Невозможное (СИ) [Татьяна Викторовна Тихонова] (fb2) читать онлайн

<p>

 </p>

   За окном обрушился дождь. Налетел, согнул деревья, погремел чем-то там на балконе, вылил тонны воды и стих до малого. Теперь дробью монотонно стучал по карнизу. Мишин, упёршись лбом в стекло, руками - в подоконник, уже некоторое время уныло смотрел с высоты четырнадцатого этажа на плывущие внизу разноцветные зонты, дождевики, рекламные баннеры. В комнате за спиной Вера рассказывала Рио новости.

   Мишин повернулся, скрестил руки на груди, закрыл глаза. Он слушал. И рад бы не слушать, но не получалось. Так уж вышло, что он не мог не слушать Веру. Не мог не смотреть. Любил он Веру, что ли, - осторожно думал он иногда. Наверное, по-своему любил, но слова этого не любил. Даже спорил с Чураковым, что нет никакой любви, только вот такое совпадение людей, когда им хорошо вдвоем. Ну так и с другим может совпасть. Тогда и получается трагедия, потому что другой еще продолжает совпадать с прежним. Да разве это для первого имеет значение? Просто уже не совпадает для двоих! Что тут непонятного? Это не любовь. Любовь - это как в книжках пишут, когда даже и до крови по локоть! Или стихи из тебя неосознанно лезут, но это вот всё осталось там, в прошлом веке, сейчас так не бывает! Сейчас люди не те! Мы рациональные, - шумел в запале он...

   Вера же говорила и говорила, и поворачивалась вслед за Рио, который убирался в комнате. Домашний помощник, он был так устроен - помогать, слушать, включаться во все дела хозяев.

   Они долго спорили, каким должен быть этот самый домохозяин. Вера считала, что красивым, в доме всё должно быть красивым или хотя бы радовать глаз. Мишин смеялся и отмахивался: "По мне он должен быть функциональным". Уж в функциональности Рио не откажешь. Мишин понял, что давно наблюдает за Рио. И раздражённо отметил, как помощник отвёл в сторону руку Веры, пытающуюся переключить каналы на видео стене, переключил канал, вытер пыль на столике, подал кофе Вере и ответил:

   - Латте, как ты просила.

   "Быстро. Сколько прошло, как мы его купили? Две недели? Три? Она переключила свой диалог с ним на дружеский".

   - Да, спасибо. Всю дорогу мечтала о кофе! Ты его варишь особенно вкусно, Рио. Так вот! Мы с Говорухиной зашли на выставку неожиданных товаров. Представляешь? Мишин, ты слышишь? Выставка неожиданных товаров!

   - Да?! - деланно удивился с кухни Мишин, развернулся и включил чайник, достал банку растворимого кофе. Кофе от Рио сейчас встал бы поперек горла. - Что бы это могло быть?

   - Мы торопились. Обед, сам понимаешь. Там я купила одну вещицу. На кухне, на шкафу. Видишь?

   Мишин поднял глаза. Ничего. Развернулся. А, на другом шкафу! Странно. Действительно, неожиданно.

   - Это ступка. А кто-то из посетителей сказал, что опасно держать ступку дома, плохая примета.

   - С чего бы? - пробормотал Мишин, заварив кофе, насыпав сахар и принявшись размешивать.

   - Вот и я удивилась! - рассмеялась Вера.

   Смеялась она самым чудесным образом. Очень мягко, при этом появлялись ямочки на щеках, а грудной ее смех заставлял улыбнуться хоть кого, кто оказывался рядом. Мишин и улыбнулся. "Чего взъелся на этого домохозяина?" - подумал он.

   А Рио сказал, приподняв Веру и пересадив в кресло, передвинув диван и пропылесосив под ним:

   - Ступка в доме - к покойнику.

   Мишин опешил, сел на табурет и хлебнул кофе. Обжёгся и скривился. "Всё-таки гад он", - подумалось опять. А вслух буркнул с кухни:

   - Какие в наше время покойники, бред! Откуда такая экспрессия...

   - Администратор, он из ваших, Рио, начитанный, наверное, как ты, тоже так сказал, - Вера вздёрнула решительно подбородок. - Я хотела запустить в него ступкой! А Говорухина странно засмеялась, сказала: "Да в ней килограмма четыре!" и утащила меня оттуда. Что за люди, всё настроение испортят!

   Мишин промолчал. "Настроение испортят, - подумал он, - вечно как что-нибудь скажет... То ли ей жаль, что зря ступку купила, то ли что ступкой запустить не дали - было такое настроение, да всё испортили... Четыре килограмма?" Мишин хмыкнул. Он пил кофе и смотрел на ступку. Вернее, на один её, видневшийся снизу, бок. Аккуратная такая, на ножке, с ушками-ручками. Неужели, бронза? Даже прозелень виднеется? Подделка? Мишин встал, подтянул табурет и взгромоздился на него. Провёл пальцем по ножке. Поднял пестик. Кивнул сам себе - вещица внушительного веса, да, тяжело легла в руку. Он слез. Продолжил пить кофе, он уже ненавидел его.

   А за спиной разговор стих. Рио переместился с уборкой в прихожую. Вера смотрела сериал. Мишин допил кофе, машинально слопал все печенья в вазочке на столе. Любимые Верины, никогда их не ел - отметил он растерянно, но что уж теперь. И ушёл к себе. Рио проходил мимо и закрыл дверь в его, Мишина, комнату! Мишин обиженно поджал губы, уставился в окно. Про работу думать не получалось, а надо бы всё ещё раз проверить, завтра проект сдавать. За окном в прорехи чёрно-серых обрывков туч проглядывало солнце.

   "Роман конечно сам по себе - страсти египетские те ещё, - думал Мишин, щурясь на солнце. - Нет, ну в самом деле, трудно же себе представить, как можно так сойти с ума, чтобы в кровищу влезть по локоть в буквальном смысле из-за девицы".

   Он подумал, а из-за чего он мог бы "в кровищу влезть по локоть"? Из-за Веры? "Да ну, мы взрослые люди, разойдемся по-хорошему, останемся друзьями, Рио я ей и так отдам... Новенькая в отдел симпатичная пришла", - благодушно улыбнулся Мишин, откинувшись в кресле. И решил, что тут и сомнений быть не может, никаких смертоубийств он не осилит. Это ж какой накал страстей требуется, чтобы вот так... Да и вообще на героя он не тянет, ни на отрицательного, ни на положительного. Белых коней у него нет, шпаг тоже, и даже забрала. И даже ступки... Нет, ступка теперь была. Мишин представил пестик в руке. И кивнул сам себе: "Невозможное. Ну не знаю... Только спасти если кого, идёшь по тёмной аллее, иногда ведь сам от себя не ожидаешь, вдруг всякое такое... и пестик в кармане..." Он расхохотался, один, сам с собой, как идиот.

   Встал, пошёл Вере рассказать, распахнул дверь. И остановился. Свет был приглушен. Вера спала на диване, пушистые волосы разметались по подушке. На Веру наброшен плед. И ушко закрыто, как она любит. "Наброшен, да... Сам так не укроешься, ни складочки, - проворчал про себя Мишин, - Рио хлопочет... хлопотун пластмассовый, или он не пластмассовый? Из чего делают эти саморазвивающиеся интеллекты?"

   Он потоптался возле Веры и ушёл спать в одиночестве. Долго ворочался, смотрел что-то на видео панели, кажется, "придурошный хоррор, ну не страшно ведь, кто-то сам боится и пишет-пишет. Под одеялом", - как говорила обычно Вера. Уснул он незаметно. Проснулся в холодном поту - приснилась Верочка под пледом с Рио, возились они очень шумно, н-да... поэтому и проснулся. Убил бы... Мишин сел на кровати, зло уставился на себя в зеркало. Отвёл глаза. Чёрт, на лице его такое отчаяние... Он помотал головой, выдохнул. "Надо выпить кофе, крепкий!" - подумал и решил выбросить всё из головы.

   Улыбнулся. Верин голос раздавался из кухни:

   - Ты знаешь, всю ночь шёл дождь. Я вроде бы спала, но слышала его. Идёт и идёт. Как время летит, опять скоро осень. Листья желтеют, но цветут георгины, люблю георгины. Однолетние, они как солнышки разноцветные, невысокие и славные. На меня опять напала депрессия, Рио. Сегодня пойду в гипермаркет, буду бродить в толпе, зайду в парфюм. Когда так тоскливо, мне почему-то надо, чтобы было много людей, очень много. Пусть они бегут мимо, разговаривают, кричат, смеются, пусть просто идут и молчат. Мне надо потеряться в толпе, почему-то становится легче среди незнакомых людей. И много духов. Правда, я потом от них как пьяная. Поэтому зайду попью чай. Там, в маленькой чайной на втором этаже, чудесные миндальные пирожные... Мишин, я тебе куплю, знаю, ты их любишь, - крикнула она.

   - Да, Вер, пойти сегодня с тобой не смогу. Купи. Но ведь съешь их по дороге домой, я тебя знаю, - рассмеялся Мишин, входя в кухню.

   - Ох, ты прав, эта осень, я схожу с ума, могу идти и идти по усыпанным листьями аллеям. Воздух стылый, горький, пронзительный какой-то. Всё, я ушла!..

   Вера стремительно вышла, хлопнула дверь.

   Мишин стоял у окна, смотрел вниз. Вера села в летучее такси. Судя по ряби на лужах, шёл дождь.

   "Что с ней? Да, сентябрь... Сейчас бы у нас был ребенок, даже и внук мог бы быть, - неожиданно для себя подумал Мишин, он вообще никогда не думал в этом направлении, а сейчас вдруг, глядя на Веру, подумал. - Если бы мы не переехали... Сколько? Да, точно, семьдесят восемь лет назад, сюда, в город вечных... Чёрт, каким же неожиданным оказалось тогда это условие, не иметь детей. "Вы же понимаете, что город вечных не резиновый, если нет естественного оттока, то и притока не должно быть. Дети есть только у самых первых жителей, тогда ещё не задумывались об этом противоречии. Ну сами посудите. Может, потом будет найдено решение, а пока..." Инспектор говорил заученно, равнодушно, или нет, привычно. Всего лишь привычно к вопросам, которые посыпались у них с Верой. Вера плакала, твердила, что не должны люди это контролировать, это страшно. Я тогда уже был принят. Она любила меня, вот уж где не может быть сомнений. Стоило ли оно того? Стоило ли... Мы молоды, как семьдесят восемь лет назад, это невероятно, черт возьми... Объездили весь мир, две профессии у неё, три образования у меня, больше не пошёл, надоело, пока не хочу. Пока?.. Это всё осень, мне вечно хочется поныть в сентябре... В сентябре ровно через год мы подписали все документы и были наконец приняты оба, прошли все-все процедуры. Говорят, изменения в генах, что-то такое. Год на раздумья и на то, чтобы завершить всё дела. Вера тогда почему-то уехала к бабушке и не появлялась весь этот долгий унылый год..."

   Рио сгружал посуду в мойку. Красивый, функциональный, точными движениями. Ни одна чашка не звякнула. Как в рекламном ролике, прилагаемом к нанимаемому работнику. Самообучающиеся интеллекты выращивались с малолетства в семьях, ходили в школы, университеты... три года назад было решено признать их право на личную жизнь и статус жителя вечного города. Даже в морду эту красивую не дашь, сядешь на пожизненное. Но пожизненного в этом городе не было, куда к чёрту девать такую прорву преступников? Их усыпляли через пятьдесят лет от начала бесконечного срока...

   Мишин вышел, закрыл дверь.

   Вера позвонила посреди дня, часа в два. Голос у нее был рассеянный и далёкий:

   - Мишин, я тебя люблю.

   - И я тебя люблю. Что случилось, Вера?

   - Абонент вышел из сети...

   Просто шла и надумала позвонить? Она и правда плохо переносила осень, тосковала по Земле, по той осени и промозглости... Почему, непонятно, вечный город всего лишь чудесная копия земных городов, да и что мог придумать человек на другой планете? Город, по которому скучает?

   Или Вера сидит в кафе с Говорухиной, выпила свой любимый местный хрис-хрис - то ли ликер, то ли коктейль, тягучий, похожий на горький-прегорький шоколад, и теперь звонит всем подряд? Так бывало. Потом она уставала общаться, звонила Мишину и признавалась в любви. Была благодарна, что он молчун несусветный? Или что устала не от него?..

   Вечером Вера домой не пришла.

   И назавтра не пришла.

   Мишин сначала впал в неподвижность. Сидел в темноте в кресле перед выключенной видео панелью, думал, что Вера вот-вот придёт. Рио опять разовьёт бурную деятельность, а Вера будет что-то рассказывать и ходить за ним, говоря, что он лентяй. Но Веры не было, и Мишин начал звонить знакомым. Потом долго кружил по окрестным улицам и паркам, надеясь, что вот сейчас она вывернет из-за угла, или окажется вон в той беседке.

   Около часа ночи позвонила Говорухина. Он уже стоял у подъезда своего дома. Говорухина зло выдала:

   - Убила бы тебя, Артём. Вечно ты будто в пуантах и пачке, ничего до тебя не доходит, а у вас между прочим сын на Земле умер. Семьдесят восемь лет, инфаркт. Артёмом звали, бабушка Верина растила, потом мама твоя. Вера пока у меня, Рио ей помогает...

   И бросила трубку.

   "Или у неё отобрали трубку. А что, бахнули по башке, как она мне сейчас, - попытался быть ироничным Мишин. Но не получилось. Не смешно. Действительно, было ощущение, что дали по голове чем-то тяжёлым и гулким. - Сын на Земле умер. Семьдесят восемь лет. И мама ничего не говорила. Боялась нам навредить, наверное. Здесь так боятся всех этих наследников, вечный город, он не резиновый... Вот так".

   Медленно поднявшись на свой четырнадцатый в прозрачном похожем на каплю воды лифте, Мишин оторопело остановился перед дверью. Вошёл.

   Рио пылесосил в комнате. Квартирки здесь маленькие, дорогущие, жизнь в вечном городе не из дешёвых. Но они с Верой любили свой дом. Красивый с каплями-лифтами, бегущими по фасаду. Мишин бросил пакетик чая в кипяток. Пока цедил чай на кухне, забрался на стул и достал ступку. Зачем она её купила? Что за странность. Вошёл Рио. Помощничек... Помогает он...Тяжёлый увесистый пестик опустился ему на голову...

   - Господи, ну как так можно, Мишин! - возмущалась самое большое через час Говорухина, заклеивая пластырем лоб Рио, подавая полотенце Мишину. Мишин, рухнув головой на стол, плакал глухо в локоть. - Хорошо, что у него корпус пуленепробиваемый, ты лишь пластик содрал, а он умник сразу телеграфировал по своей какой-то связи Верке.

   - Да, - кивнул Мишин, пробубнив туда же, куда и плакал, в локоть, слова раздавались как из колодца. Правда, он не знал, как из колодца раздается голос, только читал. - Рио сразу в сеть глобальную выходит, прямо в самую что ни на есть космическую. Крутой он парень, Кира, я знаю.

   - Сидеть бы тебе на пожизненном!

   - Да к чёрту всё, - пробормотал Мишин, отводя глаза и не желая смотреть на Веру, которая собирала вещи. Ему легче было думать, что её здесь нет. Просто нет. - Помогал он ей, ну и пусть. Уже и связь у них какая-то... В общем, переклинило меня, задёргался. Извиняюсь и все такое.

   - Да какая связь! Он ей помогал удочерить малышку из саморазвивающихся людей. Так они называются, Вер?

   Мишин ошалело молчал.

   И вдруг рассмеялся.

   Снова замолчал.

   "Ну вот, придурок в пуантах и пачке, поздравляю, ты опять всё не так понял, - подумал Мишин, скучающе прищурился, уставившись перед собой в одну точку на кроссовках Говорухиной. Кроссовки мягкие, белые, деловито ходили туда-сюда. Верины босоножки замерли на месте, спиной к нему. Он улыбнулся: - Ну что ты... иди, собирайся, или что ты хотела делать, это ведь я дурак. Да. И спрашивается, зачем были три образования? Хоть кто-нибудь во время получения оных рассказал, что так больно, когда умирает сын... едва родившийся для тебя. Она назвала его Артём. Это ведь, получается, малыш родился в тот последний год на Земле".

   Босоножки убежали в спальню. Вера зашуршала - продолжила собирать вещи.

   - Только ничего не говори! - крикнула она из спальни. - Пусть я идиотка, но люди берут на воспитание саморазвивающихся собачек, кошек, хомячков... берут ведь. Говорят всякую ерунду - чтобы кого-то любить, чтобы его кто-то любил, чтобы быть нужным, заботиться о ком-то. А один из них сказал: "Хочу убить время". Меня уже тошнит от времени. У меня его прорва, а у Тёмы... Вот и я буду его убивать!

   Мишин рассеянно крикнул ей в ответ, что да, она удивительная идиотка, что он никогда не сомневался в этом...

   Говорухина уезжала через две недели. Мишины пришли провожать ее. Было грустно. Потому что Говорухина приезжала погостить всего лишь раз в пару лет и опять улетала на Землю. Теперь ей восемьдесят с хвостиком - по её же насмешливому уточнению, и она то и дело тоскливо замолкала и уходила в себя, думая, что скорее всего прилетела в последний раз. А Мишины неуклюже шутили и планировали следующий ее приезд, требовали не откладывать.

   - А то А-51 вырастет и не узнает тебя, - ворчливо сказал Мишин и вздохнул. Как же больно всё это, расставания - нелепая штука, и с ними тяжело, и без них невозможно.

   Вера улыбнулась.

   - Зато Алька любит гулять только с ним. Он ей рассказывает сказки, Кир, представляешь. Откуда ты их знаешь, Мишин? Рио, запечатлей нас на память. Придёт ведь осень-зараза, как я её люблю, буду листать фотографии и наткнусь на эту, с некрасивым кустом.

   Они стояли возле местного куста с белыми мелкими горошинами и ветками в длинных острых шипах. Куст был огромный и странной формы. Казалось, что он радостно обнимает их своими колючими тёмно-фиолетовыми ветвями...

   За окном обрушился дождь. Налетел, согнул деревья, погремел чем-то там на балконе, вылил тонны воды и стих до малого. Теперь дробью монотонно стучал по карнизу. Мишин, упёршись лбом в стекло, руками - в подоконник, уже некоторое время уныло смотрел с высоты четырнадцатого этажа на плывущие внизу разноцветные зонты, дождевики, рекламные баннеры. В комнате за спиной Вера рассказывала Рио новости.

   Мишин повернулся, скрестил руки на груди, закрыл глаза. Он слушал. И рад бы не слушать, но не получалось. Так уж вышло, что он не мог не слушать Веру. Не мог не смотреть. Любил он Веру, что ли, - осторожно думал он иногда. Наверное, по-своему любил, но слова этого не любил. Даже спорил с Чураковым, что нет никакой любви, только вот такое совпадение людей, когда им хорошо вдвоем. Ну так и с другим может совпасть. Тогда и получается трагедия, потому что другой еще продолжает совпадать с прежним. Да разве это для первого имеет значение? Просто уже не совпадает для двоих! Что тут непонятного? Это не любовь. Любовь - это как в книжках пишут, когда даже и до крови по локоть! Или стихи из тебя неосознанно лезут, но это вот всё осталось там, в прошлом веке, сейчас так не бывает! Сейчас люди не те! Мы рациональные, - шумел в запале он...

   Вера же говорила и говорила, и поворачивалась вслед за Рио, который убирался в комнате. Домашний помощник, он был так устроен - помогать, слушать, включаться во все дела хозяев.

   Они долго спорили, каким должен быть этот самый домохозяин. Вера считала, что красивым, в доме всё должно быть красивым или хотя бы радовать глаз. Мишин смеялся и отмахивался: "По мне он должен быть функциональным". Уж в функциональности Рио не откажешь. Мишин понял, что давно наблюдает за Рио. И раздражённо отметил, как помощник отвёл в сторону руку Веры, пытающуюся переключить каналы на видео стене, переключил канал, вытер пыль на столике, подал кофе Вере и ответил:

   - Латте, как ты просила.

   "Быстро. Сколько прошло, как мы его купили? Две недели? Три? Она переключила свой диалог с ним на дружеский".

   - Да, спасибо. Всю дорогу мечтала о кофе! Ты его варишь особенно вкусно, Рио. Так вот! Мы с Говорухиной зашли на выставку неожиданных товаров. Представляешь? Мишин, ты слышишь? Выставка неожиданных товаров!

   - Да?! - деланно удивился с кухни Мишин, развернулся и включил чайник, достал банку растворимого кофе. Кофе от Рио сейчас встал бы поперек горла. - Что бы это могло быть?

   - Мы торопились. Обед, сам понимаешь. Там я купила одну вещицу. На кухне, на шкафу. Видишь?

   Мишин поднял глаза. Ничего. Развернулся. А, на другом шкафу! Странно. Действительно, неожиданно.

   - Это ступка. А кто-то из посетителей сказал, что опасно держать ступку дома, плохая примета.

   - С чего бы? - пробормотал Мишин, заварив кофе, насыпав сахар и принявшись размешивать.

   - Вот и я удивилась! - рассмеялась Вера.

   Смеялась она самым чудесным образом. Очень мягко, при этом появлялись ямочки на щеках, а грудной ее смех заставлял улыбнуться хоть кого, кто оказывался рядом. Мишин и улыбнулся. "Чего взъелся на этого домохозяина?" - подумал он.

   А Рио сказал, приподняв Веру и пересадив в кресло, передвинув диван и пропылесосив под ним:

   - Ступка в доме - к покойнику.

   Мишин опешил, сел на табурет и хлебнул кофе. Обжёгся и скривился. "Всё-таки гад он", - подумалось опять. А вслух буркнул с кухни:

   - Какие в наше время покойники, бред! Откуда такая экспрессия...

   - Администратор, он из ваших, Рио, начитанный, наверное, как ты, тоже так сказал, - Вера вздёрнула решительно подбородок. - Я хотела запустить в него ступкой! А Говорухина странно засмеялась, сказала: "Да в ней килограмма четыре!" и утащила меня оттуда. Что за люди, всё настроение испортят!

   Мишин промолчал. "Настроение испортят, - подумал он, - вечно как что-нибудь скажет... То ли ей жаль, что зря ступку купила, то ли что ступкой запустить не дали - было такое настроение, да всё испортили... Четыре килограмма?" Мишин хмыкнул. Он пил кофе и смотрел на ступку. Вернее, на один её, видневшийся снизу, бок. Аккуратная такая, на ножке, с ушками-ручками. Неужели, бронза? Даже прозелень виднеется? Подделка? Мишин встал, подтянул табурет и взгромоздился на него. Провёл пальцем по ножке. Поднял пестик. Кивнул сам себе - вещица внушительного веса, да, тяжело легла в руку. Он слез. Продолжил пить кофе, он уже ненавидел его.

   А за спиной разговор стих. Рио переместился с уборкой в прихожую. Вера смотрела сериал. Мишин допил кофе, машинально слопал все печенья в вазочке на столе. Любимые Верины, никогда их не ел - отметил он растерянно, но что уж теперь. И ушёл к себе. Рио проходил мимо и закрыл дверь в его, Мишина, комнату! Мишин обиженно поджал губы, уставился в окно. Про работу думать не получалось, а надо бы всё ещё раз проверить, завтра проект сдавать. За окном в прорехи чёрно-серых обрывков туч проглядывало солнце.

   "Роман конечно сам по себе - страсти египетские те ещё, - думал Мишин, щурясь на солнце. - Нет, ну в самом деле, трудно же себе представить, как можно так сойти с ума, чтобы в кровищу влезть по локоть в буквальном смысле из-за девицы".

   Он подумал, а из-за чего он мог бы "в кровищу влезть по локоть"? Из-за Веры? "Да ну, мы взрослые люди, разойдемся по-хорошему, останемся друзьями, Рио я ей и так отдам... Новенькая в отдел симпатичная пришла", - благодушно улыбнулся Мишин, откинувшись в кресле. И решил, что тут и сомнений быть не может, никаких смертоубийств он не осилит. Это ж какой накал страстей требуется, чтобы вот так... Да и вообще на героя он не тянет, ни на отрицательного, ни на положительного. Белых коней у него нет, шпаг тоже, и даже забрала. И даже ступки... Нет, ступка теперь была. Мишин представил пестик в руке. И кивнул сам себе: "Невозможное. Ну не знаю... Только спасти если кого, идёшь по тёмной аллее, иногда ведь сам от себя не ожидаешь, вдруг всякое такое... и пестик в кармане..." Он расхохотался, один, сам с собой, как идиот.

   Встал, пошёл Вере рассказать, распахнул дверь. И остановился. Свет был приглушен. Вера спала на диване, пушистые волосы разметались по подушке. На Веру наброшен плед. И ушко закрыто, как она любит. "Наброшен, да... Сам так не укроешься, ни складочки, - проворчал про себя Мишин, - Рио хлопочет... хлопотун пластмассовый, или он не пластмассовый? Из чего делают эти саморазвивающиеся интеллекты?"

   Он потоптался возле Веры и ушёл спать в одиночестве. Долго ворочался, смотрел что-то на видео панели, кажется, "придурошный хоррор, ну не страшно ведь, кто-то сам боится и пишет-пишет. Под одеялом", - как говорила обычно Вера. Уснул он незаметно. Проснулся в холодном поту - приснилась Верочка под пледом с Рио, возились они очень шумно, н-да... поэтому и проснулся. Убил бы... Мишин сел на кровати, зло уставился на себя в зеркало. Отвёл глаза. Чёрт, на лице его такое отчаяние... Он помотал головой, выдохнул. "Надо выпить кофе, крепкий!" - подумал и решил выбросить всё из головы.

   Улыбнулся. Верин голос раздавался из кухни:

   - Ты знаешь, всю ночь шёл дождь. Я вроде бы спала, но слышала его. Идёт и идёт. Как время летит, опять скоро осень. Листья желтеют, но цветут георгины, люблю георгины. Однолетние, они как солнышки разноцветные, невысокие и славные. На меня опять напала депрессия, Рио. Сегодня пойду в гипермаркет, буду бродить в толпе, зайду в парфюм. Когда так тоскливо, мне почему-то надо, чтобы было много людей, очень много. Пусть они бегут мимо, разговаривают, кричат, смеются, пусть просто идут и молчат. Мне надо потеряться в толпе, почему-то становится легче среди незнакомых людей. И много духов. Правда, я потом от них как пьяная. Поэтому зайду попью чай. Там, в маленькой чайной на втором этаже, чудесные миндальные пирожные... Мишин, я тебе куплю, знаю, ты их любишь, - крикнула она.

   - Да, Вер, пойти сегодня с тобой не смогу. Купи. Но ведь съешь их по дороге домой, я тебя знаю, - рассмеялся Мишин, входя в кухню.

   - Ох, ты прав, эта осень, я схожу с ума, могу идти и идти по усыпанным листьями аллеям. Воздух стылый, горький, пронзительный какой-то. Всё, я ушла!..

   Вера стремительно вышла, хлопнула дверь.

   Мишин стоял у окна, смотрел вниз. Вера села в летучее такси. Судя по ряби на лужах, шёл дождь.

   "Что с ней? Да, сентябрь... Сейчас бы у нас был ребенок, даже и внук мог бы быть, - неожиданно для себя подумал Мишин, он вообще никогда не думал в этом направлении, а сейчас вдруг, глядя на Веру, подумал. - Если бы мы не переехали... Сколько? Да, точно, семьдесят восемь лет назад, сюда, в город вечных... Чёрт, каким же неожиданным оказалось тогда это условие, не иметь детей. "Вы же понимаете, что город вечных не резиновый, если нет естественного оттока, то и притока не должно быть. Дети есть только у самых первых жителей, тогда ещё не задумывались об этом противоречии. Ну сами посудите. Может, потом будет найдено решение, а пока..." Инспектор говорил заученно, равнодушно, или нет, привычно. Всего лишь привычно к вопросам, которые посыпались у них с Верой. Вера плакала, твердила, что не должны люди это контролировать, это страшно. Я тогда уже был принят. Она любила меня, вот уж где не может быть сомнений. Стоило ли оно того? Стоило ли... Мы молоды, как семьдесят восемь лет назад, это невероятно, черт возьми... Объездили весь мир, две профессии у неё, три образования у меня, больше не пошёл, надоело, пока не хочу. Пока?.. Это всё осень, мне вечно хочется поныть в сентябре... В сентябре ровно через год мы подписали все документы и были наконец приняты оба, прошли все-все процедуры. Говорят, изменения в генах, что-то такое. Год на раздумья и на то, чтобы завершить всё дела. Вера тогда почему-то уехала к бабушке и не появлялась весь этот долгий унылый год..."

   Рио сгружал посуду в мойку. Красивый, функциональный, точными движениями. Ни одна чашка не звякнула. Как в рекламном ролике, прилагаемом к нанимаемому работнику. Самообучающиеся интеллекты выращивались с малолетства в семьях, ходили в школы, университеты... три года назад было решено признать их право на личную жизнь и статус жителя вечного города. Даже в морду эту красивую не дашь, сядешь на пожизненное. Но пожизненного в этом городе не было, куда к чёрту девать такую прорву преступников? Их усыпляли через пятьдесят лет от начала бесконечного срока...

   Мишин вышел, закрыл дверь.

   Вера позвонила посреди дня, часа в два. Голос у нее был рассеянный и далёкий:

   - Мишин, я тебя люблю.

   - И я тебя люблю. Что случилось, Вера?

   - Абонент вышел из сети...

   Просто шла и надумала позвонить? Она и правда плохо переносила осень, тосковала по Земле, по той осени и промозглости... Почему, непонятно, вечный город всего лишь чудесная копия земных городов, да и что мог придумать человек на другой планете? Город, по которому скучает?

   Или Вера сидит в кафе с Говорухиной, выпила свой любимый местный хрис-хрис - то ли ликер, то ли коктейль, тягучий, похожий на горький-прегорький шоколад, и теперь звонит всем подряд? Так бывало. Потом она уставала общаться, звонила Мишину и признавалась в любви. Была благодарна, что он молчун несусветный? Или что устала не от него?..

   Вечером Вера домой не пришла.

   И назавтра не пришла.

   Мишин сначала впал в неподвижность. Сидел в темноте в кресле перед выключенной видео панелью, думал, что Вера вот-вот придёт. Рио опять разовьёт бурную деятельность, а Вера будет что-то рассказывать и ходить за ним, говоря, что он лентяй. Но Веры не было, и Мишин начал звонить знакомым. Потом долго кружил по окрестным улицам и паркам, надеясь, что вот сейчас она вывернет из-за угла, или окажется вон в той беседке.

   Около часа ночи позвонила Говорухина. Он уже стоял у подъезда своего дома. Говорухина зло выдала:

   - Убила бы тебя, Артём. Вечно ты будто в пуантах и пачке, ничего до тебя не доходит, а у вас между прочим сын на Земле умер. Семьдесят восемь лет, инфаркт. Артёмом звали, бабушка Верина растила, потом мама твоя. Вера пока у меня, Рио ей помогает...

   И бросила трубку.

   "Или у неё отобрали трубку. А что, бахнули по башке, как она мне сейчас, - попытался быть ироничным Мишин. Но не получилось. Не смешно. Действительно, было ощущение, что дали по голове чем-то тяжёлым и гулким. - Сын на Земле умер. Семьдесят восемь лет. И мама ничего не говорила. Боялась нам навредить, наверное. Здесь так боятся всех этих наследников, вечный город, он не резиновый... Вот так".

   Медленно поднявшись на свой четырнадцатый в прозрачном похожем на каплю воды лифте, Мишин оторопело остановился перед дверью. Вошёл.

   Рио пылесосил в комнате. Квартирки здесь маленькие, дорогущие, жизнь в вечном городе не из дешёвых. Но они с Верой любили свой дом. Красивый с каплями-лифтами, бегущими по фасаду. Мишин бросил пакетик чая в кипяток. Пока цедил чай на кухне, забрался на стул и достал ступку. Зачем она её купила? Что за странность. Вошёл Рио. Помощничек... Помогает он...Тяжёлый увесистый пестик опустился ему на голову...

   - Господи, ну как так можно, Мишин! - возмущалась самое большое через час Говорухина, заклеивая пластырем лоб Рио, подавая полотенце Мишину. Мишин, рухнув головой на стол, плакал глухо в локоть. - Хорошо, что у него корпус пуленепробиваемый, ты лишь пластик содрал, а он умник сразу телеграфировал по своей какой-то связи Верке.

   - Да, - кивнул Мишин, пробубнив туда же, куда и плакал, в локоть, слова раздавались как из колодца. Правда, он не знал, как из колодца раздается голос, только читал. - Рио сразу в сеть глобальную выходит, прямо в самую что ни на есть космическую. Крутой он парень, Кира, я знаю.

   - Сидеть бы тебе на пожизненном!

   - Да к чёрту всё, - пробормотал Мишин, отводя глаза и не желая смотреть на Веру, которая собирала вещи. Ему легче было думать, что её здесь нет. Просто нет. - Помогал он ей, ну и пусть. Уже и связь у них какая-то... В общем, переклинило меня, задёргался. Извиняюсь и все такое.

   - Да какая связь! Он ей помогал удочерить малышку из саморазвивающихся людей. Так они называются, Вер?

   Мишин ошалело молчал.

   И вдруг рассмеялся.

   Снова замолчал.

   "Ну вот, придурок в пуантах и пачке, поздравляю, ты опять всё не так понял, - подумал Мишин, скучающе прищурился, уставившись перед собой в одну точку на кроссовках Говорухиной. Кроссовки мягкие, белые, деловито ходили туда-сюда. Верины босоножки замерли на месте, спиной к нему. Он улыбнулся: - Ну что ты... иди, собирайся, или что ты хотела делать, это ведь я дурак. Да. И спрашивается, зачем были три образования? Хоть кто-нибудь во время получения оных рассказал, что так больно, когда умирает сын... едва родившийся для тебя. Она назвала его Артём. Это ведь, получается, малыш родился в тот последний год на Земле".

   Босоножки убежали в спальню. Вера зашуршала - продолжила собирать вещи.

   - Только ничего не говори! - крикнула она из спальни. - Пусть я идиотка, но люди берут на воспитание саморазвивающихся собачек, кошек, хомячков... берут ведь. Говорят всякую ерунду - чтобы кого-то любить, чтобы его кто-то любил, чтобы быть нужным, заботиться о ком-то. А один из них сказал: "Хочу убить время". Меня уже тошнит от времени. У меня его прорва, а у Тёмы... Вот и я буду его убивать!

   Мишин рассеянно крикнул ей в ответ, что да, она удивительная идиотка, что он никогда не сомневался в этом...

   Говорухина уезжала через две недели. Мишины пришли провожать ее. Было грустно. Потому что Говорухина приезжала погостить всего лишь раз в пару лет и опять улетала на Землю. Теперь ей восемьдесят с хвостиком - по её же насмешливому уточнению, и она то и дело тоскливо замолкала и уходила в себя, думая, что скорее всего прилетела в последний раз. А Мишины неуклюже шутили и планировали следующий ее приезд, требовали не откладывать.

   - А то А-51 вырастет и не узнает тебя, - ворчливо сказал Мишин и вздохнул. Как же больно всё это, расставания - нелепая штука, и с ними тяжело, и без них невозможно.

   Вера улыбнулась.

   - Зато Алька любит гулять только с ним. Он ей рассказывает сказки, Кир, представляешь. Откуда ты их знаешь, Мишин? Рио, запечатлей нас на память. Придёт ведь осень-зараза, как я её люблю, буду листать фотографии и наткнусь на эту, с некрасивым кустом.

   Они стояли возле местного куста с белыми мелкими горошинами и ветками в длинных острых шипах. Куст был огромный и странной формы. Казалось, что он радостно обнимает их своими колючими тёмно-фиолетовыми ветвями...

<p>

 </p>