный и старинный город, где каждое здание напоминает экспонат исторического музея, тщательно оберегаемый от чумы современности – унитарной однотипности, безликости, серости, повышенной функциональности и загрязненности. Спасибо вам пражцы, за каждую сохраненную и такую яркую деталь, и лот этой уникальной коллекции. Спасибо, что гордитесь своими предками и предшественниками, их трудом, талантами и вдохновением, относясь к ним так трепетно. Понимая, что каждый сохраненный дворец, ратуша или обычный дом XVIII века, которые кажутся теперь такими игрушечными и хрупкими, это лишняя крона в ваших кошельках и бюджете вашего города.
Так примерно размышлял Закария Асфандияр, обнаруживая с удивлением в своих мыслях некоторые признаки умиления и пафоса. Прошло уже не меньше десяти лет, как он покинул Алматы, и вот сейчас, он бродил по Праге, по ее старому городу. Он отдал свой долг гостя города, и выполнил с явным удовольствием обязательную программу каждого посетителя этой уникальной ярмарки средневекового тщеславия. В каждом приличном городе, думал он, должна быть такая заповедная, охраняемая зона, показывающая, что город, в котором вы живете, не возник из ниоткуда и сразу, а прошел долгий путь. Сохранив свои артефакты и фрагменты первоначального облика, эволюционировав гармонично до статуса и облика современного мегаполиса.
Да, Староместкая площадь была на своем привычном месте, как и другие объекты, строго рекомендуемые для посещения каждому уважающему себя туристу. Правда, он был не в лучшей форме, но это почти не отвлекало его от созерцания и размышлений. И теперь он неторопливо шагал по площади, поглядывая на многочисленных гостей города, которые, как и он, после долгой прогулки мечтали об одном – выпить пива или ледяной воды на летней террасе какого-нибудь уютного кафе. И приземлив свое усталое и полное впечатлений тело на удобную поверхность, запить свои ощущения чем-нибудь вкусным и освежающим. Чтобы испытать не менее приятное, хмельное пражское послевкусие.
Кто только не ступал по твоей булыжной мостовой, старинная пражская площадь, помимо самих горожан – и обычные туристы, и политики, и преступники, и звезды разной степени известности и влияния. Отметились тут и всякие богачи, толстосумы и воры, как легализовавшие свое состояние, и теперь цитируемые Форбсом, так и подпольные, настоящие властители, дергающие за нитки глобальную финансовую систему и все эту мифическую мировую закулису.
Но впервые по этой площади ступал один из самых грозных бойцов Легиона, мститель Зак, как его называли в очень узких кругах, человек Асраила, этого то ли демона, то ли ангела мщения, который выбрал своей миссией карать тех, про кого забыл суд земной и небесный. И он, Закария, был самым ловким, грозным и неумолимым из числа его немногочисленных солдат. Даже вернее, единственным, кто работал на него сейчас и вполне устраивал своего таинственного нанимателя. Да, Легион отверг и выгнал его из своих рядов, сочтя его слишком вспыльчивым и жестоким, а работать на кого-то другого он уже не хотел и не мог. И он, Закария был той душой, страдающей и тоскующей, иммигрантом и странником, человеком без планов и будущего, которого Асраил нашел несколько лет тому назад в канадской глуши, и вытащил его оттуда на арену своих страстей и дерзких планов, сделав своим протеже и фаворитом. Словно угадав его тоску и мысли о том конце, который он готовил для себя, под воздействием печальных обстоятельств и своего нежелания простить себя.
Закария, ощущая легкую слабость, заказал себя воды с кофе, и думал о том, как бы он обозначил свою нынешнюю работу в своем резюме – охотник, киллер или ассасин. Который вместе со своим загадочным шефом устраивает в разных точках земного шара охоту на всевозможных подонков и убийц. Выслеживая и карая их, вынося им смертный приговор, который они заслужили, оставив на своем земном пути кровавый, несмываемый след. Погрузив невинных жертв в хаос и омут своих пороков и страстей. Они с Асраилом заступались за всех невинно убиенных, вынося вердикт от лица всех погибших, а также по просьбам их неутешных родных и близких. Словно получив от них эту доверенность – которая не была бы подтверждена ни одним юристом на земле, ни одним из отделов небесной канцелярии. Но подписанную кровью жертв и орошенную слезами их отцов, матерей, мужей или жен, братьев и сестер.
Отчаяние и ужас, кричащее от боли одиночество и тоска, осознание того, что весь мир – это просто декорация, которую установил и поджидал тебя в ней кто-то очень нездоровый и беспричинно жестокий. И эти предсмертные ощущения, которую испытывали жертвы таких подонков, в свои последние мгновения на этой земле, питали его ненависть к ним, и подталкивали к простому решению – осуществить возмездие. По простому принципу – око за око. Твою никчемную жизнь за жизнь тех, чей полет ты остановил так внезапно и подло. Того, кто любил и был любим, того, у кого были надежды и мечты, доброта и радушие, таланты и способности, все то, чего лишен ты, убийца, маскирующийся под обычного человека. Хотя, он поправил себя – талантами некоторые маньяки обделены не были, как и способностями, иначе как бы они так долго могли мимикрировать, маскироваться под добропорядочных граждан. Как и изощренностью ума, с помощью которого они придумывали такие ужасные методы пыток. Да и их любили, те, от кого они так тщательно скрывали свою настоящую сущность. Ведь не все серийные убийцы являются социопатами и одиночками, часто они состоят в долгом, и даже показательно счастливом браке. “Двойная жизнь, почти как у меня самого”, – подумал Закария.
Он любил людей и всегда был готов прийти на помощь, но вот существование таких маниакальных личностей, лишенных сострадания, которые ценили несколько секунд своего удовольствия больше, чем вся человеческая жизнь, заставляли его задуматься о человеческой природе. Он понимал, что в каждом человеке есть и хорошее, светлое, и что-то дьявольское, что в один момент превращает его в зверя, который не живет, а выслеживает ничего не подозревающих людей. И эти размышления подталкивали его к попытке понять свою собственную роль в устройстве этого мира. Он и сам становился изгоем, нарушителем всех заповедей и законов, наподобие тех, за кем он охотился, потому что он брал на себя роль, которая уже прокляла его душу. Низвела ее до статуса такого же грешника, как и те, кого он так старательно уничтожал. Но, как говорил Асраил, пока ты жив, ты больше думаешь о том, что ты будешь есть завтра, а не о том, что убивает твою душу и заставляет твою совесть кричать во весь голос. И он гасил свои сомнения и страхи, убеждая себя в том, что он играет роль чистильщика, который, уже получив смертельную дозу радиации и токсинов от своей вредной работы, все-таки упрямо надевает свою форму. И берет в руки свои рабочие инструменты, делая этот мир хоть чуточку лучше и чище.
Да, их новая охота начнется уже совсем скоро и Закария, прибыв в город вчера вечером, уже морально, если не физически, был готов к ней. Его водитель, Франтишек, серьезный и ответственный парень, как ему показалось, встретил его в аэропорту и отвез в центр города, в один из отелей, который располагался в старинном здании. Конечно, там, в центре было светло, красиво и безопасно, но чтобы узнать город, его реальную, тщательно скрываемую от туристов сторону, он, заселившись в свой номер, решил узнать Прагу поближе. Закария, вооружившись простым кнопочным телефоном и парой сотен крон в кошельке, попросил Франтишека отвезти его в какой-нибудь отдаленный от центра район, где он мог бы немного настроиться и подготовиться к предстоящей работе. Он посоветовал водителю покататься по ночным улицам, или посидеть где-нибудь за кружкой чая, а сам начал свой вояж, внимательно поглядывая на всех, кто встречался ему на пути.
Было уже около полуночи, когда он дошел до кафе на углу, и решил зайти, чтобы выпить чего-нибудь горячего – на улице было зябко. Он почти сел за один из столиков, которые стояли снаружи – там обитал в унылом одиночестве мужчина средних лет, сканируя местность вокруг себя тяжелым взглядом, и с каждой минутой ненавидел этот мир все больше и больше. Особенно его, Закарию, который оторвал его от каких-то важных мыслей своим появлением. Бывший легионер уже хотел сесть где-нибудь возле него, уж что-то очень тревожное и мрачное было в взгляде этого человека, но его привлек шум внутри, который, казалось, предвещал еще более опасные и интересные события. Он решил зайти внутрь, сделав свой выбор, о котором на следующее утро будет откровенно жалеть.
В большой стеклянной двери, он увидел свое отражение – высокий азиат, удлиненное лицо, спортивное телосложение, не броская и не запоминающаяся одежда – толстовка с капюшоном и джинсы, на ногах легкие кроссовки. Взгляд карих глаз внимателен и сосредоточен, казалось больше на внутренних мыслях и ощущениях, но он привычно и внимательно изучал обстановку вокруг себя. Зайдя в кафе, он увидел обычную картину – пара спокойных клиентов – мужчин с хорошо развитыми животами у стойки и бурление масс в самом зале. Несколько посетителей, молодые и шумные парни, явно не местные, речь то ли голландская, то ли немецкая, а может, и та и та, из-за первобытного ора, который они извлекали из себя, сложно было разобрать их происхождение, уже нагрузились изрядным количеством алкоголя и вели себя вызывающе. И это слабо сказано. Они словно репетировали захват города, или, по крайней мере, ближайшего склада с пивными бочками, постоянно подбадривая себя визгливыми криками.
Их компания, как минимум из семи человек, будто устав от собственной непроходимой тупости – все шутки они уже рассказали друг другу по многу раз, бурно реагируя на самые жестокие, почти выдохлись и решили как-то разнообразить программу вечера. Напрягая свои мозги, они сгенерировали единственную мысль за вечер – поглумиться над двумя отдельно сидящими парнями за соседним столиком, которые смотрели на них откровенно испуганно. В облике этих двух парней виделось что-то хрупкое, даже женственное, и это явно провоцировало более брутальных юнцов, накаченных как тестостероном, так и пивом, на громкую и язвительную критику их облика. “Похожи на оголтелых фанатов какой-то футбольной команды”, подумал Закария и сел у барной стойки, улыбнувшись девушке бармену, красивой чешке со светлыми волосами, которая после его просьбы, сразу поставила перед ним большую кружку кипятка и опустила в него пакетик с чаем.
– Пять крон, – сказала она по-чешски и улыбнулась ему, переведя взгляд своих зеленых глаз на то, что происходило за спиной Закарии, и уже с тревогой поглядывая на фанатов, трое из которых уже покинули свой столик и подошли к соседнему. Закария положил на стол двадцать крон и, отказавшись от сдачи, не поворачиваясь к залу, следил за происходящим в отражении экрана выключенного телевизора с большой диагональю, попивая свой чай. Его соседи по стойке улыбнулись ему и продолжили свою беседу.
– Почему эти два парня не уходят отсюда, – говорил он себе, чувствуя, как уровень тревоги и опасности в воздухе повышается с каждой минутой. По канонам виктимологии, эта парочка была классической жертвой, объектом неминуемого хулиганского нападения или ограбления – такими вызывающе субтильными и не готовыми дать отпор выглядели они. “К тому же, они зря разложили вокруг себя на столе свои гаджеты – пару смартфонов, ультрабук и планшет”, – подумал Закария. Он повернулся к ним лицом, услышав чей-то громкий крик и звук удара – один изальфа парней ударил по лицу одному из сидящих за столиком и схватил его телефон, что-то громко крича своим приятелям и пытаясь найти в нем какие-то фотографии. Кто-то закричал на французском, и Закария понял, что нападающий хочет найти свадебную фотографию этих парней. Он краем глаза уловил движение одного из своих соседей, который казалось, тянулся к пачке салфеток, которые стояли возле его чашки с чаем.
Закария покачав головой, развернулся к девушке, которая уже отошла от него и теперь стояла в дальнем углу, протирая бутылку, похожую на Бехеровку. Он посмотрел на нее выразительным взглядом. Она, правильно поняв его призыв, крикнула парням, что вызывает полицию, и, поставив бутылку на стойку, быстро достала свой телефон, набирая на нем соответствующий номер. Один из парней кинулся к стойке, желая ей помешать, но Закария угадав его маневр, быстро развернулся и, не вставая, встретил его ударом локтя, который пришелся парню куда-то под подбородок. Он эффектно завалился вниз, а мужчины, сидящие возле него, словно вспомнили о наличии в их организме крепко поджатых на время тестикул, и встали со своих стульев, начав кричать в сторону хулиганов и показывая им крепко сжатые кулаки. Закария пожал плечами и отпил еще немного чая, который казалось, настоявшись, прибрел необычайно сильный вкус и отдавал теперь чем-то острым.
Но тут произошло непредвиденное – один из субтильных парней, умудрился оттолкнуть своего обидчика, и выхватил свой телефон из его рук, украсив его лицо быстрым плевком. Затем он, как и его спутник, со скоростью самых преданных покупателей новой версии Айфона, стремглав выбежали из кафе, умудрившись не оставить ни один из своих гаджетов на столе. Собрав их с какой-то нечеловеческой скоростью. Фанаты дружно бросились за ними, забыв про своего друга, видно посчитав его конец вполне закономерным, или не желая связываться с Закарией и парой животов возле него. Громко завопив, они устремились в погоню за парочкой, выбрав более слабых и обеспеченных жертв.
– Видишь хищника, не беги, – озвучил Закария банальную мудрость и последовал за всем цирком наружу, надеясь, что все обойдется банальным мордобоем. Ему показалось, что он как-то слишком быстро двигается – он ощутил небывалый подъем сил, но он не придал этому особого значения, открывая в себе все новые ресурсы для спасения невинных.
Снаружи, у кафе было уже безлюдно, и, покрыв значительное расстояние за пару секунд, как ему показалось, он достиг соседней, какой-то уж совсем одинокой и гадкой улочки. Там он догнал ночную процессию и видел, как парни, окружив парочку по их по слабому периметру, со знанием дела, награждали их ударами рук и ног. Их жертвы продолжали упорно двигаться вперед, словно вырываясь из долгого и голодного окружения, к своей первой и обильной трапезе, и громко реагировали на самые болезненные удары. Один из них упал и Закария прибавил шагу, когда ему, как молодой звезде артхауса, переметнувшейся в фильмы по мотивам комиксов, кто-то подставил подножку, и он свалился на асфальт, успев в падении выставить вперед свои ладони. А уже о том, чтобы сгруппироваться перед контактом с жесткой поверхностью, и говорить не приходилось. Он больно приземлился и в тот же момент, его ударили чем-то по голове, и он мгновенно потерял способность двигаться. Но, его сознание, к счастью, не отключилось, и он наблюдал за развитием всей сцены будто в перевернутом набок экране. Закария, чувствуя, что голова покрывается чем-то теплым и липким, видел, как его обидчик, в котором он как-то лениво опознал мужика, сидевшего возле кафе, догнал парней и, пряча свою короткую дубинку за спиной, закричал им что-то про полицию, которая, по его словам, уже была неподалеку. Парни напоследок ритуально попинали своих жертв, и, подняв их девайсы, тронулись с места, пробежав мимо Закарии, злорадно отметив его беззащитную и унизительную позу.
А Закария все смотрел на того мужчину, который дождался, пока молодчики скрылись за углом и присев возле парней, о чем-то то их спрашивал. Видимо те уже начали приходить в себя и теперь озирались беспомощно по сторонам, приподнявшись слегка от земли и опираясь на локти. Очевидно, один из их ответов его не очень устроил, потому что он не торопясь достал свою дубинку из-за спины и начал наносить удары по головам парней – страшные и сильные. Те, покричав разок, смолкли, а Закария уже смог перевернуться на живот, понимая, что, если он не соберется с силами и не вернет контроль над своим телом, то будет следующей мишенью этого ночного хищника. Он со стоном приподнялся, словно отжавшись от земли в миллионный раз за один очень длинный подход, и принял вертикальное положение, чувствуя дикую слабость и головокружение.
Мужчина заметил его манипуляции со своим телом и с угрюмым удивлением уставился на него, перестав копаться в карманах своих жертв. Явно не ожидая от него такой прыти. Закария, пошатнувшись, смог даже осмотреться, и увидел, что вдоль улицы шли однотипные и казенные на вид здания, похожие на заброшенные. Единственный фонарь, правда, очень яркий, светил именно возле парней и их палача, внося в цветовую гамму сцены очень много желтого спектра. Он мысленно представил себя снова в Легионе, в одном из его тренировочных лагерей, где ему доставалось если не сильнее, то почти так же. Он внушал себе мысль, что он отстоял пару раундов против Толстого Джона, пропустив один из его убийственных крюков левой. Но уже находил в себе силы восстать, вернее, подняться, чтобы, по крайней мере, встретить финальный гонг на ногах, а не на настиле ринга. Мужик встал и двинулся ему навстречу и Закария впервые увидел его улыбку – она производила такое тоскливое и жалкое впечатление, делая его похожим на мерзкого богомола, что ему не захотелось умирать от руки этого насекомого.
– Хорошо, что ты попался мне сегодня, – выдохнул, а вернее вытолкнул из себя незамысловатую фразу Закария, которую его мозг, словно приходя в себя, решил озвучить в тестовом режиме и теперь набирал обороты, подключая на ходу двигательный и боевой аппарат. Мужик упорно молчал и двигал ему навстречу, смотря на слабо вышагивающего Закарию взглядом опытного мясника, которому привели на убой плохо ориентирующегося в пространстве телка. Будто подтверждая эту мысль, он вытащил из-за пояса небольшой нож. “Серьезно, ты мать твою, серьезно? Тебе что, мало твоей дурацкой дубинки?”, – думал с возмущением Закария, смотря на сокращающееся между ними расстояние. “Запасливый сукин сын, запасливый”, – подумал он и увидел замах ножа. К своей тихой радости, он среагировал на это движение, сумев уйти вправо, и поймал руку хищника, вернее, перехватив ее, заведя назад и ударив по кисти. Он выбил нож из его руки, но пропустив движение другой руки нападающего, получил удар дубинкой с разворота, который пришелся ему в правое плечо.
– Мать твою!!! – закричал Закария с раздражением и яростью, понимая, что он начинает повторяться в выражениях. Он представил своим противником Толстого Джона, которого он уже смачно добивает, и сумел рывком приблизиться к мужику и схватить его левой рукой. Закария отклонил свою голову, и ударил своего оппонента лбом в лицо, превратившись в молоток, который забил самый важный гвоздь в своей жизни. Его соперник сразу обмяк, и он, удерживая его все той же, левой рукой – правая была временно недоступна, и, прижимая к себе, опять ударил его лбом, а затем, слегка отпрянув, провел мощный удар коленом ему в пах и куда-то в живот. Мужик повалился вниз и разлегся перед Закарией, который высмотрев его голову, рухнул всем весом на нее, выставив левый локоть. Приземлив его с самым приятным хрустом в своей жизни в область виска своему сопернику. Он напомнил себе одного из борцов рестлинга, который эффектно закончил слегка надоевшее зрителям плохо поставленное шоу.
– Бинго, гад ты такой,– выдохнул он и, встав на колени, протянул левую руку к шейной артерии этого подонка. Не найдя пальцами никаких доказательств кровотока от сердца к голове, он поднялся с третьей попытки на ноги и прошел, качаясь мимо парней, которые были так очевидно и трагично мертвы, напоминая пару манекенов, которых хозяин магазина выбросил в виду их излишней потрепанности. Он остановился возле них и стоял, переводя взгляд с их тел, на тело их убийцы. Он не понимал, в очередной раз не понимал природы человеческой жестокости, и только заслышав звук сирен, он заставил себя сдвинуться с места и как можно скорее, покинуть эту сцену тройного убийства.
Пройдя каким-то образом пару кварталов, и найдя пересечение двух улиц с табличками, где отражалось их название, он позвонил Франтишеку и попросил его приехать как можно скорее. Он забрался на какой-то памятник и ждал своего спасителя, и когда тот нашел его, всего в крови и с висящей как плеть правой рукой, он только сделал очень большие и круглые глаза, и сразу, не спрашивая ни о чем, помог ему добраться до машины. Затем он повез его к доктору, который владел отлично оборудованным кабинетом – да, на Асраила работали лучшие специалисты, и это успокоило его. Через час, чистый, с обработанными ранами, вправленной конечностью, побывав в какой-то лечебной капсуле, уже способный самостоятельно передвигаться, с помощью правильной фармакологии, он, поблагодарив доктора, уже ехал в свой отель. В новой и чистой одежде, и казалось, что он просто перебрал пива в одном из пражских заведений. Ну, с кем не бывает, ведь это волшебный и удивительный город, в котором так легко поддаться своим соблазнам и пойти на поводу у своих слабостей и инстинктов.
И вот теперь Закария, проспав почти до двенадцати дня, накинув на себя традиционную толстовку и джинсы, которые казалось, составляли основную часть его гардероба, и, ощущая лишь слабые афтершоки вчерашней потасовки, прогуливался по Праге. Он хмуро, или скорее, грустно наблюдал за туристами вокруг себя, и мысленно умолял их не ходить в малознакомые, и удаленные от безопасных туристических маршрутов районы. И не демонстрировать никому свои деньги и дорогие гаджеты. Бросив взгляд на наручные часы, он понял, что до встречи с его шефом остается меньше пятнадцати минут, он расплатился по счету. Покинув это уютное местечко, он зашагал в сторону площади, к которой примыкало очередное старинное здание, на крыше которого располагалась терраса кафе, где у него и была назначена встреча с Асраилом. Который потребует объяснения по поводу не санкционированного им боя с уличным грабителем, который чуть не вывел из строя его лучшего бойца, на мгновение расслабившегося и почувствовавшего себя суперменом. Что всегда было непростительно глупо и опасно. Ведь Асраил всегда карает тех, кто угрожает его инвестициям, особенно людей, которые порой ведут себя так глупо и не осмотрительно.
Глава 2.
Чудеса воскрешения.
Закария уже успел выпить две довольно большие кружки крепкого кофе, а Асраил все не показывался. Он словно превратился в невидимого нищего, который, согласно легендам, всегда присутствовал незримо в одном из пражских старинных кафе, устав от равнодушия людей, которые с каждым годом подавали ему все меньше. Он исчез, оставив на своем привычном месте, где он просил милостыню, картонку с надписью "Нищий невидимка". Но тут даже картонки никакой не было, и Закария продолжал терпеливо ждать своего сюзерена.
“Да, задерживается, как настоящий казахский гость”, – подумал Закария и неожиданно почувствовал легкую усталость, понимая, что и его организм не железный. “И в этом виноват я сам, устроив эту ненужную проверку своим силам. И, Асраил, безусловно, будет очень недоволен тем, что я принял участие в той потасовке, которая завершилась так же глупо и печально – три трупа и мои ранения. И лишняя работа для Франтишека и того доктора. А ведь есть еще полиция, которая, уже наверняка начала расследование и возможно, идет по моему следу”, – думал он с нарастающей тревогой. С другой стороны, он начинал, словно нехотя анализировать вчерашнюю прогулку, свое появление в том ночном кафе. “Странный мужик снаружи, два пузатых посетителя внутри, один из которых тянулся вовсе не к сахару. Он тянулся… Черт, как же я сразу не догадался. Он, воспользовавшись тем, что я оборачивался к парням, подсыпал мне в чай что-то. Возможно, снотворное. И, возможно, я бы под его воздействием и заснул, но тут сыграл свою роль мой собственный антидот – адреналин. И ситуация кардинально поменялась, когда я решил заступиться за тех двух парней. А если бы не та свара, я бы сильно ослаб, и тогда тот мужик, снаружи, просто бы встретил меня на улице и, стукнув меня по голове, вытащил бы мой кошелек. Который я продемонстрировал тем пузатым, когда оставил официантке двадцать крон на стойке. Я идиот”. – резюмировал он свои размышления и еще более хмуро посмотрел на людей, сидящих за соседними столиками. “Есть тут всякие люди, со своими недостатками и странностями, а вот такой настоящий кретин среди вас один”, – мысленно обратился он к посетителям, словно признаваясь в вечной нехватке йода и элементарной наблюдательности.
Но тут, к своему удивлению, он заметил Асраила, найдя его взглядом в паре столиков от себя– видно тот уже сидел там какое-то время и наблюдал за ним. Закария покачал головой и встал со стула, перемещаясь к его столику, признавая за своим шефом талант появляться неожиданно, и всегда играть по своим правилам. Подошедшая официантка перенесла на новое место его посуду и Асраил, пользуясь случаем, сделал ей заказ, попросив на чистейшем чешском языке, как послышалось Закарии, принести большую чашку самого крепкого кофе. Девушка широко раскрыла глаза и кивнула головой, словно оценивая уровень владения языком нового клиента.
– Крепкие напитки для крепких людей, – сказал ей Асраил уже по-английски своим приятным баритоном, и она уже уходя от них, обернулась и явила ему настоящую, искреннюю улыбку.
Асраил с неожиданной хитрой ухмылкой насвоем продолговатом лице протянул ему свою руку и Закария очень удивился этому широкому жесту – за все время их знакомства, а это уже было более шести лет, Асраил лишь несколько раз здоровался с ним за руку. Он пожал длинную руку своего шефа, и ему показалось, словно он передал ему часть своего внутреннего жара, или гнева, который он испытывал сейчас. Асраил все удерживал руку Закарии в своей, и оценивающим взглядом своих больших серых глаз смотрел на него, словно проверяя, сколько его подопечный сможет выдержать эту странную и довольно болезненную процедуру. Закария сильно поморщился, но не вскрикнул, хотя ему и казалось, что он получил ощутимый ожог.
– Ну, довольно с тебя, – сказал Асраил и освободил руку Закарии, и он едва удержался от желания опрокинуть на свою ладонь бутылку с холодной водой, которая стояла перед ним. Официантка принесла кофе и Асраил, ощутив своим правильным прямым носом его аромат, отпил из высокой стеклянной кружки, и наконец, решил перейти к делу.
– Ты меня удивил вчера, – сказал он, едва удерживая смех, и его высокий лоб прорезали несколько аккуратных морщин. – Ты же не фрилансер, не стихийный борец с преступностью, не вольнонаемный стрелок, ты работаешь в команде, у тебя четко обозначенная роль, тебя поддерживают и направляют. Выводят на позицию и говорят, когда нажать на курок. Четко обозначают мишени. А твои вчерашние проделки… Как ты еще жив остался.
– Я-то остался, а как быть с тремя трупами? – спросил Закария, словно отбивая выпад Асраила и тревожно поглядывая на шефа, дул на свою ладонь. – Это ведь уже не проделки…
– Какие трупы, друг мой… – Асраил все-таки рассмеялся искренним смехом, смотря с умилением на Закарию. – Там не было никаких трупов. Парочка юнцов были достаточно жестоко избиты толпой, но это мелочи – повреждения мягких тканей, разбитые носы, гематомы и прочие невинные результаты работы неумелых и хорошо выпивших фанатов. Нападавшие задержаны, улики в виде телефонов и прочей техники изъяты, и их родители уже едут из Голландии и Франции вызволять своих отпрысков.
– А как же тот, другой. Тот тип с дубинкой и ножом? – спросил Закария с разочарованием, будто его решили не принимать в бойцовский клуб по причине того, что один из дуэлянтов применял запрещенные приемы.
– Ну, ты, конечно, молодец, явил свою несгибаемую волю и силу духа, но ты просто отправил его в глубокий нокаут. Его реанимировали в машине скорой помощи, его сердечко вновь застучало, и сейчас полиция ждет, когда он очнется, чтобы допросить его.
–Ясно, – перевел дух Закария. Все вчерашнее приключение теперь еще больше напоминало какой-то нелепый цирк шапито, с откровенно дурацкой и оскорбительной программой, в одном из номеров которой он по своей глупости выступил, получив в качестве вознаграждения тумаки и улюлюканье зрителей.
– Они просто поджидали свою жертву, беспечного туриста, и тут появился я. Обычный расклад.
– Блестящая дедукция, друг мой. И это почти без иронии. Эта троица уже обработала несколько человек вот таким вот способом. И наш Франтишек, кстати, бывший полицейский, сразу раскусил эту комбинацию. Он их нашел и получил всю информацию. Из первых рук. Они не ждали именно тебя, да и это было бы невозможно. Они просто, таким образом, зарабатывали на свой хлеб. В общем, он с ними поговорил, все выяснил, и когда они оклемаются, а будет это… через три дня, – Асраил будто справился со своим графиком выписки пациентов, – так вот, через три дня их выпишут из больницы и тогда они уже перейдут в руки полиции. Бравой пражской полиции. И всю эту троицу экстрадируют на их родину. Куда-то в Румынию или Албанию, где за ними каких только подвигов не числится.
– Девушка, ясное дело, не была втянута в их дела, – сказал Закария уверенно, смотря, как Асраил достал из рюкзака, который стоял у его ног, планшет с большим экраном, и быстро включив его, искал что-то в открытом браузере.
– Она чиста, как слеза. Только спит со своим жадноватым и женатым шефом. Вот и все ее прегрешения., – промолвил Асраил и протянул Закарии свой гаджет. На экране был открыт местный новостной сайт, и Закария качая головой, смотрел на фото, сделанные на месте вчерашнего побоища. “Происшествие, которое чудом не закончилось смертельным исходом”, – перевел он слегка коряво заголовок новости и удивился количеству крови на месте происшествия. Он достаточно долго смотрел на фото того ночного хищника и с удовлетворением заметил, что он его все-таки хорошенько отделал. Затем Асраил, вернув себе планшет и покопавшись в нем еще, нашел пару фотографий и продемонстрировал их Закарии. На них он увидел ту самую девушку официантку в интимных объятиях пожилого и очень довольного жизнью бонвивана.
– Ты же знаешь, – словно отвечая на немой вопрос своего подопечного, молвил Асраил, – если фото хранится в памяти какого-то устройства, значит я всегда могу получить к нему доступ… И сделать эти мгновения чужой жизни частью своей памяти.
Асраил убрал свой планшет и положил его рядом с собой на стол. Он, казалось, просто наслаждался своим кофе и посматривал по сторонам, словно и не испытывал никакого гнева или злости по отношению к Закарии.
– Да, – сказал он веско, словно услышав его мысль, – я не виню тебя. Или вернее, почти не виню. Мне приятно, что ты меняешься, что ты встал под мои знамена, словно присягнув в верности моему делу. Я горжусь, что у меня есть такой солдат, как ты… Но, все же, в следующий раз старайся не воевать под воздействием наркотиков и стимуляторов.
– Черт, – отреагировал Закария, сразу вспомнив тот чай, после которого он чувствовал себя таким бодрячком. – Значит, это было не снотворное…
– Угу, – Асраил перевел взгляд своих голубых, холодного оттенка глаз на него. – Это заметил еще доктор, которому твое поведение показалось странным. Ты, конечно, переживал воздействия удара по своей горячей голове… Но, скажи, разве ничего тебе не показалось странным той ночью?
– Да, ты прав, – невесело произнес Закария, поразмыслив пару секунд. – Мне казалось, что я парю, и как-то подозрительно легко я оклемался после удара… Да и как я мог не заметить, что те парни, как и тот урод, были еще живы.. Да и сегодня я как-то слишком пафосно рассуждал о Праге…
– Очень интересный состав. Нет худа без добра. Я думаю, надеюсь, по крайней мере, что наш милый доктор сможет повторить и вывести формула этого боевого зелья. Может пригодиться, кто его знает, какие битвы нас ожидают в тумане завтрашнего дня. А ты его уже испытал, и результаты самые ободряющие, – добавил Асраил с видом рачительного хозяина и гордого за успехи своего ученика тренера.
Закария порозовел, словно его вдруг решили поздравить с Днем рождения все незнакомые люди вокруг, и ощущал легкую волну стыда. С другой стороны, он чувствовал себя намного бодрее, он понял, что он давно себя не чувствовал так свежо и молодо и он с удивлением смотрел на свою руку, которую так внезапно захотел пожать Асраил.
Шеф Закарии вдруг опять захихикал, словно вспомнил пикантные подробности некой вечеринки, в которой ее участники занимались кроссдрессингом.
– Ты его назвал ангелом… Нашего доктора… Который спас твою душу. И все порывался его поцеловать. А Франтишек тебя искал почти целый час. Ты от места происшествия каким-то образом добрался до границ города…. А это кварталов десять, не меньше.
Закария тоже начал смеяться, словно чувствуя, что это было единственной реакцией, которая могла избавить его от внутреннего стыда, скопившегося напряжения и чувства неловкости.
– А что за памятник был, на котором я его ждал, – спросил он, отдышавшись у Асраила.
– Памятник? Он сказал, что ты сидел на бордюре. Видно, препарат был действительно хороший, у тебя развились галлюцинации, – добавил, смеясь Асраил, и вдруг сразу стал серьезным.
– Ты, наверное, представлял, что ты опять в Легионе? И что у тебя новый бой с Толстым Джоном, у которого ты все еще мечтаешь взять матч-реванш? Это помогло тебе выиграть вчерашнюю уличную схватку?
– Угу, – выдавил из себя Закария, замечая, что начинает темнеть. Легион навсегда вошел в его память, ему даже снились сны о нем, но в реальности он понимал, что эта военная структура была слишком сложной и бюрократизированной, что делало его работу такой малоэффективной. Несмотря на то, что в Легионе были такие опытные и опасные люди, как тот же Толстый Джон, например. Или Такахаси. И прозорливость Асраила уже почти не удивляла его, он, словно убедившись в его способностях проникать в свое сознание и память однажды, теперь лишь смотрел на себя со стороны с его помощью, понимая, что Асраил не пытается удивить его, как липовый прорицатель или медиум на сельской ярмарке. “Он просто хочет донести до меня какую-то свою мысль или намекнуть на что-то важное с его точки зрения. А если Асраил считает что-то важным, то моя обязанность – принять это к сведению”, – думал он, следя за нахмурившимся лицом собеседником.
– Легион для меня закрытая тема, – сказал он достаточно твердым голосом. Асраил улыбнулся и погасив вопрос или сомнения в своих глазах, погрузился в себя.
“Легион был бы хорош, если бы каждая его операция не требовала такой длительной процедуры планирования и одобрения. И если бы он действительно карал преступников, а не просто спасал людей, жизни которых грозила опасность. И ведь какая мощная логистика, поддержка, новейшее оборудование, самые последние технологии, прекрасно подготовленные, опытные и сильные духом бойцы, и все это разбивается в простой приказ – никаких жертв среди людей, включая противников. Вы лишь идентифицируете объекты, выводите их из-под огня и покидаете место операции. Никаких боестолкновений. Никакого возмездия. Ответный огонь только в крайнем случае, если большая часть отряда подвергается опасности уничтожения. Вашу мать, хреновы бюрократы. Попробуйте спасти кого-то под шквальным огнем. Не стреляя в ответ… Это, конечно, свято и благородно – спасти гражданских, похищенных и истекающих кровью, кричащих от боли и отчаяния. Но ведь упустить бандитов, членов какого-нибудь картеля или группировки, которые потеряв одних кандидатов в покойники, сразу же приступят к поиску других, было просто глупо”, – думал Закария, понимая, что он вновь погрузился в свои воспоминания.
И Закария однажды нарушил приказ. Но это давняя история, и достаточно печальная и сейчас, погружаясь в атмосферу нового задания, дух которого нисколько не напоминал миссии по спасению, проводимые Легионом, думать о которой совсем не хотелось. Хорошо бы узнать, на кого реально работает Легион, кто числится в составе учредителей этой частной военизированной структуры, армии, которая уклоняется от прямых столкновений с реальным и самым опасным противником. Наверняка, какие-то доброхоты, ангелы во плоти, моралисты элитарии, до которых каким-то чудом достучались родные и близкие жертв. Или не чудом, а благодаря немалому вознаграждению. Ведь операции стоили дорого, и содержать Легион могли только очень обеспеченные люди. Или какой-то влиятельный комитет, в состав которого до недавнего времени входил и Асраил. Да, он тоже ушел из него, окончательно разочаровавшись в его способностях и желании карать виновных. И в ответ, учредил собственную миссию – набирающую обороты армию одного бойца и нескольких вспомогательных единиц, отвечающих за поиск и определение местоположения убийц и насильников, похитителей и садистов, военных преступников и откровенных палачей. Как и всю логистику и вспомогательные службы – такую важную деталь этого механизма, выездную бригаду, которая могла быстро развернуться и начать действия в любом новом городе или другом населенном пункте. Даже врачи, водители и детективы, все входили в команду Асраила. Даже врачи…
– А кстати, что за капсула была у твоего доктора? Он загрузил меня в нее и все мои травмы, повреждения и порезы каким-то чудом испарились. Исчезли. Интересно, как ты получил такую уникальную установку, – произнес Закария, трогая себя за голову, и не нащупывая никаких следов сильнейшего удара, которым его наградили вчера ночью. Ни следов шишки, ни порезов, ни шва, который бы ему наложили на рану.
– Капсула? – Асраил посмотрел на Закарию так, словно он пришел к нему в гости домой и намеревался помыть свои ноги в его раковине на кухне. – Боюсь, тебе это почудилось. Ты же был под действием наркотиков, а они вызвали у тебя ряд сильнейших визуальных и тактильных галлюцинаций. Да и возможно, удар не был так силен. В общем, не ожидай от меня и моих людей чудес, не все можно вылечить и поправить, полежав в какой-то волшебной капсуле.
Закария покачал головой – что ж, действительно, часть вчерашних событий явно ему пригрезилась, и очевидно, его противник не нанес ему уж очень серьезных ран или увечий. Кое-что дорисовало его воображение, подстегнутое этим препаратом, подлитым ему в чай. Он только слабо надеялся, что все же тот мужик с дубинкой реально представлял угрозу не только для него, но и для тех двух парней. Не зря же он его так отделал…
– Не зря, все не зря, мой друг, – произнес Асраил неожиданно бодрым и злым голосом, словно отзываясь на его сомнения и разрушая их. – Ты не зря ушел из Легиона, не зря стал работать со мной, не зря вчера пытался спасти чьи-то жизни. Все что ты испытал и сделал, все не зря, это самое ценное, что человек получает в свой жизни – опыт.
Вдруг он подмигнул Закарии и сказал ему негромко, стараясь не смотреть на новых посетителей кафе, которые появились в нем с наступлением ночи.
– Они уже здесь. Наши убийцы здесь.
Глава 3.
Чуть подпорченная карма.
Закария заказал себе мясо и овощи, а Асраил, который казалось, питался святым духом, несмотря на свой гигантский рост – он достигал не меньше двух метров, и был атлетически сложен, опять заказал себе крепкое кофе и на этот раз воды. Они уже аккуратно и деликатно осмотрели новоприбывших и Закария в который раз убедился – у самых настоящих подонков, всегда самая обычная, даже невинная внешность. Трое парней мило о чем-то беседовали, потягивая принесенное пиво, под светом дизайнерских фонарей, и сидя на уютных диванах. И ни их светлые волосы, ни открытые и в чем-то простодушные и восторженные лица не говорили о том, что они серийные убийцы. Которых, как оказалось, они и поджидали здесь. С тихих, но веских слов Асраила, они регулярно убивали молодых девушек, предварительно изнасиловав и избив их. Не оставив на их лицах живого места и начинив их тела свинцом и металлом. Да и сама атмосфера этого люксового и дорогого кафе, казалось, исключала любые намеки на вторую, тщательно скрываемую темную половину личностей своих посетителей. Все тут словно говорило – “Ешьте, пейте и веселитесь, наслаждайтесь, забудьте обо всем, что печалит и расстраивает. Ведь вы в Праге, в этом ярком и светлом городе, где все думают только о красоте и гармонии”. “Мать вашу”, – думал Закария, “Я бы прикончил вас голыми руками, ну, на крайний случай, воспользовался вот этой вилкой, чтобы понять, есть ли у вас сердце”, – думал он, приступая к разделке куска мяса, которое ему только что принесли, и косо поглядывая на столовый прибор, поражавший своим размером и весом.
Асраил вдруг ожил и опять протянул Закарии свой планшет, который тот принял правой рукой, отложив нож, и положил перед собой, удостоверившись предварительно, что поблизости нет ничьих внимательных глаз.
– Вот, посмотри, а я пока попью кофе и попытаюсь насладиться атмосферой этого вечера…
Закария припал к планшету, и, проводя по экрану пальцами, переходя с одного фото на другое, с содроганием и какой-то тоской в глазах смотрел на трех молодчиков, которые по очереди насиловали и избивали кастетами и битами двух молодых и красивых девушек. Будто кто-то снимал все их действия поэтапно, отслеживая этот страшный прогресс и динамику. На других фотографиях, девушек, уже с неузнаваемыми лицами, всех покрытых синяками и кошмарными ранами, добивали выстрелами из нескольких пистолетов, целясь им прямо в головы. Его вдруг пронзил такой приступ внутренней злобы, которая казалось, только и ждала удобного случая, чтобы напомнить ему и о существовании его собственной, пугающей стороны.
– Ты специально дождался, пока мне не принесут мясо? – спросил он с тихой яростью Асраила, боясь посмотреть на парней, чтобы не выдать себя тем гневом, который обезобразил его лицо.
Дрожь пробежала по всему его телу, и он, выключив планшет, огляделся, слегка успокоившись, окидывая взглядом людей вокруг себя. Асраил задумчиво пил свой кофе, смотря куда-то в сторону, туристы за соседними столиками так же были заняты обсуждением впечатлений от Праги, и будто не подозревали, или на какое-то время забыли, что в мире есть такое настоящее, чистое и концентрированное зло. Терзающее невинные души, уродуя и уничтожая тела, в которые их на время пристроили. Трое парней продолжали ворковать, и, решив запечатлеть этот выход в свет, и открывая вечер селфи, пересели на одну сторону, разместившись на диванчике, и как-то жеманно смотрели в линзу смартфона, который один из них, самый симпатичный на вид, поднял и зафиксировал их, возможно, последнюю совместную трапезу.
– А это хорошая мысль, – сказал Асраил неожиданно, заметив их манипуляции с телефоном, и кивнув Закарии, который нехотя повиновался и последовал за своим шефом, который уже быстро выскочил на свободное место возле их стола, и, прижав к себе недовольного подопечного, поднял над ними свой телефон и щелкнул кнопкой на экране. Направив его основной, внешней камерой на трех молодчиков, которые не обратили никакого внимания на эту затею Асраила.
– Я тоже умею снимать в оперативной обстановке. И я тоже терпеть не могу селфи. Как и их фанатов, особенно самых заядлых, которых порой просто хочется убить, – прошептал он, усиленно подмигивая Закарии. Вернувшись на свое место, он наблюдал за тем, как тот хмуро приступает к прерванной трапезе. У Закарии пропал аппетит, и он опять погрузился в свои мысли, рассеянно наблюдая за Асраилом, который отведя от него взгляд, забыл про него и откровенно развлекался – в приложении на своем телефоне он помещал фото парней в траурную рамку. Становилось прохладно, и он накинул на себя капюшон своей толстовки и что-то напевал негромко, Закарии послышались слова “Аве Мария”.
“Кудай май”, – подумал Закария, смотря на своего шефа, который вдруг показался ему похожим, слегка уйдя в тень, на какого-то зловещего монаха, или повелителя темных сил, на которого вдруг кто-то накинул сумрачные одеяния, возможно сама судьба, и его настоящая сущность показалась на мгновение, проступив через его светский наряд. А сама терраса напомнила ему балкон башни какого-то готического замка или собора, где Асраил, наметив свою жертву, загодя отпевал души грешников и готовил свою погребальную команду к обряду очищения их душ. Postmortem.
В этот момент у одного из сидящих за соседним столиком зазвонил телефон, и его владелец, полноватый азиат, широко улыбался за своим столиком, поднимая телефон вверх, и демонстрируя его своим друзьям, которые с энтузиазмом слушали мелодию звонка. Это была торжественная органная музыка, которая играла все громче, делая их похожими на участников той странной сидячей процессии, которая почудилась Закарии на мгновение. А те, кого собиралась отпевать в недалеком будущем, пока наслаждались, как могли этим миром, и не подозревали о своей скорой кончине. Закария все-таки бросил на них пристальный и долгий взгляд, еще раз убеждаясь, что на фотографиях, показанных ему Асраилом, были именно они. Но те, увлекшись беседой и налегая на пиво, казалось, ощущали себя центром этого мира, храня свою тайну, и не замечали ничего вокруг, даже таких откровенно злобных взглядов, продолжая играть роль обычных, правда, очень состоятельных туристов.
– Бах, Токката и фуга ре минор, почти угадали, – неожиданно прокомментировал мелодию Асраил и вновь уткнулся в свой телефон.
– Fiat justitia.., – добавил он, бросив на Закарию взгляд мирового судьи, но его собеседнику эта цитата показалась подозрительно короткой, словно оборванной, но от этого, не менее непонятной.
– Да свершится правосудие, – перевел с латыни Асраил и турист, наконец, ответил на звонок, что лишило сцену такой напряженной музыкальной драматургии. Вдруг вновь засветился один из фонарей, погасший на короткое время и картина мира вновь стала привычной и понятной. Исчезли все видения и стихли подозрительно вовремя зазвучавшие мелодии.
– Все-таки, скажи мне, как ты получаешь эти фото. Эти улики. Там ведь еще есть и видео, я правильно понимаю? – Закария теперь думал о тех фотографиях, удивляясь и содрогаясь мысленно мастерству фотографа или продвинутости техники, которая запечатлела те страшные сцены в таком высоком разрешении, и хладнокровно поймав точно в фокус самое страшное.
– Угу, – сказал негромко Асраил, переводя взгляд своих голубых глаз на своего собеседника. – У меня на них полное досье, – добавил он. – А насчет того, откуда все эти свидетельства… Не забивай себе этим голову, лучше поешь. Что за это за казах, который отказывается есть мясо. Тем более, такую сочную говядину.
Подумав пару секунд, он добавил
– Можешь считать, что у меня в штате есть разные специалисты. Виртуозы своего дела. Кто-то собирает информацию, кто-то наблюдает за их подвигами и фиксирует их. Кто-то ее анализирует, кто-то производит акт возмездия, кто-то производит зачистку места… Это же процесс, состоящий из разных этапов, и который требует огромной подготовительной работы. Ресурсов. Бюджетов. Специальной логистики. А я все координирую и поддерживаю слаженную и безостановочную работу этого механизма.
Закария, слушая Асраила, уже жалел о заданном вопросе – ведь все равно, Асраил не скажет правды. Отделается общими фразами. Лучше бы он спросил, чего они ждут, почему продолжают сидеть здесь, рядом с этими подонками, словно оскверняя свою карму соседством с ними.
– Это гастролеры, я за ними наблюдаю уже давно, и на моей стороне самые передовые, даже уникальные технологии, трекинг, камеры в аэропортах и на улицах, отслеживание любых перемещений, включая их средств на банковских картах. Ну и еще кое-что, что я пока не могу раскрыть тебе, – сказал Асраил слегка уставшим голосом опытного следователя, который общается с недалеким активом какой-то сельской общины, которая страдает от нашествия грабителей на свои сады и огороды, защищая их по старинке с помощью пугал и капканов.
– А ты солдат, сиди и жди очередного приказа. О наступлении или отступлении. Что тебе, плохо здесь, со мной, – добавил сурово Асраил, пряча улыбку в глубине своих глаз. – А мне еще нужно подумать, – добавил он уже серьезно, и Закария кивнул головой – это уже было похоже на правду, и есть очень серьезные обстоятельства, которые Асраил взвешивал, и принимал какое-то важное решение. Он может и подождать, и он опять принялся за еду, словно лишь хотел отдать дань уважения умелым поварам, которые приготовили ее.
Он, жуя, опять погрузился в размышления, по примеру своего шефа. Накануне он листал сайт с цитатами Гашека, и одна мысль писателя очень тронула его, словно отражая его собственное бытие и генезис – "Каждый солдат украден из своего дома". Он теперь старался представить себе свой дом, то место, которое дополняет его на каком-то энергетическом, духовном уровне. Алматы он покинул более десяти лет назад и теперь жил в Канаде, в одном небольшом городке, владея там отелем и магазином. Там, в Альберте ему было спокойно, но пресновато, не хватало острых ощущений, к которым он уже привык. Он неожиданно осознал, что его дом там, где рядом вьется Асраил, каждый раз выбирая новую локацию и словно знакомя его с этим миром, который он сам знал, как свои удлиненные и аристократичные пальцы. Погружая его каждый раз в новый водоворот чужих страстей и пороков, и нанося по их обладателям свой решительный и кровавый удар. “Куда я в итоге забреду, где окажусь, где я проявлю слабость или не смогу вовремя среагировать на явную или скрытую угрозу”, – думал он. Где найду свое последнее пристанище. Ведь Асраил не будет вечно колесить по свету, поняв, что все зло не искоренить, а люди всегда будут оставаться людьми” – думал он, тщательно пережевывая мясо.
“Украден из дома, а кто же меня украл? Я сам, пойдя на поводу у своих страстей, или все-таки этот Бекеш, который лишь ухватился за мою собственную инициативу и получил свою выгоду, использовал меня в качестве карающего меча своего правосудия. Какое странное слово – правосудие, законы лишь трактуют его, а люди вооружаются им как щитом, совершая свои привычные действия – воруют, или лишают жизни других. Да и я сам, чем я лучше обычного преступника, который живет по понятиям” – размышлял он. Ему хотелось верить, что он все-таки лучше. Но те два выстрела, произведенные им в Алматы, словно разделило его жизнь на две половины – до и после, что автоматически перевело его в разряд грешников, отвергнувших святость человеческой жизни и единоличную власть бога распоряжаться этими жизнями. Оставляя по какой-то причине в живых преступников и прибирая к себе невинных.
Да, это его преступление и поселило в его душе хаос и смятения, лишив его веры и надежды на спокойную жизнь, которую он пытался найти в одной из канадских провинций, уехав из Казахстана. А Асраил, точно угадав его сомнения, его мрачный настрой и неспособность простить самого себя, и желание карать убийц своим собственным судом, перевел его терзания и намерения на другой уровень. Так и состоялась эта страшная сублимация – ему предложили роль того, кто воздает по заслугам тем, кто заслуживает этого. Самой страшной кары и быстрого суда, который чинят он и его таинственный заказчик Асраил, словно не веря в ад, не веря в концепцию страшного суда и прочие традиционные посмертные страшилки.
А что до суда небесного, то все меньше верилось в его существование, словно он, Закария, был уставшим от суеты и борьбы за существование мещанином, который отвергает наличие просвещения и культуры. Не видя в них ничего практичного и полезного, ограничивая себя и свое существование до уровня пошлых фраз и мыслей, оставаясь в своей привычной колее, которая все больше превращает его жизнь в нелепую комедию и фарс, которые закончатся настоящей драмой. Но думать о драме пока не хотелось, его внутренний голос и сила словно вытолкнули из него вопрос, который Асраил, ведя свою традиционную игру, давно ждал от него, не показывая этого внешне.
– Значит решено. Всех троих?
– Вот это слова настоящего легионера. Настоящего темного легионера. Долой очередные сомнения и рефлексию. Хватит мечтать о спокойной смерти в своей постели и спасении своей души. Поверь, никто за ней не гоняется, как за самым ценным и перспективным лотом на аукционе. А мы…Мы учредим новый Легион! В твоем лице! Похоронив и затоптав старый, смердящий и с вялой мошонкой, а явив миру новый, смертельно опасный, со стальными тестикулами, которые звеня, наведут страх на всех врагов мирного населения. И первым солдатом этой армии стал ты, Закария. Ты навсегда будешь ее знаменосцем. Легендой! – Асраил казалось, был больше вдохновлен вторичными половыми признаками нового Легиона, чем его сутью, будто он только что читал пособие по анатомии.
– И да, прости за пафос, – сказал он, оправдывая свое увлеченное и громкое пророчество. – И кстати, – добавил он, – я очень лояльный руководитель, и у меня на тебя большие планы, так что, никто тебя в беде не оставит, только если ты сам не совершишь чего-то непоправимо глупого. И поверь мне, наш путь будет очень долгим, гораздо более долгим и увлекательным, чем обычная человеческая, и такая непродолжительная жизнь, – добавил он тоном опытного лайф-коуча и подозвал жестом официанта, попросив принести счет.
Он расплатился несколькими купюрами, и Закария заметил, только сейчас, что трое их парней уже направились к выходу, быстро расплатившись и оставив неприлично большую сумму на чай. Асраил, словно не желая уступать им в щедрости, оставил сверх счета тысячу евро и они, сопровождаемые удивленным и благодарным взглядом официантки, слегка задержались у выхода, который Асраил, словно захмелевший турист, сравнил с порталом в другую реальность, где миром будет править новый Легион под его скромным командованием, и все-таки покинули террасу. Они спустились по лестнице и окунулись в яркую пражскую ночь, которая еще таила для них много сюрпризов, как приятных, так и не очень.
Глава 4.
Управляемый занос.
Ночь давно опустилась на город, и Асраил с Закарией шли не спеша по очередной площади, напоминавшей огромную шахматную доску, а Закария думал о том, чего на самом деле ждал его шеф, когда они так долго оставались на той террасе, на крыше здания. Ведь не его же очередного признания в верности цветам их команды.
А Асраил взяв свой планшет в руки, читал на ходу, а его подопечный внимал с видом туриста, которому гид с гордостью зачитывает имена самых известных злодеев его города.
– Майкл Лемм, Энди Уотерс, Роберт Флеминг. Всем от 25 до 28 лет. Майкл – владелец собственной IT компании, остальные два – дети очень богатых родителей. Хобби – яхты, автомобили, путешествия, гонки на мотоциклах. Скайдайвинг. Погружения на большую глубину. И прочие опасные увлечения. Типичные адреналиновые наркоманы. Ведут, не считая своих увлечений, здоровый образ жизни. Максимум, что себе позволяют – пиво, если выходят в свет, или шампанское, когда отмечают свои успехи.
Закария бросил хмурый взгляд на Асраила, словно тот чего– то не договаривает.
– А чего мы ждали на крыше. Операция, как я понимаю, состоится завтра?
– Да, друг мой. Я ждал подтверждения того, что в арендованный ими особняк привезли пару очень дорогих проституток. Сегодня юнцы, как они обычно поступают, вступят с ними в групповые половые отношения, а завтра, они опять одни, втроем, прогуляются по городу и вернутся, чтобы осуществить свой привычный ритуал. Они как язычники, которые сначала откармливают своих агнцев перед их закланием. Внушают надежды, осыпают девочек деньгами и драгоценностями. А когда они устраивают им прощальный ужин, они и показывают, что вечеринка только начинается. Что после главного номера ее программы их унесут не на руках в вызванный лимузин, в пластиковых пакетах в специальный фургон и увезут подальше, чтобы закопать или сжечь.
Они подошли к какой-то арке и Закария остановился, словно желая переварить услышанное. Он присел в этой самой арке на какую-то коробку и Асраил тут же устроился возле него, все так же держа свой планшет в руках. Он напоминал чем-то СЕО или венчурного инвестора, увлеченного своим новым стартапом, настолько погруженного в него, что он в любой ситуации изучает его, пытаясь мысленно представить все его этапы и набрасывая на своем планшете свои комментарии и идеи по поводу того, как его улучшить.
– Ты, кажется, хочешь поменять правила игры? Задумал какие-то новшества?
– Да, я вдруг осознал, что мы в своей деятельности должны опираться на самые железные доказательства вины своей целевой аудитории. Caughtinaction. Всегда. Ты пойми, для меня сейчас самое важное – наш новый проект, новый Легион, и я хочу быть уверен, что все процессы отвечают самой железной логике. Ведь сейчас мы внедряем и отрабатываем эту новую для нас процедуру, и очень важно, чтобы каждый этап соответствовал определенным, даже самым высоким стандартами и мог быть улучшен в будущем.
Закария покачал головой.
– А мне кажется, ты все усложняешь. Я сегодня, сейчас еду туда и приканчиваю всех троих. Зачем нам нужны лишние жертвы? Зачем ждать, пока они разделаются с этими бедными проститутками??!!
Асраил убрал свой планшет обратно в рюкзак и пододвинул к себе коробку, и смотрел на ее дно задумчиво, словно собираясь начать сбор денег в пользу какой-то подозрительной ночной благотворительной акции. В тускло освещенную арку зашло несколько подгулявших парней и девушек, с пакетами в руках, и, увидев эту трогательную парочку, со смехом поставили в коробку пару бутылок пива, словно приняв их за двух выпивох, у которых кончились деньги. Громко посоветовав Асраилу и Закарии поправить свое здоровье и идти домой, они шумно удалились. Закария невесело рассмеялся, а Асраил проводил веселых молодых людей благодарным взглядом и, улыбаясь им, показывая жестом, что пиво им сейчас совсем не помешает.
– Не все так просто, мой друг. Мы не можем просто взять и лишить их жизни. Нам нужны реальные доказательства, самые свежие улики. А не то фото и видео материалы, которые у нас имеются. Считай это моей блажью, но таков будет ритуал – тело за тело, пролитая кровь за кровь твоей жертвы, возле которой ты стоишь с ножом, с которого капает кровь убиенного тобой человека. – Асраил после своей тирады взял в руки бутылку и рассеянно разглядывал этикетку на ней.
– Это как уж слишком жестоко, просто ждать и наблюдать, пока они расправятся с …
Асраил вдруг хлопнул его по плечу, отвлекая от излишнего погружения в вопрос, который он явно считал и так предельно ясным и решенным, и, положив обратно бутылку, поднял свой рюкзак, и, закинув его за спину, потащил Закарию прочь из арки. Они вышли на ярко освещенную улицу с проезжей частью, которая извиваясь, уходила за поворот, и встали, словно ожидая какого-то очень серьезного происшествия, или нового пришествия в этом ничем не примечательном месте.
– Чего мы ждем? – спросил Закария, поглядывая на своего шефа весьма подозрительно.
– Тсс.. – Асраил, похоже, пытался уловить какие-то неявные, слышимые только ему признаки приближающейся к ним угрозы.
Закария пожал плечами и облокотился на какой-то выступ в стене дома, возле которого они оказались.
– Еще скажи что-нибудь, типа – истинно тебе говорю, сейчас произойдет чудо! – сказал он иронично, но Асраил казался непрошибаемым, словно отгородившись от всего мира и настраиваясь на видимые только ему события или их приближающуюся тень.
– Слушай, а ведь у них тут кроны, а ты заплатил той девушке в евро… Ну, той официантке в кафе…,– Закария пытался любым способом разговорить Асраила, и понять степень его адекватности – ему казалось, что тот откровенно чудит сегодня, как он вчера.
Асраил ответил ему нехотя, словно общаясь с дитем неразумным, которое порой не понимает истинный смысл простых поступков взрослых.
– Да, но этой девушке нужно было именно 1000 евро, что-то у нее там случилось. Кажется, заболел отец. Нужны лекарства или сиделка, на первое время ей этого хватит. Ну и конечно, оставил кроны, чтобы рассчитаться за наш ужин.
Закария удивленно посмотрел на своего шефа, все-таки удивившись очередному факту чтения мыслей, и подумал, что Асраил может быть одновременно таким заботливым, и таким жестоким, прямым текстом говоря ему, что та троица сначала должна свершить свой кровавый ритуал, а только потом понести заслуженное наказание. Ему совсем не нравилось это новшество, и он чувствовал себя как соучастник преступления. Ведь в уголовном Кодексе любой страны есть статья, предусматривающая жестокое наказание для того, кто был в курсе планируемого или осуществленного преступления, но не уведомил об этом соответствующие органы. Да и раньше, им хватало лишь, как ему казалось, косвенных улик – фото и видео материалов, показаний источников, которые добывали сыщики Асраила, наподобие этого шустрого и умелого Франтишека. А тут, получалось, что он знает о захваченных заложниках и не может ничего сделать для их спасения. Как это отличалось от действий и миссии Легиона – невзирая на любые жертвы в своих рядах, спасти захваченных людей и освободить их. И легионеры шли на это, ведь их отбирали очень строго и скрупулезно, с помощью самых изощренных психологических и биологических тестов, опираясь на самые строгие рекомендации, проверяя и анализируя их поведение во время каждой операций. Легионеры в каждый бой шли как в последний, но у них был, наверное, этот ген, который толкал их к спасению чужой жизни, не обращая внимания на свою. Да и материальное вознаграждение было весьма приличными, плюс бонусы. Плюс щедрая компенсация, своего рода пожизненная пенсия членам их семей после смерти кормильца. То есть, легионера. А он, черт, он уж совсем далеко удаляется от этих стандартов, которые он, в общем-то, уважал. Не принимая в целом громоздкость и излишнюю бюрократизацию Легиона…
Тут что-то привлекло внимание Закарии, и он увидел, как Асраил кивнул головой в сторону приближающегося автомобиля – заряженного хэтчбека, который несся по улице, обгоняя другие машины, игнорируя сигналы светофора и дорожную разметку. Словно этого он и ждал, и затем притащил сюда Закарию. В этот самый момент на пешеходном переходе неожиданно появились, вынырнув из какого-то проема в стене, наверное, там был выход из какого-то маленького дворика, трое парней и одна девушка. Завидев несущуюся на них машину, они сделали отчаянную попытку избежать столкновения с ней. Они метнулись в сторону, но машина медленно, будто кто-то замедлил происходящее, внеся в каждую минуту больше секунд, врезалась в одного из парней, поднимая его на свой капот, и принимая его тело в свое ветровое стекло, ударившись об которое, и разбив его своей головой, он отлетал в сторону. Уже, будучи не человеком, а гуттаперчевой куклой, чьи конечности и суставы были излишне податливы и мягки. И эта кукла уже падала на асфальт, оставив на нем последние признаки живого, наполненного смыслом тела, разбив об него все то, что не успел повредить капот и стекло автомобиля. А машина неслась дальше, совершив лихой поворот, почти встав боком на два колеса, управляемая в заносе дьявольским пилотом, который открыл этой жертвой свой кровавый счет в этой страшной гонке. Но все это лишь привиделось Закарии, который, как ему показалось, был единственным свидетелем, ну кроме той четверки пешеходов, так бездарно копировавшей проход через дорогу легендарного ливерпульского квартета. Время будто кто-то открутил назад, и ничего этого на самом деле не произошло, не было – ни столкновения, ни парня на капоте, ни его падения на асфальт – все это почудилось Закарии и всем участникам этого странного, призрачного ДТП. Машина, как вовремя погашенная вспышка сибирской язвы, вернулась на свою стартовую позицию и повторила свой маневр, сильно притормозив, в этот раз лишь по касательной задев одного из парней. Он, пару раз прокрутившись на месте, упал с криком на асфальт, и к нему тут же подбежали с криками его друзья. Хэтчбек проехал по инерции еще метров десять, словно нехотя уткнулся капотом в столб уличного фонаря, и, обняв его своим бампером, выдохся и остановился.
Закария негромко вскрикнул от удивления, словно он был первым посетителем кинотеатра нового формата – с полным погружением в происходящее на экране. Асраил же начал тревожно озираться по сторонам, отойдя от стены и сканируя местность на признак наличия источников какой-то потусторонней силы. Он вдруг увидел молодую и миниатюрную женщину, которая, казалось, тоже кого-то высматривает, и встретился с ней взглядом, вздрогнув и погрузившись в задумчивость. Машины резко тормозили перед переходом, из них начали уже выбирались водители, громко комментируя ситуацию. Парня уже подняли и он, держась за бедро, начал с помощью других каскадеров, словно после неудачного трюка, передвигаться к тротуару, подальше от опасной проезжей части. Из гоночного болида выгрузились двое мужчин, и слегка пошатываясь, озирались по сторонам. Один из них быстро пришел в себя, что-то закричал и кинулся к четверке, свалив того самого, пострадавшего парня, довольно умелым ударом на асфальт. Поднялся крик и Закария, громко чертыхнувшись, накинув на себя капюшон своей толстовки, и сопровождаемый каким-то грустным и даже унылым взглядом Асраила, кинулся в толпу и свалил гонщика мощным ударом с ног, приземлив его рядом с его жертвой. Затем он поднял его и откинул так далеко и мощно от себя, что все окружающие его люди оторопели, а затем уважительно зааплодировали и засвистели.
Другой мужик, приятель гонщика, рванул с места и намеревался сзади ударить Закарию по голове, но Закария быстро развернулся и подсев и закрутив тело, распрямился и поднял его в воздух резким и стремительным апперкотом, после которого он тоже завалился вниз и уже больше не подавал признаков жизни. Действия Закарии встретили одобрительным ревом, но он, кинув взгляд на ударенного водителем парня, убедился, что у него просто расквашен нос, подмигнул ему и быстро покинул место действия, следуя за Асраилом, который уже скрылся в арке.
– Что это было, Асраил? – крикнул он ему с гневом в спину, все еще переживая увиденное и потирая костяшки правой руки.
Асраил замедлил слегка шаг, и слегка пожав плечами, подождал, пока Закария сравняется с ним и привычно посмотрит на него справа и снизу вверх.
– Просто хотел тебе показать, что в любой ситуации есть действия и противодействие. Сила, которая порождает другую силу. Если бы не…. Если бы все случилось, как должно, то есть если бы та машина убила бы того парня, водителя вытащили бы из машины и растерзали друзья пострадавшего. Силой своей ярости и движимые своей ненавистью и горя отмщением. Примерно тот же алгоритм, про который я тебе говорил. Сначала одно тело, потом другое. Но, все пошло каким-то странным, непредвиденным и даже дурацким образом…
– Так это ты не подстроил тот наезд? – почти закричал Закария останавливаясь.
– Не будь ты таким дураком, Закария. Я же не какой-нибудь отморозок. И у меня больше вкуса. Я просто почувствовал, что этот наезд состоится. И привел тебя сюда, угадав место и время… Да, у меня есть определенные способности предвидеть, но специально такие страшные события я навлекать и устраивать я не в силах, – Асраил казалось, не оправдывался, а пытался втолковать неразумному своему собеседнику мысль, которую тот постичь до конца не мог. Да и говорил он так, словно сам не мог воспринять это происшествие и смириться с ним, все еще пытаясьразобраться и проанализировать его. Что-то очень сильно тревожило его, что-то пошло не так, и Закария это хорошо ощущал и сам, погрузившись в какое-то тревожное состояние. Сбитые люди, сумасшедшие и пьяные водители, ожидание кровавой развязки, Асраил, опять погружал его в какой-то кровавый цирк, который предотвратил кто-то более человечный и гуманный. Кто-то очень сильный. Но кто…
Они ускорились и наконец, достигли гостиницы, где остановился Закария. Асраил, пытаясь говорить о более понятных и простых вещах, отложил тревожные размышления на завтра, решив заговорить на отвлеченную тему.
– Ну, как тебе твоя гостиница, хорошо устроился? – спросил он, напоминая координатора тренингов, который собирает отклики участников международного семинара о качестве проживания.
– Все хорошо, уютно и недалеко от центра, сегодня прогулялся пешком до старого города, – ответил Закария, тоже поняв, что сегодняшний, долгий и странный день должен завершиться вот такой мирной беседой.
– Ну, тогда отдыхай. Был рад, что именно ты со мной разделил события этого дня. Завтра я направлю за тобой машину, по пути заедете к оружейнику. Выберешь арсенал на свое усмотрение… И потом отправитесь к месту задания.
Закария словно собрался с духом и спросил Асраила, опять кардинально меняя тему разговора.
– Ты появишься?
А Асраил стоял, поправляя свой рюкзак, погрузившись в свои мысли, рассеянно наблюдая за людьми на улице и проезжающие машины. Да, Асраил с некоторых пор стал являться собственной персоной, под самый занавес, словно проверяя качество работы Закарии, и смотрел в еще живые глаза их жертв, которые уже закрывались и свидетельствовали о том, что тело агонизирует. А мозг в последние секунды контролирует все тело, давая последние импульсы сердцу и другим органам, отвечающим за обеспечение жизнедеятельности организма. Да, последние удары сердца и жизнь покидает их, а Асраил говорит слегка философским тоном.
– Ты почти труп… И как же вы не поймете, что вы все братья и сестры. Эх, люди-люди…
– Да, без меня, пожалуйста, не приканчивай их, – сказал он после некоторой паузы, пытаясь мысленно представить себе картину грядущих событий. Вдруг Асраил улыбнулся и хлопнул Закарию по плечу, подмигнул ему и направился в направлении, известном только ему. Уходя, он крикнул ему бодрым голосом, словно он был тренером, который перед уходом в загул наставляет своего не очень удачливого спортсмена.
– Это будет жаркая заварушка. Но у тебя все получится. Истинно тебе говорю!
Глава 5.
По личным обстоятельствам.
Ангелла Карра, одна из Неприкасаемых, самая независимая и гуманная, в то же время, самая воинственная представительница Семьи древних существ, вечных душ, источников энергии неземной силы, прибыла в Прагу, уступив просьбам своего Хранителя – Мастера Вайды. Старик явно был чем-то очень встревожен. И она, наконец, согласилась проведать его. Неохотно расставаясь со своим уютным домом и со своими книгами, но в то же время, понимая, что ей надо проветриться и набраться новых впечатлений. Она любила этот город и всегда была рада оказаться здесь, на время, покинув свой родной город – Рим. Если Рим был для нее вечным городом, то Прага ей казалась вечным источником вдохновения и новых ощущений.
Она была нетипичной Неприкасаемой, почти единственной, кто не прятался от людейза высокими заборами или стенами роскошных вилл или бункеров. Как и все Неприкасаемые, она несла в себе энергию, чей высокий уровень влиял и на нее саму, и на тех, кто оказывался рядом с ней. Она могла исцелять, могла просто поднимать настроение, могла предотвращать некоторые неприятные или просто устрашающие события, правда, затрачивая колоссальный объем собственной энергии. Она слегка жалела о своих подвигах после, укрываясь у себя дома, как классический интровертуставая от долгого общения с людьми. Или, как это случалось, и довольно часто, когда уровень ее энергии оказывался критически низким, она являлась под очи своего Хранителя, Вайды. Который, ворча и деликатно критикуя ее за излишнюю отзывчивость к людской доле, помещал ее в свою энергетическую капсулу и подключал ее к источнику внешней энергии. Старый мастер умело генерировал эту тонкую материю, правда, в довольно небольших количествах, ведь оборудование у него было древнее, а сам он напоминал скорее алхимика, а не технического специалиста. У него не было никакого новомодного и современного оборудования, и он до сих пор колдовал в своей старинной лаборатории, обслуживая всего одного, но самого важного пациента в своей практике, да и всей жизни.
А что касается самой пациентки, то она не стремилась к тому, чтобы инструментарий ее Хранителя обновлялся, оставаясь вполне довольной теми колбами и склянками, из которых Мастер извлекал ту самую энергию, рецептом которой она когда-то очень давно, сама поделилась с ним. Она вообще не стремилась к роскоши, статусу, к регалиям и так и не стала частью того истеблишмента, который учредили для самих себя ее братья и сестры. Она предпочитала то уединяться, отдаваясь своему сочинительству и фантазиям, то работать в поле, напоминая себе вечного исследователя или спасателя, который не боится замарать своих рук и умело комбинирует практику с теорией. Она была вечным фрондером и даже оппозиционером, который со скепсисом смотрит, как Неприкасаемые все больше отдаляются от людей, стараясь сберечь, а не дарить свою спасительную энергию. “Чертовы бесполезные аккумуляторы, – думала она про них и криво усмехалась, узнавая про их новые реформы или инструменты, через которые они все-таки старались осуществить свою миссию на Земле. Правда, весьма криво и не эффективно.
А миссия их, по ее мнению, была простой и понятной – поддерживать род людской, и всячески помогать им, по возможности. При этом, оставаясь незамеченными, оберегать человечество от всевозможных потрясений и катаклизмов. Включая деяния обычных подонков и преступников, так и более выдающихся и масштабных злодеев. Но Неприкасаемые слишком часто шли на сделку со своей совестью и слишком много думали о своей собственной безопасности и комфорте, превращая свое предопределение в чисто декоративные и номинальные функции. Ангелла с энтузиазмом встретила идею учреждения Легиона, который, как ей казалось, станет реальной силой и протянет людям руку помощи. И несколько веков ее судьба тесно переплеталась с историей развития Легиона. Она принимала самое активное участие в его деятельности. Но потом, что-то забуксовало, Неприкасаемые вечно пытались подстраховаться или перестраховаться, и каждая спасательная миссия была такой непростой и почти всегда, несвоевременной, запоздалой. Да, она, конечно, понимала, что нельзя просто взять и вмешаться в привычный уклад, в ход событий, в человеческие жизни, даже если они оказывались под очевидной и реальной угрозой, но все же… “Надо быть более решительными, ведь не зря же вы набрали в Легион таких асов, а потом душите их всевозможными инструкциями и ограничениями. Надо действовать быстрее, оперативно прибывая к месту действия и спасать людей, а не выжидать, когда ситуация выйдет из-под контроля. Давайте хотя-бы исключим из списка голосующих по операциям Легиона тех, кто ни разу не голосовал и вообще, проявляет откровенное равнодушие к деятельности нашего войска.” – сказала она как-то Гуннару, Неприкасаемому, седому и приятному на вид крупному мужчине, который лично курировал деятельность Легиона. Она намекала, например, на их сестру Гранж, которая, обзаведясь телом зрелой красотки, больше напоминала сварливую старуху, вечно всем недовольную и брюзжащую. Особенно, когда ее отвлекали от различных медицинских и омолаживающих процедур, которые занимали почти всю ее жизнь и делали ее такой осмысленной. “Вот уж чей хранитель не остается без каждодневной работы. И вряд ли он с такими хлопотами о ее толстой заднице, все время пытаясь ее уменьшить, проживет хотя бы сто лет” – зло думала Ангелла.
Также она была очень недовольна Великой Четверкой – группой Неприкасаемых, поодиночке серых и почти безликих, которые объединили свои усилия и капиталы, сконцентрировались на своем любимом занятии – зарабатывании денег. И их приумножении. И выказывали при этом почти полное равнодушие не только к деятельности Легиона, но и к судьбе их Семьи, давая понять, что их дела для них важнее общего благополучия. И они постоянно конфликтовали с Морганом, еще одним Неприкасаемым, который имел самые большие амбиции среди них, и пытался не раз тайно управлять их Семьей. В сущности, оставаясь вечным одиночкой, интриганом и плутом, который как никто другой умел распоряжаться энергией денег. И влиять на умы тех, кто этими деньгами распоряжается.
Ну а Каталина, ее сестра, была вечно занята своей страстью – коллекционированием, что отнимало все ее силы и энергию. "Черт, во что же мы превратились", – думала Ангелла, и понимала, что она, словно следуя их дурному примеру, и сама становилась все более апатичной и индифферентной к делам Семьи. К ее дальнейшей судьбе. Она все больше удалялась от своего клана и охотнее занималась поиском себя в этом мире. Все чаще находя себя среди людей, а не рядом с себе подобными. Чувствуя себя то ли фрилансером, то лидауншифтером, которому на пятки наступают мощные корпорации, созданные ее более хищными и агрессивными родственниками.
И ее все больше интересовала и беспокоила история их Семьи – кто они и откуда, и в чем заключается природа их силы и энергии. Но у нее было еще слишком мало информации, которая могла бы пролить свет на эти вопросы. Да и в истории копаться лишний раз не хотелось – в ней скрывались события, которые все пытались обходить стороной, замалчивать. События, в которых они сами раскрылись не с самой лучшей своей стороны. Несколько веков тому назад одна их сестра – Глория, была убита другим Неприкасаемым – Кадавром. Это была история про красавицу и чудовище, только с их собственным колоритом и сюжетом. И согласно этому сюжету, на основе своего негласного Кодекса, они поклялись отомстить Кадавру за то, что он оставил их без Музы, принеся в угоду своей жестокости и ярости еще одну жертву. И они убили его, собравшись с силами и духом. И после тех событий, они впервые и отдалились друг от друга, будто ушло из них вдохновение, и они забыли свою миссию, и стали такими прагматичными и алчными. Разобщенными. Словно частица Кадавра, убитого ими, попала в их сердца. Или в их энергетические ядра, питающие их тела энергией.
Но это были дела давно минувших дней, и ее все чаще тревожило положение дел Легиона. Когда она пришла к куратору их армии – Гуннару со своими предложениями и набросками реформ, он охотно согласился с ними, признав их дельными, но выразил мнение, смотря на нее своими честными глазами, что разобщённые Неприкасаемые вряд ли захотят сейчас что-то менять в Легионе. Он также напомнил, что каждая военная операция должна быть одобрена, согласно их Кодексу, как минимум шестью членами их Семьи, что и занимало порой столь большой период времени. Он бы и сам был рад внести изменения, но ему, не хватало то ли решимости, то ли энергии, и он предложил Ангелле вместе с ним лоббировать новые реформы, такие необходимые их Легиону. Они с ним какое-то время помыкались, побились лбами о стену непонимания и очевидного равнодушия и поняли, что пока не случится что-то страшное, что-то неумолимо непоправимое, Легион так и останется той слабой, почти номинальной организацией, которая, может быть, доживает свои последние дни. Она плюнула на всю эту ненужную суету, ругнулась, вложив в отборную брань весь свой темперамент, и продолжила свою одиночную миссию, надеясь, что то, что пока витало лишь в воздухе, случится наяву и Неприкасаемые вновь соберутся вместе, за одним столом. Доказав, по крайней мере, самим себе, что десять членов их Семьи еще не окончательно превратились в привидения.
Ангелла, по какой-то причине, стоя у почти черного, мрачного готического замка, вспомнила Асраила. Своего брата – Кладоискателя и вечного выдумщика, одержимого различными идеями и проектами. Он, как и она, с поправкой на ее литературно творчество, был среди всех Неприкасаемых, самым деятельным и беспокойным. Но в нем всегда была какая-то червоточинка, черта, которая отличала его от других. Он еще раньше разочаровался в Легионе и считал его игрушкой, потешным войском, которую старики, породили на свет одной забавы ради. “Бесплодные, с явной эриктильной дисфункцией, не могут родить чего-то стоящего, хищного и опасного”, – сказал он ей как-то и погрузился в свои размышления. Да, дорого бы она заплатила, чтобы узнать, о чем он думает и что опять замышляет, но, увы, в отличие от сознания простых людей, они не могли заглянуть в мысли своих родственников. Словно у них была защита, которую они так старательно сооружали вокруг себя, пытаясь отдалиться от подобных себе и думать исключительно о гадком и индивидуальном. Как мелкие собственники, а не сила, которая объединившись, могла творить великие дела. И это было очень печально, как понимала Ангелла, ведь для чего-то их создали в таком количестве. Не только ведь для этого, чтобы их портреты висели в зале, где они все-таки время от времени собирались, хитря, и обманывая друг друга.
Да и обычные люди, люди, венец создания, тоже не побуждали ее к чему-то возвышенному. Она даже перестала вторгаться в их мысли, многократно убедившись, что внутри почти каждого человека если не хаос, то черная и пугающая пустота. Которая подпитывается злобой, завистью или алчностью. Но она охотно прощала им это все, понимая, что они просто пытаются выжить – ведь ни один человек не может перестать сравнивать себя с другими, более успешными на их взгляд собратьями, или просто, более везучими. Как и сами Неприкасаемые, по очереди обзаводящиеся дорогой и элитной недвижимостью. А то и новыми островами, яхтами, частными самолетами и другой не нужной дребеденью и роскошью. Она давно махнула рукой на свою Семью, но люди все еще откровенно разочаровывали ее. “Да перестаньте вы сравнивать”, думала она про них. “Просто живите своей жизнью, радуйтесь каждому дню, каждому малому из своих достижений. Ведь у каждого, свой ответ перед судьбой и перед Создателем. Отхватив себе что-то лишнее, роскошное на ваш взгляд, вы очень просто повернете этот штурвал, и направите свой путь по совсем другому, более опасному и трагичному маршруту”, – думала Ангелла, смотря, как две девушки обсуждают свою подругу, которая приехала в ресторан на встречу с ними в новенькой машине. “Хоть бы дождались, пока она не скроется в комнате для дам”, думала она, смотря на этих кумушек иронично. “Ведь парень этой девушки требует от нее таких ответных интимных услуг, за подаренную машину, что вы бы умерли на ложе любви от таких необычных ласк”, – добавила она мысленно, присмотревшись к походке счастливой обладательнице нового Порше.
“Вы, в отличие от нас, можете без последствий для себя и ваших близких, выражать свою любовь, улыбаться, быть рядом, и просто касаться их, обнимать и гладить”, – думала она, глядя на людей, которые пытались, как члены ее Семьи, держаться подальше друг от друга. Да, Неприкасаемые неспроста назывались так, согласно их негласному Кодексу, они не имели права дотрагиваться до людей, ведь они были ходячим энергетическим оружием. Или лекарством, мощным медицинским препаратом, который мог, в зависимости от дозировки, покалечить или излечить. Продлить или укоротить жизнь. Да и своих родственников в их Семье не принято было трогать, даже близко подходить считалось признаком дурного тона. Они могли только своими прикосновениями поддерживать жизнь своих Хранителей, увеличивая ее продолжительность. И часть этой силы, этой энергии, Хранители передавали своим детям, начиная долгие династии, которые существовали параллельно с миром Неприкасаемых. Ее Мастер Вайда был редким долгожителем, его возраст перевалил за триста лет, и его пример, как и жизни других Хранителей, был лучшим показателем того, на что способны Неприкасаемые. Если хотели. Что касается ее собственного возраста, то она старалась просто не думать об этом, такой неприлично древней казалось она самой себе. Ровесница пирамид и Колизея, а о более ранних событиях, очевидцем которых она была, и страшно было подумать. Женщина с опытом и точка, характеризовала она себя кратко. И всегда она, всегда наедине со своей личностью и характером, со своими мыслями и воспоминаниями, не переживая никаких перерождений и реинкарнаций, лишь примерно раз в сто лет, получая новое тело, которое выращивал или конструировал в своей капсуле ее Хранитель.
И вот она в Праге, среди людей, которых она стремилась понять и принять такими, какие они были. Она ходила по площадям, прошлась по нескольким мостам, всегда держась в стороне и избегая влиться в толпу или очередь, чтобы кого-нибудь случайно не задеть. И всюду ее хрупкая фигурка, ее невысокий рост и красота словно заставляли людей быть чуточку лучше и добрее, хотя бы на уровне поведения. “Мне бы еще роста”, – думала Ангелла, когда на нее налетал кто-то, не заметив ее среди людей, но она мгновенно реагировала и уклонялась, или встречала не в меру ретивых таким тяжелым взглядом и мгновенно возводила вокруг себя защитное поле, которое не могли преодолеть откровенные хамы и чересчур агрессивные люди. “Неа, не сегодня”, – говорила Ангелла и провожала взглядом очередного настырного мужчину, который уходил от нее с разбитым носом. Но такое случалось редко.
Она гораздо чаще улыбалась, показывала свою утонченную женственность, и миниатюрность, стараясь не демонстрировать, и не раскрывать свою истинную силу и способности. “Буду вам поднимать настроение на расстоянии. А может, и отрезвлю. Хотя нет…”, – думала она, наблюдая за парочкой туристов, которые выйдя из кафе, спугнули своим перегаром и громкими криками тонкую девушку с телефоном в руках. Она не любила хамов, и еле удержалась, чтобы не столкнуть их в воду освежиться.
Старая Прага ей, в целом,казалась спокойной и безопасной. Такой игрушечной и даже кукольной, что она пробродила по ней до вечера, а потом и до самой ночи по ее улочкам, и забрела в итоге в район с множеством арок и темных переулков. Она уже собралась двинуться к дому Хранителя, когда уловила в воздухе еле заметную угрозу, которая должна была обрушиться на то самое место, где она стояла. Вернее, появиться возле нее, угрожая кому-то из людей, и не просто мелкими травмами, а скоропостижной и трагической кончиной. Она подошла ближе к проезжей части и увидела несколько людей, которые переходили улицу по зебре. И тут она поняла – этой угрозой был автомобиль, который несся на всех парах, вернее, на всех трехстах лошадиных силах своего двигателя, неминуемо направляясь в сторону одного из пешеходов, который заметался на дорожке и зачем-то бросился назад, под самые его колеса. Ангелла сообразила, что целый день не зря старалась попридержать свои силы, возможно, как раз для такого случая. Уже плохо владея собой, как алкоголик, видящий перед собой запотевший стакан водки с огурчиком на блюдце, и понимая, что не в силах просто оставаться наблюдателем, она с убеждением, что не умеет копить, а научилась лишь тратить, в очередной раз вмешалась, расставаясь со своей энергией в энный раз. Она, чертыхнувшись, напрягла свое тело, вернее низ живота, словно практикуя невиданную дыхательную гимнастику и резко вдохнув, все так же животом, напрягая свой брюшной пресс, и резко выдохнула. Она направила свою энергию, сублимировав ее в подобие удара, который пришелся прямо в лоб автомобиля. Он вдруг остановился, столкнувшись с невидимой стеной, и ведомый непонятной силой, нехотя, поменял свое направление и резко взял правее, обогнув парня, но все же несильно задев его по касательной. После этого он проехал еще какое-то расстояние и угодил в фонарный столб, превратившись из ретивого и опасного скакуна в объезженного и старого, уставшего от жизни мерина.
Ангелла, как один из Атлантов, стараясь удержать земную твердь на своих хрупких с виду плечах всего секунду, сразу без сил опустилась на одно колено и усиленно задышала, понимая, что ее внутренняя энергия почти на нуле и теперь просто старалась не упасть. Да, она вмешалась, понимая, что делать этого не имеет права. Ее вычислят, ее поступок неминуемо заметят другие Неприкасаемые, которые ревностно следили за ошибками и просчетами друг друга, и дружно, в отличие от работы Легиона, придумывая различные изощренные наказания и санкции. Они заметят это, по крайней мере, на примере усиленной работы капсулы ее Хранителя, по тому чрезмерному объему энергии, который потребуется ей для восстановления. А ведь все капсулы находятся под их контролем, черт их дери. Гадкие лицемеры. Ничего не делают сами, и требуют тоже от других. Она все еще чувствовала большую слабость во всем теле– это ее вмешательство потребовало от нее напряжения всех ее сил. Она слабо посмотрела по сторонам и к своему удивлению, встретилась глазами… Черт, это же Асраил, но что он тут делает??!!. Вдруг она заметила, как кто-то быстро, прямо как хищник, бросился в самую гущу событий, отделившись от стены, возле которой она и заметила своего брата. Пока Неприкасаемый удалялся в арку, отвернувшись от нее, уловив удивление и даже возмущение в ее глазах, этот человек стремительно и жестоко покарал безбашенного и пьяного, как ей показалось, водителя и его друга, опрокинув их на землю быстрыми и хорошо поставленными ударами, да еще и подкинув одного из них, как обычный куль с мукой, и так же стремительно покинул поле боя. Вернее, место предотвращенного ею дорожного инцидента. Или даже трагедии.
Она поднялась на ноги – этот обмен взглядами придал ей сил, и слегка пошатываясь, пошла к той арке, где исчез Асраил и тот хищник. Она пыталась понять, свидетелем чего она стала и не вызвал ли ее брат всю эту катавасию. Она дохромала до арки, но там уже никого не было, лишь в одной из коробок на дне стояли две непочатые бутылки пива. Она присела на ящик и как-то бездумно потянулась к бутылке, открыв ее, правда не с первого раза. Еще холодное и вкусное пиво слегка оживило ее, и она, словно захмелевшая и покинутая жена, которую бросил непутевый, но харизматичный муж, пользующийся популярностью у женщин, пыталась понять, почему это произошло. Она задумчиво что-то шептала, хмуро поглядывая на людей, которые застали ее в таком подозрительном месте, и принимали ее за бродяжку, любительницу выпить. “Ну и ладно, черт с вами”, – думала Ангелла, недовольно косясь на прохожих своими большими голубыми глазами. А люди проходили по арке и с улыбкой смотрели, как эта красивая, миниатюрная блондинка лет тридцати, в простом белом платье, с явным удовольствием смакует пиво.
– Что ты задумал, Асраил. И кто же с тобой, кто? Кого ты втянул в свои игры? – Как ей казалось, сопровождающий ее брата очень походила очень хорошо подготовленного и беспощадного бойца. Насколько она знала, Асраил крутился возле Легиона иногда, присматриваясь к легионерам для своих очередных авантюр. “Неужели он затянул кого-то из Легиона в свои махинации”, – думала она. Но, Легион, насколько ей было известно, не проводит никаких операций в Праге сейчас. Она думала и о том, что остатков энергии еще должно хватить до дома Хранителя, и возможно, на поиск следов этой парочки, которая уже растворилась в воздухе, оставив ее с кучей вопросов и двумя бутылками пива. Не допив бутылку, она положила ее обратно в коробку, приподнялась и довольно уверенно пошла по их, видимых только ей следам, негромко ругая Асраила, за очередную выходку, на которую он решился, подобно ей самой, без дозволения Неприкасаемых.
Глава 6.
Дуэль меж двух фонарей.
Ангелла побродила еще немного по городу, и, дойдя до очередного отеля, остановилась, осматривая его, и прикидывая, мог ли Асраил и его спутник остановиться в нем. “Тут тысяча отелей и гостиниц”, – думала она, “И найти здесь кого-то так же просто, как найти в любом городе абсолютно счастливого человека. И при этом не пьяного и не пребывающего под воздействием запрещенных препаратов”. Она решила, что продолжит поиски завтра, а пока, чувствуя слабость, зашла в отель и попросила вызвать такси, улыбнувшись почти мило парню на ресепшене, который очень быстро и исполнил ее просьбу. И теперь она ехала в тот квартал, где жил Мастер Вайда. Она вышла, рассчиталась с водителем крупной купюрой, и, отказавшись от сдачи, вновь зашагала пешком, сопровождаемая недоуменным взглядом таксиста, который удивлялся, что такая куколка забыла в этом сомнительном районе.
Теперь оно шла по удивительной, старинной улочке, которая вливалась в целый квартал, чудом уцелевший со времен позднего средневековья, при этом сохранив свой первозданный, хотя и сильно потрепанный, слегка пугающий и не очень привлекательный антураж.Со всеми запахами и слегка жутковатой атмосферой. Его обитатели, с приближением полуночи, выползали наружу, из своих покосившихся домиков, с разбитыми и заколоченными окнами, и каких-то подозрительных строений, напоминающие замки обнищавших рыцарей и прочей аристократии, и потомки этих, канувших в лету персонажей, теперь мелкими группами наводняли арки, подворотни и небольшие уличные кафе. И даже не кафе, а просто темные и плохо пахнущие питейные заведения, перед окнами и дверью которых стояли, прямо на улице с выщербленным камнем, хромые и покосившиеся предметы нехитрой мебели – столы и стулья. По краям улочки светили тускло старинные, казалось, еще газовые фонари, и Ангелла подойдя к одному из них, увидела, что внутри стоит сильно обгоревшая и оплывшая свеча.
Среди обитателей ночного квартала попадались очень колоритные фигуры, они чем-то напоминали только что проснувшихся филинов или барсуков, чувствующих, что скоро пробьет час охоты, и они смогут после дневной спячки, наконец, утолить свой голод. Но пока они тянули пиво, или просто курили, негромко делясь своими планами на ночь. Некоторые из них были похожи на матросов с затонувшего корабля, одна парочка сидела в рясах, покрытых жирными пятнами, а несколько верзил напоминали вечных студентов, которые проучившись в своей альма-матер лет двадцать, так и не смогли подняться выше первой ступени и теперь пребывали в вечном академическом, или этиловом отпуске.
“Да, Мастер Вайда и не смог бы жить в другом месте, уж очень это похоже на эпоху, когда жили и творили такие мастера, как он, то ли колдуны, то ли алхимики. Мрачная эпоха, или ее тень”, – думала Ангелла. Она слегка выбилась из сил и присела у одной таверны, которую заполняли более или менее приличные посетители. Она села снаружи на небольшую приступочку, и молодец с красным лицом, уже выходил из заведения, вынося из него большую бочку, и поставил ее перед ней, бухнув ее на булыжники, которыми была выложена улица. Он зашел внутрь, а из той же двери, в которой он гордо исчез, показалась парочка пузатых, с красными носами мужчин с глиняными кружками и табуретами в руках. Покуривая свои длинные трубки, они расселись вокруг бочки, поместив Ангеллу в центр композиции, и задумчиво уставились на нее, отпивая из своих кружек время от времени. Она сделала недоступное лицо и погрузилась в себя. Неожиданно один из них запел удивительно красивым голосом, и она слегка вздрогнула, словно не ожидала такого от своих случайных, и слегка неприличных на вид соседей.
Да, именно это умение – пробуждать в людях прекрасное, высокое, что-то близкое к божественному, она всегда ценила. Именно это сближает простых смертных и тех, кто каким-то образом влияет на их судьбы. Говорит об их родстве. Искусство, особенно музыка, слушая которую, она забывала о несовершенстве мира. Находила новые темы и мысли, черпала вдохновение. И она нашла это в Вайде, ее Хранителе, в тогда еще молодом человеке, который гениально, как казалось ей, играл на своей простенькой скрипке на улицах Варшавы. Это случилось примерно триста лет тому назад, а она помнила это довольно ясно, поместив этот образ очень близко к своему сердцу. Да, она ценила людей с талантами, и ее Мастер именно этим привлек ее внимание. Она поняла, что он способен на многое, и взяла над ним опеку, планируя сделать его своим новым Хранителем.
Она поддерживала его, снабжала рецептами и вдохновением, и он словно расцвел в своей лаборатории, которую она также помогла ему открыть. “Как женщина в возрасте открывает стоматологический кабинет для молодого любовника дантиста”, подумала она и оскалила зубы, словно готовясь к визиту к своему стоматологу, и мысленно осматривая возможные потери среди своего зубного состава. Ее соседи задвигались нервно, явно испугавшись ее оскала, и один из них сказал ей довольно твердым голосом.
– Ого, какой темперамент… Есть много пива и сухариков. Пойдешь к нам? Мы живем тут рядышком, за углом…
Другой неожиданно встрепенулся и осмотрел недовольно своего приятеля, и умудрился даже пнуть его, достав удлинившейся самым удивительным образом ногой.
– Как пива? Ты же говорил, что мы все выпили еще третьего дня!
Ангелла даже не удостоила их ответом и только шикнула на них, продолжая думать о том, почему ее Хранитель живет здесь, а не в какой-нибудь более респектабельной обстановке. Все дело в деньгах, как всегда в деньгах. Другие Неприкасаемые, словно презрев другие виды энергии, предпочитали направлять свою энергию в сторону денег, умело их привлекая. А ведь это тренд, думала Ангелла, опасный тренд, и они, став такими алчными, уже не отдают свою энергию, а предпочитают получать ее извне. Тратя ее лишь на увеличение числа своих активов и размеров своих капиталов. Обитая как перекормленные медведи, вокруг кухонь горных отелей, они стремились быть поближе к финансовым структурам, входя в число их акционеров и учредителей, ворочая миллиардами и играя роль тайных правителей мира.
Она усмехнулась, думая о своей финансовой ситуации. Она всегда умела держаться на плаву, но никогда не делала из денег предмета культа. Она, пользуясь своим жизненным опытом и тем, что засвидетельствовала лично столько эпох и разных исторических событий, писала книги. Всегда под псевдонимом и получая солидные гонорары. Она писала исторические романы, которые порой противоречили официально признанным событиям, но были так доходчиво и трогательно изложены, всегда с такой волнующей любовной историей, что их читали взахлеб, и с припасенной слезой. В романах она подсознательно, как понимала она сама, описывала свою тоску и невозможность быть счастливо влюбленной. Но, она по какой-то причине, не любила хэппи-энды и почти всегда ее влюбленные погибали, лишаясь жизни в чрезвычайно напряженных, драматических событиях и перипетиях.
– И этих вы грохнули, – говорил ей ее издатель, смотря на нее укоризненно. – О, Мадонна, ну давайте уже хотя бы в целях эксперимента оставим кого-нибудь в живых. Отойдите от своей привычной схемы, дорогая Ангелла, – он заламывал руки и чуть ли не падал перед этой богиней на колени. Она соглашалась иногда, словно понимала, что повторяться – это большой грех и выслушивала очередное признание издателя, который объявлял ее духовной наследницей одной писательницы, которая писала пару сотен лет тому назад, примерно с таким же трагизмом и размахом.
– Вы, как она! Только лучше! Талантливее! – кричал он ей со страстью и смотрел на нее плотоядным взглядом.
Она выходила из его офиса, уже зная, какие признания вырвутся из него в следующую секунду и думала, что этому дураку и не понять, что она не духовная, а прямая наследница той писательницы, которой она и была, правда, пребывая в другом теле, но с примерно тем же душевным настроем. Или разладом.
Но музыка всегда была рядом с ней, наряду с ее книгами. Она вспомнила тот подарок, который она преподнесла своему Хранителю – скрипку руки мастера Амати, на которую довольно долго копила. Заполучить ее ей помогла Каталина, яркая и шумная Неприкасаемая, настоящая испанка, с неистребимой харизмой и энергией. Она, пользуясь своими многочисленными знакомствами среди аукционистов, как и своим влиянием среди богемы и коллекционеров, вложив часть своих денег, достала искомое. Она прислала важных курьеров, которые, понимая важность своей миссии, вручили, вернее, внесли в ее небольшой, но уютный домик, расположенный в пригороде Рима, увесистый ящик. Открыв который, она и обнаружила, в кожаном футляре и под шелковой накидкой, ту самую скрипку. С запиской, которая гласила, что “Каталина была рада оказать своей сестре, прекрасной Ангелле, эту маленькую услугу”. Скрипку, на которой теперь Мастер играет иногда, или вернее, служит проводником между ней и людьми. Извлекая из нее божественные звуки и мелодии, которые помогают ему понять и прочувствовать свой очередной замысел. Свое новое открытие. И записывая некоторые, самые удачные на его взгляд и слух отрывки, например, из Вивальди, и присылая ей записи, отпечатанные на виниле, что доставляло ей огромное удовольствие. И приходило понимание того, что со своим Хранителем она не ошиблась. Ведь Вайда, помимо музыки, одаривал ее раз в сто лет, прекрасным телом, словно родив его внутри себя, продумав каждую часть, поработав тщательно над каждой линией и отточив каждый изгиб и линию. “Тела подобные той самой скрипке”, – думала Ангелла. Вайда, создавал очередной шедевр, который окрылял ее и также заставлял искать что-то такое же прекрасное внутри себя. Например, новую книгу, которую она, словно по шаблону, писала интересно, но весьма трагично. И этот шедевр Вайды, это тело, которое первые десять лет порождало вокруг Ангеллы, в моменты ее появления среди людей, настоящий ажиотаж и, вдохновляло художников и прочих творцов на свои самые смелые и гениальные произведения. “Порой даже на откровенную порнографию”, – подумала Ангелла, вспоминая самые неудачные на ее взгляд воплощения ее тела, на холсте или кинопленке. “Наша мини богиня”, как характеризовала ее Гранж, и смотрела почти с умилением на свою миниатюрную сестру сверху вниз, но взгляд Ангеллы расставлял всех по местам, и другие Неприкасаемые старались стать незаметнее, если их сестра злилась или была в плохом настроении.
“Но я всегда умудряюсь придать своим вещам самый нетоварный и потасканный вид, что уж говорить про тело, которое я вечно подвергаю испытаниям”, – думала Ангелла, вспоминая, сколько ее оболочек было преждевременно, и даже трагично уничтожено. А что уж говорить про обычных смертных, которые живут так, словно их тело может продержаться без серьезных повреждений целый век. Она удивлялась отчаянности и смелости людей, которые будучи такими хрупкими, решались на настоящие подвиги, порой бессмысленные, но такие вдохновляющие, словно бросая им, Неприкасаемым немой вызов – а вы сможете жить, как мы? Так же смело и дерзко, понимая, что мы скоро умрем, но в то же время, осознавая, что есть вещи и идеи, ради которых мы сделаем это с радостью. “Например, ради любви. Или ради новых ощущений. Да хотя бы просто по пьяному делу”, – думала Ангелла и завидовала их храбрости, и словно уставая от своей вечной, но в целом, не очень радостной жизни. Без конечной цели. Без любви. И понимала, что Неприкасаемые давно лишились этой черты – быть способными принести себя в жертву. Хотя бы свою энергию…
В этот момент ей стало немного зябко и скучно, и она гордо подняв голову, покинула свою временную ставку и удалилась от своей случайной свиты, направляясь к дому своего Хранителя, который находился буквально за углом. Она повернула за него и обнаружила себя на откровенно мрачной улочке. На ней стоял уличный фонарь, слабо освещающий пространство вокруг себя, и чуть вдалеке, другой фонарь, который словно устав от неблагодарной работы, погас, погрузившись в некую алкогольную дрему, и теперь вспоминал должно быть, лучшие и более яркие времена. Ангелла приблизилась к массивной деревянной двери, обитой гвоздями с толстыми шляпками, и уверенно постучала в нее своим кулачком, посматривая по сторонам, понимая, что терять бдительность в таком темном и довольно опасном месте не стоит.
Дверь казалось, была бутафорской, потому что она так и не смогла дождаться какой-то ответной реакции. Вдруг фонарь, который не светил, словно протрезвев, зажегся ярким светом и осветил всю улочку и Ангеллу, которая устав стучать, отошла от двери и прислонилась к стене, изящно согнув одну ногу в колене. Откуда из темноты неслышно вышла женщина лет тридцати, а может и старше – свет фонаря словно смягчал и слегка украшал действительность, пропуская ее через некий фильтр с винтажным оттенком.
Она была высокая и мощная, очень подвижная, с выступающей округлой частью ниже спины и довольно крупными, но приятными чертами лица, короткими черными волосами и зелеными глазами. Ее можно было бы назвать симпатичной, но она откровенно зло улыбалась, и ее глаза хищно сфокусировались на Ангелле. На ней были надеты высокие военные ботинки с рифлёной подошвой и со шнуровкой, а полноватые ноги украшали тактические штаны с накладными карманами. Сверху весь ансамбль дополняло веселенькое платье, довольно короткое и с достаточно глубоким декольте, которое почти не скрывало ее большой, аппетитной груди, и слегка топорщась на ее широких плечах. Она, узрев Ангеллу, развела руками, и громко рассмеялась, и в смехе ее слышалась какая-то непонятная зависть.
– И что, красотка, сколько стоят твои услуги. В кронах возьмешь? – спросила она Ангеллу, обращаясь к ней громким голосом, напоминающим сирену спасателей. Неприкасаемая негромко выругалась и показала ей средний палец.
– Мальчики, она возьмет любой валютой! – прогремела фанатка милитари на всю улицу, обращаясь к каким-то невидимым ее обитателям, которые зашевелились где-то вдалеке, и зашуршали, приближаясь к внезапно начинающейся уличной сценке.
– Это уже явный перебор, – тихо произнесла Ангелла и, оторвавшись от стены, сделала ей шаг навстречу, принимая этот вызов, и повела плечами, слегка приподняв их, словно разминаясь и готовясь к предстоящей потасовке с верзилой, которая сомкнув свои густые брови, приближалась к ней. Несмотря на то, что она чувствовала себя разряженной батарейкой размера А3, она никому не позволит так обращаться с собой, особенно этой горлопанке. Вдруг, какая-то мысль закралась ей в голову, и она слегка отступила, но ее противница не дала этой мысли развиться – она опять перешла к активным вербальным действиям.
– Стоишь тут вся такая красивая и стройная. Миниатюрная… Аж противно! – продолжала ночная гостья комментировать внешность и поведение Ангеллы, будто фанатичный поклонник кинозвезды, уставший от игнорирования своих признаний в любви и решивший отомстить ей при случайно произошедшей встрече. Она повернулась головой к паре подозрительных личностей, появившихся из темноты, и словно призывала их в свидетели этой оскорбительной, на ее взгляд, внешности Ангеллы.
Она неожиданно развернулась и, нависнув над Ангеллой, ударила ее раскрывшейся телескопической дубинкой, которая неожиданно материализовалась в ее руке. Ангелла не успела среагировать на ее стремительный удар слева и отлетела с криком в сторону, со всего маха врезавшись в слабо светящий фонарь на длинной металлической стойке. Она, слегка согнув его, упала ничком на землю, словно была энтомологом, и узрела на земле интересный экземпляр, досель не известный науке. Тут же раздались одобрительные крики и свист – зрители оценили этот трюк и с нетерпением ждали продолжения этого неожиданно начавшегося поединка.
– Ничего девчонки дают, прямо огонь! Давай, блондиночка, зажги!!! – нашелся даже один болельщик Ангеллы, который приволок с собой из темноты ящик пива, и теперь взявшись за одну бутылку, громко предвкушал вечер изумительных ударов и прочих приемов.
Ангелла словно не желая разочаровать его, на удивление быстро поднялась и стремительным броском наскочила на свою соперницу, которая ухмыляясь, шла к ней, поигрывая дубинкой и протягивая к ней левую руку. Явно намереваясь протащить Ангеллу по всей улице за ее светлые и роскошные волосы. Она, вложив все оставшиеся силы, которые трудно было ожидать от такого хрупкого на вид существа, выгнувшись почти в одну линию, провела мощнейший прямой удар ногой, от чего другая участница неожиданно вспыхнувшей в ночи дуэли сложилась пополам и отлетела большим и грузным воланом к другому фонарю. Врезавшись своей полной спиной в его основание. Фонарь согнулся под ее тяжестью и навис над ней, сразу погаснув, удивляясь тому, кто и с какой целью его вообще зажигал сегодня. Зрители аплодировали в этот раз гораздо живее, словно все они на самом деле терпеть не могли эту злобную и сварливую особу, которая сама же и нарвалась на такое яростное сопротивление, разозлив такое кроткое с виду существо, как Ангелла.
В этот момент деревянная дверь широко раскрылась, и из нее показался удивленный и слегка сонный человечек, с короткой седой бородой и в круглых очках. Все звуки сразу стихли и появившиеся из темноты в нее же и поспешно удалились. Он поверх очков быстро и строго осмотрел поле боя и покачал головой, что-то бормоча себе под нос. Потом он, низко кланяясь Ангелле и качая своей головой, приложил руки к груди, словно извиняясь, и Ангелла вошла в дом своего Хранителя, который тихо и горячо шептал.
– Ой, что будет, ой что будет… Дорогая моя, я так рад тебя видеть… Спасибо, что навестила меня… Заходи в мою скромную келью, порадуй уже своего старого Хранителя…
Ангелла улыбнулась ему, словно увидела самое приятное лицо за последние сто лет. Она положила свою ручку ему на плечо, а он, едва коснувшись ее губами, обозначил благодарный поцелуй и, проводив свою Неприкасаемую внутрь, быстро выскочил наружу, не больно шлепнув толстушку сначала по одной щеке, а затем по другой. Она очнулась и смотрела на него довольно мутными глазами.
– Власта, дочка, ты что, хочешь-таки, чтобы твой папа умер раньше срока? Твой бедный папа и так имеет полный комплект забот, от которых он поседел раньше времени. А мне ведь только триста с небольшим лет… Мне что, еще присматривать за тобой, такой взрослой девочкой с такой непомерно тяжелой, хотя и видной конституцией? Когда ты начнешь жалеть своего бедного папу, когда?
Потом он принюхался к ее дыханию, и поднял ее одной рукой, неожиданно легко и бодро, слегка приближая ее ксебе, и словно выясняя отношения с зарвавшимся соседом алкоголиком, зашипел на нее.
– Ты что, опять пила спирт после пива??!! Ты же знаешь, что в нашей семье только твой папа умеет правильно смешивать жидкости… Еще скажи спасибо, что тебя не покалечили, любительница помахать руками. Эх, как мне теперь смотреть в глаза Ангеллы…, – добавил он уже с явным укором самому себе.
Он подобрал дубинку, все так же удерживая габаритную дочку одной рукой, и, убрав оружие под свою накидку, поволок Власту к двери, а затем быстро толкнул ее вперед, внутрь дома, где она и стремительно исчезла. Оказавшись один в проеме двери, он быстро огляделся по сторонам и опять покачал головой, увидев накренившиеся фонари.
Потом дверь захлопнулась, и он быстро последовал в большую комнату, в которую уже добралась, слегка хромая Власта, и сидела в некотором отдалении Ангелла, осматриваясь по сторонам. Комната освещалась светом двух канделябров, в которых уже догорали две свечи, а догорев, начали свой цикл заново, вырастая и зажигаясь благодаря неведомой силе. У одной стены стоял огромный глобус, на котором автоматически отображалось положение Ангеллы – где бы она не находилась, Вайда знал и был готов принять ее или как-то постараться помочь ей. Если она уж слишком долго задержится на одном месте. Это было его собственной идеей, и Мастер изготовил этот чуткий навигатор, который был настроен на ту энергию, которую она выделяла. Теперь же изящная металлическая стрелка, свисая и обвивая эту сферу, укрепленная на тонкой ножке, показывала прямо на Прагу. Помимо глобуса в комнате был скромный набор мебели и прочих предметов – старинный стол на гнутых ножках и нескольких стульев с высокими спинками, и еще на полу лежали какие-то секиры, булавы и различные кобуры и патронташи. У другой стены стоял стеллаж, на нескольких полках которого Ангелла с удивлением узрела обложки своих собственных книг. На самой верхней полке стопкой лежали каталоги оружия.
– Асраил в Праге, – сказала Ангелла каким-то бесцветным голосом, посматривая на сталь у своих ног, и Вайда покачал головой, будто ему сообщили, что в город завезли новый вид тараканов, которых не выведешь никакой химией. Она не хотела поминать произошедшее у двери Хранителя, понимая, что ситуация, мягко говоря, деликатная.
– Ай, что-то будет, что-то будет…
Потом помолчал и кивнул своей головой в сторону своей дочери, которая уже мирно похрапывала на стуле.
– Ангелла, позволь тебе представить… Власта. Моя дочь и солдат Легиона…
Глава 7.
Родственный визит.
Закария, слегка помявшись у входа в свой отель, все же вошел в него и добравшись до своего номера и приняв душ, упал на кровать и быстро, по-солдатски, погрузился в глубокий и тяжелый сон. Асраил же тем временем стремительно приближался к одному частному аэропорту вблизи Праги, на машине, которую вел ловкий и немногословный водитель. Чуть раньше, Асраил переоделся прямо у открытой пассажирской дверцы автомобиля, на какой-то темной стоянке, приняв из рук своего ассистента чехол с костюмом на вешалке. Закончив, он, подмигнув водителю, который с довольным видом уже садился за руль представительского седана. Правда, не самой роскошной марки и не самый дорогой – Неприкасаемый мало внимания уделял статусу и избегал откровенной роскоши, которую считал уделом таких личностей, как Морган.
Облачившись в весьма изящный, почти дизайнерский френч с погонами, и довольно узкие, но удобные брюки, он сложил аккуратно свои прежние вещи в тот же кофр, и теперь напоминал модного СЕО или крупного бизнесмена, который все так же не расставался со своим планшетом. И в салоне своего автомобиля постоянно получая и анализируя важную для себя информацию. Поправив прическу, он теперь набирал на клавиатуре свои заметки о Закарии, смотря на экран слегка ироничным взглядом.
“Закария сильно изменился с тех пор, как я нашел его в канадской глуши и устроил в один из тренировочных лагерей Легиона. Именно там он и доказал то, что я разглядел в нем с самого начала нашего знакомства – он настоящий боец. Его с радостью взяли в Легион, он достойно прошел все тесты и испытания, и принял участие во многих операциях, доказав свою храбрость и даже дерзость. А затем его выгнали, посчитав излишне жестоким. Согласившись работать на меня, он стал моим рыцарем, а я его королем”
Асраил улыбнулся, перестав набирать текст – уж очень это напоминало начало биографии какого-то сумасшедшего – боец, Легион, рыцарь, король… Он покачал головой и решил ничего не исправлять, ибо времени у него было не так много, и продолжил.
“Закария все с большей неохотой выполняет мои задания, словно чувствуя, что они приобретают все более страшный характер и окраску. И мне нравится наблюдать за его сомнениями, и метаниями, словно я сам, с помощью этого смертного лучше узнаю себя. Представителя расы, которую можно смело назвать исключительной.
Парадокс. Мой ассистент все пытается понять свое предназначение или вспомнить что-то важное, что он потерял, и это логично – с моей помощью он обретает новую миссию. Новый смысл и воспоминания. Заполнив эту пустоту. Ведь это только животные понимают смысл своей жизни с момента своего рождения, собака будет лаять, и охранять свою территорию, а коты гулять и гадить, где им вздумается. Поэтому я и учу его, и даже манипулирую им, хотя делать это достаточно трудно, он достаточно умен и осторожен. И справедлив, как и милосерден. Конечно, мне было бы легче работать с отъявленным злодеем, но это было бы так скучно и предсказуемо. Закария имеет потенциал, как для почти мученика, так и для настоящего убийцы, и мне интересно наблюдать, как в нем просыпается то что-то светлое, так и проглядывает что-то очень темное.
Он пытается нащупать баланс и гармонию во всем, понимая в то же время, что Земля – это место обитания и арена для самых жестоких и хищных. Которые, неминуемо становятся успешными. А не песочница для слабых и блаженных. Закария порой пытается поменять в этом мире что-то, восстановить справедливость, но эта задача ему не по силам. Он рассматривает самую жизнь как чей-то эксперимент и великий замысел, в котором, на первый взгляд не хватает чего-то, то ли логики, то ли справедливости и порядка. А может, им просто не хватает времени и сил, ведь век человека так краток. Зато коррупции и зла в этом мире хоть отбавляй (надо бы продолжить и развить эту мысль…).
Закария – исследователь, с большим фокусом на своем внутреннем мире, и чем-то напоминает меня самого. Я тоже люблю наблюдать и играть роль то ли создателя, то ли палача. К нему как-то пришла мысль, не озвученная правда, что мы не сможем справиться со всем злом на этой планете, и он, конечно, прав, ведь зло не чинят инопланетяне, его творят сами люди, опускаясь и падая все ниже – порой до откровенных злодеяний, отвергая свое предназначение – любить и помогать ближним. Или просто не причинять зла другим. Потому что зло – универсально, оно давно, как более модный гаджет, задвинуло устаревшее добро на задворки сознания и всего сущего. Люди вряд ли сами справятся со злом, как и с другими видами энергии, которую они не понимают до конца, и по этой причине я думаю, Неприкасаемые должны играть в их судьбах более значимую, хотя и незаметную с виду роль, осуществляя над ними своего рода контроль.
Зло само по себе вид энергии, которая таится в каждом. (А энергия – это наше все. По крайней мере, так мне постоянно твердит Морган). И это зло подталкивает к определенным действиям. Ведь зло – не частный случай, это не какой-то наркокартель, бандиты которого терроризируют местных жителей, чаще всего это сами люди, обычные и скучные в повседневной жизни. Но, и более статусные и значимые личности. И пока есть такие злодеи различных уровней, как и обычные, оступившиеся люди, моя миссия будет казаться бесконечной. Надеюсь, другие Неприкасаемые оценят мои усилия как стартовую площадку для других инициатив. Ведь такие люди, как Закария, могут оказаться полезны всем нам. Хотя и не сразу – нужна яркая презентация, и помощь. Например, Моргана и ВЧ.
Да, я начал этот, свой эксперимент, понимая, что общими усилиями Легионом трудно управлять и с тех пор, как Ангелла перестала поддерживать его деятельность, он превратился в откровенно слабую, типичную частную охранную контору. И кому-то стоило очень больших усилий отучить со временем Неприкасаемых переживать за успешность деятельности Легиона. Ведь что-то же было светлое и доброе во всех нас, сострадание и умение чувствовать боль людей, но мы, все больше проживая здесь, на этой планете, все больше менялись и сами. И как показывает время, наш вечный союзник, не в лучшую сторону. А я задумал, передавая часть своей энергии и замыслов обычному смертному, Закарии, взращивать отдельного, частного легионера, который является не просто солдатом, но и моим компаньоном, или вернее пажом.
Чтобы он выполнял ту роль, которая раньше была закреплена за нашими Хранители – но я слегка устал от традиций, и теперь, когда люди откровенно измельчали, я вряд ли смогу найти нового Тигеля. И предпочитаю держать рядом с собой людей, которые выполняют мои приказы. Как военные врачи, полевые медики и хирурги. Но Закария мне интересен, он своими талантами, пока не раскрытыми и на 50%, чем-то напоминает мне моих прежних, старых Хранителей. Благо он, будет бродить со мной по этой планете так долго, сколько сможет его подпитывать моя энергия. А я буду получать его энергию, или просто осмысливая его эмоции и реакции каждый раз, когда он страдает или находит в себе силы противостоять и мне, и этому, довольно жестокому миру. В котором уютно пока только нашей Семье. Вернее, отдельным ее представителям. Как и некоторым элитным группам смертных.
Закария в своем лице напоминает мне весь род людской, со своими сомнениями, грехами, слабостью и силой, и своей светлой, в целом душой, задавая мне такие вопросы, ответить на которые я порой не в состоянии. И подвергая сомнениям мои приказы. Я ведь, несмотря на то, что он думает обо мне, не ангел мести, или демон, я Неприкасаемый, его господин и своего рода вечный авантюрист, правда, достаточно выдающийся. Что подтверждают эпохи, которые я пережил и люди, которых я изменил. Оставаясь все тем же. Надеюсь, что мой проект будет в целом удачном, ведь нам, Неприкасаемым, нужны, новые лица в нашем окружении, в нашей инфраструктуре. Помимо покорных Хранителей и слабого Легиона, этого набора простых исполнителей наших приказов, нам нужны те, кого мы будем воспринимать, как свое отражение, что поможет нам, Неприкасаемым, в какой-то степени, эволюционировать. А не просто влачить свое вечное существование, пытаясь сберечь свою энергию.
Ведь такие Легионеры смогут всегда, и очень оперативно выполнять наши приказы, служа проводниками в мир людей, а иногда и наказывая тех, кто чем-то провинился либо перед нами, Неприкасаемыми, либо перед своими собратьями – людьми. И важно понять пределы прочности, которыми будут обладать такие индивидуальные легионеры, чтобы, оставаясь людьми, а не палачами, они делали наше существование более насыщенным, а нашу позицию в этом мире более проактивной. Гуманность – вот еще одна вещь, которую надо пересмотреть. Сделав ее более практичной.
И пусть я жесток к людям, пусть я беру на себя эту роль мстителя, это ведь путь проб и ошибок, и возможно, среди таких мятежных душ, мы будем находить и тщательно отбирать своих индивидуальных легионеров. Главное сейчас – это отработать процедуру, и я надеюсь, что Закария справится со всеми тестами, и не погибнет раньше времени, что нарушило бы относительно плавный и успешный ход моей игры…”.
Он с облегчением отвлекся от своих записей, понимая, что слегка запутался, и как в природе человека, так и в источниках зла, а также в своих замыслах, которые пока носили чисто проектный характер. Он подумал, что надо будет еще приложить немало сил, чтобы довести до логичного финала весь проект, как и пролоббировать эту инициативу и поэтому ему приходится общаться с Морганом, самым большим отшельником из числа Неприкасаемых, который, несмотря на свою обидчивость и часто пустующее кресло на встречах своих собратьев, обладал реальной силой. Будучи при этом, самым темным из них и всегда занятым исключительно своими масштабными проектами в мире людей. Часто, лишь Асраил мог по достоинству оценить их тайный смысл, в то же время, относясь к Моргану с некоторой опаской и часто, брезгливостью. Он был авантюристом, но более грубым, не таким изящным, как Асраил, и более жестоким к тем, кто его окружал. Более эгоистичным и не благодарным. Асраил увлекался, полагался на чувства, и не думая о выгоде, найдя очередной клад, почти неохотно, почти все свои средства вкладывал в самый важный для себя проект, а Морган был стяжателем. Откровенным материалистом, прежде всего думающим о своей выгоде и прибыли, ища их в каждой инициативе Неприкасаемых. И если не находил ее, то отказывался от участия в совместной работе.
Когда они, очень давно, учредили Легион, Морган сказал, что будет поддерживать эту идею, если эта структура будет помимо своих спасательных операций время от времени работать и на него. Вернее, на его партнеров, устраняя их конкурентов. Ему объяснили, что он слегка зарвался, и он в очередной раз, гордо удалился. Вернее, не показался. На следующей встрече Неприкасаемых. Но его дожали общими усилиями, и он влил часть своих средств, и нашел нужных людей, в том числе военных экспертов и лоббистов, которые помогли Легиону, и даже принимали участие в его первых операциях. А Асраил запомнил это его требование, его идею с личной выгодой, и теперь пытался воплотить свою собственную миссию.
Морган казался Асраилу то великим, то жалким, но он всегда оказывал на ум и поведение Асраила определенное влияние, как старший брат, который из гордости, очень уязвленной гордости и тщеславия, редко с кем общался, выбирая лишь Асраила. В котором, он наметанным глазом определил такую же, как у него, довольно испорченную и темную сущность. Но он был полезен Асраилу, хотя бы тем, что только ему он мог озвучить свой проект Легионера, и возможно, получить его поддержку. Что он и сделал какое-то время назад и теперь летел в его обитель, чтобы получить фидбэк. А заодно и отчитаться в некоторых своих действиях, проделать которые его попросил сам Морган, во время их последней встречи в Нью-Йорке, пару месяцев назад.
Он понял, что они достигли аэропорта, и заехали внутрь, миновав ворота с охраной, и теперь приближались к вертолету, который выглядел как хищная птица, способная развить в полете немыслимую скорость. Асраил что-то прокричал водителю, запрыгнул в вытянутый по горизонтали вертолет, и этот ястреб с мощным клювом, быстро раскрутив свои лопасти, уже поднимал его вверх, стремительно, с подозрительно небывалой скоростью, больше подходящей для боевого истребителя, и уносил его к побережью Великобритании.
Там, на небольшом острове, высоко поднимающемся из моря, о скалистые берега которого с ревом разбивались яростные волны, в своем замке, который снаружи маскировался под обычную, правда огромную и темную, неприступную скалу, его и поджидал Морган. “Он опять будет косить под кого-то важного и статусного, ведь лет сто назад он уже пытался изображать главу мощной финансовой империи, представляясь человеком с такой фамилией. Возможно, его родственника. Слегка простоватого на вид, правда. Но такого же искусного и умелого финансиста. Правда, гораздо более жестокого. Чем же он удивит в этот раз?” – думал Асраил, наблюдая из иллюминатора вертолета, который завис над островом под порывами ветра и ждал, пока одна из скал не раскроется, и не разделится на две половинки, образовав нечто вроде площадки для приземления. Вертолет опустился туда, своды скалы опять закрылись и Асраил понял, что они оказались в своего рода, ангаре. К вертолету подъехал шаттл бас, Асраил быстро перебрался в него и спустя какое-то время, не видя водителя – очевидно за управление транспортом отвечала программа, он оказался в коридоре, ведущим к двери, перед которой стоял седой дворецкий. Выйдя из фургончика, Асраил нахмурившись, увидел, что этот пожилой смертный протягивает ему кофр с каким-то облачением.
– Приветствую Вас в нашем замке, сэр! Лорд Морган ввел дресс-код, сэр. У нас сегодня тематический вечер. И посему, они нижайше просят Вас облачиться в этот костюм.
Дворецкий выдавил из себя подобие улыбки и склонился перед Асраилом в поклоне. Асраил зло и недовольно улыбнулся, уже устав переодеваться сегодня. Он сначала хотел отпустить язвительную шутку и отказаться – ведь его внешний вид был вполне приличным, но сдержался, понимая, что упрямый Морган скорее не пустит его внутрь. Он небрежным жестом принял то, что ему протянули слегка дрожащими руками. Дворецкий провел его в комнату, где он смог переодеться, правда, не раз чертыхнувшись при этом – ему предлагали облачиться в одеяние то ли шотландца, то ли ирландца, правда весьма богатое и явно дворянское. Он опять переоделся, и кисло улыбаясь, смотрел на себя в напольное зеркало в массивной серебряной рамке, одергивая килт, который, как казалось ему, топорщился на нем колокольчиком. Он с тоской посмотрел на свой удобный костюм, который остался висеть на вешалке в шкафу, и стукнул кулаком по бетонной стене, оставив на ней хорошо различимую вмятину.
“Чертов Морган, теперь он лорд. Лучше бы он стал зулусом или масаем, и тогда бы я, не удержавшись, проткнул его копьем, чтобы прекратить его мучительные поиски своего стиля и способа продемонстрировать свой статус”,– подумал Асраил. Выйдя из комнаты с зеркалами и примерочными шкафами, он ступал по ковру, следуя за чинно и неспешно вышагивающим дворецким, который восторженно улыбнулся, увидев перемены в облике гостя. Он откровенно выводил из себя Асраила, но Неприкасаемый пока находил в себе силы сдерживаться. Они шли по широкому коридору, освещаемого свечами, коридору настоящего и очень богатого замка, как казалось Асраилу, и он, качая головой, не понимал, зачем Моргану вся эта показная роскошь. Да, Морган всегда был самым зажиточным из них, к его услугам были такие активы, что журнал Форбс перестала бы печатать истории обычных миллиардеров, которые на фоне Моргана оказались бы самыми настоящими нищими и неудачниками. И он всегда любил и ценил прогресс, умело извлекая из технических достижений человечества самые полезные для себя и своего Хранителя тренды и вещи. К его услугам была целый высокотехнологичный заводик в Силиконовой долине, в который он инвестировал просто огромные средства, соорудив для себя несколько восстанавливающих капсул, хотя и одной хватило бы с лихвой – уж очень неохотно он тратил свои силы. За исключением тех случаев, когда он приумножал свои капиталы. Он был классическим аккумулятором и стяжателем, все менее редкого вида Неприкасаемых, которых так не любила Ангелла, и деятельность которых она предугадала, вернее ее вектор. В сторону отъема и получения энергии, а не отдачи ее миру и людям. Они становились акцепторами, презрев статус доноров. И Морган, отстроив, этот, например, дорогой замок, довольно редко в нем бывал. Ведь у него была еще целая серия подпольных роскошных резиденций по всему миру. Под скалой, на которой стоял замок, скрытый водой, был построен и ангар для его субмарины, на которой он периодически путешествовал, с комфортом устроившись в роскошном салоне и следя постоянно за датчиком своей энергии. Он спешил на встречу с очередными инвесторами и партнерами, которым обещал небывалый подъем и расширение влияния, при условии, что он войдет в состав учредителей их институтов и компаний. И отхватит свой немалый процент и долю. И появлялись новые горизонты, и прибыли, и рынки, и продукты, словно привлеченные везением и магнетизмом всесильного Моргана. Разорялись конкуренты, и случались неминуемые вспышки безработицы и целые районы становились депрессивными, ведь из них ушла жизнь и энергия, и деньги, будто увлекаемые в другое, более удачливое место. Росла преступность, и люди потеряв привычные источники заработка, отчаивались и обращали свои воздетые руки к небу. Множилась бедность и нищета, как и болезни, уносившие множество жизней, а довольный Морган уже спешил домой, к своему Хранителю. Который трясясь мелкой дрожью над его тушкой, накачивая тело своего хозяина щедрой порцией энергии, которая была потрачена на изменение направления денежных потоков в сторону новых интересов и партнеров Моргана.
Наконец, Асраил и его провожатый добрели до двойных деревянных дверей, с виду очень тяжелых, явно дубовых, и дворецкий, постучавшись, и дождавшись ответного бурчания из огромной комнаты, к которой они подошли, широко раскрыл двери и Асраил живо вошел внутрь, желая поскорее закончить эту затянувшуюся процедуру приема.
Он быстро подошел к Моргану, который сидел с каменным лицом у камина в широком и глубоком кресле и, опустившись в соседнее кресло, поспешил дать свой комментарий к его просьбе, которую он лично исполнил несколько раз. Наклоняясь к умирающим от рук Закарии убийцам, и пытаясь специальным прибором на своей руке, который украшал его палец в виде кольца, уловить хотя бы мизерные колебания энергии вокруг себя. Он также просто был счастлив проигнорировать всякие вежливые обращения и упоминание нелепого титула, которым Морган сам себя наградил. Он, смотря в маленькие и бегающие глазки своего собеседника, отмечая мысленно, что его нос приобрел уж совсем не аристократичные размеры и очертания, и мысленно щелкая по нему пальцем, произнес.
– Морган, в момент своей смерти, даже самые отъявленные негодяи и убийцы, выделяют ничтожно малое количество энергии. Боюсь, что их души, или что-то подобное, в момент, когда они покидают свои тела, не смогут являться для тебя новым источником энергии.
Глава 8.
Гадания по глобусу.
Ангелла подошла к глобусу, и смотрела на него бездумно, рассеянно размышляя о том, что привело Асраила в Прагу, и кого он привез с собой. Да еще бы узнать с какой целью. Ей все больше казалось, что тот мужчина был солдатом Легиона, уж такой уверенностью и ловкостью веяло от каждого его стремительного движения. Он выбежал не драться, а подавить всякое сопротивление и покарать виновных. Конечно, он мог быть обычным наемником со стороны, но, насколько она знала Асраил, его никогда не интересовало, говоря языком моды, готовое платье. Он мог бы взять уже имеющиеся шаблоны и лекала, и сделать на их основе что-то свое, идущее вразрез со всеми мыслимыми и установившимися канонами и стандартами. И такую возможность, что солдат легиона мог быть таким своего рода сырьем для идей его братца, она совсем не исключала и всерьез ее рассматривала. Да и к тому же, Неприкасаемые не имели права иметь собственных бойцов. Даже на личную охрану косились, это было чистейшей воды показуха, ненужная и смешная. И всегда звучали слова о том, что деятельность Легиона направлена исключительно на благо людей. Только для их спасения. Эти слова повторялись на каждой их редкой встрече, и все согласно кивали головами, и только Асраил хмуро и как-то загадочно улыбался в такие моменты. Никаких личных войн, никаких вендетт, только операции для обеспечения безопасности человека. Похоже, и этот принцип трещал по швам. И Асраил был бы рад бросить этот вызов Семье, которую он, как и она, считал гнездом консерватизма и устаревшей морали, которую сами Неприкасаемые нарушили при каждом удобном случае.
Ангелла вспомнила слова Моргана, который все же иногда показывался на их собраниях, и сказал как-то, что у него нет, и никогда не будет личной охраны, сделав при этом очень важное лицо. Ну да, с его-то неприступными крепостями и пуленепробиваемым транспортом, очень ему это нужно. Да и сего затворничеством. Смешной и тщеславный, вечно молодящийся Морган, целью жизни которого являлось желание удивить и вызвать зависть. Своим могуществом. Своим богатством. Своим технологическим отрывом от остальных Неприкасаемых. Даже со своим внешним видом он экспериментировал какое-то время. Морган, желая, как он выразился, стать ближе к людям, хотел во время одного из циклов пройти путь обычного человека – чтобы его тело и облик менялись с течением времени – от ребенка, до старца. Но что-то пошло не так, и он застыл на этапе подростка лет двенадцати, долгое время скрываясь ото всех, но все же появившись на встрече, которая требовала его участия. Как же смеялась Гранж, сползая со стула на пол, и как еле удержалась от смеха она, Ангелла, видя пухлого мальчишку, который постоянно надувал щеки и хмурился, а потом важно вещал противным голосом Моргана, срываясь на визг, когда смех заполнял всю комнату. И как кто-то мог серьезно воспринимать их родственника после этого? И как с ним работают люди, которых он так нещадно обманывает и предает… Хотя Морган выбирает тех еще подонков в свои партнеры.
Тем временем, Мастер Вайда не сводил своего грустного взгляда со спящей Власты.
– Она хорошая девочка…, – обратился он к своей гостье, вздыхая.
– Я знаю…, – ответила Ангелла, слегка почесывая место соприкосновения дубинки Власты со своей височной костью. Видимых повреждений Неприкасаемая не получила, только выглядела слегка потрепанной, словно минимум неделю безвылазно просидела в одном из питейных заведений этого не самого респектабельного квартала.
Она нахмурилась, опять думая про Асраила, который, опять нарушал их негласные принципы. Впрочем, как и она сама, и она почти не винила его за это, но ей все больше казалось, что Асраил готовит что-то гадкое, и как всегда опасное для людей. И неужели, все-таки с участием Легиона? Но это бы означало открытую коррупцию в самом верхнем, управляющем звене их войска. Чья это рука – Моргана или Гуннара? Ладно, она еще поразмыслит над этим, пока же ей надо соблюсти приличия и поддерживать беседу – самому Вайде будет тяжело о чем-то ее просить, надо ему помочь начать эту беседу.
– Так значит, Власта в Легионе? Ты мне ничего про это не говорил, – она обратилась к Вайде, который казалось, задремал, сидя на стуле возле своей ненаглядной дочки. Он тут же открыл глаза и слегка извиняющимся голосом, поведал Ангелле, что ему пришлось поступить так, потому что Власта поставила ему ультиматум – либо она идет в телохранители, или в смешанные единоборства, либо папа ее устраивает в Легион. Про который он ей сам и рассказывал в детстве, как целую серию сказок на ночь. И делился историями про храбрых солдат Легиона и про их подвиги и примеры самопожертвования. Как про храбрых и благородных рыцарей, сражающимися со злыми и прожорливыми драконами и другими чудищами, которые преследую род людской. Чем и вызвал интерес дочери к военной службе. И уже позже, превратившись в такую крупную и сильную девушку, она все чаще думала про Легион, но уже более практически. По причине того, что она нигде не могла устроиться в виду своего крутого нрава и габаритов, в чем виноват был ее драгоценный папа, ее чересчур заботливый папа, который ее так усиленно кормил в детстве и поил всякими снадобьями, чтобы она никогда не болела и “росла красивой и большой девочкой”. В результате чего она и вымахала почти до двух метров и весила около ста двадцати килограмм.
– Ну и я обратился к Хранителю Гуннара, Синей Бороде, – сказал он тихо, смотря на спящую дочку с плохо скрываемой любовью. – Мы, конечно, с ним не родственники, но он принял меня как родного. Мы хорошо посидели, я поделился с ним своим наболевшим, и он обещал помочь. Ведь кто может достучаться до Неприкасаемых лучше, чем их ближайшие помощники – Хранители.
– А что вы хотите, ведь мы, Хранители, не какие-нибудь отшельники, нам надо общаться, разговаривать, чтобы между нами происходил культурный и технический обмен. А к тебе я не стал обращаться, потому что знал, что ты такую затею не одобришь…, – резюмировал слегка печально и с некоторым стыдом Вайда, которому было неудобно, что он утаил этот факт от Ангеллы. И помимо стыда, он чувствовал все большую тревогу за дочь. Не такой судьбы он хотел для нее. Ведь век легионера короток. А она, в конце концов, должна продолжить его дело. И сохранить их род и династию. Но видно уж не судьба. Да и чем ему могла помочь Ангелла, она ведь не распоряжается судьбами людей, у нее нет такой власти и возможностей. Но может быть, она сможет как-то повлиять на Власту и убедить ее заняться другим, более мирным делом? Но каким? Власта не проявляет интереса ни к чему другому. Наверное, он все-таки переусердствовал со своими микстурами роста и здоровья. И теперь сам расплачивается за свою чрезмерную любовь к дочке. Но он растил ее как умел, и кто скажет, что он был плохим отцом… Нет, скорее, слишком заботливым…
И он все-таки дожал Синюю Бороду, и таким образом, Власта попала в Легион, вернее в одно из его вспомогательных отделений, занимавшихся логистикой – доставкой боеприпасов, оборудования, амуниции, питания и прочего снаряжения и логистики, так необходимого солдатам Легиону. Гуннар помог, показывая свое безмерное уважение и признание по отношению к Ангелле, даже оказав эту услугу не лично ей, а ее Хранителю. Конечно, понимая, что Власте не место на передовой. Да и он не хотел брать такой грех на себя – посылать эту вспыльчивую, но в общем добрую и слегка бестолковую девушку на задание, с которого она бы не вернулась. И Власта, оказавшись вдалеке от папы и его строгого надзора, Власта приобрела не очень хорошие привычки, в частности, пристрастие к крепким напиткам, без которых она и так была достаточно неуравновешенной и горячей особой, которую мог успокоить только ее папа. И вот теперь, после двух лет службы, приобретя множество связей и знакомств в военной и близких к ней областям и сферам Легиона, она вернулась на побывку домой. Чем очень обрадовала Мастера, но и одновременно, огорчила своими экспериментами с крепкими напитками. И уже завоевав по всему их кварталу немалое уважение и авторитет, она выходила по вечерам и строила нарушителей дисциплины. Громко и грозно призывая их к ответу и требуя, чтобы “тыловые крысы”, как она выражалась в их адрес, ставили ей угощение в виде пары кружек пива. Хотя и без этого, все местные очень уважали Вайду, считая его то ли колдуном, то ли каким-то криминальным авторитетом на пенсии, чему способствовал строгий взгляд Мастера и его сила, которую он иногда демонстрировал, если кто-то уж очень настойчиво нарушал покой и тишину квартала. А теперь в квартале появилась еще и грозная дочка Вайды, благо что она опять скоро уедет, как слабо надеялись местные жители, устав от ее измывательств и неслабые аппетиты.
– М-да, а я ее помню еще маленькой девочкой, а теперь маленькая Власта в Легионе. Летит же время, – довольно банально отреагировала Ангелла, не найдя других слов, и косилась на игрушки Власты, неподъемные и даже прекрасные в своей простоте и архаичности виды оружия. “Хорошо, что она гуляла по кварталу с дубинкой, а не с этим железом”, – подумала Неприкасаемая.
Мысль о том, что она вот-вот схлестнется с дочерью Вайды пришла к ней во время перепалки с Властой, но она поверить не могла, что наследница ее Хранителя может вести себя подобным образом. И что она теперь в Легионе. Это тоже был прецедент, обычно Хранители передавали свое искусство по наследству. Если династия Вайды прервется, это будет очень печально. Она надеялась, что он передаст свое искусство следующим поколениям… Хотя какой из Власты Хранитель – она понимала, что это даже к лучшему – что она узнала об этом так своевременно, и у нее есть время, чтобы найти себе нового Мастера.
Она зевнула, и произнесла негромко.
– Если Асраил в городе и, вероятно, со своим собственным бойцом…
– Им понадобится оружие, – проворчала негромко Власта, потягиваясь и просыпаясь от своего легкого забытья. Она встала и быстро подошла к Ангелле, и поклонившись ей, хотела сначала поцеловать ей руку, взяв ее ладошку в свои большие ладони, но потом опомнилась и неловко улыбнулась, покраснев. Ее папа смотрел на нее с улыбкой, лишь встревожился на мгновение, когда ее большая рука, потянулась, было к хрупкой Ангелле. На самом деле переживая за Власту, а не свою почти железную и неукротимую Неприкасаемую. В то же время, такую хрупкую, в чем он не раз убеждался лично.
– Простите меня, Ангелла, была пьяна, не признала, готова понести любое наказание… – произнесла Власта низким, но приятным голосом, и Ангелла быстро поднялась со стула, улыбаясь, и махнула рукой, словно показывая, что она уже и не помнит ничего. Власта с чувством выполненного долга вернулась на свое место и теперь усиленно, во все глаза, и с почти детским восхищением смотрела на их гостью. Поверить только, Неприкасаемая так близко, и она у них дома… И так внимательно, с таким уважением смотрит на ее папу… Она росла в постоянной близости к этой странной реальностью, которая была для нее настоящей сказкой, и Ангелла в этой сказке была Принцессой, а ее папа Волшебником, который помогает своей сказочной госпоже выглядеть так ослепительно… И жить так долго, что даже сказочные “и жили они долго и счастливо” казались ей лишь кратким мгновением.
– Ну ладно, девочки, я вас оставлю на минуту. Принесу для нашей гостьи укрепляющего напитка. Я вижу, ты слегка устала, – сказал он, обращаясь к Ангелле и ушел, убедившись, что все находящиеся в комнате пребывают в адекватном состоянии.
Ангелла проводила его слегка рассеянным взглядом и повернулась к Власте, которая продолжала смотреть на нее влюбленными глазами.
– Власта, соберись. Мне нужно знать, кто из Легиона может быть сейчас в Праге. Ты ведь знаешь всех бойцов? – она все еще думала про того стремительного незнакомца, спутника Асраила.
Власта кивнула головой, почувствовав под нажимом Ангеллы небывалую ясность мысли и трезвость памяти, и заговорила уверенным голосом.
– Знаю, если это действующий боец. Все сейчас находятся на сборах, очень далеко отсюда. Кажется, в Африке, или где-то у побережья Сомали. Там, кажется, пираты захватили опять какое-то судно.
Ангелла задумалась, Власта сказала – “действующий боец”. А ведь она не подумала про отставников, если такие имелись. Хотя, как она прекрасно знала, по собственному опыту, бывших легионеров не бывает. Обычно, бывшие бойцы находили свое последнее пристанище на военном кладбище, похороненные по традициям Легиона, с салютом и другими торжественными и красивыми ритуалами. С гимном и присутствием одного из представителей высшего командования. А иногда и кто-то из них провожал лично в последний путь легионеров. Оставив близких тех, кто храбро пал в бою с приличными компенсациями. Да и слово “бывший” не использовалось. Они, пожертвовавшие своей жизнью, навсегда оставались в составе Легиона, и их фотографии вечно украшали одну из стен в здании центрального офиса Легиона.
– А ты знаешь отставников? – спросила она без особой надежды, но внимательно смотря на свою собеседницу, облегчая ее мыслительный процесс, который был еще затуманен парами алкоголя. Но уж очень был мал этот шанс, что служащая в логистическом департаменте дочь ее Хранителя, не принимавшая участия в боевых операциях, по сути, боец тыла, располагала этой информацией. Которая могла быть и засекреченной.
– Одного. Я знаю одного, – сказала Власта веско и на удивление связно. – Я подружилась с одним из ветеранов Легиона, но еще действующим бойцом. Настоящей легендой. С Толстым Джоном, британцем, который знает всех бойцов и постоянно травит байки про свои подвиги. И про подвиги своих боевых братьев, как он их называет –Brothers in Arms.
Ангелла придвинула свой стул поближе к Власте и села перед ней, понимая, что может услышать очень важную информацию. Правда, приукрашенную определенной, вполне законной мифологией, существующей вокруг Легиона.
– И Толстый Джон мне рассказывал про одного бойца, после…
В этот момент в комнату вернулся Вайда, и навострил слух, словно заподозрив, что его дочь рассказывает про свои подвиги со спиртным.
– После, – Власта показала жестом, будто она подносит бутылку ко рту и пьет, – посматривая одним глазом за отцом, который отвернулся, усаживаясь на свой стул.
Он принес поднос на колесиках, на котором стояла бутылочка с маленьким, пузатым стаканом и, подмешав в бутылочку цветного порошка, который он высыпал из мешочка, похожего на кисет, он легонько подтолкнул поднос в направлении Ангеллы. Он остановился прямо перед ней, и она, повернувшись, налила себе полный стакан, и махнула его разом, поморщившись, словно после принятой на грудь крепкой и теплой водки. Власта, сопровождая ее действия внимательным и участливым взглядом, тоже поморщилась, и, вздохнув, продолжила свой рассказ.
– И значит, после этого дела, он мне рассказал про своего друга, которого выгнали из Легиона. Его звали Зак. Он был из Канады. Или из Казахстана. В общем, откуда-то оттуда.
Ангелла чувствуя прилив сил после выпитого зелья Хранителя, вернулась в свое привычное бодрое состояние, и вскочив на свои стройные и красивые ножки, подошла к глобусу, который был выше ее, и, поворачивая его своими ладошками вокруг оси, быстро нашла на нем упомянутые страны.
– Как это, откуда-то оттуда? Канада – вот тут, а Казахстан – вот где, – она показала расстояние между ними, вытянув свои руку в полную длину, и то, их длины не хватило.
Власта пожала плечами, давая понять, что география никогда не была ее любимым предметом в школе, а Вайда, который, казалось, задремал, проговорил тихим и мудрым голосом, слегка приоткрывая свои глаза.
– Девочки, послушайте меня, старого Вайду. Что-то мне говорит, что дело тут пахнет иммиграцией. Либо он жил сначала в Канаде, а потом переехал в Казахстан, либо наоборот. Я бы лично в Канаде жить не смог, там мои кости постоянно бы ныли от холода. Только представлю себе такую картину, сразу стынет и душа, и все тело..Хотя кто их разберет, этих легионеров, некоторые из них могут спать прямо на снегу…
Ангелла покачала головой, мысль ее Хранителя показалась ей стоящей, хотя это никак не приближало к ней образ воина Асраила.
– А что еще сказал этот Толстый Джон?
– Алга. Так и сказал – алга. После того бойца, Зака, когда наши идут в прорыв, они кричат – Алгааа!!!
Хранитель вздрогнул от крика своей дочки, и приоткрыл глаза, а Ангелла посмотрела на нее очень внимательным взглядом.
– А что это значит?
– Что-то типа – вперед. Онтак кричал, когда шел выручать Джона и его ребят. И теперь, в память о Заке, наши так и кричат. Это же лучше, чем кричать – Гоуууу!!! – Власта опять разбудила Вайду, который смотрел на нее почти укоризненно. Ангелла задумалась – алга – это точно не из английского или французского. Значит, Казахстан? Она опять обратилась к Власте, слегка тормоша ее своей энергией. Читать ее мысли она не решалась, это было бы невежливо в присутствии Вайды.
– Почему в память? Он, что, умер?
– Официально говорили, что он погиб, но Джон мне сказал, что он чует одним местом, что его друг еще жив. А это его место никогда не ошибается. Как-то он предсказал, пообщавшись с этим местом, что получит ранение в руку, а заложника ранят в ногу, и все так и вышло…
Ангела покачала головой, след, казалось, обрывался. Нельзя же верить и полагаться на задницу Толстого Джона, пытаясь найти этого самого Зака, который и в самом деле, мог погибнуть в одной из операций Легиона. Тут ее посетила одна мысль.
– А фото Зака ты видела? Ну там, на первом этаже, в холле… Где Зал Славы Легиона.
Власта покачала головой.
– Нет, это и удивило меня.
Ангелла нахмурилась. Она вышагивала вдоль стены, заложив руки за спину. В Легионе, как она узнала сейчас, творились весьма странные дела. И тут Власта добила ее, выдав почти ангельским голосом.
– И еще, этого Зака пару раз навещал Асраил.
Ангелла остановилась, и лихорадочно соображала, а Вайда задремавший было, мгновенно открыл свои глаза и тревожно смотрел на свою дочь.
– Но ведь Джон не мог знать, что перед ним Асраил. И ты ведь пришла в Легион после Зака, как это возможно? Ты ведь не видела Асраила рядом с этим Заком…
– Конечно, Толстый Джон не посвящен в эти тайны, в отличие от меня. Он просто описал мне этого человека. И я сразу поняла, что это был Неприкасаемый. Он ведь приходил как-то к нам домой, давно, я еще была малой. И я его видела. И навсегда запомнила. Какой-то он мерзкий… Но папа его очень вежливо, но твердо и быстро выставил за дверь… И только потом слег, проболев пару дней.
Да, Ангелла была в курсе этого происшествия. Асраил искал ее, и зачем-то пришел к ее Хранителю, что строго запрещалось их Кодексом. Ему потом даже выписали чувствительный штраф, и он долго извинялся перед хмурой Ангеллой, которая отвесила ему за эту вольность чувствительную оплеуху. Даже парочку оплеух. Что тоже запрещалось Кодексом. Так что, как всегда, они были равны в своих нарушениях негласного Кодекса Неприкасаемых. Разрешены были отношения только одного уровня: Неприкасаемых с Неприкасаемыми, Хранителей с Хранителями. И даже с Легионом обычно контактировал один выбранный – то она, очень давно, то Гуннар, теперь. И только с разрешения большинства, иногда прибегая к помощи отдельных Неприкасаемых, если Легиону требовалась помощь советом или финансами. Но Асраил все равно заслужил это наказание. За то, что напугал Вайду и его дочь. И за то, что пытался что-то вынюхать про нее саму. Хранители – это священно, навестить его без разрешения Неприкасаемого, его хозяина, было все равно, что попытаться вскрыть еще живого человека. Чтобы узнать, почему его сердце такое храброе.
Ангелла подошла к Власте и почти приказала ей, уперев в нее свой потяжелевший взгляд.
– Дальше.
– Ну, Асраил приходил к Заку несколько раз. Как сказал Джон, он даже встретил Зака, и отвез куда-то, после того, как они возвратились с той операции, где Зак и спас Джона и его бойцов, с кучей гражданских. А Зак отсидел в тюрьме почти полгода. За неподчинение приказу, что привело к гибели одного заложника. А потом Джон, когда был в ночном карауле, случайно увидел Асраила и своего сослуживца. Джон принял его за адвоката Зака. А потом распространилиинформацию, что Зак скончался. То ли от последствия ранений, то ли от газа, то ли от подхваченной в джунглях лихорадки. Или песках. Или чумы. Вот же блин, какие на хрен дела…
Вайда закатил глаза и посмотрел выразительно на Ангеллу, поверх очков, качая головой из стороны в сторону и словно говоря – и как же мне выдавать это сокровище замуж… и главное – за кого?
Ангелла показала Вайде жестом, что не прочь еще выпить укрепляющего средства, и Хранитель, кивнув головой, пошел за своим, набирающим популярность напитком. Он быстро вернулся, Ангелла подкрепилась и обратилась к Власте, которая дулась на папу, который оставил ее без напитков.
– А теперь рассказывай подробно про ту операцию. Мне важно понять, почему Асраил выбрал этого Зака, и почему Легион решил избавиться от него. И даже посадил за решётку.
Глава 9.
Святая с родинкой.
Целью той операции было спасение семерых заложников, которых удерживали члены одной повстанческо-освободительной бригады, как они себя сами называли, пытаясь примазаться к более благородному делу. А на самом деле являлись обычной бандитской группировкой, не сделавшей ни единого выстрела для блага своей родины и своего народа. Они были ублюдками, образцовыми и типичными до тошноты и ужаса головорезами. Любящими виски и кровь, оставляя на каждой своей покинутой стоянке растерзанные тела своих жертв. Циниками, промышляющими торговлей оружием, наркотиков и на закуску, для полного комплекта, киднеппингом. Они похищали людей, как правило, участников благотворительных миссий или дипломатических работников. Иногда бизнесменов или сотрудников строительных, или транспортных компаний. Они убивали одного из своих пленников и подбрасывали части его тела перед зданием этих служб, организаций, ведомств и посольств, в записках прямым текстом говоря, что остальных захваченных ими в плен людей ожидает та же участь. И спасти их может только определенная сумма, которую они ожидают в течение двух суток, каждые двенадцать часов убивая по одному человеку.
Их лидер, некто величающий себя Властелином По, был в ярости, потому что его люди захватили пленников, не очень престижных и богатых, по его мнению, компаний и стран. Он уже снес голову одному из своих подчиненных, инициатору набега, пальнув из своего блестящего и тяжелого револьвера, быстро вытащив его из кобуры. Удерживая свой Смит-Вессон на уровне пояса. Он стоял, слегка покачиваясь, под убийственными лучами солнца и сплевывая частицы песка, который разносил вокруг сильный ветер. Находясь посреди центральной площади этого города, который, казалось, был проклят многократно, и находиться здесь отваживались только такие отморозки, как По и его люди. Да, он слегка забылся в наркотическом дурмане, потому что новая дурь была такой забористой, а его кретины, накачавшиеся накануне только дешевым виски, проснулись раньше его и совершили свой рейд на один из городских кафе, и, убив несколько охранников, притащили этих испытывающих ужас людей сюда. В этот маленький и заброшенный городок посреди пустыни, окруженный со всех сторон настоящей крепостной стеной. И убив еще троих по дороге. Чтобы ускорить ход и облегчить нагрузку на свои пикапы, которые, казалось, уже увязли в песках.
Что означало еще большее снижение планируемой прибыли. И меньшее количество дурмана и выпивки, которые им так нужны. Он оглядел своих людей выпуклыми стеклянными глазами, выстроив их перед собой – тридцать молодых парней с автоматами, и орал на них, называя их жалкими и кончеными алкашами, бесполезным мусором, тактично, как опытный политик, не упоминая свои собственные слабости. Он разошелся, и как настоящий оратор, предвещал им скорую смерть, если они не одумаются и не станут беспрекословно подчиняться его приказам. А он же, почти ангел, который возится с дьяволами во плоти, теряя последнее терпение, и только потому, что надеется из них воспитать настоящих людей. Бойцов. Хотя бы некоторых из них. Он был старше их, и выше, со сверкающей лысиной и железными мускулами, с длинным мачете, в ножной кобуре, выносливый и резкий, и, казалось, не придумали еще такой виски, или такой наркотик, который мог бы его согнуть или ослабить. Физически. Но умственно, или вернее, морально, он уже давно не был человеком, в нем, по его обезображенному наркотиками нутру, по его выпирающими наружу венам уже давно бродили токсины и яды, уничтожая все человеческое в нем, его память, его способность сопереживать и сочувствовать. И когда он ударил себя ножом по руке, чтобы явить им свое доказательство настоящего лидера и мученика, который тратит свое время на их обучение и воспитание, то вместо крови с его руки закапало на песок что-то бурое и отвратительно пахнущее.
Его бойцы содрогнулись, кому-то стало плохо, и он пинал самых слабых из них, пытаясь поднять обратно на ноги. Он бегал вокруг них громко, и истерично крича, разбрасывая вокруг капли этой субстанции, бывшей когда-то алой кровью. С обнаженным оружием, которое, в отличие от его сморщенного органа, уже давно вялого и непрезентабельного, оставалось стальным и твердым, и он размахивал им, как своим мужским началом. И его солдаты тоже начинали бегать кругами, входя в поток этой энергии, и он целился своим револьвером в разных направлениях, будто призывая ветра всех четырех сторон света, или какие-то другие высшие силы, стать свидетелями своей решимости и мужества.
А заложники, пройдя уже через что-то очень страшное, прижавшись, друг к другу, забыв от страха даже о молитве – последнему прибежищу всех, даже атеистов, не могли оторвать взгляд от своих будущих палачей, которые на время отвлеклись от своих жертв. И лишь одна девушка, с родинкой во лбу, без страха смотрела на этих беснующихся вооруженных людей и неслышно шевелила губами, молясь про себя, время от времени поднимая взгляд своих карих глаз в сторону гор, находившихся невдалеке, чувствуя, или просто надеясь на приближение помощи с этого направления.
В это время, высадившись из двух вертолетов, которые оставили их у подножия круто уходящей вверх горной ряды, шли по песку солдаты Легиона, облаченные в камуфляж соответствующей расцветки, настроенные умереть, но спасти тех, кого захватил По и его люди, понимая, что время играет против них. В руках у одного из семерых бойцов, приземистого и широкоплечего, с мощной мускулатурой солдата, был прибор, напоминающий навигатор. Он отслеживал и указывал местоположение одной из заложниц, которая к счастью, была еще жива, и прятала на своем теле маячок. Пока живая и смотрящая в их сторону, в отличие от ее двух коллег, которых уже нашли бойцы и в чьи мертвые глаза уже заглянули с содроганием. Бандиты прострелили им головы и вытолкнули из машин, и легионеры останавливались у их тел, мрачно глядя на эти зловещие указатели, которые вели их к логову этих озверевших подонков.
– Мы идем по следу из трупов. И их шин. Конченые дебилы, – зло проговорил солдат с навигатором, убедившись, что направление стрелки совпадает с едва видимыми следами шин. Ветер и зыбучие пески делали свое дело, почти уничтожив отпечатки шин, и тел тоже больше не наблюдалось. Они насчитали уже два. Он постучал своим коротким пальцем по навигатору, блеснула золотая печатка на его пальце, и он смахнул частицы песка с экрана.
– Легион, алга, – произнес негромко один из солдат, взмахов руки показывая на разрушенные здания впереди них, в уходящей вниз долине, образовывая какое-то древнее городище, с довольно высокой стеной по периметру. И с высокими башенками, которые пока не развалились под воздействием времени и ветра, сопротивляясь им из последних сил. Боец минут пять наблюдал за тем, что происходит внутри, через свой бинокль, пытаясь понять, что он видит перед собой, и намечая для себя план действий. И как он убедился, там внутри, был кто-то, высокий, бегающий и завывающий как шаман, что он понял по его голове, обращенной к небесам и широко раскрытому рту. А также воздетым вверх рукам. И этот кто-то, наверняка, лидер этой жестокой секты, был вооружен чем-то блестящим. Сильно похожим на огромный револьвер. Вооружены были и его люди – десятка три парней, которые почему-то странно бегали кругами, словно совершая какой-то жуткий ритуал. Группу заложников он тоже высмотрел, они казались ему живыми, но смертельно испуганными своим соседством с бесноватыми бандитами. Он также нашел в окуляре бинокля несколько часовых, которые лениво прохаживались по городской стене, почти все время таращась на то, что происходило на площади, а не сканируя пространство за внешней стеной. "Это им минус.", – думал солдат.
Да, эта высадка солдат здесь, в песках, была операцией Легиона, который на этот раз на удивление живо среагировал на захват заложников. Словно пытаясь оправдаться за прежнюю затянувшуюся и не удавшуюся миссию, в другом месте и даже на другом континенте. Сюда они прибыли своевременно, и к счастью, у одной из заложниц был GPS датчик, который бандиты не заметили. И Легион среагировал на мольбы родственников, понимая, что больше никто не откликнется. Ибо военных действий в этом регионе не проводилось, а другие частные охранные агентства охраняли сотрудников компаний в их офисах и укрепленных городках. Им разрешили провести эту спасательную операцию, поставив условие, согласно которому, они не могли вмешиваться в этнические, религиозные или любые другие конфликты, которые вспыхивали, время от времени в этих неспокойных местах.
– Дебилы, я же говорю, – повторил Толстый Джон, а это был именно он, демонстрируя показания устройства Заку, который подошел к нему, оторвавшись от своего бинокля. Они с Джоном уже дослужились до третьего ранга – у Легиона были свои звания и порядки, и только опыт, тактика, уровень вооружения и амуниции с войсками специального назначения у них были одного порядка. Но Зак продвигался вверх по карьерной лестнице быстрее Джона, и вообще, очень свежо и по-своему, взирал на устав и привычный порядок действий Легиона. Внося в его работу оживление, благодаря своей динамике и решительности. Остальные бойцы были рангом пониже, и они обычно разделялись на две группы – у Джона, правда было три бойца, а у Зака два, отдавая дань опыту англичанина и его авторитету среди товарищей по оружию.
– Ну, что, Джон, дожидаемся указаний Центра? – спросил Зак, оглядываясь вокруг и понимая, что ожидание и бездействие в такой ситуации означало верную потерю всех захваченных в плен. Уж очень неадекватными выглядели бойцы этого По, даже скорее маниакально настроенными. А это означало, что, поддавшись своим инстинктам или просто жажде крови, они могут наплевать на обычные правила игры и поддавшись импульсу, уничтожат самым страшным образом тех бедных людей. Пока живых. Но, на долго ли?
Англичанин, подумав, согласился, но Зак решил не идти традиционным путем. И они рискнули напасть без промедления, не дожидаясь, пока пребывающие в явном трансе бандиты придут в себя. Зак посмотрел на снайпера, и тот понял значение этого взгляда, и быстро занял позицию, аккуратно сняв всех часовых на стене.
– Идущие на смерть…, – проговорил тихо Зак и дал отмашку своим бойцам, которые легкой рысью последовали за ним, удерживая в поле зрения стену, где могли показаться новые бойцы противника.
Джон, тихо матерясь как любой приличный кокни, пригнувшись под тяжестью оружия, приближался по прямой со своими бойцами к стоянке этой непонятной и кровавой секты, а Зак со своими людьми двигался в обход. Все надеялись на традиционную везучесть Зака и его нестандартные решения, которые часто приводили к успеху. Но все понимали, что они на войне, и сохраняли максимальную концентрацию и осторожность, чтобы не прозевать любую мелочь, которая может погубить в итоге как их, так и заложников.
Они приблизились на расстояние удара, и вошли в город с двух сторон, подняв предварительно на стену, опоясывающую город своего снайпера, француза арабского происхождения – Марселя. Они шли вперед, выставив готовые к бою короткие штурмовые винтовки, внимательно и осторожно огибая улочки, прячась за домиками и во всевозможных нишах и углублениях. Выглядывая из них, убеждаясь, что впереди все чисто, они продолжали свой путь, пока не наткнулись на сплошную высокую стену, с колючей проволокой наверху. Они, оглядевшись, юркнули в широкую дверь, разрезав висевший на ней навесной замок, инструментом, которым был вооружен Такахаси, боец Зака. Они вдвоем входили в очень длинный и мрачный дом, понимая, что это единственный путь к заложникам.
Как казалось им, они приближались к площади с двух сторон, двумя ударными группами, постепенно окружая бандитов с флангов. А Марсель, поднявшись на самую высокую башенку, уже нашел прицелом свой винтовки По и ждал сигнала по рации, чтобы снять его. У Зака оставался один человек, и вся огневая мощь Легиона теперь зависела от Джона, вооруженного ручным пулеметом, и трех его парней, тоже с очень мощным вооружением. Зак предпочитал легкую винтовку, понимая, что с тяжелым пулеметом просто легче устать, и так и не дойти до расстояния верного выстрела.
Они углублялись все глубже в это здание, которое выгибалось и шло полукругом, поворачивая в сторону площади. Они тихо комментировали свои действия по рации, а Марсель все повторял – "принято", и советовал передвигаться осторожно, но очень быстро, потому что шаман на площади и его люди, перестав бегать кругами, отходили к дальней стене, и шансы Легиона возрастали. Окна тут были уже заколочены, и они шли, находя дорогу с помощью множества свеч, которые горели, плавясь и освещали внутреннее пространство, которое становилось все более ужасающим. Они находили тела людей, с отрубленными конечностями, выпотрошенными, без голов и их короткие волосы шевелились от ужаса на их головах, и животы сводило судорогой страха от того, что они видели и ощущали. Как показалось Заку, они проходили через все круги ада, где на разных уровнях палач с больным воображением казнил людей, новым, отличающимся способом, чтобы не повторяться. Боец Зака, японец Такахаси, которого все звали Китано, потому что он был похож на одноименного актера, казалось молился, уже довольно громко и прижимался к Заку, который сам понимал, что близок к помешательству. По той простой причине, что трупы, как он отчетливо видел своими глазами, начинали шевелиться и отрубленные конечности тянули к ним свои пальцы, и что-то темное, в виде очертаний двух или трех человек, приближалось к ним.
Зак привалившись спиной к стене, и направив на эту гадость свою винтовку произносил, тихо, про себя – "Псымылдарахманрахим", как делал его ата, когда сталкивался с чем-то непостижимым. Как говорил Атабек, заметив как-то, что внук боится темноты – "Балам, просто вспоминай меня, когда я не рядом, и все плохое уйдет". Зак так ясно, что даже удивился, представил деда на его лошади, несущегося во весь опор к нему, что все шевеления прекратились, а призраки исчезли, и они с Китано переглянувшись, поняли, что постарели и пережили, наверняка, самые страшные мгновения в своей жизни. Зак не знал кому и как молился его брат японец, но и его мантры сработали и, как оказалось, позднее, нервы у азиатов оказались крепче, потому что Джон и его бойцы, попавшие в такой же переплет, проходя по такому же спиралевидному и жуткому дому, начали хаотично стрелять, начиняя стены и мертвые тела вокруг себя свинцом.
Марсель вызывал их, громко ругаясь и сообщал, что шаман и его люди, оставив пять парней с заложниками, побежали всей толпой в ту сторону того дома, где началась стрельба – из этого дома должен был вскоре появиться отряд Толстого Джона, и они, собравшись с духом побежали вперед. С трудом веря в свое счастье, они понимали, что следующая секция этого дома с привидениями будет последней, и они будут просто вне себя от радости, наконец, увидеть своих обычных, земных врагов. Выходя из дома с направленными в сторону стоящих возле заложников бандитов винтовками, они с помощью Марселя быстро их сняли, хотя Зак и чувствовал, что его руки еще трясутся. Как только он произнес в рацию, что заложники у них, подключился Командный Центр и приказал им покинуть место боестолкновения, повторяя, что главное в миссии – спасение людей. Зак понимая, что он нарушает все уставы и правила Легиона, отправил Китанос заложниками к выходу из города, а сам двинулся к тому дому, где уже слышалась отчаянная стрельба, и Джон по рации кратко сообщал, что они под шквальным огнем, и у них потери. Японец яростными воплями поднял людей с песка, приказав всем спасенным закрыть глаза и держаться за впереди идущего. А сам, зайдясь в крике, и пытаясь не смотреть по сторонам, встал во главе этой колонны. И все спасенные самым быстрым ходом скрылись в проеме двери этой кровавой галереи, куда он, чувствуя себя камикадзе, жертвующим собой ради других, возвращался, направляя всю группу к выходу из этого проклятого города.
Проводив храброго Китано и возглавляемую им змейку взглядом, и убедившись, что за ними никто не побежал – площадь была зачищена, он, жалея, что не может кричать, как его друг, тихо, но твердо проскользнул в дверь. Никто не знает, что случилось там внутри, но, когда Джон уже отстрелял весь боекомплект, и, будучи раненным в плечо и руку, под свистом пуль, пытался сообразить – что лучше, застрелиться из своей Беретты, где у него оставался единственный патрон или подорвать себя гранатой. Захватив на тот свет парочку этих отморозков. Но он неожиданно осознал и почувствовал, что все звуки стихли. И только Зак негромко повторял, подходя к нему – алга, алга… Неся в руке, нанизанную на мачете голову Властелина По, которую он снес с его шеи с вздувшимися венами и жилами одним ударом. Словно представив себя былинным казахским воином, батыром, одним из которых он мечтал стать в детстве. Батыры, оживавшие в историях, которые ему неторопливо рассказывал его ата, наполняя особым, сакральным смыслом ту степь, раскинувшуюся вокруг их аула. Ту самую степь, по которой теперь так буднично проезжали грузовики и машины, или шли куда-то редкие путники. Но он уже давно не верил в сказки, с тех пор, как не вернулся его ата из своего последнего путешествия, и оставил своего взахлеб плачущего внука у своей могилы. И сам он стал кем-то другим, яростным и страшным, перерубив с шеей По и все связи с собой прежним.
Никто не знает, как и с какой жестокостью Зак убил всех, почти всех бандитов – на счету Джона и двух его погибших бойцов было человек пять убитыми, только пять, как он подтвердил, не охотно, но подтвердил. Их застали врасплох, почти обезумевших, и сразу ранили всех четверых, и они могли только отстреливаться, пытаясь укрыться за телами покойников, все еще не в состоянии прийти в себя. И никто не знает, как долго рубил Зак железное тело этого безумного По, который устроил тут собственное, индивидуальное чистилище, отправляя таким страшным образом на тот свет тех заложников, за которых он не дождался выкупа. РубилПо его собственным мачете, с которым он накинулся на Зака, и которое он ловко выхватил из его тисков, а не пальцев. А По, все не мог понять, как этот боец с такими же безумными глазами, как у него, положил в одиночку весь его отряд. И когда Зак зашел им с тыла, его внутренние демоны уже не дремали, они рвались из него, громко крича и требуя своей дани – отмщения и страшной жатвы, которую он собрал, и уже весь в крови, чужой крови, медленно поднимал Джона и другого раненого бойца с пола. Он пнул голову По, которая отлетая от них, вертелась, словно голова куклы, вырванная из своего туловища, дополнив коллекцию отрубленных конечностей из этого кровавого музея с протухшими экспонатами.
Зак шел со спасенными им бойцами, шатаясь, к выходу, потом опять к входу, и опять к выходу. Когда его вывел из транса Марсель, крича, что один из заложников погиб. Та самая девушка, на теле которой был маячок. Красивая девушка с родинкой на лбу. Решившая идти последней, пропуская вперед всех и прикрывая их собой. Умерла от выстрела в спину, который произвел один из парней этого шамана, которого он на площади, в самом начале своего ритуала послал в нокаут ударом своей ноги. И тот очнулся в разгар битвы, и побежал в сторону уходящей змейки, возглавляемой Китано. Убил бы больше, но Марсель, уже встречая Китано и заложников, забежал в этот дом, или как показалось ему, кровавый туннель, и прикрывая заложников, и молясь и клацая зубами, уже расстреливал уцелевшего бандита из своей винтовки, не целясь в оптический прицел, но уверенно посылая в его грудь пулю за пулей.
Они с Марселем вернулись за телами павших товарищей, несмотря на то, что их рвало и они испытывали страшную слабость, и были бледные, как сама смерть. Они, уже валясь с ног и изнемогая от напряжения и смертельной усталости, установили взрывчатку везде, где только могли. И потом, дойдя до дальнего конца одного из этих страшных домов, Зак смеялся глухим, потусторонним смехом, когда нашел пару пустых банок, с черепом и костями. Он понял, что они все, весь их отряд находился под воздействием боевого отравляющего вещества, который подействовал на них таким жутким образом – заставив их видеть тех жутких призраков, которые, казалось, собирались разорвать их на части. Чертов шаман установил химические ловушки, защищаясь от прихода непрошенных гостей…
Они уже приближались одной большой группой к внешней стене города, перенеся туда трупы двух товарищей и одного заложника, когда Зак нажал кнопку дистанционного взрывателя и эти два рукотворных Аида взлетели на воздух, разорванные и разнесенные в клочья и осколки мощным зарядом, и как показалось ему, силой его гнева. И впереди уже маячили в воздухе их транспортные вертолеты с одним боевым, в качестве сопровождения. А во все другие отряды Легиона уже шла информация о том, что отряд Джона побывал в аду, но Зак вернул их обратно.
А после было разбирательство и взятие его под арест. И уже бывший легионер отсидел в одиночке почти полгода за самоуправство и не подчинение приказу Центра, но для своих, он все равно был героем, который сразился с демоном и выжил. И не бросил своих товарищей на верную смерть. И не его вина, что погибли люди Джона и тот заложник, как говорили в Легионе те, кто сам участвовал хоть раз в подобных операциях и понимал, какую мясорубку прошел их отряд. Понимая, что война всегда возьмет свою дань в виде случайных или закономерных потерь. А Зак, вернувшись за своими, и убив всех врагов, установив новый, пускай негласный, но стандарт. Но Зак не думал ни о каких стандартах или прочей ерунде. Он пытался осознать, что произошло с ним там, и пока не понимал, почему его охватил такой гнев. И ярость. Ведь с теми врагами, он убил что-то и в себе, как он сам понимал, лежа на койке и уставившись пустыми глазами в потолок камеры. Он лишь надеялся, что он был отравлен газом, и поэтому дал своим демонам одержать над собой верх.
Той же ночью, тайно, его на выходе встретил Асраил, сообщив, что он перевел на его счет приличную сумму, словно извиняясь за этих скупцов из управляющего комитета Легиона, и давая понять, что он один оценил по достоинству его подвиг. Он услышал, что с Легионом для него покончено навсегда, его объявили погибшим. И он и правда почти не погиб – в своей камере он испытывал такие дикие боли и видения, что считал, что он уже давно в аду. Но Асраил, пожимая ему руку, хлопая и удерживая возле себя тактично, говорил, что теперь, с его уникальным опытом, он стал самым настоящим бойцом, который не боится, ни ада, ни его чертей. И что его состояние скоро пройдет, и через пару дней он действительно, к своему глубокому удивлению, полностью поправился и плюнул на все, понимая, что только Асраил может понять и использовать его таланты, навыки и гнев должным образом. И что он жив только потому, что его спас Асраил. А учредители Легиона могут идти куда подальше со своими правилами, он будет теперь спасать людей без этих дурацких ограничений и приказов тыловых крыс.
А Толстый Джон, Китано и Марсель, навсегда запомнили Зака, одного из самых грозных и опасных бойцов Легиона. Настоящего друга и легионера. Творя вокруг его фигуры целую мифологию, и повсеместно употребляя такие слова, как, например, алга, и другие, которые он озвучивал на своем родном языке, обращаясь к ним, к своим боевым товарищам и братьям по оружию.
Глава 10.
Тест на прочность.
Ангелла выслушала эту историю, правда со слов Толстого Джона, переданных Властой, конечно. И Джон, наверняка, приукрасил реальные события парой своих баек, уделив особое место своей заднице, которая якобы поведала ему, прямо перед входом в проклятый город, что двоих из его отряда ждет сегодня свидание с ангелами, и он был бы рад ей не верить, да смотри ж ты… Все случилось, как и она предсказывала. Правда не знала Ангелла и о том, что случилось после этой операции с Закарией, но она уловила главное – в Легионе появилась своя легенда – человек, нарушивший устав и приказы Центра, бросившись спасать своих товарищей. Явив при этом неслыханную жестокость. За что и был изгнан из Легиона. И брошен за решетку. Асраилу, которому, как она понимала, зная его самомнение и тщеславие, нужна была такая легенда, как новая игрушка, или услужливый паж, играя с которым он мог тешить свое самолюбие и осуществлять свои пакостные планы. И он вполне мог воспользоваться своим влиянием, пустить в ход любые инструменты – интриги, шантаж и подкуп, чтобы вытащить Закарию из тюрьмы Легиона. С целью либо насолить всем, либо замышляя что-то тревожное и опасное не только для Неприкасаемых, но и для обычных смертных. Но как можно проникнуть в его замыслы… Ведь зачем-то он притащил этого Зака в Прагу, и она все больше склонялась к этой своей идее, или версии. Что тот боец, разметавший водителя и его пассажира, как стремительный ураган, вырвавший с корнем пару нездоровых и кривых деревьев, был Заком. Ей хотелось в это верить. Вновь писательница в ней опять ожила, опытная халтурщица, которая плетет искусно нити повествования и переплетает их в невиданный клубок, в котором объединялись на первый взгляд совсем не логичные вещи и явления. "Ведь главное – сохранять все время интригу", – подумала она, и грустно осознала, что с ней случилась профессиональная деформация. И чего теперь ожидать…
Она отвлеклась от этих грустных размышлений и неразрешимой пока для себя загадки, и представила мысленно, как выходит эта группа, этот потрепанный отряд Легиона со спасенными людьми, из города где ожили самые страшные кошмары, которые только можно представить себе. И брели прочь, на подгибающихся ногах, раненные и измученные, оставляя позади себя развалины, полыхающий огонь и черный дым, поднимающийся прямо к небу. И к ним уже подлетали спасательные и транспортные вертолеты, и над всем этим звучала мелодия, которую обычно исполняют, когда провожают в последний путь павших бойцов Легиона. Его гимн. Трогательная и грустная музыка, но в то же время, подтверждающая, что все случилось не зря. Потому что появилась надежда, хотя бы в сердцах спасенных людей.
Она встала и опять подошла к глобусу и пыталась представить себе на нем место операции. Но спрашивать Власту было бесполезно, она опять скажет, указывая диаметрально противоположные географические положения, что события произошли "где-то там". Она вдруг поняла, с ней произошло озарение, когда она сейчас наблюдала за Вайдой, который слегка отойдя от шока, который он пережил, слушая историю, рассказанную его дочерью. Очень эмоционально изображающей своими большими руками, да и всем телом, то полет вертолета, то проезд пикапов по песку, то действия бойцов Легиона, которые сражались со своим врагом. И она поняла, смотря, как Вайда, перед тем, как заварить то ли чай, то ли какую-то настойку, шепчет что-то про себя, и делает руками какие-то пассы, что Легион столкнулся там, в проклятом городе с кем-то могущественным, кто руками того самого По, проводил страшные и очень кровавые ритуалы. В этом заброшенном городище. И принося жертвы каким-то свирепым богам. Или не богам??!! Но кто из Неприкасаемых мог так низко пасть, чтобы взять на себя эту роль. Может быть, Асраил? И почему именно он? Она опять подгоняет эту странную реальность под свои когнитивные шаблоны? Ангелла покачала головой и решила собрать больше информации, чтобы и эта загадка прояснилась с ее помощью. Во благо как самих Неприкасаемых, так и людей. Или просто для ее успокоения.
Она подошла к Власте, которая, была до сих пор оживлена, и что-то бормотала себе под нос, смотря на нее своими телячьими глазами и повторяя про себя, что хорошо подобранное оружие может решить почти любую жизненную ситуацию. Оружие? Да, она и забыла ту эпичную фразу, которой дочь Вайды плавно вторглась в их беседу с Хранителем.
– Власта, ты мне нужна. Смотри на меня. Ты упомянула, что Асраилу и его бойцу понадобится оружие. Что ты имела в виду? – Ангелла почти хмуро смотрела на Власту, настраивая ее на конструктивную беседу.
Та сразу собралась и живо поделилась с Ангеллой своей мыслью о том, что вряд ли эта парочка везла с собой оружие через границу, и теперь, если они что-то затевают, им понадобится оружейник. И одного такого подпольного торговца оружием она знала. Фрэнка. Тощего, плохо пахнущего верзилу, над которым она всегда подшучивала. Он торгует огнестрельным оружием, и не только. Боеприпасами, амуницией, средствами связи, холодным оружием. У него было несколько контейнеров за городом. И к нему вечно приезжают всякие темные личности. И у него всегда бывают самые последние модели стрелкового оружия, самые мощные и убийственные.
Ангелла задумалась и посмотрела на Хранителя, который, казалось, сообразил суть вопросов и поведения его гостьи, и уже заварив свой чай, переводил свой тревожный взгляд с Власты на Ангеллу.
– Ниточка, конечно, слабая. Да и надежд мало, что это тот самый оружейник, к которому поедет боец Асраила. Хотя попробовать можно. И даже нужно, – Ангелла словно соскучилась, и устала сидеть на одном месте, и теперь ей требовался оперативный простор. И возвращение к активным действиям.
Она кивнула Власте, и та уловила ее импульс – надо ехать к этому торговцу оружием. Она знала адрес и у нее была машина. Подарок Толстого Джона – праворульной Мини с Юнион Джеком на крыше. Она уже выбежала из комнаты и из дома, кидаясь к машине, закрытую куском брезента, которую она припарковала между двух мусорных контейнеров. Ангелла задержавшись у своих книг на полке, и уже почти вышли из комнаты, когда Хранитель, словно вспомнив про что-то важное, хлопнул себя по лбу и включил на удивление ловко свой планшет, который он вытащил из-под своей накидки-мантии. На экране показались на мгновения какие-то цветы в банках, и он бросил грустный взгляд на розу, с которой слетали лепестки.
Он убрал планшет, и подбежал к Ангелле с каким-то приборчиком в руках, который также достал из-под мантии, и этот девайс очень походил на тестер для определения беременности.
– Или так, или я тебя уложу в капсулу!!! – закричал он отчаянно, встав перед ней в двери и не пуская ее наружу, расставив в стороны руки и ноги, словно защищая от нее свои годовые запасы сгущенного молока. Ангелла закатила глаза, и сердито взяла в руки этот приборчик. У них просто не было времени, чтобы возиться с капсулой, лежать в ней и дожидаться, пока датчики считают показания остающейся энергии в ней.
Уж лучше так. Вайда проводил ее в туалет, и она вышла спустя буквально минуту, жалея, что раньше в арке не выпила больше пива. Она, слегка смущаясь, протянула тестер Вайде, и он взглядом настоящего ученного впился в него, качая головой.
– Ой, что-то будет… Роза увядает. Уровень заряда ниже 30%… Любое столкновение может кончиться фатально для тела… У тебя почти не осталось энергии! Тебе срочно нужно на подзарядку! Вниз, в капсулу! – он, округлив свои глаза, слегка приблизился к ней, игнорируя обычную дистанцию, которую должен соблюдать.
Но Неприкасаемая, задвигая тревоги смертного на задний план, и не обращая внимания на его опасения, замышляла что-то более важное и интересное. Она посмотрела на Хранителя таким ледяным взглядом, что он сразу отступил назад, увидев в ее глазах признаки чего-то очень пугающего, и поникнув головой, разводил руками. Потом Ангелла быстро смягчилась, справившись с приступом гордости, присущей ее Семье, и крикнула Хранителю уже с порога.
– Прости меня, Вайда, прости свою капризную пациентку… Но время не терпит! Там готовится что-то очень страшное… Как вернемся, я залягу в капсулу хоть на целый год!
Вайда, уже улыбаясь, подходил к двери, и взмахну рукой, кричал им, чтобы они были поосторожнее. Особенно Власта. "Ох уж эти бешенные Неприкасаемые. Никогда не знаешь, когда в них может проснуться их настоящая, жестокая натура", – думал он, в то же время понимал, что ему с Ангеллой крупно повезло.
А Неприкасаемая и дочь Хранителя уже выехали из квартала на том самом Мини, и ехали к объездной дороге, пробираясь по улицам города, освещенным ночным освещением. Власта в силу своих габаритов, изменила внутреннее пространство машины – он убрала задний диван и максимально отодвинула свое водительское кресло назад, и теперь была похожа на водителя дальнобойщика, который случайно попал в детский автомобильчик.
– Да, увяла моя розочка. Не дождавшись этого Зака…, – сказала Ангелла, наблюдая с улыбкой, как Власта своими большими и длинными руками, находясь у нее за спиной, ловко управляет их машинкой.
– Какая розочка? – спросила ее Власта, косо поглядывая в затылок Ангеллы, и почему-то подумала про что-то пикантное.
И Ангелла рассказала ей про то, чего Власта еще не знала. Она поведала ей про особую комнату, где хранятся десять цветков, в горшочках под огромными стеклянными колпаками. Они были не просто многолетними, их вывели самые умелые Хранители, и Вайда тоже приложил к этому свои золотые руки. Цветы были вечными, как и сами Неприкасаемые. Это были своеобразные и высокотехнологичные датчики, которые в режиме реального времени производили мониторинг уровня энергии Неприкасаемых. Забирая ничтожную долю их энергии. И у каждого из них был свой цветок, у Ангеллы – Роза, часто меняющая свой цвет, словно передавая ее настроение. То приподнятое – алое, то мрачное – почти бурое. И, конечно, с хорошо обозначенными шипами. Ну как же, ведь Ангеллу не зря другие Неприкасаемые называли за глаза Бойцовской Куклой. Ну, может только Асраил, Каталина и Гуннар всегда называли ее только по имени, обходясь без всяких прозвищ. У Асраила была Черная Орхидея. А у Гранж странный цветок, называющийся Психотрией или Горячими Губками. "Прямо как ее раздутые силиконом губы", – думала Ангелла. И эти цветы всегда находились под наблюдениями камер, которые передавали изображения на мониторы Неприкасаемых и их Хранителей, которые могли следить за уровнем своей энергии. Если под рукой не было капсулы. Но ее Хранитель, ее креативный Хранитель придумал еще и этот экспресс-тест, найдя парочку таких устройств в комнате своей ненаглядной дочки.
– Ох уж этот тест, – бормотала негромко Ангелла, а Власта напустила на себя самый невинный вид и захлопала ресницами, словно давая понять, что ее папа натолкнулся на эту идею не с ее помощью, а нашел их совсем в другом месте.
"Надо этот дурацкий тест отменить", – думала Ангела и брови ее нахмурились. Ее изредка тяготило такое заботливое отношение к ней ее Хранителя. "Каждый раз с этим тестом чувствую себя как после оргии, не зная, кто отец случайно зачатого ребенка. А я ведь даже…", – думала она, слегка смущаясь. Но в целом, он очень редко проявлял такие инициативы, и всегда был весьма деликатным.
Она молчала, задумавшись о том, почему у Моргана был такой странный цветок – Хирантодендрон или Рука Дьявола. Как-то это было слишком пафосно, на ее взгляд. Ему бы больше подошел какой-нибудь очень вонючий. Раздутый. Как и он сам. Она даже нашла такой в одном справочнике – зловонная Раффлезия. Вполне бы подошел ему, с его вечно дурно пахнущими делами и откровенными авантюрами. Власта оценила откровенность Ангеллы – она не знала раньше про цветы Неприкасаемых, и посмотрела ей в затылок благодарным взглядом. Но все равно, по ее мнению, Неприкасаемые совершали массу ненужных движений и часто все слишком усложняли.
– Странные вы Неприкасаемые. Что-то носитесь, хлопочете, как обычные люди. Сидели бы спокойно себе где-нибудь в кафе на Уолл Стрит, читали бы мысли финансовых аналитиков, потом играли бы на фондовой бирже, то на понижение, то на повышение. И зарабатывали себе миллиарды! Скупая и продавая акции…
Ангелла ухмыльнулась. Самые ушлые из них так порой и поступали, но затем было решено прекратить такие диверсии. Но она знала, что, например, Морган очень часто опекал и поддерживал некоторых перспективных финансистов и промышленников, в обмен на продление их жизни. Припадая, вернее присасываясь к их банковским счетам. Читать мысли людей – это был почти моветон, и этим средством пользовались в крайних случаях. Снисходили до этого. Но и она порой вынуждена была делать это, и понимая, что меняется, и не в лучшую сторону. Мысли смертных наполняли ее ненужной суетой, будто кто-то запускал внутрь ее рой ос или мелких муравьев, которые копошились и жалили ее, и она поскорее выходила из канала, который устанавливала, соединяясь с мозгом того или иного человека.
– Некоторые так и делали, – ответила она Власте, высматривая ее лицо в зеркальце заднего вида, прикрепленного к лобовому стеклу внутри салона. – И каких-то особых дивидендов не получили. Люди тоже очень часто ошибаются. Даже самые умелые и квалифицированные эксперты…
– Жалко, а я думала, что это мое ноу-хау, – отозвалась Власта, сразу погрустнев, словно она хотела продать эту идею кому-то из Неприкасаемых.
Ангелла вспомнила книги на полке в доме Хранителя.
– Скажи, а отец что, читает те исторические романы? Которые, мои…
– Угу, – отозвалась Власта. Она пыталась обогнать какой-то шустрый, несмотря на свои немалые размеры, BMW, но человек внутри упрямился, и не пропускал ее вперед, а другие ряды были почему-то заняты. Несмотря на поздний, час. Наконец она дожала его, отчаянно сигналя, и он пропустил их, нехотя уходя вправо. Власта умудрялась ехать очень быстро, оперируя коробкой, в которой работали только три передачи, и проходя мимо этого пижона в немецкой машине, бросила на него мрачный взгляд, воюя с переключателем передач своей большой рукой. Он хотел что-то прокричать сумасшедшему водителю этого праворульного автомобильчика, но осекся, потому что увидел габариты Власты и ее свирепое лицо, взирающее прямо на него, а не откуда-то из салона. Он открыл рот, задумался, затем пришел в себя и быстро ушел еще правее, пытаясь не думать о том, какие у этой девушки огромные руки.
– Он читает, да. Ему нравится. Заказывает в интернет– магазинах с доставкой. И говорит, что по ним, по твоим романам, можно понять, в каком состоянии ты находишься. Сколько у тебя сил. И что ты опять задумала, – Власта решила ответить на вопрос Ангеллы более информативно, убрав со своего пути эту занозу в деловом костюме и дорогой машине.
Ангелла улыбнулась. По ее книгам ее Хранитель выносил ей диагноз. Прямо как Гранж однажды. Она, Ангелла, написала как-то книгу про римского легионера, который влюбился в одну знатную и богатую даму. Но та была очень взбалмошная и пустая, в общем, особа. Которая любила только саму себя, а всеми мужчинами, включая своего импотента мужа, умело манипулировала. И вот, когда она отказала Цезарю в интимной близости, да, она посмела сказать нет этому живому божеству, понтифику и кайзеру, она гордая от своей непреклонности, ехала в ссылку, в одну из дальних провинций империи, с сожалением понимая, что что-то пошло не так. Она то дура надеялась, что Цезарь оценит ее отказ, и просто предложит более высокую цену, распознав ее достоинство и характер. И будет обращаться с еще большей страстью и почитанием, считая ее более недоступным и почти запретным плодом. Но Цезарь есть Цезарь, и он не пытаясь анализировать поступки этой красивой, но капризной дуры, а просто решил наказать ее, отправив в вечное изгнание.
Обоз этой оскандалившейся аристократки сопровождали солдаты, в том числе тот самый легионер, который продолжал смотреть на нее влюбленными глазами. Видя в ней нерушимый и чистейший храм любви. А внутри нее была лишь пустота и тараканы, которые и не дали ей сблизиться даже с этим солдатом. Который, в итоге влюбился в обычную, но очень грудастую крестьянку и женился на ней. Словно говоря себе – так не доставайся ты никому, эта дама в изгнании, с пораненными ручками, которые никогда раньше не знали никакой работы, решила в конце концов, удалиться в храм и отдалиться от всего земного, служа богам и управляя по привычке, парой жрецов, и все чаще припадая к кувшину с крепким вином.
А Гранж хохотала, прочитав роман до конца, и предположила, что у Ангеллы случился климакс, ведь, по ее мнению, через своих героев писатели прежде всего описывают свое собственное состояние и переживания. И добавила, что это "угасание половой функции было вполне закономерным и логичным явлением, ведь сколько уж годиков, вернее, тысячелетий, стукнуло нашей великой романистке". А Ангелла понимала, что Гранж, с ее острым языком и язвительным умом поняла то, что она отказывалась пока признавать – она действительно достигла определенного пика и разлада с собой. И теперь она пребывала в хорошо различимом кризисе, а ее суть, почти женская, лишалась своей чувственности, или энергии, которая так и не была никем востребована никогда. И не дополнена никем. Живым. В виду особенностей их вида… Или потому, что она сама ни к кому не пылала и не испытывала никаких чувств.
Ангелла, разогнав наконец мысли о своем подвисшем статусе, вдруг заметила, что они давно покинули пределы города и теперь ехали по дороге, вдоль которой, с одной стороны росли кусты и стояли фонари. Вдали, за забором, виднелся огромный склад, весь забитый контейнерами. Они приближались к городу, где вместо домов люди понаставили контейнеров и жили там, окружив все это хозяйство забором из металлической сетки.
Она вдруг вспомнила про тот городище, где попали в засаду Зак с Толстым Джоном, и она вздрогнула, хотя и не была пугливой. Они подъехали к воротам, и на них уставилась камера наружного наблюдения.
– Открывай, Фрэнк. Нам надо купить полный боекомплект для охоты на идиотов с крошечными яйцами. Как у тебя. Так что нам понадобится очень серьезная оптика.
Ангелла нахмурилась, но промолчала, может быть, у Власты с Фрэнком был такой условный код? Ворота разъехались в стороны, по направляющим дорожкам, и они заехали внутрь комплекса, уверенно лавируя среди контейнеров и остановились перед одним из них, возле которого, слегка запрокинув голову, в плетенном кресле сидел высокий и худой мужчина с трехдневной щетиной и в черном берете, далеко выставив свои худые коленки и сложив на них свои руки. Помимо головного убора, на нем были надеты камуфлированные шорты, красная рубаха, сланцы на босых ногах и полевая куртка М65. Всю эту почти идиллическую картину освещал яркий фонарь, установленный на контейнере.
Власта решительно, правда не с первого раза, вылезла из машины, и Ангелла опередила ее, подходя к Фрэнку, который, казалось, спал, или был философски настроен, и не обращал внимания на их появление. А кто же тогда открыл им ворота? Она наклонилась и поняла, почему Фрэнк застыл – на его груди виднелись следы от огнестрельных ранений. Власта громко выругалась, подойдя к торговцу оружием и заглянув в его равнодушные глаза, и поняв, что перед ними сидит мертвец. В этот момент, появившись стремительно и ловко, словно материализовавшись из портала времени, их окружил десяток бойцов в темном камуфляже и они, следуя их приказу, подняли свои руки вверх и опустились на колени.
Глава 11.
Река судьбы.
Закария находился в своем номере, который один из лакеев Асраила зарезервировал и оплатил для него. Уже попрощавшись со своим шефом, он зашел в маленький магазинчик, и купил там бутылку Бехеровки, напитка, который ему захотелось попробовать еще тогда, в баре на углу, в котором ему подсыпали наркотик в чай. Слишком большую дозу, как подумал он, очевидно один из тех мужиков посчитал его слишком высоким и сильным для обычной порции. Уже на выходе из магазинчика, держа пакет в руках, он заметил на улице перед своим отелем одну красивую и молодую женщину, невысокую и даже хрупкую, блондинку с голубыми глазами и в простом платье, облегающим ее стройную фигурку. Она сразу привлекла его внимание, и не только своей красотой и каким-то легким ореолом вокруг себя – этот нимб, или ее аура, была, скорее всего, оптическим эффектом, созданным уличным освещением и фарами проезжающих машин. Она стояла возле входа в отель, словно сканируя обстановку вокруг себя, внимательно оглядываясь по сторонам. Что-то тревожное было в ее голубых глазах – было похоже, что она только недавно перенесла стресс, или сильно устала, и теперь пыталась понять, почему таким куколкам как она, еще приходится работать. Она зашла в отель, а Закария все стоял возле входа, и потом даже отошел в глубь магазина – сработала его обычная осторожность и опыт. Кого же ищет эта красотка, может быть, его? Спустя минуту, к отелю подъехало такси, и она села в него, удалившись со своей маленькой, как и она сама, тайной.
Уже позже, в отеле, он задумался, ведь по его следам, или по следам Асраила могла идти такая охотница, или соглядатай. Или даже киллер. А он их поведал всяких. И внешностью его не проведешь. Порой вот такие куколки, не моргнув глазом, выхватывали оружие, спрятанное под одеждой, и расстреливали всех, кто находился поблизости. Или выбирали только одну цель. Не он ли был этой мишенью?
Он решил быть повнимательнее, и не терять бдительность. Закария отужинал в небольшом уютном ресторанчике при отеле и теперь отдыхал в своем номере, сидя на полу возле кровати и бездумно переключая каналы спутникового телевидения, смотря рассеянным взглядом на экран сильно вытянутого по горизонтали телевизора. Он только завтра ждал звонка от человека Асраила, который должен будет отвезти его к оружейнику, и пока просто наслаждался отдыхом.
Сам отель располагался в старинном здании, постройки XVIII века, как прочитал он в буклете, который взял на ресепшене у милой девушки в уютном холле. Ему нравилась эта старина и он жалел, что, например, в Алма-Ате, как он называл по старинке Алматы, безжалостно сносят исторические здания, заменяя их бездушными, ничего не значащими ни для жителей, ни для истории или облика города бизнес– центрами или точками общепита. Отрезая все путы и следы, которые ведут к колыбели и источнику города, его истории, делая его таким однотипно современным и унитарным. В Праге же бережно сохраняли и с умом и деловым подходом использовали все сооружения и здания, которые делало облик города, его сущность такими оригинальными и незабываемыми.
Он отвлекся от этих грустных мыслей и взглянул на стол, на котором лежали паспорт и другие документы. Как и другую логистику, аусвайс ему предоставлял Асраил, и этот был новым, свеженапечатанным. Как-то он рассказал Асраилу, что в детстве любил смотреть по телевизору на бойцов японского бусидо, и тот с тех пор ненавязчиво демонстрировал, что помнит про тот вечер. Имя в паспорте почти совпадало с именем одного из героев бусидо – НабухикоТакада Младший, и он согласно данным паспорта, был американцем японского происхождения. Да, на японца он в какой-то мере походил, особенно когда держал в руках холодное оружие. Китано бы оценил эту шутку, подумалось ему. Да, Такахаси, его друг, а вернее, брат по оружию, тот самый легионер, который вывел людей с площади того проклятого города и повел их за собой, через тот рукотворный ад. И хотя Китано, почти никогда не брал в руки холодное оружие, его взгляд был таким же острым, как отточенное лезвие катаны – самурайского меча.
Но он, уже забыв про то мачете, которым он снес голову По, все держал в своих руках паспорт, и удивлялся, каким настоящим и оригинальным он выглядел, словно один из домов, который быстренько построили на месте срочно и без лишнего шума снесенного исторического здания. Да, очевидно от исторических параллелей ему не уйти сегодня. Он прикрыл окно и выключив телевизор, прилег на полу, вспоминая тот вечер, когда Асраил появился в отеле George's, в котором он тогда работал.
Он устроился и проживал в Альберте, в одной из десяти англоязычных провинций Канады, в небольшом городе, с таким же малочисленным населением. Постояльцев у них всегда хватало, что из Южного Онтарио, что с других регионов Канады, и, конечно, с самих США. Туристов привлекали Национальные парки и скалистые горы Альберты, поглазеть и побродить по которым они прибывали в любое время года. Он и сам выбирался несколько раз туда, чтобы оживить в памяти воспоминания о горах вокруг Алматы, и ему казалось, что их Тянь-Шань был намного внушительнее и величественнее, что по высоте, что по уровню энергетики, который они хранили в себе.
Старик Джордж, хозяин заведения, был суровым и трудно привыкающим к новым людям человеком, который со временем надеялся передать управление гостиницей и магазина, принадлежавшего ему, своему сыну. Но сын был достаточно непутевый и разбитной парень, который в свои почти тридцать лет предпочитал общество таких же гуляк, и они с большей охотой проводили почти все свое время в местных кабаках, накачиваясь там скотчем и текилой.
Познакомились они так –Закария ехал по дороге и увидел, что автомобиль, идущий впереди него, несется на скорости в направлении людей, стоявших на обочине. Это была мамаша со своим выводком – он разглядел, что там было двое детей и собака. И все они стояли спиной к дороге, делая совместное селфи. А машина, по какой-то причине, ехала без водителя. Он смог разогнать свой седан и подставил себя под удар, а в это время мать и ее дети уже с криками отбегали в сторону. Закария чувствовал, что ему и машине хорошо досталось – вся левая сторона машины была смята, особенно зад и пассажирская дверь были основательно повреждены. Как потом выяснилось, какой-то чудак, если не сказать больше, вышел из своей машины, решив заглянуть в банк, и оставил ее на крутом склоне, и даже не поставил на ручной тормоз. К Закарии, который морщась от боли, и держась за шею, уже подходил ехавший за ним водитель – это и был Джордж. Он назвал спасителя незадачливой семейки идиотом, и ворчал на него, осматривая его повреждения. Помимо смещения позвонков шейного отдела, у Закарии были царапины и синяки, а также много вытекшей крови, но все это быстро поправили в больнице, куда Джордж и сопровождал своего нового знакомого. И помог тому со страховкой.
С тех пор прошла несколько месяцев, и Закария был слегка на взводе, потому что зима казалось, и не думала уходить, а весна, словно ее перехватил по пути Рик, сын старика, ударилась в многодневный загул. Что отражалось в том, что Джордж становился все мрачнее, гадая о том, умрет ли его сын пьяным за рулем или протрезвевшим, но от цирроза печени, а дни и ночи оставались все такими же холодными и темными.
Закария уже жил в этом городишке пару лет, но все не мог привыкнуть к нему. Почти все деньги он потратил на услуги адвокатской конторы, которая занималась его переселением по бизнес-направлению. Ушлые юристы все сделали прекрасно, но в итоге все обошлось намного дороже и у него почти не оставалось сбережений, но зато был вид на жительство и гарантированное гражданство через пару лет.
В Канаде он сменил имя и фамилию, и теперь он был Закарией – это имя он с удивлением обнаружил в списке казахских имен, и оно ему сразу понравилось, будто в нем было что-то отражающее его жизнь на много лет вперед. Жить с оглядкой на свою родину, и хранить ее в памяти, надеясь вернуться однажды. Но надежд на это было мало – совершить такое и вернуться. Нет, об этом можно было даже не мечтать.
По этой причине он и выбрал этот небольшой городок, который казалось, существовал автономно, но в то же время, пропуская через себя большие потоки туристов, как внутренних, так и внешних. Но это были не те направления, которых можно было опасаться – кто из канадцев или американцев захочет узнать, что делает этот казах, слегка похожий на канадского индейца, в этой глуши. Держится тихо, не буянит, не пьет, не нарушает закон, прилежно работает водителем, и живет себе, поживает, в своем небольшом доме, похожем на деревянный сруб.
Да, этот домик ему предоставил Джордж, беря с него чисто символическую плату, и он напоминал уютное пристанище странника, с камином и креслами возле него. Джордж также владел в этом городе гостиницей, куда Закария временами заходил и думал о том, чтобы он сделал с ней, чтобы превратить ее в современный и прибыльный бизнес. Они с Джорджем сблизились, и Закария помогал ему, то советами по финансам и маркетингу, то просто участвовал в разгрузке пикапа с продуктами, привозимыми для кухни, занося их через служебный вход гостиницы. Он ни с кем почти не общался из своих соседей, да и не имел других забот, скучая без интересной работы. Джордж некоторое время присматривался к нему, и как-то зайдя вечером к нему в гости, прихватил с собой початую бутылку виски.
– Это мой хренов сынок притащил. Вернее, я нашел у него в машине. Может, бог и убережет его, непутевого… Но уж лучше мы прикончим с тобой эту бутылку, Закария.
Закария отказался пить виски и взамен предложил попить чая, крепкого горячего чая с джемом и тостами, и они сидели у камина, попивая чай и хрустели тостами. Старик казался оттаявшим от своей обычной суровой маски и в какой-то момент сказал ему.
– Ты мне напоминаешь моего друга Джона. Он был индейцем, настоящий, крепкий мужик. Такой же рослый, как ты. Все шесть футов и два дюйма… Как-то спас меня от квебекских бродяг – мы еле обились от них. Нас прижали вдвоем, а их было человек семь, но мы смогли удрать, и тогда встретились с теми, кто догнал нас, у одной речки. Я уже был ранен, а Джон слегка оглушен ударом, но все равно выходило честно – два на два… Меня чуть не отправили на тот свет, а Джон пырнул их все-таки своим охотничьим ножом в итоге. Да, суровые были времена…
Он вдруг поежился, словно ему стало холодно, и Закария встав с удобного кресла, подбросил большое полено в камин. Джордж продолжал делиться своими воспоминаниями и наблюдениями.
– Да, мужчины раньше пили, чтобы согреться, или отметить что-то с друзьями, а не для того, чтобы уйти от настоящей жизни. От забот и ответственности… А погиб Джон глупо, ехал в своем пикапе ночью и не разминулся с лосем. Он пробил лобовое стекло, и проткнул его рогами. Так они оба и погибли… Вот какая она, жизнь в этом суровом месте…
Они еще поговорили, после джема и тостов Закария разогрел плов, который он варил периодически. В этот раз он был с курицей, с сочной морковкой, вьетнамским рисом, к нему он подал салат из помидоров и лука. И они ели его с настоящим аппетитом, а старик удивлялся диковинному блюду и даже признался в конце ужина, что за последние лет десять, как умерла его старуха, он не ел ничего вкуснее.
Уже в конце вечера, когда совсем стемнело, он не спеша оделся и сказал, подходя к двери.
– Точно тебе говорю, Рик не мой сын. Нагуляла его старая, понесла от какого-то лесоруба. Или это за грехи мои такое наказание… не пойму.
И добавил веско, словно уже давно принял решение.
– Я знаю, Закария, тебе нужна работа. Настоящая. Приходи завтра с утра. В гостиницу. Попробуем, может, ты там найдешь себя… Но сразу говорю – испытательный срок не меньше полугода. Но платить я буду, не переживай. Для начала – десять долларов в час…
На следующее утро Закария уже был на новом рабочем месте. Он сразу подошел к своему делу серьезно и творчески, нашел среди местных студентов толкового парня, который создал и запустил веб-сайт гостиницы. Он также открыл небольшой бар при заведении, уговорив старика купить лицензию и сделать ремонт, клятвенно обещая, что затраты окупятся не позднее чем за три– четыре месяца. Затем привлек парочку местных, хорошо знающих местность, в качестве гидов, которые водили организованные группы в специальные туры и, гостиница получила второе рождение. Проблем, помимо той, что ему приходилось гонять время от времени Рика или его дружков, не было и дело становилось очень прибыльным.
Старик довольно улыбался в свои усы, прикидывая солидную прибыль за год, и посиживал на первом этаже гостиницы, которая стала теперь одним из хабов, через которые проходили солидные туристические потоки. А Закария, даже получив бонус и добавку к жалованию, все больше грустил, словно новый стартап в его жизни лишь на время вернул его интерес к ней.
В тот день он сидел в своем офисе, так же на первом этаже и слышал, как ругает старик своего сына, который в очередной раз пришел к нему за деньгами, обдавая всех на своем пути свои густым, и сложным по составу перегаром. Закария работал у Джорджа уже пару лет и, как ему казалось, погрузился в постоянную, извечную хандру. Слово депрессия, которое так было популярно в Северной Америке, он произносить не хотел, но охотно описывал свое состояние самому себе – опять хандрю. Когда он услышал громкий стук и шум по соседству, он быстро выбежал из своего кабинета и открыл дверь в берлогу Джорджа – тот сидя в своем кресле, защищаясь от своего собственного сына, который, буквально превратившись в настоящего зверя, занес над ним руку с ножом и целился ему в область шеи.
Закария бросился на Рика, и ударом ноги откинул его к стене, грохнувшись об которую он потерял сознание. Старик был ранен в правую руку и плечо, и кровь стекала на пол, но он не обращал на это никакого внимания – он уже опустился на колени и громко кричал, стараясь пробудить своего сына от крепкого сна, которому он казалось, предался в такой неподходящей случаю обстановке. Как потом оказалось, Рик хотел убить своего отца, одурманенный многодневным запоем, если тот не даст ему, по крайней мере, сотню долларов. Наученный своими дружками, которые послали его на это задание, не особо задумываясь о последствиях. Это потом подтвердили другие посетители заведения, откуда Рик и направился убивать своего отца.
Крепкий старик не испугался, и подставил руку под удар – сработали рефлексы прожженного и видавшего виды мужика, и терпеливо сносил его удары. Как выяснилось позже, уже в больнице, организм Рика не выдержал такого длительного надругательства над собой, и он отреагировал глубокой комой, в которую впал сын Джорджа. Удар Закарии, хотя и был сильным, никакой роли или влияния на организм Рика не оказал – во всем были виноваты его собственные демоны и пороки. Печень отказывала, сердце больше бы подошло изможденному старику, а мозг сильно отек и уже никак не реагировал на попытки врачей достучаться до него. Джордж умолчал об участии Закарии в этом инциденте, понимая, что тому ни к чему лишние проблемы с законом. И взял всю вину на себя, не обращая внимания на возмущение Закарии.
Полиция определила действия Джорджа, одного из виднейших и самых уважаемых лидеров местной общины, как необходимую самооборону. Да и Рик уже достал всех – что жителей, что стражей закона, что жителей городка. Постоянно попадая во всевозможные переделки и совершая мелкие правонарушения – злоупотреблением алкоголем, езда в нетрезвом виде, драки, попытка ограбления и т.д. В общем, старика даже не увозили никуда из дома, а только оказали необходимую медицинскую помощь. И он сидел в своей комнате, с перевязанной рукой, словно раздавленный. Полиция забрала улику, но перед этим Джордж внимательно рассмотрел нож и, покачав головой, нехотя отдал его сержанту.
Закария думал о том, чтобы случилось, если бы Джордж не был таким крепким, или Рик решил бы ограбить кого-нибудь другого, кто был поблизости. Убил бы кого-нибудь на раз, легко и словно не заметив этого, отправился бы в свой дальнейший сивушный трип, лишь изредка приходя в себя и требуя продолжения нескончаемого банкета. Или бы его убили копы, что было бы предпочтительнее – он словно чувствовал тоску старика и его подавленность, и зайдя к нему, обнаружил возле его стула двустволку и бутылку виски. Он решительно прибрал их, и уже собрался вернуться к себе, когда Джордж остановил его, попросив закрыть дверь – в холле гостиницы были люди.
– Помнишь, Закария, я рассказывал тебе про своего друга Джона, про ту драку с парнями из Квебека?
Закария кивнул головой, припоминая этот случай.
– Так вот, я тебе соврал. Одного из тех парней убил я. Я видел его мертвые глаза, которыми он уставился в небо. Но я был пьян и мало что соображал. Я просто убедился, что он отдал богу душу. Мне было все равно, мы дрались, и я победил. Я даже не могу вспомнить, из-за чего мы схватились. Наверное, из-за какой-то ерунды… Но второй огрел меня чем-то по голове и уже собирался…
Тут Закария поднял руки, словно он хотел показать, что удивлен тем, что Джордж хочет рассказать ему эту давнюю, и мало что значащую историю.
– Слушай, Джордж, ты действительно хочешь, чтобы я это узнал?
– Да, сынок, не перебивай меня…, – сказал старик, насупив брови, словно пытаясь по ходу рассказа осмыслить что-то очень важное. Закария смирился и жестом показал, что он весь внимание.
– Так вот, он огрел меня, и я упал, распластался рядом с тем парнем, в которого я своими руками всадил нож. А его дружок, наградив меня ударом приклада своего дробовика по спине, уже собирался продырявить меня, нашпиговав дробью мои кишки, когда Джон сбил его с ног. Иобрабатывал его в полный рост уже своим ножом. Да, он всегда предпочитал холодную сталь… Так вот, он всадил свой нож тому парню с ружьем. Прямо под ребро. Правое.
Закария покачал головой, словно показывая, что он впечатлен былыми подвигами своего друга и его боевого товарища, но промолчал, вдруг почувствовав, что старик, еще не подававший и малых признаков деменции, действительно хочет сказать что-то важное.
– Я навсегда запомнил этот нож, Закария. Я убил им человека и после этого, валялся на земле, и он был у меня перед глазами. Я очень хорошо, будто впервые, разглядел его. Я ждал, не в силах подняться, пока Джон что-то делал со своим мертвецом. Не знаю, я старался не смотреть, может он его скальпировал… Но меня здорово огрели, словно все почки прожгли огнем, или насадили их на раскаленный прут. Потом я смог подняться, и прикрыв глаза покойнику, вынул из него нож. Я к тому времени уже протрезвел и меня всего колотило и трясло… Думал лихорадочно о том, что я, возможно, сделал неизвестную мне добрую женщину вдовой, а ее детей сиротами… А я только накануне нашел этот проклятый нож, и уж никак не мог предположить, что использую его таким образом… Я прошел с этим ножом добрую милю и выкинул его в реку, когда меня догнал Джон, весь в крови. Я с ним потом полгода не общался, а он не понимал почему. Он был такой, этот отчаянный и суровый Джон..
Джордж провел пальцами здоровой руки по своим седым волосам, словно убеждаясь, что его друг Джон не успел снять скальп и с его головы. Затем он продолжил, словно навсегда прогнал его образ из своей головы.
– Ты понимаешь, Закария, я чувствовал, что я сам, своими руками передал свою душу дьяволу. И все ждал, все эти годы я ждал наказания. Каждый день, почти сорок лет, просыпаясь, я ждал, что именно сегодня меня кто-нибудь проткнет ножом или пристрелит, как взбесившуюся лису. А случилось вот что…
Закария сообразил, что он успел присесть на пол за время рассказа Джорджа и с трудом, словно выныривая из этого то ли сна, то ли реальности, в которую старик искусно затянул его – так красочно он представил героев этой драмы, он все-таки спросил, убеждаясь, что они в реальном мире.
– И что, Джордж, и что?!!
Старик вдруг разозлился и махнул своей здоровой рукой в его направлении.
– А то… А то что этот самый нож, который я всадил в того парня, и выкинул потом в реку, вдруг каким-то образом воскрес в руках моего дурака сына.... Я навсегда запомнил его, и лезвие, и рукоятку, и слова, которые прежний владелец нанес на нее. И которые я просто считал ничего не значащей фразой. “Think twice before going any further…” Подумай хорошенько, прежде чем… Такие там были слова. Как и на этом ноже, от которого я чуть не отдал богу душу. Но ты прервал этот кровавый круг, ты, а не я, хотя я и должен был умереть от этого проклятого ножа. Но ты вмешался. Но я-то знаю судьбу, получше тебя. И точно говорю тебе – этот не просто нож. Это сама судьба…
Закария поднялся и вышел из комнаты старика, прихватив ружье и виски, и прикрыв за собой дверь, а Джордж, казалось, и не заметил этого, погрузившись в другую, не менее давнюю и кровавую историю. Ему это все казалось странным совпадением, которые происходят в жизни. Старик, понятное дело, винил себя, вот и накручивал свое воображение, погрузившись в виски и свои воспоминания. Да и мало ли в Канаде похожих ножей… И что, ему надо было просто стоять и смотреть, как убивают человека, который так много сделал для него? Нет, никогда он не сможет просто стоять и наблюдать, как убийцы вершат свои темные дела…
Он помрачнел, погрузившись в свои размышления о судьбе и роке. Не заметно для себя он подошел к стойке, и машинально прислонил к внутренней ее стороне ружье. И уже поставив бутылку возле телефона, он услышал, как зазвонил телефон, и, подняв трубку, он услышал, что Рик скончался 5 минут назад. Он не своим голосом поблагодарил звонившего сотрудника больницы за новости, и повесил трубку, впервые внимательно посмотрев за окно – снаружи началась настоящая снежная буря.
Он, не зная, говорить ли Джорджу об этом сейчас или позже, задумался и его пробудил от его невеселых мыслей новый гость, который казалось, прибыл с военного парада. Он стоял перед Закарией и весело ему улыбался, энергично отряхивая со своей зимней полевой куртки снег и топая высокими ботинками, как офицер, зашедший проверить личный состав и пожурить их за сон во время несения караульной службы.
– Убийственная погодка, – сказал гость и почему-то подмигнул Закарии. – Или самоубийственная? – добавил он и перевел свой взгляд на стойку, словно смотря сквозь нее и видя за ней не выстрелившее сегодня ружье.
Закария вздрогнул, но нашел в себе силы улыбнуться гостю.
– Добрый вечер! Добро пожаловать в наш отель. Что же вас заставило пуститься в дорогу в такую погоду, сэр? – произнес он дежурную фразу, особенно не интересуясь ни мотивами гостя, ни вообще ничем, потому что он все еще был мыслями в комнате Джорджа.
– Не поверите, друг мой. Странная история о том, что отец чудом избежал смерти от рук собственного сына, который скончался…, – гость, словно задумался, и добавил шепотом, качая головой с выражением откровенного удивления на своем слегка удлиненном лице, – только несколько минут тому назад.
Так в его жизни и появился Асраил, который теперь ждал от него очередного блестяще выполненного задания. А пока Закария находился в своем номере пражской гостиницы, которая служила неким филиалом той самой, канадской гостиницы. Где все и началось, и он пошел бродить по свету с этим загадочным и почти всесильным человеком. И постоялец их с Джорджем отеля, решив задержаться в его жизни, как в уютном номере, теперь ждал от него не менее кровавого деяния. Как символа утраченного правосудия. И Закария ощущал себя братом убитых девушек, или отцом убитых детей, который готовился осуществить акт мести вместо них, по какой-то причине, которую он уже стал забывать, беря всю ответственность и грех на свою собственную, мечущуюся в темноте своих деяний душу.
Глава 12.
Разрывающая душу и тело эпитафия.
Закария проведя весь следующий день в своем номере, и все-таки дождался звонка от своего водителя, Франтишека, который объявился очень поздно, и ждал его неподалеку от входа в отель. Была уже почти полночь, а это означало, что времени у него не так много, почти в обрез. Заехать к Оружейнику, тщательно выбрать оружие, проверить его, в том числе в тире, который должен быть во владении каждого уважающего себя продавца оружия. И затем ехать к месту своей работы, на ходу проверяя план и порядок действий, который для него составили, и сразу же вносить в него свои коррективы. И трех часов для этого было мало, а значит его водитель либо балбес, либо саботажник, который пытается сорвать его задание. Либо что-то могло пойти не так, в одной из цепочек, образовывающей общий, большой и хорошо слаженный механизм их организации, и ее проекта в Праге, но это даже трудно было представить…
Он быстро оделся, захватил с собой несколько салфеток и засунул их в карман легкой куртки, и вышел почти спокойно из отеля, стараясь не бежать и не вызывать лишнего подозрения и интереса к своей персоне. Он сразу нашел в яркой пражской ночи, подсвеченной яркой уличной иллюминацией, серебристый седан, в котором его ждали, но перед этим внимательно оглядел улицу, пытаясь найти возможные подозрительные или странные предметы, людей или их комбинацию. Ему показалось, что увиденное определенно внушает доверие, и он, быстро приблизившись к машине, резко открыв дверцу, сел на переднее пассажирское сиденье, закрыл дверь и наградил Франтишека несильным ударом справа, по носу, чтобы пошла кровь, но сам он бы при этом не потерял сознание.
– Больно, я знаю, – сказал он ему, и Франтишек, пребывая в легком шоке, прижимал свои ладони к кровоточащему носу. Смотря на Закарию удивленными и смертельно обиженными глазами. Пассажир протянул водителю салфетки и смотрел, как тот утирает ими свой разбитый нос и закидывает голову назад.
– Ты почему так долго сюда добирался? Я тебя ждал не позже девяти вечера… Ты понимаешь, что ты меня подставляешь? И срываешь всю операцию??!!
Закария показал водителю, чтобы он трогался и одновременно отвечал на его вопросы.
– Прости… Черт возьми! Я сейчас все объясню, можно??!!, – сказал он возмущенно сдавленным голосом.
По дороге водитель эмоционально поведал историю, в которую сложно было поверить – Асраил пропал, и не выходил на связь. И они все же решили действовать по протоколу, согласно которому операция должна быть проведена при любых обстоятельствах. Даже при отсутствии шефа. К тому же случилась беда – их Оружейник, гений и почти легенда, уникальный мастер, подорвался на собственной взрывчатке, экспериментируя с каким-то пробным составом, стремясь довести объем заряда до нано размеров, планируя сделать первую в мире взрывающуюся козявку или комочек ушной серы. Таким образом, его клиент, с зарядом в ухе и детонатором в своей ноздре, или наоборот, мог пользоваться ими по своему усмотрению, даже на людях, если он не стеснялся прилюдно поковыряться в носу, а затем в ухе. А затем, соединив их, прикрепить полученный катышек к небольшому сейфу или двери, которую нужно было снести взрывом. И через минуту, раздался бы достаточно мощный взрыв, который в тротиловом эквиваленте, равнялся бы примерно 200 граммам обычной взрывчатки.
Да, все гениальное просто, но изобретатель стал жертвой собственных дурных манер или обыкновенной рассеянности – он экспериментировал так весь день, а затем забыл выкинуть полученный опасный комочек подальше, в специальную бронированную корзину с тяжеленой крышкой, прикрепив его по привычке к обратной, нижней стороне своего обычного рабочего стола. В общем, он получил примерно через минуту раны, несовместимые с жизнью. Тайминг и сила взрыва были потрясающие, но вот все остальное… Все это установили после этого странного и трагичного инцидента люди Асраила, которые являлись хорошими детективами и, как оказалось, патологоанатомами.
Что делало этот инцидент таким печальным и трагичным, так это факт, что все оружие, весь арсенал Оружейник скрывал за парой мощных бронированных и очень тяжелых дверей, коды от замков, которых он нигде не записывал, а хранил в своей голове. И в этот самый момент шла работа по подбору кода, но людям Асраила удалось пока открыть только одну дверь. А на открытие второй двери может уйти еще несколько часов. Да и водителя пришлось задействовать, чтобы привести к дому Оружейника соответствующих специалистов. Из-за чего он и задержался.
Закария качал головой, понимая, что это был первый сбой в работе их команды. И очень серьезный. Да, ему не могли позвонить и предупредить, потому что все коммуникации на предфинальной стадии операции, если только речь не идет об угрозе жизни исполнителя, прекращаются. Только краткие звонки и сообщения – прибыл, отбыл, получил, сделал… "Черт, надо бы наладить систему закодированных сообщений для таких случаев", – думал Закария, наблюдая краем глаза за водителем, который уже вывозил его за пределы города.
– Да уж… Прости меня, – он тронул Франтишека за плечо и показал на свой нос. – Ударь меня в ответ, я заслужил.
Но его водитель не служил в Легионе, где такое признание вины было обычным делом. Он просто натянуто улыбнулся, но вежливо отказался от такого заманчивого предложения. "Асраил пропал. И Оружейник подорвался на коктейле из ушной серы и козявок. Звучит, как бред", – думал Закария, но ему тут же пришла другая мысль, а что если Асраил, пользуясь таким стечением обстоятельств, проверяет его. Насколько он действительно был хорош и готов к таким форс-мажорным ситуациям. В нем сразу прибавилось решимости довести операцию до логического завершения любой ценой, чтобы потом, как-нибудь в спокойной и расслабленной обстановке сказать Асраилу небрежно – "Обстоятельства были против, но я смог все преодолеть. Теперь, надеюсь, ты понимаешь, что я самое сильное звено в твоей тайно организации?".
– Куда мы сейчас направляемся? У тебя что, есть план Б? – спросил он Франтишека.
Тот сидя за рулем и активно им руля – они ехали по загородной, не очень ровной дороге, и, воткнув одну скатанную салфетку себе в ноздрю, которая еще слегка кровоточила, прояснил ситуацию. Запасной план у него действительно есть – им нужно найти некого Фрэнка, у которого за городом, в промышленной и складской зоне есть пара контейнеров с товаром. Как сообщил водитель, Фрэнк – нормальный мужик, только вонючий, и не фигурально, а буквально, и слегка жадный, что заставляло его торговать своими игрушками хоть ночью, лишь бы ему платили наличными. Как поведал также Франтишек, про Фрэнка он узнал от своей двоюродной сестры, такой же корыстной, но очень красивой бабы, которая теперь доила своего нового бойфренда как могла, намекая на то, что другие женщины без противогаза к нему и близко не подойдут. Что и выражалось в том, что Франк стал слегка угрюмым, но таким клиентоориентированным.
Они уже выехали на дорогу, которая вела к длинному сетчатому забору, за которым виднелись ряды контейнеров. Они стояли один на другом, образуя своеобразные железные дома. Вдоль забора, по его периметру располагались ярко светящие фонари на высоких столбах, и казалось, что они приближаются к владениям странного магната, который скупил всю эту морскую тару для грузов, чтобы, соорудив из этих коробов некое подобие дворца, жить там, отвергая более традиционные материалы и архитектуру. Такие же фонари шли и вдоль дороги, прекрасно ее освещая.
Закария попросил Франтишека остановиться, и припарковать седан, съехав с дороги, за одной из групп высоких кустов, которые росли вдоль нее не сплошной линией, а с зазорами. Ему хотелось оглядеться и узнать обстановку. Они вышли из машины, разминая ноги. Перед ними было большое и пустое пространство, на котором можно было бы разместить в длину пару футбольных полей. Он подошел к водителю, осмотрел его нос и убедился, что кровь уже перестала идти. Закария еще раз попросил прощения, и дружески похлопал Франтишека по плечу, и, опустившись вниз на одно колено, смотрел с удивлением на это царство железа за забором вдали. Его водитель, казалось уже отошел от обиды, понимая, что такой человек, как Закария и не мог поступить по другому в сложившихся обстоятельствах.
– Деньги ты надеюсь, прихватил? – спросил он Франтишека, который отошел в сторонку, чтобы помочиться.
– Да, кейс в багажнике. Там 100 тысяч. Долларов. Должно хватить…
Закария уже хотел сказать, что на снайперскую винтовку с глушителем, короткую штурмовую винтовку, Glock 19 или что-то подобное, а также нож с фиксированным клинком им хватит с лихвой, а другого оружия вряд ли стоит ждать у этого вонючки, по имени Фрэнк. Но вдруг, с территории комплекса порыв ветра донес звук выстрела, и они удивленно воззрились в направлении источника этого звука. Закария подумал сразу, что это вряд ли кто-то занимается пристрелкой купленного оружия. Как ему показалось, стреляли вверх. По воробьям? Он уже озвучил свою мысль, и они стояли какое-то время прислушиваясь, как вдруг один из контейнеров за забором объяло пламя и спустя несколько мгновений, что-то внутри него взорвалось и контейнер, словно горизонтальная ракета, нехотя оторвался от земли и, поднявшись метров на десять в воздух, разлетелся на части.
– Твою мать! – закричал Франтишек и шарахнулся в сторону, а Закария упал на землю, смотря на взрыв глазами, раскрытыми так широко, словно он хотел поставить рекорд и попытаться выжать свои глазные яблоки из своих глазных впадин. В этот момент полыхнул и взорвался еще один контейнер и Закария, поняв, что больше им тут делать нечего, быстро поднялся с земли, и, подняв с нее парня, который припал к ней, как к своим истокам и свернулся калачиком.
– Поехали! Все, Фрэнк, похоже подорвал и себя, и твою сестру! Да вставай ты!!!
В этот момент на землю начали падать какие-то предметы, словно осколки далекой разорвавшейся бомбы и Закария повалился на землю, прикрывая парня своим телом. Вдруг обстрел разом прекратился и Закария осмотрелся – на земле лежали части различного огнестрельного и иного оружия и приборов – стволы, приклады, снайперские прицелы, ножки, бинокли и даже тлеющие рожки с патронами. Ничего целого, кроме нескольких неразорвавшихся ручных гранат он не нашел глазами, и решил вставать, понимая, что это был последний сигнал об отступлении.
Они побежали к своему седану, когда какая-то небольшая машинка, наподобие Мини, снесла ворота и, пару раз забуксовав, все же проехала по ним, сбитым наземь, выбралась на простор, оставляя царство контейнеров позади, и теперь приближалась к ним со скоростью приличного торнадо. Закария велел парню бежать дальше к машине, а сам бросился обратно в поле, перебежав через дорогу, и пытался найти те гранаты, которые он заметил раньше.
Он быстро отыскал их и побежал обратно к дороге, и увидел, что это действительно был Мини, с Юнион Джеком на крыше. Машина приближалась, и он увидел, что она основательно просела, словно в ней везли какой-то груз. "Возможно, везут захваченное при нападении на Фрэнка оружие… Хотя, кто бы додумался перевозить оружие в такой крошке?", – подумал он, уже напоминая себе не человека, а гепарда, который начав свою охоту, реагирует только на движущуюся мишень. Он решил, что ему сегодня никто не сможет помешать выполнить то, что он уже явно представлял в своем воображении – жестоко покарать виновных, тех трех молодчиков, насильников и убийц, тем же самым способом, каким они расправлялись со своими невинными жертвами. Ему нужно было оружие, и он получит его любой ценой.
Он вырвал чеку из гранаты и побежал наперерез машине. Она была праворульной, и он слегка оторопел, когда увидел, что из нее, с пассажирского места на него уставилась, смотря во все свои большие глаза, которые казались каким-то воспаленными, та самая маленькая блондинка, которую он заметил вчера у отеля. "Так значит ты действительно охотница…", – промелькнула в его голове мысль, и он погасил последние сомнения, решив избавиться от своей преследовательницы.
Закария выдернул чеку и обрушился вниз, ловко и далеко метнув гранату таким образом, чтобы она взорвалась впереди машины. И, задев Мини с левой стороны, основательно повредила его колеса с ближней к нему стороне. Блондинка, казалось, сразу поняла его замысел, и слегка помешкав, словно справляясь с болью внутри, быстро вцепилась в руль, выворачивая его вправо, подальше от угрозы, но ей мешал кто-то большой, удерживая руль своими мощными дланями. Машина все же метнулась в сторону, но было поздно, граната взорвалась и обдала машину взрывной волной, слегка поддев и приподняв ее вверх, и посекла элементами своего стального покрытия резину обоих колес с левой стороны и сам кузов автомобиля.
Машина развернулась и резко остановилась, мотор сразу замолчал, будто он тоже поймал осколки гранаты и Закария поднявшись, кинулся к машине, на ходу засовывая другую, целую гранату в карман своих джинс. Он затормозил перед пассажирской дверью и увидел, что блондинка была при последнем издыхании – она умирала на его глазах. У нее была основательно повреждена и испещрена осколками гранаты вся левая часть лица, шея и часть тела, и она уже была вся в крови, которая сочилась из ран, стекая на ее грудь и довольно помятое платье. "Почему ее так посекло, она что, пыталась заслонить собой того, кто был за рулем?", – подумал Закария. Вдруг он заметил, что в ее теле, в области живота, была большая рана – в нее, как он понял, раньше выпустили заряд дроби с довольно близкого расстояния.
– Это не мое, это не я.… – сказал Закария таким тоном, словно его подловили во время инвентаризации офиса, найдя в его тумбочке пару спущенных резиновых женщин.
Вступая с ним в свой последний диалог, куколка прошептала ему что-то, найдя его лицо затухающим взглядом своих стальных, как ему показалось глаз, и замерла. Он вздрогнул, ему послышалось, что женщина послала его. То есть так и сказала, вернее прошептала – вали отсюда к такой-то матери… Вот это самообладание. Но почему просто не сказать – пошел ты! Тут была какая-то неувязка…
Он опять взглянул ей в лицо, и увидел, что ее прекрасные глаза, будто погасили изнутри, и теперь она была просто телом, а не сосредоточием силы, энергии и мыслей, которые покинули ее так скоропостижно и трагично. Удивительно, что она, получив такое повреждение своей нежной плоти, оставалась живой так долго и даже пыталась куда-то прорваться. Любой человек уже был бы мертв давно, и он вспомнил рассказ Джорджа, который мог бы получить такое же ранение от своего случайного противника во время пьяной потасовки. Живот и внутренности, полные дроби… Верная и мучительная смерть.
Да, тяжкое зрелище. Он тяжело вздохнул, призывая высшие силы в свидетели – коли уж ты выбрала такую опасную профессию, детка, будь готова к таким сюрпризам. И к такому финалу своего жизненного пути… Но все равно, прости меня, я не хотел для тебя такого конца, видит бог… Он отклонил ее тело на спинку кресла и приставил свои пальцы к артерии на ее шее. Ничего. Она уставилась своими опустевшими, безжизненными глазами в обивку крыши с немым вопросом – а почему здесь нет более яркой, британской обшивки салона…
В этот момент из-за кустов показался Франтишек и с неестественно большими глазами, медленно подходя к машине с телами, остановившись у правой, водительской дверцы. Вдруг она резко открылась, по пути снеся парня далеко от себя, который исчез так стремительно, словно давно хотел испробовать на себе, что такое телепортация тела на дальние расстояния.
Из машины вышла, вернее, выползла головой вперед широкоплечая девушка, в майке и тактических штанах, и, почему-то, в короткой юбочке поверх них. Она, поднявшись с колен, пожала широкими плечами, демонстрируя Закарии свой немалый рост и молодецкую стать. У него рост достигал 190 см, но она казалось, чуть выше и массивнее его, почти такая же широкая в плечах. Она сразу сконцентрировалась на нем и двинулась к нему, обходя машину и вытирая кровь с лица, неумолимо страшная в своем гневе, который был вызван действиями Закарии, который убил ее… кого? Кем они приходились друг другу, половинки этой странной пары? Да и не он начал эту ночь ужасных ранений. Закария не успел определиться с ответом на эти вопросы, потому что в ее руках вдруг появилась телескопическая дубинка.
– Что, девичник не задался? – спросил ее Закария, отступая назад.
Она ухмыльнулась и продолжала наступать на него. Женщина двигалась не очень уверенно, оступаясь, да и это было понятно, она была контужена, и Закария не хотел с ней драться, усиливая ее боль и множа раны. Он решил быстро выключить ее, и быстро двинулся ейнавстречу, и пока она замахивалась, он кинулся вперед, за ее спину, перекувырнулся и быстро вскочил на ноги. Пока она поворачивалась к нему, занося повыше дубинку и намереваясь ударить его с разворота, он быстрым движением, слегка переместившись в сторону, ударил сбоку, вернее провел мощный лоукик по внутренней стороне ее ног, и она, подогнув их, рухнула вниз. Опустившись стремительно на колени, она не оставила попытки достать его дубинкой, но Закария, продолжая вращательное движение своего тела, начатое лоукиком, развернулся и ударил ее сверху вниз по затылку бэкфистом, с такой силой, чтобы лишить сознания, но не убить.
Она завалилась вперед и упала на землю всем телом, грузно приземлившись своей пышной грудью и слегка ударившись своим подбородком – грудь, казалось, исполнила роль амортизатора. Закария быстро склонился над ней и проверил ее пульс на шейной артерии – он был, явственно ощущался, женщина лишь потеряла сознание. Закария с облегчением громко выдохнул, и бросился к машине – позади тела блондинки не было ничего, кроме пакета с чем-то внутри. А кресло крупной девушки было так глубоко задвинуто назад, что позади него даже убрали половину дивана. Значит, она управляла машиной сидя почти на заднем сиденье. В багажник Мини заглядывать смысла не было, он был таким же крошечным, как и сам автомобиль.
Закария покачал головой и, взяв из машины тот пакет, думая, что там средства первой помощи – на пакете был логотип какой-то аптеки, и зашагал от нее прочь, не сразу найдя водителя. Франтишек отлетел на приличное расстояние и теперь лежал, раскинув ноги и руки в сторону, изображая звезду, выброшенную из моря на берег. Он поднял его и, поднатужившись, примостил себе на плечо, благо он был значительно меньше той девушки, которая уже начала громко похрапывать, уткнувшись носом в землю. Он понес водителя к машине, в которой и разместил его на заднем сиденье, как куклу – он все еще был в глубокой отключке. Пакет он бросил туда же, рядом с Франтишеком.
Солдат Асраила уже собирался садиться, когда увидел, что в куст, растущий недалеко от припаркованной машины, ранее прилетел со стороны взорвавшихся контейнеров странный предмет, похожий на букву Т. Он подошел к застрявшему в ветках объекту поближе, и увидел, что это был арбалет, с несколькими стрелами, закрепленными на нем, и даже с приятным, кожаным ремешком.
– Что ж, арбалет, граната… Думаю, на первое время хватит. В крайнем случае, перейду на бой в партере, – произнес он почти серьезно, и быстро вытащил арбалет из куста, освобождая его от плотно обвивших его веток. Затем положил арбалет в багажник, и тронулся в путь, намереваясь отправиться обратно в город и сдав задом, проехал мимо машины с телом прекрасной, но такой загадочной и мертвой блондинки, надеясь, что его собственный водитель скоро очнется и все-таки укажет точку их финального назначения на сегодня.
Вдруг он услышал позади себя хлопок, будто кто-то подорвал петарду, или взревела небольшая ракета, запускаемая в воздух. Он посмотрел в зеркало заднего вида и открыл рот – в небо вертикально вверх ушел какой-то объект, напоминающий синий шар. Оставляющий за собой хорошо различимый след в виде дыма, или нагретого воздуха. Он дал по газам, и машину рванулась вперед, подальше от этого полигона.
А навстречу ему, вдалеке, уже ехали машины пожарной службы, сопровождаемые полицией и другими спасательными службами. "Как будто-то вернулся в Легион", – подумал он, реагируя на все эти обстрелы, падающие с неба осколки и запуски ракет, и в крутом заносе вырулил на объездную дорогу, чтобы разминуться с приближающимся караваном машин.
Глава 13.
Искусство носить килт.
Морган кисло улыбнулся, когда услышал от Асраила новости про то, что души людей, покидающих свои тела, не могут служить источником хоть какой-нибудь энергии.
– А что хорошего эти люди могут вообще дать, что при жизни, что после своей смерти. Вечные потребители и эгоисты. Лишь некоторые из них могут быть полезными, – произнес он тихим голосом, и велел слуге налить ему и его гостю скотч, который тот уже нес в большом графине, на подносе с парой почти квадратных стаканов, и ставил его на столик, стоящий между кресел.
Асраил удобнее устроился в своем кресле, взял виски, поблагодарив кивком головы уже нового слугу – помоложе, и теперь поглядывал справа на почти круглое лицо Моргана, с крупными чертами и маленькими глазками. В профиль он видел его круглые щеки и слегка выступающий из-за них вздернутый вверх нос Неприкасаемого. Большую комнату освещали два синеватых шара, висевшие над камином – их яркость регулировал плавными взмахами своей руки сам Морган, напоминая физика-ядерщика, оперирующего двумя сгустками плазмы. Которые то накалялись, то гасли, слабо потрескивая, и медленно поворачивались вокруг своей оси. "Это же прототип наших ядер, энергетических сфер, которые растворяется в наших телах", – подумал, нахмурившись Асраил.
Морган был почти лыс, но его тщеславие не позволяло ему являть себя миру в таком виде – его Хранитель делал для него парики, которые он носил не снимая. Правда они весьма странно смотрелись на нем, даже слегка пугающе. И теперь он сидел перед камином, справа от Асраила, с кипой черных волос, напоминая ему бедолагу, который перенес тяжелейший приступ стригущего лишая, и маскирующий свою сильно поредевшую шевелюру слишком ярким цветом и ненатуральной гущиной своих искусственных волос.
"Что ты затеял, образина", – думал Асраил, стараясь не смотреть на волосы Моргана. "Понятно, что ты с самого начала этого эксперимента не ожидал выдающихся результатов.... Ты что, просто наблюдал за моими операциями?" – вдруг осенило его, и он кинул взгляд на свою правую руку, на которой все еще находился тот перстень, который и служил прибором, измеряющим количество выделяемой энергии. Связанный со смартфоном, на котором было установлено соответствующее приложение. Которое, правда, не скачаешь ни с одного официального источника. И это тот перстень, который Морган попросил его использовать время от времени, чтобы помочь ему в важном, с его слов, эксперименте.
Он снял с себя кольцо и бросил его на столик, а Морган, словно уловив мысль, которая посетила его гостя, загадочно улыбнулся, взял перстень, и положил его в карман своего твидового пиджака, который делал его похожим на отставного полковника, правда сильно раздобревшего и слегка плебейского на вид.
– Да, ты правильно все понял. Мне было интересно, чем же ты там занимаешься, со своим воином. И я был впечатлен. Браво! – он, повернувшись влево, посмотрел на Асраила с откровенным уважением, и приподнял свой стакан, отмечая заслуги своего брата и его наемного убийцы.
Асраил качал головой, и негромко смеялся, да, Морган провел его вокруг пальца так изящно и просто, а он в очередной раз убедился, что по части темных дел и всяческих интриг, он по сравнению с ним, всегда будет подмастерьем, бледной копией своего пугающе эффективного и коварного Старшего Брата.
– Но тут, в кольце, есть и датчик, так что ты не переживай. Твои исследования очень важны для меня. Ну, и, помимо датчика есть встроенная камера – представляешь, драгоценный камень, который выполняет функцию следящего устройства. Самая дорогая линза в мире… Все-таки, мой Хранитель гений. – Морган улыбался довольно, откинувшись в кресле и похлопывая себя по карману.
– И что ты обо всем этом думаешь? Как тебе мой новый проект? – спросил Асраил своего собеседника, не поворачиваясь к нему. Уж очень ему не нравилось это затянувшееся признание своего могущества и коварства.
– Идея интересная. Только вот исполнение, вернее, масштаб деяний как-то мелковат. Зачем тебе вся эта суета вокруг тел? Что ты мечешься по миру, как какой-то идеалист с тесаком, и пытаешься справиться с вселенским злом. Люди всегда убивали, насиловали и будут это делать до нового пришествия. Уж такая у них натура. Тебе не остановить эту волну крови, она тебя сметет, в конце концов… , – Морган приподнялся в кресле и смотрел на Асраила, нахмурив свои кустистые брови.
– Ты всегда мне напоминал мелкого жулика, который щиплет кошельки не из тех сумочек…, – добавил он слегка разочарованным голосом, и опять откинулся на спинку кресла.
Асраил мрачно смотрел на свой стакан, который он держал перед лицом, и крутил его в своих пальцах. Ему необходимо было пережить, не взорваться, перетерпеть эту язвительность и высокомерие Моргана, потому что он всегда говорил что-то важное. Озвучивал тренды, которые игнорировать было просто глупо. А Морган, понимая состояние Асраила, и не желая давить на него, сменил тон и зазвучал как провидец, который призывает всех консерваторов отказаться от использования ископаемых видов топлива и устаревших энергоносителей.
– Ты пойми, нам нужно заниматься другими, более важными делами. Помимо финансов. Энергия – вот наш приоритет. Для всей нашей Семьи. И получение вечного источника, внешнего источника, который будет питать нас. Так долго, пока солнце не сожжет эту чертову планету. И чтобы мы, Неприкасаемые, став гораздо сильнее, уже могли уже не только влиять на этот мир, но и владеть им.
Морган улыбнулся и, потянувшись, почесал себя между ног, широко расставив их, с явным облегчением и удовольствием.
– Люблю килты, все тело дышит… Ты тоже, чувствуй себя как дома, – отреагировал он на слегка шокированный взгляд Асраила, который закинул ногу на ногу, давая понять, что поведение хозяина неприемлемо. Но затем Асраил улыбнулся и понял, почему Морган так любил килты в своем замке – они давали ему право быть самим собой, не очень воспитанным, грубоватым, любящим почесать себя тут и там, и при этом выглядеть как важный аристократ с блестящей родословной.
– Ты, как я понимаю, все-таки вынес что-то из моих экспериментов с возмездием, – сказал Асраил, обдумывая заявление Моргана по поводу энергии. Но все это очень мало занимало его – сила, владение миром, вечная жизнь. Статусы, капиталы, влияние. Ему всегда хотелось больше драйва, больше острых и запретных удовольствий и игр с личным правосудием и возмездием. Какое же это наслаждение – смотреть в глаза убийцы, которого Закария уже смертельно ранил, и удерживал в вертикальном положении, держа агонизирующее тело в своих сильных руках. И последняя мысль такого подонка, истекающего кровью – явился тот, кто отыскал его. Сосчитав все трупы его жертв. Нанеся ему столько же ударов, сколько он нанес своим жертвам. И решил избежать всей этой судебной волокиты, чтобы предать его своему суду – справедливому и быстрому. И его настигла та же участь, которую он уготовил всем невинно убиенным. Это роскошная, даже классическая идея, и он словно гордый креативный директор рекламного агентства, готов был ее защищать перед скептично настроенными клиентами. И снова решил вернуть беседу в сторону той темы, ради которой он и приехал к Моргану. Уж он то знал, что его братец умеет извлекать выгоду из любой идеи, даже кажущейся абсурдной.
– Да, ты прав, идея хотя и инфантильная, но стоящая. И подумав, я решил основать свое подразделение. Рабочее название – Темный Легион, – сказал Морган удивленному Асраилу, который вновь понял, что замыслы его братца всегда масштабнее и практичнее его собственных.
– Только я не собираюсь гонять своих бойцов по всему миру, с целью найти какого-то маньяка, или отморозка, который, по твоему мнению, заслужил самого страшного финала. Все это чушь, подростковая чушь и романтика. Я буду использовать свой Темный Легион в гораздо более практичной плоскости. Он будет работать на моих клиентов. Убирать их конкурентов. Усиливать их влияние. Обрабатывать чиновников и самых рьяных общественных деятелей. Направлять журналистов и блоггеров в нужное русло. В общем, это будет бонус для них, если они выбирают меня в качестве своего партнера. И, желательно, с самым высоким статусом – глава совета директоров или что-то подобное.
– А как же быть с Легионом? – спросил его Асраил, лихорадочно понимая, что ему и самому могли задать тот же вопрос, когда он проводил свою первую операцию с Закарией. Например, Ангела. Он ведь тоже тайно, и с не меньшим апломбом учредил свою собственную миссию, и даже не побеспокоил себя поиском ответа на этот вопрос. И ведь и тут его обошел Морган, он не мелочился, когда речь заходила о защите своих инвестиций и интересов. Денег. Влияния и веса.
– Да черт с ним, пусть себе существует. Это ведь такое уникальное прикрытие. И кузница кадров. И экспериментальная площадка. Нам нужна такая мученическая структура, которая будем нам напоминать о том, что мы когда-то и сами проливали свою кровь ради людей. Это же наша история, наши корни. Красивая миссия, которую можно указать в годовом отчете и продемонстрировать самые важные победы наших бравых солдатиков. И ведь подумать, без меня этот Легион и не состоялся бы. Кто был одним из его первых спонсоров? Кто поддерживал его всегда, и очень щедро. Я. Морган. Неприкасаемый, над которым все его братья и сестры так часто издеваются и хихикают. Ну, кроме тебя, конечно. А кто-нибудь спросил меня, что мне стоит зарабатывать мои деньги? На что я только не иду, чтобы привлекать эти деньги к себе? Возможно, моя внешность – это как следы радиации, или ударной волны, которой я подвергаю свое тело каждый раз, когда направляю эти денежные потоки в свою сторону. Это побочные эффекты, это цена, которую я плачу, чтобы быть великим Морганом. Богатым Морганом. Влиятельным Морганом…
Асраил нахмурившись, хмуро поглядывал на своего родственника, который увлекшись перечислением своих жертв, которые никто не мог оценить по достоинству, и титулов, которыми он так себя щедро награждал, встал с кресла и махал руками. Как маститый дирижер, да так энергично, что пламя в камине, угасшее было, вдруг разгорелось яростным и злым огнем.
Морган довольно улыбался и продолжил делиться своими достижениями. Он ходил взад и вперед и его не в меру короткий килт энергично развивался, да так высоко, что Асраил слегка брезгливо отвел глаза.
– Энергия. Она настолько мощная, что уже питает весь мой остров… И угадай, кто является источником этой энергии? Те, кто давно меня раздражал. Наша Великая Четверка. Наши ВЧ. И они теперь здесь, в моем замке. Мой Хранитель сумел отделить зерна от плевел. Явил их сущность этому миру. И теперь они лежат в одном из подвалов этого замка. Тела отдельно, в капсулах. А ядра отдельно. Я их превратил в источники энергии. И они теперь такие же великие. Только источники, на службе у меня. И моей новой инициативы по переделу рынка энергии. И ведь Ангелла была права, хотя я всегда знал, что она самая мудрая из нас – только вместе мы можем добиться чего-то. И вот я соединил эти ядра, эти сгустки энергии, собрал их вместе, все четыре и получил такое количество энергии, которую не сможет выработать ни одна, даже самая мощная ядерная электростанция людей.
Поделившись этим страшным признанием, Морган сел в свое кресло и как ни в чем не бывало, налил себе виски, выпил его, и опять почесался.
Асраилу показалось, что Морган обезумел, лишился рассудка – вот так незаметно, прохаживаясь, а затем сев перед своим камином и почесывая свои тестикулы. Таким откровенным и жутким бредом ему показались его откровения. Недопустимо было даже думать об этом, не то что произносить вслух. Это ведь самое страшное преступление, это такое табу, что нарушитель сразу становился изгоем, и никакие крепости, войска или расстояния не могли ему помочь предотвратить неумолимое и страшное возмездие Неприкасаемых. От которого не откупиться, и не раскаяться. Такое случилось в их истории однажды – один Неприкасаемый убил другого – мерзкий Кадавр поднял руку на их сестру Глорию… И тогда они все объединились, и нашли преступника. И убили его общими усилиями. Как и его Хранителя. Чтобы тот не смог помочь своему хозяину вернуться в земную и телесную оболочку.
Асраил быстро встал, вернее, выпрыгнул из своего кресла, и навис над Морганом, объятый приступом гнева, протягивая к Неприкасаемому свои слегка дрожащие руки.
– Ты что, сошел с ума??!! Ты поднял руку на своих братьев?!! Ты понимаешь, что ты сделал??!!
Но Морган вдруг изменился в лице и засмеялся нервным смехом, смотря испуганно на Асраила.
– Я пошутил!!! Ты что! Ты же знаешь, у меня всегда было дурацкое чувство юмора! Я…
Асраил не удержался и со всей силы ударил Моргана по лицу, так сильно, что с него слетел его парик. Он обмяк в своем кресле, но тут же пришел в себя, и закричал неожиданно по-женски, заголосил, завыл, и в комнату мгновенно забежали его слуги, и седой Дворецкий запричитал и заохал. Асраил так грозно взглянул на них, что они разом исчезли за дверью, осторожно прикрыв ее за собой. Потом он нашел в себе силы сесть возле Моргана, вернуться в кресло, с которого он вскочил, и чтобы успокоиться, отхлебнул виски из стакана, который он прежде не решался пить, зная гадкую натуру своего братца.
– Ты мразь, Морган. Мне жаль, что среди Неприкасаемых есть такая темная личность, как ты, – сказал он глухим и страшным голосом, в то же время, понимая, что и в нем самом есть та же червоточинка, та же темная половина. Иначе, чтобы он делал тут, в компании этого амбициозного и беспринципного гада. И почему не предпочел компанию Ангеллы, которая показалась ему очень встревоженной, когда он увидел ее в Праге. Черт, в нем даже зашевелилось чувство стыда и раскаяния перед своей сестрой. Он ведь ее брат, и должен помогать ей.... А не бегать, как подсевший на наркотики школьник к своему дурно пахнущему дилеру, и забываясь в наркотическом дурмане, игнорировать немую мольбу о помощи в глазах своей сестры… А может быть, помощь нужна была ему самому? К нему был обращен ее обеспокоенный взгляд, за него переживала она, а не за себя?
"Черт, неужели со временем я стану таким же мерзким и подлым, как Морган, с такой же отвратительной и откровенно смешной внешностью, которая с головой будет выдавать меня настоящего, не справившегося, не одолевшего свои пороки и своих демонов", – думал он, и понимал, что такая перспектива у него есть. Но он вдруг осознал, что в нем есть и желание не уподобиться своему родственнику, желание или шанс, но если это шанс, то им надо уже и воспользоваться…
– Ну, ты и псих! – громко выдохнул Морган. Он уже казалось, пришел в себя, и теперь встав на слегка дрожащие ноги, передвигал свое кресло подальше от своего вспыльчивого родственника.
– Мне уже пора, – произнес Асраил. – Надо поставить в известность всех, о твоей, с позволения сказать, инициативе. – Он больше не хотел оставаться в замке, стены которого, как казалось ему теперь, источали такую же гнусную энергию, которую распространял вокруг себя владелец этого огромного и зловещего дома.
– Подожди полчаса, вертолет еще заправляют. У него очень большой бак. Как у яхты. Зато, какая скорость… Даст фору любому истребителю! – Морган опять сел на своего излюбленного конька – перечислял уникальные преимущества своих игрушек.
"Ладно, тридцать минут здесь я еще переживу. Хотя что они там заправляют? Наши вертолеты ведь летают совершенно на другом виде топлива.... Почти вечном…", – думал Асраил, и с удивлением ощущал, что по телу его растекается легкая и приятная усталость, и он уже как-то расслабленно, без гнева и почти улыбаясь смотрел на Моргана. Который прилаживал свой слетевший парик на свою лысину, на которой произрастали отдельными кустами волосы какого-то подозрительного пегого цвета.
– Ох уж эти парики. Ох уж эти Хранители. Великие мастера… А помнишь Средневековье? Вот были времена, никогда не знаешь, какой день может стать твоим последним. Хранители так долго возились с каждым костюмом. То есть с телом. Никаких технологий. Одна сплошная магия. Рецепты. Зелья. Заклинания. Не то что сейчас – пластическая хирургия, нейрохирургия. Тело легко может протянуть хоть триста лет. И мы еще убивали сами. Сражались с людьми. Не то что теперь… Ты же грустишь по тем временам, когда и сам мог, прямо как твой Закария, полоснуть какого-нибудь подонка лезвием по горлу. Я прав? Когда наш Кодекс не был таким строгим. Но я горжусь, что выжил, прошел эти, как и другие, страшные и неспокойные времена. Я всегда был на острие каждой эпохи. Всегда брал удар на себя. И помогал всем, и своему Хранителю, и своим братьям и сестрам…, – Морган опять делился своими воспоминаниями и наблюдениями, отметив и свои скромные заслуги.
– Ни черты ты не помогал. И это мы выживали. Да, мы сражались. Уж такое было время… А ты вертелся вокруг своих негоциантов. Ростовщиков. Феодалов. Выжимал каждого, у кого было золото и камни, – Асраил лениво опроверг программное заявление Моргана и прикрыл глаза. Его, как казалось ему, охватывает дрема, и он вдруг понял, что виной тому было виски Моргана, которое он все же выпил. Опять он его провел. Чертов…
– Ну да, ты выживал, – произнес Морган, с удовлетворением наблюдая, как Асраил погружается в некое подобие комы. – Хороший виски, да? Односолодовый. А какое приятное послевкусие… Прямо глазки закрываются, да?
Морган встал с кресла и подошел к креслу Асраила. Тот отметил про себя, что его брат надел парик задом наперед, но говорить об этом уже не хотелось. Он силой своей энергии боролся с этим коварным снотворным, но пока ему удалось лишь вернуть ясность мысли, а свое тело он пока не мог пробудить, оно оставалось удивительно вялым и непослушным.
– Это одна из моих разработок. Средство, чтобы обездвижить Неприкасаемого. Любого. А у меня в крови вечный антидот. Ну ладно, ты пока отдохни, а я напомню тебе про те времена. Раз уж мы, как настоящие родственники, выпили и слегка расслабились. Расчувствовались. И кого-то из нас даже слегка развезло. Но, не будем про это…
Асраил прикрыл глаза, чтобы не выдать себя, он все понимал и все слышал и чувствовал, только не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Черт, он же ходит тут, этот выскочка, совсем рядом. Дотянуться бы только до его горла…
– Ну так вот, Средневековье. Ты выживал? Как бы не так. Ты странствовал по всей Европе, разъезжал на своих коняшках. То тут повоюешь, то там. То турнир у французского короля, то при германском дворе какие-то рыцарские забавы задумают. И ты едешь туда. И таскаешь всюду своего Хранителя. И свою свиту. И впечатляешь прекрасных дам своими победами. Весь такой гордый, красивый, благородный. А Ангелла возится с Легионом. Вербует новобранцев. Спасает, как всегда, своих любимых смертных. Наставляет бойцов, находит для них работу. Впечатляет и сводит с ума щедрых вельмож, которые жертвуют на нужды ее отряда, который сражается за правое дело. Вершит правосудие. То с разбойниками схватится, то с рыцарями сойдется, которые обложат данью какую-нибудь деревню, и грабят всех, кто попадается им по пути. И насилуют. Но не суть…
И вот, однажды тебя ищут. Один епископ и его друг барон. Один влиятельный вельможа. И, кстати, мой друг. Мой партнер. Деловой. С которым мы проворачивали очень прибыльные дела. Но сейчас не об этом. И они ищут тебя, чтобы предать страшным пыткам и лютой смерти. И они обращаются ко мне, потому что я всегда все знаю. Это мое хобби – владеть информацией. Полным досье. На каждого, кто может принести мне либо прибыль, либо неприятности. И это приносит мне свои дивиденды. И я мог бы указать им твое местоположение. Я знал, где ты свил свое гнездо. В Черном замке… Но я не стал этого делать. Как-никак, мы родственники.
И кто ты думаешь, рассказал им, как добраться до твоего замка? Это была другая твоя родственница, эта дура Гранж. Которую ты как-то ранее, уж не помню, когда точно, извини, унизил на одном турнире, назвав ее Ужасной Дамой. Ну, признаю, это было чересчур. Мог бы просто промолчать. Хотя я тебя понимаю. У всех свои особенности, что характера, что внешности. Свои стандарты. Ты у нас всегда аристократичный красавчик, хоть и мрачный. Ангелла всегда куколка, хоть и бойцовская. А Гранж всегда выглядит как потрепанная проститутка. Или вульгарная простушка, которая косит под светскую даму. А я всегда вот такой простолюдин. Очевидно, наша сущность влияет на наши тела, и наша энергия всегда делает свое дело. Тут уж хоть поселись в салоне пластического хирурга, широкую задницу Гранж не превратишь в изящную попу Ангеллы… Да, попу.... О чем я говорил.... Ах, да, о том, что я не такой уж злодей, которым ты считаешь меня. Я лишь более дерзкий и решительный образец личности, к который ты неумолимо приближаешься. В которую превращаешься. Это твоя судьба. Ты слушаешь меня, Асраил?
В этот момент в комнату заглянул старый Дворецкий, как понял Асраил, услышав его обращение к Моргану, и тот, махнув рукой на заснувшего гостя, обдав его ветерком, удалился из комнаты, куда-то, куда его так настойчиво звали.
Асраил приоткрыл глаза и, признав в своем брате еще большего негодяя, каким он его считал ранее, отвлекся, словно опытный эскапист, решив отложить проблему Моргана до лучших времен, и ожидая, пока его тело не вернется под полный контроль его разума, погрузился в воспоминания.
Глава 14.
Битва у Черного замка.
Асраил всегда со смешанными чувствами вспоминал те времена. Средневековье – мрачное и наполненное насилием, кострами Святой инквизиции и ранним рыцарством. Еще не произнес папа Урбан II свою знаменитую речь, которая привлекла к нему внимание его целевой группы, и помогла оттеснить других кандидатов, мечтающих о папском престоле. "Вот что творит правильное позиционирование и спичрайтинг", – думал Асраил, размышляя много позже про эти времена и понимая, что люди были и остаются жертвами пропаганды и успешных PR инструментов. Так что Крестовые походы пока были лишь отдаленной перспективой, и все пока варились в собственном котле из своих забродивших соков, не выплескивая это жутковатое варево на другие территории.
Он наслаждался царившими тогда нравами и порядками. Жестокостью. Скорыми расправами. Заблуждениями и практиками. Теорией, не требующей доказательств. Но, скорее тем обстоятельством, что ему не нужно было прятать свои способности, ведь вокруг рыцарей и их силы ходило множество легенд, в которых они всегда были отчаянно смелыми, сильными и благородными. Но благородства то как раз и не хватало, все было наполнено кровавыми и корыстными деяниями, постоянными стычками одной знати с другой, и рыцари, защищая честь своих сюзеренов, вечно сходились в сражениях, не особо задумываясь о причинах всего происходящего. А лишь пытаясь выжить, и отдать дань своим базовым инстинктам, пересчитывали, как обычные наемники, свои гонорары, за чаркой вина, которые были весьма скромные.
Но его наслаждение омрачал один факт – его тело старело и слабело. Он пребывал тогда в другой оболочке, не в образе энергичного и высокого СЕО, который прибыл в Прагу для проведения очередной охоты на отступников. И Закария бы не узнал этого высокого пожилого человека, слегка сгорбленного, с седыми длинными волосами, которые спадали на его высокий, прорезанный острыми морщинами лоб. Его нос, которому бы позавидовал бы любой орел, или другая благородная птица. Узнал бы, может быть, только глаза, а они всегда оставались теми же, не менялись ни цветом, ни разрезом, не зависимо от тела, в котором находился Неприкасаемый.
И вот уже дряхлеющий Асраил, срочно нуждался в обновлении своего главного предмета гардероба. Его Хранитель перенес бы вспышку чумы в одном из поселений, куда они прибыли накануне, ведь Асраил постоянно вливал в него свою энергию. Он бы выжил, если бы уже не был уже таким неизбежно старым. Дотянув в эту эпоху до возраста в почти сто лет, и таким образом прожив жизни двух, а то и трех человек. И умер, испустив дух на руках своего Хозяина, так трагически рано, ведь новое тело его повелителя и хозяина еще не было до конца готовым.
И его повелитель, сам уже слегка покачиваясь и чувствуя боль в суставах, и удивляясь этим новым ощущениям, похоронил его на местном кладбище, унылом погосте, с помощью пары местных жителей, и пожертвовав местным монахам и прибывшему из Рима епископу, солидное количество золотых момент. Высыпал им их щедро в их трясущиеся от волнения и жадности широкие ладони из тяжелого мешочка, что был привязан к его поясу. Чтобы они провели процессию, поминальную службу и отпели душу раба божьего. Убедив их веско и спокойно, что покойный не был ни еретиком, ни колдуном, ни менестрелем. А просто мастером.
– Уж очень Вы внимательны и добры для рыцаря, ведь этот покойник – просто-напросто смерд, который, наверняка, был при жизни нищим выпивохой… Не то что вы, такой благородный и щедрый господин, – сказал ему с поклоном ему Брат Пит, толстый монах, наблюдая своими маленькими заплывшими глазками, неслыханное для тех времен участие этого благородного пожилого и знатного господина в судьбе одного из своих слуг. А этот вельможа, стоя перед ним в богатого кроя плаще, черном, как и одеяния под ним, печально смотрел на последнее пристанище своего Хранителя. Но что этот смертный позволяет себе – говорить так неуважительно о великом мастере!
Асраил взглянул на него хмуро своими глазами, они слегка слезились, но оставались такими гордыми и горящими, что Брат Пит вздрогнул и поспешил ретироваться. И скрыться в своей келье, чтобы уединиться там со своей долей полученного золота и кувшином эля. А Асраил мрачно стоял под таким же серым небом, которое заволокли вечные тучи, и солнце уже казалось, никогда не вернется в эти места. Как и радость, как и самая жизнь, бьющая ключом и не боящаяся самых разных проявлений себя, будь то обычные хлопоты, или скромные праздники в честь удачной охоты или небывалого урожая. Асраил с тоской думал о том, что он может выпасть из этого непрерывного цикла и превратиться в свою настоящую сущность –синий шар, потрескивающий и испускающий искры. Нечто, напоминающее не то сгусток энергии, не то шаровую молнию. И этот шар будет долго, очень долго искрить где-нибудь в темной пещере или на вершине какой-нибудь неприступной горы… а возможно поднимется гораздо выше и унесется навсегда, потерявшись на небосклоне…
Но его отвлек от мрачных мыслей какой-то шум, и он с удивлением увидел, приподняв свои седые брови, что монахи тащат к костру какого-то юношу, который отбивался и кричал, что он не колдун, а мастер. Который старается познать законы природы и создать хотя бы что-то отдаленно напоминающее живых существ – зайцев и оленей. Чтобы не охотиться на полях и в лесах, которыми владел местный барон, суровый и быстрый на расправу, на дичь, которую он, как и всю землю вокруг, считал исключительно своей собственностью. И по этой причине парень, сирота, пухнущий от голода, изучал труды алхимиков и древних целителей и ученых. Пробравшись в библиотеку местного монастыря. А потом распотрошил зайца, и пытался оживить его. И рисовал, создавая картины такие живые, словно он своим волшебством запирал в полотнах души людей. Асраил ухмыльнулся сурово, и приблизился к месту предполагаемой казни своего нового Хранителя.
Отогнав уверенно слегка трясущейся рукой палачей, то есть сбив с ног епископа и парочку монахов, своей затухающей силой, которая намекнула на то грядущее наказание, которое они все уже давно заслужили. Но пока они лишь пытались привязывать этого избитого парня к столбу, чтобы сжечь его на костре, как колдуна, который призывал на их головы новый визит страшной гостьи, прибирающую к своим липким рукам жизни людей – черную чуму.
– Он резал зайца в своей хибаре, он создал там целую лабораторию, он колдун и чернокнижник! Он читал недозволенные книги! И воровал их в храме! Он вызывал саму смерть, которая приходит к нам новыми вспышками бубонной чумы! – кричал епископ, зло поглядывая на Асраила, поднимаясь на ноги, но боясь подойти к нему близко.
– Вы бы лучше сжигали крыс, – негромко ответил ему Асраил, и приказал подбежавшим к нему слуге и оруженосцу отвязать парня, и вести его к его запряженным бодрыми лошадками повозкам. Да, Асраил перемещался с небольшой свитой, и теперь свое законное место там займет этот парень. На прощание, он отвязал мешок с золотом от пояса и кинул его епископу, обещая, что сам отвезет парня в Рим, к самому папе, и расскажет ему о той службе, которую они с таким рвением исполняли здесь, не боясь ни черта, ни дьявола. И заслуженно карая еретиков. За любую крамолу или колдовство. Но епископ и монахи лишь проводили его злобным взглядом, и, деля полученное золото, говорили о том, что этот могучий старик в черном – настоящий, самый древний и опасный колдун. Которого епископ поклялся найти и предать огню. С помощью своих сподвижников, настоящих святых – местного барона и его родственников. А Асраил, сразу забыв про них, уже присоединился к обозу, и они поспешили отсюда прочь. Подальше от этого места, забытого богом.
Спустя несколько месяцев, набродившись достаточно, с остановками в разных городах и деревнях, они подъезжали к крепости, в которой Асраил когда-то основал свое гнездо. "Родовое", – почему-то думал он про него, хотя никаких предков или потомков у него не было, и быть не могло. Ну, разве что духовных.
Он уже подробно разъяснил своему новому Хранителю суть его работы, усадил в большую повозку, которая была передвижной лабораторией старого мастера, и теперь этот уже сытый и довольный подмастерье, изучал книги старика, успешно расшифровывая его каракули и символы. И он, которого Асраил, как обычный человек, страдающий начинающимся склерозом, и решивший не запоминать его прежнее, смертное имя, нарек Тигелем. И ждал от него, с надеждой успешного завершения его главной задачи – нового тела. И его юный Хранитель, как и Вайда в 21 веке, возился со своими колбами и реагентами, колдуя возле походной печи, которую он топил дровами и подбрасывал ароматные растительные масла. Ведь настоящие мастера своего дела никогда не использовали уголь. И он бережно завершал дело своего предшественника, робко посматривая на сурового Асраила, который смягчался, смотря на его уверенную и вдумчивую работу. Он удивлялся, откуда у простолюдина такие тонкие и умелые пальцы, и такая светлая голова, понимая, что он даст фору по сообразительности и талантам любому зазнайке благородных кровей. “Трудись, парень, время мое на исходе”, – хрипел Асраил, наблюдая за Тигелем, который кроил и выращивал его новый земной облик. Наполняя его магией, рецепты которых он подчерпнул у Асраила и отошедшего в мир иной старого волшебника, труды и достижения которого явились для него откровением и вдохновляли на полное раскрытие своего потенциала.
"Не зря я ему доверил рецепт и тайну энергии", – думал Асраил, заезжая в ворота замка, и передав поводья своему слуге, уже шел в свои покои, туда, где он может уединиться и просто сидеть у камина, смотря на огонь внутри него. Но его слуга, почтительно согнувшись в поклоне, докладывал, что у его Светлости гостья, очень знатная дама – его сестра. Он озадаченно нахмурился – сестра? Затем он приказал расположить Хранителя в специальной комнате, оборудованной большой печью и заставленную соответствующим инструментарием, и где одну из стен занимала целая библиотека, и направился к себе. Войдя в большой и темный зал, слегка прохладный, в любое время года, он увидел у жарко пылающего камина улыбающуюся Ангеллу, которая вскочив с кресла, уже направлялась к нему.
Она выглядела как особа королевских кровей – невысокая и очень изящная блондинка, с тонким станом и высокой прической, на платье наличествовали скромные украшения в виде цветов, камней и перьев. Да, это был воспетый менестрелями образ прекрасной дамы, героини романтических баллад. Она выглядела даже хрупкой, и он, узнав ее, с тихой гордостью за свою Семью, оглядывал ее аристократичное лицо, прямой тонкий нос и высокий лоб. "Что-то я расчувствовался", – подумал Асраил и понял, что его стареющее тело дает о себе знать, он с неким неудовольствием находил в себе признаки обычного старика – сентиментальность и излишнюю чувствительность. Он заставил себя нахмуриться, но все равно его глаза радостно блестели – он был рад видеть Ангеллу.
В другой ситуации, она бы напустила на себя кроткий и даже покорный вид, такой привычный для женщин того времени, а передвигалась бы она скромно и медленно, семеня мелкими шажками. Но встреча со своим братом была другим делом. В ее глазах, казалось, была такая уверенность и сила, какую не найти в глазах самых смелых и храбрых мужей. А в каждом движении ощущалась странная для такой хрупкой дамы энергия. И, как показалось ему, от нее веяло скрытой печалью и состраданием, которые она редко проявляла к нему. Обычно сильному и даже жесткому.
– Приветствую тебя, рыцарь, – обратилась она к нему, не утруждая себя ни поклоном, ни даже намеком на него. – По турнирам уже не разъезжаешь, прекрасных дам своей статью и храбростью не радуешь. Предпочитаешь общество епископов и монахов?
Он прошел к своему креслу возле камина и неспешно опустился в него – выглядел он при этом слегка озадаченным. Что она имеет в виду?
– Тебя ищут. Тот самый епископ, которого ты сшиб с ног. И у которого отобрал его жертву, какого-то парня. Новый Хранитель, да? – Ангелла посмотрела на него с улыбкой, но затем опять нахмурилась.
– Так вот, этот слуга церкви объявил тебя великим колдуном, наперсником дьявола. Поборником темных сил, который спасает от справедливого суда еретиков и чернокнижников. И сопровождаемый несколькими рыцарями, а также с кучей солдат, уже направляется к твоему замку. Я, каюсь, подслушала их мысли, когда направлялась в эту сторону и остановилась на одном постоялом дворе. Я с этими господами оказалась за соседними столами. Уж что-то очень мерзкое он замышлял, как показалось мне, когда я увидела его глаза. И вообще, он весь такой гадкий…, – ее всю передернуло, и она испытующе посмотрела на Асраила.
Он покачал головой, смотря на нее слегка отстранённым взглядом, погружаясь в свои размышления. "Как это всё не вовремя", – подумал он. Он уже и забыл про этого епископа, и теперь лишь труды и таланты нового Хранителя занимали его мысли. Как и его новое тело. Когда же оно будет готово. Успеет ли он…
– Спасибо, что сообщила мне об этом, сестра. И лично привезла эти новости. Располагайся, где пожелаешь – любая комната и мои слуги в твоем распоряжении, прошу тебя… – он жестом показал Ангелле, что весь его замок в ее власти, и опять задумался, обратив взор на поленья, объятые огнем.
Но Ангелла продолжала тормошить его и подняла с кресла, и они уже вышли из замка, черного и старого, как его хозяин, но весьма крепкого и неприступного на вид. Они медленно взобрались на крепостную стену и Ангелла посмеиваясь, подталкивала его в спину, когда они поднимались по лестнице, в то же время, понимая, что Асраил слишком и как-то очень быстро ослаб. Впервые она видела его таким, и прятать тревогу за него ей было все труднее. Но ее страх давал о себе знать, что проскальзывало в ее взгляде, и она старалась не думать о том, что случится, если молодой Хранитель, о котором он рассказал ей кратко, иногда прерываемый приступами кашля, не успеет довести до ума тело, которое начал создавать еще его предшественник, старый мастер ее брата. Тогда от Асраила останется лишь небольшой яркий шар, который будет очень трудно пристроить в новую обитель. Ведь для перехода Неприкасаемого в новое тело, нужно и его прежнее. Еще не остывшее. А она даже ничем не может помочь ему, она сама сейчас была без Хранителя, которого потеряла при схожих обстоятельствах – ему отрубили голову. Он не выдержал самосуда и мракобесия, творимого повсюду и пытался спасти прекрасную девушку, которую обвинили в колдовстве. И уже абсолютно голой, сорвав все ее небогатые одежды, собирались пытать и четвертовать. Объявив предварительно похитительницей и пожирательницей младенцев. А он не мог смириться с попранием и уничтожением такой красоты, этого венца творения… И с таким откровенно глупым и страшным, абсолютно не справедливым обвинением смириться не смог. Назвав его прилюдно клеветой и наветом. И, его, конечно, тоже казнили, а она была в это время на турнире, налаживая связи для помощи Легиону, где какой-то дурно пахнущий рыцарь, вокруг которого вились мухи, объявил ее свой дамой сердца. И ей стоило больших трудов не смотреть на него язвительно и мрачно. И потом она очень долго горевала и корила себя, понимая, что не сможет даже похоронить своего Хранителя нормально – его кинули в яму, с такими же грешниками, и закидали их тела камнями. Какие же страшные времена, почему люди так жестоки друг к другу.... И теперь она может потерять и Асраила, одного из Неприкасаемых, ее брата, и она поклялась себе, что этого не случится.
Вдруг Ангелла показала рукой на приближающихся к стене трех всадников и взяла Асраила за руку, пытаясь передать ему как можно больше своей энергии. Вдалеке виднелись еще люди, как на конях, так и пешие, Ангелла насчитала около семидесяти тех, кого привел епископ и его друг, злой и жадный барон, требующий вернуть ему того мальчишку, который браконьерствовал в его владениях.
Асраил напрягал зрение, пока не разглядел внизу того самого епископа, который уже добрался до ворот его замка, и хотел сжечь его молодого Хранителя. Ему вся эта суета казалась такой смехотворной, такой ничтожной, что ему даже не хотелось как-то реагировать на эту новую угрозу. Но этот епископ, сидящий на черном коне, и облаченный в какую-то длинную рясу, нашел глазами этого колдуна на стене, через бойницы, и стоящую возле него молодую женщину, в которой он сразу почему-то распознал ведьму. Уж слишком красивой и гордой она была.
– Откройте ворота! Не заставляйте нас предать тут все огню и мечу. Сдайтесь и ваши души будут спасены! Или мы казним вас такой страшной смертью, будем вас пытать так долго, что вы уже здесь, на земле испытаете все ужасы ада!
Асраил ухмыльнулся, и вдруг подумал о том, как Ангелла нашла его, ведь он не говорил, как и где она может найти его. Его сестра, не отрываясь, смотрела мрачно на этого гнусного всадника, прочитав мысли которого и заглянув в его память, она повторно ужаснулась, но не потеряла своего решительного настроя.
– Как ты меня нашла здесь? – спросил он, словно муж, пытавшийся спрятаться от своей ревнивой и строгой жены, которая повидимым только ей признакам и следам находит свою половину, то в очередном запое, то в компании падших женщин.
– Ты что, старая ты колода.... Я ведь уже навещала тебя. Мы встретились в замке у Гранж, и вместе отправились к тебе.... Ты не помнишь? – Ангелла округлив свои прекрасные голубые глаза, смотрела на него уже откровенно тревожным, даже обеспокоенным взглядом.
Он не помнил. Он пожал плечами равнодушно, словно принимая смиренно признаки приближающегося конца, но тут епископ решил сказать что-то страшное, что максимально приблизило его кончину.
– Я велел выкопать труп того колдуна, который ты похоронил. Того старика… И мы сожгли его, и развеяли прах. Так мы поступаем со всякой нечистью…
Асраил побелел, и так стукнул своим кулаком по стене, что отколол крупный камень, и он свалился вниз, почти под ноги всадников, напугав их лошадей. А их наездники уже удалялись прочь, восприняв брошенный в них камень как отказ сдаться. Асраила пронзил такой сильный приступ ярости, что у него потемнело в глазах, и Ангелла отпрянула от него, вдруг почувствовав его энергию, темную, пугающую, пробудить которую теперь могло только это. Такое жестокое обращение не с ним самим, ему уже было все равно, реши они даже казнить его. Он устал от людей, видя, что кровь они и сами мастера проливать, и без помощи таких виртуозов, как он. На его вкус, эпоха становилась слишком кровавой и беспричинно жестокой… Но то, что сделали они с телом его Хранителя… Явив такую неоправданную и ненужную мстительность по отношению к останкам человека, которого он, все ценил и уважал. С которым он испытал многое и прошел через столько событий вместе, что уже ощущал его частью себя. Ведь не зря он делился с ним своими знаниями и опытом… Как и теперь он возится и с Тигелем, делая из него настоящего Хранителя. Но ему нужно время, а времени у него как-раз-таки не оставалось… А может быть, ему понадобится и другой пособник – тот, что может не только создавать и поддерживать его телесные оболочки, но и воин, способный воздавать по заслугам, таким мерзавцам, как этот епископ… Как тот барон… но эту мысль он почти сразу забыл, решив покарать этого выскочку, который, все же, привлек его внимание. Что ж, тем хуже для него.
Он покачал головой и решительно направился вниз, поддерживаемый вспышкой своего гнева, возможно последней в истории этого тела, в котором он пребывал так долго, почти сто шестьдесят лет. Он подозвал страшным голосом своего оруженосца и слуг, приказывая им нести его доспехи и оружие. Доспехи, которые он не надевал уже так долго, потому что ему не хватало сил носить их на себе. Но Ангелла убежала вперед, быстро спустилась по лестнице и уже подбегала к своим слугам, с которыми она прибыла в замок. В Черный замок Асраила. Да, несмотря на его отрицательную энергетику, на его сомнительные поступки, он оставался ее братом. Несмотря на его жестокость, которая просыпалась в нем время от времени, несмотря на ее явное неодобрение и скрытую борьбу с ним, несмотря на их стычки и даже схватки. Он был одним из них – Неприкасаемым. И она понимала, как всегда, смотря на мир шире, чем ее братья и сестры, и осознавая, что и у него, как у каждого из них есть свое предназначение, и что все они все были созданы не зря. С какой-то целью явились в этот мир. И она всегда будет рядом, особенно в час его слабости и немощи, и она не позволит никому притронуться к нему и пальцем. И спасет его. Чтобы он со временем мог открыть в себе более светлые и не такие мрачные стороны, и ресурсы.
А Асраил уже надевал доспехи, и, натянув шоссы – облегающие штаны, прообраз брюк, вдруг стал похож на старого танцора балета, который впав в глубокий маразм, решил повторить свой коронный номер перед слегка шокированной публикой. Но он не обращал на это внимание, ни на тревожные взгляды своих слуг, ни на Ангеллу, которая командовала мужчинами, уже облачающимися в броню и бравшими из повозки арбалеты и копья.
– Вы разбудили во мне зверя, ваша светлость, зверя, который дремал уже очень давно, и теперь он проснулся, требуя вашей крови, – бормотал он себе под нос, и, решая, какой меч ему взять – короткий или длинный, двуручный. И добавлял про себя, что немногочисленные слуги, которых привела в его замок, а теперь командовали ими, его трогательная сестра, не смогут биться на равных с врагом, который уже плотной и многочисленной группой неумолимо и грозно приближался к воротам его замка.
А Ангелла отбежав в сторону, переодевалась и надевала на себя легкие, но очень прочные доспехи, и примеряла в руке почти невесомый, но очень острый меч, который она мастерски крутила в своих ручках. Затем она построила мужчин перед собой и коротко скомандовала им, смотрящим на нее с таким вниманием и почтительностью.
– Легион! К бою!
Асраил вздрогнул и посмотрел уже более серьезным взглядом на этих пятнадцать воинов. Так значит Ангелла пришла не одна, она привела с собой поддержку, один из отрядов их Легиона, про который он, как и про некоторые вещи и события, забыл. Почти забыл. Да, это был действительно Легион, и каждая из битв, в которых он принимал участие, становились потом историей, которая попадала то в архивы Неприкасаемых, то в летописи, баллады и легенды поэтов и писателей, творивших и запечатлевающих события своего времени. И Ангелла, возможно, опять нарушила их негласный Кодекс, и привела Легион к нему на помощь. Ох уж эта неудержимая Ангелла…
Неприкасаемая приказала пятерым стрелкам подняться на стену, и занять позиции у бойниц. Неприкасаемые понимали важность стратегий, изучая и внедряя в практики своего Легиона лучшие – то действия спартанцев, то атаки и тактику римских легионеров. Они также не жалели средств на технологии, и в их оружейных мастерских работали лучшие умы своего времени. Которые создавали легкую, но очень прочную броню. И, конечно, копья Легиона – короткие, гибкие, но очень прочные, которые благодаря какому-то магнетизму, не выпадали из руки, которая удерживала древко.
И вот уже стрелки выходили на огневые рубежи и позиции, а Асраил приказывал открыть ворота и первым вышел из них, прикрываясь большим щитом и выставив вперед копье Легиона. Он проигнорировал взгляд Ангеллы, которая считала, что он слишком слаб для битвы. Она не стала произносить это вслух, но он прочитал это по ее глазам. Она, как опытный полководец, не стала акцентировать внимание своего немногочисленного войска на слабости Асраила, и наоборот, закричала, что их ведет в атаку лучший воин, которого она когда-либо знала. И это было правдой, Асраил не знал себе равных, что на турнирах, вышибая из седел своих противников так далеко, что они ломали себе порой все кости и зарекались, если выживали, когда-либо брать в руки лэнс – длинную пику для турниров. И в обычных схватках, которых Асраил никогда не избегал, даже сейчас, будучи таким слабым и старым. А один из воинов Легиона уже выдувал из своего рожка мелодию – прообраз гимна Легиона, который так прочно засел в памяти Ангеллы.
– Я не буду отсиживаться за стенами. Легион, за мной! – хрипло прокричал Асраил, и Ангелла мысленно согласилась с ним – уж если Неприкасаемые воевали с кем-то сами, а случалось это нечасто, к ее радости, то они никогда не прятались за стенами своих крепостей. И всегда встречали угрозу грудью. При этой мысли она окинула себя взглядом и провела ладошкой по доспеху, который прикрывал ее перси – своего рода сияющая серебром кираса, которую трудно было пробить даже их арбалетом. А шлем ее тоже был легким и красивым, даже изящным, в то же время, надежно защищая эту самую светлую голову в рядах Неприкасаемых. Асраил же был одет в черные доспехи, почти матового оттенка, и он глубоко надвинув шлем, подняв забрало, и смотрел на мир своими глазами, почти черными, превратился в демонического рыцаря, увидев которого можно было легко поверить в существование ангела, или демона мести.
Воины Легиона, в серебристой, сверкающей на солнце броне, укрылись за спиной Асраила, по его команде, и, выставив вперед короткие копья, прикрываясь щитами, острым клином разрезали строй врагов, которые надвигались на них. Среди их неприятелей не было рыцарей, только пара десятков профессиональных воинов, а остальная часть была простолюдинами, в кольчугах и дешевых доспехах, принявших участие в паре битв и чудом уцелевших. Рыцари расположились в отдалении, их было всего пять человек, на крепких и мощных конях, способных выдержать вес своих закованных в тяжелые латы всадников. А за ними, выглядывая из-за их спин, показывался епископ, смотря своими злыми глазками на это чудо – горстка солдат, ведомая старым колдуном, решила бросить вызов ему и его другу барону. Неужели готовится конец света, что демоны так осмелели?
Но солдаты и свежеиспеченное воинство барона были настроены самым решительным образом – им пообещали по два золотых каждому, и трапезу с вином и мясом. И также их умело наставил на путь истинный и натравил епископ, пообещав им прощение всех их грехов. А грехов у них было предостаточно. Поэтому, они так яростно накинулись на колдуна и его защитников, крича им, что уже скоро они встретятся со своим хозяином – сатаной. С их самой горячей и посильной помощью.
Воины Асраила и Ангеллы сдержали наступательный порыв и сбили спесь со своих врагов, и теперь, по команде Асраила образовали маленький круг, уютный и неприступный для своих оппонентов. Они умело удерживали ряды, поддерживаемые энергией своих Неприкасаемых, и кололи войско барона короткими копьями. А Ангелла, на которую, вдруг напал приступ бешенства и дикой ярости, кружилась в центре этого круга, ловко орудуя своим легким, но таким же смертоносным жалом. Она, высоко подпрыгивая, поражала врагов из-за спин своих воинов, разя их очень точно – то в шеи, то в едва заметные неприкрытые участки между кольчугой, находя с первого раза их слабые места. А ее стрелки осыпали врагов небыстрыми, но точными выстрелами своих арбалетов, и уже двадцать вражеских воинов пали, сраженные короткими стрелами, которые одинаково эффективно пробивали насквозь что шлемы, что стальные нагрудники.
Сегодня, им кажется, благоволил сам бог войны. И Асраил ревел, как старый кабан, и уже отбросив свой щит и копье, вышел на дистанцию ближнего боя и нанес несколько ударов своим коротким мечом, которые настигли пятерых оставшихся в живых противников. И они пали, их враги, и опустили свои щиты и копья воины Легиона, и поняли, что нарубили из тел своих врагов вокруг себе настоящую стену. Но, все они остались живы, и даже Асраил, казалось, черпал новые силы в этой славной битве.
Черный рыцарь уже перебирался через груду тел перед собой, и кричал так громко, что его услышали его слуги, успевшие закрыть за вышедшими в поле, ворота главной башни, которая была частью крепостной стены, ее авангардом. Вот теперь он желал сразиться с рыцарями в конной схватке, но Ангелла очень скептично отнеслась к его порыву. Но ворота замка уже раскрылись, и испуганно смотрящие на трупы вокруг себя, дворовые вывели двух коней, и Асраил с Ангеллой уже садились в них, когда те самые пять рыцарей налетели на их бойцов. И солнце, вдруг накрыла черная туча, подобравшись к нему подло и неожиданно, и воины Легиона падали на землю, смятые неожиданной атакой рыцарей, которые за время битвы переместились в близко расположенную рощицу. Выждав удобный момент, они напали на своего неприятеля, который посчитав битву выигранной, покинул пределы своей рукотворной стены из трупов и встал в сторонке, словно не видя и не слыша ничего. Считая трупы врага, еще непобежденного врага.
Но замешкались стрелки на стене, и рыцари успели порубить всех бойцов, некоторым даже снеся головы, которые катились по земле, взирая вокруг удивленными, но не испуганными глазами. И Ангелла, поняв, что эту битву Асраилу и ей уже не выиграть честным способом, отбросила свой меч и напрягла свое тело, вызывая внизу своего живота, в центре сосредоточия своей энергии, почти женской, невиданный импульс, который она обратила вовне, направляя его в сторону приближающейся группы врагов. И, как опытная феминистка, одолела своих оппонентов, которые тыкали ей в лицо основами домостроя, но не в диспуте или на вечере риторики, а на поле боя, смахнув и вырвав их из их седел. Тяжелых рыцарей, со всех их металлической и сверкающей мишурой, и объятых одним желанием – убить Неприкасаемых. Они коснулись земли уже мертвыми, их латы и доспехи были так сильно покорёжены, будто по ним стучали целый день мощные молотобойцы. А их кони пронеслись мимо пораженного Асраила, которого тоже обдал выброс этой невиданной энергии, и он едва удержал своего коня, который было, бросился прочь. Ангелла повалилась наземь, и ее конь, словно обезумев, ускакал обратно в замок. Она смотрела широко раскрытыми глазами на небо, где солнце уже избавилось от тучи, которая заслоняла все самое интересное, и, послав это нагромождение дождевых облаков подальше, насладилось в полной мере этим невиданным зрелищем.
Асраил спешился, и, махнув рукой на исчезающего вдали епископа, забывая про свое острейшее желание отомстить, что с ним случалось крайне редко. А само духовное лицо двинулось рассудком, наблюдая, как колдун и ведьма убила барона и его братьев, и уничтожили все их войско. Подвывая от страха, он мчался на своей лошади, раскачиваясь из стороны в сторону, и кричал, время от времени, что грядет конец света, и он будет его предвестником. Но труды вестника небо не оценило, и направило лошадь к обрыву, с которого она с явным удовольствием и сбросила с себя своего шумного и вертлявого наездника. Который донес свое послание паре одичавших собак, с отвисшими животами, уже давно питающимися трупами убитых в сражениях и битвах. Благо, с точки зрения собак, их было достаточно, и они с некоторым раздражением обнюхали еще одно тело, решив обглодать его попозже.
Асраил нес на руках свою сестру, и эти два почти умирающих Неприкасаемых, направившие свои силы и энергию на ненужную, по сути, никому суету и сражение, приближались к комнате Хранителя. А Тигель, как настоящий, прирожденный мастер уже готовил укрепляющее зелье для Ангеллы, и сообщил удивленному Асраилу, на одном из диалектов французского, так, между делом, что новое тело почти готово, но если его хозяин будет и дальше ввязываться в каждую битву, то он бы лучше его оставил умирать на том костре. Темный рыцарь, дождавшись, когда Ангелла придет в себя, ушел к своему камину, наказав слугам собрать трупы храбрых воинов Легиона, и похоронить их со всеми почестями, пригласив монаха из соседнего поселения, который был всегда пугающе честен и благочестив. И смотря на пылающий в камине огонь, он пытался понять, что это такое – быть Неприкасаемым, невиданное счастье и удача, или страшное проклятье и так и не находил ответа, решив дождаться, когда Ангелла присоединится к нему, и объяснит ему то, чего он сам пока постичь был не в силах.
Глава 15.
Легион навсегда.
Ангелла очнулась уже на следующий день, увидев возле себя Власту, которая спала, похрапывая и шевеля губами во сне. Их оглушили обычными прикладами, умело ударив по голове, те солдаты в темном камуфляже, с прикрытыми масками лицами, и она могла видеть только их глаза, в которых ничего хорошего для себя и Власты она не разглядела. И теперь она лежала на земле, а над ними была коробка, вернее, они находились в железной коробке, с решетками вместо стен. "Хорошо хоть тут есть крыша, а то бы нас сожгло солнце", – думала мрачно Ангелла, напоминая себе вампира, которому отвели такую страшную казнь – смерть от солнечных лучей.
Она оглянулась по сторонам, пытаясь понять, где они находятся. К своему удивлению, она увидела, что они все там же, на территории этого огромного склада под открытыми небом, забитого контейнерами. "Меня даже во времена Средневековья не сажали в клетку, хотя и имели полное право. Меня ведь принимали за ведьму. А теперь… Что за несправедливость. Что за жестокие времена", – думала она, нахмурившись, понимая в то же время, что людей не изменить, и они в любую эпоху найдут оправдание для своей жестокости.
Уже был поздний вечер, и всюду светили фонари. "Черт, я была без сознания целые сутки", – подумала она. "Или я просто спала, и мое тело, воспользовавшись предоставленным шансом, отсыпалось и восстанавливалось…"
Ей стало зябко, и она растолкала Власту, не желая больше оставаться наедине со своими мыслями и тревожным настроением. "Хоть поболтаю", – подумала она и слегка повеселела. Власта, обладая сильным характером, и привыкнув к строгим порядкам Легиона, где ей приходилось сидеть и на губе, не стала буянить, проснувшись, понимая, что это ни к чему не приведет. Она просто лежала на животе, пытаясь определить для себя дислокацию и наметить цели для последующей подрывной, или освободительной деятельности.
– М-да, съездили, называется, за оружием… Навели справки… Будь он неладен, этот вонючка со своими контейнерами… Интересно, кто эти ублюдки, и зачем они нас сюда посадили? – озвучила она свои мысли и тревоги, с удивлением посматривая на Ангеллу. Неприкасаемую, как ей показалось, нисколько не занимал тот факт, что их свободу ограничили таким жестоким, и неожиданным образом. А может, она просто копит силы, чтобы потом порвать эту клетку? Да, Ангелла успокоилась и пока старалась подготовить себя к страшным, как ей казалось, грядущим событиям. Она даже не помышляла о том, чтобы попытаться раздвинуть прутья решетки, она была еще не в форме, как поняла она, ощущая слабый запас своей энергии.
– А какая разница, – ответила она Власте, охотно вступая в разговор. – Придет время, они появятся, и сами все расскажут. Зачем нам сейчас голову ломать. Omniatempushabent…
– Всему свое время, – отреагировала Власта, – у нас в Легионе изучают латынь.
Ангелла улыбнулась. Это была ее инициатива – преподавать этот мертвый язык, хотя она уже не помнила точно, зачем она настояла на ней.
– Интересно, что сейчас делает Вайда, – сказала она, замечая краем глаза какое-то движение у контейнеров. Там появилось несколько солдат, которые что-то переносили из одного контейнера в другой.
– Наверное, играл днем на скрипке. А сейчас тревожится, переживает и голову ломает, пытаясь понять, куда я пропала. Но когда он в хорошем настроении, он всегда выходит куда-нибудь, на улицу, где почище, и встает посреди людей, дарит им чутка прекрасного, – ответила Власта, так же внимательно наблюдая за солдатами.
– Да, это правильно. Хранители должны нести прекрасное, не только нам, но всем людям. Делиться своими шедеврами, создавать и творить. Она вспомнила Хранителя Асраила, Тигеля, который после того, как создал новое тело для своего хозяина, несколькими годами позже, занимался росписью потолка в одном храме. Искусно чинил городские часы и прочие механизмы,и даже создавал свои собственные машины, и реставрировал картины. И рисовал сам. Хотя Асраил и ворчал на него… Она видела работы Тигеля, на ее взгляд, это было что-то божественное. Ужасно талантливое. Что-то, сильно опережающее свое время – он явно в своих портретах предвещал и предугадывал великое возрождение. Или даже приближал его. А по своей основной специальности, он умудрялся оставаться умелым алхимиком, который мастерски поддерживал жизнедеятельность тела своего Неприкасаемого. Асраил все-таки, умеет выбирать людей… Самых талантливых.
– А я так и не научилась играть на скрипке, хотя мне больше всего нравится этот инструмент. Представляешь, прожить столько лет, и не научиться… Я все откладываю этот момент. Будто у меня вечность в запасе. Хотя понимаю, что, если бы уделяла скрипке хотя бы десять лет из каждого прожитого мною столетия, я бы уже была настоящим мастером… Ну, хотя в половину таким же умелым, как твой отец. И поэтому я с таким удивлением и радостью слушаю обычных смертных, которые умудряются за свою короткую жизнь понять душу своего инструмента. Извлекая из него такие божественные звуки… Чудеса…
Власта ухмыльнулась. Дали бы ей вечную жизнь, она бы прожила ее с толком. С таким размахом… Какие скрипки, я умоляю вас… Вдруг она опять нахмурилась – Ангелла затронула пикантную тему.
– Слушай, а почему Вайда решил изобрести этот дурацкий тестер? Для определения уровня моей энергии. Ну, тот, который похож на тест для определения беременности? – Ангелла озвучила вопрос, который давно не давал ей покоя. В это время солдаты приблизились к ним, и устанавливали антенну и оборудование, похоже, они разворачивали мобильный пункт спутниковой связи.
– Ты что, вот сейчас хочешь говорить на эту тему? – ужаснулась Власта, смотря на Ангеллу и усиленно хлопая своими ресницами. – Вот в этой обстановке?
– Ну а что, просто девичьи разговоры. Давай просто посплетничаем, поболтаем, – Ангелла подмигнула ей, и легла рядом на живот. Теперь они точно напоминали двух подружек, которые решили воспользоваться случаем и обсудить самое важное. Даже сидя в клетке и будучи окруженными солдатами явно не гуманитарной миссии.
– Ну, была одна история… Я влюбилась в одного парня в Легионе. Он маленький такой. Но храбрый. Даже дерзкий. Он снайпер. Зовут Марсель. Ну и нас, конечно, кое-что было… Хотя мне нравятся парни повыше, посолиднее.
– Как интересно, – отреагировала Ангелла, и посмотрела почти восторженно на свою новую подругу. – Значит, ты была беременна?
– Неа, пронесло, – ответила Власта, и подумала, что уж очень странную тему для разговоров выбрала эта Неприкасаемая. Да и не пронесло, а она решила прервать незапланированную беременность. Она сначала хотела утвердиться в Легионе, и связь с Марселем была почти мимолетной. Выпили, разговорились, постреляли по пустым банкам от пива, потом и случилось это…
– Везет вам, людям. Женщинам. Можно влюбиться, родить, быть счастливой. Я бы променяла всю свою оставшуюся жизнь, сколько-то там тысяч лет на обычную и недолгую жизнь. Чтобы ценить каждый ее миг. Чтобы передать кому-то свои знания, опыт. Чтобы повториться в другом человеке. А не просыпаться каждое утро и не осознавать, что это опять ты. Сотни, тысячи лет и снова ты. Со своим характером, со своими мыслями, со своими вопросами без ответов. – Ангелла напоминала теоретика, который, наконец, решил впервые в жизни заняться практикой, но пока не представлял, как это сделать. Но уже присмотрел для начала выход из своего кабинета.
– Ты что, серьезно? Быть такой красивой, влиятельной, жить так долго… Да тебе крупно повезло, не дури, – бурно отреагировала Власта, но сразу пожалела о своей невольной грубости. Но, как ей показалось, Ангелла не обратила внимания на такую вольность, и думала о чем-то своем.
– В следующий раз рожай. Несмотря ни на что. Это главное, а не твои карьерные устремления, которые могут и поменяться. Если что, Вайда поможет. Он будет только рад внуку, – наконец отреагировала Ангелла, будто сама решила последовать этому нехитрому, на первый взгляд совету. Не понимая всех тонкостей, да и как Неприкасаемая могла понять этот процесс – почти сакральный и мучительный, когда женщина, как очень важный портал, приносит в этот мир новую жизнь. Откуда-то из других миров, или сфер…
– Угу, если Марсель…
– Марсель погиб, моя дорогая, – вдруг раздался очень знакомый ей голос, и она вскочила на ноги, ударившись головой о потолок клетки. Ангелла тоже вскочила на ноги, но в отличие от Власты, она смогла выпрямиться в клетке в полный рост.
– Толстый Джон? – закричала Власта. – Что ты там сказал о Марселе? И почему, мать твою, ты там, а я здесь? Мы здесь…
– Ну-ну, не горячись, моя девочка. – Джон подходил к клетке, появившись из-за ближайшего контейнера, и, похоже, застал их врасплох. Что ж, неудивительно, он действующий боец. Но Легиона ли? Он окинул пленниц внимательным и слегка печальным взглядом. Да, это был Толстый Джон, собственной персоной, еще больше погрузневший и ставший еще более широким. На лице его блуждала слегка рассеянная улыбка. Круглая лысая голова на толстой шее, узкие щелочки глаз, обветренные щеки и невысокий лоб, тонкие губы и на удивление тонкий нос, все эти черты как-то странно уживались все вместе на этом лице, от которого веяло холодом. Но в тоже время, как показалось Ангелле, в глазах его было сожаление, словно он был мальчишкой, который замучил кота и теперь раскаивался в своем поступке.
– Власта, Власта… Какого черта ты тут делаешь? Что, не могла купить оружие в другом месте? И на хрен оно тебе понадобилось? – он смотрел на нее и понимал, что ему придется убить ее. Как невольного свидетеля. Хотя информацией о захваченных заложниках заинтересовался его новый шеф. Даже приказал наладить канал связи, чтобы поговорить с одной из пленниц.
– Вы уж извините, дамы, я вас прослушивал. Он продемонстрировал прибор в своей руке, похожий на рацию и вытащил из одного уха наушник. – Тут, на внешней стороне я сам закрепил микрофон вчера. Он сорвал маленький микрофон с решетки, и выкинул его, словно решив теперь получать информацию из первых рук. Без помощи посредников.
– А Марсель, наш храбрый снайпер погиб. Во время последней операции Легиона. И не смотри на меня так своими большими глазами! Тебе прекрасно известно, что солдаты нашего прекрасного и такого благородного Легиона погибают, время от времени! И я бы даже сказал, слишком часто!
Он, будто не выдержав взгляда Власты, повернулся к ней спиной и опустился на землю.
– И я бы терпел это, но меня все чаще стали обходить продвижением по службе. Новым рангом. Повышением оклада. Тот же Зак так быстро дослужился до моего положения, а ведь он даже не был профессиональным военным! Он просто прошел обучение в одном из наших тренировочных лагерей. Кто он такой, чтобы за год пройти этот путь, на который у меня ушло больше пяти лет? – Джон тяжело дышал, и казалось, пытается убедить сам себя в правильности сделанного поступка.
Власта смотрела на него, пока, не понимая до конца того, что происходило перед ней, в ней еще теплилась какая-то надежда. Ангелла же уже давно все поняла, и смотрела на спину и затылок Толстого Джона взглядом, полного грусти. В то же время понимая, что верность и преданность – не самые лучшие качества смертных. В то время, как уязвленные амбиции и гордость очень часто толкают людей вот на такие сомнительные, и даже страшные поступки и деяния.
– Да, я ушел из Легиона! Мне пообещали звание, меня поставили руководить целой бригадой. Но я пока взял себе один отряд. Он мой, и мне не надо теперь срываться посреди ночи и лететь на другой конец земли, чтобы спасать каких-то дурацких заложников! Мы просто будем убирать цели, которые нам укажут, и подчищать за кем-то, но это все равно лучше, чем каждый раз подставлять себя под пули…
Ангелле стало очень тоскливо, а Власта просунула свою руку через решетку и пыталась дотянуться до Джона через ее прутья, а слезы текли по ее щекам. Джон же сгорбился и ковырялся в земле, втыкая в нее свой железный палец.
– Однажды моя задница сказала мне – Джон, завтрашняя операция станет для тебя последней. Но я все-таки отправился туда, и мы освободили этих сранных заложников, будь они неладны. Сколько моих товарищей погибло из-за этих глупых и беспечных гражданских, которые разъезжают по всему миру и строят из себя непонятно кого. Кого они могут спасти? Они что – святые? Блаженные? Не хрена шляться по странам третьего мира. Эта баба правильно сказала! – Джон повернулся, и указал своим толстым пальцем на Ангеллу, а та лишь улыбнулась почти растерянно, – пусть сидят дома, за стенами своих домов. Трахаются, рожают детей! Нет же, их несет в самые опасные места на этой сранной планете… Блядские мессии…
Власта нажимала на решетку всем своим телом, но та и не думала поддаваться.
– Ты, гребанный предатель, ты станешь обычным киллером, убийцей, Джон! – взвыла Власта, – ты не думал о том, что тебя не повышают из-за твоей сранной задницы! Тебя ведь уже все в Легионе называют задницей! Потому что ты все время про нее треплешься! Моя задница то, моя задница это.... Ты ублюдок Джон… Тупой ублюдок…
Власта отодвинулась от решетки, приложила руки к груди и опустилась на колени. Образ Марселя так сильно проник в ее сознание, что она просто забыла обо всем на свете, и просто упивалась своим горем. Марсель все же не был для нее, как она поняла, небольшим увлечением. Ангелла хмуро смотрела на нее, потом пододвинулась к ней и положила свою руку на ее голову. Она вдруг осознала, что ее новая подруга была гораздо более мягким и сложным человеком, полным любви, несмотря на свою внешность крутой амазонки. Хотя она всегда это чувствовала, Власта бы стала прекрасной женой и матерью… Но кого винить в том, что этого не случилось? Судьбу? Устав Легиона? Случайную пулю? Джона? Но он был просто мелким и завистливым подонком, который устал, или захотел признания и статуса в этой банде.
– Ты слышишь меня, Власта? Мне очень жаль, что Марсель погиб. Я тоже плакал, когда стоял над его телом. Ты думаешь, у меня нет сердца? А я решил исчезнуть. Решил, что с меня хватит. Еще одна, или две операции, и на месте Марселя окажусь я. Конечно, я мог бы подать в отставку, но я хотел уйти, как настоящий подрывник. Я понял, видишь ли, что Легион меня сильно недооценивал. И я надеялся со временем даже схлестнуться с ним. Благо все те, с кем я сражался бок о бок, уже умерли…
Джон злился на всех тех новичков, которые приходили в Легион и все с меньшим уважением относились к почти единственному ветерану, который все еще сражался в его рядах. Он им еще покажет…. Но твердо ли он решил мстить? Что бы сказал Марсель, Зак, Такахаси…. Другие его ребята, которые приходили к нему порой во сне, и они будто еще раз проходили ту миссию, во время которой они пали, и Джон уже зная, откуда прилетит роковой выстрел, пытался увести своих ребят от верной смерти. И каждый раз не мог. Даже во сне он не мог спасти своих ребят…
– И я нашел одного наемника, похожего на меня. Одного из тех подонков, которых мы разбили на голову, не оставили камня на камне от их базы… Я надел на его тело свою форму и свою печатку. И подорвал его. Удачно, голову не найти. В общем, официально я погиб, – Джон закончил, и казалось, ему было больше, нечего сказать.
– Но ты ведь не дезертир, ты ведь не просто убежал и скрылся где-то. Ты теперь служишь новым хозяевам. И, они могут стать врагами Легиона… Ты обычный предатель, Джон. А предатели, в конце концов, попадают в двойной ад. Полный терзаний, как твоих собственных, так и всех, кого ты предал…, – Ангелла вещала, как опытный астролог или прорицательница. Она встала и подошла к решетке, и смотрела на затылок Джона печально, который казалось, побагровел и покрылся пятнами. Если ее не обманывало ночное освещение…
– Кому же ты продал свою душу, Джон… Поверь мне, миллион фунтов уж не такая большая сумма, чтобы ты смог успокоить свою совесть… – тихо проговорила Ангелла в сторону еще больше ссутулившейся спины, но Толстый Джон он уже вставал, и как-то скованно удалялся от них.
– Сейчас вы все узнаете сами, – прокричал он им, а его подчиненные, по его команде, уже подтаскивали к ним огромный монитор на подставке с колесиками, который они подключали к своему оборудованию. Они подключили также пару колонок, поставив их перед клеткой. Тут же рядом поставили на треноге камеру. У себя, возле своего оборудования, они тоже поставили монитор, чтобы отслеживать качество картинки, и перед ним сразу встала пара солдат. Спиной к клетке стоял, кажется, сам Толстый Джон, если Ангелла не путала его с другим, таким же широким солдатом.
Экран зажегся и Ангелла села по-турецки на полу клетки, просунув через решетку свои ручки, понимая, что сейчас многие вопросы найдут свои ответы. Она увидела на экране монитора комнату, кресло, пустое, на соседнем кто-то сидел. Да, это был человек, но он, похоже, спал, глаза его были закрыты. Что за черт, это ведь Асраил! Неужели… И какой дебил так крутит своей камерой – изображение сильно дергалось, и у нее даже заболела голова.
Вдруг на экране появилось широкое, улыбающееся лицо Моргана, и Ангелла слегка отпрянула от решетки – какой же он все– таки мерзкий, да еще и таким крупным планом… Но что эти двое делают там, на другой стороне экрана? Похоже, Морган держал в руках свой смартфон и использовал режим видео-звонка.
– Ку-ку, моя радость, – вкрадчиво проворковал он в камеру, и Власта вздрогнула, устремив взгляд своих покрасневших глаза на экран монитора.
– Что это за образина, – спросила она у Ангеллы и та, несмотря на свой мрачный настрой, ухмыльнулась.
Наконец Морган сел, ровно удерживая телефон перед собой, показывая процесс во всей красе, и Ангелла поняла, что на нем килт. Она сморщилась, увидев что-то вялое и безобразное, и скривила лицо, чувствуя позывы к тошноте.
– Что значит образина? Ты сама, как я вижу, не эталонная красавица, – Морган возмущенно смотрел с монитора, явно обращаясь к Власте. – Если не сказать больше и…
– Заткнись, Морган, – спокойным голосом прервала его злобную тираду Ангелла, все еще содрогаясь. – Ты знаешь, что, когда кто-то смотрит на тебя, он сокращает свою жизнь, как минимум, на десять лет. Этот процесс нужно официально приравнять к пыткам. Самым жестоким. И не тряси свой телефон. Держи прямо.
Морган нахмурился – ох, уж, эта Ангелла, только она умела заставить его замолчать. Ну, еще Асраил своими вспышками гнева. Но Ангелла умела это делать парой слов, и своим пробирающим взглядом. Какая же в ней сила…
– Ладно, давайте перейдем к делу. Время у вас позднее. И извини, что приказал посадить тебя в клетку, ты ведь понимаешь, к чему такие меры предосторожности, – сказал он, смотря многозначительно в камеру. – А вот, посмотри лучше, кто со мной…
Он поднес телефон к лицу Асраила, и Ангелла поняла, что с ним что-то не так. То ли он находится под воздействием каких-то препаратов, то ли Морган как-то ухитрился оглушить его… Она потерла свою голову, в том месте, где ее ударили прикладом, словно пытаясь понять, какой силы нужен удар, чтобы вывести из строя Асраила.
– Асраил и я, вернее я и Асраил, решили основать новое боевое подразделение. Темный Легион! – Морган зашелся в крике, а Ангелла покачала головой. "Не обманывай меня, старый греховодник", – думала она, "Это твои, исключительно твои проделки…"
Вдруг Асраил так сверкнул глазами, что Ангелла все поняла. Вернее, нашла подтверждение своим мыслям. “Нет, он тут не при чем”, – она с содроганием оценила ярость в его глазах, которыми он смотрел не в камеру, не на нее, а в сторону Моргана.
Морган быстро перевел глазок камеры на себя, но было уже поздно, Ангелла уже размышляла, зачем Морган заманил Асраила к себе, и что он будет делать с ним. И что это за банда, которую он со своим обычным тщеславием, назвал Темным Легионом? Для чего он ему?
– И что вы затеяли… Какой еще Темный Легион? Вы что, с ума сошли? Ты понимаешь, кому ты это говоришь? – Ангелла не сдержалась, ее охватил приступ холодной ярости. С каким удовольствием она бы уничтожила тело Моргана, не пожалела бы всю энергию, которая клокотала в ней сейчас… Но озвучивать свою догадку она не стала, может Морган не догадается, что она догадалась. “Ужас, я что-то теряю навыки писателя, мыслю как-то коряво”, – подумала она.
– Мы, да… Я, как главный инициатор, решил провести первую операцию Темного Легиона в Праге. А тут такое совпадение. Или счастье. Ты сама приплыла в наши руки. Вернее, в руки моих легионеров. Которым понадобилось больше оружия. Мои свеженькие, смертельно опасные бойцы! Включая тех, кого я переманил из старого, уже такого слабого, и чисто декоративного Легиона!
Чья-то широкая спина вздрогнула, и Ангелла скосив глаза, увидела, что это был Толстый Джон, затылок которого побагровел еще больше. Он стоял возле пары солдат, единственный, кто не был в маске, и как показалось Ангелле, ему очень не понравились слова Моргана, которые разносили вокруг динамики. Он не был вооружен автоматом, только пистолет на боку, а солдаты вокруг него, посмеивались, держа дулами вниз свои штурмовые винтовки, которые они взяли из одного контейнера, который принадлежал покойному ныне Фрэнку. Они смотрели на них, и как казалось Ангелле, их очень забавлял тот факт, что они в клетке. Джон же упрямо старался не смотреть на них, особенно избегая встречаться с взглядом Власты.
– Да, я собрался убрать одного бизнесмена, который проживает сейчас вблизи Праги. С личной охраной и прочими атрибутами успешного человека. И потом, мой Темный Легион будет повсюду наводить порядки. Мои порядки! – Морган все вещал, и Ангелле стало просто скучно слушать этого мелкого тирана, мечтающего о новом порядке мироздания. И своем особом месте в нем.
– Ты знаешь, странно слышать такие наполеоновские планы, от существа, которое сидит перед тобой без штанов. Ты всегда был таким жалким, Морган…– Ангелла качала головой, а Власта поняв, что мелькнуло перед ней на экране, уже неслышно смеялась, уткнувшись лицом в ладони.
– Значит, ты не хочешь поддерживать конструктивную беседу… Жаль… А я хотел поручить тебе командование новой структурой. Или, хотя бы, попечительство над ней. Ты пойми, я – новая сила среди Неприкасаемых. Кто они все – марионетки, слабаки. Откровенно говоря, наша Семья не та, что раньше. Мы распались на отдельные ячейки. И я тебя приглашаю в свою. И совместными усилиями, мы завоюем такое влияние, мы добьёмся таких высот… Мы получим источник вечной энергии, и станем монополистами на этом рынке, выживая всех конкурентов. Мы поистине станем Неприкасаемыми. И продадим наш рецепт другим нашим родственникам. Или найдем другой способ тянуть из них деньги. Которых у них ой как много…
Он замолчал, и облизав губы, поправил свой парик, почти сползший на его лоб, от того волнения, которое выражалось в том, что он слишком сильно тряс головой, стараясь пореже смотреть в глаза Ангеллы. Удерживая глаза намного ниже глазка камеры.
– И не переживай, для нашего имиджа мы оставим Легион, пусть он себе вышагивает на парадах… Ты ведь настоящая воительница, Ангелла, ты ведь любишь убивать, признай! Ты любишь смерть, ты ее сеешь вокруг себя так же умело, как Асраил. И вы станете проводниками моей воли! Я дам вам вечную индульгенцию – творите что пожелаете! На наше общее благо!
Ангелла поморщилась, словно ее новый гинеколог предлагал ей новую спираль, очень большую, но эффективную. Решающую все ее проблемы, по его мнению. Допустить Моргана до своей совести, до процесса принятия решений – кого и когда ей убивать? А кого миловать? Ввязаться в эту явную авантюру с новыми видами энергии, которыми он постоянно бредил? Стать его наймитом? Подчиняться этому психопату? Этому жалкому уродцу в этой смешной юбочке? Убивать людей по его прихоти? – У нее даже не возникло сомнений в своем ответе, и она не нашла слов, а лишь негромко рассмеялась. А Власта, смотревшая на нее встревоженно во время речи этого мерзкого, как она поняла, родственника Ангеллы, расслабилась и улыбнулась.
А Морган не унимался, только сейчас он выглядел все более оскорбленным. Его предложение отвергают?
– Ты думаешь, что я способен только на такие легкие бизнес проекты. Хорошо. А что, если я захочу устроить там, на том складе, где вы, словно две мартышки, сидите в клетке, небольшой, но очень кровавый ритуал. А вы будете жертвами, которых принесут в жертву. Мне. Как новому богу финансов и успеха. И вечной, самой эффективной энергии? Как я это уже проделывал, и не раз. Правда, чужими руками. Например, руками Властелина По, который был очень плодовитым и успешным… Пока не начал жрать наркотики в таких количествах, что просто вышел из-под контроля. Тогда мне и пришлось провести ту операцию в пустыне. Послать Легион в этот проклятый город! Его руками зачистить все и уничтожить следы тех ритуалов.... Только я могу посылать людей на смерть, только в моих руках сосредоточена такая власть!
При этих словах Моргана, глаза Толстого Джона налились кровью, но никто этого не увидел. Еще пара солдат подошли к вспомогательному монитору, и Джон теперь оказался у них тылу, за их спинами, но опять-таки, никто не обращал на это внимания. Моргану было плевать на чувства перебежчика, ему хорошо платили, и пусть он засунет подальше свою обиду, и пока еще не остывшую гордость за этот дурацкий Легион. Пусть привыкает к новым реалиям в Темном Легионе. Но Джон не испытывал гордости, он просто вспомнил убитых товарищей, и только теперь, когда он уже заглушил голос своей совести, и обида на Легион прошла, он ясно осознал, что он просто предал память тех, кто воевал с ним, рядом, плечом к плечу. Он продал память всех своих погибших товарищей, которые пали, в том числе, от пуль этого монстра По, поймав своими телами осколки, или пули, которыми так щедро поливали их позиции. Их сторону. Которую он, в угоду своим обидам и гордости, да и простой жадности, как понял он с сожалением, и оставил добровольно. Еще и поднял высоко руки, шел сдаваясь, оставив своих товарищей под безжалостным огнем…. И он понял, кто он сам, и кому он продал душу, про которую говорила эта красивая женщина в клетке. Словно, она заглянула прямо в нее…
Ангелла чувствовала закипающую ярость поблизости от себя, и решила еще больше подорвать образ Моргана, как успешного, жесткого, дальновидного и коварного руководителя. Она говорила первые пришедшие на ум фразы, но они почему-то точно ложились в цель, выводя Моргана из себя. И подрывали его имидж в глазах его же молодчиков.
– Ты слаб, слишком слаб и глуп для таких масштабных затей. Ты же просто подделка, что твои волосы, что твои манеры. Ты даже за столом себя вести не умеешь. Вечно портишь воздух, как обжора, который есть все подряд. А потом тебя пучит… Ну, скажи мне, стратег хренов, кто будет есть мясо после сладкого картофеля и салата. Только ты, Морган. Такое недоразумение, как ты.
Солдаты уже откровенно смеялись, но уже не над пленницами, а над Морганом. Он что-то прокричал, весь побагровев, но затем вдруг, телефон упав боком на пол, передал изображение лица самого гадкого из Неприкасаемых, которое вдруг оказалось на полу, с разбитым носом и закатившимися глазами. Кто-то поднял телефон, и все увидели лицо мужчины, который, казалось,вновь учился владеть мимикой своего лица. Он что-то пробормотал в камеру, но никто не понял что, и только сердце Ангеллы забилось сильно и быстро. Все же подчинив себе лицевые мышцы, Асраил произнес довольно внятно.
– Легион был и всегда останется лучшим…
Словно дожидаясь именно этих слов, Толстый Джон развернулся и выхватил свой пистолет из кобуры, произнеся тихо что-то типа “Легион – это тебе не игрушечные солдатики, сынок”. Он направил их в сторону солдат Темного Легиона и громко свистнул им. Они с удивлением повернулись к нему, оторвав взгляды от монитора, на котором происходило уже черти что. Они увидели последнее зрелище в своей жизни – летящие в них пули. Все четыре пули Джон послал им в маски, в точку между бровей, которую он, казалось, видел через ткань своими острыми прищуренными глазами. Их тела еще оседали на землю, а Джон уже стремительно подбегал к клетке, и открывал замок, висящий с внешней стороны. Он открыл широко дверь и уже бежал обратно к убитым им солдатам, подбирая их винтовки. С криком Власта выползала из клетки, понимая, что она каким-то образом отсидела, или отлежала ноги, а Ангелла уже опередив ее, прыгнув в щель между ней и потолком, и перекувыркнулась, приземлилась снаружи, и ловила винтовку, которую кинул ей Джон. К ним уже подбегали солдаты Темного Легиона, не осознавая, что их первая операция станет и их последней. Джон, упав на землю, точными выстрелами снял пятерых, а других сняли Ангелла, и все еще кричащая Власта, которая умудрилась приподняться, и, добравшись до лежащих возле вспомогательного монитора трупов, взять одну из оставшихся винтовок. И теперь удивительно метко косила приближающегося противника, опираясь на одно колено. Ангелла словно преобразилась в ту богиню войны, роль которой она играла в битве у Черного замка, ловко меняла рожки, и прибивала одиночными выстрелами солдат Темного Легиона к земле. Не обращая особого внимания на то, откуда и в каком количестве они выбегали на нее. Когда они поняли, что перестреляли всех, Джон поднялся на ноги и, смущаясь, хмуря брови, подходил к Власте. Она покачала головой, и ударила его своим кулаком по плечу, улыбаясь широкой улыбкой.
– Ты на старости лет, похоже, совсем двинулся. Ты же знаешь, что не бывает бывших легионеров.
Он кивнул головой, и, опустив оружие, вытащил из своего кармана ключ от Мини. Власта приняла ключ и смотрела на Джона, понимая, что это еще не все подарки и этапы ритуала, который Джон добровольно решил провести.
– Я поставил машину у контейнера. Там, где мы ухлопали вонючку продавца…
Он вытащил из другого кармана небольшой приборчик, и она узнала в нем маячок – включив такой, ты даешь знать Легиону, одному из его ближайших пунктов связи, свое местоположение с точностью до нескольких метров. Она кивнула ему, и он нажал на кнопку, посылая сигнал, который спустя несколько секунд появится на экранах радаров.
– Возьми его, может, понадобится. Чтобы наши могли вовремя прийти на помощь… А твоя дубинка на твоем сиденье. Прости меня. И у этой дамочки попроси прощения за меня… Ладно, вы езжайте, а я дождусь бригаду быстрого реагирования. Тут надо все подчистить. Да и мне надо объясниться с командованием…
Власта кивнула головой – сидеть теперь Джону в подвале, и ждать суда. Но он, насколько она его знала, и там будет травить свои байки. Ангелла прохаживалась невдалеке от них, на ходу машинально поглаживая винтовку, с такой любовью и признанием, словно она все эти тысячелетия только мечтала о скрипке, но всегда предпочитала оружие. Как более надежный инструмент. И стала настоящим виртуозом по части владения всеми его видами – как холодным, так и огнестрельным. Ангелла хмурилась – они положили на землю, то есть уничтожили живую силу противника, которая превосходила их по численности ровно в семь раз. Зная аппетиты и амбиции Моргана, она думала, что отряд будет более многочисленным.
В это время из-за ближайшего контейнера выбежали последние, оставшиеся в живых солдаты Темного Легиона, представляя собой ударную группу из восьми человек. Они прикрывались щитами и стремительно сокращали дистанцию, выставив вперед помповые ружья. Джон развернулся к ним, и громко проклиная себя за то, что не лично убедился в том, что все эти засранцы мертвы, открыл ответный огонь. Но было уже поздно – дробь рвала его тело, и он уже умирая, оттолкнул от себя Власту, которая грохнулась на землю, понимая, что над ней пронесся заряд дроби. А Ангелла, на ходу меняя рожок, забегала им в тыл, каким-то немыслимо быстрым движением покрыв за секунду полсотни метров. Она прыгнула через груду ящиков, сделав полный оборот в воздухе, и приземлившись на одно колено, уже расстреливала их не защищенные щитами спины, нисколько не жалея о том, что она играет по своим правилам. Используя, свои силы и прыть, которые забирали у нее так много энергии. Но чтобы добить эту отрыжку Моргана, эту нечисть, которую он назвал Темным Легионом, она пойдет на любые жертвы. Она чуть не рассчитала количество боеприпасов в рожке, в своем последнем рожке, и на последнего бойца у нее не хватило патронов. Он оказался почти таким же юрким, как она, и успел передернуть свой дробовик, послав ей в живот хороший заряд дроби, опрокинув ее на землю, и она упала, отлетев от него на пару метров. И его тоже ударила отдача, но это было последнее ощущение и движение в его жизни. Потому что Власта с криком приблизилась на расстояние удара, и уже посылала в его тело длинную очередь, которая казалась вечной. А потом Власта подняла с земли морщащуюся от боли, и истекающую кровью Ангеллу, и потащила ее к своему Мини, пристроив ее аккуратно на сиденье слева от себя. Она положила маячок в пакетик, который лежал в бардачке – ей дали его в аптеке вместе с тестами для определения беременности, и вдруг откинула пакет в салон, подальше от себя, словно испугавшись того, что на нее опять нахлынут воспоминания о Марселе. Она завела машину и тронулась с места, вырулила к телу Джону, вышла тяжело из машины, подняла его пистолет, и выстрелила в воздух, отдав ему последнюю честь – салют в честь павшего геройской смертью легионера. Она застыла на мгновение, смотря на лицо Джона, который, казался таким умиротворенным, и поняла, что он успел, в самую последнюю секунду, но успел принять верное решение, которое примирило его с самим собой. Она покачала головой, и вновь задвигалась очень быстро – нашла несколько зарядов взрывчатки, и установила их на контейнеры с оружием и боеприпасами, на пункт связи, и конечно, на клетку. Взяла дистанционные взрыватели, и уже отъехав на приличное расстояние, нажала поочередно на кнопки. Услышав громкие взрывы, но, не видя их – они ехали между контейнерами, стоящими один на другом, она направила машину прямо в ворота, надеясь, что успеет довезти Ангеллу живой до дома своего отца, Мастера Вайды. И она неслась на всех парах, к тому месту на дороге, где уже суетился Закария, подбирая гранаты и решаясь совершить любое деяние, но обрести оружие, которое было так нужно ему для его новой охоты на убийц.
Глава 16.
Два ронина.
Закария вышел из машины, они уже доехали до того дома, где трое мажоров удерживали своих заложниц. “Вернее, два мажора и один самостоятельный, юркий подонок“– подумал он. Франтишек пришел в себя достаточно быстро, и пересев за руль, почти мгновенно довез их до места назначения, а Закария, сидя возле него, впереди, на своем пассажирском месте, и уже отойдя от скачка адреналина в своей крови, думал о том, что набор его оружия крайне скудный. “С таким арсеналом только долго и безрезультативно сидеть на охотничьей вышке. А потом подорвать себя гранатой, примерно на третьи сутки, чтобы получить хоть какие-то острые ощущения” – думал он. Из арбалета он раньше не стрелял, и теперь ему не хотелось идти на такое важное задание с этой игрушкой для охотников. “Пробьёт ли он череп, и на каком расстоянии он вообще сохраняет свою убойную силу. Да и скорострельность не та, что мне может понадобиться. Артефакт какой-то, а не оружие”, – думал он, поглядывая на этот самострел.
Его спутник, еще ярко переживая их злоключения, рассказав ему по дороге пару баек про свою жизнь, в которой ему чем ему только не приходилось заниматься – он и продавал собак, и служил ассистентом у одного сводника, который был все же приличным, даже верующим человеком. Но вот, чтобы в один и тот же день получить по носу от мужика, а упасть в обморок от удара женщины… Про которую ему кратко рассказал Закария. Не уточнив ее габариты. Нет, такого казуса с ним еще не случалось, продолжал Франтишек. Ему было бы привычнее упасть, получить хорошенько, даже испытать легкий нокаут, но именно от удара своего собрата, мужчины, а не от какой-то амазонки, и он с ощутимым укором смотрел на Закарию. Затем, он вспомнил про свою кузину и признался, что она даже поколачивала некоторых своих мужиков. Ибо очень тяжелая у нее была рука. А нрав горячий. После этого ему стало полегче, и он уже надеялся, что никогда ее больше не увидит.
“Видно, она и тебя пару раз огрела”– подумал Закария с улыбкой. А Франтишек все говорил о том, что если контейнеров взорвалось два, то значит, его шансы возрастали. Никогда не увидеть больше в своей жизни этого вечного манипулятора и агрессора… Эту его сестрицу. От которой даже у подпольного торговца оружием от снесло крышу. Хотя, это только одна из версий того, что случилось. Закария покашлял выразительно, и дальше они уже ехали в тишине, сверяясь изредка с навигатором.
Уже позже, правильно растолковав тревогу в глазах своего пассажира, он сообщил, что в багажнике у него есть пара игрушек, которые Закарии очень понравятся. И вот теперь, они с Франтишеком стояли у раскрытой дверцы, а его гид и водитель, доставал из недр своего тайника, отодвинув сабвуфер, который напоминал приличных размеров бочку с решеткой на одном конце, пару ножей и обрез ружья. Там же, в кейсе, с пультом дистанционного управления и маленьким мониторчиком в кейсе, располагался маленький дрон с камерой. Закария покачал головой, положил гранату рядом с чемоданчиком, и взял только один из ножей – охотничий, на вид старинный, но отлично сохранившийся и прекрасно сбалансированный. С очень острым лезвием. Он на мгновение вытащил его из чехла и оценил клинок – тут был даже кровоток. Для ближнего боя идеальное оружие.
Примостив нож у себя на поясе, он оценил взглядом дислокацию. Было около двух часов ночи. Луна, застенчиво выглядывающая из мрачных, почти черных облаков. Пустынная улица, однотипные дома за высокими заборами. Скорее даже, особняки. И это пригород. Очевидно, тут живут не бедные люди. И такие же состоятельные господа снимают тут жилье. Уличные фонари, но в целом, довольно темно и спокойно. У Франтишека тихо завибрировал телефон, и он получил сообщение. В котором ничего, кроме нескольких цифр не было.
– Это от нашего человека, он наблюдал за этим домом. Интересно, что означает это. 2 + 3. Странное послание. Что за код…
Закария чертыхнулся. Он понял смысл этой арифметической задачки.
– У них еще три заложницы.
Франтишек сразу помрачнел и, раскрыв рот, смотрел на Закарию. Тот отошел от багажника и пристроился возле задней двери.
– В доме все этажи пустые. Они разместились на последнем, пятом. На первом этаже два охранника. Интересно, куда они поместили девушек. Какую квартиру приспособили для своих забав…. – Франтишек размышлял вслух с плохо скрываемой злостью.
– Давай запустим дрона, надо посмотреть по этажам, оценить обстановку, наметить цели, – Закария проговорил этапы простой процедуры, которую он очень часто использовал в своей деятельности. Они отправили вверх этот игрушечный девайс, и наблюдали, как он тихо жужжа, подлетает к тому самому дому, который стоял от них в некотором отдалении.
– Второй этаж – чисто… Третий этаж – чисто…. Четвертый этаж…
Закария умело управлял ручкой джойстика, в то время как дрон тактично заглядывал во все окна уже четвертого этажа. Они выглядывали из-за угла и напоминали двух школьников, которые подглядывают в окно своей учительницы, пытаясь понять, одинаковые у нее груди, или все-таки разного размера, что и показалось им на ее уроке.
– Пятый этаж… Чисто!
Он вдруг понял, что эти мажоры ушли в подвал, и теперь могли там делать с девушками что угодно. Никто ничего не услышит. Хоть стреляй, хоть режь бензопилой… Он быстро вернул дрон, и он почти упал в руки Франтишека, который подпрыгнув, поймал его, не дав врезаться в столб фонаря. Но сомнения все же оставались…
– Они внизу, этаж минус один. Или два… Они ведь никуда не выходили из дома? Твой человек точно уверен, что они там, а не вышли всей толпой в ночной клуб?
Франтишек покачал головой, смотря Закарии прямо в глаза.
– Они там. Только один из них отлучался, потом вернулся. Очевидно, тогда он и привез еще девиц… Машина у них там, в подземном паркинге, под домом… Если он ошибается, я сам из него душу вытрясу. Но он никогда не ошибается. Мы с ним вместе служили… И так даже лучше, что они в подвале – хоть пали в них из обреза… А как мы попадем внутрь? – Франтишек смотрел с надеждой на своего коллегу, в котором он сразу признал силу и опыт, но сможет ли еще выше подняться в его глазах?
– Придется рискнуть. Но главное – попасть внутрь, и надеяться, что у них там внизу обычная, а не бронированная дверь…
Закария в который уже раз пожалел, что он не побывал у того Оружейника. Черт, он бы взял и взрывчатку для таких случаев – она бы обеспечила направленный взрыв. Который бы снес любую дверь, или хотя бы вывел из строя замок. Хотя бы те самые комочки, от которых сам Оружейник и предстал раньше времени перед создателем. Они совсем не были готовы к этой операции, но другого случая поймать этих гадов на месте преступления может и не представиться. Или придется ждать слишком долго…
– Надеюсь, у них нет камер, там внизу, в подвале. И мы тут можем слегка порезвиться.
Франтишек не понял его.
– Как это порезвиться?
– Устроим алматинский вариант. Подгоним автомобиль к воротам, ты врубишь свой сабвуфер, мы будем сидеть на корточках, или танцевать возле машины. К нам выйдет охранник, или парочка охранников. Я их вырубаю, и ты, заглушив музыку, ждешь меня в машине, отъехав чуть – чуть. Например, вот сюда, – он показал на то самое место, на котором стоял их седан.
– Фактор неожиданности? – спросил Франтишек. – И что, у вас там, в Алматы, все так слушают музыку?
– Нет, не все. Только самое отъявленное хулиганье.
Франтишек покачал головой, задумавшись о чем-то, и по его симпатичному лицу пробежала тень сомнения. Он обратил на Закарию свои серые глаза и произнес почти уверенно.
– Не нравится мне все это. Какое-то предчувствие нехорошее… Нет гарантии, что подъедут чистильщики – они обычно появляются после звонка шефа. Да имы плохо подготовились… И потом, если они просто вызовут полицию?
Вдруг он понял, что сморозил глупость – никого они вызывать они не будут, учитывая то, что творится у них в подвале, и Закария подмигнул ему – на это и был расчет.
Закария, несмотря на свою смекалку, и сам чувствовал, что он заставляет себя участвовать в этой охоте. Будто его запал, который был когда-то в норме, в самом начале его работы с Асраилом подходил к концу, и все больше остывал. Он чувствовал себя как мушкетер, у которого отсырел весь порох. А шпага вдруг стала неподъемно тяжела… Или дело в том, что именно Асраила не было рядом, и он уже не подчинял его волю своей, более сильной. Вдруг, он сам, внутри, не хотел всего этого… И уже, тем не менее, начал свой кровавый отчет – он ясно представил себе глаза той женщины. Которую он убил в той машине… Да, она была не просто красивой, в ней читалось совершенство, будто сам создатель не поленился, и вдохнул в нее ту красоту, которую он вкладывал в самые прекрасные свои творения. Например, горы, покрытые зелеными елями, облака, проплывающие над ними. Кроваво-красные закаты. Будто он передал ту свежесть, и энергию тех мест, отразив часть тех сил, что делают этот мир яростным, порой безжалостным, но таким завораживающим. И такую красоту он уничтожил. Красоту в миниатюре, но все же.. Вернее, приложил руку к ее погибели. Он чувствовал себя так, словно надругался над прекрасной статуей, скульптурой времен Возрождения. Он покачал головой, грустно возвращаясь к действительности, а Франтишек уже рассказывал свою очередную историю.
– Такие дела, друг. Как-то я тоже готовил одну миссию с напарником. И у меня было примерно такое же настроение, как у нас сейчас с тобой. А у меня в багажнике лежал экспериментальный образец, дрон, созданный нашим гением, Оружейником, да будет земля ему пухом. И вот значит, этот дрон. Вернее, компактный вертолет. Надеваешь на руку пропеллер, пристегиваешь его ремнями к руке, вытягиваешь руку вверх, и нажимаешь на кнопку на пульте, который ты держишь в другой руке. И взлетаешь. Лопасти небольшие, в полете диаметр их вращения не больше метра. А источник энергии – баллон на спине. Оружейник утверждал, что там чуть ли не крошечная ядерный реактор. Летать можно бесконечно долго. Так что представь, какой теоретически, хотя бы, могла быть высота и продолжительность полета. Какой диапазон. Никакой тебе точки невозврата. Ну, и мы вышли на позицию, а наша цель была на последнем этаже одной высотки. В которой было…. Сейчас вспомню, да в ней было 15 этажей. И он мне очень уверенно говорит, что залетит на крышу, спустится на нее, и дальше уже проникнет на лестницу, которая идет вниз. И он запустил эту адскую машинку, и она, кстати, не очень шумно, очень быстро начала его поднимать наверх….
– И что, долетел он до крыши, – спросил Закария, негромко посмеиваясь и уже зная ответ. Ведь этого несчастного бы еще в полете начало вращать вокруг своей оси, что и происходит с вертолетами, когда у них повреждается второй винт на длинном хвосте. И скорее всего, никуда бы он не поднялся. А убился бы еще на земле.
– Что удивительно, долетел. Правда, частично. В чем я убедился лично. В бинокль. То ли одну ногу ему оторвало о провода, в которые он залетел, то ли обе. Что интересно, лопастям хоть бы что… Ну и в конце своего полета, эта пародия на Икара, врезалась в этот самый последний этаж. И взорвался этот хренов баллон. И да, мне кажется, там все-таки был какой-то дикий по разрушительной мощности заряд. Реакция была почти ядерная. Так что этаж он этот к чертям снес. Так что, чисто технически, мы задание выполнили. И я даже получил премию.
– Чушь какая-то, – отреагировал Закария, уже почти не смеясь. А где же был второй винт?
– В том то и дело, друг мой. Ты же человек военный, сразу смекнул, в чем фокус. А он вообще был чудак. Любитель. А другой винт, который как-то крепится сзади, на спине, был в другом кейсе, который мы благополучно забыли у Оружейника на складе. Но я не стал задавать этот вопрос моему камикадзе. Потому что уж очень он был самоуверенный. И стучал на всех. Меня до этого пару раз заложил руководству. Видите ли, я слишком много болтаю. Его утомили мои бесконечные истории. И у меня все время глуповатый вид… А что я мог ему возразить – только приняв самый идиотский вид, можно выжить в этом мире.
Закария вновь внимательно посмотрел на Франтишека – приятное лицо, чуть хитрые глаза, нос формой напоминал картошку, но он был очень симпатичен ему, и в глазах он видел огоньки, которую выдавали постоянную работу ума.
– А к чему я это все рассказал, друг мой, – Франтишек уже убрав улыбку с лица, очень серьезно посмотрел на Закарию. – Если ты не готов, если чувствуешь, что что-то может пойти не так, то лучше отложить все. И собрать уже все снаряжение для другого раза… Может, ну его к черту? Что мы себе, другого шефа не найдем?
Закария покачал головой, решив, что он лучше умрет, но сделает свою работу. Хотя бы вот так, как и его незадачливый коллега, которого хитрый Франтишек мог и выдумать, погибнуть, но не испугаться и не отступить. Иногда бывают такие моменты в твоей жизни, когда твое упрямство ведет тебя куда-то напролом, и ты уже чувствуя, что падаешь на дно крутого обрыва, все еще продираешься сквозь заросли и бурьян. Почему? Предопределение, судьба… Злой рок?
И они уже вполне серьезно начали операцию. Они сели в машину, натянули на головы капюшоны своих толстовок и курток, и, проехав по улице, подвели зад своего автомобиля к самым воротам этого особняка. Закария поместил за пазуху обрез, и рассовал по карманам несколько патронов, убедившись, что оружие заряжено. Франтишек вывернул ручку громкости на максимум и вывалился наружу, открывая дверцу багажника – Закария быстро последовал за ним, и они запрыгали, вместе, изображая какой-то дикий танец и входя в транс, словно воины, проходящие древний ритуал, накручивая и настраивая себя на предстоящую битву.
То, что произошло позже, случилось на взгляд Закарии очень быстро. Почти молниеносно. Он, быстро уложив возмущенных охранников, которые вышли на улицу парой, поднял одного и потащил его с собой, пока Франтишек удерживал второго. Он на ходу узнал код двери, и, оглушив цербера, быстро проник в подвал. Уже там, он застал начало кровавой бани – убийцы успели так сильно избить девушек, что трое из них уже были без сознания. Что интересно, они даже не стали запираться изнутри – вот какая она, убежденность в своем превосходстве над людьми и праве распоряжаться их судьбами. И когда Закария убил двоих, вооруженных Глокками, как ему показалось, в завязавшейся скоротечной перестрелке, всадив одному оба заряда в живот, и быстро перезарядив свой коротыш, снес второму полголовы, к особняку уже подъезжало несколько военных джипов, раскрашенных в светлый камуфляж. А Франтишек уже отъехав на приличное расстояние, вынимал из машины тот самый пакетик с маячком, сообразив, как их так быстро вычислили. И выкинув его, уже мчался куда-то, даже вернее, не мчался, а ехал спокойно, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. А в это время, в подвале Закария, уже отстреляв весь боезапас, отбросив обрез, всадил третьему в горло свой нож, предварительно обезоружив его, и пригвоздил к деревянной двери. Затем он словно устав убивать, быстро наклонился над истекающей кровью девушке, оказывая ей первую помощь. Он рвал на полосы простыни, а в подвал уже заходили вооруженные бойцы, невозмутимо, но очень хмуро поглядывая на кровь, которая украшала все стены этой роскошной, ярко освещенной большой квартиры, никак не напоминающей подвал.
Он почувствовал присутствие новых персонажей этой, будто прокрученной в перемотке, драмы и, увидев направленное на себя оружие, поднял руки вверх, узнавая форму Легиона. Он усмехнулся, и понял, что сопротивляться своим он не будет. Он только подошел к двери, где все так же, с открытым ртом, висел пригвождённый к двери труп Роберта Флеминга. К Закарии быстро приблизился легионер третьего ранка Такахаси, более известный как Китано, и смотрел на него, не мигая. Он повернулся к нему спиной, вытянув руки за спиной, а его бывший сослуживец уже застегивал на его руках наручники. Но действие будто затормозилось, словно кто-то его специально замедлил для него, давая шанс увидеть то, что он натворил тут. И он увидел нож, который был воткнут им в горло Флеминга, вернее, его рукоятку, на которой было написано “Think twice before going any further”. И он, уже понимая, что думать поздно, ощущал, что сжег весь свой запас мести и ненависти, и теперь был готов к любому возмездию. Возможно, к самому страшному, которое, он, конечно, заслужил.
Глава 17.
Феи бизнес-квартала.
Спустя несколько месяцев после печальных и тревожных для Семьи событий, Неприкасаемые собрались для совещания, на котором должны были решиться все накопившиеся проблемы и вопросы. Встреча проходила в Нью-Йорке, в офисе одного международного банка, правление которого было очень обязано Моргану. На самом верхнем, 25 этаже этой высотки находилась комната для заседаний, вернее, большой зал, где за большим овальным столом обычно собирались Неприкасаемые. Раз в несколько лет. В одной из соседних комнат находилась та самая высокотехнологичная, и одновременно почти волшебная оранжерея, с цветами, которые показывали уровень жизни Неприкасаемых, связанных с ними одним энергетическим полем. И, как убедился Асраил и другие неприкасаемые, цветок Ангеллы почти завял. С розы осыпалась большая часть лепестков, и сам стебель склонился вниз, грустно поникнув. Что же происходило с Ангеллой? Он тревожился и понимал, что сам виноват в том, что случилось. Он сам вызвал цепочку этих трагичных событий. Ладно, он ответит за них полностью, он был готов понести заслуженное наказание. Он же не мальчик, тысячи лет как не мальчик, и он прекрасно осознавал, чем может все завершиться, и какие жертвы могут быть принесены на алтарь его жестокости. Он просто не смог предугадать, что пострадает одна из них. Вот это было уже совершенно излишним. Он созванивался с Ангеллой несколько раз, и как ему показалось, у нее что-то случилось с голосом. Он едва узнавал его – ему слышались какие-то новые интонации, то ли грусть, то ли общее разочарование от жизни. Или от ее собственной Семьи. Он также улавливал новые, возможно, хорошо сдерживаемые ощущения и прежде незнакомое ему, восприятие ею действительности. Новой действительности? И, ему было особенно грустно от этого – Ангелла и словом не обмолвилась о том, что она винит его. Будто не его киллер покушался на нее. И от этого невысказанного обвинения, от того, что он, многим обязанный своей сестре, сотворил очередную пакость по отношению к ней, ему было горше всего.
Было включено неяркое освещение – был еще день, и из окон в комнату проникало достаточно света. Порой луч солнца касался сферы, установленной посредине стола – там, под стеклянным колпаком, хранились древние артефакты. Символы Легиона – щит, копье и арбалет. Асраил мог поручиться, что, по крайней мере, один из этих экспонатов нашел свое применение во время битвы у Черного замка. Например, этот щит, на который упал и отразился серебром луч, уйдя в высокий потолок и заиграл там солнечным зайчиком. Возможно, он был в руках самой Ангеллы и защищал ее?
Асраил сидел рядом с Каталиной, одетой в изящный деловой костюм – пиджак, рубашка, расстегнутая и слегка обнажающая полушария соблазнительной груди, брюки, которые не слишком тесно облегали стройные и красивые ноги. Он негромко переговаривался с ней время от времени, и поглядывал все чаще на свои дорогие наручные часы. Каталина выглядела великолепно – красивая, настоящих испанских кровей, молодая женщина с дьявольски красивыми глазами, иссини черными волосами. Ярко красный рот и довольно пухлые губы. Асраил с улыбкой сказал, что ей не хватает платья и ярко красной розы в волосах, и она рассмеялась, обнажив свои белые зубы, и смотрела признательно и тепло на сидящего рядом с ней родственника своими сверкающими глазами. Асраил был в своем обычном френче, который отлично на нем сидел и выгодно подчеркивал его стройность и широкие плечи. Примерно в таком костюме он отправился на встречу с Морганом на его остров. Только у этого тон был другой, более мрачный. И с тех пор он терпеть не мог килты, даже от одного их упоминания его мутило.
– Ну, где же Ангелла? – спросила нетерпеливо Каталина, посматривая на Асраила, словно еле сдерживая свой темперамент.
– Она звонила вчера, подтвердила свое присутствие. А если она сказала, что придет, ее ничто не остановит.
Все закивали головами, даже пребывающая в легкой дреме Гранж, и Морган, который сидел возле Великой Четверки (ВЧ), члены которой блаженно улыбались, и их глаза источали такую большую дозу добра, что всем было как-то неловко. Все они, как и их сосед, у которого слегка дергалось одно веко – в этот глаз угодила тяжелая рука Асраила, были одеты в строгие костюмы. Морган время от времени брал пару предметов из целой кучи, которая лежала перед ними на столе, и угукая, и, крутя, то шоколадкой, то игрушечной машинкой, у них перед глазами, пытался вызвать у них какую-то реакцию, отличающуюся от их обычного поведения сегодня. К его удивлению, самый большой эмоциональный отклик и более или менее осмысленный блеск глаз, у них вызывали маленькие слитки золота, шоколад и складные ножики. С множеством лезвий и красной рукояткой. Он и сам погружался в этот процесс все глубже, прочитав где-то, что таким образом он может достучаться до их настоящей личности, пробуждая ее с помощью предметов, или их символов, которые когда-то так много значили для них. Он смотрел в лучезарно сияющие глаза четверки, которые иногда хмурились, словно узнавая его, и он отгонял от себя мысли о том, что тут скоро появится Ангелла. Но его периодически била ощутимая дрожь.
Вдруг Гранж проснулась и произнесла своим привычным, слегка язвительным голосом.
– А куда Ангелла вообще пропала? Я ее сто лет уже не видела…
– У нее был траур, как тебе прекрасно известно. Ей нужно было время, чтобы прийти в себя. А тебе бы не помешало поумерить свое любопытство, – сказал Асраил голосом опытного консильери, и покачал головой, уже не злясь по поводу привычной нехватки такта у своей родственницы. Как все уже давно знали, Хранитель Ангеллы – Мастер Вайда умер примерно полгода назад, сразу после того, что произошло с Ангеллой. И она очень долго носила траур, и не хотела ни с кем видеться. И вот, похоже, что она решила вернуться. И, очень своевременно. Как все прекрасно понимали, слишком унылой стала атмосфера в Семье. Тревога витала в воздухе, вызванная преступными замыслами и деяниями Моргана и Асраила. И даже тот факт, что их вовремя пресекли, все равно оставлял неприятный осадок. И сейчас им нужны были перемены. Какие-то свежие идеи и решения. Новая кровь. Но откуда ее взять…
Он перевел взгляд на портреты Неприкасаемых, которые висели на одной из стен комнаты. Все десять. Все улыбаются и респектабельно, даже очень мило выглядят. Вполне приличные, даже честные лица. И два места пустые. Навечно. Там могли быть изображения еще двоих Неприкасаемых, но, случилось так, что они погибли. Один, вернее, одна от рук другого. Которого позже, все Неприкасаемые, проведя экстренное заседание, подобное этому, только много веков назад, решили единогласно убить. Как нарушителя их Кодекса. Негласного, но все же… И они нашли его, и сломив яростное сопротивление, уничтожили его телесную оболочку, и не пожалели его Хранителя. “Почти как мафиозная семья, которая решает свои проблемы, осуществляя акты мести за убитых родственников. Часто убивая именно своих” – подумал Асраил.
И Асраилу все больше казалось, что там, на стене, это не их генеалогическое древо, а список наиболее опасных и разыскиваемых преступников. Или фотографии членов мафиозной структуры. Только кто будет главой их семейства…
Он посмотрел на Моргана, и тот вздрогнул от этого взгляда. Видно, тоже не забыл тот день, когда Асраил устроил ему такую жаркую афтерпати, что он сам потом удивлялся и не узнавал себя. Когда он смог, наконец, овладеть своим телом, перестав пускать слюни, и дождался Моргана, который оставил его в кресле в состоянии полного обездвижения на целые сутки. Что обошлось ему в пару хлестких ударов после. Морган, выспавшись, вернулся в ту самую комнату, откуда и начал проводить видео трансляцию, связавшись со своими молодцами на том складе под Прагой. Ну и уже изгнав из себя весь внешний яд, и справившись с его влиянием на себя, Асраил смог ощутить первое жжение в пальцах и напрягал мышцы, пока не смог поднять руку, и послал в нокаут Моргана, не дав тому отдать приказ об уничтожении Ангеллы. Как потом клялся Морган, у него и в мыслях этого не было. Ну да ладно, Морган есть Морган. Затем, он почти на пинках потащил его в подвал, и заставил его вместе с его не менее гнусным Хранителем, который напоминал Асраилу вивисектора, или лабораторную крысу, вернуть энергетические ядра в тела ВЧ. Которые при жизни были четверкой Неприкасаемых, решившие объединить свои усилия и действовать исключительно в своих интересах, соблюдая нейтралитет при выработке любых решений остальных Неприкасаемых – что важных, что самых незначительных. И, как рассказал, всхлипывая Морган, под тяжелым взглядом Асраила, они схлестнулись в какой-то геополитической игре, и у них произошел конфликт, вернее, битва интересов. И Морган, проиграв им в более или менее, честной игре, решил отыграться, но уже по своим правилам. Похитив их с помощью своего Темного Легиона, и направив их энергию для обеспечения электроснабжения своего острова. И установка, работающая исключительно на энергии этих Неприкасаемых, справилась со своей задачей на ура. Как угрюмо поведал Хранитель Моргана, они бы смогли этой энергией закрыть потребность всего Британского острова.
С тех пор, он держал Моргана постоянно при себе, и наблюдал за каждым его шагом. Он посвятил в свои планы Гуннара, и тот, получив от Ангеллы по телефону одобрение этой инициативы, закрепил за Неприкасаемым постоянный караул – несколько легионеров, которые сопровождали его везде, как тени, следуя за ним, почтительно улыбаясь, и не приближаясь близко. “Что ж, ты сам этого добился, нечего теперь изображать принца крови, который оскорблен обществом грубых солдафонов”, – подумал Асраил, и слегка загрустил, представляя, какое наказание для него самого выберут Неприкасаемые. Он уже побеседовал с каждым, признался в своих подвигах, и предложил им подумать над тем наказанием, которому, он, по их мнению, должен быть подвергнут. Тяжелее всего было общаться с Гуннаром. Именно его он уважал больше всего. После Ангеллы, конечно. Но они – Каталина и Гуннар, ну и Гранж, забыв на время о своей сволочной натуре, постарались понять его поступки. Принимая во внимание его энергичную натуру, которая постоянно требует новых просторов и поля для деятельности. Новых проектов и новых… новых жертв. “Да, меня уже не исправить”, – думал он мрачно и осознавал, что неплохо бы приставить и к нему самому пару легионеров. “Хотя я и их собью с пути истинного, нет еще таких преград, которые я бы не смог преодолеть. Или просто обойти”, – мелькнула у него мысль, но в этот момент он опять машинально взглянул на Моргана и вздрогнул уже сам. “Я не хочу превращаться в него. Но он прав, мне нужен какой-то ориентир, какая-то ролевая модель, ориентир и деятельность, в которую я бы смог вложить всю свою энергию и ум” – опять подумал он невесело.
Вдруг в комнату зашел Гуннар, он тоже задержался – были неотложные дела в Легионе. Он прилетел на вертолете Легиона, приземлившись на посадочную площадку, которая была сооружена на крыше. Асраил наблюдал, как этот высокий, седовласый, могучий Неприкасаемый, похожий на викинга, в кителе, с выправкой настоящего военного, здоровался со всеми, стараясь не смотреть на Моргана. “И ты тоже не раз становился жертвой его манипуляций”, – думал Асраил. “А кто из нас мог устоять, разве что Ангелла… И ты, Гуннар, ты тоже отдавал своим солдатам, всему Легиону сомнительные приказы, которые тебе нашептывал в ухо Морган. Шепча в другое обещания новых заказов, клиентов, финансирования, нового вооружения и прочих соблазнительных вещей. Но можно ли тебя обвинять, Гуннар, ты же просто хотел обеспечить развитие этого важнейшего направления нашей деятельности, нашего Легиона…” – качая головой, думал Асраил, понимая, что, когда все самоустранились, когда занимались исключительно собой и своими проектами, вся тяжесть легла именно на плечи Гуннара.
Он вдруг вспомнил про своего солдата – Закарию, которого он, как получалось, просто бросил, и ему стало особенно гадко. Будто внутри поселился червяк, который начал травить его отходами своего пищеварения в виде каких-то гнилостных остатков. У него слегка задрожали руки, и он встал, слабо улыбаясь, и похлопав себя по карману, кивнув всем, направился в курительную комнату.
– Когда я подлетал сюда на вертолете, на улице увидел целую толпу, которая собралась по какому-то случаю. Наверное, звезды устроили представление, или концерт, – громко сообщил всем Гуннар, улыбаясь и доставая из своей папки какие-то файлы.
Асраил пожал плечами равнодушно, и уже входил в большую, уютную курительную, с балконом, у которого был широкий и прозрачный пол. Этот балкон далеко отходил от стены, нависая над улицей, которая была где-то далеко внизу. Асраил закурил, он выкуривал по несколько пачек в день, и это говорило о том, что он постоянно нервничает и не может найти, достичь внутренней гармонии. К которой он была так близок, когда осуществлял и задумывал свой проект с Закарией. Когда реализовывался каждый его этап. А теперь он даже не может навестить Закарию, который сидит в тюрьме Легиона на Северной Базе. Ангелла дала четко понять Гуннару – если Асраил там покажется, не видать куратору Легиона покоя до конца дней своих… Как же давно это было, ему казалось, что прошла целая вечность, с тех пор, как он чувствовал себя настоящим охотником, а не как сейчас, жалкой пародией на самого себя. С большим, как нос Моргана, чувством вины. И он, прежде не куривший, вдруг стал заядлым курильщиком, осунулся и даже с удивлением, нашел у себя в волосах седину. И как казалось ему, он выглядел старше обычного, превращаясь постепенно в того Асраила, который являлся миру в образе Черного рыцаря.
В курилку вслед за ним зашла Каталина, и он протянул ей пачку – она никогда не носила с собой сигареты. Только виски в солидной фляжке, которую она хранила в волнующей близости от одной из своих соблазнительных грудей. Во внутреннем кармане пиджака. Она прикурила от зажигалки, которую ей также протянул Асраил, и посмотрела на него особым взглядом, приглашая его быть вторым. Он опять пожал плечами – почему бы и нет. Они отпили по очереди из плоской фляги, и ему стало легче. Появилась некоторая расслабленность. Каталина затягиваясь, с сигаретой во рту, и смотря на него слегка сощуренным от дыма глазом, манипулируя фляжкой своими тонкими пальчиками, спросила его про ВЧ, пронаблюдав немного за их странным поведением, и найдя выражение их лиц и реакции крайне странными. Ну, это же Каталина, эстетка Каталина, любительница всего прекрасного, вечно торчащая на аукционах, покупая и продавая бесценные лоты, пополняя свою и без того, роскошную коллекцию предметов искусства. И страстно этим занятием увлеченная. И редко посещающая встречи Неприкасаемых.
– Асраил, а что с нашей Четверкой? Почему они сегодня такие болванчики?
– Они не только сегодня такие болванчики. Они, с тех пор, как их воссоединили, ну, их шары… прошу прощения, их ядра с их оболочками слили обратно в единое целое, так себя примерно и ведут. И это у них еще улучшение. Сейчас уже реагируют на предметы, на лица. Злятся, судя по всему, на Моргана. Видимо, помнят свое похищение, устроенное им. Как и свои разборки с ним. И бурно реагируют на золото. Думаю, это у них заложено на уровне подсознания.
Асраил с Марией повторили, выпив за скорейшее выздоровление ВЧ, и слегка захмелев, смотрели на людей под своими ногами, вернее, находящихся на улице. Очень далеко от них, на земле, или на асфальте. Или по чем там они обычно ходят.
– И это я заставил Моргана за ними наблюдать. Он знает, если они не вернутся в адекватное состояние, спрос будет с него. Поэтому он так и старается. Тормошит их. Сказал мне на днях – их состояние, видите ли, напоминает ему мозг реанимированного человека, который слишком долго был без кислорода. И получил некоторые повреждения. Вывел теорию – что они слишком долго были без золота. Теперь, с его помощью, наверстывают…
А чуть раньше, там, внизу, попав по пути в пару пробок, и все-таки добравшись до этого квартала, чтобы успеть ко времени, на которое была назначена встреча, парковался эффектно розовыйминивэн – настоящий hippywheels, только с более гламурным видом, искусно отреставрированный, но все равно, это был настоящий привет из семидесятых. Со сверкающим на солнце хромом металлическими частями своего корпуса. Из него вышли две молодые женщины. Даже, скорее, выпрыгнули – столько в них чувствовалось энергии и даже, огня. Одна прекрасная особа представляла собой афроамериканку, с такими правильными чертами лица, словно это лицо создавали миллиметр за миллиметром на самом точном станке. Тщательно придерживаясь самых правильных, золотых стандартов. Нос был такой изящный и прямой, что он бы легко мог заиметь собственных многочисленных фанатов, заведи его обладательница для него отдельный профиль или страницу в одной из социальных сетей. Не говоря уже про другие части тела, не упоминая глаза, в которых могла бы утонуть вся мужская братия этого большого города, конечно, при условии, что именно женские глаза их интересуют их больше всего, помимо пива, автомобилей и вкусной, калорийной еды. А что говорить про ее тело – это был вулкан чувственности, при этом тут не было ни малейшего намека на вульгарность. Совершенные формы, которые слегка покачивались при ходьбе, и когда их хозяйка двигалась быстрее, или перепрыгивала через какое-то неожиданное препятствие. Она шла, устраивая за собой настоящие мини-взрывы любопытства и настоящего восхищения. Словно кто-то устроил салют в их честь, и даже пара истребителей низко пронеслась над улицей, оставляя за собой два ярких следа, и еще больше взбудоражив всех.
Ее спутница, была примерно одного роста с ней, то есть около 175 сантиметров, и при этом они крайне уверенно, даже слегка небрежно вышагивали на высоченных каблуках. Сантиметров по 10 в высоту. И обе они были одеты в достаточно скромные, но с изумительным вкусом пошитые деловые костюмы, сне застегнутыми до конца рубашками из самого нежного, почти прозрачного материала.
Так вот, ее спутница… Это была милейшая, утонченная восточная красавица, которая слегка уступала своей подруге в богатстве и размере форм, но завораживала другим – грацией и легкостью. Которая могла бы вдохновить самого бездарного поэта на откровенный прорыв в своих многочисленных поражениях в виде бледных строк и откровенного копирования более удачливых коллег. А может, и на настоящий шедевр. И обе эти красотки, эти иконы стиля, вдруг попав в толпу, совершенно того, не желая – они просто переходили дорогу, решив зайти в аптеку за влажными салфетками, устроили вокруг себя настоящее столпотворение. Люди, забыв, зачем они тут собрались – а причиной их гуляний быловыступление приличной блюз-команды, сразу отвернулись от сцены, выбрав себе другой объект для обожания. Вернее, целых два.
И когда вновь заиграла музыка, уже более живая, похожая на RNB, мулатка не удержалась, и, подняв вверх руки, закружилась неспешно в танце, кружась вокруг своей оси, и покачивая своими крутыми бедрами, намекнула тонко, что она обладает исключительным слухом и чувством такта. Вернее, чувством танца. Вызвав такое количество шума и криков, простым снятием своего пиджачка и вращением его над своей головой, что уже люди, работающие в этом деловом квартале, стали массово подходить к окнам, и интересоваться причиной такого ажиотажа. Встали машины, и водители начали сигналить, отдавая дань этой невиданной красоте. А красотки, словно и не замечали этого. Своего эффекта, который они производят на умы и души людей, одним своим появлением тут. Возбудив в толпе вокруг них, и вернув к жизни не только подавленные и дремлющие желания, но и простое чувство прекрасного.
Вот так небрежно, и моментально сведя с ума такое большое количество людей, что мужчин, что женщин. Которые сразу поняли, что это не какие-то модельки, которые завтра сгорят, как пара метеоров, на капризном небосклоне моды и глянца, и про которых никто и не вспомнит. Нет, это были настоящие богини, красотой и чувственностью которых можно только восхищаться. Причем, без всякой зависти. Будто увидев них настоящий, золотой стандарт.
– Давай, Ангелла, ну же! – Афроамериканка подмигнула своей спутнице, и та, подумав секунду, тоже эффектно влилась в этот праздник плоти, а вернее чувственности и красоты. Сразу защелкали камеры, телефоны и прочие гаджеты, и эта парочка вызвала настоящий бум, который мигом пронесся по планете, по всем мессенджерам, гаджетам, ресурсам, сообществам и сетям. А музыканты на сцене, вдруг сами собой начали импровизировать, выдавая такой драйв, и так умело извлекая из своих гитар и ударных инструментов неслыханные прежде ритмы и мелодии, что не узнавали самих себя. Прежде упрямо наигрывая годами унылые и слезливые песни, слушая которые хотелось лишь надраться виски и забыться в тревожном сне. И куда это все подевалось?
А дамочки, тем временем запрыгнув на сцену, уже оттуда умело управляли толпой, доводя их до нового экстаза. И восточная красавица вдруг надела солнечные очки, и понимая, что ситуация выходит из-под контроля, решила, пока не поздно, уносить свои прекрасные ноги. Она поднесла ко рту, к своим пухлым, ангельским губкам руку, с микрофоном в рукаве, и произнесла в него негромко.
– Власта, операция прикрытие. Нам нужно исчезнуть.
И большая, но очень миловидная молодая женщина, в которой угадывалась недюжинная сила и решительность, вышла из большого паркетника, который встал за минивэном. Следом за ней вышло три крепких парня, и они, быстро оценив обстановку, достали компактные пушки, из которых они выпустили по толпе несколько зарядов дыма, который быстро окутал место перед сценой. А еще несколько дюжих молодцов, проникли в толпу, и, организовав своего рода коридор, обеспечивали отход этому волшебному дуэту. И эти две богини на удивление быстро сориентировались в дыму, грациозно спрыгнув со сцены, прикрываясь им, проскользнули мимо своих фанатов, которые кашляли и кричали, не понимая, что происходит. А когда дым рассеялся, то всем показалось, что у них была массовая галлюцинация, потому что красавиц уже и след простыл. Будто и не было их тут никогда. И они вновь повернулись к блюз-команде, музыканты которой, уже правильно оценив конъектуру, тут же пообещали своим слушателям еще одну настоящую бомбу. И ведь смогли, и их следующая песня, которую они придумали и исполнили на ходу, была встречена бурными аплодисментами. И все почти сразу забыли про девиц, будто подтверждая правильность поговорки – с глаз долой, из сердца вон.
А красавицы уже входили в здание, и бодигарды открывали им двери, обеспечивая безопасный проход. Они направлялись на последний этаж этого бизнес-центра, где уже скучали в их ожидании Неприкасаемые, и следом за ними поднималась Власта, командуя своим отрядом солдат Легиона в штатском. И они уже поднялись на лифте, и, проходили по коридору, на стенах которого висели портреты Хранителей, когда восточная дива слегка взгрустнула, остановившись на секунду у изображения Мастера Вайды.
Дверь в зал для конференций решительно распахнулась, и в нее вошли две Неприкасаемых – Ангелла и считавшаяся убитой Глория, и все сидевшие, за исключением, конечно, ВЧ, встали со своих мест, открыв рты, и рассматривая вновь прибывших. И только Асраил, уже вернувшись из курилки, сразу понял, что за красавицы стоят перед ним и, встав со своего стула, отвесил им поклон. На который с таким непониманием смотрела Гранж, приняв вошедших то ли за заблудившихся туристов, то ли за беженцев.
– Дорогие родственники, извините нас за опоздание… Позвольте вам представить нашу сестру Глорию. Вернее, ее новый облик. А заодно и мой.
Ангелла уже собирала свои темные волосы в пучок, а Глория даже не притронулась к своим роскошным, волнистым волосам, иногда потряхивая ими, и грациозно вертела головой, поводя тонкой и длинной шеей, словно она еще была на концерте, заводя многочисленнуютолпу. А Ангелла, посмотрела весьма недовольно на портреты Неприкасаемых на стене, и подумала о том, что надо бы туда повесить туда два новых, а один снять.
Двери зала еще не закрылись, а Власта со своими бойцами уже подходила к ним снаружи, кивая головой двум вооруженным парням в форме Легиона, которые встретили ее появление почтительным взглядом. Она внимательно осмотрелась по сторонам и расставила своих подчиненных на самые правильные, по ее мнению, позиции.
А из-за закрывающейся двери слышался приятный голос Ангеллы, который действительно, звучал по-новому, со свежими интонациями и уверенностью.
– Наша Муза вернулась!
Глава 18.
Лечение болью.
Уже шесть месяцев Закария пребывал в тюрьме Легиона, которая находилась на территории самой северной их военной базы. База располагалась в одной из Скандинавских стран, и в небольшое окно своей камеры он почти постоянно наблюдал серое небо, частые дожди и прислушивался к завыванию ветра снаружи.
Ему казалось, что тут было значительно холоднее, чем в Канаде, в Альберте, где у него осталась его гостиница и магазинчик. Женщина, которую он нанял для управления ими, была очень приличной, добросовестной, и он надеялся в скором времени, когда ему предоставят эту возможность, с помощью юристов Легиона, передать в ее владение свою собственность. И отблагодарить её таким образом за лояльность и старательность. “Только бы поскорее уже решили что-то, вынесли бы уже приговор, и я бы начал отбывать свой срок” – думал он. Первый стыд прошел, и он теперь уже мог смотреть в глаза персонала тюрьмы. Не то чтобы они выражали ему свое откровенное презрение, но вот так, опуститься из статуса легенды Легиона до положения обычного преступника, было очень болезненным и чувствительным ударом для него. Он уже понимал, что тут не до самолюбия или попранной гордости. “Сам наворотил дел, сам и отвечай. Где раньше была твоя чувствительность и сознательность. С чего ты решил, что сам можешь вершить свой суд, используя полученный во время службы в Легионе боевой опыт и смертельные навыки? И мало кого волнуют твои мотивы – для того, чтобы карать, нужно, прежде всего, иметь для этого разрешение от общества. Ты же не суд, уголовный Кодекс, прокуратура, жюри присяжных и карающие, силовые органы в одном лице. Ты всего лишь почти жалкая и мелкая личность, уже отставник, не понятно, как избежавший срока за неподчинение приказу. Но Легион, все-таки настиг тебя, и отдуваться тебе теперь по полной. Как за первую, так и за вторую свою попытку проявить свое дурацкое, упрямое я. За свое понимание этого мира и за попытку сделать его немного чище и справедливее”, – думал Закария, отжимаясь от пола.
Да и Асраил, который казался ему почти могущественным, бросил его, и не подавал вообще никаких признаков жизни. “А может быть, я сошел с ума. И не было никого, не было той команды помощников, не было Франтишека, не было никаких фотографий, не было этого всесильного шефа. А было только мое больное воображение. И мои демоны, которые толкали меня на совершение этих актов мести…”, – приходила ему на ум очередная, тревожная мысль.
Но как реагировать на нож, тот самый нож, который он выбрал сам, взяв один из двух, в багажнике машины Франтишека. Think twice before.... Ему казалось, что ему в руки это лезвие попало с помощью реки судьбы. Или злого рока?
Чтобы отвлечься от всех этих симптомов начинающегося душевного расстройства, он начал активно заниматься своей физической формой. Отжимался, приседал, подтягивался, благо, устройство его вполне комфортабельной камеры позволяло это делать. К его удивлению, Такахаси спустя какое-то время появился среди персонала, и все время находился где-то рядом. Сначала он смотрел на него довольно хмуро, молчал и только кивал головой, но, спустя какое-то время, оттаял, и они часто беседовали с ним, о былых днях. Закарии казалось, что его сослуживца специально приставили к нему, но вот с какой целью – этого он пока понять не мог. “Время покажет”, решил он и пока просто радовался, что ему есть с кем поговорить.
Такахаси под свою ответственность оформил для него разрешение для посещения спортивного зала, и там усиленно гонял ветерана, словно осуществляя свою хитрую, самурайскую месть. Закария до изнеможения бил по боксерским мешкам разных размеров, отрабатывая всевозможные комбинации, и руками, и ногами, а суровый японец следил, чтобы тот не расслаблялся. Иногда сам надевал лапы, и мотал своего бывшего боевого товарища по рингу, отрабатывая всевозможные двойки и тройки, уверенно ловя молниеносные и мощные удары Закарии своими железными руками, одетыми в своеобразные дутые варежки. Закария валился на пол от усталости на настил ринга, еле отдышавшись, а Китано грозным голосом наказывал ему еще сделать 20 пробежек по залу, и завершить сегодняшнюю тренировку 200 отжиманиями. И потом в душ. И обратно в свою камеру, куда ему приносили вполне сносный и калорийный ужин с повышенным содержанием белка.
– Они что, готовят меня к бою за чемпионский пояс Легиона? – думал без сил Закария и проваливался в глубокий сон без всяких сновидений.
А затем он отрабатывал взрывную силу, прыгая в высоту и длину, рвал штангу на грудь и от себя, подбрасывал вверх шары, своеобразные ядра, напоминающие гири, и чувствовал, что его силовая выносливость постепенно растет, а сердце приобретает кондиции и состояние безотказного, и отлично налаженного мотора. И снова на ринг к Китано, а потом к грушам, а потом спарринги с бойцами Легиона, и он уже мыслил, двигался и бил, как боксер вполне приличного уровня. И потом рукопашный бой, татами, дзюдо и не знающий жалости Такахаси, который жестко тренируя его, делал из него настоящего борца. Правда, иногда доводя свои удушающие приемы чуть ли не до фатальной стадии, но, все же успевая своевременно ослабить свой мощный захват. И Закария ощущал в себе новое понимание и чувство координации, равновесия, расстояния до своего соперника и момент, когда лучше всего произвести захват и бросок, за что благодарил мысленно своего жесткого учителя.
Потом они кланялись друг другу и расходились по своим прибежищам – Закария обратно в камеру, а Китано в свой коттедж, который располагался на территории комплекса. Однажды Такахаси, смущенно покашливая, принес Закарии вещи, которые он оставил, поспешно покинув свою камеру, из которой его вытащил несколько лет тому назад Асраил. Тут было несколько фотографий и его домбра. Он едва не пустил слезу, когда его боевой товарищ чуть ли не с поклоном протянул их ему.
– Чтобы ты лучше настраивался на тренировки, – пояснил Китано свой акт доброты и сразу же удалился. А Закария сидя на полу, разложил перед собой фотографии своего деда, Атабека и своего канадского аксакала – Джорджа. Он взял домбру в руки, и пальцы сами заскользили по трем струнам. Очевидно, мышечная память осталась, и это удивило его. Он стал наигрывать какую-то мелодию, в которой он на уровне подсознания узнал любимое произведение своего ата – кюй Адай, Курмангазы. “Да, знали бы вы, деды мои, где ваш внук оказался в итоге. А ведь ничего не предвещало такого печального конца. Или предвещало?” – погружался он в размышления, пользуясь редким шансом на отдых.
Но для такой релаксации времени было мало. Потому что было много боли, и даже крови. Постоянного труда и самоотдачи. Жестокие броски, захваты, подсечки, удары. И повторное прохождение боевой подготовки спецназа – когда ты, не задумываясь, используешь любые подручные предметы, любые удары – хоть коленом, хоть локтем, хоть головой, бьешь на своих рефлексах, используя все свое тело и его естественные движения, добиваешься только для одной цели – обездвижить и обезвредить своего противника. Не устраивать гладиаторские ритуальные бои, а быстро завершить процесс, в результате которого ты один твердо стоишь на ногах. А твои цели уже уничтожены. И опять, по кругу – физподготовка, спецподготовка, и короткий отдых.
И за эти несколько месяцев Закария так втянулся в этот процесс подготовки, что уже больше ни о чем не думал. Вернее, сил и времени у него для этого занятия не оставалось. И он благодарил Такахаси за эту терапию, которая помогла ему преодолеть свою рефлексию и опять воспринимать этот мир без лишней и не нужной обязанности размышлять по поводу его устройства. О том, как он несправедлив и жесток. И почти забыть свои нелепые попытки исправить в нем что-то.
Однажды они с Китано разговорились, уже после тренировки, и Закария рассказал ему про несколько своих подвигов. И про убийство той кровавой тройки, и про наказание двух подонков – серийных убийц полицейских. Китано слушал напряженно, с большим вниманием, время от времени задавая уточняющие вопросы. Потом покачал головой и сказал Закарии, который почти смущенно ждал реакции Китано.
– Сначала ты был самурай. Слуга при господине, ну ты понимаешь – феодал и его воин. Затем, во время твоей последней операции ты был уже ронин – самурай без хозяина. По-моему, он тебя кинул. Тебе бы стоило признать свою миссию провальной. И сделать харакири. Хочешь, принесу танто?
Закария смотрел серьезно на Китано, и видел непривычные веселые огоньки в его глазах.
– Я шучу. Ты же не самурай, бусидо не для тебя. Иди своим путем, по своей вере и традициям. Может быть, у тебя и получится замолить свои грехи. Или лучше, как настоящему воину – искупить свою вину кровью.
Но затем они опять шли в спортзал, и Закария уже почти на равных противостоял Китано, который, несмотря на это, казалось – само дзюдо живет внутри него, все-таки умудрялся кидать своего противника на татами, и проводить один из своих коронных удушающих. Или ловить Закарию на болевом приеме. А потом носиться вокруг него кругами, своей слегка косолапой походкой, и кричать ему, сидящему или лежащему на ковре, что самурай опять выиграл. А ронин проиграл. Но потом они переставали дурачиться, и кланялись друг другу с самыми серьезными и почтительными лицами. Ритуалы ценились везде, тем более в стенах Легиона. Как и уважение к своему противнику. Даже в зале боевой подготовки его тюрьмы.
А в редких тревожных снах он видел нож Джорджа, который превращался в танто, и он упорно шел ему в руки. Как бы он их не сжимал, или не прятал за спиной. Таким образом, в боли и в поту, и прошли те шесть месяцев заключения. Однажды Такахаси принес перед отбоем, часов в девять, свой планшет и, попросив Закарию вытереть его хорошенько, когда он насмотрится на девочек, отдал ему его во временное пользование.
– Не скучай. А меня не будет пару дней. Операция одна намечается. А там он мне и не понадобится, – сказал он ему на прощание, попросив только никому не писать, и не сообщать о своем местоположении. Закария усмехнулся, он мог бы и не просить об этом, он бы и сам не стал этого делать. И тем более, никого у него и не было. И даже искать он никого не желал и не собирался.
Уходя, Китано сообщил, что заключенному номер 666 разрешили пользоваться спортзалом и во время отлучки его наставника, временно покидающего территорию Северной Базы и ее исправительного комплекса. Он поблагодарил Закарию за весело проведенное вместе время, признав, что он так подтянул свою форму, что сможет дать в лоб любому солдату Легиона. Только вот не Толстому Джону, который…
Закария вскочил с пола, где он привычно сидел, напоминая сам себе своего деда, и задержал Китано, просунув руку через прутья решетки. Тот, нахмурившись, все же продолжил случайно или нет, вылетевшее из него признание, рассказав о том, что Толстый Джон тоже намудрил. Сбежал после успешного проведения одной операции. Но в итоге, каким-то образом оказался в Праге, где и спас другого солдата Легиона, вернее служащую одной из вспомогательных его служб, а также одну очень важную персону. Пав при этом смертью храбрых. Отдав свою жизнь, по всем канонам Легиона. И все это произошло перед тем, как они взяли Закарию, там же, в Праге. И которого обнаружили при помощи маячка. Который Власта, так звали сотрудницу Легиона, забыла отключить, к счастью, и положила в свою машину. А Закария по какой-то причине, как последний подонок, напал на эту Власту, и убил ту самую важную персону. Которую Джон такой страшной и слишком высокой ценой для своей жизни спас. И Закария, как последний идиот, положил этот маячок в свою машину, что и позволило отследить место финальной сессии его выездного и кровавого суда. Маячок, включенный еще рукой Толстого Джона. Хотя кто-то увидел в этом руку Провидения. И даже многие.
Что и помогло Легиону вернуть своего блудного сына под свою юрисдикцию, и не отдать его полиции. При этом, пришлось, правда, использовать очень мощные рычаги влияния. Задействовать самый верх – тех влиятельных лиц, которым и принадлежит Легион. И теперь, тучи максимально сгустились над Закарией. Но как слышал Такахаси, не все так печально. Может быть, его вернут обратно в Легион. Потому что все знают, бывших Легионеров не бывает, а смерть в виде наказания – пуля в затылок, противоречит гуманным правилам Легиона. Уж пусть лучше провинившийся легионер падет смертью храбрых, спасая очередных жертв террористов, наркоторговцев, пиратов или обычных бандитов.
Закария смотрел вслед удаляющемуся Китано, и пытался осознать, что же он натворил. Значит, та женщина, прекрасная как произведение рук гениального мастера кукольника, была связана с Легионом. Его Легионом. А он убил ее… И напал на такого же легионера, как и он сам. И разницы тут никакой не было, не имело значения, в какой службе эта Власта отдавала свой долг Легиону. “Черт, зачем ты мне рассказал это, Такахаси”, – думал он, сворачиваясь на полу в позу весьма мускулистого эмбриона. И тут же находил ответ – ведь его храбрый сослуживец мог и не вернуться со своего очередного задания. А знать про свои проделки он должен. “Чертов Легион, чертов я”, – думал он, и понимал, что кроме спортзала его сейчас ничто не спасет. И он, в сопровождении уже незнакомого ему легионера, направлялся в зал бокса, и так долго всаживал и кидал в мешок свои удары, так яростно и сильно, что сорвал его вниз, вырвав стальной крюк, которым он крепился к потолку зала. Словно он направлял эти удары в самого себя. И бегал по залу, и подряд устраивал спарринги с легионерами, один за другим, лишь после пятого его оттащили в лазарет и привели в чувства. И только эта встряска, и физическая боль, полученные синяки, помогли ему заглушить боль душевную. Преодолеть подавленное на время чувство стыда и раскаяния. Чувство того, что он просто разрушитель, единственный талант которого – убивать. Но он понимал, что сидеть надо было с чистой головой, иначе он мог бы и наложить на себя руки. И каждый раз, когда в нем шевелилась совесть, он заглушал ее голос отжиманиями, или вставал к стене, и проводил почти бесконечный бой с тенью. Своей тенью, которая была сильнее его. Нашептывая ему всякие опасные для окружающих мысли. И он сражался с ней, встречая джебами, раззадоривая прямыми, нанося ощутимый урон боковыми, и добивая крюками и апперкотами. И как казалось ему, проигрывал по очкам.
Уже позже, он, включив планшет, почти успокоенный своей усталостью и болью, открыл профиль Такахаси в Инстаграме, и увидел фото и видео двух небесной красоты молодых женщин, которые возникли словно из ниоткуда, на несколько минут материализовавшись в Нью-Йорке. И потрясли все сообщество интернет-зависимых своей внешностью, плавными покачиваниями своих тел. Будто явив пример настоящей грации и чувственности. Вдохновив массу подражателей на исполнение своего танца. Лихо исполненным на сцене, установленной посреди какого-то делового квартала. И так же внезапно исчезнув после своего зажигательно, безумно эротично, но без тени пошлости, красиво исполненного, будто гениально сымпровизированного номера. Все спрашивали, помещая свои комментарии под многочисленными фото и видео – кто это? Откуда две эти богини взялись? В городе большого яблока проводит кастинг сам господь бог? Кто эти музы, под которую свою лучшую песню исполнила ранее неизвестная, а ныне гремящая по всему миру группа, игравшая до этого своего неожиданного звездного часа в захудалых клубах и открытых площадках за самую скромную оплату. Требующая теперь миллионные гонорары за свои выступления.
Он рассматривал их лица, и особенно его поражала идеальная внешность восточной девушки. Афроамериканка было просто огонь, но вот ее спутница… Он, конечно, понимал, что в лице главное – не симметрия, правильность черт, размер глаз или носа. Главное – это некая энергия, отражение души человека, его огня и талантов. И он видел множество красивых, но пустых лиц. Без искорки в глазах, без какой-то изюминки, или смысла. Отражения культуры и духовности человека, которые сразу бросаются в глаза. Но тут была совсем другая ситуация. Тут все было на месте. У него создавалось впечатление, что это две жрицы какого-то тайного культа, ордена, просвещённые и посвящённые в секретные знания особы. Которые, к удивлению публики, еще могли совершать, вернее, являть к ее удивлению чудеса. Типа фокусов с предсказанием погоды, или оживлением усопших. Но только это было сделано на сакральном уровне, на уровне священного танца, под которую, наконец, нашли правильную музыку. Так же гениально уловив ее в воздухе. Вернее, в высших слоях. Словно они намекнули, приоткрыли завесу тайны, древнего ритуала, который пробуждает в человеке и желания, и страсть, и стремление жить и творить. Вдохновение – это слово было, по его мнению, правильным. И откровение. И любовь. Он вдруг подумал, что эта восточная красавица напоминает ему особу смешанных кровей, прелестную метиску, и он все не мог оторваться от ее глаз. Их разрез не был откровенно восточным, тут был тонкий намек на это. А сами глаза то искрились, то в них появлялась какая-то жесткость и стальной оттенок. Будто она видела многое, столь многое, что не уместится в рамки одной человеческой жизни. И, как понимал он, ей приходилось познать на себе, что такое боль. Которую она причиняла и другим. Но это были не глаза светской и гламурной стервы, это были глаза, которым знакомо чувство победы. Настоящей победы. Без помощи уловок, дамских штучек и прочей манипуляции. Уверенные, говорящие о силе и характере их обладательницы. Глаза хамелеоны – кажутся то серыми, то голубыми. “Ханская дочь из сказки”, – подумал он, делая ее образ уютным и почти родным, понятным для себя.
Он бы и дальше любовался ее фото и видео, но планшет у него отобрали, сказав, что на его выдачу еще не было официального разрешения сверху. Пообещали ускорить процесс, увидев немую мольбу в его глазах, и посочувствовали, при этом сообщив, что пока ничем помочь не могут. Тогда он выпросил у караульных несколько листов бумаги, и карандаши, которые они где-то все же достали, намекнув, что бутылку виски было бы гораздо легче найти на территории комплекса. Но его не мучала жажда, его мучало зарождающееся чувство. И он, вспоминая свои юношеский, и довольно непродолжительный опыт рисования, набрасывал ее лицо на бумагу, понимая, что главное – ее суть, душа этой женщины, ускользает от него. Его что-то подводило, то ли слабая техника, то ли сбитые пальцы, но он продолжал свои попытки, и легче было бы убить его, чем отобрать у него эти нехитрые предметы для рисования. Которые вдруг стали для него самыми ценными, в его странной и одинокой жизни. Проводимую за решеткой. Живя лишь этим – повторением ее образа. И когда он возвращался с очередной тренировки, он опять оживлял в памяти ее глаза. Плавные линии изящной головы, тонкой шеи… Как-то он взял в руки домбру, и представил ее героиней сказки, которая ждет его, плененного воина, домой, и только с победой, только если он освободится сам, явив миру свою истинную силу, то получалось уже лучше. Точнее.
И только когда он вспомнил, что у казахов были и женщины воительницы, настоящие джигиты, он ощутил чувство, что он что-то нащупал, какой-то стержень, на которой держалась ее богатая и многогранная личность, ее характер и многочисленные таланты. Он выделил один рисунок, который был, может внешне и не самым похожим, но, на его взгляд, точно передавал ее саму, ту мысль и энергию, которую она то прятала, то несла людям. И убрав другие наброски, он прикрепил ее портрет к подходящему по размеру куску картона, которым также разжился у охранников, и, смотря на него, понимал с тоской, что в такую девушку он бы влюбился. Или, вернее, уже влюбился. Как в мечту о свободе, как в образ той жизни, которой у него никогда не будет. И не было. А может и просто под воздействием гормонов, своего родного тестостерона, который он так щедро выбрасывал в свою кровь, выполняя по всей науке многочисленные силовые упражнения. Но это все же был не только зов плоти, для него она стала криком души, сказкой, музыкальную тему к которой он подбирал, сидя все так же на полу, под несильным освещением коридорного освещения, поигрывая негромко на своей домбре.
Но сидя перед портретом этой женщины, будто олицетворяющей собой само совершенство и гармонию, он почему-то видел ту, которую он убил в машине с британским флагом на крыше. И она опять шептала ему – вали отсюда к такой-то матери. И он, неожиданно для себя, словно посещенный вспышкой озарения, связал ее слова с тем, что произошло позднее – с тем взрывом, с той сферой, которая вырвалась из машины, и умчалась прямо в небо. И он понял, что она не хотела, чтобы он видел того, что случится позже. Она свое последние силы отдала ему, спроваживая его с места своей смерти. Будто любящая его женщина.
Глава 19.
Смерть и новые горизонты.
– Ну да, я так ему и сказала – вали на хрен отсюда подальше, солдат. Или к такой-то матери. Ты же примерно так говоришь всем, кто приходит к тебе с просьбой о пожертвованиях на какие-то, смешные на твой взгляд, благотворительные цели? – Ангелла пристально посмотрела на Гранж, которая, нисколько не смутившись от такого толстого намека в свой адрес. Она даже зарделась, словно ее прилюдно похвалили за выдающиеся заслуги в деле оказания помощи жертвам домашнего насилия. На самом деле, Ангелла не хотела, чтобы солдата зацепило ударной волной от ощутимого взрыва, который сопровождает выход ядра из тела, но не стала это озвучивать. После выпада в сторону Гранж это бы показалось признанием своей слабости. А она была в этот вечер такой сильной…
Ангелла покачала головой, и неожиданно улыбнулась. Она была явно в хорошем настроении, и это всех удивляло. Они с Глорией уже устроились в комнате, и теперь вели себя, как настоящие и опытные антикризисные менеджеры, неожиданно такие прекрасные, словно это было бонусом для их клиента. Который представлял собой зашедшее в тупик правление крупной корпорации, пригласившее их для устранения целого вороха накопившихся проблем. Или вернее, они сами пригласили себя, понимая, что никто кроме них не обладает ни волей, ни навыками изменить ситуацию к лучшему. Они эффектно появились, и их поначалу никто не узнал. Кроме Асраила. Но когда Ангелла сняла очки, и представилась сама и назвала свою спутницу, обведя всех своих ничуть не изменившимся взглядом, в котором читалась привычная решимость, и даже нечто новое, более ясно осязаемое и сильное, Каталина вскочила со своего места и кинулась к ней, широко раскрыв руки. Вопя от восторга. Они обнялись, потом Глория так же радостно и воодушевленно обнялась со своей сестрой, и в зале еще долго стояли их крики радости. Потом к ним, слегка смущаясь, подошли с поклонами Асраил и Гуннар, которые тоже получили свою порцию жарких объятий. Только от Глории в этот раз, которая наслаждаясь и собой, и вновь обретенными родственниками. А Ангелла смотрела на Асраила с легкой усмешкой, явно что-то замышляя в его адрес, и как-то особенно тепло улыбнулась Гуннару. Сидели, так и не встав, только Гранж и Морган со своими болванчиками в лице ВЧ, которые улыбались, но уже более осмысленной, и не такой пугающей улыбкой.
Ангелла поняв основой вопрос вечера – почему она теперь восточная фея, и пообещала ответить на него позже. Или никогда. Будет зависеть от времени и ее настроения. Это не главное, подчеркнула она, ее внешность – это дело второе. Она так мало внимания уделяла ей, как традиционно, так и особенно сегодня, когда перед ними, Неприкасаемыми, замаячили такие мрачные перспективы…
Ей пришлось также заверить членов своей Семьи, что она обязательно расскажет про то, как она нашла считавшуюся погибшей Неприкасаемую. Но начала она свой рассказ с того момента, когда прибыла в Прагу, по просьбе своего Хранителя, которого беспокоила судьба его дочери. Ну и прошла по всей цепочке событий, от чего Асраила и Моргана бросало в самый настоящий жар, и такой же реально ощутимый холод. Которыми они сами прожигали или охлаждали свои внутренности, не понимая нейтрального настроя Ангеллы. И уже представляли себе отдельный, персональный разговор с ней, или вернее, беседу с пристрастием, и возможно, с элементами пыток. В виде пришедшей в законную ярость и требующей крови, и отмщения Ангеллу, на которые та имела полное право.
И да, Неприкасаемая не выказывала никаких признаков гнева, а лишь взяла на себя роль умелого рассказчика, используя свои навыки писателя, рассказчика удивительных историй. Иногда бросая взгляд на Глорию, которая помогала ей уловить ускользающую нить повествования, и Ангелла опять звучала уверенно и интересно, описывая события со своей точки зрения. С позиции то сидящей в клетке пленницы, то воительницы, уничтожающей солдат Темного Легиона. То делясь своими впечатлениями – каково это – сначала получить в живот заряд дроби, а потом проходя смертельный метеоритный дождь, попасть под стену осколков разорвавшейся гранаты.
И вот она уже дошла до того момента, когда она, готовясь отойти в мир иной от руки солдата Асраила, чувствовала себя, как рожающая женщина, понимая, что из нее уже показалась голова младенца – ядро, которое готово было вырваться из фатально поврежденного тела. При этом она все же сбилась с рассказа, и уколола тонкой шпилькой непробиваемую Гранж, которая слушала всю эту историю с явно выраженным сарказмом и недоверием. Чем и разозлила Ангеллу, которая сейчас хотела больше всего на свете хлестнуть чем-нибудь тяжелым по лицу своей мерзкой родственницы, но удержалась. Погасила свой деструктивный порыв усилием воли.
Ангелла улыбнулась, словно бывалый тамада после рассказанной шутки, на удивление свежей и без бороды, и обвела взглядом собравшихся. Неприкасаемые напоминали школьников, которых пустили на время посидеть за этим большим столом для взрослых. Каталина явно переживала с ней каждое ее приключение, бурно реагируя на каждый неожиданный поворот истории. Асраил был заинтригован, но мрачен как никогда, Морган пытался казаться все меньше, и почти сполз на пол, дрожа и вытирая пот со лба. Гуннар с тихой радостью реагировал на эпизод с разгромом шпаны Моргана. Загрустил, когда Ангелла упомянула про героическую смерть Толстого Джона. И с еще большим уважением посмотрел на свою воинственную и смелую родственницу. Глория внимательно поглядывала на своих вновь обретенных родственников, понимая, что перед ней открывается целый фронт воспитательных работ. Ведь Ангелла попросила ее перед этим собранием взять на себя роль мотиватора, тонкого и умелого HRспециалиста, который будет настраивать их родственников на рост и раскрытие в себе лучших качеств. Особенно, бойцовских. И теперь она смотрела то на них, то в окно, на город, где уже наступала ночь, и освещение в комнате стало ярче. А под стеклом, в центре стола, сверкали доспехи Легиона, намекающие на то, что грядет эра боев и славных битв.
Ангелла отпила воды, и продолжила свое выступление перед аудиторией, которую она уже захватила полностью. Даже ВЧ, которые негромко бормотали что-то различимое, постепенно сбрасывая с себя охватившее их оцепенение.
– И когда шар вырвался из меня, и вокруг уже не было нежелательных свидетелей, только вдалеке виднелись приближающиеся машины пожарников и спасателей, и посапывала негромко лежащая на земле без сознания Власта… Я взлетела вверх, впервые избежав нашего традиционного ритуала, во время которого наши ядра, после смерти старой оболочки, попадают в новое… Впервые возле меня не было моего Хранителя, и всей его магии, и заклинаний. И капсулы, конечно. И прочих инструментов, облегчающих переход…
– Ну, ну! И что было дальше, не тяни, Ангелла! Хватит про это железо!!!, – Каталина вскочила с места и вена на ее шее пульсировала быстро– быстро, словно она сама подумывала о таком опыте, как о новой, революционной омолаживающей процедуре.
– Сказки какие-то, – отреагировала Гранж, и потрогала себя за живот, будто решив проверить, на месте ли ее собственное ядро. – А больше из тебя ничего не вышло? Типа нимба, сияния…
– Помолчи, Гранж! – хором отозвались все сидящие перед спикером, даже те, которые еще пребывали не в самом адекватном состоянии.
– А потом – наслаждение и свобода… Я вдруг поняла, что мы сами загнали себя в этот порочный круг – тела, оболочки, инструменты, ритуалы. Я осознала, как низко мы летаем, словно мы сами подрезали свои крылья. Я увидела там ответы на свои вопросы, я получила такой колоссальный заряд сил, что в первые в жизни, почувствовала себя по настоящему живой. Мощной. Способной на такие поступки и деяния, которые мне раньше казались просто неподъемными и не исполнимыми. Я стала еще одной звездой, я влилась в эту семью и систему светил, планет. Я познала космос.... Увидела тайное и древнее знание, и даже дотронулась до него… И поняла, что мы должны хотя бы время от времени достигать новых высот. И перестать бояться своей сущности, своей энергии. Иногда позволяя ей, то есть самим себя взглянуть на весь этот мир со стороны. Вернее, с высоты…
– Значит, момент смерти наших тел – это момент освобождения… И зарождения новых нас? Посвежевших? Более сильных? Но почему так происходит? В чем секрет такого преображения? – Каталинане выдержала и прервала свою сестру, завалила ее вопросами.
– И как ты влилась в новое тело? И почему ты теперь звезда Востока?!! – Гранж сверля Ангеллу взглядом озвучила то, что ее волновало больше всего.
Она пришла к выводу, что усилиями одних пластических хирургов или каких-то незнакомых ей Хранителей нельзя так было изменить и обновить Ангеллу. И дело тут не только в новом теле. Как вдохнули в нее новое вдохновение и решимость. И откровенную молодость. И чувственность. Черт возьми, и сексуальность!
Гранж вскочила с места и закричала на всю комнату, словно обвиняя свою гадкую родственницу в использовании запрещенных приемов.
– Ты что, действительно выпустила свое ядро наружу? Но ведь это запрещено! Это смерть! Это конец!
Глория улыбнулась загадочно, и все поняли, что она тоже владеет информацией об этом таинстве и преображении. Ну да, ведь ее тело тоже разрушили.
– Я не знаю, как и почему я стала другой. Я просто констатирую факт, – сказала, пожав плечами Ангелла, и все вздохнули печально. Опять загадка. – И, Гранж, успокойся, как видишь, я жива. А чтокасается моей новой внешности, я расскажу об этом позже, и на новом месте. Терпение, дорогие мои… Ну и по поводу запретов – у нас так много стереотипов, с которыми мы смирились, и даже не пытаемся опровергнуть их, живя с ними на протяжении тысячелетий....
Ангелла покачала головой, улыбнулась опять.
– Мы ведь так до конца и не поняли природу нашей силы, нашей энергии. Как мы оказались здесь, на этой планете… И почему именно здесь… И что собой представляет наша энергия. Наша сущность…
Морган встрепенулся и заулыбался, словно поняв, что наказание по какой-то неизвестной причине откладывается. И у него есть пока возможность ляпнуть что-то, но спустят ли ему его обычную дерзость?
– Ну, мы могли бы заказать исследование в каком-то научном институте. Выбрать одного из нас для опытов.... Правда, потом бы пришлось весь этот институт уничтожить…, – Морган в порядке своего обычного бреда, высказал одну из своих жутких идей.
Все громко зашумели, негативно встречая новое предложение своего вновь оскандалившегося родственника.
– Успокойтесь, никого мы не будем отдавать на опыты. И уничтожать мы никого не будем… Кроме…– Ангелла все-таки не удержалась и так грозно взглянула на Моргана, что тот опять пополз под стол, из-за которого он довольно явственно показался, озвучивая очередную отрыжку своего нездорового воображения.
– Я просто поняла, что это ядро – это как душа у людей. И над всеми нами довлеет этот страх расстаться со своим телом. Которое становится со временем нашей тюрьмой. Как тюрьма Легиона для штрафников. А у нас все-таки есть душа. Которую надо время от времени встряхивать. Возвращать ее в родную среду, стихию. В космос. И у нас есть, как я все-таки поняла, реинкарнация. Должна быть, только мы ее все время сами откладываем. А надо хотя бы иногда, хотя бы раз в тысячу лет подниматься и расширять горизонты нашего восприятия мира. И самих себя…
– Все это очень интересно и познавательно… Очень много пищи для размышлений. Ты права, Ангелла, нам надо усилить научную работу в направлении расшифровки нашего генома. Чтобы понять свои истоки. Корни. Генезис и бытие… И возможные направления развития. – Гуннар озвучил мысль, которую Ангелла горячо поддержала, показав ему большой палец.
– Ну а дальше…, – подсказала Каталина, смотря на Ангеллу, как на новую главу их секты.
– Дальше случилось то, что я увидела всех вас. Я видела каждого, вернее, ваши ядра, которые, как оказалось, не спрятать ни за стенами наших домов, коттеджей, особняков… И только тебя я не видела, – она обратилась к Гуннару, – ты ведь был за толстыми стенами наших казематов. Там, на Севере… – Они обменялись с ним многозначительным взглядом.
– И я очень удивилась, когда разглядела еще одно ядро, – Ангелла взглянула на Глорию, которая ответила ей подмигиванием, и улыбнулась широко, показывая своим волшебным телом изящное движение, будто она находится на танцполе самой большой в мире дискотеки, где и зашлась в своем энергичном и чувственном танце.
– И это ядро я обнаружила неподалеку от себя, в Праге. В то время, как вы, паршивцы, совещались о том, как подчинить себе мир, довольно далеко от меня, у берегов Великобритании. – Она с улыбкой посмотрела на Асраила, и тот взмахнул руками – что уж поделать, действительно, есть такой грешок за мной.
– И это была Глория? – выдохнула Каталина.
– Да, наша потерянная сестра, которая уже почти триста лет жила сама по себе. Она сама расскажет вам, если захочет, о мотивах своего поступка.
Глория улыбнулась при этих словах и жестом показала, что поделиться своей историей она не против. Ангелла продолжила.
– Скажу лишь, что я ее прекрасно понимаю. Мне и самой порой хотелось плюнуть на все и удалиться от всяких дел. От всех вас. Самоустраниться. И я почти так и делала. Взяв этот очень продолжительный отпуск. Или самоотвод. Уж очень мы все стали гнусными в последнее время. Эгоистичными и самовлюбленными. Тщеславными. Привыкшими к роскоши и статусу Неприкасаемых. Ничего не делая, чтобы этот статус подтвердить. Наполнить его смыслом и полезными для себя и для людей делами и поступками. А ладно, что тут говорить, вы это и сами прекрасно все знаете. Только не хотите признавать эту неприятную правду....
Все замолчали, как дети, которым намекнули, что у них могут забрать игрушки, незаконно присвоенными ими в магазине детских товаров. То есть, попросту, украденными. Морган усиленно моргал, понимая, что карательных санкций ему все-таки не избежать, а Асраил старался понять, что задумала его сестра. Которая решила воспользоваться своей новой энергией и внезапно открывшимся третьим глазом, и предложить, или вернее, поставить их перед новой реальностью. Где в Семье она – главная.
– А все-таки, ты мне нравилась больше прежней, – проскрипела Гранж, сравнивая Ангеллу нынешнюю с ее прежним обликом, который был запечатлён на старой фотографии. Также она была не прочь сменить тему. Ей тоже очень не хотелось никаких перемен, все чувствовали, что они с Морганом были главным балластом, который тянул всех их вниз. А Асраил и Каталина с Гуннаром, оставаясь достаточно равнодушными к их проделкам и нарушениям Кодекса, сами того не желая, потворствовали их порочным и преступным замыслам. Не говоря уже про традиционную нейтральную позицию Великой Четверки. И все поняли неожиданно для себя, что наступают новые времена. А возможно, и новая эпоха. Но что-то тревожное угадывалось в глазах Ангеллы.
А что касается Гранж… Нет, она не хотела расставаться со всем накопленным за свою долгую жизнь золотом, со всеми своими землями, акциями, недвижимостью и другими активами, которые постоянно росли и увеличивались. Словно раковая опухоль на ее ядре, которое она почти приручила, и сделала еще одним органом своего вечно дряблого и быстро увядающего тела. Еще одним аппендиксом, который постоянно дремал. А если бы проснулся и выбралсянаружу, то это было бы для нее лишь патологией, которую можно вылечить хирургическим путем. Нет, никаких перемен! Она всегда будет такой влиятельной, богатой и сварливой! Наслаждаться своими капризами и вечно мрачным настроением. Пусть другие от этого страдают! Это ее жизнь, и при необходимости, она порвет все связи со своими родственниками!
– Нравилась прежней? – переспросила ее спокойным голосом Ангелла, взгляну на стену с фотографиями и слегка нахмурившись. – Прежнюю меня убили Морган и Асраил. И теперь с вами всегда буду новая я. Которая не позволит вам сохранить свой статус-кво. Морган, Гранж, ВЧ, ваши активы и капиталы послужат нашей Семье. Для новых проектов по благотворительности и финансирования деятельности, от которой зависит как благосостояние, так и жизнь людей. Миллионов людей. А также эти средства будут направлены для реализации наших, особо важных проектов. О них я сообщу позже. Скажу лишь, что от них зависит наше выживание. Всех нас, Неприкасаемых. Как вида. В случае отказа сотрудничать, я, с разрешения Легиона, беру вас под арест. И буду распоряжаться вашими активами и капиталами по своему усмотрению. Вернее, в интересах сохранения нашей Семьи.
Ангелла посмотрела на Гуннара многозначительно, и тот нахмурившись, и выразительно оглядел Моргана, Гранж и ВЧ, кивком головы подтвердил наличие такого разрешения. Он вновь оглядел ВЧ, но те опять будто утеряли всякую осмысленность в глазах. А разрешение, вернее, безоговорочную поддержку им решения Ангеллы, он выразил в телефонном разговоре, который состоялся не так давно. Он также сообщил ей почти твердым голосом, что он никогда не был сторонником Моргана. Лишь объектом его манипуляций и шантажа. Как и вполне откровенных и мерзких угроз.
А Ангелла уже начала обрабатывать свою сестру, направляясь к ней уверенно, и огибая их большой овальный стол.
– Каталина, душа моя, я давно хотела тебе сказать… Ты ведь не Гранж, ты же была другой. Куда делись твои лучшие качества. Сколько можно скакать по аукционам, по коллекционерам, вечно все скупать. Все время думать только обо всем этом золоте, картинах и прочей мишуре. Ведь ты всегда была такой отзывчивой и неравнодушной. Ты можешь быть другой, и будешь… Ты ведь такая талантливая. Ты можешь создавать и творить, помогать и людям, и нам. Время проснуться…
Ангелла уже стояла возле Каталины и настраиваясь на что-то внутри себя, положила свою руку ей на плечо. Та растерянно улыбнулась, но вдруг вздрогнула – по ее телу прошла такая горячая волна, которую намеренно или нет Ангелла пустила по ее телу, затронув само ее ядро, что с ней произошло нечто странное. Она сама будто побывала там, в открытом космосе, вместе с Ангеллой, отдалившись далеко от планеты, и увидела такие новые горизонты, такой размах и перспективы, что вся ее прежняя деятельность показалась ей какой-то несерьезной возней. Это же мелочи, суета, в которой она погрязла, когда есть другие миры, к которым вели появившиеся перед ней мосты. Там есть такая энергия, возможности и ресурсы, припав к которым ты можешь перейти на новый уровень своего развития. Достигнуть невиданной прежде ступени раскрытия своего потенциала. Ей казалось, что она сможет управлять потоками энергии, направлять ее туда, где она нужна. Ей уже хотелось быть с Ангеллой на этой крыше мира, чтобы охватывать новые горизонты, такие интересные и справедливые, а не манипулировать умами этих, по сути, ограниченных, и алчных любителей старины. Кто они? Жуки. И она, пристроившись рядом с ними, катала такие же навозные шарики. Строя ту же гору тщеславия, гордыни и богатства, которые котируются только в материальном мире этой планеты. В рамках этой достаточно ограниченной системы координат…
Ангелла убрала свою руку и отошла от нее. Каталина задышала часто, открыла рот и будто что-то темное вышло из нее. Освободив ее разум от пелены, которая окутала ее настоящую. Все внимательно наблюдали за этим процессом, а Гранж лихорадочно соображала, что она предпримет, если эта выскочка позволит себе подойти к ней – лягнуть ее или залепить пощечину. Но Ангелла больше ни к кому не подходила, хотя Гуннар был бы не против. Да и Асраил тоже. А Глория уже встала, и пританцовывая изящно, слегка размялась и подмигнула Каталине. "Все будет хорошо, сестра, не переживай!", – казалось говорил уверенный взгляд ее роскошных глаз.
– Посмотрите, во что вы превратились. – Ангелла уловила импульс Глории, и тоже изящно выгнула тело, указав по очереди на всех Неприкасаемых своих тонким пальчиком и окинув их взглядом своих восточных глаз. Ей хотелось быть менее грациозной, но ее новое тело, ее новый образ влияли на ней порой, и она иногда, неожиданно для себя, была слишком чувственной и даже сексуальной. "И как тут быть грозной", – подумала она, и слегка повела бедром. Черт.
– Ладно, с вами и так все понятно. Но посмотрите, во что вы превратили своих Хранителей? Где те великие мастера, гении. Мыслители, которых интересовали все области знаний – и философия, и математика, и астрономия, и искусства… Вы же превратили их в покорный, безмолвный персонал. В пластических хирургов. В лабораторных крыс, в докторов, которые штопают ваших убийц… Обслуживают ваши пороки и самые низменные страсти и замыслы. Почему наша школа Хранителей умерла?
Она все-таки топнула ножкой, но вышло это у нее слишком красиво, на ее взгляд. Она посмотрела на Асраила, и тот уже понял, о чем она собирается ему сказать.
– Ты создал самого великого Хранителя в нашей истории, Асраил. Ты, брат мой, когда-то рисковал собой, и не только для того, чтобы потакать своей жаждущей приключений и новых ощущений натуре. Месть, все мысли о правосудии для преступников, залили кровью твои глаза. А ведь когда-то, очень давно, ты разглядел этими глазами в том парнишке такой талант, который до сих пор служит вдохновением. И не только нам. А всем людям. Великий Тигель был великим во всем, он предвосхищал свое время, он приближал новые времена, он творил. Создавал новые каноны, он хотел покончить навсегда с этими мрачными образами и духами Средневековья. Он поселил в души людей надежду на обновление, на возрождение…
Асраил мысленно перенесся в то время, и понимал, что Тигель действительно был его лучшей находкой. Хотя, как казалось ему иногда, Закария мог бы со временем, приблизиться к планке, которую его Хранитель установил так высоко. Но вот только в какой области…
– А Легион? Морган!
Тот вздрогнул и казалось, уже готов был расстаться со всеми своими богатствами, только бы Ангелла перестала сверлить его своим обжигающим взглядом. Временами таким тяжелым. Удивительно сильным для такого внешне нежного тела. Да, Ангелла, ее натура, действительно довлела над своим новым телом, устанавливая присущий ей примат идеи, души над материей.
– Какому извращенцу могла прийти в голову идея создать…, – она горько усмехнулась, и всем стало так тревожно, что поняли – одна из святынь их мира была действительно осквернена, и они, все они принимали в этом участие, – так вот, кому могла прийти в голову создать Темный Легион? Вернее, набрать этот сброд и объявить его Темным Легионом? Только тому, кто действительно понял, что наш Легион стал почти декоративной структурой. Ты был прав, Морган. Гуннар, жду от тебя идей по реорганизации нашей главной силы. И очень быстро – у нас нет времени. Ты понимаешь, значение Легиона будет огромным, как и его роль в грядущих событиях…
Морган понял, что гроза миновала, и теперь будет проводиться аналитическая работа. Вызванная его догадкой. Он улыбнулся, но тут же погасил улыбку – на него очень тяжело посмотрел Гуннар, и он понял, что к делам Легиона его теперь и на пушечный выстрел не подпустят.
– А ты, Асраил, ты ведь стал почти как Морган, ты тоже удивил меня. Не скажу, что не ожидала от тебя этого, но все же… Ладно, мы это обсудим позже, – Ангелла, казалось утомилась, и ее голос дрогнул на последней фразе.
Асраилу захотелось курить так сильно, что он бы отдал пару лет за эту возможность. Но Ангелла давала понять, что время для перекура еще не наступило. Она заговорила с прежней силой.
– Морган, по поводу твоих несметных богатств. Даже не думай что-то утаить. Асраил лично будет следить за этим. Гранж, это касается и тебя. Как и ВЧ, конечно. И уже хватит притворяться идиотами, я сразу поняла, что вы прикидываетесь.
ВЧ к удивлению всей аудитории, сразу сбросили свои маски, вернувшись в свое привычное состояние и вид – скучные лица, выжидательный и откровенно холодный взгляд. Глория улыбнулась им, помахав рукой и они слегка смущенно помахали ей в ответ. Морган смотрел на них возмущенно, будто не веря тому, что они смогли провести его – короля интриг. А Ангелла ухмыльнулась, и многозначительно посмотрела на Асраила.
Все Неприкасаемые знали этот талант их брата – он всегда умел находить клады, как и следы преступников. Это было у него в крови. Но он охотнее выслеживал всяких негодяев, находя клады и сокровища только для поддержания своей оперативной деятельности. А как его упрашивала Каталина, веками надоедая своими просьбами – ведь один только сундук со старинными золотыми монетами мог потянуть по нынешним временам на миллионы. Или их можно было бы выгодно обменять на пару картин Пикассо, на которые она уже давно положила свой глаз. Но Асраил оставался непреклонным – его мало интересовало обогащение Каталины, которая и так жила во особняке, напоминающим по роскоши королевский замок. И настоящий музей, забитый под завязку древними и очень дорогими экспонатами. От древних саркофагов, покрытых золотом, до альковов и спальных гарнитуров французских королей. Обойдется.
– Да, у меня с Асраилом будет особая договоренность. Как и роль, которую мы будем игратьс ним вдвоем очень скоро. Как вы понимаете, он хороший HRспециалист. Ведь это его наемник убил меня, вернее, завершил начатое. А это помогло мне, в какой-то степени, прозреть… Так что мы вместе будем набирать новых бойцов.
Все покачали головами понимающе. Вдруг Гранж проворчала, все еще надеясь ускользнуть от длинных рук Ангеллы.
– А что за угроза, про которую ты говорила? Для чего нам новые бойцы. Как бы прокормить уже действующих…
Ангелла мысленно показала язык своей скопидомке сестре, и выжидательно посмотрела на Гуннара, отдавая военному право поведать об угрозе, которая надвигалась на них. Или, вернее, озвучить процедуру, которая была уже утверждена и инициирована ими двоими.
– Война, Гранж. Война. Мы готовимся к мобилизации всех наших сил. Переходим на военное положение. По этой причине, все присутствующие будут находиться в одном из бункеров Легиона. В одной из стран Северной Европы. И ваша эвакуация начнется согласно нашему расписанию. А это случится, – он посмотрел на свои наручные часы, – через 12 часов. И поэтому, вы будете оставаться здесь до назначенного времени и даты.
Гранж вскочила с места, громко возмущаясь, но Морган неожиданно быстро вскочил со своего места, и огрел ее сзади по голове слитком золота, найденный им на самом дне груды предметов, которыми он развлекал ВЧ.
– Как же ты меня достала сегодня, Гранж, – он покачал головой, а к оглушенной Неприкасаемой уже подбегали Каталина и Глория. Ангелла задумчиво наблюдала за этой сценой, словно понимая, что до конца этих двух существ исправить, или даже немного изменить к лучшему никому не под силу.
Морган развел руками и вернулся на свое место – ВЧ, словно извиняясь за свое долгое притворство, одобрительными аплодисментами встретили его выходку. Он слегка поклонился и расшаркался.
– А что ты увидела там, на высоте? – спросил ее Асраил, когда наконец все вернулись на свои места, а Гранж начала сопеть – это был ее собственный вид храпа.
– Увидела Кадавра. Его ядро. И еще несколько ядер. Которые, в отличие от наших, похожих на сгусток синей плазмы, горели черным огнем, с кроваво-красными вспышками и всполохами. И собирались в грозную стаю. Нет, скорее силу… Как я поняла, когда он унесся вверх, после того, как мы разрушили его оболочку, он обосновался там, в космосе. Собрав вокруг себя темные силы, уж не знаю, где он их нашел. Это своего рода предупреждение и нам, и людям – не стремиться найти иноземные формы жизни. Чего там только не найдешь. В этих темных и бездонных глубинах.
– Так мы его не убили? – выдохнули все. Кадавром звали того самого Неприкасаемого, который, обуреваемый своими страстями, убил их сестру Глорию. А они все вместе отомстили ему. Морган вздрогнул, понимая, что он был совсем недавно на волосок от такого же финала. В зале повисла такая гнетущая тишина, что даже сопение Гранж казалось особенно тревожным и бьющим по нервам.
– Убили. Но не ядро. И я приблизилась к ним, уж не знаю почему. И он передал мне сообщение, уж не знаю, каким образом. Но вы поймите меня – я была вся в полете, в экстазе, в новых ощущениях. И тут я вижу его кровавую сферу, которая подлетела ко мне, и громко шептала прямо внутрь меня, вызывая во мне сильные резонансные колебания.
– И что он прошептал тебе? – спросила шепотом Каталина.
– Что нам осталось совсем немного. И что он убьёт каждого из нас, так же мучительно и жестоко, как мы когда-то расправились с ним.
– Но ведь, технически, мы его не уничтожили. Какие претензии он может еще предъявлять нам. А уж в ядре, он, или в теле, как мы, какая по существу разница? – встревоженным голосом озвучил свои выводы Морган.
Ангелла махнула рукой – все понимали, любая угроза, озвученная в их адрес должна восприниматься на самом серьезном уровне. Даже такая. Или особенно такая. И уже никто не будет разбираться – чьей вины больше, или почему они сделали это. И договориться с Кадавром тоже будет невозможно. Уж все прекрасно знали и помнили его жестокую натуру. А то, что Ангелла не шутила, говоря про странную коммуникацию двух светящихся разным цветом шаров, было понятно и ВЧ, которые с самого начала понимали то, что происходило в комнате.
И они озвучили свои сомнения, чувствую более опасную для их капиталов внутреннюю угрозу. Они спросили все вместе, и их голоса слились в один. Голос был довольно тоскливый и монотонный.
– Ангелла, а откуда нам знать, что ты просто не пытаешься захватить и узурпировать власть в Семье? Ты ведь могла и все выдумать сама… Или тебе это могло привидеться.
Ангелла оценила их сомнения – у них было на это право. Как и у всех присутствующих.
– Возьмитесь за руки. И все – встаньте, подойдите к ВЧ. Главное – чтобы все касались друг друга. Глория, ты можешь в этом не участвовать.
Все Неприкасаемые не очень понимали, что задумала их сестра, но ослушаться не посмели – не было похоже, что настроенная самым решительным образом Ангелла шутит. Все сгрудились возле Четверки, и Ангелла взяла ближайшего к себе за руку, им оказался Гуннар. Она закрыла глаза, погружаясь в свои воспоминания, как показалось всем, и всех ударил приличный разряд тока. Им почудилось, что вместо Ангеллы перед ними стоял источник переменного тока ощутимого напряжения. Их, одного за другим посетило одно и тоже видение, которое генерировала Ангелла. Они увидели, будто сами находились на огромной высоте, в невесомости, в глубинах космоса, которые покорились их сестре, около десяти мрачных, темных, почти черных, яростно сияющих сфер, приближающихся к ним. Неся с собой пустоту и смерть. Возглавлял их самый большой, даже жирный объект, в котором они сразу узнали Кадавра – он был все такой же разгневанный, скорый на расправу и жестокий. Снедаемый своими порочными желаниями и страстями. С ужасом они узнали его ядро. И оно, это ядро, вдруг завибрировало и до них донесся его голос, вернее звуковые волны, которые преодолели безвоздушное пространство, и собирались в слова, самые страшные и убийственные слова, черные и недобрые. Они сами собой складывались в предложения, звучащие такой страшной, неумолимой угрозой, что они начали дергать руками, пытаясь освободиться от этих родственных объятий. Ангелла прекратила эту трансляцию, вернее, ее запись, которая сама собой сохранилась в глубинах ее памяти, и все с огромным облегчением выдохнули.
– Это он! Это Кадавр! И он жив! Ангелла, готовь Легион!!! – Закричал Морган, и все мрачно нахмурившись, закивали, соглашаясь с выводами и предложением их родственника.
Ангелла отошла, а они так и продолжали стоять одной группой, не решаясь остаться наедине с только что пережитым страхом, с разбуженными сомнениями и всплывшими тревогами. Интересно, но раскаяния в убийстве Кадавра никто не ощущал, даже Морган, которому расправу над самым жестоким Неприкасаемым можно было назвать почти единственным добрым поступком. Вернее, сделанным на пользу Семьи.
– Ну, вот вы и стали едиными, – заметила Глория, с улыбкой наблюдая невиданную ранее среди Неприкасаемых близость и сплоченность. – Надеюсь, такой настрой и чувство принадлежности к единой группе мы и сохраним. Чтобы нам не предстояло пережить. Вместе, – произнесла Глория опытного бизнес-тренера, и все довольно натянуто улыбнулись.
– Ладно, это все архивные данные. А нам надо смотреть только вперед. И, Глория права – только вместе мы можем одолеть этого монстра… Он и при жизни был настоящим чудовищем. А теперь.... А теперь вы понимаете, для чего я консолидирую все наши силы, ресурсы и возможности?
Особенно сильно закивал Морган, который очень боялся мести Кадавра. Вслед за ним свое одобрение высказали и ВЧ, и Каталина, смотря с ужасом в глазах на Ангеллу, которая спокойно встретила ее взгляд.
– Я забираю Асраила, и мы летим первыми на нашу Северную Базу. Нам уже надо готовиться к предстоящим событиям. А если еще кому-то интересно, Глория расскажет, как я нашла ее в Праге, и почему у меня новый облик.
Ангелла улыбнулась, ей понравилось определение, которое Гранж дала ее новому облику – Звезда Востока. "Хотя это название больше подходит для ночного клуба в провинции", – подумала она с улыбкой. Вдруг ее оторвала от ее мыслей та самая любопытная Каталина.
– У Глории, судя по вашей звездной внешности, супер Хранитель. Как его зовут?
– Не его. Ее. Это девушка. Остальное расскажет уже сама наша Муза. Ну, до встречи в Скандинавии.
Все закивали головами, смотря на Глорию с плохо скрываемым восхищением – вот это да, разрыв шаблона! Впервые в истории Неприкасаемых Хранителем стала женщина. И судя по всему, она гений!
Ангелла тем временем отлучилась в оранжерею и сняв стеклянный колпак, притронулась к своему цветку. Он сразу ожил и выпрямился, но к ее удивлению, его новые лепестки приобрели кроваво-красный цвет. Она, задумавшись, вернулась в общую комнату и жестом показала Асраилу следовать за ней. Тот попрощавшись со всеми и откланявшись, подошел к своей сестре, и они вместе удалились из комнаты, оставив своих родственников в состоянии уже почти полного спокойствия – сказывалось присутствие Глории. И, к ее радости, все, за исключением, конечно, Моргана и спящей Гранж, постарались взять себя в руки, ведь запасы сил и решительность – это их семейная черта. Это у них в крови. Вернее, в ядре. Или в душе, как сказала она сама. И уже на выходе, откуда-то из-за закрывающихся дверей, она крикнула им напоследок.
– Всем слушаться Гуннара! В мое отсутствие – он главный…
Гуннар порозовел от удовольствия, и прошел к своему месту, включая вытащенный из кейса ноутбук. Все рассаживались обратно по своим местам. А Асраил уже почти бежал рядом с Ангеллой, которая направлялась наверх, к лестнице, ведущей на вертолетную площадку.
– Куда мы?
– На нашу Северную Базу, я же сказала…
– А почему не со всеми??? Почему ты взяла только меня??
Ангелла остановилась, и приблизила свое лицо к Асраилу. Он напряженно ждал ее ответа, и она выдохнула его прямо ему в глаза, обдав его свежестью и чистотой своего дыхания. А также горькой правдой.
– Ты теперь всегда будешь под моим присмотром. Я тебя не оставлю наедине с Морганом. И не играет роли, что ты его уже успел наказать. Ты также успел и поработать на него. Так что твой кредит доверия в моем банке исчерпан. Поэтому, я открываю тебе новый счет. До первой твоей ошибки…
И добавила, подумав секунду, но все-таки, решив продолжить вечер откровений.
– Да и устала я от нашей Семьи за сегодня. Выжали меня по полной программе. Так что хочу полететь отдельно от них. Имею право, как Глава этого клана. Я вернулась, Асраил, и назначила саму себя на эту должность. А вернулась потому, что ты, рыцарь, не захотел или не смог управлять и руководить нами. Вести нашу Семью к развитию и процветанию. И это твоя вина – что я, баба, как говорят люди, оказалась более решительной и ответственной. Так что молись, если у тебя есть боги, кроме твоего бога мести. Молись хотя бы ему. Потому что нас ждет такая страшная война, которую ты, привыкший к богато обставленной, индивидуальной вендетте, даже пока представить ее возможный размах и жертвы, не в состоянии.
Она помолчала, и тяжело посмотрела на него.Он словно получил сильный удар под дых, но удар был разрешенным, он сам допустил эту ситуацию. Сам открылся. Став таким непростительно беспечным и глупым, как осознал он горестно. И дело тут не в амбициях Ангеллы. Она действительно согласилась, вернее, взяла на себя эту нелегкую роль под влиянием угрозы, идущей на них…
– Хочешь что-то возразить?
Он отрицательно помотал головой.
– Ну тогда полетели. Хотя бы воспользуемся нашим правом на отдельный транспорт.
Они поднялись на площадку, где уже стояла Власта с парой своих подчиненных, и ждал их огромный вертолет, который уже запустил двигатель, и его лопасти развевали последние сомнения Асраила в том, что у его сестры тестикулы оказались намного более стальными, чем его собственные. Несмотря на весь ее новый, сказочный, и такой удачный женский облик.
Глава 20.
Рождение новой сверхяркой.
Вертолет направлялся к Северной Базе Легиона, и Ангелла, расположившись со всеми удобствами в его салоне, в отсеке для командного состава, наблюдала в иллюминатор за водной гладью снаружи. Ее вдохновляло это величественное зрелище, немного мистическое зрелище – под лунным светом она видела темное, живое, огромное пространство, которое по каким-то причинам еще не смыло к чертям все континенты, архипелаги и острова. Может быть, они ждут только особого сигнала? О перезапуске всей системы… Они летели через Атлантический океан, к Норвежскому морю, к самой северной точке Скандинавии. И благодаря технологиям, которые они успешно внедряли и использовали в своем Легионе, они должны были долететь до точки назначения даже без единой дозаправки.
Хорошо, что она была гуманитарием, и ей не надо было погружаться в эти вопросы – как летит их винтокрылый аппарат, благодаря чему он набирает такую приличную скорость и высоту. Используя вместо топлива частицу энергии Неприкасаемых, которую обрабатывал и использовал небольшой реактор, выполнявший роль силового агрегата. Не загрязняя окружающую среду и минимальным выбросом радиоактивного излучения. Перед техническим отделом Легиона была поставлена такая задача – сконструировать и наладить мелкосерийное производство таких машин, и он успешно с ней справился. И благодаря помощи их Хранителей, особенно древним секретам Тигеля и более свежему взгляду, теперь уже покойного Вайды, такие чудо аппараты были у них на вооружении. Благо что они были сверх маневренные, способные летать на значительные расстояния, и приземляться на любую поверхность, что делало их такими универсальными и удобными.
Они с Асраилом уже переоделись в военную форму Легиона, приготовленную Гуннаром по ее просьбе. И она сидела на них, как влитая, сразу давая понять, кто из Неприкасаемых обладает самым большим военным опытом и статью. Пожалуй, только куратор Легиона мог бы посоперничать с ними по этой части, но он выглядел как почтенный генерал, в то время, как Ангелла и Асраил казались действующими офицерами, даже бойцами Легиона. Только более аристократичными, и породистыми. Без всякой наносной и неестественной важности. И да, они облачились в обычную форму, которую надевали на себя легионеры – оба терпеть не могли каких-то особых знаков отличия, регалий и прочей мишуры. Их привилегированное положение читалось только по их лицах – и их опыт, и сила, воля, ум, и прочие качества, которыми обладали Неприкасаемые. Да и то не все из них. Ну и конечно, их отличала та почтительность, которую им выказывали и пилоты, и встречающие, и провожающие офицеры Легиона, которые знали, что летит борт №1, и даже их куратор – Гуннар, в этой иерархической структуре, в которую входил Легион, был на ступень ниже их. А то и на несколько ступеней.
В полете Ангелла не удержалась, слегка заскучав, и привстав со своего места, растолкала сидящего в своем удобном кресле Асраила, который уже задремал, устав беспокоиться и переживать. Она решила рассказать ему о том, что она утаила от других родственников. Все-таки, он был ей ближе всех, чем-то похожим на нее саму, хотя и был большим индивидуалистом. С ярко выраженной тягой ко всякого рода авантюрам и опасным экспериментам. В прошлом, они сражались часто плечом к плечу, и Ангелла готова была отдать все свои силы, чтобы он, наконец, стал исполнять ту роль, к которой его готовила сама судьба, по ее мнению – роли мощного и уверенного в себе Рыцаря. Защитника и главы их Семьи, с чувством ответственности и ясным видением их будущего. А она сможет лишь время от времени приходить на помощь, хоть советом, хоть своим непосредственным участием. Но сначала она должна понять, что она такое. Чего хочет ее душа. И она прислушивалась к себе и понимала, что у нее появлялись новые желания. Она, перестав быть куколкой, умилительно прекрасным персонажем сказки, расставшись с каноническим образом, которого так тщательно придерживался Вайда, ощутила в себе вполне женские желания и потребности. Она стала более чувственной, и порой ее охватывали такие порывы, от которых ее бросало в жар, и в этом, как она, понимала была заслуга, или вина, Хранителя Глории. Девушки по имени Соледад. Которая, угадав ее тайные желания, примерила и надела на нее новый образ. Новую личность, более раскрепощенную и горячую. В то же время, и более сильную. Уверенную. И, одновременно, слабую.
Асраил понимал, что Ангелла рассказала не все, уж он ее прекрасно знал. Читал по лицу, понимая, о чем она думает, что чувствует. И он, не обратив почти никакого внимания на ее новый облик, все так же видел в ней ту решительную воительницу. И мудрую Неприкасаемую, которая всегда твердила ему о том, что рано или поздно они столкнутся с новой угрозой, которая будет настоящей проверкой сплоченности и силы их Семьи. Которая подошла к этому рубежу, к этому испытанию, в откровенно разобранном, ослабленном состояния. Явно неготовая сопротивляться. И поэтому их Семье нужно сильное руководство. И такой же сильный Легион. И универсально мыслящие, не стандартно, по крайней мере, Хранители. С многочисленными талантами и умениями.
Ангелла, прохаживаясь по салону их яростной и откровенно хищной машины, рассказала ему о том, что пробудил и открыл в ней ее полет. И да, она не могла рассказывать об этом сидя – она всегда вставала, когда делилась чем-то важным, и даже довольно энергично размахивала своими руками при этом. Напоминая фронтмена классической рок-группы, который заводил публику своими отточенными навыками управления толпой. Своей харизмой, в том числе. Она, даже когда писала свои романы, часто вскакивала и прохаживаясь по своей комнате, наговаривала текст на диктофон, а потом, уже перед сном, с трудом расшифровывала свои эмоциональные и порой не очень логичные, слегка путанные речи. Вспышки и прорывы великого несознательного. Но всегда ухватывала суть. И вот теперь, она донесла эту суть до понимания своего брата.
Там, наверху, ее охватил страх. Тревога. Космос, с его бесконечно темными, и в то же время, яркими глубинами и просторами. Вселенная со своими потоками энергии, захватила и понесла ее прочь от Земли. И она поняла, что еще не готова полностью лишить себя земного измерения, уйти в Абсолют, и новые миры, и уже откровенно струсив, даже придя в некое подобие отчаяние, испытывая небывалое, неземное одиночество, устремилась вниз. Или вернее нащупала свои следы, свой путь, и последовала по нему в обратном направлении. Туда, где еле виднелась их маленькая голубая планета. Такая прекрасная, и в то же время, одинокая, посреди этих безмолвных, порой слишком мрачных, даже агрессивных скоплений небесных тел. Где были другие, свои формы жизни, но она воспринимала их, как абсолютно чуждые для себя. И тогда, уже на пути домой, она и встретилась с небольшой флотилией Кадавра.
Которая, как она почувствовала, тоже кружились здесь для пополнения своих запасов энергии. Черной и разрушительной. Но в отличие от нее, попавшей сюда случайно, они явно были как дома, что ощущалось в той уверенности, и даже откровенной расслабленности, которая угадывалась в их поведении. И, как поняла она, они собирались в скором времени посетить Землю, ведь их маршруты почти совпали, и вектор направления их движения, как и их точку назначения, она сразу угадала.
Кадавр почувствовал ее страх, и дав команду своим псам о ее полном окружении, приблизился к ней. Но он, все же, не на ту напал. Потому что, чем больше давишь на Ангеллу, чем больше пытаешься ее напугать, тем более яростное сопротивление она оказывает, не обращая внимания на количество врагов, окруживших ее. И она пошла в лобовую атаку на тех, кто беспечно приблизился к ней слишком близко, она просто откинула одну сферу так далеко от себя, что та превратилась в еле видимую точку, оказавшись где-то у рубежей Солнечной системы. Она почти уничтожила этот новый для себя вид неприятеля. И поняла, что в ней тоже есть эта частица разрушительной энергии, которая давала о себе знать, время от времени. Но которую она умело сдерживала, и пользовалась в крайних, даже экстремальных случаях. Может быть, почувствовав это, Кадавр и решил не форсировать события. Может быть, какая-то тайная мысль закралась в его воспаленный мозг?
Они обменялись колкостями, и, тогда он, словно решив поиграть с ней, и со всеми Неприкасаемыми, отпустил ее, посоветовав готовиться к новой войне. И задуматься о том, что она есть такое. Чего в ней больше – страсти разрушать, или спасать. Но без всяких сомнений Ангела пообещала, что лично уничтожит его при их следующей встрече, он сказал очень странную, но важную, с ее точки зрения, вещь. Тайное пророчество, которое им вместе с Асраилом еще только предстоит расшифровать и понять. Он сказал, или вернее, донес свою мысль до Ангеллы, сумев добраться до ее мозга. "Если там, на Земле, меня победят простые слова, а ты уподобишься мне, хотя бы самую малость, тогда вы и одолеете своего родственника… На которого, вы все так похожи, хотя и не признаетесь себе в этом." И как показалось ей, довольно гадко захохотал при этом.
Асраил задумался о предсказании Кадавра, но оно ему пока казалось сущей нелепицей. Возможно, он просто хотел запутать их? Ангелла пока рассуждала примерно так же, зная коварный характер Кадавра. Но свои сомнения о настоящем характере своей силы она решила пока не озвучивать никому. Не показывать никому, что Кадавр глубже всех заглянул в ее натуру… А ее брат, тем временем, пытался представить себе новый, земной облик их бывшего родственника, и пока не мог.
– И в каком обличии он будет биться с нами? И его свора? В виде этих черных шаров? А нам придется вынуть из себя свои синие? И сразиться с ним в таком виде? У нас что, будет партия в пул? В снукер? Тогда нам нужно больше цветов… – озвучил Асраил свои сомнения.
Ангелла, которая уже присела в свое кресло, отвернулась от него, и опять смотрела вниз, на океан, который уже был не таким спокойным, как раньше. Он словно тоже внимательно слушал историю Ангеллы, и теперь эмоционально на нее реагировал. Намекая, что он тоже целая Вселенная.
– Нет, я отчетливо поняла, что только Кадавр справится с этой задачей. А не наш самозванец и интриган Морган со своей шайкой. Только Кадавр выведет его на нас…
– Кого?
– ТемныйЛегион. Он будет тщательно подбирать, и готовить своих наемников. А потом обрушит на нас всю их мощь. С единственной целью – уничтожить наше детище, наш Легион. А заодно и всю нашу Семью. А в его способностях и коварстве я не сомневаюсь… И скорее всего, он попытается найти среди нас предателя. И будет действовать через него.
Асраил кивнул головой – Кадавр всегда собирал возле себя самых безжалостных отморозков, самых умелых и маниакально настроенных. Психов, но с отточенными навыками убивать и разрушать. Он помрачнел – перед Легионом вставала невиданная ранее задача… А что касается предателей в их собственных рядах, что ж, у него есть пара кандидатур.
– Да, ладно, не переживай так. Мы справимся. Пусть он приведет из космоса хоть всех псов войны. Легион будет биться с его армией наемников, а мы одолеем его боевых собак, которых он приведет из глубин Вселенной. Заодно почистим свои собственные ряды. Убрав неисправимых, – Ангелла уже повернулась к нему и широко улыбалась.
– Ты знаешь, у меня такое чувство, что ты, как побывала там, сильно изменилась. Будто ты научилась читать мысли – мысли Неприкасаемых. И этот твой открывшийся дар – являть, оживлять свои видения и воспоминания. Показывать их так ярко и отчетливо. Ты становишься кем-то другой, в тебе пробуждаются новые силы. Энергия… Страсти.
Ангелла кивнула головой – она и сама чувствовала перемены в себе. Словно ее личность обновили, перезапустив ее энергетическое ядро. Что ж, новые умения понадобятся ей в предстоящей войне.
– Ох, с каким бы удовольствием я бы занялся одним из псов Кадавра… Я бы…
Но Ангелла мрачно посмотрела на него, жестом оборвав его сладкие мечты.
– Ты опять узко мыслишь. Нам надо заняться всеми ими. Не выбирая кого-то отдельно по особым заслугам. Ты как мошенник, который щиплет сумочки у зазевавшихся старушек… А нам, то есть мне, нужен другой Асраил – Рыцарь, который обрушит свой гнев и ярость на врагов нашей Семьи.
Асраил лишь улыбнулся – все-таки, Ангелла чем-то очень напоминает Моргана. Хотя она и не охотно это признает. Они в некоторых ситуациях смотрят на него одинаковым, осуждающим взглядом. И говорят примерно одни и те же вещи. Одинаковым тоном. Озвучивая упреки в его адрес. Ну, конечно, они смотрят пока немного дальше, чем он. Мыслят на несколько шагов вперед.
Он решил сменить тему. Совсем как Гранж, подумал он про себя, признавая и свое родство с ней.
– Так что было дальше? Когда ты уже подлетала к Земле?
Ангелла поняла его маневр, но решила не акцентировать на нем внимание, и продолжила свой рассказ.
Она, вернее, ее ядро, не сгорев в твердых слоях атмосферы, только став почти незаметной – будто скорость и падение обесцветили и сбили ее яркую окраску, уверенно приближалось к своей стартовой площадке, и увидела, что вся местность оцеплена полицией. Пожарные расчеты уже тушили контейнеры, повсюду стояли люди, машины, суетились спасатели. Но на том месте, где солдат Асраила остановил их Мини, было всего несколько человек. Власта уже пришла в себя, и сидела на земле, а рядом с ней расположились двое следователей, или обычных полицейских. Чуть вдалеке стояла карета скорой помощи, в которую грузили ее израненное и мертвое тело, и она, понимая, что ее ядро может в скором времени выйти из-под контроля, и стать неким подобием шаровой молнии, стихийно передвигающейся по планете, решила вселиться в тело Власты. Пока не осознавая последствий своего вторжения в тело смертной. Главным было для нее ее спасение, и ее инстинкт самосохранения прямо кричал ей об этом, и направлял ее к телу Власты.
И это произошло так неожиданно и стремительно, что Власта подскочила с земли на добрый метр и широко взмахнула руками, послав в непредумышленный нокаут двух стоящих рядом с ней полицейских. Которые даже не успели сообразить, чем разозлили эту великаншу, которая до этого самого момента лишь вяло отвечала на их вопросы, и уныло повторяла, что она не помнит, что произошло с ней и со вторым человеком, которого обнаружили мертвым в ее машине.
– Твою мать! – закричала Власта неожиданно энергично и громко, с ужасом ощущая в себе иностранное присутствие. – Вот это жахнули! Кто здесь?
– Не шуми! Я тебя умоляю, не шуми! – отвечала ей Ангелла ее же голосом, произнося слова ее же ртом, каким-то чудом подключившись к ее речевому аппарату, и транслируя через него свои мысли.
– У меня, по ходу, контузия! – закричала Власта и схватившись руками за голову, опять присела на землю.
– Это не контузия, это я, Ангелла! – вещала Власта сама себе, пытаясь при этом закрыть свой рот своими большими руками. И уткнулась лицом в землю, сотрясаемая крупной дрожью во всем теле.
Поняв, что таким образом ей с Властой не договориться, Ангелла попыталась воздействовать на мысли Власты, и это у неё получилось. С огромным чувством стыда, с величайшим сожалением, что ей приходится прибегать к таким мерам, она дала понять Власте, что им тут делать нечего, и направила ее к фургону скорой помощи. Сначала у нее это не получилось, и Власта залезла внутрь, к ее телу, оттолкнув при этом пару санитаров довольно далеко от себя, в результате чего они присели, вернее, приземлились на землю достаточно ощутимо отбив свои копчики.
– Эй, ты что себе позволяешь? Тебя что, контузило??? – закричали они, морщась от боли. – Ты ее родственница?
Но ядро Ангеллы разрывалось на части от боли, потому что Власта тихо и горько плакала, смотря на свою погибшую подругу. Она успокоила ее, и дала понять, вернее, напомнила ей, что Ангелла – не обычная женщина, а почти фея, которую невозможно убить. И что теперь, от нее, Власты, такой сильной и храброй, зависит ее дальнейшая судьба. И ей надо как можно быстрее отвезти это тело к Вайде.
Власта, как очень понятливая, умная, но довольно эмоциональная особа, ухватилась за эту мысль, и вылезла из машины тем же путем, опять посадив на копчики пришедших в себя медиков. Они уже очень громко и не цензурно ругались, когда она села на водительское место, и тронувшись уверенно с места, направилась к дому своего отца.
Добрались они до квартала, где находился дом Хранителя очень быстро, и оставив машину подальше от дома Мастера, и продолжили свой путь пешком. Хорошо, что была глухая ночь, потому что зрелище Власты, несущей в руках тело Ангеллы, было очень впечатляющим. Все кто видел их, протирали свои глаза и смотрели на стаканы и бутылки в своих руках, удивляясь неожиданной крепости обычного пива.
А дома их ждал новый удар – Хранитель был мертв. Он умер тихо, во сне, сидя за столом, как всегда, по привычке ожидая прихода своей дочери. И Ангелла уже не в силах была перенести это горе – и свое, и Власты, которая с такой силой ударила стулом об стену, схватив его за спинку, что в руках у нее остались только часть этой самой спинки. А Ангелла, понимая, что все летит в тартарары, неожиданно для себя, в порыве настоящего отчаяния выскочила из тела Власты, и каким-то образом, выбравшись из дома, опять уносилась в темное небо. Но и там ей было не место, и она вновь понеслась вниз, словно синяя звезда, которая поняла, что ее ждут на Земле, и очень многое зависит от нее именно там. А небо, небо никуда не уйдет, оно будет смиренно дожидаться того момента, когда она решит, что пришло ее время слиться с ним.
Но в этот момент к дому Хранителя подъезжал гламурный, розовый минивэн. В котором сидела встревоженная до крайней степени Неприкасаемая Глория и ее Хранитель – знойная девушка по имени Соледад. Дело в том, что она случайно увидела самый первый полет Ангеллы в небо, когда отдыхала на крыше дома, попивая чудесный коктейль. На крыше дома, который она сняла на месяц. Как она обычно поступала, когда приезжала в Прагу, и селилась в пригороде, чтобы там был гараж и мастерская, в которой Соледад могла заниматься своими и ее делами, и проектами. И достав прибор, похожий на компактный секстант, она наблюдала эти участившиеся пролеты звезды, вверх и вниз, определяя заодно ее местоположение. Точку, вернее координаты того места, где она приземлилась в последний раз. Она вдруг поняла, что это мечется один из ее родственников, которых она оставила, и поклялась больше не возвращаться к ним. И этот Неприкасаемый, как и она в свое время, попал в настоящую беду. И, похоже, что это Ангелла, если судить по той скорости и решимости, с которой эта синяя звездочка носилась по небу. А именно Ангеллу она больше всего уважала, и ценила. И даже скучала по ней, понимая, что именно ей будет тяжелее всего смотреть в глаза. И оправдать свое исчезновение. Но она решила вмешаться, и прийти на выручку. К тому же, она явно нуждалась в дополнительной аудитории, и ее родственники смогут оценить тот факт, что она прекрасно обходилась без их помощи, став настоящей персоной self-made. Пройдя долгий путь от неумелой любительницы, до статуса настоящей звезды, музы, модели, умелого коуча и наставника. Очень дорогим и востребованным специалистом, настоящим гуру стиля. При этом, тщательно и умело скрывая свою настоящую личность и происхождение.
Глория долго стучала в дверь дома, в который, как она увидела своими прекрасными глазами, залетело ядро Ангеллы, и Соледад стояла рядом с ней, тревожно посматривая по сторонам, и держа под своим плащом дробовик. Да, Соледад, несмотря на все свои таланты, вкус и красоту, всегда умела постоять за себя. Недаром она была мексиканкой, взрывной и очень сильной, и именно сочетанием этих качеств она привлекла внимание своей главной клиентки. Рядом с которой она так и расцвела, и смогла осуществить все то, о чем мечтала так давно. И она уже направила ствол в сторону замка, а Глория слегка отошла, решив любой ценой попасть внутрь, когда Власта, заплаканная и покрасневшая, открыла им дверь. И уставилась на них с явно непонимающим, отсутствующим и самым горестным видом. Глория мягко, но настойчиво, с невероятной для такой нежной и изысканной женщины силой, отодвинула ее в сторонку, и ужезаходила внутрь. А Соледад уже брала Власту под руку, и тоже вела ее в обратно в дом. Каким-то шестым чувством поняв, что в этот дом ненамного опередив их, заглянула ее давняя подруга -Muerte. Которая так часто появлялась рядом с ней, особенно там, дома… Прибрав к рукам ее сестру и двух братьев. Но она отмахнулась от воспоминаний, и усаживала Власту на стул, приведя ее на кухню, и уже ставила чайник на огонь. Она не произносила никаких банальностей, не пыталась успокоить, зная на своем опыте, что это невозможно. Она лишь напоила ее травяным чаем, и с настоящим сочувствием смотрела в глаза этой крупной девушки, понимая, что та понесла самую большую утрату в своей жизни. Наверное, так и должны Хранители провожать друг друга в последний путь – утешая их родных, прежде всего.
Глория уже нашла этот синий шар, который завис у потолка и стремительно вертелся вокруг своей оси. И она поняла, что ее интуиция ее на обманула – это была действительно Ангелла. Она, вздрогнув, нашла взглядом и ее прежнее, изуродованное тело, покрытое ранами, и почувствовала, что ситуация самая тревожная. Но не дала и малейшего намека, что она боится, сразу погасив весь страх. Одним усилием воли. Она ведь тоже Неприкасаемая. Глория подмигнула шару, и показала жестом, что все теперь под ее контролем, и с помощью Соледад уложила Власту на кровать. Она усыпила ее, погрузив в спокойный и продолжительный сон, что оказалось даже для нее достаточно сложной задачей. А затем она понеслась со своим Хранителем к минивэну, чтобы принести в дом все необходимое для предстоящего ритуала. И поблагодарила Провидение и Соледад за свой обширный гардероб, который насчитывал несколько новых оболочек. Из которых она сразу, не дрожащей рукой выбрала образ восточной феи, на которую указала Соледад. Глория, увидев ее прежнее тело, теперь нисколько не сомневаясь в том, что место куколки должна занять настоящая, полноразмерная и чувственная красавица. И тогда у Ангеллы начнется новая жизнь, но вот какая, этого она сказать с уверенность не могла.
И к ее удивлению, они успели заняться всеми необходимыми процедурами, произнести заклинания, провести операцию, воспользовавшись капсулой Хранителя Вайды и его обширным, но слегка устаревшим инструментарием. Соледад, в полной мере овладев ремеслом Хранителя, была при этом настоящим талантом, который не только шьет и соединяет, а по-настоящему творит и вершит чудеса. И после всего, пробыв у капсулы больше шести часов, они свалились с ног, как два хирурга после тяжелейшей операции, провалившись в глубокий и тяжелый сон. А когда они проснулись, Ангелла уже прыгала голой возле зеркала, вопя, что они убили ее суть и душу этой слишком сексуальной оболочкой. Но потом Ангелла, словно махнув рукой на эту перемену в своем облике, понимая, что есть более важные и печальные дела и обстоятельства, обнималась со своими спасительницами, и одевшись, самым скромным образом шла будить Власту. Чтобы оказать последние почести своему Хранителю.
На его похороны пришел весь квартал, в доме были служители культа, была особо торжественно и печальная атмосфера, но все прошло очень достойно и красиво. Звучала музыка в исполнении старого Мастера, а пришедшие проводить Вайду в последний путь говорили очень теплые и важные для его души слова. И Соледад, про себя аплодировала настоящему таланту Вайды, ознакомившись с его замыслами и проектами, посетив его мастерскую, признавая, что с радостью стала бы его ученицей. Если бы у нее была бы такая возможность.
А потом, Ангелла сидела перед стаканом виски, одна, и думала о том, что Вайда не зря так настойчиво звал ее к себе домой. Он предчувствовал свою скорую кончину, в этом она была уверена на 100 процентов, даже на 120, и он хотел, чтобы сама Ангелла взяла на себя заботу о его маленькой девочке. Которая еще не была пристроена, и болталась в Легионе на откровенно низкой должности.
И она, решив задействовать все свои связи, что бывало с ней крайне редко, предложила уже успокоившейся Власте, любые карьерные перспективы, достойные места в любой компании, или свое дело, которое она с радостью поддержит и профинансирует. Но Власта была непреклонна – она хотела остаться с Ангеллой, в которой она всегда, даже в ее новом облике, узнавала руку и присутствие своего отца. Своего любимого папы.
И она сама захотела возглавить службу безопасности Ангеллы, которую Неприкасаемая по этому случаю и организовала, предварительно согласовав с Гуннаром переход нескольких легионеров в это новое подразделение. Ведь в предстоящей войне с Кадавром, она станет объектом возможного нападения этого подонка. Но Власту даже эти доводы не могли разубедить, она была настоящей воительницей.
Ангелла завершив свой рассказ, смотрела опять вниз, а Асраил обдумывал услышанное, понимая, что полностью насладиться этой увлекательной историей ему помешало отсутствие сигарет, которые у него отобрала в самом начале полета его сестра, ставшая одновременно и более решительной, и более чувствительной.
А Власта, вместе с Ангеллой и с Асраилом, летела на Северную Базу их Легиона. Неожиданно похорошевшая и помолодевшая. Недаром Неприкасаемая Глория, Муза Глория вложила в нее столько сил, энергии, и попросив ее убедительно почаще улыбаться, и не хмуриться. И Власта, ощущая в себе это новое чувство – что она красива, молода и успешна, улыбалась, даже зная, что на борту находится Асраил, которого она одно время не переносила на дух. Но теперь она улыбалась и ему, понимая, что ее Ангелла наконец-то, подчинила себе всю эту семейку, всех Неприкасаемых, Хранителей и даже сам Легион. Являясь на данный момент самой сильной и важной персоной в этой Вселенной, которая в детстве казалась ей такой великой и непостижимой.
Глава 21.
Два очень дорогих сердцу старика.
Снаружи пенитенциарного заведения Легиона, разошлась, как подвыпившая дамочка, настоящая вьюга, и ветер, подвывая самым неприличным образом, носил по всей территории базы ворох колючих снежинок. Которые впивались в щеки легионеров, стоявших в карауле и на постах, и они спешили укрыть свои лица за зимними камуфлированными масками, а глаза защищали с помощью очков, похожие на мотоциклетные.
Закария с отстраненным видом, смотрел сквозь небольшое окно своей камеры на зимнее солнце, которое уже никого не могло согреть, превратившись в слабо мерцающий и холодный шарик, присутствуя на небе почти символически. Потому что уж так заведено, что иногда надо просто присутствовать. Он откровенно грустил и скучал – у него отобрали все его игрушки, и карандаши, и бумагу. Даже его рисунки сложили в отдельную папку и заперли где-то в стальном шкафу, который стоял в помещении, занимаемым комендантом тюрьмы. А домбру взял себе Китано, благополучно вернувшийся с очередного задания, и теперь наигрывал на ней свои родные, японские мелодии. "К тому, кто сам ищет смерть, она не спешит. Или я просто вовремя споткнулся, пропустив предназначавшуюся мне пулю", – объяснил он свое очередное возвращение живым бывшему сослуживцу.
Причину такой строгости, а именно в наведении повсюду стерильной чистоты, и изъятии не разрешенных правилами тюрьмы предметов, объяснили тем, что на базу прибывает в скором времени кто-то очень важный. Из хозяев Легиона, возможно. И по этой веской причине, на всей территории базы не должно быть никаких признаков бардака, даже малейших намеков на него.
Закария временами вынимал из-под матраса фотографии, которые он смог утаить от проверяющих. На него, почти с одинаковым, довольно хмурым выражением лица, явно не одобряя его нынешнее местоположение, взирали со слегка пожелтевшей фотобумаги Атабек и Джордж. Две фотографии как символ его прошлого. В котором он находил предтечу своего нынешнего критического положения и неминуемого, бесславного финала. Он вспомнил почти такой же день в Альберте, когда подслеповатое солнце так же номинально светило в небе, а он находился еще в той самой гостинице, куда прибыл постоялец в тактической куртке и военных ботинках, которого он с его слов, внес в компьютер как мистера A.S. Rail.
Джордж уже отошел от смерти Рика, и частенько заходил к нему в гости, вернее, приходил в комнату Закарии – небольшой и уютный офис, который соседствовал с его собственной берлогой, в которой он обосновался в гостинице. Где был камин, с потрескивающими поленьями, медвежья шкура на стене, и прочие охотничьи трофеи и аксессуары. Пахнущие кожей и сталью. Сохранившие запах горелого пороха. Где были стены, обитые деревом, и кресло – массивный трон, где он просиживал часами, посматривая на огонь, и пытаясь понять причину того, почему отец пережил своего сына. Если не сказать больше. И он выбирался из своего мужского логова, где стоял запах тех времен, когда он еще был в расцвете своих сил. Когда он мог одним ударом кулака сбить любого здоровяка с ног, или уйти на неделю в самую гущу тайги, и бродить там в одиночку, добывая себе еду. И ночуя почти на снегу. У разожжённого им костерка, на котором стоял закопченный чайник. В котором он топил собранный снег. А он сам резал ножом добытое мясо. Настругав его мелко, на длинные полоски, чтобы было удобнее готовить на огне. Или как он путешествовал по всей стране, то в седле, то пешком, и сам Джон удивлялся его почти индейской выносливости. Осев, в конечном итоге здесь, в этом городишке, который еще поймет, что он не намерен просто забыть и простить… Даже несмотря на то, что он стал так слаб, слезлив и сентиментален. Хотя и никогда не показывал этого, оставаясь снаружи суровым и колючим. Для последнего своего похода у него хватит сил…
И только у Закарии он отдыхал, отвлекался от своих мыслей, пока еще беспокоящих его. О судьбе и ее руке. Или ее ноже. Но это ненадолго. Уже скоро он последует голосу своей крови, да и не только своей, и отправится в путешествие, из которого он уже не вернется. Но лучше так, чем умереть в кресле от какой-нибудь старческой болячки. Нет, у него будет свой финал – тот, который он выберет себе сам. А не предопределит и уготовит ему его тело, необратимо затронутое и разрушенное всеми прожитыми им годами, заботами и тревогами. Главное – что его несгибаемый дух еще здесь, он еще чувствует его, хотя все слабее и реже.
Закария усаживал деда в кресло, стоящее возле его большого стола, и откладывая всякие пустяковые дела, беседовал с Джорджем обо всем, что приходило тому в его седую голову. Джордж находил глазами снимок, на котором был запечатлен Атабек верхом на своей лошади, и с явным интересом смотрел на эту фотографию в рамке. Он тоже любил и умел ездить верхом, он любил лошадей, и никогда в жизни не ударил ни одну из них плетью. Не наказал другим способом. Твердо веря в то, что лошадь не совсем животное, а скорее, верный помощник, как и собака, которые являются спутниками настоящего мужчины. Сопровождая его в его поисках, то себя, то своей половины. Или просто отправляясь с ним на охоту, которую он считал священным и старинным ритуалом. Постичь который и понять до конца и помог ему его друг Джон.
А Закария рассказывал, что Атабек почти до самого конца своих дней передвигался по их аулу исключительно на своей лошади. В то время как другие аксакалы предпочитали спокойных осликов, единственным минусом которых было их невиданное упрямство. Он с улыбкой рассказывал о своем единственном опыте езды на этом сером упрямце. Которого на время взял у соседей, чтобы понять, что чувствует Атабек, когда едет верхом. Но ишак был хитер. Он, не чувствуя под собой привычной тяжести, а возил он их соседа, довольно упитанного, но строгого деда, отказался слушаться Закарию. И пятясь задом, неспешно приблизился к яблоне, ветки которых и сместили его дерзкого наездника, прямо ему на шею, а потом и на голову, которой он оттолкнул от себя пацана и скрылся, лениво помахивая своим хвостом, в своем дворе. Вернувшись к корыту, где его пожилой хозяин нарезал для него подгнивших яблок и других, слегка попахивающих вкусностей.
Закария рассказал Джорджу, что его отец отдал его Атабеку, своему отцу, деду Закарии. Как это было принято иногда у казахов в старину. И дед, его ата, стал для него настоящим отцом, а своего биологического отца, он называл просто аға, не признавая в нем ни авторитета, ни чувствуя в нем каких-то отцовских чувств. И когда он пацаном гулял по аулу, встречные дядьки и деды спрашивали его– Эй, сен ким баласы?, он всегда с уверенностью и даже гордостью отвечал – Мен Атабек баласы! И встречные улыбались, прекрасно зная его деда, который пользовался непререкаемым авторитетом и уважением.
Помнил он то лето, когда приехал на каникулы, отучившись в первом классе школы-интерната, а Атабек сидел на полу, как всегда за своим круглым столом, наблюдая как внук рисует и наигрывал на своей домбре бесконечную мелодию. Закария уже не помнил, что он играл, но с тех пор, рисование у него навсегда ассоциировалось с музыкой. Они дополняли друг друга, в его понимании. Делали этот мир более завершенным и немного более сказочным. Оживляли образы батыров и сказочных красавиц. А Атабек потом рассматривал его рисунки, и звал бабушку, чтобы та оценила несомненный талант их внука. И на следующий день, будил его очень рано, часа в четыре, когда еще было темно, и сажал Закарию на лошадь, впереди себя, и они ехали вместе куда-то. Кажется, в горы, где пару лошадей Атабека пас один его родственник, согнав штук двадцать лошадей, отданных ему разными людьми, в один, довольно солидный табун. Следя за тем, чтобы к зиме лошадки набрали достаточный вес. Или направлялись в соседний аул, чтобы навестить кого-то из родственников. И поначалу сонный, и откровенно недовольный Закария наблюдал, как степь на его глазах оживала – всходило солнце, колыхалась трава, пели птицы, где-то свистел сурок-байбак, а высоко в небе парил беркут. А он сам себе казался батыром, который заступил в дозор и охраняет родную землю, объезжая ее кругом. И солнце наполняло этот мир яркими красками и особым смыслом, может быть, даже обещанием того, что вся эта благодать будет вечной. Главное – не упустить этот момент, и не лениться, заставить себя проснуться и увидеть всю эту красоту.
Тем же летом Атабек отдал почти всю свою пенсию одной женщине, которая неудачно съездила в город, где у нее вытащили кошелек. В котором была очень крупная сумма, которую она наконец, накопила и собиралась купить детям то ли школьную форму, то ли просто одежду на зиму. Деталей Закария уже не помнил. Он помнил только ее крики, такой силы и такого горя, что Атабек сразу побежал к ней во двор, даже забыв про свою лошадь. Вернулся спустя какое-то время, понимая, что эту мать троих детей не успокоить простыми словами, и нахмурившись, быстро нашел деньги, которые предназначались на хозяйство. И только тяжело посмотрел на бабушку Закарии, которая хотела возмутиться, но поняла, что лучше ему сейчас не перечить. А потом, как ни в чем не бывало, Атабек сидел у своего стола и громко общался с соседским дедом, который был глух на одно ухо, и у которого сын чаще других ездил в райцентр и в город. А Закария удивлялся, сколько еще жизненных сил у этих людей, сколько любопытства, неподдельных эмоций и интереса, ко всему, что происходит вокруг них. Они пили сорпу, иногда беря с большого блюда, стоящего между ними, кусочки мяса и теста, и Атабек усаживал рядом внука, и вовлекал его в этот мир. Даже и словом, не обмолвившись в беседе о том, что он сделал ранее, выручив женщину, которая не являлась ему даже дальней родственницей. Но какое это имело значение… А они уже погружались в это информационное и энергетическое поле, где было так много слов и дел, сказанных и сделанных их общими знакомыми, родственниками, которых аксакалы видели на разных мероприятиях. То на свадьбах, то на похоронах. От которых они слышали разные по степени важности новости, которые и требовали такого тщательного, общего обсуждения и анализа. И к аксакалам присоединился позже Алмаз со своим другом, который тоже устроился водителем в их ауле, и даже присмотрел себе невесту. Ибо девушки у них были красивые, скромные, и никогда не позволяющие никому никаких вольностей.
А потом бабушка, после ухода гостей, тихо пилила деда за его щедрость. И легкомыслие. Помимо того, что он отдал деньги, которые ему никогда не вернут, он еще наказал ей сварить мясо, которого у них осталось всего ничего. Но Атабек уже выходил на улицу, махнув в сторону своей старой рукой, и думал о том, что пора бы и навестить его должников, про которых он годами не вспоминал. И выбрав самого состоятельного, продумав стратегию разговора и систему тонких намеков, вежливых и умных, он уже отправлялся в путь. И возвратившись, довольный, – там, в гостях, будучи приглашенным к богатому дастархану, обильно поговорив, так же громко и эмоционально, обсудив услышанные от глухого соседа новости, передав их по цепочке, и услышав новые, он успешно и тактично завершил свою миссию. И небрежно протягивал бабушке две смятые купюры по двадцать пять рублей. Долг, который его родственник, уже и сам собирался отдать, да вот только все забывал заехать. Ну, а он сам не очень любил это делать – просить и напоминать. Не говоря про то, чтобы требовать. Ну если только с того, кто откровенно поставил себя выше других, и забыл про всякие приличия и нормы поведения. Как и законы.
Только однажды, он сделал это – потребовал. И было это тем же летом, которое одновременно было самым счастливым, и самым горестным моментом в воспоминаниях Закарии.
Он с соседскими пацанами устроил набег на яблоневый сад, и получил от злющего, и вечно поддатого сторожа хороший заряд соли. В результате чего он с трудом передвигался, и его заднюю часть украшало несколько солидных синяков. Атабек, вернувшись откуда-то, стоял над внуком, склоняя его негромко на все лады. В доме что, растет вор? А Закария, сгорая со стыда, лежал на животе, избегая смотреть на деда, который мрачнел все больше. Он ничего больше не сказал ни внуку, ни своей супруге, а только решительно направился в сторону дома сторожа, который жил на их же улице. Бабушка поковыляла за ним, заподозрив что-то неладное, а Закария, чувствуя острую боль в том месте, на котором он еще долго не сможет сидеть, побежал задами, через дворы, увлекаемый своей детской глупостью и любопытством. Еще не понимая, во что это выльется. И когда он с трудом добежал до двора Ескали, так звали этого сторожа, он увидел Атабека, который уже вызвав из дома хозяина, громко на него кричал. Требуя осознать, что он, по пьяному делу, мог и попасть детям в глаз. И что лучше бы Ескали пришел к нему, и он бы сам выпорол своего внука. За воровство, которое он и на дух не переносил. Закария забрался с трудом на дерево, и видел, как Ескали ухмыляясь, слушал Атабека, а потом посоветовал ему идти куда подальше.
– Эй, чал, уйге бар… Давай, иди домой, тебя твоя бабка ждет. Ты уже свое отвоевал…
Ескали было все равно, он уже выпил Пшеничной, потом добавит еще, а вмешиваться в свою работу он никому не позволит. Как и в свою жизнь. У него свои понятия и принципы, своя система ценностей, и нечего ему давать советы. Он и сам здоровый и крепкий мужик, и не позволит, чтобы ему кто-то указывал. Он сам кому хочет укажет и покажет. Как и путь дорогу этому старику.
И он схватил Атабека за лацкан пиджака, намереваясь вывести его со двора. Но Атабек не даром был грозой хулиганов и человеком, которого все родственники уважали и даже слегка побаивались, особенно его вспышек праведного гнева. И он, разжав стальные пальцы Ескали, смотря ему в глаза, приземлил его на землю, сильным и точным ударом, на то самое место, в которое он попал его внуку солью. Атабек выбросил короткий и неожиданный удар, почти без замаха. Прямо в подбородок, на котором мгновенно появилось и расползалось красное пятно. И Закария негромко вскрикнул, и чуть не сорвался со своей ветки, открыв рот и чувствуя, как сильно бьется его сердце. Будто превратившись в маленького воробья, которого он подобрал на днях и держал в руках какое-то время. Но потом отпустил… И, похоже, Ескали тоже отпустило, и он с удивлением, и явным шоком воззрился на Атабека, снизу-вверх, думая, что в следующий раз он сразу ударит его. Но в этот момент из дома Ескали выбежал его братец, такой же пьяный, такой же крепкий, пузатый мужик, который кинулся на Атабека со всего разбега и ударил его своим кулаком. Атабек, получив в область уха, нисколько не растерялся, а только пробормотав что-то типа – Ит баласы!, развернулся, и отвесил и тому такую же чугунную плюху, от которой тот опустился на колени. Но в этот момент Закария не выдержал и закричал протяжно и громко, испугавшись, что его любимого деда могут покалечить эти свирепые, и мало что соображающие дядьки. И Атабек с удивлением посмотрел в его сторону и увидел его, висящего беспомощно на ветке. И он, забыв про своих врагов, направился в его сторону, намереваясь спасти его. Но пришедшие в себя братья накинулись на него со спины, и повалили, успев нанести несколько ударов по его голове. А Закария все кричал. И уже кричала его бабушка, которая наконец дошла своими больными ногами до двора Ескали. И во двор уже забегал Алмаз, проезжавший случайно мимо, и так резко остановив свой грузовик, что, наверное, стер все колодки. Но ему было не до них. Он, такой невысокий, казавшийся щуплым, оказался очень сильным, оторвав от Атабека братьев. И подняв их рывком на ноги, ловко уворачиваясь от их яростных ударов, так умело и безжалостно их нокаутировал, что они без лишних вопросов опять повалились на землю. А Алмаз поднимал на ноги Атабека. Которого он уважал больше всех в ауле, и даже любил, за его силу и порядочность. За отзывчивость и врожденное чувство справедливости. Во двор уже забегали другие соседи, и некоторых мужчин уже оттаскивали от братьев, которые пришли в себя, и быстро скрылись в доме, еще не понимая толком, что они тут натворили.
Закарию сняли с дерева, и они все вместе вернулись домой. Бабушка шла первой, уже оправившись от испуга за своих, но по привычке держалась за сердце, ворча, что ее старый до конца своих дней будет позорить и ее, и себя своими выходками и бешеным нравом. Другие деды такие спокойные, тихие… А он? А Атабек, поблагодарив, отстранил от себя всех помощников, и шелсам, держа внука за руку, успокаивая его, и говоря, что не родился еще тот хулиган, который одолеет его деда. А за ними неспешно, сама шла их лошадь. И только дома, он повалился на свою кровать, и позволил бабушке наложить несколько повязок на свою горячую голову, вытерев предварительно обильно идущую кровь.
А возле дома Ескали с тех пор собирались мужчины, отцы друзей Закарии, и молодые парни, и так выразительно поглядывали на их окна, что братья не выдержали и переехали в другой аул, понимая, что и тут им ничего хорошего не светит. А Закарии все снилась эта сцена, и он с тех самых пор всегда был готов нанести тот удар, и Ескали, и его брату, понимая, что это он виноват, это он отвлек деда, и заставил его пропустить ту подлую силу, которая свалила Атабека с ног. Но Атабек никогда, до самой смерти не вспоминал этого случая, а лишь рассказывал внуку героические сказки про отважных батыров, слегка переживая, что внук растет слишком впечатлительным и эмоциональным. А уже через пару дней, слегка постанывая, он расположился на своем привычном месте у стола, и громко обсуждал с Алмазом подготовку к женитьбе его брата, которая должна состояться в сентябре. И они уже смеялись, забыв все эти неприятные события, и вновь Закария сидел спокойно на полу, поклявшись себе, что он никогда в жизни не будет красть. И кричать, как девчонка.
Джордж выслушал эту историю очень внимательно, а Закария не понимал, почему он так разоткровенничался с ним, но потом осознал, что его канадский друг, был очень похож на его деда. А Джордж, словно подтверждая его слова, сказал, что он поступил бы точно так же, как Атабек. А для верности, пришел бы к ним во двор с оружием. И заставил на коленях просить прощения, под стволом, направленным в их тупые головы.
Но Джордж потихоньку сдавал, и уже перестал заходить к своему другу, предпочитая оставаться в своем кресле, в котором он выглядел почти величественно. Не признаваясь никому, что его стали подводить его собственные ноги. И Закария сам заходил к нему, в перерывах, обслужив клиентов, и делясь с ним последними новостями, рассказывал, что их дела идут все лучше. А однажды Джордж вдруг расплакался, и попросил у него прощения, что не уберег его от дрянных дружков, которые и сбили его с пути истинного. Назвав его Риком. Закария, словно что-то внутри него оборвалось, молчал, а потом обнял Джорджа, и вышел из его берлоги. И на ходу попросив у одного из гостей сигарету, он, обычно не куривший, вышел на крыльцо гостиницы и закурил. И смахнув набежавшую слезу, одну единственную, смотрел невидящим взглядом на этот город, никак не реагируя на входивших в двери гостей.
А потом он должен был сопроводить, показывая дорогу тому самому мистеру A.S. Rail и его свите, до их охотничьего домика в горах. Но не смог вернуться вовремя, потому что неожиданно пошел сильный снег, превратившись через какое-то время в настоящий буран. И когда они вместе с этим довольно странным, но явно очень состоятельным господином, разговорились, то тот в приступе откровения немного рассказал о себе, представившись консультантом по поиску преступников. Неожиданно рассмотрев в Закарии близкого ему по духу человека. Который мог бы работать в его команде, и сделать блестящую карьеру. Но Закарии было не до этого странного господина, который был удивительно хорошо подготовлен физически, напоминая ему то ли бывшего офицера, то ли богатого аристократа, который от скуки разъезжает по миру и устраивает себе эти маленькие, дорогие, но довольно опасные праздники жизни. На следующий день, рано утром, он, извинившись, и пообещав прислать другого гида, еле дождался пока стихнет буря, отправился домой, предчувствуя какую-то беду.
И сотрудница его гостиницы, которой он позже доверит управлению ею, милая и ответственная Джейн, встретила его по пути домой. И они вместе отправились в отделение полиции, где им рассказали, вернее ему сообщили, что Джордж Берроуз скончался. Он, каким-то образом выбравшись из своей берлоги, незамеченным проскользнув мимо персонала гостиницы, и захватив свое ружье, висевшее на одной из стен, добрался до той забегаловки, где так часто уходил в алкогольный отрыв его сын. Вместе со своими дружками. Конченными подонками и маргиналами. И, появившись в дверях, наставил на них свое ружье, найдя в прицел того, кто и приучил Рика к выпивке. Толстого бородатого мужчину в красной куртке дровосека в крупную клетку. Пристально посмотрев прямо в его заплывшие, желтоватые глаза. Застывшие от испуга. И выстрелил в него, конечно, промазав. А дружки этого парня вдвоем набросились на старика, и сбив с ног, удерживали его на земле, пока этот подонок несколько раз ударил Джорджа по лицу. Кто-то из людей, находившихся неподалеку, вызвал полицию, но все эти три молодца успели сбежать до ее приезда, оставив Джорджа на земле.
Он умер позже, в больнице. Медики подтвердили недавно перенесенный микроинсульт, и даже не один, и сообщили, что раны, полученные им в результате потасовки, не являлись сколь ни будь серьезными. Джордж умер, в целом, от естественных причин, потому что его сердце было в конец изношенным, и он мог протянуть, максимум, два или три месяца. Начальник полиции городка был так же бледен, как и Закария, и в его глазах плясали такие же недобрые, даже злые огоньки. Но официально, он мог задержать парней только за мелкое хулиганство и нанесение легких побоев. Если их найдут, для начала. И даже с учетом их прежних подвигов, они бы после своего задержания, задержались в тюрьме максимум на год. Или на два.
А Закария смотрел на фотографии Джорджа, на его лицо, покрытое кровью, и видел своего деда, Атабека. Которого он также не уберег от похожих хищников. И то, что он был тогда еще пацаном, по сути ребенком, не меняло для него ничего. И он испытывал такую холодную, ледяную ярость, что мог бы задушить этих мразей голыми руками. И обжечь их души и сердца холодом, который поселился внутри него. Но где их теперь искать? И почему он оставил Джорджа одного… Дикое чувство вины пожирало его опять, как в тот день, когда Атабека повалили на землю Ескали и его брат.
Тем же днем он встретил своего недавнего клиента, отставного офицера, который подошел к нему, курящему на крыльце, уже со своей, купленной пачкой. И их гость, угостившись сигаретой, затянувшись, и смотря на него серьезно, слегка сузив свои пронзительные глаза, предложил Закарии свою помощь. Выразив соболезнования, и доверительно рассказав, что он обладает информацией о том, где скрываются беглецы. Но Закария только погасил свою сигарету, и вошел обратно в гостиницу, где его ждала работа.
Уже позже, вечером, он встретил этого человека в баре гостиницы, и тот пригласил его к себе, за барную стойку, и достав несколько фотографий из своего кейса, показал ему несколько запечатлённых неким неведомым фотографом ужасных сцен. Где каждый член сбежавшей троицы представал в самом неприглядном свете – в свете их истинной преступной натуры. На счету каждого были изнасилования, грабежи, и даже убийства. И отхлебнув виски, этот человек, помолчав немного, намекнул Закарии, что тому уже приходилось убивать. Некого Шамсутдинова А.Т.. Но у него есть шанс искупить этот грех, который он взял на свою душу. А Закария, нахмурившись, сразу вспомнил про своего прежнего заказчика – Бекеша, который на фоне этого мрачного, и грозного господина, осведомленного о грехах каждого, в том числе его собственного, казался просто мелкой шпаной.
И, как-то особенно глубоко взглянув в глаза Закарии, добравшись до самой его души, и той пустоты, которая царила там, поинтересовался, позволит ли он уйти этим закоренелым преступникам от правосудия, и сбежать в другую провинцию. К побегу в которую они уже вовсю готовились. А Закария, подумав недолго, и не найдя ни одного аргумента против, принял это предложение, или хорошо скрытую угрозу, понимая, что отрезает себе путь к нормальной, тихой и мирной жизни. Этот A.S. Railуже виделся ему ангелом мести, который знает все о твоем прошлом, о твоем собственном преступлении, и может найти тебя где угодно. Где бы ты не прятался. С помощью неких сверхъестественных сил и своей многочленной группы поддержки. И он предоставил ему выбор – либо самому ответить за свои грехи, либо разделить его миссию, и карать виновных. Про которых забыли, или пока не могут добраться органы правосудия.
И той же ночью, вернее под утро, они выехали вдвоем, на его пикапе, куда этот человек предварительно положил свой чемодан. Явно с каким-то снаряжением или оружием. Они нашли беглецов не очень далеко от городка, в отдельно стоящем домике, из трубы которого поднимался дым. Отлично освещаемый полной луной, и небо показалось ему удивительно синим. Уже выйдя из машины, его клиент раскрыл свой чемодан, и глазам Закарии предстал настоящий, смертельный арсенал. Он, недолго думая, выбрал двуствольное ружье, вспомнив о почти таком же оружии Джорджа, и дождавшись, когда они выйдут из своего сруба, не дрожа ни от холода, ни от волнения, но лишь испытывая сильный гнев, и уже чувствуя себя непрощенным, разрядил оба ствола в живот этого бородатого мужика. Который и в свой смертный час был под воздействия алкоголя. Решив к удивлению своих дружков, выйти помочиться наружу, и оглядеться кругом.
А Асраил, тихо ругаясь, но понимая отсутствие специального опыта у Закарии, уже отдавал короткий, злой приказ кому-то по рации, и невидимые снайперы сняли точными выстрелами в голову двух убегавших дружков бородача. А потом, он вытащил из-под куртки плоскую фляжку с виски, и улыбаясь, протянул ее своему новому солдату, отмечая их первую совместную операцию. А Закарию он уже твердо решил отдать на подготовку в специальный учебный центр Легиона, прибегнув к помощи своего родственника, магната и миллиардера Моргана. Который мог повлиять на другого их родственника, Гуннара, куратора Легиона, который находился у него под колпаком, выполняя время от времени его приказы. Ну еще бы, у Моргана на Гуннара имелся целый ворох компрометирующих документов. А Закария отпив виски, внимательно наблюдал, как к ним подъезжает несколько машин, из которых выходит свита его клиента, и умело заметает следы их преступления, заворачивая трупы в черные кейсы, и поднимая гильзы от отстреленных патронов.
Вернувшись в город, они расстались, договорившись о том, что в скором времени Закария оставит дела на попечение Джейн, и возьмет отпуск, чтобы пройти обучение в специальном лагере, куда устроит его мистер Асраил, его новый очень влиятельный и могущественный друг, поборник справедливости и очень умелый и беспощадный мститель. И из этого лагеря Закария выйдет уже совсем другим человеком, раскрыв своей темный потенциал. И да, именно Асраил уловил внему это острое желание карать, опираясь на свое чувство вины, посчитав, что это хорошая база, чтобы создать Хранителя его новых, кровавых традиций, позволяя ему самому со стороны наблюдать за процессом мести, таким образом, почти не нарушая негласный Кодекс Неприкасаемых.
Об этом и думал Закария, сидя на полу своей камеры, и замечая в окне вертолет, который приземлился на территории их базы, еще не зная, что это сам Асраил и его сестра Ангелла, которые прибыли сюда, чтобы выработать стратегию и план войны Неприкасаемых против Кадавра и его темной армии.
Глава 22.
Инвентаризация душ.
Два Неприкасаемых расположились в укрепленном здании штаба Северной Базы Легиона, и Ангелла внимательно слушала доклад ее начальника, содержащий лишь сухие факты и цифры, мало что ей говорящие. Она прервала его выступление, и решила сама осмотреться кругом, оценить обстановку, и вышла с Асраилом наружу. Они надели на себя обычные зимние тактические куртки, утепленные и камуфлированные, и в сопровождении двух офицеров – командного состава Базы, прошлись по ее периметру. Власта следовала за ними, одетая в теплую камуфлированную парку и хмуро поглядывала по сторонам, через свои большие тактические очки с желтым отливом.
Они осмотрели все фортификационные и защитные сооружения, огневые точки. Провели ревизию арсенала, и оценили количество боевых запасов для всех видом оружия. А также запасы продовольствия, и прочей амуниции, и логистики. Ангелла с Асраилом долго осматривали в бинокли окружающую Базу местность, выделяя на карте возможные направления удара противника. Также они отмечали те долговременные огневые точки, которые первыми примут на себя удар, и которые надо обеспечить соответствующим оружием, и достаточным количеством боеприпасов.
Так же Ангелла провела осмотр немногочисленного гарнизона, и быстро посовещавшись со своим братом, приняла решение о том, что на Базе останутся только добровольцы. То есть те, кто не побоится принять самый кровавый и жестокий бой в своей жизни. И, скорее всего, самый последний.
По причине того, что она задумала заманить сюда Кадавра, и заставив его принять бой, сконцентрировать все его внимание и ярость на себе, оказывая ему самое жесточайшее сопротивление. Истощив и растянув его силы по территории всей Базы. А затем, вызвать сюда подкрепление, которое и застанет их врага, как она надеялась, врасплох, ударив с тыла мощно и неожиданно. По всем флангам.
Под сильным ветром и снегом, легионеры грузились в вертолеты, а Неприкасаемые стояли возле кучки солдат, состоящей всего из десяти бойцов. Которых они с Асраилом выбрали, и довольно тщательно, покопавшись в их памяти, и поняв их истинные мотивы. Так же приняв во внимание возраст и семейный статус легионеров, оставив лишь тех, кого откровенно мало кто ждал, что они поняли по их мыслям. По лицам прочитать что-либо было сложно – был такой мороз, и дул такой сильный ветер, что они разрешили солдатам не снимать маски и очки. Благо сами они тоже были в этих камуфлированных масках балаклавах, так что бойцам они представились, почти не раскрывая своих личностей, но те угадывали присутствие самого высшего руководства Легиона, и с повышенным вниманием сопровождали и реагировали на каждый их жест и движение.
Распределив бойцов по позициям, и оставив Власту присматривать за всеми приготовлениями к бою, они направились обратно в командный центр, и там, в таком приятном тепле, попивали горячий, обжигающий кофе, дожидались прилета остальных членов их Семьи. Ангелла долго сидела с отсутствующим выражением лица, погрузившись в свои мысли, и водила рукой по своим красным щечкам, которые еще покалывало от мороза и сильного ветра снаружи. Она приняла еще одно решение, которое и не замедлила озвучить Асраилу, смотря на него своими восточными глазами.
– Я думаю, нашим надо дать выбор – вряд ли все захотят остаться тут, под огнем. У каждого из них – свой предел прочности и верности. Пусть, кто захочет, улетает.
– А ты понимаешь, что все – это Морган, Гранж и ВЧ? Наши банковские сейфы и ячейки. Которых потом мы будем годами искать, и даже я не ручаюсь, что смогу найти их запрятанные сокровища… Ты же сама говорила, что их счета, активы, капиталы и прочее поступают в распоряжение Семьи. Которая, возможно, будет вести долгую и изматывающие все силы, и ресурсы войну. А война – это дорогое удовольствие.... И сомнительное.
Асраил с улыбкой смотрел на сестру, уже зная, что она ответит. Он и сам думал примерно также, но Ангелла всегда удивляла его. То своей решимостью, то приступами благородства, но всегда веско мотивируя свои поступки.
– Ты и сам не прочь их отпустить, я это чувствую. Просто скажу тебе, что главное для меня сейчас. Да и в любой ситуации. Главное – это обойтись малой кровью. Не подставить никого, не заставить страдать. Не пойти с тобой на те жертвы, к которым они пока не готовы. В общем, пусть решают сами. Если для нас воевать – дело привычное, то они, по сути, гражданские лица. И сейчас не имеет значение то количество денег, которое находится на их счетах.
И добавила, подмигивая ему.
– Не говорю, что это будет проверка, но все же… Мы уже и так знаем, что они из себя представляют. Да и найдется парочка легионеров, которые смогут за ними присмотреть, пока мы будем заняты тут.
После этого Асраил удалился немного вздремнуть, а Ангелла, напившись кофея, и напевая что-то приятным голоском себе под нос, прошла в соседний кабинет, и начала открывать шкафы, копаясь в бумагах, отмеченных грифом "Совершенно секретно". Она поднимала архивы прошлых операций, а также аналитические записки, и доклады разведки и службы внутренней безопасности Легиона, и, наконец, нашла то, что искала. Во всех материалах упоминалось героическое поведение Закарии, и при этом отмечалось его нестандартное мышление, которое наряду с его почти исключительным везением, всегда приводило к успешному завершению операций. Ангелла задумалась – везение, как таковое, она отвергала как фактор успеха. Его что, защищали высшие силы?
После этого, она вызвала к себе дежурного офицера и тот, выслушав короткий приказ, уже спешил наружу, и быстро найдя легионера, имя которого ему назвали, повел его к главнокомандующему. То есть, к главнокомандующей. К представительнице, вернее, Главе Семьи, которая и являлась учредителем, и главной поддерживающей силой их военизированной организации.Контрактником, которого привели под светлые и прекрасные очи Ангеллы был легионер третьего ранга Такахаси. Волонтер, не пожелавший покинуть расположение своей части. Боец, который упоминался как сослуживец Закарии.
Он удивился, увидев, что высшим офицером Легиона является женщина. Да еще и такая прекрасная. Одетая в форму обычного легионера. Вернее, офицера, но все же…Она представилась, и он сразу оценил ее уверенность, и почувствовал в ней что-то особенное. И в то же время, что-то свое, родное. Да, она была азиаткой, только с очень мягкими, словно сглаженными чертами лица. С очень большими глазами, в которых он не видел никаких признаков беспокойства или слабости. И черты ее лица были такими правильными, даже утонченными, а все лицо будто светилось неземным и тихим сиянием, что она показалась ему особой божественного происхождения. Но в этой женщине, в ее поведении не было ничего общего с тем поведением, которое демонстрируют сильные мира сего. Ни излишней демонстрации силы, ни фамильярности или излишней манерности. Только сильная харизма и уверенность в себе, в своем высоком происхождении, и желание использовать свою силу во благо какой-то высокой цели. "Прямо как император Сёва, который добровольно отказался от божественного статуса, но в то же время вызывал всеобщее уважение", – подумал он, и вздрогнул под ее пристальным и довольно жестким взглядом.
Она тоже какое-то время изучала его взглядом, затем пригласила присесть к столу, но сама не прошла за него, а тоже села на один из двух стульев, которые стояли с внешней стороны стола. Они оказались друг напротив друга, и между ними не было никаких преград.
– Мне приятно, легионер Такахаси, что вы решили остаться. Такой выдающийся боец, один из самых храбрых и преданных Легиону… Это честь для меня, что мы вместе будем биться с нашим врагом…
Он намеревался встать, но только успел наклонить свою голову, обозначив поклон – она удержала его от движения вверх. Он остался сидеть, и отпустил свои глаза, не смел их поднять вверх, ответить ей взглядом, признаваясь себе неохотно, что такого взгляда, пронзительного и сильного, он не встречал даже у самых храбрых своих противников.
– Ну, с вашего позволения, оставим пока в стороне противников и замечательного Хирохито… Расскажите мне про Закарию, про вашего бывшего боевого товарища. Особенно про его период жизни, проведенный здесь, в тюрьме Легиона.
Он поведал ей, нисколько не удивляясь ее вопросу, о том, что заключенный, содержащийся под номером 666, действительно является его бывшим боевым товарищем, который, по его мнению, и является наиболее храбрым и бесстрашным бойцом. Который так много сделал для Легиона, его истории, явив во всех операциях, в которых он принимал участие свои лучшие качества. А именно – всегда был готов прийти на помощь, всегда прикрывал своих товарищей, и никогда не покидал поле боя, если там оставался хоть один легионер. Хоть раненный, хоть оглушенный, хоть погибший. И всегда был одинаково безжалостен к врагам Легиона… Тем,кто брал на себя слишком много, и пытался исполнить роль повелителя судеб человеческих.
Он также рассказал, что по своей инициативе, помогал ему поддерживать физическую форму, и никогда не переставал его считать своим другом. При этих словах он встал и твердо посмотрел в глаза Ангеллы. Она кивнула ему головой, и попросила продолжить.
Уже сев обратно, он, бросив злой взгляд на дверь, попросил вернуть Закарии его рисунки и домбру, которые у него по какой-то непонятной причине, отобрали. Домбра находится в его шкафчике, где он бережно ее хранил. Как сказал Такахаси, лучше вернуть ему все. И если позволят обстоятельства, если их действительно ждет горячий бой с превосходящими силами противника, то лучше в строй вернуть и самого Закарию, который сможет достойно защитить честь Легиона. И лучше бы это сделать поскорее, потому что, как он чувствует, Закария близок к тому, чтобы совершить что-то непоправимое с собой. А это страшнее, чем гибель на поле брани.
Ангелла внимательно выслушала легионера, и поблагодарив его, отпустила, попросив направить к ней дежурного офицера. Такахаси откланялся, а Ангелла, повернувшись спиной двери, и подойдя к окну, тихо сказала, может быть ему, а может просто проговаривая свои мысли, что император был действительно выдающейся личностью, реальному статусу, которого могли бы позавидовать многие властители судеб человеческих. А поступку поучиться.
А потом она бранила и честила вошедшего в комнату дежурного офицера, за нелепый номер камеры, где содержался заключенный, но увлекшись поняла, что говорит не по-английски. Она усмехнулась и повторила уже спокойнее свою тираду. По ее мнению, это было просто глупо, и в Легионе таким шуткам не место. Также она приказала принести ей рисунки Закарии, а ему немедленно вернуть его домбру. Что бы этот предмет не представлял собой. Взяв его у Такахаси. И так посмотрела на него, что он сам, чувствуя слабость в коленках и в желудке, бросился исполнять, выполнять и исправлять. И минутой позже у нее на столе лежала папка с рисунками, и она задумалась, не решаясь открыть ее. Пока не понимая, чем ее так заинтересовал этот самый легионер. Которого так горячо защищал его сослуживец. В чем его загадка? Чем он привлек ее внимание?
Тем, что был наемником Асраила? Нет. Тем, что убил ее оболочку? Тоже нет. Это была почти случайность, на его месте мог оказаться один из бандитов Моргана. Своей везучестью? Но многим везло, хотя бы до определенного момента… Храбростью? Но это качество можно было найти в любом их контрактнике… И она поняла, чем – своим взглядом, в котором она ясно увидела сожаление и раскаяние. Когда она умирала, там, в Мини. В его взгляде она прочитала глубокое сожаление, он чувствовал себя как разрушитель прекрасного творения, созданного природой. Или руками неизвестного ему мастера. В его глазах она прочитала просьбу, даже мольбу о прощении. А потом было его обращение к богу, которого он призывал в свидетели. Приняв ее за своего собрата, киллера, которого он все-таки убил, понимая, что та сама выбрала себе такой путь. Разобравшись почти с этим вопросом, она открыла папку и вздрогнув, широко открыв свои и без того не маленькие глаза, погрузилась с головой, и надолго в его рисунки. Везде, на всех портретах, вернее, набросках, она видела себя, более или менее похожую. Словно Закария не мог уловить чего-то, и уделял слишком много внимания ее внешности. Не в состоянии постичь того, что было спрятано внутри, укрывалось за этой прекрасной оболочкой.
В итоге, она отложила в сторону один рисунок, на котором с удивлением узнала себя. Не угадала. Не нашла похожей. А обнаружила. Свою сущность, и как она поняла недавно, свою душу. Которую она с удивлением открыла в себе, побывав в космосе. Закария подсознательно уловил ее схожесть с прежней Ангелой, которая находилась в поисках себя, борясь и со всем миром, и с собой. И придя к своему нынешнему образу, будто признала в себе и голос души, и голос плоти, а также скрываемые желания, и жажду любви. И в то же время, он точно угадал ее силу, ее волю и готовность пожертвовать собой. Только вот, во имя чего? Людей? Семьи? Вселенной? А зачем ей все это, если нет главного. Того, ради которой ее и создали такой прекрасной…
Она, явно не разобравшись в себе до конца, поняла, что и Закария лишь уловил ее достаточно поверхностно, но тут была пища для размышлений. Она убрала этот портрет, и подумала про схожесть своих ощущений, когда она встретила Вайду с его скрипкой, через которую он пытался оживить и передать ее образ. Впечатленный ее красотой. И это у него получилось так волшебно. И тут была примерно же такая ситуация… Но ведь Закария воин. Вернее, солдат, а еще точнее, бывший солдат. В настоящем, преступник. Который содержится в тюрьме ее Легиона.
Она устала от этих мыслей и их анализа, и решив отвлечься, встала и решила сделать себе еще кружку кофе. Но увидела, опять подойдя к окну, что на территорию Базы приземляется вертолет, на борту которого находились ее родственники. Прибыв на территорию Базы немного раньше ожидаемого времени. "Это все влияние Глории, она кого хочешь расшевелит, даже пилота", – подумала она с улыбкой. Она разбудила Асраила, который спал в соседней комнате, и наскоро выпив горячего напитка, они пошли вместе встречать вновь прибывших. Она уже забыла и про рисунки, и про Закарию. Ей предстояли более важные дела, которые требовали ее незамедлительного участия и присутствия. И они уже подбегали к вертолету, который оставив своих пассажиров на земле, уже взлетал вверх, направляясь на Южную Базу Легиона.
А Глория, очень тепло одетая, в какую-то яркий объемный пуховик, кричала ей, выпрыгнув из вертолета и пританцовывая, что все их родственники решили сплотиться, и остаться вместе, чтобы всей единой семьей встретить любые испытания и невзгоды. Она была похожа на тусовщицу, которая вышла разгоряченной от танцев из дверей клуба, который какой-то чудак открыл на таких северных и ледяных широтах. Она притопывала ногами, согреваясь и было похоже, что она еще танцует, то ли от избытка чувств и энергии, то ли просто делясь с окружающими своим хорошим настроением.
А Ангелла, словно, не веря своим ушам, смотрела в лица членов своей Семьи, и видела подтверждение слов Глории – все-таки не зря Глория была профессиональной Музой. Даже пришедшая в себя Гранж, одетая в излишне дорогую шубу, спокойно встретила ее взгляд, и озвучила ей свой привычный скепсис, сверля ее в ответ своим взглядом, и словно спорила с ветром на предмет того, кто громче крикнет.
– Чувствую, тут будет полная хрень, и явная авантюра! Но я остаюсь! Кому-то же придется вытирать вашу кровь, и подносить вам патроны! Будьте вы все неладны!
И Асраил вел свою родню в бункер, и Неприкасаемые шли, слегка наклонившись вперед, выдерживая с трудом сильные порывы ветра, такого пронизывающего и безжалостного. Ангелла же, подозвав к себе Власту, поручала ей, начальнице своей службы безопасности, отправить ее людей к берегам туманного Альбиона и привезти из подвалов замка Моргана несколько его игрушек. И найти там же, или в любом другом месте, его Хранителя. Которого Асраил так метко окрестил вивисектором. И лабораторной крысой. Власта направилась к своим подчиненным, чтобы скоординировать их для следующей миссии, а Ангелла уже следовала за Неприкасаемыми в бункер, на ходу думая о том, что у них осталось всего двое Хранителей. Соледад, которая привезла с собой целую кучу тяжелых, неподъемных ящиков и чемоданов. А также Хранитель Асраила, которого она считала лучшим… полевым хирургом, специалистом, чья квалифицированная помощь обязательно им понадобится уже очень скоро.
Глава 23.
Возвращение легенды.
Все Неприкасаемые устроились в одном из залов бункера, обставленного почти по-спартански, но со всеми удобствами. А главное – здесь было тепло и уютно. И даже освещение было достаточно ярким. Недаром бункер, как и все другие сооружения и постройки, всю его систему освещения и жизнеобеспечения питало несколько реакторов, похожих на те, которые были установлены в вертолетах Легиона.
Все родственники расселись по удобным креслам, которые стояли вдоль стены, которая шла кругом. Таким образом, все могли видеть друг друга, потому что находились в почти круглой, и довольно небольшой комнате. В центре ее был пятачок, на который Глория поглядывала как на свою будущую сцену.
Все сняли верхнюю одежду, посетив раздевалку, и только Гранж сидела еще в шубе, все больше мрачнея. Морган играл в карты с ВЧ и постоянно проигрывал – они явно сговорились, и словно читая мысли друг друга, играли против него. Они сгруппировали свои кресла, и нашли где-то небольшой столик, похожий на журнальный. На нем сразу появилась бутылка скотча и походный набор стальных стаканчиков. Так они и сидели, почти мирно, погруженные в свою очередную схватку, и только Морган время от времени произносил довольно громко и внятно какое-нибудь замысловатое ругательство – ему все не шла хорошая карта.
Глория общалась громко с Каталиной, рядом с ними печально сидел Гуннар, чувствуя себя офицером запаса. Ангелла вдруг развела бурную деятельность, взяв себе в помощники Асраила, а его слегка оттеснила на задний план, явно отстранив от всех военных дел. И он теперь был похож на свадебного генерала, единственным уделом которого остается воспоминание о своих былых заслугах. Все были одеты по-простому и тепло – толстые свитера, штаны, напоминающие лыжные, ботинки на толстой подошве. Как сказала им ранее Ангелла – "Вы не на светский раут едете, а на север, поэтому оденьтесь так, чтобы ничего себе не отморозить".
Кого-то беспокоило отсутствие привычного набора обслуживающего персонала – слуг, Хранителей, но та же Ангелла сказала, что сейчас не до роскоши, а медицинскую помощь им при необходимости сможет оказать Хранитель Асраила, который уже занял отдельное помещение здесь же, в бункере. И устраивал там настоящий, правда небольшой медицинский кабинет, оборудованный по высшему разряду. С новейшей техникой и сверкающими на свете ярких ламп инструментами. Со всеми необходимыми запасами лекарств, медикаментов и прочих расходных материалов. К тому же у них есть Соледад, их новая звезда, надежда на возрождение школы Хранителей, и это их слегка успокаивало. Ведь если она так роскошно обслуживала Глорию, которая выглядела как настоящая селебрити, то и им, возможно, кое-что перепадет от ее талантов и способностей. Тем более, она привезла с собой столько оборудования, словно они с Глорией были гастролирующей рок командой, которая перевозит с собой не только инструменты, но и все прочее осветительное и звуковое оборудование.
А Гранж, заскучав, взяла в руки свой смартфон и открыв на экране одно из социальных медиа, заметила нечто, что заставило ее позвать к себе Глорию, которая увидев массу роликов со своим участием, смеялась и звала Соледад. Чтобы она смогла оценить целую волну подражаний и косплеев, от девушек со всех концов земного шара, которые повторяли ее танец в Нью-Йорке, с разной степенью таланта и похожести. Кто-то из девушек, таких же фигуристых и чувственных, с красивыми лицами, чем-то похожих на Глорию, очевидно, найдя какую-то информацию о ней в сети, и выяснив, что эту загадочную особу зовут Глория, начали то ли флешмоб, то ли целый баттл в ее честь. Они, надев на себя белые майки, довольно откровенно намекающие на их роскошные бюсты, и демонстрировали принт, состоящий из нескольких слов – "I'mGloria". При этом они чувственно выгибались и двигались, и Глория восхищенно ставила всем лайки, уже достав свой собственный смартфон, благо что бункер был оборудован модемом.
Когда Ангелла зашла в бункер, убедившись, что все его системы снабжения всем необходимым работают исправно, она застала там молчаливую сцену, когда все Неприкасаемые сидели, уткнувшись в свои телефоны. И она заглянула в телефоны Каталины и Гуннара, и поняла причину такой вспышки социофобии. Она, задумавшись ненадолго, словно креативный директор, которого осенила гениальная идея, позвала к себе Глорию. Свою звезду. Которой прошептала что-то, и та удивленно посмотрела на нее сначала, а потом рассмеялась, демонстрируя свои великолепные зубы и чувственные губы. И закивав головой, удалилась с Соледад в соседнее помещение, где и начала подготовку к своему номеру. А Ангелла уже рассаживала всех по местам, ставила с помощью подошедшего Асраила и Гуннара кресла по местам, расставляя их вдоль стены. И произнесла загадочным голосом,
– Дорогие родственники, сейчас будет номер, за присутствие на котором очень многие пожертвовали бы своей жизнью. Ну, если не жизнью, то парой лет своей жизни, это точно…
И все расселись по своим местам, за исключением Асраила, которого она попросила постоянно находиться наверху. И даже картежники отложили свои карты и сидели, приглаживая свои волосы, и Гранж быстро сняла свою шубу, и отнесла ее в раздевалку. А Соледад уже заносила в комнату дополнительную пару приборов освещения, а также подвесила к потолку настоящий диско шар, со множеством приклеенных к нему аккуратных маленьких зеркал. На который она направила лампы, и включив их, пробудила этот визуализатор ото сна, и он начал вращаться вокруг своей оси, наполняя их комнату приятным синим, мерцающим цветом.
"Ого, чем-то похоже на наши энергетические ядра!" – подумала с восхищением Ангелла.
Затем Соледад принесла и поставила на пол настоящий, аутентичный геттобластер, огромный двухкассетник с множеством динамиков. И поставив в кассетоприемник пленку, которую она достала из своего кармана, нажала кнопку Play, и подмигнула Ангеле, которая уже пританцовывала на месте вместе с Каталиной. Она хлопнула в свои ладошки, и свет зажегся еще ярче. А в их комнату, вернее на танцпол уже выходила их звезда – Глория, под минусовку песни, в которой некоторые сразу узнали "Raising my family" в исполнении Precious Wilson.
"И черт возьми, она сама похожа на нее", – думала Ангелла, быстро найдя видео с этой песней в сети. "Так вот с кого Соледад и взяла за образец, правда, доведя ее облик, основываясь на своем чувстве прекрасного, до своего стандарта. И правда, Глория слегка напоминала эту певицу, когда та только начинала свою карьеру, только была повыше и с более ярко выраженными формами. И она посмотрела на Соледад, а та опять подмигнула ей, словно подтверждая ее догадку. Да, Соледад явно была в восторге от семидесятых и восьмидесятых. Что от машин, что от музыки, что от стандартов красоты. Не говоря уже про все ее гаджеты, стилизованные под винтажные.
А Глория пела почти с таким же талантом, и ее голос почти не уступал оригиналу, и был таким же богатым, насыщенным и завораживающим. Она переоделась, и теперь была в простых, обтягивающих джинсах и белой майке с принтом. На высоких каблуках, что делало каждое движение ее бедер таким провокационным и возбуждающим. “We're all Gloria!”– прочитала Ангелла надпись на ее майке, и засмеялась, удивляясь тому, как Глория успела придумать этот слоган и так красиво, а главное – быстро, нанести его на свою одежду. Которая нисколько не скрывала ее прекрасную, полную грудь. И их сестра так мастерски и откровенно возбуждающе и вдохновляюще двигалась в пределах этой маленькой комнаты на одном из этажей их бункера, что, казалось, расширила их границы своим талантом и драйвом до размеров настоящей и очень большой сцены.
А Соледад уже вела видеотрансляцию, взяв телефон Глории, и уже почти миллион человек наблюдали за той, которая вернулась, и таким образом, отблагодарила всех своих фанатов и подписчиков. Ангелла подошла к Соледад и попросила ее сделать геотаргеттинг места, из которого осуществлялась трансляция, и добавить несколько хэштегов на свой вкус. Единственным обязательным должен быть такой – #cadaver_welcome2north.
Как она надеялась, их бывший родственник сможет увидеть его и принять приглашение. Тем более, там наверху находится Асраил, которого можно увидеть сверху, и она только надеялась, что он не замерзнет раньше, чем сюда прибудет их гость. Со своей группой поддержки. Их хренов космический гость. А Глория уже выводила слова песни, слегка изменив текст, и ей все подпевали, и кто-то даже встал – вот она сила искусства. И все слились воедино, и вместе почти кричали припев, и даже у железной Ангеллы, которая была не очень сентиментальна, эти слова вызвали слезу, которую она незаметно смахнула со своих прекрасных глаз.
– Yes, I’m gonna be OK
I know, I'm gonna be alright
With my family here beside me
My family is here to guide me…
А затем Соледад прокрутила пленку немного вперед, и нашла другую минусовку, которая позволила Глории с ее дивным вокалом, почти, акапелла спеть другую песнюWilson – "Killingmesoftly". И все будто перенеслись в свою общую семейную историю, и заново пережили те печальные события. Все вспомнили, что Глория многократно обращалась к ним, просила о помощи, чтобы ее братья и сестры как-то повлияли на Кадавра и прекратили его домогательства к ней. Тогда она была в другой оболочке, и была похожа на принцессу из сказки, белокожую и прекрасную, в которую влюбился своей ужасной, порочной любовью ее родственник, этот ужасный Кадавр. И все краснели и бледнели, кто-то даже утирал слезу, вспоминая и свою трусость, и равнодушие. Ангелла застыла у стены с перекошенным лицом – она тоже винила себя, хотя она была очень далеко от тех событий. Она, как водится, участвовала в военном походе с Асраилом. О, если бы только она была рядом.... И это именно она инициировала этот акт мести, возвратившись с войны, и собрала всех родственников у хладного трупа Глории и ее Хранителя. Который тоже был убит, словно Кадавр хотел удостовериться, что ничто не сможет вернуть его сестру к жизни. И она с Асраилом нашли и убили этого мерзкого убийцу, который поднял руку на самое светлое создание в их семье… Хотя нет, им еще помогал храбрый Гуннар. А другие Неприкасаемые только приняли участие в этом ритуале, и как-то скованно и боязливо смотрели на останки того, кто еще вчера им внушал страх и настоящий ужас.
А ядро Глории было уже где-то далеко, и как они не искали его, так и не смогли найти его. И неудивительно, что она не захотела вернуться к ним. К таким эгоистам, которым были чужды страдания и боль других, в которых они превратились. И она все-таки смогла вернуться на Землю, вселившись в тело умирающей от чахотки девушки. Оболочку, которой она смогла оживить своей энергией, подпитанной Космосом. И со временем, она себе нашла и нового Хранителя, и новую причину, чтобы жить и создавать. Быть красивой и вдохновляющей. Несмотря ни на что. И об этом она и поведала своим родственникам, когда осталась с ними наедине, там в Нью-Йорке, и они поняли, что если она смогла простить их и вернуться в семью, то и они должны, по крайней мере объединиться на время приближающейся войны с этим монстром. И уже окончательно расставить все точки над и, и каким-то чудом, уничтожить его в этот раз навсегда.
Ангелла попросила Соледад закончить трансляцию, которая уже погрузила всех Неприкасаемых в глубины своих достаточно мрачных глубин своего я, и которую уже наблюдало несколько десятков миллионов человек. Она каким-то образом увидела один комментарий, вычленив его из десятков тысяч других. От которого ее глаза сузились, и она вся налилась холодной яростью. И желанием убивать.
"Великолепно шоу. Уже еду", гласил один комментарий, и она увидела имя подписчика –Cadaver2back. Она поняла, что ее идея сработала и уже улыбалась, кинув свой телефон в кресло. Все очнулись от своего непродолжительного транса и уже аплодировали Глории. Ангелла подошла к ней и обняла ее горячо и сильно, признавая, что она всегда была и будет самой талантливой и вдохновляющей в их Семье.
Все поддержали ее слова, и даже Гранж улыбнулась, и погрозила кому-то кулаком. И все изумились – на их памяти, такойэмоциональный подъем у этой вечно сварливой и недовольной всем особы произошел впервые за несколько сотен лет.
– Отличные песни… А как ты двигалась… Просто сказка! И хорошо, что ты не спела другую песню этой певицы, “One way ticket”! – нашелся и Морган, намекая на то, что они, скорее всего, взяли билет в один конец, и назад уже не вернутся. Он сам уже смеялся своей шутке, которую все, кроме него, конечно, признали самой дурацкой за весь вечер. А, впрочем, это же Морган, и в чем-то его уже не исправить никогда.
"Ну что ж, у меня остается только еще одно дело, надо бы навестить одного нашего заключенногои решить, что с ним делать" – подумала Ангелла и оставила своих родственников, которые уже просили Соледад поставить и для них какую-нибудь красивую песню, чтобы они тоже смогли продемонстрировать свои таланты. А Ангелла выходила наружу, где уже стемнело, и прихватив с собой почти окоченевшего на морозе Асраила, направилась с ним в тюрьму.
– Куда это мы? – спросил он одними глазами, потому что его посиневшие губы уже отказывались участвовать в процессе озвучивания его мыслей и вопросов.
– К твоему киллеру. Надо понять, что с ним делать. Ставить к стенке, или брать с собой в бой, – ответила Ангелла и увидев, что Асраил вдруг побежал в сторону здания тюрьмы, захрустев по снегу своими ботинками, ринулась следом за ним. Так они и достигли этих бронированных дверей, почти одновременно стуча в толстый металл своими замерзшими руками.
Глава 24.
Третий глаз, обращенный в прошлое.
Продолжая соревноваться, кто быстрее доберется до Закарии, почти как дети, толкая и хватая друг друга за куртки, они,пробежавшись по коридору, достигли помещения с камерами. В блоке их было семь, и бывший солдат Асраила располагался в четвертой, благо что дурацкий номер 666 уже убрали, и они остановились, переводя дыхание, у поста охраны.
– Здрасьте. Добро пожаловать в наше Чистилище! – улыбнулся им откровенно глуповатый и хамоватый дежурный, и уже в следующую минуту он вылетел из теплого помещения, наспех одетый, вытолкнутый разгневанной Ангеллой наружу, помогать добровольцам заносить в огневые точки ящики с патронами.
“Идиот”, – проворчала она, а Асраил беззвучно смеялся.Отослав дежурного, Ангелла и Асраил, уже отдышавшись, готовились войти в блок, когда они услышали какие-то странные и пробирающие до самой души звуки. Ангелла остановила жестом своего брата, и они подошли к открытой двери, прислушиваясь к музыке, которая звучала внутри блока.
Это играл на домбре Закария, и наполнял все помещение не просто звуками, а превращал его в бескрайнее пространство, и населял красками и жизнью. Невиданной энергией. И почудилось Ангелле, что она увидела всадника, умелого наездника, воина, который несется на своем горячем, черном коне навстречу своего многочисленному неприятелю. А рядом стелется низко к земле такой же черный беркут, сурово устремив свои немигающие глаза вперед, и летит рядом с этим человеком. Прирученный его уверенностью в себе, чувствуя, что и он стал частью стихии, которая сметет со своего пути все препятствия.
А в этом воине была такая сила, такое желание свободы и жажда жизни, что у нее перехватило дыхание, и она присела на холодный пол, показывая жестом Асраилу, чтобы он последовал за ней. Ей хотелось дослушать эту повесть, погрузиться в эту волну и состояние, в которое ее окунала музыка, рождаемая этим загадочным человеком. В котором сочеталась душа воина и великие таланты, и это сочетание она впервые встречала в своей такой продолжительной жизни. И достигая апогея, подняв ее высоко, и оставив ее там, взирать на мир с высоты полета хищной птицы, что позволило ей увидеть, что воин был окружен со всех сторон врагом. Но музыка смолкла, и она упала вниз, с большой высоты, так и не увидев финальной сцены. Она поморщилась – кто-то в блоке громко аплодировал. Она всегда предпочитала наслаждаться такими моментами в тишине, доверяя своей душе выражать признательность и благодарность, а не демонстрировать свои эмоции банальным хлопаньем рук.
– Круто, Зак… Давай теперь нашу! – раздался хриплый, сильный голос и она недовольно покачала своей головой. Ей было почти неприятно, что такой интимный момент, эту близость с внутренним миром Закарии разделял, помимо Асраила, неведомый ей человек. Как технический персонал, откровенно лишний, но украдкой подглядывающий за уже обнажившимися актерами на съемочной площадке.
Вдруг зазвучал гимн Легиона, и она улыбнулась, ожил и Асраил, открыв свои глаза – это была очень свежая и мощная интерпретация их старинного символа несгибаемости Легиона. Ей она откровенно нравилась. Асраилу тоже. Во время предыдущей мелодии, он погрузился в себя, и видел смутные образы, будто кто-то рвался на свободу, в то же время грустя и осознавая всю тяжесть совершенного, и этот баланс не давал ему подняться, воспарить над собой. И он пока нарезал круги, понукая своего коня, а враг уже был не только впереди него, а окружил со всех сторон. Но ему привиделась и надежда, и ее он увидел, ее слабый луч, когда вместе с Ангеллой поднялся высоко вверх, увлекаемый этими простыми, но трогающими звуками.
Они переглянулись и решили вставать, времени у них было в обрез, и этот импровизированный концерт застал их врасплох. Теперь надо было нагонять, действовать очень быстро, и принимать такое же, почти поспешное решение.“Главное – не быть слишком мягкой”, – думала Ангелла.
Они зашли в мрачный блок с камерами, хотя там хватало освещения. Но когда Ангелла первой вошла внутрь, там стало ярче – неожиданно загорелась потухшая ранее лампочка. Они увидели, что помимо Закарии, в одной из камер, был еще один человек. Асраил нахмурившись смотрел на этого заключенного, с комфортом устроившегося на нарах, а Ангелла уже говорила негромко, будто у нее в руках было его досье, но она, на самом деле, лишь бросила в его сторону быстрый взгляд.
– Заключенный Патрик О’Брайен. Легионер первого ранга. Систематическое нарушение устава, драки, злоупотребление спиртными напитками. Склонен к потере контроля над собой. Известен своим буйным нравом. Сослуживцы называют не святым Патриком…
Не святой Патрик поднял свою взлохмаченную, рыжую голову и обратил на них удивленный взгляд своих зеленых глаз, но тотчас отвел его в сторону, не выдержав выражения глаз пришедших офицеров, в которых он увидел что-то очень нехорошее для себя.
Тем не менее, он нашел в себе силы и смелость прокомментировать нелестную оценку его непродолжительной карьеры в Легионе.
– Там еще забыли упомянуть, что я дьявольски живучий. И на моем счету уже три успешные операции… Ну, это я так, к слову…
Но Асраил и Ангелла уже забыли про него и подходили к камере начинающего кюйши, который резко встал при их появлении и отложив домбру, подошел к решетке, смотря на них широко открытыми глазами.
Асраил кивнул ему и смотрел на него, почти не мигая. Ангелла, чувствуя внезапно легкий приступ неожиданной робости, провела рукой по своим волосам, и кашлянула, прочищая горло. Она оглядела быстрым взглядом его высокую фигуру, и удивилась его телесной мощи – дышащий силой воин, суровое лицо, но в то же время высокий лоб мыслителя, ясные карие глаза без признаков какой-либо свирепости и жесткости. Широкие плечи, мускулистые руки – он был в одной черной майке и такого же цвета тактическим штанах. Высокие ботинки. Прямой нос и чувственные губы… Она слегка зарделась, и посмотрела на его пальцы – на удивление тонкие, выдающие в нем истинно артистическую натуру, пальцы мастера. Но помимо сильного, тренированного тела, она почувствовала в нем и его внутреннюю силу. Что ж, такой человек, все-таки, был способен одновременно и быть воином, и создавать настоящие шедевры. Правда, ему не доставало техники, школы, но это дело поправимое. Главное, она убедилась в том, что в нем нет никаких пороков, а его демоны обычно находится под контролем его сильной воли. Хотя не всегда, и этому она сама была свидетельницей…
Она еще раз внимательно осмотрела его всего – с головы до ног, и задумалась. Ей показалось, что она уже видела его, когда-то, достаточно давно. И вот так же за решеткой. За массивной и ржавой решеткой какого-то старинного подземелья, и в той мрачной темнице он вот так же смотрел на нее. Он также пребывал в статусе пленника, а она по какой-то причине навещала его. Но, скорее всего, ей это просто померещилось. Или спутала с кем-то. Ведь у всех заключенных одинаковый отрешенный взгляд. И тоска по свободе, хорошо читаемая в глазах. Ладно, ей надо отогнать от себя эти призраки прошлого. И заняться настоящим. Но оно, как всегда, было самым неразрывным образом связано с днями минувшими.
– Заключенный Закария, у нас очень мало времени. Моего спутника представлять тебе, как я понимаю, нет нужды, ты с ним уже прекрасно знаком.
Асраил при этих словах Ангеллы повернулся спиной к Закарии, и прислонился к решетке, смотря вверх и будто насвистывая что-то, сложил губы трубочкой.
– Вольно, можешь сесть, – Ангелла уже взяла себя в руки и ее обычное довольно хмурое выражение вернулось на ее красивое лицо. Закария вернулся на свою койку, а она начала ходить вдоль решетки, заложив руки себе за спину.
– И не вздыхай так, ты же не узник совести. Находишься тут за совершение ряда криминальных деяний. Вполне банальных, очень жестоких и кровавых. Разве не так?
Он кивнул головой, и ему стало почти все равно, чтобы не решила эта красивая до потери пульса женщина, сошедшая с полотен, вернее, с фотографий в сети и его портретов. И по какой-то странной причине оказавшаяся здесь, да еще и в военной форме их Легиона. А Асраил? Он, конечно, тоже удивлен его появлению, но ему казалось, что его бывший шеф уж слишком скромно ведет себя в присутствии этой загадочной особы… Он что, ей подчиняется?
– Ах да, прости, я забыла представиться. – Ангелла ответила на мысли, путающиеся в его голове. – Ангелла Карра, учредитель Легиона. А вот этот господин, на которого ты работал, собирая плоды его больного воображения, мой брат. И он тоже является одним из основателей этой структуры, из которой тебя вышибли за неподчинение приказу… И после чего, ты и стал работать у него, в его команде, которую я бы с удовольствием уничтожила в полном составе, как откровенный сброд…
При этих словах и Закария и не святой Патрик подняли удивленные взгляды на эту парочку и вздрогнули. Это что-то новое, по крайней мере, Закария представлял себе учредителей Легиона не такими. Скорее, уставшими от жизни, двуличными лицемерами, пузатыми или высохшими стариками, которые играют в свои непонятные простым смертным игры, то спасая, то отправляя людей на верную смерть.
– Позволь заметить, дорогая сестра, что наша команда, как ты назвала мое подразделение, не ходила по улицам городов, и не резала случайных прохожих ножами. Мы никогда не трогали невинных, а наоборот, пытались компенсировать и исправить огрехи правосудия. Мы карали настоящих преступников. Злодеев. Находя их во всех уголках земного шара. Иногда исправляя откровенно преступную халатность тех, кто должен защищать принципы справедливого возмездия. И являть их миру. Мы боролись с коррупцией. Бюрократией. Равнодушием. С самой судьбой, если тебе угодно. Только мы, а никто другой, очень часто возвращали людям веру в справедливость. И мой солдат Закария, которым я до сих пор горжусь, сделал этот мир хотя бы чуточку лучше и чище. А к чему приводят усилия всех этих моралистов? Чего добиваются те, кто только кричит – где же справедливость? Где эта карма или другие силы, которые остаются слепы к тем, кто, совершив ряд кровавых злодеяний, спокойно ходит по этой земле. Спит и ест, наслаждается собой и этим миром. Своей неподсудностью…
Асраил отошел от решетки и развернулся лицом к Закарии, смотря на него пристально, буквально буравя его взглядом своим глаз, которые стали почти черными и прожигающими. Он пытался то ли понять состояние своего бывшего солдата, то ли вновь пробудить в нем тот огонь, который порой и сам бушевал в нем самом. Уже слабый, но иногда усиливающийся, только дай ему повод… Или немного топлива в виде случайного, а то и заслуженно приобретенного союзника и адепта.
Ангелла остановилась, и слушала его внимательно, но как-то устало, словно рядом с ней разошелся менеджер по продажам, который пытался впарить ей какую-то совершенно не нужную вещь. Типа пылесоса, который сам выходит онлайн, и извещает своего владельца об успешной операции по зачистке пола.
Закария спокойно выдержал тираду и взгляд Асраила, теперь все это так мало трогало и волновало его. А ведь когда-то он даже гордился своей тайной миссией. Но он уже не хотел мстить и карать. Его пыл испарился, и он почти с сожалением смотрел на того, кто совсем недавно пробуждал в нем его самые жестокие желание и мотивы. Он понял, что для Асраила это просто игра, которую он с увлечением ведет, это часть его натуры, действенной и авантюристической, и что после этой идеи, им овладеет какая-то другая, не менее благородная на первый взгляд. Но которая также приведет к еще большей крови и умножит количество насилия, творимого в мире.
Ангелла внимательно смотрела на Закарию, и как опытный физиономист, угадывала его реакцию на спич своего брата, который изредка, особенно в такие редкие минуты откровения, казался ей безумным. Она даже не захотела спорить с ним, понимая, что Закарию все это уже не интересует. Он будто прошел последний уровень компьютерной игры, на которой растерял весь свой запас жестокости, а теперь ждал ее финала, подсчитывая количество набранных очков. “Да, финал будет очень печальным. Но вот что было в начале – слово или дело?” –подумала она и подойдя к решетке, отстранив Асраила, обратилась к Закарии.
– Расскажи, что было в начале. Как я понимаю, ты был знаком с Асраилом еще до Легиона.
И она обернулась к Асраилу, смотря на него с гневом, от чего и Асраил, и не святой Патрик вздрогнули. Да, О’Брайен внимательно слушал и наблюдал эту сцену, стараясь не дышать при этом. Он чувствовал, что его поднимает то очень высоко, то отпускает на такие глубины, из которых, на секунду зазевавшись, уже можно никогда не вернуться на поверхность.
– Это ведь ты устроил его туда? Мне об этом рассказал Гуннар. Правда, не сразу. Но все же… Попросив при этом уничтожить компромат, который хранится в сейфе Моргана. На том самом острове, куда ты так часто летал с докладами… Вот же повезло мне с родственниками… Один шантажист, второй кровавый мститель, – Ангелла вдруг громко рассмеялась, а Асраил стоял со слегка поникшей головой, понимая, что, если Ангелла увидит свидетельства его собственных былых подвигов, хранящиеся в этой железной коробке, и про которые она еще не знала, она запросто убьёт его. Или отправит куда-нибудь в вечную ссылку. Черт, как он мог забыть про этот сейф… Да и его записи в планшете, хорошо что он избавился от него, иначе Ангелла тоже бы нашла еще один повод злиться на него, и вот так сверлить взглядом…
Закария все-же решил рассказать ей все. Эта женщина, которую он видел такой желанной, и в то же время, такой суровой, как показалось ему, смогла заглянуть внутрь его, туда, где рядом с этой историей, хранилось и его чувство к ней. И она вздрогнула, когда обнаружила в нем две эти маленькие тайны, но не давая ему и шанса скрыть что-то, уже вытягивала из него своей силой это признание. Но он все равно, чувствовал, что эти пытки самые приятные в его жизни. И он, желая сказать, что любит ее, как школьник, который признается в чувствах своей учительнице, весьма неохотно, и чувствуя себя информатором, сказал ей о другом. О том, что заставило его стать убийцей.
Но какое это имело значение, если его признание ничего не изменит. Да и похоже, эта Ангелла уже сама знала все, уж очень подготовленной она была к этой встрече с ним. Да и не станет она наказывать своего родственника, эти элитарии всегда только играют в справедливость… Он почти чужим голосом, очень кратко поведал ей про историю с Бекешем, про убийство, на которое он пошел под его нажимом. Как и про то, что в Канаде он познакомился с Асраилом, который каким-то образом узнав про его преступление, и предоставил ему небогатый выбор. Либо ответить за свое преступление, либо присоединиться к его команде. Ангелла опять присела на пол, уже отвернувшись от него, и закрыв глаза, а Асраила, вдруг охватило волнение. Словно он ощущал чувство то ли вины, то ли раздражения, и не мог найти себе удобного места, испытывая сильный зуд во всем теле. Не святой Патрик уткнулся головой в подушку и молил бога, чтобы эти двое не начали копаться в его прошлом, на фоне которого деяния Закарии показались бы лишь мелким хулиганством.
– Что же ты вообще хорошего в жизни сделал, Закария, – наконец спросила тихим голосом Ангелла, открывая глаза и вставая. Она подошла к решетке и посмотрела на него тяжелым взглядом, а он почему-то вспомнил те редкие случаи, когда он помогал людям. Каждый такой эпизод проплыл перед его глазами, и ему казалось, что эта женщина с ее пронзительными глазами сама поднимает их из его архивов, из глубин его памяти. Вспомнил он Жардема и его маму, вспомнил он случай с семьей – любителями селфи, вспомнил еще несколько моментов, когда он, не узнавая себя, почти не думая, делал что-то хорошее, забывая об инстинкте самосохранения или поддаваясь приступу внезапной щедрости или благородства.
– Кое-что все-таки сделал…, – Ангелла уже отвела в сторону свой взгляд, который ранее достиг душиЗакарии и, повернувшись к двери, ведущей в тюремный блок, с удивлением заметила Глорию, которая уже какое-то время находилась в этом гиблом месте, выглядывая осторожно из дверного проема, который вел в тюремный блок.
– Что тут у вас? Вечер откровенных историй? Ворошим памятьсовместными усилиями? Я тоже хочу поучаствовать… – Глория уже входила внутрь, и все словно выдохнули, чувствуя некоторое облегчение. О’Брайен при ее появлении оторвал голову от подушки и вздрогнул, смотря на нее пристально, затем долго чесал свою голову своей конопатой пятерней. Задумчиво что-то вспоминая или анализируя.
– Наш концерт закончился. И все ищут вас. Ну и я тоже решила поискать. Ходила по всей базе, а потом, у меня словно открылся третий глаз – увидела ваши следы, которые и привели меня сюда. У вас все нормально? –спросила она их, скрывая легкую тревогу, которая все-таки прозвучала в ее голосе.
А Ангелла уже уцепилась за ее слова. Ну, конечно!Третий глаз! Надо бы пролить свет на эту темную историю. В которой ей что-то показалось подозрительным. Вернее, не что-то, а почти все.
– Будь добра, дорогая, сходи, к врачу нашего больного родственника, – она кивнула головой в сторону Асраила, явно не желая называть его по имени. – У него должен быть один прибор, называется Третий Глаз. Или Око Неба. Позволяет увидеть события, которые произошли очень давно, заглянуть в любой дом, в любое тайное место. Где бы оно не находилось. И когда бы это не произошло. Эту игрушку создал Тигель, наш великий Хранитель. Очень давно… – Она посмотрела многозначительно на Глорию, и та сразу поняла, что дело серьезное. Она кинула взгляд на явно оскандалившегося Асраила, который не скрывал своего уныния, и быстро побежала из этого сумрака, назад в башню. Спешно разбудив задремавшего медика, и заставив его своей улыбкой и энергией вспомнить, куда он задевал именно этот уникальный инструмент, и почти мгновенно вернулась в тюремный блок, прижимая к своей роскошной груди небольшую коробочку. И даже в этом пуховике она, запыхавшаяся и замерзшая, выглядела волшебно, и не святой Патрик уже смотрел на нее, как на богиню, которая перед самым его темным часом явилась к нему, возможно, намекая, что, хотя бы в следующей жизни ему повезет больше.
Закария явно не понимал, что происходит. Ведь и так все предельно ясно – он признался во всех своих грехах, и был готов к любым ответным деяниям в свой адрес. К наказанию, каким бы жестоким оно не было. И пусть там наверху, на территории их базы, готовится что-то, мягко говоря неприятное, как он чувствовал, он уже не сможет никому помочь. Потому что его судьба решится не там, а здесь, в этом помещении. И явно, окончательный вердикт будет вынесен этой красивой женщиной, которая была здесь главной. Но пока, по ее глазам он мог прочитать лишь признаки гнева и грядущего для кого-то наказания. Хотя почему для кого-то – именно для него, это было понятно и ребенку.
Ангелла, осторожно приняв прибор из рук Глории, к его удивлению, попросила его еще раз назвать город и год, где и когда он совершил свое первое преступление, а также фамилию и имя того, человека, в грудь которого он и всадил те две пули. А также примерный адрес и время, когда и где Закария и открыл свой кровавый счет. Асраил при этом тоже присел на пол, прислонившись к решетке, и выглядел словно нашкодивший школьник, трогая свои уши, и слегка растирая их, будто готовя их к предстоящим контактом с чьей-то очень сильной рукой. Хотя, нрав у Ангеллы такой же тяжелый, как и рука, так что, вряд ли она ограничится тем, что надерет ему уши. Как бы не пришлось потом залечивать серьезные раны…
А Ангелла уже использовав вводные данные, которые ей дал Закария, прильнула к окуляру прибора, который напоминал микроскоп. Только вместо наведения резкости там, на нескольких кружочках были риски с указанием координат, а также цифры, из которых Ангелла и набрала требуемые даты и время того преступления. Она вдруг ругнулась, очень темпераментно и быстро, и Закарии послышалось слово “Бастардо”. Она, увидев все, что хотела увидеть, вернула прибор Глории, которая слегка недоумевая, положила его обратно в коробку.
– Жалко, фотокамеры нет под рукой. Такие кадры не вошли в историю любительского кино – холостые выстрелы и мешочек с искусственной кровью на груди…, – она уже улыбалась, найдя реальное подтверждение той догадке, которая озарила ее ранее. Она подмигнула своей сестре и замерла на какое-то время, потом, приняв очень важное и непростое решение, встала и сходила за ключом на пост охраны, и отперла дверь камеры Закарии.
– Искупишь кровью свои грехи, – сказала она ему тихо и неожиданно тепло посмотрела на него. – Иди солдат, ты поступаешь в распоряжение легионера Такахаси.
Закария уже переступая порог камеры, когда понял все, и бросил тяжелый взгляд в сторону Асраила, а Ангелла покачала головой, подтверждая егодогадку.“Так вот он как находил преступников… И ведь так можно не только увидеть, но и сфотографировать любое деяние… Даже самое кровавое”, – думал он с содроганием.
– Да, никого ты там не убил. Это была инсценировка. А этот Шамсутдинов, или как его там, жив и здоров. До сих пор. Живет уже очень далеко от того города, где все это и произошло. У них были какие-то общие дела с этим… Бекешем. И он его убрал, по его же просьбе, подальше от обманутым их людей… Представив общественности фото убитого. Павшего от руки неизвестного киллера…
Закария вспоминал уж очень пухлую грудь своей жертвы, которая с самого начала показалась ему очень странной. Будто там была пара пакетиков с чем-то. И сдетонировавшие пиротехнические заряды на груди этого жука. Кругом один обман. И казавшийся ему крупной фигурой Асраил, был, как он осознал, таким же мелким мошенником, как и Бекеш. “И шантажистом”, -добавила мысленно Ангелла, читая мысли Закарии. “Это у нас общие, фамильные черты. В кого ни плюнь, попадешь в откровенного и примитивного лиходея. И жулика..”. А Асраил уже казался Закарии водителем, который на пешеходной дорожке пропускает человека, мило ему улыбаясь. И в ту же минуту этого человека сбивает другой автомобиль, который случайно, или ведомый злым роком, все же сбивает того, кто всего секунду назад верил в свою исключительность и удачу…
Ангелла повернулась к Асраилу и эффектно, хотя вовсе и не желала этого, вытянула в его направлении свою изящную ручку.
– Да, Асраил тебя просто использовал. Надул, и использовал. А теперь, ты, как сдувшийся воздушный шарик, и мучаешься тут. Вот тебе урок, солдат, выбирай получше себе духовных наставников… Но нам сейчас пригодится каждый, кто отличает штурмовую винтовку от швабры. Так что….
Ангелла опять замолчала, кивнула головой в сторону двери, и Закария почти вышел в нее. В этот момент Асраил вскочил на ноги и протянув руку к Закарии, закричал ему.
– И ты не хочешь отомстить им обоим? Ведь они, а не я, использовали тебя!!! Они – те, кто совратил тебя с пути истинного, а не я…
– Нет, Асраил, я уже наигрался в твои игры. А ты поищи себе другого болвана. Только в начале, дай ему почитать все условия договора с тобой, особенно те, которые написаны самым мелким шрифтом, – сказал Закария и усмехнулся, почувствовав себя юристом, который консультирует незадачливых заемщиков.
Месть и гнев почти убили его, основательно притупив все остальные чувства. Из-за этих разрушительных устремлений и порывов он и оказался здесь. Но в то же время, если бы не его приключения с Асраилом, он бы никогда не встретился с этой женщиной. Теперь ему было легче умирать, сознавая, что такой человек, как она есть на свете. И может быть, она поймет и простит его. Но, они, конечно, просто случайно встретились, и никогда не увидятся снова. Ну, быть может, она захочет взглянуть на его тело… Этот чертов север, на него он действовал как огромный морг… Но это уже его не пугало. Сколько раз он выживал, едва разминувшись со смертью. И его везение не может длиться вечно. Но вот его зародившееся чувство к ней… Если у него есть душа, вечная душа, она всегда будет в ней. Напоминая, на что он способен на самом деле. Открывая в нем его талант создавать. И любить. Она была отражением его скрытых желаний и мечтаний, она пришла к нему, чтобы его последние дни, или часы были самыми радостными в его жизни. В то же время, самыми печальными.
– Идущий на смерть… – сказал он тихо, и направился к выходу. Но, не узнавая себя, не пытаясь больше утаивать свое чувство, он повернул голову и посмотрел ей прямо в глаза. А, будь что будет. Он все-таки Зак, легионер, который славился своей дерзостью… А она, будто ждала этого взгляда, и ответила ему своим. Поощряя его почти хулиганскую выходку. Посмотрела на него неожиданно потеплевшим взглядом своих восточных глаз. И чего в этом взгляде было больше – то ли сожаления, то ли неожиданного участия в судьбе простого солдата, он пока не мог определить. Сказать точно. Но он бы умер за второй такой взгляд. И когда он удалился, Ангелла все смотрела ему вслед, а затем вздрогнула, когда обернувшись, увидела Асраила, который приблизился к ней слишком близко.А Глория смотрела весьма хмуро на Асраила, понимая, что в их Семье еще предстоит сделать очень много, хотя бы для того, чтобы без содрогания думать о каждом родственнике.
– Ладно, Закария, береги себя, – произнесла Ангелла очень тихо, почти прошептала, и только Глория услышала ее слова, словно это был оберег или заклинание, которое она направила вслед ему. Она как-то странно на нее посмотрела, а потом улыбнулась, словно разгадав истинные мотивы своей сестры. И ее интерес к этому видному воину.
Ангелла подозвала к себе Глорию, и они о чем-то пошептались, а затем она выпустила также и не святого Патрика, поручив его на какое-то время своей сестре. А сама, твердой рукой взявшись за куртку Асраила, повела его за собой, в соседнюю комнату. Они зашли с ним туда, она закрыла дверь, и из-за нее вдруг раздался звук удара, и падающего тела, и спустя пару секунд, Ангелла вышла, поправляя прическу и начала искать раковину с зеркалом. И с водой, чтобы смыть кровь со своего кулака. Через пару минут из комнаты вышел,лучезарно улыбаясьи слегка пошатываясь, Асраил. У него шла кровь носом, а верхняя губа была разбита. Но он понимал, что Ангелле он сейчас нужен живым, поэтому все воспитательные и карательные мероприятия будут отложены до лучших времен.
Ангелла же, уже вернувшись в командный пункт Северной Базы, слушала по рации донесения с другой, Южной Базы, располагавшейся у побережья Северной Африки. База подверглась нападению, вернее, массированной бомбардировке, и почти все военно-воздушные силы Легиона были уничтожены. Сейчас там подсчитывали и оценивали ущерб и жертвы, как личного состава, так и боевой техники. Ангелла приказала держать ее в курсе, и дала отбой. Понимая, что они, как и предсказывал Морган, взяли билет в одну сторону. На Северной Базе не осталось ни одного вертолета, или любого другого летательного аппарата. Как и на их Южной Базе. А это значит, что помочь им не сможет никто. И они будут сражаться сами, ведя бой с превосходящими силами противника, сойдясь с ними в самом бескомпромиссном и жестоком бою. За всю славную, временами сомнительную и даже откровенно темную и долгую историю Легиона и Неприкасаемых.
Глава 25.
Симфоджаз и блуждающее тепло.
Вокруг Северной Базы было на первый взгляд спокойно, но в то же время, напряжение росло, что снаружи, что внутри. Все, находившиеся там, чувствовали это, и пытались отвлечь себя, занять обычными делами, чтобы не думать о том, что случится совсем скоро. Закария вышел с Китано и присоединившимся к ним не святым Патриком за ворота, и теперь они все вместе расставляли мины-ловушки, перед воротами и вдоль забора, временами останавливаясь, замирали и прислушивались. Там, со стороны окружающих Базу снежных сопок, временами раздавались какие-то звуки. Будто кто-то или что-то кружило вокруг них – к примеру, стая волков, которые лениво бегали, поскрипывая снегом, и терпеливо ждали часа, когда они смогут обильно и вкусно перекусить теми, кто пока передвигался самостоятельно и мнил себя сильным и вечным.
А может быть, это были чьи-то замерзшие души, которые кричали и стонали, предвещая легионерам такой-же страшный конец. Который настиг их, и они теперь застряли между небом и землей, и метались, словно неприкаянные и отчаявшиеся сгустки протоплазмы. Или другой тонкой материи. Они, как казалось легионерам, пытались рассказать им что-то, то ли историю своей жизни, то ли бородатый анекдот, но люди пока были настроены на другую волну, и могли лишь догадываться, о чем говорили с ними, или между собой эти призраки. Они бы предпочли, чтобы эфир был заполнен более привычными звуками – музыкой радиостанций, прогнозом погоды, но как они понимали, после этой какофонии потусторонних звуков их ушам придется выслушивать, и очень долго, звуки выстрелов и взрывов. Но и это было бы более нормальным явлением, они были готовы к этому, лишь бы больше никто не воздействовал на их подсознание и натянутые нервы этим тоскливымсимфоджазом…
Закария установил последнюю мину и выпрямился, пар шел у него изо рта, и он тяжело дышал, но в то же время, он чувствовал облегчение. Земля, вернее снег, вокруг Базы была вспахан и засеян железом, несущим смерть, и теперь оставалось только ждать того момента, когда подоспеет удобрение. Он огляделся по сторонам – стояла уже ночь, и звезд на небе было так много, и светили они так удивительно ярко, что можно было смело выключать луну – она была бы явно лишней.
Китано тоже закончил расставлять мины, и подошел к нему, теперь они оба тревожно поглядывали вокруг себя, а Закария иногда брал в руки бинокль и вглядывался в направлении объектов, которые казались ему живыми и движущимися. Но как только он наводил на них оптику, он понимал, что это обман зрения, или работа ветра, который поднимал с поверхности снег и кружил его, пробуждая ото сна и подбрасывал вверх, создавая небольшие воронки, похожие на миниатюрные торнадо. Подвывая периодически, выражая свое игривое настроение и желание шалить всю ночь напролет.
– Я вдруг понял, что меня никто не любит, и я помру одиноким самураем. В этих проклятых снегах, откуда даже привидения пытаются убраться подальше, – Китано зло улыбнулся и сплюнул на снег, и зачем-то своим ботинком на толстой подошве прикрыл свой плевок снегом и примял его.
– Главное, Такахаси – чтобы ты сам любил кого-то, хотя бы чуточку сильнее, чем самого себя. Только успей до того момента, когда сам превратишься в мираж или призрака, – Закария так же решил немного поболтать, и кивком головы показал своему другу на окружающие их горы с целой толпой привидений. Те существа, на его взгляд, сами разрушили все свои шансы, и оттолкнули тех, кто пытался их спасти. Заморозив себя изнутри своей собственной ненавистью и холодной яростью. А может завистью и гордыней… Но людям тоже было холодно, несмотря на их теплые камуфлированные куртки, и термобелье, а также маски с очками. Казалось, мороз был не земного происхождения, он пробирал не только кости, но и саму душу.
– И потом, брат мой, помни, что Иисус полюбит тебя всяким. Хоть пьяным, хоть замерзшим. Хоть ободранным и ожесточившимся, ты только увидь это… – не святой Патрик тоже закончил изображать из себя сапера и присоединился к их беседе. Он стоял уже рядом с ними, переводя дух и вдруг заметил какое-то движение, обозначившееся метрах в ста от них. Он хотел поднять руку, и направить на этот движущийся объект свой перст, но Китано резко ударил его по руке, а Закария, посмотрел так выразительно, что Патрик слегка растерялся и опустив руку, почти растерянно моргал своими побелевшими ресницами.
– Ты что, тут самый зрячий? Не надо ни на кого наставлять свои руки… Ты еще тут закури, придурок… Отходим! – Китано первым направился обратно на Базу, а Закария пропустив вперед О’Брайена, замыкал их отходящий отряд. Развернувшись грудью и присев на одно колено, достав винтовку, которая висела у него за спиной, он порыскал прицелом по подозрительным объектам, но удостоверившись, что пока опасности нет, тоже начал отходить. Он подошел к воротам, а Китано, прикрывавший его все это время, тоже поднялся с колена и они, закрыв ворота, и подперев их изнутри, направились в свое фортификационное сооружение – долговременную огневую точку, с узкими амбразурами, и с толстыми железобетонными стенами. Они дали отмашку легионеру на вышке, и он ответил им, давая понять, что у него все под контролем. Таких вышек было четыре, установленных по углам территории Базы, которая представляла собой довольно правильный квадрат. И эти вышки были прилично укреплены и защищены. Там какое-то время мог находиться снайпер, защищаемый бронированной конструкцией и ее стенами от вражеского огня, благо что боеприпасы и оружие туда уже подняли. Также по периметру всей базы шел забор, с высоким фундаментом, высотой примерно в метр. А выше него уже шла крупная и прочная сетка ромбиком. Высотой метра три. Такую сетку было можно было перекусить и разрезать только самым мощным, гидравлическим кабелерезом.
Их же ДОТ должен был первым принять удар врага – он располагался на линии лобовой атаки – так, что неминуемо попадал под огонь. Перед ним располагалась широкая дорожка, ведущая к Базе, которую с двух сторон поджимали высокие, круто идущие вверх сопки. Даже вернее, скалы, и ветер обнажал горную породу, как скульптор, который дует на высеченную из камня скульптуру, сдувая с нее мраморную крошку. Они пристроили пару тяжелых пулеметов к бойницам, и моргая, вглядывались в ночь, а их красные щеки горели от мороза под их балаклавами. Патрика они поставили к ящикам с боеприпасами, хотя он и порывался занять свое место у ниши с амбразурами, которые шли по стене ДОТа почти полукругом, с тремя перемычками, предоставляя бойцам обзор примерно в 160 градусов.
По его словам, он был бывалым снайпером, но Китано пока доверил ему только снабжать их патронами, и О’Брайен, сделав вид, что он смирился, устроился на ящике и вернулся мыслями к той сцене в тюремном блоке, когда он увидел двух самых красивых женщин в своей жизни. А прожил он уже немало, ему было почти двадцать три года. Но таких красавиц не встречал… Особенно ту, в ярком пуховике… Он заулыбался, но вдруг в сумраке блиндажа, своими кошачьими глазами, заметил парочку ПНВ, лежащих в отдельной коробке, и быстро отнес их своим камрадам, которые поблагодарили его кивком головы. Они продолжали скорее прислушиваться, а не всматриваться в то, что нельзя было увидеть. Это надо было слышать…
А не святой Патрик все-таки примостился у бойницы и решил пока поболтать с Заком, который повернул свое ухо в сторону особенно громких звуков, будто где-то за скалами призрак подвернул себе ногу, и громко жаловался не на фантомную, а вполне реальную боль.
– Слушай, Зак, а тебе не показалось, что тот прибор, ну, это Око Неба… уж очень оно волшебное. Не реальное какое-то… Я точно ничего не слышал про такие технологии. Тут магия какая-то, не иначе… Черт меня дери.
– Показалось…, – ответил Закария, задумавшись на пару секунд, и понял, что реальным чудом для него была Ангелла, которая заслонила собой все – и это Небесное Око, и своего брата, который, как он догадался, олицетворял собой все признаки вырождения этой загадочной и влиятельной семьи. “Особенно морального вырождения”, подумал он с усмешкой.И она даже заставила его почти забыть историю его собственной жизни, которую, как он понимал сейчас, он прожил, в общем-то, откровенно бездарно и глупо. Так и не сумев сделать то, ради чего Создатель и направил его в этот мир. Он на всех парах, не разбирая маршрута несся к этой Северной Базе, рвал и метал, разрушал и гневался, а не пытался понять себя и свое истинное предназначение. Но уже скоро все это будет совсем не важно, главное – думать иногда о ней, и согревать себя этими мыслями. “Хотя, какой-нибудь калорифер или другой отопительный прибор нам бы не помешал, все-же”,– подумал он и обменявшись парой фраз с Китано, отправил О’Брайена поискать что-то подобное. “Тащи все, что найдешь. Только не спиртное”, – сказали они ему оба. Тот недовольно пожал плечами и ворча про явную дедовщину, отправился за чем-нибудь согревающим, с неудовольствием понимая, что сам затеял этот разговор о приборах.
– Мне приснился Толстый Джон, – выдохнул вдруг Такахаси, отходя от амбразуры, и присаживаясь на ящик, где раньше сидел отправленный ими в мини ссылку О’Брайен.
Закария с удивлением посмотрел на друга, и тот, прежде не отличавшийся сентиментальностью и впечатлительностью, рассказал свой сон. Джон обращался к нему откуда-то сверху, будто в комнате где почему-то оказался Китано, обвалился потолок, и Джон прилег на пол свой квартиры, расположенной выше, и решил поболтать с ним. При этом, из этой дыры в потолке шел хорошо различимый свет, словно над легионером включили яркую люстру.
“– Я вернулся в Легион. А того ублюдка, которого я назвал сынком, я бы разорвал собственными руками. Не зря я все-таки был бандитом…”
Да, их бывший сослуживец какое-то время был и футбольным болельщиком, и профессиональным хулиганом, и даже членом одной из уличных банд. И как рассказывал он им, как истинный кокни, выходец из самых небогатых слоев лондонцев, в драках и разборках упорно называл своих противников сынками. Не принимая всерьез их грозный внешний вид, не обращая внимание на то, сколько вокруг него врагов, и чем они вооружены. Потому что он был там единственным, настоящим мужиком. А не мелкой шпаной. Или накаченным адреналином или алкоголем трусом. С которых стоило только сбить спесь и гонор, и они сразу начинали молить о пощаде.
“– Не будьте как я, проглотите на хрен свою гордость… Уйдите с чем-то светлым и хорошим… Достойно. И боже вас упаси вестись на разводы такихдешёвок, как тот гад, который совратил меня с пути истинного. Иначе я сам вышибу из вас весь дух!”, – сказал Джон очень строго напоследок, уперев в лицо Китано свой толстый палец, и сверля его своим взглядом, и провал в потолке сам собой закрылся, и сеанс связи во сне был окончен.
Закария пожал плечами – у каждого есть право на ошибку, почти законное право. По его мнению, Джон успел сесть в правильный поезд, и теперь удалялся от них, вернее уже удалился далеко по этой ветке, которую кто-то философски настроенный, назвал бы жизнью. Или предопределением. Правильным или неверным выбором. Но Джон, несмотря на свою отрицательную харизму и богатый криминальный опыт, тщеславие и жестокость, был по сути, добрым и справедливым человеком.
– Я бы хотел, чтобы он был сейчас здесь, с нами, – отозвался наконец Закария, выныривая из омута своих размышлений.
– Не помешал бы, это точно, – Китано уже включил свой привычный режим строгого воина, вернулся к бойнице, и нахмурившись, высматривал что-то своими глазами, при этом один глаз у него слегка подергивался.
В их маленькую крепость шумно вернулся не святой Патрик и широко разведя руками, доложил, что ничего согревающего, кроме бутылки скотча, он на нашел. К его удивлению, ветераны почти не заметили провала его миссии, и выглядели задумчиво, никак не реагируя на то, что они остались без тепла.
– Ладно, черт с ним, с этим обогревателем… Тут, надеюсь, скоро станет жарко, и мы сами согреемся. И кровь уже не будет стынуть в жилах, – прокомментировал Закария заявление О’Брайена и вновь задумчиво уставился на точку между двух скал, которая, как казалось ему, начала двигаться и приближаться к ним. Он поднял с пола снайперскую винтовку и настраивал ее прицел, затем устроил оружие в нише амбразуры, и навел оптику на эту точку.
– Слушай, Китано, а у тебя есть самурайский меч? –спросил не святой Патрик легионера, который тоже навел свой бинокль в сторону той самой точки, которую углядел Закария и помогал своему сослуживцу найти ее в перекрестье своих окуляров. Их молодой товарищ был убежден, что у каждого японского воина должен быть свой меч, катана, которую можно при случае обнажить, и пустить в дело, превратив обычный бой в подобие красивого ритуала.
– Нет, и никогда не было у меня меча, – ответил Китано слегка раздраженным голосом. Всегда предпочитал огнестрельное оружие…. А в ближнем бою – ножи…
Китано отложил бинокль, убедившись, что эта точка – всего лишь очередной оптический обман и игра ветра, и развернувшись к О’Брайену, вынул из ножен свой нож. Который был под его курткой, а не в ножной кобуре. Закария оторвавшись от прицела тоже глянул на этот нож и оторопел. Он узнал в нем тот самый нож, на рукоятке которого была та самая надпись – Think twice before going any further…
– Твою мать, Китано, ты что, взял тот самый нож, которым я….
Китано подтвердил догадку, или констатацию факта со стороны Закарии, и рассказал, что он заменил этот нож своим – тот был явно похуже. Воткнув его в ту самую дверь. А этот нож – просто сказка, прекрасно сбалансирован и всегда остается острым, к его удивлению. Он его никогда не точил, а он все такой же заточенный и блестящий.
– Выкинул бы ты его подальше. Поверь мне, этот нож как стальной зуб дьявола, ни к чему хорошему это тебя не приведет. Изменишь свою судьбу навсегда. А если не выбросишь, то держи его от меня подальше, или я его сломаю, к чертям!
Китано выслушал внимательно Закарию, но продолжал улыбаться и убрал нож обратно под куртку. А тот уже брал его судьбу в свои руки. Если у ножа, конечно, могут быть руки. Или поворачивая его жизненный путь к новому, более кровавому направлению, ведя его по маршруту, извилистому, как река судьбы.
Закарию передернуло, но он решил не делиться историей Джорджа и своими собственными приключениями, в которых этот нож сыграл свою определенную роль. “Что ж, у Китано своя судьба, свой путь воина, может быть, ему повезет больше”, – подумал он и прислушался к не святому Патрику, который, как дошло до него, уже какое-то время рассказывал свою жизненную историю.
– Я вырос в уличной банде. И меня, будто он сжалился над потерявшимся псом в приюте, нашел и вытащил из тюрьмы рекрутер Легиона. Хотя я по началу, конечно, не понимал, что такое – этот Легион. Перед этим, я подрался в баре, в городке, известным хотя бы благодаря нашей Мамаше Джонс. Так вот, там, в этом баре, я отправил в нокаут целую толпу хулиганья, которая приставала к двум девушкам. Одна из них была вылитая эта принцесса. Ну та, которая заходила намедни к нам в блок… А вторая, как я помню, была жгучая мексиканка. И та самая королева, посмотрела на меня с благодарностью. А я ведь не хотел никого спасать, думал, надерусь, как всегда, а потом встретился с ней глазами… И что-то такое на меня нашло… я прямо спасителем себя почувствовал. Героем. До сих пор это чувство не отпускает. И я понял, что уж лучше я буду давать выход своему нраву и гневу в Легионе, выручая людей, чем буду и дальше махать кулаками по пабам и другим питейным заведениям…
Закария улыбнулся – ему эта история, очень незатейливая, правда, понравилась. Скорее тронула – прямо классическая история легионера. Может быть, Патрик со временем займет место Джона, хотя бы в Легионе. Не в их сердцах, конечно – там прочно, навечно угнездился и обосновался их раскаявшийся вовремя друг… А Патрик, сможет со временем найти настоящего себя. Ведь не век ему быть таким бунтарем и задирой. Хотя какой век – ему бы выжить сегодня и завтра…
А О’Брайен не унимался – он опять доставал Китано, который был к нему необычайно терпелив, что удивляло Закарию, который,по его мнению, ангельски кротко относился к их горячему и эмоциональному товарищу. “Странно, что он, хотя-бы не заставил О’Брайена отжиматься или приседать”, – подумал Закария.
– Китано, а что Легион для тебя? Почему ты еще здесь? Тебе ведь тебе уже за сорок, и ты, с твоим опытом и навыками, мог бы уже спокойно открыть свой собственный бизнес. Хотя бы частную охранную контору, и спокойно зашибал бы себе кучу денег…
Китано задумался – сложно объяснить это парню, который еще сегодня парился на нарах. И все время порывался отпить из бутылки, которую ему все-таки придется отобрать у него. Глупо, как ему думалось, рассказывать ему про путь воина, про то, что он меньше всего в жизни хотел бы умереть, как обычный человек – в своей постели. Или под колесами автомобиля, или пораженный молнией. Или от какой-нибудь болезни, более или менее экзотической. От таких перспектив его бросало в дрожь. Нет, только так, на поле боя, рядом с другом, соревнуясь с ним в доблести, а если надо, и пожертвовать своей жизнью ради него. И его не соблазнили бы никакие деньги, никакие карьерные возможности. Главное – это его душа. Такая же прямая и стальная, как катана. Поэтому он и не носил ее никогда. Он чувствовал ее своим стержнем. Которая только в момент битвы оживает, сбрасывая с себя все условности и одежды, приличия и другой тлен. Да и представить себя где-то в офисе, в цепях корпоративного рабства… Он бы скорее разнес там все в щепки, и долго гонял по коридору тех гражданских, которые пытаются что-то ему приказать. Нет, только в Легионе, только суровые и бесстрашные офицеры, в качестве его командиров. Например, как Ангелла Карра, в которой он сразу распознал представительницу настоящей военной аристократии. И только у такой личности было право отдавать ему приказы.
– Это долгая история, О’Брайен, – наконец, ответил Китано. Потом как-нибудь расскажу, ты главное не умри сегодня…
А Закария думал, что Легион для него – это Ангелла. Которая…
Вдруг дверь в их блиндаж открылась, и внутрь стремительно вошли два человека. Они сняли с себя маски, и он узнал в одном из новоприбывших Ангеллу, вторым их гостем была высокая, крепкая девушка, с решительным, но очень милым лицом. Обе они были в тактических куртках, в руках штурмовые винтовки, на ногах ботинки, которыми они топали по полу, сбивая с них снег.
– Ну, как дела на нашем главном направлении? Как наша линия Мажино, еще не обошли с флангов? – Ангелла улыбалась, даже хищно, как показалось Закарии, который во все глаза смотрел на неетак пристально, что Китано даже пришлось повернуть его голову обратно лицом к амбразуре.
– Никак нет, – ответил Китано спокойным голосом, обозреваяподходы к Базе в бинокль. – Все чисто.
– Мы пока посидим у вас, – произнесла Ангелла своим ясным и сильным голосом, и у Закарии прошла дрожь по всему телу. Он опять хотел обернуться к ней, но Китано ударил его ботинком по голени, и привел в чувства. Гостьи присели на ящики и осматривались.
– Мы проинспектировали все наши линии обороны. Понятно, что главный удар будет нанесен именно по вам. Дорожку, ведущую к южному ДОТу, к счастью, еще пару недель назад завалило камнями, и с того направления на Базу теперь не пройти. Так что держитесь, легионеры….
– Подтверждаю, – высказался Закария. – Почти по всему периметру Базы нас окружаю и защищают идущие сплошной стеной сопки. Или горная ряда. За исключением двух проходов, один из которых теперь закрыт обвалом. Так что, только здесь, на северном направлении, к нам открывается ровный и чистый проход. Слава богу, он простреливается. Так что мы сможем сдерживать нападение достаточно долго, хватило бы боеприпасов…
Закария почувствовал своей спиной ее взгляд, она явно хотела что-то сказать, но передумала. Он решил, что пока она тут, он не будет смотреть ей в глаза. Чтобы не выдать себя. Они потирали свои руки, и терли щеки, а крупная девушка удивлялись, почему у них нет обогревателя. Вдруг Ангелла неожиданно взорвалась, ее осенила какая-то мысль или догадка, от чего по всему бункеру прошла настоящая ударная волна.
– О’Брайен!!! Если ты еще раз сменяешь виски на обогреватель, я сама тебя поставлю к стенке!!! Быстро за печкой… Живо!!! – Ангелла так яростно посмотрела на не святого Патрика, что он мгновенно испарился и примчался обратно буквально через пару минут, тяжело дыша и смотря себе под ноги. Он обменял, вернее, забрал калорифер у дежурного в бункере. Оставив ему бутылку виски, которую он и получил от него в обмен на обогреватель.
Ангелла уже успокоилась и осмотрелась вокруг – с оружием и боезапасом в этом ДОТе был порядок, да и теперь станет теплее. Да и бойцы были явно духовитые… А О’Брайен еще исправится, как она надеялась. На худой конец, она сама исправит ошибку рекрутеров. Она вдруг прислушалась к чему-то снаружи, и тихим голосом, беря за куртку Патрика, который все еще стоял возле нее, вытянувшись по стойке смирно, заставила его опуститься вниз.
– Начинается… Всем на пол!
Все опустились по ее приказу на пол, и в ту же секунду Северную Базу атаковали со всех сторон и направлений, обрушив на нее такой яростный огонь, что казалось и толстые стены их защитного сооружения не продержатся долго.“Наконец-то!”, – подумали одновременно Такахаси и Закария, и смотрели друг на друга с улыбкой, лежа на полу почти довольные этим обстрелом. Им было хорошо уже по причине того, что эта канонада заглушила унылое нытье призраков.
– О боже!!!!! – завыл О’Брайен, затыкая уши ладонями, а Власта, спокойно лежа на полу, показала ему кулак, и он замолчал, уткнувшись лицом в пол.
Тем временем стрельба снаружи продолжалась, она даже нарастала, и по плотности, и по интенсивности. И увеличивалось количество свинца, который ударялся по всем стальным и бронированным поверхностям Базы. А также ложился и зарывался глубоко в снег, поднимая столбики белой крупы. Звенели пули, ударяясь в стены их ДОТа, и уходили рикошетом в сторону. Пару раз в них попали крупные осколки – громыхнуло так близко, что все затряслось, но стены и потолок выдержали эту смертоносную волну, хотя и ходили ходуном, как показалось всем. Бухали разрывы снарядов, сея по всей территории Базы центнеры осколков, и казалось, вся ярость войны на какое-то время сконцентрировалось на этом небольшом участке земли. Пули залетали и в их ДОТ, и втыкались в мягкую внутреннюю обшивку, которая спасали находившихся внутри от рикошетов.
Закария не удержался и нашел взглядом Ангеллу – та, к его удивлению смотрела внимательно на него, и вдруг, подмигнула ему. Он уже пожалел, что обстрелы бывают так редко – ему почудилось, что между ними установилась определенная близость, но она уже отвернулась от него и так же внимательно осмотрела все свое воинство – она проверяла и оценивала их стойкость. Все ответили ей твердыми взглядами, чувствуя прилив сил, и даже О’Брайен улыбнулся, вспомнив про свой загашник, где у него припрятана еще одна бутылочка. Вдруг все разом смолкло, и Ангелла, кивнула Власте, которая уже приподнялась, показывая на рацию, закрепленную на груди ее куртки.
– Власта, оставайся тут, – произнесла она твердо, и встала с пола, и все последовали ее примеру. – Это моя помощница, в Легионе не чужой человек, так что, прошу любить и жаловать, – Ангелла выразительно посмотрела на Закарию, представляя всем присутствующим Власту. Та слегка замялась и тоже как-то странно взглянула на легионера, а он нахмурился, переживая определенный момент déjà vu.
Ангелла кивнула головой, и уже не глядя ни на кого, бросила бойцам короткий приказ – Прикрывайте! – и вышла из ДОТа, направляясь в сторону главного бункера. Который располагался аккурат за ними, так что они могли только догадываться, что творится у них за спинами.
– Прикрываем! – закричали Китано и Закария, располагаясь у бойниц, и обрушили огонь своих пулеметов на подходы к Базе, на эту площадку снега, стреляя во все, что двигалось или как-то намекало на признаки живого существа. К ним присоединились Власта и О’Брайен и тоже палили в любые подозрительные объекты. Они ответили огнем и показали, что у них тоже есть зубы. Их порыв подхватил еще один бункер, расположенный с другой стороны базы, что был у них в тылу. Оттуда тоже яростно затрещал пулемет, а также со всех вышек донеслись выстрелы. Легионеры показывали, что они еще живы и с нетерпением ждут, когда их враг покажется в поле зрения.
– Все, отбой, – ветераны прекратили стрельбу, а Власта ткнула кулаком в плечо Патрика, который продолжал увлеченно стрелять в какую-то видимую только ему угрозу. Он присел на пол, переводя дыхание и утирая пот со лба, а Закария словно прислушивался, пытаясь определить, дошла ли Ангелла до главной цитадели. Стрельба смолкла, и пересчитавшие друг друга легионеры слегка успокоились. На Базе еще была жизнь – так что милости просим, дорогие гости…
– Я уже в бункере, спасибо за поддержку, – рация Власты ожила на мгновение, и все с облегчением вздохнули.
– Славное начало. Бог войны сказал свое веское слово. Но мы его не восприняли слишком серьезно. Теперь в бой вступит пехота, как я понимаю, а то мы заждались…, – Закария посмотрел еще раз в бойницу и развернулся к ней спиной, давая понять, что можно передохнуть и расслабиться. А Власта, мило улыбаясь, подошла к нему, и почти без замаха, заехала своим кулаком ему в подбородок. Да так неожиданно и тяжело, что он на секунду поплыл, и привалился к стене с нишей, и только Китано поймал его, подхватил и удержал руками в вертикальном положении.
Такахаси ухмыльнулся и поцокал языком – вот это удар! А Закария удивленно смотрел на эту девушку, смутно понимая, что он где-то уже ее видел.Как показалось ему раньше. Если только его мозг, потрясенный этим ударом, не обманывал его.
– Давно хотела это сделать. Это тебе за тот бросок гранаты…И за девичник. Теперь в расчете.
Он еще раз внимательно посмотрел на нее, вытирая кровь с губы, и с удивлением узнал в этой высокой, симпатичной, спортивной девушке с красивыми и слегка грустными глазами, ту самую женщину, которая была гораздо больше, толще и менее симпатична внешне. И он чуть не поплыл второй раз, когда понял, что он встречал и Ангеллу раньше, и что это именно он убил ее, когда бросил в их Мини ту самую гранату, которая так нещадно и разрушительно обошлась с ее прекрасным, почти кукольным телом.
Глава 26.
Шахматная партия на поцарапанной доске.
Оставив легионеров в их изрядно пострадавшем от обстрела блиндаже, Ангелла спокойным шагом, погрузившись в себя, дошла до их центрального бункера, который Закария в своих мыслях окрестил главной цитаделью. Оплот их обороны представлял собой массивную башню из толстенной брони, которая возвышалась над землей на добрых десять метров. А в диаметр она достигала не меньше пятнадцати метров. На самом верху башни был такой же ДОТ, как и на земле, с бойницами, идущими по всей его стене. С перемычками, конечно, и не широкими, сужающимися к внешней поверхности прорезями, и с этой высоты очень удобно было простреливать или просто обозревать всю местность, которая примыкала к периметру Базы, к ее высокому сетчатому забору. А бункер располагался внизу, уходя вниз несколькими уровнями, защищая всех, кто находился внутри, своими сверхпрочными железобетонными стенами и перекрытиями. В таком месте можно было бы спокойно переждать самый страшный обстрел или бомбардировку. Благо, что бункер был полностью автономным и самодостаточным – своя силовая установка, запасы воды, продовольствия, и конечно, боеприпасов. И как думала Ангелла, неторопливо приближаясь к этой башне, ее Семью с самого начала их пребывания на Земле надо было и поместить в такое изолированное помещение, чтобы они не могли дать волю своим разгулявшимся аппетитам и не очень благородным устремлениям.
Она уже опускалась вниз, терпеливо дождавшись, пока тяжеленые створы бронированных дверей впустят ее внутрь. И теперь она, спустившись по винтовой лестнице, и пройдя по коридору, освещаемому лампами, вмонтированными в потолок, нашла всех родственников уже в другой комнате – побольше, посветлее, и она напомнила ей их зал для их семейных собраний, который располагался в Большом яблоке. Тут тоже были кресла, стоящие вокруг почти круглого стола, тут даже была трибуна, чтобы оратор мог донести до своей аудитории важную, с его точки зрения, мысль. Здесь только не было окон, и их в какой-то степени заменяли полотна старинных мастеров, и она с удовольствием обнаружила на стене, обшитой деревом,несколько полотен руки Тигеля. Тут были, к примеру, портреты – ее и Асраила. Времен той самой, эпичной битвы у Черного замка. Освещали это помещение несколько ламп, которые шли вдоль стен, и одна, самая яркая, в центре потолка.
Пока она была снаружи, осматривая и инспектируя каждое оборонительное сооружение на предмет готовности к бою, а также проверяя бойцов Легиона, в бункере разгорелись нешуточные страсти. Во время ее отсутствия, с Неприкасаемыми вышел на связь Кадавр, и предложил выгодную, по его мнению, сделку. Он,явившись им в образе какого-то мерзкого офицера, с круглой и щекастой физиономией, абсолютно лысый, но почему-то с густой бородой и усами, пророкотал свое требование – выдать им Глорию, и ее Хранителя, и тогда он оставит своих родственников в покое. И не это удивило Ангеллу, ее шокировало то, что некоторые из ее родственников начали всерьез обсуждать это предложение. Или, вернее, ультиматум, как она восприняла его.
В защиту предложения Кадавра выступили Морган и ВЧ. Как поняла Ангелла, Гранж колебалась. И эта пятерка подготовила и озвучила серьезную и убедительную аргументацию в пользу того, что Глория, несмотря на все ее плюсы и таланты, все же была и так потеряна для Семьи. И очень долго отсутствовала по причине своих собственных убеждений, не горя желанием воссоединиться с ними. Экий непростительный снобизм. И пренебрежение к традициям Семьи. И только случайно, благодаря Ангелле, она была возвращена в лоно Семьи. Но это, по сути, ничего не меняет. Ангелла никак не прокомментировала этот явный саботаж, а лишь с грохотом опустила свою легкую и короткую штурмовую винтовку на стол, и, обменявшись с Глорией выразительным взглядом, вышла с ней в коридор. Следом за ними потянулись Асраил, Гуннар и Каталина, качая головами и переводя дыхание. Глория растерянно улыбалась, а ее уже обступили все, кроме Ангеллы, и успокаивали ее, говоря, что они никому не позволят отдать ее. Ангелла отошла, пережидая в стороне вспышку эмоций этой троицы, на которую нахлынули родственные чувства.
Как понимали все, дело идет к голосованию, и благодаря этому древнейшему методу принятия важнейших решенийу Неприкасаемых, финансовый блок их Семьи может оказаться в большинстве. При условии того, что их поддержит Гранж, специализацией которой были сделки с землей. Ангелла погрузилась в себя, и мрачно смотрела в потолок. “Черт, не зря я пришла сюда с оружием, они все-таки вынудят меня, или я не сдержусь сама, и…”, – думала она, понимая, что нервы у нее напряжены, и что она сама скоро столкнется с пределом своих сил. “А если они еще привлекут на свою сторону Гранж, эту латифундистку, то Кодекс будет на их стороне, и они воспользуются голосованием и прикроются им, как щитом. Опять оставшись в выигрыше. Как они уже проделывали похожие фокусы многократно, блокируя операции Легиона…”, – с тоской подумала она. “Ведь эти моральные уроды, и не на такое способны. И тогда мне останется лишь нажимать на особые условия, в которых мы все оказались, и действовать по обстоятельствам, пытаясь спасти и Глорию, и всю уже трещащую по швам Семью…”
Она встряхнула головой, и разметала эффектно свои темные волосы, являя собой почти канонический образ красотки, которую выбирают для рекламы очередного суперэффективного шампуня. И твердо решив, что возьмет на себя этот грех –уравнять их шансы при голосовании, да к тому же являясь Главой Семьи на время военных действий, рукой поманила к себе Глорию. Та, подошла к ней, уже улыбаясь, и придя в себя с помощью своих более отзывчивых и совестливых родственников. Она посмотрела на Ангеллу особым взглядом, и спросила томным голосом, вернее, озвучила свои мысли, которые занимали ее больше, чем очередные сомнительные замыслыи интриги ее родственников. Чем и сбила Ангеллу с мысли, которая неожиданно для себя забыла вопрос, который собиралась задать Глории.
– А вы вдвоем с тем легионером – шикарная парочка… Не хочешь поговорить про твой начинающийся роман? Это все равно интереснее, чем…
Она кивнула головой в сторону двери, откуда они совсем недавно вышли, и Ангелла пропустив вопрос Глории, мимо ушей, вспомнила, что она хотела поинтересоваться у своей сестры – кого, по ее мнению, уже нельзя перевоспитать. Хотя бы исправить частично. И вдруг отбросила эту мысль. К чему лишние рассуждения. Она ведь может просто оглушить и изолировать самого откровенного провокатора и предателя в их рядах. Например, Моргана. И тогда, у них уже будет шанс.
– Нет, я серьезно – вы прекрасно смотритесь вдвоем. Даже дополняете друг друга. Особенно, ты… Как любая женщина дополняет своего мужчину…
– Сейчас не до этого, Глория, – Ангелла поморщилась, словно ей напомнили о том, что у нее отсутствует пломба во рту, и окинула взглядом троицу, которая тоже стояла в коридоре. У Асраила уже почти не осталось следов рукоприкладства на лице, он повеселел – так он обычно реагировал на экстремальные обстоятельства. Иуже мог смотреть ей прямо в глаза, и улыбаться. Ладно, он ее брат, самый близкий ей, и она еще займется его воспитанием. Ее также удивило и откровенно порадовало решение Каталины и Гуннара, вернее их готовность защищать свою сестру. И они тоже, прислонившись спинами к стене, как школьники на переменке, смотрели спокойно на нее, говоря взглядами, что они с ней. И с Глорией. Ангелла тоже улыбнулась им, и вернулась мыслями к своей красавице сестре, обратив на нее свой взгляд. Тем более, она что-то горячо и убедительно лопотала ей, взяв ее за нагрудный карман ее куртки.
– Ты пойми, Ангелла, это важно. Ты говоришь – сейчас не до этого? А когда будет до этого? Когда вы… когда ты поймешь, что надо жить этим. И для этого. Тем более, в нашей-то ситуации, завтра вообще может обойти нас стороной. И ты не представляешь, чего себя лишаешь, Ангелла…
Хотя, впрочем, своя логика в словах Глории есть. Не очень приятная, но логика… Или правда.Ангелла вдруг слегка зарделась,и, смущаясь, потупила свои глаза и почти по-мужски прочистила горло, камуфлируя свое девичье смущение.
– Ты что, так и не…, – Глория смотрела на нее широко раскрытыми глазами, а потом покачала головой, явно не понимая свою такую привлекательную сестру, которая прятала свою чувственность и желание любить где-то очень глубоко в себе. На первый план, выводя то свои заботы о семье, то вечные душевные поиски и метания…
Да, Ангелла была девой, воинственной девой, которую в данный момент, как она понимала сама, сразил приступ, но не климакса, как предвещала Гранж, а позднего чувства. И к кому? К бывшему преступнику, подельнику ее братца, ныне легионеру, который своей кровью должен искупить свою вину.
– Мы об этом еще поговорим, а сейчас нам надо разобраться с мятежом в наших рядах, – произнесла Ангелла довольно уверенным голосом и направилась обратно в комнату, с тихим удовлетворением понимая, что она, по крайней мере, уже согрелась. И так она и вошла в этот зал, потирая свои руки, а подозрительный Морган сразу усмотрел в этом жесте желание расправиться с кем-то из них. Например, с ним.Он беспокойно оглядывал своими глазками родственников, которые вернулись, и теперь рассаживались по своим местам. Ангелла села во главе стола, и Морган льстиво улыбнулся ей, словно говоря, что с ее-то воинскими талантами, и с его хитростью, они обязательно выиграют эту войну. Нужно лишь, как в шахматной партии, пожертвовать одной фигурой. И тогда зазевавшийся и зарвавшийся Кадавр пропустит ответный ход, или смертельный выпад. Их Семьи. Которой и так хорошо. Без этой певуньи и танцовщицы.
К своему удивлению, Ангелла увидела, что Гранж просто спит, и может быть, поэтому она и не вышла на эту импровизированную акцию протеста. А она этого раньше не заметила. Хотя, с Гранж станется, она могла, и умело притвориться.
– Ладно, что у нас на повестке, – произнесла она устало, но твердо, а Гранж открыла глаза и потянулась, с удивлением осматриваясь по сторонам, и как-то очень не по-доброму взглянула в сторону Моргана. Она теперь все больше склонялась к мысли, что молчание – это золото, о чем ей так подло и красноречиво напомнил ее братец. Но она тоже найдет способ напомнить ему о том, что она Неприкасаемая. И даже Ангелла, которую она просто изводила своей язвительностью, никогда не позволяла себе поднять на нее руку. Хотя имела на это полное право. И она бы спустила бы ей этот воспитательный жест. Но она никогда не простит этого удара сзади этому прохиндею. Не будь она настоящей земельным магнатом. Жесткой, коварной и злопамятной бизнес-леди.
Ангелла оглядела всех родственников, и остановилась глазами на Гранж, которая просто сверлила Моргана взглядом. А тот словно и не замечал этого, оживленно перешептываясь с ВЧ. “Может, и не притворялась”, – подумала Ангелла. “Может, действительно спала. Тогда наши шансы при голосовании увеличиваются…Тем более, они с Морганом терпеть друг друга не могут. И это еще мягко сказано…”.
– На повестке у нас война, прежде всего, – вымолвил Асраил, и Ангелла нахмурившись и поблагодарив его за проявленную активность, кратко обрисовала ситуацию – обстрел Базы они слышали, и, наверное, даже чувствовали. На Базе достаточно боезапасов. И легионеры скорее умрут, чем позволят противнику овладеть ею. К сожалению, Южная База подтвердила факт, который был весьма печален для них – они не смогут прислать подкрепление. Так что, придется рассчитывать только на свои собственные силы. Их центральный офис также ничем им помочь не может. Хотя они уже связываются с другими частными военизированными структурами и зондируют вопрос предоставления им поддержки. Хотя бы с воздуха. Но это произойдет, в крайнем случае. По сути, это семейное дело – скелет в их шкафу выпрыгнул и запрыгал, словно им управляли на ниточках неведомые им силы. И не исключено, что им самим придется взять в руки оружие. Чтобы урезонить этих неведомых кукловодов.
При этих словах все посмотрели на винтовку Ангеллы, которая лежала на столе. Асраил усмехнулся, и пожал плечами – воевать, так воевать. Гуннар тоже не видел в этом ничего страшного или необычного. Честь Семьи надо защищать любыми средствами, даже такими. И он сам очень долго водил Легион, поднимал его в атаку, так что он был только за. Слегка смущаясь, на винтовку посмотрела Каталина – она уже и забыла, когда бралась за оружие. Ей было привычнее держать в своих ручках предметы искусства. Или сердца нужных ей людей. Например, щедрых меценатов, аукционистов, коллекционеров… И прочей братии, которая вращалась вокруг безумно дорогих и редких безделушек.
Гранж, к удивлению Ангеллы, смотрела на оружие почти ласкающим взглядом. И ее большие, немного злые, но эффектные глаза вдруг наполнились надеждой – может быть, ей пора встряхнуться? Может быть, это будет своего рода терапией, и она вновь испытает интерес к жизни. “Черт с вами, если вы собираетесь разлучить меня с моими богатствами и землями, я вдоволь хоть постреляю, и покажу вам, что я такая же гордая и сильная. И я попытаюсь понять, что вы чувствуете, когда стреляете в кого-то… Может быть, мне не повредит такая сублимация. Ощущение власти над кем-то…”, – думала Гранж, косясь одним глазом на Моргана.
– Чувствую, что в нашем отеле разбитых сердец становится жарковато, – отреагировала Глория на этот обмен взглядов Неприкасаемых с невозмутимо лежащим предметом, поблескивающим вороненной сталью на их дорогом столе из полированного и очень редкого сорта дерева. ВЧ и Морган вздрогнули и отвели свои взгляды от винтовки, они старались ни на кого не смотреть, в то же время готовились яростно защищать и отстаивать свою позицию. Они хоть и не были воинами, но спорить и убеждать умели, как никто другой. А как иначе они смогли бы сколотить свои состояния? На одном магнетизме и энергии привлечения денежных потоков далеко не уедешь, хотя их родственники и не понимали этого. Они, прежде всего, талантливые организаторы и топ-менеджеры, не стандартно, хотя и жёстко мыслящие. Очень компетентные и образованные в своей области… Не все так просто, милые родственники, не все так просто. Денежной волной кого угодно можно сбить с ног, но мы устояли. И пока вы оттачивали свои навыки воевать, мы учились и становились настоящими повелителями финансовых рынков. Хотя бы за это нас надо уважать, и не тыкать в нос этим оружием. При желании, и при вашем одобрении, мы могли бы купить вам любую армию. Так что хватить играть в солдатики со своим Легионом, давайте уже все решать по-взрослому. Давайте выбираться отсюда и если надо, в виде вынужденной тактической уловки, мы готовы пойти на эту жертву. В конечном итоге, сохранив всю Семью и ее традиции, и ценности
– Пока вы тут не перешли к этому голосованию… Сколько времени дал вам Кадавр? – обратилась Ангелла к Моргану и ВЧ.
Все посмотрели на них, как на дегенератов, случайно попавших в приличное общество, и они почувствовали это общее осуждение. Даже Гранж посмотрела на них с явным презрением, и усмехнулась. Ей вдруг пришла та же самая мысль, которая раньше навещала Асраила – она поняла, что не хочет превращаться в такое существо. С абсолютно холодным, расчетливым и выжженным нутром, которое всегда заставляет не реагировать или чувствовать, а просчитывать и анализировать, прогнозировать и действовать. Не позволяя дать волю ни одному чувству – ни родственному, ни семейному, умело отсекая их еще на подходах к процессу принятия решений. И она бы не хотела, как она осознала с гневом, чтобы это беспринципное существо руководило их Семьей…
Тем более, она, сильно заботившаяся о своей внешности, которая так часто подводила ее, и отбирала у нее львиную долю ее времени и сил, не хотела становиться еще более не несимпатичной. “Ну вас к черту, мужики. Вам– то все равно, с какими мордами богатеть и расширять сферы своего влияния. А мне уже нет. Мне так дальше нельзя. Я хочу быть хотя бы в половину, хоть в треть такой красивой, как Глория, Каталина и Ангелла. Хотя бы какую-то часть моей жизни… Должны же эти чертовы гены,наконец, отразиться и на мне, я ведь не подкидыш в этой семье”, – думала она и смотрела с грустью, и в то же время, с плохо скрываемым восхищением на красивые, выразительные лица своих сестер. Затем она сравнила мысленно мужчин – Гуннара, Асраила с одной стороны, и Моргана с ВЧ с другой. Сравнение по мужским показателям тоже было не в пользу последних – серые, почти безликие и невыразительные ВЧ, со своим немужским голосом, а также Морган, с его явно плебейской внешностью, не шли ни в какое сравнение со своими братьями, имевшими военный опыт и более строгие моральные принципы. А какие у них голоса… Рост и стать. Приятно осознавать, что это твои братья. Главное – не показывать эту радость внешне. Конечно, Гуннар и Асраил тоже не ангелы, и не зря Ангелла постоянно давит на Гуннара, и поколачивает Асраила. Но там, как говорится, есть проблеск надежды…
Наконец, Морган решил ответить Ангелле, хотя он и понял, что с ее стороны это был тактический прием – она пересчитала своих единомышленников, и вычислила своих явных противников, показывая им, кто тут реальное большинство. Неужели Гранж, его противная, хотя и прагматичная и здравомыслящая сестра тоже переметнется на сторону этих романтиков и идеалистов? Ведь оставаться в этом богом забытом месте – это полный крах и любительство. Да, у них была отличная выездная сессия, что-то вроде пикника, они все растрогались и дали волю чувствам. Попели и потанцевали. Но на этом пора и остановиться. И надо донести эту мысль нашим воякам…
– Времени очень мало, Ангелла, и я тебя прошу, нет, просто заклинаю – не иди на поводу у своих чувств. Думай и принимай верные решения. Прими к сведению сухие факты. А они, как ты понимаешь, самая упрямая и страшная вещь в мире. А не эмоции и родственные чувства. Которыми вы, все тут воспылали,так неожиданно…Мы в западне – это факт. Ее нам устроил Кадавр. А мешает выбраться из нее только наше чувства стыда. Давайте признаем – мы все боимся Кадавра, и возможно, именно этот страх не позволяет нам принять самое очевидное и верное решение. И стыд. Но мы ведь сильные – мы сможем вырваться из тисков этих чувств, и не отрицая свои истинные порывы, заглушаемые никому не нужной сейчас совестью. И мыбудем рассуждать здраво.
Морган оглядел своих родственников внимательным взглядом, и будто возвращал их к суровой действительности, опуская их с небес, на которые они забрались в своем немотивированном желании спасти то, что уже спасти невозможно. Словно поверив в чудо. Которое просто нереально в этом мире, в котором правят бал и остаются всегда на плаву, самые рассудительные и дальновидные. И самые неэмоциональные.
– У нас нет войска. Легион пал. По крайней мере, на Южной Базе. И наш немногочисленный отряд падет неизбежно. Это только вопрос времени. Ну, подумай сама, стоит ли от них ждать лояльности в такую минуту, Ангелла. При том, что Кадавр только размялся, а наша База уже напоминает игрушечный домик, который почти развалился. А ведь в его сторону только чихнули… Да и потом, мы не воины. Большинство из нас. Да и пойми, сейчас 21 век, уже никто не воюет. Ну, почти никто. Все занимаются бизнесом. А война – это просто предмет спора. То есть, политика. И, крупный бизнес. А вы не политики. Не бизнесмены. Вы воины. Но, сейчас не та ситуация, дорогая сестра. Войну ты еще выиграешь, и я тебе создам, куплю, новый Легион. Оснащу его, каким пожелаешь оружием. Самым современным и смертоносным. И тогда вы с Асраилом и Гуннаром и добьётесь своего. В более подходящей для этого ситуации. А сейчас нам нужно просто отступить. И я, как ваш старший брат, беру эту тяжесть, эту ответственность на себя. Пусть этот маневр останется на моей совести… При этом, я остаюсь вашим помощником и даже, слугой. Ты, конечно, будешь старшей в Семье. Просто, позволь мне помогать тебе иногда советом. И финансами. И наша Семья вновь будет на вершине мира… Главное сейчас – сохранить ее. Пойми меня… А Глория… Ты просто взгляни на эту ситуацию с другой стороны – мы ведь не знаем, что у них там произошло. Может быть, она сама виновата в том, что Кадавр напал на нее… Чего она могла только наговорить ему, или сделать… Оскорбить. А мы ведь Неприкасаемые, страшны в гневе…
– Да, биться сейчас с Кадавром – это чистое самоубийство…, – отозвались хором ВЧ, и в комнате повисла довольно продолжительная пауза. Асраил опять усмехнулся и подмигнул загрустившей Глории, Каталина, сидевшая рядом с ней, взяла ее за руку, а Гуннар, бросил на Моргана и ВЧ тяжелый взгляд, чувствуя себя оплеванным. Вернее, оскорбленным до глубины своего ядра. Легион, по его мнению, не падет никогда, и этот гражданский выжига и шантажист забывается, смея говорить о таких качествах, о которых он и понятия не имеет. Особенно о несгибаемости и верности.
Каталина думала, что это откровенная подлость и гнусность – второй раз отдавать Глорию этому Кадавру. Да, они никогда не говорили про то, что случилось так давно, пытались замалчивать это страшное происшествие… Но то, что предлагает Морган сейчас – это еще более страшное деяние. Она хотела донести эту мысль до всех, но почему-то не могла найти нужных слов. Или ее подавляли своими тяжелыми взглядами Морган и ВЧ?
Морган с ВЧ действительно окидывали всех своими бульдожьими глазками, словно подавляя волю своих родственников. И особенно они старались подавить и урезонить Ангеллу, понимая, что она была единственной в данной ситуации, кто может противостоять им в этой игре. Игра взглядов была тяжелая, и Ангелла с ужасом поняла, что обычное воздействие ее глаз на Моргана почти не срабатывает. Будто она не могла сконцентрироваться на главном чувстве и метнуть им в голову своего родственника. Не могла заставить его испытать страх и отступить. И он спокойно смотрел на нее в ответ, словно он подобрал шифр и теперь взломав ее систему нападения, мог выстраивать более мощные оборонительные рубежи.
Ангелла покачала головой, и решила пока покинуть ту шахматную доску, где ее оппоненты явно вели в счете. Выигрывали. Были сильнее и убедительнее. Находили правильные слова. Она поднялась со своего места, и подошла к картинам на стене. Найдя среди них изображение простого легионера – этот посмертный портрет был также работой их великого Тигеля, стараниям которого, этот простой воин, павший на поле битвы, дошел до них, спустя века, почти в своем первозданном виде. Сохранив дух той битвы. Ее жестокость и кровь. Рассказав про все те жизни, которые прервались, и те жизни, которые были спасены, благодаря этим простым контрактникам. На что указывали фигурки людей, которые шли к месту гибели своего спасителя. Чтобы выразить свою благодарность и оказать ему последние почести. Это полотно было очень сильным, оно потрясало своей натуралистичностью, но на лице убитого в бою солдата все так же читалась решимость и мужество. И верность принципам Легиона. И солдат, с пробитыми в нескольких местах доспехах, явно не рассуждал о том, что эту битву нельзя выиграть. Отступить. Хотя Легион отступал, и это было в рамках обычной тактики. Но все же… Делали это всегда неохотно, и лишь в крайних случаях. Но был ли этот случай крайним. Готова ли ее Семья к войне сейчас… Вот что ей надо было понять. Но одно она понимала четко – голосования допустить нельзя.
– До обстрела, я, как вы знаете, инспектировала все наши фортификационные сооружения. Я была с солдатом…
– Ммм, пора-пора, – оживилась Гранж, и все улыбнулись. Даже Ангелла спустила ей этот неприличный намек, правда не охотно, но, все же понимая, что такая разрядка им не помешает. Или отвлекающий маневр, который сработал благодаря обычной нетактичности ее родственницы.
– Так вот, дорогая моя сестра, я была в блиндаже с нашими солдатами, с тем самым Легионом, который Морган пытается похоронить раньше времени. И я не увидела в их глазах ни отсутствия верности, ни какой-то паники. Ни тем более, страха. И он не боится умереть, хотя понимает, что он прожил достаточно бурную и неправильную жизнь. Он понимает, что за каждое действие, совершенное им в своей жизни, ему придется ответить. И умереть…
Она вдруг почувствовала такую тоску и одиночество, которую ее битва с Морганом и ВЧ только усиливали. Ей совсем не этим нужно было заниматься сейчас. Ей, прежде всего нужно было, как она поняла, разобраться – кто и что для нее Закария.Может ли она пожертвовать им, позволив ему умереть в предстоящем бою, или она должна сделать все, чтобы спасти его? Она подумала, что, если он и погибнет, она сделает все возможное, но найдет его душу. Ее новое воплощение. Пускай ей для этого понадобится хоть тысяча лет. Вдруг она вздрогнула. Черт, какие поиски, какая тысяча лет… Его душа направится туда, откуда не возвращаются. Ведь баланс темных и светлых дел не в его пользу. И она больше его никогда не увидит. Не успеет понять и разобраться в своем чувстве… Она испытала растерянность, и осознала, что эта проигрываемая ею партия говорит о том, что она до сих пор мыслями с тем легионером. Но ведь и он тоже думал о ней. Она поняла это по его странному поведению – он то смотрел на нее во все глаза, то наоборот, словно запрещал себе встречаться с ней взглядом… Ей даже не пришлось заглядывать в его мысли, чтобы понять в какое депо шел поезд с его мыслями…
– Он понимает? Кто он? – Каталина тоже оживилась, видя заблестевшие глаза ее сестры, и угадав своей проницательностью, или просто немалым женским опытом, что солдат значит для Ангеллы гораздо больше, чем наглядный пример доблести, которым она делится с ними.
Глория шикнула на нее и Каталина чувствуя себя полной дурой, опустила свои глаза на бутылки с водой, которые стояли на столе, а сама Ангелла вдруг поняла, что ее собственные глаза вдруг защипало от слез.
– Тот солдат, который думает обо мне…, – произнесла она тихо и замолчала.
При этих словах Морган и ВЧ откровенно гадко ухмыльнулись, и обменялись взглядом, который выражал не то презрение к любым видам близких отношений с людьми, не то явное осуждение своей родственницы, которая пала так низко и завела свой первый роман с каким-то легионером.
– Ты что, ищешь сюжет для очередного романа? – отреагировал мрачно Морган и ВЧ усмехнулись.
– Он не вернется… Не вернется оттуда, – Ангелла закрыла глаза, ивсе увидели слезу, которая скатилась у нее по щеке. И это было такое неожиданное, и даже страшное зрелище, что Глория вскочила со своего места, и Асраил с Гуннаром встали со своих мест и обвели Моргана и ВЧ таким тяжелым взглядом, что они спрятали глаза, уперев взгляды куда-то вниз. И Каталина с Гранж тоже смотрели на них так пристально и зло, что все почувствовали некий сдвиг в балансе сил в пользу той, которая в одиночестве плакала у стены.
– Хватит! Это уже слишком!!! – закричала Глория, вскакивая со своего кресла, и все застыли на своих местах, как пораженные ударом самой мощной молнии.– Вы что, не видите, что это уже предел и ее прочности… Она ведь не железная! Есть в вас хоть капля сострадания? –Глория задала явно риторический вопрос, а затем просто покачала своей головой и махнула рукой на ВЧ и Моргана. Как она поняла с горечью, но без удивления, они будут торговаться до последнего, отдавая Кадавру каждого из них, откупаясь и выменивая их жизни на свои собственные.
Но Ангелла уже взяла себя в руки, хотя это усилие и далось ей нелегко. Она улыбнулась своей группе поддержки, и найдя в себе дополнительный источник питания или вдохновения, медленно подошла к Моргану. Черт с ним, она опять выберет приоритетом семейные дела, и она не отдаст Глорию этим хладнокровным рептилиям. Этим вершителям судеб, которые, еще не понимая этого до конца, столкнулись впервые в своей жизни с более могущественными и кровожадными существами, чем они сами. Ее позабавила мысль про рептилий, и она решила слегка взбодрить Моргана, нависнув над его лысиной и мысленно представив себя лампой, которой согревают черепах и ящериц. Она попыталась настроить свою лампу на нужную температуру, и ей это удалось. Она вперила в его лысину свой обжигающий взгляд, отчего он почувствовал себя маленькой ящеркой, которую поместили под раскаленную до максимума нить накаливания.И как показалось всем, от его лысины пошел дым, и он, слегка вскрикнув, облил водой из бутылки носовой платок, который он достал из кармана и приложился им к голове, испытывая какой-то сакральный трепет перед этой неугомонной Ангеллой. Но это его не испугает, решил он твердо для себя.
– Морган, ты говорил как-то про билет в один конец. Ты вообще много и убедительно говоришь. Про Глорию, про нас. Про то, что надо переждать и проглотить свою гордость. Про страх, который пожирает нас изнутри. Про то, что нам нужно отдать себя на милость нашему врагу. Про нашу неготовность. А ты не задумывался о том, что это наше пребывание здесь – это наша расплата за наши собственные грехи. И это не я вас сюда привела, а сама судьба. Которая может добраться и до нас – Неприкасаемых… Сколько ты людей обманул, и погубил в своей жизни? Тебя ведь всегда спасали, выручали. То мы, то твои дружки. То твоя хитрость и уловки. А ты не задумывался о том, что это – карма. Каждый раз, когда ты кого-то обманываешь, ты берешь этот билет в один конец. Каждый раз, когда ты кого-то разоряешь, ты приближаешь себя к станции, откуда ты уже никогда и никуда не выберешься. И это касается всех нас, не только наших финансистов…
Ангелла окинула взглядом всех Неприкасаемых, и грациозно повела руками, почти молитвенно сложив их вместе. “Черт, опять я переигрываю!”, – подумала она и Глория показала ей жестом, что она в роли обличительницы выглядит очень убедительно. И красиво.
– Но ты, понятное дело, в карму не веришь. Ты веришь только в чистый и холодный расчет. В долю своей прибыли. В проценты. Так вот, сколько там набежало процентов с каждой разоренной тобой компании? С каждого города, который ты выжал по полной программе и оставил в руинах и долгах. Не пора ли платить по всем этим просроченным векселям?
Морган хмурился, выдерживая этот выпад. Он все-таки улыбнулся, оценив ее речь и картинно приложил руки к сердцу, показывая, что он искренне извиняется за неуважение к ее чувствам, которое он проявил ранее.
– Ангелла, прости. Но давай рассуждать здраво и ответственно. Еще раз прости, но мы здесь исключительно по твоей вине… То есть, я хотел сказать воле. Все мы ошибаемся, давай признаем это. И давайте выработаем обратную стратегию – по нашему возвращению домой. Заметь, не я поднял эту тему – ты сама сказала про это. Я не намекал, что с самого начала эта затея – прилететь сюда, была откровенно глупой. Авантюрой в чистом виде… Но, ты ведь не удосужилась посоветоваться со мной… Я даже был готов перевести свои средства на счета Семьи… Осознавая свои ошибки. Да, я готов пойти на любые жертвы. Лишь бы семья не распалась окончательно. Но теперь – послушай меня… Кадавр – все же довольно разумное существо, уверяю тебя, я с ним договорюсь… Я преодолею свой страх и найду к нему подходы, узнаю и пойму его слабые места…
Морган понемногу отходил от шока и испуга, и его общий прагматизм и даже определенная рассудительность опять заполнили собой все окружающее пространство, как сильные и очень живучие миазмы. Он подумал секунду, и, понимая, что Ангелла еще не решила переходить к активным действиям, продолжил, словно не в силах оставить на своей стороне брошенный ему мяч. Это сейчас было сильнее его – в нем тоже проснулась гордость. Особенно, семейная.
– Да, и причем тут судьба,билеты, и карма – это своего рода риски, которые надо просчитать и держать их под контролем. Уверяю тебя, это вполне реально, я даже научу тебя этому, и ты всегда будешь на коне… И, если позволишь, если уж ты, наконец, открыта для любовных предложений, или даже предложений руки и сердца, я познакомлю с тебя такими кандидатами, которые дополнят тебя, да и всю нашу Семью… И титулами, и богатствами, поверь, моя дорогая, ты достойна лучшего! Самого лучшего! И они будут носить тебя на руках, и исполнят все твои желания…
– И я забуду про свою дурь и блажь, и перестану командовать вами, переключившись на своего мужа? –Ангелла ухмыльнулась и закончила мысль Моргана. Он пожал плечами и кивнул головой, словно говоря – ты же умница, Ангелла, ты же понимаешь, что со временем я все равно буду управлять этой Семьей… А ты забудешь про свои порывы, и выполнишь, наконец, свою женскую, более важную миссию… А дела, Легион, врагов и прочее оставь нам. Ты же сама уже убедилась, что эти процессы отнимают слишком много сил и гробят твои нервы и здоровье…
– А когда ты из ВЧ собирался сделать самый мощный генератор в мире, ты тоже думал про Семью? –неожиданно спросил Асраил Моргана и по залу прошел откровенный смешок. – И когда ты отравил меня своим виски, а Ангеллу посадил в клетку, ты тоже думал о благе Семьи?
– Асраил, дорогой.Ты прав, я не безгрешен. Я часто иду путем проб и ошибок. У меня были сомнительные проекты. Сомнительные исключительно с моральной точки зрения. Со всех других точек – они очень перспективные. И у тебя тоже были свои проекты и инициативы, мой дорогой родственник. Чему я являюсь личным свидетелем… Но, разве Ангелла не прощает тебя каждый раз за твои выходки? И тогда она почему так избирательно строга ко мне? Разве Ангелла не является символом справедливости для всех? Или я ошибаюсь?
Асраил нахмурился и слегка растеряно посмотрел на Ангеллу. “Да, дорогой братец, благодаря твоей инициативе с кровавым возмездием, я выгляжу так, словно покрываю твои преступления и очередные нарушения нашего Кодекса”, – думала Ангелла, смотря на Асраила задумчиво.
– Да и к тому же, у нас нет к нашему брату никаких претензий, мы готовы простить его, понимая, что сейчас гораздо важнее не раздувать старые обиды и конфликты, а быть конструктивными, – отозвались ВЧ, и довольно твердо обвели всех своим взглядом. В котором читалось неожиданное участие к судьбе их бывшего конкурента и решимость его спасти. – И давайте проведем уже голосование, ведь наш Кодекс, который мы, иногда нарушаем, как признали мы все сейчас, прямо указывает на необходимость этого совместного принятия решения. Такого важного для нашей Семьи. Тем более, что времени, как сказал Морган, у нас очень мало…, – ВЧ показали на свои четыре пары наручных часов и весьма выразительно постучали пальцами по их дорогим сапфировым стеклам.
Асраил с Ангеллой красноречиво переглянулись – теперь они просто не могли развивать тему былых грешков Моргана. Иначе, они бы выглядели как злопамятные, и как сказали ВЧ, неконструктивные члены этой Семьи. Которые придерживаются принципа двойных стандартов и избирательного правосудия.И, одновременно проигрывая и по степени убедительности своих доводов, и по времени, которое играло на руку ВЧ и Моргану.
Морган перевел дух и,нахмурившись, смотрел на Гранж, которая, вдруг решила поиграть в ромашку, вращая лежащую перед ней и другими Неприкасаемыми винтовку. Вернее, раскручивая ее и дожидаясь, в кого из ее родственников она упрется дулом. Она несколько раз прокрутила оружие, и каждый раз ее мушка, или прицел, она не знала точно, как называется эта штука, оказывалась напротив Моргана. Это даже слегка озадачило ее, и она решила еще раз провести этот эксперимент.
– Ты царапаешь стол, – прокомментировал он ее опасную игру с оружием и наградил ее откровенно презрительным взглядом.
– Гранж, перестань, – отреагировала Ангелла на ее манипуляции с оружием и собралась с мыслями. Она задумалась – да, она во многом виновата сама. Это было ее решение – привезти всех сюда. Она понадеялась на свою удачу или стратегический талант, оставила на Базе всего несколько человек. А теперь, они оказались здесь, как в ловушке. И это она приманила сюда Кадавра, попросив Соледад провести интернет-трансляцию выступления Глории. И велела Асраилу торчать наверху… Но черт возьми, она все равно чувствовала свою правоту. И она пойдет до конца, даже если ее партия безнадежно проиграна.
– Вы знаете, мне почти нечего вам сказать. Или возразить, – она посмотрела на Моргана и ВЧ, чувствуя, что закипает внутри. – Кругом, получается, что вы правы. А я дура, которая пытается справиться с непосильной для нее задачей. Да, я не оратор, и не мыслитель. Не банкир. Как выясняется, не важный стратег. А также бываю не всегда конструктивной. И ты прав, Морган – мне привычнее либо воевать, либо отдавать короткие приказы… “Либо писать длиннющие романы, короткие диалоги в которых я могу прорабатывать часами”, – подумала она с самоиронией, но не озвучила эту мысль.
– И я, возможно, наделала ошибок. Я тоже не святая. Я не Цезарь или Ганнибал. Не Жанна Д’Арк. Не Платон, и не Вольтер. Даже не специалист по семейным отношениям. Но меня не гложет страх перед Кадавром. И я знаю, что, если я позволю кому-то решать, кому в моей Семье жить, или умирать, я сойду с ума, или пристрелю саму себя. Это точно, как также точно и то, что тебя, Морган, и на пушечный выстрел нельзя подпускать к таким важным решениям. И не будет никакого голосования. И мы не отдадим Глорию никому. А если будет нужно, я сама пойду сражаться с Кадавром и его псами. Одна. А вы, если хотите, оставайтесь тут, и голосуйте сами. И разрабатывайте и дальше свою стратегию. Холодея от ужаса. Или убегайте отсюда. Только не мешайте… нам, – она, наконец, заметила почти отчаянные взгляды Асраила, Гуннара, Каталины и Глории, обращенные на нее, и использовала более подходящее случаю местоимение.
– А уж потом, если мы выживем, то решим, или увидим, кому в нашей Семье достались все мозги. А кому лишь глупая и не очень нужная храбрость и верность.
Ангелла направилась к выходу, забыв про оружие, ее трясло – она чувствовала, что Морган и ВЧ вытянули из нее все жизненные соки. Глория, Каталина, Гуннар и Асраил направились за ней, а Гранж осталась сидеть напротив Моргана, смотря на него своим дурным глазом.
– Хватит нудить, старый черт, бери оружие, или я сама тебя пристрелю, – неожиданно проскрипела она Моргану, и все остановились в дверях и обернулись к ним. Гранж в очередной раз прокрутила винтовку, и та, действительно, царапая стол, опять уперлась почти в живот Моргана. Только в этот раз, Гранж с подозрительной осведомлённостью об устройстве оружия такого типа, сняла его с предохранителя и положила свой палец на курок. “Черт, я оставила на столе винтовку!”, – подумала со страхом Ангелла, но внутрь ей мешали пройти ее родственники, плотной группой загораживая ей проход.
Морган холодно посмотрел на Гранж и откровенно сорвался – его прорвало, и вся та желчь, которую он сдерживал в разговоре с Ангеллой, выплеснулась наружу. Что эта старая кляча воображает о себе? Она что, Ангелла, которая в одиночку может положить взвод вражеских солдат? Или она действительно хочет испугать его? Да она бы сошла с ума, узнай, какие только угрозы и опасности он прошел и устранил, на своем тернистом пути на самый верх финансового олимпа. Если он кого и боится сейчас больше всего, так это Кадавра. А своими родственниками он как-нибудь сможет манипулировать. Не будь он Морганом.
– Дура, убери это от меня, – прошипел он ей, а ВЧ вдруг слегка отстранились, даже отодвинулись от него, заметив откровенно стеклянный взгляд своей родственницы. А Гранж вдруг охватил такой приступ ярости, что она уже не владела собой. “Ох уж эти бешенные Неприкасаемые… Что-то будет, что-то будет”, как сказал бы в этой ситуации Хранитель Вайда.
– Ты перестанешь торговаться и манипулировать всеми нами, возьмешь оружие, наденешь на себя униформу, или что там надевают в таких случаях… Натянешь на свою дряблую задницу бронежилет, и пойдешь с нами, и будешь стрелять, и делать все, что тебе прикажет Ангелла, Асраил или Гуннар… Ты понял меня, мерзкий ты трус и ростовщик?
Морган мог бы прибегнуть к одной из своих многочисленных уловок, прогнуться, но он уже и так достаточно кланялся сегодня. И как его достала эта Ангелла… Да и вся эта семейка… А теперь и эта развалина, которая, к несчастью, является его родственницей. Нет, он не будет сдерживаться, это уже не подвластно контролю его разума!
– Ты просто старая карга, Гранж. Старая, страшная и нелепая. И ты всегда будешь подбирать за мной объедки и крохи. Я самый успешный и преуспевающий в этой семье… А что касается того, чтобы идти воевать… То пошла бы ты куда подальше, со своими увещеваниями. Пусть эти вояки и неудачники сами воюют, я все-таки финансовый гений, а не солдафон! И пугай кого-нибудь другого этим железом, я…
– Чтобы никто не мог сказать, что в нашей Семье есть трусы и подонки, – сказала к чему-то Гранж и нажала на курок. Прервав очередной выпад Моргана, и выпустив в его остов длинную очередь, опустошив весь рожок разом. А пули разворотили его живот, и прошив спинку кресла, вышли с другой стороны, и украсили обильно стену его кровью. Словно Гранж таким образом решила порисовать, и добавить на стену с портретами и картинами немного более современного и жесткого искусства. И кусочки свинца, как мазки художника с задатками вандала, впились в деревянную обшивку зала, дорогую и красивую. Основательно забрызганные кровью ВЧ, дико заревели, неожиданно мощно и по-мужски, соскакивая со стульев и пытаясь стряхнуть с себя брызги жидкой ткани Моргана, разлетевшиеся по комнате.
Все стоящие в дверях, смогли, наконец, разобраться, кому бежать к Гранж первым, и уже валили ее на пол, отбирая у нее оружие. Что интересно, все молчали при этом, и только очень громко дышали и пыхтели. А Ангелла обогнув стол, качая головой, подошла к тому, кто еще несколько минут назад был уверен в своей исключительности. Своей непробиваемой защите и убедительности. И был почти непобедимым в этой самой трудной шахматной партии в ее жизни. Она поняла, что впервые в жизни ей мешали ее собственные чувства. Да и Морган сам по себе, был очень серьезным оппонентом.И смотря на эту мертвую оболочку, она все не могла решить, что же случилось здесь, почти у нее перед глазами. Она была явно под впечатлением. Ее заворожила эта развязка, и этот неожиданный ударсудьбы, от которой не уйдешь. Или случай обычной халатности, от которой нигде не укрыться. А тело Моргана по-своему реагировало на это событие. Привалившись к столу, и лежа на нем грудью, являя собой полное равнодушие к дальнейшей судьбе этой Семьи. И оно было похоже на фигуру поверженного короля.
Ангелла увидела кишки и внутренности Моргана, которые вываливались из его тела и тяжело падали на пол, и ей впервые стало дурно от подобной картины, хотя таких сцен она наблюдала в избытке. Она, быстро выбежала из комнаты, прикрывая рот рукой, а Асраил, проводив ее понимающим взглядом, и держа в руках отобранную у Гранж винтовку, улыбнулся и обвел всех ошалевших родственником взглядом, в котором явно читалось явное одобрение выходки их сестры.
– Ну что, Гранж, с почином тебя… Кто у тебя следующий в списке? Пока тут нет Ангеллы, настоятельно рекомендую присмотреться к ВЧ…
А ВЧ уже громко выражали свое острейшее желание быть со своей Семьей и во всем ее поддерживать. И защищать. И без всякого голосования! Глория, выходя в коридор, чтобы проверить состояние Ангеллы, нашла там Соледад, которая была одета в военную форму Легиона и держала в руках свое помповое ружье. Она, как поняла Глория, слышала всю их беседу. И Неприкасаемая не смогла удержаться ихохотала, осознавая, что если бы Гранж не пристрелила Моргана, это бы сделал ее собственный Хранитель. Она уже направила свою храбрую Соледад к выходу с этажа и шла в санузел, откуда выходила уже посвежевшая Ангелла и сестры обнялись, и, пританцовывая, чувствуя огромное облегчение, возвращались в комнату. Которую Гранж так просто и эффектно превратила из переговорной в похоронное бюро.
Глава 27.
Аудиенция у королевы.
Комнату, где Гранж убила Моргана все с видимым удовольствием и очень быстро покинули, а дверь в нее закрыли на замок. Асраил даже предложил запечатать дверь, или подпереть ее чем-нибудь тяжелым, но Ангелла решила, что это уже излишне. Теперь надо было понять, что делать с его ядром, но всем было явно не до этого. И Ангелла даже пока не стала разговаривать с Глорией и Соледад о возможных мерах по его пересадке в другую оболочку, или хотя бы его консервации. Она прекрасно понимала свою сестру и ее Хранителя, которые откровенно радовались такому финалу их переговоров, и пока решила не форсировать события и оставить ядро Моргана наедине с его развороченным телом. Может быть, в воспитательных целях. Тем более, улететь или как-то выбраться из бункера оно бы не смогло, как ей казалось.
Тем временем, она решила разобраться со своим телом. Вернее, со своей мимикой, жестами и взглядом. Переговоры, которые она с треском провалила, подтвердили ее догадки – она не владеет собой. Не говоря уже про мысли, посвященные Закарии, а не нахождению контраргументов в словесном поединке с Морганом, она утеряла свой тяжелый и грозный взгляд. Который раньше так пугал Моргана. Надо было что-то срочно предпринять по этому поводу. Она долго бродила по этажам их бункера,с тяжелыми сводами, атмосферой напоминая обитель подземного монарха отшельника. Ее шаги приглушали ковры, которыми был устлан пол. Почувствовав жар во всем теле, она скинула свою куртку на пол, и осталась в одной рубашке с погончиками, ботинках и тактических штанах. Она пыталась найти большое, напольное зеркало и нашла такое в комнате для дам. Ладно, черт с ним, она не так привередлива, ей подойдет и такое помещение. Тем более, тут хорошо пахло и освещение было ярким. А полы, покрытые красивой плиткой, теплыми. Она зашла внутрь и сняла с себя всю верхнюю одежду, оставшись в одной облегающей майке и шортиках. Рацию она положила на столик между раковинами, так что что-то важное, например, сообщение об атаке на Базу, она не пропустит. Ее форма лежала рядом, на полу, она сложила ее аккуратно и разместила на ботинках.
Ангелла подошла к зеркалу, окинув себя долгим внимательным взглядом. Да, она молода. Красива. Пожалуй, слишком красива. Даже она понимала это. Та, которая воспринимала себя всегда как воительницу, прежде всего. Не очень переживающую по поводу своего внешнего вида. Но помогает ли ей ее красота, ее новый облик, к которому она еще не привыкла, или откровенно мешает? Она видела в отражении свою безупречную фигуру, длинные ноги и тонкую талию. Она повернулась спиной, смотря в зеркало – да, тылы у нее солидные… А спина изгибалась почти божественно. Не говоря уже про груди. Которые были полными, тяжелыми и с выпирающими вперед сосками. Она приподняла майку и пару раз подпрыгнула. Черт, это же просто феерия и праздник плоти. Красивой и соблазнительной. Грудь колыхалась так чувственно и маняще, что она сама завороженно смотрела на себя, и лишь услышав какой-то шум снаружи, почти стыдливо опустила майку вниз. А ее шея… Длинная и слишком хрупкая, на ее взгляд. А эта линия ключиц, слишком изящная. Хорошо, что плечи и руки крепкие, и она, встав в стойку, провела пару ударов. Хлестких, сильных, вложив вес всего тела в них. И с разворота. И пара уклонов и нырков. Да, мышцы спины и ног тоже работали идеально. Удар брал свое начало с ее красивых стоп, и они передавали это движение по цепочке – голеням, бедрам, спине, и она пробивала двойку, работая всем корпусом. Руки – это самое последнее звено. И их скорость была более чем приличной. А теперь еще несколько ударов ногами. “Красивые, но мускулистые”, призналась она себе с тихой радостью. Тело отлично слушалось ее, мгновенно реагируя на ее импульсы, и даже слегка предугадывало их. “С этим арсеналом можно жить”, – подумала она с удовлетворением. Ее сила, скорость и рефлексы были по-прежнему при ней. А вот лицо…
Что не так с ее взглядом? Куда делись эти огоньки, горящие гневом и огнем? И почему она раньше не заметила этого. И не отметили другие. Ладно, на первой встрече, когда она вернулась в Семью восточной феей, она была под впечатлением от своего полета в космос. Может быть, она по этой причине вся светилась, и ее глаза напоминали ее прежнюю? И она еще могла производить впечатление на людей, даже на легионеров… Но этого было явно недостаточно. Хотя бы для общения с другими Неприкасаемыми…. А Асраил, почему он ничего не сказал ей про ее изменившийся взгляд, как ее брат, и ее почти постоянный спутник. Он уже должен был изучить ее вдоль и поперек… И почему, черт возьми, она не могла состроить откровенно злобной гримасы? Передать одними глазами и мимикой готовность разнести кому-нибудь голову одним ударом. Она пока не понимала этого, и просто смотрела на свое лицо в отражении зеркала. Может быть, дело в том, что она пока не осознала, что ее сила теперь более чувственна и сексуальна. Как эти губы, полные и манящие. Как эти глаза с удивительным разрезом. Восточным, но все-таки, сохранившими и ее европейские истоки, и сущность… А нос. Ну ладно, нос просто правильной формы. И лицо в целом, очень пропорционально, а мочки ушей… Их так приятно трогать, но они слишком чувствительные. Она даже вздрогнула и зарделась, убирая от них свои пальцы. Черт, черт, черт. Привычнее было оставаться бойцовской куклой, чем этой чувственной и полноразмерной женщиной. Может быть, поэтому Вайда так тщательно стремился сохранить те параметры, с которыми он принял ее…. И пытался уберечь ее от взросления, как пытался уберечь Власту от нежелательной беременности. А может быть, она, несмотря на свою довольно женскую оболочку, была бесполым существом? И только теперь в ней пробуждаются все эти дамские штучки. Желания, позывы и капризы. Неожиданные смены настроения. Отвлеченность и хаос в мыслях. Но ведь тогда она утеряет свою воинственность. Свою волю и силу. И тогда не сможет быть такой полезной для своей Семьи и для Закарии в этот нелегкий и решающий час. Черт, одни загадки, жаль, что она не успела поговорить со своим Хранителем на эту важную тему. В этот момент, она услышала чьи-то мягкие, но упругие шаги, и она уже знала, кто нашел ее в этой не самой подходящей для нее по статусу комнате. Ладно, она надает ему распоряжений, пусть отстанет от нее. Пусть лучше поможет Главе Семьи с их родственниками. Они с Гуннаром на своем примере покажут им, как настроиться и подготовиться к бою. А она пока занята…
– Асраил, не до тебя сейчас… Иди и проследи, вместе с Гуннаром, чтобы все наши переоделись в униформу и надели жилеты и каски. И помогите им разобраться с тем, как устроено оружие. Нужно провести инструктаж по технике безопасности. Я не хочу, чтобы Гранж еще кого-то подстрелила. Или кто-то другой, возомнивший себя великим стрелком… А я пока тут разомнусь… – она еще раз подпрыгнула и потрогала свои перси – твердые! Затем она успокоилась, и присела на пол, смотря на свое отражение все так же задумчиво.
Она услышала его тихую усмешку, словно он видел ее ужимки, и все же войдя в дамское помещение, ее брат встал деликатно и тактично за ажурной стеной, или ширмой, которая скрывала убранство и внутренности ее временного кабинета. Явно не собираясь подчиняться ее приказу.
– Не переживай, Ангелла. Мы уже все сделали с Гуннаром, переодели и вооружили всех. Показали, как заряжать, стрелять и бить прикладом. Гранж настояла, чтобы твоя винтовка осталась с ней. Уже сделала на ней одну насечку. Вот, неугомонная… А по поводу твоей разминки и вообще… Откровенно говоря, ты меня тревожишь, дорогая сестра.
В этот момент в коридоре раздались быстрые мелкие шажки, и в комнату в полевой зимней форме, толькобез утепленной куртки, почти влетела Гранж. У нее после всех волнений ощутимо крутило живот, и она, слабо подвывая, и семеня ногами, прибежала в туалет. И уже приблизившись к заветной цели, она остановилась, пораженная присутствием Асраила в этом явно неподходящем для него помещении. Она открыла рот и округлив глаза смотрела на него, а затем заметила и Ангеллу, выглянув из-за ширмы и найдя Неприкасаемую сидящей на полу. Почти раздетую. И будто и не замечающую ничего вокруг.
– Ты что тут делаешь, паршивец? Подглядываешь за сестрой?
Ангелла недовольно поморщилась – только ее тут и не хватало.Хотя она должна бы и поблагодарить свою родственницу за столь эффектный выход и проделанную брешь в защите Моргана. Да и в нем самом. Но демонстрировать свою благодарность ей было лень. Она сделает это, но не сейчас. Почему ее Семья никогда не может оставить ее в покое! Даже их желудки расстраиваются в тот момент, когда ей надо побыть одной… Но она сдержалась и произнесла почти нормальным голосом.
– Гранж, дорогая, тут пока занято. Будь добра, воспользуйся мужской комнатой. А Асраил не подглядывает, я его тут инструктирую.
Асраил сделал большие глаза и развел руками – уж ничего не поделаешь, Гранж, Глава Семьи решила тут обосноваться на какое-то время. Так что, чеши, родная, в указанное тебе место… Конечно, со всем уважением к тебе и позывам твоего организма…
Гранж быстро удалилась – особо задумываться и возражать было некогда, и Асраил прикрыл за ней дверь, ведущую в обитель, где королева решила немного передохнуть и проанализировать что-то важное, как он понимал.
– С тобой что-то не так, – наконец, произнес он и она кивнула головой с удовлетворением. Заметил, наконец. И ты тоже не оставишь меня в покое, да? Ладно, пусть останется, будет служить ей фокус-группой…
– Ты почти наплевала на Кодекс, увела родственников с начинающегося голосования. Я тебя не узнаю, Ангелла… Нет, ты пойми меня правильно, я целиком тебя поддерживаю, и я поступил бы точно так же – я всегда на твоей стороне. Но все же, ты сама всегда стояла горой за этот Кодекс, за соблюдение традиций. Что с тобой случилось? –Асраил слегка выглянул из-за ширмы и его глаза округлились – Ангелла уже лежала на полу, совершенно расслабленная. И смотрела в потолок. Подложив свои руки под голову. Он быстро спрятался за перегородкой, и только кашлянул смущенно. Впервые его сестра была такой… Легкомысленной? Равнодушной? Отстраненной?Не уверенной в себе? Занятой своими собственными мыслями и ощущениями?
– Все это сделано с благими намерениями, Асраил. Без всякой личной заинтересованности. Хотя вру, – заинтересованность была и есть. В том, чтобы никто не мог, прикрываясь Кодексом или голосованием, протаскивать поверх наших голов свои откровенно гнусные предложения. Губительные для Семьи, в конечном итоге. И я подумываю внести некоторые изменения в наш Кодекс. Например, никаких групп внутри Семьи. Никаких Великих Четверок. Только сама семья может стать Великой. И оставаться ею. И никогда, не при каких обстоятельствах никому не отдавать никого из нас. Третьим лицам. А если уж мы решим уничтожить кого-то сами… то, для этого нужно не большинство, не перевес в один голос. А абсолютно единогласное решение. Ты меня понимаешь?
Асраил кивал головой – он поддерживал и одобрял идеи сестры. Мудро. На злобу дня. Значит, его сестра все-такая же умная и предусмотрительная. Рассудительная. Но все равно, что-то тревожило его в ее поведении. Хотя бы тот факт, что она лежит на полу дамской комнаты в одном белье.
– Что у тебя с Закарией? – наконец он прервал затянувшуюся паузу. – Ты что, влюбилась в него?
– Может быть…, – ответила она странным голосом, и ему показалось, что она сама пытается угадать свое состояние. “Она что там, играет в ромашку – любит – не любит?” –подумал он, явно заинтригованный намеком на возможность чувства Ангеллы к его бывшему солдату.
– А ты понимаешь, что это будет самый короткий роман за всю историю? Нет, я конечно поддерживаю тебя – наплюй на слова Моргана о равном браке и прочем. Ты сама уже взрослая, и в праве выбирать, кого тебе любить. Невзирая на статусы и титулы. И Закария – весьма достойный кандидат. Сильный, храбрый, верный… Только слегка обреченный, как мне кажется. Помеченный печатью смерти.
Он тоже присел на пол и прислонился спиной к ширме. Ангелла молчала, словно она взвешивала услышанное, пыталась примерить характеристику Асраила к тому образу, который она создала в воображении, и к которому испытывала нечто похожее на чувство. “Да, в этомты прав, есть на нем такая печать. В основном, благодаря тебе… И есть также печать приближающегося суда. Очень грозного…”, – подумала она и поднялась с пола, вернее, словно качая пресс, подняла свое туловище и села на полу по-турецки.
Она опять посмотрела на себя в зеркало. Теперь, как показалось ей, ее взгляд был достаточно хмурым и грозным. В них горела тревога и обещание чего-то страшного.
– Как ты думаешь, у меня изменился взгляд? Есть в нем что-то новое? – спросила она брата, посмотрев в его сторону, и явно устав думать про то, что ей изменить и предотвратить было не по силам.
Асраил выглянул из-за ширмы, и она обожгла его этим мини залпом из двух орудий. Он вздрогнул и быстро скрылся за перегородкой, чувствуя, что по его телу пробежала легкая дрожь.
– Да, определенно, в глазах есть что-то новое, ты права… Но никуда твои демоны не делись. Или тараканы. Они все там, с тобой. Правда, как мне кажется, появилось отражение чего-то… Может души как ты сказала, или твоего чувства. Или твоего переживания за того, кто стал тебе так дорог.
Ангелла ухмыльнулась, словно побывала на сеансе у начинающего хироманта. Или у подслеповатого медиума, определяющего судьбу по глазам. Которые, как она понимала, все же, являются зеркалом ее души.
– Демоны, тараканы, чувства, душа… Ты уже определись, что ты там увидел… как мне кажется самой, мне не хватает во взгляде уверенности. Грозности. Силы. Ну, всего того, отчего раньше так откровенно трепетал и перед чем пасовал Морган…
– Ну ты сказала. Сравнила. Для Моргана это была как последняя и самая важная битва. Впрочем, так оно и вышло… Но, он ведь тоже Неприкасаемый. И может собраться, когда это необходимо. Да и к его чести, если это можно так назвать, через что ему самому только не пришлось пройти. И он выжил. Так что, он точно не груша для битья… И его силу просто глупо игнорировать. И только чуждая любой рефлексии Гранж смогла дожать его…Или растормошить, – добавил он с кислой улыбкой.
Она мысленно согласилась с его доводами. Почти согласилась… Но ее новая внешность. Эта красивая азиатка в отражении. Правильный ли этот выбор? Не глушат ли эти восточные глаза ее внутренний огонь?
Асраил будто угадав ее мысли, решил поделиться своими наблюдениями и жизненным опытом.
– Ты просто прими к сведению, что восточные люди по-другому выражают свою ярость. Свою злость. Как мне кажется. То есть, на лице у них другая картина. Была у меня одна… скажем так, знакомая. Тайка, опытнейший киллер… В самые ответственные или страшные моменты, она никогда не строила гримасы. Ее мимика была ровной. Словно между внешним поведением и ее внутренним миром проложили толстый слой ваты. Она улыбалась только ртом – поднимая уголки губ вверх. Слегка. А глаза передавали ее решимость тебя убить. В общем, улыбка та еще была, производила жуткое впечатление. Даже меня дрожь пробирала. Хотя она красивая девушка… была.
Он выглянул из-за перегородки и увидел, что Ангелла пытается повторить мимику и улыбку той тайской девушки, прах которой уже давно истлел. “Ладно, пусть тренируется”, – подумал он, довольный хоть тем, что ему удается отвлечь сестру от мрачных мыслей.
– Так что, совет простой – примирись со своей новой восточной внешностью. И все пойдет как по маслу. Или как нож в масло.
Асраил вдруг громко рассмеялся, и Ангелла скосила свои прекрасные глаза в его сторону, а затем вернула взгляд в зеркало, пытаясь изобразить грозное выражение лица тайской наемницы своего братца. И правда, получалось жутко, и она уже довольно умело и уверенно надевала эту маску на свое лицо.
– Что такого смешного? – поинтересовалась она весьма мрачно.
– Да, вспомнил, как ты Моргану чуть лысину не прожгла. Взглядом. Вот это был огонь. В следующий раз, когда захочешь кого-то испугать, вспомни, о чем ты думала в тот момент. И взгляд твой превратится в подобие геенны огненной. Так, о чем ты думала?
– Думала, что он гадкий и паршивый.
– А еще?
– Что он меня разлучает с Глорией. И с Закарией…
– Вот!!! – взорвался Асраил. – Думай о тех, кто тебе близок и улыбайся. Да, поднимай губы немного вверх….
– Вроде получается. Слушай, а ты уверен, что та тайка была девушкой? Может быть, это чисто мужское качество – смотреть так грозно…
– Уверен, уверен, – почти невинным голосом разрушил Асраил последние сомнения своей сестры. – Я же сказал, красивая, смертельно опасная. Как можно пройти мимо такого взрывоопасного коктейля.
Ангелла встала с пола и устало начала одеваться, думая о том, что теперь в любой непонятной ситуации она будет думать про того, кого любит. Асраил словно уловив ее очередной перепад настроения, а также услышав шуршание одежды, вышел к ней и смотрел, как она оглаживает рукой надетые рубашку и штаны.
Он, понимая, что Ангелла начала мириться со своим новым обликом и вполне успешно погасила свои чисто женские сомнения, задумался о чем-то более важном, с его точки зрения. И Ангелла, которая проявила при нем вполне понятную слабость, вдруг в очередной раз поразила его свой силой. Прочитав его собственные мысли.
– Ты считаешь, что властвуешь над судьбами, а в это время твою собственную судьбу уже кто-то более сильный и коварный пометил, как свою мишень. И ты сейчас явно не про Гранж подумал.
– Ну да, не про нее. А ты понимаешь, что все это значит? Ты сама веришь в эту карму? В наказание за наши поступки… Или ты просто пугала Моргана?
Ангелла и Асраил обернулись к зеркалу, словно пытаясь увидеть в отражении всех тех, кого они вольно или не вольно лишили жизней за время своего земного пути. Но никаких призраков за своими спинами они не увидели. Пока не увидели.
– Верю, и тебе советую верить. Но я сама мало что понимаю… я ведь не дельфийский оракул, и не прорицатель. Я воин. И я понимаю, что сейчас мы должны защищаться. И рвать Кадавра на части опять. Как и всю его шайку. Как бы он ее не назвал. Еще бы понять его пророчество. И использовать в своих целях. Ты уже догадался, что он имел в виду, когда говорил, что его можно победить словами?
Она взглянула на Асраила, но тот лишь задумчиво покачал головой. “Ладно, эти слова мы еще найдем. И подкрепим их самыми решительными действиями”, – думала Ангелла. Они кивнули головами почти одновременно и встретились взглядами в зеркале, и тут рация Ангеллы ожила. Она взяла ее в руки и услышала позывные Власты.
– Бета вызывает. Бета…
– Альфа слушает, прием.
– Прошу разрешения вернуться к вам.
– А что случилось. Приказ был оставаться на месте. Вас атакуют?
– Никак нет. Просто…
Ангелла ухмыльнулась, ох уж эта Власта, одновременно серьезная и все такая же слегка инфантильная. Асраил присел на столик между раковин и смотрел с улыбкой на сестру, болтая ногами.
– Что просто? Поясни, будь добра.
– Ну, не хочу тут оставаться. – Власта понизила голос. – После того, что у нас тут с Заком случилось… Он на меня как-то странно косится.
– Не поняла, что там у вас случилось…Что там у вас произошло?!! –В голосе Ангеллы прозвучали нотки ревности и Асраил беззвучно смеялся, закрывая рот руками. Ангелла улыбнулась, скованно манипулируя своим ртом, и сверля его глазами, и он слегка скис. “Очень способная ученица, на лету все схватывает, только начни ее обучать…”, – подумал он с легкой усмешкой.
– Ну, я ему слегка врезала. За тот случай… С гранатой. Он ничего не сказал, не сделал, только с тех пор странно на меня смотрит. Тоска берет от этого взгляда…
Ангелла покачала головой. Какой-то детский сад. Что за игра в гляделки? И она, на секунду задумавшись, уже шипела на Власту.
– Остаешься там. Приоритет – защита Закарии. И никаких больше несанкционированных актов. Ни мести, ни чего-нибудь еще. Как поняла, Бета?
– Вас поняла, Альфа… Отбой.
Ангелла положила рацию обратно на столик, предварительно согнав с него Асраила и повернулась к двери. Асраил уже шагал к ней, пытаясь понять причину шума, который доносился из коридора. Ангелла повернулась спиной к зеркалу, и прислушалась к себе, к своим ощущениям. Она была зла на Власту, но в то же время понимала, что причин злиться на нее почти нет. Карма, карма. Хоть такая, хоть предвестница той, большой расплаты, которая неминуемо настигнет каждого. Возможно, и ее саму.
В ее временный кабинет вернулась Гранж – уже пребывающая в гармонии с собой и со всем миром. Только вот ее кололо чувство, похожее на раскаяние. Ангелла обняла ее и вспомнив все теплые слова, которые находились в ее вокабуляре, поблагодарила ее за тот выстрел. То есть, за очередь. Да, решила она, пусть это не очень, или совсем не этично, но она сделает это. И черт с ними, с этими приличиями. Она к тому же понимала, что теперь Гранж начинает слегка беспокоиться за свое преступление. И за возможные последствия. А как ни крути, ее выходка, согласно их Кодексу, была откровенным криминальным деянием. Но, в отличие от Кадавра, она сделала это не преднамеренно. Под влиянием обстоятельств. О чем и поведала Ангелла своей родственнице, а Асраил понимающе грустил и показывал всем своим видом, что он очень понимает крик души Гранж. Ее почти отчаянную попытку восстановить справедливость, и предотвратить еще более страшный проступок – выдать одного из Неприкасаемых третьим лицам. Гранж оживилась и чувствовала почти признательность по отношению к той, которая раньше казалась ей то выскочкой, то гордой одиночкой. Ангелла пообещав, что, когда обстоятельства будут более подходящими, уладит этот вопрос, а заодно и внесет в их Кодекс соответствующие изменения. Гранж выразила надежду, что ее скромный поступок оценят по достоинству, и поставят на место Моргана, если он замыслит акт мести. Ее заверили, что мести никто не допустит, и вообще, их склонный к манипуляциям и сомнительным решениям родственник будет на особом контроле Главы Семьи.
Ангелла уже хотела отпустить Гранж, но она вспомнила про свое решение распустить Великую Четверку. И вернуть им их исконные, прежние имена. Которые уже почти никто и не помнил. “Надо покопаться в архивах”, подумала она и решила, что Гранж тоже надо обработать по этому поводу. Да, у их родственниц было другое имя, более благозвучное. Историческое. И Неприкасаемые, к своему стыду, пренебрегали им. Слишком быстро привыкнув к этой кличке, которая, возможно, и влияла так отрицательно на Гранж. Наделив ее другой натурой. Склочной и сварливой.
– Скажи мне, дорогая моя, что ты скажешь, если я предложу отменить все клички и прозвища в нашей Семье.
Гранж никогда не была дурой, и сразу поняла, к чему клонит ее родственница. В которой она, наконец-то, признала и почувствовала это право – принимать такие важные решения для их Семьи. Или на худой конец, озвучивать их.
– Я всегда говорила, что мне эта кличка не нравится. Хотя я к ней и привыкла…И это все проделки этого старого прохиндея. Этого лиходея…
Ангелла поняла, что Гранж села на своего любимого конька – обличать и обвинять, и поспешила отвлечь ее от мрачного настроения, уже повисшего над ней серой тучкой.
– Давай вспомним, что ты Генриетта, а не Гранж. И что имя у тебя благородное и очень красивое. И что ты сама не менее красивая и…. Ангелла замолчала, пытаясь найти то слово, которое бы представило Гранж в более выгодном свете, но не могла. Выручил ее Асраил, который добавил с легким поклоном, обращаясь к их родственнице.
– И доблестная защитница справедливости… Поборница чести нашей Семьи. Смело рискующая собой, не взирая на трудности и наших врагов – что внутренних, что внешних. И способная на другие, не менее благородные поступки. Не думая о собственной выгоде и корысти…
Гранж улыбнулась, почти искренне, и ответила Ангелле и Асраилу поклоном. Ангелла кивнула ей головой, а Асраил уже провожал ее к выходу.
– Спасибо за визит, Генриетта. И запомни еще раз – не жми так сильно на курок. Иначе сразу опустошишь всю обойму. Считай – раз – два. И очереди будут вылетать короткие – две-три пули. Ну, скоро увидимся…
Асраил вернулся, к удивлению, Ангеллы, не один. За ним почти скромно, потупив взгляды и устремив их вниз, шли ВЧ и Гуннар.
“Что ж, вечер откровений продолжается”, – подумала Ангелла и окинула их откровенно недобрым взглядом. Она не будет избегать нравоучений и наставлений сегодня, и даже угроз, тем более, она давно хотела высказать им их в лицо. И хорошо, что они не Гранж, не надо так осторожно выбирать слова. Пусть терпят, раз уж у них мужские обличья.
– Хорошо, что вы пришли. – начала Ангеллавкрадчиво, а затем обрушила на них всю свою мощь. Свой взгляд, отрепетированный у зеркала. Асраил вышел из приемной, подальше от греха, и закрыв за собой дверь, прислонился к ней спиной. Но это не помогало – подошедшие Каталина, Глория, а также оставшаяся у дверей Гранж, как всегда, снедаемая своим любопытством, все прекрасно слышали. И вздрагивали вместе с ВЧ и Гуннаром, когда Ангелла расходилась не на шутку. Особенно сильно потряхивало Каталину и Гранж.
– Я последний раз говорю вам, что не потерплю больше никаких сомнительных операций. И я обещаю, что я сама явлюсь к вам, для возмездия, а не какая-нибудь призрачная карма. Вы как некрофилы, так погрузились в свою опустошающую вас страсть к этим неживым предметам, что уже превратились в каких-то вурдалаков. Упырей. Что это такое – страсть к деньгам? Вы что, дети печатного станка? Сколько можно наполнять свои кубышки этими банкнотами, акциями и прочей бумагой. А также золотом. В вас что, огромная черная дыра внутри? Почему вы постоянно тащите в себя всю эту неживую материю…
Она прочистила горло и уловила мысль одного из ВЧ. Опять про Кодекс… Ладно, она ответит.
– Вы говорили, или думали, что я игнорирую Кодекс. Пусть так. Я признаю это. Но я делаю это не для своей выгоды. Не для вашей. Я делаю это для блага всей Семьи. Мы должны защищать до последнего каждого из наших родственников, а не торговать ими с Кадавром. Или любым другим подонком. ВЧ, я вас упраздняю, – добавила она и окинула их тяжелым взглядом.
– Вспоминайте свои имена, разрушайте к черту ваши надстройки, всю структуру вашей четверки. Пора интегрироваться со всей семьей. Позже, я сама подумаю над этим. Как и над новым Кодексом. Так что отныне, никакого нейтралитета. Никаких уловок и молчания. А иначе, беру вас в свидетели этого обещания – я покараю вас. Потому что по сути, сейчас вы ничем не лучше Кадавра.
И думайте себе, что я захватила или узурпировала власть в этой Семье. Пусть так. Но иначе, наша семья превратилась бы в откровенный базар. С невольниками. С рабами и хозяевами. И вы бы, к вашей тихой радостью, потирали руки, подсчитывая свою будущую прибыль. Все, аудиенция закончена. Прошу на выход. И слушаться Гуннара.
ВЧ вышли из комнаты дрожа, и понимая, что финансовые проверки, даже самые жесткие аудиты и конкуренты просто дети, по сравнению с их разгневанной родственницей. А эта жуткая улыбка… В ней они словно разглядели и почувствовали свою собственную смерть, которая пока разминулась с ними. Будь ты не ладна, Ангелла. Но, похоже, другого выхода у нас нет. Тем более, на ее стороне и Асраил, и Глория. И возможно, другие. А Морган пока больше напоминает отсвечивающий синим светом диско шар, которым Глория ознаменовала наступление новой эпохи. Жесткого и беспощадного к их слабостям матриархата.
Ангелла окинула внимательным взглядом оставшегося в комнате Гуннара. Ладно, его она так жестоко трепать не будет. Он, все-таки, многим жертвовал во имя Легиона. Став частью его славных традиций. Хотя и позволял себе слишком многое под его прикрытием.
– Гуннар, к тебе только одна претензия. Если уж ты выбрал своей страстью женщин… особенно, в таких количествах, то, делай это достойно. И не позволяй себе никаких извращений, конечно. Уважение и полное финансовое обеспечение. Естественно, за своей счет… Как тебе только хватает сил…, – она слегка смущаясь смотрела на него, а он отвел глаза и внимательно рассматривал чей-то след на полу. Кажется, одного из ВЧ.
– Только, моли бога, чтобы кто-то из твоих родственников опять не вздумал шантажировать тебя. Если ты опять возьмешься за свое донжуанство. Как ты понимаешь, я вынуждена отстранить тебя от руководства Легионом. Благодаря твоим особенным отношениям с Морганом.
Она подошла к ветерану и положила ему свою руку на плечо. Благо, рост позволял. Чего она раньше проделывать не могла. К ее сожалению, как она призналась себе неожиданно.
– Гуннар, ты ведь отличный воин. И образцовый муж. Образец силы и отваги. Помоги нам победить в этой войне. И тогда я буду вновь к тебе благосклонна.
Он посмотрел на нее, усмехнулся и кивнул головой.
– Ангелла, я буду с тобой и с Легионом до конца. Каким бы он не был. Разреши удалиться? Мне нужно наверх. В нашу башню…
Ангелла кивнула ему головой и проводила теплым взглядом до двери. Неужели это все на сегодня? Но разрушая ее надежды на передышку, в комнату уже входила Глория и Каталина, а за ними мрачно шел Асраил. Улыбаясь как его тайская подружка, одним ртом. Каталина неслав руке телефон, который звонил, и как пояснила она негромко, они только что получили видео звонок от Кадавра, который уже рвал и метал, и требовал уже какой-то обратной реакции на свое предложение. Ангелла решительно взяла трубку, и отключила видео – она не желала даже мельком или случайно увидеть лицо этого ублюдка. Она ответила на звонок, поставив телефон на громкую связь. И положила его перед собой на столик. Вновь повернувшись лицом к зеркалу.
– Ну что, вы там уже определились, родственнички… Мне нужна эта сладкая дива. У вас остается один час до назначенного срока. Если я возьму вашу базу приступом, я от вас камня на камне не оставлю, – раздался хриплый и потусторонний голос Кадавра.
– Если. – лаконично ответила Ангелла, чувствуя, как гнев закипает внутри нее, и как настоящая амазонка, или спартанка, нажала отбой.
– Никаких переговоров с Кадавром. Как и с любым, кто покушается на жизнь наших родственников и честь нашей Семьи. Только полное уничтожение врага, – Ангелла обвела всех тяжелым взглядом и все трое Неприкасаемых вздрогнули, понимая, что теперь только война расставит все точки над и. Она покажет, верную ли стратегию выбрала их разгневанная и очень уверенная в своих силах сестра. В то же время, испытывающая легкий приступ слабости, как казалось им. И Ангелла вновь улыбнулась самой себе, повернувшись к зеркалу, и все присутствующие поняли внезапно, что их сестра стала самой грозной и опасной Неприкасаемой, которая вдруг нашла в лице Кадавра и его войска достойного врага. Или, по крайней мере, равного ей по силам.
Глава 28.
Секреты блиндажа.
– Люблю такое затишье перед боем, – Такахаси несильно постучал по своему пулемету пальцем, и погладил его, словно катану, проведя ладонью по вытянутому стволу. Затем, наклонившись, оценил глазом ровность мушки – не сбита ли она. Он поводил стволом по горизонтали, из стороны в сторону, и взявшись за рукоятку, опустил указательный палец правой руки к спусковой скобе, прижавшись щекой к прикладу, который упирался в его в плечо. Закария повторил его действия, только без поглаживания катаны. Он обосновался у другой бойницы – их огневые позиции, боковые, дополняли друг друга, и они брали под свой перекрестный огонь весь сектор перед собой. Китано подумал, что их центральная амбразура будет находится под самым яростным и сильным огнем, и приказал О’Брайену завалить ее мешками с песком. Оставив узкие щели, через которые Власта, вооружившись снайперской винтовкой, могла бы снимать самых опасных противников, например, вооруженных РПГ. Или выцеливать командиров, которые поведут в бой своих подчиненных.
Патрик тоже устроился у центральной бойницы, выглядывая наружу через щелки, и перемещаясь вдоль всей ниши – его ноги не слушались его, или от волнения он не мог находиться на одном месте, и все время прохаживался, то вправо, то влево. Наконец, он так надоел Власте, комфортно устроившейся на стуле, который она приставила к нише, что она начала ворчать на него и в конце концов, отогнала его обратно к ящикам.Только этого рыжего ей тут не хватало.
– Легионер О’Брайен, отставить тут мяться. Иди к ящикам с боеприпасами, – напомнил ему Такахаси свой приказ, и тот, вздохнув с некоторым облегчением, присел на одну из тяжелых и длинных коробок, оглядывая спины легионеров. Закария стоял у левой бойницы, Такахаси занимал правую, а Власта расположилась у центральной. И только ему места не хватило. Он провел слегка дрожащей рукой по волосам, и смотрел, как Закария мирно возился с треногой, на которой стоял его пулемет. Ему показалось, что она не очень устойчиво закреплена в нише, и он слегка ее подрегулировал, пошире расставив две ножки упора своего массивного и тяжелого оружия с ленточной системой питания.
– When Irish eyes are smiling… – Патрик затянул песню, чтобы отвлечься, но его глаза совсем не улыбались. Они перескакивали с предмета на предмет в их блиндаже, и тревога все отчетливее читалась в его взгляде.
– Неужели вам совсем не страшно? –обратил О’Брайен свой вопрос спинам товарищей, устав глазеть по сторонам, и все они обернулись к нему. Такахаси выглядел так, словно он в уме придумывал трехстишие, посвященное цветку, неожиданно распустившемуся на снегу. Он только недовольно покачал головой, жалея, что в такой момент вдохновения его оторвали от более важного занятия – он действительно корпел в мыслях над хокку. Закария был погружен в свои размышления или переживания, явно любовные. А Власта наградила его откровенно насмешливым взглядом и встретившись глазами с Закарией, слегка смутилась. И опять быстро прильнула к оптике, стараясь изо всех сил на смотреть влево. “То лупит его, то вздрагивает от одного его взгляда. И все время наблюдает за ним исподтишка. Влюбилась что ли? Или у них роман?”, – думал Патрик про эту видную и крепкую девушку и ее странные взаимоотношения с Заком, который чувствовал явное смущение от присутствия Власты рядом с собой. Затем он опять вернулся к своим мыслям о предстоящем бое. Он уже участвовал в паре операций Легиона, но ему пока не удалось проявить себя, продемонстрировать свои лучшие качества. Например, безудержную храбрость. Или хотя бы, стойкость. А что он мог поделать – его более опытные товарищи всегда оттесняли его, и он только прикрывал их, или отводил спасенных людей подальше от свистящих пуль и рвущихся снарядов. Но там было определенная ясность – выполнили свою миссию, и возвращайтесь домой, на базу, в казармы, где было тихо и спокойно. А тут они проторчат непонятно сколько. И им даже не ясно, кто их враг. Какова его численность и вооружение. И скорее всего, они, в этих снегах, останутся навсегда. А где-то далеко отсюда, где пиво такое вкусное, а девушки такие смешливые и красивые, словно солнце наделило их особыми полномочиями и внутренним светом, будет продолжаться жизнь. Идти своим чередом. Но уже без него. И там будут свои маленькие радости и большие печали. Но ему будет уже все равно. Он либо вмерзнет в какую-нибудь ледяную глыбу, либо его труп обглодают волки. Вот же несправедливость. Вот же как подло устроен этот мир…
А эти легионеры, особенно Такахаси и Зак, выглядели так, словно ничто в этом мире не может испугать их. Откуда в них такое безразличие? Равнодушие к своим жизням. И явный фатализм. Они что, прошли ад и вернулись обратно? Повидав и став свидетелем таких ужасов, что любое сражениеи самый опасный враг теперь кажутся им просто не очень страшным фильмом ужасов? С не очень убедительными персонажами. Как можно так спокойно принять свою смерть? Он, конечно был далеко не трус, даже откровенный забияка и провокатор, и всегда норовил в пабе или на улице выбрать самых наглых и здоровых парней, отправляя их на землю ловкими и неожиданными ударами. Хоть и был он явно не атлет, в скорее весьма нескладный рыжий верзила, с худыми руками и дерзким взглядом. Но он в своей жизни одолел столько здоровяков, что и сам уже сбился со счета. Но тут дело другое. Черт возьми, ведь жизнь не может едва начавшись, закончиться в этой бронированной коробке. Во имя чего и ради чего? И почему Легион собирает под свои знамена таких отмороженных бойцов. Что поддерживает их в такие минуты? Почему они воюют, когда могут спокойно наслаждаться жизнью. Черт возьми, почему они уверены, что по-другому и быть не может. Ведь жизнь, судьба – это как выстрел наугад, куда пальнешь трассирующей пулей, которая наметила твой маршрут, туда тебя и несут ноги. И эти люди могли оказаться где угодно. Но они пришли сюда, словно не желая этого, но их ноги сами привели их в этот чертов блиндаж.
Но мысли и откровенно риторические вопросы О’Брайена были прерваны артобстрелом Северной Базы, вторым по счету. Со времени первого уже прошло несколько часов, и как поняли и тихо обговорили это Такахаси с Закарией между собой, их руководство вело переговоры с неприятелем, и как они теперь убедились сами, договориться не удалось. Легион и его глава не пойдут ни на какие уступки и не капитулируют. И вновь тонны разъярённого металла обрушились на их головы, вернее, на все фортификационные и оборонительные сооружения. В этот раз были уничтожены до конца, до основания и фундамента, все вспомогательные и инфраструктурные постройки, включая казармы, коттеджи со столовой, их спортивный зал и даже посадочная площадка для вертолетов. Точными попаданиями были также разрушены огневые точки на вышках, и теперь они могли полагаться только на себя – снайперским огнем их никто не поддержит. Потому что легионеры, находившиеся в укрепленных кабинах высоко над землей, были убиты. И вдруг База озарилась ярким пламенем и его всполохами – на нее словно обрушили греческий огонь, который растекался по всей еетерритории. Или это был обычный напалм, но горел он так яростно и хищно, что снег начал таятьдалеко за подступами, ведущими к Базе. Центральная башня превратилась в огромное кострище, которое напоминало костер тщеславия, в огне которого сгорали ценности и традиции Семьи Неприкасаемых. А тот, кто устроил это страшную репетицию или имитацию аутодафе, словно потирал свои руки и смеялся громким и довольным смехом. Наблюдая со стороны за этими приготовлениями к главному ритуалу отмщения. Огонь, наконец, заставил отступить эту вечную ночь, которая царствовала в этих краях, а клубы черного, рукотворного дыма и мрака уже закрыли собой все небо. И растекались по воронкам и котлованам, которые образовались в результате обстрела. Клубы этого дыма шевелились, и в их пучине, как реальные существа,оживали огромные гидры и кракен со своими родственниками, которые пытались заманить в эти черные ямы души, покидающие тела убитых воинов Легиона.
Легионеры в блиндаже чувствовали себя как куски мяса, которые запекают в сковороде, предварительно обернутые фольгой. Они успели отпрянуть от бойниц, но все же их лица, особенно Такахаси и Закарии слегка опалило огнем. Они легли на пол, подальше от амбразур, и лежали так, усиленно потея от жара, который проникал до самых костей.
Патрик обратил внимание, что обогреватель в их блиндаже вышел из строя, но внутри было так жарко, что он мог смело скинуть свою куртку. Так что Закария был прав – стоило дождаться очередной атаки и всем сразу проняло. Даже лед на полу, растаял – да, местами под их ногами прощупывался то ли застывший снег, утрамбованный их ногами, то ли самый настоящий лед. Но теперь под их ногами была земля. Оттаявшая и весьма грязная.
– Обгорели! – Власта испуганно посмотрела на лица пулеметчиков, которые с покрасневшими физиономиями усиленно моргали опаленными ресницами и осторожно открывали рот и двигали челюстями – кожа на их лицах словно застыла и утеряла свою эластичность. Она быстро достала из внутреннего кармана своей куртки небольшую сумочку с косметикой и другой продукцией для дам, включая всякие лечебные и омолаживающие средства. Которыми ее щедро снабдила Соледад, уверив, что что-нибудь из этого арсенала ей обязательно понадобится в скором времени. Власта достала трясущимися руками крем от ожогов и мазала им лицо Закарии. Он изумленно смотрел на нее, но она не обращала на это никакого внимания, властно, но все же осторожно удерживая его за затылок. Как-никак, у нее было особое задание – следить за жизнью и здоровьем этого легионера. Потом она также нанесла крем на лицо Такахаси, и он блаженно улыбался – боль уходила, и кожа вновь возвращалась в свое естественное состояние и была приятно увлажненной.
К их счастью, обстрел прекратился, и они вернулись к бойницам, а Патрик опять убедился в том, что их видная легионерша неравнодушна к Закарии. Чтобы это значило? Намечается служебный роман? Снаружи еще местами полыхал огонь, но вести бой в таких условиях было уже приятнее. В довольно узкий коридор между скалами, поперла, наконец, вражеская пехота и Закария с любопытством и даже с тихой радостью осматривал их ряды в бинокль. Обычные бойцы, светлый зимний камуфляж, привычные ручные пулеметы и штурмовые винтовки в руках. Продвигаются вперед короткими перебежками, ложатся с размаху в снег и прикрывая своих, идущих вперед, вновь поднимаются и проходят примерно такое же расстояние. Они с Такахаси выразительно переглянулись и передернули затворы своих стальных механизмов, несущих смерть всему живому. Пока живому.
– О’Брайен, ты спросил, боимся ли мы? –Закария повернул слегка свою голову вправо, найдя взглядом глаза рыжего легионера. Который застыл возле Власты, застолбив за собой одну из щелей между мешками и пристроив там свой автомат. Патрик удивленно посмотрел на ветерана и кивнул головой – тот угадал его смешанные чувства. Бояться ли ему, или просто жать на курок, забыв про то, что он мог бы в данный момент находиться где-то в другом, более безопасном месте. Не таком обреченном.
– Лично я боюсь, – продолжил Закария, и Власта удивленно посмотрела на него. А Такахаси лишь усмехнулся, понимая, что его друг решил просто подбодрить новичка. – Но, есть такое понятие, как предопределение. Или судьба. И я от нее уже никуда не уйду отсюда. Даже если бы и хотел. Я сам себя отметил печатью своего пути, ясно это тебе?И мне весьма комфортно здесь. Не променял бы этот блиндаж и на самый уютный бар… Или роскошную гостиницу… Мне уже принесли мое меню, и главное блюдо я выбрал… Хотя скорее всего, я им и подавлюсь.
– Да, на всех нас печать смерти – Китано подмигнул Закарии, давая понять, что надо подождать – пусть неприятель поглубже зайдет в этот проход, а уж они потом накроют их огнем, и словно пробкой бутылку, запечатают их трупами выход на Базу. Закария кивнул, давая понять, что согласен с такой очевидной мыслью и поморщился осторожно, когда О’Брайен задумчиво положил палец на курок и собирался выстрелить в пехотинца, которого он облюбовал в своем прицеле.“Да этот Зак – явный псих”, – думал Патрик. “Но в чем-то он прав, все-таки. Я, как ни крути, тоже на своих двоих добрался сюда. Меня ведь не похитили с церемониивручения наград за благотворительность. Или, хотя бы, за приличное поведение…”
– Ждем, – сказал Закария негромко, словно боясь быть услышанным врагом. Патрик вздрогнул, а Власта, смотря почему-то на Закарию, вызывала по рации Ангеллу.
– Альфа, Альфа… Началось. Бета сообщает – враг двинул пехоту. На нашем направлении наблюдаем приближение около ста бойцов…
– Бета, вас поняла. Принимайте бой. Докладывай о любых изменениях. Помни, что ваше направление приоритетное. И не забудь о своей задаче… И… Яверю в вас.
Ангелла звучала по привычному бодро, и только в конце ее голос потеплел, и стал почти интимным. Закария вздрогнул, думая о том, что в лице своей начальницы, главы Легиона, он по чьему-то капризу, встретил саму судьбу. Которая могла быть более благосклонной к нему. Но он не понял этого, не оценил этот замысел, и разрушил его своими собственными руками. Она ему казалась ангелом, которого он своей гранатой превратил в демона мести. Или олицетворение мести… Черт, но в ее лице он не разглядел никакой злобы или намерения отомстить ему. А в ее голосе он слышал уж совсем странные интонации. Она звучала то грозно, то как сейчас по рации – тепло и ободряюще. Хотя, не так важно, как она смотрит или говорит. Он бы он принял любой удар от нее. В том числе, удар возмездия. Он взглянул на Власту, смотря на нее с хорошо читаемым раскаянием, и она подмигнула ему – крем на его лице блестел, и он напоминал метросексуала, который в разгар боя непрекращает процедуры по уходу за своим внешним видом.
– Власта, вижу стрелков с пусковыми установками. Похоже на ракеты земля – земля. Их человек пять, идут позади основной группы. Сейчас прячутся за скалами? Видишь их? – Закария вновь прильнул к биноклю и передавал тревожные новости Власте.
– Точно, теперь вижу, спасибо, – Власта нашла их в прицеле и выбирала, кого из них снять первым.
– Пора, – тихо произнес Такахаси, и они обрушили огонь своих тяжелых пулеметов на приближающиеся ряды противника, застав их в тот момент, когда они все, или по крайней мере, большая их часть поднялась с земли. Они ловко косили пехотинцев, словно они были жнецами, собирающими свой смертельный урожай, и раскаленные гильзы уже разлетались по полу. Власта сняла всех гранатометчиков, по одному патрону на брата – прямо в лицо. Она видела в перекрестье оптического прицела их лбы и виски, и предугадывая их траекторию движения, посылала свои пули точно в цель.
– Куда же вы прете, не видите – тут все занято! – говорил негромко Закария, ловя в прицеле фигуры противника, и скашивая их огнемна землю – он чувствовал себя в этот момент хамоватым менеджером элитного ресторана, в который каждый вечер выстраивается огромная очередь, мечтая попасть внутрь. Но, увы, все столики уже были не свободны.
– О’Брайен, ленту! – кричал Такахаси, и рыжий легионер, бросив свой автомат, уже несся к нему с боеприпасами. Он быстро опустошил пару ящиков, стоявших на полу. Пулеметчики, потратив еще достаточное количество боезапаса, наконец, дали остыть своим накаленным до красноты стволам, и наблюдали с тихим удовлетворением отход неприятеля. Вернее, немногочисленных выживших в этой мясорубке. Через которую они не прошли. Да, легионеры пережили и отбросили назад, далеко от себя этот яростный натиск. Не дали врагу пройти на свою территорию. Но это была только разведгруппа, как они прекрасно понимали, и впереди еще будет несколько таких волн. А может быть, им удастся обойти их с флангов, и тогда им придется отходить в центральную башню, с которой можно отстреливаться по всему периметру, в отличие от них, видящих через бойницы только то, что творится у них перед глазами.
Закария не открывая крышки ствольной коробки, зарядил пулемет новой лентой. Очередной. Несколько таких полосок с длинными патронами он уже сменил во время боя. Он отошел от бойницы, кивнув Такахаси, который остался у своей амбразуры, и внимательно водил биноклем по всей ширине и длине того пути, который вел к ним через скалы. “Дорога смерти”, – думал Китано и улыбался жуткой улыбкой. Да, они поставили свою печать, и пока им удается удерживать эту печать, а вернее пломбу. Но надолго ли? Власта перевела дух – с этими двумя ветеранами она ощущала себя почти в безопасности. Даже со всех сторон окруженной врагами. Лютыми и беспощадными. Но их ярость не производила никакого впечатления ни на Зака, ни на Такахаси. Вот это уверенность в себе. Вот это опыт. Ни одного лишнего движения. Каждая пуля летит точно в цель… Ей и самой захотелось стать хотя бы чуточку похожими на них. В то же время, О’Брайен ей напоминал себя прежнюю, когда она только пришла в Легион. “Ничего, привыкнет, парень он, вроде, неплохой. Только чересчур рыжий…”, – думала она, смотря на его конопатое лицо с явными признаками волнения.
В этот момент Закария обратил внимание на неровность пола в их блиндаже. Видимо, О’Брайен передвинул несколько ящиков с боеприпасами и теперь у стены наблюдалось заметное возвышение. Даже при их слабом освещении, к которому они уже привыкли, а их глаза адаптировались. Правда эту тонкую настройку сбивало пламя его собственного пулемета, но все же он видел эту горку отчетливо. Почти ровную, приподнятую и круглую площадку. Покрытую каким-то откровенным мусором. Он сгреб его в сторону и даже опустился на колени перед ним, словно он нашел себе новый объект для поклонения – нового божка для такого язычника, как он. Закария смел с поверхности этого выпирающего цилиндра несколько слоев грязи и земли, и понял, что жар, который стоял в их блиндаже сыграл им на руку – лед, который скрывал секреты этого блиндажа растаял, и явил им что-то новое. Надежду? Он наткнулся рукой на что-то твердое и металлическое и продолжая свои раскопки, он уже через пару минут увидел выступающую над землей крышку люка, который, как он сразу понял, скрывал от них путь наружу. Но вот куда вел этот тайный подземный ход? Внутрь, на Базу, или далеко за ее пределы… Хорошо бы провести разведку, чтобы оценить силы противника. Или дать врагу настоящий бой, ударить по нему изнутри, забравшись глубоко в тыл… Но сначала надо срезать этот замок на крышке…
Он поманил к себе О’Брайена и взяв у него из рук его автомат, окинул взглядом всех своих – Fire in the hall, дорогие друзья. Они кивнули головами – по правде говоря, все уже наблюдали за ним какое-то время, и даже проявляли при этом откровенный интерес. Словно они, устав от той рутины, которую им навязали, ждали фокуса иликакого-то забавного номера. И они не возражали – и Закария, прицелившись, аккуратно сбил одним точным выстрелом замок с крышки люка. Он покопался в ящиках и нашел фонарь, и открыв широко крышку люка, свесился и осветил удивительно ярким и нескромным лучом внутренности этой новой для них локации.
– Туннель! Тут целый туннель, а не лаз, – откомментировал он гордо свою находку, и всем показалось, что его слегка приглушенный голос принадлежал великому открывателю неведомых подземных путей и лабиринтов. Он вынырнул обратно и сделав большие глаза, добавил многозначительно.
– И этот туннель ведет наружу. А не на Базу…
Он, не на долго задумавшись, предложил им свой план – он, и к примеру, О’Брайен произведут разведку, а Такахаси с Властой останутся тут. По его мнению, в новую атаку их неприятель все равно соберется не скоро, так что какое-то время у них для такой вылазки определенно имеется. Но встретил, к своему удивлению, довольно ожесточенное сопротивление, которое ему оказали его боевые товарищи. По мнению Китано, это было глупо. И они не могли себе позволить потерять сейчас Зака, как ценного бойца. А поэтому, он пойдет вместо него. С тем же О’Брайеном. А Зак останется тут, и будет с Властой прикрывать Базу с этого направления. Но и у Власты было свое мнение. Во-первых, у нее особый приказ от Ангеллы, главы Легиона. И она, переведя дух, призналась, что в ее обязанности входит охрана Зака и по причине этого, она даже слышать не хочет о каких-то вылазках. Тем более, без нее. Все удивленно посмотрели на нее при этих словах, но Закария, придя в себя, уже принял решение,которое никто не сможет отменить. Он подмигнул Такахаси, давая ему понять, как один мальчишка другому, что клад принадлежит тому, кто его нашел. И тот, вздохнув, кивнул Закарии головой – я остаюсь. Он,быстро подобрав подходящее вооружение и амуницию – штурмовую винтовку и несколько магазинов к ней, а также пристегнув к ноге нож,и захватив пару гранат, спрыгнул вниз. Власта чертыхаясь, уже сметала со своего пути Патрика, отправляя его к своей бойнице. Она попыталась связаться по рации с Ангеллой, но не смогла – будто их связь уже додумались глушить и очищали эфир от их переговоров. Она, уже по-настоящему злясь на всех, особенно на Зака, а также понимая, что Ангелла ей не простит провала ее миссии, решила следовать за ним. Куда бы он ни пошел. Власта также быстро взяла себе такое же примерно снаряжение и не глядя ни на кого, прыгнула вниз. Благо Зак стоял неподалеку и светил ей под ноги, чтобы она не травмировалась при прыжке.
Они прошли значительное расстояние, и Закария, отличавшийся особенным чутьем и прекрасно ориентировавшийся в любой обстановке и местности, понимал, что они уже вышли далеко за пределы Базы, и идут под тем проходом, который выходил прямо на ворота и на их блиндаж. Он шел первым и освещал дорогу. Он слышал тяжелое дыхание Власты – она явно была рассержена, как он понимал, и немного боялась. Но не врага или смерти, как он осознал. Скорее, гнева Ангеллы. Но почему она дала ей такое странное задание? Почему его жизнь находится среди приоритетов этой загадочной женщины… Он остановился, и Власта почти налетела на него своей большой и упругой грудью. Время пообщаться, решил он, хотя бы недолго.
– Прежде всего, прости меня. Сама знаешь за что. И за то, что я сделал с тобой. И с Ангеллой… мне даже нечего сказать в свое оправдание.
Власта отдышавшись, стояла очень близко к нему и смотрела ему прямо в глаза. Они были примерно одного роста, и это удивило Закарию – при их последней встрече она была явно выше него.
– Да, нечего сказать… Ладно, извинения приняты. Будем думать, что нас примирила эта война. Слава богу, мы на одной стороне.
Власта взяла его за куртку и попыталась сдвинуть с места. “Это скала какая-то, а не человек, сколько же в нем сил”, – подумала она, смотря на него с явным уважением.
– Назад ты не пойдешь, да, правильно я понимаю?
Он помотал головой и все так же внимательно смотрел на нее, светя фонариком в сторону, чтобы не ослепить ее ярким светом.
– Почему Ангелла приставила тебя ко мне? Я имею в виду – если принять во внимание то, что я сделал…
– Ангелла – очень необычная… женщина. И ты ей дорог, если я правильно ее понимаю. Хотя, пока не знаю, почему.
Власта нахмурилась и смотрела на него внимательно и даже изучающе. Словно пытаясь понять – чем заслужил этот бывший наемник такую милость ее королевы. Может быть, ему было суждено сыграть определенную роль в мире Неприкасаемых… Но ведь это бред – он не Хранитель, как ее отец, он просто воин. Хотя и симпатичный. Правда, на ее вкус, он слишком суровый и временами мрачный. Да и ветеран. Хотя в мужчинах такого возраста, по ее мнению, проявлялось больше благородства. Хотя бы внешнего.
– Но почему она меня простила? Ты можешь мне объяснить это? – Закария не убирая ее руки, сам положил ей свою тяжелую руку на ее плечо. Она опустила глаза и задумавшись, искала ответ, зная только то, что Ангелла уже очень давно живет в мире людей. И порой совершает поступки, к которым подталкивает ее очень большой жизненный опыт и ее почти провидческая интуиция.
– Ну, она просто очень хорошо знает людей. Разбирается в них. И понимает, что хорошего от них не дождешься. Ну, или ждать придется очень долго. Всю жизнь, порой. Она мне говорит, что хорошее в людях надо пробуждать. Как вкус к хорошим и настоящим вещам. Ну, типа, к правильной музыке. Живописи. Так что, она, как я понимаю, что-то в тебе разглядела. И надеется это хорошее в тебе развить. Раздуть, как потухший и еле видимый огонь. А пока, приставила меня к тебе. Чтобы ты раньше времени не отдал концы. Не раскрыв своего потенциала и талантов.
Уф, эта длинная тирада и ее мысли утомили ее, хотя, как понимала она, она сказала почти все, оставаясь в рамках дозволенного. Она и так проболталась. И хорошо, что ее папа всегда учил ее скрывать тайны этой Семьи. Закария качал головой – он явно не понимал истинных намерений Ангеллы. Ее тайных желаний. Возможность чувства, которое она могла бы испытывать к нему, он отмел, все-таки. Скорее, она просто присматривалась к нему. Выбирая для него возможный сценарий исправительных работ.
– А как же она оказалась в новом теле… – Закария озвучил последний вопрос, понимая, что время поджимает, а неясного пока остается так много, что можно забыть обо всем и просто застрять тут на несколько часов. А этого они себе позволить не могли.
– Ну, была очень трудная операция. Дорогая. Типа, пересадка. Все, больше не скажу ничего!
Власта посмотрела на него решительно, и он понял, что она действительно не проронит больше ни слова. Что ж, пока придется жить с этим. Надо оставить эти мысли и идти вперед. К своей смерти, или к моменту истины, сказал он себе, понимая, что каждый пройденный им путь, является лишь этапом, еще большего пути, к финалу которого он приближался. И как всегда, в своем стиле – почти безрассудно и дерзко.
Они продолжили пробираться по этому туннелю, который уже шел с явным уклоном вверх, и уперлись в тупик. Закария вонзил луч фонаря в высоту, и увидел длинную лестницу, которая шла наверх. А сама лестница упиралась в люк, вернее, его крышку, которая была, к их счастью, закрыта висячим замком с внутренней стороны. Он прицелился и снес его выстрелом, и они довольно долго стояли, прислушиваясь. Нет, выстрела снаружи не услышали, а это значило, что им либо повезло, либо крышка была очень толстой. А значит, и тяжелой. Закария отдал Власте фонарь, и, подпрыгнув, дотянулся до лестницы, а затем добрался по ней до крышки, освещаемый лучом снизу. По его ощущениям, длина лестницы составляла метров пять, не меньше. Он, приложив почти все свои силы, пыхтя и отдуваясь, приподнял крышку люка, упираясь в нее плечом, и склонив свою голову набок. Он смог просунуть свою руку наружу, и слегка отодвинул в сторону этот тяжеленный блин, который весил никак не меньше ста килограмм, как ему показалось. Он, к своему удивлению, увидел, что люк был расположен на вершине скалы, и уже полностью отодвинув крышку в сторону, он выполз наружу и увидел, что до земли было не меньше десяти метров.
А вокруг этой скалы, вернее, вокруг небольшой горной цепи, которая опоясывала их Базу, он увидел настоящую заснеженную долину, в которой лагерем стоял неприятель. Он насчитал около пятидесяти палаток и видел движущиеся фигурки людей, которые строились в шеренги, и как он понял, готовились к очередному штурму их Базы. Он также увидел орудия, которые и обстреливали филиал его альма-матер –тут были и минометы, и гаубицы. Снаряды к ним подвозили на огромных пикапах, покрытых зимним камуфляжем.В этот момент он услышал Власту, которая поднялась за ним, и удерживаясь на лестнице, выглядывала снизу и смотрела на него, как разгневанная жена, которая нашла своего благоверного за подглядыванием голых женщин в бане, у окна которой он устроился, поднявшись по пожарной лестнице.
– Ангелла вышла на связь, я ей доложила о нашей вылазке, – произнесла Власта тихо, и слегка испуганно. – Она в нашем блиндаже. Приказывает возвращаться туда и докладывать о результатах разведки…
Что ж, рекогносцировку они произвели, и как он насчитал с помощью бинокля, численность неприятельской пехоты составляла не меньше 500 человек. А то и больше. Солидно, основательно…Вражеская артиллерия тоже впечатляла – не меньше 20 тяжелых стволов, и ракетных установок, так что, доложить будет, о чем. Он вернулся назад, пятясь осторожно к люку, и так же аккуратно закрыл за собой его крышку, уже давая себе обещание вернуться сюда как можно скорее. Ему надоело обороняться, и он придет сюда более подготовленный. И сам заставит этих людей защищаться и обрушит на их голову такой яростный огонь, что они поймут, что пришли в эти снега с единственной целью – умереть.
Глава 28.
Посвящение в рыцари.
Все Неприкасаемые собрались наверху главной башни, поскорее выбравшись из бункера, где ядро Моргана за запертой дверью уже начало бешено носиться по всей комнате для переговоров, сшибая стулья на пол, при этом подвывая и производя другие жутковатые звуки. Теперь они находились в этом полутемном, бронированном цилиндре с верхушкой в виде шишака. Неприкасаемые мрачно осматривали сквозь бойницы, к которым они прильнули, всю территорию, которая примыкала к их последней твердыне, пока не покорившейся врагу. Как прекрасно понимали все, на Северную Базу уже совсем скоро обрушится ярость Кадавра, которого Ангелла отправила куда подальше в истинно спартанском стиле.
“Никто уже не скажет, проезжая по моим землям – а чьи это бесчисленные владения? И им не ответят с особым значением, намекая на высокий статус владелицы – это поместья госпожи Генриетты…”, – думала Гранж с грустью, смотря на бесплодные земли Базы и сравнивая их со своей землей – жирной и плодородной. А сколько на ее землях прекрасных зданий… Прудов, конюшен и частных дорог. Виноградников, садов и озер. Там есть даже настоящий замок, старинный и с гербом. “Ах, черт, кому это теперь все достанется”, – Гранж опять посетила мрачная мысль, но она отмахнулась от нее, тем более, почему-то именно в этот момент к ней подошла Ангелла и положила ей свою руку на плечо. Будто выражая свое сочувствие, или пытаясь приободрить свою родственницу. “Кто ее знает, эту загадочную особу, видно, она действительно вернулась к нам с особой миссией. И силой. Ладно, главное сейчас – это выдержать натиск Кадавра, а потом расправиться с ним, как с главной угрозой для нашей Семьи“, – думала Гранж с редким для себя благородством.
Гранж вдруг вспомнила про второй шанс и открывающиеся горизонты после смерти, про которые говорила Ангелла, вернувшись оттуда… Словно человек, переживший клиническую смерть, и делившийся со своими родственниками своими неоднозначными впечатлениями. И, неожиданно, ей захотелось испытать это чувство – обновление, и может быть, отчасти, перезагрузку своей личности, от которой и она сама основательно устала. Да, она призналась себе в этом, что она давно уже не видела света, даже в конце туннеля, и ее темная сущность заслонила перед ней все то, что она видела прежде так ясно и отчетливо.” А этот свет был и в самой Ангелле. Она вон как вся светится, словно святая”, – думала Гранж. По крайней мере, теперь она не боялась своего конца. “И может быть, в следующей свой инкарнации я буду моложе и красивее”, – пришла к ней неожиданная мысль, и она улыбнулась, поглаживая свою винтовку. Да, она не боялась. В отличие от испуганных ВЧ, которые казались ей все более странными. “Надо бы за ними приглядывать”, – решила она.
– Начинается, – Гуннар почувствовал или услышал залпы далеких орудий, которые располагались за кольцом из каменных глыб, которое окружало Базу почти со всех сторон. Но артиллерийские позиции врага явно находились за тем коридором между скал, который Такахаси назвал Дорогой Смерти. Ангелла уже стояла у пульта, который занимал центр этого помещения, и нажала на одну из кнопок – бойницы скоренько закрылись ставнями из толстой стали.
Ангелла осмотрела свое воинство – все ее родственники походили на близнецов, или коллег, которые выехали за город поиграть в пейнтбол – они были одеты в одинаковую зимнюю полевую форму – теплые тактические куртки, штаны с накладными карманами и высокие ботинки на толстой рифлёной подошве. Все Неприкасаемые, кроме нее с Гуннаром и Асраилом надели на себя бронежилеты, и они слегка комично смотрелись во всей этой экипировке. Неуклюже передвигаясь по их бункеру и не очень уверенно держа в руках оружие. Особенно Каталина, Глория и Гранж, которые чувствовали себя не очень комфортно в этих откровенно тяжелых доспехах.
Троица с боевым опытом была одета в такую же униформу с зимним, почти арктическим камуфляжем, только вместо стальной и кевларовой защиты на них были надеты разгрузочные жилеты с магазинами и гранатами. Также у них были с собой боевые ножи и тяжелые пистолеты, которые покоились в ножной кобуре. Они передвигались стремительно и бесшумно, особенно Асраил, который походил на отлично экипированного элитного бойца. Или наемника.
– Отлично выглядите, – подытожила Ангелла свои наблюдения, сохраняя невозмутимость и спокойствие, в то время, как ее родственники сильно вздрагивали – они своими телами ощущали каждое попадание вражеских снарядов в их башню.
– А можно нам тоже снять бронежилеты? –обратилась к ней Каталина, и две Неприкасаемые поддержали взглядами эту просьбу. – Тяжело в них, если честно…
– Нет, нельзя. Хотя вы и Неприкасаемые, но вы не непробиваемые. Хватит нам одного Моргана, – ответила Ангелла и показала знаком двум легионерам готовить огневые позиции и ближе к ним придвинуть ящики с боеприпасами. Они кивнули головами и сразу засуетились возле своих тяжелых станковых пулеметов, к которым пододвигали ящики с лентами. А за стенами башни в это время творилось что-то страшное, о чем догадывались все, и пытались не показывать своего испуга. Но только не эта стальная троица и не легионеры, возившиеся с пулеметами.
– Гуннар, ты остаешься тут. Как и все присутствующие. А мы с Асраилом, направимся в наш северный блиндаж. Там будет особенно горячо. Наше присутствие там, как вы понимаете, необходимо… А вы останетесь тут, будете прикрывать нас сверху.
Ангелла отдавала последние наставления Неприкасаемым, которые обступили ее со всех сторон, и стояли вокруг нее, взирая на нее как дети в старшей группе детсада смотрят на свою воспитательницу.Только Асраил стоял в сторонке, прислонившись к тому же пульту, и слегка ироничным взглядом наблюдал за своими родственниками, которые, как он понимал, предпочитали надеяться не на себя, а на какое-то чудо, которое спасет их. Например, доблесть и навыки, его и Ангеллы. И Гуннара. И их профессиональных бойцов. В то же время, не особо веря в самих себя. “Нет, дорогие мои, в этот раз придется постараться всем”, – думал он с усмешкой.
Глория была единственной, кроме Ангеллы и ее двух братьев с военной выправкой, которая явно не утеряла присутствие духа и с улыбкой оглядывала всех, в то же время понимая, что эту войну с Кадавром переживут не все. Ответив, наконец-то, за все свои деяния и грешки. И она особенно тепло улыбалась ВЧ, которые откровенно трусили, но в то же время старались держаться бодрячком, не желая вызвать со стороны Ангеллы и Асраила немедленные карательные санкции за отсутствие боевого духа. Или же гордого и несгибаемого стоицизма этой Семьи.
– Всем надеть защитные очки и каски. Не снимать их. Бронежилеты тоже. Слушаться Гуннара. Куда он поставит вас у бойниц, туда и вставайте. Целиться, а не закрывать глаза при стрельбе. Стрелять короткими очередями. Генриетта, слышишь меня?
Гранж кивнула головой покорно, понимая, что комментарий по поводу глаз и очередей в целом адресован ей, и все надели на головы каски, и очки, сразу утеряв свою индивидуальность. К Неприкасаемым присоединилась Соледад, и Ангелла тепло улыбнулась ей. “Черт возьми, вот кого надо особенно защищать сейчас. Мы не можем себе позволить себе утерять единственного Хранителя”, – подумала она с откровенной тревогой.
– Будет жарко, сразу предупреждаю вас. И, возможно, не все пойдет так, как мы этого хотим. Но изменить это уже не в наших силах. Лучше думайте о том, что привело нас сюда. И тут я имею в виду не мое решение об эвакуации на нашу Северную Базу. Скорее, надо думать о ваших делах, особенно не очень почетных…
Ангелла хотела еще что-то добавить, но в этот момент ожила ее рация, которую она оставила на пульте, и подойдя к нему, она выслушала сообщение Власты о начавшейся атаке пехоты. Она ответила ей и с привычной тревогой подумала о Закарии. “Пусть все расставит по местам эта война”, наконец, решила она.
Она вдруг поняла, что Закария уже не изменится – и останется таким же яростным до конца. До самого своего конца. Он все так же импульсивен. Безрассуден. А чего же еще ждать от воина… И вряд ли он будет молить о пощаде или каяться в своих грехах. Тем более, что капелланов и других духовников у них не было. И никто не сможет выслушать его покаяние. Раскаявшись он бы стал другим, как она думала, но кому это сейчас нужно. И для кого это важно… Они уже всей командой сели в этот поезд, который несся к станции, объятой адским огнем. И да, все чувствовали, как стало жарко в башне – словно ее снаружи обложили огромными дровами и подожгли. Она переглянулась с Асраилом, и он улыбнулся ей. Когда-то они избежали этой казни, и тот зловредный епископ не смог отправить их на костер. Как и Тигеля. И вот теперь, они горели хотя бы так – внешне, о чем свидетельствовала их полыхающая башня.
Она еще раз окинула взглядом своих родственников – все сгрудились в центре их бронированного вагона. И явно, как она видела по их глазам, никто из не думает о покаянии. Она замечала только страх на их лицах и читала мысли и мольбы о том, чтобы все это поскорее закончилось. Эта мука и навязанная им война. Но ведь они сами вызвали ее, словно неумелые шаманы, своими закланиями и молитвами, перепутав ритуалы и тряслись теперь от страха, вызванного присутствием этого злобного демона. Или духа. Этого злосчастного Кадавра. Да и опять-таки, она не духовное лицо, и выслушивать их признания она не станет. И отпускать им грехи и слушать их исповеди – тоже не ее задача. У этой Семьи не было наследников. Никому они не смогут передать свои гены, и это с одной стороны хорошо. Они сами обречены вечно нести свой геном в себе, и все свои хромосомы, весьма поврежденные и не очень здоровые. И она сначала хотела произнести перед ними речь, но только еще больше задумалась и загрустила. Как ей было воздействовать на них – к каким ценностям обращаться? К любви, к которой они никому не испытывают? К детям, которых у них нет? Чтобы, по крайней мере, ради их будущего они попытались измениться… К верности к своей Семье… Но все из них просто откровенно используют ее в своих целях.
Ангелле показалось, что они мало чем отличаются от Кадавра. Они, как и он, тоже шли так же неприкаянно и без особых принципов, по своему земному пути. Что святого осталось у них? Что можно поднять высоко над всеми ними – знамя? Но что будет изображено на нем?Их идолы и божки, в виде золота и денег? Власть, к которой они стремятся. Из святостей у них остался только Легион, и элементы его геральдики. Еще одна поруганная святыня. Как и их Кодекс, придуманный бог весть, когда. Который откровенно не справлялся со своими обязанностями их семейной библии. Даже заповеди в ней были размытыми – не убий – и они убивали. Не укради – и они крали. Их долго сопровождали, и наконец догнали закат и вырождение. И они подошли к этой битве с Кадавром опустошенные духовно и нравственно. Где-то внизу, под их ногами валялся растоптанный ими Кодекс и их семейные ценности. И этот огонь не сжигает их, да что там сжигать – все это и так давно превратилось в труху. А они сами превратились в куклы, которых поддерживает не что-то светлое, или святое, не высокие помыслы и устремления, а только их корысть и алчность. Да еще заряд их энергии.
И она не знала, есть ли у них право и дальше существовать на этой планете. Но, она поняла, с горькой усмешкой, что, если бы этого Кадавра не существовало, его надо было придумать. Как символ того, во что они превратились. Или превратятся очень скоро. Она все-таки решила обратиться к ним. Она встала посреди комнаты и подняла вверх свою винтовку, удерживая ее двумя руками, будто это была единственная святыня, на которую они все могли положиться сейчас и ждать от нее защиты. Все подошли к ней и обступили ее кругом. Только легионеры остались у бойниц, которые постепенно остывали – обстрел заканчивался, о чем и свидетельствовала наступавшая снаружи тишина.
– Как поведал мне в одной легендеТигель, наш великий Хранитель, наши души летели, или поднимались в небеса плотной группой, словно нас позвал к себе и был готов принять Создатель. Номы попали под метеоритный дождь. И нас нашпиговало этими инородными частицами. Которые несли внутри себя элементы мощного вещества неземного происхождения. С непонятной и очень сильной энергетикой… И мы вернулись обратно, под их тяжестью, на Землю, словно мы были одновременно опечалены несостоявшейся встречей, и в то же время, радовались новым способностям. И своему новому состоянию. Будто пар сразу превратился в лед, синий и безмолвный. Никогда не тающий. И этот лед, по не понятной нам причине трансформировался в наши ядра. Холодные и равнодушные. Но когда мы хотим чего-то очень сильно, мы чувствуем его жар. Когда мы пытаемся воспарить над собой, совершить невозможное, этот лед оживает и разогревает все вокруг. Очень жаль, что мы так мало и так редко хотим чего-то. Особенно, не для себя. И мы сами заморозили в себе это пламя, и успокоились, оставшись навечно на Земле. Хотя, это просто легенда, или притча, как вы все понимаете. И как сказал Тигель, в тот день на нас упало это проклятие. Или благословение. Пусть каждый решает сам для себя, что это было. По мне так это просто красивая сказка. С не очень убедительной научной базой. Но давайте просто подумаем, о том, что мы дали этому миру? Да, почти ничего. Сделали ли мы его хотя бы чуточку чище, справедливее и лучше? Безопаснее и более благополучным? Процветающим? Сомневаюсь. А ведь в каждом из нас столько света и энергии…
Неприкасаемые хмурились и явно уязвлённые, с легким укором смотрели на Ангеллу. К чему эти легенды сейчас. Ведь все уже достаточно взрослые создания, и вряд ли стоит тормошить их историю и генезис. Бытие, которое они определяли сами – своим собственным, не очень ясным сознанием. Но извините, другого у них нет.
– Ангелла, мы и сами прекрасно понимаем, что мы превратились в обычных мародеров и мошенников. Хотя могли бы стать святыми. Ну, или меценатами и благодетелями, в крайнем случае. Или просто не мешать людям своими выходками… – Гранж обвела всех строгим взглядом, особенно нажимая им на ВЧ. Те пожали плечами – извините, дорогие родственники, уж так получилось. У нас просто больше вашего развиты математические способности и любовь к деньгам. Как-никак, в нашей семье еще не запрещена специализация – кому-то суждено стать воинами, кому-то бизнесменами, кому-то гуру и консультантами по красоте и так далее.
– Да, хватит уже самоанализа и угрызений совести. К чему они сейчас… Ты лучше скажи нам чего-нибудь вдохновляющего, – отозвалась Каталина, и ее предложение горячо поддержали Глория и Гранж. Поднять дух и ободрить их перед предстоящей битвой – вот что им было нужно сейчас.
Асраил подмигнул ей и показал большой палец, по крайней мере ему легенда Тигеля понравилась. Заметила Ангелла и глаза Глории и Соледад – они тоже как зачарованные слушали ее. Значит, не зря старалась. Гуннар тоже покряхтел и утер глаза, на которые набежала слеза – он растрогался, и ему было приятно послушать историю зарождения их Семьи. Черт возьми, всегда полезно, когда тебе напоминают, для чего ты здесь находишься. И кем бы ты мог стать, если бы не твои всепоглощающая страсть и любовь к женским прелестям…
– Черт с вами, неисправимые, – тихо отозвалась Ангелла, и поняла, что ей также надо улучшить свои ораторские навыки. Как и чувство аудитории – как управлять ею, как оживлять динамику работы в группе и прочие премудрости. Задумавшись ненадолго, она встретилась глазами с Асраилом и словно прочитала его призыв в них – зажги! И стала вместо речи вызывать каждого из них прямо под свои светлые очи. Она приказывала им встать на одно колено, и прикладывала к их плечам свою винтовку. Она посвящала их в легионеры. “И даже, чего мелочиться, -сделаю их сразу рыцарями”, – подумала она. Пусть воюют достойно. И всем казалось, к их явному удовольствию и восхищению, что лицо Главы их Семьи будто светилось при этом внутренним светом. Вот оно – лицо Победы. Виктория. Их родственница, которая, как осознали они, была готова пожертвовать собой, своими чувствами к человеку, своим первым романом… Ради их Семьи, ради каждого из них. И они чувствовали себя как очень важные члены этой ячейки, которыми дорожат, хотя и манипулируют время от времени. “Но от этого никуда не деться”, – думали все.
– Клянешься ли ты, Генриетта, быть всегда храброй и отважной. И пожертвовать своей жизнью, если это будет необходимо, чтобы спасти честь своей Семьи. И жизни своих родственников…
– Клянусь, – лопотала с ужасом и трепетом Гранж, и целовала приклад винтовки, который упирался в ее плечо.
– Встань, Дама Генриетта. Добро пожаловать в наш Легион. И да падет на тебя отсвет его славы. И да будет передана тебе часть его силы и стойкости… Рази врагов нашей Семьи, не взирая на их вид и количество…
И они вставали с колен, уже чувствуя себя иначе – будто вновь проходили и переживали наяву свою историю и теперь, синий лед внутри них превращался в синий и яростный порох. Который так пригодится им в предстоящей схватке с их судьбой в лице Кадавра.
– Fortes fortuna adjuvat, – прокомментировал этот ритуал Асраил, который знал латынь лучше, чем кто быто ни было в этой Семье.
– Сэры и Дамы, прошу вас занять ваши места у бойниц, – продолжал Асраил слегка иронизировать над новым статусом своих родственников, а Ангелла хмуро посмотрела на него, но затем сама улыбнулась.
– Ну, что ж, победа любит храбрых. И отважных. И теперь, она точно будет на нашей стороне. С нашей Семьей, и с Ангеллой, нашей королевой, – сказал Гуннар и склонился перед ней в поклоне.
Ангелла кивнула ему головой, и бросила взгляд на Асраила – следуй за мной. Она прихватила свою рацию, и направилась к двери. Но они прошли всего несколько метров, когда онавдруг остановилась, и уже на выходе из их ритуальной комнаты Глава Семьи оглядела своих братьев и сестер. Ангелла сказала негромко, но все прекрасно слышали ее.Поняв, что все, произнесенное Ангеллой даже шепотом, надо воспринимать очень серьезно и внимательно.
– Берегите Соледад. Это надежда на возрождение наших Хранителей. Истинных…
Все кивнули ей, понимая важность этой невысокой и красивой девушки с выразительными глазами и смуглой кожей. “Красива, и так талантлива. А сколько в ней храбрости. И как она верна Глории…”, – подумал о ней Асраил с уважением и подмигнул ей. А сама она явно смущенная таким вниманием к себе, отвесила всем поклон и Глория, улыбнувшись ей, брала ее за руку.
– Buena suerte! – пожелал Асраил Соледад, и они с Ангеллой уже выходили на лестницу, которая вела вниз. А легионеры уже открывали ставни и их глазам предстала картина горящей Северной Базы.
– Занять позиции, – приказал Гуннар и все Неприкасаемые расположились у ниши, идущей кругом по всей стене их бункера, и размещали в амбразурах свое оружие.
Тем временем, Ангелла с Асраилом уже шли по Базе, направляясь в их северный блиндаж, и тяжелым взглядом осматривали последствия второго обстрела. Все выгорело и умерло. Было разрушено варварски и самым жестоким способом. Сама их башня, из которой они вышли, стала абсолютно черной. Будто ее основательно подкоптили и превратили в элемент готического старинного замка. А вышки – их просто вырвали с корнями из земли, и они остановились, понимая, что Легион несет существенные потери. Им было жаль погибших солдат, и они оба вздохнули. Но жизнь продолжалась, и сейчас не было времени для похоронной процессии. “Позже, дорогие легионеры, мы окажем вам все приличествующие почести, проводим в последний путь, как положено. И будет звучать гимн Легиона, и прозвучит салют. И вы найдете свой последний приют, заснете успокоенные.И, спасибо вам за службу…”, – думала Ангелла и догоняла Асраила, который ушел вперед, пока она предавалась своим печальным мыслям. Им открыли дверь, после того, как до О’Брайена, наконец, дошло, кто пришел к ним, и Неприкасаемые, к своему удивлению, нашли внутри блиндажа только рыжего легионера и Такахаси.
Присев на ящики, они выслушали донесение Китано, который спокойно и информативно поведал им про последние события, и про то, что Власта пыталась связаться по рации с руководителем Легиона, но не смогла. Ангелла хмуро смотря на него, уже вызывала Власту и через некоторое время ей это удалось. Через несколько минут вернулись разведчики, и наспех отряхнувшись от пыли и грязи, докладывали неожиданно прибывшему руководству о результатах своей миссии. Ангелла с удивлением смотрела на блестящие от следов крема лица Закарии и Такахаси, а Власта разводила руками, словно говоря, что она просто исполняла свою работу. Закария обменялся взглядами с Асраилом и ему показалось, что его бывший шеф находится в весьма приподнятом настроении. Он даже подмигнул ему и осмотрел с головы до ног, проверяя физическую форму и моральное состояние своего бывшего солдата. Ангелла смотря на Закарию, видела в нем определенные перемены, но в то же время находила подтверждение своим мыслям. Да, он отчаянный воин, и тут он был на своем месте, на поле боя, в этом блиндаже. Он был готов умереть, не понимая, что ждет его потом… Но ему сейчас было наплевать на это – его инстинкты и рефлексы были сильнее слабого голоса его души, которая уже мучилась и кричала от боли, ожидающей ее впереди.
Ангелла быстро приняла решение, которое сразу было поддержано Асраилом – они идут туда, откуда только что прибыли легионеры, и уже там, судя по обстоятельствам, они либо проведут разведку боем, либо постараются добраться до Кадавра. Ангелла приказала Власте остаться в блиндаже, вместе с О’Брайеном. Они пойдут в бой вместе с ветеранами. И Такахаси довольно улыбался, вынимая из ящика ручной пулемет, и несколько почти квадратных магазинов к нему. Закария был верен себе – несмотря на свой первоначальный порыв, там, на скале, он возьмет легкую штурмовую винтовку. И достаточное количество рожков с патронами. Нож. И еще захватит побольше гранат и взрывчатки. Они обязательно пригодится им. Он бросил задумчивый взгляд на моток крепкой веревки, и вспомнив расстояние до земли, закинул его себе на спину. “Спасибо тем, кто, руководствуясь какой-то странной логикой, принес этот крепкий, почти альпинистский трос в этот бункер”, – думал он, ощупывая его пальцами. Толстый и прочный – то что надо. С парой карабинов. Затем он надел перчатки и кивнул Такахаси – не забудь свои. Тот отозвался и показал свои руки, на которых красовались такие же как у Закарии перчатки – прочные и весьма удобные.
Ангелла с Асраилом тоже основательно вооружились и экипировались, и спрыгнув в туннель, они уже шли по нему одной большой группой, возглавлял которую Закария. Освещая им путь все тем же фонарем. Спустя несколько минут, они уже лежали на скале, и все вместе осматривали вражеские позиции, привлеченные одной сценой. Перед солдатами, одетымипочти также, как они, выступал оратор, настраивая это темное воинство на их предстоящую битву с врагом. Наведя оптику на этого деятеля, натянувшего на себя офицерскую форму, Ангелла с Асраилом удивленно переглянулись. Это какая-то мистика… При свете многочисленных костров, которые разожгли по всему периметру лагеря, и вокруг места схода этих неведомых солдат, на возвышении стоял оратор. И этот человек напомнил им того самого злобного и вертлявого епископа, который заводил и обрабатывал солдатов барона. Натравливая их на Ангеллу и Асраила, которые находились в Черном замке. Насколько они помнили, у него был такой же голос, такая же внешность и повадки. Его голос раздавался по всей долине, к тому же ему помогало устройство, похожее на мегафон или рупор. Те же эффектные жесты и прекрасно поставленная речь. В которой он обрушивался на них, как на великих самозванцев, которые взяли на себя явно непосильную для себя ношу. Являться символом справедливости и спасения всех невинно пострадавших. Но им на смену уже тяжелой поступью судьбы идет Темный Легион!
– Мы разгромим этих выскочек! Мы накажем эту семью, и они понесут заслуженное наказание! И это сделаете вы – великие воины. Храбрейшие и избранные. Вы победите их…
Он заходился, то ли в экстазе, то ли в приступе кашля, но его речь явно мало трогала наемников, которые огромной толпой окружили его, и смотрели на него, как на заезжего артиста. Или автора книг, в которых раскрывались секреты достижения успешной жизни всего за каких-то пятьсот шагов. Но для них это было хоть какое-то развлечение. Они довольно громко переговаривались между собой и делились своими прогнозами на предстоящую атаку на этот еле живой Легион. Вернее, его остатки. Говоря по правде, они бы предпочли вообще больше никуда не ходить сегодня, а завалиться в свои палатки и поесть чего-нибудь сытного и жирного, запив свой ужин солидной порцией хорошего алкоголя. Но ладно, раз уж у нас такая работа, раз вы платите нам только по факту и при наличии определенного результата, то хоть развлеките нас, уважаемый… Ангелла слово читала их мысли и думала о том, что некоторые пути действительно неисповедимы. И не обратимы. Она покачала головой, потом осмотрелась по сторонам и приказала Закарии устроиться возле себя. Игорячим шепотом посоветовалась с ним – не будет ли лишним, по его мнению, установить взрывчатку, которую он прихватил с собой, у подножия скал, чтобы обрушить камни вниз и вызвать настоящий и мощный обвал на головы этих бродяг. Закария признал этот план почти гениальным, и они с Такахаси отправились на эту миссию, обмотав тросом крепкий камень, и спускались вниз, по отвесной и неприступной для подъема снизу скале. Благо было достаточно темно, и их вряд ли бы заметил кто-то. Ну разве что, у кого-то из этой банды был ПНВ.
В то время как Асраил высматривал в бинокль, или своим шестым чувством искал расположение в лагере их бывшего родственника. Как очередной сомнительный клад. Одну палатку, в которой Кадавр мог располагаться, он нашел. Она напоминала шатер, и была намного выше и шире других, была более крепкой и основательной. И что очень показательно, абсолютно черного цвета. В отличие от других палаток, которые маскировались под сугробы. Он передал бинокль Ангелле, и она сразу нашла этот шатер, от которого исходила хорошо ощутимая черная и страшная сила. Предчувствие грядущего ужаса и возмездия.
– Возможно, возможно… – она задумчиво отозвалась на предположение Асраила и на его красноречивый взгляд, и вновь брала в руки винтовку, с глушителем, с помощью которой она прикрывала саперные работы двух легионеров. Она видела, как они слаженно и быстро устанавливают заряды, и детонаторы, и как они, закончив, уже двигались осторожно обратно к скале, где их ждали Ангелла и Асраил. Они очень быстро, на одних руках поднялись по тросу, благодаря своей отличной физической подготовке. Да, Закария был признателен своему другу. Который не дал ему скиснуть в камере, и все время изматывал его тренировками. Зато теперь он был готов к любым испытаниям. Ну, почти к любым. Несмотря на чисто служебный характер их разговора, он чувствовал очень сильное волнение, общаясь с Ангеллой. Все таки он попал под ее чары. Он околдован ею, и она чувствовала его странное состояние, но словно не обращала на это особого внимания.
Они уже поднялись и устроились рядом со своими командирами, и Ангелла опять указала Закарии на место рядом с собой. Он прилег рядом, а она умудрилась выдвинуться немного вперед и заглянуть ему в глаза. Вот это взгляд… Его пробрала дрожь.
– А у тебя изменились глаза… вернее, их цвет. Когда ты смотрел на меня, лежащую в Мини, глаза у тебя были абсолютно черные. Будто кто-то выжег тебя изнутри. Или ты сам поджег и уничтожил все хорошее в себе. А сейчас твои глаза светло карие… Мне нравится.
Он удивленно слушал Ангеллу, которую, к его удивлению, цвет его глаз занимал больше, чем их предстоящий бой. “Женщины…”, – подумал Закария,и удивился этому, но ведь Ангелла прежде всего, была именно женщиной. Красивой, сильной, умной, уверенной в себе, заботливой. А уже потом воительницей и его командиром. Так что… А Ангелла продолжала, правда она теперь смотрела в бинокль, и Закария направив свою оптику в том же направлении, увидел тот самыймрачный и наводящий тоску шатер. Или большую палатку. На которую неотрывно смотрел Асраил в свой бинокль. Закарии казалось, что Асраил увидел главную цель в своей жизни. Так он был очарован этой палаткой. В то же время, он был в ярости – его пальцы так сильно сжимали бинокль, что оптика в ней трещала и трескалась.
– Я теперь всегда буду смотреть тебе в глаза. Проверять твое состояние… Чтобы знать, что ты натворил, и встал ли ты на путь исправления…
Ангелла тем временем слегка придвинулась к нему, и его обдало жаром. Такая от нее шла волна. То ли тепла, то ли какой-то неведомой ему силы. Иэнергии. “По крайней мере, стало тепло”, – думал он, смотря на Такахаси, который ежился на холодном снегу. А Ангелла лежала рядом с Закарией явно довольная, словно она наконец-то получила все бонусы и компенсацию, за свою вредную работу по спасению ее семейки.
– Ну, все, дорогая сестра. Это точно Кадавр, – тихо промолвил Асраил, не обращая никакого внимания на влюбленный трепи странное поведение своей сестры. Она,смутившись, взглянула в бинокль и увидела их родственничка. Да, это точно был он. Бинокль в ее руках тоже заскрипел. Окруженный целой свитой, скорее всего телохранителей в черной форме, и парочкой советников. А может быть, это были те самые псы, которых он привел с собой на Землю из глубин космоса.
– Я же видел его во время трансляции, когда он звонил Моргану… Это он – та же лысая башка, усы, борода…, – прошептал Асраил и Ангелла, нахмурившись, соображала, как им будет сподручнее пробраться к его шатру.
– Мы взорвем скалу, когда они приблизятся к нам. Мы навяжем им бой, и они пойдут сюда. Таким образом, мы оттянем на себя все их силы, отвлечем их, а вы… А вы сможете осуществить свой план, – Закария смотрел на Ангеллу, которая слушала его, смотря ему в глаза, и хмурилась.
– Я поддерживаю…, – Такахаси кивнул головой в знак согласия с предложением Закарии, а Асраил тепло смотрел на своего бывшего наемника.
– Отлично…
Ангелле план не понравился, уж откровенно самоубийственным он был. Но другого выхода у них не было. Хотя, подождите… Она озвучила свою идею.
– Лучше дождаться, когда они сами пойдут в направлении Базы. И тогда вы обрушите на них камнепад, – она не потеряла своей рассудительности, наблюдая за Темным Легионом, который уже выстраивался в шеренги, готовясь к очередной атаке на позиции Северной Базы. – Часть из них пройдет туда, правее нас, и их там встретят Власта с Патриком… А вы завершите начатое, и похороните их под камнями в этом узком коридоре. Мы же пока обойдем их слева….
Все кивнули головами в знак согласия, а Ангелла опять смотрела в глаза Закарии, понимая, что скорее всего, больше не увидит его никогда.
– Беречь себя. По возможности не подставляться… Вы… Ты понял меня? –обратилась она к Закарии и тот послушно кивал головой. Она положила свою руку на его, и он почувствовал ее сердцебиение через это касание. Ее сердце билось так сильно, даже мощно, что ему казалось, что она превратилась в сплошное сердце. Впервые в своей жизни позволив ему быть главным органом в своем прекрасном теле. А не руководствуясь своими мыслями и позывами души. Хотя, может и ее душа истосковалась в одиночестве. Она, не смотря на него поднялась, и уже двигалась осторожно за Асраилом, который ушел немного вперед. Но уже уходя, она, не оборачиваясь, показала Закарии кулак, и он улыбнулся. К сожалению, несмотря на ее заботу о нем, выжить им с Такахаси вряд ли удастся. Они сами поняли наличие этой печати смерти на себе, и теперь даже любовь этой красивой, очень сильной и загадочной женщины не смогла бы спасти его от того сценария, который он сам и написал для себя. Но он все равно сможет сделать этот мир хоть чуточку лучше и чище. Захватив с собой на тот свет, в соседний со своим котлом, побольше этого сброда, которые опрометчиво решили, что Легион – это набор игрушечных солдатиков.
Глава 29.
Последнее хокку Такахаси.
Армия Кадавра уже заходилав коридор между скалами уверенными, но не очень стройными рядами, и Закария с Такахаси, лежа уютно на снегу, выжидали момент, когда они смогут привести в действие взрывчатку.
– Не спеши, – говорилшепотом Китано своему другу, погружаясь в свои мысли. Хокку, над которой он не спеша корпел несколько лет, приобретала, наконец, свои финальные очертания.
– Хочешь послушать мое последнее трехстишие? –спросил он так же шепотом своего друга.Они лежали на холодном снегу голова к голове и смотрели друг на друга глазами двух заговорщиков. Закария кивнул головой, понимая, что таким образом Такахаси прощается. И с ним, и с этим миром. Он отложил дистанционный взрыватель в сторону, и ждал, пока легионер с заметно дергающимся веком не раскроет свое отношение ко всему происходящему. Или не намекнет, о чем он думал все эти годы.
– Цветок на снегу расцвел
Красное пятнышко на бесконечном пространстве белого
Надежда на воскрешение меня посетила…
– На мой взгляд, неплохо… А может не воскрешение, а продолжение? –озвучил Закария свое внутреннее бессознательное, но Такахаси не ответил, он отвлекся, оглядываясь назад, и внимательно прислушивался к стрельбе, которая раздавалась за их спинами.
– Они дошли до Базы. Власта и Патрик их встретили огнем пулеметов. Прямо в лоб. И они расшибут тут свои лбы. Теперь они окажутся меж двух огней. Давай…
Закария кивнул головой, понимая, что сейчас уже не до стихов, и нажал на кнопку пульта. Они опустили лица в снег и расставили руки и ноги широко, словно пытались удержаться на месте, сносимые сильным порывом ветра. Рвануло так рвануло. Скалы, в которых легионеры очень точно выбрали места для взрывов, угадав их самые слабые места, обрушились вниз, с грохотом и ревом. Вызвав настоящее землетрясение по всей прилегающей территории. Хороня под собой весь этот сброд, который откровенно говоря, верил во что-то впервые в своей жизни. Они поверили в свою смерть, которую кто-то неведомый им, уже пригласил на этот маленький праздник, выслав ей красивые и дорогие пригласительные открытки, и приготовил их самих в качестве угощения. Как главное блюдо и гвоздь программы. Они гибли десятками, под камнями, а вместо саванов их покрывала снежная крошка и частицы камней, раскрошенные взрывами. А камни все катились и срывались на них сверху, и как казалось, конца этому локальному конца света пока не предвиделось.
– Что там кричал тот оглашенный? Что место Легиона займет новая сила? – закричал Закария и подобрав все свое движимое имущество подбегал к краю скалы. Найдя там удобную позицию, которую прикрывали камни, он с размаху занял ее, и начал кидать гранаты в эту толпу орущих бандитов и наемников, срывая со своих снарядов кольца. До места обрушения от них был добрый десяток метров, но они теперь оказались почти на краю обрыва – где раньше были красивые и аккуратные стены, теперь красовался огромный, зияющий провал. И куча камней, которые под собой скрыли проход и всех тех, кто находился в нем, маршируя к выходу на Северную Базу. И их задачей сейчас являлось уничтожение оставшихся в живых, тех, кто не успел войти в этот коридор, который воронкой засосал в себя большую часть живой силы противника и их души.
– На каждую силу найдется другая сила. И мы пока сверху в этом замесе! – крикнул Такахаси в ответ, и тоже присоединился к метанию гранат. И эта долина превратилась в кровавую кашу, в огромную чашку Петри, в которой люди, почувствовав непреодолимую тягу к биологии, и примкнувшие к ним высшие силы задумали провести страшный эксперимент. Накидав в эту лабораторную посуду всевозможных ингредиентов,и теперь наблюдая за брожением и другими процессами, которые сопровождались выделением огромного количества тепла, крови и энергии. А также предсмертных криков, стонов, звуков взрывов и стреляющего во все стороны оружия разного калибра и пробивной способности и мощи.
– За Легион! – кричали Такахаси и Закария и обрушивали вниз на своего ошалевшего врага огонь, прицельный и точный огонь своего оружия. В этот день пулемет Такахаси выполнял функцию санитара, но не леса, а этой заснеженной долины, и явно перевыполнил план, потому что то, что не дожали скалы и камни, забрал он в свою коллекцию убитой нечисти. А Закария, меняя свои огневые позиции, чтобы по нему не пристрелялись ответным огнем, с хирургической точностью убивал тех, кто еще совсем недавно планировал опустить свой ботинок на Северную Базу Легиона. Чтобы растоптать ее и сравнять с землей. Вернее, со снегом, который со временем укроет и занесет их собственные, основательно поврежденные и разорванные пулями и осколками тела.
– Кучно кладешь, – комментировал ловкую стрельбу своего друга Такахаси и менял очередной магазин. Они оба уже были ранены отстреливающимися наемниками, но пока собственный адреналин и эмоциональный подъем удерживалилегионеров на ногах.
А Закария яростно улыбаясь, смотрел на своих врагов вновь почерневшими глазами и слава богу, что рядом не было Ангеллы, которая сама бы, наверное, убила его за эту очередную демонстрацию своих демонов, которые впивались вместе с его пулями в тела умирающих наемников. Темный Легион таял на глазах, а орудия и минометы уже наводили на их позицию, чтобы смести их со скал страшным ответным залпом.
А в это время, Власта, заняв бойницу, у которой раньше стоял Закария, так же кучно и уверенно посылала смертельную энергию своего пулемета в приближающиеся к их блиндажу ряды врагов. А О’Брайен заняв место Такахаси, все никак не мог совладать – и со своим страхом, и с пулеметом, который не слушался его, и посылал пули то выше, но ниже бойцов Темного Легиона. Власта же, уверенно, словно это было и ее настоящее призвание, справлялась с обязанностями пулеметчицы и откровенное отсутствие таланта к военному делу этого рыжего парня выводило ее из себя. Она что, должна тут работать за двоих? Ну и мужики пошли…
– Какой же ты бестолковый, О’Брайен! – крикнула Власта, и приказала ему принести ей еще одну ленту. Патрик, бросив неподдающуюся машину, бежал за боеприпасами, и помогал Власте зарядить ее в пулемет.
– Ты, вообще, стрелять умеешь? Что ты хватаешь пулемет как уличную девку, придурок! Бери его сильно, и уверенно, но в то же время, с уважением…. Вы должны слиться с ним в едином порыве страсти… Понимаешь? У тебя секс то был? Или рыжих не очень в этом плане привечают? Так вот, забудь про секс, пацан. Представь, что это твоя верная подруга… Которая одна и сможет тебя спасти в этом кошмаре. Понял меня?
О’Брайен смущенно отвечал, что секс, конечно был, но ведь пулемет – явно мужского рода предмет, и представить интимную связь с ним у него никак не получится. А Власта изловчившись, пнула его, и отгоняла от себя, чтобы он не отвлекал ее от работы, и смогла прижать к земле осмелевших и поднявших головы врагов, от которых она почти отвлеклась по вине этого рыжего. К остывшим трупам врагов, которыми украсили окружающий их пейзаж еще Закария и Такахаси, теперь прибывала благодаря ее усилиям новая, солидная партия. Но главное сейчас – это настроить этого верзилу на бой!
– Тогда представь, что пулемет – это твой друг! Доверься ему!
А О’Брайен не к месту и не ко времени думал о том, что как-раз-таки доверять в этой жизни ему никому не приходилось. Как не доверяли и ему. И только рекрутер Легиона разглядел в нем что-то. Неужели он ошибся… И единственное, на что он способен – это драться в пабах и ухлестывать за девушками…
– Я сама тебя пристрелю, если ты сейчас не перестанешь валять дурака. И не дергай стволом, как своим… Давай, пошел!
О’Брайен уже брал в руки тяжелый пулемет, и вздохнув глубоко, направлял его уверенно и плавно в сторону врага, который на его участке уже готовил явный прорыв их обороны. Он представил пулемет ветераном Легиона, например, Такахаси, и это ему помогло – он ощутил, как казалось ему, тихую уверенность своего старшего товарища и его спокойствие. Его готовность умереть, но не отступить. А может быть, Такахаси оставил в этом куске металла частицу своей души, и теперь, она влилась во внутреннее пространство Патрика, и он уже воспринимал этот пулемет как родной. Как продолжение себя. Такого грозного и опасного для врагов Легиона.
– Нет, сегодня вы не пройдете тут, – шептал он, то ли себе, то ли приближающемуся неприятелю и послал в их тела разгоряченный металл. И его очередь была такой громкой, словно пулемет почувствовав себя, наконец, внадежных руках, и так пронзительно и сильно, почти по-мужски ругнулся, что звуки эти достигли ушей Асраила и Ангеллы, которые спрыгнув легко с высоченной скалы, и обойдя с левого фланга лагерь Темного Легиона, приближались к палатке Кадавра. К их удивлению, начало светать, или все вокруг было так залито огнем и вспышками взрывов, что небо поглотило часть этого света, и теперь отдавало его назад, подсвечивая мир под собой ярко красным оттенком.
– Жарко там, на линии огня. Пора и нам открывать еще один фронт…, Асраил остановившись, оглянулся назад, смотря в сторону оставшихся позади точек боестолкновений бойцов Легиона и армии Кадавра.
Они зашагали дальше, нагнувшись, и пробирались между палаток и неуклонно приближались к своей цели. Ангелла держала в руках легкую штурмовую винтовку, а Асраил был вооружен большим и тяжелым пистолетом, наподобие ручной гаубицы. Он не любил винтовки и автоматы, не говоря уже про пулеметы, и всегда выбирал то DesertEagle, то Automag V. Или не менее массивные револьверы, с которыми он изящно и ловко управлялся, несмотря на их вес и не слабую отдачу.
Неожиданно, с земли стремительная синяя звезда унеслась в небо, как маленькая злая ракета, стартовая площадка которой находилась совсем рядом с ними. Кажется, в черной башне Северной Базы…
– Серьезно? Это что, Морган?!! – закричал Асраил, запрокинув голову и провожая взглядом полет этого неопознанного летающего объекта. – Значит, он все-таки выбрался из башни…
– Надеюсь, что он, а не кто-нибудь еще… Только не загадывай желание, а то вернется.
Ангелле, честно говоря, было почти все равно, что случится дальше с их родственником – его дальнейшая судьба мало волновала ее. Только бы из него со временем не получился второй Кадавр. Или еще более опасный злодей. “Все-таки, надо будет потом попытаться найти его. И держать под контролем, поближе к себе. Как откровенно деструктивный элемент”, – подумала она, тоже наблюдая, как ядро Моргана уходит все выше, превращаясь в едва заметную точку. “Как там Закария? Взрыв и обвал скал были что надо… Надеюсь, он выжил…” – думала она мрачно, уже смотря себе под ноги. Ее мысли были короткими. Как ее шаги в снегу. Идти было тяжело, да и не только физически. Она все больше чувствовала этот груз ответственности и страх за всех. За исключением, самой себя. Сама она как-нибудь справится. Умирать ей было не страшно. Страшно было бы потерять…
– Я вспомнил… Вспомнил настоящую фамилию нашего родственника, нашего лорда, – Асраил опять застыл впереди нее, и она почти уперлась лицом в его спину.
– Asmodeus?
– Нет, Моргенштерн, представляешь? Ты говорила про Тигеля, вернее, рассказала ту легенду, которой он с тобой поделился. Ну, я и вспомнил его записную книжку. Или дневник. Чего там только нет. Каких только сокровищ и потаенных, секретных знаний. Ну и мне как-то посчастливилось в нее заглянуть. И узнать кое-что об истории нашей Семьи. Тигеля она очень интересовала… кстати, эта книжка сейчас хранится где-то в замке Моргана…
Асраил уже не помнил, как она оказалась там. Только точно знал, что продать эту реликвию он своему родственнику не мог. Не согласился бы ни за какие деньги. И скорее всего, тот ее как-то выкрал из его архивов…
– Утренняя звезда…Да, когда-то он был другим. И что с нами со всеми случилось… – Ангелла задумалась о том, что стало причиной их изменений. Может быть, всему виной то, что слишком долго они были среди людей. И переняли не самые лучшие из их качеств… Даже Морган, как она помнила, раньше был очень отзывчивым. Благородным. Настоящим лидером их Семьи. Даром, что он был самым старшим из них. Но ей нужно защищать их и такими, от еще более страшного Неприкасаемого. И, как поняла она, они, все из них, были явно не готовы меняться сейчас. Может быть, им понадобится еще время. Главное – не распуститься еще больше… И даже если им судьба будет погибнуть, и кардинально поменять себя, то точно не этому ублюдку принимать это решение. Не та эта сила, столкнувшись с которой, их мир разрушится и разлетится на куски. Или уйдет под воду, как Титаник.И они не прогнутся под его натиском. Пошлют подальше со всеми его угрозами и ультиматумами.
– А что, символично. Сейчас как раз утро. И он нам указывает верное направление… – Асраил уже смотрел вперед себя и вновь настроился на их миссию.
– Направление… – Вдруг Ангелла задумалась, как они вообще вышли на это направление. И откуда этот подземный туннель, который привел их сюда. – Как мне кажется, ты знаешь кто прорыл этот туннель. И для чего. Уж очень ты был невозмутим там, в северном блиндаже. Даже и не удивился, что легионеры нашли его…
– Не удивился. Вернее, удивился тому, что сам забыл про него. Наверное – старею… А ты права, его прорыли…
И Асраил рассказал ей о том, что туннель, ведущий с закрытой и охраняемой территории Северной Базы прорыли для Гуннара, большого любителя женщин. И вечеринок с ними. И женщин этих доставляли в эту самую долину на вертолетах. И потом высаживали на той самой скале, где Закария с Такахаси ведут сейчас свой последний бой.
– Мерзость…, – отреагировала Ангелла, чернея лицом, и уже пожалела, что спросила Асраила об этом туннеле.
– Ну и благодаря тому, что Гуннару всегда нравились высокие и крепкие девушки, настоящие гренадеры, то они без особого труда пробирались по всем этим лестницам и ходам. И что интересно, все прекрасно знали о вечеринках Гуннара, который проводил их в этом самом северном блиндаже. Но какая-то стыдливость все-таки мешала ему проводить своих кукол через ворота.
– Скорее, все это он делал в угоду своим фантазиям… Овладел в полевых условиях. Наверное, еще просил легионеров стрелять в воздух при этом… Для более острых ощущений. Одержал очередную победу, завоеватель, будь он неладен… Черт возьми, порочная семейка… – но Ангелла уже думала о том, что страсть ее родственника, все-таки помогли всей Семье. – Как это по-нашему. В лучших традициях Семьи Неприкасаемых. Делаем не из лучших побуждений, а в угоду своим слабостям. И в конечном итоге, получаем с этого профит…. – она будто говорила сама с собой, но Асраил внимательно слушал ее.
Асраилпродолжил свою историю – строительством, конечно, занимался, Морган, именно одна из его компаний выиграла тендер. По предварительной договоренности с Гуннаром, который курировал этот проект. И в знак благодарности, или в качестве вознаграждения, он и сделал этот бонусный туннель. А заодно щедро украсил егоскрытыми камерами и подслушивающими устройствами. Что и помогло ему, в конечном итоге, прибрать окончательно к рукам Гуннара и вмешиваться в процесс принятия решений по операциям Легиона.
– Черт возьми, он смотрел мне в глаза и врал. Что он делает все возможное, а его тормозят пассивные и ленивые родственники. А где-то гибли люди, не дождавшись помощи… А я, как дура, верила ему, – сказала Ангелла, вспоминая честное лицо Гуннара. – Ладно, сейчас не до этого, но я ему это потом все выскажу. Прямо в лицо… Припомню и то, что он сразу не рассказал про этот туннель. И мне наплевать на его чувство стыда…
Асраил покивал ей головой, понимая, что Ангелла и ему припомнит его проделки, но она уже отвернулась от него – она краем глаза заметила артиллерийские расчеты – батарея была не так уж далеко от них. Справа, метрах в двухстах. Там были и простые солдаты, и пулеметные точки. Она развернулась к ним и наблюдала тревожно, как перенацеливали орудия и пушки, стволы которых опускали и направляли для огня по новой мишени. Которая располагалась ближе и правее их Северной Базы.
– Черт! Они сейчас накроют залпом Закарию и Такахаси! – в ее голосе послышалась такая боль и отчаяние, что Асраил уже знал, что дальше он пойдет один. Что его абсолютно устраивало.
– Иди, сестра. Возьми на себя этих канониров. И прочих маргиналов. А я накрою ставку Кадавра. И его псов.
Ангелла колебалась – идти ли ей спасать Закарию, повинуясь зову сердца, а может и страсти, как она осознала неожиданно, или продолжить свой путь вперед, туда, куда ее вел ее разум и чувство ответственности перед Семьей.
– Хватит колебаться, Ангелла. Если любишь и желаешь кого-то, то не надо просто стоять и страдать. Действуй. Хоть в раз жизни сделай что-нибудь для себя самой. Сделай это для себя.
Они обменялись выразительными взглядами, и он словно прочитал сомнение в глазах сестры – а справится ли он с Кадавром?
– Справлюсь. Я ведь не административный работник. Или бизнесмен, наподобие ВЧ. Если и есть в нашей Семье специализация и предопределение, то осуществление мести и взимание платы по счетам – это мое…
– Ладно, поменьше пафоса, Асраил. Будь максимально собранным, я тебя умоляю… Ты сейчас и Легион, и Семья. И наши Хранители. В одном лице. Защищай все это…
Они стукнулись плечами, как делали порой перед боем, в котором им удавалось сразиться вместе и быстро разошлись по разным направлениям. И Асраил, обернувшись на секунду, видел, как Ангелла, словно забыв о всяких предосторожностях, несется по направлению к батарее, и усмехнулся, нисколько не удивляясь ее прыти и энергии.
И действительно, Ангелла бежала так, как она еще не бежала ни разу в жизни. Но все равно, она опоздала, и ее пронзительный крик заглушил залп орудий, которые обрушили свои снаряды на скалу, где Закария и Такахаси лежали за камнями. Их подняло и отбросило в сторону на несколько метров ударной волной, и они оба потеряли сознание. А Китано еще потерял и одну ногу. На скалу обрушилась мощный град снарядов и мин, и они просто пропахали основательно ее, поднимая в воздух камни и снег. Вгрызаясь в каменную поверхность глубоко, проделывая в ней внушительные воронки. Контуженного Закарию посекло осколками и отбросило на камни, к его счастью, а не вниз, на землю, залитую кровью и украшенную трупами наемников Кадавра. Но оставались там и живые. И они бы растерзали его, ибо такой ненавистью и злобой они пылали, намереваясь отомстить и за себя, и за свой почти полностью уничтоженный отряд.
Но второго залпа не последовало – Ангелла в стремительной рукопашной схватке буквально сломала и порвала на части нескольких часовых, охранявших подступы к батарее, и закидала гранатами артиллеристов, добивая их меткими выстрелами своей винтовки. В нее вселилась такая ярость и злоба, что она даже, поймав несколько пуль своим телом, от отбивающихся врагов, продолжала драться как львица, защищающая своего раненного льва. Она, поняв, что уничтожила почти весь личный состав этой батареи, с окровавленным лицом, вся в копоти и грязи, со страшными глазами подходила к нескольким живым солдатам, ползающим по красному снегу, и направив на них оружие, приказала изменить направление стрельбы и уничтожить отряд, солдаты которого собрались вокруг скалы и стреляли вверх, пытаясь добить раненных легионеров. И то, что не смогли сделать Закария и Такахаси, довершили эти пленённые Неприкасаемой артиллеристы. После, осмотрев в бинокль картину полного разрушения и поражения Темного Легиона, Ангелла подняла всех недобитых врагов и поставила их лицом к себе, меняя очередной рожок и передергивая затвор. Она хотела отпустить их, но вспомнила убитых ими легионеров и разрушенную Базу. Она почти не глядя выпустила в них очередь, а затем аккуратно прицелилась в ящики со снарядами, чтобыподорвать весь этот дьявольский расчет и его орудия.
Выпустив в ящики с боеприпасами длинную очередь, Ангелла уничтожила всю батарею последующей серией взрывов, и покореженные стволы орудий уперлись в землю. Пока она бежала к Закарии, еще долго взрывались и полыхали ракеты, снаряды и мины, превратив эту долину в место, где уже вовсю праздновали наступление Нового года.
Она бежала к скале, с отчаянием понимая, что не успевает – наверхуже вскарабкались несколько уцелевших наемников Кадавра, горя единственным желанием – умереть, но убить тех, кто превратил их миссию в похоронную процессию. Закария очнулся от удара в лицо, и его рефлексы и тренированность помогли ему одолеть самого нетерпеливого противника, быстро перехватив его руку, занесенную для очередного удара, и поднявшись, использовать его в качестве щита. Он уже собирался отправить в нокаут и второго наемника, когда тот, с размаху всадил ему в бок нож, который он нашел на снегу. Возле легионера с оторванной ногой. С которого взрывом снесло куртку и даже часть кожи. И Закария, с ножом в боку все же смог свернуть и ему шею и не спеша, тяжело дыша, садился обратно на каменную поверхность скалы.
– Такахаси…, – он уже понял, что это за нож, и откуда он взялся в его теле. Think twice before going… – одними губами, беззвучно произнес он и найдя взглядом тело своего друга покачал головой, прежде чем потерять сознание в последний, второй раз. Он понял, что не испытывает никакой злости, и что, наконец-то, пришло его время. И не вина это его друга. А лишь его собственная…
Но его судьбу уже брала в свои руки Неприкасаемая, решив сначала спасти, а потом уже думать, что делать с этим человеком. Ангелла смогла подняться на скалу, благо во время обстрела она стала не такой крутой, и в ней образовались явные выступы и даже ступеньки. Она нашла тело Закарии и тихо плача, прильнула к его израненному телу своим, не менее израненным. А потом, растерявшись, и не зная, что ей делать, подняла его с усилием на руки и пошла, пошатываясь туда, где ей могли бы помочь. Глория с Соледад. Глория с Соледад… Она произносила эти имена как молитву, как свою последнюю надежду. Она спустилась с Закарией по камням, и шла плача, как маленькая девочка, которая нашла своего любимого, огромного мишку с оторванной лапой. Но силы оставили ее, и сыграли свою роль полученные ранения, и она опустилась с Закарией на снег – перед ней простиралось пространство, заваленное камнями и телами. Тот самый коридор, ведущий на Северную Базу, который запечатали Такахаси и Закария. Ей просто не хватит сил, поняла она. Она легла возле человека и смотрела своими покрасневшими, пустыми глазами в небо.
“Неужели это конец”, – думала она. “Неужели я не смогу спасти одного человека. Всего одного… О небо, ты жестоко. Помоги мне хоть раз. Ведь я никогда тебя ни о чем не просила… Всего один раз. Спаси этого человека… Ему нельзя умирать. И не потому, что его душа еще не готова и сразу отправится в рай. А потому, что я люблю его…”, – думала она и слезы текли у нее из глаз. В этот момент, она услышала звуки, вернее музыку. Это был гимн Легиона. И он раздавался с территории их Северной Базы. Она приподнялась и увидела, что к ней кто-то приближается. Она плохо видела из-за слез, и ей пришлось вытереть глаза и напрячь зрение, чтобы рассмотреть приближающихся. Так ее и застали, защищающей своим телом смертельно раненного легионера Гранж, Гуннар и О’Брайен. Да, это были они, и они сразу бросились к ней, и она только беспомощно показывала рукой на Закарию, а на нее смотрели глаза ее родственников и единственного легионера, который тоже опустился перед ней на колени и сквозь слезы говорил, что Власта погибла. Защищая подступы к этой проклятой Северной Базе. К этой проклятой черной башне.
Ангелла опять закричала, испытывая дикую боль и вселенское отчаяние, но вдруг смолкла и поняла, что ей надо собраться. Иначе все просто окончательно развалится и выйдет из под контроля. Она поднялась на ноги и указала Гуннару то направление, в котором находился шатер Кадавра.
– Асраил там… Скорее туда… Гуннар, помоги ему!!!
И ее воинственный родственник, еще более походящий на викинга, мрачно кивнул ей головой и быстро побежал туда, понимая, что сегодня было уже слишком много смертей. И еще одну смерть их Семья не перенесет.
– Такахаси там, на скале, он не должен там остаться, забери его тело… – она кивнула Патрику, и он подбегал к этой вершине, и взбирался стремительно наверх.
– А я вот…. – зареванная Ангелла беспомощно кивнула головой на тело Закарии и Гранж, к ее удивлению быстро опустилась на колени и стала массировать тело легионера. Передавая ему часть своей энергии, и снимая с него куртку и жилет, чтобы они не мешали ей.
– Чего ты смотришь, обнимай его! – кричала она на Ангеллу, и они вдвоем начали реанимационные процедуры.
– И чего ты ждешь, целуй его, дура! – опять Гранж кричала на свою сестру, и та прильнула к нему губами. Словно она была врачом, который таким образом, наплевав на традиционный и откровенно неподходящий в этой ситуации дефибриллятор, вновь пыталась запустить сердце своего самого важного пациента.
Патрик уже нашел тело Такахаси на скале, и закричав, рубил воздух ударами рук, и зажимал зубами свой кулак. До крови. Он склонился над Такахаси и увидел, что тот еще жив. Он бухнулся перед ним на колени, и взял его за руку. И Китано, смотрел на него неожиданно тепло. Понимая, что он уходит в более спокойный и светлый мир, и оставляет в более яростном и жестоком мире этого парня. Который за один бой стал настоящим воином и легионером.
– О’Брайен, ты меня спросил, почему я еще в Легионе… Не знаю… Наверное, потому, что ждал того, кто придет мне на смену. Такого чудака, как ты… Но не дай бог ты меня разочаруешь. Я, вместе с Толстым Джоном буду являться к тебе каждую ночь в твоих снах, и…
– Не трать свои силы! Замолчи! – кричал О’Брайен, но Такахаси уже умер, и смотрел, улыбаясь в небо, куда так недавно и очень зло поднимала свои очи Ангелла. Это были еще глаза живого человека, который видел этого покрытого с ног до головы кровью парня, который сидя перед ним на снегу, напоминая нескладный цветок, распустившийся на снегу. Есть еще надежда, говорила душа Такахаси, отлетая от его тела, есть…
А Закария, понимая, что его возвращают в этот мир, сопротивлялся и предпочитал идти по привычному пути грешника. Ангелла, уловив его сопротивление, кричала на него и била по его груди своими кулаками, погружаясь в его мысли и воспоминания, которые проносились перед его глазами.
– Нет! Не сейчас! Ты еще не готов! – она ясно видела образы двух стариков, которые были для Закарии самыми дорогими его сердцу людьми и находила, лихорадочно соображая, почти бессознательно слова, которые трогали душу этого человека.
– Вспомни, сколько человек пришло на их похороны!!! Как провожали их в последний путь?!! Что говорили люди… Так искренне и правдиво. Они горевали. Они понимали, что теряют что-то хорошее в своей жизни…И ты должен уйти так, ты понимаешь меня! Как человек, вернувший надежду людям… И ты станешь таким, я клянусь тебе! – Ангелла уже откровенно ревела, а Гранж не переставала массировать Закарию, понимая, что этим она спасает не только этого легионера, но и свою сестру.
– Не уходи! Ты что, хочешь, чтобы я тоже умерла! – она отвалилась от него и упала на снег, а Гранж уже кричала ей прямо в ухо.
– Глаза открыл! Он открыл глаза! Обнимай его еще!
И действительно, Закария не среагировал бы и пропустил мимо своего затухающего сознания слова о том, что он не готов. Но когда Ангелла достучалась до него, он мгновенно осознал, что если бы он и хотел уйти из этого мира, то только так, как это сделали Атабек и Джордж. К которым, оказать последние почести пришли так много людей, что даже он, стоявший у их могил, был удивлен и поражен. Сколько много людей может изменить одна человеческая жизнь. И опечалить одна смерть. Он видел их лица. Искренние. Грустные. И он, вспомнил ярко смерть своего деда, когда он еще был мальчишкой. Тот уехал из дома, как он сказал, на один день, чтобы навестить свою родственницу. И он уже не вернулся сам. Его привезли домой. А Закария убежал из дома и плакал, и не мог простить его. Словно это было в силах Атабека – сдержать свое обещание и обманув свой возраст и саму смерть, вернуться живым к внуку. И он сейчас не мог так поступить с Ангеллой. Хотя, он и не обещал. А может… Черт, он уже не помнил. Единственным ощущением было то, что он может уйти от родного человека. Покинуть его так… Это совсем неправильно. Оставить его, вернее ее, совсем одну в этом мире….
Она смотрела ему в глаза,пристально и долго, и увидев слабый огонек в них, поняла его решение, и вздохнула, наконец, с облегчением. Она заметила вытянутую руку Гранж и обернулась, видя перед собой Асраила с обмотанной вокруг лица черной повязкой на левом глазу и Гуннара, который тащил за собой на веревке связанного по рукам и ногам Кадавра.
– Это была жаркая схватка, истинно вам говорю, – проговорил негромко Асраил, сверля своим глазом Ангеллу и Гранж, и затем улыбнулся, поняв истинный смысл этой сцены.
– Ну вот, Ангелла, ты и нашла… Вернее, спасла своего Хранителя, – он подмигнул сестре, и они все подняли свои головы вверх – над ними кружился вертолет. Он довольно быстро опустился возле них, но они уже не обращали на него никакого внимания, занятые своим семейным делом. Асраил и Гуннар помогали О’Брайену, который нес тело Такахаси на руках, осторожно спускаясь с ним по камням. И только страшно избитый Кадавр не понимал, что за коробку выгружали из вертолета крепкие парни. Которых перед этим страшным боем еще живая Власта отправила на остров Моргана за его Хранителем. Они привезли не только его, но и несколько капсул, в которых некоторое время находились ядра ВЧ, снабжая энергией и его владения, и сам замок, эту мрачную резиденцию, где он когда-то мечтал об энергии, которая могла бы конкурировать с ядерной и любой другой. Что ж, наконец эти планы будут осуществлены и Кадавр еще послужит Семье Неприкасаемых. Правда в качестве источника этой самой энергии, и его существование и смерть превратится в еще одну легенду этой Семьи, которую он задумал разрушить и уничтожить. А Гранж и Гуннар неуверенно переглядывались – они понимали, что рассказать Ангелле про смерть всех остальных родственников и Соледад, им все же придется.
Глава 30.
Знаки и жесты.
Ангелла отдыхала и восстанавливалась на одной из вилл Гранж, и сидела у пруда, в белой майке и синих джинсах, на зеленой траве, в тени раскидистого дерева. Пока хозяйка поместья громко, но не истерично, в своей новой манере, раздавала приказы девушкам из обслуживающего персонала. Она со времен битвы с Кадавром обзавелась командирским голосом и интонациями, и теперь ее служанки еще больше боялись ее. Хотя и понимали, что их хозяйка очень изменилась – стала добрее и отзывчивее, по какой-то причине. При этом, особо стараясь не показывать этого. Но ее дорогие подарки им говорили об обратном – госпожа Генриетта очень щедрая и великодушная женщина.Хотя и с некоторойпридурью. Которая останется с ней навечно.
Ангелла отложила в сторону гороскоп – увесистую книгу, которую она нашла в доме Гранж, и оставила ее открытой на странице, где описывались отношения женщины Льва и мужчины Близнеца. Из воды на Ангеллу иногда пристально смотрела большая рыба – ярко раскрашенный карп, на удивление упитанный и наглый. И он выныривал на поверхность, словно воспоминания из глубин ее памяти. Которая всегда будет тревожить Неприкасаемую, хотя она и старалась не погружаться в нее, а жить только настоящим. И будущим. Но там, в недавних событиях, крылись многие предпосылки и даже трамплины для будущего ее Семьи и ее собственной жизни. Надо было лишь сделать некоторые выводы. И осмыслить, и понять причины произошедшего. И как осознала она, Кадавр был почти нереальным, а книжным персонажем, который явился, а вернее вернулся в этот мир как символ. Мести, развращенности и их собственной обреченности. Разобщенности и слабости.Их собственных грехов и пороков. Грешных желаний и страстей. И на его месте мог оказаться любой, кто пострадал каким-то образом от действий ее Семьи. Которая, лишь воспользовавшись этим вызовом извне, чуть саму себя и не уничтожила. Да, посыпался и чуть не пал Дом Неприкасаемых, пошатнулись стены их Традиций и Ценностей. И их фундамент, довольно потрепанный Кодекс, не выдержал этого испытания. И их крыша Благопристойности не удержалась, как парик на лысине Моргана, и ее сорвало взрывной волной в той самой битве у Северной Базы.
Да, они чуть сами себя не уничтожили. Сами показали, что стали ничуть не хуже и не лучше Кадавра. И сами дали волю своим разрушительным инстинктам, которые вылезли наружу, воспользовавшись ситуацией. “Кадавр дремлет в каждом из нас”, – подумала она и покрошив хлеб, кинула его в воду, видя особо отчаянные признаки голода и злости у рыбки – она широко открывала рот и почти зло смотрела на нее. Прямо как Морган.
– Дорогая, а почему ты сидишь прямо на земле? Ты еще слишком слаба, и можешь простудиться! – к ней подходила Гранж, одетая в современный и красивый костюм с намеком на аристократизм,с великолепной укладкой на голове, и указывала взглядом своих больших, аккуратно подведенных глаз на уютное кресло с подушками, стоящее под большим зонтом с толстой и основательной ножкой. Гранж сама ухаживала за своей дорогой гостьей. Это было ее привилегией. Она поставила поднос с чаем и всякими сладостями на столик у кресла и громко вздыхала, показывая свое недовольство тем, что Ангелла уже вновь поступает так, как ей хочется.
– Спасибо, Генриетта, все хорошо… Ты не возражаешь, если я побуду одна…
И Гранж нехотя удалялась, все-таки настояв, чтобы Ангелла постелила под себя и села на одну из подушек. Ангелла проводила ее взглядом, и вновь села прямо на траву, словно так, она получала от слегка прохладной земли энергию, которая помогала ей чувствовать себя лучше. Да, спасибо Гранж, она принимает ее просто по-царски, или по-королевски, оказывая своей младшей сестре максимум внимания и заботы. “Какая она стала заботливая. Даже слишком. И как она раньше все это прятала в себе…”, – думала с улыбкой Ангелла, и вспоминала о том, что именно Гранж, поняв, что Гуннар явно трусит, рассказала ей, что случилось в Черной башне, пока они воевали с войском Кадавра.
Гранж, Каталина и Глория с Соледад, этот мятежный бабский батальон, все-таки сняли с себя бронежилеты – их вконец допекла жара, стоявшая в башне, и мешала их тяжесть. А ВЧнаблюдали за их расставанием с защитой со странной усмешкой и не понятным им стоицизмом. Гуннар кричал на них, и умолял надеть жилеты обратно, но они не слушали его. Таким беспрекословным авторитетом, как Ангелла и Асраил, он не пользовался и откровенного страха им не внушал.
ВЧ, за которыми Гранж наблюдала время от времени, первыми начали паниковать, когда услышали взрывы, которыми Закария и Такахаси подорвали скалы, и обрушили их на воинство Кадавра. И они перестав шептаться между собой, сбились в кучку и направили стволы своих автоматов на своих родственников.
– Мы не хотим здесь подыхать! Это не наша война! – кричали они, пока их родственники поднимали руки вверх, а Гуннар орал на них и требовал прекратить этот балаган. И когда двое легионеров попытались помешать им, они расстреляли их, на удивление умело и быстро, разнеся их лица своими выстрелами.
– Вы теперь видите, что мы не шутим! – продолжали они истерить и продвигались к выходу на лестницу. В этот момент Соледад выхватила свой дробовик, который был закреплен у нее за спиной и снесла одному из них выстрелом голову, и все вдруг пришли в себя, по примеру этой храброй девушки. Глория заслонила собой своего Хранителя, и приняла своим телом несколько очередей, который послали в нее уже раненные ВЧ. Гранж с Гуннаром добили остальных, подняв с пола брошенное оружие. И Гранж впервые поблагодарила Ангеллу и Асраила за уроки стрельбы. Она не жмурилась и прицельно стреляла ВЧ в головы, попадая им прямо в их лица. И не получила ни единого ранения, даже ни одной царапины, что сильно удивило ее. Но в этой хаотичной и страшной перестрелке погибли все, кроме нее и Гуннара. Они кинулись к телам, пытаясь оживить прежде всего Соледад, но было уже поздно. Ее тело, как и тело Глории были так фатально и варварски повреждено и разрушено, что никакой надежды на воскрешение уже не оставалось. Рядом лежала Каталина, словно удивляясь самой себе и той неприятной и эстетически ужасной смерти, которую она приняла. На трупы ВЧ они старались не смотреть.
Понимая, что они сами виноваты в этом ужасном происшествии, они запаниковали – их била дрожь и понимание неисправимой ошибки и собственной глупости. Они не знали, что делать и откровенно растерялись. В этот момент, Гранж, как она сказала сама многозначительно, вспомнила Ангеллу, ее суровый взгляд, и поняла, что они сами наделали такого, за что им их враги еще долго будут аплодировать. А Ангелла не простит никогда. Она, почуяв в себе этот огонь, который часто отражался в глазах Ангеллы, наконец, собралась с духом, и выглянув из бойницы, увидела, что враги уже прорвались на Северную Базу и обошли ДОТ, в котором отстреливались от них Власта и О’Брайен. Она залепила пощечину, а вернее ударила своим тяжелым кулаком по лицу Гуннара и назвав его бабой и тряпкой, быстро понеслась вниз. Предварительно натянув на себя бронежилет и захватив несколько рожков к своей штурмовой винтовке. Гуннар все же пришел в себя и помчался за ней. Они выбежали из Черной башни и действовали, к своему удивлению, слаженно и эффективно. И краем глаза Гранж увидела, как из дверей башни вылетело и вырвалось на свободу одно яростное и дрожащее от ненависти ядро, и она тоже подумала, как Асраил и Ангелла, что это был Морган. Который каким-то образом пробил дверь переговорной комнаты и поднялся по лестнице из бункера до первого этажа, и воспользовался открытой дверью как трамплином и батутной площадкой для своего прыжка в небо.
А на Базе вовсю шел жаркий бой. Гуннар, наконец, почувствовал себя уверенно, в своей родной стихии, и мастерски уничтожал наемников, которые смогли добраться до их последнего оплота. Гранж эффективно прикрывала его, и выполняла все его указания, не узнавая саму себя. В ней проснулись воинские гены этой Семьи, и она напоминала себе, пережидая выстрелы за укрытием, что она должна быть стойкой и сильной. Как Ангелла.
Позже выбив всех врагов с Базы, Гуннар стучал в дверь блиндажа, стучал долго, пока оттуда не вышел окровавленный Патрик и молча указал на тело Власты, лежащее у бойницы. Ее сразила случайная, или очень меткая пуля, в тот момент, когда она вставляла в свой пулемет последнюю ленту. Гуннар молчал и только обнимал плачущего легионера, и смотрел тяжелым взглядом на место своих прежних игрищ. А Гранж почему в этот момент решила включить гимн Легиона. Чтобы дать понять своим родственникам, что Легион не пал. И их последний оплот выдержал этот безумный натиск и нападение врага. Как внешнего, так и внутреннего.
Гранж вернулась в Черную башню и нашла на одном из этажей комнату, в которой находилось аудио и трансляционное оборудование. Она нашла файл с гимном и включила его, а затем спустилась обратно, и они все вмести пошли искать своих родственников легионеров. И так они шли, а рупоры на завалившихся набок башнях и заборах воспроизводили эту красивую, но немного грустную мелодию. И все они даже всплакнули, понимая точное попадание темы гимна в их эмоциональное состояние. Почти побеждены, но не сломлены. И они пойдут до конца, но не выбросят из головы миссию. И свою, и Легиона.
Ангелла вздохнула, вспомнив довольно сбивчивый, но трогательный рассказ Гранж. Ей до сих пор было тяжело и больно. И смерть Глории, и Соледад она ощущала так явственно и сильно, особенно нового Хранителя, что ей казалось, что это они все потеряли свою единственную надежду. Едва обретя ее. Но эти фантомные боли постепенно ослабевали, и им на место приходили тревоги и заботы сегодняшнего дня. Они восстановили Северную Базу, и очистили все пространство вокруг нее. От трупов и следов этого жуткого побоища. И Гранж без единого вопроса профинансировала все работы, как строительные, так и прочие, выписывая чек за чеком, и переводя на счета подрядчиков необходимые суммы. Потом они взялись за разрушенную Южную Базу. Да, им повезло, что их родственница такая состоятельная и влиятельная в мире людей. И ей обязаны, как поняла Ангелла с удивлением, очень многие, как крупные бизнесмены, так и влиятельные политики, и чиновники. И скандала удалось избежать, и он тоже был замят с помощью влияния Гранж и ее денег. Она даже не пыталась представить себе ту сумму, которую ее родственница потратила на все эти работы и монетизацию своего влияния. Как сказала сама Гранж, – “Это мой долг, и если позволишь, дорогая Ангелла, я и дальше буду служить семейным кошельком, из которого ты можешь черпать столько, сколько нужно. Все для нашей Семьи и Легиона”. И они потихоньку восстанавливали и Южную Базу, пострадавшую от обстрела, и набирали новых рекрутов. Вновь пополняли свой авиапарк. И Легион был опять реальной силой, правда, чтобы довести его до ума потребуется еще много сил и средств. Но там ведь есть О’Брайен, их новая надежда, которого уже все называли Святым Патриком. Легионером, который перенял все славные традиции, от старого поколения бойцов, и передавал их новобранцам. К тому же, у Ангеллы были на него определенные планы, и она бы хотела, чтобы он со временем, принимал все большее участие в судьбе Легиона, но на более высокой позиции. Чтобы, освободившись от влияния и интриг ее родственников, он мог оперативно выполнять свои миссии и разить врагов где бы они не находились. И они уже провели пару операций, и нашли главарей, а также истоки и остатки той банды, которую почти в полном составе нанял Кадавр. О’Брайен при помощи умелого руководства Гуннара провели две молниеносных операции, с хирургической точностью уничтожив все тех, кто участвовал в нападении на Северную Базу. И, конечно, на Южную.
А фотография геройски павшего Такахаси уже украшала Зал Славы в центральном офисе Легиона, а также в помещениях Северной и Южной Баз. Они все были там, рядом – Власта, Марсель, Толстый Джон, Такахаси и Закария. И легионерам казалось, что, когда смолкают все звуки вокруг, и становится тихо, фотографии оживают и поворачиваются к друг другу лицами. И все еще живые ветераны делятся своими впечатлениями и обсуждаютсвой последний бой. А другие их подначивают и не зло смеются, и подмигивают друг другу, а также тем легионерам, которым удается заметить тайную жизнь этих фотографий.
Что же касается бесчисленных богатств Моргана, то их поисками занимался Асраил, ставший еще более похожим на красиво стареющего джентльмена. Или аристократичного корсара, офицера с черной повязкой на одном глазу, который иногда промышляет пиратством и берет на абордаж роскошные галеоны и шхуны, перевозящие золото в своих трюмах. Он доставил капсулу с Кадавром на остров Моргана и с помощью Хранителя этого старого пройдохи, унесшегося в глубины космоса, подключил того в качестве питающего элемента к системе снабжения энергией всего острова и всей его инфраструктуры. Там же был устроен один из новых полигонов Легиона, и отряд бойцов и несколько инженеров и связистов со всем необходимым следили и за порядком, и за эфиром. А также испытывая время от времени новое очень эффективное оружие, которое для них разрабатывал тот, кого Асраил как-то назвал вивисектором. И там же дежурил Хранитель Асраила, вернее полевой хирург Легиона, который первым оказал необходимую и квалифицированную помощь Закарии, и буквально вытащил его с того света. Удивляясь то ли его живучести, то ли вмешательству высших сил. Выжить с такими-то ранами и повреждениями… И он смотрел в глаза Ангеллы и понимал, что она и спасла его, да и вообще, чему он удивлялся. Эти Неприкасаемые, они и сами порой могут творить чудеса. Хотя и не очень охотно.
Асраил был крайне успешным в своих изысканиях – на счета Семьи уже поступали гигантские суммы, но они абсолютно не трогали и не волновали Ангеллу. Все это пойдет на определенные цели, как говорила она, и в уме прикидывал, сколько можно направить на их благотворительные проекты, а сколько на Легион и развитие новых проектов и технологий, а также на институциональноеразвитиеСемьи.
Ее младший брат также привез ей с острова Моргана ту самую записную книжку, которая принадлежала их Великому Хранителю – Тигелю. И она часами разбиралась в этих записях, погружаясь в них с головой и забывала обо всем. Ну, почти обо всем.
Позже, тем же днем, их навестили Асраил и Гуннар, и они вчетвером сидели на лужайке перед особняком Гранж, и ужинали. Гуннар вернулся из поездки, во время которой он навещал одну из Баз Легиона, и по совету Ангеллы, присматривался к О’Брайену. “Толковый парнишка, надо бы его обучить на наших офицерских курсах”, решил он, понаблюдав за Патриком продолжительное время. А Асраил вернулся из Шотландии, откуда он привез несколько бутылок скотча и настоящего волынщика. Тот стоял перед ними и наигрывал разные мелодии, а Асраил тепло смотрел на него. Как он понял, ему было скучно без постоянного спутника, человека рядом с собой. Волынщик наигрывал гимн Легиона, и все погрузились в себя, а Асраил говорил Гранж, что только шотландцы умеют правильно носить килт. Та заинтересовалась этим предметом гардероба, или самим статным волынщиком, и Асраилу пришлось быстренько увести его, под продолжительные аплодисменты его родственников, которые расчувствовались от красивой вариации их гимна. Гранж все же не удержалась, и велела своей ассистентке щедро вознаградить этого видного мужчину, томно и многозначительно поглядывая на него.
Было тепло, спокойно и по-домашнему уютно, и вкусно. А вышколенные слуги Гранж неслышно обслуживали их. Сама хозяйка, светилась от гордости – ее очень радовал тот факт, что именно ее поместье Глава их Семьи выбрала своей временной резиденцией. Она также с радостью наблюдала безупречное знание этикета ее гостями и их аристократизм,и манеры были для нее как бальзам на душу. Жаль, что никто не видит, как блистательны, и в то же время просты ее гости. Они с Ангеллой уже переоделись и теперь выглядели как настоящие дамы. Только на Ангелле не было никаких украшений, и лишь ее выразительные и блестящие глаза производили невероятное впечатление и сверкали сильнее и ярче самых крупных бриллиантов. Вернее, отражали и концентрировали в себе свет, который исходил теперь от всех Неприкасаемых. Гранж по привычке не пожалела золота, платины и камней, но все эти украшения выглядели почти безупречно, и не очень раздражали Ангеллу и Асраила. Только временами они удивленно смотрели на декольте Гранж, вполне симпатичное, и видели тяжелый кулон на ее груди в виде золотого Тельца.
Да, Гранж изменилась и внешне, и словно успокоившись, и изменившись внутри, стала более достопочтенной и презентабельной, даже более породистой и эффектной дамой. Она изменила и свой стиль поведения, и на нее положительно влияла простота, но в то же время настоящая утонченность Ангеллы. Слетела с нее внешняя манерность и вульгарность, ее крикливость и сварливость, и она даже у зеркала отрабатывала этот не очень громкий, но пронзительный взгляд, в то же время лишенный излишней жестокости и лукавства. Она стала более домовитой и хозяйственной. Более открытой и чувственной. Ей пока не хватало вкуса, как она понимала, но и тут она следовала трендам Ангеллы – простые, но изящные платья и костюмы, по фигуре, но не обтягивающие слишком откровенно, без излишней яркости и крикливости. Асраил, как всегда, был в безупречном френче с подходящими по стилю и цвету брюках, белоснежной сорочке и дорогих, но не очень претенциозных туфлях. Гуннар не расставался со своим кителем, и он выглядел в нем достойно и солидно, по-мужски, и только временами смущался, и краснел, встречаясь глазами с Ангеллой. Она, как казалось ему, пока не обращала внимания на вопрос в его глазах.
Да, для нее это было настоящим испытанием. Она понимала, что это своего рода тест – сможет ли она простить его. И если не сможет, то как она воспримет возвращение ВЧ, не говоря уже про Моргана. Какая из нее тогда Глава этой Семьи. Она старалась загружать Гуннара работой и постоянными заботами, чтобы его ум и трудолюбие по максимуму были полезны для Легиона, и ей пока не за что было упрекнуть его. Он отбросил или позабыл все свои пороки и полностью выкладывался, заботясь и взращивая то, что они сами чуть не погубили. Ангелла в конечном итоге, кивнула ему головой, и он испытал огромное облегчение. Как и Гранж, которая переживала за его дальнейшую судьбу. И ловила жадно все взгляды и невербальные сигналы Ангеллы. Значит, пока он и дальше будет заниматься Легионом. И его, кажется простили. Но не до конца, как он понимал, и наполнялся решимостью доказать Ангелле свою преданность и верность. Свое безупречное поведение и строгие моральные принципы. Легион вновь станет их настоящей святыней и оплотом. И управлять им будет такой же командир с безупречной репутацией и чистыми помыслами. Не подпускающий к себе и на расстояние выстрела всяких интриганов и манипуляторов. Никаких двойных стандартов и даже намека на личную заинтересованность в решениях по операциям Легиона. Никогда.
Ангелла понимала эту решимость Гуннара, временную или постоянную, но не бралась утверждать наверняка, что он останется во главе Легиона. Возможно, она сама в скором будущем займется им и возглавит его. Но пока, у нее есть другие дела. Гражданские.
Что касается Гранж, то Ангелла уже давно простила ее. И даже не за ее финансовое самопожертвование. На ее взгляд, она явила истинные качества и черты их Семьи, и сражалась наравне с Гуннаром. И помогла ей оживить Закарию, вернуть его к жизни, показав, что опыта общения с мужчинами у нее было больше. Как и навыков по восстановлению их сил. Ангелла улыбнулась Гранж, и тронула ее за плечо, и та зарделась, но тут же пришла в себя и приказала слугам произвести смену блюд. Тут же принесли мясо и поставили на стол канделябры с новыми свечами.
– Merci ma cherie, – Асраил поблагодарил с улыбкой красивую девушку в белом передничке, и она отходила от стола как во сне, находясь под сильным впечатлением от этого видного господина. Которого совсем не портила эта повязка на глазу. А наоборот, по ее мнению, делала более романтичным.
– Слишком многое прервалось в нашей Семье из-за этих страшных событий. Погибли легионеры. Прервалась династия мастера Вайды. Прервалась школа наших Хранителей. Умерла Соледад, да упокоится душа ее с миром, – Ангелла сама плеснула себе скотч в широкий стакан, и Гранж нахмурилась, словно увидела явное нарушение этикета и посмотрела на вино, которое, по ее мнению, более подходило Ангелле. Да и зачем ее сестра сама утруждает себя – ведь есть же слуги. А ее тонкое и деликатное вино, произведенное из Каберне-Совиньон и других сортов винограда, собранных с ее собственных полей… Но Ангелла только поморщилась, словно показывая, что ей сейчас не до этих мелочей. Крепкий напиток приятным теплом разлилось внутри нее и Асраил с Гуннаром тоже выпили, вспоминая и поминая всех тех, кто отдал свои жизни в войне с Кадавром.
– Узнаю нашу Семью. Которую, как показывают последние события, можно покинуть только умерев. То есть, ногами вперед, – Асраил попытался пошутить, но все только кисло улыбнулись, и он почувствовал себя преемником Моргана по части шуток.
– Теперь нам надо ждать Каталину и Глорию, быть готовыми к их возвращению. Раз уж мы упустили их ядра. Прозевали…
Все виновато переглянулись, хотя понимали, что ядра их родственников уж слишком быстро покинули свои тела и эту грешную землю. И да, они, забыли о них, отдавшись всеми мыслями войне с Кадавром.
– Как мне кажется, они будут тут уже очень скоро. Асраил, у тебя все подготовлено? Имею в виду все необходимое оборудование и так далее. Ваш новый оружейник справится с этим заданием? Ведь это именно он осуществил операцию с ядрами ВЧ и потом вернул их обратно?
Асраил кивнул головой и обратил свой взгляд вверх, благо они сидели под открытым небом, и все тоже посмотрели туда, где уже зажглись звезды, подмигивая им на все лады. Где-то там, есть две синие точки, которые скоро приблизятся к Земле, и они вновь обретут двух своих сестер.
– Надо только найти два тела. Молодых и красивых. Но я уже работаю над этим…
– Только никакого криминала. Ты слышишь меня? – Ангелла строго посмотрела на брата, и тот поднял руки вверх, ладонями к Ангелле, показывая, что он понял ее прекрасно. Ну и задачи ставит перед ним его сестра…
– На мой взгляд, дальше или ниже нам падать некуда. Поэтому, впереди нас покорно, почти обреченно ожидает возрождение. Настоящий ренессанс нашей Семьи. Мы переболели, перенесли эту лихорадку. Кто-то любовную, кто-то обычный герпес. А кто-то настоящую Эболу. Которую нам принесли из космоса… – Асраил уже слегка заскучал и теперь просто трепался, тем более Ангелла в этот вечер, как ему показалось, была в хорошем настроении. Несмотря на налет грусти. Ну, эта меланхолия теперь останется с ней надолго…
– Ты опять льешь воду? Только не понимаю, на чью мельницу, – Ангелла посмотрела на Асраила впервые за вечер внимательным взглядом, и словно задумалась над тем, какому наказанию подвергнуть и его. Уж что-то слишком легко он выпутывается из всех неурядиц и проблем. Которые сам частично и создает своими собственными руками и своими новыми идеями, которые завладевают его разумом. И он живет только ими какое-то время. Великий деятель. Или аферист. Ей тоже надо что-то с ним делать. Но что? Что он опять задумал? Но ведь он никогда не раскроет свои карты. Всегда будет мастерски сохранять лицо игрока в покер.
Но она уже решилась. Тактильный контакт с человеком, с ее любимым человеком ее многому научил. И она будет внедрять эти новшества в своей Семье. И пусть они будут жаловаться, она останется непреклонной.
– Нет пустыни без оазиса. Нет пустыни без ручья. Или колодца. Нет Неприкасаемых без прикосновения. Хотя без рукопожатия. Без объятий и поцелуев. Или гадания по линиям руки, – Ангелла напоминала шамана, который уже впал в транс и транслировал своим изумленным клиентам невиданные и неслыханные истины и откровения. Правда, пока не очень понятные.
– Это ты к чему, дорогая сестра? – спросил ее удивленный Асраил и Гранж с Гуннаром взглядами поддержали его вопрос.
– А к тому, что мы все охотно трогаем людей. Давайте уже признаем это. У кого любовницы. У кого любовники. Что, кстати, мягко говоря, не приветствуется нашим Кодексом. И что мы чувствуем по этим прикосновениям? Не только тепло и жар. Отношения и чувства к нам. И наши руки тоже передают энергетику. Наши чувства. Как и руки людей. И их глаза. Но я сейчас про тактильные контакты. Нам надо чувствовать состояние друг друга. Понимать мысли…
Все пожали плечами, как бы соглашаясь с этой очевидной мыслью и наблюдением. Но Ангелла рубила дальше, вспоминая их общее прошлое. Их редкие контакты и обманы с интригами, которые царили в Семье так долго. И отдаляли их друг от друга. Не позволяя ощущать истинные мысли своих родственников. Их настроение и замыслы. Особенно темные и разрушительные для всей Семьи.
– Отныне постановляю –мы, Неприкасаемые, будем трогать друг друга. Мы равные по статусу. Крепкое рукопожатие. Объятия и прикосновения. Братские поцелуи. Мы должны ощущать и чувствовать друг друга. И каждую преступную мысль каждый из нас сможет прочитать по руке. И не надо никакого чтения мыслей. Хотя и это не дано нам, в любом случае. Но все будет понятно по руке. По касанию.
– Согласен, карты на стол и играем в открытую, дамы и господа, – Асраилу мысль понравилась. Тем более, он ничем не рисковал. Ангелла даже без этих прикосновений почти всегда знала, что он замышляет.
– Так мы будем начинать каждую нашу встречу. ИКодекс надо будет начать с этого. Частые встречи и объятия. Я тоже за! – Гранж улыбнулась широко и представила свои объятия с сестрами. И с красавцами братьями. “Только бы не с Морганом… Хотя ладно, для общего дела и пользы, могу и потерпеть”, – подумала она и поняла по взгляду, что Гуннар не против обнять ее. Они поднялись из-за стола и обнялись, а Ангелла с Асраилом аплодировали им. Потом они обнялись все по очереди, и уже громко смеялись, выходя из-за стола. Вечер удался. Потом они разбились по парам, и Ангелла с Асраилом устроились в небольшой беседке, на уютном диване. Асраил закурил сигару, и Ангелла не возражала. Пахло хорошо, и у нее было действительно, хорошее настроение.
– Закария уже поправляется. На днях можно будет выписывать, – негромко сказал Асраил и выдохнул облачко ароматного дыма.
– Я знаю, но, спасибо что счел нужным сказать мне, – Ангелла улыбнулась ему и взяла со столика стакан с виски. “Еще один глоток, и просто смотреть на небо. Сколько звезд. Сколько желаний и мыслей. Как со всем этим жить…”, – думала она и сама отвечала себе на свой вопрос. – “Просто жить. Рядом с тем, кого любишь”.
Закария умер для мира, о чем свидетельствовала его фотография в Зале Славы Легиона, но он еще очень долго будет с ней. И как сказал с провидческой, или детской мудростью Асраил, он будет ее Хранителем. Это, конечно, нонсенс, или по крайней мере, прецедент, но она пойдет на этот риск. Легионер с явными задатками художника и творца. Ему только нужна школа, где он отточит свои навыки, приобретет необходимую технику и волшебство последнего прикосновения мастера. И он должен узнать массу секретов и впустить в себя столько тайных знаний, и изменить свой взгляд на мир, что он сам, в конечно итоге, станет настоящим алхимиком. И художником.
– Как ты уживался с Закарией, с этой его двойственной личностью? Хотя, кого я спрашиваю…, – Ангелла усмехнулась, а Асраил только блаженно улыбался, попыхивая сигарой.
– Замечательно уживался. У него очень нестандартное мышление. Он не скучный. Мы дополняли друг друга. Хотя порой он просто изводил меня голосом своей совести… Но сейчас, он находится на ступени ученика. Подмастерья. Но задатки и потенциал огромные. Конечно, уже сказывается возраст, ему за сорок. Но ведь ты будешь рядом с ним. А что такое для Хранителя сорок лет…
– Но кто будет его учить, скажи мне…, – Ангелла вновь растерянно смотрела на Асраила, и он уже нахмурившись, смотрел на нее.
– А ты книгу Тигеля внимательно читала? В его записях тебе не встречался человек по имени Чичероне? –Асраил понимая важность момента встал и нервно заходил по беседке, а Ангелла смотрела на него взглядом пациентки, которая, наконец, встретила врача, который прервет ее долгие годы без ребенка и настоящего счастья в ее жизни.
– Читала. Но не все поняла. Так много зашифрованных символов. Кодов и формул… – в голосе Ангеллы слышались интонации настоящего гуманитария.
– Ну так вот, дорогая сестра. А я очень внимательно прочел все его записи. Даже сделал копию всех его записей. И знаю, кто будет учить Закарию…, – Асраил уставился на нее своим единственным взглядом и Ангелла поняла, что ее брат знает ответ на ее такой важный вопрос.Но хочет поделиться с ней ответом на другой вопрос, который она так и не задала ему. Хотя и порывалась много раз.
– Ты всегда недооценивала меня, Ангелла. Хотя это именно я одолел Кадавра. И даже не спрашивай меня, как мне это удалось. Я, единственный из всех вас, кто умеет и любит мстить. Часто меня заносит, тут ты права. Но я всегда нахожу нужные слова и предпринимаю нужные действия. Хотя мне потом за них и стыдно. Но больше всего я стыжусь того, что мне пришлось сказать этим дружкам Кадавра. Да, у нас была перестрелка, и он выбил мне глаз. Ладно, это ерунда. Я все-таки добрался до него, и убил бы его, клянусь, голыми руками, порвал бы его на части, но тут нас окружили его псы. И повалили меня на снег. И тогда я не стал умолять о пощаде. Понимаешь, в такие минуты меня посещает не страх. А ярость. И презрение к тем, кто пытается меня остановить. Я словно чувствую, что в такие минуты я становлюсь рукой, кровавой, но рукой судьбы. Карающей десницей. И еще это мое вечное краснобайство… И я, пока они били меня, хохотал и смеялся над ними. Тогда они просто не выдержали и спросили, почему мне не страшно. Даже эти ублюдки почувствовали мое презрение. Тогда я раскрыл им наш семейный секрет. Рассказал им его. Правда весьма неохотно, но рассказал. Поведал, что этот Кадавр сделал со своей сестрой. До того, как он убил ее… Как он поступил со своей родной сестрой!!!
Асраил так страшно закричал, проговорив по слогам последнее предложение, что Ангелла вновь пережила весь этот ужас, и ее глаза наполнились слезами. К ним подбежали Гуннар с Гранж, но Ангелла смогла найти в себе силы и улыбнулась им, показывая, что у них все в порядке. Почти в порядке.
Асраил перевел дух, и повернулся к ней спиной, опять смотря на небо, где на время упокоилась бедная и израненная душа их сестры. Их родственники удалились слегка встревоженные, и Асраил продолжал свой рассказ.
– Извини, я не хотел этого рассказывать. Мне стыдно. Может быть, мне надо было умереть. Но я решил, что это был единственный шанс одолеть Кадавра. Вот такую борьбу мне пришлось выдержать с самим собой. И они поняли мое презрение. Которое я подкрепил словами. Не знаю почему, но они отступились. И оставили меня наедине с ним. А он даже не мог ничего возразить. И я понял, что подсознательно исполнил то самое пророчество Кадавра, про которое ты мне рассказывала…
Ангелла смотрела на него с изумлением, и качала головой, до конца не осознавая, что ее брат, пройдя столь долгую школу мести, которая вызывала в ней непонимание и гнев, словно готовился к этой встрече с Кадавром. Но она все равно не верила в то, что месть необходима. Или верила… Она уже и не знала…
Асраил повернулся к ней лицом и с усмешкой наблюдал, как его сестра решает для себя этот вопрос. “Надо ей помочь”, – подумал он.
– Ладно, дорогая сестра, надеюсь, с местью в нашей Семье покончено. Я и сам чувствую себя измотанным и постаревшим раньше времени. Ты права – месть убивает и губит всех. Прежде всего, душу мстящего…
Ангелла задумчиво кивнула ему, и он продолжил.
– А потом прибежал Гуннар, и тут я уже не мог остановить его. Он почти убил это животное, избивая его голыми руками. И я решил вмешаться. Чтобы ты увидела его. И сама решила, что делать с ним. И я, в целом, поддерживаю твое решение. Но на этот остров я больше ни ногой. Меня там никогда не будет…
Ангелла подошла к Асраилу, и они теперь вместе смотрели на небо, и они позвали к себе Гуннара с Гранж, и Ангелле пришлось почти шепотом передать своей сестре то, что ей поведал Асраил. Гранж тоже плакала, слушая этот рассказ. Или пересказ. И потом сказала, что только Асраилу можно было доверить это семейное дело. И что Ангелла правильно поступила, когда решила не участвовать в нем. Они еще долго стояли так, слегка успокаиваясь, и приходя в себя, и вглядывались в небо, такое близкое и далекое, и видели звезды, готовые сорваться с него. Они ждали, когда Глория, их дорогая сестра, наконец, подаст им какой-нибудь знак о своем приближении.
Эпилог.
Ангелле под утро приснился сон. Она увидела в нем пожилого мужчину, похожего на старого рыцаря, с красивым восточным лицом, хмурого, со строгими и пронзительными глазами, но, как показалось ей, очень доброго внутри. Справедливого и щедрого. Он ехал по степи на своей лошадке, умело управляя ею, без всякой жестокости и понукания ее плетью. Он ехал почти целую вечность, возвращаясь из долгого путешествия. Преодолев все мыслимые и немыслимые препятствия. Чтобы увидеться с самым родным и любимым человеком. И тот уже встречал его, бежал навстречу и размахивал своими маленькими руками и кричал от радости. И плакал. И этот старик поднял внука с земли и посадил его перед собой на лошадь. Они общались между собой, и мальчик говорил, что он верил, что его ата вернется и не оставит его одного. А этот благородный и осанистый старик утирал слезы внука и говорил негромко, что он всегда будет с ним. Хотя бы в его мыслях и памяти. Солнце светило им прямо в лицо, но они не обращали на это никакого внимания. Они были слишком счастливы, чтобы обращать внимание на мир вокруг них. Колыхалась от ветра трава, и высоко в небе над ними кружил орел, словно следя, чтобы с ними ничего не случилось. Они ехали так довольно долго, и доехав до перепутья, где сходилось несколько дорог, остановились. К ним подъезжал еще один пожилой путник на своем коне, и мальчик узнал этого человека, и тоже протянул к нему свои руки, крича от радости. Они спешились, и старики обнялись, а мальчик стоял возле них, и удерживал их обоих возле себя, смотря на них снизу-вверх. Наблюдая за играющим мальчиком, они опустились на прогретую солнцем землю, погрузившись в долгую и неторопливую беседу. Они что-то рассказывали друг другу, энергично жестикулируя и громко смеясь. Они сразу почувствовали много общего в себе, и конечно, любовь к этому мальчишке, которая объединяла их.
Они, наконец, поднялись на ноги, и оседлали своих коней, которые мирно пощипывали траву и паслись неподалеку. Внук хотел поехать с ними, но они только качали своими головами и щурили глаза. “Тебе еще рано туда с нами, сынок…”, – говорили они ему, и сначала ему было страшно, но они просили его быть сильным и смотрели на него с легкой укоризной, когда он вдруг пустил слезу. Но он удержался, и отпустил их, понимая, что он еще с ними воссоединится в конце концов. А пока у этих двух стариков, которых он любил больше всего в жизни, был свой путь, и они уже удалялись от него, туда, в свет солнца, которое опустилось очень низко над линией горизонта, и почти слилось с землей. К этому мальчику уже подходил другой человек – это была красивая и молодая женщина, которая улыбалась ему и брала его за руку. И они долго стояли и махали вслед двум старцам, которые оборачивались и смотрели на них с улыбкой, и в то же время зорко поглядывая на ту, которая стояла рядом с этим мальчиком.
Ангелла проснулась и долго ходила по дому Гранж, с этажа на этаж, босая и с растрепанными волосами. Она прошла огромный, богато обставленныйзал, где внутри инструктированного серебром стенда из дорого дерева, под стеклом на стойке,находилась винтовка, на прикладе которого она видела три насечки. А на одной из стен висели портреты членов ее Семьи. Некоторые с черными полосками. Затем она прошла на просторную и светлую кухню, и долго сидела у большого и раскрытого окна, смотря невидящими глазами на красивый пейзаж за окном. Она пила кофе, но не чувствовала его вкус. Она думала про свой сон и узнавала всех, кто играл свои роли в нем. Небывалая комбинация былых впечатлений, или прорыв подсознания, ее собственного или Закарии… Ей казалось, что теперь его мысли, воспоминания и мечты объединяются с ее собственными, создавая такие яркие и живые полотна, на которые она покупает билеты, как на киносеанс. Посетив кабинку своего неосознанного и потаенного, плохо выражаемого,и описываемого обычными словами.
Она не знала и не могла сказать наверняка, что ее ждет впереди. Она впервые в жизни доверилась чувствам и положилась на них, понимая, что разумом она уже устала жить. Он всегда рисовал мрачную и реальную картину, вернее отражал суровую действительность, а ей хотелось отдыха. Обычной и размеренной жизни. Но вдруг она вспомнила, где и с кем сейчас Закария, и слегка приуныла. Даже чертыхнулась. Этот до конца непознанный ею человек, только выздоровев, пробыв с ней всего неделю, уже покинул ее и направился на очередное задание. Теперь – семейное. Вместе с ее дорогим одноглазым братцем. И как осторожно, и в то же время, не утаивая никаких деталей, она рассказывала ему, всю историю своей Семьи. Кто такие Неприкасаемые. И кто такие Хранители. Что такое Легион на самом деле. Кто такие Вайда и Тигель. И Соледад. И что ему впервые в истории ее Семьи, будет суждено пережить эту трансформацию – из легионера в ее Хранителя. И в ее любимого. Не забывая своего прошлого, и стараясь прожить все следующие годы так, чтобы умирая, никто не боялся за его душу. Прежде всего, она, Ангелла, Глава Семьи Неприкасаемых.
Позже, они, насмотревшись друг на друга, дурачились. Она, смеясь, спрашивала его, не смущает ли его их разница в возрасте, а он, качая головой, в свою очередь интересовался, не смущает ли ее, такую состоятельную и влиятельную даму, неравный союз с бывшим легионером. Они смеялись, и она сама читала ему свои романы, комментируя, в какой из эпох она нашла их сюжеты. Она понимала, смотря в его глаза, или наблюдая за ним, спящим возле нее, что во многих своих книгах она писала про него. Он, как она поняла все же, встречался ей и раньше, как предвестник настоящей любви. Закария говорил про свое одиночество, которое она прервала так поздно, но, все же, к его счастью, нашла его. А она говорила, что была так одинока без него все эти столетия. Он носил и кружил ее на руках, и она только сейчас понимала, что она королева. И не поменяла бы его руки, и сильные объятия ни на какую церемонию инаугурации. Или другие дурацкие ритуалы и почести.
К ее удивлению, он не принял ее за сумасшедшую, но и поверил не сразу. Причем, основным фактором, который помог ему принять эту правду, была ее смерть в том Мини, в которой он все еще винил себя. И смотря ей в глаза, находясь так близко от нее, он вновь и вновь заглядывал в ее душу, и узнавал ту, которая лежала в том маленькой машинке, так сильно пострадавшей от броска его гранаты.
Он спрашивал ее, почему она простила, а затем спасла его, а она лишь пожимала плечами и загадочно улыбалась. Думая про то, что он для нее был символом своего собственного самопожертвования и проверки себя. Если она смогла простить его, то она сможет простить и своих родственников. Конечно, кроме одного. И она бы убивала его каждый день, раз за разом все более жестоко и безжалостно, и ее подсознание сдалось, и ей перестали сниться сны про Кадавра и Глорию. Теперь в ее снах царствовали Глория и Закария, одну она ждала, второго отправляла так далеко от себя, что она впервые в жизни боялась и стала плохо спать. Да и возможно, он совсем не случайно появился в ее Легионе и в ее жизни, и она тоже должна была многое понять и научиться чему-то. Например, любить и не быть одинокой. Только бы эта миссия Закарии и Асраила оказалась не очередной авантюрой, которая так часто преследовала ее Семью в последнее время. Но некоторые вещи и явления она не могла контролировать, и ей пришлось только подчиниться и согласиться на предложение Асраила. Который прямым текстом сообщил ей, донес свою, блестящую, как всегда идею, что Закарию может обучить только его Хранитель. Но, как и где они найдут его… Ведь он умер много веков назад…
Она решила отвлечься от этих вопросов без ответов, и стала впервые в истории Неприкасаемых переводить их негласный Кодекс в письменный формат. Она чесала голову, напрягала память, и иногда звала Гранж, и они вместе, очень усердно, вспоминали его основные положения и правила. И она записывала их. Не упуская ни малейшей детали. Теперь это будет письменный документ. И все будут расписываться в ознакомлении с ним. И он будет всегда перед их глазами. Она не забывала про собственные идеи – касания и объятия, никаких объединений внутри Семьи, никаких третьих лиц и их влияния на Семью, и кое-что другое. Гранж с уважением смотрела на нее, и чувствовала, что на ее глазах пишется история, и открывается новая эпоха развития их Семьи. Да, развития, как надеялась и сама Ангелла. Главное – не остановиться на Кодексе, а идти дальше…
Она нашла свой телефон и долго звонила Асраилу, но тот, традиционно не брал трубку. Закария же вообще не взял с собой никакого средства связи, давая понять, что ему звонить не нужно. Он хотел, чтобы ничто не отвлекало его от нового задания. Или он просто давал ей понять, что все же, он независим и не признает над собой никакой власти?В конце концов, не придя к какому-то ясному ответу, она запустила телефоном в стену и ушла в душ. Как понимала сама Ангелла, она ревновала Закарию, и уже гневалась на него и тех женщин, которые обязательно окажутся поблизости него. Но она брала себя в руки и вспоминала, что к ее удивлению, Закария был очарован Тигелем и его наследием. Его мастерством и достижениями во многих областях. Он называл его философом и поэтом. И мечтал увидеть его наяву, понимая, что это, к сожалению, невозможно. Он сказал ей, что Хранители, на его взгляд – это самое больше достижение их Семьи. Он, конечно, был преданным фанатом Легиона, но именно эти мастера и их искусство завораживали и вдохновляли его. Он хотел, как понимала Ангелла, стать для нее таким же мастером, который будет, сколь долго ему отпустит судьба, находиться рядом с ней. Чтобы заботиться о ней. И отплатить ей за ее любовь. И его спасение. Говоря, что вернулся только для того, чтобы быть возле нее.
Она всплакнула, а немного позже, уже лежала под деревом в мягком кресле, все так же у пруда. Она лениво наблюдала, как Гранж носится по лужайке, игриво смеясь, и перекидывая волан через сетку, который принимал на своей половине одиниз ее знакомых. Очень близкий знакомый. Солидныйи представительный мужчина, которого привозили на дорогом Фантоме в сопровождении целой свиты. Ангелла понимала, что Закария ушел в долгое путешествие. Не беда, она долго ждала, и была готова ждать еще. А он вернется к ней. И этого уже не изменишь. А если кто-то попытается помешать ей, воссоединиться с ним, она будет беспощадно мстить.Она показала язык толстому карпу и неспешно погружалась в сон, как эта наглая рыбка в толщу воды. Во сне она видела и Глорию, и своего любимого, которые улыбаясь, шли к ней, взявшись за руки,а она бежала им навстречу, забыв про свои дурные предчувствия и ставшие уже привычными, переживания и страхи.
А в это время, Асраил и Закария, эта воссоединившаяся парочка бродила и путешествовала по всей Европе, разыскивая этого загадочного Чичероне. Они добрались до небольшой деревушки, в одной из земель Германии, и присели на летнюю террасу небольшого кафе для туристов. Они заметно изменились со времени их приключений в Праге – Закария немного скованно двигался, после своих ранений. Он заметно похудел, и уже никого не удивлял своей телесной мощью. Он больше напоминал ушедшего на покой легкоатлета, то есть был высоким, стройным и с хорошо обозначенными, но не чрезмерно развитыми мышцами. В его волосах, как и у Асраила, появилась легкая седина, а взгляд стал более глубоким и снисходительным. Асраил был все так же высок, и возвышался над своим спутником на добрых десять сантиметров, при этом его движения были так же стремительны и уверенны.
Они с видимым удовольствием присели за деревянный столик, опустившись на такую же деревянную скамью, оказавшись, по разные стороны. Одеты они были как настоящие туристы, то есть в удобную, и не очень изысканную одежду – спортивная обувь, футболки, джинсы и так любимые обоими толстовки с капюшонами. Только свою черную повязку на глазу Асраил заменил на очень темные очки, которые скрывали его пустой и безжизненный левый глаз.
– Ну что, родственничек, – балагурил Асраил и внимательным взглядом окидывал Закарию. – Стареешь, как я смотрю. Уж не пойдешь со мною в бой, когда я подниму свои центурии…
Закария усмехнулся и ему вдруг показалось, что ничего не было – ни его заключения, ни битвы у Северной Базы, ни Ангеллы. И что он все так же работает на Асраила и выполняет его деликатные поручения, отправляя в мир иной самых кровавых и безжалостных подонков и маньяков. Но он провел рукой по своему телу, и нащупал шрамы, и сразу успокоился. Нет, все это было. И это реально. Несмотря на то, что вся его действительность и реальность напоминали сон.
– Скажи мне, друг мой, неужели ты больше не хочешь восстанавливать справедливость? –им принесли пиво, и они с удовольствием отпили по глотку из огромных кружек этот хмельной напиток, бросая друг на друга острые и испытывающие взгляды.
– Справедливость, как и правда, скорее, философские понятия. А меня после определенных событий, тянет на более понятные и доступные вещи. Более значимые для меня… и для той, которую я люблю.
– И ты пройдешь мимо, если кто-то вдруг захочет убить невинного человека? –Асраил качал головой с преувеличенным удивлением, словно, не веря обновленному Закарии.
Закария задумался и ничего не отвечал, понимая, что есть такие ситуации, когда все твои убеждения и принципы слетают с тебя, как не очень крепко закрепленные плиты, опадают с новых зданий под порывами сильного ветра. Но ему не хотелось думать о том, что уже и сам Асраил считал почти закрытой для себя темой. Вернее, не очень актуальной. И уже загорелся чем-то новым.
– Не искушай, Асраил, – ответил он с улыбкой, и переключился на созерцание людей вокруг них.
– Fiat justitia – да свершится правосудие, – опять, как во время их встречи в Праге сказал Асраил, кивая Закарии многозначительно, но тот уже не обращал внимания на его призывы. Другое было очень важным для него.
– Fiat justitia et pereat mundus… Пусть свершится правосудие и рухнет мир, – Закария привел полную цитату, вспоминая книгу с изречениями на латыни, которую ему подарила Ангелла, словно чувствуя, что ему понадобится такой оберег от ее собственного брата и его идей по изменению мира.
– Браво, – отреагировал Асраил и насупился, погрузившись в свои размышления.
– Мы ищем этого Чичероне уже добрых три недели. И, как я понимаю, онуже очень близко, почти вплотную мы к нему подобрались….
Он, сощурив глаз под очками, посмотрел на Закарию и задал ему, как понял тот, самый важный вопрос этого вечера.
– Ты уже понял, кто будет твои учителем? Кто поможет тебе стать Хранителем. И, прежде чем ответить, я прошу тебя думать не стандартно. Отбрось все невозможное…
Закария нахмурился и отодвинул от себя кружку, почти полную. Он пойдет на любой риск, возьмет на себя любые обстоятельства, сделает невозможное, но найдет Тигеля. Где бы он не был. Как легионер, найдет его в любой временной яме или эпохе. Убрав тех, кто захочет помешать ему. Лишь бы при этом удержать своих демонов…
К сожалению, как он понимал, ему не управиться без Асраила. Но у него уже был иммунитет на его чары и харизму. Странно, что этот Неприкасаемый, который в мире людей виделся таким грозным, непобедимым и могущественным, и подавлял всех одним своим присутствием, всегда старался казаться меньше в присутствии Ангеллы. Она была ниже его, вполне обычная женщина, правда, безумно красивая, но все же женщина, и она одним своим взглядом расставляла всех своих родственников по местам. Задвигала на задний план всю эту семейку своей силой. И он брал с нее пример, со всем, конечно, уважением, но он больше не позволял Асраилу руководить собой. Хотя это и было нелегко. В каждой беседе тот подавлял его, и интеллектом, и своей харизмой. Но он, как настоящий легионер, достойно сопротивлялся, и как видел это по глазам Асраила, тот уважал его нарастающую силу. Но он отвлекся, ведь он и сам много думал, про свое предстоящее задание…
– Я думаю, что единственный кандидат – это Тигель. Только я пока не понял, как ты устроишь мне встречу с ним. Как я попаду в его мастерскую, или лабораторию. Как я попаду в его время…
Асраил довольно улыбался. Да, Закария правильно разгадал эту загадку. На Тигеле сходились все линии, видимые и скрытые, исторические и технологические, магистральные и жизненно важные. Он был самым великим, он был самым знающим. А личности такого масштаба не умирают. Всегда можно нащупать его след. Даже ощутить его присутствие. Надо только верить. И тогда, ты сможешь дотянуться рукой до его великого наследия и узнать парочку его секретов. И мир Тигеля вполне материален. Хотя и обладает такой зашкаливающей духовностью. И они найдут Хранителя. Где бы он сейчас не находился, и в какой из эпох он не обитал. Уже став самодостаточной и независимой величиной, пережив влияние и опеку своего Неприкасаемого.
– Справедливость обождет. Я закрываю все свои проекты по этой, как ты сказал, философской теме, – Асраил вновь вернулся к старой теме, и Закария понял, что тот явно лукавит. Что-то он все-таки задумал. Скорее всего, последний кейс, который он поместит в свою коллекцию, как самый важный для себя. А быть может, и для него?
– Мне надоели эти безуспешные трения и прения. Диспуты и академические войны. Пусть этим занимаются законники и мудрецы. Ты прав, мы воины, нам нужны простые и ясные цели. Как, например, восстановление нашей школы Хранителей.
– Так какя попаду к Тигелю? – напомнил ему свой вопрос Закария.
– Время, друг мой. Всему свое время. И Чичероне нам поможет.Только помни, дорогой мой – время! Оно самый бесценный ресурс и самый эффективный убийца. – Асраил пристально смотрел на Закарию сквозь свои темные очки, и стучал пальцем по стеклу своих наручных часов.
– Время, которое убивает нас всех в этот самый момент…
Они еще долго сидели, и уже часы пробили полночь, и они остались одни на этой террасе, где было уже откровенно холодно, темно и не очень уютно, и оба уже перестали верить в то, что им повезет сегодня. Но они оба вздрогнули, когда услышали приближающегося к ним человека, поступь которого им напомнила неумолимую судьбу, которая врывается в жизнь человека, и ведет его, ухватив уверенно и больно за руку, почти бесцеремонно, в другое, неожиданное место. А иногда и время.
Последние комментарии
8 минут 43 секунд назад
1 час 3 минут назад
4 часов 1 минута назад
4 часов 2 минут назад
4 часов 10 минут назад
4 часов 14 минут назад