Дорога дней [Хажак Месропович Гюльназарян] (fb2) читать постранично

Х.Гюльназарян ДОРОГА ДНЕЙ РОМАН

Хажа́к Гюльназарян — армянский писатель. Родился он в 1918 году в селении близ Еревана в крестьянской семье. В 1941 году окончил филологический факультет Ереванского университета. В Великую Отечественную войну был на фронте. В 1938 году вышла первая его детская книга «Смерть злого Сокола». В дальнейшем Гюльназарян написал много рассказов для детей. На русском языке несколько раз издавалась книга рассказов «Хорошие путешественники». «Дорога дней» — это повесть из жизни поколения, рожденного в первые годы революции, детство которого совпало с периодом становления Советской власти в Армении. Нелегкой была борьба с пережитками прошлого. Сложным оказался и жизненный путь героя повести, музыкально одаренного, очень трудолюбивого и умного подростка Рача Данеляна.

ПИСЬМО АВТОРА К ПЕРВОМУ ЧИТАТЕЛЮ

Дорогой Ара, мой юный друг!

Помню, несколько лет назад, тогда ты был совсем маленьким, Мы встретились в Разданском ущелье, на станции детской железной дороги. И что греха таить, ты плакал. Оказалось, тебе очень хотелось покататься по детской железной дороге, но, перепутав расписание, ты опоздал, и поезд ушел без тебя, а следующего надо было ждать целый час. Я подошел к тебе. Мы скоро подружились. Я сказал, что твой самокат лучший из всех виденных мною, и ты повеселел.

Потом мы катались на самокате, вернее, катался ты, а я смотрел. Потом уселись на берегу реки, свесив ноги в воду, и стали дожидаться поезда. Ты больше не плакал, весело болтал, рассказывал, что скоро пойдешь в школу.

Потом… Потом ты спросил, ездил ли я много-много лет назад, когда был совсем маленький, в пионерский лагерь, катался ли по детской железной дороге, участвовал ли в состязаниях юных велосипедистов…

И еще о многом ты спрашивал. Я не смог ответить тебе на все вопросы, я был взволнован, потому что вспомнил свое детство. К тому же вскоре подошел поезд, и нам пришлось расстаться. Ты поднял самокат, вошел в вагон, я остался на перроне, а потом отправился домой.

Но с того дня мне не давали покоя твои вопросы. Потому я и решил написать эту книгу: рассказать тебе и твоим товарищам о том, как жили я и мои сверстники, когда нам было столько лет, сколько сейчас тебе и твоим друзьям.

Наше детство не было похоже на ваше.

Ты знаешь, что Октябрьская революция свершилась в 1917 году.

В Армении Советская власть утвердилась значительно позже, только в ноябре 1920 года.

Тогда мне было два года. Через пять лет я пошел в школу, в первый класс.

Школа моя не была похожа на вашу, она была маленькая, очень маленькая. Да и Ереван наш в то время был не таким, как сейчас, — небольшой, захолустный, с глинобитными домишками, кривыми, каменистыми улочками… И родители наши жили еще трудно. В городе не было электричества, не говорю уж о том, каким мрачным и неприютным было Разданское ущелье, где построили теперь детскую железную дорогу.

Но я забегаю вперед. Ведь все равно в одном письме не рассказать тебе всего.

А в книге?.. В книге, дорогой Ара, я рассказываю о своем городе, который так вырос, так похорошел, рассказываю о людях, которых уже в те годы заботил вопрос воспитания нового поколения, о людях, которые трудились, которые строили… Многих из них уже нет, не дожили они до этих светлых дней, а мои товарищи… О них ты тоже прочтешь в книге.

Итак, начнем.

РАССВЕТ

НАШ КВАРТАЛ

Квартал наш известен был под названием «Караван-сара́й гюрджи»^[1]. Задолго до моего рождения держал здесь постоялый двор грузин из Кахетии — Шалико́. Его уже давно не было в живых, даже сын керосинщика Пого́с и кривоносый Амо не помнили его, а ведь они были намного старше меня. И постоялого двора давно не было: на его месте стоял дом гончара Ова́ка. «Караван-сарай гюрджи» — только и осталось от Шалико.

Квартал наш был большой. В каждом дворе — десятка по два семей. Детвора, куры, тутовые деревья. Под деревьями — грядки с луком и эстрагоном. Куры склевывали зеленые побеги лука, дети сгоняли кур, вытаптывая молодую поросль, и грядок, собственно, не оставалось.

Весной на земляных крышах домов буйно разрасталась трава, в мае она становилась белесоватой от ромашки, да кое-где под ветром покачивали головками маки.

Летом весь квартал перебирался спать на крыши. Ставили там тахту или просто расстилали карпеты и паласы^[2] и забирались под марлевые пологи, спасаясь от комаров. Среди ночи нет-нет да слышалось с какой-нибудь крыши:

— Вай, скорпион, скорпион!

Ребенок кричал от боли, и женский голос сердито успокаивал:

— Чтоб тебе пусто было!..

Славился наш квартал и знаменитыми рядами жестянщиков. Весь день висел в воздухе оглушающий грохот. А люди, чтобы понять друг друга, вынуждены были кричать. За что и прозвал их