"С тобою" как синоним "жить" (СИ) [Vikkyaddams] (fb2) читать онлайн

========== 1 ==========

— Валери!

Крик раздался за дверью, что закрывала вход в лиловую гостиную на Колледж-Лейн, 124\2 со стороны публичной прихожей.

Дайан не то чтобы вздрогнул. И не то чтобы он один. На мгновение и сама Валери, и её сестрица, и Кэтспо, и Кот с Ялу, и даже абсолютно флегматичный Сойер разом взглянули на закрытую дверь.

— Валери!

Определённо, но за дверью уже взревело.

— Да, блядь, стой ты! — донеслось оттуда же.

И вместе с этой просьбой Валери Сэндхилл поднялась с дивана, отводя длинный локон за спину, несколько поспешно откланиваясь:

— Прошу меня извинить, но мне необходимо выйти. Продолжайте без меня.

С этим напутствием она чуть склонилась, чтобы дотянуться до мохнатого круглого уха существы, крепко сжала то в пальцах и со словами «идём-ка, голубушка, со мною» скрылась за дверью. Не за той, что вела из публичной прихожей и за которой слышались крики и возня, а за другой, зеркально повторяющей.

Куда вела вторая дверь, Брук в точности не знал. Да и не до этого стало, потому что с пинка разлетелась гостиничная, и сначала спиною вперёд ввалился Никки Милднайт, а следом, разноцветный от ярости, — Элек Милднайт.

— Валери!!!

Никки совершенно серьёзно пытался сдерживать взбешённого брата, но это было равнозначно тому, как если бы он пытался усмирить самого себя.

Дайан почувствовал, как рука Джона чуть крепче приобняла его, в то время как сам Сойер собрался, готовый вывернуться из-под мужа, что по обыкновению привалился сверху, что бы встать между рвущимся в драку Элеком и Дайаном.

Элек Милднайт всё-таки брата оттолкнул и оглядел сидящих. Валери не нашёл, зато увидел Сесиль.

— А вот ты здесь, — низко прорычал он.

Кэтспо плавно поднялся и заступил между Элеком и ведьмой.

Дайан не видел особой тревоги на лице Иво, но само его движение говорило о том, что тот намерен не дать Милднайту добраться до Сесиль.

— Слушай, может, уйдём? — тихо предложил Дайан.

— Шутишь? — быстро взглянул Джон. — Уйти и пропустить весь шапочный разбор? Не переживай за детей.

Дайан с облегчением кивнул. Уходить ему не хотелось, просто он хотел отдать дань расхожим приличиям.

— Ну заебись, Иво, и ты здесь, — пророкотал Элек и протянул к нему ручищи.

Никки ухватил брата за левый локоть и дёрнул в сторону. За что выгреб свинг с правой и загремел у каминной решётки, свалив щипцы и совки.

— Сесси! — заорал Элек.

— Даже не думай, — качнул головою Кэтспо, чуть склоняя её и едва сдвигаясь в пространстве, выводя правые плечо и колено вперёд.

Иво проигрывал конунгу в массе фунтов тридцать пять точно. И Дайан был уверен, что в таком настрое, как вот сейчас, Элек вышвырнет Кэтспо в нокаут в секунды, если тот не увернётся. Как он был уверен и в том, что Иво уворачиваться не собирался.

Никки резво для своих размеров собрался с пола и проорал в свою очередь:

— Не трогай ни Иво, ни Сесиль, идиот!

— Согласен, я идиот! — ответил Элек. — Пригрел на груди змей, клубок ядовитых змей!

Дайан нашёл взглядом Кота. Тот сидел на козетке под окном и обречённо качал мордой, досадливо скалясь под усами. А ещё он видел Сесиль, частично. Та потихоньку сползала с кресла, вытягивая коленку и носок туфли, чтобы надёжнее встать на ковёр. Намерение её было прозрачно: Сесиль Сэндхилл собиралась бежать, пользуясь тем, что из-за Иво взбешённый Элек её не видит.

Но, похоже, конунг знал обеих Сэндхилл так хорошо, что предвидел подобное: в патовой ситуации ведьмы норовили дать дёру. Стоило Сесиль подняться и метнуться туда же, куда сбежала Валери, волоча за ухо подозрительно молчаливую Ялу, как Элек сделал то же самое. Он с изумительной проворностью, совершенно не вяжущейся с его ростом и весом, бросился Сесиль наперерез, в броске ударив Кэтспо в плечо, словно нападающий на игровом поле, сваливая того в пустое и покинутое ведьмой кресло.

Сесиль взвизгнула, тихо и коротко, едва извернувшись от протянутой руки Элека. Да и то благодаря чистому везению, потому что ему на спину обрушились Никки и вскочивший Иво. Оба повалили Элека в пол.

Кот закрыл глаза обеими лапами и уткнулся башкой в диванную подушку.

«Ёбаный стыд», — услышал Дайан полное меланхолии мурлыканье.

Сесиль прижалась к двери спиною, одновременно отжимая ручку. И, бросив мужиков на полу, крушивших и сшибавших вознёй всё, до чего дотягивались ногами, руками и всеми собою в радиусе четырёх-пяти футов, юркнула вон.

Джон всё же поднялся, вынул Дайана из кресла и аккуратно увёл к стене.

— Ты… не хочешь вмешаться? — Дайан должен был попытаться.

— Нет, — коротко отказался Сойер.

— А ты знаешь, что происходит?

— Кажется, да.

Тут в распахнутой двери гостиной из майского синего вечера появились оба Балицки. Аккуратно зашли и заняли точно такую же позицию, что и Сойеры, разве что у другой стены.

Юрэк сделал глазами Джону «стОит?», Джон сделал в ответ «не стОит».

Кот уже пришёл в себя и равнодушно следил разноцветными змеиными очами за дракой на полу.

Кресла давно были сдвинуты со своих мест. Горшок с глоксиниями расколочен вдребезги, и земля устлала ковёр и частично просыпалась в корзину с периодикой. Фиалковый «веджвуд» с золотыми стеблями по ободкам фарфоровых чайных чашек был разбит к хуям, а звенящие осколки растёрты едва ли не в пыль. Коваными ножками вверх лежала подставка для книг, вывернув из себя два тома из собрания сочинений Курта Воннегута* в чёрных обложках, Алана Дина Фостера** с очеловеченной выдрой на корешке и Джона Стейнбека***.

Линда и Юрэк недолго наслаждались стихией. Секунд тридцать спустя после их появления оба Милднайта и Кэтспо достигли хрупкой статики на полу в собранном лавандовыми волнами ковре.

— Блядь, убери от меня свои пидорастические… — задушенно заявил Элек.

— Иди нахуй, Элек, — тяжело дыша, оборвал того Иво, в локтевом захвате удерживая ему шею.

Никки навалился сбоку и выворачивал колено Элека в болевом.

— Оба отъебитесь от меня, — пригрозил Элек.

— Давай поговорим спокойно, — напомнил Никки.

— Я дышать с вами одним воздухом не хочу, не то что разговаривать.

— Идёт. Миледи не трогай, — в свою очередь попросил Иво, сдувая с лица выбившиеся из-под резинки светлые волосы.

— Мне и не придётся, уж больно ты с этим хорошо справляешься, уб…

Иво не дал говорить дальше, навалился на немеющий локоть сильнее, совершенно Элека придушив.

— Дай слово, — сказал Кэтспо.

Элек ударил ладонью в пол одновременно с испускающим последний вдох «даю слово».

Никки и Иво свалились на пол и откатились подальше.

— Аминь, — проблеял Кот.

***

Элек Милднайт, кашляя, поднялся на четвереньки и стоял так, опустив голову. Взлохмаченная золотистая коса мела кончиком пол.

Иво, привалившись к сбитому с места дивану, пересчитывал пуговицы на сорочке.

Одну из тех, вырванную с нитками, Дайан видел у своих ног.

Никки уже поднялся, но стоял, опершись ладонями о согнутые в коленях ноги, и наблюдал за братом.

Как только появилась надежда на то, что шторм себя исчерпал, так отворилась дверь в непонятно куда и Ялу всунула круглую морду в гостиную.

— Эй, парни, как у вас дела?

Едва заслышав подначивающие слова Ялу, Элек сгрёб первый попавшийся том и швыранул на звук голоса существы. «Гроздья гнева» Стейнбека со всей дури вдарили в застонавшее дерево двери, а сама Ялу от вибрации рухнула навзничь куда-то прочь. Можно было видеть натоптанную круглую подошву её лапы ещё пару секунд, потом и она пропала из поля зрения.

— Валери! — позвал Элек, поднимаясь окончательно. — Я тебя не трону! Сесси! Выходите!

Прошло секунд пять, прежде чем появились обе, раздумчиво входя в гостиную.

Роскошное и многообещающее молчание воцарилось среди битого и сломанного интерьера.

— Что там у тебя в руке, милый? — на всякий случай уточнила Валери, осмелев.

Элек взглянул на обложку.

— «Колыбель для кошки», — ответил он мрачно и бросил книгу в устоявшую вертикально корзину с журналами.

Ещё секунд десять все молча пялились друг на друга. И этого хватило, чтобы понять: драка закончена, но очевидцы никуда не собираются. Зрелище свершилось, теперь хотели хлеба.

Сесиль и Валери переглянулись, подёргали носами, вероятно, что не одобряя кавардак. Тут же обе сымитировали когтистый, забирающий пальцами в кулак жест, и Дайан почувствовал вибрацию в воздухе. Запахло средством для уборки и свежим пиленым деревом.

— Присаживайтесь, раз никто не собирается уходить, — пригласила Сесиль, раскованным жестом обводя совершенно первозданную лиловую гостиную. Словно и не было побоища и портовой ругани.

— Водки? Крови? Газировки? Кому, милорды и миледи, чего? — буднично поинтересовался Кот. И, не дожидаясь ответа, вышел в бар.

Элек не стал садиться. Он ушёл к окну и грыз там ноготь. Догрызть не успел, потому как новая волна гнева развернула его от созерцания Колледж-Лейн:

— Как ты могла?

Валери надолго прикрыла тёмные веки, потом хлопнула ресницами и ответила:

— Ты злишься на меня.

На секунду показалось, что Милднайта хватит удар там же, в шёлковых китайских занавесях, так его взбесил барашковый тон жены.

— Да, мать твою, это очевидно!

— Элек, ты обещал, — вскинула когтистую лапку Сесиль.

— А ты… ты молчи, иначе тебя ради, Сесси, я стану клятвопреступником, — прорычал Элек, скребя рукою воздух.

Кот появился около и всунул ему в пальцы шот с водкой.

— Ох ты ж, блядь, спасибо, — иронично поблагодарил Элек, но выпил сразу.

Дайан уже устроился снова привалясь к мужу и покрутившись, чтобы удобнее уложить круглый живот.

Кот оделил его газировкой.

Сойер предлагаемую кровь не взял.

— Слушай, я тебя приглашала присоединиться, — напомнила Валери.

— А я отказался. И, если ты ничего не напутала, запретил тебе, — тоже напомнил Милднайт, наставляя на жену указательный палец.

— Элек, мы хотели тебе рассказать. Честно, — сказал Никки, становясь ближе к обеим миледи.

— А когда? Как долго вы вчетвером кувыркались в одной койке, прежде чем вам в головы пришла такая справедливая мысль?

Дайан быстро посмотрел на Джона. Тот кивнул, не глядя в ответ.

«Боже», — подумал Брук. Картинка, что принялась вырисовываться в его воображении, была горяча. Очень горяча, так что он заставил себя пить холодную газировку, чтобы не кусать губы.

Джон, сузив глаза, тут же обернулся и покачал головой.

Дайан сделал глазами «ты сам знаешь, в чём дело» и снова вернулся вниманием к перебранке.

— Мы хотели, Элек.

— Сесиль, я уже понял: вы все хотели, но рассказала мне Ялу. Ваша паскудная, лживая недособака, которая хотя бы в этот раз сказала правду, — Элек забрал с подноса вторую водку.

Сесиль и Никки в молчании посмотрели друг на друга.

— Сесси, ты сказала, что Ялу не проронит ни звука…

— Так и должно было быть, — прошипела Сесиль, нервно откидываясь на спинку дивана, — но…

— Я выставил Ялу на восемьсот фунтов в холдеме. Она была в бешенстве, — наконец-то подал голос Иво.

«Боже, — ещё раз подумал Дайан, — что, всё-таки и в конце-то концов, с его голосом? Почему он такой…»

Сойер гневно выдохнул, встряхнув мужа для субординации.

Брук снова отхлебнул из стакана.

— О, да. Дело в этом. Иво взбесил Ялу, и всё вышло так… некрасиво, — развела когтистые лапки Валери.

— Чёрт с нею, с Ялу. Вы все трахались вместе за моею спиной. Ты и ты, моя жена и мой брат, — Элек снова заходил пальцами в кулаках, — предали меня.

— Стоп, не надо таких экспрессий, милый, — Валери на всякий случай поискала взглядом Никки за спиною.

— А ты, — Элек обернулся к Иво, — всему виною ты. Пока тебя не было здесь, вот этого шалмана не случалось.

— Логично. Зато было куда как удобнее, да, Элек? С обеими миледи спал только ты, — мягко и расслабленно отзеркалил Кэтспо.

— Туше, блядь, — развёл ладонями Никки и красноречиво посмотрел на брата.

Дайан поймал взглядом обоих Балицки.

Те, удовлетворённо улыбаясь, сделали жест «этого и следовало ожидать».

***

С Колледж-Лейн уходили пешком.

Конец мая удался тёплыми ночами. Днём лили короткие дожди, потом грело солнце, а по ночам становилось тепло и душно. Розовые клумбы добавляли в темени духоты и тяжести своим ароматом. Цветущие гиацинты, нарциссы и примулы обрушивали волны запахов из парков и частных палисадников.

На Виктория-Стрит на заднем дворе цвели миндальные деревья и рос настоящий фиолетовый вереск. И, ну кто бы мог подумать, цвела и вилась по изгороди прорва белого шиповника.

Дайан отказывался брать автомобиль, когда речь заходила о гостях у Сэндхилл. Ему хотелось двигаться и дышать.

«Дайан, — злился Джон, — улицы забиты людьми даже ночью. И транспортом. Как и чем, изволь, тебе дышать?»

«Мёрси. Ветер с Мёрси», — упрямо отвечал тот и шёл пешком.

Сойер, став в некотором роде заложником ситуации, шёл рядом.

А ситуация складывалась следующая: Дайан носил двойню от Сойера. Двух абсолютно здоровых, если верить ультразвуковой диагностике, вампиров. Те же, в свою очередь, созревали куда как быстрее человеческих младенцев, поэтому Остин Келли, акушер из частной клиники Merceycare NHS на улице Выхода Принцессы, что стояла на самой набережной, довольно-таки быстро пришедший в себя после осмотра беременного Дайана Сойера, заявил, что предполагаемые роды наступят куда как раньше, нежели бы то случилось в обычной семье.

Сама по себе беременность протекала гладко, но, учитывая темпы внутриутробного развития своих детей, Джон начал беспокоиться за самочувствие Дайана. А поскольку у лорда Джона Сойера беременность была первым опытом, то беспокоился он в целом обо всём, начав окружать Дайана всеохватывающей заботой уже в частностях. Что есть, что надевать, как двигаться, на каком боку спать — Джон контролировал всё. Чем бесил Дайана до чертей. Джон словно перестал слышать и понимать слова «я в порядке», которыми муж пытался защититься от чрезмерной опеки. И в конце концов случилось закономерное. Однажды тот развёз такой скандал, что Сойер снова ушёл пить в «Каверну». На этот раз уже с обоими Милднайтами и Кэтспо.

После этого Дайан мог вить верёвки из лорда Джона, размахивая «ты же знаешь, что меня нельзя чрезмерно волновать».

Поэтому сегодня возвращались пешком, чтобы Дайан мог дышать и гулять.

К середине весны доктор Келли, идя почти что вслепую и руководствуясь предположительными аналогиями со своими пациентками, после очередного осмотра Дайана попросил Сойера остаться для беседы. И уже в ней, опираясь на форсированные темпы роста двойни и все риски, что те за собою влекли, рекомендовал прекратить заниматься с Дайаном сексом. И пить его, если такое имеет место быть. До рождения детей. И спустя время позже.

Обвинять Джона в трусости и малодушии мало бы кто рискнул. Особенно в тот раз. Особенно, если всё, что увидел доктор Келли в ответ на свои слова — так это кивок и холодное «я понимаю, доктор Келли». Разве что Джон закурил прямо в кабинете акушера сразу после своего согласия с рекомендацией. Доктор Келли тоже попросил себе сигарету. В конце концов беременность Дайана Сойера в его практике тоже была первой.

И вот тут началось самое трудное. То, что безмерно воодушевляло Джона и радовало прежде — страстность Дайана и его готовность завсегда потрахаться, — теперь стало едва ли не тяготить. Дайан продолжал ласкаться и напрашиваться на быть хорошо отодранным, как оно обычно и получалось. Но Сойер держался отстранённо.

Сам же Брук, вдруг столкнувшись с внезапной холодностью, первое время хмурился и выискивал объяснения. А когда услышал от Джона тривиальное «доктор запретил», — озверел.

В этот раз Джон ушёл пить с Юрэком в автосервис к Кэтспо около вокзала Джеймс-Стрит на двое суток. Спал там же, в комнате над гаражом. И то ли Иво надоело, что два пьющих вампира ошиваются у него над головой, то ли он искренне желал сохранить мир в семье лорда Сойера, но когда пошли третьи сутки, появились Линда и Дайан.

«Дорогой, — сказала Линда, — заканчивай. Сегодня вечер пятницы. Самое время доставать из шляпы белых кроликов и разрывать тех в конфетти». С этими словами она сняла Юрэка с импровизированного из фордовских сидений дивана и увела на площадь к мемориалу Королевы.

«Джон, Иво позвонил мне. Вы ему надоели. И я не хочу, чтобы ты спился в течение моей беременности», — сказал Дайан.

«Я не могу спиться, потому что…»

«Я знаю, потому что ты мёртвый. Идём, я буду хорошим».

Дайан никогда не был дураком. Возможно, что гормоны и играли с ним злые шутки, но даже в таком состоянии он быстро приходил в себя. Он прекратил давить на Джона, просто согласившись на его заботу, продиктованную стремлением безопасности самого же Дайана. Разве что временами не мог с собою справиться, как сегодня после драки в гостиной на Колледж-Лейн, бросая на мужа красноречивые взгляды, говорящие о том, что целибат — это не то, о чём Дайан мечтал.

— Только физическое воздействие, — сказал Джон, относя сигарету в руке дальше.

— Даже не представляю, как это может помочь миледи.

— Никак. Вероятности успеха для них ничтожно малы. Видишь ли, конунги пожалуй что единственные во всём Чудоземье, да и в Исторической Земле, кто совершенно невосприимчивы к магии Сэндхилл. Миледи беспомощны в отношении тех со своими способностями. Ранить Милднайтов они могут только физически. А это, как понимаешь, звучит фантастично. Я знаю, что миледи, прежде чем смириться с неуязвимостью конунгов, перепробовали множество летальных заклинаний. Но Элек и Никки игнорируют враждебную магию.

— Поэтому они были охотниками на ведьм.

— Поэтому. Иммунитет.

— Ты сказал «игнорируют враждебную магию».

— Да. Та, что может исцелять, — Милднайтами воспринимается.

Дайан захохотал, остановившись.

— Ты серьёзно?

— Угу, — кивнул Джон, тоже улыбаясь, вспоминая сегодняшнюю драку. — Валери и Сесиль не боятся самого сатану. Но боятся Элека и Никки.

— Это проблема, — отдышался Дайан.

— Похоже, что уже нет. Видел, что сегодня было?

— Ну, Элек готов был подковы рвать голыми руками. Боюсь представить, что было бы, дотянись он до одной из миледи.

— Ничего.

Дайан посмотрел.

— Я не уверен, понимают ли это сами Милднайты, но когда один в ярости, второй всегда на стороне миледи. Они сталкивают конунгов лбами. Это как гасить лесной пожар встречным огнём.

— Это гениально, — снова разулыбался Брук.

— Тактика выживания. К тому же у миледи всегда на подхвате кто-то ещё, кто может обуздать ярость одного из конунгов физической силой. Балицки сильны как вампиры, Кэтспо… тоже тихий омут.

— Ты слышишь его голос? — встрепенулся Дайан.

— Дайан, — остановился Сойер, ухватив его за локоть и потянув на себя, — я слышу его голос и знаю, в чём дело.

— В чём?

— Нет, тебе знать не стоит.

— Почему? Боишься, что придётся оказаться на месте Элека?

Дайан поздно прикусил язык.

— Милый, — Сойер склонился к его лицу, — на месте Элека я не окажусь. Рано или поздно миледи, Милднайты и Кэтспо угомонятся большой и дружной шведской семьёй. Вампиры же очень жадные. Делиться любовником не в наших правилах. Ты понимаешь, о чём я?

Дайан понимал. Он просто вспомнил, что от Бауэра не осталось ни одной мало-мальски целой конечности, потому что Джон разорвал того на куски. Вспомнил Балицки, которые многие десятилетия водились с Сэндхилл, но в свою постель не пускали никого.

— Да, — кивнул Дайан. И тут же получил под диафрагму двумя маленькими пятками Элизы. Пятки Ригана прошлись по мочевому пузырю. Он автоматически накрыл ладонями живот, оглаживая, чем вызвал новые движения. Дети среагировали на прикосновения и затеяли играть в «клубок и когти».

— Боже, как я хочу, чтобы они родились как можно быстрее, — прошептал Дайан.

— Не вы один, милорд. Этого ждут и лорд-канцлер, и Палата лордов, и весь Тайный совет.

Дайан узнал одну из двенадцати судей судебного комитета, что разбирали прецедент Сойера, Бриджит Иванз.

Комментарий к 1

*1922 — 2007гг., американский писатель-сатирик. Ему принадлежит “Колыбель для кошки”

**1946 г., американский писатель. Дайан видит выдру Маджа на обложке “Чародея с гитарой”

***Джон Эрнст Стейнбек, 1902 — 1968 гг., американский прозаик, автор многих известных всему миру романов и повестей. “Гроздья гнева” принадлежат ему

========== 2 ==========

Можно ли сказать, что с той поры, как была стёрта с лица земли «Золотая гордость» в Броад Грин, и с тех пор как на пороге дома он увидел первых вампиров из судебного комитета, — Дайан привык к постоянному присутствию кого-то из тех рядом? Можно. Потому что с февраля по вот эту самую майскую ночь тянулось разбирательство, а за Джоном было установлено наблюдение. Но Дайан привык. Причём с облегчением и радостью. Потому что в обход всех обвинений, что были выдвинуты Сойеру вплоть до организации преступной группировки с целью убийства сюзерена и его окружения, Джон избег самой высшей меры наказания. И Дайан уже знал, что прецедент был создан всецело из-за его положения. Он и дети были гарантией благополучия для Джона.

Он помнил, как на закрытом разбирательстве, куда не был допущен ни один корреспондент или журналист и которое тянулось три дня, адвокат Сойера размахивал Конвенцией о защите прав. Теперь уже не только человека, но и вампира, поскольку намного прежде была упразднена Палата лордов как судебное ведомство, а основан десять лет тому Верховный суд Великобритании, усовершенствованная судебная система которого предполагала патронаж и разбирательства уже над двумя видами: человеком и вампиром.

Дайан выучил все упоминающиеся в связи с делом протоколы: третий, седьмой, восьмой и, особенно, тринадцатый, который налагал абсолютный запрет на смертную казнь. Были опрошены все проходящие по делу свидетели, включая и самого Дайана. Святое дерьмо, ну и пялились на него, едва ли не прекратив дышать. А оставшиеся в живых двое кровных сыновей Новотного, Льюис Фаррел и Роджер Финч, которые присутствовали в зале как пострадавшая сторона, по вполне понятной причине сорвались и принялись осыпать Дайана сальностями почём зря. Разве что это быстро закончилось, потому что Джеральд Хейг, лорд-канцлер, приказал вывести из зала одного и другого, присудив Фаррелу и Финчу сто пятьдесят фунтов штрафа за нарушение порядка в зале суда и триста фунтов за необоснованное оскорбление свидетеля.

Брук не знал наверняка, сколько лет лорду-канцлеру. Тот был вампиром и выглядел на человеческих лет семьдесят пять. И он не знал до определённого момента, чего ожидать от судей, потому что прокурор не слезал с конька неприкосновенности сюзерена и многочисленной смертности вампиров и людей в Броад Грин. А также упирал в то, что самосуд — это не своевременное и добровольное информирование силовых правоохранительных структур, которые смогли бы решить конфликт в рамках юрисдикции закона.

Стоя за свидетельской кафедрой, Дайан видел, как Сесиль и Валери, синхронно опустив подбородки, безотрывно водили взглядом за прокурором Джилсоном. И Дайан мог бы спорить на круглую сумму, что те впоследствии могли по памяти слепить куклу Джилсона, чтобы сжечь ту на потребу своей ведьминой надобности и в назидание. Но до сих пор Кристиан Джилсон был жив.

После того как из зала выдворили сыновей покойного Новотного, Дайан давал показания. Хотя он бы употребил другое слово. Скорее, он удовлетворял страшное любопытство лордов-судей о своей персоне. Из двенадцати восемь были вампирами. И он кожей чувствовал, что те едва сидели на местах, поприжав мантии, на давая себе столпиться вокруг и потыкать в него пальцами, проверяя на правдоподобность. В конце концов лорд-канцлер спросил едва ли не отеческое «надеюсь, что вы хорошо себя чувствуете, дитя моё?», после которого Дайан увидел, как оба Балицки позакатывали глаза. Брук собрался, отблагодарил и ответил, что он в полном порядке.

Вызванный для показаний доктор Келли по требованию суда предоставил протоколы обследований лорда Дайана Джона Сойера, подтверждающие полноценную вампирскую двойню в его теле. Это был «гвоздь в крышку гроба», как остроумно пошутил Элек.

Заседание распустили, положив продолжить разбирательство после рождения младенцев.

Поэтому с тех пор Дайана постоянно курировали кто-то из «упыриной Палаты», как иронично замечала Валери.

— Доброй ночи, ваша честь, — сказал Дайан, обернувшись к Иванз.

— Доброй ночи, милорд, — ответила та, сначала кивая Сойеру, потом Дайану.

Что касается самого Джона, то он не был доволен близким присутствием слежки, но смирился с тем, как с необходимостью, потому что находиться рядом с мужем было для него важнее.

— Пригласите меня в дом? — почти утвердительно предложила Иванз.

— Будьте добры, проходите, мисс Иванз, — Джон повёл ладонью к двери.

Бриджит сдержанно улыбнулась розовыми губами и первая пошла по ступеням.

***

— Ты устал? — спросил Джон, следя за Дайаном от бара.

— Нет. Только хочу есть. Ничего необычного, — легкомысленно ответил тот, развалившись в кресле и обвив руками «клубок и когти».

Бриджит попыталась изобразить нечто милое на лице. И почти преуспела:

— Выглядите очень хорошо. Беременность вам…

— Неужто идёт? — с неким озорством перебил Брук.

— Хм… — оставила светские попытки поддержать разговор Иванз.

Джон, едва сдерживая улыбку, принёс той «Скарлетт», в котором вместо вишнёвого сока была вторая отрицательная.

— Благодарю, милорд.

— Что в этот раз, мисс Иванз? — Джон присел на валик ручки кресла.

Бриджит отпила из стакана. Она, было, по привычке хотела предложить Дайану оставить её и Сойера наедине, как пыталась поступать в первые пару посещений, но остановила себя, зная, что столкнётся с отказом.

— Лорд-канцлер интересуется вашим самочувствием, милорд Дайан, — зашла сбоку Бриджит.

— Передайте его чести, что все в порядке. Он очень добр, — Дайан пережил драку внутри и атаку локтями.

— Мистер Фаррел и Финч подали иск на бОльшую сумму компенсации смерти отца, — сказала Иванз.

— Адвокат поставил меня в известность, мисс Иванз. Сумма для меня — не проблема. Но я буду затягивать с признанием обоснованности компенсации как можно дольше. Мистер Ходжинс уже готовит опротестование.

— Имеете право, — пожала острым плечом Бриджит.

Джон смотрел на неё, не отпуская взгляда.

Наконец Бриджит раскрылась:

— Я должна сказать вам, милорд, что суд склоняется назначить вам штраф в пользу муниципалитета в двести пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. И поручить вам принять на себя полномочия сюзерена Ливерпуля.

Сойер молчал.

— Прошу заметить, что сообщаю вам о возможной перспективе заранее, так как лорд-канцлер посчитал необходимым дать вам возможность принять решение загодя.

— И сообщить загодя? До заключительного заседания? — двинул бровью Сойер.

— Потрудитесь.

— В случае отказа?

Бриджит Иванз хмыкнула и широко улыбнулась:

— Отказ не в интересах вашей семьи, если вы, конечно, намерены видеть, как растут ваши дети.

Дайан замер против воли. Вместе с ним, словно насторожившись, замер «клубок и когти».

— Оцените те перспективы, что откроются вам со временем.

Бриджит отставила наполовину выпитый коктейль.

— Милорд, когда вам определили срок операции?

Дайан повёл глазами.

— Первая неделя июня, если доктор Келли не ошибается.

— Рада слышать, что так скоро. Дайте мне знать о вашем решении, лорд Сойер, сразу, как станете отцом.

— Непременно, — кивнул Джон, поднимаясь и уводя Иванз к двери. — Всего хорошего, мисс Иванз.

— Всего хорошего. До свидания, Дайан.

— Доброй ночи, ваша честь, — отозвался тот.

Как только Сойер затворил дверь за судьёй, Дайан не без некоего изящества поднялся из кресла и сказал:

— Ты примешь условия.

— И ты ведь даже не спрашиваешь, — сузил глаза Джон.

— Прости, но я не спрашиваю. Боже, это же удача чистой воды. Миледи говорили, что такое могло быть. И так есть.

Джон опустил голову, словно смиряясь.

— Да уж, стопроцентные прогнозы — это миледи умеют.

— Джон, ты останешься со мною. Остальное мне не так уж важно.

— Как мило.

Дайан встал близко, так, чтобы Джон автоматически обнял его. И автоматически, почувствовав руки Сойера вкруг себя, Элиза и Риган принялись едва ли не колесом ходить.

— Если пойдёт такими темпами, доктор Келли может присунуть себе куда подальше свои прогнозы со сроком родов, — прошипел Дайан.

Джон поцеловал его в голову.

— Я знаю, ты будешь сюзереном лучшим, чем Бауэр.

— Нет, Дайан.

Брук отстранился, сведя брови.

— Я не буду лучше, чем Бауэр. Я буду собой. А это не лучше, чем Бауэр.

Дайан продолжал хмуро разглядывать.

— Просто прими это к сведению, — Джон снова склонился и мягко накрыл его губы своими.

***

Иво Кэтспо был подкидышем.

Как заведено в таких случаях, корзину с ревущим младенцем обнаружили на ступенях конгрегации Милости божьей, которой руководил отец Клирхэд. Святая сестра забрала корзину с холодных каменных ступеней и отнесла в приют при монастыре, показав матери-настоятельнице. В приюте уже проживали около десятка таких же оставленных детей разного возраста.

Лет до двенадцати Иво рос там, выполняя работы по обустройству монастыря, сада, конюшен, библиотеки, кухни и конгрегации в целом и готовясь к новициату, ничем не выделяясь с реди таких же мальчиков, как он. Разве что у него получалось справляться с поручениями куда как быстрее, что монахи приписывали расторопности и подвижности мальчика, нежели тому, что тот умел открывать двери, туннели и коридоры, которые позволяли ему сокращать расстояния на площади всего монастыря между строениями и этажами. Сам же Иво не подозревал, что передвигается маршрутами, недоступными кому бы то ни было ещё. Это было очевидным наитием.

Маршруты всплывали перед внутренним зрением, переливаясь подводным светом прозрачных течений, стоило определить пункт назначения. Сколько он себя помнил, те висели едва видимой сетью словно на периферии, становясь чётче и объёмнее и загораясь ярче на нужном отрезке маршрутной карты, угадывая намерение Кэтспо переместиться. И если сначала Иво находил только нужные локации, то со временем он мог обнаружить требуемую вещь, не имея совершенно никакого понятия, где та находится и как выглядит.

Святые сёстры любили его, считая, что мальчик помогает им найти обронённые невесть где молитвенники, чётки или очки только благодаря наблюдательности и расторопности. Мать-настоятельница Урсула даже в шутку звала его «кошачьи лапки*», которые и привязались к мальчику именем, за способность появляться ниоткуда и незаметно. Но утерянный и найденный Иво бестиарий, составленный предыдущим святым отцом конгрегации Фомой Гастманом, на тот момент давно покойным, заставил её воскликнуть от радости обретения. А потом поинтересоваться, где Иво тот нашёл. Иво показал, отведя мать Урсулу в библиотечное хранилище. В комнату с застоявшимся воздухом и без единой подходящей двери в стенах для войти, кроме как той, в которую Кэтспо впустил настоятельницу.

Мать-настоятельница некоторое время размышляла над тем, как быстро она и Иво добрались до странного хранилища в здании библиотеки из крыла монастыря со спальнями коридором, которого она прежде в глаза не видела. А если мать-настоятельница чего не понимала, то обращалась к святому отцу Гастману. А теперь Клирхэду, хотя, на её взгляд, тот сильно проигрывал предыдущему главе конгрегации, увлекаясь стяжательством и временами беспочвенной кровожадностью. Но другого святого отца у неё не было.

Святой отец Клирхэд признавал чудеса, сотворённые словом божьим, и здорово не любил всю ту чертовщину, что от лукавого. А ещё святой отец принёс в Чудоземье, как метко выразился Юрэк Балицки, «чуму инквизиции», тем самым открыв доступ своей алчности к кошелькам многих знатных и богатых родов Трэксана и ближних графств. И чудо господне работало на отца Клирхэда. Разве что сёстры Сэндхилл вдруг оказались тем метафоричным камнем, на который нашла коса.

Сокровищница герцогов Трэксанских не давала покоя святому отцу, так что пришлось методично избавляться от наследников имущества, отправив кого в костёр, кого утопив.

То, что в торфяниках живут две внебрачные дочери герцога, стало для отца Клирхэда открытием. Весьма травматичным и неприятным. Не то чтобы он не был готов к тому, что и эти члены семьи окажутся ведьмами. Все в роду герцогов были со способностями. Не визардами высшего уровня, но каждый по-своему хорош или плох. Поэтому он планировал найти дочерей Евгения Фроста в каком-нибудь верещатнике, прирезать по быстрому и заняться пересчётом герцогского золота. Святого отца спасло только то, что он сам не поехал в болота.

Когда отряд его рыцарей-крестоносцев не вернулся к вечеру, была послана разведка, сообщившая, что в торфяниках лежат мёртвыми все десять отправленных воинов. И когда тех начали поднимать из сырых торфяных пластов, оказалось, что спины рыцарей проедены насквозь. И в тех не осталось ни лёгких, ни сердец, ни каких либо иных внутренних органов. Мавки** выглодали всё до приезда святого отца.

Слово и чудо божье в устах и дланях святого отца вдруг прекратили работать с сёстрами Сэндхилл, оставляя попытки обнаружить тех без результата. И вот тут совершенно неожиданно мать-настоятельница рассказала ему о мальчике, что находит предметы. Отец Клирхэд получил в собственное распоряжение сталкера, в чём он очень быстро убедился. Иво мог привести его к ведьмам. Но сам отец Клирхэд к тем не планировал соваться. Зелёные от торфяной болотной воды грудные клетки рыцарей, выеденные русалками, всё ещё стояли перед его взором. Поэтому святой отец нанял двух полудиких белоземцев, дорого, но с гарантией положительного исхода ловли. Пару раз оба Милднайта уже привозили ему беглых ведьм. Обещали привезти и в этот раз.

Кэтспо отвёл конунгов к промежуточному пограничью в пространстве, уверенно кивнув о том, что в заросших лавандой и вереском фиолетовых равнинах стоит замок сестёр Сэндхилл. Локацию он определил верно. А конунги не вернулись. Нет, не так. Не вернулись вовремя. Лишь спустя полгода. Будучи женатыми на Валери и Сесиль Сэндхилл и разорвав договорённость с отцом Клирхэдом, за которую они ещё, к слову, денег не получали.

То, что с ведьмами Клирхэд потерпел фиаско, никак не умаляло способностей самого Иво. Святой отец забрал его из монастыря, приняв в крестоносцы по достижении пятнадцати лет. У Иво была возможность наблюдать за конгрегацией, святым воинством и самим Клирхэдом годы. А также за всеми перипетиями, что вертелись вкруг ведьм и конунгов. И у Иво сложилось своё собственное мнение относительно каждого. Мнение привело к решению. Решение к осознанному выбору. В результате которого теперь Иво методично разбирался с заменой поршневой группы у «субару форестера SG9» в автосервисе, числившемся за Милднайтами в Исторической Земле. Ремонт мотора прогнозировался глобальный. Помимо поршней нужно было менять шатуны, коленчатый вал, весь грм, помпу и одиннадцатимиллиметровый насос. А потом…

Иво прекратил прогнозировать, потому что слева заступил Милднайт. Кэтспо не услышал его приближения, несмотря на то что бетонированный пол гаража гулко отзывался на любую поступь, потому что починка, воспоминания и Gotthard*** с «Lift you up****» поглотили его внимание.

То, что Милднайт оказался Элеком, Иво понял, когда не почувствовал знакомого дружеского и обласкивающего прикосновения, каким касался его Никки.

Элек стоял, опустив руки в карманы джинсов, не торопясь что-либо предпринимать, и просто смотрел на Кэтспо узким фиолетовым взглядом.

***

Элек не сразу зашёл в гараж. Он оставил мотоцикл в доковой парковке. И некоторое время стоял под поднятыми воротами, наблюдая за тем, как работает Иво. Тот то склонялся ниже под задранным и зафиксированным капотом, вытягиваясь над двигателем, то снова разгибался в рост, время от времени смахивал с лица движением локтя выбившиеся из узла волос на затылке светлые пряди. Майка-борцовка позволяла видеть, как любое движение плечей, рук, повороты и наклоны шеи отзываются в лопатках Иво сильными и скользящими импульсами: размеренно, неспешно и гибко. Бывало, что Кэтспо принимался напевать вместе со Стиви Ли*****, но ограничивался двумя-тремя словами и секундным движением корпуса.

Элек задержал внимание на изгвазданных полимерным клеем, смазкой и пятнами от присадок светлых рабочих джинсах Иво, которые тот носил без ремня, и понял, что стоит двигаться, иначе яростная волна снова начнёт сносить и топить под собою.

Иво не оборачивался на звук шагов, вероятно, что не ожидал никого из посетителей в раннее субботнее утро. Поэтому Элек смог подойти почти вплотную, прежде чем тот его заметил.

И прежде чем сказать «привет», Иво секунды три смотрел на Элека.

— Привет? — произнёс Кэтспо вопросительно.

— Ага, — коротко бросил Милднайт.

Иво двинул бровью.

— Сломалось что?

— Даже не знаю… — протянул Элек. — Разве что моя жизнь?

Иво выдохнул, выпустил из рук головку поршня и потянулся за ветошью, начал оттирать пальцы.

— Хочешь поговорить об этом?

— Нет, — отрезал Элек.

Иво отшвырнул тряпку, выдав себя. Но мгновенно собрался, развернулся всем корпусом и развёл руками в жесте «ну так что тогда?»

— Какого чёрта, Элек?

— Знаешь, когда Никки спутался с тобою, я как-то списал это на то, что он в хроническом раздрае после смерти Сесиль. И, может, ищет путей забыть то дерьмо, которое случилось в его жизни, — Элек говорил, одновременно разглядывая тёмный мазок от отработавшей присадки на лице Иво, растёртый под скулой и по щетине.

Иво слушал, не перебивая.

— Ну, там, покувыркается с тобою пару месяцев, ему надоест драть тебя в зад, и мой брат вспомнит, что на самом деле ему нравится.

Элек видел, как Иво сжал зубы и каким ледяным стал его взгляд.

— Но Никки не взялся за ум, даже после того как Сесси вернулась. Сесси! — Элек всплеснул руками и хмыкнул. — А ведь она хороша как божий солнечный день, да?

Иво молчал, зная, что Элека вот-вот понесёт.

— А потом — всего ничего, и вот ты уже имеешь и моего брата, и его жену. А теперь, сука, и мою жену, — Милднайт накалился и вспыхнул.

— Ну так, может, это оттого что я охуенный? — процедил Иво, чуть откидывая голову. — Валери так точно считает.

Элек ухватил Иво ручищей за шею, развернул и бросил в стену, не выпуская. Тут же привалился, вышибая воздух.

— Меня мучает вопрос, какого дьявола они в тебе находят? — Элек встряхнул кистью, не давая Иво разжать свои пальцы. Второй рукой ухватил его за пояс джинсов, накрутил на кулак и подтянул. Он видел, как распахнулись зрачки Иво от удушья, а, может быть, от боли.

— Так ты… сам попробуй. Тогда будешь знать наверняка, — сиплым шёпотом предложил Кэтспо. Сейчас, будучи с Элеком один на один, Иво оценивал свои шансы выбраться из медвежьей хватки как… три к десяти. И в эти три входили: внезапный сердечный криз, оглушающий удар по затылку, которым бы кто-то третий вывел Элека из строя, и приступ человеколюбия в отношении самого Иво. Если ничего такого не случится, Кэтспо готовился задохнуться или сломать себе шею у конунга в лапе.

И ничего такого не случилось. Разве что кое-что получше.

Стоило Элеку прижать собою Иво к стене и к себе же в бёдрах, подтянув за джинсы, а следом увидеть разлетающиеся зрачки, как модуляции сирены****** в голосе Иво, предлагающем себя, едва ли не вытрясли из Элека душу. Потому что даже совершенно придушенный и обездвиженный Иво мог вывернуть его наизнанку своими словами.

В своё время Сэндхилл, привлечённые феноменом Кэтспо, доскреблись до истины.

«Твоя мать была русалкой», — сказалаСесиль.

«Морской сиреной», — сказала Валери.

Здесь имел место парадокс предполагаемой безопасности: как таковые чары сирены вредить не могли, они делали русалок в разы желаннее. К ним стремились за удовольствием. Губительными были острые скалы, рифы и холодные волны. Убивать голосом Иво не мог, но переключить эмоциональность с любой на эротическую — очень даже. Смерти в этом не было, зато было обещание невъебенного удовольствия.

Мелодичные чары в голосе Кэтспо проявлялись бесконтрольно в моменты его возбуждения. С возрастом он смог пользоваться теми по потребности. А поскольку «крушения кораблей и гибели моряков» Иво не хотел, то дал обещание не испытывать преднамеренно на Сэндхилл и Милднайтах магии своего русалочьего наследия. Но вот теперь случай был иным. Иво угрожало быть раздавленным жаждущим ясности в жизни Элеком Милднайтом, поэтому он послал к чёрту этику дружбы и выпустил русалку.

— Так ты… сам попробуй. Тогда будешь знать наверняка, — сиплым шёпотом предложил Кэтспо.

Элек навалился крепче, хотя, казалось бы, дальше было некуда. Ладонь его соскользнула с шеи Иво на лицо, сминая. Большой палец стёр мазок с кожи и щетины, оттянул уголок глаза.

Иво, судорожно дыша, видел, как теперь уже зрачки конунга разошлись в ультрафиолете.

Элек замер ртом в жалком дюйме ото рта Иво, загнанно вдыхая. Большой палец продолжал бесконтрольно кружить у того по скуле и щеке.

— Скорее ад замёрзнет, чем я решу попробовать, — тихо произнёс Элек. Он выпустил Иво из-под себя так резко, что тому пришлось проскрести голыми лопатками по стене, чтобы прекратить падение.

Но Иво всё равно сел на пол, опершись локтями о разведённые колени, свешивая кисти рук между. Дышалось уже легче. А дождавшись, когда огромная фигура Милднайта покинет гараж, он тихо засмеялся, смиряясь с волнением. Но смех был не только от облегчения. Иво всё ещё чувствовал, как давит ему в живот, словно тот до сих пор прижатый, ощущение отпечатка вставшего члена конунга. А горячий палец всё ещё мнёт кожу на лице.

Зазвонил телефон.

— Привет, — сказал Иво, поднося трубку к уху, а свободной рукой растирая шею.

— Как дела, милый? Элек у тебя?

— Уже нет.

— Ты в порядке?

— Да, Валери, я в порядке.

— А… он? — вкрадчиво протянула ведьма.

— Не то чтобы… — тоже протянул Иво, пытаясь одной рукой выловить упаковку с сигаретами из заднего кармана джинсов.

— Иво, он разнёс в приступе гнева мою любимую кружевную фарфоровую ёлку от Зитцендорфа******* среди ночи, пока мы лаялись часов до трёх, а потом независимо и мрачно канул во тьму.

— Ух ты, — задумчиво согласился Иво.

— У тебя получилось?

— Почти. Дай мне ещё времени.

— В это бывает сложно поверить, но я сейчас искренне хочу, чтобы Элеку было хорошо.

— Валери.

— Ох, ладно, чтобы всем нам было хорошо, — метафорично вскинула лапки Валери.

— Ну, кое-что исправить я могу хоть сейчас… миледи, — выдыхая дым и улыбаясь одновременно, хрипло пообещал Иво.

— Эй, даже не пытайся пробовать на мне свои русалочьи приблуды, — строго пригрозила Валери, — ты обещал.

— О’кей, — отступил тот.

— Ты же в самом деле в порядке?

— В самом деле. Я позвоню позже.

Иво положил трубку, наблюдая, как подъехал «форд» со спущенной покрышкой.

Комментарий к 2

*имя Иво Кэтспо, помимо дословного “кошачья лапа” имеет в английском языке фразеологическое значение “оружие в чужих руках”

**русалки в славянской мифологии

***швейцарская рок-группа, основанная Стивом Ли и Лео Леони. Иво любит “Готтард”

****сингл группы

*****участник группы Gotthard и солист

******в древнегреческой мифологии демонические существа, верхняя часть тела которых была женской, а нижняя птичьей. Сирены олицетворяли собой обворожительную, но коварную морскую поверхность, под которой скрываются острые утёсы и мели. Унаследовали от отца, Посейдона, дикую стихийность, а от матери-музы — божественный голос

*******фарфоровая мануфактура Sitzendorf основан в 1760 г. Георгом Генрихом Махелейдт. Именно здесь была изобретена и внедрена технология производства знаменитых фарфоровых кружев братьями Войт начиная с середины 1880 г.

========== 3 ==========

Дайан не просыпался. Просто потому что вообще не смог заснуть. Он пролежал день, закрыв глаза, в то время как Джон спал рядом, недвижимо вытянувшись на спине.

Уснуть не давали схватки. Ещё утром, укладываясь, он отметил навязчивый жар и томительный вынимающий позыв, словно вот-вот должна была грянуть течка. А к полудню его уже заливали опоясывающие горячие волны.

Дайан про себя слал доктора Келли куда подальше с его прогнозами, в то же время понимая, что с доктора не стоило многого требовать, поскольку случай Дайана Сойера в практике акушера был вопиющим и неординарным.

Около часу дня схватки стали требовательнее, и также стало ясно, что они вовсе не воображаемые, как он на то надеялся. Пришлось подняться и идти в туалет, чтобы отлить.

К четырём дня думать о чём-либо стало невозможным. Его стискивало каждые две минуты, обдавая зноем, резко отпускало и снова скручивало. В какой-то момент Дайан простонал, прикусив тыльную сторону ладони. Повернул голову и наткнулся на взгляд мужа.

— Как давно это с тобою?

— Я уже начал забывать, каким волком ты можешь смотреть, Джон, — огрызнулся вместо ожидаемого ответа.

— Дайан, — низко прорычал Сойер.

— С утра. Но, знаешь, я их едва чувствовал. Доктор Келли же сказал…

— К чёрту доктора Келли. Одевайся. Сам сможешь? — Джон поднялся, взял телефон с прикроватной тумбы и ушёл в гардеробную, по пути набирая номер приёмной клиники.

Брук сел, спустил ноги. Дышать приходилось коротко и неглубоко. Он, было, подумал воспользоваться техникой дыхания, о которой рассказывалось в видеокурсах, но боль была такой отвлекающей, что ограничился милым сердцу «нахуй правильно дышать», поднялся и двинул за Джоном.

Сойер не лез с вопросами и не интересовался тем, как себя чувствует муж. Дайан знал — почему. Тот чувствовал каждый виток горячих, охватывающих бёдра, петель, что терзали Дайана.

Джон помог ему надеть ненавистного покроя свитшот и джинсы для беременных, сам завязал шнурки в кедах, забрал дорожную сумку с собранными вещами, что стояла на полке и, придерживая под локоть, вывел в гараж.

В Merceycare NHS Дайана сразу же увели в смотровую, раздев и обрядив в пеньюар.

Пока медсестра снимала показатели давления у Дайана, сердцебиения у младенцев и уточняла частоту схваток, сам он словно проваливался в параллель и чувствовал словно извне, а видел со стороны. И, похоже, его пограничное состояние было заметно постороннему невооружённым глазом.

Доктор Келли появился улыбаясь и пытаясь держать лицо.

Дайан помнил, что тот просил его и Джона согласиться на видеосъёмку родов для своей работы. Джон отказал. Дайан бы тоже сказал «нет», но не успел. Джон опередил. Сейчас, видя глаза доктора Келли за прямоугольными линзами очков в металлической оправе, Дайан решил, что доктор заведёт прежний разговор. Хотя ничего такого не последовало.

— Эми, проводи мистера Сойера в приготовленную операционную. Анестезиолог готов, хирург и ассистенты будут через минуту.

Эми повиновалась.

В операционной Дайана уложили на кушетку. Схватки отвлекали так, что не осталось ни одной миролюбивой мысли.

Пока медсёстры фиксировали ему ноги для компрессии бинтами и ставили капельницу, голубоглазый анестезиолог в маске сказал:

— Мистер Сойер, сейчас вы повернётесь на левый бок и дождётесь затишья между схватками. Скажите мне об этом, нужно сделать вам укол обезболивающего.

Дайан выдохнул «угу», перевернулся. К этой минуте ему казалось, что схватки слились в одну непрерывную. Но это было преувеличением, потому что он всё же дождался очередного отлива:

— Вот теперь, — сказал Дайан.

Но, к его замешательству, анестезиолог медлил с уколом.

Дайан пережил ещё одну схватку.

— Сейчас.

Анестезиолог говорил с Эми, одновременно оглаживая пальцами в латексной перчатке позвонки Дайана в поясничном отделе. Потом обработал антисептиком место ввода иглы.

Снова нахлынул ненавистный прилив.

— Слушайте, доктор, если вы промедлите хотя бы секунду, я, клянусь, въебу вам с локтя, — прошипел Дайан.

Это возымело действие. Укол Дайан получил.

— Боже, — выдохнул Брук, чувствуя, как его накрывают покой и теплота, погасившие огонь схваток. Он счастливо перевернулся на спину, наблюдая за тем, как устанавливают поясную ширму. Избавиться от изматывающей боли было отлично, так отлично, что он готов был причинять добро каждому.

Слева появилась хирург, разглаживая манжеты перчаток.

— У вас красивые глаза, — великодушно сказал Дайан.

Та прыснула под маской:

— Спасибо, у вас тоже красивые, мистер Сойер.

— Как вас зовут?

— Вивиан. Доктор Вивиан Кей.

— Доктор Кей, вышьете на мне ваши инициалы?

— С чего бы мне? — доктор Кей подняла брови.

— Всегда подозревал, что хирурги развлекаются с пациентами именно так, — легкомысленно повёл пальцами Дайан.

— Нет, я не стану, — коротко засмеялась та и скрылась за ширмой.

Дайан чувствовал давление и действия со своим телом, скрытые от него ширмой. Ещё чувствовал сожаление, что не может видеть самой операции. И он потерял счёт минутам, поэтому не знал, как быстро ему показали дочь.

— Красавица, — сказал доктор Келли, поднося девочку к лицу Дайана.

— Элиза, — позвал он.

— Мяу, — откликнулась та.

Ригана принесли две минуты спустя.

Тот молчал, только поводил розовым носом.

Джон наблюдал из-за стекла. Он видел обоих младенцев. Розовые и абсолютно белобрысые, те не издали ни звука, отказываясь демонстрировать объёмы лёгких, как их ни вертели при осмотре.

***

Никки увидел, как открылась дверь в «The smells», потом белый утренний свет в проёме померк, заслонённый фигурой входящего. Никки понял, что это Элек, потому как только его громадина могла занять собою всё пространство двери.

Элек окинул медленным взглядом цветной полумрак танцпола, освещённый и сверкающий стеклом бар, снова вернулся к лениво двигающейся у пилона Золотку, оглядел сидевших вкруг танцпола четвёрку байкеров и одного на вид страдающего утренней бессонницей бухгалтера. И только после всего этого нашёл взглядом брата.

Никки стало ясно, что Элек продолжает злиться и по возможности игнорировать его. Хотя это «по возможности» не исключало некоторого потребительского участия.

— Есть сигареты? Мои закончились, — сказал Элек, подходя.

Никки молча протянул мягкую упаковку «Лаки страйка».

Элек вытянул сигарету и убрал пачку в свой карман.

— Мать твою, Элек, даже так? — дёрнулся Никки.

Элек кивнул и уселся на барный стул.

Бармен был новым, но он уже знал, что наливать. Поэтому молча подвинул конунгу шот с водкой.

— Спасибо… — Элек прочитал имя на бедже, — Эш.

— Не за что, мистер Милднайт.

Элек молча выпил и продолжал курить.

— Ну, раз ты в прежнем настрое, присмотри тут за бухгалтером. Мутный тип, — решил не нагнетать Никки, забрал со стойки шлем и вышел из клуба.

Он не стал бросать «боливар» в половине квартала, как брат, потому что не держал намерения скрывать своё присутствие.

Иво закончил с заменой проколотого колеса и прощался с водителем.

Никки знал, что по субботам Иво был в гараже один. Двое других механиков брали выходной.

— Привет, — Никки Милднайт шагнул в гараж и ухватился за телескопический шток, дожидаясь, когда Иво войдёт следом.

— Привет, — сказал Кэтспо.

Никки опустил ворота. И сразу же подтянул Иво ближе, заставив отклонить подбородок. Яркие тёмные следы от пальцев, один справа и четыре слева, проступали у того на шее.

— Элек заходил, — видя вопрос и закипающую ярость во взгляде Никки, объяснил Иво, высвобождая волосы из руки конунга и чуть отходя.

— Сукин же сын, — Никки вернул Иво обратно, — он сделал тебе ещё что-то?

— Нет, — Иво справился с ассоциацией и послушно встал ближе, позволив Никки обнять себя. Всё же требовалось усилие, чтобы настроиться на верное восприятие. Иначе можно было застрять в неком шизофреничном треугольнике, где один и тот же Милднайт сначала пытается сломать Иво шею, а спустя какой час покрывает ту поцелуями. Кэтспо напомнил себе ещё раз, что рядом с ним именно Никки, который всегда был терпелив, мягок и нежен, если, конечно, самому Иво не приходило в голову что иное. А поскольку сегодняшнего утра хватило, чтобы покрыть суточную потребность Иво в грубости, он с облегчением охватил шею и плечи конунга в локти и прогнулся у того в руках, едва поднимаясь на носки. Не то чтобы Иво не хватало в росте. Свои шесть футов его устраивали. Просто сам Милднайт был двухсот сорока с лихером фунтовым здоровым мужиком, и Кэтспо терялся в его близости. Это было охуенным, если честно. Потому что Иво чувствовал себя защищённым и любимым.

— Пойдём наверх, — прогудел Никки и, не дожидаясь согласия, почти поволок Иво за собою.

Поднимаясь по лестнице, и тот и другой начали раздеваться. До кровати добрались в одних джинсах и обуви.

Никки рухнул на застонавший матрац, стаскивая с себя казаки. А скинув ботинки, тут же ухватил Иво за запястье, подтащил, стянул с того джинсы, не озаботившись расстегнуть ни пуговицу, ни молнию.

Иво втянул воздух сквозь зубы.

— Прости, милый, — Никки прижался губами к горячей белой коже Кэтспо у бедра, мокро облизал, прикусил, спустился к наливающемуся члену ртом.

— Где там твой чёртов тюбик с клубникой?

— Он всего лишь пахнет клубникой. И он не мой, — напомнил Иво, вцепляясь всей ладонью в сплетённые на макушке волосы конунга.

Огромные ладони Никки сжали ягодицы Иво, и пальцы нетерпеливо замерли между, блуждая и продавливая.

— Мой мы прикончили, а этот оставила Сесси, — Иво оперся второй рукой в плечо Никки, склоняя голову от кайфа мокрого и глубокого отсоса.

— Будешь и дальше трепаться, я начну без него, — пообещал Милднайт, сдвигаясь назад и сужено смотря снизу.

Иво закусил губу, вспомнив, как могут вести себя пальцы Никки в его заднице. И сегодня, пожалуй, стоило воспользоваться лубрикантом. Поэтому он, окончательно скидывая джинсы, дошёл до тумбочки в изголовье, выловил, не глядя, баллон с клубничным лубрикантом. Вернулся. Выдавил Никки в поднятую горстью ладонь розовый прозрачный гель. Тот снова взял в рот член Иво, вместе с тем пропихивая в него палец, мягко и не спеша, наполовину. Выскользнул, вернулся так же, но уже двумя, снова выскользнул. И окончательно вкрутил уже оба, глубоко проворачивая и разводя.

Иво застонал, запрокидывая голову, пальцами впиваясь в горячие плечи Никки, на одном из которых вовсю цвёл синяк, полученный в лиловой гостиной Сэндхилл. Кажется, этим плечом Никки сшиб с места кресло.

Милднайт пустил пальцы резче и глубже, точно также пропуская член Иво в горло.

— С-с-с… боже, да, — выдохнул тот, почти усаживаясь на трахающую его руку и начиная спускать в рот Милднайта, — Никки, Никки-Никки-Никки…

Никки сглотнул в последний раз, отстранился, выпуская Иво, потому что Кэтспо только что пропустил модуляцию в его имени. Хмыкнул, чувствуя, что заводится в разы больше.

— Ложись лицом вниз, — Никки навис сверху, расталкивая Иво колени, а следом разводя ему бёдра, руками заставляя лечь всем телом на кровать, придавливая.

Кэтспо дышал быстро и нетерпеливо, едва пережидая отсрочку.

Когда член Никки вошёл со всего маху, но замер, давая прочувствовать размер, Иво зарычал и застонал одновременно, топя голос в нагретом солнечными лучами из окна покрывале.

— Да? — склонившись к его уху, прошептал Никки. — Так тоже — да?

Иво не ответил, только вытянул вниз руку, нашёл бедро конунга, сжал и дёрнул к себе.

Никки навалился сверху, скрывая его под собою, отпуская бёдра медленно и не спеша, давая возможность насладиться глубиной и движением. Вслушиваясь в стоны под собою, Милднайт зубами стащил резинку с волос Иво, тут же зарываясь в те лицом. Ароматы тёплый мятный и наносной от механики обволокли, заставили впустить зубы в волосы, глухо рыкнуть.

— Никки, — наконец смог связно произнести Иво, — быстрее.

Он успел выбросить обе руки вверх, цепляясь за спинку в изголовье. Это помогло ему остаться на месте, иначе Никки вполне мог скинуть его с кровати, протаскивая в глубоких и быстрых толчках. Иво скулил и пропускал рваные выдохи, едва не распадаясь под ворочающимся Милднайтом, а в секундные моменты передышки покрывался ознобом, когда чувствовал, как тот любяще целует кожу спины и плечей там, где Иво соскальзывал по стене. И царапает бородой.

***

— Ох, Джон, они такие…

— Слабые, — закончил за Линду Юрэк.

— Я хотела сказать вовсе не это, — толкнула та мужа кулаком в плечо.

— Бледные? — наугад попытался исправить промах Юрэк. — Без бровей и ресниц?

Получил ещё один удар.

— Что? Лин, ну в самом деле, отсюда я вижу только что-то в розовом и голубом.

— Просто замолчи, — Линда оттёрла мужа от Сойера, встала ближе, просунув острый локоть тому под руку.

Сам Сойер смотрел через стекло в детское отделение, в котором помимо Элизы и Ригана спали, кряхтели и пытались качать права, обливаясь слезами, ещё десять младенцев.

— Юрэк забыл, каково это — чувствовать себя отцом, не слушай его, Джон. Твои дети — красавчики.

Сойер повернул голову к Линде и беспрекословно заявил:

— Я знаю.

Оба Балицки завели глаза.

Появились миледи, ведя одна другую под руку.

— Всё в порядке, теперь их накормят правильно, — сыто жмурясь, сказала Сесиль. Она держала в свободной руке короткую красную перчатку и, от нечего делать, похлопывала тою по локтю сестры.

— Если медсестру, конечно, не стошнит. Или она не лишится чувств в процессе кормления, — мечтательно повела глазами Валери, пытаясь не глядя ловить пальцами ударяющую её перчатку.

Сесиль, видя, что Сойеру совершенно не понравилось упоминание о щепетильности медсестры, поспешила успокоить:

— Не бери в голову. Мы надавили. Просто, как сам понимаешь, твои дети — такое тут впервые. Некоторые матери…

— …нам так сказали…

— …да, нам так сказали, — кивнула Сесиль, — беспокоятся, что твоя двойня выберется из кроваток ночью, а наутро всех младенцев обнаружат обескровленными.

— Чушь какая, — фыркнула Линда, — что за кретинские представления о вампирах-младенцах?

— А какими, по-твоему, должны быть вампиры-младенцы, дорогая? — задался справедливым вопросом Юрэк.

— Уж точно не такими, — дёрнула носом Линда.

— Ты точно знаешь? Со сколькими вампирами-младенцами ты знакома?

В молчании все пятеро уставились в стекло, разглядывая детей.

Минуту спустя Линда протянула:

— Ничего подобного не произойдёт. Они такие маленькие, что не смогут самостоятельно выбраться из кювезов.

— Не произойдёт точно, если их всё же будут правильно докармливать, — снова плеснула масла в огонь Валери.

— Замолчите все, — одёрнул лён Сойер.

— Прости, милорд, но… они растут быстрее человеческих младенцев. Я не утверждаю, что за то время, пока Дайан будет лежать в интенсивной терапии, они пойдут ногами… Может, ты поторопишься забрать всех троих домой уже теперь? — коснулась Сесиль локтя Джона всё той же красной перчаткой.

— Он не поправится так быстро после лапаротомии, — нахмурился Джон.

— Эй, — обе ведьмы возмущённо заглянули ему в лицо.

Джон непонимающе уставился в ответ.

— Джон, твоя кровь, — сказала Валери.

Тот коснулся большим и указательным пальцами лба и растёр над линией бровей.

— Давай, невежливо заставлять видеть только что родивших нормальных женщин во снах своих обескровленных младенцев.

— Дождётесь нас? — уточнил Джон.

— Само собою. Только дадим знать Коту, чтобы собрал колыбель. Он сутки как сам не свой. Последним его котёнком была Сесиль, а это было очень давно.

— Я не повезу детей на Колледж-Лейн, — отрезал Джон.

Ведьмы поджали губы и надулись. Но ненадолго.

— Джон, послушай. Ты же знаешь, что вам… Дайану захочется провести с тобою после всего вот этого… — Сесиль повела когтистой лапкой, — некоторое время.

— Вам-то откуда знать, чего ему захочется? Вы спрашивали?

— Да, — простодушно кивнула Валери.

Джон вскинул голову, сжимая кулаки и губы, переждал порыв душить:

— Слушайте, — медленно и мрачно произнёс он, — прекращайте эти ваши игрушки в манипуляции. Это плохо закончится.

— А ты думал, тебе одному можно? — вкрадчиво спросила Валери.

Сойер отвернулся от ведьм.

— Мы тоже вас подождём. В холле. Там автомат с горячей кровью. Слышала, что можно добавлять в стакан корицы, словно снова рождество, — кивнула Линда.

***

— Привет, — Джон опустился на стул рядом с кушеткой мужа.

— Привет, — Дайан улыбнулся, — ты видел детей?

— Да, они очень красивые.

— Как ты и обещал.

Сойер, вопреки мрачному настроению после выходки миледи Сэндхилл, широко улыбнулся и качнул головой.

— А их… зубы? Крошечные такие острые зубы?

— Да, доктор Келли мне их показал.

Дайан закрыл глаза и некоторое время оставался так.

— Валери и Сесиль были у меня.

— Они до сих пор здесь. Хочешь домой?

— Да, — откинулся на подушку Дайан.

— Ты говорил с ними об этом?

— Нет, — отрицательно двинул головой Дайан, — только о том, как и чем кормить детей.

Джон снова удержал порыв: теперь уже догнать, долго трясти и только тогда душить. Но, надо признать, идея заполучить домой Дайана в полное своё распоряжение на целую ночь была великолепной. Он поднялся, встал вплотную к краю кушетки, раскрутил запонку на манжете, прокусил себе запястье.

Дайан наблюдал, чувствуя с каждой утекающей секундой, как словно бы возвращается тот изматывающий жар. Только локализовался он не в области таза, а в грудной клетке. А когда кровь Джона спустя несколько месяцев снова оказалась на языке, Дайан записал себя едва ли не потенциальным членом клуба анонимных наркоманов.

Сойер смотрел, как, прижавшись губами к его коже, Дайан, опустив тёмные ресницы, с усилием, но жадно, проглатывает его кровь. Совершенно себя не контролируя, Брук обеими руками сжал ему руку, удерживая. Джон, не в силах отвести взгляд, едва вспомнил, чем грозит сейчас для Дайана «слишком много». Он отнял руку, отошёл, возвращая запонку обратно в петли. Когда обернулся, увидел, как изменился тот. Джон едва не оказался рядом снова и не вцепился в мужа зубами, тем более зная, что он сейчас только за.

— Я пойду и найду доктора Келли. Дождёшься?

— Ну, выбора у меня особого нет, — унимая стук зубов и изо всех сил борясь с возбуждением в голосе, ответил Дайан.

========== 4 ==========

Провести в клинике какое-то время пришлось, потому что доктор Келли назначил ещё одну диагностику, которая подтвердила, что ни на теле Дайана Сойера, ни в теле Дайана Сойера не осталось не то чтобы следов рубцовой ткани. Вообще никаких следов не осталось.

Лёжа под ультразвуковым датчиком, который раздражающе долго скользил по вымазанному медицинским гелем животу, Дайан положил почти все силы на то, чтобы думать о самых отвратительных вещах, которые его воображение, упираясь, всё же подсовывало. Клубки дождевых червей, горы разлагающегося мусора, подворотни, заселённые джанки с многолетним стажем — всё шло в ход. Иначе, заряженный кровью вампира, Дайан явил бы своё возбуждение во всей красе, пока доктор Келли искал следы от операционных швов.

«Вы себя хорошо чувствуете, Дайан?» — всё же спросил доктор Келли, протягивая ему салфетку.

«Да. Почему вы спрашиваете?»

«Вы… несколько возбуждены. Сердцебиение очень быстрое, дыхание…» — доктор ушёл за протоколом обследования в другой конец кабинета.

«Блядь!» — в сердцах подумал Дайан.

Но собрался, сделал несколько вдохов и выдохов.

«Не принимайте на свой счёт. Я просто думал о моём муже», — он сел, спустил ноги с кушетки, одёрнул пеньюар. Картинки с наркоманами и горами пластика с кровью Сойера не справлялись. Теперь он это видел.

«Подпишите в регистратуре бумагу о том, что по собственной инициативе покидаете клинику. Это необходимая формальность», — доктор Келли протянул ему один экземпляр протокола.

«Хорошо», — Дайан был готов подписать что угодно, только бы добраться до одежды и избавиться от пеньюара с обескураживающим, весёленьким рисунком. И от своего стояка под тем.

Оставив корзину с детьми на заднем сиденье эгоистичного «Астона Мартина», Дайан заметил, что, поскольку беспечная юность его потеряна, стоит озаботиться не таким пижонским автомобилем, а тем, в котором можно перевозить растущих детей. На что Джон, закрывая за ним дверь, бросил, что он уже выбрал другой пижонский автомобиль для всей семьи.

Брук видел, как Сэндхилл вывели за ними с парковки клиники «рэнжровер вог».

«Кстати, о пижонских автомобилях. Это что, точно такой, как в гараже Джереми Кларксона*?» — попытался разглядеть в боковое зеркало, а потом в зеркало заднего обзора внедорожник миледи Дайан.

«Да. Я хотел такой, но Валери и Сесиль ушло меня обошли», — кивнул Сойер.

«Мне бы понравился», — вздохнул Дайан.

«Я знаю», — как обычно откликнулся Джон.

Дайан беспомощно хмыкнул.

«Чего ты вообще не можешь знать?»

«Всё могу», — заявил Сойер, оборачиваясь. И едва улыбнулся, давая понять, что осознаёт всю патетику своих слов.

«Всё», — кивнул Дайан, отворачиваясь к дороге.

«Дома поговорим», — поставил точку Джон.

Припарковавшись у «Голубого пальто» и заняв половину тротуара, Джон сказал:

— Попрощайся с детьми здесь. Там что-то с Котом. Боюсь, их заберут, как только зайдёшь в дом.

— Это мои дети. Я могу передумать и не отдавать их, — возмутился Дайан, шире раскрывая глаза.

— Кстати, они и мои, — так же раскрыл глаза Джон, — но я думал, у тебя несколько иные планы на ближайшее время?

Дайан почувствовал себя загнанным в угол, тем более что Джон смотрел, не отводя прозрачных холодных глаз. Брук попытался сглотнуть как можно незаметнее и потребовал:

— Подай мне корзину.

Джон вытянул руку и медленно вынул переносную корзину с Элизой и Риганом.

Те не спали, а таращились на Дайана точно такими же прозрачными глазами, какими только что смотрел Джон.

— Это, вообще, правда, что их выносил я? Ни одной моей черты. Их словно подбросили мне в родильном, — нахмурился он.

— Давай попробуем ещё раз, — пожал плечом Сойер, — или ещё раз. Во всяком случае, пока не родится черноглазый…

— Джон, ещё слово, — и я за себя не отвечаю, — прошипел Дайан.

Джон коротко облизнулся и положил ладонь на маленькую Элизу. Та пошевелилась всем телом под рукой отца, скосила глаза и едва-едва улыбнулась, открыв мелкие зубы.

Джон расплылся в ответной улыбке и пальцем погладил маленький розовый нос.

Элиза, потеряв интерес, отвернулась.

Дайан, неожиданно расслабившийся, наблюдая за мужем и дочерью, тоже провёл пальцем по щеке Элизы. Она мгновенно среагировала и заискала его тепла, пытаясь поймать губами горячий палец.

— Она что, собирается меня укусить? — опешил Дайан.

Джон пожал плечом:

— Ничего странного. Ты горячий и сладкий. Я вот тоже хочу. Всегда.

Мысль о том, что придётся держать ухо востро со своими собственными детьми, едва не вышибла из пределов логики и разумного.

А что там с Котом, — стало ясно с порога.

С утробным и рокочущим «у-ру-ру», не размыкая пасти, тот закрутился вокруг корзины, оттирая и Джона, и Дайана.

— Эй, они, похоже, голодны, — попытался напомнить Брук.

Тут же подвалила Ялу, зажав в лохматых подмышках по бутылочке с розовой смесью. Увидев сжатые губы Дайана и претензию в его взоре, существа закатила глаза:

— Стерилизованные, не беспокойся.

— Чья в них кровь? — не сдавался тот.

— Моя. Ещё раз — не беспокойся, — Элек появился со стороны кухни, спуская рукав клетчатой рубашки.

— Видишь, твоих детей выкормят лучшие люди королевства, — Ялу присунулась и обняла Дайана лапой под коленом.

Дайан подавил приступ родительской ревности, провожая взглядом Кота, уносящего в зубах корзину с его детьми, и Ялу, косолапо ковыляющую следом.

Только теперь зашли ведьмы.

— Пришлось отвезти Балицки домой. Привет, милый, — Валери приткнулась к мужу, подняв лицо.

Элек несколько скупо поцеловал её в макушку.

Дайан понял, что ничего ещё не решено. Тем более что после такого отеческого поцелуя Валери и Сесиль переглянулись злобными рысьими взглядами.

— Ну, завтра увидимся, — всплеснула когтистыми лапками Сесиль. — Спасибо за доверие, милорды.

Джон почти вынес Дайана в руках из дома на Колледж-Лейн.

***

Дайан снова пил кровь Джона, что позволило ему окончательно распоясаться. Он лежал на кровати лицом вниз, опираясь на колени и подняв зад вверх. Обеими ладонями сжимал себе ягодицы и разводил их шире. Мысль о том, что Джон в любую секунду, прекратив смотреть, может приблизиться и коснуться его там, сводила судорогой весь пах и живот, заставляла поджиматься пальцы на ногах. Как бы Сойер ни притронулся к нему, вообще как угодно, это могло закончиться одинаково: просьбой Дайана тут же его выебать.

Джон медлил, столкнувшись с некими взаимоисключающими понятиями, удерживающими его на месте и заставляющими в оцепенении разглядывать бесстыжую картинку, которую являл собою Дайан. Нежность и жестокость кружили в нём друг вокруг друга, каждая заявляя о себе. Но такое было и прежде, с самого начала. Дайан, будучи человеком, был физически слабее. И Джон буквально видел, как хрупкая жизнь Дайана висит на волоске ежедневно в его руках. Знание этого высвобождало императив защитника, которым Джон Сойер жил последние месяцы. И который, он знал, вот прямо теперь никуда им обоим не уткнулся. И в этой чёртовой нежности, словно вирус, поселилось благоговение перед тем, что Дайан произвёл на свет его детей, чем отхватил себе в сознании Сойера едва ли не кусок флёра святости. Но ведь, определённо, святости в Дайане не прибавилось. Потому что тот, теряя терпение, томно прогнулся и сам заскользнул в себя двумя пальцами на длину первых фаланг. Всё, что угодно, но святость выглядела не так.

Как только муж принялся трахать себя пальцами, Джон разобрался, к чему следовало прислушаться. Удерживаемая на поводке долгие дни жажда во всех смыслах сорвалась с привязи, заставив Джона выпустить прозвеневшие клыки, дойти до кровати и там подтащить Дайана к себе, ухватив под бёдра.

Джон прижался лицом тому между ягодиц, вылизывая и проталкивая язык так глубоко, что заставил его, задыхаясь, глухо кричать в одеяло. Джон знал, что царапает его зубами, как знал и то, что Дайану это нравится. Сойер спустил руку и забрал в ладонь напряжённые яички мужа, выпустил, тут же прошёлся по мокрому члену.

Дайан понял, что колени больше ему не служат, потому что те начали разъезжаться, укладывая его ничком. Рот заливала слюна. Ещё и поэтому он не мог поднять головы, потому как серьёзно опасался, что изо рта польётся ручьём. Язык Джона пропал, зато появились его пальцы. Дайан не успел сосчитать — сколько, потому что те скользко и очень глубоко вкрутились, заставив его сжаться, словно провоцируя погружение. Но Дайан чувствовал, как подушечкой большого Джон оглаживает ему кожу от мошонки до раскрытого прохода. А потом пальцы словно попытались сойтись вместе. И те, что были внутри, и тот, что ласкал его снаружи. Оргазм выкрутил его с такой безжалостностью, что полились слёзы.

Джон перевернул Дайана на спину, и тот почувствовал, что улёгся на пятно своей же спермы.

— Джон, ты вёл себя как ублюдок в последнее время, — быстро выдохнул он.

— Я вёл себя как заботливый ублюдок, — сужено повёл глазами Сойер.

— Не иначе как потому что вы прирождённый мудак, лорд Джон Сойер.

Дайан откинул подбородок выше и чуть повернул голову, открываясь в шее.

— Дайан, я могу и теперь вести себя как… мудак, — предупредил Джон.

— Очень на то надеюсь, — Дайан сглотнул, — только, прошу, нахуй слово «заботливый». Давай просто ублюдка и мудака.

Блядский боже, как же он скучал вот по этому. По режущей боли в шее и ключицах, которая, казалось, вынимает из него целые куски. По этой беспрекословной ярости, что разворачивалась в его теле и едва ли не потрошила его задницу. По этим поцелуям, в которых немели губы, не в силах произносить даже простые слова. По крови, заливающей рот, и которую приходилось просто проглатывать, чтобы не задохнуться.

Дайан снова послушно возбудился от дублирующих проникновений и трёпки. И когда Джон выпустил его шею, чтобы, откинувшись, свести Дайану ноги и вздёрнуть те щиколотками вместе вверх, тот дотянулся до своего члена. Одной рукой вцепился в бельё, чтобы как можно крепче удерживаться на месте, не желая пропустить ни капли той мощности, с которой трахал его Джон. Второй принялся надрачивать себе, не сводя взгляда с пальцев на своих лодыжках. Картинка была провокационной.

Дайан прокусил сам себе губу, пытаясь справиться с криком во время очередного оргазма.

И Джон, привлечённый новой кровью на его теле, едва успел вылизать ему рот, прежде чем укус затянулся.

***

Джеральд Хейг, лорд-канцлер Верховного суда Великобритании был гораздо моложе, чем его определил Дайан Сойер. Выглядел он, и это лорд-канцлер признавал совершенно спокойно, в самом деле неважно. Долгая борьба с меланомой истощила его курсами химиотерапии и двумя подающими лживые надежды ремиссиями. Ему было едва сорок восемь. А человек Джеральд Хейг уже умирал. По прогнозам лорду-канцлеру оставалось два месяца на момент вечера, когда он вышел прогулять своего рыжего пекинеса в тёмном ноябрьском вечере. И в этой самой темени ему ослепительно улыбнулась удача. В лице идущей навстречу мисс Полли Мёрдок.

«Доброй ночи, лорд-канцлер, — сказала Полли Мёрдок, держа руки в глубоких карманах тёплого пальто, — какой… отвратительный у вас пёс».

Джеральд это знал, но всё равно осмотрел собаку, чтобы уж наверняка.

«Это верно, но он остался мне в приданое от Джоанн. К тому же, моё родимое пятно, что убивает меня, куда как отвратительнее, нежели Бутончик с его смещённым прикусом».

«Бутончик, — хмыкнула Полли Мёрдок, — ваша покойная жена была шутницей».

Джеральд поджал губы и спросил о том, что волновало его больше, чем всё ещё живой Бутончик и почившая Джоанн.

«Сир рассмотрел мою просьбу? Вы здесь поэтому, Полли?»

«Да, — Полли вынула худые кисти рук из карманов, сцепила пальцы. — Вы полезны сюзерену, ему будет неудобно вас терять. Новый человек может оказаться не таким комфортным…»

«Вы обратите меня?»

«Именно я, лорд-канцлер».

Джеральд сам не понял, насколько громко прозвучало облегчение в его голосе.

«Прошу прощения за то, что получите мало удовольствия от моей крови. Все эти курсы лечения, что я перенёс… Полагаю, на вкус она как яд».

«Верно полагаете. Кровь онкологических больных — это последнее, что мне хотелось бы пить. Но думайте не об этом».

Джеральд последовал совету мисс Мёрдок. О своих ядовитой крови и болезни он и думать забыл. Потому что открывшиеся перспективы обещали ему бесконечность. Смерть убрала свои когтистые лапы. И вот за одно это лорд-канцлер готов был покрывать Питера Бауэра, работая в интересах сюзерена сначала в Палате лордов, потом в Верховном суде.

«Бесконечность», — с ностальгией вспомнил Джеральд Хейг, глядя на лорда Джона Сойера, который занимал в его кабинете кресло напротив.

Джон Сойер проявлял определённые темперамент и стиль. Откинувшись на спинку кресла, разведя колени и чуть сместив носок правого оксфорда дальше и вперёд, Джон расслабленно опирался локтями в подлокотники. Тёмно-серая английская тройка сидела на нём, словно вторая кожа. И выглядел сейчас Сойер вовсе не как тот, кого взяли в оборот, шантажируя семьёй и её благополучием, а как тот, кто снизошёл и просто идёт навстречу.

Глядя в прозрачные, словно лёд, с пугающе тёмными зрачками глаза Сойера, лорд-канцлер думал о бесконечности, которая парадоксально саму себя дискредитировала. «Золотая гордость» похоронила под своими руинами полсотни вампиров и людей. Необратимо. И Джон Сойер признавал то, что он был инициатором действия, организатором и исполнителем. Сойер лишил жизни вампиров, тем самым эту бесконечность оборвав.

Джеральд Хейг понимал, что Питер Бауэр был тем ещё дерьмом, в последнее время забывшим даже о расхожих приличиях. И, стоило быть честными, мальчишка Сойера и пикантная патология, что тот в себе нёс, стали последней каплей, переполнившей насколько чаш: терпения Сойера и преступлений Бауэра.

Но Джон Сойер не ограничился фигуральной терапией. Он, словно хирург, вырезал саркому, что росла в «Золотой гордости», чем остановил работу трафиков, которые координировала челядь сюзерена.

Джеральд Хейг, едва вспомнив, сколько денег он терял за последние несколько месяцев, не получая прибылей в связи с остановкой оборота той же марихуаны, снова поморщился. Наркотрафик и условно легальная проституция хорошо работали, принося верхушке муниципалитета деньги.

А самым плохим было то, что лорд Сойер был абсолютно честным и принципиальным. Этакий, как давным-давно заметила мисс Аддамс, непогрешимый балованный кусок дерьма, если говорить о таких понятиях как «долг» и «совесть личности». С мисс Викторией Аддамс лорд-канцлер знаком не был, но что за вампир Сойер, — тоже видел. Работа с таким обещала обернуться той ещё головной болью. Кстати говоря, убийства никоим образом не входили в понятийный криминальный перечень лорда Джона Сойера. Равновесие расчёта строилось на шатком взаимопоручительстве: Джон Сойер остаётся жив и свободен, за что берёт на себя полномочия сюзерена и справляется с реанимацией циркулирования теневых денежных оборотов. Иными словами лорд Джон Сойер соглашался работать на судебно-правовую и административную системы.

Джеральд Хейг не тешил себя иллюзией того, будто бы Сойер не понимает, чего от него ждут. Весь вид его говорил, что он понимает.

— Милорд, — сказал Джеральд, — суд полагает, что ваша неприязнь к предыдущему сюзерену частично опиралась на неприятие вами его образа правления, занятий и стиля жизни.

— Суд верно полагает, — подтвердил Джон.

— В таком случае вам придётся пересмотреть своё отношение ко многим моментам. Надеюсь, что полномочия и привилегии сюзерена компенсируют вам этические… эм… нюансы.

— Нет, не компенсируют. Вы знаете, что меня мало трогают привилегии и полномочия сюзерена. Прежнее моё положение и моя прежняя жизнь меня абсолютно устраивали. Мне нравилось.

Лорд-канцлер едва дрогнул губами.

— Хорошие малыши у вас получились.

— Что же, в объективности вам не откажешь, лорд-канцлер.

— Рад, что мы договорились.

***

— Тебе знакомо выражение «частная жизнь»? — спросил Дайан, отходя от колыбели, в которой оставил Элизу и вынул Ригана, чтобы накормить.

Существа следила за ним чёрными глазёнками.

— Нет.

— Хорошо. Может быть «личная жизнь»? — намекнул Дайан.

— Слушай, ну, конунги постоянно что-то такое произносили… Первые лет двадцать, — качнула лапой Ялу. — Точно произносили, но потом перестали.

Брук задумчиво посмотрел на беспардонного прихвостня. Похоже, что очень скоро ему грозило начать понимать, почему сегодня вечером Никки Милднайт, провожая его с Колледж-Лейн, произнёс:

«О Дайан, ты разрешил Ялу помочь тебе с детьми?»

Брук посмотрел на топчущуюся чуть поодаль Ялу с детской сумкой наперевес, которая, задрав башку, пялилась в набиравшееся дождёмнебо.

«Да, пока Джон не вернётся из Городской ратуши. На пару часов».

Никки улыбнулся ему едва ли не как ребёнку.

«Ты такой доверчивый. Я люблю тебя».

Теперь Дайан начал кое-что подозревать.

Стоило впустить Ялу в дом, как та, бросив сумку на пол, двинула к холодильнику, отжала дверь, запрокинув круглую голову, оглядела полки с верхней вниз.

«Вы серьёзно?»

«Что не так?» — спросил Дайан, становясь рядом.

«Он полупустой».

«Джон — вампир, а мне хватает. К тому же, всегда можно заказать…»

«Не говори ерунды, птенчик мой. Ты кормишь детей, тебе надо есть за троих. Сейчас я тебе покажу, что такое настоящая домашняя еда», — пообещала Ялу, захлопнув дверцу.

«Это вот что, ты только что включила режим демона-дуэньи?» — поймал инсайт Брук, отступая.

Ялу сделала ему лапой «кыш-кыш-кыш» и сволокла с крючка фартук.

Дайан решил бросить ситуацию на самотёк и отнёс двойню в детскую. Там некоторое время разглядывал Элизу и Ригана, поглаживая маленькие руки и ступни.

Риган фыркнул и скорчил мордочку.

«Что, тоже считаешь, что я доверчивый и совершил ошибку?»

Оба замерли на отце глазами.

«Да, похоже, что совершил», — сам себя расстроил Дайан. Проверил ладонью надетые на детей подгузники на вес.

Вполне себе сносно.

«Я скоро вернусь», — пообещал он, склонившись к Ригану и касаясь губами розового детского рта.

Тот мгновенно попытался ухватиться зубами.

«Эй, я твой отец. Прекрати», — пригрозил Дайан, наставляя на сына указательный палец.

Ещё во время беременности он выслушал от ведьм несколько мануалов по выхаживанию живорождённых вампиров. И хотя обе признались, что полноценного опыта общения с таковыми нет ни у одной из них, рекомендации они раздавали весьма уверенно.

Дайан ушёл в кухню за банкой «Фрисопепа», которого развёл на две бутылочки. На Ялу он даже не смотрел, воспринимая только на слух лязг ножа о разделочную доску и клокотание котла. Вернувшись в детскую, достал из сумки две вакуумные пробирки, жгут, иглу и иглодержатель.

«Хочется знать, что сказала бы мама?» — подумал Дайан и затянул жгут. Установил иглу и завинтил её в иглодержателе. Ассистент доктора Келли Эми показывала ему, как вводить иглу для забора крови у самого себя. Получалось не очень ловко, но Эми была терпеливой. Поэтому теперь проблем, во всяком случае мгновенно видимых, не возникло.

Дайан наполнил обе пробирки, которых должно было хватить на два кормления. Убрал иглу, наклеил лейкопластырь. Одну сразу разлил по бутылочкам и растрёс те, добиваясь оттенка клубничного мороженого.

Элиза оценила слёту, закатив глазёнки и засопев, стоило ей вцепиться в бутылочную соску.

Ялу втекла в детскую к концу бутылочки для Элизы. Села в кресло-мешок, закинула лапу на лапу и обняла коленку.

— Неплохо тут у вас. Немного пустовато, на мой вкус, синего чересчур, но неплохо. Духовка просто шикарная. Слушай, Дайан, дело ваше, но я бы не стала держать в спальне такие эксцентричные полотна…

— Ялу, жить ты здесь не останешься, — сразу сообразил Брук, с ужасом осознавая масштабы интервенции.

Предполагаемые брови Ялу сползли к предполагаемой переносице.

— Тебе необходима помощь. Если ты не осознал этого теперь, то понимание придёт со временем.

Дайан встал, уложил дочь вертикально по груди и раздумчиво зашагал от стены к стене.

— Есть чего постирать? Пока я ничем не занята? — предложила существа.

Элиза справилась с излишками розовой смеси.

— Тебе знакомо выражение «частная жизнь»? — спросил Дайан, отходя от колыбели, в которой оставил Элизу и вынул Ригана, чтобы накормить.

Существа следила за ним чёрными глазёнками.

— Нет.

— Хорошо. Может быть «личная жизнь»? — намекнул Дайан.

— Слушай, ну, конунги постоянно что-то такое произносили… Первые лет двадцать, — качнула лапой Ялу. — Точно произносили, но потом перестали.

Страшная догадка о том, что ловушка вот-вот захлопнется, заперев в доме Дайана с двумя детьми наедине с причиняющей добро демоном-дуэньей, озарила его.

Риган дёрнул зубами соску, накрыл разжавшимся кулачком палец отца.

— Видишь ли, скоро, я уверен, вернётся Джон.

— То, что надо. Перебросимся в картишки?

— Нет, — отказался Джон с порога детской.

Существа подпрыгнула, а Дайан с такой любовью посмотрел на мужа, что Сойер насторожённо повёл на него глазами.

— Ялу, я проходил мимо кухни. Вижу, что ты уже сделала для нас всё возможное. Не смею больше тебя тревожить, — Джон вежливо кивнул той и вынул смартфон.

— Пустяки. Знал бы ты, милорд, что я придержала для моего птенчика на завтрак, — хитро закатила глаза Ялу.

— Привет, Сесиль, — в трубку сказал Сойер, — да, могу. Ялу, это тебя.

Существа обречённо поволоклась к протянутой ей телефонной трубке. С полминуты слушала, потом буркнула «ладно» и отдала телефон обратно.

— Пока, парни, на Колледж-Лейн без меня, оказывается, никак. Не покалечьте друг друга и присматривайте за моими котятами.

Опустив лохматые плечи и ссутулившись, Ялу двинула к двери, уныло протащив хвостом.

Дайан почувствовал укусы совести. В порыве посмотрел на Джона, но тот единичным отрицательным кивком запретил ему извинениями реанимировать ушибленное самолюбие демона-дуэньи. И кстати.

Существа обернулась на пороге. Обычно хитрые и затаившие уловку глаза Ялу были полны чёрной вселенской печали.

— Ялу, позволь проводить тебя. Балицки ждут снаружи.

— Милорд, они тут с хера ли?

— Видишь ли, — беря Ялу за лапу, объяснил Джон, — я знал, что ты здесь заботишься о моей семье, и подумал, разве тебе помешает тёплая компания, для того чтобы расслабиться по пути домой? Я прав?

Джон вернулся через пару минут, остановился в двери и широко улыбнулся.

— Что, в кухне окончательный…

— Да, в кухне пиздец, — подтвердил Сойер. — Но я помогу тебе с уборкой.

Комментарий к 4

*1960 г. — английский телеведущий и журналист, специализирующийся на автомобильной тематике. Широко известен как ведущий телевизионного шоу «Top Gear» корпорации BBC

========== 5 ==========

— Это что — вы? — спросил Дайан, чуть склоняясь над спинкой дивана и смотря через плечо Сесиль.

— О, да, милый.

— Боже, это был рай. Рай на земле, — мечтательно произнесла Валери, берясь за старый, потерявший в контрасте цвета снимок.

Огромный Милднайт стоял в центре, белозубо скалясь в объектив, обнимая и притискивая к себе с обеих сторон Сесиль и Валери. На Элеке были клешированные брюки в звёздно-полосатый принт, борода, схваченные по голове кожаной тесёмкой волосы и… больше ничего. Ведьмы носили теперь уже выцветшие на фото красное и жёлтое платья а-силуэта. Их русалочьи волосы выглядели длиннее символичных краёв провокационных платьев. Все трое были босыми. Грязь покрывала ноги Сэндхилл выше щиколоток, а у Милднайта вымокли обе брючины. Частично можно было определить особенности пейзажа: жестянки из-под пива и газировки, пластик и обёртки вокруг.

Дайан обошёл диван и сел близко к Сесиль.

— Где это вы?

— В Бетеле.

— Вудсток*?

Обе едва что не замяукали.

— У нас таких много, — Валери поискала пальцами в коробке с фото и вынула следующий снимок. Поднялась, обошла сестру и прижалась к Дайану с другого бока, — в то время Джон спал с журналисткой из «Daily News**», а та могла снимать в любом состоянии.

Валери протянула фото Дайану.

Он взял. На снимке был вымокший под дождём Джон. Белая майка прилипала к его груди и плечам. Мокрые длинные волосы тоже липли к лицу и шее. Он сидел на расстеленной пластиковой плёнке, сложив ноги, словно в медитации, и показывал в объектив разведённые указательный и средний пальцы. В другой руке держал погасший под ливнем окурок с травой. Дайан узнал Юрэка, привалившегося к плечу Сойера сбоку и закрывшего глаза.

«Спал с журналисткой из «Daily News», — съязвил про себя Дайан.

А ещё он почувствовал приступ такой острой зависти, что обе ведьмы, разом к нему повернувшись, протянули:

— Ох, милый, ты прав. Завидуй, не держи этого в себе. Ведь там были Джимми Хендрикс***, «Лед зеппелин****» и… прорва весёлой наркоты. Пропустить такое — это кого угодно огорчит.

— Да уж, — прогудел сверху вошедший Элек, — обдолбанные и несколько суток кряду веселящиеся хиппи.

— Милый, что за выражения? — несколько лицемерно прикрыла глаза Валери. — Настоящая леди не должна такого слышать.

— Эй, Дайан, хочешь знать, как выражались эти настоящие леди в ту пору?

— Хочу.

— «Объебошенные торчки» — до сих пор помню.

Сесиль и Валери польщённо двинули ресницами.

— Ты прав, Элек, было здорово, — согласно кивнула Сесиль, выволакивая следующую фотографию, на которой были отсняты голые хиппи под струями речного водопада.

Дайан осмотрел купающихся, но мужа среди тех не опознал. Равно как и кого-то из лёна.

Были и другие снимки, запечатлевшие сцены с рок-группами, ночные огни, усыпавшие территорию пустоши, затопленные водой глинистые дороги и горы, горы мусора. Босые хиппи были мокрыми, счастливыми, патлатыми и грязными.

Дайан ещё раз посмотрел на снимок с Элеком и ведьмами и украдкой бросил взгляд на ноги Сесиль и Валери. Маленькие пальцы с безупречным педикюром и ступни третьего с половиной размера были стерильно чисты. Разве что время от времени вертелись на носках босоножек от Брайана Этвуда. Или отстукивали такты, или взлетали вверх вслед за коленкой. Но чаще всего прижимались к его «конверсам», так как ведьмы сидели близко и навалясь.

— Это была временная необходимость, — отследив его взгляд, улыбнулась Валери и вытянула перед собою ступню в коралловых замшевых ремешках, пошевелила пальцами.

Дайан проводил взором хорошенькую ножку ведьмы и мельком посмотрел на Милднайта, замершего напротив.

«Да вы смеётесь, что ли?» — снова про себя задался вопросом Брук.

Элек, переплетя ручищи поверх джинсовой рубахи на могучей груди, едва ли не остекленело пялился на босоножку Валери.

И у Дайана сложилось подозрительно правдоподобное ощущение, что вот-вот ещё один взмах трёхдюймовой шпильки — и тот опустится перед Валери и возьмёт в рот пальцы её ног.

— Дайан, кажется, я слышу писк твоих детей, — сказала Сесиль, резво поднимаясь и ссыпая снимки из рук в коробку.

— В самом деле? — словно спросонья уточнил он.

— Да.

Сесиль подняла его и увлекла в детскую на Колледж-Лейн.

— Играешь в сводницу? — вывернулся Брук из когтистой лапки.

— И в сплетницу, — покорно согласилась та.

— А что, есть что новое?

Риган и в самом деле проснулся и жевал рукав распашонки сестры.

— Ещё бы и наконец-то. Тебе что сначала: «ещё бы» или «наконец-то»?

— Сесиль, — нетерпеливо свёл брови Дайан. Заодно отнял руку проснувшейся следом Элизы из зубов Ригана и принялся менять тем подгузники.

— Ну хорошо. Элек прекратил ночевать на Колледж-Лейн. Уже как с неделю.

— Спит в стриптизе? — предположил Дайан.

— Дайан, когда Элек или Никки спят в комнатах в «The smells», то оба притаскивают на себе эти стриптизёрские блёстки, распылители с которыми Бауэр посчитал нужным вмонтировать в потолки. И сколько ты ни стой под душем, те всё равно хоть где-то, да останутся. И к тому же… — Сесиль присела на подоконник.

— И к тому же? — подтолкнул Дайан.

— Этот запах автосервиса, скажу я тебе, он здорово так въедается в одежду и тело, не хуже тех блядских блёсток. А если…

— Я понял, — поднял ладонь Дайан. Вынул Элизу и протянул Сесиль.

— Мой котёночек, сегодня тебя будет кормить тётушка Сесси, — тут же ласково протянула ведьма. — Тебе ведь нравится Сесси?

Элиза гикнула и взбрыкнула.

— Ты умная девочка. Умная-умная-умная девочка, — Сесиль увернулась от зубов и снова принялась за Дайана. — И, знаешь, уже так порядком никто не устраивает скандалы на Колледж-Лейн, не бьёт стекло и не вышибает двери. А прежде? Никки дважды выпрямлял кованую кочергу за Элеком. Как уж тут расслабиться?

— Вот что только что был за фетиш в гостиной? — Дайан поцеловал Ригана в нос, дразнясь и тоже уворачиваясь.

— Ах, думаю, это мировая, — отмахнулась Сесиль, спускаясь по лестнице в кухню.

— Только бы не Вторая, — мрачно пошутил Дайан.

Сесиль одобрительно фыркнула.

***

По-настоящему злился Элек из-за вояжа Валери на сторону, ну, пару часов. Надо было помнить: Валери за всю их бесконечную жизнь бок о бок ни на кого, кроме самого Милднайта, и не посмотрела. В конце-то концов вероятность измены присутствует в жизни каждого. Так что потряс его не секс Валери с Иво. И не секс Валери с Иво, Никки и Сесиль вместе, чёрт тех раздери. Валери оставила его не у дел. Она и Сесиль оставили его не у дел и в дураках. В который раз. Если вспомнить, это занятие являлось чуть ли не делом жизни сестёр в первое время, пока те и Милднайты притирались друг к другу во время женитьбы. Они все тогда были друг о друге невысокого мнения: ведьмы в глазах конунгов были продавшимися сатане девками, а конунги в глазах ведьм недалёкими мужланами, чьими руками было удобнее жар загребать. Поэтому шашня обеих сестёр не вызывала такого уж удивления и не давала такого повода для гнева, какой обуял Элека, после того как существа заложила всех с потрохами.

А вот рвал и метал он всё остальное время по причине братского коварства. Никки, его родной и единоутробный брат, которому он позволил хуеву прорву лет провести в своём теле, с которым делился всем, не делая исключений, за его спиною, без его ведома неплохо так резвился с Валери. Дождался возвращения своего блядственного Иво Кэтспо и вместе с тем подкатил к жене брата.

Вот поэтому Элек бесновался.

Но кроме того, что его расшибало чувство собственной невостребованности и незначительности, о коих свидетельствовал поступок самых близких ему людей, была одна мысль, которая, уподобившись рже, разрушала его гнев и досаду, ослабляя, и заменяла крепкий безупречный металл ярости крошащейся слабостью любопытства. Иво Кэтспо.

Элек знал Никки как свои пять пальцев. Когда Сесиль умерла, попав под некротизирующее, облучающее рей-волнами заклинание в очередной масштабной магической склоке, Никки сначала чуть сам не двинул следом с тоски, а потом пошёл в разнос. Был момент, когда Элек оставил попытки хоть как-то запоминать и систематизировать очередную фрейлину, герцогиню, цветочницу или кого-там-ещё-бог-принёс-в-койку овдовевшего конунга. Но когда там оказался Иво Кэтспо, крестоносец святого отца Клирхэда, ненавистного Сэндхилл святого отца Клирхэда, Элек совершенно потерял дар речи. То есть Элек не стал говорить что-либо по этому поводу. Но думать он мог. Чем Никки Милднайт прельстился в Иво Кэтспо? Никки, который секс с мужчиной не то чтобы не рассматривал, но в принципе даже шуток на предмет этого не отпускал?

Душа Сесиль проснулась в теле рождённой от Элека и Валери девочки, едва той минуло пятнадцать, тем самым вернув её к полноценному существованию в Чудоземье. И Элек помнил, в какую психованную ярость та пришла, увидев сложившееся положение вещей. Как выяснилось позднее, Сесиль попыталась прикончить Кэтспо прямо в койке конунга. Безуспешно. Потому что Никки, пользуясь иммунитетом, закрывал того своим телом, не давая Сесиль ни испепелить, ни разорвать Иво на части очередным магическим сплитом. А что получили в результате? Для Никки и Сесиль изготовили новую кровать вместо рассчитанной на двоих прежней и поставили в супружескую спальню. Чтобы туда можно было без ущерба для своего комфорта укладывать Иво.

И вот теперь Валери, безупречная в отношении верности ему, задвинув куда подальше запрет мужа, тоже трахается с Иво Кэтспо.

Магия сирены, конечно, при уместном применении была оригинальна и действенна. Но Элек знал по себе, что бороться с тою можно.

Что с Иво было не так?

«Сам попробуй. Тогда будешь знать наверняка», — сказал ему Кэтспо, задыхаясь в хватке конунга.

«Твою мать, — подумал Элек, — твою ж, твою ж мать».

***

Элек свернул с улицы Королевского пути и пешком добрался до автосервиса. Тот был уже закрыт. Техники ушли, а ворота были опущены и замкнуты. Обойдя их, он остановился под металлической лестницей, что вела в квартиру Кэтспо на втором этаже здания. До того как Сэндхилл извлекли сталкера в Историческую Землю — это помещение пустовало. Но Иво отказался селиться на Колледж-Лейн, выбрав полупустой лофт над автомастерской.

Иво тоже не был дома. Окна наверху необжито чернели.

Элек ушёл в тень, прислонился к стене лопатками и закурил.

Была четверть полуночи, и Милднайт слышал, как по железнодорожной ветке Джеймс-Стрит — Ливерпуль-Мурфилдс идёт последний на сегодня поезд.

Ждал Элек долго. В первые два раза, что он точно так же следил за Иво, проходило гораздо меньше времени, прежде чем доводилось его увидеть. В первый вечер Элек провёл здесь минут пятнадцать, наблюдая за тем, как Кэтспо спустился вниз и курил, сидя на ступенях. Волосы его были отпущены и закрывали лицо, когда тот склонялся над экраном телефона, отвечая на сообщения. Элек мог бы подняться за Иво следом, но вместо этого уехал сразу, как только тот вернулся в квартиру.

Вторым по счёту был раз, когда Элек оставил «The smells» на Эша и приехал около четырёх утра. Заглушил двигатель, остановившись через дорогу от гаража. Над входной дверью лофта горел ртутный фонарь. И спустя минуты три Элек увидел Никки, спускающегося по лестнице. Дверь наверху закрылась сразу же, едва выпустив не заметившего его брата. Никки завёл двигатель, надел шлем и уехал.

А Элек выкурил сигарету, наблюдая, как Иво ходит перед окном, пьёт воду и снова отправляет сообщение. Уехал он, когда свет в окнах погас.

Сегодня Элек уезжать не собирался, поэтому набрался терпения. В половине первого ночи он услышал звук подъезжающего «рэнжровера» Сэндхилл. А когда двигатель перешёл на холостой ход, раздались смех Сесиль и добродушная ругань Никки. Элек не видел ни автомобиля, ни пассажиров.

Иво появился из-за угла, двигаясь спиною вперёд и прикуривая сигарету. На нём был тёмный костюм от Брукс Бразерз, а светлые волосы собраны в короткий хвост с высыпавшимися прядями.

— Иди к чёрту, Никки, — сказал Иво, вероятно, что отвечая на прежде сказанное. — Миледи, удачи с этим безнадёжным деревенщиной.

— Прощай, Иво, — отозвалась Сесиль.

Автомобиль отъехал.

Иво проводил тот взглядом, неспеша развернулся, но к лестнице не пошёл. Он остановился и посмотрел в тень. Туда, где, сидя на асфальте, ожидал Элек Милднайт. Иво курил и смотрел.

Элеку пришлось подняться и пойти навстречу.

***

Кэтспо знал, что Элек приезжал к автосервису. Две ночи подряд. Оба раза заметил того из окна: в первый раз пришедшего пешком и следящего за ним со спины, пока Иво курил, а во вторую ночь он увидел тлеющий след сигареты и громадный силуэт через дорогу, потому что, погасив свет, он не лёг в разворошённую постель, а остался у тёмного окна. Минуту спустя утробный рокот «боливара» дал понять, что Элек уехал.

Сегодня был третий раз, когда Элек Милднайт снова заступил на территорию Иво. Во всяком случае, можно было сколько угодно делать вид, что вокруг никого, но Кэтспо уже распрощался с опасениями относительно своей жизни, хотел бы Элек его прикончить — возможности были, и испытывал здоровые любопытство и азарт. Поэтому он продолжал стоять и ждать, когда конунг появится из тени.

Иво начал отходить к лестнице, по-прежнему двигаясь спиною вперёд, потому что не сводил взгляда с проступившего из темноты Элека. Сигарету он отбросил, зайдя на первую ступень. Элек двигался медленно, что позволяло подниматься, не оборачиваясь к тому спиною. Когда конунг положил руку на холодные металлические перильца, Кэтспо был уже на уровне первого этажа. И он успел открыть с ключа дверь, едва Милднайт дошёл до порога.

Иво шагнул в тёмный лофт, смотря на конунга, который, освещённый ртутным светом, остановился в двери. Его склонённое лицо и вся фигура оставались в тени. Свет, льющийся сверху, только золотил волосы Элека, в этот раз выплетенные из косы и схваченные на затылке с висков металлическим зажимом, и плечи. Иво протянул руку, ухватился за куртку и майку на груди Элека и окончательно вволок того в квартиру.

Несмотря на то что Элек и Никки были рождены близнецами, похожими один на другого, со временем различия в них стали множиться, соревнуясь обойти сходства физические и в предпочтениях. Это касалось отметин на телах в виде шрамов, темпераментов и… поцелуев. Это Иво стало понятно сразу.

Возможно, что злость ещё не до конца оставила Элека, но напор и желание, которые обрушились на рот Иво, — были едва ли не пугающими. А возможно, что он забыл, как это было у него с другим братом в первый раз, потому что сила и желание в поцелуях Никки остались, только вот стали мягче и ленивее от уверенности в том, что Иво теперь всегда рядом и в доступе.

Сравнивать с поцелуями миледи Сэндхилл не было проку, потому что губы ведьм были словно созданы из ускользающего гладкого шёлка, сладкого и наполненного текучей водой. Растворяющегося под его собственными шёлка. Ничего близкого тому, что проделывал с ним Элек Милднайт. Сравнение не имело сходных критериев.

До кровати добрались в темноте, скидывая с себя и стаскивая друг с друга одежду.

Иво почувствовал, как борт кровати толкнул под колени, и повалился спиною на неё. Элек рухнул сверху, в последний момент успев выставить руку, чтобы не обрушиться всем весом на Иво. Отжался, становясь на колени и стаскивая с него туфли, а следом брюки и носки.

«Ну, раз никакой прелюдии…», — подумал Иво, следуя приказу руки Элека и переворачиваясь. Он слышал, как, звякнув пряжкой ремня, тот сталкивает с себя джинсы. И приготовился.

Элек положил обе ладони на поясницу Иво, сдвинулся на ягодицы, смял, растащил и замер, наткнувшись пальцами на тёплую медицинскую сталь.

— Это что ещё за приблуда в тебе? — не поверил рукам Элек.

— Не будь таким ханжой. Это от Никки.

— Где, мать вашу, вас носило? — проворчал Элек, но рук не убрал.

— В Филармонии, — повёл плечом Иво, поднимаясь на локте. И не слыша от Элека ни звука, продолжил: — У миледи там ложа. И не трудись спрашивать, что было в репертуаре.

— Вы извращенцы, — не сдавался Элек. Подцепил пальцами перешеек пробки и, провернув, вытянул с мокрым хлюпом.

— Возможно, — выдохнул Иво, провисая головой вниз. Почувствовал, как в оставленную Никки сперму заскользнули пальцы.

Элек глухо заворчал, понимая что к чему и чувствуя, как пальцы охватывает горячее и влажное тепло. И что бы там ни диктовала Элеку этика, член его с тою согласен не был. Потому как стоило облапать Иво изнутри, так тот, мягко выдохнув, подался навстречу руке.

«А, впрочем, в этом разница между вами невелика», — удерживаясь последней связной мыслью на краю тёмного пульсирующего водоворота, в который утягивало его ощущение мощных пробивающих толчков, успел подумать Иво.

Элек Милднайт тоже едва удерживался на краю, чувствуя, как жмётся вокруг него Иво и одновременно с тем подаётся навстречу.

***

Кронштейн с тремя светильниками стимпанк освещал кровать от изголовья. И было ли дело в тёплом золотистом свете, что умиротворял сам по себе. Или причина была в том, что многодневные борьба и склока внутри Элека сошли на нет после секса с Иво. Но результат был таков: Элек Милднайт расслабленно лежал на спине, перепоясанный простынёй, и рассматривал армированную оплётку на штативах ламп. Курить ему не хотелось, но когда Иво предложил свою сигарету, он милостиво согласился.

— Я не хочу, чтобы произошедшее становилось предметом обсуждения в лёне. По крайней мере — не в ближайшее время, — Элек вернул сигарету.

— А ты планируешь приходить для потрахаться? — лениво произнёс Иво, убирая ото лба раскрытыми пальцами волосы.

Милднайт молчал с минуту.

— Да.

— Что же, тогда твоё желание неосуществимо, — мстительно отказал Иво.

— Это с чего?

— Видишь ли, у меня тут проходной двор, — Кэтспо заметил, как не понравилось сравнение Элеку, — Никки хочет отодрать меня, Сесиль хочет, чтобы я отодрал её. Иногда они хотят этого вдвоём. Валери хотела бы того же…

Элек окаменел в лице и полоснул Иво узким фиолетовым взглядом.

— И, поверь, она меня тоже получит, как только Никки или Сесси увидят тебя тут, а они увидят тебя тут, ведь я не собираюсь подстраиваться под ваши визиты и пытаться сделать так, чтобы никто из вас друг с другом не встретился. И когда Валери, — тут Иво паскудно и обещающе дрогнул в губах, — поймёт, что ты сломался, твой супружеский запрет на приближение ко мне будет…

— Я понял, — Элек отвернулся, снова принялся рассматривать светильники. Молча рассматривать.

— Так ты планируешь продолжать в таком случае?

— Кто лучше? — поднялся на локте Элек.

— Кто лучше? — не понял Иво, свёл брови к совершенной переносице.

— Кто из нас лучше? Я или…

— Заткнись, — перебил Иво, — не начинай. Если на самом деле не хочешь…

— …Никки? — не оставил попытки Элек.

Иво откатился с локтей на спину, запрокинул голову.

— Эй, — Элек ухватил его за предплечье и стянул обратно ближе к себе, — кто лучше?

— Никки лучше, — Иво ответил и посмотрел в глаза.

— Это с хуя ли Никки ебёт тебя лучше, чем я?

Кэтспо сделал движение «так бывает, просто прими это».

— Что я делаю не так? — похоже, что Элек в самом деле жаждал ясности.

Иво, разобравшись с этим, засмеялся. Коротко и негромко, но тут же перестал.

— Ты не ответил мне. Ты планируешь продолжать?

— Да. Мать твою, говори.

— Знаешь, у меня есть одна мечта. И для того, чтобы она исполнилась, не хватало мне только тебя, — Иво склонил Элека за шею к себе и зашептал тому на ухо, одновременно ладонью и пальцами растирая его кожу на лопатке и плече.

Когда Элек отстранился и смог снова увидеть лицо Иво и его глаза, то едва не потонул в раздавшихся чёрных зрачках. Яркая голубая радужка почти пропала, не выдерживая жара фантазии.

— Займись этим, — сказал Иво. — А пока можешь начать исправлять то, что ты делаешь не так. Могу сказать, как справляется твой брат, который лучше.

С этими словами он положил обе ладони Элеку на плечи и толкнул вниз.

— Я, блядь, сам разберусь, — огрызнулся тот.

Комментарий к 5

*Вудстокская ярмарка музыки и искусств. Один из знаменитейших рок-фестивалей, прошедший с 15 по 18 августа 1969 г. на одной из ферм городка в сельской местности Бетел, штат Нью-Йорк, США. Событие посетило около пятиста тысяч человек, а среди выступавших были такие исполнители, как The who, Jefferson airplane, Дженис Джоплин, Creedence clearwater revival, Джоан Баэз, Джо Кокер, Джими Хендрикс, Grateful dead, Рави Шанкар, Карлос Сантана и многие другие. Во время проведения фестиваля умерло три человека: один от передозировки героина, второй был сбит трактором, третий банально расшибся с высоты; произошло два неподтверждённых рождения ребёнка. Тусовка что надо

**шестая по объёму тиража ежедневная газета города Нью-Йорка в США; первая газета, напечатанная в формате таблоид

***1942 — 1970 гг., американский гитарист-виртуоз, певец и композитор. В 2009 г. журнал “Time” назвал Хендрикса величайшим гитаристом всех времен. Широко признан как один из наиболее смелых и изобретательных виртуозов в истории рок-музыки

****британская рок-группа, образовавшаяся в сентябре 1968 г. в Лондоне, и признанная одной из самых успешных, новаторских и влиятельных в современной истории. Создав собственное звучание (для которого были характерны утяжелённый гитарный драйв, оглушающее звучание ритм-секции и пронзительный вокал), Led Zeppelin стали одной из ведущих групп хард-рока

========== 6 ==========

Кристиан Джилсон вёл юридические дела покойных Питера Бауэра и Даниэля Новотного, равно как теперь вёл дело Фаррела и Финча против Сойера. И если не вдаваться в подробный и глубокий анализ компетенций и этических принципов мистера Джилсона, то уже по одному этому можно было бы сказать, что Кристиан Джилсон был тем самым юристом, который не гнушается ничем. Питер Бауэр такое за ним знал и мало тревожился о противозаконности своих действий и всех тех претензий и заявлений, что кто-то осмеливался отправлять в департамент полиции на его имя. Ведь Кристиан Джилсон умел, когда буква закона не работала, виртуозно копаться в грязном белье любого, даже на первый взгляд безупречного, подданного королевства. Или давить.

Но вот если Бауэр не мешал Джилсону выполнять свою работу, то Льюис Фаррел — очень даже. Роджер Финч тоже, но того в данный момент рядом не было, и разговаривал Кристиан с одним Фаррелом.

Встретиться они договорились у синагоги на Принцесс-Роуд, поэтому теперь Джилсон был занят двумя вещами. Обе его чертовски отвлекали, но Кристиан дал себе слово вытерпеть, потому что гонорар в перспективе маячил существенный.

Итак, Фаррел мешал тем, что беспокоился. Обо всём. Слушая его, Кристиан прикидывал, что побудило Даниэля Новотного обратить этого тревожного человека в вампира. Тревожность никуда не ушла и даже усилилась. Повезло ещё, что рядом не было Финча, а то бы получились невротик и грубиян в одной упряжке.

Льюис уже знал, что по предварительному соглашению Джона Сойера оставляют в живых и в Ливерпуле. Даже хотят отстегнуть тому сюзеренство. И хотя окончательное слушание с вынесением вердикта планировалось только на днях, всем, принимающим участие в процессе и заинтересованным, было ясно, что «предварительное» станет «единственно верным».

— Видите ли, Льюис, эти детишки лорда Сойера… Они то, что до недавнего времени считалось совершенно невозможным. В том смысле, что никто толком не понимает, чего от тех ждать. Лорд-канцлер предпочитает отзываться о двойне не иначе, как об эволюционном скачке. И по этой же причине к Сойерам… благоволит, — терпеливо объяснил Кристиан, пристально рассматривая готическую двенадцатилепестковую розу* на фронтоне церкви.

— Слушайте, мистер Джилсон, я понимаю, что мой отец первым вмешался в личную жизнь Сойеров, но он делал это по приказу Бауэра. И в результате уже пострадала наша семья.

— Мистер Фаррел, ваша семья выкатила Джону Сойеру иск на двести тысяч фунтов за моральный ущерб.

— Это хоть как-то поможет? Не вы ли сами весьма скептически отнеслись к этому решению?

— Естественно, я отнёсся скептически, — Джилсон поморщился.

Кроме того, что справа на скамейке дёргался Фаррел, беспокойно взмахивая руками и щурясь на затянутое тучами небо, так слева, скрытые кустами подстриженной калины, щебетали какие-то дамочки. Их заливистый хохот раздражал ничуть не хуже тревожного Фаррела.

— Естественно, — продолжил Кристиан, — адвокат Сойера готов предоставить минимум три причины для опротестования вашей суммы, потому как мистер Новотный, поймите меня правильно, тоже был тем ещё ублюдком. Не хотел вас расстраивать, но придётся. Если хотите кутить по полной, то и Юрэк Балицки уже наготове со своим иском. Помнится, кто-то, не спросясь, прихватил его законную жену и удерживал без её на то согласия. А ещё Полли Мёрдок…

— Прекратите, — Льюис вскочил и быстрым шагом пошёл влево. Вернулся. — Чёрт с тем. Хорошо. Я понимаю. Я не о справедливости. Я просто хочу получить выплаты по иску. И не лет так через восемь, а быстрее.

Кристиан смотрел на Фаррела снизу вверх, раздумывая. Тот стоял так, что заслонял нижний правый квадрант готической розы, разбивая божественную симметрию фронтона.

— Что, мистер Фаррел, дело-то не в деньгах?

— С чего вы взяли? В них!

— Не так выразился. И в них, конечно же, тоже. Но со смертью своего отца и потерей его положения вы перестали чувствовать себя в безопасности. Теперь уже не доведётся шито-крыто обстряпывать свои дела? Никто не прикроет?

Льюис посмотрел одновременно затравленно и с ненавистью.

— Бросьте, мистер Фаррел, не стоит так жечь меня глазами. Я всякие взгляды видел. Но так уж сложилось, что я на вас работаю, так что тоже заинтересован в получении денег. Предположим, есть рычаги давления…

— Какие? В отношении Сойера — какие? Роджер говорил, что вы проверяли его самого и его… мужа. Мальчишка абсолютно чист. Сойер чист с точки зрения юридической.

Джилсон повернулся в сторону женского щебетания, склонился, чтобы разглядеть, но увидел только носок тёмно-синей туфли и мелькнувшую лаковую серую на высокой шпильке.

— Всё те же, — Кристиан снова откинулся на спинку скамьи, — детишки.

Фаррел ошеломлённо отступил и заискал глазами.

— Господь милосердный, Льюис, я сейчас не о вас и не о ваших шашнях. Сядьте уже, ради всего святого.

Фаррел плюхнулся рядом, всунул ладони между колен.

— Я знаю людей, которые могут провернуть всё: от запугивания до полноценного похищения и удержания.

— Похищения и удержания детей?

— Да, — терпеливо кивнул головою Джилсон. — Может, даже показательная случайная смерть одного из детей. Но это, конечно же, крайняя мера. Обычно всё ограничивается снимками, на которых фиксируется весь маршрут, по которому передвигаются мать или няня в течение дня. Или взятая из детской вещь, присланная потом по почте.

Фаррел молчал.

— Так что?

— Это помогает?

— Всегда.

— Я согласен.

— Очень хорошо. В таком случае я поднимаю тариф за оказываемые услуги ровно вдвое. Завтра до обеда жду на своём счету половину от оговорённой суммы.

— Но… это же…

— О, уверен, что деньги вы найдёте. Поговорите с братом, Льюис.

— Вы мой адвокат. Вы можете обирать кого угодно, а пытаетесь проделать это со мною!

— Напротив, я берусь выбить для вас деньги, которых от Сойера вы законным путём не дождётесь. В обозримом будущем.

Льюис поднялся, быстро кивнул несколько раз и направился к калитке.

Кристиан слышал, как та провернулась в петлях. И наступила долгожданная тишина. Фаррел сгинул, а щебетание смолкло. Джилсон закрыл глаза и положил голову на спинку скамьи. Среди звуков, наводнивших Принцесс-Парк, он явственно услышал настойчивый приближающийся стук женских шпилек.

Кристиан открыл глаза.

— Привет, — сказал Сесиль Сэндхилл.

— Мы, было, утомились ждать, пока мистер Фаррел покинет вас, но тема вашей беседы оказалась весьма занимательной, — Валери сцепила пальцы в замок и поднесла руки к ярким губам, всем видом говоря, что довольна.

Джилсон похолодел. Против воли. Ну что с того, что перед ним стояли две тщедушные на вид куклы? Он не мог иначе определить их. На обеих были узкие тёмно-серые платья-футляры: манишка и манжеты платья Валери были белыми, у Сесиль чёрными. Короткие перчатки скрывали длинный маникюр. А на волосах — тёмных и бликующих даже в хмарь и лучащихся золотистых — шёлковые шляпки-таблетки с вуалями. При себе у Сэндхилл не было сумочек. И тем некуда было спрятать даже шприца для инъекций, если уж на то пошло. Но Кристиан помнил тот взгляд, которым следили за ним сёстры в зале суда: безотрывный, тяжёлый и оценивающий.

— Эустомы, — сказала Сесиль, прыгнув рядом на скамью и прижимаясь к Джилсону слева.

— Сесси, ранюнкулусы, — точно так же прыгнула и прижалась с другого бока Валери.

— В прошлый раз были ранюнкулусы. Теперь хочу эустомы, — цокнула языком Сесиль и, протянув руку, потрепала сестру за коленку.

— Что? О чём вы в конце концов? — не выдержал Джилсон.

— Лютики, — обернулась на него Валери, — ранюнкулусы — это лютики…

— Я не о ваших чёртовых цветах, миледи. Что вам надо от меня?

Сесиль и Валери смотрели на него восхитительными, раскрашенными теменью глазами и несколько задумчиво улыбались.

— О Кристиан, вы. Нам нужны вы.

— Ваша чёрная душа.

— Да, она, — Сесиль выпустила коленку сестры и положила руку уже на ногу Джилсона. Тот дёрнулся и решился вставать. Но словно атмосферы придавили его к скамейке.

— Тише, Кристиан, — попросила Сесиль, — не стоит так бояться моей руки. Я просто вас подержу. Чувствуете? Тяжело, да? Но ведь не больно?

Джилсон кивнул и сглотнул.

— Вот. Больно вам сделает Валери. Сегодня её очередь, — продолжила объяснять Сесиль.

Джилсон с растущим ужасом смотрел, как Валери принялась стягивать с правой руки перчатку. Маленькая белокожая женская рука менялась и деформировалась, срастая жуткими мёртвыми пальцами. Суставы не определялись, кожа землисто лоснилась и натягивалась. От руки Валери несло ужасом и смертью.

— Кристиан, — Валери прислонила к груди Джилсона страшную ладонь, — тебе будет больно, но ты молчи. Хорошо?

Ну что он мог сделать? Разве что кричать, игнорируя запрет, звать на помощь. Даже если потом будет стыдно за свои слабость и страх, зато он будет жив. Так рассудил Джилсон. А в следующую секунду понял, что изо рта не вырывается ни звука. Как он ни старался, рот открывался беззвучно. Голосовые связки напрягались, но тишина была космической.

— Кристиан, — укоризненно произнесла Валери, — плохой мальчик. Я всё же оставлю тебя в живых. А вот если бы ты достался Сесиль, она бы уже отравила тебя за непослушание.

— Да, — подтвердила Сесиль, — мои руки полны ядов. Руки же Валери — это просто адская боль.

Лежащая на груди Джилсона ладонь Валери вскинулась, и пальцы проникли в грудь Кристиана, пропарывая страшными плесневелыми ногтями ткань костюма и сорочки, кожу, мышцы, дробя кости и внутренние органы. А оказавшись внутри, охватили позвоночный столб. Валери с усилием, сжав губы, двинула локтем, словно стрясая брызги. В руке ведьма держала букет лиловых горечавок.

Обе поднялись и покинули двор синагоги.

Пройдя по парку и выйдя на улицу Катарины, ведьмы пошли по тротуару.

Сесиль держала Валери под левый локоть.

Сосредоточенные и мрачные, они прошли мимо группы студентов.

— Эй, дамочки, как насчёт перепихнуться? Я даже не стану брать с вас денег! — весело предложил один, заступая перед Сэндхилл дорогу.

Валери и Сесиль остановились. Валери не поднимала головы, крепко сжимая букет эустом.

— Милый, разве мама не учила тебя тому, как стоит разговаривать с настоящими леди? — хмуро спросила Сесиль.

— Нет, — ответил тот, оглядывая Сесиль с высоты своего роста, — меня учит жизнь. Так что?

— Ох, просто прикуси язык, — устало отмахнулась Сесиль, потянув Валери за собою и обходя юношу.

Оглядываться не было нужды, обе и так знали, что рот студента наполнился кровью, которая залила подбородок и капала вниз. А вместе с тою на асфальт под ноги юноше выпал кончик откушенного языка.

***

Кристиан Джилсон чувствовал себя очень плохо. Он не понимал: где находится. Не понимал, что с ним происходит. Валери Сэндхилл с её страшной рукой и чокнутой сестрицей рядом не было. Но что именно было рядом, — Кристиан тоже не смог бы определить.

Свет ежесекундно мерцал и менялся в оттенках и интенсивности. Это мучительным образом сказывалось на зрении. И даже сквозь сомкнутые веки скачки освещения выматывали. Вместе с тем тело Джилсона едва ли не разрывалось, словно в варварской пытке, когда осуждённого привязывали за руки и за ноги к лошадям, а тех посылали в разные стороны. Периоды на разрыв сменялись периодами отвратительного давления, словно в эти моменты Джилсон являл собою чёрную дыру, готовую поглотить саму себя. На воздействия тело реагировало тошнотой, болью, судорогами, ознобом и жаром. И по-прежнему он не мог кричать. Единственной мыслью, связно бившейся в голове, была «ёбаные ведьмы».

Валери, как и обещала, оставила Кристиана Джилсона в живых, потому что мёртвым он был бесполезен там, куда Сэндхилл его приволокли. Когда полгода тому они извлекли с порогов между Чудоземьем и Исторической Землёй Ялу, Никки и Иво, лаз оказался открытым. Ведьмы пытались ставить неорганические замки, но те держались плохо, не дольше пары недель. Нужен был живой человек.

«Ну, которого не жалко в хозяйстве», — верно подметила Ялу.

Кристиан Джилсон оказался тем, кого было «не жалко». Рассматривая в зале суда его аурический импринт, подёрнутый, словно газолиновой плёнкой, чёрными и грязными разводами потребностей и движущих мотивов, спотёками бледных жёлтых склонностей к незаконному насильственному обогащению, ведьмы едва-едва держались, чтобы не вцепиться в Джилсона тем же вечером. В его душевных цветах не было и намёка на высокие чувства, на привязанность или влюблённость, даже отблеск розовой любви матери не проступал. Поэтому — да, его не было жалко. Настолько, что Кристиана оставили на самом первом пороге между Чудоземьем и Исторической Землёй, а чёрную душу — при нём. В то время как души Ялу, Никки и Иво ведьмы вынимали и бережно хранили, избавив их тела от боли.

Валери и Сесиль Сэндхилл ошибались редко. А с возрастом так вообще никогда. Но с Кристианом Джилсоном они ошиблись. Телу Джилсона предстояло продержаться не дольше, чем держались искусственные замки на порогах. Сестёр подвели качественные характеристики души Кристиана. Хотя его самого они спасли от мук, принеся смерть как избавление.

Ошибка обнаружит саму себя вечером в середине июля, когда перед зданием «Галереи Голубого пальто» на Колледж-лейн заступит пылающий ангел-эриния святого отца Клирхэда.

***

Дайан остановился у зеркала в рост, оправил жакет кэжуал поверх полосатого свитшота. Собрал рукава до локтей. Смахнул свежевыстриженные волосы со лба. Вспомнил, как Чарли Бэрри прижал к груди ножницы, стоило Дайану войти в парикмахерскую, и остолбенел.

«Это что с тобой?» — произнёс он, едва смог.

«Это я вынашивал двух вампиров. Знаешь, стрижка не казалась мне самым главным в тот время», — поставил его на место Дайан и сам уселся в кресло.

Чарли насторожённо приблизился, подцепил лезвием чёрную прядь с головы Дайана.

«Ты хотя бы не забывал мыть их вовремя?»

Дайан глянул в зеркало:

«Чарли, просто подстриги. И сделай это как можно лучше. Ты можешь, я знаю».

«Ох, ну ладно, — Бэрри сморщил нос, — в конце концов, материала у нас достаточно».

Дайан позволил окрутить себя в пеньюар.

«Есть фото детей?»

Брук вынул из кармана смартфон, выпростал руку из-под пеньюара и открыл галерею.

«Боже, какие очаровательные», — простонал Чарли, навалившись на плечо и опасно приблизив ножницы к щеке Дайана.

«Они растут в два раза быстрее, чем обычные дети. И кусаются».

Чарли повернулся и осмотрел его.

«Кусают друг друга, меня, любого, кто человек».

«А Джона?»

«Он в безопасности. Он же мёртвый».

«Это… жутко», — выпрямился Чарли.

«Возможно», — согласился Дайан.

«Но твои волосы жутче. Градуированное каре?»

«Это как будет?»

«Это будет сексуально. Джону понравится», — объяснил Бэрри.

И Джону понравилось.

Дверь в гардеробную открылась, впуская его. И тут же плотно затворилась.

Джон подошёл со спины, мягко обнял рукой.

Дайан покладисто откинулся спиною мужу на грудь и затылком на плечо.

Джон спустил руку ниже, ухватился за ремень и пояс чиносов Дайана, сжал и чуть стянул вниз.

— Джон, мы задерживаемся, — ослабевшим голосом напомнил Дайан.

— Я знаю, — Сойер не выпускал одежду из хватки и вместе с тем прижался губами к виску мужа, целуя и втягивая с него запах.

Дайан хмыкнул и накрыл своей ладонью пальцы Джона.

— У тебя скоро течка, — в волосы сообщил Сойер.

— Нет, — возразил Дайан, но неуверенно. Он не следил за своим циклом, отвлечённый суетой с детьми, судом и близкими. И вот сейчас ничего такого он не чувствовал. Разве что змеиную голову возбуждения, что, словно кобра, вот-вот грозила развернуться в броске, если Сойер решит продолжать тискать его среди вешалок.

— Да. Я чувствую твою сумасшедшую таволгу. И… — Джон вдохнул глубже.

— Что ещё?

— Росный ладан.

Джон отстранился и за ремень развернул Дайана к себе лицом.

— Ладан? Звучит нелепо.

— Очень даже приятно звучит. Был один святой отец, который попытался припугнуть меня с его помощью.

— Неприятные ассоциации? — сузил глаза Дайан, мгновенно воображая, какую свинью может подкинуть ему организм.

— Напротив. Его кровь была хороша на вкус. И долго не заканчивалась. Святого отца хватило на несколько суток, — успокоил Сойер.

— Блядь, Джон. Ты невыносим.

Тот польщённо улыбнулся.

— Я не оставлю на тебе живого места, как только ты потечёшь, — пообещал Сойер, плотно подтаскивая его к себе и резко отпуская.

Дайан выдохнул в сторону, закрыл глаза, пытаясь справиться с потряхиванием во всём теле.

— Прости, Дайан, — сказала Линда с порога, — Юрэк репетирует погружение в жидкий азот и задержал меня. Свободны, шуруйте в свою Филармонию.

— Спасибо, — приобнял он ту, — мы вернёмся до двенадцати.

— Будьте добры, иначе Юрэк развезёт представление у вас во дворе. А у нас сегодня намечается аншлаг.

— Я их кормил, — сказал Дайан уже в двери.

Линда помахала рукой.

***

У Королевской Филармонии было людно.

Вечер только-только начинал тяжелеть синью в небе, но освещение на фасаде здания было включено.

Припарковаться оказалось проблемой. Если бы не Сесиль Сэндхилл.

Никки увидел «Астон Мартин» Сойеров, оставил Кэтспо и жену и не спеша приблизился.

— Привет, — склонился к опущенному стеклу, — места 22-е и 23-е. Сесиль заняла «рэнжровером» оба. Сказала, что хочет позаботиться о вас.

— Как заняла оба? — на всякий случай спросил Джон.

— Наискось, — объяснил Никки и двинул к парковке, подкидывая ключи от автомобиля в ладони.

«Рэнжровер» и в самом деле стоял наискось, распоясавшись на два блока. Когда Никки выровнял его, Джон оставил автомобиль на разметке «23».

Развернулись обратно.

Джон заметил Фаррела и Финча в тот момент, когда те стояли на контроле чуть впереди.

— У нас маленький город, — улыбнулась Сесиль, видя взгляд Сойера.

— Очень на то похоже, — согласился Джон.

Сыновья Новотного о чём-то переругивались, пока Фаррел, дёрганно озираясь, не наткнулся взглядом на лён Сэндхилл. Роджер Финч обернулся на них следом. И было видно, что вежливо кивнуть Джону и всем остальным стоило тем огромного труда. Но то ли титул будущего сюзерена подействовал на обоих, то ли какое иное соображение, только спустя несколько секунд Фаррел и Финч склонили головы.

Сойер тоже кивнул, а чуть позже подошёл с Дайаном.

— Мистер Финч, мистер Фаррел, добрый вечер.

— Добрый вечер, милорд.

— Мой адвокат хочет, но не может связаться с Кристианом Джилсоном.

Вампиры взглянули по-разному, но как обычно за теми водилось: один раздражённо, второй воровато.

— Мы бы тоже хотели. Секретарь в агентстве говорит, что тот уехал на пару дней без предупреждения. А его сотовый телефон вне зоны обслуживания, — произнёс Роджер Финч.

— Полагаю, что как только он явится, вы ему передадите мои слова?

— Непременно, — Финч для большей убедительности прикрыл веки, соглашаясь.

И почти тут же оба вампира с облегчением отошли.

— Много Грига** и совсем чуть-чуть десятой сонаты Бетховена***, милорды. Готовы к этому? — спросила Сесиль, заступая перед Сойерами.

— Никогда не готов, — предупредил Дайан.

— Не принимается. За мною, в пещеры горного короля, — подняла коготок вверх Сесиль и пошла в оркестровый зал.

— За нею, — прогудел Никки, обходя Дайана и Джона слева.

— В пещеры горного короля, — пожал плечом Иво, обходя справа.

Комментарий к 6

https://vk.com/wall-59245439_957674 — такими были Сесиль и Валерий Сэндхилл после похищения Джилсона

*rose window — большое круглое окно в архитектуре готического стиля, расчленённое фигурным переплётом на части в виде звезды или распустившегося цветка с симметрично расположенными лепестками и застеклённое витражным стеклом

**Эдвард Хагеруп Григ, 1843 — 1907 гг., норвежский композитор, пианист, дирижёр, общественный деятель. Творчество его относят к музыкальному романтизму, на которое очевидно повлияли норвежская народная культура. Лён предполагал слушать сюиту «Пер Гюнт», отрывок которой и назван «В пещере горного короля»

***соната для фортепиано № 10 соль мажор, опус 14 № 2 была написана Бетховеном в 1795 — 1799 гг. Сам же Людвиг ван Бетховен, 1770 — 1827 гг., немецкий композитор и пианист, последний представитель «венской классической школы»

========== 7 ==========

Сказать, что Элек часто думал о желании Иво, — было бы преуменьшением. Эта идея поселилась в его голове. Стоило Элеку вспомнить Иво Кэтспо или увидеть брата, и фантазия была тут как тут. Вследствие чего он ощущал себя едва ли не подростком, задвинутым на мыслях о сексе, с той лишь разницей, что в период от тринадцати до шестнадцати Элек ни о чём таком не думал. О таком, что прошептал ему Иво.

Валери все эти дни была тише воды, Сесиль ниже травы, Никки был Никки, Кот немного тронулся из-за «котят» Сойеров и лез с беседами о детях. Даже Ялу, никогда не упускавшая случая подъебнуть, ходила этаким барашком. Не иначе, что выданные ведьмами затрещины за языкатость до сих пор работали.

В целом атмосфера на Колледж-Лейн была идилличной. Некое затишье.

«Перед бурей», — мрачно думал Элек, прогнозируя ситуацию.

Заключительное слушание по делу Сойера было назначено на третью неделю июня. До того можно было расслабиться, потому как после официального назначения лорда Джона Сойера сюзереном, Элек это знал, работы предстоял непочатый край. Джон дал это понять, и оба Милднайта были с тем согласны. Очевидно, что Палата лордов и сам лорд-канцлер Хейг, на взгляд как конунгов, так и Сойера, за последнее время повадились руками сюзерена жар загребать. То, что прежде много лет все теневые денежный и товарный обороты шли через Бауэра, Палату лордов устраивало. Руки их оставались чисты. Временами они с чем-то показательно боролись. Но нечасто, так, чтобы не поломать кормушку, и сами же покрывали действия сюзерена. В идеале предполагалось, что хорошо должно было быть всем.

Однажды конунги попытались задать Сойеру вопрос, не желает ли тот и в самом деле последовать сложившейся традиции и перенять бразды Бауэра. На что Джон холодно посмотрел, оторвавшись от новостной страницы и отрезал: «Это исключено. Если вы хотите устраниться, удерживать я вас не могу. Но замечу, что справиться своими силами, без вас, мне будет сложнее». После чего снова вернулся к освещению прессой собственноручного освоения королевой Елизаветой* «Инстаграма».

«Устраняться никто из нас не хочет, — лениво отказался Никки, — но вот просить помощи, милорд, тебе следует поучиться в более тёплых и трогательных выражениях».

Джон вздохнул и дрогнул в губах: «Да, я учту. Спасибо, Никки».

«И в самом деле, спасибо, Никки», — решил Элек, заходя в «The smells».

— Привет, — сказал Элек и положил на стойку перед братом упаковку «Лаки страйка».

Никки поднял брови.

— Я тебе должен, — сказал Элек. — И, кстати, я тут подумал, давай уже наймём нормальных вышибал на полную рабочую смену. Сложно будет в скором времени и тут, и рядом с милордом Сойером выкручиваться.

— Разумно, — сговорчиво кивнул Никки.

Эш поставил перед обоими водку в шотах.

— Есть ещё какие предложения, раз уж ты со мною заговорил? — Никки опрокинул шот.

— Они не мои, но есть, — Элек приговорил свой. — Иво хочет, чтобы мы оба его отымели. Одновременно.

Никки дотянулся до сигарет, разорвал упаковку, прикурил одну.

— Ну, это-то я знаю, — Никки начал улыбаться, осматривая брата. — Что, сломался?

— Заткнись, иначе я тебе въебу, — пообещал Элек.

Никки как мог стёр улыбку.

— А ты хочешь?

— Да.

Никки спустился со стула, положил ладонь на плечо Элека.

— Так пошли.

— И вот об этом. Притронешься ко мне в процессе, — тоже въебу.

Никки Милднайт отступил, подняв ладони. Но улыбка снова вернулась, став ещё шире.

***

— Не бери их с собою в кровать.

— Им так легче уснуть, — развернулся от манежа Дайан.

— Поверь, они спокойно засыпают даже тогда, когда тебя нет рядом.

— Это у тебя они так засыпают, а мне проще — рядом в кровать.

Дайан знал, Джону не нравится то, что очень часто, собираясь спать, он находит в кровати отключившегося мужа, под обнимающей рукой которого спят оба ребёнка. И почти всегда Риган и Элиза лежат, прокусив руку отца и заснув в процессе еды.

— Дайан, — Джон начал медленно приближаться, — у меня не было ни тени сомнения, что ты найдёшь повод, чтобы не спускать детей с рук.

— Дети развиваются быстрее и лучше, когда есть тактильный контакт с родителем. Никакой социопатии в перспективе. Ты сам мне говорил, что твой отец видел тебя несколько раз в год, когда приезжал в Бери из Лондона, а твоя мать умерла при третьих родах, так что ты её совсем не помнишь. Кажется, тебе такое положение вещей не нравилось, — Дайан ухватился за обруч борта на манеже, чуть отгибаясь назад, потому что Джон приблизился вплотную.

— И тем не менее, я вырос нормальным.

Дайан не ответил, просто вскинул бровь в жесте «да ты что» и левой рукой словно обвёл окружающее пространство.

Ровно три секунды царила тишина, в которой оба смотрели друг на друга.

Джон первым отвёл взгляд, словно приняв обоснованность жеста мужа, и посмотрел на двойню.

Риган и Элиза кувыркались в манеже со спин на животы и обратно. А когда оказывались мордочками вниз, то вполне себе сносно пытались задирать светлые кудрявые головы, привлекаемые спором родителей.

— Послушай, — Джон зашёл с другого бока, — наша кровать — это наша кровать.

— Ты ревнуешь.

— Ну допустим, — Джон быстро посмотрел в сторону и снова на Дайана. — Если не приучить сейчас, потом мы их из неё не выгоним.

— А мы и не выгоним. Как только они поползут, а тем более пойдут, только там ты их и будешь находить.

Оба развернулись к манежу, разглядывая детей.

— Ну хорошо, Джон. Как ты их успокаиваешь?

— Я говорю «спать», и они спят, — пожал плечом Сойер.

И словно в подтверждении, услышав нужное слово, оба в манеже замерли, зацепившись прозрачными взглядами за Джона.

— Твоё «спать» у меня не работает, — хмуро сказал Дайан.

— Ты не так говоришь, — Джон протянул руку и обнял его. — Скажи что-нибудь.

Дайан завёл глаза, но собрался:

— Кто тут самый сладкий ребёнок?

Риган и Элиза во мгновении ока взбрыкнули, принялись лупить ручонками и, выпустив крошечные клыки, разулыбались Дайану в ответ.

— Триждыблядский… — простонал тот и отвернулся, закрыв ладонью глаза. — Они меня никогда не послушаются.

— Как видишь. Но, вероятно, что они тебя просто сильно любят, — Джон решил попридержать улыбку.

— На вкус. Я их кормлю, — вяло огрызнулся Дайан.

— Полагаю, для них это важно, — Джон обнял крепче, чувствуя, как тот несколько сопротивляется со психу. Поэтому прижал теснее и встряхнул, пока не добился мягкости.

Дайан расслабился, позволяя себя удерживать, прижался лицом к шее мужа. Похоже, что Джон был прав. Теперь он и сам отслеживал признаки: эмоциональность, желание поругаться даже с младенцами, пореветь, подёргаться, стабильно движущаяся к кипятку температура и хотеть прижиматься к прохладному телу вампира. Накатывала очередная течка.

— Укладывать на день их будешь ты, — сказал Дайан, — я умываю руки.

— Хорошо. Но… может, ты будешь строже с детьми?

— Я не смогу.

— Сможешь. Ты умеешь. Твои «нет» очень действенные.

— Ты и твои дети — живой пример тому, что мои «нет» не работают.

— Милый, меня поздно переучивать. А Элизу и Ригана — в самый раз.

— Они ничего не поймут. Все мои сёстры были абсолютными глупышками в этом возрасте.

— Они всё понимают. И, прости, я тоже сглупил.

Дайан заинтересованно откинул голову.

— Кусать тебя в детской в их присутствии — было ошибкой.

***

Сегодня Иво устал. И не столько физически, сколько от бессмысленных разговоров.

Старик Отис, пожилой механик, ставящий новый турбокомпрессор в «субару форестер», попался на глаза шальным ходом заехавшему в сервис недалёкому рейсеру. Иво не выдержал пятнадцатиминутного трёпа и подошёл на едва ли не в десятый раз сказанной Отисом фразе, что «на вашу тоже можно, но сейчас в гараже второго нет, надо заказывать».

«Мистер, если вы раз за разом будете спрашивать «не поищете ли вы внимательнее» и «может, у вас есть», — новая турбина не появится из воздуха», — Иво оглядел парня, верно сообразив, в чём крылась причина его говорливости и тугомыслия. Тот был под амфетамином.

Отис с благодарностью взглянул на Иво и вытащил из кармана рабочих брюк сигареты.

Иво увидел небесно-синюю «субару леджеси BL» на подъезде и задался вопросом: как скоро она найдёт бессмысленный конец с таким водителем?

«Так всё-таки ждать, что ли?»

«Ага, — в который раз раздражённо ответил Отис, — две недели».

«А может…»

«Не может. Вы будете заказывать и ждать?» — спросил Иво.

«Я подумаю».

Иво и Отис смотрели тому вслед, пока «субару» не отъехала.

Ко времени закрытия в гараже начался аншлаг. И Кэтспо видел, что ещё немного, и старик Отис выволочет свою биту, что лежала за пластиковыми канистрами в углу.

Трое байкеров подъехали к автосервису. Заглушили двигатели и без спешки вошли под ворота.

— Ну, это надолго, — сказал Отис, выбрасывая в мусорное ведро жестянку из-под пива.

На куртках приехавших были морды козлов, перевёрнутые рогами вниз и вписанные в два треугольника.

Кэтспо подумал о том, сколько бы иронии вызвали одёжки байкеров у миледи Сэндхилл. Но Сэндхилл здесь, к счастью, не было. Или к несчастью.

Трое прошлись по гаражу, разглядывая автомобили и технический инвентарь, заодно Отиса и Иво.

— Чем обязаны? — стоило начать самому.

Тот, что остановился у «форестера» с задранным капотом, обернулся:

— Так вот же турбина. А говорите, что нет.

— Так она оплачена и уже поставлена, — в тон ответил Кэтспо.

— Мальчик, скрути приблуду и поставь её в тачку моего брата. А этому терпиле заказывайте другую.

Вот тут-то Отис и двинул в сторону канистр, смотря за Иво.

— Мы так не работаем, — Кэтспо покачал головой и потянулся за сигаретами.

Честно сказать, Иво был удивлён оборотом дела. Чей автосервис на Джеймс-Стрит — знала каждая мелкая сошка в любом автоклубе. Милднайты ни в одном не состояли, но с ними не связывались по пустякам. Конечно, Иво не так давно осел в Ливерпуле и мог чего и не знать, но выражение лица старика Отиса говорило как раз в пользу того, что сейчас творится чёрт-те что.

— Стоит рассматривать новые пути сотрудничества, — развёл руками байкер.

Двое других пошли обратно к воротам. За штоки с обеих сторон спустили рольни вниз.

Иво вздохнул. За драку он не переживал. Но у ребят в куртках с головокружительными козлами могло быть оружие. Нет, оно у тех есть. Иво это точно знал.

— Слушайте, парни, вы же знаете, чей автосервис? — в последний раз попытался Иво.

— Знаем. И чей автосервис — знаем, и чей ты — знаем, — кивнул байкер, улыбаясь и проходясь по Кэтспо долгим взглядом.

— Понятно. Значит, ты очередной педрила, что попутал берега, — Иво смирился с тем, что надвигается отвратительный мордобой. Услышал, как за спиною Отис загремел канистрами.

— Какого рожна уже закрыто?

Скрежет выдираемых из направляющих ворот и недовольный рёв Милднайта заставили байкеров обернуться, а Иво мысленно поздравить Отиса с избавлением от увечий.

— Три машины у подъезда. Начерта ворота спускать? — Никки ввалился в гараж и замер, фиолетово осматривая немую сцену.

Новый скрежет больше и дальше выдираемых ворот явил Элека, у которого тоже назрел вопрос:

— Элиас, ты какого хуя здесь забыл?

После того как оба утвердились в гараже, Иво услышал, как за спиною Отис с облегчением зашвырнул биту обратно.

— Привет, Никки, — сказал развернувшийся Элиас, — привет, Элек. Ничего особенного. Мы уже во всём разобрались. Верно, мальчик?

Элиас обернулся к Иво через плечо.

— Нет, — отказался Иво.

— Съеби вон со своими ублюдками, — попросил Никки, оценив ситуацию.

Он и Элек переглянулись, проводив взглядами последнего вышедшего.

— Ты домой, Отис? — спросил Элек.

— Да, я домой. И, знаешь ли, с огромным удовольствием, — пробурчал тот и выбрался в пролом следом за байкерами.

— Ворота на выброс, — сказал Иво.

— Ну так ведь не ты. Ворота меня волнуют куда как меньше, — иронично склонил голову набок Никки.

— Со мною всё было бы в порядке. И Отиса я бы тоже увёл.

— А где «спасибо, мой храбрый рыцарь»? — Никки приблизился.

— Чуть позже — обязательно, — ответил Иво, следя за тем, как следом подходит Элек. — Мне нужно в душ.

***

Стоя под горячей водой, Иво понимал, для чего так удачно явились оба конунга. И каждая мысль о предстоящем сильной похотливой судорогой сводила живот, заставляя Иво выбираться из-под струй и дышать, упираясь в стену мокрыми руками.

Завернув краны, Иво, не вытираясь, открыл шкаф и нашёл флюид, что оставила Сесиль. Сесиль мало что объяснила, ограничившись коротким «это Поцелуй Суккуба**, тебе понравится» с её обычной улыбкой.

Иво до сих пор не прибегал ни к каким стимуляторам, но сейчас он нервничал. Каждый по отдельности взятый Милднайт мог основательно его измотать. А что может быть с двумя? Этой мысли Иво не давал обрести законченную форму. Он просто бесконтрольно заводился.

Иво раскрутил флакон и опустил на язык одну каплю. Вкуса не было никакого. Запаха тоже. Но едва он закончил с сушкой волос, как горячая волна накрыла его, заставляя добраться до зеркала и вцепиться в борт раковины.

«Надеюсь, Никки и Элек догадались раздеться», — лихорадочно подумал Иво, с увлечением рассматривая себя. Светлые и завившиеся от воды волосы стали темнее, зато радужка глаз обрела леденцовую прозрачность, как яркая голубая слюда под солнцем. Кожа налилась розовым светом, ошеломительно гладкая, и Иво провёл у самого себя по рукам, встраиваясь в её осязание. Он не стал сбривать щетину, но свет прошивал даже ту, создавая парадоксальный и привлекательный эффект. Раздёрганное и своенравное возбуждение выровнялось, затопив тело.

Отвернувшись от зеркала, он обернул полотенце вкруг бёдер и вышел в лофт. То, как поднялись ему навстречу оба конунга — Элек с кровати, Никки с барного стула, — сказало всё.

Никки оказался рядом, ухватил Иво под подбородок, всмотрелся в глаза.

— Сесиль что-то тебе оставила? Что ты принял?

— Какой-то флюид… — почти прошептал Иво. — Какого чёрта вы ещё в одежде?

Никки хмыкнул и передал Иво Элеку. Тот тоже с интересом разглядел его лицо.

— Что за флюид, Иво? — тяжёлая ладонь Элека легла на шею.

Иво сглотнул, отираясь под ней, потянулся за поцелуем.

Вторая волна пришла сразу же, стоило Элеку прижать его к себе и ответить.

Иво почувствовал, что не может контролировать губы, но чувствовал, как жадно целует Элек, едва ли не съедая ему рот.

Из поцелуя его вынул Никки и, развернув, прижал к себе. Он был уже голым.

— Ответь мне, — мягко попросил Никки, одной рукой подхватывая Иво под талию и скидывая мешающее полотенце, а вторую опуская ему на член.

Иво вздрогнул, прижался лбом к ключице конунга. Оказалось, что у него давно наступила эрекция. Иво мог бы поклясться, что не чувствовал ничего такого. Сенсорика начала сходить с ума.

— Поцелуй Суккуба, — выдохнул он.

Никки засмеялся и взглянул на раздевшегося Элека поверх головы Иво. Он знал, что это такое.

— Зачем, мать твою?

— Я не уверен, — прошептал Иво, изнывая под ласкающей его рукою.

— А ведь и верно, что Поцелуй Суккуба, — прорычал Элек, прижимая Иво со спины к груди Никки плотнее. Он отогнул за волосы голову Иво назад, вложил пальцы тому в рот, вытянул обратно.

Поцелуй Суккуба отравил его, как и Никки, когда тот поцеловал Иво в свою очередь.

Одновременно с тем, как язык Никки толкнулся Иво в рот, пальцы Элека вошли в него снизу. Он застонал, стиснутый между двух Милднайтов и разносимый третьей волной, кончив сразу дважды.

Никки и Элек не дали ему упасть, а донесли в кровать. Там загнали в середину, оставив по-прежнему между собою.

Элек загодя бросил под рукою лубрикант, что теперь оказалось кстати. Горсть он оставил на ладони пришедшего в себя Иво, а ещё одну на ладони брата, которую Никки протянул у того из-за спины.

Секунды спустя Иво, растерев гель в обеих руках, медленно и крепко сжимая, дрочил им. А те, пользуясь сложившимися обстоятельствами, растягивали его в две руки, скользко, глубоко, сразу вдвоём и по очереди загоняя пальцы Иво в зад.

Иво стонал от кайфа и вскрикивал, когда нетерпеливые зубы Элека или Никки в поцелуях прикусывали губы, кожу на лице и шее. Оглаживая руками твёрдые и горячие члены, он чувствовал, как похотливый азарт заставляет его сжимать пальцы сильнее, наслаждаясь рельефом и формой. И этот же азарт заставлял его толкаться навстречу рукам Элека и Никки, едва ли понимая, что просит вслух о «сильнее» и «больше».

После такого Никки перевернулся на спину и затащил Иво на себя, сразу опуская на член. Тот послушно вытянулся сверху, позволяя видеть, как глубоко имеет его Никки. Недолго. Потому что горячая ладонь Элека легла на лопатки и толкнула вперёд, прижимая его к груди Никки.

Никки крепко облапал снизу и прижал к себе, удерживая.

Элек встал ближе, по движению вместе с членом ввёл палец в зад Иво. Тот дёрнулся, но тут же расслабился, вытерпев и второй.

Никки почти не двигался, обнимая и шепча ему на ухо ласковую любящую чушь с целью успокоить, пока Элек продолжал тянуть и добавлять лубриканта.

Иво потерял счёт волнам, окатывавшим его жаром и желанием. Яд в нём работал исправно, усиливая удовольствие и, одновременно, гася боль. Но когда Элек навалился сверху и вместо вынутых пальцев толкнулся членом, он закричал и попытался выбраться.

— Возьми его к себе, — рыкнул Никки, руками отжимая Иво вверх.

Элек охватил сопротивляющегося Иво и зашептал, прижавшись ртом к горячей светящейся щеке:

— Легче, малыш, легче. Легче.

Никки дотянулся до члена Иво и мягко, но настойчиво гонял, пока тот не начал возбуждаться снова.

Элек продолжил давить и толкать, одну руку спустил ниже, фиксируя ускользающие бёдра Иво в нужном им обоим положении.

Никки держал с другой стороны.

Элек чувствовал, как было туго. Член брата, казалось, занял всё свободное место в Иво, но тот каким-то чудом поддавался и пропускал и его. Дрожал, шипел сквозь зубы, но поддавался. Элек почувствовал, что от тесноты вот-вот кончит и замер, тяжело дыша:

— А ведь это был джек-пот для всех нас, малыш, когда ты окрутил моего брата.

— Я не… — выдохнул Иво, но прервался от руки Никки.

Элек посмотрел на брата.

— Не он. Это я его изнасиловал, когда Иво нашёл меня в комнате спрятанного от святого отца Клирхэда борделя нашей драгоценной Валери.

— Ты? Ты никогда…

— Вот тогда. Я был пьян, и мне было похуй, кого драть. А Иво был хорошеньким семнадцатилетним монашком, какого поискать. Так что это я лишил его невинности, — Никки хищно осклабился и слизнул с пальцев непрозрачные капли, что собрал с головки члена Иво.

Элек почувствовал головокружение от иррационального открытия, а следом растущее возбуждение. Толкнулся с усилием, втискиваясь и сжимая Иво в руках как можно мягче, но крепко.

Отсрочка не помогла. Элек кончил полминуты спустя, сломленный жаром и теснотой, дожатый тесно трущимся членом брата в потерявшем способность сопротивляться заду. Скользить стало легче. Поняв это, оба стянули Иво глубже на себя в нескольких рывках.

Никки кончил вторым.

Иво последним. Он сполз с обоих членов и свернулся между конунгами.

Элека не устроило такое положение. Он заставил Иво лечь на спину, притиснул и, поднявшись на локте, сказал:

— Я всего лишь второй твой любовник, но ты утверждаешь, что Никки лучше?

Иво раскрыл шалые глаза, медленно облизнул губы и ответил:

— У меня один единственный любовник: вся ваша невъебенная семейка. Даю я вам всем четверым. И пока что Никки лучше.

— Ну, об этом я не скажу ни Валери, ни Сесиль, иначе, уязвлённые, они тебя отравят, малыш, — Никки тоже поднялся на локте, великодушно скалясь в улыбке.

— Был, — закончил Иво, повернув к тому лицо.

Элек показал зубы в свою очередь.

Поцелуй Суккуба просто так не прошёл.

Даже уснув, Иво сквозь сон продолжал жаться то к одному, то к другому. Никки и Элек реагировали весьма предсказуемо: охотно вставляли в свободный и раскрытый зад, дотрахивали, кончали и снова проваливались в полусон.

Комментарий к 7

*Елизавета II, 1926 г., правящая королева Великобритании из Виндзорской династии. Взошла на престол 6 февраля 1952 г. в возрасте двадцати пяти лет, после кончины своего отца, короля Георга VI. Является рекордсменом среди всех британских монархов по возрасту и продолжительности пребывания на престоле

**в средневековых легендах демон похоти и разврата, посещающий ночью мужчин и вызывающий у них сладострастные сны

========== 8 ==========

Радионяня молчала, не требуя немедленно вставать и идти в детскую. Впрочем, он бы и не смог. Потому что Джон проснулся чуть раньше, обнял, вытягиваясь сильным движением рядом, и крепко прижал Дайана к себе. Он сдавливал руками и оглаживал одновременно, стягивая сонный тёплый запах мужа с его волос, шеи и ключиц.

Дайан не был против. Конечно он задался про себя насущным вопросом, как так получается, что его внутренний омега снова решает разразиться течкой именно в вечер важного приёма? Сначала ёлка у Питера Бауэра в Броад Грин, теперь обед по случаю утверждения Джона сюзереном, на котором будут вся ея же нечисть города и, собственно, Дайан. Нет, он не жаловался. Не мог, потому что пограничное состояние сверхчувствительности кожи, амбре из диких роз, горячей таволги, земли и ванили в бензойной смоле, раскрывающееся каскадами, а за всем этим, как следствие и последствие, пристальное внимание Джона делали Дайана ласковее и возбудимее. Он слышал едва ли не всем телом, как глубоко внутри Сойер утробно рычит, и подставлялся под его прикосновения и зубы, что до сих пор лишь касались, но в ход те Джон не пускал.

В конце концов Джон придавил Дайана всем телом сверху, дотянув с тисканьем до того, что тот гнулся навстречу, дышал и едва слышно стонал. Джон, следуя принципу садиста, улыбнулся мужу в шею, мокро лизнул и с оттяжкой прокусил.

Дайан крупно вздрогнул, хватая ртом воздух, вцепился Джону руками в плечи, сжал. Колени его разошлись шире словно сами по себе, член налился. Он заёрзал, несильно, только чтобы добиться большего давления.

Джон плотнее прижался ртом, двинув головой, давая понять, что хочет неподвижности, следом по очереди отцепил от себя руки Дайана, вытянул те вверх, свёл вместе, зажал в запястьях. И только потом, сместив вес на сторону, дотронулся до него.

— Разреши мне остаться дома. Я не уверен, что на приёме всё обойдётся, — взмолился Дайан.

Джон поднял голову:

— Нет. Ты обязан там быть. Ты и дети.

— Джон…

— Я знаю. Просто не отходи далеко.

— Тогда я приму… — Дайан сорвался в стоне, закрывая глаза и сглатывая, когда Джон большим пальцем прошёлся по мокрой головке его члена.

— Никаких подавителей.

— Надо быть таким чёртовым эгоистом? — Дайан огрызнулся, дёрнувшись и сверкая глазами.

Джон медленно улыбнулся и спустился вниз.

Дальше злиться было трудно, зная, что тебе отсасывает самый опасный на текущий момент вампир в городе.

***

Никки и Элек Милднайты по случаю назначения лорда Джона Сойера на должность сюзерена втиснулись в двойки от Брукс Бразерз и в галстуки-бабочки. И если Балицки или Кэтспо смотрелись в костюмах элегантно и привлекательно, один благодаря цыганской стройности, а второй просто своей красоте, то с конунгами это не работало. Длинные светлые косы змеились по спинам, бороды заслоняли галстуки, фиолетовые глаза с гипертрофированной радужкой дезориентировали, как и огромные рост и ширь.

Сесиль, переливаясь в атласе цвета пепел-роза, положила коготки на грудь мужа и сладострастно выдала:

— Милый, ты выглядишь как…

— Никки, ты всех пугаешь, — закончила Валери, искренне улыбаясь яркими губами.

Никки это знал, поэтому косо улыбнулся обеим ведьмам и постарался дышать не так бурно, всерьёз опасаясь за сохранность пуговиц на сорочке.

Официальную часть назначения проводили в Посольском кабинете Тауэр-Холла на Касл-Стрит.

Никки повернул голову, следя за тем, как уходит на другой конец кабинета Валери, чтобы сесть рядом с Элеком. Полировка скамей из розового дерева сияла под тёплым светом низковисящих люстр, и ему приходилось узко прикрывать глаза. Никки помнил прошлое назначение лет тридцать тому, когда сюзереном становился Питер Бауэр, а в первых скамьях сидели его приближённые: Полли Мёрдок, Новотный, оба его сына и Сара Хаммиш. Мёрдок, Фаррел и Финч и сейчас присутствовали, но гораздо дальше на концентрически расходящихся скамьях. Теперь первые скамьи занимал весь лён Сэндхилл, кроме Кота и Ялу. Дайан сидел первым через проход, беря в руки то Элизу, то Ригана, которые то ли прониклись торжественностью намолённого сотнями лет британского снобизма в Посольском кабинете, то ли просто были в духе, но улыбались и вертели головами.

Никки поймал взгляд брата. А вот тот, как раз, в духе не был. С самого утра. Как только выбрался из койки с Иво и дал себе труд спуститься к гаражу.

Там во всю высоту металлических пластин искорёженных ворот красной краской было выведено «дешёвая шлюха».

«Прямо средневековье какое-то», — заметил Никки, рассматривая вердикт.

Иво меланхолично прикурил и тоже залюбовался надписью.

«Сучьи «Семя Велиара», — пророкотал Элек, коротко взглянув на молчавшего Иво. На Никки смотрел дольше. Особой нужды трепаться не было, потому что конунги и так знали, что Элиасу и его зловредным ублюдкам в куртках с перевёрнутыми козлами долго в целости не проходить.

Иво, словно прочитав мысли обоих, предупредил: «Только дождитесь, когда Джон обретёт полномочия».

«Мне не нужны полномочия Джона, чтобы вышибить дерьмо из занюханного байк-клуба», — огрызнулся Элек.

Иво долго посмотрел в ответ. Так долго, что успел докурить, а Элек разглядеть все засосы на его шее и даже под подбородком сквозь светлую щетину.

«Просто дождитесь», — Кэтспо подошёл близко.

Элек нервно облизнул губы, но промолчал.

Поэтому теперь, дожидаясь церемонии, Никки и Элек основательно брали себя в руки, того более, когда видели Иво.

Лорд-канцлер Хейг появился из боковой двери за возвышением и занял центральное алое кресло с золотой эмблемой Верховного суда на высокой спинке. Правое кресло, стоящее чуть ниже, занял Сойер. В одиннадцать кресел позади стали рассаживаться остальные судьи, в числе которых Дайан опознал Бриджит Иванз, патронировавшую его всю беременность. Он знал, что пустующее по левую руку от лорда-канцлера кресло — для него. О чём и не замедлил напомнить лорд-распорядитель церемонии, пригласив Дайана следовать туда.

Дайан отдал Ригана в придачу к Элизе Линде и поднялся. По рокоту голосов понял, что кабинет полон людей и ея же нечисти. Он снова вспомнил о том, как год назад был просто студентом в «плебейской», как изъяснялась Ялу, Америке и не знал слова «консорт». А того больше не воображал, что это будет про него. Как, впрочем, не воображал и всего остального, что случилось в его жизни после появления Джона Сойера. Лорда Джона Сойера.

Сам же Джон проводил его равнодушным взглядом, но в самом конце чуть дрогнул ртом, давая понять, что всё про мужа знает.

«При Бауэре кресло слева от лорда-канцлера пустовало, потому что на момент назначения тот не был женат, консорта сюзерена у него не было», — поделилась воспоминанием Линда, ловко забирая Ригана. Тот опознал родственные прохладные руки вампира и радостно потянулся к её алому рту.

Как только Дайан занял предназначенное ему кресло, больше прислушиваясь к себе, нежели к происходящему, лорд-распорядитель открыл церемонию. Дайан слушал официальные формулировки, включающие «властью Её Величества», «с соблаговоления», «в связи с постановлениями Палаты лордов», «сим облекает» и прочая, заодно отслеживая начинающийся омежий бунт в теле, которому было плевать на игры Тайного совета, в члены которого только что принимали его мужа. Дайан томился длительностью церемонии, не подозревая, что такой не один. Милднайты его бы поняли, хотя причины для нетерпения у них были разными. Дайан знал, что как только Джону вручат инкрустированные костью и сердоликом ключи, дублирующие ключи лорда-канцлера и символизирующие вхожесть того в любой дом или государственные структуры, и заново изготовленное кольцо сюзерена, — официальная часть закончится. Кольцо, что носил Бауэр, пропало в газовом пожаре и под поступью гренделя Валери в Броад Грин.

Дайан жаждал окончания. Потому что иная жажда стала подступать к самым ключицам.

***

— Элек, ты привезёшь мне что-нибудь от «Семени Велиара»? — спросила Валери.

— Что у тебя закончилось? — Элек относительно воспрял духом, потому что добрался до еды, и теперь ассорти из канапе быстро исчезали с его тарелки.

— Кое-что закончилось. Как вы с Никки поступите: будете убивать или в назидание?

— В назидание, — буркнул Элек сквозь креветку.

— А чем?

— Возьмём «бастардов».

Валери свела совершенные брови, задумчиво потёрла нос пальцем.

— Что, всё-таки одного надо убить? — понял Элек.

— Да. Мне и Сесиль нужны руки неупокоенного. Обе.

Милднайт дожевал, разглядывая жену с высоты.

— Сколько бы времени ни прошло, сколько бы я от тебя такого ни слышал, всё равно звучит так, что мороз по коже.

Валери ответила взглядом, дёрнула носом и польщённо улыбнулась:

— Спасибо, мне приятно.

Элек тоже заулыбался и поводил головой:

— Поскольку я пойду у тебя на поводу и отступлюсь от первоначального намерения, то как насчёт поощрения?

— Элек, — Валери подобралась ближе, протянула обе руки вверх по груди мужа, надавливая.

Конунг отставил тарелку, в локоть подхватил ведьму и поднял над полом, прижимая и оставляя так, чтобы лица сравнялись. Хрустальные гроздья серёжек Валери чуть слышно отозвались шелестом, как только та оторвалась от пола.

Банкетный органный зал вмещал в себя восемьдесят сервированных круглых столов, четырнадцать сияющих люстр из богемского стекла и громадный орган, подсвеченный алым светом, вздымающийся, словно из разлома в преисподней. Кроме всего перечисленного, среди столов и в креслах оживлённо беседовали и слонялись не менее восьмиста человек и нечисти. Что, по верному разумению Валери и Элека, вполне обеспечивало некую интимность в толпе.

Валери протянула когтистую лапку дальше за плечо Элека и нежно, но крепко закрутила виток его косы вокруг запястья. Тот самодовольно хмыкнул.

Валери задержалась яркими губами у его рта, потом коснулась в лёгком поцелуе бороды и наконец укусила, замерев.

— Ещё что?

— Эй, просто отсечённые с живых руки тоже принеси, — сказала Валери, выпуская прикушенного за губу Элека.

— Это же я настаивал на нашей женитьбе, да? — с сожалением попытался конунг.

— Да брось, я невероятно полезна, — Валери втиснула ладонь между собой и им и пустила ту вниз.

Элек почувствовал, как острый маникюр жены коснулся пояса на брюках. И этого оказалось достаточно. Словно не было почти бессонной ночи с Иво и Никки. Элек сильнее прижал Валери, останавливая.

— Слушай, я вернусь со всеми руками, которые тебе нужны.

— Постараешься быстрее? Я буду голышом, — подняла бровь Валери.

— Блядь, ещё бы.

— Договорились. Теперь поставь меня обратно. А то дурацкий Роджер Финч начнёт передёргивать прямо за бисквитной башней.

***

В этот раз было сложнее контролировать себя. Дайан понимал, что в «Золотой гордости», на рождественском приёме, Джон был только в его распоряжении, почти постоянно рядом, часто касался и приобнимал. Дайан успокаивался, а все омежьи выверты в организме спускались на тормозах. И тогда было легче переносить предтечи течки. Теперь же Сойера постоянно кто-то отжимал, чтобы поговорить, поздравить, выразить надежду на покровительство, представить ему кого-то или рекомендовать. Дайан помнил, что говорил Джон, и держался рядом. К тому же в этот раз отвлекала забота о детях, и он чувствовал излишнее напряжение ответственного родителя. Поэтому в этот раз было сложнее. Хоть бы Элиза и Риган всё время не покидали чьих-то рук: то это были ведьмы, то Кэтспо, то оба Балицки, пару раз, пока не пропали с обеда, сразу по двое тех носили Элек и Никки. Дважды детей хотел ближе рассматривать лорд-канцлер, очарованный парадоксом их рождения, и Дайан приносил двойню близко к Джеральду Хейгу.

Джон подходил всего дважды, прикасался холодными пальцами к пылающей коже запястья, вследствие чего Дайан обретал душевное равновесие и некоторое физическое, но потом отходил. А ему снова становилось лихо.

Сесиль, в который раз оказавшись рядом, спросила:

«Тебе нужна моя помощь?»

Дайан в некоей прострации ответил хмурым и суженным взглядом.

«Любовь? Поддержка? Таблетки? Или у вас в планах осчастливить Тайный совет и Палату лордов новой двойней?» — Сесиль поцеловала Ригана в розовый нос и уже привычно увернулась.

Дайан прижал пальцы к переносице:

«Я обо всём забыл, и я плохо соображаю. Конечно, Сесиль, мне нужны твои поддержка и таблетки».

«Джон просил забрать детей на пару дней. Не благодари».

«Джон просил…» — протянул Дайан.

«Милый, — Сесиль всунула ему Ригана, — ты выглядишь расстроенным. И дело же не в твоём пикантном состоянии?»

«Напротив, в нём. Я бы предпочёл остаться дома и принять какой-нибудь транквилизатор».

«Сногсшибательная идея, Дайан, а потом дать своей крови в бутылочке детишкам», — сахарно показала зубы Сесиль.

Дайан опустил голову и сам себе отвесил воображаемую затрещину. Он сглупил, не подумав о детях. Джон же, выходит, постоянно о тех помнил, поэтому и запретил ему принимать подавители или успокаивающие препараты.

«Милый, я хочу сказать, что Джон заботится о тебе даже тогда, когда всё выглядит наоборот. Видишь ли, с тех пор как ты оказался собою и дал ему возможность стать живым в детях, Джон видит в тебе едва ли не божество».

Риган, пользуясь мягкими объятиями отца и его рассеянностью, уже возил мордашкой у воротника сорочки, мусоля тот, полный намерения добраться до горячей кожи.

«Ты голоден, любовь моя», — догадался Брук, прижимая к себе ребёнка и накрывая его мягкие кудряшки на затылке ладонью.

Риган завозился радостнее.

Сесиль тем временем вынула из сумочки всё так же выглядящий пластиковый пакет с таблетками.

«А это вот мне можно в таком случае?»

«Дайан, я люблю тебя. И рождённых тобою детей. Это безопасно. Пойду и найду лорда-распорядителя. Тебе нужен отдельный кабинет, иначе маленькие Сойеры выйдут из-под контроля точь-в-точь как их папаша, когда тому не дают твоей крови».

Минуту спустя лорд-распорядитель увёл Дайана в тихий, укрытый гобеленами и панелями всё того же розового отлакированного дерева кабинет, в котором уже стояли детская сумка и корзина. И в котором в кресле-честерфилде сидела Валери, держащая Элизу, пока та ела и мотала бутылочную соску из стороны в сторону, словно была не младенцем, а австралийским кайманом.

«Ты пила сегодня?» — несколько резко спросил Брук.

«Не груби мне, — сузила глаза ведьма. — Нет, я трезва. Джон попросил».

«Что в замен?» — Дайан уже знал, что в лёне все завязаны на тесном симбиозе, разве что добровольном.

«Он мне кое-кого обещал и даже уже отдал, компенсируя мою скучную трезвость сегодняшним вечером».

Дайан понял, что большей ясности не добьётся и, придерживая сына, другой рукой вынул заранее разведённую смесь, в которую так же, отщёлкнув замок на пробирке, одной рукой влил своей крови.

Некоторое время молча кормили детей.

Элиза уснула с соской в зубах.

Валери выкрутила силиконовый кончик из маленького рта и положила девочку в корзину.

Риган ещё какое-то время ел, уцепившись за руку отца и не сводя с того прозрачного внимательного взгляда, но насыщенный и шумный вечер дал о себе знать. Он тоже заснул.

«Вы заберёте детей?» — спросил Дайан, складывая локоть на широкий, вишнёвого цвета, подлокотник.

Валери тихо улыбнулась и кивнула: «Кот будет не в себе от радостной одури».

«Он спит в их колыбели», — заметил Дайан.

«Этого не исправить, — Валери аккуратно забрала Ригана и отнесла в корзину, где уже обоих закрыла пологом на молнию. — Выйдешь проводить меня и Сесиль?»

«Нет, я хочу побыть здесь. Позволишь?»

«Прощай, увидимся через пару дней».

«До встречи», — Дайан подставил щёку под алый поцелуй.

Валери забрала детей и вышла в совершенно другую дверь, нежели та, что вела в банкетный зал.

Слова Сесиль о том, что Джон наделил его архетипичными чертами бога-создателя, не шли из головы Дайана. Как и те, что он смог принести жизнь в бытие вампира.

***

Сойеру не нужно было смотреть на Дайана, чтобы знать: где тот, и что с ним. Он слышал его по крови и запаху, который, кстати, стал не только многограннее, но интимнее, и больше не плескался вокруг Дайана в панических волнах. Теперь окружающие воспринимали Брука скорее как мужчину с эксклюзивным парфюмом без привязки к какому-либо бренду, не более. Вот только для Сойера мало что изменилось. Колючие стебли, разогретый мёд таволги и смола с коры ладана тянули к мужу, не считаясь с расхожими приличиями. А когда взгляд цеплялся за фигуру Дайан, стройную и гибкую, или падал на его лицо, смеющийся рот и блестящие глаза, Джон чувствовал, как самовольно удлиняются клыки под сомкнутыми губами.

Что Дайан злится на него, Джон тоже знал, чувствовал, как бесится в том от ревности до толпы горячий, готовый вот-вот раскрыться омега. Потому что всё, чего Дайан хотел, это остаться в кровати с членом Джона в заднице и его зубами под кожей.

«А вы сильно его любите, сир», — сказала наблюдающая Бриджит Иванз, медленно проходясь по Сойеру взглядом и покачивая в руке бокалом с кровью. Явно, что не синтетической.

Джон не спешил отвечать.

«Вашего мужа», — добавила ясности Иванз.

«Да, но это вполне объяснимо», — наконец снизошёл Джон, одновременно с этим наблюдая, как сделали ему «салют» руками оба Милднайта, уходя. Кэтспо шёл с теми. В течение вечера Никки успел уведомить его о том, что они собираются припугнуть байкерский клуб с претенциозной эмблемой и не менее претенциозным названием «Семя Велиара». Джон благоразумно и дальновидно уполномочил обоих конунгов своими доверенными персонами и телохранителями. Поэтому не стал вмешиваться. Милднайты умели хорошо развлекаться и хорошо работать, в чём Сойер имел возможность убедиться.

«Я согласна с вами, он очаровательный молодой человек. Разве что хотела бы выразить пожелание того, чтобы сильное чувство не отвлекало вас же от обязанностей сюзерена», — продолжила Иванз.

«Тронут вашим участием, Бриджит. В свою очередь могу заверить, что я сам заинтересован в оптимизации своих обязанностей сюзерена, мужа и отца. Приложу усилия, чтобы справиться со всем в краткие сроки», — Джон улыбнулся одними губами.

Иванз тоже, продолжая смотреть несколько задумчиво и пытливо.

Джон видел, как лорд-распорядитель уводит Дайана с Риганом на руках, и дал им полчаса. После чего сам направился к будуару.

***

Дайан не планировал выбираться из кабинета. Идея остаться здесь до окончания обеда показалась ему великолепной. Он огляделся, увидел графин с водой и бутылку скотча. Стаканы стояли там же. Кстати, надраться хотелось как в старые добрые времена. Курить хотелось ещё сильнее. А понимание того, что пока он кормит детей своей кровью, всё это остаётся под запретом, заставило застонать. Вместо скотча налил воды в стакан и запил первую таблетку.

За спиною усилился шум речи нечисти и людей, сквозь которые гудела фуга Баха* для органа, секунду спустя всё стихло до едва внятного ропота.

Дайан обернулся. И всё понял без слов.

— Ты закрыл дверь на ключ?

— Нет, — сказал Джон, идя к нему.

— Закрой.

— Нет, — повторил Джон и, протянув руку, поймал его за локоть.

Где-то на полпути между собою и мужем Дайан понял, что ноги подкосились от судорожного броска в животе. Утром Джон его не тронул, ограничившись минетом и пальцами. Этого было мало.

— Если кто-то войдёт? — потерянно прошептал Дайан, цепляясь за лацканы пиджака Джона.

— Может быть, — кивнул тот, полностью удерживая вес Дайана в руке. Второй подхватил его под шею и поцеловал: глубоко, грязно, так, как хотелось давно и самому. Ото рта сместился к шее, отклоняя ему голову назад за волосы, облизал горло и ощутимую тёмную щетину под подбородком.

Дайана начало словно уводить и сносить в крутящем течении. Он закрыл глаза, позволяя Джону жать себя и вертеть как тому угодно.

И Сойер этим воспользовался. Он выпустил мужа на мгновение, но тут же подхватил его под ягодицы, сдавил руками, затащил на себя, заставив охватить коленями. Снова вернул в поцелуй.

Дайан отвечал, проглатывая слюну и затеяв скользко обсасывать клыки Джона. Он держался за него коленями, а за плечи — локтями, пока тот расстёгивал на нём ремень.

Сойер донёс его до кресла, скинул в то, но не оставил. Тут же толкнул на низкую спинку честерфилда, ухватил за ослабленный пояс на брюках, сдёрнул так, что Дайан соскользнул ниже, а ноги его взлетели выше по груди Джона и за плечи. Джон прижал его сверху, сворачивая.

Дайан задрожал в предчувствии, понимая, что за него примутся с секунды на секунду, тем более что прохладные пальцы быстро вошли снизу. Дайан услышал развратный хлюп и очередную дёргающую предвещающую судорогу под пупком. Ладони сами собою сжались в кулаки.

Джон ласкал его, освобождаясь от ремня и молнии на брюках и не сводя глаз с лица. Дождался, пока Дайан раскрыл мокрые ресницы и зацепился взглядом за взгляд. В тот же момент Дайан выбросил руку вверх, сдавил пальцами шею Джона, склоняя ближе, и прижался сухими губами к его губам:

— Мне назвать тебя «сир», чтобы ты вставил…

Слова оборвались, потому что Джон взял его так резко и грубо, словно ненавидел.

Дайан выдохнул ему в рот, чувствуя, как собственные колени ударились в грудь, согнутые под натиском движения. Вдохнуть он не мог. Джон, пропихнув ему руки под задранные колени и ухватившись за спинку кресла, завёлся до звона в клыках. Он давил на Дайана, лишая подвижности, и драл крепко: то глубоко и с оттяжкой, то расходясь, но по-прежнему не снижая глубины.

Дайан уронил голову, запрокидываясь, и хотел закричать, чтобы тот остановился, но услышал сам от себя совершенно иное:

— Да! Блядь! Да! Джон!

Он понял, кто сейчас в нём распоряжается ситуацией. Вспыхнувший после долгой спячки омега вился, скрёбся и постыдно заливал кожаную обивку кресла-честерфилда в Городской Ратуше, пока за незапертой дверью шёл обед в честь лорда Джона Сойера. Дайан почувствовал силы и поднял голову, дождавшись щадящей смены движений. Левой снова уцепился за плечо мужа, похотливо улыбаясь, пальцы правой впустил в светлые рассыпавшиеся волосы, сжал:

— Сир, — хрипло прошептал он.

Джон ухватил его за подбородок, сдавил по щекам, прижался ртом.

Дайан услышал рычание. И услышал, что рычанием отвечает. Потом пришёл вкус своей же сладкой крови во рту и душной, словно жжёный воздух, крови Джона.

Комментарий к 8

*Иоганн Себастьян Бах, 1685 » 1750 гг., немецкий композитор, органист, капельмейстер, музыкальный педагог. Автор более тысячи музыкальных произведений во всех значимых жанрах своего времени (кроме оперы). Творческое наследие Баха интерпретируется как обобщение музыкального искусства барокко. Убеждённый протестант, Бах написал много духовной музыки, признанной шедеврами мировой музыкальной классики. Великий мастер полифонии, и в его творчестве барочная полифония достигла расцвета

========== 9 ==========

«Бастардами» были облегчённые полутораручные мечи с меняющимся к острию с шестигранного на четырёхгранное сечением. Они были легче тех, которыми конунги пользовались в Чудоземье, но надобности в тяжёлом оружии для массовых убийств в Исторической Земле не было. Надобность была на текущий момент одна: добраться до Джека Элиаса и привезти миледи Сэндхилл руки.

«Хочешь с нами?» — спросил Никки у Иво.

«Мне там нечем будет заняться», — лениво пожал плечами тот, рассматривая арсенал в оружейной на Колледж-Лейн.

«Напротив», — Никки, уже вернувшийся в привычные джинсы и не стесняющие движений майку и клетчатую рубашку, опоясывался ножнами.

«Заскучать не успеешь, мы постараемся быстро», — прогудел в свою очередь Элек, натягивая казаки.

«Уж в этом-то вы оба мастера», — без особого акцентирования бросил Иво, останавливаясь у витрины с «кольтом-миротворцем» сорок пятого калибра времён Гражданской войны. Некоторое время рассматривал ничем не выдающийся символ порядка и покоя на просторах Дикого Запада, а когда понял, что наступила полная тишина, поднял взгляд.

Милднайты темно смотрели на него, замерев: один с ботинком в руке, второй уперев руки в перевязь.

«Что?» — Кэтспо развернул ладонь в вопросе.

«Что? Ты чуть своему богу душу не отдал сегодня ночью», — язвительно процедил Никки.

«Я имел ввиду совсем не то», — отпихнулся Иво.

«Плевать, отвези нас до Энфилда. Подождёшь снаружи», — настоял Элек.

Иво нахмурился, пытаясь представить, со скольким изяществом можно втиснуть обоих конунгов в скромный салон «тойоты марино» с двумя мечами в пятьдесят один дюйм длиной.

«Боюсь, парни, что у меня вы просто не поместитесь», — он должен был попытаться.

«Иво, как показал счастливый опыт, так у тебя мы поместимся теперь где угодно, даже если речь идёт всего лишь о твоём авто», — едва держась, напомнил Элек.

«Блядь, хорошо, — Иво прикрыл глаза ладонью, чувствуя, что ещё способен краснеть, — но оружие в багажник».

Элек вздохнул и приблизился. Подхватил Иво рукой, вторую положил ему на затянутый в чёрную брючную ткань зад и сжал.

«Просто отвези нас. Молча».

***

Байкеры из «Семени Велиара» обычно гужевали в пабе недалеко от стадиона «Энфилда», который стоял на Скэрриз-Роад, игнорируя частые погромы футбольными болельщиками и ими же самими. Паб уже как лет шесть сменил прежнее название с «Cameron’s» на «Sweat ‘n dirty», что было несколько странным, потому как сам владелец, Кемерон Грэй, оставался прежним. «Почему?» — спрашивал каждый второй, а, набравшись алкоголем, вообще каждый первый. Сам Кемерон отвечал пространно: «Ребрендинг, ребята, иду в ногу со временем».

Но «в ногу со временем» коснулось только вывески, а вот всего остального, к радости завсегдатаев, нет. В баре по-прежнему играла годнота типа Clutch*, Brain Distillers Corporation**, Bon Jovi*** и прочих отличных, по мнению Кемерона Грэя, парней. Одна стена была украшена эмблемами футбольной команды с лайвером в гербах и на сувенирах, общими и одиночными фотографиями с автографами футболистов.

Иво успел разглядеть надписи от Ван Дейка, Старриджа, Александра-Арнольда и от Иана Каллагана****, пока шёл к барной стойке в «Sweat ‘n dirty».

Совершенно седой Кемерон кивнул:

— Привет, что будете пить?

— Привет. Дайте скотча. И прошу прощения.

— За что, мальчик? — Кемерон налил Иво выпить и поставил перед ним стакан.

— За неудобства, — Иво повёл глазами за спину, не поворачивая головы.

Кемерон Грэй посмотрел в направлении взгляда Кэтспо и увидел сразу два неудобства.

Первым были Милднайты с длиннющими мечами и уже прямо посреди паба.

— Эй, Кем, запиши на мой счёт, если что разобьётся, — махнул ему рукой Никки.

И Кемерон в самом деле вынул из-под стойки видавший виды ежедневник, который открыл на странице с литерой «М».

— Ни в чём себе не отказывайте, парни, — пробурчал он, положив рядом авторучку.

А вторым был Джек Элиас, отставивший своё пиво и трёп с собутыльниками. Элиас поднялся из-за стола и с дивана, выходя к конунгам. Он заметил и Иво у бара, и «бастарды» в ножнах, от чего иронично нахмурился, словно говоря: «Серьёзно, средневековые игрушки?» За столом Джека Элиаса сидели двое тех же, что заезжали в автосервис, и уже далеко не девушка в тёртых узких джинсах, в топе милитари и с прячущейся под волосами татуировкой по плечу.

По случаю буднего вечера и отсутствию матча в «Sweat ‘n dirty» было немноголюдно. Но человек пятнадцать аудитории в пабе набиралось.

— Какие-то проблемы? — повёл рукою Элиас, вторую опуская в карман.

— У тебя, — бросил Никки, вынимая «бастарда». Тот с пленительным стальным звоном сверкнул под электрическим светом, мгновенно приведя Джека в здравый рассудок.

Вообще, Джек поторопился, выполняя просьбу Джилсона. Это он понимал и прежде, когда стоял в гараже на Джеймс-Стрит, а тем более сейчас. Но во всём был виноват чёртов юрист, попросивший присмотреться к лёну Сэндхилл и намекнувший, что вскоре появится прибыльная работа. Вот только Джилсон куда-то свалил, а Элиас продолжил присматриваться, рассудив, что это можно начать делать с любого члена лёна, ведь те были, как говорилось, «что одна сатана». Поэтому возможность припугнуть мальчишку в автосервисе после жалобы Дэнни показалась забавной. Сломать тому пару пальцев или ребро, если будет артачиться. Ничего сложного. Самих Милднайтов в гараже в это время почти никогда не бывало, что тоже способствовало тому, чтобы без тревоги в автосервис наведаться.

Старик Отис говорил, что в гараж взяли нового механика не пойми откуда, акцент был едва уловимым и заставлял вслушиваться в произносимые тем слова с усилием. Отис ещё кое о чём трепанулся вскользь, мол, что теперь в гараже нет-нет да и появляются обе ведьмы. А потом пропадают в лофте с Кэтспо на часа полтора-два. Любопытство брало своё. Но вот когда Элиас рассмотрел Иво в майке и изгвазданных джинсах, его яркие глаза и услышал странный, словно пропускающий некий ток голос, Джек понял, что ребром можно и не ограничиваться.

Конунги появились невовремя и неожиданно, зато Элиас ещё кое-что понял. Само по себе то, что Элек Милднайт, прежде бывший в Ливерпуле один, вдруг одвоился и явил своего близнеца Никки Милднайта, дезориентировало. А вот то, как оба глянули на Элиаса, пытаясь понять, успел ли он хоть как-то повредить их новому механику, вообще выбило из колеи. И в тот момент Джек был рад, что он ничего не успел. Интуиция ясно говорила, что при ином исходе пизда всем троим из «Семени Велиара» пришла бы ещё вчера.

К слову сказать, что разукрасил ворота гаража не Джек. Безголовый Дэнни выбрался на Джеймс-Стрит с Конопатым Ллойдом, и там они потратили десять минут на то, чтобы оставить скабрёзную писульку. Которая, это же очевидно, окончательно взбесила конунгов. А сегодня привела тех в «Sweat ‘n dirty». Хорошо хоть то, что Ллойд был тут, а вот придурочный младший брат — нет.

— Элек, — начал Джек, — давай не будем усугублять ситуации.

— Здравомыслие задним числом — бесполезная вещь, Элиас, — ответил за брата Никки, длинно вынимая свой клинок, и пошёл в обход биллиардного стола ближе к Ллойду и к третьему из байкеров, имени которого не знал.

Элек покачал головой:

— Протяни ко мне руки, Элиас.

— Эй, мужики, — проблеял из-за спины Джека Конопатый Ллойд, — хули вы завелись? Замените ворота, делов-то ничего.

Джек с удовольствием сломал бы Ллойду нос за ту панику в голосе, что он слышал. Хотя, как его было судить? У Джека самого нехорошо холодело в животе.

— Никки, один должен быть мёртвым, — напомнил Элек.

— Да я помню, — отмахнулся тот.

После этого народ повалил в двери. Остались самые недалёкие, забившиеся в углы и выставившие перед собою, словно обереги, телефоны со включёнными камерами.

Кемерон Грэй покачал головой и попросил:

— Элек, если разговор зашёл о покойниках, мать вашу, убирайтесь из моего паба. Я тебя прошу.

— Кем, ты знаком с моей женой?

— Прекрасная женщина, — обречённо согласился Кемерон.

— Так вот, покойник — это для неё.

— Чёртовы бабы, — прошептал Кемерон и полез в ежедневник.

Выстрел, громом прокатившийся под утверждение от Салли Эрны***** о том, что он «не сломлен и, вообще, пуленепробиваемый», из Desert еagle, заставил взвизгнуть скрывшихся по углам.

Для Иво, в отличие от зрителей, тот не был неожиданным, потому как он со своего места видел, что Ллойд теребит кобуру. Но руки того дрожали, поэтому выстрел вышел неудачным.

Никки недовольно качнул головой, невероятно легко для своего тела шагнул к Ллойду, вывел лезвие свингом слева и, словно то было мягкое масло, самым остриём срезал правую кисть Конопатого Ллойда под манжетой куртки. Кровь полилась, подобная ручью, а Ллойд принялся кричать, глядя на упавшую кисть и револьвер.

— Ну сукины же дети, — с неким воодушевлением процедил Кемерон и снова записал в ежедневник.

— Плохие новости, Элиас, покойником быть тебе, — сказал Элек, перехватывая «бастарда» обеими ладонями за рукоять.

Элиас тоже выстрелил, не вынимая револьвера из кармана куртки.

Иво видел, как клинок Элека под острым углом сверху пронзил Джека Элиаса, разнося ключичную кость, рёбра с первого по третье, половиня сердце, и показался из-под лопатки со спины. Байкер упал, не двинувшись ни на дюйм после.

Сам же конунг отшагнул назад под силой заряда, что пришёлся в левое подрёбье, укрытое надетым на майку бронежилетом. С криками Ллойда и стонами тех, кого тошнило по углам, Элек выровнялся и присел у зарубленного, прикоснулся пальцами к шее. Убедившись в том, что Элиас мёртв, Милднайт поднялся, носком ботинка раскидал обе руки того в стороны, выдернул лезвие из тела Джека и отсёк с его рук кисти.

В пабе не осталось никого, кроме Кемерона, Иво, потерявшего сознание от кровопотери Ллойда, конунгов и двоих из «Семени Велиара» за столом.

Элек поднял отсечённые кисти за большие пальцы, обходя растекающиеся лужи, развернулся к Иво. Тот сошёл со стула, вынимая из кармана непрозрачный пластиковый пакет. Раскрыл и протянул.

Элек опустил добычу в пакет, развернулся к так и не вставшим из-за стола. Когда подошёл к ним, дамочка с татуировкой начала беззвучно плакать. И отпрянула вглубь дивана, к стене, стоило Элеку протянул руку за салфетками, чтобы стереть кровь с клинка.

— Эй, неотложку вызывать собираетесь? — пророкотал Никки, поживившись салфетками с соседнего стола. — Дружок-то ваш ещё дышит.

Никки поднял третью кисть с пола, что лежала рядом с «пустынным орлом», поманил ею Иво.

— Элек, сколько им рук нужно?

— Валери сказала, что две с неотпетого мертвеца и все остальные отсечённые с живых, — затеял вспоминать Элек.

— Всё, закончили! — потерял терпение Кемерон. — К чёрту пристрастия ваших жён. Убирайтесь, чтобы я мог отзвониться копам. И я тем скажу, кто здесь всё учинил. Сразу предупреждаю.

— Позвони потом, дай знать, сколько с нас за чистку от крови и за порченную мебель.

— Да уж непременно, — Кемерон взялся за трубку телефона под заверения Fiddler’s Green****** в том, что «сегодня совершенный день».

***

Джон принялся за Дайана снова едва ли не на пороге, стоило им вернуться на Виктория-Стрит за полночь. К утру, едва побелел за окном воздуху, а птицы заголосили в жасмине и шиповнике, Джон сорвался и повязал его, после чего оба уснули. Проснулся от настойчивой вибрации с пола. У кровати светился монитор смартфона. Входящий был от Бриджит Иванз, на который он не ответил. Только дождался появления таймера: половина пятого по полудни.

Сойер посмотрел на мужа. Прекрасные последствия на Дайане: царапины от зубов, следы от губ и пальцев были глубже и ярче, когда Джон засыпал. И те должны были вот-вот сгинуть, стёртые отголоском крови вампира. Но всё ещё были видны.

Джон хотел поцеловать укус на любимом плече, но вместо этого поднялся и ушёл в душ, унеся с собою телефон. Потом в кухню, где занялся завтраком на ужин для Дайана. И овсянкой. Кто бы мог подумать, но тому она понравилась. Распробовав кашу в последний месяц беременности, Дайан мог есть её по три раза в день.

«Отличная вещь, просто всыпь больше изюма. И больше сливочного масла», — сказал он в ответ, когда Джон заволновался, не тошнит ли того от британского аристократизма в таких количествах.

В дверь настойчиво зазвонили.

Джон отложил ложку, отключил огонь и пошёл открывать.

Мисс Иванз стояла на пороге.

— Сир, вы видели видео в сети?

— Полагаю, что нет, что бы вы ни имели в виду.

— Позвольте войти?

Джон отступил, пропуская её честь в дом. Тут же вернулся в кухню, где закурил.

Бриджит окинула взглядом обстановку.

— Пожалуй, я обрисую ситуацию на словах.

— Так будет проще, — разрешил Сойер.

— Пока шёл обед в ратуше на Касл-Стрит, ваши… Элек и Никки Милднайты убили человека, а ещё одного изуродовали в пабе у стадиона «Энфилд». И это в первые часы вашего сюзеренства.

Джон раскрыл окно, давая летнему мокрому воздуху заполнить кухню.

— Вы знали об их намерениях?

— Да.

— Послушайте, сир, так нельзя. Я имею ввиду, что нельзя так явно. Видео изъяли, но сам факт. Это беззастенчиво и…

— А как можно? — перебил Джон.

— Вы сильно следите. Там была полиция. Владелец паба вызвал наряд, приехали коронёры и детективы. Ваших людей опознали.

— Какие проблемы с полицией, мисс Иванз? Сломалось что в вашей системе?

Бриджит уставилась на Сойера, стараясь свести концы.

— Ваши люди — они ещё хуже, чем приближённые Бауэра.

— Ваша честь, я поговорю с конунгами. Уверяю вас, что в скором времени их поведение перестанет вас так занимать.

— Джо-он.

Оба обернулись.

Дайан стоял в дверях, завёрнутый в шёлковый, цвета речного жемчуга, халат с взмывающими чёрными журавлями и узкими серебристыми стеблями бамбука. С одного плеча шёлк уже спустился. И Джон видел, что узел на поясе абсолютно ненадёжен.

Сойер улыбнулся мужу, отчасти позабавленный тем, как оторопела Иванз. Та была ровесницей Джона и так же воспитывалась в порядочной семье сквайра. А то, что усвоено в детстве и юности, так просто не проходит. Поэтому не считающийся с её присутствием Дайан, голый под мало что скрывающим халатом, томно выдохнувший его имя, едва ли не сразил нравственность её чести.

Дайан подошёл, прислонился, подставил губы. Джон ответил, не спеша отстраняться.

— Добрый вечер, ваша честь, — сказал Дайан, всё ещё не развернувшись и всё ещё в губы мужа.

— Добрый вечер, милорд, — холодно произнесла та.

Дайан наконец обернулся.

Мисс Иванз была вынуждена отступить под метафоричным натиском ещё одного открытия. Если прежде она, сталкиваясь с Дайаном Сойером, видела и беседовала с воспитанным, мягким, умным юношей, то теперь на неё смотрел словно совершенно иной Дайан. Теперь он был Дайан Сойер с окончательно оголившимся до локтя плечом, на котором всё же проступали следы от нескольких укусов, с раскрывшейся грудью с вызывающими соском и царапинами. Дайан с огромными тёмными глазами, смотревшими с такой откровенностью, что Бриджит стало неловко дольше находиться в этом доме. Кроме того, он бесконтрольно скусывал губы и словно отирался спиною о стоящего позади Сойера. Джон обнимал его со спины рукою. И вот эту руку Дайан сминал, гладил и сжимал.

— Так жаль, ваша честь, — сказал он.

Но Бриджит видела, что ничерта тому не жаль.

— Мне тут пришло время попытаться снова заиметь от Джона очередных маленьких Сойеров, которые приводят в восторг лорда-канцлера, и, поверьте, ждать с этим представляется почти невозможным.

Дайан выдохнул, дотянулся до тарелки с поджаренным беконом, полоску которого отправил в рот. Чтобы прожевать, снова посмотрел на Иванз.

— Прошу прощения, — смогла ответить она, — я надеюсь, сир, вы выполните обещанное… как только сможете. Не беспокойтесь и не провожайте, я плотно затворю за собою дверь.

— Дайан, боюсь, что ты произвёл сильное неблагоприятное впечатление на её честь, — заметил Джон, стоило тому обернуться.

— Очень надеюсь. Мне надоело то, что она повадилась ходить сюда как к себе домой. Ну а кроме того… я всё ещё не закончил.

Джон роскошно улыбнулся, отворачиваясь, но тут же посмотрел снова.

— С маленькими Сойерами?

— Угу, — Дайан стянул ещё один бекон.

— Снова пьёшь дрянь от Сесиль?

— Вот только что.

— О каких же маленьких Сойерах речь?

— Гипотетических. Идём в кровать.

— Ты ничего не съел.

— Похуй.

— Как скажешь, — Джон подхватил мужа нести в спальню.

Но, минуя гостиную, тот потребовал на диване. И уже там уселся сверху, нетерпеливо сволакивая с Сойера за пояс домашние брюки. А стоило устранить препятствие между собою и членом мужа, как Дайан тут же на тот опустился. Застонал, вытягиваясь шёлковыми рукавами по плечам Джона, а лицом отираясь в его шее. Укусил, раскрыл колени шире, садясь глубоко и тесно крутясь в бёдрах.

Джон глухо заворчал, охватывая его по спине руками и сминая чёрных журавлей. Зацепился за голые плечи, рванул вниз, а снизу во встречном движении ударил, загоняя член глубже, чем заставил Дайана задрожать и вскрикнуть. Повторил. Ответ был таким же сладким и горячим.

— Какой же ты всё-таки ебливый, милый, — с восхищением произнёс Джон ему в шею и с тем же чувством вцепился зубами в жаркую и солёную кожу.

***

— Уверена, если бы смертные видели тебя или Никки в бою, милый, положительных отзывов под видео было бы куда как больше, — сделала вывод Валери, откидываясь на подушке и складывая смартфон на коленки поверх одеяла. — Какими неженками все растут в последнее время.

Элек остановился на пороге ванной с зубной щёткой во рту и сделал глазами «зачем ты это смотришь?».

— С некоторых пор общественности дан шанс совать нос в нашу частную жизнь. Публичные люди — это теперь про нас, — верно поняла его взгляд Валери.

Элек снова скрылся в ванной.

Валери слышала звук бегущей воды.

Конунг вернулся.

— Общественности долго нос совать не придётся, — пообещал он и, ухватив жену за щиколотку под одеялом, стащил к себе и под себя.

— Элек, — Валери извернулась, ускользая от страшного для себя веса, но добилась только того, что оказалась под мужем полностью.

Более того, он изловчился и выдрал одеяло между ними, отшвыривая то к краю кровати.

Валери смирилась, мгновенно расслабляясь, впустила руки в длинные светлые волосы Элека, засыпающие ей лицо и плечи:

— Я не успела сказать «спасибо». Руки были замечательными.

— Тебе понравились?

— Очень, — Валери чуть поёрзала, выискивая положение удобнее. — Элек, у меня есть ещё кое-какое желание.

— Что ещё закончилось?

— Терпение и поводы этого не делать, — сказала Валери и облизнулась.

Элек сужено посмотрел, вскинув голову.

Та склонила его к себе и сказала на ухо.

— Валери! Вы что, думать ни о чём больше не можете?

— Мы? Я в последнее время — да. Но прежде мне этого тоже хотелось.

— Иво что рассказал?

— Не-ет… — изучающе протянула мгновенно навострившая уши Валери. — Святое блядство, Элек, вы что, даже так успели?

Тот закрыл глаза и со вздохом скатился на спину.

— Эй, — Валери проворно уселась ему на грудь, как ночной демон с картин Гойи*******, засыпая мужа уже своими струящимися локонами, — милый, ты же поговоришь с Никки?

— Об этом? Поговорить с Никки об этом?

— Да, — Валери сдвинулась ниже.

Элек сморщился, когда ведьма коленкой прошлась по кровоподтёку от револьверного выстрела Элиаса.

— Милый, тебе больно? Я ведь могу выставить на тебе обереги. Моя защита безупречна. На тебе не останется и царапины.

— Милая, я знаю твои обереги. На мне не останется ни царапины, а всем окружающим в радиусе трёх футов, кроме Никки, отзеркалит и снесёт башку.

Валери завела глаза, соглашаясь с доводом:

— Почему на тебе так много… пижамных штанов? — она потёрлась о бёдра Элека, ставя того в безвыходное положение.

— Каких штанов? Это не то, чем тебе кажется. Чувствуешь, я уже абсолютно голый.

Валери рассмеялась в обе ладони, разве что недолго, потому что стало не до смеха.

Комментарий к 9

*американская рок-группа из города Джермантаун, штат Мэриленд

**итальянская рок-группа, играющая в наилучших тягучих южных традициях

***американская рок-группа из Нью-Джерси, образованная в 1983 г.

****имена членов футбольной команды «Ливерпуль» разных годов существования клуба

*****1968 г., вокалист и основной автор песен американской метал-группы Godsmack. Приводится строка из песни «Пуленепробиваемый»

******немецкая фолк-рок группа. Работает в стиле, который они сами называют Irish Independent Speed Folk — причудливой смеси рок-и панк-рок музыки и традиционных народных ирландских мелодий (Celtic Folk)

*******Франсиско Хосе де Гойя-и-Лусьентес, 1746 — 1828 гг., испанский художник и гравёр, один из первых и наиболее ярких мастеров изобразительного искусства эпохи романтизма. Присутствуют демонические и шокирующие мотивы в живописи

========== 10 ==========

Линда и Юрэк обосновались на улицах Ливерпуля ещё с тех пор, как сформировалась «великолепная четвёрка*» в первом составе и слава о той покатилась по всей Исторической Земле.

Они были на тех, когда группа распалась и когда умирали Леннон**, Харрисон*** и причастившиеся группы Сатклифф, Чепмен и Тони Мур****.

Балицки и по сей день фокусничали в городе. И не для очевидной забавы публики, а потому что это немало им давало. Нет, конечно, оба любили ту фееричную магию, что, словно сказочная пыль, осела на них благодаря искажённой витальности вампиров Чудоземья и близкому контакту с Сэндхилл. Шоу были частью цыганской романтичной натуры и той потребностью, что доставляла самим Юрэку и Линде удовольствие. Но ещё была, в немаловажной степени, информация, которую они собирали с улиц, позволяющая составлять понятие об общей картине жизни в городе. Мода, нравы, снижение или рост преступности, незнакомые или уже примелькавшиеся лица, особенно в Мёрсисайде, к которому оба искренне привязались, — всё было перед ними.

Балицки создавали праздник. Что не мешало тем видеть изнанку и тёмную сторону города.

«Наркоты стало больше, а вот милых сердцу барыг — наоборот, — сказал Юрэк Джону. — Сетевая торговля».

Но оборот наркотиков в городе волновал Сойера в последнюю очередь. Он рассматривал его как меньшее зло. И не имел ни толики желания противостоять циркуляции колумбийского кокаина или афганского героина, что наводняли Евросоюз, а следом само Соединённое Королевство, а следом Ливерпуль.

«Шлюх тоже поубавилось, если говорить о тех, кого привыкли опознавать по сетке на коленках и шлифующими тротуары на Чёрчхилл Уэй, — добавила Линда, — но, опять же, сейчас каждая девчонка может крутиться вокруг дешёвой веб-камеры в своей комнате. И снижение их количества на улицах — это ни о чём не говорит».

Балицки удобно устроились в гостиной Сойеров, вытянув длинные ноги с дивана и вполне себе наслаждаясь хорошей синтетикой первой группы в стаканах.

«Разве что новых девушек-иностранок в последнее время не было. Вероятно, что со смертью Сары Хаммиш импорт тех поломался существенно», — сказал Юрэк.

«Здесь — да. Мерзкий извращенец Льюис Фаррел с лица спал, когда прекратился и подвоз несовершеннолетних из Восточной Европы, — сказала Линда. — Джон, но ты же не ожидаешь того, что в скором времени этого вообще не станет в… мире? Или в стране? Продажа дерьма, секса и рабство тянутся с сотворения времён».

«Линда, — темно сказал Сойер, — конечно, я понимаю. Но, видишь ли, я совершенно не хочу заниматься координацией этих статей прибыли для уважаемых лордов-судей и комиссара Королевской полиции Ливерпуля. Или обязывать этому кого-либо из вас. Настолько не хочу, что, если ситуация потребует, я закрою город эмбарго на экспорт и импорт людей и наркотиков».

«Ты — сюзерен, это Тайный совет. Решения о таком и распоряжения идут от Палаты лордов. Запреты санкционируют они. А полиция осуществляет контроль исполнения запретов».

Вампиры терпеливо смотрели, ожидая объяснений.

«Так и есть».

«Так, что именно ты и миледи Сэндхилл хотите сделать?»

«Сначала я попрошу лордов-судей об этом. Потом миледи просто принудят Палату принять моё предложение».

«Милорд, прикроешься положительной статистикой снижения преступности и коррупции?» — весело прижмурил жёлтые глаза Балицки.

«О, да. И заботой о нравственности каждого из лордов-судей», — Джон единственный раз позволил себе улыбнуться.

«Тогда следует провернуть всё как можно быстрее, пока Палата лордов не успела очухаться и верит в твою сговорчивость».

«Ещё бы».

«Ты же знаешь — многие будут сопротивляться. Деньги немалые, а ты их этих денег лишаешь. И создаёшь для лордов-судей проблемы. Возможно, что эмбарго на ввоз наркотиков — это не так просто».

«Техническая сторона уже будет их заботой. Я всего лишь сюзерен города. Мои полномочия распространяются на качественный террор».

«Принуждение — наше всё. Всегда работает».

Балицки удовлетворённо осклабились.

«Слушай, Джон, оставь марихуану. Хорошая же вещь», — протянул ладонь вверх Юрэк.

«Возможно. Всегда допускается законный оборот конопли в медицинских целях. Больше всего мне претит торговля людьми и использование тех как бесплатного корма для вампиров».

«Да?» — Линда раскрыла синие глаза, очевидно удивлённая.

Ни для кого из лёна не было секретом, что в своё время лорд Джон Сойер относился к людям именно так: как к бесплатному корму. И даже в своей человеческой жизни людей лишь терпел, о чём говорили его поступки и нрав.

Джон посмотрел.

«Тебя это волнует с каких пор в принципе?»

«С тех самых, как рядом появился Дайан. Не сразу, но со временем. А после того как родились Элиза и Риган…» — Джон словно не смог закончить мысль.

«Понятно, о торговле детьми в твоём присутствии лучше не заикаться», — двинул глазами Юрэк.

«Лучше не заикаться», — приговорил Джон.

«Когда же?» — Юрэк подался вперёд, оперся локтями о разведённые колени.

«У нас есть неделя. Мне она даётся для того, чтобы я проделал определённые реанимирующие работы, обновив контакты с транспортировщиками и оптовыми получателями наркотиков и людей. А через неделю, на очередном собрании, меня захотят выслушать. Тогда».

«Милорд, если Палата лордов откажется?» — Линда вынула из сумочки зеркало и футляр с помадой.

«Тогда будет как с «Золотой гордостью». Мы всех убьём».

Линда закончила с макияжем, убрала всё обратно и только после этого посмотрела на Сойера.

«Джон, а твой муж знает, что в случает несогласия с тобою вся Городская Ратуша с Палатой лордов полетит в ебеня?»

«Я сказал Дайану, что уверен в их согласии со мною».

«Джон», — Линда поджала губы и коротко повела головою.

«Это его расстроит».

«Твоя скрытность его расстроит больше, поверь мне. И ты это знаешь. Ты же обещал ему, что будешь держать в курсе своих и наших дел, ещё когда он носил твоих детей».

Джон зло посмотрел.

«Прости, но мы об этом знаем», — покачал головой Юрэк.

«Джон, если ты боишься выглядеть в его глазах хуже, чем можешь, так это невозможно», — изящно ввернула оскорбление Линда.

Взгляд Сойера стал бесцветным.

Юрэк предупреждающе взял жену за локоть.

«Не тешь себя мыслью, что чем-то его удивишь. Дайан знает, кто ты. И он до сих пор с тобою. Поверь, не потому что ты дал емупонять, что не отпустишь. А потому что он сам согласен быть здесь. И поверь ещё вот во что: солжёшь ему, — потеряешь. Не физически. Всем понятно, что ты своего не отдашь. Но Дайан будет помнить, что ты предал. И эта мысль изменит его».

Юрэк отвернулся.

«Твои слова присущи более человеку, нежели вампиру», — обронил Сойер.

Линда медленно улыбнулась:

«Мы немного разные, милорд. Я же упоминала, что в Чудоземье могла превращаться в летучую мышь?»

«Несколько раз».

Оба Балицки встали.

«Сир, позволите идти?»

Сойер отпустил тех кивком головы.

***

— Ты не рассказал Джону о том, что мы видели её, — сказала Линда, стоило им перейти на другую сторону улицы Виктории. Впрочем, упрёка в её голосе не было.

— Я передумал. Не хотелось отвлекать его от основной проблемы, — ответил Юрэк, сужено осматривая улицу и встречных пешеходов.

— Юрэк, — Линда крепче прижалась к боку мужа, сжимая его локоть своим.

Балицки достал сигарету, которую Линда тут же запалила.

— Отвлекать от основной проблемы? — она хмыкнула. — По мне, так приоритеты проблемы довольно-таки быстро могут сместиться с дрессуры Палаты лордов на объявившиеся тени прошлого.

Юрэк отдал сигарету жене:

— Ничего себе так «тень» из прошлого. Сколько она ходит смотреть на наши представления?

— С начала июня? — Линда вернула сигарету обратно.

— Полагаешь, будь Джон целью возвращения мисс Аддамс в город, разве она бы уже не раскрыла для него своего присутствия? — Юрэк повернул к жене голову, выдыхая дым вверх и передавая сигарету.

— Разве что так… Но только это тоже странно.

Сигарета вернулась к Юрэку.

— Милая, ты уверена, что мы видим именно Викторию Аддамс?

— Милый, я тебе клянусь. Мне достаточно было показанного однажды чёрно-белого снимка, чтобы её запомнить. К тому же ты сам видел, как она пялилась на Дайана.

— Так же, как и Джон, — пожал плечом Юрэк, щелчком отшвыривая в ведро скуренную сигарету.

— Пф, — закрутила носом Линда, развернулась и пошла перед Юрэком спиною вперёд, — вовсе нет. Джон смотрит так, словно вот-вот примется его трахать или пить. А здесь есть сильная симпатия.

— Лин, по-твоему, так Сойер не испытывает к Дайану симпатии?

— Хорошо, Джон испытывает к Дайану всё вместе. Я о том, что мисс Аддамс смотрела только с симпатией.

— Брук возился с детьми. Вы, женщины, пусть хоть трижды вампиры, на младенцев все так смотрите, — Юрэк успел ухватить жену за плечи и увести от столкновения с пешеходом.

Вампиры добрались до пересечения с Кроссхолл-Стрит, откуда виднелись крыши Музея мира и Картинной галереи Уокера.

Линда снова развернулась, только присунулась к мужу с другого бока.

— Собирается дождь.

— Наше Ливерпульское лето в самом разгаре, — сыронизировала Линда.

— Слушай, как только Джон разберётся со своими верёвками…

— Как только мы поможем ему разобраться с его верёвками?

— Ну точно. Как только разберёмся с верёвками, скажем о том, что его мать в городе. Если она к тому времени тут будет.

— И если сама до того времени не заявится на Виктория-Стрит.

— И если она — та самая Виктория Аддамс.

— Юрэк, прекрати. В нашем городе — бог. Как только Сэндхилл это обнаружат, то с неё не слезут, насколько это им будет позволено.

***

Мисс Викки и в самом деле нравилось наблюдать за тем, как Балицки дурачат почтенную публику, делая вид, что все их трюки — это та самая ловкость рук. В то время как на лицо было милое всему цыганскому сословью мошенничество. Чистая вербальная и оптическая магия в цикле энергетического воровства у восторженной толпы. Люди и ея же нечисть города, не задумываясь и того не отслеживая, отдавали свои силы и энергию, из которых вампиры Чудоземья могли состряпать абсолютно любой волшебный обман. Будь то уродливые рыбы-удильщики с фосфоресцирующими маяками, курсирующие среди повизгивающих жителей, или, вот как в этот раз, сделавшийся абсолютно прозрачным доброволец из толпы. Ошалевающий усач размахивал мерцающими стекловидными руками и ногами, через которые зрители видели стоящих напротив.

Балицки позволяли делать селфи с прозрачным человеком, провоцируя ещё большие ажиотаж и радость.

Мисс Викки видела, как северное сияние высоких вибраций счастья и восторга полыхает над скоплением зрителей шоу Балицки у монумента Королеве. Сами Линда и Юрэк благодушно улыбались, показывая клыки, и двигались в потоках этого северного сияния, поглощая то.

Стоит заметить, что несмотря на цыганскую изобретательность уличных магов, не столько шоу привлекали мисс Аддамс, сколько лорд Дайан Джон Сойер и его растущие, вот уж точно, не по дням, а по часам младенцы, с которыми тот приходил смотреть иллюзии. Дважды он был с мелким демоном, носящим морок лохматой собаки, который вился у коляски и среди толпы, уводя бумажники и телефоны. И оба раза мисс Аддамс видела, как Дайан требовал доставать спрятанное в детской коляске краденое и возвращать облапошенным владельцам, на что мелкий демон огрызался, но послушно волокся выполнять.

И ещё дважды Дайан был один с детьми.

Балицки вернули прозрачному человеку плотность и текстуру и подтянули вероятность с «Летучим голландцем» близко к вероятности Исторической Земли, а толпа, едва дыша, задрав головы, пялилась в мокрое скользкое днище фрегата, усеянное наростами раковин. Зелёные волны кипели, и слышался нестройный ропот призраков, истлевавших наравне с полотнищами парусов. Жуткие мёртвые матросы открывались взорам вместе с Филиппом Ван дер Деккеном***** на капитанском мостике, стоило паруснику в галсах ложиться на борт. В такие моменты дети в восторге визжали от отвращения и показывали руками на неупокоенных убийц.

Мисс Викки воспользовалась тем, что Балицки отвлеклись на контроль координат, и приблизилась к Дайану. Запах и обладание Джона Сойера были очевидными на юноше. Виктория подняла обронённую в руках Дайана Элизой пустышку с асфальта и произнесла:

— Простите, это ваше.

Брук обернулся, чуть отводя дочь в руках.

— Спасибо, мисс.

Виктория могла бы почувствовать мелочное удовлетворение, столкнувшись с подтверждением закономерности причин, действий и последствий, которые привели её воплощение к имеющемуся результату. Могла бы, будь она смертным или просто тем же вампиром. Но она чувствовала только гармонию верного логичного расчёта и согласную работу душ.

— Я смотрю представления уже не в первый раз. И ни разу ещё не была разочарована.

— Дуэт Линды и Юрэка Балицки очень талантлив, — кивнул Дайан, меняя детей местами.

Риган извернулся в руках отца, чтобы пристально смотреть на неё и беспрепятственно мусолить собственные пальцы.

— Меня зовут Виктория, — мисс Аддамс не стала протягивать руки. Выдавать себя прикосновением к Дайану перед Джоном она не хотела. Не сейчас.

— Я Дайан. А это — Риган.

— Привет, Риган, — Виктория улыбнулась ребёнку, на что тот тоже расплылся в зубастой острой улыбке.

Киль парусника с потусторонним шипением пронёсся над головой, и мальчишка резко запрокинул белокурую голову, привлечённый фосфоресцирующим свечением водорослей и полными морской пены волнами.

— Говорите, что уже смотрели шоу? Я не замечал вас прежде, — сказал Дайан, оглядывая Викторию с высоты своего роста.

— Вероятно, но я вернулась в город не так давно, — она улыбнулась шире, открывая улыбку вампира.

Дайан оценил, но не проявил тревоги.

— У вас красивый перстень, — Виктория кивнула на золотого грифона в голубой эмали.

— Да. Это подарок Джона.

— Джона… А Джон — это…

— Джон мой муж.

Виктория, в свою очередь, оценила беспрекословную определённость в каждом произнесённом Дайаном слове, пока тот уворачивался от домоганий сына, складывая на маленький рот подушечку указательного пальца и вовремя тот убирая.

Она почувствовала, что уличные волшебники приближаются за спиною, оставив толпу воодушевлённо аплодировать исчезающему в ночном небе фрегату.

— Дайан, привет, — сказала Линда, ненароком заходя между ним и Викторией, — тебе понравилось?

— Всегда нравится и нравилось. Даже в тот чёртов момент, когда вы заставили меня плеваться цветами.

— Стоит повторить, — кивнула Балицки и развернулась с ожиданием в сообразительных глазах.

— Привет, Юрэк, — сказал Дайан и отдал вампиру пришедшего в себя после «Летучего голландца» Ригана.

— Привет, малыш, — сказал Юрэк, не уточняя, кому именно. — Нам пора. Приглашаем, как всегда, в «Каверну».

— Прощайте, был рад поболтать, — Брук кивнул мисс Аддамс.

— Я тоже. До встречи?

Дайан широко улыбнулся, оттесняемый вампирами в цилиндрах и сценических фраках.

***

Дайан отпустил посыльного с доставки, ещё раз поблагодарив, и внимательно уставился на букет. Он понятия не имел, как называются эти сортовые розы со скульптурными соцветиями того самого оттенка артериальной крови или сколько их в трёхфутовой коробке, но очень сильно подозревал — от кого они. Сильный окутывающий аромат вытеснял любые мысли, кроме одной «боже, как красиво».

Дайан оставил коробку на полу, перехватил кипу цветов в локоть.

В детской Риган и Элиза кокетничали друг с другом в колыбели, пачкая кулачки слюной. И стоило отцу появиться рядом с ярким цветочным пятном у лица, оба уставились в него, словно коты в мерцающий солнечный блик. Когда интервенция артериального алого отступила, младенцы вспомнили, кто всё-таки рядом, и радостно завертелись, взмахивая руками и ногами.

Дайан вынул один длинный стебель и аккуратно дотронулся цветком по щеке Элизы. Та уцепилась в лепестки и оторвала весь венчик со стебля.

— Да, малышка, почти уверен, что всё обстоит именно так. Или лорд Джон Сойер уже оторвал кому-то башку. Или вот-вот собирается. Прямо как ты сейчас.

Элиза выслушала и поволокла полный кулак лепестков в зубастый рот.

— И это тоже очень может быть, — кивнул Дайан, отбирая мокрые цветочные остатки.

Риган бросил слушать Дайана, повернул голову и посмотрел мимо, дальше за колени отца. Потом извернулся всем телом на бок и изобразил беззвучный смех.

— Джон, — сказал Брук, разворачиваясь.

— Привет, — Сойер и в самом деле стоял позади, всунув руки в карманы куртки.

— Как давно ты здесь? — Дайан удобнее перехватил розы, голым стеблем хлопнул мужа по плечу.

— С того момента, как ты сообщил моим детям, что у их отца руки в крови.

— С самого начала.

— Да. Так тебе цветы нравятся?

Дайан закусил губу, выпустил, решаясь, что именно выдать первым.

— Серьёзно? Дайан, ты действительно так настроен? — Джон надвинулся, обнял, оторвал от пола и вынес его дальше с глаз детей.

— Прости. Но до сих пор не было цветов. Ты не дарил мне цветов.

— А кто тебе дарил цветы?

— Никто не дарил.

— Вот видишь, я снова первый, — Сойер блеснул своей паскудной и высокомерной улыбкой.

— Они очень красивые, но не могу избавиться от мысли, что у твоих роз есть пошлый мотив.

Джон сделал глазами «точнее», не выказывая ни малейшего намерения возвращать Дайана с рук вниз.

— Джон, отец Маргарет оказался барыгой, что варил мет у нас в гараже. Он три раза обещал маме завязать. И каждое его обещание сопровождалось цветами. Отец Роуз угонял автомобили, перекрашивал их, менял номера и перепродавал. Когда мама узнала, тоже были скандалы и цветы, пока Кевина не закрыли на четыре года. Понимаешь, для меня цветы — это как «прости меня за то, что я сделал».

Джон медленно кивнул.

— Позволь оправдаться в таком случае. Я ничего подобного не делал. Цветы — это не «прости меня». Хотя, если ты всё же ожидаешь вторых смыслов, он есть, но это не «прости меня».

— И каков же второй смысл?

— Возможно, что я снова убью много людей и вампиров. Я и Сэндхилл. И конунги. Все мы.

— Насколько «возможно» — возможно? — Дайан едва мог позитивно оценить свою легкомысленную болтовню с Элизой, когда понял, что угадал.

— Пятьдесят на пятьдесят.

— Ты о совете судей?

— Да.

— То есть розы — это «прости меня».

— Нет, — улыбка Джона вернулась. — Я не извиняюсь. Я ставлю тебя в известность.

— Тогда где второй смысл?

— Дай мне.

Брук сужено посмотрел мужу в бесстыжие глаза.

— Что?

— Дай мне в нашей супружеской кровати, усыпанной лепестками роз.

— Джон, — прошипел Дайан, наконец приходя в себя, — ты предупреждаешь меня о том, что собираешься убивать…

— Я сказал «возможно».

— Нет, ты точно собираешься. А после всего этого предлагаешь мне дать тебе в розовых лепестках?

— Не просто в розовых лепестках, а в лепестках «Марселя Пагноля». Эти мои любимые. А так всё верно.

Сойер направился прямиком в спальню.

— Я не согласен. Отпусти меня. Как это всё называется в твоём понимании и как выглядит? — Дайан затеял извиваться, но Джон притиснул его так, что Брук едва не пискнул, чувствуя, как некоторые шипы впиваются в руки.

— Называется романтикой и выглядит романтично. Поспеши раздеться сам. Иначе я оторву все пуговицы на твоей рубашке.

***

Дайан остался лежать в кровати, когда Джон выпустил его из рук и ушёл разбираться с недовольным рёвом двойни. Дайан и в самом деле лежал в лепестках, но не роз сорта «Марсель Пагноль». Он не взял на себя труд рассыпАть по кровати цветы. Нет. Он не собирался. Дайан со психу зашвырнул букет, так крепко приложив тот, что цветы разлетелись веером по покрывалу. Но бутоны держались на стеблях как надо.

«Пуговицы?» — взбешённо процедил Дайан, разворачиваясь к Джону.

«И всё остальное», — в тон ответил тот, меняясь в глазах.

«Даже не думай».

«В кровать».

«А ведь у тебя, уверен, уже есть обоснованный довод для того, чтобы оправдать свои действия?»

Дайан не повышал голоса, чтобы не пугать детей, но Джон видел, как сжались его пальцы и полыхнули глаза.

«Ещё бы, равно как и обоснованным был довод в отношении Бауэра. Раздевайся».

«Не может быть. Во второй раз этого не может быть», — Дайан сделал отметающий жест и, сам себя не контролируя, взялся за пуговицы сорочки под воротником.

Джон дождался того, как откроются гладкие плечи. Тут же оказался рядом, накрыл ладонью его горло. Одновременно лаская и удерживая, сказал:

«Ты понимаешь, чего именно я хочу?»

«Нет. Не совсем», — Дайан закрыл глаза, сглатывая под ладонью.

Сойер видел, что Дайан замер, но до расслабленного состояния ему было ещё очень далеко. Он просто осознал то, что, сопротивляясь, проиграет Джону. Причём мгновенно. Поэтому теперь пережидал.

«Я принадлежу только тебе, Дайан», — Сойер видел, как муж раскрыл глаза.

Настрой Дайана изменился. Озлобленный фон изгладился, уступая место осознанию уникальности признания. Джон берёг эти слова напоследок, но сложность состояла в том, что принимать решения, согласные только своим потребностям, — было сущей безделицей. А выстраивать ходы, учитывая в них интересы мужа, — оказывалось в разы сложнее. И если он потребовал признания принадлежности Дайана ему в первые полчаса знакомства, потому что то было само собою разумеющимся для Джона, а впоследствии вёл себя ни коим образом иначе, кроме как имеющий полное право обладания телом, мыслями, временем и чувствами Дайана, то сам до сих пор ему ничего такого не говорил.

Определённые поступки Джона могли бы дать понять Дайану, что тот выстроил для себя некие нравственные рамки в их союзе. И он бы понял, будь у него возможность сравнивать. То, что Джон обязал себя на несвойственную ему верность, заботу, создание семьи — всё это было для Дайана, скорее, разумеющимся. А не из ряда вон выходящим, что понимал весь лён, но сам Дайан не осознавал.

Поэтому пришлось говорить. Джону снова пришлось говорить.

«Я принадлежу тебе и детям», — сказал он.

«Джон», — выдохнул Дайан.

«Ты моя жизнь. С тобою я живу. Я хочу продолжения всего этого. Но, к сожалению для них, лорд-канцлер и совет судей злоупотребляют этим моим стремлением».

«Ты хочешь это прекратить».

«Я хочу это прекратить».

Дайан оставил мысли о сопротивлении после признания, позволил развернуть себя и прижать спиною к груди.

Как они начали, так и не добравшись до кровати, Дайан не мог вспомнить, дезориентированный откровением мужа. Но и как он там оказался, Дайан тоже не мог вспомнить. Просто в какой-то момент он был дрожащим и стонущим от чувства в сильном локте Джона, которым тот охватил ему шею и прижимал к себе, пока сам напряжённо дышал Дайану в висок и брал его стоя. А потом уже осознал себя в кровати лицом вниз, цепляющимся руками за жёсткие тёмно-зелёные листья и колючие длинные стебли. И то, что показалось ему лепестками, стоило проясниться фокусу затуманенного зрения, оказалось яркими короткими мазками его же собственной крови.

Комментарий к 10

*группа The Beatles

**Джон Уинстон Оно Леннон, 1940 — 1980 гг., британский рок-музыкант, певец, поэт, композитор, художник, писатель и активист. Один из основателей и участник группы The Beatles. После распада The Beatles начал сольную карьеру, но в 1980 г. был убит фанатом группы

***Джордж Харрисон, 1943 - 2001 гг., британский рок-музыкант, певец, композитор, писатель, продюсер, ситарист и гитарист, получивший наибольшую известность как соло-гитарист The Beatles

****имена музыкантов последующих составов The Beatles

*****«Летучий голландец» — легендарный парусный корабль-призрак, который не может пристать к берегу и обречён вечно бороздить моря. Обычно люди наблюдают такой корабль издалека, иногда в окружении светящегося ореола. Согласно легенде, когда «Летучий голландец» встречается с другим судном, его команда пытается передать на берег послания людям, которых давно уже нет в живых. В морских поверьях встреча с «Летучим голландцем» считалась плохим предзнаменованием. Филипп Ван дер Деккен — капитан корабля

И вот она, роза «Марсель Пагноль (Паньоль)»: https://i.pinimg.com/736x/22/9a/57/229a57c8fb0c8eafa2b2defd747ead1b.jpg

========== 11 ==========

Течение времени в Чудоземье и в Исторической Земле в ногу не шло. Лён Сэндхилл проживал в Исторической Земле восьмое десятилетие. В то время как для святого отца Клирхэда прошло едва ли восемь лет, с тех пор как ведьмы сгинули, оставив с носом и его самого, и дарованных господом отцу Клирхэду ангелов-эриний, чьи причудливые алгоритмы были настолько великолепны и устрашающи, что именно из-за них Сэндхилл, не видя лучшего выхода, покинули вероятность Чудоземья.

И если Валери и Сесиль за давностью лет вспоминали о враге своём уже в ключе присказки, которая обеих скорее веселила, то сам же святой отец Клирхэд относился к Сэндхилл по-прежнему: с непримиримым отвращением и намерением заполучить обеих, чтобы потом — нет, не сжечь, было бы слишком примитивно — долго и мучительно истязать в казематах конгрегации Милости божьей.

Мать-настоятельница Урсула часто задавалась вопросом, не пора ли святому отцу оставить непримиримую вражду, что он питал в себе по отношению к единственным оставшимся в живых наследницам Евгения Фроста, герцога Трэксанского?

«Право же, ваша святость, миледи были просто большими насмешницами. Но при них было не так уж плохо. Соседние герцоги земель не трогали, потому как боялись миледи. Подданные не шалили, потому как тоже опасались своих миледи. Были порядок и покой. Разве что вы излишне беспокоились. Но сами миледи были справедливы и… добры?»

Святому отцу нравилась мать-настоятельница, но речи её не нравились. Поэтому он хмурился и сильно задумывался о том, как доскрестись до Сэндхилл, имена которых и образы стали приобретать едва ли не черты героизма у населения. В то время как к самому святому отцу стали относиться с очевидной неприязнью, не говоря уже о том, что ни о какой любви речи не шло, стоило Клирхэду занять кресло герцога. Народишко и выжившая бесталанная к магии знать записали его в узурпаторы при живых наследниках. И только полные локализованного божественного ядерного синтеза ангелы в тридцать футов высоты приводили население в трепет, держа в узде. Конечно рыцари тоже играли существенную роль: мрачные, фанатичные, скованные целибатом и миссией. Но, надо быть честными, ангелы-эринии были страшнее. Ангелы могли идти по следу грешника, находя его, где бы тот ни скрылся. И их боялись Сэндхилл, эти «дщери сатаны». Святой отец делал ставку на эриний и на то, что вот-вот замки, выставленные ведьмами на пороге между вероятностями, падут. Потому что в последние несколько недель в месте контакта, у которого постоянно дежурили патруль из четверых крестоносцев и один из ангелов, начало твориться чёрт-те что. Однажды порог и вовсе распахнулся, а святому отцу впоследствии доложили, что на том была явлена Валери Сэндхилл: восхитительная и темноглазая. И когда Ярик Четвёртый, презрев все предупреждения о той, коими снабдил своё воинство святой отец, обнажил меч и двинул к ведьме, Валери сорвала с несчастного скальп. После чего порог закрылся.

Но в последние несколько дней патруль сообщал, что от порога стали исходить мёртвый запах и тревожные для людей психические импульсы, вследствие которых ангел-эриния приходил в боевое возбуждение и скалил рот, усеянный иглами сияющих зубов. Предчувствие сказало отцу Клирхэду, что стоит быть готовым к встрече с Сэндхилл. Сам же он приказал своим рыцарям держать краткодневные посты, читать ежечасовые молитвы и быть готовыми к походу в любой момент.

***

— В чём дело? Что с ними не так? — спросила Валери, разглядывая стеклянную пузатую банку, закрытую запирающим словом.

В банке скреблись и нападали друг на друга постоянно меняющие форму чёрные амёбоморфные кристаллы.

Сесиль сожалеюще повела ртом и сморщила прекрасный нос.

— Не распознают волевое решение, умервщляют сразу, стоит осуществиться инвазии.

— Оставь. Пойдём и примем ванну.

Валери подошла ближе к банке и приблизила лицо.

Сесиль сделала то же самое.

Некоторое время рассматривали чёрные смертоносные капли.

— Почему они нестабильные? Это противоречит самой сути кристаллов.

— Чёрт знает… — Сесиль приложила подушечку пальца к стеклу. С той стороны тут же началась давка, спровоцированная желанием убить.

— К тому же выглядят они отвратительно. Настолько, что я пока не вижу той эстетически приемлемой формы, в которую их стоит заключить, — Валери отошла от концентрированной ненависти за стеклом и вернулась с теряющей всякие приличные формы рукой Джека Элиаса. Ослабила запирающее слово и скинула трофей в банку.

— Нет имени. Этим мандалам нужно имя. Тогда я привяжу их к смыслообразующим фонемам. Это выделит приоритетность действий в протоколах реагирования и быстроту откликов на недопустимые действия со стороны инфицированного носителя.

— Ну предположим. Джон не хочет, чтобы весь совет судей прикончило на месте. Он просто хочет гарантий того, что никто из них не откажется от своего слова.

— Искреннее Обещание?

Обе тут же прыснули, зажимая когтистыми ладошками рты.

— Нет, нет-нет. В останавливающем механизме и названии оксюморон. Парадокс повредит эффективности работы.

— А мы сделаем показательную смерть в Таун-Холле?

— Джон не рекомендовал. Но если у кого-то из лордов сдадут нервы, и он отступит от рекомендованного списка действий, то смерть будет. Так нас устроит?

— О’кей, оставим шанс интриге.

— Ты со мною идёшь? Вода стынет.

— Прости, не сегодня. Найду название и займусь натаскиванием.

— Разумное Решение, — выдохнула Валери, скрываясь в дверях.

— Как вариант, — качнула головой Сесиль, снова склоняясь к банке. — Отвратительные мои.

***

Валери Сэндхилл не шутила, когда предлагала сестре совместную ванну. Купания вдвоём закрепили свои позиции ещё со времён полудикого детства в торфяниках, пока Дафна Сэндхилл воспитывала герцогских подкидышей. Разве что огромный и закопчённый снаружи котёл, в котором плескались ведьмы, будучи детьми, давно сменился на медную вместительную ванну, что незыблемо опиралась драконьими когтями в мраморный пол личной ванной Валери и Сесиль Сэндхилл.

Очень часто рядом тёрся Кот, усаживаясь на задние лапы, а передние по локти опуская в воду, в которой ловил клочки пены или, если уж совсем впадал в кошачьи игривости, мог когтями цеплять маленькие пальцы на ногах ведьм. После чего купание превращалось в потоп.

Ещё чаще технично подваливала Ялу, но к воде не приближалась.

«Я, мать вашу, тряпочная. Мне вредно отсыреть», — напоминала она, забивалась в угол и оттуда заводила извечное «а можно мне сделать это?» или «а почему нельзя того?».

Конунги, впервые столкнувшись с толпою в купальне, сначала порядком поглазели на голых и мокрых Сэндхилл, а потом задались коротким «это что такое?», на что получили такое же недлинное «это удобно». Поэтому, зайдя в ванную и увидев в розовой воде только одну голую Валери, Милднайт удивился:

— Валери, где твоя сестра?

— Пытается совместить признание авторитета Сойера с потребностями своих кровожадных привычек, Никки.

Несмотря на то что в одежде Элек и Никки выглядели одинаково и голоса их звучали в схожих тональности и диапазоне, Сэндхилл тех никогда не путали. Такого не было ни разу. Потому что они видели аурические импринты конунгов. Те были отличными. Никки был добрее и отходчивее, поэтому его огненно-алый с оранжевыми языками свет очеловечивал изумрудный. В Элеке зелёный расходился под наплывом жёлтого, не исключая всё того же сносящего всё на своём пути пламени.

— Так что если ты ищешь Сесси, так это тебе в подвал, — Валери вынула мокрую руку и убрала выбившийся из собранных на макушке волос локон за ухо.

Никки проследил за тем, как срываются капли воды по локтю Валери:

— Пожалуй, что Сесси серьёзно-таки занята?

— Да, — улыбнулась Валери.

Никки пошёл к ванне на драконьих ножках. Постоял с пару секунд, оглядывая сквозь розовую воду маленькое тело Валери. Потом склонился и запустил обе ручищи под воду, охватывая её и вынимая.

— Никки, я не закончила, — свела совершенные брови та, упираясь мокрыми ладонями в плечи конунга.

— Если позволишь, я дам тебе закончить в другом месте, — сообщил Никки, поднимаясь на ноги.

— Какая примитивная пошлость, — Валери зажала губу, прикусывая улыбку, — впрочем, чего же ожидать? Из вас двоих Элек даже читать научился быстрее.

— Элек? — подозрительно переспросил Никки, продолжая удерживать её и окончательно намокая.

— Элек, — кивнула Валери, но глаз с Никки не сводила. — Господь сотворил его более сообразительным и способным.

Никки отвернулся, широко улыбнулся и снова посмотрел:

— Ты дразнишь меня?

Ответить ведьма не успела, потому что ранее упомянутый Элек прижался к ней со спины.

— Она не дразнит тебя. Она, как всегда, проявляет себя наблюдательной и справедливой в суждениях женщиной. Смирись с этим, Никки.

— Да ну как же, — огрызнулся Никки и поцеловал Валери, чувствуя, как та крепче обвивается по плечам руками и пытается охватить его коленками. Но коленок не хватало.

Никки подхватил её под одно бедро, в то время как Элек сделал то же самое с другим.

«Определённо, это было великолепной идеей», — похвалила себя Валери Сэндхилл, как только губы Элека прошлись у неё по влажной от розовой воды шее, а жёсткая борода начала растравливать кожу на плечах и лопатках. Ото рта и бороды Никки горела кожа на лице, шее и губах. А когда Милднайты запустили в неё обе свободные руки — это показалось чересчур многим, но по-прежнему великолепным.

***

Ялу сидела чуть в стороне ото всех, ссутулившись и возя большими пальцами по монитору смартфона. Уже это было малопонятным, если учесть, что пальцы у неё были плотно покрыты мехом и не приспособлены для того, чтобы полноценно осваивать сенсорный ввод данных. Но, судя по меняющемуся мерцанию монитора, результат был.

Дайан сидел к существе ближе всех.

— Чем ты занята?

Ялу подняла чёрные глаза и неохотно, но всё же ответила:

— Я набираю сообщения.

Дайан согласился с тем, что ответ был закономерным.

— И кому же? У тебя есть знакомые за пределами Колледж-Лейн, 124\2?

— Ещё бы. Я же не ты, — показала в пакостливой улыбке щербатые зубы Ялу.

Дайан повёл глазами, не спеша лезть в драку. Во-первых Ялу была права. По большей части. А во-вторых: кто это там у неё в знакомых? Поэтому он не отступил.

— Кому же ты набираешь сообщения?

— Ох ты ж… Марку Дорселю. Знаешь, прямо хочу сообщить ему, что у нас тут, вот прямо тут — Клондайк.

— Эй, — прервала воркование с Иво и Валери Сесиль, — что ты только что произнесла?

Ялу быстро посмотрела на свою миледи, а телефон убрала за спину:

— Золотое дно, говорю, тут. Круглые сутки. Месье Дорсель должен знать, сколько денег уплывает у него из рук. А уж как много приобрела бы его киноиндустрия…

— Прекрати немедленно, — прошипела Сесиль, поднимаясь и наступая на демона, — отдавай мне телефон.

— Откуда вообще у тебя телефон? Ты его стащила? — Валери пошла следом.

— Я его нашла, — насупилась существа и глубже двинула жопой в угол, явно не намереваясь ничего отдавать.

Дайан видел, что ведьмы потемнели, словно тучи. И это было неприятно чувствовать.

— Миледи, Ялу же может вынимать из своего ящика что пожелает? Телефон необязательно краденый.

Ялу метнула на него полный признательности, на какую только была способна, взгляд.

— Дайан, — прогудел Никки, — ты просто плохо знаком с мелким демоном. Если будет стоять выбор между «красть» и «извлечь», то она всегда выберет обнести мирных граждан королевства.

— Отдавай, — сказала Сесиль, стоя над существой с протянутой ладонью, — никаких больше тебе гулянок с Дайаном и детьми к монументу Королеве.

— Да они же не пострадали. Ничего же и не случилось ни с Дайаном, ни с моими птенчиками, — брыкалась существа.

— Ещё бы с ними что случилось. Я задушу тебя, мелкий ты мошенник. Телефон.

— Нет, — взбрыкнула ещё раз Ялу, закрывая глазёнки и мотнув головой.

— Что за гадости ты пишешь занятому человеку? Кто тебе позволил? — топнула ногою Сесиль.

— Я, между прочим, пишу не гадости, а то, что есть. Здесь, миледи, уже без пяти минут и публичный дом. А сюда ещё и детей приносят.

Кот, до сих пор игравший с младенцами на лежаке в «клубок и когти», бросил это занятие, сел, обвернув лапы хвостом, и в зевке облизнул пасть.

— С каких это пор ты завела речи о нравственности? — не выдержал Элек, поймав камень в свой огород.

— С тех пор как по ночам в этом доме спать стало невозможным. А сегодня так и днём, милорд, — отпихнулась Ялу.

— Отдай мне телефон, Ялу! — Валери протянула когтистую лапку, норовя ухватить существу за загривок. Та вывернулась и задала стрекача к двери.

Кот молнией сверкнул мимо миледи, упал сверху и Ялу скомкал. Секунды не прошло, как он отступил со смартфоном в пасти, который тут же забрала Сесиль.

И тут всё резко поменялось. Существа взвыла:

— Я о вас думаю, заботу проявляю. Вы хотя бы можете вообразить, сколько денег способны поднять на этих ваших поеб…

Кот, только-только направившийся к Ригану и Элизе, развернулся и оплеухой опрокинул существу в коврик.

— Блядь, — сказала та и совершенно успокоилась, передумав вставать.

Сесиль просмотрела переписку. Валери приткнулась сбоку.

— Хорошие и плохие новости, милорды, — наконец подняла взгляд Сесиль.

Милднайты хмуро смотрели, не отзываясь.

— Ну что же, начну с хорошей. Вы замечательно смотритесь втроём. Валери вам обоим идёт.

Никки закатил глаза.

— А плохая, как вы уже поняли, в том, что Ялу сняла это всё на видео и действительно отослала в переписке по «Фэйсбуку» Марку Дорселю.

— Да кто такой Марк Дорсель? — Дайан устал не понимать, чем страшен этот человек и почему о нём говорят уже как с полчаса.

Все, кто были в гостиной, включая Кота, обернулись на него, но произнесли другое:

— Джо-о-он…

Сойера было не смутить.

— Могу понять ваше удивление, но у нас пока что нет показаний для подобного рода развлечений. Я и Дайан справляемся своими силами, без видеоряда от месье Дорселя.

Дайан заметил, как заулыбался Иво Кэтспо, отворачиваясь в сторону.

— Ну, я так подозреваю, скоро не только месье Дорсель сможет развлекать публику своим кино. Пара часов, — и домашнее видео с Никки, Элеком и миледи в сети, — Иво не смог скрыть улыбки, потешаясь над конунгами.

— Да делов-то, — снова оживилась с пола Ялу, — лорд Джон скажет своим холопам, закроют ваш порноролик, если всплывёт, как и поножовщину в «Sweat ‘n dirty».

Джон замер взглядом на существе, прикидывая. Посмотрел на Валери.

— Да твою ж мать, Ялу, — обронила та, снова ухватила мохнатое круглое ухо и вывела существу за собою.

***

Бриджит Иванз среагировала. В тот вечер, когда в последний раз ворвалась в дом Джона Сойера.

«Среагировала как простейший организм. Это безнадёжно», — изводила она саму себя, с неконтролируемой гримасой отвращения вспоминая то, что почувствовала, когда увидела стёртые интимные границы между Джоном и его мужем.

Тот вечер был неприятен для Бриджит ещё и тем, что у неё открылись глаза не только на истинное положение вещей в отношениях Сойера и его невиданного мальчишки. Она вдруг ясно осознала, почему её так обескуражили развязность и вседозволенность Дайана, а потом обозлили. Нет, опять не то. Обозлило её попустительство самого Джона. Потому что пока муж тёрся о него своей задницей, для Сойера словно никого не осталось в радиусе мили.

Ещё на обеде в честь нового сюзерена в Таун-Холле Бриджит увидела в глазах Джона несколько оттенков чувства, с которым тот отслеживал передвижения мужа среди гостей. А чуть позднее стало ясно, что помимо всей этой чуши с привязанностью, любовью и заботой у милорда намешано совершенно пошлое и первобытное влечение к Дайану.

Уже отъезжая от дома на Виктория-Стрит, Бриджит пришла в себя от долготянущейся боли. Ногти правой руки скрылись в ладони, так сильно стиснула она кулак.

Урождённая Бриджит Арделия Бигль приходилась единственной дочерью сквайра Джейсона Бигля, дипломированного адвоката, вёдшего практику в Бери. Дом их стоял в пятнадцати минутах быстрой ходьбы от дома лорда Малькольма Генри Сойера. И отец, стоило Бриджит отметить своё четырнадцатилетие, взял за правило говорить о сыновьях Сойера как о выгодной партии для неё. Не о старшем, конечно же, но об остальных. Эшли Сойер в любом случае готовился составить партию не просто дочери адвоката, пусть и имеющего свой собственный герб, но более знатной леди. Джентри, младший из Сойеров, Бриджит откровенно не нравился, но вот Джон… Джон нравился всегда. К сожалению, симпатии Бриджит остались неразделёнными, а довольно-таки скоро она потеряла из вида среднего из сыновей лорда Генри Сойера.

Бриджит вполне благополучно вышла замуж за коллегу отца. Чья фамилия до сих пор была с нею, в отличие от мужа, который умер, не дожив пары лет до нового столетия. Детьми сквайр Иванз свою юную супругу не осчастливил, зато оставил неплохое состояние с имением, приносящим до восьми тысяч фунтов в год.

Обратилась Бриджит в то время, когда Габриэль Шанель* начала творить революцию в моде вместе с Жаном Пату** и Жаком Хеймом***. Бриджит быстро осознала преимущества замершего времени, видимые ею в шансе учиться, социализироваться в быстро меняющемся мире, в хорошеньких круглых шляпках и платьях, превращающих её фигуру в мальчишескую, и в возможности оставаться на близкой к сорока годам грани человеческих тридцати девяти лет. То есть никогда не достигнувшей старости.

Ну а Джон Сойер… Она встретила его снова в ту самую разудалую эпоху хиппи, которая вскружила головы всей европейской и американской молодёжи своими открытиями и сексуальной революцией. Правда что раскрепощающая революция здесь не помогла. Джон Сойер оставался равнодушен к ней, хотя и признал старое знакомство юности. Бриджит хватило ума и гордости не раскрыть своих чувств перед Сойером. Тогда. Но она сильно сомневалась, что не выдала себя в его доме. И это терзало её, словно прислонённое к коже серебро. Терзало как и развернувшаяся, долго маскирующаяся под участие, любопытство и деловой контроль ненависть к Дайану Сойеру. Как и уверенность в том, что никаким уловкам благодаря Джон не оторвётся от мужа по доброй воле.

Отсутствие перспектив с Джоном взбесило Бриджит.

Комментарий к 11

*1883 — 1971 гг., французский модельер, основавшая модный дом «Chanel» и оказавшая существенное влияние на европейскую моду XX века

**1887 — 1936 гг., французский дизайнер одежды, основатель бренда «Jean Patou»

***1899 — 1967 гг., французский дизайнер одежды, подарил дамам мира такой элемент одежды как бикини

========== 12 ==========

— Давай посмотрим, — Дайан, как только Джон лёг в постель, прижался сбоку.

Джон ответил взглядом медленным и нечитаемым. Но Дайан знал, что тот уже понял, о чём пойдёт речь. Время спустя, сообразив, что муж будет продолжать пытливо пялиться на него, Джон обронил:

— Порнографию?

— Угу. Что-нибудь с вампирами и простодушными…

— Нет.

— Это почему? — Дайан и в самом деле не видел причин для того, чтобы пренебречь подвернувшимся развлечением.

— В этом нет необходимости, как я уже говорил.

— Джон, — Дайан понял, что придётся играть грязно, — если для тебя в этом нет необходимости, то о себе я бы этого не утверждал.

Сойер дрогнул в переносице и бровях, оглядывая недовольно и подозрительно.

— Объяснись.

— Ну, когда я был подростком, дом был переполнен сёстрами, так что в ту пору познать прелесть концептуального кино для меня представлялось невозможным. А в колледже, как ты удачно употребил выражение, я и Эмма справлялись своими силами. Хотя, возможно, что я буду жалеть о том, что не увлекался с нею ничем подобным, — Дайан опустил взгляд, затем посмотрел в сторону и только потом вернулся к Джону.

Сойер смотрел так, что Дайан, было, дрогнул в душе, но вовремя собрался и взгляда не отвёл. Упоминание Эммы, пусть уже бесповоротно устранённой с пути, разбудило в том не самые возвышенные мысли.

— Нет.

— Ты ревнуешь, Джон? — Дайан простодушно раскрыл глаза и одновременно, словно снимая вес с затёкшего локтя, прижался теснее. — Это же глупо. Эмма мертва, а все остальные — актёры.

— Не имею ни малейшего желания, чтобы ты разглядывал чужие задницы, даже если все они из актёрского состава.

Дайан потянулся и прижался лицом к шее Сойера, едва слышно, но томно выдохнув.

Джон вдруг ощутил метафоричную ловчую петлю, что стягивалась вкруг него. И стянулась окончательно, как только горячая рука беззастенчиво сунулась ниже, а пальцы Дайана охватили каменно стоящий член. Едва же убедившись, что полдела сделано, Дайан оттолкнулся от подушки и сдвинулся вниз.

— Чёртовы ведьмы, — на выдохе прорычал Джон, кляня миледи с их беспардонным подходом к чужой частной жизни. И следом едва ли не с яростью, удерживая голову Дайана обеими руками, втолкнулся ему в рот так глубоко, что услышал, как перешиб тому дыхание.

Но Дайан уже порядком времени не был тем Дайаном, который не мог взять член в рот больше, чем на четверть. Теперь же он только крепче вцепился пальцами в бёдра Сойера и, как прожжённый мальчик по вызову, расслабил горло.

Джон выпустил голову, закинул руки и понял, что вот-вот сдастся. Возможно, что даже во всех смыслах. Поэтому как только Дайан подключил ко рту руку, Джон сдёрнул его за волосы с себя и уложил лицом в кровать, заставив распластаться, широко раскидав руки и ноги.

— Подставься, — коротко бросил он, зажимая ему шею и не давая двинуться.

Дайан приподнял бёдра, чувствуя, как Джон находит его мокрой головкой члена.

Джон заскальзывал медленно, удерживая себя свободной рукой, и Дайан понял, что он смотрит на то, как растягивается слизистая вокругчлена. Втиснувшись до конца и замерев так, Джон становился на максимальной глубине, склонился к его уху:

— Милый, вот сейчас ты попытался отсосать мне, чтобы добиться желаемого?

Дайан ответил не сразу, дав себе смириться с проникновением, сжимаясь и расслабляясь, чтобы выровнять вдохи.

Джон чувствовал это, пока скусывал ему плечо, а пальцами, сместившись с шеи и зарывшись в волосы, ласкал затылок.

— А тебе показалось именно это? — наконец выдохнул Дайан.

— Ещё бы. Именно это.

— Мне просто очень хотелось взять у тебя в рот. Но… — Дайан всхлипнул, прерываясь, потому что Джон толкнулся ещё глубже и сжал руку в волосах. — Но пусть так. У меня получилось добиться желаемого?

Джон хмыкнул, начав двигаться с оттяжкой, почти выходя и снова опускаясь под завязку. Опять склонился к лицу Дайана, медленно облизал щёку, шею и прижался к ней ртом:

— Нет. Но у меня появилась идея куда интереснее.

Дайан забросил руку вверх, поймал мужа за волосы и удержал близко к коже. Рефлекторно дёрнулся, когда зубы прокусили глубоко и встряхнули.

***

Бриджит Иванз опасалась раскрыть себя не напрасно. На Виктория-Стрит она больше не рисковала приезжать, поэтому Сойер приехал к ней сам. Бриджит хотела ясности и быть уверенной в том, что через несколько дней тот скажет на собрании в Таун-Холле: предыдущие договорённости с поставщиками и дилерами подтверждены и, если понадобится, оговорены новые условия.

— Сир, вы встречались с транспортировщиками и дилерами?

— Нет. Лично не встречался. Этим занимались конунги и Иво Кэтспо.

— Конунги, — обречённо выдохнула Иванз.

— Они самые. Бриджит, вы предвзяты к ним. В то время как единственное, на что опирается ваша предвзятость — огласка произошедшего в «Sweat ‘n dirty».

— Потому что огласки никому не нравятся: ни нам, ни простому населению, сир.

— Лицемерие — наше всё, — Джон вытянул сигареты из кармана.

— Не пытайтесь быть безупречнее, чем остальные, — Бриджит кинула хмурый взгляд на зажжённую сигарету и встала открыть окно.

Снова шёл дождь.

— Это не попытки. Я таким родился, — не дрогнув в лице, напомнил Сойер.

— О, да, я помню, каким вы родились, — полуязвительно обронила Иванз. — Знаете, в ту пору до нас доходили слухи о ваших шашнях в британских колониях. Все эти замужние дамы. Или их сыновья.

— Полно, мисс Иванз. Я никогда насильно не брал того, что само не бросалось мне в руки.

— Да неужто, — Бриджит обернулась, не в силах сдержать упрёка в голосе. В последнее время её выдержка трещала по швам.

Сойер долго, в четыре затяжки обсмотрел её честь:

— Мисс Иванз, похоже, вы думаете, что став моей женой, как хотелось вам и вашему достопочтенному отцу, изменили бы свою жизнь качественно в лучшую сторону?

Бриджит застыла под взглядом Сойера на мгновение.

— Не говорите ерунды. Я ни намёком не давала вам повода выстраивать подобные умозаключения в отношении меня.

— С вашей стороны это очень разумно, — кивнул Джон, поднимаясь и донося скуренную сигарету до пепельницы.

Бриджит вдруг осознала, что находится с сюзереном в кабинете один на один. И сейчас он приблизился к ней. А скудным воображением она никогда не страдала, так что теперь то мгновенно оживилось, подкидывая фривольные картинки из категории «а что, если?». И чтобы не думать о том, как хорош Джон Сойер в английской тройке и галстуке, выпалила:

— Боже, если бы лорд Генри видел, кого вы взяли в мужья. Он же американец. Как их ни учи, как ни воспитывай: всё равно остаются распущенными и вульгарными.

Сойер медленно оттянул уголок губ в улыбке:

— Определённо, что мне повезло с мужем. Но, Бриджит, как вы злы…

Если Бриджит поняла, что симпатий своих скрыть ей не удалось, то стоило взять себя в руки, чтобы не выдать другого умысла. Потому что Сойер, погасив медленную улыбку, невыносимо похолодел и произнёс:

— Я настоятельно рекомендую вам смирить ваше отношение к моему мужу. Иначе, ваша честь, случись что-нибудь с ним, судьба ваша будет предрешена.

Бриджит смотрела во все глаза, пытаясь понять, говорит Сойер наверняка или же просто предупреждает. Но он сдержанно кивнул ей и вышел, не потрудившись попрощаться вслух.

Иванз дошла до стола и опустилась в кресло. Если бы она продолжала быть юной дочкой сквайра из лондонского пригорода, то сейчас вся кровь бросилась бы ей в лицо. Но, к счастью, она была вампиром и о такой слабости, как румянец, можно было не волноваться. Но всё равно она не была довольна собою. Ни коим образом. Джон увидел её ревность и злость, поэтому оставалось только надеяться, что наёмники смогут обставить произошедшее с Дайаном Сойером как несчастный случай во время уличного ограбления. А Джон не придёт к ней, чтобы подтвердить свои подозрения.

Был, конечно, тот вариант, в котором Бриджит отменяла заказ, теряя сумму задатка. Но она отмела его как смешной и малодушный.

***

— Что вы сделали, милый? — не то чтобы Сесиль не могла поверить в то, о чём обмолвился муж, но удостовериться хотела однозначно.

— Похитили транспортировщика рабов для Сары Хаммиш, — ещё раз сказал Никки, орудуя вилкой в лазанье.

— Тот жив-здоров, Сесси. Приковали его к радиатору в номере борделя на Чёрчхилл Уэй. Ты же знаешь, там звукопоглотители на стенах. Сначала он прыгал по комнате, насколько позволяла привязь, и блажил. На девочек бросался, которые ему обеды приносили, потом пытался подкупить Золотко. Теперь угомонился и лежит, — Элек умиротворённо вытянул ноги под столом, доскребая последние потёки сыра с тарелки коркой хлеба.

Сесиль с материнской улыбкой, свернув на груди когтистые лапки, переводила яркий голубой взгляд с одного на другого.

— Иронично.

— Было бы иронично, если бы мы его накачали наркотой и пустили по кругу, как они там обычно промышляли над похищенными с мисс Хаммиш, — возразил Никки.

— Но мы великодушны. Поэтому подонок отхватил только ограничение подвижности на несколько суток, — похвалился Элек широтами души, хлебая остатки пива.

— М-м-м, вы оба отвратительны и жестоки. Джон знает о вашей инициативе? — на всякий случай удостоверилась и об этом Сесиль.

— Нет, но узнает. Мы же не просто так посадили терпилу на цепь. Он, блядь, расстроился, когда понял, что лавочка закрывается в перспективе на неограниченный срок. Занервничал очень, — Никки развернул зубочистку.

— Ага, за обрез схватился. Одной рукой перед нами размахивал, а второй пытался отзвониться и пожаловаться на учинённый произвол, — сыто кивнул Элек и принялся раскачиваться на мгновенно застонавшем стуле.

— На вас была защита? — недовольно повела глазами Сесиль, услышав про обрез.

— Да брось, Сесии. Малый полоротый. В ворота сарая не попадёт с пяти футов, — Никки протянул ручищу и ухватил хмурую ведьму за запястье, подволакивая.

Сесиль завела глаза, понимая, что устоять на месте не удастся, и уселась к мужу на колени.

— Никки Милднайт, кто-нибудь когда-нибудь прострелит тебе башку, а меня не будет рядом, чтобы вернуть в неё всё — как было.

— А ты расстроишься, если мне прострелят башку? — принялся кокетничать Никки.

— Да, я расстроюсь. Несмотря на то что убила первые несколько лет брака, чтобы сделать это самой. Я, видишь ли, шибко привязчивая, если меня долго-долго брать измором.

Элек раскачиваться не прекратил, но существенно замедлился, услышав Сесиль и рассматривая обоих.

Никки коротко и быстро взглянул на него, но спросил у жены:

— Где это пакостное недоразумение преисподней?

— Ялу наказана. Стоит коленками на горохе, — успокоила Сесиль сладким голосом, отследив взгляд мужа себе за плечо.

— Заперта?

— Надёжно заперта, ящик отобран, телефон изъят, к детям приближаться запрещено.

— М-м-м, ты жестока. Но, в отличие от нас, прекрасна, — Никки поднялся с Сесиль на руках. Та хихикнула, обнимая локтями Никки вкруг шеи. А когда он развернулся к Элеку спиною, вытянула ладонь и четырьмя пальцами поманила того следом.

Элек оттолкнулся ножками стула от пола в последний раз, поднялся и отправился следом.

***

Кто именно растоптал в крошку «Золотую гордость», для совета судей осталось до конца неясным. Версия с несколькими, следующими друг за другом взрывами бытового газа была пошита, честно сказать, белыми нитками, но настоящее колдовство таких масштабов и сокрушающей силы, коее свершилось в Броад Грин, отдавало абсурдностью. Поэтому персоны Валери и Сесиль Сэндхилл закрепились в восприятии сталкивающихся с ними людей и вампиров в разных образах. Для проходящего через «Галерею Голубого пальто» простого люда они были элегантными, прекрасными леди-хозяйками. Для членов Палаты лордов неким средним между карточными гадалками и астрологами, составляющими натальные карты для простодушных обывателей, но тоже прекрасными и элегантными. Видеть их было сравнимо с определённым удовольствием. Но подозревать в Сэндхилл самых что ни на есть ведьм, — этого не приходило в голову ни одному из судей. Даже несмотря на то что тёмная магия одухотворяла вампиров. Они настолько втянулись в очеловеченный быт, уравнявшись в правах с людьми, что прекратили заострять на том внимание. Тем более что количество семей, в которых один из супругов или иной родственник были вампирами, росло в прогрессии, что тоже способствовало социализации тех и сглаживанию различий.

Впрочем, обеих Сэндхилл положение вещей устраивало. Оно же, это положение, оделяло ведьм полноценной свободой действий, позволившей им провернуть фокус с инфицированием совета судей в считанные секунды, после чего вся стройная и увязанная система взаимообогащения слетела в ебеня.

Валери и Сесиль вошли в Консульский кабинет Городской Ратуши и непритязательно присели у двери.

Сесиль держала в затянутых в короткие гипюровые перчатки руках банку, наполненную светляками, которые сияли золотисто-зелёным свечением и щёлкали о стекло и под зафиксированной крышкой. После того как она увязала название Разумное Решение с сущностными характеристиками чёрных нестабильных мандал, Валери придала им зооморфный облик сияющих в лесной чаще огней, которые при ближайшем рассмотрении оказывались сегментированными жуками.

«То, что надо. Отвратительно и очаровательно. Ровно настолько, чтобы их чести пооткрывали рты и позволили этой мерзости коснуться себя», — сказала намедни Валери, удерживая первое Разумное Решение в защищённых медицинским латексом ладонях.

Милднайты остались за дверями кабинета для безопасности тех, кому пришло бы в голову сунуться туда во время совещания.

Валери и Сесиль тихо перехихикивались, обсуждая присутствующих, и временами пихались плечами. Но тут же закончили, повернув головы, словно кошки на резкий дрязг, едва умеренный говор нарушил вскрик:

— Что за нелепость, сир! — проскрежетал лорд-канцлер.

Джон удерживал одну ладонь на полированной поверхности тяжёлого стола, вторая была опущена в карман брюк, от чего ему приходилось сидеть вполоборота и откинувшись на высокую спинку кресла. К тому же Сойер не спешил со скорым ответом лорду-канцлеру Хейгу. И тому пришлось привстать со своего места, чтобы увидеть сюзерена:

— Извольте объясниться, что значит ваше «с поставками закончено»?

Ведьмы со своих мест хорошо видели, как по-разному от тревоги за собственные интересы, но одинаково обескураженно вытянулись лица у всех судей и у комиссара полиции Тима Кэролла, что грузно сидел чуть поодаль и исподтишка глазел на коленки Сэндхилл. Но тут же прекратил, едва запахло жареным.

— Извольте, ваша честь, — сдержанно пошёл на уступку Джон, — я сказал, что закрываю Ливерпуль, его порт и границы для ввоза, вывоза и какой-либо транспортировки похищенных людей. Отсюда больше не будет бесплатной крови и развлечений. Оповестите дилеров в пунктах доставки, чтобы искали пути для других сотрудничеств.

— Как вы можете? — Иванз пришла в себя. — У вас на это нет никаких полномочий.

— Совершенно верно, мисс Иванз. Они есть у вас. К тому же вам предстоит ограничить поступление контрабанды… — тут Джон иронично двинул светлой головой, — тяжёлых наркотиков. Придётся довольствоваться только сетевой торговлей.

Тим Кэролл вскочил.

— Послушайте, сир, что за муха вас укусила? У нас портовый город. Как вы себе это представляете?

— Представляю вполне ясно, — Джон перевёл на него взгляд, — как и положительную динамику в борьбе с наркотической экспансией, улучшенную полицейскую статистику, премии сотрудникам, статус самого «чистого» города в Соединённом Королевстве. Не воспринимайте моё решение в штыки, комиссар.

— Что? Медалька от Её Величества? Вы этим передо мною размахиваете? — комиссар инстинктивно сложил руки на портупею.

— Милорд, вы забываетесь, — лорд-канцлер вернулся в кресло и встряхнул рукава пиджака, стремясь обрести равновесие, — вы рубите сук, на котором сидите.

— Вы сидите.

— Вы обязаны нашей лояльности. Не втягивайте в дела города невинных: вашу семью. Не совершайте ошибки.

— Ошибку совершите здесь только вы, ваша честь, если откажете мне.

— Это немыслимо. И невозможно. Не понимаю, на что вы надеялись и что вами двигало, когда вы решили озвучить своё предложение, — презрительно отмахнулся Джеральд Хейг.

Бриджит вдруг увидела не далее, как в футе от себя, сияющую звёздочку. Свет электрических люстр под потолком померк ровно настолько, чтобы обратить внимание на то, что Консульский кабинет полон таких звёзд. Те плыли в воздухе, заставляя отвлекаться и напряжённо всматриваться.

— Вы отказываетесь от эмбарго и от проведения профилактических операций по зачистке территорий города? — уточнил Джон, одновременно с тем поднимаясь и выходя из-за стола.

— Естественно. А вы отказываетесь от выполнения своих обязанностей?

— Собственно, ради этого всё и происходит.

Сойер достиг обеих ведьм, которые, пользуясь отвлечённым вниманием присутствующих, поднялись с кресел и вышли ближе. Банка была давно открыта и совершенно пуста. Джон встал между Сэндхилл. Пространство рядом с Валери и Сесиль было безопасным.

К этому времени уже вся Палата лордов видела светляков, что вкрадчиво рассредоточились по кабинету и приближались к присутствующим.

— Боже, какие они, оказывается, противные, — раздался полный дрожи возглас одной из судей, как только сияющий светлячок опустился к той на запястье и появилась возможность рассмотреть цепляющиеся лапки, извивающееся тело и полоски светящихся лантернов.

Бедлам начался тогда, когда первый светлячок, расставив лапки и распластав тело, остекленел, переливаясь, словно тиманский агат, и тут же ушёл под кожу её чести, будто раскалённое тавро.

Отмахиваться от жуков не помогало, потому что из ленивых и лёгких те превратились едва ли не в винтовочные заряды, которые находили голые участки кожи и впивались в руки и лица, стремясь попасть внутрь тел, не делая различий между горячими человеческими и холодными телами вампиров.

Вскрики и чертыхания неслись отовсюду. Извечный ужас человека и отвращение перед так не похожими на него самого насекомыми в совокупности с обжигающей болью делали своё дело, — рождали панику.

Ведьмы удостоверились, что ни комиссар Кэролл и ни один из судей не остались без ожога светляка. Только после этого Валери раскрыла сумочку и вынула из той свёрток. А уже из свёртка вытрясла в банку вторую мёртвую руку Джека Элиаса. Оставшиеся светляки бросили добычу и двинулись к банке.

Как только последний жук забрался под крышку, Сесиль плотно прижала ту.

Лорд-канцлер и остальные судьи вместе с комиссаром оправлялись, приглаживая взлохмаченные в обороне волосы и приводя в порядок сбившуюся одежду.

— Что за чёрт?! — Бриджит, держась за обожжённую щёку, впрочем, быстро выравнивающуюся в цвете и целостности, была готова броситься на Сойера и ведьм заодно.

— Мисс Иванз, типизация чёрта целиком зависит от вас, — негромко обронила Сесиль, баюкая в руках банку.

— Что вам взбрело в голову, мисс Сэндхилл? — лорд-канцлер вышел из-за стола и остановился напротив, присматриваясь к банке.

— Кое-что очень удачное, ваша честь. Мы поместили в каждого из вас последовательность заклинаний, чтобы сюзерену было проще склонить Палату лордов к сотрудничеству.

— Заклинаний? — Джеральд Хейг пренебрежительно хмыкнул. Но недостаточно пренебрежительно, потому что только что завершившееся нападение светляков оставило мерзкое и тошнотворное чувство.

— Совершенно верно, ваша честь. Рекомендую вам принять сторону лорда Сойера. Иначе, в случае сопротивления его решениям, все вы поплатитесь, — Сесиль прижмурилась. — Если кто-либо из присутствующих предпримет физическую или провокационную попытку причинения вреда — любого — сюзерену и его крови, — этот «кто-либо» умрёт.

— Я уже желаю ему самого плохого, — процедила Бриджит, — и в таком случае, полагаю, я должна быть уже мертва. Как и половина из нас.

— Что вы с ними рассусоливаете? — Тим Кэролл вспылил. — Балаганные фокусы ничего не стоят. Хейг, вызовите дежурный конвой. Или, клянусь, что я сам скорее наверчу дыр в сюзерене.

С этой угрозой комиссар откинул клапан на кобуре и выволок «кольт». Взвёл, отщёлкнув предохранитель, навёл прицел на Сойера.

— Убить я вас, конечно, не убью, но выстрел в голову — есть выстрел в голову. Выйдете из строя как раз на то время, пока патруль не прибудет, — сказал комиссар и повёл револьвер выше. Открыл рот, положил ствол под кромку верхних зубов и нажал на спусковой крючок.

— Господи блядский боже! — простонали сразу несколько судей.

Одна потеряла сознание, почти одновременно с грузным телом Кэролла осев вниз.

Джон чуть свёл глаза на Валери, та поводила ресницами в жесте «ну, Джон, иначе никак».

— Мисс Иванз, думать о сюзерене и желать ему можете всего, что сочтёте подходящим. Как любезно продемонстрировал комиссар полиции, чреватыми для вас будут только физические проявления вреда и провокация посторонних на этого вреда причинение. Вам понятно?

Самоубийство Тима Кэролла, равно и как его напрочь снесённая макушка, разлетевшаяся по ворсу коврового покрытия кабинета, продержали членов Палаты лордов в оцепенении, пока Сесиль неторопливо объясняла.

— Может, кто-нибудь ещё сомневается в балаганных фокусах? Сесиль упустила один нюанс: Разумное Решение не дифференцирует видовые признаки. Вы будете умирать: и люди, и вампиры. Навсегда. Если…

— Нам понятно, — оборвала Иванз, устало опускаясь в кресло, — всем лордам-судьям придёт конец, хоть пальцем те погрози сюзерену. Но, миледи, как ваше… заклинание мотивирует нас на принятие условий лорда Сойера?

— Ну же, мисс Иванз, вы сообразите. Дать вам минуту? — миролюбиво предложила Валери, поправляя манжету кружевной перчатки.

— Сукин же ты сын, — быстрее всех догадался лорд-канцлер.

Сэндхилл в унисон улыбнулись яркими губами и, прикрыв цветные глаза, закивали, словно и в самом деле были рады догадливости судьи Хейга.

— Если решение о запрете на импорт и экспорт контрабанды наркотиков и людей, предназначенных в рабство, не будет принято на муниципальном уровне, определённые структуры сочтут виновным в этом сюзерена, вследствие чего могут осуществляться попытки убить его или… его кровных родственников. А это со стороны каждого из нас будет чистой воды провокацией вредоносных действий, — лорд-канцлер опустил голову и сцепил пальцы в крепкий замок.

— Раз теперь наступила окончательная ясность, осталась пустая формальность, — Сесиль перекатила банку с Разумным Решением к себе на изящный бочок, прижав ту локтем, — теперь все вместе вы даёте обещание: в самые краткие сроки на муниципальном уровне принять и применить поправки в законодательстве.

— Зачем ещё и обещание? Если я не хочу давать обещаний? — насторожилась Иванз.

— Можете не давать, существенно ваш отказ ничего не поменяет. Видите ли, Разумное Решение уже паразитирует в латеральное части вашего гипоталамуса, отслеживая волевые решения и импульсы, способствующие принятию этих решений. Так что ваше слово не является конфирмацией покорности воле сюзерена.

— Просто мы хотим посмотреть, как вы хором скажете «я клянусь лорду Джону Сойеру», — не выдержала Валери. — И приведите в себя Кэролайн, битых десять минут лежит на полу, а никому нет дела?

========== 13 ==========

Милднайты не стали размениваться на «как прошло?» и «всё в порядке?», потому что сдержанные, но насквозь самодовольные полуулыбки миледи говорили сами за себя.

Сойер вышел вслед за теми, бросив конунгам: «Одного из суперинтендантов ждёт гарантированное повышение, место Тима Кэролла уже как полчаса вакантно».

Элек саркастично повёл бровью, получив объяснение единственному выстрелу, что прогремел в Консульском кабинете.

Никки заглянул в тот, осматривая подавленных судей, плачущую Кэролайн Джойс, которая была частой гостьей в «Голубом пальто», привлекаемая побрякушками из полудрагоценных камней, и комиссара полиции, лежащего мешком на полу. По мнению Никки Милднайта, всё действительно было в порядке.

У центрального входа под руку стояли Балицки, которые, обменявшись приветствиями со всеми, оттеснили Сойера.

Джон махнул ведьмам, давая понять, чтобы те отправлялись без него, а сам двинул по Хай-Стрит с вампирами.

— Всё в порядке? — спросила Линда приличий ради, потому как в успешности замысла сюзерена с поддержкой ведьм она не сомневалась.

— Да, — Джон позволил той взять себя под руку.

— Тут такое дело, Джон, — произнёс Юрэк, — мы хотели сказать раньше, но решили, что не стоит отвлекать тебя от основной проблемы.

Джон вздохнул и ожидающе обернулся к Юрэку.

— Мисс Аддамс в городе.

— Как давно?

— С месяц, — Юрэк отвёл жёлтые глаза, чтобы не смотреть в злые Сойера.

— С месяц? А я узнаю это только теперь?

— Прости, — Линда предпочла тоже не встречаться взглядом с Джоном. — Сначала мы думали, что обознались. Я видела её только раз на фото. Но она приходила на каждое наше выступление, смотрела от начала до конца. Так что со временем сомнений не осталось.

Джон тут же вспомнил, куда ходит развлекаться с детьми Дайан.

— Она видела Дайана?

— Да, и даже говорила с ним. Но Дайан не знает, кто она для тебя, — Юрэк наконец посмотрел. — Мисс Викки ничего ему не сделала.

— А с вами? С вами она заговаривала?

— Нет. Просто смотрит шоу. Есть предположения, почему ты до сих пор её не обнаружил? — Линда, тоже осмелев, повернулась.

Джон не ответил, вспоминая обо всём, что случилось с ним и с Кэлпи в период отсутствия Виктории Аддамс. И что делать теперь: найти её или, если этого до сих пор не произошло, оставить всё, как есть?

— О чём она говорила с Дайаном?

— Ни о чём, просто трёп при знакомстве на улице, — отмахнулась Линда.

— Хочешь увидеть её? — Юрэк чуть поотстал, чтобы пропустить идущих стайкой подростков, потом нагнал Линду и Джона.

— Хочу.

— Завтра будем на том же месте, где и обычно.

По дороге домой Сойер пытался прийти к однозначному чувству, которое помогло бы ему собраться и правильно повести себя рядом с мисс Викки. Несмотря на то что Ио умерла с мыслью, будто Джон косвенно виновен в смерти Марка, ничего такого за собою Сойер не чувствовал. И несмотря на то что сама Ио погибла под развалинами «Золотой гордости», в которой была в гостях у Питера Бауэра, в этом Джон тоже не чувствовал себя виноватым. Но он не был уверен в том, что мисс Аддамс воспримет смерти своих первых детей так же, как и он. Ей никогда не была по душе вражда между Ио, Марком и Джоном.

Если она видела Дайана и даже говорила с тем, то уже поняла: кто тот для него. И что у Джона есть дети. Совершенно невероятные, но абсолютно его. И что Риган и Элиза приходятся Виктории внуками.

Что мисс Аддамс могла бы навредить Дайану, Джон не опасался. Попытка Балицки успокоить его в том, что Виктория Дайана не тронула, была продиктована Юрэку всецело его личным незнанием мисс Аддамс.

А вот сама новость, что мать в Ливерпуле уже долгое время, выбила Джона из колеи. Но сейчас он уже собрался, вспоминая, насколько уникальным и нетипичным вампиром была Виктория. Лишённой стремления причинять боль сверх необходимого, зависти, гнева или иного прочего дерьма, что были свойственны любому вампиру, из встречавшихся Джону и окружающих его. Но впадать в ярость она умела, это стало ясным тогда, когда Марк Кэлпи опоил Сойера серебром, что Джона едва не прикончило, если бы не старания самой мисс Аддамс и доктора Ландштейнера. Да и то мешало, что сам этой ярости Джон не видел, потому что был отравлен и боролся за свою тёмную жизнь. Ио Кэлпи видела, о чём позднее, находясь в благодушном настроении, рассказала. Марк же просто отмалчивался, глухо и всегда, о том, какой в те два дня ему показалась мать.

Берясь за ручку двери дома на Виктория-Стрит, утопающего в разрастающихся миндале, жасмине и белом шиповнике, Джон уже точно знал, что изменилось в его отношении к мисс Викки. И чего там больше никогда не будет.

***

Кристиан Джилсон умер. Тело его продержалось ещё несколько дней и распалось на части, истлевая.

Порог раскрылся.

Поэтому святой отец Клирхэд стоял перед тем, совершенно не обращая внимания на сногсшибательный запах разложения, и разглядывал открывающиеся перспективы. За порогом переливались несколько маршрутов, уводящих в разные вероятности, на одну из которых воодушевлённо скалились ангелы мщения. Эринии рычали и рвались в направлении вероятности, в которой виднелся вход в питейное заведение с бронзовой фигурой у входа и странным названием «Пещера». Святой отец видел входящих в двери женщин в мужской одежде. Что его озадачивало. Но не так чтобы уж. Потому что мужчины тоже носили штаны, а это, в свою очередь, обнадёживало. Разве что в руках у одного их них святой отец увидел маленькую большеухую собаку в розовой куртке, что заставило священника двинуть бровью. В Трэксане никому в голову не приходило наряжать собак. К тому же собаки в Чудоземье были лютые, не пробуждающие никаких других желаний, кроме как поскорее с теми разминуться.

Пока Клирхэд изучал вероятность, прохожие стали разворачивать зонты и стало понятным, что в той начался дождь. Святой отец уже порядком медлил, всматриваясь, так что выстроенные за его спиною крестоносцы зашевелились. А всё потому что совершенно неожиданно в уме его родились саботажные опасения, свойственные всем, кто отваживается преступить черту между своим и знакомым и чуждым. Святой отец всё же отыскал в душе спасительную мысль о том, что до сих пор господь вёл его, не давая усомниться в поддержке. И то, что Сэндхилл не прозябали в монастырских пыточных на данный момент, так это исключительно благодаря проискам сатаны и личной нерасторопности самого Клирхэда. А сейчас обе ведьмы, он был уверен, совершенно не подозревают о том, что приготовил им господь. Внезапность, выпавшая отцу Клирхэду, была чистой удачей.

Клирхэд повернул голову к ближайшему ангелу-эринии. Тот был ослепителен и страшен. Святой отец поднял руку в перчатке, не оборачиваясь, и махнул, приказывая следовать за собою. Сам шагнул за порог, заступая под мелкий недолгий дождь июльского Ливерпуля.

***

— Отдай мне обоих детей, — сказал Джон, — я прогуляюсь с ними. А ты можешь заняться чем пожелаешь.

Дайан задумчиво улыбнулся и отвёл с лица волосы:

— Точно? Чем захочу?

— Абсолютно, — Джон обнял его и чуть приподнял, чтобы касаться губ вровень.

— Замечательно, двину-ка я в мастерскую. Кажется, время, проведённое там, было в другой жизни.

— Хорошая идея. Может, сделаешь новую «Нетопыря».

Элиза расхлестала первую. Конечно это не было нарочно. Дайан держал фигурку в одной руке и вертел ею, красуясь, перед дочерью. Та тянула загребущие детские руки и, в конце концов, цепко ухватилась за изящное крыло.

«Осторожно, мой зайчик», — сказал Дайан.

После чего «зайчик» дёрнул «Нетопыря» ближе к себе с силой, для младенца не предполагаемой. А в следующую секунду всё осколками лежало у каминной решётки, разбившись о жестяной кожух для просыпающихся углей.

Инцидент был замят, но Дайан видел, как смотрел Джон на чёрные фарфоровые осколки, пока сметал те в совок.

— Я думал об этом, — кивнул Дайан.

— Не стоит. Мне, безусловно, жаль, что «Нетопырь» разбилась. Но твоей вины в этом нет. Как и Элизы.

— Джон, у неё страшная хватка.

— Очень на то надеюсь.

— Самодовольный Лорд Джон Сойер и его настораживающее потомство.

— Угу.

Джон выпустил Дайна и ушёл в детскую.

Чуть позже он оставил мужа на Колледж-Лейн, а сам поехал с детьми к монументу Королевы. Куда собирается — это Джон Дайану сказал, но не сказал, кого надеется там увидеть. Сначала Сойер хотел выяснить, какие планы у мисс Аддамс. И он не хотел, чтобы тот взбеленился от ревности. Потому что Джон очень хорошо помнил, как Дайан завёлся на побережье в Санта-Монике, когда Джон упомянул о своей влюблённости в создательницу. Сегодня помехи были ни к чему.

Джон достал из багажника до сих пор используемого «Астона Мартина» сложенную коляску, раздёрнул ту, разворачивая, потом переложил Ригана и Элизу из салона. Те спали, накормленные перед выходом и разомлевшие.

На Дерби-Сквер было оживлённо, из-за того что ждали Балицки. И с грудными детьми Джон тут был не один, разве что один с зубастыми грудными детьми.

Юрэк, по обыкновению, появился из локализованного дымного смерча, приподняв цилиндр и скалясь во все белоснежные зубы. Ему зааплодировали и закричали: «Привет, мистер Балицки!» Юрэк приложил палец к губам, требуя тишины, рукою в перчатке ухватил воздух, сдвинул тот в сторону, словно край занавеса, и из ниоткуда вышагнула Линда, поводя плечом и улыбаясь, словно Джессика Рэббит. Под заждавшиеся рукоплескания Линда, опершись рукою о бедро, вдруг пошла мерцанием звёздной пыли, и её постоянные брючный фрак и цилиндр перекинулись в ярко-алое платье с умопомрачительным декольте. Волосы повторили укладкой и цветом причёску роковой жены Роджера Рэббита* из мультфильма, а по белоснежным рукам до середины предплечий развернулись блестящие алые перчатки.

— Как насчёт классики жанра, леди и джентльмены? Повытаскиваем кроликов из шляпы? — спросила Линда, окончательно выходя из ничего и округлой сексуальной походкой заступая Юрэка.

— Да! Повытаскиваем! — закричала толпа.

Джон улыбнулся, всё же с опаской посмотрев на детей. Но те спали под одеялом, наплевав на шум.

Мисс Аддамс Джон почувствовал в тот момент, когда четвёртый кролик, вынутый из шляпы Юрэка и подкинутый в воздух, с быстротой молнии перерос в белого полярного медведя, оглушительно раскрывшего в рёве пасть у лица ничего не ожидавшей студентки. Закричала не только она, но и человек десять рядом.

— Привет, — сказал Сойер и обернулся.

Он помнил, что не было никого красивее в его окружении в ту пору, чем мисс Аддамс. Знание этого закрепилось в Джоне, словно аксиома. Но он забыл, каково это на самом деле. Потому что из неё словно била прелесть. Органическое совершенство, которое не повторить и не воспроизвести ни одному пластическому хирургу, потрать он всю жизнь на попытки скопировать образ. Мёртвая, но невероятно живая. Тёмные волосы и глаза, ровная, безупречная, прозрачная кожа и тело, которое хотелось обнять.

— Привет, — Виктория улыбнулась.

Джон считал секунды, потом минуты, которые проходили в молчании. Наконец он сказал:

— Ио и Марк мертвы.

— Я знаю, — прикрыла в согласии ресницы мисс Викки, — это не проблема, милый.

— Что ты ещё знаешь? — решил не угадывать с новостями Джон.

— Всё, Джонни. И даже немного сверх того, — Виктория сделала шаг и приблизилась. Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы не отпускать взгляда Джона.

— Где ты была всё это время?

— Не здесь.

— Викки, — Джон сделал глазами «достаточно» и сжал губы.

— Я расскажу, но чуть позже. Сейчас мне хотелось бы спросить кое-что у тебя.

Очередной кролик от импровизированной Джессики Рэббит уволок в шляпу здоровенного рыжего ирландца.

— О чём ты хочешь спросить? — Сойер посмотрел поверх головы мисс Викки на панику оставшейся от ирландца супруги, твёрдо вообразившей себя вдовой.

— Ты счастлив? Теперь же ты счастлив?

— Да, — раздумывать было не над чем.

— Я оказалась права? Он ведь и вправду тот, в кого ты вцепился и не выпускаешь?

— Хочешь сказать, что предвидела появление Дайана в моей жизни?

— Находишь это странным?

— Да.

— Не более странным, чем прочие странности, что тебя сопровождают.

— Это какие именно?

— Можно сказать, что лишь одна, но стоящая тебе всего. Появление в твоей жизни лёна Сэндхилл.

Джон повёл головой в сомневающемся и недоверчивом жесте.

Мисс Викки почти засмеялась.

— Ты по-прежнему требуешь стройных доказательств и умозаключений?

— Боюсь, что да.

— Пригласишь меня познакомиться с мужем?

— Ты уже знакома с ним.

— Не в качестве твоей матери.

— Всё же зачем ты здесь?

— У моего воплощения есть определённые задачи, Джонни. В ближайшее время здесь я могу их решить. Так что?

— О’кей, приглашаю тебя.

Мисс Викки сдвинулась на шаг назад и обратилась вниманием к шоу.

Джон тоже. Он смотрел на Линду в искрящемся платье и таких же умопомрачительных туфлях на шпильке, которая подвесила в воздухе вполне себе настоящую кроличью нору, а в ту принялись забираться дети. Но думал он не о том, где те оказывались, когда вползали в ничто. И откуда родителям детей придётся вынимать. Джон думал о том, что постоянно присутствующее прежде желание обнимать мисс Аддамс в этот раз не возникло. Равнодушие, что он испытал, несло восхитительное облегчение и освобождение.

И стоило Сойеру это осознать, как мисс Аддамс повернула к нему лицо и сделала глазами «да, Джон».

***

Последняя работа осталась Дайаном незаконченной. Причин объективных не было, кроме как субъективного требования Сойера: «нечего околачиваться у пышущих жаром печей и возиться с мешками глины, пока носишь моих детей». Потом не было времени из-за Ригана и Элизы. Нет, не было желания. Потому что находиться рядом с детьми и смотреть за тем, как они обретают загадочную пока что для любого форму — было куда как интереснее, нежели закончить с отливкой осенних свиристелей.

Но теперь, стоя посреди пустующей мастерской — группа рисовальщиц вышла из неё Дайану навстречу, — он понял, что соскучился. По всему. По запаху растворителя, глазурей и гипса, по свету угасающего вечера, что затекал в открытые окна мастерской. По гладкости птичьих круглых грудок в ладони и по затёртым деревянным подлокотникам стула, в котором обычно приходилось работать.

Дайан придавил клавишу выключателя на кирпичной стене, лампы под круглыми металлическими абажурами с потолка вспыхнули в ряд. И вместе с тем, как электрический свет затопил мастерскую, в двери вкатилась Ялу и бросилась под колени.

— Привет, — сказал Дайн.

— Привет, мой птенчик.

— Что это на тебе?

Ялу осмотрела мохнатые ноги, в шерсти которых увязли маленькие жёлтые полукружья.

— А, — повела она лапой, — стояла на горохе.

— На горохе? — не сообразил Дайан.

— Да, в углу на горохе, на коленках. Ну, это миледи так меня воспитывали.

— Долго?

— Кабы мы не лаялись каждые три часа, было бы не очень. Но когда сердце мне разбивают, я молчать не могу.

— Понятно. Несколько дней. Разве же у тебя есть сердце?

Ялу задрала круглую морду и уставилась, как на недоразвитого.

— Что? Ты же тряпочная.

— Дайан, исключительно для тебя, потому что ты был единственным, кто пытался меня прикрыть в этом гостеприимном блядушнике.

Тут существа сделала лапой странный высвобождающий жест от под ключицами до пупка, и Брук увидел распустившиеся шнурки, свисшие по краям разошедшейся прорехи. Из той показались лоскуты, набивка и скрученные мотки льняной и кружевной тесьмы.

Дайан присел.

Ялу великодушно ухватилась лапами за края и развела.

Он увидел сердце: рогожное и зелёное, с несколькими разномастными заплатами и булавками, удерживающими его в ворохе набивки на одном месте. Он мягко билось и звучало.

Дайан поднял взгляд к морде Ялу.

— Оно… тряпочное.

— А каким должно быть?

— Нет, я к тому, что разбить такое невозможно.

Ялу закатила чёрные глазёнки, реагируя на подначивание, и завязала шнурки, пряча их под свалявшейся шерстью.

— Это фигура речи, глупый.

— Почему ты такая живая?

— Я демон.

— Ох, ты просто игрушка, сшитая в болоте, если я всё верно понял.

— Я сорождённый демон. И завелась в мокрых пелёнках…

— …миледи Сесиль Сэндхилл. Слышал. Но ты игрушка, — Дайан выпрямился и, протянув руку, прижал пальцами круглое ухо.

Существа вырвалась и потёрла щипок.

— Откуда у тебя такие развитые периферийная нервная и центральная системы? Есть тебе подобные?

— А ну, не трогай меня.

Ялу проглотила унижение от недоверия и легкомысленности, что продемонстрировал Дайан, и буркнула:

— Никого такого не встречала.

— Полагаю, это даже хорошо, — улыбнулся Дайан.

Ялу изобразила «отвали» на морде и с минуту покрутилась по мастерской.

— Слушай, Дайан, есть деньги?

Брук заинтересованно свёл брови.

— О’кей, я верну. Это в долг. Мне тут надо…

— Отдать Кэтспо?

— Отыграться.

— Восемьсот фунтов?

— Так у тебя есть?

— Да, но не наличными.

— Выпиши чек.

— Сейчас не могу.

— Но дашь?

— Миледи такому не обрадуются.

— А ты не говори.

— Ялу, — брякнул с порога Кот.

Существа мгновенно прекратила коммерцию, похлопала Дайана под коленом и сказала:

— Ты хороший парень, птенчик. Просто попал в плохую компанию.

И величественно вынесла себя в патио.

Кот отерся вкруг ног, бодаясь и урча.

— Не занимай ей денег ни под каким предлогом.

— Не вернёт?

Кот просто фыркнул.

***

Чарли Бэрри был искренне и, в то же время, с умыслом рад видеть Иво Кэтспо у себя в кресле на Лорд-Стрит. Искренне, потому что кто же не рад видеть высокого и стройного блондина с улыбающимися глазами. А с умыслом, потому что Чарли нравились высокие и стройные блондины, особенно с улыбающимися глазами.

Поэтому Чарли, пользуясь своим положением, получал удовольствие по полной, касаясь светлых волос, состригая длину короче, но оставляя возможность для всё того топ кнота на затылке. Лёгкими прикосновениями поворачивал голову Иво влево, вправо или приподнимал под подбородок.

Иво покорно и расслабленно позволял.

Чарли даже ревностно отогнал ассистента, шикнув на того и замахав феном для волос.

Томми надулся и ушёл на склад.

— Так откуда ты?

— Это очень далеко и мало о чём тебе скажет, — уклонился Иво, прикрыв глаза.

— Ты русский? — предположил Чарли. — Поляк?

— Эм-м-м… нет, — Иво удивлённо раскрыл глаза и отказался.

Чарли разочарованно двинул ртом. Потому что названные национальности, в представлении самого Бэрри, как раз и были теми, которые «очень далеко» и «мало о чём скажет».

— Обжился здесь?

— Вполне.

Чарли зашёл спереди, вытягивая расчёской чёлку и становясь, для удобства, между разведённых коленей Кэтспо.

— Нашёл кого-нибудь?

Иво вздохнул:

— Да, Чарли.

— Жаль, — вырвалось у того. — Ох, прости. Здорово, конечно, но…

Бэрри отступил и расстроенно опустил руки с инструментами. Словно повторяя жест за руками, опустились тёмные брови и уголки подкрашенных губ.

— Чарли, всё в порядке. Достригай, — Иво привстал, ухватил того за запястье и подволок.

— У меня так всегда, только встретишь нормального мужика, — утого сразу занято, — Чарли продолжил, уже избегая попадаться в межколенное пространство Иво.

Иво не считал, что успокаивающие фразы типа «ничего, ты ещё встретишь того, кто тебя полюбит» могут действительно принести облегчение и в самом деле успокоить. Нет. Разве что взбесить. Хотя Чарли и был симпатичным в определённом ключе, но вкусы у Иво были окончательно определены в пользу косой сажени в плечах и бородатого юмора обоих Милднайтов. И в пользу острого маникюра и стратегических подлостей обеих миледи. А вот томные растягивания гласных фонем и тщательный макияж Бэрри в предпочтения ни коим образом не укладывались. Поэтому Иво молчал.

— Всё, ты прекрасен, — отступил Чарли за спину и освободил воротник пеньюара.

Иво поднялся, одёрнул белую майку и отошёл к зеркалу в рост.

— Ого, это чего? Warner brothers** приволоклись из Лондона, чтобы отснять у нас очередное историческое киноделие? — Чарли стоял у окна, мимо которого шли больше полусотни экипированных в кольчужные рубашки, покрытых рубашками белыми льняными, с оттиском креста с правой стороны, рыцарей. Длинные хабиты с капюшонами доходили до середины икр. За спинами крестоносцев крепились треугольные щиты и арбалеты, полные колчаны арбалетных стрел, с поясов свисали мечи и, у некоторых, по нескольку кинжалов разной длины. Рыцари шли угрюмо, не отвлекаясь.

— Святое дерьмо, это что ещё за кошмарные твари? — прошептал Чарли, прикрыв рот ладошкой с ножницами и едва не порезавшись лезвием.

Томми вылетел со склада и прилип к стеклу.

В арьергарде отряда Чарли увидел эриний. Конечно он в душе не ведал, что перед ним. Он видел только тридцатифутовые громады, наполненные, словно испытательные полигоны, клубами ядерного взрыва. Ангелы шли, едва разведя крылья страшно подумать какого размаха. Широкие нечеловеческие рты эриний были открыты, и Чарли зачарованно смотрел на острые частоколы зубов, вид которых ещё долго будет преследовать его во сне в одинокой постели.

Чарли не сразу понял, что чувствует дрожь, прокатывающуюся по Лорд-Стрит от рыцарского марша и поступи гигантских краснокрылых ангелов с чудовищными лицами.

— Иво, что, блядь, это? — Бэрри обернулся, намереваясь присесть в освободившееся кресло.

Но Иво не было. Двадцать фунтов лежали у зеркала, прижатые банкой с краской для волос. Но самого Иво Кэтспо в парикмахерской не было.

Комментарий к 13

*персонажи мультфильма «Кто подставил кролика Роджера»

**один из крупнейших концернов по производству фильмов и телесериалов

========== 14 ==========

Иво открыл дверь и вышел в выставочный зал «Голубого пальто».

Валери стояла за стойкой, упаковывая в бумагу расписанные черникой тарелки. Слишком аляповато на вкус Иво, но покупателям нравилось.

— Привет, — кивнула Валери. И повернув к нему плоскую тарелку (а то он не разглядел), добавила: — Лугнасад* на носу. Без этого никуда. На Колледж-Лейн точно будут черничные пироги. Так что ты приглашён.

— Обязательно буду, — согласился Кэтспо.

Валери приняла кредитку.

— Валери, святой отец Клирхэд в Ливерпуле.

Ведьма на долю секунды замедлилась, проводя операцию. И даже не подняла на Иво глаз. Но он знал, что та просто хорошо держалась. Нарочито неспешные движения рук и ресниц, сладкое «буду рада видеть вас снова», возврат карты и только потом злющий и готовый на всё взгляд.

Иво ещё подумал, что доведись святому отцу Клирхэду увидеть сейчас этот взгляд, двинул бы ноги на месте.

— От полусотни до ста рыцарей, два эринии. По Лорд-Стрит двигались сюда минуту назад.

— Элек и Никки в оружейной лупят в биллиард, — сказала Валери. И следом, сжав когтистые лапки в кулаки, с чувством: — Сука. Блядский боже. Ко-о-от!

Кэтспо столкнулся с тем, когда быстрым шагом выходил в патио.

— Миледи, — благодушно выгнулся Кот.

— Клирхэд приближается. Морок и отводи глаза, — сказала Валери.

— Дерьма кусок, — плюнул тот в пол, остекленел змеиными очами и выскочил на крыльцо.

На ступенях уселся копной, увеличиваясь в размерах, обвернулся хвостом и замер. Нутряной рокот харибды** родился в глубине и начал волнами растекаться и захлёстывать приливом Пятую Уолл-Стрит, Скул-Лейн, Колледж-Лейн, Церковную улицу, Райскую и улицу Давида Льюиса, захватил Вуд-Стрит.

Спустя секунды из галереи принялись выходит все покупатели и быстро скрываться, стремясь прочь. Через минуту квартал был пуст от прохожих, а те, кто находились в зданиях, ни за что бы не сообразили выглянуть в окно или выйти прогуляться.

Сесиль сунулась в зал, как только услышала работу Кота. За нею следовал Дайан.

— Святой отец Клирхэд, — снова объяснила Валери.

— Дерьма кусок, — прошипела Сесиль.

Брук замер, переводя взгляд с одной на другую.

— Мне… уйти или остаться?

— Останься, милый, ты нужен нам здесь, — обернулась Сесиль, машинально проводя руками по бёдрам, сглаживая и без того безупречно сидящую шёлковую юбку.

— Я? — переспросил он.

— Ты, — кивнули обе, смотря темно и отводя глаза.

Из патио появились конунги и Кэтспо, все трое с «бастардами» и в тяжёлых бронежилетах БКЗ, перекупленных у русских. Потому что Иво сказал, что крестоносцы несут арбалеты, а получить «болтом» с любого расстояния было в таком случае раз плюнуть.

— Дерьма кусок, как он пробрался из Чудоземья? — задал очень своевременный вопрос Элек, глядя на обеих.

Сэндхилл молчали, но дышали глубоко и зло, что было заметно по ожившим крыльям маленьких прелестных носов.

— Милый, мы поставили Кристиана Джилсона в качестве замка на пороге, но сукин сын оказался не таким прекраснодушным, как… — тут Валери поводила в воздухе рукой, словно собираясь со словами, — как Никки, или Иво, или Ялу. Джилсон, судя по тому, что мы имеем, не так уж много продержался и скончался. Порог открыт.

— Ты… так это вы прибрали пропавшего юриста?

Сэндхилл просто мелко закивали.

— Эй, вы хоть видели, что за дерьмо во дворе?! — Ялу последней вздыбилась из патио.

— Вот прямо теперь идём смотреть, — раздражённо ответил Никки.

— Ты останешься здесь, — Элек подхватил Дайана под локоть, — прошу, не выходи. Джон пооткручивает нам головы, если тебя заденет.

***

Джон оставил автомобиль на парковке и отправился до галереи пешком, толкая коляску с детьми впереди себя.

Балицки заверили, что тоже доберутся до Сэндхилл, но чуть позже.

Мисс Аддамс шла рядом, положив руки в карманы тонкого жёлтого кардигана с v-образным вырезом.

Говорили они мало, потому что мисс Викки дала понять, что расскажет всё, Джона интересующее, в присутствии Дайана. И прочих. Поэтому беседы касались преимущественно того, что встречалось на пути.

За квартал до Колледж-лейн Риган и Элиза проснулись один за другим и заворковали. И в это же время Джон вдруг понял, что наблюдает странное явление. Идущих в одном направлении с ними становилось всё меньше, а вот идущих навстречу — словно волна. Сойер нахмурился, но мисс Викки была расслаблена и смотрела на встречных умиротворённо.

Ещё время спустя, вглядевшись в лица спешащих прочь от Колледж-Лейн, Джон увидел глаза, устремлённые в одну точку и остекленевшие.

«Что за чёрт?» — решил Джон.

В это время Виктория остановилась на пересечении Райской и Скул-Лейн и перехватила его локоть.

— Джон, всё же кое-что тебе необходимо знать теперь. Обо мне.

— Да? — Джон был несколько отвлечён, тем более тем, что поток людей вдруг иссяк. Тротуары и проезжая часть оказались пусты. К тому же он вдруг, словно на уровне клеток, ощутил изводящую тревогу, причина которой — Сойер был готов клясться — находилась прямо по курсу.

— Джон, я бог.

Сойер перевёл взгляд на мисс Аддамс.

— Ты бог? — задумчиво переспросил он.

Мисс Аддамс медленно кивнула.

— Какой именно? Что ты имеешь в виду?

Виктория отшагнула назад, вынула руки из карманов.

— Я хранитель мироздания, моя цель констатировать его и общественный и нравственный порядки, спасать человечество от бед. Ты знаешь меня как тринадцатую аватару Вишну***, обольстительную Мохини или Иллюзию.

Джон откровенно не верил. То есть, он всегда верил мисс Аддамс, она была честна и не подводила, но он не верил в то, что услышал теперь.

— Это бессмыслица, — Сойер склонился, проверяя детей, — ты вампир. Боги не ведут тебя так, как…

— Я? Откуда же тебе знать, милый, как нам себя вести. Моих проявлений неисчислимое множество. С тобою я всегда был как воплощённое заблуждение. И да, я вампир.

— Викки, ты убивала людей. О каком их спасении речь? — Джон начинал откровенно злиться.

— Я развиваюсь. Ты продукт моего развития и цель воплощения, — пожала плечом мисс Аддамс. — Как Мохини я не забочусь обо всех. В этой аватаре только об одном выбранном. О тебе.

Чем больше выходил из себя Джон, тем ярче сверкало спокойствие мисс Аддамс. А после произнесённых слов она вздохнула и стала самим собою, тринадцатой аватарой Вишну: всё такой же божественно прекрасной, со струящимися тёмными волосами и в прозрачном сари цвета утренних облаков. Джон по-настоящему опешил, когда бог раскрыл неисчислимые руки, переливающиеся в тонких золотых и эмалевых браслетах, словно тот самый розовый лотос на заболоченном берегу Ганга.

— Джон, я обманул асуров**** и забрал у них напиток бессмертия. Смотри, это он.

Рук снова стало только две. Мохини держала простую глиняную миску. И джон опознал в ней кровь.

— Боги стали бессмертны благодаря мне. Ох, — она улыбнулась, — не путайся, все вампиры бессмертны. Но не все бесконечно. И тем более не все они боги. К примеру ты бесконечен. Питер Бауэр не был. Ведь верно?

— Из-за тебя? Из-за твоей крови? — ввернул пробный камень Джон.

— Да. Напитком бессмертия всегда была кровь.

— Но Кэлпи? Они мертвы!

— Моя цель ты. Марк и Ио были любимы мною, но не справлялись. Их душам стоит переродиться.

Сойер растёр ладонями лицо, открыл глаза, но всё остальное спрятал под руками.

— Я бог?

— Совсем немного, — Мохини покачала указательным пальцем влево-вправо, словно добавляя «более-менее».

Джон опустил руки.

— Или они.

Снова распустив руки и став лазоревым, словно летнее небо, бог присел у коляски двойни и положил несколько голубых ладоней с фиолетовыми ногтями на Ригана и Элизу. Те разулыбались и ухватились, как могли крепко, мгновенно потащив пальцы бога ко ртам.

Джон на мгновение прикрыл глаза, а когда открыл, — маленькая мисс Викки снова стояла перед ним в жёлтом кардигане.

— Нам пора.

— Подожди. Ты он или она?

— А есть разница?

***

Прежде чем выйти из галереи, Сесиль отловила Ялу.

— Послушай. Послушай меня и выполни.

— Чего? — вяло спросила та, предчувствуя, что сейчас всё на свете запретят.

— Вполне возможно, что с эриниями мы не справимся.

— Понятно, всем пизда, — отвела глаза в сторону существа.

— И вполне возможно, что кто-то из нас, я или Валери, будем в опасности.

— В смертельной, я поняла, — Ялу сделала движение свалить.

Сесиль удержала ту за холку, вернув на прежнее место.

— Теперь внимательнее. Если ты вдруг увидишь, что действия конунгов станут причиной моей смертельной опасности или Валери, не смей вмешиваться. Не усугубляй их положения.

— Ладно, — существа окончательно пала духом.

— Остальные члены лёна на таких же условиях.

— Это с хуя ли?

— Ялу.

— Ты требуешь от меня невозможного.

— Ничуть. Обещай. У меня мало времени.

Ялу видимо страдала, когда сказала «обещаю, миледи». И зыркнула на Дайана так, что он, ставший свидетелем разговора, поспешил отойти к высокому окну, откуда увидел весь шапочный разбор. Даже если бы Элек не предупредил его оставаться в помещении, Дайан бы и сам не рвался в драку. Потому что понимал, насколько беспомощен против вставших строем у галереи рыцарей и фантастичных ярко-красных ангелов мщения.

«Носа не высуну», — пообещал себе Брук, зацепившись взглядом за седого священника в кольчуге поверх тёмной сутаны и с колораткой под подбородком. Дайан понял, что это и есть святой отец Клирхэд или «дерьма кусок», о чём постоянно повторял каждый в лёне.

Святой отец что-то говорил. Расстояние и стекло не давали полной информации — что, но экспрессия и поднятые руки отвечали сами за себя.

Дайан вернулся к ангелам и почти онемел, отследив безнадёжное сходство между теми и свечением шляпки ядерного гриба наземного взрыва. Ангелы-эринии несли в себе реакцию ядерного синтеза, уже осуществлённую, но каким-то божественным провидением сдерживаемую прозрачной оболочкой. Та клубилась в них, вопреки практике и теории, контролируемая, но опасная до тошноты.

Между тем, как Дайан с холодным ужасом пытался отмести всплывающую в голове информацию о бомбах, и ядерных полигонах, и Нагасаки и Хиросиме*****, один эриния распахнул пасть и закричал так, что внутри похолодело. Дайан пришёл к выводу, что всё, что он знал о ядерном вооружении и использовании того в оборонительных и мирных целях, всё выглядело как и было полнейшим дерьмом. А ангелы были ни чем иным, как резервуарами с радиацией, которая могла, при условии нарушения герметизации в телах эриний, изувечить всё население Ливерпуля. А при взрыве — смести тот с лица земли.

Брук понял, что совершенно мокрый и вытер ладони о рукава рубашки, но суше те не стали. Пока он обливался потом от страха, святой отец Клирхэд странно подпрыгнул на месте, уставившись на что-то, что ударилось тому в грудь с красным крестом, а после шлёпнулось под ноги. Дайан сместился к середине окна, чтобы увидеть причину прыжка святого отца.

Ялу на глазах всей честной публики бросалась в священника собачьим дерьмом.

А потом Брук забыл о взрывах, смертельных излучениях, крестоносцах, нервных миледи и кидающейся дерьмом Ялу, потому что увидел Джона, который появился с детьми с Колледж-Лейн прямо за выстроившимся правым флангом отряда Клирхэда. Мокрый холод и озноб сменились такой жаркой слабостью, от которой Дайан чуть не сел прямо на пол. Но в следующий миг он был уже снаружи.

Его дети были рядом с заряженным тритием и литием краснокрылым ангелом. Его муж и его дети были рядом с тем.

— Джон!

Сэндхилл обернулись. Две морские ведьмы смотрели на него.

Дайан словно споткнулся и замер на месте.

***

— Миледи, — громко сказал Клирхэд. Это он умел. Голос святого отца, зычный и всеобъемлющий, эхом прокатился по опустевшим улицам.

Рыцари молчали, ожидая приказа святого отца.

Конунги и Кэтспо молчали, тоже ожидая приказа святого отца.

Кот утробно вибрировал, наводя и поддерживая морок.

Ялу, набычившись, присела на деревянный ящик и тоже молчала.

Валери и Сесиль переглянулись и сдвинулись теснее, так, чтобы касаться плечами.

— Святой отец, — сказали они. Негромко, но слышно было преотлично.

— Прежде чем вы наваляете дров, миледи, — Клирхэд саркастически улыбнулся, словно говоря о том, что он-то знает, как всё будет, — я должен объявить: никто не умрёт, если вы добровольно предадитесь в руки божьи.

— Это ты о своих блудливых лапах, что ли? — Ялу многое могла, но заткнуться… с этим были проблемы.

Эриния слева распахнул частокол в пасти и оглушительно, с космическим отзвуком, рявкнул в ответ.

Ялу малодушно сползла за ящик и отвернулась.

Когда рёв перестал метаться между стен домов, Клирхэд начал снова:

— Я не имею претензий ни к вашим подкаблучникам мужьям, ни к тебе, Иво, хотя ты и предал меня и своего бога, так долго дававшего тебе кров и оделявшего тебя заботой, ни к вашим ведьминым прихвостням. Мне нужны только вы. Это ведь хорошая сделка, не так ли?

О, это и в самом деле была хорошая сделка, если бы в Сэндхилл была хоть капля бессмысленной жертвенности. И забудь они о том, что такое каждодневный труд над своей действительностью. Извернуться и выбраться сухими из воды, на худой конец с подмоченной репутацией, они могли всегда. Валери и Сесиль не хотели сдаваться в руки святого отца. Они хотели другого. И в этом их схожесть с Сойером была поразительна. Они хотели остаться с семьёй.

«И не ебёт», — как обычно говорила Ялу.

Вот только «не ебёт» упиралось в двух эриний. Будь ангел один, Сэндхилл теперь могли с тем справиться. Но эриний было два. Это было плохо. В перспективе замаячило отчаяние.

— Иво, — мягко и шёпотом попросила Сесиль стоявшего рядом Кэтспо, — возьми ящик Ялу и поставь тот позади ангелов. Крышку оставь открытой.

— Они никуда с тобою не пойдут, Клирхэд, — отказал Элек, заступая собою Кэтспо.

— Съебите, ваша святость, — Ялу снова выползла пред очи и запустила в святого отца собачьим дерьмом, коего у той оказались полные лапы.

Святой отец, поражённый не столько меткостью существы, сколько постыдным оскорблением, потерял дар речи секунд на пять. Испоганенная экипировка смердела, а всё его наигранное миролюбие пошло прахом.

— Вали отсюда, пока ноги целы, — Ялу одним броском не ограничилась, шуруя лапой с шутовским замахом. И второй кусок шлёпнулся аккурат в центр красного перекрестья.

— Джон! — перед тем как бежать, Дайан вырвался из галереи и на мгновение замер.

***

— Это что за дерьмо? — изумлённо, насколько был способен, произнёс Джон, совершенно не подозревая, сколько раз за последние полчаса это слово прозвучало на Колледж-Лейн.

Алые, переливающиеся тридцать футов эриний спиною к нему высились до уровня четвёртого этажа, учитывая граунд. Крылья их, прекрасные, словно лебединые, живо трепетали от предвкушения.

Виктория тоже смотрела на возвышающихся ангелов, запрокинув голову.

Из-за спины появился Кэтспо, вышедший из дома на противоположной стороне улицы и быстро и легко перебежавший дорогу. Он опустил ящик существы на асфальт позади эринии, откинул крышку и, развернувшись, сделал жест «быстро-быстро-быстро».

— Сир, нужно уходить. Леди, вам тоже.

Виктория качнула головой:

— Не стоит. Здесь безопасно.

— Нет, — Иво подхватил её под локоть и посмотрел на Джона. — Возьми детей на руки.

— Джон!

Сойер услышал Дайана раньше, чем увидел. А то, на что ему пришлось смотреть следом, буквально приковало к месту. Джон вдруг вспомнил давний разговор с мужем, когда они обсуждали возможности магического потенциала Сэндхилл. Сойер сам намекнул Дайану, что в последнее время в Исторической Земле ведьмы стали сильнее, что способствовало успешному извлечению с порогов Ялу, Никки и Иво. Джон объяснил возросшую силу Валери и Сесиль тем, что им удалось найти мощную биобатарею, которая позволяла аккумулировать энергию. И Джон предположил, что аккумулятор — живое существо с хорошими показателями возобновляющихся ресурсов. Но, блядь, ему и в голову не приходило, — кто эта батарея. Ровно до этого «Джон!» и всего за ним последовавшего.

За восемьдесят лет он наслушался от ведьм всех тех смешных и трогательных бредней, в которых они утверждали, что сила искренней любви, бескорыстной и пламенной, которую так эксплуатируют в сказках и мультфильмах Диснея — это самое мощное и сильное чувство, способное своею энергией свернуть горы. Для начала.

«Вы чокнетесь со своим Ошо и его сказками», — лениво отмахивался Джон в ответ. На что Сэндхилл сказочно улыбались и оставались при своём.

Дайан был тем, в ком ведьмы черпали эту энергию. Равно как и теперь, потому что один из эриний вдруг взвыл, странно испуганно и жалобно, а потом так, что позакладывало уши.

Следом взвыли Риган и Элиза, перепуганные и не согласные принимать участие в вечеринке.

Словно бумажный, ангел принялся скомкиваться, ломаясь на сгибах, в точности следуя сминающим жестам рук Валери, которая с большим усилием катала между ладоней несуществующий картонный лист. Мяла, сгибала, сжимала, снова катала. Сесиль стояла к той спиною, прижавшись лопатками к лопаткам и затылком к затылку сестры, и смотрела на замершего Дайана, протянув к нему руки.

Эриния продолжал вопить и мяться.

Джон, едва владея собою, высвободил из страховочных ремней коляски орущих детей и прижал к себе. Отметил, что рядом остолбенел Кэтспо. И появившиеся, как и обещали, Балицки, успевшие переодеться в мирское. Те стояли, запрокинув головы. В пальцах Линды дотлевала оставленная без внимания сигарета, которую они, как обычно, курили на двоих.

Эриния ужался до размера баскетбольного мяча и следом, словно пущенный из пушечного жерла, как ракета провалился в космические ебеня деревянного ящика. Крышка с треском захлопнулась.

Второй ангел, Джон видел это так ясно, что потянуло улыбнуться в наступившей глухой тишине, нарушаемой только рёвом Сойеров, смотрел так обескураженно, словно потерявшийся ребёнок, безобразный потерявшийся ребёнок.

У дверей галереи как подкошенный упал Дайан.

Следом упали Сэндхилл.

— Ведьм брать живыми! Остальных прикончить! — пришёл в себя святой отец.

— Отдай мне детей, — сказала мисс Аддамс, — я о них позабочусь. О всех троих.

— Викки?

— Об эринии тоже.

После недавнего, узнанного им про Викторию, Сойер в том не сомневался.

Риган и Элиза, попав в руки мисс Аддамс, прекратили верещать тут же, словно в рот им всунули по сахарному леденцу.

Сейчас Сойер хотел бы добраться до ведьм, чтобы вытрясти из тех остатки чёрных душ, но сначала предстояло пробиться к галерее сквозь закованных в кольчуги и орудующих длинными мечами крестоносцев. Поэтому Джон начал прокладывать себе дорогу зубами и голыми руками бок о бок с Балицки.

Кэтспо ушёл раньше, и он не видел Иво, но слышал по ругани и крикам среди отряда, где тот крутился с «бастардом».

***

Сколько раз в жизни падали Сэндхилл, Милднайты могли бы сказать точно: два.

Первым был тот раз, когда Сесиль прикончили и она умерла на месте, а Валери, обнимая её останки в виде одежды и золотистых волос, лежала сверху.

Второй был теперь.

И по аналогии с первым этот тоже не сулил нихуя хорошего.

— Ну?! — рявкнул Никки Ялу, которая, побросав всё из лап, ласточкой кинулась к миледи, чтобы убедиться. В любом исходе.

— Дышат, — точно так же ответила существа и переползла к Бруку.

Дайан тоже дышал, но очень слабо.

— Ялу, сволоки их поближе. Или вообще спрячь в галерею.

Существа уже держала наготове несколько предложений насчёт того, что Элек весьма завышает свои представления о силе её тряпочных лап, но удержалась. Пока ведьмы были без сознания, никакой магии, хранящей всех их и самих Сэндхилл, ожидать не приходилось. Арбалетный выстрел или удар меча могли просто и по-человечески убить Валери и Сесиль. Поэтому Ялу взялась за дело.

Слыша приказ Клирхэда, Милднайты собрались и заступили лежащих. И вовремя.

Линия выстрела, синхронно и округло прочертив в воздухе, глухо ударилась круглыми рыльцами наконечников в камень двора. Те же, на пути которых стояли конунги, отскочили от жилетов и, звякнув, попадали рядом.

— Рубить! — услышали команду Клирхэда.

Строй сдвинулся.

Милднайты крепче ухватились за рукояти «бастардов». Они помнили, что где-то поблизости есть Иво. И Джон. Хотя на Сойера ни тот ни другой надежд не возлагали. Дети на руках вообще не вызывают желания вваливаться в гущу сражения. Кот не подлежал транспортировке в том состоянии, в которое впал. Транс, который сделал разноцветные очи Кота стеклянными, был слишком сложен и масштабен. Ялу уже раскрыла все свои стратегии и могла помочь разве что тем, как вытереть испачканные лапы о колени врага, вызвав у того лишь страшные рвотные позывы.

Так что по неутешительным подсчётам Милднайтов получалось трое против сотни рыцарей и ангела-эринии, который одним выдохом оплавит их вместе с брусчаткой под ногами.

Крестоносцы не кричали и вообще не создавали лишнего шума. Они просто шли, вытянув из ножен мечи.

— Ялу! — раздражённо сказал Никки.

— Я тебе демон, а не ирландец на выгрузке в доке! — огрызнулась та за спиною.

— Да когда же я дождусь совершенства во всех сферах бытия, — сквозь зубы плюнул Никки, развернулся, подхватил Дайана и вволок в двери галереи, в которой уже были уложены более посильные для существы миледи.

Теперь можно было держать оборону, потому что вход в «Голубое пальто» оформлял узкий портик с ионическими завитыми колоннами, закрывающими конунгов с боков.

Ялу продолжила пыхтеть, уволакивая троих в обмороке глубже в галерею, когда Никки обернулся. Как раз вовремя, чтобы отножным справа прочертить по груди рыцаря и лезвием разрубить тому горло и подбородок.

Элек только-только начал откидывать ударами подступающих и прикрывающихся щитами. А спустя секунду все рыцари встали за щитами, наблюдая.

Задетый мечом Никки лежал, захлёбываясь кровью.

Положение было неудобным как для нападающих, так и для обороняющихся. Конунги не могли полноценно владеть мечами, как это бы происходило в более открытом месте, а рыцари могли выставлять лишь по одному нападающему. Но в таком случае тот умирал бы в считанные секунды, локально прикрытый щитом от ударов одного Милднайта, но теряя при этом конечность от меча второго.

И пока позорная ситуация рассматривалась и оценивалась в хмуром ожидании, стали слышны крики с последних рядов. Кричали «вампиры!» Но кроме криков об этом и характерного рычания не было другого. Эриния молчал. Это поняли и Милднайты, и крестоносцы.

Дверь позади конунгов с треском захлопнулась, а следом за тою зазвенело каскадом бьющееся стекло, и заскрежетал ножками один из столов. Существа баррикадировалась на совесть.

— Сподобились, — с облегчением выдохнул Элек.

И оба, словно полярные медведи, со всей дури роста и веса обрушились на строй, сминая по щитам, расшвыривая и на ходу расталкивая встречных, будто кегли. Это было долгожданное «наконец-то», когда можно было рубить с замахом с плеча и сверху вниз, сшибаться в сбивах, чтобы потом уходить в контратаки.

Стоило поблагодарить святого отца за то, что представилась возможность снова погрузиться в бой. Понять, что тело, презрев восемьдесят лет праздности, по-прежнему откликается на все свили, подсады и отрывы.

Конунги далеко не уходили, потому что часть штурмующих принялась за битьё окон и высаживание двери, пытаясь проникнуть в галерею. Высадить не могли, вследствие чего ту принялись рубить мечами. Но дверь могла подождать, в отличие от водопадом сползающих с тонких фигурных рам стёкол, поэтому Милднайты крутились вдоль анфилады здания, рубя пытающихся влезть за Сесиль и Валери.

Со временем рыцари молчать бросили, когда сквозь поредевшие ряды увидели Сойера и Балицки с руками по локти в крови и с алыми лицами. И Кэтспо, что двигался среди рыцарей, легко переступая и не подпуская тех к себе ближе, чем на расстояние меча.

И также стало видно, что эриния стоит посреди двора, опустившись на колени. Красные лебединые крылья его обмякли и вместе с безвольными руками легли вдоль боков, словно истомлённые в засуху листья.

А посреди поля мёртвых тел стоял растерянный от происходящего Клирхэд.

— Что там за холера приключилась? — задался вопросом Элек и подошвой казака отпихнул от окна последнего сопротивляющегося.

Комментарий к 14

*название месяца августа, кельтский языческий праздник начала осени; его название переводится как «сборище Луга» или «свадьба Луга». По легенде, его установил бог Луг в честь своей приёмной матери, богини Тайльтиу после её смерти. Отмечается 1 августа, как начало сбора черники и изготовления пирогов из зерна нового урожая

**морское чудище из греческой мифологии. Харибда в древнегреческом эпосе олицетворённое представление водоворота. То есть внутри кота ревёт гигантский морской водоворот

*** верховное божество в вишнуизме. В индуистской мифологии наряду с Брахмой и Шивой является одним из богов Тримурти (триады божеств), где выполняет функции охранителя мироздания. В различных направлениях индуизма Вишну поклоняются либо непосредственно, либо через посредство его аватар, самыми популярными из которых являются Кришна и Рама. Мисс Викки действительно тринадцатая аватара

****в индуизме божества низкого ранга, иногда называются демонами, титанами, полубогами, антибогами, гигантами

*****атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки (6 и 9 августа 1945 г.) — два единственных в истории человечества случая боевого применения ядерного оружия. Осуществлены Вооружёнными силами США на завершающем этапе Второй мировой войны

========== 15 ==========

Бог распустил руки. Четыре из них достались Ригану и Элизе, которыми тот раскачивал детей и позволял играться со своими божественными голубыми пальцами. Все же остальные занялись эринией, что изготовился к прыжку. Но так и не прыгнул.

Мохини положила прохладные пальцы на гигантскую лодыжку и провела теми из стороны в сторону.

Эриния остолбенел, закрутив башкой, стремясь рассмотреть источник подчиняющего прикосновения.

— Иди ко мне, — шёпотом произнесла Мохини, всё больше рук опуская на оболочку, смиряющую гнев божий, — иди ко мне.

Эриния, скручиваясь в коленях, мягко осел вниз. Он чувствовал силу создателя и бессознательно откликался на спокойные поглаживания прохладных ладоней. Рот его просел уголками книзу, словно эриния вот-вот собирался рыдать. А полыхающие алые очи заволоклись голыми веками. Но ангел мщения пытался бороться, что выражалось в конвульсивных вздёргиваниях пальцами и головой.

— Что тут у тебя? — заинтересованно произнесла Мохини, разглядывая оболочку эринии. Она ухватилась за складки ангельского хитона, без особых усилий располосовав тот надвое. — Уравнение длительности реакции? Это я уберу, ты позволишь? Это триггер… с чем? С плутонием. Ох, газообразный тритий. Отдай-ка его тоже мне, милый.

Мохини вынула формулу реакции распада и пропустила руки глубже, до второй ступени. Достала формулу двести тридцать восьмого урана, изолируя цепную ядерную реакцию, после чего эриния по-детски всхлипнул и снова закрутил башкой.

— Тебе говорили, что выходить с таким на прогулку — это опасно? Все эти распады, захваты и кластерное деление, — Мохини собрала перечисленное в горсти и показала ангелу на голубой ладони, — не для того, чтобы бегать с этим среди детей.

Дейтерид лития сиял в самом сердце эринии, переливаясь индиго под рей-лучами. Мохини спрятала тот в очередной ладони. Следом сдвинула сферическую детонационную волну, формулы ускорения и цепных ядерных реакций скинула к ногам ангела. Лучащуюся, словно Полярная звезда, радиационную имплозию на вытянутых руках протянула под глаза ангела:

— Вот это очень красиво, но совершенно неприемлемо в данной среде обитания.

Наконец дошла до показателей мощностей, температур, давления, энерговыделения, числа реакций деления и времени. Сбросила настройки, обнулив и поставив блоки на счётчики. Глаза эринии перестали метаться под веками, и тот ещё сильнее осел, расползаясь коленями и обвядая крыльями.

Радиационный пояс и электромагнитный импульс Мохини забрала последними, упрятав в ладонях.

— Ты что такое?

Мохини обернулась на голос, вместе с тем заботливо оправляя на эринии одежду.

— Я бог.

Святой отец Клирхэд смотрел внимательно, словно махнув рукою на все свои недавние интересы и забыв о резне в корте галереи.

— Но ты не такой.

— А я и не твой бог, — улыбнулась Мохини и переложила в другие руки Ригана и Элизу.

***

Конунги недовольно осматривали корт, хорошо понимая, что растаскивать убитых придётся самим, ведь уповать на сверхъестественные силы Валери и Сесиль пока не приходилось.

— Оказывается, как оно удобно, когда жена ведьма. Всё чинится словно само собою, — буркнул Никки.

Элек не бурчал, но согласен был полностью.

Осиротевшего святого отца Балицки взяли под руки и уволокли в подвал, по пути позволив себе слабость припомнить старые обиды. Хотя на фоне самого главного потрясения — встречи с синеруким божеством, тринадцатой аватарой Вишну, обольстительной Мохини — мстительное шипение Линды и стальная хватка Юрэка почти не трогали Клирхэда. Он покорно переставлял ноги и по сторонам не смотрел, разве что предпринял попытку обернуться через плечо к Мохини, но Линда истово пригрозила отвернуть тому башку наоборот, коли уж святому отцу так нравится держать её лицом назад. После чего Клирхэд окончательно сник.

На Джона тоже рассчитывать не приходилось. Потому что Сойер, как только стало понятным, что опасность полегла, а эриния обезврежен, высадил плечом дверь в галерею, своротив с пути стол.

«И чем ему не понравилось забраться через выбитое окно?» — искренне удивился Никки, провожая взглядом спину Сойера.

«Думаешь, это у лордов дурной тон — вваливаться к дамам без сознания через окно?» — Элек тоже не понимал.

«Поволоклись уже в штабели укладывать неупокоенных воинов господних», — толкнулся в Никки плечом Иво. Левый рукав его майки и сама рука были испачканы кровью.

И когда Никки дёрнулся спросить, чья это, Иво быстро отмахнулся: «Не моя».

Мисс Аддамс, с двойней на руках, появилась из-за эринии и не спеша, огибая лежащих, стала подходить и разглядывать просто раненых.

Рыцари, которым посчастливилось отделаться ранами, позволяющими двигаться, собирались в группу. Но были и те, кто встать уже не мог.

«Эй, — Элек указал «бастардом» на одного такого, — добивайте. У меня тут своих дел по горло».

Раненые стояли, не двигаясь.

«Проявите милосердие. Иначе, как только миледи придут в себя, все выжившие из вас много раз пожалеют о том, что не умерли прежде», — со знанием дела пообещал Никки.

Мисс Аддамс дошла до Кота. И уже оттуда видела, как крестоносцы приканчивали своих собратьев, предварительно отпуская тех молитвой и крёстным положением.

Из побитой галереи выбралась Ялу и встала рядом, задрав на неё голову.

— Привет, — сказала существа, — простите, у нас сегодня неубрано.

И вытерла лапой мокрый нос.

Мисс Аддамс улыбнулась Ялу и протянула той Элизу.

Элиза, признав старую знакомую, гикнула и ударила Ялу руками по мохнатым плечам.

— Потише, детка, я тебе не твои безалаберные родители, которые, уверена, тебя совершенно не воспитывают. Со мною так нельзя. Пошли-ка в дом, посмотрим в холодильнике, чего там есть пожрать. Уже глубокая темень, а у меня маковой росинки с обеда во рту не было.

Ялу через корт двинула в жилые покои Колледж-Лейн. Элиза, будучи очень быстрорастущим ребёнком, висела у существы в лапах, словно большая кукла и пускала пузыри.

— Эй, леди, пожалуйте со мною. Чай, милорды тут сами управятся, — обернувшись, пригласила Ялу.

Мисс Аддамс согласно пошла следом.

Отключённый эриния яркой остывающей глыбой высился у входа во двор, почти перегораживая собою и вход, и выход.

***

Джон приподнял Дайана, быстро огладил его по лицу, удостоверяясь в том, что тот цел и жив. Нет, Джон и не думал, что Дайан умер. Он всё время чувствовал его жизнь, только невероятно притихшую.

В себя Брук не приходил, сколько бы Сойер того ни прижимал и ни касался губами сомкнутых век, губ или шеи. Безвольное положение всего тела, прекрасных рук, запрокидывающейся шеи злило Джона и тревожило. Он обернулся и увидел, что обе ведьмы очнулись и сидят на полу, то прислоняясь друг к другу, то удерживаясь ладонями в усыпанный осколками пол.

— Это какого чёрта было, миледи? — завёлся Сойер. И только нежелание выпускать Дайана из рук остановило его от нападения.

— Джон, прости, — тихо сказала Валери, прижимая руку к горлу, чтобы сдержать приступ тошноты.

— Ты можешь мне сказать, что Дайан знал о том, как вы тягаете от его чувства?

— Нет, — Сесиль закрыла ладонями лицо и, ослабев, так и опустилась к коленям.

— Вы перешли границы.

— Джон, эриний нельзя было взрывать в городе. Зашвырнуть тех в космос — было почти невыполнимым. А Дайан так хорош в любви к тебе и детям, — Валери уцепилась рукою за перевёрнутую столешницу и подтянулась, поднимаясь и выравниваясь на тонких высоких шпильках.

— Вы что, могли справиться с двумя ангелами?

— Мы надеялись… Мать твою, как хочется блевать, — простонала Сесиль по-прежнему в коленки. — Со времён магистратуры так себя не чувствовала.

— У вас не получилось, — мстительно заметил Сойер.

— А что тогда получилось? Тихо как на кладбище, и лён очевидно жив. Кот всё ещё заведён, — Валери осматривала битые арки окон, порченый товар и передвигающихся в свете фонарей во дворе конунгов и Кэтспо.

— Риган и Элиза в порядке? — спохватилась Сесиль, тоже восставая из праха и оглаживая разошедшийся по шву шёлк юбки.

Джон теперь был ниже ведьм, потому что до сих пор сидел на полу с Дайаном. И Валери, и Сесиль были невероятно бледны, даже пугающе, словно в них не осталось крови. Глаза не сияли, а поблёкли, кожа на губах высохла и запеклась. Волосы потеряли лоск укладок, развились и напоминали пересыхающие ручьи.

— А вам есть до них дело?

— Уж поверь, — Сесиль ухватилась за Валери, прислонившись той лбом в шею.

Обеим пришлось обняться, чтобы продолжать стоять.

— В порядке, — через силу ответил Джон.

— Так сколько эриний ушло в космос?

— Один ангел. Второго… я думаю, со вторым покончила мисс Аддамс.

— Мисс Аддамс, — в голос выдохнули обе и снова опустились на пол.

— Что с Дайаном? — дёрнулся Джон.

— Ему нужно спать.

— С людьми.

— С живыми людьми.

— Не с тобою.

— С Иво.

— С Никки.

— С Элеком.

— Ну уж нахуй, — не согласился Сойер.

— Ты не понимаешь.

— Спать — это просто спать.

— Ты не в счёт. Ты мёртвый.

— Элек, Никки и Иво живые и горячие.

— Это как зарядить батарею. Разрядившуюся.

— Быстро. Дня за три-четыре.

— Иначе можно?

— Да. Месяц.

— Если оставить Дайана одного в постели — то месяц.

— Или два…

— Или три?

— Я понял, — Сойер согласился, но до прощения было ещё очень далеко. Как до того эринии, что отправился в космические глубины.

Он подхватил Дайана на руки, поднялся и вынес того в корт, чтобы уложить в кровать в одной из гостевых комнат в жилой части дома.

Сэндхилл посмотрели ему вослед.

— Больше всего хочу сейчас сама спать с Никки, — сказала Сесиль.

— Или с Элеком, — согласилась Валери.

— Или с Иво, — закончили обе, снова поднимаясь и отправляясь за Сойером.

Во дворе конунги облапали обеих, пообещав прийти, как только закончат с убитыми.

— Смотрите, как дело движется, — похвалился Элек, кивая на кипевшую страду с уборкой. Крестоносцы сами стаскивали убитых в подвал.

***

Эринию вышвырнуло на орбиту спутника Нептуна Талассы, где тот взорвался. Сшибающей всё на своём пути ударной волны не случилось, так как безвоздушное пространство позволило нейтронам, рентгеновским и гамма-лучам беспрепятственно уйти в космос. Запущенный для исследования планеты искусственный спутник от НАСА «Арго» повредил все полупроводниковые системы, попав под электромагнитную корону этих лучей и нейтронов. Одна мегатонна злящейся плазмы бушевала на протяжении шестисот двадцати одной мили в мёрзлом космосе. Электромагнитный импульс и радиационный пояс за удалённостью локации не нанесли существенных повреждений на околоземных орбитах, но в телескопы была зафиксирована дальность неэкранированного свечения взрыва ночью до двух миллионов миль в диаметре.

Всё это оговорили по центральному новостному каналу ВВС, высказывая различные предположения того, что же повлекло за собою такое явление в космосе. Но ни одно из этих предположений не подразумевало Сесиль и Валери Сэндхилл и Дайана Сойера с эринией.

Ведьмы как ни крути были довольны произошедшим, рассматривая взрыв в космосе как некий комплимент своему искусству. Но, конечно же,обе понимали, что без Дайана всё было бы куда хуже. Вообще бы ничего не было, если честно. Остались бы один оплавленный кратер и равнина с радиоактивным пеплом протяжённостью в бывший Ливерпуль.

Бесспорно, что мисс Аддамс была вторым потрясением недели, но бог — это бог. А человеческие качества Брука были очевидно уникальны.

Вот только сам Дайан был не в курсе событий, потому что без движений пролежал в постели первые сутки. А все последующие двигался, но в себя не приходил.

Джон выкупал его и уложил в кровать, не позаботившись смыть кровь со своего лица.

И когда пришёл Кэтспо, уже без жилета, и устало стащил майку на выброс, Джон сидел на краю кровати. Ладонь мужа лежала в его, а сам тот выглядел как спящий под операционным наркозом.

Джон посмотрел на Иво.

«Что? — Кэтспо расстегнул джинсы и скинул те вниз. — Я, к слову, только что накормил твоих детей. А ты в курсе, что теперь их даже двумя пробирками крови не угомонить?»

«Спасибо, Иво», — промедлив, всё же поблагодарил Джон.

«Не за что. Зато теперь мы все знаем, как сильно Дайан тебя любит».

Кэтспо ушёл в душ. Вернувшись, нашёл Сойера на том же месте. Иво откинул одеяло с другого края кровати и, абсолютно голый, вытянулся рядом с Дайаном. Обнял рукой и ногой, подтянул к себе.

«Джон, будь добр, погаси свет».

Сойер был готов положить ещё столько же рыцарей для начала. Или всего лишь двух ведьм, на худой конец. Или сдохнуть от ревности, видя, как умиротворённо закрыл глаза Иво рядом с Дайаном, обнимая того, словно давнего любовника.

Слыша, что Джон не собирается уходить, Иво сказал:

«Миледи просили передать — «четыре месяца».

«Блядство», — подвёл итог лорд Сойер и свет погасил.

Дайану снились сны: странные, но не лишённые приятности. Временами ему снилось, что его обнимает Никки Милднайт. Голый. А временами Элек. Тоже голый. Бывали сны, когда его обнимали оба, или же он оказывался зажат между их широкими спинами. От конунгов несло жаром, словно от раскалённых изразцовых печей. И Дайан начинал выбираться из-под одеяла и расталкивать соседей. Но его мягко и быстро подавляли.

Иногда рядом свивались в клубки Сесиль и Валери: маленькие, гладкие, с запахом зелёных яблок от волос и стойким ароматом весенних нарциссов. Абсолютно голые. И если конунги лежали незыблемо, словно скалы на фьорде, то ведьмы натекали на него, обвивались руками, рефлекторно неглубоко и коротко впускали в кожу коготки, словно пытающиеся удержаться на ветвях птицы, впихивали коленки между ног или закидывали сверху. И иногда целовали куда приходилось.

Были сны, в которых рядом спал Иво. По традиции сна тоже голый. Чаще всего прижимаясь со спины и охватив его рукою по груди или животу. С ним было приятнее всего, потому что он не был похож на скалы или на райских птиц, а был похож на Джона спокойствием сна и крепким объятием. А во сне Дайан скучал по Джону. Это отвлекало и тревожило. Он зачастую хотел поворачиваться к Иво и спрашивать, где тот, но сознание в такие моменты рассредотачивалось, и в следующий миг он уже не мог вспомнить, что собирался сделать.

Когда же Дайан и в самом деле проснулся, открыв глаза, на кровати, болтая лапами, сидела Ялу и безотрывно таращилась на него.

— Привет, — отвратительно бодро сказала та, стоило понять, что Дайан в сознании.

— Привет.

— Я скучала, — существа потянулась и погладила его по щеке.

— Ты же мыла лапы?

— Очень смешно. Только ленивый в доме теперь не спрашивает по восемь раз на дню, мыла ли я лапы, — надулась Ялу.

— Потому что у них есть повод, — вздохнул Дайан. — Сколько времени?

— Суток или ты спал?

— И одно и другое.

— Шесть вечера. Ты отправил эринию на орбиту Нептуна поздним вечером во вторник, а сегодня вечер воскресенья.

— Я что?

— Птенчик мой, а ты дал жару. Я видела по телеку вспышку взрыва: ёбнуло от всей души. Ты, это, как бы нас спас. Чувствуешь себя героем? Что ты чувствуешь по этому поводу?

— Где Джон?

— Пф, цедит из Никки пробирки с кровью, потому что ваши дети уже рвутся ползти. Не иначе, как к ужину лугнасада будут сидеть со всеми за столом на своих розовых жопках.

Брук с облегчением выдохнул и закрыл глаза.

— Так что? Хочешь ещё чего-нибудь вашего, геройского?

— Да, отлить.

— Это без меня, — отказалась существа.

— И в мыслях не было настаивать. Без обид, — Дайан медленно выбрался из-под одеяла. Он был абсолютно голым.

***

По возвращении из ванной Дайан нашёл на одеяле красное яблоко. Без Ялу. С минуту решал, мыть его или нет, учитывая склонности существы, которые она явно продемонстрировала в схватке с отцом Клирхэдом. Заодно представил, что, в самом деле, наверное только ленивый не прошёлся по этой теме, подъёбывая Ялу.

«Чёрт с ним», — решил Дайан, вымыл яблоко и откусил. Было так вкусно, словно одновременно яблоко было и лучшим в его жизни, и доселе незнакомым.

На платяном сундуке в изножии кровати лежала его чистая одежда, аккуратно сложенная, около стояли кеды. И пока он решал, стоило ли сбривать щетину, принимая душ, дверь отворилась.

Вошёл Джон.

Вероятно, что он по-своему оценил вид Дайана: голого, небритого, всклокоченного и с красным яблоком.

— Привет, — улыбнулся тот и вдруг заискал, чем бы укрыться.

— Да не стоит. Не утруждай себя, — Сойер вздёрнул бровь, позабавленный взявшейся не понятно откуда стыдливостью мужа.

Дайан покраснел, досадуя на себя за неуместный порыв и тут же за свой румянец. В конце концов укрылся под одеялом.

Джон приблизился.

— Не пойми меня неправильно, но после того как в постели с тобою перебывала добрая половина лёна, краснеть при моём появлении уже не стоит. Я всего-то навсего твой муж.

Дайан посмотрел так, словно раскрылся величайший обман в его жизни. И это не касалось воровства его энергии, потому что чуть позднее он весьма ровно отнёсся к сложившемуся положению дел.

— Так это не были сны?!

— Хотелось бы сказать, что уж лучше бы то были сны, но так оно меня тоже бесит. Да, это не были сны, — Сойер узко осмотрел Дайана по оставшимся голыми из-под одеяла плечам. — Прекрати сжимать одеяло так, словно собираешься отстаивать свою честь с его помощью.

— Я не… зачем?

— Что «зачем»?

— Зачем они спали в моей постели? — Дайан пощадил сатин и ослабил хватку.

— Что ты помнишь?

— Ядерных ангелов, крестоносцев и тебя с детьми рядом. Потом Сесиль и Валери, смотрящих этими своими жуткими глазами. Всё. Что произошло?

— Ты лишился почти всех жизненных сил. Лишился из-за миледи Сэндхилл. Затем Милднайты, Кэтспо и, опять же, миледи тебя восстанавливали. Контактно, — Джон сделал нервное, болезненное движение лицом. — Как ты теперь себя чувствуешь?

— Отлично. Кажется, будто мне выдали совершенно новое тело.

Сойер прикусил губу, быстро его осмотрев, и присел на край кровати.

— Как дети? — спросил Дайан.

— Им тебя не хватает.

— А ты?

— Я? — Джон взялся за угол одеяла, но не потянул. — На волосок от новых убийств каждую ночь.

— Что ещё? — насторожился Дайан, бросая быстрые взгляды на уголок одеяла.

— Ничего такого, что можно было бы сравнить с пришествием святого отца на Колледж-Лейн. Просто ты был без сознания. В твоей постели перележали все, кто мог…

Тут Дайан снова покраснел и сдвинулся глубже под одеяло.

Но Джон предупредил его прятки и с силой одеяло отвернул, раскрывая.

— Джон, мне так… не по себе. Хотя, я уверен, ничего предосудительного не было.

— Чего же ты краснеешь в таком случае?

Дайан слышал, что Джон злится.

— Потому что они были приятными, все эти сны, которые теперь не сны.

От ревности Сойер был сам не свой. Это не то чтобы было заметным. Это бросалось в глаза.

— Но я люблю тебя, Джон.

Сойер закрыл глаза и опустил голову, смиряясь со всем. Тем более что уж сомневаться в словах Дайана не приходилось.

— Я знаю. Просто я соскучился, — отступил Джон, возвращаясь взглядом.

— И просто ты бы ревновал меня даже к мёртвым неподвижным камням? — с облегчением пошутил Брук.

— Всё за то, — Джон опустил ладонь Дайану на колено, скользнул пальцами внутрь бедра.

Тот вздрогнул, покрываясь ознобом. С прикосновением было так же, как и с яблоком. В отношении яркости восприятия. К тому же Джон смотрел так, что до боли подтянулось в животе, скрутившись, а в груди замерло.

— Ты сказал: тело как новое? — странно уточнил Джон.

Сил отвечать не было. Как и слюны в пересохшем рту. Как и крепости в коленях, которые разошлись сами собою под рукою Джона. Возбуждение ожило.

Сойер двинул рукой выше, сразу забирая и сжимая Дайану вместе яички и увеличивающийся член. Тот, со стоном на выдохе, взглянул так, что Джон с рыком накрыл его, под колени сдёргивая с подушки и заволакивая под себя. Дайан, окончательно укладываясь под сминающее его тело, прогнулся и обвил руками, задирая Джону по спине пуловер.

И ведь в самом деле, что ощущения были едва ли не первородными. Нет, он разумом понимал и памятью помнил, каково это — быть с Джоном. Желать его едва ли не до смерти. Быть ограниченным физически большей силой, кричать под страстью удерживающих и сжимающих рук и под остротой неминуемых зубов. Но, несмотря на память и знание, теперь было словно впервые.

И, похоже, что Джон собирался этим воспользоваться. Точно так же, как тогда в «Sweet baby’s», он ласкал Дайана рукою, а ртом вылизывал ему шею: мокро от ключицы под ухо, смещаясь по горлу до подбородка, заставляя запрокидываться. Держал всем телом, чувствуя, как напряжённо мелко тот дрожит, боясь и спеша снова почувствовать его укус.

Нет, той осенью в Калифорнии Дайан не боялся, потому что не знал, что его ждёт, когда подпускал Сойера к себе. Он зашёлся от боли и возбуждения в тот момент, когда клыки Джона уже были под кожей, а оргазм приближался алыми волнами.

Сейчас же Дайан помнил обо всём. И этот нюанс накалял его.

— Джон, я не могу. Пожалуйста, — громко прошептал он.

Сойер сдвинул колени Дайану под бёдра, беря теснее. Левой ладонью зажал ему рот, правой по члену заскользил быстрее, длинно проходясь до мокрой и нежной головки и спускаясь до самого основания скручивающими оглаживаниями.

Ох, укус и в самом деле походил на удар.

Дайан взвизгнул в ладонь Джона, дёрнулся, цепляясь руками за его одежду. Зажмурился, сглотнул.

Джон с наседающими толчками проглатывал кровь, давя всем телом.

Но не только у Дайана цвёл гештальт на завязанные в один узел укусы и оргазмы. Как только его взмокшая ладонь легла Сойеру на затылок, прижимая, Джон выпустил из рук его рот и член. Охватил и сдавил в охапке, жадно и яростно отираясь всем собою и прижимаясь взведённым членом к члену и по промежности.

Дайан шоркнулся навстречу, стискивая с боков коленями. Дыхание его разорвалось и задрожало, как и всё тело. Словно последняя капля, переполнившая чашу выдержки Джона, яркий вынимающий оргазм Дайана поволок за собою.

Пожалуй, что ещё ни разу чиносы Сойера не были мокрыми с обеих сторон по такой причине. Залезть на голого Дайна, выпустив из внимания раздеться самому, оказалось сегодня вполне разумеющимся.

========== 16 ==========

— Всё, выжили. Психованный и высокомерный лорд Сойер теперь просто высокомерный лорд Сойер, — с искренним облегчением сказал Никки и растёр ладонью лицо.

— Никки, я тебя слышу, — заметил Джон, входя в гостиную следом за Дайаном.

Поскольку Джон фактически переехал на Колледж-Лейн на весь тот период, пока Дайан, не приходя в сознание, пролежал в постели, он успел переодеться в другие брюки из захваченных вещей, чтобы скрыть видимые признаки недавней близости.

Дайан же видимые признаки скрывать отказался, поэтому теперь каждый мог видеть синяк на его шее и глубокие свежие прокусы, которые невозможно было скрыть под круглым горлом белого свитшота с принтом из взлетающих стрижей.

— Ну так мы тебя серьёзно опасались в последние несколько суток, — прогудел Никки и развернулся уже к Бруку: — Без обид, Дайан. Я, конечно, всегда рад, когда со мною в постели оказывается какой-нибудь хорошенький парень, вроде тебя, но в нашем случае никакой радостью и не пахло. В голове только одна мысль: как бы без той самой головы не проснуться.

Джон сделал глазами «да что ты говоришь».

— Никки, достаточно, — Элек ладонью в плечо попытался угомонить брата, потому что тот только что сделал шаг по пути сомнительных неловких комплиментов и подозрительных оправданий.

Никки отмахнулся от Элека, желая ещё продолжать, но зацепился за нехороший взгляд Кэтспо.

— Что?

— «…когда со мною в постели оказывается какой-нибудь хорошенький парень…» — медленно повторил Иво.

— Ох, ну это для примера, — отпихнулся Никки. — Сам-то ты где всё это время был?

— Ещё скажи, что это не то, что мне послышалось, — предложил Иво, возвращаясь к бутылке с пивом, но глаз с Никки не свёл.

— Я понял. Лучше помолчу. Привет, Дайан, рад видеть тебя одетым, — отступил Никки.

— Я тоже рад тебя видеть… просто видеть, Никки, — сдерживая, как умел, улыбку, ответил тот.

Прекратив наслаждаться потенциальной ссорой, Сесиль и Валери, снова и давно сияющие и прекрасные, с обеих сторон приткнулись к Бруку и обняли. Причём так, что он понял, с места не сойдёт. Хватка для тонких запястий и для пяти футов роста у Сэндхилл была страшной.

— Привет, Дайан. И прости нас, милый, — Сесиль подняла прелестные голубые глаза.

— Прости, иначе Джон не заговорит с нами до самой смерти, а это очень-очень-очень долго. Ты же понимаешь? — Валери притиснула чуть сильнее.

— Эй, я только что восстал со смертного одра, — напомнил Дайан, намекая на неслабое объятие.

Валери опомнилась и отцепилась, приложив ко рту когтистую лапку. Но тёмные глаза смотрели и в самом деле с раскаянием.

— А что, сильно вам помогло то, чем вы занимались? — сменил Дайан гнев на милость, вдыхая свободнее.

— Ты даже не представляешь, — Сесиль тоже отстала, но довольной. — Сначала с твоей помощью, но без твоего согласия…

Дайан не лез драться, а слушал, поэтому Сесиль продолжила:

— …сняли с порогов Ялу, Никки и Иво. Технически они обязаны своей возобновившейся жизнью тебе.

— Да ну? — Дайан не смог сдержать иронии в голосе.

— Прости ещё раз, — вовремя вставила Валери. — Твоё чувство к Джону — оно такое искреннее. Это выглядело странным, но очень красивым и мощным. Короче, мы не устояли.

— Да, не устояли. Когда кто-то кого-то так любит… — Сесиль завела глаза и накрутила на палец локон.

— Но, что бы тебе не показалось после всего, знай, тебя мы тоже любим, — снова вовремя ввернула откат Валери.

— Ну да, меня бы кто так любил, как Дайан — Джона, а вы — Дайана, — не сдержался мрачный Никки, которого укололи игнорирование со стороны Иво и влюблённое щебетание ведьм.

— Никки, — обе повернулись к нему.

— Что за не подкреплённое логикой умозаключение? — Сесиль выпустила локон.

— А оно подкреплённое, — развёл ручищами Милднайт. — Любовь Дайана творит трудновообразимое, а его самого ты целовала, когда голышом лежала рядом.

— С чего ты взял? — перестав задумчиво улыбаться и дёрнув носом, спросила Сесиль.

— Помада, Сесси. Ваша чёртова красная губная помада. На Дайане, — и Никки качнул горлышком бутылки сначала на одну, потом на другую ведьму.

— Джон, — тут же, пойманные на горячем, обернулись к Сойеру.

— Я её тоже видел, — добавил Джон и рукою повёл у своего лица, груди и плечей, словно напоминая, где оставались следы губ Сесиль и Валери на Дайане.

Ведьмы по-рысьи фыркнули и ушли в диван, привалившись с обеих сторон к пившему скотч Элеку. Тот обнял Валери свободной рукой.

— Дай сюда, — прошипела Сесиль, отбирая у него стакан и выливая в себя.

Элек, освобождённый от необходимости держать выпивку, обнял освободившейся рукою Сесиль.

Только Дайан хотел спросить, где его дети, как вломилась Ялу с телефоном и включённым плеером «Ютуба».

— Смотри, Дайан, я же говорила: ёбнуло от души, — и существа протянула тому телефон с видеороликом взрыва эринии на орбите спутника Талассы.

— Это мой телефон, — тут же опознал Брук, — отдай его сюда вообще.

— Я и собиралась. Ты пять дней лежал как Аврора в замке*, до телефона ли тебе было? Взяла на сохранение.

— Точно собиралась?

— Клянусь, — шлёпнула лапой в шерсть на груди Ялу.

— Потом посмотрю, — отложил Дайан, отключая монитор и убирая смартфон в карман джинсов. — Где мои дети?

— Балицки гуляют их в Принцесс-Парке. Скоро явятся, — успокоила Ялу.

Дайан временно удовлетворился и тут почувствовал запах сигареты. Оглядел по очереди присутствующих. Пить пили, но закуривших не было.

Курили в сдвинутом дальше в гостиной кресле. Он не заметил её, когда вошёл. Да и после, атакованный лёном, тоже.

— Виктория? Вы?

— Простите, Дайан, что не дала знать о себе раньше. Просто отвлеклась, — мисс Аддамс поднялась, отводя сигарету.

Дайан пожал протянутую руку.

— Что, слова некуда было вставить? — как бывалый терпила, подвалила к Виктории Ялу.

— И это тоже, — мисс Викки улыбнулась со смешком.

Джон внутренне собрался.

— Дайан, позволь вас познакомить.

— Мы знакомы. Я встречал Викторию на шоу Балицки.

— Не совсем то, что нужно, — Джон встал между ними. — Милый, это мисс Аддамс, моя создательница.

— Твоя мать? — Дайан, было, хотел сомневаться, но непроницаемое выражение на лице Джона пресекло всякие попытки.

— Да. И ещё. Виктория — бог. И помогла обезвредить второго ангела мщения.

Дайан вдруг сообразил, что в лиловой гостиной полная тишина. Лён собрался и следил за его реакцией на мисс Викки.

— Рад познакомиться. Снова, — решился на светскую нейтральность Дайан, в то время как внутри закрутился эгоистичный эмоциональный ураган, в котором смешалось чёрт-те что. И пять дней без сознания, а в это время Джон каждую ночь видится со своей предыдущей влюблённостью. Бог? Какой бог? Тот, который голыми руками ликвидирует одну мегатонну хлопнувшего во все стороны урана? Мать Джона, которая его детям бабушка? И ещё одна обнаглевшая ревнивая мысль ухватилась за Дайана острыми крысиными зубами, когда он представил, что она брала Ригана и Элизу на руки. А тем, это же совершенно точно, понравилось. А что если Виктория знала, кто он для Джона, и поэтому подошла с разговором на Дерби-Сквер? Хотела рассмотреть? Недостойные мысли осаживались разумным рассуждением о том, что не следует вести себя как пещерный человек, ослепляемый ревностью, потому что положение вещей может быть иным. Даже таким, в котором на сегодня Джон уже не влюблён в мисс Аддамс, а продолжает любить его. Ведь вот же, прямо на голой шее Дайана откровенный и бесстыжий след от внимания и пристрастия Сойера. Но мисс Аддамс была такой красивой. Просто именно что божественной. Хотелось, словно против воли, дотронуться хотя бы до края рукава её платья. И это тогда, когда Дайан очевидно той не рад. Что прикажете думать о Джоне? А Джон рад мисс Аддамс? По нему так вообще ничего не скажешь. Чёртова британская выдержка. Чёртов Джон.

— Вы надолго в Ливерпуль? — спросил Дайан.

— Задержусь на некоторое время, — словно видя его насквозь, улыбнулась мисс Викки.

Не в силах смотреть, как берёт себя в руки Дайан, Валери выбралась из объятия Элека и спасла всех:

— Мы пригласили мисс Аддамс погостить на Колледж-Лейн. Опять не удержались. Впервые в жизни доводится видеть аватару бога. Прощу прощения, дорогая мисс Викки, но такое пропустить было бы чрезвычайно глупо. К тому же нам не помешает компания. Ведь теперь, когда ты, милый, в сознании и в порядке, вы с Джоном вернётесь домой.

— Как только Балицки приведут детей, так с удовольствием, — быстро отблагодарил Дайан.

***

— Иво, постой, — Никки удержал собирающегося уходить Кэтспо. — Какого чёрта, малыш?

— Сказал для примера? — с насмешкой уточнил Иво, отводя руки Никки.

Отводить руки Никки было в принципе заведомо проигрышным занятием. Для удержания тот мог и вовсе не касаться. Достаточно было прижать к стене плечом, и Иво бы не вывернулся.

Вот Никки и прижал, теряя терпение.

— Чего ты завёлся?

— Слушай, я просто хочу побыть один.

— Ты был эти дни один. Мы почти не виделись.

— Так это потому что, похоже, ты был занят хорошенькими парнями в постели с тобою? — сузил голубой взгляд Иво, почти смыкая длинные золотые ресницы.

— Блядь, это же Дайан. С ним всё под запретом, — продолжал цепляться на крючок Никки, злясь и праведно негодуя.

— А не будь под запретом? — повёл бровью Иво, не прекращая выкручиваться.

— Ты бываешь хуже бабы, когда желаешь доебаться.

— А ты не ответил.

— Ты спал с ним рядом. Сам ответь.

— Да запросто, — вступил на тонкий лёд Кэтспо. — Всё же дай мне уйти.

— Нехер тебе делать в гараже, сказал. Останешься здесь, — прорычал Милднайт, — и не вынуждай меня применять силу.

— Только этим и занимаешься, Никки. Нравится применять…

Иво не договорил. Никки ухватил его рукой за волосы, а второй пальцами по шее под подбородком.

— Нет, это тебе стало нравиться, когда я её применяю, да? — стал соображать Никки. — Тесное общение с Элеком делает своё дело?

Иво не отвечал, но Никки понял, что на верном пути, когда пальцы того, вцепившиеся в запястье, чтобы оторвать придушившую руку, из жёсткой хватки оглаживающе скользнули по коже.

— А Дайан — это лишь как повод выдрочить меня?

— Ну, разве что немного, — выдохнул Кэтспо, сжимаясь чуть ли не конвульсивно.

Никки криво улыбнулся.

— Что, было ошибкой оставлять тебя всё это время без внимания, да, малыш?

Иво, ещё в хватке рук, но уже не сжимающих, а ласкающих, поднял взгляд вверх. В последнюю неделю, что было верным, они виделись только на пересменах у кровати Брука, а секс был и того раньше.

Никки внятного ответа не дождался, но о том, что с верного пути он не свернул, дал знать громкий неконтролируемый выдох, стоило спустить руку и сжать Иво за задницу.

— Мне быть жёстче? — Никки большим пальцем огладил ему подбородок, прижал в середине нижней губы.

Иво закрыл глаза и сглотнул.

— А ну-ка ещё раз, — посмотрел так горячо, что почувствовал, как дёрнулся в джинсах Никки член, давящий в бедро.

Поцелуй вышел грубым и царапающим. Борода Никки мгновенно растравила губы, а язык был так глубоко, что Иво начал задыхаться с первых же секунд. Но он не жаловался. Ни тогда, когда Никки насиловал его рот своим. Ни тогда, когда здоровенными ладонями мял зад так, что трещала джинса. И ни тогда, когда, вырванный из своей одежды, был вжат лицом в стонущую кровать.

Он не сказал ни слова, когда Никки пропихнул ему в рот пальцы, требуя облизать, а потом бесцеремонно втолкнул те снизу, заставив Иво проскрести ногтями по атласу покрывала цвета слоновой кости. Он слышал, как Никки сплюнул в руку. Этого было катастрофически мало для десятка дней воздержания, но Иво не жаловался.

Никки ухватил его рукой за плечо, прижимаясь сзади, и Иво чувствовал горячий и мощный член, обещающий вот-вот опрокинуть его в пугающее пограничное состояние.

Иво не жаловался, потому что Никки угадал: тесное общение с Элеком, горячим и жёстким, вывело его на новый уровень раскрепощения. А то, что происходило у Кэтспо сразу между двух конунгов, вообще сложно поддавалось передаче словами. Но именно Никки Милднайт был чутче и внимательнее к Иво. Именно эта чуткость к его желаниям заставила Никки вставить член одним махом так, что от криков Иво, глухо тонущих в атласе, покрывало стало мокрым.

— Никки! — Иво попытался вывернуться, заведомо безуспешно, пригвождённый серией пущенных короткой очередью толчков. — Никки-Никки-Никки…

Милднайт услышал заветное и перечёркивающее рассудок мурлыканье русалки. И это было последним членораздельным, что произнёс Иво, так и не вернувшийся к себе на Джеймс-Стрит этой ночью. Потому что, ещё раз, любовником Никки Милднайт был очень чутким.

А, кроме всего прочего, Никки Милднайт был ещё очень хорошим и исполнительным мужем. Поэтому, когда в спальню пришла Сесиль и с предъявлением захотела узнать, с чего это ему взбрело в голову жаловаться на отсутствие качественной и возвышенной любви к своей персоне, Никки втащил ту в кровать, безошибочно находя компромисс, который мгновенно снял к нему все претензии Сесиль. Скинув с жены туфли и вытряхнув ту из узкой юбки, Никки подцепил на пальцы клочок белых кружев, что выдавал себя за трусики, сдвинул тот с места и прижал ладонь между разведённых бёдер. Бережно, но крепко растёр, а следом спустился горячим ртом.

— Никки! — забывая о намерении поругаться на ночь, выдохнула Сесиль, вплетаясь пальцами в волосы мужа. — Боже, Никки, руки. Руки оставь.

Конунг сделал, как просили. Впихнул пальцы с обеих сторон, ритмично и по нарастающей выдрал Сесиль руками и так же вылизал.

***

Риган и Элиза подняли такой радостный визг, стоило им увидеть Дайана, что снять их у него с рук не представлялось возможным. И довольно-таки скоро стало понятным, что никто от него не отцепится без драки, не говоря уже о том, что ляжет в корзину, чтобы его довезли до Виктория-Стрит.

Элек несколько задумчиво обсмотрел Дайана, увешанного двойней, на предмет радостей и недостатков отцовства и предложил отвезти домой во внедорожнике. А Джону заметил, что назрела острая необходимость в автомобиле с более вместительным салоном, этак чтобы впихнуть минимум два детских автокресла.

«А то я не знаю», — хмуро согласился Сойер, наблюдая детскую интервенцию.

Элек привёз Дайана и детей первыми и помог отнести тех и детские вещи в дом. В дверях столкнулся с Джоном, распрощался.

— Дома нет еды в связи с последними событиями, кроме детской смеси. Я заказал доставку из японского ресторана, — предупредил Джон.

— Спасибо, — Дайан как раз достал банку «Фрисопепа», удерживая Ригана и Элизу под одним локтем к себе спинками.

Сойер сделал движение забрать хотя бы одного, но мгновенно сморщившиеся в гармошку носы и готовность реветь против такого заставили его опустить руки. А после и вовсе всунуть те в карманы, чтобы чем-то занять.

— Кто тут любимый папочка? — почти спрятав улыбку, посмотрел на него Брук.

— Между прочим, они водили меня вокруг пальца все эти дни, подавая ложные надежды того, что я им нужен, — обронил Джон, качнувшись с пяток на носки.

И видя, что Дайан собрался забрать у себя кровь, остановил:

— Не надо, там несколько пробирок с Колледж-Лейн.

Дожидаясь, пока Джон вернётся с кровью, Дайан поднял детей выше и склонился, чтобы целовать белобрысые кудрявые головы. Укус на шее болел и тянул, причиняя неудобство. Но не сожаление.

Риган и Элиза росли. На вскидку им можно было спокойно отвесить четыре месяца. Оба не затыкались, постоянно издавая звуки и теребя рукав его свитшота.

Дайан проверил ладонью подгузники, решив, что одно кормление те переживут.

— Надо нанимать кормилицу. И не одну, — сообщил Джон, вернувшись и занявшись детской смесью.

— Может, будешь платит лёну Сэндхилл за кровь?

Сойер вопросительно посмотрел.

— Не хочу кого-то пришлого со стороны, и детям нравится кровь обитателей Колледж-Лейн, — повёл плечом Дайан, снова целуя детские головы. — Или ты намерен продолжать ругаться с миледи?

— Видишь ли, милый, — Джон оперся рукой о столешницу, второю принялся растрясать розовую смесь, — Валери и Сесиль — это гении. По части наебать.

— Ты понял это только сейчас или за многие годы?

— С самого начала, — Джон поменял бутылки. — Но без тебя тенденция меня не тревожила. Временами такое поведение было забавным.

— Ты эгоист.

Джон свёл светлые брови.

— Да. Я их защищаю, — Дайан отнял бутылочку и быстро впихнул Элизу, что висела крайней, мужу.

Взвыть та не успела, потому что поесть уже оказалось весомее, чем скандалить с отцом.

— Ты себя не видел. Ты был почти мёртв.

— Я себя отлично чувствую. Я жив. Джон, посчитай, сколько раз благодаря им ты выходил сухим из воды.

— То есть, следуя твоей логике, после всех заслуг один раз обесточить тебя до полусмерти Сэндхилл, вроде бы как, даже рекомендовано?

Элиза подняла на Сойера взгляд, привлечённая вибрациями гнева.

— Так получилось. Только потому что эриния был кошмарным и опасным. Ну, брали они мои силы, так я даже не замечал того. Моей любви к тебе и детям не убыло. Наоборот, жить без вас не могу. И с каждым днём всё серьёзнее, — Дайан сделал глазами странный жест, словно иронизируя и сдаваясь перед обстоятельствами.

Риган, кстати, тоже смотрел на Джона по-над бутылочкой, словно оба ребёнка сговорились контролировать гневные высказывания отца.

— Дайан, — Сойер выдержанно вздохнул, — ты излишне великодушен.

— Возможно. Но я не жертва. И я понимаю, с кем мне хорошо в этой жизни.

И словно ставя точку в разговоре, Элиза откусила кончик силиконовой соски и выплюнула тот вместе с молоком на Джона.

— Элиза, так делать нельзя. Это некрасиво, — отреагировал Сойер, словно перед ним был уже подросток.

Та замерла, насторожившись.

Дайан отвернулся, чтобы дочь не видела его улыбки. Определённо, лорда Сойера сегодня не слушался никто. Но его маневр не остался тайным.

— Я бы на твоём месте не смеялся. Ты не знаешь, но это уже четвёртая соска. Две за Риганом, две за Элизой, — раздражённо бросил Джон, находя в сумке бумажный пакет с логотипом аптечной сети Boots. — Фармацевт посмотрела на меня как на невротичного папашу, когда я купил сразу двадцать.

— Ну, она же не знала, что в твоём случае — это просто разумная предусмотрительность, — смирно откликнулся Дайан.

Сойер глянул, подозревая его в иронии, но тот смотрел мягко и понимающе.

— Джон, тебе сложно в последнее время?

Ещё один взгляд, пока сворачивал разорванный силикон и надевал новую соску.

— Со всем. Я имею в виду Палату лордов, отцовство, святого отца и его рыцарство, меня и… твою мать?

Сойер сделал Элизе глазами «я смотрю за тобою, маленькая леди», прежде чем приблизил недоетую бутылочку.

— С Палатой лордов и рыцарством несложно.

Дайан хмыкнул.

Риган с едой завязал.

— Не беспокойся за мисс Аддамс и моё отношение к ней. Я не стану развозить скандала по поводу твоих чувств к нам обоим. Тем более что она ликвидировала второго эринию. Спасла Ливерпуль и прочая.

— У меня нет к ней и к тебе сходных чувств, — отказался Джон. — Она меня создала. Это останется навсегда. Не случись этого, человеком я бы никогда не встретил тебя. Но я люблю тебя. Чувства у меня к тебе.

Дайан опустил взгляд, чтобы не выдавать своего состояния, но вовремя вспомнил, что это бесполезно.

— Она и в самом деле бог?

— Да.

— Какой же?

— Вишну. Тринадцатая аватара Вишну, обольстительная Мохини.

— Синерукий Вишну? — Дайан облизнул губы и широко улыбнулся. — Нет, серьёзно?

— Серьёзно. Как ночной лотос, все лепестки которого — это руки.

— Ох… шалеть, — вовремя извернулся Дайан, вспомнив о Ригане на руках, — а ты? Ты её создание?

— Да.

— Тоже бог?

Джон вдруг пропустил быстрое самодовольное движение подбородком:

— Разве что на какую-то сотую.

— Вполне вероятно, — задумчиво протянул Брук, проходясь по мужу раздумчивым взглядом. — Ебёшь ты божественно, это уж точно.

После чего развернулся и унёс Ригана в детскую.

Джон совершенно не подозревал такого выверта кривой и безмолвно смотрел ему вслед.

В дверь позвонили с доставкой еды.

***

Фраза, которую Дайан бросил Джону, уходя из кухни, была без подтекста. Просто признанием факта. Но Сойер среагировал весьма предсказуемо, как, впрочем, на его месте среагировал любой другой высокопримативный самец. Джон в течение ночи, видя, что детская интервенция идёт полным ходом, а к мужу не подступиться, кроме как для поболтать, ещё находил, чем себя занять: уезжал в супермаркет, фирменно уложил Ригана и Элизу спать, а потом развлекал забрёдших Балицки, которые шли на Мэттью-Стрит, но выпить пришли именно к нему на улицу Виктории.

И если Сойер был не совсем доволен гостями, потому что те заняли время сна детей, в которое он намеревался зажать Дайана в спальне, то сам Дайан был очень даже рад. Он дождался момента, когда Линда ушла в сад за домом, чтобы курить на скамейке, обвитой английскими вьющимися рамблерами**, и явился следом.

«Лин, дай сигарету», — сказал он.

Балицки попридержала высказывания, но всё же медлила.

«Я сегодня никого не кормлю. И скажешь Джону, когда он к тебе пристанет, что я тебя вынудил», — всё понял Дайан.

Линда саркастично хмыкнула, словно иронизируя над тем, кто кого из них двоих может вынудить, но вытрясла из упаковки сигарету. Даже дала прикурить.

«Блядский боже», — счастливо простонал Дайан, глубоко затягиваясь и сползая по спинке скамейки.

«Угу», — согласилась Линда, укладываясь рядом.

«Слушай, давно хотел спросить, — Дайан сбил пепел, — вы воровали детей? Ну, когда ты и Юрэк работали в цирках в Чудоземье?»

«Господи, Дайан, это неправда. Цыгане не воруют детей. К тому же такие, как мы. Мы не просто табором колесили. Цирковые представления — это достойное занятие», — фыркнула Линда возмущённо и снисходительно.

«Совсем, что ли, ни одного?»

«Ещё слово — и я украду твоих», — пригрозила та сигаретой.

«Вот этого ты не сделаешь».

Линда зыркнула искоса.

«Никто никого не крал. Было иначе. Зачастую находили оставленных детей у ворот кемпинга. Тогда труппа брала таких подкидышей на воспитание. Но это не воровство. Детей оставляли родители. Так что про воровство — это злые наветы. Мы всех принимаем. Цыгане могут вырастить любого ребёнка, что им встретится, даже чужого, потому что детей мы искренне любим. Но мы их не воруем».

Докуривали молча.

На последней затяжке Дайан поймал себя на странном ощущении чего-то упущенного. Важного и необходимого, что было связано с темой детей. Но мысль блеснула рыбкой и скрылась.

***

А Сойер дождался.

Он перетерпел и то, что от мужа пахло забористым табаком «Ротманс», и весёлых Балицки, и то, что под утро Дайан снова уснул в их кровати с детьми, обнимая тех и закрывая широким шёлковым рукавом с журавлями. Волосы его были влажными после душа и спутались на подушке. Джон поднял Ригана.

— Прости, я снова их…

— Не важно, я унесу.

Пока Джон перекладывал детей, Дайан сбросил кимоно и вытянулся под одеялом, закрывая глаза. Он слышал, как муж забирает спящую Элизу, а потом раздевается и ходит по комнате, спуская шторы.

Рассвет померк.

Джон заступил на кровать и, подхватив Дайана под спину рукой, уложил по центру. Тут же, не давая сориентироваться, взял за щиколотки, заставил согнуть колени и с силой развёл те в стороны, раскрывая шире.

Дайан смолчал. Только задышал чаще и быстрее.

Продолжая его удерживать, Сойер прижал Дайану колени к груди и опустился ртом в промежность, затем сзади.

Дайан выдохнул и простонал, подхватывая под колени уже сам себя. Сон как отшибло.

— Джон…

Сойер толкался языком глубоко и безотрывно, провоцируя у Дайана только одно желание: двигаться навстречу, чтобы добиться большей глубины.

Дайан рукой за волосы вернул Джона к себе на глаза. Охватил ладонью шею, склоняя для поцелуя.

Джон вставил ему, пока целовал, долго и глубоко, руками опираясь всё в те же колени. Прижимал сверху, не давая дышать в полную силу.

Дайану было сложно, но вместе с тем охуенно под поцелуем и расходящимся в нём членом, толчки которого становились резче и жёстче. Он охватил Джона по спине, царапая короткими ногтями, и на особенно глубоком движении вывернулся, прогибаясь, застонал в голос:

— Блядь, как ты глубоко.

От этого «глубоко» хотелось выдираться. Но того более хотелось глубины до грани. Хищное дыхание Джона у шеи диктовало подчиняться, и Дайан вцарапался крепче, спускаясь пальцами до ягодиц.

Джон стал быстрее, прикусил Дайана в шее. Тот уже вскрикивал, не справляясь с разрывающими ощущениями. Сойер выпустил его из зубов, нашёл искажающиеся губы, снова поцеловал, заглушая стоны и сбивая дыхание. Шлепки бёдер о ягодицы стали громче и ещё чаще.

Дайан задрожал, словно захлёстываемый изнутри цунами. Сильно сжался, потом ещё сильнее и ослаб.

Джон выпустил его из рук и оттолкнулся, не сводя взгляда с пьяно смотревшего Дайана. Развернул его, поставил на колени, подтянул к себе, охватив локтем шею. Толкнулся по мокрому, одновременно удерживая того в локте и близко за бедро.

Дайан слабо ухватился за его руку, отходя от оргазма.

— Ещё раз для меня, — потребовал Джон, заводя пальцы ему в рот, а потом мокрой рукой соскальзывая на член.

Дайан слабо улыбнулся и подставился шеей, отводя голову к плечу, хрипло отозвался:

— Ты ещё и точно так же.

Джон укусил в поцелуе, вгрызаясь глубоко, как того хотел Дайан. Тот, с полыхающими скулами и взмыленный, дышал сквозь стиснутые зубы под членом и клыками и толкался в руку Джона.

Сойер отпустил себя, выплёскиваясь толчками, когда почувствовал его близость во вкусе крови. На секунды раньше, чем ладонь, отдрачивающая Дайану, стала липкой и мокрой.

Кажется, что Дайан уснул ещё в момент, без сил и выдранный, когда Джон опускал его на подушки и укрывал одеялом. Сойер некоторое время разглядывал того, убеждаясь, что ему не показалось. Кусая мужа накануне вечером на Колледж-Лейн, Джон не почувствовал того самого раздражающего отвкуса контрацептивов в его крови. Отвкуса не было и теперь. Сойер понял, что провалявшись пять суток без сознания, Дайан, естественно, совершенно забыл о том, чтобы предохраняться. И, очень на то похоже, не вспоминал об этом до сих пор.

Джон подтянул его к себе, прижал к груди спиною, обнял по животу, всунул колено ему между бёдер, чувствуя свою же вытекающую из Дайана сперму, и уснул.

Комментарий к 16

*диснеевская Спящая красавица

**розы

========== 17 ==========

Сначала Бриджит Иванз и в самом деле испугалась за свою жизнь. Поскольку самоубийство комиссара Кэролла было очень убедительным. Как только тот навёл ствол револьвера на Джона Сойера, Разумное Решение вынудило Кэролла «вышибить себе мозги», как выразился бы любой из тех ребят, что раскатывали по городу и предместью в куртках с перевёрнутыми козлиными мордами. Вот эти-то ребята и договор с ними как раз и беспокоили мисс Иванз.

В своё время пропавший с концами Кристиан Джилсон познакомил её кое с кем из «Семени Велиара», дав понять, что те не гнушаются почти никакой работы сомнительного характера. И вот Джилсона словно черти унесли, а контакт с нечистыми на руку байкерами у Бриджит остался.

То, что близнецы Милднайты учинили в «Sweat ‘n dirty» над Джеком Элиасом и Конопатым Ллойдом, в какой-то мере сыграло Бриджит на руку. На конунгов шибко обозлились. А стоило дать понять, что всё происходило с разрешения нового сюзерена Джона Сойера, так купить подстроенную поножовщину с ограблением в подворотне оказалось чрезвычайно просто. Самого Сойера это вряд ли бы испугало и тронуло. Поэтому Бриджит, гоняясь за несколькими зайцами, нацелилась на Дайана, верно определив того как слабое место в высокомерной обороне сюзерена. Насмешка Сойера порядком её обозлила и задела самолюбие. Так что действия Бриджит были вполне предсказуемы в складывающейся ситуации. И даже не как для вампира. Её ярость была человеческим порывом взбешённой женщины.

Бриджит купила убийство Дайана Сойера.

После представления в Таун-Холле с наглядной летальной демонстрацией она испугалась. Испугалась того, что её действия навлекут на неё же неминуемую смерть. Но спустя какое-то время в голову Бриджит пришлаобнадёживающая мысль, которая оказалась не только обнадёживающей, но прямо-таки гениальной в своей логичной стройности. Решение о судьбе Дайана и сделка с «Семенем Велиара» были осуществлены до инвазии Разумным Решением. А это значило только одно: заклинание не могло отследить её намерение причинить вред крови Сойера и последствий сделки. Бриджит грозило остаться безнаказанно в живых. И это было невероятно удачным стечением обстоятельств.

Гарри Бекер и Лео Тёрнер, надо отдать тем должное, не сразу пошли навстречу Бриджит. Так и сказали, что не горят желанием стать короче на целую руку, а то и голову, если сюзерен прознает, кто прикончил его мужа. Оправдываться потом перед отпетыми головорезами Милднайтами не входило в ближайшие планы Бекера и Тёрнера. На что Бриджит ответила, что Сойер не узнает.

«Я позабочусь о том, чтобы он вас не нашёл».

Бриджит оставила им задатком по две с половиной тысячи фунтов наличными и сказала, что Дайан Сойер редко когда появляется в одиночку, так что придётся за тем следить постоянно.

На что Тёрнер, забросив в рот сразу три мятные подушечки, ответил, что они сами разберутся с тем, каким образом добраться до консорта сюзерена. А Бекер добавил, что если вдруг однажды Джон Сойер придёт по их души, имя мисс Иванз прозвучит очень внятно.

В свою очередь Бриджит ещё раз пообещала, что Сойера ни Бекер, ни Тёрнер не увидят.

Разговор прошёл незадолго до выходки Джона Сойера в Консульском кабинете, положившей начало эмбарго на принудительную проституцию, контрабанду и уличную торговлю героином. А вот Дайан до сих пор был жив, потому как в одиночестве действительно не появлялся.

Но Бриджит была терпелива. Страх быть разоблачённой или умереть на месте, попытавшись инициировать смерть Дайана, стих. Она знала, что сумма, обещанная ею Бекеру и Тёрнеру, впечатляющая. Те не устоят. Жаль только, что не получат денег за свою работу. Потому что её честь планировала сдержать данное байкерам обещание. Сойера те не должны были увидеть. Бриджит Иванз намеревалась перекусить горло одному и второму, как только консорт сюзерена будет мёртв.

***

Слепое пятно, которым на несколько дней стала территория галереи на Колледж-Лейн, 124\2, наведённое Котом, было отключено сразу же, как только Сэндхилл, отоспавшись под боком у конунгов, стёрли потёки крови с брусчатки двора, восстановили арочные окна в рамах из крошева осколков и реставрировали битый в обороне тяжёлый тисовый стол и цветные витражные пасторали, сброшенные с того Ялу.

Кот, сняв морок и будучи самой настоящей высококвалифицированной тварью из преисподней, как ни в чём ни бывало сошёл с насиженного места, оборвав гипнотический гул харибды в недрах мохнатого чёрного тела. Сунулся на минуту к Дайану, обнюхав безмятежное лицо спящего. Заглянул читающему с планшета Иво в монитор. Коротким мявом одобрил Артура Конан Дойля*, которым Кэтспо развлекался, пролёживая свои отведённые часы дежурства в постели с Бруком. Обошёл жилую часть дома, выслушал от Ялу про «это был пиздец, если ты понимаешь, о чём я». Кот понимал. Он полноценно присутствовал при всём происходящем в корте, разве что не мог владеть телом в состоянии такого обширного морока. Но эриний, мрущих налево и направо крестоносцев, покрытых кровью вампиров, упавших, словно маки полевые, Дайана и миледи и пыхтящую, втаскивающую всех троих в обмороке в галерею Ялу Кот видел.

Выбрался в выставочный зал «Голубого пальто», где на высоких стальных шпильках ходила золотоволосая Сесиль Сэндхилл под руку с пожилой шведкой у линейки графики Пикассо**. Сесиль улыбалась. И улыбка её означала только одно: «это подлинники, дорогая моя, и, нет, таких нет ни в Париже, ни в Барселоне».

Кот спустился в подвальные помещения, полагая отыскать там Валери. Его расчёты оправдались. И даже с лихвой. Потому что рядом с тою, свернув ручищи на груди и расставив ноги, высился Элек.

Валери, в костюме «шанель» и в коротких перчатках, стояла у того под локтем, периодически то поднимая тёмную головку с уложенными локонами, то разворачивая её к стоявшим у стены рыцарям. Кот сообразил, видя раздумчивые пляски носка велюровой туфельки, что ведьма решает. Стойка Милднайта тоже говорила о том, что он в раздумьях.

Кот опустился у последней ступени, обвернулся хвостом и смотрел, как Валери ходила из края помещения в край, вглядываясь в недружелюбные и уставшие лица крестоносцев. Потом возвращалась к мужу, запрокидывала голову и предлагала. Элек смотрел на неё, чуть склоняя шею, делал ладонью жест «дорогая, попридержи» и то кивал в сторону шеренги крестоносцев, то вбок, где в одиночной камере, забранной решёткой, сидел подавленный святой отец.

Валери сжимала губы, дёргала носом, что значило «мне это не нравится», и снова отправлялась ближе к крестоносцам.

В принципе, Кот понимал, как сложится судьба выживших и Клирхэда, поэтому подлез под ладонь Валери и потерся о неё.

«Милый, привет», — Валери впустила когти в толстый загривок Кота и задержала их там.

«Съесть», — сказал Кот.

«Не всех», — отказала Валери.

«Не всех сразу?» — переспросил Кот.

«Вообще не всех. Выбирай одного. Элек оставляет мне троих для порогов, чтобы больше не было предпосылок для подобного случившемуся, а остальных… — тут Валери обернулась на мужа, — мы отправляем обратно. И в Чудоземье, как утверждает Элек, о нас непременно пойдёт добрая слава».

Кот насладился сарказмом в последнем предложении миледи и состряпал для конунга, как ему представлялось, понимающий оскал. Хотя рассчитывал на улыбку.

«Если вы не думаете о репутации правящего дома, то я, между прочим, думаю. Кто занимался всей этой внутренней и внешней политической поебенью твоего графства?»

«Ох, конечно ты. Я же оделила тебя полномочиями. Самой мне было недосуг».

«Так вот, как оделённый теми, я настаиваю: завязали пока с покойниками. Вернутся в Чудоземье живыми по максимуму. И расскажут каждому о вашем сатанинском великодушии».

Валери вдохнула и выдохнула так, что Кот расслышал рычание.

«А знаешь, почему ещё стоит отпустить пленных?» — Элек сделал глазами наводящее движение.

«И почему?» — пошла навстречу Валери.

«Самое ценное для меня остаётся здесь. Ты и твоя сестрица. Мне глубоко поебать, как там сложится судьба у святого воинства отца Клирхэда. Пускай все, кому посчастливилось выжить, убираются и больше сюда не вернутся».

Валери темно осматривала фигуру мужа.

«Не смотри на меня так, — Элек рук не расцепил и не стронулся с места, — у вас полный ледник покойников для чёртовых рукоделий, трое для замков на пороги и святой отец. Этого более чем достаточно, если учесть, как легко мы отделались всем лёном».

Кот настойчиво замяукал.

«Забирай, — великодушно двинул подбородком Элек, — хоть сейчас можешь есть святого отца».

«Элек».

«Валери».

Кот воспользовался тем, что миледи и Милднайт принялись выражать взглядами всё, что можно было осилить лишь с помощью портовой ругани, и двинул, раскачивая хвостом, к Клирхэду за решёткой.

Святой отец несколько равнодушно покосился на Кота и бросил, уже без всегдашнего своего монашеского апломба, к которому прибегал всякий раз, стоило тому увидеть Кота или Ялу: «Отродье сатаны».

«Я», — мяукнул Кот, для затравки всовывая лапу меж прутьев и выпуская когти.

Клирхэд, конечно, был печален и удручён, но ногу, около которой проскребли когти, всё же подтянул ближе к себе.

Пока Кот кокетничал около клетки, вышагивая восьмёрки, Валери, столкнувшись с режимом скалы, коим в совершенстве владел Элек Милднайт, сжала когтистые лапки в кулаки и, обернувшись к рыцарям, прошипела: «Чёрт с вами!»

Апатично и хмуро молчавшие до сих пор те пораскрывали глаза и рты.

«Да, мать вашу, это фигура речи, — негодующе повела ладонью ведьма, — уберётесь в благословенное Чудоземье живыми».

И видя, как остатки святого воинства отпустил ужас, попыталась взять хоть что-то в такой унизительной и беспомощной для себя ситуации: «Кроме вас троих, парни. Прощайтесь. Кот, мне нужна Сесиль».

С этими словами Валери размеренно, но чуть убыстряясь с каждым шагом, пошла к трём рыцарям слева от себя. На ходу она стаскивала с рук шоколадного цвета перчатки.

Элек, распознав со спины намерение жены, которое виделось ему в движении локтей и неумолимой вкрадчивости её поступи, закрыл ладонью лицо, словно не желая смотреть, но руку всё же опустил, машинально огладив бороду.

Валери не планировала в этот раз сначала припугнуть, как пугала Кристиана Джилсона у синагоги, бедняг, которым не повезло. Она была расстроена, поэтому хотела разделаться со своей добычей быстро. Отведя левый согнутый локоть как можно дальше за спину, одновременно прижимая тот к боку, словно для упора, Валери с силой ударила левой ладонью в центр груди первого крестоносца. Несущие боль и временный паралич пальцы ведьмы добрались до позвоночника рыцаря, охватили. Валери встряхнула всем локтем, и на погляд перед онемевшей шеренгой святого воинства явился букет жёлтых озёрных касатиков с длинными зелёными листьями. Развернув цветы в руке и оглядев, она подняла чёрный взгляд на следующего рыцаря. Тот, движимый отчаянием и извечным страхом монаха перед ведьмами, попятился, спиною натыкаясь на стоящего позади.

«Ох, так ещё лучше», — одобрила Валери и правой ладонью прошибла уже две грудные клетки. Секунду спустя очередная охапка жёлтых озёрных ирисов легла в букет к первой.

Цветы были тяжелы. Валери сосредоточенно стояла, отслеживая и распределяя их массу в руках.

Элек, было, двинулся подхватить жену, но та так посмотрела, что конунг передумал.

По лестнице спустилась Сесиль. Сморщила нос, увидев результат делёжки живых душ. Но промолчала, провожая сестру взглядом к лестнице.

Кот сунулся к Валери под колени, преследуя целью подхватить ту, надумай миледи поскользнуться со ступеней.

«Что же, — философски вздохнула Сесиль, оглядывая оставшихся, — всем спасибо, пора возвращаться».

Она сцепила пальцы в замок, извернулась в запястьях, словно разминая руки, схлопнула и растёрла ладони друг о друга, и принялась сминать между теми воздух. Блистающие переменные массы, объёма, силы сжатия и обратной силы сопротивления, величины занимаемой площади, ожидаемого расположения и предопределённой коммутативности сияли сквозь тонкие пальцы Сесиль, заставляя уравнение заклинания изменения формы и объёма тел без искажения витальности и содержания работать.

Восемь оставшихся рыцарей скомкались до размеров напёрстков. После чего Сесиль собрала тех с цементного пола и ссыпала в карман английского жакета в мелкую фиолетовую и розовую клетку.

«Элек, нас не будет… часов двенадцать. На тебе весь дом», — бросила Сесиль и поднялась за сестрой.

***

Навязчивое чувство однажды забытого и таким остающегося сопровождало Дайана уже как несколько дней. Временами ему казалось, что не отвлекайся он на хлопоты о детях и дела в лёне, то обязательно бы понял, что выпустил из вида.

Между тем Джон был влюблённым, словно в первые дни их романа: предупредительным, страстным и внимательным одновременно. Дайану это более чем нравилось, потому что если он давал себе труд сравнивать занятость Джона другими в последние недели и им сейчас, — сейчас выигрывало во всём. Сойер был рядом большую часть суток, занимался с детьми, а совместные прогулки случались еженощно. И, возвращаясь к уже сказанному, страстность Джона словно возросла. Он зажимал Дайана при каждом удобном случае, на что тот с радостью вёлся.

Память вернулась к нему вместе с сообщением о дружеской вечеринке в лугнасд, завершающему некалендарное лето, но чтимому Сэндхилл как праздник земного изобилия и богатого урожая, что прислала Сесиль.

«Помни, будет черничный пирог под ванильным взбитым кремом», — обещала Сесиль.

Дайан улыбнулся мысли о чернике в пироге. А после ванильного крема та же самая мысль сдвинулась к его собственному ванильному аромату, проявившемуся нотой в росном ладане во время течки. Оттуда мысль утвердительно свернула к факту самой течки, которая, стоило ли удивляться, поспевала к очередной вечеринке. Следом Дайан порадовался тому, что вот как раз во время черничного ужина разживётся у Сесиль новым стандартом контрацептивов. И вот тогда мысль, словно взбесившийся бык, припёрла его рогами к стене: контрацептивы. Те, которые он не принимал с момента пробуждения и ещё раньше. И всё это время Джон не отходил от него ни на шаг, заваливая в койку и куда придётся, стоило зазеваться.

Дайан выпустил из ослабевшей руки телефон и тут же прижал ладонь ко лбу, уговаривая сам себя не совершать глупостей. Не пойти и не врезать Джону. Потому что это было первым испытанным побуждение. Мать его, он мог клясться на миллион фунтов стерлингов: Джон знал, раньше него знал, что Дайан дал маху с таблетками. Всё поведение Сойера говорило о том. Намерение его было таким прозрачным и очевидным, что Дайан сжал кулаки до впившихся ногтей, не придумав лучше, как справиться с порывом. Он злился на свою легкомысленность и на коварство мужа.

А ещё Дайан мог клясться в другом: он уже забеременел. Просто не могло быть иначе. При таком согласии тел, как у него с Джоном, иного быть не могло. Опыт первой беременности показывал, что очевидных признаков той могло не наступать влоть до видимых изменений в фигуре. Дайан не блевал по пробуждении и не терял сознания, у него даже была течка во время беременности. Если бы не потребность есть руками сырое мясо, всё оказывалось бы скрытым ещё дольше.

«Кстати, не так уж и ужасно оно было на вкус», — отметил Дайан и снова пришёл в панический раздрай.

Он знал, что Джон в саду за домом, возится с детьми. Поэтому прямиком отправился туда.

Повизгивания и довольное кряхтение двойни он услышал ещё в доме, а потом увидел всех троих.

Сойер, положив Ригана и Элизу животами на ладони, поднимал их руками вверх, имитируя стремительный полёт. Для чего приходилось крутиться вокруг себя, запрокинув голову, и ступать в стриженой траве и по дорожкам не глядя.

Двойня смеялась, дрыгая руками и ногами.

Джон улыбался, смотря за детьми.

Дайан остановился, словно передумав обнаруживать себя, но Сойер того услышал задолго. Спросил, не спуская с сына и дочери глаз:

— В чём дело? До твоей ярости можно дотронуться, так ты её испытываешь, — и, не дождавшись ответа, опустил детей, прижав тех к себе.

Посмотрел на Дайана секунду-другую.

— Ты же знал об этом с момента, как укусил меня при пробуждении? — чётко проговаривая слова, зацепился тот.

На лице Джона мелькнуло понимание и следом тень улыбки.

— Наконец вспомнил? Да.

Слов и язвительных фраз было так много, что выбрать что-то одно оказалось задачей непосильной.

Но Джон понял, что плещется в мыслях Дайана. Он поцеловал в кудрявую голову Ригана, продолжая смотреть на мужа:

— Просто так сложилось, милый.

— «Так сложилось»? — Дайан распахнул глаза и сошёл в порыве с крыльца. — Это что, не было преувеличением? На острове Уайт ты заявил мне о своём желании…

— …делать тебе детей каждый год. Да, это не было преувеличением, — пожал плечом Джон. — И это по-прежнему кажется мне отличной идеей. Малыши от тебя просто прелесть. Беременный ты просто прелесть. Сексуальный и беспомощный.

— Ты выдрачиваешь меня?

Сойер улыбнулся открыто, чуть запрокидывая голову.

— Почему ты так злишься?

— Потому что ты снова всем распорядился, решил, воспользовался. Потому что ты знал, что со мною. И продолжал трахать меня, зная, что я могу забеременеть, — прошипел Дайан, совершенно забывая о таращащихся на него детях.

— Что значит «могу»? Ты разве уже не беременный? — Джон отступил и снёс Ригана с Элизой до одеяла в траве, забросанного погремушками и силиконовыми зубогрызками.

— Не льсти себе, — всунул руки в карманы джинсов Дайан.

— Допустим, даже если нет, — раздумчиво протянул Джон, возвращаясь и становясь близко-близко. — Даже если нет… Что там у тебя через пару дней? Запрёшься в чулане и не дашь мне ни под каким предлогом, наступая на горло своей течке?

— Блядь, какой ты невыносимый, пошлый, сосредоточенный только на себе ублюдок.

Джон кивнул, соглашаясь со всем.

— Как угодно, Дайан. Но ты не ответил: не дашь мне, когда тебя перекроет от гормонов? Оттолкнёшь мою руку, если я дотронусь до тебя? Скажешь мне «нет»?

Дайан закрыл глаза, чтобы только не смотреть на мужа. Развозить драку перед детьми было неуместным, но как хотелось.

— Хочешь врезать мне? — Джон повёл бровью. — Может, прибережёшь напоследок? Устроим игрушку с принуждением. Или изнасилование с сопротивлением. Этого мы ещё не делали…

Дайан ударил. Прямо в аристократичную переносицу Сойера, заставив того отклониться головой и инстинктивно запрокинуться, чтобы задержать кровотечение, которое само по себе почти тут же сошло на нет.

— Можно устроить, — ответил Дайан, — конечно, можно устроить. Потому что есть большая вероятность, что по своей воле я под тебя больше не лягу.

***

Кровь с пола в пабе Кемерона Грэя оттёрли почти сразу же, как коронёры увезли Джека Элиаса в аутопсию, а Конопатого Ллойда в хирургическое отделение. После чего Кемерон повесил у бара рамку со вставленной надписью «Без ножей, сукины вы дети». Но предупреждение не имело под собою в виду того, что Кемерон больше не был рад видеть у себя конунгов, а тем более их жён.

А всё потому что Кемерон Грэй был из тех избранных урождённых ливерпульцев, которые столкнулись с феноменом лёна Сэндхилл, приняли тот как факт и продолжали с этим жить. Кемерон родился в 1961-м в Мёрсисайде и до сих пор здесь и оставался, разменяв пятый десяток. «Потеющий и грязный» достался ему от отца. И никогда работа в том и содержание паба Кемерона не разочаровывали. Первыми изо всего лёна он познакомился с Балицки, которые заходили выпить и ненавязчиво просиживали за столом в самом тёмном углу. Кемерон не особо интересовался, чего это они так скрытничают, ему было плевать по большому счёту. Он резко потеплел к вампирам лишь тогда, когда Юрэк, досидевший до часов закрытия «Sweat ‘n dirty», тогда ещё носившего имя «У Кемерона», не дал двум джанки на отходах отжать у Грэя выручку. Правда что схлопотал пулю в бедро, но даже с тою уволок из паба обоих. С концами, как понимал Кемерон. Потом появился Джон Сойер. Затем Элек сразу с обеими миледи.

Кемерон Грэй знал каждого из лёна уже тридцать с лишним лет. И если сам он старел, то Элек Милднайт, миледи и вампиры не менялись. Дураком Кемерон не был никогда. В чужие дела без острой на то надобности не совался. Он твёрдо усвоил, что когда кто-то из лёна останавливается в «Sweat ‘n dirty», это может быть очень весело. Можно даже очень приятно провести время, если приходили сами Валери и Сесиль. Или же может быть затеяна драка. Или драка может быть прекращена. Всё зависело от того, кто мордобой развозил: Элек или нет. Так последнее явление конунга в пабе вместе с братом оставило очень яркое впечатление в памяти Кемерона. О впечатлении, произведённом теми на посетителей, говорить вообще не приходилось. Признаться, Грэй даже струхнул ненадолго, когда вообразил, что «Вспотевшего и грязного» после казни байкеров из «Семени Велиара» станут обходить за милю по окружной. Но не тут-то было. Плебс повалил за здорово живёшь. Кемерон даже нанял Холли и Марту Ривз для работы в баре, потому как перестал справляться с обязанностями бармена.

— Что, деньги гребёшь лопатой? — дружелюбно спросил Юрэк, падая локтями на стойку.

— Пользуюсь гиблой тенденцией, Балицки. Это всё равно, что продавать дом с привидением американцам. После того как конунги отполовинили от Элиаса и Ллойда по куску, — у меня ёбаные аншлаги. Все надеются попасть на бис.

— А ты сам надеешься? — Юрэк выхватил из стакана сигарету, отметив, что такой щедрый жест, как покурить в свободном доступе для любого, явный признак дел в гору.

— Знаешь, — Кемерон поднял под глаза стакан и с подозрением рассмотрел тот, — оказывается, что я очень гибок эмоционально.

Балицки захохотал, показывая цыганскую белозубую улыбку.

— Где твоя жена? — Кемерон не мог отчётливо рассмотреть вход в паб из-за толпы в том.

— Не замедлит явиться с минуты на минуту.

И в самом деле — Линда явилась. В белом шемизе чуть выше коленок и с традиционной сигаретой у ярких губ.

— Господь милостивый, дорогая, как ты хороша среди этого отребья, — сказал Кемерон, на миг прекратив полировать очередной стакан.

— Кем, так это ты ещё остальных не видел, — ласково ответила Линда.

— Посторонись, не то как сброд неразумный, — раздался рокот одного из конунгов. — Не видишь, чернь, леди пройти не могут?

— Нет, господь сегодня ко мне немилостив, — сделал вывод Кемерон, стоило ему разглядеть Валери и Сесиль.

На ведьмах тоже были шемизы с открытыми плечами и кружевными струящимися юбками в пол, перетянутые по талиям лентами поясов.

— Вы, миледи, никак собрались от души в пляс? — Кемерон вообще оставил полотенце и стекло.

— Привет, Кем, — сказала Сесиль.

— Водки для настоящих леди, будь так добр, — добавила Валери, укладывая руку с браслетами на стойку.

— Финской, — уточнил Никки, прижимая обеих ведьм к Линде, а всех троих ближе к стойке.

— Это всегда можно, — Кемерон потянулся за бутылкой.

Холли и Марта, стоявшие поодаль за стойкой, поняв, что Кемерон задержится с постоянными гостями, активнее включились в процесс, продавая выпивку другим посетителям.

— Парни, уж сегодня вы сможете держать себя в руках?

— Это когда ты повесил на всеобщее обозрение эту угрожающую писульку про ножи? Иного выхода для нас нет, — сыронизировал Никки, довольно улыбаясь.

— Больше водки, Кем, — уточнил Элек, расталкивая народ у стойки и давая место Иво перед собою.

— Насколько тебе больше? — ворчливо отмахнулся Кемерон, добавляя шотов.

— Намного, мистер Грэй, — Иво забрал два полных, развернулся к Элеку, отдал один.

Элек Милднайт, пользуясь давкой, прижал Иво к стойке. Оба выпили, не отпуская взгляда друг друга.

— Мой скромный паб расползётся по швам с вами двумя внутри, Милднайты, — Кемерон снова наполнил шоты.

— Да у тебя не продохнуть. Дела иду в гору, Кемерон? — Сесиль забрала водку и выпила на брудершафт с Валери.

Кемерон ответил не сразу, потому как поцелуй на брудершафт от миледи Сэндхилл был зрелищем не для слабаков.

— Думаю расстраиваться, — наконец ответил тот.

— Давно думаешь?

— Вот только что решил. Если вы, миледи, затеете продолжать в том же духе, с наплывом любителей заложить за воротник и передёрнуть под столом в этом ветхом сарае мне не справиться.

Никки довольно улыбнулся сверху. Уж он-то знал, что водка, Валери и Сесиль вместе — это было нечто особенное.

— А где лорд Сойер? С вами? — Кемерон держал наготове ещё один шот.

— Ещё бы, — лениво протянула Линда, подтаскивая к себе выпивку. — Ну-ка, дайте старине Кему узреть сюзерена.

Милднайты развернулись, сдвигая стоящих и сидящих за спинами в стороны.

Феномен Сойера работал по-прежнему.

Кемерон видел, что тот идёт к бару сквозь инстинктивно расступающихся посетителей. Вот кому давка не мешала. Чуть поотстав, но так, чтобы не быть оттеснённым людской волной, следом шёл Дайан, положив обе руки в карманы джинсов.

— Привет, Кем, рад тебя видеть, — сказал Джон, забирая со стойки водку.

— Моё почтение, сир.

Джон выпил, вернул шот.

— Кем, это Дайан, мой муж.

— Здравствуйте, — сказал тот, протягивая руку.

Грэй ответил:

— Кемерон Грэй, очень рад познакомиться. Что будете пить?

— То же самое, — разрешил Дайан, не смотря на Джона.

Комментарий к 17

*1859 — 1930 гг., английский писатель (по образованию врач) ирландского происхождения, автор многочисленных приключенческих, исторических, публицистических, фантастических и юмористических произведений. Создатель классических персонажей детективной, научно-фантастической и историко-приключенческой литературы: гениального сыщика Шерлока Холмса, эксцентричного профессора Челленджера, бравого кавалерийского офицера Жерара

**Пабло Руис-и-Пикассо, 1881 — 1973 гг., испанский и французский художник, скульптор, график, театральный художник, керамист и дизайнер

========== 18 ==========

Джон Сойер полагал, что знает о себе всё. И что он далёк от изматывающего балансирования между несколькими вариантами, если жизненная ситуация что-то предлагает в бОльшем количестве, так как знает, чего именно хочет. Знает, как чего-то добиться и как отказаться от уже надоевшего. И он был прав насчёт всего этого. Исключая утверждение «знает о себе всё». Кое-что оказалось новым и незнакомым.

Стоя в саду своего дома на Виктория-Стрит и чувствуя, как сворачивается под носом кровь, Джон смотрел вслед Дайану и наблюдал для себя изрядно обескураживающее положение вещей. Удар. Далеко не первый удар, который он получал от Дайана за подходящий к концу год их знакомства. Вот в этом и была странность. По сути своей за обе жизни Джона никто не бил по лицу больше одного раза, продолжая при этом оставаться в живых. Дайан бил, потому что Джон позволял. Дайану было можно? Да. Дайану было можно. Разве что каждый такой инцидент подразумевал, что Брук распускал руки, не потому что был склонен к насилию, а потому что Сойер вёл себя неэтично. Джон располагал им без совместной оговорённости, и тому не нравилось.

Сойер понимал, почему каждый раз злится его муж. Понимал, почему он сам поступает так, как поступает. А теперь так понял ещё одно: насколько глубоко и крепко в нём сидит обособление персоны Дайана. Причинить тому больший физический вред, чем тот сам позволял, Джон способен не был. Убить его, как поступил бы с любым другим уже после первого удара, Джон не мог.

Открытие было таким занятным и обескураживающим, что Джон Сойер даже смог найти в нём некое очарование. И, смотря вслед Дайану, он медленно улыбнулся. Скорее уже себе.

Но вот давать Дайану знать о том, что тот может вить из мужа верёвки, этого Джон не планировал. Как и долго терпеть праведную позу, в которую тот только что встал. Дать Дайану пару дней на остыть Сойер мог себе позволить, но позволить остаться верным своему решению, которое тот прошипел Джону в лицо, было совершенно неприемлемым.

Поэтому Сойер стоически снёс «ушёл спать на диван» от Дайана, скудные необходимые разговоры, касающиеся совместного быта и ухода за детьми, ограничение доступа к телу и бутилированную кровь. Джон даже позволил себе признать кое-что помимо того, что спускает ему рукоприкладства на раз-два. То, что течка сносила Дайану все настройки, делая его покладистым и жарким — это Джон усвоил твёрдо. Как и то, что в эти несколько дней повышенное желание близости делало Дайана лёгкой мишенью для посягательств со стороны Джона. Вот только лёгкой мишенью в эти благословенные дни был и сам Сойер. Жажда той же близости с Дайаном была в разы мощнее, нежели пресловутая жажда крови, которую Джон давно умел контролировать и подчинять. И мощнее, нежели обычное сексуальное желание, подкреплённое взаимностью. Обладать Дайаном во время его течек было едва ли не определённым жизнеутверждающим действием, доступным только ему. И Джон сильно сомневался в том, что сможет устоять и не подойти к Дайану, стоит только услышать его сумасшедший запах на пике. Джон не мог позволить себе пропускать чудесную цикличность своего мужа. Он уже слышал приближающуюся одуряющую волну, которая оставалась за Дайаном, словно шлейф. И был уверен, что и тот уже сам начал беспокоиться и томиться по прикосновениям. Хотя держался Брук просто отлично, не выдавая себя ничем, словно к нему перешла львиная доля выдержки самого Сойера.

Признаться, Джон даже думал, что Дайан снова попытается избежать выхода в общество накануне течки. Но тот, как оказалось, был рад тесному и живому общению в лёне и с посторонними. Поэтому Ригана и Элизу оставили Коту, Ялу и мисс Аддамс, перед тем как двинуть в паб Кемерона Грэя. Всю дорогу Дайан расслабленно молчал, избегая прямых взглядов в салоне автомобиля, а как вошли в «Sweat ‘n dirty», так и вовсе о Джоне словно позабыл.

***

Бекер и Тёрнер тоже были в «Потеющем и грязном».

Лео путался с Мартой Ривз, а та обмолвилась накануне вечером, лёжа у Тёрнера головой на коленях, пока тот смотрел в записи матч Тоттенхэм — Ливерпуль, что первого августа Кемерон Грэй снова ждёт в пабе сюзерена со всем лёном. Лео сделал вид, будто пропускает мимо ушей болтовню Марты, но в первый день августа он и Бекер были у Грэя.

Кроме Бекера и Тёрнера там была прорва веселящегося под забористую музыку люда, так что на этих двоих никто и внимания не обращал. А чтобы уж совсем в толпе затеряться, оба оставили дома кожаные куртки с мордой Велиара, после чего даже Марта не сразу Лео признала.

Выполнить заказ Бриджит Иванз можно было сегодня. Но плюсы равнялись минусам. Многочисленная толпа давала возможность затеряться, скрыться можно было мгновенно, и никто бы не сказал, когда Гарри и Лео ушли. Если бы дело коснулось их персон. Но весь лён был здесь, и рядом с Дайаном всё время кто-то был. Он даже покурить выходил в сопровождении бородатых Милднайтов и цыган, пил со смазливым механиком, из-за которого отправился на тот свет Джек Элиас, или с головокружительными малышками, которые — повезло же ублюдкам — были замужем за Элеком и Никки Милднайтами. К слову, с сюзереном Дайан курить не ходил и не пил. Наверное, надоели друг другу дома бок о бок, чтобы ещё и здесь изображать семью.

В конце концов пасти Дайана Сойера было решено до последнего.

***

(Вот под какую музыку танцуют в «Потеющем и грязном» — «Perfect Gang», «Shut up and dance» и «All the way» от Fiddler’s Green; «Piratе song» от Flogging Molly* и «Sweat» от The All-American Rejects**)

Дайан не думал, что настроение позволит ему в полной мере ощутить, что такое дружеская вечеринка с Сэндхилл. Ссора с мужем держала его в состоянии постоянных дискомфорта и досады. В то время как сам Джон, на взгляд Дайана, жил, словно ничего такого не случилось.

Но в «Sweat ‘n dirty» была потрясающая атмосфера упорядоченного распиздяйства благодаря музыкальной подборке, гостеприимному, но безапелляционному к дебоширам владельцу, морю хорошей выпивки и весёлому «отребью Энфилда и Мёрсисайда», как добродушно звал собирающийся у него контингент Кемерон.

Мрачные мысли и сомнения относительно своей способности веселиться сегодня существенно пошатнулись после двух шотов. А после того как толпа весёлых и в самом деле потеющих работяг проорала вместе с Милднайтами с начала и до конца о том, что «они сегодня великолепная бригада, бесстрашная и пьяная, орущая и танцующая до утренних лучей, потому что дружба никогда не закончится», Дайан вдруг почувствовал вместе с третьим проскользнувшим шотом, что вот-вот вольётся в ряды этих бригадников.

Холли в коротких джинсовых шортах вынесла в толпу гружённый водкой поднос.

Дайан услышал, как взревели конунги «понеслась!» вместе с Прзиварой и Ральфом Альберсом***.

Следом толпа пришла в движение, Дайана сдвинуло с места на словах «поднимайся, мелкая дрянь», вынесло в первый ряд выстроившегося круга, и он очнулся на том, что вместе со всеми настаивал на «заткнись и танцуй, будь счастлива со мною, заткнись и танцуй, заткнись, прекрати трёп и ругань и вспомни, что мы любим друг друга!». А потом «понеслась, понеслась!» под очередной шот.

В круге, обносимым водкой, плясали миледи Сэндхилл с Милднайтами и оба Балицки. Волосы Валери, Сесиль и Линды взвивались потоками, равно как и кружевные струящиеся вкруг коленей и щиколоток юбки. Сверкали усыпанные цветными камнями серьги-кольца. Косы конунгов вели себя в воздухе как змеи, а от поступи тех, казалось, дрожал паб. Когда Милднайты и Юрэк срывали с пола и подкидывали партнёрш в руках вверх, те хохотали, а круг свистел и хлопал, не прекращая напоминать о необходимости «искать другого дурака, другую жертву и другую игрушку», потому что «любовь твоя — это яд, и пора бы бежать со всех ног», но пока что снова «заткнись и танцуй!».

Через круговерть пар на танцполе Дайан видел напротив Иво, который тоже от всей души, не жалея лёгких и голоса, орал «понеслась!» и пил разносимую Холли Ривз водку.

Когда дошло дело до «всю дорогу до моря меня вёл голос сирен и прилив, которые оставили меня там, где я хотел быть всю мою жизнь», Элек втащил Иво в круг, прижавшись тому губами в шею. И не успел Дайан должным образом восхититься развязностью и лёгкостью признания сложившейся ситуации у этих двоих, как вдруг сам оказался между Линдой и Юрэком и вместе с теми вдохновенно орал «когда волны крушат дальний берег, дьявол меня зовёт!».

— Воды, — простонал Дайан, выбравшись до стойки бара, потому что был мокрым, задыхающимся и счастливым.

— Запросто, мальчик, — Кемерон поставил перед ним высокий стакан и бутылку с питьевой водой, откинул крышку, налил. — Нравится у нас?

— Не то слово, — признался Дайан, расслабленно оглядываясь. Расслабленно ровно до тех пор, пока не наткнулся взглядом на Джона, подпирающего спиною стену. А перед Джоном стоял, склоняя кудрявую голову к плечу и вертясь, совершенно непонятный юноша.

Со вполне себе понятными намерениями.

Дайана прошил жар. Заставивший его оставить воду и оттолкнуться от стойки.

Слишком узкие джинсы и рубашка, высветленные волосы и ладони, всунутые в задние карманы, просто кричали о том, что к Джону клеится очевидный пидор, который водил шеей во все стороны, чтобы Сойер оценил перспективы.

Жар внутри обрёл зооморфную демоническую форму ревнующего омеги. И омега этот принялся шептать о страшных увечьях и пытках, которые вполне себе можно было начать с того, как взять в кулак горсть этих вот высветленных на макушке и протащить по каменной кладке стены паба.

А хуже всего была реакция самого Джона. Сойер стоял, чуть ссутулившись, периодически совсем склоняясь, потому что кудрявый был невысоким и потому что Джону хотелось слышать то, что ему говорили. Правой рукой Сойер охватывал себя по груди, а левой курил. Дайан снова осознал, какие красивые сильные руки у его мужа. И он со своего места мог понять, как смотрит Джон. Это был тот самый взгляд, которым обычно Сойер смотрел на Дайана и от которого у него подкашивались ноги, а под кожей живота завязывался тугой такой узел.

«Сука», — в сердцах выматерился Дайан, когда сообразил, что его мужа не то чтобы клеят. Сойер с энтузиазмом клеился сам.

А чуть погодя вертлявый запрокинул голову, засмеявшись, развернулся и пошёл к выходу чёрной двери, на ходу обернулся и посмотрел на Джона.

Сойер оттолкнулся лопатками от стены, развернул плечи, затянулся в последний раз, вдавил сигарету в пепельницу и, не отвлекаясь, двинул следом.

***

В отличие от многих других, кто целенаправленно пришёл в «Потеющего и грязного» сегодняшним вечером, а теперь приходили и ночью, Эби Холт оказался здесь случайно. Но не пожалел. Разговору не было, вот такие безголовые попойки, одна из которых бушевала перед ним, привлекали его меньше, чем цивилизованная тусовка в ночном клубе среди тщательно полураздетых девиц и парней. Но пришлось укрываться от ливня, а в «Sweat ‘n dirty» горели жёлтым тёплым светом окна, и так забористо ржали, что укрыться там от дождя показалось Эби хорошей мыслью.

В пабе он купил пива и огляделся.

Вампира заметил чуть погодя. И сразу передохнул. Ну, потому что Эби нравились вот такие мужчины: взрослые, уверенные и сильные. А когда тот посмотрел прямо на Эби, Холт понял, что пялится в ответ и по-дурацки улыбается.

Вампир ему тоже улыбнулся: ярко и ободряюще.

Спустя каких-то пару секунд Эби Холт был уже рядом.

— Привет, — сказал он, чувствуя, как тёплый румянец забирается с шеи вверх.

— Привет, — ответил вампир.

— Я Эби, а ты? — Холт протянул руку.

— Я Джон, — Сойер руку пожал.

— Зашёл сюда случайно. Никогда в такие заведения не хожу.

Джон повёл бровью, осматривая Эби.

— А вы здесь один или с кем-то?

— С кем-то.

И тут, ну конечно же, вашу мать, Эби увидел обручальное кольцо. Очень дорогое кольцо, никак не вяжущееся с простой белой майкой и джинсами, что были на вампире. Холт понимал, что разочарование, отразившееся на лице, скрыть не удастся.

— Простите, просто я… Мне вы понравились, и я решил… Лучше я пойду.

— Нет, продолжай, — остановил его Джон, вытягивая из кармана сигареты.

— Что продолжать? — не понял Холт.

— Эби, — Джон прикуривал и смотрел на него, прикрывая глаза от завившегося дыма, — я тебе понравился, и поэтому ты подошёл. Так что продолжай вести себя так, как вёл.

Эби Холт насторожился, почувствовав, что сейчас с его помощью пытаются решить проблему, и исподтишка огляделся. Явной кандидатуры на «проблему» опознать не удалось.

Джон, видя сомнения мальчика, решил подтолкнуть:

— Я заплачу. Сколько тебя устроит?

Сойер снова опустил руку в карман и вынул первую попавшуюся под пальцы купюру.

— Боже, я не из этих. В смысле, послушайте, я могу и просто так, без денег, — Эби всё же взял пятьдесят фунтов и убрал те уже в свой карман.

— Лучше давай так, — Джон ободряюще показал зубы.

Эби вздохнул и допил пиво, что до сих пор держал в руке, забыв о выпивке. Успел оставить пустую бутылку на подносе проходящей официантки. Потом чуть придвинулся к Джону, потому что вокруг основательно так толкались и весело орали.

— Мне кажется, я где-то вас видел, — начал Эби, убирая одну ладонь в карман джинсов, а второю едва ли не бессознательно растирая шею от ключицы.

— Вероятно, — согласился Джон и чуть сполз по стене, расставив ноги, чтобы было удобнее говорить.

Эби смотрел на него. Глаза у мальчика были серыми, с тёмной синей окантовкой по краю радужки. Кожа на шее, лице и ключицах светлая и гладкая. Он смущался и волновался. И Джон ему нравился. И вполне могло быть, что попадись Эби на глаза Сойеру, уже который день сидящему на синтетике, прежде, прежде чем он встретил Дайана, дело бы уже шло полным ходом в кабинке сортира «Потеющего и грязного».

— Вы сюзерен города, — вдруг спохватился Эби, сместив ладонь с шеи к губам.

Сойер кивнул и выдохнул дым.

— Что вы здесь забыли? — Холт снова убрал руку, на этот раз во второй карман джинсов, одновременно склоняясь головой к плечу. Смотрел на Джона снизу вверх.

— У меня шибко весёлый лён.

— А ваш муж?

— Где-то здесь, — Джон улыбнулся так ярко, что у Эби перехватило дыхание.

И у Дайана перехватило.

Вот только Эби забыл, как дышать, будучи очарованным, а Дайан задыхался от жаркой ревности.

Сойер чувствовал внимание мужа. И не нужно было искать его взглядом в толпе, чтобы ярость, ревность, негодование и собственнические порывы ощущались Джоном как свои.

— Не всё в порядке? — Эби дошёл до того, ради чего разворачивается весь спектакль.

— Ненадолго, — сказал Джон, склонился ближе, — Эби, выходи на улицу через дверь запасного выхода.

— О’кей, — послушно улыбнулся тот, коротко засмеялся и пошёл, обернувшись через плечо.

Джон двинул следом, оставив сигарету в пепельнице.

***

Дайан не был уверен, кого прикончит первым, в отличие от своего омеги, который был уверен просто в том, что точно прикончит. Водка вместе с предтечей течки сделали своё дело. Держал себя в руках Дайан плохо. Прежде он не пил алкоголь в состоянии ожидания, но сегодня явно перебрал. На ногах Дайан стоял уверенно, не метался и не дрожал, сжимая кулаки, а вот в душе уже камня на камне от паба не оставил. Не говоря уже о том, как в воображении разделался с Джоном и подставлявшимся тому вертлявым юношей.

Брук заметил, что в его сторону движутся обнимающиеся Юрэк и Никки, с водкой наперевес в свободных руках, и поспешил уйти, не желая, чтобы его задержали и отвлекли. Дайан протолкался через весёлое отребье Энфилда, выбрался к чёрному входу, дверь которого только и успевала ходить туда-сюда, потому что через ту таскались все кому ни лень.

***

Как только Дайан отделался от Балицки и конунга, улизнув в толпу, Лео Тёрнер пошёл следом.

Гарри следил за тем от парадных дверей, Лео взял на себя выход запасный. Он не отводил от Дайана глаз, контролируя его и лён и дожидаясь удобного момента. Он также видел, что к сюзерену подкатил мальчишка с завитыми локонами, на которого Сойер повёлся. Но, признаться, пропустил тот момент, когда оба исчезли. Не иначе, что в сортир, как это обычно водилось в таких случаях. Но это было дажена руку. Дайан от стаи отбился и шёл к чёрной двери один.

Тёрнер пил сегодня мало, цедил одну единственную бутылку «Гиннеса дро». Поэтому голова была ясной, а сам он — собранным. Лео вытряс на ладонь три подушечки мятной жвачки, закинул те в рот. Убрал упаковку в карман, где уютно лежал балисонг. И пошёл следом.

***

За стенами паба было свежо и даже холодно. Во вмятинах асфальта набрались почти никогда не пересыхающие лужи, разве что мелевшие в солнечные дни, но дожди успевали наполнять те заново. Над дверью качался фонарь, светом около усугубляя тьму в обложенном тучами небе и в задворках зданий.

Дайан сошёл со ступеней и отправился, как мог сдерживая шаг, дальше, осматривая тех немногих, которые здесь курили, целовались и даже отливали, укрывшись за мусорным контейнером с эмблемой, говорящей о том, что в том предполагается сортировка мусора.

Джона он не видел. И вертлявого тоже не видел.

— Блядь, какого… — договорить не успел.

Его схватили поперёк талии, закрыли ладонью рот, оторвали от асфальта и втащили в узкий просвет между стенами жилого здания многоэтажки и хозяйственного супермаркета.

— Ты далеко собрался? — спросил Джон, прикасаясь в вопросе холодными губами к коже Дайана под ухом.

Тот дёрнулся, давая понять, что пора выпустить.

Но Сойер расценил трепыхание по-своему. Выпустить — выпустил и тут же вдавил в мокрую стену, заставив прижаться щекой и грудью. На несколько секунд он почувствовал синтетический мятный аромат в дыхании проходящего мимо, но не обернулся, сосредоточенный на муже.

Дайан хотел оттолкнуться, потом хотел обличить Джона в неверности, следом спросить, где тот пидор, которого он видел рядом. И ещё стоило помнить, что он обещал Джону в саду, бросаясь понятиями «добровольно», «под тебя» и «никогда больше». А ещё туда же можно было вкинуть страх номер один «совершенно фертилен в данный момент».

Всё пошло к ёбаной матери, потому что Сойер опустил руки и сжал Дайану задницу, протаскивая пальцами точно между ягодиц, и одновременно с тем всю промежность спереди, вынимая беспомощный и тёмный стон. Джон подхватил его между ног так, подволакивая к себе, что носки кедов Дайана снова почти оторвались от земли.

Дайан поднял руку к лицу, опираясь локтем о сырую штукатурку, прикусил кожу на тыльной стороне ладони. Омежья капитуляция подбиралась неумолимо, заставляя толкаться и в руки Джона, и всей шеей под его рот.

— Похоже на то, что сейчас я тебя принуждаю? — спросил Сойер, берясь за ремень в джинсах Дайана и расправляясь с пуговицей и молнией.

— Заткнись, — прошипел тот, изворачиваясь в спине, прогибаясь и подставляя губы под поцелуй.

Голова начала кружиться сразу, как только прохладные губы и язык Джона коснулись рта, а руки забрались под бельё.

Джон легко проскользнул в него пальцами, чувствуя долгожданную влагу и почти что температурный кипяток изнутри. Член Дайана тяжело лежал в другой ладони, и Сойер мог большим пальцем ласкать его по мокрой головке.

— Дайан, — требуя, прорычал Джон в поцелуе ему прямо в рот, руками становясь жёстче.

— Ох, ну ладно… — выдохнул тот, коротко проскулив и вертясь на руках Джона, — ладно. Я хочу. Я согласен.

— На что? — Сойер выпустил его так резко, что Дайан чуть не упал, если бы не оперся ладонями о стену.

Джон тут же привалился сзади, уже с распущенным ремнём и джинсами, стянул окончательно джинсы и бельё до колен с Дайана. Левой ладонью накрыл горло, откидывая его голову себе на плечо. Другою задержал член у того между ягодиц, прижав, но не пуская дальше.

— На ребёнка, — вышептал Дайан, сам толкаясь и наскальзывая на большую мощную головку. Тут же сдвигаясь и возвращаясь. Джона ему хотелось так, что волны похоти не успевали отхлынуть одна за другою, а подступали к горлу и скапливались водоворотом под удерживающей ладонью. А уже следом заливали рот слюною и солёным огнём глаза.

Джон чувствовал, как Дайан тянется и ведётся, скребёт пальцами по его бедру и за голый локоть, удерживающий его. Толкнулся резко, подкидывая, ладонью зажимая ему рот.

Дайан отреагировал лестно: вскриком, потонувшим в ладони, и раскрываясь глубже. Скользким краем осознания он ещё помнил, что Джон ебёт его не в их спальне, а посреди города в подворотне, а мимо нет-нет да и проходят люди и нечисть. Но осознание гасло, озаряя последней связной мыслью, что однажды он сможет сказать своему третьему ребёнку о том, как его зачали во время масштабной пьянки в подворотне, за пабом Кемерона Грэя. В, блядь, Энфилде.

Но сейчас Дайан даже не смог в достаточной мере насладиться пошлостью такого положения вещей, потому что кругом был только Джон: зубами, руками и разносящим членом, который становился больше и толще.

Право же, можно было бы выжать каплю романтики, учитывая дождь и упоминание согласного зачатия, из происходящего. Но Дайан был залит кровью, что текла по его шее, проливаясь из-под кусающего рта Джона. А под ногтями его была крошка содранной со стены штукатурки, тогда, когда он скрёбся и упирался в ту ладонями, чтобы не упустить ни дюйма в себе. Во рту Дайан чувствовал землистый вкус крови Джона и понимал, что искусал тому ладонь, а себе тем самым прибавил градуса похоти к уже набранным от водки и течки. В довершение всего вязка лишила его сил, оставив только дрожь бесполезного тонуса в руках и ногах, после чего Джон опустился между стен, опираясь в те спиною и носками челси, а сам Дайан остался сверху со всем, что чувствовал и имел, не в силах освободиться от сцепки. И не имея на то никакого желания.

***

Обратно в «Sweat ‘n dirty» вернулись под разухабистую пиратскую от Flogging Molly, когда подпевающие Дэйву Кингу и Нэтью Максвеллу**** утверждали, что «корабль шёл на дно, а на палубе все поголовно в дым, стоят и ждут Кортеса».

Дайан заметил, что некоторые Кортеса дождаться не смогли: кто-то лежал прямо на палубе, заботливо сдвинутый к стене более трезвыми матросами, а кто-то на диванах, уронив головы на столы. Причём что на всех столах, как показал поверхностный осмотр, стояли черничные пироги со взбитым ванильным кремом.

Дайан, похоже что под наплывом разных допингов и физической встряски, прислонился к Джону, ткнувшись лицом в шею, и засмеялся.

Сойер обнял того вкруг талии, переждал смех, спросил:

— Дайан?

— Черничные пироги. Здесь ни одного трезвого, а на столах черничные пироги?

— Просто Сесиль и Валери считают, что лугнасад обязан проходить именно так. Каждый чёртов год.

— Ты шутишь?

— Нет. Каждое первое августа у Кемерона попойка с черничными пирогами. И ты не совсем прав. Трезвый здесь есть. Владелец не пьёт.

— Эй, вы откуда?

Подошедший со спины Элек держал в одной руке полпирога, а в другой Иво Кэтспо, к счастью, целого. Он был изрядно пьян, что было видно по фиолетовым глазам и покрасневшим скулам. На всклокоченной бороде явственно проступали следы красной помады. Тем не менее, алкоголь в организме совершенно не отбивал у конунга желания кусок пирога прикончить.

— Выглядите так, словно из подворотни, — Иво дотянулся до края с черникой и откусил.

Кроме красных отпечатков помады Сесиль и Валери на светлой майке Иво Дайан видел бесконечное количество засосов у того на шее и несколько в локтевых сгибах.

— Это мой кусок пирога, — сказал Элек.

— Вот именно, — ответил Иво и откусил ещё раз.

Милднайт закатил глаза, охватил Иво по талии и поволок того в уже редеющую и устающую толпу.

— Где вас носило, сир? — Линда заступила дорогу, стоило сделать попытку двигаться дальше. — Выглядите так, словно отирались в подворотне.

Линда, похоже, пыталась стереть с лица кровь, но недостаточно хорошо. К тому же несколько капель лежали у неё на белом кружеве шемиза.

Ни Джон, ни Дайан ответить не успели.

Юрэк догнал опередившую его жену, остановился рядом и, комкая в руке испачканную кровью салфетку, произнёс с участием:

— Выглядите так, словно только что из подворотни.

Дайан посмотрел на Джона, тот сделал глазами «забудь».

Но забыть было сложно. Потому что абсолютно пьяный Никки со следами всё той же красной помады на воротнике рубашки и майки, едва успевший остановиться и не снести Дайана с пути, осмотрел Сойеров и напрямую выдал:

— Вы что, трахались в подворотне?

— Да, Никки, мы трахались в подворотне, — признался Сойер.

Балицки прыснули, следом Дайан, даже Джон отвернулся, улыбаясь.

— Это я сказал что-то смешное или ты, Джон? — сузил фиолетовый взгляд Никки.

— Что? И в самом деле в подворотне? — Сесиль поднырнула под руку мужа. Помады на ней уже не было, но, в отличие ото всех других, Сесиль выглядела трезвой как стекло. И это было невероятным, потому что именно с нею и Валери Дайан опрокинул минимум шесть шотов с водкой.

— Что там в подворотне? — Валери втиснулась перед Никки и сестрой, рассматривая Сойеров. Ни помады и ни следа алкоголя.

— Джон и Дайан трахались в подворотне, — облизнулась Линда и расслабленно повисла на плече Юрэка.

— Ах, это… не обижайтесь, парни, но все уже знают, — успокоила Валери, после чего Дайану стало настолько неспокойно, что Джону пришлось крепче подтащить его ближе.

— Плюс двое к Кемерону. Миледи Сэндхилл трезвы, — сказал Дайан, кусая губы.

— Нет. Пьяны мертвецки.

— Но…

— Смотри, — сказал Джон на ухо и развернул его перед собою.

— Эй, бесполезные и ни на что не годные! — грому подобный проорал Никки.

— Пошёл нахер, Милднайт! — совершенно пьяным и бесстрашным голосом проорал кто-то в ответ.

— Я сейчас найду тебя, ублюдок, и отверну башку! Ты же мне веришь?!

Ответа не последовало. Похоже, что Никки поверили.

— Встали и благодарите моих женщин за то, что они есть в вашей серой и безрадостной жизни! За то, что можете это видеть! — великодушно проорал Никки.

Дайан видел, как Элек, вовремя вернувшийся откуда бы он ни возвращался, подхватил Валери и опустил ту на стойку Кемерона, следом рядом поставил Сесиль.

— А если кто-нибудь из вас, недоумки, вздумает тянуть свои кривые руки куда не следует как в прошлом году, — напомнил Элек, разворачиваясь.

— И в позапрошлом, — сказал Никки.

— И во все остальные года, я, клянусь, отрежу эти руки любому!

Что-то подсказало Дайану, что что бы ни имел в виду Элек, упоминая предыдущие года, в этот раз повторения не будет.

The All-American Rejects ласково вступили из динамиков, уговаривая списать всё на плохое «бабушкино воспитание, вся вина на котором за то, что я теперь такой». И под эти оправдания Валери и Сесиль развернулись друг к другу, встали тесно, чуть меняясь в движениях согласно вокалу Тайсона Риттера*****, соприкоснулись губами и поцеловались.

Полный боли и восхищения стон прокатился по «Sweat ‘n dirty», ставший почти крещендо, когда Риттер пообещал «заставить всех вспотеть», а Сэндхилл, проворно цепляясь пальцами и не прерывая поцелуя, собрали шёлковые длинные юбки платьев друг другу до коленок, открывая взглядам щиколотки и босоножки от Баскони.

Дайан не стонал, конечно, но ошалел изрядно.

— Каждый год, — словно сам себе напомнил он.

— Каждый. Теперь понятно, почему название бара поменялось?

— Ещё бы, всё более чем красноречиво.

Тем временем, когда поцелуй достиг накала, а собранные юбки середины бёдер, Валери всунула колено сестре между ног и обе пропали с глаз долой, словно в пабе только что была массовая галлюцинация.

— Счастье на сегодня закончилось, — сказал Юрэк, — поехали по домам.

Дайан всё ещё смотрел на стойку, за которой вытирал слёзы полотенцем для натирки стаканов Кемерон Грэй.

Комментарий к 18

*ирландско-американская группа кельтского панка из Лос-Анджелеса

**американская поп-рок-группа из города Стиллвотер, штат Оклахома, основана в 1999 г.

***участники Fiddler’s Green

****участники Flogging Molly

*****солист The All-American Rejects

========== 19 ==========

Пока добирались домой, Дайан молча сидел рядом, почти не шевелясь под ремнём, но состояние его оставалось изменённым.

Джон изредка смотрел, отмечая сухие губы, быстрое дыхание и беспокойные пальцы, что жили своей жизнью, в то время как тело Дайана сохраняло неподвижность.

Но в районе парка Эвертона Дайан вдруг, не раскрывая глаз и не оборачиваясь, сказал:

— Сделай меня таким же. Как ты.

Джон не ожидал. Ни в каком развитии отношений не ожидал от Дайана такой просьбы. Сжал оплётку на руле и искоса бросил взгляд.

— Ты же можешь?

— Нет.

— Не можешь? — Брук повернулся, раскрыл глаза и облизнул губы.

— Могу, но нет. Я не сделаю тебя таким.

— Почему? — Дайан смотрел непонимающе.

— По многим причинам. Я не хочу, чтобы ты становился вампиром. Я хочу, чтобы ты оставался человеком.

Дайан не отворачивался и больше не закрывал глаз. Думал с минуту.

— А как же то, чего хочу я?

— Дайан, это… изменения с тобою повлияют почти что на всё между нами.

— Не хочешь расставаться с моею кровью.

Это было утверждением.

— Да, — коротко бросил Джон.

— Джон, ты не меняешься и не стареешь. Все, кого ты допустил к себе, не меняются и не стареют. Я буду стареть. И однажды умру. Потеряю тебя.

Джон повернул на улицу Св. Анны, сосредоточенно смотря за дорогой. Это его выдавало. Потому что в каком бы настрое Сойер ни вёл автомобиль, сосредоточенным тот не выглядел и не бывал. Он водил как тот, кто не опасается потерять жизнь в дорожной аварии. Но теперь Джон был напряжён.

— Но до того как я умру, я начну стареть. Ты будешь продолжать любить меня в таком случае? — Дайан снова облизнул губы.

Сойер дёрнул ртом, словно волк. Дайан увидел, что клыки у того отпущены.

— Ты так любишь мою кровь, Джон, что готов позволить мне умереть со временем?

— Да, я люблю твою кровь. Как обычный человек сказал бы, что любит звук твоего голоса, выражения глаз, пожатие плечом. Но ко всему этому я люблю твою кровь. Потому что я вампир. А стань вампиром ты, я потеряю её.

— А меня? Со всем остальным, чем я так хорош и что ты тоже любишь? Ты не хочешь меня так надолго, как вся твоя жизнь?

Джон вдохнул. Выдохнул.

— Почему? Почему ты вообще стал говорить об этом?

Дайан развернулся, бесконтрольно вытянулся и погладил ладонью от колена к бедру.

— Знаешь… знаешь, всё дело в лёне. Они — это нечто. Живые, весёлые, привязаны друг к другу и даже к тебе, который слова лишнего не обронит и не улыбнётся без очевидной на то для себя причины. Я это вижу. А ведь ты как тот чёртов айсберг, который позволяет видеть только свою вершину.

— Тебя тоже любят.

— О, я знаю. Джон, и миледи, и конунги, и Балицки, и Кэтспо до сих пор не пресытились ни жизнью, ни мирами, ни друг другом. Честно, я завидую всему тому, что было в вашей жизни. И в твоей жизни с ними без меня… Я с вами едва ли год, а уже столько всего произошло…

— Милый, то, что происходило и происходит в этот год — всецело благодаря тебе. Поверь, наша жизнь была интересной, но с тобою многое стало ещё лучше.

— Тогда дай мне возможность жить такой жизнью всегда. Я хочу всего этого. Тебя. Дождей в Ливерпуле. Увидеть, как будут жить наши дети. Чтобы каждый ёбаный год в моей жизни был лугнасад с водкой и черничными пирогами. Я не хочу, чтобы произошло что-то, что заставит меня умереть раньше, как это случается с людьми.

— Блядь, я непременно расскажу Валери и Сесиль, как поразил тебя их поцелуй, — попробовал отшутиться Джон.

— Уж постарайся. Но не уходи от темы. Подумай обо мне и над тем, что я сказал.

Джон не ответил.

— Я прошу этого у тебя. Я хочу, чтобы меня обратил ты, потому что я люблю тебя. Но если ты мне откажешь, я найду другой способ.

— Это что значит? — становилось ясным, что ещё немного, и Джон впадёт в приступ ярости, так обледенел и таким вкрадчивым стал его голос.

— Я найду другого вампира. Мисс Аддамс? Вполне вероятно. Она мне нравится. Я это понял. Или Балицки? Ещё лучше.

— Какого чёрта, Дайан? Ты что, припираешь меня к стенке?!

— Возможно, что я лишаю тебя выбора, как ты меня в некоторых случаях, — Дайан сладко улыбнулся и скусал сухие губы. — Но несмотря на то что ты так поступаешь со мною, я нахожу в себе силы тебя понимать и прощать. Полагаю, ты с этим тоже справишься.

Сойер наконец добрался до Виктория-Стрит, припарковался перед домом, отбросил ремень и развернулся к мужу.

— Ты долго вынашивал эту идею? — процедил он.

— Нет, — честно ответил Дайан, — сегодняшние вечер и ночь. Скорее, что даже ничтожную их часть.

— Ты человек. Странный, благословенно странный. Я люблю в тебе человека. Ты просишь меня сделать тебя вампиром, таким же, как я. Ты не понимаешь, чего лишишь меня своим желанием.

— В чём проблема? Это всё ещё буду я, — Дайан вспомнил о ремне и отжал кнопку замка.

— Ты нежный и мягкий, ты умеешь уступать мне, ты понимаешь, когда стоит спустить на тормозах. Ты хрупкий и требуешь заботы. Я чувствую, как ты горяч, стоит только прикоснуться к тебе. В тебе солнце. С тобой я живу. Станешь вампиром: это всё уйдёт.

— То есть ты потеряешь в случае моего обращения.

— Да.

— А разве я ничего не приобрету?

Джон со психом отвернулся, почти вышиб дверь, с грохотом захлопнул и пошёл вкруг «Астона Мартина». Рванул за ручку дверь со стороны Дайана. Тот поспешил выйти сам, понимая, что его вполне себе могут выволочь за загривок. И только успел выпрямиться, как Джон прижал его к боку кузова.

— Приобретёшь, — прошипел Джон, сжимая Дайану шею под подбородком и заставляя откинуться головой.

— Ты не ответил, — сдавленно напомнил тот, — разве ты откажешься от меня на всю жизнь? Не желаешь связываться так надолго? Как велика твоя любовь ко мне?

Джон зарычал, оттолкнулся и быстро отошёл. Всунул руки в карманы.

Дайан видел, что борьба в муже развернулась нешуточная. Джон злился так, что стало жутко. Ничто из сделанного и произнесённого Дайаном прежде не вызывало такой реакции. Сам он уже давно бы пустил в ход кулаки. Вероятно, что этого же хотел Сойер. Тут Дайан сообразил, что перегибает в своей настойчивости. Он приблизился, тихо обнял Джона со спины, прижался носом тому в плечо, затем виском. Под рукою, если верить ощущениям, замер дикий зверь, готовый убить. Поэтому Дайан просто остановился и молчал.

— Я хочу тебя на всю жизнь, — наконец произнёс Джон, — но я не могу расстаться с твоей человечностью. Не сейчас.

Дайан обошёл и встал, прижавшись близко, вынуждая обнять его рукой в такой близости.

— Я понял, — легко коснулся злого рта пальцами. Отнял, прижался губами, лизнул по клыкам языком. Попросил, прогибаясь и цепляясь за плечи: — Поцелуй меня, Джон.

Джон коротко простонал, прижал к себе, поцеловал, снова чувствуя во рту жар, железо и соль.

Дайан только вытянулся теснее, беря его шею в замок обхватом, успел выскользнуть из поцелуя, запрокидываясь.

Сойер спустился ртом и поцеловал точку быстрого пульса над ключицей.

— Я живу — с тобою, — прошептал Дайан.

***

— Джон, почему просьба Дайана вызывает у тебя такое сопротивление? — мисс Аддамс смотрела в монитор телефона.

— Потому что он изменится, став вампиром.

— И ты полагаешь, что обязательно в худшую сторону, — всё так же смотря в монитор, сделала вывод мисс Аддамс.

— Да… Чем ты занята? Я пытаюсь найти способ его отговорить, а ты что, просматриваешь новостную ленту? — Джон был искренне возмущён и немного презрителен.

— Да, — подняла наконец прекрасное лицо мисс Аддамс. — Что тебя удивляет? Я бог, но бог я современный.

— Забавно, — с совершенно противоположной интонацией сказал Сойер.

— Мне тоже так кажется, — а вот мисс Викки улыбнулась по-настоящему искренне. — Хочешь посмотреть, сколько у меня подписчиков?

— Избавь, — отказался Джон, закуривая.

Мисс Аддамс повела бровью, но телефон отложила.

— Послушай, может, так будет лучше. Надёжнее. Безопаснее для Дайана.

— Он изменится.

— Если тебя это успокоит, то таким мерзким и эгоистичным, каким в своё время был ты после обращения, твой муж не будет. Тебе не придётся убирать за ним мёртвых и менять места жительства каждые…

— Викки.

— Да?

— Ты знаешь, что несколько вампиров в доме — это постоянная война.

— Намекаешь на то, как я пыталась держать в узде Марка, Ио и тебя?

— Ну хотя бы.

— Любви между вами не было, это точно. Поэтому не подменяй исходные понятия. Оцени перспективы, что даст тебе обращение Дайана. Расценивай это как жест доверия с его стороны. Очередной жест доверия, если уж на то пошло.

Сойер молчал, только курил.

— В чём на самом деле дело, Джонни? Не смотри волком, мне можно так говорить.

— Я ненавидел тебя. Сразу после обращения и некоторое время позже. Потому что несмотря на приобретённые преимущества, определённые потери казались мне невосполнимыми. Я не хочу, чтобы со временем Дайан имел хоть малейший шанс к тому, чтобы возненавидеть меня.

— Это какие же потери ты считаешь таковыми? — мисс Аддамс взяла его под руку, и они пошли бок о бок по Уотер-Стрит, уходя от статуи Битлз, по направлению к «Каверне».

— Этические. То, как меня воспитывали. Честь, благонадёжность, понятие о долге. Это было определёнными рамками, которые меня обязывали. Быть, наконец, влюблённым по-человечески.

— Прекрати, прекрати, Джон. Ещё скажи, что я отняла у тебя способность по-человечески любить. Ты не испытывал этого чувства даже к родителям. Ты следовал лишь базовым постулатам, прививаемым воспитанием. Долг — да. Честь — тоже да. Но ты не умел любить.

— Зачем ты меня обратила?

— Ты спрашивал об этом много раз.

— Может, хотя бы раз ты ответишь?

— Ты не справлялся.

— С чем?

— Со своими воплощениями.

— Ты говоришь, как Сэндхилл, — фыркнул Джон.

— Так они правы, — в свою очередь фыркнула мисс Аддамс.

— Объяснись.

Мисс Викки видела, что Джон изрядно взвинчен. Выбор, стоящий перед ним, оказывался сложным, и Сойер метался.

— Вы, души людей, приходите в мир Земли и её вероятностей, для того чтобы научиться любить. Любить даже тех, кто причиняет боль, даже тех, кто может лишить жизни. На это уходит очень много времени. Ты этого не делал, Джон. Раз за разом. И умирал насильственной смертью. Тоже раз за разом.

— То есть я виноват? — Сойер остановился.

— Не совсем, — вдруг вильнула мисс Аддамс, — в циклы твоих жизней закралась и потом была выявлена ошибка. Видишь ли, любить тебе было некого. Ты должен был научиться любить душу, которая тебя убивала в каждом воплощении. Но у тебя не было возможности это сделать, потому что ты умирал в боях, или в авариях, или при неудачных стечениях обстоятельств мгновенно, не успевая узнать её ни прежде происходящего, ни задолго до несчастья.

— Что за романтическая поебень?

Джон, задавая вопрос, был совершенно искренен.

— Вполне себе обывательская. Для богов, — мисс Викки снова повлекла его по улице. — Я смотрела за тобою, а потом взялась помочь. Твоя душа и душа Дайана постоянно расходились во времени. Вам его не хватало, потому что жизнь не давала вам шанса встретиться до наступления физической смерти. Ты умирал, рождался, забывал. И так по кругу. Дайан тебя убивал, умирал, рождался, забывал. И так по кругу. Вас относило всё дальше и дальше с каждым витком колеса. По центробежной амплитуде. Положение вещей можно было исправить только тем, как сохранить тебе память после твоей смерти. Логическая лазейка в кармической программе.

— Душа Дайана, — сказал Джон, словно соглашаясь, но веры в его словах не было.

— Кроме того… — продолжила мисс Аддамс, игнорируя тон Сойера и доходя до бронзового Леннона. Прислонилась к его натёртому холодному плечу спиною. — Кроме того, что ты помнил себя после смерти, так у тебя появилась возможность дожить до того, как ты и Дайан встретились. У вас появилась возможность, которой не случалось прежде: полюбить и быть вместе. Ты выполнил свою задачу. Ты любишь своего убийцу.

— Как в твой рассказ вписывается мотивировать меня на обращение Дайана в вампира?

— Закон возврата кармы. Ты должен его убить. Дай его душе понять, что долгов между вами больше нет.

— Блядь, Викки!

— Не бойся. Он уже любит тебя. Убей его как человека. Сделай вампиром. Освободи вас обоих от этих бесконечных витков колеса. Джон, на самом деле времени у тебя не так уж много.

— Сколько? — вдруг изменившимся голосом произнёс Сойер.

Мисс Аддамс вздохнула, запрокидывая голову.

— Я не могу сказать.

— Но ты знаешь.

— Да. Я же бог, — она сделала руками жест «сама не в восторге».

— Что будет, если я откажусь убивать его?

Виктория вынула из сумочки сигареты и спички в картонке. Прикурила, загасила взмахом спичку.

— Никогда больше.

***

— Ты же забыл про них, да? — спросила Сесиль, крепко обжимая о себя пятнадцать с половиной фунтов Ригана, ловко уводя его от фарфоровых кукол и ангелов от Лядро*, к которым тот тянулся поверх плечей ведьмы.

Дайан смирял Элизу, залихватски улыбающуюся Коту, что отвечал той с не меньшим энтузиазмом, сидя за изгибом кассовой стойки.

— Да, — сказал Дайан.

Сесиль оценила перспективы, зная о неуёмном темпераменте обоих лордов Сойеров, сказала несколько осторожно:

— Это было давно, Дайан.

— Да, — снова согласился тот, поднося Элизу к Коту и спуская в руках, чтобы та могла возить ладошками по чёрной кошачьей макушке.

— Тебе стоит побывать у доктора.

— Уже. Только что были с Джоном у доктора Келли.

— И… что сказал доктор Келли? — осторожничала Сесиль.

Дайан поднял взгляд от дочери и от Кота на ведьму. Сделал глазами «разве тебе уже не ясно?». Но поскольку Сесиль на рожон не лезла, пришлось ответить.

— Всё то же самое, что я уже слышал, когда это были Риган и Элиза.

Услышав свои имена, оба постарались обернуться к отцу: Риган в руках Сесиль, Элиза снизу вверх, не выпуская кошачьих ушей.

— Чудесно, — улыбнулась Сесиль, — будет ещё один маленький Сойер. Будет же?

Дайан начал улыбаться.

— Дети — это всегда здорово. Особенно, если они послушные дети, — твёрдо сказала Сесиль, вытягивая Ригана на руках и опуская того чуть вниз перед собою. — Ты послушный ребёнок, Риган Сойер?

Риган крутанул головой, очевидно отказываясь от того, чтобы быть послушным.

— Это плохо, когда маленькие мальчики не слушаются взрослых ведьм, всё обычно заканчивается очень печально.

— Прекрати пугать моего сына.

— Это называется воспитанием.

Дайан завёл глаза:

— Почему у тебя и Никки нет детей?

Сесиль посмотрела на него как на того же младенца, но быстро снизошла к непросвещённому.

— Потому что я ведьма. Ни у Валери, ни у меня не может быть детей.

— Валери была твоей матерью, — напомнил Дайан.

— Так это было заклинанием. Моё второе рождение стало результатом заклинания, — пожала плечом Сесиль и всучила Ригана в добавок обратно. — А где Джон?

— Зацепился о мотоцикл твоего мужа на «парковке» галереи.

— У галереи нет парковки.

— Ага, это я про узкий тротуар, на котором постоянно боком и крёном стоят автомобили.

— Это ты ещё ни разу не видел, как там паркуют свой фургон Балицки.

— Я это переживу.

Дайан ловчее перехватил обоих тут же принявшихся одарять его любовью младенцев, привычно отклоняясь, чтобы остаться целым.

— Вы нездоровы? — решил не отставать.

— Нет, дело не в этом. Зачатие детей у нам подобных — процесс глубокой осознанности и согласия обеих сторон. Это даже надёжнее тех таблеток, которые ты забыл принимать. Как бы до сих пор я согласна не была.

— Полагаю, Никки был бы хорошим отцом.

— Никки — да. Закончим на сегодня наши беседы о детях?

— С чего это? «Дети — это всегда здорово». Твои слова.

— О’кей, чужие дети — это всегда здорово, — отмахнулась Сесиль. — Вы хотели оставить Ригана и Элизу на Колледж-Лейн?

— Да. Со следующей недели будет приходить няня, так что сегодня в последний раз.

Услышав обещание Дайана, насупившийся Кот вытек из-за стойки и красноречиво уставился разноцветными очами.

— Мяу.

— Да, она будет человеческой няней из агентства. Сертифицированной.

— Мяу.

— Нет, это не предательство. Вы все долгое время были очень добры и внимательны к нам. Пора с этим завязывать.

— Мяу, — не желал сдаваться Кот.

— Хочешь жить на Виктория-Стрит?

— Ты хочешь жить на Виктория-Стрит? — Сесиль вышла из-за стойки. — Исключено. Ты наш Кот.

Тот глянул так, что Сесиль поспешила поправиться:

— Слушай, ты наш Кот, а мы тебя ценим. Твой дом здесь. Что скажет Валери?

Кот приоткрыл пасть и, мелко-мелко тою дрожа, чуть слышно проблеял.

— Вот уж нет. Нельзя есть няню с сертификатом из агентства. Обычно так складывается, что они хорошие женщины.

Кот сверкнул зубами.

— Стоп. Няни из агентства всегда, все без исключения хорошие женщины, — Сесиль поводила указательным пальцем для пущего внушения.

Дайан буквально чувствовал, как клокочет Кот от несправедливости. И теперь уже сомневался, оставлять ли детей на попечение того.

Но в этот момент Кот вдруг упал на бок и извернулся, давая понять, что внял приказу миледи. Затем ещё раз мяукнул, и не замедлила ввалиться Ялу.

— Что, серьёзно? Нанимать няню? — иронично поинтересовалась та, уперев лапу в бок на манер немецкого брецеля. — И кому первому пришла в голову такая блестящая идея? Тебе или милорду Джону Сойеру?

Брук закрыл глаза и выразительно покачал головой. А когда раскрыл, то увидел, что Ялу стоит, требовательно протягивая лапы к детям. И двойня гикала в его объятии, норовя дотянуться в четыре руки до существы. Дайан спустил обоих.

Ялу сноровисто подхватила детей и поволоклась прочь, ещё раз процедив с пренебрежением дуэньи испанских инфант:

— Няня из агентства. Ну надо же.

***

Променад Канадского бульвара на набережной был полон огней, праздношатающихся и разной музыки, звучащей из кафе и от уличных музыкантов. Темнело рано и стремительно. Ройал-Ливер-Билдинг высился за спиною, оглядывая публику через глаза своих каменных птиц.

— Ты дашь мне ответ? — Дайан смотрел пристально.

— Дайан, — предупреждающе отозвался Джон.

— Сделай меня таким же. Если ты меня любишь.

Джон вынул сигарету, прикурил, отвёл взгляд. Он рассматривал длинные, словно лоскуты валяной шерсти, полосы в закате. Тёмные с яркими струями разливающегося розового, воспалённого лилового и чернильные.

Дайан встал рядом, чтобы тоже видеть закат над холодной Мёрси.

— Я люблю тебя. А ты сам меня любишь? — неожиданно устало спросил Сойер.

Дайан вернулся к мужу взглядом.

Было ветрено, и сросшие волосы Сойера метались и путались. Он держал руки в карманах короткого пальто и чуть щурил глаза от дыма сигареты, зажатой в зубах.

Дайан почувствовал, как сжалось в груди. Ему захотелось подтянуть Джона к себе и начать целовать его губы, тонкие, холодные и сухие.

Джон отбросил сигарету, наполовину скуренную ветром.

Дайан думал крепиться и ответить равнодушно «я уже не знаю», что было бы ложью и уловкой. Но вместо этого оттолкнулся от горячего капота и встал к Джону близко.

— Джон, — сказал он, прислоняясь щекой к его щеке. — Ты знаешь, я по большому счёту никогда и ничего не боялся. Ну, чего там боятся люди со временем. Особенно боятся смерти.

Сказал, чуть смещая лицо и подводя губы к уху Джона.

— Не понимал, что в той такого. Умер, — и всё. А теперь я понимаю, что диктует страх смерти. Потеря. Невосполнимая потеря. Мне терять было нечего. Теперь я боюсь.

— Дайан…

— Заткнись, — оборвал тот и взял Джона за борт пальто, одёрнул. — Когда я думаю, что какая-нибудь случайность, нелепое недоразумение прикончат меня, в результате чего я потеряю тебя, Ригана, Элизу… хорошо, что я потеряю даже Ялу и Кота…

Дайан закрыл глаза, одновременно притягивая Джона совсем близко и почти смыкая свои губы с его.

— Тебя, то, что ты есть… Мне хочется разрушать, ломать и орать от бессилия и тревоги.

Дайан завёл ладонь под пальто, огладил Джона по груди, поднялся до шеи.

— Я не хочу быть без тебя. И я не хочу оставить тебя одного, потому что человеком я точно состарюсь и умру, как умирают люди.

Он открыл глаза, и Джон ощутил кожей касание его ресниц.

— Я не хочу знать, как это, когда ты перестанешь хотеть меня, потому что со временем я меняюсь, — сказал Дайан и поцеловал, сжимая ему ладонью шею и пальто в кулаке.

Сойер позволил сделать это, у него никогда не хватало силы воли оттолкнуть мужа. А оттолкнуть было нужно. Потому что подобные разговоры случались слишком часто.

Весь месяц Дайан заговаривал об обращении каждые три-четыре дня. Джон отказывал, рычал, игнорировал. Но Дайан точил его, как вода точит камень. Он просил, кричал, психовал, а теперь начал ласкаться. И совершенно безжалостно говорил ему о тех вещах, о которых Сойер и сам думал всё чаще и чаще. Временами эти мысли заставляли его стонать в голос наедине с самим собою и отшвыривать то, что держал в руках.

Дайан снова прижался щекой и виском к его.

Джон увидел быстро темнеющие складки волн по реке, словно полёгшая трава в пустоши, поверх его плеча, совсем погасшее небо в мраморной светлой серой паутине. Он чувствовал слабость. Его воля таяла, и от этого вместе с нею слабело тело. Внезапно острый приступ голода, словно тоже намеревавшийся использовать его слабость, ожил внутри. Джон не ел после сна, и теперь потребность стала такой же непреклонной, какой она бывала в самом начале. Джон опустил взгляд на плечо Дайана, как бы между прочим повернул голову, склонив её вбок. Из-под воротника стёганой куртки пахло горячим и травяным, сладким, вынимающим клыки. И Джон клыки выпустил.

Дайан слышал, но не отстранился, только приготовился.

Но Джон медлил, удерживая себя на грани укуса.

— Дайан, ты молод. Вся твоя семья жива. Но со временем не останется никого, кто знал тебя человеком. Ты переживёшь всех родных и лишишься связи с ними.

— Я согласен, — Дайан почувствовал, как сильные руки начали охватывать его, легко и выжидающе, выбирая удобное положение для зажима.

Джон коснулся шеи холодным поцелуем, обозначая место, и кожа после его губ словно онемела.

— У моей матери есть её собственная жизнь, у моих сестёр тоже. А у меня — ты. Теперь ты моя семья и центр моего мира. Мне нужен только ты, — ответил Дайан, всовывая правую руку под пальто и обнимая Джона.

— Ты изменишься. И сколько бы я этого ни повторил, ты всё же до конца не понимаешь, о чём я говорю, — сказал Джон, вталкивая колено, а следом и бедро ему между ног, чувствуя, как Дайан начинает звенеть в самой глубине от нервного ожидания.

— Я просто продолжу любить тебя. Вечность, — сказал Брук. Он уже понял, что Джон сдался. Только вот в данный момент это не означало, что…

Острые зубы проникли в него как лезвия ножниц, прорезая гладко и жгуче больно. Дайан понял, что согласие мужа не отменяет его злости. И тот заставлял Дайана платить. Ни с того ни с сего он запаниковал. Он захотел обезопасить себя хотя бы чем-то и выдохнул как запоздалый ответ на заданный ранее Джоном вопрос:

— Я люблю тебя.

Сойер глухо заворчал и дёрнул клыками в шее.

— Блядь, Джон! — почти выкрикнул Дайан, цепляя Сойера за волосы над шеей.

Но тот не утих, наоборот, зарычал громче. Не остановился. Он сжимал Дайана, трепля его, как пойманного. Причинял ему боль за то, что тот всё же заставил Джона принять решение отказаться от его тепла, от его крови и от его человечности. От всего того нежного, разогретого после сна, что встречало Джона в постели, в которой больше не бывало холода. Джон глотал его кровь, понимая, что ему придётся запомнить её вкус навсегда и как можно полнее и ярче. Он жал Дайана к себе, заставляя его откликаться промежностью на бедро, которым не давал сомкнуть ноги, оставляя раскрытым. Джон почувствовал, как начинают душить слёзы, и поперхнулся.

Дайан почти висел в его руках. Прекратил сопротивляться, сообразив, что так безопаснее.

— Дайан, — позвал он, отираясь мокрыми ресницами о тёмные волосы, — Дайан.

Подхватил его за лицо ладонью.

— Психованный ублюдок, — слабо отозвался тот.

На пути домой Дайан видел краем зрения, что Джон часто поворачивает голову и осматривает его. Тот наблюдал, как на шее Дайана наливается и быстро темнеет кровоподтёк вокруг укуса. Сам Дайан молчал, смотрел на дорогу, опершись локтем на боковую дверь и устроив голову в ладони. Но всё-таки повернулся, заметив движение руки мужа, когда тот начал прокусывать себе запястье.

— Не надо, — сморщился от движения в шее.

— Что, теперь ты меня пробовать не станешь? — изумился Джон.

Дайан улыбнулся губами и хмыкнул с тем звуком, который значил «кто бы сомневался».

— И что, если не стану?

— Я оставлю тебя на обочине, как капризную дрянь, — медленно и равнодушно произнёс Джон, но с шеи его взгляда не спускал.

Дайан закрыл глаза, пытаясь удобнее устроить голову на спинке кресла.

— Я хочу, чтобы это осталось, — снова посмотрел на Джона.

— Я беспокоюсь о тебе, — Сойер перевёл взгляд на дорогу. Двигались медленно из-за столкновения на Касл и Кук-Стрит.

— Ну, хотя бы один из нас так думает, — сказал Дайан.

Сойер сжал губы и двинул головой.

Автомобиль пошёл шибче, набирая скорость, обгоняя идущие впереди, стоило только преодолеть скопление полицейских «фордов» и битые легковые.

Дайан протянул руку, положил мужу на бедро.

— Джон, — произнёс мягко, убирая.

Ехали молча.

Джон плохо представлял себе, как ему справиться с собою в тот момент, когда Дайан умрёт у него на руках, когда он услышит, как погаснет его сердце, когда станет холодным его тело, отдавая земле свет. На другой чаше весов было только одно: Дайан навсегда останется с ним. Останутся его красота, чувство юмора, его страсть, его талант. Кровь Сойера будет течь в нём.

На Виктория-Стрит Джон сказал:

— Я хочу, чтобы родился этот ребёнок. Дай мне и ему времени до следующего лета.

Предупреждение Виктории о том, что этого самого времени у него мало, не выходило из головы. Но Джон искренне полагал, что год — это не промедление, а необходимость ввиду состояния Дайана.

Но Джону Сойеру пришлось обратить Дайана гораздо раньше. Потому что того всё же убили.

Комментарий к 19

*испанская фарфоровая фабрика с оригинальной техникой изготовления цветов и глазурей

========== 20 ==========

«Пойдём поужинаем вдвоём», — сказал Джон.

«Свидание?» — улыбнулся Дайан.

«О, да», — Джон тоже изогнул уголок губ.

«Куда?»

«На пересечении Кроссхолл и Паркер-Стрит есть ресторан «Тёмная рыбка». Завтра в десять вечера я буду ждать тебя там».

«Мне нечего надеть», — повёл глазами вверх и вбок Дайан.

«Смешно», — снова движение губ.

Дайан хмыкнул.

«А есть особенный повод для ужина и свидания?»

«Нет, разве что хочу, чтобы нас увидели вместе. Ты красивый».

Дайан опустил ресницы, снова поднял взгляд:

«О’кей. Я предупрежу миссис Шток о том, чтобы была у нас за полчаса до десяти».

«Я отлучусь по делам, встретимся уже в ресторане».

Миссис Эмбер Шток была великолепной няней. Сначала Дайан её опасался, но как-то незаметно и быстро проникся и стал чувствовать симпатию. Было ли дело в том, что миссис Шток была дамой огромной, с широкими плечами и руками шиномонтажника, внушающей оторопь и некое благоговение. Или в том, что была непоправимо рыжей, что выдавало в нейирландку. Или в том, что она вдруг оказалась способной шутить, не утруждая себя хотя бы малейшим намёком на улыбку, от чего шутки её звучали утверждениями и поначалу несколько пугали. Кроме того, так при взгляде на неё в голову приходили все анекдотичные мысли о тех детских нянях, что подливают младенцам в смесь бренди на два пальца для лучшего сна. Брук совершил над собою усилие и мысли эти отмёл. Но несмотря на всё вышеперечисленное в руках у той Риган и Элиза онемели. И ни один из них не попытался попробовать миссис Шток на зуб. Не иначе, как тоже оказались пришиблены благоговением.

«Вы хорошие дети», — пророкотала та при знакомстве с двойней.

И в течение недели Сойеры-младшие поддерживали статус хороших детей под патронажем миссис Шток.

— Миссис Шток, — Дайан вкручивал запонку в манжету, одновременно смотря на таймер в смартфоне, — если что, позвоните мне сразу. Или Джону. Позвоните?

— Да, милорд. Не беспокойтесь.

— Я кормил их час назад. Пускай разгуляются. Риган снова начал больно кусать Элизу. Следите за ним.

— Это поправимо, — пообещала миссис Шток.

Дайан опаздывал. Но не слишком.

У крыльца ждал автомобиль такси.

Дайан надел пиджак, застегнул пуговицу.

— И ещё. Если вы увидите поблизости огромного чёрного британского кота… Или вам покажется, что вы заметили огромного чёрного британского кота, тоже сразу звоните.

Миссис Шток взглядом показала, что объяснения были бы уместны.

— Просто дайте нам знать, хорошо?

— Как угодно, милорд.

— Благодарю, — Дайан склонился в манеж, где уже сидели Риган и Элиза, ровно удерживая спинки, подхватил каждого и долго поцеловал в розовые рты.

***

Такси не стронулось с места. Водитель, нервничая около задранного капота, извинялся и чертыхался на двигатель.

Дайан выбрался из салона и предложил вызвать эвакуатор.

Водитель засуетился о том, чтобы звонить в сервис и просить прислать другой автомобиль.

— Не стоит. Здесь недалеко. Я доберусь пешком. Вызовите эвакуатор, — отмахнулся Дайан и зашагал по улице, рассудив, что если срежет дворами, то опоздает ненамного.

Было уже темно. Лето заканчивалось. Вместе со скрывшимся солнцем пропало тепло. Сумерки оказались холодными, и пришлось всунуть руки в карманы брюк. Он представил, как будет недоволен Джон его выбором добраться до «Тёмной рыбки». С Виктория-Стрит он свернул на улицу Сэра Томаса. В конце той пошёл между зданиями, выстроившимися вдоль железнодорожной ветки Ливерпуль-Мурфилдс — Ливерпуль-Централ. Выбрался на Паркер-Стрит, миновал переезд. Закурил на ходу. И этим Джон тоже будет недоволен.

Дайан видел, как некоторые прохожие осматривали его костюм от Брукс Бразерз и туфли от Тестони. И мысль о том, что Джон вообще похоронит его за прогулку вдоль железной дороги в таком виде, стала куда как назойливее. Оставалась пара домов, чтобы увидеть нужный перекрёсток. Брук отбросил скуренную сигарету, и в этот же момент сзади ему зажали шею и ткнули в бок. Он попытался вывернуться, ударив локтем назад, но боль в правом боку стала мокрой и горячей.

Дайан понимал, что его втаскивают в проулок, тёмный, без фонарей или света от расположенных напротив по улице витрин, лишь с рассеянными по стенам бликами от фар проезжающих автомобилей. На пороге проулка встала фигура в короткой куртке, заслоняя от прохожих то, что в нём происходило.

Дайан не успел ни крикнуть, ни снова оказать сопротивление, потому что лезвие балисонга ужалило ещё несколько раз.

Нападавший был правшой и бил тоже справа, попадая в печень, задевая желчный пузырь и лёгкое.

«Джон!» — крикнул Дайан, не отдавая отчёта, что не вслух. Ещё раз. И ещё. Он не видел лица нападавшего. Локоть продолжал душить. Резкий мятный запах в дыхании у виска раздражал.

Дайан ухватился за локоть, выкручиваясь. Недолго. Потому что держать его почти тут же перестали. Отпустили, и он осел на изломанный асфальт. Мелкие лужи в кавернах ещё не просохли после очередного дождя. В одну из них Дайан угодил ладонью. Второю попытался зажать раны.

Напавший обшарил его карманы, вынув смартфон и пару сотен фунтов, совершенно не обращая внимания на попытки Дайана остановить кровотечение. И Брук скорее услышал, чем увидел, как тот уходит. Запахи, прежде им не замечаемые, нахлынули. Точно так же, как тогда, когда он чувствовал себя в западне, увозимый в автомобиле Новотного в Броад Грин. Только теперь он был один. Рядом не было никого, даже Линды. Было намусорено, и пахло остатками испорченной пищи и псами.

Дайан качнулся и вдруг толкнулся плечом в мусорный контейнер, оперся спиною как мог. Просвет в переулок, отличавшийся от темени сумрачной серостью, был пуст. Дайан опустил глаза, расстегнул пуговицу. На белой, светившейся во мраке сорочке, растекалось чёрное пятно.

«Шесть раз, — подумал Дайан, — точно печень и желудок».

Но особо разбираться в конкретике изрезанных внутренних органов как-то не хотелось. Он старался дышать медленно и неглубоко. Парадоксальное облегчение принесла мысль о том, что нож не задел живота. Но был ли для ребёнка в том хоть малейший смысл, если его отец умирал от других тяжёлых ран?

— Джон, — выдохнул он.

Начало мутить и собралось непроходящим глотком у самого горла. Однозначно, сразу он не умрёт, только тогда, когда истечёт кровью. Или захлебнётся в ней. Потому что почувствовал на губах влагу.

Дайан очень хотел лечь. Дышать стало сложно по причине согнутого положения, но он не мог заставить себя двинуться. Из-за задетого лёгкого на губах начала проступать пена.

«Джон!» — крикнул он. Внутри, теряя последние силы.

Стало сумрачно.

Последний раз он осознал себя, когда тень заслонила серый прямоугольник проулка.

***

Джон выждал десять минут после оговорённого времени и позвонил Дайану. Но номер того был вне сети обслуживания. Тогда он позвонил миссис Шток. Та сказала, что милорд ушёл полчаса тому. И что такси сломалось у дома. А сам Дайан отправился пешком. Джон скрипнул зубами, но вежливо отблагодарил няню и положил трубку. Тревога, обдавшая его тошнотворной волной после слов миссис Шток, почти мгновенно обратилась в непоправимый ужас.

Сойер поднялся, сдвинул стул. Сделал знак метрдотелю о том, чтобы не беспокоился. Вышел на улицу. Дайана, как и опасался, среди прохожих видно не было. Вынул сигарету. Но прикурить не успел. Раздавшийся в голове чёткий, словно прозвучавший у самого уха крик мужа заставил его замереть с не донесённой до сигареты, зажжённой спичкой. А следом обжигающая боль разлилась под рёбрами справа, не отпуская и только усиливаясь. Джон замер, прикрыв глаза. Он не думал, что предпринять. Просто выпустил из рук, что держал, сошёл на мостовую, выбирая направление.

Он нашёл Дайана в луже его же крови, полусидящего, склонившегося головой к коленям.

Рядом с ним сидела серенькая бездомная кошка, обвернувшись хвостом, смотрела на Дайана, жмуря отливающие серебром глаза. И скрылась вглубь мусорного проулка, когда Джон метнулся и упал рядом с тем на колени.

— Открой, открой глаза, милый, — попросил он, поднимая мужа под спину и прижимая к себе. — Открой глаза.

Сойер вслушивался всем телом в его, слабое и пустое. Охватил ладонью шею Дайана. У того изо рта тонко пролилась кровь, сбежала на подбородок и закапала на ключицу.

Дайан был без сознания, и Джон понял, что тот не придёт в себя, чтобы самостоятельно сделать хотя бы глоток его крови.

Сойер, не особо разбираясь и церемонясь, разодрал себе запястье зубами, выбрал из руки ртом, разжал пальцами челюсти Дайана, прижался к его губам и с силой вдохнул свою кровь ему в рот. Голову уложил так, чтобы кровь сама соскользнула дальше по пищеводу.

— Дайан, открой глаза, — просил он, понимая, что не дозовётся.

Джон держал его в руках. Потом отпустил, разорвал по прыснувшим в стороны пуговицам сорочку, перекатил исколотым боком влево. Снова изодрал себе запястье и, помогая рукою, выжал кровь прямо на изрезанную кожу, растёр, заставляя смешаться кровь свою и Дайана. Следом снова обнял и затянул ближе на колени, прижимая. Руку Джон опустил мужу на голый, залитый кровью обоих живот, и слышал, как ещё работает маленькое сердце их ребёнка. Поэтому настойчиво продолжал просить Дайана открыть глаза. Он осознал, что это единственное, чего ему хочется и будет хотеться: видеть его глаза, их тёмный, яркий цвет, живой. И он знал, что если те не раскроются, для него всё будет кончено. Сойер не думал, что произошло, что привело к тому, отчего Дайан лежит в грязных лужах под мусорным баком. Он не думал, как расправится с тем, кто бил его ножом. Он только просил Дайана открыть глаза.

Джон даже не замечал, что плачет, сжимая Дайана руками и удерживая его голову у себя на груди. Он опустил лицо и поцеловал прохладные и испачканные губы. Потом ещё раз вдохнул в него полный глоток своей крови.

Между стен домов лежала кромешная ночь.

Джон продолжал просить.

— Всё, что угодно, — обещал он, — всегда всё, что угодно.

Сойер не знал и того, на что именно соглашался, пока укачивал Дайана и просил жить. Но готов он был именно на всё, что угодно.

***

Брук открыл глаза на резком первом вдохе, прогибаясь спиной вслед за мышцами диафрагмы, заставившими его грудную клетку раскрыться. Тут же выдохнул несколькими короткими, словно после долгого затяжного плача. Снова вдохнул. Было темно, но он всё же разглядел светящееся бледностью лицо Джона. Тот смотрел на него молча, сведя брови и скусывая губы.

Дайан поднял руку и огладил мужа по плечу, спустился до локтя.

— Ты что, до сих пор в костюме для свидания? — спросил он, хмыкнув.

— Знаешь ли, времени было в обрез, решил не переодеваться, — Джон улыбнулся, но криво. Заставить себя ослабить хватку рук он не мог.

Дайан тоже не пытался выбраться. Он прикрыл ресницы, чуть поёрзал головой, устраиваясь удобнее.

— Что с твоим лицом, милый? — спросил он.

Сойер закрыл глаза и услышал, как Дайан улыбнулся.

— Рыдал над нами, как простой смертный?

— Заткнись, — огрызнулся Джон, наконец спихивая того с коленей.

Дайан сел самостоятельно. Затем поднялся. Оглянулся на Джона, который продолжал стоять на коленях на асфальте. Небо прояснилось, и в свете узкого серпа месяца он видел, что кровь запятнала одежду и лицо Джона не чище, чем был уделан он сам. На щеках Сойера ясно отсвечивали разводы от слёз.

— Как ты нашёл меня?

— По чувству усиливающейся боли, — ответил Джон, поднимаясь.

Они вышли из проулка на пешеходный тротуар: оба в крови и мокрые от воды из луж. Дайан руками огладил сорочку без единой пуговицы, затем проверил пиджак справа, где тот превратился в решето.

— Что произошло? — Джон заступил его от прохожих.

— Я не знаю. Может, когда я срезал путь по железнодорожной ветке, за мною увязались какие-нибудь бродяги. У меня забрали телефон и деньги, что были с собою.

— Ты видел, кто это был?

— Нет. Было темно, нападали со спины.

— Сколько?

— Двое? Один стоял как прикрытие.

— Тебе говорили что-нибудь?

— Нет, — Дайан вдруг исказился в лице, словно его затошнило, прижал ладонь к носу.

— Что?

— Навсегда ненавижу мяту. От того, который был с ножом, несло мятной жвачкой. Блядь, — и, словно только теперь окончательно вспомнив и осознав, что произошло с ним в последний час, весь смертельный ужас и все риски для себя и ребёнка, Дайан прислонился к Джону. Лбом в плечо, руками вцепился в одежду. Тот обнял.

«Ну надо же, жвачка», — решил Джон, ничего ещё не в состоянии сопоставить, но зная, что времени потребуется немного, чтобы понять, куда двигаться, когда он оставит Дайана дома.

Добрались до автомобиля на парковке «Тёмной рыбки».

— А что, там очень щепетильны насчёт внешнего вида посетителей? — кивнул Дайан на вывеску ресторана.

— Да, — Джон позволил себе улыбнуться. — Перенесём наше свидание.

Дайан дотянулся до него и прижался губами к губам. Хотел коротко поцеловать в знак благодарности, но поцелуй стал затягиваться и разгораться, пока Джон, охватив его ладонями за лицо, не отстранил.

— Прекрати. Я так рад, что ты жив, что могу отыметь тебя прямо здесь, — без улыбки предупредил он.

Дайан вернулся на место.

Сойер включил зажигание:

— Завтра немедленно к доктору Келли.

Дайан кивнул.

***

Марта Ривз не думала, что вытянула счастливый билет, завязав отношения с Лео Тёрнером. Нет, конечно. Просто со временем ко многому можно было привыкнуть, это она знала. Можно было привыкнуть к пьющему недели напролёт отцу, издёрганной матери, недалёким дружкам и периодическому отсутствию работы. И можно было привыкнуть к Лео.

Как-то весною Марта шла по Чёрчхилл Уэй.

«Не подумайте чего. Могут же честные девушки позволить себе пройтись по улице, где в основном встречаются шлюхи. Иногда вот так прямо и не скажешь, что перед тобою она самая. Выглядит прилично и даже разговаривает так, словно школу без проблем окончила», — будто оправдывалась Марта во внутренних диалогах сама с собою.

И на пешеходном переходе на развилке с Хаттон-Гарден Тёрнер за нею увязался. Тащился на своём «Харлей Дэвидсоне» вдоль тротуара, задерживая движение и раздражая прохожих. И пытался завязать с Мартой беседу, полагая, что протягивать руку и гладить её по волосам было замечательной идеей. Нет, конечно, волосы у неё были красивыми, все так считали. Вот Тёрнер и сыпал комплиментами. Даже не самыми заезженными. Но, тем не менее, Марта была не в восторге в тот раз и думала, что «вот мудак».

В конце концов она сбежала в первую попавшуюся парикмахерскую. А когда вышла, Лео нигде не было.

Зато в следующий раз она обнаружила его перед калиткой своего дома на Венис-Стрит, который делила с сестрой и матерью. Тёрнер пялился на окна Марты и, что уж точно, все соседи успели проделать то же самое с ним в ответ, с любопытством глазея на байк и бритую голову Лео.

Миссис Ривз, заметив, как закатила глаза и выдохнула Марта, поняла, по чью душу околачивается под забором байкер в куртке с перевёрнутой козлиной головой, и безапелляционно потребовала, чтобы дочь вышла и, не важно как, заставила того убраться.

Марта вышла. А Тёрнер уехал только тогда, когда она пообещала сходить с ним на свидание.

Вот с тех пор всё и тянулось. Недели через две Лео начал показывать характер: прекратил контролировать высказывания, мог шлёпнуть по заднице в компании своих же и отпустить какую-нибудь, на его взгляд, сногсшибательную остроту в её адрес, а когда Марта наконец нашла работу у Кемерона Грэя, стал закатывать ревнивые скандалы.

Но сегодня скандал случился не в приватной обстановке, а прямо в «Потеющем и грязном».

Претензия к работе в пабе у Лео была одна: много мужиков и короткие джинсовые шорты. А Марта и Холли любили носить короткие джинсовые шорты. Надеть такие и раздавать в них пиво не было требованием Кемерона. Может, именно свободные в этом отношении вкусы Марты и взвинчивали Тёрнера.

Когда он появился в дверях «Sweat ‘n dirty», Марта сразу поняла, к чему идёт дело. Поэтому позвала Кемерона и попросила немного времени на то, чтобы поговорить с Лео. Вышла из-за стойки и пошла к двери чёрного выхода.

Ссора большей частью была однобокой. Сорился Лео, так как она просто слушала обвинения в том, что уродилась идиоткой и шлюхой. И если до сих пор не скатилась на самое дно, то лишь потому что он принимает участие в её судьбе и не оставляет своим вниманием.

«Я поняла, Лео, тебя зовут Благодетель. Но, пожалуйста, уходи. Ты мешаешь мне работать».

«Надетые на тебе тряпки мешают тебе работать», — ухмыльнулся Тёрнер, доставая из кармана упаковку жвачки.

Та оказалась пуста.

«Блядь, — сказал Лео, — слушай, увольняйся сейчас же. Нехер тебе делать среди отребья, разнося тем пойло».

«Уходи домой. Ты сам, что ли, пьян?» — Марта не была уверена, но то, что Лео в состоянии изрядного возбуждения, было ясно.

«Я не пьян. Марта, у меня выгорело дельце. Тебе больше не стоит держаться за эту работу. Подыщешь со временем что-нибудь получше», — Тёрнер взял её под локоть, во второй руке бессознательно комкая пустую фольгу упаковки.

«Да разве дело в работе именно тут? Ты найдёшь, к чему придраться, даже если я пойду работать в протестантскую школу для семилеток», — Марта отобрала руку.

Тёрнер толкнул, и та ударилась о жёсткую спинку дивана. Лицо у Марты стало нехорошим, вот-вот готовым плакать.

«Послушай, герой», — Кемерон вышел из-за стойки и развернулся к парочке.

«Чего?» — поинтересовался Лео, тоже разворачиваясь и поднимая подбородок.

«Извинись перед Мартой за то, что ей не повезло с таким ублюдком, как ты».

«Всё в порядке, Кем, правда», — встряла девушка, отходя от Лео и дотрагиваясь до локтя Грэя.

«Да нет, не всё, дорогая», — он кивнул головой на Тёрнера.

«Слушай, приятель, вали по своим делам», — ответил Лео, бросая на пол пустую упаковку, скатанную в шарик. Он был немногим ниже Кемерона, но не в пример задиристее и, конечно же, моложе.

«Я вызову полицию, Лео, если ты не сбавишь обороты», — предупредил Грэй.

«Разве же я что-то у тебя сломал? Или кого-то обидел? Кто-то жалуется? А ты тоже собирайся, плакса, нам пора», — Тёрнер сделал Марте жест рукой «поторапливайся».

Кемерон видел, каким мёртвым стал взгляд девушки. Ему не очень хотелось во всём этом разбираться, но понятия о приличиях и воспитание настаивали.

«Твоя девушка ушиблась, извинись перед нею», — напомнил Кемерон, останавливая Лео за плечо.

«Я сказал тебе отвалить», — огрызнулся тот, с брезгливостью оглядывая Грэя.

Марта испугалась всерьёз. Ей меньше всего хотелось доставлять неприятности мистеру Грэю, но Тёрнер выглядел как тот, кто вот-вот полезет в драку с кулаками.

«Боже, ну и дерьмо», — успела подумать Марта.

И вот тут Лео вдруг словно уперся взглядом в стену, глядя поверх её плеча.

Марта обернулась, как и Кемерон.

В «Sweat ‘n dirty» вошли Джон Сойер и оба Милднайта.

***

Костюм Сойера, сорочка, обувь, руки — всё было испачкано в высохшей крови. И Лео знал — в чьей. Внутри у Тёрнера всё сжалось.

Однажды, когда ему было семнадцать, он решил прыгнуть с заброшенной заводской высотки, где собирались роап-джамперы. Прыжок обошёлся Лео в восемь фунтов и трёхдневной болью в мышцах диафрагмы и пресса. Несколько секунд свободного падения организм воспринял как смертельную угрозу и, спасая наиболее ценное для выживания, пытался мышечным блоком защитить от удара оземь внутренние органы.

И вот сейчас, смотря на покрытого кровью сюзерена и двух широченных конунгов, что возвышались за тем на полголовы, медленно осматривающих весь паб от угла до угла, Лео словно снова прыгал с двенадцатого этажа. И если в семнадцать лет он выжил, будучи надёжно обвит альпинистскими стропами и ремнями, то в этот раз падение обещало смерть.

Лео хотел бежать. С места. Расталкивая всех, кому не посчастливится встать у него на пути. Но неимоверным усилием воли он заставил себя остаться на месте, а потом подойти к стойке, за которую уже встала Марта. Тёрнер знал, что одежда, в которой он был в проулке на Паркер-Стрит, лежит в бочке для поджига на заднем дворе его дома. Он переоделся, прежде чем идти сюда за Мартой и качать права. Чёртова баба! Сдалась она ему. Телефон Дайана Сойера Гарри распотрошил и раскидал по мусорным контейнерам, а часть спустил через канализационные решётки. Только ботинки. Тяжелые «гриндерсы» были теми же. Но Лео их осмотрел, не найдя на тех ни капли крови Дайана.

— Марта, дай мне мятную «Стиморол», две, — попросил Лео, решив, что уйти сейчас — это привлечь к себе ненужное внимание. Поэтому он стоял у стойки, притихнув, спиною к вошедшим, и шкурой чувствовал, нежели слышал, как те приближаются. Кровь неслась так, что шумело в ушах, дезориентируя.

Марта положила перед ним жвачку, и Лео машинально взял ту, но убрать не смог, потому что слева встал Сойер, а справа, привалившись к стойке, один из близнецов.

Кемерон, вернувшись на своё место, спросил:

— Мне закрыть паб, сир?

— Не стоит, я ненадолго, Кем, — сказал Сойер.

— Что с вами стряслось?

Лео слушал беседу будто сквозь толщу воды: Кемерон звучал, словно расстроенный стационарный телефон, Сойер медленно и глухо.

— На Дайана напали: ударили несколько раз ножом, забрали телефон и мелочь из кармана и бросили в подворотне.

— Дерьмо, сир. Что с вашим мужем теперь? — дребезжал Кемерон.

— Он в порядке. Единственное, что может сказать Дайан о напавших, это то, что тех было двое и от одного невыносимо, для него, несло мятной жвачкой.

Лео не поднимал головы и стискивал в ладони полосатые упаковки.

— Этого мало для опознания, скажу я вам.

— В лугнасад, Кем, я чувствовал, как ко мне и Дайану приближался точно такой же человек.

— Сир, да здесь прорва тех, кто жуёт мятные…

— Постоянно. Кто покупает постоянно? Есть такие? И кто, по-твоему, способен с дружком на пару нападать в подворотне на людей? — спросил Элек.

Вот тут все замолчали.

Лео вдруг понял, что совершенно мокрый. Настолько, что зажатые в кулаке упаковки «Стиморола» норовят выскользнуть из ладони, будто рыбки.

Секунды тянулись, словно медовая нить с ложки.

— Лео, — позвала Марта.

И нить оборвалась.

Тёрнер всё же поднял голову, смотря исключительно на Марту.

— Что? — спросил он.

***

Джон чувствовал на себе кровь Дайана, это не давало ему явно слышать ту с подошв «гриндерсов» Лео Тёрнера, сбивая с толка. Но стоило ему обратить внимание на Лео после оклика Марты, как стало ясно и без обнаружения той, что поиски нападавших закончены.

Лео Тёрнер напоминал гейзер: так грохотала в том несущаяся кровь и таким мокрым тот был. А ещё от Лео, почти неощутимо после душа с резким гелем, от его щеки и подбородка, там, где Тёрнер прижимался, пока бил ножом, пахло Дайаном: его кожей, страхом, болью и потом. Обнимая Дайана в переулке Паркер-Стрит и едва контролируя себя, Джон осознанно не отследил той частицы запаха, что оставил на виске Дайана сам Лео. Но теперь, когда тот стоял рядом, потеющий от ужаса разоблачения, Джон узнал и этот запах.

Джон перевёл взгляд на мятную жвачку в кулаке Лео. Затем вернулся к бритому наголо затылку и осмотрел всего Тёрнера с ног до головы.

Никки, стоящий за спиною Тёрнера, сделал движение глазами «что с него взять-то», когда Джон опознал принт на кожаной байкерской куртке.

— Что? — спросил Лео, подняв голову и смотря только на Марту.

— Что это за «дельце», которое у тебя «выгорело»? — спросила Марта, глядя с отвращением и жалостью.

— Заткнись, — сам не свой от паники огрызнулся Тёрнер и вдруг швырнул в девушку обе упаковки «Стиморола». Оттолкнулся и рванулся прочь. Врезался в грудь Милднайта и отлетел обратно, ударившись о стойку.

— Каков идиот, — меланхолично прогудел Никки, ещё раз для верности двинув Тёрнера рукой в грудь. От чего тот снова ударился.

— Джон, сир, я закрываю бар, — предвидя перспективы, снова попросил Кемерон.

— Если тебе так спокойнее, — разрешил Сойер, а следом склонился к Тёрнеру, сильнее втягивая призрачный аромат Дайана у того с лица: — Так что за «выгоревшее дельце», Лео?

Тот поднял глаза и встретился с ничего не выражающим взглядом сюзерена. Но Лео понимал, что это обман, уловка. Потому что не мог Сойер быть таким равнодушным, каким казался, после всего, что произошло с его консортом.

— Её честь Бриджит Иванз заказала нам убить вашего мужа, сир.

— Кто второй? — спросил Элек.

Лео сжал пальцы в кулаки, сожалея. О многом. О том, что проговорился «нам». О том, что его молчание ничего бы не изменило, а Гарри всё равно бы нашли, разве что на пару-тройку часов позже. О том, что он пришёл сюда за Мартой, а не залёг на дно. О том, что вообще взялся за всё это. И о том, что сейчас боится так, как никогда в своей жизни не боялся. Он слышал, как Кемерон разгоняет посетителей паба, чей молчаливый, без единого возражения уход заставил Лео ощутить приступ лютого одиночества.

— Гарри Бекер, — сказал Лео, — Танкред-Роад, 25 — 2.

Элек оттолкнулся от стойки и вышел из паба.

— Когда её честь договорилась с вами об убийстве консорта? — спросил Джон.

— Почти что сразу после вашего официального назначения, — севшим голосом ответил Лео.

Джон выдохнул и отступил, поняв, что Бриджит повезло обвести вокруг пальца Разумное Решение. Но во всём остальном везение от той отвернулось.

— Никки, этого в фургон к Балицки. Элека с Бекером подберёте по дороге.

— Кем, случаем, у тебя есть лишняя лопата в хозяйстве? — спросил Никки у Кемерона, пока тот запирал двери за последним посетителем.

— Господи, парни, да когда же это закончится? Мокрушничество ваше направо и налево когда прекратится в моём пабе? — спросил Грэй таким тоном, что было ясно, ответа он, по большому счёту, и не ожидает.

— Не зуди. У Юрэка в фургоне только одна, а терпил у нас двое. Хотелось бы быстрее управиться и вернуться в тёплую супружескую кровать до зари. Сам посуди, одной лопатой они себе ямы сколько времени рыть будут? — Никки подхватил Тёрнера под руку, вздёрнул ближе.

Кемерон ушёл в подсобку, откуда принялся двигать по полу коробками, звенеть бутылками и чертыхаться.

— Сир… — Марта, до сих пор молчавшая, сделала движение навстречу.

Джон обернулся.

— Да?

— Куда вы отвезёте Лео?

— В Энфилдскую семитерию.

— На кладбище? Постойте, пожалуйста. Если ваш… Если милорд жив, не лучше ли будет… — она осеклась, увидев, как посмотрел на Лео сюзерен.

— Как вас зовут?

— Ривз. Марта Ривз, сир.

— Мисс Ривз, мой муж был мёртв. А жив он всецело благодаря мне. Мне жаль.

Никки поволок Лео к дверям.

========== 21 ==========

Гарри Бекер поступил разумнее и осторожнее, когда не сунулся в людное место, после того как напару с Тёрнером обстряпал дело. Изрядно затянувшееся, но которое наконец-то можно было списывать со счетов.

Зайдя в квартиру и заперев за собою дверь, он послал Бриджит Иванз сообщение с одним словом «сделано». В ответ ничего не получил, но это его не особо расстроило.

Бекер заглянул в холодильник, нашёл завалящий сэндвич с солёным огурцом, изрядно подсохший, и пиво. Одинокая холостяцкая жизнь несла с собою много плюсов. Приходи, когда вздумается, уходи, куда пожелаешь. Меняй шлюх так часто, как хочешь. К тому же шлюхи не скандалят, и из-за них не приходится жертвовать своими временем и привычками. Заради них не придётся тратиться, кроме как на гандоны. Не то, что придурок Тёрнер, которого угораздило подцепить девчонку, а с тою лишиться почти всех преимуществ из вышеперечисленного списка. Так размышлял Гарри, стоя у холодильника и доедая сэндвич.

Нет, Гарри жил отлично и чувствовал себя так же.

А теперь у Гарри Бекера ещё и деньги заведутся. Можно будет присмотреть хороший турер и двинуть по графствам от города к городу. Почему бы и нет?

Но вот вчерашнего сэндвича, если честно, было маловато. И здесь Гарри мог не кривя душою признать наличие удручающего минуса. Постоянная тёлка в доме существенно исправила бы положение: оладьи на завтрак и поджаренный бифштекс, обеды, пироги и, блядь, чай в чёртовом фарфоровом чайнике.

«Ну, было бы заебись, конечно», — сам себе признался Гарри, смял жестянку из-под пива и оставил в раковине до утра.

Поднимаясь по лестнице, стягивал с себя майку и разбирался с ремнём. Уснул Бекер мгновенно.

Как и проснулся, стоило почувствовать в комнате постороннего.

Гарри никогда не сдвигал шторы на окне, поэтому теперь комнату частично освещал слабый лунный свет. И его хватило на то, чтобы Бекер увидел громадного Элека Милднайта у края своей кровати. Нет, Гарри не понимал, кто именно из близнецов стоит рядом. Но это и не было важным. Важным было то, что Милднайт в комнате Гарри Бекера — хуже не придумаешь. Любой Милднайт ночью в комнате — пиздец.

— Какого хуя?! — спросил Гарри, садясь в кровати и соображая, как бы дотянуться до края матраца, под которым лежал такой необходимый «ругер» с барабаном на пять патронов.

Но конунг стоял как раз с нужной стороны и, Гарри знал, придавит его тут же, стоит только сделать неосторожное движение.

— Самый популярный вопрос у человечества в целом, Гарри, не находишь? — Элек протянул руку и, ухватив Бекера за шею, сволок того на пол. — Надевай-ка вещички понаряднее, у тебя сегодня важная ночь.

— Какого хуя ты тут забыл? — продолжал упорствовать Гарри, цепляясь за руку конунга, чтобы распределить свой вес на пальцы и не задохнуться.

— Поверь, последнее, чего бы мне хотелось сегодня ночью, это торчать здесь и лицезреть твою немощь без прикрас. У меня в постели осталась прелестная жена, скучает, пока я тут уговариваю тебя натянуть штаны. А скучающая Валери — это очень-очень-очень плохо. Так что живее, — Элек с силой, согнувшись пополам, опустил Бекера к полу, повозив лицом для пущей острастки по видавшему виды синтетическому коврику.

Как только Гарри оделся, Элек снова ухватил того за шею и, словно упирающегося терьера в поводке, сволок из спальни вниз, потом на Танкред-Роад. Дверь, что запер за собою Бекер, была вывернута из паза замка примитивной фомкой.

Фургон Юрэка уже припарковался, погасив огни фар и заглушив двигатель.

Балицки ждал у дверей, которые раскрыл, стоило Элеку подтащить Гарри к конопляному «форду».

Бекер едва ли не влетел в салон кузова, сообразив, что уткнулся лицом в «гриндерсы» Тёрнера. А когда повёл головою, разглядел рядом казаки со стилизованными шпорами.

«Сука ж!» — в сердцах выматерился Гарри про себя, не рискуя хоть что-то произносить вслух. По тому, как осел кузов фургона, понял, что второй конунг забрался следом, а Балицки затворил двери.

Бекер поднялся на колени и рассмотрел две лопаты и «бастарда», что лежали под скамьёй из сидений.

***

Бриджит была у себя дома на улице Уильяма Брауна в районе Садов Св. Иоанна, когда незадолго до полуночи получила сообщение от Бекера с одним единственным «сделано». Она его удалила, решив позвонить завтра вечером и назначить Бекеру и Тёрнеру встречу.

Отложила телефон, поправила полы алого шёлкового пеньюара и подумала, что ещё успеет принять ванну, перед тем как отправиться в Таун-Холл.

И она успела, до того как в двери позвонили.

Бриджит уже давно не спрашивала «кто?», находясь по разные стороны двери со звонящими и стучащими, так как не опасалась ни злоумышленников, ни убийц, ни мошенников. Она распахнула двери и поняла, что привычка её подвела. И что ничего не вышло.

На пороге стоял Джон Сойер. В крови Дайана Сойера.

— Чёрт задери, — выдохнула Бриджит и со всех сил, какие ей были доступны, толкнула дверь обратно.

Но предусмотрительным встречным движением Сойер ту отшвырнул. Дверь провернулась в петлях и застонала, треснувшись о стену.

Бриджит побежала. А через пару секунд Сойер уже схватил её за плечо, дёрнув назад и бросая на пол. Упав на спину и на мгновения перестав дышать, Бриджит смотрела на Джона, который стоял над нею, но не делал больше чего-либо.

— Вы не послушали моего совета, мисс Иванз.

Бриджит сглотнула, вдруг сообразив, что лежит в чём мать родила, потому что от удара и движения пеньюар распахнулся. Можно ли было придумать более унизительную ситуацию? Ох, она была уверена, что у Джона Сойера ещё будет возможность для этого.

— И что, теперь вы поступите со мною так же, как с Питером Бауэром?

— Очень заманчивая перспектива, — обронил Сойер, — но нет.

И видя, как дрогнула не понятно на что надежда в голубых глазах Иванз, добавил:

— Не обольщайтесь, Бриджит. Питеру Бауэру повезло больше, нежели вам.

Джон отступил на шаг, давая понять, что она может попытаться встать.

— Что, отдадите меня своим шарлатанкам с хрустальным шаром?

— Шарлатанкам? — Джон улыбнулся. — Одевайтесь, мисс Иванз.

Бриджит направилась к гардеробной.

Сойер пошёл следом и встал в двери.

Пришлось переодеваться под его отвратительным равнодушным взглядом.

Выходя, Бриджит хотела закрыть дверь, но Джон запретил.

— Сир, но здесь часть моих драгоценностей…

— Бросьте, мисс Иванз. К чему это вам теперь?

***

Дайан слышал, что Джон отъехал от дома только тогда, когда он закрыл за собою дверь. В прихожей Брук посмотрел в зеркало и заранее посочувствовал миссис Шток, представляя, что придёт в голову няне, когда та его увидит.

Не было слышно ни детей, ни звука включённых телевизора или радио.

— Миссис Шток, всё в порядке? — спросил Дайан, стягивая пиджак.

— В полном, милорд, — пророкотала та из гостиной.

Дайан вышел к ней.

Няня сидела в кресле и читала.

— Простите, но дети уснули, а я позволила себе взять из вашей библиотеки… — тут она всё же подняла глаза, замолчала и пристально осмотрела того поверх стёкол очков.

— Я в порядке. Уже, — кивнул Дайан, предупреждая любые бурные эмоции, способные обуять няню.

— Милорд Джон?

— Тоже в порядке.

— Чья это на вас кровь?

— Моя и Джона.

— Что, на вас напали шаромыжники? Или вы на тех?

— Последнее было бы забавным, — повёл бровью Дайан. — Да, на меня напали. Всего скорее, что шаромыжники, как вы заметили. Спасибо, что не падаете в обморок. Я этого боялся.

Миссис Шток поднялась, оставив книгу в кресле.

— Знаете, я по молодости достаточно долго жила в Комптоне.

— Вы родом из Элэй? — Дайан совершенно не ожидал такого.

— Не совсем, но, как уже сказала, знакома с тем очень близко. Не приведи господь райончик, милорд. Не мне вам говорить. Так вот, я к чему веду разговор. Моего первого мужа ограбили прямо у калитки, когда он возвращался с ночной смены. Эй-Джей сумел взобраться на крыльцо, зажимая рану руками, и даже открыть дверь своим ключом. Но крови из него вылилось столько, что собачьи стаи две недели сидели у нас под забором, вероятно полагая, что открылась новая скотобойня. Эй-Джею повезло, что скорая находилась поблизости и вызов приняла быстро. Его спасли это и упаковка замороженного горошка на животе, которую я с перепугу шлёпнула на него сверху.

— Рад, что для мистера Штока всё закончилось так благоприятно.

— Ох, нет, милорд, — покрутила рыжей массивной головой няня, хмыкнув. — Миссис Шток — это у меня от второго мужа. А Эй-Джей утонул через два года на рыбалке. Но в то утро, после удара ножом, для него действительно всё закончилось благополучно. Так что вид окровавленных рубашек меня просто так из седла не выбьет. Если вам ничего не нужно, поднимайтесь к себе. Я, коли что понадобится, ещё здесь.

— Спасибо. А вы видели…

— Нет. Никаких здоровых чёрных британских котов. Не беспокойтесь, что бы вы там ни имели под этим в виду.

— Боже, да вы совершенство, миссис Шток, — сказал Дайан и стал подниматься по лестнице.

— Вот уж точно, — вдогонку ему ответила няня.

Дайан не сразу пошёл к себе. Он завернул в детскую.

Риган и Элиза спали. И пока Дайан смотрел на них, можно было наблюдать, как то один, то другая улыбались во сне. Он удержал себя от автоматического порыва поцеловать обоих и вышел.

Когда стоял под горячим душем, на него нахлынули десятки «если», которые заявляли о себе, одно отталкивало другое, а каждое претендовало на окончательное и бесповоротное. Если бы не природа Джона и магия его крови, он был бы мёртв. Если бы не решение идти закоулками, ничто бы не привело Дайана к потенциальной смерти. Если бы вообще не было в его жизни Джона, всё было бы несравнимо иначе: обыденно, знакомо, комфортно и в солнечной Калифорнии, а сам Дайан был бы иным. Но Дайан, остающийся в Калифорнии, сегодняшнему Дайану совершенно не нравился. Потому как если бы он до сих пор был студентом в Лос-Анджелесе, так назвать то своё состояние жизнью он не мог бы ни при каком раскладе. Мир, тёплый, мистический, с безграничными возможностями мир, в который попал Дайан прошлой осенью, прилетев в сырой Ливерпуль, был для него словно выигрышный билет какой-то божественной лотереи. Да пусть даже дьявольской, но Дайан всё это любил. Точно так же, как любили его. Он это знал и чувствовал. Как знал и то, что Джон и Милднайты, которым Сойер позвонил ещё по дороге на Виктория-Стрит, найдут напавших на него. И если тем придётся снова убить, убить из-за Дайана, то никакое этическое умозрение не сможет убедить его в том, что это неправильно.

«Милый, я воин, — сказал ему однажды Никки, — я умею убивать и делаю это с удовольствием. Я рождён для боя и сражения. Если я не получаю должного отпора, так только потому что это всецело вина моего противника, который оказался на поверку слабее или менее искусным. Я сильнее, следовательно, я побеждаю. Воин нападает открыто и не без причины, его ведёт цель. Я тебе клянусь, никогда мои руки не совершали убийства в отношении безвинного или того, кто не заявил о себе, как о способном противостоять мне».

После слов конунга убийства для Дайана стали восприниматься неким действом на арене, когда каждый из лёна сходился в поединках с кем-то и побеждал. Противники на поверку оказывались «слабее или менее искусными», чем сами определяли свою судьбу.

Был ли воином Джон? Дайан, зная о прошлом мужа и его беспринципных поступках в отношении окружающих прежде, понимал, что оправдывать того было нельзя. Джон жил как хаос в определённый период своего обращения. Он сбился с пути после смерти и перерождения и вновь вышел на дорогу, только обретя цель. Дайан знал, что целью Джона был он. Он стал для мужа якорем, точкой прибытия и домом.

Дайан так глубоко задумался, что пришёл в себя только тогда, когда в бойлере закончилась горячая вода. Он понял, что стоит, опустив голову под струями, положив обе ладони на живот и начиная замерзать.

***

Джон вернулся около четырёх часов утра и отпустил миссис Шток, оценив то, что та словно и не заметила беспорядка в его одежде.

Через стекло садовой двери он видел, что Дайан гуляет Ригана и Элизу в ночном саду. На том была удобная, неброская, домашняя одежда, а снова срастающие волосы Дайан собрал резинкой в небрежный пучок на затылке. Во время игры с детьми волосы начали выбиваться и падать на глаза, от чего тот отмахивался движением головы. Скулы его горели, а сам Дайан улыбался и даже смеялся, не в силах устоять перед живой и счастливой мимикой детских лиц.

Листья жасминовых кустов и шиповника в свете ламп галогеновых фонарей темно блестели, как и миндальные стволы. Белые и брусничного цвета рамблеры, увивающие скамейку и изгородь, светились резкими контрастными соцветиями, а влажная трава отливала глянцем от росы и давнего дождя.

Сойер не был против того, что Дайан вынес детей в прохладный влажный сад ранним тёмным утром на исходе лета. Его дети оказались маловосприимчивыми к человеческим инфекциям и всем младенческим хворям, избавив родителей даже от такой напасти, как горячка при прорезывании зубов. Так что беспокоиться о том, что Риган и Элиза подхватят насморк после кувырканий в мокрой траве, не приходилось. Джон просто стоял посреди гостиной, всунув руки в карманы брюк, и в некоем трансе зачарованно рассматривал семью.

Наконец Дайан его заметил, а, может статься, почувствовал взгляд, потому что посмотрел в дом, удобнее перехватил повизгивающую от подкидываний Элизу и помахал рукой.

Джон выпростал руку из кармана и ответил, а потом и вовсе вышел в сад.

— Привет, всё в порядке?

— Да, — Джон обнял мужа вместе с дочерью, прижимая обоих к себе. Выпустил и отошёл к Ригану, который трепал страницы картонной книжонке с «Рифмами Матушки Гусыни*», а рисованному Шалтаю-Болтаю успел отгрызть половину головы. Сойер вынул у него из зубов клочок мокрого картона и поднял сына на руки.

— Джон, вы нашли что-нибудь? — Дайан присел, подхватывая одеяло, чтобы унести с собою в дом.

— Да, троих.

— Почему троих?

— Её честь Бриджит Иванз хотела твоей смерти и заплатила Лео Тёрнеру и Гарри Бекеру, чтобы те следили за тобою и при возможности убили.

Дайан смотрел с таким выражением на лице, словно услышал величайшую в своей жизни нелепость.

— Это что, шутка?

class="book">— А тебе так показалось?

— Я не вижу логики, — Дайан развернулся и пошёл в дом.

— Возможно, что увидишь, когда узнаешь причину, — Джон шёл следом и закрыл двери в сад. — Позволь, я приму душ, а потом всё тебе объясню.

— Да, конечно.

— Дайан.

Тот посмотрел, прижимая Элизу к себе и укачивая, пока та разбиралась с люверсом и шнурком на капюшоне его толстовки.

— Ты больше не выйдешь из дома без сопровождения. Можешь выбрать из конунгов, кто будет с тобою рядом, если захочешь куда-то отправиться. Или из Балицки. В общем, любого из лёна.

— Мисс Аддамс.

Джон быстро взглянул.

— Можно, иногда это будет она?

— Думаю, что можно. Но я этого с нею не обсуждал.

— Мне бы хотелось.

***

С Энфилдского кладбища конунги и Юрэк Балицки вернулись на рассвете, на обратном пути заехав на Скэрриз-Роад, чтобы вернуть Кемерону одолженную лопату.

Грэй молча забрал ту и, не произнеся ни слова, закрыл дверь паба.

Затем Юрэк оставил Элека и Никки на Колледж-Лейн. Те сразу спустились в подвал, где застали не только обеих ведьм, но и прихвостней.

Заслышав поступь Милднайтов, существа обернулась, чтобы удостовериться в личностях прибывших. Остальные трое голов не повернули.

Валери и Сесиль стояли рядом, чуть привалившись друг к другу плечами и соприкасаясь шёлковыми рукавами пеньюаров.

— Кофе ещё остался? — спросил Никки, заходя слева и кинув взгляд на кофейные чашки с горячим латте в руках Сесиль и Валери.

— Должно быть, но уже холодный, — повела плечом Сесиль.

— С чего тому так быстро остывать, если твоя чашка исходит паром?

Сесиль подняла на мужа взгляд и, не размениваясь на объяснения, показала сияющие изнутри накалённым оранжевым подушечки пальцев.

— Ну ещё бы, — всё понял Никки и сделал глоток из чашки Сесиль.

Валери утопила смешок в своей.

— Доброе утро, ваша честь, — сказал Элек, рассматривая мисс Иванз, которая заняла ту же камеру, что до неё обживал святой отец Клирхэд, и чья колоратка, выблеванная Котом, до сих пор лежала в углу.

Бриджит не ответила, только равнодушно глянула на спустившихся конунгов.

— Что с манерами, ваша честь? — пробасил Никки, окончательно допивая кофе жены.

— Мисс Иванз отказывается вести с нами беседы, — пояснила Валери.

Никки сделал глазами «ох ты ж» и посмотрел уже на её кофе.

Валери миролюбиво протянула тому и свою чашку.

— Зато мисс Иванз говорила с милордом Джоном всё время, пока тот не ушёл, — мыркнул Кот.

— И теперь мы все знаем, какой тот невъебенный мудак. Не то чтобы мы этот факт игнорировали, или сам милорд его замалчивал, но после слов мисс Иванз все полутона оказались стёрты, — меланхолично повела лапой Ялу.

— Это уж точно, — Валери вздохнула и оправила кружева, — мисс Иванз очень расстроена. И поэтому мы никак не можем выяснить, как именно та хочет умереть. Ни один из предложенных вариантов Бриджит не одобрила.

— А чего хочет Джон? — спросил Элек.

— Мучительной смерти. Любой смерти, которая обещается быть долгой и мучительной.

— Кстати о смерти, — встрепенулась Сесиль. — Что именно вы сделали с наёмниками?

— Без излишних фантазий, милая, — отмахнулся Никки. — Заставили выкопать самим себе могилу, обезглавили и забросали землёй в самом глухом углу Энфилдского кладбища. Ты не впечатлишься.

Сесиль снова вернулась вниманием к мисс Иванз.

— Бриджит, помнится, вы кричали вслед Джону, что ни о чём не сожалеете и, доведись вам снова принимать решение, вы поступили бы тем же образом?

Вампир хмуро посмотрела.

— Ваше сердце всё же разбилось? — спросила Валери.

Тот же взгляд.

Ведьмы переглянулись. И тут же направились к Бриджит, чтобы остановиться у самых прутьев, зацепившись за те когтистыми лапками, и прижаться лицами к холодному металлу.

— Вас устроили бы быстрая смерть и небытие, дорогая? — мягко прошептала Валери.

— Но и боли вы не страшитесь? — повторила Сесиль.

— Разве что видеть чужое счастье — для вас это невыносимо, не так ли? Счастье Джона Сойера?

— Ну же, Бриджит, покажите нам хоть что-то, чтобы я и Валери могли выбрать подходящее наказание для вас. Вы подняли нас из постели, мы жертвуем своими сном и временем из-за вас.

— Из-за вас наши мужья потащились чёрт-те куда и в очередной раз снесли головы двум беднягам, которые в чём и повинны, так это только в жадности и отсутствии принципов.

— Из-за вас любимый нами мальчик едва не отправился на тот свет. И если бы не Джон, не ходить бы тому снова по этой земле. Ах, если бы не Джон… — прикрыла ресницы Сесиль и покачала головой.

— Он выжил? — мисс Иванз поднялась, подбираясь, словно для броска.

Валери и Сесиль отошли и лучезарно улыбнулись.

— Как и ребёнок от Джона, которого тот носит. Снова, — Валери сделала умывающий руки жест.

— Угу, — Сесиль скусала губы, всё ещё не в силах справиться с торжествующей улыбкой.

Её честь Бриджит Иванз только что дала им знать, как с тою поступить.

— Возвращаясь, опять же, к вашим словам, дорогая, о том, что представься вам возможность принять решение ещё раз, вы бы его не изменили, могу вас заверить: возможность вам представится.

— И не одна.

— Десятки.

— Сотни.

— Тысячи.

Мисс Иванз смотрела на ведьм, подойдя близко, не понимая, о чём те, и страшась одновременно.

— Кот, — позвала Валери и похлопала себя по шёлковому бедру.

Кот снялся с места и медленно приблизился к решётке.

— Мисс Иванз, скажу сразу, комфортно не будет, но иного пути у вас нет, — мяукнул тот, опустился перед прутьями, припадая на передние лапы, словно её честь была площадным голубем, которого требовалось схватить и выпотрошить.

Кот повозился, стегнул себя хвостом направо и налево и сбросил морок.

Бриджит отвернулась.

Милднайты видели Йольского Кота в его настоящем облике не раз. Последним был разгром «Золотой гордости». Но от того, что вид Кота был им знаком, приятнее тот не становился. Огромный и покрытый лоснящейся шерстью, словно извалянной в жирной кладбищенской земле. Уши прижаты к голове, а из гротескно распахнутой пасти тянет могильным холодом и струится потусторонний свет. С верхних саблезубых клыков вниз тягуче капала переливающаяся, будто ртуть, слюна.

— Бриджит, это уже совсем невежливо, — нахмурилась Валери. — Возьмите себя в руки и ступайте.

— Куда?! — со психом, оттого высоко, спросила Иванз.

— В пасть. Кот только что открыл для вас портал в чистилище.

— Нет.

— Да, — Сесиль взялась за прутья решётки и сволокла те в сторону, после чего стало ясно, что камера даже не была заперта на ключ. — Выбора у вас уже нет. Ну же, дорогая, чистилище — это не ад. Никаких физических мук, только душевные терзания. Бесконечные.

Сесиль заступила за прутья и ухватила мисс Иванз за локоть, от чего та зашипела и едва ли не опустилась на пол, потому что от боли у неё подкосились колени. Ведьма выволокла её честь и поставила перед разрастающейся пастью Йольского Кота, встряхнув для пущей устойчивости.

— Там, Бриджит, вы сможете раз за разом переживать все те моменты, которые ранили ваши сердце и самолюбие. Всё, что связывает ваши мысли с сюзереном, повторится бесконечное количество раз, пока ваша чёрная душа не измучится настолько, что потеряет память от измождения или сойдёт с ума, ежели вдруг вам так посчастливится. Все те мгновения, когда вы убеждались, что мысли Джона заняты другим, нескончаемой чередой будут сопровождать вас в реалистичных видениях, словно вы лично находитесь в обществе Сойеров. Но, в то же время, Бриджит, вы будете совершенно одна.

— Прощайте, — сказала Валери.

Сесиль толкнула.

Бриджит упала в кошачью пасть, которая тут же захлопнулась.

Кот сглотнул, замотал башкой, сжимаясь и возвращаясь в морок. Потом поднялся и выписал восьмёрку вкруг коленок обеих ведьм, требуя одобрительного поглаживания между ушами.

Комментарий к 21

*сборник детских стихотворений

========== 22 ==========

Джон изменился.

Дайан помнил, что в их отношениях наступали периоды и нежности, и затишья, когда Сойер смирял свою натуру, продиктованные внешними объективными причинами. Но после происшествия у «Тёмной рыбки» изменения в Джоне обрели иное качественное наполнение. И словно уловив нюанс, Дайан уже не бесился и не пытался вынудить мужа вернуться к привычному способу выражения своих чувств. Он просто замирал в долгом объятье, если Джон настигал его и обнимал. Прижимался в ответ без слов. И не спешил выкрутиться, пока тот сам не выпускал его из рук.

В постели Джон касался Дайана так, словно прохладная приливная волна накатывала и отступала, чтобы нахлынуть снова. И снова. Дайан знал, что прилив опасен и, оставшись в неподвижности на мокром песке, зачарованный шорохом и рокотом океана, рискуешь захлебнуться. Но он не останавливал ни Джона, ни тот глубинный нежный прибой, что поднимался из чёрной души Сойера и в котором Дайана качало. Он не чувствовал ни умысла, ни коварства в изменённых нежности и бережности, которые несли его в волнах. Теперь Дайан не рисковал, как пловец, чьей стихией океан не был. Скорее он чувствовал себя алхимической ундиной, которая видела в окатывающих водах свой дом.

Мисс Аддамс откликнулась на пожелание Дайана о сопровождении. И это были прогулки в Принцесс-Парк или до очередного «Марка и Спенсера». Или в Сады Св. Иоанна, словно с исчезновением Бриджит Иванз место лишилось ненависти и стало безопасным. По-прежнему Балицки развлекались на публике у Королевского монумента, и по-прежнему Дайан водил к тем детей в компании синерукого бога. Нельзя сказать, чтобы его и мисс Аддамс связывали неуёмные задушевные разговоры, но даже молчать в её присутствии было комфортно, не говоря уже о безопасности.

Виктория Аддамс продолжала жить на Колледж-Лейн, пользуясь гостеприимством Сэндхилл, весьма благодушно отзываясь о тамошних обитателях.

Брук подозревал, что со своего космического и вселенского уровня, вполне вероятно, весь лён кажется богу неуравновешенным, своевольным, излишне раскованным и взбалмошным, словно дети. А то, что ведьмы, вампиры и Милднайты по меркам людей были уже далеко не молоды, ничего не меняло в соотношении к божественному.

«Очень низкий уровень социальной ответственности», — как однажды о лёне выразилась Ялу, ласково оглаживая саму себя лапой по свалявшейся шерсти.

Но мисс Аддамс вообще не позволяла себе никаких критичных замечаний к образу жизни кого бы то ни было. Более того, было похоже, что бог получает удовольствие от происходящего вокруг, и это всё же влекло за собою неспешные разговоры.

«Дайан, могу ли я судить людей, что бы там они ни вытворяли, когда сами боги, являясь высшими формами сознания, в сущности своей вампиры?» — сказала мисс Викки в одну из прогулок в Альберт-Доке по Гауэр-Стрит. Вокруг высились мачты судов и минарет корабельного музея. Ветер относительно разогнал облака, и солнце играло над Мёрси, а растяжки с флажками трепетали на ветру, словно цветные юркие рыбы в садках.

«Но не все же», — возразил Дайан.

«Все», — улыбнулась та.

«Боже, — выдохнул Дайан, осматривая вагончик с пончиками и мороженым, чьи розовые бока и радушный торговец привлекли внимание Ригана и Элизы, — звучит крамольно».

«Те боги, кто не озабочены материализацией себя, остаются в форме эгрегоров и получают энергию от мыслей, эмоций и чувств адептов и верующих в них. Но многие продолжают собирать подношения кровью. Как к примеру я», — мисс Викки пожала плечом.

«Верно я понимаю, что без последователей вы ничто?»

«И канем в небытие до тех пор, пока не найдётся хотя бы одного, кто произнесёт имя наше».

Брук заулыбался вслед мисс Аддамс, потому что улыбка у той была заразительной.

«Вас это нисколько не тревожит», — он всё же пришёл к выводу, что от мороженого детей не стошнит, и потянулся за мелочью.

«Да, не тревожит».

***

Доктор Кэлли после очередного визита Сойеров в клинику на улице Выхода Принцессы поздравил, сообщив, что ультразвук подтвердил мальчика. А операцию предположил на конец декабря.

Дайан кивнул, давая понять, что всё принял во внимание, сам же думал о том, что лично для него несёт рождение сына. Посмотрел на Джона. Сойер улыбнулся.

— Адам, — сказал Джон, как только вышли из клиники.

— Адам, — согласился Дайан.

— Хочешь пройтись по набережной?

— Не сейчас, — Дайан с удовольствием откинулся под ремнём в белоснежном семиместном гибриде «ауди Q7 e-tron», — поедем к миледи Сэндхилл.

Джон не возражал.

Они были последними пациентами у доктора Кэлли. Октябрьские сумерки легли на город. Зажглись уличные огни, витрины и окна, прогоняя ночь. Все пирсы и доки тоже горели в огнях и отражались в речных водах, словно созвездия.

Стоянки у «Голубого пальто» всё так же не было. Автомобиль занял свои восемнадцать футов на тротуаре.

— Здесь ведь никогда не выписывают штрафов за неправильную парковку? — спросил Дайан, когда Джон помогал ему выбраться из кресла.

— Полагаю, что работает отвод глаз от Кота, — высказал догадку Сойер и едва придержал мужа рядом дольше, чем требовалось.

Дайан подставил губы для поцелуя.

В галерею зайти не успели, потому что дверь той распахнулась и один за другим вышли улыбающиеся до ушей Милднайты. А увидев приехавших Сойеров, скоро пошли навстречу. Элек облапил Джона, стиснув в объятии, а Никки обхватил Дайана за лицо ладонями и поцеловал в губы.

— Прости, не решаюсь тебя обнимать, могу задавить вас обоих, — счастливо извинился Никки, всё ещё удерживая его за лицо.

— Слушай, меня не было здесь пару дней, откуда такие радость и страсть? — растерянно улыбнулся Дайан.

— Элек? — застигнутый порывом Милднайта врасплох, Сойер забыл сделать замечание.

Оба конунга отступили, продолжая скалиться так, что Дайан и Джон переглянулись.

— В чём дело? — пошёл навстречу Сойер.

— Валери беременна, — сказал Элек и потёр руки.

— И Сесиль тоже.

— Сразу обе? — уточнил Джон.

Милднайты закивали.

— Джон, мы должны выпить за это событие. А ты должен составить нам компанию, — сказал Никки.

— Событие значительное, — согласился Джон, смотря поверх плечей конунгов за тем, как из галереи выходит Иво и, приближаясь, на ходу закуривает.

— Может, мы сначала поздравим миледи? — напомнил Дайан. — Ну, прежде чем тебя развернут и увезут?

— Вот с этим лучше не спешить, — Элек запрещающе повёл ладонью, — потому что миледи не в настроении.

— Почему? — на всякий случай спросил Дайан, хотя, как ему казалось, он уже догадывался о причине «не в настроении» миледи.

— Потому что миледи не знают, кто именно из нас троих отец ребёнка каждой, — ответил Иво, приблизившись. — Привет, Дайан. Привет, Джон.

Дайан насильно удержал руку опущенной, едва не потянувшись закрыть ею глаза. Его вариант причины «не в настроении» сильно проигрывал услышанному.

— Серьёзно? — с несвойственным ему любопытством спросил Джон, тоже потянувшись за сигаретами. Хотя сдержанный сарказм был его, обычный.

— Да, — подтвердил Элек, наплевав на сарказм.

— Но поебать, это просто наши дети. Пошли надираться, — внёс ясность Никки и повёл Сойера вон.

— Кстати, Дайан, ты-то можешь войти. Тебя уж, верно, обе пощадят, — обнадёжил Элек, обнял Иво за плечи, и оба отправились в «Потеющего и грязного».

— Буду надеяться, что меня пощадят, — сам для себя произнёс Дайан, действительно решив войти в галерею.

В зале было людно. Под стойкой сидел Кот и прикидывался бессловесным. Но стоило Дайану подойти ближе, как тот мяукнул:

— Котята, много-много котят.

А следом растянул пасть в движении, которое неплохо так повторило улыбки Милднайтов.

Дайан осмотрелся. Около десяти немцев ходили перед экспозициями с маринами Лагорио*, переливающимися чарующими, леденцовыми оттенками, ещё двадцать бюргеров разбрелись по всей галерее, занимая внимание ведьм.

Но Сэндхилл его увидели.

Дайан поднял руку и сделал пальцами «привет».

Обе ведьмы ответили.

Выглядели Валери и Сесиль как обычно: элегантно и восхитительно. Дайан окинул взглядом безупречные стройные фигуры обеих и попытался представить, насколько те изменятся, если и дальше пойдёт так, как идёт. И вдруг понял, что, скорее всего, недовольство миледи, от которого сбежали пьянствовать конунги и Кэтспо, крылось и в этом. Физические изменения для столь щепетильных к своей внешности женщин могли существенно взбесить.

— Ты к нам надолго? — спросил снизу Кот.

— Я планировал, но от моих планов ничего не осталось. Джона увели в паб, а миледи, как мне сказали, сегодня не самые радушные собеседницы. Так что, если мисс Аддамс свободна, уведу ту с собою на Виктория-Стрит.

Кот ответить не успел, потому что подошла Валери. И некоторое время вместо всегдашнего ласкового приветствия смотрела нехорошо меняясь в глазах.

Дайан покладисто смотрел в ответ, тоже ничего не говоря, потому что не имел ни малейшего желания получить всё, чего не додали конунгам и Кэтспо.

— Ох, ты же уже всё знаешь. Да, это так, — наконец фыркнула Валери, чуть всплеснув когтистыми лапками.

— Эм-м, Сесиль мне говорила… — он прикусил губу.

Валери прикрыла глаза и стало видно по трепещущим загибающимся ресницам, что её ведёт от иронии и абсурда происходящего.

— Что-то не сработало? — решил навести ясности Дайан, задвинув подальше поздравления, поскольку Валери и в самом деле была не в настроении.

А вот Кот был. Он снизу, задрав морду, с любовью пялился на миледи, игнорируя её недовольство.

— Дайан, это чистой воды предательство, — сказала Валери едва ли не сквозь зубы.

Дайан повёл бровью:

— Миледи?

— Мой организм меня предал.

Дайан придвинулся ближе, склонился и тихо заметил:

— Так что, слова Сесиль о согласии душ и тел для появления детей у вам подобных — это не так?

— Блядство, — так же тихо выругалась Валери, тоже придвинувшись.

Дайан сделал глазами побуждающее «точнее».

— Это так, — сдалась Валери.

Дайан не стал сдерживать улыбку, когда заметил приблизившуюся Сесиль.

— Дайан, есть повод для веселья? — мрачно спросила та.

— Да, повод у меня есть. Ведь «чужие дети — это всегда здорово».

Сесиль закатила глаза и сбежала в ведьмин офис.

Кот посмотрел ей вслед с той же родительской любовью.

***

— Ты же знаешь эту сказку, Дайан? — Линда посмотрела на него странно: лукаво и предупреждающе.

— Слушай, я не уверен. Астер и Роуз любили сказки, приходилось по абонементу брать из библиотеки сборники. Уверен, что читал. Но я не помню, что в той происходило, — он покачал головою.

— Я тебе расскажу, — Балицки уселась на скамейке боком, приготовившись провести ближайшие полчаса с комфортом, и положила между собою и Дайаном «Ротманс» и спички.

— А просто сказать мне по-человечески нельзя? — повёл глазами тот.

— «По-человечески», — фыркнула Линда. — Дайан, нет ничего доходчивее, чем сказочные метафоры и иносказания. Слова — тщета и тлен. Сказка — и мне не придётся ничего тебе объяснять.

— В тебе что, подняла голову балаганная гадалка? — улыбнулся Брук.

— Тебе понравится, обещаю, — Линда чиркнула спичкой о картонку.

— Валяй, — сдался Дайан, оглаживая разворошённый «клубок и когти» внутри себя.

Линда с удовольствием откинулась на спинку скамейки, вытянулась по той локтем и отвела сигарету чуть за спину.

— Замок отца Агнетты стоял в сосновом лесу, увитый дикими розами и осенённый цветущими липами**.

Однажды она спустилась к глубокому холодному озеру у подножия замка, чтобы смотреть на озёрную пену и погружающееся в воды алое летнее солнце. И пока она смотрела на воду, к берегу подплыл Морской Король, который начал звать Агнетту с собою. Дважды та отказывалась, страшась, но не покидала берега, потому что Морской Король был очень привлекательным.

— Или потому что в воде тот был голышом? — съязвил Дайан.

— Не без того, — приняла довод Линда. — Морской Король уловкой поймал Агнетту, крепко схватив за запястье, потом поднял на руки и унёс на дно озера.

Когда она пришла в себя, то сквозь зелёные волны увидела золотое солнце, что висело высоко, а под тем, словно стаи птиц, проплывали юркие рыбы и вокруг вверх тянулись цветные водоросли и придонные цветы. Агнетта могла дышать и оставалась живой на дне озера. Это был подарок Морского Короля.

Сам Морской Король в своей стихие стал ещё прекраснее. Он протрубил в рог, звук которого прокатился до самого моря, и Агнетта стала забывать о своей жизни на земле: отца, его рыцарей, сады, полные соловьёв, и липовый цвет, гудящий от пчёл. Морской Король выплел венок из водяных белых лилий и спросил, хочет ли Агнетта остаться с ним. Та ответила согласием и склонила голову под лилии.

Год за годом проводила Агнетта в королевстве на дне озера, вместе с Морским Королём владея быстрыми реками и тёмными северными морями. Все жемчужины и весь драгоценный перламутр принадлежали ей. А также ей принадлежали безбрежная любовь Морского Короля и его неземная страсть. Плодом этой любви и страсти стали семеро детей, что Агнетта подарила Морскому Королю.

Самый маленький лежал в колыбели, когда однажды сквозь толщу воды она услышала звон колоколов, собирающий прихожан к утренней воскресной службе. И вспомнила всё, что связывало её с землёю.

Агнетта просила мужа отпустить её на поверхность.

И Морской Король согласился, презрев свой страх потерять жену навсегда. Всё, что он мог, так это взять с Агнетты обещание вернуться до заката.

Агнетта дала слово.

Морской Король вынес её на поверхность озера и оставил на берегу.

В церкви она увидела своего отца, совершенно седого от потери и горя. Свечи горели, а прихожане молились. Агнетта встала позади всех и потеряла счёт времени. Лишь тогда пришла она в себя, когда двери церкви распахнулись. На пороге стоял Морской Король. Вода стекала с него на камни ступеней, мокрые волосы пристали к лицу. Святые лики отвернулись, не в силах видеть его в доме бога. Свечи погасли.

Морской Король просил её вернуться, потому что любовь его осталась без её тепла, а дети их звали Агнетту.

Но она отказалась, запретив мужу появляться рядом.

Морской Король ушёл.

Агнетта же вышла к своему отцу и взяла того за руку со словами о том, что вернулась домой навсегда, оставив позади долгие годы заблуждений и греха. И лики святых обернулись к ней, смотря с улыбкой. А свечи снова запылали.

— Что за идиотка, — выдохнул Дайан, как только сообразил, что Линда молчит уже как с полминуты.

Балицки смотрела на него всё то время, пока Дайан выбирался из плена слов, образов, параллелей и сказочных аллегорий.

— Уверен? Связь с корнями, все эти «помни: кто ты и откуда пришёл», принадлежность своему виду?

Дайан закрыл глаза и откинулся удобнее, улыбнулся:

— Ты ловишь меня своей сказкой?

— Я до сих пор цыганка, — так же улыбнулась Линда.

— О’кей, мой вопрос к тебе с самого начала был неверным.

— Да. Я и Юрэк были людьми. И вампирами стали в одночасье. Вместе умерли для прежней жизни. И вместе открыли для себя жизнь с жаждой крови. Ситуация иная.

Дайан нахмурился, но был полностью согласен. С Линдой. Но не с Агнеттой.

— Милый, если ты твёрдо решился стать вампиром и был так настойчив в своём решении, что бастионы Джона пали пред твоей настойчивостью, почему сегодня я увидела твоё сомнение?

— Потому что я чувствую, как он со мною прощается. С тех пор как Тёрнер и Бекер напали на меня и по сей день. Да, он согласился обратить меня. Обратить даже раньше под давлением обстоятельств, чем сам определил срок. Но я только-только начал подозревать, насколько велика для него потеря меня как человека. Что, если я неправ?

— Ты прав. Ты берёшь для себя гарантии, потому что так тебе будет лучше. Джон переживёт вашу ситуацию и даже то, что тебя, которого он захотел и полюбил изначально, рядом больше не будет. А будет Дайан ему подстать. Когда решаешь для себя, что окончательно кого-то любишь, начинаешь принимать все заёбы, что подкидывает тебе этот «кто-то». Жить становится легче. Принял, и всё решено. Потому что мы не жуки, застывшие в каменной янтарной смоле, мы все меняемся.

— Блядь, развитие, — хмыкнул Брук.

— Оно выглядит не всегда удобным и приемлемым для партнёра. И не всегда комфортным, но всегда позитивно в качественном отношении. Пусть ты уже не будешь человеком, но это всё же будешь ты, просто в иной сущности, — Линда поднялась и оправила жакет. — Слушай, ваша миссис Шток — это нечто. Пойду потрусь около. Она зовёт меня «деткой», а я даже не против.

— Лин, ты же не надеешься её укусить? — на всякий случай спросил Дайан.

Линда остановилась на полпути из сада и развернулась:

— Я не готова дать тебе однозначный ответ.

— Лин.

— О’кей, не в твоём доме.

— Лин!

— Только если она сама будет согласна.

— Не прикасайся к миссис Шток.

— Я посмотрю, где окажется твоя принципиальность, когда ты сам обратишься, — прошипела Балицки, суживая синие глаза и тыча в Дайана пальцем.

— Понятия не имею, о чём ты.

— Вот так вот, да?

— Может, обойдёшься мною?

— Очень остроумно, Дайан, — Линда была искренне возмущена такой подножкой. — Разве мы не друзья?

— Ещё какие. Не трогай нашу няню.

Линда зарычала, запрокидывая лицо, и ушла.

Через освещённые окна и садовую дверь Брук наблюдал, как Линда, чуть ли не включив «позолоти ручку», полезла с беседами к миссис Шток, пока та меланхолично оттирала двойне щёки от рисовой каши. Нет, понять Балицки он мог. Няня и в самом деле оказалась золотником. Не тем, который мал, да дорог. А настоящим самородком, о котором, наверное, грезили все современники Джека Лондона***, пока мыли песок в верховьях Клондайка. Слитком величиной с лошадиную голову. Меткая на слово, сохраняющая дистанцию, но очень чуткая, угрожающая и надёжная, она, не блистая красотой внешней, пленяла обаянием дальнобойщика и классной дамы. И рядом с няней хотелось именно что тереться, ходить за тою хвостом, пока она сама не выставляла вон. Вскоре после того как миссис Шток начала работать с Риганом и Элизой, у неё появилась отведённая комната на Виктория-Стрит, 114. И это говорило само за себя. Правда что няня не так уж часто злоупотребляла гостеприимством Сойеров, предпочитая не находиться круглосуточно при детях.

«Спасибо, милорды, за доверие, но у меня, как бы ни было в это сложно поверить, всё же есть личная жизнь, так что, полагаю, комната для меня в вашем доме — излишняя роскошь», — отказалась няня.

Но факт оставался фактом. Комната у миссис Шток появилась.

Наблюдая какое-то время за Линдой, миссис Шток и детьми, Дайан вернулся мыслями к озёрному дну и водяным лилиям, с некой неприязнью и удивлением находя совпадения в истории Агнетты и своей. Метафорично, конечно, но кто там вообще складывает эти сказки?

***

— Милый, хочешь в Элэй, до того как родится ребёнок?

Дайан не думал об этом. Наверное, потому что он не хотел в Элэй. Ни до того как родится Адам, ни после.

— Нет. Никакого раздавленного горем отца среди молящихся в церкви, — отказался он.

— Дайан? — Джон оторвался от планшета, с которого листал новости в «Independent****».

— Прости. Это всё Линда со сказкой.

Сойер вернулся взглядом к монитору, но очень скоро планшет отложил.

— «Агнетта и Морской Король»?

— Тебе тоже рассказала?

— Не совсем. Почему она рассказала эту сказку тебе?

Дайан не отвечал и не смотрел на Джона. Он задумчиво водил подушечками пальцев по ладони, а когда поднял глаза, увидел, что Сойер ждёт.

— Я всё испорчу, если ты обратишь меня?

— Нет, — Джон ответил так, словно услышал от Дайана нечто вроде «а Луна и в самом деле из сыра?», и даже посмотрел с неким изумлением.

— Тогда почему мне так не по себе?

— Вероятно, что впереди тебя ожидают много пограничных состояний, связанных с рождениями и смертью.

Джон продолжал смотреть, не отводя взгляда. Поднялся и подошёл.

— Ты был прав, когда стал просить от меня обращения. И был прав, когда требовал и настаивал на этом. Держа тебя в руках, раненого и покрытого кровью, и не слыша твоего сердца, я понял: я не готов к этой муке. Не готов терять тебя. Ещё раз и вообще когда-либо. Этих слов тебе достаточно, чтобы прекратить пытаться отделить правильное от неправильного?

— Я не кажусь тебе…

— Ты кажешься мне самым желанным. Настолько, что я согласен на вечность с тобою, — Джон протянул руку.

Дайан ухватился и позволил поднять себя из дивана.

— Кроме того, у меня остаётся хороший такой золотой билет как часть твоей человечности.

— Что именно?

— Даже кто. Ну же?

— Дети, — догадался Дайан.

— Дети. Так что насчёт Калифорнии и родственников?

— Избавь. Мамы мне достаточно раз в две недели по телефону.

Комментарий к 22

*Лев Феликсович Лагорио, 1827 — 1905 гг., один из самых известных русских художников-маринистов

**«Агнетта и Морской Король», шведская сказка

***1876 - 1916 гг., американский писатель и журналист, военный корреспондент, общественный деятель, социалист. Наиболее известен как автор приключенческих рассказов и романов

****ежедневная британская газета

========== 23 ==========

Сойер выбрал место для могилы в саду, под плетями жимолости, что свили сети вокруг миндальных стволов.

Он и Дайан час тому вернулись с Колледж-Лейн, где оставили детей. Потому что как бы ни была хороша миссис Шток, но обременять её вездесущими Элизой и Риганом, которые теперь могли самостоятельно дойти куда им заблагорассудится и даже односложно выразить свои мнения по некоторым вопросам, а в довесок и родившимся в йоль Адамом на целые сутки, было бесчеловечно. В то время как Кот и Ялу справлялись с детьми на раз-два, чем и приходилось пользоваться. В который раз и до сих пор.

Стоило зиме отступить, отгоняемой белоснежным имболком*, Джон решил, что не будет больше заставлять Дайана ждать.

Февраль выдался мягким, как и год назад. Снег в саду сошёл, открывая состриженную траву. А в предчувствии скорого марта ветки жимолости покрылись почками. Земля была сырой. Сырым был и воздух, но пах тот восхитительно и освобождающе.

Джон взялся за оставленную лопату и принялся копать. Он ни о чём не думал. Как ему казалось. На самом же деле мысли его были заняты мужем. Если бы Джон Сойер дал себе труд сосчитать, как много времени он проводил, думая о Дайане, то вышло бы что-то вроде «ежеминутно». Потому что даже тогда, когда он был отвлечён другими персонами, всё равно его поступки и действия учитывали присутствие Дайана в его жизни. Можно было как раз задаться вопросом, была ли нормой такая интервенция его мыслей другим? Свободного времени, которое занимало только монотонное рытьё могилы, хватило бы часа на полтора. Вот только соображения о норме мало занимали Джона Сойера когда-либо. Нормой было то, что Джону нравилось. И Джону нравилось думать о Дайане.

Под лезвие лопаты попался миндальный корень, когда Джон вдавил ту глубже, пробуя землю на мягкость и податливость. Корень пришлось окопать.

Закончив с выверкой длины и ширины, Джон, поддевая слой дёрна лопатой, руками принялся срывать тот и укладывать отдельно. В незащищённой земле можно было различить медленных дождевых червей и жуков с чёрными длинными спинками. Джона это не волновало. Он знал, что насекомые к нему не приблизятся. Так что о тревожащих и нежелательных прикосновениях тех можно было забыть.

Сумерки засинели гуще, когда Сойер занялся глубиной. Требовалось вырыть фута три, не более. В конце концов это же была символичная могила, предназначенная для того, чтобы Дайан переродился, а Джон был с тем рядом до, во время и после.

Сойер вспомнил слова Ио Кэлпи, которым он не придал значения в своё время, но задумался над теми сейчас.

«Я думаю, что ты такой, потому что мисс Викки не спала с тобою в земле, когда ты перерождался. У тебя натальная травма», — сказала ему Ио, пока Джон держал ту за волосы и прижимал лицом к стеклу боковой двери автомобиля.

Джон выравнивал могилу с боков, срезая неровности и мелкие корни.

Да, мисс Аддамс и в самом деле оставила его одного в родовом склепе Сэлинджеров. Вероятно, что присутствие создателя роли в процессе обращения не играло. Но Джон не хотел, чтобы Дайан пришёл в себя один в сырой и холодной земле. А вот насчёт «натальной травмы»… Если Ио и была права, так и быть.

Когда могила была выкопана, стемнело окончательно.

Джон вогнал лопату в землю и оглядел холм из сырой земли и пласты дёрна.

***

Дайан уснул в тёмной комнате, не зажигая даже прикроватного светильника. Просто вытянулся на спине, раскидав босые ноги и закинув руку под голову.

Джон сел рядом. Несколько минут следил за ним.

Дайан перевернулся на бок, высвобождая руку, лицом к нему, наполовину утопив его в подушке, и снова замер.

Джон прикрыл его пледом и ушёл в душ. Когда вернулся, обнаружил мужа в том же положении. Плед соскользнул, как только Дайан пошевелился. И когда он так сделал, открывая плечо и шею, Джон больше не смог игнорировать голодный позыв. Есть ему хотелось уже давно, с самого пробуждения. Но дети, вскочившие раньше обоих отцов, совершенно отвлекли его внимание. Теперь же голод напомнил о себе долгой внутренней судорогой.

Джон заступил коленом на кровать, опираясь ладонями по обеим сторонам от мужа. Он смотрел на Дайана в темноте, но спустя время протянул руку и включил свет. В свете прикроватной лампы волосы Дайана мягко и тепло переливались. Сойер медленно, вдыхая его запах, склонился над голой и доступной, всегда возбуждающей шеей. Несмотря на чувство голода, Джон не дал себе укусить. Позволил только коснуться её. Джон прислонился губами, носом, потом развернулся и лёг щекой в горячую впадину плеча и шеи. Он знал, что укуси он Дайна сейчас, тот возражать не будет. Сойер поцеловал его и поднялся.

Спустился в кухню, взял бутылку с кровью третьей группы. Подогрел. Хотел выпить, пока будет доставать из садового сарая вторую лопату.

Но не успел, потому что Дайан пришёл в кухню за ним и бутылку отобрал.

— Что только что было в спальне?

— Дайан?

— Ты не стал меня пить.

— Ещё успею.

— Боже, — Дайан растёр лицо ладонями и, отнимая их, напоследок оттянул веки к вискам, — если ты думаешь о том, чего больше никогда со мною не сделаешь, то я тоже, заметь, кое-чего лишусь. Для начала, так это твоих зубов.

— Ну, уж это я тебе обещаю. Захочешь — получишь, — Джон привлёк его к себе.

— Если буду плохо себя вести?

— Именно.

— Хоть что-то, — улыбнулся Дайан. — Когда приедут Никки и Элек?

— К полуночи.

— Тогда у нас мало времени. Пойдём.

Дайан отстранился и отправился наверх под взглядом Джона, который не двинулся с места и смотрел ему в спину. Брук успел привыкнуть к тому ощущению, которое касалось его всякий раз, когда он вот так отходил, а Джон провожал его глазами. Ощущение было громким и почти парализующим в тот первый вечер в клубе, когда Сойер нашёл его. Дайан уходил от него по лестнице, а Джон преследовал, держа взглядом: внимательным и холодным. Со временем интенсивность ощущения изгладилась. Но Дайан всегда помнил, что за спиной у него не человек. Любимый, но не человек.

Дайан знал, как всегда нравилось делать Джону: подходить к нему со спины, пока сам он занимался чем-нибудь, подбираться неслышно; смотреть так, чтобы становилось не по себе, и так, чтобы Дайан вздрагивал; или обнимать сразу крепко, чтобы не вывернулся. А в последнее время кусать, не спрашивая. Приходилось сжимать зубы и выравнивать дыхание, пока Джон проглатывал его, сминая в руках. Он не давал ему возможности отбиться и оттащить себя за волосы, в которые Дайан запускал руку, чтобы уменьшить силу давления клыков. И Джон не давал ему выбраться, растаскивая ноги коленом, впихивая то сзади и лишая Дайана устойчивости… После рождения Адама так случалось часто, словно Джон израсходовал все запасы нежности, что скопилась в нём, и которую Дайан чувствовал на себе всю беременность. Доходило до того, что Сойер, зверствуя, даже не отмечал происходящее словом, просто шёл дальше, куда направлялся, после того как с Дайаном заканчивал.

Поэтому сегодня поведение Джона в спальне выглядело обескураживающим.

Дайан думал об этом, пока раздевался и зажигал белые свечи в стекле. Он забрался в кровать и закрыл глаза. Ему хотелось тепла, но, желанию вопреки, становилось тревожно и неуютно.

Дайан прислушался. Сердце билось чаще.

В комнату вошёл Джон и стал раздеваться.

Дайан откинул край одеяла, впуская его.

Джон знал, чего хочется Дайану, потому что слышал и чувствовал его. В последний раз. Он знал, что как только Дайан родится вампиром, эмоциональная связь между ними прекратится. Читать его Джон уже не сможет. И поэтому он слушал его теперь, откликаясь на малейшие оттенки и мысли в его теле. И поэтому же он брал Дайана нежно и глубоко, заставляя дышать и стонать, плавясь в его руках. Джон закрывал глаза, и тогда ему казалось, что он окунается в прогретое море средиземья, таким горячим был Дайан и такой солёной была его кожа под губами вампира.

«Я люблю тебя», — подумал Дайан, на прогибе прижимаясь к нему.

— И я тебя люблю, — сказал Джон, мягко запуская пальцы в скользящие волосы, но сжимая крепко, чтобы отвести его голову вбок. — Не бойся ничего. Я буду с тобою рядом. До конца и в самом начале.

Дайан сглотнул и выдохнул:

— Смотри мне в глаза, пока я не умру.

Сойер погрузился в него сильнее и загнал клыки.

Дайан крепко обнял и прижал. Но как только Джон пересёк допустимый предел, который Дайан умел помнить и на котором он начинал его останавливать, толкнулся под ним, потащил за волосы.

Джон нажал сильнее. Он держал мужа плотно, проглатывая уже скудеющий поток крови.

Дайан перестал сопротивляться и трудно дышал.

Джон остановился лишь тогда, когда услышал, что биение его пульса стало едва уловимым, словно призрачным. Оторвался, облизал пустеющие следы своих зубов на шее Дайана. Крови в тех не было. Мягко повернул его за голову к себе лицом. Прокусил запястье, сам себе вытянул кровь, чтобы Дайан не тратил тающих сил.

Джон почувствовал движение его языка на своей коже, потом глоток. И он смотрел ему в глаза, по-прежнему удерживая собою, пока в этом не осталось нужды. Потом выпустил, лёг рядом, обхватив и прижав к себе. Тело Дайана было ещё горячим. Джон решил, что будет лежать до последнего. Он боролся с накатившим страхом. Ему казалось, что он мог совершить что-то не так, что-то, что не позволит Дайану ожить снова. И он вдыхал остывающий запах его волос с виска, кожи с щеки и гладил под одеялом по рукам, груди и бёдрам.

Сойер поднялся тогда, когда услышал звук двигателя «боливара». Оделся в спортивный костюм и кроссовки, спустился вниз, чтобы открыть дверь и встретить конунгов.

— Привет, — сказал Элек, проходя в дом.

— Угу, — ответил Джон, — ты один?

— Никки будет позже.

Джон кивнул.

— Погано выглядишь, — добавил Элек.

— Я, блядь, мёртвый. Как мне ещё выглядеть? — Джон произнёс это так, что Элек замер на месте.

— Не до румянца, что верно, — покорно согласился он, — прости. Это, похоже, трудно.

— Всё в порядке, Элек. Подожди здесь.

Сойер снова поднялся наверх. Он одел Дайана так же, как и себя, думая о том, что лежать в земле ему будет удобно. Поднял на руки и отнёс вниз. Потом в сад. Опустил на траву, спрыгнул в могилу, снова поднял, уложил, натянув на голову капюшон, чтобы в волосы и в нос не засыпалась земля. Потом устроился рядом, пропихнув руку Дайану под голову.Немного развернул его к себе, подтащил ближе, почти касаясь лицом лица.

— Засыпай, — сказал он Элеку и натянул свой капюшон.

Тот взялся за лопату и, закидывая, произнёс:

— Я останусь на всю ночь, Джон. Утром Никки меня сменит. Мы решили не оставлять вас одних, поэтому разделились.

— Не подумай, что я не ценю вашей помощи, — ответил Джон уже порядком из-под земли.

***

Сойер видел сны, когда спал. Они отличались от тех снов, что снились ему в человеческой жизни. Сон же сегодняшнего дня отличался от его привычных снов вампира.

Кровь Дайана, перешедшая в его тело до капли, будоражила. Она грела и ласкала изнутри так, словно его любил сам Дайан.

До восхода солнца Джон просто лежал, закрыв глаза и слушая, как на поверхности в траве ходят соседские кошки, а утром на траву спускаются птицы. Потом птицы пели. Потом шёл снег: недолгий и пропадающий, едва коснувшись земли. Под этот исчезающий снег он заснул.

Джон стоял перед высоким зеркалом. Его отражение жило само по себе, потому что вдруг протянуло руку, ухватило за локоть, подволокло ближе.

«Милый», — улыбнулось отражение, но вид у того, несмотря на улыбку, был равнодушный и высокомерный.

«Дайан», — произнесло отражение, показывая длинные яркие клыки.

Джон ощутил опасность, накатывающую, но вместе с тем вполне переносимую. Приемлемую для него. И томящее чувство ожидания, стремление к близости, вызывающее стон. Сойер поднял руку и опустил ладонь отражению на плечо. Рука была не его. А отражение не было отражением. Джон осознал, что каким-то образом оказался в теле Дайана, чувствует его душой и видит его глазами. Кровь Дайана хозяйничала в нём, диктуя своё восприятие окружающего. Кровь Дайана говорила о том, каким он видел Джона. Кровь Дайана и часть его души словно пели в его крови и душе, плавились и тянулись ближе.

Сойер наконец-то ощутил ту мощь, что равнялась одной мегатонне урана и определяющую любовь Дайана. И понял, какие чувства и ощущения пробудил в муже. Это понимание ожило в лице отражения. Оно помрачнело, словно от боли, и остановилось тёмным взглядом. Дайан же сдвинул ладонь ему на шею, приблизился так, что светящееся лицо Сойера стало единственным, что он мог различать. Ладонь Брука гладила всё жёстче, пока не сжалась совсем, холодно и непререкаемо.

Джон проснулся под землёй, когда Дайан сдавил ему шею рукой, пытаясь подтянуть ближе. Он ещё не пришёл в сознание полностью, но уже начал искать присутствие и пищу. Сойер перетерпел хватку его руки, которая вскоре ослабла. Нашёл ладонью лицо Дайана, огладил ему рот пальцами, обежал большим по дуге кромку верхних зубов. Острые, гладкие и такие чистые клыки уже полностью выдвинулись у того из челюсти. Брук повёл головой на вмешательство, но затих.

Джон не чувствовал солнца на поверхности. Только сумерки. Пробуждения оставалось ждать недолго. Дайан вот-вот мог проснуться.

Едва осознав, что всё получилось, Сойер захотел как можно скорее увидеть его и то, как изменился Дайан. Услышать, что он скажет. Каким станет его поведение. Насколько красивым он окажется. Окажется ещё красивее, чем был.

Джон сжал запястье мужа, подтянул к губам, прижался. Оно пахло Дайаном, но было непривычно прохладным. Сойер досадливо дёрнул ртом от острой тоски, но взял себя в руки. В конце концов дети несли в себе Дайана. Тоске должно было остаться в этой могиле, под землёй и дёрном.

— Джон, — глухо произнёс Дайан.

Сойер вернулся к действительности.

— Да, милый.

Но тот молчал. Первым, что он произнёс, даже ещё не приходя в сознание, было имя Джона.

Ладонь Дайана снова несколько раз конвульсивно сжалась на шее.

Сойер погладил ему пальцами кожу запястья.

— Дайан, — позвал он.

В сад вышел Милднайт, остановился у края могилы, стал копать.

Никки не пришлось долго возиться.

Сойер поднялся сам, едва груз земли стал меньшим, стрясая с себя влажные комья, и вынул на воздух Дайана, оставляя его ноги всё ещё в земле. Он держал его голову, всматриваясь в лицо.

— Дайан, ну же, — сказал он.

Тот открыл глаза.

Джон увидел, как стали меняться его зрачки, приспосабливаясь к полутонам сумерек. Как остановились на нём, узнавая.

— Уже? — спросил Дайан.

Джон прижался лбом к его и кивнул. Потом посмотрел на Никки, который стоял опершись о лопату и не говоря ни слова. Снова склонился к Дайану. Нашёл губами его, поцеловал. Тот ответил, зацепив локтем вкруг шеи. Он не втягивал клыков и царапнул Сойера по языку, вздрогнул, среагировав на кровь, прижался сильнее, желая большего.

Джон отстранился. Он знал, как голоден Дайан, так, что ему почти больно. Но тот не сказал ни слова, просто смотрел на Джона.

— Я, пожалуй, пойду, раз у вас всё в порядке, — подал голос Никки, отставляя лопату.

И вот тут Дайан обернулся.

Джон почувствовал, как он задрожал, готовясь к броску.

— Дайан, не стоит, — тихо сказал он, удерживая его в руках чуть крепче.

Дайан вибрировал, желая добраться до Никки.

Милднайт очень хорошо понимал, что ему грозит, поэтому бросил лопату в траву, развернулся и пошёл. Не спеша, но Джон мог представить, как ему хотелось припустить.

Сойер окончательно выбрался из земли.

Дайан вскарабкался следом. Встал, выпрямился, повёл плечами.

Джон смотрел на него во все глаза. Действительно, Дайан проснулся ещё красивее, чем прежде. Черты лица стали резче и словно бы обозначились мерцанием: скулы, переносица, линия челюсти, прямые тёмные брови — всё набралось хищного и порочного. Сам же Дайан едва сутулился, его вело, словно на отходах после наркотического загула. Просто невиданный голод и новизна ощущений в теле сводили его с ума.

— Джон, — произнёс он, — как ты живёшь с этим?

Сойер обнял его за плечи:

— Идём, милый, — потянул его в дом.

Оказалось, что Никки не уехал. Более того. Элек тоже был в доме. Оба, ни слова не произнося, разглядывали Дайана.

Джон оценил некий комизм ситуации, потому что Дайан тоже пристально разглядывал конунгов. Разве что двигали им не любопытство и насторожённость. Нет. Джон знал, что единственное, чего хотел его мальчик — это крови. Яркой алой крови конунгов, потому что та заслоняла собою всё в мире Дайана. Джон прижался губами к его уху и сказал:

— Нельзя пить Элека и Никки. Я тебе запрещаю.

Ненависть, с которой взглянул на него Брук, едва услышал запрет, могла бы отшвырнуть, существуй физический её эквивалент. И если бы Джон сам не знал, что это временное явление, пережить этот взгляд ему было бы непросто.

Он разогрел для Дайана кровь. Тот выпил сразу полбутылки, отставил, сморщился, глянул с раздражением:

— Это что, в самом деле как настоящая человеческая?

— Только по химическому составу.

Дайан закрыл ладонью рот.

— Она даёт возможность к существованию.

— Она отвратительная и мерзкая. Я не буду этого пить, — Дайан с треском опустил недопитую бутылку на стол.

Милднайты, становясь свидетелями первого скандала между новым Дайаном Бруком и прежним Джоном Сойером, переглянулись сначала друг с другом, а потом уже с Джоном.

— Дайан, я её пил при необходимости, когда ты не оставлял мне иного выбора, — сдерживаясь, напомнил Джон.

Тот зыркнул так, словно хотел ударить, но вовремя охолонул:

— Почему ты не даёшь мне пить Элека или Никки?

Конунги враз сделали глазами «Джо-о-он» и автоматически положили руки на поясы, так что стало ясно: оба при оружии.

— Потому что Элек и Никки мои друзья. И твои друзья. Они заботились о нас: обо мне и о тебе, — Джон смотрел на мужа внимательно и говорил так, словно пред ним был ребёнок.

— Есть шанс позаботиться обо мне ещё немного, — Дайан развернулся к Милднайтам. — Мне нельзя приближаться к вам, но сами вы можете приблизиться ко мне.

Сойер замер, а Никки и Элек едва ли не охуели, потому что Дайан улыбнулся им, словно ангел, и едва заметно облизнул губы. Чего никогда не было прежде. Прежде не предполагалось никакой совращающей подоплёки в сторону Милднайтов. Прежде они не были интересны Дайану настолько.

— Дайан, что ты делаешь? — Сойер следил за конунгами, потому что те странно онемели, не сводя фиолетовых взглядов с Дайана.

— Джон, я пытаюсь слушаться тебя и обойтись малой кровью, — хмыкнув, быстро ответил тот, словно задыхаясь после интенсивного забега. — Элек…

Как только Элек сделал шаг навстречу, Джон рывком развернул Дайана за плечи и тряхнул так, что голова того бессильно, словно цветок в ураган, качнулась назад и вперёд.

— Прекрати, — прошипел Джон на грани бешенства, когда стало ясно, что открылось в Дайане.

Гипноз.

Мисс Викки могла так поступать с людьми. Но Ио и Марк не могли. Не могли так делать ни Бауэр, ни Балицки, ни кто-либо из знакомых Джону вампиров, ни сам Сойер. Манипулировать — да. Но подавление воли одним произнесённым именем — это было чересчур. Мисс Викки была богом, а Дайан был мальчиком из большой семьи. Разница между ними была очевидной. Как очевидным было и то, что наследие мисс Аддамс миновало Джона и раскрылось в Дайане, словно раскрылся «ящик Пандоры**».

— Прекрати это дерьмо со своими близкими, Дайан. Я тебе приказываю. Скажи, что понял меня?! — зарычал Сойер, продолжая стискивать локти мужа.

Дайан всхлипнул и согласился:

— Джон, я понял.

— Пей из бутылки и не провоцируй меня на большую грубость, — Джон разжал пальцы. Но тут же обнял Дайана и прижал к себе.

Милднайты, сбросив навязчивое подавление своей воли, встретились взглядами с Джоном.

Элек сочувственно покачал головой, а потом сделал жест «надо поговорить».

Джон отстранился:

— Дождись меня.

Дайан кивнул.

Сойер видел, что Дайан капризничает и психует. Жмурится от света, потому что свет нестерпимо сиял. Прислушивается к очень далёким звукам, которые наплывали отовсюду, а окружающие его грохотали, словно исполинские там-тамы. Джон знал, что сенсорика у Дайана была выкручена на максимум. И он ещё не мог с нею сладить. Дайан был, словно дитя, которое получило тело и ещё не научилось с тем управляться. И в то же время это дитя только что попыталось обольстить Элека Милднайта и нахлебаться его крови, обойдя запрет создателя.

— Я люблю тебя, Дайан. Дождись меня.

Только секунд десять спустя тот обнял его, прижавшись головой к шее.

— Просто пиздец какой-то, — тихо сказал он.

— В самую точку, милый. Пиздец, — Джон обнял его в ответ, оглаживая по спине.

— Я будто под кислотой.

— Эта «кислота» никогда не отпустит, стоит учиться с нею жить, — глухо сказал Джон.

***

— Слушай, Джон, ещё немного, и Дайан начнёт блевать после вашего бутылочного пойла, — как можно тише предупредил Элек, когда он и Джон ушли на подъездную дорожку. — Смотреть страшно, словно он испытывает боль.

Сойер не ответил, вынуждая Элека продолжать.

— Стоило попросить, мы бы привели кого-нибудь.

— Элек, — Сойер недовольно крутанул головой, — знаешь, как это работает?

— И как это работает?

— Я слышу любого, кого пью. Пока тот остаётся живым. Не слышу, если убиваю. Я не хочу, чтобы Дайан подцепил чьи-то бесполезные мысли и… ощущения.

— Ты ревнуешь, — всё понял Элек.

— Мать твою, да.

— Дай убить.

— Нельзя. Это собьёт его ориентиры.

— Что? В самом деле не можешь позволить убить? — иронично оглядел Элек.

— Да, — оттолкнулся Сойер. — Пока нельзя. У нас маленькие дети. Живые, Элек. И беспомощные перед ним.

— Блядство, он же их отец. Разве не осталось границ, что способны остановить Дайана? — зашептал Милднайт.

— Дайан сейчас не отец, он сам как ребёнок. Подросток, дорвавшийся до взрослой жизни, — тоже яростно прошептал Джон.

— Ребёнок? Подросток? Ты видел, что только что было? Блядь, Джон, он смотрел так… Знаешь, Иво способен на похожую поебень, но только с тем понимаешь, что умрёшь счастливым от переёба. А с Дайаном — просто умрёшь. Сам подойдёшь и подставишь шею. Сдохнешь в ужасе.

Джон отвернулся, но тут же снова встал перед Элеком:

— Теперь понимаешь? Я должен держать его в узде. Мне нужно время.

Несколько секунд стояли молча.

— Джон, только если вот ты всё ему запретишь, это плохо закончится. Дай ему хотя бы немного. Хотя бы не эту синтетику вместо крови.

— О чём ты думаешь?

— Хочешь, дай моей. Я согласен. Чёрт знает, на что ещё Дайан окажется способным. Вспомни себя. А тебе ведь не запрещали, просто просили. И всё равно ты клал даже на просьбы бога.

Сойер обкусал губы.

Элек рассуждал здраво и предлагал сносный выход из сложной ситуации.

— Элек, ты согласен кормить его?

— Раз предлагаю, так согласен. Но думать о белых барашках и розовых бутонах, чтобы не травмировать твоё чувство гипертрофированной ревности, я не буду. Придётся Дайану узнать, что я за подонок.

— Хорошо, потому что как подонок ты меня устраиваешь. Только мне надо присутствовать.

— Я против? Мне ещё не надоело ходить по рукам Кэтспо и миледи, хотелось бы растянуть это удовольствие. А откинуться в зубах твоего консорта — не хотелось бы, — выдохнул Элек.

Комментарий к 23

*очередной праздник в колесе года, полагающий некалендарный поворот к весне, приходится на 1-2 февраля

**устойчивое выражение, относящееся к древнегреческим мифам. Пандора была наделена богами всевозможными достоинствами. Вместе с тем и любопытством. Зевс одарил её ларцом, наказав не открывать крышки. Что и произошло. Из ларца посыпались неисчислимые бедствия и неприятности. На дне лежала надежда. Те черты характера, которых Сойер не предполагал в Дайане, и которые раскрываются в том после обращения, он готов сравнивать с дарами Пандоры

========== 24 ==========

— Я слышал ваш разговор, твой и Элека, — сказал Дайан, как только Милднайты отъехали от дома.

— Удивляться не буду, — согласился Сойер со всем, что бы ни последовало за утверждением.

— В самом деле думаешь, что я способен на такое? — Дайан дотирал кровь с лица и при этом не сводил с мужа узкого и тяжёлого взгляда.

Джон обсмотрел его с головы до ног и вышел из кухни.

— Джон! — Дайан повысил голос и тут же пожалел об этом. Громко было плохо. Он вышел вслед за Сойером, который остановился на крыльце и курил.

— Джон, — позвал уже спокойнее.

— Начнём с того, что теперь ты вообще способен на многое.

— И на помрачение рассудка, после чего причиню вред своим же детям? Или близким? — Дайан отобрал сигарету.

Джон опустил взгляд, крепясь, вытянул новую. Между двух огней — вот как себя чувствовал Джон Сойер. А может, что было очень возможным, огней было и больше.

Вернувшись в дом после короткого сговора, Элек Милднайт протянул Дайану руку, оттянув манжету куртки и оголяя запястье. Дважды предлагать не пришлось. Дайан буркнул «спасибо», и Элек едва не отдёрнул руку обратно, стоило новорождённым клыкам вспороть кожу и вцепиться намертво. И Дайана пришлось окликнуть, когда счёт глотков сложился в добрую пинту, для того чтобы Элек смог уйти самостоятельно.

Дайан послушался, но некоторое время продолжал удерживать руку Элека в своих, смотря на следы от зубов. Потом сколол себе палец и прислонил к прокусам. Раны у того выровнялись.

«Так-то заебись», — с облегчением одобрил Элек.

Дайан быстро улыбнулся и отёр ладонью рот. Глянул на Джона, словно ища одобрения.

Сойер одобрял. И гордился едва ли не как отец. И как тот же отец запретил возвращать Ригана, Элизу и Адама на Виктория-Стрит.

Вот тут Брук, начавший, было, обретать шаткое эмоциональное равновесие, снова сорвался, хлестнув ненавистью во взгляде.

«Как долго?» — спросил Никки.

«Я позвоню», — сказал Джон, продолжая держаться под ненавидящим взглядом.

Ни один из конунгов с объятиями на прощание не полез. Ушли молча.

«Я слышал ваш разговор», — сказал Дайан, как только Милднайты отъехали от дома.

— Нет, сумасшедшим я тебя не считаю, — ответил Джон, прикуривая новую сигарету. — Но считаю, что детям лучше некоторое время быть в другой семье.

Дайан горько хмыкнул:

— Какого хуя мы не обсудили этого прежде?

— Прежде ты бы не понял, что именно мы обсуждаем.

Дайан молчал.

— Насколько ты себя контролировал, когда жаждал крови? Иные желания были тебе важны? Ты помнил себя? И когда вспомнил о том, что у тебя есть дети? — Джон смотрел на редкие, проезжающие мимо автомобили, к Дайану не поворачивался.

— Ничего из этого не было, — согласился тот. — Но сейчас я в порядке, если не учитывать чёртов полночный грохот отовсюду.

— Это как с часами с боем.

Дайан нахмурился.

— У отца в Пендлбери были напольные часы с маятником от Арнольда и Сына. Били ежечасно и каждые полчаса и четверть. Не приведи господь оказаться с теми около в указанное время. Словно клаксон тяжеловоза.

— Как скоро ты привыкнул? — понял, к чему ведёт Сойер, Дайан.

Джон улыбнулся:

— Сначала я перестал слышать те по ночам, а затем даже читая в той же комнате. Не знаю как скоро, но это случилось. С громкими звуками чужой жизни, яркостью света и запахами всё ещё быстрее и проще. Тело, как обычно утверждают, гораздо умнее. Долго пытать себя оно не даст.

Сигареты истлели.

— И всё же я не причиню вреда нашим детям.

— Сначала убедишь меня в том, что способен держать себя в руках, — приторно-сладко улыбнулся Джон.

— Блядь, — Дайан завёл глаза, — ты слышишь меня?

— Хватит того, что я знаю, что с тобою. Говорить сейчас ты можешь что угодно.

— По себе судишь? — съязвил Брук.

— Да, — сговорчиво согласился Джон.

Дайан смирил псих, покоряясь. Через минуту произнёс:

— Моя одежда пахнет плесенью и землёй.

— Не без того, но сам ты по-прежнему пахнешь дикими цветами.

Дайан не залился румянцем, потому что уже не мог, но ресницами двинул, как и прежде:

— Я пойду в душ. Хочешь со мною?

И поскольку на мужа Дайан не смотрел, только касался пальцами молнии на его куртке, то не увидел, как тот облизнулся и коротко скусал губы.

Конечно, Джон хотел с ним.

***

Сообразив, что их в чём-то знатно накололи, Риган и Элиза взревели, намертво вцепившись в колени миссис Шток.

Няня успокаивающе повела рукою, словно говоря «обождите, проревутся и сами выйдут», а потом подхватила обоих и вынесла в детскую.

И по мере того как рёв стихал, становилось ясным, что в гостиной очень тихо.

Никки, привёзший детей, терпеливо ожидал продолжения, всунув руки в карманы.

Адам, наплевав на шум, равнодушно спал в руках Джона, пока тот удерживал ребёнка близко к себе, чтобы нет-нет да и касаться губами вскользь маленькой щеки или тёмного завитка с головы.

Сам же Сойер словно между делом внимательно наблюдал Дайана. То, что Риган и Элиза, больше не находя в отце любимого и всегда доступного тепла, могут устроить скандал, Джон предполагал. Оно и случилось. Всегда нежный и терпеливый голос Дайана при обращении к детям и облик его были теми же. Но изменение его сущности, ощутимое в прикосновении, сбило двойню с толку, после чего те ринулись под коленки миссис Шток и заревели.

Дайан стоял, не поднимая головы и скусывая губы, намереваясь таким образом удержаться от раздражения и от того, чтобы самому не зареветь от досады. Объяснять, что только что произошло, было излишним. Дети испугались его, потому что не узнали. И вот сейчас он боялся взять на руки Адама, не желая повторения.

Няня вернулась.

— Что, всё-таки дали детям бренди, миссис Шток, чтобы пришли в себя и утихомирились? — от чистого любопытства спросил Никки.

— Милорд, господь не одобряет пьянства, — строго посмотрела на того няня. — Надеюсь, вам, как уже вот-вот отцу, не придёт в голову никакая подобная глупость?

Никки повёл бровями в жесте «да что это я» и покорно кивнул.

— Не принимайте близко к сердцу, — миссис Шток встала близко, но трогать Дайана не стала, — это в порядке вещей. Однажды Эй-Джей так сглупил, что обрился наголо и соскоблил бороду. Так наша Джеми, которой едва два года минуло, не подходила к тому даже на кулёк со сладкой ватой, а ревела так, что уже было не смешно. Но мы это пережили.

— Наверняка помогло то, что ваш муж оброс по-новой? — съязвил Дайан.

— Ну, не без этого, милорд. Хотя вы же понимаете, о чём я? Риган и Элиза привыкнут.

— Выбора у них нет, — чуть не прошипел Дайан, удержав фразу о том, что человеком он уже не станет.

Миссис Шток забрала Адама.

Дайан знал, что няня права. Его сёстры, будучи маленькими, реагировали так же на незнакомое в близких. Хотя сравнивать просто шутки отца с изменением внешности и перерождение того в вампира было бы некорректным.

Джон подошёл, развернул Дайана к себе и обнял, пережидая сопротивление и обиду.

— Дайан, пойдём к Кемерону, — Никки тоже подошёл, — расслабимся и дадим всем времени, для того чтобы стало понятным, какие мы невъебенные. И как с нами рядом хорошо.

Брук повернул к тому голову, отершись лбом о подбородок Джона.

— Я серьёзно. Ты же знаешь, что творится на Колледж-Лейн? Теперь там безостановочно круглые сутки едят. Стоит открыть шкаф, на тебя валится какая-нибудь детская хрень: упаковка с подгузниками, чепчик или ёбаный мобиль с пятью пинки пай. Ялу держит ставки на лучшие имена для мальчиков, хотя я уверен, что всё наебалово и уже решено: лучшими окажутся те, что приготовила именно она. А самое паскудное — знаешь что?

Дайан знал обо всём, но о «самом паскудном», возможно, нет, поэтому отрицательно покачал головою.

Никки сжал губы, мотнул головой и признался:

— А самое паскудное в сложившейся ситуации то, что миледи теперь не до всего этого.

Никки дождался, когда Дайан кивнёт о том, что отслеживает мысль.

— Я согласен, что Иво в последнее время пришлось стараться за троих. Но сегодня утром, можешь вообразить, тот выпер меня и Элека из своей койки. Нас, видишь ли, ему теперь слишком часто и много.

— Ясно, Иво вы заебали, — понимающе улыбнулся Дайан.

— Выходит, что во всех смыслах. А ещё я теперь не уверен, что, родившись, мой ребёнок меня узнает. Я, может, и не отец ни одному из двух мальчишек, что носят Валери и Сесиль. Так что пойдём и надерёмся? — закруглился Милднайт.

— Ты планируешь спаивать Дайана до тех пор, пока Риган и Элиза его не признают, а сам набираться, пока не родятся ваши дети? — поинтересовался Джон.

— Было бы шикарно, но мы все понимаем, что это невозможно. Максимум, что нам светит: один полноценный вечер у Кема.

— Что, будем бессмысленно пить вдвоём?

— Я люблю нуар, милый, но не сегодня. Сегодня нас будет много, потому что Балицки уже там. И Элек. И Джон. Ты же идёшь с нами, сир?

— Только предупрежу миссис Шток.

***

Настроения для попойки у Дайана не было. Но стоило ему увидеть, с какой радостью его встретили Линда и Юрэк и как радушно улыбнулся Элек, которого, похоже, совершенно не беспокоил тот факт, что Дайан пьёт его ежесуточно, а потом сообразить, что изменения с ним лёном приняты, но делать изо всего этого катастрофы никто не собирается, как настроение начало появляться.

— М-м-м, быть одним из нас тебе к лицу, — протянула Линда и толкнула по стойке к Дайану водку.

— Только не слишком на это надейся. Пить можно галлонами. Но максимум, что тебе светит, лёгкое головокружение. Так что радость у тебя теперь только в одном, — предупредил Юрэк.

— Знаю, в Элеке Милднайте, — кивнул Дайан.

— Смешно, — добродушно заметил Элек, затягиваясь сигаретой.

— Эй, при чём тут Элек? — Юрэк заступил перед Дайаном, потеснив того к стойке.

— С чего тебе милее он, нежели кровь сынов человеческих? Чего мы не знаем? — с другого бока притиснулась Линда.

— Элек был так любезен, что предложил Дайану своей крови, иначе бы тот никого не оставил в живых на Виктория-Стрит, — объяснил Сойер, беря себе выпить.

— Что, не понравилась кровь из бутылки? — сочувствующе спросил Юрэк.

— Да, — решил не вилять Дайан, поскольку знал, что его дожмут в любом случае, — но всё уже в порядке.

— То есть теперь Элек селится у вас? — осклабилась Линда.

— Эй, — Милднайт попытался шутя дотянуться до голого плеча Линды.

Но Юрэк предусмотрительно его протянутую ручищу откинул.

— Ты подумай, — встрял Никки, — мысль неплохая. Ночевать нам сегодня так-то негде.

— Кого-то выперли из дома на Колледж-Лейн? — фыркнув, засмеялась Линда.

— Кого-то выперли даже из гаража на Джеймс-Стрит, — состроив соответствующую мину, пожаловался Элек.

— Заебись, — в голос одобрили Балицки.

— Может, приютите бродяжек у себя, весёлые вы волшебники? — Кемерон, до этого просто слушавший, не выдержал.

— Исключено, — отказала Линда.

— Кругом, мать их, одни друзья, — поджал губы Никки и выпил два раза подряд.

Захмелеть не удалось, тут Юрэк не обманул, но в кругу трепящихся без запинки вампиров и конунгов Дайан словно оттаял. Будто те туго свёрнутые почки на ветках жимолости и миндальных деревьев, что вытерпели зиму, а стоило только появиться тёплому ветру, они начали зреть и распускаться под солнцем, обещая листья и цветы. Ну, для цветов было ещё рано: проблема с детьми никуда не делась. Но тёплый ветер был ощутим в смехе Балицки и Милднайтов, а солнце во взгляде Сойера. Потому что Джон не сводил с него глаз, отслеживая малейшие движения и выражения в лице.

Тем вечером, когда Дайан проснулся вампиром и попытался блеснуть собою во всей новорождённой красе, он и Джон вместе стояли под горячей водой в душе. Пена стекала по спине и локтям вместе с ароматом английской лаванды, пока он сам прижимался головой к плечам Джона. Дайан чувствовал, что Сойер возбуждён, но вопреки всегдашнему диктату похоти тот не отвлекался ни на что иное, кроме как на мягкие сглаживающие прикосновения при мытье его волос и тела.

Кровь Элека позволила Дайану обрести ясность мысли. Тот выворачивающий голод, что мучил его с момента пробуждения, отступил сразу же, стоило сделать последний глоток. Дайан чувствовал, что Элек насторожён и даже опасается его. Как чувствовал и то, что о своём поступке Элек не сожалел. Жертвы в его щедрости не было.

Дайан завёл руки под локти Джона и ухватился за его плечи со спины, словно и в самом деле был колючим розовым стеблем, наконец нашедшим опору.

В тот вечер Джон так и не коснулся его. Равно как и во все последующие ночи. Дайан не выяснял причин, почему. Он был отвлечён окружающей его действительностью и её контролем. И, похоже, единственное, чего ему хотелось по-настоящему, это обыденного присутствия Джона рядом, потому что ощущал себя Дайан сверхчеловеком и беспомощным котёнком одновременно. Равновесие же наступало лишь тогда, когда сдержанный и прохладный голос Джона объяснял, а прикосновение определяло рамки и границы.

Пару раз в прогулках по ночному Ливерпулю Джон просил от Дайана воздействовать на прохожих. Первого Дайан в течение десяти секунд заставил отдать ему бумажник и ключи от автомобиля. Второй полез купаться в Мёрси в одежде. На Сойере внушение не работало. Единственное, чего Дайан добился, так это поцелуя. Но то был добровольный порыв.

Если вампиры переносили алкоголь стоически, то конунги, задавшись целью накидаться, часам к трём по полуночи к цели пришли. Причём с таким успехом, что Кемерон закрыл для тех бар. Грэй достал свой трёпаный ежедневник, раскрыл на самой затёртой литере и спросил:

— Какая буква, Элек?

— Эм, — самодовольно ответил тот.

— Хорошо. А теперь вопрос сложнее: на страницах с буквой «М» есть пустое место?

— Ничерта там его нет.

Стоило заметить, что язык у Милднайта не заплетался и его не вело, но фиолетовые глаза были абсолютно стеклянными.

— Ещё лучше. Теперь соберись. Почему на страницах с литерой «М» нет ни одной чистой строчки?

— Кем, грязно играешь, — привалился к стойке Никки. — Только глянь, все остальные литеры почти пусты. Свешиваешь на нас чужие верёвки?

— Упаси господь, Никки. Всё, что отмечено в этой тетради под вашей буквой — это всё честно вами наколочено, сломано и разбито к херам. Поверь, даже пришлось занимать страницы у соседних букв, чтобы всё записать.

— Кем, — заговорщицки протянул Никки, склоняясь совсем и почти ложась на стойку, — тебе же знакомо то чувство, когда вот-вот станешь отцом?

— Нет, Никки. Так получалось, что о том, что я стал отцом, меня уведомляли позже. Детей уже приводили за руку. А однажды так даже привели чужого, но быстро разобрались. Так что мне не знакомо то чувство, когда вот-вот станешь отцом, — Кемерон зашвырнул тетрадь обратно.

— Кем, раз ты был так невнимателен к своим девушкам и раз у тебя такие пробелы в жизненном опыте, позволь, я тебе объясню, что всё это значит. Я объясню, а ты откроешь нам бар.

— Никки, бар закрыт, а тебе и Элеку пора домой.

— Не хочешь меня слушать? Тогда пускай Джон тебе расскажет, что значит «вот-вот стать отцом». Верно, Джон? — Никки развернулся к Сойеру.

— Никки, похоже, Кемерон прав. Тебе и Элеку достаточно, — заметил тот.

— Прелестные детишки у вас получились, сир, — отблагодарил Грэй, — особенно Адам, вылитый Дайан.

Брук улыбнулся.

— Спасибо, Кем. Но не помню, чтобы показывал их тебе, — повёл бровью Сойер.

— Линда показывала фото, — широко улыбнулся Грэй.

— Дайан скидывал, — ввернула Линда, улыбаясь точно так же.

— Вот, с сюзереном сразу завязалась беседа, а с нами, значит, нет? — начал заводиться Элек.

— Элек, я вас выслушаю. В конце концов отчасти для этого я здесь и стою. Но после вы соберётесь и, оставив всё таким, как оно есть, уедете домой.

— Я не могу уехать домой, Кем, и Никки не может, — тяжело вздохнул Элек. — Мы же говорили об этом?

— Да, точно, вы говорили, — закрыл и открыл глаза Кемерон.

— Валери сказала, что во сне я складываю на неё свои ручищи, а это почти как рухнувшее в грозу дерево.

— Ну, это миледи преувеличила, — попытался выкрутиться Кемерон и спасти свой паб.

— Как бы там ни было, она опасается за ребёнка. И спать я должен не с нею рядом, а на ёбаном диване.

— Или в гостевой, как какой-то пришлый, — гневно хлопнул ладонью по стойке Никки.

Стакан, заряженный сигаретами, подскочил.

— Так в чём проблема, Элек? — Кемерон уронил локти на стойку и охватил голову руками. — Миледи Сесиль тоже считает, что вы как лесополоса в ураган?

— И с Сесси бесполезно говорить, — понизив голос и подавшись вперёд, сказал Элек. — У неё и у Валери абсолютно схожие ассоциации.

— А Иво, Кем, мы заебали, — решил поставить точку в аргументации Никки. — Так что открывай бар, потому что мы напьёмся до беспамятства и будем спать у тебя.

— Шуруйте в ваш блядский стриптиз на Чёрчхилл Уэй, — оттолкнулся от стойки ладонями Грэй.

Милднайты переглянулись, ошеломлённые нерассмотренным вариантом. Поднялись со стульев и двинули к выходу.

— Юрэк, — сказал Кемерон, — расхлещутся по дороге сами и передавят всех встречных бездомных.

— Чья была идея с Чёрчхилл Уэй? — Балицки посмотрел на Грэя так же, как только что пялились друг на друга Милднайты.

— Просто положи конунгов в свой «транзист». Уверен, стоит тем лечь, так уже не встанут.

Юрэк покачал головой и, закуривая на ходу, отправился за Элеком и Никки.

***

Юрэк не солгал и в том, что алкоголь обеспечит Дайану лёгкое головокружение. Головокружение приятное и расслабляющее.

Вслед за Элеком и Никки из «Потеющего и грязного» скоро собрались Балицки. А чуть погодя Джон тоже уже прощался с Кемероном и, обнимая, уводил Дайана.

«Форда транзиста» на парковке не было. Балицки скрутили пьяных конунгов и скрутились сами во мгновение ока.

А вот уехать так быстро Джону Дайан не дал. Сойер едва успел снять с сигнализации «ауди», как Брук встал близко, ухватился с боков за блейзер мужа и, чуть запрокинув голову, поцеловал.

Головокружение усилилось в разы, потому что Джон с жадностью ответил, охватывая лицо Дайана ладонями и не успевая убрать в карман автоключ. Дайан тесно прижался, не давая Джону отклоняться, и в то же время под его напором был вынужден отводить плечи, пока не оперся теми о кузов автомобиля, после чего оказался прижатым накрепко.

«Какого чёрта это всё длилось столько дней?» — сам у себя спросил Дайан, понимая, что его новая ипостась отвлекла его настолько, чтобы образовался странный выжидающий целибат. Он нашарил за спиною клапан на двери, потянул, но замки были закрыты.

Джон выпустил его из поцелуя, улыбнулся, открыл водительскую дверь и изнутри отомкнул нужную Дайану.

— Раздевайся, — обещающе приказал он.

Дайан забрался в салон, опрокидываясь в кресла, выкрутился из одежды и скинул ботинки.

Джон дал ему десять секунд, прежде чем забрался следом. Тут же оказался обнятым руками и ногами, потому что голый Дайан затянул его на себя, едва позволив захлопнуть дверь.

Сойер навалился всем весом, чувствуя возбуждение мужа под бёдрами. Поцелуй тоже был возбуждённым. Зубы обоих звенели, сталкиваясь, а рты наполнялись тёмной кровью из царапин, которые тут же исчезали, чтобы дать место бесконечным новым.

Дайан отвлёкся на секунду на голодные стоны и взрык и понял, что это он сам. Запустил пальцы в светлые волосы, заставляя Джона оторваться от своего рта, выдыхая вслед:

— Я не могу. Не жди.

Джон оттолкнулся, поднимаясь на коленях, сволок блейзер и майку.

Дайан вытянул ему из шлёвок ремень и стащил с бёдер чиносы. Успел прикусить по рёбрам, зализывая. Почувствовал, как вздрогнул Джон, а следом снова опрокинул его на сиденья, кусая с оттягом над ключицей.

Тёмная, едва распознаваемая в нюансах страсть разрывала Дайана изнутри, вынуждая торопить Джона, а потом захлёбываться воздухом и обрывками слов, для которых не осталось сил на произносить целиком. Боль и удушающая сладость сконцентрировались в пальцах и ногтях, оставляя на плечах, лопатках, пояснице и бёдрах Джона глубокие, проступающие пунктиром капель полосы. От этих же боли и сладости Дайан кусался. А после каждого укуса получал ответный, помноженный на нетерпеливый пробивающий толчок члена, пока ему не осталось ничего другого, как просто вцепиться пальцами в кожаную обивку и всхлипывать уже на грани крика, потому что Сойер принялся втрахивать его в кресла.

Сдерживаться? Похоже, что эта функция оказалась утраченной Дайаном навсегда. Равно как она отключилась и у Джона.

В Дайане больше не было того хрупкого и смертного, что осаживало Джона. Он заключал в себе жизни созданные и пройденные смерти, в самом деле подобный богу, поэтому в опеке над ним не стало смысла. Джон обрёл равного себе. Сильного и жаждущего.

Сойер охватил колени Дайана руками, сжал и притиснул к груди, с рычанием запрокинулся, забиваясь внутрь на последних рывках, перед тем как ощущение себя и его в пространстве тоже потеряло смысл, ухнув в гудящую тьму ошалевшего прихода. Он ещё помнил, как в этой тьме дрожали щиколотки Дайана на его плечах и дрожали пальцы, которыми тот, дотянувшись, вцепился Джону в бёдра, не позволив отстраниться даже во тьме.

***

Пели свиристели. Здесь их звали воскокрылами. Из сада, словно волны, в комнату вливались беспрерывные высокий стрёкот и свист.

Дайан проснулся, но открывать глаза не спешил.

Пение было громким, потому что окно оказалось распахнутым.

Дайан чувствовал запах сигаретного дыма и понял, что Джон сидит на окне и курит. Но он всё ещё не спешил обнаруживать своего пробуждения. Потому что не хотел вспугнуть. Нет, не птиц в саду, что склёвывали последний прошлогодний боярышник. Он не хотел потревожить Элизу и Ригана, что возились рядом в кровати, перекатывались через него и опирались ладонями и локтями, не особо считаясь с тем, куда давил локоть, или куда шлёпала ладонь. Хотя жаловаться на беспардонность детских рук было бы последним, что Дайан желал сделать.

— Я нашёл их рядом под твоей рукой, когда проснулся. Наверное, выбрались из своих кроваток и пришли сами под вечер, — сказал Джон от окна.

Глаза пришлось открывать.

— Я не помню, когда они это сделали.

Джон мягко улыбнулся. Он был в домашней одежде и сидел у поднятой рамы, опираясь босыми ступнями в пол и в подоконник.

— Отец говорил, что стая свиристелей около дома приносит с собою несчастья, — сказал Сойер, наблюдая за птицами.

— Не хочу обидеть твоего покойного отца, Джон, но все эти приметы не стоят ни цента. Со мною, похоже, уже случилось всё самое страшное, а я чувствую себя счастливее всех. К чёрту свиристелей и к чёрту несчастья.

Джон продолжал улыбаться, откинувшись головою на оконную раму и смотря за мужем и детьми в кровати. Мягкий весенний воздух наполнял комнату, едва трогая ему спутанные волосы.

Вдруг во мгновение птичья какофония пропала, сменившись слаженным шорохом крыльев, а потом тихими приглушёнными звуками городской жизни.

Дайан понял, что стая снялась с места и улетела. Он улыбнулся мужу в ответ и вовремя удержал Ригана от падения с края кровати.

— И ведь верно, к чёрту несчастья, — Джон встал и закрыл окно.