Переводчица (СИ) [Татьяна Семакова] (fb2) читать онлайн

Я успела заскочить в лифт и машинально нажала на кнопку следующего этажа, прежде чем сообразила, что неплохо было бы для начала привести себя в порядок.

В очередной раз смотрю на часы и чувствую, как начинаю закипать. Вот в чём, сука, сложность, прийти ровно через столько, через сколько я сказал? Или это очередная выходка? Плевок мне в лицо? Решила, что, раз я извинился, может теперь приходить, когда хочет? Может и на работу начнёт заваливаться когда ей удобно?

Поднимаюсь и иду к двери, печатая шаг. За десять минут умудрился на столько себя накрутить, что готов прилюдно наорать на неё и уволить к чертям. Повода пока не придумал, так что начну отчитывать, а дальше как пойдёт. Пинаю дверь с ноги, выхожу и сталкиваюсь с ней нос к носу. Ну, почти.

— Прошу прощения за опоздание, — её голос звучит непривычно и я мгновенно успокаиваюсь, — возникла внештатная ситуация.

— Заходи, — отвечаю недовольно и возвращаюсь за свой стол.

Встала напротив, бледная, взгляд в пол, на щеке свежая царапина, из которой сочится кровь, пучок не такой аккуратный, как обычно, пальцы на руках слегка дрожат. Ни тебе дерзости, ни надменности, ну прямо святая невинность.

«Ага, невинность» — усмехается внутренний голос и щедро насыпает в голову новых воспоминаний из её квартиры.

Пытаюсь избавиться от картинок перед глазами и говорю насмешливо:

— Выглядишь, как будто тебя кошки драли.

— Примерно так и было, — отвечает с горьким смешком.

Я только открыл рот, чтобы задать очередной вопрос, как дверь без стука открывается и влетает мать с перекошенным лицом. Не успеваю даже подумать, как она начинает возмущаться со свойственной ей импульсивностью:

— Это просто невероятное хамство! Диана, дорогая, ты успела рассказать?!

Однако! Я был готов услышать что угодно, но только не обращение «дорогая» к своей же подчинённой. Да что там подчинённая, вообще к женскому полу!

Стало интересно. Я откинулся в стуле и положил руки на спинки, приняв удобную, расслабленную позу в ожидании спектакля.

— Да я не за этим, Жанна Валерьевна… — переводчица мямлит и явно чувствует себя не в своей тарелке. Понимаю! — Тимур Александрович вызывал.

— Напрасно! — восклицает мать и начинает расхаживать по моему кабинету, громко стуча каблуками по кафелю. Как же повезло, что я не маюсь с перепоя… — Надеюсь, ты не собираешься подавать в суд или писать заявление в полицию? Это совершенно ни к чему…

И всё резко встало на свои места. Переводчица едва заметно ухмыляется и отвечает спокойно:

— Разумеется, нет.

— Верное решение, — мать наконец-то останавливается, перестав мельтешить у меня перед глазами, и с царским видом садится напротив, закинув ногу на ногу. — До сих пор никак в себя не приду!

— Кто-нибудь уже расскажет, в чём дело? — говорю недовольно. Спектакля не вышло, я разочарован и даже не думаю это скрывать.

— Та полоумная девица, которую ты собирался взять в командировку, закатила скандал! — поясняет мать. — Оскорбляла Диану последними словами, даже повторять не хочется…

— Обрисуй в общих чертах, — цежу сквозь зубы, вновь начиная раздражаться.

— А то ты не понял? — спрашивает мать ехидно. — Проблема в том, что ты переспал не с ней, а с ней, — и тыкает пальцем в стоящую рядом переводчицу.

Я удивлённо вскидываю брови. Ей-то откуда знать? Никто даже не видел, как я садился в такси, да и вышли не вместе.

— С чего ты взяла?

— Да брось, — морщится в ответ, — весь офис гудит с самого утра. Приехали вместе, довольные и во вчерашней одежде.

Так вот оно в чём дело… А я ещё и письмо о том, что едет другая, отправил ночью.

— Ты будешь шокирована, но лично я спал в офисе, один. Посмотри отметку по пропуску, с утра я выходил позавтракать.

Так, а это я нахера сказал? Звучит, как будто оправдываюсь, хотя — чистейшая правда. Спал в самом деле один, часов после трёх.

— Вчера, днём ранее, не важно, — мать небрежно отмахивается, а переводчица заливается румянцем. — В общем, я выставила эту наглую девку. Всё равно от неё никакого толка, ты больше года берёшь на все переговоры только Диану.

Факт, брошенный в лицо, неожиданно вгоняет меня в ступор. Я пытаюсь припомнить, были ли исключения, но понимаю, что нет. Работать с ней всегда было комфортно, по сути, я её даже никогда не замечал. Просто голос за кадром, не отвлекающий от собеседника напротив. Неплохой навык с профессиональной точки зрения, но вот как женщина…

— Это ни о чём не говорит, — делаю вывод вслух, а мать ухмыляется:

— Не говорило, пока ты не решил взять другую. Не делай из меня идиотку.

— Я не намерен обсуждать с тобой свою личную жизнь, тем более в присутствии какой-то подчинённой, — я старательно выговариваю каждое слово, чтобы было доходчивее, и только к концу предложения понимаю, как это звучит на самом деле.

Как будто речь идёт о какой-то другой переводчице. Как будто стоящая напротив — пустое место. И это пустое место сейчас смотрит на меня полными презрения глазами.

— Н-да… — ошарашено качает головой мать и поднимается. Если уж она в шоке… — Ты переплюнул сам себя. Диана, дорогая, зайди потом ко мне.

— Хорошо, — отвечает чуть ли не по слогам, с трудом разлепив губы.

— Слушай… — начинаю говорить, едва дверь закрывается, но она слегка поднимает правую руку, останавливая, и говорит тихо:

— Не стоит.

Не стоит, так не стоит. Похер.

— Вылет завтра в час дня, транзитом через Москву, — говорю то, зачем позвал. — В аэропорту за час, не опаздывай. С утра в офис можешь не приезжать. Барахла не набирай, багаж сдавать не будем. Обратно на следующий день. Детали по вылету пришлют позже на рабочую почту, зарегистрируйся на рейс заранее. Свободна.

Выходит и мягко прикрывает за собой дверь. Появляется дикое желание нажраться с утра пораньше.

К этому я, как раз-таки, была готова. Он — весь из себя крутой начальник, а я — пыль под его ногами. Вернуться бы ещё в ряды невидимок, и я бы наконец выдохнула с облегчением.

Вчера на секунду показалось, что это лишь маска, что он может быть другим… сострадательным, заботливым, неравнодушным, но… показалось. Всё дело лишь в командировке и контракте, который кровь из носа нужно заключить. И то, что он нашёл врача, чтобы я не отвлекалась от ублажения клиента, и эти высосанные из пальца объяснения. И даже то, что он якобы просил врача не упоминать его имя всуе. Если бы в самом деле просил, тот бы помалкивал в тряпочку, получив свой гонорар, наверняка немалый.

А я, как ни печально признавать, всё-таки повелась. Всего на несколько минут, но в душе шевельнулось какое-то чувство, смутно напоминающее влечение. Как будто увидела его новыми глазами, через призму реальности.

«Через розовые очки ты его увидела» — фыркнул внутренний голос, заставив скривиться, как будто мне в рот насильно запихнули половину лимона.

Стучу в кабинет Жанны, пытаясь не обращать внимания на косые взгляды, но никто не отзывается. Что ж…

— Какие люди спустились с небес на землю, — усмехается соседка Карины, едва я прохожу в свой кабинет.

Морщусь и иду дальше, пропуская едкое замечание мимо ушей.

— Блин, Дина, почему нельзя было заехать к себе перед работой? — возмущается ещё одна. — Работы вал, я сосредоточиться не могу из-за ваших склок!

Ахреневаю и иду дальше. Раньше не замечала, но кабинет довольно большой, вытянутый. И мой стол в самом дальнем углу. Добраться бы до наушников…

— Расчёску дать? — усмехается Марина.

— Да вы запарили! — не выдерживает Танька, подскакивая из-за своего закутка.

— А почему я должна молчать?! — возмущается Света, соседка Карины по столу. — Гордеева командировки в койке выбивает, а всем остальным сиди тухни над бумажками!

— А ты была хоть в одной? — спрашиваю тихим, усталым голосом, всё-таки не выдержав.

— Нет, но теперь… — её губы кривятся в язвительной ухмылке, а я развожу руками:

— Так чему ты завидуешь, Свет? Тому, что я еду в командировку или тому, что я переспала с красавчиком-начальником?

— Она даже не отрицает! — фыркает Катя презрительно.

— А почему должна? — разворачиваюсь уже к ней. — Я молодая, свободная женщина. У меня есть личная жизнь, которая, вообще-то, никого из вас не касается.

— Касается, раз это влияет на работу! — вставляет ремарку Светлана.

Делаю глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и говорю спокойно:

— Свет, ты отлично справляешься с технической документацией, ни у кого на неё просто не хватает мозгов, тебя никогда не будут брать на переговоры и в командировки, потому что всё сразу ты не потянешь чисто физически. Катя мастер деловых переписок, но в разговорной речи теряется. Нинель выглядит воинственно и заполняет своим присутствием всё свободное пространство, хотя говорит чётко и грамотно, поэтому на ней все переговоры по телефону. Танька тянет на себе поступающие сплошным потоком торговые предложения, Марина ваяет такие офферы, упаковывая откровенно паршивые условия в красивую обёртку, что не было ещё ни одного отказа. Кстати, расчёска есть, спасибо. А я складно говорю, сливаясь с интерьером. Каждый занят своим делом.

Девчонки успокоились, фыркая и хмыкая со своих мест, но Света всё никак не унималась.

— А как же Карина? — спрашивает язвительно.

— А Карине не повезло, — слегка пожимаю плечами.

— Потому что ты переспала с начальником! — провозглашает победно, а я поправляю с улыбкой:

— Потому что после заключения контракта я переспала с красавчиком-турком и он явно жаждет повторить.

Танька давится смехом из-за перегородки, но первой не выдерживает Марина, начав дико ржать. Света хватает ртом воздух, как золотая рыбка, неловко выпрыгнувшая из аквариума, а я сажусь за свой стол и через открытую дверь в коридор вижу Тимура и Жанну. Упс.

Жанна слабо кивает в сторону своего кабинета, я тут же поднимаюсь и выхожу, мысленно готовясь к увольнению. Ловлю на себе насмешливый взгляд Тимура и равнодушно отворачиваюсь, проходя вслед за Жанной.

— Как считаешь, мне стоит тебя уволить? — спрашивает с лёгкой улыбкой, пристроив костлявый дряблый зад на свой роскошный дубовый стол.

— Думаю, нет, — отвечаю просто.

— Обоснуй.

— Повода нет, — пожимаю плечами, а она звонко смеётся в ответ, запрокинув голову, но так же внезапно замолкает, как и начала.

— Что бы ты там не говорила, твоя личная жизнь на работу всё-таки повлияла. И это категорически меня не устраивает.

— Извините, Жанна Валерьевна, но утверждение в корне не верно, — говорю серьёзно, выдерживая её пристальный взгляд.

— Неужели? — спрашивает насмешливо. — Давай, развивай, очень интересно!

— Повлияла не моя личная жизнь, а Тимура Александровича, — говорю невозмутимо, а Жанна поджимает и без того тонкие губы, пытаясь не рассмеяться мне в лицо. — Весь сыр-бор из-за того, что Карину сняли с командировки.

— Потому что ты переспала ещё и с турком, — она смотрит на меня весело, что дико странно и несколько выбивает из колеи, но я продолжаю гнуть свою линию:

— Потому что облажался юрист. Потому что Ибрагим ещё по видео-связи открыто заявил, что принимать желает тот же состав, что был на заключении контракта, но Тимур Александрович не захотел брать лично меня.

— И как ты думаешь, почему? — её прямо-таки распирает и ничего хорошего я не жду, поэтому говорю то, что думаю:

— По всему выходит, что яйца я ему всё-таки прищемила.

Смех матери я услышал даже через гарнитуру. На восьмом сегодня у всех баб сорвало крышу. Напрочь! И теперь весь офис знает, что я трахнул переводчицу.

«И что?» — усмехается гандон внутри меня.

В целом, ничего. То есть, ничего нового, но в конкретном случае почему-то раздражает. И она раздражает, со своей этой сдержанностью и чувством собственного достоинства.

— Не стоит! — передразниваю её вслух и ловлю себя на мысли, что веду себя, как школьник. Приплыли…

А день так хорошо начинался! Завалился вчера в бар, нашёл очередную блондиночку, оприходовал там же в туалете и тихо смылся, пока она приводила себя в порядок. Вечная классика! Даже поработать после этого успел, хотя дел ещё… придётся задержаться, эта чёртова командировка совершенно выбивает из графика. И чует моя жопа, так же гладко, как в первый раз, переговоры уже не пройдут. Надо прикинуть, на какие уступки могу пойти в случае необходимости.

Засел за ноутбук и так увлёкся, что забыл пожрать. Опомнился часам к семи, но позвонил один из клиентов, проговорил с ним полтора часа, замудохался в край выслушивать его бесконечное нытьё, перебрался на диван и прихватил стакан виски. Двойной.

Один, второй… силы вернулись, но желудок начал переваривать сам себя. Заказал с доставкой и приступил к подготовке к предстоящим переговорам, но кроме общих фраз из серии «мы так не договаривались», ровным счётом ничего не приходило в голову. Способность мозга забывать всё, что предшествовало подписанию нового контракта обычно не давала сойти с ума, но в этот раз сыграла злую шутку. Причём, у меня не было на руках даже копии договора, вся документация на восьмом этаже, в кабинете матери.

Половина десятого. Мать точно ушла, брюнеточка наверняка понеслась делать эпиляцию зоны бикини, едва закончился рабочий день, на остальных начхать.

«Интересная формулировка» — хмыкнул внутренний голос, а я поморщился. Это всё вискарь.

Спускаюсь на этаж и прямым ходом иду в кабинет матери с ключами наготове. В общем кабинете дверь открыта, свет горит, но не слышно ни звука, я прохожу мимо даже не поворачивая головы, как вдруг слышу унылый голос юриста:

— Точно нет опечаток?

— Точно, Аркадий Петрович, точно, — тихо смеётся переводчица, — умоляю, не заставляйте читать его снова, он и так мне будет сниться!

Похоже, с зоной бикини полный порядок. Сразу вспомнил, как удивился, нащупав тонкую дорожку волос на её лобке. Как мигающий огнями указатель на пути к райскому наслаждению. Сейчас в моде выбриваться так, что можно ненароком увидеть своё отражение, лаская женщину, и эта находка как обескуражила, так и взбудоражила, намертво засев в подкорке мозга. Лучше бы там условия договора были…

Захожу в кабинет матери и закрываю за собой дверь, стараясь не производить шума. Как будто это не я тут начальник, а какой-то другой мужик, прячущий очередной не к месту оформившийся стояк. Открываю шкаф с документами и начинаю перебирать те, что лежат ближе остальных, попутно размышляя над смыслом бытия. Что-то кроет в последнее время сильнее обычного. Брюнетка не помогла, походу, надо переходить на баб постарше, да поопытнее. С другой стороны, одну такую поимел и сразу какой-то головняк… дилемма, чтоб ей. Нахера я тут копаюсь, если в соседнем кабинете лежит то, что мне нужно?

«Сидит» — подло усмехается внутренний гандон и я останавливаюсь у двери. А это вариант. Надо просто трахнуть ещё разок её же.

Парень в штанах ещё не до конца угомонился, но время не ждёт. Сую руки в карманы и прохожу в кабинет, где брюнетка уже совершенно одна. Сидит за своим компьютером и что-то увлечённо печатает, на меня даже голову не повернула, хотя я совершенно не таился, а в тишине опустевшего офиса шаги разносятся по всему этажу.

Подхожу ближе и вижу в её ухе гарнитуру, а она сама слегка дрыгает ногой в такт. Сразу захотелось сделать какую-нибудь мелкую пакость, типа резко схватить её за плечи, чтоб душа в пятки ушла, ухмыляюсь своим мыслям и направляюсь к ней, но она вдруг начинает тихо подпевать и я встаю, как вкопанный. Это не голос, а горный, мать её, хрусталь!

Не знаю, что удивило меня больше — её ангельский голосок или моя на него реакция. Нет, не встал (большое ему за это спасибо, я и так чувствую себя прыщавым подростком в магазине женского белья, пытающимся украдкой заглянуть за шторку в примерочной), но кишки свело, а по рукам пронеслись мурашки. Аж до костей пробрало, когда она взяла высокую ноту без напряга.

Вдруг резко замолкает, смотрит на наручные часы и вздыхает, ворча себе под нос:

— Ну и кому это нахрен надо? Многоуважаемой Жанне Валерьевне? Не всрался ей мой трудоголизм. Господину Соболеву? Тот вообще болт на всех клал, причём, буквально… — я пытаюсь не заржать, но она добивает, попутно вытаскивая наушники: — Буквально на меня.

Давно я так не смеялся! Аж живот свело от напряжения в брюшной полости. Пресс прокачал, спасибо, давно в зал не заглядывал.

Она вздрогнула всем телом и подскочила со своего стула, тут же оборачиваясь. Залилась краской и развернулась обратно, встав ко мне спиной и сжав кулачки. И вроде надо остановиться, но я не могу. Смотрю, как она нервными, резкими движениями собирает со стола бесполезную бабскую мелочёвку и заталкивает в свою безразмерную сумку, и продолжаю гоготать.

С сумкой покончено, она подхватывает её и пытается прошмыгнуть мимо меня, но я успеваю перехватить её за руку и говорю сквозь смех:

— Подожди, — перестаю смеяться, но улыбку спрятать не получается. — Дело есть.

— Есть копия контракта с турками? — спрашивает у меня, продолжая потешаться.

— На турецком, — хочу ответить невозмутимо, но получается слегка капризно из-за не к месту подкатившей обиды.

Молодец, Диана! Выставила себя идиоткой! И как давно он стоит за моей спиной?

— Юрист к себе спустился? — вновь вопрос, на который хотелось ответить язвительно, но уподобляться ему я не собиралась.

— Ко мне заходил с вещами, так что, думаю, поехал домой.

— Не повезло… — протягивает без улыбки, но в глазах всё ещё плескается смех. — Не мне, тебе.

— Какое мне дело до юриста? — отвечаю ворчливо, хотя ответ уже и так знаю.

— Будешь переводить, — пожимает плечами и кивает на дверь, — хватай контракт и пошли, трудоголик.

Разворачивается с жутко самодовольной физиономией, а я показываю его спине язык, как пятилетка. Полегчало.

В его кабинете горит свет и трезвонит рабочий телефон.

— Да! — рявкает в трубку и приказывает: — Занеси, — кладёт трубку и кивает на диван: — А ты располагайся.

«Да, мой Господин!» — кривлюсь мысленно, но послушно иду в указанном направлении, держа в руках пресловутый контракт. И почему я не уехала вовремя?..

— Расшифровку понятий зачитывать? — спрашиваю по-деловому, чувствуя себя загнанной раненой ланью. Не очень-то получается выглядеть солидно, утопая задницей в мягкой коже.

— Пропой, — вновь начинает паясничать, а я стискиваю зубы и молча смотрю ему в глаза. Посерьёзнел и отвечает ровным голосом: — Читай всё подряд.

Я даже первую страницу не успела перевести, как в дверь постучали.

— Заходи! — отвечает громко и в кабинет быстро проходит Всеволод Игоревич, охранник с первого этажа. Протягивает ему большой бумажный пакет с логотипом ресторана, разворачивается, чтобы уйти, видит меня и торопливо отводит взгляд.

«Отлично…» — вздыхаю мысленно, но глаза закатываю вполне реально.

— Похер уже, нет? — говорит со смешком.

— В целом, да, — пожимаю плечами, немного подумав, и продолжаю читать вслух.

А этот мерзавец достаёт коробочки с едой, выставляя на большом столе для переговоров, садится вполоборота и начинает есть. Во рту скапливается слюна, я шумно её сглатываю, а следом отзывается громким урчанием желудок. Продолжаю зачитывать, а он перестаёт жевать и медленно поворачивает голову.

— Голодная? — спрашивает, проглотив.

— Нет, — отвечаю тут же, но желудок уже почуял близость еды и нагло меня подставляет, заурчав громче прежнего.

— Выпендривайся дальше, — равнодушно пожимает плечами и продолжает есть, а я вновь возвращаюсь к контракту. Через пару минут он не выдерживает и раздраженно отодвигает от себя пластиковый контейнер, рыча: — Я ни черта не слышу за криками китов в твоём животе! Сядь и поешь!

Встаю и иду, чё делать? Буквы уже перед глазами пляшут с голодухи, а дочитать придётся. Быстро набиваю желудок под его пристальными взглядом и возвращаюсь на диван.

Где-то на пятнадцатой странице он останавливает меня взмахом руки и встаёт, начав расхаживать по кабинету с руками в карманах.

— Ещё раз тот же абзац, — говорит через время и я повторяю. — Стрёмная формулировка, — морщится и подходит к столу, выдвигая ящик. Кидает мне маркёр, я ловко его ловлю и тут же выделяю строки. — Погнали дальше, — слегка ухмыляется и вновь начинает ходить.

Ещё через пару страниц морщусь я:

— Стрёмная формулировка.

— Поясни.

— На турецком всё в шоколаде, а перевести можно по-разному.

— Давай оба варианта, — я делаю перевод, а он кривится: — Первый вариант адекватный, второй какая-то галиматья. Сможешь исправить?

— Конечно, — пожимаю плечами и достаю из сумки ручку, начав писать между строк.

Через пару часов на удивление плодотворной работы он забирает у меня из рук бумаги и пролистывает, оценивая количество исправлений.

— И это дерьмо едва не пошло в оборот, — качает головой, а я начинаю подниматься. — Не торопись… теперь всё это нужно перепечатать.

— Так юридический же… — возражаю слабо.

— Ну а кто тут трудоголик? — ухмыляется в ответ и достаёт из шкафа второй ноутбук. — Давай так. Зачитываешь предложение, я печатаю на русском, ты — на турецком.

По-честному…

— Хорошо, — отвечаю обреченно и пересаживаюсь за стол.

И ещё два часа на выполнение чужой работы.

Отрываю глаза от монитора и с силой растираю лицо. Тугой пучок давит на мозги и страшно бесит. Кошусь на Тимура, бегло перечитывающего контракт, и тянусь руками к волосам. Ну, не могу я больше терпеть. Ночь на дворе, плевать уже на этикет, дресс-код и прочую ерунду.

Распускаю волосы и облокачиваюсь на спинку стула, блаженно прикрывая глаза.

— Твою ж сука мать… — бормочет рядом и я тут же напрягаюсь всем телом, широко распахивая глаза:

— Ещё ошибка?

— Ага, природы, — отвечает, скривившись.

Растерянно хлопаю ресницами, а он одной рукой отодвигает стул, на котором я сижу, от стола, и рывком притягивает к себе. Я не успеваю даже возмутиться, как его рука ныряет в мои волосы, а он жадно выпивается своими губами в мои.

Ну уж нет! Это слишком!

— Что Вы себе позволяете?! — взвизгиваю нервно, обеими руками отпихивая его от себя.

Тут же подрываюсь, подлетаю к дивану, хватаю свою сумку и иду к двери, но открыть успеваю лишь на половину. Его рука захлопывает её обратно, он толкает меня в спину, наматывает мои волосы на свой здоровый кулак и запрокидывает мою голову на себя, целуя шею.

— Перестань! — кричу, пытаясь вырваться, лишь только вырывая свои волосы. — Перестань, пожалуйста! Мне больно!

Закрываю лицо руками не в силах сдержать слёз, он тут же отпускает мои многострадальные волосы и обнимает обеими руками, прижимая спиной к своей груди.

— Прости, слышишь? — торопливо шепчет на ухо. — Прости, не знаю, что на меня нашло.

— Какой же ты… — всхлипываю зло, но злюсь больше на себя.

Его объятие прожигает внутренности через кожу. Тело моментально вспоминает его сильные руки и даёт отклик, разливаясь обжигающей лавой внизу живота. Я даже вырваться не пытаюсь больше, как добыча в кольце удава, осознавая всю безнадежность своего положения.

— Мудак, — отвечает с готовностью, — не кричи.

И продолжает шарить руками по моему телу, стискивает грудь, задирает юбку, целует шею.

— Прекрати! — вновь возмущаюсь из последних сил.

— Не кричи, — повторяет глухо, — прибежит Всеволод и ты поставишь его перед сложным выбором.

— Это ещё что значит?! — ахреневаю на столько, что разворачиваюсь в его руках, чтобы видеть его глаза.

— Ну, как… — ухмыляется, сверкая глазами и осторожно поглаживая одной рукой мою грудь, — услышит крики о помощи, поднимется, поймёт, что происходит, и будет решать — вызвать полицию и лишить себя стабильного заработка или сделать вид, что не слышал, и лишиться спокойного сна. А у него пятеро детей на шее.

— Четверо, — поправляю машинально.

— Пятеро… — хмыкает в ответ и нахально пользуется моментом, расстёгивая на моей блузке пуговицу за пуговицей. — Младшему полторы недели.

— Неужели мальчик?! — ахаю в ответ, вяло отбиваясь от его настырных рук.

— И цель достигнута, — тихо смеётся, водя пальцами от вздымающейся против воли груди к шее, — настырный мужик.

— Кто бы говорил… — ворчу в ответ, а глаза закрываются сами собой, когда он начинает меня целовать.

— Так что, будешь кричать? — спрашивает, слегка отстраняясь.

— Буду, — отвечаю честно и обхватываю его руками за шею.

Плавно выезжаю с подземной парковки и ловлю себя на мысли, что улыбаюсь, как кретин. Не помню уже, когда в последний раз был на таком расслабоне. В голове штиль, в ногах приятная слабость, движения плавные, размеренные…

— Хватит лыбиться! — рычит на меня переводчица с соседнего сиденья, а я сжимаю губы, чтобы не заржать. — Да-да, оборжаться как смешно, — кривляется в ответ. — Варвар!

— Можно подумать, последняя юбка, — закатываю глаза и сворачиваю в область.

Посадить бы её на такси, а не пилить через весь город… вот это был бы кайф. Но вместо этого я галантно предлагаю её отвести, всё ещё под впечатлением от разных конштюков, которых у неё в загашнике оказалось сильно больше, чем я помнил. И даже то, что она сидит с повязанным вокруг талии пиджаком и жутко злится за испорченную тряпку меня совершенно не бесит.

«Пять часов утра, в аэропорту надо быть в двенадцать, — произвожу в голове нехитрые подсчёты, — до неё полчаса, плюс обратно. От моего дома в аэропорт часа два днём, от её — час от силы. Итого в трубу два часа, которые можно было бы поспать».

Сворачиваю на светофоре и слышу её ошалелый голосок:

— Ты куда?

— Домой, — отвечаю с невозмутимым лицом.

— Класс… — протягивает тихо, без недовольства, скорее удручённо, — тормозни на остановке, пожалуйста.

— Зачем? — ухмыляюсь, дразня её.

— Когда ты предложил отвезти меня домой, — чеканит в ответ, — я по наивности решила, что ко мне. Но уже осознала свою ошибку, так что тормози, — а вот сейчас подбешивает. Не разобралась и с ходу мозги начинает полоскать. — Ты оглох?! — рявкает так, что в правом ухе начинает звенеть.

— Не ори! — огрызаюсь в ответ.

— Второй раз на одни и те же грабли… — стонет обреченно и хватается обеими руками за голову. — Вот нахрена? Знала же, какой ты…

— Мудак? — спрашиваю едко, а она тихо хмыкает и замолкает.

Разгоняюсь, чтобы побыстрее достигнуть остановки, резко торможу и жду, когда она выйдет. Развязывает пиджак, вытаскивает его из-под себя и швыряет мне в лицо. Когда выходит, вижу её ягодицы, нахально выглядывающие из слишком высокого разреза (я тот ещё дизайнер), не успеваю переключиться и смеюсь ей вслед. Вот теперь мудак.

Отходит к лавке и разворачивается лицом, давясь слезами. Давай, добивай… И что? Может ещё и побегать за ней? Да хер там плавал!

Срываюсь с места, но через двадцать метров торможу и смотрю в зеркало заднего вида. Одно дело оставить девицу в номере гостиницы или в том же питейном заведении, где и встретил, совсем другое — буквально с голой жопой на улице. Общественный транспорт ещё не ходит, да если б и ходил, садиться в автобус в таком виде довольно опрометчиво. Такси вызовет, плюхнется, не спалившись, а выходить как? А если извращенец какой-нибудь и выйдет вслед за ней? Сейчас бы уже к дому подъезжал, если бы потрудился объяснить свой нехитрый план. А теперь как-то уже и поздняк.

Сижу, смотрю. Минут десять и подъезжает такси, в которое она торопливо садится. Машина проезжает мимо меня, я трогаюсь и еду следом.

И стоил ли этот перепихон такого геморроя? Воспоминания ещё свежи и ответ однозначен — да. Железобетонное, мать его, да! С началом вышел конфуз, я сам ахерел, на сколько помутился разум, едва она распустила волосы, обдав меня тонким свежим ароматом, силу не рассчитал, несколько дней мусоля в голове одну и ту же фантазию, как заезженную пластинку, напугал её до чёртиков. И я бы на её месте после такой затравочки драпанул дальше, чем видел. Но нет, эта не из пугливых. Или трахаться любит сильнее, чем мать родную, но тут мне не в чем её упрекнуть, я всё люблю сильнее, чем мать родную.

Ещё один кайфовый момент — всё то, что предшествовало сексу. Чёрт, на сколько же с ней удобно работать! Не тупит, не виснет, не мямлит, говорит чётко и по делу, в выражениях не стесняется, не бледнеет, не краснеет и не жеманничает, когда не стесняюсь я. Голова варит, в юриспруденции явно сечёт, про знание языка я вообще молчу. Премию ей, что ли, выписать? Хотя, будет больше похоже, что я за интим расплатился. Повременю…

Таксист, падла, еле плетётся. Слегка ускоряюсь и встаю в соседнюю полосу посмотреть, как она себя там ощущает. Ревёт, походу, лицом в ладони зарылась, плечи содрогаются. Не первая и не последняя, кто льёт крокодильи, но в груди неожиданно начинает щемить. Сбавляю скорость и держу дистанцию. Подальше. Надо держаться от неё как можно дальше…

Так, стоп. Какого хера он свернул? Ремонт там, что ли, какой-то? Пока вожусь с телефоном, открывая карту, он разгоняется и сворачивает ещё раз. Я за ним, но в переулке никого.

— Что за дерьмо?! — ору в лобовое стекло и даю по тормозам, оглядываясь.

С глазами у меня, что ли, проблемы? Жёлтое такси! Жёлтое! Как можно потерять тачку?!

Нечто тёмное и липкое накрывает с головой. Сердце долбит, как бешеное, а на лбу выступает испарина. Думай, твою мать, думай! Куда тут можно деться в короткий промежуток времени?

По пути несколько съездов во дворы, я притормаживаю у первого, пытаясь увидеть такси, разумеется, нихрена не вижу и двигаю дальше. Вот он, сука! Попался!

Машина стоит прямо во дворе, мотор заведён, на заднем сиденье какое-то движение, тачку слегка качает, а мне на глаза начинает опускаться шторка. В бардачке пистолет и я собираюсь им воспользоваться. Хотя нет, я забью его до смерти. Голыми руками!

Торможу, но выйти не успеваю: открывается задняя дверца такси и появляются две роскошные голые ножки на высоких каблучках. Чулки её я тоже порвал и весьма с этого кайфанул. Следом выбегает водитель и открывает багажник, ныряя в него по пояс. Находит какой-то чахлый плед и с ним идёт к ножкам переводчицы, расправляя его и отворачиваясь. Она выходит, кутается в чужую и наверняка вонючую тряпку с благодарностью на лице, торопливо доходит до подъезда, открывает дверь и быстро обнимает незнакомого мужика, а затем возвращает ему нелепое клечатое одеяние и скрывается за дверью.

Спаситель во мне накрывается белой простынёй и ползёт на кладбище, внутренний гандон насмешливо ржёт и тыкает пальцем, а голос разума многозначительно вздыхает и явно пытается на что-то намекнуть, но я игнорирую всю святую троицу и спешу оказаться в своей квартире.

5.

Вдоволь наревевшись на маминой кухне, я влезаю в свои старые джинсы и вновь вызываю такси. Пока доехала, пока помылась, пока вещи собрала — десять утра, ни туда, ни сюда. Спать ложиться на час смысла нет, потом просто не встану, варю крепкий кофе и сажусь на кухне залипать в телефон. Точнее, на фотографию Ибрагима, морально готовясь к предстоящей встрече и пытаясь избавиться от привкуса Соболева во рту.

Голова у меня от него отключилась напрочь. Причём, я сама толком не поняла, что зацепило сильнее — его близость, извинения за грубость или то, что он знает, сколько детей у охранника. Последнее вообще повергло в шок. Но всё это не важно: его выходка в машине стёрла в порошок все приятные воспоминания, а смех в спину развеял его по ветру.

В половину двенадцатого я уже была в аэропорту и окопалась у стойки регистрации. Запыхавшийся Пименов прибежал ровно в двенадцать и заявил сходу:

— Я Ваш должник! Соболев звонил рано утром, всё объяснил, велел перепроверить новый контракт, я ещё раз просмотрел все изменения и…

— Аркадий Петрович, с Вас кофе и мы в расчёте, — отвечаю с улыбкой. И она могла бы быть искренней, уйди я вчера сразу после внесения правок.

Через полчаса мы прошли к выходу на посадку, устав отсвечивать у стойки регистрации, простояли рядом, пока последний пассажир из очереди не загрузился, а когда объявили наши фамилии по громкой связи, настоятельно рекомендуя пройти на посадку, я начала откровенно психовать.

И вот, когда до вылета остаётся минут пять, Соболев вываливается из бизнес-зала и со скучающим видом, вразвалочку идёт к нам. Небольшая кожаная сумка в одной руке, паспорт во второй, нас даже не замечает, протягивает документ и преспокойно идёт дальше после проверки. Короче, ведёт себя ровно так же, как и полгода и год назад, а я с облегчением выдыхаю.

Кресло у окна в тесном экономе, взлёт, просьба к стюардессе не кантовать, наушники в уши, маска на глаза и долгожданный, но такой короткий сон. Пересадка в Москве, недолгое ожидание и всё вновь повторяется. Четыре часа, вернувшие меня к жизни.

Возле выхода из здания аэропорта нас поджидал Али с табличкой. Я приветливо улыбнулась ему из-за спины Соболева, как обычно следуя по его левую руку, он едва заметно улыбнулся в ответ и произнёс торжественно:

— Прошу!

И вот мы выходим, вдыхая раскалённый воздух, следуем к поджидающему нас роскошному лимузину, припаркованному прямо напротив выхода, и тут к Пименову подлетает какой-то незнакомый щуплый турок, выхватывает его портфель, с силой толкает на асфальтовое покрытие и несётся прочь.

Юрист ошалело таращит глаза, но недолго. Подскакивает, как будто получил волшебное ускорение под пятую точку, и пытается предпринять попытку кинуться за вором, но Соболев останавливает его одной рукой и шипит сквозь зубы:

— Спятил? Не рыпайся!

И начинается ад.

Али звонит по телефону и орёт в трубку, из лимузина выскакивает водитель и начинает ругаться с таксистами, вокруг нас собирается толпа турок, подтягиваются и просто чрезмерно любопытные туристы, из аэропорта выходит охрана, Али ругается уже с ними, импульсивно размахивая руками, стоит такой гомон, что закладывает уши, я делаю медленный шаг поближе к Соболеву, покрепче прижимая сумку к груди, а он выставляет назад руку и притягивает к себе вплотную, пряча за свою спину.

Краем глаза замечаю, как косится Али, тут же прекращает разговор с охраной и подходит к нам.

— Мы можем уехать? — спрашивает у него Соболев, а Али слабо морщится:

— Боюсь, ничего другого не остаётся.

И торжественный момент встречи иностранных гостей благополучно терпит крах.

Не без труда, сквозь толпу, мы пробираемся к машине, вместе с сумками залезаем в салон и наконец-то уезжаем, погрузившись в тишину.

Несчастный Пименов сидит бледнее мела и обливается потом, в то время как в машине довольно прохладно и я зябко ёжусь после вечерней бани на улице. Соболев сидит с каменным лицом, Али двумя большими пальцами строчит послание в мобильном, а водитель косится на траурную процессию через зеркало заднего вида и медленно поднимает тёмную перегородку.

— Тимур Александрович… — решается Пименов. Голос загробный, в глазах мольба.

— Твоей вины нет, — цедит Тимур сквозь зубы.

— Там… — продолжает блеять юрист, — там контракт, Тимур Александрович. И рабочий ноутбук.

— Понимаю, — слегка кивает Соболев в ответ, а Пименов сглатывает и задаёт главный вопрос:

— Я уволен?

— С какой стати? — отвечает Тимур, а Пименов смотрит на меня, ища подтверждения тому, что он не ослышался.

Я ободряюще улыбаюсь, а юрист прикрывает глаза и растекается по кожаному сиденью. Всё, мы его потеряли.

Соболев задумчиво крутит в руках телефон минут десять, потом делает звонок и начинает говорить с собеседником на немецком. Мои глаза невольно расширяются, впрочем, как и у остальных присутствующих, но у концу разговора я понимаю, почему он поступил именно так. Конспирация.

Немецкий я знаю хуже турецкого, но общий смысл уловить, всё же, успела, стараясь вслушиваться в то, что он говорит, а не как. Ох уж этот немецкий…

В общем, звонил он матери с новостями, коротко и по делу. Техническим экспертам велел передать указание закрыть доступ Пименова в сеть фирмы, а так же отправить ещё одного юриста в Стамбул с запечатанным пакетом с печатями.

Похоже, командировка несколько затянется. И что я думаю по этому поводу? Пока в душе сумятица и раздрай, посмотрим, как поведёт себя принимающая сторона.

Принимающая сторона светилась от счастья, но на меня не смотрела. Не положено.

Долго тряс Соболеву руку, рассыпаясь в комплиментах ко мне, а Али выдумывал перевод на ходу, распинаясь о том, как Ибрагиму жаль, что в аэропорту случилось это пренеприятнейшее происшествие. Цирк.

Я глупо улыбалась, встав так, чтобы Тимуру не было видно, и была голосом за кадром, переводя его довольно сухие ответные фразы. Когда с официальной частью было покончено, из тени вышли три молодца в одинаковой одежде, подхватили наши вещи и понесли в отведённые нам комнаты.

Зашла, сунула чаевые носильщику, тепло поблагодарила на его родном языке и осмотрелась. В люксе нашей гостиницы Ибрагиму наверняка было тесновато. Одна лишь спальня была больше, чем вся моя квартира, огромная кровать с балдахином, на которой можно было с комфортом расположиться поперёк, панорамные окна с выходом на балкон, изысканный интерьер в восточном стиле вкупе с европейским комфортом, плюс гостиная, плюс отдельная ванная комната, так же с окном от пола до потолка, в которой хотелось остаться жить. Второй этаж, вид на море. Надеюсь, все билеты на ближайшие рейсы в Стамбул раскупили и я смогу хоть раз понежиться в джакузи.

Нам дали полчаса на отдых, по истечении которых намечался ужин, я успела принять душ и переодеться, а открывая дверь подумала, что понятия не имею, куда идти, но проблема решилась сама собой: в коридоре поджидал Ибрагим.

— Душа моя… — шумно выдохнул, прикрыв глаза, как мартовский кот на нагретом лучами солнца капоте и тут же начал наступать, принуждая меня сделать пару шагов назад. Ногой закрыл за собой дверь, взял за руки и долго смотрел в глаза, прежде чем поцеловал.

Вообще, мне как-то всё больше по душе, когда после разлуки с разбега кидаются на шею, девушка обхватывает парня руками и ногами, как коала ветку эвкалипта, парень кружит её в вокруг своей оси, стискивая бёдра, ну и тому подобная ерунда, но кинуться я не могла, без того, чтобы не порвать очередную юбку, он, соотвественно, не мог кружить, и вообще всё пошло по известному месту ещё в аэропорту. Взгляд, так взгляд.

— Мне нельзя опаздывать, — неразборчиво говорю прямо ему в рот. — Принимающая сторона установила жёсткий тайминг.

— Чтобы одна прекрасная переводчица побыстрее освободилась, — отвечает шёпотом на ухо и нежно целует в щеку. — Пойдём.

Я пытаюсь стереть с лица довольную улыбку, но при виде его озорной улыбаюсь ещё шире прежнего.

— Прекрати! — фыркаю, потупив взгляд и слегка толкаю его в грудь.

Тихо смеётся в ответ, перехватывает мою ладонь и быстро целует, а потом тянет за собой к двери. Открывает, выглядывает и закрывает обратно, а я слышу шаги по коридору и понимаю, что спущусь позже начальника. Настроение тут же уходит в минус, но Ибрагим подмигивает и, как только шаги стихают, вновь открывает дверь и тащит за собой в противоположную главной лестницы сторону.

В принципе, я бы не удивилась, если бы он потащил меня прямиком в свои покои (после того, как я осмотрелась, называть помещения комнатами язык не поворачивался), но в конце коридора он открыл неприметную дверь и мы оказались на узкой и довольно крутой винтовой лестнице.

— Будь осторожна, — говорит Ибрагим, покрепче сжимая мою руку.

М-м-м… забота… давно забытое и такое приятное чувство.

Неловко спускаюсь на высоких каблуках, на первом этаже он воровато выглядывает, оставляет на моих губах прощальный поцелуй и ненавязчиво выпроваживает, оставшись за дверью. Делаю пару шагов и понимаю, что стою в фойе у столика с угощениями. Вижу Тимура, неспешно спускающегося с главной лестницы, за ним семенит Пименов, делаю серьёзную мину и начинаю прохаживаться, осматривая внутреннее убранство.

При его приближении из арки с противоположной мне стороны появляется совершенно не запыхавшийся Ибрагим, а мои глазамедленно расширяются от удивления. Однако! Интересная тут планировка!

— Я направил Вам копию соглашения, — начинает Тимур вести деловой разговор, а я переводить. — Внесены правки, в документе они выделены, прошу ознакомиться.

— Правки? — поднимает бровь Ибрагим и Али тут же дублирует на русском.

— Незначительные, — ухмыляется Тимур, — трудности перевода. Мы с Дианой плодотворно поработали накануне.

«Это ещё что за намёки?!» — вспыхиваю мысленно и стискиваю зубы, но тут же разжимаю и перевожу слово в слово. Смысла юлить нет, Ибрагим и так всё отлично понял и по его взгляду это было ясно, как день. Всем.

— Вы неплохо знаете язык, мой друг, — вновь говорит Тимур, — сильно упростит задачу, если из переговоров исключить передаточное звено.

Лицо Ибрагима меняется. Черты лица заостряются, ожесточаются, он плотно сжимает губы и напрягается всем телом, как кобра, готовая сделать выброс в сторону жертвы. Тимур улыбается. Смотрит на него широко распахнутыми глазами, как невинное дитя смотрит на мать после того, как измазало все стены кошачьим дерьмом из лотка.

— Не на столько, чтобы вести переговоры, — улыбается в ответ Ибрагим, отвечая по-русски. — Которые, судя по всему, будут.

— Уверен, в конечном итоге мы договоримся, — Тимур слегка косится в мою сторону, за каким-то чёртом провоцируя турка у него же дома. Хочется отвесить ему хорошую затрещину, так сильно, что начинает чесаться правая ладонь, и я делаю едва заметный шаг в сторону, как будто переминаясь с ноги на ногу.

— Что ж! — хлопает в ладоши Ибрагим. — Раз официальная часть на сегодня закончена, приглашаю провести ужин в неформальной обстановке. Сегодня вечером вы мои гости! Прошу!

— А завтра мы кем будем? — говорит Тимур чуть слышно себе под нос, когда Ибрагим отходит на достаточное расстояние.

Я слегка хмурюсь и не могу понять, к чему все эти ужимки. То ли ситуация в аэропорту оставила свой след, то ли ещё какая причина… чёрт его разбери, что творится у него в голове. Пережить бы этот ужин без мордобоя… ах, джакузи, ты так близко и так далеко!

Чувствую себя сутенером, привёзшим элитную русскую проститутку арабскому шейху. Этот пижон не араб, конечно, но ведёт себя аналогично: общался я с одним таким, как под копирку. Сижу за его столом, ем его еду, и думаю, чего я хочу больше — чтобы она с ним потрахалась как следует, чтобы побыстрее заключить сделку и свалить, или чтобы отказала. Во втором случае контракт накроется медным тазом, к гадалке не ходи, но ещё вопрос, от чего я получу большее моральное удовлетворение.

Ещё это идиотское ограбление… Почему я не догадался взять копии с печатями? Почему вообще доверил документы Пименову? Ах, ну да, потому что это его работа. Юрист, мать его. Даже контракт нормально составить на смог… и кто его переводил? Так, ладно, это проехали. Составили бы нормально, я бы так и не оттаскал брюнеточку за лохмы, тут тоже свои плюсы. А сегодня ночью её прямо через стенку будет иметь этот пижон… Чё-то мне край как не нравится сложившаяся ситуация. Надо было брать ту, которую мать уволила, забив на идиотские бабские склоки. Если контракт ему нужен — подписал бы как миленький.

«Пс, парень… — тихо засмеялся гандон внутри меня, — хочешь, я озвучу, что ты чувствуешь?»

«Пошёл на хер» — чуть было не ответил вслух, но вовремя опомнился. Сам знаю.

«Это, батенька, ревность» — всё-таки добавляет, а я выдаю в лицо Ибрагиму, что имел его прекрасную Диану во всевозможных позах. Перефразировал, конечно, завуалировал, но он прекрасно понял. Чёрт нерусский.

Опять выставил себя мудаком, но к этому ощущению я уже почти привык. Вообще, странная херня, бабам почему-то нравится, когда я именно такой. И эта — не исключение, абсолютно такая же, как все.

— Как прошёл полёт? — заговорил пижон, а я оторвал взгляд от тарелки.

— Полёт — прекрасно, — отвечаю с улыбкой, — я наконец-то выспался.

«Тимур, остановись» — приказывает голос разума, передавая импульсы в мозг, но мозги у меня, походу, в штанах.

— Славно, — практически поёт в ответ и прячет улыбку, поворачивая голову и обращаясь к моей переводчице: — Диана, как себя чувствует Ваша мама?

— Приемлемо… — отвечает растерянными голосом, — откуда…

— Это не важно, правда? — вновь улыбается чёртов турок подозрительно белоснежной улыбкой. — Я рад, что ей лучше. Кстати, есть контакт в клинике в Израиле, там прекрасная кардиология, если понадобится помощь, не стесняйтесь, сделаю всё, что в моих силах.

— Спасибо, — лопочет в ответ.

Чувствую себя пятилеткой, пытающимся купить пачку чипсов за листики, сорванные с дерева у магазина. Консультация на лавке с гематологом явно не идёт в сравнение с иностранным кардиологическим центром. И его осведомлённость на счёт её семьи откровенно напрягает. Я вот так и не потрудился выяснить, чьи были те результаты.

«Потому что ты мудак» — констатируют хором все сущности внутри меня, демонстрируя поразительное единство.

«Потому что мне это нахер не упало! — резко отвечаю им всем, с остервенением мучая отбивную на тарелке. — Как и она сама! Своё я уже получил».

И вправду, чего я завёлся? Воспоминания о последнем перепихоне уже не поднимают дорогого друга с полпинка, хотя ещё свежи в памяти. Было круто, мне понравилось, с наилучшими пожеланиями, я пошёл. Пора завязывать, эта брюнетка в последнее время занимает слишком много мыслей. Приехал заключить контракт? Заключай и двигай дальше.

Ещё час вялых разговор ни о чём и я откладываю салфетку.

— Завтра будет сложный день, — говорю без тени сарказма.

— Да, пожалуй, нам всем стоит отдохнуть и набраться сил, — тут же отвечает турок и поднимается первым.

Надеюсь, шумоизоляция тут на уровне, я хочу наконец-то выспаться. Поднимаюсь к себе, падаю на кровать и практически сразу вырубаюсь, но снится всякое дерьмо. Просыпаюсь в поту и смотрю на часы отца на руке: два часа ночи. Тело бьёт озноб, хотя кондей я не включал. Может, был включен?

С трудом приподнимаюсь на кровати и падаю обратно. Нет, дело точно не в температура воздуха. Всё тело ломит, в башке туман, к горлу подкатывает тошнота. Акклиматизация, мать её… отлично. Раньше я спокойно переносил любые перепады, но близится сорокет и, походу, это всё же даёт о себе знать. Или просто надо меньше бухать.

Встать и доползти до балкона. Свежий воздух сто процентов пойдёт на пользу.

Едва распахнул створки, в лицо пахнуло морским бризом. Вот чем пахли её волосы…

Тряхнул головой, прогоняя воспоминания, сел в плетёное кресло, как старик держась обеими руками за спинки, вытянул ноги и шумно выдохнул. Успех. Сейчас полегчает.

— Всё нормально? — слышу встревоженный голос с соседнего балкона и слабо морщусь. От этой девчонки нигде не укрыться.

— Да, — отвечаю резко и хрипло.

— Ну, страдайте, Тимур Александрович, — фыркает в ответ.

Поворачиваю голову и вижу улыбку на её лице.

— Приятно, что мои страдания приносят тебе радость, — не могу удержаться от комментария, а она тихо хмыкает в ответ:

— Что есть, то есть.

Мои губы непроизвольно растягиваются в ответной улыбке.

— Быстро ты ночную смену отпахала, — говорю медленно. — Надеюсь, не филонила? Международный контракт, всё-таки…

— Я смотрю, Вам уже лучше и не нужны, ну, скажем, таблетки от тошноты, что лежат в моей сумке… — отвечает задумчиво-певучим голосом и шумно прихлёбывает шампанское из своего бокала.

— Меня не тошнит, — отвечаю, сглатывая.

Тошнит и ещё как. От одного только слова «тошнота» хочется перегнуться через перила и освободить желудок от ненужного груза с пряным привкусом. Слишком много пряностей.

— Тогда, получается, не нужно и симпатичное ведёрко, в котором стоит бутылка шампанского прямо под моими ногами, — продолжает издеваться игривым голосом.

— Пустая уже, да? — усмехаюсь в ответ и эта усмешка даётся ох как не просто.

— Эта работа меня доконала…. - капризно вздыхает в ответ. — Покоя нет ни днём, ни ночью. То одного самовлюблённого кретина ублажи, то горячему красавчику-клиенту вынь да положь…

— Я тебя ровно за этим и привёз. И, раз уж ты освободилась, организуй минетик по-быстрому, — хочется уязвить её побольнее за оскорбление, больше похожее на факт.

— Ведёрко одно, — отвечает со смешком, — кому-то придётся сдерживаться, глотая собственную рвоту, чтобы не уделать гостеприимному хозяину дорогую мебель.

Я успел только податься вперёд, а она уже перелезла через перила и подставила идиотское ведро, держа во второй руке бутылку шампанского и прихлёбывая из горла, пока я освобождаю желудок.

Откидываюсь обратно, глухо рыча, а она спрашивает тихо:

— Получше?

— Нахрена ты меня провоцировала? — хриплю в ответ, бросая на неё зверский взгляд.

— Потому что надо избавиться от того неправильного, что Вы, Тимур Александрович, успели слопать, — отвечает едко и уходит вместе с ведёрком, оставив шампанское на столике рядом со мной. Так же, через балкон, сверкнув голыми коленями в тусклом свете луны.

Через пару минут возвращается. Чистое ведёрко, бутылка воды и блистер с таблетками.

— Не надо, — отвечаю вяло, когда она протягивает пилюли, — просто акклиматизация.

— В день прилёта? — спрашивает, глядя на меня, как на идиота. — Похер, — бурчит себе под нос, кладёт всё на столик, забирает бутылку и возвращается к себе, закрыв дверь.

«А ведь она права…» — вздыхаю мысленно и выпиваю поллитра залпом, тут же хватаясь за ведёрко.

— Кретин, — ворчу себе под нос, забираясь в постель с бутылкой. — Подыхать будет и последнее, что скажет — непременно оскорбление.

Наверняка опустошил бар после ужина, за неимением других занятий. Перевожу взгляд на шампанское в своей руке и ставлю его на тумбочку: не хватало ещё завтра маяться с похмелья на пару.

Из нежных объятий Ибрагима я выскользнула, едва он уснул. Терпеть не могу эту утреннюю неловкость. И терпеть не могу спать в обнимку, после чего пробуждение больше похоже на воскрешение. Хотела забраться с бокалом в джакузи, но побоялась, что просто вырублюсь и не успею подумать над тем, откуда, чёрт возьми, Ибрагим мог узнать о моей маме? Подкат качественный, спору нет, обещания давать все горазды, но я сама только узнала! Только устроилась и вываливается этот… зелёный весь. Он там не помер часом?

«Даже не думай идти проверять!» — возмущается кто-то в моей голове, давя на черепушку изнутри. Ладно, ладно, зачем так орать… не собиралась я, просто любопытно, на сколько хватит его самодовольства.

По расписанию, утверждённому заранее по электронной почте, подписание контракта назначено на девять. В двенадцать, по-хорошему, уже надо было выезжать в аэропорт, но совершенно не ясно, успеет ли другой юрист подвести печати. Да и в целом, после провокации Тимура перед ужином, само подписание висит на волоске. Хотя… с чего я взяла? Похоже, с самомнением и у меня полный порядок. В морду он не получил, значит, контракт для Ибрагима важен и уж точно важнее, чем я. Даже забавно, что я могла подумать иначе… я для него просто очередное развлечение. Для обоих. Пожалуй, лучше лечь спать, пока чувство собственного достоинства держится на уровне плинтуса и периодически поднимает голову.

Будильник, как ты жесток! Определённо, спать по четыре часа — не моё. Глухо рычу и накрываю голову подушкой, даже не пытаясь дотянуться до телефона, но он вдруг смолкает, а рядом слышится тихий добродушный смех. Терпеть не могу эту утреннюю неловкость! Ну какого ж лешего тебе у себя не сиделось…

Простыня на пару секунд взлетает в воздух и вместо шёлка на коже я чувствую на животе осторожные поцелуи, плавно перемещающиеся ниже. А… вот так даже. Окей, так я вполне могу потерпеть твоё присутствие… Дышать резко становится нечем и я отшвыриваю подушку в сторону, попадая прямиком в высокий светильник, стоящий на полу. Тот с грохотом падает, я наконец-то вдыхаю и выдыхаю с тихим стоном, сминая простыни и выгибая спину. Пусть будет неловко чуть позже…

Сразу после.

Ибрагим выныривает из-под простыни с помутневшим взглядом, склоняется надо мной и шепчет на ухо:

— Доброе утро, душа моя.

— Пожалуй… — мямлю чуть в сторону и судорожно соображаю, а не должна ли ответить взаимностью. В мой график это совершенно не вписывается.

— Прости, не смог удержаться, — вздыхает мне в шею, — ты невероятно красивая женщина. Завтракай, мне пора.

Эм… прощаю. Ошарашено смотрю ему вслед и только когда он выходит замечаю на дальней тумбочке поднос с едой и алую розу на подушке рядом. Ублажил, накормил и ушёл. Может, остаться погостить?

Ищу мобильный, смотрю на время и понимаю, что стоит поторопиться. Мою голову под душем, сушусь и судорожно ищу выпрямитель для волос, отлично помня, что клала его, но он как в воду канул. Суетливо ношусь из комнаты в комнату, вновь смотрю на часы, залпом выпиваю остывший кофе и с круассаном во рту пытаюсь собрать вьющиеся крупными локонами волосы в привычный пучок, но терплю поражение за поражением, теряя драгоценные минуты. Сдаюсь, распускаю волосы по плечам и выхожу за секунду до того, как выходит Тимур.

Принципиально не смотрю в его сторону (живой и ладно), дожидаюсь, когда он пройдёт, и иду следом.

— Доброе утро, уважаемый! — радуется его появлению в холле первого этажа Ибрагим. — Как сон?

— Спасибо, был, — бросает Тимур хмуро и косится на меня.

«Пожалуйста» — кривлюсь мысленно.

— Прошу в комнату переговоров, — Ибрагим светится, как новенькая монета, а я начинаю вертеть головой в попытке обнаружить Пименова, но слабо представляю себе, что ему вдруг пришла охота спрятаться.

— Тимур Александрович, — говорю тихо, слегка приблизившись и привстав на цыпочки, — сходить за Пименовым?

— Сходи, — отвечает раздражённо, я успеваю сделать пару шагов, как вдруг Ибрагим говорит удивлённо:

— Постойте, вы не в курсе? Боюсь, ваш юрист не сможет присоединиться к нам этим утром. Ночью у него был врач… слабый желудок, острые блюда. На сколько мне известно, у него обострился… как это у вас… гастрит! Но ведь это не критично?

— Зависит от Вас, — улыбается Тимур всеми зубами разом.

— Прошу, — не отстаёт от него Ибрагим, как будто кто-то объявил конкурс улыбок.

Соболев, Пименов… а ели и пили мы одно и то же. Впрочем, я и не мужик под пятьдесят, с пивным животом и отдышкой, и не любитель выпивки и разгульного образа жизни под сорок.

За столом переговоров хочется провести красную черту между двумя враждующими лагерями. Ещё не сказано ни слова, а напряжение в воздухе такое, что его можно резать. Численное превосходство налицо, Тимур расправляет плечи, восполняя потери, но некоторая болезненность во взгляде всё равно присутствует. Радея за свою команду, я слегка закусываю нижнюю губу, глядя в упор на Ибрагима, и вижу, как его скулы заостряются, от того, с какой силой он стискивает челюсть. Отлично, с периферийным зрением полный порядок. Все присутствующие ждут, когда он начнёт говорить, я убираю прядь волос за ухо, вся во внимании и предвкушении, а он неожиданно начинает смеяться, опустив голову и слегка ей покачивая.

Али удивлённо вскидывает бровь и с недоумением смотрит на своего клиента, Тимур поворачивается ко мне и слегка прищуривается, пытаясь понять, с чего турка так разбирает, а я невинно хлопаю ресницами.

— Я готов подписать контракт, — говорит Ибрагим на родном языке.

Али мешкает с переводом, наклоняется и что-то шепчет ему на ухо, а Ибрагим повторяет на русском:

— Я готов подписать контракт.

Али прикрывает глаза и сжимает челюсть, а Тимур уточняет:

— Вы ознакомились с правками? — перевожу и Ибрагим кивает:

— Разумеется, — вновь на турецком, и это Али переводит без промедления, но с плохо скрываемым недовольством. — Бумаги, полагаю, у юриста?

— Можно и так сказать, — цедит Тимур сквозь зубы и кидает быстрый взгляд на те самые часы, что я недавно подобрала с пола в своей спальне. Они ему явно дороги… надо было отнести в первый подвернувшийся ломбард. — Как Вам известно, в аэропорту произошло неприятное происшествие, — говорит уже отчётливо и я тут же перевожу, — новый договор будет у нас на руках через полтора часа. Если такой вариант неприемлем, можем воспользоваться услугами логистических компаний и отправить бумажный вариант через них, либо просто подписать дистанционно, это весьма удобно.

Ибрагим слабо морщится и сцепляет руки в замок, отвечая чуть ли не по слогам:

— Предпочитаю классическое подписание бумажных вариантов лично при присутствии обеих сторон.

— Разумеется, — с серьёзным видом и невозмутимым лицом говорит Тимур. Облокачивается спиной на стул, принимая расслабленную позу, и под столом показывает Ибрагиму средний палец.

— Подписание через полтора часа меня вполне устраивает, — вновь говорит Ибрагим по-турецки и расплывается в улыбке, переходя на русский: — Прошу, прогуляйтесь по саду, пока есть время, мой садовник настоящий волшебник! Или же спуститесь к пляжу, сегодня потрясающая погода!

Официальная часть завершена, переходим к обмену любезностями.

— С удовольствием! — в тон ему отвечает Тимур и поднимается.

— Чувствуйте себя как дома!

От их приторных речей и лживых улыбок хочется закатить глаза, что я и делаю, развернувшись спиной к иностранцам и глядя в спину начальника.

— Ровно в одиннадцать в холле на первом этаже, — говорит Тимур, продолжая стоять ко мне спиной, едва я закрываю за нами дверь в комнату переговоров.

— Так точно, — бурчу себе под нос, когда он немного отходит.

Медленно иду к лестнице и ухмыляюсь. Интересное кино получается, за ужином траванулись все, кроме Дианы. Сомнений, что руку к этому приложил турок, нет, но конечная цель ускользает, как песок сквозь пальцев. Песок с его личного пляжа.

«Мой садовник, мой пляж… — кривлюсь мысленно, — да пошёл ты, пижон!».

Сжимаю в кармане блистер с таблетками, который с утра хотел занести переводчице. Хоть бы шторы задёрнули, опять тошнота подкатила от открывшегося вида. Хотя, должен признать, её ужимки пошли на пользу делу. Я был уверен, что начнётся волокита и выбивание лучших условий, как и его переводчик, который слишком дохрена себе позволяет, но брюнеточка распустила лохмы и приоткрыла ротик и контракт у меня в кармане. Точно сутенёр.

Толкаю дверь в комнату Пименова и вижу её хлопочущей над его постелью.

— Диана, не стоит… — вяло сопротивляется юрист, но она всё равно поправляет его подушку, нависнув над ним и практически утыкаясь грудью в его лицо, и тихо ворчит:

— Аркадий Петрович, у Вас жар. Подушка мокрая насквозь, простыни надо поменять… может, в больницу? Вы бледный и, если по-честному, выглядите довольно паршиво.

— От меня одни неприятности… — практически хнычет взрослый мужик, а я брезгливо морщусь и тихо закрываю за собой дверь, продолжая наблюдать за немного суетливыми движениями её рук.

— Вы тут при чём? — возмущается в ответ.

— Если бы не та нелепейшая ошибка в первом договоре! — восклицает и приподнимается, но тут же сдувается и без сил падает обратно.

— Тимур Александрович бы не просмотрел его полностью, — говорит спокойно и внушительно, — не нашёл бы двусмысленные варианты, не исправил бы их. Я бы не перечитала перевод, там тоже не всё гладко. Оно может и ничего бы, в первоначальном варианте, но мало ли что…

— Да я просто понять не могу, как же так, Диана? — бормочет юрист, а мне становится интересно. — Шапка договора, общие положения — всё типовое, зачем оно надо одно и то же из раза в раз печатать? Макет сохранён, его и использую. И я ведь проверял, на компьютере он тот же, правильный! Но сейчас уже и не докажешь… Может, в беспамятстве натыкал.

— А помощник не мог накосячить? — спрашивает то, что собирался спросить я сам.

— Да я его и близко не подпустил! Международный контракт, всё сам… уж лучше бы позволил, авось, не пропустили бы в четыре глаза…

— Аркадий Петрович, соберитесь! — вновь возмущается переводчица. — Ну что Вы, в самом деле, как размазня! Юриспруденция — дело тонкое, одну и ту же фразу можно столько раз переформулировать, что забудешь, что изначально ввиду имелось! В общем, дело вкуса и никаких серьёзных изменений контракт не претерпел, если уж на то пошло. И нам вылетать скоро, Вы должны хотя бы выглядеть так, что не собираетесь помирать в ближайшие сутки!

А вот это под вопросом… Кирин, второй юрист, уже должен был позвонить и ехать в такси на полпути сюда. Самолёт-то приземлился около девяти.

Достаю телефон и набираю его, но абонент недоступен. Телефон у него сел, что ли? Чёртовы юристы…

— Тимур Александрович… — бледнеет ещё сильнее Пименов, когда я захожу в спальню, — я почти ничего не ел, клянусь! И не пил! Не знаю, как так вышло…

Достаю из кармана таблетки и кидаю ему на грудь.

— Думаю, это поможет.

Переводчица хмурится и внимательно смотрит мне в глаза. Так долго и так пристально, что я почти забываю где я и за каким хреном притащился.

— А смысл? — спрашивает медленно, сама при этом доставая таблетку и не глядя запихивая её в рот юриста. Тот покорно глотает, а она протягивает ему бутылку воды, но тут же отбирает обратно и направляется к балкону, бросая на ходу: — Замри.

Замираем оба. Через минуту возвращается с закрытой бутылкой, на ходу отряхивая юбку. Слазила через два балкона в свою комнату… паркурщица, блин. Протягивает воду Пименову и говорит строго:

— Пить только из неё. Это… лечебная. Я добавила капли.

Бред сивой кобылы, но юрист на столько обессилил, что молча кивает в ответ и делает несколько глотков. Так жадно, что захотелось отобрать бутыль и осушить её полностью. Во рту со вчерашнего вечера ни крошки, а после ночного промывания даже в кишках ничего не осталось.

— Скоро полегчает, Аркадий Петрович, — тепло улыбается юристу и поправляет его одеяло. — Отдыхайте, я пойду.

— Спасибо, Диана, — вымучено улыбается в ответ и вспоминает о моём присутствии, бросив затравленный взгляд.

— Лежачих не бью, — отвечаю милостиво, а юрист прикрывает глаза и складывает руки на груди, как покойник. О да, мужик, я так же сегодня подыхал.

А куда там подалась брюнеточка? Уж я надеюсь не разборки с турками устраивать?!

Бросаюсь за ней и вижу, как она заходит в свою комнату. Иду следом, распахиваю дверь, она тут же разворачивается, не успев снять вторую туфлю, и устало прикрывает глаза, спрашивая обречённым голосом:

— Ну что ещё? Неправильно вышла? Недостаточно низко поклонилась? Что, Тимур Александрович?

— О наших подозрениях никому ни слова, — говорю строго то, зачем пришёл, но тут просыпается гандон и добавляет мерзким голосом и почему-то вслух: — И собери волосы, выглядишь, как…

— Шлюха? — подсказывает со смешком и нервно снимает вторую туфлю, швыряя её к моим ногам.

— Как будто приехала на курорт, — отвечаю дипломатично, хотя в горле застряло именно это слово, весьма далекое от правды.

Вообще ничего от шлюхи. Трахается со всеми подряд и каким-то непостижимым образом умудряется выглядеть достойно. Платье демократичное, туфли закрытые, колготки даже нацепила, хотя жарища под сорок, или что там… чулки. По-любому чулки. Твою ж сука мать!

— Вы вчера довольно однозначно выразились, какова цель моего пребывания здесь, — отвечает, вскидывая подбородок и откидывая волосы с лица. Намотать на кулак… — Пытаюсь оправдать Ваши ожидания!

Я ни черта уже не соображаю. Ни что она говорит, ни какую мысль пытается донести до моего затуманенного диким желанием мозга. Делаю два быстрых шага, хватаю её обеими руками за лицо, фиксируя в пространстве, и начинаю жадно целовать, орудуя в её влажном рту своим языком.

Брюнеточка яростно и невнятно мычит и с силой, невесть откуда взявшейся в её хрупком теле, отпихивает меня, тут же зарядив такую звонкую пощёчину, что рожа загорается адским пламенем, немного приглушая пожар в штанах.

В голове проясняется ровно на столько, чтобы развернуться и свалить нахрен.

Швыряю ему вслед туфлю, но попадаю уже в закрытую дверь и рычу от бессилия и злости, сжав кулаки. Что он о себе возомнил?! Что может просто взять в любой момент, когда припрёт?! Держи карман шире! Плевать, что самой захотелось так, что в глазах потемнело, едва его руки легли на моё лицо. Это не турок, впрягающий по полчаса, со всеми этими взглядами и нежностями, тут сразу с места в карьер и тушите свет.

— Всё равно козёл… — ворчу себе под нос и прикладываю прохладные ладони к пылающим щекам.

Встаю под кондиционер и пытаюсь привести мысли в порядок.

Через час подписание контракта, всё, как будто бы, идёт как по маслу, но то, что оба моих спутника после одного ужина слегли, настораживает. И до гастрита там, судя по всему, далековато. Если таблетки помогут, то вывод только один — пищевое отравление. Но блюда накладывали из общих тарелок, а ели все и всё. Питание в самолёте? Я вообще не ела, Соболев, в отличии от нас, летел в бизнесе, а там совсем другая кормёжка. Так что это? Пищевое отравление или просто отравление? А вопрос всё тот же — зачем? И почему я не прилегла рядом?

Рассаживались мы так же, как садимся за стол переговоров. Ибрагим прекрасно об этом осведомлён, намазать какой-нибудь дрянью нужные тарелки или приборы труда бы не составило. Допустим, Тимура он мог захотеть проучить из-за его надменной рожи, но Пименов-то ему чем не угодил? Передумал подписывать контракт? Тоже не похоже. К тому же, на одном юристе ничего не завязано. Хотел потянуть время? Тоже нет, Али ещё так сильно удивился. Али…

В дверь постучали, сбив меня с мысли, и я машинально крикнула:

— Да!

Ибрагим тут же прошёл и едва не споткнулся о туфлю. Посмотрел с лёгким недоумением, а я пожала плечами и смущенно потупила глазки. Понимай, как хочешь.

— Почему ты сбежала ночью? — спросил грустно, подойдя и обняв меня за талию.

— Ибрагим, я на работе, — отвечаю с лёгким укором, — я вообще не должна была…

— Должна? — поднимает одну бровь, а я говорю по-турецки:

— Не имела права. Это непрофессионально и неэтично. Одно дело, когда контракт подписан и совсем другое…

— Я понял, — тихо засмеялся в ответ и игриво сверкнул глазами, — просто дразню тебя.

— Дразнишь, значит, да? — отвечаю ему в тон и кладу руки на шею, медленно зарываясь пальцами в его волосы.

— Не будь жестока, Диана, времени совсем не осталось! — возмущается в ответ, но мои руки не убирает, а я прижимаюсь к нему всем телом и нежно целую в шею. — Твоё присутствие и так сильно ускорило переговоры…

В целом, замечание не лишено смысла, я действительно позволила себе некоторые вольности, но от его слов обида сдавила грудь тугим обручем, сковав все прочие чувства и заперев под замок. Кто следующий зайдёт и завуалированно назовёт меня шлюхой? Или бросит прямо в лицо, глядя в глаза.

Нижняя губа надулась и отпала так низко, что неловко было отстраняться, но и стоять так дальше, с колом через всё тело, желания не было ни малейшего.

— Прошу прощения, Шахин-бей, — говорю вкрадчиво, на турецком. — Не думала, что мимолётная связь может повлиять на Ваши бизнес-решения.

— Мимолётная связь? — переспрашивает на русском. — Так ты это видишь? Хотя, не отвечай. С такого ракурса и впрямь звучит довольно гадко. Прошу меня извинить.

Слабо кивает и выходит из комнаты, мягко прикрыв за собой дверь, а я опускаюсь на низкий пуф со смешанными чувствами. И кто кого по итогу обидел? Срочно нужно второе женское мнение и в таких вопросах Таня настоящий профессионал. Таня во всём профессионал, что не касается лично её…

Звонить через стенку от Соболева не хотелось, поэтому я взяла мобильный и отправилась на поиски тихого местечка. Спуститься предпочла по узкой лестнице: времени было не слишком много. Вышла через холл, повертела головой и пошла в сад, стуча каблуками по дорожке, но довольно быстро поняла, что в этой жизни свернула куда-то не туда. Скинула каблуки, решив сократить обратный путь через лужайку, но встретила неожиданное препятствие в виде огромных красных цветов невероятной красоты, которые издалека казались низкими, но по итогу стояли стеной мне по грудь. Пока я прикидывала и так и эдак, как бы через них пролезть, не желая сворачивать или возвращаться на тропинку, послышались голоса. Разговаривали на турецком, раздражённым шёпотом, и было совершенно непонятно откуда доносится звук, я даже особенно не вслушивалась, увлечённая поисками просвета между великолепием перед глазами, но когда услышала «переводчица», осела к земле и навострила уши.

— Не дёргайся, он всегда был падок на женщин. Как и его покойный отец!

— Тянуть долго не получится!

— Не дёргайся! Всё под контролем! Время.

Я тут же смотрю на часы и понимаю, что должна быть в холле через две минуты. Пытаюсь выглянуть из-за кустов и увидеть говорящих, но садовник у Ибрагима в самом деле мастер своего дела. Это не кусты, это живая изгородь!

Так ничего и не высмотрев, я несусь с туфлями к выложенной камнем тропинке, обуваюсь и спешно двигаюсь по знакомому пути прямо к главному входу. На ходу достаю телефон и делаю вид, что разговариваю. Весьма кстати: в холле уже стоят Ибрагим с командой и Тимур со свирепым видом.

— Мам, мне пора, прости, — говорю торопливо, прикрывая рукой мобильный и якобы пытаясь приглушить звук собственного голоса, — перезвоню!

Ибрагим смотрит озабочено, а Тимур хмурится и спрашивает неожиданно, едва я подхожу и занимаю позицию слева и чуть позади него:

— Порядок?

— Прошу прощения, — отвечаю сухо, глядя в сторону, — мама позвонила в последний момент, не могла не ответить.

— Забей, — говорит коротко, — это не главная моя проблема.

Я перевожу на него удивлённый взгляд, он тут же отворачивается и начинает говорить Ибрагим:

— Уважаемый, прошу проследовать за мной, — и я благополучно возвращаюсь в ряды невидимок.

Комната для переговоров, жутко неудобные стулья и непривычно задумчивый Соболев по правую руку.

Ибрагим достаёт из внутреннего кармана пиджака ручку, непрозрачно намекая, что пора бы уже приступить к главному блюду, а Тимур разводит руками и говорит со смешком:

— А подписывать нечего.

Я замешкалась на секунду, пытаясь понять, какой смысл он вкладывает в эту фразу и не ошибиться с переводом, а Ибрагим упрощает мне задачу, спрашивая сквозь зубы, по-русски:

— Это ещё что значит?

— Буквально нечего подписывать, — Тимур говорит нервно и вот-вот сорвётся на смех, что Ибрагиму кажется издевательством и насмешкой. Его лицо ожесточается, приобретая незнакомые мне черты, становится чужим, резким, злым, глаза полыхают праведным огнём и Тимур это отлично видит, в последнюю секунду обезвреживая бомбу замедленного действия: — Второй юрист должен был подвести новый контракт и печати, но, по неизвестным мне причинам, до места так и не добрался, — я начинаю переводить, просто чтобы не сидеть абсолютной идиоткой, которую пригласили для красоты, Тимур делает паузу и, после того, как я замолкаю, продолжает: — Он зарегистрировался на рейс, сел в самолёт, но по прилёту так и не позвонил. Его телефон недоступен и я понятия не имею, ни что с ним случилось, ни где он физически, — я перевожу на автопилоте и больше смотрю на реакцию Ибрагима, чем работаю, а Тимур всё говорит: — Вариантов два. Мы либо подписываем договор электронно, либо договора не будет. У меня не такой большой штат юристов, чтобы разбрасываться ими, и ни малейшего желания проверять, сколько их потребуется.

Перевожу откровенный вызов слово в слово, но Ибрагим и без того прекрасно всё понял.

— Договора не будет, — цедит сквозь зубы, резко поднимается и выходит.

— Такси будет в двенадцать, — говорит Тимур спокойно, развернувшись ко мне, — не опаздывай.

Так же поднимается и, не дожидаясь меня, покидает переговорку.

Я неловко улыбаюсь Али, тот в ответ вздыхает и роняет голову к груди.

— Приятно было работать с вами, — говорю вполне искренне и протягиваю руку.

— Взаимно, Диана, — отвечает, пожав в ответ крепче, чем того требовал этикет. По-мужски, положив сверху вторую руку и слегка потряхивая. — Надеюсь всё же, это не последняя наша встреча. Точнее, я в этом абсолютно уверен.

Он улыбается. Искренне и открыто. А я в замешательстве выхожу из переговорной и направляюсь в свою комнату, но через огромные окна вижу Ибрагима в саду и резко меняю курс.

Иду на него, как гружёный товарняк. Полна решимости, полна мыслей. Даже его хмурый взгляд не останавливает меня.

— Надо обсудить кое-что совершенно не личное, — говорю, приблизившись.

Ловлю на себе его удивлённый взгляд и, пользуясь замешательством, хватаю за руку и веду за собой.

Хочется жрать и переводчицу. В идеале, всё сразу. Посадить её на колени и чтобы кормила меня чем-нибудь не отравленным, пока я в очередном припадке не кинулся жрать её. Это не нормально! Одно её неловкое движение и мне на глаза падает шторка, хотя, по идее, уже должно было отпустить.

Контракт ещё этот, чтоб ему… Хотя, тут скорее ожидаемо. И спустился он уже с такой рожей, что, даже если бы я выложил перед ним бумаги, он бы так ничего и не подписал. Уж не подалась ли она с претензиями после того, как выставила меня? Баба на эмоциях… могла. Чёрт. Ладно, похер. Такси приедет через полчаса, можно будет наконец-то свалить из этого уютного гнёздышка.

Быстро кидаю вещи в сумку и слышу за спиной стук по стеклу. С балкона.

Сердце делает скачок, а в кровь кто-то щедро подливает адреналин. Если б ещё и встал, было бы неловко: разворачиваюсь и вижу брюнеточку на пару с турком. Я ахреневаю, он ахреневает, оба теряемся в догадках, а переводчица вваливается, как к себе, таща его за собой, как на буксире, и говорит своим хорошо поставленным голоском:

— Разговор по работе.

Если бы она предложила составить расписание, чтобы мы с турком ненароком не скрестили шпаги, я бы удивился меньше.

— Мимолётная связь не влияет на мои бизнес-решения, — говорит турок язвительно, а переводчица отвечает спокойно и уравновешенно:

— Разумеется, Шахин-бей. Есть информация, которая заинтересует вас обоих.

— Не думаю, — цедит сквозь зубы, а я чувствую себя третьим лишним, прям как утром на её балконе.

— Ты хотел этот контракт? — спрашивает у него в лоб.

— Нет, я ради прикола два месяца переписывался с этим красавчиком, — кивает в мою сторону, а я гаркаю в ответ:

— Польщён!

И попутно отмечаю, что по-русски он говорит превосходно. Причём, на «неправильном», разговорном. С акцентом, но сути дела это не меняет. А на контакт с ним вышла мать… надо будет поспрашивать, где она его нарыла.

Переводчица смотрит на часы и выдаёт на одном дыхании:

— Господина Соболева, как и нашего юриста, отравили вчера за ужином. И красавчиком, должна заметить, он не выглядел. В саду перед последней встречей я случайно подслушала разговор двух мужчин, говорили шёпотом, где-то в районе стены из восхитительной красоты цветов, уловила урывками, но «переводчица» услышала достаточно отчётливо, после чего звучали фразы «он всегда был падок на женщин, как и его отец», «тянуть долго не получится» и «не дёргайся, всё под контролем». Сюда же прибавляем невесть куда девшегося второго юриста и ярко выраженное недовольство Али на первой встрече. Однако, не могу утверждать, что шипел в саду именно он. Выводы делайте сами, мне нужно собрать вещи.

Оставляет нас с турком наедине и грациозно сваливает тем же путём, каким пришла.

— Эта женщина меня с ума сведёт… — бормочет турок на русском и трёт лицо обеими руками. — Я разберусь, но заранее могу сказать, что Али в саду не было.

— С чего такая уверенность? — ухмыляюсь в ответ.

— Во-первых, я доверяю ему, — отвечает, глядя на меня с презрением, — во-вторых, он был со мной последние полчаса до встречи. В-третьих, его недовольство утром более, чем обосновано. Исправленный подпункт в пятом разделе вообще не имеет ничего общего с тем, что обсуждалось!

Заметил, чёрт нерусский!

— Вот теперь это похоже на переговоры, — широко улыбаюсь в ответ, — это я готов обсудить.

— Никаких обсуждений, — рубит с плеча, глядя на меня с вызовом. — Первоначальная версия.

— Окей, — соглашаюсь легко, а он напрягается. Правильно, есть «но». Делаю паузу, глядя ему в глаза, и выдаю: — Тогда сокращаем время между поставками на две недели. Три месяца — это слишком. У нас на складе мышь повесится.

— А, это, — выдыхает с облегчением и даже не думает его скрывать, — без проблем. Могу поставлять чаще. Три месяца — начальный вариант, пробный.

— Два будет достаточно и вносим поправку, что данный пункт может быть изменён по соглашению сторон, — добиваюсь своего, но чувствую себя обманутым. А он о чём подумал?

— Без проблем, — кивает серьёзно. — Второй юрист не объявился?

— Нет, — отвечаю сквозь зубы, — и меня это напрягает. Вряд ли я улечу, как планировал.

— Думаю, с виллы вам всё же лучше уехать. Договор подпишем электронно.

— А как же… — начинаю едко, но сам себя перебиваю. Нахера спорить, если возражений нет? Вообще нет ни малейшего желания участвовать в его разборках. Своих хватило в своё время, еле ноги унёс. — Согласен, так будет лучше.

— Во сколько самолёт? Попробую выяснить на счёт второго.

— В три двадцать, — отвечаю, приглядываясь. И что он попросит взамен на юриста?

— Пришлите мне его данные в почту, — говорит уже на полпути к балкону.

Вроде, логично — уходит так же, как пришёл, чтобы не привлекать лишнего внимания, но всё равно под ребро как будто отвёртку вгоняют. Это моя переводчица!

«Собака на сене» — усмехается внутренний голос и идёт нахер со своими комментариями, но неожиданно возвращается турок и с неподдельной тревогой смотрит на меня с балкона.

— В чём дело? — спрашиваю, резко открывая дверь.

— Её нет, — отвечает Шахин, — вещи есть, её — нет. И на полу кровь.

Вылетаю на балкон, отпихивая его в сторону, перемахиваю на её и влетаю в комнату. Кровь и чулки на полу, остальные вещи собраны в крошечный чемоданчик на колёсах, с которым она прилетела. Внутри меня вновь просыпается спаситель, поднимая голову под оглушающие удары сердца, и я тут же вспоминаю таксиста. Возвращаюсь на балкон, спеша проверить теорию.

Один, второй, третий… выдох облегчения. Вот она, в туфлях на босу ногу, завязывает галстук на шее юриста.

— Аркадий Петрович, Вы бледный, — говорит с укором, — если Вас не впустят в самолёт, мне придётся остаться. А я к маме хочу.

— Диана, клянусь, мне гораздо лучше! Гораздо!

— Это Вы на паспортном контроле будете объяснять… — ворчит, затягивая на его шее петлю, — ну что Вам, грудь показать, что ли?

Ибрагим рядом тихо хмыкает, а всё во мне отзывается громким «да!» на поставленный вопрос.

— А вот и румянец! — тихо смеётся переводчица. — Так-то лучше!

— Охото Вам издеваться над старым больным человеком?

— Ну, приболели немножко… — отвечает с ухмылкой и смахивает несуществующие пылинки с его пиджака, — бывает. Ещё контракт править, отработаете своё.

— Пятый раздел? — уточняет деловито.

— Конечно! — фыркает возмущённо. — Обдираловка.

Шахин что-то говорит на турецком, а я стискиваю зубы и пытаюсь запомнить. И на всякий случай посылаю его на немецком.

6.

Ибрагим провожает меня таким откровенным взглядом, что бросает в жар.

— До встречи, душа моя, — говорит тихо на родном языке, прежде чем захлопывает дверцу.

Такси трогается, неспешно разгоняясь, а я оборачиваюсь и смотрю на него, пока он не скрывается из вида. Как не обернуться? Такой душещипательный момент. Что я, мелодрамы, что ли, не смотрела? Слезу бы из себя ещё выдавить, да горячую ладонь на прохладное стекло положить, но это, пожалуй, всё же перебор.

Сняла одну туфлю и поморщилась. Осколок от разбитой утром лампочки вытащить удалось, но было бы гораздо приятнее, если бы кто-нибудь потрудился убрать следы моего буйства на фоне страсти и я не наступила бы на них вовсе, собираясь второпях.

Это место, вопреки ожиданиям, я покидала без боли душевной и каких бы то ни было сожалений. Что бы там Ибрагим не имел ввиду, поверить в то, что его поразила стрела амура, я не могла. Увлёкся? Пожалуй. Но что-тобольшее… большое, глубокое, искреннее — точно нет. Сегодня я Станиславский.

Соболев по левую руку от меня шумно выдохнул и продолжил раздражающе барабанить пальцами по разделяющему нас подлокотнику, который он опустил, едва сел в машину. Держит дистанцию. Похвально, но с некоторым опозданием. В груди скопился щемящий сердце комок напряжения, от которого я никак не могла избавиться, и эта черта, обитая светлой кожей, которую от провёл, совершенно не помогала.

— Чуть не забыл! — неожиданно ахнул Пименов с переднего сиденья, которое ему уступил Соболев, чтобы меньше укачивало в пути. Лучше бы пакет дал с собой, эта его человечность, периодически проскальзывающая, совершенно выбивает из колеи.

— Ну, что ещё? — выдыхает Тимур с раздражением.

— О, нет-нет, Тимур Александрович, — тараторит юрист, — ничего такого! — и протягивает ему таблетки. — Огромное Вам спасибо!

— Ей, — кивает в мою сторону и отворачивается к окну.

Не «этой» и на том спасибо.

— Я должен был догадаться, — неожиданно отвечает Аркадий Петрович, а я бросаю взгляд на Тимура, ожидая увидеть разъярённого быка, но он лишь тихо хмыкнул в ответ, продолжая смотреть в окно. — Диана, спасибо, — говорит юрист мягко и протягивает мне таблетки, принимая неестественную позу на сиденье, — Вы очень отзывчивая девушка, такие, как Вы, уже редкость. Исчезающий вид!

Вновь смешок со стороны Тимура, разъедающий тёплые слова, как червяк спелое яблоко, а я пытаюсь представить, что его нет. В этой машине на расстоянии вытянутой руки, в этой стране, в этом мире, во вселенной.

— Всё-таки показать? — спрашиваю у юриста игриво, а он фыркает весело:

— Диана! — торопливо разворачивается и машина погружается в тишину.

Объявляют посадку и у выхода тут же выстраивается огромная очередь из загорелых туристов. Смотрю на свои бледные, не тронутые жарким турецким солнцем руки и тихо вздыхаю. Как давно я не была в отпуске…

Когда основная толпа загружается и в очереди остаётся от силы десять человек, из бизнес-зала выпалывает Соболев, но идёт не на посадку, а к нам.

— Аркадий Петрович — домой. Диана — придётся задержаться. Пошли.

Разворачивается и идёт в сторону выхода, а Пименов кривится:

— А Вас, Штирлиц… удачи, Диана.

— Спасибо… — отвечаю уныло и тяжело поднимаюсь, спеша догнать босса.

Я полагала, что выйти будет не так-то просто, но нас встречали.

— Господин Соболев? — осведомился незнакомый турок на довольно приличном русском. — Прошу за мной.

И повёл нас какими-то закоулками мимо всех контролей. Улица, духота, такси, гостиница. Объяснениями меня не удостоили, я с вопросами не лезла и молча ждала свой ключ от номера чуть поодаль, как вдруг услышала громкое:

— Леди Ди!

Моё институтское прозвище.

Заулыбалась, ища взглядом Лёву, весельчака и балагура, нашла, скинула туфли, и под недоуменными взглядами постояльцев побежала к нему в подготовленные заблаговременно объятия. Вот так надо встречаться после долгой разлуки! Вот так!

Лёва закружил меня, смеясь, но довольно быстро отпустил, потому что рядом топталась Лилия, подобравшая мои туфли, и возмущённо причитала:

— Лев! Имей совесть! Ты не один! Я вообще её первая увидела!

Ли и Ди. Мы были неразлучны в студенческие годы, но, как это бывает, сразу по окончанию вуза наши пути разошлись. Хотя, правдивее будет сказать, Лилю просто унесло в сторону ветрами в её не обременённой условностями и тяготами жизни голове.

Обнялись, расцеловались, Лёва вновь притянул к себе, обнимая до характерного хруста в позвонках и говоря с чувством:

— Как же я рад! Ди! Этот день просто на мог быть лучше!

«Вполне себе мог» — отвечаю мысленно, видя, как Тимур направляется к нам.

— Я сейчас, — говорю торопливо, но они оба стоят к нему спиной и отвечают возмущённо:

— Ну уж нет!

— Ты так просто не отделаешься!

— Да я на минуту… — пытаюсь вырваться, но хватка у Льва железная.

— Это вряд ли, — говорит Тимур за их спинами, — заселяемся и выезжаем.

Лиля оборачивается на голос, тут же разворачивается к нему спиной и открывает рот, округляя глаза.

— Кто этот красавчик?! — восклицает без задней мысли. — Вышла замуж и даже на свадьбу не позвала?!

— Это мой босс, — отвечаю траурным голосом, не глядя на Тимура, — я в командировке.

— Упс, — кривится Лиля, оборачивается и окидывает его взглядом с головы до ног. — Я бы с таким не смогла работать.

— Номер телефона тот же, — быстро говорит Лев, слегка наклонившись к моему уху. Хватает Лилю за руку и оттаскивает в сторону.

— Нестись в объятия к очередному мужику у тебя нога не болит, — говорит Тимур с усмешкой и протягивает мне ключ-карту от номера. Вот зараза! И ведь не поспоришь, я о ней даже не вспомнила. — В холле через пятнадцать минут.

«А блондиночка ничего… — отмечаю мысленно, — и, судя по всему, совершено свободна и готова к приключениям. Надо взять на заметку».

Шахов позвонил, когда началась посадка. Мой юрист, как выяснилось, задержан за драку в аэропорту и до сих пор находится там. А мне вот как раз для полного счастья не хватало именно международного скандала! Теперь нужно заплатить приличный барыш и подписать тонну бумаг, но Шахов пообещал, что поможет договориться с местными. Ловко я стал его должником, ничего не скажешь… ну и, разумеется, пришлось взять переводчицу. Не хватало ещё сидеть там, как дебил, не понимая ни слова. Плюс, Шахов перед ней расстарается, а может и примет в счёт долга.

От собственных мыслей внутри зашевелилось чувство, смутно напоминающее стыд. Очень, очень смутно, но сам факт наличия скорее удивил, чем заставил всерьёз задуматься. Не о том сейчас голова болит…

На этот раз в такси рядом с ней я не сяду даже под дулом пистолета. Всю дорогу пытаться не смотреть на её голые коленки — то ещё удовольствие. Но для начала — еда! Час роли уже не сыграет.

Ресторан я выбрал заблаговременно и через пятнадцать минут мы были на месте. Каждую минуту ожидаю вопросов, но она молчит, как гордый партизан и просто следует за мной, как тень. Моя левая рука. Лучше б ты правой поработала как следует…

— Голодная? — всё-таки спрашиваю, открыв перед ней дверь. Даже у моего внутреннего гандона есть лимит.

— Да, — отвечает просто. Не жеманничает и не выделывается, премного благодарен.

Я делаю заказ на английском, она — на турецком, от чего официант расплывается в такой улыбке, что хочется зажмуриться. У них тут что, скидки на отбеливание зубов? Хотя, хер знает, что она там ему говорила. Как вообще на этом языке можно общаться?

— Переведи фразу, — говорю, когда официант отходит. Она отрывается от созерцания белой скатерти без узоров и смотрит выжидающе, а я пытаюсь повторить так, чтобы не выглядеть идиотом: — О кадыны аламаяджаксын.

— А контекст? — спрашивает, пытаясь остаться невозмутимой, но едва сдерживает улыбку. Её потуги очевидны, а глаза сияют особенным озорным блеском. Она оживает, как будто кто-то включил внутри неё не лампочку даже, а новогоднюю гирлянду.

— Не важно, — отвечаю, не в силах оторвать от неё взгляда.

— Без контекста совершенно не ясно, — отвечает, кокетливо ведя одним плечиком и опуская взгляд на скатерть, тут же начав рисовать пальцем узоры.

Я бы мог подумать, что перековеркал на столько, что фраза перестала быть фразой и превратилась в набор звуков, но она намертво засела в голове и в произношении я был абсолютно уверен. И сказана она была без контекста. И, судя по её игривому настроению, он всё-таки послал меня. Что ж, тогда в расчёте.

За весь обед она поднимала взгляд лишь дважды — коротко поблагодарить официанта. Была задумчива и иногда слабо улыбалась, а я внаглую таращил глаза за неимением других более интересных занятий. Вообще, неплохо было бы, скажем, проверить рабочую почту, но эти турецкие каникулы вышвырнули из реальной жизни, как шелудивого пса с богатой парадной. Надо побыстрее улаживать с юристом и вылетать.

Быстро доедаю и подзываю официанта, попросив счёт, а в его ответном взгляде совершенно отчётливо читаю презрение.

— То, что не успели принести, положить с собой? — спрашивает на ломаном английском, от которого вянут уши и я морщусь в ответ.

Переводчица что-то лопочет на местном, он кивает в такт её словам, отвечает и уходит, а я понимаю, что она, в отличии от меня, поесть не успела, и морщусь вторично. Пока размышляю, как реабилитироваться, официант приносит счёт, а она поднимается, берёт свою сумочку и выходит. Лучше бы снова отвесила пощёчину.

Впрочем, примерно это и сделала, но более виртуозно. Выхожу, а она покупает в уличном ларьке какую-то местную дрянь и начинает с аппетитом её уплетать, капая соусом на раскалённый асфальт и набивая в рот столько, что с трудом может прожевать. А я опять стою и пялюсь, как заворожённый.

— Спасибо, что подождали, — говорит без тени иронии, наспех вытирая рот салфеткой.

Отмираю и вызываю такси, чувствуя, как горит левая щека, а недавняя фантазия терпит принципиальные изменения. Сажаю её к себе на колени и кормлю сам.

Через час мы снова в аэропорту. Тошнит уже от этой толкотни, оров и разевающих рты туристов. Набираю Шахова и он тут же выходит из здания, держа в руке телефон, жестом приглашая пройти, как будто аэропорт лично его.

«Прогуляйтесь по моему саду/пляжу/аэропорту» — кривлюсь мысленно и пропускаю вперёд Диану.

Она на секунду замешкалась, а во взгляде мелькнуло удивление. В самом деле, нахера я это сделал? Ах, да, чтобы они с пижоном не обжимались за моей спиной.

— Диана, — зову её негромко, но она вздрагивает и резко оборачивается, таращась на меня широко распахнутыми глазами, — забей на деловой этикет, я хочу знать, что происходит вокруг.

— Поняла, — кивает серьёзно, а я погружаюсь в вакуум, игнорируя все голоса, кроме её.

Шахов на пару со своим верным псом ведут нас в комнату охраны и едва открывается дверь, на меня обрушивается поток иностранной речи.

— Охранник утверждает, — тут же начинает говорить переводчица, приблизившись и понизив голос, — что Кирин, наш юрист, инициировал драку и неадекватно отреагировал на просьбу проследовать за охраной для выяснения обстоятельств. Административным штрафом не отделаться, он должен вызвать полицию и не сделал этого до сих пор только потому, что ещё не прибыл переводчик. Шахов пытается убедить его, что мера это чрезмерная и произошло недопонимание, что это сотрудник его бизнес-партнёра и тот спешил по поручению. Охранник упирается. Али говорит, что он переводчик и может посодействовать, охранник отвечает, что доверия ему нет и он может перевести как угодно. Ситуация патовая, стороны далеки от соглашения.

— Почему он говорит с ними, а пялится на нас?

— Думаю, он нас узнал. Я видела его в аэропорту, когда мы прилетели.

— Можем надавить на то, что нас грабанули на территории аэропорта, но свои претензии мы засунули в известное место?

— Тактично или как Вы сейчас, с наездом? — уточняет деловито.

— А как поможет? — кривлюсь в ответ и она тут же выходит вперёд и начинает лопотать таким сладеньким голоском, что все затыкаются. Кайф… мои бедные уши.

Охранник косится на меня, ухмыляется и думает. Потом кивает и уходит через ещё одну дверь, а возвращается с моим юристом. Фингал под глазом, разбитая губа и грязная одежда, но портфель к груди прижимает с такой силой, вцепившись в него скрюченными пальцами, что я всерьёз начинаю опасаться, что они уже никогда не разомкнутся. Я мысленно подсчитываю убытки, а переводчица расплывается в улыбке и тараторит, видимо, благодарности. Охранника начинает раздувать от чувства собственной значимости, он милостиво выслушивает её и выпроваживает нас из своей каморки.

— Эм… — я в шоке и скрыть это не получается. — Что ты ему сказала?

— Правду, — пожимает плечами невозмутимо, — этой ситуации не было бы, если бы нас не ограбили. И полиция не сможет сделать с иностранным гражданином то, что с ним сделает его же начальник в грубой форме, так что нарушитель спокойствия получит сполна.

— И всё?

— И попросила посмотреть видео с камер.

Тихо хмыкаю и хватаюсь за телефон с намерением вызвать такси, но тут влезает Шахин:

— Я на машине и мне нужно в город, могу подбросить. Заодно можем обсудить соглашение. Полагаю, с контрактом теперь проблем не будет, могли бы всё уладить, пока вы не улетели.

Очень хочется поставить жирную точку и я соглашаюсь. И ловлю себя на мысли, что выгляжу таким же напыщенным индюком, каким был охранник пару минут назад.

В машине Ибрагима меня зажимают на заднем сиденье Али и Кирин. Последний от пережитого стресса и быстрых путанных объяснений вырубается минут за пять неспешной езды, удобно пристроив свою голову на моём плече и продолжая сжимать портфель.

— Мой тигр, — кривится Тимур, бросив на него беглый взгляд, а я от неожиданности глупо хихикаю, тут же отругав себя за несдержанность. — Знаешь, что любопытно, Ибрагим, — продолжает задумчиво, — как некто смог узнать, кто именно прилетит с печатями?

— Это моя вина, — отвечает Ибрагим, поморщившись, а я подаюсь чуть вперёд от переполняющего меня любопытства, — я был беспечен и оставлял в кабинете открытый ноутбук с рабочей почтой.

— И откуда в твоей рабочей почте эта информация? — продолжает допытываться Тимур.

— От твоей матушки, — хмыкает Ибрагим в ответ.

Слово «матушка» режет слух и я прилипаю спиной к сиденью, вжимаясь в него. Крайне нетипично для иностранца употреблять подобные слова. Даже для русского нетипично. А ещё я видела на его груди крошечную наколку в виде православного креста, миллиметров пять, не больше, едва заметную под тёмными волосами. Как-то к слову не пришлось спросить, да и неуместны в постели разговоры о религии…

Он ловит мой взгляд в зеркале заднего вида и улыбается:

— Спрашивай, Диана, не стесняйся.

— Да я… — мямлю в ответ и кошусь в сторону Тимура, развернувшегося и смотрящего прямо на меня.

— Теперь всем любопытно, — ухмыляется подло и я вновь перестаю его замечать. Пустое место. Ты для меня такое же пустое место, как и я для тебя. Тебя нет.

— Ваша мама русская, проживает в нашем городе и знакома с Жанной Валерьевной?

— В точку, — тянет Ибрагим довольно и бросает на меня весёлый взгляд. — Но спросить хотела не это.

— Не это, — ухмыляюсь в ответ.

— Ответ — да.

— Я всё ещё не спросила.

— А что ни спроси — ответ один. Да.

— О, Господи… — стонет Тимур, а Ибрагим смеётся:

— Думаю, речь именно о нём. Да, Диана?

— Да, — фыркаю в ответ, не в силах больше сдерживать улыбку.

— Православный христианин? — переспрашивает Тимур с удивлением. — С бизнесом в Турции? Проживая в Турции? Однако.

— Фанатиков меньшинство, — пожимает плечами Ибрагим. — Это, скорее, дела семейные. И на бизнес мои вероисповедания уж точно никак не влияют. Женщина, как выяснилось, может. Но не вера.

— Обсудим логистику, — говорит Тимур деловым тоном.

Али слабо хмыкает рядом, а я утыкаюсь взглядом в свои колени и больше в разговоре не участвую до самой гостиницы.

— Вылет в восемь двадцать утра, — говорит Тимур нам с Кириным, протягивая ему ключ-карту от номера. — В аэропорт выезжаем в пять. А ты… — тыкает пальцем в грудь щуплого юриста, от чего тот наклоняется назад, как тоненькая берёзка от порыва ветра. — Сиди в номере, а? Спустись пожрать на ужин и сиди, твою мать, в номере! — убирает руку и говорит уже спокойно: — Шведский стол оплачен, — я слабо хмыкаю, а он кивает юристу: — Свободен, — и, едва он отходит, говорит, понизив голос: — Это вышло ненамеренно.

— О чём Вы? — позволяю себе удивиться, глядя на него равнодушно.

— В ресторане за обедом, — отвечает медленно, с трудом выдавливая из себя каждое слово.

— А, это, — тут же с готовностью улыбаюсь и киваю, как китайский болванчик: — Я именно так и подумала. Свободное время? Я пойду?

— Иди, — цедит сквозь зубы и я тут же разворачиваюсь и иду к лифтам, не в силах стереть брезгливость со своего лица. Ненамеренно… как же!

Последующий час я просто лежу и таращусь в потолок. Разрываюсь между желанием завалиться спать и провести время с давними друзьями. И когда лень практически победила, раздался ненавязчивый стук в дверь. Поднимаюсь и с улыбкой открываю, даже не посмотрев в глазок. И без того отлично зная, кто стучит подобным образом. С уважением. Уж явно не Соболев… да и что б ему тут делать после утреннего промаха?

— Душа моя, — улыбается в ответ Ибрагим, — хотел увидеть тебя перед отъездом.

— И всё? — слегка поднимаю правую бровь и он тут же проходит, захлопывая за собой дверь.

Решительно и дерзко прижимает меня к стене, запускает руку в волосы, а я на долю секунды замираю, готовясь к резкой боли, не к месту вспомнив господина Соболева. С позором признаю, что завелась от собственных мыслей сильнее, чем от близости Ибрагима, жажду продолжения, но в сантиметре от моего лица он замирает. Надолго.

— Эм… — протягиваю тихо и осторожно целую его в губы. Живой ты там вообще? Или запала хватило только на это?

— Не хочу так, — отвечает глухо и тут же отстраняется.

— Неужели? — ухмыляюсь в ответ и кивком указываю на его светлые и довольно узкие брюки, сквозь которые вполне отчётливо виднеются очертания его лжи.

— Диана! — пробует сказать с укором, но срывается на смех и тут же обнимает, нежно целуя. — Ну что за женщина? Я пытаюсь быть серьёзным.

Милый, ты не мог бы немного поднажать? Хоть куда-нибудь, хоть на что-нибудь. Разве ж так можно? Сначала порыв, а потом все эти нежности. Если он сейчас ещё и уйдёт, преисполненный тараканами в своей голове, я точно Лёве наберу и вспомню былые годы. Ладно, попробуем расшатать эту лодку…

— Я улетаю утром, а ты остаёшься, — говорю с грустной улыбкой, — о каком «серьёзно» может идти речь?

— Я работаю над этим. Мы будем видеться, — я молча смотрю ему в глаза, а он шумно выдыхает в сторону.

— Вот и я о чём. Было здорово, но давай обойдёмся без пустых обещаний.

— Ты права, это нечестно, — слабо кивает в ответ. — Но ничего не закончено. Контракт подписан, Али ждёт меня внизу.

— Ну… — улыбаюсь в ответ и кладу руки ему на плечи, — он же знает, куда ты пошёл…

— Быстрый прощальный секс — это именно то, зачем я пришёл, — Ибрагим кривит своё красивое лицо, но тут же рывком притягивает к себе. Продолжай! — Прощания не будет, Диана.

— А секс? — уточняю невинно, одной рукой обхватывая его шею, а второй ловко расстёгивая пуговицы на его рубашке. Одна, вторая…

— Я пришёл поговорить, — голос немного хриплый, дыхание тяжёлое, грудное.

— Мы говорим… — целую его шею и заканчиваю с рубашкой, хватаясь за ремень на брюках и прижимаясь к нему так тесно, что чувствую каждую выпуклость. — И за мной должок.

— Живи с этим, — тихо смеётся в ответ и поднимает меня на руки, как принцессу.

А я не хочу, как принцесса! Не хочу эти ласки на полчаса, от которых больше щекотно, не хочу украдкой поглядывать на часы, прикидывая, как скоро он приступит к решительным действиям и перестанет сдувать с меня пылинки, вот не хочу и всё тут. Но молчу. Молчу, потому что ещё сильнее не хочу, чтобы меня с остервенением таскали за волосы, не хочу, чтобы унижали, чтобы принуждали. Хочу страсти, но не хочу грубости. И если этому парню нужно полчаса на разгон — у него будут эти полчаса. Потому что, спустя время, когда, по его мнению, я должна перестать чувствовать себя продажной женщиной, он творит с моим телом такое волшебство, что я забываю, что время вообще существует.

И сейчас, глядя на то, как быстро он пытается одеться, одной рукой натягивая брюки, а второй воюя с пуговицами на рубашке, я понимаю, что провал во времени происходит не только в моей голове.

— Кто расстёгивал, тот и застёгивает! — решает одну из проблем и я со смехом иду на помощь. — Это не прощание, — говорит преувеличенно серьёзно, когда мои руки застёгивают последнюю пуговицу.

Я слабо улыбаюсь и нежно целую его в губы.

— Тебе пора.

Так себе затея взять смежные номера. И ведь слышал, как захлопнулась дверь в её номер, надо было уходить сразу же, поужинать, завалиться в какой-нибудь бар, найти одинокую скучающую туристку… но нет, я остался. Поначалу решил, что это горничная заходила или другая обслуга: тишина, как в понедельник в офисе после окончания рабочего дня. Первый час, походу, пили водку из маленьких фарфоровых чашечек и играли с гениталиями. А потом понеслась… и хочу уйти, но не могу. Лежу, руки за голову закинул и головой прижал, чтобы не полезть в штаны и не присоединиться. Как же сладко она стонет… своим тоненьким голоском. Вот она, песня для моих ушей. Гимн для моего члена. Сука, как же я её хочу. Как же это бесит!

Смех и дверь снова хлопнула. Быстрый ледяной душ, быстрые сборы, эвакуация. Мысли о еде возвращают к ней и я прохожу мимо ресторана прямиком в бар. Сажусь к окну, закатываю два двойных виски и выпиваю оба залпом, хотя предполагал второй посмаковать. Из фарфоровой, мать его, чашки!

Заказываю ещё, окидываю взглядом помещение и досадливо морщусь: ни одной достойной кандидатуры. Посижу немного, подожду… Уставился через окно на улицу, устремив свой взгляд на уровень метра от земли и, спустя двадцать минут, наконец-то высмотрел две отличные женские задницы в коротеньких платьицах в сопровождении одной мужской. Поднимаю взгляд и вижу переводчицу в компании той странной парочки из фойе.

«Блондинка ничего» — вспоминаю тут же. Бросаю деньги на стол и выхожу, успев заметить, как они сворачивают на другую улицу.

Иду следом, чувствуя себя маньяком в длинном плаще на голое возбуждённое тело, поворачиваю и не понимаю, куда они делись. Флешбек до исчезнувшего такси, но на блондинку я уже настроился… поищем. Всего четыре бара на улице, по обе стороны от дороги.

Нашёл в третьем. В караоке.

Устроился за самым дальним столиком, решив пока не привлекать к себе внимания и дать девчонкам хорошенько надраться. Так проще… может, получится организовать тройничок? Давно так не забавлялся. Пару месяцев так точно.

Спустя час понял, что с тройничком не проканает. Переводчица почти не пьёт, зато блондинка отдувается за всю троицу. Если она вырубится за столом, это будет весьма некстати. Поднимаюсь, чтобы осчастливить их своим присутствием, но блондинка подрывается и силком тащит переводчицу к пустующему микрофону. Их спутник свистит со своего места, а коварная блондинка быстро улепётывает со сцены, оставляя немного смущенную переводчицу одной. Хрупкая, беззащитная, в кругу яркого света. Слегка щурится и улыбается.

— Давай нашу! — орёт блондинка, а переводчица делает то, чего от неё не ожидал никто, кроме её друзей. Я в особенности.

Суёт в рот средний палец, высовывает и показывает блондинке, нахально ухмыляясь. В зале взрываются хохотом и свистом, я оседаю за свой столик, а она выбирает песню на экране и начинает петь какой-то заунывный романс на французском. Хорошо, что сел. Даже если бы она затянула шансон, от звуков её голоса пробирало до мурашек, а от перепадов ангелочек-бес-ангелочек слегка штормило, хотя, не исключаю вероятности, что причина во втором случае в количестве выпитого за короткий промежуток времени. Короче, я залип. Вышел из бара под оглушительные овации и, слегка пришибленный, пошёл обратно в отель. Поищу кого-нибудь там.

Засел в баре при отеле, с удобствами расположившись на диванчике, но день как начался погано, так и обещал закончиться: спустя десять минут с диким ржачем ввалилась вся троица и уселась на высокие стулья у бара, спиной ко мне.

Буравлю взглядом блондинку, но этой, походу, надо засандалить по самые гланды, чтобы она, хотя бы, немного оклемалась. А вот брюнеточка напряжена. Не смеётся уже, сидит прямо и неподвижно. Не сутулится, даже шею как будто бы вытянула. Отрываю взгляд от её ягодиц, выходящих за границы барного стула, и понимаю, что она смотрит прямо на меня через зеркало за барменом. Встречаюсь с ней взглядом и она тут же отводит свой.

— Да бли-и-и-н! — громко стонет блондинка через минуту. — Ну Ди!

Переводчица сползает со стула и целует её по обеим щекам, явно прощаясь.

— Ты так легко не отделаешься! — фыркает блондинка и целует её в губы, ухватив обеими руками за лицо.

— Начинается… — их спутник закрывает глаза одной рукой, я пытаюсь не поддаться рефлексу и не потянуться, чтобы придержать отпавшую челюсть.

Это не просто чмок в губы с последующим идиотским хихиканьем. Это полноценный поцелуй! Долгий! Горячий! Чувственный! С языками!

— Да хорош уже, ну! — не выдерживает парень, а мне хочется запустить ему в голову свой стакан. В смысле хорош?!

Краем глаза вижу ошалевшего от своего счастья бармена, зависшего с фужером в одной руке и белоснежным полотенцем в другой, и в этот момент брюнеточка резко отстраняется, быстро целует в щеку парня и выходит из бара, громко цокая каблучками.

Я поднимаюсь и иду к блондинке, забив на то, что мой стояк видно невооружённым глазом с довольно приличного расстояния. Беру её за руку, она берет свою сумочку и делает ручкой парню.

— Ну, ахереть… — бормочет нам вслед недовольно.

Я немного тороплюсь, шагая шире, чем нужно для комфортного перемещения в пространстве моей спутницы. Просто хочу успеть к лифтам до того, как брюнеточка уедет. Хочу, чтобы она стояла рядом, когда я зажму её подругу в углу. Хочу, чтобы вспоминала, как я делал всё то же самое с ней. Чтобы пыталась не смотреть, но в тесном пространстве всё равно видела меня боковым зрением. Чтобы захотела присоединиться. Или мастурбировала в своём номере, слыша нас через стенку. Тоже сойдёт. Но её не было. И это, сука, сбило весь настрой! Не критично, но острота ушла, придётся фантазировать.

Орала она так, что мастурбировать должен был весь этаж. Этаж снизу и сверху, если бы таковой был. Хрипло, пьяно, отвратительно вызывающе. Я целую вечность не мог кончить, выехал тупо на механике, на трении, на бесконечно, методично повторяющихся движениях. Помылся, собрал барахло в тусклом свете ночника и свалил из номера за час до того, как было нужно.

И встретил её внизу, сидящей на диванчике и сладко спящей, свесив голову к груди. Сел рядом и вырубился.

7.

Неловкий кашель рядом и ещё более неловкое пробуждение. Я открываю глаза, понимаю, что привалилась на чьё-то весьма удобное плечо, которого совершенно точно не было рядом, когда я засыпала, и тут же подскакиваю с дивана, как будто вместо подушки под моей задницей какой-то шутник пристроил катапульту.

— Там такси приехало, — мямлит Кирин и Тимур встаёт, разминая шею.

Нахрена он плюхнулся вплотную? Места в лобби столько, что можно не просто сесть не касаясь, можно с комфортом развалиться во весь его рост! Например, на диване рядом! А ещё можно поспать в своём номере. Хотя, нет, там Лилька, я бы сама ушла.

Загружаемся в такси, я закрываю глаза и пытаюсь уснуть вновь, но воспоминания о вчерашнем вечере настырно лезут в голову.

— Что у тебя с красавчиком-начальником? — деловито осведомляется Лиля, едва проходит в мой номер. Швыряет мне в лицо своё платье и приказывает: — Снимай свой монашеский наряд.

Кошусь на единственное платье, которое прихватила с собой, и тут же начинаю расстёгивать молнию. Не монашеское, конечно, но явно не для похода по барам и на фоне Лильки буду выглядеть ханжой.

— Ничего, — отвечаю равнодушно, — он козёл и бабник, с которым потом придётся работать.

— Значит, мой, — Лиля плотоядно ухмыляется и поправляет грудь перед зеркалом, пытаясь собрать воедино всё то, что хотелось бы иметь.

— Я так понимаю, сегодня обломится всем, кроме меня? — с кислой миной уточняет Лёва.

— Мне уже обломилось, — пожимаю плечами, стаскивая платье.

— А ты вчера развлекался! — фыркает Лиля. — Моя очередь! — и тут же делает молящее выражение лица: — Поможешь?

— Да просто помани его пальцем, — презрительно вздергиваю верхнюю губу, — и он твой на эту ночь.

— Да ну… — морщится подруга, — потом начнётся — выпить, закусить, перекинуться парой фраз… бесцельно потраченное время.

«Не думаю, — кривлюсь мысленно, — вряд ли он утруждает себя подобными условностям даже с незнакомками».

Вслух, разумеется, помалкиваю в тряпочку. Почему-то за связь с ним стыдно.

— Давай так, — говорю, прикинув, что он наверняка уже нашёл себе девицу на ночь, — если встретим — помогу.

— И если подвернётся кто-нибудь другой, — ухмыляется подруга, а я киваю.

Уж лучше кто-нибудь другой… но нет.

Бар в отеле — что может быть безопаснее?! Кто вообще там пьёт, находясь в центре Стамбула, где развлечения на каждом углу?! Как выяснилось — он.

— Ты обещала, — напоминает Лиля и мы устраиваемся на высоких барных стульях.

Таращусь на него через зеркало за барменом и оцениваю степень опьянения. Взгляд стеклянный, смотрит в одну точку… если повезёт, завтра даже не вспомнит. О, ожил! Время спектакля!

Срабатывает каждый раз. Каждый! Я вышла на улицу, наблюдая через стеклянные двери как он тащит за собой едва поспевающую подругу, и вернулась в бар к Лёве.

— Секунду соображал, не больше, — фыркает друг, пододвигая мне бокал вина, — абсолютный рекорд. Не жалеешь?

— О чём ты? — я чуть вином не подавилась, выплюнув его обратно в бокал.

— Ой, мне-то не лечи, — закатывает глаза друг и кивает на диван: — Пошли сядем как белые люди. Жопа уже плоская от этих стульев.

— Я не лечу, — говорю, сползая ногами на пол, — мне никакого дела нет до его беспорядочных связей.

— Такие цепляют, — говорит со вздохом, обнимая меня за плечи, — печальная правда жизни.

— Лёв, отвали, а? — я морщусь и усаживаюсь на диванчик, аккурат на то место, где сидел Соболев. На секунду даже показалось, что он ещё хранит тепло его тела. И на долю секунды — что это приятно. — Я два часа назад на полусогнутых выползла из-под такого мужика… — говорю мечтательно, прикрывая веки и пытаясь вернуться от собственных мыслей к разговору, — он ему в подмётки не годится.

— Хорошо, когда можно сравнить, да? — тихо смеётся друг, а я понимаю, что спалилась по полной.

— Да, я с ним переспала, — отвечаю с вызовом, — и сто раз пожалела!

— Из-за того, что босс?

— Из-за того, что мудак, каких поискать! — фыркаю возмущённо и залпом выпиваю всё вино. — Мне пора, вставать чуть свет.

— Блин, Ди! В самолёте поспишь, сто лет не виделись! — возмущается Лев, а я язвлю в ответ:

— Это потому что ты не звонишь.

— Это потому что я сказал правду, которая колет, — ухмыляется с жутко самодовольным видом.

— Режет, — поправляю машинально, а он ржёт:

— Тебе виднее!

— Иди в топку… — бурчу тихо, быстро целую его в щёку и поднимаюсь к себе в номер.

Дико хочется спать, но через стенку кого-то пытают. Прислушиваюсь и понимаю, что это моя Ли надрывается, озвучивая порнофильм в режиме реального времени, собираю вещи и спускаюсь в лобби. Мы два года на пару снимали одну квартиру, хватит с меня, наслушалась!

— Диана, приехали, — шепчет Кирин, осторожно касаясь моего плеча. Машина останавливается, Соболев выходит и шваркает дверцей так, что закладывает уши, а юрист вздыхает: — Это будет долгий перелёт…

Стандартная суета в аэропорту немного приводит в чувство, но я ощущаю себя разбитой и уставшей, что только подтверждает сотрудник аэропорта на паспортном контроле, подозрительно долго сравнивая меня с фотографией в паспорте.

— Это я, просто не выспалась, — говорю по-турецки, не выдерживая, а он широко улыбается в ответ и возвращает мне документ.

В последний момент вспоминаю, что обещала привезти маме заморских лакомств, ругаю себя за то, что не потрудилась купить свежее в городе, и хватаю первую попавшуюся коробку, встав в вереницу таких же раздолбаев. Минут пять слушаю чьё-то сопение прямо за спиной, раздражаясь с каждой секундой всё сильнее, разворачиваюсь с гневным лицом и тирадой наготове «пожалуйста, сделайте шаг назад!», но слова застревают в горле при виде Соболева. Разворачиваюсь обратно и обречённо жду своей очереди. И сопение не такое уж и громкое, и стоит не слишком близко, и вообще… потерплю. Подумаешь, дышит мне в затылок. Чёрт, почему так хочется сделать шаг назад самой?…

Отстояв ещё одну очередь на посадку, я тяжело опускаюсь в своё кресло у прохода и с тоской понимаю, что спокойно поспать не удастся: рядом сидит мамаша со своим чадом, через проход — вспотевшая от духоты беременная девушка с отдышкой и бледным до синевы лицом, а позади меня пытается пристроиться длинноногий парниша, с трудом помещающийся на своём месте и постоянно тыкающий коленями мне в спину. Кирин где-то в хвосте, помощи и поддержки ждать не от кого, я дожидаюсь взлёта и вставляю в уши беруши, чтобы хотя бы немного приглушить визгливый голосок рядом, с упоением рассказывающий о том, как сильно его тошнило в прошлый перелёт.

Дальше начинается немое кино. Беременная хватает за руки проходящую мимо стюардессу и что-то с запалом пытается ей объяснить, тыкая на свой огромный живот. Стюардесса уходит, девушка смотрит ей вслед, как бродячая собака на кость, а через минуту с небес на землю спускается Соболев и идёт прямо ко мне в сопровождении жутко довольной стюардессы. Встаёт рядом с длинноногим, беременная подрывается, а он занимает её место.

Эм… что? Этот напыщенный самодовольным говнюк уступил беременной девушке своё место в бизнесе? Это точно он?

Хочется потыкать его пальцем и осведомиться о состоянии его здоровья. Хотя, рожа на столько недовольная, что не исключаю вероятности, что его вынудили. Сидит вот, зубами скрипит, я даже через беруши слышу. Или это скрип в моей голове… колёсики пытаются крутиться, пытаются осознать, но ничего не выходит.

Понимаю, что пялюсь (и уже довольно давно) и быстро отворачиваюсь, закрыв глаза. Всё, нет его. А я сплю.

Возня за спиной, возня рядом… о том, чтобы опустить спинку кресла, как это сделали все остальные, можно даже не мечтать. Трижды пропустила ребёнка с его матерью, дважды только её, раз двадцать получила острым маленьким локтем в самые неожиданные места, выдержала полтора часа, вытащила беруши и пошла в туалет.

В следующий раз притворюсь трупом. Как вообще можно летать в этом муравейнике?! Хорошо хоть догадался взять бутылку виски в дютике, хоть немного притупляет поднимающееся из самых глубин раздражение. Брюнетка эта ещё рядом, прямо через проход. То и дело встаёт, пропуская мелкого засранца, то и дело трётся об меня задницей! Своей роскошной упругой задницей…

В холле гостиницы даже не понял, как вырубился. Проснулся, правда, минут через десять, когда её голова опустилась на моё плечо. И оставшиеся сорок минут сидел с колом в жопе, боясь пошевелиться и разбудить. Идиотизм.

Если она ещё раз об меня оботрётся…

— Вы не могли бы убрать ноги?! — спрашивает с возмущением мамаша через кресло от неё, а мне хочется вышвырнуть её в окно без парашюта. — Девушка!

Брюнетка не реагирует и смотрит прямо перед собой. Мамаша начинает махать у неё перед носом рукой, та поднимается и встаёт в проходе. Сейчас они будут меняться местами в узком пространстве… слегка подаюсь к соседу, но это не спасает: самолёт трясёт и переводчица заваливается на моё кресло, а её правая ягодица практически ложится мне в руку. С трудом сдерживаюсь, чтобы не сомкнуть на ней пальцы, стискиваю челюсти и пытаюсь переключиться, но желание продолжает распространяться, доходя до кончиков пальцев.

Возвращается мамаша, вновь поднимает переводчицу и та вытаскивает из ушей беруши, начав медленно продвигаться к хвосту самолёта. Так вот в чём секрет её спокойствия! Оборачиваюсь и смотрю ей вслед. Её бёдра плавно покачиваются, окончательно вынося мне мозг: остаётся лишь тупое животное желание.

С другого конца появляется стюардесса с тележкой еды и вся очередь от туалета тут же рассаживается на места. Все, кроме неё, так удачно прорвавшуюся к кабинке. Очень, очень удачно. Успеваю подорваться с места, пока тележка не достигла моего кресла и не заблокировала проход, иду к туалету и сверлю взглядом замок, ожидая зелёного света.

Дверь начинает складываться, я протискиваюсь внутрь и тут же закрываю её за собой.

— Какого чёрта?! — возмущается брюнеточка вполголоса.

Зажимаю ей рот и прижимаю собой к стене.

— Ты же не хочешь, чтобы нас услышали? — уже хриплю ей на ухо, свободной рукой стискивая грудь.

— Прекрати! — мычит мне в руку, а я сжимаю её рот ещё сильнее и вспоминаю, что ровно та же ситуация была в офисе. Повозмущается для проформы и перестанет.

Задираю ей юбку, массируя клитор через кружевное бельё, пытаюсь пробраться пальцами поглубже, но она сводит колени и пытается меня отпихнуть. Но не мычит. Вообще ни звука не издаёт, вцепляется своими руками в мои, больно впиваясь ногтями в кожу. Разжимаю ей рот и вновь затыкаю, теперь уже языком. Одна рука на грудь, вторая на шею, слегка придавить…

— Тимур, пожалуйста, не надо… — хрипит мне на ухо, когда я отрываюсь от её рта, чтобы сделать глубокий вдох.

Не отпихивает. Отлично, продолжаем. Одной ногой развожу её ноги в стороны и запускаю руку в промежность, проверяя готовность. Что и требовалось доказать: там не просто влажно, там, мать его, потоп! Расстёгиваю ширинку, быстро, нервно, руки дрожат, как у алкаша со стажем, самого всего трясёт, сил сдерживаться больше нет.

— Не надо! Прошу, умоляю, остановись! Тимур!

Голос странный, но я уже не соображаю. Не думаю, не понимаю смысла, как белый шум над самым ухом, от которого заводит ещё сильнее, как будто это вообще возможно. На секунду отвлекаюсь, чтобы сообразить, как половче её пристроить, но забиваю и просто разворачиваю и наклоняю над туалетом, не удосужившись даже стянуть с неё трусики, просто сдвинув их вбок. Не думая, не соображая, с пеленой перед глазами. Вхожу в неё быстро и грубо, с силой сжимаю её бёдра и пытаюсь не кончить после первых трёх движений. Дожидаюсь её и только после этого даю себе волю, кончая так, что темнеет в глазах.

Прихожу в себя, выхожу из неё и прячу источник своего безумия обратно в трусы. Жутко довольный как собой, так и произошедшим. И тут она выпрямляется, нервным движением возвращает бельё на законное место, одёргивает юбку и разворачивается. Вся в слезах и с дрожащей нижней губой. Зло смотрит мне в глаза, молча, с презрением. Судорожно пытаюсь сообразить, в какой момент я умудрился сделать ей больно и мог ли перепутать женский оргазм с безудержными рыданиями, а она цедит сквозь зубы:

— Пошёл нахер.

Дважды мне повторять не надо, я быстро выхожу и прикрываю за собой дверь, а она тут же закрывает её на замок. Дожидаюсь, пока стюардесса докатит тележку и возвращаюсь на своё место.

Пять минут, десять… Брюнетки всё нет. То и дело оборачиваюсь, возле туалета начинает собираться очередь, я откровенно психую. Какого хера?! Не мог я перепутать, это бред какой-то! И текла она так, что впору затычку вставлять. Что я и сделал… Просто стесняется выходить в люди.

Ухмыляюсь и тут же теряю всю весёлость, ныряя в свой персональный котёл в аду. Я забыл надеть гандон.

На лбу выступает холодный пот отчаяния и проясняется в черепушке. Она рыдала, а я её трахал, склонив лицом к общественному туалету. Она умоляла остановиться, сжимала ноги, пыталась кричать и царапалась, но я продолжил.

Твою мать… да я силой взял свою подчинённую в общественном сортире и даже не позаботился о контрацепции!

Уже давно пора выходить, но я не могу перестать плакать. В дверь дважды стучали, скоро стюардесса просто откроет её, чтобы убедиться, что никто не окочурился… надо выметаться.

Взгляд в пол, открываю дверь и выхожу, чувствуя на себе взгляды. Чувствуя стыд. Пробираюсь через толпу до Кирина, сидящего так же у прохода, и нахально бужу его.

— Прилетели?! — подрывается юрист, видит меня и широко распахивает один глаз. Второй заплыл на столько, что это попросту невозможно. — Диана! Что случилось?!

— Поменяйся со мной местами, — прошу, продолжая глотать слёзы.

— Да, без проблем… — бормочет Денис и тут же встаёт, — но в чем дело? И где твоё место?

— Иди по проходу, не пропустишь, — отвечаю вяло и тут же сажусь, не в силах стоять на ногах. — И никому об этом не говори, хорошо?

— Хорошо… — отвечает ошалело. — Я… я могу как-то помочь?

— Ты уже.

Закрываюглаза, поднимаю кресло и наклоняю голову, прячась от настырных взглядов за волосами.

Как же тошно! Как противно! От самой себя… от того, что, не смотря на острое отвращение, на обиду, на злость, я всё равно испытала оргазм. Как насмешка, как плевок в душу, мол, ты можешь сопротивляться сколько угодно, но против природы не попрёшь. Он рядом, его руки на твоём теле, смирись. Не хочу мириться! Не хочу смотреть в туалет, занимаясь сексом! Не хочу ходить с синяками на бёдрах! Не хочу быть его игрушкой…

Ещё эта пересадка… выхожу из самолёта самой последней и быстрым шагом иду в туалет, где сижу, пока не объявляют посадку. Жду до последнего, практически бегу к нужному выходу и вижу, как он расхаживает у стойки, поджидая меня.

— Подожди! — говорит нервно и хватает за запястье, а я с силой вырываю руку и протягиваю паспорт сотруднице аэропорта, с любопытством наблюдающей за сценкой.

Наконец-то место у окна, в относительной безопасности. Час без мыслей, с одной лишь свербящей необходимостью как можно быстрее добраться до аптеки.

На этот раз я вскакиваю одной из первых и довольно быстро выхожу из самолёта.

— Да подожди ты! — орёт мне в спину, а я лишь ускоряю шаг. — Диана!

Аптека на первом этаже, прямо возле выхода, всегда там была. Покупаю бутылку воды и таблетки, выхожу и на его глазах, трясущимися руками выдавливаю их себе прямо в рот, швыряя в него пустой коробочкой, запиваю водой и бутылка летит вслед, оставляя на его белоснежной рубашке мокрые следы моего позора.

Хмурится, вытирая сухим рукавом лицо, и поднимает с пола пачку, а я быстро иду к выходу.

— Такси! Такси! — встречают приезжих водилы, а я спрашиваю громко:

— У кого машина ближе?

— У меня! У меня! — радуется обрушившемуся на него счастью дедок и прытко выбегает вперёд, расталкивая более молодых, но менее удачливых.

Через минуту я уже на заднем сиденье такси, держу дверь рукой, на случай, если Соболеву придёт охота позабавиться ещё раз. То и дело оборачиваюсь, глядя на вход, но мы отъезжаем, а он так и не появляется. Расслабляю руку и кладу её на колено, вновь начиная плакать. С чего бы ему кидаться вслед? Своё он уже получил, таблетки я выпила, опасность миновала.

На подъезде к городу разрываюсь между желанием поехать к маме и к себе. Поддержка, которую она окажет, бесценна, но каких усилий ей будет это стоить? Каких нервов? Нет, я не могу с ней так поступить… Таня? Тоже поддержит, но у меня язык не повернётся рассказать. И Кирина зря с места подняла, не облезла бы на своём досидеть. Только бы слухи не поползли… Как вообще на работу выходить завтра? Чёрт, ещё живот начал болеть…

Называю свой адрес и через пятнадцать минут падаю на кровать, тут же скрючившись и обняв себя за колени. В голове только одна мысль — по сути, я напросилась сама. Я не остановила такси, когда он подсел после корпоратива, я провела с ним ночь, я отдалась ему в офисе, после всей грубости, с чего ему было останавливаться на этот раз? Да, получил по морде на вилле Ибрагима, но это его только раззадорило, отсрочило неизбежное. И, похоже, моя строптивость его лишь подначивает, просыпается дух завоевателя, покорителя, становится интереснее. И что мне делать? Молча раздвигать ноги по первому требованию? Проще уволиться.

— А вот это уже больше похоже на план, — говорю самой себе и немного успокаиваю противную дрожь в руках.

Есть сбережения, полгода могу смело искать новую работу на полный день, плюс подработка на переводах, возьму сразу несколько книг, посижу дома, заодно и отдохну. Маме скажу, что сократили… тяжёлые времена и всё такое, сейчас повально всех увольняют. Контракт не подписали и впала в немилость. Зря только рассказала, что переспала с ним, придётся быть очень убедительной.

И убедила, для начала, себя. В правильности своего решения.

Уже утром, полна решимости, первым делом написала заявление на увольнение. Правда, подписывать его было не у кого: восемь утра. Засела за работу, вставив в уши наушники, и не заметила, как постепенно в комнате начали появляться коллеги, пока возле стола не нарисовалась Таня, положив на него обе ладони и нависнув надо мной.

Я вытащила наушники и подняла голову, а она скривилась:

— Ты вообще там не спала?

— Работала не покладая рук, — ухмыльнулась в ответ, а Нинель рядом слабо хохотнула.

— И как, успех? — Таня давилась смехом, а я старательно улыбалась в ответ:

— По всем фронтам! Как говорится, и вашим, и нашим. Наш пострел и всё такое.

— Дурында! — хохотнула подруга, качая головой. — Обедать во сколько пойдём?

— Да как обычно… — пожала плечами, а в коридоре раздался крик:

— Чего встали? Марш работать!

— Оу, — скривилась Таня, — начальство пожаловало.

И скоренько ретировалась, спрятавшись за своей перегородкой.

— Гордеева! — рявкнула Жанна Валерьевна, заглянув в кабинет. — Зайди!

Я вздохнула поглубже, взяла заготовленную папку с заявлением и через минуту стучала в дверь её кабинета.

— Да заходи уже, Господи! — ответила недовольно. — Садись, — я села на стул напротив её стола, а она прищурилась: — Что в руках?

— Решение ранее озвученной дилеммы, — ответила серьёзно и достала бумагу, положив перед ней на стол.

— Что он сделал? — простонала в крайнем раздражении начальница, прикрыв глаза и потерев высокий лоб.

— Ничего, — не стала строить из себя идиотку и ответила ложью. — Поняла, что в сложившейся в коллективе атмосфере работать не смогу.

— Да ну кому ты рассказываешь? — она посмотрела на меня с укором и скрестила руки под грудью, непрозрачно намекая, что повод для увольнения придуман несущественный. — Я что, собственного сына не знаю?

— В сложившейся атмосфере, — повторила чуть ли не по слогам, — я работать не смогу.

— Вот теперь больше похоже не правду, — поморщилась в ответ, — но лично я тебя отпускать не собираюсь и заявление не подпишу, — мои глаза округлились от возмущения, а она ухмыльнулась: — А ты чего ожидала? Работаешь хорошо, по туркам больше никого нет, от части благодаря тебе, а нужен не один человек, а минимум трое. Я планировала расширять штат, тебя сделать руководителем группы, а ты мне предлагаешь остаться ни с чем. Нет уж, дорогая, так не пойдёт.

— Но Вы не имеете права… — пробормотала, не зная, как реагировать.

— А ты — желания уволиться, — парировала в ответ и тут же подвела итог грозящим затянуться переговорам: — Давай так. Подпишет директор — подпишу и я.

А директор у нас — многоуважаемый кем-то, кто не я, Тимур Александрович.

— Идёт, — пожимаю плечами и поднимаюсь. Подписывать у него всё равно бы пришлось и проблем не предвиделось: он будет счастлив от меня избавиться.

— Кстати, он уже у себя, — бросает мне в спину со смешком.

И что тебя так забавляет, старая грымза?

Купить цветы или не купить? Припереться к ней домой или дождаться неминуемой встречи в офисе? Извиниться сразу или сначала попытаться объяснить? Надраться до белой горячки или ограничиться бутылкой вискаря? Первый пункт по каждому вопросу, но я еду домой, по пути исключая и цветы и извинения и выпивку. Что я ей скажу? Прости, что взял без согласия? Кстати, вот букет. Можешь отхерачить им меня, я специально выбирал розы без шипов. Прости, что кончил в тебя и тебе пришлось пить эту дрянь. Кстати, я выписал тебе премию. Это за юбку, чулки и таблетки. Так что, в расчёте?

Тихо матерюсь себе под нос и пытаюсь сосредоточиться на работе. Она наверняка уже приехала. Этажом ниже, прямо подо мной.

Стук в дверь и я бросаю резко:

— Да!

Входит переводчица, крепко прижимая к груди синюю папку, а моё сердце начинает биться о стенки грудной клетки. Во рту моментально пересыхает, я пытаюсь набрать слюней и сглотнуть их вместе с комом в горле, размером с мой кулак, чувствую, как потеют ладони и ловлю себя на совершенно дибильной мысли: слизать пот и восполнить потерю влаги. Усмехаюсь сам над собой, а она поджимает губы и слегка трясущимися руками открывает папку. Достаёт лист А4, склоняется над столом и кладёт передо мной.

Не хочу смотреть. Я знаю, что там.

Беру его, не глядя, разрываю пополам, потом ещё раз и выкидываю в урну рядом со столом. Она пристально наблюдает за движением моих рук, а когда в них не остаётся ни клочка, разворачивается и уходит, мягко прикрыв за собой дверь.

Ахеренно извинился! Ну прямо мастер слога! Так трогательно, так объёмно, аж за душу взяло!

— Мудила… — морщусь и кладу локти на стол, опуская голову и пропуская пальцы через волосы.

А следом закрадывается другая мысль. Подлая, мелкая, гнусная… а ведь это выход. Решение всех проблем одним махом, одной размашистой подписью. Она увольняется, в идеале одним днём, собирает вещи и уходит из офиса, с моих глаз, из моих мыслей, из моей жизни. Разные круги общения, город хоть и небольшой, но шанс пересечься случайно — один на миллион. Не видеть огонь в её зелёных глазах, не слышать её тонкий, звонкий голос, не ощущать её присутствие, запах её волос. И от этой мысли поднимается волна паники, которую догоняет цунами отчаяния. Я что, влюбился?!

Нет. Точно нет. Нахер мне это не упало. Но и уволиться я ей не дам. Работает хорошо, даже отлично, да и мать с говном сожрёт.

«И когда тебя интересовало её мнение?» — усмехается внутренний голос.

«Иди нахер» — отвечаю мимоходом.

Стук в дверь.

— Да! — на этот раз я готов, голос спокойный и ровный.

Проходит с папкой в руке, открывает и кладёт на стол заявление. Делаю с ним то же самое, что и с первым. Ухмыляется… тоже подготовилась. Достаёт второе. С тем же результатом. Потом третье, четвёртое, десятое. Начинаю тихо звереть. Настырная!

— Ты в курсе, сколько деревьев сейчас в моей помойке? — спрашиваю хмуро. Ворчливо даже.

— Не по моей вине… — тихо пропевает в ответ, вгоняя мне в сердце тонкую иглу.

— Закрой дверь, поговорим.

— Да, мой Господин, — шепчет с придыханием, покорно склоняя голову.

Не беси меня, девочка…

Поднимает взгляд и смотрит в упор. К двери даже не дёрнулась. Достаёт очередную бумажку и протягивает мне. Тяну руку, чтобы забрать и сделать с ней то же самое, что и с предыдущими, но она одёргивает руку и моя нелепо повисает в воздухе.

Не беси меня!

— Это последнее, — говорит таким тоном, каким разговаривают с идиотами, — и оно должно быть подписано.

Да пошла ты!

Привстаю и выхватываю из её руки заявление, сажусь обратно и ставлю подпись, с такой силой нажимая на ручку, что в нескольких местах прорывается бумага. Протягиваю ей, она забирает и аккуратно кладёт в папку, расправляя замятый уголок. Выходит и закрывает за собой дверь, в последнюю секунду бросив на меня быстрый взгляд.

Взгляд, полный слёз. Так погано я не чувствовал себя даже в самолёте.

Встаю и иду к двери, закрывая её на ключ. Подхожу к бару, наливаю полный стакан виски и с ним сажусь на диван с ощущением, что пнул котёнка. Если это была проверка на вшивость, то я её с треском провалил. С размахом, оставив оттиск свой подписи на бумагах, что лежали на столе.

Что, если пришла она не за увольнением, а за извинением? За простым «прости». Прости, я не владел собой. Прости, я животное. Прости, я обезумел от желания. Прости, ты сводишь меня с ума. Прости.

— Тимур!!! — мать орёт так, что содрогаются стены. Выдержат? Проверим. — Тимур, открывай! — долбит кулаками в дверь, раздражающе дёргая ручку. — Я знаю, что ты там! Открывай! Открывай! Тимур! Сейчас же открой эту чёртову дверь!

Откидываюсь на спинку дивана, закрываю глаза и мелкими глотками выпиваю весь стакан на одном дыхании. Открываю глаза и понимаю, что уже накатило. Кайф. Так гораздо лучше. Надо взять на заметку.

— У тебя две недели, чтобы исправить ситуацию! — орёт напоследок. — Две!

Стук каблуков удаляется и совсем скоро смолкает, а я достаю из кармана мобильный и звоню знакомой из турфирмы.

— Тимур Александрович, день добрый! — лебезит кокетливо, а я брезгливо морщусь.

— В горы, — отвечаю сухо, — на две недели.

— Мерибель, Червиния, Куршавель, Аспен, Лех?

— Пох.

8.

Дать мне спокойно отработать две недели — настоящее благородство с его стороны. Получив письмо-рассылку на рабочую почту о том, что неотложные вопросы следует решить до вечера, иначе они перейдут в разряд несрочных, я испытала такое облегчение, что стало легче дышать. Отбрехалась от обеда, сославшись на ужасную занятость и пожаловавшись на скопившуюся за командировку работу, ушла в потоке остального офисного планктона, в общем, свела к минимуму вероятность случайной встречи.

Жанна на столько загрузила меня работой, что две недели я практически не поднимала головы. Часто задерживалась допоздна, приходила домой и без сил падала на кровать. На выходных затеяла генеральную уборку, перестирала шторы, перетрясла гардероб, вымыла холодильник, окна, двери, полы, не обошла стороной даже кухонные шкафчики, но от грязи внутри себя так и не отмылась.

Душу всё так же жгло от обиды и негодования. Я пыталась не думать, забыть, забить и даже запить, устроившись как-то вечером с бутылкой случайным образом выдержанного вина, отрытого в шкафу под ворохом вещей, но быстро отказалась от этой затеи. Просто на вкус оно было действительно странным, а магазины уже прикрыли продажу алкоголя. В общем, терпела поражение за поражением и в конечном счёте сдалась, отдавшись во власть эмоций.

Как же меня накрыло. В самолёте чувствовала себя лучше… Первые два часа я жалела себя. Жалобно поскуливала, свернувшись калачиком на кровати, и горько плакала. Использовал, вытер ноги и намеревался делать это постоянно! Следом накатило отупение. Равнодушное принятие. Да, использовал. Но я позволила. Да, вытер. Потому что скотина, о чём я прекрасно знала. Да, намеревался… тут пробел, вообще не понятно, зачем ему это. Практически любая готова отдаться ему, едва он поманит пальцем. Остальные поведутся, стоит ему приложить хоть толику усилий. А потом пришло осознание. Та самая фраза, что он просил перевести. Не набор звуков, произношение отличное и без контекста ясно, что сказал её Ибрагим.

Ты не получишь эту женщину.

Вызов принят, взял. Выбрал момент, когда деться мне было некуда чисто физически. Могла бы и не увольняться. Могла бы и не обливаться горючими слезами. Оргазм был? Был. Так какого хера я страдаю?

— Дура, — выдохнула со смешком и вытерла слёзы.

Отработала последний день, получила расчёт, трудовую и собрала личные вещи, когда все разошлись по домам. Даже Таньке не сказала, в понедельник начнёт названивать и материть меня, пугая прохожих на улице своим зловещим шёпотом, а вечером ещё и припрётся вставить втык лично, но уже громко, с размахом. К маме, что ли, срулить?

Хорошая мысль. И сделать это надо было ещё в пятницу.

Поднимаюсь на этаж и на мгновение замираю с открытым ртом, но тут же захлопываю его, глотая воздух, как глупая золотая рыбка.

Соболев! Сидит на ступеньках, руки на коленях, взгляд в пустоту.

— Да ты издеваешься… — бормочу себе под нос и торопливо достаю ключи в попытке как можно скорее оказаться по ту сторону двери.

— Если бы, — хмыкает в ответ и продолжает смотреть прямо перед собой.

— Чего тебе? — спрашиваю резко.

— Я пока не понял, — его голос звучит непривычно. Растеряно — громко сказано, но толика отрешённости присутствует.

«Ну, соображай» — отвечаю язвительно и, конечно, про себя.

Подхожу к двери и начинаю открывать замок. Распахиваю дверь, а он поднимается, возвышаясь надо мной. Успею закрыться? Быстро шныряю в квартиру, но не то что закрыть замки, дверь захлопнуть не удаётся: он просовывает в квартиру одну ногу и придерживает её рукой.

— Уходи! — пытаюсь сказать строго, но голос срывается и я самой себе кажусь жалкой. Он начинает открывать дверь, с лёгкостью оттесняя меня, а я повторяю с неприкрытым отчаянием: — Уходи!

— Просто поговорим, — отвечает тихо, но наступление прекращает. — Пальцем не трону, только разговор.

— Поздновато, не находишь? — язвлю в ответ с невесть откуда взявшейся храбростью.

— Нахожу, — отвечает спокойно и слегка сбивает воинственный настрой.

— Уходи, Тимур! — говорю нервно и пытаюсь закрыть дверь, но это невозможно, пока его нога в проёме. — Не понимаешь? Как ещё сказать? — я начинаю злиться и расходиться: — Тимур Александрович, Вы не могли бы убрать свой дорогой ботинок, пока я ненароком не поцарапала кожу неведомой зверушки из Красной книги? Сжальтесь, Ваше Превосходительство, мне не расплатиться, я безработная! И ведь даже натурой не отдать, она не имеет никакой ценности в Ваших глазах!

— Почему, сука, всего надо добиваться силой! — рявкает мне в лицо, я ошалело отшатываюсь, а он беспрепятственно проходит в квартиру и захлопывает дверь. Выглядит при этом разъярённым медведем и я всерьёз опасаюсь, что он меня просто ударит. Медленно пячусь назад, отступая в комнату, к ещё одной двери, к ещё одному эшелону. — Да не трону я тебя! — орёт, нервно скидывая обувь с явным намерением задержаться и тараща на меня глаза.

— В зеркало посмотри, — отвечаю тихо.

Где у меня зеркало висит он знает отлично. Долбанный нарцисс. Драпанул после корпоратива из моей квартиры так, что пятки в задницу влипали, но причёску поправить не забыл.

— Ладно, ты права. Я в бешенстве. Но ты…

— Я виновата, да? — спрашиваю со смешком, перебив его. — Ещё скажи, что я тебя пригласила, но в последний момент передумала, — взрываюсь и срываюсь на крик: — Ты вломился в мою квартиру! Вторгся в моё личное пространство! Опять!

— Это ещё можно переиграть… — говорит задумчиво и выходит на площадку, закрыв за собой дверь.

Я вновь хлопаю ресницами в растерянности, а он звонит в звонок.

— Да ты издеваешься…

Подхожу к двери и закрываю на оба замка.

— Диана! — кричит с площадки. — Открой! — вновь с силой давит на кнопку звонка, а я иду на кухню за стулом с блуждающей улыбкой на лице.

Ставлю его под дверью, забираюсь и отключаю раздражающе громкую трель. Спускаюсь и смотрю в глазок. Вновь давит на кнопку, но дверь довольно хлипкая и ему отлично слышно, что нихрена не слышно.

— Умно! — хмыкает и начинает долбить кулаком.

— Но ты умнее, да? — кричу в ответ. — Вот и стой там, умник!

— Открой, пожалуйста! Мы поговорим и я уйду!

Он так говорит это «пожалуйста», как будто вне поля моего зрения его крепкой рукой держат за яйца, сжимая и в нужный момент оттягивая мошонку вниз.

— Залей свою совесть виски! — язвлю в ответ.

— Диана! — рычит, продолжая долбить. — Отдай, хотя бы, обувь!

Нашёл дуру, как же…

— Поищи под окном!

Он перестаёт грохотать и утыкается лбом в мою дверь. Стоит так несколько минут, отлепляется и идёт вниз, а я — к окну. Распахиваю раму и наблюдаю за спектаклем. Третий этаж, вид изумительный. Выходит, ищет, но не слишком старательно, тут же задрав голову и найдя меня взглядом.

Показываю ему средний палец и закрываю окно. Ставлю чайник и победно ухмыляюсь.

Коротенький спектакль, сюжет прихрамывает, немного скомкано, сжато, нет развития, но я бы сходила на него ещё раз.

Деловая встреча через полчаса, а я сижу в тачке у её подъезда в мокрых носках и давлю лыбу как кретин. Домой не успею, в магазин — тем более. Прикольно. И у меня два дня на то, чтобы вернуть её на работу, иначе мать начнёт делёжку бизнеса.

— Дело не в конкретной женщине, Тимур! — орала она на меня, едва я прилетел с курорта, наконец-то вытравив из своего носа запах волос переводчицы. — А в том, что у нас семь поставщиков из Турции, с которыми вести переговоры придётся мне одной! В том, что на все встречи мы будем выезжать вместе! — после этого она могла уже и не продолжать.

— В чём проблема найти какую-то переводчицу? — спрашиваю очевидное, пытаясь сохранять спокойствие.

— Это тебя устраивают «какие-то», мне нужна лучшая!

— А как же «дело не в конкретной женщине»? — уточняю с ухмылкой.

— Ты прекрасно меня понял! — продолжает взрываться, как праздничный салют.

— Понял, — отвечаю сквозь зубы, — ты умеешь разговаривать спокойно?

— Умею, — сказала ровным голосом и тут же вновь заорала мне в лицо, брызжа слюной: — Но не с тобой! В другом надо с отца пример брать, ясно?! Ни одна его шалава ни разу не помешала бизнесу!

— Когда у отца появились шалавы, бизнесом уже занимался я! — не выдержал, рявкнув в ответ.

Мать грустно ухмыльнулась и сказала тихо:

— Три дня, Тимур. Или прощайся с половиной дела.

— И что ты сделаешь со своей половиной? — не удержался от смешка, а она загадочно улыбнулась в ответ:

— Продам. И покупатель уже есть.

— Кто? — напрягся внутренне, но такой подставы всё-таки не ожидал.

— Шахин.

Я стиснул челюсти, а мать ехидно улыбнулась и покинула мою квартиру.

Итак, брюнеточка или турок? Выбор очевиден и я приступил к проработке плана.

Накосячил я не слабо, характер у неё тот ещё, к тому, что придётся немного поднапрячься, я был готов. Но не к тому, что она меня переиграет на первом же этапе. Впрочем, так даже лучше. Пусть почувствует власть.

Торможу у ресторана, в котором назначена встреча, успев минута в минуту. Выхожу и иду в носках с невозмутимой рожей.

— Тимур?.. — встречает меня недоуменным взглядом Купреев, давний приятель отца с которым я до сих пор веду дела. — Тебя ограбили?

— Похищение моего спокойствия считается? — хмыкаю в ответ и сажусь за стол.

— Кто-то особенный? — интерес в его глазах неподдельный, живой и искренний, а я, вроде как, с просьбой, так что отвечаю туманно:

— Похоже на то…

— Я чертовски рад за тебя! — отвечает с чувством и повторяет: — Чертовски! Приятно знать, что ты взялся за ум!

А раньше я дебилом был? Ну и денёк…

— Ну, не совсем, — смеюсь тихо и высовываю из-под стола одну ногу, пошевелив пальцами.

— Это мелочи, — отмахивается добродушно и улыбается два часа кряду, даже когда я попросил у него выкупить половину бизнеса у матери и перепродать мне.

— Я могу на Вас рассчитывать? — он уплетает десерт и кивает.

— Конечно, нет проблем. С ней тяжело вести дела… но оно и понятно. В общем, обращайся.

— Что значит «оно и понятно»? — хмурюсь в ответ. Из головы до сих пор не шла её странная улыбка.

— Ну… — замялся Сергей Викторович, — впрочем, ты взрослый мужчина, да и начали нестандартно… Твой отец женился на ней только ради бизнеса, Тимур. Мы оба приехали в этот город без гроша в кармане, Жанна — богатая наследница, умная, но… женщина. Девяностые, сам понимаешь. Она была влюблена в него, он — во весь женский род. Одной ему всегда было мало, впрочем, ты в курсе, он никогда не скрывал, — я сидел истуканом и все силы тратил на то, чтобы держать рот закрытым. — Ох, чёрт, время-то сколько! Прости, Тимур, мне пора. Аннет изволила отправиться на природу. Я вышлю Жанне оффер!

Я ухмыльнулся через силу, поднялся и крепко пожал ему руку. Пятница, вечер, мужик срывается из-за стола, чтобы отвезти благоверную в загородный дом. Мой батя в пятницу вечером вообще не появлялся. Где-то до вторника.

Переосмысливать жизненные ценности в тот день я был не готов. Просто сидел и ахреневал, на автопилоте заказав виски. Сижу, потягиваю и внезапно вспоминаю, что на машине. И без обуви. Без планов на будущее. Без желания заводить семью. Без стоп-крана. И единственная адекватная и думающая женщина из всех, с которыми я переспал за последние годы, поспешила выпить таблетки экстренной контрацепции.

Расплачиваюсь и выхожу. Захожу в ближайший супермаркет, поигрывая брелком от машины, покупаю бутылку виски и открываю прямо у входа. Как там было? Закрыть глаза, мелкими глотками выпить столько, на сколько хватит дыхалки, открыть глаза. Ну вот, другое дело. А то лезет всякое дерьмо в голову…

Сажусь за руль, завожу мотор и понимаю, что ведёт. Картинка перед глазами размыта, в голове заела какая-то тупая мелодия, звучавшая по радио, пока я ехал к ресторану. Но машину всё равно надо перегнать… Выезжаю с парковки и сношу правое боковое зеркало о столб. Упс. Да и похер, всё равно я в него не собирался смотреть. Врубаю музыку погромче, выруливаю на дорогу, как мне показалось, довольно эпично (с заносом и всеми делами), но остальным водителям почему-то не понравилось. Сигналят. Да и хер с вами, что б вы понимали… Отвлекаюсь, ведя на автопилоте, а минут через пятнадцать понимаю, что проехал свою квартиру и все приличные бары, следуя прямиком в область. И сразу так чего-то захотелось…

Ловко паркуюсь у подъезда переводчицы, выхожу и развязной походкой иду к её подъезду. Разворачиваюсь и иду обратно к машине за бутылкой. Кто ж в гости с пустыми руками ходит?

По пути смотрю на её чёрные окна, а затем на часы отца. Всего-то одиннадцать… вряд ли спит. Скорее, просто нет дома. Облом-с… Оседаю на лавке, открываю бутылку, закрываю глаза…

— Н-да, Тимур Александрович… — слышу протяжный голосок и поднимаю вверх указательный палец левой руки. Я сейчас, погоди.

— И снова здравствуйте! — улыбаюсь всеми зубами, открыв глаза.

— Выглядишь жалко, — кривится в ответ, а я окидываю её мутным, но придирчивым взглядом.

— Сказала безработная в растянутой футболке и бутылкой винишка в руках.

— Туше, — фыркает в ответ и косится на мою тачку. — По какому поводу праздник?

Садится на лавку рядом и открывает бутылку дешёвого вина с завинчивающейся пробкой.

— Ты собираешься это пить? — я брезгливо передёрнул плечами, а она кокетливо пожала своими:

— Ну, я уже села рядом с тобой, какая теперь разница?

— Ты бесишь, ты в курсе?! — вопрошаю возмущённо.

— Заметила, да… но дело ведь не в этом?

— Нет, конечно, — я такой словоохотливый, не сболтнуть бы чего про шантаж матери… тогда шансов не будет, не вернётся из принципа.

— А в чём?

Всем сегодня так интересно, как у меня дела…

— Да чё-то думал, я особенный, а оказалось, что весь в папочку, — усмехаюсь, сделав небольшой глоток.

Так, стоп, а это я нахера сказал? Надо валить. Поднимаюсь, почему-то опираясь одной рукой о лавку, хотя совершенно точно ещё не на столько пьян, и иду к машине, на ходу доставая ключи из кармана.

— Эй, начальник! — окликает меня брюнеточка. — Как на счёт перепихнуться?

Дважды мне предлагать не надо. Разворачиваюсь по довольно крутому радиусу, выбрасываю бутылку в помойку и иду вслед за ней.

Таких кретинов ещё поискать. Я половину не разобрала из того, что он нёс, удалось уловить только общий смысл: налицо кризис среднего возраста. Какого хрена он притащил свою трагедию под мои окна только не ясно… но да ладно, сейчас надо не дать этому пьяному придурку сесть за руль.

Справляюсь с позывами тошноты и отвращения и кричу самое дебильное, что приходит в голову. Соболев разворачивается как самолёт, идущий на посадку, а я делаю несколько довольно приличных глотков из горла. А хотела как белый человек… бокал, сыр, фрукты.

Поднимаюсь и беру его под локоть, опасаясь, что придётся тащить. Но нет, он даже предпринимает попытки приставать, хватаясь за всё, что попадается под руку. Довольно бодро поднимается на третий этаж, лапает меня, пока я открываю дверь, вваливается с видом барина, а я шепчу ему на ухо:

— Я сейчас.

И закрываюсь в ванной минут на десять, пока не раздаётся громкий храп. Казанова, блин… развалился на моей кровати звездой. Хер тебе! Твоё место на коврике под дверью!

Пыхчу и отдуваюсь, но до двери-таки дотаскиваю и с чувством выполненного долга (и ехидной ухмылкой, куда ж без неё) закрываю дверь в спальню и ложусь спать.

— Твою ж сука мать… — доносится утром слабый стон из коридора, а я улыбаюсь и с наслаждением потягиваюсь. Страдай.

Минут десять ничего не происходит и я поднимаюсь проверить, не сдох ли он на моём коврике, но на коврике его уже и нет. Включается душ, я беру косметичку для командировок (которых из-за этого придурка ещё долго не будет) и иду умываться на кухню, попутно соображая, чтоб такого приготовить, чтобы у него вчерашнее пойло поперёк горла встало от одного запаха. Эх, знала бы, запаслась бы рыбкой. Ладно, блины, так блины!

К моменту, когда он воскресает и выползает из ванной, на тарелке уже приличная стопка, а по квартире разносится дурманящий аромат. Продолжаю жарить, ожидая, что вот-вот хлопнет входная дверь, но не доносится ни звука.

«Всё-таки сдох» — кривлюсь мысленно и разворачиваюсь.

Стоит в дверях и пялится, прислонив голову к стене. Мокрые волосы, мокрая грудь со стекающими к кубикам пресса каплями, на бёдрах моё любимое полотенце, но так низко… падла! Какой же ты, Соболев, красивый и какой ублюдок! Никакой справедливости в жизни.

Роняю сковороду на плиту, а его лицо кривится от боли. О, да…

— Проваливай, — говорю вкрадчиво и разворачиваюсь к плите, — у тебя две минуты.

— Сначала поговорим.

— Хорошо, — вновь улыбаюсь и выключаю газ. — Одну минуту, — достаю из косметички беруши, разворачиваюсь и вставляю их. — Говорите, Тимур Александрович! Я Вас внимательно слушаю! — он закатывает глаза, а я повторяю: — Две минуты.

Уходит из кухни, а я спокойно допекаю блины и пытаюсь прислушиваться. Тишина. А, точно. Вынимаю беруши и крадусь по собственной кухне к коридору. Всё ещё тишина, но ботинки на месте. Надеюсь, он уже привык ходить без обуви… прохожу в комнату и вижу его сладко спящим на моей кровати.

— Какого хрена! — нервно повышаю голос и быстро подхожу к кровати, начав пихать его в бок.

— Сплю, — отвечает вяло и подминает под себя мою подушку, — отстань.

— В смысле отстань?! — моему возмущению нет предела, но его это абсолютно не трогает. Берёт вторую подушку и накрывает ей голову. — Да как же! — ухмыляюсь подло и начинаю стаскивать его за ногу к кровати.

— Так вот как я оказался под дверью! — ржёт в ответ и уцепляется рукой за спинку. — Второй раз не прокатит. Просплюсь и уеду, не нервничай.

— В смысле не нервничай?! У меня дел, что ли, больше нет, кроме как караулить твой сон?!

— Делай свои дела, я тут при чём? — открывает глаза и с недоумением смотрит на меня.

— Проваливай! — рявкай ему в лицо, а он морщится, закрывает глаза и накрывается подушкой.

— Я ещё пьяный. За руль нельзя.

— Такси вызовешь! — кривлюсь в ответ и вновь хватаю его за ногу.

— Продолжай и мы займёмся сексом, — отвечает из-под подушки и я тут же отдёргиваю руку.

Одно дело перетащить его бесчувственное тело и совсем другое пытаться сдвинуть здорового мужика, явно к этому не расположенного.

— Скотина, — ворчу уже себе под нос и иду к шкафу за вещами.

Не знаю, что там в его больном мозгу и знать не хочу. Долго не вылежит, попрётся поправлять здоровье, замок автоматический, съезжу к маме и спокойно вернусь.

Быстро одеваюсь в ванной и выхожу, громко хлопнув дверью. Теряюсь в догадках, почему опять наступила на те же грабли и притащила его к себе. Ну, пьяный. Ну, хотел сесть за руль. Мне какое дело? Приехал же как-то, и обратно бы доехал. Мудакам, как правило, везёт.

Бросаю взгляд на его машину и слабо морщусь, проходя мимо. Правого зеркала нет, дверца замята, фара разбита. Надеюсь, хоть это немного собьёт с него спесь.

Что-то там про отца нёс… надрался сильнее обычного…

— Мне нет до этого никакого дела! — говорю громко, а старушка, ожидающая автобуса рядом со мной, отодвигается на край лавки.

Пытаюсь заснуть, но запах чёртовых блинов щекочет нос. Не уйду, пока она не вернётся и не согласится выйти на работу.

Встаю и иду на кухню, сбросив идиотское розовое полотенце. Принюхиваюсь. Пахнет съедобно, но не исключаю вероятности, что она туда что-то подмешала. На вкус тоже не дурно. Весьма и весьма!

Переставляю тарелку на стол, нахожу в холодильнике сгущенку и трескаю за обе щеки. Вот теперь можно и поспать. Ложусь и шумно вздыхаю запах её волос. Сука! Опять накрыло!

Последнее воспоминание со вчерашнего вечера — хочу срулить, но она зовёт к себе. Было или не было? Проснулся одетым, но мог и вообще не раздеваться, оприходовав её прямо в коридоре. Встаю и иду на кухню проверять помойку. Использованных презиков нет, но это, как показывает практика, ни о чём не говорит. Или вообще в окно выкинул…

Иду к окну и вижу свою тачку. Про зеркало помню, а всё остальное откуда? А, похер… я так обожрался, что даже думать на эту тему впадлу. Лучше пристрою свой стояк на её простынях в полоску и посплю.

— Да какого ж хрена! — слышу возглас из коридора и отрываю голову от подушки. Не трещит, вроде даже выспался. Смотрю за окно, потом на часы и тихо ахреневаю: я продрых десять часов. — Свалил нахрен из моей квартиры! — продолжает возмущаться, проходя в комнату. — Оглох?!

— Обязательно, если не перестанешь орать, — отвечаю со вздохом. — Поговорим и уйду.

— Говори, — голос обречённый и тихий. — Говори и выметайся.

Чёрт, врасплох застала. Мозг после сна ещё ватный, не могу вспомнить ни одной заготовленной фразы.

— Там, в самолёте… — начинаю вяло, а она перебивает:

— Ты просто животное. И я хочу об этом забыть.

— А ты — святая невинность! — язвлю в ответ и сажусь в кровати. — Затопила самолёт по щиколотку, а вывернула всё так, будто я тебя изнасиловал!

— То, что моё тело реагирует на твоё, не означает, что я тебя хочу! — парирует в ответ, а я свожу глаза у переносицы. Это как вообще?

— Что ты несёшь…

— Чего ты хочешь, а? Просто скажи и уходи, — отвечает устало и садится на пол, привалившись спиной к шкафу.

Джинсы в обтяг, на затылке задорный хвостик, безразмерная толстовка с задранными рукавами. Ну прямо студенточка. Студенточек я люблю…

— Серьёзно? — поднимает бровь, выразительно глядя на мой член.

— Забей, — отвечаю хмуро и прикрываюсь простынёй, — мы говорим.

— И ты не ответил на вопрос, — хмыкает в ответ. — Совесть заела? Считай, я без претензий. Что ещё? Опасаешься иска? Тоже мимо, не собираюсь тратить на это ни время, ни деньги. Заявление в полицию? Нет, не будет. Нужны письменные гарантии? Накатаю, никаких проблем. Поговорили? Поговорили. Выметайся.

Вот сейчас самое время сказать, что жду её на работе в понедельник. Идеальный момент, она готова подписаться под чем угодно, лишь бы я ушёл. И от осознания становится довольно погано. И точно ночью ничего не было, она просто не дала мне сесть в дерьмо пьяным за руль.

— Спасибо, — говорю вслух, а она ухмыляется и кивает на дверь:

— Давай побыстрее. Я прекрасно знаю, с какой скоростью ты можешь сваливать.

— Я не о том, что ты там перечислила, я об этом вообще не думал. Хотя, стоило… не суть. Спасибо, что не дала сесть за руль.

— Не за что, я реализовала свою фантазию, — на её лице мелькает загадочная улыбка, а в глазах появляется задорный блеск. — Пока.

— Какую? — прищуриваюсь с ухмылкой. Хочется услышать что-нибудь пошленькое, но она отвечает не в кассу:

— Мы приезжаем ко мне после корпоратива, я иду в ванну, а ты засыпаешь на коврике. И с утра ты так бесишься, что перестаёшь меня замечать, просто игнорируя, как раньше, а я живу спокойно и получаю каждый месяц свою зарплату.

Идеальный момент! Идеальный! Всего-то надо сказать, что она может вернуться хоть в понедельник и я не буду распускать лапы. Но от её слов такое ощущение, что на грудную клетку села наш главбух с весом под сотку.

Сижу и смотрю в одну точку, боковым зрением видя как она поднимается и выходит из комнаты. Возвращается с ворохом моих вещей и аккуратно кладёт на кровать.

— Пожалуйста, одевайся и уходи.

Глаза большие, печальные. Тонкие кисти рук с длинными пальцами нелепо смотрятся на фоне огромной чёрной кофты.

«Скажи и сваливай!» — орёт внутренний голос.

— У друга отца тоже фирма с иностранными клиентами. Английского будет достаточно, — говорю совершенно не то, что должен. — Пройди собеседование в качестве извинения.

— Думаешь, без твоего участия я не найду себе работу? — кривится презрительно, а я морщусь.

— Думаю, без моего участия тебе бы не пришлось её искать. Хорошая фирма, крупная. В городе не так много вариантов.

— Перееду, — пожимает плечами в ответ, — меня тут ничто не держит. Свои подачки можешь засунуть себе…

Не даю ей договорить. Хватаю за обе руки и дёргаю на себя, заваливаясь на спину. Обхватываю обеими руками и прижимаю к себе. Моя переводчица! Моя!

— Прекрати! — отпихивается и пытается сползти вбок, но я не даю. — Тимур, перестань! — в глазах слёзы, нижняя губа дрожит. — Ты животное! Да как так можно вообще… — последнюю фразу бормочет мне в грудь, упав лицом на свои руки.

— Да, я животное, — отвечаю тихо, продолжая её обнимать, — и я сожрал все блины за один присест. Просто начал есть, а остановиться уже не мог, что странно, ведь я не люблю блины. Выглядели они довольно аппетитно, я был голоден… почти всегда хочу жрать, против природы не попрёшь. Сначала понюхал, потом попробовал, оказалось вкусно. В какой-то момент понял, что всё, хорош, но руки действуют как будто против воли.

— С блинами меня ещё никто не сравнивал… — бурчит недовольно и поднимает голову: — Ты заносчивый придурок, я не хочу спать с тобой, понимаешь?

— Хочешь, — отвечаю нахально и запускаю одну руку под толстовку, а второй сжимаю её ягодицу.

— Ладно, хочу, — слабо морщится и упирается руками в мою грудь. — Но не буду.

— Почему? — уточняю невинно и вместе с ней перекатываюсь на кровати, придавливая весом своего тела, пробираясь под майку и высвобождая одну грудь из кружевного белья.

— Я не хочу тебя хотеть…

— А я прямо в восторге… — ворчу недовольно и медленно скольжу рукой вниз, расстёгивая пуговицу на её джинсах.

— Тимур, остановись! — она перехватывает мою руку и смотрит широко распахнутыми глазами.

— Не могу… — отвечаю честно и целую её шею.

Перед глазами уже плывёт от желания. Если она опять начнёт отпираться и рыдать, я её просто грохну, чтоб не мучилась. И пока тёплая… твою мать, что за дерьмо у меня в голове?!

— Ещё как можешь! — отвечает едко. — У меня нет ни одного презерватива.

Замираю и падаю рядом, но тут же воскресаю вновь: в машине есть! Подскакиваю и начинаю быстро одеваться, а она — раздеваться.

— Не нужно меня подгонять… — бормочу, наблюдая за ней, — замри, я сам всё сниму.

Бегом несусь в тачку, хватаю пачку презиков из бардачка и в этот момент понимаю, какой идиот. Кладу её обратно, вылезаю из машины и поднимаю голову, чтобы посмотреть на её окна.

Брюнеточка в одном нижнем белье стоит у настежь распахнутого окна с ухмылкой, которую видно даже в свете фонаря. Поднимает руку и показывает мне средний палец.

Каких же, зараза, неимоверных усилий мне это стоило! Просто остановить его руку! Просто выпроводить из квартиры! Какая же я, чёрт побери, молодец! Как я довольна собой! И как недовольно моё тело, не получившее обещанную разрядку…

Выключаю на кухне свет и иду в спальню. Надо просто лечь и уснуть… Возле кровати валяются его трусы. Он так спешил, что пренебрёг незначительной частью своего туалета. В самом деле, зачем утруждаться, если через пару минут всё равно снимать? Надеюсь, второпях он себе что-нибудь прищемил молнией…

Тут же перед глазами встало его хозяйство, которое он с трудом затолкал в брюки. Надо подышать… иду к окну и вижу, что он ещё не уехал. Рука скользнула в трусики, но я тут же её убрала. Я что, в самом деле собираюсь мастурбировать на его тачку?! Да она даже не новая! И битая!

Не раздумья я потратила секунду. Сняла бельё, натянула длинную безразмерную футболку, взяла ключи и сунула ноги в домашние тапки. Спустилась вниз и села на заднее сиденье его машины, к окну, за пассажирским местом.

Тимур дёрнулся к двери, а я прошипела:

— Сиди, где сидишь.

Задрала футболку, раздвинула ноги и начала ласкать себя.

— Твою мать… — простонал, таращась на меня, но тут же ожил и полез к ширинке.

Я смотрела, с какой силой он сжимает свой член и жалела, что не взяла резинового друга из прикроватной тумбочки. Мои ноги раздвигались всё шире, пальцы на руке начали неметь от напряжения, я упёрлась коленом в сиденье и выгнула спину, тихопостанывая, и всё-таки кончила раньше него, тут же выскочив из машины. Пусть сидит там один, как придурок, и дрочит на отсутствующее зеркало.

Вот теперь можно и поспать.

Проснулась с лёгким чувством стыда. В свете дня вчерашняя выходка казалась слабостью, а от воспоминания хотелось зажмуриться. Как когда напьёшься в общественном месте и ведёшь себя распутно, а потом кто-то присылает фотографии с комментариями и кучей смайликов. От него в голове туман, как от бутылки шампанского на голодный желудок… чёрте что.

Вспоминаю его нелепые объяснения и тяжко вздыхаю: у него, похоже, то же самое. И как избавиться от этого наваждения? Я, блин, не хочу сгорать от страсти к мудаку всю оставшуюся жизнь! Трусы ещё его до сих пор на полу! Хоть в ботинках ушёл, в прихожей и без того места мало.

Беру в руки телефон и вижу сообщение.

«Собеседование назначено на понедельник, 9:30 утра по адресу…».

«Иди к чёрту!» — отвечаю без раздумий, а через пару минут приходит ответ:

«Простите, похоже, я ошиблась номером».

Вот теперь действительно стыдно! Судорожно пишу ответ.

«Это Вы простите, судя по всему, я перепутала номера. Кто это?».

«Свиридова Алла, HR компании «TV-сервис». Нужно было представиться…».

«Гордеева Диана Вячеславовна, очень приятно».

Да уж… послала незнакомого человека и глазом не моргнула.

«Так Вы подъедите?».

«Да, конечно».

Отправила и скривилась. Ну вот и зачем? Сама вчера выпендривалась на счёт подачек…

— Да, конечно, — передразнила себя и в досаде отбросила телефон, но тут же взяла его вновь, получив очередное сообщение.

«Отлично! До завтра! Если не затруднит, пожалуйста, пришлите своё резюме».

Следом сообщение с электронным адресом и моё коронное «да, конечно» в ответ.

Два года его не обновляла, придётся подправить… надеюсь, не начнут расспрашивать о причине, по которой я уволилась с прошлой работы.

Понедельник. 9:45. Первый же вопрос рекрутёра после стандартного приветствия:

— Почему Вы решили сменить место работы?

Смотрю на неё и судорожно придумываю ответ. Миловидная блондинка с роскошным бюстом широко распахнула глаза и терпеливо ждёт, а я плюю на деловой этикет и отвечаю правдой:

— Потому что начальник безнравственный кретин.

Смешок в ответ и дальнейший разговор проходит как по маслу.

Официальный оффер я получила на почту тем же вечером и залипла перед ноутбуком, пытаясь понять, то ли я такой профессионал, то ли Тимуру действительно стыдно и он выбил мне зарплату в два раза выше той, что платил сам.

Пока раздумывала, стоит ли соглашаться, раздался стук в дверь. Вспомнила, что так и не включила звонок, посмотрела у глазок и увидела только роскошный букет роз.

Немыслимо! Опять притащился! Что на этот раз? За благодарностью?

В гневе распахиваю дверь и рявкаю:

— Пошёл нахрен!

Букет плавно опускается ниже и я вижу крайне огорчённого моим тёплым приёмом Ибрагима. Ошалело хлопаю ресницами, машинально отмечаю неприятный укол, понимаю, что появлению другого мужика на своём пороге огорчилась, ещё раз, но уже мысленно, посылаю Соболева, радостно взвизгиваю и кидаюсь на шею Ибрагиму, кляня себя за неискренность.

Он в ответ тихо и слегка натянуто смеётся, обнимает меня одной рукой и приподнимает в воздух. Немного скомкано, как простыни на моей постеле, которые, вообще-то, следовало бы сменить сразу после того, как об них потерся гениталиями Соболев, но сойдёт.

— Как ты узнал мой адрес? — спрашиваю, втаскивая его за рукав в квартиру и хитро прищуриваясь.

— Это просто, — улыбается в ответ, — твои паспортные данные есть в бухгалтерии на прежнем месте работы.

— Эм… вопроса сразу два… — мямлю в ответ, а он протягивает мне букет. Принимаю, тут же сую в него свой нос и шумно вдыхаю.

— Что за вопросы? — напоминает, опершись спиной о дверь.

— Потом, — улыбаюсь и тяну свободную руку к его шее.

Долгий поцелуй, на протяжении которого я размышляю, начать срывать с него одежду или сначала поставить букет в вазу? Пригласить пройти или обойтись без условностей? Спросить, спешит ли он или наплевать? Задать-таки свои вопросы или забить? Не покажется ли ему моё жилище убогим после его хором? Вряд ли он ожидал оказаться в роскошной квартире под двести квадратов, но всё же… Чёрт! Трусы Соболева до сих пор на полу!

— Проходи, мой руки, я пока поставлю цветы… — пробормотала, тут же отстраняясь. Он начинает разуваться, а я встаю в проёме в спальню, опустив букет так, чтобы не было видно пол, и тараторю: — Голодный? Правда, ничего нет, но я могу приготовить. Хочешь, блинов нажарю?

Какие, к чёрту, блины…

— Ничего не надо, Диана, — смеётся в ответ, — где ванна?

Как будто много вариантов…

— Дверь по левую руку.

Он заходит, а я кидаюсь в спальню и быстрым точным движением ноги заталкиваю пресловутые труселя подальше под кровать.

«А если он что-нибудь уронит и полезет поднимать?» — тянет внутренний голос задумчиво и я падаю ниц, с трудом вытаскивая их.

И куда деть?!

Подлетаю к окну, открываю раму и вышвыриваю их на улицу. Выдыхаю и достаю из шкафа порядком запылившуюся вазу, задумчиво вертя её в руках. Н-да, к такому должна прилагаться паутина между ног.

— Всё в порядке? — голос немного обеспокоенный и я тут же разворачиваюсь, вглядываясь в его лицо.

Вот так должен вести себя мужчина. Приходить с цветами, трезвый и тщательно выбритый. Интересоваться, проявлять заботу и отказываться от блинов. Спрашивать и ждать ответа.

— Гораздо лучше, чем в порядке, — улыбаюсь в ответ.

— Так что за вопросы? — подходит медленно и забирает из моих рук вазу. — Я поставлю.

Мило. Приятно. А нужны они мне, эти ответы?

— Жанна помогла с данными?

— Это не потребовалось. Я узнал сам.

— Ты не помогаешь! — возмущаюсь искренне. — На каждый ответ новый вопрос! Интриган!

— Да я просто не знаю, как на тебя это вывалить, — засмеялся в ответ.

— Ибрагим! — рыкнула сурово. — Я сейчас такого себе напридумаю…

— Серьёзная угроза! — ужаснулся притворно и сделал шаг назад, выставив вперёд одну руку. — Я выкупил долю Жанны сегодня утром.

Развернулся и пошёл наливать воду в вазу, пока я силилась захлопнуть рот.

— Ты там как? Уже можно заходить или есть риск получить букетом по лицу? — спросил громко из коридора и осторожно заглянул.

— Ты… зачем?

— Выглядишь потерянной… — он зашёл в комнату и поставил вазу на стол, забрав букет. Во взгляде тоска, в движениях обречённость. — Я, конечно, не рассчитывал, что ты будешь прыгать от радости, но…

— Я рада! — ответила с готовностью. — Просто пока не понимаю чему конкретно…

— Я буду бывать тут чаще… — отвечает туманно и внимательно следит за реакцией.

И тут меня осеняет.

— И как давно ты вёл переговоры о покупке? — спрашиваю, скрестив руки под грудью. — Это же не в супермаркет сходить, в самом деле.

— Точно сложнее. Пару месяцев.

— Ахереть, — выдаю коротко и выхожу из комнаты.

Сажусь на кухне и пытаюсь обмозговать услышанное. Получается, этот хитрец с самого начала пудрил мне мозги. И мне и Соболеву, с которым долго и упорно вёл переговоры по контракту, который, по большому счёту, заключал сам с собой. Теперь понятны его «до скорых встреч», «я могу прилетать чаще» и лёгкость, с которой он был готов подписать исправленную версию. Из-за меня, как же! А я-то, дура, всё-таки успела придумать у себя в голове романтическую сказочку. Этот деятель просто случайно нашёл себе девицу для утех, чтобы скрасить время в ожидании самолёта. Ну уж дудки, поищи-ка другую!

— Диана? — спрашивает осторожно и кладёт ладонь на моё плечо.

— Уходи, — отвечаю тихо.

Ещё один шахматист. Поиграйте друг с другом!

Входная дверь закрывается, я сижу ещё с минуту, скрипя зубами от подкатившего отвращения и раздражения, подскакиваю и иду в комнату. Хватаю вазу с цветами, в три широких шага достигаю окна, распахиваю раму и вышвыриваю всё на улицу, краем глаза видя Ибрагима, стоящего у подъезда.

Это что, мои трусы? Она вышвырнула мои трусы из окна?!

Пробираюсь через плешивые насаждения и смотрю на повисшую на низкой рябине тряпку. Совершенно точно мои трусы. Отпад! А в шкаф не могла затолкать?! Или у неё там проходной двор и это место для Ибрагимчика, когда прибудет следующий?!

Возмущение бьёт через край. Или ревность. Козлина успел приехать первым! Разница буквально в полчаса, пока я возился с тачкой, загоняя её в сервис. Кстати, а нахера я притащился? После этого перформанса в субботу пришло осознание, что, по большому счёту, похер с кем делить бизнес. Умолять какую-то девчонку вернуться на работу, чтобы продолжить лицезреть мать каждый будний день? Смех. Коньки отбрасывать она не планирует, эта стерва ещё и меня переживёт, да и без того наверняка написала завещание, чтобы мне, упаси Господи, ничего не досталось. Короче, игра не стоила свеч. Но сама игра мне понравилась… не помешало даже то, что в самый ответственный момент брюнеточка срулила. Просто любопытно, что она выкинет в следующий раз, когда я зажму её в тёмном углу.

Ловлю себя на мысли, что следующего раза жажду сильнее, чем пятилетка увидеть Деда Мороза с мешком подарков, внутренне напрягаюсь и иду к машине.

Торчу под окнами в спальном районе, где на дереве висят мои же труселя, а на третьем этаже объект моего вожделения трахается с другим мужиком. Может, ещё и вздрочнуть, пытаясь разглядеть что-нибудь в окнах? Если только на его тачку, изловчиться и кончить прямо на лобовуху…Тачку, у которой почему-то мигнули фары.

Разворачиваюсь к её окнам, рассчитывая увидеть его самодовольную рожу, но вижу её, распахивающей окно. Вышвыривает вазу с цветами и с резко закрывает обратно. Опускаю взгляд и вижу недовольную рожу турка, тут же начиная дико ржать.

— Мой косяк она простит, — говорит самодовольно, подходя ближе, — но тебе ничего не светит.

— Спорим? — ухмыляюсь в ответ и протягиваю руку.

— Спорим, — принимает вызов, сопроводив крепким рукопожатием.

— Что на кону? — уточняю деловито. Бизнесмен я или где?

— Она, — пожимает плечами и идёт к машине, насвистывая.

И нахера мне этот приз? Хотя, я в любом случае планировал затащить её в постель, сделать этого пижона будет дополнительной мотивацией.

— Три ночи подряд, — говорит, оборачиваясь.

— Да хоть десять!

Я уверен в своих силах, хотя, вообще, три ночи подряд с одной и той же бабой — перебор. Ладно, хер с тобой.

— Лучше откажись от этой затеи прямо сейчас, — усмехается через плечо, — ты просто не в состоянии завоевать женщину. Твой удел — пустышки-однодневки.

— Фото её спящей и голой, — добавляю деталей в условия соглашения, — скриншотом с экрана мобильного с меткой даты и времени.

Слабо морщится, кивает и садится за руль.

Я делаю то же самое, чувствуя себя главным героем сериала о бандитских разборках в 90-х. Ахеренно, должно быть, я выгляжу со стороны! Жаль, брюнеточка не видит.

Чёрт, а если видит?!

Перегибаюсь через подлокотник в попытке разглядеть её окна. Если она видела или слышала можно забыть и о споре и о сексе. И ходить, оглядываясь… Хорошо, что она не знает, где я живу.

Так, ладно, будем считать, что не слышала. С чего бы начать? Точно не с цветов…

«Для начала свали из-под её окон» — подсказывает внутренний голос и я проезжаю вдоль дома и встаю с торца.

У неё сегодня собеседование было, Купреев звонил, его HR была в восторге, значит, всё прошло на высшем уровне, значит, я молодец.

Достаю телефон и пишу ей сообщение.

«Как прошло?».

«Кто это?».

Вот те здрасьте! Не лучшее начало. Строчу ответ.

«Тимур».

«Пошёл нахер, Тимур!».

Коротко и по делу. И чем её зацепить?

«Не отказывайся только из-за того, что я судак».

Отправляю, вижу, что долбанный автокорректор слишком деликатен, морщусь и тут же печатаю очередное сообщение.

«Мудак».

«Это очевидно, мог бы не напрягаться» — приходит через секунду. Она что, напечатала заранее? Впрочем, похер, отвечает и это уже успех. Перед глазами её язвительная ухмылка, но я продолжаю.

«Я серьёзно. Ты отличный специалист, мать волосы на голове рвала».

«Ещё скажи, что она продала свою долю в бизнесе из-за того, что я ушла!».

Медлю пару минут и отвечаю туманно.

«Ну… примерно так и было».

«Поясни!» — тут же приходит ответ.

«Командирша!» — фыркаю мысленно. В постели точно такая же.

«Да какая теперь разница».

«И всё же?».

Интерес! Отлично!

«Поставила ультиматум, либо возвращаю тебя, либо она продаёт свою долю турку».

«Теперь понятно, нахрена притащился!».

Вывернула! Впрочем, так и было…

«И сколько раз я звал тебя обратно?» — пишу ответ. Шах и мат, брюнеточка!

Завожу мотор и с победной ухмылкой еду в центр.

«Так почему не позвал?» — ехидно вопрошает внутренний гандон и я проезжаю мимо дома прямиком в бар.

Только выпроводила Ибрагима, через несколько минут звонит мобильный. Танька. Ожидаю услышать её разгневанный голос и оставляю просвет в пару сантиметров между ухом и телефоном.

— Ты где? — спрашивает спокойным голосом, а я ещё дальше отодвигаю телефон, ожидая подвоха.

— Дома, — отвечаю осторожно и мысленно готовлюсь к чему-нибудь эдакому, но она лишь вздыхает:

— Открой, — распахиваю входную дверь, а она поджимает губы и опускает взгляд.

— Что ты сделала? — начинаю шипеть на неё, отлично зная этот её приёмчик из разряда «только не бей, лучше обоссы».

— Это моя вина… — бормочет себе под нос и проходит в квартиру, понуро опустив голову. Скидывает туфли и начинает наезжать: — Ты, конечно, та ещё коза что не рассказала, но виновата всё равно я.

Эта дура подслушала разговор Жанны за пару дней до корпоратива. Суть в том, что какая-то её (то бишь Жанны) подруга предлагала познакомить её сынка со своей дочуркой, на что Жанна в красках начала распинаться, мол, твоя Амелия, конечно, хороша, но Тимур на брюнеток даже не смотрит, то есть, дело благородное и она была бы несказанно рада, но бесперспективное. Татьяне сей факт запал в душу и после нескольких бокалов шампанского она решила высказаться на том самом корпоративе, что в конечном итоге привело к моему увольнению по собственному горячему желанию.

Объяснялась она путано, щедро разбавляла повествование междометиями, но вина пролегла через всё её враз поглупевшее лицо так явно, что я заставила себя дослушать вполуха, попутно отвечая Соболеву. Наконец-то мой посыл достиг адресата!

А вот переписка в самом деле показалась интересной. Как ловко Жанна воспользовалась моим уходом! Продала свою долю, а виноват, как будто бы, он сам. Сына своего она знает, как облупленного, напрягаться бы он не стал. Хотя… приезжал же. Даже какие-то объяснения из себя выжал. Осадой взял, полдня где-то без обуви шатался, приехал в дрова и явно расстроенный… про отца что-то нёс. Блин, нифига не понятно, но интересно жуть как. И если бы предложил, я бы вернулась. Тогда уже, ночью. Так почему не позвал обратно? Решил, что лучше Ибрагим, чем собственная мать? Они столько лет вместе работали, а Шахин его явно раздражает. И этот его намёк в сообщении…

«Остановись!» — приказала себе мысленно. Одну сказочку уже сочинила.

У Ибрагима хорошие связи в Турции, его участие в бизнесе только пойдёт на пользу и откроет новые двери. Ко мне притащился, потому что опасался последствий (кому нужны судебные тяжбы, когда на горизонте замаячили открытые границы). С его мотивами более-менее ясно. Что на счёт его маман? Два месяца ведёт переговоры о продаже доли и в моём лице находит отличный предлог. Тоже очевидно, но в голове надсадили какие-то мелкие «но».

Во-первых, Танькин рассказ. С трудом могу представить её подслушивающей личный разговор. Ещё труднее вообразить, что Жанна вела подобные беседы в месте, где её могут услышать подчинённые, да ещё и по телефону. А вот неловкая провокация на корпоративе имела место быть. О чём это говорит? О том, что подруга темнит, но раз не призналась сразу, можно с утюгом пытать — не выложит.

Во-вторых, договор. Пименов признался, что штампует их по шаблону. Получается, кто-то намерено сделал опечатку, либо в его рабочем ноутбуке, который он не таскает домой, либо подменил уже распечатанный вариант. Но ноутбук запаролен и разблокировать его может только админ. Ему-то это зачем? Вот бы вернуть тот самый ноут… интересно, Ибрагим разобрался со своими заговорщиками? Пименова точно ограбили по их указу, может, и ноутбук сохранился? А были ли они, те самые заговорщики? Может, и это спектакль для меня?

Так много вопросов, а ответить нужно всего на один. Мне-то какое дело?

— С кем ты переписываешься? — бурчит Таня, пытаясь заглянуть в мой мобильный.

— Не твоё дело, — отвечаю недовольно, старательно прикрывая экран ладонью.

— Блин, ну я же извинилась… — хнычет подруга. — К тому же, моя вина лишь косвенная! Мы просто поговорили и всё!

— Давай ты домой поедешь, а? — этот день меня вымотал и я хочу поскорее избавиться от гостей.

— Только после того, как ты меня простишь! — категорична и решительна. Бронепоезд, блин.

— Я тебя прощаю, — обреченно вздыхаю и смотрю на неё с мольбой.

— Ты точно с ним покончила? — спрашивает осторожно. — Не связывайся, Дин, от него одни неприятности…

— Точно, точно, — ворчу в ответ.

— Даже если он вдруг станет милым рубаха-парнем не свяжешься? — продолжает череду дебильных вопросов, а я начинаю раздражаться.

— С чего вдруг конченому мудозвону становиться рубаха-парнем?!

— Все они милые, когда что-то надо…

— Всё, что хотел, уже получил, — усмехаюсь зло, — всё, иди, Тань.

— Ладно, — мямлит недовольно и наконец-то поднимается. — Не связывайся, Дин! Ни с одним, ни с другим, ладно?

— Я тебя сейчас в окно выброшу, у меня большой опыт в этом деле, — рычу в ответ, — будешь там болтаться на дереве рядом с боксерами Соболева!

— Не стринги и на том спасибо… — бормочет, выметаясь в коридор.

Представляю Соболева в стрингах. С трудом сдерживаюсь, чтобы не заржать. Провожаю подругу и варю на столько крепкий кофе, что от пары глотков начинает колошматить сердце, отзываясь глухими ударами в голове и распугивая все мысли кроме одной. Я приму предложение о работе. И посмотрим, к чему это приведёт.

9.

Алла внимательно просмотрела все предоставленные мной документы, улыбнулась и кивнула:

— Отлично! Передам всё в отдел кадров, Сергей Викторович Вас ждёт в своём кабинете. Прямо по коридору, последняя дверь направо. И, пока Вы общаетесь, я вернусь и покажу Вам всё. Хорошо? — я открыла рот, но не успела даже вставить слово. — Вот и славно!

И мелкими шажками засеменила к лестнице, с трудом переставляя ноги в узкой юбке без разрезов. Последняя дверь налево… Подхожу и смотрю на свои слегка дрожащие пальцы. Волнительно! Обычно встреча с боссом назначается как финальный этап собеседований, но я-то «по блату». Если окажется, что это очередной напыщенный индюк…

— Да зачем мне это надо?! — вдруг вскрикивают из-за двери. Голос мужской, молодой, нервный.

— Отпад… — ворчу себе под нос и делаю шаг назад.

Дверь закрыта неплотно, надо бы постучать, раз ждёт, но делать этого не возникает ни малейшего желания.

— Артём! — другой голос, старше. Мужчина говорит строго, а я мечтаю, чтобы моим боссом оказался именно он. — Оставь свою личную неприязнь! Это просто ужин!

— Это бесцельно потраченный вечер! И тебе прекрасно об этом известно!

— Разговор окончен! У меня встреча, ступай.

Быстрые шаги к двери, а я пячусь назад и упираюсь спиной в стену в узком коридоре, но ручка лишь слегка дрогнула, а из кабинета так никто и не вышел.

— Мне иногда кажется, что твой сын не я, а он. Сколько можно нянчиться с ним?

— Артём, не говори ерунды! Чтобы я подобных разговоров больше не слышал!

— А как назвать то, что ты начал брать на работу его девок?

— Артём! — рявкнул мужчина возмущённо. — Она прекрасный специалист! Ты с ней даже не встречался чтобы делать выводы!

— Как и ты, — столько желчи в голосе, что у меня невольно надувается нижняя губа. — Откуда тебе знать? Может она двух слов связать не может?

— Она прошла такое же собеседование, как и все!

— Да у тебя полный штат! Стол-то хоть нашёл или посадишь на диванчике для красоты?! — он так заорал, что я вздрогнула и вжалась в стену. — Или она по выездам? Для интуристов?!

Довольно… отлепляюсь от стены, пытаясь сдержать навернувшиеся на глазах слёзы, и быстро иду к выходу. За документами вернусь завтра, напишу Алле, она всё подготовит заранее.

— Диана? — окликает меня Свиридова и на удивление быстро догоняет у лестницы.

— Простите, мне надо идти, — бормочу, не оборачиваясь. — Я позвоню Вам чуть позже.

— Что? — опешила, обгоняя меня и преграждая путь своим роскошным бюстом. Невольно пялюсь ей в декольте, не в силах отвести взгляд. Всегда хотела большую грудь. — Почему Вы уходите? Вы пообщались с Сергеем Викторовичем? Вы плачете?! В чём дело?! Что случилось, Диана?

Я бы может и ответила, но она так кудахчет, что кроме как смотреть ей в вырез ничего не остаётся.

— Алла, похоже, это моя вина, — слышу за спиной уже знакомый голос, но звучит он без раздражения или надменности, скорее, с сожалением. — Я всё улажу, иди.

Улаживатель хренов… чуть только девушка отходит, я тут же кидаюсь вниз по лестнице. Хватит с меня одного серпентария.

— Диана, постойте! Чёрт, неловко как… Диана! Позвольте хотя бы извиниться!

Что-то новенькое. Что, вот так прям возьмёшь и извинишься, надменный говнюк?

Торможу и вытираю со щёк слёзы, пока он спускается на пролёт.

— Мне жаль, что Вы стали свидетельницей моего припадка. Прошу прощения, лично к Вам у меня нет и не может быть никаких претензий. И… не знаю, успели ли Вы услышать, отец послал меня в довольно грубой форме и объяснил, что одна его переводчица вот-вот уйдёт в декрет, а новенькая, что они недавно взяли, совершенно не справляется. В общем, мне уже тогда стыдно стало, сейчас и подавно. Мир?

Я подняла голову и посмотрела на болтуна. Симпатичный, лет на пять меня старше, выглядит искренним. Округлил на меня свои и без того большие голубые глаза и пытается рассмотреть душу в мельчайших деталях.

— Мир, — отвечаю, отводя взгляд.

Делаю шаг, а он дергается в сторону, преграждая мне путь, как блондинка на пол этажа выше.

— Вы куда? Вас отец ждёт.

— Не думаю, что работать здесь — хорошая идея, — говорю хмуро, — меня расстроило скорее то, что Вы были абсолютно правы.

— Вздор! Я был зол и старался всеми доступными средствами уязвить отца. Вообще, оскорблять незнакомок не в моём характере.

— И тем не менее… разрешите пройти.

— Можно Вас хотя бы кофе угостить?

— Серьёзно? — кривлюсь в ответ, вновь поднимая на него взгляд.

— Ну… — он силится не улыбаться и выглядит из-за этого нашкодившим ребёнком, — я был бы идиотом, если бы не попробовал. По сути, у Вас два варианта. Вернуться и пообщаться с Вашим будущем шефом или выпить со мной чашечку кофе.

— У меня гораздо больше вариантов! — фыркаю в ответ и повторяю весомо: — Гораздо.

— Я готов, — прищуривается на один глаз и подставляет щёку. — Заслужил, — тяжело вздыхаю и начинаю подъём. — Предложение в силе! — кричит мне вслед и теперь я прячу глуповатую улыбку, как будто он может видеть сквозь меня.

По левую руку за столом переговоров сидит деваха вдвое шире меня в плечах и я чувствую себя плюгавым мужичком. Хорошо, что встреча по видео-связи и её не видит, хотя бы, собеседник, но всё равно не слишком комфортно. Её голос резкий, отвлекающий, я постоянно сбиваюсь с мысли и жалею о том, что не позвал брюнеточку обратно. На столько уже привык к её хрустальному спокойному и умиротворённому голосу, что не могу сосредоточиться на беседе.

Кое-как закончив разговор, отправляю её восвояси и пишу резкое письмо в отдел кадров, чтобы поторапливались с наймом новой переводчицы. Жирным шрифтом выделяю, что претендентка должна пройти собеседование лично со мной, отправляю и практически слышу, как ржёт весь седьмой этаж.

Лично со мной. Претендентка. Н-да… надо было ещё параметры рост-вес обозначить, обхват бюста и семейное положение. Ладно, похер уже. Я просто хочу аналогичную невидимку.

Кроткая подчинённая на работе и руководитель со стажем в постеле. Не выкобениваться бы, имел бы под рукой весьма удобный агрегат. Ещё этот спор… нахера я согласился? И этот долбанный вечер с инвесторами! Сука! Опять выслушивать поток нытья и вкушать рядом с турком. Вообще за одним столом с ним жрать не хочется после тёплого турецкого приёма с последующем промыванием желудка. Если бы не брюнеточка со своими волшебными таблетками…

Машинально сую руку в карман и достаю бумажник, в который за каким-то лядом затолкал сплющенную коробку от экстренных контрацептивов. Даже не пытаюсь обременять себя размышлениями, зачем мне это было нужно и почему бы не выкинуть её, ну, скажем, прямо сейчас.

И тут в мозгу один за одним вспыхивают нейроны, передавая точный электрический импульс. Я знаю, на что она сто процентов поведётся! Турку нихрена не светит!

Подрываюсь, но тут же сажусь обратно. А если её дома нет? Интересно, она на работу в итоге вышла? Хотя, обычно начинают с понедельника… но я бы на месте Купреева хватал, пока горяченькая. Впрочем, почему бы не спросить? Беру телефон и набираю его номер.

— Тимур, ты как раз вовремя! — слышу жутко довольный певучий голос и представляю жирного кота, нализывающего собственные яйца на хозяйской постели. Трясу башкой, пытаясь избавится от идиотской картинки, и отвечаю:

— Приятно слышать!

Вообще ничего приятного, отвращение практически сочится из ушей.

— В общем, Диана в штате. Находка! Я так тебе благодарен! Чуть не попал впросак! Да что там впросак, я чуть не потерял кучу бабок! Невероятно своевременно! Диана, не красней, это чистая правда!

— Диана, красней, ты ужасно мило выглядишь, — слышу за кадром и с силой сжимаю челюсти. Сука! Терпеть не могу этого говнюка, прикидывающегося святошей!

— Артём… — слышу укоризненный голос Купреева и чувствую себя лишним.

— Мне перезвонить? — хочу спросить спокойно и деловито, но получается так язвительно, что я морщусь от своей несдержанности. Хотя, похоже, ему похер.

— Не стоит! Две секунды! Диана, Вы свободны, Алла покажет офис, а ты — по своим делам.

— Да, шеф, — фыркает Артём на заднем плане.

Ахеренно. Сейчас они оба выйдут и он начнёт клеить мою переводчицу не отходя от кассы. Сука! Ну что за день?!

— В общем, Тимур, я в восторге. Тебе интересно?

— Разумеется, — отвечаю со старательно вымученным намёком на заинтересованность.

— В общем, твоя Диана приняла предложение и сегодня вышла первый день… — в голове шум. Моя Диана. С какой стати он так сказал? — произошёл конфуз, ты знаешь Артёма, он ужасно вспыльчив, но дело не в этом, — из его путанного рассказа я понял только что этот деятель начал работать по методу бутерброда. Похвалить-поругать-похвалить. Рабочая схема, проверенная. Надо действовать быстрее… — мы только начали общаться, как позвонил клиент. Ты же знаешь, я с языками не в ладах, решил сразу проверить квалификацию Дианы, а Артём выступил рефери. Минут десять общаемся, всё идёт как по маслу, и вдруг на заднем плане кто-то начинает говорить. Я пропускаю мимо ушей, не речь, а какая-то галиматья, а Диана подбирается и к динамику. Потом достаёт из сумки блокнот и ручку, быстро пишет и разворачивает ко мне.

Он делает театральную паузу, а я закатываю глаза, но спрашиваю:

— И что же там?

— Одно слово! Развод! Представляешь?! Я в шоке, быстро ссылаюсь на занятость, прекращаю переговоры и она поясняет — на заднем плане какой-то турок в весьма невежливой форме даёт язвительные комментарии относительно моей беспросветной глупости! А ведь я был готов вести переговоры и подписать контракт! Конечно, этим всё не закончится, нужно разобраться, что там за комментатор, но всё же! Я думал, что делаю тебе одолжение, а оказалось, что ты мне! Жизнь так непредсказуема! Не стесняйся делать добро, Тимур, окупится сторицей!

В памяти всплывает автобусная остановка и заплаканная переводчица со смеющимися глазами. Я совершенно правильно наметил курс действий, теперь главное опередить соперников.

— Может, хватит на неё сегодня, Сергей Викторович? — говорю с тихим смешком.

— Определённо! — восклицает в ответ. — Посмотрит офис, познакомится с командой и домой. Ох, время-то сколько! Прости, Тимур, у меня встреча в центре. И ещё раз спасибо! С меня причитается.

Не возражаю. Прощаюсь и подрываюсь с места. Надо ещё успеть настроиться на нужную волну…

— Кофе я точно свою вину не заглажу… — вздыхает Артём, закрывая за нами дверь в кабинет шефа.

Чёрт меня дери! Это лучший шеф в мире!

— Я уже забыла, — отмахиваюсь, продолжая краснеть.

Какова вероятность, что на первых же переговорах моё знание турецкого придётся к месту?! Может, это часть проверки? Мне теперь повсюду мерещатся заговоры… но Купреев был так искренен… да и кому надо что-то подстраивать? Нет, совершенно точно обычное совпадение. Просто мужчина говорил свободно из-за того, что отлично знал, фирма с Турцией дел не ведёт. Откуда бы взяться переводчику?

— Диана, Вы ещё со мной? — спрашивает Артём невзначай, а я парирую:

— А была?

— Это нечестно, мне и без того неловко… — Артём опускает взгляд, а мне становится стыдно за свою колкость.

— Простите, я немного на нервах. И в своих мыслях. Эта ситуация… не типична. Даже не знаю, что думать.

— Почему Вы уволились? — спрашивает неожиданно и пристально смотрит мне в глаза.

— Знаете, что действительно нечестно? — отвечаю с лёгким возмущением. — Вот так смотреть и вгонять меня в краску!

— Я пытаюсь запечатлеть в памяти Ваш светлый образ, понимая, что мне ничего не светит, — брякнул и затих.

У меня глаза, в общем-то, тоже не щёлки в просвете между полом и дверью, отвечаю ему взаимностью. Попридержи коней, парень!

— Перегнул? — он скривился, а я молча кивнула. — Я теряюсь рядом с красивыми женщинами и болтаю без умолку, в основном, всякий бред.

А вот тут молодец. Банально, но работает. Смущённо улыбаюсь и отвожу взгляд.

— Думаю, мне следует найти Аллу…

— Я провожу! — отвечает с готовностью и подставляет локоть, на который я смотрю с недоумением. Убирает и роняет голову к груди. — Я идиот.

— Весьма галантный идиот… — отвечаю чуть слышно и прохожу вперёд, вновь пряча улыбку.

«Давай, Ди, завали его в койку! — едко комментирует происходящее внутренний голос. — Начальник, сын начальника… не останавливайся, иди по верхам!».

Враз перестаю улыбаться и вижу Аллу у ресепшена.

— Диана, вот и Вы! — её бюст колышется от каждого вздоха, а я чувствую себя извращенкой-нимфоманкой. Какого цвета у неё глаза? Да хер знает. — Пойдёмте, я Вам всё покажу!

Уж лучше бы Артём… надо просто идти чуть позади и тогда смогу увидеть что-то помимо её груди.

Поначалу всё идёт хорошо. Фирма занимает отдельное трёхэтажное здание, мы начинаем с первого этажа, где гордо восседает бухгалтерия и отдел финансов, на втором зона отдыха с мягкими диванчиками и кухней, отдел продаж, забитый пустующими столами (больше половины сотрудников слоняется по этажам с гарнитурой в ушах и беспрерывно разговаривают), на третьем логисты, айтишники, кабинет начальника (довольно демократичный) и переводчики.

Мой стол приткнули у окна, но ещё по пути Алла пояснила, что через неделю я пересяду на место декретницы. Прохожу, довольная происходящим, и вижу Карину, примостившей на краешек стола свой зад и кокетничающей с коллегой-мужчиной.

— Познакомьтесь, это Диана! — громко говорит Алла. — Наш новый переводчик.

Все ту же поворачивают головы и смотрят с любопытством. Все, кроме Карины, которую начинает распирать от ярости. Благо, молча.

— Карина, Вас вызывает Сергей Викторович, — говорит Алла, а я сопоставляю слова Артёма о не справляющейся новенькой и понимаю, что во второй раз лишаю её работы. — Диана, — она поворачивается ко мне и дружелюбно улыбается, — сегодня Вы можете ехать домой, ждём Вас завтра в девять утра.

Она прощается, я знакомлюсь с коллегами, собираюсь уйти, но возвращается Карина. Кулаки сжаты, в глазах праведный огонь. Сейчас начнётся…

— Слушайте все! — начинает громогласно. Странно, что не забралась на стол.

Подбираюсь мысленно и чувствую, как начинают трястись руки от внутреннего напряжения. Чёрт, а ведь мне тут понравилось!

— Эта шалава!..

В кабинет быстрым шагом входит Артём, склоняется над Кариной и что-то шепчет ей на ухо. Та в ответ лишь злобно вращает глазами и нервно идёт к своему столу собирать вещи.

Мне же собирать ничего не надо, я прощаюсь с коллегами и выхожу, как ни в чём не бывало, рассчитывая поблагодарить Артёма, но его и след простыл.

Выхожу на улицу, иду на остановку и вижу его на лавке.

— Прикинул немного… — начинает туманно, но я перебиваю:

— Спасибо.

— Кофе? — тут же приободряется, а я тихо смеюсь в ответ:

— Кофе.

Почему бы и нет?

— Ничего, что я влез? — спрашивает уже за столиком.

— Что Вы ей сказали? — мне действительно интересно, как ему удалось так быстро её угомонить.

— Что если продолжит, уйдёт не по собственному желанию. Без почестей.

— Ммм, шантаж, — тяну, смакуя каждую букву и прикрывая глаза.

— Это первое, что пришло в голову, — вздыхает в ответ. — Слишком?

— Ага, — хмыкаю тихо, — слишком мягко.

— Ты не ответила, — резко переходит на «ты», а я делаю вид, что не замечаю. — Почему ушла?

— Думаю, ответ ты знаешь. Сделала глупость, пожалела, но фарш невозможно провернуть назад.

— Извини, что спрашиваю, но… с какой стати он помог тебе с новой работой?

— Он тоже сделал глупость, — пожимаю плечами и утыкаюсь взглядом в чашку кофе.

— Как ты смотришь на то, чтобы пойти со мной плюс один на ужасно скучный ужин?

Я догадываюсь, о каком ужине речь. Понимаю, что нужно отказаться.

— С удовольствием, — отвечаю с улыбкой.

Начинаю откровенно беситься. Три часа назад вошёл в образ и так же благополучно из него вышел. Где её черти носят?! Нахер! Не собираюсь больше протирать штаны на лавке под её окнами.

Решительно поднимаюсь и иду к машине, так шваркнув дверцей, что заложило в ушах. В очередной раз думаю, нахера согласился на этот спор. В очередной раз думаю, а в споре ли дело. Завожу мотор, сдаю назад и понимаю, что заблокирован подъехавшей тачкой. До боли знакомой тачкой…

Выходит. Нет, не выходит. Вылетает, как на крыльях. Порхает, едва касаясь каблучками асфальтового покрытия. Разворачивается и машет ему рукой. С искренней живой улыбкой, немного смущённой.

Он стоит, пока она не входит в подъезд, и начинает давать заднюю. Ещё минута и я бы выставил себя жалким.

«А ты каким хотел выглядеть?» — просыпается ехидный гандон. Этот вообще не дремлет, падла.

Если сейчас уеду, с брюнеточкой можно попрощаться. Уже не понимаю, что мной движет, заглушаю двигатель, выхожу и сажусь на лавку под её окнами подумать.

Налицо классический экзистенциальный кризис. Ещё месяц назад я даже не задумывался над тем, что меня окружает, сегодня я просто не знаю, чем занять свободное от работы времени. Бухать? Не хочется. Цеплять очередную бестолковую девицу? Тоже мимо. Чем я ещё занимался? Друзья… есть один, в Мюнхене. Слетать не получится, оставлять бизнес отца на долбанного турка нет ни малейшего желания, к тому же, послезавтра этот ужин. Что ещё? Работа. Больше ничего и нет. Н-да…

Достаю бумажник, достаю коробку и тупо пялюсь на надпись. А что, если бы не выпила? Что, если бы решила, что будь, что будет?

— Это что? — тихий, дрогнувший голос рядом.

Заталкиваю потрёпанную картонку обратно и убираю бумажник в карман.

— Ничего. Иди, куда шла.

Резко, грубо, отталкивающе. Вообще не то, что планировал, но она садится на лавку рядом и вытягивает ноги.

— Давай ты уедешь и забудешь сюда дорогу, а?

Она практически умоляет, а я морщусь, в очередной раз чувствуя себя дерьмом.

— Давай ты переедешь? — хмыкаю в ответ. — Если б мог, давно забыл.

— Выбрось пачку. Тебе не нужна была эта случайность.

— Не нужна, — говорю честно, — как и тебе. Но всегда есть «но», да?

— Я не думала об этом. И не хочу.

И мне бы следовало. Поворачиваю голову и смотрю на неё. Куда она шла? В магазин? Переоделась в джинсы, на голове всё тот же пучок. Шпилька за шпилькой…

— Я так хочу тебя, что ни о чём другом думать просто не в состоянии, — говорю то, что сидит в мозгу, и сразу чувствую облечение. — На столько, что фактически изнасиловал тебя в сортире самолёта. На столько, что даже не вспомнил о элементарной контрацепции. На столько, что не мог найти слов, чтобы извиниться. На столько…

— Пошли, — она поднимается и протягивает мне руку.

— Секс из жалости? — кривлюсь в ответ. — Спасибо, я пасс.

— Как знаешь, — пожимает плечами и возвращается к подъезду, бросив через плечо: — Я оставлю дверь открытой.

Такое ощущение, что мне выпотрошили душу и разложили содержимое рядом, чтобы я вдоволь насмотрелся на уродливые останки. Слышу, как открывается окно, знаю, что она смотрит, знаю, что поднимусь, но почему-то медлю. Такое ощущение, что переступлю не просто её порог, а какую-то едва заметную линию, после чего уже не смогу вернуться на исходную. Моя персональная точка невозврата.

Поднимаюсь и иду к машине за упаковкой презервативов. На всякий случай смотрю на её окна, но не горит даже свет. Подхожу к подъезду и вижу, что дверь слегка приоткрыта: подложила какой-то камень. Поднимаюсь, долго стою у двери, прежде чем решаюсь опустить ручку. Попробовать опустить ручку. Поддаётся. Медленно открываю и вижу её в проёме в спальню абсолютно обнажённой.

Все мысли тут же оставляют мою голову. В квартире не горит даже ночник, но её фарфоровая кожа как будто светится в темноте, притягивая взгляд. Она прислоняется бедром к косяку, а я закрываю за собой дверь и приваливаюсь к ней спиной. Я не хочу торопиться. Не хочу набрасываться на неё с порога, хочу насладиться видом, хочу рассмотреть её неидеальное тело в мельчайших подробностях. Чёрт, слишком мало света! Хочу включить, но понимаю, что магия развеется. Разуваюсь.

Чувствую её желание на расстоянии вытянутой руки, меня самого распирает так, что кажется, будто трещит по швам уже не только ширинка, но и рубашка. Сильные, глухие удары сердца, эта пульсация, это напряжение, даже её тесная прихожая, узкое замкнутое пространство, всё добавляет остроты. Она поднимает руки к волосам, но я останавливаю её, говоря хрипло:

— Сам.

И она покорно опускает их вдоль тела, молча ждёт, когда я подойду. Но я не хочу торопиться! Пуговица за пуговицей. Медленно, пожирая её взглядом. Рубашка летит на пол, очередь за брюками. Ну, тут особенно не разгуляешься… Теперь трусы.

— Может, сразу в окно? — спрашиваю со смешком, а она тихо смеётся в ответ и закрывает лицо ладонями.

Такая милая, такая трогательная, немного смущается своей наготы. Мелкая стерва! Улыбаюсь, как кретин. Подхожу и утыкаюсь членом ей в живот. Хотел подойти ближе, но…

— Сдаюсь, — поднимает вверх ладони, а я силюсь не заржать и говорю с укором:

— Продолжай и я смогу подойти вплотную, а ты даже не заметишь.

— Ты первый начал, — хмыкает и привстаёт на цыпочки, делая маленький шаг навстречу и одновременно просовывая моего парня себе между ног.

Стискиваю зубы. Поднять её за бёдра, прижать к стене и оттрахать за всю херню! За каждый её презрительный взгляд, за каждыйравнодушный, за каждое едкое слово! Но нет. Поднять-то поднимаю, она тут же обхватывает меня руками и ногами, а я иду к кровати и сажусь вместе с ней. Шпилька за шпилькой. Тяжёлые густые волосы падают вниз и она слегка мотает головой из стороны в сторону, разметав их по плечам. Водит пальцами по моим плечам, в упор смотрит в глаза и ждёт, когда я продолжу. Мне даже делать ничего не надо, я и без того чувствую, на сколько она возбуждена, как мокро у неё между ног, вижу, как глубоко она дышит, как вздымается грудь, но я хочу, чтобы начала она. Чтобы инициатива исходила от неё.

Провожу пальцами по её спине под волосами, она выгибается и немного запрокидывает голову.

— Не вынуждай снова иметь тебя, как кусок мяса, — говорю чужим голосом, склоняя голову к её шее. Едва касаясь губами, обдавая тяжелым горячим дыханием, дурея, практически не контролируя свой разум, его отсутсвие. Уже перед глазами темнеет, я убираю руки с её тела, чтобы не вцепиться с силой, чтобы не оставить вызывающих синяков, чтобы не причинить боль.

Не удивлюсь, если она сейчас просто встанет, накинет халатик и с подлой ухмылкой укажет на дверь. Точно грохну её!

— Я спятила… — вздыхает обречённо и зубами открывает упаковку презерватива, волшебным образом оказавшегося в её руках.

Будет неловко, если я кончу ещё до того, как она на меня заберётся… но она делает всё на столько быстро, что я не успеваю даже додумать мысль.

До скорых встреч, меня нет.

Казалось бы, чисто технически, вхожу в неё я, а ощущение, что она в меня. И оно не пропадает, оно усиливается с каждым её движением, с каждым наклоном тела, со всеми её бесчисленными регулировками, странными, неестественными позами от которых напрочь сносит крышу. Я даже не касаюсь её, не хочу чувствовать её нежную кожу под своими ладонями, реально оцениваю свои силы и понимаю, что при таком раскладе меня хватит секунд на двадцать. Пытаюсь отвлечься, пытаюсь смотреть в сторону, выхватывать взглядом предметы в комнате, интерьер, книги, рисунок на обоях… не могу больше!

Падаю спиной на кровать, утягивая её за собой, переворачиваюсь на живот, придавливаю к кровати, делаю несколько быстрых движений и её тело начинает содрогаться. Наконец-то! Моя очередь…

Это какое-то наваждение… Я засыпаю, нет, я буквально вырубаюсь там же, где с него слезла, но одно неловкое движение сквозь пелену сна и всё повторяется. Я вымоталась, я без сил, мне, блин, на работу с утра! Но я совершенно ничего не могу сделать, не могу противиться желанию… ну, как не могу… я не хочу.

Хочу вытрахать его из своей головы, из своих мыслей, из своей жизни. Чтобы не было больше соблазна, чтобы не осталось ни одного потаённого желания, сжечь простыни и жить дальше. Мои любимые, в очаровательные крошечные сердечки.

В очередной раз отключаюсь и просыпаюсь от настырно трезвонившего будильника как будто через десять минут. Приоткрываю один глаз, оцениваю положение своего тела в пространстве, заматываюсь в простынь и иду в душ, на ходу отключая раздражающий звон.

Быстро собираюсь и ловлю себя на мысли, что хочу поскорее слинять из собственной квартиры. Соболев спит, раскинув руки в стороны, я бросаю на него прощальный взгляд и выхожу, закрыв входную дверь так тихо, как будто покидала его кабинет. Он, может, и давал мне побыть главной, но я как была подчинённой, так и осталась. Хотя, должна признать, эта ночь сильно отличалась от всего того, что было между нами ранее.

Сажусь в автобус, пытаюсь переключиться на довольно унылый пейзаж за окном, но какая-то истеричная мадам кричит:

— Подождите, я забыла выйти!

И в голове тут же звучит его слегка насмешливый голос:

— Подожди меня.

Вот ещё… догоняй.

Достаю из сумки наушники и включаю музыку погромче, пытаясь его заглушить. Сегодня мой первый рабочий день на новом месте, надо сосредоточиться!

Прохожу в кабинет, тепло здороваюсь с коллегами, они отвечают взаимностью и я погружаюсь в вереницу приятной суеты. Получаю пароли и доступы, первое задание на перевод и выпадаю из реальности до самого обеда.

— Я, конечно, всё понимаю, первый день, хочется блеснуть… — слышу слегка возмущённый голос Артёма рядом и невольно расплываюсь в улыбке, а он заканчивает не в тему: — И я забыл, что хотел сказать.

— Думаю, ты хотел позвать меня перекусить, — подсказываю охотно и попутно дописываю предложение, не поднимая головы.

— На протяжении последних трёх часов, я раз пять заглядывал. Если так пойдёт и дальше, я приглашу тебя на ужин.

— Да ты просто мастер шантажа! — фыркаю, блокируя компьютер и поднимаясь. — До ужина не дотерплю, извини. Кстати, что ты делал тут на протяжении последних трёх часов? На сколько мне известно, ты безработный.

Коллега фыркает с соседнего стола, а Артём шепчет так, что слышно всему кабинету:

— Не позорь меня, женщина! Я — инвестор!

— Я так и сказала… — пропела в ответ и сняла с вешалки плащ и зонт.

— Это лишнее, — он забирает всё из моих рук и пристраивает обратно, — машина прямо у входа, у ресторана крытая парковка.

— Ого, ресторан! А тебя впустят? — пытаюсь, чтобы мой голос звучал саркастично и надменно, но улыбка через всё лицо портит картину.

— Поэтому я взял тебя, — продолжает болтать, открывая передо мной дверь на лестницу, — покажу, как пропуск, возможно, придётся покрутиться. Справишься?

— Я такая голодная, что готова сплясать… — бормочу себе под нос и выхожу на улицу, зябко ёжась.

— На самом деле, я со шкурным интересом, — в машине тон его голоса резко меняется, — расскажу по пути, если откажешься — поедем в другое место, в центре рестораны на каждом углу.

Любопытный хорёк внутри меня поднимает мордочку и замирает в ожидании.

— Не томи, Тём! — не выдерживаю, слегка пихнув его в плечо.

— Я собираюсь с мыслями, — смеётся в ответ и потирает «ушибленное» место. — А ты сильная!

— Проверь на сколько…

— Вчерашняя ситуация на переговорах действительно показалась странной, — вновь становится серьёзным и пристраивается в крайний правый ряд за автобусом. Вот это приготовления! — Отец человек дела, сразу же нанял детектива, выяснить, что за тип этот Алекс Браун. Вечером он перезванивает… до смешного. Фамилию мужик поменял месяц назад, причём, в нашем городе, просто через отдел МФЦ. Анисимов Александр Викторович.

— То есть, он сейчас в городе, а не на Турецком побережье, как уверял?

— Неа… причём, как ты понимаешь, побережье прилетело само. А у нас в городе не так много турков. Хочу, чтобы ты послушала один голос вместе со мной…

— Шахин? — спрашиваю со вздохом.

— Он, — кивает тут же.

— Не он, — хмыкаю в ответ, — и не Али.

— А это ещё кто?

— Официально — его переводчик. Но для переводчика он слишком вольно трактует.

— Час от часу… — вздыхает тяжко, — откуда ты знаешь Шахина? Он только недавно выкупил долю Жанны, уже после твоего увольнения.

— Ну… — я замялась, явно не готовая к этому разговору, но Артём ждал ответ и периодически бросал на меня заинтересованные взгляды. — Прежде чем выкупить, он выступил в роли поставщика и заключил договор с фирмой. Я переводила.

— Интересный ход, — хмыкнул Артём, — прощупал будущего партнёра заранее.

С этой стороны я не рассматривала… Получается, он не мог мне рассказать, чтобы я случайно не проболталась и не испортила проверку.

— А ещё я с ним переспала, — добавила между делом, — неоднократно.

Артём молча свернул на светофоре, а я слегка выдохнула.

Мы долго крутились вокруг ресторана, пытаясь найти место для парковки, Артём начал скрипеть зубами и в конечном итоге заблокировал два автомобиля прямо у входа. Я посмотрела с укором, а он невинно похлопал ресницами и полез в бардачок, перегнувшись через меня гораздо сильнее, чем требовалось. Я слегка улыбнулась, а он сунул руку в щель, с трудом вытащив картонку с номером мобильного. А вот это уже странно. Мог бы просто открыть пошире…

— Что ты там прячешь? — спрашиваю без задней мысли, подняв брови.

— Эм… ничего, — мямлит в ответ. — Пойдём.

Взгляд отводит и выглядит подозрительно. И наверняка настучит по рукам, но я быстрым движением открываю бардачок и вижу пистолет.

— Дин, ну какого… — вздыхает тихо и закрывает его.

— А разрешение есть? — спрашиваю хмуро.

— Нет, — не могу сказать, что я испугалась одного лишь вида оружия, но стало слегка не по себе. — Больше не голодная?

— Не, жрать охото, — отвечаю честно, отстёгиваюсь и выхожу.

Не моё дело. Не моё!

Заговоры, интриги, разборки с применением огнестрельного, большие деньги, инвестиции, покупки, продажи, нелепые афёры, таинственные турки за кадром, в кустах и чёрте где ещё. Не моё! Не полезу ни за какие коврижки.

Слышал, как она собиралась. Почти бесшумно, если не брать в расчёт звук льющейся воды. Ходила мышкой, одевалась на кухне. Лежал и ждал когда она подойдёт чтобы разбудить меня. Невежливо толкнёт или осторожно коснётся? Или за ногу стащит с кровати? Ещё вполне могла бы окатить ледяной водой из таза. Или поцеловать. Швырнуть в меня мои же тряпки, вместе с обувью. Проорать что-нибудь на ухо. Она не сделала ничего.

Порадовался, что отделался лёгким испугом, неспешно принял душ, почистил зубы её щёткой, справедливо рассудив, что после всего того, что было ночью, можно не церемониться, оделся и с поразительной лёгкостью во всём теле, которую не ощущал уже очень давно, отправился на работу.

Никакой головной боли, никакой усталости, старческой ломоты во всём теле, привычного раздражения в дороге, в голове полный порядок. Спокоен, уравновешен, собран. До обеда успел переделать столько работы, сколько обычно растягиваю на неделю, в обед назначил две встречи, с успехом их провёл, не бесил даже турок, ошивающийся этажом ниже. Но грызла одна мысль… почему она так тихо ушла?

Открываю фотографии на телефоне и таращусь на её голый зад. Сделал снимок, едва она уснула. С ухмылкой через всю рожу, до сих пор ощущаю эту внутреннюю усмешку. И от этого накатывает такое отвращение к себе, что взгляд тут же падает на бар.

Открываю ноут и погружаюсь работу. Слишком много самоанализа в последнее время, пора завязывать с этой хернёй. Ещё две ночи и я попрощаюсь с этой девицей раз и навсегда. Одной прошлой было бы вполне достаточно, но чёртов турок… хер ему.

Короткий стук и дверь открывается. Входит вальяжной походкой, как будто это его офис. Презрительно вздёргиваю верхнюю губу и откидываюсь на стуле.

— После вечера с инвесторами у меня самолёт, — говорит, подходя к столу.

— Проводить? — хмыкаю в ответ, а он морщится.

— Ты летишь со мной.

— Да хер тебе, — отвечаю со смешком. — Что бы ты там не придумал. Это будет третья ночь.

— Да забей ты на этот тупой спор! — рычит в ответ. — Есть шанс обоим остаться без башки, понимаешь? Вряд ли ты сможешь второй раз трахнуть весь город без этой ничтожной составляющей твоей жалкой личности.

— Ну, я хотя бы личность, — хохотнул, но напрягся.

— Соображай резче, — кривится и садится в кресло напротив.

— Ну ты и падла, Ибрагимчик… — улыбаюсь широкой открытой улыбкой и смотрю волком. — Я только избавился от всего дерьма и вот он ты.

Он смотрит в сторону, а я всё улыбаюсь. Тварь! Я пять лет потратил на то, чтобы выбраться из той ямы, в которую залез по дурости. Пять, сука, лет я убил на то, чтобы сохранить фирму и съехать по-тихому, но не на кладбище! И вот он сидит передо мной, мой билет в прошлое. Долбаный якорь, не дающий двигаться вперёд.

— Кстати, зря, — пожимает плечами равнодушно, — весьма прибыльное дерьмо, я тогда очень расстроился, когда ты срулил. Многие расстроились, Тимур. Но воссоединению рады не все. Я так и не нашёл ублюдка, пытающегося сорвать сделку в Турции, придётся ловить на живца. Никто, кроме Али, не знает, что контракт подписан. И даже он не знает, что я выкупил половину фирмы.

— Сорок девять процентов, — цежу сквозь зубы.

— Не суть важно, — он явно насмехается надо мной. — Можешь прилететь днём позже, так, пожалуй, будет даже лучше. С переводчицей и юристом, будем продолжать вести переговоры.

— Надеюсь, ты к тому моменту уже сдохнешь, мудила.

— Лучше молись, чтобы я выжил, — отвечает самодовольно и поднимается, — ты слишком размяк, чтобы вытянуть это одному.

Закрывает за собой дверь, а я вцепляюсь руками в стол, чтобы не доставить ему радости и не разнести кабинет к чертям. Мать! Как могла на столько поднасрать родная мать?! Неужели не могла найти другого покупателя, раз уж хотела срулить? Неужели на столько ненавидит меня, что выбрала кандидата только на основе личной неприязни? Чтобы просто уколоть побольнее, уязвить моё самолюбие! И сам хорош! Надо было быть осторожнее, осмотрительнее, как ни раз повторял Купреев. Купреев… что там за херня случилась на переговорах? Теперь то, что влез какой-то турок кажется подозрительным.

Беру телефон и звоню ему. Три раза подряд, ответа нет. Начинаю психовать, хватаю ключи от машины и закрываю кабинет.

Уже в машине раздаётся звонок, я тут же расслабляюсь, достаю телефон и вижу на экране «Купреев Артём». Нет, чёрт, нет…

— Да, — отвечаю хриплым голосом.

— Ты всё правильно понял, — говорит тихо, — инфаркт.

— В больнице? — спрашиваю с надеждой, с силой сжимая руль.

— В морге, — говорит резко и даёт отбой.

Меняю курс и еду в область. Насрать на всё, на все мысли, на все предубеждения, хочу оказаться только в одном месте. Хочу чувствовать её тепло, вдыхать запах её волос, слышать её голос.

Безрезультатно звоню в звонок, проскочив в подъезд за старушкой, начинаю стучать, долго, упорно, пока она наконец не открывает. Смешная пижама с мультяшными зайцами, небрежно собранные в неряшливый пучок волосы, недовольный взгляд, который быстро меняется. В глазах появляется озабоченность, она хмурит брови и отходит, пошире открывая дверь.

— Что случилось? — спрашивает тревожно, а я тяну к ней руки. — Тимур, на тебе лица нет, что стряслось?

Кладёт тёплые мягкие ладони мне на лицо, а я начинаю дышать ровнее. Притягиваю её за талию и крепко обнимаю. Не хочу срывать с неё эту смешную пижаму, не хочу трахаться до потери пульса, не хочу даже разуваться. Просто стою, дышу ей в макушку, понимаю, что из грядущей командировки могу не вернуться и жалею только о том, что вёл себя с ней как мудак. О том, что в моём бумажнике коробка от таблеток. Теперь даже если выкручусь, ничего уже не будет, я не потащу её за собой в ад.

— Тимур, ты меня пугаешь, — она отстраняется и смотрит на меня своими большими зелёными глазами.

«Я тебя люблю, мелкая ты язва».

— Это просто чтобы ты потеряла бдительность, — выдаю с хитрой рожей.

— Ну ты и… — начинает возмущённо, но договорить я ей не даю, заткнув поцелуем.

10.

— Отвезу тебя на работу, — говорит, застёгивая рубашку.

— Не стоит… — мямлю в ответ и продолжаю подсушивать волосы полотенцем, — к тому же, я ещё не собралась…

— Ну так и я не спешу, — пожимает плечами равнодушно. — Кофе есть?

— Варить надо, турка на плите.

Он брезгливо морщится, а я поджимаю губы. Мне что, собираться и одновременно варить тебе кофе? Может, попутно минет забацать?

— А чай?

— В пакетиках, — отвечаю ворчливо.

— Сойдёт.

Слабо улыбается и идёт на кухню, по пути быстро чмокнув в макушку. Это ещё что такое? Он вообще ведёт себя странно, начиная со своего появления у меня на пороге вчера вечером.

Поначалу решила, что придуривается. Состроил грустную мордочку, я опять пригласила войти и он тут же изменился, став привычно надменным засранцем, но планку не выдержал. Поцелуи чувственные, прикосновения нежные, взгляд пристальный, ко всему прочему запретил выключать свет, пока я не начала возмущаться, что это всё равно что спать с открытыми глазами. Ночью пыталась лечь поудобнее, отстранялась, но он то и дело притягивал меня обратно, обнимая и сопя в голову. После очередной моей попытки встал и настежь распахнул окно, заявив с усмешкой:

— Когда-нибудь ты замёрзнешь.

Когда-нибудь! Через полчаса я уже сама жалась к его горячему телу и так и вырубилась на его плече, закинув на него одну ногу и положив руку на грудь. Вообще, было даже удобно. У него очень удобное плечо.

А могла бы просто закрыть окно.

— Готова, — говорю, попутно собирая волосы в пучок.

— Не спеши, времени полно, — отзывается равнодушно и продолжает пить чай из моей любимой кружки. Огромная, красная, с такой ручкой, что я могу просунуть через неё четыре пальца.

— Ты ведёшь себя странно, — говорю хмуро, а на его лице появляется ухмылка.

— Просто мне надо переговорить с Артёмом.

— С чего ты взял, что он там?

— Он почти всегда там.

Отмахивается, как от назойливой мухи. Впрочем, на этот раз вполне обосновано. С чего бы мне вдруг вздумалось вести беседы? Отвезёт и отвезёт.

Ловлю себя на мысли, что хочу прихватить комплект сменной одежды. Блузка со всеми пуговицами, юбка-стрейч без разреза и чулки. Надо непременно взять в дорогу чулки. Две ночи и я уже готова принять его правила. Не хочу выходить на полпути, лучше переоденусь.

— Не, ну если просто стоять столбом, мы так вообще не уедем, — насмешка с кухни возвращает в суровую реальность и я начинаю обуваться.

По дороге мы не сказали друг другу и двух слов. Он хмурится и думает о своём, а я прикидываю, во сколько мы приедем, сверяясь с навигатором на телефоне, прокладывая маршрут с учётом пробок. По идее, должны подъехать минут за сорок до начала рабочего дня, вряд ли нас увидят вместе.

Как сильно я заблуждалась.

Едва свернули на нужную улицу, я увидела лёгкую дымку у здания и приличную толпу коллег. Все курят, сбившись в небольшие группы, Артём стоит на ступеньках и гладит по спине Аллу, уткнувшуюся носом в его грудь. Её плечи содрогаются, а моё сердце сжимается в нехорошем предчувствии. Бросаю взгляд на Тимура, он тормозит напротив входа и, не глядя на меня, выходит.

Первым подходит к Артёму, бледному, с тёмными кругами под глазами, тот передаёт Аллу на стоявшего рядом коллегу и они крепко обнимаются. Тимур с силой хлопает по спине Артёма и что-то говорит ему на ухо. Тот в ответ кивает и отстраняется. Оба выглядят сурово и решительно. Алла громко и истерично всхлипывает, а я поджимаю губы, начав соображать, что происходит. В глазах встают слёзы, Артём переводит на меня взгляд и слабо улыбается, слегка разводя руками.

— Как-то так, Ди, — говорит неразборчиво, сжимая челюсти.

— Мне так жаль… — слёзы катятся по щекам. Общая траурная атмосфера давит на грудь, дышать становится трудно, от плотной дымовой завесы подкатывает дурнота.

— Не стой тут, иди внутрь, — протягивает ко мне руку и тянет за собой в здание.

На первом этаже ещё люди, кто-то плачет, кто-то хмурится. Прямо напротив входа на невысокой подставке стоит рамка с портретом Сергея Викторовича, с траурной лентой в углу. Я его совсем не знала, но успела проникнуться такой теплотой, что хочется рыдать в голос. Эмоции накрывают с головой, приходится закрыть рот рукой, сдавливая, приглушая рвущийся наружу крик.

— Пойдём, — Артём обнимает меня за талию и отводит в сторону, к лестнице, на второй этаж.

Иду за ним, с трудом переставляя ноги.

«Уймись, Диана! — осаждает внутренний голос. — Ты видела этого человека всего несколько раз в жизни!».

Но я не могу. Давлюсь слезами, размазываю их по лицу и чем старательнее пытаюсь, тем сильнее расхожусь. Тело бьёт озноб, я растираю руки одна об одну, судорожно вдыхаю и медленно выдыхаю, шумно и неровно.

— Прости, — говорю Артёму дрожащим голосом, чувствуя неловкость за свою чрезмерную эмоциональность, — это так неожиданно, поверить не могу.

— Для всех нас, — отвечает глухо. — Присядь, я принесу успокоительное. Оно у нас сегодня рекой…

Отходит в сторону, Тимур преграждает ему путь и пару минут они общаются. Артём дёргается ко мне, но Тимур перехватывает его за руку и что-то говорит на ухо. Тот кивает и идёт в противоположную сторону, к столикам, за успокоительным.

Возвращается с крошечным пластиковым стаканчиком и протягивает мне.

— Выпей, станет легче, — говорит заботливо и кладёт мне руку на плечо, слегка сжав. — Мне надо отойти.

Принюхиваюсь к жидкости и тут же убираю стаканчик подальше. Что он мне там налил? От одного запаха тошнит, лучше бы водки принёс…

Суета вокруг отвлекает, я успокаиваюсь, отставив стаканчик подальше и неловко топчусь в зоне отдыха рядом с остальными коллегами, пока не возвращается Артём.

— Друзья! — говорит громко и все тут же замолкают. — Прошу, пройдите на первый этаж. Я должен сделать объявление.

Через час офис опустел. Артём отправил всех по домам, работать не был в состоянии никто, Алла наконец-то перестала плакать и таращилась в одну точку, сидя на краешке дивана на третьем этаже, а я просто отупела от собственных мыслей и не хотела домой, вяло перебирая бумажки за своим рабочим местом.

Артём закончил очередной звонок, шумно выдохнул и подошёл к моему столу.

— Ты как? — спрашивает тихо.

— Это моя реплика, — кривлюсь в ответ. — Мне так стыдно, я совершенно расклеилась… неправильно, что поддержку оказываешь мне ты.

— Напротив. Чувствую, что хоть на что-то могу повлиять…

Скупо улыбается, а я беру его руку в свои, осторожно поглаживая одним пальцем.

— Тёма… — слышу тонкий женский голос от двери и тут же отдёргиваю руки. — Милый, у нас много дел.

В кабинет проходит женщина под шестьдесят и окидывает меня взглядом. Не пренебрежительным, не надменным. Ей просто любопытно. Она даже немного улыбнулась и спросила, хитро прищурившись:

— Вы Диана?

— Да, — отвечаю быстро и тут же поднимаюсь и иду ей навстречу по непонятным причинам. — Примите мои соболезнования…

Тяну руку и она мягко пожимает её в ответ. Её пальцы холодные, кожа на руках сухая, шершавая, под ногтями грязь, которую, похоже, просто невозможно вымыть, это должно отталкивать, но от неё веет таким теплом, что хочется подойти ещё ближе.

— Спасибо, — отвечает искренне и выжидающе смотрит на сына.

— Простите, мне пора, — говорю быстро, — ещё раз примите мои соболезнования.

Она кивает, а я забираю сумку и вещи и тороплюсь покинуть дом скорби.

— Ди, погоди! — окликает меня Артём в коридоре. Я разворачиваюсь и пытаюсь спрятать появившуюся некстати улыбку. — О, пожалуйста, улыбайся! — говорит с запалом и подходит почти вплотную, взяв за руки. — Я нарочно тебя спровоцировал, мне это нужно, как воздух!

— Да как-то не к месту… — бормочу, отводя взгляд.

— Что действительно не к месту, так это сегодняшний ужин с инвесторами, — говорит недовольно, — но пойти всё равно придётся, в противном случае отец будет являться мне во снах.

— Ты пойдёшь? — переспрашиваю удивлённо и поднимаю взгляд.

— Я надеялся, что мы… — говорит виновато, — я рехнусь там один.

— Конечно, я с радостью! — отвечаю тут же и слабо морщусь.

Что ты несёшь? Какая, нахрен, радость, у него отец скончался! Какое, к чёрту, «конечно», там будут помимо прочих два твоих любовника!

— Диана, улыбаться и радоваться не возбраняется, — говорит с лёгким укором. — А красивое платье поощряется. Я заеду в шесть, идёт?

— Идёт, — выдавливаю из себя улыбку и высвобождаю руки.

По дороге домой прихожу в себя. Разревелась там, будто дочь родная, идиотизм. Да, мужчина показался приятным во всех отношениях, и как начальник, и как человек, но это перебор. Видимо, сказалась общая обстановка: когда все вокруг рыдают просто невозможно оставаться равнодушной, если ты не социопат, конечно.

Переоделась дома в мягкую удобную пижаму и прошла на кухню сварить кофе, с удивлением обнаружив любимую чашку чистой и на прежнем месте.

Собрав всех в холле первого этажа Артём рассказал, что его отец покинул этот мир вчера вечером. Может как раз в его кончине причина перемен в Соболеве. Он поддержал крепким братским объятием Артёма, наверняка и к его отцу питал тёплые чувства. Даже у таких, как он, есть привязанности. Потому и притащился, в своих переживаниях, погреться на моей груди, уже привычной, просто отвлечься от собственных давящих мыслей. Зачем искать какую-то девицу, напрягаться, вымучивать улыбки, когда можно просто долбить в дверь, пока не откроют, точно зная, что это произойдёт. Похоже, эту ночь я отработала жилеткой.

Романтик во мне тут же спрятал за спину осколок розового стекла, через которое смотрел последние два дня, нахмурился и проворчал:

«Не отдам».

«Подавись» — буркнула в ответ и сняла с плиты турку с кофе, аккурат перед тем, как в дверь начали стучать.

Уже даже плевать, кто там, но я всё равно слегка удивилась, увидев Ибрагима. Этому-то что надо?

— Мне нужна помощь, — говорит понуро и я, разумеется, тут же впускаю его. — Прости, что опять притащился…

— В моём паспорте другая прописка, — говорю сердито то, что собиралась в последний его визит.

— Да, было немного неловко, — начинает смеяться в ответ, а я переспрашиваю с глупой улыбкой:

— Ты что, завалился к моей маме?

— Она не сказала? Впрочем, я же попросил… хотел рассказать сам. В общем, тот букет, что валяется под твоими окнами, уже второй. И мы мило побеседовали за чашкой чая… ты была такой очаровательной в детстве, хорошо, что это не изменилось.

Я начала пунцово краснеть, а рука сама потянулась к карману, где лежал телефон, но с нагоняем решила повременить.

— Что за помощь? — перешла к делу, а он достал из кармана лист и развернул его.

— Это территория виллы со спутника. Ты не могла бы…

— Проходи, — говорю между делом и забираю бумагу, возвращаясь на кухню, — кофе будешь? Только сварила.

— С удовольствием, — отвечает с улыбкой, а я сажусь на стул и начинаю изучать снимок, недвусмысленно намекнув, что обслуживать его не собираюсь.

— Я стояла вот тут, — тыкаю на изображение, а он нависает надо мной, дыша в затылок.

— Интересно… — говорит задумчиво.

Да нихера там интересного нет. Деревья, зелень, строений поблизости, помимо главного здания, нет и в помине. Кошусь на него, слегка задрав голову, а он продолжает таращится на снимок.

— А что говорили дословно сможешь вспомнить? В идеале, на турецком.

Напрягаю память и морщусь:

— Дословно не получится.

— Может помочь любая мелочь!

— Ибрагим, зачем ты приехал? — спрашиваю строго. — Я рассказала всё в тот же день, а сад у тебя такой, что можно спрятаться под любым кустом, вообще по барабану, где я стояла в тот момент.

— Я должен был рассказать тебе… — вздыхает понуро и садится на стул рядом. — Я хотел, ещё там, в Стамбуле, но… чёрт, а если сделка сорвётся? Я буду выглядеть обманщиком. Но, по сути, обманщик и есть. Всё это я затеял ради тебя. Сделку, контракт, всё.

«Ага, ты ради меня родился» — мысленно закатываю глаза.

— Что ты имеешь ввиду? — спрашиваю ошалело. Я реально ошалела от его наглости!

— Ты же знаешь, наши с Тимуром матери общаются… как-то я подвозил свою, месяца три назад, прилетал на выходные… — он старательно наводил тень на плетень, а я не менее старательно пялила глаза, слегка приоткрыв рот. — Они обедали с Жанной неподалёку от офиса… и я увидел тебя. Хотел бы рассказать что-нибудь романтичное из серии «ты так хохотала, разговаривая по телефону», но ржал я сам, когда ты наступила в собачье дерьмо и довольно виртуозно выругалась на всю улицу. Еле успел окна закрыть, чтобы не спалиться.

А вот тут я напряглась. Было такое. И в дерьмо я наступаю не каждый день, для меня это целое событие.

— Это странно… — пробормотала вслух, отведя взгляд.

— Ну да, не совсем нормально… но… ты такая живая, такая искренняя! Таких мало, Диана. Как любит выражаться Али — исчезающий вид!

Сердце вдруг ускорило темп, а ладони вспотели. В голове свербела какая-то мысль, но чёртов турок продолжал болтать, восхваляя меня, и совершенно невозможно было сосредоточиться.

— Мне нужно было какое-то дело тут, в городе, а Жанна давно жаловалась на то, что с Тимуром невозможно работать… и я решился. Для начала хотел проверить, смогу ли работать с ним сам, а когда он взял на переговоры тебя, просто не мог поверить своему счастью!

«Да замолчи ты уже!» — взрываюсь мысленно и смотрю на часы.

— У тебя планы? — спрашивает со вздохом.

— Прости, я… — начинаю мямлить, старательно изображая из себя дуру, — у меня действительно планы, но дело даже не в этом. Всё это… слишком, понимаешь? Твой напор… вся эта серьёзность намерений… я не готова, мне нужно время, чтобы обдумать, переварить…

Господи, ну что за театр абсурда! Даже если ты видел, как я наступила в дерьмо, это не значит, что я поверю, будто ты купил бизнес только чтобы подстелить соломку под наше совместное счастливое будущее! Даже если ты на столько уверен в своей неотразимости, что не допускаешь и мысли, что я могла не ответить взаимностью!

— Разумеется… — бормочет чуть слышно, — прости, что вывалил на тебя это вот так. Не мог больше молчать, не мог скрытничать, только не с тобой…

«Да-да, вали уже» — поторапливаю мысленно и поднимаюсь.

Выпроваживаю, закрываю дверь и не могу вновь нащупать ту мысль, ту тонкую нить. Чёрт!

Ведьма! Едва она прошла в зал ресторана, держа под руку святошу, разговоры смолкли. Турок расправил плечи, инвесторы, сидящие лицом, вытянули рожи и шеи, а их блёклые спутницы скривили ярко накрашенные рты.

Изумрудное платье в пол струится по телу, из разреза спереди то и дело появляется стройная ножка. Укладка волнами, лёгкий макияж. Она вдруг спотыкается о ковровое покрытие, Купреев придерживает её за руку, а она начинает сдавленно смеяться и прикрывает глаза ладонью. На её щёках выступает румянец, а на лицах присутствующих мужиков — блуждающая улыбка.

— Теперь понятно, почему ты опоздал, — говорю едко, а она перестаёт улыбаться.

Думал, будет легче, но стало только хуже. Её губы надулись, во взгляде появилась печаль и обида, желание прижать к себе и больше никогда не отпускать лишь усилилось.

— Если бы у меня была такая спутница, я бы вообще не пришёл, — заявляет турок. Падла!

Инвесторам ремарка пришлась по душе, разговоры возобновились, я сделал короткое объявление, представил своего нового партнёра и следом он около часа в красках распинался, какие горизонты открывает это сотрудничество. Знали бы они… может, просто грохнуть его? Разве что ради удовольствия, колёсики вновь закрутились, обратного пути нет. Точнее, затянулась удавка на моей шее. С нынешним размахом фирмы меня просто так не отпустят, Ибрагим такая же пешка, просто приятная глазу картинка, весь из себя улыбчивый и словоохотливый. Уже пообещал рост прибыли на семь процентов за три месяца, Купреев чуть не подавился. Понимаю, именно поэтому я жрать и не стал. Остальным новость дико понравилась, а водка полилась рекой.

Диана молчала. Все три часа, что длился ужин. Один раз что-то прошептала на ухо Купрееву, после чего они спешно раскланялись и удалились. Лишившись главного украшения, постепенно начали отчаливать и остальные. Последним поднялся турок, промокнул рот накрахмаленной салфеткой и бросил с усмешкой:

— Прилетишь — позвони.

Пошёл ты!

Дожидаюсь, когда он выйдет, опрокидываю рюмку, к которой не притрагивался весь вечер, бросаю на стол деньги и еду к ней.

Торможу у её подъезда и вижу, как в слезах выскакивает её подруга, тоже с восьмого. Как некстати… что они там не поделили? Впрочем, утешу.

Я даже приободрился от одной мысли, что смогу подставить ей плечо. Возле двери только немного напрягся, когда увидел, что она слегка приоткрыта. Терпеть не могу приоткрытые двери! За ними всегда какая-то подстава!

И этот раз не исключение.

Прохожу и слышу сдавленные рыдания. Разуваться или нет?

— Диана? — чёрт, голос дрогнул.

— Проходи, — отвечает сквозь слёзы.

Разуваюсь, иду в комнату, ахреневаю. Она лежит голая, на животе, уткнувшись лицом в подушку, хлюпает носом и говорит зло:

— Фотографируй и уходи.

Земля уходит из-под ног. Как она узнала? Сука, переводчица с восьмого! Дрянь!

— Оглох?! — кричит, приподняв голову. Губы кривятся, тушь размазана, такая сломленная, разбитая, подавленная. Внутри всё сводит от презрения к себе, от жалости к ней, сердце как будто сжимают, на грудь давит. — Фотографируй и уходи!

Достаю телефон из кармана и делаю вид, что фотографирую. Так лучше. Порыдает ночь и отпустит. А я буду медленно подыхать внутри.

Обуваюсь и выхожу.

В машине вновь достаю телефон и открываю список контактов. Так, эта, кажется, из отдела кадров. Двенадцать уже, да и похер.

— Тимур Александрович, — сонный голос после третьего гудка, — чем могу быть полезна?

— Фамилия переводчицы, с которой таскалась Гордеева, — отвечаю сухо.

— Минаева Татьяна, — ответ без промедлений.

— Она летит со мной. Организуй.

— А Кузнецова как же? — слышу растерянное бормотание и выхожу из себя.

— Я как-то невнятно выразился?! — ору в трубку.

— Нет, прошу прощения, — отзывается тут же, — всё сделаю.

Отбрасываю телефон и, резко трогаясь с места, еду в офис. В базе сотрудников должен быть её домашний адрес. Она мне всё выложит! Если её подговорил этот урод, ему точно крышка.

Дороги пустые, долетаю минут за двадцать. Сонный охранник подрывается с места и встаёт по стойке смирно, а я иду к лифтам, сжимая ключи от машины с такой силой, что скрипит пластмассовый брелок. Надо успокоиться, иначе я просто отделаю эту девку.

«Конечно, Тимур Александрович, — говорит едко внутренний мудак, но почему-то голосом брюнеточки, — это ведь ложь, спора не было».

Рука разжимается и брелок падает на мраморный пол. Охранник дёргается, а я вхожу в лифт. Подниму на обратном пути.

Смотрю на своё отражение и не узнаю этого ублюдка. Как будто стою не один, как будто я на самом деле не отражаюсь, это кто-то другой, подлый, ничтожный, циничный. Как будто вернулся тот моральный урод, которого я подавил в себе несколько лет назад.

Тихо хмыкаю и выхожу. Почему как будто? Всё в точности так.

Через час звоню в домофон к Минаевой.

— Кто? — спрашивает нервно. — Ди, ты? — молчу и дверь открывается. Нахера спрашивать? Идиотка.

Поднимаюсь на пятый, последний, без лифта, перескакивая через пару ступенек. Стоит у распахнутой двери, при виде меня испуганно округляет глаза, пытается закрыть дверь, но не успевает.

Немного не рассчитал силу и она упала, нелепо раскинув ноги. Брезгливо морщусь и прислушиваюсь. Если живёт не одна, могут быть проблемы.

— Вставай, — говорю сквозь зубы. — Поговорим.

Так больно мне не делал ещё никто. Даже он, даже тогда, в самолёте. На ресницах не осталось туши, она вся на подушке, душа там же. Грязная, выстраданная, выплаканная, жалкая, истерзанная.

Часам к трём ночи поднялась с кровати дряблой старухой и пошла на кухню выпить. Хотелось спиртного, получилось — холодный кофе. Горький, с кислинкой, совершенно омерзительный на вкус.

Обругала последними словами подругу, влепила ей пощёчину, выставила из квартиры, чуть ли не проклиная вслед, но она совершенно ни в чём не виновата. Только я сама. Моя похоть, которая завладела разумом, моя самонадеянность, моя дерзость, мои давно разбитые, искажающие действительность розовые очки, через которые я упорно продолжала смотреть. Такая наивная глупышка… очередная. Думала, он дверь в душу приоткрыл. Нет у него души и никогда не было. Зря его мать рассчитывала на обратное.

Сначала Таня включила мне запись с диктофона. Успела нажать на запись подходя к моему дому… И я услышала своими ушами весь разговор между Тимуром и Ибрагимом. Разговор, в котором они поспорили, кто круче. У кого хер длиннее, у кого яйца больше. А я с удовольствием раздвинула перед Тимуром ноги. И если бы Ибрагим поднапрягся, битва бы разгорелась нешуточная.

Я пыталась сделать хоть вдох, но она не дала. Тут же призналась, что соврала про тот разговор Жанны с вымышленной подругой. Не было никакой Амелии, она просто вызвала её в свой кабинет и со свойственной ей прямолинейностью заявила, что считает нас с Тимуром отличной парой. Что такая, как я, сможет направить его на путь истинный. Что нужно лишь слегка подтолкнуть нас навстречу друг другу, а дальше сработает сила притяжения. Не, ну сработало, тут надо отдать ей должное. Такую дуру, как я, ещё поискать. Исчезающий вид!

Я резко встала и начала расхаживать по крошечной кухне загнанным в клетку диким зверем. Исчезающий вид… идиотская фраза, которая резанула слух в последнем разговоре с Ибрагимом. Где я ещё это слышала?…

— Пименов… — пробормотала растерянно и первая же мысль — позвонить Соболеву.

Мысль, от которой я впала в ступор на пару секунд, а потом истерично засмеялась. Да я втрескалась в него по уши! Надеюсь, на мне вид действительно исчезнет… врагу не пожелаю.

Ладно, хрен с ним. Допустим, он мудак не распоследний, а последний. И я в самом деле ему позвонила. Что я скажу? Что Ибрагим употребил фразу, которую, по его словам, любит повторять Али, которую, в том числе, произнёс Пименов. Какая тупость! Ладно ещё Али, но Пименова-то я с какой стати подозреваю? Обычный мужичок, звёзд с неба не хватает, в работе не слишком старателен и не слишком внимателен, рядовой клерк. А с другой стороны…

Попыталась вспомнить ограбление в аэропорту. Я видела своими глазами, как к юристу подбежал щуплый турок, как выхватил портфель и толкнул, от чего Пименов приземлился на пятую точку. Допустим, турок был жилистый и сильный, а Пименов не ожидал рукоприкладства, от того и плюхнулся, как мешок с картошкой, но он даже не покачнулся, когда у него отобрали портфель. Чем он его держал? Одним пальцем? В аэропорту? Я своё барахло держу так, что руку сводит от напряжения. Но это я… На столько ватный? Или просто турок очень ловкий?

«Кое-кто хотел не влезать…» — ненавязчиво напомнил внутренний голос, от которого я тут же беспечно отмахнулась. Хоть мозги займу и не буду думать о том, что об меня вытерли ноги.

Ещё эта нелепая опечатка в договоре. Почему её не заметил второй юрист? Или заметил, но промолчал? Он тоже под вопросом, но Ибрагим наверняка проверил его в первую очередь. Или знал об опечатке с самого начала и просто тянул время, хотел подольше пообщаться с Тимуром, проверить его на прочность. Ладно, допустим, Пименов намерено отпустил портфель, осел на землю, а после сделал вид, что хочет догнать негодяя. Нелепую ошибку в самом деле мог пропустить второй юрист, сосредоточившись на условиях соглашения, а Пименов сделал её намеренно. Та его фраза, что теперь уже и не докажешь, что в электронной версии было корректно, теперь кажется сказанной не просто в пустоту. За столом он сидел рядом с Тимуром, вполне мог изловчиться и подсыпать ему что-то, да и себе, чтобы не попасть под подозрение. К тому же, продолжать переговоры без юриста было глупым. То есть, финальная цель — сорвать сделку. И она вполне вписывается в разговор двух турков в саду.

Кажется логичным. Но поделиться соображениями не с кем.

«Иди спать, детектив недоделанный» — вздыхает внутренний голос и я покорно выключаю свет.

Встаю чуть свет и первым делом звоню Тане. На нервах я наговорила ей столько мерзостей, что стыдно было от одного воспоминания, но её телефон оказался недоступен. Позвонив ещё несколько раз, поняла, что лучше притащиться лично, с вином и покаянным видом.

Лучше делать хоть что-нибудь, иначе погружусь в пучину отчаяния, в своё болото, утопая глубже с каждой новой попыткой выбраться.

Душ, кофе, быстрые сборы и беглый взгляд на часы. Семь утра. Пока доеду, будет восемь и можно будет купить бутылку примирения. Бухать в восемь утра? Выходит, не вино, а шампанское.

Ухмыляюсь дуратским мыслям и выхожу из подъезда, кутаясь в вязаный кардиган. Без труда узнаю новую машину Тимура. Теряю запал, теряю ощущение времени, вновь теряю себя. Подхожу ближе и смотрю через слегка запотевшее стекло на его умиротворённое лицо.

Спит, откинув спинку кресла.

— Ты идиот, Соболев… — говорю сквозь слёзы, — какой же ты идиот.

Делаю над собой усилие и иду к остановке. Не буду егобудить. Не буду стучать в приоткрытое окно. Не буду унижаться. Не буду просить объяснений. Не буду! Хочу, чтобы инициатива исходила от него. Хочу, чтобы пришёл ко мне, постучал в дверь, чтобы молчал, не находя правильных слов, чтобы путано объяснялся, решившись, сравнивал с блинами и ещё Бог весть с чем, не важно. И не важно, что им движет. Тупое животное желание, стыд или искреннее чувство, смутное, размытое.

Я подожду. Я не тороплюсь. Главное, что он чувствует хоть что-то.

— Передавайте за проезд! — недовольный голос кондуктора вызывает глухое раздражение.

Алло! Это твоя работа! Кому передавать, в салоне рейсового автобуса длинною в жизнь три человека помимо меня! Включая тебя, старая карга!

Через минуту подходит и буравит меня презрительным взглядом. Молча отдаю деньги, молча получаю сдачу, сую в сумку и думаю, в кого превратилась. Нервная, озлобленная, остро реагирующая на любые, даже самые незначительные, жизненные трудности. В печали захожу в супермаркет неподалёку от Таниного дома, покупаю две бутылки шампанского и одну коньяка. Иду к ней с намерением нажраться до потери пульса, долго и безрезультатно звоню в домофон, через двадцать минут проскальзываю в подъезд с собачником, звоню в звонок, стучу в дверь.

— Да нет её! — рявкает соседка напротив, широко распахнув дверь. Я разворачиваюсь, а она тут же захлопывает её обратно.

Ну… спасибо, наверное. В принципе, я догадалась.

Выдвигаюсь к маме.

Через полчаса открываю дверь своим ключом и прохожу, шваркнув пакет на пол.

— Диана? — мама выпархивает из спальни в шёлковом халатике, а мои глаза медленно расширяются. — Милая, я не одна… — бормочет тихо, а я рявкаю:

— Чёрте что! — и выхожу, хлопнув дверью.

Быстро спускаюсь и достаю телефон. Девять. Спит или нет? Пишу сообщение с аналогичным вопросом.

«Уже нет» — тут же приходит ответ.

Надо было подумать над последствиями. Надо…

«У меня через полчаса» — пишу ответ и вызываю такси.

Успеваю приехать за минуту до него. Машинально отмечаю, что машины Соболева у подъезда нет, поднимаюсь в квартиру и раздаётся звонок на мобильный.

— Семнадцатая, — говорю, едва подняв трубку, и тут же даю отбой.

«Остановись!» — кричит внутренний голос.

Пошёл нахер.

Открываю входную дверь, снимаю кардиган, стаскиваю футболку, расстёгиваю пуговицу на джинсах, не давая себе опомниться, задуматься.

— Всё-таки сплю… — бормочет Артём и проходит, закрывая за собой дверь.

Расстёгиваю молнию и спускаю вниз джинсы, поочерёдно высовывая ноги. Смотрю в его большие голубые глазам с намёком на отчаяние, но он уже ничего не видит, кроме моего полуобнажённого тела. Так даже лучше. Плевать, что будет потом. Подхожу и опускаюсь перед ним на колени. Поднимаю голову, расстёгиваю его ширинку, а он подхватывает меня под мышки и поднимает. Если бы я не успела нащупать член, сильно бы засомневалась, а мужик ли он. Кто откажется от подобного?

Торопливо целует и попутно пытается стянуть футболку. На секунду прерывается, стаскивает её через голову, отшвыривает в сторону и подхватывает меня под бёдра. Тихо взвизгиваю от неожиданности, в основном касающейся того, с какой лёгкостью он меня поднимает, он улыбается, снимает обувь и ориентируется на местности одним беглым взглядом. Этот парень точно знает, чего он хочет и как этого достичь. Не стесняется, не обременяет себя излишними рассуждениями, не задаётся неуместными вопросами, не осуждает и не забывает о контрацепции.

Чувственный, но немного резкий. С напором, с нажимом, но не перегибает. Властный, но не грубый. Доминирует, но не унижает.

Позвала я, а трахает меня он. Непривычно.

Когда немного выдыхается, удаётся перехватить контроль. Поначалу сопротивляется, пытается двигаться, мешает, сбивает настрой и я придавливаю его ноги, согнув свои в коленях и положив поверх его. Не рыпайся! Выгибаюсь, как лук с натянутой тетивой, меняю наклон, экспериментируя, выбирая наиболее подходящий, почти дохожу до пика, но он садится и вместе со мной падает на живот, придавливая к кровати, довершая начатое.

Не то.

Не так.

Сойдёт.

11.

Я прожил в этом изнуряющем аду три недели! Три, мать его, недели! Я загорел, я со злости трахнул её подругу, я творил такое, что не хочется даже вспоминать, но всё бестолку. Мы допросили каждого, кто был в то время на вилле, потом тех, кого там быть не должно, меня трижды чуть не убили, спасла тупая случайность, турку бок прострелили, но всё бестолку. Он в зачуханной больничке, я в задрипанном отеле на окраине города, переводчицу и юриста отправил домой через неделю, но добило другое.

Сообщение, пришедшее сегодня рано утром.

«Нужно поговорить».

Самая ублюдская фраза, которую только могло придумать человечество! Кто та падла, что первый сказал её?!

Сижу, таращусь на экран и не знаю, что ответить. Сердце долбит в ушах, ладони вспотели от волнения. О чём она хочет поговорить? Что она может сказать? Что-то случилось? Что-то с её матерью и нужны деньги? Что замуж выходит? Что?!

Не отвечаю ничего. Начинаю организовывать перевозку долбанного турка, с которым теперь связан по рукам и ногам. Состояние приемлемое, валяется там, мацает за жопы санитарок, падла. Падла!

Не могу перестать винить мать в произошедшем. Благими намерениями… и ведь права была, разглядела, нащупала, но, чёрт побери, неужели нельзя было в решающий момент просто рассказать?! Зачем она продала ему долю…

«Потому что ты мудак» — внёс ясность внутренний гандон, а я не поленился оторвать жопу от кровати и поклониться. Премного благодарен за пояснение!

Через три дня дня турок вылетает в Москву частным рейсом, я вслед за ним. Этот мудила мне дорого обходится, но желания лететь с ним на одном борту нет никакого. К тому же, это опасно. Избавиться от нас обоих одним махом — как удобно! А я жить хочу. Хочу узнать тему разговора. Узнать, почему она пересилила себя и написала спустя почти месяц.

Догадка слабо шевелится в подкорке мозга, но я стараюсь сосредоточиться на проблемах. Не хочу догадываться, хочу знать наверняка. Услышать от неё, понять, что я чувствую по этому поводу, принять решение.

Нет, решение я принял, едва прочитал сообщение, из аэропорта тут же направившись к ней.

Даже машина Купреева под её окнами не смутила. Не смутило его присутствие в её квартире, в джинсах и без рубашки. С ухмылкой через всю рожу, появившейся, едва она повернулась к нему спиной.

— Я не задержу тебя надолго, — говорит своим хрустальным голоском, дрожащим от волнения. — Тём, пожалуйста…

— Конечно, — отвечает елейно и заходит на кухню, плотно закрыв за собой дверь.

— Таблетки не сработали, — говорит, глядя в стену поверх моего плеча.

Земля уходит из-под ног. Это не квартира, это пропасть над ущельем, в которую меня толкают каждый раз, едва я переступаю порог.

«Скажи» — шепчу мысленно. Я так хочу услышать эти слова…

— Я беременна.

На пару секунд прикрываю глаза и мечтаю, что мать не продала свою долю торговцу наркотой. Что я могу всё исправить, могу извиниться за своё мудачество, могу вышвырнуть другого мужика из её квартиры, могу обнять, могу тискать со счастливой улыбкой от уха до уха, попутно пытаясь представить, на кого мелкий будет похож сильнее. И кто будет, пацан или девочка? Что я почувствую, увидев первый снимок УЗИ? Первый толчок из её живота? Согласится ли она выйти за меня или будет полоскать мне мозги, пока ребёнку не стукнет восемнадцать? Или будет сопротивляться до последнего вздоха, просто из вредности? До последнего моего, разумеется. Мечтаю умереть в её объятиях дряхлым стариком с варикозом и подагрой.

Стеклянный, равнодушный взгляд её зелёных глаз. Полнейший игнор, как будто я пустое место. Как будто она сходила в банк спермы. Но это не важно, это логично, это понятно. Решение я принял сразу.

— Аборт, — отвечаю сухо, а она тут же кивает:

— Само собой. Решила, что ты должен знать.

Разворачиваюсь и ухожу с таким паскудным желанием убивать, что начинают чесаться руки. С желанием сдохнуть самому. Но лучше так, чем такой папаша, как я. Чем такой муж, как я. Спать с открытыми глазами и каждый день опасаться, что какая-нибудь мразь с ними что-нибудь сделает, только чтобы напакостить мне. Я не могу обречь её на такую жизнь.

Купреев последний гандон, но действовал всегда осторожно. На рожон не лезет, он о ней позаботится. А я… я буду медленно подыхать каждый день, часто видя их вместе. Внутреннее разлагаться и бесконечно представлять, на кого мелкий был бы похож сильнее.