Укол радуги [Кирилл Финарти] (fb2) читать онлайн

– Доброе утро, профессор.

Реальность вызывала меня, разрушая мелодией будильника комфортное, сонное забытьё. Заколол бок, привычно заныло колено, что-то стянуло в груди. Стандартное «доброе утро» от стандартного нового дня.

Умывшись, я вдавил мизинец в панель анализатора домашнего медбокса. По экрану побежал разноцветный текст. Сквозь успокаивающе-зелёный то и дело прорывались тревожно-оранжевые строчки диагнозов. Я давно перестал их читать.

– Синтез завершён. Эффективная длительность воздействия нанокомплекса шестнадцать часов сорок девять минут, – выдал заключение оптимистично-бархатный голос.

Шестнадцать. Раньше хватало на три дня. Вытащив из холодильника ампулу с дистиллятом, я воткнул её в синтезатор. Он заурчал, и тонкая игла пробила фольгу, источая яркую радужную взвесь, закружившуюся причудливыми разводами. Я ввёл инъектором препарат и блаженно потянулся. Перестало ныть колено, отпустило бок, и заряд вернувшейся на пару часов молодости сделал радостным солнечное утро, завтрак и даже предстоящую лекцию.

Зазвонил коммуникатор. Не глядя приняв вызов на громкую связь, я сморщился от опостылевшего голоса:

– Здравствуйте, с вами говорит автоинформатор лечебного центра шестьсот двадцать восьмого участка. На основании текущего анализа в ближайшие три месяца рекомендуемые операции…

Сто сорок четыре года – не шутки, но зачем портить хорошее утро? Выключив звук, я налил кофе, вышел на балкон и, облокотившись на перила, стал разглядывать вереницы мобилей, плывущих сквозь стеклянные рёбра города, упирающегося в горизонт.

Пора собираться на лекцию.

Одевшись и вызвав такси, я спустился в холл. Открытые двери привычно бодро пророкотали:

– Удачного дня, профессор!

Мобиль стоял у крыльца. Набрав адрес Института Гравитации, я уставился в окно. Улицы проносились мимо будничными скопищами обывателей и приторной рекламой новой серии психоимплантов: «Вихрь наслаждений в раю любви. Открой голову страсти вселенной!» Каково?

Снова ожил телефон. Ровный голос дочери буднично прошелестел:

– Завтра улетаем. Контракт на пять лет, дальше – посмотрим. Да, со связью будут проблемы: задержка около месяца. Нормы по байтам считают, сам понимаешь – стоимость энергии передачи. От мужа привет, внук целует. Клянётся наловить тебе кучу метеоритов. Он позвонит вечером.

Я что-то сказал, резко и невпопад. Дочь лениво оправдывалась:

– Ой, пап, не начинай. Да, я понимаю, что ты привык к ответственности за нас. Ну, вот и расслабишься наконец.

Выйдя из мобиля за квартал до института, я зашагал к выставочному комплексу. «Прогулки повышают оптимизм!» – говорит мой врач.

Когда я подошёл ко входу, пестрые кучки людей уже толпились в ожидании лекции. Система контроля опознала меня, щелкнули замки, и двери разошлись.

– Здравствуйте, профессор! – летело со всех сторон, пока я пропускал требующее знаний человечество внутрь зала размером с небольшой стадион. Где-то в вышине зажглось освещение, пыльное и бессмысленное в лучах солнца, пронизывающего стеклянный куб павильона и блуждающего желтыми полосами по лабиринтам стендов, экспозиций и мониторов.

Лекция! Какой дурачина назвал это лекцией? Скорее – пикник или детский утренник. Обычная экскурсия для школьников и зевак. Ежемесячное сборище бездельников со мной в роли воспитателя-экскурсовода и вождя бездельников во главе.

Пройдя к окруженной толпой кафедре, я под редкие фотовспышки поприветствовал зал:

– Сегодня мы поговорим о возникновении Вселенной. Основной космологической моделью в настоящее время является теория Большого Взрыва, в результате которого четырнадцать миллиардов лет назад…

Я пробежался по главным историческим вехам, от полемики Фридмана и Эйнштейна до аргументов Хокинга и опровержений Ли Смолина. Услышав знакомые имена, толпа понимающе закивала. И после пятиминутного марш-броска по физическим аспектам, вроде фазовых переходов и нуклеосинтеза с внутренним призывом: «Аудитория! Не спать!», я лихо перешел от космической инфляции и процессов эпохи Планка в надежно-популярную гавань сингулярности и горизонта событий:

– Размеры Вселенной за момент до Большого Взрыва равнялись нулю. Представьте: вся материя Вселенной в одной точке! Это состояние получило название космологической сингулярности. В начальной фазе взрыва температура достигала десяти в двадцать восьмой степени. Впрочем, понятие «тогда» в данном случае некорректно. Сейчас большинство теоретиков связывает вопросы возникновения времени и пространства…

И тут я увидел Лохматого. Впервые я заметил его полгода назад, и с тех пор он приходил постоянно. Само по себе это не казалось странным, хоть и читал я почти одно и то же. Удивляло его поведение: двигаясь по павильону вихляющей походкой, он то и дело замирал в самых неожиданных местах, как какой-нибудь пылесос с проблемами энергопитания, и только рыбьи глаза его продолжали хлопать, уставившись в произвольную точку пространства. Сегодня он завис около системы пожаротушения, разглядывая стоящий рядом фикус.

Вслед за своим упрощённо-примитивным повествованием я вел аудиторию по обычному маршруту, вдоль макетов первых синхротронов и ускорителей, экранов с поблекшими фотографиями отцов-основателей к главной достопримечательности лекции, к единственному стоящему экспонату павильона. Закончив теоретическую часть на проблематике горизонта событий, я перешел в плоскость научного юмора:

– Впрочем, как известно, любые сведения, возникшие после Большого Взрыва, не дают нам абсолютно никакой информации о том, что существовало до него.

Аудитория, как всегда, глупо хихикнула над грустным этим выводом, а я направился к тускло поблёскивающему возвышению у торцевой стены здания и набрал на мониторе команду активации главной достопримечательности лекции.

По залу прокатилась легкая вибрация генераторов, пахнуло озоном. Вокруг постамента заструились голубоватые линии силового поля. Пространство заколыхалось, исказилось, поблёкло. Раздался свист и хлопок, над излучателями выплеснулась бесконечно тёмная и хищно дрожащая сфера. Зеваки ахнули и попятились, а я, наслаждаясь моментом, продолжил:

– Это и есть наш Объект, наша рукотворная чёрная дыра! Образец сингулярности, аналогичный состоянию вселенной до Большого Взрыва. Кстати, большинство теоретиков уверены в неизбежности возврата материи в своё первоначальное положение. Проще говоря, весь мир рано или поздно схлопнется примерно в такую чёрную дыру.

Пользуясь обескураженностью толпы, я с видом демиурга предложил аудитории спрашивать. Экскурсанты помялись, затем прозвучал самый идиотский и самый регулярный за последние пять лет вопрос:

– Скажите, если отключить силовое поле, черная дыра поглотит Землю?

– Не волнуйтесь, оно всего лишь защищает вас от неосторожного поведения. Объект не представляет для человечества абсолютно никакой угрозы.

– Профессор, а если туда бросить, например, кирпич – он что, просто исчезнет?

Я удручённо вздохнул. Каждый месяц с неизбежностью налогов и смерти находились подобные умники. Я отвечал. Тем временем Лохматый, как и всегда к концу лекции, дополз до Объекта и застыл у границы защитного поля, вперившись в черноту клубящегося мрака своими нелепыми глазами.

Удовлетворив за какие-нибудь полчаса потребность аудитории в знаниях, я закончил лекцию и предложил экскурсантам проследовать на выход. Толпа послушно вылилась наружу. Заперев двери, я облегчённо вздохнул и поплёлся отключать Объект, но тревожный сигнал системы контроля остановил меня. Оранжевое помигивание означало, что в здании находится посторонний. Судя по схеме, рядом с Объектом, прямо за бездарным макетом одного из первых бетатронов. Предположив, что очередной болван заблудился на лекции, я двинулся к потерявшемуся.

Обогнув бетатрон, я увидел Лохматого. Он стоял ко мне боком, раскладывая что-то на плоском экране справочного монитора.

– Эй, послушайте. Лекция завершена, пожалуйста, проследуйте к выходу!

Его несуразная фигура замерла, зависла, словно в нём перегорела какая-то важная деталь. Потом Лохматый все-таки обернулся и уперся в меня своим безумно-земноводным взглядом. А еще он сжимал в руке кирпич: старинный, красновато-черный, с обколотым рыжим краем.

Я удивленно заметил:

– Зачем вам это? Не верите, что он исчезнет в Объекте?

Смутившись, он стоял молча, нерешительно и согбенно, часто дыша и глупо моргая. Потом сунул кирпич в рюкзак и с видимой неохотой ответил:

– Нет, профессор. Я собирался ударить вас по голове.

– По голове? Зачем? – Вспомнились истории о безумных маньяках взрывающих мир и приносящих в жертву девственниц на замшелых камнях времен Алистера Кроули. Впрочем, на невинную девственницу я не очень тянул. Стоило вызвать полицию, но удручённый вид Лохматого внушал не страх, а только сочувствие. Он медлил с ответом, я повторил предложение пройти на выход. И тут Лохматый меня огорошил:

– Профессор, скажите, вы хоть во что-то верите?

– Верю ли я?

– Ну да, в высший разум, в Создателя, в зеленых чебурашек, может?

– В детстве хотел стать даосом, – ответил я в шутку. Религиозного фанатика мне ещё не хватало. – И какое отношение кирпич и моя голова имеют к вере, позвольте узнать?

– Имеют, профессор. Тупик науки этот ваш Большой Взрыв.

Я фыркнул и хотел возразить, но он перебил меня и продолжил:

– Не смейтесь. Я же не спорю, математика, физика, гравитация, – это всё правильно. Вы, теоретики, сами почти до всего додумались. Начальная точка, первый пиксель пространства. Но что дальше? Откуда эта точка взялась? Ведь вы сейчас спорите о мелочах: существовало ли время до взрыва или нет, копаетесь в своих мюонах и суперсимметриях. Сингулярность эта ваша…

– Чем же вам сингулярность не угодила? – Он начинал меня забавлять.

– Мелко это, глупо даже как-то, постыдно глупо. Ведь вы от бессилия занимаетесь только следствием. Допустим, шарахнул бы я вас кирпичом. И что вы сделаете? Посчитаете траекторию, частоту вращения и сопротивление воздуха? Построите теорему полёта этого кирпича? А кто ударил, уже не важно?

– Материя Большого Взрыва не содержит этих данных, – мягко возразил я, повторяя прописную истину.

Мы стояли недалеко от Объекта. Лохматый подошёл к барьеру так близко, что силовые линии трепали его шевелюру. Потом копна волос взметнулась и, отлетев на полметра, медленно опустилась на антрацитово-гранитный пол. «Вот тебе и Лохматый!» – подумал я с усмешкой. Он повернул лысую голову, безразлично посмотрел на сорванный парик и снова уставился в мерцающую тьмой пустоту.

Потом сказал медленно, как будто говоря с самим собой:

– Вы не там ищите. Вам не хватает веры.

Я искренне возмутился:

– И во что же верите вы? Думаете, чёрная дыра это бог?

– Бог? – он усмехнулся. – Нет, конечно. Но что, если это дорога к нему?

Его бред вышел за всякие рамки, и я снова попытался отправить Лохматого к выходу. Он посмотрел на меня как на вредное насекомое и безапелляционно сказал:

– Профессор, мы должны отправить сигнал.

– Сигнал кому? Богу?

– Ну а кто там, с другой стороны? Или вы правда думаете, что ответ в ваших нейтрино и кварках?

– И как же вы видите это технически?

Я спросил это, не скрывая насмешки. Лохматый же встрепенулся и принялся оживлённо рассказывать:

– Вы даже не представляете, что можно собрать из пары десятков современных имплантов. Усилитель! Обычный волновой усилитель, и чистый сигнал! Без всякой цифры, только электрические колебания мозга. Максимальный диапазон! Энергию получаем от температуры сжатия и набираем мощность по мере возрастания гравитации! Признайте, что это гениально, профессор!

Я глядел на него как на полного психа:

– Вы что, хотите прыгнуть в Объект?

Он постучал себя по лбу пальцем:

– Усилитель собран. Слушайте, я понимаю, это звучит странно: шагнуть в чёрную дыру. Но вдруг есть хотя бы один шанс, что нас услышат? Пускай один на тысячу, на миллион? Профессор, мы должны это сделать!

Лохматый смотрел на меня в упор, и в его глазах пылало безумие и надежда.

– Даже не обсуждается. Любое движение, и я вызываю полицию. Вы понимаете, что это самоубийство?

Он пошатнулся. Я заметил, как пот заливает его бледное с синевой лицо, искромсанную красноватой сеткой шрамов бритую голову, и с ужасом представил, сколько всякой дряни этот сумасшедший в неё запихнул. Выглядел Лохматый откровенно паршиво.

– Вы себя плохо чувствуете? Я вызову медблок.

Он скривился, как от зубной боли:

– Не надо. Это уже не поможет.

– Только не спорьте, инфарктов в институте еще не хватало, – я отвечал нарочито жестко, уговаривать не было ни малейшего желания.

Он пожал плечами, и через минуту к нам, скрипя роликами, подкатила квадратная махина медблока. Повинуясь моему жесту, Лохматый неохотно приложил палец к анализатору. По экрану побежали результаты: много оранжевого и много красного. Я в ужасе смотрел на данные биометрии:

– Что вы с собой сделали? Вам срочно нужно в стационар.

– Это бессмысленно, профессор. И к тому же поздно, у меня в запасе не более двух часов.

Тревожный и негодующий машинный голос заверещал о критическом состоянии и угрозе жизни. Вытащив ампулу, я скормил её синтезатору медблока. Тот заткнулся и удовлетворенно выпустил иглу. Пробив фольгу, она выплеснула в бесцветный дистиллят радужный вихрь препарата.

Лохматый надрывно прошептал:

– Смотрите, как красиво, профессор. Безжизненное пространство, игла, и вдруг раз, и новая вселенная… Вам не интересно, кто там, с той стороны фольги? Это же главный вопрос. Может быть, о нас случайно забыли, и надо только напомнить? Осознайте вы, наконец, если этот мир кто-то создал, – он должен за него отвечать!

Ну вот, теперь даже психи говорят об ответственности. Я хотел сделать ему укол, но он отпрянул и, судорожно теребя лямку рюкзака, продолжил:

– Знаете, христианские церкви так и не договорились, только ли святой Петр обладает ключами от рая, или их выдали всем апостолам. В моей голове уйма радиоактивности, мне не прожить больше двух часов. Вы хотите, чтобы я умер в дешёвом стационаре? Каково же это, стоять перед вратами и не пускать туда страждущих?! Дайте мне пройти!

– Я действительно не могу, поймите меня правильно, – кажется, в моём голосе прозвучало сожаление.

Он пожал плечами, а потом усмехнулся и сказал:

– Видимо, без кирпича не обойтись. Извините, профессор.

Я ничего не успел сделать. Рюкзак соскользнул с его плеча, описал широкую дугу и врезался в мой лоб. Последнее, что сохранилось в памяти, это усталое выражение рыбьих глаз Лохматого.

В сознание меня привел монотонный зуммер коммуникатора. Я лежал на полу, но сразу увидел, что защита отключена, а перед Объектом валяется злополучный рюкзак. Вокруг никого не было, только солнце по-вечернему покраснело и спускалось за горизонт.

– Чёртов дурень, – пробормотал я зло, имея в виду то ли Лохматого, то ли самого себя.

Коммуникатор не унимался. На экране высветилось имя, знакомое всему человечеству. Впервые за десять лет. «Неужели! Лауреат соизволил… Ему-то что понадобилось?» Я принял вызов.

– Здравствуйте, учитель. Простите за беспокойство, но я хочу, чтобы вы от меня первым узнали…

Говорил он взволнованно и сбивчиво:

– Совершенно невероятное событие. Только что получены сообщения по сверхсвязи. Наши зонды у объектов четыреста сорок семь, восемьсот двадцать и шестьсот пять дробь два зафиксировали стабильное излучение. Мы не знаем, как это возможно, но да, мы уверены. Совершенно точно – осмысленный сигнал. По другим объектам пока просто нет информации. Ошибка исключена, чёрные дыры заговорили…

Поднявшись, я проковылял к монитору и дрожащими руками включил защиту Объекта. Линии силового поля обволокли тёмное пространство и одиноко лежащий рюкзак. Взгляд зацепился за медбокс. На обшарпанном пластике синтезатора аккуратно стояла заправленная для Лохматого ампула. Я машинально взял её в руки и заворожённо смотрел, как радужное облачко кружится внутри мириадами туманностей и галактик.

Разработка обложки выполнена студией F8Web.ru c использованием графической работы: «Futuristic artificial intelligence face technology background». Автор: Starline. Лицензия Freepik: Бесплатно для личного и коммерческого использования с атрибуцией.

https://ru.freepik.com/free-vector/futuristic-artificial-intelligence-face-technology-background_4402943.htm#page=1&query=%D0%BC%D0%BE%D0%B7%D0%B3&position=1