Стальная маска [Пан Борик] (fb2) читать постранично, страница - 3

— Многие знания — многие печали. Витус, тебе не обязательно задаваться этими вопросами, следуй за моей стрелой, доверься моему сердцу.

— Но, мама! — мальчик поднялся, в его глазах читалось негодование — Дядя Волк сказал, что я хищник, что я должен охотиться…

Овечка молчала, в лунном свете разглядывая сына; он так вырос, так изменился. Раньше мальчик гуськом следовал за Киндред, всегда полагался на их чутьё и безапелляционно принимал любые советы от единственного родного существа. И всё-таки она дало ответ:

— Чтобы жить, людям нужно немногое: питаться, спать и размножаться. У нас с тобой, Витус, тоже есть потребности, но они иные. Мы питаемся не мясом, но душами, что скрывают тела смертных: людей и животных.

Мальчик опешил от такой информации, не понимая, что следует сказать и как дальше себя вести. Он не был готов к таким откровениям и лишь через несколько лет поймёт, отчего мать пыталась его уберечь.

— Значит…я должен убивать лю…

— Нет! — прервала его мать; сердце её сжалось, будто под прессом. — Никогда, слышишь, никогда не притрагивайся к душам смертных!

— Но ты…

— Никогда!

Овечка подскочила, блеснув лазурными всполохами глаз; мальчик отошёл на шаг, сжался. В два прыжка мать оказался рядом с сыном и, сжимая того в крепких объятьях, прошептала:

— Обещай, что не станешь питаться душами людей, каким бы притягательным не показался соблазн.

— Обещаю, — уверенно заявил мальчик, испуганный переменчивым настроением матери; ещё никогда она не была так встревожена.

Вскоре атмосфера переменилась, кажется, даже дышать стало легче. Мать и сын расположились на лежанке, разглядывая звёздное небо. Поглаживая отпрыска по плечу, прижимая его к своему сердцу, Овечка понимала: она сглупила, позволяя себе привязаться к ребёнку. Киндред должна была убить его, и Волк это почти сделал, но в последний момент материнское сердце дрогнуло, не позволило совершить такого коварства. Овечка забрала много душ, услышала несчитанное количество исповедей, однако лишь сейчас поняла, что такое счастье. Тишину прервал вопрос:

— Мама, а водные люди существуют?

— Нет, глупыш, конечно, нет.

— Но я видел в озере мальчика.

— Ты видел своё отражения.

— Но его глаза… В них отражалась ненависть, ярость, боль…

— Тебе кажется, сынок. Это отголоски прошлой жизни, не более чем кошмары.

Воцарило молчание, но на этот раз оно не было давящим, скорее несло в себе умиротворение. Витус расслабился, тихонько засопел, уткнувшись в шею матери; Овечка проходилась пальцами по его волосам, трогала чувствительные уши.

— Мам?

— М?

— Ты не оставишь меня?

— Нет, конечно, нет, — ответила Овечка, но голос её предательски дрогнул, — не думай о таких мелочах, засыпай. Я буду рядом, пока нужна тебе, пока не наступит момент.

— Я не хочу, чтобы он наступал.

— Я тоже Витус, я тоже…

Воссоединение семьи

Они вели себя так, как обычно ведут в лучших кабаках: развязно, шумно; громким смехом заполняя поляну. Вокруг валялись обкусанные рёбрышки, бутылки и иной мусор; каждый из присутствующих был слишком высокого мнения о себе, чтобы прибираться на костровой поляне.

— Барон, прошу, Ваш лук, — оруженосец поклонился, его господин взял оружие, оценочно провёл пальцем по тетиве.

— Не дурно. Но я рассчитываю сегодня на хорошую добычу. Обещали мне медведя размером с мою усадьбу, кабана людоеда и племя бобров, чьи шкурки на вес золота.

— Не переживай, Галус, будет, чем на приёме похвастаться, — усатый старик усмехнулся, перекидывая через плечо колчан стрел.

— Время такое. Не схватишь волка за шкирку, оттяпает руку, — ответил широкоплечий мужчина, капитан третьей ноксианской гвардии.

Процессия, состоявшая из баронов, баронесс и прислуги оставила насиженное место и двинулась в лесную чащу, ступая по извилистой тропинке. Вокруг пахло зеленью, пели птицы, подпевали кузнечики.

— Охота… Никогда не любила этого варварства, — заявила баронесса Крециция, жена Галуса, чьё прозвище «Рубака».

— Пусть мальчики поиграют, — поднимая подол платья, ответила очаровательная блондинка средних лет, слишком юная для старика, доживающего свой век.

И они играли: пускали стрелы, хвастались и мерились добычей. Так продолжалось достаточно долго, солнце уже начало садится и вдруг…

— Курва! Я точно попал, попал! Эй, Галус, мальчик мой, сделай доброе дело для старика, глянь там, в кого моя стрела попала.

— Ох, пусть это будет кабанчик, я так хочу кабанчика! — пищала с улыбкой блондинка, прижимаясь к плечу мужа.

Стрела и правда попала в цель, но вот в отличие от гордой лани, массивного медведя или же дикого кабана, Витус не пал смертью добычи, а лишь затаился, подобно лягушке, распластавшись на земле, скрываясь в зарослях кустарника.

— Во имя света Кейл…

«Рубака» не успел ответить, испуганный Витус всадил когти ему в шею, впился в сонную артерию, с диким воплем повалив того на