Песня смерти и крови (СИ) [Sininen Lintu] (fb2) читать онлайн

Воздух пах осенью, мокрой травой и неизвестностью.

Когда Хизер Ньюман приехала в Баддингтаун, штат Мэн, в отчаянных попытках скрыться от собственного прошлого и начать всё с нуля, городок накрыло нудным дождем. Она разбирала вещи в комнатке, которую сняла у местной жительницы миссис Гибсон, слушала, как в стекло стучались мелкие, частые капли, и молилась, чтобы воспоминания оставили её хотя бы здесь. Им самое место там, в Техасе, откуда она была родом и откуда едва унесла ноги.

Возможно, руки бывшего мужа не настолько длинны, чтобы достать её в Мэне.

Хизер села на заправленную кровать, откинула со лба прядь рыжевато-русых волос. Для того, чтобы добраться сюда, ей пришлось продать машину и купить новую… точнее, старую, куда хуже, чем её предыдущая, но рисковать она не могла. Если бы Джошуа захотел отыскать её — похоже на оживший кошмар, — то в первую очередь попытался бы пробить регистрационный номер её видавшего виды Форда.

Они развелись полгода назад (подумать только, Хизер всего двадцать четыре, и уже развод), но Джошуа продолжал её доставать. Обвинять в… в…

Нет.

Хизер шмыгнула носом. Она обещала себе, что не будет вспоминать, — она и не станет! Лучше пойдет и купит себе продуктов на ближайшие несколько дней, пока местный супермаркет ещё открыт. Миссис Гибсон, владелица небольшого кафе в том же доме, где и жила, сказала ей, что пользоваться кухней Хизер может в любое время — вытяжка позволяла не разносить запах готовки по всему дому, — однако наглеть бы не хотелось. Да и спать лечь нужно бы пораньше: завтра ей предстояло идти на окончательное собеседование в местную старшую школу.

Хизер молилась, чтобы её взяли на работу. Денег у неё было впритык. Её резюме понравилось, она прошла все тестирования, а разработанные ею планы уроков по английскому языку и литературе директор назвал одними из лучших. Оставалась только личная встреча.

Она не могла облажаться.

Мелкий и противный дождь ударил ей в лицо, когда Хизер поспешила вниз по улице, чтобы добраться до супермаркета, который и назвать-то таковым было сложно: скорее, похоже на небольшой магазин самообслуживания на пару залов. Ближайший Walmart находился в Бангоре или Бакспорте, если верить Гугл-картам, но туда она планировала отправиться не раньше воскресенья.

Колокольчик над дверью коротко и раздраженно звякнул. Хизер, встряхнув головой, словно промокшая собака, вошла внутрь.

Пусто. Продавец за кассой поднял взгляд и уткнулся обратно в Hustler, нисколько не интересуясь её персоной. Слушая только шлепанье собственных мокрых от дождя кроссовок, Хизер набрала в корзинку яиц, молока, хлеба и колбасы, немного овощей, фруктов и упаковку куриных ножек и направилась к кассе.

Очередное звяканье колокольчика было почти истерическим. Дверь распахнулась, и в магазин ввалилась компания подростков — несколько мальчишек и девчонок, промокшие, шумные и веселые.

— Пива не продам, даже не пытайтесь, — с ходу сообщил продавец.

— Да ладно тебе, Майк, мы уже в выпускном классе! — один из них кинул на прилавок упаковку чипсов. — Не будь придурком!

— Сам придурок. С тебя четыре бакса.

Хизер подумала, что, если её возьмут на работу, она будет преподавать у этих ребят. С любопытством она взглянула на компанию снова: две девчонки, светловолосые и хорошенькие, явно местные школьные красавицы, и три парня, коротко стриженные и широкоплечие — можно поспорить, что все они имеют отношение к местной футбольной команде.

Школьная элита, значит… Стоит запомнить. Хизер знала, что дети, привыкшие к обожанию сверстников и похвале некоторых учителей, часто ждут этого и от других. Но привычки «вытаскивать» спортивных звезд ради стипендии и трофеев она не имела.

Девчонки взглянули на неё, переглянулись. Захихикали. К счастью, им хватило мозгов не обсуждать Хизер в её же присутствии, но она не строила иллюзий, что так будет и когда за ними захлопнется дверь супермаркета. Новые лица в маленьких городках всегда вызывали волну сплетен и любопытства. Она подумала, что очень хочет увидеть их лица, когда войдет в аудиторию после Дня труда, и едва заметно улыбнулась.

Парень, рассматривающий стенд с шоколадными батончиками, заметил это.

И сверкнул улыбкой в ответ. Широкой и яркой, отчего на его щеках образовались ямочки. Если бы не эта улыбка, Хизер бы не заметила его, а теперь — пришлось. И что-то в её сердце ёкнуло. Так, что она поспешила отвернуться, чтобы не таращиться на своего возможного ученика, как на восьмое чудо света, ведь он таким не был. И не факт, что жизнь подготовила ему много приятных сюрпризов.

Скорее нет, чем да.

Преподавая в Техасе, пусть и всего год, она знала судьбу тинейдежров из маленького городка: многие из них так и оставались на этих улицах, возвращались домой после колледжей и университетов, придавленные взрослой жизнью, обманутые в собственных надеждах. Хизер и сама была такой: у каждой её мечты методично обломали крылья и смели остатки в мусорную корзину. Мечта о семье была самой первой.

Ничего личного, такова жизнь.

Компания, хохоча, высыпала из магазина на мокрую улицу.

Если Хизер и показалось, что затылком она вновь почувствовала чужой взгляд, она постаралась выбросить это из головы.

Баддингтаун встретил её, как любого чужака, бесцеремонно нарушившего покой сонного маленького городка: настороженно и хмуро. И яркая вспышка чужой улыбки только подчеркивала это.

*

Он полз вперед, прячась в лесах и замирая в темноте у шоссе, никем не замеченный. Красная пелена голодом застилала глаза. Иногда удавалось поймать мелкую зверушку или птицу, и он вгрызался в хрупкое тельце острыми зубами, разрывая на части и глотая теплую кровь.

Люди на вкус куда как лучше. Он чувствовал их по запаху — притягательному, сладковатому, и понимал, что их кровь и мясо понравятся ему гораздо больше. Только сил схватить их, вцепиться в них не было. Пока что не было. Подпитываясь крысами, сусликами и мелкими птенцами, выпавшими из гнезд, доверяя своему чутью, он медленно добирался до цели, с которой начнется пир.

Иногда он прокрадывался в машины случайных проезжающих, затормозивших у обочины и находил там что-то съедобное. Напасть на людей очень хотелось, однако что-то внутри шептало, что сначала он должен кого-то найти. Тонкая цепочка кровавых следов тянулась за ним через леса и придорожные колеи.

Он полз и полз, ориентируясь на призвавшую его из тьмы тупую злость и на песню, что пела в его памяти; песню крови и смерти.

И был очень голоден.

========== Глава первая ==========

Комментарий к Глава первая

Aesthetic: https://vk.cc/c6rH2b

Шериф Баддингтауна, Деннис Тейлор — для друзей просто Денни, — ненавидел пончики. Но с утра он проспал работу и остался без завтрака, и теперь он жевал пончик, честно украденный из коробки помощника, и кривился от приторного вкуса глазури на языке. Твою мать, как же мерзко.

Впрочем, кофе, бултыхавшийся на дне кружки, был ещё гаже. Поморщившись, Денни поболтал мутную бурду и одним махом допил — не пропадать же. Виски мог бы сделать кофе чуть лучше, как в целом и это скучное, тянущееся за составлением отчетности, утро. Но с тех пор, как Айрис, выждав для приличия после смерти мужа несколько месяцев, переехала к нему, он бросил пить.

Очень не хотелось становиться похожим на её бывшего, уже покойного, кретина-мужа, допившегося до чертиков и устроившего в Бангоре стрельбу в госпитале. На Айрис и без того смотрели в городе косо, а после того, как её муж съехал с катушек, и вовсе сторониться стали. Разве что держали рты теперь на замке. Попасть в немилость к шерифу никому не хотелось.

Денни отставил чашку в сторону и вернулся к отчетам. Ещё прошлой зимой вокруг Баддингтауна расхаживал чокнутый, проснувшийся раньше времени гризли, сожравший одного из местных школьников, а ещё двое — Сэмюэль Рикс и его племянница Рейчел — пропали без вести, но с Рождества странные преступления как отрезало.

Жизнь постепенно входила в колею.

Хреново, что его бывший лучший друг, Сэм Рикс, так и не вернулся домой после того, как исчез из больницы. Но хорошо, что после его исчезновения не пропал кто-то ещё. Денни чувствовал себя мудилой, когда думал об этом, но, если дело касалось безопасности города, ему приходилось отбрасывать личное. Теперь-то самыми страшными преступниками, попадающими к нему в участок, были разве что пьяницы, бурно празднующие одним им известные праздники. После Дня труда, прошедшего вчера, в камере сидело аж пятеро. Трое — за бурную попойку и попытки разбить стекло в местном супермаркете. И двое — за драку.

Выпускать их Денни пока не планировал. Пусть проспятся, потом он впаяет им штраф и отпустит с миром. Отчетность за август не пестрела сообщениями о преступлениях вообще: пара взломов припаркованных машин и алкоголики в камере. Всегда бы так.

Он скучал по Сэму. Конечно, скучал. И рана, оставленная его пропажей, до сих пор не затянулась. Иногда Сэм снился ему, и Денни просыпался с горечью на языке и смутным ощущением, что в лице друга что-то было не так. Что-то изменилось, будто его черты, как маску, натянул на себя кто-то другой.

Но это, разумеется, был просто сон, навеянный тоской по другу детства. Этот шрам останется в его сердце навсегда, и к тому, как он ноет, придется привыкнуть.

И постараться не думать.

Тем более что дел с утра не то чтобы скопилось много. Денни сплюнул в корзину для бумаг, вытер губы рукавом форменной рубашки. По вкусу пончик был похож на картон. Желудок возмущенно буркнул, требуя более плотного завтрака. Кто же знал, что вечером они с Айрис забудут поставить свои будильники? На мгновение Денни зажмурился, вспоминая, как Ри забиралась ладонями под его футболку, лаская спину, бока, живот; как льнула к нему всем теплым телом, плющом обвиваясь вокруг, а за окном гремел фейерверк в честь Дня Труда… черт. Неудивительно, что они вообще про всё забыли!

А ведь у Айрис тоже сегодня рабочий день — в школьном кафетерии. Кира, вдова Сэма — Господи Иисусе, он даже думает уже так, будто Сэм мертв! — помогла ей устроиться на работу перед своим отъездом в Лос-Анджелес, и Айрис изо всех сил старалась оправдать доверие.

Денни думал: как странно иногда поворачивается жизнь. Его Айрис — Ри — когда-то была одной из самых красивых и популярных девчонок в школе, но бывший муж едва не угробил её жизнь и её саму. Когда-то Айрис мечтала закончить колледж, найти работу мечты, но теперь радовалась и месту помощницы в буфете школы. Когда-то Денни хотел работать в Квантико, но провалил тесты и вернулся домой, поджав хвост. Жизнь никого и никогда не жалеет, и ты можешь чувствовать, как она раздает пинки тебе под зад. Чтобы не расслаблялся.

— Шериф? Можно?

Денни поднял взгляд. В дверях его кабинета стоял Коннор Дуглас. Нервно поправив на плече лямку рюкзака, он ждал разрешения войти.

— Коннор, привет, — кивнул Денни. — Заходи. Ты по поводу отца?

Бен Дуглас был хорошим человеком, все в Баддингтауне это знали. Как знали и то, что пил он редко и по государственным праздникам, зато от души. А если пил — устраивал драку в баре и попадал к шерифу в гости, это к гадалке не ходи. Его жена, Тина Дуглас, обычно приходила с утра после ночной смены в больнице Бангора, где работала медсестрой, и, тяжело вздыхая, забирала мужа, протрезвевшего и устыдившегося. Но сегодня, видимо, Тина работала в дневную, раз пришел малец.

Ну что, восемнадцать ему летом исполнилось, имеет право.

— Отпустите его? — Коннор плюхнулся на стул. — Мама на работе, я отвезу отца домой.

Ни слова о том, что опоздает на уроки в первый же день. Денни хмыкнул.

— Ты разве не должен быть в школе?

— Получу отработку, — тот пожал плечами. — Хреново, что от тренировок отстранят на несколько дней, но не могу же я отца тут оставить.

Денни кивнул. Конечно, не может.

— С кем он вчера подрался, сэр?

— С О’Шейлом. Свезло, что их разняли до того, как О’Шейл вытащил нож.

Коннор отвел взгляд.

Возразить было нечего, да и зачем?

Бен Дуглас работал автомехаником в ночную смену, и чудом было, что с такой жизнью он не спился совсем. Нет, семья Дугласов жила не лучше и не хуже, чем остальные в этом городке, но постоянная работа рушила их отношения на корню, не говоря уже о здоровье Бена и Тины. Денни сочувствовал Коннору, подрабатывавшему в свободное от школы и тренировок по соккеру время в местном кинотеатре, и радовался, что парень сможет заработать хотя бы спортивную стипендию, чтобы сбежать из Баддингтауна.

Немногие тинейджеры, родившиеся и выросшие здесь, в маленьком городе, окруженном лесами, по-настоящему стремились к чему-то большему, чем местные колледжи. В лучшем случае их ждал Университет Мэна, если хватало мозгов и упорства. Коннору, быть может, недоставало эрудиции на грант, но уж точно хватало силы воли, чтобы стать лучшим в спорте. А спортсмены университетам всегда нужны.

Правда, если он расслабится в последний год учебы, то у него могут быть проблемы.

— Ладно, — Денни поднялся. — Отпущу я Бена. Посидел ночь, и хватит с него, всё как всегда. Следил бы ты за своим отцом, а?

Коннор скривился.

— Так он меня и послушал, сэр!

И это была святая правда.

Опять же, все знали, что Бен Дуглас — парень хороший. И всегда приходилось помнить, что, выпив виски или водки, он терял самообладание и выпускал наружу свое второе «я».

Наблюдая за ними, Денни думал, как они похожи — и как различаются. У обоих — коротко стриженные темно-русые волосы, крупные носы, широкие скулы и острые подбородки. У обоих — средний рост и коренастое телосложение, только Коннор еще выглядел по-мальчишески худым, несмотря на игру в команде. Но в парнишке, в отличие от его отца, был стержень. Почему-то Денни верил, что уж этот-то не забухает, не утопит себя на дне бутылки и добьется всего, чего захочет.

Ну, хоть кто-то.

Кто-то же должен, да?

Похожий упрямый взгляд темных глаз Денни помнил у своего второго лучшего друга, Марка Аллена. И эта неуловимая их похожесть располагала к Коннору больше, чем к кому-либо ещё из подростков, с которыми Денни приходилось пересекаться. К тому же Коннор Дуглас никогда не попадался с несанкционированным спиртным.

— Эй, — окликнул его Денни. — Коннор!

— Да, шериф? — уже открывая дверь со стороны водителя, Коннор обернулся.

— Какой у тебя первый урок?

— «Основы демократии и государственного строя США». Херня.

— Демократия — не херня, Коннор! — одернул его Бен, однако не получил ответа. Коннор, кажется, давно перестал пытаться достучаться до отца и просто игнорировал его, пока не проходила усталость и тупая злость.

— А, — ухмыльнулся Денни. — Мистер Ривз. Ты ему скажи, что у меня задержался, и наказания не будет.

Коннор сверкнул широкой улыбкой.

— Спасибо, сэр, — и всё-таки сел в машину.

«Да, — подумал Денни, глядя, как Дугласы отъезжают от его участка, — жизнь точно входит здесь в привычную колею».

========== Глава вторая ==========

Комментарий к Глава вторая

Aesthetic: https://vk.cc/c6FtBG

Хизер волновалась так, что аж ладони вспотели. Она спешно вытерла их о джинсы.

Первый урок с девятиклассниками прошел почти спокойно. Кто-то из них уронил голову на руки, увидев список обязательной литературы, кто-то сразу отмечал галочками уже прочитанные книги. Рассказав о примерном плане обучения на семестр, Хизер раздала им распечатанные страницы с биографией Уильяма Шекспира и попросила за неделю написать эссе о роли окружения Ромео и Джульетты в их трагической судьбе, а потом прозвенел звонок.

Теперь её ждал двенадцатый класс.

Так сказать, выжившие и добравшиеся до продвинутого изучения английской литературы, необходимого для поступления в колледж или университет.

В Техасе она преподавала у старшеклассников целый год, и с ними всегда было трудно. Подростковый бунт в самом разгаре, саботаж домашнего задания, проваленные тесты и прочие радости. Казалось, детям в небольшом техасском городке было откровенно плевать, пополнят они ряды безработных или с трудом окажутся на фабрике или автомойке. Большинство не подавало документы в колледж. В какой-то момент, ближе к концу года, Хизер решила, что не собирается метать бисер перед свиньями. Их жизнь — их ответственность, и никого нельзя заставить учиться, если нет желания у самих учеников. Администрации было плевать, а у неё на тот момент были свои проблемы.

Но здесь…

Ассистент директора, Марджери Уолтер, объяснила, что ребята, выбравшие по своему индивидуальному расписанию продвинутый курс английского языка и литературы, нацелились на поступление как минимум в Университет Мэна в Бангоре, а кто-то — и в более престижные колледжи в других штатах. А значит, Хизер придется уделять им особое внимание и следить за их оценками. Если кто-то из них поступит в хорошие университеты, то на ней и её карьере это скажется наилучшим образом.

Она волновалась, но на страх у неё было не больше пяти минут. Сердце колотилось, как заполошное. А потом шумная волна школьников ввалилась в кабинет, о чем-то перешучиваясь и хохоча, делясь впечатлениями о прошедшем лете. Они загремели стульями, плюхнулись на свои места.

Хизер глубоко вздохнула и начала урок.

Лица большинства старшеклассников были ей знакомы: кого-то она видела на улице, пока привыкала к новому для себя городу; кто-то встречался ей в магазинах; чьи-то личные дела она видела в администрации. О ком-то предупреждала ассистент директора.

Одно имя Марджери Уолтер особенно выделила: Коннор Дуглас. И предупредила, что в первый учебный день он может опоздать, не стоит назначать ему наказание — спортивная стипендия и семейные обстоятельства.

— Каждый чертов раз они, — добавила Марджери.

Хизер обоснованно сделала вывод, что периодические опоздания Коннора связаны с его родителями.

Дверь хлопнула, как только в классе воцарилась относительная тишина, и Хизер назвала ребятам свое имя.

— Простите, я опоздал. Шериф Тейлор просил, чтобы вы не назначали мне наказание, я был в его участке.

Ещё одно знакомое лицо.

Его Хизер запомнила по мимолетной встрече в продуктовом магазине: сияющая улыбка, ямочки на щеках и открытый взгляд. Сейчас ей предоставилась возможность рассмотреть его ближе. Но она не стала.

Значит, тот самый Коннор.

— Проходи, — кивнула Хизер и пару секунд наблюдала коротко стриженный темноволосый затылок и капюшон худи, пока Коннор искал свободное место.

Как говорится, кто не успел, тот опоздал и занимает места, как получится.

Что ж, теперь её ученики были в сборе. Отметив присутствующих, Хизер спросила, кто успел прочесть «Беовульфа»? И была приятно удивлена, что древнегерманский эпос прочли если не все, то большинство.

К середине урока обсуждение «Беовульфа» превратилось в увлекательную дискуссию, и волнение Хизер окончательно сошло на «нет». Двенадцатиклассники ей достались умные, любопытные, местами задающие неудобные вопросы, но явно не равнодушные, и ей нравилось дискутировать с ними о судьбе и гибели Беовульфа: была она героической или трагической?

— Что может быть естественнее смерти?

Коннор не поднимал руки, он просто задал вопрос, и сразу несколько учеников, участвовавших в дискуссии, повернулись к нему.

— Поясни свою мысль, — попросила Хизер.

Она не стала называть его по имени, чтобы не выделять, и ждала, что он представится сам.

— Коннор Дуглас, — он не разочаровал. Теперь она могла рассмотреть его, не привлекая излишнего внимания, и сама себя отругала за это желание. Не хотела его выделять, но сама же и выделила, пусть и не показала этого. — «Беовульф», по мнению критиков, говорит о вечном противостоянии зла и добра, смерти и жизни, но разве смерть — это не естественное продолжение жизни, пусть и не всегда справедливое и своевременное? Неважно, наступила она в битве или от рук чудовища, пока ты пьяным валялся на полу после пира, смерть есть смерть, и она приходит, не спрашивая. Это так… по-язычески, разве нет? — Коннор сощурился, и Хизер заметила, какие темные-темные у него глаза.

Сейчас он не улыбался, как тогда, при их первой встрече, и вообще никак не показал, что запомнил её. Но Хизер не сомневалась: новички в маленьких городках — редкость, и её лицо запомнили все, кто видел. Хорошо. Значит, ему известно, что такое «субординация».

— «Беовульф» и есть языческая поэма, Коннор, — закатила глаза девушка, сидящая на первом ряду у окна; её имя Хизер запомнить ещё не успела. Развернувшись к Коннору, она оперлась локтем о спинку стула. — Христианского в нём так же мало, как в Церкви Сатаны.

— Сатана — сугубо христианская идея вечного зла, — не согласился Коннор. — Древние об этом хрене знать не знали. Нам только кажется, что добро и зло в «Беовульфе» прописано ярко, но разве Грендель убивал датчан потому, что ему нравилось? Или всё же потому, что он просто хотел есть, и это для него было так же естественно, как для них — сдохнуть у него в глотке?

Хизер заметила, как Коннор неосознанно скользнул языком по нижней губе, на мгновение замирая у краешка и оставляя влажный след, и быстро отвела взгляд. Наверное, стоило бы одернуть его за грубый язык, но она промолчала. Что-то в его словах зацепило, заставило задуматься, что же именно Коннор имел в виду, но смутная мысль улетучилась, когда прозвенел звонок.

— Домашнее задание — эссе по «Беовульфу», — она захлопнула книгу. — Чего в поэме больше — язычества или христианства? Времени до четверга, обсудим ваши эссе на уроке и посмотрим, куда вас увели размышления.

Старшеклассников как вымело из аудитории. Хизер принялась собирать свои учебные материалы, чтобы подготовиться к уроку с десятым классом, как рядом с ней негромко, но настойчиво кашлянули.

Ну, конечно. Коннор. Почему-то она и не удивилась.

Он стоял рядом, даже слишком близко, и оказался выше неё почти на голову — быть может, ей нужно начать краситься и носить каблуки, а то будут путать с ученицей?

Её часто путали со студентами, пока она жила в Техасе.

— Да? — пришлось слегка задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Спасибо, что не назначили наказание за опоздание, — тихо произнес Коннор. — Ближайшее время такого точно больше не повторится.

Говорить, что о нём уже предупреждали, Хизер не стала. Вместо этого она ответила:

— Мне будет интересно услышать твое эссе.

И он у-лыб-нул-ся. Так, как улыбался в их первую встречу, ярко и широко, и почему-то у неё враз зашумело между ушей, а в груди странно и подозрительно потеплело. Как сквозь вату, Хизер услышала:

— Значит, это мое наказание? Читать вслух сочинение?

— Можно и так сказать, — она отвернулась к своим распечаткам, и милосердно-короткое наваждение отступило. — Поторопись на урок, а то опоздаешь.

На этот раз чужой взгляд не жег ей затылок, но легче не стало.

Потом в аудиторию ввалились другие ученики, и Хизер забыла о Конноре Дугласе.

*

К северу становилось всё холоднее. Злоба и гнев, кипевшие в нём, уже не грели — нужна была кровь. И свежее мясо. Прячась по лесам, он пытался отыскать одиночек, но в основном попадались компании, нападать на которые он пока не решался. У одних ночью он загрыз собаку, и как же они визжали, обнаружив распотрошенную тушу под деревом! Слышать их крики нравилось. Когда-то, возможно, ему нравилось и слушать что-то другое, но он не помнил.

Сил прибавилось. Настолько, что он смог прыгнуть на спину оленю и вгрызться в его шею, отплевываясь от шерсти.

А потом поймал ребенка. Выловил, когда тот, пользуясь невнимательностью родителей, забрел к реке. Мальчонка даже пикнуть не успел, как был мертв. И его кровь и мясо были восхитительны, а кости он оставил в лесу, недалеко от тропы.

Он не помнил, чтобы в прежней жизни ел что-то более вкусное… впрочем, он не помнил почти ничего, кроме запаха своей цели.

Он был уверен, что узнает её. Будет кружить вокруг, подбираясь всё ближе, пока страх не пропитает её насквозь, пока весь город, где она укрылась, не будет этим страхом вонять. А пока он пробирался на север, ведомый голосом в своей голове. С каждым шагом этот голос становился сильнее, указывая путь.

«Скоро ты будешь есть, сколько пожелаешь. А пока… иди»

И он шел. И шел. И шел.

========== Глава третья ==========

Комментарий к Глава третья

Aesthetic: https://vk.cc/c6Fux8

Сумерки окутывали школьный стадион.

Коннор провел ладонью по взмокшим волосам. Тренировка выдалась нервной: тренер всё время орал на них, защита летела к чертям, нападающие считали ворон. Ясен-красен, соккер — не футбол, упора на него меньше, но всё же им предстояло играть с соседним округом, и если они не напрягутся, то из них выбьют всё дерьмо.

Так, как из него выбило всё дерьмо написание эссе по «Беовульфу» в первую же школьную неделю. Никаких особых проблем с учебой у Коннора не было, но найти время на тысячу слов про древнегерманскую поэму оказалось не так-то просто, особенно после выматывающего бега по стадиону, который устроил им тренер. Коннор влил в себя три чашки кофе, пока в два часа наконец-то не переписал эссе на чистовик и не сунул в рюкзак.

Слухи по Баддингтауну разносились очень быстро, и что та девушка, которую они с ребятами встретили в магазине, будет преподавать у них литературу, он знал куда как раньше, чем вбежал в класс. И Коннор нихрена не понимал, как относиться к этому.

Хотя нет.

Его это мыкало.

Врать себе он не привык. Мисс Ньюман — Хизер — его сразу зацепила. Хлеще, чем какая-нибудь девчонка из команды поддержки, расхаживающая перед футболистами в короткой юбке. Может, Джемма Стоукс, его бывшая, и была объективно красивее, но…

Коннор замер под струями воды в школьном душе, зажмурился. Как же кайфово было смыть с себя грязь стадионного газона и пот, кто бы знал!

Все остальные уже свалили по домам, но ему возвращаться не хотелось. После того, как отец нажрался на День Труда и едва не напоролся на нож Барри О’Шейла, с ним не хотелось не то что разговаривать… не хотелось смотреть на его рожу. Коннор пропадал на работе, на тренировках или у Криса, возвращаясь после девяти или десяти, когда отец сматывал на ночную смену, ел и садился за уроки, и его мутило от собственной жизни так, что хотелось блевать.

Мисс Ньюман поставила ему за эссе «А», и Коннор считал, что заслужил его потом и галлонами выпитого дрянного кофе, который отец подтаскивает с работы. И, разумеется, он бы написал лучшее эссе в классе вообще, если бы Джемма его не опередила — назло, разумеется. Она до сих пор его ненавидела за расставание.

И хотела его.

Пошла она.

Пошло оно всё.

Коннор знал: он должен стараться больше. Заниматься больше. Тренироваться. Учиться. Выбраться из этого гребаного городишки, чтобы никогда больше не видеть эти улицы. Не видеть отца. Забрать сестренку. Помочь матери, если она, наконец, решится развестись с отцом. От этого болота, которым всегда был Баддингтаун, разило дерьмом и чужими секретами, с которыми Коннор не хотел иметь ничего общего. И он гнал от себя мысли про мисс Ньюман: не в кассу, всё не в кассу.

По крайней мере, пытался гнать. Не помогало.

Он думал о ней уже две недели или даже больше, с первой же встречи. Хотелось голову засунуть в ящик со льдом, когда он вспоминал её глаза, серо-голубые, как море у побережья Портленда, куда предки как-то возили его на каникулы. На уроках он ловил себя на том, как залипает на её губы или на милый жест, которым она убирает со лба прядь волос, слишком короткую для прически. Хуево, очень хуево — он терял нить лекции; приходилось с силой закусывать щеку, чтобы не отключиться от происходящего. А Джемма задирала его каждый урок, вытаскивала на дискуссии, и Коннору казалось, будто мисс Ньюман слушает его с куда большим интересом, чем Стоукс.

Когда посреди ночи он проснулся от сна, в котором трахался с Хизер Ньюман, и ткань трусов натягивал болезненный стояк, Коннор на первой скорости рванул в душ.

Блядь.

Вот это было уже не смешно. И что с этим делать, Коннор не имел ни малейшего представления. От стояка можно было избавиться дрочкой, но от навязчивых мыслей не спасал даже спорт. Можно ещё было голову о стену расхерачить. Гарантированно, дешево и сердито.

Хизер Ньюман нравилась ему. Пиздец как она ему нравилась. Так, что английская литература стала одним из тех предметов, по которым он готовился к урокам в первую очередь. Так, что, когда она попросила отыскать к уроку сонет Уильяма Шекспира, отзывающийся в душе, Коннор выбрал тот, который напоминал о ней.

Какой идиот.

Может, всё-таки разбить голову о стенку?

Обернув полотенце вокруг бедер, он вышел в раздевалку, дошлепал до своего шкафчика и вытащил джинсы и свежую футболку. После душа в башке немного прояснилось, но не то чтобы слишком. Мышцы приятно ныли, и некоторое время Коннор просто стоял, прислонившись лбом к холодной дверце шкафчика, прикрыв веки и наслаждаясь тишиной.

А потом услышал шаги. В затуманенной усталостью голове промелькнула мысль, что, открыв глаза, он увидит…

Мисс Ньюман?

Да ты вообще что ли берегов не видишь, Коннор, мать твою? Мечтать не вредно.

Кто-то сдернул с него полотенце. Смачно выругавшись, Коннор на инстинктах увернулся от попытки толкнуть его на скамейку.

— Джемма, какого хуя?

Джемма улыбнулась, махнув в воздухе полотенцем.

— Попробуй, отбери!

— У меня нет времени на твою дурь, — ничуть её не стесняясь, Коннор подхватил с лавки белье и натянул трусы. — Будь добра, съебись в свою раздевалку. Я хочу одеться.

Она фыркнула.

— Чего я там не видела? — сделав шаг вперед, она коснулась его груди открытой ладонью, провела ниже. — Или не трогала?

Коннор стиснул зубы, сдерживая раздражение на неё и на себя. Ему не нравилось, что Джемма его лапала. Ему не нравилось, что он реагировал на это возбуждением, тяжело ворочающимся в низу живота, хотя и плевать на Джемму хотел.

Перехватив за запястье, он удержал её на расстоянии.

— Отъебись.

Да, грубо. Но у него не было ни сил, ни желания быть вежливым. Пусть с Джеммой носятся её предки и прихлебатели — на ней, как на любой популярной девчонке, гроздьями висли желающие урвать кусок её славы и погреться в её лучах.

Она могла быть сколько угодно умной или хорошо таковой притворяться, но её зажало в тисках собственной популярности, и она думала, что это даёт ей карт-бланш делать всё, что угодно.

Нихрена.

Джемму слегка перекосило. Быть может, рассчитывала она на другую реакцию, но у Коннора осталась для неё только эта. Джемма могла забыть, что трахнулась на майских школьных танцах с полузащитником футбольной команды; могла думать, что это ничего не значит; а он… нет, уже не злился. Просто сделал выводы. Классе в девятом, когда они только сошлись, их отношения напоминали сидение голой задницей на пороховой бочке, но Коннора быстро утомило ожидание взрыва.

Да к черту.

— Ты же меня хочешь. Что, в монахи заделался? — Джемма вывернулась из захвата, шагнула к нему ещё ближе и ткнула пальцем в его кадык. — Дрочить круче?

Она злилась, пыталась уколоть его побольнее и случайно попала в точку. В ушах у Коннора зашумело от злости.

Не отвечать ей. Не отвечать. Иначе это затянется, и в итоге Коннор либо приложит её головой обо что-нибудь, либо сам приложится. Иногда на него накатывал гнев, как на отца, когда тот нажирался в хлам, только Коннору для этого не нужен был алкоголь — достаточно внешнего раздражителя. Глаза застилало алой пеленой, и он кидался в бой, теряя и себя, и остатки адекватности. И, хотя он научился справляться с этими приступами с помощью изматывающих тренировок и медитации перед сном, порой его «злобный близнец» прорывался наружу.

Ему было страшно однажды потерять контроль над собой полностью. Или, что хуже, навсегда.

Наверное, это отразилось на его лице, потому что Джемма вдруг отступила. Кинула ему в лицо полотенце.

— Да пошел ты, — прошипела она. — Я хотела помириться!

И ушла, взмахнув хвостом длинных волос.

Коннор опустился на лавку и провёл ладонью по лицу.

Твою же мать.

…Дома было тихо: отец уже уехал на смену, да и мать собиралась дежурить в больнице в ночь. Коннор почесал между ушей заплясавшего вокруг него Криспи, получившего кличку за ярко-оранжевую дворняжью шерсть, и кинул рюкзак со спортивной формой на пол. В такие дни, как этот, ему казалось, будто жизнь крутится, как надоевшая карусель, и мимо проплывают одни и те же лица, от которых уже мутит. Он изо всех сил пытался вырваться из баддингтаунского болота, но оно затягивало всё глубже в трясину, воняющую дерьмом.

Здесь ничего не менялось. Иногда случались какие-то встряски вроде смерти Виктора от зубов гризли или пропажи Рейчел Рикс, но со временем они превращались в городские легенды, которые рассказывались на вечеринках и в походах у костра. Баддингтаун проживал бесконечный День Сурка, и всё, что Коннор хотел, — это бежать без оглядки, пока Новая Англия не останется позади.

Поднявшись на второй этаж, он услышал всхлипы из комнаты Кэрол.

Если сестра начинала реветь, то Коннор чувствовал себя беспомощным кретином. Женские слезы не то чтобы вгоняли его в ступор, но в случае Кэрол — да. Должен ли он заглянуть к ней или ему лучше пройти к себе и взяться за домашнее задание по основам демократии?

Совесть победила.

— Эй? — Коннор сунул нос в комнату сестры. — Ты о’кей?

Гениальный вопрос. Если она ревёт, то не похоже, что она в порядке.

Кэрол валялась на кровати, уткнувшись носом в подушку, и рыдала. Услышав брата, она подняла голову. Шмыгнула.

— Чего тебе?

— Нужна помощь? — он замер на пороге, понятия не имея, может ли пройти дальше.

Кэрол снова шмыгнула.

— Только если убедишь Сьюзен Стоукс не доставать меня.

Коннор прикрыл глаза и выругался: ну конечно, кто ещё?

Сьюзен Стоукс, младшая кузина его бывшей, была полным отражением Джеммы — умной и злобной сучкой, считавшей, что ей всё на свете позволено. Иммунитет Коннора против травли, который он заработал потом, кровью и местом полузащитника школьной команды по соккеру, не распространялся на Кэрол, и с некоторых пор ей доставалось — за брекеты на зубах и за излишние мозги, за нежелание вписываться в рамки местной иерархии и за поддержку геев и лесбиянок, к которым в Мэне до сих пор относились, как к хреновой ошибке природы.

Встречайся он с Джеммой до сих пор, да просто трахайся с ней, и уговорить её настучать Сью по башке было бы легко. До лета Кэрол не жаловалась на травлю со стороны Сью, хотя и понимала, что её недолюбливают и просто выжидают момент. Школа — сраные джунгли, в которых выживает тот, у кого есть зубы. Или кто первый объявил, что они у него есть.

Кэрол зубы показывать не хотела.

— Что случилось, мелкая?

— Какая разница? — Кэрол мотнула головой. — Они утопили в туалете мои кеды, ясно? Это были новые кеды!

Куда уж яснее.

Грёбаные придурки.

Коннор сжал зубы, считая про себя — раз, два, три, — и начинающая застилать ему глаза алая пелена всё-таки отступила. Он мог бы наехать на Сью по полной, но знал: это может Кэрол только навредить. Маленькая девочка позвала на помощь старшего братика, пользуясь его популярностью.

Да на неё ушат говна выльют.

Он уже разбил однажды пару носов её одноклассникам. Он помнил, как в глазах у него потемнело, когда он увидел, что тройка пятнадцатилетних придурков зажала его сестру в углу и пыталась отнять у неё поднос с ланчем. Что было потом? Один из них валялся на полу и скулил, зажимая кровоточащий нос, а Коннор как раз вывернул второму руку, когда кто-то догадался позвать администрацию.

Коннора вызвали к директору, отстранили от уроков и чётко дали понять, что драки повлияют на его рекомендации для колледжа. Он помнил, с каким лицом слушала директора мать. Как хмуро смотрел отец.

Так, будто они были разочарованы. Так, будто они ожидали, что однажды он так и поступит.

И он помнил, что нихрена это не помогло.

Коннору не нравилось чувствовать себя беспомощным. Не нравилось, что он не может ничего сделать для Кэрол; что ей придется самостоятельно откусывать яйца тем, кто посмеет разинуть рот в её сторону. Он качал малявку Кэрол на качелях и покупал ей мороженое, и выгораживал перед отцом, если она косячила, а теперь не мог защитить её от школьного буллинга.

Ничего не мог, даже припереть к стенке свою бывшую, потому что Джемма прощупает его слабое место и будет давить на него. И мстить. И хуже будет только Кэрол.

— Эй, — Коннор всё-таки зашёл, прикрыл за собой дверь. Сел рядом. — Мелкая, оно того не стоит.

Утешил просто зашибись. Он отлично понимал, как это звучит от него: эй, наплюй, что тебе насрали на голову, это всё временно! — и говорит эти слова тот, кому на голову не срали ни разу. Попробовали бы и не досчитались бы зубов.

Молодец. Провалено.

Глаза у Кэрол были опухшие и красные.

— Если оно того не стоит, то что стоит?

Коннор не нашёл, что ответить, и обнял её.

​​​​​​​ *

Бой барабанов.​​​​​​​

Он слышал бой барабанов в ушах. Он слышал напевы на незнакомом языке. Они преследовали его. Подгоняли вперед.

Лесные тропы путались у него под ногами. Порой казалось, он вспоминает что-то, могущее быть его жизнью, но эти смутные воспоминания заглушались глухим, хриплым голосом.

«Иди. Ты должен идти вперед»

Однажды он так осмелел, что ночным призраком скользнул по улицам городка, мимо которого лежал его путь, выловил какого-то пьяницу, вывалившегося из бара, и вцепился ему в горло прежде, чем тот успел позвать на помощь. Кровь была мерзкая, мясо — жесткое и пропитанное алкоголем, будто маринадом, но сил прибавилось ещё.

Скоро.

Он чувствовал, что уже скоро доберется до своей цели, и будет кружить вокруг неё. И кружить. И кружить.

Пока она не насытится ужасом, как тот пьяница — виски. Тогда он вгрызется ей в глотку.

========== Глава четвертая ==========

Комментарий к Глава четвертая

Aesthetic: https://vk.cc/c70esx

— Хочешь кусочек пирога, милая?

Спустившись на первый этаж, Хизер увидела миссис Гибсон, суетно готовящую кафе к открытию. По утрам к ней часто забегали посетители, желающие по дороге на работу перекусить её прекрасной выпечкой. С кухни пахло яблочным пирогом.

— Вам помочь? — Хизер едва успела подхватить поднос прежде, чем тот упал на пол. — Миссис Гибсон, всё в порядке?

Старушка стянула с рук плотные перчатки, в которых вытаскивала выпечку из духовки, улыбнулась:

— Кажется, скоро придется нанимать кого-то в помощь. Не хочешь попробовать? — и подмигнула.

Хизер засмеялась.

Может, она и нанялась бы, да работа учителем нравилась ей больше.

Она думала, ей повезло снять комнату над кафе: чаще всего она могла спуститься и приготовить себе ужин после закрытия, а по утрам обходилась куском пирога и шутила, что поправится, если будет есть столько выпечки. Особенно со сладкой начинкой. Лучше всего миссис Гибсон удавались вишневые и яблочные. Она заваривала кофе и немного скрипучим от старости голосом рассказывала о Баддингтауне.

Не то чтобы рассказывать было что.

Баддингтаун был скучным, маленьким городом, не так давно пережившим пропажу двоих жителей и смерть ещё одного от лап гризли. Хизер видела портрет этого парня в холле старшей школы. Фотография в траурной рамке висела на стене печальным напоминанием, что нужно быть осторожным и не забывать, что в лесах вокруг города живут дикие звери. Здесь не происходило ничего примерно с тех пор, как первые переселенцы начали строить в Новой Англии свои дома, отбиваясь от индейцев.

За стенами этих домов смеялись и плакали, занимались любовью и рожали детей, умирали и хранили свои скелеты в шкафах лучше, чем чужие тайны. Хизер могла чувствовать, как бьется под асфальтом сердце города — она прожила всю жизнь в таком же городке в Техасе и его законы были хорошо знакомы. Главный из которых прост: прячь свои секреты под семью замками в сейфе, иначе их будут знать все, но не забывай быть дружелюбным даже с теми, кто тебе не по душе.

Будучи новенькой в Баддингтауне — и таковой ей предстояло остаться на долгие годы, если она решит задержаться в Мэне, — Хизер уже знала многое о его жителях. Она даже успела познакомиться с местным шерифом, забегавшим за кофе и пирогом с утра. МиссисГибсон мимоходом рассказала, что история шерифа Денни Тейлора была бы достойна писательского пера — прямо так и сказала, вызвав у Хизер улыбку.

Быть может, многие человеческие истории были достойны, чтобы их рассказали, да кто же займется этим?

В Баддингтауне Хизер почувствовала, что может наконец-то вдохнуть полной грудью, и страх, что Джошуа будет преследовать её, постепенно сходил на нет. В самом деле, как бы он выследил её из Техаса?

— Я найду тебя, где угодно, — заявил он тогда в суде.

Хизер помнила, как заострились в тот момент черты его лица, напоминая об индейских предках, и в животе у неё прихватило иррациональным страхом.

Джошуа не тронул её и пальцем, но она не могла быть уверена, что так будет оставаться и дальше.

Поэтому она уехала. И не прогадала, выбрав Мэн.

Жизнь, кажется, налаживалась и даже начинала Хизер нравиться. Почти.

Со всех сторон в школу стекались ученики — сонные, уставшие за учебную неделю, они высыпали из школьных автобусов, парковали свои машины на ученической парковке и брели в здание, позевывая и попивая кофе из термостаканов. Хизер взглянула на материалы, которые подготовила для урока, посвященного сонетам Шекспира — самой неоднозначной и недооцененной части его наследия. Их считали «сладкими, как сахар» и «скучным вздором», воспевающим мифическую возлюбленную… Хизер улыбнулась этой мысли: современники Шекспира даже не заметили, что в большей части сонетов этой «возлюбленной» был мужчина-покровитель.

Правда, когда заметили, это вызвало ещё больше теорий и пересудов.

На прошлом уроке Хизер попросила учеников отыскать и распечатать шекспировский сонет, отзывающийся в их сердце сильнее других, но не то чтобы она надеялась на выполнение задания — сонетов было слишком много и не всем они приходились по душе. Ей самой больше импонировали комедии — в них не было трагичной пафосности или переписывания всемирной истории в угоду красивому слогу и сюжету, но мудрости между строк можно было увидеть не меньше. Разумеется, если знать, где искать.

При этом Хизер было любопытно: какие сонеты выберут её студенты?

Иногда о людях можно сказать многое, лишь прочитав стихи, что западают им в душу. Или их любимые книги.

«Тебе интересно, какой сонет выберет Коннор, — ехидно заметил её внутренний голос. — А когда-то ты обещала себе, что не станешь искать любимчиков…»

Или не станет проникаться симпатией. Сильнее, чем положено.

Признаться, что Коннор нравится ей больше остальных, Хизер было трудно. Умный, острый на язык, он не боялся высказывать свое мнение, не боялся казаться дураком в чьих-то глазах. Если он был уверен в своих словах, то шел до конца, отыскивая аргументы, которые, быть может, кто-то другой не нашел бы. Хизер импонировало его рвение к учебе, и она упорно игнорировала мягкое тепло, расцветающее в груди и медленно стекающее в низ живота, если Коннор ей улыбался.

А когда он улыбался, он казался красивым. И это была очень паршивая мысль.

Коннор, черт возьми, вообще-то был её учеником, Хизер не должна и думать о такой реакции… не то что испытывать!

Её телу и её сердцу было плевать.

Она принимает дружелюбие за знаки внимания, убеждала себя Хизер. Он просто пытается быть вежливым.

Хорошая попытка, только вот острые грани характера мешали считать его «дружелюбным соседом». И он слишком явно показывал свое отношение к другим людям, не размениваясь на лицемерие и попытки нравиться всем без исключения.

Хизер Ньюман была очень хороша в самоубеждении, если того хотела, но сейчас её попытки давали сбой. Они сбоили каждый раз, когда она чувствовала затылком его взгляд, пока писала что-то на доске. Или когда он спорил с Джеммой Стоукс, но смотрел почему-то на Хизер, и он не искал одобрения или подтверждения правильности доводов, он просто… смотрел. Так, что становилось жарко, и хотелось открыть окно.

Коннор не пытался сблизиться с ней. Но почему-то Хизер не становилось от этого легче. И думала она о Конноре теперь куда чаще.

Что уж тут хорошего?..

К счастью, звонок прервал её споры с самой собой, и Хизер широко улыбнулась ввалившимся в кабинет ученикам. Скакнувшее к горлу из-за ответной улыбки Коннора сердце даже почти удалось проигнорировать.

— Кто-нибудь выбрал сонет? — Хизер оглядела учеников.

Энтузиазма она не заметила, и это было странно для них.

У кого-то из них на столе действительно лежали распечатки. Кто-то прятал глаза.

Ей вовсе не хотелось сегодня ставить кому-то D или стыдить за невыполненное домашнее задание, но в классе царила непривычная тишина. Даже Джемма молчала, глядя на распечатанный лист прямо перед собой.

— Это было трудное задание, мисс Ньюман, — наконец подняла руку Мэгги Картер.

— Почему же?

— Потому, что любовь проще, чем Шекспир пытался её представить, — пожала плечами Мэгги. — Как можно выбрать что-то подходящее среди этих пафосных бессмысленных фраз?

— И отчего же она проще? — вздернула брови Хизер.

Можно было спросить, когда Шекспир успел стать бессмысленным, однако этот вопрос она оставила при себе. Подростки не обязаны любить Шекспира. Да никто не обязан. А вот заставить их рассуждать — дорогого стоит.

Она могла вызвать Коннора, у которого всегда было свое мнение. Могла указать на кого угодно, однако Хизер предпочитала, чтобы её ученики затевали дискуссию самостоятельно.

Тишина.

— Ну же, Мэгги, — мягко произнесла Хизер, — если ты так считаешь, значит, у тебя есть причина.

Мэгги снова пожала плечами.

— Мне просто кажется, что чем больше и пафоснее о любви говоришь, тем меньше ты её чувствуешь.

Хизер улыбнулась.

— Это интересная мысль. Кто-нибудь ещё?

Джемма кинула взгляд на Коннора, и в который раз уже Хизер ощутила, будто между ними искрит напряжение. Подростковая драма, как она есть, и у Хизер оказались билеты в первом ряду.

Снова тихо.

— Коннор? — Хизер ненавидела вызывать кого-то. Просто ненавидела. Но тишина в классе, впервые с начала учебного года, её угнетала.

— Мне нечего сказать, мисс Ньюман.

Это было неожиданно. Хизер моргнула: ей послышалось? Коннору Дугласу нечего сказать по теме урока?

— Почему?

На его лице промелькнуло раздражение, а глаза потемнели.

— Потому что дерьмо всё это, на самом деле, — заявил он, поднимаясь и запихивая распечатку и конспект в рюкзак. — Люди на пороге смерти не могут объяснить, любили хоть раз в жизни по-настоящему или нет, а сонеты, что, могут нам помочь в этом? — его губы на мгновение скривились. — Ну нахрен. Можете поставить мне отработку, мисс Ньюман, если хотите. Я и директору готов сказать, что в семнадцать лет рассуждать о настоящей любви — это как воды вместо бензина в гребаный бензобак налить.

— Коннор!

Джей Маклин хохотнул.

— Дай пять, бро!

Хизер ощутила, как контроль ситуации уплывает от неё. И зачем она только его спросила?

— Коннор, сядь на место, — потребовала она строго. — Иначе за невыполнение домашнего задания ты получишь D.

Коннор обжег её взглядом.

— Я его выполнил, — и, выудив из рюкзака распечатанный лист, он хлопнул его прямо на стол.

Две строки, завершающие сонет, были подчеркнуты желтым маркером.

В своем несчастье одному я рад,

Что ты — мой грех и ты — мой вечный ад.

Из ступора Хизер вывел звук закрывшейся двери.

Уже очень давно она не чувствовала себя такой идиоткой.

========== Глава пятая ==========

Бой барабанов в его голове становился невыносимым.

Он звучал откуда-то изнутри, из подавленных воспоминаний о жизни, которой у него не было. Он катался по земле, собирая сосновые иглы на свою грязную и пропахшую лесом одежду — зачем ему вообще одежда? — но утихомирить мучивший его шум так и не получилось. К барабанному бою присоединились напевы, монотонные, смутно знакомые.

Эти напевы пробудили его суть. Вытащили из тьмы, в которой он пребывал в ожидании.

Просто отыскать свою цель. Найти её и сожрать, поглотить. Возвратиться обратно в темноту, где ему и предстоит ждать снова и снова. Таков смысл его жизни. Но ему хотелось жрать и бродить по земле, и снова жрать.

Он набирался сил и ел, ел, ел — животных уже не хватало, поэтому он подбирался к окраинам городков, вылавливал бездомных и пьяниц, пожирал их и оставлял останки в лесу. Их крики доставляли ему наслаждение, но не могли насытить его дух полностью. Ему было нужно однажды добраться до цели, напитаться её страхом и её плотью. Только так его смогут отпустить.

Барабаны всё били, били и били. Призывали его убивать и насыщаться.

Наконец, монотонные напевы и следы жертвы привели его на север, к маленькому городку, затерянному среди леса, чуть в стороне от основных дорог. Он почуял её, свою жертву, — запахом пропитались улицы, стоило только потянуть носом. Он выбирался на разведку по ночам, когда город затихал и засыпал, и дорогу до дома своей жертвы вскорости знал наизусть. Но хватать её не спешил.

Она должна была пропитаться страхом. Как истинный хищник, он кружил вокруг, и первый ужин быстро нашелся.

Мясо не было сочным и нежным, оно было старым и мерзким на вкус, но ему сошло и такое. Он всё ещё был голоден. И он начал свой танец смерти.

*

Сандерса все звали просто Сандерсом, хотя у него было имя, и вся его история для Баддингтауна была олицетворением закономерного спуска по социальной лестнице к самому её подножью. Его сознательная жизнь прошла в трейлере, в котором жили его родители, и спился он так же, как и они — медленно и неотвратимо. Впрочем, всю свою жизнь он ни к чему не стремился, и его это вполне устраивало.

Даже если у него отвалится печень, то ну её к Дьяволу.

После попыток выклянчить у нескольких запозднившихся посетителей бара пару баксов на стакан самого хренового пива, Сандерс под внимательным взглядом бармена всё же вывалился на улицу помочиться. Он не был тем, кто устраивал драки, но всегда становился причиной мордобоя. Морду в основном били ему. Сегодня вот повезло, пока что.

Сандерс побрел от бара куда подальше. Мочевой пузырь разрывался, но Сандерс понимал, что если сейчас мимо проедет помощник шерифа, дежуривший ночью, то его загребут в участок за хулиганство. Ссать на стены домов в Баддингтауне было строжайше запрещено. Сандерс плюнул сквозь оставшиеся зубы: подумаешь, какие цацы! Впрочем, ладно. Не сахарный, пройдет пару метров, не развалится.

Он свернул в какой-то переулок и остановился, расстегивая ширинку старых, потертых джинсов, найденных им на одной из помоек. Штаны слегка были ему великоваты, но Сандерс не жаловался. Лучше такие, чем никаких.

Звук льющейся мочи радовал его слух. Прощай, пиво, ты было вкусным, но всегда найдется другое. Быть может, даже повкуснее.

Он сощурился, но в темноте переулка не было видно даже его члена, не то что струи мочи. Сандрес крякнул, довольный тем, что избавился от лишней жидкости, да только застегнуть штаны так и не успел.

Позади него раздался шорох.

— Какого хуя… — начал Сандерс, но окончание фразы утонуло в его крови, потому что чьи-то зубы, острые, как иглы, вцепились в его глотку и вырвали из неё знатный кусок.

И Сандерс больше ничего в этой жизни не почувствовал.

*

Утро у Денни выдалось паршивым.

Он проспал работу. Снова. Будто не хотел на неё выходить, чувствуя, что денёк предстоит не из легких. Ри едва растолкала его, уже стоя в кроссовках и собираясь выскочить из дома, чтобы успеть к началу школьного дня, и даже посмеялась над тем, как часто он почему-то не слышит будильник. Денни отшутился: мол, пора в отпуск, хотя бы дней на пять.

Какой уж тут отпуск, впрочем. Сезон охоты вот-вот развернется в полную силу, придется следить за отмечающими удачную добычу охотниками, чтобы не сильно напивались в баре и случайно не перестреляли друг друга от скуки. Да и не любил он уходить в отпуск, его всё равно тянуло в участок. Будто всё там к чертям развалится, стоит ему отвлечься.

Денни был в душе, когда телефон, лежавший на раковине, начал разрываться от бесконечных звонков. Кое-как вытерев лицо полотенцем, он ткнул в кнопку вызова: в отличие от многих в городе, шериф предпочитал старые кнопочные аппараты, а не смартфоны. В интернете он что-то искал только в участке.

— Шеф, вам надо это увидеть, — голос у помощника, Кая Джонсона, дрожал. — Я сброшу сообщением координаты. Мать вашу, шеф, это просто… приезжайте, здесь такое дерьмо… — и он отключился.

Никогда ещё Денни не слышал его таким. Голос его звучал так, будто Кай вот-вот сблеванет. А прибыв по указанным координатам, понял, почему.

В переулке недалеко от местного бара, единственного на весь город, накануне случилась настоящая бойня. Сандерса, местного алкоголика, которого и опознали-то по стоптанным кроссовкам и кисти правой руки с выцветшей самопальной татуировкой, будто бомбой разорвало, и вряд ли кто-то смог бы сложить этот человеческий паззл обратно в правильном порядке. Кровью были заляпаны стены, кровь залилась в трещины на асфальте, превращая обычный городской проулок в картину полоумного художника. Кто-то из стажеров увлеченно блевал, согнувшись, недалеко от места преступления. Тяжелый запах густо висел в воздухе.

Господи Иисусе, как же это было мерзко.

Денни сглотнул, подавляя порыв зажать нос и рот ладонью. Пожалуй, он отлично понимал стажера. На все сто. Сам бы блеванул, но должен держаться.

В его памяти всплыл труп Виктора, обнаруженный на дереве прошлым декабрем, но по сравнению с останками Сандерса, Виктор выглядел тогда почти что прилично. Сандерса что-то — кто-то? — разодрало на части, и его голова валялась у мусорного бака, недоумевающе пялясь на присутствующих. Он словно спрашивал: какого хера со мной произошло?

Если это был случайно забредший на территорию города медведь, это было бы наименьшей проблемой. Да и разве мог это быть человек? Денни снова вспомнил ту страшную зиму, когда Виктор погиб, двое пропали, а Крис Аддамс абсолютно свихнулся. Пожалуйста, Боже, только не повторение этого дерьма, он не выдержит.

— Кто-нибудь вызвал коронера? — снова сглотнув, спросил Денни.

— Приедут из Бакспорта, — Кай старался не смотреть на останки Сандерса. — Блять, шеф, я не ебу, что это за хрень, но ему в зад будто запихнули гранату. Я… — он отвернулся. — Смотреть на это не могу.

Его нельзя было в этом винить.

Никого нельзя было бы.

— Если из леса пришло какое-то животное… — Денни запустил руку в темные волосы, взъерошил их. Отвлекаться от запаха, от хаотично разбросанных кусков человеческого тела, было сложно. Черт, еще вчера Денни видел Сандерса вечером в баре, когда зашел пропустить стаканчик безалкогольного пива, и тот выклянчивал себе на бухло, а теперь раз, и нет его. — Если это был медведь или ещё кто, придется открывать охоту.

«Может ли это быть тот же бешеный медведь, что убил Виктора?»

Денни примерно нихрена об охоте не знал. Он понятия не имел, выживают ли медведи-шатуны или подыхают, или это уже другой медведь, или…

«Или вовсе не медведь»

Возможно, если патологоанатом признает, что Сандерса порвало дикое животное, то придется обратиться к кому-то из местных охотников. И Денни не знал охотника лучше, чем Бен Дуглас. Несмотря на его алкоголизм и работу автомехаником, у Бена была страсть, и страстью его была охота. Он не пропускал ни одного сезона, и в их доме по стенам висели рога убитых им оленей и лосей и даже одна медвежья башка.

Но что-то в самой его душе, растревоженное воспоминаниями, шептало: это не медведь, и ты это знаешь.

— Будет лучше, если кто-нибудь решится пристрелить это в сезон охоты, сэр, — Кай спрятал нос в воротник куртки. — Нихрена нет хорошего в том, что животные подбираются так близко к людям.

Около полицейской ленты, огибающей место происшествия, уже начинала скапливаться толпа зевак.

— Разгоните их, — махнул рукой Денни. — Ещё сплетен по городу нам не хватало, черт возьми…

Кто-то делал фотографии на телефон. Щелчки сделанных снимков разрезали сюрреализм происходящего, внося в него ещё большее безумие. Современные технологии и первобытная смерть от когтей и клыков животного — в этом была какая-то своя, удушающе-мерзкая ирония.

— Нечего тут смотреть! — Кай, кажется, был рад заняться чем-то ещё. — И хватит фотографировать, мать же вашу!

Денни прикрыл глаза.

День тоже обещал быть отвратительным.

*

О смерти Сандерса прознали ещё до того, как Денни добрался в участок.

Останки старого пьяницы увезли в Бакспорт, прямиком на стол к коронеру — пусть это вряд ли убийство, но смерть была явно насильственной, и Денни позарез требовалось заключение, позволяющее понять её причину. Хотя какая уж тут может быть причина… ни один человек не сможет голыми руками или зубами разорвать другого на части!

Не сможет ведь?

От воспоминаний до сих пор мутило. Денни повидал всякого в жизни, пока работал копом, но не такое. Хотя кто знает, что бы он увидел, если бы всё-таки попал на работу в ФБР, как ему и мечталось?..

— Босс, тут звонил сити-менеджер, — как только он вошел в участок, дежурный стажер, Райли Арчер, тут же подорвался. Парень не так давно уволился с предыдущей работы и явился к Денни с просьбой взять его на стажировку. Почему было и не взять? Денни знал его с детства. — Он просил вас зайти к нему как можно скорее.

Твою ж мать.

Денни тихо выругался сквозь зубы. Сити-менеджер Уоррен Скарборо мог вцепиться прямо в загривок и не отпускать, пока не добьется своего и не разберется в ситуации. Вряд ли его можно было винить в том, что он желал для Баддингтауна самого лучшего, но сказать ему сейчас было нечего.

Сандерса порвали на куски, как тряпку. Это всё.

В кармане у Денни была карта памяти из фотоаппарата со снимками более жуткими, чем кадры из фильма ужасов. Показывать он их пока никому не собирался. Даже Скарборо. Придется Уоррену дождаться свидетельства о смерти и официального отчета коронера.

Что-то беспокоило Денни, только он не мог понять, что именно.

— Ладно, Райли, — вздохнул он. — Что ещё?

— Больше ничего.

И то ладно.

— Кай, — Денни повернулся к помощнику, — я к Скарборо. Ты за главного.

— Возьмите вазелин, шеф, — по дороге в участок Джонсон почти пришел в себя. — Боюсь, он вам понадобится.

— Личный опыт? — хмыкнул Денни.

Райли попытался скрыть неуместный смешок за кашлем.

Если принимать все смерти близко к сердцу, можно сойти с ума. Поэтому они приучились приходить в себя быстро и шутить даже тогда, когда шутить было нельзя. Ты либо учишься этому, либо уходишь, потому что смерть есть смерть, она приходит и садится с тобой за один стол. Иногда её лицо вполне приятно, а иногда она поворачивается к тебе оскаленным черепом.

Вздохнув, Денни вышел из участка и направился к Скарборо. Идти было недалеко — в соседнее административное здание, где был и офис сити-менеджера, и суд, и пожарная часть, и коммунальные операторы. Всё в одном, для жителей города весьма удобно. Да и сам Денни сидел бы там же, но помещения и без того переполнились под завязку, так что его предшественникам еще в шестидесятых удалось отвоевать себе отдельное здание. Так и повелось.

Скарборо встретил его хмуро. Пожалуй, Денни не мог его в этом винить.

— Ты же понимаешь, что уже днем весь город будет стоять на ушах?

Денни почесал подбородок. Уоррен озвучил его мысли, в которых, впрочем, не было ничего необычного. Баддингтаун — маленький город, будь он благословен и проклят. И у этого есть свои плюсы и свои минусы.

— Уоррен, я всё это понимаю. Я не идиот. Но что я могу сделать сейчас, без заключения коронера?

— А что я должен говорить жителям? — туше. Действительно, что? — Здесь не привыкли к насильственным смертям.

И это была святая правда. В Баддингтауне люди умирали от старости или болезней, но их не находили разорванными на части в переулках. Или в лесу, наколотыми на ветку, как Виктора в прошлом году. Этот город был тихим, этот город был за пазухой у Христа, которому истово верующие молились каждое воскресенье, а после — принимали облатку и уходили успокоенные. И всё должно было так и оставаться.

Но что-то изменилось.

Денни чувствовал это нутром, и его чутье полицейского звенело, как натянутая струна.

— Я думаю, дело в бешеном медведе, — он сжал переносицу двумя пальцами. — Сандерса на куски порвали, Уоррен. Никакого криминала, просто близость леса. Нужно сказать людям быть осторожнее и не ходить в чащу.

Скарборо кивнул, соглашаясь. Он никогда, насколько Денни знал, не увлекался охотой, но в маленьких мэнских городках, затерянных посреди леса, всем с детства вдалбливалось, что здоровые звери к жилищу человека не приближаются, а вот бешеные — вполне могут, у них же крыша летит со свистом. Объяснение было правдоподобным.

Денни молился, чтобы оно оказалось ещё и верным.

========== Глава шестая ==========

Комментарий к Глава шестая

Aesthetic: https://vk.cc/c7lyvH

За самовольный прогул Коннору здорово попало: и от директора Питерса, и от родителей потом, особенно — от матери. От уроков его не отстранили, но запретили посещать две ближайшие тренировки. Перед важным-то матчем на следующей неделе! Да и игру он тоже будет вынужден смотреть с трибуны, впервые за долгое время. Отстранение пойдет в личное дело, и колледжу это не понравится.

Впрочем, было как-то плевать, его средний балл позволял забить на некоторые нарушения дисциплины. Коннор не чувствовал себя виноватым, хотя и понимал, что вспылил на пустом месте. Вспылил из-за собственных эмоций, которые разъедали его, словно кислота; мешали дышать. Хизер Ньюман стала его наваждением с тех пор, как он встретил её в магазине — её улыбка, её глаза… она. Вся. Полностью. Коннор думал, что справится с чувствами; давая себе время осознать, что его тянет не просто к женщине старше него — к его собственной учительнице; но его тело и его сердце отлично сработались против разума и отправили в нокаут.

И, пожалуй, просто шмякнуть распечатанный сонет мисс Ньюман на стол было реально хреновой идеей. Но кто её просил устраивать эту болтовню о любви? Меньше всего ему тогда хотелось рассказывать, что есть для него любовь или влюбленность теперь. И вряд ли она хотела услышать, что снится ему в грязных и сладких снах. Даже так преследует его.

Коннор хмуро захлопнул учебник по тригонометрии. В субботний вечер ему ничерта не лезло в голову; мозг превратился в кисель. Вчера мисс Ньюман ни словом не обмолвилась о сонете, но домашнее задание засчитала и задала всем новое — краткое аргументированное мнение о Гамлете как персонаже в формате эссе. Коннор мог бы на несколько страниц расписать, почему считал Гамлета истеричным придурком, но ограничился тысячей слов и смутным ощущением, что всё это — та ещё херня собачья. Его эссе — в том числе.

Наверное, хорошо, что Хизер Ньюман ничего в его намеке не поняла?

В день, когда Коннор окончательно понял, что влюбился по уши, он был на работе. Несмотря на вечер субботы, посетителей в кинотеатре было не очень много, и он откровенно скучал, крутясь на стуле в кассе и дочитывая «Преступление и наказание» к факультативу по русской литературе. Более нудной и мерзкой книги, вгоняющей в капитальную депрессию, он ещё не встречал. Русские всё-таки очень странные люди.

Литература у них тоже странная. Все почему-то страдают и превозмогают: автор, герои и читатели. Вместе.

Зевнув, он отложил книгу, и вовремя — в кинотеатр как раз зашел посетитель.

Хрупкую фигуру Хизер Ньюман он узнал тут же.

Черт. Коннор выпрямился и убрал ноги со стола.

— Мисс Ньюман?

— Привет, — она улыбнулась, тихо и даже как-то застенчиво. — Продашь мне билет на «Аполлон 18»?

Выбор фильма его позабавил. Пробивая билет и подключая терминал к оплате, Коннор широко ухмыльнулся.

— Не думал, что вы любите космическую фантастику.

Она фыркнула.

— А я не думала, что ты попросишься на факультатив по русской литературе. Но вот мы здесь.

Фраза эта заставила Коннора подавиться следующей шуткой.

Хизер стояла прямо перед ним, и прядь рыжевато-русых волос упала ей на лоб, а на вздернутом хорошеньком носике он заметил несколько веснушек. Что-то в груди у Коннора сладко заныло.

— Ваш билет, мисс Ньюман.

— Спасибо, — забирая плотный картонный прямоугольник, Хизер случайно коснулась пальцами его ладони. Он мог поклясться, что током тряхнуло их обоих. — Черт, ты током бьешься! — она засмеялась. — Как тебе Достоевский?

Веревку и мыло, пожалуйста, принесите. Табуретку он как-нибудь сам найдет. Вот так ему Достоевский.

— Так, будто я сейчас сдохну, — честно ответил Коннор. — Даже в «Повелителе мух» не было такой беспросветной депрессии и такого тупого, но высокомерного героя.

— Я думаю, ты напишешь отличное эссе про Раскольникова, — мисс Ньюман убрала кошелек в рюкзачок. — Подумай о его экзистенциальных поисках самого себя и его места в обществе.

— По-моему, он просто пытался сыграть в Бога.

Её хрипловатый, но сексуальный смех звучал у него в ушах ещё долго. Даже когда Хизер вошла в кинозал, а сеанс «Аполлона 18», судя по времени, как раз начался. А её лицо, казалось, выжгло у него на подкорке мозга: серые, как осеннее небо, глаза; эти чертовы веснушки и эта улыбка. И каждое, каждое слово, которое она вообще произнесла.

Коннор застонал и приложился лбом о томик «Преступления и наказания».

Он вовсе не собирался влюбляться в Хизер Ньюман, однако это, похоже, всё-таки случилось.

Телефон брякнул сообщением.

«Выйдешь мяч погонять?»

Крис Баттлер, его лучший друг.

Кто же ещё? Коннор вздохнул и перекатился на спину, уставился в потолок. Предки свалили на ночные смены, так что он мог отсутствовать хоть всю ночь, но настроение было дерьмовым и хотелось только сдохнуть. Или увидеть мисс Ньюман… хотя бы просто увидеть. Коннор отлично понимал: он втрескался по уши, и с каждым днем чувство становилось всё сильнее.

И всё мучительнее.

А жизнь, казалось, издевалась над ним, как назло. Сегодня днём Коннор мотался в торговый центр с матерью — той была нужна новая куртка на зиму, а ему требовались новые кроссовки, — и, проходя мимо отдела женского белья, краем глаза приметил Хизер, тянущуюся за висевшим на последнем ряду бюстгальтером. Он даже затормозил, едва не проехавшись кедами по скользкому полу. В горле моментально пересохло, и он скользнул языком по губам.

Твою же мать…

Коннор десятки раз видел Джемму и в нижнем белье, и без, но сама мысль о Хизер в лифчике и трусиках из какой-нибудь мягкой, нежно скользящей под пальцами ткани, заставила его покраснеть до ушей, как гребаному девственнику. Кровь прилила к паху, и он рванул в противоположную сторону, догоняя мать и молясь, чтобы никто не заметил, как сильно у него стоял.

Его фантазии пополнились ещё одним образом, и, вернувшись домой, он забрался под душ и от чистого сердца подрочил, не замечая, как вода попадает в приоткрытый рот, стекает по лицу, застилая глаза. Каким же придурком и извращенцем он потом себя чувствовал! Но, когда он кончил, представляя Хизер, опускающуюся перед ним на колени, ласкающую его руками и губами, и сполз по стенке на пол душевой кабинки, ему было хорошо. Почти.

Интересно, она будет это белье в школу носить? Или это для её мужика?

Хрень. Вовсе нет у неё никакого мужика, иначе об этом уже весь город бы знал. Здесь долго такие секреты не держатся. Да только одна мысль, что у мисс Ньюман может быть парень, вызывала у Коннора глухую злобу, тяжело ворочившуюся где-то внутри. А ещё — жгучую и ядовитую, кислым привкусом остающуюся на языке ревность.

Черт. Нужно было срочно отвлечься.

Соккер обычно помогал ему прийти в себя. Когда Коннор оказывался на поле, весь мир сужался до мяча в его ногах. До следующей передачи, до «открытого» сокомандника или до створа ворот, в который нужно было пробить. Соккер дарил ему свободу и уверенность в собственных силах; в том, что Коннор Дуглас может что-то большее, чем закончить колледж, промаяться в поисках работы и вернуться в родной городок, чтобы занять место отца в автомастерской.

Игра была целой жизнью.

Коннор ещё раз взглянул на сообщение Криса.

«Пошли», — ответил он.

Всё лучше, чем дома тухнуть.

Крис ждал его на футбольном поле, подкидывая ногой мяч.

— Хей, — Коннор дал ему пять. — А где Рой?

Рой был его вторым лучшим другом и обычно тренировался с ними, но что-то в этот вечер его на горизонте не маячило.

— Да хер его знает, — Крис хлопнул его по плечу. — Может, позже придет. Паршиво без тренировок, да?

Он мог и не спрашивать. Коннор метким ударом отправил мяч в ворота, и его злость сказала всё сама за себя.

Тренировались они, пока не вспотели, и ветер, холодный и чистый, не начал задувать под футболки. Для начала октября было даже слишком тепло, но не по вечерам.

Натянув худи, Крис протянул Коннору косяк, и в ноздри забился сладковатый запах травки. Они не так часто баловались марихуаной, да и чтобы достать её, приходилось тащиться в Бангор, но, раз на неделю Коннор был отстранен от соккера, можно было расслабиться.

— Слышал, что случилось с Сандерсом? — Крис вдохнул дым.

— Угу.

Кто ж не слышал? Вечером сплетни разнеслись по всей школе. Большинство подробностей наверняка было выдумано, а вот факт оставался фактом: пьяницу Сандерса задрал бешеный медведь. И если полиция это подтвердит, то в городе и комендантский час ввести могут. Сандерса школьникам было не очень-то жаль, а вот потерять возможность пятничным вечером хорошенько развлечься они не хотели.

— Пиздец, ага?

Коннор передал ему обратно косяк, молчаливо соглашаясь.

Говорили, что от Сандерса вообще почти ничего не осталось, все медведь пожрал.

Говорили, что медведь этот и в прошлом году вокруг города круги нарезал.

Но никто ничего толком не знал. Труп Сандерса наверняка увезли в Бакспорт или Бангор, и пока не придёт медицинское заключение, шериф Тейлор будет держать рот на замке. Что ему ещё остаётся?

— Интересно, шериф теперь объявит комендантский час?

— Не ему решать, — пожал плечами Коннор.

Было бы хреново.

Ему самому комендантский час был очень не в кассу. Работая в кинотеатре, он мог брать только вечерние смены в будни и полные дни — по выходным, а деньги были ему нужны на колледж. Он хорошо понимал, что тех малых сумм, что мать откладывает на банковский счет со своей зарплаты медсестры, не хватит на проживание в общежитии хотя бы первый год, пока он будет вливаться в учебный процесс и пытаться не вылететь пинком под зад. Потом-то он сможет устроиться работать, но поначалу придется рассчитывать только на накопления.

— К тому же, — Крис снова вдохнул дым, хохотнул, — медведи нападают не только в темноте.

Они разошлись ближе к полуночи — ещё некоторое время просто сидели на трибунах школьного стадиона и болтали, обсуждая недавно прослушанные треки, тренировки, учебу и девчонок.

— Джемма из трусов выпрыгивает, как хочет помириться с тобой, — заметил Крис, уже прощаясь.

— Это её проблемы.

Крис хмыкнул, зажав между зубов наполовину пожелтевшую травинку. Ухмыльнулся правой половиной рта.

— Ты какой-то пиздец не такой последнее время. Втрескался в кого?

Только этого не хватало. Коннор делал всё, чтобы его дурацкая и безнадежная влюбленность в мисс Ньюман осталась для всех незаметной. Правда, если бы Крис реально понял, о ком Коннор всё время думает, то уже раз двадцать бы его оборжал. В одном, правда, можно было быть уверенным: он подшучивал бы, но никогда не вынес бы это за пределы их небольшой мужской тусовки.

— Да просто дел дохренища, — он пожал плечами, надеясь, что выглядят убедительно. — И дома все задолбали. Сью достает Кэрол ещё, а я ничего не могу сделать.

Крис прищурился.

— А ты в курсах, что Джемма собирается подкатить к тебе со сделкой по этому поводу? Ты сходишься с ней, хотя бы для виду, а Сью отстает от Кэрол.

Коннор моргнул, осознавая.

Что?..

Он не был идиотом и умел складывать дважды два. Не нужно было быть семи пядей во лбу, впрочем, чтобы понять: Джемма затеяла травлю Кэрол специально, чтобы поставить его перед выбором, больше похожим на ультиматум. После того случая в раздевалке она больше не пыталась приставать к нему, но, похоже, решила пойти более сложным путём. Она прекрасно знала, что для Коннора спокойствие сестры, которой ещё три года предстояло учиться в школе — один из приоритетов.

Какого ебаного хуя?!

Злость вскипела в нём, как лава, и пришлось закусить щеку изнутри, чтобы не заорать. Или не рвануть в сторону дома Джеммы, чтобы высказать ей всё, что он думает. Или не написать ей злобное сообщение. Потому что подставлять Криса ему не хотелось. Как и подставлять ту маленькую птичку, что Крису эту новость на хвосте принесла. Коннор был почти уверен, что это Сэнди — лучшая подруга Джеммы по чирлидинг-команде, которая с Крисом втайне ото всех трахалась.

Не школа, а «мыльная опера». И он чуть ли не в главной роли.

Какой-то пиздец.

— Пошла она, — процедил Коннор, когда злость чуть отступила, его же собственными титаническими усилиями.

— Вот уж верно. Ладно, чувак, пока, — Крис хлопнул его по плечу. — Завтра работаешь? Собираюсь заглянуть, позырить «Челюсти», если у вас всё ещё идут. Подкинешь пару проходок на последний ряд? — он подмигнул с ухмылкой. — Я не один приду.

Коннор едва сдержался, чтобы не закатить глаза. Он прекрасно знал эту схему: сначала в зал проходил Крис, потом — Сэнди, и они лапали друг друга на последнем ряду, а Коннор потел, чтобы никто из начальства не узнал об этом. Цена дружбы, черт возьми.

Дома было темно; лишь тускло горела лампочка над задней дверью. Коннор ухватился за ручку, чтобы проскользнуть внутрь, как вдруг ощущение чьего-то взгляда прошило его от макушки до пят. Короткие волоски на затылке встали дыбом, а древний инстинкт самосохранения, прячущийся в мозгу еще с первобытных времен, возопил, что нужно бежать и скрываться.

Опасность. Опасность. Опасность.

Его пробрало холодом.

Криспи, спокойно лежавший до этого в своей будке, заскулил протяжно и тонко.

Лампочка над дверью моргнула и затрещала, как в гребаных ужастиках.

А потом всё спало.

Коннор медленно развернулся, вперившись взглядом в тёмную улицу. Ничего. Или?..

Ему показалось, будто высокая фигура, неестественно тощая и какая-то жутковатая, мелькнула и пропала. Свет лампочки выровнялся, да и Криспи подбежал и ткнулся мокрым носом Коннору в ладонь. Он погладил пса по макушке, почесал за ухом успокаивающе.

Шел бы в жопу Крис со своими россказнями про медведей, а?

========== Глава седьмая ==========

Комментарий к Глава седьмая

Aesthetic: https://vk.cc/c7FJDU

Мальчишка ему не нравился. Настолько, что хотелось выгрызть ему горло.

Напевы, взрезающие уши, стали совершенно невыносимыми. Ему захотелось взвыть, задрав голову к небу. От мальчишки пахло слишком уж знакомо — он точно побывал рядом с его целью, его жертвой.

Он точно должен был умереть, но не сейчас.

Круги должны были сужаться медленно. Разве есть толк в страхе, если он не подкрадывается со спины?

Очень хотелось жрать. Но он знал: нужно затаиться. Дать им время расслабиться, чтобы ударить снова. Через несколько дней. А пока…

Он будет наблюдать. И прятаться.

*

Хизер не помнила, когда в последний раз покупала себе красивое и удобное нижнее белье. В студенческие годы у неё не было денег на хорошие покупки, а, выйдя замуж за Джошуа, она в итоге заполучила столько проблем, что было как-то не до новых бюстгальтеров. И теперь, примерив у зеркала в своей комнате новый комплект, Хизер вдруг почувствовала себя… если не счастливой, то довольной.

Собой и своей новой жизнью.

Джошуа и его закидоны остались в прошлом. Здесь, в Мэне, он её не достанет. Никогда не выяснит, куда она уехала.

Она хорошо замела все следы, петляя по штатам и останавливаясь в мотелях, в которых Джошуа никогда сам бы не заночевал. Расплачивалась наличными. Никто из владельцев даже не думал снимать копии с её айди.

Хизер понимала, что это всё похоже на паранойю; что бывший муж, как бы ни обвинял её в смерти их ребенка, никогда не пустился бы в погоню за ней через всю страну, но…

Она опасалась. Да, она боролась с ним и победила в суде, однако шестое чувство криком кричало, что Джошуа взбешен её отъездом, хотя с тех пор, как он получил документы о разводе и запрет на приближение к Хизер, стало всё же полегче. Он просто не хотел нарваться на полицию, которую она имела полное право вызвать при его появлении.

Когда Хизер потеряла ребёнка, ей было двадцать два; она только закончила колледж и была замужем за своим бывшим одноклассником Джошуа уже пару лет — они поженились ещё во время учебы. Беременность проходила просто ужасно, врачи в Хьюстонской больнице все как один считали, что ей необходимо кесарево. Пришлось согласиться, а когда Хизер очнулась от наркоза, то узнала, что её сын так и не задышал.

Большего кошмара она не могла и представить. Вспоминать, что она полгода сидела на успокоительных и изо всех сил пыталась найти хоть какой-то смысл в своей жизни через работу, не хотелось.

Окружающие, как назло, смотрели на неё с жалостью.

Джошуа, всю беременность трясущийся над Хизер, начал пить, пытаясь залить боль. Он пил после работы, а потом — вместо работы, и его уволили. Горе, безделье и алкоголь что-то сделали с его мозгом, и в очередном пьяном угаре он пришел к выводу, что в смерти ребенка виновата Хизер. И сообщал ей об этом каждый день. Грозился прибить её за то, что она убила первенца. Отправить её в Ад, как будто она уже не была в собственном Аду.

Хизер плакала. Ненавидела себя поначалу. Выкарабкивалась из пучины горя в одиночку, в обнимку с упаковками успокоительных, растеряв всех школьных подруг, которые жалели «несчастного Джошуа». В их маленьком техасском городке до сих пор считалось, что мужчина всегда прав, а женщина должна, должна, должна. Порой ей казалось, что она не выдержит и вот-вот сломается навсегда.

А когда она все же выкарабкалась и нашла в себе силы жить дальше, то подала на развод.

Угрозы предсказуемо участились. Хизер до сих пор холодела, вспоминая, чем именно грозился ей Джошуа — от ножа у горла до родового проклятья, ведь кто-то из его предков был индейцем чероки. Он ни разу, впрочем, не пытался избить или порезать её, но птичьих и кошачьих трупов у её дверей и несколько раз измазанной кровью садовой дорожки было достаточно, чтобы выбить запрет на приближение. Только тогда Хизер вздохнула спокойно.

И подала документы на вакансию учителя в штате Мэн.

Выйдя из здания суда, Хизер зажмурилась. Горячий техасский воздух казался ей благословением, особенно — после тяжелого дня. Больше Джошуа ничего не сможет ей сделать. Ни-че-го.

Теперь она свободна. Это пугало и обнадеживало, раскрывало за спиной крылья.

Теперь она могла делать всё, что захочет. И привыкать жить так, как ей нравится.

— Сучка, — процедил Джошуа, вышедший следом. Хизер открыла глаза, услышав его голос. — Думаешь, избавилась от меня?

— Это уж наверняка, Джо, — хлопнул его по плечу полицейский. — Не забывай про запрет.

— Есть вещи, для которых запрет не помеха, — лицо Джошуа исказилось. — И она это знает.

Хизер вздернула подбородок и взглянула ему в глаза. И что-то в них заставило её вздрогнуть. Что-то очень мрачное и злобное. Она ещё раз убедилась, что развестись с ним и уехать из Техаса было правильным решением.

Ей нравилось в Баддингтауне. Здесь, вдали от Техаса и Джошуа, призраки её прошлого потихоньку отступали во тьму. Хизер не пугала жизнь в маленьких городках, ведь она всю жизнь в таком и прожила — каждый день похож на предыдущий. Каждый день безопасен. И даже ужасная гибель одного из жителей не напугала её так уж сильно, чтобы она решила: отсюда нужно уезжать.

В Техасе тоже встречались бешеные животные. Койот мог покусать тебя так, что ты бы умер, даже если бы тебя успели довезти до больницы.

Зато здесь не было её прошлого, преследующего на каждом шагу. И, прожив почтиполтора месяца в небольшой комнатке над кафе миссис Гибсон, Хизер почувствовала, как её от-пус-ка-ет.

Теперь она могла дотрагиваться до шрама от кесарева и не думать: вдруг Джошуа был прав, вдруг это все её вина, вдруг?..

Ей стоило больших сил прийти в себя и понять, почувствовать, что она может жить дальше. Что она заслужила эту награду. Что её боязнь снова столкнуться с бывшим иррациональна, а Джошуа превратился в тень прошлого. Что многие женщины сталкивались с этой бедой, выжили и победили — и общество, и свои страхи.

Вот, аж белье себе новое купила.

Её отпускало. Настолько, что она могла бы даже…

Могла бы даже решиться на новые отношения?

Нет, она не думала, что нужно бояться всех мужчин и стать отшельницей. На самом деле, она боялась только Джошуа. Здесь же его не было.

Покрутившись перед зеркалом, Хизер несмело улыбнулась своему отражению. Ладонью провела по шее, спускаясь ниже, и вздрогнула, добравшись кончиками пальцев до края «чашечки». Закусила губу. Воображение почему-то нарисовало ей Коннора, и Хизер тонко всхлипнула, вдруг представив, как он ласкает её, касается губами шеи, ключиц, груди…

Боже.

Только не это.

Она села на постель и закрыла лицо руками.

Коннор — её ученик, и это чертовски неправильно так думать о нём, представлять его… Её новая жизнь не должна была начаться с такой ошибки. Но что-то в её сердце ёкнуло ещё в тот момент, когда он улыбнулся ей в супермаркете, и это чувство с тех пор только росло, отравленными шипами впиваясь в душу. Чем больше Хизер узнавала Коннора, тем сильнее её тянуло к нему. И, наверное, она очень зря позволяла ему заглядывать к ней после уроков, чтобы обсудить книги по школьной программе или просто что-то, что Коннор прочитал на досуге. И, возможно, она зря позволяла себя провожать.

Хизер столкнулась с Коннором прямо во дворе школы — он отвязывал велосипед. Улыбнувшись, она приветственно махнула рукой.

— Сегодня без машины?

Он пожал плечами.

— Отец отвез её в свою мастерскую, на диагностику. Потом прямо на парковку молла пригонит.

Благодаря Марджери Хизер уже знала, что отец Коннора, Бен Дуглас, работал в автомастерской и был одним из лучших ремонтников в городе. А ещё — каждый праздник пил до потери памяти. Её это нисколько не удивило: выросшая в маленьком техасском городке, она много раз видела, как хорошие, трудолюбивые люди спивались, не в силах ограничиваться одним или двумя бокалами пива.

Атмосфера маленького города могла казаться благостной, но рано или поздно каждый ощущал себя загнанным в клетку и справлялся с этим состоянием, как мог. Американская глубинка затягивала, как болото, и не выпускала из трясины, пока ты не бальзамировался в ней, подобно мумии.

— Молл не так далеко от кафе миссис Гибсон, — Коннор поудобнее перехватил руль велосипеда. — Давайте пройдусь с вами.

Может быть, ей не стоило разрешать Коннору идти с ней. Может быть, это было неправильно.

Хизер смотрела на то, как он щурился на солнце, а легкие морщинки разбегались от уголков его темных глаз к вискам, и не смогла отказать. Впрочем, казалось, Коннор и не спрашивал, а просто ставил её в известность. Было бы вполне в его духе.

Они брели вниз по улице, и под ногами шуршали сухие листья.

— Здесь природа начинает умирать ещё в августе, — Коннор подопнул носком кроссовка кленовый лист. — В Техасе, наверное, не так?

— У нас ещё жара, — засмеялась Хизер. Ей нравилось болтать с ним вот так, ни о чем; с ним это не казалось чем-то натужным. — Ты даже не представляешь!

Он хмыкнул.

— Ну, мисс Ньюман, я не был нигде, дальше Портленда, так что… — и легко пожал плечами. — Но я планирую уехать из города.

— Вот как? — она и сама не могла понять, почему его желание переехать так задело прямо сейчас. Она ведь и сама не планировала надолго задерживаться здесь. Но почему-то представлять Баддингтаун без Коннора ей совсем не хотелось.

Хизер привыкла к его редкой, но яркой улыбке, освещающей всё его лицо; привыкла к его нестандартному мышлению и к резким, порой максималистским суждениям. С ним было здорово поболтать о прочитанных книгах, да и просто поговорить.

Ей будет не хватать Коннора, но он заканчивает школу, и, разумеется, как и многие, собирается искать лучшую жизнь. Исполнять «американскую мечту», погубившую столько жизней.

Быть может, как раз у него даже получится выжить.

— Да, я почти получил спортивную стипендию в Южном университете Мэна в Портленде. А там уже как пойдет, — Коннор искоса взглянул на неё. — Будете скучать? — он широко улыбнулся, показывая, что шутит, и сердце у Хизер почему-то подскочило к горлу.

Она знала это чувство. И ей вдруг захотелось сбежать, потому что именно сейчас, посреди узкого тротуара, Хизер Ньюман отчетливо поняла: Коннор ей нравится.

Сильно.

Маленький сухой листик запутался у него во взъерошенных волосах. Ей стоило многих усилий не протянуть руку и не вытащить этот листочек, даже если для этого пришлось бы вставать на цыпочки — Коннор был больше, чем на полголовы её выше.

— Уж точно буду скучать по твоим нестандартным размышлениям, — неуклюже отшутилась Хизер.

— Готов поспорить.

И снова эта улыбка.

Боже мой.

К счастью, они уже добрались до кафе миссис Гибсон, и Хизер могла с чистой совестью попрощаться. Боже, что-то в Конноре так отчаянно волновало её, и не только физически. Да, от его улыбки в животе у неё становилось тепло-тепло, а, чтобы не прикоснуться к нему — такое вообще возникает за столь короткий срок? — Хизер едва ли не била себя по рукам, но…

Всё это не имело никакого значения по сравнению с тем, как ей с ним было хорошо. Интересно. Весело.

И ей стоило бы обрубить это, пока не стало слишком поздно.

Даже оказавшись в безопасности своей комнаты, она чувствовала спиной его внимательный взгляд.

Естественно, Хизер не смогла ничего обрубить.

Господи, как он ей нравился.

Он напоминал Хизер её саму.

Коннор тоже был вынужден бороться с жизненными обстоятельствами, чтобы выбраться из ямы, в которой очутился. Пусть он был остроумным, ехидным и уверенным в себе и своих силах; но все знали, что его отец напивается до поросячьего визга каждый праздник, заставляя жену или сына забирать его из участка. Марджери обожала обсуждать семейные тайны своих учеников так, будто выбалтывала собственные, и никакие одергивания её не останавливали.

А что? В Баддингтауне все и так знают всё. Чего скрывать-то?

Коннор на слухи и сплетни не обращал внимания и ему хватало внутренней силы бороться за себя и свою семью, и Хизер в нём тоже это нравилось. С некоторых пор её попытки не замечать его жаркого, жадного взгляда терпели фиаско раз за разом, и она сдалась, поддаваясь этому обжигающему чувству и утешая себя, что дальше взглядов и висящего в воздухе напряжения это всё равно не зайдет — они ведь оба взрослые люди, ведь так?

И оба понимают, что нельзя кидать спичку на бикфордов шнур.

Да и кто знает, вдруг Хизер восприняла бы любые знаки внимания от любого мужчины так же остро? Эта мысль могла бы её утешить, но…

Но Коннор швырнул ей на стол сонет с практически прямым признанием в любви, а Хизер была достаточно умна, чтобы понять это. И теперь ей было сладко и страшно смотреть ему в глаза, и хотелось то ли поцеловать его — Господи, о чем она только думает? — то ли строго сказать, что между ними уж точно ничего быть не может.

К счастью, она умела сохранять лицо в любых ситуациях.

А к несчастью — продолжала сидеть, наблюдая, как огонек бежит по шнуру прямо к бочке с динамитом. Вот-вот рванет.

Как бы Коннор смотрел на неё сейчас? Что бы сделал?

Имеет ли она право прикоснуться к себе, представляя, что это его пальцы ласкают её? Хизер бессильно застонала, фантомно ощущая между лопаток чужой обжигающий взгляд. Она не должна, не должна, она просто не может… Это неэтично и непрофессионально, и…

Хизер откинулась на спину, сдаваясь. К черту. Она не собирается претворять свои фантазии в реальность, но мужчины у неё не было уже слишком давно, и если она будет представлять своего совершеннолетнего ученика, пока мастурбирует, это наименьшее из зол.

Никто не узнает.

Вообразить, что Коннор покрывает поцелуями её шею и грудь, оказалось даже слишком легко. Ей бы устыдиться, но Хизер уже спустила себя с поводка. Прогнувшись в пояснице, она провела рукой по животу, скользнула за мягкую материю трусиков и застонала, зажмурившись. Под плотно сомкнутыми веками расходились алые круги.

Она понятия не имела, был бы Коннор с ней нежен или напорист, и просто касалась себя так, как ей нравилось, проникая сначала одним пальцем, потом двумя, задыхаясь от стонов и зажимая себе рот свободной ладонью. Хизер почти как наяву видела его тёмные глаза, от желания ставшие почти черными; чуть приоткрытые сухие губы; сведенные брови. Её дыхание участилось, пальцы ног начали потихоньку неметь, а тело стало легким-легким. Ещё немного — и взлетит.

Хизер кончила с глухим вскриком и даже не сразу пришла в себя и свернулась калачиком, подтянув колени к груди. Лицо Коннора, будто вытатуированное под верхними веками, постепенно растворилось в темноте, и она всхлипнула, чувствуя себя такой счастливой и такой грязной одновременно.

Боже, она только что мастурбировала, представляя собственного ученика!.. И ей понравилось.

— …что я делаю, черт возьми, — прошептала Хизер, как никогда, понимая всех женщин когда-либо мучившихся от желания, которое нельзя было даже пытаться удовлетворить.

Ночью ей снился Коннор — темноволосая макушка между её бедер, горячие губы и жаркие прикосновения его языка. Но, стоило ему поднять голову, как его лицо подернулось дымкой, превращаясь в лицо Джошуа, а вместо глаз и губ у бывшего мужа зияли алые дыры.

Хизер подскочила на кровати в холодном поту, и на миг ей почудилось, будто она снова в Техасе. Но в окно бился прохладный осенний дождь, а в полутьме проступали очертания знакомой комнаты.

Она в Мэне. Всё хорошо.

*

Жертва всегда чует присутствие хищника.

Он наблюдал за ней в окно и наслаждался её страхом, как запахом самой изысканной приправы. Разорвать её на части, уничтожить, стало целью его существования, концом его долгого путешествия. Но она должна пропитаться этим ужасом, иначе каков смысл в её смерти?

Пропитаться ужасом, а ещё… дать ему время насладиться присутствием на этой земле, ибо потом он снова вернется во тьму.

Он всё ещё был голоден, однако мог подождать.

========== Глава восьмая ==========

Комментарий к Глава восьмая

Aesthetic: https://vk.cc/c7TX2c

По пути от машины до дверей морга Денни успел промокнуть и проклясть свое же решение поехать в Бакспорт за медицинским заключением от коронера. Мог бы и Кая отправить, но нет, приперло же ему!

На самом деле он понимал: не мог. У него наверняка появятся вопросы к коронеру. Те, которые Кай никогда не додумался бы задать.

Конечно, обязанности коронера входили в работу шерифа, однако так уж повелось по законам, принятым в округе, что медицинские заключения всё же выдавались в Бакспорте. Денни не возражал.

С самого утра в Бакспорте разразился дождь. Потоки воды бежали по тротуару вынуждая прохожих, прячущихся под зонтиками, совершать газельи прыжки через лужи. Денни зонтов с собой никогда не таскал, да и припарковался чуть ниже по улице, поэтому, когда он зашел в здание морга, с него текло основательно.

Впрочем, тут всем было плевать. Кивнув помощнику коронера, он прошел напрямую в вотчину Грея Саймона, который отлично оправдывал свое имя: он был серым, от седых волос до носков, торчащих из старых ботинок, от своей древности тоже серых. Пройди он по улице, запомнить его случайный прохожий мог бы разве по запаху формалина, въевшемуся в кожу. Однако был у него и один чертовски существенный плюс: он за версту чуял насильственную смерть.

— Привет, Грей, — поздоровался Денни, плечом прислоняясь к косяку. — Есть что-нибудь для меня?

— Садись, — не отвлекаясь от бумаг, махнул рукой коронер. — Сейчас освобожусь. Можешь кофе себе в подсобке сварить.

От кофе Денни воздержался.

Запах формалина вызывал у него желание проблеваться, а стены морга наводили тянущую тоску. Ирония жизни всегда была в том, что, какими бы разными ни были люди, заканчивали они все на столе в морге, под ножом у патологоанатома. И всё, чем они так гордились при жизни, за что боролись и что считали важным, обнулялось до бальзамической жидкости в артериях и венах.

— Ну? — через десять минут Грей поднял голову. — Чего тебе?

Денни вздохнул. Коронер был в своем репертуаре.

— Документы на Сандерса готовы?

— Обижаешь, — Грей порылся в распечатках и протянул ему тонкую папочку. — Медицинское заключение о смерти. Свидетельство могу выдать только родственникам.

— Тогда придется выдать его мне, как представителю городской власти. Не было у него родственников, — Денни пробежался взглядом по тексту. — Так это было всё-таки животное?

Грей протяжно вздохнул, сложил руки под подбородком. Этот его жест не предвещал ничего хорошего, и у шерифа внутри что-то предупреждающе перевернулось.

— И да, и нет.

Денни терпеть не мог, если кто-то выражался туманно. Ты уж либо говори, как есть, либо вовсе не говори. Фыркнув, он свернул папку в трубочку и сунул в карман куртки — разберется и прочтет всё внимательно, когда вернется в участок.

— Что ты имеешь в виду, Грей?

— Я никогда не видел таких следов от зубов животных. Эти зубы — не клыки, как у волка или гризли, а скорее… — он нахмурился, тщательно подбирая правильное определение, — скорее они иглообразные. Очень вытянутые и острые. Тонкие, но крепкие. Не представляю, как они могут поместиться в пасть у животного.

— Но в заключении ты написал, что Сандерс погиб в результате нападения гризли.

Грей хмыкнул.

— Представь, как бы я выглядел, начни я расписывать такую безумную теорию? Пострадавшего разорвали зубами и, я мог бы поклясться, что ещё и голыми руками или лапами, но человек не способен на такое, и я сейчас не о морали, а о физической стороне вопроса. Если, конечно, этот человек — не Джейсон Вурхиз из «Пятницы, 13-е». А животные… следов когтей, похожих на гризли или волков я не заметил.

— Да уж, это самая дурацкая теория, — согласился Денни.

Снова какое-то смутное предчувствие заворочалось у него за ребрами, выкидывая его флешбэком в прошедшую зиму, когда хотя бы шаг в сторону лесной чащи резонировал в нём, как будто он прогулялся около электростанции — аж зубы ныли. Тогда Денни единственный раз признался Марку, что ему страшно и больше об этом не заговаривал, но этот ужас, как его ни прячь, всё равно оставался.

Так он себя чувствовал и сейчас. Только рядом не было Марка.

— Животное это или нет, — заключил Грей, — но на твоем месте я был бы очень внимателен. Однажды почувствовав кровь, оно не остановится.

*

К вечеру у Денни уже голова пухла от происходящего. На него наседали и Скарборо, и «общественники» Баддингтауна, обеспокоенные возможным появлением бешеного медведя в окрестностях города. И если Скарборо он мог предъявить медицинское заключение о причинах смерти Сандерса, то разглагольствовать с «общественниками» у него желания не было.

Во всяком случае, пока что.

Комендантский час выглядел пока что единственным выходом, который мог бы спасти управление шерифа от наплыва обеспокоенных людей.

Больше всего на свете Денни хотел прийти домой, поцеловать Ри, слопать её вкусный ужин и утащить в постель. Зарыться носом в её волосы и любить, пока весь этот дурацкий день, как и вчерашний, не превратится в дурное воспоминание.

Он прекрасно знал, как в городе относятся к их отношениям. По мнению окружающих, Айрис должна была выдержать положенный траур по мужу, а не сразу прыгать в постель к другому мужчине, пусть он и шериф. Наверняка, кто-то ещё и обсуждал, что когда-то Денни и Ри встречались, ещё в школе, и, быть может, даже снова трахались после его возвращения в Баддингтаун… плевать. У большинства жителей были свои секреты Полишинеля, и покуда все эти предположения — частично правдивые — не высказывались в лицо Айрис или самому Денни, им обоим было всё равно.

С отчетами о происшествии с Сандерсом Денни закончил к девяти вечера. Дорога до Бакспорта и обратно и так заняла добрую часть дня.

На первый взгляд, вся история со смертью старого местного пьяницы смотрелась вполне ровненько: Сандерс нажрался, вышел поссать, но забрел слишком далеко от людных мест и напоролся на бешеного медведя, вышедшего к людям. Но что-то настойчиво скреблось у Денни внутри, не давая просто поставить точку и забыть об этой жуткой смерти.

Почему никто не слышал криков или медвежьего рева? Почему зубы у медведя по следам укусов не были так уж похожи на медвежьи? Почему Грей не заметил следов медвежьих когтей?

Было очевидно, что и сам Грей в версию с бешеным зверюгой не верит. Но другие варианты выглядели ещё фантастичнее. Даже если предположить, что в лесу завелся какой-то чокнутый кровожадный каннибал или маньяк из фильма ужасов, это не оправдывало полное отсутствие механических повреждений.

Денни отправил отчет по электронной форме и потер лицо руками.

Нет, хватит. Пора ехать домой и спать.

Выйдя на улицу, он бросил взгляд в сторону леса, и по спине, обтянутой кожаной курткой, снова пробежал неприятный холодок. Там вновь было тихо, так тихо и жутко, что эту тишину хотелось разбить, но ещё страшнее было издать хоть звук и обнаружить, что на него кто-то ответил. Почти так же, как услышать «будь здоров!» после того, как чихнул, находясь дома в полном одиночестве.

Когда Денни уже сел в машину и закурил, у него ожил телефон.

«Марк»

— Здорово, Маркито, — Денни попытался придать голосу как можно больше бодрости. — Как жизнь? Как Кира?

— Всё отлично, — ответил Марк на другом конце связи. Он не любил распространяться о личном по телефону. — Как сам?

Денни задумался: что ответить? Марк увез Киру от кошмара, в нескончаемый круг которого она попала после исчезновения Сэма и её племянницы Рейчел — нужно ли ему снова слышать, что в Баддингтауне происходит какая-то херня?

— Всё штатно, — наконец, произнес он. — Тишь да гладь. Разве что медведь задрал одного алкоголика, причем в городе.

Зачем он это всё-таки брякнул, Денни сам не знал. Просто не сумел удержать язык за зубами, хотя и понимал, что стоило бы. Даже несмотря на отсутствие уголовного дела.

Ладно, в конце концов, это ведь не было следственной тайной. И об этом уже знал весь Баддингтаун.

Марк замолчал. Подумал несколько долгих секунд, во время которых Денни успел прикурить сигарету и затянуться в открытое окно, и попросил:

— Расскажи-ка мне поподробнее.

Интереса Марка к смерти Сандерса, которого они оба помнили ещё со своего детства (и он уже тогда был пьяницей), Денни так и не понял. Разговор потом съехал на другие новости Баддингтауна и на Киру с Брайаном, вернувшись в нормальное русло болтовни старых друзей, но цепкого любопытства Марка Денни забыть не смог.

Марк задавал какие-то бессмысленные, на первый взгляд, вопросы, но имеющие, очевидно, значение для него лично. Денни ответил, как сумел, но задумался: неужели смерть Сандерса тоже напомнила Марку Виктора? В любом случае, это не может быть один и тот же медведь.

Шрам на ладони, взрезанный когда-то кухонным ножом для мальчишеской глупой клятвы, вдруг зачесался. Денни бездумно почесал его о джинсы.

— Работаешь даже по воскресеньям, — с улыбкой упрекнула его Айрис, когда он наконец-то ввалился домой. — Мы ведь собирались сегодня в кино, помнишь?

— Помню, — Денни притянул её к себе и поцеловал, наслаждаясь её отзывчивостью и размыкая языком её губы. Иногда он всё ещё не мог поверить, что они вместе, наконец-то. Что время, когда им приходилось скрываться, осталось позади. — Прости, я ведь написал тебе.

— Ну да, — Ри со смехом вывернулась из его объятий. — И поэтому я сходила одна. «Челюсти» все же жутко дерьмовый фильм. Ты будешь бургеры? Домашние.

— Буду, — Денни повесил куртку на вешалку. — Я голоден, как волк.

— И кстати, — мимоходом заметила Айрис, пока разогревала бургеры, — видела в зале Криса Баттлера с какой-то девушкой. У них было в руках пиво, так что где-то и кто-то в городе продает или покупает несовершеннолетним алкоголь.

Денни вздохнул. Если бы Баттлер и его пиво были сейчас основной проблемой! Но пугать Ри ещё больше, чем она в принципе испугалась, узнав о смерти Сандерса, он не собирался.

— Увижу Криса — настучу по мозгам, — пообещал он.

Где-то в три часа утра, когда Айрис давно спала, прижавшись к Денни, его телефон снова ожил, но никто не услышал звонка.

Включилась голосовая почта.

«Я что-то видел, сэр, — голос дежурного стажера прерывался, будто он был сильно напуган. — Какая-то темная фигура в переулке, я вышел из машины посмотреть, она метнулась в тень и пропала. И тут кошка, её разорвало на части, как Сандерса. Но я не медведя видел, сэр… это не медведь»

Связь оборвалась.

========== Глава девятая ==========

Комментарий к Глава девятая

Aesthetic: https://vk.cc/c8362K

Коннор страшно не выспался.

Среди ночи, часа где-то в два или в три, начал вдруг подвывать Криспи, а когда он уже заткнулся, то сон пропал, и до половины шестого утра, аккурат до будильника, Коннор пытался снова уснуть. Ещё и его смена в кинотеатре, как назло, закончилась поздно.

— Разбудил меня ночью, засранец, — он потрепал по голове пса, пляшущего вокруг него, как ни в чем не бывало. Криспи облизал ему руки шершавым языком, не испытывая никаких угрызений совести. — Если я задрыхну на уроке, ты будешь виноват!

Криспи жил у них уже пять лет, и Коннор прекрасно знал, что пес он хоть и шебутной, но очень чуткий. И если он ночью выл, значит, что-то ему не понравилось. Но что?

Вспомнилась тень, которую он видел на днях.

— Коннор, — мать высунулась из кухни. Под глазами у неё залегли синяки, и у него сжалось сердце, — добрось до школы сестру, она опоздала на школьный автобус. Завтрак на столе, а я пойду посплю.

— Иди отдыхай, мам, — он поцеловал мать в щеку. — Я в школе поем. Кэрол! Шуруй вниз, пока я тебя тут не оставил!

— Да иди ты! — отозвалась сестра, уже сбегая по лестнице. Схватив со стола яблоко, дернула Коннора за рукав. — Поехали, а то опоздаем!

Пришлось обойтись сендвичем с тарелки. Жуя по пути бутерброд, Коннор захлопнул за собой дверь. Ему не помешала бы чашка кофе. Большая такая чашка американо без сливок и сахара — дрянь страшная, зато пробуждает на отлично. А теперь он всё время будет либо спать на занятиях, либо думать, как не уснуть.

Мотор его старенькой машины недовольно заворчал, и в нем что-то подозрительно затарахтело. Да твою ж мать, подумал Коннор, отец же только что возил тачку на диагностику!

Придётся проверить ещё раз.

У самой школьной парковки Кэрол покрепче обняла рюкзак. От её веселого утреннего настроения не осталось и следа.

— Всё в порядке? — Коннор ненавидел себя за этот тупой вопрос. Он прекрасно знал, что ничего не в порядке. Что Сью издевается над ней по просьбе Джеммы. Но что он мог сделать? У него не было никаких доказательств, а просто попыткой вступиться можно было сделать ещё хуже. — Мелкая?

Кэрол кивнула.

— Забей, — она плотно сжала губы. — Ты прав, я должна справляться сама.

Коннор хотел бы сказать ей, что не со всем на свете можно справиться, что для чего семья, если не для поддержки и помощи, но слова застряли у него в горле, когда Кэрол взглянула на него, так твердо и уверенно, хотя губы у неё дрожали.

— Пока, — и вылезла из машины.

Если бы Коннор мог, он защитил бы сестру от целого мира, но он мог лишь смотреть ей в спину и надеяться, что, в случае чего, Кэрол придет к нему сама.

Основы демократии США он благополучно проспал, устроившись на задней парте. Мистер Ривз отлично знал, что Коннор много работает, чтобы скопить на колледж, и иногда позволял ему вздремнуть — с негласным условием, что тему урока он повторит самостоятельно и не провалит на тесте. Коннор ценил его понимание и старался не подводить. Правда, сорока минут чуткой дрёмы было недостаточно, чтобы восполнить нехватку сна, и на урок литературы Коннор вполз, отчаянно зевая.

— Итак, «Гамлет», — мягкий, чуть хрипловатый голос Хизер заставил его проснуться окончательно.

Сердце тревожно и взволнованно стукнулось о ребра.

В ней что-то изменилось. Длинные волосы Хизер убрала в высокий хвост, а темно-синие джинсы-скинни так обтянули её зад, что Коннор едва слышно сглотнул, чувствуя, что возбуждается. Блядь, нет, только не на уроке… Он с радостью приложился бы лбом об стол, если бы это не было гарантированным способом привлечь к себе внимание.

И она немного сияла. Так, будто совсем чуть-чуть, но отпустила себя. И была офигенно красивой.

Коннор быстро провел языком по верхней губе.

Интересно, Хизер сегодня в том белье, что покупала в субботу?.. Его бросило в жар от мысли, что под этими джинсами и простым темно-синим свитером Хизер надела что-то кружевное или, может быть, шелковое, и… Твою мать, ну твою же мать…

— Коннор?

Он услышал свое имя и поднял голову, отчаянно постаравшись смотреть Хизер прямо в глаза, но упрямо соскальзывая взглядом на её грудь под свитером. В горле стало сухо, как в пустыне. Черт, если бы он не дрочил на неё так явно после случайной встречи в молле, если бы он не увидел её в отделе нижнего белья, может, ему было бы легче, но…

Увиденного не развидеть, а фарш не провернуть назад.

— Не хочешь прочесть свое эссе?

Никакого эссе читать Коннор не хотел, и не только потому, что сейчас думал совсем о другом. Он примерно представлял, какая реакция может быть на его аргументацию истеричности Гамлета и не хотел ни вызвать у мисс Ньюман разочарование, ни ввязываться в очередную бесполезную дискуссию с Джеммой.

— Не думаю, что оно вам понравится, — откашлявшись, хмыкнул он в итоге.

— Мое мнение ничего не значит, если ты аргументировал своё, — мягко возразила ему Хизер. — Давай, Коннор. Я уверена, что эссе того стоит.

Херня всё это, в очередной раз подумал он.

— Не бойся, — ехидно заметила Джемма, — я не буду сильно тебя доставать комментариями.

Между ушей у Коннора зашумело, и все тянуще-сладкие, жаркие эмоции, которые он испытывал к Хизер Ньюман, отпрянули прочь под напором кипящей злости. Стиснув зубы, он вытащил распечатку.

Ну, раз они так хотят…

Да пожалуйста.

Его эссе было встречено гробовой тишиной. Казалось, никто вообще не думал, что можно настолько резко высказать свое непопулярное мнение. Хизер выслушала его, стоя лицом к окну, но не выразила неудовольствия ни словами, ни позой. Остальные просто таращились.

Коннору было глубоко наплевать. Он скомкал лист и поджал губы.

Ну, давайте. Скажите, какой он придурок.

— Не могу сказать, что твое мнение разделили бы профессоры мировой литературы, — заметила Хизер, — однако я оценила, насколько хорошо ты обосновал свои слова. В защиту Гамлета могу разве что возразить, что он был непреклонен всё же не из-за своей истеричности, а потому, что не мог и не хотел жить в мире, полном зла и жестокости.

— Весь мир полон жестокости и крови, разве нет? — Коннор передернул плечами. Точка зрения мисс Ньюман не была ему близка, но дискуссия сделала свое дело. По крайней мере, он отвлекся от лишних мыслей. — Гамлет не уменьшил их, а преумножил, стремясь к своей мести и не замечая ничего вокруг себя. Разве это не показывает, что он — чертов истерик, помешанный только на одной цели?

Она склонила голову набок, размышляя над его словами. Солнце, проникавшее через окно в класс, мягко путалось в её волосах, и у Коннора снова перехватило дыхание.

За то время, что прошло с начала учебы, он немного сблизился с Хизер, насколько это было возможно: иногда задерживался после урока, чтобы обсудить то одну, то другую книгу из списка литературы или просто поделиться своими размышлениями; а иногда — пересекался с ней после тренировки и провожал до кафе миссис Гибсон, у которой она снимала комнату. Разумеется, они держали дистанцию и об этих встречах никогда не договаривались, это было бы глупо, и… просто так получалось. Случайно.

Коннору нравилось разговаривать с ней. Узнавать, какой на самом деле доброй и искренней она была, и как человеческая жестокость не смогла убить в ней надежду на то, что всё можно исправить. Мисс Ньюман не говорила об этом напрямую, но Коннор умел читать между слов.

И, черт возьми, какой она была красивой!

Когда говорила о литературных героях с таким восторгом, будто они были самыми близкими ей людьми.

Когда читала на уроке отрывки из Шекспира.

Когда просто шла рядом с ним по улице и улыбалась его рассуждениям.

Всегда.

— А я согласна с мисс Ньюман, — фыркнула Джемма. — Гамлет пытался восстановить справедливость. А уж каким способом… Знаешь, любые средства хороши для достижения цели.

Один её голос вызывал у Коннора тошноту. Злость снова закипела внутри, и он закусил щеку.

— Тебе виднее, — процедил он.

«Тебе виднее, ведь ты буллишь мою сестру, чтобы заставить меня вернуться к тебе».

Джемма открыла рот, чтобы ответить, да поехиднее, но мисс Ньюман оборвала попытку завязать ссору, попросив Мэгги зачитать своё эссе. Коннор откинулся на спинку школьного стула и сжал в кулаке скомканную распечатку. Слепая злоба, застилающая глаза, потихоньку отступала, и он смог вдохнуть полной грудью.

— Коннор, зайди ко мне после уроков, — Хизер задержала его на выходе, когда одноклассники уже вывалились в коридор, спеша разойтись по кабинетам. — Думаю, нам нужно обсудить твою работу.

Кажется, ей всё-таки не понравилось.

Коннор только кивнул.

— У меня как раз нет тренировки сегодня, — произнес он, уже выходя.

Хизер не отреагировала, но он видел, как на мгновение она перестала собирать свои заметки к уроку, и её плечи напряглись. Черт, неужели она чувствовала себя виноватой? Да за что?! Коннор едва сдержался, чтобы не броситься убеждать её в обратном — каким бы идиотом он выглядел? Поэтому он просто тихо прикрыл за собой дверь.

*

— Ты вообще пиздец в облаках, — сообщил ему Крис, когда они тусили во дворе во время перерыва на ланч и жевали свои сендвичи. — Аж по башке ебануть охота. Яблоко будешь? Мать мне два с утра впихнула.

— Гони, — Коннор словил фрукт в обе ладони, дожевывая последний кусок бутерброда с ветчиной и салатом. Макароны с сыром, больше похожие на радиоактивные отходы, его в меню не впечатлили. — Я просто задумался. Мисс Ньюман вызвала меня на разговор про мою домашку.

— Ссышь, — понимающе хмыкнул Крис. — Да не парься, мисс Ньюман твои эссе в нашем классе вечно в пример ставит, мы-то не такие продвинутые в литературе там собрались. Наверняка хочет отправить твою работу на какой-нибудь тупой конкурс от округа или даже штата.

Коннор с хрустом откусил яблоко.

Конкурс?

Крис мог быть, конечно, прав, но черт его знает. На самом деле, его эссе было грубоватым и вряд ли подходило для какой-нибудь олимпиады. Скорее, Хизер захочет попросить его быть менее резким в суждениях, но Коннор не был бы собой, если бы не выражал свои мысли прямо и четко. Если назвать дерьмо сахаром, оно не станет слаще. И не перестанет вонять.

Нужно просто называть вещи своими именами.

— Ладно, — он запил ланч соком и швырнул пакетик в урну. — Пошли, скоро начнется урок.

Мистер Росадо, химик, терпеть опозданий не мог, и каждый, кто приходил после звонка на урок, отправлялся на отработку. Но добраться до кабинета химии Коннору было всё равно не суждено. Прямо у шкафчиков он увидел целую толпу школьников, они что-то обсуждали и хохотали. Приблизившись, он увидел размашистую надпись прямо на шкафчике сестры.

«Шлюха»

Алой краской, как в романе Натаниэля Готторна.

В глазах у Коннора начало стремительно темнеть, и на этот раз он не собирался останавливать это. В кои-то веки отцовское наследие было очень даже в тему. Сбросив с плеча руку Криса, пытавшегося его остановить, он рванул прямо в гущу школьников.

— Какого ебаного хера? — долбанув по шкафчику кулаком, он повернулся к толпе. Кэрол среди них не было видно. Их лица казались ему кривыми гоблинскими рожами, корчащимися от жажды крови. — Кто это, блять, сделал?

Никто не спешил ответить.

Ярость бушевала в Конноре, бурлила и кипела, и он стиснул зубы и кулаки, чтобы не начать просто без разбору разбивать всем носы. Он должен был выяснить, кто это сделал. Сью? Джемма? Кто, мать вашу, кто?! Дыхание со свистом вырывалось у него из груди.

Кэрол. Его маленькая сестренка. Хер с ними, с утопленными кедами. Он купит ей новые, возьмет немного денег со своего личного счета. Хер с ним, что её дразнят, она разберется, а он научит, как. Но «шлюха»?! Ей всего, мать вашу, четырнадцать! Почти пятнадцать. Даже Джемма еще была девственницей в девятом классе! Да, они пытались что-то там делать, неловко трогали друг друга, но…

Твою мать.

Если это Джемма…

Если только это Джемма…

— Я думаю, это был Рори Джонсон, — подала голос Мэгги.

На неё зашипели, но было поздно.

Значит, Рори.

Младший брат помощника шерифа. Он был капитаном команды по футболу и парнем Сэнди, с которой кэжуалли трахался Крис. Гора мышц, способная выбить все дерьмо из любого, кто вякнет в его сторону. И та часть Коннора, что отвечала за разумные и адекватные решения, предупреждала, громко провыла сиреной: не лезь к Рори! Спусти всё на тормозах!

Но глас разума потонул в волнах гнева.

Это. Была. Его. Сестра. И он достаточно наблюдал за её унижением.

Коннор был больше чем уверен, что Рори подговорила Джемма. И он собирался выбить из Джонсона это признание.

Рори хватило скудного ума не тусить рядом с местом своего преступления, но не хватило мозгов не собрать вокруг себя других пацанов. Они как раз переодевались в раздевалке, и гогот Джонсона, вещающего, что «мелкая Дуглас отлично сосет, вы знали?», раздавался на всё помещение. Он был так доволен собой и своим пиздежом, что не заметил, как возмездие явилось по его гребаную душу.

Чтоб его черти драли.

Коннор схватил Рори за плечо и резко рванул к себе. В голове успело промелькнуть «я, похоже, суицидник», но сжатый кулак уже прилетел Джонсону прямо в нос. Да так, что там что-то хрустнуло, и кровь хлынула на губы и подбородок.

— Ты охуел, что ли, Дуглас?! — Рори схватился за лицо. — Твоя сестричка мне отсосала, а ты теперь мне за правду?..

— Иди ты на хуй! — выплюнул Коннор и снова рванулся вперед, но очухавшиеся сокомандники Рори перехватили его.

Отбрыкиваться от целой футбольной команды в списке дел на день у Коннора не было. Он умудрился засветить кому-то из них ногой в живот и самому получить по скуле — в голове тонко и противно загудело. «Будет мигрень», — отрешенно подумал он.

А потом Рори размахнулся и врезал ему, заставляя впиться зубами в щеку и разрывая кольцом уголок нижней губы. Рот наполнился кровью.

— Не веди себя, как придурок, Дуглас, — хмыкнул Джонсон. Нижняя часть его лица выглядела так, будто он только что снялся в новой части «Поворота не туда» или какой-нибудь вампирской саги. — Ты всего лишь играешь в соккер.

Коннор плюнул кровавой слюной ему в наглую харю.

Кто-то из защитников, он не видел, кто именно, вывернул ему руки так, что мышцы пронзила вспышка боли.

— Я бы тоже так защищал сестру, — Рори вытер лицо полотенцем. — Но лучше тебе не высовываться.

Посыл за его словами был вполне ясен. Футбольная команда всегда будет сильнее соккеристов — их натаскивают не на ловкость, а на умение снести противника к чертям или задавить массой. Если бы соккеристы и футболисты пошли «стенка на стенку» — может, шанс бы и был. Только не сейчас.

Ох, блядь, не сейчас.

Коннор чувствовал, как на щеке проступает синяк. Злость всё ещё бурлила в нём, но парочка ударов отрезвили его, и теперь он смог усмирить свой гнев и загнать его обратно.

— Пошли, парни, — произнес Рори. — Тренер не будет ждать.

На Коннора больше не обращали внимания. Он сел на скамейку, утирая лицо краем собственной футболки, тут же покрывшимся пятнами крови. Осторожно провел языком по зубам — целы. На том спасибо. Голова начинала потихоньку болеть. Он понимал, что должен дойти до медсестры и попросить перекись, но не хотелось объяснять, в какую драку он ввязался. Им и так повезло, что сюда не примчался тренер, чтобы разнять их.

Он даже не винил Криса, что тот не пошел сюда: команда и так лишилась на неделю атакующего полузащитника. Не хватало ещё и второго потерять, особенно — перед первым матчем сезона. Да и не его было это дело.

Сплюнув кровь прямо на пол, Коннор поднялся, с удивлением обнаружив, что не так уж сильно его и побили — досталось только лицу. Да уж, как потрясающе он будет выглядеть, заявившись к мисс Ньюман — к Хизер — с такой разукрашенной физиономией.

Он не успел выйти из раздевалки, как на него налетела зареванная Кэрол и так крепко обняла, что он покачнулся.

— Спасибо, — она утнулась лицом в его футболку. — Спасибо, спасибо!

— Эй, — Коннор чуть отстранил её, задумчиво глядя на перепуганную мордашку. — Мелкая, всё в порядке. Я жив, мне даже голову об шкафчик не разбили.

Кэрол кивнула.

— Ничего такого не было…

— Я знаю, — он боднул её лбом в висок. — Ты же моя сестра.

— Нет, ты не понимаешь. Рори один раз довез меня до дома, когда я опоздала на последний школьный автобус. Ну знаешь, ты был на работе, я засиделась в библиотеке, пока готовила доклад… И он просто довез меня до дома! Ничего не было!

Коннор снова прижал её к себе.

— Я верю, мелкая, — он чмокнул её в макушку. — Я верю. У тебя есть перекись?

Кэрол помотала головой.

— Но я могу сходить к медсестре!

— Не надо. Будет много лишних вопросов. У тебя сейчас ланч? — снова кивок. — Поспрашивай у своих, может, у кого-то найдется. Я буду в мужском туалете. Ну, тот, который сейчас закрыт. Унитазы там ни к черту, но раковины в порядке. Хоть футболку постираю. Притащишь туда, ок? Стукнешь, и я выйду.

Она затрясла головой так энергично, что, казалось, та отвалится. Коннор улыбнулся: Кэрол никогда его не подводила.

И, разумеется, никакому Рори не отсасывала. И точно не была шлюхой.

*

Стащив через голову футболку, Коннор застирывал её в раковине. Розовая от крови вода утекала в слив, воскрешая в памяти кадры из какого-то дурного старого фильма ужасов. Пятна уже начали засыхать, поэтому, чтобы отстирать их, приходилось прилагать усилия. Руки замерзли в холодной воде.

— Нет, с рук моих весь океан Нептуна не смоет кровь… — пробормотал Коннор себе под нос монолог Макбета.

Эту трагедию, полную крови и призраков, он тоже считал достаточно пафосной, но некоторые фразы всё равно въелись ему в память. Такова уж магия Шекспира.

Кэрол всё не было, и Коннор подумал: черт с ним, промою ссадины водой, ничего не случится. Ему не привыкать, хотя после перекиси они зажили бы быстрее.

В коридоре раздались торопливые шаги, но стука не последовало. Вместо этого дверь распахнулась, и внутрь быстро вошла мисс Ньюман. Прикрыла дверь за собой и повернулась к нему, скрестив на груди руки.

«Кэрол, чтоб тебя!..» — пролетело в голове у Коннора.

Он шагнул назад, спешно натягивая мокрую от воды футболку и чувствуя жаркую неловкость от того, что Хизер видела его по пояс голым. Щеки залило краской. Но, казалось, ей и вовсе было наплевать на его вид, хотя её лицо всё же немного покрылось румянцем. Быть может, от быстрой ходьбы.

Или его обмануло тусклое освещение.

— Что случилось, Коннор? — спросила она прямо. — Ты с кем-то подрался?

Твою ж мать.

Отчаянно хотелось соврать, что он просто налетел лицом на угол или поскользнулся на лестнице, но лгать Хизер почему-то чудилось кощунственным. Не после того, как он делился с ней своими мыслями. Не после того, как провожал её до дома.

Коннор хмуро кивнул.

— Боже… — она дотронулась теплыми, сухими пальцами до его лица, повернула к свету тусклойлампочки, стремясь рассмотреть подробнее. — Тебе губу порвали!

Отвечать у него не было сил. Под её прикосновениями он задыхался от любви, от желания, от нежности. Коннор судорожно выдохнул, обжигая ей пальцы дыханием, — их так хотелось поцеловать, что аж губы зудели! — и Хизер вдруг отпустила его, отпрянула назад, понимая, что вообще-то, не должна к нему прикасаться. Наверное, не должна.

Коннор ничего уже не понимал.

Напряжение тяжело повисло между ними в воздухе. Жаркое, густое, практически о-ся-за-е-мое.

— Идем, — тихо произнесла она. Каждое слово гулко падало прямо на кафельный пол. — У меня есть перекись, промоем твои боевые раны. Вообще-то я не имею права этого делать, но медсестра расскажет директору, и тебе здорово попадет.

И ей тоже, если кто-нибудь узнает о её помощи. Он прекрасно знал, что учителя не могут давать ученикам таблетки или вообще как-то оказывать медицинскую помощь.

Коннор хотел отказаться. Правда, хотел. Еще не хватало, чтобы мисс Ньюман попало из-за его драки с Рори и из-за её помощи! Но она покачала головой, отказываясь заранее слушать любые возражения, и добавила:

— У меня «окно», а у тебя — разбитое лицо и угроза отстранения от занятий. И я в любом случае собиралась поговорить с тобой, а так не придется задерживать тебя после уроков. Я сообщу мистеру Росадо, что это я задержала тебя. Так хоть не отстранят снова, просто поставят отработку.

Туше. Да и на химию Коннору не хотелось.

Устроившись на одной из задних парт, совсем как школьница, и усадив Коннора на стул, Хизер склонилась к его поврежденному лицу так близко, что у него кружило голову. Он даже не замечал, что перекись пощипывает ссадины, как и положено, потому что, черт возьми, Хизер была рядом, и он мог смотреть на её лицо, и любоваться её маленьким вздернутым носом, и серыми глазами, и родинкой над верхней губой, и всей ею, такой изящной и очаровательной, что он не понимал — как другие этого не замечают?

И хорошо, что не замечают.

Охренеть как здорово, что только он это видит.

Сердце ныло от удушающей нежности и гулко билось в груди.

Хизер аккуратно провела ваткой, смоченной перекисью, по ссадине у него на лбу. Защипало теперь весьма сильно.

— А ты что думал? — Хизер нахмурилась. — Если лезешь в драку, будь готов нести последствия. Кстати, — она подхватила бутылочку и вылила новую порцию перекиси на ватный диск. — Я думаю, тебе стоит отправить свое эссе по «Гамлету» на литературный конкурс округа Пенобскот.

Коннор, любовавшийся её серьезным лицом — когда ещё выпадет такая возможность? — даже не сразу понял, о чём она вообще говорит. Моргнул, осознавая.

— Мисс Ньюман?

Она фыркнула, совсем по-девчоночьи, снова выбивая из него дыхание, как ударом под дых.

— У тебя прекрасное эссе. Да, твое мнение нестандартно, однако ты этим и сможешь зацепить жюри. Они собирают работы по всем школам, и я думаю, что можно было бы отправить туда твою. Если ты не против, — она приложила ватку к уголку его нижней губы. — Терпи.

Он прикрыл глаза. Быть может, если не смотреть на неё, то получится лучше думать.

Хизер только что предложила отправить его эссе на конкурс. А он-то, блин, полагал, она собирается мозги ему прочистить за слишком вольное мнение о Гамлете! Участие в конкурсе точно добавит ему баллов в глазах приемной комиссии колледжа. Их прошлая преподавательница по английскому языку и литературе вовсе не старалась как-то выпихивать их работы на олимпиады, да и мнение в эссе предпочитала видеть стандартизированные. Такие, что не вызовут неудобств.

Коннор очень хотел согласиться. Но сейчас, когда мягкие пальцы Хизер касались его лица, он не мог взвешивать свое решение и осознавать все плюсы и минусы. За ребрами мучительно росло всепоглощающее тепло, обжигая изнутри.

Она_была_слишком_близко. Непозволительно и так сладостно близко.

— Можно я подумаю до завтра? — выдохнул он.

Открыл глаза.

Хизер отставила бутылочку перекиси на парту. Критически — и очень мило, так мило! — нахмурилась, оглядывая его лицо.

Осеннее солнце пускало в её волосы солнечных «зайчиков».

— Боишься не потянуть? — казалось, она даже удивилась.

Коннор кивнул.

— Конечно, — Хизер сморщила нос, пытаясь сдержать чих от кисловатого запаха перекиси. — Но обязательно скажи мне.

«Она сейчас уйдет, — билось в голове у Коннора, — она сейчас уйдет, онасейчасуйдет…»

И он больше никогда не увидит её так близко. Если снова не полезет в драку с Рори и не получит по челюсти.

Она сейчас уйдет.

Нет. Только не это.

В отчаянии Коннор подался вперед и влепился поцелуем прямо в её губы, ожидая пощечины, как наказания.

Что он делает?

Что он, блять, делает?! Не иначе, как начинающаяся головная боль и удары Рори его сподвигли на это.

Почему он портит ей жизнь?!

Хизер замерла от неожиданности. Её теплое дыхание опалило ему кожу, и он — а, нахрен всё! — обхватил её лицо ладонями, целуя мягко, едва-едва напирая и лаская языком нижнюю губу. Пытаясь надышаться ею перед собственной смертью. Сердце заходилось, как у зайца, и он тонул в поцелуе, стремясь взять всё, что может, здесь и сейчас и дрожа от нежности.

Этот момент никогда больше не повторится.

А потом…

Хизер ему ответила.

И мир под его ногами покачнулся.

========== Глава десятая ==========

Комментарий к Глава десятая

Aesthetic: https://vk.cc/c8ndfG

Хизер ненавидела себя. В тот момент — очень сильно.

Да, поцелуй длился всего ничего, и она была уверена, что никто их не видел, но всё равно проклинала себя — и не только за пассивность.

Обманываться Хизер не собиралась: она целовала Коннора в ответ. Позволила его языку скользнуть в её рот, нежно лаская, изучая, и, кажется, даже застонала от удовольствия. Прикосновение его ладоней к щекам отзывалось во всем теле вспышками электричества.

Боже, её никто так не целовал… Даже в старшей школе. Даже на свадьбе.

Джошуа вообще целовался грубовато и эгоистично, не очень-то беспокоясь о том, нравится ей или нет. Наверное, ещё тогда это должно было стать «звоночком».

Коннор был другим, и её тело реагировало весьма однозначно. В животе тонко потянуло, призывая забраться к нему на колени, кошкой потереться о худощавое, но крепкое тело. То, что Хизер успела увидеть, пока он не натянул футболку обратно, заставило её горло слегка сжаться и пересохнуть. Даже пришлось смачивать слюной. Хорошо, что Коннор не заметил.

Мысли путались, и больше всего ей хотелось, чтобы поцелуй продолжался.

Но, разумеется, Хизер отпрянула. Ей хотелось думать, что из здравого смысла, однако на самом деле она просто услышала шум за окном, и пусть их с Коннором не было видно с улицы, это… отрезвило и ужаснуло. К тому же ранка на его нижней губе разошлась, примешивая к их поцелуям солоноватый вкус крови.

И только потом включился разум.

Глаза у Коннора были темными-темными и огромными, будто он сам не мог поверить, что сделал. Хизер тоже не могла поверить — и в то, что он сделал, и что она сама этого отчаянно хотела. Подспудно и с самой их первой встречи.

Дышать было тяжело, в груди что-то спирало, и Хизер глубоко вдохнула.

— Я… — Коннор моргнул. Губы у него были припухшие, слегка окрашенные свежей кровью, выступившей из растревоженной ранки. — Мне не стыдно, — выпалил он.

Хизер понимала, что ничерта ему и правда не стыдно, даже если бы он не сказал этого вслух. Она видела это в его глазах. И, что самое страшное, она тоже не стыдилась произошедшего. Боялась последствий до ужаса, была в шоке от себя самой, думала, что подобного не должно повториться, но чувство стыда почему-то так и не возникало.

Наверное, она испорченная?

Потому, что целовала его. Потому, что он снился ей. Потому, что она касалась себя, думая о нём.

Испорченная.

Безумно хотелось поцеловать его снова. Целовать долго и жарко, пока алые точки не запляшут под зажмуренными веками, пока вкус его губ не впитается в неё, не превратится в яд, отравляющий кровь. Хизер чувствовала себя живой, впервые за долгое время, прошедшее с её развода и отъезда из Техаса. Она будто вдохнула полной грудью. И, казалось, Коннор испытывал то же самое.

Кончиком языка облизав уголок рта, он вновь потянулся к Хизер, и кто знает, чем всё бы закончилось, если бы не особо громкий крик кого-то из учеников на улице.

— Коннор, ты же понимаешь, что…

— Мисс Ньюман, я…

Заговорили они одновременно и так же одновременно заткнулись, предоставляя право говорить другому. Неловкое молчание, смешанное с почти болезненным желанием вновь друг друга коснуться, можно было резать ножом. Ни в одной из своих фантазий Хизер не могла представить, что он так целуется — сладко, нежно, мучительно медленно, словно пробует её на вкус.

От мыслей, как ещё он мог бы попробовать её, Хизер кинуло в жар.

Наверное, стоило бы накричать на него или убежать, или просто хотя бы встать и отойти прочь, но не получалось.

— Ты подумаешь над конкурсом? — откашлявшись, спросила она.

Глупо, Коннор ведь сказал, что подумает. Но что ещё она могла сказать ему вот прямо сейчас?

Что они совершили ошибку? У неё не поворачивался язык.

Он кивнул.

— Да… да.

Она подавила в себе очередной яркий, сильный порыв податься вперед и поцеловать его самой. Черт, как она теперь будет жить, однажды ощутив это? Как теперь не захотеть большего? Кажется, в этой борьбе Хизер — заведомо проигравшая. И как же ужасно, как эгоистично это звучит!

Как теперь вообще с ним общаться? Как ему общаться с ней? Как в глаза ему вообще смотреть?

Если беседы, которые они привыкли вести порой после уроков, исчезнут, Хизер потеряет что-то, очень для себя важное и дорогое. Она точно это знала. Как и он.

Коннор нравился ей, но ещё больше ей нравилось разговаривать с ним: о книгах, о жизни, о будущем. О городах, в которые можно уехать и остаться там навсегда. О мечтах и планах, и о Баддингтауне, в котором никому из них не хотелось застрять, хотя Хизер так и не призналась Коннору, что думает так же, как и он.

Возможно, он догадался и сам.

— Через десять минут звонок, — тихо сказала она. — Ты можешь тут подождать, чтобы не нарваться на кого-то из администрации.

— Спасибо.

Отличная, блин, идея. На сто баллов.

Черт. Черт, черт. Хизер мечтала приложиться головой о парту, чтобы разбить себе лоб, а заодно — выбить из головы эти мысли о Конноре. Собрав перекись и ватные диски, она вернулась к своему столу и принялась бездумно перебирать материалы к следующему уроку, но ни одна адекватная мысль не лезла в голову. Хотелось взвыть. Хотелось, чтобы фигура Коннора, сидящего на задней парте, не притягивала взгляд так сильно.

Хотелось…

Боже.

Она вновь откашлялась.

— Ты же понимаешь, что этого не должно повториться? — смотреть ему в глаза было ужасно трудно.

Коннор поднял на неё взгляд.

— Я не могу ничего обещать.

— А если бы кто-нибудь увидел?

— Но никто не увидел.

Хизер прикрыла глаза. Ей очень хотелось не думать о последствиях, но она понимала: пусть Коннор и совершеннолетний, но всё ещё находится в номинально-зависимом от неё положении, и вся эта история выглядит для окружающих очень однозначной. Молодая учительница, пользуясь своей властью, заставила ученика спать с ней. Заголовки для «желтой прессы» — идеально, даже фантазировать не надо.

Это сломает жизнь ему, в первую очередь. Ей, конечно, тоже, но в этом виновата будет она сама.

Нет, она могла бы сказать, что ей не понравилось, но Коннор понял бы, что она врет. Хизер сама отвечала на его поцелуй, и прикосновения их губ растопили бы и камень.

Она должна проявить твердость, но как?

— С кем ты подрался? — Хизер отчаялась искать нужные слова, разбивающиеся о стену его упрямства и нежности и предпочла перевести тему в более безопасное русло.

Коннор хмыкнул.

— А директору не расскажете?

Она мотнула головой. Если рассказывать директору, то вся история, цепляясь фактом за факт, может добраться до поцелуя, а им обоим этого не нужно. Был бы это голливудский фильм, сейчас играла бы романтично-драматическая музыка, но мы не в Калифорнии, детка. Это богом забытый крохотный городок в штате Мэн, и если ваша история и станет фильмом, то из раздела криминальной хроники.

Боже, она уже столько правил нарушила, что страшно становилось!

— Рори Джонсон написал на шкафчике моей сестры, что она — шлюха.

Обвинение было серьезным, и Хизер подалась вперед.

— Что?

Она знала Рори Джонсона. Капитан школьной футбольной команды, он не блистал в учебе ни по одному предмету, и учителя с ужасом переговаривались о нём, встречаясь в административных кабинетах. Его тащили из года в год только ради его спортивных успехов, ведь он был хорош в любом виде спорта, за который брался, будь то футбол, волейбол или баскетбол. Его эссе невозможно было читать без слёз. Но такие парни есть в каждой школе, да ещё и не по одному. Далеко не все из них называют шлюхами четырнадцатилетних девчонок.

Коннор передернул плечами.

— Он придурок. Я и подчистил ему физиономию. Он мне тоже.

Хизер едва не закатила глаза. Мальчишки такие мальчишки. Но улыбка замерла на её губах, не родившись, — она понимала, что в глазах директора Коннор прав не будет, но это не значило, что он не был прав по своей сути. Рори Джонсон чувствовал себя безнаказанным, расхаживая по школе и делая всё, что ему вздумается. И хоть кто-то смог показать ему, что не всем нравится такая безграничная власть.

Что-то вроде гордости шевельнулось в её груди, затапливая нежностью и жаром. Вопреки здравому смыслу, Хизер чертовски гордилась тем, что физиономию Рори подправил именно Коннор.

На самом деле, она бы немного разочаровалась, если бы он поступил как-то иначе. За время их знакомства она успела понять: Коннор, как бы ни высмеивал Гамлета, не терпел несправедливости и жестокости так же, как и Принц Датский.

— Я не расскажу директору об этом. Но с одним условием.

Отлично, теперь она ещё и на сделки с ним идёт?

— Жгите, — улыбнулся Коннор.

Ямочки на его щеках вызвали у Хизер милосердно-мимолетную вспышку острого желания прикоснуться к ним пальцами.

Она отбросила эту мысль.

Атмосфера между ними, накалившаяся было до предела, очень медленно возвращалась в привычное русло, и Хизер даже позволила себе надеяться, что эмоциональный порыв успешно пройден. Она могла бы поставить условием дистанцию между ними — этого не должно больше повториться, Коннор! — но она пошла другим путем.

Интересно, кому она оставляла эту лазейку, себе или ему? И какого черта она такая слабая? Какого черта она не может просто сказать, что ничего между ними быть не может? Ради его же блага.

— В следующий раз, если кто-то обижает твою сестру, ты не полезешь махать кулаками. Второй раз может так не повезти, и ты наткнешься не на меня, а на кого-то из администрации.

Хизер могла бы попросить рассказать ей, если Кэрол будут обижать, чтобы она смогла объяснить ситуацию директору, но опять же не стала.

— Но лучше бы на вас, — он даже не скрывал, что не стыдился случившегося. — И я опять ничего не могу обещать.

Он мог быть совершенно невыносимым. И раздражал сейчас ужасно, хотя она и не должна испытывать таких эмоций к ученику. Ради Бога, Коннор и нравиться ей так не должен.

«И он нужен тебе», — неумолимо добавил внутренний голос, который Хизер успешно проигнорировала.

Звонок с урока спас ситуацию. Коннор поднялся, вскинул рюкзак на плечо.

— Увидимся, мисс Ньюман.

Выдохнуть Хизер не успела. Обернувшись на пороге класса, Коннор ей подмигнул.

Чтоб тебя. Чтоб её. Чтоб их обоих.

*

В кафе миссис Гибсон было удивительно многолюдно, и даже шериф Тейлор заскочил выпить чашку кофе. Проходя мимо, чтобы подняться через служебные помещения в свою комнатку, Хизер слышала, как он жаловался на кофе в участке — мол, пить его совершенно невозможно, не то что у миссис Гибсон! Старушка наверняка была польщена, и Хизер невольно улыбнулась.

Она привязалась к пожилой женщине, у которой, в общем-то, кроме случайной квартирантки да постоянных посетителей, вкусы которых она знала наперечет, никого и не было. Миссис Гибсон не пыталась залезть в душу или выяснить все твои секреты, но с ней хотелось делиться, если было, что рассказать. Однако, пожалуй, о Конноре Хизер не стала бы ей рассказывать.

У любого доверия и привязанности есть свой предел. Особенно если твоя тайна граничит с аморальностью.

— Шериф, а правда, что администрация города хочет ввести комендантский час? — услышала Хизер голос миссис Гибсон.

— Единичный случай нападения, — кажется, шериф даже руками развел. — Может быть, да, а может, и нет. Сейчас ничего сказать не могу.

— Какой кошмар… — явно покачала головой старушка. — Разве охотники не собираются его пристрелить?

— Бен хотел, но один не пойдет. Можно мне ещё кофе, миссис Гибсон? От дерьма, что в нашем участке выдают за кофе, меня блевать тянет.

— Не выражайтесь при мне, молодой человек! Я вас ещё ребенком знала!

Зашумела кофемашина.

Уже второй день по Баддингтауну курсировали новости, что одного из местных пьяниц загрызло бешеное животное. Директор Питерс утром предупредил всех преподавателей, чтобы не задерживали детей допоздна на факультативах и внешкольных активностях, да и самим советовал поостеречься — кто знает, что поехавшему крышей медведю придет в голову? Некоторые учителя шепотом вспоминали прошлый год, а, на вопросительный взгляд Хизер, болтливая Марджери тихо пояснила, что дикие животные загрызли одного из учеников, а другая ученица и муж одной из учительниц пропали.

Та учительница и её малолетний сын потом уехали из города, и, как говорят, уехали к бывшему лучшему другу её мужа, но эти сплетни Хизер уже были не интересны. Чужое «грязное белье» должно было оставаться чужим — в этом и есть смысл.

Она исправно предупредила всех своих учеников, чтобы они не задерживались нигде после школы, и знала, что в течение ближайших пару дней, если власти города примут решение о комендантском часе, директор проведет общее собрание студентов и учителей. На этом её участие в истории заканчивалось, и ей не были нужны старые слухи или глубоко укоренившиеся в городе страхи.

«А ведь Коннор тоже поздно возвращается домой с кинотеатра…»

В солнечном сплетении ёкнуло, будто Хизер ударили кулаком в живот. Нет, она понимала — в основном Коннор передвигается на машине или на велосипеде, а значит, с ним будет… с ним должно всё быть в порядке, но милосердно-короткий ужас, который она испытала, едва не сбил её с ног.

Хизер думала: Господи, пожалуйста, пусть он не столкнется ни с чем. Пусть дикие животные, случайно забредшие к домам, уйдут в свою чащу.

А ещё она осознала то, в чем боялась себе признаться.

Коннор не просто ей нравится.

Кажется, Хизер начала влюбляться в него.

И ничего в этом хорошего не было.

*

От мальчишки пахло его целью.

Его жертвой.

Он повел носом воздух, принюхиваясь, и обоняние не обмануло. Мальчишка был к ней совсем близко, очень близко, и пропитался её запахом, как животные метят собой то, что принадлежит им. Теперь мальчишка принадлежал ей, а, значит, его смерть приближалась с каждым часом.

Нарастающий голод едва не заставил его кинуться и перегрызть горло первому попавшемуся прохожему. Но голос в его голове настаивал, что нужно выждать. Нужно обойтись животными. Нужно ждать, ждать ждать. Таиться. Быть незаметным.

Пока что.

Возможно, он бы не послушался голоса, но барабанный бой выворачивал его кости наизнанку, заставляя повиноваться тому, ради чего он здесь.

Поэтому он позволил мальчишке свободно вернуться домой. Время распробовать его мясо ещё наступит.

И он будет жрать мальчишку медленно.

Ещё живым.

К нему постепенно возвращались мысли, а силы почти восстановились.

Мимо пробежала кошка, остановилась, выгнув спину и вздыбив шерсть. Зеленые глаза сверкнули в темноте. Зашипев, кошка попятилась, всматриваясь в тени, скопившиеся у городской свалки, — она чуяла опасность, но спасти её от этой опасности не смог бы уже никто.

Прыгнув вперед, он вцепился в кошачий загривок зубами, отплевываясь от клочков шерсти. Кошка отчаянно и пронзительно завизжала, дернулась, захрипела и затихла, стоило ему выдрать кусок мяса из её глотки. Опять кошка. Снова кошка. Которую ночь подряд.

Вкусно.

Вкусно.

Ур-р-р.

========== Глава одиннадцатая ==========

Комментарий к Глава одиннадцатая

Aesthetic от Виктории Крупиной: https://vk.cc/c8pwiQ

Голосовое сообщение дежурного стажера Райли Арчера вызвало у Денни нефантомное беспокойство.

«Я что-то видел, сэр. Какая-то темная фигура в переулке, я вышел из машины посмотреть, она метнулась в тень и пропала. И тут кошка, её разорвало на части, как Сандерса. Но я не медведя видел, сэр… это не медведь»

Когда-то он уже получал подобное сообщение. Сэм в ту зиму звонил не только Марку, но не дозвонился ни до кого из них, и повторять ситуацию Денни вовсе не хотелось бы. Реагировать на тревожные звонки и сообщения стоило бы активнее. Поэтому прямо с утра, перед тем, как отправиться в участок, он поехал к Райли.

Дверь открыла его жена, Долорес Арчер. Длинные и вьющиеся темные волосы она скрутила в пучок и закрепила карандашом. На руке у неё висела их трехлетняя дочь, а вокруг прыгала лохматая псина, больше похожая на помесь дворняги с крокодилом.

— Привет, Денни. Джонси, место! — Долорес цыкнула на пса. — Не думаю, что Райли выйдет на работу в ближайшие дни. Если ты по этому поводу.

Оп-па, а это уже интересно. Денни насторожился, но не собирался преждевременно выказывать свое беспокойство. Видит Бог, у Долли сейчас, кажется, и без него хватало проблем: дочь вон, собака, муж.

— Привет, Долли. Что-то случилось? — поинтересовался он максимально нейтрально. — Я не получил от Райли утреннего краткого отчета и решил зайти, узнать всё сам.

Долорес обернулась на лестницу, будто Райли мог подслушать их разговор, и чем-то неуловимо напомнила ему Киру после возвращения Сэма из леса. Напомнила так остро, что его почти затошнило.

В кошмарных снах ему до сих пор снилось, что кожу его лучшего друга натянуло что-то жуткое и чужеродное, будто это был не кожный покров, а хэллоуинский костюм.

Но такого не может быть, правда? Они ведь не в фильме ужасов находятся.

— Он пришел час назад, и, я клянусь тебе, Денни, он был каким-то не таким. Кэти проснулась сегодня рано, прямо перед его приходом, и она бросилась к нему, но Райли вообще её не заметил. Он просто швырнул куртку на пол и поднялся в спальню. Я попыталась поговорить с ним, но он лежит и смотрит в стену. Это… — голос у неё сорвался. Долорес шмыгнула носом, и Денни увидел, какие зареванные у неё глаза и какие синяки залегли под ними. — Это из-за того, что Сандерса разорвал медведь? Я слышала об этом, ужасная смерть. Но Райли был в порядке, и я подумала… я подумала…

Она замолчала. Кэти, почувствовавшая, что мать расстроена, тоже немедленно заревела, хотя вряд ли понимала хоть слово из их взрослого разговора. Подхватив её на руки, Долорес кинула на Денни извиняющийся взгляд.

— Ты проходи. Я кофе сварю, только вот Кэт успокою. Ну тш-ш-ш, не плачь, все хорошо, Кэти…

— От кофе не откажусь, — Денни прикрыл за собой дверь. — Но я сначала попробую поговорить с Райли, если он не спит.

Долли махнула в сторону лестницы рукой: мол, он наверху. Сейчас она была занята дочкой, и даже её беспокойство ушло на второй план.

Райли не спал. Он просто лежал на кровати и смотрел в потолок, и никак не отреагировал на стук.

— Райли?

Денни поразился тому, каким бледным выглядел стажер.

— Привет, босс, — Райли сел, провел рукой по волосам. — Получили моё сообщение?

— Получил. Но так и не понял, кого ты видел. Можешь рассказать?

Если бы можно было побледнеть ещё сильнее, Райли бы сделал это. Сглотнув, он прикрыл глаза и провел по лицу ладонью, будто пытаясь смахнуть ненужные воспоминания. Денни напрягся. Интуитивно он чувствовал, что стажер сейчас расскажет что-то очень важное, да только не был уверен, что хочет это услышать.

Есть вещи, которые лучше не знать. Но Денни трусом не был.

Под глазами у Райли залегли глубокие тени, делавшие его намного старше на вид, хотя ему было всего двадцать пять, и он всегда был здоровым парнем из тех, что в школе бьют спортивные рекорды. Правда, не в футболе, а по легкой атлетике, насколько Денни знал.

— Я патрулировал улицы. Ничего особенного, просто медленно ехал на машине, светил фарами, осматривался. Ничего не происходило, ну прямо совсем ничего, нихренашеньки. Где-то в районе городской свалки мне очень приспичило поссать, аж до ужаса. Я и… — он кашлянул. — Я решил, что если поссу у свалки, никто и не заметит, всё равно воняет там жутко. Уж простите, босс. Вышел я и только начал расстегивать ширинку, как услышал легкий шорох. Почти незаметный, но вы же знаете мой слух.

Да уж.

Тонкий, почти музыкальный слух Райли был известен всему участку. При лучших обстоятельствах он мог бы стать музыкантом. Если бы умел играть хоть на чем-то или захотел научиться.

— Я обернулся, стал искать источник этого шороха. Поначалу… — он помолчал, облизнул сухие губы. — Поначалу было тихо, и я уже решил было, что показалось. Ну знаете, типа, бывает — ночь, дежурство, вокруг ни души. Но потом я увидел, как на свалке что-то мелькнуло. Высокая, тощая фигура. Услышал кошачье шипение, перешедшее в визг. Протяжный такой, будто коту очень больно делают. А потом заткнулся он. Я занервничал, это ведь совсем близко было. Фонариком туда посветил, пригляделся. И…

Он снова замолчал. Денни видел, как на висках у него выступили капли пота.

— Знаете, босс, я, может, и дурак, да и колледжей не заканчивал, но эту хрень уж точно не забуду. Она от света фонарика шуганулась в темноту, но я увидел, что оно… она… она кота прям голыми руками раздирала, как Сандерса разодрали. И жрала. Я его останки как увидел, чуть не блеванул. Зубы у твари этой были… тонкие, длинные, как ножи. Нихрена это не медведь, босс! — Райли сорвался на возглас, но зажал себе рот рукой. Даже будучи в таком паршивом состоянии, он помнил, что внизу были его жена и дочка. — Не знаю я, что это было, но видеть такую хрень больше не желаю. Даже если мне приглючилось. Сам не помню, как оттуда свалил, а потом полтора часа в машине трясся прежде, чем вам позвонить. И блеванул.

Денни нахмурился. Рассказ был странным, напоминал бред сумасшедшего или алкогольную горячку, и он подумал бы, что Райли перед дежурством что-то выпил или принял, да только прекрасно знал, что на любой алкоголь и даже на некоторые лекарства у Райли аллергия. От простого пива он покрывался красными пятнами и начинал задыхаться, а чего покрепче ему давно уже никто не предлагал.

Вряд ли Райли стал бы сам себя гробить бухлом или веществами.

И фраза про зубы…

Она зацепила Денни, как крюком. Ведь про тонкие зубы ему уже говорили.

— Вы как хотите, босс, а в ночь я больше не выйду, — хрипло добавил стажер. — Надо будет — гоните меня в шею, но ни за что я эту поеботу видеть больше не хочу.

Видно было, что Райли чертовски напуган, однако старается держаться, и даже не бежит с работы, сверкая пятками. Только за это его можно было уважать и прислушаться к его просьбе. Райли справится с потрясением, просто нужно дать ему время.

Быть может, это был медведь, которому воображение Райли, напуганного в ночи, придало человеческие черты. Медведи умеют двигаться бесшумно. Или какой-то бомж, обезумевший от голода и плохого бухла. На первом ночном дежурстве можно даже собственной тени испугаться, не то что какого-то чокнутого.

Или он уговаривает сам себя?

Денни вздохнул. Поднялся, положил Райли руку на плечо.

— Не собираюсь я тебя увольнять. Хочешь дневные дежурства — будут тебе дневные дежурства. Но ты уверен, что это был не медведь? Или какой-нибудь бездомный?

Он просто должен был об этом спросить.

— Ну, босс, — нервно и сухо ухмыльнулся Райли, и ухмылка это была страшной в своей уверенности и горечи; Денни аж передернуло, — если вы когда-нибудь видели медведя, сидящего на корточках, то я с вами, пожалуй, и соглашусь. Ну или у бездомного вдруг нашлись деньги на вставные острые зубы.

Ответить на это было нечего.

С кухни тянуло ароматом кофе. Долорес протянула Денни чашку, наполненную черным американо, и обеспокоенно заломила руки.

— Он тебе что-нибудь сказал?

Да лучше бы не говорил.

Денни понимал, почему Райли ничего не захотел рассказывать жене. Долли могла либо принять его за чокнутого, либо напугаться до потери пульса. Он и сам не знал, верит своему стажеру или нет, но что-то внутри, какое-то шестое чувство — полицейская интуиция, если хотите, — верещало, что не всё тут так просто.

Так же, как верещало после пропажи Сэма и смерти Виктора. Да, Виктора пожрали дикие животные, но… так ли это было на самом деле? Денни помнил, с каким подозрением смотрел на фотографии трупа Марк. И помнил, что ему казалось: в рассказе Марка о нападении медведя-шатуна что-то не сходилось. Он просто загнал эту мысль на задворки сознания, чтобы не копаться в том дерьме, в котором копаться совсем уж не хотелось.

— На свалке пересекся с каким-то бездомным, и тот повел себя агрессивно, — это даже и близко не было к той истории, что рассказал Райли, а, скорее, близко к его собственным предположениям, но Денни понадеялся: тот поддержит ложь, если Долли решится с ним об этом поговорить. — Ничего такого, но он же стажер, он пока с таким не сталкивался. С ним всё будет в порядке.

«Кажется, Сатана приготовил для меня большущий котел, в котором я буду вариться за вранье», — подумал Денни, заметив, как разгладилось лицо обеспокоенной Долорес. Испуг мужа, только недавно пришедшего на работу в управление шерифа, она вполне могла понять.

Он был объясним.

А вот мурашки, пробежавшие по спине от слов Райли про длинные, тонкие и острые зубы, Денни списать на что-то объяснимое не удалось. Того не зная, Райли повторил слова Грея, сказанные в личном разговоре о причинах смерти Сандерса, да и по фотографиям определить вряд ли смог бы.

Это всё Денни очень не нравилось. Его прямо-таки мутило. И даже кофе не смог привести его в чувство.

*

Круги вокруг его жертвы сужались. Он с радостью подобрался бы хоть к кому-то из тех, от кого раздавался её запах, но нельзя было переполошить других… людей. Сильная паника не поможет. И поэтому он ждал.

Он знал: кто-то видел его, пока он питался. Он запомнил запах, он нашел дом. Внутри их было трое и ещё собака, и все трое пахли одуряюще вкусно, как только пахнет свежее мясо. Дождавшись ночи, он подобрался ближе, забрался к окнам.

Детеныш лежала на боку, обняв странное неживое создание, которое прижимала к груди. Игрушка? Так это называется? Некоторые вещи забывались очень быстро, да и помнил ли он их вообще… Он поскребся ногтями по стеклу.

Взи-и-ик.

Детеныш подняла голову, едва разлепила глаза. И завизжала. Она будет так же визжать, когда он будет жрать её? Довольный, он спрыгнул на землю и метнулся в тень. Собака залаяла на него, зарычала, заскулила. В доме зажегся свет.

Бой барабанов в его мозгу оглушал.

Он знал: не здесь и не сейчас он убьет эту семью, но он сделает это. Никого из тех, кто его видел, нельзя оставлять в живых. Мясо их пропитается страхом и будет вкусным.

А сейчас его звало, тянуло, тащило в другое место. Пища ждала его там. Время пришло. И он был голоден.

От его ужина пахло тем мальчишкой, сожрать которого так хотелось… Это немного примирило его с требованиями голоса. Какая разница, кого жрать, если город всё равно будет в страхе? А страх — очень вкусный маринад.

*

Рори Джонсон вылез из окна Кэрол Дуглас крайне довольным собой. Ему стоило немалых трудов убедить девчонку, что шкафчик ей разукрасил не он, и что её братец просто психанул, набросившись на первого попавшегося удобного кандидата. Эта идиотка ему поверила, даже простила, и попросила выяснить, кто мог сделать такую отвратную вещь. И извинилась за Коннора, ну надо же.

Честно говоря, Рори понятия не имел, за каким хреном Джемма продолжала наседать на малявку — ясно же, что Коннор не приползет к ней умолять оставить сестру в покое в обмен на возможность скакать на его хуе. Но, видимо, у сучки был какой-то план, а ещё она крепко держала Рори за яйца теми фотками, которые у неё были.

Фотками, на которых ему отсасывал в бангорском клубе какой-то педик. Если они всплывут в Фейсбуке, ему точно пиздец. И от брата, и от бати, и от тренера. Что про него будут говорить в школе и колледже, даже думать неохота. Пидор, гомик, членосос… при желании, можно придумать миллион прозвищ, уж он-то знал! Баддингтаун — город маленький и дерьмовый, и такую сенсацию тут никогда не забудут.

Хотя какая, блядь, разница? У Рори вставал и на девчонок. Просто ни одна из них не умела отсасывать так же хорошо, как любой бангорский педик, в кого там пальцем не ткни. А если повернуть задом, то и вовсе не разберешь, девчонка под тобой или пацан.

Джемма, гребаная сучка, умела взять за хуй и повести, куда надо, если очень хотела. Зачем-то ей сдался этот ебнутый Дуглас, который настолько берега растерял, что полез драться прямо посреди раздевалки футбольной команды. Вот будто остальные стали бы стоять и глазеть, как пиздят их капитана! Зато сестренка его… черт, будь она постарше, Рори бы перепихнулся с ней, уж больно она была милой, несмотря на нос почти как у братца. Опять же, если повернуть задом, то носа и не видно, а зад у неё был зачетный.

Пришлось обойтись поцелуями. Пока что. И парой сделанных тайком фоток, уже лежащих в личке у Джеммы. Рори не хотел думать, как она ими распорядится. Не его дело. Если он доберется до трусиков Кэрол Дуглас, Джемма получит свое — видеозапись, которой сможет шантажировать малявку и заставить ту поговорить с братом. Хотя, может, у неё был и какой другой план.

На самом деле, Дугласу Рори даже в чем-то сочувствовал. Не повезло чуваку стать объектом одержимости Джеммы, которая всегда знала: у неё должно быть самое лучшее. И она должна быть лучшей. А тут от неё ушли, да ещё и регулярно слали на хуй с попытками помириться. Вот у Джеммы крышу и снесло.

Пусть Коннор Дуглас разбирается сам. А он, Рори Джонсон, ему не нянька и не помощник. Самому бы выбраться из дерьма, которое заварила Стоукс.

Домой Рори ехать так быстро не собирался и свернул в сторону леса. Он, конечно, слышал от брата, что старого пердуна Сандерса загрыз медведь, ну так а что вы хотите? У леса живем. Это не значит, что теперь все должны дома после семи запираться и креститься от каждого лишнего звука.

В бардачке у него завалялся косячок с марихуаной, который он как раз купил у того бангорского педика. Повезло, что Кай не полез проверять его машину, но репутация Рори, не замеченного в употреблении наркотиков и покупке бухла, — не будем брать вечеринки, Кай был понимающим старшим бро, — помогала ему. Он вдохнул сладковатый дым и закатил глаза.

Кайф. Отличная травка.

Буквально через пять минут ему захотелось поблевать. Так сильно, что аж замутило, и горький ком подкатил к горлу. Он распахнул дверцу машины и вылез наружу — еще не хватало дверцу случайно изгваздать!

Хорошенько проблевавшись, он выпрямился, оттер ладонью рот. Октябрьский воздух колюче прошелся по обтянутым футболкой плечам, и Рори поежился.

Надо уже домой валить.

Взглянув на засыхающую на пожухлой траве желчь, Рори захихикал — желтое на желтом! Смех в тишине подлеска показался вдруг неожиданно громким, и он вздрогнул: идиотизм какой-то, честное слово. Подумаешь, поржал.

Под чьими-то шагами хрустнула ветка.

— Какого хуя? Кто здесь? — Рори повернулся.

Никого. Он огляделся. Если это чья-то кретинская шутка, то он выбьет из шутника всё дерьмо.

Между деревьями мелькнула какая-то фигура.

Может, это травка так поломала ему восприятие, но Рори показалось, будто она была выше обычного человека, а глаза сверкали, как фары.

— Какого хуя?!

Тень метнулась вперед, вцепилась Рори в лицо. Тот заорал.

Кожа сползла с мышц и костей, как пергамент.

Когда тень вцепилась зубами в его горло, Рори продолжал орать, а потом захлебнулся собственным воплем.

========== Глава двенадцатая ==========

Комментарий к Глава двенадцатая

Aesthetic: https://vk.cc/c8QhO1

Труп Рори Джонсона обнаружили под утро местные любители джоггинга, отправившиеся в подлесок на пробежку. Коннор подробностей не знал, однако шепотом по школе курсировали слухи, будто от Рори мало что вообще осталось — его погрызли похлеще, чем старика Сандерса.

Новости в Баддингтауне разносились очень быстро.

Школа была в ауте.

Сэнди впала в истерику, и родители забрали её домой. Коннор даже сочувствовал ей, хоть и знал, что, изменяя Рори с Крисом, она уж точно не испытывала никаких угрызений совести. Но трахаться с кем-то на стороне — не значит не переживать из-за смерти своего парня.

Про Кэрол и надпись на её шкафчике, с трудом отмытую ей же самой, все тут же забыли. Коннор понятия не имел, надолго ли, но подозревал, что на какое-то время — уж точно. Потом, как он надеялся, мелкая справится сама. Научится огрызаться.

Жизнь её уже этому учит.

Директор собрал всех школьников и учителей в спортивном зале. Тишина, прерываемая лишь перешептываниями и чьими-то тихими всхлипываниями, вспыхивающими то здесь, то там, давила на уши. Коннору, опоздавшему на общий сбор, места особо не нашлось, и он сел прямо на пол, недалеко от учителей.

Нашел взглядом Хизер.

Она сидела, опустив голову, и смотрела на сложенные на коленях ладони. Он буквально кожей чувствовал, как ей страшно, как хочется просто уйти.

Очень хотелось утащить её отсюда, прижать к себе так, чтобы не смогла отвертеться, чтобы никуда и никогда больше не делась. Хизер могла сколько угодно делать вид, что ничего между ними не случилось, но её поцелуй до сих пор горел у него на губах, жаркий, как вспышка счастья, которую он испытал в тот момент. Чтобы Коннор забыл, как Хизер целовала его в ответ, пришлось бы стереть ему память, как в «Людях в черном». Или как в «Гарри Поттере».

Это было сладко, и страшно, и так по-настоящему, что у него до сих пор дрожали колени от воспоминаний. Сладко потому, что радость, которую Коннор испытал, до сих пор хранилась у него в сердце. Страшно — потому, что он всё же понимал, как рисковал, и даже не собой. И не своей жизнью.

Микрофон противно запищал из динамиков. Директор Питерс откашлялся, нервно поправил галстук.

— Сегодня случилась страшная трагедия…

Коннор провел по лицу ладонью.

Черт.

Когда кто-то, особенно подросток, умирает так жутко, находятся те, кто вещает общими словами о боли и трагедии, но трясется только за свою шкуру и за свое собственное положение. Наверняка Питерс втихую радовался, что с Рори, всегда лезущим на рожон и в каждую драку, ничего не произошло на территории школы, иначе костей бы уже сам директор не собрал.

Своих.

— …наш город построен прямо у леса. Природа склонна защищать свою территорию…

Неужели? И какого хрена природа не делала этого раньше так явно? Не нёс бы херню.

Смерть Рори, судя по слухам, была ужасна. И, как бы пиздецки он ни поступил с Кэрол, его было жаль: никто не заслужил откинуться в восемнадцать лет, да ещё и от клыков и когтей бешеного медведя. Наверняка в последние минуты жизни ему было херово, больно, страшно, и…

Коннор не был Рори другом, но он и не был настолько жесток, чтобы не жалеть его.

— …власти города пока не приняли решения о комендантском часе, поэтому я просто прошу вас быть осторожными, не задерживаться после школы, тренировок или работы и не ходить в лес. Я уверен, что за обезумевшим животным будет открыта охота, итогом которой станет безопасность Баддингтауна. Отсутствие новых смертей будет зависеть ещё и от вас.

Кто-то снова тихонько захныкал.

— Если вам необходима психологическая помощь, вы всегда можетеобратиться к нашему школьному психологу или к кому-то из дежурных учителей. С сегодняшнего дня я назначаю выборных дежурных преподавателей, которые будут ещё строже следить за дисциплиной в школе. Никто не сможет выйти с территории школы до окончания своего последнего по расписанию урока, если у него не будет разрешения от учителя или администрации.

«Закручивать гайки» было вовсе не обязательно. За территорию во время уроков и так было трудно выбраться, но большинство учеников знало, где можно ускользнуть в лазейку и смотаться в молл или в единственный в городке кинотеатр. Коннор точно знал: кому очень надо, всё равно смотает.

Крис, например, постоянно так делал, даже если его наказывали. Он знал все лазейки.

— …не ходите домой по одиночке, если пришлось задержаться на внеклассной активности; лучше возвращайтесь компанией хотя бы из трех человек…

Действительно, медведь же не ринется ни за кем из них, если увидит нескольких школьников…

Как сын охотника, Коннор знал: бешеные животные плевать хотели на количество людей вокруг. У них атрофируется инстинкт самосохранения, и вместо того, чтобы прятаться, они ждут, когда их спровоцируют. А спровоцировать их может любой звук или движение.

К тому же, они быстро умирают. Учитывая смерть Сандерса… возможно, это не одно и то же животное. Даже скорее всего, не одно и то же.

Впрочем, с людьми частенько происходит также и их тоже легко спровоцировать, хоть и без вируса бешенства в крови. Животные хотя бы не виноваты, что болеют, а какое у людей оправдание?

Коннор потер затылок. Рори Джонсон, в честь которого завтра могут и уроки отменить, был той ещё бешеной тварью: травил более слабых — однажды Коннор видел, как Рори с дружками подхватили одного из «ботанов» и ударили яйцами прямо об столб, — издевался над Кэрол, избивал тех, кто смел ему возражать… Да вот только всё это забудется, останется лишь фотография с траурной лентой да сожаления о его смерти, смутные или явные.

Коннор примерно представлял, что будет дальше в городе.

Шериф объявит комендантский час, ведь обе смерти произошли ночью, значит, медведи или кто они там, выходят лишь в тёмное время суток. Охренеть, как нелогично, кстати. Мистер Скарборо потребует, чтобы чертовых животных хоть кто-нибудь уже пристрелил, пытаясь скрыть за этим решением панику. И в итоге найдется несколько охотников, достаточно отбитых на всю голову, чтобы забраться поглубже в лес и всадить в бешеного бунтаря несколько пуль. Если уже не нашлось.

Может, даже его отец будет в числе этих охотников. И Коннор в душе не представлял, как к этому относиться.

— Давайте помолчим в память о Рори Джонсоне, — завершил свою речь мистер Питерс. — Он был отличным учеником и хорошим парнем, и Баддингтаун Хай будет его не хватать.

Коннор сомневался, что тем, кого доставал Рори, будет не хватать его доёбок, но понимал: высказывать сейчас подобное мнение будет грубо. Дотронувшись кончиком языка до разбитого уголка губы, он вместе со всеми поднялся на ноги.

Обернувшись на Хизер, он увидел, что она стоит, обхватив себя руками и зажмурив глаза. В сердце словно воткнулась тонкая игла, и Коннор едва не зашипел от блядской душевной боли.

Как же он хотел её обнять…

И как же, он чувствовал, она в нём нуждалась. Почему-то Коннор был в этом уверен.

Боже, он понимал, что его чувства, его попытки что-то изменить между ними могут разрушить ей жизнь. Возможно, и ему тоже. Но не мог противиться своим чувствам; у него просто не получалось.

Священник бы сказал, что он сгорит за это в Аду. Психолог — что им манипулировала взрослая женщина, а он сам — жертва.

Коннор бы сказал, что все его действия — это не результат чьих-то манипуляций. Он хотел всего, что он делал. И он полностью осознавал последствия, для себя и для неё, но не мог остановиться.

Наверное, это делало его сраным эгоистом. Но Коннор знал, что, если Хизер вдруг, каким-то чудом, захочет быть с ним… он сделает всё, чтобы раньше выпускного никто об этом не узнал. Он не мог рисковать её судьбой.

И пока плохо представлял, что делать дальше.

Уроки на остаток дня были сорваны. Ученики обсуждали какие-то активности в память о Рори, кто-то предлагал повязать на запястье черные ленточки, а кто-то — испечь пирог для его родителей. Шепотом высказывались предположения, кто же теперь станет капитаном команды. Наверное, те, кто называл имя Джейми Кина, у которого с Коннором были свои «тёрки», не были далеки от истины: он всегда цеплял капитанскую повязку, если Рори не мог выйти на поле.

Крис, в целом, тоже считал, что на поле капитаном выйдет Джейми. А ещё радовался, что про драку Коннора с Рори никто не узнал, и того не отстранили от тренировок и игр еще недели на три. Без хорошего полузащитника им совсем пришел бы конец.

Коннор только плечами пожимал: что ж теперь? Сам виноват.

С мисс Ньюман, урока которой для двенадцатиклассников не было из-за собрания, Коннор столкнулся случайно: заходил в библиотеку, чтобы заказать нужную для доклада книгу, а, выходя, врезался прямо в Хизер. Или она — в него.

Хизер была так близко, что у него перехватило дыхание.

— Прости…те, мисс Ньюман, — выпалил он, чувствуя, как едва не потерял субординацию прямо у всех на глазах. Её имя вот-вот грозилось сорваться с языка.

А ведь она даже не позволяла ему звать её по имени!

— Здравствуй, Коннор, — она улыбнулась. — Как твой синяк?

Казалось, она хотела коснуться его щеки, но передумала в последний момент.

— Заживает.

— Ну, ты подумал о моем предложении?

Твою мать.

Коннор едва не треснул себя по лбу. Он совсем забыл про конкурс — весь вечер он витал в облаках даже на работе, а когда опускал себя на землю насильно, всё равно не вспоминал про эссе. Черт.

— Да, я думаю, что это отличная возможность, — он мог бы отказаться, и никто не сделал бы ему ничего, но Коннор и не подумал сказать «нет».

Где-то в глубине души у него, возможно, теплилась надежда, что Хизер захочет обсудить с ним эссе, подсказать, как его улучшить. Он с радостью бы проводил с ней время, даже просто глядя на её лицо, на её губы, на вздернутый носик. Слушал её голос. Болтал с ней, пусть даже и про его конкурсную работу или о книгах, которые ему стоит освежить в памяти к следующему этапу.

Коннор просто хотел быть рядом. И надеялся, что ничего не испортил.

— Тогда заполни заявку на сайте колледжа и добавь свою работу вложенный файл с эссе. Если будут вопросы, я помогу. И если пройдешь на следующий этап — тоже помогу.

Фраза «ты же мой ученик» тяжело повисла между ними.

Коннор невольно скользнул взглядом на губы Хизер. Заметил, как она нервно провела языком по нижней губе. Вашу ж мать…

Он был уверен: Хизер всё помнит, как бы ни старалась забыть.

— Коннор… — тихо позвала она.

— Мисс Ньюман?

Она помедлила.

— На случай, если ты вдруг захочешь поговорить… о Рори. Ты ведь знал его, хоть вы и подрались тогда. Если захочешь поговорить, я… — ей тяжело дались эти слова, — я готова выслушать тебя.

Коннор отвел взгляд.

Что ещё он мог сказать о Рори, кроме того, что и так сказал? Что Джонсон был полным кретином? Это знали все. Что он считал: за капитанскую повязку ему всё можно? Тоже такой себе секрет Полишинеля. Коннор не страдал от его смерти, они даже друзьями не были. Но это не значило, что смерть Рори не ужасала его.

— Спасибо, мисс Ньюман.

Хизер осторожно дотронулась ладонью до его груди. Тут же убрала руку, понимая, что их могут увидеть. Прикасаться к ученикам, кроме как положить им ладонь на плечо, было нежелательно, Коннор знал.

Его как током прошило от макушки до пят.

Кажется, её тоже. Хизер вздрогнула, сделала шаг назад.

Стало жарко.

Коннор смотрел на неё сверху вниз и думал: какая же она маленькая, и красивая, как эльф, и почему он раньше не замечал, что выше её почти на голову? Ладно, чуть меньше, чем на голову, но всё же.

— Ты знаешь, где меня найти, — произнесла она тихо. Так тихо, что он подумал: показалось.

А Хизер уже зашла в библиотеку, и Коннор услышал её голос, негромко интересующийся, где тут секция пособий для учителей.

Будто и не было ничего. Ни тогда, ни сейчас.

*

Дома гремел скандал.

Коннор вернулся около одиннадцати, после дневной тренировки и нескольких часов работы в кинотеатре, сегодня — на жарке чертова попкорна на три дня вперед. Он мог зуб дать, что воняет попкорном за милю.

Первым, что он услышал, был голос матери, кричавшей на отца.

Ничего нового: родители часто скандалили. Из-за отцовской выпивки, из-за его небольшой зарплаты, из-за отсутствия интереса к жизни детей. Когда Кэрол была маленькая, она плакала, закрывшись в своей комнате, и Коннор часто приходил успокаивать её, пока она не засыпала, наревевшись. У него самого скребло в горле из-за родительских воплей, но он рано научился не плакать из-за этого. Хоть кто-то в семье должен был быть спокоен.

Потом и Кэрол разучилась плакать, и начала реветь снова только после того, как Сью начала свою травлю.

— В городе черте-что творится, а ты собрался на охоту?! — бушевала мать.

— И что такого?!

— Двоих людей порвали на куски звери, а ты собрался с ружьецом против бешеного медведя?! Ты хочешь оставить Коннора и Кэрри без отца?!

— Да какого хрена должно со мной случиться, Тина?! Это всего лишь животное! И оно бессильно против пули!

Коннор посильнее хлопнул дверью. Родительские голоса тут же смолкли. Как будто можно было вообще скрыть этот скандал, когда его отголоски были слышны ещё до того, как кто-нибудь заходил в дом.

Мать высунулась из кухни.

— Ты уже дома? — она явно плакала, глаза у неё были уже сухие, но покрасневшие. — Разве сегодня не поздняя смена?

— Не в будни, — отозвался Коннор, вытирая кроссовки о коврик перед дверью.

Он давно не обижался, что родители не помнят его расписание. По большей части, когда он возвращался с работы или после тренировки, их уже не было дома вообще. Сегодня, видимо, у них обоих совпала дневная смена.

Что ж, значит, в доме тихо не будет. А ему нужно подготовиться к тесту по тригонометрии и всё же закончить эссе. И посмотреть сайт конкурса, о котором говорила Хизер. Возможно, попробовать заполнить форму участия, ведь документ с эссе прекрасно лежит у него в папке «Учеба» на рабочем столе ноутбука и ждет своего часа.

Родители будут ссориться, ссориться и ссориться, пока им не надоест. А мириться уже не станут. Просто утром сделают вид, что ничего не было. Разве нормально ложиться спать, не помирившись?

— На ужин была курица и картофель, я оставила тебе порцию, — мать вышла в гостиную, скрестила руки на груди. — Завтра мы с отцом работаем, постарайся не возвращаться поздно. Ты же знаешь, что творится в городе.

— Думаю, медведь вряд ли захочет напасть на мою машину, она так ворчит и барахлит, что напугает любого, — Коннор поцеловал её в щеку и направился к лестнице. — Я поел в перерыв, так что не голоден, возьму ланч завтра с собой в школу.

— Он будет холодный.

— Да и хрен с ним.

— Откуда у тебя синяк?

— Мячом по лицу прилетело, мам. Всё нормально.

Он чувствовал, как мать изо всех сил старается делать вид, что всё в порядке. Бережет его и Кэрол, которая наверняка и так всё слышала, от семейных скандалов и от вязкого, холодного ощущения, что, если бы не дети, Тина и Бен Дугласы давно бы развелись. Когда-то, возможно, они любили друг друга, и были счастливы, и занимались сексом на супружеской кровати чаще, чем раз в полгода, и дольше, чем на десять минут, и ходили вместе в церковь… ну, теперь у них в основном не было времени на проповеди. Когда-то, возможно, они просто свернули не туда и пришли к извечным ссорам и недопониманию.

Когда-то.

Коннор слышал, как отец прошел через гостиную на улицу, чтобы покурить, и мог представить, как он затягивается сигаретой, и кончик её алеет в темноте, а Криспи устраивается у его ног, глядя на двор и на улицу. И это кажется мирной картиной, но Коннору известно, что всегда скрывалось за родительскими ссорами.

Молчание.

Трещина, ширившаяся с каждым днём.

Ну и… что ж, кажется, наступить на горло собственной песне и попросить отца глянуть его внезапно начавшую барахлить машину не судьба. Как-нибудь потом.

За дверью спальни Кэрол раздавались всхлипы. Она стала слишком часто реветь, и Коннору это не нравилось. Но и лезть к ней, если она не хочет разговаривать, он тоже не собирался.

Всё его тело требовало, чтобы он просто упал в кровать и заснул. Но Коннор не мог позволить себе просто уснуть. Не сейчас, не в последний год, когда решалось всё.

Он успел доделать задание по «Основам демократии», пока в кинотеатре было небольшое затишье, но тригонометрия и эссе никуда не делись. Коннор зевнул, включил ноутбук и принялся за работу, а, когда он поднял голову от учебника, был уже час ночи, ему оставалось четыре с половиной часа сна.

В приоткрытой двери он увидел силуэт Кэрол.

— Эй? — он повернулся на стуле. — Кэрри?

— Можно? — она вошла и прикрыла за собой дверь, не дожидаясь ответа. Присела на край кровати, подобрала под себя ноги в носках с изображением Микки Мауса. Если бы кто-то из её школьных обидчиков узнал об этих носках, они дразнили бы её вечно.

Глаза у Кэрол были ещё более заплаканные, чем у матери. Коннор думал, он знает, почему она ревела.

Рори Джонсон.

Добрая часть школы ревела сегодня из-за него. В основном, конечно, девчонки. Но и парни ходили, как пришибленные. Ведь смерть не должна была коснуться их так рано. Не сейчас, уж точно не сейчас.

— Мелкая, — Коннор сложил руки на спинке стула и оперся о них подбородком. — Это Рори, да? Он был тем ещё кретином.

Она кивнула.

— Он вчера заходил ко мне. Ну… через окно, знаешь?

Коннор почувствовал, что начинает злиться. Красная пелена снова застилала ему глаза, и он зажмурился на мгновение, чтобы не выплеснуть весь гнев на Кэрол. Видит Бог, она этого не заслужила. Это всё гребаный Рори Джонсон прицепился к ней за каким-то хером. Хотя почему за каким-то? Его Джемма попросила. Больше некому.

Раз, два.

Он чувствовал и свою вину за это, ведь Джемма пыталась его вернуть, используя самые кретинские способы, которые могла придумать. Коннор отлично понимал, почему.

Три, четыре. Алая пелена становилась розовой и отступала.

Всю свою жизнь Джемма Стоукс привыкла получать самое лучшее. Семья её была достаточно богатой и известной в Баддингтауне, но Джемме свезло к тому же родиться красивой и умной, и с самого детства её все обожали. Она легко попала в команду чирлидеров в девятом классе, легко подхватила знамя лидерства, когда выпустилась капитан группы поддержки. И при этом уроки ей тоже давались легко. Джемму обожали, но она до дрожи боялась потерять свое место и предпочитала грызть глотки раньше, чем кто-то даже задумывался перейти ей дорогу.

Пять, шесть, семь…

Коннор, черт возьми, сам не знал, зачем встречался с ней, видя, как она из просто симпатичной и умной девчонки превращалась в одержимую собственной властью суку. Сначала он пытался объяснить ей, что после выпускного бала всё это не будет иметь значения, но она не слушала — и он забил.

Возможно, не стоило так легко относиться к её замашкам.

Восемь, девять.

А теперь она пыталась вернуть его, потому что ненавидела, когда у неё отнимали что-то… или кого-то, кого она считала своим. Коннор никогда не видел на себе клейма принадлежности, но, очевидно, для Джеммы оно сияло прямо у него на лбу. И теперь Кэрри отвечала за их расставание. Патовая ситуация, в которой, как ни крути, кто-нибудь да мучается.

Десять.

Почувствовав, что злоба ушла, Коннор открыл глаза.

— Ты злишься, — Кэрол смотрела на него, обняв себя руками. — И ты прав, я не должна была его пускать, но Рори… мне нравился. И он извинился. Сказал, что он не знает, кто написал оскорбления на моем шкафчике, и что он понимает, почему ты на него набросился, но это не он, и он узнает, кто это был, и… — она частила, чтобы не заплакать, но всё равно шмыгнула носом.

Кэрол так отличалась от той же Джеммы в её пятнадцать. Она была нежнее, наивнее, трогательнее и добрее. Джемма в пятнадцать уже лезла к нему в штаны при каждом удобном случае — впрочем, это не казалось ему чем-то из ряда вон. Кэрри же вряд ли хотя бы целовалась, у неё и парня-то не было, Коннор бы знал.

А Рори умел произвести впечатление. Он, быть может, и не блистал в учебе, но тем ещё павлином распускал хвост, когда дело касалось девчонок. И, хотя на изменах Сэнди он никогда не палился, — даже интересно, догадывался ли он, что Сэнди трахалась с Крисом? Вряд ли, — это не значило, что не изменял.

— Кэрри, — Коннор сжал двумя пальцами переносицу. — Кэрри, это был он.

— Нет, — она помотала головой. — Зачем ему это делать? Я ведь ему ничего не сделала, и зачем бы ему тогда просить прощения?

«Потому, что твой брат — кретин, связавшийся с феерической сукой. Но откуда я мог знать?»

Неважно. Если Кэрол хочет верить, что Рори не хотел её обидеть, то пусть верит. Будучи мертвым, Рори уже не сможет ничего ни подтвердить, ни опровергнуть. Но Коннор помнил, как слышал его грязное хвастовство в раздевалке, и как сломал ему нос, он тоже помнил. Рори Джонсон, тот ещё мудак и кретин, может, и заслужил хорошую взбучку, но точно не такую смерть.

Кэрол снова заплакала, и Коннор снова не знал, как её утешить.

А внизу опять ссорились родители.

========== Глава тринадцатая ==========

Комментарий к Глава тринадцатая

Aesthetic от peach_blood: https://vk.cc/c94HyT

Дальше рекомендаций школьникам ходить компаниями и не возвращаться домой слишком поздно дело пока не пошло. Для несовершеннолетних и без того действовал комендантский час, но в городе чувствовалось напряжение и страх, пропитавший улицы.

Хизер смерть Рори Джонсона, в отличие от гибели Сандерса, напугала до потери пульса. Вторая смерть от клыков бешеного животного — это уже не шутки.

Она старалась не показывать своего страха, отлично понимая, что гудящей от слухов школе хватает и детских россказней, приправленных воображением, однако, если ей доводилось возвращаться после восьми вечера, она прислушивалась к вечерним городским звукам — береженого Бог бережет. Хотя из оружия у неё был только газовый баллончик в сумочке.

Пока что он, слава Богу, ей ни разу не пригодился. Да и вряд ли он бы спас её от медведя. Или от медведей. Потому что одинокое бешеное животное не живет долго, но зато может укусить и заразить кого-то ещё.

В такие минуты Хизер жалела, что некому проводить её до дома. И неизменно вспоминала те немногочисленные прогулки, которые у неё были с Коннором. Его улыбку. Его манеру щуриться на солнце и смешно встряхивать головой, как щенок. И надо же было всё испортить!..

«Вам, — неизменно добавлял её внутренний голос. — Вы оба всё испортили»

Нет, за последние полторы недели — господи, уже почти конец октября, скоро Хэллоуин! — их отношения пошли на лад. Синяк у него заживал очень быстро, и Хизер это замечала. Коннор, отработавший свое наказание и вернувшийся к тренировкам, снова задерживался после уроков, чтобы поговорить с ней о книгах по школьной программе или поделиться мнением о произведениях, которые он читал по факультативу русской литературы — да только вот взгляд у него стал другим, и в нем было столько всего намешано, что Хизер и сама пугалась. И боялась, что в её глазах Коннор читает то же самое.

По молчаливой договоренности они не обсуждали тот поцелуй. Как бы жутко это ни звучало, но трагедия, случившаяся с Рори, сместила всё на второй план, а потом… потом всё просто осталось, как есть, к добру или к худу. И говорить об этом означало ступить ещё шаг по скользкой дорожке, которая могла привести обоих в бездну.

Хизер по-прежнему много знала о его жизни. Знала, что он отправил свое эссе по «Гамлету» на конкурс и знала, что его сестра тяжело переживает смерть Рори Джонсона и отказывается верить в его причастность к буллингу. Скорее замечала, чем слышала от него, что Кэрол получила передышку в своей травле, но понимала — это временно. Подростки жестоки и редко оставляют свою жертву в покое. Как молодые звери, они будут загонять её в угол, и либо она отобьется сама, либо её загрызут.

И, к сожалению, помочь Кэрол Дуглас могла только сама Кэрол.

А ещё, лежа по вечерам в своей небольшой комнатке и глядя в потолок, на котором плясали тени, Хизер не могла не думать о Конноре, но уже в ином ключе. Не могла не думать, как легко на самом деле оказалось переступить эту черту и ответить на его поцелуй. И о том, как часто он стал ей сниться теперь.

Иногда от этих снов она просыпалась со стоном, чувствуя, как болезненно тянет низ живота. Но иногда… иногда они превращались в кошмары, в которых она видела лицо Джошуа, с окровавленными дырами вместо глаз и рта, и тогда её подушка становилась мокрой от слёз ужаса. Хизер вставала, спускалась на кухню, заваривала крепкий чай и встречала рассвет, уговаривая себя перестать бояться призраков прошлого.

Джошуа не должен был испортить ей настоящее. Видит Бог, она с этим отлично справлялась самостоятельно, хотя и регулярно врала своему отцу, с которым созванивалась раз или два в неделю, что всё у неё в порядке.

Хэллоуин приближался, и мало-помалу школьные коридоры захватили обсуждения праздничных вечеринок. Сэнди вернулась к учебе, хотя и выглядела потерянной и разбитой, но это никого не удивляло — Рори был её парнем, и об этом знали все, даже Хизер, которую мало интересовала личная жизнь её учеников.

«Почти всех», — внутренний голос был неумолим.

Да, согласилась она про себя. Почти всех.

Похороны давно прошли. Портрет Рори всё ещё висел в холле, рядом с портретом Виктора, погибшего в прошлом году, и, разумеется, висеть будет ещё долго, но память у людей, особенно у подростков, была короткой всегда, и в итоге смерть Рори Джонсона всё равно останется одной из страшилок для маленьких детей.

Не гуляй по вечерам в одиночестве, а то тебя сожрет большой злобный медведь.

Записав на доске маркером домашнее задание, Хизер отпустила одиннадцатый класс ровно со звонком. Шумя и галдя, они вывалились в коридор, но, подняв взгляд от бумаг, Хизер обнаружила, что в кабинет просочился Коннор.

— Мисс Ньюман?

Он явно был чем-то обрадован.

— Коннор? Я тебя слушаю.

— Я получил ответ от жюри конкурса. Я прошел на второй этап! — он расплылся в улыбке, широкой и яркой.

Хизер почувствовала, как его радость отзывается в ней вспышкой внутреннего света. Ей хотелось улыбаться, хотелось обнять его, хотелось разделить с ним его успех, пусть и такой маленький.

Она порывисто вскочила, шагнула к Коннору… и поняла, что сделала глупость, когда его руки сомкнулись вокруг её талии. Он с легкостью поднял её в воздух и слегка закружил, уткнувшись носом в волосы.

Она выдохнула изумленно, цепляясь за его плечи, вдыхая запах дезодоранта и кожи, а сердце зашлось от волнения. Словно всё это время, когда Хизер пыталась вернуть их общение на круги своя, разом отправились к черту. В груди разрастался жар, ничего общего с первоначальной радостью за Коннора не имевший, и она осторожно и мягко попыталась высвободиться из его объятий.

Несмотря на закрытую дверь кабинета и её «окно», сюда мог заглянуть кто угодно.

Кто угодно мог подумать, что она пользуется своим положением учителя, чтобы соблазнить ученика.

Коннор осторожно опустил её на пол, но ладоней с талии не убрал. Его взгляд обжигал, и Хизер плавилась от стыда и удовольствия от его прикосновений, чувствуя себя дурой и будучи не в силах перестать смотреть в его глаза — темные, как бездна, в которую они оба снова летели, понятия не имея, как остановить это падение.

Он моргнул, затеняя радужку длинными прямыми ресницами, и наваждение отступило, но не рассеялось до конца.

— Без вас я бы никогда на этот конкурс не решился.

— Глупости, — Хизер мягко уперлась ладонями в его плечи, игнорируя вспыхнувшее в животе тепло. Наверное, стоило бы оттолкнуть его куда как резче, но она не могла и не хотела обижать его. Особенно сейчас. — Я только сообщила тебе про него.

Коннор понял её жест верно и сделал шаг назад. Покачал головой.

Слава Богу, их никто не увидел.

— Нет. Я бы не знал даже, что могу подать заявку и что достаточно хорош для этого, если бы не ваши слова, — он снова улыбался, и это было невыносимо.

И было невозможно не улыбнуться в ответ.

— Уверена, ты справишься и со вторым этапом.

Коннор пожал плечами.

— Теперь мне нужно ехать в Бангор в эту субботу. И по условиям конкурса меня должен сопровождать кто-то из родителей или учитель. Мама и отец работают в дневную смену и до самого вечера, так что… боюсь, у вас нет выбора.

И он у-лыб-нул-ся.

Так, будто знал с самого начала, о чём её попросит.

Так, будто у него был туз в рукаве.

Хизер запаниковала.

Рано, слишком рано она подумала, будто их отношения вернулись на круги своя!

Она знала, что ни в коем случае, ни под каким предлогом она не должна сопровождать его куда-либо. Разумеется, о совместной поездке речи не шло, Коннор говорил только о присутствии на конкурсе, но…

Но это не просто поездка была бы, а поездка с Коннором, рядом с которым ей и находиться-то было сложно, чтобы не коснуться его. Конечно, там, на конкурсе, будет много других людей, но всё равно… грань между моральным и аморальным, между разумом и сердцем могла стереться безвозвратно.

— И твои родители не смогут взять на работе выходной?

Пожалуйста, только бы они смогли!

Коннор фыркнул.

— Не думаю, что они захотят лишиться части зарплаты из-за моего конкурса. И по условиям, я не могу присутствовать там один, даже если мне есть восемнадцать. Пожалуйста, мисс Ньюман, вы же сами запихнули меня туда… вот и отдувайтесь теперь!

Она вздохнула.

Попыталась успокоиться.

Да твою же мать!

Как объяснить Коннору, что ей, черт возьми, страшно? Что она боится оставаться с ним рядом, и не из-за него даже, а из-за себя самой? Если она хотя бы попытается дать ему это понять, всё усложнится.

Оставалось только вести себя так, будто ничего не происходит.

— Коннор… как ты вообще себе это представляешь? Мы приезжаем в Бангор по отдельности, я тебя где-то там нахожу, и, кстати, я вообще-то не могу давать тебе свой номер мобильного, и мы идем на конкурс?

— Я понимаю, мисс Ньюман, — ничего он не понимает и понимать не хочет, по его глазам видно! — Но я не просто так вас прошу поехать. Вам даже не придется меня где-то искать. Моя машина опять начала барахлить, и я понятия не имею, выдержит ли она дорогу до Бангора, пусть даже и на час с лишним. Я собирался показать её отцу, но, видимо, уже не на этих выходных. А Крис с утра едет с родителями за покупками, и только потом в Бангор.

— Подожди… ты хочешь, чтобы я тебя отвезла?

Когда до неё дошло, Хизер запаниковала. Она не может, не имеет права оставаться с ним в машине наедине! Таковы правила. Ни под каким предлогом учитель не должен сажать в свой автомобиль ученика. Никогда.

— Коннор, я не могу. Я не имею права сажать тебя в свою машину. Если кто-нибудь узнает…

До Бангора — час с лишним пути. Час с лишним времени, чтобы её чувства к Коннору разъедали её, словно кислота.

Нет. Она не может. Не может так рисковать им, собой, своей и его жизнью, ведь додумать что-либо об их отношениях может кто угодно, а пострадают они оба!

— Мисс Ньюман, разве я стал бы просить вас, если бы не знал, что могу до города просто не доехать?

Бесполезно.

Господи, он был просто чертовски хитрым мальчишкой. Хизер понимала: Коннор хочет поехать с ней, хотя мог бы вызвать такси или попросить кого-то из своих многочисленных друзей подкинуть его. И это пугало и будоражило.

— Мы можем встретиться где-нибудь за пределами города, я загоню машину на какую-нибудь парковку по дороге. Никто не узнает. Ну, мисс Ньюман, вы моя последняя надежда! — Коннор вдруг хитро улыбнулся. — И я уже сказал, это была ваша идея!

Как же у него было всё просто!.. Так же просто, как его поцелуй, который мог сломать жизни им обоим. Хизер предполагала, что он сочиняет насчет поломки, просто хочет побыть с ней наедине… чтобы что? Зачем?

Будто прочитав её мысли, Коннор пояснил.

— Насчет поломки я правда не вру. Там что-то в моторе тарахтит, а в моторах я вообще не разбираюсь. Отец обещал посмотреть ещё раз, но, как всегда, не нашел времени.

Хизер хотела отказаться.

Правда, хотела. Знала, что не должна нарушать правила, установленные для учителей по всей стране. Знала, что может поплатиться за это как минимум своей должностью. Знала, что её могут обвинить в домогательствах. Знала, что это может сломать жизнь Коннору, что было намного хуже.

И знала, что отказать она не может. Она всё равно согласится его отвезти, всё равно захочет помочь ему, но…

— Мне нужна ваша поддержка, — Коннор был удушающе искренен. — Пожалуйста, мисс Ньюман. Это очень важно для меня.

И по его глазам Хизер видела: он не лжет. Хитрит, быть может. Но не лжет.

— Хорошо, я отвезу тебя в Бангор и останусь на время конкурса, — произнесла она в итоге. Будто она вообще могла принять другое решение! — Только я хочу вернуться обратно в Баддингтаун до начала вечернего парада в честь Хэллоуина в Бангоре. Это раз. И два — никто не должен об этом узнать. Я не хочу потерять работу.

— За это не беспокойтесь. Мы с Крисом и ещё парой ребят из команды планировали остаться до конца выходных, так что вы сможете спокойно уехать обратно одна. И, разумеется, мы встретимся за пределами города, — Коннор сиял. Хизер не видела его таким уже долгое время, и вдруг подумала, что надежда, которую ему дал конкурс, стоит всех её неудобств и экзистенциальных кризисов в пути.

Возможно, стоит и нарушения школьных правил.

Наверное, этот блеск в глазах Коннора вообще стоил всего на свете.

Какая же она дура.

*

Мать Коннора, Тина Дуглас, заглянула к Хизер в кабинет поздно вечером в среду. Невысокая темноволосая женщина с карими, как у сына, глазами, она выглядела очень уставшей и обеспокоенной.

— Мисс Хизер Ньюман?

— Да, — Хизер отвлеклась от составления учебного плана на следующую неделю. — А вы…?

— Тина Дуглас, мать Коннора, — Тина протянула Хизер ладонь. Рукопожатие у неё было по-мужски крепким. — Я знаю, что вы уговорили моего сына участвовать в литературном конкурсе. Сам бы он вряд ли стал искать такие возможности, он ведь так занят. Так что спасибо вам.

Хизер улыбнулась.

— Разве школа не должна поддерживать талантливых учеников? Эссе Коннора, быть может, нестандартны, но тем интересны. Я уверена, жюри оценит их по достоинству.

Тина Дуглас присела на парту.

— Вы не против, если я…? — она повела в воздухе ладонью, показывая, что, в общем-то, уже сидит. — Я успела заскочить к вам перед поездкой на ночное дежурство в больницу. К сожалению, из-за работы я не смогу сопровождать Коннора на конкурс, и начальство отказало мне в лишнем выходном, поэтому я очень благодарна вам ещё и за то, что вы поддержите его там. С дорогой он справится сам, доберется, но очень важно, что вы будете тем взрослым, кто поддержит его на конкурсе.

Если бы эта женщина знала, каких усилий Хизер будет стоить эта поездка, то не была бы такой доброжелательной. Хизер вдруг почувствовала себя грязной и мерзкой. Она не должна была мечтать о Конноре, не должна была целоваться с ним, не должна была даже пытаться сохранить общение, которое и так тащило их обоих прямо в бездну.

А теперь она не могла отказаться от поездки в Бангор, потому что для Коннора это было очень важно, ему были важны эти дополнительные очки для колледжа, ему было важно вырваться из этого города и стать кем-то большим, чем его отец. Который, видимо, тоже отказался везти Коннора на конкурс.

И Хизер оказалась единственной, кто могла присутствовать вместе с ним на конкурсе, ведь у неё были полномочия его преподавателя.

А ещё Хизер собиралась нарушить ради этого правило: никогда не сажать ученика в свою машину.

— Я буду рада приехать и поддержать его, — это не было враньем, но не было и полноценной правдой. — Я считаю, он заслуживает победы.

Тина вздохнула.

— Я не верю в честность этих конкурсов. Но хорошо, что вы хотя бы попытались.

Теперь у Хизер не было никаких шансов отказаться. Она слабо представляла себе, как пройдет эта поездка, выглядящая буквально как авантюра: пробовали вы когда-нибудь больше десяти минут находиться в замкнутом пространстве машины с человеком, который вам нравится так сильно, что хочется плакать? При этом ещё и понимать, что вы обманываете других людей ради этой поездки?

Звучит как филиал Ада.

Недаром говорят, что Ад пуст и все демоны здесь. Люди сами и есть демоны, способные устроить мучения и себе, и другим.

— Почему вы не верите в честность конкурсов?

— Оценки жюри часто бывают засекречены, и кто знает, не подкупил ли их кто-то более влиятельный и богатый? — пожала плечами Тина. — Мы живем в жестоком мире, мисс Ньюман, и многого об этом мире не знаем, пока нас не ткнут в это носом. Бог благословил Америку, но нечестных людей полно в любой стране.

Слушая Тину, Хизер начала понимать, у кого Коннор понабрался нестандартного подхода к жизни и чересчур трезвых взглядов на происходящее вокруг. Она спрятала улыбку, думая, как мать и сын похожи, только сын всё же в силу молодости верит, что перед ним открыты пусть не все, но некоторые дороги, и он сможет побороть несправедливость. Хотя бы по отношению к самому себе.

И он ещё будет отрицать, что похож на Гамлета? Хизер помнила, как Коннор поспорил с ней, стоило ей невзначай обмолвиться, будто они с Гамлетом — одного поля ягоды. Он спорил с такой горячностью, что она рассмеялась, и он фыркнул, что никогда не будет похож на истеричного и избалованного принца. Хизер тогда пояснила, что имела в виду их общее на двоих стремление к справедливости, на что Коннор передернул плечами: он не считал, что стремится причинять добро и наносить справедливость, он просто хочет, чтобы его близкие люди были в безопасности. И были счастливы.

Он не замечал, что говорил с Хизер о тех же вещах, но другими словами, но она знала: однажды Коннор поймет, что она была права. И, чего греха таить, ей затаенно хотелось увидеть в тот момент его глаза. Быть с ним рядом.

Глупое желание, которое никогда не исполнится.

Однако Тина, возможно, ждала её ответа.

— Нестандартные мысли Коннора нельзя не оценить по достоинству, — произнесла Хизер, подспудно чувствуя, что Тина ждет от неё подобных слов. Но это не было попыткой солгать ради чужого спокойствия; не в этот раз. Она и правда так думала. — К тому же, даже если он не займет призового места, участие тоже станет плюсом.

— Надеюсь на это. И благодарю вас за помощь Коннору ещё раз. Он это очень ценит.

В этом Хизер не сомневалась. Мысль на вкус была горько-сладкой и замерла на языке так и не высказанной фразой.

Тина попрощалась, а Хизер ещё долго сидела, наблюдая, как сгущалась темнота за школьными окнами, и свет ламп становится желтее.

Господи, дай ей немного сил пережить субботу — и она даже начнет снова ходить в церковь по выходным.

========== Глава четырнадцатая ==========

Комментарий к Глава четырнадцатая

Арт к работе от Миланы Высочанской: https://vk.cc/c9dk8l

Мяса и внутренностей последней жертвы ему хватило на несколько дней. Он всё ещё был голоден, но знал: он постепенно подбирается к ней, к своей цели, а значит, скоро он будет свободен.

Он вновь научился думать, пусть и с трудом, и теперь силился вспомнить, кем был до того, как очнулся, но память оставалась сплошным черным пятном. Будто вся его жизнь сосредоточилась в голосе, указывающим, что делать. И что будет, когда голос умолкнет, он не знал. Возможно, снова наступит тьма.

Желудок урчал, требуя пищи. Но лесная животина, словно почуяв его присутствие, разбежалась и попряталась. Лес накрыло тишиной. Так что он жрал бездомных собак и кошек и плевался шерстью. И скрывался от преследователей, которые совершали вылазки в лес время от времени.

Иногда в его памяти, будто вспышками, появлялись чьи-то лица, но он понятия не имел, кто это был. Иногда, отсиживаясь в норе в лесу, он вдруг вспоминал темные фигуры, и костровые вспышки, и тягучие песнопения, и холод ножа у самого горла. И тьму, из которой он был призван на эти голоса, и понимание, что, стоит ему убить его жертву, как он в эту тьму вернется.

Возвращаться он не хотел. Он кружил вокруг жертвы, оттягивая момент, реагируя на её запах на других. И на запах того мальчишки, что был с ней связан.

Кажется, когда-то у него была другая жизнь, но он её не помнил.

*

Грей провел рукой по седым редким волосам и вздохнул.

— Ничего нового я тебе не скажу, — он взглянул на Денни из-под очков. — Тело Рори Джонсона повреждено ещё сильнее, однако следы от зубов идентичны следам, которые я обнаружил на останках Сандерса. Если это было животное, то совершенно точно одно и то же, по крайней мере, одного вида. Манера разрывать ткани и мышцы зубами и когтями также совпадает. Но бешеные животные не живут долго, значит, первое животное заразило другое.

Денни подумал отвлеченно, что в следующий раз прихватит с собой медицинскую маску, чтобы налепить на нос и рот — невыносимо было дышать формалином.

— У парня сожрали добрую часть внутренностей, остальное просто раскидали, — продолжил Грей. — Животным не очень свойственна такая бессмысленная жестокость. Они либо объедают уже мертвого, либо убивают и утаскивают в свое логово. Даже бешеные не ведут себя так.

Не будучи охотником, Денни, тем не менее, понимал, что имеет в виду Грей. Он сделал для себя отметку в памяти: поговорить с Беном Дугласом о поведении бешеных животных. Наверняка Бен уже ждет не дождется, когда сможет зарядить ружье и выйти на охоту за зверем, терроризирующим лес. Но для начала ему нужно получить документы на отстрел медведя, а заплатить пошлину он сможет не раньше, чем получит зарплату…

Остальные же охотники периодически выходили в лес — днем, разумеется, — но напасть на след медведя им так и не удалось. Может быть, он ушел?.. Или сдох. Но тогда, получается, он всё-таки успел заразить другого медведя.

Задумавшись, Денни отвлекся от слов Грея.

— Я заполнил бумаги так же, как и в прошлый раз, — коронер ткнул его в плечо папкой. — Но, повторяю, присмотрелся бы ты к этому… Может статься, охотиться придется вовсе не на зверя.

Денни отмахнулся: а на кого ещё? Зудящее, острое предчувствие, похожее на комара, нацелившегося испить крови, никак не желало уходить, и поэтому он заодно отмахнулся и от навязчивых мыслей. Любые таинственные случаи всегда на проверку оказывались либо проделками животных, либо страшными последствиями человеческого поехавшего мозга.

— Кто ещё это может быть, Грей?

Тот покачал головой.

— Не имею понятия. И это меня пугает.

От коронера Денни вышел с очередным заключением о смерти и скребущим неясным беспокойством за ребрами. Свидетельство о смерти Рори должны забрать его родители, вместе с телом, и он боялся представить, каково им будет видеть, что стало с их сыном. Быть может, они даже не станут смотреть, а пришлют сотрудников ритуального агентства, и винить их за это вряд ли кто-то станет. Возможно, Рори даже кремируют, хотя для этого придется еще на день оставить тело в Бакспорте, пока его не заберет кто-то из местного ритуального агентства.

Если честно, Денни, годами служа в полиции, да и просто живя в этом безумном и грустном мире, так и не смог понять одного — почему кто-то не доживает до старости? Где та ведьма, что обрезает нить его жизни и призывает смерть? Его дедушка, ещё когда Денни был ребенком, часто говаривал, что современные люди мало знакомы со смертью, а для него она была просто частью жизни. Ты живешь, а потом умираешь, и дальше тебе воздается по вере твоей.

Вот и всё.

Только вот Денни верующим не был. Он перестал ходить в церковь уже давно и не планировал начинать это делать снова.

Последние дни для него выдались адом. Жители города приходили, требовали ответа… сколько оставалось времени, когда они начнут возмущаться уже не по одиночке? Рори Джонсон не был старымалкоголиком Сандерсом, чья смерть город почти не затронула. Рори любили, и теперь люди не оставят Денни в покое.

Телефон пикнул сообщением.

Снова Марк. С тех пор, как он узнал некоторые подробности о смерти Сандерса, он начал писать несколько чаще, неизменно интересуясь, не происходило ли в городе ещё что-то из ряда вон. Денни не очень понимал его интереса именно к этой теме, но ни о чем не спрашивал, а смерть Рори описал достаточно коротко и ясно.

«Я собираюсь прилететь на следующей неделе»

Денни недоуменно хмыкнул, не понимая, зачем благополучному Марку выбираться из жаркой Калифорнии ради промозглого, затерянного в лесах городка, пусть и когда-то родного. Раз уж не переехал обратно после пропажи Сэма, то почему вдруг решил приехать сейчас?

Нет, он точно знал, что будет рад Марку в любом случае. Слишком много лет они не общались, а прошлогодняя беда снова сблизила их, и терять дружбу не хотелось обоим. Но всё же… зачем?

Так он у Марка и спросил в ответном сообщении, не забыв предложить остановиться у него и Айрис. Условия они, конечно, могли предложить не пятизвездочного отеля, но всё же лучше, чем в мотеле. Находящийся недалеко от города, единственный местный мотель был стар и не радовал ремонтом; в основном там останавливались те, кто не хотел добираться до Бангора. Правда, количество таких «проезжающих» в туристический сезон находилось достаточно, чтобы мистер Грин, отец нынешнего тренера команды по соккеру, мог уплачивать налоги и питаться «сухим пайком» да полуфабрикатами, а большего ему было и не надо.

«Хочу навестить резервацию и увидеть вас с Ри»

Денни хмыкнул. Ещё в прошлый свой приезд Марк ездил в резервацию, где когда-то жил его дед, и шутил, что его «потянуло к корням». Возможно, это была только половина правды, но расспрашивать не хотелось. Марк имел право на собственные тайны.

А ему было нужно возвращаться в Баддингтаун.

*

Кай предсказуемо на работу не выходил, но никто и не собирался его дергать. Джонсоны горевали по Рори, и они заслуживали времени на то, чтобы разобраться со всеми формальностями, оплакать его и оправиться от потрясения, хотя бы немного. Все понимали, что эта рана будет болеть ещё долго, а шрам останется навсегда.

Не только на сердце Кая и его родителей, но и на сердце всего города. Жители всё ещё беспокоились, хотя несколько относительно спокойных дней и понимание, что охотники всё же ходят в лес, чтобы подстрелить медведя или медведей, умерили их пыл.

Из-за отсутствия Кая Денни сидел по уши в бумагах и держал руку на пульсе на случай срочных вызовов, а Райли полностью взял на себя дневные дежурства. От ночных он по-прежнему отказывался наотрез, и, ворча и матерясь себе под нос, по ночам согласился выходить — по очереди с самим Денни — Оливер Спенсер, которого все в участке звали просто Олли. С полгода назад он перестал быть стажером и стал младшим помощником шерифа, и работал на совесть.

С согласия Денни, Райли кратко рассказал Олли, что видел того бешеного медведя, пожирающего бродячую кошку — к счастью, он прекрасно понимал, что история о монстре вряд ли вызовет доверие, да потихоньку он и сам привыкал к мысли, что в темноте принял медведя за что-то человекообразное.

Привыкал, да не верил, и Денни видел это по его глазам. И не мог его осуждать, хотя и предполагал, что темнота и страх сыграли с Райли очень злую шутку.

Где-то около девяти часов, когда Денни уже собирался домой, в участок позвонила миссис Гибсон. Перепуганная старушка сообщила, что вокруг её кафе кто-то ходит, будто специально нарезает круги, да и ходит как-то странно, будто шаркая, а ещё она слышала кошачий визг, поэтому не мог бы он проехать по пути домой мимо неё и посмотреть, что происходит вокруг?

Денни, конечно, согласился. Миссис Гибсон была одной из немногих пожилых леди, с которыми можно было общаться без опасений, что тебе расскажут всю свою жизнь, начиная от Второй Мировой, и параллельно попробуют научить жить в формате «а вот в мои годы…». Денни вообще подозревал, что старушки всегда и везде одинаково стремятся донести свой жизненный опыт до других, не особо интересуясь мнением тех, кому они его доносят.

К тому же, миссис Гибсон пекла наивкуснейшие пироги, которые были куда лучше пончиков. Яблочные и вишневые.

Он специально медленно проехал мимо кафе, включив фары, чтобы миссис Гибсон могла видеть их даже в своей комнатке над помещением. Когда-то они с мужем купили этот дом и своими руками перестроили его так, чтобы на первом этаже было кафе, а наверху — жилые помещения, и, даже овдовев, миссис Гибсон это кафе не захотела закрывать. Пока что она справлялась. Да ещё и комнату сдавала новой школьной учительнице.

Ничего подозрительного он не заметил, но, уже почти проехав мимо, свет фар его машины выхватил в переулке тень. Денни остановился. Включив аварийную парковку, он вгляделся в полутьму переулка. Затем вышел и посветил фонариком — ему показалось, кто-то мелькнул и пропал, но скорее всего, это была игра света и тени.

Однако в переулке что-то лежало, прямо на грязной земле. Что-то вроде пакета с мусором или старой куртки. Денни насторожился. На всякий случай вытащив оружие, он осторожно приблизился, думая, что, если где-то здесь шастал медведь, то он вот-вот будет уже трупом… но чужого присутствия не ощущалось, в переулке было тихо, а, когда он поддел ногой то, что показалось ему мусором, то понял: это была содранная кошачья шкура.

От неожиданности он отпрянул, свет фонарика заплясал на стенах домов.

Ничего больше.

Ногой он забросил кошачью шкуру с ошметками мяса за мусорные баки. Надо было выбросить, но у него не было при себе ни пакета, ни перчаток, а хвататься голыми руками за останки не хотелось.

Конечно, Денни понимал: если кошку сожрало бешеное животное, то он рисковал, зайдя в переулок один, однако что ему ещё оставалось делать? Задрать кошку могло животное, но могли постараться и подростки-живодеры — в городе шериф таких не знал, но чужая душа всё равно потемки, так что списывать со счетов чью-то слегка поехавшую от происходящего крышу не стоило. Вернувшись в машину, он сделал в блокноте, лежавшем на соседнем сиденье, пометку, что нужно будет утром успокоить миссис Гибсон, и наконец-то отправился домой.

Айрис не спала. Она сидела на кухне и читала книгу. На шаги Денни она подняла голову и улыбнулась.

— Будешь ужинать?

— Чертовски голоден, — он поцеловал её, и Ри, чуть нахмурившись, принюхалась к нему.

— Был в морге?

Тяжелый вздох Денни был ей ответом.

Она заложила страницы какой-то газетной вырезкой и, подойдя к холодильнику, вытащила две порции ужина — частенько Ри не садилась есть без него, сколько бы он ни говорил, чтобы она так не делала.

— Как там Кай?

— Пиздец, — не стал скрывать Денни. — Он пока не выходит на работу, но я его понимаю. Его родители не справятся с похоронами без него, они всё ещё в шоке.

— Неудивительно. Как и весь город.

Микроволновка уютно гудела. Проходя к раковине с чайником в руках, Ри взъерошила Денни волосы; он поймал её ладонь и поцеловал, и, да, весь неебически тяжелый день растворялся в ощущении дома, которое он испытывал рядом с ней. И пока Айрис была рядом, он чувствовал, что ему всё по плечу.

— Кстати, знаешь… — задумчиво произнесла она, пока набирала воду. — Пока я читала книгу, сидя тут, у окна, мне показалось, что кто-то пробрался на наш задний двор. Я не стала выходить, мало ли что, но выглянула в окно и никого не увидела.

Денни нахмурился.

— Что значит «пробрался»?

Она пожала плечами.

— Показалось, там была какая-то тень. Может, просто игра воображения, — Ри улыбнулась. — После твоего рассказа о смерти Рори это неудивительно. Ты будешь чай с бергамотом или обычный? Кофе не предлагаю, ты просто не уснешь.

Но Денни плохо спал в ту ночь и без кофе. Он никогда не страдал богатым воображением, однако наложившиеся друг на друга события последних дней подарили ему липкие, неприятные сны, которые он забывал, только открыв глаза, а ещё — смутное ощущение чужого взгляда через окно.

Стараясь не разбудить Ри, он всё же выбрался на задний двор покурить. На уши давила тишина. Щелкнув кнопкой зажигалки, он поднес к кончику сигареты взметнувшееся пламя, и на секунду ему показалось, будто за гараж кто-то метнулся.

Хватит. Он уже достаточно видел теней, которых на самом деле не было. Денни затянулся, выдохнул в воздух сизую струю дыма.

И снова почувствовал тот пронизывающий страх, что он испытывал в прошлом году, глядя на лес. Только теперь он ощущал его, пока смотрел на улицы города.

Черт бы его взял, если он понимал, почему.

========== Глава пятнадцатая ==========

Комментарий к Глава пятнадцатая

Арт от Миланы Высочанской: https://vk.cc/c9x5Xq

В ночь на субботу Хизер почти не сомкнула глаз. Она вырубилась лишь под утро на пару часов, вконец измотав себя мыслями о предстоящей поездке. И, наверное, её страхи были чертовски глупыми: за последние пару недель всё пошло на лад; Коннор не упоминал ни о чем; они продолжали общаться, как раньше… почти. Всё же отмотать время назад и поступить как-то по-другому было невозможно, а ещё, если говорить честно, Хизер не была уверена, что нашла бы в себе силу воли поступить иначе и отказать ему — что в поцелуе, что в просьбе нарушить школьные правила ради него.

Почему она вообще не могла ему отказать, рискуя собственной репутацией, работой и возможностью закрепиться в Баддингтауне?

Хизер ненавидела себя, не одобряла своих поступков… и всё же поступала так, как, возможно, не сделала бы раньше. И знала, что обвинять Коннора в этом было бы лицемерно и подло. Ведь она сама хотела этого.

А ещё поездка в Бангор была для неё возможностью хоть ненадолго вырваться из города, где погибли уже двое жителей — Боже, включая одного ученика! — и Хизер ухватилась за эту мысль.

Да. Просто выехать из города.

Утром миссис Гибсон уже возилась с пирогами. Каждый день она вставала в пять утра, чтобы поставить первый пирог в духовку, а в хэллоуинский уикэнд проснулась ещё раньше, зная, что тыквенные пироги будут особенно востребованы и покупаемы.

Хизер влила в себя огромную чашку кофе, рискуя тем, что захочет в туалет прямо в дороге, и со вздохом приложилась лбом о сложенные руки.

— Я бы дала тебе кусочек пирога с собой, милая, но они будут готовы ещё нескоро, — миссис Гибсон с сожалением развела выпачканными в муке руками. Хизер поражалась, как в столь почтенном возрасте она ещё умудрялась готовить почти без посторонней помощи. Воистину, пожилые леди были созданы из титана или стали. — Возможно, в холодильнике остались вчерашние…

— Спасибо, — Хизер тепло улыбнулась ей. — Не стоит.

— Ещё как стоит, — отмахнулась от неё миссис Гибсон. — Я знаю, что ты поедешь на конкурс, чтобы поддержать того очаровательного мальчика, который иногда шел с тобой до кафе, — она улыбнулась. — Не помню, как его зовут, но очень мило с его стороны проследить, чтобы с учительницей ничего не случилось.

Хизер предпочла не отвечать.

Если бы миссис Гибсон знала, каким может быть Коннор, относилась бы к нему иначе. Возможно. И к самой Хизер — тоже. Меньше всего на свете ей хотелось бы разочаровать старушку, приютившую её за достаточно небольшую арендную плату, да ещё и угощающую пирогами.

В том, как Коннор относился к Хизер, не было бы, наверное, ничего особенного, если бы она не была его учительницей, а он — её учеником, и этот факт стал бы для миссис Гибсон самым разочаровывающим. Всё, всё в этом было насквозь неправильным, аморальным, опасным для них обоих, и Хизер про себя тихо помолилась, прося дать ей немного сил пережить этот день.

Силы бы ей пригодились. И в ситуации с Коннором, и в борьбе с кошмарами о Джошуа, которые она видела последнее время. Возможно, так выражались страхи и чувство вины, которое она испытывала. Сам Джошуа уже превратился в тень из её прошлого; тень человека, который когда-то пытался заставить её чувствовать себя виноватой…

Но порой с тенями бороться куда сложнее, чем с людьми. Теням нельзя выписать запрет на приближение.

Хизер оставалось только ждать, когда воспоминания уйдут сами. И ей казалось, что этот день наступит уже скоро. По крайней мере, она отлично понимала, что в случае Джошуа отделалась ещё достаточно легко и быстро.

Могло быть хуже, гораздо хуже. И ей повезло.

…Коннора Хизер забрала около семи утра — они договорились, что он оставит машину на одной из парковок и доберется до шоссе. Когда она подъехала, он уже ждал, то и дело поправляя лямку рюкзака на плече.

— Доброе утро, — поздоровалась Хизер, когда он плюхнулся на пассажирское сиденье и зашарил вокруг в поисках ремня безопасности. — Нервничаешь?

— Нервничать буду потом, — махнул рукой он. — Я почти не спал, так что мне всё пофигу.

— Ты можешь поспать в машине. Ехать нам чуть больше часа, так что…

Коннор зевнул.

— Я буду в порядке, — но глаза у него слипались. — Просто Криспи, ну, мой пёс, лаял всю ночь, подвывал и нервничал, и так и не дал мне уснуть, — он снова зевнул, прикрыв рот тыльной стороной ладони.

— Я тоже плохо спала, — призналась Хизер. — Кажется, я беспокоюсь о конкурсе даже больше тебя.

Хмыкнув, он искоса взглянул на неё.

— Дай мне, Боже, сил, чтобы принять то, что я не могу изменить, волю изменить то, что я не могу принять, и ум, чтобы не слишком выеживаться, — в его глазах мелькнули веселые искорки. Ей захотелось то ли дать ему подзатыльник, то ли поцеловать его, и она вцепилась в руль, чтобы не сделать ни того, ни другого. — Не думаю, что я мог подготовиться к этому конкурсу ещё сильнее.

Через несколько минут Коннор уже дремал, прислонившись головой к стеклу и глубоко натянув капюшон худи. Хизер поблагодарила все высшие силы, что могла остаться наедине с дорогой и со своими мыслями. Субботним утром шоссе почти пустовало, лишь редким автомобили проносились мимо, к Баддингтауну и дальше. К счастью, в сторону Бангора не ехал никто. И, опять же к счастью, назад Хизер будет возвращаться уже без Коннора.

Лес шумел, подбираясь к самой трассе, будто шептал: вы можете выстроить города и проложить дороги, но я был здесь до вас и буду здесь после, а вы, люди, лишь временное явление на планете, и осталось вам не так долго, как вы думаете…

Хизер очень хотелось включить радио, но она боялась разбудить Коннора. Бросив на него взгляд, она с щемящей — и пугающей её до чертиков — нежностью подумала, каким милым он выглядел, когда спал. Так и не скажешь, что он та ещё язва с невероятно упрямым характером и резкими, порой максималистическими суждениями, которые он наотрез отказывается пересматривать.

Не отвлекаясь от дороги, Хизер протянула руку и поправила Коннору взъерошенную челку под сползшим капюшоном худи. Бесполезный, конечно, жест, но ей очень захотелось это сделать, пока он спал. Коннор выглядел безумно усталым, и Хизер вдруг подумала, что дело вовсе не в лаявшем полночи псе. Просто он слишком много работал, тренировался и учился, а его организм нуждался во сне больше, чем в постоянной активности.

Впереди, у самой обочины шоссе, валялось что-то темное, а, подъехав поближе, Хизер увидела мертвого оленя. Из его бока были выдраны куски мяса, в горле беспомощно зияла рана с запекшейся бордовой кровью.

Невольно Хизер вздрогнула. Съеденный с утра кусок холодного пирога подкатился к самому горлу, и она тяжело сглотнула.

К счастью, ей хватило выдержки вести машину спокойно, пусть её и замутило. Труп животного остался позади, но думать о созвучности его смерти происходящему сейчас в Баддингтауне Хизер перестала только минут через десять.

Скорее всего, медведь, терроризирующий город, пришел из этой части бесконечного старого леса, видевшего ещё племена индейцев, ныне загнанных в резервации, и те страшные, злые годы, когда европейцы только обосновывались на континенте.

— Вы такая серьезная, когда ведете машину, — голос Коннора вытолкнул её из размышлений. — Это прикольно и мило.

— А ты меня напугал, — укоризненно ответила Хизер. — И давно ты не спишь?

На самом деле он не только шуганул её, погруженную в свои мысли, но и глубоко смутил своим типично тинейджеровским комплиментом. Ей бы возмутиться, но почему-то она промолчала и предпочла сделать вид, что ничего не заметила.

«Прикольно и мило, надо же», — подумала она, ощущая, как тепло расцветает в груди, согревая и вызывая невольную улыбку.

— Только проснулся, — он протер глаза кулаком, и, если бы она могла ответить комплиментом на комплимент, Хизер бы сказала, что выглядит он сейчас очаровательно. — Сколько мы уже проехали?

— Мы приедем в Бангор где-то через минут двадцать.

— Даже интересно, с каким треском я нахрен провалю этот конкурс, — ухмыльнулся Коннор, и за его ухмылкой не было страха «я-не-окажусь-самым-лучшим», не было паники. Он был достаточно уверен в себе, чтобы, в случае неудачи, двигаться дальше, и это в нем Хизер весьма импонировало.

— Не провалишь.

— Я бы не был так уверен. Думаю, там полно таких же умников, как я, только побогаче.

Фраза «…которые заплатили за свою победу» повисла в воздухе, оставшись непроизнесенной. Хизер не могла винить Коннора за мысли, похожие на мысли его матери, но ей очень хотелось бы переубедить его. Впрочем, только победа и проход на следующий этап конкурса могли доказать ему — иногда таланта и мозгов достаточно, чтобы что-то да получить.

— Можно? — Коннор потянулся к кнопке включения старенькой автомагнитолы. — Вдруг услышим что-то иное, кроме пасторских увещеваний?

Хизер засмеялась.

— Разве твоя семья не ходит в церковь?

— Ходит. По крайней мере, раньше ходила. Я не хожу.

Немного порыскав по доступным радиостанциям. Коннор обнаружил что-то, что не звучало как христианские наставления или классическая музыка, и откинулся на спинку пассажирского кресла. Голос Адама Левина заполнил салон.

Tap on my window, knock on my door, I want to make you feel beautiful…

Хизер нравились Maroon 5, хотя в их городке куда большую популярность имели группы, исполняющие кантри. Она коротко усмехнулась, вспомнив, как в студенческие времена Джоуша — Боже, тогда он был ещё нормальным! — таскал её на концерт каких-то местных кантри-звезд, и ей было так скучно, что она щипала себя за локоть, чтобы не уснуть.

А вот на группу Адама Левина Джошуа её никогда не водил, считая их «девочковой попсой».

Коннор напевал себе под нос, звуча при этом несколько фальшиво, и она фыркнула.

— Что? — он вскинул брови. — Я не умею петь, я знаю.

— Ничего.

С ним было тепло. Хизер отвыкла от такого, и теперь невольно искала подвох во всем и сразу, пытаясь угадать, с какой стороны ещё ей прилетит от жизни пинок под зад?

И ей определенно не должно быть так хорошо рядом с Коннором. Ей нужно держать дистанцию. Но, пока он мурлыкал Maroon 5, которые, видимо, нравились ему так же, как и ей, Хизер ощущала, как эта дистанция стремительно сокращается.

My heart is full and my door’s always open, you come anytime you want…

Хизер сделала вид, что не заметила взгляда Коннора, опалившего ей щеку.

А ещё через пятнадцать минут они приехали в Бангор.

*

— Я точно не пройду дальше окружного этапа, — хмыкнул Коннор, оглядывая толпу, с которой ему предстояло соревноваться.

— Не говори глупости, — цыкнула на него Хизер.

— Просто сужу, как есть. Но круто, что я вообще попал сюда. Благодаря вам.

— Благодаря себе. Это было не мое эссе, а твое.

Коннор расхохотался, чем привлек внимание нескольких девочек, до того сидевших, уткнувшись в какие-то свои записи. Впрочем, посмотрели они весьма неодобрительно: расшумелся тут, мол.

У входа в аудиторию столпилось около тридцати подростков, и каждый из них надеялся пройти на следующий этап конкурса, где предстояло соревноваться уже с теми, кто сумел пробиться на олимпиаду штата. Всё это выглядело, как облегченная интеллектуальная версия «долгой прогулки» Стивена Кинга, в финале которой выживет кто-то один. Коннор явно полагал, что не он.

Хизер считала: поживем — увидим.

Следующие полтора часа были для неё квинтэссенцией скуки. Она присела на скамью в компании других сопровождающих, не особо отвечая на вопросы, чтобы не выдать себя, и углубилась в книгу, чтобы от неё отстали.

Скарлетт О’Хара неизменно удивляла её, сколько бы она ни перечитывала «Унесенные ветром». К героине Маргарет Митчелл трудно было подойти хоть с каким-то моральным компасом: Скарлетт просто выживала, как умела, и её сложно было за это винить. Некоторые её поступки вызывали изумление, некоторые — откровенную неприязнь, но её воля к жизни не могла не восхищать. Хизер сделала пометку для себя, что характер Скарлетт — неплохая тема для эссе… а потом улыбнулась, подумав, что знает, чье мнение будет отличаться от общепринятого.

Эссе Коннора она прочтет с удовольствием — если, конечно, в нём не будет фигурировать слово «шлюха». Но в таких оскорблениях персонажей он замечен ещё не был.

Коннор вышел из аудитории чуть раньше, чем закончилось отведенное конкурсантам время. Устало потер лицо ладонями.

— Понятия не имею, какое задание было у остальных, но свое я провалил нахрен. Да и ладно.

Хизер коснулась ладонью его плеча, обтянутого мягкой тканью свитшота. Коннор напрягся на мгновение, будто не привык к чужим прикосновениям, потом расслабился и вздохнул.

— Всё в порядке, мисс Ньюман. Я не расстроен. Просто в душе не представляю, как моё эссе о Дориане Грее может понравиться жюри.

— Тем же, чем все твои эссе нравятся мне. Искренностью и умением аргументировать своё мнение, каким бы оно ни было.

Коннор широко улыбнулся, демонстрируя ямочки на щеках, и сердце у Хизер снова ёкнуло.

— Подождем результатов. Обещали направить на электронную почту.

Как оказалось, в рюкзаке у него лежал костюм на хэллоуинский парад, проводящийся в этом году в Бангоре. Обычно на этот парад, как пояснил Коннор, съезжалась куча народу из соседних городков — просто чтобы повеселиться, вкусно поесть на ярмарке и выпить в ближайших барах, где на компании в костюмах часто давали скидки.

— Уверены, что не хотите присоединиться? — он так и не сел в машину, и теперь заглядывал в приоткрытую дверцу, собираясь попрощаться. — Это весело. С нами весело, — добавил он, чуть подумав.

Хизер очень хотела присоединиться. Хотя бы на один вечер забыть, что она должна быть строгой и серьезной; что и так слишком близко подпустила Коннора к себе, хотя не должна была, ради него же. Перспектива сидеть дома, слушая, как то и дело звякает колокольчик над дверью кафе миссис Гибсон, или даже спуститься вниз, чтобы перехватить кусочек тыквенного пирога и послушать сплетни, не прельщала её.

Не сегодня.

Однако Хизер понимала: согласиться на приглашение Коннора было бы непрофессионально. Неэтично. Аморально. И ещё множество всяких слов, которыми бросались бы в неё, как камнями, если бы кто-то узнал о её мыслях. И её желаниях.

И о её снах, о которых она и сама предпочитала не думать.

Согласиться на его предложение означало испортить жизнь и ему, и себе, причем ему в первую же очередь. Коннор, возможно, в силу юного возраста не понимал этого, но Хизер отлично знала, чем учителям грозят тусовки с учениками и чем ученикам грозят нарушения субординации с учителями. И очень не хотела, чтобы её действия посчитали психологическим насилием. Соблазнением. Чем угодно.

Коннор не заслуживал такого клейма.

— Думаю, вам будет весело и без меня, — она покачала головой. — До понедельника.

Скрыть разочарование Коннор даже не попытался.

— Если передумаете, — протянул он, — мы собираемся тусить в Black Bear Brewing, — порывшись в кармане джинсов, он вытащил записку с криво начерканным адресом. — Правда, будет круто!

Помахав ей рукой, Коннор зашагал вверх по улице, а Хизер приложилась лбом о руль и тяжело вздохнула. На записку, валяющуюся на сиденье, она посмотрела так, будто лист бумаги мог прямо на глазах превратиться в змею и укусить.

Записка выглядела, как яблоко на древе познания Добра и Зла, и Хизер неумолимо тянуло на тёмную сторону.

Из-за парада Мейн-стрит была перекрыта, и там шла активная подготовка к вечернему веселью. Хизер улыбнулась, представив, сколько народу соберется около статуи Пола Баньяна; сколько студентов, едва перешагнувших порог совершеннолетия, будут шататься по барам в костюмах вампиров и оборотней, покупая выпивку менее удачливым несовершеннолетним приятелям. И где-то внутри отчаянно заскреблась тоска.

Ей хотелось стать частью этого веселья. Разумеется, не в компании с Коннором и его друзьями, нет. Просто… надеть костюм и маску, раствориться в толпе. Зайти в какой-нибудь бар и заказать стейк с пивом, которое выветрится уже к утру, и вкусно поесть, и, может, познакомиться с кем-нибудь.

С кем-то, кто не Коннор. И вообще не школьник.

Хизер ведь повезло: из отношений с Джошуа она вышла с наименьшими потерями и четким осознанием, что её бывший муж — мудак, но прожить оставшуюся ей жизнь с мыслью, что лучшего она недостойна, она совсем не хочет. И она знала, точно знала, что её разбитое сердце можно залечить… но это не должен быть Коннор.

Как бы ей ни хотелось обратного.

Свернув на одну из улиц, прилегающих к Мейн-стрит, Хизер выхватила боковым зрением вывеску магазинчика, в котором — вот удача! — можно было приобрести или взять в аренду костюмы к Хэллоуину. И снова в солнечном сплетении что-то требовательно заныло, и снова захотелось спрятать лицо под маской, на один вечер стать кем-то ещё…

«А почему бы и нет?»

Никто ведь не узнает. Она слишком давно не веселилась и не выбиралась никуда — ещё с тех пор, как их отношения с Джошуа под откос кубарем полетели.

Никто не узнает. Главное — держаться подальше от бара, в котором собирался тусить Коннор.

Хизер добралась до ближайшей платной парковки и заплатила на двенадцать часов вперед, поставила машину на сигнализацию и зашагала к магазинчику. По пути она выбросила записку Коннора в ближайшую урну.

​​​​​​​ *

Не иначе, как в Бангоре все решили взять костюмы в аренду, потому что на размер и рост Хизер оставались только надоевшие всем ведьмочки в мини-юбках и сексуальные кошечки. С огромным трудом, блуждая между кое-как развешанными тряпками, она выковыряла костюм Красной Шапочки, — алый плащ с капюшоном, корсетированная блузка, юбка А-силуэта ниже колена, — и он даже выглядел подходящим по размеру. Подхватив его, Хизер направилась в примерочную, а, уже закрывая за собой занавесочку, услышала знакомый ещё по колледжу голос.

— Твою ж мать, как ветром тебя занесло на север, Хизер Ньюман?

А потом на Хизер набросились с объятиями, и, даже если бы она не узнала Андреа Мур по голосу, то узнала бы по манере обниматься так, что кости хрустели. Никто из её подруг или бывших однокурсников так не делал.

Андреа училась на курс старше в колледже, и Хизер не общалась с ней, пока они случайно не оказались на одной вечеринке в честь окончания сдачи экзаменов. Андреа ужасно напилась, а Хизер, наоборот, была более-менее трезвой и помогла ей добраться до корпуса общежития и лечь спать. Даже тазик у постели оставила. На следующий день Андреа нашла её в колледже в перерыве между лекций и поблагодарила за помощь.

Так они и начали потихоньку общаться и даже дружить, но пути их после колледжа разошлись. Отчасти в этом виновата была и сама Хизер — выйдя замуж за Джошуа, она сосредоточилась на работе и на семье и растеряла старые связи, а после развода оставшиеся старые связи потеряли её. О том, что Андреа уехала в Мэн, Хизер и понятия не имела.

Каковы были шансы, что они пересекутся в Бангоре?

Пути судьбы частенько неисповедимы, и сложно это отрицать, даже если веры в Бога уже не осталось.

— Нужно найти тебе Серого Волка, — хохотнула Андреа, оглядывая её с головы до ног. Судя по её комментариям, она и вовсе не менялась. — А пока ищем, ты расскажешь мне, как очутилась в этом Дьяволом забытом штате.

— Осторожнее, дамочка, — хмыкнул продавец, — вы говорите про Мэн, а не про Вирджинию!

— О, про Вирджинию у меня нашлись бы слова похуже!

Сама Андреа была одета в костюм Мортиши Аддамс, если бы Мортиша была смуглой, но длинное платье с вырезом на груди ей невероятно шло, и на любой вечеринке она точно произвела бы фурор этим вечером. Хизер же казалось, будто вырез на её корсетированной рубашке Красной Шапочки был чересчур глубоким, но… это ведь наряд на Хэллоуин, правда? Он и не должен быть целомудренным.

«Шлюха», — прошептал в её голове голос Джошуа.

Она отмахнулась.

Не сегодня. Не сейчас.

Андреа скользнула взглядом по её безымянному пальцу, пока Хизер прикладывала карту к терминалу.

— Кажется, кто-то снова свободен. И я думаю, по этому поводу надо хорошенько покутить! Заодно и расскажешь. Я, кстати, знаю здесь один бар, там сегодня вечеринка у моих однокурсников, и я думаю, мы могли бы присоединиться. Что думаешь?

Хизер была «за», они ведь сто лет не виделись. И правда думала, что это отличная идея, пока не увидела название бара.

Black Bear Brewing. Пиво, стейки и живая музыка. В гостеприимно открытую дверь стекались ведьмочки и вампиры, желающие хорошо провести время. И тогда Хизер поняла, что это была очень плохая идея.

========== Глава шестнадцатая ==========

Комментарий к Глава шестнадцатая

Aesthetics:

https://vk.cc/c9x6bT - Хизер и Коннор

https://vk.cc/c9x6hx - Крис и Мия

— В этом костюме ты не оборотень, а гребаный бомж, — Крис всю дорогу до бара ржал над Коннором, донельзя довольный собой и своим чувством юмора. — Где ты вообще это всё выкопал?

Коннор пожал плечами, не желая ни отшучиваться, ни отвечать. У него особо не было ни денег, ни времени искать себе полноценный костюм, поэтому он порезал старые джинсы и клетчатую рубашку так, чтобы они выглядели оборванными, будто от когтей, и прикупил на распродаже старую волчью маску. В ней было трудно дышать, и большую часть он просто тащил её в руках или под мышкой с тех пор, как они свалили с парада.

И насмешек он выслушал уже столько, что много раз пожалел о своем согласии потусить на вечеринке у братца Криса. Тот учился на втором курсе Университета штата Мэн, Бангорский корпус, и впервые за эти два года позвал Криса повеселиться с ними — мол, восемнадцать есть, значит, достаточно взрослый, чтобы развлекаться по-настоящему. Коннор думал, что с большим удовольствием возвратился бы домой с мисс Ньюман и провел ещё немного времени в её компании — просто разговаривал бы с ней, смотрел на неё…

— Да отвали от него, Крис, — хохотнул Рой, загримированный под вампира талантливыми руками его девушки Лауры. С нижней губы у него стекала нарисованная краской струйка крови. — Всё равно девчонок к нему будет клеиться больше, чем к тебе!

Крис ткнул ему оттопыренным средним пальцем в лицо и заржал.

В баре было шумно, толпились студенты, на сцене мучила старые рок-хиты местная кавер-группа. Коннор поморщился, слушая, как они пытались близко к оригиналу сыграть «Rock and Roll» Led Zeppelin, одну из любимых песен его отца. Получалось у них откровенно паршиво — гитарные партии Джимми Пейджа были для них сложны, а вокалист совершенно не попадал в ноты, и это слышал даже сам Коннор, которому медведь на ухо наступил.

От шумной компании отделился старший брат Криса, Стив, и замахал им рукой.

— Идите сюда, придурки! — Он привычно взъерошил волосы брата. — Пива тут вам не продадут, но я заказал с учетом вашей компании. За тем, пьете вы или нет, никто тут следить не будет. Особенно в Хэллоуин, — Стив хохотнул. — Присоединяйтесь к веселухе! У нас тут даже своя гадалка есть. Да, Мия?

Высокая, худощавая девушка, сидевшая прямо на барном подоконнике, обернулась на звук своего имени. В отличие от множества сексуальных ведьмочек, то тут, то там мелькавших в разномастной толпе, её хэллоуинский костюм выглядел почти пуританским: блузка, юбка в клетку и слизеринский серебристо-зеленый галстук, на скрещенных в позе йога щиколотках болтались школьные гольфы. Ни дать, ни взять, Гермиона Грейнджер, но со змеиного факультета.

Странное у неё было лицо… Коннор бы решил, что такими представляли фей англичане, притащившие свои суеверия и на чужой континент когда-то.

— Отвали ты, Стив, — громко произнесла она, перекрикивая даже отчаянные вопли вокалиста. — Я не собираюсь больше никому гадать. Особенно детям, — окинув взглядом их четверку, она пожала плечами. — У меня нет настроения.

— Да не жабься ты, Мия, — Стив хохотнул снова. — Это мой мелкий братишка Крис, его друзья Рой, Лаура и Коннор, и будет невежливо, если ты не погадаешь им так же, как и нам!

Мия скользнула взглядом по Рою и Лауре снова, посмотрела на Криса — и чуть задержалась на нем. Коннор едва глаза не закатил, видя, что друг подмигнул ей в ответ. Будто его флирт, неплохо срабатывающий на школьницах, хоть как-то может подействовать на девчонку постарше!.. Губы Мии тронула усмешка… и тут же сползла с лица, стоило ей взглянуть на самого Коннора.

— Ему погадаю, — она выудила откуда-то из кармана юбки колоду карт, яркую и необычную. Перемешала в руках и выложила на подоконник три карты, нахмурилась, вглядываясь в изображения.

— Мия у нас типа ведьма, — ухмыльнулся Стив. — Кое-что даже сбывается.

— Если ты не видишь, что сбывается всё, это значит, что ты идиот, — шикнула на него девчонка, что висела у него на локте. — Мия знает, что делает!

Ну, конечно. Держи карман шире.

В магию и ведьм Коннор не верил, как в целом не верил в то, что нельзя доказать научно.

Космонавты летали на орбиту Земли и установили американский флаг на Луне; ученые отправляли МКС в космос, но не нашли там присутствия Бога. Научно доказано, что Вселенная образовалась в результате Большого Взрыва, а не семидневного творения. Белый свет, который видели пережившие клиническую смерть, легко объяснялся галлюцинациями агонизирующего мозга. И вообще, большинство явлений легко объяснялись законами физики или химии, а те, что ещё не были объяснены, просто ждали своего часа.

Магия была всего лишь ловким трюкачеством, помноженным на вполне понятное человеческое желание прикоснуться к чему-то необъяснимому и таинственному, желательно связанному с ними лично. Оттуда и росли ноги у приворотов и порчей, походов к гадалкам и прочей ерунды, которую католическая церковь звала «ведьмовством», а Коннор — херней на постном масле.

Мия тем временем быстро собрала выложенные карты и подняла на него глаза.

— Не связывался бы ты с той женщиной, — её бледные щеки, казалось, стали ещё бледнее, а, может, ему почудилось. — За ней следует тень, и она сожрет тебя.

Большего бреда Коннор не слышал даже в детстве на осенней ярмарке здесь, в Бангоре, когда приехал на неё с родителями и мелкой Кэрри. Они бродили между аттракционов и прилавков с осенними урожайными плодами, когда случайно наткнулись на шатер предсказательницы. Кэрри очень привлекли колокольчики над входом, и мать завела их внутрь. Отец остался снаружи, только глаза закатил. Коннор уже не помнил, что сказала тогда женщина, раскладывающая перед матерью такие же яркие большие карты, но мать очень быстро вывела их оттуда. И на все вопросы недоумевающе хныкающей Кэрри объяснила, что гадания — это всего лишь один из способов дурить людей, и, видимо, ей было нужно потратить десять долларов, чтобы ещё раз в этом убедиться.

Коннор понятия не имел, признавалась ли мать хоть раз на исповеди, что ходила к предсказательнице, но подозревал, что нет. И так и не узнал, что именно ей тогда сказали. Будучи ребенком, он пытался узнать, но потом забил на эти попытки.

Тени; опасные женщины, с которыми не стоит связываться… от её слов так и несло дешевым ужастиком категории В. Коннор пожал плечами.

— Спасибо, — спорить с девчонкой ему не хотелось. Раз уж она вошла в образ, то не Коннору его разрушать.

Стив тут же сунул ему в руки бокал пива.

— Да уж, Мия умеет нагнать жути! Забей и лучше выпей!

Пиво было горьковатым и отдавало на язык хвойным привкусом. Коннор сделал символический глоток и плюхнулся на освободившийся стул — жопу поднял, место потерял — и постарался не слушать завывания, раздающиеся со сцены. Крис уже пристал к Мие, чтобы она погадала и ему, а то чем он хуже Коннора, в самом деле!

Коннор фыркнул в свой стакан. Кажется, Крис недолго скучал без внезапно озаботившейся моралью Сэнди… только вот явно не по зубам себе выбрал девчонку. Может, Мия эта всех и дурила, а, может, реально в свои слова верила, это пофиг, зато ясно было, что хулиганское обаяние Криса не произвело на неё впечатления.

Ему полезно.

Рой и Лаура выпивали и обнимались, а потом, когда горе-кавер-группа затянула старый медляк, Лаура потащила Роя танцевать. Коннор чувствовал себя странно, когда наблюдал за происходящим — шум и музыка, танцующие парочки и алкоголь не очень задевали его, хотя раньше он любил потусить. Но последний год что-то в нём перевернул, и теперь ему было просто скучно.

Может, если он выпьет ещё пива, его отпустит?

— Пошли, потанцуем, — какая-то девчонка, светловолосая и миленькая, потянула его за руку. — Пошли!

Он помотал головой, снова жалея, что не послал Криса нахрен с его идеями задержаться в Бангоре после парада. Казалось, весело тут было всем, кроме него.

Мия соскользнула с подоконника, и оказалась выше Криса примерно на полголовы, но тот ничуть не смутился. Коннор не слышал его комментариев из-за музыки, но был уверен, что из них добрая половина была на грани между наглостью и пошлостью. Правда, до откровенной пошлости Крис всё-таки никогда не опускался, оставляя место для маневров.

Смерив его взглядом, Мия вытащила из кармана пачку сигарет и, ловко лавируя между посетителями бара, устремилась куда-то в заднюю часть помещения, где, возможно, был выход в курилки или в туалеты. Коннор отставил свое пиво.

— Она слегка чокнутая, — заорал ему на ухо Крис, — но классная!

— Да ты запал, — хмыкнул Коннор. Он хорошо знал друга и знал, что теперь тот от Мии не отвалит подобру-поздорову.

— И не скрываю! Но мне знаешь что интересно? Почему она сказала про тень и бабу какую-то!

Коннор закатил глаза.

— Да хрень она несла, Мия твоя. Некоторым нравится внимание к себе привлекать.

— Ну, тогда ей удалось!

Как будто чтобы зацепить Криса, вообще нужно было как-то сильно напрячься.

Тусовка набирала обороты; группа свернула инструменты, и теперь хозяин бара просто включил музыку в усилителях. Саундтрек повеселел, но Коннору всё ещё не хотелось танцевать. Он просто лавировал между людьми, болтая то с Крисом, которого в третий раз отшила Мия, то с Роем и Лаурой, то со Стивом, но на самом деле периодически жалея, что вообще оказался здесь.

В очередной раз звякнул колокольчик над дверью, и Стив радостно заорал:

— Андреа! Хей! Иди к нам!

— Привет, — смуглокожая девушка в костюме Мортиши Аддамс, явно несколько старше всей компании, протиснулась к ним, расцеловала Стива в обе щеки. — Я подругу привела, не против?

— Кто ж против? — подмигнул Стив. — Твоя подруга пьет пиво или что покрепче?

Сначала Коннор подумал, что у него совсем крыша поехала. Окончательно. Потому что в девушке, наряженной Красной Шапочкой, спрятавшейся под черной маской и глубоким алым капюшоном, он узнал Хизер. Пусть маска и закрывала половину её лица, но Коннор слишком много раз пялился на её губы, и, черт возьми, даже целовал их, пробовал на вкус, чтобы не узнать.

Значит, крыша всё ещё на месте.

Хизер.

Его сердце пропустило удар, а уши вспыхнули.

Да, она говорила, что собирается уехать обратно в Баддингтаун, но, видимо, что-то заставило её поменять решение. И сейчас они глупо таращились друг на друга, пока Стив что-то спросил у Андреа, а та рассмеялась и подтолкнула его локтем в бок.

Хизер нервно облизнула губы и улыбнулась ему.

— Привет.

— Привет. Я Коннор, — он первым протянул руку, принимая правила этой игры.

— Хейз, — её ладонь в его пальцах ощущалась очень нежной и хрупкой. — Приятно познакомиться.

Хейз.

Он повторил это имя про себя, будто перекатывая на языке мятный леденец.

Значит, Хейз. Так тому и быть.

Коннор широко улыбнулся в ответ. Уши всё ещё горели, и он думал, что она пришла, всё-таки пришла, и, твою мать… это Хэллоуин, и случиться может, что угодно. Если только они оба наберутся смелости и позволят этому произойти. Коннор, конечно, пытался не давать себе надежду и недумать, что она появилась на вечеринке ради него, но внутри что-то сладко сжималось от предвкушения, а губы зудели от желания целовать Хизер снова, и, черт, ему бы только маленький шанс, один маленький шанс…

«Осади, — рассудок пытался вернуть его с небес на землю. — Осади, придурок, это ничего не значит. Она даже другим именем назвалась, чтобы себя не выдать. Так и что ты тут, нахрен, можешь сделать?»

Но она всё же пришла. Стояла, смеялась о чем-то со своей знакомой, чье имя Коннор не запомнил, и, когда всё же оборачивалась к нему и их взгляды пересекались, ему казалось, что ещё чуть-чуть — и он сойдет с ума, если не прикоснется к ней и не убедится, что она настоящая. На-сто-я-щая.

За окном шумел Хэллоуин, и всё на свете было возможно.

Каков идиот. Он идиот, если верит в это.

— А я смотрю, ты запал, — Крис протянул ему стакан с чем-то крепким. Коннор принюхался: виски с колой.

Всё же алкоголь ему не нравился.

— Ну и блевотня даже на запах! А я смотрю, твое обаяние на объект не действует, — парировал он.

— Баттлеры не сдаются, — отобрав у Коннора пойло, Крис выпил его залпом. — И всё-таки ты запал на эту девчонку в алом плаще!

Коннору стало смешно. Если бы друг знал, кого он назвал девчонкой, он бы откусил себе язык. Или долго ржал. Однако Крис вряд ли присматривался к Хизер так же внимательно, как сам Коннор — оно и к лучшему. Лишние проблемы не были нужны ни ей, ни ему самому.

Весь вечер Коннор, вольно или невольно, искал её и чувствовал, что, стоит ему отвернуться, как она тоже высматривает его. Ему от этого становилось тепло-тепло и сладко, и он просто ждал подходящего момента, чтобы поймать её, остаться наедине. Хизер была красива до дрожи в коленях. Коннор скользил взглядом по её губам, нежной шее и хрупким ключицам, по её груди в вырезе блузки и знал, что никого не хотел так сильно, как её. И ни в кого ещё не был так по уши влюблен. Даже в Джемму.

И никогда ещё ему не было так стрёмно. Потому что Хизер здесь и сейчас была незнакомкой; создала вокруг себя защиту, через которую было трудно пробиться, не выдав того, что он её узнал. И Коннор чувствовал себя беспомощным.

Беспомощным идиотом, который понятия не имел, как вести себя с ней.

Всё решил Стив, который просто сунул ему в руки два стакана пива.

— Иди и угости любую девчонку, которая тебе приглянулась, — ухмыльнулся он. — Когда, если не сейчас?

Этот вопрос Коннор задавал себе весь гребаный вечер, пока наблюдал за Хизер. Когда, если не сейчас?

— Оу, — стоило ему приблизиться к Хизер и её подруге, та поиграла бровями, — кажется, это к тебе.

Хизер обернулась слишком резко и едва не столкнулась с Коннором носом; он с трудом удержал в руках оба бокала с пивом.

— Подумал, что могу тебя угостить, — он протянул ей тот стакан, что был поменьше. — Оно неплохое, я попробовал.

— Спасибо, — Хизер отпила немного, и Коннор залип на то, как двигалось её горло, пока она глотала. — Ты ведь Коннор, правильно?

Кивнув, он тоже сделал символический глоток пива, хотя за этот вечер, собственно, больше пары глотков из каждого своего стакана и не пил. Она могла притворяться сколько угодно, но её выдавали даже серьги — её любимые крохотные «гвоздики». Её выдавал жест, которым она убирала прядь за ухо. Её выдавал голос, нежный и мягкий. Её выдавало каждое движение губ.

— Пожалуй, сегодня я — оборотень, — Коннор широко улыбнулся. — Так что на самом деле я могу быть кем угодно… Красная Шапочка.

Он понимал, что ляпнул какую-то хрень, но неожиданно хрень сработала.

— Тогда где же твои большие уши? — Хизер чуть расслабилась, видимо, решив, что осталась неузнанной. — Или ты забыл их пристегнуть?

Она флиртовала, и сердце Коннора забилось часто-часто, как только он этот факт осознал. Она, черт возьми, флиртовала с ним, и это было охуительное в своей новизне ощущение, сладостное и жаркое. Он позволил этому чувству омыть его с ног до головы, прежде, чем всё же ответил на её вопрос.

Наклонившись к уху Хизер, Коннор произнес:

— Я сегодня в обличье человека. Единственный день в году.

Этот флирт, наверное, был глупым, но им обоим, кажется, нравилось перекидываться дурацкими шутками и запивать их пивом, и вскоре они переместились на подоконник, с которого давно уже в попытке сбежать от Криса слезла Мия, и продолжили болтать так, будто не знали друг друга до этого дня, и, когда Коннор коснулся ладони Хизер своей, она не отняла руку. Может, она просто была уже немного пьяна, только вот ему нравилось думать, что она просто этого хотела.

Отпустила себя. Хотя бы на одну ночь. И он боялся спугнуть это мгновение, осторожно сплетаясь с ней пальцами, поглаживая её ладонь и вырисовывая на нежной коже узоры большим пальцем.

«Только не убирай руку, только не убирай руку, ну пожалуйста…»

Глаза Хизер были похожи на звезды, мерцающие в разрезах простой черной маски.

А Коннор был чертовски очарован, хотя не думал, что мог втрескаться ещё сильнее.

— Не хочешь потанцевать? — он протянул ей руку ровно в момент, когда хозяин бара вдарил по медлякам пятнадцатилетней давности.

— Где? — удивилась Хизер, оглядывая плотно укомплектованный бар.

— Прямо здесь, — Коннор ногой отодвинул стул чуть в сторону. — Места мало, но…

Хизер спрыгнула с подоконника. Поджала на мгновение губы, размышляя над приглашением, и он испугался: неужели он перешел черту?

И кивнула.

У Коннора в горле слегка пересохло. Вообще-то, он не ожидал, что Хизер согласится, но отступать было поздно. Мягко притянув её к себе за талию, ткнулся носом в её волосы, вдыхая свежий, какой-то травянистый запах духов и кожи, дурея от прикосновения её ладоней, замерших у него на груди. Если Хэллоуин и был необычным праздником, то сегодня он превзошел все ожидания.

Это была магия, не иначе.

Танцором он был хреновым, он всегда это знал. Но даже если он обступал Хизер все ноги, она деликатно об этом умалчивала, лишь прижималась к нему всем телом, и Коннор чувствовал, как участилось её дыхание. От её близости у него кишки в узел сворачивались, а в голове путались мысли. Он боялся, что если взглянет ей в лицо, то плюнет на всё и поцелует прямо здесь, поцелует уже не так нежно, как целовал в кабинете.

Наверное, со стороны они смотрелись, как парочка глупых школьников, оказавшихся впервые на шумной вечеринке у одноклассников. Парочка слишком стеснительных школьников, опасавшихся признаться друг другу словами через рот.

Да и похрен.

Коннор просто хотел запечатлеть в памяти эти несколько минут, пока Хизер находилась в его объятиях и обнимала в ответ. Кто знает, повторится ли это ещё хоть когда-нибудь? И будет ли он ещё хоть раз чувствовать себя так, будто мир вокруг растворился к чертям?

Сделав неудачный шаг назад, Коннор наткнулся на стул и, в попытках удержаться самому и удержать Хизер, слишком сильно прижал её к себе, ткнулся губами куда-то между ухом и шеей. Она ахнула, цепляясь за его плечи, неловко вжалась в него бедрами. Всего на мгновение, но ему хватило.

Коннора накрыло возбуждением. Член болезненно уперся в ткань джинсов. Хизер удивленно выдохнула ему в плечо, и тут, к счастью, — или к несчастью? — песня закончилась.

Они отпрянули друг от друга.

— Думаю, мне нужно подышать свежим воздухом, — тихо произнесла Хизер. — Я… я скоро.

Чувствуя себя идиотом, Коннор смотрел, как она протискивается между посетителями в сторону крытой курилки, находящейся во внутреннем дворике бара. Ему тоже не помешало бы подышать, да. Прямо сейчас он задыхался, чувствуя себя малолетним девственником, впервые обнимавшим девушку, которая ему нравилась.

Крайне тупое ощущение, когда тебе восемнадцать, и твоя бывшая регулярно лазила к тебе в штаны с пятнадцати лет. Но с Джеммой тогда всё было иначе.

Проще.

Однозначнее.

Захотелось умыть лицо холодной водой. Щеки и уши огнем горели.

Коннор думал: когда, если не сейчас? Есть только один день, когда можно вывернуть наизнанку звериную шкуру и притвориться кем-то, кем не являешься. И есть только один шанс, что оборотень сможет поцеловать свою Красную Шапочку и не получить по яйцам.

Ну или получить, но оно того будет стоить. Даже если Хизер больше никогда не захочет с ним разговаривать — он хотя бы будет знать, почему. И будет знать, что не нужен ей. Только вот почему-то Коннору казалось, что она не оттолкнет его. Или ему очень хотелось так думать.

Пан или пропал.

— Не ходи за ней, — Мия, как раз выходящая из курилки, прихватила его за запястье. Вздрогнула, отдернула руку. — Просто… не нужно.

Коннор дернул плечом. Эта девчонка была странной, очень странной, однако её слова его сейчас мало беспокоили — найти Хизер было важнее. Алый плащ, как пятно крови, выделялся везде, куда бы она ни пошла, но сейчас Коннор его не видел. Чуть нахмурился, вглядываясь в небольшой крытый дворик с несколькими деревянными столами, стульями и парой колонн в противоположной от выхода из курилки стороне.

Дым неприятно щекотал нос. Коннор не курил обычные сигареты, лишь иногда на пару с Крисом баловался травкой, и табак был ему противен. Прикрыв нос рукавом рубашки, он сделал несколько шагов к колоннам и остановился. Что он собирается делать вообще? Не подумает ли Хизер, что он клеится ко всем девчонкам в своем окружении, ведь она явно полагает, что он не узнал её?

Как бы то ни было, этот шанс для него — единственный. Завтра они возвратятся в Баддингтаун, снова станут учительницей и её учеником, и, кто знает, вдруг близость, возникшая между ними за эти выходные, снова исчезнет?

Правила. Всё эти гребаные правила и условности. Разрушающие жизни и отношения.

Коннор тряхнул головой. Он был влюблен по уши и не собирался мариновать это чувство в себе.

А, к черту.

И наугад нырнул за одну из широких колонн.

Не прогадал.

Хизер стояла, прислонившись к ней спиной и сомкнув веки. Капюшон слетел с головы, и волосы мягкими волнами рассыпались по плечам. Не удержавшись, Коннор шагнул ближе, полностью прячась за колонной, и ткнулся носом куда-то Хизер за ухом.

«Какого хрена ты делаешь? Зачем портишь жизнь вам обоим?» — промелькнуло в голове.

Он и сам не знал, какого хрена делает, но не собирался останавливаться. Обхватил её за талию, притягивая к себе. Хизер ахнула, но не отстранилась, только распахнула глаза. Коннор почти ждал вопроса «что происходит?», но не дождался — Хизер сама потянулась к нему, прошлась пальцами по его затылку, вызывая чертовски нефантомные мурашки на загривке, и дернула за воротник рубашки на себя.

Она явно отпустила себя, считая, что Коннор её не узнал. Пусть будет так.

Целовались они жадно, мучительно-сладко и жарко, не обращая внимания на мешающую маску, всё ещё скрывающую лицо Хизер. На вкус губы её были как хвойное пиво и съеденные острые начос. Коннор дурел от её запаха, её ладоней, шарящих по его спине и плечам, и желание вязко растекалось внутри, обжигая. Им обоим нужно было бы унять руки, пока их тут не застукали, но остановиться не получалось, не выходило вовсе. Хизер ерошила волосы у него на затылке, заставляя беспомощно стонать в поцелуй, оглаживала плечи, цеплялась за лопатки и жалась, жалась к нему, как в последний — да это и был их первый и последний — раз. На мгновение отстранившись, она ткнулась носом куда-то ему под челюсть, судорожно вдохнула, потерлась кончиком носа прямо под ухом…

Коннор подхватил её под бёдра, вжимая в колонну.

Опасность быть обнаруженными выводила возбуждение на максимум. Коннор задыхался от желания, покрывая поцелуями её шею, влажно провел языком вдоль ключицы. Хизер всхлипнула, соскользнула ладонями с его плеч по груди к животу.

Черт.

Черт-черт-черт… Коннор зарылся лицом в её волосы, едва сдерживая стон, срывающийся с губ. Вслепую дернул за ворот блузки, раскрывая вырез ещё шире, ладонью накрыл её грудь. Хизер отзывчиво прогнулась, запрокинула голову. Наощупь скользнула рукой в его боксеры, обхватила член, и прикосновение прохладных пальцев к горячей коже едва не вынудило Коннора кончить.

Если бы их прямо сейчас тут кто-нибудь увидел, они бы и не заметили, но им блядски везло.

Пока что.

Губы горели от поцелуев. Воздух царапал горло. И это было хорошо, правильно, так до дрожи необходимо.

Коннор поставил её снова на ноги, забрался под её юбку, ладонью провел вверх по бедру, к самому краю белья. В голове багрово мутилось от того, как Хизер его ласкала, и что это вообще была именно она, и он закусил щеку, чтобы продержаться ещё немного, чтобы хотя бы попробовать…

Ткань её трусов была мокрой. Коннора повело; он едва не потерял самообладание вконец, и шепотом выругался, носом зарылся в волосы Хизер, целуя её за ухом. Она прерывисто ахнула снова — твою ж мать, она была тихой, очень тихой, и это заводило его, и хотелось заставить её кричать и выстанывать его имя, но не здесь, блять, не здесь…

Хизер коротко, едва слышно застонала, когда он сдвинул её белье в сторону. Она была охренеть какой влажной, и нежной, и горячей; Коннор сам не разбирал, что шептал ей на ухо, пока ласкал, подстраиваясь под движения её ладони на его члене, а потом ему, казалось, свело каждую мышцу, и он задрожал, вжимаясь в неё, с трудом ощущая, как она тоже балансирует на грани острого удовольствия, впивается свободной рукой в его плечо, и, наконец, падает вместе с ним.

Блядь.

Коннору было хорошо так, что его едва держали ноги. Хизер цеплялась за него и дрожала, и, может, у него и был секс только с Джеммой, но уж определить женский оргазм он всё-таки мог. Надеялся на это.

— Люблю тебя… — одними губами выдохнул он ей в волосы. Прежде, чем подумал: а имеет ли право говорить такие громкие слова? — Хизер…

Наверное, она услышала своё имя. Вздрогнула, поднимая на Коннора ошалевший взгляд. Губы у неё были покрасневшими и смазанными от поцелуев, и она была такой невероятно, охуительно красивой, что он едва не свихнулся прямо на месте. Хотелось сгрести её в охапку и никогда не отпускать, и целовать, и шептать всякую дурь на ухо, и ласкать, пока она не запросит пощады…

Она сглотнула. Шевельнула губами, будто хотела что-то ответить, если вообще его слышала, но не произнесла ни звука, просто смотрела, смотрела, выворачивая ему наизнанку душу.

Мир постепенно обретал звуки, что слышались прежде будто через вату. Коннор услышал и чей-то смех, и музыку, доносящуюся из бара, и громкие разговоры. Кажется, это отрезвило их обоих.

Одернув юбку, Хизер вывернулась из его объятий и, так ничего и не сказав, поспешила обратно в бар, закутываясь в свой алый плащ Красной Шапочки. Волшебство вечера медленно таяло в воздухе. Коннор оперся спиной о колонну и провел по лицу ладонью.

Твою же мать…

Он всё испортил?

И теперь ему предстояло все исправить или идти до конца.

========== Глава семнадцатая ==========

Комментарий к Глава семнадцатая

Aesthetic: https://vk.cc/c9Uady

Лицо старика проступало из тьмы. Испещренное морщинами, древнее, оно вызывало смутные, больные воспоминания: костер, летящие искры, жуткие напевы. Старик шевелил тонкими, потрескавшимися губами, и голос, что звучал в его голове, наконец-то обрел свой образ.

«Слишком мало страха. Слишком мало крови. Ты должен добраться до их сердец холодными пальцами, заставить их дрожать по ночам. Ты знаешь, как это сделать. Утопи этот город в крови и дотянись до своей жертвы»

Он мог добраться до неё уже сейчас, но ему нравилось снова ходить по земле. Сколько лет, веков прошло с тех пор, когда его призывали в последний раз?

Он не помнил, как разговаривать, только рычал, но мысли возвратили ясность. И он думал, думал, неужели его жертва не испугается, не уйдет из города, чтобы спасти себя? Впрочем, даже если она попробует, он пойдет по её следу. Он будет ориентироваться на запах. Он найдет её снова.

Таково его предназначение. И он должен следовать этому.

Но во тьму возвращаться совсем не хотелось.

​​​​​​​ *

Кэти не спала.

С тех пор, как в окне она увидела страшного человека, по ночам она боялась и лежать лицом к окошку, и отвернуться от него. Отворачиваться было даже хуже, ведь страшный человек мог вернуться и забрать её. Кэти было три с половиной, но она отлично понимала, что именно это монстры и делают — забирают детей, а потом поедают их.

Однажды, когда она ночевала у бабули, та рассказала, что к непослушным детям приходит бука и забирает их в большом мешке, а потом готовит себе на обед. Ох и ругался тогда папочка, а бабуля только нахмурилась и сказала: «Чем раньше она узнает, тем лучше».

Кэти вовсе не хотела знать, что случается с непослушными девочками, и она старалась быть хорошей и послушной, но сегодня она так не хотела есть хлопья на завтрак, что стукнула ложкой по тарелке и разлила молоко. И мамочка очень расстроилась.

Теперь Кэти боялась.

Вдруг бука придет за ней?

Вдруг тот монстр и есть бука? Вдруг он собирается забрать её в большом мешке?

Что-то скрипнуло об оконное стекло. Кэти зажмурилась ещё сильнее. Ветка, ветка, папочка говорит, что это ветка, и ничего больше. Но у её окон не растут деревья…

Она с головой накрылась одеялом и принялась молиться, как учила её бабуля. Правда, бабуля говорила ещё что-то про соль или сахар, Кэти от страха забыла, только помнила, что это было связано с едой.

Снова скрип по стеклу, будто кто-то проводит по нему ногтем. Медленно.

Кэти молилась.

И всё затихло.

А через минуту она услышала, как лает Джонси — громко, как обычно лает на кошек. А потом скулит, и визжит совсем коротко.

Кэти услышала, как выбежал из родительской спальни папочка. Потом распахнулась дверь, и мамочка вбежала к ней в детскую, подхватила Кэти из кроватки на руки, прижала к себе, шепча, что всё хорошо, всё будет хорошо, Джонси просто опять шалит, ничего страшного… Мамочка, казалось, сама была напугана.

А потом папочка выстрелил, а их машина заорала. Мамочка ринулась вниз, на первый этаж их маленького домика, вместе с Кэти на руках, продолжая вжимать её лицом в свою ночную сорочку.

Папочка вбежал в дом и захлопнул дверь.

— Милая, отнеси Кэти наверх на чердак, пожалуйста, — выдохнул он. — Я проверю, заперта ли задняя дверь. У нас все окна захлопнуты?

— Райли, что?..

— Долли!

Кэти, чувствуя, что родители все на нервах, изо всех сил старалась не плакать, но лай и визг Джонси по-прежнему звучали у неё в ушах, и она всё-таки заревела.

Она была уверена — это бука добрался до Джонси. Бука. Бука.

​​​​​​​ *

Открыть дело Денни не мог. Официальная причина выглядела слишком… нормальной, и Скарборо в итоге, после долгого мозгового штурма, решил, что власти города ограничатся лишь комендантским часом для детей и подростков, чтобы успокоить население. Мало кого на севере Мэна можно было удивить бешеным зверем, хотя этот и отличался беспрецедентной жестокостью, но зато можно было ужаснуть смертями. Дело другое. Однако и у сити-менеджера, и у Денни были связаны руки. Причины смерти — вот они, в заключениях коронера.

Пришлось доказывать, что комендантский час и охотничьи вылазки в лес — единственное, что сейчас возможно. И это было нелегко.

Ещё Денни пришлось взять на себя некоторые ночные дежурства, но медведь больше не появлялся. Он будто знал, что его разыскивают и хотят пристрелить, и затаился. Трудно было бы ожидать такой разумности от бешеного животного, поэтому Денни склонялся к иной версии: медведь просто наелся и не собирается выходить на охоту снова. Пока что. Ведь рано или поздно желание снова пожрать человеческого мяса возьмет верх — животные, хоть раз перекусившие человеком, уже не могут есть что-то ещё.

С другой стороны, со смерти Сандерса до смерти Рори Джонсона прошло достаточно времени. Это наверняка были разные медведи. Может, животное вообще ушло умирать, ведь бешенство поражает центральную нервную систему достаточно быстро. Вряд ли даже у гризли был срок больше двух недель на то, чтобы жить.

Ри просила Денни быть осторожным — и он старался. Ради неё и ради себя. Не выходил из машины во время ночных дежурств и всегда держал наготове оружие, хотя и понимал, что вряд ли обычная пуля убьет хоть одного медведя, зато разозлить может вполне. Не выключал фары, пока медленно объезжал районы после комендантского часа.

И всё равно чувствовал, что в городе что-то не так. Совсем как год назад, у него волоски на затылке дыбом вставали, стоило ему проезжать мимо свалки у самого леса. Будто бешеный зверь таился именно там… или не зверь. Или стая зверей. Или… что-то. Впрочем, что это ещё могло быть? Первобытный страх темноты и того, что может скрываться в ней — лишь инстинкты древней части мозга. Не более.

Хотя, возможно, Марк, в последнее время очень проникшийся верой своих предков, сказал бы ему совсем другое.

Только против заключения коронера и здравого смысла не попрешь.

Рация ожила.

— Босс… — это был Райли. — Босс, что-то напало на наш дом… Босс…

Его голос прервался, в рации раздался только треск.

Денни резко вывернул руль, так и не доехав до конца свалки. Кажется, он был нужен Райли прямо сейчас.

Холодок прошелся у него по затылку, будто призрак коснулся ледяными пальцами. Что-то происходило. Что-то снова здесь происходило.

В доме у Райли горел свет, но на улице было спокойно. Почти. Подъехав ближе, Денни увидел, что на газоне прямо перед их небольшим домиком лежит растерзанный труп Джонси — собаки, что ещё недавно плясала вокруг самого шерифа, когда он заезжал проведать Райли. Но самого стажера нигде не было видно.

Ничего удивительного. Если на дом напали, то они явно заперлись внутри. Хоть какая-то защита.

Выбравшись из машины, Денни снял пистолет с предохранителя. Он понимал, что для разъяренного медведя его Глок будет обычной пугалкой, как детский фейерверк на Четвертое июля, но всё же держал оружие наготове. Однако на улице всё ещё было тихо, только лампочка, болтавшаяся над крыльцом, моргнула пару раз.

Что бы ни напало на дом Райли, оно ушло.

Возможно, его спугнул сам Райли.

Джонси, бедный малыш Джонси выглядел ужасно. Тельце было распорото от шеи до самого пуза, и кишки вывалились на желтеющую траву, часть их явно отсутствовала. Широко раскрытые карие глаза смотрели в темное, полное звезд небо, и в них отражались деревья и сам Денни, когда тот склонился над псом. Наверняка медведь хотел разорвать Джонси, а потом, если повезет, вломиться в дом и пожрать человечины.

Денни постучался в дверь.

Сначала было тихо, потом он услышал шорох ключа в замке.

— Босс… — выглянув на улицу, Райли кивнул ему. — Заходите быстрее. Оно может вернуться. Долли и Кэти наверху, я дал им успокоительное, — стажер был бледен, как смерть. Ему самому бы не помешало хорошее успокоительное. — И они спят на чердаке, там… там нет окон.

Что не так с окнами?

Он запер дверь и тут же отскочил от неё, будто она была порталом в Ад.

Вернув оружие на предохранитель, Денни спрятал его в кобуру.

— Слушай, Райли, я видел, что случилось с Джонси…

Тот покачал головой.

— Босс, я тоже видел… — губы у Райли дрожали. — Я выскочил как раз, когда оно хозяйничало у нас на лужайке, и я выстрелил в воздух, и оно… оно зарычало на меня, Богом клянусь, оно на меня зарычало, — казалось, он старался держаться при жене и дочери, а теперь, когда они спали наверху, его прорвало. — Оно сидело на корточках и запустило когти в живот Джонси, а у него подергивались лапы, и он умирал, уже умер, наверное. И это было человеком, босс, это не медведь, я же говорил вам. Оно было человеком… и не было. Я не успел разглядеть, но фигура у него была не медвежья, и когда я выстрелил, прежде, чем вообще подумал головой, и моя машина заорала сигнализацией, оно рвануло прочь…

Он провел по лицу ладонью, весь дрожа.

Денни приблизился, положил руку ему на плечо. Райли дернулся.

— Босс, давайте без этого дерьма? — глаза у него были испуганные и сухие, как в тот день, когда Денни навестил его. — Знаю, вы думаете, я крышей совсем того… но я видел его. И Кэти… она… — Райли запнулся. — Она почувствовала его присутствие. Она потом сказала Долли, что чувствовала, что бука рядом. Что бука стучался к ней в окно. Поэтому они спят на чердаке. Оно охотится, босс. За мной и моей семьей. Потому что я его видел.

Почему-то Денни ему поверил.

Нет, поверил, конечно, не в человекообразного монстра, которого могли нарисовать светотени и воспаленное воображение. И не в предчувствия Кэти. И даже не в то, что медведь открыл охоту. А в тот страх, что они испытали. И в то, что медведь, тот же самый или уже другой, явно ошивается в их районе и около их дома. Хотя это странно, ведь его видели и на свалке.

Быть может, стоит отпустить Райли с работы.

Быть может, Райли вообще стоит уехать на какое-то время, пока медведя кто-нибудь не пристрелит.

А, возможно, Денни просто поддался панике. Ведь, на самом деле, животное не станет искать кого-то по запаху, ведь правда? У парнишки просто сдали нервы из-за нападения животного на ближайший дом. А то, что это оказался дом Райли…

Всего лишь совпадение?

— Райли, — Денни сжал его плечо. — Я уже спрашивал и спрошу тебя снова: ты собираешься оставить службу?

Тот решительно помотал головой.

— Нет. Оно ищет меня и мою семью. И я хочу убить его, я… больше не хочу прятаться. Мне страшно, босс, но ещё больше я боюсь за Кэти и Долли. Я отправлю их жить к её отцу в Бакспорт, туда-то эта хрень не доберется. И я выйду за ним на охоту, потому что оно хотело… — он шмыгнул, — хотело убить мою семью. Сегодня. А, видит Бог, Долли и Кэти — всё, что у меня есть.

Денни не стал спорить. Ради Айрис он и сам сделал бы всё и ещё немного, даже погнался за бешеным медведем. Он кивнул.

— Только вот и ты, Райли, — всё, что у них есть. Помни об этом.

Потому что если он забудет, то начнет слишком много и необдуманно рисковать. А необдуманный и неоправданный риск ещё никогда не приводил ни к чему хорошему.

Райли кивнул.

— Я помню, босс. Я слишком их люблю.

И Денни знал, что это правда.

Райли и Долли поженились сразу же после школы, и, пока Райли работал в автомастерской, той же самой, где в ночные смены пахал отец Коннора, Денни сам приезжал чинить у молодого и рукастого мастера свою машину и никогда не жаловался на качество ремонта. Потом у Арчеров родилась Кэти, и денег, выручаемых в мастерской, хватать явно перестало. И, конечно, Денни с радостью взял Райли на работу, когда тот успешно прошел собеседование на должность стажера.

Безопасность жены и дочки для Райли была важнее всего. Но чего будет стоить та безопасность, если Долли потеряет мужа? Если Кэти больше никогда не увидит отца?

Гораздо позже, закуривая в приоткрытое окно машины, Денни вспоминал трупик Джонси, беззащитно лежавший на газоне, и думал, что, вообще-то, медведям не свойственно разыскивать по запаху тех, на кого они однажды натыкались. Даже бешеные звери нападают на тех, кто просто находится в поле их зрения.

Денни уже успел поговорить с Беном Дугласом, и тот, пока заливал бензин в бак машины, рассказал: больные бешенством животные не живут долго. Максимум недели две, пока болезнь полностью не поражает их нервную систему, и они, капая слюной и задыхаясь, уползают умирать. Правда, до этого могут заразить кого-то ещё. В целом, ничего нового Денни так и не узнал. А, когда попытался выяснить, как выглядят укусы медведя, Бен коротко пояснил, что у гризли совсем крыша должна поехать, чтобы он превратил человека в фарш.

И по его глазам было видно: Бен тоже чувствует, что дело здесь нечисто. Денни спросил, пойдет ли Бен на охоту? Дуглас ответил, что лицензию он уже оплатил и получил. Это не было согласием, но не было и отказом.

Так медведи ли начали терроризировать город? Настолько неуловимые медведи, что на их следы не напали охотники? Или… человек, вооруженный опасным холодным оружием?

Ага. Человек в странном костюме, с клыками и накладными когтями. Сам-то себя слышишь, Дэниэл Тейлор?

Глупость какая.

Однако первобытные инстинкты упорно говорили ему, что не всё здесь так просто.

​​​​​​​ *

Марку снились танцующие вокруг огня фигуры и барабанный бой, и монотонные шаманские бормотания. Это походило на вязкий кошмар, от которого он очухался только во время пересадки в Филадельфии, когда шасси самолета коснулись земли. Он провел ладонью по лбу, стирая выступивший пот.

Баддингтаун был очень близко. Так, что его близость Марк чувствовал кожей, и его продирало до костей ознобом, как при гриппе.

Он очень не хотел возвращаться в Мэн. Так, что едва не купил билет обратно в Лос-Анджелес, пока ждал своей пересадки до Бангора. В Калифорнии была Кира, был Брайан… однако в Мэн Марка тянуло, и он знал, что должен быть там. Возвращение в родной город на прошлое Рождество разделило его жизнь на две части, и, после того, как останки вендиго были сожжены и погребены, он понял: ничего не будет, как прежде.

Однажды открыв дверь, за которой скрывались мифические твари, её невозможно захлопнуть.

После битвы с вендиго Марк возвратился в Баддингтаун только весной, чтобы забрать Киру. Его рука почти восстановилась, но запись альбома группы растянулась на месяцы. Марк даже был рад этому: и Кире, и Брайану, и ему самому требовалось время, чтобы прийти в себя. Особенно Кире. Она потеряла мужа и племянницу, и пусть они считались пропавшими без вести… Марк знал правду.

Сэм и Рейчел никогда не выберутся из леса, и лес прорастет на их останках и будет питаться ими. Таков круговорот вещей.

И Марк надеялся, что больше никогда не возвратиться в Мэн, однако он снова здесь, с гитарой и рюкзаком наперевес, и Баддингтаун ждет его, как и прежде. А в городе — его личное чудовище, его монстр, который нашел способ вернуться.

Конечно, если это именно он.

========== Глава восемнадцатая ==========

Комментарий к Глава восемнадцатая

Aesthetic от Mr. Tigrenok: https://vk.cc/c9Uaf2

Джошуа снился ей уже не в первый раз. Опять и опять это были кошмары, приходящие под утро, когда ночь отступала от города. Он смотрел на Хизер через окно или оказывался рядом в кровати; в Джошуа мог превратиться кто угодно, промелькнувший в её сне. Хизер садилась на постели с коротким хриплым вскриком, напряженно вглядывалась в темноту комнаты — и, разумеется, никого не видела. Но ощущение чужого присутствия, чужого взгляда липкой пленкой оседало на коже.

После-хэллоуинская ночь исключением не стала.

Хизер вернулась домой из Бангора в абсолютно растрепанных чувствах. Ей было хорошо, и страшно, и сладко, и жутко от собственного поведения. Почти переспать с собственным учеником — о чём она вообще думала?! Собственно, ни о чем. Вообще.

Это было отвратительно с её стороны. Эгоистично. Это была слабость. Это была грань, которую она переступила, пользуясь алкоголем, циркулирующим в крови, да маской, что скрывала лицо.

И теперь она сгорала от стыда и страха, не только за себя, но и за него.

Придя в бар, Хизер увидела Коннора тут же — он с кем-то болтал, но не выглядел таким уж заинтересованным в происходящем. И, когда их «познакомили» заново, она изо всех сил пыталась быть не-собой — в конце-концов, я ряженый, пусть маска и краснеет! — и пыталась игнорировать его. Безуспешно. Как полная дура искала его взгляда, чтобы убедиться — он её не узнал. Убеждала себя, что всё-таки маска и костюм сумели надежно скрыть её личность. И, черт возьми, ощущала, как он смотрит на неё: жарко и жадно, как и прежде.

Она ненавидела себя за то, что пришла. Что поддалась уговорам Андреа, которая уже флиртовала с какой-то девчонкой в костюме Женщины-Кошки и как бы невзначай, кто бы ещё в это поверил, касалась её плеча или запястья. Хизер очень хотела уйти, но, каждый раз оборачиваясь на Коннора, чувствовала, что как раз уйти-то она и не может.

Или не хочет.

А потом Коннор угостил её пивом, и всё полетело к чертям. Настолько, что она, Господи, флиртовала с ним, шутила с ним, болтала, с каждым мгновением, проведенным вместе, ощущая, что непозволительно расслабляется. Она должна была просто завершить разговор как-нибудь, чтобы не обидеть Коннора, который, кажется, даже не подозревал, кто она такая, но…

Но.

Где-то в глубине души Хизер осознавала: у неё есть только один шанс находиться рядом с ним без чужого осуждения или грязных слухов, просто быть собой и не бояться, что кто-то узнает её и будет «полоскать» за спиной. И она очень не хотела упускать этот шанс, даже ценой огромных сожалений или угрызений совести.

Быть может, в ней говорило пиво. Или собственный эгоизм. Боже, её мысли даже звучали, как манипуляция!

А, быть может, в ней говорило чувство к Коннору, которое она давно перестала перед самой собой отрицать. Хизер знала, что влюбилась в него. Знала, что не должна поддаваться этой влюбленности, но ничего не могла поделать с собой — особенно в минуты, когда шум бара становился не более, чем фоном, а оторвать взгляда от глаз Коннора не получалось совсем. Не получалось прекратить разговаривать с ним.

Очень хотелось поцеловать его. И, когда Коннор пригласил Хизер на танец, желание стало невыносимым.

Она пыталась не смотреть ему в глаза. Старалась не прижиматься к нему. И отчаянно в этой борьбе самой себе проигрывала, пока позорно не сбежала в курилку, чтобы просто выдохнуть. У неё дрожали ноги и кружилась голова; Хизер чувствовала себя идиоткой и при этом — очень счастливой просто от того, что она была здесь. С Коннором. Она понятия не имела, как в ней уживалось два этих чувства.

Ей было стыдно и хотелось взлететь.

Коннор там и нашел её — за колонной во внутреннем дворике бара, и всё, что случилось дальше, Хизер, как ни хотела бы, не могла бы списать на алкоголь.

Да, черт возьми, она почти переспала с собственным учеником! Она позволила себе, Господи, отдрочить ему, пока он делал то же самое с ней! И, нет, у неё нет оправданий.

«Я этого хотела» — так себе оправдание. В полиции точно не прошло бы. Но у неё не было иного. Хизер знала, к чему всё шло, хотела этого и понимала — другого шанса у неё не случится, не будет, потому что маски будут сброшены, и всё вернется на круги своя. У неё была только одна возможность отпустить свои желания и остаться при этом не узнанной, и она воспользовалась ею.

Осталась ли она неузнанной? Скорее всего, да, ведь её лицо скрывала маска и капюшон. Хизер даже не винила Коннора, что он повелся на незнакомую девушку в баре: ему восемнадцать, он выпил, он ничего ей не должен… и хорошо, что не узнал, иначе это всё только испортило бы. Да, это хорошо, что он не узнал Хизер.

Только ей-то что теперь делать? Как смотреть ему в глаза и не вспоминать, как он дотрагивался до неё, как у неё колени дрожали от первого за очень долгое время оргазма — ну, если не считать тех, которые она сама себе доставляла? Как не думать о его поцелуях и прикосновениях? Как, черт возьми её, не хотеть повторения?

Потому что ни о каком повторении не могло быть и речи.

Спать Хизер ложилась с гудящей головой, напичканная успокоительным. Но никакое успокоительное не спасло, когда во сне она увидела свою же спальню, только в углу стоял Джошуа. Он ухмылялся, с его губ и подбородка стекала кровь, а глаза превратились в кровавые провалы. Он повел носом, как животное, принюхиваясь к её запаху, а затем провел по стене ногтем, издавая мерзкий скрип.

Когда Хизер проснулась, у неё от ужаса были мокрыми щеки.

Ей пришлось долго уговаривать себя, что Джошуа слишком далеко, чтобы достать её.

Так прошла неделя.

​​​​​​​ *

— Итак, Данте Алигьери и «Божественная комедия», — Хизер окинула взглядом класс, старательно избегая смотреть на Коннора. Каждый раз видеть его и не вспоминать, как он вжимался губами в шею, было выше её сил, а нужно было продолжать урок. — Толчком к созданию произведения стала в том числе и смерть его возлюбленной Беатриче. Ударившись в философию и размышления о жизни и смерти, Данте посещал религиозную школу, читал Цицерона и много думал о Рае и Аде. Его мысли легли в основу «Божественной комедии», которая изначально вовсе и не являлась таковой. Она была просто «комедией», а «божественной» её назвал Джованни Бокаччо, автор «Декамерона».

Джей Маклин весело хмыкнул:

— А почему мы не проходим «Декамерон», мисс Ньюман? Говорят, он гораздо веселее!

— Дай пять, бро! — его приятель, Фрэнк Мачини, звучно хлопнул Джея по ладони.

— Тебя спросить забыли, — Коннор бросил взгляд на них обоих. — Собрался спорить со школьной программой, придурок?

— Просто хочу, чтобы всем было весело, — развел руками Джей.

— Весело будет только тебе, извращенец, — Мэгги швырнула в него скомканную бумажку.

Хизер пришлось хлопнуть ладонью по столу, чтобы класс утихомирился. Она ощутила, как приливает краска к её щекам, когда первым, кто обернулся на её гневную попытку привлечь внимание, был Коннор.

Он… смотрел. Снова. Так же жарко, как и раньше. Кончик его языка скользнул по нижней губе, оставляя влажный след, и Хизер на мгновение «зависла», вспоминая, как они целовались, прячась за колонной в курилке бангорского бара.

Так, этого ещё не хватало.

Он ученик, она — учитель.

Поздновато она об этом вспомнила, нет?

Кашлянув, Хизер поджала губы, дожидаясь, пока ученики затихнут.

— Ещё одна такая выходка, и вы будете писать три эссе по «Божественной комедии», каждое по полторы тысячи слов.

— Да вы устанете их проверять! — заметил Джей, но уже не так уверенно.

— Как-нибудь справлюсь. Итак, я надеюсь, что Данте за лето вы все прочитали, потому что осилить его до следующего урока вам явно не удастся, — она улыбнулась, украдкой взглянула в распечатанный план урока. — И, поскольку это всё же достаточно религиозное произведение… какими вы видите религию и Бога в представлении Данте?

Несколько ребят синхронно застонали. Что ж, Хизер нанималась не развлекать их, а учить, так что умоляющие глаза никого не спасут.

— Мисс Ньюман, — снова окликнул её Коннор, — я одного в этой фигне не понял… почему сам Данте, которого называют праведным и чуть ли не в жопу за эту праведность целуют, ближе к финалу поступает как последняя скотина? Бьет грешников по головам, выдирает у них волосы? «В Аду быть честным попросту нечестно» — это что за подмена понятий и оправдания? Почему вдруг Данте решил, что, будучи в Аду, может быть неправедным, если сам себя таким провозгласил? И почему он решил, что может притворяться, будто всё, что он делает, на самом деле нормально и после выхода из Ада он снова станет праведным?

Хизер открыла рот, чтобы ответить. Закрыла рот, потому что ответа в себе не обнаружила. Коннор смотрел на неё, чуть прикрыв глаза темными длинными ресницами, и почему-то ей думалось, будто в его вопросе скрывается что-то ещё…

Что-то, связанное с ней. С ним. С Хэллоуином. И с её попыткой вести себя так, будто ничего не случилось. Но ведь он не узнал её тогда, правда? Она ведь не испортила ему жизнь?

— Разумеется, у Данте были причины так вести себя с грешниками, — произнесла Хизер, игнорируя любую возможную подоплеку вопроса, кроме очевидной. — Он считал, что раз они достаточно грешили на земле, то не заслуживают милосердия в посмертии.

— Но разве это не противоречит концепции всепрощения в христианстве? — Коннор откинулся на спинку стула, прикусил колпачок ручки. Низ живота у Хизер вспыхнул теплом от этого простого жеста. Коннор выглядел слишком сексуально. Впрочем, он всегда был таким, просто теперь она знала, как он мог прикасаться к ней. — Разве дело праведника — наказывать грешников? Этот Данте не слишком много на себя берет?

— А ты не слишком много берешь на себя, если решаешь за Данте, как ему вести себя с грешниками? — повернулась к нему Джемма.

— Никакая праведность не дает права толкать других лицом в дерьмо.

В этом споре Хизер была на стороне Коннора. Она не видела смысла осуждать Данте за его попытку показаться праведником на фоне других, но тоже никогда не понимала, почему он так эту праведность выпячивал и почему это считалось среди литературных критиков чем-то само собой разумеющимся.

— Думаю, это хорошая тема для вашей домашней работы. В четверг жду полторы тысячи слов о вашем видении христианства в «Божественной комедии».

Джей скривил рожу.

— Мы все попадем в Ад за такие рассуждения, мисс Ньюман!

— И встретим там Данте, — хихикнула Мэгги.

Звонок с урока закончил этустранную дискуссию.

У Хизер было «окно», поэтому она заперла кабинет и собиралась направиться в учительскую за своим ланчем, но, уже закрыв дверь, она увидела, что Коннор ждет её, прислонившись плечом к стене.

— Коннор? — она постаралась придать своему голосу как можно больше спокойствия, хотя внутри у неё всё дрожало. — Что-то случилось?

Он пожал плечами.

— Хотел посоветоваться насчет моего эссе по «Анне Карениной» для факультатива по русской литературе. Мистер Дайер сказал, что я сделал из неё чуть ли не икону феминизма того времени, а должен был написать о её страданиях. Но разве то, что она выбрала не брак, а свободу и запретную любовь к Вронскому, не делает её феминисткой, стремящейся жить своим умом, а не чужим?

И снова Хизер показалось, что в его вопросе скрывался подвох. Она отругала себя за мнительность: Коннор не узнал её тогда, он был пьян, ему хотелось секса, всё в порядке. Не в порядке, разумеется, но по крайней мере, все осталось в секрете. Это останется твоей маленькой грязной тайной, и тебе придется учиться жить с этой тайной, Хизер Ньюман, если хочешь, чтобы в Баддингтауне на тебя не ополчились родители твоих же учеников, а Коннора не заклеймили “жертвой психологического насилия”.

— Твой нестандартный подход не все способны оценить, — согласилась Хизер. — Я много раз говорила тебе об этом. Но разве у тебя есть время сейчас обсудить «Анну Каренину»? Тебе не надо на урок?

Коннор улыбнулся, и, Боже, Хизер снова ощутила мягкий толчок в низу живота.

— Я готов сходить с вами на ланч.

Они устроились на скамейке в школьном дворе, закутавшись в куртки. Вокруг было достаточно учеников, чтобы Хизер чувствовала себя в безопасности и понимала, что Коннор не позволит себе ничего лишнего… с другой стороны, почему он вообще должен? Он ведь не узнал её тогда, так что она сама — единственная, кто нервничает сейчас. И может себя выдать.

Возможно, обедать с ним, пусть и на людях, — тоже нарушение субординации между учеником и учителем, но их спасало отсутствие свободных скамеек во дворе и вполне себе различимая физическая дистанция.

Хизер очень надеялась, что спасало. Хотя все вокруг выглядели так, будто им было плевать.

Коннор с хрустом надкусил яблоко.

— …в общем, мистер Дайер считает, что я совсем охренел, если расписываю Анну Каренину, как героиню, шедшую против патриархального общества, потому что на самом деле она всего лишь женщина, которая глубоко страдала из-за любви. А я считаю, что это фигня на постном масле, и Вронский для неё был всего лишь поводом, чтобы выступить против задолбавших её устоев и надоевшего брака, — он прожевал кусок, и Хизер невольно проследила, как двигалось его горло. — За неимением других поводов и запретная любовь сойдет.

— Ты так думаешь?

Он пожал плечами.

— Вот вы смогли бы пойти против общества ради мужчины? Если исходить из теории мистера Дайера.

Хизер моргнула. Коннор невозмутимо жевал яблоко, и, казалось, в его вопросе подвоха и вовсе не было, однако неприятное сомнение ворочалось, не давая просто отмахнуться от смутных подозрений.

— А ты ради женщины? — вернула она вопрос.

— Ради определенной — да. Но вы увернулись от ответа, мисс Ньюман.

Разговор становился личным и опасным. Коннор доел яблоко и метко швырнул огрызок в стоящую неподалеку урну.

— Это был весь твой ланч? Хочешь сэндвич? — Хизер протянула ему бутерброд с ветчиной.

Он улыбнулся.

— Не успел утром приготовить. Спасибо, — его пальцы коснулись руки Хизер, скользнув по коже, и она дернулась. Щеки вспыхнули. Дура. Сама же эту субординацию и нарушила. — Так что же, мисс Ньюман, как бы вы поступили на месте Анны?

Хизер не знала, что ответить. Смогла бы она пойти ради самого Коннора против общества этого маленького городка — да и общества в целом, если на то пошло? Коннор заслуживал быть счастливым, заслуживал исполнения каждой его мечты, но и она заслуживала спокойствия и счастья не меньше, а как бы закончилась их жизнь, если бы она поддалась эмоциям… если бы другие люди узнали об этом?

Их имена трепали бы на всех углах. Сама Хизер стала бы растлительницей подростков, и не важно, что Коннор уже совершеннолетний. Фраза «переспал с училкой» неоном светилось бы у него на лбу. Возможно, он чувствовал бы себя сломанным, когда до него дошло бы, почему многие на него смотрят с жалостью. Его жизнь была бы разрушена.

Впрочем, есть вероятность, что некоторые одноклассники бы посчитали его очуметь каким удачливым сукиным сыном. Но точно не окружающие его взрослые.

Она вертела эти мысли постоянно, с параноидальной настойчивостью, и не могла от них отделаться. Не могла их отпустить.

А чего стоила бы улыбка Коннора, обращенная к ней? Его прикосновения и поцелуи? Его доверие и его… симпатия? Привязанность? Влюбленность?

Хизер вдруг почувствовала себя Анной, стоящей на перепутье, и кто знает, собьет ли её поездом или она всё же сможет быть счастливой, наплевав на всех? У Карениной не получилось.

— Мы живем в другом мире, Коннор, — наконец, произнесла она. — Здесь разрешены разводы и мало кого удивишь наличием юного любовника.

Коннор сощурился.

— Мы всё ещё живем в мире, где иногда влюбленность может привести к буллингу и остракизму, — он покачал головой. — Смогли бы вы пойти на это, зная, что вас осудят?

Кто-то из старшеклассников прошел мимо них, громко обсуждая предстоящую игру и нового капитана футбольной команды.

Хизер не выдержала. Сунув пустой контейнер из-под еды в сумку, она тряхнула головой и повернулась всем корпусом к Коннору.

— К чему ты клонишь? — её вопрос прозвучал резко, однако игры ей уже надоели. Сердце билось где-то у горла. Она ужасно боялась ответа, но ещё больше злилась из-за намеков, которые понимала и не понимала одновременно.

Он пожал плечами.

— Вам виднее, мисс Ньюман. Волку нужны большие уши, чтобы на них могли вешать лапшу, но волки не умеют притворяться, — от его слов у неё аж в горле пересохло. Коннор поднялся со скамеечки и закинул рюкзак на плечо. Склонился к её уху, обдавая запахом мятной жвачки. — Я готов идти до конца, как шла Анна, а вы?

Хизер почувствовала, как у неё на шее мелкие волоски встали дыбом, и не только от его близости, заставляющей тянуться к нему, хотеть прикоснуться.

Он знал. Коннор, черт возьми, узнал её, и просто принял её правила игры, но теперь у него были свои.

Господи, что она наделала?

*

Хизер возвращалась домой в ещё более растрепанных чувствах, чем приехала из Бангора. Холодный ноябрьский ветер швырнул ей в лицо оставшуюся листву, и она отмахнулась, продолжая думать: она влипла, она чертовски влипла. Делать вид, что не понимает, о чем говорит Коннор, у неё больше не удастся, но и говорить с ним откровенно… Боже, о чем? Объяснять, что была пьяна, поддалась порыву — дать ему карты в руки. Честно сказать, что боится осуждения — он уже выразил свое мнение по этому вопросу, и видеть разочарование в его глазах ей будет больно. Практически невыносимо.

Чего хотелось ей самой?

Она хотела Коннора. После Бангора — ещё сильнее и мучительнее. Она хотела болтать с ним и обсуждать книги, фильмы, музыку и компьютерные игры и вообще всё подряд, как и раньше, но ещё хотела держать его за руку, целовать его, заниматься с ним любовью… она хотела всего, что так и не получила от Джошуа. Всего, что — она понимала — грело бы ей сердце и делало бы счастливыми их обоих.

Но желания слишком часто разбиваются о реальность, не так ли?

Реальная жизнь в любой момент может показать свое истинное лицо. Счастье побьется вдребезги, а судьбы будут поломаны из-за неумения сдержать собственные чувства… хотя бы на полгода, Боже. Пока Коннор не закончит школу.

«Вообще-то, он собирается уехать, — напомнил ей внутренний голос. — Поедешь ли ты за ним или останешься здесь? Готов ли он ждать тебя столько времени? Есть ли у тебя достаточно выдержки, чтобы не броситься ему на шею?»

Ни на один из этих вопросов у Хизер не было ответа. Она понимала, что с каждым днем её тянет к Коннору всё сильнее, выламывая её выдержку, её моральные устои, наизнанку выворачивая все принципы, которыми она жила прежде. Коннор ломал её мир и её мировоззрение, но что они оба могли получить за это взамен?

И стоят ли эти короткие минуты счастья всего на свете?

Анна Каренина считала, что да. Хотя, по мнению Коннора, она вообще-то считала, что «нужно рвать оковы патриархата и застойного общества, чтобы быть счастливой». А там уж — для кого в чем заключается счастье.

Хизер не была уверена, что готова признать свои желания и пойти у них на поводу. Но также она была не уверена, что готова раздавить горло собственным чувствам, поддавшись страху перед обществом этого маленького городка. Хизер только начала чувствовать себя живой… так какого же черта?

А ещё где-то в глубине души она боялась, что Коннор вовсе не испытывает к ней чувств, которые показывает. Возможно, ему просто льстит, как быстро она сдалась тогда, в Бангоре. Или он и вовсе поспорил с кем-то из друзей, что «склеит» учительницу.

Хизер понимала, что это не похоже на него, но не могла отделаться от своих же страхов, и думала об этом, пока не добралась домой.

Заходя в полутемное помещение кафе миссис Гибсон — был уже поздний вечер, и старушка давно отправилась спать, — Хизер почувствовала, что кто-то наблюдает за ней. По спине пробежал холодок, и она резко обернулась, но успела только краем глаза заметить, как согбенная темная фигура скрылась в кустах на противоположной стороне улицы.

Хизер поскорее захлопнула дверь и защелкнула замок. В горле пересохло от внезапно накатившего ужаса, который она сама не могла себе объяснить.

«Джошуа. Это Джошуа. Он нашел меня, выследил меня, он здесь…»

Успокоиться она смогла, лишь почти бегом поднявшись в свою комнатку. Её трясло, хотя она никак не могла понять, отчего.

Ведь Джошуа быть здесь никак не могло.

========== Глава девятнадцатая ==========

Комментарий к Глава девятнадцатая

Aesthetic: https://vk.cc/camiru

— Как думаешь, про кого та девчонка тебе говорила? — Крис подкинул мяч носком бутса. Они ждали начала последней тренировки перед пятничной игрой, но тренера задержал директор, и теперь соккеристы слонялись по полю туда и сюда. — Ну, Мия. Помнишь?

— Та, на которую ты запал? — ухмыльнулся Коннор. — Которая типа ведьма?

Все её слова он выкинул из головы даже раньше, чем ушел с вечеринки. Хэллоуин — самое время для всяких гаданий и прочих приколов, но не верить же в это на полном серьезе?

— Ага, — Крис ещё раз подкинул мяч, перехватил его в руки. — Может, про Джемму?

— А ты что, веришь этой херне? Разрисованные кусочки картона не могут предсказывать будущее, — Коннор пожал плечами. — Это антинаучно.

— Ты у нас великий ученый, не я, — хохотнул Крис. — Но Мия уверена в том, что говорит.

Коннор перехватил мяч, отошел на пару шагов. Подкинул его ступней несколько раз только чтобы отдать пас Крису почти в лицо — тот едва успел принять его на грудь, прокатил по телу и отправил длинным пасом вдоль бровки, засветив мячом прямо в спину Патрика Моллино. Тот обернулся, поискал взглядом виновника и, увидев ржущего Криса, прицельным ударом вернул мяч обратно.

— Ты что, успел уже пообщаться с этой Мией снова? — проведя рукой по взъерошенной макушке, Коннор плюхнулся на скамью и принялся перешнуровывать тренировочные бутсы. — Охренеть ты скорый.

— Она мне реально понравилась, — Крис уселся рядом. — Такая… на фею похожа, пипец. И после школы, когда у нас не было тренировки, я сгонял в Бангор. Узнал много интересного, кстати. Промок под дождем к чертям, выпил кофе в магазине, где она работает… ну, таком, со всякой фигней типа карт и досок Уиджа. И попытался расспросить насчет тебя.

Коннор зевнул.

Мия вряд ли могла сказать хоть что-то новое. Она талдычила про какую-то женщину, за которой ему нельзя ходить, кивала в сторону Хизер тогда, но так и не сказала ничего определенного, кроме какой-то мистической хрени, в которую не поверит ни один здравомыслящий человек. Но если Крис хотел подкатить к ней, делая вид, что верит в эти бредни, то Бога ради.

Забавно было наблюдать за ним, таким растерянным от того, что его подкаты не действуют. Крис впервые сталкивался с такой ситуацией и теперь метался, как говно в проруби, не зная, как лучше поступить.

Притворяться, что он верит в гадания, выглядело как-то слишком. Впрочем, не Коннору было это решать.

— Вообще я бы не удивился, если бы она говорила про Джемму. Эта сучка хоть и зависла после смерти Рори, но явно не собирается оставлять тебя в покое. Наверняка придумает что-то ещё.

— Это меня и бесит.

Джемма подозрительно затихла после похорон Рори, но обольщаться, что она вдруг отбросила затею вернуть его, Коннор не стал бы. Он хорошо знал Джемму, он встречался с ней, он спал с ней, и знал, что она идёт до конца.

Нет, если бы она не трогала Кэрол, он бы забил на её поведение. Джемма всегда была такой: она ненавидела, когда что-то шло не по её сценарию, всегда в кровь разбивалась, чтобы вернуть то, что считала своим, и когда-то он даже подыгрывал ей. Когда-то.

Пока она не решила, что ей можно всё.

Коннор и сейчас понимал Джемму, как никто другой. Поэтому не собирался ей потакать.

— Угу, только Мия сказала, это не она.

Коннор сощурился, окинул Криса взглядом.

— Да ты втрескался по уши, — определил он. — Чувак, просто позови её в кино и не притворяйся, что веришь в эту хрень про опасности и тени! Она всё равно догадается, что тебе надо, так что нахрена врать-то?

На лице Криса мелькнула неуверенность — очень редкая для него эмоция.

— Мия сказала, я спасу тебе жизнь, потому что ты связался с девчонкой, которая проклята. Не подумай, что я верю в проклятья, — он поднял обе руки вверх, — но Мия…

Закатив глаза, Коннор поднялся. Со стороны раздевалок к ним уже направлялся тренер.

— Ты спасешь мою жизнь, если перестанешь ныть, разве что. Пошли, вон уже тренер Грин притащился.

Тренировка выжала из него все соки. Коннор забыл и про слова Криса, и про всё на свете, пока Грин сдирал с них десятую шкуру перед второй, но весьма важной домашней игрой сезона.

Парни давно уже свалили из душевой, из раздевалки доносились их громкие, шумные голоса. Коннор стоял под хлесткими, жесткими струями душа, чувствуя, как пар окутывает его, и не хотел выходить к ним. Он мог поспорить: прямо сейчас Рой и Крис обсуждают техники, которые они сегодня тренировали с Грином; болтают о девчонках… ведут себя, как обычно. А ещё Коннор мог поспорить, что нихрена не может вставить в их разговор.

Он должен был думать об игре, и он думал — вспоминал, как «Пчелы» из Бакспорта выстраивают защиту, думал, какой может быть их схема игры, — но также думал и о Хизер, и даже о Джемме. Происходящее закручивалось в какой-то немыслимый клубок. Он понимал, что Джемма не остановится и будет упорствовать в попытках его вернуть, и, раз не прокатило с буллингом Кэрол — его сестренка наконец-то потихоньку, очень медленно начала огрызаться на попытки её укусить, — то Джемма будет искать другой путь. И рано или поздно выйдет на Хизер.

Этого бы совсем не хотелось.

И, наверное, он вовсе не должен был спрашивать Хизер, готова ли она пойти до конца… до конца ради чего? Хизер притворялась, что ничего не было. Ничего в том баре не случилось. А Коннор не хотел и не мог делать вид, что не узнал её. Он сделал свой шаг, следующий оставался за ней.

А что, если она не захочет этот шаг делать? Сможет ли он смириться? Пусть он должен принять её нежелание разумом, но… сумеет ли он принять это нежелание сердцем? Сможет ли не предпринимать других попыток? Сможет ли вообще говорить с ней, смотреть на неё?

Он понимал, что должен. Ведь это будет её выбор, и Коннор понимал, почему она может отказать. Слишком многое было поставлено в её жизни на карту. Даже свобода. И он чувствовал себя сволочью, подталкивая её к решению, но…

Черт, они оба хотели этого. Сильно. Очень сильно. Коннор теперь точно знал, что она тоже хочет его.

И им придется с этим что-то делать. Что-то решать. Лучше сейчас, чем потом.

Хизер была его большой тайной, даже от двух самых лучших друзей, даже от сестры. Коннор чувствовал, как чертовски отдаляется от них, и это ему не нравилось, но просто так сказать «эй, чуваки, я влюблен в учительницу, и это меня охренеть как выносит», он тоже не мог. Не поймут.

Замотавшись в полотенце, он вышел из душа, когда понял, что команда уже свалила из раздевалки, и буквально на выходе столкнулся с Грином.

— Твою ж мать, тренер! — Коннор едва Богу душу не отдал. — Вы чертовски меня напугали!

— Следи за языком, парень, — нахмурился Грин. Он был мужчиной лет сорока, ещё не старым, но уже полностью седым, высоким и худым, что не мешало ему гонять своих подопечных как не пойми кого. — Ты сегодня и так на тренировке ворон считал. Не знаю, что у тебя происходит, но решил бы ты свои проблемы до послезавтрашнего матча, потому что я жду, что вы порвете бакспортских придурков, но выглядите вы так, будто они запросто порвут вас. Ты — креативный игрок, Коннор, и я хотел бы видеть, как ты включаешься в игру на все сто. Мы и так еле справились в прошлый раз без тебя.

Слышать такое было весьма лестно, хотя Коннор и понимал, что тренер лишь пытается пробудить в нём боевой дух.

— Двенадцатый класс, тренер, — так себе оправдание, но другого он не придумал. — Но я послезавтра вас не подведу.

— Надеюсь, — тренер хлопнул его по плечу. — Найди то, что тебя вдохновляет, парень, и играй ради этого. Ты нам очень нужен, я рад, что ты вернулся в команду.

Оставшись в одиночестве снова, Коннор присел на скамью и зарылся пальцами в волосы.

«Вам не понравилось бы, что именно меня вдохновляет», — подумал он.

Никому бы не понравилось.

*

В кинотеатре в среду вечером было не протолкнуться: руководство решило провести акцию «два билета по цене одного», и Коннор вымотался, продавая эти билеты. Последний сеанс был назначен на десять, а после кассиры могли подсчитывать и закрывать кассу и уходить домой, тогда как другие сотрудники оставались до самого финала — единственный плюс его сегодняшней работы. Сдав кассу администратору, Коннор переоделся в подсобке и вышел из зала.

Хотелось только спать.

Джемма ждала его в кафе. Погруженный в свои мысли, Коннор даже не сразу её заметил.

— Коннор, — окликнула она, и он вздрогнул.

Да твою же мать, только Джеммы здесь ему не хватало… Этот день может стать ещё более дерьмовым?

— Чего тебе?

Только не начать психовать, только бы не начать психовать…

— Думаю, нам нужно поговорить, — Джемма поджала губы. — За последние полгода у нас возникало много недопонимания. Но я думаю, нам нужно кое-что обсудить.

— Неужели? — Коннор вскинул брови. — Недопонимание? Сразу после того, как ты мне изменила или до?

Ему не хотелось устраивать драму, не хотелось превращать ситуацию в шекспировскую комедию. Или трагедию. Он пережил то дерьмо, он двигался дальше, он смог влюбиться, и у него было достаточно проблем, чтобы не причислять к ним ещё и Джемму. Да, она доставала его последнее время, хотела вернуть, крутилась, как уж на сковородке, даже устроила буллинг его сестре… и, наконец, решила поговорить? Какая хренова революция случилась в её мозгу?

Впрочем, насрать.

Коннор даже не замедлил шага.

Вопрос Джемма проигнорировала. Она шла рядом, пока Коннор не вышел на парковку молла и не снял с сигнализации свою машину.

— Джемма, твою мать, — он повернулся так резко, что Джемма едва не впилилась в него. — Говори, что хотела, и вали. Я чертовски заебался на работе.

— Значит, так, да? — Джемма скрестила руки на груди. — Сразу к делу? — она прикусила нижнюю губу. — Ладно. У меня есть фотографии твоей сестры, целующейся с Рори Джонсоном.

Вот.

Вот оно. Крис был прав.

Несмотря на смерть Рори, несмотря на попытки Кэрри огрызаться на своих обидчиков, Джемма решила довести дело до конца. Ей очень хотелось закончить школьные годы полноценной королевой, а рядом с собой на этом пути она видела только Коннора, и плевать она хотела на его желания и на его мнение.

Как и всегда. Она слишком привыкла, что всё достается ей по щелчку пальцев. Он знал, что родители её, всегда занятые бизнесом, очень её любили, но откупались подарками, дорогими вещами и модными гаджетами.

Со временем Джемма решила, что может заполучить всё, что угодно.

Коннор чувствовал, как гнев клокочет внутри, как печет у него за ребрами, а глаза застилает пеленой. Сорваться на Джемме, вцепиться в её горло, толкнуть спиной к машине было бы так легко…

— Отвали от моей сестры.

— Если я их опубликую в Фейсбуке, твою сестру сожрут, — продолжала тем временем Джемма, не представляя, на какую опасную дорожку она ступает. — Сожрут за Сэнди, которая потеряла парня… а умер он, возвращаясь как раз от твоей сестры.

Раз.

Коннор сунул руки в карманы спортивных штанов. Пальцы сжались в кулаки.

Два.

— Думаешь, люди не зададутся вопросом, откуда эти фотографии появились в сети? — голос у него стал опасно низким.

— Отложенный пост самого Рори, — пожала плечами Джемма. — Его взломанный телефон. Какая разница? Твоя сестра всё равно будет выглядеть виноватой. Эти снимки есть только у меня, и я удалю их отовсюду, если ты согласишься вернуться ко мне до конца года. Или хотя бы сделать вид, что возвращаешься. Я собираюсь стать королевой выпускного бала в этом году, и мне нужен король.

Три.

Злость, клокочущая, багровая, выплеснулась, наплевав на любые попытки Коннора управлять собой. Он чувствовал, как превращается в собственного отца, но ничего не мог сделать. Схватив Джемму за плечи, он толкнул её к машине, спиной впечатав в металлическую дверцу.

В её глазах промелькнул испуг.

Она прежде никогда не видела Коннора таким. Он всегда старался сдерживать свои порывы гнева при ней… при любых близких ему людях, чтобы случайно не навредить, не стать ничего не соображающим чудовищем. Ведь ему, в отличие от Бена Дугласа, не нужен был для этого алкоголь. Только внешний раздражитель.

И Джемма давно нарывалась, чтобы стать этим раздражителем.

Глаза ему застилало алым туманом.

Джемма испуганно пискнула, когда он сжал её шею ладонью, не так уж сильно, однако ощутимо.

— Только попробуй испоганить жизнь моей сестре, гребаная ты сука, — прорычал Коннор ей в лицо. — Только, мать твою…

— Коннор!

Хизер.

Это была Хизер, и пелена резко схлынула с его взгляда, а гнев, ворча, отступил, оставляя за собой растерянность и выжженную пустыню за ребрами.

Коннор разжал руки, и Джемма тут же отскочила от него, потирая горло.

— Мисс Ньюман, он напал на меня!

— Мисс Ньюман, я…

Коннора затапливало жгучим стыдом, горьким ужасом едва не совершенного и остатками ярости. Хотелось оправдаться, хотелось просить прощения, хотелось просто забраться в свою спальню и уснуть, чтобы пережить этот чертов день. Он чувствовал себя измотанным и уставшим. Он поступил, как его отец. Точь-в-точь. Он стал тем, кем стать больше всего боялся.

И его Хизер в этот момент была рядом.

Блядь.

Хизер стояла неподалеку от них. На самом деле, совсем рядом, и в руках у неё был пакет с едой на вынос из Dominos Pizza. В простом свитере, куртке и джинсах, она выглядела Джемме почти ровесницей.

И она видела.

Она видела, как он превратился в монстра, в чудовище, которого так старательно давил в себе, прятал за семью замками, слыша, как оно скребется там, за дверью.

Как теперь Хизер сможет верить ему, смотреть ему в глаза? Как она сможет говорить с ним? Сказать ему «да», если любому человеку захотелось бы от него только бежать?

Какого хрена он наделал? Почему именно сейчас? Горло снова сдавило.

— Джемма, — Хизер в три шага приблизилась к ним. — Удали те фотографии, о которых ты говорила Коннору.

Даже в темноте парковки было заметно, как Джемма побледнела.

Коннор не верил своим ушам. Хизер всё слышала? Она не винит его? Быть может, она… понимает? Ему отчаянно, до боли в груди хотелось надеяться, что да. Хизер его понимает.

— Какие фотографии, мисс Ньюман? Коннор набросился на меня! Я просто сказала, что не хочу идти с ним на выпускной… — Джемма в последние года превратилась в хорошую актрису, но сейчас ей мешал страх разоблачения, и она переигрывала. Заметил бы это любой.

— У меня хороший слух, — произнесла Хизер. — Я была совсем рядом и слышала иное. А, поскольку вы мои студенты, и остаетесь ими за пределами школы, я не могу закрыть глаза на случай психологического насилия со стороны моей ученицы к моему ученику.

— Мисс Ньюман, Коннор чуть не придушил меня!

— Я это видела. И, несомненно, я не выгораживаю его. Коннор отреагировал физическим насилием на насилие психологическое. И никакая причина оправданием к насилию быть не может. С обеих сторон. Удали фотографии, Джемма. Иначе завтра директору на стол ляжет мой рапорт о твоих попытках буллинга Кэрол Дуглас и диктофонная запись об угрозах.

Голос у Хизер дрожал от испытываемых эмоций. Коннору хотелось броситься к ней, обнять, прижать к себе. Умей он стирать память или возвращаться в прошлое, чтобы исправить всё, он бы сделал это. Сделал бы так, чтобы Хизер никогда не пришлось видеть этой отвратной сцены с Джеммой. Не пришлось бы видеть, как он становится монстром, защищая свою семью и себя самого.

Лицо Джеммы перекосилось. Она вытащила из кармана телефон и сняла блокировку.

— Да пожалуйста, — в пару кликов она вошла в Фейсбук и удалила личные сообщения, подчистила фотопленку в смартфоне. — Только не забудьте в этом рапорте написать, что Коннор Дуглас хотел меня убить!

Коннор знал, что не сжимал её шею настолько, чтобы оставить следы. А ещё он знал, что с Джеммы станется раздуть из этого скандал.

— Если ты удалила все снимки с Рори Джонсоном и Кэрол Дуглас, то никакого рапорта не будет, — у Хизер дрогнули губы. Она нервничала. — Я поговорю с Коннором насчет его поведения.

— И вы не думаете, что я могу пойти в полицию? — Джемма убрала телефон. Вздернула подбородок, пытаясь вернуть себе контроль над ситуацией, который уже был безнадежно потерян.

— Я думаю, что, если ты хочешь быть королевой бала, ты постараешься найти себе достойного короля. И не пойдешь в полицию, потому что будешь знать, что моя запись осталась у меня в телефоне.

Туше.

Взгляд Джеммы скользил между Хизер и Коннором, и она чуть нахмурилась, явно собираясь что-то сказать, но потом передумала. Развернувшись, она направилась к своей машине. Та приветливо моргнула фарами.

— Мисс Ньюман… — Коннору было страшно смотреть ей в глаза, но он всё же поднял голову. — Мне пиздец как жаль, что вы это видели. Я…

Хизер подняла руку, останавливая его. Её щеки были такими же бледными, как у Джеммы, а губы дрожали.

— Стой там, Коннор, — она по-прежнему сжимала в руке пакет с едой. Её голос подрагивал, звучал надтреснуто, как будто она выталкивала из себя всё, что говорила. — Пожалуйста, не подходи. Пожалуйста.

Больно.

Коннор никогда не думал, что несколько слов способны причинить такую боль.

Хизер не хотела с ним говорить. Хизер боялась его. Хизер видела, каким он был чудовищем. Коннор чувствовал, как всё внутри у него трескается и разрушается, оставляя только боль.

А потом Хизер осела на асфальт и зарыдала.

========== Глава двадцатая ==========

Комментарий к Глава двадцатая

Aesthetic: https://vk.cc/car6iP

Перед тем, как поехать в Баддингтаун, Марк задержался на некоторое время в Бангоре. Просто ходил по улицам, погруженный в мысли и воспоминания о прошлогоднем кошмаре, думал: неужели это все повторяется, неужели Старец снова нашел его, вернулся в городок, в который так тянуло? Однако что-то в рассказе Денни его смущало.

Не просто что-то — многое.

Старец никогда не оставлял мясо на улицах. Зная, что впереди его ждет долгое лето, он сохранял каждый кусок своей ужасающей пищи. Он ни за что не стал бы так бездарно растрачивать её. А Денни, зная, что Марк никогда не вынесет подробностей в люди, не стал скрывать, что тела были растерзаны прямо на месте преступления и органы отсутствовали только частично.

Марк ценил доверие Денни, понимая, что за любое разглашение деталей — хотя какое уж тут разглашение, ведь дело так и не открыли! — Денни может поплатиться своим значком шерифа. Каждая крупица информации была ему важна.

Что ещё?

Обычно Старец таскал своих жертв в лес и развешивал там на деревьях. Такой уж у него способ хранения своих запасов, которые он потом перетаскивал в берлогу. Каннибализм, конечно, всё ещё был очень весомым доводом… но множество духов, обретая оболочку, питалось человеческим мясом. Так же, как люди питались свининой да говядиной.

Он должен был оказаться в Баддингтауне, чтобы учуять своего старого врага.

Новостей от Денни о новых жертвах пока не было. Это было неплохим знаком. Обычно вендиго стремится убивать как можно больше. Этот демон вечно голоден.

Думать о вендиго как о Сэме он уже не мог. И думать о Сэме, как о вендиго — тоже. Чудовище завладело Сэмом, но не было им.

В Лос-Анджелесе Марк не терял времени. Он знал, что не сможет обучаться у огимаа, ведь его дед уже умер, поэтому пришлось учиться самостоятельно. Он постарался найти все возможные книги об индейской мифологии, съездил в несколько резерваций — не везде его принимали дружелюбно; в некоторых люди крестились и бормотали заговоры, окончательно запутавшись в своих религиях, и не хотели разговаривать с ним, — и всё ещё чувствовал, что находится в начале пути.

Он никогда не хотел становиться огимаа. Он не хотел видеть духов, не хотел бороться с ними, он хотел быть счастливым с семьей, которую обрел так неожиданно, однако от судьбы невозможно сбежать. Куда бы ты ни бежал, ты всё равно берешь себя с собой.

Ни в одной из книг он не встречал монстра, что разбрасывал бы останки вокруг места своего пиршества. И это… пугало больше, чем сам факт наличия духа. Марк боялся, что не сможет с ним справиться.

Он знал, что должен встретиться с шаманом — как тогда, во время охоты на Старца. Но сил поехать в Баддингтаун сразу же после прилёта у него не было. Поэтому он поспал, перекусил, прогулялся по улицам. Задержался в городе, сходил в библиотеку, старался привести мысли в порядок. Попытался отвлечься. Но всё равно продолжал думать. Марк знал, что не может слишком долго откладывать неизбежное.

— Ты в порядке? — каждый раз спрашивала Кира, когда он звонил ей.

Да. Нет. Марк понятия не имел, что ответить ей, и поэтому улыбался и начинал спрашивать про Брайана. Это всегда срабатывало.

Кира понятия не имела, зачем он на самом деле поехал в Баддингтаун. Она считала, что Марк просто хотел навестить Денни. Ему повезло, что у неё не было желания возвращаться — сам он не смог бы отказать ей, и здесь, в Мэне, она могла снова оказаться в опасности. А потерять её Марк не хотел.

Он любил Киру. Теперь он знал это. Пусть понимание пришло и не сразу — через защиту и желание оберегать, через привязанность к Брайану, через многие и многие эмоции, складывающиеся, как паззл, в искреннее и сильное чувство. И, видит Великий Дух, Марк хотел бы вернуться домой.

Но возвращался он в другой свой дом. Тот, который оставил позади; который спас на прошлое Рождество, чтобы снова покинуть. И оттягивать возвращение в Баддингтаун уже было нельзя.

*

Кай Джонсон возвратился на работу чуть меньше, чем через две недели после похорон Рори. Ещё сильнее похудевший, с синяками под глазами, Кай выглядел тенью самого себя, но отмахнулся от сочувствующих взглядов и соболезнований.

— Если я не буду работать, горе родителей сведет меня с ума, — коротко пояснил он Денни. — Есть какие-то новости?

— Медведь попытался вломиться в дом Райли, — Денни присел на край стола. — Сам Райли спугнул его, выскочив с оружием, но это бешеное животное совсем осмелело.

Лицо Кая ожесточилось. Острые черты лица казались высеченными из камня.

— Это чудовище надо пристрелить. Неважно, то ли это животное, что сожрало Сандерса, или другое. Собрать охотников и выйти в лес.

Понять его злость было можно: потерять младшего брата, видеть, как его разорвали на части… не каждый вынесет такой удар. Кай держался, но одному Богу или Дьяволу было известно, что на самом деле творилось у него в душе. И в душах его родителей. Ведь никто и никогда не думает, что завтра его ребенка не станет.

— Сезон охоты давно уже объявлен, так какого черта?

Денни хмыкнул. Сказать было легко, но на деле…

Охотников в Баддингтауне было не так уж и много. И большинство из них не охотились на столь крупных хищников.

Бен Дуглас исправно покупал лицензии и охотился на лосей да на пернатых, а медведя подстрелил лишь однажды, в юности, давно это было, башка в доме на стене висит. Лицензию-то он запросил и даже успел получить, но на этом всё и застопорилось.

Барри О’Шейл тоже предпочитал охотиться на оленей, и в лесу осенью по выходным его оранжевые, по закону, жилетка и шляпа мелькали среди деревьев, пугая мелких птиц.

И оба они были уже не так-то молоды, а бешеный зверь мог быть куда хитрее человека. К тому же, медведи умели двигаться бесшумно.

Да, некоторые охотники выходили в лес, пытались выследить медведя, а егерь местный им помогал… но животное оказалось неуловимым, зато возвращались мужчины почему-то притихшими и не очень-то жаждущими снова уйти в чащу.

Возможно, они чувствовали то же, что и Денни. Морозом пробирающий иррациональный страх при виде леса.

Особенно после того, как выпал первый снег и замерз тонкой коркой. Зима дохнула на город и отступила, но скоро вернется.

— Мало найдется придурков, что захотят иметь дело с медведем, у которого крыша поехала, — заметил второй стажер, Оливер. У Райли был выходной, и он поехал навестить семью в Бакспорте. — А что, ты хочешь к ним присоединиться?

Кай промолчал, но всем было ясно, что, будь у него охотничья лицензия, он бы так и поступил. Он стиснул зубы, и на щеках заходили желваки.

— Скарборо пытался мобилизовать тех немногих охотников, что есть в городке, но в итоге, попробовав выследить медведя, от бессмысленной затеи отказались все, кроме Бена и Барри, — Денни потер руками лицо. — У них ещё осталась надежда. Да и то…

Он хотел сказать, что с этих двоих уже давно нет никакого толка, но промолчал. Все их трофеи остались в молодости да на стенах домов. А что сейчас?

А сейчас даже егерь не был уверен, что это животное ещё живо. И бешеных медведей он в лесу не видел. Но тела-то есть!

— То есть, мы просто нахрен будем ждать, пока очередной гребаный шатун пожрет ещё кого-нибудь?! — Кай не выдержал. — Мой брат мертв из-за того, что все решили, будто Сандерсу просто охуенно не повезло!

Денни понимал его боль. Понимал, что значит мучиться от мыслей, что ты мог что-то сделать и не сделал. Терзаясь переживаниями из-за исчезновения Сэма, он злился на себя, что не заметил его проблем, что не смог проследить… думал о многом и многом. Думал, что в последние свои дни Сэм выглядел сам на себя не похожим, и дело было не только в долгом пребывании в лесу и попытках выжить в чаще. Но в чем ещё?..

Казалось, Кай винит себя в том, что все меры против нападения медведей в итоге вылились в назначение комендантского часа, да и то — не слишком раннего, и в бесполезные походы охотников, не способных никого выследить. Но таково было решение Скарборо, и спорить с сити-менеджером было себе дороже.

Возможно, Уоррен считал, что медведи в итоге уйдут сами или сдохнут от бешенства. Всегда умирают.

Не открывать же дело из-за взбрыка природы?

В глубине души Денни был согласен с Каем, и промедление Скарборо ему было непонятно. Но Скарборо четко дал понять, что не закроет глаза на отстрел без лицензии. От Барри проку оказалось мало, а Бен Дуглас в лес так вместе со всеми в последний раз и не вышел.

Алкоголь. Что же ещё могло ему мешать?

— Я поговорю с Уорреном, — Денни вздохнул. Он хотел положить руку на плечо Каю, но сомневался, что это успокоит помощника. — Две смерти — это уже не шутки.

Баддингтаун, казалось, замер в ожидании новых убийств. Разумеется, это было ошибочным впечатлением, просто комендантский час делал свое дело, но, проезжая по улицам города, Денни не мог не отметить, какими пустынными и тихими они казались. Городок и раньше не бурлил вечерней или ночной жизнью, но теперь даже подростки особо не шатались туда и сюда, возвращаясь из молла — единственного места, где они могли повеселиться. Да и вечеринки были под запретом, хотя вряд ли кто-то этот запрет соблюдал безоговорочно.

Закурив в окно машины, Денни прикрыл глаза.

Результат разговора со Скарборо оказался неутешительным. Уоррен всё понимал, но руки были связаны.

— Тейлор, мы делаем, что можем. Охотники выходят в лес. Егерь им помогает. Введен комендантский час. Да, родители школьников, особенно работающих, приходили ко мне. Они обеспокоены. Я разговариваю с ними. Это не убийства, не маньяк, это всего лишь медведь, и всё, что мы можем — охотиться на него. А он хорошо прячется.

И в этом была правда. Или нет?

Почему тогда охотников становилось всё меньше?

Марк написал Денни ещё утром, что уже в Бангоре и собирается приехать в Баддингтаун в ближайшие пару дней. И, хотя Денни был рад его приезду и даже предлагал остановиться у него, всё же не мог не отметить, как не вовремя Марк возвращается в родной город. Уже второй раз, как не вовремя. И зачем? Нет, конечно, он был бы рад увидеть старого друга, но с тех пор, как Марк увез Киру и Брайана, причин возвращаться у него будто бы и не было.

Хотя, возможно, сам Денни, затюканный и замотанный, всё усложняет, и Марк просто хочет навестить резервацию, в которой когда-то жил его дед. Кажется, он весьма проникся культурой своего народа. Быть может, это старение? И как скоро старение почувствует сам Денни?

Дома горел свет.

— Привет, — Денни повесил куртку на крючок, отряхнул ботинки. — Ри?

— Привет, — Айрис выглянула из кухни. — А у нас гость. Ты почему не предупредил, что Марк приезжает сегодня, а?

Не предупредил. Замотался. Хотя сам предлагал другу остановиться у них. Забыл. Даже за те пару дней забыл, только сегодня вспомнил.

Денни не успел ничего ответить. Сам Марк появился в дверях, прислонился к косяку плечом.

Ничуть он не изменился за прошедшие полгода, да почему и должен был? Длинные тёмные волосы он собрал в пучок на затылке, что делало его худощавое лицо ещё взрослее, но в целом… В целом это был всё тот же Марк, прощавшийся с Денни в начале июня, и ни один из них не думал, что они вновь встретятся так скоро.

— Извини, что без предупреждения, — он развел руками. — Я должен был позвонить, но у телефона сдохла батарея прямо в дороге. Я ненадолго, уже снял номер в мотеле.

— А я ему сказала уже, чтобы забыл про свой номер и остановился у нас, — Ри уперла руки в бока. — У нас есть свободная спальня и мы достаточно гостеприимны.

Марк закатил глаза.

— Уйми свою женщину, Денни, дружище, она мне весь мозг уже сожрала этим!

Денни шагнул вперед и обнял его, хлопнул по спине, и в этом теплом, дружеском жесте не было больше неловкости, как при первой их встрече в прошлом году.

— С возвращением, приятель.

Марк хмыкнул.

— Да уж, Баддингтаун меня, похоже, никогда не отпустит.

Темнота на улице неуютно заглядывала в окна. Ри уже ушла спать; страхи её больше не беспокоили. Марк откинулся на спинку стула, вытащил из пачки сигарет одну и повертел в пальцах, но так и не закурил.

— Расскажи мне то, о чем не рассказал по телефону.

Денни вздохнул. Раскрытие обстоятельств смерти Сандерса и Рори могло бы грозить ему увольнением, если бы открыли уголовное дело, но официальной причиной смерти всё ещё значилось нападение диких животных, а значит, никакой следственной тайны — только этика.

Болтуном Денни не был никогда, однако в маленьком городке редко что можно было скрыть и не бояться при этом, что тайное станет явным. Смерть Рори и Сандерса обсуждали все, но даже Айрис не знала всех подробностей. Ей и ни к чему были детали. Остальные придумывали эти подробности сами и вполне были довольны своейфантазией.

— Да, в общем-то, я рассказал тебе всё. И Сандерса, и Рори разорвали на куски, как старые тряпки. Однако коронер считает, что это были не медведи. Его смутили следы зубов, больше похожие на тонкие иглы. К тому же, даже бешеные животные не бывают так бессмысленно-жестоки, да и умирают они довольно быстро. Но я думаю, что он начитался романов ужасов, — хмыкнул Денни. — Кто ещё это мог быть, если не медведи? Пусть и разные.

Марк помолчал, сжал в пальцах сигарету, сминая её пополам.

— Может, медведь, — тихо произнес он через пару минут. — А может, и нет.

Денни пожал плечами.

— Не представляю, кто тогда. Дуглас и О’Шейл получили лицензии, но Барри медведя выследить вместе с другими охотниками и егерем не смог, а Бен… — он махнул рукой.

Почесав подбородок, Марк вытащил ещё одну сигарету, зажал её между губ и, наконец, закурил.

— Не знаю, кто это может быть, — он выдохнул долгую струю сизого дыма, — но много ты видел медведей с иглообразными зубами?

Немного, тут к гадалке не ходи. Денни вдруг рассердился. Марк в точности повторял его мысли, но при этом не говорил ничего нового. И это не Марк смотрел на тела Сандерса и Рори, размазанные по асфальту и превратившиеся в месиво из мяса и костей.

— Слушай, если у тебя есть какие-то соображения, то поделись ими, а не ходи вокруг да около!

Марк в упор взглянул на Денни. Покачал головой.

— У меня есть только догадки, и в них ты всё равно не поверишь, пока не увидишь сам. Поэтому я здесь. Дэн, я хочу тебе помочь. Дай мне только разобраться, как.

Лампочка в люстре мигнула раз-другой, но гаснуть передумала.

Денни подумал, что вспылил зря — сказывалось напряжение последних дней. Он потер переносицу двумя пальцами, зажмурился на миг, потом выдохнул.

— Извини, — запустив руку в волосы, он откинул с лица мешающиеся пряди. — Устал как собака, нет никакого желания загадки разгадывать. Не представляю, как ты мог бы мне помочь. Стрелять из ружья, может, умеешь? — Денни печально усмехнулся. — Да по кому там в вашей Кали стрелять, по ворам?

— Может, и умею, — хмыкнул Марк, — но не стрелять. Сможешь показать мне фотографии тел?

— Зачем тебе? Только не говори, что потом объяснишь, я по горло сыт этими тайнами, — взмолился Денни.

Он чувствовал, что Марк от него что-то скрывает. Чувствовал, что после того Рождества друг возвращался на свое Западное Побережье изменившимся… не повзрослевшим, а будто нашедшим себя или какую-то часть себя, давно потерянную. Так говорила ему интуиция полицейского, которой он доверял — полицейские ведь должны уметь разбираться в людях.

Марк развел руками.

— Тогда не скажу, — он снова выдохнул дым. — Просто поверь, когда я буду уверен в своих словах, я всё тебе объясню. Даже рискуя тем, что ты позвонишь в Бакспорт и вызовешь оттуда санитаров из психиатрической больницы.

— Ну, меня могут увезти вместе с тобой, — хохотнул Денни.

— Вполне вероятно.

И почему-то Денни показалось, что Марк только наполовину шутил.

А может, не шутил вовсе.

*

Несмотря на гостеприимство Денни и Айрис, Марк всё же вернулся в мотель. Лежа на постели, он смотрел в потолок; смутные очертания мебели проступали в ночной темноте. Волк на его спине тревожно чесался и ворочался.

В Баддингтауне снова что-то было не так. Он почувствовал это кожей, как только заехал в город, а мимо промелькнул знак «Вы въезжаете в Баддингтаун. Соблюдайте правила дорожного движения!». Но это был не Старец, о, нет. Здесь поселилось что-то иное. Да почему же в этот городишко так тянется всякая нечисть?

Слова Денни тоже не особенно ему помогли. «Зубы как иглы»… они могли быть и у вендиго, но всё же Марк точно знал: к этим двум новым смертям дух голода не имеет никакого отношения. Он хорошо успел изучить своего врага, чтобы чуять его присутствие. Оно отзывалось холодком по позвоночнику, ледяными завываниями в мозгу и ушах. Вендиго был слишком узнаваем.

И здесь хозяйничал не он.

Мерно гудел старый кондиционер, настроенный на теплый воздух. Этот звук должен был успокаивать, но нервы звенели, как натянутые струны, и пришлось приложить много сил, чтобы дыхание выровнялось, а сердце вошло в обычный для него ритм.

Закрыв глаза, Марк провалился в привычные видения.

Листва шелестела под мощными волчьими лапами. Он осторожно ступал, лавируя среди деревьев, принюхивался: из чащи ощутимо тянуло кровью. Чем дальше Марк заходил в лес, тем сильнее чувствовал этот запах. Шерсть на загривке встала дыбом.

Какая-то фигура мелькнула среди деревьев. Замерев, волк приник к земле, в горле глухо клокотало и ворчало.

Это был не медведь. Но и не человек. Не такой высокий, как Старец, не такой худой, хотя явно когда-то был мужчиной, на нём даже сохранились остатки одежды: джинсы, рубашка. От него так же разило мясом и кровью, но ещё — песком и чем-то незнакомым, не свойственным мэнским лесам.

Волк понял: кем бы это существо ни было, оно явилось издалека. Возможно, с юга.

Почуяв чужих, оно зарычало. Развернулось, сделало несколько шагов прямо к Марку-волку, и острое волчье зрение разглядело горящие глаза, ввалившиеся щеки и иглообразные зубы, не помещающиеся во рту.

Чудовище рыкнуло, и волк прыгнул вбок, помчался, разбрасывая листья, петляя между деревьями. Помчался из леса прочь.

Марк распахнул глаза. Сердце бешено колотилось, на висках выступили капли пота, дыхание сбивалось.

Он видел монстра.

И это был не Старец.

========== Глава двадцать первая ==========

Комментарий к Глава двадцать первая

Aesthetic от Эр_Джей: https://vk.cc/caKSZJ

У Хизер голова болела от слёз.

Она плохо помнила, как Коннор, несмотря на её запреты, всё же подскочил к ней и подхватил; как оказалась в его машине; как он отвез их чуть дальше по улице, пересадил её на заднее сиденье и обнял, забравшись туда сам. Кажется, она пыталась его оттолкнуть, но не вышло. Наверное, она должна была сопротивляться больше, но сил не было — решившись на противостояние с одной из собственных учениц, Хизер пришлось собрать всё мужество, что у неё было. Ведь она не имела права принимать хоть чью-то сторону. И теперь она чувствовала себя разбитой.

Её трясло.

— Ш-ш-ш, — Коннор зарылся пальцами в её волосы, притянул её голову к своему плечу. — Всё хорошо, всё хорошо. Прости меня, прости меня, я не должен был так злиться, я не должен был нападать на Джемму, я напугал тебя, прости…

Он звал её по имени. Так не должно было быть.

Так было.

Хизер уткнулась лицом в его худи, ненавидела себя за слабость — он ведь такой же, как Джошуа, он такой же, он тоже способен на насилие! — и не могла оттолкнуть. Хотя должна была. В воспоминаниях то и дело всплывало лицо Джошуа — острые черты, смугловатая кожа, тёмные глаза, кривая ухмылка.

«Думаешь, я тебя не достану? Думаешь, спаслась?»

Коннор гладил её по голове, шептал в ухо что-то успокаивающее. Хизер хотелось верить его тихому, нежному тону, но что-то внутри настаивало, что она же видела, как он сжимал горло Джеммы, она видела…

Способен ли Коннор на открытое насилие?

И даже если нет, он ведь угрожал Джемме…

Она с трудом заставила себя думать хоть как-то логически, попытавшись отбросить страх.

Хизер слышала весь их диалог от начала и до конца. Так уж получилось, что она вышла из молла с покупками и направилась на парковку, а Джемма и Коннор были слишком заняты своей ссорой, чтобы её заметить. Поначалу Хизер не хотела вмешиваться, чтобы не сделать хуже, но потом…

Потом всё почти стало ещё хуже.

Она помнила искаженное гневом лицо Коннора. Чувствовала его злость, его обиду, его бессилие. Понимала, почему он поступил так, но не знала, имеет ли право его оправдывать. Это выворачивало её наизнанку даже сейчас. Парень не может, не должен поднимать руку на девушку, какой бы она ни была.

Джемма ударила его в самое больное место. Тронула его семью.

Хизер достаточно узнала о Конноре, чтобы понимать: он переживет, если угрожать будут ему, но не позволит впутывать его близких. Он полез в драку с Рори Джонсоном, чтобы защитить Кэрол. И, видимо, если дело касалось его сестры, он не видел различий между парнями и девчонками. Он просто рвался грызть глотки.

Это пугало. И в какой-то степени восхищало. Хизер знала, что не должна восхищаться этим, но чувствовала, что Коннор дорожит любимыми людьми, готов ради них на всё, и это откликалось в её сердце. Но всё же его взгляд и его ладонь на горле у Джеммы напугали её не меньше. Что, если однажды Коннор перестанет разбирать, друг перед ним или враг? Что, если он перестанет контролировать эту ярость?

Как однажды перестал контролировать Джошуа.

Хизер снова затрясло.

Коннор вжался губами в её висок, ещё крепче прижал к себе.

— Прости меня, прости, прости…

Она должна была отстраниться. Должна.

Быть может, должна была объяснить, но, когда Хизер попыталась произнести хотя бы слово, её зубы клацали так сильно, что попытки пришлось прекратить. Коннор путался пальцами в её волосах, продолжал нежно гладить по голове. Кожу на виске согревало его дыханием. Он продолжал шептать нежности и просить прощения, однако прошло ещё минут двадцать прежде, чем Хизер перестало колотить.

Она уперлась ладонями в плечи Коннора в попытке отстраниться, и он тут же отпустил её.

— Я… Мне нужно уйти, — Хизер было стыдно за свою истерику, было стыдно, если эта истерика начнется снова, и страшно, и неловко. Сердце всё ещё колотилось о ребра, а виски ломило от слёз.

— Хизер… — Коннор легко дотронулся до её плеча и тут же отдернул руку. — Я не хотел тебя пугать.

Она замерла.

Он звал её по имени, но смущало не это.

Хотелось уйти. Хотелось остаться. Было страшно снова попасться на ту же удочку, что и с Джошуа, но… но Коннор и Джошуа всё же были разными, она чувствовала это сердцем. Коннор поступил ужасно, тогда почему ей так хочется его выслушать? Хизер раздирало на части, и она ничего уже не понимала.

Её ладонь по-прежнему лежала на ручке двери.

— Я сам себя боюсь иногда, — голос у Коннора был глухим, тихим, и, казалось, каждое слово он выталкивал из себя. — Эти вспышки ярости… они у меня от отца. Он пил всю свою жизнь, и, когда бухал, становился неуправляем, лез в любую драку, десятки раз получал по морде. С шестнадцати лет я периодически вместо матери забираю его из участка. И всю жизнь я жутко боялся стать, как он. Оказаться таким же уродом.

Хизер убрала руку.

Вопреки здравому смыслу, вопреки всему её жизненному опыту, она хотела выслушать Коннора. В отличие от Джошуа, он осознавал, что такое насилие и жестокость, и понимал, что его поступку вряд ли есть оправдание.

Кажется, что понимал.

Развернувшись, она подобрала ноги и обхватила себя руками за плечи. В полутьме машины лицо Коннора было трудно разглядеть, но Хизер могла представить, как кривятся и дрожат его губы, как он тяжело моргает. Очень хотелось потянуться, дотронуться ладонью до его щеки, но она сдерживалась. Пока что.

— Вспышки гнева я обнаружил в себе лет в тринадцать, когда, заглянув за сестрой в школу, увидел, что её толкают в лужу, и её учебники падают в грязь. Кажется, я сломал тогда кому-то нос, меня оттащили к директору, я получил отстранение от уроков… и четко осознал, что эти вспышки нужно давить. Знаешь, они выглядят как пелена, что застилает глаза, и хочется нахрен все крушить и ломать, потому что оно распирает изнутри, не находит выхода. Это… отвратно, знаю. Даже звучит так, — он быстро облизнул пересохшие губы. — Я попросил родителей отвести меня к психологу, но в нашем городке его фиг найдешь, а в Бангор возить меня было некому. Я учился жить с ними сам.

Хизер слушала, затаив дыхание. Слушала историю подростка, больше всего на свете боявшегося стать похожим на своего отца. Мальчишки, впивающегося в кожу на ладонях ногтями, чтобы усмирить свой гнев.

Историю Коннора, для которого его семья, его сестра и мать, были всем, и он изо всех сил старался не грызть за них глотки в самом что ни на есть прямом смысле.

Слушала, и её сердце обливалось кровью, а страх отступал.

Да, Коннор не до конца научился управлять своим гневом — но, очевидно, всем было плевать на него, пока он хорошо учится и забивает голы за школьную команду по соккеру.

Да, он старался, он срывался, он мучился сам, терзая себя и свою душу.

И, да, Рори и Джемма заслужили увидеть его тёмную сторону. В какой-то степени.

Хизер всё ещё не принимала насилия ни в каком его виде. Но теперь она понимала: ярость Коннора была ответом на попытки давления и насилия с чужой стороны. На чьи-то поступки, которым не было оправдания. И теперь она четко видела разницу между ним и Джошуа, что прикрывался насилием, как флагом, и обвинял в нём других, тогда как Коннор винил только себя.

Они были разными, как черное и белое.

Хизер почувствовала, как ей стало чуточку легче.

— Я не смог… — Коннор сглотнул, провел по лицу ладонью. — Я не должен был нападать на Джемму. И ты права, что боишься меня, наверное, но, пожалуйста… Я не знаю, что делать, если ты отвернешься от меня.

У неё заныло сердце — тонко, тянуще. Хизер не выдержала, потянулась к нему, кончиками пальцев коснулась мокрой от слёз щеки. Коннор вжался губами в её ладонь. Всего на мгновение, но этого было достаточно, чтобы тепло вспыхнуло у неё в груди, а нежность оказалась сильнее всех прочих эмоций.

— Хочешь знать, почему я испугалась? — вопрос сорвался прежде, чем она успела остановить себя.

Она не должна рассказывать ему о Джошуа.

Разум запоздало взвыл, что Коннор, вообще-то, её ученик, а весь их разговор, его прикосновения, её откровенность сводят на «нет» любую субординацию. Раскрывать «скелеты в шкафу» перед собственным студентом — тот уровень близости, который между ними существовать не должен.

А что должно?

Они танцевали. Они целовались. Они ласкали друг друга на той Хэллоуинской вечеринке, и ничего уже нельзя вернуть назад. Хизер могла сдать костюм Красной Шапочки обратно в прокат и сделать вид, что октябрьского прохладно-пьяного вечера и вовсе не было, но притворяться — лишь обманывать себя.

Хизер нарушила достаточно правил ради Коннора, потому что не могла иначе, не чувствовала иначе, и она не винила его в собственных решениях. Она была взрослой женщиной, и за каждый свой поступок отвечала перед собой и своей совестью.

И хорошо понимала, что никто не должен о её поступках узнать.

— Хочу, — дыхание Коннора согрело её ладонь, которую она так и не отняла.

«Остановись, — попытался воззвать к ней разум. — Не нужны ему твои чертовы проблемы и твое прошлое, у него своих хватает!»

Возможно, слова её внутреннего голоса не были лишены доли правды. Коннору восемнадцать, у него вагон собственных бед и проблем, своих эмоций и боли, и Хизер не должна, не имеет права вывалить на него ещё и свои. Не имеет права манипулировать им через эмоции и жалость. Ведь так? Так?

Но он был слишком откровенен с ней; он раскрыл ребра и вытащил на открытых ладонях свое кровоточащее сердце; он поделился с ней тем, чего, возможно, о нём не знали даже родители и друзья. Или знали, но не так подробно.

И Коннор имел право знать, почему Хизер так испугалась его.

Быть может, это поможет им обоим?..

Первые фразы давались с трудом. Хизер не могла сказать, что заперла воспоминания о Джошуа, нет. Но облечь в слова всё, что происходило с ней последние несколько лет, оказалось в разы сложнее, чем просто думать об этом. Снова и снова её омывало ужасом произошедшего, ужасом поведения её уже бывшего мужа, который не справился с потерей сына, и это горе вскрыло в нём всё жуткое, что прежде скрывалось. Воистину, иногда боль выпускает наружу весь гной, всё дерьмо, о котором человек может даже не догадываться…

Хизер вспоминала, как Джошуа пил и швырял ей в лицо обвинения в смерти их ребёнка, хотя у малыша была врожденная патология плода, он просто не задышал, а ей нечем было ответить, и чувство вины, черное, ядовитое, разъедало ей душу. Она вспоминала, и слёзы закипали у неё под зажмуренными веками, а Коннор прижимал её к себе. Он слушал, не перебивая, так же, как слушала его сама Хизер, и снова гладил её по голове, а её головная боль ширилась, сжимала обручем виски, как нежеланный венец.

— Он и пальцем ко мне не притронулся… — Хизер вцепилась в худи Коннора. Воспоминания заставляли её искать хоть какую-то опору, потому что её мир вновь покачнулся, пусть и от бури, несущей по волнам памяти. — Но я каждый день боялась, что он это сделает.

Было время, Хизер оправдывала Джошуа. Считала, что он просто не мог справиться с горем, и всё наладится, когда он придет в себя. Но теперь она понимала: лишь часть этой мысли была верной. Джошуа понравилось обвинять в своих несчастьях жену, и он продолжал мстить ей за всё и сразу: за ребёнка, за свой алкоголизм и последовавшие за ним неудачи… за всё, что шло в его жизни наперекосяк.

Было время, когда Хизер ненавидела Джошуа за его угрозы. Ненавидела и боялась, и запирала на ночь спальню, молясь, чтобы он не напился до чертиков и не сломал хлипкий замок. Она не спала ночами, а днём слышала непрошенные советы «понять, простить и оставаться рядом», и безысходность накрывала её черным маревом.

Потом остался только страх, смешанный с жалостью, и отчаянное желание освободиться.

— Он говорил, что горло мне перережет.

— Боже, Хизер… — Коннор чуть отстранился, взял её лицо в ладони. Хизер не сопротивлялась. Рассказ о прошлом отнял у неё остатки сил. — Я напомнил тебе этого придурка?

Она кивнула.

Напомнил. Стоило ей увидеть, как ладонь Коннора сжимала горло Джеммы, как ей вспомнился Джошуа.

Его бешеные от злобы глаза.

Его хрип: «Я порежу тебя, слышишь?..»

И липкий ужас, от которого не было избавления, пока она не села за руль и не уехала из Техаса навсегда.

— Хизер…

— Подожди, — Хизер мотнула головой, — дай мне договорить. Ты… напомнил мне Джошуа, но только в первое мгновение. Потом я услышала твои слова, увидела твои глаза… ты раскаивался и боялся, что напугал меня. Джошуа никогда не… — она сглотнула. — Никогда не думал об этом. Ему было плевать.

Пальцы Коннора ласково касались её щек, стирая слёзы. Прижавшись лбом к её лбу, он тихо произнес:

— Твой голос.

— Что?.. — Хизер моргнула.

Головная боль постепенно утихала, но теперь в висках неприятно ныло.

— Я услышал твой голос. И меня отпустило.

Казалось, он говорил правду.

Хизер знала, что не имеет права чувствовать эту нежность, это желание помочь ему преодолеть эти приступы ярости, просто быть рядом… но она чувствовала и ничего не могла с этим поделать. Здесь и сейчас они нуждались друг в друге — изломанные каждый по-своему, пожираемые собственными страхами, они, казалось, нашли наконец-то поддержку и родственную душу.

Если, конечно, таковые существовали в мире, где не было места чудесам.

У неё будто камень с души упал, стоило рассказать о Джошуа и обо всем, что ей пришлось пережить в Техасе. Будто прошлое наконец-то осталось в прошлом, превратилось в один из ночных кошмаров, которые рано или поздно побледнеют и уйдут навсегда.

Благодаря Коннору.

Её страх улегся, и Хизер стало легче, словно она смогла провести для себя черту между прошлым и настоящим.

— Я не хочу быть чудовищем, Хизер, — Коннор по-прежнему прижимался лбом к её лбу, шептал едва слышно, то и дело облизывая чуть потрескавшиеся губы. — И я не хочу быть чудовищем для тебя.

— Ты и не чудовище. Но ты ведь понимаешь, что я не могу быть рядом с тобой, по многим причинам, — каждое слово отзывалось в Хизер глухой, ноющей болью.

Их разделяло слишком многое, но ей, как никогда прежде, хотелось плюнуть на эти различия, потому что она чувствовала: она могла бы помочь Коннору. А он уже помогает ей. Лечит раны, о которых она даже не подозревала. Тащит наружу гной, застоявшийся в старых ранах.

Коннор мягко провел пальцем по её верхней губе.

— Но я бы этого хотел. Очень.

Он не улыбался. Был серьезен так, что это чудилось почти необычным для него.

— Хизер…

— Коннор, пожалуйста… — она думала сказать «нет», но подавилась этим словом, как лишним куском хлеба.

Хизер не должна была находиться здесь, не должна была сидеть с ним в одной машине, но не находила сил уйти.

— Послушай, — его горячечный шепот обжигал ей губы, — Хизер, я правда больше так не могу. Ты нравишься мне, очень, с самого первого дня, с первой встречи. Рядом с тобой я не чувствую, что должен за что-то там бороться, я просто, черт возьми, могу быть собой. Ты спасла меня от меня самого сегодня. И я знаю, что с тобой происходит та же фигня.

И он был прав. Хизер знала, что прав, хотя и гнала от себя эти чувства, пыталась держать Коннора на расстоянии, не хотела сломать ему жизнь. И безбожно проигрывала в этих попытках себе и ему.

Каждое его слово отпечатывалось в её памяти и на её сердце.

— Коннор, я не могу, — из последних сил выдохнула она, делая ещё одну, отчаянную попытку не рухнуть в эту пропасть, цепляясь за него, не увлечь его за собой. — Я даже в машине не должна с тобой находиться.

— Но ты здесь.

Туше. Возразить нечего. Хизер и правда была здесь, в его машине, и её сердце заполошно билось, как у зайца, от близости Коннора, от того, куда свернул их разговор, от желания поцеловать его. Самой. Сейчас, когда на ней не было маски, когда их тайны были преподнесены на раскрытых ладонях, Хизер хотела быть искренней до конца.

— Я не жалею, что рассказала тебе о Джошуа. Но…

— Тш-ш-ш, — Коннор смотрел, внимательно и жарко. — Я тоже нихрена ни о чем не жалею.

Хизер казалось, что связь между ними становилась крепче, осязаемее. Та самая, что тянулась с первой встречи тонкими нитями, с каждым днем набирая силу. Наверное, эти нити нужно было обрубать сразу, а теперь было слишком поздно.

— Не бойся, — шепнул Коннор.

А потом он поцеловал Хизер. Нежно. Долго. Аккуратно. Будто боялся, что она оттолкнет его и сбежит. Поцелуй разительно отличался от первого, казавшегося всплеском подавляемых эмоций, и от поцелуев в курилке того бара, наполненных страстью и алкоголем; Коннор обнимал её лицо ладонями и едва касался её губ, а голову у Хизер вело, будто она накурилась или напилась.

Она должна была его оттолкнуть — и снова не сделала этого.

— Коннор, мне пора идти, — беспомощно пробормотала Хизер, когда он чуть отстранился. — Мне завтра уроки вести. А тебе — учиться, вообще-то.

Она чувствовала себя странно. Будто не она только что боялась Коннора и сравнивала его с Джошуа, пока не поняла и не почувствовала, что они всё же совершенно разные. Будто их ничего не разделяет. Будто никакое общественное мнение никогда между ними не встанет. Будто…

Коннор потерся кончиком носа об её щеку.

— Я хочу, чтобы ты знала, что я капец как благодарен тебе за твои слова. За твою помощь. За то, что ты рядом и не сбежала от меня сейчас, даже увидев, каким я могу быть… даже если не хочу этого. Я не прошу прийти на игру в пятницу. Но я буду ждать тебя в эти выходные в Бакспорте. Если ты приедешь, а не пошлешь меня нахрен… я сдохну, но постараюсь сделать тебя чертовски счастливой.

— Опрометчиво, — Хизер покачала головой. Движение отозвалось ноющей болью в висках.

Он улыбнулся. Впервые за весь разговор.

— Я имел в виду каждое слово. Давай я отвезу тебя к моллу? Там всё равно уже никого нет.

Коннор больше не пытался её поцеловать. Сделав ещё один шаг навстречу, он ждал ответного шага от неё, а у Хизер кишки в узел заворачивались от мысли, на что они оба прямо сейчас подписываются.

И она не могла сейчас ничего решить. Не хотела об этом думать. Не сейчас. Не когда она едва-едва сбросила камень с души.

Потом.

Перебравшись на переднее сидение, Коннор застегнул ремень безопасности и повернул ключ зажигания. Мотор недовольно заурчал и затарахтел.

— Вот черт, — выругался Коннор, — отец так его и не проверил!

Это возмущение было таким обыденным, что Хизер тихо рассмеялась, хотя не думала, что будет смеяться этим вечером вообще.

Ни Коннор, ни Хизер не заметили, как позади машины мелькнула худая тёмная фигура и метнулась в ближайший переулок.

*

Мальчишка снова был с ней.

Мальчишка заслуживал смерти.

Мальчишка заслуживал боли, разрывающей изнутри.

И он заберет его. Как заберет ещё многих с собой, во тьму. Как велит ему голос. Как приказывает его природа. Он и так тянул слишком долго.

В темноте щелкнули зубы.

========== Глава двадцать вторая ==========

Комментарий к Глава двадцать вторая

Aesthetic: https://vk.cc/caXzHr

Стадион гудел от нетерпения, пока «Волки» собирались выйти на поле. Осенний сезон для них начался с победы, главным теперь, как на каждой тренировке кричал тренер Грин, было не упустить преимущество. Команда сегодня играла на выезде в Бакспорте, так что поле принадлежало соккеристам целиком и полностью.

В игре они должны были показать всё, на что способны.

Коннор поправил гетры и покрепче подтянул шнурки на бутсах.

— Кто мы? «Волки»! — привычно выкрикнул Патрик Моллино, вратарь и кэп команды. — Мы — «Волки»!

— «Волки»! «Волки»! «Волки»!

Раздевалка наполнилась криками. Кто-то саданул кулаком по шкафчику, и тот недовольно лязгнул.

Прикрыв глаза, Коннор попытался сосредоточиться на будущей игре: «Пчелы» будут наседать, будут прессинговать, постараются не давать пространства, а значит, Криса можно будет использовать по максимуму — он умеет создавать пространство вокруг себя…

Мысли об игре отвлекали от всего остального.

— Йуху-у-у! — кто это? Кажется, опять Моллино, чтоб его скамейкой в жопу трахнули. — «Волки» всех порвут! «Волки» впереди!

Кто-то плюхнулся рядом с Коннором и подтолкнул его плечом. Открыв глаза, он увидел Роя, и улыбнулся, толкнул плечом в ответ.

— Чувак, ты как? — Рой почесал щеку, на которой пробивалась щетина. — Нам кровь из носу надо сегодня надрать «Пчелам» задницы.

— Да знаю я, — Коннор потер затылок. — Но «Пчелы» сильнее нас.

— Зато они на выезде, а мы — дома. У нас больше поддержки.

Каждый соккерист, как и каждый футболист, знал, как важна поддержка родного стадиона, своего города и даже школьной команды чирлидерш. Выезды становились адом, трибуны стадиона давили, и приходилось прикладывать все силы, чтобы не позволить этому давлению повлиять на игру, на победу, в конце концов — на чертов настрой. И сегодня выдержать это предстояло «Пчелам».

Не то чтобы это делало их слабой командой.

Коннор играл с ними не в первый раз. Но именно ноябрьские игры влияли на престиж команды и её положение в сезонной рейтинговой таблице. И «Волки» не могли позволить себе проиграть. Не сейчас. Не «Пчелам».

Тренер Грин был жаден до побед и прививал это каждой команде, с которой работал в Баддингтаун Хай. Вкус победы — терпкий, застывающий на языке вместе с потом и холодным, скользящим в горло воздухом, невозможно было забыть, один раз попробовав. И Коннор хотел испытать его вновь.

Как и Рой. И Крис. И Патрик.

Как и все они.

Коннор забывал обо всем, стоило ему выйти на поле. Он чувствовал, как шипы бутс впиваются в газон, как воздух наполняет легкие, как прилипает к телу вспотевшая форма. Пот стекал по вискам. Сегодня стадион шумел, как никогда, распевая подбадривающие песни; где-то у бровки метался тренер, но Коннор видел перед собой только мяч.

Вот слева в штрафной противника «открылся» Крис, но мозг быстро считывал информацию: если отпасовать на Баттлера, то мяч после удара Криса может прилететь прямо в руки вратарю «Пчел». Справа и вовсе из своих никого не было, а защитник бакспортцев несся прямиком на Коннора.

Хренушки.

Думать было уже некогда.

Зато можно было пробить самому.

Коннор и пробил: что ещё оставалось, если Баттлер был в пиздец какой неудобной позиции, а подоспевшего Роя уже пасли?

Трибуны взревели. Перед глазами расплывались лица, человеческие фигуры превращались в цветные пятна. С трудом среди сидящих на нижнем секторе ближайшей трибуны Коннор сумел разглядеть Хизер — она ведь не любит соккер, но она пришла, пришла, — и воздух в груди у него сперло, а губы растянулись в довольной победной улыбке.

Коннор вскинул руку — два пальца, большой и указательный, сами сложились в букву L, love, — и тут же на него навалились и Крис, и Рой, и добрая часть команды. Они трепали его по макушке, обнимали, хлопали по спине, хохотали, довольные — теперь оставалось только не пропустить от «Пчел» и попробовать забить снова, и всё, победа.

Он думал: Хизер видела? Она видела? Поняла ли она, что этот жест был для неё и только?

Каждый его чертов гол будет посвящен ей. Коннор это знал.

До перерыва шанса забить у «Волков» больше не появилось, однако и «Пчелы» так и не смогли превратить создаваемые в чужой штрафной моменты хотя бы в один удачный удар в створ. Впрочем, скучать Моллино, конечно, не приходилось. Защита «Волков» из последних сил сдерживала прессинг, но, когда прозвучал свисток судьи на перерыв, Рой рухнул на жесткий газон.

— Вставай, — подпихнул его носком бутсы Крис. — Нехрен валяться!

— Ой, да отвали, — отмахнулся Рой, — я заебался.

Пока тренер разносил защиту, рыча, что они должны костьми лечь, но не подпускать «Пчел» к штрафной, Коннор плеснул холодной водой на покрасневшие щеки. Капли стекали по подбородку на шею, смешивались с потом, выступающим на коже.

— Почему из вас только один умудрился забить? — шумел тренер. — Создавайте моменты, черт вас возьми!

Для Коннора футбол состоял не только из созданных моментов — он был жизнью, а не просто игрой, и Коннор был приучен побеждать. Но во втором тайме он осознанно «сел» в оборону, позволяя Крису «звездить» в чужой штрафной — «Пчелы» устали, и их прессинг ослаб, позволив «Волкам» увеличить свое преимущество.

Второй гол в ворота гостей прилетел за две минуты до финального свистка, и Коннор думал, что оглохнет от воплей, которыми болельщики наградили Роя, из последних сил заколотившего мяч «Пчелам» с ассиста Криса. Гол был не то чтобы красивый, это был «гол последнего издыхания» вообще, но какая разница, если 2:0? Какая разница, если бакспортцы сваливают домой, побежденные?

Краем глаза Коннор увидел, что Джемма сделала изящное сальто у самого края бровки; её и без того короткая юбка взметнулась до кромки нижнего белья, обнажая стройные смуглые бедра. Патрик Моллино, уже стащивший с рук вратарские перчатки, подмигнул ей, и Джемма ответила милой улыбкой, но кому, как не Коннору, было знать, что с губ Джеммы разве что яд может капать?

Зрители сваливали со стадиона, довольные и вечером, и сегодняшней игрой, и у Моллино дома наверняка будет вечеринка в честь победы, но Коннору хотелось побыть одному.

Или с Хизер. Она была единственным исключением.

Он непозволительно долго мылся в душе, отмахнувшись от предложений Криса и Роя поехать на вечеринку, а, когда, ероша темные влажные после мытья волосы, выбрался в коридор, то в кабинете тренера уже не горел свет. Школа пустовала, и ничто не напоминало о ещё недавно царившем на стадионе веселье. Даже уборщика, мистера Адама, и то видно не было — наверняка подметал между трибунами и сквозь зубы ругался на школьников, мусорящих попкорном и чипсами везде и всюду.

И, нет, Коннор не ждал, что Хизер сейчас появится из ниоткуда. Хотя не отказался бы.

Они не договаривались ни о чем после тех поцелуев и того мучительного, но очень необходимого разговора в машине. У Коннора был её номер телефона, однако он не хотел давить на неё, писать ей — Хизер вольна была принять любое решение, которое захочет.

Сегодня, уходя с урока английской литературы, он оставил ей вместе с эссе записку с адресом мотеля, в котором собирался ждать завтра. Коннор видел, что записку она быстро спрятала в карман пиджака.

Если она не приедет, это и станет её решением.

И тогда Коннор оставит её в покое. Просто отъебется, хотя больше всего на свете ему хочется сделать Хизер счастливой. Хочется видеть как она улыбается — ему и из-за него. Целовать её. А если она придёт, если не испугается, он всё сделает, чтобы она больше никогда не чувствовала себя так же хреново, как с этим её придурком-бывшим.

Чтобы она никогда больше не плакала и не оглядывалась, боясь, что её преследуют.

Рассказ Хизер ужаснул и разозлил его. Коннор и представить не мог, какой кошмар она пережила, пока не уехала из Техаса, и, если бы её бывший попался ему на пути, он точно набил бы ему морду.

Хизер не заслужила этого дерьма; она должна была быть счастлива — улыбаться, смеяться, есть мороженое, обсуждать хорошие книги и смотреть фильмы в обнимку перед телеком. Заниматься любовью. Желательно с ним, с Коннором. А не думать, что сделала что-то не так, что виновата в чем-то, что даже не было в её власти. Не мучиться и не страдать из-за чьих-то закидонов.

Хизер.

Девушка, в которую он влюбился по уши.

И которая заслуживала всего самого-самого.

После её слов Коннор тогда так и не уснул, и твердо решил, что хочет быть рядом и научить её улыбаться вновь. Хочет доказать, что, несмотря на некоторые его проблемы с гневом, он никогда не тронет её и пальцем.

Чтобы она поняла: именно её голос, её образ позволяют ему побороть ярость, что иногда вспыхивает в нём. Коннор в этом убедился.

Телефон брякнул сообщением.

Крис.

«Ну и где ты шляешься? Пропустишь самое клевое на вечеринке!»

Тащиться к Моллино и бухать там Коннору совсем не хотелось. Утром он должен был встать на пробежку, хоть мышцы и будут ныть после игры, потом отправиться на раннюю смену в кинотеатре, а потом прыгнуть в машину, только вчера ночью наконец-то починенную отцом, и поехать в Бакспорт — и ждать, ждать Хизер, и нервничать, и не знать, приедет она или решит, что всё это для неё слишком.

Он быстро отбил сообщение, что собирается поехать домой и задрыхнуть до утра. В другой день Коннор бы присоединился к тусовке, но…

Хизер. И работа, деньги от которой пойдут на колледж.

«Пиздец ты скучный», — сообщил Крис.

«Сходи нахуй, Баттлер»

О пропущенной вечеринке Коннор не жалел. Зато жалел, что Хизер, видимо, ушла сразу же после игры. Поговорить им так и не удалось.

Быть может, так было и лучше. Быть может, ей всё ещё нужно было время, чтобы принять решение. Коннор не был идиотом — он понимал, что именно Хизер ставит на кон, хотя она ни разу и слова об этом не сказала. Он понимал, что находится в безопасности сам. Если их связь раскроется, он будет невинной жертвой, а она — чуть ли не гребаной «черной вдовой», едва не сожравшей с потрохами школьника. Так работает общественное мнение, и всем будет насрать, что Коннор просто влюбился по уши.

Люди вообще не выбирают, кого любить, но с учителями этот фокус не прокатывает.

*

Криспи тянул поводок, уткнувшись носом в землю.

Обычно Коннор не выводил его на прогулку, потому что у пса был целый двор, чтобы куда-то свою неуемную энергию девать, а заодно и территорию пометить, но сегодня ему хотелось прогуляться самому и очистить мозги. После игры он чувствовал себя, как перееханный катком, но знал, что всё равно не уснёт, поэтому нацепил на пляшущего вокруг него Криспи поводок и зашагал вниз по улице.

До комендантского часа оставалось ещё минут сорок.

Ноги гудели после игры, а мысли о Хизер крутились в голове, не давая сосредоточиться на прогулке. Теперь Коннор понимал, почему из Техаса она уехала не в Калифорнию, не в Новый Орлеан, не в какой-нибудь другой из южных штатов, а забралась так далеко на север. Она сбегала, и ей удалось спрятаться, зажить неприметной жизнью в городке, который и на картах-то еле-еле обозначен; она понимала, что оставаться где-то на юге или юго-востоке страны для неё небезопасно.

И слишком… близко.

К её бывшему.

Сердце у Коннора ныло в груди, когда он думал, что ей пришлось пережить. Он был готов ждать, сколько угодно, если Хизер боялась снова влипать в новые отношения, и не только из-за того, что он — её ученик. Только бы она вообще сказала ему «да». Лишь бы не отвернулась в страхе.

Даже если она захочет подождать до выпускного… он подождет.

Размышляя, Коннор даже не заметил, что дошел до кафе миссис Гибсон, у которой Хизер и снимала комнату. Чуть поодаль виднелось уродливое здание молла, никак не вписывающееся в их маленький городок. В кафе было темно, ведь миссис Гибсон уже наверняка ушла спать, да и Хизер, наверное, работала в своей спальне, и валить отсюда надо было быстрее — вдруг она высунется в окно и решит, что Коннор её караулит?

Это было бы крипово.

Криспи натянул поводок сильнее прежнего, а потом вдруг остановился, как вкопанный, и уставился в темноту переулка. Зарычал, вздыбив шерсть на загривке, и припал к земле.

— Эй, Крисп, — Коннор дернул его назад. — Ты чего?

В темноте что-то двигалось. Перемещалось, перетекало, как хищник из ужастиков. Рычание Криспи плавно перешло в тихий, напуганный визг, и он попятился, вжался в ногу Коннора боком.

— Ты чего, мальчик? — Коннор присел на корточки, обнял пса. Тот мелко дрожал. — Всё хорошо, это просто тени.

Конечно, тени. Что же ещё?

«Только вот тени обычно дает кто-то».

— Эй! — поднявшись на ноги и шагнув вперед, крикнул Коннор в темноту. — Эй, там кто-нибудь есть? Какого хрена вы пугаете мою собаку?!

И тут же подумал, что это был самый кретинский поступок в его жизни.

Тишина. Давящая, холодная, липкая. Снова движение в тенях.

Отец говорил, медведи умеют передвигаться очень, очень тихо. И ты можешь запросто не заметить их, пока они не окажутся у тебя за спиной.

Криспи взвизгнул.

У Коннора волосы на затылке тоже встали дыбом, а по позвоночнику прокатилась дрожь. Умирать в медвежьих когтях ему не хотелось. Однако разве бешеный медведь будет вести себя так, будто… загоняет кого-то? Приманивает? Скорее всего, ему просто чудится, а Криспи напугало что-то ещё.

Потом всё пропало.

Дернув поводок в другую сторону, нервный Криспи потащил Коннора от переулка прочь, вверх по улице, откуда они и пришли. Потом вдруг снова остановился, — Коннор, ещё не оправившийся от странного, иррационального страха, снова едва не споткнулся о пса, — и опять рванул вперед, подкатываясь прямо под ноги высокому мужчине в куртке-парке, молча курившему у своей машины.

— Черт! — Коннор, который обычно мог удержать Криспи, не ожидал такого рвения. — Простите, мистер, он обычно не такой…

Криспи ткнулся носом в ладонь мужчины, заскулил, как скулил, признавая чье-то превосходство и власть. Безоговорочным вожаком стаи для него раньше всегда был Коннор.

— Всё в порядке, — незнакомец улыбнулся и перестал быть незнакомцем.

Теперь-то он оказался вполне узнаваем: их учительница музыки, о которой много и восхищенно рассказывала Кэрри, обожавшая ходить на хор, развесила портреты этого чувака в кабинете, а ещё его фотка в рамке болталась на доске почетных выпускников Баддингтаун Хай.

Из-под капюшона парки на Коннора смотрел Марк Аллен.

— Он безобидный, мистер Аллен. Крисп, к ноге, мальчик! — Коннор дернул поводок, и Криспи неохотно подчинился. — В душе не ебу, что на него нашло.

— Просто знает, что я не причиню ему вреда, — мистер Аллен снова улыбнулся. Присев на корточки, потянулся и почесал Криспи между ушей. — Дома в Калифорнии у меня тоже собака.

Он совсем не удивился, что Коннор его знал — возможно, привык к чужому вниманию, он ведь в группе играл. И продолжает играть, кажется. Тут уж Коннор не знал точно: все его познания в музыке ограничивались Спотифаем, где он слушал последние новинки, да и то фоново. Читать и играть в соккер ему нравилось больше.

Криспи лизнул мистеру Аллену ладонь, и Коннор испытал легкий укол необоснованной ревности. Его пёс был дружелюбным всегда, но сейчас в его поведении было что-то не так.

Будто он почувствовал в мистере Аллене что-то…

Что-то, что сам Коннор не мог чувствовать, потому что был… человеком?

Какие-то тупые мысли лезут ему в голову. Просто бывают люди, располагающие к себе всех животных в радиусе километра.

«Ага, Белоснежка, например, — хмыкнулвнутренний голос. — Или Эльза из любимого мультика Кэрри?»

— Будь осторожен, — Марк Аллен поднялся на ноги, вытащил из пачки вторую сигарету. — Я только приехал в город по делам, а уже услышал, что тут бешеный медведь шастает.

— Всё в порядке, — кажется, Коннор брякнул это даже слишком агрессивно. Добавил, придерживая Криспи уже за ошейник. — Я живу не так уж и далеко.

На мгновение ему показалось, что мистер Аллен повел носом, принюхиваясь, как животное, а зрачки его в свете фонарей удлинились.

Обман зрения. В следующее мгновение всё уже было нормально.

— И всё же будь осторожен.

Странная просьба от странного человека. Или всё же нет? Весь город старался жить своей прежней жизнью, даже после смерти Рори и Сандерса, но напряжение всё равно густо висело в воздухе, будто осенний туман. Возможно, мистер Аллен просто поддался этому. Как и многие другие. Даже мама просила Конора быть осторожнее. Даже Кэрол. И Хизер… когда прощалась с ним после того разговора.

В последнее время в Баддингтауне всё было не то и не так.

========== Глава двадцать третья ==========

Комментарий к Глава двадцать третья

Aesthetics: https://vk.cc/cb5Ri3

https://vk.cc/cb5Rx4

— Пап, со мной всё хорошо, — Хизер прижала трубку к уху плечом. Её отец так и не научился пользоваться скайпом, а после смерти матери три года назад и вовсе забросил современные технологии, предпочитая старый добрый телек и пиво под футбол или бейсбол. — Я собираюсь поехать в Бакспорт, немного отдохнуть. Да. Да. Я позвоню, хорошо? Пока, пап, люблю тебя.

Она сбросила вызов, тяжело вздохнула и плюхнулась на постель, упала спиной на покрывало.

Лгать отцу было отвратительно. Вранье оставило горький привкус на языке, камнем легло на её душу, но Хизер понимала, что «белая ложь» — это ложь во спасение, и порой к ней приходится прибегать.

Она не находила себе места с самого утра. Её метало между «никуда не ездить», «поехать и объяснить Коннору, что они не могут быть вместе» и «будь что будет», и от мысли, что решать нужно прямо сейчас, бросало в ужас.

Проще всего было бы никуда не ехать. Сделать вид, что разговора в машине Коннора и вовсе не было, что они не целовались снова, не в силах отпрянуть друг от друга. Что её не тянуло к нему так сильно. Что с ним не было так хорошо и спокойно… несмотря на то, как он едва не поступил с Джеммой.

Хизер могла обезопасить себя. Она была уверена: если ясно дать понять Коннору, что никаких отношений между ними нет и быть не может, по крайней мере, сейчас, он не станет настаивать или тревожить её снова. Он был бесконечно упрям, но не глуп, и он либо догадается подождать до выпускного, либо… Черт. Она провела по лицу ладонью. Второе «либо» устраивало её разум, но не устраивало её сердце.

Она влюбилась в Коннора.

Это больше не было простой физиологией, реакцией на прикосновения симпатичного и сексуального парнишки, которому запросто можно было дать больше восемнадцати лет — пусть не на вид, но по его самостоятельности и уму. Это нельзя было списать на недостаток секса, на «подрочи и всё пройдет». Хизер привлекал Коннор таким, каким он был.

Умным.

Ехидным. Ершистым.

Заботливым. Самостоятельным. Рано повзрослевшим.

Пытающимся выжить в этом равнодушном мире, как и она сама.

«Ты угробишь его жизнь, — справедливо заметил внутренний голос. — А заодно и свою. Подумай, какие ярлыки повесят на вас обоих. Подумай, как быстро вас в этом городке раскроют, и как много людей будут внушать ему, что ты манипулировала им, что он — жертва, что взрослый всегда виноват»

Хизер застонала.

Вовсе не так она хотела начать новую жизнь.

Ей хотелось спрятаться в небольшом городке, где никто не знает её прошлого, где можно быть собой, не боясь осуждения тех, кто знал её всю жизнь. Не боясь, в конце концов, за себя, не думая о Джошуа, способном не просто залить её задний двор кошачьей кровью, но искупаться и в её собственной крови. Когда он так грозился, Хизер ему почти верила.

Баддингтаун и был тем самым маленьким городом, в котором можно было начать всё сначала, находясь у всех на виду и при этом зная, что, пусть она и чужая здесь, груз прошлого больше не гнёт её к земле.

Но, куда бы ты ни поехал, ты берешь с собой самого себя.

Как, черт возьми, ей поступить?

Хизер могла приехать и попытаться объяснить Коннору, что им стоит подождать. Хотя бы полгода. Хотя бы до его выпускного. Но сможет ли она развернуться и уйти?

Все мысли путались, как дорожки в садовом, заросшем плющом лабиринте. Ей было страшно до холодеющих ног и сжимающегося горла. Хотелось свернуться калачиком, как в детстве, и не принимать больше решений, от которых зависела не только её дальнейшая жизнь, но и чья-то чужая. Но Коннор не собирался покидать её головы.

Какое бы решение Хизер ни приняла, не только ей придется жить с ним дальше. Но тяжесть последствий останется на её плечах. И, думая об этих последствиях, она почти решилась не ехать…

А потом всё же подхватила со стола ключи, накинула куртку и хлопнула дверью в свою комнатку.

​​​​​​​ *

«Какого черта я делаю?»

Хизер спрятала лицо в ладонях, пытаясь справиться с нервной дрожью. Пытаясь представить, что это не она, а кто-то другой сидит на парковке мотеля в Бакспорте. Стараясь не думать, что приехала сюда, чтобы прояснить отношения с собственным учеником.

Машина Коннора уже была тут. Значит, он не обманул и приехал, как и обещал.

Ждет её.

Она ещё может уехать. Перечеркнуть всё, что чувствует к Коннору, постараться забыть… но как, если будет видеть его на уроках каждый день? Хизер не должна была влюбляться в него, не должна была эти чувства показывать… не сейчас, когда её жизнь снова летит под откос.

Хизер потянулась к ключу зажигания. Просто завести машину, развернуться и уехать, а в понедельник сказать Коннору, что ничего из их отношений не выйдет. Её трясло от мысли, что он увидит шрам от кесарева у неё на животе, хотя он уже знал о смерти её ребенка; ей было страшно, что с ней что-то_не_так; она думала: зачем, зачем она сдалась восемнадцатилетнему парню, в которого явно влюблена не одна девчонка в этой школе? Зачем она сама рушит свою жизнь, ради чего?

«Потому, что ты влюблена в него, — ответ был прост в своей сокрушительности. — Ты влюблена в него, ты хочешь с ним всего, ты хочешь его»

Она опустила руку.

Жизнь — до отвращения сложная штука. Или простая, если не задумываться о последствиях собственных действий. Хизер боялась подумать, что случится, если об их отношениях с Коннором кто-то узнает: суд? Как минимум — увольнение, «черное пятно» на репутации, невозможность работать учителем. Коннор же в глазах общества останется подростком, которого соблазнила взрослая женщина. Его будут жалеть, а её — клеймить.

Общество — точно. Хотя, возможно, его друзья будут в восторге, что ему удалось трахнуть училку.

А, быть может, Коннор поспорил с друзьями, что переспит с училкой. Может, у него будет включена запись, а потом грязные, липкие слухи поползут по всей школе. Хизер ненавидела себя за такое предположение, но ничего не могла поделать. Эти мысли снова пришли к ней в голову, пока она ехала в Бакспорт, и засели там, вцепившись крючками.

Это было бы не похоже на него, совсем не похоже на Коннора, в которого она влюбилась, но… разве она знает, действительно знает до конца, какой он есть? Или думает, что знает?

Страхи не покидали её, пожирали заживо. Кажется, Джошуа что-то сломал в ней, как в заводной игрушке, и она просто шагала вперед, искривленная и поломанная, но в её нутре что-то замерло. Как она думала, очень надолго.

Пока ей не улыбнулся Коннор Дуглас.

И сейчас она думала, что, как бы ей страшно ни было, ей так же сильно хочется плюнуть на всё и шагнуть за эту грань. Довериться ему. Открыться до конца.

Хотела ли Хизер рискнуть? Сотню раз «да», пусть ей и было боязно до чертиков, так, что ноги опять становились ледяными. Могла ли она поставить под удар едва-едва обретенный баланс в своей жизни? Нет. Верила ли она Коннору?

…Да.

Всё-таки да.

Хизер вспомнила, как он впервые поцеловал её — так неуверенно и осторожно, будто боялся тут же получить пощечину. Нижняя губа у него была разбита после драки с Рори Джонсоном из команды по регби, и, когда Хизер ответила на его поцелуй, ранка разошлась, примешивая к поцелуям вкус крови. Они отстранились, испуганно глядя друг на друга, и, наверное, неделю или две не вспоминали об этом… до Хэллоуина.

Каковы были шансы пересечься с Коннором в Бангоре, на празднике в честь Кануна Дня Всех Святых, после того, как она решила уехать сразу после конкурса, на который сопровождала его? Хизер никому не говорила, что собирается туда. Каковы были шансы, что Коннор узнает её в костюме Красной Шапочки, в маске и под алым капюшоном? И каковы были шансы, что, содрав с лица волчью маску, он будет целовать её в курилке бара, а Хизер впервые за долгое время почувствует, что готова на всё и даже чуточку больше? Они ограничились поцелуями и жаркими прикосновениями, но Хизер надолго запомнила, как ощущались его пальцы под краем её нижнего белья, сдвинутого в сторону, и как приятно было ласкать его самого, пока он стонал ей в губы. Они оба кончили тогда до обидного быстро и сладко, и Коннор уткнулся лицом ей в волосы, жадно вдыхая их запах и что-то бессвязно шепча. У Хизер дрожали коленки: её первый за дохрена сколько времени оргазм едва не сбил её с ног.

Потом она просто сбежала, и он не стал её останавливать.

Хэллоуин есть Хэллоуин. Всегда можно было притвориться, что ничего не было. Да и лицо её скрывал капюшон. Этот костюм Хизер потом вернула, плотно завернутым в пакет, в магазинчик проката, так что следы были заметены крайне надежно.

Только вот Коннор всё помнил. Он открылся ей, рассказал о самом тёмном, что творилось в его душе, и не отвернулся, когда Хизер сама поделилась с ним своим прошлым. Тем самым прошлым, которое планировала скрывать до конца дней. И ничего уже не было, как прежде, и вот теперь она была здесь, в Бакспорте, и собиралась выйти из машины и добраться до номера, который Коннор снял. Ей даже не нужно было брать ключ на ресепшене, лишь постучать в нужную дверь с номером, который Коннор сбросил ей сообщением.

Смску Хизер тут же удалила.

А что, если всё вскроется?

А что, если её страхи оправдаются?

А что, если она будет жалеть, если не пойдет к нему?

Сердце у Хизер колотилось где-то в горле, когда она всё же выбралась из машины, поставила её на сигнализацию. Выбирая между голосом разума и интуицией, Хизер следовала за последней. Она была готова поклясться, что видит, как Дьявол раскладывает карты на её будущее и хохочет.

— Ты пришла.

Хизер кивнула, юркнула в приоткрытую дверь. Почему-то страшно было поднять на Коннора взгляд. Она быстро оглядела номер: ничего сверхъестественного, просто кровать, тумбочка, кресло и телевизор на стене, и дверь в ванную.

За которой мог кто-то скрываться. Она вздрогнула от этой мысли, потянулась к ручке.

Никого. Даже в душевой кабинке.

— Думаешь, я притащил сюда половину школы? — Коннор не разозлился. Хизер это услышала по голосу, но ей всё равно стало стыдно. Немного. — Хизер…

— Мне просто страшно, — перебила она. Черт с ним, пусть будет так. Пусть он знает. — Я ведь могу… могу испортить тебе жизнь.

Да и себе тоже.

Она почти видела себя в оранжевой тюремной робе. Слышала, как люди перешептываются у Коннора за спиной, жалеют его. Внушают, что он стал жертвой манипуляций взрослой женщины. Или наоборот, рассказывают, какой он крутой, что смог переспать с ней.

— Ш-ш-ш…

Коннор притянул её к себе. Хизер ткнулась в него носом, куда-то под ухо, и её окутало чужим запахом, свежесть с терпкой ноткой соли. Голова закружилась, стала пустой-пустой, и все страхи куда-то исчезли, растворились в его объятиях, в его запахе, в нём.

Не удержавшись, Хизер коснулась губами шеи Коннора, влепив короткий поцелуй чуть выше ключицы.

Он застонал.

И где-то рухнули все барьеры, а все раздумья и мысли стали неважными.

Раздевая друг друга, сталкиваясь губами, носами, руками, путаясь в собственных ногах, они с трудом добрались до постели и рухнули на покрывало, задыхаясь в поцелуях. Коннор засмеялся, когда Хизер запуталась в завязках его спортивных штанов; чуть отстранился, помогая, стягивая остатки одежды с неё и себя.

Говорить?.. Потом. Всё потом.

Он казался Хизер худощавым, но на самом деле оказался просто жилистым, с крепкими, обтянутыми гладкой кожей мышцами почти профессионального спортсмена. По ребрам змеилась татуировка: абстрактные черно-красные тонкие узоры, которые она не заметила, когда единственный раз видела его без футболки. Хизер не удержалась, провела по ним ладонью, и Коннор длинно всхлипнул.

Боже, его губы были везде: на шее и плечах, на груди, на ребрах. Хизер судорожно вздохнула, втягивая живот, когда он скользнул по нему поцелуями. Остановился, заметив шрам, но испугаться она не успела — только сердце захолонуло, как у зайца, как Коннор провел по бледной, тонкой полоске языком.

Один вид его темноволосой макушки между её бедер заставил Хизер заскулить и вцепиться руками в покрывало. Ткань неумолимо колола спину, да только всё забывалось, пока Коннор ласкал её, вынуждая извиваться и тихо стонать.

Может, он не был на самом деле так уж хорош, но Джошуа был из тех, кто считал, что женщина должна мужчине минет, а он ей — половой акт на три минуты, и пусть будет довольна. И у Хизер слишком давно не было хотя бы такого секса. Хоть какого-нибудь.

Она прогнулась в пояснице, отзываясь на прикосновения, сгорая в них. Под зажмуренными веками плясали цветные пятна. Господи Иисусе, как же ей хорошо… и как ей этого не хватало.

И, наверное, ей пора перестать считать своих учеников детьми.

…Хизер провела кончиком носа по шее Коннора, уткнулась в его волосы.

— Ну и что мы дальше будем делать?

— Как что? — он даже удивился. — Я буду с тобой.

— Ты ведь понимаешь, что я ставлю под удар твою жизнь?

Коннор чуть отстранился, коснулся большим пальцем её верхней губы, припухшей от его поцелуев. В полутьме номера его глаза казались черными.

— Я понимаю, что под удар ты ставишь в первую очередь себя. Я знаю, что ты рискуешь, и я ценю это. Я понимаю, что ты нужна мне. Вся. Со всеми твоими шрамами, с твоим прошлым и настоящим, твоими мыслями и тем, как ты тащишься от книг. И я понимаю, что ты тоже хочешь меня. А, значит, окружающие могут пойти в жопу, — он коротко поцеловал её. — Я знаю, что до выпускного не смогу никому о тебе рассказать, хотя мне хочется заорать, как я счастлив с тобой здесь и сейчас. И я готов скрываться, хотя бы попробовать… ради тебя. Чтобы ты была в безопасности.

Хизер сглотнула.

Он был серьезен на все сто процентов и явно имел в виду каждое свое слово.

— И тебя не смущает, что я старше тебя? Что даже после окончания школы вряд ли твои родители одобрят меня? И мой шрам…

Коннор мягко закрыл ей рот ладонью.

— Мне плевать. И твой шрам меня не пугает. Черт, Хизер, у всех есть прошлое! Иногда очень страшное. Но важно лишь то, каким человек видит свое настоящее и будущее. А я вижу своё с тобой.

Хизер не нашлась с ответом.

Коннор был её настоящим, но станет ли будущим — покажет время. И прямо сейчас ей не хотелось об этом задумываться. Не сегодня. Подумать, на что она подписалась, они оба смогут потом.

Никто не знает, что они здесь.

Приподнявшись, она поцеловала его, встречая жадный ответ. Коннор застонал в поцелуй и потянул Хизер на себя. Ладонью провел по её спине, к пояснице и ниже, сжал ягодицу.

Хизер толкнула его в грудь.

— Что ты сказал родителям?

— Что мы с Крисом поехали на концерт в Бангор, там и переночуем. Крис собирался остановиться у своей девушки, и ему это вранье тоже было в кассу, — он расплылся в ленивой, почти кошачьей улыбке. — Они, кстати, и правда на концерте там, в каком-то баре. Так что мы никуда не торопимся, и я не собираюсь выпускать тебя из постели минимум до утра.

Хизер хотела спросить: зачем я тебе? Почему ты выбрал меня?

А почему Хизер сама его выбрала? Почему одна его улыбка заставила мир под её ногами покачнуться? У неё не было ответов, и Хизер просто прижалась к нему, зарываясь лицом в его шею, вдыхая солоноватый запах пота и секса. Она знала, что рискует всем, даже собственной свободой, но отказаться от Коннора было выше её сил.

Не сейчас.

Под утро она проснулась от кошмара: ей снилась темная фигура, застывшая за окном, и свет фар, осветивший её, выхватил из тьмы окровавленные губы и бешеные глаза Джошуа. Хизер коротко вскрикнула и села на постели, разбудив Коннора.

— Хейз… — он тоже сел, обнял её, дрожащую от страха, прижал к себе. — Хейз, что случилось?

Она помотала головой и всхлипнула, прильнула к его плечу лбом.

— Ничего… просто сон.

Очередной.

Кисловатый привкус кошмара застывал на её языке.

========== Глава двадцать четвертая ==========

Комментарий к Глава двадцать четвертая

Aesthetic: https://vk.cc/cbovQ3

Что-то в этом мальчишке было не так.

Даже нет… С ним, встреченным Марком случайно у кафе миссис Гибсон, всё было так. Он был абсолютно, непробиваемо обычным. Но за его спиной маячила тень, и от неё веяло холодом близкой смерти. Марк хорошо знал этот холод — каждый раз перед внутренним взором у него всплывало лицо Сэма перед смертью, его искаженные черты, его мольбы о помощи…

Чувство вины тяжело ворочалось внутри.

Если бы Марк приехал раньше, если бы он попытался спасти Сэма, а не убить, если бы…

Слишком много «если», а ведь что случилось — то случилось. Индейская часть его натуры призывала Марка смириться с тем, что изменить ему не дано, и постараться изменить то, что ещё возможно. И, несмотря на присутствие близкой смерти, Марк чувствовал, что парнишку ещё можно спасти.

У тени, оставившей на мальчишке свою метку, были жутко горящие глаза, и Марк догадывался, что именно эту тень он видел в лесах, когда медитировал в номере мотеля. Его внутренний волк заворчал глухо, соглашаясь. Присутствия других чудовищ его звериное чутье не ощущало.

Марк хорошо помнил монстра, встреченного им в лесу, помнил его тусклый взгляд, горевший тупой злобой. Иглообразные, крепкие зубы вполне могли разрывать человеческое мясо и, возможно, даже разгрызать напополам кости. От него пахло кровью и смертью, но чем мог школьник — а вряд ли мальчишка был студентом, в Баддингтауне колледжей не было, — насолить злобному духу?

Он точно не был шаманом или колдуном, и вообще казался совершенно обычным. Просто парнишка с собакой на поводке. Собака, кстати, в Марке признала вожака — видать, почуяла волка, скрывавшегося в нём. У него аж татуировка зачесалась.

Впрочем, Старцу, например, было всё равно, кого сожрать — он пожирал всех, кто попадался ему на пути, он был вечно голоден. Да только в лесу Марк встретил не Старца… кого же?

Интуиция визжала: беги! Ты не справишься с этим чудовищем, беги! Но с вендиго он ведь справился… сможет ли сейчас? Марк учился жить, зная, что сосуществует бок о бок с существами, от одного взгляда на которых некоторые особо впечатлительные люди могли бы сойти с ума, и он понимал: иногда духу нужно позволить забрать тех, за кем он пришел. И если он явился за мальчишкой, то, может, позволить ему?..

Нет.

Марк мотнул головой. Духи не останавливаются, однажды явившись в этот мир. Невозможно обойтись малой кровью и надеяться, что жертва спасёт весь город. Возможно, его дед и подумал бы так, но не Марк. Он не может позволить чудовищу забрать ещё одну невинную жизнь. А, может, и не одну.

Лес, обступающий Баддингтаун со всех сторон, снова полнился жуткой тишиной. Марку чудилось, будто он ощущает взгляд, вперившийся ему между лопаток; слышит ядовитый шепот.

«Не лезь, куда не следует, маленький огимаа, и я пощажу тебя»

Но монстр вряд ли может угрожать так связно. Быть может, это лишь его воображение. А, быть может, ему и правда нужен совет Джека Пайпа, шамана племени абенаков, ставшему первым, кто помог Марку справиться с вендиго. Марк чувствовал, что многого и многого не знает.

Быть может, ему пора было отправиться в резервацию.

*

Телефон Коннора был отключен. Либо Джемма находилась у него в черном списке. Она сбросила вызов и швырнула телефон рядом с собой на кровать. Перевернувшись на спину, уставилась в потолок. У неё было, что сказать Коннору.

Кто бы мог подумать, что мисс Ньюман застукает их на парковке прямо во время разговора?

Теперь у неё нет фотографий Рори и Кэрол, а снимки Рори в клубе и вовсе потеряли любой смысл, так что их удаление не особенно повлияло на что-либо. Рори умер. Его больше нет. И Джемма изо всех сил старалась вести себя, как и подобает хорошей подруге.

Например, утешала горюющую Сэнди, в чью печаль не верилось — Джемма, как никто другой, знала, что подружка изменяла Рори с Баттлером и каждый раз плакалась, что должна остановиться, но не может, ведь Крис охренительно трахается. В отличие от Рори.

Например, даже не рассказала Сэнди, что её парень вообще-то предпочитал других парней, поэтому у них и были проблемы в постели.

И поначалу Джемма очень, очень злилась. Какого хрена Рори поперся поссать в лес и напоролся на этого гризли, и теперь он сдох, и все её рычаги давления на Коннора полетели ко всем чертям? Какого хрена мисс Ньюман не вышла на парковку позже? Джемма была готова рискнуть парой синяков на нежной шее, чтобы заполучить Коннора обратно.

Но злилась она недолго. Теперь у неё было кое-что получше, чем фотки Рори и Кэрол. Джемма усмехнулась.

Она не была идиоткой. Знала, что после того, как спьяну переспала с Джейми Кином, Коннор в жизни не простил бы её. Знала, что он умел отрезать людей из своей жизни, и если делал это, то навсегда. Джемма продолжала любить его, хотеть его, желать для себя.

Он был её три года и должен был оставаться. Они были той парой, что могли стать королем и королевой выпускного бала, и пусть капитан футбольной команды со своей подружкой пойдут к черту. И Джемме казалось, что у них всё было нормально, — о, да, социальный заказ таков, что девушки-чирлидерши встречаются с защитниками-звездами! — но, оказывается, стоило оступиться лишь раз, и всё посыпалось.

Джемма почти не помнила, как оказалась в постели с Кином. Кажется, это была вечеринка у Сэнди после школьного бала. Родители Джеммы тогда уехали по делам бизнеса в Портленд, как всегда, ничего нового, их почти никогда дома и не бывало. Кажется, все нажрались… кажется, она целовалась с Джейми весь вечер. Кажется, он действительно её трахнул. И Коннор об этом узнал.

Перво-наперво он тогда набил морду Кину. Джемма думала, этим всё и ограничится, ведь они с Коннором были слишком давно вместе, и он должен был понять… он не понял. И даже не захотел с ней разговаривать, хотя она пыталась, и не раз, и «мы», существовавшее уже три долгих года, почти всю старшую школу, внезапно перестало быть.

Джемма ждала. Дала Коннору время — все каникулы, на самом деле, — чтобы он остыл и перестал злиться, и понял, что стоит держать статус хотя бы до выпускного. Хрен там был. Коннору было плевать на статус, на шепотки вслед и на то, что Джемму, улыбаясь в глаза, обсуждали за спиной те, кто ещё недавно восхищался. Кто-то жалел Коннора, но не осмеливался высказать вслух. Кто-то просто злорадствовал. И пусть Джемма всё ещё оставалась формально одной из школьной «элиты», она понимала, что пятно с её репутации не смыть.

Впрочем, если бы он задел только её гордость своим взбрыком, она бы это пережила. Может, нашла бы себе в Бангоре какого-нибудь студента Мэнского университета и потихоньку восстановила бы свою репутацию, невзначай обронив, насколько студенты опытнее школьников, заодно подмочив бы этим репутацию Коннора. Но Джемма всё ещё хотела его.

Всё ещё любила его достаточно, чтобы попытаться вернуть. Любила так, как умела. И чувствовала, что без него ей… не так. Словно в её жизни было что-то, а потом ушло, и она оказалась потеряна.

Где-то в глубине её сердца было пусто.

Она понимала, что разговорами и даже извинениями его не пронять. Она попыталась — не вышло. И план с Кэрол провалился. Но у Джеммы появилось кое-что получше.

Взяв смартфон, она разблокировала экран.

Тогда, на парковке, она почти собралась уезжать домой, но в зеркало заднего вида заметила, что Хизер Ньюман, их фу-ты-ну-ты правильная училка английского, рыдает на парковке, а Коннор обнимает её и ведет и в машину. Сначала Джемме аж взгляд заволокло багровой ревностью, потому что Коннор вообще редко к кому-то прикасался вот так, будто к фарфоровой статуэтке, и ей захотелось сшибить их обоих нахрен, а потом сверху ещё проехаться для верности, но потом Джемма усилием воли взяла себя в руки.

Интуиция говорила ей: прямо сейчас происходит что-то интересное. И она не ошиблась.

Джемма приблизила снятую в темноте фотографию — пришлось быть очень аккуратной, но ни Коннор, ни мисс Ньюман вспышки не заметили. Надо же, и что скажет директор Питерс, если увидит, что новенькая училка соблазнила ученика? Что вообще люди скажут, а?

Господи, как Джемма ненавидела мисс Ньюман теперь! И сколько сил ей понадобилось, чтобы умело это последние несколько дней скрывать. Джемма с самого начала видела, что Коннора она заинтересовала, но думала, что дальше жадных взглядов с его стороны ничего не зайдет… фотографии доказывали обратное.

Их нужно только чуть-чуть осветлить в фотошопе, чтобы лица было ещё легче различить. Впрочем, если Коннор согласится на её условия, с фотками можно будет повременить. Главное, чтобы он не смог добраться до них и удалить.

Эти фотки помогут ей снова вернуть Коннора, а там… кто знает? Быть может, он забудет про эту свою Хизер. Она, Джемма, постарается, чтобы забыл. Разве можно всерьез влюбиться в женщину настолько старше себя? Это просто глупо и того не стоит. Коннор не мог по-настоящему втрескаться в мисс Ньюман, ей же уже… двадцать четыре? Да, наверное, и больше.

Он просто не мог.

Джемма снова набрала его номер и снова наткнулась на абсолютное нежелание разговаривать.

Что ж. Если гора не идет к Магомету, он пойдет к горе сам.

…В доме Дугласов свет горел только в одной спальне — у Кэрол. Спальню Коннора Джемма знала слишком хорошо, чтобы перепутать, и окна там черными провалами зияли. Возможно, он спал, — Джемма сверилась с часами на экране мобильного, — впрочем, вряд ли. Мог быть на работе, но сегодня у него выходной. Мог уйти погонять мяч с Баттлером, наплевав на комендантский час. Она сама тут, у его дома, пришла пешком, чтобы не привлекать особого внимания и было легче спрятаться, если что, и она тоже нарушает приказ сити-менеджера и шерифа Тейлора — ей ли осуждать?

А мог быть… с ней. С мисс Ньюман. Джемма почувствовала, как взметнулась за ребрами тёмная ревность. Ничего, это скоро закончится, и её месть будет сладкой на вкус.

Джемма застегнула до подбородка куртку и шагнула по садовой дорожке к двери. Криспи недовольно заворчал, разразился лаем.

— Джемма? — открывшая на звонок или на лай дурацкого пса Кэрол не собиралась пускать её внутрь. — Нет его. Уехал в Бангор, — и собралась уже захлопнуть дверь перед носом Джеммы, но та ловко поставила ногу, препятствуя. — Да чего тебе?

— Когда он вернется?

— Сегодня ночью. Завтра. Понятия не имею, — пожала плечами Кэрол. Обхватила себя руками; ей явно было некомфортно в присутствии Джеммы. Когда-то, когда Коннор ещё приводил Джемму в гости, они вполне мило общались, но не теперь. — Они с Крисом укатили на какой-то концерт.

Концерт, ага. Конечно. Джемма не зря сделала крюк, проходя мимо кафе миссис Гибсон, и проверила — машина мисс Ньюман тоже отсутствовала. Это могло быть совпадением, а могло и не быть. И у Джеммы кровь кипела от мысли, что Коннор мог прикасаться к их училке так, как прикасался к ней. Трахать её. Отлизывать ей.

Низ живота свело от непрошенных воспоминаний. Не считая Кина, Коннор у Джеммы был единственным, а теперь, если ей был нужен секс, она звонила Джейми и оставляла окно открытым, но всё это было не то и не так. И очень злило.

Только с Коннором ей было хорошо.

— Приедет — скажи, что я заходила, — Джемма наклонилась чуть вперед, и Кэрол отпрянула. В её темных, как у брата, глазах мелькнул страх. Правильно, пусть боится. Кэрри знала, что Джемма может испортить ей жизнь в старшей школе ещё больше, и новооприобретенное умение огрызаться уже не спасёт. — Пусть перезвонит мне.

Фраза «и лучше передай ему это» зависла в воздухе.

Ответом Джемме была захлопнувшаяся дверь.

Зло топнув ногой по крыльцу, что вызвало у Криспи новый приступ лая, Джемма всё же ушла, на ходу набирая Коннору смску — доверия к осмелевшей вдруг Кэрол у неё не было.

«Надо встретиться и поговорить»

Надо, надо, надо.

У неё кое-что есть для Коннора и мисс Ньюман. Им не понравится.

Погруженная в свои мысли, Джемма не сразу поняла, что кто-то за ней идет. Вздрогнув от накатившего острого ощущения чужого присутствия, она остановилась. Обернулась, и ей почудилось, что тени зашевелились.

— Кто здесь?

Никого. Тишина.

Джемма пожала плечами.

Стоило ей продолжить путь, как снова задвигались тени. Снова притормозив, Джемма резко развернулась. Темная фигура метнулась прочь.

Тут ей стало по-настоящему страшно. Так, что волоски зашевелились на шее, а желудок обожгло ледяным холодом. Кто-то был здесь. Слишком разумный для бешеного животного. Маньяк?

— Кто здесь? — дрожащими пальцами Джемма включила фонарик, посветила. — Я позвоню шерифу!

Шорох за её спиной прозвучал даже слишком громко.

У Джеммы бешено колотилось сердце, и оборачиваться совсем, совсем не хотелось.

А потом острые зубы вцепились ей в шею, душа вопль ужаса в зародыше, и кровь брызнула ей на куртку.

*

— Я пиздец как не согласен с шефом, — Кай был хмурым, как туча. — Этих медведей, черт знает, сколько их там, нужно пристрелить, собрать охотников организованно, а он!..

— У него руки связаны, — не согласился Райли. Они объехали район молла и небольших магазинчиков и только что выехали на пустынную улочку, медленно проезжая мимо частных домов за живыми изгородями, с покрытыми уже пожухлой травой лужайками. — Тащиться в лес с ружьем или нет — личное дело охотников. А они это уже бесполезным считают.

— Ты бы потащился, — Кай бросил на него косой взгляд. — И я бы потащился, если бы у меня было ружье. Этот гризли сожрал моего брата.

Райли отвел глаза.

Он видел это чудовище, и это был не гризли. Не мог быть. Он выглядел почти как человек. Да и гризли не разрывают людей на части, оставляя лишь кровавый фарш. Не поедают внутренности, оставляя месиво из мяса и костей.

В детстве мама говорила, что, если Райли будет плохо себя вести, за ним придет бука. Она даже Кэти так однажды сказала, напугав ту до смерти. Возможно, весь город вел себя достаточно паршиво, чтобы бука наконец-то за ними явился. Пришел и за Райли тоже. И за его семьей. Хорошо, что Долли и Кэти — у его тещи, в безопасности.

«Бука не тронет вас, — Райли повторял это про себя, как мантру, — Бука вас не найдет. Только не открывай никому дверь, Долли, даже если услышишь мой голос».

Когда-то он читал сказку, где бука мог подражать чужим голосам и внешности.

«Не открывай дверь, Долли, родная».

Миновав квартал частных домов, они выехали к свалке. У Райли всё сжалось внутри: он вспомнил, как впервые увидел этого монстра, это чудовище, скрывающееся в темноте. Вспомнил его гребаные зубы, похожие на гигантские иглы. Господи, если ты есть, убереги их с Каем в эту ночь…

Но Бог молитв не услышал.

— Райли, подожди, — Кай резко подался вперед. Ремень безопасности впился ему в живот. — Там что-то есть.

«О, Боже, нет. Нет-нет-нет, твою мать, нет…»

Желтоватый свет фар выхватил темную, тощую фигуру, копошащуюся, сидя на асфальте у самого края дороги. Оно, животное это было или человек, что-то пожирало. Райли едва успел остановить машину, а Кай уже выхватил оружие, намереваясь выскочить и открыть огонь — идиот, но Райли не успел его остановить…

Выстрелы оглушили.

Тень метнулась вперед, на Кая, и, казалось, ей было плевать на пули. В темноте вспыхнули желтым глаза, фары поймали — Боже — почти-человеческое, искаженное голодом лицо… нет, морду. Рот, полный иглообразных окровавленных зубов. И обрывки обычной одежды на жилистом теле.

Райли заорал.

Ещё никогда он не видел этого монстра настолько близко, хотя и давно знал, что оно не было медведем. Знал с самого начала.

Чудовище пронеслось мимо в сторону свалки так быстро, что передвижение его почти невозможно было заметить. А Кай повалился на землю, зажимая ладонью бок. При этом он продолжал палить в сторону сбежавшего существа.

Черт, черт, черт.

Райли мог броситься помогать Каю. Райли мог рвануть в погоню за этим недо-зверем, чудовищем, этим… нечто — и тогда Каю точно помочь никто не успеет.

Было страшно делать и то, и другое.

Райли выбрал Кая.

Где-то в Бакспорте мирно спящая рядом с матерью Кэти проснулась с плачем. Ей снилось, что бука добрался до папы.

Долли, успокаивая ревущую дочь, дрожащими пальцами набирала номер мужа. В ухо ей неслись короткие гудки.

========== Глава двадцать пятая ==========

Комментарий к Глава двадцать пятая

Aesthetic: https://vk.cc/cbzO9Z

Он был зол.

Ему было велено убивать и жрать, но запах того мальчишки и его жертвы щекотал ноздри, заставляя выбирать жертв из их близких или не очень близких людей. Его собственный, личный голод и необходимость скрываться велели ему убить ту семью, где его видела маленькая девочка, но, когда он явился за ними, дом встретил его пустотой и тишиной. Они скрылись. Убрались прочь днем, пока он прятался в лесу да на свалке.

А последнюю свою жертву он так и не доел. Ему помешали. Он мог убить их, но у них был… были… был огонь, они могли его ранить. Пришлось скрыться. Кровь одного из них засыхала у него на когтях.

Вкус-с-сно.

Бой барабанов в его голове становился невыносим.

Пора было заканчивать то, за чем он явился в этот город. Он питался достаточно; он достаточно набрался сил. Его жертва должна была быть мертва. Так же, как и мальчишка.

Он хотел бы сожрать мальчишку у неё на глазах, до конца насладиться её ужасом. Увидеть, как она сходит с ума.

Он и так слишком отвлекся. Но тьма, в которой он находился до того, как его призвали, была густой и вязкой, и он плавал в ней, и он не хотел возвращаться, хотя гнев, ярость, голод и жажда мести чесались за ребрами, рвались наружу, так, что он царапал когтями грудную клетку, пытаясь выпустить их наружу.

«Ты должен убить её! — настаивал голос в его голове. — Ты не можешь больше прятаться от своего предназначения! Ты вызван, чтобы мстить, ты изменился, чтобы мстить, так сделай то, что должен!»

И снова пение, которому нет конца, оно разрывает, разрывает…

Он упал на четвереньки и завыл.

И почувствовал чье-то присутствие.

*

Резервация встретила Марка так же, как и прежде — необходимостью выписать в администрации пропуск. Теперь искать сведения о его родственных связях со старым покойным шаманом не требовалось, однако бюрократические проволочки остались прежними.

Заполучив печать на пропуске, Марк вышел из душного здания и глубоко вдохнул пропахший осенью и мокрыми от дождя листьями воздух. Он помнил, как приехал в резервацию впервые, какое чувство горечи и тоски испытал, видя, как живут абенаки, вынужденные выживать лишь деньгами туристов да доходами от казино и продажи сувениров. Индейцы когда-то были хозяевами этой земли, но теперь превратились в её гостей.

Каждый раз, когда Марк шел между хижинами, у него отчаянно сжималось сердце. Он хотел бы помочь, но вряд ли гордые абенаки приняли бы от него подачки — хотя, казалось, чем лучше обирать туристов да заворачивать цены на сувениры? Но индейцы упрямо не желали брать денег «от своих». От белых — запросто.

Хоть так взыскать с них за дискриминацию и геноцид, устроенный их предками.

Жители резервации уже знали Марка, и полицейские не останавливали его, когда он шел к дому шамана. Они помнили, что он сумел побороть Старца, хотя Марк понятия не имел, откуда они это вообще знали. Шепот «он победил Виитико» преследовал его с тех пор, и он привык.

Джек Пайп встретил его во дворе.

— Я знал, что ты придешь, волчонок, — он кивнул, выпрямился, вытирая пот со лба. Рубить дрова — работа не из легких.

— Нужна помощь? — Марк не стал спрашивать, откуда шаман знает о его приезде. Джек Пайп общался с духами, ему было ведомо если не всё, то многое.

— Нет, — Джек покачал головой. — Идем в дом. Нам предстоит долгий разговор.

Присутствие чужого, злобного существа в лесу индейцы чувствовали. Шаман разжег в камине огонь и сел в кресло, вытянув ноги. Марк устроился на коврике, протянул озябшие от осеннего ветра руки к огню.

Когда-то он также сидел здесь с дедом. Когда-то дед рассказывал ему истории о духах и чудищах, и о том, что сердце, коли слушать его, всегда приведет на верный путь. Воспоминания больше не давили ему на грудь, не сжимали сердце, а согревали теплом даже лучше, чем каминное пламя.

Деда больше нет, но Марк знал, чувствовал: где бы дед не находился сейчас, он был им доволен.

— Оно пришло сюда в сентябре. Нас не трогает, но в город питаться наведывается. Ему всё равно, что есть, животных или людей. Но это не Виитико, не Старец. Оно пришло сюда с целью, пусть так же голодно, как Летающий вместе с ветром. Исполнив свое предназначение, оно уйдет во тьму. Поэтому мы не ездим в город и не мешаем этому существу делать то, ради чего оно пришло.

Марк содрогнулся от этих слов.

Он понимал: абенакам плевать на живущих по соседству белых. Они боялись Виитико лишь потому, что, сожрав весь город, он принялся бы и за резервацию. А этот дух был для них безопасен, и вмешиваться в дела Баддингтауна никто из них не собирался. Это было жестоко, но, по крайней мере, честно.

Но Марк просто так оставить город не мог. И он догадывался, что дед бы тоже так не поступил, если бы дух появился в лесу, пока он жил в резервации. Ведь в городе жил его сын. И внук.

— Я должен уничтожить этого духа, — он покачал головой. — Я принадлежу Баддингтауну так же, как и резервации.

Джек Пайп взглянул на него задумчиво. Постучал пальцем по подбородку.

— Ты можешь ускорить встречу духа с человеком, которого он пришел забрать. Или попытаться этот дух убить.

— Так же, как вендиго? — Марк подался вперед.

Шаман покачал головой.

— Этот дух не принадлежит легендам нашего народа. Я чувствую, что он прибыл издалека. Я могу научить тебя «видеть», откуда этот дух явился и какова его цель. И если ты это узнаешь, то, быть может, я смогу тебе помочь.

Наверное, для Марка это было шансом развернуться и уйти. Покинуть Баддингтаун, да только разве он мог так поступить?

Он кивнул.

— Я согласен.

Джек окинул его взглядом тёмных, серьезных глаз, чуть нахмурился.

— Это не обычный транс, волчонок. Тебе предстоит отправиться в сознание этого духа, проникнуть в его память и вытащить оттуда его воспоминания; те, которых он сам не помнит.

— Разве у духов есть воспоминания?

— Они есть у всех, волчонок, даже у духов, они ведь живут тысячелетиями. Они бродили по этой земле вместе со стадами бизонов на юге и прятались в кронах деревьев на севере задолго до первых людей и уж точно задолго до первых белых переселенцев. Они здесь хозяева, и они помнят всё. И лишь позволяют человеку думать, будто он владеет этой землей.

От его слов повеяло древними сказаниями и дымом костров, табаком и жареным над огнём мясом, страхом перед древними демонами и благоговейным уважением к духам. Вспомнились Марку и слова его собственного деда.

«Есть духи добрые, а есть те, что бесконечно злы…»

С одним таким ему уже довелось повстречаться, и встреча осталась в памяти Марка кровоточащим шрамом, никак не желающим заживать. Вендиго был злым, вечно голодным демоном зимней стужи, голода и ветров, но пришел он в облике близкого друга, и боль эту невозможно было выкорчевать. Кажется, судьба Марка — встречать злобных, страшных духов на своем пути и спасать от них людей.

Нравилось ли ему это? Нет.

Мог ли он отказаться от своего пути? Нет.

Джек Пайп набил ароматными травами трубку, зажег её, позволяя всей поверхности мелко измельченных трав и табака загореться. Протянул её Марку.

— Раскури её, волчонок. В ней особые травы. Выкури до конца, не спеши. Потом ложись и жди.

«Будет ли это трансом, или я просто получу наркоманский приход?» — подумал Марк, но волк на его спине зачесался, будто зашевелился, подтверждая: поступай так, как говорит тебе шаман, и всё будет в порядке.

А в порядке ли?

Терпкий дым обволакивал, щекотал ноздри. Это точно была не травка, её запах Марк узнал бы всегда, — скорее, какие-то цветы, собранные в лесах и засушенные для особой необходимости. По наущению Джека Пайпа Марк осторожно примял всю поверхность табака, не давая ему погаснуть, и снова раскурил.

Запах трав успокаивал, очищал мысли, прогонял ненужные воспоминания. Постепенно расслабившись, Марк прикрыл глаза, и тут же вспыхнули перед внутренним взором не холодные, окутанные осенью мэнские леса, но плоские горы и сухая трава Техаса. Вспыхнули и пропали.

Доски пола под спиной были жесткими и неудобными. Потолок то наплывал, то отдалялся, и Марк решил, что так действуют травы. Он то ли спал, то ли дремал, то ли снова вышел в медитативный транс, но не чувствовал себя больше волком — скорее, человеком, но иного, более приземистого телосложения. Когда-то его тело было крепким, но явно ослабло под влиянием то ли алкоголя, то ли чего-то иного.

Марк моргнул, и картина стала проясняться. Он смотрел и видел чужими глазами, чужие губы двигались, произнося страшную просьбу.

— Я хочу, чтобы она страдала. Я хочу, чтобы она сдохла.

Старик, сидевший напротив, ни одним мускулом на испещренном морщинами лице не дрогнул.

— А цену ты знаешь? — голос у него, несмотря на возраст, был глубокий и низкий, а вовсе не старчески дребезжащий. — Знаешь, что должен будешь отдать за это?

— Да и черт с ним, она моего сына убила, из-за неё он умер совсем младенцем, так что пусть сдохнет, а я заплачу чем угодно.

Отчаяние затапливало его душу, черное, вязкое, липкое. Старик смотрел на него, не отрываясь, потом кивнул.

— Вижу. Принес?

На ладонь старика легло тонкое обручальное кольцо, изящное и нежное, явно принадлежащее женщине. Мозолистые пальцы сомкнулись вокруг украшения.

Тьма, поднимающаяся откуда-то из самого сердца, заволокла Марку взгляд, а бой барабанов оглушил на мгновение. Он чувствовал, что руки того, в чьем сознании он оказался, были скручены позади столба и связаны, а глаза перемотаны тряпкой. Напевы вгрызались в мозг. Языка этого Марк не знал, но зато знал незнакомец, и на его лбу и висках выступали капли холодного пота.

Возможно, он понял, с чем связался.

Пение становилось всё громче и громче, нарастало, как буря, пока не замолчало. Кости выкрутило, выломало с хрустом, боль пронзила всё тело, от макушки до пят, растягивая, разрывая. Сознание вспыхнуло алым, выхватывая расплывающееся, смутно различимое женское лицо. А потом что-то чуждое, древнее заняло его память, вольготно расположилось, натягивая его тело, как костюм, ломая и заново складывая скелет, вытягивая зубы и ногти.

Он должен был найти женщину — по запаху, по обрывкам чужой памяти. Найти, разорвать, уничтожить, отомстить. Эту сделку нельзя было отменить, нельзя вернуть назад то, что безвозвратно было утеряно. Марк холодел, понимая, что мужчина, попросивший шамана призвать духа, знать не знал, что порадоваться своей мести не сможет. От него и осталась-то лишь перекрученная, изуродованная, превращенная в обитель потустороннего существа оболочка.

И этот дух, пришедший из тьмы, в неё и уйдет, и будет плавать в ней, пока его снова не вызовут. Но каким, твою мать, должно быть отчаяние и злость, если этот человек добровольно согласился стать вместилищем этого ужаса?!

Марк задыхался от дыма костра и боли, а шаман продолжал петь, уже гораздо тише, и каждое слово песни въедалось в сознание.

Он должен найти, должен убить, разорвать, уничтожить… таково его предназначение. Он должен жрать, жрать, пока не наберется сил его тело. Волк в сознании Марка скулил, как побитый щенок.

Он должен…

…найти её…

Марка скрутило, вышвырнуло в хижину Джека Пайпа, будто из холодной проруби. Он резко сел, задыхаясь, хватаясь ладонью за горло.

Кажется, монстр его почувствовал. А, быть может, и нет.

— Значит, видел его, волчонок? — шаман подкинул в очаг полено. Огонь весело затрещал, и в голове Марка вспыхнул болезненно треск других костров. Другой огонь. — Расскажи мне.

Марк с трудом выталкивал каждое слово из пересохшего рта. Джек Пайп протянул ему стакан воды, и прохладная жидкость полилась в горло. Описать всё, что он видел и чувствовал, находясь в сознании чудовища, было трудно, как описать ощущения от кошмарного, тяжелого сна. Марк после встречи со Старцем повидал их достаточно.

Джек Пайп слушал его, не перебивая, задумчиво почесывал гладко выбритый подбородок.

— Ты прав, волчонок, — хмыкнул он. — Это дух мести. Демон, вызываемый из небытия. Абенаки, на моей памяти, никогда не прибегали к этому колдовству, зато чероки и другие племена южных штатов — достаточно часто. Духи мести стремятся добраться до своей жертвы, но иногда целеустремленность и необходимость набрать силу, пожирая человеческую плоть, играет с ними злую шутку. Им нравится, когда их жертва пропитана страхом, но ещё больше им нравится есть и жить, а, если они убьют жертву, то снова возвратятся в небытие, исполнив свое предназначение. Такова их судьба. И, возможно, дух, терроризирующий город, это хорошо понимает, поэтому и пожирает всех, кто попадется под его когти. Он стремится продлить себе существование.

В этом была извращенная логика. Любое существо, даже мертвое, даже древнее, как сам мир, стремится выжить любой ценой, а не оказаться снова во тьме. По крайней мере, так объяснялось то, что дух продолжал пожирать людей, а не исчез, добравшись до своей цели.

А ещё это значило, что в Баддингтауне произойдут ещё убийства, ведь никто из уже погибших от клыков демона, явно не был его жертвой.

Его целью была женщина. Возможно, недавно прибывшая в город. В Баддингтауне жило не так много людей, и в основном они слишком редко покидали насиженные места, чтобы кто-то из них успел насолить кому-то на юге. Значит, это был кто-то из приезжих, а в город редко переезжали.

Денни должен был знать всех, кто переехал в Баддингтаун. Особенно с юга.

Марк попытался встать. Он должен был возвращаться в город. Срочно. Поговорить с Денни. Узнать…

Джек Пайп положил тяжелую руку ему на плечо, заставляя опуститься обратно.

— Сядь, волчонок. Садиться за руль после раскуривания трубки — плохая идея. Тебя снова может выбросить в транс, и ты не справишься с управлением.

— Я должен узнать… — упрямо заявил Марк. Вновь попробовал подняться на ноги, но перед глазами всё поплыло. Правоту Джека пришлось признать.

Джек приготовил ему крепкий кофе с перцем. От чашки шел пар, и Марк обжег ладони, когда взял её в руки.

— Сходу убить это существо в его физическом воплощении очень трудно, — Джек сел на полу, скрестив ноги, — и очень опасно. Неизвестно, сколько людей он сожрал на своем пути в Мэн, а чем больше он ест, тем сильнее становится. Но ты можешь победить его, отправившись во тьму его сознания и ухватив его там. Чем крепче твоя хватка, тем сильнее оно захочет вырваться. Оно будет предлагать тебе сделку. И в момент её заключения оно уязвимее всего. Ты сможешь убить его на его же собственной территории.

План казался безумным. Куда безумнее, чем борьба с вендиго с помощью песни — тогда у Марка было хотя бы оружие. Сейчас ему нестерпимо захотелось, чтобы в его руках оказалась гитара. Ему нужна была мелодия — для собственного успокоения, для утешения души. Но он оставил гитару в мотеле.

Чесались пальцы от желания прикоснуться к струнам.

И чесалась татуировка на спине. Шевелилась под кожей, требуя выпустить волка.

— Вы расскажете мне об этом ритуале?

Джек взглянул на него изучающе. Кивнул каким-то своим мыслям.

— Расскажу.

*

Скорая примчалась из Бакспорта. Всё время Райли сидел рядом с Каем, которого боялся даже двигать. На боку у Джонсона кровоточила глубокая рана от чужих когтей. Кровь выливалась медленными толчками, и куртка Райли, которой он зажимал рану, быстро промокла. Пришлось делать повязку, хотя руки у Райли тряслись, и повязка вышла так себе.

Кай дышал тяжело, через раз. И всё тише и тише.

Даже если кровотечение не является обильным и быстрым, это ведь не значит, что оно не опасно, верно?..

Было страшно. Что чудовище вернется, что Райли здесь один, и у него только пистолет. Два пистолета.

Он даже не мог позвать на помощь, чтобы не пугать жителей Баддингтауна сразу двумя окровавленными телами. Только позвонить шефу и в Бакспорт, в больницу.

Раскачиваясь, Райли сжимал голову в окровавленных ладонях. Ему казалось: будь он чуть быстрее, чуть расторопнее, Кая можно было бы спасти. Хотя бы Кая. Девочку, на которую напало чудовище, не спасло бы и чудо. Её останки сохранились лучше, чем останки Рори или Сандерса, однако чудовище — кем бы оно ни было — успело её пожевать. Кишки были разбросаны вокруг, печень отсутствовала, как и вырванная глотка — ими, вероятно, уже успели поживиться. Глаза девчонки, широко распахнутые, остекленевшие, смотрели в небо.

Шеф, примчавшийся сразу же, как только Райли трясущимися от ужаса руками ткнул в кнопку рации и вызвал его, тоже сделал всё, чтобы люди в ближайших домах не выскочили выяснить, что произошло, однако все понимали — это ненадолго. Пока шериф добирался, пусть и было это всего несколько минут, Райли судорожно сжимал в одной руке оружие, в другой — рацию.

Чудовище могло вернуться. Каждый шорох напоминал о промчавшемся мимо полузвере в человеческой одежде. Шериф мог сколько угодно говорить, что это не монстр, не Бука, но Райли, черт возьми, знал правду. Эта правда будет являться ему в кошмарах долгие годы.

Кай рядом истекал кровью. Повязка уже промокла насквозь.

Время тянулось вечностью. А потом мир наполнился воем сирен, людскими голосами, огнями скорой. Выскочившими на громкие звуки людьми, которых шериф Тейлор пытался загнать обратно в дома.

Хаос. Гребаный хаос.

Врач дотронулся пальцами до шеи Кая.

— Пульс едва прощупывается, — он покачал головой. — Попробуем довезти. Он потерял много крови.

«Да, — подумал Райли, — столько крови, что она чуть ли не хлюпает у вас под ногами»

Его трясло.

А Кай умирал. И чувство вины, вперемешку со страхом, разъедало Райли изнутри.

— Это был не медведь, шеф, — Райли вздрогнул, когда Денни положил ему ладонь на плечо, слегка сжал. — Я вам говорил… не медведь.

Кая погрузили на одни носилки, девчонку — на другие, закрыли её простыней, тут же пропитавшейся кровью. Райли припомнил её имя — Джемма Стоукс, кажется. Популярные тинейдежры всегда запоминаются, он когда-то и сам был таким.

— А кто, Райли? — Денни покачал головой.

Райли беспомощно отвел взгляд.

Он не знал, как объяснить. И в итоге не стал отвечать ничего.

========== Глава двадцать шестая ==========

Комментарий к Глава двадцать шестая

Aesthetic: https://vk.cc/cbzO9Z

Остаток ночи для Денни стал адом.

Для матери Джеммы Стоукс, Ванессы, пришлось вызывать отдельную скорую — она была в предсказуемой, но от этого не менее ужасающей истерике. Отец Джеммы, Элай Стоукс, был похож на призрак — бледное лицо, немо шевелящиеся губы. Но он быстро взял себя в руки. Ванессу отвели домой, вкололи ей лошадиную дозу успокоительного. Сам Элай отправился в полицейский участок.

Тело Джеммы увезли в Бакспорт. Денни уже предчувствовал, как «понравится» Грею причина смерти, но вряд ли в заключении коронера появится что-то принципиально новое. Нападение дикого животного. Что же ещё? Однако чем хуже становилась ситуация в городе, тем больше Денни сомневался, что это был медведь или несколько медведей. Интуиция зудела, как назойливый комар: это не животное, это человек, Райли был прав… но у людей не бывает таких зубов, какие описывал Грей. Люди не могут рвать других людей на части.

Быть может, это был человек с бойцовской собакой, натасканной на убийства? Какой-нибудь отшельник из леса, свихнувшийся от одиночества? Индеец, воспитавший волка, например? Впрочем, судя по тому, что говорили, вряд ли там было задействовано ещё и животное.

В голове всплыли слова Райли.

«И это было человеком, сэр, это не медведь, я же говорил вам. Оно было человеком… и не было. Я не успел разглядеть, но фигура у него была не медвежья…»

Это вполне мог быть одичавший индеец, сбежавший из резервации и вооруженный каким-нибудь странным оружием. Денни мотнул головой: что это за оружие должно быть такое? Вставные челюсти? Хотя, возможно, капкан с очень острыми зубьями, чтобы рвать плоть…

Слишком сложно.

Скорее всего, он идет вообще не в том направлении.

— Когда Скарборо соберет охотников?.. — надтреснутый голос Элая вывел Денни из раздумий. — Когда? Он всё думает, что медведь уйдет, но моя дочь… — его лицо скривилось. — Моя дочь…

Денни позвал его, чтобы поговорить о поведении Джеммы накануне её ужасной смерти, но совсем забыл, задумавшись, что Элай всё ещё сидит в кабинете. Сжимает руки в замок, бледный, как смерть, постаревший на десяток лет разом.

— Ещё после двух смертей из желающих остались только Бен да Барри, — Денни потер ладонями лицо. — Элай, я понимаю, тебе сложно говорить… но не заметил ли ты за Джеммой ничего необычного последнее время? С кем она общалась, куда ходила?

— Как это связано с бешеным медведем?.. — Элай утер щеки тыльной стороной ладони. Казалось, он даже не замечал, что снова заплакал.

«Никак. Если только кто-то вполне себе нашего с тобой вида не убивает конкретных детей по конкретным причинам, натравливая на них… кого? Дикого волка? Боже, Денни, ты звучишь как чокнутый!»

— Просто хочу понять, почему она ушла из дома среди ночи, когда во всем городе действует комендантский час, — так себе причина, но другой он придумать так и не смог. Денни сам не знал, почему так усиленно и безуспешно пытается связать смерти Рори и Джеммы между собой. Зачем это ему вообще надо?..

Объяснение никуда не годится, но убитый горем отец утешился и этим. Денни чувствовал, как Элай Стоукс, владелец сети продуктовых маркетов в Баддингтауне и нескольких соседних городках, ломается под весом свалившегося на него горя, но ничем не мог ему помочь. Слова утешения были сказаны, успокоительное влито, однако у Денни оставалась работа. И она подразумевала страшные, болезненные, неудобные вопросы, которые никогда не хотелось задавать, но иного выхода не было.

— Она сама не своя была с тех пор, как с мелким Дугласом рассталась, — Элая перекосило. — Нам с Ванессой она, конечно, ничего не говорила, но Ванесса-то её хорошо знала. Мы не трогали, думали, они сами там разберутся… — он покачал головой. — Но вечером ничего такого не происходило. Мы поужинали, она ушла к себе. Мы легли спать, а потом проснулись от твоего звонка.

Денни подумал: как многого родители не знают о своих детях. Особенно если работа занимает всё их время.

Пока Элай и Ванесса мирно спали, их дочь выбралась из дома и отправилась… куда-то. Сложно сказать, куда Джемма вообще шла, но оказалась она там, где её и встретила смерть. Машину она свою не взяла, видимо, из страха, что звук отъезжающего автомобиля разбудит родителей.

Что выманило тебя на улицу, Джемма? Куда ты ходила? Почему не испугалась, даже зная, что Рори погиб из-за собственной чертовой беспечности?

Элай ушел, а Денни ещё долго смотрел на разложенные перед ним вещи Джеммы. Телефон был уложен в пакет — обычный белый смартфон, ничего примечательного. С гладкой поверхности стерли пятна крови, сразу же, как сняли отпечатки. Джемма держала мобильный в руках, сжимала так крепко, что его еле вытащили из коченеющих пальцев.

Денни ткнул пальцем в кнопку на передней панели. Со смартфонами он дружил плохо, предпочитая кнопочные телефоны.

Экран загорелся.

На Денни глянула улыбающаяся Джемма. Ещё одно нажатие кнопки — смартфон запросил цифровой пароль. Денни вздохнул. Сочетание цифр могло быть любым, а внутри мобильного — могла храниться причина побега Джеммы из дома.

«Или причина убить её, попытавшись прикрыться похожими нападениями на Рори и Сандерса? Ведь тело Джеммы было повреждено куда меньше»

Денни потер лоб. Он понимал, что ищет логические связи там, где их просто не может быть. Даже если на всех троих напал человек, а не зверь, вряд ли это случилось по каким-то особым причинам. Человек или животное, он был бешеным, испытывал тягу к поеданию человеческой плоти и убивал с особой жесткостью. И, как у любого бешеного зверя или маньяка, причина убивать кого-то конкретного у него наверняка отсутствовала.

Страшно, что Денни вообще допускает мысль, будто убивать мог человек. Более того, ищет доказательства своей правоты. Неужели слова Райли, напуганного, шокированного происходящим, непривычного к кровавым смертям его друзей, так сильно запали в душу?

Наугад Денни набрал на цифровой панельке четыре нуля. Телефон сообщил, что пароль неверный.

Твою ж мать.

Нет, вряд ли в девчачьем мобильном найдется хоть что-то полезное, но почему он так хочет исследовать его содержимое? С виду обычный маленький город, Баддингтаун скрывал свои тайны — например, в машине Рори Джонсона нашли остатки травки, а его милую девушку Сэнди, рыдавшую на похоронах, Айрис ещё до смерти Рори видела в кинотеатре с Крисом Баттлером, они целовались и обжимались на последнем ряду, а, когда Айрис обернулась на особенно отвлекающие звуки, то заметила, как Сэнди склонилась к его ширинке.

Никакого ханжества, но сгоняйте вы в автокинотеатр, ну!

Быть может, пароль — её день рождения?

Войдя в базу данных с рабочего компьютера, Денни выписал дату рождения Джеммы, её родителей и Коннора Дугласа, просто на всякий случай. Когда день рождения Джеммы не подошел, Денни прикрыл глаза.

Отец, мать или Коннор? Попыток у него оставалось не так уж много. За окном занимался рассвет. Воскресное утро для Баддингтауна начнется со страшной новости.

«Она сама была не своя…»

Денни вздохнул — была — не была! — и набрал на экране дату рождения Коннора, с удивлением наблюдая, как экран блокировки сменился «рабочим столом». Надо же… действительно Коннор.

Впрочем, ничего удивительного. Они довольно долго были вместе.

Последнее сообщение Джеммы оказалось именно младшему Дугласу.

«Надо встретиться и поговорить»

Оно осталось без ответа и, кажется, даже не было прочитано — по крайней мере, подпись «прочитано» отсутствовала, в отличие от других сообщений в предыдущей переписке. Так ли ты крепко спал, Коннор, или просто не захотел заходить в сообщения?

Внимание Денни привлекла кнопка «Фотопленка». Нажав её, он обнаружил кучу папок, в основном заполненных селфи и снимками с подружками. Одна из папок была запрятана достаточно глубоко в явной надежде, что никто не станет заходить в неё просто так.

Нахмурившись, Денни пролистал несколько хранящихся там фотографий. Большинство из них выставляло одноклассников и друзей Джеммы не в самом приятном свете. Одним из последних снимков было сделанное в ночной полутьме фото машины Коннора Дугласа и двух фигур рядом.

Денни, немного покопавшись, всё же умудрился приблизить фотографию. В слегка размазанном мужском силуэте он узнал Коннора, обнимающего девушку. Её лицо было трудно разглядеть, и, пролистнув следующие кадры, Денни едва смог рассмотреть её на одном из удачно сделанных снимков.

И она была похожа на Хизер Ньюман, новую преподавательницу литературы у старших классов. Денни видел её всего несколько раз, когда забегал к миссис Гибсон по вечерам за парой кусков пирога для себя и Айрис. Он не мог бы поручиться левой рукой, что на фотографии мисс Ньюман, однако…

Она была похожа.

И это должно было бы его обеспокоить. Конечно, Денни не был священником, чтобы судить о чьих-то отношениях или морали, но Коннор, пусть ему и исполнилось восемнадцать, всё же был её учеником. Если, конечно, это была мисс Ньюман. Всё же качество фотографий было нечетким. Да и не делали они ничего предосудительного. Мало ли что там могло случиться. Или всё же?..

Он вышел из фотопленки и отложил мобильный. Понюхал остывший кофе, что на вкус и горячим-то был, как помои, одним глотком допил его. Поморщился.

Кем бы ни была эта девушка, возможно, именно о ней Джемма собиралась говорить с Коннором, однако её сообщение он проигнорировал. Судя по району обнаружения её тела, Джемма решила заглянуть к нему домой лично, а, возвращаясь, напоролась на животное или на человека, который её и убил.

А ведь у Коннора, кажется, была собака?..

Денни мотнул головой. Такие раны не сможет нанести домашний пёс. Конечно, в любом случае нужно дождаться заключения коронера, но…

Нет. Верить, что Коннор каким-то образом был замешан в смерти Джеммы, Денни не хотел. Он давно знал этого мальчишку, видел, как тот заботится о своей семье, о матери, о сестре, как забирал отца из полиции… а разве не ходили по городу слухи, что Рори Джонсон оскорблял его сестру, Кэрол?..

Нет.

Даже если у Коннора Дугласа есть мотив… у него нет подходящего оружия. Его пёс, Криспи, был обычной, среднего роста в холке дворнягой, и таких зубов у него точно не было. Да и Райли описывал убийцу как человека, никаких собак или иных животных. Только человек. Высокий. Жуткий.

Один.

Даже подумать на Коннора было просто взбрыком воспаленного мозга.

Господи, ему нужно поспать. Но на «поспать» времени не было.

Хлопнула дверь, и в кабинет Денни, без стука и без предупреждения, зашел Скарборо.

— Нужно собирать охотников. Медведь, тот же или другой уже, не ушел, как мы думали, и мы без того допустили слишком много жертв.

«Да неужели? — Денни едва проглотил комментарий. Он чувствовал себя бесконечно уставшим. — Почему ты не решился на это раньше? И знаешь ли ты, на кого именно ты собираешься открыть охоту? Что, если это человек?»

Высказывать такие предположения открыто, не имея доказательств, даже сам не будучи уверен, что прав, он не мог, и поэтому произнес вовсе не то, что хотел бы сказать.

— Уоррен, некоторые охотники уже ходили в лес и ничего не нашли. Именно поэтому и было решено, что медведь скорее всего умер от бешенства, они ведь не живут долго.

— Знаю, — процедил Скарборо. — Это была наша ошибка. Её нужно исправить. Возможно, этот медведь успел заразить других.

Денни снова вспомнил, что рассказывал ему Райли, шокированный ранением Джонсона.

«Я уже много раз говорил вам, босс, и повторю снова — это монстр, передвигающийся на двух ногах, но зубы у него не человеческие. Зубы, босс, острые, как зубья капкана, какие мой папаша в лесу ставил, когда ещё жив был. И не было с ним никаких собак или оружия, только зубы да когти. На Библии поклянусь, если надо»

Денни всё ещё думал, что темнота и воображение сыграли с Райли злую шутку. В злобных сверхъестественных чудовищ не поверит ни один здравомыслящий человек. Да и прибыли они с Каем на место преступления слишком поздно. Убийца, кем бы он ни был, уже мог отпустить собаку или волка в лес, особенно если знал, что по первому зову пёс возвратится.

Разумеется, это был не Коннор. Денни всё ещё склонялся к мысли о безумном, сбежавшем из резервации индейце, к тому же, он ещё по своему детству и страхам Сэма, его друга, помнил, что у коренных американских племен было достаточно легенд о демонах-людоедах и людях, якобы ими одержимых.

— Уоррен, — Денни решился. Если у него есть хоть мизерная возможность попытаться расследовать это дело, то стоило бы ей воспользоваться. — Я думаю, мы должны попробовать раскрыть эти смерти.

Скарборо вздохнул.

— Смерти от зубов медведя, Тейлор? Зачем? Ты видел заключения коронера.

— Видел. А Райли, который был рядом с Каем, видел, что на Джемму напал не медведь.

Аргумент был так себе. Денни, спроси его сейчас Уоррен, вряд ли смог бы объяснить, почему рассказам Арчера он наконец-то поверил.

— Да что он там видел, твой Райли? В темноте? Напуганный до усрачки? — Скарборо сжал губы. — Я не позволю пугать людей, Денни. Джемма Стоукс и Рори Джонсон, так же, как и Кай, погибли от клыков бешеных медведей, и твои догадки, не подкрепленные доказательствами, не стоят того, чтобы поднимать на уши город ещё больше. Лучше постарайся собрать охотников, даже если это будут только Бен и Барри. Или отец Джеммы, я знаю, что он тоже увлекается охотой. Я даже готов выдать ему лицензию в ускоренном порядке, хотя он в этом году её и не получал, учитывая чрезвычайную ситуацию. Но расследовать здесь нечего. И ты сам это знаешь.

Он поднялся.

— Поговори с Беном, Денни. Но сначала иди и хорошенько выспись.

Когда Скарборо вышел из кабинета, у Денни зазвонил телефон.

Из Бакспорта сообщили, что Кай Джонсон умер от потери крови, не приходя в сознание.

========== Глава двадцать седьмая ==========

Комментарий к Глава двадцать седьмая

Aesthetics:

Крис и Мия - https://vk.cc/cbY0Wp

https://vk.cc/cbY0XH

Амулет из обработанного кусочка дерева, с начертанными на нём тремя рунами, пропитанный кровью, затаился у Криса между ключиц.

Выходные выдались крайне странными.

Отправляясь с Мией на концерт, Крис не рассчитывал ни на что, хотя за последние пару недель со встречи их отношения чуть продвинулись. Теперь Мия позволяла целовать себя, но прикосновения ограничивались объятиями. Он не спорил, хотя жесть как хотел её. Она зацепила, потащила, заставила смотреть себе в рот, заставила обожать, и для Криса Баттлера с момента встречи с Мией не существовало больше других девчонок.

Приворожила она его, что ли?

Крис был влюблен. По уши, впервые за долгое время. Так сильно он влюблялся, наверное, разве что будучи восьмиклассником, едва перешедшим в старшую школу и увидевшим местную команду чирлидерш. И тем страннее было, что его, любящего спортивных сисястых блондинок, зацепила Мия.

Она была похожа на фею, но, судя по всему, оказалась ведьмой. Иначе как объяснить это притяжение, которое Крис чувствовал? И как объяснить её слова, сказанные поздним субботним вечером, пока они возвращались с концерта в её маленькую квартирку недалеко от магазинчика?

«Ты можешь умереть»

Крис удивился. Любой может умереть, такова жизнь. Она конечна.

Мия остановилась, коснулась его лица холодной ладонью.

— Нет, ты не понимаешь. Ты можешь умереть совсем скоро, — скользнув большим пальцем по его верхней губе, она покачала головой. — Где ты ночуешь сегодня?

Он пожал плечами. Вообще он договаривался, что останется у Стива, но не был против и других вариантов.

Мия вытащила из кармана джинсов связку ключей.

— Переночуешь у меня. Я думаю, мне… нужно кое-что сделать. И, может быть, я смогу тебе помочь.

Жилище ведьмочки оказалось вполне обычным: кровать, телевизор на стене, покрытый слоем пыли. Рабочий стол с ноутбуком. Небольшая кухня, в которой о любви Мии к колдовству говорили только засушенные пучки трав, что висели на стене вместо разделочных досок или ещё какой ерунды.

Мия вытащила карты, уже виденные Крисом не единожды, и выложила перед ним три шутки.

— Выбирай ту, к которой тянет.

Он не ощущал тяги ни к одной, но взгляд зацепился за правую, чуть потертую с краю. Было в ней что-то… Крис накрыл её ладонью. Мия кивнула, собрала остальные карты и снова перемешала, снова заставила выбирать. И снова.

Получив три выбранные карты, она перевернула их и вгляделась в изображения. Краска схлынула с её лица. Она тяжело сглотнула.

— Смерть идет за тобой, — Мия ткнула пальцем в одно из изображений, прямо в скелета, пригвожденного к полу мечами. — И твой друг станет причиной, — она закусила губу. — Я не знаю, смогу ли помочь тебе… но я постараюсь.

Так у Криса и оказался на шее амулет, ради которого он пожертвовал кровью из взрезанного пальца. Коннор бы вечность ржал, если бы узнал, но Крис не собирался ему рассказывать. Может, он бы и сам не поверил Мие, но видел её испуганный взгляд. Чувствовал, как дрожали у неё пальцы, когда она осторожно надела ему на шею амулет. Когда потянула вверх его футболку, провела ладонями по плечам и груди. Когда поцеловала так, что он едва не задохнулся от неожиданности, и потянула к постели.

В том, как она цеплялась за его шею и притягивала к себе, обнимая длинными ногами за пояс, ему чудилось что-то отчаянное. И Крис целовал её в ответ, пытаясь успокоить — и очень, очень в этом фейля.

Он понятия не имел, может ли верить её словам, но отчего-то, стоило ему коснуться амулета, его сердце успокаивалось. Быть может, Мия и не обладала никакими там сверхъестественными силами, но она умела в этом убедить.

— Не хочешь рассказать мне, что ты видела?

Мия прижалась к его плечу, ткнулась носом в его шею.

— Нет. Но ты поймешь. Просто будь осторожен.

Крис и сам не знал, хотел ли он знать, что увидела Мия, или предпочел бы оказаться в счастливом неведении. Он не верил в предопределенности прежде, но после встречи с Мией его не покидало ощущение, будто связь между ними, поначалу тонкая, крепнет с каждым днем. Хотел ли он верить ей и в остальном?

Ну… амулет в любом случае вряд ли сможет ему навредить.

*

Коннор был счастлив.

Если бы он мог, он бы прокричал об этом так громко, что сорвал бы голос. Но он понимал: отношения с Хизер нужно хранить в тайне, даже от самых-самых близких, иначе им обоим не поздоровится. Идиотом Коннор никогда не был. Хизер была его учительницей, и доказать хоть кому-то, что она не использовала свое положение, чтобы заставить его с ней спать, было бы невозможно.

Да только сам Коннор теперь знал, как она поначалу сопротивлялась своим чувствам, как пыталась убедить себя, — и его, что это всего лишь гормональный всплеск, и он скоро пройдет. Знал, как ей было сложно признаться, и любил её за это ещё сильнее. Любил так, что за ребрами ныло сердце.

Оставалось продержаться всего полгода, до выпускного бала, и Хизер больше никуда от него не денется.

Им обоим было страшно от происходящего и при этом — отчаянно хорошо.

Субботний вечер и часть воскресенья Коннор провел с Хизер: они занимались сексом; разговаривали; смотрели какие-то дурацкие видео на Youtube в её смартфоне; целовались так много, что начинали ныть губы. Терять хоть минуту этих выходных казалось кощунством. Ведь она всё-таки приехала. Поборола свои страхи.

Они болтали обо всем — о детстве Хизер, прошедшем в таком же маленьком городке, только в Техасе, а не на севере; о зимней охоте, на которую отец таскал Коннора, когда их отношения ещё не совсем пошли в задницу. О том, что в детстве родители возили Хизер на ярмарку, и это были её самые любимые дни в году. Спорили о русской литературе, которая нравилась Хизер и казалась Коннору депрессивной и мрачной, как северная зима. Снова включали какое-нибудь дурацкое стэнд-ап видео и лениво целовались.

Он даже боялся уснуть: вдруг она окажется видением? Вдруг ему всё просто кажется? Но около часа ночи Коннора таки срубило, когда Хизер уже давно спала, прильнув спиной к его груди.

Проснулся он от её крика.

Хизер наотрез отказалась рассказывать ему о кошмаре, от которого проснулась ночью, но он и так догадался — наверняка ей снился бывший муж. Кто ещё-то? Коннор прижимал её к себе и шептал слова утешения, пока она вновь не уснула и не проспала до утра в его объятиях.

Черт, как же Хизер была нужна ему! И Коннор знал, что тоже ей нужен.

Плевать он хотел на их разницу в возрасте.

Она уехала чуть раньше, в десять утра, пряча под высоким воротом свитера несколько засосов, — нет, Коннор о них не жалел. Он отдал бы многое, чтобы просыпаться с Хизер каждое утро, видеть её сонное лицо, целовать её в шею — а то от поцелуев в губы она отбивалась, смеясь, что, мол, «прекрати, утреннее дыхание же!». Готовить ей кофе — едва ли не единственный завтрак, на который Коннор был способен; с готовкой у него так и не сложилось. Прислушиваться к её мурлыканью в душе и к её ворчанию, что уроки в школе нельзя начинать так рано, это преступление против детей…

…просто быть с ней. Узнавать её с каждым днём всё лучше.

Коннор был счастлив.

А потом, уже садясь в машину, чтобы возвращаться в Баддингтаун, впервые за выходные он взглянул на свой телефон.

Два пропущенных от Кэрол.

Сообщение от матери: «Напиши, когда соберешься возвращаться в город, я на сутках в больнице, буду поздно»

Сообщение от… Джеммы?

«Надо встретиться и поговорить»

Ну, конечно.

Коннор потер лоб. Вряд ли Джемма скажет ему что-то новое, даже если они встретятся.

За эти несколько месяцев она много раз пыталась его вернуть, думая, наверное, что он — сумочка от какого-нибудь крутого бренда, которая появится у неё, стоит ей надуть губы и сказать «Хочу!». Так в её жизни всегда всё и случалось: родители, вечно работающие и занятые бизнесом, пытались заполнить свое отсутствие в её жизни дорогими подарками и выполнением любых её капризов. А, оказавшись в старшей школе и заняв свое место среди местной «элиты», Джемма убедилась — так оно и с людьми тоже работает. Можно топнуть ногой, и фрейлины сделают всё, чтобы помочь своей королеве, а влюбленные в неё парни — чтобы угодить.

Только с Коннором вот не прокатило.

Он прекрасно знал, что Джемма всё ещё любит его, но что в этой любви, черт возьми, было здорового? Джемма любила его, но забыла, что люди — не вещи. Их нельзя поднять из грязи, отряхнуть и снова ими владеть, как ни в чем не бывало. По крайней мере, с Коннором так было нельзя.

Коннор бы даже мог посочувствовать Джемме… если бы она не угрожала его сестре. Если бы не думала, будто те, поначалу настоящие и честные, эмоции, что у них были, можно вернуть шантажом. Если бы не вела себя, как последняя сука.

Он знал Джемму слишком хорошо. Знал, что когда-то, когда ей было четырнадцать, она всё ещё переживала из-за бесконечного отсутствия родителей и радовалась обычному стаканчику кофе, купленному ей Коннором в кофейне при кинотеатре. Знал, что был ей дорог, но, возможно, недостаточно, чтобы не изменить ему с Джейми Кином. И мысль об этом вызвала кривую ухмылку.

Каждый пожинает то, что посеял, да, Джемма?

Позвонив Кэрол, Коннор наткнулся на долгие гудки. Сестра либо слушала музыку и не слышала звонка, либо задремала посреди дня, что с ней иногда случалось. Он быстро набросал ей смс «Что случилось, мелкая?» и снова взглянул на контакт Джеммы.

Нет, Коннор не запихнул её в «черный список» когда-то, хотя, возможно, и следовало бы. Пожевал нижнюю губу, раздумывая, стоит ли вообще перезванивать ей, потом всё же нажал кнопку вызова.

Голос ему ответил вовсе не Джеммы.

— Коннор? Это шериф Тейлор.

Дурное предчувствие, горькое на вкус, посетило Коннора. Почудилось, будто затылка коснулось чье-то ледяное дыхание. Да ну нахуй, не может же Джемма?.. Откуда тогда у шерифа её телефон?

— Сэр?..

— Где бы ты ни находился, приезжай в участок, — шериф глубоко вздохнул в трубку. — Джемма Стоукс погибла.

С минуту Коннор тупо смотрел на телефон, осознавая сказанное ему шерифом Тейлором. Руки дрожали.

Джемма.

Да, в городе уже случились две смерти. Сандерсу и Рори не повезло напороться на бешеного медведя — или, как утверждал отец, на разных медведей, один из которых был заражен, а второй был укушен зараженным. Но Джемма? Она слишком хотела жить, чтобы рискнуть этой жизнью, чтобы куда-то потащиться среди ночи, да ещё и на окраины, где нашли Рори и Сандерса…

Джемма. Его бывшая девушка мертва. В голове не укладывалось. Если честно, в голове вообще было чертовски пусто, как в аризонской пустыне, только гребаное перекати-поле каталось.

Джемма. А как же Кэрол? Хизер?.. Они в порядке?

Умом он понимал, что мелкая не имела привычки шастать ночами по городу, а Хизер, наверное, только до Баддингтауна недавно добралась, но у Коннора всё равно тряслись руки, когда он набирал ей сообщение и тут же удалял контакт, чтобы не спалиться.

«Я в порядке. Как ты?» — пришел ответ от Хизер.

У него как камень с души свалился.

Вообще-то, они договаривались не переписываться без необходимости, просто на всякий случай, но Коннору было нужно узнать, что Хизер в порядке, что она добралась, что…

Что никакой медведь на неё не напал?

Господи, какой он идиот. Конечно, с ней всё хорошо будет, она на машине, и…

И Рори тоже был на машине.

Коннор закусил губу. Спокойно. Хизер в порядке. В порядке.

«Я волновался, — написал он быстро. — Очень»

Ему хотелось написать, как сильно он влюблен, как сильно беспокоился, как Хизер ему нужна. Только это было бы слишком опасно. Он, блять, становился параноиком, но они слишком долго говорили о том, что может случиться, если их отношения вскроются, и Коннор понимал: они рисковать не могут.

Он рисковать жизнью Хизер не может.

«Я знаю:)»

От мысли о её улыбке Коннора обдало жаром. Он прикрыл глаза. Хорошо, что она в порядке. Теперь он должен позвонить Кэрри. Мать в больнице, с ней не могло ничего случиться. Отец…

А что, если мелкая звонила, чтобы сказать, что с отцом что-то случилось?

Коннор мог не любить Бена Дугласа и не уважать его, но никогда не желал ему смерти, хотя и не знал, будет ли горевать по нему.

Ощущая, как в желудке снова сворачивается липкий, холодный комок, Коннор несколько раз подряд набрал номер сестры. На четвертый раз она ответила.

— Коннор?

— Мелкая! — он аж выдохнул от облегчения. — Как ты, мелкая? Ты звонила, когда я уже спал. Что случилось? Ты в порядке?

Кэрри шмыгнула носом.

— Я в норме, я дома, уроки делаю, не выходила никуда. В городе все на ушах… Мне написали, что Джемму убили и съели, — она снова шмыгнула. — Джемма приходила к тебе ночью, искала. Я сказала, ты в Бангоре, ты же там? С Крисом? Я не хотела пускать её домой, и она потребовала сказать тебе, чтобы ты ей перезвонил. Не то чтобы она меня напугала, и в дом я её так и не пустила… может, надо было? Может, это я виновата?

Кажется, мелкая была на грани истерики.

Твою мать, ещё бы. На неё слишком много свалилось.

— Эй, — Коннор прервал её сбитые попытки что-то объяснить. — Эй-эй-эй, ты не виновата, мелкая, совсем не виновата! Джемма взрослая, ей восемнадцать, она сама решила нарушить комендантский час, она понимала, что в некоторых районах может быть опасно. Ты не виновата, слышишь?

— Угу… — Кэрри наверняка кивнула, хотя он и не видел. — Ты когда приедешь домой? Не хочу быть дома одна.

— Скоро, мелкая, — он потянулся к ключу зажигания, повернул его. Машина заворчала. — Уже скоро, дверь запри только.

— Ага.

— Где отец?

— В мастерской. Приезжай, ладно? — и Кэрри отключилась.

Коннор выехал с парковки мотеля. Над Бакспортом собирались тучи — скоро начнется снегопад.

Возвращаясь домой, он думал о Джемме. Осознание того, что её больше нет, обрушилось, как лавина, оглушило похлеще, чем слова шерифа, которые были… просто словами. Смутное чувство вины и печали скреблось за ребрами. Джемма написала ему сообщение, а потом, не получив ответа, решила явиться в гости. Значит, ей что-то было нужно, только вот что? Коннор понимал, что не виноват в её поступках, но всё же…

Когда-то они были вместе. И, черт… вместе с нынешней Джеммой, королевой школы в опале, той ещё знатной, капающей ядом сучкой, умерла Джемма, в которую Коннор когда-то влюбился. Которую он всё ещё помнил, которая навсегда останется частью его истории, как бы ни вела себя теперь. И которая, быть может, ещё была частью новой Джеммы Стоукс.

Они обе были мертвы, и ничего изменить было уже нельзя.

*

Баддингтаун, и без того не самый шумный город, был притихшим и будто мертвым. Коннора передернуло от мысли; он тихо выругался. Хотелось плюнуть на просьбу шерифа приехать сразу в участок. Мелкая ждала его дома, ей было страшно. Коннору, признаться, тоже.

И Хизер. Отчаянно хотелось позвонить ей, хотя он не мог и не должен был этого делать. Хотелось увидеть её и обнять. Ей, наверное, было чертовски страшно: из Техаса она сбежала, чтобы избавиться от наполнявшего её жизнь насилия, и попала в город,где на людей нападали бешеные звери.

Где двое из троих погибших были её учениками.

Коннор никогда не искал мистических совпадений и не верил в них, однако от мысли, что с Рори и Джеммой он общался незадолго до их смерти, у него волосы на затылке дыбом вставали.

Рори. Джемма. Они, конечно, оказались не в то время и не в том месте, но…

Блять, просто жуткое совпадение.

Коннор припарковался у офиса шерифа, потер лицо ладонями. Слова шерифа перевернули с ног на голову весь его день. Если эмоции от смерти Рори были притупленные — они с Джонсоном и не общались толком никогда, если не считать той драки, — то новость о Джемме ударила по нему сильнее, чем он думал.

Как назло, в голову лезли воспоминания.

Джемма, смеющаяся от какой-то его шутки.

Джемма, обнимающая его в школьном коридоре.

Их первый поцелуй, обоим по четырнадцать, и Коннор так волновался, что едва не промахнулся мимо её губ. Джемма тогда ещё не выпрямляла волосы, и ему нравилось запускать пальцы во вьющиеся черные пряди.

Однажды у него не было особых денег, чтобы подарить ей что-то на День Святого Валентина, и он срезал цветы в городском парке. Прежний шериф и застукал его за этим занятием, за ухо схватил так, что мало не показалось. Правда, потом отпустил. Букет Джемма держала в своей комнате, пока он совсем не завял.

Но не все воспоминания были приятными. Коннор знал, что всегда будет помнить и её испортившийся после получения звания капитана чирлидерш характер, и её пьяный секс с Джейми Кином, и её попытки давить на него через Кэрол. Джемма была двуликим Янусом и той ещё сукой…

…и не заслужила смерти.

Горло у него сдавило.

Понесло же её в ночи, идиотку.

Коннор сморгнул выступившие слёзы. Сглотнул горький ком в горле.

Шериф просил зайти.

— Вы меня вызывали, сэр, — Коннор заглянул в приоткрытую дверь.

Шериф Тейлор сидел за столом, перед ним были разложены несколько фотографий. Приглядевшись к изображениям, Коннор вздрогнул: это были фотографии старика Сандерса, Рори и Джеммы. Точнее, того, что от них осталось. Джемма выглядела почти… нетронутой, по сравнению с первыми двумя. Коннор не хотел смотреть, но не мог отвести взгляда от зияющей кровавой раны у неё на шее, от вспоротого до ребер живота.

Джемма.

Идиотка.

Он шмыгнул носом и отвернулся. Нет, она не заслуживала такого. Никто не заслуживал. Коннор никогда — даже когда злился на неё, ненавидел её — не желал ей смерти.

Шериф наблюдал за его реакцией. Кивнул.

— Садись, — он указал на стул. — Тебя не было в городе этой ночью?

Коннор мгновенно ощетинился. К чему такие вопросы, если его не подозревают? Не могут подозревать. Вообще человека в таком подозревать — это быть идиотом!

— Нет, — он постарался взять себя в руки. — Я был в Бангоре.

— Знаю, с Крисом, — шериф испытующе смотрел ему в глаза. — Но вернулся позже него. Я уже переговорил с Баттлером.

Отлично, теперь он ещё и пиздит шерифу. Ледяной комок в желудке не только не исчез, стал ещё больше. Коннор был уверен в Крисе, знал, что тот не сболтнет лишнего, тем более, что Крис мало что знал: ну да, у Коннора были свои дела в Бангоре, и что? Они не все до мелочей рассказывали друг другу, и это было нормально.

— Мы на концерте были, — Коннор пожал плечами. Его мутило от собственного вранья, но он не мог подставить Хизер. — Я, Крис и его девчонка из Бангора. Мия, кажется. Крис у неё ночевал, я в мотеле. А что?

Оставалось надеяться, что Крис рассказал то же самое, иначе им всем крышка.

Шериф хмыкнул.

— Что-то такое он тоже сказал. Давай кое-что проясним, Коннор. Я знаю тебя давно. Я тебя ни в чем не обвиняю. Сомневаюсь, что ты физически смог бы сделать с Джеммой то, что с ней сделали.

У Коннора отлегло бы от сердца, но он нутром чуял в словах шерифа какое-то «но». Блядски нехорошее предчувствие ворочалось у него за грудиной.

И шериф его не подвел. Он почесал подбородок, затем выудил откуда-то из ящика телефон Джеммы. Коннор уставился на знакомый до боли чехол: он сам его дарил ей, незадолго до расставания.

Снова сдавило горло.

— Джемма писала тебе накануне. Судя по времени прочтения… ты сообщение только сегодня увидел?

— Угу, — врать об этом было легко, ведь Коннор почти говорил правду. — Я только сегодня утром телефон вообще толком в руки взял, до того в куртке валялся, — и это правда. — Мама на сутках, так что…

Шериф снова кивнул.

— Я проверил телефон Джеммы. Нашел у неё много интересных фотографий ваших общих друзей, — он поднялся, обошел стол и присел напротив Коннора. Смартфон в руки ему не давал. — И твоих тоже. Кажется, тебя и твою новую девушку выследили.

Коннора обдало ледяным ужасом с головы до ног.

Шериф показывал ему снимки, на которых Коннор обнимал Хизер у своей машины в тот вечер, когда Джемма пыталась шантажировать его фотками Кэрол и Рори.

Значит, Джемма где-то умудрилась увидеть его и Хизер? И сфотографировать? И хранила в телефоне, чтобы… Чтобы что? Пытаться надавить на него? На Хизер? Или сразу пойти к директору?! Твою ж мать, твою ж мать, гребаная сука… Она их выследила!

И шериф эти фотки увидел.

Да, лица Хизер не было видно… только директор всё равно наверняка поверил бы тому, кто первый пришел.

Страх сменился яростью такой силы, что перед глазами полыхнуло алым. Коннор не понял даже, что произошло и что он сделал или хотел сделать, однако в следующее мгновение шериф уже заламывал ему руку за спину. Предплечье взвыло болью, немного — не до конца — отрезвившей.

Он рванулся из крепко сдерживающей его хватки, раз, другой.

Бесполезно.

— Тихо, — произнес шериф, — успокойся, Коннор, не делай хуже себе.

— Какого хрена? — выпалил Коннор. — Какого хрена она за мной следила?!

Он прекрасно знал ответ, но ему жизненно важно было услышать его от шерифа. Ярость клокотала внутри, как лава в жерле вулкана, вот-вот готовая выплеснуться наружу, Джемма, черт бы её взял, следила за ним, чокнутая сука! Ему даже не хотелось этот гнев успокаивать. Хотелось выхватить смартфон со стола, долбануть его об пол, в куски нахрен разбить…

Твою ж мать, твою ж мать…

— Тебе виднее, — шериф не собирался его отпускать. — Это ваши отношения. И сейчас это не важно.

Раз, два…

Коннор попытался успокоиться. Алая пелена постепенно бледнела, спадая с глаз, позволяя видеть окружающий мир яснее. Сердце всё ещё бешено и зло билось в груди, но потом понемногу выровнялось.

Три, четыре.

К нему возвращалось умение рационально думать. Если сейчас он выбесит шерифа, то как это может сказаться на Хизер? Узнал ли мистер Тейлор Хизер вообще?

Пять, шесть.

Он глубоко вздохнул.

Успокоиться. Надо успокоиться.

— Я в порядке, — хрипло произнес Коннор наконец. — Отпустите меня… пожалуйста.

Шериф Тейлор хмыкнул.

— Драться не собираешься?

Коннор покачал головой.

Мышцы сказали «спасибо», когда шериф выпустил его из хватки.

— Джемма — та ещё сука, — Коннор потер запястья. — Она очень злилась из-за нашего расставания, только и всего.

— А ты взял и завел новую девушку?

— Она не вещь, чтобы я её заводил, — огрызнулся Коннор. — Вы меня в чем-то подозреваете?

Конечно, так ему об этом и сказали, даже если да! Но вопрос слетел с языка быстрее, чем он успел остановиться. Смутное ощущение, что шериф может в чем-то его подозревать, Коннора не покидало. Оно было липучим и мерзким, холодным, как затянутые болотной тиной пальцы.

Шериф задумчиво почесал лоб.

— Сомневаюсь, что ты мог бы сделать то, что сделали с Джеммой. Или с Рори. Но, учитывая фотографии, которые я нашел в телефоне Джеммы, я должен был проверить тебя. Кто ещё знал, что она могла тебя выследить?

— Я и сам не знал, — запястье всё ещё слегка ныло. Коннор покрутил им, разминая мышцы. — В любом случае, это не её дело. И ничье дело.

— Твоя девушка подозрительно похожа на мисс Хизер Ньюман, вашу преподавательницу английского и литературы, — не стал ходить вокруг да около шериф. — Что скажешь?

У Коннора снова всё похолодело внутри. Только не Хизер, черт… Только не Хизер, пожалуйста.

Он понимал, что должен сохранить лицо, но, черт, как же было сложно! Сжав губы, он снова покачал головой.

— Это ничье собачье дело.

Шериф тяжело вздохнул.

— Ты же понимаешь, что твои отношения со взрослой женщиной…

— С чего вы взяли, что это мисс Ньюман? Думаете, я настолько отбитый?

— Думаю, ты настолько эмоциональный. И достаточно умный, чтобы понимать, к чему это может привести.

— Я могу идти домой? Если у вас больше нет вопросов.

Из управления шерифа Коннор уходил разбитым. Всплеск эмоций вытянул из него все жилы. Усевшись в машину, он откинул голову на спинку водительского кресла и прикрыл глаза.

Блять.

Им с Хизер нужно быть осторожнее.

Теперь он в полной мере осознавал и чувствовал, о чем она говорила. И беспокойство назойливо зудело: да, у шерифа нет доказательств, но они могут появиться, и тогда Хизер придется плохо. А ты ведь не хочешь, чтобы она пострадала? Ты ведь не хочешь потерять её?

Он должен поговорить с ней. Но, черт, вдруг она от всего откажется? Будет права, но Коннор понимал: даже если так, ничего больше не будет прежним.

Никогда.

*

Мия никогда и ни о чем не просила духов. Она знала, что им виднее, кому жить, а кому умирать. Знала, что нельзя вставать на пути у смерти. Но ещё в самую первую встречу она чувствовала: её жизнь связана с этим нагловатым, бесконечно уверенным в себе парнем, и она ничего не может сделать с этой связью.

Нити, что тянулись между ними, крепли помимо её воли. Каждый раз, когда Крис Баттлер настойчиво стучался в её двери, Мия понимала, что «держать оборону» становится всё сложнее. Притяжение было почти осязаемым. Ей казалось, она почти может увидеть эту связь, пощупать её.

Видение пришло почти сразу после их первого — не последнего — поцелуя. Сначала оно было смутным, лишь кровавые капли на полу. Постепенно оно обретало четкость: вот Крис, окровавленный и… мертвый. И тень, метнувшаяся от него прочь. Темная, голодная, она собиралась вернуться за ним. Чуть позже…

— Возьмите мою жизнь вместо него… — прошептала Мия, глядя на подрагивающее пламя свеч. Она понимала, что амулета недостаточно. Духам всегда нужно что-то более весомое. Доказательство, что ты действительно серьезен. Что ты жаждешь того, о чем просишь. — Забирайте её по капле, все годы, что мне отведены, но сохраните его.

Огонь дрогнул.

— Прошу.

========== Глава двадцать восьмая ==========

Комментарий к Глава двадцать восьмая

Aesthetic: https://vk.cc/ccbmkE

Главу выложила не по графику :( Очень долго дописывала то, что мне было нужно. Больше не повториться :)

— Вы уже слышали? — Марджери Уолтер бросила сумку на стол. — Послезавтра будут хоронить Джемму Стоукс.

Хизер замерла.

Вернувшись домой в воскресенье, она до вечера не выходила из своей комнаты: лежала, смотрела в потолок, ощущая, как расползается по мышцам приятная боль, и думала. О Конноре, о себе, об их отношениях. Что же они натворили?.. Ей было страшно и сладко, и от воспоминаний хотелось полезть на стену. Им было хорошо; ей было хорошо — так, как не было ещё ни с кем. Хотя кто у неё был-то, кроме Джошуа? Разве что один из бывших одноклассников в её пятнадцать.

Хизер понимала, что, если их отношения вскроются — шила в мешке не утаишь, особенно в таком маленьком городке, — ей не поздоровится. И она думала: быть может, стоит сказать Коннору, что им нужно подождать, хотя бы до мая, они ведь справятся?

Она вспоминала его взгляд, его прикосновения и поцелуи, и понимала: не справятся. Уже не справятся, потому что желание касаться друг друга, ласкать друг друга, целоваться, разговаривать, просто_быть_вместе распирало обоих. Хизер улыбалась, вспоминая, как они смотрели какое-то дурацкое видео на Youtube, и как ей было комфортно в объятиях Коннора — слышать его дыхание, зарываться носом в его шею…

Быть может, это просто гормоны, его и её.

Быть может, они не будут счастливы всегда, не будут вместе долго.

Ей не хотелось загадывать. Зато каждое воспоминание, даже самое невинное, вызывало такое жаркое смущение, как давно уже не вызывало ничто.

Они договорились, что будут скрываться. Что их общение на людях останется прежним. Никаких прикосновений в школе, никаких поцелуев.

— Вот таких? — невинно поинтересовался Коннор и, потянувшись, поцеловал её, тягуче-медленно, сладко и долго; скользнул языком в её рот.

Он умел потрясающе целоваться, хотя в его возрасте этим могли похвастаться далеко не все парни.

— Вот таких, — согласилась Хизер, чуть отстраняясь.

Коннор сощурился. Затененные прямыми ресницами, его глаза казались совсем черными.

— Я знаю, что ты боишься, — тихо произнес он. — Я не всё могу тебе обещать, но я обещаю, что о нас никто не узнает. Во всяком случае, от меня.

Хизер не спала полночи, думая, ошибка это была или шанс на новую жизнь? Сможет ли она смотреть Коннору в глаза, общаться с ним, как с учеником, и не выдать себя? Она думала: вдруг все догадаются, прочитают по их лицам? Глупая мысль, но она зудела на подкорке сознания, не позволяя нормально заснуть.

Даже после смски от Коннора.

Доброй ночи.

Она проснулась с гудящей головой. От мысли, что она увидит Коннора уже на втором уроке, в животе нервно и сладостно сжималось. Хизер знала, что любит его, и эти чертовы «бабочки» больше напоминали жонглеров бензопилами.

Но первым, что она услышала, появившись в семь утра в административном здании, были новости о смерти Джеммы Стоукс.

— Директор собирается отпустить учеников сегодня по домам, — продолжила Марджери. — Похороны в среду.

Мисс Дрейк, преподавательница биологии, охнула.

— Бедная девочка, она ведь была гордостью школы! А это был?..

Марджери кивнула.

— Да, медведь. Как и остальных.

Что-то внутри у неё оборвалось.

Джемма была бывшей девушкой Коннора, и теперь её не стало.

Хизер закусила губу.

Как там Коннор? Рука потянулась к телефону, и она одернула себя. Она не может писать ему сообщения, особенно — находясь на территории школы.

Знает ли он уже о смерти Джеммы?..

Вместе они были почти четыре года. И, даже если Коннор не хотел иметь с Джеммой сейчас ничего общего, прошлое нельзя стереть из памяти.

Возможно, она умирала, пока Хизер занималась с Коннором любовью. Или пока они смеялись над очередным дурацким видео. Возможно, медведь грыз ей горло, пока Коннор вжимал Хизер в постель, двигаясь в ней мучительно-медленно и заставляя впиваться пальцами в его плечи, подаваться навстречу и шептать что-то бессвязное.

Что заставило Джемму выйти из дома, наплевав на комендантский час?

Что вообще происходило с этой девочкой?

Хизер помнила лицо Джеммы в тот вечер на парковке молла. Помнила, с каким подозрением, с какой злостью Стоукс на неё смотрела потом, на уроках… могла ли Джемма догадываться, что отношения с Коннором у Хизер были не так уж просты? Могла ли она?..

Джемму все считали «золотой девочкой», королевой школы — такие в каждом маленьком городке есть. Каждая из них — идеальная юная американка из пригорода: отличные оценки, милое личико, чирлидинг, очаровательный парень-спортсмен. Всё как в кино, да и жизнь должна была расстилаться перед ней алой ковровой дорожкой. Только даже из тех слов, что говорил о ней Коннор, образ складывался несколько иной.

Больше всего на свете Джемма боялась потерять свое влияние. И Коннора, которого считала, возможно, одной из частей своего образа. Хизер понимала: скорее всего, иного определения любви Стоукс не знала. Она любила Коннора, как любят вещь, принадлежность… была готова на всё, чтобы его не потерять. Даже шантажировать его сестру.

Кое-что Коннор об этом рассказал.

Омрачать первую — а то и последнюю, кто знает? — близость разговорами о Джемме им не хотелось обоим, но Коннор хотел быть честным. Он рассказал и об их долгих отношениях, и об измене, и о попытках Джеммы заставить его вернуться, и у Хизер в горле что-то сжалось: она понимала, почему он так злился, но понимала и другое — Стоукс не оставит его в покое.

А в это время Джемма, быть может, уже погибла.

Что это, чувство вины горчит на языке? Страх?

Хизер знала, что вина эта — ложная. Джемма расплачивалась за свои действия сама, как и любой, кто пытался играть чужими жизнями. Но эмоциям её было плевать, и она чувствовала: было что-то неправильное в том, что они с Коннором занимались любовью, пока его бывшая девушка, в которую он когда-то был влюблен, захлебывалась кровью.

А вот страх был настоящим.

Обхватив себя за плечи руками, Хизер уставилась в окно. Сейчас Марджери подойдет, попробует её разговорить, спросит «ужасная смерть, не так ли?»… лучше притвориться задумчивой.

«Коннор, что мы наделали?..»

Хизер больше не верила в наказание Божье — иначе почему Бог не наказал Джошуа? — но смутное ощущение надвигающейся беды не оставляло её. Она даже самой себе не могла объяснить это. Быть может, они с Коннором переступили черту, которую нельзя было пересекать, а карма не просто оказалась быстрой и ужасной, но и ударила еще и по другим людям?

«Хватит, Хизер. Остановись. Не нужно искать мистику там, где её нет. Джемма была взбалмошной девчонкой, которая угрожала Коннору, издевалась над его сестрой и думала, что мир всегда будет стелиться под её ногами ковровой дорожкой. Она знала, что не должна покидать дом после наступления комендантского часа, но она всё же вышла на улицу… и стала жертвой проголодавшегося бешеного животного. Как и остальные. Как и остальные…»

Успокоиться не получалось. Разум осознавал, что Джемме не повезло и только, а интуиция натягивала нервы до предела — опасность где-то рядом. Опасность, жертвой которой может стать кто угодно.

«Да, но вы с Коннором здесь ни при чем»

Джемма ведь никого не слушала. Она думала, что весь мир существует, чтобы очутиться у её ног, и красная дорожка, по которой она должна была ступать к успеху, в итоге превратилась в кровавую.

Но это не значит, что Джемма Стоукс это заслужила. Какой бы она ни была.

Это не значит, что в глубине души Хизер не чувствовала перед ней неловкость и стыд, ведь она спала с Коннором, ради которого Джемма поступилась многим и многое натворила. И, хотя вины Коннора и Хизер в их чувствах не было, она все равно ощущала себя виноватой.

В чем именно, Хизер не знала и сама.

— Мисс Ньюман? — окликнула ее Марджери. — Вы в порядке?

Нет.

Нет, она не в порядке. Хизер всё ещё хочется написать Коннору, а ещё сильнее хочется обнять, самой очутиться в его объятиях. Или наоборот, бежать далеко-далеко, пока они не натворили ещё больше глупостей. Мысли путались, оглушенные новостью, разворошенные собственными страхами и чувством вины, как пчелиный улей — палкой.

Хизер обернулась. Покачала головой.

— Просто в шоке от новости.

На самом деле, у неё в груди всё сжималось, и хотелось найти Коннора. Обнять его. Спросить, как он.

— Там были помощники шерифа Тейлора, — кивнула Марджери. — Они как раз проезжали мимо, попытались этого зверя убить. Медведь и одного из них умудрился подрать до смерти. Бедный Кай!

Иногда Хизер казалось, что Марджери получает извращенное удовольствие от рассказывания сплетен и ужасных новостей. Что смерти, происходящие в городе, на самом деле ничуть её не пугают, ведь не касаются лично её и её семьи, а, значит, чего бояться?

Иногда казалось, что чувство такта у Марджери вообще отсутствует напрочь.

Потому что мисс Дрейк, — а что с неженатым Каем она спит, знала даже Хизер, хотя не интересовалась чужой личной жизнью, — всхлипнула и, сгорбившись, выбежала из администраторской.

К чести Марджери, ей явно стало неловко. Пробормотав что-то вроде «черт, совсем забыла, что она ещё тут», Уолтер ретировалась за свою стойку, чтобы по школьному радио сделать объявление о собрании в спортивном зале. Директор Питерс как раз собирался объявить об отмене уроков на ближайшие несколько дней и о дате похорон и прощания с Джеммой.

— Сходи, найди её, а? — Марджери постучала пальцем по микрофону. — Директор будет страсть как зол, если все учителя не придут в зал.

Хизер была готова сделать что угодно, лишь бы не стоять столбом у окна, глядя на школьников, половина из которых уже о смерти Джеммы наверняка знали, а второй половине только предстояло узнать эту новость. Смутное, ледяное чувство страха и вины ворочалось в животе, никак не желая таять.

Разумеется, все эти смерти были случайны.

Как же иначе? Бешеные животные не разбираются, на кого нападать. Но даже для медведя это было слишком жутко. Настолько, что не думать об этом, не бояться не получалось.

Мисс Дрейк обнаружилась в преподавательском туалете. Сидела на унитазе, согнувшись, и рыдала, размазывая по лицу слёзы и тушь.

— Я сейчас выйду, — глухо всхлипнула она. — Я… Я просто…

Хизер понимала.

Одна мысль, что на месте Джеммы, на месте Кая мог оказаться Коннор, заставляла её обмирать от ужаса. Пальцы становились ледяными и влажными.

Только не Коннор.

— Нэнси, — Хизер нашла в себе силы позвать ту по имени. — Может, тебе стоит пойти домой?..

— Отмена уроков только… — мисс Дрейк шмыгнула носом, — только для учеников. Преподаватели все эти дни будут работать. Я… сейчас выйду, ты иди, ладно?

Бросать Нэнси в таком состоянии не хотелось, но та явно не желала, чтобы кто-то видел её рыдающей. Хизер немного подождала, беспокоясь, что Нэнси может понадобиться помощь, а, всё же решив уйти, услышала, что та выходит из кабинки.

Хизер обернулась.

Выглядела Нэнси неважно: красные заплаканные глаза, распухший нос, потеки косметики на щеках. Хизер сделала шаг к ней, и мисс Дрейк помотала головой.

— Иди… иди. Я…

Резкий голос Марджери по радио прервал её.

— Дорогие ученики и преподаватели Баддингтаун Хай, директор Питерс просит вас собраться в спортивном зале.

Для верности, Марджери повторила эту фразу несколько раз. Вздохнув, Хизер всё же развернулась к выходу. Она понимала, что, возможно, Нэнси просто хочет побыть в одиночестве, а речь директора о Джемме и её смерти вряд ли поможет ей прийти в себя.

Она будет вспоминать о Кае Джонсоне. И, возможно, винить Джемму в его смерти, хотя той уже глубоко всё равно, что о ней думают.

Спортивный зал оказался забит до отказа. Хизер присела на край скамейки, огляделась. Ученики — те, кто, возможно, уже был в курсе смерти Джеммы Стоукс, — выглядели шокированными, кто-то из девчонок плакал. Поискав взглядом Коннора, Хизер не увидела его.

Не пришел?

Что-то в сердце ёкнуло и тоскливо заныло.

Хизер скучала по нему. Скучала уже с момента, когда он целовал её, не желая отпускать обратно в город, обнимал её лицо ладонями, а потом всё же отпустил, и она почувствовала: Коннор стал слишком важной частью её жизни. Настолько важной, что его отсутствие ощущалось всем её существом.

Возможно, эти чувства нужно было обрубать в зародыше, но она не сумела.

Должна ли она чувствовать себя виноватой перед Джеммой? Впрочем, это ощущение продолжало настойчивым ежом сворачиваться за ребрами.

Коннор вошел в спортзал за секунду до первых слов директора. Остановился, прислонившись плечом к стене, тихо сполз на пол, вытягивая ноги в кроссовках. На его появление обратила внимание только Хизер — остальные наблюдали за директором.

Ей хотелось плюнуть на всё, пойти и усесться рядом с ним. Но Хизер понимала, что не может позволять себе никаких вольностей. Кто знает, быть может, его и так зовут за глаза «учительским любимчиком», и от буллинга его спасает только его умение расквасить обидчику нос?

Коннор поднял голову, и их взгляды пересеклись.

Правый уголок его губ пополз вверх. Едва заметно.

Хизер внутренне выдохнула.

— Не успели мы оправиться от прошлой трагедии, как нас постигла другая, — директор кашлянул в микрофон, привлекая внимание. — Возможно, многие из вас уже знают, что Джемма Стоукс тоже погибла от когтей бешеных животных, не так давно появившихся в наших лесах…

Спортзал утонул в тишине, среди которой вдруг тоненько и истерично заплакала Сэнди. Кто-то ещё всхлипнул следом за ней. Голос директора ушел на второй, пятый, десятый план.

Показалось, будто стало холодно. Хизер обняла себя за плечи, ощущая, как разворачивается внутри недоброе предчувствие.

С тех пор, как она приехала в Баддингтаун, в городке стало неспокойно. Конечно, никто из жителей и не подумал связать это с ней, да и сама Хизер никогда прежде того не делала, но почему-то именно сейчас ей подумалось: здесь что-то не так.

С городом. С ней самой что-то не так.

Джошуа снился ей как никогда часто. В таком жутком обличье, что она кричала во сне — а в выходные даже разбудила Коннора. Хизер думала, что, стоило её жизни хоть как-то устаканиться, старая травма и страх, что бывший муж найдет её, дали о себе знать, но теперь…

Он ведь угрожал найти её где угодно? Он ведь угрожал ей колдовством?

Хизер впилась пальцами в ткань худи.

Того, о чем она думает… просто не может быть. Не существует. Колдовства не существует. А её просто «накрывает», из-за всего сразу: из-за смертей, из-за снова всплывшего страха перед Джошуа — он не может здесь оказаться, успокойся! — и из-за Коннора.

И за него — тоже.

— …уроки на сегодня, завтра и послезавтра отменены, — директор вернул себе контроль над ситуацией, хотя судорожные всхлипы и шмыгания носом всё ещё раздавались. — Похороны Джеммы Стоукс состоятся завтра, в три часа дня. Её родители приняли решение не устраивать прощания, и я прошу вас уважать их желание. Соблюдайте установленный администрацией города комендантский час и будьте осторожны.

Кажется, Хизер пропустила всю речь, которую директор Питерс говорил о Джемме. Впрочем, вряд ли она отличалась чем-то от речи, произнесенной в честь Рори Джонсона.

Сэнди рыдала.

Хизер чудилось, будто её пальцы свело, и теперь она не может отпустить ткань собственной толстовки. Всё это было слишком сюрреалистично. И снова её душила, не давала проходу мысль, что, сбежав из Техаса, она привела несчастье за собой.

Спортзал потихоньку опустел. Шокированные, опечаленные — возможно, не столько смертью именно Джеммы, сколько происходящим, — школьники направились во двор, чтобы разъехаться по домам. Хизер продолжала сидеть на лавке, глядя перед собой.

Пять минут, десять.

Горло по-прежнему сдавливало.

— Её никто не жалеет особо.

Хизер подняла взгляд.

Рядом с ней присела Кэрол Дуглас: волосы в высоком хвосте, худи с эмблемой школьной команды по соккеру на пару размеров больше, явно с плеча Коннора. Разглядывая её лицо с острым подбородком и крупным носом, с карими мягкими глазами, Хизер подумала, что Кэрол очень похожа на брата.

Неужели она тоже просто тихо ждала, пока все уйдут?

Неудивительно.

— О чем ты, Кэрол?

Та закусила губу.

— Я не желала ей зла. Но я не расстроена. Как и многие, — Кэрол нервно сжимала и разжимала пальцы. — Джемма… считала, что все, кто не вписывается в её идеальный мир школьной королевы, должны быть затравлены. Она так подтверждала свою власть. Но ведь школьные королевы будут всегда. И всегда будут те, кого они будут буллить.

Почему Кэрол вообще с ней об этом говорила?

Потому что попросила тогда помочь брату после драки с Рори? Потому, что ей просто нужно было выговориться, а Коннор доверял Хизер?

Возможно, ей просто хотелось поделиться, и Хизер показалась наиболее подходящей кандидатурой. Как человек, ещё не отрастивший безразличие к своим ученикам.

Кэрол хотелось погладить по темноволосой макушке. Сказать, что через пару лет не будет иметь значения, кто нацепил на себя корону школьного бала, а кто даже не появлялся на Homecoming. Объяснить, что жизнь намного сложнее, чем школьная надуманная иерархия. Но, кажется, Кэрол Дуглас и так отрастила зубы или, по крайней мере, начала их затачивать.

Сама.

Знала бы эта девочка, что она говорит с женщиной, которая спит с её братом. Доверяла бы ей так? Не отвернулась бы?

Хизер было ясно, пожалуй, одно: Джемму в школе любили немногие. Но переживать будут все. Ведь её смерть означала, что нет никакой защиты от смерти. Вряд ли школьный статус может от чего-то защитить.

— Если научиться отвечать, то однажды своим укусом ты сможешь отравить даже змею, — Хизер хотелось как-то успокоить Кэрол, но она не могла рассказать ей всё, что узнала от Коннора.

— Вы так думаете? Вот и брат так говорит.

— Кэрри! — дверь в спортзал приоткрылась, и Коннор сунулся внутрь. — Забирай куртку и иди в машину. Доброшу тебя домой.

Кэрол подорвалась. Оглянулась на Хизер. Посмотрела на Коннора снова.

Одно его присутствие заставило сердце Хизер забиться быстрее.

— Я говорила с мисс Ньюман…

— Мелкая, у мисс Ньюман найдется много других дел, — хмыкнул Коннор. — Давай, иди, собирайся. Скоро буду.

Кэрол выскользнула из спортзала, только хвост темных волос мелькнул.

— Строго ты с ней, — улыбнулась Хизер.

— Пусть не расслабляется, — вздохнул Коннор. — Как ты?

Этот вопрос сорвался с его губ быстрее, чем он успел остановиться, и Хизер осознала, что спросила его о том же. Они уставились друг на друга.

— Я…

— Коннор…

Снова пауза. Хизер очень хотелось его обнять, но школьные стены давили, выбивая дыхание.

— Идем, — выдохнул он. — Тут рядом подсобка с инвентарем, в ней точно камер нет. И никого уже в школе нет.

— А если все же кто-нибудь увидит?.. В спортзале хоть не заподозрят, о чем разговор.

— Все свалили, я специально подождал. Хейз, нужно поговорить.

Хизер понимала, что не должна с ним никуда идти. Они договаривались, что в школе их отношения — это отношения преподавательницы и ученика. Но Коннор смотрел на неё так просяще.

Она не могла отказать.

Просто поговорить.

Видеокамер не было и в спортзале, и в примыкающих к нему коридорах, они вообще установлены были только в холле, но рисковать не хотелось. Хизер огляделась, скользнула в подсобку первая. Коннор выждал пару минут для безопасности и шагнул за ней.

Обхватил за талию, прислонился лбом к её лбу, глядя ей в глаза внимательно и обеспокоенно.

— Как ты?

Снова хором. Хизер вцепилась пальцами в его толстовку.

— Я скучал. Хейз…

— Коннор, нет… нас же увидеть могут…

Он уже целовал её, и Хизер сдалась, отвечая на поцелуй — жадный, жаркий и милосердно-короткий. Она понимала, что они рискуют, но не могла остановиться и чувствовала себя полной идиоткой. Коннор прижался губами к её шее, прикусил кожу, уткнулся носом куда-то под ухо, согревая дыханием.

— Прости, — через мгновение он отодвинулся. — Там правда никого не было. Коридор отлично просматривался, и даже мелкая свалила. Прости. Я поговорить хотел.

Хизер подумала: если кто-то их видел, им несдобровать. Она сглотнула.

— Тебя Кэрол ждёт.

— Шериф расспрашивал меня, где я был ночью, когда убили Джемму.

Что?

Хизер напряглась. Она уже знала, что Джемма погибла в ночь на воскресенье — и, возможно, пока бедная девочка захлебывалась собственной кровью, они как раз занимались любовью. Но если шериф расспрашивает Коннора, значит, он в чем-то его подозревает?..

— Они тебя подозревают? — спросила она. Губы плохо слушались.

Коннор мотнул головой.

— Крис сказал, что я был с ним на концерте. У него в рюкзаке оказались билеты, так что…

Он что-то недоговаривал. Хизер чувствовала. Эмоции Коннора всегда были как на ладони, да он их особенно и не скрывал, и сейчас она понимала: он хочет что-то сказать, но боится. Холодное, липкое, очень нехорошее предчувствие заворочалось внутри.

— Коннор…

Прикрыв глаза, он вздохнул.

— Шериф всё ещё думает, что Джемму загрыз медведь, и я думаю, это так и есть, но… она не просто так вытащилась на улицу ночью, Хизер, — ему с трудом давалось каждое слово. — Она знала о нас, у неё были фотки. И я не хочу от тебя это скрывать.

Горло у Хизер сжалось от страха. Она знала, Боже, она знала, что они не должны были… Господи. Если Стоукс успела кому-то рассказать, что теперь будет с Коннором? С ней? Но если бы она рассказала, то слухи бы уже расползлись, на них бы уже косо смотрели…

Пока что ничего не происходило.

Хизер непроизвольно сделала шаг назад, отстраняясь от Коннора, хотя ей меньше всего этого хотелось. Эта дистанция причиняла ей нефантомную боль в сердце, сжимающую, давящую. Господи, если кто-то узнал…

— Коннор, если она успела кому-то рассказать… — она сжала пальцами виски, зажмурилась. Почему, почему она поддалась этим чувствам, черт бы её взял?! Дура. Дура, дура, дура. — Ты же понимаешь, что это конец?

Всего один поцелуй.

Всего несколько встреч.

Всего, всего, всего. Горло сжималось, и в голове шумело. Паника накатывала на Хизер неотвратимой волной, грозясь захлестнуть.

— Не думаю, что она кому-то сказала. Шериф… он видел фотки, — Коннор обхватил её, вырывающуюся, вжал в себя. Хизер дернулась, раз, другой, но он обнимал её крепко, утыкаясь лицом в её волосы. — Я сказал, что я не настолько отбитый, чтобы подвергать свою и чужую жизнь риску. Я просто не хотел скрывать это от тебя. Прости меня, Хизер, пожалуйста, только не отталкивай… — он прижался губами к её виску. — Я…

— Коннор… — каждое слово проходилось по горлу, словно наждачка. Хизер чуть отстранилась. — Коннор, если бы ты не нравился мне, я бы не пришла тогда в этот чертов мотель, я бы сделала вид, что ничего не происходит, я… — слёзы обожгли ей глаза, она моргнула, смахивая их. — Но нам лучше подождать до выпускного.

— Не лучше, — он упрямо мотнул головой. — Хизер, нет. Не лучше. Пожалуйста. Я не для этого тебе рассказал.

— А для чего? Боже, Коннор, если кто-то узнает, ты никогда от этого не отмоешься! Я не знаю, чем я думала, соглашаясь приехать, я…

— Ты думала, что я тебе нужен, — он обхватил её лицо руками, прижался лбом к её лбу. Хизер затрясла головой. Её и саму трясло от ужаса, от осознания, что они поддались этим чувствам, что это теперь может стать достоянием общественности, что они оба в опасности, что… — И ты мне нужна. Охренеть как нужна. Слышишь?

Это, наверное, был разговор слепого с глухим. Хизер сжала губы.

Волна паники чуть схлынула. Да, новость оказалась ледяным душем на самую голову. Но она должна, обязана попытаться думать трезво. Вернуть себе контроль над ситуацией, потерянный ровно в ту минуту, когда Коннор поцеловал её в пустом классе.

Ещё тогда нельзя было этого позволять.

Если шериф даже её не узнал… это всё равно маленький городок. Шила в мешке не утаишь. Все откроется.

Они должны, должны подождать до мая.

Глаза у Коннора были темные-темные, огромные, и она не могла не смотреть в них, не тонуть в них. Перевела взгляд на его губы, и стало ещё хуже: Хизер помнила, как он целовал её, жадно, жарко, как ласкал её, а она цеплялась пальцами за простыню и тихо стонала.

— Коннор, мы должны подождать, — с каким трудом ей дались эти слова! Хизер осторожно отодвинулась от него, закусила губу. — В этом городе тяжело хранить тайны. А мы не особо пытаемся, — она кивнула на дверь подсобки. — Всего несколько месяцев. Пока ты не выпустишься.

Коннор покачал головой. Шагнул к ней, вновь сокращая расстояние, и Хизер едва удержалась, чтобы снова не отступить.

— Я не смогу. А ты?

Хизер тоже не сможет. Она знала это. Не сможет смотреть на него на уроках, ловить его взгляд, слушать его голос. Не сможет не думать о нём, не представлять его, касаясь себя по вечерам. Теперь она знает, каким он может быть, какой он…

И у неё не будет сил.

Она должна была предвидеть этот тупик. Она понимала, что так будет.

И вот они оба здесь.

Хизер сглотнула.

— Я тоже… не знаю, смогу ли. Но хотя бы сейчас, пока всё не уляжется, мы должны попытаться. Пожалуйста, Коннор. Давай будем осторожнее.

Он моргнул.

— Я не знаю… я даже сейчас чертовски хочу тебя, — Коннор снова сгреб её в охапку, покрыл поцелуями лицо. — Хизер…

Нет, она не сможет, она точно не сможет. Хизер всхлипнула, запрокидывая голову, позволяя ему прижаться губами к её шее, с трудом сдержала стон.

— Хотя бы неделю, — прошептала она. — Пока всё не уляжется. Ладно?

Коннор бессильно застонал, уткнувшись в её шею. Кивнул.

— Ты права. Ты так блядски права, что меня это бесит. Неделю, ладно? А там посмотрим.

Хизер вышла в коридор первой. Было пусто. С опаской она заглянула за ближайший угол, но и там никто не прятался, не слышались чьи-то торопливые шаги.

Она выдохнула.

С Коннором невозможно было договориться. Но неделя. А потом, может, ещё одна. А потом… вдруг удастся уговорить его подождать до мая? Хизер знала, что будет резать без ножа и его, и себя, но иного выхода у них не было.

У шерифа не было доказательств, но они могли ещё появиться.

Её сердце ныло, однако Хизер думала, что приняла верное решение.

Вот если бы она ещё это чувствовала.

========== Глава двадцать девятая ==========

Комментарий к Глава двадцать девятая

Aesthetic: https://vk.cc/ccmBQK

Зря он рассказал. Или не зря?

Коннор злился на себя, на Джемму, на шерифа. На всех и разом, кроме Хизер — на неё просто не мог, да и знал, что она, черт возьми, права. Было слишком легко думать, что всё будет хорошо, пока от реального мира их отделяла дверь номера в мотеле, но окружающий повернулся своей уродливой харей.

Если бы они могли запереться в том номере… Коннор мотнул головой. Захлопнул учебник по биологии и приложился лбом о мягкую обложку. Хизер была, мать вашу, права. Им нужно подождать. Но ничего в жизни не казалось таким неправильным, как ожидание. И ничто не было столь верным, чем Хизер Ньюман в его объятиях.

Коннор понимал: он подвергает её опасности. Они ходят по чертовски тонкому льду. Если шериф вдруг решит, что хочет выяснить, правдивы ли его подозрения насчет Хизер, они могут крупно влипнуть. Наверное, впервые в жизни Коннор очуметь как позавидовал Крису: его девчонке хоть и было двадцать, но она не была его учительницей. Они могли встречаться открыто, хрен бы ему кто слово сказал.

— Сынок, ты идешь на похороны? — мать заглянула в спальню. — Её родители сказали, что прощания не будет, но на похороны могут прийти все, кто хочет. Знаю, что вы расстались, но смерть бедной девочки была ужасной, и я подумала…

Коннор застонал, потирая лицо ладонями.

Он всё ещё понятия не имел, зачем идти на похороны Джеммы, пусть там и соберется куча их одноклассников. Большинство всё равно её терпеть не могли, а теперь будут притворяться, что Джемма была их лучшей подружкой, хотя и общались-то с ней только чтобы не попасть в категорию тех, кого она не выносила. Оказаться там значило подписать себе приговор до конца старшей школы.

— Мам, — он вздохнул, — с Джеммой я расплевался ещё перед летними каникулами. Она та ещё сука. И я не думаю, что её предки будут рады видеть меня после того, как мы разругались.

«А ещё она буллила Кэрри и узнала, что я встречаюсь со своей учительницей, так что у меня с Джеммой свои счеты были, мам. Пусть она и мертва, но говна сделала порядочно»

Разумеется, вслух он этого не сказал.

— Коннор, — мать присела на кровать. — То, что вы расстались, не значит, что Джемма не заслуживает последней дани уважения.

Всё, что ему хотелось — остаться дома. Воспоминания о Джемме и их отношениях и без того постоянно всплывали в его голове, хорошие и плохие. Цветы, которые он ей дарил. Истерики, которые она устраивала, если ей казалось, будто кто-то к нему клеится. Их секс, порой нежный, но зачастую — страстный и на грани. Её презрение к тем, кто казался ей «странным». Всё калейдоскопом вертелось в памяти, апотом Коннор вспоминал, что Джемма хотела шантажировать его отношениями с Хизер, и перед глазами застилало багровой пеленой так, что тряслись руки.

Джемма пыталась в дерьме измазать его чувства, так заслуживала ли она уважения?

Мать ждала ответа, и Коннор сдался. Вздохнул, двумя пальцами сжал переносицу.

— Хотя бы Кэрри не заставляй идти.

…Похороны давили. Мать Джеммы тихо плакала, уткнувшись носом в носовой платок; отец выглядел то ли не в себе, что не удивляло, то ли нетрезвым. Коннор понятия не имел, что хуже. Попадаться им обоим на глаза ему всё равно совершенно не хотелось, и он топтался позади всей толпы одноклассников, глядя, как буквально каждый из них подходил, чтобы бросить на гроб Джеммы горсть земли.

Как будто её смерть их действительно волновала.

Хотя, быть может, она волновала Сэнди. На ту было смотреть-то жутко: бледная, с синяками под глазами, заплаканная, она обнимала себя руками за плечи и неотрывно пялилась в засыпаемую землей могилу.

— Пиздец, конечно, — прокомментировал Крис. — Не думал, что ты придешь.

Коннор кивнул в сторону матери, как раз направлявшейся к могиле Джеммы.

— Я не собирался. Мать уговорила. Ну хоть Кэрри не вытащила.

— Да уж.

Через день должны были хоронить Кая Джонсона, и могила, приготовленная для него, зияла разинутым ртом в соседнем ряду. И Кая было действительно жаль. Коннор вдруг подумал: никто не избежит смерти, но, наверное, важнее оставить после себя хорошие воспоминания. Больше хороших, чем паршивых.

Разве, бегая с ним на свидания в кино еще год назад, могла Джемма подумать, что следующей осенью ей перегрызет горло бешеный медведь?

Коннор помнил, как они целовались на последнем ряду — работа в кинотеатре давала ему свои привилегии бесплатных билетов, — и как Джемма забиралась к нему на колени, запускала пальцы в волосы. Терлась об него жадной до секса кошкой, так, что у Коннора в ушах шумело, и им обоим это было чертовски в кайф. И это были неплохие воспоминания, к слову.

Он видел, как одной из последних к могиле Джеммы приблизилась Хизер, бросила на крышку гроба красную розу. Коннор машинально сделал шаг вперед — хотелось её успокоить, обнять, прижать к себе — и остановился. Его тянуло к Хизер, как магнитом; он чувствовал всем существом, как ей хреново, и чертовски невыносимо было находиться так близко и так офигительно далеко от неё, когда ей плохо.

Только вот она сама решила подождать хотя бы неделю.

Пока всё уляжется.

Прошло два дня.

Ещё только два дня.

Блядь.

Он прикрыл глаза.

В конце концов, Хизер была права: они должны быть осторожнее. Разумнее. А чем ближе Хизер к нему была, тем меньше Коннору удавалось следовать голосу разума. Даже здесь и сейчас.

Это хуево.

— Пойдешь? — Крис кивнул на могилу. — Только ты и остался. Будет странно, если ты так и будешь тут и дальше стоять, как хер на дне рождения.

— Ну ты и придурок, — прошипела проходящая мимо Мэгги. — Джемма умерла, а ты даже на её похоронах ругаешься!

Крис развел руками.

Подходить к гробу Джеммы Коннор вовсе не хотел. Хватало ему воспоминаний, что лезли в память непрошеным калейдоскопом. Ни минуты он не жалел об их расставании, но прошлое никуда не денется, как бы этого ни хотелось.

Остановившись у самого края могилы, Коннор взял в руку горсть земли. Сжал зубы.

Джемма собиралась подставить его и Хизер.

Джемма издевалась над Кэрри, да и не только над ней.

— Какой же ты всё-таки была сукой, — тихо пробормотал он.

«Но такой смерти не заслужила. Покойся с миром, наконец»

Земля стукнулась о крышку гроба.

Чья-то ладонь легла Коннору на плечо, и, обернувшись, он увидел Хизер. В груди стало тепло-тепло.

— Как ты? — произнесла она.

Он пожал плечами. У него не было ответа.

Коннор и не понимал, как ему была нужна её поддержка, пока Хизер не дотронулась до него, не задала простой дежурный вопрос, в который вкладывала куда как больше смысла, чем могли подумать окружающие. От обычного прикосновения у Коннора сразу же потеплело на сердце. Здесь и сейчас он мог быть рядом с Хизер, и никто бы ничего не заподозрил — это похороны, в конце концов.

— Не знаю. Лучше.

«Нихрена не понимаю, зачем я здесь»

— Я думаю, ты правильно сделал, что пришел.

В её взгляде таилась нежность, и Коннору захотелось обнять её, уткнуться лицом в её волосы. Ощутить, как она сжимает ладони у него на лопатках, гладит его по спине. Она чувствовала его состояние так хорошо…

«Хизер, — стукнуло его гребаное тупое сердце. — Хизер. Хизер»

Но он не должен показывать свои чувства. Это навредит ей. Им обоим.

— Какого Дьявола ты сюда приперся?!

Коннор обернулся на голос мистера Стоукса, и едва успел увернуться от кулака, летящего ему в лицо — чисто на инстинктах. От мистера Стоукса пахло алкоголем; наверное, он умудрился нажраться ещё до начала похорон. Он качнулся, едва не потеряв равновесие, но быстро восстановил его.

Глаза у отца Джеммы были красные и влажные.

Да какого… твою ж мать, а?

— Моя дочь… из-за тебя…

Голос его прерывался, а язык заплетался. Он не договорил и замахнулся вновь.

Второй удар у Коннора получилось предотвратить самому. Мистер Стоукс нетвердо держался на ногах — как только похороны выстоял? — и Коннор вывернул ему руку в попытке удержать, а там и шериф Тейлор подоспел, перехватил, потащил прочь, выговаривая что-то, явно пытаясь успокоить. Мистер Стоукс почти даже не сопротивлялся, плечи его тряслись от рыданий. Но его слова капнули на разум Коннора ядом.

«Моя дочь из-за тебя…»

Что? Умерла?

Но разве он заставлял её выходить ночью на улицу после комендантского часа? Мистеру Стоуксу просто был нужен козёл отпущения, и он его нашел.

Прошло меньше минуты с попытки мистера Стоукса его увидеть, но Коннору чудилось, будто время текло медленно, как деготь.

— Коннор… — Хизер коснулась его плеча. — Ты в порядке?

Она рисковала, чтобы его успокоить. Кто-то мог заметить, что она беспокоится… слишком сильно. У Коннора потеплело на сердце, но он чуть отодвинулся, чтобы Хизер случайно не выдала себя, мотнул головой.

— Не думаю. Но я буду. Когда уйду отсюда. Спасибо… мисс Ньюман.

Теперь её фамилия срывалась с языка тяжело.

Ещё никогда Коннор не чувствовал себя таким лишним. Казалось, что все вокруг смотрят на него, обвиняют его, и в голове чертовски загудело. Даже из могилы Джемма умудрялась мстить ему. Руками его отца, едва не обвинившего его в смерти дочери на её же похоронах. Дурацкими слухами, которые теперь поползут по городку. Их расставанием, которое теперь все начнут вспоминать.

Коннор знал, что не виноват в её смерти. И понимал, что вряд ли кто-то всерьез воспринял слова мистера Стоукса; отца, убитого горем. Да и про некрасивое расставание с Джеммой все знали. Но его чертовски мутило от ситуации. От мистера Стоукса, от воспоминаний о Джемме, от лицемерия. Так, что, останься он ещё на минуту, он сблевал бы прямо в незакопанную могилу. Джемме на гроб.

Нужно было уходить.

Подоспела мать, и Хизер отошла, но её присутствие Коннор продолжал чувствовать кожей. Даже когда мать уводила его прочь, он ощущал, что Хизер взволнованно провожает их взглядом, и её забота чертовски согревала.

— Ванесса и Элай убиты горем, — мать провела ладонью по его щеке. Они уже сели в машину, чтобы возвращаться домой. — Не воспринимай его слова близко к сердцу.

Коннор кивнул: он и не воспринимал. Но был рад, что они возвращались домой.

Когда мать отъезжала от кладбища прочь, на мгновение ему показалось, будто среди деревьев, окружающих погост, промелькнула тёмная высокая фигура.

Показалось.

Пора было ехать домой.

*

У него чесались клыки перегрызть мальчишке горло.

Запах его жертвы въедался в ноздри. Мальчишка был с ней, и, кажется, во всех смыслах; трахался с ней, и должен был поплатиться за это, но не сейчас. Мальчишка будет козырем, будет самой страшной жертвой, что сломает её. Ведь он так ей дорог.

Его злило, что приходилось выжидать, но это было всё ещё слишком близко к его цели. Он собирался искупать этот городишко в крови, так ему велел голос шамана и барабанный бой, не утихающий в ушах.

Тот парнишка, чья семья уехала из города.

Старуха, оберегающая его цель.

И, наконец, мальчишка, как последняя капля.

Он обошел дом, заглянул в окно. Внутри было темно. Он знал, что ему ничего не стоит разбить окно и вломиться внутрь.

— Г-р-р-р, — он обернулся. Псина, до того мирно дремавшая во дворе, поднялась и зарычала, вздыбив шерсть на затылке. — Гр-р-р… — и разразилась лаем, который тут же оборвался, переходя в визг, когда он бросился вперед и вцепился зубами собаке в загривок.

Не то, чем он хотел перекусить в этот вечер, но нельзя было, чтобы этот кусок шерсти разбудил всех в округе.

На этот раз он не стал оставлять растерзанные клочья, а утащил собаку с собой. Сожрать его где-нибудь в стороне было легче, чем ждать, пока его обнаружат. Не время. Не место.

Он снова был очень, очень голоден.

И когда людишки могли выскочить во двор, привлеченные собачьим визгом, он уже был довольно далеко от них.

*

Коннор проснулся от лая Криспи, который, захлебнувшись в самом начале, перешел в визг и затих. Подорвавшись на постели, он запрыгнул в кеды и бросился вниз, едва не навернувшись на последней ступеньке, но успев прыгнуть вперед — недаром он хорошо уходил от фолов в соккере.

Что-то случилось.

Что-то, мать твою, определенно случилось. Сердце стучало в груди, как барабан.

Перед домом было пусто. Пёс не бросился под ноги и вообще не подавал никаких звуков. Даже не скулил.

— Криспи! — позвал Коннор. — Криспи, мальчик?

Тишина. Ни знакомого лая, ни визга. Он почувствовал, как его пробирает не только холодом улицы — ещё бы, он вылетел из дома, как был, в кедах и спальных шортах! — но и ужасом понимания.

С Криспи что-то действительно произошло.

Что-то страшное.

У него похолодели ладони.

— Коннор? — видимо, на его не слишком тихий бег проснулась мать и спустилась вниз. В ночной рубашке, она замерла в дверях. — Коннор, что случилось?

Если бы он и сам знал! Коннор, не думая, что где-то в темноте всё ещё может скрываться животное, напавшее на Криспи, метнулся в одну сторону двора, в другую… ничего. На преддомовой дорожке одиноко темнело на гравии пятно крови.

У Коннора сдавило горло. Опустившись на одно колено, он дотронулся до мелких камешков.

— Блять, какая тварь…

Кровь была свежей. Естественно, свежей.

Если здесь и было какое-то животное, то оно скрылось слишком быстро, утащив Криспи с собой. Сердце Коннора сжалось от тоски и боли.

— Иди в дом, мам, — глухо произнес он, не оборачиваясь.

Слезы душили, каждое слово давалось ему с трудом, падая тяжелым грузом на душу. Он должен был забрать Криспи в дом сразу же, как узнал про медведя, но Криспи так не любил ночевать внутри…

Коннор всхлипнул.

— Что произошло? — проснулся и отец. — Коннор, почему ты без куртки?

Да в жопу бы эту куртку! Его прорвало, и слёзы потекли по щекам. Криспи, его малыш Криспи, которого он растил, воспитывал и дрессировал; Криспи, защищавший их семью до последнего, даже когда к их не так далеко стоящему от леса дому подобрался бешеный зверь… Криспи…

— Пап, где твое чертово ружье?

— Коннор, что?.. — мама попыталась схватить его за плечо.

Коннор дернулся, уворачиваясь от прикосновения, едва не толкнув её саму. Гнев клокотал вулканческой лавой, обжигая, сметая все барьеры, отрубая напрочь инстинкт самосохранения.

— Где. Это. Гребаное. Ружье.

Где-то в глубине его заблюренного яростью и болью сознания проблески разума требовали остановиться. Куда ты пойдешь, где будешь искать животное, ты что, в шортах в лес в ноябре собрался? Коннор сморгнул слёзы, даже не пытаясь отогнать багровый туман, застилающий ему глаза, рванулся в дом. Он должен убить это чудовище, забравшее Криспи, он должен найти свою собаку, он должен…

Он должен…

Его гнев, его боль требовали крови.

— А ну стой! — отец чудом перехватил его, с трудом справившись с мощью, выработанной в Конноре соккером. — Стой, сопляк!

Коннор дернулся, попытался отпихнуть преграду, в которой с трудом узнавал отца. Щеку обожгло ударом.

— Никакого тебе ружья, сопляк! — рыкнул Бен Дуглас. — Ты с ним даже обращаться не умеешь толком! Совсем охренел?!

Лицо горело от пощечины, но Коннора хотя бы отрезвило. Ярость схлынула.

Гребаное бешеное животное прикончило в городе уже четверых, однако прежде не подбиралось так близко к его собственному дому. Только когда багровый туман стал отступать, а мир — обрел четкие очертания, Коннор смог мыслить адекватно.

Волной на него накатило липкое осознание: если бы не Криспи, перебудивший весь дом… кто оказался бы на его месте? Собирался ли медведь вломиться в дом? Рыжий пёс, с детства скачущий вокруг хозяев ярким, громколающим вихрем, бросился защищать Коннора, как всегда защищал. Коннора замутило, тошнота кислотой подкатила к горлу.

Отец всё ещё держал его за плечи.

— Пусти, — Коннор рванулся из его хватки. — Я спокоен!

— Оно и видно, — отец встряхнул его снова и только потом отпустил. — Иди спать, я сказал. Я сам пойду искать Криспи.

— Он к тебе не пойдет!

Отец поджал губы. В его взгляде ясно читалось: если ещё будет, кому подходить.

Горло снова сдавило.

— Коннор, — мама обняла его за плечи, потянула в дом. — Милый, идем. Отец разберется.

Если бы.

Он позволил матери себя увести. Кэрри, которую тоже разбудили крики, дрожала на диване. Завидев Коннора, она бросилась к нему, обняла и всхлипнула в плечо. Её всю трясло. Впрочем, как и его самого. Боль царапалась в горле, в сердце, заставляла прикусывать изнутри щеку, чтобы снова не разреветься.

Если он начнет реветь, Кэрри от этого легче не станет.

Уткнувшись носом в пушистые темные волосы сестры, Коннор погладил её по спине, успокаивая. Они оба отлично понимали, что Криспи мертв, хотя вслух никто этого так и не произнес.

Маленький Криспи защитил их. Как сумел.

Краем уха Коннор слышал обрывки разговора отца и матери:

— …медведи обычно боятся людей…

— Тина, медведь-шатун вполне может зайти в дом…

— …дети…

Голоса утихли, когда отец ушел за ружьем. Вернулся он уже в своем обычном охотничьем снаряжении. Мать обнимала себя руками: ей явно не нравилась идея идти на охоту среди ночи. Но если уж отцу что-то втемяшилось в голову, ему и комендантский час был не указ.

— Подожди до утра, — мать предприняла ещё одну попытку.

Отец хмыкнул.

— Будет поздно. Это всего лишь животное, Тина. Они бессильны против пули.

Этот спор Коннор уже слышал много раз, и матери ни разу не удавалось его выиграть. Никогда.

Кэрри шмыгнула, отстраняясь.

— Пап… разве это не опасно?

— Не опаснее, чем охотиться днем, — отец потрепал её по макушке. Коннора передернуло от его жеста: будто Кэрри была ребенком, которому достаточно легкого ободрения. Те времена давно прошли.

В любом случае, отец лгал.

Ночная охота очень опасна: животные, в отличие от людей, видят в темноте гораздо лучше. Или ориентируются на запах. Умеют передвигаться бесшумно: ошибочно считать, будто медведи неуклюжи и с треском ломятся через кусты.

Чаще всего вы даже не заметите гризли, пока не будет уже слишком поздно.

*

В лесу было тихо. Так тихо, что у Бена Дугласа против воли волоски на затылке дыбом встали. Обычно даже зимой лес не такой мертвенный, как был этой ноябрьской ночью.

Он выругался сквозь зубы. Ещё не хватало ему бояться тишины! Снег ещё не выпал, так что не заскрипит под его ногами и не спугнет медведя.

Бен не надеялся, что всё же настигнет это животное. Кровь Криспи впиталась в землю быстро, однако по оставшимся на асфальте потемневшим следам он добрался до окраины города, чуть дальше их собственного дома, за несколькими трейлерами, где жили отбросы, белые да черные. Большинство из них жили на нищенское пособие да перебивались заработками, а потом пробухивали всё бабло. Куда чаще, чем сам Бен.

Медведь скрылся в лесу. Это уж точно. Иначе как?

Пока Бен там лясы точил: собирался да успокаивал дурня, что, видать, без особых охотничьих умений в лес хотел помчаться, животное убралось с города. Медведи нихрена не медлительные, они очень тихие и быстрые, коли им того надо, и теперь Бен убедился в этом лишний раз. Не то чтобы он действительно хотел укокошить бешеного медведя из-за брехливого пса… впрочем, этот пёс любил Бена и всегда ластился к нему. Но если шатун подобрался так близко к дому, его нужно пристрелить, иначе в следующий раз он заберется внутрь.

Где-то хрустнула ветка.

В лес он вошел минут пять назад, но, казалось, деревья уже обступили его со всех сторон. Бен вскинул к плечу ружье.

Снова хруст.

Бен прислушался, пытаясь определить, откуда он доносится.

Показалось, что справа.

Он развернулся.

Ничерта. Да и хер что разберешь в темноте, а в прицеле ночного видения никаких животных не мелькало. Сколько бы охотники из города, он да ещё парочка других, ни выбирались в этот гребаный лес, никого так и не нашли, но теперь, похоже, Бен был недалек от успеха.

Как веревочке не виться…

Даст Господь, скоро кинет в гостиной медвежью шкуру. Старый ковер давно пора выкинуть.

Хруст.

Чье-то присутствие за спиной Бен скорее почувствовал: охотничье чутье его никогда не подводило. Показалось, кто-то принюхивается к нему, как он сам принюхался бы к охренительно аппетитно пахнущему бургеру.

Медведь был прямо за ним.

Бен оглянулся.

И заорал.

========== Глава тридцатая ==========

Комментарий к Глава тридцатая

Aesthetic: https://vk.cc/ccyFSk

Мясо отдавало горечью и было жестким.

Разделав жертву, он закопал часть в старой берлоге, остальное сожрал. На вкус было отвратительно, зато пахло от него знакомо. Он собирался загрызть только мальчишку, но желудок требовал пищи, а пища сама шла в руки.

Люди глупы. Они думают, что могут убить его… это вряд ли. А вот он их — да. Ещё как. Их кости будут хрустеть у него на зубах.

Барабаны в его голове не замолкали ни на мгновение. Он нарезал круги по окраинам города, пожирая бездомных котов и сбежавших из дома собак, ведь его последняя охота не накормила его совсем. Та девчонка была куда нежнее и мягче на зуб…

И от неё тоже пахло тем мальчишкой. Добраться до него не было сложнее, чем он думал, но он затягивал. Возвращение во тьму пугало.

«Ты должен исполнить свое предназначение, пока не стало слишком поздно, — старик в его голове был недоволен. — За тобой уже открыли охоту»

Да, он чувствовал.

Кто-то побывал в его голове. Разворошил его память. Кто-то искал его, принюхивался к нему, как он сам принюхивался к своим жертвам. И этот кто-то был силен.

Но не сильнее, чем он сам.

*

Вернувшись в Баддингтаун из резервации, Марк узнал о смерти ещё двоих — популярной старшеклассницы и помощника Денни. Девчонку загрызли, а помощник умер от потери крови, которую получил, пока пытался пристрелить чудовище. Стажер, что был с ним в машине, твердил, что убил их не медведь. И пусть он не рассказывал об этом на каждом углу, всегда находился кто-то, кто что-то и где-то услышал.

По улицам города, словно ядовитый туман, ползли слухи, и их невозможно было остановить. И Марк почти физически чувствовал свою вину. Он знал, что задержался перед приездом в Баддингтаун, пока пытался найти в себе силы вернуться в родной город снова и посмотреть в глаза новому монстру. Он знал, что мог — и должен был — приехать раньше.

В их смерти его вины было больше, чем чьей-либо ещё. И пусть дед сказал бы ему, что не всех можно спасти… можно было попытаться. Он сделал глупость, понадеявшись, что монстр затаился, и это стоило городу ещё двух жизней.

Марк обещал себе, что никто в этом городе больше не умрет, и обещание не сдержал. Осознание этого отдавало горечью на язык.

А ещё… он испытал странное облегчение, когда понял, что мальчишки, встреченного им тогда на улице, среди жертв чудовища не оказалось.

Пока что не оказалось.

Теперь Марк знал, что за чудовище скрывается в лесах. И он должен был его победить, иного выбора не было. Но сначала он собирался поговорить с Денни и выяснить, кто поселился в Баддингтауне совсем недавно. Быть может, этот «кто-то» и притащил за собой монстра.

А точнее — это должна быть женщина.

Впрочем, Денни выглядел потерянным и не очень настроенным на откровения о сверхъестественном. Забот у него был полон рот.

— Я говорил с Уорреном, — он затянулся сигаретой, выдохнул дым в холодный ноябрьский воздух. Айрис ушла спать, потому что рано вставала на работу, и говорить можно было без опаски. Больше всего Денни боялся напугать её. — Поделился сомнениями, что в городе побесчинствовал медведь. Но Скарборо уверен, что больше некому.

— Почему думаешь, что не медведь? — Марк искоса взглянул на Денни.

Он знал, что друг не верит в сверхъестественное. Можно исправно ходить в церковь по воскресеньям, но быть уверенным, что чудовища под кроватью существуют только в твоем воображении, а силуэт человека, сидящего на стуле — всего лишь забытая с вечера одежда. Так безопаснее. Легко сойти с ума, если хотя бы допустить в свой разум существование злобных тварей, жаждущих пожирать людей.

Таких, как Марк видел собственными глазами. И это был не только вендиго.

— Я верю Райли, — Денни стряхнул пепел на пожухлую траву на заднем дворе. — Не в том, что это какой-то монстр. Я думаю, что это всё же человек, и у него есть какое-то оружие, позволяющие наносить подобные раны. Возможно, есть собака, натасканная на убийства, хотя след от зубов крайне странный.

Марк понимал стремление Денни подвести убийства не под одну, так под другую разумную версию. Никому бы не пришло в голову, что в Баддингтауне на самом деле поселилось чудовище. Сам Марк бы никогда в это не поверил… но он своими глазами видел вендиго, он теперь мог поверить во всё, что угодно.

Даже в духа, вселившегося в жаждущего мести человека и давшего ему огромную силу, а попутно — вытеснившего его личность подчистую.

— А что именно говорил Райли? — Марк постарался, чтобы его вопрос прозвучал, как праздное любопытство.

Понимая, что он не справится с чудовищем в одиночку, ему всё равно очень не хотелось ввязывать Денни ещё сильнее, чем тот уже ввязался. Ведь если он до сих пор не вписывался в планы чудовища, это не значит, что чудовище эти планы не решит снова подправить.

Одержимое желанием как можно дольше задержаться на земле, оно разрывалось между необходимостью выполнить свое предназначение и прожить ещё недолго, и поэтому кружило и кружило, поедая, казалось бы, случайных жертв…

Или не случайных?

Эти двое школьников наверняка связаны с той, за кем и пришло чудовище. Марк понимал, что первый убитый, старый алкоголик, скорее всего просто подвернулся монстру под клыки, а помощник шерифа оказался не в том месте и не в то время, но эти двое…

И тот мальчишка с рыжим псом. Он тоже должен быть связан с женщиной, за которой пришел монстр.

Денни хмыкнул.

— Никак не пойму, почему ты ходишь вокруг да около, Маркито, — он швырнул окурок. Огрызок сигареты зашипел и погас. — Я хорошо тебя знаю. Зачем тебе в это лезть? Помочь ты мне точно не сможешь, хотя я ценю твое стремление.

В его тоне отчетливо слышалось: уезжал бы ты в свой Эл-Эй, дружище, чего ты тут вообще забыл? Чем ты мог бы помочь?

Волчьим чутьем Марк ощущал, что Денни всё ещё не готов воспринять любые рассказы о сверхъествественном. Вздохнув, он положил Денни руку на плечо, успокаивающе сжал.

— Одна голова — хорошо, а две — лучше, разве нет?

Денни смотрел в сторону леса, и Марк чувствовал, насколько ему не по себе. Страх расходился от него волнами.

— Поедем в участок, — наконец, произнес Денни. — Может, ты и прав. Может, ты сумеешь взглянуть на ситуацию со стороны и понять, что же я упускаю.

Марку не нужно было повторять, что всё, что Денни ему сообщит, будет носить конфиденциальный характер. Пусть уголовного дела открыто и не было, но в маленьком городке тебе говорят «будь здоров» с другого конца города, стоит тебе чихнуть.

А ещё он нутром чуял, что Денни винит себя в смерти своего помощника. Не подает виду, отмалчивается, но всё равно — обвиняет.

Не смог.

Ничего не сделал. И теперь Кая уже не вернуть, а его родители потеряли сразу двоих сыновей.

— Свидетельства о смерти Сандерса, Рори Джонсона, Джеммы Стоукс и Кая Джонсона все как под копирку: смерть вследствие нападения дикого животного, возможно, гризли. Однако коронер, выдававший документы, говорил мне, что у гризли не бывает тонких и острых зубов, да и способ нападения для них нетипичный. Я разговаривал с ним после смерти Кая и Джеммы Стоукс, и он не смог сказать мне ничего нового, однако он по-прежнему не верит в версию с медведем. И я, признаться, тоже, — Денни поджал губы.

Марк не хотел мешать ему размышлять самостоятельно, пусть и понимал, что, наверное, стоило бы подтолкнуть Денни хоть к какой-то мысли, даже если это будет мысль о маньяке. Ему нужно как можно быстрее понять, кому из жителей Баддингтауна требуется охрана, и дойти до этого вывода Денни должен был своим умом.

В предчувствия и видения он не поверит.

— Райли говорил мне, что видел чудовище. У страха глаза велики, — почесав подбородок, Денни включил компьютер. Тот зажужжал, — но я думаю, что он видел человека. Быть может, в костюме, для большего устрашения. Разумеется, с оружием, из-за использования которого следы на телах и напоминали следы от зубов и когтей животных. Я бы подумал, что маньяк, но жертвы уж больно разные… Да включайся же ты! — он в сердцах стукнул по системному блоку ладонью.

Для человека, не видевшего в своей жизни ни одного чудовища, Денни мыслил в достаточно правильном направлении. Марк понимал: пусть уж лучше он верит в сумасшедшего маньяка, чем решит, будто поехал крышей сам.

— Думаешь, кто-то из жителей?

Денни болезненно сморщился.

— Я бы не хотел в это верить. Я вырос здесь, Марк, так же, как и ты. Кто из них способен на… такое?

Компьютер наконец включился, и Денни повернул монитор к Марку, пролистнул несколько фотографий растерзанных тел, напоминавших жертв безумного мясника. Таких следов не оставлял за собой даже вендиго, и у Марка что-то сжалось внутри.

Если он не остановит это чудовище, таких изуродованных тел ни в чем не повинных людей станет ещё больше. Он и так достаточно уже опоздал.

— Я даже думал на индейцев с резервации, — Денни устало потер лоб. — Но доказательств нет. Это стопудово какой-то псих, Марк, потому что жертвы между собой никак не связаны.

Вот оно.

Марк напрягся, как волк перед прыжком. Почувствовал, как татуировка на спине фантомно шевелится; как его внутренний зверь подбирается, собираясь сделать финальный рывок.

— Ты уверен?

— Вполне, — Денни откинулся на спинку кресла. — Сандерс — старый алкоголик, что с него взять? Кай рядом с местом смерти Джеммы Стоукс оказался случайно. Райли считает, что его преследуют, потому что он видел убийцу, но это хотя бы имеет какой-то смысл… Но Рори и Джемма тут при чем? Они были обычными школьниками.

Мыслительный процесс Денни явно заходил в тупик, и Марк чуть не завыл от отчаяния. Они теряли время. Спросить у Денни напрямую о новичках в городе было нельзя, и ему хотелось залезть на стенку.

Подобраться издалека выглядело задачей пиздец какой непосильной. Марк мысленно выругался.

— Я, конечно, не детектив, — произнес он. Ощущение было такое, будто он шагает по минному полю. — Но всякие тупые сериалы смотрю. Точнее, смотрит Кира, а я одним глазом поглядываю. И сейчас я, в порядке бреда, подумал: если это какой-то псих, то почему он не может преследовать кого-то в городе? Положим, старик-алкоголик и твой помощник ему действительно просто подвернулись, но вот погибшие ученики могут быть как-то связаны.

Так себе подводка к мысли, но другой не завезли.

Денни нахмурился.

— Ты к чему ведешь?

Марк пожал плечами.

— Если раньше здесь такого не было, кроме как случайная смерть Виктора в прошлом году, то не может ли быть такого, что убийца ищет кого-то конкретного, а попутно достается тем, кто этого человека знает или как-то с ним пересекался? Может быть, в городе появился кто-то новый?

— Только школьная учительница, — пожал плечами Денни. — Совершенно обычная девушка, какого черта бы кому-то за ней охотиться?

За ребрами у Марка тревожно заворочался его внутренний волк.

Двое убитых тинейджеров были школьниками, да и тот парнишка, которого Марк встретил, вряд ли был старше восемнадцати или девятнадцати лет — значит, скорее всего, тоже учился в школе, возможно, в выпускном классе.

Он понимал, что, быть может, притягивает за уши какие-то связи, но слова Джека Пайпа прочно засели у него в голове.

«Духи мести стремятся добраться до своей жертвы, но иногда целеустремленность и необходимость набрать силу, пожирая человеческую плоть, играет с ними злую шутку. Им нравится, когда их жертва пропитана страхом, но ещё больше им нравится есть и жить, а, если они убьют жертву, то снова возвратятся в небытие, исполнив свое предназначение. Такова их судьба. И, возможно, дух, терроризирующий город, это хорошо понимает, поэтому и пожирает всех, кто попадется под его когти. Он стремится продлить себе существование»

Разве не легче напугать жертву, если она будет видеть, как люди, которых она знала, умирают?..

— А что, она преподавала у этих двоих?

Денни почесал заросший дневной щетиной подбородок.

— Вроде бы да. Наверняка даже.

У Марка на языке вертелось спросить про парнишку с рыжей собакой — того, за чьей спиной маячила смерть. Он чувствовал, что следующей жертвой может стать именно этот мальчишка. Спросите его, почему.

— С чего интересуешься? — Денни не был бы полицейским, если бы не ухватился за его вопрос. — Думаешь, убийца пришел за ней и пытается напугать её таким… пиздецовым способом?

— Угу, — Марк кивнул.

Он понятия не имел, что за человек из прошлого ненавидел эту девушку, о которой говорил его друг, настолько, что призвал древнего духа, чтобы её убить, но паззл в его голове наконец-то начал медленно складываться. И если он прав, то времени у них почти нет.

Поэтому его раздражало, что они вынуждены сидеть здесь и рассуждать. Хотелось действовать, но руки у Марка были связаны. Он понимал, что не имеет права на ошибку, а для этого нужно быть уверенным в собственной правоте. Иначе он рискует потерять ещё больше времени.

Денни хмыкнул.

— Ума не приложу, какого хрена кому-то могла она понадобиться.

— Скелеты в шкафах есть у всех.

Нахмурившись, Денни вдруг подался вперед, цепко уставился на Марка.

— Скелеты, говоришь? Подожди-ка… — защелкав мышкой, он зашел в какую-то папку на рабочем столе своего компьютера, повернул экран к Марку. — В телефоне у Джеммы я нашел несколько фоток. На них её бывший парень, Коннор, обнимается с другой, и эта женщина очень похожа на Хизер Ньюман… на эту новенькую учительницу в городе.

Вот оно. Вот.

Марк понятия не имел, почему то, что сказал Денни, так важно, однако нутром чуял: они очень близко к цели. Очень близко.

Взглянув на экран, он только сильнее убедился в правоте своих ощущений.

На фотографиях женщину и правда было трудно разглядеть, но зато он хорошо разглядел парня, встреченного им на улице. Парня, за которым шла смерть.

— Я даже думал, что, может, это у Коннора крыша поехала, — Денни вздохнул. — Он парень отличный, только вот батя его бухает по праздникам, как не в себя, а у самого мальчишки беда с выдержкой совсем. Но в ночь, когда Джемме перегрызли горло, его в городе не было, а пёс его был на привязи во дворе. Да и в его духе скорее было бы придушить Стоукс в минуту ярости, а не натравливать на неё пса. Да его собака и мелкая для такого.

Марк покачал головой.

— Я видел этого парня. Как-то вечером столкнулся на улице, когда он собаку выгуливал, — «и за его спиной стояла тень». Как объяснить Денни, что он ощутил, и не оказаться при этом в психушке? — Если ты прав, и он встречается со своей учительницей…

— …то я должен бы об этом сообщить, — Денни поджал губы. — Но мне вот вообще не до этого сейчас, да и доказательств нет.

— Зато кто-нибудь мог решить, что они действительно вместе.

Для Марка в голове уже всё сложилось.

Если он прав…

Если у Хизер Ньюман был бывший парень, достаточно чокнутый, чтобы связаться с древней магией, то он будет убивать всех, кто окажется рядом с ней и встретится потом на его пути. Он будет убивать и насыщаться, а потом доберется до неё самой. И до её предполагаемого любовника. Даже если этот Коннор вовсе её любовником не является.

Моральная сторона этой ситуации Марка сейчас волновала меньше всего.

Денни снова хмыкнул.

— Выглядит дохрена сложно.

Марку захотелось приложиться лбом о столешницу, да только он понимал: то, что в его голове выглядело стройной цепочкой, у Денни в паззл не складывалось. Он ведь и понятия не имел о древней магии юго-восточных племен. О монстре, что прятался в лесах.

Он всё ещё думал, что в смертях повинен либо медведь, либо обычный, протекший «чердаком» человек. И не мог придумать, что же это был за человек, отказываясь даже предполагать, что убийцей мог быть кто-то местный, а логические выводы о приезжем маньяке для него казались… притянутыми.

И, пока Марк собирал в своей голове хоть какие-то аргументы, чтобы убедить друга проверить прошлое Хизер — в меру его возможностей, понятное дело, — у Денни на столе зазвонил телефон.

— Шериф Тейлор, — произнес он в трубку. — Да, Тина, привет… что? — он прижал трубку плечом, потянулся к блокноту. — Ты уверена? Когда?

Черкнул что-то на свободном листе, нахмурился.

— Может, он опять забухал? День Благодарения завтра, — он помолчал, слушая, что говорят ему с другого конца телефонного провода. — Подожди, что?… Тина, я понял. Да. Мне от тебя нужно заявление о пропаже, чтобы я мог начать поиски. Ты можешь приехать в участок прямо сейчас?

Закончив разговаривать, он провел по лицу ладонью.

— Отец Коннора… парнишки, про которого мы только что говорили… пропал вчера ночью и не появлялся на работе. Звонила его жена, Тина. Сейчас она придёт написать заявление.

Марк почувствовал, как по позвоночнику скользнул холодок. Волк заворчал, чуя опасность и смерть.

Он был уверен, что пропавшего мужчины в живых уже не было.

========== Глава тридцать первая ==========

Комментарий к Глава тридцать первая

Aesthetic: https://vk.cc/ccKAz8

Когда-то у него было собственное тело.

Не это, жалкое, переделанное из слабого человеческого, а другое — сильное, громадное, мощное. В нем не нужно было кости ломать, чтобы разместиться. Он мог повелевать им, как хотел. Охотиться без страха опять свалиться во тьму. И у него было оружие — не просто клыки с когтями, но ещё и топор. Лезвие вгрызалось в плоть куда лучше зубов. Даже таких острых, как у него сейчас.

Когда-то он убивал и пожирал, убивал и пожирал, утаскивая мясо в пещеры, в которых жил. А потом кто-то убил его, выкинул во тьму. И возвращаться он мог, лишь когда его звали.

Воспоминания о жизни того, чье тело он забрал, ускользали, плавали в темноте, замещаясь иными. Его призывали. Он возвращался на землю много раз, потому что люди глупы и не учатся, и отвечают за это кровью. Он не помнил лиц своих жертв, но помнил, что каждый раз, когда он добирался до последней, до своей цели, его снова швыряло во тьму.

Он знал, что если бы у него было то, старое тело, он никогда не подчинился бы ни старику, голос которого звучал у него в голове, ни барабанному бою. Здесь, среди людских жилищ, для него было раздолье, и он смог бы питаться, пока его живот не раздулся бы, а потом он пошел бы дальше, на север.

Или на юг.

Но он вынужден подчиняться. И он знал: старик, пусть и мучил его боем барабанов и напевами, был прав. Кто-то почуял его, идет за ним. Кто-то сумел проникнуть в его разум. И он чувствовал опасность, исходящую от незнакомца. Ни одному человечишке не было подвластно такое, но это был и не совсем человек. Впервые ощутив незнакомое присутствие, он не смог устоять на ногах — слабый человеческий мозг не выдерживал чужака. Хватало и старика с его напевами.

Если старик был тем, кто его вызвал, то чужак хотел его убить. И он был совсем рядом.

Стоило поторопиться.

Он шел по запаху, пока не нашел её.

Темнело.

*

…Пиво закончилось.

Джошуа потряс банкой в воздухе и смачно выругался. Ему уже не хватало пяти банок, чтобы напиться, и требовалось всё больше и больше, а запас алкоголя в доме снова приказал долго жить. Пустые смятые банки валялись повсюду. Плевать.

Он уронил голову на руки. Спутанные темные волосы прилипли ко лбу.

Хизер.

Она была во всем виновата. Если ребенок умирает, всегда виновата женщина, ведь в её утробе он вынашивается. Она должна ответить за смерть его сына. Эта сучка даже не раскаивалась в том, что сделала.

Джошуа помнил её лицо, когда судья всё-таки развел их.

Хизер была довольна.

Думала, скроется от него, тупая дрянь…

Джошуа её ненавидел. Когда-то любил, наверное, но теперь ненавидел. Хотел, чтобы она сдохла. У неё было такое лицо, когда она увидела залитую кошачьей кровью дверь дома, из которого она выперла Джошуа. Получай, сука.

Но этого мало.

Хизер должна была сдохнуть. Джошуа придушил бы её собственными руками, и срать он хотел на судебный запрет, судья мог им подтереться, но Хизер успела свалить из города, и теперь оставалось только пить — денег нанять киллера у него не было.

Джошуа крутанул на запястье браслет, когда-то подаренный ему бабкой. Она была из племени чероки, и в детстве много рассказывала ему о Великом Духе, о создании мира и о духах, его населяющих. А если, будучи мелким и тупым сопляком, Джошуа творил фигню, она рассказывала ему об Атахсайи — духе народа зуни, пожирающем человеческое мясо. Она говорила, что Атахсайя приходит за непослушными детьми и за взрослыми, что сдуру попались на его пути, хватает и пожирает их у себя в пещерах. Джошуа жутко боялся, что за ним придет этот дух, который, по словам бабки, был гигантским и страшным, а его зубы могли запросто перегрызть детскую шею за раз. Однажды он так расплакался, что бабушка, пытаясь его успокоить, рассказала: когда-то великий герой убил чудовище, растворив его сущность в Великой Тьме, и лишь очень сильный шаман может вызвать Атахсайю обратно, так что Джошуа нечего опасаться.

Уже став тинейджером, Джошуа попытался расспросить бабку — она была уже очень старой и не очень-то хорошо соображала, — о том, как вызвать Атахсайю, но она понятия не имела об этом. Лишь покачала седой головой.

— Атахсайя много берет взамен. Это темное колдовство, и не стоит даже упоминать его в мирном доме.

Бабка давно умерла; Джошуа забыл о её сказках, но теперь его затуманенный пивом, но ещё не вдрызг пьяный мозг припомнил: Атахсайя не только пожирал непослушных детей и тех, кто оказался на его пути… он мог наказывать согрешивших взрослых.

Что может быть вкуснее для духа, чем женщина, убившая собственного ребенка?..

*

Он мог пожирать людей бесконечно, стоило только переварить очередную жертву. Находясь во тьме, он не чувствовал голода, но, возвращаясь в чье-то очередное, слишком слабое для него тело, он снова пожирал всех, кто попадался на его пути.

От мужчины, пришедшего в лес, чтобы убить его, он не оставил ничего. Его не найдут, даже если будут искать. Вещи его он закопал на свалке, как можно глубже. Людишки запаха мусора не выносят, они просто денут его куда-нибудь.

class="book">Людишки предсказуемы.

Они думают, что знают о мире всё, поэтому понятия не имеют, как с ним бороться. Они замирают перед ним, сами подставляясь под зубы. Людишки становятся ещё вкуснее, когда им страшно, а он достаточно их напугал, пожирая то одного, то другого.

Человечишка, явившийся в лес, пах почти так же, как мальчишка — только более едко и сильно. Они наверняка были связаны между собой, как некоторые люди… он все ещё не помнил, как это бывает, однако чуял. Было приятно сожрать его, а очередь мальчишки придет.

*

— Плата будет высокой, — предупредил старик.

В его хижине терпко пахло травами и табаком.

Джошуа пожал плечами. У него уже начинали немного трястись руки, он хотел выпить, а во рту поселилась неприятная горечь. Старик хмыкнул, выудил откуда-то из набросанных в углу хижины шкур бутылку виски и протянул Джошуа. Тот мигом открутил крышку и сделал большой глоток.

Виски был дрянной, но и сам Джошуа не пил дорогого бухла уже очень давно.

— Что ты хочешь за ритуал? — он вытер губы тыльной стороной ладони. — Мой сраный дом-трейлер? Можешь забрать, как только эта сука сдохнет.

— Плату забирать буду не я, — покачал головой старый шаман. — Мне твои деньги без надобности, отвечать за твои поступки я тоже не собираюсь. Ты ответишь, ты и заплатишь.

— И что это значит? — виски придало Джошуа смелости. — Ты говоришь, как христианин.

Старик хмыкнул.

— Когда-то вера моих предков смешалась с христианской. Однако плата за свои поступки наступает всегда, и неважно, во что ты веришь или не веришь. Ты просишь о вещи, за которую платить придется. Готов ли ты к этому?

Старик наверняка просто пугал его. Если духи существуют, им известно, что сделала Хизер, и они заставят её заплатить. Джошуа лишь хочет восстановить справедливость.

Он кивнул.

— Да, я готов.

— Пусть будет так, — на древнем, испещренном морщинами, коричневом от загара лице старика не дрогнул ни один мускул. — Когда взойдет новая луна, приходи в резервацию и принеси что-то, что принадлежало твоей женщине. Приходи трезвый. Выпивка будет тебе не нужна. Посмотрим, отзовется ли Атахсайя на твою просьбу.

Вошедшая в домик женщина, услышав имя, отшатнулась, ахнула, прижав к груди сжатую в кулак ладонь.

Джошуа не боялся. Имя духа он с детства слышал от бабки, и оно было для него всего лишь именем. Он даже не знал, существуют ли духи на самом деле, но теперь, когда эта сучка уговорила суд выписать ему судебный запрет, это был единственный способ наказать её.

Хотя бы попробовать.

Можно было бы просто убить, но — Джошуа знал — она уехала из Техаса, и её подруги понятия не имели, куда. Дом она продала. Через интернет он попытался выяснить её перемещения по номеру машины, но она и машину продала. Хрен её следы теперь отыщешь по стране.

Если Атахсайя существует, он заберет её.

— Я приду, — возможно, выпивка придавала ему смелости. Джошуа знал, что придет, даже если будет трезв и начнет трусить.

Прибежит.

Старик схватил его за руку. С быстротой, не свойственной людям его возраста, полоснул ножом по ладони.

Кровь закапала в подставленную чашку. Совершенно обычную, разве что расписанную индейскими узорами. Плюнув в неё, шаман одним глотком выпил кровь, смешанную с собственной слюной.

— Да будет так.

И впервые за всё время, проведенное в резервации, Джошуа почувствовал, что готов обосраться от страха, глядя на вымазанные в крови тонкие губы старика.

Он не позволил страху завладеть им. Виски в крови кипел.

Хизер получит по заслугам, где бы она ни была.

В ту ночь Джошуа впервые не купил себе пива. До новолуния оставалось несколько дней, и он знал, что будет спать спокойно.

Ему снились следы, преследующие Хизер через всю Америку.

Ему снилась кровь и женские вопли.

Он улыбнулся во сне.

*

Обрывочные воспоминания жизни того, чье тело он занял, только злили.

Какая разница, почему он должен убить свою цель? Он просто должен. Теперь он знал свое имя — Атахсайя, Атахсайя — и, хотя он помнил, что, убив жертву, он вернется во тьму, он продолжал думать: быть может, знание имени удержит его на земле? Он хотел жить и жрать. Снова стать гигантом, который мог убивать людишек и разрывать их на части в пещерах. Людишки не изменились.

Если бы они изменились, то не звали бы его вновь.

Всё ещё думают лишь о себе.

Он вышел на охоту. Принюхивался, прячась между деревьев и в переулках, а людишки прятались, запираясь на хлипкие замки. Он бы очень хотел выломать дверь в первый попавшийся дом, но барабанный бой в голове усиливался, пение старика мучило его, не позволяя отвлечься.

«Он идет по твоему следу. Охотник знает, как ты выглядишь, знает, где и как тебя найти, как снова отправить в небытие. Убей её, пока охотник её не спас. Убей её. Убей»

Призыв убивать звучал в голове набатом.

Проходя мимо дома, где жила его жертва, он остановился, потянул носом воздух. Запах был слаб, значит, она ещё не возвращалась домой. Клыки чесались от желания впиться в плоть, но внутри была только старуха. Её мясо слишком жесткое и старое, не подойдет для насыщения.

Та девчонка, которую его вынудили бросить, была мягкой и нежной.

Он знал, где найти свою жертву. Быть может, по пути ему встретится кто-то ещё…

…Он её нашел.

Обошел здание кругом, зная, что может проникнуть внутрь, лишь выломав дверь.

Разбитое стекло зазвенело в тишине.

========== Глава тридцать вторая ==========

Комментарий к Глава тридцать вторая

Aesthetic: https://vk.cc/ccXMHS

Кая Джонсона хоронили на следующий день после Джеммы Стоукс.

Хизер не успела толком познакомиться с помощником шерифа лично, хотя видела его несколько раз в кафе у миссис Гибсон — он часто заказывал крепкий черный кофе. Она сама не знала, зачем пришла на его похороны, и, пока священник зачитывал молитву над гробом, она украдкой разглядывала присутствующих.

Их было немного. Кая хоронили в День Благодарения, потому что его семья не хотела ждать, и пришли только самые близкие. А ещё — Хизер, которая сама понятия не имела, что делала здесь. Она просто почувствовала, что Нэнси после похорон может понадобиться помощь, потому и пришла.

В этом году День Благодарения в Баддингтауне был окрашен в черный.

Родители Кая — их было нетрудно узнать; оба, не скрываясь, плакали — выглядели постаревшими ещё больше, хотя и без того явно не были молоды. Потерявшие второго сына за столь короткий промежуток времени, Джонсоны вовсе не пытались держаться; горе их поглотило.

Хизер помнила, каким был отец после смерти матери, и видела в их глазах то же отчаяние и непонимание, как теперь жить дальше? Почему Бог — или высшие силы — забирают близких так быстро и жестоко? Но, если у отца Хизер ещё был какой-то стимул вырваться из лап депрессии — Хизер знала, что папа беспокоился за неё, то оставшиеся совсем одинокими мистер и миссис Джонсон теперь могли как и замкнуться каждый в своем горе, так и пережить его вместе.

Нэнси Дрейк тоже плакала, и её слёзы мешались с мокрым снегом, летящим в лицо. Её горе было тихим, но острым, как нож, вонзившийся между ребер.

Спрятав замерзшие руки в карманы куртки, Хизер вздохнула. Она и без того ощутила себя лишней здесь, на похоронах человека, которого не знала, а, наблюдая за Нэнси, вовсе почувствовала, будто подглядывает в замочную скважину за чужими эмоциями и болью.

Все знали, что Нэнси встречается с Каем Джонсоном — и, видимо, его родители тоже знали это, ведь Нэнси теперь стояла рядом с ними, поддерживая миссис Джонсон. Щеки и нос у неё были красными не только от промозглого ноябрьского ветра.

Взглянув на шерифа Тейлора, Хизер отметила его усталое лицо и синяки под глазами. Теперь, когда Кай погиб от когтей медведя, работы на него свалилось ещё больше. А рядом с шерифом стоял ещё один мужчина, прежде ей не знакомый. Смуглое лицо с острыми, но твердыми чертами выдавало в нем индейца. Возможно, не в первом поколении.

Она вздрогнула.

Что-то в этом мужчине было… неправильное? Необычное уж точно. Хизер поежилась, отвернулась прежде, чем он и шериф успели заметить, как она их разглядывает. И снова почувствовала, что ей не хватает Коннора.

Рядом с ним она чувствовала себя на своем месте.

Священник закончил читать молитву, и присутствующие потянулись, чтобы бросить на гроб землю. Рыдания миссис Джонсон стали громче.

Хизер отошла к могиле Джеммы Стоукс, которая пока что выглядела как свежий холмик; даже надгробия ещё не привезли.

— Мне жаль, — тихо произнесла она.

Джемма была влюблена в Коннора, как кошка, и, видимо, знала о его отношениях с Хизер, но всё равно не заслуживала смерти. Она могла выдать всё директору или сразу полиции, но была всего лишь вздорной и влюбленной девочкой. А вздорные и влюбленные девочки совершают ошибки.

Как и сама Хизер.

Она видела, как шериф подошел к могиле Кая и кинул на крышку гроба землю. Та упала с глухим стуком.

Пожалуй, вторые за неделю похороны для Баддингтауна — это уж слишком. Смерть здесь собрала отличный урожай.

Хизер обняла себя за плечи.

Хотелось уйти. После похорон ей и Нэнси было нужно возвращаться в школу, закончить с учебным планом на декабрь и отправить его на одобрение. Все преподаватели праздновали День Благодарения дома, а их попросили поработать. Директор, быть может, и отпустил бы Нэнси, будь она женой Кая, но по сути своей ему было плевать на её переживания: любовница — она и есть любовница, даже если считала себя невестой. И пусть он не говорил этого вслух… Марджери знала всё и не переминула обмолвиться прямо в преподавательской.

Нэнси тогда расплакалась снова.

— Мисс Ньюман?

Её окликнул незнакомый голос. Хизер обернулась и увидела, что знакомый шерифа, привлекший её внимание, стоял буквально за её плечом. Подкрался так, что она и не заметила.

— Да, а вы?.. — она вопросительно взглянула на незнакомца.

— Марк Аллен, — он протянул ей холодную от ветра ладонь.

Хизер его вспомнила.

Его портрет висел на доске почетных выпускников, которую директор Питерс периодически обновлял. Фотография, явно скачанная из Интернета с какой-то фотосессии, ведь мистер Аллен был музыкантом.

Вблизи черты его смуглого, узкого лица казались ещё резче. Джошуа тоже был индейцем, и индейскую кровь узнать, в общем-то, было легко, но от Марка Аллена веяло силой, которой у бывшего мужа Хизер не было. Джошуа всегда старался сойти за белого, вписаться в их мир, и у него даже получалось, но Аллен, казалось, не просто смирился с тем, кто он есть, но и был этим горд.

Хотя, конечно, хорошо рассуждать, когда не знаешь человека.

Марк Аллен смотрел на неё, чуть сведя темные брови, будто пытался что-то разглядеть, и под его взглядом стало как-то неуютно.

— У вас ко мне какой-то вопрос? — поторопила она. — Мне нужно возвращаться в школу, сегодня я дежурный преподаватель.

— Даже в День Благодарения? Раньше такого не было.

Хизер вздохнула.

Да, директор Питерс отпустил школьников по домам, а сегодня День Благодарения, и миссис Гибсон наверняка ждет её вечером, чтобы выпить чаю со вкусным пирогом, но… некоторые школьные спортивные команды тренируются даже по выходным или праздникам, особенно в сезон, и дежурный преподаватель всегда должен быть на посту. Ей просто не повезло, ведь ей единственной, по факту, не с кем было праздновать.

Но не рассказывать же об этом первому встречному?

— Теперь дежурный преподаватель находится в школе на случай, если тренировки не отменены. Так вы хотели о чем-то поговорить?

Марк потер подбородок. Смотрел он на Хизер очень внимательно, будто пытался что-то в ней разглядеть, почувствовать, и ей не нравился его взгляд.

— Я вырос в этом городе, — произнес он просто. — А поскольку вы приезжая, я просто хотел попросить вас быть осторожнее. По крайней мере, сегодня.

Хизер вздернула брови.

— Почему?

— В праздничные дни уровень насилия традиционно взлетает, а в Баддингтауне заняться особо и нечем, — Марк пожал плечами. — Я же говорю, я тут вырос. В праздники лучше быть осторожнее, чтобы не попасться какому-нибудь пьяному придурку, их тут будет достаточно.

Ей хотелось возразить, но Хизер не успела и слова сказать. К ним приблизился шериф Тейлор.

— Маркито, пойдем, — окликнул он Марка. — Привет, Хизер, — кивнул дружелюбно. — Надеюсь, у тебя всё в порядке?

Дежурный вопрос от шерифа, который знает всех в городе и беспокоится за новичков. Но, наслоившись на странное предупреждение от Марка Аллена, оно вызвало у Хизер смутную тревогу, холодком скользнувшую по спине.

— Всё в порядке, — ответила она осторожно. Быть может, эта тревога — всего лишь отражение последних напряженных недель в её жизни? — А что?

Шериф почесал затылок.

— Учитывая происходящее, я беспокоюсь за всех жителей, особенно за тех, кто недавно поселился в Баддингтауне, — прозвучало не очень-то убедительно, да только зачем ему врать? — Бешеное животное бродит по округе, поэтому и советую быть осторожнее. Хорошего дня, Хизер!

Ей показалось, или шериф пытался сгладить неловкость, вызванную странной просьбой его друга?..

И был чем-то очень обеспокоен, хотя не хотел показывать.

В любом случае, Хизер должна была возвращаться в школу.

*

Школа была непривычно тихой. Хизер просматривала план будущих уроков, но в голове звенела пустота. Последние несколько дней перевернули её жизнь с ног на голову, и она уже мало представляла, что вообще будет дальше.

Шериф Тейлор не выглядел как человек, желающий посадить её за связь с учеником, даже если, как сказал Коннор, и подозревал что-то. Теперь, вдали от кладбища и похорон, Хизер могла разложить все происходящее по полочкам.

Джемма знала об их отношениях с Коннором. Неизвестно, успела ли сообщить кому-нибудь, но, наверное, если бы успела, то Хизер бы уже навестил шериф. Который, как раз, ни словом, ни действием не показал, что ему что-то известно, однако, быть может, его мысли сейчас занимал бесчинствующий в лесах и на окраинах Баддингтауна медведь. И, как только он разберется с медведем, он обратит внимание на фотографии, сделанные Джеммой.

Впрочем, иных доказательств у него нет, и, быть может, если они с Коннором будут достаточно осторожны до выпускного, всё обойдется?..

Хизер откинулась на спинку стула и потерла руками лицо. Ей хотелось саму себя стукнуть за эту слабость.

Если Коннор действительно хочет встречаться с ней, он может подождать. Она может подождать. Это не так уж и трудно, всего лишь до лета, пока не пройдет выпускной бал.

Черт, она не должна была позволять…

Мобильный звякнул смской.

Коннор. Его номер, пусть он и не был записан у Хизер в телефоне, а каждый диалог удалялся, она хорошо помнила.

«Криспи погиб. Отец пропал»

Четыре слова, от которых у Хизер по спине скользнуло холодком, а горло сжалось от ужаса, и захотелось найти Коннора. Утешить.

Господи, что же он сейчас переживал…

О проблемах Коннора с отцом Хизер знала ещё с первых же дней преподавания в Баддингтаун Хай. Бен Дуглас уходил в кратковременные запои на праздники и плевать хотел на свою семью, но считался в городке хорошим человеком — ведь он отлично чинил машины и пил реально лишь в праздничные дни. Хизер не считала, что это делает Бена хорошим, но психологию жителей маленьких городков знала хорошо.

И, наверное, если бы не множащиеся смерти, любой бы подумал, что у Бена Дугласа начался запой на День Благодарения. Хизер бы и сама так решила, но сейчас не могла отогнать от себя мысль, что с Беном случилось что-то ужасное.

И с собакой Коннора тоже. А собаку он ведь любил очень сильно… Хизер помнила, как Коннор о своем псе рассказывал.

В животе свернулась тревога, отравляющая, холодная.

Ей захотелось просто услышать голос Коннора. Прямо сейчас.

Прежде Хизер ему никогда не звонила — находились другие способы общения. Те же сообщения, которые легко удалить, хотя утешение это и слабое, ведь любой оператор сможет распечатать их детализацию на запрос полиции. Но сейчас она чувствовала, что должна позвонить.

Как же иначе, если она была нужна ему?

На звонок Коннор ответил сразу же.

— Привет.

— Я… — Хизер прочистила горло. Почему-то она понятия не имела, что сказать, спросить, хотя обычно всегда находила слова. — Как ты?

Коннор хмыкнул в трубку, глухо и горько.

— Медведь утащил Криспи. Отец взял ружье и отправился в лес, и до сих пор его нет. Я понятия не имею, что с ним случилось, Хейз, и я вообще не ебу, что чувствую по этому поводу. Мама плачет весь день после того, как подала заявление о пропаже. Кэрри у тети. А я понятия не имею, что делать. Я… — он, казалось, шмыгнул носом. — Я тут, в школе. С Крисом. Лучше тренироваться, чем ебать себе мозги, жив ли отец.

Хизер ничерта не была уверена, что Бен Дуглас жив. Если он пошел в лес и напоролся на бешеного зверя, то за его судьбу никто не мог поручиться. И она совсем не знала Бена, чтобы почувствовать боль от его возможной смерти… но она чувствовала, что, несмотря на плохие отношения с отцом, у Коннора болело сердце. Настолько, что он не знал, куда девать себя, и поэтому пришел на школьный стадион.

Она понимала.

Даже слишком хорошо.

Понимала и очень хотела быть рядом.

Когда умерла мама, Хизер тоже отвлекалась, как могла. Изо всех сил. И пыталась отвлечь отца, хотя получалось у неё это плохо. Но у них хотя бы была какая-то определенность. У Коннора же не было ничего, кроме факта.

Его отец пропал. И он мог как пить в соседнем городке, забыв про охоту, так и лежать мертвым на усыпанной сосновыми иглами земле.

— Шериф созвал сейчас людей, они собираются на поиски. По крайней мере, пока не стемнеет.

— Коннор, я могу помочь? — Хизер хотелось обнять его. Успокоить. Сказать, что всё будет хорошо, но понимала, что не сможет ему соврать. — Ты же знаешь, что я всегда тебя выслушаю.

— Знаю, — он улыбнулся, она слышала по голосу. Хоть и явно через силу. — Спасибо.

Разговор, даже если где-то бы и записался, никаких подозрений бы не вызвал. Как преподаватель, Хизер могла разговаривать с учениками, если им требовалась помощь или поддержка. И ей очень хотелось верить, что Коннор сумел прочитать между строк всё, что ей хотелось сказать.

«Я рядом. Я здесь. Я с тобой»

И она никуда не денется.

Хизер было жутко даже думать, что сейчас переживал Коннор, что выплескивал в игру. Сердце болезненно ныло за ребрами, и отвлечься на работу никак не получалось, хотя она и понимала, что ничем прямо сейчас Коннору помочь не сумеет.

Она очень хотела бы быть сейчас рядом.

Время тянулось, как жвачка. Стемнело, и Хизер была уверена — поисковые отряды уже вернулись из леса, никому не хотелось оставаться там допоздна. Нашли ли Бена Дугласа? Жив ли он?..

Муторное, леденящее ощущение надвигающейся беды не отпускало. Хизер не славилась такой уж острой интуицией, но сейчас она спинным мозгом ощущала: что-то должно случиться.

А потом она услышала женский визг, оборвавшийся тут же. И, кажется, это кричала Нэнси.

========== Глава тридцать третья ==========

Комментарий к Глава тридцать третья

Aesthetic: https://vk.cc/cd8kAm

Самым худшим своим Днем Благодарения Коннор прежде считал тот, что случился, когда ему было восемь.

Отец тогда упился в хлам и пришел домой за полночь. Сбил в гостиной всё, что мог, пока поднимался на второй этаж, довел мать до слёз. Кэрол тогда ещё ничего не понимала, и скандалящие родители пугали её до чертиков. Коннор навсегда запомнил, как прятал в своей комнате ревущую четырехлетнюю сестру и изо всех сил сам сдерживался, чтобы не заплакать. Кто-то должен был оставаться сильным.

Хреново, что это был восьмилетний пацан.

Но этот День Благодарения переплюнул даже тот, десятилетней давности.

Отец пропал.

Мать написала заявление шерифу.

Кэрол заперлась у себя в комнате ещё вчера и то ревела, то спала, отказывалась есть. С утра мать отвезла её к тете в соседний город.

Сам же Коннор, взглядывая на будку Криспи, каждый раз неосознанно ждал, что пес выскочит оттуда, бросится плясать вокруг, выпрашивая ласку, — и каждый раз он вспоминал, что Криспи больше нет. Горло сдавливало от ебучей несправедливости и едкой печали.

С каких чертовых пор медведи вообще пытаются забраться в жилища?..

Отец когда-то говорил, что иногда медведи вламываются в дома или супермаркеты и воруют из холодильников и кладовок еду. Но этого медведя интересовали вовсе не продукты — он пристрастился к человечине. И явно собирался сожрать кого-то из них.

Коннору хотелось бы верить, что вестей от Бена нет лишь потому, что он в итоге встретил кого-то из своих собутыльников и отправился с ними в бар в каком-нибудь соседнем городке, где нет комендантского часа, чтобы упиться там без памяти. Этот вариант был куда вероятнее, чем реальная попытка отца отыскать медведя. В конце концов, ноги всегда приводили его к бухлу.

Быть может, в городке Бен Дуглас и считался хорошим человеком, но его семья знала, какой он на самом деле.

На первом этаже мать возилась в кухне — абсурдно рано начала готовить индейку и чистить картофель для пюре. Сразу, как только отвезла Кэрол к отцовской сестре и её мужу.

Черт, хоть бы отец просто где-то нажрался! Посидит ночь в камере, придет в себя. Лишь бы не застрелил кого, он же из дома с ружьем ушел… Хотя они бы уже об этом узнали. Беспокойство ворочалось за ребрами у Коннора, как огромный, неповоротливый зверь.

«Ты уверен, что отец отправился в какой-нибудь бар? Он даже машину не взял, пешком в лес пошел. Ты уверен, что он не лежит сейчас где-то на пожухлых, гниющих листьях, разорванный на части, как всё остальные? Как Рори, как Джемма?»

Голос этот был тонким, мерзким; он зудел в голове, не позволяя отвлечься.

Коннор уже ни в чем не был уверен. Лежа на постели, он смотрел в потолок, и мысли по кругу вертелись у него в голове. И Хизер… среди всего дерьма, случившегося за последние дни, он не мог не вспоминать о ней. О её просьбе. О прикосновении её ладони к его плечу тогда, на кладбище. Возможно, лишь с ней Коннор мог говорить откровенно и честно, и только ей хотел бы рассказать сейчас, как сильно ему хочется верить, будто отец запил, и как муторно ворочается внутри ощущение, что на самом деле отец мертв.

Кому ещё Коннор мог бы доверить такие жуткие мысли?

Явно не матери или сестре. Им здорово досталось, и теперь они обе не находили себе места от страха. Коннору хотелось уберечь их, помочь им как-то, но он понятия не имел даже, как помочь самому себе. Если бы он знал, что это вернет Криспи и поможет отцу найтись — даже в каком-то сраном баре в соседнем городе — он сам бы вышел с ружьем в лес.

Он так поначалу и собирался, но может ли он оставить сестру и маму теперь?

Впрочем, он знал, что нет. Не может. Нихрена. Мама и Кэрри нуждались в нём, а, значит, роль главы семьи по-прежнему на его плечах. Теперь открыто.

И ему приходилось сдерживать злость на ситуацию, застилающую ему глаза алой пеленой; ради сестры и мамы. Злость не поможет им. Но, возможно, у него ещё будет шанс выплеснуть её на отца. Если тот ещё жив.

Должен быть жив.

Обязан.

Телефон пиликнул сообщением.

«Чувак, пойдешь на стадион? Хоть отвлечешься».

Крис, как всегда, пытался его утешить. Как умел. Слова не были его коньком, но Коннор был охуенно благодарен уже за то, что Крис у него был.

И Хизер.

Он знал: сегодня Хизер дежурит в школе, потому что директор всегда ставил на дежурства тех, у кого не было семьи или близких родственников в городе. Считал, что лучше так, чем ковыряться одному дома в День Благодарения. Если бы Коннор мог, он бы пригласил Хизер на ужин, однако даже не был уверен, что этот ужин будет.

Но что-то внутри него требовало, чтобы он поехал в школу. Оказался рядом, даже если они решили сделать эту чертову паузу. Он хотел увидеть её. Твою ж мать, почему они просто не могут быть счастливы?! Почему это дерьмо происходит именно с ними, именно в этом городе?

И снова он думал об отце и о Хизер. Узнала ли она о пропаже? Слухи расходятся быстро. И если узнала, почему не написала? Впрочем, наверняка она ходила на похороны Кая, а потом отправилась в школу, ей было не до слухов и поисков, затеянных шерифом.

Ему до отвращения к себе хотелось верить, что Бен Дуглас просто вновь ударился в запой. В конце концов, эта мысль давала какое-то успокоение. И означала, что всё ещё сможет вернуться в привычную колею.

Быть может, потом у него даже хватит сил снова завести собаку…

Коннор прикрыл глаза. Тишина в доме, прерываемая лишь редким грохотом посуды внизу, казалась невыносимой. У него даже не получалось сосредоточиться на домашнем задании, и теперь оставалось только пялиться в потолок и вариться в собственных мыслях. Он даже хотел попроситься на работу, но Саммер, его сменщица и та еще сука, отказалась меняться днями работы.

Ещё бы. В День Благодарения платят вдвойне, а работы меньше. Все дома, с семьями.

Да нахрен.

Если он не выберется из дома, он свихнется.

*

Школьный стадион был мрачен и пуст. Крису пришлось знатно уболтать школьного охранника, чтобы тот не выгонял их с территории — во время праздничных дней, вообще-то, тренироваться на стадионе не возбранялось, но смерти Рори и Джеммы внесли свои коррективы.

Наверное, следующая игра будет посвящена им.

Коннор мотнул головой в попытке выгнать ненужные мысли.

Они с Крисом решили потренироваться в пенальти; у обоих «пенки» выходили крайне неудачно. И теперь Крис маячил в воротах, пытаясь перетянуть внимание на себя. Всё, как и учил тренер. Чистая, мать её, психология.

Постаравшись сузить весь окружающий мир до мяча, стоящего на одиннадцатиметровой точке, Коннор отступил назад. Тренер говорил: весь мир вокруг может огнём гореть, но, если ты бьешь пенальти, тебе должно быть плевать на это. Существуешь только ты, мяч и ворота, в которые его нужно направить.

Подойдет любой обманный маневр.

Коннор сделал два шага назад и один — вправо; примерился. Он практически видел, как мяч влетает в сетку, аккурат в левый нижний угол.

Если сомневаешься, всегда бей по низу. Железное правило, которое вколотил тренер в их кретинские головы. Не рискуй и не выпендривайся. Ты должен забить, а не красоваться.

Разбежавшись, Коннор ударил по мячу с подъема.

Крис метнулся влево, мазнул пальцами по мячу, но отбить его не успел; боком обвалился на газон и крепко выругался.

— Каков придурок! — завалившись на спину, Крис уставился в темное осеннее небо. — Я почти отбил!

Футболка прилипла к спине. Коннор повёл лопатками, отлепляя ткань от кожи. На стадионе они с Крисом потели уже часа полтора, если считать тренировочную растяжку, и пленка липкого пота покрывала кожу.

Сейчас, когда мяч сиротливо лежал в сетке, Коннора отпустило предпенальтиевым напряжением, и он снова — и некстати — подумал о Хизер.

Она была здесь.

Буквально недалеко от школьного стадиона, в основном здании. Возможно, составляла план уроков или проверяла их последние эссе. Возможно, тоже думала… о нём? О Джемме? О том, что шериф может копнуть глубже и обнаружить, что Коннор ему соврал?

Очень хотелось услышать её голос.

— Слушай, начало седьмого, — Крис отряхнулся, подошел к нему, толкнул плечом. — Пошли, может, отсюда, пока охранник не настучал, что мы нарушаем комендантский час? А то попадет потом ещё.

— Угу, пошли, — кивнул Коннор.

Он не чувствовал, что тренировка ему помогла. Тревожные, липкие мысли продолжали лезть в голову: об отце, о Кэрол, о Хизер. От них волоски на затылке поднимались, словно наэлектризованные. Смутное, темное ощущение грядущей беды не отпускало.

Коннор мотнул головой.

Хуйня всё это. Все эти предчувствия, всё, что девчонка Криса, например, вешает ему на уши — всё фигня. Несчастья случаются, люди умирают, но ты никогда не сможешь это предвидеть.

В раздевалке Крис стащил через голову футболку, кинул на скамью, и чуть ниже его ключиц Коннор, случайно обернувшись, увидел деревянный кулон с какими-то странными значками.

Закатил глаза.

— Это что за хрень?

Крис опустил взгляд.

— Мия подарила. Сказала, поможет от злых духов. Она всё ещё считает, что за тобой охотится тьма, а я в опасности, потому что я твой бро, — по его тону было не очень понятно, верит он в слова своей девчонки или нет. — Мне в любом случае не мешает.

Коннор слишком хорошо знал своего друга, чтобы не понять: Крис подспудно верит в слова Мии. Если бы не верил — не стал бы таскать на шее подаренное украшение, потому что терпеть не может шнурки на коже, даже какие-то призовые медали всегда старается тут же стащить.

И поверил он в слова той девчонки ещё тогда, в баре на Хэллоуин.

— Баттлер, херня всё это, — повторил Коннор собственные мысли. — Предвидения не бывает. И я тебе сто раз уже об этом сказал.

Крис передернул плечами.

— Есть вещи, которые Мия знает обо мне. И которые я ей об этом уж точно не говорил.

Снова закатив глаза, Коннор подхватил полотенце.

— Ты же говорил, что она тусит со Стивом? Вот тебе и ответ.

— Ой, да иди ты нахрен, — Крис обмотал свое полотенце вокруг бедер. — Я в душ.

Коннор даже позавидовал ему на мгновение: наверное, круто верить, что какие-то высшие силы тебя защитят. Наверное, это дает какое-то чувство безопасности. Дарит ощущение, что в этом говённом мире есть что-то правильное.

Было бы охуенно, если бы так и было.

В душевой зашумела вода.

Коннор плюхнулся на скамью. В тихой раздевалке любой, даже приглушенный звук падающих капель в душе, казался громовым. Он потер лоб, затем вытащил из рюкзака телефон.

Никаких сообщений от матери. Ничего от Кэрол. И ничего от Хизер.

С ней хотелось поговорить больше всего.

Вытащив телефон из кармана рюкзака, Коннор отыскал в контактах знакомый номер.

Блять, он обещал ей, что будет держать дистанцию… но сейчас, когда ощущение чего-то дурного не уходило, ему хотелось услышать её голос. Почувствовать, что все дурные мысли — это лишь мысли.

Он ограничился сообщением.

«Криспи погиб. Отец пропал».

Горло снова сдавило. Коннор всегда старался быть сильным, — ради мамы, ради Кэрри, — но сейчас чувствовал, что ему и самому нужна поддержка. Хоть какая-то.

Телефон в его руках завибрировал звонком.

— Привет.

Коннор понимал, что разговор должен быть нейтральным. Просто на всякий случай.

— Я… — Хизер с прочистила горло. — Как ты?

Хуево. Дальше просто некуда.

Он не хотел вываливать на Хизер все свои проблемы, не хотел вызывать жалость. Но ледяная рука, сжимавшая сердце, вдруг отпустила, и Коннор почувствовал: он точно крышей поедет, если не расскажет ей всё прямо сейчас. Хотя бы по телефону.

— Медведь утащил Криспи. Отец взял ружье и отправился в лес, и до сих пор его нет. Я понятия не имею, что с ним случилось, Хейз, и я вообще не ебу, что чувствую по этому поводу. Мама плачет весь день после того, как подала заявление о пропаже. Кэрри у тети. А я понятия не имею, что делать. Я тут, в школе. С Крисом. Лучше тренироваться, чем ебать себе мозги, жив ли отец.

И тут же пожалел о сказанном.

«Ну и как она должна отреагировать на твои откровения, придурок? Это ты должен быть для неё поддержкой, а не наоборот. Это тебе Хизер должна доверяться, а не выслушивать всё, что ты вдруг на неё вывалил».

Коннор привык справляться со всем своим дерьмом сам. Достаточно, что он вообще рассказал Хизер об отцовской любви к бухлу и о его привычке спускать на выпивку кучу денег в праздники. А она вообще не должна сейчас беспокоиться о его семье.

Отец найдется. Должен, нахрен, найтись.

— Коннор, я могу помочь? Ты же знаешь, что я всегда тебя выслушаю.

Горло сдавило ещё сильнее, на этот раз — от нежности. Хизер вовсе не обязана была его успокаивать, даже перезванивать была не обязана, однако…

Однако она сделала всё, чтобы показать: она рядом. И сердце Коннора затопило жгучей, отчаянной благодарностью. Хизер рядом. А значит, они прорвутся.

Обязательно.

— Знаю. Спасибо.

Он понимал, что означают её слова. И знал, что она тоже понимает, что означают его.

«Я рядом. Я здесь. Я с тобой.»

И это никуда не исчезнет.

…Вода в душевой текла откровенно паршиво. Коннор до чертиков замерз, пока принимал душ, но был и плюс — прохладная вода, через несколько минут ставшая ужасно холодной, не давала расслабиться и встрять в душе надолго.

После разговора с Хизер он пришел в себя. Почти. Коннор понимал, что всё хреново, но верить, что в итоге всё будет в порядке, стало проще. Криспи не вернуть, но с отцом наверняка всё в порядке. У него же было это чертово ружье.

— Домой? — поинтересовался Крис, когда Коннор влез в чистую одежду. — Или хочешь, заглядывай к нам на ужин? Мать индейку с паприкой запекла, у неё это охренеть как вкусно выходит.

Коннор поправил на плече лямку рюкзака. Предложение было заманчивым: шумная семья Баттлеров — родители Криса, он сам и его младший брат — умели поднять настроение даже в самые дерьмовые времена. Только мать тогда дома совсем одна останется…

Он покачал головой.

— Спасибо, чувак, но я к себе. Мама совсем раскиснет, если я её в День Благодарения кину. Кэрри и так у тетки.

Крис кивнул.

— Понял, чувак.

В школьном коридоре было темно и тихо. Где-то там, на втором этаже, в своем кабинете Хизер готовилась к следующим урокам, что начнутся после праздников, и от этой мысли у Коннора теплело на душе, а мрачные мысли и злость на собственное бессилие отступали.

Крис и Коннор пересекли темный холл.

Стойка охранника была пуста. Ничего нового — охранник мог отойти пожрать или смотреть телевизор в своей каморке, но прежде, чем Коннор успел об этом подумать, в нос ему ударил тонкий железистый запах. Очень хорошо ему знакомый запах.

Кровь.

Он метнулся за стойку и тут же вляпался кедом в липкую кровавую лужу.

Охранник — то, что от него осталось, — валялся под стойкой. Его выпотрошили, как индейку или свинью. Разодранные грудная клетка и живот, свисающие к полу серо-розовые кишки. Подчистую сорванное с черепа лицо.

Кажется, охранник больше никогда не будет смотреть ночные каналы на школьном старом телеке.

Коннора замутило. Едва сдержав рвотный позыв, он отпрянул назад.

— Крис… — прохрипел он. — Крис, тут пиздец…

— Твою ж мать! — Крис уже и сам всё увидел. — Его ж загрызли! Твою мать!

Какого хрена…

Медведь пробрался в школу.

Грудь сдавило паникой. Если медведь всё ещё где-то здесь, если он озверел достаточно…

Хизер.

Осознание, что зверюга с протекающей крышей может добраться до неё, мог уже добраться, шандарахнуло Коннора со всей силы. А что, если медведь уже нашел её? Что, если ей нужна помощь?

Он сбросил рюкзак, развернулся и бросился обратно, к школьным аудиториям.

— Здесь Хизер! — крикнул он Крису на бегу. — Я звоню шерифу!

Коннор не думал, что у него нет оружия, чтобы хотя бы ранить медведя. Некогда было думать. В голове у него стучало: Хизер, Хизер, Хизер.

Что он будет делать?

Коннор не знал.

— Сэр… вы должны… — спасибо шерифу Тейлору, ответил он быстро. Коннор взбежал по лестнице на второй этаж. — Медведь пробрался в школу! — выдохнул он.

И услышал, как откуда-то со стороны учительских аудиторий раздался крик.

========== Глава тридцать четвертая ==========

Комментарий к Глава тридцать четвертая

Aesthetic: https://vk.cc/cdjG1x

Заявление о пропаже Бена Дугласа жгло Денни глаза.

Сегодня он собрал людей на поиски, они прочесали часть леса, но следов Бена не нашли, а служебных собак у них не водилось. Собака егеря, впрочем, поначалу даже взяла какой-то след после того, как ей всучили обнюхать старую футболку Бена, однако потом заскулила, уперлась и в глубь леса не пошла. Егерь только плечами пожал: мол, она не на розыск пропавших дрессирована.

Денни запомнил, как Марк присел перед псом на корточки, почесал за ухом, и животное успокоилось — любят же засранца собаки! Но всё же идти дальше пёс отказался, а потом и стемнело.

Сколько бы Денни в полиции ни работал, сколько шерифом ни служил, привыкнуть к чужому горю так и не сумел. Заплаканный взгляд Тины запал ему в душу, и он вспоминал снова и снова, какой расстроенной она выглядела, когда поняла, что её мужа так и не нашли.

Каким Бен Дуглас ни был, его вклад в жизнь жены и детей всё равно был неоспорим, ведь он — в основном, за исключением дней своих запоев, — приносил деньги домой, даже если семьи как таковой больше и не было-то. Бен от них не ушел, не бросил, утопив себя окончательно в бухле, и, наверное, это уже делало его тем самым хорошим человеком, которым его все и считали.

Разумеется, Денни постарался успокоить Тину: все хорошо знают Бена, он мог свалить в соседний город, чтобы преспокойно бухнуть на День Благодарения, когда он в принципе в последний раз что-то праздновал с семьей, а не с бутылкой? И Тина даже улыбнулась на эти слова, улыбнулась с надеждой.

Наверное, это стоило даже вранья. А Денни ей на самом деле соврал. Интуитивно, где-то в глубине души он чувствовал, что Бен мертв.

Тина сидела напротив, обняв себя руками. Глаза у неё были красные, зареванные, и Денни вполне понимал, почему.

— Тина, — как можно мягче произнес он, — пожалуйста, расскажи мне ещё раз, что произошло?

Она мотнула головой.

— Я всё написала в заявлении, Денни, — голос у неё был глухой и надтреснутый. — Медведь утащил Криспи, а Бен собрался и ушел в лес. Я понятия не имею, добрался ли он до леса или решил, что лучше пойдет пить. Я только… — её слова оборвались на мгновение. — Я только хочу, чтобы это был второй гребаный вариант.

Видит Бог, Денни этого тоже хотел.

Он потер лоб ладонью. День Благодарения получался паршивым. Вместо того, чтобы сидеть дома, с Ри, есть индейку и благодарить высшие силы за всё, что у него есть, он был здесь. В участке. Смотрел на заявление Тины Дуглас, вспоминал, что поиски сегодня ничего не дали, и в очередной раз чувствовал себя беспомощным.

Как тогда, во время поисков Сэма. И Рейчел Рикс.

Он ничего не смог сделать, и, хотя Рейчел вполне могла договориться с кем-то из дружков из другого города и сбежать, а Сэм мог пропасть в суматохе перестрелки в больнице, это не давало Денни покоя. Он всё время думал, что мог и должен был сделать больше и просто что-то упустил…

Что-то очень важное.

Денни очень смущало, что собаки так и не взяли толком след Бена. Да и в версию с медведем он больше не верил, но не мог просто так сказать об этом всем — Тине, Скарборо, всем жителям Баддингтауна. Черт, он даже не понимал, должен ли поговорить с Хизер Ньюман прямо сейчас! У него не было ни доказательств, ни вообще чего-то вменяемого для расспросов, кроме догадок, которые вполне могли быть ложным следом.

У него не было ни-че-го.

Денни провел ладонью по лицу. Поднялся.

В задницу всё. Сейчас он отправится домой, проведет этот вечер с Ри и с Марком, которого позвал на ужин — не торчать же ему в День Благодарения в мотеле! — и завтра снова займется этим хреновым делом.

Он подхватил куртку, сунул в карман рацию и вышел на улицу, запер участок.

Дурное предчувствие ворчало где-то за ребрами.

*

— Бедная Тина, — Ри проверила индейку в духовке и вздохнула. — Никто не назвал бы Бена «мужем года», но по крайней мере он обращался с ней лучше, чем… могли бы некоторые другие.

Денни знал, что воспоминания о браке с Крисом все ещё преследуют её. Без слов он обнял Ри и притянул спиной к своей груди, устроился подбородком у неё на макушке.

Айрис очень трудно давалось переживание опыта семейной жизни с Крисом, и, хотя она понимала, что Денни в жизни с ней не поступит так же, подсознание снова и снова подкидывалоей ночные кошмары, от которых она просыпалась в слезах и долго не могла успокоиться… или вспомнить, что именно ей снилось. Но Денни догадывался, что.

Или кто.

— Думаешь, Бен ещё найдется? — Ри стащила с рук кулинарные рукавицы, снова вздохнула, откинувшись затылком Денни на плечо.

Он никогда прежде не лгал Айрис — считал, что если будет врать дома, то это будет уже последним делом. Но сейчас, в день, когда люди благодарят Бога или просто высшие силы за всё, что у них есть, Денни просто не мог сказать ей, что он действительно думает.

И он соврал.

— Я думаю, что он ушел в запой, — слова царапнули нёбо. — Как и всегда на праздники. Встретил какого-нибудь собутыльника и забыл про охоту.

Даже если Айрис ему не поверила, то ничем того не показала. Денни догадывался: на самом деле верить ей очень хотелось.

Ему повезло. Буквально тут же в дверь позвонили — Марк наконец-то явился к праздничному ужину и спас его от дальнейших расспросов.

— Уж думал, ты не придешь, — Денни хлопнул Марка по плечу. — И ты многое бы пропустил: Ри готовит потрясающую индейку!

Им обоим хотелось, чтобы вечер прошел спокойно. Никаких напоминаний о смертях, никаких разговоров о маньяках — Ри не заслуживала таких обсуждений, она и так сильно переживала из-за происходящего. Денни это прекрасно знал. И, наверное, ему тоже было нужно притвориться, будто всё в порядке. Жаль, что в глубине души он понимал и помнил, что лжет.

— Ты хоть Кире позвонил? — Айрис поставила индейку на стол. Запеченная тушка исходила ароматом специй. — Уверена, что она волнуется!

Марк улыбнулся.

— Да позвонил я, позвонил, Ри, — он отрезал ножку от тушки и положил себе на тарелку. — Сейчас они уже спать легли, разница во времени всё же. Не волнуйся ты так. Кира и Брайан к моему частому отсутствию привыкли, хотя, видят духи, я бы не хотел, чтобы они привыкали.

Денни всё думал: когда Марк стал таким религиозным? Все они воспитывались примерными христианами, продолжали ходить в церковь, даже если вера покидала сердца, потому что так надо и так принято, но Марк никогда не скрывал ни своего былого атеизма, ни внезапного возвращения к верованиям его индейских предков. И Денни уважал его за эту искренность, но не мог не задаваться вопросом, почему же такой крутой поворот вообще произошел?

Что произошло в его прошлый приезд? О чем Марк молчит? И почему?

В последнее время у Денни в голове роились десятки гребаных вопросов — и никаких ответов на них не было.

То и дело он поглядывал на рацию и на мобильный, лежавшие на кресле. Даже в День Благодарения не удавалось расслабиться. Как бы ни старался Денни притвориться, что хотя бы сегодня сумел сбросить с плеч груз четырех смертей, произошедших за последние полтора месяца, он прекрасно знал, что лжет и себе, и своим близким.

И знал, что Марк чувствовал то же самое.

Денни не хотел бы втягивать его в происходящее, но Марк уже втянулся в него сам, и всё, что оставалось, — не позволить ему влезть ещё глубже.

— …не думаю, что Кира захочет вернуться сюда в ближайшее время, — Марк пожал плечами в ответ на вопрос Ри. — Ей тяжело вспоминать и Рейчел, и Сэма.

Ри сочувственно коснулась его локтя.

— Они справятся.

— Я знаю, — он улыбнулся. — Уже справляются. И я благодарен за это.

— Нам всем есть, за что быть благодарными, — кивнула Айрис.

Рация не подавала признаков жизни.

Они уже успели доесть индейку, и Ри унесла грязную посуду на кухню, недвусмысленно намекнув Денни, что его очередь мыть тарелки, стоя по локоть в мыльной воде. Он рассмеялся, но дурное предчувствие, от которого внутренности сжались в комок, вновь заставило его вздрогнуть и поперхнуться собственным смехом.

Марк нахмурился.

— Дэн?

Денни мотнул головой. Показалось. Ему наверняка показалось.

А потом зазвонил его мобильный. Резкий звук нарушил атмосферу вечера.

На экране высветилось имя Коннора. Денни ткнул в кнопку принятия вызова и услышал прерывающийся голос мальчишки.

— Сэр… вы должны… — то ли связь обрывалась, то ли Коннор куда-то бежал, но его было не очень хорошо слышно за сбивающимся дыханием и помехами в трубке. — Медведь пробрался в школу!

========== Глава тридцать пятая ==========

Комментарий к Глава тридцать пятая

Aesthetic: https://vk.cc/cduEzE

Всё вокруг было пропитано ужасом.

Он чуял страх, и ему нравился его запах и вкус, оседающий на языке. Похожий на кровь.

Та девчонка сопротивлялась. Буквально пару мгновений — сложно сопротивляться с вырванной глоткой. Даже запустила в него чем-то тяжелым, пока орала.

Он помнил множество жертв, других жертв. Тех, что кричали, пока он обдирал с них кожу, подвесив в пещере за ноги. Тех, что он таскал в свое логово и пожирал, иногда и сырыми. Множество чужих смертей и крови вылепили из него того, кем он и остался.

Теперь он помнил и свое имя.

Когтями разодрав грудную клетку девчонки, он вырвал её сердце, вцепился в него зубами… и тут же отбросил. Запах его цели, его жертвы, забил ноздри. Быстрые шаги, перешедшие в бег, звучали у него в ушах даже сильнее, чем прежде — бой барабанов.

Она была здесь.

Стояла в дверях.

Её испуганный крик звучал для него музыкой.

Оскалившись, он обернулся.

*

У Коннора не было выбора.

Всё, что он видел, — Хизер, отползающая по школьному коридору, и огромное, выше человеческого роста, существо, надвигающееся на неё. Это нихрена не был человек, это было нечто, пришедшее из фильмов ужасов, и волоски на затылке и руках у него встали дыбом от ужаса.

Где-то в истерике билось его рациональное сознание.

Такого не может быть. Такого, в задницу, просто не может быть…

Но оно было, и оно шло прямо на Хизер, на его Хизер, и, да, у него не было выбора, когда он выхватил у Криса рюкзак и швырнул чудовищу прямо в спину. Просто чтобы отвлечь и позволить Хизер сбежать.

Монстр обернулся. Втянул воздух, зарычал, и Коннор замер: у существа были почти человеческие черты. Грубо переделанные, но когда-то человеческие.

Мужские.

«Наверное, я совсем поехал, — подумал он. — В хлам просто»

— Да отойди ты, придурок! — Крис грубо отпихнул его в сторону, так, как отпихнул бы на поле.

Отмерев, Коннор бросился к Хизер, подхватил её, съежившуюся на полу. Краем глаза он видел, что чудовище схватило Криса и подняло в воздух, широко разинуло пасть, видимо, посчитав, что ни Хизер, ни Коннор никуда от него не денутся, и вдруг зашипело, будто от боли.

— Это он, Коннор… — распахнув глаза, Хизер таращилась монстру в спину. — Это он, это он, понимаешь?

Нет, он не понимал, да и не хотел понимать прямо сейчас, потому что это было не важно. А что было важно, так это жуткое существо, которое собиралось всех их сожрать.

— Хизер, — он тянул и тянул её прочь, в сторону многочисленных аудиторий. — Хизер, черт, бежим!

Чудовищ не существует, но одно из них только что отшвырнуло его друга к стене, как тряпичную куклу, и теперь выло, словно обожглось о Криса, выло и тряслось. Чудовищ не существует, но не должен ли он верить тому, что увидел?

Он видел, что Крис всем телом ударился о стенку и обмяк, сполз вниз.

Крис, который только что спас их шкуры. Выгадал им время.

Коннор видел, как это существо упало на четвереньки, затряслось, замотало головой, как оглушенный пёс, и теперь Коннор понял, кто именно убил и Рори, и Джемму, и Кая. Кто, возможно, сожрал его отца.

Ярость на мгновение захлестнула ему взгляд, в глазах знакомо помутилось от этой багровой пелены. Сердце стучало о ребра, норовя выскочить из груди. Это чудовище… оно убивало всех, к кому приближалось, и он хотел, он очень хотел убить его прямо сейчас. Уничтожить.

Такого в мире быть не должно. Это неправильно.

Но оно существовало. И оно уничтожило его самых близких.

Желание отомстить за Криспи, за Криса и, возможно, за отца жгло ему грудь, и он попытался бы. Если бы не инстинкт самосохранения, истошно верещавший на задворках его сознания. Тот самый, который не смог остановить его, когда погиб Криспи, но сумел сейчас, потому что Коннор был не один.

Только благодаря инстинктам Коннору удалось сморгнуть пелену гнева и вернуть ясность мыслям. Будь он здесь один… он понимал, что его не удержало бы ничего.

Но Хизер…

Она была здесь. Цеплялась за него.

Коннор очень хотел броситься к Крису, проверить, жив ли тот, да только Хизер дрожала в его объятиях, и он не мог и не собирался оставлять её. Из них двоих он должен быть сильным.

«Прости меня, чувак. Я за тобой вернусь»

Крис шевельнулся. Кажется, Коннор заметил это краем глаза, и тяжесть в груди немного его отпустила. И тогда он побежал, утягивая Хизер за собой и не очень-то надеясь, что чудовище их не найдет.

Но пока монстр приходил в себя от чего-то, у них был маленький шанс.

Завернув за угол, Коннор, пнул дверь в один из кабинетов, толкнул Хизер внутрь. Сердце у него колотилось, как бешеное, где-то прямо в горле.

Не думать, что это за существо, почему Хизер бормотала, что «это он», не думать, не думать…

Не думать о Крисе, что лежал на полу там, в коридоре. Слёзы обожгли глаза. Потом он подумает, почему сделал этот выбор; потом он успеет сожрать себя, но не сейчас.

— Хизер, — Коннор обнял её, прижал к себе. — Хизер, слушай меня. Я уведу его подальше, я постараюсь, только, прошу, сиди здесь, никуда не высовывайся, слышишь? Слышишь?

Она дрожала, уткнувшись лицом в его плечо. Кивнула.

— Это он… — прошептала она, подняв на него взгляд. — Это Джошуа. Я узнала его, — глаза у Хизер были перепуганные, но сухие, и она не казалась безумной. — Не ходи туда. Коннор, пожалуйста… не ходи туда. Я не знаю, что он сделал с собой, но я не хочу, чтобы ты…

— Хизер, — Коннор легонько встряхнул её. — Хизер, я позвонил шерифу. Всё будет нормально, слышишь? Я просто отвлеку его. Шериф Тейлор уже в пути. Слышишь?

От её взгляда ему и так было не по себе. Рациональная его часть до сих пор вопила, что это какой-то бред, и чудовищ не бывает, но инстинкт самосохранения победил.

Потом.

Он во всем разберется потом.

— Нет, — она замотала головой. — Нет, Коннор, он убьет тебя, не ходи туда… Он убил Нэнси, понимаешь? Не ходи туда, пожалуйста…

Нэнси?.. Кто такая Нэнси?

Нахрен, потом разберется.

В первую очередь нужно защитить её. Напуганную, едва способную передвигаться от страха.

Коннор обхватил обеими ладонями лицо Хизер, прижался лбом к её лбу.

— Всё будет хорошо. Слышишь? — если бы он ещё и сам в это верил.

Хизер, возможно, не верила тоже.

Её губы на вкус были солёными от слёз.

— Придвинь парты к дверям, — произнес он, уже исчезая за дверью.

Когда дверь за ним закрылась, Коннор с облегчением услышал, как скрежещут ножки парты по полу.

В коридоре было убийственно тихо. Если чудовище и было где-то здесь, оно затаилось. Или пожирало Криса.

От гнева снова перехватило горло, но на этот раз Коннор не собирался поддаваться ему. Он должен быть спокоен. Ради Хизер, ради Криса. Он должен отвлечь это существо на себя, чего бы это ни стоило, а дальше…

Придется действовать по ситуации.

Где-то в глубине души он не просто был в ярости. Он ещё и боялся, до дрожи, до трясущихся поджилок, потому что это чудовище… оно противоречило любым законам этого мира.

А, значит, не должно было существовать.

Он боялся, но страх - очень хреновый советчик. Гнев лучше.

Стиснув зубы, Коннор послал к Дьяволу собственный ужас и шагнул в сторону коридора.

*

Он чуял, что мальчишка идет прямо к нему. Слышал, как тот говорил с его жертвой. Они надеялись выбраться отсюда живыми…

В животе у него заурчало. Барабанный бой, изводивший его днями и ночами, наконец-то затих.

«Убей их, — прошептал старец в его голове. — Убей их и будешь свободен»

Прикончить того идиота, что ринулся на него с голыми руками, так и не вышло — только оглушить ударом. Что-то в нем мешало просто перегрызть ему горло. Что-то обожгло, как каленым железом. Впрочем, пусть живет пока — расправившись с теми, другими, он снова уйдет во Тьму, а если не уйдет — доберется и до этого глупца. Жаль, что его уловка всё-таки удалась, и жертва с мальчишкой сбежали, но деться им некуда, ведь даже если они уедут из города, он пойдет по их следу.

Он их найдет, как нашел здесь. Найдет где угодно.

Мальчишка был совсем близко. Его кровь пахла ярко и одуряюще. Видимо, даже не придется искать. Жертва пришла сама.

Он зарычал и вышел навстречу.

Мальчишка стоял в середине соседнего коридора. От него разило страхом, но он все равно не отвернулся.

Сделал шаг назад.

— Хочешь сожрать меня? — прозвучал его голос. — Попробуешь поймать? — и кинулся прочь.

Это были новые правила игры. Прежде он подбирался к жертвам со спины, но теперь приходилось догонять, и это было даже слишком просто.

Немного выждать.

Мальчишка рванул вниз по лестнице.

Прыгнуть через перила.

Склониться прямо к его испуганному лицу, капая слюной.

С жертвами приятно играть.

Мальчишка отшатнулся, запинаясь за лестницу, вцепился в перила, чтобы не упасть.

Рыкнуть. Щелкнуть зубами.

Замахнуться когтями, рассекая плечо.

А потом прямо между его лопаток обожгло огнём.

Комментарий к Глава тридцать пятая

Надеюсь, вы не думаете, что все так просто?;)

========== Глава тридцать шестая ==========

Комментарий к Глава тридцать шестая

Aesthetics:

https://vk.cc/cdIXCs

https://vk.cc/cdIXPj - Райли и Долли

Райли видел, что весь день Кэти была сама не своя. Укладывая дочку на дневной сон, прочитал сказку и поцеловал в макушку, стоило ей закрыть глаза. Беспокойство не отпускало.

— Пап, ты ведь не поедешь сегодня никуда? — тоненько спросила она, уже засыпая.

— Нет, — он заложил пальцем страницу. Потеряет потом, где читал, но Кэти всё равно любит слушать любые сказки с рандомного момента. — Сегодня ведь День Благодарения, и я хочу провести его с тобой и с мамой.

Кэти сонно кивнула.

— Хорошо.

Внизу, на кухне, Долли чистила картофель на пюре. Обняв жену со спины, Райли уткнулся лицом в её убранные в пучок на затылке и заколотые китайской палочкой для еды волосы. Здесь, рядом с семьей, он чувствовал себя спокойно, и даже кошмары, заставляющие просыпаться в холодном поту на рассвете, отступали.

Здесь бука, скрывающйися в лесах, его не достанет. Разве что во сне, когда жуткие желтые глаза взглядывали на него из чащи. Разве что во сне…

К черту эти сны.

Скользнув губами по её шее, Райли притянул Долорес ближе к себе, вжимаясь пахом в её задницу. Засмеявшись, Долли стукнула его по руке.

— Я готовлю, засранец!

Он ухмыльнулся в ответ.

— Никуда эта картошка не денется.

Долли фыркнула, откладывая нож, прижалась к его плечу затылком.

— Кэти точно уснула?

— Как миленькая, — пробормотал Райли, целуя её куда-то под ухом. Впервые за последний месяц, оказавшись вдали от Баддингтауна, он чувствовал себя свободным от кошмара этих недель. — И твоя мама сказала, что будет праздновать День Благодарения на ужине у местного благотворительного общества…

— Я всё еще не знаю, благодарить её за это или обижаться, — Долли потерлась о Райли, обхватила его затылок ладонью. — Я соскучилась по тебе…

— А я-то как…

Картофель точно мог подождать.

…Долорес дремала, прижавшись к его плечу. Райли осторожно провел пальцами по её щеке, убрал вьющуюся тёмную прядь за ухо. Пот остывал на коже.

Черт, давно они так не трахались. С упоением, с протяжными стонами, благо стены в доме у матери Долли толстые и не страшно разбудить Кэти; она просто не услышит. На пару мгновений Райли даже показалось, что они снова в старшей школе, урывают минуты наедине, пока родители не вернулись домой, и эта мысль заставила его подхватить Долли за бедра, подмять под себя и трахнуть так, что сам едва успел поймать её вскрик удовольствия поцелуем.

— Ужин… — сонно пробормотала Долли.

— Эй, — Райли чмокнул её в нос. — Я в состоянии сварить картошку и сам.

Натянув джинсы и футболку, он с сожалением оставил жену в постели, сонную и голую, и вышел в коридор. И, уже спускаясь по лестнице, услышал, как заплакала и закричала во сне Кэти.

Он тут же рванул к дочери. Кэти сидела в кровати и рыдала, размазывая слёзы и сопли по щечкам.

— Эй, что случилось, что? — Райли спешно осмотрел её, не поранилась ли? Но дочь была в порядке, и его аж замутило от чертовски дурного предчувствия. — Кэти, малышка, тебя кто-то обидел?

Она закивала.

— Бука…

О, твою ж мать. Райли едва не застонал.

Бука, что преследовал его в Баддингтауне. Бука, от которого он и выпихнул жену с дочкой сюда, в Бакспорт. Бука, чьи зубы могли заставить обоссаться даже ветерана гребаных морпехов.

— Кэти, что?.. — Долорес, в наспех наброшенной футболке, тоже вбежала в комнату. — Её кто-то обидел? Она поранилась?

Райли покачал головой, осторожно передал дочь ей.

Хотелось проблеваться от страха.

— Бука, — всхлипнула Кэти. — Бука в городе. Папа, только не езди туда, ладно? Бука хочет поймать тебя и сожрать…

Холодок скользнул у него по спине, а предплечья покрылись крупными мурашками.

— Это просто страшный сон, детка, — Долли прижала Кэти к себе, обеспокоенно взглянула на Райли. Он выдавил из себя улыбку: мол, малышка просто вспомнила свои кошмары в Баддингтауне и нападение медведя, ничего такого. — Сны не могут тебе навредить.

Кэти замотала головой.

— Бука может навредить папе! Он хочет навредить папе и дяде Денни!

Тошнота скрутила Райли живот. Шеф отпустил его на выходные, сказав, что справится в Баддингтауне сам, но знает ли он, нахрен, что за чудовище на самом деле терроризирует город? Знает ли он, как справиться с букой?

Райли и сам не знал, как.

Он так и не рассказал жене, как умирал Кай, и не собирался рассказывать. Здесь, рядом с ней, рядом с Кэти, тот пиздец казался лишь глюком, но Райли знал, что это — гребаный самообман. Жёлтые глаза буки следят за ним, куда бы он ни поехал.

— Никто не навредит папе, — он поцеловал дочь в макушку. — Папа умеет стрелять, пиу-пиу, помнишь? Он прикончит любого буку!

«Или будет трястись от страха, как трясся, пока умирал Кай. Дружище Кай…»

Который так хотел отомстить за брата.

В кармане джинсов зазвонил забытый там мобильный. Кэти, услышав звонок, ещё громче заревела. Долли прижала её к себе крепче, кинула взгляд в сторону двери: мол, пойдет в спальню, попробует успокоить. Райли кивнул в ответ, вытащил разрывающийся от звонков телефон.

Звонил шериф.

— Райли, — голос шефа был взволнованным и нервным. — У нас снова нападение, в старшей школе. Может понадобиться любая помощь. Если успеешь, приезжай.

В спальне Долли, сидя на сбившейся после секса постели, укачивала Кэти на руках. Райли прижался лбом к дверному косяку, чувствуя, как весь чертов мир вращается вокруг, чтобы повернуться к нему задницей.

Совсем недавно он занимался любовью с женой, и царапины на спине всё ещё слегка саднили, а теперь собирался сказать ей, что возвращается в Баддингтаун.

И что боится до усеру.

*

Школьный холл был тёмен и тих.

Денни не собирался брать Марка с собой, но выбора у него, отпустившего Райли в отпуск, особого не было. Даже если Райли всё-таки приедет в Баддингтаун, из Бакспорта ему еще нужно сюда добраться.

Ехать, конечно, недалеко, по шоссе минут пятнадцать или двацать, но всё же…

Если они правы, если людей в городе убивал маньяк, и если он сейчас здесь, то счет у них идет на очень, очень короткое время. И Марк, пусть и не помощник или стажер, сможет помочь.

Может быть.

По крайней мере, обращался он с оружием так, будто умел стрелять, хотя Денни и знал: ему нехило попадет, если Скарборо узнает, что в руках у гражданских был пистолет. Слава Богу, что у самого Денни вообще дома было личное, не табельное оружие, зарегистрированное, разумеется, на Айрис.

Остается надеяться, что стрелять Марку ни в кого не придется.

Густо пахло смертью и кровью.

Луч фонарика скользнул по луже, растекшейся по полу и уже потемневшей. По-прежнему держа наготове свой «Глок», Денни заглянул за стойку охранника и увидел выпотрошенный труп: разорванная грудная клетка, вываленные на пол внутренности — возможно, частично пожранные — и содранное с костей лицо. Поломанные ребра торчали наружу беззащитными окровавленными костями.

Сглотнув, Денни отвернулся от тела.

К некоторым вещам невозможно привыкнуть.

— Ни один человек не смог бы так сделать… — пробормотал он себе под нос.

Хмыкнув, Марк вышел вперед. Пистолет он заткнул за пояс джинсов и, кажется, доставать не собирался.

— Оружие возьми, — запах крови забивался в ноздри. — Если человек творил такую хуйню, он очень опасен.

Дохрена очевидный факт.

Марк повёл носом, как животное, принюхиваясь — что он вообще мог почуять, когда воздух пропитался смертью? Склонил голову, прислушиваясь.

Откуда-то со стороны лестничных пролетов раздался рык, а затем и вскрик боли.

Не сговариваясь, Марк и Денни рванули туда, и Денни, чьи ноги ещё помнили тренировки полицейской академии и работу в полиции, успел к лестнице первым.

Замер, уставившись на открывшийся пиздец.

Вцепившись одной рукой в перила, на ступеньки оседал Коннор Дуглас, а из рассеченного плеча лилась кровь.

Над ним жуткой тенью нависало… существо, напоминающее очертаниями человека, но — выше, сильнее. Переломанные и вновь сросшиеся длинные руки, скрюченные пальцы, заканчивающиеся острыми когтями. Темные капли срывались прямо на ступеньки.

Господи, твою ж мать…

Маньяк? Какой, к черту, маньяк?

Это… это…

Руки вообще действовали отдельно. Снять оружие с предохранителя. Целиться времени не было — Денни просто спустил курок и выстрелил, чувствуя отдачу, прокатившуюся по предплечью.

А потом — выстрелил ещё раз.

Рыкнув, существо обернулось, оскалило тонкие и острые, как иглы, зубы. Морда у него была только наполовину человеческой и такой же перекроенной, как и тело.

— Что… что это, нахрен? — едва выдавил из себя Денни.

Такой херни просто не могло существовать в этом мире.

Существо зарычало вновь.

А потом Марк одним сильным, резким движением оттолкнул Денни в сторону.

— Мальчишку уводи! — крикнул он. — Сейчас!

*

Денни, к счастью, послушался. Марк уловил это краем сознания, уже падая в транс и очухиваясь в полной тьме чужого сознания. Такого бесконечного, что оно даже пугало.

Ничего не осталось от мужчины, что впустил в себя духа смерти и мести. Его воспоминания растворились, став частью существования Атахсайи, впитавшись в него. Марк ощущал, как липнет тьма к его коже, ощущал себя голым перед первозданной бесконечностью.

Тряхнул головой.

И устремился прямо в сердце этой тьмы. Туда, где раздавался бой барабанов.

*

«Он поймал тебя!»

Барабанный ритм разрывал мозг. Он взревел, падая на колени. Кто-то был там, в его памяти, в самом его существовании. Чья-то песня вскрывала его, заставляя изворачиваться от боли. Кости ломило.

В его сознание вломились. Он чувствовал это всем своим существом. Мелодия становилась всё громче, заглушая бой барабанов, заглушая старческие крики.

«Убей его! Убей его! Убей его!»

Он завыл.

*

Остатки воспоминаний того мужчины, что пожертвовал собой ради мести, обрывочно впивались в мозг. Марк вырывал их, как вырвал бы вонзившиеся в мышцы клещи, и пробирался дальше, сквозь темноту. Отдаленный барабанный бой становился всё ближе.

— Он поймал тебя! Убей его!

Из тьмы выступила старческая фигура, сморщенная и голая. Грязные волосы мотылялись по плечам и спине спутанными патлами. Марк уже видел этого старика в чужих воспоминаниях и почувствовал, как вздыбился волк у него внутри, как зачесалась татуировка. Зверь рвался наружу.

Старик бил в шаманский бубен и пел, и от каждого слова тело Марка наливалось свинцом, гнулось вниз, к ногам шамана. Напевы становились всё громче. Горло перехватывало, и каждое слово песни, что пел Марк, входя в транс, мучительно застревало в горле.

Он помнил, что говорил ему Джек Пайп.

Застряв в чужом сознании во время ритуала, он рискует потерять собственное. Рискует потерять себя.

Марк задыхался. Липкая тьма заползала в его уши, в горло, наполняла изнутри, разрывая. Волк бился под кожей, стремясь вырваться наружу, но сил выпустить его уже не оставалось. Марк рухнул на четвереньки, позвоночник выгнуло неведомой, мощной силой, практически выламывая. Все мышцы и кости пронзила чертовски сильная боль.

Шаман пел.

Грохот бубна мешался с грохотом крови в ушах.

Тьма торжествовала. Но среди этой тьмы и всё усиливавшихся шаманских напевов Марк услышал голос Брайана. Звонкий и тонкий, он доносился издалека и звал вернуться домой, к нему и к маме.

Шаман остановился, прислушиваясь, а потом запел снова, но уже не так уверено. Будто слышал и понимал, что Марк теперь не один. Будто это разрушало все его планы.

Там, где сейчас был Брайан, была уже ночь.

Кажется.

Марк уже ни в чем не был уверен. Однако тонкий голосок приемного сына придал ему сил. Брайан и Кира ждали его возвращения, а, значит, он должен вернуться.

И пение шамана ослабило свою силу, отступив перед голосом ребёнка.

Было сложно.

Было трудно позволить волку снова вырваться из тела, встряхнуться — особенно после того, как ломало и выворачивало кости. Но, став волком, Марк почувствовал легкость.

Оскалившись, он подобрался, вздыбил шерсть.

И прыгнул вперед, смыкая зубы на старческом горле.

========== Глава тридцать седьмая ==========

Комментарий к Глава тридцать седьмая

Aesthetic: https://vk.cc/cdTlC3

Барабанный бой стих.

Тишина давила.

Он по-прежнему ощущал чужое присутствие и теперь остался наедине с этим чужаком. Старик не хотел платить за ритуал, но заплатил, ибо он не знал — тот, кто проводит вызов духа, тоже связывает себя с ним навсегда.

Таков закон, который неизвестен даже шаманам.

Он знал, что уйдет во тьму, когда убьет свою жертву, но цель его ещё не была достигнута. Он чувствовал её запах, её присутствие. Она была недалеко. Но чуждая магия, светлая и болезненная, связала его, не позволяя сбросить оцепенение.

Эта магия обжигала.

Он мог убивать и жрать людей, он был силен и ловок, но чужой голос, чужая сила, ворвавшаяся в его сознание, как и прежде — пение шамана и бой барабанов, выворачивали ему кости.

— Атахсайя…

Он вздрогнул.

Его имя было никому не известно здесь. Откуда?..

Шаман, призвавший его и защищавший его, умер, теперь он знал точно. Бой барабанов стих, потому что старика больше не было. По крайней мере, здесь, в первозданной тьме.

Волк, выступивший из небытия, оскалил клыки. Припал на передние лапы, встряхнулся, а на ноги поднялся уже человеком.

— Я внутри твоего сознания, Атахсайя, — тихо произнес он, однако голос его прозвучал громом.

Атахсайя. Атахсайя. Атахсайя…

Любой, кто знал его имя и знал верные ритуалы, мог завладеть его сознанием. Он знал, что должен бороться, должен выжить любой ценой.

И он вышел навстречу.

*

Атахсайя был высоким и жутким. В его взгляде таилась мрачная, бесконечная бездна, а заточенные зубы были предназначены для того, чтобы разрывать мясо и обгладывать кости.

Наверное, если бы Марк встретил его где-то год назад, он бы испугался. Но когда-то он видел вендиго, духа северных лесов и голода, и он знал — можно победить любого, если знать, за что бороться.

Как и в Старце, в Атахсайе больше не оставалось ничего человеческого, и он даже не собирался использовать эту уловку. Он не использовал никаких уловок.

Просто бросился на Марка, сбил с ног и вцепился в горло.

Он был силен. Марк попытался оторвать руки от своей шеи, но сила чудовища во много раз превосходила его собственную. Он пытался и пытался, пока перед глазами не заплясали черные мушки. В легких почти не оставалось воздуха.

«Если ты умрешь, пока находишься в трансе, твое тело тоже умрет…»

Марк даже не мог обернуться волком. Он попробовал, но добрую часть сил забирали попытки хотя бы задышать.

Атахсайя склонился к его лицу, оскалился, обнажая клыки.

Ощущая, как наливаются кровью глаза, Марк сделал последнюю судорожную попытку глотнуть воздуха. Дернулся. И наконец-то смог угодить коленом Атахсайе в живот.

Сработал эффект внезапности. Чудовище, не ожидавшее удара, ослабило хватку. Кислород хлынул в легкие.

«Даже у чудовищ, вроде Атайхсайи, есть душа. Забери её, подчини её, найди то, что сохраняет ему существование, и ты сможешь убить его»

Джек Пайп не зря учил его ритуалу.

Воспользовавшись заминкой, Марк сам вцепился Атахсайе в глотку, уставился в бездну, что таилась за его взглядом, и нырнул в неё без страха, хотя и понимал, что может не вернуться назад.

Ему не были нужны шаманские напевы и барабанный бой, у него было только намерение, и он выжал из него, что мог.

Бездна молчала, пока Марка несло сквозь неё, и ему чудилось, будто из неё смотрит множество глаз. Изучает. Но среди них он искал только Атахсайю. Что-то, что делало его бессмертным в этой первозданной тьме, из которой вышел весь мир и однажды в неё возвратится.

Если в этой бездне и были чьи-то ещё души, они молчали. Ну или у Марка не было к ним доступа.

Зато Атахсайя выл и визжал. Его вопли, перемешанные с рычанием, звучали в голове болью, но, стоило Марку очутиться не просто в трансе, не просто в сознании духа мести, но в самой бездне, наполнявшей его и являющейся его сутью, сделать дух ничего уже не мог.

«Ты умрешь, если попытаешься! — верещал он. — Ты всего лишь маленький шаман!»

И, возможно, так оно и было бы… но Марк всё это время учился управлять своей силой. И, быть может, не тягаться ему с великими духами, создавшими этот мир, но с одним-единственным, голодным и злобным, он потягаться мог. И зашел слишком далеко, чтобы останавливаться.

Он помнил голос Брайана, звавший его домой. Он помнил Киру, что ждала его, и не мог её подвести.

Марк в душе не знал, как далеко его пронесло через тьму, пока он, наконец, не нашел, к чему стремился. Душа Атахсайи выглядела как кровавый сгусток, витающий в темноте, пульсирующий, как сердце за ребрами. Она казалась вполне осязаемой.

Атахсайя завизжал. Где-то там, на предыдущем уровне транса, он сжимал руки у Марка на горле. Где-то там, в далеко позади оставшейся реальности, он всё ещё мог разорвать Марка на части.

Плевать.

Душа чудовища билась у него в кулаке. Стоило только сжать пальцы.

«Подожди! — взвизгнул дух. — Не делай этого! Я… я отпущу их! Всё равно старый дурак уже мертв или почти мертв! Я отпущу их, а ты отпусти меня! Клянусь своей душой, я не стану преследовать ни их, ни тебя!»

На мгновение перед внутренним взором Марка промелькнули жуткие картины. Растерзанный и изуродованный, наполовину пожранный мальчишка с собакой. Останки женщины, её лицо съедено с костей. Окровавленная куртка Денни. Маленькая переломанная фигурка, рядом — поломанные очки. Брайан. И женщина, расчлененная, со свисающими из развороченного нутра кишками — Кира. Его Кира.

Чудовище упрашивало и угрожало, но вряд ли выполнило бы хоть одно из своих обещаний. Марк точно знал: если он поверит Атахсайе, то не выберется из дебрей его сознания живым.

Рассказывая о ритуале, Джек Пайп его предупреждал и об этом.

«Нельзя верить Атахсайе. Он — дух мести и злобы, он пожирает людей и уничтожает их души, но, как и любой дух, он лжет, и лжет искусно. Не верь ему. Ты знаешь, что нужно сделать»

Ещё бы он не знал.

Образы Брайана и Киры отпечатались у него под веками. Марк вовсе не был теперь уверен, что видения, посланные Атахсайей, не будут приходить к нему в кошмарных снах. Душа билась в его руке пойманной хищной птицей.

«Не смей! Не смей, не смей, не смей!»

В легких сдавило вновь — отчаявшийся дух решил, что терять ему нечего. Зато Марку было, что терять.

И он сжал в ладони истерично бьющуюся душу.

*

Больно. Больно. Больно!

*

Марка резко вышвырнуло из транса.

Глаза Атахсайи начали мутнеть.

Чудовище нависало над ним, капая слюной на лицо. Острые зубы щелкнули прямо над его носом.

У него не получилось.

Осознание этого ударило Марка в самое сердце, ведь у него не оставалось иных способов борьбы с Атахсайей — ритуал был только один, и он его провалил.

А потом он услышал выстрелы.

Атахсайя дернулся — раз, другой — и повалился на Марка всей своей тушей. Изо рта у него воняло гнилым мясом и кровью. Мутные глаза закатились, он обмяк и больше не двигался.

Отпихнув безжизненное тело, теперь гораздо больше напоминавшее человеческое, Марк кое-как поднялся. Душа Атахсайи ушла в небытие, и монстр снова стал похож на того, каким, вероятно, был при жизни.

Марк чувствовал, что у него ломит все кости и мышцы, будто он пробежал за раз несколько десятков километров. Быть может, так оно и было. На лице подсыхала слюна монстра; горло болело так, будто его сломали, а потом вправили обратно.

И он был жив.

А по косяку прохода к лестницам, закрывая лицо руками, сползал на пол темноволосый мальчишка.

*

Денни и сам не знал, как ему удалось увести раненного Коннора Дугласа с лестничного пролета; не знал, как это… существо — человек ли? — так и не погналось за ними. Уже утаскивая Коннора вверх по лестнице, пока мальчишка, как заведенный, твердил, что нужно спасать Хизер и Криса, он думал: Господи, что это за существо такое, почему, нахрен, оно вообще существует в этом мире…

Он вспомнил вдруг Сэма. То, каким его лучший друг стал в последние дни перед своим исчезновением.

Будто что-то неизведанное и жуткое натянуло на себя его кожу. Вольготно расположилось внутри. Заняло чужое тело.

И не хотел думать об этом. Видит Бог, он крышей поедет в хлам, если будет об этом думать.

Крис Баттлер был жив, хотя валялся без сознания у стены. На шее у него проступали синяки. Пульс прощупывался, хоть и бился неровно, а, когда Денни попытался приподнять его за затылок, то вляпался в кровоточащую рану.

«Твою ж мать, надеюсь, у парня нет черепно-мозговой…»

Хотя черепно-мозговая, конечно же, наверняка была, тут к гадалке не ходи.

Кем бы ни было это чудовище — а, скорее всего, оно было просто изуродованным человеком, в жизни всякое бывает, — оно пыталось убить Криса, Коннора и Хизер Ньюман, и у него не получилось.

Пока что не получилось. И, кажется, оно за ними больше не гналось.

Потом раздались выстрелы, и оставалось молиться, чтобы это стрелял Марк, а существо всё-таки погибло.

Денни был уверен, что до конца жизни будет видеть во сне эти мутные, полные нечеловеческой злобы глаза и огромную фигуру. И это лицо, в котором легко угадывались обычные мужские черты.

— Хизер… Крис… — при виде отключившегося друга Коннор сломался. Он сполз на пол, зажимая ладонью рану от когтей, и зарыдал. Кровь сочилась у него сквозь пальцы.

Денни осторожно прислонил Криса к стене. Предстояло ещё отыскать Хизер Ньюман, если она скрывалась где-то здесь, в школьных аудиториях.

О том, как он будет жить после увиденного, шериф Деннис Тейлор собирался подумать потом.

С улицы раздались сирены «скорой помощи».

========== Глава тридцать восьмая ==========

Комментарий к Глава тридцать восьмая

Aesthetic: https://vk.cc/ce4svI

Хизер смутно помнила, как оказалась в больнице. Всё происходящее в День Благодарения смазалось для неё в нескончаемый калейдоскоп ужаса — жуткие гримасы, кровь, искаженное лицо Джошуа, превратившееся в маску чудовища… И Коннор. Окровавленный, он рыдал, сидя на полу школьного коридора, а медики суетились вокруг, укладывали на носилки Криса. Хизер помнила, как обхватила Коннора, прижала к себе, и он, как ребенок, уткнулся в её шею. Его слёзы обжигали кожу.

Белые стены палаты давили. Хизер приподняла голову с подушки — всё вокруг поплыло, и она прижала к глазам ладонь.

Джошуа всё-таки нашел её… Как, почему… как у него это получилось? Горло сжалось от вновь накатившего страха, и её затошнило.

Там, в школе, Хизер, сидя в своем классе, услышала женский крик и пошла взглянуть, что произошло.

Джошуа…

Он стоял на коленях, склонившись над телом Нэнси Дрейк, а под ней растекалась лужа крови, липкая и алая. И он… жрал.

Когда он обернулся, Хизер закричала. Тело едва повиновалось ей и почти задеревенело. Джошуа оскалился. Ей показалось, что зубы его стали острее, длиннее и тоньше.

Господи…

Хизер помнила животный ужас, охвативший её. Джошуа был так страшен, что она заплакала, сползла на пол. Он сделал шаг. Удлинившиеся пальцы заканчивались окровавленными острыми ногтями… когтями.

Хизер помнила, как едва смогла выползти в коридор, а Джошуа, на её глазах превратившийся в чудовище, шагнул следом. С его оскаленного рта текла кровь и слюна.

Но этого не было.

Не могло быть.

Сейчас, лежа в больнице, глядя на капельницу, торчавшую из её вены, она разумом понимала: этого не было. В неё наверное вкололи литры успокоительного, раз она думала об этом без леденящего ужаса.

У Джошуа было оружие, которым он убил бедную Нэнси и ранил Коннора, и хотел убить её, но никаким чудовищем он не был. Не мог быть.

Монстров не существует. Не существует.

Это в её голове он стал монстром, это она его так увидела, потому что слишком долго боялась. Правда ведь? А Коннор сделал всё, чтобы её спасти от этого монстра.

Горло снова сдавило.

Коннор.

Она должна его увидеть.

Осторожно вытащив иглу, Хизер села на койке. Голова закружилась; пришлось зажмуриться и подождать, пока ощущение уйдет. Облизнув сухие губы, она спустила босые ноги вниз, и холод больничного пола немного привёл её в чувство, прояснил мозги.

— Куда это ты, Хизер?

В дверях стоял шериф Тейлор. Синяки под его глазами говорили, что он ничерта не спал или спал очень мало, а взгляд был потерянным.

— Я… — она сглотнула. — Я хотела бы проведать Коннора. Он здесь? Он помог мне, и…

По лицу шерифа скользнуло странное выражение, и Хизер почувствовала, как сжалось у неё сердце.

— Он здесь, — вздохнув, подтвердил шериф. — С ним всё хорошо, и я сам провожу тебя к нему, — на этих словах она даже выдохнула. Господи, как же она хотела это услышать! — Но сначала, если ты не возражаешь, я бы хотел поговорить с тобой. Понимаю, ты пережила нападение… бывшего мужа, — на этой фразе он слегка запнулся. — И это не официальный разговор. Я просто хотел бы кое-что прояснить.

Дурное предчувствие холодом сжало желудок. Во рту пересохло. Вновь сухо сглотнув, Хизер кивнула. Выбора у неё всё равно не было, и она понимала, что если шериф хочет что-то обсудить, лучше сделать это в неформальной обстановке.

И ей было страшно. Хизер боялась не за себя, пусть и понимала, что её не погладят по голове за отношения с учеником, если всё вскроется. Она беспокоилась и боялась за Коннора, которому их секрет может принести очень много проблем.

И очень хотела услышать от шерифа, что Джошуа был… собой.

Присев рядом, шериф провел рукой по затылку.

— Я ненавижу такие разговоры, — честно признался он. — Всегда чувствую себя куском говна. Но я, наверное, должен тебе сказать… твой бывший муж, Джошуа Ридж, мертв. Его застрелил мой стажер, Райли Арчер.

Райли «Стрелок».Хизер даже улыбнулась бы — фамилия оказалась пророческой. Но ей было не до смеха.

Как бы она ни старалась найти в себе хоть немного жалости к Джошуа, у неё не получилось. Уезжая на север, она меньше всего хотела иметь с ним что-то общее, даже фамилию сменила обратно на девичью, чтобы забыть, не вспоминать, но Джошуа и здесь нашел её… как ему удалось?

— Как… — она вновь смочила языком пересохшие губы. — Как он меня нашел?

— Этого я не знаю, — покачал головой шериф. — Видимо, иногда Дьявол помогает чокнутым. Джошуа Ридж хотел тебя убить. У меня нет доказательств, но я думаю, что и Рори, и Джемму, и всех остальных убил тоже он. Быть может, хотел чертовски тебя запугать, а, может, просто крыша поехала, и он подстроил так, что все решили, будто в округе бесчинствуют бешеные звери.

Он что-то недоговаривал. Хизер ощущала это, но не была уверена, что хочет расспрашивать. И что хочет знать.

Джошуа мертв. Она понимала, что радоваться его смерти не должна, однако всё равно радовалась. С её души будто свалился камень, и, несмотря на пережитое, какая-то часть её тихо радовалось: свободна! Хотя бы от Джошуа.

— Я уже поговорил с Коннором, — добавил шериф. — Когда мы везли вас в больницу, он всё твердил про какое-то чудовище, но тело твоего мужа не выглядело телом монстра, так что я решил, что вам обоим показалось от страха, — он отвел глаза, и Хизер почему-то подумала, что он чего-то опять недоговаривает. — Коннор проспал всю ночь и большую часть дня под действием успокоительных, а когда проснулся… в общем, ему было легче. Я рассказал ему, что Джошуа Ридж был вполне себе человеком, и я не солгал.

— А он… — вопрос долго зрел на языке. Хизер необходимо было убедиться, что она не сошла с ума. Что её мозг просто выдал защитную реакцию. Или что не сошел с ума весь мир? — Как вообще он… выглядел?

Шериф помолчал. Глядя в его глаза, Хизер вдруг показалось, будто они присыпаны пеплом.

— Плохо, — произнес он. — Я не знаю, что с ним случилось, но его кости были переломаны. Я не знаю, как он вообще мог творить весь этот… — он проглотил ругательство, — с такими травмами. Они, Богом клянусь, были несовместимы с жизнью.

Значит, она всё же не сошла с ума. То, что ей показалось мордой чудовища, было всего лишь её воображение и страшные травмы.

Это был Джошуа. Сошедший с ума, но всё ещё он, а не какой-то неведомый монстр с его лицом.

— Джошуа был индейцем по крови, — тихо произнесла Хизер. — Быть может, он знал, как купировать боль с помощью каких-нибудь трав… я не знаю. Я вообще его не знала никогда.

Всё же она заплакала. Из-за всего сразу: Коннора, Джошуа, всех этих смертей. Взамен тяжести, что упала с неё, когда она узнала, что её бывший мертв, а она не свихнулась, на неё вдруг навалилась новая.

Она, Хизер, была виновата, что Джошуа убивал людей в этом маленьком и мирном городке. Она не должна была приезжать сюда. Мысль, что, отправься она в большой город, затеряйся в толпе, Джошуа не смог бы найти её, никого бы не тронул, просочилась ядовитым туманом.

Господи, зачем она вообще сюда приехала?! Пыталась скрыться, спрятаться, а навлекла беду на многих людей. И на Коннора… на Коннора — тоже. Не приезжай она сюда, Коннор помирился бы с Джеммой или нашел себе другую девушку, уехал бы учиться, и знать не знал бы ни о ней, ни о Джошуа, и не был бы ранен, и…

Если он теперь её не захочет видеть, Хизер не станет настаивать.

Шериф не пытался её успокоить, и она проплакала добрые десять минут, захлебываясь слезами и болью, пока, наконец, не затихла.

— Ты не виновата. Твой бывший муж был сумасшедшим, и он ответит за свои дела, если Бог всё же существует, а если нет, то смерть, в принципе, тоже наказание неплохое, — кажется, шериф не очень умел утешать малознакомых людей, но Хизер почувствовала слабую благодарность уже и за эти слова.

Вряд ли она хоть когда-то перестанет ощущать эту вину, но было обнадеживающе узнать, что по крайней мере один человек её не обвиняет. Может быть, и Коннор?..

— Я бы хотел, чтобы ты рассказала мне, почему вы разошлись и каким Джошуа Ридж был человеком, — попросил шериф. — Знаю, что это тяжело, но, раз он был виновен как минимум в нападении на тебя и ещё нескольких человек в школе, я обязан возбудить уголовное дело и вызвать детективов из полиции. Возможно, на основе косвенных доказательств, они смогут привязать к этому и смерти остальных. Я бы очень хотел услышать твой рассказ.

Хизер обхватила себя руками, закусила губу. Она так сильно старалась убежать от своего прошлого, и вот оно нагнало её здесь, попутно зацепив достаточно людей, чтобы она чувствовала свою вину до конца жизни, даже если никто другой винить её больше не станет.

Убежать от прошлого невозможно, даже если очень стараться.

Она кивнула.

— Я расскажу.

Вся история, как оказалось, если опускать личные переживания, была короче, нежели она думала. У Хизер даже получилось не расплакаться, пока она объясняла, почему развелась с Джошуа, и как он издевался над ней, хотя слёзы подступили к глазам.

Разве она могла знать, что Джошуа пойдет до последнего?.. Разве могла догадаться, каким непохожим на себя станет? Быть может, он и вовсе начал принимать наркотики. Это объяснило бы… объяснило бы…

«Его кошмарный вид? Это ты хочешь сказать?»

Наркотики, алкоголь, долгая дорога до Мэна. Быть может, он попал в аварию, но как выжил? Впрочем, если он сидел на чем-то, это действительно могло стать причиной… всего этого.

Высказав эти предположения, Хизер почувствовала себя свободнее. Совсем немного. Она слишком долго прятала всё в себе, рассказав о Джошуа и их последних годах совместной жизни лишь Коннору — в ту ночь, когда её бывший муж казался лишь тенью в кошмарах; её жутким прошлым.

Денни выслушал её, не перебивая. Почесал затылок снова.

— По крайней мере, теперь это выглядит логично, — сказал он. — Твой бывший муж не смирился с побегом, а его зависимости сделали свое дело. Возможно, ему пришлось продать что-то из имущества, чтобы купить столько наркотиков и продержаться с подобными повреждениями. Коронер сказал, что они были несовместимы с жизнью, но человеческий организм порой не перестает удивлять.

Помолчав, шериф спросил:

— Твой муж был ревнив?

Оторопевшая Хизер даже не сразу нашлась с ответом.

В школе, когда они с Джошуа только начали встречаться, он пошутил: мол, изменишь мне, и я убью вас обоих, и вы даже не заметите, я ведь индеец. Тогда это не казалось чем-то из ряда вон — Хизер не знала ни понятия абьюза, ни его признаков. Они посмеялись и забыли, да и долгие годы ревность Джошуа не выходила за рамки. Ему не нравилось, если кто-то смотрел на неё или пытался флиртовать; паре человек он разбил носы, но в целом в истерики никогда не впадал.

Пока не начал пить.

А когда начал, пусть они уже и жили к тому дню как соседи, — стал ревновать даже к почтальону. Злился, если она задерживалась. Ни разу пальцем не тронул, но поливал грязью и руганью от души.

Потом она подала на развод.

Так что…

— Пожалуй, что да, — ответила, подумав, Хизер. — Но проявлял это лишь когда выпивал.

Шериф кивнул.

— Тогда я понимаю, почему он набросился на близких Коннора Дугласа.

Хизер ахнула.

Что-то внутри у неё перевернулось, провалилось в самый желудок. Она понимала, что своей же реакцией выдает их обоих, однако отмотать время назад было уже нельзя.

Значит, шериф догадался…

Коннор был прав.

Господи.

Что теперь будет с ним? Что теперь будет с ней, с ними обоими? Сколько людей уже догадалось? Больше всего Хизер боялась, что достанется именно ему. Она сжала на коленях руки, чтобы скрыть дрожь.

Шериф вздохнул.

— Хизер, я не буду обвинять тебя в нарушении субординации между учителем и учеником. Веришь или нет, у меня сейчас будет дохрена проблем, кроме этого.

Она моргнула, не веря своим ушам и опасаясь, что ошиблась. Он не будет… что?

— После твоего рассказа о бывшем муже, мне придется сообщить о случившемся полиции штата. Начнутся выяснения, допросы, расследование. Я вызову тебя в управление, чтобы ты повторила всё уже официально. Ты вне подозрений, слишком много свидетелей, подтверждающих, что ты была жертвой, поэтому подписка о невыезде тебе не грозит. И я… — шериф потер двумя пальцами переносицу. — Я не хотел бы об этом просить, но тебе лучше уехать. По крайней мере, на время. И не только из-за Коннора. Из-за всего.

И, хотя Хизер внутренне ожидала подобной просьбы, она всё равно расплакалась.

*

Чуть позже шериф проводил Хизер до палаты Коннора и оставил.

Она понятия не имела, как сказать Коннору, что ей придется уехать — самой бы это в голове уложить, черт… Как и всё случившееся. Сердце болело и сжималось от мысли, что она покинет город и, возможно, больше не увидит Коннора, но в глубине души она понимала: это будет правильно.

Потому, что в школе теперь всё будет напоминать ей о нападении Джошуа. О смерти Нэнси и многих других. О ранении Коннора. О том, как Джошуа, невесть откуда обретший силу, отшвырнул от себя Криса Баттлера.

Потому, что ей нужно пережить всё, что произошло.

Потому, что скрывать отношения с учеником долго бы не вышло. В любом случае.

Решение было верным, но раздирало душу на части.

Остановившись у дверей в палату, Хизер заглянула внутрь через стекло. Коннор лежал на койке, до пояса укрытый одеялом, а из-за ворота больничной рубашки выглядывала повязка. Отдернув ладонь от дверной ручки, Хизер едва не сделала шаг назад.

Это всё из-за неё. Ни на минуту она не должна забывать об этом.

Рори, Джемма, Кай, Нэнси — погибли из-за неё. По крайней мере, Нэнси точно. Коннор и Крис пострадали — из-за неё. Бен Дуглас пропал — быть может, из-за неё.

Ей захотелось уйти. Не потому, что она не желала видеть Коннора, говорить с ним, просто чувство вины ударило её прямо под ребра с такой силой, что она задохнулась. Хизер злилась на себя, винила себя, а ещё — и не могла этого не признавать — она боялась, что и Коннор её винит.

И если так, то он прав. И, возможно, ей лучше узнать об этом сейчас. Она всё равно должна сказать ему, что уезжает, так, быть может, станет проще оставить Баддингтаун позади? Хотя кому она врет? Не станет.

Хизер нажала на ручку двери и заглянула внутрь.

У койки Коннора сидела его сестра. Заметив Хизер, она тут же подорвалась.

— Мисс Ньюман!

Коннор обернулся.

В нерешительности Хизер замерла, не понимая, может ли зайти. Кэрол заторопилась.

— Я пойду в комнату отдыха, проверю маму, ладно? — протараторила она, махнув Коннору. — Ещё вернусь!

— Не сомневаюсь, мелкая.

Кэрри скользнула взглядом по нему и по Хизер, и щеки у неё покраснели. Она быстро юркнула за дверь.

В палате повисла тишина.

— Привет, — Хизер не узнала своего голоса. — Как… ты?

Коннор пожал плечами, поморщился.

Снова укол вины — острый, болезненный.

— Эй, я в норме, — здоровой рукой он похлопал по койке, приглашая Хизер присесть рядом. — Правда. Так, царапина.

Смотреть на его бледное лицо было невыносимо. Хизер потянулась, коснулась его щеки ладонью, почти ожидая, что он увернется, что в его тёмных глазах она увидит отчуждение. Быть может, ненависть или отвращение, ведь не мог же он не понимать, из-за кого всё это случилось, за кем Джошуа притащился в город и нашел в себе силы поубивать столько людей? Не может же он?..

Коннор неуловимым движением повернул голову и прижался губами к её руке.

— Я охренеть как рад, что ты в порядке.

Он тоже казался вполне успокоившимся. И, наверное, слова шерифа, подтвержденные коронером, его утешили так же, как и саму Хизер. Позволили понять — они оба не сошли с ума, просто были шокированы ужасом, через который прошли. Этот ужас будет возвращаться кошмарными воспоминаниями и снами, но не повредит им мир.

Чудовищ не существует, бывают только люди, внутри которых сидят монстры. А это всё же легче пережить.

Справятся ли они? И как она вообще могла подвергнуть Коннора такой опасности?

У Хизер вновь заныло в груди.

— Прости, — произнесла она тихо. Мягко отняв ладонь, провела пальцами по краю повязки, торчащей из-под ворота. Очень хотелось заплакать. — Это моя вина.

Коннор нахмурился, будто пытаясь понять, серьезно ли она говорит, потом яростно замотал головой.

— Ты тут при чем? Твой бывший муж оказался маньяком и психом, но откуда-то ты-то могла это знать? Хизер, он ранил меня, убил многих людей и напугал нас обоих, но главное, что ты жива, я жив, Крис тоже жив, а этот придурок сдох и никогда уже не вернется, — он подтянулся на койке, чтобы сесть удобнее, перехватил Хизер за руку. — Всё закончилось.

Да как же он не понимает?..

Хизер смотрела на него и думала: Коннор, любимый, неужели ты не осознаешь, что если бы не она, никогда ты бы не получил эту рану, никогда не пришлось бы валяться на этой чертовой койке в бакспортской больничке? И никто бы не погиб, и его семья была бы вместе.

Она должна была уехать дальше, в крупный город, или в Канаду, скрыться так, чтобы Джошуа её не нашел…

Она не имела права подвергать чью-то жизнь опасности. Осознание этого травило её изнутри.

— Коннор, если бы я не приехала…

Он упрямо тряхнул головой.

— «Если» не существует. Ты здесь. И мы живы.

— Ты не понимаешь…

— Блять, Хизер, я и не хочу понимать! — Коннор перехватил её за плечо здоровой рукой, сжал нежно и крепко. — Я понимаю, что ты не виновата, что твой муж съехал с катушек! Я понимаю, что ты могла умереть, что Крис мог умереть, а я не мог этого допустить! Я понимаю, что я охренеть как люблю тебя, и я счастлив, что ты жива! И всё!

Хизер больше не могла сдерживаться. Горло сжалось, и она некрасиво заплакала, чувствуя, что не заслуживает ни его слов, ни его чувств, не заслуживает ничего вообще, потому что слишком много смертей из-за неё случилось, и Коннор должен проклинать её, особенно если его отец всё-таки тоже погиб, особенно из-за одноклассников, особенно… особенно…

Его лицо расплывалось у неё перед глазами из-за слёз.

Обхватив её лицо ладонями, Коннор прижался лбом к её лбу.

— Я люблю тебя… — шепнул он хрипло. — Я люблю тебя, слышишь? Я знаю, сколько дерьма ты пережила. И я врежу любому, кто посмеет взглянуть на тебя косо.

Его слова не помогали. Хизер чувствовала себя только хуже. Отстранившись, она покачала головой.

— Скоро все узнают, что это был мой бывший, и я не смогу больше здесь находиться. Коннор, я уеду.

— Нет, — он сжал её щеки снова. — Ты совсем, что ли, сдурела? Зачем тебе уезжать?

— Я не хочу, — Хизер слизнула с уголка губы слезу. — Но я не… Коннор, я просто не смогу жить здесь и знать, что кто-то лишился близких и родных людей от рук Джошуа.

— Никто не станет тебя винить.

— Станут, — ей хотелось прижаться к нему, поверить ему. Хотелось, чтобы он оказался прав, что людям в Баддингтауне достанет мудрости не обвинять её в смертях близких. Но Хизер знала людей. Она понимала, что злость всегда будут срывать на живых. — Им нужно будет выплеснуть гнев. По крайней мере, родственникам умерших.

«А ещё — шериф знает, что мы встречаемся»

— Да пошли они к черту! — забывшись, Коннор потянул Хизер к себе больной рукой, поморщился от резкой боли. Хизер испуганно дернулась, чтобы помочь. — Я о’кей, — он мотнул головой. Глаза у него были покрасневшие и усталые, но он упрямо сжал губы. — Хизер, пошли они к черту, мы уедем отсюда, скоро, только подожди, пока я школу закончу, и мы уедем…

Хизер очень хотела бы уехать с ним — куда угодно, хоть к черту на рога. И она думала об этом после той ночи в мотеле, после нескольких месяцев тщательно скрываемых чувств, и тогда отъезд казался возможным, оставалось только немного потерпеть, но сейчас…

Джошуа.

Фотографии, сделанные Джеммой.

Ненависть, которую жители города станут испытывать к ней, узнав, что их любимых людей убивал её бывший муж. Хизер хорошо понимала, как формируется общественное мнение.

«Что же ты не остановила его?»

«Ты знала, какой он, и привела его к нам»

«Говорят, она трахалась с учеником, и, если бы не шериф, то бедные Коннор и Крис тоже бы погибли!»

Она чувствовала, как её раздирает на части от боли, от тоски, от понимания, что, быть может, она больше не увидит Коннора, и её бедное израненное сердце могло приобрести ещё один шрам. Но Хизер знала, что другого выхода у неё нет. Если она уедет сейчас, то он сможет нормально доучиться до выпускного бала.

Потом он сможет сам решать, хочет ли вообще видеть её хоть когда-нибудь.

Особенно если Бен Дуглас так и не вернется домой.

— Нет, — ей показалось, будто она сама воткнула себе нож в грудь и повернула там пару раз. — Коннор, я всё решила.

Его тёмные ресницы были мокрыми.

К счастью, пришло время ночного медицинского обхода, и, под укоризненным взглядом медсестры, Хизер вернулась в свою палату.

Ей уже давно не было так плохо. Но она понимала, что другого выхода у неё не было.

«Ты поступила правильно, — уговаривала она себя. — Коннору нужен шанс на нормальную жизнь, а не на косые взгляды. Ты даешь ему шанс на лучшую судьбу, ты даешь ему шанс прийти в себя вдали от постоянного напоминания о случившемся. Если ты останешься, все узнают, что вы встречаетесь, и его жизнь никогда уже не будет прежней. А ещё он может кинуться тебя защищать, как уже бросился, и снова огребёт, только на этот раз не от Джошуа, и никто не спасет его от осуждения общества. Ну а ты справишься. Всегда справлялась. Не всем в этой жизни уготовано счастье»

Легче не становилось. Ей снова и снова казалось, что она совершила большую ошибку.

Хизер уткнулась лицом в подушку и снова заплакала.

*

Проснувшись от того, что её койка прогнулась под весом чьего-то тела, Хизер даже не сразу поняла, что произошло, и, не зажми ей кто-то рот, она бы вскрикнула. Не до конца очнувшийся мозг подкинула ей лицо Джошуа — он всё-таки нашел её, он всё-таки жив, он…

— Хейз, Хейз, это я, — сквозь бешеный стук крови в ушах она услышала шепот Коннора. Одной рукой он зажимал её рот, другой — обнимал за талию. — Хейз, тише, тише… это я… всё хорошо… — бормотал он, уткнувшись лицом в её волосы и прижимая её к себе. — Ш-ш-ш…

О, Господи.

Сердце бешено колотилось о ребра.

— Хейз, это я, прости меня, я не хотел тебя пугать, — Коннор отнял ладонь от её губ. — Прости, прости, прости…

Развернувшись на койке, в хмуром предрассветном мареве, проникающем через больничное окно, Хизер разглядела его. Взъерошенный, ещё больше усталый на вид, Коннор умостился поверх её покрывала.

— Зачем ты пришел? Скоро будет утренний обход, и тебя увидят.

Он мотнул головой.

— Еще только шесть утра, у нас есть пара часов. Если ты не хочешь меня видеть…

— Нет, — прервала его Хизер. Какого черта, не нужно себя обманывать, она была рада увидеть его сейчас. Вот такого: лохматого, растерянного, но всё такого же упрямого. — Не уходи, — тихо добавила она.

К Дьяволу, она не вынесет, если он уйдет.

Коннор потянулся и коснулся пальцами её щеки, губ, подбородка, запустил ладонь в её волосы. От его ласки в груди расцвело тепло, устремилось в самый низ живота — невовремя, но чертовски необходимо. Подавшись вперед, Коннор поцеловал её, жарко и настойчиво, и она всхлипнула в горький на вкус поцелуй.

Возможно, это их последние минуты наедине. На очень долгое время.

«Или навсегда»

Застонав ей в губы, Коннор скользнул языком в её рот. Стон удовольствия перешел в болезненный, когда он случайно оперся на больную руку.

— Черт… прости, — Хизер приподнялась на локте, готовая позвать медсестру или дежурного врача. — Позвать кого-нибудь?

Он фыркнул.

— На поле бывало и хуже. Всё нормально, — койка скрипнула, когда он повернулся удобнее. — Я подумал над твоими словами, — его взгляд был серьезен. — Ты права. Я сраный эгоистичный придурок, который хочет видеть тебя каждый день, целовать тебя, трахать тебя, обнимать, говорить с тобой, поэтому я отреагировал, как полный козёл, но ты права, — выпалил он так, будто боялся, что передумает или расплачется. Так же, как плакала она сама, долго, прежде, чем уснула. — В нашем гребаном городишке тебе не будет житья. Но если ты думаешь, если ты пытаешься избавиться от меня из-за своего чувства вины… — он сморщил нос. — То у тебя не выйдет, ясно? Я охуеть как люблю тебя, я хочу быть с тобой, и я буду писать тебе каждый день, а если не будешь отвечать, я буду писать снова и снова, потому что я знаю, что ты тоже… что я тебе тоже нужен. И я буду приезжать к тебе, если ты того захочешь, и я еще успею тебе надоесть.

— Коннор, всё это случилось…

— …не из-за тебя, — он снова упрямо замотал головой. — Всё это — результат безумия твоего бывшего, и он за это ответил, и шериф это знает, и я это знаю, и я в этом не сомневаюсь. Ты просто хотела нормально жить, ты всё для этого сделала, и я охрененно горжусь тобой. А если ты ещё хоть раз скажешь, что ты виновата, я укушу тебя за нос!

— Ты ведь так не думаешь, — он ведь и правда не мог так думать всерьез. Не мог быть… таким.

Хотя нет, мог. Она знала: Коннор Дуглас — мог.

— Именно так и думаю, — Коннор поддел кончик её носа своим. — Твой бывший придурок и наркоман, который планировал тебя напугать до чертиков, а потом убить, и он хотел бы, чтобы бы ты усиралась от чувства вины и грызла себя, но я не позволю тебе этого делать. Он свихнулся и сотворил с собой какую-то херню, но теперь он сдох. Туда ему и дорога.

— Но…

— Я люблю тебя, Хизер.

— Коннор… — она сама не знала, что ещё хочет сказать, в чем убедить упрямого, глупого мальчишку, который ничегошеньки-то не понимал, и у неё заканчивались слова, да и желание переубеждать тоже заканчивалось.

Будет ли он любить её, если его отца найдут мертвым? Будет ли он думать о ней так же, понимая, что это случилось из-за неё?

Если, конечно, случилось.

— Я люблю тебя. И хватит решать за меня, что я думаю и чувствую, о’кей?

Хизер снова ощутила, что готова разреветься, в черт знает который раз уже за эти сутки. Слова Коннора грели ей душу. И ей вдруг совсем расхотелось спорить сейчас, расхотелось посыпать голову пеплом — хватит, наплакалась на сегодня. Она знала, что всё равно будет жрать себя за то, что Джошуа из-за неё убил столько людей; она всё равно виновата в их смерти, и ничто этого не отнимет, но…

Если Коннор так не думает — а, кажется, он так не думает, — она справится с этим. Она должна справиться с этим.

Осторожно коснувшись пальцами его губ, она покачала головой.

— Я не хочу от тебя избавляться.

«И я люблю тебя. Так сильно, что мне даже страшно»

Коннор улыбнулся.

— Тебе и не удастся.

========== Глава тридцать девятая ==========

Комментарий к Глава тридцать девятая

Aesthetics:

https://vk.cc/ceeU26 - Денни

https://vk.cc/ceeTC1 - Коннор и Хизер

https://vk.cc/ceeUgh - Крис и Мия

Денни смотрел на заключение коронера, на показания Хизер Ньюман, Коннора Дугласа, Криса Баттлера и Марка, на объяснения Райли Арчера, и знал, что ему придется свести их к одному знаменателю. Да, они все, плюс-минус, говорили одно и то же, но всё равно любая версия казалась шитой белыми нитками.

Хотя, наверное, даже такая версия лучше, чем никакая.

Приплести к делу Джошуа Риджа еще и смерти Сандерса, Рори, Джеммы и Кая не получалось — для этого, как Денни уже понял, пришлось бы не только проводить эксгумацию трупов и повторную экспертизу, но и сводить все ниточки воедино ещё более дурацким способом, а ещё — пояснять, каким оружием были убиты предыдущие жертвы.

По ситуации в школе, по крайней мере, всё казалось ясным — у Джошуа Риджа наверняка было какое-то оружие, которое полиция не нашла, что-то типа перчатки с когтями, как у Фредди Крюгера в старых ужастиках. Каким-то образом он разорвал брюшную полость Нэнси и ранил Коннора и Марка, когда они оба вступили с преступником в борьбу. Крису досталась только черепно-мозговая. Необъяснимая сила? Наверняка какой-то растительный индейский наркотик, неизвестный медицине; он ведь был из чероки, кто знает, что скрывают их традиции?

Хреново, но версия была относительно жизнеспособной. И могла понравиться как полиции штата, так и Скарборо. Даже если оружие не было найдено.

Однако сам Денни знал, что видел.

Чудовище, после смерти снова ставшее переломанным, изуродованным человеком. Существо, отшвырнувшее в стенку школьника — простой алкоголик, да ещё и такой худощавый, каким оказался Джошуа Ридж, так бы не смог. Монстра, с которым пришлось бороться его лучшему другу.

Он видел оживший кошмар.

Его уверенность в том, что все преступники — люди, такие же, как он, как его соседи, быть может, живущие где-то в городе и точно так же ходящие на работу, потерпела сокрушительный удар. Денни работал, собирал доказательства, заполнял формы, звонил в полицию штата, но что-то внутри постоянно шло трещинами, потому что он понимал — рассказать, что он действительно видел, никогда не получится.

Да и понимал ли он до конца, что это было?

А Марк, казалось, вовсе не удивился, не оцепенел от страха. Он четко знал, что делать.

И у Денни было к старому другу много вопросов.

Он вспомнил, как Марк осторожно подводил его размышления к тому, что кого-то из жителей Баддингтауна, возможно, приезжих, преследует прошлое — и подумал: неужели Марк что-то знал? И откуда?

Зазвонил телефон.

На экране высветилось имя Грея, и Денни принял вызов.

— Грей?

— Ну и срань же ты мне прислал, шериф, — без приветствий сказал коронер. — Два трупа, один выпотрошен, второй переломан.

— Да знаю, — Денни потер лоб. — Этот чокнутый напал на группу людей в старшей школе нашего города. Его бывшая жена опознала, но одну из жертв он убить уже успел. Оружие так и не нашли.

— Конечно, не нашли, — хмыкнул Грей в трубку. — Это были его ногти и зубы. Понятия не имею, как он это сделал, но характер повреждений говорит именно об этом. Засохшая кровь и кожа убитой была обнаружена у него под ногтями. Это выходит за рамки моего понимания. Так же, как и следы зубов на предыдущих жертвах.

— А его повреждения?

— Переломам костей уже несколько месяцев, а то и полгода, они срослись быстро, что уже странно. Наркотических веществ в крови не обнаружено, однако проверялся он только на известные наркотики, поэтому небольшой шанс на что-то, неизвестное обычной экспертизе, остается. Умер он от огнестрельного ранения, одна пуля пробила легкое и обеспечила ему смерть. Это если по-простому. По-сложному увидишь в документах.

Денни оперся о спинку кресла. Прикрыл глаза.

— Как думаешь, возможно ли доказать, что предыдущие жертвы — тоже его рук дело?

Он знал, что нельзя, но всё же спросить был обязан.

Грей кашлянул.

— Сомневаюсь. Только если добудешь мне разрешение на эксгумацию, но и тогда результаты весьма сомнительны. Сам понимаешь, следы острых зубов, похожих на звериные, как орудие убийства здесь к делу не приложишь.

Так Денни, собственно, и думал.

Быть может, и к лучшему, что не удалось привязать предыдущие смерти к Джошуа Риджу. Появление не просто психа, решившего прикончить сбежавшую бывшую жену, но серийного убийцы без мотива, всколыхнуло бы город ещё сильнее. Правда, с желанием прикончить Хизер Ньюман вовсе не вязалась смерть Нэнси, но, раз уж он был чокнутым, его могли просто разозлить.

Всё равно убийца мертв, и со стола патологоанатома никуда не денется. Убит при попытке ареста.

Денни попрощался с Греем и вернулся к своей бумажной работе. Это помогало ему не свихнуться. В участке он был один: на должность Кая он пока никого не взял, единственный оставшийся стажер уже ушел домой, а Райли попросил недельный отпуск и уехал к семье.

Денни охотно его отпустил. Он понятия не имел, как Райли удалось приехать так быстро. Пусть между Баддингтауном и Бакспортом - пятнадцать минут езды на машине, нужно ведь еще ехать по городу.

Главное, что успел.

Выстраивая сначала в голове, а потом на бумаге более-менее складную историю, Денни курил сигарету за сигаретой. Вопросы к Марку у него всё ещё оставались.

*

— Я тебе должен, — Марк щелкнул кнопкой зажигалки. Пламя взметнулось вверх, опаляя кончик сигареты. — Тебе здорово попало за то, что втянул в задержание гражданских типа меня.

Денни хмыкнул.

Они сидели во дворе дома, в ногах у Марка стоял рюкзак — он собирался возвращаться в Калифорнию, самолет из Бангора улетал на следующий день.

— День Благодарения сослужил мне хорошую службу. Я сказал, что отвозил тебя до мотеля, но поступил вызов, и я не мог терять времени. Мне попало только за то, что оставил маньяка на Райли, а сам бросился спасать Дугласа и остальных. Должно быть наоборот, но шеф полиции штата не идиот. Он знает, что жизнь не идет по должностной инструкции.

Денни всё ещё понятия не имел, хочет ли знать, что за существом на самом деле был Джошуа Ридж. Высокий, острозубый монстр и без того приходил к нему во сне каждую ночь; и каждую ночь Денни не успевал спастись от него, а зубы щелкали у самого лица, грозясь содрать кожу с костей. Он просыпался с коротким вскриком, весь в поту, снова и снова будил Айрис, но на все её расспросы отмахивался: воспоминания о последних убийствах, не более.

Не хватало ещё и Ри впутывать в эту историю.

За эти несколько дней он сам-то с трудом кое-как сумел уложить в голове то, что видел. Смирился, что это было что-то странное. Успокоился, хотя первые сутки от одних воспоминаний руки тряслись.

Нужна ли была ему правда?

Скорее да, чем нет. Ему всегда была нужна правда.

Денни стряхнул пепел в первый снег, тонким слоем покрывающий пожухлую траву. Свинство, конечно… с одного раза ничего не случится — идти за пепельницей в дом было страшно лень. Денни без того чувствовал себя, будто по нему проехался асфальтоукладчик.

— Что это было, Маркито? — затягивать расспросы не было смысла. Денни вовсе не был уверен, что хочет знать верный ответ, но всё равно надеялся, что у друга есть хоть какое-то рациональное… хоть какое-то, к Дьяволу, объяснение! — Что это была за хрень?

Марк затянулся, выдохнул долгую струю дыма.

— Если я скажу, что некоторые индейские ритуалы вызывают изменения сознания и тела, этого тебе хватит?

Изменения сознания и тела? Он, что, принимает Денни за идиота? Ни одна травка, ни один наркотик не могли вызвать такие физические перемены!

— Не поверишь, — Марк сделал верные выводы. Вздохнул. — Есть пиво? История будет долгой.

Денни ушел в дом и вернулся с двумя банками «Хейнекена».

Где-то посреди рассказа ему алкоголь встал поперек горла, и он отставил пиво в сторону. Потряс головой.

— То есть, ты хочешь сказать…

— Можешь считать меня сумасшедшим, — просто сказал Марк. — Ты сам всё видел.

Верить в историю о духах, вселяющихся в людей, Денни отказывался. Что-то внутри протестовало, орало, что такого не бывает, что мир не может вынести столько кошмаров, потому что люди сами приносят их достаточно. Да только увиденного собственными глазами он из памяти тоже вырезать не мог.

Он знал, что переломанная, едва ли человеческая фигура будет сниться ему до конца жизни. Наверное, лишь крепкие нервы да годы службы в полиции позволили ему после такого остаться в своем уме. Пока что. Все прошедшие несколько дней он был слишком занят бумажной работой, чтобы всерьез задумываться о реальности произошедшего, а теперь…

От каждого слова, произнесенного Марком, у него волосы на голове шевелились, и далеко не от ветра. Затылка будто касались ледяные пальцы, и от этих фантомных прикосновений хотелось орать, не переставая.

— Я не знаю, что я видел, — хрипло произнес Денни. — И твой рассказ мне ничуть не помог. Духи, ритуалы, месть… чероки… я не уверен, что хочу верить в это. Для спокойствия моей же крыши.

Марк согласно кивнул.

— Я понимаю. И я не думаю, что тебе есть, чего бояться. Спасибо Райли.

Денни потер лицо ладонями.

Да уж, спасибо Райли. Мальчишка повёл себя молодцом.

Ему всё казалось, что Марк чего-то недоговаривает. Полицейское чутье не ошибалось, но хотел ли он расспрашивать, хотел ли слышать ещё больше о том, что в корень херачило его мировоззрение?

Он подумал и решил, что нет.

Если сейчас на рассказ Марка он отреагировал довольно спокойно — увидеть, значит поверить, — это не значило, что в будущем его не накроет осознанием, насколько чертовски хрупка грань между рациональным и паранормальным, и как легко слететь с катушек от этого.

Лес, подступающий к окраинам города, молчал.

Сколько ещё жутких существ могло скрываться в его мнимо-спокойной чаще?

Да к черту.

— Может, однажды, я попрошу тебя рассказать всё то дерьмо, которое ты ещё не рассказал. Но уж точно не сейчас. В задницу весь этот пиздец, давай лучше допьем гребаное пиво.

Денни не стал спрашивать, что из всего этого знает Кира. И так было ясно, что ничего.

А ещё он понимал, что никогда бы и половины этой истории не рассказал Айрис. Если уж тащить на себе этот груз, то одному. Даже если с сегодняшнего вечера и до конца дней ему придется пить успокоительное и раз за разом выковыривать хоть какое-то рациональное объяснение, которое он сможет принять.

— В любом случае, что бы ни произошло с этим парнем, кукуха у него летела знатно, — подытожил Денни. — Нужно быть чокнутым, чтобы устроить такой ад бывшей жене.

Пожалуй, в такую версию он мог поверить. Как бы то ни было, Джошуа Ридж был сумасшедшим. Возможно, достаточно сумасшедшим, чтобы не остановиться на мести Хизер Ньюман и продолжить своё кровавое путешествие.

Хорошо, что он сдох.

Однажды Денни сможет поверить, что изменения в облике и физической силе Джошуа произошли вследствие болезни. Шизофрении, например. Или наркотической зависимости. Однажды это станет вполне приемлемым объяснением.

Однажды.

А может, и нет.

По взгляду Марка, Денни понял, что тот знает, о чем он думает — и одобряет.

*

Хизер Ньюман сдержала слово и уволилась. Денни заехал в кафешку миссис Гибсон как раз вовремя, чтобы застать теперь уже бывшую учительницу за погружением вещей в багажник её небольшой старенькой машины. Коннор и Крис помогали ей; голова последнего всё ещё была залеплена пластырем на бритом затылке, а рука у Коннора ещё не зажила до конца и болталась на перевязи. В кафешке высокая, худощавая девушка упаковывала в коробку половину ароматно пахнущего пирога.

Вряд ли кто-то из них быстро забудет историю, случившуюся здесь, но, по крайней мере, обычная жизнь снова начала вступать в свои права.

— Мия, деточка, упаковывай получше, — суетилась миссис Гибсон. — Вдруг в дороге выпадет?

— Не переживайте, — отозвалась девушка, — я на упаковке товаров собаку съела! — заправив за ухо длинную светлую прядь, она споро перевязала коробку веревкой.

Денни забрал свой кофе и вышел на улицу. Хотел попрощаться с Хизер, но остановился в тени, заметив, что она разговаривает с Коннором. Теперь, когда она больше не преподавала, об их отношениях люди в городе всё-таки узнали, однако оба всё ещё осторожничали, и Денни подумал, что это, в общем-то, правильно.

Хотя всё дерьмо, случившееся в городе, произошло из-за приезда в него Хизер, её вины в том уж точно не было. Если бы люди, вступая в брак, знали заранее, что их избранник — чокнутый, можно было бы избежать многих несчастий, но жизнь так не работает.

Она вообще чаще всего колотит вас по жопе.

Коннор коснулся ладонью лица Хизер, большим пальцем провел по щеке, что-то вполголоса ей сказал. Денни не слышал, что именно, да и не хотел слышать. Глядя на них, он подумал: что бы ни случилось и какая сверхъестественная дрянь не нарушила границы этого гребаного мира, пока люди могут любить друг друга, всё не так уж и плохо.

— Готово! — с грохотом Крис Баттлер захлопнул багажник машины. — Упс, извините, — захохотал, поймав недовольный взгляд Коннора. — Кто же знал?

Коннор с Хизер считали, будто на них напал съехавший с катушек бывший муж Хизер. В какой-то степени так и было — Джошуа был в достаточной степени сумасшедшим, чтобы пригласить в себя духа. Или думать, что пригласил. Вера иногда тоже творит чудеса.

На допросе Крис тоже подтвердил, что плохо помнит произошедшее в школе, но почему-то Денни ему тогда не поверил.

— Шериф, — Хизер подошла к нему, — я не успела толком поблагодарить вас…

— Не думаю, что благодарить надо меня, — Денни пожал плечами. Он отлично знал, что на самом деле героями были Марк и Райли, а он просто помогал тем, кому его помощь была нужнее.

Покачав головой, Хизер коротко улыбнулась.

— Не стоит себя недооценивать. Я не успела увидеть вашего друга до его отъезда, как и Райли, и мне жаль, что они так и не узнали, как я им благодарна.

— Я им передам, — Денни улыбнулся в ответ.

Он подумал: Хизер приняла верное решение. Незачем ей мозолить глаза людям в городе, пусть поутихнут разговоры и всеобщий ужас от случившегося. К счастью, никто так и не связал первые смерти с происшествием в школе — кое-как слепленной версии о преследующем школьную учительницу сумасшедшем бывшем муже оказалось достаточно. С годами это превратится в городскую легенду, которой пугают младшеклассников старшие братья и сестры, а ученики будут на спор пытаться проникнуть в школу ночью, чтобы увидеть дух «того чокнутого». Время лечит любые раны, хотя шрамы на сердце города остаются всегда.

Вряд ли Коннор был рад решению Хизер — Денни и сейчас видел по его глазам, как ему хреново. Хотелось сказать: успокойся, парень, твоя девушка уезжает в Портленд, а не в Лос-Анджелес, ты сможешь навещать её на выходных, когда захочешь. Придется провести пару-тройку часов в автобусе или за рулем, но не похрен ли, если любишь?

Зато она жива, парень. Цени это.

И, наверное, Коннор ценил.

Когда Хизер отошла, чтобы проверить свой багаж и закинуть рюкзак на заднее сидение, он произнес:

— Я рад, что вы откликнулись на мой звонок, сэр. Хрен бы я там справился без вас.

Денни сжал его плечо.

— Не думай об этом. Смотри в будущее, Коннор.

«В прошлое за тебя посмотрит кто-нибудь другой»

И почему-то Денни думал, что в это прошлое придется оглядываться ему. Некоторые тайны могли быть тяжелым бременем на плечах, но он знал, что будет нести их, сколько нужно, если Баддингтауну от этого будет спокойнее.

Наблюдая за прощанием Коннора и Хизер, за Баттлером и его милой девушкой, о чем-то шутливо спорящих внутри кафе, Денни отчетливо понял: он будет хранить секрет о существовании духов столько, сколько нужно, пока его психика не решит, что всего этого не было.

А город постепенно возвращался к обычной жизни.

Как и всегда.

========== Эпилог ==========

Комментарий к Эпилог

Вот и финал. Я буду скучать по этой истории. А вы?:)

Aesthetic: https://vk.cc/cer1gz

https://t.me/RCFicbook - кстати, вот здесь можно найти множество классных историй по самым разным фандомам :)

Бен Дуглас так и не вернулся домой.

Даже после случившегося в Баддингтаун Хай, шериф Тейлор продолжал поиски, но ещё через неделю пришлось объявлять его пропавшим. Следы его не обнаружились даже в соседних городах, хотя шериф, под шумок, постарался подключить и полицию штата.

Без толку. Он как будто сквозь землю провалился.

Быть может, он тоже повстречался с Джошуа Риджем. Коннор был уверен, что именно бывший муж Хизер убивал жителей городка в бессильной злобе и попытке запугать и добраться до своей цели. Если бы Райли не пристрелил его, Коннор бы сдох, но прикончил эту тупую, злобную тварь. Кем бы эта тварь ни была.

Школьный кошмар, такой живой в памяти первые недели, со временем поблек — в том числе и с помощью психолога, к которому всё-таки пришлось обратиться. Коннору повезло: ему попался специалист, способный работать с посттравматическими расстройствами. Постепенно, сеанс за сеансом он тащил из Коннора всё дерьмо, что тот носил в себе годами, и к весне… стало легче.

Рациональность, которую удалось включить ещё после успокоительного, которое ему вкололи врачи, окончательно победила.

Да, на них напало чудовище, но оно было в человеческом обличье. Коннор ещё с разговора с шерифом в больнице понимал, что ни его разум, ни разум Хизер и Криса не смогли в тот момент соотнести обычного человека и весь пиздец, который он творил, и в их воображении Джошуа Ридж превратился в монстра. Которым он и был, но только внутри. А психолог только подтвердил его убеждения и не позволял засомневаться в них.

От этого реально становилось легче.

А ещё… он продолжал видеться с Хизер. Ездил к ней через выходные, пользуясь, что больше она его преподавательницей не была, и дни — и ночи, — которые они проводили вместе, помогали Коннору продержаться следующие пару недель, заполненных учебой и работой в кинотеатре. И пережить пропажу отца.

Где-то в глубине души Коннор знал: отец мертв. И, хотя раньше он не понимал, расстроится ли его смерти, теперь он знал точно: смерть близкого человека чертовски болит. Даже если ты её просто предполагаешь. Он вспоминал, как отец таскал его на охоту и рыбалку, как учил разбираться в моторе, и слёзы горьким комом подступали к горлу. Коннор смаргивал их и шел готовиться к тестам или работать. Или тренироваться. Или звонил Хизер, и они разговаривали, пока он не засыпал с мобильником в руке.

Отец не был хорошим человеком. Но всё же не был и последним мудилой.

— Ты всё же любил его, — Хизер перебирала волосы Коннора, пока он валялся на диване, примостившись головой у неё на коленях. — И это нормально. Я тоже люблю своего отца, хотя он всегда и считал, что, уехав из Техаса, я поступила по-идиотски. Но он никогда не знал всей истории.

Коннор приподнялся на локтях.

— Может и любил, — он закусил щеку. — Но недостаточно, чтобы горевать так, как горевала мама или Кэрри.

— Просто они ощущают по-другому.

Хизер, как всегда, была права.

К маю и эта боль притупилась.

Коннор слышал: мать всё ещё иногда плакала по ночам, скучая по отцу, и у него сердце сжималось от её печали. Она полагала, отец ушел от них — наверное, для неё это было своеобразным успокоением. Больно, однако не так, если бы он умер. Она и Кэрри убедила, что отец их бросил, и Кэрри поверила, хотя обстоятельства исчезновения вообще о внезапном побеге не говорили.

Лучше так.

Они справятся. Коннор знал это.

К маю Кэрри снова улыбалась.

На выпускной Коннор идти не собирался. Он забрал аттестат об окончании старшей школы, а утром следующего дня уже укладывал кое-что из своих вещей в рюкзак. За остальными вернется потом. Ехать-то тут — три часа на автобусе, подумаешь.

Его ждал Портленд. И Хизер, которая понятия не имела, когда он приедет. Коннору ужасно хотелось сделать ей сюрприз. Увидеть её улыбку. Обнять её и весь мир послать нахер, потому что им удалось пройти через все дерьмо, что этот мир им подсунул, и не сломаться.

Хизер исцеляла его. Любила его. А Коннор любил её, со всем её прошлым, с её сомнениями и страхами, со всей её внутренней силой. Хотя к пониманию, что это любовь, они пришли не то чтобы быстро. Даже после случившегося в школе.

В больнице Коннор сказал, что любит Хизер, но осознал и прочувствовал это куда как позже.

Да, он понимал, что им придется притираться друг к другу ещё долгое время, и он верил, что всё у них получится. Обязательно.

Они справятся.

— Ты будешь приезжать? — Кэрри переминалась с ноги на ногу, стоя на дорожке около дома. — Я знаю, что Портленд недалеко, но…

— Эй, мелкая, — Коннор вскинул брови. — Ты что, думаешь, я тебя кину?

Кэрри вздохнула, отвела глаза.

Где-то в доме возилась с дорожным перекусом мама, хотя никакого перекуса на три часа пути вовсе и не требовалось — в Портленде поест.

— Ты будешь слишком занят мисс Ньюман.

— Не настолько, чтобы забыть свою малявку-сестру, — ухмыльнулся Коннор и распахнул руки. — Иди сюда.

Всхлипнув, Кэрри нырнула в его объятия, ткнулась носом в футболку.

— Я еще до больницы знала, что вы… ну, вместе, — она шмыгнула. — Я видела, как мисс Ньюман беспокоилась о тебе, когда Рори тебе нос разбил, а потом вы заперлись в школьной кладовке. Я же не дурочка. Прости меня, прости, я должна была сказать, что всё знаю, но потом на тебя напали, и…

Захотелось рассмеяться. Он фыркнул, похлопал сестру по спине. Надо же, догадалась она…

— Да всё в порядке, мелкая. Теперь уже насрать.

Теперь уже все знают.

Маме удалось всучить ему контейнер с бутербродами, и Коннор с трудом запихнул его в забитый под завязку рюкзак.

— Я же приеду через выходные, — он поцеловал мать в щеку, крепко обнял. — Я не в Калифорнию уезжаю, я даже за границы штата не свалю.

Она махнула рукой.

— Ты не понимаешь.

Фраза «без тебя у меня останется только Кэрри» повисла в воздухе, но Коннор чувствовал, что именно это мать и хотела добавить. За последние полгода в копне её темных волос появилась седина, а тени под глазами стали ещё глубже.

На мгновение Коннору отчаянно захотелось ещё немного задержаться дома — просто убедиться, что и с мамой, и с Кэрри действительно всё будет хорошо. Но билет на автобус жег ему карман.

— Я позвоню, мам, — произнес Коннор мягко. — Сразу, как приеду в Портленд.

«И однажды заберу тебя. Просто сейчас нам забирать тебя некуда»

— Хизер тебя не встретит?

Он мотнул головой.

— У неё сегодня работы под завязку, — черт, ему и самому хотелось бы увидеть Хизер на автовокзале Портленда! Обнять её, зарыться лицом в её волосы, целовать. Но сюрприз есть сюрприз, да и перед выпускным балом у учителей дел по горло, так что он не соврал.

За прошедшие полгода мать смирилась с его отношениями с Хизер, но Коннор понимал: до полного принятия ещё долго, и он уважал свою семью в достаточной степени, чтобы не форсировать события и никого ни к чему не подталкивать. Маме придется смириться с Хизер, и рано или поздно это случиться. Главное — не раздражать её лишней информацией и не давить.

С Кэрри было проще. Хизер ей всегда нравилась.

Они привыкнут.

— Лови ключи, мелкая! — он вытащил из кармана связку и кинул сестре. Кэрри едва успела поймать их и недоуменно уставилась на брелок со знаком Бэтмена. — Только тачку мне не угробь, она и так едва на ходу.

Взвизгнув, Кэрри снова бросилась ему на шею.

— Я не подведу!

— Давай, садись в машину, — мама поджала губы, изо всех сил стараясь не заплакать. — Довезу тебя до автовокзала.

Дойти пешком было бы проще, но Коннор согласно кивнул. Он и сам был рад побыть с семьей ещё недолго.

Проезжая мимо автомастерской и заправки, где работал отец, Коннор увидел Райли, отцепляющего шланг от чьего-то автомобиля. Семья Арчер всё же вернулась в город, но работать в полиции Райли больше не захотел, и его можно было понять.

Сглотнув, Коннор отвернулся к Кэрри, сидящей на заднем сидении.

— Смотри, не дури мне тут, мелкая, — потянувшись, он щелкнул её по носу. — А то как начнешь со всеми парнями мутить, а преподам потом их драки в твою честь разнимать!

*

Автобус остановился на станции Портленда. Коннор подхватил рюкзак, радуясь и тому, что доехал, и возможности уже размять затекшие ноги. Перекус, всученный матерью, пригодился — в пути, глядя, как проплывают мимо сосны да ели, он почему-то страшно проголодался.

Несмотря на весь кошмар, что пришлось пережить и ему, и другим, Коннор не начал бояться лесных массивов. Лес был в Мэне всегда, лес останется здесь, даже когда и если исчезнут все города, а от людей останутся только воспоминания. Деревья будут шуметь кронами, ловя ветер в свои сети, а их макушки будут стремиться прорвать небо.

Здесь, в городе, об этом не хотелось думать.

Коннор потянул носом. Воздух в Портленде был совсем другим — он будто пропах близостью Атлантики, и ему это нравилось. В груди, где-то за ребрами, поселилось смутное ощущение, что и город ему понравится.

Чтобы добраться до портлендской старшей школы, где преподавала Хизер, ему пришлось снова усесться на автобус. Улицы Портленда были заполнены людьми — непривычно шумные, даже более шумные, чем в Бангоре, они были полны магазинов, административных зданий и просто жилых домов. Здесь всё было иначе, ощущалось иначе, и Коннору казалось, что он наконец-то сбрасывает свою старую жизнь к чертям, как змея сбрасывает кожу.

Школьный двор полнился старшеклассниками. Они разбредались по территории, садились в машины, ждали школьные автобусы, зная, что впереди у них — все лето развлечений и только частично — работы, ведь бабки на колледж нужны всем. Несколько девчонок попытались флиртовать с Коннором, но на все их попытки ему было плевать.

От близости встречи с Хизер у него теплело в животе.

Сраные бабочки, требующие хэппи-энда.

Прислонившись спиной к дереву, растущему напротив школьных ворот, Коннор ждал.

Постепенно двор опустел, и только тогда Хизер, что-то ищущая в сумочке, вышла из школьного здания и спустилась по ступенькам.

Телефон у неё пискнул сообщением.

«Подними голову»

Коннор наблюдал, как статус сообщения меняется у него на экране с «доставлено» на «прочитано».

Хизер подняла на него взгляд и заулыбалась.