Макс Шрёдингер [Станислав Конопляник] (fb2) читать онлайн

Макс Шрёдингер

«Если у меня есть дар пророчества

и я знаю все тайны,

если мне даны все знания

и у меня есть вера,

способная передвигать горы,

а нет любви,

то я ничто.»

1 Коринфянам 13 глава, 2 стих

Глава 1. С понедельника на среду

Утром я встал с больной головой, даже на работу идти не хотелось, хотя до неё добраться до компа в соседнюю комнату. Кот смотрел на меня с непониманием, требуя привычной порции корма. До будильника добрых полчаса, хотя времени уже половина десятого утра.

Почему-то болело колено и виски ломило, видимо на дождь. Вот она, жизнь после двадцати трёх. Самый частый вопрос, который я задаю себе вечером: «Что на утро у меня будет болеть». И я не полный, не совсем тощий, делаю зарядку иногда по вечерам, в прошлом году много бегал, хоть и неохотно, катаюсь на велике, плаваю в озере у Пашки на даче, когда зовёт. А всё равно вот и колени вылетают, и спина болит, и голова на погоду реагирует вместо шаманского бубна.

Лучше шаманского бубна, я бы сказал.

По правде сказать чтоб мне было так паршиво, чтоб и голова, и колени, и спина сразу — это какой-то фуллхауз. При том, что моё вчера не отличалось от любого другого моего дня.

Вдобавок после сна осталось паршивое ощущение, будто мне мило улыбнулась какая-то няшка, хорошенькая такая. Я даже смутно помнил её лицо, цвет глаз и волос: острое, курносое, миленькое, с тёмными, почти чёрными глазами и медными волосами. В какой анимэшке я успел её увидеть, чтоб приснить?

Я залип на кухне со стаканом воды, вспоминая, но никак не мог сообразить. Хотя я был уверен, что среди посмотренных мною сотен тайтлов найдётся тот, где будет подобный персонаж. Пока я залипал, кот воткнул в меня коготь. Я рявкнул на кота, открыл ему пакетик и поспешил за комп.

Первые пять минут я просидел втыкая в пустой монитор, пытаясь вспомнить, что же делал вчера. Обычно такое состояние после выходных, а тут с понедельника на вторник. Я глянул на часы — среда. Хм. Ладно, получается что с понедельника на среду. Так бывает? У меня, видимо, бывает.

Помассировав виски, я отправился за кофе, предполагая, что всё равно в таком состоянии работу свою делать не смогу. Заварил кофе, почистил зубы (именно в такой последовательности), отнёс кофе к компу, по пути потерял кофе, минуту искал по квартире, нашёл его на полочке перед комнатой, донёс кофе до компа, уселся в кресло.

Если сегодня среда, а вчера был вторник, то где моя настолка?

Я пошарил глазами по полкам — нет ничего. И что вчера было? Вчера точно был вторник? Я не был уверен, потому что мог провести его так же, как понедельник и перепутать дни, посчитав, что понедельник был дважды. День сурка во всей его красе. Впрочем, раз я так и не купил «майонез», то стоит выбраться в город сегодня.

Время за работой пролетело медленно и быстро одновременно. Время Шрёдингера имеет такое свойство. Вроде «ну когда же конец?», а вроде «ещё полчаса, не успеваю контролы в фигме дорисовать, а в старом дизайне стиль поплыл, а ещё скрины нужно в пэдээф выгрузить и обратно и инвижн загрузить». И сидишь потом, вечером, не понимая, где находишься, а кот требует еды и когти в жопу втыкает, в попытках тебя оживить.

Не мудрено, что я мог вчера никуда не выбраться.

Минут пятнадцать я листал новостную ленту совершенно не вчитываясь, рассматривая картинки и приходя в себя, а голова всё так же болела пульсирующей болью. Да и пустота внутри не давала покоя. Игра с пацанами только ещё через полторы недели — на этих выходных все разъезжались. Погода то пасмурная, то солнце. Кушать хочется и не хочется одновременно. Желудок Шрёдингера был голодным и сытым в суперпозиции. Стоило только начать наблюдать еду, желудок оказывался под завязку полным и ком подкатывал к горлу. Стоило только выйти на улицу, как внутри него образовывалась сосущая пустота.

Я закинул в рот горсть арахиса и выскочил из дома.

Солнце ослепило меня на секунду, выбравшегося из сумрака одинокой холостяцкой жизни. Но вскоре скрылось за тучкой, задул прохладный ветер. Я в босоножках, шортах, майке и лёгкой байке зашагал двориками к остановке. Ехать в центр в Нексус даже за «майонезом» у меня желания не было, но себе обещал, а раз обещал — значит надо.

Автобус трясло. Я попытался позалипать в телефон, но только краем глаза увидел какие-то очередные предвыборные тёрки, призывы к революциям и подобную политоту, к которой я отношусь абсолютно никак. После этого я телефон отложил, чувствуя, как меня укачивает.

Моё дело маленькое — зарабатывать денежку и отдавать половину в благодарность моей мамульке, которая живёт за тридевять земель отсюда, аж на окраине области с моим братом Кузей. Братец тоже работает, и тоже отдаёт половину маме. А ещё ей отдают половину больше десяти семей, а она уже там разруливает всем: распределяет деньги между нуждающимися двоюродными и троюродными в семье, покупает квартиры и машины кому надо. Мне не надо, мне и так хорошо. У меня две комнаты на меня одного — одна комната спальная, вторая рабочая. И кот.

«Давай тебе жену подсуетим, а?» — спросила она однажды, когда больше года уже прошло с расставания с Викой, но увидела моё выражение лица и решила не трогать.

Мамулька у меня клёвая. Правда с мужиками непруха у неё, уже с третьим разошлась. Может, насмотревшись на её отношения, мне и не нужен никто.

Не сказать, чтоб я прям такой весь из себя затворник. Было у меня на моём веку три девушки, все с прибабахами, но меня устраивали. Как дело заходило чуть дальше банальных свиданий их переставал устраивать я. «Как ты половину зарплаты маме отдаёшь? Ты что, не мужик?» — выдала мне в процессе ссоры Нина. «Видимо не мужик», — пожимал плечами я. Вместо того, чтобы доказывать хоть что-то, я сменил номер телефона. «Выкинь кота, у меня на него аллергия». Выкинул в итоге Катю, сменив номер телефона ещё раз. Бабы — событие временное, а кот со мной уже восемь лет, я его из деревни привёз. «Давай жить вместе», — говорила Вика, и я уж подумал, что она та самая: «только нам срочно нужна машина-дача-коттедж-поездка-платье-сундук и таран», — совершенно серьёзно стала втолковывать она после свадьбы, да с таким напором, что я чувствовал себя последним размазнёй и мямлей.

Итог — смена номера телефона и развод — с ней было сложнее всего.

Ну да, я не сильно-то с характером. Никогда конфликтным не был. Что ж тут поделаешь. Они на меня ругались, они проверяли границы дозволенного. В итоге от меня не оставалось ничего. Лишь те малые принципы, которые я всеми силами старался сохранить.

Как я сохраняю принципы? Я меняю номер. Домофона у меня нет, домашнего телефона тоже, в дверь с двойной звукоизоляцией стучать бесполезно. Мне оставалось только укрыться в своей ракушке и не отсвечивать, а это я могу делать месяцами.

Моя остановка, которую я чуть не проехал, встретила меня полицейским оцеплением.

— Гражданин, сюда нельзя. Здание перекрыто, ведётся следствие, — заявил мне прямо в лицо обычный деревенской внешности мужик.

Я посмотрел ему за плечо, видя вполне целые двери Нексуса — большого торгового центра, сейчас абсолютно пустого. Там лежит мой «майонез», мечта последних двух месяцев, а мне не дают его забрать!

Я вздохнул, кивнул, развернулся, и пошагал, куда глаза глядят.

Желудок издал привычный стон.

— Ну что ты от меня хочешь? — спросил я свой желудок. — Пиццу?

— Нет.

— Суши?

— Неа.

— Может быть блинчик? Жирный такой, со сметаной.

— Ой фу, сча вырвет.

— А если супчик?

— О да, пища богов.

Мои ноги вели меня к заветному кафе — Коптильня, в котором я бывал пару раз. Оно находилось неподалёку от торгового центра, подавали там очень неплохой овощной суп с собственной выпечкой. Юркнув во внутрь я погрузился в атмосферу самообслуживания.

Дородные тётки, стоящие на выдаче. Я, идущий с подносом. Мне наливают наваристую жижу в тарелку, кладут рядом ломоть хлеба. Я иду на кассу, пробиваю всё это дело и… Понимаю что все места вроде как и заняты.

Я окидываю столики с завистью наблюдая за теми, кто аппетитно потребляет свою еду.

— Довольствовался бы орехами, а лучше не выделывался бы так, что приходится по таким заведениям шляться.

Мой взгляд бежит от одного довольного лица к другому. Я медленно продвигаюсь мимо столиков.

Ровный пол, плиточный кафель, всё чинно и благородно, но как я умудрился там споткнуться — это видимо уметь надо. Тело полетело вперёд, я сделал широкий шаг, тарелка поехала, доехала по подносу до бортика, я попытался её удержать в равновесии, но жижа вначале льнула через край на прямом ходу, а после, на обратном, опрокинула тарелку, выливая её содержимое на поднос и тоненькой струйкой на пол.

— Ну вот, — вздохнул я, глядя на то, какая очередь набежала на кассе.

Поднос накренился и ошпарил мне руку. Я шикнул, выронил его и тот с грохотом полетел на пол, разбрызгивая содержимое теперь и по полу. Тарелка хоть не разбилась.

Тут же подбежала тоненькая менеджер с чёрными длинными прямыми (выпрямленными) волосами. За ней стоял какой-то человек. То ли проверяющий, то ли начальник, то ли знакомый.

— Что-то случилось?

— Да вот, покушал… — расстроенно произнёс я, глядя на лужу на полу. — Я не знаю как так вышло, но я споткнулся.

Я увидел скол на кафеле, за который мог зацепиться. Я был уверен, что я за него не зацепился. Да даже если бы я зацепился, я ругаться не стал бы. Менеджер не была так уверена, да и дядька за её спиной уверенности ей не придавал.

— Вы не переживайте, садитесь-садитесь, только чек… ах да, чек намок. Ну и ладно. Это был овощной суп? Да, точно, вижу по кусочкам картошки на кафеле. Садитесь-садитесь, чего вы ждёте?

Я не знал что ответить, только чувствовал, как кровь приливает к лицу. Мне хотелось снова сменить номер телефона, но я послушно сел, всё ещё пытаясь улыбаться девушке менеджеру. Она улыбнулась в ответ и упорхнула.

Переводя свой затуманенный взгляд и ожидая увидеть впереди себя стену, я увидел девушку, сидящую в телефоне: острое миленькое лицо, медные локоны. Глаза я не видел какого цвета, но был уверен, что они почти чёрные, как во сне. Я тут же опустил взгляд, полез в телефон.

Заговорить с ней! Но как-то глупо. Разве я могу выставить себя более глупо, чем сейчас? Она уже всё видела, для себя сделает свои выводы, так что можно даже не начинать. Я вздохнул и принялся копаться в телефоне.

Буквально через пару минут мне менеджер лично принесла новый суп. Я принялся кушать, а собеседница вдруг отлипла от телефона, поднимая на меня свои тёмные глаза. Я поперхнулся, закашлялся. Она тоже дёрнулась.

— Такой суп невкусный? — удивилась она, заговорив первой.

Я пытался прокашляться, у меня не получалось. Градом катились слёзы из глаз.

— Вы там как, живы? — мне показалось, что в голосе была реальная тревога.

— В суперпозиции, — наконец прохрипел я и утёр слёзы.

В горле всё ещё саднило.

— Это как? — удивилась девушка, откладывая телефон, глядя на меня не моргая.

— Одновременно жив и мёртв, зависит от наблюдателя, — усмехнулся я.

— То есть я чуть не сделала Вас мёртвым? — похлопала глазами девушка.

Я не знал, как ответить, поэтому смутился, потянулся опять за ложкой. Не донеся ложку до рта я замер, видя, что девушка меня внимательно рассматривает, но понять, о чём она сейчас думает, было сложно. Мне почему-то казалось, что она сейчас смеётся надо мной.

— Я недотёпа? — спросил вдруг я неожиданно для самого себя.

— Да нет, — пожала она плечами, а после мечтательски добавила: — Недотёпы — это те, от которых страдают другие люди. Я таким лично отрывала головы и насаживала на пики, чтоб другие подобной чуши не делали. Ой, — она замерла, зарделась, пошевелила руками и посмотрела на меня в ожидании… Чего?

— Что-то не так? — не понял я.

Она покраснела ещё больше, очень сильно смутившись, опустила взгляд.

— Всё… нормально, — выдавила она, а после взглянула мне в глаза, открыла было рот, но ничего так и не сказала внятного.

После всех раскрепощённых и самоуверенных девушек, которых я встречал, эта была первой, которая что-то по её мнению сделала не так и почему-то себя винила из-за этого. Может у неё и с моими границами будет попроще?

Ну давай, ты уже разговариваешь с ней! Что за тряпка?

— Меня зовут Макс, — я вытер руку салфеткой и протянул ей для рукопожатия.

Она посмотрела на руку и замерла.

Я почувствовал себя максимально глупо.

— Я… — она посмотрела на протянутую руку. Свою она убрала динозавриком к груди, подальше от меня. — Руку придержите, пожалуйста, при себе.

Я вновь взял ложку, уткнулся в тарелку носом, ничего не понимая. Красный я был уже до кончиков ушей.

— Меня зовут Аня и можно на ты, — представилась она.

Я поднял взгляд как раз в тот момент, когда Аня смотрела по сторонам.

— Доедай свой суп и пошли отсюда, — нервно буркнула она.

Вот тебе и границы.

Она смутилась, посмотрела на меня большими испуганными глазами и снова зашевелила руками.

— Ты хочешь со мной прогуляться?

Я коротко кивнул, сглатывая.

— Жду у выхода.

Она собрала свои вещи и вышла. Я же схватил тарелку и выпил юшку. Плевать мне было на то, прилично оно выглядит, неприлично. Запихав в себя две ложки оставшихся на дне овощей я выбежал следом, ожидая не увидеть там никого.

Она ждала у выхода, как и сказала.

— Туда, — сообщила Аня, указывая на парк.

Рыжие локоны падали на плечи её ветровки, на ней была хлопковая юбка складками почти до самой земли и кроссовки красного цвета. Она зашагала вперёд и я едва за ней успевал, хотя девушка семенила крохотными шажками — была меня на голову ниже. Мы перешли дорогу и оказались в скверике.

— Макс, сколько тебе лет? — вдруг спросила она.

— Двадцать три, — отозвался я.

Мы сбавили темп, шли бок о бок, но не прикасались друг к другу. То, что происходило, вообще мало походило на флирт.

Она что-то прикинула у себя в голове и улыбнулась.

Она была словно плюшевой. Такая вся странная, но маленькая и мягенькая. Под майкой пряталась грудь третьего размера. Мясистые бёдра. Это сложно описать, но есть вещи, которые хочется пожмякать. Вот приходишь ты к соседям, у которых есть кот, и хочется его потискать, запустить руку в шерсть, погладить, прижать к себе.

— А где живёшь, кем работаешь?

— Живу вон там, работаю веб дизайнером, — отозвался я, боясь сильно смотреть в её сторону.

— А что ещё спрашивают у парней при знакомстве? — спросила она вдруг.

— Ну обычно парни расспрашивают и развлекают.

— А я тебе не интересна, раз ты меня не развлекаешь? — нахмурилась Аня.

— А я… Просто… А чем ты занимаешься? Где работаешь?

— Я пишу маленькие заметки в одном журнале, ты такой не знаешь, — улыбнулась она.

Почему её так хотелось потискать? И я без пошлого подтекста. Просто сгрести в охапку и выдавить из неё весь воздух. Может быть пощекотать, услышать её звонкий смех.

Я даже остановился, понимая, что краснею.

Она остановилась так же, стала напротив меня.

— Что-то не так?

— Я тебя где-то видел, — задумался я и засмущался.

— Ну давай, выдавай, а то щипцами из тебя вытягивать, — её вдруг передёрнуло от собственного высказывания.

— Ты… Пошли ещё погуляем.

И мы шли, почему-то молча. Смотрели по сторонам, друг на друга, кидали косые взгляды.

— А у нас может знакомые есть общие? — предположил я. — Паша и Сергей. Паша Вранов и Сергей Ковальский. Нет?

— Нет, я таких не знаю.

— А знаешь как понять, твой перед тобой человек или не твой?

— Неа? — совершенно по-детски покачала головой Аня.

— Нужно этого человека обнять, вот так, — сообщил я и притянул её к себе за талию, улыбаясь.

Она поморгала глазами, глядя на меня, раскраснелась.

— Нельзя так, ой нельзя, — прошептала она, стала на носочки и коснулась своими губами моих губ, стукнувшись носами.

Я её даже выпустил из объятий от неожиданности. Всё длилось в лучших традициях Шрёдингера — мгновение и вечность, суперпозицию всего и вся. Губы обдало жаром, я чувствовал её дыхание.

А после она отстранилась на шаг, глядя на меня безумным взглядом. Она рассмеялась, закрывая лицо руками. После, улыбаясь, она совершила несколько смешных действий руками и, нахмурившись, пропала.

Её не стало. Она исчезла.

Я прошёлся к месту, где она стояла, всё ещё ощущая лёгкий аромат её духов. Потом посмотрел за деревья, посмотрел по сторонам — никого. Я коснулся пальцем своих губ, ощущая на них её поцелуй. Всё было очень реально и что-то при этом изменилось. Тогда, когда она поцеловала меня. Это было потрясающе, но не что-то сверх ожиданий, как и любой поцелуй привлекательной девушки. Но что-то действительно изменилось, но что?

Куда же ты делась? Где тебя искать? Не дай бог ты просто плод моего воображения! Нет, не может быть такого, это просто моя голова меня подводит. Мы явно попрощались и обязательно договорились о следующей встрече, иначе и быть не могло, а только потом она ушла, а я перенервничал и всё забыл! Был лишь один способ проверить свои догадки.

Я пошёл назад к закрывающейся Коптильне.

На пороге стояла менеджер, закрывая заведение на ключ — посетителей выпускала, никого не впускала. Сейчас она листала какой-то отчёт, была поглощена бумагами.

— Извините, можно ли мне кое-что у Вас спросить? — я чувствовал себя максимально неловко, сердце билось в груди и ноги становились ватными от таких социальных взаимодействий.

— А, это вы? Вкусный был суп? — оживилась менеджер.

— Да, конечно. Надеюсь ваша проверка прошла удачно, — заметил я. Она улыбнулась, давая понять, что я всё понял правильно. — Подскажите, как часто сюда ходит та девушка, с которой я сидел за столиком?

Она посмотрела на меня внимательно, обращая свой взор во внутрь. Она честно хотела дать ответ, но что-то было не так. После замешательства она вынырнула из глубин собственного сознания:

— Какая девушка? Я посадила Вас за пустой столик.

Глава 2. Связь с реальностью

Домой я пришёл подавленный, не понимая, что происходит. Прошлялся по пустой квартире, потискал кота. Как же глупо получилось, я её обнял. Хотел потискать, вот и потискал, а она взяла и исчезла. «Сменила номер телефона».

— Так, стоп, — сообщил я себе и голова пошла кругом от предположений.

Я набрал номер:

— Пашка?

— Да, что надо? Ты чего звонишь? Не мог написать? — раздался усталый голос Паши после смены.

— Пашка, выручай. Я, кажется, с ума схожу. Мне срочно нужен как его…

— Пендель? — предположил Пашка.

— Иди нахуй со своим пенделем. Мне нужна обратная связь! Я к тебе заеду.

— Ты? Ко мне? Хахаха… (Пауза) Серьёзно? Так, подожди, давай с самого начала. Что случилось?

— Не могу рассказать, не по телефону. Так что?

— Жди, сейчас буду. Из дома не выходи! — сообщил разволновавшийся Павел и положил трубку.

Я сел в кровати. За окном темнело, на душе кошки скреблись. Раз за разом я вспоминал миленькое личико, мягкую байку, тёплое тело, мягкие и нежные губы — она была настоящей. «Нельзя так, ой нельзя», — говорила она. Аня, так она представилась.

Я решил, пока жду Пашу, помыться и перекусить, но желудок Шрёдингера просил еды, отвергая всё, что я ему предлагал. Потому-то я и вес набрать не мог. В висках пульсировало от напряжения, которое я не знал, куда деть. Я помылся и принялся доставать кота, пока он не разодрал мне руку задними лапами и не ушёл, помахивая хвостом, в другую комнату.

Звонок на телефон. Я подошёл к двери, заглядывая в глазок. Открыл дверь.

На пороге появился бородатый тучный парень, мой ровесник Паша, а у него за спиной ещё один — высокий и волосатый, в круглых тёмных очках на тонкой оправе и с козлиной бородкой — Сергей.

— Вам заняться больше нечем, как по городу вечером ездить? — вместо приветствия выдал им я, пропуская внутрь. У Паши в руках было две коробки с пиццей и три бутылки пива.

— Ты ж ярый затворник, даже на игру тебя не вытянешь, а тут… Короче тут с ананасами, а эта сырная. Что случилось?

Мы разложились в рабочей комнате на полу, в тусклом свете старой люстры с лампочкой на шестьдесят ватт.

— С чего бы начать. Давайте, ребят, вначале вы мне скажете, сошёл ли я с ума?

— Это тебе не к нам, а к мозгоправу, — пожал плечами волосатый Сергей. — Мы ж что тебе скажем? Пока выглядит так, будто сошёл. Собрался ехать куда-то в будний ещё и вечером — на тебя не похоже.

— Э, не, погоди, — пробурчал Паша, секущий в этом фишку, хоть и был обычным сварщиком. — У Макса стресс, — с нажимом на букву «е» произнёс он. — Давай, Макс, рассказывай, мы в реалити шоу? Видишь камеры где-то?

— Нет тут никаких камер, — покрутил я головой.

— А может быть рептилоиды захватили планету? Или вдруг она стала плоской?

Мы втроём заржали, отсмеялись, он посмотрел на меня с опаской.

— Так что?

— Что «что»? Никто планету не захватывал, просто…

Пауза длилась минуту, все усиленно жевали пиццу.

— Если вы мне не поверите, никто не поверит, — выдохнул я. И если они мне не поверят, останусь я один на белом свете. Может в деревню к мамке уехать после этого? — Дело было так: поехал я за «майонезом» в Нексус, который на Ольшевского, а там…

— Сегодня? — удивился Пашка.

Я пожал плечами, мол, а что такого?

— Ну ты да-ал. Ты ж новости хоть читай. Там стреляли вчера, всё в оцеплении.

— Кто в кого стрелял? У нас в стране стреляют только школьники, да полицейские, и то последние редко и неохотно.

— В новостях говорят, что террористы из Нового Бурса.

— Никакие они не террористы, — бросил Сергей. — Нашего поцыка, что на трон сел и жопой к нему прирос, по-другому и не снимешь, кроме как общественным движением.

— Ну так и что? — подтолкнул я Пашу, уводя их с темы политики.

— Ну говорят, что погибших четверо: начальник склада и трое неизвестных. Ну ты, конечно, и шляпа. И что тебя дёрнуло?

— «Майонез» хотел купить, — промямлил я. — Так вот и дальше меня развернули у Нексуса и я пошёл в Коптильню покушать, а там… — Моё сердце внезапно стало колотиться. — Там я познакомился с девушкой, рыжей с тёмными глазами. Но до этого я её приснил.

— Объективизация сновидений, — сообщил мне Паша. — Когда ты якобы вспоминаешь сон, когда видишь на улице похожую ситуацию.

— Неа, я сон хорошо помнил.

— Это тебе сейчас так кажется. Ну допустим, встретил ты тянку, что дальше? Она тебя отшила, как обычно?

— Почему как обычно? — нахмурился Сергей за меня. — Нормально он с девушками общается, не то что мы с тобой, два олуха.

— Ну вообще-то по правде сказать она была странной, — заявил я. — Спрашивала, о чём девушка должна парня спрашивать. Метасвидание какое-то.

— Прям там и прям так? — расхохотался Паша. — Да она тебя троллила, придурок. А ты, стало быть, и не понял ничего!

— Не троллила она меня. Она просто странная.

— И ты теперь из-за неё с ума сходишь?

— Да нет же, подожди, я не рассказал тебе. Она исчезла!

— Я так и знал, — хлопнул в ладоши Паша.

— Что ты так и знал?

— Что она тебя отшила и ты сейчас заглушаешь свою боль пиццей и пивом.

— Да ты ничего не понял, — я перевёл свой взгляд на Сергея. — Она… исчезла. Понимаешь, Серёга? Я её обнял, моя рука была на её талии, она меня даже поцеловала.

— Ого! — разгорячились два приятеля. — Вот так сразу? — выдал Паша. Сергей дал пятюню.

— А потом она… Её просто не стало.

— Ты сознание не терял?

Я покачал головой. Они замолкли, переглядываясь.

— Есть такая вероятность, — протянул Паша, как самый знающий, — что твоё сознание изголодалось по женскому вниманию и выдумало тебе подружку.

— Она была реальной, — развёл я руками. — Это вообще нормально? А! Ещё менеджер сказала, что за моим столиком никто не сидел.

— Какая менеджер? За каким столиком? — наперебой стали они удивляться.

— Я херовый рассказчик, — вздохнул я. — Ладно, парни, может она мне и привиделась, но хоть вы мне верите?

— А я тебе вот что скажу: ты свой мозг совсем зажарил своими дизайнерскими штуками. Постоянно думать — это ж мозги, они разогреваются, перегреваются, и как яичница. Коньюгация белка, слышал такое? Необратимый процесс.

Я лишь пожал плечами, чувствуя, как меня медленно отпускает.

Потом мы посмотрели пару серий новой анимэшки вместе с моего компа, доели пиццу, допили пиво и парни отправились по домам, а я лёг спать.

Ночью, сквозь пелену несвязных образов, я слышал её голос, и она почему-то злилась. «Странная, да? Хвастаешься поцелуем?». Сказано было холодно и сердито. Сон продолжился, но сквозь него всплыла ещё одна фраза, уже неуверенно: «Вечером в том же сквере». А на утро я еле продрал глаза.

— Вечером, в том же сквере. Я встречаюсь с девушкой из своего сна, — не открывая глаз соображал я, понимая, что в дурку всегда успею.

Кот трогал моё лицо лапой, просил есть. Я, с одним открытым глазом, первым делом накормил кота, вторым делом включил комп, но не успел я усесться, как услышал гулкий стук. Я оделся и медленно подкрался к двери. Гулкий глухой удар повторился ещё раз, и это через двойную звукоизоляцию!

Сердце колотилось, ноги подгибались. Подойти ближе и заглянуть в глазок? Я не знал, что я ожидал там увидеть, но что-то очень страшное. Сам того не замечая, я допятился до туалета, закрывая за собой дверь. Трясущимися руками я выудил телефон, со второго раза тыкнул Пашу.

Гудки. Гудки. Удар, треск и грохот. Топот ног в сапогах.

— Алло? Макс, алло!

Я выключил телефон.

Дверь туалета открылась. Глаза ослепило, а после я увидел тычущий в меня ствол. Я выронил телефон на пол.

— Что происходит? — вырвалось у меня дрожащим голосом.

— Руки за голову! Быстро!

Я вскочил, задёргался, но руки за голову заложил.

— Что случилось? Что происходит?

Из-за его спины я видел троих. Один в костюме с кейсом и в очках, с ослепительной лысиной и тоненькими усиками в лакированных ботинках шёл ко мне. За его спиной двое: две девушки, среди которых моя рыжая!

— А… — начал я, но прервался.

На них никто не обращал внимания.

— На выход! — сообщил силовик.

Я растерялся. Меня ткнули автоматом в грудь. Аня дёрнулась, чуть не прыгнула в мою сторону, но её схватила за пояс другая девушка — темноволосая, узкоглазая и высокая.

— Стой, не глупи, — крикнула она Ане и та остановилась.

На них никто внимания не обращал. Аня словила мой взгляд и на лице отразилось изумление. Она выпрямилась, не совершая резких движений, а я шагнул вперёд, подчиняясь приказу.

— Руки! — сказал мне солдат.

— Руки? — взором, словно в тумане, переспросил я и потерял сознание.

Я отлепил лоб от стола. Тело ломило, тяжело было дышать. Руки были свободными. Тусклый свет освещал комнату в стилистике лучших фильмов про полицейских: стол, стулья, полупроницаемое стекло.

Я утёр лицо. Оказывается на меня полили воду. Передо мной сидел тот самый мужчина, очки он снял. Под очками залегли синяки от переработки, красные от недосыпа холодные глаза. Плывущим взором я окинул комнату и увидел там Аню, стоящую в углу.

Она работает на полицейских? Она ведёт своё расследование и меня подсадила к своему столику для того, чтобы расспросить? Это объясняет, почему она так глупо себя повела, спросила сколько мне лет и где я работаю, будто я на допросе.

И совершенно не объясняет, как она исчезла.

— Старший инспектор полковник Иван Жунин, — нехотя представился он и помахал ксивой перед моим лицом. — Вы, стало быть, Максим Шрёдингер. Какая фамилия у Вас интересная. Двадцать три года, официально трудоустроен на ИООО «Велма» специалистом в области дизайна веб приложений.

Я сидел и пытался улыбаться, рассматривая свои руки, иногда руки мужика. А ещё я поглядывал на Аню. Та, казалось бы, отсутствовала, залипая в телефон.

— Родом из Петбружья, рядом с Ольховкой. Отучился в деревенской школе, поступил в университет, закончил… абы как закончил. Мой сынишка и то лучше учится.

— Мне хватило, — буркнул я.

— Ну понятное дело, что Вам хватило. Вам, миллениалам, вообще не к чему стремиться. Ценности совершенно не те, что раньше. О, что я говорил? Был женат, состоял в браке всего полгода. Перепихнулись и разбежались? Никакого самосознания.

Аня, стоящая до этого в углу подняла на меня укоризненный холодный взгляд.

Следователь проследил мой взгляд.

— Куда вы смотрите? Хотите уже уйти? Ответьте вначале на пару вопросов, и будете свободны.

Я сложил дрожащие руки на подбородке. Желудок издал урчащий звук, требуя пищи. Наручные часы показывали полдвенадцатого утра.

— Ну хорошо, давайте Ваши вопросы. Стойте, а мне положен адвокат?

Иван скривился, словно кислое лизнул.

— Мы же хотим управиться побыстрее. Адвокат с этим делом никак не поможет.

Я вздохнул, отмечая его правду.

— Хорошо, давайте попробуем побыстрее.

— Да, замечательно, — устало улыбнулся Иван. — Итак, где вы были 12 Июля во вторник в промежутке с шести до девяти вечера?

— Дома, — уверенно ответил я.

— Хм. Давайте ещё раз. Где вы были во вторник вечером?

— Дома? — менее уверенно отозвался я. — У меня все дни сливаются, я не выхожу из дома, я работаю каждый день до потери сознания, — стал тараторить я в оправдание.

Иван всё так же устало протянул мне фотографию с камер наблюдения, где я выхожу из торгового центра.

— Вы отрицаете своё присутствие там?

Я посмотрел на Аню. Та словила мой взгляд и покачала головой.

— Я не помню, — завороженно произнёс я. — У меня последнее время туго с памятью. Но я клянусь, я говорю вам правду!

— Все вы тут клянётесь. Ладно, в среду вечером Вы где были?

— Ездил в Нексус, — оживился я, почувствовав почву под ногами.

— И зачем, если были там во вторник? — не понял полковник.

— Потому что я не запомнил, что был там во вторник, — нашёлся я. Когда не врёшь, всё получается логично. — И поехал в среду.

— Не зная, что там случилось?

— Не было времени новости читать, — тоже не соврал я.

— А зачем ездили?

— За «майонезом», — ляпнул я.

— Что? — брови полковника поползли вверх. — Почему в Нексус? Там даже продуктового нет, это торгово-развлекательный центр.

— «Майонез» — это такая настольная игра, там ингредиенты нужно смешивать, — стал с улыбкой объяснять я.

Иван посмотрел на меня, как на великовозрастного придурка.

— Даже у моего болвана и то увлечения полезней. Хорошо, тогда расскажите мне, видели ли Вы кого-то из этих людей.

Фотки: парень в очках без оправы, женщина в шляпе, девушка с узкими глазами и чёрными волосами, широкомордый мужик с короткой щетиной и Аня. Я поднял взгляд, увидел лицо Ани, которое не выражало ничего. Она копалась в телефоне. И всё же мне не хотелось на неё указывать, вдруг она и сейчас мне мерещится и это какая-то проверка на шизофрению.

Почему они её не видят?

— Почему вы её не видите? — вдруг неожиданно для самого себя задал я этот вопрос.

Иван повернулся, посмотрел с удивлением в угол, где стояла Аня, красная, как бурак, прикрывая глаза ладонью. Ей от чего-то было стыдно.

— Не видим кого?

— Её! Почему она невидимая? Почему только я её вижу? — возмущался я, тыкая пальцем в фотографию. Я едва не вскакивал со своего места. — Ты настоящая? — спросил я у Ани.

И тут её не стало. Вместо неё оказался пустой угол.

«Сегодня вечером в парке», — всплыло в памяти и стало как-то одновременно и приятно, и противно.

— Забудьте, — буркнул я, укрывая лицо руками.

— Что забыть?

— Мне мерещится девушка, похожая на эту, — я ткнул пальцем в узкоглазую.

— Вы мне показывали только что эту.

— Я перепутал, они рядом лежат.

— Нет, не рядом.

— У меня в голове — рядом!

— О боже, — вздохнул следователь, потирая лоб двумя пальцами. — Давайте тогда ещё раз: где по вашему в вашей голове вы были во вторник вечером?

Вопросы шли по кругу. Мне принесли воды, при этом еды никто не дал. Я не мог позвонить, меня под конвоем отвели в туалет, где я ожидал снова в самый неожиданный момент встретить странную рыжую. Нет, ничего этого не было. Просто слова, слова и ещё раз слова. Времени было уже шесть вечера. Я чувствовал себя изнасилованным в уши, благо меня никто не бил. Сердце уже устало колотиться и сейчас всё, чего мне хотелось, это упасть и потерять сознание, как тогда на выходе из туалета. Ещё чуть-чуть, и уже вечером я не смогу никуда попасть.

В шесть часов пять минут вдруг зашёл другой человек: ссохшийся старик, в форме увешенной, орденами. У нас 60 лет никаких войн не было, а у него орденов на два килограмма. В общем мне уже на тот момент было плевать, кто меня будет пытать: черноволосый холодный мужик с непрошибаемой психикой или витрина с орденами.

— Молодой человек, чего грустите? — довольно бодро выдал дед.

— Я домой хочу! Вы дверь закрыли? Вы же дверь закрыли? А то кот убежит!

Я подскочил на месте.

— Заботиться о животных — похвально. Иван, будьте добры, вы дверь закрывали?

— Не на замок. Тот, к сожалению, сломан, — отозвался уставший Иван. — По какому поводу, Николай Виссарионович?

— Я хочу переговорить с Вами, Иван, с глазу на глаз, — улыбнулся дед, а я улыбнулся за ним следом, положив лицо на стол и глядя в стену.

Иван встал и вытащил деда под руку за дверь. Я предполагаю, что за дверью они выясняли отношения, хотя кто его знает. Да и кто я такой, чтоб предполагать? После Иван заглянул:

— На выход.

Я медленно побрёл на выход, совершенно не понимая, что происходит. На вахте мне вернули мой телефон. 187 пропущенных от Паши, два от Сергея, даже целых два от мамы! И куча сообщений с работы. В два клика, немного матерясь на медленный интернет, я зарегистрировал на сегодня больничный. Отписался в чате, выслушав, что должен предупреждать о таком заранее.

Затем я пошёл на остановку и улёгся там, распрямляя ноющую спину.

На мгновение я прикрыл глаза, а когда открыл, я увидел перед собой серую дымчатую массу с алыми буркалами и острыми чёрными зубами. Я поморгал, но ничего не поменялось. Я попытался крикнуть, но не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Тьма с когтями прошлась по моему лицу и, клянусь богом, я верещал бы как последняя девчонка, если бы смог сделать хоть что-то.

Мой самый большой кошмар, что на приёме у зубного мне вколют парализующее средство вместо обезбола и я не смогу ничего сказать, кажется сейчас воплощался в жизнь. Рядом, совсем рядом от меня прошла женщина:

— Ишь ты, король. Разлёгся на всю лавку.

— Помогите мне! — хотел крикнуть я, но не мог больше даже моргнуть.

Острые когти со щеки соскочили к подбородку, приоткрыли мне рот. Тёмное облако приблизилось, окутало мой взор. Тело сковала судорога, его тряхнуло, в сознании стрельнуло и странное нечто вновь появилось у меня перед взором. Во второй раз всё затянуло пеленой, но вновь очередной прострел, как стреляет больная шея после долгого сидения в одной неудобной позе, и вновь острые зубы перед моим лицом.

Я чувствовал его дыхание, я чувствовал могильный холод, что исходит от него. Я слышал рык, что он издал мне в самое ухо. Но уйдя из поля моего зрения, тварь больше не появлялась, а я снова смог дышать.

— К чёрту всё, я еду домой…

Глава 3. Намерение

Автобуса долго не было. Вначале уверенность, питаемая пустым желудком, сквозила из всех дыр. Это всё мой желудок Шрёдингера, находящийся в вечной суперпозиции, виноват, что даже сейчас, обнаружив в кармане конфету, меня от неё воротило и хотелось макарон с тушёнкой. И сейчас, с опущенным до уровня плинтуса сахаром в крови, я скорее всего начал галлюцинировать.

Я сел, потирая глаза. Голова, кстати, не болела.

Приехать домой, нажраться макарон с тушёнкой, улечься спать, проснуться, помыться, сходить на работу, починить дверь, опять поспать, опять на работу, опять… И опять… И опять, и опять, и опять. А между тем её раскрасневшееся лицо, такое милое и смущённое, мне даже на голодный желудок продолжало мерещиться, стоило только прикрыть глаза.

Сегодня вечером на том же месте?

А если я не приду? Что будет, если я не приду? Этот кошмар закончится? Это она виновата, что я оказался не в том месте, не в то время? Да вообще при чём здесь она? Может она вообще плод моего больного воображения.

Приехал мой автобус, который должен был отвезти меня домой. Открыл двери. Я постоял, с кислым привкусом на душе проводил взглядом уезжающий автобус и упёрся затылком в заднюю панель остановки. Шесть часов пятьдесят минут. Даже если я приеду, застану ли я её там? И всё же я решил ехать.

Автобус пришёл совсем не сразу, благо ехать можно было без пересадок.

Я взял в руки телефон и принялся обзванивать:

— Пашка, это я.

— Всё в порядке? Ты звонил, а потом шум был какой-то. К тебе ехать?

— Давай не сегодня.

— Ты какой-то уделанный. Что случилось-то хоть?

— Ты ж у меня умный, Пашка. Давай ты сам придумаешь, что со мной случилось. Всё уже в порядке.

— Э-э, парень, только без глупостей, ладно? Мне точно не ехать?

— Я с вами пивным алкашом стану. Серёге передай, а то мне даже разговаривать сил нет.

Одному отзвонились.

— Ало, мамуль?

— Ты чего трубку не берёшь? Пашка звонил твой, сказал, что у тебя что-то стряслось. Я тебе целых два раза звонила!

— Сильно нервничала?

— Ну… так, нервничала. Валентина Викторовна мне как нарассказывала…

— Ко мне полиция приходила. А помнишь я говорил, что звонок не работает, так они мне дверь высадили.

Я услышал, как на той стороне выдохнули.

— И что, ты даже не потребовал адвоката, я права? Можешь не отвечать. Весь в отца. Того тоже били, а он говорил «спасибо».

— Ну что ты так, мам.

— Я тебя люблю, все вы у меня разные.

— Все двое, не густо с выборкой.

— У меня вас двадцать восемь, Максимка, — сообщила мама.

— Где ж ты остальных двадцать шесть все эти годы прятала? — подначил её я.

Мама посмеялась, потом голос стал серьёзным:

— Сходи обязательно в опорку и получи справку, что это они тебе дверь вынесли, чтоб страховая возместила. И не смей мне отнекиваться!

— Спасибо, мам.

— У тебя там точно всё хорошо?

— Да, — я вспомнил шестичасовой допрос с бесконечной чередой одинаковых вопросов и одинаковых ответов. — Всё совершенно в порядке, — вспомнились мне чёрные зубы на сером облаке пыли и мой паралич.

— Целую тебя, пока.

Я положил трубку, упираясь лбом в стекло.

Вонючий, с нечищенными зубами, голодный. Кому я нужен? И вообще, что-то эта девчонка сильно дерзкая, всё время инициатива у неё. Да я в принципе не больно-то инициативный, она даже заговорила со мной первым. Ну кому такой нужен? Стоит обязательно расставить все точки над ё.

Дверь автобуса открылась, я только слетел со ступенек как меня потянули в сторону. Я не успел удивиться, как мне в грудь вжалась миленькая мордашка, обхватывая меня руками. Её жёсткие медные волосы лезли мне в нос и в глаза. Я смутился таким нежностям.

— Один человек говорил мне, что для того, чтобы понять, твой это человек или нет, его нужно обнять, — подняла она голову и заглянула мне в глаза.

Точки над ё расставлять резко перехотелось.

— Точно! — напомнила она сама себе, улыбаясь. — Обычным людям нужно кушать. Идём!

Я хотел взять её за руку, но руку она одёрнула, прижав к груди динозавриком, как в тот раз, и лишь бросила на меня косой взгляд.

— Почему? Я ничего не понимаю.

Я переставлял ноги, от голода рассудок мутился. Сердце в который раз зашлось и я ощутил безумную слабость.

— Ты появилась у меня во сне, потом позвала гулять по парку, потом поцеловала и исчезла, а потом всё это. За что?

— Никто не посмеет тебе навредить, — уверенно заявила она.

Из её пухлых губок эта фраза звучала очень по-детски.

Я остановился.

— А что значит навредить? Вот меня целый день не кормили сегодня!

— Ну ты и нежный, — ухмыльнулась она. — И вообще, отношения — это так странно. Разве ты не должен выражать передо мной мужество?

— Было б там чего выражать, — буркнул я, а она рассмеялась.

— Навредить, это когда с повреждением внутренних органов, или там глаз выколоть, руку отрезать, колени перебить, забить гвоздь в голову, иголки под ногти, наверное, тоже… Ты чего такой бледный?

Она вдруг побагровела и принялась смешно двигать руками, потом побагровела ещё сильнее, стала передо мной и расставила руки, бросаясь в объятия.

— Только не убегай, — шепнула она.

— После последних двух раз это должна быть моя фраза. И почему вдруг?

— Я делаю очень и очень большую грязь, — заулыбалась она, прижимаясь ко мне и глядя снизу вверх.

Делать грязь — играть не по правилам. Я не видел грязи. Я видел девушку, странную во всём, не имея понятия, реальна ли она вообще. Я рукой провёл по её спине, пощупал за задницу. Она взвизгнула и закономерно отпихнула меня:

— Эй, ты что делаешь?!

Она отвернулась, поворачиваясь ко мне спиной.

— Ты реальна или нет? Я тебя потрогал, значит ты реальна, хотя это и ничего не объясняет. Я же могу во сне вытворять… ну, всякое.

— Пошли быстрее есть, ты еле на ногах стоишь, — буркнула она мне и потащила внутрь за рукав.

Всё тот же колорит Коптильни накрыл нас с порога. Пробираясь через толпы народу, я схватил поднос и стал в очередь.

— Закажи мне тоже, что и себе. Хорошо?

Она миленько улыбалась, виновато заведя руки за спину.

Я похлопал по плечу стоящего спереди парня. Сердце у меня ёкнуло, я уже почти передумал, что собирался сделать, но всё же собрался.

— Э-э. Ты видишь её?

— Кого, чёрненькую? — спросил парень рэперской внешности в широких штанах и с кепкой набекрень. — А я тебя ваще знаю?

— Спасибо, извините, ошибся.

Ножки тряслись от таких спонтанных социальных взаимодействий.

— Они тебя не видят! Почему? — шепнул я Ане, что стояла поодаль. — Это же не может так быть!

— Так надо, — опять засмущалась она. — Для твоей же безопасности.

Я расплатился и мы сели за памятный столик, он как раз был свободным. Я принялся уплетать макароны с тушёнкой за обе щеки, желудок мой говорил мне спасибо. Эту скотину ещё ублажать нужно было, выготавливать ему. Именно поэтому у меня дома всегда было всего по чуть-чуть и не дай бог чтобы что-то из ингредиентов закончилось. Дошло до того, что я Том Кха с кокосовым молоком готовить умею! Всё ради того, чтоб не сдохнуть с голоду.

Подняв взгляд, я обнаружил, что Аня ничего не ест, просто смотрит на меня большими чёрными глазами, слегка улыбаясь. Я поперхнулся, но не сильно, лишь немного кашлянув.

— Я снова взглядом заставляю тебя выбирать между жизнью и смертью? — хохотнула она.

Я тоже прекратил есть, глядя на неё, улыбающуюся, с медными волосами, с блеклыми бровями, но большими чёрными выразительными глазами. И миленькой мордашкой, от которой хотелось умиляться.А вдруг это просто малолетка, которая меня сталкерит? В опорке? А мало ли! Может она действительно реальна, но только вчера и только в Коптильне, а всё остальное время — плод моего воображения. И меня сейчас точно будет за что загрести!

— Сколько тебе лет?

— Это не важно.

— Очень даже важно! Я сегодня был в одном очень увлекательном месте, с которого обычно распределяют в другое более увлекательное место.

— За отношения в этом мире сажают в тюрьму? — искренне удивилась Аня.

Ещё и формулировка такая.

— Ты мне врёшь, — нахмурилась она. — Я врунов люблю за одну единственную вещь — если их садить на кол, они до земли сползают, потому что мозгов нет и кол насквозь проходит.

Она с ужасом посмотрела мне в глаза, а я рассмеялся. И она, пусть и из замешательства, хихикнула в ответ.

— Какая-то ты быстрая. Так сколько тебе лет?

— А сколько нужно? Двадцать три, — тут же выдала она.

— Это неправда, — ухмыльнулся я в ответ. — Ты так сказала, потому что мне двадцать три.

— Ну да… Так, ну, это, я не хочу говорить, сколько мне лет.

Я нахмурился.

— Давай так, только по чесноку, больше восемнадцати?

— О! Это легко!

Она снова смутилась и закрыла лицо ладонями.

— Что, сильно больше?

— Угу.

— И что, даже больше, чем мне?

Она подсмотрела между пальцев на меня одним глазом.

— Угу.

Я задумался, нахмурившись.

— А что, мужчина должен быть обязательно старше? — проронила Аня убирая от лица руки.

— Ты с какой планеты вообще?

— Я-а…

Она шлёпнулась головой в стол.

— Кушать будешь? — спросил вдруг я окончательно осмелев.

С ней я как-то чувствовал себя даже уверенно. Казалось бы, существует ли кто-то, менее уверенный в своих действиях, чем я? Оказывается, что очень даже существует.

— Я не хочу, — надулась она.

Я взял её тарелку, намотал макарон с тушёнкой на вилку, не донёс до своего рта.

— Ты ж голодная будешь. На хоть попробуй.

Я протянул ей вилку, вспоминая игру, в которую я любил играть с Викой.

— Открой рот.

Она с изумлением повертела головой, уставилась на меня большими глазами, потом открыла рот. Я кусочек мяса не донёс, часть макарон разбросалась, но она заулыбалась, распробовав вкус.

— Вкусно. Папа, правда, говорил…

— Что папа говорил?

— Что кушать жирное нельзя.

— Почему?

— Потому что! — строго заявила она мне. — Хочу ещё!

Она открыла рот, словно птичка в гнезде. Я накрутил ещё макарон.

— Глянь, ахуеть, пацан за соседним столиком воздух кормит! — раздался глубокий мужской бас слева.

Аня мгновенно повернула туда голову, совершила пару действий руками.

— Что? — спросил второй мужик.

— Что? — переспросил первый. — Я молчал.

— Мне показалось, ты что-то сказал.

— Ты стёрла им память?

— Тссс, — зашипела на меня Аня. — Дай сюда, вкусно. Доедим и пойдём погуляем. Тебе точно нужно всё знать?

— Нет, — помотал я головой. — Да, — передумал я. — Но лучше нет. А какой ответ правильный?

— Я тебя поцеловала и со мной ничего не случилось, — сообщила она вдруг мне. — Я не думаю, что существуют правильные ответы на такие вопросы.

Она ела молча, а я не скрываясь любовался ей. Получается, что она дурачит всех вокруг! Никто её не видит, никто её не слышит. Только я. Почему я? Нет, я тоже не всегда. Она ведь исчезла! Так много вопросов, так мало ответов.

Я же почувствовал насыщение и меня стало клонить в сон. А ещё опять захотелось Аню пожмякать. Как так, ей больше, чем мне лет? А выглядит лет на семнадцать, может даже меньше. Но третий размер груди выдаёт, что она уже не маленькая. Да и холодный взгляд, когда она нанизывает кусочки мяса на тарелку с точностью копейщика на поле боя. Один укол — один кусочек. А что, если…

— Ты богиня? Как в книжках, богиня, которая снизошла ко мне для того, чтобы… Зачем я тебе?

Она мгновенно покраснела, замерев с набитым ртом.

— Прожуй вначале, ты мне живой нужна.

Она вздрогнула, взгляд её на мгновение стал холодным, но лишь на мгновение.

Аня доела, отставив тарелку в сторону.

— Идём, — позвала она и неохотно протянула руку, глядя на меня, прямо мне в глаза.

Я осторожно дал ей свою руку. Она вначале одёрнула свою, но потом ухватилась за неё, улыбаясь, и потащила меня к выходу.

С парнями несговорчивая, на прикосновения табу, при этом сама меня поцеловала, хоть я и первый её обнял. И сегодня обнимала в ответ. Я, конечно, не очень умный, но может…

— Тебя бьют в семье?

— Как ты за такой короткий срок смог спуститься от богини до девушки, которую бьют в семье? — рассмеялась она.

— Это потому, что я ничего про тебя не знаю.

— Ты знаешь, что меня зовут Аня, и что я тебя старше. Но давай про второе не упоминать слишком часто, хорошо?

— Хорошо.

— Это и называется «договариваться»? — заулыбалась она.

— Ты о чём?

— Ну, чтобы выстроить отношения, нужно договариваться. Искать компромиссы, понимаешь?

— Понимаю, я был женат. Ты тоже там была, всё слышала! — буркнул я.

— Оно и понятно, чего ты был женат, — её голос наполнился льдом.

— Что ты сейчас чувствуешь?

— Придушила бы. Вот взяла бы палочку, воткнула бы её ей в живот, и крутила бы, пока не намотала бы на неё все кишки, и слушала бы, как она кричит и просит о помощи.

Она посмотрела на меня опять безумным и смущённым взглядом. Я улыбнулся и Аня расслабилась.

— Это называется ревностью, — на всякий случай пояснил я.

А значит я ей нравлюсь. Тут уж я залился краской до самых ушей.

А она мне нравится? Пока определённо да.

Уже темнело, солнце садилось, а мы направлялись в парк — не самое безопасное место для хрупкой девушки в вечернее время, пусть она трижды умеет стирать память. Кстати, об этом.

— Ты стирала мне память?

Она остановилась, посмотрела на меня внимательно.

— Это не то, что ты думаешь, — строго заявила она. — Это для твоего же блага! К тому же на тебя не работает и ты запоминаешь всю чушь, что я тебе говорю.

— А что ты ещё умеешь? — пропустив все оправдания мимо ушей спросил вдруг я.

Она залилась краской, как будто я говорил о чём-то очень интимном.

— Не хочешь — не рассказывай! — замахал руками я.

— Ты всем рассказал про меня, и потом пытался.

— Ну ты ж не запрещала, — парировал я.

— Я не хочу быть на виду, — буркнула она и снова сгребла меня в охапку, пряча руки у меня под байкой.

Я её прекрасно понимал. Я не знал человека, который хотел бы быть меньше на виду, чем я сам.

Она в очередной раз заглянула мне в глаза:

— А давай так стоять долго-долго, и никуда больше не пойдём.

— Мне завтра на работу, так что долго-долго не получится.

Она надулась, прижимаясь к моей груди щекой. Было так хорошо, что я сам пожалел, что это сказал. Взял бы и на завтра больничный, и стояли бы здесь до самого утра. Странный я и странная девушка Аня, то ли богиня, то ли нищенка из семьи с пьющим отцом и гулящей матерью, с кучей дармоедов братьев и сестёр, которых нужно кормить вместо родителей, без каких либо шансов на личную жизнь.

Мне вдруг стало так жаль её.

— Поехали ко мне, что тебе здесь мёрзнуть.

— И что мы там будем делать? — очень осторожно, подбирая каждое слово произнесла она. Переживает за свою безопасность.

— А что можно делать дома? — Она вдруг залилась краской и поёрзала с ноги на ногу. — Приготовим есть, будем смотреть сериалы и болтать до утра. Расскажешь мне что-нибудь интересное.

— А! Это. Я уж надумала себе. А это нормально, когда парень девушку зовёт к себе домой в третью встречу?

Почему третью?

— Бывает и такое, — проронил я. — Прежде, чем мы уедем, ты мне скажи, я был в торговом центре, в Нексусе? Кстати, он сегодня был уже открыт, а я не купил «майонез», — расстроился я.

— Я тебе завтра куплю, когда ты на работе будешь, — улыбнулась Аня вместо ответа. Пытается подкупить? Но нет, она всё же ответила: — Ты был. Я стёрла тебе память. Там всё пошло по пизде.

— О, ты ругаться умеешь!

— Папе не говори только, — закрутила она головой.

Автобусы ходили редко, и мы вызвали такси, усевшись на заднее сидение. Она кидала на меня странные взгляды, не выпуская больше моей руки. Я всё пытался угадать, о чём она думает.

— Почему ты мне не рассказываешь о себе? — вдруг спросил я.

— А вдруг это тебе навредит? А вдруг ты что-то обо мне подумаешь? Я же вот она, вот такая я сейчас. Какой я была — кому какая разница, правда?

— Ну правда. За мной мафия не придёт? Ты не дочь наркобарона?

Всё логично, папу уважает, боится даже.

— Теперь где-то посередине между богиней и простушкой, — улыбнулась она и, притянув меня к себе, снова прикоснулась к моим губам своими.

Отстранившись, она выдохнула, тупенько улыбаясь.

— Я всё равно не могу тебя понять. Зачем я тебе? — не унимался я.

— Чтобы заботиться, защищать и… любить.

Она смутилась, закрыла снова лицо руками, подсматривая через растопыренные пальцы.

— Я сказала это, я это сказала! Великая Адельгейда, как это глупо, но я это сделала!

Она щёлкнула пальцами и между них проскочила искорка.

— Фух, всё в порядке. У-у, уроды, погодите у меня!

— Ты призналась мне в любви?

— Нет-нет-нет. И нет. И ещё раз нет! Это было бы через чур.

Она обняла меня, кладя свою голову мне на плечо.

— Я призналась тебе в моём намерении тебя полюбить.

Глава 4. Новый Бурс

Мы ехали молча. Она двумя руками трогала мою руку, перебирала каждый палец, будто моя рука сейчас была самым ценным предметом во вселенной. Ощущать свою значимость было приятно.

— Я тебя положу у себя на кровати, а сам постелю на ковре в рабочей комнате, — сообщил я ей.

— Если хочешь, я могу не спать. Тебе нужно завтра на работу, нужно выспаться хорошенько, так ведь?

Чем ближе мы подъезжали, тем более нервной она казалась. Вцепилась мне в руку, посматривала по сторонам.

— Макс, попроси остановить здесь. Пожалуйста-пожалуйста!

— Ты не поедешь ко мне?

— Не сегодня, не получится.

Она заглянула мне в глаза, пытаясь найти там ответы. У самой чуть слёзы в глазах не стояли.

— Я бы очень хотела. Прости меня.

У меня кошки на душе заскребли. Видимо не доверяет. Ну я бы тоже себе не доверил.

— Попроси, прямо сейчас.

— Остановите здесь! — без раздумий крикнул я. — Плачу пятёрку сверху, мне подышать нужно срочно.

Я изобразил, что задыхаюсь.

Усатый лысый дядька косо на меня взглянул с нескрываемой тревогой, но машину остановил.

Я открыл дверь. Аня перелезала через меня, уселась на меня, взяла моё лицо в ладошки и поцеловала, будто бы в последний раз:

— Не ищи меня, даже не пытайся. Я сама тебя найду, когда придёт время.

В её глазах действительно стояли слёзы.

— Дождись меня и не делай глупостей, я реальна, вот она я, — она положила мои руки себе на талию. Я пощекотал её и она едва не треснула меня по голове. — Щекотно же!

Она выскочила из машины, я выскочил следом, но не успел и глазом моргнуть, как она исчезла. Растворилась во мраке, в пустоте. Не так, как в прошлый раз. Просто шагнула в пустоту и её стало плохо видно, а со вторым шагом она слилась с тьмой. Я подышал, водитель покурил, мы сели и отправились дальше по маршруту.

Поганое чувство, её слёзы на глазах. Она была расстроена. Чем? Что случилось?

Она прячется! — дошло до меня. Я считал себя не очень умным и подумал, что мог бы догадаться намного раньше. Её нашли? Надеюсь, что нет. Упустить её — потерять… Что? Что я терял? Что в ней такого, чего нет в других?

Но потеря колола сердце. Даже не потеря, а возможность потерять.

Я попросил водителя остановить меня немного не доезжая до дома, просто на остановке, и шагал по тёмным дворам к своему дому, размышляя. Нина покушалась на мои деньги, хоть я и лопух, понять этого не мог. Да и всё равно мне хорошо было с ней, просто её запросы росли в ущерб моим с маман отношениям. Катя не искала компромиссов от слова вообще, всё должно было быть так, как она сказала, и это походило не на любовь, а на контракт, причём односторонний. С Викой вначале всё было хорошо — гуляли, радовались жизни, встречались, никогда не ругались, пока дело не дошло до быта. В быту ей нужно было всё, а деньги были её и общие. Мои увлечения не увлечения, и вообще я маленький ребёнок: комп продадим, купим яйцерезку и хлебопечку — вот уж где самые важные вещи в доме.

Ане, видимо, нужен был всё же именно я. По крайней мере мне, лопуху, хотелось в это верить. И я верил, и от этой веры, в которой не было места сомнениям, становилось так тепло и хорошо, хотелось этим поделиться.

— Алло, Пашка?

— Ну? Ты снова звонишь, вместо того, чтоб в чате написать? — голос был нахмуренный, слышались клики мыши и напряжённая возня. — Ехать спасать?

— Не. Мне поболтать. Можешь приехать, если хочешь, а можем в чате.

— Давай приеду, мне не в падлу. Тем более что ты у нас теперь персонаж с собственным сюжетом! Серёге писать? У него сегодня третья смена, может заскочит.

— Тоже мне скажешь, с сюжетом. Серёгу можешь пнуть, он в политоту шарит.

— А я будто не шарю!

— А ты у нас однобокий, зомбированный.

— Сам ты зомбированный! Через полчаса буду. Пиво брать?

— Бери, и пиццу бери. — Я прислушался к своему желудку. — Возьми такую, чтоб на завтра из жопы огонь шёл.

— Ни слова больше!

Сегодня был безумный день, но на душе было спокойно. «Я призналась тебе в моём намерении тебя полюбить», — более искренней фразы я за всю свою жизнь не слышал. И всё же, кто эта девчонка? Может она хитрый эксперимент правительства по созданию психотропного супероружия? Армия псайкеров? Нахрена государству армия псайкеров?

Но всё логично. Её никто не должен видеть — объект засекречен. Она вхожая в силовые структуры — участвовала в моём задержании, участвовала в расследовании, но её там тоже никто не должен видеть. Не даёт к себе прикоснуться… Я вспомнил её нежные, но сильные руки у себя на лице, касание мягких губ. Значит не давалась, уже даётся — результат жёсткого обращения в лаборатории. Вот же бедняга, даже не знает вкуса макарон с тушёнкой.

Мне снова её стало очень жаль.

Вскоре передо мной появилась дверь: помятая, вогнутая во внутрь, с разбитым замком и почти выбитой ручкой. Она не была прикрыта плотно, но язычок в отведённое для него отверстие попадал и сама дверь не открывалась. Как она теперь убережёт меня от внешнего мира — загадка. Да и не удержалась она, предала меня моя дверь, но я всё равно её любил. А вот идти за справками и что-то выяснять очень не хотелось.

Я открыл дверь, встретил меня кот, долго тёрся, мурлыкал, облизывал руки. Я его покормил, пошёл помыл посуду за вчера, залез в душ помыться. Всё в тишине, в пустоте, но с непокидающим теплом внутри.

А если бы ей грозила опасность? Я бы сорвался, не раздумывая. С Викой такое было, когда гопота пристала. В итоге по морде мне съездили, но отстали. Здесь я понимал, что мозг мой уже поплыл и моя жизнь принялась сплетаться с её жизнью в болезненный единый симбиоз, когда один уже не может существовать без другого. «Дождись меня и не делай глупостей». Наверное, она имела ввиду, чтобы…

Я всё же был не очень умным, и не мог представить, какие глупости я могу наделать, если не люблю даже из квартиры выходить.

Друзья завалились ожидаемо.

— Ни хуя себе! — присвистнул Сергей, оценивая мою искорёженную дверь.

— У тебя тут бомбы рвались? — нахмурился Пашка, вручая мне суперострую чили пиццу и бутылку пива.

На этот раз мы уселись за стол. Я подпёр руками голову и почему-то подумал, как бы клёво было, если бы Аня тут была. Познакомил бы её с друзьями, поболтали бы, пошутили. Она странная, им зашла бы.

— Серёг, смотри, кажется нашему Максу совсем плохо. Глянь как лыбится, — расхохотался Паша.

— Воображаемая подружка перешла от поцелуев к делу? — подколол Сергей, а мне почему-то стало противно от такого опошления. — Ой, извини, если задел. Мы тебе верим если что, — прочитал он что-то на моём лице, сам интерпретировал и извинился.

Они никогда не были злыми: Пашка с Серёгой. Всегда безобидные и чтящие границы других превыше своих, потому-то интеграция в общество, где буйствует агрессия, им удаётся крайне с трудом.

— Давай, колись, что у тебя снова было, а то мне на работу через полтора часа, — посмотрел Сергей на наручные часы.

— А, это? Тут всё просто. Мне, оказывается, повестку хотели оставить, приходил следователь лично. Но постоял у моей двери с двойной звукоизоляцией и неработающим звонком, постучал, покричал и ушёл, а в список внёс. Ну и сегодня с утра меня штурмовала группа захвата. Чуть не обосрался от страха.

Пашка вместо ответа полез в телефон.

— Тут новость вышла про стрельбу в Нексусе. Выложили фотки подозреваемых, потенциально причастных к Новому Бурсу. На, смотри.

Фото: девушка с узкими глазами, которую я видел при штурме, которая удержала на месте Аню; парень в очках без оправы — фото я видел у следователя; женщина в шляпе, мужчина с широкой мордой и короткой щетиной — всё как у следователя, видимо обнародовали в СМИ; следующая фотка — вытянутое худощавое лицо, орлиный нос с небольшой горбинкой, острый подбородок, короткие волосы, слегка отросшие после стрижки налысо и тоненькие усики с реденькой рыжей бородкой — я собственной персоны. Последней фотографией была девушка с большими тёмными глазами и жёсткими медными волосами, падающими локонами на плечи — Аня.

— Вот она — моя девушка, — похвастался я, показывая фотку.

Паша прикрыл глаза ладонью:

— Нашёл чем радоваться. Она ж в Новом Бурсе! И ты в там?

— Нету меня нигде. Дома я сижу и не вылажу. За «майонезом», блять, один раз съездил, — я посмотрел на пальцы. — Два раза, получается, — показал я на пальцах.

— Ты был в центре, когда стреляли?

— Да, но не запомнил, — покачал я головой.

Паша положил мне руку на плечо и уверенно произнёс:

— Это всё пэтээсэр. Знаешь что такое пэтээсэр?

— Нет у меня пэтээсэр!

— У-у, отрицание проблемы это более страшный диагноз.

Почему-то говорить о том, что Аня умеет память стирать, им не хотелось. Если она супероружие, выращенное в лаборатории, то не стоило об этом сильно распространяться.

— Ребят, я вас позвал сюда, чтоб вы меня чуть-чуть просветили. Вы ж в теме этой всей политоты. Что понадобилось Новому Бурсу в Нексусе?

— Вот это ты загнул, чувак, — протянул Серёга. — Никто ж тебе правду не скажет. Кто-то говорит, что там теракт предотвратили, а кто-то, что кого-то застрелили. Вроде начальника склада, может там контрабанда была. Но они не террористы, они — борцы за свободу.

— Ага, как же, борцы. Когда в прошлом году Олега Миньщика прибили прямо посреди конференции, такая свобода? — парировал Паша.

Дискуссия разгоралась. Мне оставалось только развесить уши и слушать.

— Это тот, который хотел всю медицинскую отрасль рекетом под себя подмять? — усмехнулся Серёга.

— А доказательства? У него трёхлетняя дочь и семилетний сын остались без отца!

— Хочешь доказательства? Вначале ВнутриТела в лаборатории проверка, потом штраф, потом роспуск сотрудников, потом вдруг ВнутриТела меняет руководство. У руля кто? Правильно — кореш Олега. Дальше СиньЗдоровья клиника, по той же схеме, только там руководство упёрлось, да и клиника была большая, в итоге они объявили своё банкротство, на её костях вырос ЗдоровыйДимон, а Димон этот между прочим ещё один кореш. И что? Белый и пушистый?

— Может и так. Но там рвануло что-то, от всей сцены ошмётки только. Пятнадцать убитых, сотня раненых. Так делают дела?

— А я слышал, что это уже второй взрыв был, чтоб подставить Новый Бурс.

— Ты хоть сам в это веришь?

Серёга честно покачал головой.

— Да, жертвы, да, страшно, но они неплохие ребята. Они полулегально сместили министра образования, хоть учебники старого образца вернули. Плохо, скажешь?

— А слабо тоже самое, только в рамках правового поля? — нахмурился Паша.

— А в рамках правового поля у нас не выходит.

— Потому что не пытаются.

— Пытаются, Игорь и Виктория Борисенко…

Я полез в интернет погуглить. И Игорь, и Виктория — политики, вроде депутаты народной рады, но при этом косвенно обвиняются в причастности к Новому Бурсу. Впрочем кого угодно с такими взглядами можно к Новому Бурсу причислять. Раз не за правительство, значит определённо за Новый Бурс. Либо чёрное, либо белое.

Я поднял руку:

— Получается моя Аня в Новом Бурсе?

— Да, — кивнул Сергей.

— А может и нет, — заявил Паша. — Ты ж на фотках есть, но ты вот где, а они там. Может тоже мимо проходила.

Аня в рядах подпольного сопротивления. А я туда не хочу. Нам не по пути? И я туда же — либо чёрное, либо белое.

— А мне плевать, — решил вдруг я. — Я дождусь и глупостей делать не буду.

— Ты о чём?

— Мы сегодня должны были ко мне поехать.

Сергей засвистел, Паша выставил пятюню, но я её не дал.

— Пошляки хреновы. Её кто-то обижает, может ей ночевать негде, — хотя я сам в это не верил. — Посмотрели бы фильм и потрындели бы за жизнь.

Я, наконец, взялся за пиццу и от остроты слёзы полились из глаз.

— Смотри ты, Макс расплакался, — захохотал Серёга. — Дружище, всё будет хорошо!

— Иди в жопу, это пицца острая, — я похыкал, запил пивом, лучше не стало, но желудок был доволен. — Аня попросила высадить её раньше и вела себя странно, просила дождаться.

— Может бывший написал? — предположил Пашка.

У неё не было в руках телефона.

— Может и написал, — отозвался я эхом. — Сказала не делать глупостей. Давайте, ребят, вы у меня умные: какие глупости можно сделать? А то у меня с фантазией туго.

— Например идти в Нексус на следующий день после теракта? — хохотнул Паша.

— Ещё можно сопротивляться при аресте и дверь не открывать, — предположил Сергей.

— Я не сопротивлялся при аресте.

— Врать следователю? — пожал плечами Паша.

А вот это было. Но это уже совершённые глупости.

— А что можно учудить?

— Понимаешь, Макс. С твоей фамилией ли не знать, что поступок: он глупость и не глупость в суперпозиции. Определить, что это из двух можно только совершив его, — заметил Сергей.

— То есть, чтобы не совершать глупостей, — стал делать я вывод, — нужно ничего не делать?

— Точняк! — обрадовался Паша.

— Ну ты голова, — похвалил меня Сергей.

— Да это ж легко! — обрадовался вместе с Пашей я.

Мы смотрели анимэху про масштабные сражения и дворцовые перевороты, много смеялись, травили байки, а Паша с Сергеем вспоминали колягу, в которой вместе учились. В одиннадцать тридцать уехал на работу Серёга, ближе к часу свалил Пашка, я ещё позалипал в телефон и отправился спать.

Я открыл глаза. Я понимал, что я всё ещё сплю, но сон был реальным.

Зал торговых автоматов. У меня в руках «майонез» — яркая большая упаковка с изображением яиц, горчичных шариков, блендера и ещё всякого по мелочи. Широкомордый мужик с короткой щетиной направил в мою сторону пистолет.

— Не трогай его, — раздался холодный голос Ани.

Мужик напрягся. Я же словил стресс кролика и не был в силах пошевелиться.

— Почему? Он свидетель, он всё видел.

Что я видел? Свидетель чего?

— Ты её слышал, Игорь? Не тупи! — ещё один женский голос сбоку. Я повернул голову, увидев длинноволосую чёрненькую с узкими глазами.

— Ну и что тогда делать? — развёл руками мордоворот Игорь.

— Я ему память сотру, пусть живёт.

— Ой, Аня, откуда такая жалость к… как ты нас называешь? Смертные?

— Он миленький, — залилась она краской и совершила несколько пассов руками.

Я проснулся, садясь в кровати. Был ещё час до начала рабочего дня. Ощущение после сна было немного паршивым. Она была там, она была среди них, она командовала ими. Аня, моя Аня. Или всё же не моя? Нужно было её увидеть, услышать её версию истории, понять её и принять! Или не принять, но об этом даже думать было больно.

Не делать глупостей — не делать ничего.

Я открыл программу по учёту времени на работе и зарегистрировал себе ещё один больничный. Своих предупредил, что до понедельника отлежусь и буду бодр и свеж. Сам же плюхнулся дальше в кровать, глядя в потолок.

Пролежал я не долго. Сходил, почистил зубы, переоделся во всё чистое, принялся пытать свой желудок, чего бы хотелось его величеству сегодня на завтрак. На завтрак его величество желал стейк со свежими черри. А черри, естественно, у меня не было. Я нырнул в коридор в поисках сандалий, как входная дверь распахнулась.

Двое, на головах маски с прорезями для глаз, в руках пистолеты. Я замер, не собираясь совершать глупости. Выпрямился. Медленно показал пустые руки.

«Никто не посмеет тебе навредить». После этой фразы шёл перечень травм, который сюда не включал разбитый нос и сломанную челюсть. Ну да ладно, она ж не на полном серьёзе это говорила. Но даже пустая фраза придала мне уверенности.

Кот направился к открытой двери.

— Зайдите внутрь и закройте дверь, а то кот выйдет, — сообщил я с бешено бьющимся в груди сердцем. Мысли все были о том, как меня сейчас будут паковать в машину — не самое приятное занятие. — Только поживее!

Они переглянулись, чел потоньше что-то буркнул вроде «он смеет нами командовать», но бугай посмотрел на него и подтолкнул войти, сам словил кота и отправил его в комнату, закрыв за собой дверь в квартиру.

— Надевай, руки за спину, — кинул мне мешок бугай.

— На что надевать?

Они переглянулись:

— Нам не говорили, что ты умственно отсталый. На голову надевай.

Второй достал верёвку.

Прыгнуть в комнату, а после с третьего этажа в окно и бежать. Это будет глупость или всё же разумное решение? Или глупостью будет дать себя связать и увезти в неизвестном направлении?

— Ну, чего стоишь?

Глава 5. Галантное похищение

— Р-ребята, — стал говорить я дрожащим голосом. — У меня самое важное задание в моей жизни и я очень не хочу его запороть, так что сразу скажу, что я с вами поеду куда скажете, но только давайте это сделаем по-моему.

Они переглянулись. Глупость или всё же нет?

— Ты что-нибудь понимаешь? Я ничего не понимаю, — сообщил верзила.

— Я не сопротивляюсь, — слегка осмелел я. — Но тут проблема: бабушка Валентина бывший майор полиции, она вас видела, когда вы заходили. Обычно на лавочке сидит и семки лущит в пакетик. Было такое?

— Было такое? — переспросил верзила.

Второй задумался и тут же кивнул.

— Она полицию тут же вызовет, если вы выволокчите… как это слово? — язык от стресса приклеился к нёбу. — Не важно. Если я на улице с мешком на голове покажусь, что будет?

— Всегда прокатывало, — буркнул здоровяк.

— И всегда с мигалками и шумихой, — подтвердил второй раздражённо. — Ну хорошо, и что ты предлагаешь?

— Я выйду первым, заверну за дом. Вы выйдете следом, поздороваетесь с ней и сядете в машину, подъедете, заберёте меня и мы поедем, куда вам нужно.

— Ага, так мы тебе и поверили, — буркнул здоровяк.

— Можете взять в заложники мой телефон.

— Нахуй нам твой телефон? — буркнул второй, что чуть побыстрее соображает. — Если ты нам соврал, то мы убьём твоего кота, понял?

— Не надо кота! — оживился здоровяк.

Второй на него посмотрел, как на идиота.

— И компы разнесём.

— Может просто компы? — вновь предложил здоровяк.

— Ничего не понадобится, ребята. Я вам доверяю, — с трясущимися ногами сообщил я. Не наделать глупостей сложно, когда глупости сами ко мне липнут. — Не подведите меня, хорошо?

Они переглянулись снова.

Я затолкал мешок в карман, во второй положил телефон, ключи и банковскую карточку и вышел из квартиры, бросив напоследок:

— Будете выходить, закройте дверь хорошо, чтоб кот не вышел. Я очень за него переживаю.

— Не парься, пацан, сделаем, — заверил бугай и получил тумака от тонкого.

Я спускался по лестнице — третий этаж же. Сам думал, правильно ли я поступаю. Моей жизни угрожает опасность, а та пигалица Аня, может она так, от балды сказала, чтоб я другую бабёнку себе не искал. Но нет, она командует Новым Бурсом и они её слушаются. Может я и туповат, но если тебя воруют, то, пожалуй, сопротивлением ничего хорошего не добьёшься. Придётся подчиняться.

Выйдя на улицу, я не встретил там Валентину, хотя парни утверждали, что видели её. Ну и славно, так даже лучше. Я завернул за дом, как и обещал, и принялся бороться с желанием пуститься в бега. Чёрта-с-два они меня догонят и найдут в районе, где машин наставлено чуть ли не в два ряда.

Глупостей я старался не совершать.

Они, подходя, снова натянули маски, сели в машину, которая и так была припаркована из-за переполненных парковок на заднем дворе, и открыли мне заднюю дверь. Я уселся, меня потянулись связывать.

— У меня нет оружия, я не умею драться, я не буду ничего делать, я буду залипать в телефон и ничего не запомню, — затараторил я.

— Э не, знаем мы таких. Давай хоть тряпкой глаза и руки за спиной, чтоб не развязал вдруг. Идёт? — пробасил здоровяк.

Я вздохнул и протянул руки.

— Это по твоему за спиной? — расхохотался тощий.

В итоге ехал я с дискомфортом где-то около получаса. Машина петляла, сложно было определить направление. Вели меня тоже с закрытыми глазами и сняли повязку только когда я почувствовал сырость подвала.

Здесь хоть и было сыро, но это был вполне функционирующий фитнес зал. Большие зеркала, яркие лампы, четыре пилона воткнутых в высокий потолок. Здесь было несколько стульев, собранных в круг, словно на заседаниях анонимных наркоманов из фильмов. Меня развязали и усадили на один из стульев. Двое стали у меня за спиной, больше не скрывая лиц. Одного я узнал — это был Игорь из сна, что угрожал мне пистолетом. Только лицо больше не со щетиной, а гладко выбрито, но такое же квадратное.

Передо мной была девушка, которую я тоже узнал — Виктория Борисенко — депутат Народной Рады, как раз вчера про неё в интернете читал. Ухоженная, в пиджачке и юбке, в туфлях без каблуков, блондинка с прямоугольными очками без оправы. Лицом она напоминала типичную училку, даже макияж был соответствующий, хотя я понимал, что у людей, работающих в правительстве в этом месте есть определённый дресс код и все они выглядят одинаково административно, будто близкие родственники или клоны.

Живот Шрёдингера сообщил, что он пуст и требует своего законного стейка с черри. Я погладил свой живот, обещая ему немного потерпеть.

Женщина оказалась терпеливой. Мои похитители ушли в дальний угол и о чём-то разговаривали, периодически посмеиваясь. Сколько мы так сидели — сложно сказать. У меня не отобрали телефон. Связь здесь не ловила, я открыл гачу, которую можно было играть оффлайн и принялся залипать в неё, пока я не услышал шаги.

Сердце бешено забилось, я спрятал телефон и выпрямился на стуле, положив руки на колени. За дверью послышался шум, она распахнулась и на пороге оказалась разъярённая девушка: волосы на голове взъерошены, в глазах сверкают молнии, ноги на ширине плеч, руки сжаты в кулаки.

Парни у дальней стены напряглись.

Она прошлась взглядом по комнате, нашла меня и выдохнула.

— Тебя били? Тебя роняли? На тебя кричали? Тебе что-то сломали?

Я лишь с открытым ртом качал головой. Она шла всё ближе, окидывая меня с ног до головы. Она заглянула мне в глаза, потом пальцами раздвинула рот и заглянула туда, не досчиталась зуба мудрости и швырнула взгляд в сторону Игоря, потом прошлась пальцами по рёбрам, от чего я дёрнулся, потому что стало щекотно.

— С тобой хорошо обошлись, Макс? — шепнула она.

Я лишь кивнул.

— Да это вообще самое простое похищение за всю мою жизнь, — заявил мордоворот Игорь. — Пацан — сама вежливость.

— Я не совершал глупостей, — кивнул я.

Аня была серьёзна, как никогда. Она взяла меня за руку и села рядом, обращаясь напрямую к Виктории Борисенко.

— Вика, какого хера? Я же просила уйти!

— Мы рассмотрели твою просьбу, — с улыбкой произнесла Виктория. — Мы вынуждены отказать.

Аня сжала зубы, глаза её сверкнули. В таком состоянии она меня немного пугала. Девушка, выращенная в лаборатории, должна уметь что-то похуже, нежели просто стирать людям память. Но её здесь никто не боялся, хоть и говорила она на равных.

— Я уйду так или иначе. Вопрос только в том, что будет с Новым Бурсом.

— Вопрос как раз и касается Нового Бурса. Ты же сотрёшь парню память? Или нам его выдворить на время?

— Сотру, — пообещала Аня.

Опять? И что, я не запомню только эту встречу с Аней, или вообще всё забуду?

— У нас была миссия, мы её вместе прорабатывали. Я уверен, что ты всё помнишь и не стоит тебе её пересказывать. Мы пошли по плану А, но план А провалился, как и план Б и все буквы, вплоть до Ж, но возможность для плана Ж дал. Дал ведь? Буква неблагозвучная, — задумалась Виктория.

— Пропуск есть. Он ещё пару дней будет активный, пока админы не хватились, — кивнула Аня. — Но я не хочу больше этим заниматься.

— Ты ставишь под угрозу всё, что мы делали последние три года. Аня, так нельзя. Это неправильно. Мы хотим поговорить с тобой по хорошему, однако ты ж на связь не выходишь. Пришлось вот так, грязно. И то мы не были уверены, что ты придёшь. Какое тебе дело до «простых смертных»? — передразнила её Виктория.

Аня проглотила издёвку не поморщившись. Я бы уже и обиделся, что бы эта фраза ни значила.

— И как же будет выглядеть это «по хорошему»? — нахмурилась Аня.

Когда она хмурилась, её личико не переставало быть миленьким. Она напоминала маленькую собачку, которая тявкает и думает, что она такая грозная. Однако, видимо, лишь мне, потому что двое в углу напряглись, читая в хмурой Ане определённую угрозу. Тощий даже потянулся за висящим на поясе пистолетом.

— Ты проберёшься в министерство обороны, зайдёшь в кабинет к министру, карточкой-пропуском активируешь его учётную запись, скачаешь оттуда бухгалтерию и принесёшь нам. План Ж в действии. Букву нужно всё же сменить. Давай это будет план З.

Аня поёрзала на стуле.

— И это будет последнее задание, — заявила она.

— Аня, — дёрнул я её за рукав. — Давай тоже без глупостей.

— Там раз плюнуть, — шепнула мне в ответ Аня и покраснела. — Не переживай.

— Да, это будет последнее задание, Аня. Ты ж меня знаешь, я слово держу.

— И вы никогда больше не потревожите меня?

— Ну к чему такое недоверие? Конечно, я ж тебе ни разу не врала.

— Я с тобой дела ни разу не вела напрямую. Это первый раз.

Столько холода я от Ани никогда не слышал. Словно кубик сухого льда, о который можно обжечься.

— Я обещаю, — кивнула Виктория.

— И Макса тоже не потревожите, и его родных, и близких, и его друзей, — понесло её. Я уже раскраснелся от таких условий. Мне было неловко, что она агрессивно выбивала ответ, хотя его уже получила. Но Ане жизненно важно было услышать этот ответ.

— Ну и дотошность. Я-то смотрю тебя Татушвилле хвалит.

— От ответа не уходи, Вик.

— Да-да, всё так. Никого больше и никогда не потревожу, — с толикой раздражения в голосе заявила Вика.

Аня строго и коротко кивнула.

— Флешка будет у тебя завтра либо днём, либо вечером. Посмотрю как время появится. Мы пойдём.

— Нет, никуда вы так просто не пойдёте. Как минимум он. Его словят и он всё-всё о нас выложит, — произнесла Виктория. — Игорь, завези их обратно к дому. Всё по протоколу.

Бугай встал, протянул мне вновь повязку на глаза.

— Без фокусов, — шепнула мне на ухо Аня.

Я кивнул.

Её везли на переднем сидении.

— Ань, ну на кой сдался тебе этот пацан? Ты ж у нас просто умничка. Да мы с тобой тут жизнь разукрасим.

— А смысл? (Пауза) Игорёк, вот в чём смысл жизни? Вот ты хоть представляешь? Ну, что ты скажешь?

— Что может сказать человек, отсидевший за то, что забил насмерть педофила? Виктория Борисенко нас ведёт к лучшему миру.

— Может и так, только, наверное, это твой смысл жизни. Богатство, власть, могущество… Ты просто не понимаешь. Оно всё приедается. Даже хорошая и спокойная жизнь, даже справедливость. Особенно справедливость.

— Почему справедливость предается?

— Ох, Игорёк. Потому что это пустые слова, — с горечью и тоской в голосе заявила Аня, замолкая.

— Зачем ты тогда нам помогала? — не унимался Игорь, снова заводя этот разговор. — У тебя была цель, был смысл?

— Никакого смысла не было. Я плыла через бесконечную пучину времени, пробираясь наощупь через туман, с ледяным сердцем и холодной душой. Став почти как мой отец. Став Холодным Сердцем. Почти. Смысл не появился бы, даже если бы мы задуманное провернули. Я просто была, существовала. Говорят, для таких как я есть Трактир «Нытики» где-то там, далеко отсюда.

— Не слыхал о таком, — отозвался Игорь.

— Конечно, ты не слыхал. Я вот думала уже идти искать, но передумала.

— Влюбилась? Ну колись, Ань.

Я знал, что он на меня обернулся.

— Ты ж потом пацану память подчистишь? Мне приказали проследить.

Ой, попадос.

— Да, конечно подчищу. Влюбилась ли? — протянула Аня. Я с замиранием слушал, а сердце колотилось. Я не в силах был его унять. — О таком не говорят вслух и всем подряд.

— Ой, точно влюбилась, как моя дочурка младшая, как маленькая девочка, — захохотал он. — Ты, да в этого заморыша. Вот уж не ожидал я. Ну, как говорится, любовь зла…

— Во имя Адельгейды, заткни хлебало, а, Игорёк?

— Да что ты кипятишься. Это ж хорошо. Любовь — это прекрасно. Я в книжке читал, — он захихикал.

Ну и тролль этот Игорёк.

Мы доехали. Меня развязали, помогли выйти из машины.

— Игорь, — с какой-то толикой неуверенности произнесла Аня. — Ты уж извини, при Вике не хотела говорить, но на Макса не всегда моя магия действует.

Он закусил губу, с сожалением посмотрел на меня.

— Ну ты попробуй, потому что вариантов у нас немного.

Аня подошла ко мне, сделала несколько пассов руками. Я похлопал глазами, посмотрел по сторонам, увидел Аню:

— Аня, привет. А что это за бугай с тобой? Ой, простите, я не хотел грубо. Но Вы большой!

— Спасибо, я таксист, — он взял телефон. — О, деньги пришли. Спасибо ещё раз, что мимо счётчика!

Он сел в машину и довольный уехал.

Аня смотрела на свои руки.

— Сработало?

— Неа, — покачал я головой.

— Ах ты обманщик! — стукнула она меня кулаком в грудь. — Знаешь, что я делаю с обманщиками?

— Я не обманывал. Я подыграл.

— А разница?

— Это как с недотёпами, — вспомнил я её речь. — Недотёпа — это тот, от действий которого страдают люди. Значит обманщик по такой логике…

— …тоже человек, от которого страдают другие. А здесь никто не пострадал, — задумалась она. — Мораль, справедливость и закон — пустые слова, — вздохнула она и стала снова грустной.

— Моему желудку Шрёдингера срочно нужны черри, — сообщил я, указывая на живот. — А у тебя сколько времени есть свободного?

— Столько, сколько потребуется. Мне нужна твоя помощь, — загадочно сообщила она. — Значит и я соврала, получается, что дело плёвоё.

Мы заскочили в местный магазинчик, выбрали более-менее приличную веточку черри и побрели ко мне домой. Нервы, если честно, горели.

— Ты хорошо справился.

— С похищением? Неа, не хорошо. Я сейчас приду и меня накроет, вот уверен, что накроет. Я себя знаю.

Но меня не накрывало. Сознание переключалось на Аню и было плевать, что со мной творилось.

— Ты что-то со мной делаешь, чтобы я не нервничал? Это какая-то магия?

— Никакой магии, — честно развела руками медноволосая девушка. — По правде, после Нексуса на тебя ни одно моё заклинание так и не подействовало.

— Так ты колдунья? Прям настоящая? Это магия? Или ты всё же правительственный эксперимент и тебя обижали в лаборатории?

Она вздохнула.

— Я колдунья. Пусть будет так. Реальность чуть сложнее, чем ты себе её представляешь.

— И всё же почему ты мне не рассказываешь?

— А вдруг ты будешь думать обо мне по-другому из-за этого? Вот сегодня я выясняла отношения. Тебе… — она вдруг смутилась, остановилась, хотя мы уже почти дошли до первого лестничного пролёта. Она стояла на ступеньку выше меня и наши глаза были на одном уровне. — Тебе понравилась такая я?

— Какая ты?

— Ну, дерзкая, заносчивая, властная.

— Я не понимаю вопроса. Есть ты, вот она ты. Я же сейчас спокойный, когда на меня Игорь пистолет навёл, думал обделаюсь, сегодня старался быть вежливым, потом иногда туплю. Это ж не разный я, это я в разных ситуациях. Ну и ты — это всего лишь ты.

Она смущённо поглядывала на меня, потом медленно развернулась и пошла по ступенькам наверх. Третий этаж всё же.

— Я, это всего лишь я, — произнесла она завороженно. — То есть если я буду делать что-то плохое, твоё мнение обо мне не изменится?

Она снова посмотрела на меня, а я лишь пожал плечами.

— А ты будешь делать что-то плохое? — Она залилась краской. — А ты можешь хладнокровно причинить вред? — Она закрыла лицо руками. — Или даже убить человека? — Она ничего не ответила.

Я замер. Я на неё надавил? Ну тема-то не самая простая, как и девушка у меня не самая простая. Я только что шагнул через чужие границы, которые мне не открывали. Как бы я себя чувствовал?

Поставив пакет к чужой двери, я подошёл к смущённой Ане и обнял её.

— В любой ситуации, что бы не случилось, я руководствуюсь принципом трёх «п» если это возможно: понять, принять и простить.

— То есть ты только что понял и принял меня, а ещё простил за всё, во что я тебя втянула?

— Нет-нет-нет, и нет. Я говорю лишь про своё намерение тебя понять и принять.

Она улыбнулась, потрепала меня по волосам.

— Я… — собралась она в чём-то мне признаться.

— Мне похер, — быстро ответил я. — Давай не сейчас. Дай мне отойти немного.

Она засмущалась, шагая по лестнице.

После я готовил стейки, а она ждала, наблюдая, забравшись в компьютерное кресло с ногами. Рядом тёрся кот, залез к ней на руки и она боялась его потрогать, а он прилез к ней и принялся тарахтеть.

— У тебя же нет аллергии на котов?

Она покачала головой, всё ещё боясь коснуться мохнатого придурка. А придурку было всё равно, что она там делала. Бля, она в Новом Бурсе готовит правительственный переворот! Что, реально что ли? Она, что сидит сейчас с милым личиком и ждёт кусок зажаренного мяса, что ловит каждое моё слово, что даже в рот мне сегодня заглянула, чтоб проверить, всё ли на месте.

Я, наверное, сегодня не усну.

Разрезав сочный кусок, зажаренный до степени выше среднего, с гарниром из порезанных на половинки помидорок черри, я подал его Ане. Она с недоверием покрутила носом:

— Это кровь?

— Ты стейки никогда не ела? А, ты ж колдунья.

— Ну-ну, давай расскажи мне, какие у тебя стереотипы о колдуньях, — с вызовом бросила она.

— Из глухой деревни, внучка другой колдуньи, питалась тем, что лес даст, вегетарианка. Кстати это объясняет, почему ты макароны по-флотски никогда не пробовала.

— Потому что отец говорил, что еда — это плохо, — нахмурилась она. — Ивообще, не было никакого леса, бабок и еды, «что лес даст».

— Значит тебя всё же правительство тренировало, просто называется это магией. Это объясняет, почему ты сказала, что мир не так прост, — поднял я палец. — А вообще я не очень умный, — рассмеялся я.

Аня недоверчиво отрезала маленький кусочек, положила на язык, пожевала, проглотила, закатывая от наслаждения глаза. После чего ухватила кусок мяса руками и отгрызла от него половину с азартом и остервенением.

— Что? — с набитым ртом спросила она.

— В этом вся ты. Вначале руку не пожмёт, а потом ту же руку не отпустит.

Она залилась краской, прожёвывая.

— Кстати, что тогда случилось?

— Меня нашли. Послали по следу гончих. Я их увела подальше от тебя и убила, — она посмотрела на меня, вновь залилась краской, вновь сделала пассы руками. — Ну почему я постоянно говорю какую-то дичь?

Она, фигурально выражаясь, пыталась «сменить номер телефона». Я её прекрасно понимал. У меня постепенно это чувство тоже обострялось — маньячка какая-то. Однако обращаясь внутрь себя, я не мог ей поверить. Я лишь улыбнулся, глядя, насколько она смущена.

Я дождался, пока она поест.

— Кофе? — предложил я.

— Мне не стоит пить это жуткое зелье, — проронила она, завороженно. — Мне от него вначале очень хорошо, а потом очень плохо.

— Хорошо, я запомнил. Колу тогда тоже не бери, она с кофеином.

— Да-да, и её тоже нельзя.

— Это на ведьм так кофе действует?

Аня вдруг поменялась в лице, став холодной, словно лёд:

— Я не ведьма!

Я аж подпрыгнул, а она подскочила ко мне.

— Я. Это… Я не хотела. Ты ж ничего не знаешь! Не расстраивайся, я не хотела. Не выгоняй меня…

Я перевёл дух, погладил её по голове. Хотелось её снова потискать и я встал, сгрёб её в охапку, она прислонилась ко мне.

— Мне говорили… — она снова смутилась. — Мне говорили, что на третьем свидании парень уже будет девушку… как это слово? — Она уткнулась в меня. — Домагиваться, — донеслось из моей майки. — А ты не домагиваешься, — добавилось из моей майки.

— А нужно? — вдруг и я смутился. Вроде всё шло своим чередом.

— Я не знаю! — с ужасом в глазах произнесла мне Аня. — Но ты ведь обычный, нормальный парень?

— Уверяю тебя, совершенно нормальный.

— Ну и хорошо, — выдохнула она, всё ещё смущённо глядя на меня.

А вот нашёл себе, видимо, совершенно ненормальную. Почему меня не смущает, что она умеет колдовать? Что, совсем мозги отсохли?

Я заглянул в её глаза и все вопросы у меня отпали.

— Мы что-то собирались делать, — напомнил я.

— Что?! — испуганно уставилась на меня Аня и принялась краснеть ещё больше.

Я же не удержался и поцеловал её. Вначале просто прижался к её губам, потом увереннее, коснулся своим языком её языка. Она тяжело дышала, но сделала точно так же. Мы какое-то время неловко целовались, но вскоре она вошла во вкус и я почувствовал, как в шортах становится мало места. Я попытался отодвинуться, но она впилась в меня, не отпуская. В итоге она отлипла лишь спустя пару минут и посмотрела на меня совершенно мутным, пьяным взглядом.

— Ты хотела, чтобы я тебе с чем-то помог.

— С чем-то… Помог… — она пыталась сфокусировать взгляд, отстранившись от меня на шаг и теребя низ майки руками. — Может мы их всех просто убьём? И останемся только ты да я. И ничего делать не надо будет.

— Ты серьёзно, Аня?

— А я это вслух сказала? — ужаснулась она и снова сделала свой любимый пасс, ещё больше краснея. — О великая Адельгейда! Кошмар! Забудь, прошу, умоляю, забудь. Я ж не такая!

В её глазах заблестели слёзы.

— Забыл, — буркнул я, растерявшись.

— Какую же грязь я творю. Папа, извини меня пожалуйста… — она вновь щёлкнула пальцами, и вновь между ними проскочил огонёк. — Но как же это прекрасно! — вдруг расцвела она и схватила меня за руку. — Идём, научишь меня пользоваться компьютером!

— Что?!

— Ну, мне нужно перекинуть файлы, какие-то. Что такое файл я знаю, но как оно выглядит и что с этим делать? Куда там тыркать?

Я помотал головой. В наше время, и не уметь пользоваться компьютером.

— Девушка, Вы с какой планеты?

— Я-а… — опять замялась она, закрывая лицо руками. — Не ругайся!

— Я и не ругался. Идём, научу, — улыбнулся я.

Глава 6. Прошлое и настоящее

— Вот смотри, это мышь, а это клавиатура.

— Я не совсем тупая, — надулась Аня.

Я усадил её в кресло, вручил ей клавиатуру с мышью. Она неловко положила руку на мышку, кликнула несколько раз невпопад и случайно открыла мою папку с сохранёнками. Ещё и с превьюшками крупным планом. Она медленно перевела взгляд с очередной нарисованной благо не до конца голой тянки на меня, в глазах сверкал ревностный гнев.

— Парни иногда рассматривают других девушек, — пожал я плечами, но такое объяснение её не очень устраивало.

Она открыла рот, но не могла ничего ответить, сжимая левую руку в кулак.

— Парня нужно делить с другими девушками? — настороженно, но с холодом в голосе спросила она.

— Нет. Это называется моногамией и в отношениях так заведено.

Я нажал пару клавиш на клавиатуре, закрыл окно, глянул на Аню. Она была напряжена.

Я положил руки ей на плечи, она вздрогнула и собиралась вскочить со стула, но откинулась к спинке кресла. Я сделал пару массирующих движений: плечи её расслабились. Тогда я начал говорить:

— Возьми мышку, на экране курсор. Курсором можно управлять при помощи мыши.

— Ага… — словно пьяная, отозвалась она и потрогала свои плечи.

Понял, трогать её нельзя — отвлекается. Нет, ну додержать девушку до двадцать три плюс и не пускать к парням — это садизм какой-то.

Она взяла мышь, словно старая бабка поводила ей, поглядывая то на мышь, то на экран. Движения рваные, моторики нет.

— Давай я тебе игру включу, там нужно из оружия стрелять. Справишься с управлением, заодно подучишься. Сколько у нас времени?

— До завтрашнего утра есть. Всё так плохо? — подняла она на меня глаза.

Я лишь махнул рукой, включая ей стрелялку и поставив самых тупых ботов. Сам пошёл себе кофе сделать.

— Ой, сколько кровищи, — ахнула она. — Они же не по настоящему умирают?

— Это не люди, — крикнул я из кухни.

— А кто? Уши не острые, рост обычный, выглядят как люди.

— Это компьютер с тобой играет, не живые люди, — пояснил я.

Больше вопросов не было.

Принеся кофе в комнату, я чуть не выплюнул его на экран.

Аня не разобралась, как покупать оружие, и бегала с начальным пистолетом. Понятное дело я поставил ей самых слабых ботов, но она освоилась с управлением за пять минут и теперь стреляла исключительно в голову.

— Если я по ногам стреляю — они не падают.

— Условность игры.

— Зато если стреляю в голову, умирают быстрее, — улыбаясь, заметила она. — Всё как в реальной жизни.

— У тебя какая-то жажда убийств? Ты раз в неделю выходишь на охоту? Тебе нужно удовлетворять потребность в насилии? — стал снова засыпать я её вопросами. Не самыми простыми вопросами. — Это объясняет, почему ты попросила такси остановить. Вчера вроде полнолуние было. Всё логично.

Я сделал предположение и с замиранием сердца ждал ответов.

— Нет у меня жажды убийств, — обиженно буркнула она, а я выдохнул. — Но если надо, значит надо.

— Дай я тебе врагов посильнее сделаю.

Я бахнул ей сразу профи уровень и первые пять минут она злилась, потому что одной реакции ей не хватало. Но через пять минут она адаптировалась, стала использовать укрытия, научилась пользоваться гранатами. Я мог поклясться, она просчитала тайминги врагов, и хоть она и не знала ни про распрыжку, ни про хитрости вроде стрельбы через текстуры, она стала уделывать профи уровень.

Разыгравшись, она отказалась выходить, попросив вначале пять минут, а потом ещё десять. В итоге она залипла на полчаса, словно дятел кликая мышью и вжимая клавиши в стол. От неё прям жар исходил, когда она раскидывала вражескую команду раз за разом, с каждым разом всё лучше и лучше, пока не дошло до того, что она не теряла ни одной жизни.

Она откинулась в кресле:

— Всё, я победила, можешь делать врагов ещё сильнее.

— Сильнее некуда, Ань. Откуда у тебя такая реакция?

— Нуу, так получилось.

— Ты точно человек?

Она встала с кресла, отодвинула волосы — показала свои уши, открыла рот — показала аккуратные белые зубки, стянула носки и показала… Я не понял, что она показывает. Пальцы на ногах? Пальчики тоже были аккуратными. Хотя, возможно, я должен был что-то увидеть. Потом она отвернулась и вдруг замерла, повернулась назад ко мне уже раскрасневшаяся.

— Я не хочу показывать всё, но я человек. Честно-честно, — разволновалась она.

— И всё же откуда ты такая взялась?

Аня замерла, виновато опустив глаза в пол. Почему она не может рассказать? Что я такого узнаю? Зачем это от меня скрывать? Она косвенно ответила мне на этот вопрос: чтоб я относился к ней, как отношусь сейчас. Я ведь буду относиться к ней так, даже если она наркоманка. Хотя нет, связывать свою жизнь с наркоманкой я бы не стал. Осознание докатилось до меня горячей волной, когда она уже открыла рот.

— Стой, не рассказывай! — выкрикнул я. — Ты права. Ты… — мне стыдно было это говорить, поэтому я отвёл от неё взгляд. — Ты прекрасна такая, которой я знаю тебя сейчас. Я обещаю, что попробую тебя узнать и не разочароваться.

Чувак, это называется идеализацией и это очень плохо, — словно услышал я в своей голове голос Пашки. Ну и иди к чёрту, потому у тебя и нет женщины!

— Что дальше? — кивнув, спросила Аня.

Она уселась за комп и мышкой орудовала уже на уровне всех остальных, только смешно хмурилась и морщила лоб, когда двигала курсором.

— Мне приходится напрягаться, чтобы мышь меня слушалась, — объяснила она. — И, — она зевнула, — я от этого немного устаю.

— А дальше пусти меня, мне надо погуглить. Слово такое интересное — погуглить. Что такое гугл вообще?

Она встала с кресла, пуская меня.

— Плюхайся, покажу как гуглить, — хлопнул я по коленям. Мы с Викой так часто сидели, рассматривали её сундуки и тараны с МухаммедЭкспресс.

Аня замялась:

— Что ты предложил мне делать?

Я потянул к ней руки, она на них поглядывала с опаской. Выдохнув и закрыв глаза, она будто бы подчинилась моей воле. Я развернул её и потянул к себе. Она вскрикнула, после немного поёрзала и откинулась мне на плечо, медленно выдыхая.

— Так, сосредоточься, пожалуйста.

— Ага… — оплывшим голосом сообщила она.

Где-то на горизонте мелькала уже мысль о сексе — идеальное решение, чтоб скинуть сейчас напряжение, если подумать. Только вот я, на самом деле, опасался о таком думать. Все первые разы со своими дамами я помнил очень смутно. Обычно меня упаивали и затаскивали в постель. Всегда страшно было предложить. Быть инициатором? Лучше на фронт пойти.

— Ты будешь мне что-то показывать? — услышал я сквозь пелену своих фантазий.

— Д-да, конечно.

Мы долго искали, как устроена С22 — финансовая система, в которой все учёты делались. Что у них там за базы, где они хранятся. Мне было крайне сложно, потому что в универе мы такое не проходили. Хоть и был бухучёт, а программистом я не был. Вот разобраться в спрайтовой анимации, раздербанить сайт и притырить его ресурсы, вникнуть в структуру файлов в чужом дизайнерском проекте — легко. А тут прям нужно было запастись терпением.

Аня внимательно следила за моими матюками, когда у меня не получалось что-то найти. Спросила меня на полном серьёзе, как компьютер понимает, что я матерюсь и почему после этого у меня всё находится. Я искренне рассмеялся и рассказал, что так просто совпадает. Совсем глупых вопросов она не задавала. Не важно, в какой глуши её правительство держало, с какой планеты она на меня свалилась и из какой психушки сбежала, соображала она быстро и схватывала на лету.

— Ты какой университет оканчивала?

— Я училась на дому. Папа приводил ко мне лучших учителей.

— А по какой специальности?

— Эмм… Я бы сказала что-то вроде специалиста по управлению персоналом. А сейчас я редактор журнала, но у меня отпуск на две недели. Неделю уже отгуляла.

Ну вот, самая обычная девушка. У меня аж отлегло.

— А ты разве не в компе это делаешь?

— Неа, я руками выправляю ошибки. У нас авторы безграмотно пишут, — она глянула на часы. — Пора?

— Я за тебя переживаю.

— Это мило, но не стоит, — улыбнулась она. — Уверяю тебя, со мной ничего не приключится.

— Ты бессмертная? — догадался я.

Она расхохоталась.

— Нет, я просто девушка, — будто бы сама себе призналась она. — Пять минут ещё есть.

Она неловко поёрзала в кресле, еле развернулась в нём ко мне лицом, положила свои руки мне на плечи и принялась меня целовать. Долго и страстно, тяжело дыша. Я запустил руку ей в волосы, второй обнимал за талию, опасаясь опуститься ниже — вдруг она оттолкнёт меня, вдруг я что-то испорчу?

Уже после поцелуя, любуясь её личиком, я вдруг испугался: а что если это в последний раз?

— Ты вернёшься?

— А ты мне сделаешь ещё раз стейк? — спросила она с хитрой ухмылкой. Я коротко кивнул. — Тогда обязательно вернусь. Но, наверное, завтра. Нужно ещё дела поделать.

— А потом что? Где ты живёшь?

— У подруги. Моей зарплаты не хватает, чтоб квартиру снимать.

Скажи ей, чтоб она сюда переезжала. Ну скажи! Сделай хоть один шаг вперёд!

Или всё же рано? Я её знаю всего пару дней, а уже хочу перевести к себе. Лопух?

Я кивнул вместо ответа.

Она слезла со стула, пошла в коридор. Её провожал мой мохнатый придурок. Он подошёл к ней, когда она, присев, зашнуровывала кроссовки, принялся тереться. А она взяла, и одёрнула обе руки динозавриком, а после неуверенно, но неуклонно потянулась к коту. Кот посмотрел на её ладонь и боднул её своей бошкой.

Аня взвизгнула и повалилась на пол, заливисто смеясь.

Она тянется, хоть и медленно.

— Аня…

Она замерла, глядя на меня.

— А давай, — я набрал побольше воздуха. — А давай ты ко мне переедешь. — Смущение и удивление на её лице. — Ну это потому, что ты с подругой, она наверное тебя и не кормит, а я тебе буду стейк делать хоть каждый день! — выдал я и почувствовал себя глупо.

Аня, сидя на полу, рядом с трущимся об неё котом, покачала головой:

— Мне нельзя. Пока нельзя.

Чёрт!

— Да и у тебя только одна кровать.

Действительно. Уже, наверное, надумала что-то себе. Тянись, хоть медленно!

— Я вторую закажу, вот прямо сейчас, вечером доставят, — попытался исправить я ситуацию.

— Смешной ты. Но ты не переживай, Макс. Я закончу дела и перееду. Через недельку, думаю недели как раз хватит.

Я выдохнул и заулыбался. Правда что ли? Меня не побили за инициативу?

— Удачи тебе.

Закрыв за ней дверь, я сполз по двери в коридоре на пол. По мере того, как она уходила, я приходил в себя и меня начинало накрывать осознание приближающегося пиздеца. Эта девушка несла за собой бурю, а я ослеп и не желал этого видеть. На задворках разума зарождались здравые мысли. Я мог их чувствовать, но при этом они пролетали мимо, разбиваясь о её образ, лицо и улыбку. Мама бы раскритиковала за такое поведение. Ну и ладно, это моя жизнь. Аня говорила, что творит грязь. Буду творить вместе с ней.

Я представил грязь, себя, её, мы в грязи, её прилипшую к телу майку… Повертел головой. Хорошо, что завтра выходной. С тем, как меня накрыло, сосредоточиться на работе было бы попросту нереально.

Кто-то потянул за дверь не стуча и я, прислонившийся к ней, вывалился на коридор, едва не треснувшись затылком о бетонный пол. Сверху на меня смотрел высокопоставленный представитель силовых структур Иван, ровно тот, чьё лицо я наблюдал на протяжении шести с половиной часов.

Я выдохнул с облегчением — минут на пятнадцать они с Аней разминулись.

— Здравствуйте, давно не виделись, — буркнул я, а у самого сердце в пятки ушло.

— Расслабьтесь, Максим Олегович, я не на работе. Я бы хотел с Вами поговорить.

Он помог мне подняться.

— В качестве знака доброй воли вот справка о том, что вынос двери — экстренная ситуация, в рамках которой по закону положена полная её замена за счёт государства, — натянуто улыбнулся он.

Я нехотя принял подарок и проводил его к себе на кухню.

— Кофе?

— Нет, спасибо. Я ненадолго.

Иван уселся за стол, сложил руки в замок, я сел напротив, немного нервничая.

— О чём Вы хотели поговорить?

— О событиях в Нексусе. Некоторые детали не вяжутся с тем, что описано в деле или докладывали очевидцы. У нас такой был шанс получить всю информацию из первых уст, но, судя по всему, Вам действительно отшибло память.

— Друг сказал, что у меня пэтээсэр, — пожал я плечами и поставил всё же чайник на огонь. Если не кофе, так хоть чай.

Оплыть и страдать мне не дадут, видимо. Только Аня ушла, как тут же пришёл этот.

— Сейчас неспокойное время, Максим Олегович. Предвыборные волнения, готовящиеся и совершаемые теракты. А я, по правде сказать, перестал доверять даже своим. Понимаете в чём нестыковка: у заведующего склада оказался пистолет, он выстрелил трижды. Убил двух агентов Нового Бурса и одного нашего.

— А вы не боитесь, что пришли сюда и сливаете мне информацию?

— Я? Ни сколько не боюсь. Почти всё есть в интернете, вы просто новости не читаете, Максим Олегович, — пожал плечами целый полковник. Такой чин, и заявился лично ко мне. — А после начальник склада падает замертво с разрывом сердца. Может быть Вы всё же сможете вспомнить что-то… То, что нельзя было бы говорить под запись. Нельзя было говорить просто потому, что никто не поверит.

Он намекал на магию. Но я…

Вдруг мне почудилось, что вместо Ивана сидит нечто: серое облако дыма, среди которого горят красные огни глаз, а рот полон чёрных и острых зубов. Руки больше не руки, а лапы, сплетённые вместе с длинными когтями.

Я проморгался и меня отпустило.

Но кое-что я вспомнил. Я закрыл глаза, прикрыл их ладонями.

В голове, сопровождаясь головной болью, прорисовывалась иная картина. Бугай Игорь, пистолет, Аня, её улыбка на лице, но время будто пошло в обратную сторону. Я понимал, что то, что я увижу, было раньше, до того, как мне угрожали пистолетом и скорой расправой.

Я в отделе с настолками. Я слышу выстрелы. Да, два сразу и один чуть позже. Крики и глухие удары падающих на пол тел. Это недалеко, в соседнем зале, зале с игровыми автоматами. Как я попал в зал с игровыми автоматами? Я туда пошёл? Не мог я так сделать — это на меня не было похоже.

И в действительности я пошёл прямиком оттуда, сжимая свою игру и пробираясь к выходу, наблюдая кричащих людей, которыми овладела паника. Стоило мне зарулить за стеллаж и я увидел перед собой горящие огнём глаза в облаке серого дыма. Тело сковал паралич, как тогда на скамейке. Тварь когтем открыла мне рот. Я пытался кричать, но у меня не выходило…

Я открыл глаза, сложил трясущиеся руки.

— Вспомнили? Поделитесь со следствием?

— Следствию, к сожалению, это не поможет.

— Это уже мне решать.

— Хорошо. Только не смейтесь. Может это результат пэтээсэр, но там было нечто. Не человек. Какой-то инопланетянин с красными глазами, он походил на облако пыли или дыма, больше похоже было на дым. Он что-то сделал со мной, а вот дальше я не помню. Стойте! Вы хотите сказать, что начальник склада был одержим демоном?

— Какая интересная гипотеза, Максим Олегович, — улыбнулся Иван. — Я Вам верю. Вам что-нибудь известно про этого… инопланетянина?

Я лишь покачал головой.

— Жаль, очень жаль. Последнее, — он протянул мне фотографию Ани. — Была ли там эта девушка?

Не делать глупостей. Будет глупостью врать следователю, пусть он и пришёл не официально.

— Я уже всё сказал на допросе, — холодно сложил руки на груди я, а у самого сердце разрывалось от бешеного рваного ритма.

— Не стоит врать. Это можно будет расценить как помеху следствию.

— Она тут совершенно ни при чём, — выдал я почти правду. «Тут» я имел ввиду в отношении к демонам.

— Охотно верю, — улыбнулся Иван и нехотя добавил: — Папка с документами, касающимися этой девушки пропала из общего пакета документов. Видео, фото… Всё в плохом состоянии, хотя совсем недавно ещё не были. Но это так, — он улыбнулся, — мысли вслух. Не смею больше отнимать у Вас время, Максим Олегович.

Он протянул мне руку. Я на мгновение увидел когтистую лапу, но всё равно пожал её, ожидая самого плохого: что он потянет меня на себя, оторвёт руку по плечо, вселится в меня, высосет мою душу. Что угодно.

Иван улыбнулся, отпустил руку.

— Выход сам найду, не в первый раз здесь. Спасибо ещё раз.

Я остался сидеть в ахуе.

Вот сейчас, вот прямо сейчас меня должно было накрыть.

Я налил себе ванну воды. Горячую, как полагается. Заполз в неё по самую шею и закрыл глаза. Но всё, что я видел, когда закрывал глаза, это удивлённое или смущённое личико Ани. Вот и всё. И сам начинал улыбаться. Проблемы испарялись, дурные мысли в голову не лезли. Даже пришедший следователь будто бы был у меня неделю назад, а не только что.

Я взял телефон в руки. Серёга работал в две смены на выходных, зарабатывая на новенькую видеокарту. Пашка уехал на дачу, но не к себе, а к родственникам. Там у какой-то троюродной внучатой племянницы по седьмому колену был день рождения, его позвали как потенциального ухажёра. Пашка не смущался, он был сама уверенность. Он уверенно посмотрел на меня, когда узнал новость, и сообщил: «Всё равно такой толстый задрот как я никому не нужен. Хоть канапе налопаюсь!» С этой целью он и уехал.

Аня занята будет до завтра. Она так и не оставила мне свой номер телефона, хотя я и не просил. Может так действительно безопасней. Оставалось только верить ей. «Нет у меня жажды убийств, но если надо, то надо». Она наёмный убийца! — хлопнул я себя по лбу.

— Нет, не может быть. Не должна! Но всё вообще сходится, всё логично…

Стоп, нужно просто остановиться. Это уже раздувание из мухи слона. Да, она странная, но кто ж без странностей? Я вон из дома месяцами не выхожу. Даже работу нашёл, чтоб из дома не выходить. И что? И ничего, есть два друга. А у неё судя по всему вообще только одна подруга, значит она ещё страннее. Но подруга же есть? Бывают ли у наёмных убийц подруги? Я не знал ответа.

Пусть она мне не говорит, кто она на самом деле, она всегда отвечает, хоть и загадочно, кем она не является. Вот завтра и спрошу.

Время Шрёдингера ушло в суперпозицию. Вечером перекус, потом я пытался отвлечься сериалом — не вышло. Пошёл драить всю квартиру, но постоянно отвлекался. Внутри горел пожар, нужно было его чем-то тушить! Может спланировать поездку к мамке в гости с Аней, похвастаться?

— Алло? Что случилось? — раздался сонный и тревожный голос мамы в трубке.

— Всё в порядке, мам. Можно я в воскресенье к тебе приеду на денёк с девушкой? Хочу вас познакомить.

— А кто она? Конечно приезжай! Давно пора уже. На кого из твоих больше всего похожа?

— На всех по чуть-чуть. Смущается как Катя, командует как Нина, хорошенькая как Вика. Но она классная, мам.

— По голосу слышу, что классная. А сколько знаком?

— Три… — я смутился. — Дня.

А кажется целую вечность.

В трубке послышался вздох.

— Не целиком ты в отца, Максимка. Есть и в мать кусочек. Ну вези уже. Точно будешь?

— Я тебе перезвоню ещё. Люблю, целую, пока.

Дальше я целых два часа выбирал кровать и матрас. Обзвонил все мебельные, искал ортопедический, как у меня. Долго мурыжил менеджера, пытаясь выяснить степень жёсткости. Заказал не самый дорогой матрас, но достойный — Аня обрадуется. Хотя всё равно было смутное подозрение, что не угадал. Ну и пусть, выкину этот и закажу другой. Правда доставить должны только во вторник вечером.

Вика переехала ко мне только после свадьбы. Или она ждала, что я приглашу, или не хотела. Однако я считаю, что это был самый большой провал — жить с ней оказалось в десятки раз сложнее, чем встречаться и просто гулять. А я смог, предложил Ане, не наступил второй раз на те же грабли! Ну и пусть три дня, кому вообще какое дело? Вот переедет Аня ко мне, можно будет трындеть часами на пролёт. Смотреть фильмы, рубиться в настолки, готовить вместе и больше никогда не расставаться.

После этого я попробовал отправиться спать. Долго не мог уснуть, продумывал планы на будущее. В деревне можно переночевать: звёздное небо, может быть костёр, романтика. Там комнат много, можно будет и шуры-муры устроить. Только эта мысль дальше простого намерения не двигалась, как это будет я не имел ни малейшего понятия. А дальше с утра поехать в город, главное к десяти успеть, а то ещё один больничный мой начальник точно не переживёт.

На том порешив, я всё же смог погрузиться в некоторое подобие сна. Утром я едва встал, почистил зубы, сварил себе кофе.

— Хочу блинчик с клубникой с сахаром, — заявил желудок Шрёдингера.

Я открыл холодильник. Клубника там была, но с прошлой заявки — поплывшая и поросшая мхом. Я выкинул её прямо с пакетом и нырнул в коридор, как увидел, что входная дверь открыта, а на пороге знакомые мне двое.

Глава 7. Жажда убийств

Я медленно поднял руки. Уже открыл было рот, чтоб предложить план, как вовремя вспомнил, что у меня должна быть стёрта память. Чуть не подставил Аню. Фух, кажись пронесло.

Кот в их сторону не шёл, занятый едой на кухне.

— З-закройте, пожалуйста, дверь побыстрее, а то кот выбежит.

Они переглянулись, без вопросов в этот раз вошли внутрь.

— Вот меня знаешь что бесит? Почему мы с ним церемонимся? — раздражённо проронил худощавый и пошёл на меня с пистолетом, замахиваясь.

Минус зуб? Минус глаз? Сейчас мне будет больно!

Только посмейте! У меня девушка — наёмный убийца!

Я прикрыл глаза, надеясь получить туда, куда метил тонкий, а не туда, куда сам подставлюсь. Я был уверен, что если я попытаюсь уклониться, будет только хуже.

— Стой! У нас приказ, — рявкнул Игорь.

Тонкий замер, а у меня коленки задрожали и я плюхнулся на пол.

— Давай как в прошлый раз просто и всё. Ты же видел… ну её видел, когда она ворвалась? — продолжал Игорь.

Я усиленно делал вид, что ничего не понимаю.

— Везите меня куда хотите, только не бейте! — совершенно не наигранно взмолился я. Голос дрожал что надо, от адреналина руки и ноги не слушались.

— И чего вы так её боитесь? — буркнул тонкий.

Игорь посмотрел на своего напарника, как на дебила.

— Макс, — бросил Игорь. — Давай не чуди, ты парень толковый. Иди садись в машину, она во дворе, и завязывай себе глаза, — он кинул мне тряпку, которую я трясущимися руками не смог поднять. — Поедешь с нами. Мы знаем Аню, тебе ничего не грозит, если не будешь геройствовать.

Я переводил свой безумный взгляд с Игоря на его приятеля, подобрал тряпку и пошёл следом. Потом остановился, открыл было рот:

— Я закрою дверь, за кота не переживай.

— Вы, ребят, ясновидящие? Грабители-ясновидящие? — выдал я.

Они переглянулись. Тонкий хохотнул.

— Пиздуй давай, время не теряй, его и так нет.

Грубо, конечно, зато без побоев.

Я спустился вниз, поздоровался с бабушкой Валентиной, майором в отставке.

— О, Максим, а куда это ты?

— Хочу к маме на выходные съездить, но вначале за продуктами. Как раз друзья заехали помочь, у меня ж машины нет, — улыбнулся я ей как можно милее.

Голос всё ещё выдавал лёгкую тревогу.

— А, ну маме своей привет передавай от Валентины Семеоновны.

— Обязательно.

Я открыл дверь машины, сел на заднее сидение, но глаза завязывать не спешил.

Игорь со своим напарником вышли, так же поздоровались с Валентиной. Я не слышал, о чём они говорят, но видел на их тупых лицах, что где-то они налажали, хотя и старались делать вид, что всё в порядке. Через минуту они вдвоём сели в машину.

— Что вы ей наговорили? — засуетился я.

— Что мы друзья твои.

— А ещё? Там больше было! Что ещё?

— Попросили Фёдору какому-то привет передать, ну мы и согласились. Откуда она всех твоих друзей знает? — буркнул Игорь.

Я откинулся в кресле, истерически посмеиваясь.

— Дяде Фёдору?

— Ну да.

— Из Простоквашино?

— Ну вроде того.

— Едьте быстрее!

Игорь не терял время, выпарковывался с плотной стоянки, когда Валентина уже набрала заветный номер.

— Да что они нам сделают? Машина всё равно с фальшивыми номерами, — бурчал Игорь.

— Надо было говорить, что никого не знаем.

Им-то ничего, а мне проблем прибавилось. И от мамы влетит, что бабушке Валентине наврал.

— А ну давай глаза завязывай. Рожи наши засветил, так ещё и дорогу запомнишь. Или тебя треснуть, чтоб вырубился? — стал злиться тонкий.

Я послушно завязал глаза.

Ехали туда же, по крайней мере судя по сырости подвала, освещению, четырём пилонам и оборудованному фитнес залу. Только стулья были растасканы по углам. Виктория стояла не одна, а вместе со своим мужем Игорем Борисенко. Виктория была в том же, в чём и вчера. Игорь одет был с иголочки, в белой рубашке с галстуком, выглаженных брюках и лакированных туфлях.

— У меня заседание через час, — посмотрел он на часы. — Где она?

— Она приедет, не переживай. И поможет нам ещё.

— Вы… — начал я и вспомнил, что у меня не должно быть воспоминаний. — Кто вы такие? Я Вас где-то видел.

— Нам нужно думать на шаг вперёд, Игорь. Я тебе уже это говорила. Предвыборка ещё не стартовала, но мы всё успеваем, — пояснила его жена.

— Подожди. В Нексусе был провал. Я думал мы пойдём моим путём.

— Твой путь… Скажем так, я могу его сократить.

— И вообще, кто это? Почему он задаёт вопросы? Ты не информируешь своих сотрудников? — он посмотрел на меня и сам всё понял. — Вика!

— Что?! — скривилась она. — Нужно быть решительнее!

— Вначале теракт, теперь заложники! Что ты вытворяешь? Ты говорила, что жертв не будет, — гневным шёпотом он принялся ругаться с ней.

— А их и не будет. Не устраивай истерики, а смотри.

Он стал и принялся ждать с недоверием и тревогой, поминутно поглядывая на часы.

Дверь открылась, хотя этого никто, кроме меня, не заметил. Я скосил взгляд, за моим взглядом проследил Игорь, на этом всё. В дверь вошла Аня, осторожно и не спеша.

— Аня, проходи. Принесла? — с порога помахала ей рукой Вика.

Остальные переглянулись, посмотрели на Викторию с опаской, напряглись, особенно тонкий. Игорь явно понимал, что происходит — остальные судя по всему не въезжали.

— Ты обещала, — холодно заявила Аня с порога.

Виктория окинула взглядом всех окружающих. Четверо её людей были встревожены, достали пистолеты. Муж Вики отошёл в сторону.

— Что происходит? С кем ты разговариваешь?

— Это Аня, она здесь. Ань, почему ты прячешься?

— Потому что это только моё с тобой дело. Макс, у тебя есть выбор, ты можешь закрыть глаза.

— Не знаю, что ты задумала, но…

Она замерла, глянула на меня, смутилась, отвела взгляд.

— …я попытаюсь тебя понять, — закончил я и не стал закрывать глаза.

Аня бросила на меня короткий взгляд и улыбнулась.

— Вика, знаешь за что я люблю врунов? У них нет мозгов. И когда их садишь на кол, то они съезжают жопой до самой земли.

У меня упала челюсть, но я в стрессе кролика снова не мог пошевелиться, лишь хлопал глазами.

— А сама что? Говорила, что выполнишь дело, — проигнорировала угрозу Вика.

— Я выполнила, вот флешка.

Она кинула флешку в руки Вике.

— Ну всё, не горячись. Нам просто действительно понадобилась твоя помощь, на этот раз в…

— Ты смеешь со мной после всего этого ещё и разговаривать?! — рявкнула Аня как тогда, когда я её ведьмой обозвал. Холодно, бескомпромиссно, без намёка на страх, с претензией на власть. А дальше добавила чуть ли не шёпотом, но таким же ледяным тоном: — Если у меня и были сомнения, то они исчезли.

Аня выбросила в сторону руку. Рыжая плеть пронеслась по залу, срезая пополам один из пилонов. Верхняя часть металла рассыпалась кучкой пепла, пропалив деревянный пол. От конструкции осталась заострённая нижняя часть с разогретой за мгновение до красна кромкой металла.

Мужики, что стояли у стены, наставили оружие почему-то на Вику. Я повалился на задницу, попятился к стене. Аня сделала ещё один жест.

— Подож… — Вика не успела даже начать говорить. Её тело взлетело вверх, к самому потолку. Она хапнула воздуха, замерев в верхней точке, и закричала. Вначале это был просто крик, женский, пронзительный, истеричный, от которого Игорь, стоящий рядом, побелел и ухватился за телефон. — Не-ет, Игорь! Спасите! Огонь, стреляйте!

И они выстрелили.

Словно в танце Аня сделала один изящный шаг вперёд.

Они не видели её, но стреляли приблизительно в неё.

Полетели осколки битых зеркал, звук множился в просторном зале, от выстрелов заложило уши. Моё сердце замирало от каждого выстрела. Аня была цела.

Они выстрелили ещё раз.

Продолжая свой замысловатый танец, Аня сделала два маленьких шага назад.

Полетела во все стороны каменная крошка. Звук бьющихся зеркал перекрыл выстрелы. Аня всё ещё была цела.

Тело Вики, взмывшее к потолку, описало дугу и с шумным хрустом и шипением нанизалось на пилон. Крик оборвался. Штырь вылетел из её темечка, а тело медленно принялось спускаться вниз.

Аня продолжала танцевать, когда в здание из двух дверей одновременно ворвались люди в бронежилетах и со щитами в руках. Выстрелы прекратились и наступила гробовая тишина.

Тело Вики медленно скользило к полу. Штырь, выходящий из её темечка, окрашивался в густой алый.

Вперёд вышел полковник Иван Жунин: в костюме, совершенно лысый. Рядом с ним была девушка с милым, но холодный лицом и тёмными волосами, собранными в хвост. В руках её было два пистолета.

— Руки за голову, вы все арестованы по статье 187 — причастность к экстремистским организациям, подрывающим государственность, — заявил лысый полковник.

Я, будучи и так на полу с ногами в позе лотоса, сунул руки за голову.

Аня отошла в сторону, не спуская глаз с Ивана. Хотя нет, она смотрела на девушку. И девушка посмотрела на Аню! В следующее мгновение девушка исчезла. Посыпались искры, послышались выстрелы. Мужики у стены снова принялись стрелять.

Я, пытаясь сообразить в этом кошмаре хоть что-то, просто стоял на четвереньках, силясь найти момент, чтобы подняться на ноги. Парни падали, тощий схватился за шею и завалился, кто-то упал на колени, трогая живот. Стёкла продолжали биться, за Аней я уследить не мог, так быстро она двигалась. В её руках было что-то, напоминающее короткое копьё, но это всё, что я мог рассмотреть.

Где она его прятала?

Я, наконец, поднялся на ноги, наблюдая, как женщина с двумя пистолетами то появляется, то исчезает, и как Аня вращает копьё с горящим древком. Пули свистели рядом или отскакивали от копья. Все движения были настолько быстрыми, либо я был настолько тормозом, что невозможно было ни за чем уследить.

Аня замерла, девушка тоже.

— Кассандра, нет! — выкрикнула Аня и, развернувшись ко мне лицом, упала в мои объятия.

Девушка с двумя пистолетами исчезла и появилась в новом месте, собираясь выстрелить. Дуло одного из её пистолетов больше не было направлено в Аню, оно было направлено в меня.

Иван вдруг упал, словно кукла. Ноги его подвернулись, он с грохотом ударился головой о пол, а на месте Ивана я увидел нечто — бесформенное тёмное облако дыма, и оно за мгновение оказалось около Кассандры, касаясь своими острыми когтями её лица.

А через мгновение всё зажевало. Словно в точку стянуло. Мы неслись в калейдоскопе. Алый, синий, чёрный. Что происходит? Где мы? Словно в какой-то тошнотворной трубе. И единственной радостной новостью здесь было то, что меня обнимала Аня. Правда её лицо не улыбалось. Она скорее сжимала зубы от боли. Я увидел, что её майка покраснела от крови.

Ну вот, а я хотел на воскресенье к маме завалиться.

Оглушительный хлопок и женский визг, а после темнота. Эта темнота не дарила покоя. Это словно сон с температурой под сорок. Ты бы уже и рад проснуться, но не можешь, а вокруг кружатся тошнотворные образы.

Вскоре я очнулся, но всё ещё лежал с закрытыми глазами, словив головокружение.

На обратной стороне закрытых век я видел перекошенное лицо Виктории, протыкаемой железным стержнем в руку толщиной. Она кричала перед смертью. Ей было очень больно. Понять, принять и простить? Я не мог поверить в то, что это всё сделала Аня, я не хотел с ней расставаться. Пусть это всё будет неправдой! А даже если это и правда…

Виктория ходила по краю лезвия с тем, чтобы шантажировать, используя меня в качестве заложника, и чтобы никто не пострадал. Она явно дала понять, что это дело не было для Ани последним, хотя Аня свою часть выполнила. Понять Аню было не сложно.

Может быть стоило всё же договориться? Это уже по части принятия. Я не мог представить себе, чтобы я вот так поступил с другим человеком. Тут до меня начинал доходить смысл и всех остальных её фраз. Она не шутила! Никогда! Вот тут понять было сложнее. Ладно, одно принятие в единицу времени. Принять… Моё сердце не могло такое принять.

И, следом за этим, камешек сомнения застрял в ботинке наших с ней чувственных отношений. Мне не за что было её прощать, ведь она ничего не совершила, но за непринятием следует неприязнь.

А иногда даже страх. А что если я её так же расстрою? А что если её расстроят другие люди? А что если я ей вдруг случайно совру? Натянет ли она меня на пилон? Она хмурилась, когда я подыграл. Ходил ли я тогда по грани? Осознавал ли я, что моя жизнь была в опасности?

Может стоило окрестить меня беспросветным романтиком, но даже сейчас вначале нужно было выслушать её версию.

Я продрал глаза и попытался сесть. Подо мной кровать, рядом со мной на стене ковёр, смутно знакомый. Я не был дома уже очень и очень давно. Я имею ввиду у мамы дома.

— Аня! — вырвалось у меня.

На табурете рядом я увидел свою маму, смотрящую на меня строго и с укором.

Она не была молода. Морщины, седина, которую она не подкрашивала, но при этом холодный и расчётливый взгляд, который, я знал, может быть ласковым и любящим. Волосы её были распущены, падали вниз на спину. Всегда её волосы были до пояса, сколько я себя помню, всегда густые. Сейчас чуть проредели от вечного стресса, но всё же. Она была в свободной хлопковой рубашке и в длинной юбке, с босыми, стоптанными ногами. В морщинистых руках она держала телефон.

Я повертел головой. Большая комната, четыре кровати, все пустые, кроме моей. Только я и мама, никого больше. Сколько она тут сидела? Я глянул на часы — суббота, три часа дня.

— Её здесь нет, — холодно заметила она. — Это ведь тоже она, да? — холода не убавилось, а только прибавилось.

Она показала мне телефон, в котором была в последних новостях в графе «разыскивается» фотография Ани.

Глава 8. Важное мнение

Я смутился и слова застряли у меня в горле.

Как я здесь оказался? Почему сейчас? Что там произошло? В Аню выстрелили и она истекала кровью!

— Где она? — вскочил я.

Мама удивлённо раскрыла на меня глаза.

Да, чёрт возьми, сейчас я не в состоянии сюсюкаться и подчиняться! Ане угрожает опасность! Надо было не лежать с вертолётами в голове, а бежать к ней, вызывать ей скорую (но нельзя скорую, её упекут за решётку сразу), пережимать рану. В неё стреляли! «Не переживай за меня», — пронеслось в памяти и я, против воли, выдохнул и уселся снова на кровать.

— Привет, мам. Извини, что без предупреждения.

— Да вы вообще свалились непонятно как. Через забор перелазили что ли?

Я раздирал свои пальцы от нервов. Мама это видела, встала, уселась рядом, обняла меня. Я ничего не сказал, обнял её.

— Мам, ты же знаешь, что я тебя люблю, да?

— Да, знаю, Максимка. И я тебя люблю тоже. Твоя девушка в соседней комнате, она раньше очнулась, но у неё майка в крови была.

— Ей нужно доктора, но в больницу нам нельзя! — тут же заявил я.

Что же делать?

— Не нужно ей доктора. С чего ты взял. Это видимо не её кровь была.

Всё же бессмертная? Соврала?

Мама ещё раз посмотрела на меня с укором. А я вдруг представил, как Аня произвела на неё «первое впечатление» и ужаснулся.

— Аня что-то говорила?

— Молчит, как рыба об лёд, — расхохоталась она. — А чего это ты так распереживался? Если уж она хорошая девочка, то от того, что скажет какую-нибудь чепуху, плохой она не станет. Но что-то я сомневаюсь, является она хорошей. Ах, Максимка, связался с ней и уже тёте Вале наврал с три короба, — с укором посмотрела на меня мать замолчала.

— И что делать? — совсем по-детски шморгнул я носом.

Мамино мнение было решающим. Наша семья жила большой общиной, и хоть мы и были расселены по всей стране равномерно, а всё равно за всеми присматривала мама. Старше неё была лишь тётя Антонина Олеговна, ей было шестьдесят пять, или шесть, но она была бестолковой. Роль главы маме перешла от моей бабушки — Ефросиньи Гайской, когда той исполнилось семьдесят и когда та захотела на покой сама.

Ещё не до конца осознавая ситуацию я понимал, что мне вскоре предстоял самый сложный выбор в моей жизни.

— Что-что? Решать проблемы. Максимка, она в розыске.

— Я тоже. И нам помощь нужна!

— Не перебивай мать! Ты не в розыске, это ошибка просто. Тебя я хорошо знаю. А вот она, эта девчуля тебя в могилу сведёт. Она хоть совершеннолетняя?

Я кивнул.

— Ну и сколько ей.

— Она меня старше, — буркнул я, смущаясь.

— Вот! Тем более! Великовозрастная, а мозгов нет, раз с Новым Бурсом связывается. И во что вы такое влезли, что она вся была в крови? И кто эти новые твои «друзья»?

Она посмотрела на меня внимательно.

— В перестрелку. Случайно.

Выстрелы, голоса, крики, пули, кровь. Всё стояло перед глазами и руки начало бить мелкой дрожью.

— Случайно ничего не бывает. С ней твоя жизнь обречена на вечные случайности, понимаешь?

Я кивнул, но оскалился:

— А без неё моя жизнь просто обречена, понимаешь?

Мама замолчала, грустно смотря на меня.

— Как же не понимать, — тон её смягчился, но лишь на мгновение. — Я поговорю с ней, а уж потом будем говорить о чём-то с тобой. Только вот молчит она, словно немая. Она немая?

— Нет, мама. Она обычная, — скрывая злость буркнул я. — Дай мне присутствовать.

— Исключено!

— Тогда дай поговорить с ней вначале, — напирал я.

Мама отстранилась:

— Максимка, не узнаю тебя.

Она рассмеялась.

— Что смешного?

— Ничего особенного. Иди, разговаривай.

Я встал, неуверенно вышел в коридор и завернул в другую комнату. Она сидела на кровати с закрытыми глазами. На ней была новая майка на размер больше. Лицо её немного изменилось, стало более бледным, под глазами появились синяки.

Стоило мне шагнуть за порог, как она открыла глаза и соскочила с кровати, подбегая ко мне и обнимая меня:

— Ты живой. Я боялась даже спросить!

Странная фраза, после того, что с тобой было.

Я попытался задрать ей майку и посмотреть рану, но тут же получил по рукам. Она залилась краской,виновато на меня поглядывая, сама приподняла. Там был лишь розовый рубец.

— Исцеление — не мой конёк. Мне всё ещё плохо. Макс, куда мы попали? Кто эти люди? Я молчала, Макс, ни слова не говорила!

Умничка, — подумал я, а после решился сказать это вслух. Аня заулыбалась.

— Мы дома у моей мамы, — объяснил я.

Аня замерла, переваривая услышанное.

— Мне же нужно хорошо себя вести с твоими родственниками? Они для тебя важны?

Опять странные вопросы.

— Мама самый дорогой для меня человек. Постарайся не врать и быть вежливой.

На лице Ани промелькнуло знакомое выражение лица. Как тогда, когда следователь говорил про мою бывшую жену — ревность.

— Она будет со мной говорить? — слабым голосом спросила Аня.

— Она в нашей семье даёт разрешение на отношения, так заведено.

— Зачем? — в глазах её была паника. — Зачем нам ещё кто-то? Макс, мы же сами можем всё решить! — Она заглянула в мои глаза и увидела там ответы, смутилась, прижалась ко мне. — Я поняла, — холодно сообщила она мне. — Я пошла.

— Погоди!

— Трус умирает тысячи раз…

Она аккуратно освободилась из моих объятий и обречённо пошагала в комнату, откуда я вышел. Я юркнул следом и нарвался на Кузю, преградившего мне дорогу.

— Привет, Макс. Куда так спешишь?

Высокий, подкаченный, стройный, но с лицом, будто его катком переехало, со шрамом через бровь — деревенский старший брат. Он жил здесь же, с матерью. Занял весь чердак. Жена, трое детей, на восемь лет меня старше. Начальник лесхоза и заведующий областью, большая шишка, и почти всё с подачки мамы, но своими силами. Ой она его дрючила как первенца! А меня просто любила, и так всегда было.

— Мне нужно срочно! Кузя, ты должен меня понять. Твою Танюху тоже так пытали.

— И не сдохла.

— Моя… сдохнет!

— Ой, да успокойся. Пошли за стол, поболтаем.

Меня с туманной головой усадили, навалили супа. Мой желудок Шрёдингера не сопротивлялся впервые, но аппетита особого не было. Я закинул ложку в рот, проглотил, поковырялся в тарелке.

Если они столкнутся лбами, это будет катастрофа! Аня, которая не умеет разговаривать с людьми и не терпит давления, и мама, что много десятилетий только и делает, что командует. Две самые важные женщины в моей жизни. Обеих я понимал, но шансы, что переговоры пройдут успешно были ниже, чем найти жизнь на ближайшей к нам планете.

А это будет значить, что мама мне плешь проест, если я продолжу с ней встречаться.

А мне такой исход не нравится.

Даже с тем, что Аня — наёмный убийца, выращенный в лаборатории?

Да ваще плевать. Пусть она даже сам дьявол воплоти.

«Очень легкомысленно, Макс», — слышал я мамин голос и злился.

Я рванул к комнате. Меня ухватил за руку Кузя, потянул к себе.

— Макс, ты чего?

— Ты не понимаешь. Там сейчас будет драка! Кто-то не выйдет оттуда живым: или мама, или Аня. И я буду переживать за обеих.

— Ну тебя накрыло, чувак. Успокойся.

— Дай мне пройти! — вырывался я. Руке было больно, мне было плевать. Ещё чуть-чуть, и я уже готов был на самую крайнюю меру, к которой не прибегал никогда — на агрессию.

— Тише ты. Давай я нарушу правила, — заговорщически произнёс он. — Иди и тихонько подслушай, может успокоишься. Ну никогда эта формальность ещё никому не мешала. Тётю Зою вспомни с её Валерой. У Валеры две отсидки было, дружки с зоны, и что?

Я перестал рваться, выдохнул.

— Дай мне послушать тогда, — надулся я и пошёл к двери.

Я сел рядом. Слышимость и так была хорошей.

— И это действительно всё, что тебе нужно? — голос мамы.

— Да, госпожа, — голос Ани. Уверенный.

Госпожа?

Мне стало за неё стыдно.

— Ты осознанно впутала во всё это моего сына, — холод, опять этот холод в голосе.

Мама, дай уже мне решать, куда я могу впутаться, а куда нет! Хотя она никогда и не запрещала, просто была в курсе.

— Это всё неважно, госпожа, — отозвалась Аня. — Вы же знаете.

— Может знаю, а может и не знаю. Очень уж слабо верится во всё тобой рассказанное. Особенно часть, что сам Винтер Криг — министр юстиции Арса — твой отец.

Вот это поворот!

— Это ваше дело, госпожа, верить мне или нет.

— Это тоже неважно?

— Да, это тоже неважно, — уверенно сообщила Аня. — Для меня. И я уверяю, это действительно так.

— Убивать и причинять зло… — мама не могла подобрать слова.

— Это лишь необходимость, чтоб освободиться от временных ограничений, госпожа.

— И что, это всё ради моего сына? Вряд ли, скорее это всё ради тебя, — опять этот лютый холод в словах матери. Аня не смущается, не стесняется. — Он лишь средство.

Тишина.

Это конец? Нужно входить, защитить, спасти!

— Все мы нужны кому-то лишь зачем-то. Кому-то больше, а кому-то меньше. Кому-то только ради денег, кому-то ради детей. Но для меня он смысл всего.

Снова тишина.

— А что отец?

— Мы с ним поругались. У нас не такие хорошие отношения, как у Вас с Вашими сыновьями, госпожа.

— Оно и понятно, — проронила мать уже без холода.

Почему маму не смущает «госпожа»?

— Я не могу принять решения прямо сейчас.

Тишина. Мне хотелось убежать.

Вначале желание было убежать от их обеих, от этого безумия и напряжения, от той угрозы, что скрывалась за каждой фразой. Но потом пришла мысль убежать, забрав с собой Аню. Плевать уже на мамину поддержку, плевать на всё. Убежать и поменять номер телефона, и чтоб никто про нас с Аней не узнал.

— Я понимаю, слишком много деталей для Вас, но я выжгу каждый метр этого мира, развоплощу каждого, разрушу цивилизации и повергну в хаос народы, только…

Что она говорит? Она это маме говорит? — с ужасом осознал я.

Меня потянул Кузя за руку.

— Стой, не сейчас! — стал отбиваться я, он на меня шикнул и утащил в сторону силой.

— Если ты не съешь свой суп, мама обязательно всё узнает, — шикнул он. — К тому же спалишься, и меня спалишь!

Я сглотнул, так и не узнав, чем всё закончится и две минуты сидел, прислушиваясь. Крики и вопли я бы услышал даже с кухни, но их не было.

Суп в себя я просто затолкал под вопли желудка Шрёдингера о том, что он это есть отказывается. Мама сказала — значит надо есть. Хотя тут уже не в маме дело.

Они, вопреки ожиданию Кузи, не выходили ещё долго. Так долго, что я пошёл гулять вокруг дома. Ко мне подбежал местный пёс, весь заросший — имени его я не знал. Стал на меня гавкать и вилять хвостом одновременно.

— Ты пёс Шрёдингера? — рассмеялся я.

Вышел на улицу, постоял на асфальтированной дырявой дороге, посмотрел в пустые дворы умирающей деревни. Вернулся назад, прошёлся по огороду, пособирал малину.

Мама окликнула меня, когда я был в малине. С колотящимся сердцем я вынырнул оттуда и построился по стойке смирно.

— Ну? — не выдержал я.

Мать покачала головой.

— Мне выметаться из дома? — руки и ноги переставали слушаться, в глазах темнело, я уже продумывал план отступления.

— Погоди ты. Чуть что, сразу бежать, — нахмурилась мать. — Максимка, я понимаю тебя, понимаю потому, что помню себя с Виталиком. Суд дал мне два года условного срока за наркотики.

— Да, ты рассказывала.

— И это я ещё хорошо отделалась. Виталик сел на пятнадцать и мы разводились уже через суд, когда он был в тюрьме. Потом его братки ко мне приходили, — она указала на шрам на виске. — Потом приходили ещё раз, — покрутила выбитым большим пальцем.

— Ты рассказывала и я тогда не понимал, почему ты вообще туда влезла.

— Сейчас понимаешь?

— Понимаю, мам.

— Тогда иди и расскажи Ане, иди прямо сейчас, пока ещё не слишком поздно. И там, поверь, не будет два года условки. Там будет пожизненно или яма в лесу. Доверься матери.

В груди словно ножом резануло. Я покачал головой.

— Нет, мам, я так не могу. Лучше уж как спичка: вспыхнуть и выгореть. А после всю жизнь провести на зоне, чем жалеть, — с тоской в голосе проговорил я.

— Ты просто не знаешь, на что идёшь, — вздохнула мама. — Валенок, доверчивый, точно твой отец Олег. Я разочарована.

— Мне уехать? Не звонить тебе больше? — растерялся я.

— Глупости, — обняла меня мама и чмокнула в щеку. — Будем тебе передачки в тюрьму таскать.

— Да я уж надеюсь, что всё будет хорошо, мам.

— А я надеюсь, что то, что говорила Аня, или действительно правда, или ложь до последнего слова.

Я её обнял покрепче и ничего не ответил, а вот она добавила:

— Оставайтесь здесь столько, сколько нужно. А потом приезжайте в конце лета или осенью, как получше узнаете друг-друга, если до этого момента ничего не случится. Буду рада, если ты окажешься прав.

— Спасибо, мам.

— И вот ещё что. К Николаю Виссарионовичу я на приём её запишу. Она жаловалась, что ей плохо, а она его, оказывается, знает.

Деда Колю? Тесен мир.

Наёмный убийца не будет знать деда Колю, — ухватился я за мысль.

— Спасибо, мам, — ещё раз отозвался я. — Ещё что-нибудь?

— Нет, мои советы здесь бесполезны, — невесело хохотнула она и пошла обратно в дом готовить еду на вечер.

Аня увидела меня, когда я рассматривал куриц в курятнике. Она шла из душевой в новой майке и старой своей юбке, босиком по холодной земле. Взгляд её был немного потерянным.

Она остановилась, не доходя шаг и пряча руки за спиной.

— Я всё испортила?

— Нет, не испортила.

— Но твоя мама меня не приняла же. Или это не так работает?

Я раскинул руки, она прижалась ко мне.

— Я не хочу… прощаться, — голос её дрожал.

В глазах её были слёзы.

— Я ещё не научилась тебя любить! — выдала она мне. Слёзы потекли к бороде.

Я смахнул их, улыбаясь.

— Я бы хотел похвастаться, что уговорил маму дать нам шанс. На самом деле я делаю грязь, — с улыбкой проговорил я.

— И что мы делаем?

— Сегодня остаёмся здесь, а завтра поедем обратно. У меня столько вопросов! Я очень сильно хочу знать ответы на некоторые из них.

Аня смутилась, опустила взгляд.

— Я не на все буду отвечать, — пробурчала она. — Можно?

— Можно. Это тоже называется «договариваться». Пошли погуляем.

Мы шли под руку, смотрели по сторонам, любовались природой, слушали гавканье, кудахтанье, блеенье, мычание — звуки деревни. Хоть и не такие насыщенные, как были в моём детстве, но деревня всё ещё была на плаву, хоть и сложно было назвать её живой и цветущей.

— У тебя были вопросы. Давай, я готова, — выдохнула Аня.

Синяки не лишили Ани боевого настроя.

— Вопросы? Какие вопросы? — пытался сообразить я, вглядываясь в её лицо. — Ты такая красивая, когда улыбаешься.

Она залилась краской.

Я на глаз видел, что на ней не было лифчика. Руки чесались залезть к ней под майку. Какие у неё сиськи? Упругие или мягкие? Обвисшие или торчащие? Собранные или по бокам? О чём-то другом думать было сложно.

— Давай тогда я расскажу что-нибудь, раз ты не в состоянии.

— Да? — и всё же одна тема меня тревожила и занимала моё сознание, вытесняя даже спрятанную под майкой грудь. — Расскажи мне, почему ты так расправилась с Викторией.

Аня икнула от неожиданности, но руку не выпустила.

— От того, как я преподнесу тебе эту историю, будет зависеть наше будущее?

Она больше утверждала даже, нежели спрашивала.

— Только в какой-то степени. Ты же понимаешь, почему я такое спрашиваю?

— Обычные смертные очень ценят жизни, — кивнула Аня.

— Обычные смертные? Ты всё же бессмертна?

— Макс, — она остановилась, держа меня за руку. — Я не могу умереть от старости.

— То есть я нашёл себе вечно молодую девушку? — мечта любого мужика.

— Ты не осознал. Я не старею. Ты состаришься и умрёшь, наши дети состарятся и умрут, и дети наших детей…

— Наши дети… — поплыл я.

После разговора с матерью из меня выходил стресс.

Аня покраснела до кончиков ушей, опустив взгляд.

— Нужно только разобраться со всем, — шепнула она. — И мы сможем попытаться завести самую нормальную человеческую семью, которой у меня никогда не было.

Откуда семья у колдуньи, выращенной в лаборатории? Всё логично.

— Ты всё ещё хочешь услышать мою историю?

— Дай угадаю. Она будет заключаться в том, что люди, которые лгут, заслуживают смерти, — нахмурился я.

— Так было. Пойми, мне ещё нужно будет встречаться с отголосками своего прошлого, — смущённо произнесла она и мы пошли назад к дому, совершив круг почёта. — Я бы и дальше помогала Виктории, но они снова привезли тебя. Понимаешь? Я не могу быть в двух местах одновременно, не могу делать дела и защищать тебя. А они могут тебе навредить. Я клянусь, если кто-то тебе навредит, я этот мир сотру с лица земли во имя Адельгейды, раздавлю всех и каждого, причастного и непричастного… Макс, прости, не слушай что я говорю!

Она уже не делала пассы руками — прогресс.

— А ты можешь это устроить? — удивился я.

— Я-а… — замялась она, окончательно покраснев и закрыв лицо руками. — Не буду отвечать на твой вопрос, — надулась она. — Они от нас не отстанут, Макс, если не дать отпор.

— Агрессивно? — я не любил это слово.

— Да. И я знаю, что ты и мухи не обидишь, мне так госпожа Ольга Ефимовна сказала. Что?! Что я уже не так сделала?

— Почему она госпожа?

— Потому что твоя мать. И я к ней уважительно отношусь. А как надо? — засмущалась она снова.

— Если ей нормально, то и мне нормально. Ну я «мухи не обижу», это правда. И что?

— Предоставь обижать мух мне, хорошо?

Я нахмурился. Она словила мой взгляд.

— Я клянусь великой Адельгейдой, что никогда не причиню вреда тебе, твоим родным или твоим друзьям, — она подняла руку и после приложила к своему сердцу, поглядывая на меня.

Я сгрёб её в охапку.

— Я тоже хочу руку к твоему сердцу приложить, — выдал я.

Она вначале не поняла, а после смутилась, расхохоталась и поцеловала меня, выпутываясь из объятий.

Камешек из ботинка выпал, хоть след от него и остался. Хоть это и не было больше проблемой, я пообещал себе подумать обо всём, когда в голове прояснится. Когда-нибудь это ведь произойдёт. А не будет ли слишком поздно?

Глава 9. Руки не распускать

Мы гуляли и шутили до самого вечера. Мама попросила накосить травы кроликам. Я вспоминал, как пользоваться косой. Ане она сказала набрать яиц из кубла. Аня пришла с поклёванными руками, но с охапкой яиц, довольная. Мама тут же забинтовала ей руки, хотя та отнекивалась. Кузя пробовал Аню подкалывать: все подколки по поводу внешности, работы и характера она просто игнорировала. На пошлые шутки тупенько улыбалась и очень сильно краснела.

Вечером мы укладывались спать. У матери табу ни на что нет, абы сексом ночью громко не занимались. Ключевой момент — громко. Когда я был маленький, Кузя с Танюхой заделывали первого ребёнка, и я задавал неуместные вопросы маме, после этого табу и ввели. Нас отправили в гостевую с двумя кроватями.

Мы улеглись на разные. Я лежал, закинув руки за голову и глядя в потолок. Для меня было слишком рано ложиться спать. Я привык не спать до двух или до трёх ночи, а тут одиннадцать и отбой. На соседней кровати купшились. Аня ворочалась, кровать скрипела. Пару раз она садилась и я был уверен, что она смотрела на меня.

Да, мне тоже хотелось к ней поприставать. Нужно было сделать лишь один только шаг.

— Можно мне к тебе? — спросила она, делая этот шаг.

Я отодвинул своё одеяло, приглашая её.

Она замялась, неловко пробралась ко мне и замерла, глядя на меня.

— Руки не распускать! — заявила она. — Я серьёзно, это не шутки.

— Как скажешь, — слегка расстроился я. Но раз нельзя, значит нельзя. Аня странная, к её странностям я уже привык.

Она легла ко мне под бок, положила руку мне на грудь. Потом мечтательно провела по животу. Потом снова переложила на грудь, потрогала волоски.

Как можно спать в такой обстановке?

Я повернул к ней голову и она вскрикнула, зажимая себе рот ладонью.

— Я думала ты спишь!

— Ты руки распускаешь.

— Да ничего такого… — она попыталась убрать руки, я не дал ей отодвинуться.

— Чего ты так смущаешься?

— Мне нельзя ничего, — надулась она и всё же отвернулась. — Я не… — в голосе сквозила неуверенность. — Я не приставать прилезла, я защищать тебя прилезла. За нами идёт Кассандра, и я могу нас защитить, но мне нужно быть рядом.

— А почему нельзя ничего?

Она повернулась, подняла левую руку, щёлкнула пальцами. Между ними пролетел огонёк, осветив вспышкой комнату.

— Я лишусь своих сил.

— В смысле нельзя ничего? У тебя никогда не было секса? Не то, чтоб я не догадывался, но это как-то жестоко, учитывая, что ты не стареешь и старше меня, — выдал я и мне стало её ещё больше жаль, чем было до этого.

— Вот так, нельзя ничего! Ни чтоб меня трогали, ни даже трогать себя! — нашипела на меня Аня, пряча взгляд. — Или может быть можно… — неуверенно промурлыкала она. — Мне говорили, что даже касаться нельзя.

— Ты поцеловала меня, думая, что лишишься всех своих способностей? — догадался я.

— Да, я на самом деле решилась на это. Дура, да?

Я пожал плечами.

— А я уже мысленно согласился на пожизненное в тюрьме строгого режима, — ещё раз пожал я плечами. — Хорошо нас с тобой накрыло.

— Это да. Я до сих пор не знаю, лишусь я сил или нет. А вдруг не лишусь? — повернулась она ко мне. — На, трогай! — приказала она и принялась задирать майку.

— Стой! — остановил я её, схватив за руки.

Я прижал её к себе. Даже в темноте я видел, какая она раскрасневшаяся.

— У тебя есть вечность, а у меня моя жизнь, — заявил я. — Куда ты спешишь?

— А вдруг завтра что-то случится? — стала она водить пальцем по моей груди и моему животу. — А я такая недотрога, нерешительная. Почему это так сложно? Первый раз убить на дуэли было и то проще. Как минимум понятнее. Я это снова вслух сказала?

Я провёл ей рукой под майкой по спине. У неё побежали мурашки.

— Всё, убирай руку, — взмолилась она. — А то я за себя не отвечаю! И будет потом два трупа… Очень довольных трупа, — расплылась она в улыбке.

И я убрал руку, понимая, что единственное, что могу в этой ситуации делать — это всецело доверять ей. Больше, нежели самому себе.

Она приподнялась надо мной, целуя меня, трогая за волосы и чуть ли не залезая сверху. Я не одёргивал её, полностью подчинившись ей, доверяя ей как самому себе. Обменять свою жизнь на ночь с Аней если она того захочет? Пусть во всём будет частичка фатализма, я был на всё готов. В меня же стреляли сегодня.

Но она, выдыхая, плюхнулась рядом, глупо улыбаясь. Я гладил её бедро — мускулистое и гладкое.

— Если я сейчас пойду на поводу у своих чувств, а завтра не смогу тебя уберечь, я себя не прощу, — строго сообщила она. — Потому закрывай глаза и спи. Ты прав, придёт наше время…

Она вдруг замялась, думая о чём-то своём и закусила губу, закрывая почему-то мне лицо руками.

Может я и лопух и она от меня тоже чего-то ждала, но пусть я лучше не пойму намёков, чем совершу непоправимую ошибку.

И всё же долго после этого я не мог уснуть. Не потому, что возбудился. Возбуждение вскоре сошло на нет, оставив лишь приятное послевкусие. Сове сложно спать по ночам. Я услышал сопение на своём плече, так и не понимая, почему нам нужно спать вместе и как это поможет меня защитить.

Сделав яркость телефона на минимум, я полез в интернет проверять факты.

Винтер Криг — состоявшийся политик, министр юстиции Арса, соседнего с Бурсом государства, старого союзника. Три года назад у них прогремела революция и власть сменилась. Винтер Криг был у руля, когда это происходило. Но ИнтерПедия говорит о том, что Винтеру Кригу сейчас тридцать три года, и ни жены, ни детей у него нет.

А мама обронила фразу, что Аня якобы дочь Винтера Крига. Не вяжется. Хотя кто тут что скажет. Так может и Винтер Криг этот — эксперимент лабораторный? А может ещё интересней?

Новый Бурс готовил свержение власти так же, как когда-то это сделал Винтер Криг. Аня помогает Новому Бурсу так же, как когда-то помогал Арсу Винтер Криг. Может быть и Винтер Криг не стареет так же, как и Аня? И они с отцом ещё и поругались впридачу. А ещё он говорил, что нельзя есть жирную пищу. Почему-то. В общем я уже заочно не любил Винтера Крига, хотя ни разу его не видел.

Мне казалось, что я даже телефон не выключал, как меня принялись расталкивать.

— Рано ещё, — приоткрыл я один глаз и увидел лишь зачинающееся зарево за окном.

— Тише, — шепнула Аня, сидя в кровати и озираясь по сторонам.

Она была уже одета: юбка, привычная байка, кроссовки.

— Одевайся быстрее, я отвернусь.

— Можешь и не отворачиваться, — зевнул я и скинул одеяло.

Напялив штаны и будучи по пояс голым я всё же кинул свой взгляд на Аню. Та и не думала отворачиваться, глядя на меня с румяными щеками и открытым ртом. На что там было смотреть я понять не мог: ни мышц, ни пресса, ничего из тех привитых обществом стандартов красоты.

Я улыбнулся, она смутилась и отвернулась.

Мы уходили в спешке, пробираясь в настылую пристройку из тёплой хаты. На улице было прохладно. Аня толкнула дверь и замерла. Я тоже напрягся.

— Доброе утро, госпожа, — Аня склонилась в полупоклоне.

Манеры времён позапрошлого века. Она настолько старая? Я лишь помотал головой.

— Не хотели прощаться? — послышался голос мамы.

Я шагнул через порог, встал рядом. Мама сидела на кухне с чашкой сваренного чёрного кофе и пускала дым, затягиваясь сигаретой.

— Нам нужно идти, госпожа. Отец выслал новых гончих. Они приближаются.

Гончие? Отец? Я ещё раз зевнул, глядя на маму.

— Ну что ж, так и быть, — вздохнула мама и подошла к Ане, положив ей свои сухие ладони на плечи. — Вверяю тебе Максима.

Аня перевела обезумевший взгляд с меня на маму. Моргнула два раза, а после упала на одно колено в низком поклоне:

— Я Вас не подведу, госпожа.

Мама не стала её поднимать, подошла ко мне.

— А ты, Максимка, чтоб заботился о ней. Всегда, даже когда кажется, что и не надо.

Я смутился. Со стороны я себя не видел, но мог поклясться, что покраснел.

— Ох, переживаю я за вас. Вставай, Аннабель.

Аня встала, нервно покусывая губы и не смея проронить ни звука.

— Раз вы уж путь такой избрали, то держитесь друг друга. Только друг друга — больше никого! — строго она погрозила пальцем. — И может быть ты, Аня, и знаешь много, и умеешь много, да только я тринадцать семей подняла, и знаю, что говорю. Я надеюсь, у вас всё будет хорошо.

Она обняла Аню, поцеловала меня и выдала мне портфель с едой и водой в дорогу.

Аня вышла чинно, но едва ступила за калитку, принялась прыгать:

— Она меня приняла, она приняла меня!

Она закрыла лицо руками, подсматривая через растопыренные пальцы.

— Но не до конца, — смутилась она, но оставалась всё ещё весёлой, щёлкнула пальцами, после ущипнула себя. — Это по-настоящему? Госпожа Ольга Ефимовна хорошая!

Аня налетела на меня, чуть не сбив с ног. Дала буську и потянула за руку:

— А теперь — бежим!

Я не понял почему и от чего, но я бежал. И бежали мы достаточно долго. Если бы в прошлом году не бегал, ни за что бы не угнался. В середине пути, когда мы вбежали в лес, отбежав от деревни на приличное расстояние, Аня отпустила меня и я едва успевал за ней угнаться. Когда я устал окончательно и уже тяжело дышал, она остановилась и замерла.

— Слышишь? — она даже дыхание не сбила.

Я покачал головой, потому как не слышал ничего, кроме звука стучащего у меня в ушах сердца, втягивая воздух всем, что было у меня в распоряжении. Ноги стали ватными.

Аня сжала руку в кулак и в руках у неё появилось короткое копьё.

— Где ты его хранила? — всё ещё не продышавшись спросил я.

— Почему его?

— Это копьё, — пожал плечами я.

— Это глефа! — словно глупому сообщила она, а после что-то переоценила на мой счёт у себя в голове. — Если бы ко мне в отряд попал аэлья, который не смог бы отличить глефы от копья, пошёл бы до конца жизни уборщиком улицы мести. Но ты у меня особенный, — улыбнулась она и покрутила глефу в руках.

Я знал, что такое глефа из компьютерных игр, просто в живую видел её впервые.

— Я её призвала, — пожала она плечами.

— Этому тоже учат колдуний в лаборатории?

— Тсс, — приложила она палец к губам.

Её рука вспыхнула странным чёрным пламенем, в котором плавали алые молнии.

— Что бы ни случилось, не двигайся. Мне сложнее будет…

Она не договорила, взмахнула рукой.

В спину что-то ударило, отлетев к ногам. Я посмотрел под ноги — в луже крови лежала когтистая волосатая лапа, которая медленно видоизменялась. Я дёрнулся, но и шага не ступил. Всегда, когда я делал так, как она говорила, получалось без боли, страданий, страха и недоразумений. Эти три дня доверия помогли мне научиться доверять ей больше, чем самому себе.

Она лихо закрутила глефу. Мохнатая и рогатая тварь вылетела с такой скоростью, с которой обычные животные двигаться не умеют. Аня сделала движение всем телом: ногами хитрый шаг, руками она крутанула древко. Вспышка света, яркого, озарившего пол-леса. Тварь продолжила движение мимо меня, лапы её подогнулись, а голова оторвалась от тела.

Я не успевал соображать, как твари одна за одной летели Ане под ноги, складывались за моей спиной. Я хотел одновременно зажмуриться от накатывавшего на меня ужаса происходящего, и смотреть в оба из-за интереса — привычное состояние суперпозиции Макса Шрёдингера.

Воздух хрустел, шелестел, трещал. Проносились пронзительные вспышки. Аня сама стала одной пронзительной вспышкой. Крики, рык, хруст, вой, короткие выдохи Ани, сопровождаемые молниеносными ударами. А спустя минуту всё вдруг стихло.

Я опустил глаза, и увидел под ногами человеческую руку. Женскую, с аккуратным маникюром. У ног лежал десятилетний ребёнок, порубленный на четыре части.

Меня вывернуло. Тело затряслось. Я прислонился к дереву.

Аня выдохнула, смахивая прядь со лба. Глефа исчезла. Девушка медленно ходила от одного трупа к другому, протягивая руку, и трупы ссыхались, превращаясь в пепел.

— Это люди? — прошептал я, боясь сказать это в голос.

— Они были людьми. Это всё проделки моего отца.

Она снова вспыхнула. Вспышка едва мне мозг не выбила.

— Сука блять ебаная! — впервые выругалась Аня, хватаясь за бок.

Я подбежал к ней, подставил плечо, она опёрлась, тяжело дыша.

— Нужно закончить, — сообщила она. — Но что-то не так, мне нужно к Блэксуорду.

— Ты не должна светиться?

— Последствия… — сжала зубы Аня, собираясь с силами. — Кассандра заговорила пули. Я не думала, что это возможно.

— Кто она?

— Кассандра? Она моя родственница, двоюродная тётя. У нас общий дедушка. Давай разговоры потом, я немного, — она зевнула и поёжилась, словно от холода, — напрягаюсь, одновременно колдовать и разговаривать.

Она бродила от одного места к другому и становилась всё бледнее. Трупы исчезали, как и кровь. Ощущение складывалось, что лес превращался в могилу. Внешне ничего не менялось, но из леса с каждым новым жестом Ани уходила сама жизнь. На предпоследнем у Ани пошла кровь из носа. Она размазала её по бороде, пытаясь вытереть. На мой вопрошающий взгляд заявила мне, что всё в порядке.

Ну в порядке, значит в порядке. Я играл с пацанами в настолки, в том числе про всяких там ведьм и колдуний и был знаком с понятием маны. Если в реальности есть хоть что-то, что описано в настолках, то сейчас она колдовала за счёт своей жизни.

А значит перестанет быть бессмертной и за два дня превратится в старуху.

А если она лишится своих сил после секса со мной, перестанет ли она быть бессмертной?

На последнем трупе она ахнула и упала на колени.

Я подбежал к ней, взял под руки.

— Я не смогу тебя тащить, я не такой сильный, — пожаловался я. — Разве что на загривке. Сколько ты весишь?

— Это неважно, — надулась она и покраснела.

— У тебя ж модельная внешность!

Она подняла майку и показала мне жирок на животе.

— Давай на эту тему пока тоже не говорить, — буркнула Аня и медленно, опираясь на меня, пошагала вперёд. — В этом мире очень медленно силы восполняются.

— Почему ты всегда говоришь про «этот мир»? Будто бы есть другой. Ты из прошлого? Ты наёмная убийца?

Она засмущалась.

— Ты действительно хочешь знать? Не рано ли?

— Аня, — нежно произнёс я и она заулыбалась, пытаясь идти ровно. Кровь унялась, но выглядела она теперь жутковато. Я остановился, достал салфетку, намочил водой из бутылки, принялся медленно вытирать ей лицо от крови. — Я видел, как ты насадила живого человека на пилон, и я всё ещё с тобой. Разве что-то может быть более шокирующим?

Аня засомневалась и я видел по её лицу, что, видимо, может.

Я умыл её и мы пошли дальше. В неловком молчании. Мы шли к станции, медленно, но неуклонно. Аня не говорила, а лишь пыталась оставаться в сознании, переставляя ноги. Такой едва живой я её не видел никогда. Даже от пулевого ранения она отошла мгновенно.

На станцию мы шли бесконечно долго и дошли уже тогда, когда солнце поднялось чуть ли не в зенит. Уже сидя на лавочке в ожидании электрички, Аня посмотрела на меня с опаской. Она теребила руками низ своей майки:

— Аннабель Криг меня зовут. И я не из этого мира. Я из далёкого Олдвинда, ты о таком не слышал даже. Тот мир не просто мой дом. Тот мир… Я за него отвечаю.

— Почему?

— Знаешь, как меня прозвали на родине?

Я покачал головой. Наверное и не хотел знать.

— Аннабель Лютая. О великая Адельгейда, какие зверства я вытворяла! — она закрыла лицо руками. — Нет, мне не стыдно перед собой. У меня вообще не осталось ничего: ни стыда, ни страха, ни сожаления. Мне так казалось. Потому что если что-то касается меня — это неважно. Понимаешь?

Я слышал уже это всё, сидя связанным в машине, когда она говорила о том же самом с Игорем. О том, что даже справедливость — пустые слова. Я покачал головой, говоря правду — нет, я не понимал, как весь жизненный коктейль вдруг стал неважен.

— Да, я так и знала, что не поймёшь. Может быть, когда-нибудь… Впрочем вот это действительно важно. Знаешь, что важно? — Она не дала мне ответить, разрывая край майки голыми руками от нервов. — Ты важен!

— Потому что меня можно целовать и обнимать? — переспросил я.

— Да, — улыбнулась она и побагровела, а после опустила глаза. — И нет. Не поэтому. Не только поэтому. Это всё внешнее, физическое. Оно важно, но это не вся картина. Не твои… — она закрыла лицо руками, — не твои нежные руки важны, а ты сам. Не кусок мяса, на который Аннабель Лютая и не взглянула бы, а ты — целиком. Понимаешь? А моего здесь нет, его не осталось. Оно всё неважно.

— Я скажу честно, — признался я и она замерла, подсматривая на меня через растопыренные пальцы. — Я ни черта не понимаю, но очень сильно тебя люблю. Я лопух, да?

Она убрала руки от лица, похлопала большими тёмными глазами и расплакалась.

Глава 10. Реальный мир

— Мирта была права, Мирта во всём была права, — шептала она мне на ухо, осыпая поцелуями. Она едва держалась в сознании. — Почему? Зачем? Всё это было… Его и не было вообще! Одна сплошная ложь. А я люблю лжецов только за одну единственную вещь…

Она шептала что-то, не умолкая. Потом мы заползли в электричку, совершенно свободную в воскресное утро по направлению к Миску. Аня сняла обувь, пыталась уместиться на лавочке, задирая ноги выше головы и упираясь головой мне в колено.

— Почему ты стесняешься? Ты же можешь лечь ко мне на колени.

— А вдруг тебе будет неудобно?

Однако просить её дважды не надо было.

Она улеглась, рассматривая меня. Потрогала мою плешивую бородку.

— Как у лорда Альфреда из Альвийского Залива, — заявила она.

А вскоре и вовсе уснула.

Я не спал, хотя сна мне не хватило и я поминутно зевал. Ехать нам было больше двух часов, так что я вытянул ноги на соседнее кресло и смотрел на пролетающие мимо деревья, поглаживая Аню по голове.

Все эти истории про её бессмертие, про Аннабель Криг Лютую, про другие миры. Оно не укладывалось у меня в голове. Не потому, что я сколько себя помню был тугодумом, а потому, что это расходилось с тем, что я видел. А видел я мило сопящую девушку, что смущается любых проявлений любви.

Во мне не было, по сути, ничего. Ни мужества, ни отваги, хоть и рос я с отцом. Он ушёл когда мне было уже пятнадцать. Почему ушёл? У них с мамой чувства просто иссякли. Причём не у него, а у неё. Она сказала «уходи», а он ушёл. Без скандалов, без сцен, без разговоров. Он учил меня, что если тебе говорят плохое — промолчи. Если бьют, то не дай убить себя, но не давай сдачи. В школе мне было сложновато, но нашлись те, кто заступился за меня, потому что я их поддерживал, говорил добрые слова, помогал. Я рос в любви, и единственное, что во мне и могло быть, то это любовь. И я не про пошлый смысл, не про подтексты, подкаты и съёмы. Я про доверие, внимание и взаимовыручку.

Что я мог дать Аннабель Лютой, совершившей по её мнению несчётное количество злодеяний? Защиту? Нет. Опору? Тоже нет. Безопасность и стабильность? Очень вряд ли. Я мог дать только любовь, и мне казалось, что это сущий пустяк, что мне и дать-то нечего.

Глядя на её миленькое личико я понимал, что ошибался. Это одно из тех понятий, которое обладает суперпозицией — цена любви Шрёдингера. Ведь любовь ничего не стоит для одного человека, а другой не будет знать, как расплатиться за неё за всю свою жизнь. И узнаешь ты о том, как принял твою любовь другой человек, только лишь когда дашь её.

Девушка, что лежала у меня на коленях, приняла мою любовь, и для неё она оказалась ценнее всего на свете.

Аня открыла глаза, посмотрела одними лишь глазами по сторонам, осознавая, где она.

— Ань, а тебя в другом мире в лаборатории секретное правительство выращивало?

— Хахаха, дурак ты. Ой, я тебя обидела? Я не хотела!

Я сидел и улыбался.

— Всё хорошо, Аня. Переставай переживать из-за пустяков. Моя жизнь теперь в твоих руках.

— Это моя жизнь в твоих, — возразила девушка, но залилась краской.

— Ты ответишь?

— В другом мире всё устроено иначе и меня учили. Отец присылал мне лучших учителей. Я жила в большом замке с кучей прислуги, у меня было восемь моих комнат, я могла выбирать, в которой спать.

— И на кого училась?

— Я уже рассказывала, — вздохнула Аня с раздражением. — На кого-то, кто в этом мире был бы на должности начальника, директора или даже министра.

— Тебя раздражает, что я глупый?

Она поджала губы:

— Ага, — коротко кивнула она и смутилась. — Мне казалось, что такого не будет? Что мне делать?

— Добро пожаловать в реальный мир, — вздохнул я, вспоминая всех своих трёх бывших.

— А тебя смущает, что я… Что я… Маша говорила, что я веду себя как… — она залилась краской. Вдохнула, выдохнула: — Как целка!

— Потише, пожалуйста, — попросил я, сдерживая смех.

— Я потом гуглила, что это значит. Всё правда, — сжала она зубы, а я хихикал, не мог остановиться. — Что смешного?

— У нас эйчар рассказывала про человеческие качества. Она сказала, что бывает так, что начальник ищет себе дотошного и пробивного парня, которого можно на проект поставить, а получает зануду и самодура.

Аня на мгновение наморщила лоб. Скорость её мыслительного процесса поражала.

— Я поняла, о чём ты, — радостно чуть ли не выкрикнула она громким шёпотом. — И что ты не тупой, а… Инертный?

— Нет, я просто тупой, — вздохнул я.

— Если бы ты был умным, давно бы уже сбежал, — подметила Аня со вздохом.

— Ты меня снова тупым обозвала?

Аня соображала мгновенно и мгновенно залилась краской.

— Прости меня пожалуйста, я не хотела!

Какое-то время она лежала молча.

— Ты не идеальный, — сощурилась она, глядя на меня. — И что с этим делать? Мы с Машей о таком уже не разговаривали.

— Тут рецепта нет. Не у меня нужно спрашивать, потому что мне повезло и ты у меня идеальная.

— Нет, я не такая, — буркнула Аня.

— Я тупой и не способен на глубокий анализ. Так бывшая моя говорила.

— И что?

— Я идеализирую всех девушек, с которыми встречаюсь. У меня было их три и с каждой я расстался. Наверное идеализировать плохо.

Хотя я понимал, что каждая меня просто задушила, продавила, поломала, и я долго потом после каждых отношений приходил в себя.

— Что тебя во мне раздражает? — нахмурилась Аня.

Я принялся перебирать в голове всё, что с нами произошло. Может быть где-то я чувствовал себя размазнёй, а не мужиком. Где-то было чувство, что я ничего не понимаю. Из-за «госпожи» мне было стыдно. Я совершенно не представлял, как я буду с Аней в случае чего ссориться, ведь вместо битья посуды будет ядерный взрыв.

— О боже, не смотри на меня так! — закрылась она снова руками. — Так много всего?

— А ты мысли читаешь? — напрягся я.

— Не читаю я мысли. Я уже говорила, кажется. У тебя и так всё на лице написано. Ну, что ты молчишь?

— Со всем списком можно жить, — резюмировал я.

— Это как? Я же, — она опустила голос до еле слышного шёпота, — людей убивала…

— А мне всё равно. Хотя… — протянул я. — Есть одно.

Она замерла, словно её жизни угрожала смертельная опасность.

— Ну, говори! Говори же! — стала она размахивать руками.

— Ты когда я стейки приготовил, принялась их критиковать, что они с кровью, а так и надо было. Не люблю, когда мою готовку критикуют.

— Я-а… — она вновь замялась, отвернулась мне в колени лицом. — Больше не буду.

— Да ладно, можешь критиковать, — отмахнулся я. — Тебе всё прощу.

Она посмотрела на меня внимательно.

— Макс Шрёдингер, я прощаю тебе, что ты тупой, — заявила она на полном серьёзе. — Чего смешного-то?

Я отсмеялся, погладил её по волосам.

— Я понимаю, почему на тебя запала твоя бывшая жена, — заявила Аня. — Я не понимаю, почему вы разошлись.

— Я не терплю агрессии в свой адрес, — пожал плечами я и Аня закусила губу, замолчав надолго.

Электричка всё ехала, проезжая один населённый пункт за другим. Ближе к городу в Авоськовичах прямо на станции было полно народу, все с плакатами и транспарантами. Я выхватил взглядом «Долой клятых коррупционеров» и «Юдович — подвинь жопу». Политота, от которой я хотел быть как можно дальше.

Аня приподнялась тоже, увидев моё удивление и раздражение. Потом она посмотрела на меня:

— Нам нельзя к тебе.

— С чего это вдруг?

— Тобой будут манипулировать все.

— А я думал, это тебя все ищут, — пожал я плечами.

— Я поняла, буду разжёвывать, — вздохнула Аня. — Меня они ищут, но если найдут, ничего не смогут сделать. А вот тебе они сделать что-то могут. И они знают, что я не хочу, чтобы тебе что-то сделали, — она снова смутилась, взяла мою руку, принялась перебирать пальцы. — А значит, тебя нужно уворовать у меня и меня тобой шантажировать, а тебе причинять боль.

— Но ты же не допустишь этого? — пожал плечами я.

— Это не само собой происходит. Для того, чтобы это не допустить, нужно действовать. Нам нельзя к тебе, поедем к Маше, если она пустит. Если нет, пойдём в хостел какой-нибудь.

— У меня на карточке денег ещё вагон, — ввёл я её в курс дела.

— Нельзя. Твоя карточка будет отслеживаться. Телефоны отслеживаются?

— Д-да, — сообразил я и выключил свой, после снял заднюю панель и вытянул батарею.

А налички-то совсем и нет. За что мы жить будем? А завтра на работу, а там рабочие компы. А если не отпишусь, придётся ругаться, а я не хочу. Ай, мы что-нибудь придумаем.

— Мой не отслеживается, мне Стас когда-то настроил. Он всем из Нового Бурса прошивку ставил.

— Для девушки, не умевшей пользоваться компьютером, ты неплохо во всём разбираешься.

— Я не совсем тундра.

— А почему бы не пойти просто в полицию? Они нам помогут и ни от кого прятаться не нужно. Новый Бурс ведь вне закона?

— В меня стреляла Кассандра, она майор полиции, судя по нашивкам, — напомнила мне Аня. — А вообще без разницы, что Игорь с Новым Бурсом, что Валентин Юдович с текущей властью — все одинаковые. Я видела это сотни раз.

И сколько ж ей всё-таки лет?

Она полезла в телефон, принялась писать в чате. Наверное своей подруге.

— Это та высокая, узкоглазая и темноволосая?

Она отвлеклась, посмотрела на меня.

— Да, Маша. Ой, а у меня тоже кровати нет, — смутилась она.

— А за нами разве Кассандра не идёт?

Она неожиданно смутилась.

— Или это был хитрый план?

— Не было никакого плана, — надулась она. — Я хочу быть рядом всегда.

— Превратимся в четырёхрукое чудовище? Как нас будут звать? Анямакс?

— Дурашка…

— А я кровать себе заказал. С ортопедическим матрасом. Отменять заказ?

Её глаза сверкнули. Её лицо принялось наливаться краской.

— Да ты специально так делаешь! — догадалась она.

Умная.

— Ты такая миленькая, когда смущаешься.

Она засмущалась ещё больше.

— Когда-нибудь я перестану смущаться, — нахмурилась вдруг она.

— Когда-нибудь, но не сейчас ведь. Пошли на выход.

Аня всё ещё плохо стояла на ногах, но короткий сон и отдых сказывались на ней очень положительно. Я расстегнул портфель, достал пирожок со щавелем, протянул Ане один, второй взял себе.

— Что это? — разломав и критически изучая зелёную массу щавеля внутри поморщила нос Аня.

Я показал пример и уже сгрыз половину.

Аня осторожно укусила, прожевала, а после съела пирожок раньше, чем я свой, напихав полный рот.

— А ещё есть? — принялась она копаться у меня в портфеле и выудила ещё один.

Я лишь рассмеялся.

— Тебя в Олдвинде не кормили?

— Я блюла ебучие правила, — буркнула она с набитым ртом.

— Прожуй вначале. Ты мне живая нужна.

Она остановилась, кинула в меня холодный взгляд, но после догнала меня.

— Призраки прошлого будут долго меня донимать. Так вот, представь: всегда соблюдать этикет, всегда придерживаться колдовских практик, никаких отношений, ни с кем, ни даже… — она снова залилась краской. — Ни с самой собой, — понизила она тон. — Не материться, не кушать еду, не читать художественные книжки, не смотреть никакие новые спектакли — это всё засоряет сознание, это всё мешает развиваться.

— Вроде книжки наоборот ведь.

— Остальное тебя, значит, не смущает? — со злобой выдавила сквозь зубы она. Я ощутил её раздражение, которое было направлено в меня только потому, что больше не в кого было направить, и лишь погладил её по спине вместо ответа. Она выгнулась и покрылась мурашками, но продолжила: — Я была вещью, хоть и была живой. Ну да, символ — Алая Роза.

— Такое прозвище мне больше нравится, хорошо тебя подчёркивает.

— Я. Его. Ненавижу! — процедила она сквозь зубы.

— Я запомню, — обжёгся я.

Она словила мой тон.

— Я на тебя это всё изливаю, — с опаской глянула она в мою сторону.

Чёрт, спугнул.

— Ничего страшного, выговаривайся.

— Выговаривайся… — повторила она.

— А почему еда мешает развиваться?

— Еду можно заменить компонентами комплексных структур, которые будут во втором контуре четвёртого отделал разрушаться и питать кровь, а дальше в третьем будет происходить постоянный синтез. В итоге ты постоянноконтролируешь поток, чтобы поддерживать жизнь — вечная тренировка.

Ничего не понял.

— Вечная тренировка — не звучит весело.

— Это… — она хотела что-то сказать, но спустя мгновение поникла. — Это всё уже совершенно неважно. Тебе нужно поесть?

— Тебе тоже нужно поесть, — заявил я и глазами выследил ресторан, а после лишь взгрустнул. — У меня налички нет.

— Дай мне свою карточку, я добавлю её к себе в телефон.

— Мы уже доросли в наших отношениях до общего бюджета? — подколол я её.

Аня как обычно смутилась:

— Маша говорила, что общий бюджет — это высокий уровень доверия.

Осознав это, она заметалась, не зная куда деть руки. Глянула на меня, потом в сторону, протянула руку за карточкой и тут же её одёрнула.

Я рассмеялся:

— На, бери. Не придавай этому пока значения, — пояснил я.

Она посмотрела на меня с опаской и взяла карточку в руки.

Мы уселись под деревом. Мимо шли люди с электрички и на электричку. Где-то в отдалении слышался звук рупора, проехала машина с мигалками. Город кипел, а мы занимались своими делами. Солнце палило, день сегодня обязан был быть жарким.

Аня копалась с карточкой, добавляла её в свой телефон.

— Как хорошо было бы рвануть к Пашке на дачу. У него озеро там, пляж. Развалились бы. Увидел бы тебя в купальнике.

Она замерла, медленно подняла на меня взгляд:

— Отвлекаешь.

— Мы помню как-то с Пашкой катались на великах и проезжали мимо озера. Одежды сменной не взяли и решили, что в принципе майками можно вытереться, а вот в мокрых труселях обратно возвращаться было не очень. И мы с ним решили голышом плавать, а в тот же вечер на озеро какие-то девки с деревни припёрлись, так мы чуть не утонули — полтора часа плавали без передышки, пока они не свалили.

Аня слушала внимательно, добавляя карточку.

— Мирта говорила мне, что я не понимаю её. Она была одной из моих горничных и часто просила давать ей… отгулы, скажем так. Потом как-то раз я нашла её в слезах… Я не очень хочу вспоминать подробности. Я тогда только думала, что я выше всего этого, что Мирта просто глупая смертная со своими проблемами. А что если я и сейчас не права? Что, если я точно так же буду рыдать, как Мирта? Что, если что-то у нас не сложится? Что я буду делать?

— Дальше жить, — пожал я плечами.

— Ты считаешь, что может не сложиться?

Я пожал плечами.

— Ань, я знаю тебя… Так, подожди, со вторника. Только вторник не помню. Ну да, четыре дня.

— Ты так спокойно об этом говоришь, — надулась Аня, наконец добавив карточку и протягивая её обратно мне.

— Будущее ещё не настало. Может я просижу остаток дней своих в тюрьме по статье о терроризме. А может мы с тобой будем детишек растить, — она зарделась. — А может и разбежимся через полгода, как я с Викой. Кто знает? Но знаешь что я знаю точно? То, как сложится — это не случайные события. Оно от нас зависит.

— Почему же ты не боролся за отношения со своей женой?

— Бывшей, — поправил я. — И кто сказал, что я не боролся? Я боролся до последнего. И последним оказалась продажа моего компьютера.

— Компьютер продавать нельзя, — вслух подметила Аня, запоминая.

— Пойдём кушать. Желудок Шрёдингера хочет драников со сметаной!

Глава 11. Сверхспособности

Мы стояли на пороге квартиры в стареньком доме. На седьмом этаже, лифта не было. Обшарпанные серые стены, видавшие виды. Аня почему-то мялась, не решаясь позвонить в звонок.

— Это моя единственная подруга, она важна мне, — сообщила она мне.

Я кивнул. Она продолжила:

— Она обо мне почти ничего не знает, лишнего не болтай.

Я кивнул, она всё ещё стояла и мялась на пороге:

— Не заставляй меня выбирать между тобой и ей. Выбор я сделаю, но мне будет неприятно.

— Что это вообще значит? Это какая ситуация должна возникнуть?

— Забудь, — покраснела Аня. — Я просто очень плохо обо всех думаю.

Она позвонила в звонок. Дверь приоткрылась с цепочкой. Узкий глаз посмотрел на Аню. Дверь закрылась. Звук убираемой цепочки. Дверь открылась снова, на пороге возникла девушка немногим выше меня, темноволосая, узкоглазая, довольно тощая, с сигаретой в руках.

— Заваливайте, — указала она рукой и спешно закрыла за нами дверь.

— Привет, я Макс, — протянул я кулак.

Мария на кулак посмотрела, перевела взгляд на Аню.

— Ну, впуталась?

Аня смутилась. Маша замялась, стоя с открытым ртом.

— Ладно, проходите на кухню. Вы на сколько?

— Я надолго, — заявила Аня. — Он со мной тоже надолго.

— О, у вас, я смотрю, всё серьёзно? А где та королева, которая величала всех простыми смертными?

По пути на кухню я задался вслух вопросом:

— Она всегда такая язвительная?

Аня залилась краской, наблюдая моё смущение.

— Она хорошая обычно, — шепнула мне Аня.

Впрочем, это всего лишь подруга, пусть и временно превращённая в сожительницу.

— Суп будешь? — спросила она у меня.

— Не надо, спасибо, мы только поели.

— Ты, оказывается, тоже ешь? — уставилась она на Аню. — Уподобилась простым смертным?

Мне сказали вести себя уважительно, а из этой только желчь прёт.

Но я по своей натуре спокойней удава, поэтому хотел сказать что-то нейтральное про то, что Ане теперь доступно всё богатство вкуса, но во-первых притормаживал от недосыпа, во-вторых словил затяжной зевок.

— Что за свинское отношение? — раздался лёд сбоку. Оттуда, где только что сидела Аня.

Зевок застрял на середине.

Она преобразилась, глаза холодные, лицо — безжизненная маска.

— Я перед тобой не отчитываюсь, — она бросила на меня взгляд и на мгновение сердце замерло от тона. Я не сразу сообразил, что фраза предназначалась не мне. — Макс, прости за то, что здесь увидишь, но кажется кто-то что-то забыл и нужно об этом напомнить.

Она встала, прошла к Маше, вырвала у неё сигарету из рук, кинула в умывальник. Аня была ниже её больше чем на голову, казалась очень хрупкой. Маша подалась чуть назад, отступая упёрлась в плиту, обожгла себе спину о горячую кастрюлю и дёрнулась — отступать дальше было некуда. Она кривилась от боли, но не сказала ни слова.

— Тебе напомнить, почему ты ещё жива?

— И-извини, это была шутка, просто шутка, — показала она пустые поднятые руки, кривясь от боли.

Аня её боль, видимо, не замечала. Я вжался в стул и делал вид, что меня вообще здесь нет.

— Почему ты ещё жива? — полушёпотом произнесла Аня.

— Ань, не кипятись. Спокойно, присядь. Не закатывай истерик при парне.

На эту фразу Аня метнула такой взгляд, что мне захотелось обратно в деревню к маме.

— Ты поняла сама, что делала только что, или мне объяснить? — упёрла Аня руки в бока.

Маша не отвечала, лишь дрожащими руками достала из кармана пачку сигарет и потянулась за новой.

— Выкинь уже эту муть! — вырвала Аня пачку из рук и швырнула в мусорку. — Или кури там, где я видеть не буду. Пару дней меня не было, и опять… — Она взяла бутылку из-под дешёвого вина с остатками на дне, кинула к пачке сигарет. — Отвечать будешь?

— Я… — замялась Маша. — Я не поняла.

— Ну и славно. Когда мозги появятся, ещё раз подумай, — буркнула она и улыбнулась: — А пока давай без колкостей, пожалуйста.

Маша села на табурет, трогая опаленную спину. Я молчал. Чтобы не сказать глупость, лучше вообще молчать. Неловкое молчание длилось довольно долго, Аня окинула нас взглядом:

— Пойду переоденусь и помоюсь.

Аня ушуршала к себе, я остался наедине с её подругой. Тишина накалялась.

— Давно вы дружите? — спросил я лишь бы что-то спросить.

— Четыре года.

Маша сделала себе чаю, руки у неё колотились.

— И часто она с тобой так?

— Я с ней тоже так не часто, — вздохнула Маша. — Но что-то накипело. В Новом Бурсе из-за неё проблемы, — я рассмотрел синяки на плечах, — да и вообще: возомнила себе невесть пойми чего. Раз умеет память стирать, то прям супергероиня, а остальные все чернь и рабы. А тут прискакала, приютить… Ой, извини. Я не против того, чтоб ты тут пожил. У вас вообще всё хорошо?

— Всё отлично, да, замечательно, — закивал я. Пусть это и была правда, но так я отвечал на любые вопросы, касающиеся моих с кем-то отношений. Потому что это мои с кем-то отношения, и нехер туда лезть. — А что?

— Куришь? — спросила Маша, доставая пачку из мусорки.

— Я бы всё же попросил Аню не расстраивать.

Маша лишь отмахнулась и закурила, пуская дым по прокуренной кухне.

Они терпят друг друга? Маша подчиняется Ане? Или как это работает?

— И что, вы прям так иногда ругаетесь?

Маша покачала головой.

— Аня очень редко злится. Только когда что-то идёт очень не так, как ей хочется. Что я не так сделала?

Я пожал плечами.

— Ну подумаешь, подъёб, — нахмурилась она, выпуская струю дыма.

— Может месячные? — предположил я.

Маша искренне рассмеялась.

— Рассказывай, кто ты такой и что у тебя за суперсила, что Аня сама не своя тут ходила? Ты ещё не в Новом Бурсе?

— Скорее Аня уже не в там, — пожал я плечами. Видимо Маша не знала о последних событиях. — А я так, просто парень, — я зевнул. — Парень, который поспал сегодня от силы три часа.

— Это ты хвастаешься? А Анька целенаправленная, правда?

— Не хочу показаться грубым, — буркнул я, вспоминая наставления Ани перед входом, — но наши с ней отношения — это наше личное дело.

— Она мне всё равно всё расскажет и может даже память оставит, — усмехнулась она слегка ехидной усмешкой. — Буду знать о вас больше, чем ты, — расхохоталась она. — Как думаешь, сколько раз она тебе память стирала?

— Нисколько, — уверенно выдал я.

— Я вот тоже так считала, пока кровь из носа не пошла. Соседка, укорачивающая мою жизнь. Но я не жалуюсь, это скорее констатация факта. Так что если ты секс с ней запомнил, считай ты везунчик.

— А что, были другие?

— Парни? Хаха, не-ет. Аня и парни вещи несовместимые. Куда простым смертным до неё, до великолепной богини.

Богини? Может и богиня. Она ж говорила про свой родной мир — всё логично…

— Ну я как-то вот, простой смертный, — указал я на себя.

— Вот я и говорю, что в тебе такого? Аня тебя сразу рассмотрела, ещё… — она замолчала, увидев вышедшую из ванны Аню.

— Он миленький, — хихикнула она и скрылась в коридоре.

— Это похоже на Аню, которую ты знаешь? — спросил я у Маши. — Потому что это похоже на Аню, которую знаю я.

— Проигнорировала сигарету, — заметила Маша. — Что-то у неё настроение пляшет. Вот та Аня, из-за которой у меня, — она потрогала спину под майкой, — кажется, ожог, вот она похожа на Аню, которую я знаю. Хотя пару дней перед тем, как на сутки исчезнуть, никому ничего не сказав, она была действительно сама не своя. Так ты в Новом Бурсе или нет?

— Неа, — сквозь зевок проговорил я. — Только в качестве заложника. Не знаю, должен я тебе рассказывать или нет, но пока я был в заложниках, какой-то схрон Нового Бурса накрыли ГБшники.

Я сознательно опустил момент, в котором Аня убила Викторию.

— А ещё Аня решила уйти из организации.

— Как уйти? — встала Маша. — А как же наша цель?

Она пошла к Ане, видимо довыяснять отношения. Мало ей было обваренной спины что ли?

— Стой, может не сейчас? Дай ей отдохнуть, пусть подобреет.

— А ты хитёр, уже её раскусил, — сощурилась Маша и её узкие глаза превратились в щёлочки. — Но это вопрос очень личный и ждать с этим никак нельзя, — в голосе послышалась сталь.

Маша влетела в комнату Ани, словно ураган. Аня же сидела в наушниках и пялилась в экран телефона, будучи красной, словно рак, с круглыми от изумления глазами. Маша, не останавливаясь, дошагала до Ани и заглянула в телефон.

— Порнушку смотришь? — удивилась она.

Аня заблокировала телефон и резко выдернула наушники из ушей, поглядывая с Маши на меня безумным взглядом. После её руки совершили те самые странные движения и комнату озарила яркая вспышка, на мгновение включившая радио на стене (пропевшее женским сопрано «э-это-о…») и лампочку в люстре.

— Ч-что ты услышал? — перевела она полный паники взгляд на меня.

— Что ты порнушку смотрела, но я никому не скажу.

— О господи… — шепнула Аня.

— Ты порнушку смотришь? — изумилась стоявшая до этого с озадаченным выражением лица Маша.

Аня вновь совершила этот же жест. Вновь пронеслась вспышка света. «Это фиаско…» — сказал диктор из включившегося радио. Аня сидела такая же красная, поднимая на Машу взгляд.

— Ты смутилась? — нашлась наконец Маша. — Подруженция, что происходит?

Ну сама нарывается ведь!

Я принялся пятиться к двери.

— А разве не видно? — отозвалась Аня. — Я, кажется, влюбилась.

А я мог думать лишь о том, что Аня смотрела порно.

— В этого… Ты посмотри на его лицо! Эдвард Руки-спички! О, смотри, этот тоже покраснел. Ай, не бейся! — Аня попыталась дотянуться до Маши ногой. — Я что-то хотела у тебя спросить. Макс, я что-то хотела спросить?

Порнушку… Что, правда что ли?

— Ну и ладно, — буркнула Маша и вышла из комнаты.

Я плюхнулся на застеленную кровать, глаза у меня слипались.

Аня подползла рядом, села, поджав под бороду ноги, постоянно поправляя юбку.

Я, лёжа на боку, наблюдал её стопу. Она была словно часть актёра на сцене, но сцена занавешена. Мне вдруг стало интересно, а что там дальше. Я потянул ширму вверх и руке вдруг стало больно. Я поднял взгляд и увидел изумлённое выражение Ани.

— Ты что делаешь?

Я зевнул, просыпаясь. Сел в кровати.

— Ты не поверишь мне ни за что, — с круглыми глазами посмотрел я на неё, а после тихим-тихим шёпотом спросил: — Ты смотрела порно?!

— Н-нет, — отвела она взгляд. — Нет-нет и нет! Но я не стану тебе врать, — выдала она и уткнулась лицом в подушку. — Да, я смотрела порно, — донеслось из подушки.

Я не знал, что ответить.

Она подползла ко мне, словно гусеница, без использования рук и не отрывая лицо от подушки.

— Мне стыдно, а ты молчишь! Скажи что-нибудь!

Она снова вспыхнула. Радио пропело девичьим хором «и-эх!».

— На здоровье, — выдал я.

— Это как? — уставилась она на меня большими глазами, залезая на меня сверху. Меня так лучше видно или что?

— Да так, все мы иногда и втихаря посматриваем. Всё человечество. Просто это необычно как-то. Не ожидал от тебя.

— И ты смотрел порно? — с паникой в голосе бросила она, обнимая подушку.

Я чувствовал, что если отвечу «да», меня подушкой этой и придушат. На «да» у меня смелости не хватило и я просто медленно кивнул.

— И что мне теперь делать? — похлопала она глазами.

— В смысле? — совсем растерялся я.

— Я ничего не понимаю, — сказали мы в голос и она рассмеялась, звонко, но с толикой паники в голосе. — Великая Адельгейда, какую же грязь я творю.

Она плюхнулась рядом, ложась мне на плечо. Я зевнул.

— У тебя изо рта воняет.

Она попыталась нюхнуть свой запах изо рта и скривилась.

— У меня тоже? — изумлению её не было предела.

— Придётся чистить зубы, но потом, — я зевнул ещё раз.

— Ты не выспался?

— С тобой выспишься!

— В смысле?

— Ни один парень не сможет спать, когда рядом с ним такая… — я смутился.

— Какая? — смутилась она в ответ.

— Красивая. Вон, смотри какая ножка выглядывает.

Я погладил ножку, которую она на меня закинула и нащупал рваный рубец. Аня тут же спрятала ногу.

— Это шрам? — удивился я. — Хотя чего я удивляюсь. Ты у меня глефой махаешь.

— Запомнил, — улыбнулась она.

— Я знаю, что такое глефа, — надулся я и закрыл глаза, хотя всё ещё сквозь закрытые веки видел её лицо. — И аркебуза, и мечелом, и саблю от меча отличу, кортик, катана, шпага, алебарда, шестопёр, булава…

— Кукри?

— О! Кукри, которые метают сисястые красотки, — не открывая глаз принялся улыбаться я. — Ты умеешь метать кукри, красотка?

Я уже не помнил, что она ответила. У меня рядом с головой летали кукри, превращаясь в жареную рыбку в панировке, с лучком колечками. Колечки ударялись и смешно позвякивали. Мир крутился и вертелся, а меня лапой трогал мой кот. Кот, где он?

Открыв глаза, я увидел перед собой Машу, которая аккуратно била меня по щеке.

— Лезь под кровать! Живо!

Я не понимал, что происходит, но перекатился и свалился на пол, ушибив колено. Залезть под тонкую кровать было сложновато, но я втиснулся, изваливаясь в пыли.

Зазвенел звонок. Я видел, как Маша повторила алгоритм с дверью.

— Где Аня? — рявкнул мужской голос. — Ну же, живее.

— Я слышала, что у вас там какие-то тёрки. Что она не хочет подчиняться главному.

— И?

— И я её выгнала отсюда взашей. Изменщица! Пусть посидит, подумает.

— Ты мне сцен не разыгрывай. Знаю я, что вы вдвоём хорошо спелись.

— Ну ты сам смотри.

Я видел ноги в проходе. Их было трое. Аня легко расправилась бы.

— А что я увижу? Она иногда невидимой становится, когда не хочет, чтоб её видели. Аня! Выходи по хорошему. Мы твоего парня взяли, будем ему пальцы выкручивать. На.

— Фу! Что это?

— Его палец. Мизинец на ноге пока. Он же программист там какой-то.

Дизайнер, тупая ты бошка!

— Без пальцев не поработает. Передашь Ане, как появится. Пусть не филонит.

Мизинец? Мне отрезали? Ну в плане отрезали бы.

— П-передам. А мне что делать?! — крикнула Маша вдогонку. — Там движуха, паника какая-то. Почему все на улицах?

— Не все. Завтра будут все.

Они вышли, Маша закрыла за ними дверь, наклонилась ко мне:

— Вылезай оттуда. Уже можно.

Кот, как там мой кот? Сидит голодный, наверное. Скучает по мне, плачет.

Я вылез. За окном было ещё светло. Закатное солнце бросало лучи через открытое окно. Порядок в комнате был близок к идеальному, хотя на столе лежали бунтарские кучки одежды и сигареты. Я открыл пачку, посмотрел — все кроме одной на месте. Не уж-то всё же курит иногда?

На полках книги: новые вперемешку со старыми. В основном классика и художественные произведения.

Желудок Шрёдингера вспомнил летающие кукри и захотел рыбы в панировке.

— А где Аня? — сообразил я.

— Ушла, — с тоской в голосе сообщила Маша.

Я кивнул.

— Ты не понял. Она ушла. Сказала, что тебе здесь без неё будет безопасней. Сказала не вспоминать её никогда. Видишь, уже приходили эти долбоёбы от Лёхи, принесли, — она кинул мне кусок окровавленного и разбухшего пальца. Я не словил и палец упал на кровать.

Да, похоже на Аню. Уйти, чтобы я жил. Но не предупредить!?

А я столько всего с ней уже напланировал.

Глаза защипало.

— Сказала, что поедет в Киманию, у неё там родственники какие-то, тоже со сверхспособностями, — добавила Маша. — Если тебя это утешит, то сказала, что провела самую прекрасную ночь в её жизни с тобой. Крепись, мужик, — положила она руку мне на плечо.

Глава 12. Мир во всём мире

Я сидел и тупо рассматривал свои руки. Мой телефон лежал где-то в портфеле по частям, я даже нагуглить не мог, можно ли сейчас взять билеты до Кимании, и получится ли. И если Аня сказала её не искать, возможно она всё же вернётся. И стоит ли её ждать, если она сказала никогда не вспоминать о ней?

Звонок в дверь. Маша открыла.

— Так, я купила всего по чуть-чуть, — раздался голос Ани, а после и её миленькое личико вылезло из коридора. — Ты чего такой грустный? Что у вас происходит здесь?

Маша посмотрела на меня и принялась хохотать. Мне было не смешно, хотя я тоже подхихикнул, скорее от нервов.

— Ой, ты такое пропустила. Во, смотри, я зафоткала, — подбежала к Ане Маша. — Не, ну с таким лицом!

Аня посмотрела на фотографию, мгновенно всё поняла, кинула в меня вопрошающий взгляд.

— Всё в порядке. Я рад, что ты никуда не уехала.

И Аня разрешила себе улыбнуться.

— Я тебе в ТелеПат перешлю, распечатаешь и будешь любоваться, — угарала Маша, уходя на кухню.

— Идём, — потянула меня Аня за руку, скинув кроссовки. — Я купила морковку, картошку, лук, чеснок, мясо куриное, говяжье и свинку. Ещё купила специи, молоко, творог, кефир…

Она всё говорила и говорила. А я шёл и думал: как же хорошо, что Аня держит слово. Я развернул её, взял у неё пакет, поставил на пол, обнял и поцеловал, вдыхая аромат её волос.

— Только не убегай, — шепнул ей я.

— Это моя фраза, — улыбнулась она, и стала сама серьёзность: — Я никуда не убегу. Я никогда не нарушала слова и не отступала. Лютой меня прозвали не враги, а союзники, от которых, порой, ничего не оставалось.

— Про какой год мы говорим, чтоб я мог себе это вообразить?

— Воображай мечи, копья, лошадей и мамонтов.

— Мамонтов?!

— Вы там есть будете готовить? — раздалось с кухни. — Или вы там уже уединились и я останусь голодной?

— Обычно Маша готовит сама себе, а тут исключение, — пояснила Аня.

Я помог разложить продукты, найдя среди прочего замороженную сельдь. Пока я готовил, я параллельно умилялся тому, как Аня пытается начистить картоху для гарнира, не зная, как лучше держать нож: прямым хватом, обратным, резать от себя или на себя. Каждый раз, когда она втыкала остриё в картошку, чтобы выковырять глазки, её глаза холодно блестели, а сознание, судя по всему, проваливалось в воспоминания.

— Когда-то мы с Кассандрой должны были провернуть государственный переворот, — словно в состоянии гипноза, дочищая картофелину, стала рассказывать она. — К Кастру подобраться было очень сложно — старый маразматик закрылся в своей крепости и казнил всех, кто хоть отдалённо напоминал шпионов. Кассандре удалось выловить двоих охранников гарнизона и нужно было узнать у них про тайные тропы под замком. Под любым замком есть тайные тропы и ведут они на километры. Мы знали, что выход где-то есть, но просто так его не отыщешь. Так вот, сколько она не тормошила этих охранников, так ничего и не удалось выяснить — крепкие парни, других и не брали в тот гарнизон. В итоге я смогла расколоть одного, когда у второго медленно вырезала глаза туповатым ножом, пока тот смотрел на своего приятеля.

— Что?! — побледнела Маша.

Я посмотрел на загадочно улыбающуюся Аню с ножом в руке, пусть она им всего лишь чистила картошку.

— Будешь стирать ей память? — спросил я.

— Вообще-то это всё неважно, — выдала она снова свою старую песню. — Маша, ты моя подруга и я тобой дорожу, но если ты сдашь меня или, что хуже, Макса хоть кому-нибудь, я вырежу тебе глаза вот этим ножом, — улыбнулась она.

Я тоже побледнел.

Мы с Машей переглянулись и понимали, что она не шутит.

— Да я бы… Да я не…

— Она спрятала меня под кроватью сегодня, когда кто-то приходил, — заступился я за Машу.

— Я не про сейчас. Я на будущее. Вот пришёл бы к тебе Лёха, скрутил бы тебя и принялся резать по живому. Так, как он умеет выбивать долги, я видела однажды. Дилетант, но тебе хватит. Что бы ты сделала?

— Я бы тебя никогда…

— Не строй героя. Кто угодно сдаст кого угодно под пытками. Но наш разговор запомни, пожалуйста. Хорошо?

Она сглотнула. Я же стал успокаивать себя тем, что, возможно, этого никогда не понадобится. «У меня нету жажды убийств, но если надо, значит надо», — вспомнил я её слова.

— А ещё была история, — мы с Машей уже напряглись, — как Кассандра перебрала и принялась приставать к сэру Роджеру, моему рыцарю, который мне в верности поклялся и давал обет. А сэр Роджер был с не очень хорошим зрением. Он словно пёс был, ему только скажи: взять. Порвёт любого. Но так-то слеповат, конечно, был. А мы с Кассандрой тогда с одинаковыми причёсками ходили и на балу были в одинаковых нарядах, это наша фишка была. Ну вот сэр Роджер и подумал, что пришёл его звёздный час.

Аня рассмеялась. Мы с Машей лишь неловко хихикнули.

— И что было после с сэром Роджером?

— Что было? Ничего не было. Его честь была посрамлена, потому что его утащила в постель не та. Кассандра потом перед ним извинилась и ничего не было, — Аня посмотрела на меня, потом на Машу, улыбаясь.

Я улыбнулся. Маша морщила лоб:

— У вас в Арсе балы, рыцари и кодекс чести?

— Я не из Арса, Маша. В тот день, когда я брела по улице, это не девочка брела, которая уехала в соседнюю страну от своего отца-политика. Более того, это отец за мной приехал. Я тут жила уже двадцать лет, в смысле в Прахе, так же вы называете этот мир. Я устроила геноцид в Нимении, я свергла правительство в Соединённых Штатах Кухурта, я создала и затем распустила масонов. Но это всё неважно. Потом, я шла по улице, и увидела, как пятеро парней пытаются зарезать беззащитную девушку, которую…

— Аня… — проронила Маша, косясь на меня.

— Извини. Тогда я была близка к тому, чтобы закончить свой путь. И тогда я спасла тебя не потому, что так требовал кодекс, а потому, что мне тебя стало жаль, — Аня не отвлекалась от картофелины, методично срезая ножом пласт за пластом потемневшей части. — И стало жаль всех людей, которые попадают в подобное. Это дало мне маленькую цель.

— Почему маленькую? — удивилась Маша. — Это была цель, которой ты горела!

— Нет, я просто грелась об неё в безумной буре абсолютного холода. Это был малюсенький светлячок во мраке. Что мне стоит пройтись по резиденциям вашего правительства и поставить новое? Но я хотела помогать, хотела почувствовать себя… Частью чего-то нравственно чистого, хотя бы приблизительно. Но это всё не больше, чем Нимения, СШК или масоны. А теперь послушай меня внимательно, — она отложила нож и картофелину, посмотрела на Машу. — Я ушла из Нового Бурса.

— Как? — шок на лице Маши.

Хорошо, что Маша не вспомнила тогда, зачем шла.

— Ты слышала, что я тебе только что рассказывала? — вздохнула Аня. — Или ты как…

— Как Макс? — подначил её я и она покраснела. — Всё нормально, я знаю, что тормоз.

— Хорошо, — холодно заявила Маша. — Почему?

— Они заставили меня выбирать: Новый Бурс или Макс.

— И почему Макс? Ты посмотри на него: плешивая бородка, тощий, мямля, чуть не расплакался, когда я сказала, что ты ушла.

Её слова меня не задевали. Я хорошо себя знал, а на правду не обижаются. Она не видела того, что увидела во мне Аня.

— Он миленький, — улыбнулась Аня.

«Я ожидал, что она скажет что-нибудь другое», — вдруг словил я приступ стыда.

— Мне неприятно тебе сообщать, — холодно и по словам произнесла Маша, — но ты променяла идею на хуй.

— Идею чего? Посадить на трон нового тирана? Так, стой, ответь мне на вопрос: ты хочешь жить в мире, полностью построенном на справедливости и законе? В мире, где нет воров, грабителей, коррупции среди чиновников, какого-либо непотребства, наркотиков, выпивки, везде высокие нравственные стандарты. Хочешь?

— Это то, о чём мы с тобой мечтали, — напомнила Маша.

— Это то, о чём мечтала ты. Я могу осуществить твою мечту.

— Как? Как ты это сделаешь, если ты уже сбилась с этого пути? Он тебе своим членом подсечку поставил!

— А ничего, что я тут с вами? Хотя разговаривайте, это лучше, чем драться, — буркнул я, вываливая рыбу в панировке из старых сухарей. Будет хрустящей, просто прелесть.

— Никто мне ничем подсечек не ставил, — раскраснелась она. — Решайся.

— Я хочу. Да, это моя мечта. Я до сих пор не оправилась с того раза.

— Хорошо.

— И как ты её исполнишь? Сотрёшь всем память и сделаешь мир во всём мире?

— Не язви. Такой мир уже есть. Я отправлю тебя в Олдвинд.

— Звучит, словно Олдвинд — сказка, — заметил я. — Ну не в плане, что он нереален. Это как-то всё ванильно, похоже на рай.

— Потому что всё это неважно! — выкрикнула Аня, швыряя нож в стену. Тот крутанулся и воткнулся в бетонный блок на половину лезвия, вибрируя в стене. — Это место не рай и не ад, оно просто такое же, как и все остальные. Ты меняешь одну колоду карт на другую — правила игры остаются те же, — вздохнула она. — Отец убил бы меня за такие слова.

Она подошла к стене, потянула за нож, но в руках осталась только ручка.

— Извини, я тебе и стену испортила, и нож.

— Кто ты такая, Ань? — с ужасом уставилась на неё Маша.

— Это бесполезно, — отозвался я, переворачивая рыбку. Запах разливался по кухне. Кот бы точно с ума уже сходил. — Она никогда не отвечает.

— Потому что это неважно, — пожала она плечами и от её тела пронеслась вспышка света. Лезвие ножа рассыпалось прахом, как верхняя часть пилона. В голове раздался крик Виктории из воспоминания. — Маш, решай давай. Ты самый обычный смертный, которую я знаю довольно хорошо, но ты честная со мной и с собой. А ещё я не отказываюсь от своих слов.

— Сделать мир вокруг меня справедливым? — вспомнила Маша и всхлипнула. — Я не поняла, почему в Олдвинде плохо, но исполни свои слова, пожалуйста, я готова.

Она встала, расставила руки.

Аня рассмеялась, глядя на Машу.

— Ну, звезда прям, — мотнула она в сторону Маши головой, обращаясь ко мне. — Пальцы растопырь! — Маша растопырила пальцы как смогла. — А теперь снежинка, — расхохоталась Аня. — Садись, не позорься. Я смогу тебя отправить, но не сейчас. Мне с отцом договариваться нужно будет. Или с Кассандрой. Или с Майклом. Я сама не умею.

Маша села, не понимая, что происходит.

— А может нам с тобой просто сбежать ото всех?

— От кого? От этих? От них можно не сбегать, — фыркнула Аня. — Да и я хочу прожить с тобой твою жизнь, а не свою, — Маша перевела взгляд со смущённой Ани на меня, потом обратно на Аню, сама смутилась. — Моя всё равно никогда не закончится, — с некоторым сожалением добавила миленькая девушка, на вид которой было лет семнадцать-восемнадцать.

Мы ещё полчаса готовили и общались на кухне. Аня пообещала, что не будет Маше стирать память, а потом стёрла память, где она это обещала. На мой немой укор сказала, что плохо подумала. Потом мы травили байки из детства и когда Аня рассказывала что-то из её детства, это выглядело как-то странно. Что должно было звучать грустно — звучало забавно, а что должно было бы позабавить, то ввергало нас в ступор. Правда больше без кровавых подробностей.

За еду меня хвалили. Что-что, а мой желудок Шрёдингера натренировал меня вкусно выготавливать. Рыбка получилась сочной и хрустящей, хорошо приправленной. С вареной картошкой и укропом — объедение. Аня вначале недоверчиво смотрела на мой шедевр, открыла было рот, но не критиковала, вспомнив недавний разговор.

Я мыл посуду, пока девушки обсуждали какие-то штуки из Нового Бурса. Я попытался слушать, но там мелькали какие-то имена. После того, как действующих лиц стало три я запутался и потерял нить повествования.

Действительно ли я соглашался прожить жизнь с Аней? Может это всего лишь временное помутнение рассудка? Она так холодно угрожала Маше, это было так… Придётся признать себе, это было страшно. В то же время она ни разу мне не соврала. Да и мама сказала, что у нас может всё получиться, если будем держаться друг друга. А ещё приказала мне о ней заботиться не смотря ни на что. Как я должен был это делать?

Я посмотрел в её сторону. Не знаю, что было на моём лице, но она улыбнулась, а я улыбнулся ей в ответ — так само вышло. Пусть пока всё идёт своим чередом. Я определённо буду переживать из-за расставания больше, чем из-за её странного и непонятного её прошлого.

— Пойду полежу, — буркнул я, отдраив сковороду так, что она стала чище, чем была до этого.

Я плюхнулся на кровать. Солнце уже почти зашло. Завтра нужно было… Я не знал, что мне делать. Вроде меня все ищут, а вроде нужно на работу. Ай, какая работа с такими делами? Хер с ним, зарепортаю потом за свой счёт, если не выгонят, а если выгонят… Вроде я и должен был тревожиться, ведь искать новую работу и жить на что-то, содержать себя и Аню, пусть она и подрабатывает там где-то — это очень важно и значимо. В голове прозвучал голос Ани «это неважно» и эта фраза отозвалась внутри абсолютным спокойствием.

Когда это всё закончится, я буду кормить Аню вкусной едой, всегда хвалить за что-нибудь и нянчиться с детишками. А Аня будет меня любить. И всё? И всё, потому что что ещё надо?

— Романтик ты и лопух, Макс, — буркнул я самому себе, продолжая лежать и смотреть в потолок.

Аня пришла через какое-то время и принялась медленно ко мне подползать. Так же медленно, как она когда-то тянула руку к коту. Она нависла надо мной, а я встрепенулся, ухватил её за талию и повалил на подушку. Она оглушительно завизжала, мгновенно сделавшись красной.

— Что ты делаешь? — тяжело дыша, спросила она.

— А какие твои предположения?

Её руки обхватили мою шею и потянули к себе, выпрашивая поцелуй. После долгого поцелуя я улёгся рядом, тиская её за талию.

— Почему ты меня за бока тискаешь? У меня скоро синяки будут.

— Что разрешили, то и тискаю, — пожал я плечами.

Аня закусила губу.

— Нам нужно быть либо порознь, либо чем-то занятыми, — заявила она. — Иначе это всё кончится… — она хотела сказать плохо, но глаза её сделались пьяными: — очень хорошо.

— Давай телефон, будем чё-нибудь смотреть.

Она сунула мне телефон, я включил анимэху одну из новых, и мы лежали с ней и смотрели серию за серией. Анимэ было про очередного героя, попавшего в магический мир и собирающего себе гарем.

— У нас когда такие парни всё же попадали, выше конюхов не забирались. А конюху разве что доярка даст, — прокомментировала Аня.

После главный герой вышел против толпы с двумя огромными мечами.

— Ну это ж не реалистично, — хохотнула Аня. — При любой возможности второй меч лучше заменить на щит. Шансы выжить в бою поднимутся многократно.

— В скольких боях ты побывала? — Я вспомнил о её шрамах.

— Во многих. И вот этого там точно нет. — На экране герой фехтует с одним противником, потом плавно перемещается к другому, фехтует один на один с ним, пока остальные смотрят и поражаются его мастерству. — Если один против толпы, то только из лука и желательно на лошади. Если толпа на толпу, то ни о каком фехтовании речи не идёт — там месиво и давка.

Получать комментарии по анимэхе не от диванного эксперта, а от человека, имевшего реальный опыт сражений, было интересно, но видно было, что анимэ её напрягало как на этапе битв, где она сопереживала почему-то злодеям, так и на этапе пивных похождений, где раздражал её совершенно иной факт:

— И почему у них у всех такие большие сиськи? Когда-то мои меня не заботили и хотелось, чтоб они были поменьше, но теперь почему-то кажется, что они должны быть побольше.

Мы много спорили на эту тему с Серёгой и Пашкой, потому здесь я был горд продемонстрировать собственное мнение:

— Это всё допущения художников. Сейчас тенденция во всём мире в том, чтобы рисовать персонажей похожими на реальных людей с их недостатками во внешности, но мне кажется для этого есть реальный мир. А такой нарисованный сюжет смотрят именно чтобы смотреть на определённые нереалистичные идеалы.

— Нереалистичные не значит ведь некрасивые, верно?

Я кивнул. Она отложила телефон, села в кровати, посмотрела на меня.

— Тебе тоже нравятся дойки?

— Это всего лишь выдуманные персонажи, — решил я увильнуть от ответа. — В реальной жизни такие встречаются редко и смотрятся скорее всего не очень.

— А мои… — она разрумянилась. — Они тебе нравятся?

— Откуда я знаю. Я их не видел, — пожал я плечами.

Аня задрала майку так внезапно, что я забыл, что здесь делаю. Она натянула майку на лицо, закрыв его ей и смущённо произнеся:

— Только смотреть…

Они у неё были правильной формы, немного в стороны с большими ореолами у сосков, не слишком маленькие, у Кати мельче были, но и не большие, как у Вики. В общем-то сиськи как сиськи, но глаз радовали отменно, выталкивали все остальные мысли из головы, наполняли светом и радостью, а руки чесались их потрогать, и я понял, что плыву.

Аня опустила майку, глядя на меня огромными тёмными глазами.

— Ты снова молчишь! Я тут такое сделала, а ты снова молчишь! Ну же, скажи что-нибудь, — она залезла на меня сверху и трясла за плечи, её сиськи качались в такт, что ни разу не упрощало задачу мыслительного процесса.

Было бы это так волнительно, если бы это были просто чьи-то сиськи? Я очень сильно сомневался.

— Ань, ты у меня самая красивая. Я когда тебя увидел — супом подавился, такая ты красивая.

Она смущённо заулыбалась и легла рядом. Телефон с анимэхой она в руки взяла, но включать не торопилась.

— Мне нужно кое-в-чём тебе признаться, — сообщила она, глядя совершенно серьёзно. — Тогда в Коптильне, во второй раз когда я тебя увидела, это всё не было случайностью.

— В смысле? Ты мне подножку поставила? — вспомнил я как споткнулся обо что-то с подносом.

— Нет, ты тут сам упал, — рассмеялась она и потрепала меня по голове. — Я за тобой следила со вторника, гуляла под твоими окнами, ждала, пока ты выйдешь. Мне надоело это и я… — она сжалась, вспоминая это. — Я позвонила тебе в дверь, но никто не открывал. Ты не представляешь, чего это мне стоило! А ты не открыл.

— Извини, такой уж я — затворник. Могу месяцами не выходить из квартиры.

— Да я уже поняла. Но ты вышел.

— Тебе повезло, я ехал за «майонезом».

Она оживилась, соскочила с кровати, залезла к себе под стол и выудила оттуда коробку. На ней были изображены ингредиенты, а большими буквами надпись: «Майонез: Сделай жизнь вкусной».

— Вот, — протянула она.

Я расчувствовался.

Мне подарки дарили только родители и только на день рождения.

— Спасибо большое, я уж и забыл почти.

— Я говорила, что куплю его тебе, потому что ты расстроился, что сам не купил.

Я отложил коробку. Она прилезла ко мне на руки, уселась спиной и откинула мне голову на плечо. Я обнял её.

— А что потом было? Что было не случайностью?

— Я выбрала единственный свободный столик, проверив, что все остальные заняты. Пока ты заказывал, я оббежала всю Коптильню, но людей была просто тьма. Я отваживала всех от этого столика, а для тебя попыталась сделаться невидимкой, чтоб ты сел за него, а я… А я на тебя полюбовалась. А ты чуть не прошёл его, потому что меня видел и решил, что столик занят! Великая Адельгейда, я уж думала что всё, придётся ждать другого момента.

— Ты со мной первая заговорила.

— Потому что ты первый на меня посмотрел, прямо в глаза. Так, будто меня уже видел. Ты помнишь вторник?

— Да.

— Да? Это немыслимо. Почему на тебя не действуют мои чары?

— Твои чары на меня подействовали очень даже хорошо, — улыбнулся я, чувствуя тепло её тела.

— А что, если и эти чары перестанут действовать? — вдруг задала она роковой вопрос.

— Иногда лучше не задаваться подобными вопросами, вроде «зачем мы живём?», «кто мы такие?», «какая у нас цель в жизни?». Мама говорила, что жизнь слишком коротка для подобных вопросов.

— Госпожа Ольга действительно мудрая женщина. Жизнь смертного коротка. Что я буду делать, когда тебя не станет? Мы попусту теряем время! — заявила она и уши её принялись полыхать. Она дёрнулась, чтобы повернуться ко мне, замерла, а после она взорвалась вспышкой света прямо у меня в руках так, что в глазах заплясали светлячки. — Но что будет, если я не смогу тебя защитить и тебя не станет намного раньше?..

На этот вопрос я ответа не знал. Всё, что я знал, что буду следовать её правилам, не отходя от ни ни на шаг.

— Во сколько тебе к доктору? Я же с тобой еду?

— Ты без меня пока никуда не высовываешься, — напомнила она. — Я очень рада, что ты не пытаешься что-то делать сам.

— Чтоб что-то делать самому, нужно думать хоть иногда. У меня раньше получалось, в основном по выходным, а сейчас, видишь, совсем никак, — развёл я руками и она рассмеялась.

— В девять приём. Заодно попрошу Майкла поговорить с отцом, чтоб он от нас отстал.

— Девять утра? — простонал я. — Ладно, встану. Потом может днём посплю.

— А ты просто усни пораньше и всё, — пожала она плечами.

У меня в голове плавал образ её обнажённой груди, а она говорит «усни пораньше».

— Всё хорошо, я попытаюсь, — обнадёжил её я, целуя в шею и вдыхая аромат её волос.

Глава 13. Аня Шрёдингер

— Смотри, это твоя половинка, — объясняла Аня, сидя под одеялом. — А это моя половинка. Меньше меня будешь тискать, быстрее уснёшь. Если я начну приставать…

Она сделалась красной.

— Если ты начнёшь приставать… то что? — не понял я.

— Я не буду приставать, честно-честно. Я не настолько глупая, чтобы пожертвовать всем. У нас ещё Кассандра на хвосте. И мой отец. А где-то гуляет ещё та херабора.

Наверное она про странное создание, которое в меня вселилось.

— Ещё раз, кто такая Кассандра?

— Глава ордена… киллеров, скажем так. В Олдвинде.

Она выключила свет, ложась спать. Отвернулась от меня и, мне казалось, уже уснула.

Было ещё очень рано для совы, но я был уставшим и глаза сами закрывались. Говорят, что совы больше приспособлены к перестроению режима, нежели жаворонки. Я перестроюсь под жаворонка? Ну и пусть. В универ же как-то вставал.

Внезапно Аня вспыхнула. Я сел от испуга, успокаивая колотящееся сердце.

— Я так с тобой глаз лишусь.

— Извини пожалуйста, — перевернулась она ко мне лицом.

Я откинулся на спину, закинув руки за голову и глядя в потолок.

— Расскажи ещё раз, зачем ты кому-то, кроме меня, нужна.

— Ну Макс… — в её голосе было раздражение. — Ладно, — вздохнула она. — Я — живое оружие. На чьей я стороне — тот победил. Меня хотят на своей стороне иметь все.

— Ты же просто память стираешь, ну и глефа у тебя есть.

— А ещё я умею уклоняться от пуль, смертельные ранения для меня не опасны и при желании могу испепелить город. Что-то вроде ядерной бомбы.

Я присвистнул.

— Псионика, — стала она пояснять дальше, — моя слабая сторона. Псионика — оружие моего отца — Винтера Крига Холодное Сердце. А моим оружием всегда была магия разрушения. Но знаешь что, я готова от неё отказаться. Нужно лишь закончить дела.

— Почему ты тогда просто не свергнешь эти организации?

— Ты говоришь сейчас про жизни тысяч людей, — она задумалась. — Странно, раньше меня это не останавливало, и я подумала так не делать только потому что… тебя постеснялась расстроить. Ты так спрашивал про то, являюсь ли я плохим человеком, что я решила, что для тебя буду хорошей. Это плохо?

— Нет, это процесс притирки. Тот, который игнорировали все мои бывшие, кроме Вики.

— А почему ты так спокойно об этом говоришь?

— Мне сегодня прислали якобы мой мизинец. Завтра видимо пришлют следующий палец. От кого-то же эти мудаки пальцы отрезают?

Эта мысль будоражила сознание. Я очень сильно радовался, что это был не я.

— Я не дам тебя в обиду, — нахмурилась Аня. — Вот видишь, ты в это ввязался, и уже может хоть и на словах, не понимая, как оно на деле, рассматриваешь жестокость. Не становись жестоким, для этого есть я. Хотя я… Я стала мягче, для меня это уже не вариант. К тому же это плохой вариант — мы сразу станем на виду: пара, свергнувшая правительство и подавившая революцию одновременно.

Я вспомнил артистов и музыкантов которые живут у всех на виду. В принципе не так уж и плохо.

— Нет-нет-нет, и нет, и ещё раз нет, Макс, — бескомпромиссно заявила Аня. — Ты просто не знаешь, что такое жизнь на виду,а меня от такой уже тошнит. Мы сделаем всё тихо: попросим Майкла, убедим Кассандру, поговорим с моим отцом. Они найдут выход.

— Зачем ты своему отцу? У нас детей отпускают после восемнадцати.

— Скажем так. Чтоб долго не объяснять тебе. Без меня его правлению конец.

— А не слишком ли сильное заключение?

— Не слишком, — буркнула Аня.

— А ещё. В меня пыталась вселиться какая-то тварь.

— Когда? Где? Почему ты молчал?

Она перелезла ко мне под одеяло, положила руки на виски, потом мне на горло, потом на грудь и там остановилась. Потом улеглась рядом, заглядывая мне в глаза.

— Почему не рассказывал? Я думала, у нас нет секретов. Я тебе стараюсь правду говорить.

— Ань, у нас и нет секретов, только я не посчитал это важным. Такое облако с красными глазами и чёрными зубами.

— Вначале в Нексусе, потом следовал за тобой дальше, но прятался. Я его видела возле тебя в среду, но подумала, что показалось — след похожий на след от ищеек отца. Потом он был в теле Ивана, но удержал Кассандру, значит её знал, и меня знал. О боже, она бы тебя убила! Я бы не успела поставить портал! Чем я думала?

Она подняла голову, с ужасом посмотрела на меня. А после осыпала меня поцелуями со словами «как хорошо, что ты живой». Я ничего не понял, но тоже безумно был этому рад.

— Повезло. Хотя я не верю в везение. Кто же это может быть? — задумчиво проронила Аня.

— Эта тварь — кто, а не что?

— «Что» не будет действовать самостоятельно, — она увидела мой непонимающий взгляд. — Тут расхождение мотивов, а следовательно прослеживается скрытая мотивация самого этого «нечто».

— Ты такая умная… Он приходил ко мне. Главный следователь. Сразу как ты от меня ушла. В четверг, кажется. Расспрашивал про Нексус и про тебя. А почему он покинул моё тело, а я выжил, когда Иван в такой же ситуации упал замертво? Ты его из меня изгнала! — догадался я.

— Не изгоняла. Когда я стирала тебе память, я и подумать не могла, что в тебе какая-то там тварь. Ну да, Гриша странно себя повёл и начал стрелять, а потом упал замертво с разрывом сердца.

Она опять принялась водить пальцем по моей груди. Думать ей это не мешало, а мне мешало.

— Наверное у тебя крепкий пятый отдел.

Она положила свою голову мне на грудь, слушая удары моего сердца. После подняла голову, положа мне на грудь руки, а на них подбородок. Я погладил её по спине и она прикрыла глаза, покрываясь мурашками.

— Убирай руки, — предупредила она.

Я послушно убрал, просто обняв её левой рукой за плечи.

— Главный следователь расстроился, когда я ему рассказал… Про него же, — посмеялся я. — Я ведь ему описал его же самого. А он что-то искал, или кого-то. Впрочем я никогда не был силён в разгадывании загадок.

— Мы делали такого, — задумалась Аня. Делали? Эту тварь можно создать? — Это мститель, только какой-то более хитрый. Нужно запытать человека до смерти, и не абы какого, чтоб такое удалось. Ох, отец, на что ты идёшь ради меня…

— Ради себя же он идёт, Аня, — поправил я её.

Она похлопала глазами.

— Действительно, ради себя. А я ему вообще нужна была? Но он же меня оберегал всю мою жизнь, даже когда я для него водила в бой армии и захватывала крепости. Ладно, кто у нас остаётся? Мой отец, который пытается меня найти, потому по следу за нами ходит Кассандра. Новый Бурс, который начал поднимать людские волнения и который хочет меня использовать ударной силой, значит будет идти за тобой. И Валентин Юдович, олицетворяющий текущую власть, который не должен обо мне знать, но есть детали, которые во всём повествовании плохо вяжутся.

— Ты так много говоришь, — заметил я и зевнул.

— Тебе неинтересно?

— Ты говори. Просто я поражаюсь, как скрытная и замкнутая Аннабель Лютая превратилась в разговорчивую и весёлую Аню.

— Аню Шрёдингер? — игриво улыбнулась она. — У меня с тобой голова кругом. Мне нужно думать, а не выходит, — пожаловалась она.

— О да, та же ерунда. Так что, справимся мы, выкрутимся?

— Ещё бы. Только нужно подумать.

Она дала мне буську и отлезла на свою половину, отворачиваясь от меня, чтоб даже не смотреть. Я же на неё смотрел, видя разбросанные в разные стороны рыжие волосы. Она смотрела на свои пальцы левой руки, указательным пальцем правой показывала то на один, то на другой, то на третий. Глаза мои начинали закрываться.

— Макс, — донеслось до меня. Она развернулась вся такая виноватая. — А ты злишься на меня, что я порнушку смотрела?

— Неа, — честно отозвался я.

— Хорошо.

Я начал погружаться в сон, сознание принялось улетучиваться…

— Макс. — Она уже и не отворачивалась от меня. — Это было как-то противно смотреть. Они там делали такое… Так ноги раздвигали, и так как-то… Разве это приятно?

— Ещё может и извращенское что-то смотрела.

Она закрыла своё лицо подушкой, обнимая её. Потом из-за подушки, как из окопа, появились круглые глаза, смотрящие на меня:

— Там девушка, она…

— Можешь не описывать, а то умрёшь от стыда сейчас. Вообще, зачем ты это всё смотрела? Тебе ж ничего нельзя.

Она долго не отвечала.

— Великая Адельгейда!.. — выдохнула она и взорвалась яркой вспышкой — я перестал её видеть, глаза снова привыкали к темноте. — Придёт же когда-нибудь наш час. Час придёт, а я не умею и тебе не понравится!

Она уткнулась лицом в подушку и закричала.

— Я сейчас точно от стыда умру. Всё, не смотри на меня!

Я подлез к ней и погладил по голове.

— Всё нормально, — только и нашёлся я. — Я ж тебя не обвиняю.

Она прилезла опять ко мне, положила голову мне на грудь, трогая мою руку.

— Я хотела, чтоб у нас всё было обычно. И оно складывается так хорошо, что прям не верится. Я отрылась тебе, ты открылся в ответ. Я важна тебе, а ты понимаешь, как важен мне. Как мне ничего не запороть?

— Расслабься, потому что я не знаю, — чмокнул я её.

Она закрыла глаза и через какое-то время засопела прямо у меня на груди. Не самая удобная поза для сна, но я боялся её потревожить. И вроде я злился, что мне сон перебили, и теперь я лежал и тупо смотрел в потолок, а вроде и злость, рождаясь, сразу умирала. Я никогда не умел по-настоящему злиться. А сейчас и учиться не хотел.

Утром она растолкала меня, когда уже было светло. Всё же не три часа сна, а хотя бы шесть, и то ладно. Голова была всё ещё ватной, но я встал, глядя, как она одевается. Она отвернулась ко мне спиной, переодевая майку с ночной на обычную. Через всю спину шёл алый шрам, который я не нащупал руками — выглядел немного стрёмно, да и только.

— Если включить воображение, то твой шрам напоминает офигенную татуировку на всю спину, — сообщил я Ане, а у той покраснели уши, но она ничего не ответила.

Я оделся.

— Тебе покушать нужно? — узнала она у меня. — Я вчера разложила то, что дала нам госпожа Ольга, с собой взяла по пирожку.

Она как-то странно на меня посмотрела.

— Нет-нет-нет, — засмущалась она, — не стану я тебе врать! — сообщила она сама себе неловко. — Там было три пирожка, но один я уже съела. Оставшимся делиться не буду!

Я рассмеялся, потрепал ничего не понимающую Аню по волосам.

— Желудок Шрёдингера молчит.

— Почему ты его отдельным от себя считаешь? — удивилась Аня.

— Да потому что он заебал выделываться. Как же мне хотелось бы никогда не хотеть есть. Вот просто чтоб не нужно было. Чтоб как тебе, только ради удовольствия!

Аня задумалась над чем-то, даже губу закусила.

— Я не хочу, чтобы ты умирал, — обняла она меня и шморгнула носом.

— Я умирать не собираюсь ещё очень долго. И вообще, хватит хандрить! У нас всё хорошо! — строго заявил я.

Она подняла на меня испуганный взгляд, похлопала глазами, проронив детское «Правда?». Что-то не такого результата я ожидал от хладнокровной Аннабель Лютой, но лишь улыбнулся, потрепав её по волосам.

Было прохладно, я то и дело тёр руки, переминаясь с ноги на ногу.

— На, — протянула Аня мне байку оверсайз. — А то заболеешь.

Я не смел отказываться.

Сев в транспорт, Аня залипла в телефон, кому-то что-то отвечая и постепенно становясь всё более хмурой.

— Игорь Борисенко предлагает сделку.

— Кто такой Игорь Борисенко?

Аня уже не хмурилась, она улыбнулась мне в ответ.

— А я на тебя не злюсь, что ты глупый. Это ведь хорошо, да? Я просто начинаю делать поправку. Хвали меня! — она почему-то покраснела.

— А сейчас чего краснеть?

— Я никогда ни от кого такого не требовала, показалось неприличным, но тебе память не сотрёшь, поэтому мне просто стало вдруг неловко.

— Ты молодец, — похвалил я её.

Она заулыбалась.

— Так, Игорь Борисенко — это муж Виктории. Её, я думаю, ты запомнил.

Её крик раздался в моих ушах.

— Видимо до конца своих дней, — вздохнул я.

— Вот, посмотри, что пишет.

«Анна Винтеровна, сами посудите. Счета вашего возлюбленного заморожены, квартира под арестом, манипуляции с банковскими счетами в скором времени для Вас тоже окажутся вне зоны досягаемости, а правительство считает террористами и Вас, и Вашего молодого человека…»

— Я понял. Кот! Бедный, наверное без воды уже сидит. Аня, нам нужно срочно спасать моего кота, я серьёзно.

Она посмотрела на меня с тревогой.

— Значит нужно соглашаться, — вздохнула она.

— Ты уверена?

— Он во всём прав. Мы не то, чтоб взаперти, но это хорошее предложение. Мы поможем ему провернуть революцию, а он поможет нам, при том прямо сейчас. Что, ты не дочитал?

— Нет, не дочитал. Отвлёкся на мысль о коте, — растерялся я.

— Ну и ладно, всё равно решение за мной. Сходим к сэру Блэксуорд, а после сразу туда.

Мы проезжали мимо площади и там уже начали собираться люди с транспарантами. Где-то звучал громкоговоритель организаторов, была поставлена небольшая трибуна с колонками. Полицейские машины и автозаки стояли поодаль и пока бездействовали. На месте уже работали репортёры.

— И так из раза в раз, — заявила мне Аня. — Если пиздец, то сразу и целиком. Потому что пиздец по частям, это ж не пиздец, — причитала она. — Так, маленькие пиздяшечки, не страшные и пушистенькие. Как-то другого и не ожидала.

Она вдруг неожиданно схватила меня за руку:

— Тебе же сегодня на работу!

— Не пойду. Какая работа, Ань?!

— Тебя же уволят!

— Ну и пусть, — не стал отрицать я.

— Я тебе жизнь поломала! — спрятала она лицо в ладонях.

— Починила. Не говори ерунды, — обнял я её. — И давай эту часть жизни контролировать буду всё же я.

— Извини, — насупилась она, поднимая глаза. — Я всё ещё учусь тебя любить.

Мы доехали до нужной нам остановки, вышли у торгового центра, прошли дворами мимо собирающихся в группы на протестное движение людей. Над головой пролетел вертолёт съёмочной бригады. Глубоко во дворах был неприметный медицинский центр «НеоМедика — центр нетрадиционной медицины». Никогда не понимал таких мест.

Внутри было пустовато.

— Вы записаны на приём? — посмотрела в амбарную книгу пожилая женщина.

Странно было видеть, что время было расписано по двадцать минут на человека) на всю неделю вперёд и только лишь к одному врачу. Кстати всем по двадцать минут, кроме Ани. Ей выделен был целый час

— Аннабель Криг, — отозвалась Аня, назвавшись настоящим именем.

— Что ты рассказала маме? — удивился я.

— Госпожа Ольга знает всё, — улыбнулась Аня. — Я была честной и вежливой, как ты и просил.

Я нервно захихикал. И это прокатило? Мама знает, наверное, больше, нежели я.

Ну, в общем-то, как обычно.

— Проходите, Николай Виссарионович уже освободился.

Я остался стоять, как обычно поступают на приёме у врача. Уже решил спросить, лечат ли в клинике рак и есть ли у них лицензия врачебная. Никогда хорошо не относился к таким местам. Мало ли какие шарлатаны здесь врачи мою Аню таблетками из рога единорога пичкать будут. Однако Аня потянула меня на приём.

Я ввалился в кабинет и мимо моей воли выдал:

— Это Вы!

Передо мной был ссохшийся старик, которого я видел, когда сидел на допросе. Да, его так и звали:

— Николай Виссарионович «Стойка с Орденами».

— Грубовато, но пойдёт, Максимка, — улыбнулся белыми зубами дед Коля Черномечев. — Почему там меня не узнал?

— Уставший был. Да и люди должны меняться, а Вы ни на минуту не постарели, — опустил я взгляд, оправдываясь. — Спасибо, что помогли мне тогда.

— Меня леди Аннабель попросила.

Аня захлопала глазами и замахала руками в попытке его остановить, но дед Коля всё же продолжил:

— Ты к ней на свидание опаздывал и тебя нужно было вот прям срочно освободить, вопрос жизни и смерти. Всё так, леди Аннабель?

— Великая Адельгейда, как же стыдно! — взвыла Аня и взорвалась, окатив всё ярким светом.

Какие-то реагенты в холодильнике принялись светиться.

— О, спонтанное излияние алтоэно, — хохотнул дед Коля.

Аня перестала быть красной, указала на деда Колю рукой.

— Вы, видимо, знакомы, но я всё же вас представлю: это, — указала она на деда Колю, — сэр Майкл Виссарио Блэксуорд. А это мой жених, Максим Шрёдингер.

— Рад повторному знакомству, — протянул дед Коля руку, как когда-то в деревне, когда он приезжал навещать мою больную тётю — мамину сестру. Он протягивал мне руку и я её жал своей маленькой ручёнкой. На этот раз я пожал его руку рукой взрослого мужчины, хотя чувствовал себя точно так же.

Он провёл руками перед стоящей Аннабель, аккуратно, двумя пальчиками, приподнял майку ровно настолько, чтоб увидеть рубец от пулевого ранения.

— Больше, чем спонтанная алтоэния меня удивляет Ваш румянец, леди Аннабель.

Аня посмотрела на него волком.

— Разве сама Аннабель Лютая, дочь Холодного Сердца, что не обронила ни одной слезы даже на похоронах собственной матери, может испытывать такие чувства как стыд, смущение, смятение… любовь?

— Майкл, я тобой, конечно, очень дорожу, но сейчас хочется вмазать, — голос был полон льда.

Дед Коля всегда был остёр на язык.

А я вдруг вспомнил её влажные от слёз глаза, когда она попросила остановить такси. И ещё больше, когда она плакала, выходя от мамы. Можно считать, что первый раз за свою долгую жизнь.

— Итак, — принялся дед Коля совершать странные пассы руками, — вправим тебе за один раз. Только будет неприятно, так что, Максимка, давай ты придержишь нашу леди.

Аня закрыла глаза, стиснула зубы. Я обнял её. Майкл Блэксуорд донёс светящийся шарик до рубца и Аня тихо застонала, медленно выдыхая, а после вдохнула и повеселела, хотя держалась за бок.

— Спасибо, сэр Майкл, — кивнула Аня. — У меня есть ещё одна просьба, не как Аннабель Криг, а скорее как Аня… Аня Шрёдингер, — спонтанно заявила она. — Можете вы отправить мою подругу в Олдвинд?

— Для людей, не знающих наших порядков, это будет непростое испытание. Хотя… — затянул он. — Книжки про другие миры читают, фильмы про другие миры смотрят. Астрал везде один и тот же. Веди.

— Спасибо большое. Я даже не знаю, как Вас благодарить.

— Не нужно благодарить. Я просто пошёл за Вами следом, леди Аннабель. Это было двадцать с половиной лет назад. И это было самое необычное Ваше решение: оставить страну, оставить орден, оставить титул, оставить себя. Мы все видели, что былая леди Аннабель увядает, словно Алая Роза, оставленная без воды. Но символ, казавшийся вечным, вдруг не может просто рассыпаться, превратиться в прах.

— И что же Вы поняли, сэр Майкл? Разве Вам ведомо то опустошающее чувство?

Он задрал рубашку, показывая на старческом теле на спине татуировку. Странную. Я ничего понять не мог. Аня всё поняла, глаза её сделались большими.

— С две тысячи восемьсот семидесятых по две тысячи девятьсот девяностые, больше ста лет я был копейщиком его величества, служил Винтеру Холодное Сердце верой и правдой, отнял тысячи жизней.

— Это было ещё до моего рождения, — ахнула Аня. — Я Вас знала всегда только как лекаря.

— Семьдесят три тысячи восемьсот восемьдесят семь жизней я отнял, — опустил голову он. — Пятьдесят две тысячи сорок четыре жизни я спас. Я всё ещё в долгу перед собой.

— Вы никогда не рассказывали.

— Я не рассказывал леди Аннабель Криг, потому что опасался, что она меня не поймёт. Зато могу с лёгким сердцем открыться Ане Шрёдингер. По невероятной случайности эти две личности находятся в суперпозиции и делят одно тело. Максимка, какая из них тебе больше по душе?

Провокационный вопрос.

Аня посмотрела на меня с удивлением, ожидая ответа. Это была прямая критика её, отрицание части её сути. Агрессия по отношению к самой себе. Агрессию я не признавал ни в каком виде, всегда легко её обнаруживал и никогда не мог стерпеть.

— Вы не правы, дед Коля. Это не две личности. Она одна, просто моя Аня очень разная, как гранёный алмаз.

— Другого я услышать от тебя не ожидал. Вы истинные противоположности, я даже завидую вам немного, — улыбнулся дед Коля.

— Я совсем забыла, — встрепенулась Аня. — Сэр Майкл, Вы общаетесь с моим отцом? Можете попросить его оставить меня в покое?

— К сожалению или к счастью, я предоставлен сам себе.

Аня посмотрела на него внимательно, после на лице отразилась тревога.

— Не переживайте за меня. Винтеру Кригу нет до какого-то апотекария никакого дела, уверяю Вас. А ты, парень, — обратился он ко мне, — неплохо изменил мою леди Аннабель.

— О чём он? — не понял я.

— На всём Олдвинде никогда не было человека, за которого она бы переживала. Теперь их целых два, и я в их числе, — гордо закончил дед Коля.

Глава 14. Аннабель Лютая

Мы сидели на лавочке и кушали пирожки. Их у нас было по одному, Аня съела свой и поглядывала на мой.

— А выходить замуж обязательно? — задалась она вопросом так внезапно, что я едва не подавился.

— Если не хочешь, можешь не выходить. У тебя и паспорта-то нет здесь, наверное, — пожал я плечами. — Хочешь укусить?

— Угу, — она откусила от моего пирожка маленький кусочек, следя за моей реакцией. Увидев одобрения, откусила ещё один побольше, прожевала. — По паспорту мне уже сорок три, нужно новый достать.

Она просила не говорить о её возрасте, поэтому я проглотил свой вопрос.

— Ты хотел спросить, — подняла она бровь.

— Это про возраст.

— Мне триста сорок один.

Я всё же подавился пирожком.

— Триста сорок один год без секса? Ну ладно, первые лет пятнадцать не считаются, но остальные!

— То есть я на триста восемнадцать лет тебя старше, а ты… Переживаешь за меня! — вдруг смутилась она. — Я выйду за тебя замуж и нарожаю тебе детей!

Тут уж я смутился.

Мы с ней сидели, два красных придурка, на лавочке. Я с остатками своего пирожка, который больше в глотку не лез.

— Хочешь?

— Ага, — она подставила ладошку, а я ей пирожок поднёс ко рту. Она ухватила его зубами, смешно уставившись на меня. Прожевала. — Ты мне так жопу раскормишь пятидесятого размера. А чего ты смутился? Ты не хочешь детей?

— Да так, — буркнул я. Она опустила взгляд. — Мы знакомы меньше недели. Не кажется тебе, что всё очень быстро у нас развивается?

— Ну да… — принялась она рассматривать свои пальцы.

— Нет, ну ты смотри, тебя эта скорость не смущает?

— Неа.

— А как же церемонии? На одно колено встать, предложение тебе сделать?

Она скривилась.

— Я понял, — кивнул я. — Ну что, гугли тогда, как загс работает, пойдём сделаем тебя Аней Шрёдингер, — хохотнул я. Она похлопала глазами. — Я серьёзно! Ты права, чего тянуть. Я тянул с Викой год, в итоге после грандиозной свадьбы мы прожили полгода и разбежались.

— А что-то изменится?

— Ни-че-го. Не хочешь, можем не расписываться.

Мне снова захотелось её потискать, я прилез поближе, обнял её, щупая за бока. Она обняла меня, пряча руки под свою же байку оверсайз.

— А кто за детьми здесь следит? — спросила она, развивая тему.

— Как договоримся. Если я работаю, то ты за детьми следишь.

Она задумалась, нехотя кивнула.

— А работа по дому?

— Ну у тебя и скорости, — рассмеялся я и пощекотал её. Она, истерично хохоча, попыталась вырваться, но после лишь крепче ко мне прижалась. — Обычно, — я стал вспоминать жизнь в деревне, когда у Кузи уже был ребёнок, — одна стирка в день, приготовить покушать на пару дней и убрать не во всей квартире, но хотя бы в комнате и на кухне, посуду вымыть, развесить бельё, проутюжить, разложить стопками, чтоб проще было потом искать. Ещё еду с магазина таскать, чтоб было из чего приготовить, одежду покупать, лекарства там всякие.

Я вспоминал это с улыбкой, потому что учился в школе, а после школы помогал по дому. В основном я, конечно, готовил, но иногда и убирал, и утюжил, и полы мыл вместе с Кузей, когда их малая болела.

— Ну-у, — протянула Аня, — это как-то…

— Много? Я понимаю. Но у нас, я думаю, я буду стараться взять хотя бы половину на себя, — обнадёжил её я.

— Ты? На себя? — потрепала она мои волосы.

Я ничего не понял.

— Как хочешь, но вообще это не много, я бы и сама справилась, — гордо заявила Аня. — А что сегодня вечером делать будем?

— Моя жизнь обычно скучная, — предупредил я. — Это тут безумные деньки. Ты ж понимаешь, что большую часть времени я просто сижу за компом?

Аня кивнула.

— И что сил после работы на что-то активное у меня нет.

Она опять кивнула.

— И что…

— Ты затворник, и весь из себя скучный такой. Я знаю, зато ты мой, — повисла она у меня на шее, а после поцеловала так, что я забыл, о чём говорил. Она посмотрела на меня после поцелуя: — Будем вечером смотреть про твоих сисястых нарисованных баб, а потом пойдём погуляем по улице, но не долго, потому что нужно решить вопрос с отцом.

— Как скажешь, Ань, — пожал плечами я.

Что угодно и куда угодно, лишь бы с ней.

Мы ехали на другой конец города, в какие-то дворы, нашли там заброшенное здание, пролезли в дырку в заборе, зашли внутрь. Это была недостроенная парковка, сырая и пыльная. Входя в здание, Аня что-то сделала и мне стало щекотно.

— Месть за щекотку? — уточнил я.

— Невидимость. Теперь ты невидимка, как и я.

— И можно делать всякие непотребства на виду у всех?

— Ну у тебя и мыслишки, — буркнула Аня, а сама шагала красной, словно рак.

— Ну, там, шнурки связать узлом. Телефон в другой карман переложить, — пояснил я. — Хотя на твоё лицо посмотришь, и там мысли только…

— Да! Потому что на третьем свидании парень девушку… как это слово? Домагивается. А ты не домагиваешься. Потому что я запретила. Но то, что я запретила, а ты выполняешь, это, конечно, ты молодец, но мог бы и не выполнять!

Я расхохотался, а она помотала головой, остановилась.

— Там будут люди с оружием, могут начать стрелять. Стой на месте и не шевелись.

Я увидел, как вокруг меня надувается купол, словно мыльный пузырь. На плечи лёг незримый груз, хотелось где-то что-то почесать, но у меня не было того, что мне почесать хотелось — странное чувство.

Мы поднялись на второй этаж и из полутени вырисовались семь силуэтов: шестеро однотипных парней с пистолетами и автоматами, напоминающих гопников с района — спортивки, кеды, шорты, майки, байки, взгляды туманные и невероятно уверенные в себе. В середине строя стоял Игорь в белой рубашке с галстуком, в лакированных туфлях, с гарнитурой в ухе — солидный мужик.

— Держись рядом, — предупредила Аня. — Не бойся, если начнут стрелять — ты защищён.

— Аннабель Винтеровна, как хорошо, что Вы пришли. И я уверен, что Вы привели нам показать своего суженого, хоть мы его сейчас здесь и не можем увидеть, — стал говорить Игорь.

— Тсс, — шикнула Аня на Игоря, вертя головой из стороны в сторону.

— А где же приветствие, где же радушие? — продолжал он говорить.

— Замолчи… — будто бы себе произнесла она и в руках её появилась глефа.

Она перехватила глефу в одну руку, во второй появился средних размеров щит.

— Ой, как грубо. К чему такая осто…

Кассандра появилась из пустоты. В руках вместо пистолетов у неё был огромный молот, который она обрушила на Аню. Аня прикрылась щитом. Меня сбило с ног и протащило по земле. Я приложился головой и пытался встать, пока вокруг происходила какая-то движуха. На потолке горела синим пламенем огромная фигура, и я мог лишь предполагать, что это и зачем, но я точно знал, что не Игорь сотворил подобное.

Люди Игоря стояли в стороне — встревоженные, с взведённым оружием, но не стреляя. Я, проморгавшись, видел перед собой Аню, закрывавшую собой меня. У Кассандры в руках что-то сверкнуло и Аня остановилась, роняя глефу.

Моего виска коснулась сталь дула пистолета.

Сердце бешено билось, желудок скрутило, ноги тряслись. Тело окаменело, не двигалось. Упасть бы хотя бы, дать Ане больше времени! Но нет, мысли в безумном хороводе сковали моё тело, и без того слабое и немощное.

Аня рванула с места, кашлянула кровью:

— Кассандра, не надо!

Я видел, как холодный взгляд Аннабель Лютой превращается в испуганный и тёплый взгляд Ани Шрёдингер.

Я был всё ещё жив.

— Убей их, такой был уговор! — крикнул Игорь и от чего-то побледнел. Может Кассандра на него посмотрела, может ещё что.

— Кассандра, прошу тебя, умоляю, — в глазах Ани стояли слёзы, руки дрожали.

— Леди Аннабель, Ваши слёзы здесь излишни, — произнёс голос, очень похожий на голос Ани. Я мог поклясться, что голос в середине фразы надломился.

— Ты ничего не понимаешь! — крикнула ей в лицо Аня и опустила глаза.

— Я понимаю всё. Вы нашли игрушку. Я просто убью его и всё станет как прежде.

Я сглотнул. «Ну ладно, пусть так, лишь бы она жила», — промелькнула отчаянная мысль.

— Н-нет, я не могу так. Я не хочу это видеть! — она закрыла лицо руками. — Я отказываюсь в это верить! Дура, поверила. Размякла! Доверчивая дура, попалась, как школьница.

— Леди Аннабель, что с Вами? — в голосе звучала тревога.

Жаль, я не видел лица Кассандры. Я мог поклясться, что она в шоке.

Аня стала мрачной.

— Стреляй вначале в меня, чтобы я не видела, как он страдает. Чтобы не слышала его крика. Я этого просто не вынесу. Это всё, что у меня есть. Вы с отцом нашли последнее, что можно у меня отобрать. Чего ты ждёшь?!

Кассандра всё медлила, а Аня упала на колени, положив на них свои руки.

— А лучше отпусти нас. И мы просто уйдём. Прочь даже из этого мира.

— Сэр Винтер хочет добра, Ваш разум затуманен, — отозвалась Кассандра дрожащим голосом. — Встаньте с колен, госпожа, прошу Вас, не позорьтесь!

Аня подняла голову, по её щекам бежали слёзы.

— Если вы что-то с отцом решили, вас уже не переубедить. Но, если ты ещё помнишь наши клятвы, подруга, я прошу, пусть первый выстрел будет предназначен мне.

Она закрыла глаза.

Я видел, как женская рука вытягивается из-за моей спины, направляя пистолет. Дрожащая рука. Я моргнул и всё пропустил, но выстрела я не услышал.

Я повалился на землю, подполз к Ане, сидящей с закрытыми глазами, вытер ей слёзы.

— Она ушла, мы живы, мы всё ещё живы, — дрожащим голосом произнёс я, держа её лицо в своих руках.

Аня прыгнула мне на шею и снова щекотка прошлась по телу.

— Сиди здесь, не вставай, — холодный приказ. — Некоторые люди не имеют права после своих поступков называться людьми. Они простые смертные.

— Где она? Где они? Куда все делись? — раздался голос Игоря.

Его ребята засуетились.

— Сэр, можно стрелять?

— Куда?

— Она не исчезла, она просто невидимая, — сообщил пацанчик сбоку.

— Да, огонь, стреляйте! — не выдержал Игорь.

Аня ушла с линии огня. Я тоже отполз в сторону, хотя пуля, что летела очень близко от меня, отскочила от невидимой ограды, выбив искру. Парни простреливали пустоту, вскоре у них кончились патроны и все разом они полезли перезаряжаться. Не как в крутых боевиках показывают, когда не глядя, выхватывая новую обойму прямо из воздуха, а принялись копаться, полезли в сумки, стали шарить по поясам, отстёгивать старые обоймы, передёргивать затворы.

Аня… нет, не Аня, а Аннабель Лютая, появилась посреди площадки:

— Революция отменяется, — сообщила она Игорю и словно дирижёр взмахнула двумя руками.

Шесть тел разлетелось в труху, опадая на землю бесформенной биомассой с торчащими осколками костей, порванной одеждой и поломанными или оплавленными автоматами с пистолетами.

Меня вырвало пирожком на землю.

— Ты больная! Я депутат! — стал кричать на неё Игорь, пятясь назад до тех пор, пока он не упёрся в столб. Он достал телефон, который тут же заискрился и Игорь его выронил.

Аня шла медленно, будто наслаждаясь его страхом.

— Тебе грозит смертная казнь! Я добьюсь, чтобы тебе… — он осёкся, понимая, что говорит. — Я помогу тебе. Погоди, стой. Я могу всё исправить. Правительство, карточки, ваши счета… А! Не трогай меня, больная!

— Я недавно узнала, что от прикосновения к мужчине я силы не потеряю, — улыбнулась Аня и лучше бы я не видел эту улыбку — она мне будет сниться в кошмарах.

Игорь дёрнулся, но его парализовало. Он стал, как вкопанный, только шептал что-то вроде «нет, пожалуйста, у меня дети, нет…». Аня взяла его лицо в свои руки, немного даже с нежностью, а после большими пальцами стала давить ему глаза. Струйки крови потекли у неё под пальцами, но не останавливалась. Он кричал, потом выл, потом стонал, упав на колени. Сейчас же он просто всхлипывал, точно так же, как Аня минуту назад.

— Как вы посмели? Так подло, так низко! Зная о моих чувствах!

— Я ничего не знал! — верещал Игорь.

— Знал. Сам сказал про Макса, будто я не слышала. Ах ты… Мерзкий…

Она замерла, посмотрела на свои руки.

— Как я сама, — ужаснулась Аня и положила свои руки ему на лицо, нежно, словно собираясь поцеловать. Он вскрикнул, а после рассыпался прахом.

Я сидел и даже не заметил, что обхватил свои ноги руками и раскачивался из стороны в сторону. Аня подошла ко мне с окровавленными руками, просто села напротив.

— Как жаль, что я не могу тебе стереть память, Макс. Для твоего же блага, — голос её дрожал. — Я ужасна, я знаю.

— М-можно, наверное, было с ними договориться, — предположил я. Зубы дрожали.

— Предал однажды — будет предавать и дальше, — покачала головой Аня. Ей было три сотни лет. Естественно она знала, о чём говорит.

— И что мы будем делать дальше?

— То, что нужно. Если понадобится, я утоплю их всех в крови.

— Ты говорила, что хочешь сбежать.

— От отца, от Кассандры. Чтоб не навредить им. Не от этих копошащихся личинок.

Она, сидя, тоже обхватила ноги руками. Её глаза стали большими, она побледнела:

— Я проиграла, Макс! Я сегодня проиграла…

Я, глядя на её безумный и пустой взгляд, уже пожалел, что сам дал слабину. Меня всё ещё мутило, меня всё ещё трясло, я всё ещё хотел «сменить номер телефона», а лучше вообще выкинуть его и уехать в другую страну, но глядя на неё всё это отходило на второй план.

— Ань, не расстраивайся.

Лицо её было безжизненной маской, из пустых глаз катились слёзы, она смотрела в пустоту, в себя, медленно раскачиваясь из стороны в сторону.

Эти люди, вот эти, чьи ошмётки здесь валяются! Они поломали мою Аню! Они не заслуживали такой лёгкой смерти.

Я шагал между кучек мяса, направляясь к телу Игоря, к его телефону, а сам понимал, что тоже плачу. Я не мог понять, что хуже: то, что я видел, или моя Аня, выглядящая словно живой труп. Я забрал телефон, подошёл и покопался в сумке одного из местных, не нашёл там нужного, покопался в другой, нашёл бутылку с водой и бинты — этот оказался умнее своих приятелей.

Открутив бутылку, я намочил бинты и направился к Ане. Методично, не обращая ни на что внимания, я принялся оттирать от крови её руки. Она запачкалась вся, но на тёмной юбке капли и пятна не были видны. Майку придётся поменять, пока временно я надену ей обратно байку и спрячу её от любопытных глаз.

Пальчик за пальчиком, выковыривая кровь из-под ногтей, которые у Ани были вначале коротко подстрижены, а сейчас немного отросли за неделю. Стёр пятнышко на щеке и под глазом.

Она перевела свой пустой взгляд на меня, медленно приходя в себя.

— Макс, это конец. Это вопрос времени, когда мы умрём.

— Не поверишь, Ань, но для меня это всегда всего лишь вопрос времени. Такие уж мы простые смертные хрупкие.

— Ты не простой смертный, — нахмурилась она — это был хороший знак. — Ты человек. Человек с большим сердцем.

— Не таким большим. Я… — меня начало трясти, я успокоился. — Искренне желал смерти этим людям.

— Добро пожаловать в реальный мир, — грустно улыбнулась она.

— Повернись, посмотри туда, у тебя тут ещё пятнышко, — попросил я её и она послушно посмотрела.

— Реальный мир, где обычным людям отпущены всего лишь десятилетия. А нам с тобой жалкие дни, может быть даже часы.

«А ты, Максимка, заботься о ней, даже когда кажется, что не надо».

— Поехали домой. Нужно было сразу домой ехать, ну кто ж знал.

— Я знала! — прошипела она. — Я догадывалась. Но не могла поверить, что Кассандра может быть такой сукой, а отец такой сволочью, хотя мы такую схему проделывали множество раз. Дура. Дура я! И ты… Как ты на меня вообще можешь смотреть, после всего, что видел?

— Держаться друг-друга и больше никого, — повторил я мамины слова. — И тогда, быть может, у нас всё получится. Вставай, — я протянул ей руку.

Она посмотрела на мою руку и вначале одёрнула свои, сложив их лапками, как у тиранозавра. Посмотрела на меня внимательно, не моргая, улыбнулась и схватилась за руку, поднимаясь.

— Я не хочу видеться с Машей, она будет меня напрягать. Я не хочу видеться с любыми людьми, они будут меня раздражать. Поехали к тебе.

— А разве это безопасно? — удивился я.

— Для нас теперь везде безопасно, ведь любому, кто на нас косо посмотрит, я выдавлю глаза и буду смотреть, как слёзы текут из его пустых глазниц, — она поморгала, посмотрела на меня и снова дёрнула руками в попытке стереть мне память, нервно хихикая и краснея. — Я тебя… — замялась она, а губы произнесли беззвучно «люблю», мне по крайней мере так показалось. — Только не уходи. Ты всё, что у меня есть. Я и не знала, что настолько слаба.

— Всё хорошо, Ань.

Я обнял её, а она разрыдалась.

Глава 15. Выбор

Аня ехала в автобусе. Я придерживал её за плечи, она опустила взгляд и медленно приходила в себя. Я ни о чём думать не мог, кроме того, что моя Аня поломалась.

— Я задам тебе вопрос, а ты ответь мне честно, — тихо произнесла Аня.

Я напрягся, кивнул. Она так хорошо читает по лицу, что врать — себе дороже.

— Если бы у тебя был выбор: прожить сегодня со мной или всю жизнь, но без меня, что бы ты выбрал? — она подняла взгляд.

Вернуться туда, в то время, когда самым большим счастьем было, что «майонез» выпустили в продажу и я могу его купить? Вернуться в то время, когда я прятался за дверью с двойной звукоизоляцией и клял свой желудок Шрёдингера за то, что он заставлял меня идти за новой порцией продуктов? Вернуться в ту жизнь, где мы с пацанами играли в комп и настолки, довольные своей жизнью?

— Я по глазам вижу, что бы ты выбрал, — буркнула Аня, отворачиваясь в окно. — Обычный человек не может просто так пережить… такое, — добавила она холодно.

— Растапливайся давай, — сдавил я её так, что у неё что-то хрустнуло. — Я тебя сломал?

Она улыбнулась, глядя на меня.

— Я не давал ответа ещё пока, ты сама всё придумала. Та жизнь, конечно, была спокойной и размеренной, но там не хватало очень важной детали. Настолько важной, что я с радостью обменял бы всё, что у меня есть на эту деталь.

— Не хватало меня? — улыбнулась Аня.

Я решил не врать.

— Я хотел сказать, что не хватало девушки, которую я бы любил.

— То есть не меня? — надулась она.

— Ты девушка, которую я люблю.

— Значит всё-таки меня, — расхохоталась Аня. — Как тебе только не страшно?

— Страшно. Я думал, — я понизил голос, шепнул на ухо, — что я обоссусь от страха. Мне и так периодически мерещится визг Виктории, а теперь ещё будет… — в голове возник образ окровавленного Игоря с пустыми глазницами. — Ох, мне понадобится психотерапия, — вздохнул я.

— Я тебя поломала, — виновато заметила Аня. — Нужно было вначале позаканчивать все дела, а потом только в тебя влюбляться. Но всё это казалось таким неважным.

— А знаешь что? Оно действительно неважно, — заявил я.

— Что не важно? — заинтересовалась Аня.

— Всё. Вот это вот всё, — я указал на окно, где люди шли шествием через площадь, а им сигналили машины. Люди в автобусе облепили окна, глядя по сторонам. Многие вышли на ближайшей остановке и присоединились к толпе. — Я тебе доверяю. Я доверился тебе с первой нашей встречи. Я пришёл на нашу вторую встречу, хотя был голодный и после опорки. Я не совершал глупостей, я следую за тобой, за каждым твоим словом, и я всё ещё жив.

— Ты жив чудом! Ты во второй раз чудом остался жив! Ты понимаешь это?

Она взяла моё лицо в свои ладони, повернула к себе так, что у меня шея напряглась. В её глазах я увидел то, что не видел раньше — животный страх.

— Ты можешь умереть в любой момент, понимаешь?

— Я уже готов был на пожизненное в тюрьму сесть.

— О, тут я гарантирую, что я пройдусь по верхам нашего старого Бурса и ничего с тобой не случится. Ты и дня не просидишь, — кровожадно выразилась она, не выпуская моего лица из рук, а после повисла на шее. — Что нам делать?

— Давай пиццу закажем. С ананасами, сладенькую, — улыбнулся я.

Аня положила голову мне на плечо.

— Ты у меня такой дурак…

Мы вышли из автобуса и шагали дворами к моему дому. У подъезда сидела и привычно посматривала по сторонам Валентина.

— Здравствуйте, — бросил я ей.

— О, привет, Максим, уже вернулся от мамы? Привет передал?

— Ой, привет передать я забыл, замотался, — честно признался я.

— Ну что, приняла она красавицу?

Я снова покачал головой:

— Сказала в конце лета приехать, — опять не соврал я.

— Ольга Ефимовна сказала? Ох и женщина, не поймёшь ей. А ты чего молчишь, прекрасная леди?

Аня вздрогнула от обращения.

— Здравствуйте, — буркнула Аня, которую всё раздражало и погрузилась в себя.

— А как там твои друзья? Они ж тебе не друзья? — Я кивнул. — Так и знала, я сразу на них полицию вызвала. Помогла?

— Не знаю. Но, как видите — жив. Увезли, поговорили, отпустили, — опустил я подробности. — Больше обижать не будут.

— А что хотели-то? — хитро посмотрела на меня Валентина.

— Ну а то вы не знаете, — удивился я немного наигранно. — Поехали выяснять, в Новом мы Бурсе или в старом. Моё лицо во всех газетах.

— Это видела. И её видела. Не поверила, — заявила Валентина. Поверила она или нет на самом деле — было не ясно.

— Мы уже пойдём. До свидания, — завершил я диалог.

Когда мы с Аней шли по лестнице на третий этаж она пробухтела:

— Чего она к тебе лезет?

— Мама моя попросила её за мной присмотреть. Это бабушка Вити, который двоюродный, нет, троюродный брат… Лёни? В общем дальняя родственница, — пояснил я.

— У неё тоже пятый отдел сильный, как у тебя. На неё тоже невидимость не подействовала, — уже без раздражения заявила она.

— А когда ты исчезла в первый раз, невидимость на меня подействовала, — пожал плечами я.

— Есть отвод глаз, а есть убеждение. Отвод глаз я накладываю на себя, чтобы я была не чем-то, а вещью, чтобы мимо меня взгляд проносился. Но на тебя отвод глаз не работает, как и на Валентину. Зато на кого угодно сработает убеждение — это уже проверено. На кого угодно, кроме Кассандры и моего отца, — закусила она губу.

Мы поднялись к двери, я открыл дверь и тут же увидел кота, который принялся мяукать и тереться об меня и Аню. Я схватил его на руки, он принялся лизать мне бороду.

— Котик, живой. Как ты был без меня? Скучал?

— Как зовут твоего кота?

— Кот. Он из деревни, котёнком взяли. Все были кошечки, а этот кот, потому все его называли просто Кот.

— Кот, которого зовут кот? Давай детям имена мы всё же придумаем.

— А чем плохо ребёнок один, ребёнок два, ребёнок три. Сколько у нас их будет?

— Ты серьёзно? — то ли испугалась, то ли удивилась Аня.

— Шучу, конечно.

— Фух.

— Ты поверила? — рассмеялся я.

Она сняла обувь, стянула с себя байку, бросила в мою сторону странный взгляд.

— Ты для меня ориентир. Маяк в тёмном мире лжи и обмана. Луч света, что направляет меня из памяти об Олдвинде к нормальной жизни, — она уже не краснела, но говорила смущённо.

— Спасибо, — только и нашёлся я.

Навалив первым делом коту корма и налив целую кастрюлю воды, я собирался переодеться. Зайдя к себе в спальню я нарвался на Аню.

— Я хотел помыться пойти. У тебя есть планы? Можешь пока пиццу заказать, карточка всё равно к твоему телефону привязана.

Аня стояла и улыбалась в проходе, не сводя с меня взгляда.

— Что-то… не так? — не понял я. — Ты поясняй, я не очень умный.

Она расставила руки для обнимашек. Я подошёл и обнял её. Она прошлась руками по майке, завела руки мне за шею, впиваясь в меня губами. Поцелуй вышел долгим, я чувствовал её тяжелое дыхание, мне самому начинало сносить крышу. Я обхватил её талию, прижал к себе. Аня расплела руки, взяла своими мои и потянула их вверх, к своей груди, скользя ими под майкой.

О, это чувство женской груди в руках! Блаженство.

Она оторвалась от поцелуя, сняла с себя майку, потом помогла снять майку с меня.

— Мы попусту теряем время, — горячо шепнула она мне на ухо и вновь повисла в поцелуе, а сама уже скидывала с себя остатки одежды.

Я последовал её примеру, почувствовав себя совершенно неловко, оказавшись голым.

Я услышал, как она щёлкнула пальцами за моей спиной, после оторвалась от поцелуя, смотря внимательно мне за спину и похлопала по затылку. Запахло паленым.

— Что это было?

— Не отвлекайся, я тебя чуть-чуть подпалила, — хохотнула она и повалила меня на кровать, забираясь сверху.

Она грубо нанизалась на мой член, у самой на лице отразилось, что не так-то это и приятно, но она не отступала, повалившись на меня всем телом и двигаясь неловкими движениями. Её руки засветились, она их положила себе на бёдра, после снова потянулась ко мне, всё так же неловко двигаясь.

Презерватив… — пронеслось у меня в голове. Эта мысль так и осталась у меня в голове.

Мне было приятно, а ей, судя по её напряжённому лицу, не очень. Она вытянулась надо мной на прямых руках, закусив губу.

Я перехватил её за талию, перекатился, кидая её на подушку. Она оглушительно завизжала, тяжело дыша и глядя на меня:

— Что ты делаешь? — испуганно шепнула она.

— А какие твои предположения? — я улыбнулся и она закрыла глаза.

Я поцеловал её нежно, провёл рукой по груди, погладил бедро. Когда я вошёл в неё, из неё вырвался стон, а меня принялось накрывать.

Она оплела меня ногами, двигаясь со мной в такт, постанывая и выгибаясь. Я одной рукой гладил её грудь. В какой-то момент она с закрытыми глазами подтянула меня к себе и впилась в меня губами, кусая за нижнюю губу, потом поцеловала в шею, тяжело дыша.

Я только успел войти во вкус иразогреться, а Аня уже стонала в голос и впивалась мне ногтями в спину. Можно было бы сделать перерыв, дать ей остыть, чтобы успеть дойти до кондиции самому, но я смотрел, как ей приятно, как её кожа идёт мурашками от моих прикосновений, и передумал.

Я провёл ей рукой от середины спины до поясницы и она выгнулась, из неё вырвался глухой стон, руками она впилась мне в спину, тело напряглось, а после она оплыла, хихикая.

— Ой, ой, что-то… Слазь, — взмолилась она, стискивая ноги. — Как-то очень щекотно.

Я лёг рядом, с затуманенным взором, весь на взводе и жаждущий продолжения.

— Адельгейда великая, богиня Олдвинда, Гондваны, Хиерона и семнадцати других миров, — Аня набрала в грудь побольше воздуха, — я теперь обычная женщина! Макс, ты понимаешь это?

Я сейчас ничего не понимал, глядя на её грудь с розовыми сосками. Я погладил её и Аня закрыла глаза от наслаждения.

— Хочу ещё! — тут же заявила она.

Она залезла на меня сверху, но на этот раз никуда не спешила. Начала с поцелуев, пока я ласкал её грудь. После парой неловких движений она всё же смогла добиться желаемого и принялась без спешки шевелить бёдрами, тяжело дыша. Она выгибалась, пыталась опереться, руки её соскальзывали, она падала, ей было не очень удобно, но она ловила волну и словила её, тихо постанывая.

Я положил ей руки на бёдра и двигал ими, направляя её, а она подчинялась. Я гладил её спину, запускал руку в её жёсткие волосы, аккуратно трогал её соски, проводил рукой по щеке, а она прижималась к ладони, раскрасневшаяся. От неё жар исходил.

С каждым движением она двигалась всё увереннее, нащупала для себя удобное положение, постепенно принялась ускоряться. Меня начало накрывать, а она стонала и двигалась всё быстрее, обжигая меня горячим дыханием и впиваясь в меня губами. На пике наслаждения я обхватил её талию, прижал к себе и кончил, покрываясь мурашками от удовольствия и слыша её глухой стон. Она вцепилась в меня руками, прижимаясь ко мне всем телом, а после плюхнулась на меня. Я прям почувствовал, как каждый мускул её тела в этот момент расслабляется.

Она медленно сползла ко мне на плечо, всё так же тяжело дыша, закидывая на меня ногу, а после звонко расхохоталась.

— Ты такой смешной, — потрепала она меня по волосам, пока я, выдыхая, пытался прийти в себя.

Мы долго лежали в обнимку, она водила пальцем по моей груди, я гладил ей спину и бедро, иногда грудь, когда хотелось. Теперь мне тискать можно было всё, и хоть Аня и поглядывала иногда со смущением, уже совершенно не сопротивлялась никаким моим действиям. И мы просто лежали и молчали, рассматривая друг друга.

После она перевернулась на спину, подняла вверх руку и щёлкнула пальцами — ничего не произошло.

— Ну вот и всё, — безразлично отозвалась она. — Я сделала грязь. Теперь осталось лишь продолжать творить грязь и ждать смерти. Как думаешь, мы совершили глупость? — спросила она у меня.

— Глупость — это одно из понятий Шрёдингера. И если честно, то пусть будут глупости, но чтоб не пришлось о них жалеть.

— Я ни о чём не жалею! — заявила она, снова поглаживая пальцем мою грудь. — Добавки?

— К сожалению я сейчас не в состоянии, — указал я на упавшего товарища, — нужна перезарядка, — пояснил я, чувствуя себя неловко, а она улыбнулась, зевая.

— Я думала… — она смутилась.

— Мы только что трахались! Чего уж тут смущаться? — удивился я.

Она улыбнулась.

— Я думала, — всё равно она начинала краснеть, когда говорила это, — что после секса ты мне окажешься не интересен. Типа как попробую и меня отпустит. Но мне хочется взять, и обнять тебя та-ак сильно, — она вжалась в меня всем телом, — чтоб с тобой смешаться. Да, наверное это как раз то чувство, которое испытываешь во время секса. Я хочу ещё. А это может надоесть? — в который раз смутилась она.

— Ну некоторым, говорят, и в старости не надоедает. Просто не всегда уже получается, — хохотнул я.

— Вот и здорово, — заявила она. — Фу, кажется наши дети из меня вытекают, — скривилась она.

Я рассмеялся, целуя её.

Мы лежали молча, я гладил её по волосам, а после услышал мерное посапывание. Мой желудок требовал пищи, хлеба с маслом. Странно, переключился с пиццы с ананасами на хлеб с маслом. Желудок Шрёдингера был иногда непредсказуем.

Я вытянул руку из-под неё, не разбудив, оделся и отправился на кухню. Хлеб с маслом сейчас, а что дальше? Почему людям нужно так много пищи?

— Баланьеза, — проронил мой желудок.

— Ты издеваешься?! — в сердцах бросил я, но раз так, то пожалуйста, томатная паста где-то была, перец есть, сыр, что там ещё?

Я поставил воду на макароны, сам затачивал бутерброд.

Из коридора послышались радостные мелодичные вопли:

— У меня получилось! У меня получилось! — напевала Аня, бредя по коридору.

Она впрыгнула в дверной проём на кухне.

— У меня получилось! — с круглыми глазами с предыханием заявила она.

— Ага. Ещё и дважды. И не нужно было порно для этого смотреть. Но я думаю нашим соседям знать об этом не обязательно, — хохотнул я.

Аня посмотрела на меня и смутилась.

— Это тоже, — кивнула она, зарумянившись, — но я про это, — она щёлкнула пальцами, выбивая искру. — Я не поняла, почему не получалось, но знаешь что я тебе скажу?

Улыбка её принялась таить.

— Мне лгали всю мою жизнь с самого детства. Отец, Винтер Криг, лгал мне. А знаешь за что я люблю лжецов?

Крик Виктории раздался в моей голове, к нему добавились причитания Игоря и зловещая улыбка самой Аннабель.

Я очень хорошо знал, за что моя Аня любит лжецов.

Глава 16. Умение договариваться

Она не отвлекаясь поглощала немного переперченную баланьезу со спагетти, я не сводил с неё взгляда. Острые черты лица, курносый носик, большие глаза, хоть и с блеклыми бровями, медные непослушные волосы. Образ, который мне приснился когда-то и мешал работать, создавая ощущение утраты. Тогда, когда я её увидел впервые.

Аня словила мой взгляд, но только когда доела всю тарелку, отложив столовые приборы.

— Отец придёт сюда лично, я знаю его, — сообщила она.

— А почему Кассандра… Нет, ну дарёному коню в зубы не смотрят, но почему Кассандра не выстрелила? И куда она делась? Она умеет как ты исчезать? Ты её всегда видишь?

— Я её чувствую, — пояснила Аня. — Она телепортируется, манипулирует путешествием в верхних слоях астрала, так что считай, что мгновенно перемещает своё тело.

— Как тогда ты переместила нас в мою деревню?

— Это ты переместил нас. Я не рассчитала силы: лечение с порталом в этом мире отняло намного больше, чем я рассчитывала. Здесь сложнее восстанавливаться.

Она задумалась над моими словами, стала тихо рассказывать.

Я пока поставил чайник, заваривая чай.

— Мы с Кассандрой боролись за светлое будущее Грейленда — страны, у которой на данный момент мировое господство в Олдвинде. Когда мы только начинали бороться, Грейленд был большим, но не очень-то процветающим. Путь был кровав и тернист, но за мной шли люди, а она протаптывала для меня дорогу. Выкладывая её трупами неугодных. И мы поклялись, что если одна свернёт с этого пути, то вторая найдёт и убьёт её, и клятву эту напоминали друг-дружке. Она давала сил двигаться дальше.

— Она не исполнила клятву, — заметил я.

Я вспомнил трясущуюся руку с пистолетом, вспомнил её слегка дрожащий голос.

— Наверное ты сильно изменилась и потрясла её своим видом, Ань, — предположил я.

— Кассандру может потрясти только Кассандра. Я чего-то не понимаю, Макс, и меня это пугает. Как и то, что у неё было что-то, способное меня парализовать. Пусть и на время, но всё же. Какой-то напитанный чарами артефакт, явно дело рук моего отца. Знаешь, что это значит?

— Ничего это не значит. Я, конечно, немного не разбираюсь, но ты всегда побеждаешь, ты и сейчас победишь, — уверенно выдал я и Аня улыбнулась, но сжала кулаки. Я продолжил: — Ты почему-то нас похоронила.

— А вдруг там что-то случится и отец про нас забудет?

— А может просто сбежать? — предложил я.

— И всю жизнь прятаться, словно крысы? — покачала головой Аня. — Не забывай, он знает про тебя. А значит, чтобы найти тебя, он воспользуется твоими близкими. Холодное Сердце всегда так поступал. Он стал сильнее, нашёл на меня управу. Великая Адельгейда! Он всегда имел на меня управу!.. Мы обречены… Но мы так много ещё с тобой не сделали! — плеснула она руками и закрыла от меня лицо. — Я выгляжу слабым нытиком? — она посмотрела на меня одним глазом сквозь пальцы.

— Я тебя обожаю, ты такая… — заулыбался я. Если бы она не сидела с другой стороны стола, затискал бы. — Такая пусечка!

— Правда? — совсем по-детски произнесла она. — То есть ноющая и жалующаяся я… Нет, не так, я уже знаю ответ. Я такая, какая есть, а меняются ситуации.

— В точку. Так что, когда твой батя к нам заявится? Что мне делать?

— Тебе — ничего. Я найду на него управу, — шмыгнула она носом. — К тому же, теперь я ношу твоего ребёнка.

— Это немного не так работает, — сообщил я и Аня захлопала глазами. — Нет, бывает, конечно, что девушки беременнеют с одного раза, но это скорее исключение, чем правило.

— А я думала… И что, сколько нужно тогда раз?

— Никто не знает. Кузя с Танюхой беременнели больше полугода. Правда, Кузя рассказывал, что они больше аналом баловались.

— Что?

— Ну это когда… — мне почему-то неловко было объяснять.

— Ну давай, рассказывай. Это тоже секс? — оживилась она.

— Может тут тебе лучше порно посмотреть?

— А чего ты такой красный? Я нашла тему, на которую тебе неловко разговаривать? — с вызовом бросила она.

Мы с парнями разговаривали про некрофилию и всякие людоедства и я считал, что нет такой темы, на которую мне было бы неловко разговаривать.

— Это когда вместо вагины сексом занимаются в жопу.

Выражение лица Ани было удивлённое с нотками отвращения.

— И это разве приятно? У нас одна из пыток была…

— Не хочу знать! — перебил я её. — Контексты смешаются, не смогу анальным сексом заниматься!

— А ты хочешь? А это так же приятно? А почему Танюха с Кузей этим занимались вместо обычного?

Она была красной, как рак.

— Я даже не уверена, что хочу знать, откуда ты это всё знаешь.

— От старшего брата, у которого всегда можно было без стыда и смущения спросить что угодно и будешь уверен, что тебя не станут гнобить или высмеивать. Оральный секс? Пожалуйста, рассказал, указал литературу, в смысле в интернете что поискать. Ещё что — тоже.

— Столько всего…

— Есть много необычного. Ещё и в обычном миллион разных поз, — напомнил я. — Всякие там видюшки, игрушки… А так кому что нравится.

— А как понять, что нравится?

— Пробовать, — указал я на очевидное.

— Это ж так стыдно как-то: я попрошу, мы попробуем, а потом не понравится тебе или мне. И что? Будешь сидеть недовольный, а я… — она не стала договаривать. — Или я предложу тебе что-то, а ты вообще откажешься. Или в паре не имеют права отказываться? А если я не хочу ничего предлагать?!

— Всегда договариваются. Иногда об очень странном. Если хочешь, я тебе дам слова, по которым ты можешь погуглить то, что будет сложно развидеть потом. Давай сразу договоримся о кое-чём?

Она залилась краской и принялась ёрзать на стуле, теребя низ своей порванной майки.

— Давай, я готова.

— Говори мне всё, что захочешь, всегда. Не нужно что-то скрывать. Лучше пусть будет неловко, чем между нами начнёт расти стена из непонимания. Пусть это будут самые безумные вещи. У меня с фантазией туго, но ты можешь сама придумать. Хорошо?

Она коротко кивнула, перестав теребить майку, а после подняла майку и показала мне грудь.

— Гхм, спасибо, конечно, но зачем?

Мне очень захотелось её потрогать, аж руки зачесались.

— Ты такой классный, тебе нужно показывать грудь, — заявила она, улыбаясь.

— Я вот сижу и думаю, ты рассказываешь, что у тебя не было цели и смысла. Почему… — я не мог сформулировать мысль. — Можно же было пойти в отрыв другим способом: вечеринки, алкоголь, наркотики, там же и секс.

— Пустое самоистязание, Макс. Разница в том, что я не хочу получать. Вернее, конечно это приятно получать взамен. Но я хочу дарить. И дарить не секс, — она вновь засмущалась. — Он важен, ничего не подумай, но он лишь следствие. Я хочу дарить любовь, а её во мне рождается в бесконечном количестве. Как сила, что потоком устремляется внутрь тебя. Если её станет слишком много, тебя просто разорвёт. Любви много, я не знаю, как её проявить.

— Можешь посуду помыть, — предложил я.

— Это и будет проявление любви? — удивилась она.

— Самое что ни на есть реальное. Ты же чувствуешь мою любовь к тебе, когда кушаешь приготовленную мной еду.

— Да, — кивнула она, — я поняла.

— А мне можно на улицу? Я в магазин и обратно, нужно купить продуктов на завтра. У меня тут где-то была наличка.

Она посмотрела на меня немного с удивлением.

— Что такого? Ты говорила, никуда не высовываться без тебя.

«Ну ты и каблук», — услышал я голос Серёги и мысленно показал ему средний палец.

Аня закрыла глаза, словно вслушиваясь во что-то.

— Сходи, если быстро, — кивнула она и дала буську в щёчку, а я пощупал её за зад, от чего она развернулась и долго меня целовала, забыв, зачем встала. — Иди, пока я с тобой что-нибудь не сделала, — отстранилась она с пьяным взглядом. — Мне нужно думать, что делать с отцом, а когда ты рядом, думать не получается, — пожаловалась она.

Я надел босоножки, схватил с полки наличку и сбежал вниз. На улице уже темнело, солнце заходило за горизонт, небо быстро темнело. Шум машин казался уже отдалённым. Я первый раз за столько времени оказался хоть на какой-то относительной дистанции с Аней.

Медленно бредя по улице, я ощущал, как очищается моё сознание. Не до конца, лишь частично. Иногда через тепло огонька внутри меня прорывались мрачные образы искажённых болью лиц, крики, жуткая улыбка на лице Ани. Если это худшее, что нужно пережить, чтоб быть рядом с ней, с нежной и чувственной, смущающейся всего, искренней, наполненной любовью девушкой, то я даже думать не стану.

Впрочем, мне казалось, что я выйду на улицу и на меня снизойдёт озарение, что рядом со мной… У меня было туго с фантазией, поэтому всё равно представлялась Аня, задирающая мне майку, из-под которой вываливаются две божественных полусферы.

Я купил сыр, куриное филе, не помня, есть ли у меня курица в морозилке, приправы по мелочи, укроп, десятипроцентные сливки, майонез. Смогу ли я сыграть в «майонез», который купила Аня? Предоставится ли мне возможность познакомить Аню с Пашкой и Серёгой? Доедем ли мы с ней до мамы в конце лета? Сможет ли реальность приблизиться к мечтам? Наверное её мечтам, у меня своих и не было никогда. Разве что чтобы меня любили, обо мне иногда хотя бы заботились и не лишали того малого, что у меня в жизни есть. «Лопух без амбиций», — услышал я смеющийся голос мамы. Вроде обзывала, а на деле давала понять, что и так жить можно — принимала меня без прикрас.

Возвращаясь назад, я увидел стоящую около домофона Валентину, которая смотрела прямо на меня.

— Здравствуйте ещё раз, вроде виделись сегодня с Вами.

Валентина посмотрела на меня и на миг я опешил, увидев тёмное облако в лучах заходящего солнца, с парой горящих глаз и острыми зубами.

— Не бойся, я показываю тебе, кто я есть не для того, чтобы ты испугался и убежал. Тебе недостаёт мужества, чтобы защищать леди Аннабель.

— Она сама хорошо защищается, а мне остаётся её любить, — буркнул я. Я и сам знал, что мужества мне недостаёт. Сейчас очень хотелось, чтобы что-то было иначе. — Кто ты?

— Я тот, кто дал тебе искру, Макс Шрёдингер. Ты видел её впервые, её лицо, слегка смущённое, когда она выторговывала твою жизнь у своего соратника. И тогда же её увидел я, спустя много лет поисков. То, что ты почувствовал, а я уверен, что ты помнишь это, это были отголоски того, что почувствовал я.

Я присел на лавочку. Бабушка Валентина присела рядом.

— Я заложник? — спросил я вдруг, испытывая нотки холодного и липкого страха.

— Нет, ты волен идти, но тогда ты не выслушаешь, что же я предлагаю.

— Подожди предлагать. Ты хочешь сказать, что это ты заставил меня полюбить мою Аню?

— Не в коем случае. Ты полюбил её сам. Ты лишь ощутил, каково это — любить её. Я был взаперти в разных телах, пока однажды она не стёрла тебе память и не сделала что-то со мной.

— Кто ты такой? — не унимался я. — Только без увиливаний.

— Сэр Роджер Вистсский, личный рыцарь прекрасной леди Аннабель.

— Хоть кто-то есть из вашего треклятого Олдвинда, кто не желает Аннабель смерти или как-то её использовать, — улыбнулся я.

— Воистину так.

— Хотя, я ж лопух. Ты мне на уши лапши навешал, а я её даже не замечу, — задумался я и лицо бабушки Валентины погрустнело. Угадал? Впервые?

— Я не могу доказать чистоту своих намерений словами, но слова пусты. Я же привык доказывать делом. Вспомни мои дела, и ты поймёшь, что нет у меня цели навредить прекрасной леди. Я остановил Кассандру, когда она собиралась выстрелить в тебя.

— Почему? Аннабель осталась бы твоей, забрал бы её и жил бы счастливо?

— Потому что я видел твои мысли, чувствовал то, что чувствуешь ты. Мы с тобой похожи — оба желаем ей лишь добра, оба любим её сильнее собственной жизни. Я пошёл за его высочеством Винтером когда он сказал, что уходит искать свою дочь. Он качал головой говоря, что не может просто так отыскать её среди миллиардов других людей. Я вызвался помочь и он сказал, что мне нужно будет терпеть. Что я умру, стану духом, стану служить этой цели.

— Что-то всё равно долго вы искали, — заметил я. — Аж двадцать лет.

— Я был обманут, — грустно заявила бабушка Валентина своим старческим шепелявым голосом. — Меня использовали. Меня называли «агентом», внедряли в подпольные организации и я разрушал их изнутри. И должен был разрушить Новый Бурс, но вместо этого нашёл её. Ту, которую искал, прекрасную леди Аннабель.

— Ты там стрелял в своих и чужих.

— Заметал следы. Я убил разведчика его высочества, потом нашёл тебя. Мне повезло, у тебя большое и любящее сердце, оно выдержало вселение. Я довёл тебя до дома, уложил спать, лишь после этого отправился искать себе новое тело, но это было непросто. Я решил вернуться к тебе, решил, что раз леди избрала тебя, значит ты достоин, а находясь в тебе, я смогу её защитить, но ты не пустил меня.

— Ты пиздец страшный! — передёрнуло меня.

— Я помню каждую иглу, которую воткнул в меня господин Винтер Холодное Сердце. Каждую отрезанную фалангу каждого пальца. Всю боль, что он надо мной совершил. Я прикован к нему, я в заточении, и я бы не желал ему смерти, если бы он не сошёл со своего пути. Дай мне воспользоваться твоим телом. Вместе мы сможем ей помочь.

— Ты же хотел её вернуть в Олдвинд. Она не хочет. Разве это правильно, действовать против её воли?

— У неё не было воли, она поддалась ветру перемен, — произнёс сэр Роджер в теле бабушки Валентины. — Сейчас у неё есть воля и я не стану ей перечить ни за что. Но ей так же грозит опасность. Оружие, что дурманит головы, что заставляет стоять, как вкопанный. Оружие, что было с господином Винтером всегда, лучшее, что можно придумать против неудержимой леди Аннабель.

— И ты хочешь от меня чего?

— Чтобы ты стал для леди щитом, живым щитом. Закрыл её от удара, дал ей время нанести свой. Она сильнейшая из сильных, отец ей в подмётки не годится, но она боится его — он этим воспользуется. Пожертвуешь ли ты собой, чтобы защитить леди Аннабель?

Я думал, но недолго.

— Нет, — отозвался я. — Потому что она этого не хочет.

Бабушка Валентина улыбнулась.

— И это ответ человека с большим сердцем, отдавшего собственную жизнь в распоряжение прекрасно леди. Жертвовать не нужно, достаточно лишь прикрыть её.

— Почему я выживу? Откуда такая уверенность?

— Я приму часть удара на себя, но у тебя есть нечто, что даст тебе силы — большое любящее сердце. Разум глуп, его легко затуманить, обмануть. Ему легко показать вещи, которых нет на самом деле, дать ложные ориентиры, скрыть правду. Но сердце, оно всевидяще, его нельзя обмануть.

Сэр Роджер тёмным облаком с горящими глазами, смотрел на меня.

— Мы защитим леди Аннабель? — спросил он наконец.

Не делать глупостей — не делать ничего.

— Глупо соглашаться, когда леди… Когда Аня об этой махинации ничего не знает.

— И что, она согласится использовать тебя, самого дорогого ей человека, в качестве живого щита? Что она скажет, когда ты ей это предложишь?

— Твоя правда, — вздохнул я. — И что же делать? Разве…

— Без нас, без нашей помощи, у леди Аннабель нет ни единого шанса, и она это знает, но ради тебя она старается, она прячет эмоции, она отвлекается, она подготавливается, борется. Зная, что уже проиграла.

«Я проиграла», — звучал её голос в ушах. А после её взор помутился и она не приходила в себя, пока я не стал с ней разговаривать. И даже после она была грустной. Мою Аню, леди Аннабель, поломали и собираются доломать!

— По рукам.

Глава 17. Любящее сердце

Это был цветущий сад. Яблоньки, все в россыпях белых цветов, благоухающий аромат. Я шагал по аллее, позволив себе лишь раз взглянуть вбок. Сбоку шла низенькая девушка и я не сразу её узнал: волосы аккуратно уложены в потрясающую причёску, полностью состоящую из воздушных локонов, на теле платье до самой земли, белоснежное со шнуровкой из алого золота, в цвет волосам, на руках алые браслеты, на ногах алые туфли на каблуке.

— Сэр Роджер, если бы у Вас была возможность закончить службу, что бы вы делали?

— У меня нет такой возможности, моя леди, — произнёс я хриплым басом.

— Давайте на мгновение представим, что я могу дать эту возможность.

— Вы ставите меня в затруднительное положение, моя леди. Жизнь моя посвящена служению Вам.

Она кивнула.

— А я бы хотел, наверное, стать кистью. Олдвинд, — она окинула всё своим взором, совершенно безжизненным. Вдохнула воздух полной грудью. — Здесь мне знакомо всё. Здесь картина, нарисованная опытным художником, мазки подобраны идеально, все цвета гармонируют и на неё приятно смотреть, неправда ли?

— Это целиком и полностью Ваша заслуга, о прекрасная Алая Роза.

— Благодарю, сэр Роджер. Однако вы когда-нибудь видели, чтобы домик, изображённый на картине, обветшал? Чтобы люди уехали, чтобы поле сгорело?

— Это нет и у нас. Ваша аналогия прекрасно подходит.

— Роджер, — обернулась она к нему. — Картина мертва.

Мы шли дальше, завернули в лабиринт из зелёных стен.

— Я бы хотела стать кистью. Пусть даже неумелой рукой добавлять детали, что выбиваются, создают дисгармонию, но развиваются.

— Вашему отцу не понравилась бы эта мысль, моя леди.

— Роджер, ты любишь меня?

— Всем своим сердцем! — отозвался я, здесь наши с рыцарем мысли совпадали.

— И эта любовь, я попробую угадать, словно фейерверк из смешанных красок. Верно? — Я кивнул. — И ты можешь разрисовать чью-то жизнь, например, мою. — Я вновь кивнул. — А у меня нет кисти. Я пустая.

Роджер знал, что если что, леди Аннабель сотрёт ему память. Такое бывало, когда она говорила лишнего, того, что ей не следовало говорить.

Она повернулась ко мне. На руках у неё были длинные перчатки. Ими она взяла мою руку.

— Дорогой Роджер, я Вам завидую, потому что у Вас есть твоя цель. Я же иду по канату над пропастью, но каждый новый ветер мыслей старается расшатать канат, скинуть меня вниз. И этой дороге нет конца, а силы покидают меня. Я, в отличие от Вас, не питаю никаких чувств ни к чему, разве что лёгкое раздражение от новых дел, которые не заканчиваются.

— Но Вы же навели порядок в Оксвальфорте, моя леди, — не понял я. — Это поступок, который войдёт в историю, и это сделали Вы!

Она пожала плечами.

— Это всё неважно.

— Вы меня пугаете. А что же тогда важно, моя леди?

Она закрыла лицо руками. Это была первая эмоция, настоящая эмоция, которую я на в ней в этом образе заметил.

— Великая Адельгейда, если бы я знала!

Я вынырнул из видения тяжело дыша, собрал продукты, рассыпавшиеся из пакета, и отправился в квартиру. На контрасте наблюдать ту Аню было невыносимо. Я уже привык к постоянно краснеющей от любой неловкости девушке, что не спускала с меня влюблённых глаз.

На кухне был какой-то шум. После очередного скрежета из кухни вылетел кот, спрятавшись под стул. Я аккуратно заглянул из-за угла.

— Тебя что-то долго не было, я уже переживать начала, — сообщила она, отвлеклась и стол, левитировавший до этого, с шумом опустился на пол.

Холодильник был отправлен в угол, стол в тот же угол, только ближе к стене, стулья были перевёрнуты и лежали на всех поверхностях.

— У нас незапланированная перестановка?

— Нет, это… Ой, а я и не подумала. Я что-то передвинула, что не нужно было? — спохватилась она.

— Двигай на здоровье. Я забыл сказать, но чувствуй себя здесь… — я хотел сказать «как дома», но я видел, как она чувствовала себя дома, и передумал. — Здесь теперь твой новый дом, ты в нём хозяйка.

— А если госпожа Ольга осенью нас не примет? А если завтра отец… Макс, у меня всё смешалось. У нас мало шансов на нормальное будущее! Нас отсюда скорее всего выпрут, как бы я ни упиралась. Одна против целого мира.

Стол снова взлетел и переехал в самый угол.

— Не одна. Хотя от меня помощи, как от третьей ноги.

Я попытался долезть к холодильнику, но он был отвёрнут от меня, поэтому продукты я просто поставил рядом.

— Так разве удобней? — не понял я.

— А, я ж тебе ничего не рассказала! — спохватилась снова она.

Холодильник взлетел в воздух и развернулся так, что его уже можно было открыть.

Аня зевнула.

— В этом мире любая магия требует каких-то невменяемых усилий. Кроме магии разума, она нормально срабатывает. Так вот, я буду рисовать пиктограмму. У тебя есть мел, гипс, краска, шпатлёвка?

— Пентограмму? — переспросил я.

— Пиктограмму, — поправила она. — Картинку, а не звезду.

Я лишь пожал плечами.

— А разве пиктограммы не кровью рисуют? Типа там свечи, кровавые ритуалы.

— Ну-ну, расскажи мне ещё про стереотипы о магии.

— Что все колдуньи хорошенькие, — улыбнулся я и Аня смутилась. — Сейчас на балкон загляну, но там темно, нужно будет искать.

Аня пошла со мной на балкон. У меня там всё было разложено по полочкам, но копаться всё равно нужно было. Мне очень недоставало моего телефона, хотя бы для того, чтобы посветить.

— Ты ушёл, я немного посидела, помыла посуду, как ты просил, а потом вдруг начала соображать. Отец заявится сюда, я уверена. Он всё знает. И то, как он заманил меня в ловушку, мы заманим его. Только времени у меня мало, так что буду чертить что получится.

— Молодец, — понял я идею в общем виде. — Я тебе доверяю, — почти не соврал я. — А ты мне доверяешь? — вдруг выдал я.

Аня посмотрела на меня, задумалась.

— Я доверила тебе всю себя. Нет больше никого, кому бы я доверяла больше. И ты не предал моего доверия, за что я тебе очень благодарна.

У меня было ощущение, что я всё же предам, но после слов Роджера я успокаивал себя тем, что доверие — это не «делать, полностью понимая, что за чем последует», это скорее «делать шаг в темноту». Я сделал когда-то свой и не упал. Сейчас была очередь Ани, хотя она об этом и не догадывается.

— Я могу тебе посветить, — сообщила она и потёрла руки.

Из рук вырвался светлячок, начиная разгораться. Аня зевнула.

— Тебе разве не нужно экономить силы?

— Нужно, но я бы их с удовольствием ещё потратила, — потрогала она меня за задницу, улыбаясь.

Нет, такой значительный контраст. Понятно, почему растерялась Кассандра.

— Вот, смотри, полбанки краски для батарей. А вот тут должны быть… — я полез в ящики, перебирая инструменты, пока не нашёл нужный пакет, — кисточки. Их бы замочить, но вот эта вроде нормальная. Мне тебе помочь нарисовать? Я дизайнер, умею.

— Спасибо, конечно, но ты не поможешь. Пиктограмма — это не просто рисунок. Это магия. Каждая линия должна быть проведена не просто механически, в неё должен быть вложен смысл.

— А я смогу научиться колдовать? Вроде это полезно.

Она вдруг стала грустной.

— За пару лет светлячка делать научу, может быть искры пальцами выбивать, но вряд ли больше. Здесь практиковаться сложно.

— А чего ты расстраиваешься?

Мы вышли на кухню, я сел в проёме, она принялась рисовать.

— Потому что ты не получишь дар вечной жизни и когда-нибудь умрёшь. У нас так катастрофично мало времени, каких-то коротеньких пятьдесят, может быть семьдесят лет! Ну вот, я опять стала мечтать, когда…

— Мечтай, Аня. Что ещё остаётся?

У меня глаза защипало, навернулись слёзы. Аня посмотрела на меня с опаской, кинула всё и села рядом.

— Я его с говном смешаю, — холодно заявила она, вытирая мои слёзы.

Я её просто обнял, уткнувшись теперь в неё носом, как делала она. А что, если я не выживу? Она же этого не переживёт!

Она гладила меня по голове, нашёптывая что-то приятное. Я слушал и действительно становилось спокойно. Вот же я, а вот она, а что будет дальше, никто не знает.

— Давай завтра в кино сходим вместе, а потом в пивнушку пива попьём, — предложил я. — А потом можем на аттракционы сходить, на Колесо Обозрения, я любил с отцом туда ходить, раз в год ходил. Сейчас он в Монсу переехал и я его уже три года как не видел. А потом я куплю тебе сладкой ваты — гадость, конечно, но для общего настроения пойдёт. А потом мы поедем домой и займёмся чем-нибудь таким, чем обычно влюблённые занимаются. А потом…

— А потом анимешку твою посмотрим, — подхватила Аня и шморгнула носом. — Иди ложись спать, я буду рисовать. Дорисую и приду к тебе.

Я кивнул, чмокнул её в губы и пошёл к себе.

Ночью я почувствовал, как она ко мне прилезла, залезла под одеяло, обняла меня, поцеловала в лоб. Я обнял её, пожмякал за что-то, не поняв даже за что, сгрёб в охапку и уснул заново.

На утро я проснулся один с тревогой в груди.

Вещей нет, её кроссовки в коридоре не стоят. Кот у меня в ногах, даже не шевелится.

— Ань? — позвал я её.

Тишина в ответ.

Ушла? Оставила меня, чтобы увести подальше от врага?

Я побрёл на кухню и увидел краем глаза движение в комнате. Аня сидела за моим компом, играла в стрелялку в наушниках. Она окинула меня взглядом и покраснела:

— А чего это ты в одних трусах разгуливаешь?

— Как будто ты там что-то не видела, — хохотнул я и почесал спину, успокоившись и отправляясь в туалет.

Одевшись и почистив зубы я, наконец, заглянул на кухню и обомлел. Рисунок был на весь пол, весь в завитушках, в дугах, точечках, рюшечках. Красивый, я бы сказал. Но вызывал он другие эмоции — это был орущий гнев. Если бы мне сказали изобразить гнев, я бы показал бесформенное это, полностью состоящее из гнева.

Аня в два прыжка оказалась рядом со мной, потянула меня назад из кухни, обнимая со спины.

— Нельзя туда!

— А как же мы кушать будем.

— Пошли сходим куда-нибудь. Что твой желудок сегодня хочет?

— Картофельные дольки с куриным филе в сливочном соусе с сухим укропом, — мечтательски заявил я.

Аня стояла и облизывалась, глядя мне в глаза.

— Почему ты придумываешь такие вкусности? Я с тобой жопу раскормлю. Тебе разве нужна толстая жена?

Она засуетилась, обняла меня.

— Нет, я передумала. Корми меня!

— Пойдём в Коптильню опять, там такое готовят, — сообщил ей я, копаясь у себя в полке и собираясь.

Выйдя в коридор, я обнаружил входную дверь открытой. Аня стояла не шевелясь с призванной глефой в руках.

— Макс, назад, — скомандовала она, но я шагал вперёд.

— Доверься мне, — попросил я и она лишь похлопала глазами.

Я стал рядом.

«Я готов», — раздался бас с хрипотцой из недр моего сознания.

На пороге стоял мужчина: лысый, круглолицый, с блеклыми бровями и тёмными глазами, как у Ани. У него была густая рыжая аккуратно постриженная бородка с усами. Он был моего роста, чуть шире в плечах, со статной осанкой. В майке с джинсами и в кроссовках — совершенно неприметный, так на контрасте с тем же Игорем.

— Аня, я пришёл один. Я понял свою ошибку.

Голос приятный, бархатный баритон.

— Не называй меня Аней, не заслужил, — буркнула она. — Я прошу тебя только об одном: оставь меня в покое.

— Я оставил тебя в покое на двадцать с половиной лет. Всё ждал, когда ты наиграешься. У всех случается то, что случилось с тобой — кризис предельного мастерства. Думаешь я не испытывал похожего, Аннабель?

Его голос был добр, его хотелось пригласить к столу и угостить чаем. От этого контраста я чувствовал себя неловко. Но если Аня сказала, что этот человек крайне опасен, значит так оно и есть — сомневаться в её словах я не был обучен.

— Мне всё равно, что ты там испытывал, — буркнула она. — Ты мне соврал, — она высекла пальцами искру.

— О, ты про это? Да, моя вина. Я не мог найти в себе силы признаться, что ложь, которая нужна была, чтобы уберечь тебя от принца Альвийского зашла так далеко и прожила ещё три сотни лет после. Но как я мог разбить твои представления об идеале? — он развёл пустыми раками.

Он пришёл безоружным.

Я ничего не понимал. Когда я ничего не понимаю, я обычно ничего и не делаю.

«Будь готов», — раздалось в голове.

Быть готовым к чему? Они просто разговаривают. Как нормальный отец, который хочет наладить отношения с нормальной дочерью.

— А как же Кассандра?

— Она действовала сама, своими методами. Мы все за тебя переживаем, хотим вернуть тебя домой. Дочь моя, я всегда был рядом, приглядывал за тобой. Молодой человек, хотелось бы и Вам открыть глаза, — обратился он ко мне. Я глянул на Аню, та лишь кивнула, хитро улыбаясь. — Не стоит верить в ту сказку, которую Вам насочиняла моя дочь.

— Про Олдвинд и мир во всём мире? — переспросил я.

— О нет, это не сказка, мы действительно оттуда. Я про Вашу с ней счастливую жизнь и любовь до гроба. Моя Аннабель всегда была девушкой целеустремлённой. Нужно сделать мир во всём мире — сделает. Нужно уничтожить народ на юге Праха — уничтожит и не поморщится. Нужно кого-то в себя влюбить — обязательно это сделает.

Я помотал головой. Как-то очень уж складно получалось. Аня молчала, хотя уже и не улыбалась.

— Сами посудите, два года тут, три года там. На сколько её хватит с Вами? На два, на три года? А дальше что? Без планов, без жизни, молодость упущена, возможностей нет, жизнь разрушена, приводы в полицию, на контроле и в списках, невыездной и, потенциально, безработный.

В голове всё складывалось, и говорил он складно. Верилось в каждое его слово. То, что я ждал, что моё сознание прояснится — он сделал это вместо меня. Человек, хорошо знающий свою дочь, прекрасно понимающий причину и следствие, мотивы всех её поступков.

«Помни, — раздалось внутри. — Разум глуп, его легко обмануть и дать ложные ориентиры, скрыть правду. Но сердце, оно всевидяще, его нельзя обмануть. Доверяй сердцу».

— Пойдём со мной, — позвал её отец, протягивая руку.

Я шагнул вперёд, становясь перед Аней, закрывая её.

— Макс, стой! — крикнула она.

— Доверься мне, — шепнул я.

С его руки, с руки могущественного Винтера Крига, соскользнуло нечто и ударило мне в грудь. Я принялся задыхаться, хватая губами воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Сердце бешено колотилось в груди, казалось, его вот-вот порвёт на куски. От мизинца и до самой шеи левой руки я ощутил онемение и жжение.

Моё сознание отдалилось, телом овладел сэр Роджер, не давая ему упасть и взял часть боли на себя.

Аня двумя прыжками оказалась на лестничной клетке, замахиваясь глефой. Удар высек искры о щит и в руках Винтера появился меч. Роджер в моём теле подползал ближе к гуще событий, хватаясь за сердце. Тело жгло и трясло от боли, из глаз мимо моей воли лились слёзы, судороги хватали мышцу за мышцой, но я готов был терпеть, пока не потеряю сознание. Впервые в жизни проявить стойкость и не «сменить номер телефона».

С кухни повеяло жаром, словно там взорвалась канистра с бензином.

Громыхнуло. Искрами вспыхнул купол вокруг Винтера, пошёл трещинами и разлетелся. Глефа со звоном ударила о клинок. Меня отбросило, сбило с ног. Я увидел сэра Роджера в виде бесформенного серого облака с горящими глазами и чёрными зубами.

Что-то я определённо пропустил, добравшись до дверного проёма. Я не знал, что ещё можно сделать и просто наблюдал.

Сэр Роджер шагнул вперёд и в этот момент появилась Кассандра наверху между этажами. Она выхватила два пистолета, но не успела нажать на курок, как сэр Роджер преградил ей обзор. Выстрел, второй, третий — пули застревали в тёмном облаке, но сэр Роджер рычал — ему было больно.

Пока Аня со своим отцом обменивались ударами, рыцарь подобрался вплотную к Кассандре, схватил её рукой за шею и та замерла, словно парализованная.

— Отпусти! — крикнула она Роджеру, но тот держал крепко, подняв тело за шею в воздух.

Винтер напирал. Аня отбивала атаки, пыталась его достать, но левая рука её уже безжизненно висела, по ней стекали струйки крови из разрезанного бицепса.

— Макс, беги, — прошипела она, отошла на шаг ко мне. — Пожалуйста, живи ради меня!

Я не был героем, не был атлетом, не был бесстрашным. Единственной моей способностью с детства было видеть агрессию и противостоять ей. И я кое-что понял, по крайней мере мне так показалось. Ведь понимать нужно было не головой, потому-то Аня и не могла догадаться. Понимать нужно было сердцем.

— Сэр Роджер, отпустите леди Кассандру, — попросил я.

Роджер дёрнулся, но ослабил хватку.

Кассандра стала на ноги, вскинула пистолет и направила его на Аню.

Винтер Криг кивнул.

Выстрел, но с другой руки. Совершенно не туда, куда смотрела Кассандра.

Кровь окропила стену. Я посмотрел на Аню, она тоже посмотрела на себя — она была цела. На колени упало тело отца Ани, хватаясь за развороченную грудь. Я и не знал, что пуля способна такое сотворить.

— Почему? — глядя на свои окровавленные руки произнёс он.

Кассандра, откидывая два пистолета в сторону, села на ступеньки.

— Я тоже когда-то любила, — грустно заявила девушка.

Аня сделала шаг, размахнулась и голова её отца отделилась от тела. Она сделала шаг в сторону Кассандры, которая сидела и смотрела в пустоту, но в последний момент бросила быстрый взгляд на меня.

— Если ты захочешь это сделать, то я попытаюсь тебя понять и простить, но не стоит, — проронил я.

И глефа в руке Ани растворилась.

Перед ней склонило голову странное существо, коим был сэр Роджер.

— Моя леди, я последовал за Вами и прошёл через ад, чтобы увидеть, как вы разукрасили полотно своей жизни. Но вы пошли дальше и стали кистью, рисуя на чужом холсте, и это прекрасно, — сообщил он и шагнул в пустоту, исчезая.

Аня склонила голову, выдыхая. Кровь всё ещё струилась по руке, но она, казалось, не замечала этого.

— Госпожа Аннабель Криг, я предала вашего отца. Кто предал однажды, предаст и во второй раз, — проронила Кассандра. — Мне нет прощения.

— Аннабель Криг тебя и не пощадит, — холодно заявила девушка. — А вот Ане Шрёдингер почему-то резко стало плевать, кто кого предал, — она зевнула.

Я подошёл, стал рядом, подставил плечо. Она опёрлась на него.

— Мы ещё не ели, — напомнил я. — Идёмте внутрь, а то кот выбежит.

Кот выглядывал из дверного проёма.

— Погоди, — скривилась Аня и подошла к обезглавленному отцу.

Она сделала жест и тело его распалось прахом, а она села рядом. Я её такой уже видел у станции в лесу.

— Госпожа Аннабель, Аня, — подбежала к ней Кассандра, хватая на руки. У неё силёнок побольше было, чем у меня.

— Скорую вызывать? — разволновался я.

— Нет, не нужно, — отозвалась Аня.

Кассандра внесла тело Ани в дом, положила на кровать, остановила какими-то чарами кровотечение.

— Макс, как ты понял? — простонала Аня, пытаясь оставаться в сознании.

— Леди Аннабель, — дрожащим голосом заговорила Кассандра. — Вы напомнили мне меня, заставили ощутить всю ту несправедливость бессмертной жизни, весь тот груз несбывшейся мечты о нормальной жизни, и моя рука дрогнула. Он не понял, а почувствовал, как может почувствовать лишь человек с любящим сердцем.

Глава 18. Со вторника на Сентябрь

Колёса электрички стучали, тёплый ветер задувал в открытые окна, лето уже пару недель как закончилось, но его тепло на десять дней накрыло старый и непонятно, добрый ли, злой ли Бурс. Просто Бурс.

Я тихо смотрел в окно, понимая, что переместился с того памятного вторника прямо в Сентябрь. Нет, я помню всё, что было. Кашу мы разгребали ещё долго. Кассандра оформила дело, положила его под грифом секретно в архив, прошлась по контактам и связям для нового паспорта. Аня решила, что будет на год меня старше, чтобы меньше врать, теперь по паспорту ей двадцать четыре. И по документам мы уже месяц как женаты.

Мы вдвоём просто пожали плечами на это предложение. Кассандра забрала мой паспорт, потом отдала нам наши, чтоб меньше светиться, пока все документы по этому делу окончательно не упадут в архив. После помогла официально со справкой для работы, что эти дни я был под следствием по делу о причастности к Новому Бурсу, так что с работы меня всё же не уволили.

Я отдал Кассандре телефон Игоря, она была признательна. Буквально за месяц все протесты заглохли, а власти принялись закручивать гайки — подняли налоги, ужесточили законы о несанкционированных митингах. Мне, в принципе, было плевать, я всегда был далёк от политоты.

Было много всего, чего и не вспомнишь: переезд, первые конфликты интересов, знакомства с моими друзьями, походы и встречи. «Майонез» редкостным дизбалансным говном оказался, где достаточно было на везение вытянуть пару карточек — ни мне, ни Ане не понравилось. Отношения наши развивались: были и неловкости, и недопонимания. Со всем мы вроде как справились. Ну как справились, как обычно люди справляются: где-то договорились, где-то побухтели, где-то умолчали и я знал, что мы ещё к этому вернёмся, когда переосмыслим проблему.

— А почему Аня с тобой не поехала? — спросил сидящий напротив Пашка.

Серёга задумчиво смотрел в окно, иногда поглядывал на молчаливо сидящую рядом со мной Кассандру, развесив уши.

— Она поехала вчера. Ей с мамой нужно было поговорить, и она сказала, что если она будет знать, что я где-то тут рядом тусуюсь, то она не сможет думать, — рассмеялся я.

— Серьёзно всё, — присвистнул Серёга, — не то, что у некоторых.

— Да нет, не серьёзно. Мама мне до этого позвонила, просила Ане не рассказывать, но спросила просто, как нам живётся. Ну я и выложил как есть.

— А как есть? — опять встрял Пашка.

— А по разному.

— Ну оно и понятно, вы ж такие разные. Она вон с шилом в жопе, а ты тюлень безэмоциональный, — со знанием дела заявил Паша. — Как вы только не убили друг-друга.

Яулыбнулся:

— Много разговаривали и до сих пор много разговариваем.

— Разве можно это разговорами поправить? — влез Серёга.

Я пожал плечами, вспоминая, как она хмурилась, когда я сделал ей замечание о запахе изо рта, смутилась прям. Потом вытянула меня в магаз, мы выбрали крутую зубную щётку, а после она смотрела видосики, как правильно чистить зубы. А потом много хвасталась и требовала, чтобы её хвалили, и я хвалил её изо всех сил, а она просто сияла.

Помню как взбучку мне устроила за то, что я за неё заступился тогда перед её отцом. Вначале кричала даже на меня, второй раз за всё время, потом рыдала, сидя у меня на руках. Сказала, чтоб больше никогда в жизни я так не делал.

А две недели назад я свалился с ангиной на три дня и она места себе не находила. Требовала, чтоб меня дед Коля навестил. Сказала, что у них в Олдвинде таких болезней нет. Я её убеждал, что всё будет хорошо, и она мне поверила, но нервничала.

— Паша, — подняла взгляд от телефона сидящая рядом Кассандра.

Она так редко что-то говорила, что я забывал о её существовании. Темноволосая, темноглазая, по телосложению и лицом напоминающая саму Аню, но с перманентно холодным взглядом.

— Они не убили друг-друга потому, что Аня этого не хочет, — серьёзно заявила она.

— Я думаю Паша имел ввиду не физическую расправу, — дополнил я.

Кассандра улыбнулась.

— Я не глупая. Она тебя любит. Та леди Аннабель, которую я помню, никогда не шла на переговоры. Всё было только так, как она скажет.

— Леди? Аннабель? — переглянулись Паша с Серёгой. — А ты тоже леди? Мы виделись один раз, я к Максу заглядывал, здоровался. Я думал, вы с Аней сёстры.

— Я её двоюродная тётя, — поправила Кассандра. — Я тоже леди.

— Паша, не тупи, это значит она из королевского рода. А какого? Людовики, Шваухбахи?

— Я Криг, — проигнорировала их невежество Кассандра.

Парни смутились.

— Так это получается, — задумался я, — что моя Аня — принцесса?

Кассандра рассмеялась:

— Аня явно тебя не за интеллект ценит. Великая Адельгейда, ты с ней уже скоро как два месяца, прошёл через целое испытание, и не догадался?

— Я не очень умный… — буркнул я, хотя на деле у меня было высшее образование и работа в сфере информационных технологий, а ещё несколько законченных курсов по дизайну. Ну да, разгадывать загадки — немного не моё.

— Аня больше не принцесса, она ушла, а я ушла за ней следом.

— Так ты действовала всё же сама? Я никогда не интересовался, мне казалось это неважным.

— Ты веришь тому, что наплёл Винтер? Про Аню, про то, что ты её мимолётное увлечение?

— Только головой, — сообщил я на полном серьёзе.

— А чем ещё можно верить? — удивился Пашка.

Леди Кассандра улыбнулась:

— А ещё верить можно сердцем. Так вот, Макс. Было это давно, на заре укрепления могущества Винтера. Против него под знаменем свободы от тирании выступила Дарина Криг, когда-то Альвийская — мать Аннабель. Это было сложное время, и Винтер выставил во главе своего войска свою дочь.

Паша и Серёга слушали с большими глазами и открытым ртом, ничего не понимая.

— Нужно понимать, как воспитывали Аню, ведь когда мать привели к Винтеру связанной, он велел её казнить через повешение.

— Свою жену? — нашёлся Паша.

— Это дворцовые интриги, — подчеркнула Кассандра, оставшись холодна. Она сидела закинув ногу за ногу в свободных штанах и рубашке с погонами подполковника. — Аня заступилась за мать, я была там, я всё видела. Она сказала «отпусти её, она остаётся верна тебе». Это уже было необычно для нашей Ани, не знающей жалости. Что ответил Винтер? Он сказал одно слово: «умоляй».

Я вспомнил, как она плюхнулась на колени, вся в слезах, и молила Кассандру пощадить меня, выстрелить в неё вместо меня.

Я сглотнул. Кассандра продолжила:

— Мать казнили, Аня не приклонилась. Макс, — она посмотрела на меня холодно. — Господа, — обвела она их взглядом, — закройте уши, это не для вас.

— Мы пойдём воздухом подышим, — сообщил Пашка, хотя Сергей и был против.

Как только они ушли, а мы остались с Кассандрой наедине.

— Если ты обидишь нашу леди, я пристрелю тебя, — просто и холодно заявила она.

— Обидишь? Она вроде уже обижалась пару раз, — я пожал плечами.

— Ты понял, о чём я говорю, — нахмурилась она.

И я знал, о чём она. Не об обиде речь, а скорее о предательстве. Если я вонжу ей нож в спину.

— Наша станция, — сообщил я. — Кассандра, не знаю как дальше, но сейчас у меня язык не повернётся сказать что-то, руки не поднимутся сделать что-то, что бы ей навредило. Спасибо, что помогаешь нам.

Она кивнула.

Мы пошли на выход, вылезли из электрички, и стоило только ступить на перрон, как рядом со мной запрыгало медноволосое чудо, горланя во весь голос:

— Меня приняли! Я сделала это! Госпожа Ольга приняла меня и теперь я… — она захлебнулась от восторга, повисла у меня на шее, раздавая парням кулачки, а Кассандре помахав рукой.

— Госпожа? — смутился Сергей. — Это она тётю Олю так назвала?

— Потому что к главе семьи нужно относиться уважительно, — заявила Аня.

— Мама не против, — подтвердил я.

Аня взяла меня под руку и мы пошли к домику. Идти было прилично. Кассандра с парнями ушли немного вперёд. Я слышал, что они называли её теперь не иначе как леди, она же холодно кивала и принимала благоуханные слова в свой адрес чисто из вежливости.

— Она мне рассказала, что ты всё знал и тебе запретили мне рассказывать, — надулась Аня. — Госпожа Ольга жестокая.

— Да, — вздохнул я и хотел её пожмякать, но остановился.

— Почему стесняешься?

— До тебя только дотронься, и я знаю, чем всё закончится, — хохотнул я.

Она ловила меня всюду по квартире, стоило только к ней прикоснуться. Я, был, конечно, не против, но иногда хотелось ей подарить какой-нибудь резиновый заменитель себя, чтоб она от меня отъебалась на денёк в самом лучшем смысле этого слова.

— Ничего ты не знаешь, всё будет хорошо.

Она была в свободной майке и в своей отстиранной юбке в пол, скрывающей её шрамы на ногах. Я потрогал её за задницу, она залилась краской:

— Хотя знаешь что, если случайно отстать и пару заклинаний, то нас не будет видно, — шепнула она горячо мне на ухо. — Только Кассандре, но она сделает вид, что ничего не видела.

— Всё я про тебя уже знаю, — расхохотался я, она лишь хитро улыбнулась, но руку я положил обратно на талию, чтоб не провоцировать.

— Если госпожа Ольга всё знала, зачем тогда позвала? Ещё и тебя, ещё и зачем-то друзей твоих.

— Будут праздновать, — пожал я плечами.

— Праздновать «что»?

Стол был накрыт длинный. За ним разместилось двадцать пять человек. Далеко не все смогли приехать, некоторых я уже и не помнил. В самом конце стола посадили Аню и меня. Здесь были дядьки и тётки, которые жили по правилам нашей семьи — отдавали половину своего заработка маме, которая после перераспределяла, откладывала, вкладывала и выдавала эти сбережения. Люди, доверившиеся ей. Не все доверялись, но они видели результат, потому старались. Здесь были люди совершенно разные, и Любка со Славиком, сидевшим за двойное убийство на почве ревности (по слухам), и дядя Никита с тётей Дашей — совершенно приличная пара предпринимателей, законопослушная. Был и Кузя с Танюхой, рассказывал своей жене что-то про Аню и то, как она краснела. Среди гостей оказался и дед Коля. Сергей с Пашкой с двух сторон облепили Кассандру, затирая одну историю покруче другой.

Были тут и дети, что стайкой бегали по улице и гоняли мяч и местных кур. Какой-то пацан разбил коленку, забежал к нам в сени и ему тётя Наташа ссадину обрабатывала перекисью. Это был не ребёнок тёти Наташи.

В общем съехались только ближайшие, кому не было лень и кого мама посчитала нужным позвать.

Танюха — слегка полноватая после того, как родила троих, с красивым лицом и вечно расцарапанными руками, подошла к нам.

— Вы меня в прошлый раз так перепугали, я голос сорвала, пока визжала. Колупаюсь я, значит, в клубнике, прополоть нужно было, а тут вижу краем глаза — человеческая рука. Я смотрю, а лежит Макс, бледный весь, прям посреди рядочка. А рядом, свернувшись калачиком, девушка. В крови. Вся!

— Что это у вас было за безумие такое? — удивился Пашка.

— Было, — отмахнулся рукой я, улыбаясь. — Самое неожиданное путешествие среди всех, что мне выпадали на мою память.

— И одно из самых жутких, что выпадали на мою память, — передёрнуло Аню.

— Потому что, Аня, ты хорошая, — подвернулась под руку мама. — А не была б такой, так бы не переживала. Можешь больше не переживать.

Она обняла Аню и поцеловала в лоб, а меня потрепала по голове.

— И что, ты её тянула? — спросил я, вспоминая, что очнулся уже в комнате.

— Я? Не. Я что тебе, тяжелоатлет? У меня после Иерувима спину заклинивает, если что тяжелее полведра воды подниму. Аню Кузя на руках отнёс.

Кивнули, распрощались. Аня повернула ко мне безумный взгляд:

— Меня лапал другой мужик, какой позор… — она мгновенно покраснела.

— Ну я уверен, что он отвернулся, когда тебя переодевали.

Аня поперхнулась, до этого видимо не задумываясь, как на ней поменялась одежда. И, зная Кузьму, он явно всё увидел ещё раньше меня. Может от жены оплеуху отхватил, но увидел «типа случайно».

— На столе нет бухла, — расстроился Серёга. — Вода, квас и компот. Но компот ништяк.

— Мама зареклась отмечать с алкоголем ещё десять лет назад, когда Валика посадили за пьяную поножовщину, а Колька Мурзиков лишился селезёнки, — пояснил я.

Все успели перекусить, когда постучали по железной кружке. Мама встала, указывая на нас. Я поднялся, одними глазами попросил Аню. Она ничего не понимая тоже поднялась и тут же покраснела.

— Я знаю, что это. Мне не нравится, — сообщила она мне. — Это хуже пытки, столько людей, все видят нас.

И гости вдруг стали озираться по сторонам.

— Мам, а куда тётя Аня пропала? — пропищала девочка тёти Люды, то ли поздняя дочка, то ли внучка.

— Ань, для тебя это сюрприз, конечно, но покажись, виновница нашего торжества, — попросила мама.

Аня посмотрела на меня с надеждой, но после её взгляд сделался таким, как тогда, когда она впервые шла с матерью разговаривать.

— Да, госпожа Ольга.

Гости ахнули.

— Вот это фокусы! — протянул Кузя.

Пашка с Серёгой поглядывали друг на друга, на Аню и на Кассандру (почему-то), выискивая объяснения. Паша что-то понял и заулыбался. Наверное сообразил, почему я рассказывал про то, что в первый день она исчезла.

— Сегодня мы собрались по торжественному поводу. Аня, если ты не знаешь, то все эти бумажки, законы, записи в старых книгах и системах учёта, даже штамп в паспорте — это всё очень второстепенно. А первостепенно — принятие в семье, какой бы семьёй она не была. Так вот, сегодня мы принимаем Анну Шрёдингер к нам в семью.

— Я знаю про свадьбы, — шепнула мне Аня на ухо, уже стоя совершенно красной и одёргивая себя, чтобы не спрятать лицо. — Я не буду целоваться на людях, я просто сгорю со стыда! — нашипела она на меня.

— Во-первых поздравляем вас, что вы нашли друг-дружку. Держитесь вместе и у вас всё получится, — сообщила мать и подняла вверх кружку.

Её поддержал дружный рёв голосов и мы уселись.

— И всё? — спросила меня Аня.

— Нет, не всё, но ты расслабься. Тебя бить не будут.

— Есть вещи хуже физической боли, — холодно заявила она мне с колокольни своего опыта.

— Боль ментальная, да! — подхватил подслушавший Пашка.

Я улыбнулся, рассматривая её.

— А вы сёстры? — Любка с причёской «я летела с сеновала — тормозила чем попала» пристала к Кассандре.

— Нет. Она моя двоюродная племянница.

— Такая молодая, а уже тётя, — восхитилась Люба.

— Ну ты чё, — влез Славик, — она ж двоюродная. Да и родные могут быть погодками.

У Любки в голове не укладывалось.

— А кто из вас старше? — не унималась Любка.

— Я старше, — заявила Кассандра.

— А на сколько? На две недели?

— На двести шестьдесят три, нет, четыре года, — совершенно спокойно отозвалась девушка.

Любка хихикнула, не совсем понимая, шутит Кассандра или нет. А я вдруг сообразил, сколько приблизительно могло быть отцу Ани.

Опять звон о кружку:

— Во вторых, — поднялась мама, мы поднялись следом, — я хочу спросить. Я знаю, что Аня честно рассказала обо всём, я знаю кто она такая, достаточно хорошо представляю.

Она почему-то скосила взгляд на деда Колю. Может быть какие-то истории, которые он рассказывал, помогли маме лучше понять рассказ Ани? Как обычно, мать подготовилась к ситуации лучше, нежели я мог даже предполагать. В кого я тогда такой лопух?

— Аня.

— Да, госпожа Ольга?

— Вы с Максимом самая… — она подбирала слово. — Взрывоопасная пара среди всех, кого я за свою жизнь приглашала в нашу семью. Глядя на вас, крадущихся рано утром через коридор к выходу, я могла только надеяться, что всё получится. Материнское сердце жгло от предчувствия неминуемой беды. Но вы справились. Аня, расскажи, почему?

Аня стояла и молчала. Молчала долго, и на этот раз она не краснела, а наоборот, становилась каменно спокойной.

— Никто здесь не может похвастаться тем, что было у меня, — холодно заявила она. — Власть, богатства, слуги, могущество… — Кто-то хохотнул подумав, что это какая-то шутка и тут же получил от кого-то затрещину. Тишина стояла такая, что слышно было одиноких мух, летавших мимо, слышен был стрёкот поздних кузнечиков, слышен был скрип стула, когда Кассандра на нём поёрзала, глядя на Аню большими круглыми глазами, ожидая откровения. — Всё это неважно, — заявила она и никто её не понял, а я, кажется, начинал понимать. — Ты можешь быть бесконечно любим, ценим, авторитетен, но это тоже не имеет никакой ценности. Ты словно камень, лежащий на дне морском — большой, сильный, могучий и… бессмысленный.

Её взгляд ушёл в себя. Я был уверен, что она прокручивала те моменты, что творились с ней тогда, когда мы не знали, останемся ли мы в живых.

— Я была Аннабель Криг. Враги звали меня Алой Розой, друзья прозвали Лютой. Я прожила несколько жизней в интригах, тайнах, жестокости и деспотизме, создавая мир без вражды и со строгим законом. И создала его. Целый мир… Я вижу, что вы не верите мне, но это и не важно. Потому что ничего не важно в конечном итоге, кроме одного. Целый мир был у моих ног, огромный, бескрайний, с его богатствами и красотами. Я могла взглядом брать бастионы, я была удостоена чести говорить с самой богиней — великой Адельгейдой. И знаете что? Это всё неважно.

Она замолчала, окидывая всех взглядом и начиная подрумяниваться, словно перевоплощаясь.

— Теперь я Аня Шрёдингер и кое-что поняла. Важно дарить любовь, быть человеком с большим сердцем. А ведь нельзя дарить того, чего нет в тебе. И я всю свою власть, всё своё могущество обменяла, вначале даже не зная на что. На шанс, крохотный, словно песчинка, что, может быть, где-то там внутри меня тоже есть любовь. На шанс стать Аней Шрёдингер, стесняющейся всех вас и жалеющей, что не могу вот прямо сейчас…

— Аня, не надо, — буркнул я.

— Что не могу стереть вам всем память, и вы будете помнить весь тот бред, что я вам наговорила, — послышались неловкие смешки, Кассандра хохотнула сквозь слёзы. — Но я не буду, потому что и это тоже не важно. Мне триста сорок один год, а живу я только пятьдесят два дня.

Зрители пораззевали рты от услышанного. Мама улыбалась. Кассандра плакала.

— Потому что имея все блага на свете, но не имея любви, такую жизнь нельзя назвать жизнью.

Целоваться нас никто не заставил. Вернее Кузя пытался, но сжатый кулак, выставленный ему прямо в лицо от матери расставил всё по своим местам. Дети забрали Аню и та показывала им фокусы — пускала светлячков, исчезала и появлялась в разных местах, говоря «бу». Дети визжали и разбегались. Взрослые, за этим наблюдающие, морщили лоб, пытаясь разгадать, как она это делает.

Кассандра на целый час ушла в себя, вежливо попросив её не трогать. Пашка и Сергей, уважающие чужие границы, выполнили просьбу мгновенно, свалив из-за стола. Потом Кассандра не только отвечала на странные вопросы, при этом достаточно честно, просто никто не мог понять, шутит она или правду говорит, но и сама стала подначивать, подкалывать Серёгу, который терялся от такого внимания.

Гуляя вечером по деревне вдвоём, накинув старые куртки, что были в чулане, потому как вечером было уже прохладно, мы тихо разговаривали обо всём подряд.

— Я там чуть не умерла, — сообщила она мне, остановившись и обнимая меня.

— Ты у меня сильная.

— А… — она смутилась, уткнулась в меня носом. — А за что ты меня любишь? — раздалось из куртки.

— Так просто, — я пожал плечами. — Любить за что-то это как-то корыстно.

— Значит я корыстная, — она заглянула мне в глаза. — Ты миленький. Я… — она снова смутилась.

Я погладил её по волосам.

— Ты у меня очень смущаешься много, — расхохотался я.

— Это, наверное, не лечится. Смотри, — она взяла мою руку и положила себе на верх груди. Сердце колотилось, словно она кросс пробежала. — Всё так страшно. Как ты отреагируешь? Что мне ответишь? А улыбнёшься ты или посмотришь с осуждением? Я зубы сегодня не чистила… Я щётку зубную забыла! Не ругайся на меня!

— Я вообще-то молчу.

— Твоё лицо говорит, — она замерла, глядя на меня, а после расхохоталась и закрыла лицо руками, только один выразительный тёмный глаз подсматривал между пальцев. — Я это скажу, я смогу! — она выдохнула, вдохнула, посмотрела мне в глаза: — Я тебя люблю, Макс Шрёдингер, сильно-сильно!

Она замерла, посмотрела на меня, а после запрыгала на месте, выкрикивая «Я сделала это, я это сказала!».

— А я тебя, — обнял я её, глядя на то, как она мило улыбается, пряча руки мне под куртку.

Позади нас были десятки историй, достойных того, чтобы ими поделиться когда-нибудь в будущем. Впереди, я знал, историй будет в тысячу раз больше.

…Конец…

Посвящается моей жене Наське.

Без тебя я бы плыл через мрак наощупь. Ты маяк.

Без тебя я был бы окружён холодом и стал бы холодом. Ты искра.

Без тебя я бы шагал по бесконечному тросу над пропастью, сносимый ветром одичалых мыслей.

С тобой во мне есть любовь, а всё остальное неважно.

Оглавление

Глава 1. С понедельника на среду

Глава 2. Связь с реальностью

Глава 3. Намерение

Глава 4. Новый Бурс

Глава 5. Галантное похищение

Глава 6. Прошлое и настоящее

Глава 7. Жажда убийств

Глава 8. Важное мнение

Глава 9. Руки не распускать

Глава 10. Реальный мир

Глава 11. Сверхспособности

Глава 12. Мир во всём мире

Глава 13. Аня Шрёдингер

Глава 14. Аннабель Лютая

Глава 15. Выбор

Глава 16. Умение договариваться

Глава 17. Любящее сердце

Глава 18. Со вторника на Сентябрь