Рассказы отца [Натали Брахман] (fb2) читать онлайн

Натали Брахман Рассказы отца

Введение

Данный сборник включает в себя 2 авторских рассказа, перепечатанные мной с желтых, потрепанных временем страниц, написанных моим отцом Машкиным Отто Семеновичем (26.03.1938 – 29.04.1991).

Рассказы эти я нашла и прочитала уже после его смерти. Он ушел достаточно рано на 51-м году своей жизни, мне было 12 лет.

Отец был инженером, много ездил по стране в командировки, где принимал участие в проектах, связанных с ядерной энергетикой. Конечно, все было строго засекречено, и мы все узнали только после его смерти. От полученной на этих объектах дозы губительного облучения к 50 годам у него развалилась печень и это послужило причиной его смерти в самом расцвете сил. Хирург, делавший операцию отцу, сказал, что никогда не видел ничего подобного, печень просто развалилась у него в руках, жуткий цирроз, неподлежащий лечению. Единственный выход был – это пересадка печени, но в те лихие 90-ые годы это было для нас неподъёмно. Печень просто перестала выполнять свои функции и стала причиной его ухода.

Отец меня очень любил, но я в то время мало что понимала в этом. Сейчас спустя много лет, рассматривая наши с ним астрологические карты вижу наше сходство и близость натур, понимаю тонкую душевную ориентацию отца и теперь знаю, откуда у него литературные способности, которые также дали знать о себе теперь и у меня.

Добрый, спокойный, уравновешенный, в глубине души очень ранимый, образованный, интеллигентный человек – такой был мой отец. Все окружающие, знакомые и друзья, вспоминают о нем, как о очень воспитанном и благородном человеке. У него множество дипломов и сертификатов осталось о научных изобретениях и есть запатентованные на его имя научные открытия. Конечно, у него были и недостатки, которые очень ярко проявлялись в союзе с моей мамой. Он рос без отца, без мужского влияния остался, воспитывала его мать (моя бабушка Машкина Александра Гавриловна) и ее бездетная родная сестра (Машкина Анна Гавриловна), что не могло не наложить отпечатки и на дальнейшей личной жизни отца.

Они с мамой, конечно, не совместимые были в союзе как партнеры, хотя очень уважаемые, реализованные и почтенные люди были в своей профессии и своем социальном окружении. Это очень характерная черта для людей с числом Души 8 (мама, рождена 17 числа, отец 26 числа – число Души у обоих – кармическая восьмерка под влиянием Сатурна).

Очень сложная у обоих кармическая линия судьбы, которая дала напряженный союз и не давала им возможности построить гармоничные и теплые семейные отношения друг с другом. Отец, очень ранимый и романтичный, спокойный и терпеливый, семейный, заботливый и любящий уют и комфорт домашнего очага, с литературным талантом и с женским началом с прошлой жизни, при этом образованный, реализованный и востребованный в работе, с кармической жизненной задачей по мужской энергии – глубокой тотальной трансформацией себя, необходимостью стать сильным духом – воином света, умеющим постоять за себя, не прогибаясь не под кого, преодолевая любые препятствия, интуитивным, но непробиваемым Скорпионом. Мама, воинственный и отважный, порой грубый и резкий главнокомандующий, с мужским и лидерским авторитарным началом с прошлой жизни, со слабым женским началом, больше ориентирована была на практичную жизнь и социальную реализацию, деньги, успех, внимание и личные достижения, с кармической задачей стать серым кардиналом, опорой для супруга и поддержкой для семьи, необходимостью достойного (без самопожертвования) служения и отдачи другим, не привлекая к себе внимания, что ей частично удалось в своей профессии, но совсем не удалось личной жизни.

Но тем не менее, судьба их связала друг с другом, для отработки их кармических задач и в этом союзе родились мой старший брат и я.

Эти рассказы я публикую в память о моем отце. Возможно, он мечтал стать писателем и когда-то в зрелом возрасте еще писать и опубликовать свои рукописи, возможно просто изливал свой богатый внутренний мир и высвобождал свои воспоминания и эмоции через написание текстов. В любом случае, они уже нашли своих почитателей – это его дети и теперь уже внуки. Я очень многое поняла, ощутила и прочувствовала об отце, его характере, его жизни из этих рассказов, убедилась, что этот талант продолжается во мне и поняла, как важно писать и заниматься своим любимым делом, а также делиться тем, что тебе дорого еще при жизни. Ведь, “жизнь – это лишь миг” и важно успеть сделать все самое значимое прямо сейчас, ведь завтра у нас может и не быть.

Шрам

Утро. Парень идет на работу. Рядом катится солнце. Они давно привыкли везде бывать вместе. Они и просыпаются почти одновременно и по старой привычке бегут на заветное, знакомое только им одним место – в парк.

Нежная зелень только что распустившихся на деревьях листочков и совсем недавно выскочившей травки радует глаз. А толсто обрезанные тополя, еще не успевшие опериться, грозно выставив вперед свои обрубки, представляются парню благородными рыцарями, защищающими чистоту и целомудрие молодой поросли.

Солнце, увидев парня, сияет улыбкой и нежно обнимает его своими лучами. Парень счастлив – снова он вместе с солнцем.

Они любят друг друга. Никто никогда не сумеет разрушить их счастья, никто никогда не лишит их той радости, которую они приносят друг другу. Парень и солнце знают это. Они гордятся этим. Им вдвоем никогда не бывает скучно. А сейчас они затеяли игру. Солнце прячется за деревья, а парень бежит за ним и старается догнать его. Оно весело прыгает между ветками и дразнит его – попробуй-ка поймай.

А парню очень хочется поймать солнце. Он бежит за ним, глубоко вдыхая свежую прохладу утра. И вот оно уже близко. Еще поворот, еще, парень выбегает на широкую аллею и… чуть не падает, ослепленный, оказавшись в горячих объятиях солнца. А оно, довольное своей проделкой хохочет, и не отпуская от себя, целует. Солнце радуется, что не он, а оно – солнце поймало парня и конечно уж не отпустит его больше. А парень, – парня вдруг охватывает необъяснимое волнение и глаза его плачут от счастья, что он любим пусть даже неземной любовью.

А час спустя парень идет на работу. Рядом катится солнце. В кармане пара билетов в кино. Но парень не знает еще для кого они.

Парень почти год один. С прошлого лета никому не приносил цветов. И только во сне парень мог представить, с какой радостью и благодарностью могут светится глаза девочки, к которой он пришел с цветами.

Одиночество угнетало его. После работы он не шел домой, так как дома у него радостей почти не было. Мать – вечно послушная и робкая, всю жизнь посвятившая только ему /отец не жил с ними с самого его рождения/, беспрекословно выполняла его любые просьбы и даже, особенно в последнее время, требования. Она никогда не перечила ему и заботилась чтобы сын ее был сыт и одет. И только иногда нервы ее не выдерживали, и она тихонько плакала. Сын понимал ее, но никогда не мог себя заставить обнять и утешить мать.

На людях он был довольно общительный и веселый и только очень внимательные могли рассмотреть в глазах его грусть.

Сегодня же ему очень хочется пойти в кино с девчонкой. Ему надоело стискивать зубы и делать равнодушную физиономию при виде счастливых лиц. Ему хотелось гордиться ею, жить для нее и конечно чувствовать хоть какую-нибудь симпатию к себе. Ему никогда не приходилось приглашать совсем незнакомых девчонок. Но на этот раз парень решился.

А после работы они уже сидели в кафе, пили вино, ели мороженное и парню по-настоящему радостно, что эта девочка с подкупающей простотой приняла его предложение. В темном зале он взял ее руку. Она была мягкая и понравилась ему. Так они и сидели вместе перед светящимся экраном. Экран цинично объяснял, что любовь не вечна, что любовь – одни иллюзии. Люди никогда не успокаиваются на достигнутом и хладнокровно обманывают друг друга, гоняясь за миражом манящей новизны.

На обратном пути они попробовали было поделиться впечатлениями о фильме, но ничего не получилось. Номер телефона в записной книжке и убегающая фигурка девчонки вот и все впечатления от проведенного вечера. парню хочется снова видеть ее, но он далеко не уверен, что того же хочется и девчонке. Это подтвердилось на следующий день. Обидно. Парень подавлен. С ним просто посмотрели кино. Даже солнце не может успокоить его. Оно видит, что к парню равнодушны. А парню ненавистно быть навязчивым. Разве взаимности нужно добиваться? Сам он считал, что добиваться можно чего угодно, только не взаимности. Она должна прийти сама.

Остается быть благодарным за то, что ему составили компанию на один вечер. К тому же он ясно представлял всю свою посредственность. Он не вундеркинд, и с луны не свалился, чтобы сразу чет-то поразить девчонку, заставить ее обратить внимание на себя. Так прошли недели. Иногда они виделись на работе. И парень отчасти был рад, что между ними установились ничем их не связывающие дружеские отношения. Парень всегда дорожил самостоятельностью. Вскоре он даже стал бывать у нее дома.

Ему нравилось, что у девчонки очень много знакомых. Они постоянно трезвонили ей по телефону. Она очень мило и с юмором болтала с ними. К ней все время приходили ее подруги. В доме всегда было шумно. Все это отмечало в ней открытую и непосредственную душу беззаботной девчонки. Приходили к ней и ребята. Со всеми она была в приятельских отношениях. Парню, честно говоря, очень хотелось увидеть среди них того, к кому она, если так можно выразиться, не ровно дышит. Но почему-то его не было, хотя он в последние дня три просиживал у нее допоздна.

Однажды, когда все ушли, она стала читать ему стихи и даже попыталась объяснить ему, что в них есть вещи, заставляющие думать. А он сидя за столом, слушал ее с открытым ртом и действительно начитал что-то соображать своим серым веществом. Парень не знал поэзии, но то, что она ему читала, было достаточно близко ему.

Любовь, одиночество, тоска, ожидание, разочарование и все-таки слабая надежда на свое счастье – об этом говорили стихи и, странно, об этом же говорили ее глаза. А потом она дала прослушать одну мелодию. Пел тенор. Английский язык. Мелодия. Парень воспринимал ее легче, чем стихи. Красота, выразительность мелодии потрясла парня.

Это были стон, мольба чьей-то души. Неужели и в жизни нужно обладать умением так выразительно объяснять свои чувства. Все это читалось, воспроводилось для того, чтобы парню не было скучно. И парень был благодарен, что хоть таким образом девчонка уделяет ему внимание. Это и так было много. Большего требовать он не имел права, да и попросту не мог.

Самым уютным местом в ее комнате был диван. Она часто забиралась на него с ногами и оттуда, из полумрака если никого не было, разговаривала с ним или просто молча следила, как он работал. Для парня она уже была святой и неприкосновенной. Их ничего не связывало и парню просто нравилась та чистота и непринужденность, с которой они относились друг к другу. Но такие мелочи, как ледяная вода, которую она в бутылке приносила прямо из холодильника персонально для него, крепкий чай с кусочком сахара, который она ставила ему на стол, говорили о какой-то уже взрослой чуткости и может быть более глубоком понимании человека, чем можно было ожидать от девчонки в ее возрасте.

Однажды, когда девчонка удобно расположилась на диване, она спросила его, почему у него нет девчонки. Вопрос был поставлен прямо. Парень смутился, так как понял, что в этот момент она думает о нем. Ей интересно, почему парень в эти отличные июньские вечера сидит здесь, никому не звонит, никуда не спешит. Она как будто знала, что для него этот вопрос самый чувствительный. У него действительно сейчас не было девушки. Парню было очень стыдно и больно, очень больно. И поэтому с какой стати он должен был говорить ей, что у него была даже жена, с которой он разошелся, прожив вместе почти три года. За это время ни у кого даже мысли не было задать такой вопрос. Хотя она и была старше парня, никто никогда не видел, чтобы они ссорились и даже говорили друг другу грубости.

Везде, где бы они не появлялись, они создавали вокруг себя обстановку теплоты и чуткости. У них никогда ничего не было на “шарап”. Поэтому их любили, поэтому им предпочитали любое другое общество.

А может быть, ему все это казалось, так же как потом он понял, что любовь к ней он себе тоже придумал. Она была у него первой женщиной. Он, взрослый мальчишка, еще не мог знать, что поцеловать девчонку можно, не любя ее, а если она только нравиться ему. Еще позднее он понял, что и девчонка может разрешить себя обнять себя просто так для эмоций, потому что все так делают. И только осознав это, он понял, что его любовь – это самовнушение. Любимой девушки у него еще тогда не было. Но они уже поженились. Потом он узнал, что это была одна из банальнейших ошибок молодости. И не совершает ее только тот, кому просто повезло. Он стал взрослее. В этот вечер девчонка так и не дождалась ответа на свой вопрос, а он ушел от нее с желанием погладить ее волосы.

Через день же он не только мог трогать ее волосы, ощущать тепло ее лица, ее губ, он мог обнять ее, мог целовать и видеть – это самое главное, что она рада ему.

Парень до сих пор не знает, что сыграло большую роль в их быстром, почти внезапном сближении. То ли его грубая, полная отчаяния попытка поцеловать ее, то ли их взаимное признание, что они оба разведенные, то ли все это было дело случая.

Но парень с этого момента впервые в жизни ощутил по-настоящему что значит радость жизни, в которой человек горит ярким пламенем, когда ему ничего на свете не жалко – ни времени, ни сил, лишь бы постоянно видеть ее, осязать, быть для нее всем, и одновременно чувствовать, что она тоже искренне счастлива ему, цветам, которые он ей принес, что она встречает его на пороге своего дома, и, повиснув у него на шее, позволяет ему целовать, терзать и мучить себя. Все это проходило на какой-то сказочный сон. Трудно было объяснить любовь это или утоление страшной жажды, мучившей обоих длительное время. Мысль, что она была чьей-то женой, эта мысль, не смотря на ее эгоистичный характер, постоянно мучила его. Парень отлично понимает, если он будет выше этих мыслей, он станет по-настоящему взрослым. Он поднимается еще на одну ступеньку жизни. А ему уже двадцать шесть. Не поздно ли только становиться взрослым, когда прожито уже пол жизни. Нет, не поздно, парень, не поздно только ничего не бойся и не о чем не жалей, ведь для тебя жизнь только началась…

И парень, действительно ничего и ни о чем не жалел.

Девчонка отвечала ему тем же. Любовь ее была поистине щедра и неиссякаема.

Парень недаром чувствовал в ней какую-то силу. Она целиком отдавалась чувству не желая думать ни о последствиях, ни о трудностях.

Ей нельзя было не любить, ею нельзя было не восхищаться. Он чувствовал, что она может сделать с ним все что угодно. парень уже не чувствовал себя. Он целиком принадлежал ей.

Впервые в жизни он был околдован, загипнотизирован чарами женщины.

Только теперь он начал смутно представлять, осмысливать и понимать, почему всеми уважаемые, умнейшие люди мира из-за женщин и их капризов становились убийцами, ворами, лжецами, мошенниками, теряли свое человеческое достоинство и даже накладывали на себя руки.

Он и сам был готов на все, лишь бы увидеть еще раз, что девчонка по-прежнему рада ему, по-прежнему любит его.

Но при людях парень еще стеснялся показывать всем свою радость, свое счастье. Он знал, что они легко могут его украсть и разбить.

Ночь. Поезд мчит. В тамбуре двое. Им жутко хорошо. Они убежали от стен дома, от взглядов знакомых и друзей. Они уже сейчас отдыхают.

Мансарда. Кругом зелень. Деревья большие, деревья маленькие, кусты и трава – все это и вверху, и где-то далеко внизу. А впереди, справа и слева – море. Величие и бескрайность. Таинственная бесконечность щекочет нервы. В Мансарде живут они. Они не разлучаются.

Солнце внимательно следит за обоими – что же будет. Слишком долго длиться счастье, слишком долго они верят друг другу, слишком долго они любят друг друга.

А они как бы назло всем еще больше любили друг друга.

Им достаточно было, взявшись за руки идти рядом, заплыть вдвоем далеко далеко, сидеть рядом за столом и наконец лежать рядом, тесно прижавшись друг к другу.

Здесь впервые в жизни они узнали, что такое настоящая радость. Этому способствовала вся природа.

И вот уже море, Мансарда, тишина июльских вечером остались далеко там – на юге.

Они снова в Москве. Воспоминания, пережитые трудности дороги еще больше сближают их, делают почти родными. Наступило спокойствие. Сознание расслабляется, доверяя достигнутому.

Парень жестоко расплачивается за свое спокойствие, за свое счастье. Слишком много его у него было за такой короткий промежуток времени.

Глаза девчонки, которые когда-то говорили ему – мы твои, целуй, ласкай нас, береги, смотрели на него с полным равнодушием, в лучшем случае они жалели его.

А в глазах парня слезы. В душе – пустота, холодная зияющая пустота. Как будто кто-то пришел и выкопал огромной лопатой все, что там было. Сейчас он знал, что все полетело к чертовой матери и ничего сделать нельзя. Сказка кончилась. Началось пробуждение с похмелья.

Перед ним стояла отлично владеющая собой, умеющая и знающая, что нужно сказать парню в эту минуту, девчонка. Всем существом своим она была уже с кем-то еще, с другим. А он, парень, стоявший перед ней, мешал ей, глупо пытаясь что-то объяснить. У него не было слов, он был растерян, разбит. Он только думал, что по-настоящему искренне он не сможет уже целовать вот это, еще не понятно почему милое лицо, вот эти, когда-то радовавшиеся только ему глаза, вот этот чуть вздернутый нос, вот эти, столько раз встречавшие его губы, которые в разговоре по-детски неуклюже и мило складывались в дудочку, вот эту, правда уже с морщинками шею и плечики, и нежную, всегда влекущую грудь, и, наконец, для него навсегда исчезнувшую улыбку. Он чувствовал, что отныне у него вообще не будет ничего искреннего.

Ему было противно за себя, что он сейчас молча стоит перед ней и не может найти силы, чтобы поскорее уйти, забыться.

Домой, скорей домой! У него уже нет сил тащиться еще куда-нибудь. Мерзость! Стакан водки. Еще. И все поплыло. Он лежит. Комната освещена сумраком включенного приемника. “Маяк” говорит, играет. Потом снова говорит, и снова играет, играет. Голова тяжелеет. Парень хочет заснуть, уйти хотя бы от мыслей. Но сердце колотиться и разгоняет сон.

Мысли, мысли одни лишь мысли. Скоро их станет так много, что они, кажется, разорвут череп.

А перед глазами девчонка веселая, радостная. Она в своем халате теплая, нежная, уютная, совсем домашняя. Девчонка вытирает посуду и улыбается, но не ему, парню, а тому, который остался там, за дверью, закрывшуюся перед ним, парнем, навсегда. Они смеются, они счастливы. Им интересно вдвоем. Может быть сейчас она рассказывает, какой был глупый вид у парня, которого они выгнали, как ловко все получилось. И оба опять смеются.

Кто ответит ему, что это значит? Он надоел? Игра? Подлость? Или проза? Проза жизни! А может жажда жизни? Так живи, только уж не оглядывайся назад! А я уж сумею не презирать, а гордиться тобой!

Колит сердце! Сердце, милое сердце, что с тобой. Почему тебе так больно! И что за халаты? Это врачи. Потерпи, они сейчас спасут тебя. “Доктор, спасите мое сердце. Оно мучается”.

Сердце? У тебя болит сердце? Он быстрым движением рассекает парню грудь. Совсем не больно! Вот оно твое сердце. Его нужно отрезать, тогда оно никогда не будет мучать тебя. Слышишь?

Нет, нет, нет! Кричит парень. Бога ради не надо!

Он бережно принял руками свое сердце. Горячее, мягкое, оно сжималось и дергалось у него в ладонях. Неужели вот этот маленький комочек может трудиться столько лет, позволяя человеку быть человеком. Ведь достаточно слегка сжать его и оно навсегда затихнет – человек успокоиться в вечном покое. Парень не заметил, как сквозь его пальцы начала капать кровь. Перевернув комочек, он увидел на нежном тельце своего сердца кровоточащую рану. Ее рваные края двигались в такт сердца, как будто тихо шептали: за что, зачем так глубоко. А чуть подальше парень увидел шрам, от уже давно затянувшейся, может быть, такой же, как и рядом раны.

Так вот почему болит сердце. Так вот почему невыносимо жить на свете, когда у тебя отнимают радость. Сердце на несколько секунд замерло, потом снова судорожно сжалось. Из раны вырвался красный фонтанчик и сердце тяжело и с хрипом проговорило – очень больно, но все за растет и покроется шрамом.

В парк пришла осень – золотая, красивая! Но солнце давно уже не видит своего любимого. Кто-то сказал солнцу, что парень тяжело болен. По лицу солнца соскользнула слеза.

Жизнь, ты удивительна

Весна пришла и в Ригу. Уже несколько дней солнце щедро раздает свои неиссякаемые запасы энергии и бодрости людям. Оно любит их и гордиться ими. А люди, радуясь, стряхивают с себя зимнюю дрему и подставляют ему повеселевшие лица. Особенно остро ощущается настроение весны в парках Риги.

Сюда высыпала самая непосредственная и непоседливая часть населения города – детвора. Пронзительные крики, смех, плач нечаянно обиженных и требовательные, не терпящие возражения, окрики родителей, раздаются буквально со всех сторон.

Все это вместе со свежим воздухом весеннего дня пьянит, будоражит кровь, заставляет по-новому, по-весеннему смотреть на мир.

Пустынны лишь набережные Даугавы. Сама Даугава, совсем недавно сбросив с себя ледяную рубашку, могучим холодным половодьем молча устремляется к морю. Изредка величественно проплывают, последние в этом году, причудливой формы льдины. На одной из скамеек набережной двое парней. Они с удовольствием и видимым блаженством вытянули свои ноги в тяжелых сапогах, расслабили тело. Глаза их закрыты. Заметны лишь подрагивание ресниц и, мгновенно пробегающая по губам, легкая улыбка. Понимающий прохожий никогда не позволит себе нарушит их покой. Кто они? Почему они здесь? – этими вопросами поинтересовался бы разве что только военный патруль. А они, очевидно, воспользовались свободным временем и пришли сюда просто отдохнуть, подышать воздухом и погреться на солнце. И каждый из них, конечно, думал о своем.

Один мысленно уже был у себя на родине. Прямо с вокзала знакомой дорогой ноги уже понесли, понесли вперед. Дома, улицы, переулки – все родное, но как будто новое.

Звонок. Дверь открывается. Выступают слезы. Губы, мягкие и до боли желанные, не дают произнести ни слова. Он вносит ее в комнату. Они вдвоем. Даже не верится. Она у него на коленях, нежная и родная на всю жизнь. Утром он уже не будет слышать осточертевшее: “Подъем!” Они будут вместе. Он сможет ощущать ее тепло и радость.

Жизнь, ты удивительна! Полна противоречий! И из-за этого прекрасна. Без разлуки нет радости встречи, щемящего чувства ожидания; никогда не устававший не ощутит всей прелести отдыха; не голодавший – не знает никогда, что такое кусок черного хлеба; не видевший смерти – никогда не будет по – настоящему любить тебя, жизнь!

…Дяденька, дяденька, дя-я-яденька!

Парень открывает глаза. Перед ним стоит малыш. Он обеими руками трясет парня за колено.

“…Там плывет… Он что-то хочет сказать,” – сбивчиво начинает малыш.

“Ну и что, или спроси, что он хочет сказать,” – сердито говорит парень и снова погружается в дрему. Ему обидно, что его прервали, ему снова хочется домой. А тот же голосок настойчиво твердит: “Дяденька, дяденька! Он говорит, …говорит больше не могу плыть!”

Глаза у мальчонки широко открыты, губы почему-то дрожат, и ручонка с оттопыренными пальчиками показывает на реку.

“Он просит спасти его!” И тут только окончательно разбуженные парни поняли смысл всех слов этого мальчугана. Не сговариваясь, оба рванулись к чугунным узорчатым перилам набережной. Гранит ее почти трехметровой отвесной стеной вставал из реки. А там внизу, у мокрой от набегающих волн кромки, кока читалась голова с блестевшими на солнце мокрыми волосами. В мутной и грязной воде чуть проглядывались плечи и руки. Остальное повисло где-то в зловещей темноте глубины. Перила облепила горстка мальчишек и девчонок. Они с любопытством смотрели, что будут делать два дяди. Забежав вперед по течению, парни увидели лицо с тонкими бескровными губами и почти ничего не видящими глазами с полуопущенными ресницами. Все это покачивалось на волнах, медленно двигаясь вместе со щепками и прочей грязью паводка. И только руки, совершавшие медленные как бы ленивые движения, зловеще безвольные, скорее инстинктивные, говорили о борьбе этого человека за жизнь, которая едва теплилась в этом почти окоченевшем теле. Можно было только мысленно представить себе состояние этого полуживого существа, голова зашевелила губами, и до парней донесся глухой почти бессвязный шепот: “…асите…не …огу …лыть”.

Нужно спасать! Быстрее! Мысль работает быстро, но еще не четко. От волнения трясутся колени. Приходится самим решать, что делать. В сторону полетели гимнастерки, штаны, сапоги, портянки. Что дальше? Прыгать? Туда, к нему! До ближайшего выхода со ступеньками из реки – почти километр – это виднеющийся вдали торговый порт. Только в порту их смогут вытащить. Там уж, вероятно, будут еще люди. Здесь же, как назло, кроме ребятишек никого нет. Проплыть целый километр в ледяной воде, да еще с балластом – оба парня еще не пробовали. Три метра скользкого, почти отвесного гранита. Почему же так трясутся колени? Кто говорит, что спасающий ничего не бояться? “Послать мальчика за бревном”. Так думал один из парней. Инстинктивно они перелезли через перила и боком, в одних трусах, шли, держась за перила, параллельно плывущей голове.

Мальчуган прибежал с тонкой доской в руках. “Дядь, вот доска!” Ну что можно сказать ему, еще ничего не соображавшему мальчишке, когда сам и не знаешь, что делать. И вдруг – мысль: ремень! Простой, солдатский, узкий, брезентовый ремешок, поддерживающий на нем штаны. Одного, конечно, не хватит. Связать два. Только, как можно скорее. А голова еще плывет, но уже ничего не говорит. Лишь иногда, она откидывается назад, и два глаза ее молят, терпеливо ждут.

Они видят, как один из парней, прижавшись спиной к решетке, присел и, держась одной рукой за нее, другой опускает связанные ремни к нему.

Мелкая зыбь, постоянно захлестывающая глаза и выступающие от напряжения слезы, мешают несчастному хорошо разглядеть, где же спасительный конец. Все расплывается. Иногда голова с широко раскрытии глазами уходит под воду.

Появившись снова, глаза, очевидно, видели, как конец ремня ходит над ними, но предательски высоко. Даже вытянув одну руку, человек не смог бы ухватиться за ремень. А парень согнулся в три погибели, но ремней явно не хватает.

Мелькнувшая было в глазах находившегося в воде человека слабая надежда на спасение растворилась в мутной, уже почти не ощущаемой воде.

В это время парень с ремнем встал, снова прошел вперед и, взявшись одной рукой за руку своего товарища, который в свою очередь ухватился за решетку, начинает снова спускать ремень. Замок из двух человеческих рук сомкнулся, и парень повисает в воздухе почти ногами вверх. Зато выигрыш получился большой. Конец ремня опустился почти до уровня потерявших всякую надежду глаз.

Из воды выплеснулась сначала одна рука и судорожно схватилась за ремень. Потом вторая потянулась, но сил не хватило, и она успела ухватиться только за первую, где-то в районе локтя. Переигрывать уже не было ни сил, ни времени. Напряглись мускулы. Стиснулись зубы. Побелели суставы пальцев. Налилось чем-то багровым лицо парня. Натянулись ремни. Узел затянулся и держит, только бы не со скользнули ноги. Тело поползло вверх. Чем больше оно поднималось, тем сильнее стискивались суставы пальцев, тем звонче натягивались ремни. И вот уже тело поднято высоко над водой. Оно висит и касается ногами о гранит. Вода ручьем стекает в реку. Парень, держащий за руку своего друга, уже сидя на корточках, из последних сил старается подтянуть замок из двух рук к решетке, давая возможность подняться своему товарищу.

Теперь нужно перехватить ремень. Очень неудобно. Отпустив руку товарища, парень почти врастает в решетку спиной и начинает подтягивать тело вверх двумя руками. Как удалось ему держаться на парапете шириной в несколько сантиметров, да еще с грузом на ремне, трудно сказать. Из молчавшей до сих пор головы вырвался хрип: “Рука, рука…не держит. Не могу.”

И парень видит, как чуть заметно ремень начал выскальзывать из побелевшей руки бедняги. Но и у него самого уже мало сил. Последним усилием ему удалось перехватить несчастного за кисть. Остальное произошло еще быстрее. Успевший перехватить товарищ, мощным рывком поднял тело вверх и повесил его на перила, как вешают белье.

Из носа и рта его струйкой потекла вода. Бока судорожно затягивали спасительный воздух. Обоих парней бил озноб.

Рига, апрель, 1962 год.

Оглавление

Введение

Шрам

Жизнь, ты удивительна