Ненавижу блондинов (СИ) [Светлана Титова] (fb2) читать онлайн

Ненавижу блондинов цикл: Богатые бывают счастливы 3 Светлана Титова

Глава 1 Знакомство

Я летела как на крыльях, еще не веря, что сдала все и закрыла сессию. Мир вокруг снова заиграл всеми красками. С удивлением заметила, что наступило настоящее лето, и тополиный пух скоро закружит по городу снежной круговертью, пугая аллергиков и дворников. Смену времен года пока училась и подрабатывала, замечала, конечно. И одевалась соответственно. Но детали уходящего июня бросились в глаза только сейчас, когда голова освободилась от всех постулатов, аксиом и теорий.

Белые пушистые шапки одуванчиков безжалостно выстригали тримеры дворников, ровняя городские газоны. Кусты и деревья безжалостно обстригали, придавая нужную форму. Мне они нравились заросшими, но мода на топиарии рулила не только в загородных домах «небожителей», но и на улицах, радуя взор простых горожан разной степени паршивости животными фигурками. Слона от бегемота можно было отличить по длинному хоботу. Или у меня нет никакого художественного понимания и эстетического чувства.

День, начавшийся так замечательно, требовал, чтобы его отметили. И не каким- нибудь рожком мороженого, а чем-то особенным. Я заслужила себя побаловать вкусненьким.

Ноги сами занесли в парк. Я уселась на лавочку и задумалась, куда лучше сходить и с кем. Как звонок телефона вторгся в мои планы.

Телефон надрывался. Я краем глаза глянула на экран. Какому-то или какой-то «Гитлер капут» срочно понадобился хозяин простенькой «Сяоми», забытой им или ею на лавочке в парке. В чувстве юмора хозяину не откажешь. С виду новенький, черный защитный чехол без затей. Скорее всего, хозяин парень или мужчина. Трогать чужой аппарат боязно. Мало ли что больные на всю голову люди могут забыть в парке. Или специально подбросить. Спасибо маме — инструкции вбиты в мою голову намертво.

Встать и уйти, но это дурацкое чувство ответственности, когда ты никакого отношения не имеешь к потерявшейся вещи, ребенку, животному, и тебя вроде никто не обязывал, но ты сидишь, сторожишь и мучительно решаешь, что с этим всем делать дальше.

Так я сидела, сторожила чужую вещь. На меня косились гуляющие с колясками и карапузами мамы и старички, тянущие на поводках породистых собачек. Звук стоял на максимум, динамик оправдывал вложенные средства. Базовую мелодию звонка слышали все, гуляющие в парке.

Звонок резко прекратился, и я выдохнула, решив встать и сбежать. Но только я сделала пару шагов, новая мелодия оповестила, что сегодня я отсюда уйду не скоро. А хозяин потребовался, я подавила смешок, «Пидориному горю». Обидным прозвищем хозяин наградил в бытность свою улыбчивого рыжеватого парня, показывающего средний палец в неприличном жесте. Пропущенный через фильтры и руку «мастера», он превратился в размалеванную девицу облегченного поведения. На средний палец которой, хозяин прималевал презерватив.

М-да, однако, у хозяина или хозяйки специфическое чувство юмора, как у его друзей. Меня тоже дразнили то Машка-простоквашка, то «Золотая рыбка». Последнее прозвище из-за фамилии Ершова. Но так грубо — никогда. Не хотелось бы встречаться с хозяином, так подписывающим своих друзей, но желающих, на которых можно было скинуть заботу о чужом имуществе, как назло не было. Пришлось ответить мне. Хотя симпатичный рыжик мне сам по себе совсем не понравился из-за пошлого жеста, но, может, хозяин настолько противный, что… ну, в общем понятно…

— Слушаю, — поднесла непривычно большой телефон к уху.

— Макс, свинья белобрысая, где тебя носит? — весело отозвалось «горе», не смущаясь женскими интонациями в моем голосе. — Мы все собрались и ждем только тебя.

Значит все-таки хозяин, не хозяйка. С черным цветом телефона угадала. Надо бы поздороваться. Но звонящий не обременяет себя, и я не стану.

— Вас не смущает, что у Макса женский голос?

На том конце ненадолго задумались и «горе» тут же выдало:

— Не очень, — ляпнул парень, но сообразил, что сказал не то и поправился:- А вы кто, девушка? Откуда у вас телефон Макса? Его самого можно?

Звонящий, не дожидаясь моих ответов, прикрыл ладонью динамик, но не плотно. Я услышала его громкий шепот:

— Ден, у Макса девчонка! Прикинь! Клянусь, с его номера отвечает девушка. Живая, не автоответчик.

Недоверчивый хмык, видимо того самого Дена, был ему ответом. Сильное недоумение рыжего вполне вписывалось в личность Макса, которую я невольно начала рисовать себе. Человек, так подписывающий друзей, уже рисовался личностью отталкивающей. Мрачным мизантропом. Этакий молодой Северус Снегг из любимого в детстве «Гарри Поттера».

— Я просто девушка. К хозяину телефона отношения не имею. — Послышался громкий смех, видимо рыжий поставил звук на громкость, и мой ответ услышал Ден — Телефон вашего друга нашла на лавочке в парке, — поведала историю знакомства с чужой собственностью — Где он сам, понятия не имею.

— Макс мне не друг, он мой брат… двоюродный, — поправило «горе», не видя диссонанса в своих словах — Белая ворона в семье. Математик, — выплюнул парень, вкладывая в слово все презрение — Настоящее позорище среди нас — реальных мужиков, зарабатывающих реальные деньги и… славу. Но мы его и такого любим, — он тяжко вздохнул. — Родню же не выбирают.

Уши у меня слегка подвяли. Слишком много совершенно не нужной мне информации выдал звонящий. Я же не психолог, я будущий юрист. Но даже меня покоробили «высокие» отношения между братьями, так ласково кличущими друг друга. Что за семейка там? Маргиналы и бывшие уголовники?

— Как мне вернуть ему телефон? — перешла к делу, кляня себя за доброту и сострадание.

Надо кинуть девайс и бежать отсюда пока мой старенький айфон не отняли, а меня саму… все как у мамы по инструкции.

— Я сам подъеду и заберу. Подождите… минут пятнадцать, — в динамике зазвучал совершенно другой голос. На властные интонации сладко сжалось все внутри. — Надеюсь, вас не затруднит, девушка?

— Что? — опешила я, ничего не понимая — Вы кто? Куда делся «горе»?

— Горе! — в свою очередь удивился голос.

— Да, он подписан как… «Федорино горе», — я не смогла произнести вслух пошлость.

На том конце понимающе хмыкнули, поняв мою скромность по-своему.

— Понимаю, проверяете. Неверно. Я владелец телефона «Сяоми». Абонент, который вам звонил, подписан как «Пидорино горе»- На том конце я услышала узнаваемый вопль возмущения. Рыжик с нехорошей кличкой начал перечислять все пытки, которым подвергнет братца. Но Макс даже ухом не повел, продолжая спокойно говорить со мной. — Это чтобы вы не сомневались, что я тот самый. Я скоро буду. Пожалуйста, подождите меня. О награде договоримся.

— Ну, Ок. Если минут пятнадцать, то конечно, — не смогла отказать я.

— Как вас зовут? — Больше я не слышала воплей рыжика.

Голос говорящего зазвучал мягче, ласкающе, хотя парень даже не пытался подкатывать. Это, видимо, врожденное свойство. Кот Баюн какой-то. Тишина, шедшая фоном нашему диалогу, резко сменилась шумом улицы. Я услышала хлопок, Макс вышел и куда-то быстро шел. Скорее всего, к машине. Он торопился ко мне вернуть свой девайс. Скоро я его увижу и сравню реальность и мою фантазию. Стало интересно, как он выглядит на самом деле. Образ Снегга начал расплываться, как не соответствующий.

— Маша. Мария Ершова, — представилась зачем-то полным именем.

Может потому, что парень был слишком серьезным, имея чарующий голос. Мне он напоминал нашего доцента, молодого, но жутко важного, читающего лекции по истории права.

Математик же. Теоретики, наверно они все такие. Доказывают как Перельман недоказуемые теоремы, и отказываются от миллионных премий.

Вспомнила нелестную характеристику, данную его братцем, и нарисовала себе подобие этого Перельмана. Невысокого, сутулого брюнета, в обязательных очках и давно вышедшем из моды костюме. Снова вырисовался Снегг. Увы, я не Лили Эванс. Никаких рыжеватых волос и зеленых глаз.

— Хорошо, Маша, я скоро буду. — Он отключился, отдал телефон брату.

Последнее, что я услышала — звук зажигания и отчетливый фырк мотора. Телефон умолк, а я нагло начала копошиться в сохраненных фото, решив вычислить хозяина. Да, пароля не было. Доверчивый. На каждом фото появлялась одна и та же персона, далекая от образа диковатого математика Перельмана.

Вполне симпатичная, если бы не… платиновый блонд волос. Не-на-ви-жу блон-ди-нов. Сама я кареглазая блондинка, перекрашенная в жемчужно-розовый. И к девчонкам со светлыми волосами отношусь нормально, но только не к парням… И на то есть причины.

Глава 2. Ни разу не Перельман

Макс отключился, и через пару минут я забыла о нем. В любимую кондитерскую попаду не скоро, и пока самое время прошерстить вакансии. Кто-то, как одногруппница Ласточкина Алла, оправдывая фамилию, летит в Италию шоппиться и отдыхать, а кто-то я. Желающих вроде меня подзаработать летом немало, потому приличных вакансии маловато. Но съемное жилье само себя не оплатит, и будь ты семи пядей во лбу, учась на бюджете, но платить все равно приходится. А просить у мамы стыдно. Дала себе слово, что только первый год соглашаюсь на ее помощь, пока привыкну. Она и так разрывается между работой и больной бабушкой. Мне повезло, мама отлично шьет и вяжет. Не особо много у нее времени рукодельничать, но к праздникам я всегда с модной обновкой. Не брендовые вещи, но сделаны с любовью. Я сама себе законодатель мод, и пусть одногруппницы окосеют, скептически оценивая мои наряды.

У меня есть отец… где-то точно есть. Я его никогда не видела вживую. Как только он узнал, что станет отцом — испарился, оставив маму одну. От него мне на память осталось фото, где ему лет двадцать, отчество Викторовна и блондинистый цвет волос.

Маленькой я часто спрашивала о нем. Мама Аня или Нюся, как ее звала бабуля, кусала губы и молча отводила взгляд, а бабуля ругала его почем зря, называя подлецом и проходимцем и словечками покрепче. Бабушка была очень обижена на моего папашу, сломавшему маме жизнь. Из-за беременности ей пришлось бросить столичный ВУЗ и вернуться к себе в маленький городок, где через положенное время родилась я. Мама назвала Машей, как мечтал мой непутевый отец, когда вешал ей лапшу на уши. И, конечно же, всем в городе до этого события нашлось дело. Бабуля, некогда гордившаяся перед подругами способностями дочки красавицы и умницы, золотой медалистки, считала себя опозоренной. За папашу доставалось и мне. Бабушка любила во мне свое и ненавидела отцово. Часто, покачивая меня на коленях, приговаривала:

— Носик-курносик мой… — Она осторожно нажимала на кончик моего носа, и я хихикала. — Карие глазки мамины… а хвосты белые крысиные этого подлеца, — шипела бабуля и больно, иногда до слез, дергала мои короткие хвостики.

И я научилась ненавидеть свои светлые волосы. Мечтала, чтобы они потемнели как у мамы. Один раз, плача, даже попыталась состричь все под корень ножницами. После этого бабуля перестала их дергать и меня ругать, но моя ненависть не прошла. Я их мазала ваксой и красила черной гуашью, но все смывалось. Подружки посоветовали стойкий йод, но получалось еще хуже. Мама, глядя на мои эксперименты, все смывала, тихо уговаривая меня больше так не делать. В третьем классе по совету поумневших подруг я решилась на эксперимент, сэкономила на завтраках, купила в магазине краску и покрасила всю себя. Мне попался оттеночный бальзам для каштановых волос. Получив мамин темный цвет волос и темные разводы на лице, ушах и шее страшно обрадовалась. Мама краску с кожи смыла, а я не могла наглядеться на темные прядки еще влажных волос.

— Мама, смотри! Я теперь как ты. От «подлеца» ничего не осталось. Побегу и обрадую бабушку.

В тот вечер бабушка и мама сильно поругались. Больше от бабушки про отца я не слышала. Со временем и думать о нем перестала. Эксперименты с волосами ушли в прошлое. Но светловолосых мальчишек беспричинно ненавидела и поколачивала.

В ожидании Макса зашла на сайт с работой, зарывалась в вакансиях и выпала из окружающего мира. Появление хозяина телефона пропустила. Отреагировала на вежливое:

— Маша?

Услышав свое имя, подняла голову, и пару секунд непонимающе разглядывала стоящего передо мной парня. Через пару секунд пришло узнавание. Хозяин «Сяоми» ни разу не Перельман. Вообще на классического очкастого ботана-математика не похож. Передо мной стоял тот самый часто повторяющийся блондинистый персонаж с фото. В жизни он оказался интереснее, чем на фотографиях. Или фотографы криворукие.

Взгляд отмечал правильные черты лица, высокий рост, полное отсутствие рельефа и… ненавистный мне художественно растрепанный платиновый блонд волос. Выдохнула, заставляя себя приветливо улыбнуться. Ему идут светлые волосы при темных бровях и ресницах, и он не виноват в моих проблемах. На улыбку Макс не ответил, разглядывая меня с интересом энтомолога, поймавшего обыкновенную муху. Его безразличие даже не задело. Мнение блондинов о моей персоне меня не интересовало совершенно. Ну, не люблю я их.

— Да, я Маша, а вы Макс?

Он не успел ответить. В его телефоне вновь заиграла мелодия. «Гитлер капут» вспомнил, что так и не поговорил о своем.

— Можно? — Он протянул руку к надрывающемуся девайсу.

О себе напомнил желудок, которому я задолжала вкусный десерт за сессию. Я протянула телефон, поднялась, оправляя одежду, махнув ладошкой Максу, отправилась к выходу из парка. До меня донеслось:

— Геннадий, погоди секунду. Сейчас я занят. Давай, я сейчас приеду, и мы все решим. Добро?

Что ответил Геннадий под ником «Гитлер капут» — не слышала. Далеко отошла, сюда уже доносились звуки улицы, забитой в этот час машинами. Мысли мои занимала дилемма выбора между тортом из супермаркета или чашечкой кофе и пирожным в кафе. Первое выгоднее, торт — вещь многоразовая, но придется ждать, пока доберусь до дома. Второе быстрее, но удовольствие разовое. Опять же моих любимых тортов может не случиться, а пирожное есть наверняка. Раздираемая трудным выбором и голодом, у самого выхода из парка вновь услышала свое имя. Никогда бы не подумала, что простенькое «Маша» можно произнести так, что внутри все екает.

— Куда же вы, Маша? Мы не договорили — Передо мной снова нарисовался блондин — Вы помогли мне. Я потратил ваше время. За это вам положена компенсация.

Я, кажется, попала на принципиального и честного парня, что мало вероятно. Такие вымерли вместе с мамонтами. Скорее всего, он подкатывает так, пытаясь познакомиться. Жаль не знает, что занесен в мой личный «черный» список. Но голос у него, конечно…

— Спасибо, ничего не нужно. Ерунда. Я все равно отдыхала, — отмахнулась, выглядывая зеленый свет на ближайшем переходе. — Мне пора. Пока. Рада была познакомиться… И не теряйте его больше, — тараторила положенный вежливый текст.

Для пешеходов мигал красный, авто поддавали газу, стараясь проскочить светофор. Я уже рванула бежать, надеясь успеть на зеленый, как почувствовала уверенную хватку пальцев на предплечье. Удивленно обернулась, готовая врезать, если что.

— Маша, давайте так… Сейчас время обеда. Я угощаю. Вы как к русской кухне относитесь?

Раздраженно дернула рукой, стараясь освободиться. Терпеть не могу, когда меня бесцеремонно хватают всякие посторонние. Несмотря на скромные бицепсы, хватка у парня оказалась приличной. Я уже хотела отказаться от предложения пообедать, но желудок снова напомнил о себе. Хорошо рядом гудят машины, конфузу было бы. — Обед — это слишком, — попыталась сохранить лицо.

Мы бедные, но гордые. И он это не упустил. Небрежный взгляд, выискивающий на моей одежде лейблы там, где их нет, я сразу заметила. Сам Макс одет не броско, если не вглядываться. Я не специалист в брендах, но выглядел парень недешево и модно. Как не заметить часы известной швейцарской фирмы на запястье… или дорогие очки, небрежно засунутые в вырезе футболки бренда, которого у меня отродясь не было… Из кармана джинсов висел брелок с логотипом немецкого автоконцерна, специализирующегося на дорогих автомобилях… М-да, Ласточкина оценила бы. Макс не выглядел бедным студентом, не нуждался, уж точно мог себе позволить заплатить за тарелку щей в столичном ресторане. Тогда почему так переживал из-за простенького телефона?

— Пойдем скорее. Времени в обрез — Он кивнул на выход, не понимая, чего я мнусь нерешительно — Меня ждут.

— Так мы обедать или на твою встречу? — еще колебалась я, не зная на что решиться.

— Совместим приятное с полезным, — пообещал блондин, добавляя мне сомнений.

Глава 3 Совмещательная

И я потопала за ним, стараясь не отстать. Ведь знала, что нельзя садиться в машину к незнакомцам. Припаркованное на стоянке спортивное авто марки «порше», мигнувшее фарами на приближение хозяина, лишь укрепило опасения. Я затормозила перед открытой дверью, не решаясь сесть. Перед глазами замелькали кадры насилия и отвратительных оргий с невменяемой мной в главной роли. С трудом отогнала видение. Хозяин авто в ожидании нетерпеливо барабанил пальцами по небольшому рулю. Я переминалась с ноги на ногу, все еще не решаясь на поступок, который все мои знакомые, кроме Аллы, назвали бы опрометчивым. Не дождавшись, Макс кинул на меня взгляд, мысленно точно закатил глаза под лоб, верно поняв мое замешательство.

— Не доверяешь, да? Напиши родителям куда, с кем едешь и на какой машине. Скинь фото — Он говорил немного раздраженно, незаметно перейдя на «ты». Ледяные глаза с насмешкой разглядывали мои простенькие джинсы и блузку. — Маш, я не маньяк, не похищаю и не мучаю девушек.

— Маньяки все так говорят. — Мне стало стыдно за трусость, и я осторожно приземлилась на сидение рядом.

Не станет же он похищать жертву в центре Москвы на глазах у десятка прохожих?

Еще и камер тут понатыкано. И машина у него приметная… И вообще я не в его вкусе. Видно же когда парень тобой не впечатлен.

Огляделась и выдохнула с завистью. Всегда хотела себе спортивную машину. С того момента, как одноклассник подвез на «субару». Это была просто бомба. Запредельная мечта, на которую никогда не заработаю. Считается, быть пилотом спортивного авто неженское дело, но мне нравилось. Еще одна несбыточная мечта. Я скосила глаза на ладони Макса, так привычно и слегка небрежно сжимавшие рулевое колесо. Для него водить дорогущий «бумер» — это обычное дело. Для меня — несбыточная мечта. Между нами расстояние сантиметров двадцать. Протяни руку и коснешься. На самом деле — пропасть.

— Какая это модель «порше»? — выдохнула, облизывая кожаный салон и приборную панель восхищенным взглядом.

— Панамера 20.. года, если тебе это о чем-то говорит. — В голосе парня слышалась откровенная насмешка. — Нравится?

Странный вопрос. Как может не нравиться?

Закусив губу, я отвернулась. Мажористый блондинчик, сынок богатого папика, получивший машину в подарок, смеялся надо мной. Куда уж мне до мажоров, вроде него.

Я и не стремлюсь и не напрашивалась в его компанию. Он сам пристал. Ладно, не привыкать. Таких и в моей группе хватало. Мама сразу объяснила, что Москву терпеть придется. Она проверяет твой характер постоянно. Выживают самые стрессоустойчивые или отмороженные, не реагирующие вообще ни на что.

В открытые окна влетал сквознячок, принося запахи улицы и пушинки тополиного пуха, липнущего к лицу, лезущего прямо в нос… только мне. Блондина словно не было в салоне. Я чихала в ладошку, отмахивалась, сдувая парашютики подальше. Макс косился на меня, и с его лица не сходила улыбка. Красивая улыбка. Странно, на своих фото в телефоне он вообще не улыбался.

— Отличный зверь. Папочка подарил? — решила слегка сбить с него спесь.

— Не поверишь, сам заработал- Мотор взревел, перекрывая на миг шум города.

— Репетитором по математике, — не удержалась я от очередной колкости — Что так хорошо платят, что на «порше» хватило?

Он фыркнул, удивленно глянул в мою сторону. Видно не ожидал, что тихая мышка покажет зубки. Девочки его скорее всего млеют и восхищенно ахают.

— Это Вадос про математику наплел? — понимающе усмехнулся и процедил желчно:- Вот ведь зараза. Сама скоро увидишь, как заработал.

Машина легко выкатила со стояночного места и влилась в поток. Макс быстро перестроился в крайний левый ряд и прибавил газа. Врывающийся в окно ветер донес приятный аромат его туалетной воды. Взгляд зацепился за светлые пряди, и я сморщилась от отвращения.

— Не нравлюсь, — догадался он. — Что так? Не урод, вроде.

Вопрос, заданный прямо в лоб, озадачил, поставил в тупик. Я уже предполагала, что за красноречивый взгляд буду высажена на ближайшем перекрестке. А ему любопытно и только.

Внешне Макс выглядел лет на двадцать или около того. Парни его возраста довольно щепетильно относятся к оценке их внешности, но только не Макс. В голову закралась мысль, не модель ли он. Слишком самодостаточен или просто самоуверен, я еще не разобралась. Но и того и другого у него не отнять. Не рисуется, не скрывает настоящих эмоций, и мне лучше о нем не думать. От слова совсем. Друзьями мы не станем, чем-то большим — боже упаси! Забивать себе голову его тараканами смысла не вижу.

— Не люблю светлые волосы, — честно призналась.

— Я тоже, — хмыкнул он, искоса глянув на мои жемчужно-розовые пряди, торчащие в художественном беспорядке.

Высказаться по поводу ему помешал новый звонок. Он быстро заговорил по- английски. Для меня слишком быстро, чтобы уловить суть разговора. Чтобы он не подумал, что я подслушиваю, уткнулась в свой телефон. По отдельным словам поняла, что речь шла о прибывшем товаре.

Не о том ли бизнесе речь, что позволил купить такое авто?

Стало интересно, какие у математика могут быть зарубежные торговые сделки. Или рыжий, который «горе» и Вадос, пошутил про математику. Разговор Макса затянулся. Я снова влезла в телефон, продолжая искать вакансии. Краем глаза замечала, как мы, не останавливаясь, пролетели несколько светофоров, удачно попав на зеленую улицу. Мы выбрались из центра, но не далеко и затормозили возле ресторана «Марусины пышечки».

Глава 4. Когда я ем — я глух или… кто меня за язык тянул

Дверь перед нами услужливо распахнули. Охрана едва не в пояс кланялась Максу, называя Максимом Романовичем. На меня дружно и бесстрастно косились. От такого внимания немного нервничала, но старалась делать вид, что все так и должно быть. Переживала до момента, когда запах свежей выпечки долетел до носа и отключил страхи. Но до вожделенного блюда с чем-нибудь съедобным, добраться скоро не судьба, Макс притормозил на входе. Он разговорился с девушкой-хостес, приветливо улыбнувшейся нам обоим.

Мне оставалось глазеть по сторонам и считать мух. Народу в зале, несмотря на давно закончившийся обеденный перерыв, битком. От нечего делать, разглядывала интерьер, бревенчатые стены, расписанные под хохлому потолок. Красные ковровые дорожки. Вышитые красными петухами полотенца и скатерти, пузатые самовары, связки баранок. При входе чучело бурого медведя в картузе с ромашкой и с балалайкой. Ожидаемо для названия «Марусины пышечки».

Я засмотрелась на репродукцию «Тройки» Самокиша, забыв, куда и с кем пришла. Завораживающе. Чем пристальнее вглядывалась в мазки, тем больше сомневалась, что это репродукция.

— Маш, идем, — Максим тронул меня за плечо и жестом указал следовать за девушкой, указывающей путь к свободному столику.

Девушка убрала табличку «стол заказан» и пожелала нам приятного аппетита. Столик стоял у окна. Мне с моего места была видна улица и припаркованный «порше». Зачарованно любовалась машиной, снова улетев мыслями в мечты, не замечая взглядов Максима.

— Ты с девушкой! — Удивленный возглас полного шатена лет тридцати вернул мое внимание. — Не ожидал от тебя, вот честно, — повернувшись ко мне, парень улыбнулся и представился:- Геннадий Ветров. Можно я присяду? Очень интересно познакомиться с девушкой Макса.

Не дожидаясь моего разрешения, толстячок приземлился на соседний с Максом стул, с неподдельным интересом пройдясь по мне оценивающим взглядом. Почувствовав на себе взгляд, скосила глаза. У входа на кухню собрался, кажется, весь персонал ресторана, незаметно пытающийся разглядеть наш столик.

Да что тут происходит?! Что с Максом не так, что все на меня пялятся, как на Мессию?

Я уже догадалась, что эти двое друзья или очень хорошие знакомые. И Макс привез меня именно в этот ресторан не просто так. Открыла рот, представится, как блондин меня опередил.

— Гена, кончай паясничать. Это моя знакомая Маша, — представил меня Максим. — Нам бы пообедать. И давай без дежурных блюд. Кстати, Виктор Павлович был сегодня? Про меня спрашивал?

— Очень приятно, — глядя на меня, расплылся в улыбке Геннадий, мало похожий на стройных и расторопных официантов, сновавших по залу. Он словно не слышал вопроса — И давно вы, Маша, с Максом? Макс, оказывается, скрытный. Встречается с девушкой, а друзья ни сном, ни духом.

Гена упражнял свою фантазию, приписывая мне и блондину несуществующие отношения. Макс молчал, не спеша разуверять друга. И отдуваться пришлось мне. А я могу только правду.

— Мы не с Максом. Я просто знакомая Максима. Обед у нас… чисто деловой, — прояснила ситуацию для Гены.

Но Гена мне ни на мгновение не поверил. Он согласно покивал, но выражение лица оставалось неизменно радостным и хитроватым.

— Ди-ла-вой…ну тогда конечно, — понятливо протянул он, заговорщицки подмигнув. — Вы уже определились с выбором, Маша?

— Я… — растерянно глянула на Макса.

Платил он, и я как-то не подумала, что надо бы поинтересоваться, на какую сумму могу рассчитывать. Наглеть не хотелось. Все же не так значителен мой добрый поступок.

— Как обычно и мне, и Маше, — сделал заказ Максим, даже не глянув в меню. — Ген, я про Виктора спросил.

— Да, Селиверстов тебя искал, названивал, — посерьезнел Гена, передав заказ Макса официанту. — У него проблемы какие-то. Что-то с договорами о поставках напутано. Это то, что я услышал из его крика. Ввалился, как обычно, утром. Орал в трубку, Лизу до слез довел. В общем, барин явились. Лиза уволилась.

— Опять после ночи в кабаке, — сморщился Максим, когда Геннадий коротко кивнул, подтверждая его предположение.

— Я тебе давно советовал выкупить его долю. Он тонет все глубже и тебя потянет.

К нам уже спешил официант с уставленным горшочками подносом, расписанным хохломской росписью, в руках. Заметив его, Геннадий встал, пожелав мне приятного аппетита, удалился. Официант, ловко расставив тарелки, удалился в том же направлении.

— Маш, я выйду. Мне нужно позвонить, — Макс поднялся и пошел к выходу.

У меня мелькнула мысль, что он попросту сбежал и расплачиваться придется мне. Разбежавшиеся из-за появления Гены работники, снова кучковались у входа, наблюдая за нами. А сейчас начали живо обсуждать ситуацию. Неприятную ситуацию, но не смертельную. Мне придется оплатить заказ самой, но тогда с завтрашнего дня перехожу на макароны.

Прошло минут двадцать ожидания, за которые ничего ровным счетом не произошло. Хотя нет, напрочь пропал аппетит и чувство голода, и подтвердилась моя версия, что Макс сбежал. Припаркованная машина Макса исчезла. Я даже не заметила, когда блондин уехал.

— Закажете что-то еще? — официант нарисовался, выжидательно глядя на меня.

Видимо ожидал истерику или возмущение с моей стороны. Может слезы и уговоры.

Вот только он не знал, что блондин Макс повел себя вполне предсказуемо, в моей вселенной, где все блондины — предатели. И один уже сделал настолько больно, что даже если все остальные соберутся пакостить мне все вместе — не причинят и десятой доли той боли, что сейчас почти не болела.

— Нет. Счет, пожалуйста.

— Расплачиваться будете наличкой или картой?

— Картой…

Передо мной лег лист с суммой почти такой, которую я нарисовала себе в уме. Чуть меньше. Ровно на сумму, которой хватит на слойку и пакетик с растворимым кофе, чтобы не умереть с голоду вечером.

Я достала карту и протянула официанту, прощаясь с гревшим совсем недавно душу расчетом, который получила еще утром.

— Что здесь происходит?

— Рассчитываюсь за обед, — начала объяснять я.

— Я спрашивал не тебя, Маша. Извини, что задержался. Пришлось перегнать машину на стоянку. Я задержусь. — Он смотрел на перепуганного его появлением официанта, не ожидавшего такого поворота дел — Михаил, повторяю, что здесь происходит?

Мне стало жаль парня, побледневшего настолько, что каждую веснушку на лице пересчитать можно. Они с Максом ровесники, но чувство такое, что Макс или старше, или выше по положению. Он тут решает? Папочкин ресторан? Или щедрый отец подарил сыну бизнес?

— Ваша гостья симпатичная девушка, — вдруг выдает на полном серьезе официант. — Я познакомиться хотел… оригинальным способом.

Большего бреда мои уши никогда не слышали. Глупейшая отмазка. Особенно учитывая тот факт, что у него в руках моя кредитка.

— Познакомиться в рабочее время, — негромко произнес Максим. — Миша, если ты вернешь карту девушке и испаришься немедленно — уйдешь по собственному. Если задержишься хоть на секунду — уволю с волчьим билетом. Что не понятно?

Миша быстро исчез, благоразумно не стал испытывать судьбу. А у меня появились вопросы к Максиму. Но задать их я так и не успела.

— Что это такое? — Макс кивнул на карту, лежащую на краю стола — Ты серьезно собиралась расплатиться на обед? За нас обоих?

— Да, собиралась.

— Обед должен я. Почему ты не взяла мой номер телефона у Гены, не позвонила? Это логичнее.

— Как ты себе это представляешь? Я пришла с парнем, он сбежал, а я даже номера его не знаю. Мне бы его не дали. И зачем? Скандал тебе устроить? Сама виновата. Поверила. хотела сказать «белобрысому», но прикусила язык.

— Заплатила, а потом бы винила себя, окажись я проходимцем, — сделал вывод Макс, успокаиваясь.

— Ответственности с себя не снимаю. И… на ошибках учатся.

— Маша, ты так ничего не съела — не нравится? Если холодное — заменят.

— Нет аппетита, — пожала плечами.

Хотелось сделать вид, что произошедшее не задело, но задело же.

— Ты извини, я сразу не признался. «Маруся» — это моя сеть ресторанов. Я совладелец. Ты моя гостья. С тебя не имели право требовать оплату. Миша будет уволен. А Гена получит выговор.

Я, конечно, сочувствовала Мише. Но он заставил меня пережить несколько неприятных минут, за что поплатился. Шутник недоделанный. Это был мой шанс. Место официанта в этом ресторане освобождается. Передо мной сидел владелец, и кто, как не он, мог помочь мне с работой.

— Макс, я бы хотела на его место. Миши. Поработать у вас. Официанткой. На лето. Можно?

— Тебе деньги нужны… сколько?

— Макс, деньги нужны всем.

Спасибо за предложение, но мне нужна работа. Ты бы очень выручил, если бы взял меня поработать. С координацией у меня порядок, ис… — глянула в сторону кухни, — чувством юмора и такта тоже. Я не хамлю посетителям. Вообще не хамка. Клиент у меня всегда прав…

Я нахваливала себя, все больше тушуясь под пристальным взглядом Макса. Он смотрел так, точно я просилась на работу в Пентагон, не меньше.

— Я тебя понял. Держи. — Он протянул мне прямоугольник визитки, выуженный из визитницы. — Это именная. Считай твой пропуск. На ней адрес. Завтра выходной. Тогда в понедельник подойдешь по адресу. Центр. Москва-Сити. Насчет твоей работы я договорюсь. Ты же закончила что-то там…

— Два курса гражданского права.

— Отлично. Этого хватит, чтобы в офисе кофе варить. На серьезную должность не рассчитывай — ты же только на лето. Думаю, справишься. Только в компании строгий дресс-код. Офисный костюм обязателен. Если нужна помощь — не молчи, обращайся. Не переживай, я не обеднею. Вычту у тебя из премии. Надеюсь, ты не в Бутово живешь. Добираться нормально? Сам бы тебя подкинул, но у меня дела.

Я сжала черный матовый прямоугольник с оттиском золотом имени Максим Шалый, логотипом и номером телефона. Фамилию точно слышала. Кажется, на лекциях кто-то из профессуры упоминал однофамильца Макса или родственника. А мальчик-то точно не простой, а «золотой», как буковки на его визитке. Значит, надо держаться от него подальше. Что там классики говорят? Минуй нас пуще всех печалей…

— За возврат телефона это слишком.

— Принципиальная Маша Ершова, — словно для себя констатировал Макс. — Не хочешь работать в офисе? Предпочитаешь официанткой? Ты понравилась Гене, и проблем устроиться сюда у тебя не будет.

Он отхлебнул уху с ложки, облизнулся, а я залипла на его губы. Раньше мне в голову не приходило «так» рассматривать парней. Бабушкино воспитание научило сторониться любой высказанной в мой адрес симпатии. Мальчишки вечно что-то ломали, дрались, шумели, подтверждая мнение бабушки — шалопаи и нет им веры. Растут, как трава при дороге, и вырастут из них подлецы.

Но Макс совсем не походил на других. Все, что он делал было нереально красивым, точно он тысячу раз до того отрепетировал каждый жест и слово перед зеркалом. Мне казалось, мы живем с ним в фильме, где все герои «слишком»: красивые, умные, правильные. Он совсем не казался опасным, как другие. Как любой идеальный, киношный герой он притягивал внимание. Я не могла не любоваться им. Сам он вряд ли сознавал, какое впечатление производил.

Вопросительно-насмешливый взгляд «героя» привел в себя, я открыла крышку на горшочке, разглядывая жаркое. С трудом вспоминала, как и чем это едят. В другом горшочке исходили ароматным парком пельмени. К ним прилагались соусы и сметана.

Выпад про симпатию Гены я проигнорила. Мне он не понравился. И дело не в его фигуре или манере общения. Гена в этом ресторане начальство, а персонал совершенно распустился. Вверенные ему сотрудники пасли нас всем табором минут пятнадцать — не меньше. Я глазастая — все вижу.

— Спасибо, Макс, — прям от души поблагодарила его. — Но я постараюсь как-нибудь без личных звонков. — Слизнула с испачканных губ сметану.

Макс завис ненадолго, но тряхнув блондинистой челкой, рассеянно поинтересовался:

— Почему? Можем поболтать про… бином Ньютона, например, — вернул мне подкол про математиков, хитро щурясь и уминая пельмени.

— Я-то с удовольствием. Люблю поболтать ни о чем. Но как представлю, под каким именем буду записана у тебя… — покачала головой. — Какая-нибудь Маруся… м-м-м… — на ходу придумывала сочетание слов, характеризующее меня, но в духе Макса.

Но, как всегда, ничего стоящего не придумывалось. Наевшись, потеряла всякую способность оригинально мыслить.

— Не можешь выбрать между «красивая» и «умная»? — с ехидством поддел меня Макс. — Извини, но этот ник у меня уже занят.

Довольная улыбка украсила лицо блондина. Он даже жевать перестал. Наверняка придумывал очередную шуточку или мое имя начнет рифмовать. Маша ни с чем хорошим не рифмуется.

Нужно срочно отвлечь его от этого дела. Вопрос какой-нибудь задать. Какой же… Думай, Маша, думай…

— Название ресторана, как я понимаю, — это твоя идея? Очень оригинально. Сразу можно догадаться, о чем думалось в тот момент. Пышечки — это так… сексуально…

Он уже хотел мне ответить, когда на стул рядом со мной опустилось грузное тело. В мою сторону дохнуло сигаретами и резким, мужским парфюмом. Блондин за сорок в помятом костюме и несвежей рубашке, расстегнутой у ворота. Когда-то он считался симпатичным, но правильные черты уродливо расплылись, лицо опухло, под глазами залегли мешки, на теме топорщились редкие светлые кудри. Отталкивающий образ дополнял общий неряшливый вид.

— Макс, какого лешего, я целый день не могу до тебя дозвониться! — рявкнул мой сосед — Черт, голова трещит.

От ядреного запаха перегара у меня заслезились глаза, и кулебяка попросилась наружу. С лица Макса слетела улыбка, он сжал губы, с которых готовы были сорваться грубые слова. Выдохнув, он тихо произнес:

— Витя, если ты не заметил, я обедаю с девушкой. Подожди меня в кабинете. Мы поговорим минут через десять.

Глава 5. Узнавательная… или и на осинке родятся апельсинки

— Бабы до добра не доведут, — назидательно произнес Витя и, не думая уходить. — Сначала поют сладко, а не нужен станешь — ноги об тебя вытрут… И э-эх. трубы горят..

Схватив мой стакан с водой, он жадно, с неприятным хлюпающим звуком вылакал весь. Я поморщилась, когда струйки потекли по заросшей щетиной шее, за расстегнутый ворот. Максим молча отвернулся, виновато глянув на меня.

Почему он терпит? Почему не выставит его? На входе же дежурит охрана. Или они под старину косят, юродивых нарочно подкармливают. Чтоб уж совсем аутентично казалось. Только часики бы «юродивому» попроще и одежду. Костюм хоть и мятый, но видно, что не из дешевых. Для рубища уж слишком богато. Или для Москвы в самый раз.

Обед был окончательно испорчен. Я зло поглядывала то на Максима, то на непрошенного гостя. За последний час меня уже второй раз пытаются оскорбить, а Макс не особо реагирует Для него оскорбительное поведение в порядке вещей? Или этому «юродивому» разрешается все?

Грохнув стаканом о столешницу, Виктор ладошкой вытер рот. Я отвернулась, заметив, что от его пальцев на скатерти остались грязные пятна.

Еще откровенное свинство терпеть… Верный знак, что обед затянулся, и мне пора честь знать.

— Будешь? — Виктор кивнул на мясо в горшочке, мазнув по мне безразличным взглядом.

— Угощайтесь, — нервно сглотнула, глядя как Виктор, точно не евший несколько дней бомж, жадно цапнул мой горшочек, не побрезговав уже початым блюдом.

Шумно сопя, он принялся уминать жаркое, попивая мой отвар из ягод, ныряя кусочками хлеба в соусницы. Каждый раз как его рука взлетала над столом, я вздрагивала. Заметила, наглел местный «юродивый» только со мной, еду Максима не трогал.

— Чего не доедаешь блины?

— Спасибо, сыта, — булькнула, мысленно добавив «по горло», отвернулась от малопривлекательного зрелища — Приятного аппетита.

И как двое мужчин могут так по-разному есть. Одним любуешься, а от второго тошнит. Алина соседка утверждала, что мужчина как ест, так и сексом занимается. Шутила, наверно.

— Добрая какая, — На этот раз я удостоилась более пристального взгляда — Все вы добрые, а потом куда все девается… Куда?

Виктор с силой стукнул зажатой в кулаке вилкой по столешнице. С нее сорвался соленый огурчик и улетел в сторону стола, где обедали четверо. Оттуда послышался возмущенный вопль.

— Виктор, ты перешел все границы! Тебя за стол не приглашали. Дождись меня в кабинете, я сказал! — рявкнул на весь ресторан возмущенный Макс.

Я вздрогнула, не ожидая от Макса взрыва эмоций. Несколько посетителей удивленно покосились в нашу сторону. Крик, как ни странно, подействовал на бомжа»

— Ладно, ладно, не кипятись, Макс, — заискивающе заулыбался бомж — Девушка же не в обиде, да? Это твоя девушка?

Он громко икнул и уставился на меня заплывшими глазками, ожидая подтверждения своим словам. Я кивнула, вымученно улыбаясь, не понимая, что еще меня здесь держит.

Всегда не любила пьяных. А этот экземпляр вызывал во мне особую гадливость. С удовольствием оказалась бы от него как можно дальше. Напряглась, впившись ногтями в край вышитой скатерти. Из-за вбитых с детства манер приличия оставалась на месте. Сжатая, как пружина перед броском, старалась почти не вдыхать крепкое амбре соседа. Чувствовала, как глазки скользят по моему лицу, изучая каждую черточку. Для мужика, мучимого похмельем слишком долго и пристально. Шестым чувством поняла, что сейчас должно произойти что-то из ряда вон. И интуиция не подвела.

— Нюська? — с сомнением в голосе хрипло каркнул Виктор. — Это ты?

Невыразительные, выцветшие глаза с удивлением и недоверием остановились на мне. Он пару раз обалдело моргнул, махнул перед лицом ладонью, точно хотел развеять образ. Это стало последней каплей в чаше моего терпения. Не глядя на Виктора, я подорвалась с места.

— Макс, спасибо. Мне уже пора, — торопливо кинула в сторону нового друга, и сорвалась с места, почти бегом пробираясь к выходу, сама не зная чего испугалась.

Может быть того, что пьянчужка назвал меня именем матери. Не банальной Наташей или Леной, каких пруд пруди и можно, обознавшись, легко перепутать. Но тем, домашним, которым ее называла только бабушка. Этот странный Виктор обознался, но лишь частично. Он узнал во мне маму, значит, был с ней знаком. Не удивительно. Она училась в этом городе почти двадцать лет назад. У нее могли остаться знакомые и друзья. Виктор мог быть одним из них. Тогда почему он так меня напугал? Почему от его голоса и «Нюси» меня до сих пор колотит? Жаль, я его не сфотографировала. Отправила бы маме на опознание. Она наверняка узнала бы давнего друга. Вспомнив его обрюзгший вид и опухшее лицо, попыталась вспомнить, на кого он мог походить из маминых знакомых, оставшихся памятью на немногочисленных фотографиях.

Выйдя на улицу, довольно выдохнула, почувствовав необычную легкость. Точно сбросила с плеч тонну весом. Ситуацию постаралась забыть и выбросить из головы. Последнее дело портить настроение из-за Макса или Виктора. Мне с ними детей не крестить, чтобы еще забивать всем этим голову. Сегодня и завтра я отдыхаю, а в понедельник на собеседование. А может и на работу, если Макс не врет.

Замерев на месте, бездумно смотрела на бегущих прохожих и непрерывный поток машин. В голове не было ни одной ясно оформленной мысли. Уставший от занятий мозг требовал отдыха, поездки на море или за город. Желательно, чтобы речка или пруд и обязательно тишина.

— Ты чего сбежала вот так? Испугалась? — Рядом нарисовался Максим. — Извини за Виктора. У нас с ним общий бизнес. Приходится его терпеть. От него жена ушла… вторая. Детей нет, с родными в ссоре. Вот он и запил, — точно его компаньона это оправдывало, объяснил Макс, отводя меня в сторону. — А так он мужик неплохой.

Он прихватил мою ладошку и рассеянно перебирал пальцы.

— У него белая горячка. Он принял меня… - хотела сказать за маму, но на ходу исправилась:- за другого человека. Его наркологу показать нужно. Пролечить в больнице. Он же опасен для себя, и для других.

— Не преувеличивай. Ну, обознался человек, с кем не бывает, — пожал плечами Макс, разглядывая меня с заметным интересом. Вроде интереса энтомолога, думавшего,что я обычная муха, а оказался новый вид. И он прикидывает, не слава первооткрывателя его ждет- Или ты переживаешь, что мужик сгорит от разбитого сердца?

В словах Макса слышался сарказм, скрывавший горечь. Похоже, тема разбитого сердца — проблема не только Виктора, но и его не обошла стороной. Неужели кто-то из смертных смог серьезно зацепить ледяного красавчика! Он ее любил, она не оценила, и теперь он — одинокий волк, прячущий страдания глубоко внутри. Так вот почему его друзья так удивляются любой новой девушке рядом с ним.

— Он мне никто, — не торопясь выдернуть ладонь из его пальцев — Почему я должна за него переживать? Не очень-то он похож на жертву коварных дамочек. По нему видно, что он не нуждался в этой жизни, и внешностью бог не обидел. Наверняка у самого рыльце в пушку.

Про бумеранги, которые летят, я благоразумно опустила. Макс молчал, слушал меня и что-то прикидывал, поглядывая на дверь ресторана. Я ждала, не зная, как откланяться и уйти. Наконец он родил идею:

— У меня есть полчаса свободных. Если недалеко живешь — подкину к дому.

Или он хотел узнать, где я живу, или так не хотел разговаривать с хамоватым компаньоном Виктором, которого совсем недавно нахваливал. Вряд ли дело было во мне, симпатии к себе в его глазах я так и не заметила. Но отказаться прокатиться на машине своей мечты не смогла. Еще разочек, тем более жила я недалеко. С одногруппницей на двоих снимали комнату в небольшой двушке с бабулей-хозяйкой. При заоблачных ценах на съемное жилье в столице, нам еще повезло, что она жалела двух студенток и не требовала неподъемных сумм.

— Довези. Разумеется, не откажусь.

— Дело в машине. Понравился мой «Порше», — констатировал факт Макс, когда мы снова нырнули в кондиционированную прохладу салона.

В голосе звучала еле заметная обида. Его задело мое равнодушие к его персоне. И чего вдруг? Я же объяснила, что блондины мне не симпатичны. И за сутки мое мнение точно не изменится. Правда к аромату его дезодоранта я уже привыкла, к ехидным шуточкам тоже, привыкну и к блондинистым волосам… если, конечно, это будет его единственный недостаток.

— Понравился, — не стала отрицать, любовно оглядывая панель, мысленно представляя себя за рулем.

— За руль хочешь? Могу дать прокатиться — Он легко перестраивался, успевая говорить и следить за дорогой.

Прозвучавшее предложение насторожило. С чего бы такая неожиданная щедрость. Как-то сразу понятно, что он не раскидывается такими предложениями направо и налево. Чего вдруг я заслужила его доверие или тут кроется подвох.

— Колись в чем подвох?

Слишком уж много плюшек выдает судьба за один день. Так же не бывает? Или это за всю мою предыдущую жизнь накопилось?

— Во всем видишь негатив. Считай, Дед Мороз получил твое письмо и решил исполнить желание Машеньки, которая хорошо вела себя целый год. Как тебе такой вариант? Ты же хорошо себя вела этот год? — Он прищурился и посмотрел так, точно ему принципиально было хорошая ли я девочка.

— Машенька вела себя идеально, — успокоила его — Нигде, ни с кем и никогда… и не планирует. Доволен, Дедушка Мороз?

Последнее сказала специально для него, чтобы ничего себе не воображал. Бабуля, отпуская в Москву, предупредила, что сначала диплом, а потом всякие шуры-амуры. С детства вбитой в голову настороженностью по отношению к парням не трудно было воздерживаться от предложений встречаться со стороны одногруппников. А глядя на страдания подруги, расстававшейся с парнем-изменником, воздержание казалось даже преимуществом.

— Принца ждешь? — подколол Макс.

— Мужа, — буркнула я, думая, как повернуть разговор в нужное мне русло.

Мне совсем не нравилось, что Макс любую тему начал переводить на меня, зачем-то интересуясь подробностями жизни. — Ясно. — Мне показалось, он едва сдерживался, чтобы не смеяться.

Ну, с ним все понятно. Макс — сторонник свободных отношений до брака. Такие, как я, ему кажутся чудиками, динозаврами и пережитками прошлого, мягко говоря.

— Тоже считаешь, что жена должна быть опытной, — сощурилась я, забыв про дорогу и все на свете.

Это, пожалуй, был единственный момент, в котором я соглашалась с бабушкой. В этом деле торопиться не стоит. Вспомнился спор с соседкой по комнате, которая утверждала, что мужчинам нравятся женщины опытные. По их мнению, с такими как я много возни, а удовольствия ноль. Меня, конечно, обижало ее пренебрежение. И возникал закономерный вопрос, кто же те несчастные, что возятся себе в ущерб с неопытными, делая их опытными. Я даже не стала злорадствовать, когда Миша бросил ее, и решил подкатить ко мне, ломая ее теорию про неопытных. Он был, конечно же, послан мной, но слова подруги больше на веру не принимала. А Макс оказывается тоже такой… Вот от него, такого идеального с виду, не ожидала.

Он глянул на меня в недоумении и фыркнул, точно я сморозила полную дичь. Я вздернула подбородок, но прикусила язычок, давая себе слово, не болтать о том, в чем не очень хорошо разбираюсь.

В его глазах я теперь деревенщина дремучая, вчера спустившаяся с пальмы и чудом научившаяся говорить.

Мой мобильный очень вовремя ожил, сообщая, что мама вспомнила обо мне. Последнее время она все больше напоминала бабушку, и при каждом звонке повторяла, что я должна быть осторожна. Я терпела и соглашалась, это же мама. Но достали ее нравоучения конкретно. Хоть бери и замуж выходи, чтобы отстали.

— Мам, привет… — начала я, радуясь, что мама позвонила вовремя и спасла от неловкой ситуации.

— Маш, ты завтра не занята? Встреть меня утром на вокзале…

— Что-то случилось? С бабушкой что-то? — переполошилась я, не подумав, что мама бы не бросила бабулю, случись с ней что-нибудь.

— Нет, с бабушкой все в порядке, не переживай. Я поговорить с тобой хочу.

Глава 6. Ругательная… Или яйца курицу учат…

В зеркале отражался хмурый, высокий блондин со всклоченными волосами. На грудине ярко алел шрам, выделяясь на бледной коже. Макс в раздражении отшвырнул рубашку в сторону и сорвал с плечиков следующую из длинного ряда. Оглядел, и она, махнув рукавами, полетела следом за первой.

Тряпье какое-то… пидо..ское… Вот кто его подбирал? М-да, подкачаться бы не мешало. Плевать на запреты. Выгляжу как доходяга… тощий и… Ден и Вадос, и даже отец с рельефом мышц выглядят куда лучше. А я… тяжелее учебника ничего не поднимал.

Макс поймал себя на том, что впервые за много лет не доволен собственной внешностью. Хотя раньше его мало волновало мнение других и девиц, узревших его шрам на грудине. Он уже полчаса подбирает вещи и не может остановиться на чем-то одном. Все казалось не подходящим случаю. Кажется, впервые ему хотелось понравиться девушке и ее маме. Вчера он вызвался помочь Маше встретить ее маму с поезда. Для этого придется появиться в доме отца и взять другую машину. Вчерашнего его позднего появления даже никто не заметил. Мачеха с близнецами и мелкой уехала, отец допоздна задержался у дяди Сергея.

Тем лучше. Можно расслабиться и не делать вид, что рад всех видеть. Пацаны с дикими визгами не вылетят из-за угла, не повиснут макаками с двух сторон, требуя покатать, поиграть и тому подобное юродство.

Остается переночевать, запершись в своей комнате, от всех, даже от слуг. А утром одеться, взять машину попроще и рвануть сначала в проблемный ресторан, где Гена совсем распустил персонал, проследить за выполнением своих распоряжений. А потом к Маше…

Что в ней так зацепило — трудно сказать. Уж точно не цвет волос. Розовый точно не входит в перечень любимых цветов. Она забавная, живет своей жизнью, интересами, я для нее случайность. И то, что узнала о моих возможностях, мало изменило ее отношение ко мне. Я ей точно не нравлюсь. Странно, вроде не обижал ее. Не из-за цвета же волос, в самом деле. Или из-за Селиверстова? Он вел себя в край по-хамски в отношении Маши. Но мне его жаль. Мужику так не везет в личной жизни. Не одному ему. Мне вот тоже пока как-то не очень. Я не переживаю. Дядя Сережа только в сорок нашел свое счастье. А отец… счастье ли эта Зоя — еще вопрос..

Я все же остановился на футболке и брюках карго модных серых оттенков. Укладывал волосы, шипел ругательства, когда зазвонил телефон. От мелодии зубы свело болезненным спазмом. Зашвырнул от злости подальше расческу.

Как она умудряется появляться всегда не вовремя и все испортить. Прямо талант. На дисплее высветился абонент «Прошлогодний снег».

Бывшая или лучше сказать выбывшая. И как номер узнала? Если снова Вадос слил инфу — убью.

— Максик, привет. Это Снежка, — защебетало на другом конце, едва я нажал принять вызов. — Давно тебя не видно. Соскучилась. Решила позвонить.

Снежана… Когда-то обожаема и желанна. Не так давно, всего год назад или полтора назад. Не получив свое, желаемую фамилию Шалая, девушка не стала терять время и сбежала в новые отношения, надеясь с фамилией прибрать к рукам счета одного из компаньонов отца. Мужик ей в отцы годился и быстро раскусил меркантильную натуру. Не получилось, и Снежана решила вернуться. Вот только поздно — место было занято. Но она не теряет надежды. Какими-то непостижимыми для меня путями достает мои номера и звонит. Достала своими звонками и пустым трепом. Сначала блокировал, но ее это не остановило. Тогда махнул рукой.

— Зачем звонишь?

— Ты давно не заходишь в «…». На днях Кир вернулся, Таша сегодня прилетает. Могли бы как-нибудь встретиться, посидеть все вместе. Как раньше, помнишь?

— Как раньше не будет. Когда ты это поймешь?

— Все совершают ошибки. Сколько ты будешь обижаться из-за ерунды, — проговорила она.

Я услышал в голосе раздражение и нетерпение. Снежана, точно дитя малое, не сознавала, что сделала и злилась, что не выходит по ее. Ее бесило, что она никак не может получить желаемое. Она же осознала и извинилась. Для нее этого достаточно, чтобы простить. Папочка ее, одна из шишек в столичной администрации, все прощал своей дочурке за надутые обиженно губки.

— Ты мне не интересна. Совсем. И твои друзья-тусовщики тоже. Найди себе кого- нибудь… — я не договорил и отключился.

Встречаться с ее друзьями, Киром и Ташей, проматывающими деньги своих родителей в Европе, не хотелось. Оба старше меня лет на пять. От их манерности, пафоса, одних и тех же тем, демонстраций фото с тусовок, «свежих» идей сделать сотню новых общих фото — воротило. Достали конкретно! После общения со Снежаной к своим двадцати научившейся с горем пополам водить автомат, и ее друзьями, о многом наивная Маша показалась глотком чистой воды.

Сначала хотелось солиднее, произвести впечатление на девушку и ее провинциальную маму. Но здравый смысл шептал, что это ошибка. Я сам, а не мои возможности должны нравиться. А матушка может ее вразумить использовать подвернувшуюся возможность в моем лице. Девушка послушает маму, и я получу еще одну Снежану. Этого мне точно не нужно.

Воспользоваться опытом отца. Его вторая жена даже не подозревала, что он тот самый миллионер Шалый. Просто влюбилась в своего спасителя. Рассказанная мне отцом история похищения мафией, а потом счастливого спасения, вызывала неприятные чувства. В его новой жене не было ни слащавости, ни угодливости, что я не переношу в женщинах. Ничего вызывающего или хамского. Вполне приличная и воспитанная. Симпатичная, но не красавица. Но она мне не нравилась. Ни она, ни ее сестрица с глупым именем Лада. Точно речь про ужасный отечественный автопром. Может потому, что я не понимал, чем и как обычная Зоя смогла завоевать сердце отца, и он женился. Может потому, что считал, место рядом с отцом может занимать только Даша. Один плюс был в Зое. Сделав попытку познакомиться ближе, поняла, что я не в восторге от нее, и перестала лезть, изображая любящую мачеху.

Телефон булькнул смс сообщением от Маши. Улыбнулся, читая ее имя. Зря она вчера переживала за свой ник. Пока она просто Маша Ершова, пока не доказала обратное. В сообщение значилось, что она уже готова и ждет меня. Когда идет речь о девушках, эти фразы ровным счетом ничего не значат. Зная, как девушки любят внезапно переодеваться или перекрашивать макияж, решил выехать заранее.

Схватив ключи и документы, я быстро сбежал по лестнице. В доме без мальчишек непривычная тишина, все точно так, как до появления Зои. Довольно улыбнулся, радуясь отсутствию домочадцев и всегдашней суете, наводимой двумя мелкими. Не заметил обычной прислуги. Проснувшись поутру, нашел уже готовый завтрак на столе в гостиной. Сейчас повариха, горничная и охранники отдыхали, пользуясь моментом затишья. Торопливо пересек отделанный мрамором и серебром темный сейчас холл, направляясь входной к двери. Я уже решил, что броский «порше» сегодня отдохнет И правильнее взять простенький кроссовер «лексус», которым пользовалась прислуга для поездок на рынок.

— Макс, доброе утро сын. — От неожиданности я вздрогнул и оглянулся.

У подножия лестницы стоял отец. Деловой костюм, в руках портфель — значит только из офиса. Прошел через внутреннюю дверь гаража. Я как чувствовал, пошел через двор, но не успел немного. Мысленно выругал себя за медлительность.

Глянул ему в лицо, и тут же отвернулся. Отец за эти пять лет очень изменился. Или возраст брал свое, или семья так влияла на него. Я часто замечал у него задумчивый взгляд и блуждающую улыбку на губах. Он перестал срываться на охране, язвить и подкалывать брата. Стал почти копией флегматичного дяди Сергея. Главное он отстал от меня. И перемены в отце, что бы там ни было причиной, не могли не радовать.

— Доброе, — буркнул я, помня, что отец терпеть не может «приветы».

— Ты сейчас уходишь? Это срочно? Нам нужно поговорить, — сухим тоном произнес отец, ожидая, что я немедленно брошу все, развернусь и последую за ним. Пусть и помечтает. Я совершеннолетний и у меня свои дела. А он подождет

Последнее время, с момента как в доме появилась Зоя и ее дети, мы с отцом сильно отдалились друг от друга. Последний разговор был… в том месяце о моем бизнесе. Первоначальный капитал я получил от компании отца и дяди. Их фамилия решала многие организационные вопросы на раз-два. Тогда отец интересовался моим компаньоном Селиверстовым. Мы около получаса поговорили о деньгах, о делах, о моих ресторанах… и все. Личная жизнь потому и личная, что туда нет никому доступа. Это его правило, оно же мое. Он не спрашивал моего мнения о Зое. Я не спрашиваю его мнение о своих подружках. О них не знает даже Даша. У Вадоса не так. О его проблемных отношениях (а других у него не бывает) знают все домашние. Он не скрывает своих эмоций. Денис только посмеивается, меня же это бесит. Это проявление слабости в мужчины. Для Шалых такое недопустимо. «Пидорино горе» одним словом.

— Это срочно, — грубовато ответил я. — Извини, я тороплюсь. Возьму «лексус».

— Что это за дела такие, что ты… шифруешься? — Отец прислонил портфель к мраморной статуэтке нимфы на высоком и узком пьедестале, стоящей у основания лестницы, и сложил руки на груди.

Зря… зря я упомянул эту машину. Я спешил и забыл, кому и что говорю. Я, как он, люблю только спортивные машины. Паркетники вроде «лексуса» для меня нонсенс. Отец сразу все просек, безопасник в нем сделал стойку. Он всегда бдит. Но это не тот случай, чтобы ему переживать. Маша безобидна, и на знакомство со мной не напрашивалась.

— Мне нужно встретить кое-кого с поезда, — уклончиво ответил я, косясь на входную дверь.

За ней слышался смех и быстрый диалог расслабившихся охранников, патрулирующих территорию придомового парка.

— Насколько я знаю, твои друзья не ездят поездами, — не отставал батюшка, вдруг вспомнивший отцовские обязанности.

Или ему скучно стало без орущей оравы малышни, и поговорить решил. В офисе не наговорился, так уши дяди Сережи для него всегда свободны. Я не нанимался его развлекать от скуки.

— Это не друзья. Вернее не совсем друзья. Я встречаю мать одной девушки, — объяснил достаточно понятно, чтобы отцу успокоиться и перестать цепляться.

— Новая подружка! — Он удивленно приподнял бровь. — Кто она? Ты завел девушку — неожиданно!

Вот тут я не выдержал. Отец грубо нарушал негласное правило не совать нос в личную жизнь. Он в мою, а я в его. Все же нормально было, чего он вдруг решил в заботливого папашу поиграть.

— С каких пор ты интересуешься моей личной жизнью? — вспылил я.

— Я твой отец. Это нормально. — Он нехорошо сощурился, но голоса не повысил.

— Я совершеннолетний. Забыл правило: я не лезу к тебе, а ты ко мне. — Пулей вылетел за дверь, быстро слетел со ступенек, направляясь к гаражу, злясь на отца за испорченное настроение.

Глава 7. Встречательная… Или от тех, кто выпил из копытца, нам всем не спрятаться, не скрыться…

Поезд давно прибыл, и мама уже ждала на перроне, когда Макс высадил меня почти на ходу у площади трех вокзалов, а сам уехал ставить машину на парковку, пообещав скинуть фото места. Мы опоздали, а все из-за навязчивости Виктора. Они оба явились за мной с опозданием, когда я уже набирала номер заказа такси. Оказывается, у Виктора тоже дела в той стороне, и Макс его любезно подвез. Среди припаркованных у дома машин долго искала спортивный «порше», но в этот раз Макс приехал на «лексусе».

М-да, кто-то из парней носки меняет не так часто, как он машины. Кроссовер намного удобнее в поездке по городу, чем спортивная машина, особенно для мамы. Макс подумал об этом… Неожиданно и приятно.

И долго бы искала его в веренице припаркованных машин, если бы Максим не вышел и не поздоровался. Моя приветливая улыбка увяла, как только я увидела злость на красивом лице. Приняла на свой счет, мгновенно себя накрутив. Он совсем не рад меня видеть.

Вчера пообещал, а сегодня пожалел о благородстве. Мог бы позвонить и отказаться. Мы не друзья, и он не обязан. Макс сдержанно поздоровался, не сделав попытки обнять или чмокнуть в щечку. Немного расстроилась из-за суховатой встречи, в душе-то надеялась на большую симпатию. Он попытался выдавить из себя какую-то шутку. Упомянул о погоде. У меня слегка отлегло на сердце.

Значит, не меня ему хочется поувечить. Кто-то другой с утра уже успел испортить настроение. Расспрашивать — верный способ нарваться на грубость. Захочет, сам расскажет.

Я мышкой скользнула на заднее сидение и затаилась. Скосила глаза на роскошный букет, даже мысли не допуская, что он мне или маме. Макс решил загладить неприятное впечатление от обеда и согласился помочь встретить маму, но цветы — это уже лишнее. Виктор даже не повернулся поздороваться, был увлечен телефонным разговором. Негромко втолковывал что-то приятным голосом. Надо признать, сегодня он выглядел гораздо лучше. Сменил костюм и побрился. Кроме запаха туалетной воды, других компрометирующих не почувствовала. Не помни я слишком хорошо его вчерашнего, могла бы назвать привлекательным мужчиной.

Вот так женщины вводятся в заблуждение. Говорят же, лучший способ проверить человека — напоить.

Мы проехали больше половины пути, когда Виктор, до того что-то негромко обсуждающий с недовольным Максом, повернулся ко мне, пару секунд разглядывал и выдал:

— Я не обидел тебя вчера? Ты извини, Ань, если что. Я вчера был немного не в форме. Это тебе в качестве извинения. От меня, — он кивнул на лежащий букет, виновато и беззащитно улыбнулся.

В его улыбке мелькнуло что-то знакомое и почему-то неприятное. Виктор был вежлив, извинялся, пытался загладить вину. Но именно сейчас я почувствовала безотчетное раздражение и даже злость на него, сменившие вчерашние презрение и брезгливость. Сама удивилась странной реакции.

— Маша, — поправила его. — Меня Маша зовут.

— Странно, — пожал плечами Виктор. — Уверен был, что тебя зовут Аня. Тебе это имя больше идет. Но Маша тоже хорошо. Мне нравится. Я и ресторан назвал «Марусей». Макс был против поначалу, но сдался. Его «Варварины блины» больше подошли бы торговой марке. А в названии ресторана русской еды должна быть видна душа. Женская душа. Щедрая и хлебосольная. Согласна?

Кивнула, заметив, что Макс наблюдает за мной в зеркало заднего вида. Он частенько посматривал на меня все с тем же хмурым выражением на лице. Я уже себя конкретно накрутила, решив, что без меня не обошлось. И я точно причастна к его плохому настроению. Знать бы каким еще боком.

Нервничая из-за неласковых взглядов блондина, не очень внимательно слушала разглагольствования Виктора. С языка едва не сорвалось, что маму зовут Аней. Но я вовремя прикусила язык. Зачем чужим, сомнительным личностям знать о моей жизни лишнее, что их не касается.

— Ну, так что, Маша, мир? — Виктор протянул мне руку.

Вспомнила грязные ладони, оставлявшие пятна, и едва удержалась, чтобы не спрятать руки за спину.

— Мир, — осторожно протянула кончики пальцев.

— Отлично. Звони, если будет нужна помощь.

Виктор сжал кончики пальцев, вложил визитку в мою ладошку. На мгновение прикоснулся губами и тут же отпустил. Макс недобро зыркнул в его сторону, но промолчал.

Покончив с извинениями, Виктор уткнулся в телефон, Макс упрямо молчал, думая о чем-то своем. Неприятном. Я не сводила с него глаз. Губы парня гневно поджимались, точно он пытался удержать слова готовые вот-вот сорваться. Внутри кипел весь от ярости, сжимая до белых костяшек руль. Перестраиваясь, грубо подрезал, рискуя помять свою и чужую машины. Нам то и дело сигналили водители возмущенные агрессивной ездой блондина. Я кусала губы, чувствуя, как краска стыда заливает щеки. Пальцы сминали плотный картон визитки. Место, где моей ладони коснулись чужие губы, горело. Хотелось стереть поцелуй, и я потерла ладонью о ткань любимых джинсов. Не пожалела любимую вещь, одетую, как блузка, по случаю встречи с мамой, конечно. И Макс тут совершенно ни при чем. В раздрае чувств я пулей вылетела из салона, едва Макс притормозил. Вдохнув нагретый солнцем, густой, насыщенный выхлопами воздух, едва не закашляла.

Ветер трепал волосы, портя укладку, над которой билась целое утро. Темные волосы мамы, ее спокойное, немного усталое лицо узнала сразу же. В этот момент поняла, как соскучилась за ней, бабулей и нашим домом. Заметила новую прическу и новую кофточку, красиво сидящую на похудевшей фигуре. Она стояла в стороне от основного людского потока, льющегося с перрона по ступенькам подземного перехода. Я обходила парочки и прыгающих от возбуждения детей. Встречающие радостно обнимали приехавших. От запаха креозота и смеси мужских дезодорантов и женских духов запершило в носу.

— Мамуль, привет! — Обняла ее раньше, чем она заметила меня. — Как же я соскучилась!

— Машка, худющая какая. Одни глаза остались, — засмеялась она, целуя меня в щеку. — Я тоже соскучилась. Давай выберемся, и тогда я, глядя на тебя, всласть поохаю. Берись за ручку, а я за другую.

Я подхватила сумку, набитую гостинцами, помогая ей нести. Куда девались усталость и печаль из глаз. Радостная мама сияла, даже помолодела лет на десять. Стала настолько хорошенькой, что походила на мою старшую сестру. Мужчины невольно засматривались, улыбались и уступали нам дорогу. Сумка оказалась совсем не тяжелой. Когда мама повернула в сторону метро, я, немного смущаясь, ее притормозила:

— Нам на автомобильный паркинг. Я на машине. Нас с тобой подвезет мой знакомый.

Она словно споткнулась о мои слова, резко остановившись. Улыбка на ее лице погасла, точно кто-то выключил электрическую лампочку.

— Знакомый, как я понимаю, мальчик из местных, — она смотрела на меня немного озадаченно. Люди, вынужденные нас обходить, возмущались. Я потянула за сумку, от рывка она очнулась. Виновато глянула по сторонам, и мы пошли в сторону другого выхода из вокзала. Мама просто так не успокоилась. У нее, похоже, пунктик насчет местных парней. Ее следующий вопрос вызвал протест. Радость от встречи улетучилась. Мое лицо, подозреваю, стало очень напоминать Максово. — Маш, только честно давай. Твое желание остаться здесь и поработать летом — это из-за него?

— Мам, не преувеличивай. Макс просто хороший знакомый или друг. Эта помощь ему ничего стоит. Ничего такого между нами нет, — ответила я немного раздраженно.

Хотела добавить «и не будет», но не добавила. Отогнала мысль из вредности сделать так, как думает о нас мама.

Почему она, как бабуля, всегда додумывает, видит больше, чем есть на самом деле. Я надулась, не думая скрывать чувства. Мама покосилась на меня, заметила, что перегнула и попыталась исправиться:

— Друзей завела. Ну и отлично, — в ее голосе слышалась неуверенность. Понятно же, что все врет. Совершенно не умеет это делать. Но она с собой справилась, включила заботливую мамочку, как всегда делала в моменты, когда переживала за меня. — Марусь, ты хоть что-нибудь ешь? Эти джинсы были в обтяжку, а сейчас свободно. Бабушка как узнала, что ты остаешься на лето, тут же откомандировала меня с гостинцами. Я хотела денег перевести, но с ней разве поспоришь… М-да, а тут ничего не изменилось… почти, — она рассеянно смотрела по сторонам, разглядывая Комсомольскую площадь. — Странное чувство сейчас. Точно не уезжала.

— С бабушкой все хорошо? Как она?

Долго обижаться на нее не получалось. Понимала, что она перегибает с опекой из-за собственного печального опыта. Столько лет живет одна, не подпуская к себе мужчин. Боится, что мне достанется ее судьба. Зря. Максу я точно не нравлюсь.

— В порядке. Она еще всех нас переживет, — улыбнулась мама, заходя следом за мной в крытый паркинг, где обещал меня ждать Максим.

Я повторяла про себя номер секции, сличая цифры с фото на телефоне, скинутое Максом, искала по указателям на колоннах.

— Подожди, доча. — Слегка побледневшая мама резко притормозила, глядя из-за колонны в сторону, где я заметила беседующих у машины Виктора и Макса. И словно разговаривая с собой, произнесла:- Может, показалось. Просто очень похожий… Быть не может таких совпадений… Столько лет прошло… Думала, забыла, а увидела и узнала… Совсем не изменился.

Переживая за нее, разглядывала семейную пару маминых лет, выходящую из серебристого седана. Немолодого мужчину, ведущего за руку хныкающего мальчика лет пяти. И никак не могла понять, о ком говорит мама. Виктор и Макс стояли от нас в метрах десяти, оба ждали нас. Виктор, у которого тут дела, спокойно рылся в телефоне. Максим беспокойно поглядывал в сторону выхода. Нас с мамой он не видел. Обзор перекрывал высокий внедорожник, водитель которого пытался аккуратно выехать. Но, притормозил машину на полпути, отвечая на телефонный звонок.

— Ты о чем? — не выдержала я. — Мам, пойдем уже. Нас ждут.

Мама рассеянно кивнула. И только мы решились продолжить путь, обойдя препятствие, как водитель замершего внедорожника наконец-то закончил разговор. Вынуждая нас ждать, он продолжил свой маневр, со скоростью черепахи выползая с парковочного места. Мы немного посторонились, отойдя на пару шагов назад.

Я вытерла выступивший на висках пот. Прохладно, но душно. Воздух паркинга пах выхлопами автомобилей. Переживая за маму, посматривала в ее сторону. Все такая же бледная, она ждала, когда машина освободит дорогу. Что она увидела, что ее так расстроило? Или взволновало? Кого-то из знакомых, бывших одногруппников?

Когда машина уехала, я с удивлением заметила одного Макса. Виктор, минуту назад еще бывший тут, таинственным способом испарился. Я даже оглянулась, не веря, что его нет. Казалось, мама озадачена не меньше меня. Я уже хотела поинтересоваться, чем же, но решила отложить допрос до вечера, когда мы останемся одни. Макс, заметив нас, впервые за все утро улыбнулся. Спрятав телефон, шел навстречу.

Глава 8. Вопросительно-допросительная… Или: — «Вы вместе?» — «Нет, мам, мы счастливы»…

Хозяйка была рада появлению нового лица в ее квартире. Подруг у нее не осталось. Разъехались подальше от шумного центра. План по перестройке столицы заставил ее знакомых продать свои квартиры. Квартиры в подъезде выкупили молодые. Близких родных у нее не осталось. Дальних она не приглашала, предпочитая сдавать лишние метры. Как призналась не ради денег, а от скуки. Но тут ей не повезло, своих жиличек почти не видела. Мы или на занятиях, или подработка, или готовимся к экзаменам и зачетам. На каникулы и я, и подруга разъезжались по своим городам.

Из кухни доносился голос хозяйки, нахваливающей меня на все лады. Быстро переодевшись и приняв душ, мама хлопотала на кухне, готовила домашнюю еду, решив побаловать меня и хозяйку.

Время к вечеру и солнце давно повернулось на юго-запад. Оглядываю комнату, погрузившуюся в багровые тона. Окна плотно задернуты шторами насыщенного карминного цвета, делающего комнату похожей на преддверие ада. Летом шторы задернуты постоянно. Одна из причуд бабули, чтобы не выгорали обои, которые она лично клеила еще до Перестройки, с трудом купленными обоями из ГДР. Давно нет этой страны, но обои смотрятся свежо, и выдает их возраст немодный рисунок. У окна письменный стол с нашими тетрадями и учебниками, высящимися аккуратными стопками, древней настольной лампой с матерчатым абажуром и бахромой по краю и фаянсовой статуэткой балерины. Теперь на нем появилась ваза с извинительным букетом от Виктора. От цветов шел тонкий приятный аромат. Увидев букет, мама всю дорогу косилась на меня, снова придумав себе всякое. Чувствую, разговора на эту тему не избежать.

Пара венских стульев, на спинках которых висят сумочки мои и соседки. Старомодный диван сейчас сложен и накрыт пледом. На нем брошенная подругой Ириной впопыхах одежда. Под ковром двуспальная кровать.

Лежа поверх покрывала, слушая голос мамы и бормотание бабули, мне казалось, я снова дома. Прикрыла глаза, наслаждаясь ощущением покоя. Сегодня подруга работает в ночную смену, и нам с мамой никто не будет мешать секретничать. А пока… Пальцы сами набрали фамилию Шалых. Братья-бизнесмены Сергей и Роман. У Сергея фото в основном с деловых приемов. И с множеством красивых, знаменитых, богатых женщин на фоне дворцовой роскоши и тропических пейзажей у Романа. Братья-красавцы даже сейчас, оба высокие, статные брюнеты. Я внимательно изучила, что папарацци нарыли про семейное положение обоих. Разочарованно выдохнула, когда именно Роман оказался отцом Макса. Внешне Макс ничем не напоминает отца. А по характеру, пристрастиям в него? Он привлекательный и проблем с девушками для него точно нет. Не хотелось бы стать для него еще одной безликой в длинном списке побед.

Желая узнать о нем хоть что-нибудь, искала информацию о детях Шалых. Но ничего не нашла. Если Макс зарегистрирован в соцсетях, то, скорее всего, под другим именем. Информацию намеренно скрывают, что-либо разведать о нем не получится. Придется узнавать самой… Общаясь. Вернее я надеюсь, что мы будем общаться. Завтра я устраиваюсь в их компанию на работу, вот и будет повод позвонить и поблагодарить за содействие.

Открыв дверцу шкафа, вытянула один из офисных костюмов. Обычный. Немаркого, темно-серого цвета. Мне приходится бывать в суде на заседаниях, нужна соответствующая одежда. Покрутила, приложила к себе, раздумывая, не погонят ли меня завтра из офиса поганой метлой за несоответствие имиджу компании.

Что если все сотрудники обязаны носить дорогую одежду? Потому Макс предлагал мне материальную помощь. Вот тетеря… Надо было расспросить все, а я на его красивые губы пялилась.

Раньше меня мой внешний вид устраивал. Цена и звучный бренд не имели значения, лишь бы по фигуре и опрятно. Встретив Макса, я начала в себе сомневаться. Вылезли давние комплексы. Мне впервые захотелось понравиться парню по-настоящему. Быть не просто забавной девчонкой на время, которая развлекла, но скоро новизна пройдет, интерес угаснет, и он заскучает. Хотелось увидеть в зеленых глазах блондина восхищение.

Вспомнила его бесстрастное лицо в те разы, когда он смотрел на меня. Как не хотелось думать иначе, но пришлось признаться, что ставлю перед собой невыполнимую задачу. Кисло улыбнулась своему отражению в зеркале. Потянула за розовую прядку и показала язык.

Отражение в зеркале не радовало. Ничего особенного и привлекательного. Яркости образу добавлял цвет волос. Без них я обычная белая мышка. Чем мечтать о несбыточном, лучше заняться уборкой. Разложить одежду и погладить на завтра выбранную блузку. Кремовую, непрозрачную. Самую строгую из всех, что у меня есть. Найти шпильки в тон, надеванные всего пару раз.

Я встряхнула брюки, в которых была вчера, но так и не успела постирать. Из кармана вывалились забытые визитки: Виктора и Макса. Именную визитку Шалого сразу же спрятала в сумочку, приготовленную на завтра. Могу ведь и забыть свой пропуск. Когда сильно волнуюсь, со мной такое случается.

Смятый прямоугольник от Виктора бросила на стол. Для себя решила, что вряд ли когда воспользуюсь его предложением.

— Дочка, ты не спишь? — Раскрасневшаяся от жары мама заглянула в двери. — Все уже готово. Сейчас чайник вскипит, я чай заварю, и будем ужинать. Бабушка тоже поужинает с нами. Ох, и говорливая она… Жарко у тебя тут. Ты форточку открой — дышать нечем.

Довольно улыбнувшись, мама прошла к столу, любуясь цветами. Погладила кончиками пальцев крупные белые розы. Ее любимые. Мне же в композиции больше нравилось сочетание мелкие розовые бутонов и фрезий, из которых флористы собрали букет.

— Красивый. Белые розы на языке цветов значат чистоту помыслов. Это от Макса? Дорогой… Не стоит принимать дорогие подарки, даже если это цветы.

— Мам, мы просто друзья с ним. Он помогает мне с устройством на работу в компанию его отца. Просто по-дружески, не думай себе ничего, — добавила я, заметив, что мама меня не слушает совсем.

С выражением будто увидела ядовитую гадюку, развернула и разглядывала смятую визитку от Селиверстова. Поднявшись, подошла к ней, заметив, как резко она побледнела, снова и снова пробегая взглядом по клочку картона.

Она сейчас в обморок упадет. Все духота эта. Глянула на закупоренное окно, не пропускавшее воздуха. Плюнув на бабулю, одернула в сторону штору и дернула за запор фрамуги.

— Откуда это у тебя? — с трудом произнесла мама, подняв на меня полные недоумения и страха глаза.

— Он сам дал и цветы тоже, — проговорила я, переживая за ее странную реакцию. — Мам, ты чего? Ты знаешь Виктора Селиверстова? Вы учились вместе?

Я вспомнила, как компаньон Макса пару раз спутал мое имя, назвав Аней. Как маму. Мы с ней похожи внешне, может он нас перепутал. По возрасту они с мамой одногодки. Наверное, учились когда-то вместе… или встречались.

— Ты его зовешь Виктором? — Смяв визитку, как я недавно, она рухнула на стул как подкошенная, вперив в меня взгляд, почерневших и показавшихся жуткими глаз, особенно выделявшимися на контрастно бледном лице — Что… что между вами было? Вы… Он тебя…

Она схватилась за горло и судорожно закашлялась. У нее начался приступ. Я метнулась к ее сумочке, вывалила все содержимое на диван соседки, ища ингалятор. Мама страшно хрипела, пытаясь сделать вдох, заваливаясь на стол. Ваза под ее телом упала, цветы рассыпались по столу. Вода хлынула, заливая стол, и струйкой потекла на пол.

Глядя на агонию, я растерянно замерла на секунду, боясь к ней подойти. Ваза покатилась и с грохотом упала на пол. Стряхнув ступор, рванула к маме. Подняла за плечи, ужаснувшись мертвенной бледности лица. Она рваными и быстрыми вдохами пыталась втянуть в себя воздух. Ингалятор сработал. Мама судорожно вдохнула и открыла глаза. Глотая слезы, терла холодные кисти рук, ожидая, когда она придет в себя. Метнулась к дивану, сорвала плед, скинув одежду на пол, и укутала им мокрые от воды плечи. Шептала «мамочка», обещая себе никогда с ней больше не ругаться. Она смотрела перед собой пустыми глазами, не замечая, как с мокрых волос капает вода. Мне стало страшно. Приступы у мамы случались раньше, но никогда она не смотрела так обреченно.

— Мам, что случилось? Что тебя так напугало-то?

— Вик… ты с ним… — прошептала она синими губами.

— Ты про что? — я не поняла, что она имеет в виду. — С кем?

— Вик-тор Сели… — она осеклась, закашляв снова. — Вы с ним… любовники?

— Как это? — не сразу поняла, что она имела в виду. Пару раз растерянно хлопнула ресницами. Жаркая волна стыда окрасила щеки, когда до меня наконец-то дошло, что она имела в виду. — Нет! Никогда… я еще ни с кем… Как могла подумать, что я и он?!

Мама откинулась на спинку и прикрыла глаза. Она массировала грудину и горло ладонью. Я сбегала на кухню за водой. Присев напротив, протянула ей стакан. Подрагивающий в моих пальцах. Мне не нравился ее по-прежнему бледный вид. Отпив глоток, она вернула мне воду, покосилась на цветы, рассыпанные по столу. Слабые пальцы осторожно касались, перебирая, мокрые бутоны роз. Она точно забыла обо мне, задумавшись глубоко. Я уже не рада была ее приезду. Душная, пропахшая выхлопами, аномально жаркая столица плохо сказалась на ее здоровье.

— Маш, это он тебя нашел? Что он тебе сказал?

— Ничего такого… Аней пару назвал. Спутал… видимо с тобой. Вы ведь знакомы, да? Ты поэтому так испугалась?

— Да…Это плохой человек. Тебе лучше с ним не встречаться. — Она зябко повела плечами, плотнее кутаясь в плед в душной комнате.

— Почему плохой? Он что-то тебе сделал? Расскажи все, — потребовала я объяснений.

Я ждала всей правды, смутно подозревая, что рассказанное мне совсем не понравиться. Но меня напугала мама, а ее почему-то Селиверстов, в целом, безобидный мужик. И эту тайну мне очень хотелось узнать. Версий было много, от романтических до самых безумных. Мама не торопилась, водила пальцами по полировке стола, водой рисуя узоры. Было видно, что ей не хочется говорить.

— Девочки, давайте за стол. Все стынет. — В комнату заглянула хозяйка. — Я там наливочки припасла. Выпьем за встречу и знакомство. Анечка, давай…

Мама вымученно улыбнулась, стараясь не встречаться со мной взглядом, поднялась и торопливо скрылась следом за бабулей. Мне показалось, она сбегала от меня, ожидающей откровений.

Глава 9. Испытательная… Или работа летом может нанести вред Вашему лету…

Я покрутилась перед стареньким тусклым зеркалом в багетной раме — единственным украшением узкого коридора, пытаясь разглядеть себя со всех сторон.

Мама права, я похудела. Костюм раньше сидел как влитой. Надеюсь, я в нем не сварюсь заживо. Сегодня вроде обещали дождик в первой половине дня и ветер. Жара отступает, кажется, можно существовать относительно комфортно даже в асфальтовых джунглях столицы, не мечтая о море, отмокая в местных прудах и фонтанах.

— Маш, кофе выпьешь? Омлет, бутерброды… — предложила полушепотом мама. — Успеешь проголодаться, а кафешки и фастфуд вредные. Береги желудок и нервы — до ста лет проживешь.

Мама в своем репертуаре. Зовет к столу и тут же лекцию о здоровом питании. Я сама в курсе, что все самое вкусное — самое вредное.

— Спасибо. Не хочется. Кусок в горло не лезет, — призналась, что очень волнуюсь. — И зачем мне жить до ста лет? Я буду старой, некрасивой и одинокой. Все мои знакомые к тому времени отойдут в мир иной. Представь, начну бегать за восьмидесятилетними мальчиками.

Мама прыснула смехом. Сейчас она больше не напоминала вчерашнюю покойницу, напугавшую приступом. To ли бабкина наливка, то ли спокойный сон вернули краски и улыбку на ее лицо. Расспрашивать на ночь не рискнула. Как-нибудь потом обязательно спрошу, что ее так напугало. Даже если у нас отношения — что такого? Виктор, конечно, старше меня намного, в отцы годится, но сейчас это вроде как норма.

— Может тогда чай? Не голодной же идти, — все так же, не повышая голоса, мама уговаривала меня как маленькую.

Еще и за соседку, вернувшуюся под утро со смены, переживает. Мама старалась говорить тише, хотя ее пушкой не разбудишь. Как она сама признавалась, глубокий сон у нее из-за троих братьев. Старшие братья постоянно громко храпели за стенкой, а младший родился поздно и много плакал по ночам. У нее выработалась невосприимчивость во сне к внешним звуковым раздражителям. Счастливица. Прошлой весной у нас под окнами асфальт меняли, работали в основном ночью. Она спала сном младенца под отбойный молоток, а я же после трех суток недосыпа подумывала устроиться на ночную работу в круглосуточный магазин. Все равно не сплю.

Я глянула на ее обеспокоенный взгляд, слегка раскрасневшиеся щеки. После вчерашних посиделок, где мы едва пригубили наливку, только чтобы хозяйку не огорчать, она снова выглядела моей старшей сестренкой. Стало жаль ее такую красивую и одинокую, отдавшую все лучшие свои годы нам с бабулей. Пройдясь по мне оценивающим взглядом, мама улыбнулась.

— Зря волнуешься. Ты отлично выглядишь. Настоящая деловая женщина.

— Немного волнуюсь, — согласилась с ней, мысленно решив, что другой костюм светлее тоном и менее приталенный пиджак были бы уместнее.

Вглядевшись в свое отражение, еще раз проверила тушь и помаду. Выбрала нейтральный нюдовый оттенок, чтобы произвести благоприятное впечатление на работодателя, кем бы он ни был. Водрузила на нос очки, в которых работала за компьютером. Для придания образу серьезности и строгости. Волосы уложила в каре. Образ мне совсем не нравился. Из зеркала на меня смотрело чужое лицо взрослой женщины, точно я повзрослела лет на пять-десять. Сама себе напоминала свою первую учительницу, если закрыть глаза на цвет волос. Она запомнилась очень строгой, требовательной и очень взрослой женщиной. Наш класс по струночке ходил. Сейчас я понимаю, что она была всего лет на пять старше меня теперешней.

— Все будет хорошо. Не переживай так, — подбодрила меня. — Я тебе в сумку шоколадку положила и яблоко. Погрызешь, как проголодаешься.

— Красавица. Вылитая наша комендантша общежития. — Мы обе повернулись на голос. — Я тогда кастеляншей работала в общежитии при МПУ. Ох, и строга была Виолетта. Никому спуску не давала, — пустилась в воспоминания хозяйка. Она выплыла из свой комнаты к завтраку и сейчас разглядывала меня критическим взглядом. — Особый нюх у нее был на водку. И куда студенты не прятали бутылки, везде находила. Отец у нее немец, из казахских немцев. И прозвище у нее было «Гестапо». Студенты прозвали. Как только границы-то открыли — уехала к своим.

— Спасибо, — выдохнула, улыбнувшись на сомнительный комплимент.

Убрала щекочущую щеку гладкую прядку за ухо. Как-то не верилось словам Макса, что меня возьмут на должность «подай-принеси». Он ведь не серьезно это. Или из-за волос так сказал.Прическа делает меня легкомысленной? Или ему цвет не нравится?

Впервые я пожалела, что покрасила волосы. Сейчас бы мой платиновый блонд был бы как нельзя кстати. Он идеально подходил к образу деловой женщины.

— Фрау Барбара Крайн, гутен морген, — услышала насмешливое за спиной, когда вышла из подъезда.

Надо же, и этот туда же! Сговорились они все что ли? Нашел же сравнение, зубоскал. Смотрю, сегодня у кого-то отличное настроение.

Я оглянулась, ища глазами шутника. Довольный шуткой Макс устроился на низком металлическом заборе, огораживающем цветник, разбитый вокруг дома. За его спиной пышно цвели бело-розовые пионы, сменившие весенние нарциссы. Ветхий, проржавевший и подкрашенный заботливыми пенсионерками заборчик давно требовал замены. Опасно поскрипывал под тушками ворон и голубей. Но судьба дома решалась, и облагораживание территории отложили. Я открыла рот, чтобы предупредить Макса, как послышался громкий треск, Макс взмахнул руками и рухнул спиной прямо в кущи.

— Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу, — захохотала я, радуясь быстрому возмездию.

Подошла ближе и протянула руку лежащему в цветах недовольному Максу. Сильные пальцы обхватили мою ладошку. Подумалось, если не удержусь на каблуках, упаду прямо на него… в смысле в его объятия. А потом поцелуй. Все как в лучших любовных романах… Романтика…

Макс легко поднялся сам, задержав мою руку в своей. Романтического падения не случилось. У судьбы на сегодняшний день на меня были другие планы. Если бы я тогда знала какие…

— Давно ждешь? Почему не поднялся? Мы бы тебя завтраком накормили. Познакомился с хозяйкой. У вас с ней общий интерес к членам гестапо. И, кстати, правильно фройляйн, — поправила грамотея, внутренне все еще торжествуя, что справедливость восторжествовала.

Посмеялась от души. От утреннего мандража следа не осталось. Макс недобро сверкал на меня глазами, отряхивая одежду. На некогда белоснежном поло остались зеленые разводы от травы. Помогала ему, убирая травинки со спины. Не ожидала, что он появится, и глупо радовалась. Надеялась, что он тоже.

— Ты какими судьбами? — все же решила прояснить для себя мотивы блондина, чтобы зря не тешить себя надеждами.

— Проводить решил. Мало ли потеряешься по дороге. А я за тебя ответственность несу. Ферштейн, фройляйн?

— Я, я, майн… — запнулась, убирая из растрепанной светлой шевелюры застрявшие лепестки.

Какой «майн»! Что за оговорки по Фрейду! Что я несу? Я ему не пара. Мы из разных Вселенных. Надо напоминать себе почаще.

Мы стояли близко, слишком близко. Необычно и волнующе. Я смогла разглядеть едва заметную хмурую складочку между идеальных бровей, темный ободок вокруг зеленой радужки. Ни у кого не встречала настолько чистого и светлого оттенка. Завораживает. Где- то читала, что красивых мужчин рождается больше, чем красивых женщин. Если умыть всех «красавиц» и вернуть назад все, что исправили пластические хирурги, то так оно и будет. В этом мы ничем не отличаемся от тех же павлинов с невзрачными курочками и яркими самцами.

Выдаю себя, когда вот так, в открытую, пялюсь на парня больше положенного на каких то пару секунд. Но этого хватает, чтобы он сделал ненужные выводы.

— Кто твой? — сощурился он, ожидая ответа.

Не нравится мне его улыбочка. Слишком уж понимающая.

— Никто… Это я нервничаю просто перед собеседованием и говорю ерунду. Забудь, — иду на попятную и совсем наглею: - Нам давно пора, если ты, конечно, не передумал.

— Не передумал. И сегодня я еще твой гид по офису…

— Макс, я… — уже открыла рот, чтобы возразить, что нянька мне не нужна, я отлично справлюсь сама.

На самом деле я не хотела, чтобы нас видели вместе и решили, что я устраиваюсь через постель сына босса. В любом коллективе хватает змей-завистниц и сплетниц, судящих по себе и легко уничтожающих чужие репутации. Не хотелось в первый же день стать их мишенью.

Палец Макса коснулся губ, заставляя умолкнуть. От изумления мои глаза округлились, я онемела. А белобрысая зараза начала истерично трястись от смеха.

— Не обижайся, но с этим выражением на лице ты похожа на мышь-очкарика, которой встретился кот-вегетарианец, — давясь смехом, объяснил он. — Столько изумления. Что тебя удивило? Маш, я не собираюсь водить тебя за ручку. Я всего лишь хочу ускорить процесс приема на работу. У меня на сегодня на тебя планы.

— Какие планы? Ты же не предупреждал, — растерялась я.

— Я обещал дать прокатиться на «порше». Помнишь? Почему бы не сегодня, — он следил за моей реакцией, а я сдерживалась изо всех сил, чтобы не завопить радостно. — Мужик сказал — мужик сделал. Как тебе мой план? Не отвечай. Знаю — он идеален.

Маленькая Маша внутри меня радостно прыгала и визжала от восторга. Я же смотрела на Макса, не зная, что сказать. Мой ответ был настолько предсказуем и очевиден, что он его не ждал.

Место, где меня коснулись его пальцы, саднило. Потерла губы, стирая странное ощущение. Глаза следили за блондином, успевшим занять место в машине и выезжающим с парковки. Смотрю только на него, не понимая, кто теперь привлекает больше: он или авто. Не слышу замечания дворника, сетующего из-за сломанного забора и помятых цветов. Не чувствую собачьего носа соседского хаски, мазнувшего по руке. Здоровающиеся соседи тоже мимо.

Отмерла, когда Макс посигналил, радуясь, что окна хозяйской квартиры выходят на другую сторону, и мама не может меня видеть. Вроде бы не делаю ничего предосудительного. Но у нее свой взгляд, все больше напоминающий бабушкин. Ей совсем не нравится Макс. Я-то вижу, что она соглашается на его присутствие вынужденно. Молчит, пока он помогает. Она лучше других понимает, как тяжело в столице устроиться без знакомств. Но в качестве моего парня точно не одобрит.

Какого парня! Макс просто развлекается. Надоели девочки своего круга, он решил пообщаться с простыми смертными. Объелся пирожными и на черный хлебушек потянуло. А меня снова заносит не в те дали. Тоже мне Золушка нашлась.

— План идеален. Но как же твоя работа? — я усаживаюсь рядом, еще не веря, что скоро сама поведу эту крошку. Но для очистки совести, добавляю: — Ты и так потерял из-за меня два дня.

— Виктор сам справиться. Он сейчас в завязке. И мне задолжал отдых. Я давно не заглядывал в офис, — бросив на меня быстрый взгляд, небрежно бросает:- К девочкам в рекламный зайду — поздороваться.

И почему мне хочется стукнуть его как следует. Девчонки, значит, из рекламного отдела. Это он за Штирлица мстит, или пришло время узнать его настоящего… ни разу не принца на белом коне… настоящего сына и достойного приемника папаши-бабника.

Глава 10. Развлекательная…Или… Золушка не просила принца, она хотела красивое платье и бал…

Макс не обманул, с его протекцией уже через пару часов меня без всякого собеседования взяли на должность помощника в юридический отдел. Пока я оформляла нужные бумаги в кадровом, Макс отправился к девочкам в рекламный. Под впечатлением солидности места, где буду работать с завтрашнего дня, не сразу поняла, куда он делся. А смекнув, и не подумала обидеться, просчитывая перспективы. Если в моем резюме будет стоять местом работы компания Шалых… To ли от открывшихся перспектив, то ли из-за костюма, мне стало жарко. Щеки горели.

Макса я нашла сидящим за компьютером хорошенькой блондинки.

Девушка с точной фигуркой и шикарной косой нависала из-за его плеча, слушая, что он ей показывает на экране и объясняет. Оба улыбались, точно были давно знакомы. Девушка в белых брюках и кремово-розовой блузке показалась мне сама элегантность. Смотрелись они как с рекламного постера о счастливой жизни миллионеров. Представила, как нелепо выгляжу сама в деловом костюме, с розовыми волосами, на которые многие встречные смотрели с изумлением.

Меня окликнула другая девушка, выглядевшая вполне по-земному: пухленькая и кудрявая, с милыми ямочками на щеках. Ее я не сразу заметила, залипнув на веселящейся парочке. Макс и его подружка подняла головы от монитора одновременно, точно репетировали. Если он обрадовался моему появлению, забыв про подругу, поднялся и, не прощаясь, поторопился ко мне. To блондинка недобро сощурилась, уловив его явную заинтересованность мной.

Ревнует. Ну, чистая кобра-альбинос перед прыжком.

Вежливо поблагодарив, отказалась от кофе, которое предложила невозможно довольная «кудряшка», по имени «Настя-все-может», насмешливо поглядывающая на блондинку. «Кобру», которую мне представили, как Снежану, тут явно недолюбливали. Когда мы уходили, уловила, как блондинка торопливо набирала номер в телефоне. Заметив мой взгляд, она скривила идеальное личико в презрительной гримасе и резко отвернулась. Вздохнуть свободно смогла, когда очутилась на улице. Блондинистую «кобру» запомнила, как и она меня. Уверенна, она обо мне уже наводит справки, и с высокой вероятностью устроит мне «веселую» жизнь в компании. Во всем было два плюса: все плохое начнется только завтра, и мы с Максом на сегодня были свободны. Еще через час, переодевшись и пообедав в кафе, рвали шины из столицы.

Как только мы покинули Москву и выехали на автотрассу «Дон», Макс, как обещал, уступил мне место водителя, как только выехали на участок дороги с неограниченной скоростью. Мокрая от недавнего дождя дорога слепила глаза. Ни темная полоса тонировки, ни очки, презентованные Максом, не спасали. Трасса в обе стороны отлично просматривалась, автомобилей в это время дня минимум. По обеим сторонам дороги тянулся высокий зеленый частокол хвойного леса. В приоткрытое окно врывался пахнущий свежестью и мокрой землей ветер, окончательно растрепавший волосы.

Макс настроил радиоволну и, развалившись в кресле, спокойно листал ленту новостей. Он молчал, никак не комментируя мой стиль вождения, за что была ему очень благодарна. Стиль «Дерганный», характеризующий чайников вроде меня. Едва «Порше» разгонялся, золотистые стволы сосен сливались в сплошную стену, — я пугливо сбрасывала газ. Обгонявшие нас водители недовольными сигналами выражали свое отношение. Злость на умников и на себя, переоценившую свои силы, мешалась со страхом не справиться с управлением, угробить дорогущую машину и наследника миллионера. По моим подсчетам за машину и голову Макса будут расплачиваться еще мои праправнуки, если, конечно, после всего мне оставят жизнь. Мысленно я уже сто раз себя прокляла, что попросилась за руль. Ожидала, что спорткар это отличное от всего того, за что меня пускали мальчишки. Но не думала, что настолько. Скорость эта маневренная крошка набирала с легкостью американского шаттла. К такому повороту оказалась не готова, а была уверена, что справлюсь. И сейчас выезжала на одном упрямстве. Так обломаться. Никакого ожидаемого кайфа от реальной мощи и скорости шестьсот тридцати лошадей. Пальцы впились в рулевое колесо и тряслись от напряжения, по спине лился пот.

И в этот момент по закону подлости зазвонил телефон. Мелодия стояла на маму.

Если не отвечу, будет хуже. Ее лучше не волновать. Деревянной от напряжения рукой достала телефон и приняла вызов.

— Да, мам.

— Маш, ты куда делась? Почему не дождалась меня? — с места в карьер начала грузить вопросами мама. — Ты с ним, да? — Я не отвечала, краем глаза заметив, что Макс навострил уши и слушает. Мама правильно поняла мое молчание: — Маш, ты же знаешь, он тебе не подходит. Маш… не молчи… Маш…

На быстро растущий в зеркале заднего вида большой автомобиль не сразу обратила внимание. Прижалась к разделительной полосе, пропуская торопыгу. Внедорожник «Мерседес» легко обогнал. Сначала вырвался немного вперед, а затем быстро сбросил скорость и начал притормаживать передо мной.

Что за хрень! Куда ты прешься? Пьяный что ли?

Я включила поворотник, показывая, что иду на обгон. Но едва решилась сделать маневр, как «Мерседес» повторил мое движение, не пуская. Телефон, разрываясь маминым «Маш», выскользнул и шлепнул на колени. Паника опалила мозг, я глянула на Макса, не зная, что делать. «Мерседес» продолжал идти впереди, иногда резко сбрасывая скорость, заставлял притормаживать, — пугал. Я глянула назад, где еще один «Гелендваген» пристроился сзади впритык и дышал в спину.

To, что все это неспроста уже догадалась. Версии в голове одна страшнее другой. Страх ледяной струйкой потек по спине. Сердце пропустило удар. Передний «мерс» поморгал правым поворотником — условный сигнал сворачивать к обочине.

— Макс, — позвала блондина. — Кажется, у нас все плохо.

— Ты отлично водишь, Маш… Для первого раза. У меня получалось гораздо хуже, — подбодрил меня парень, увлекшись чем-то в интернете.

— Макс, по-моему, нас взяли в клещи. Уроды какие-то… Точно бандюки, — испуганно прошептала я, нервно облизнув губы: — Звони в полицию или в Службу Безопасности. Пусть… «СОБР» присылают.

— Маш, дед на шохе и камазисты… — начал Макс улыбаясь, поднял глаза и осекся. Оглянулся назад, выматерился сквозь зубы и быстро набрал номер. Мне кинул:- Не дергайся. Иди ровно. Все будет в порядке. Я со всем разберусь… — в динамике оборвались гудки, и раздался возмущенный голос. Но Макс его осадил:- Петр, тихо! Слушай меня. Я сейчас на трассе «Дон» за Щелканово… это приблизительно девяносто седьмой километр. Меня зажали два черных «Гелика» и ведут километров пять. Требуют остановки… Нет, взял свой «Порше»… за рулем не я. Номера записывай…

Он диктовал номера машин, на диво быстро взяв себя в руки. Я же тряслась как осиновый лист, только теперь от страха, что попаду в руки бандитам. Была уверена, что эти в «мерседесах» по Макса душу. Наверняка решили похитить наследничка и получить выкуп. И как же отец отпустил его без охраны! Или у него наследников много — можно не переживать.

От страха думала черти о чем. «Гелендваген» резко тормознул, вынуждая меня ударить по тормозам.

— Тише, Маша, — проговорил Макс побелевшими губами. — Ничего они нам не сделают. Отец МЧС поднимет. Армию, если надо. Тут минут через двадцать будут вертолеты. От этих шакалов винтика не останется. — Глянул на меня. — Я думаю, это из-за тачки. Отжать хотят.

Ага, конечно… Успокоил… А то твои именные номера никто в Москве не знает. Кто свяжется с Шалыми из-за какой-то машины…

Его телефон тут же взорвался звонком. Макс глянул на звонившего и снова выругался. Помедлил пару секунд, выдохнул, решаясь, и нажал «ответить».

— Да, отец… да, без охраны… — Бросив на него взгляд, заметила, как побелели костяшки пальцев, сжимавшие телефон. Странно, он занервничал только сейчас, когда позвонил отец. — Правила помню. Я их усвоил раньше, чем таблицу умножения… Понятия не имею, кто они… Нет, не думаю, что это Виктор… У себя ищи.

«Мерседес» снова заморгал, требуя свернуть к обочине. Мимо нас проносились недовольно сигналящие авто. Водители злились, что скоростная полоса занята «караваном» из трех машин. Интересно, кому-нибудь из водил придет в голову позвонить в полицию. Я смотрела только на серебристый значок внедорожника и не сразу заметила, как из бокового окна показалась рука, зажимающая пистолет. Выстрел и мой крик слились. Я нервно дернулась, и «порше» ударил едущий слишком близко «мерседес». Меня с силой вдавило в руль, едва успела нажать тормоз. Прозвучал еще выстрел, и лобовое покрылось сеточкой, дробя на фрагменты черную махину.

* * *

(от лица Анны)

— Маша! Маша, ответь… Маша…

Стоя в коридорчике, так и не успев раздеться, сжимала в руке телефон. Не думала, что она сегодня быстро освободиться, вышла прогуляться и проворонила свою девочку. Дочка не отвечала, скорее всего, не слышала. Меня потряхивало от злости, что она опять увязалась за этим мальчишкой. Избалованный сынок богатого папаши не пара моей девочке. Он мне сразу не понравился. Вернее понравился, но это-то и плохо. Она же не слушала меня, забыла все, что ей с детства внушала бабушка, предостерегая от ошибок. Куда делась моя умная, скромная девочка… Она влюбилась в этого мажорчика на дорогом автомобиле и потеряла голову. Он же наиграется и выкинет, а она… как я… Что там у них могло случиться?

Телефон продолжал работать, и я услышала, как перепуганная дочка упомянула бандитов. От страха у меня все похолодело внутри. Кровь грохотала в висках, я могла только стоять на ставших ватными ногах и слушать. От шума, похожего на выстрел, сердце пропустило удар. Я услышала еще выстрел и крик Маши… Звонок оборвался. Пикающий телефон выпал из рук, я медленно сползла по стенке на пол.

Машка… Машка…где ты… что с тобой… куда звонить… в полицию…

Тыкала пальцем, но автоматический голос сообщил, что линия занята. Попыталась снова, от волнения меня трясло так, что пальцы каждый раз попадали не туда. Чувствуя, как горло перехватило железным обручем спазма, вскочила и рванула за ингалятором. Теряя сознание, добралась до комнаты. Брызнув, тяжело опустилась на стул, бессильно глядя на букет роз в новой вазе. Вспомнила представительного, в дорогом костюме мужчину, разговаривавшего с Максом на стоянке. Виктор Селиверстов… Вот каким он стал… Маша говорила, они с Шалым деловые партнеры. И он обещал ей помочь… даже визитку свою дал…

Решение пришло само. Я достала смятую визитку и решительно набрала Виктора.

Глава 11 Переживательная… или «Часть жизни вы думаете, что только любовь может наполнить вашу жизнь светом, или разрушить её, а потом… вы становитесь матерью»

Абонент не отвечал слишком долго. Я уже стала сомневаться в собственном решении просить помощи по сути у чужого человека, давно ставшего незнакомцем. Я даже засомневалась, тот ли это Виктор, которого я знала. Может, мои собственные глаза сыграли со мной злую шутку. И уже хотела отключиться, попробовать вновь дозвониться до полиции, когда гудки резко смолкли, и усталый голос спросил:

— Селиверстов слушает…

Невольно отметила изменения: голос стал ниже, грубее, чем я помнила, исчезли бархатные нотки, на которые когда-то отзывалось мое неискушенное тело, появилось незнакомая мне властность, прибавилось раздражение. Своим звонком я отнимала его время, время делового и очень занятого человека. Если сейчас ничего не скажу, он просто отключится. И как на грех у меня вылетели из головы все слова и объяснения.

Совершенно растерялась, не понимая, лучше поздороваться или сразу рассказать о беде с дочкой. Сглотнув ставшую вязкой слюну, выдавила из себя:

— Виктор… это Аня, Анна Ершова, — чувствуя, как гулко бьется сердце, со страхом ждала его узнавания

На той стороне молчали, ожидая продолжения от меня. Я растерялась, не готовая к такому. Не могла понять, что я для Виктора значу совсем не тоже самое, что он для меня.

— Анна Ершова… Не знаю такую. У вас минута, Анна, чтобы объяснить мне в двух словах причину звонка, — сухой тон ответа резанул слух.

Он не узнал меня. Совсем не узнал ни по голосу, ни по имени. Забыл, вычеркнул из памяти навсегда, точно ничего между нами не было. Но как же так… Если не помнит, то не станет помогать, отключит связь…

Растерянный взгляд метался по комнате и уткнулся в розы, навязчиво цепляющие взгляд.

— Я мама Маши. Ершовой Маши — Он молчал. Имя дочери ему ни о чем не говорило, как и мое: — Маша подруга Максима Шалого. Вы с ней знакомы. Подарили ей вчера букет роз, — напомнила ему.

Сердце сделало два удара, пропустив третий. Виктор вспоминал подругу Макса. Если он гулялка в папашу, как пишут о его отце, то Селиверстов вряд ли ее вспомнит.

— Ах, Маша, которая «не-Аня». Помню. Девочка с волосами цвета жвачки. Почему звоните мне? У меня ее нет, если вы ищите. Мы с ней всего лишь знакомцы. Случайные. И букет — это всего лишь извинительный жест. В ресторане я помешал ее свиданию с парнем, — отчитывался Виктор.

В голосе сочувствие мне, матери непутевой дочки.

Ну, да ему-то не знать, чем эти ужины в ресторане заканчиваются. Он сказал свидание… У Машки с этим богатым сыночком. Так он ее уже по ресторанам водит. Ну, доченька! Попадешься ты мне… но сначала найдись… Найдись и слова не скажу… обещаю…

— Вы сказали Маше, что поможете. Ей нужна помощь, — не давая ему шанс отказаться, набрала в грудь побольше воздуха: — Я звонила ей минут пять назад. Она была с этим Шалым. Она сказала ему, что их преследуют бандиты… Я слышала выстрел и ее крик.

Голос у меня сорвался, я закрыла рот ладонью, чтобы Виктор не слышал рвущихся наружу рыданий. Он не выносил, когда я ревела.

— Точно выстрелы? Где это было? Где они, она сказала? — Виктор даже не упомянул полицию.

— Я не знаю где. Они ехали в машине корила себя, что не поинтересовалась у дочки, куда они направляются, — хотя, погодите, мальчик называл девяносто седьмой километр то ли Щелково, то ли Щелкуново… Что-то очень похожее…

— Хорошо. Я понял. Я свяжусь с Шалыми. Машу мы обязательно найдем. Как только что-то узнаю — перезвоню. Попробуйте ее набрать еще раз и узнать, где она сейчас.

Он отключился. Я тут же перезвонила Маше трижды, но на звонок никто не ответил. В голове рисовались картины одна страшнее другой. Истерика снова накрыла с головой. От слез ничего не видела. Руки тряслись. Сжала пальцы в кулак и выдохнула, успокаиваясь. Такая, бьющаяся в истерике, я дочке не помогу.

Наконец, кое-как совладав с руками, набрала номер полиции и сделала дежурному заявление о пропаже, которое у меня не приняли. Дочка совершеннолетняя вправе не отчитываться перед матерью. Она не исчезла, а звонила всего пять минут назад. Была жива и здорова. Вот если не вернется через три дня домой — тогда ее начнут искать. Выстрелы и упоминание дочкой бандитов дежурный не принял всерьез. По его версии парочка гуляет, с хлопками открывают и пьют шампанское, а моя пьяная дочка решила подшутить над докучливой мамашей, устроив представление.

Доказывать, что Маша не такая бессмысленно. И я не докучливая мамаша и истеричная идиотка, чтобы спутать хлопки пробок и выстрелы. Маша точно кричала от страха. А не визжала от восторга. Сейчас я не смогу ничего доказать твердолобому мужику.

Снова набрала ее номер, телефон оказался вне зоны доступа. Или отключен, или села батарея.

Для меня потекли ужасные минуты ожидания. Поставила телефон на зарядку и следила, как на экране сменяются цифры. Мысленно считала секунды. Как и обещал, Виктор набрал меня. Вышло чуть раньше срока. Секунду я медлила, глядя на светящийся экран, испугавшись новостей. Усилием заставила себя принять вызов.

— Да… Виктор, что….?

В динамике завизжали тормоза, резкий звук сигнала ударил по ушам. Мужчина негромко выругался, не торопясь с ответом. У меня сердце остановилось, пропуская удары.

Телефон ходуном ходил в дрожащих пальцах. В глазах темнело. Глубоко вдохнула, боясь сейчас упасть в обморок. Фоном слышала шум автострады, резкие гудки клаксонов — «музыку» переполненной автомобилям окружной столичной дороги. Хотела знать, что с Машей, и боялась услышать самое страшное.

— Брошенную машину Шалого нашли в ста километрах от Москвы. Его отец и я уже выехали. Он поднял по своим связям всех. Аня, ребят обязательно найдут. Местная полиция их ищет. С вертолета. Собаки след не взяли.

— Брошенную машину… их найдут… — повторила за ним, с трудом воспринимая смысл его фраз: — Они не в машине… Где дети? Где моя Маша?! — крикнула, не сдерживаясь.

— Машина попала в небольшую аварию. Их пока не нашли: — По голосу было понятно, что Виктору неприятно сообщать это мне. — Шалый перевернет все вокруг, но своего сына найдет…

— Сына… вы сказали сына… Ну, конечно, своего сына он найдет. Он наследник и великая ценность, а моя Маша…? Она обычная девочка и никому не нужна. У меня даже заявление полиция не приняла! — в отчаянии крикнула в трубку. — Я же предупреждала ее не связываться с ним. Мама точно чувствовала, что с Машкой что-то не то — отправила меня. А я снова… Что будет с моей девочкой?

Шалому точно незачем беспокоиться о глупой девчонке, связавшейся на свою голову с богатеем. О ней переживать не будут. Главное найти наследника империи. Это Макса похитители будут беречь, если нужен выкуп. А Машка… мне же не заплатить… Что будет с ней?

Я представила, что бандиты могут сделать с восемнадцатилетней девушкой, и завыла от бессилия как-то помочь и страха.

— Аня, Аня, вы слышите меня? — сквозь пелену отчаяния до меня донесся голос, звеневший сталью. — Успокойтесь, я найду девочку. Обещаю вам!

От бессилия что-то сделать, от страха за своего ребенка, от собственного чувства вины, я мало понимала, что он мне говорит. Отвечала, не думая, что говорю сама.

— Обещаешь? — вспомнила, как двадцать лет назад тот же человек обещал мне всегда быть рядом. — Ты вернешь нашу дочку? — даже не заметила, как проговорилась.

Он клялся в вечной любви и верности и обманул, с моей же одногруппницей Маринкой. Я не верила ни одному его слову.

— Обещаю, — твердо заявил Виктор и отключился.

Обхватив себя руками, покачиваясь из стороны в сторону, я ждала звонка от Виктора. Память услужливо вернула меня на почти двадцать лет назад, когда я так же ждала его звонка в комнате в общежитие, прожигая взглядом мобильник. Перепуганная, зареванная, только узнавшая о беременности, ждала его звонка. А позвонила подруга Маринка, обещая "улетную" новость, потом явилась с фото Виктора, пишущего заявление в ЗАГС. И фото самого заявления тоже. Обзывала меня грязными словами, требуя отстать от ее почти мужа.

Глава 12. Объяснительная… Или «В принципе мужик бесится в двух случаях: — когда с ним не та… — и когда та не с ним…» (И. Охлобыстин)

Внедорожник, идущий впереди, резко сбросил скорость, и лобовое стекло изрезали частые трещины. Раздался грохот. От толчка меня резко кинуло вперед на панель. Ремень безопасности болью ожег грудь. Лицо влетело в упругую ткань. Рядом испуганно закричала Маша. Машину тряхнуло еще раз, и она замерла. Пошевелился, пытаясь подняться. В висках и груди пульсировала боль. Меня мутило.

«Маша!»- обожгла мысль о подруге.

— Маш, ты как? — выдавил из себя, фокусируясь на безвольном теле, распластавшемся на сидении рядом.

Тело девушки, потерявшей сознание, медленно съезжало вниз. Я потянулся поддержать ее, когда дверцу с моей стороны резко рванули. Две руки легко, как пушинку, выдернули из салона. Не успел я трепыхнуться, как плечо обжег укол. Тело наполнила ватная тяжесть. Сознание уплывало, последнее услышал:

— Этого берем с собой. От девки избавьтесь.

* * *

— Макс, Макс, Макс…

Боль набатом ломилась в виски, меня трясло. Вернее немилосердной рукой трясли за плечо, приводя в сознание. Женский голос верещал на верхней ноте, бесконечно повторяя мое имя. Я с трудом разлепил веки. Яркий свет больно резанул по глазам. Виделось все точно через мутное стекло. Светлое пространство, в нем скользят темные силуэты людей. Один наклонился надо мной. Тонкий аромат дорогих духов обжег болью узнавания. Я сам их дарил ей когда-то. Поморщился, с трудом различая абрис человека, склонившегося надо мной. Закрыл глаза, чтобы не видеть ее… предательницу. А ведь любил же… тварь продажная…

— Отвали от него, мля, — недовольно проворчал мужчина. — Сирену выключи, задрала орать!

— Нет, он должен все это подписать! — истерично взвизгнула Снежана. — Он сейчас очнется и подпишет все документы на собственность. Я отсюда без его подписи не уйду. Мы так договаривались с вашим главным. Где, кстати, он?

— Слушай, мамзелька, пасть захлопни и визжи свиньей, — грубо оборвал ее сипловатый, прокуренный мужской голос. — Или рот тебе по другому закрою. — И точно обращаясь к кому-то другому, добавил: - Сигнала от Старшого ждем и валим.

— Ты не посмеешь меня пальцем тронуть. Я тебе не какая-нибудь вокзальная потас..уха! — взвизгнула рассерженной кошкой Снежана.

— А вот мы и проверим, — глумливо отозвался новый голос. — Красивая. Чистенькая шлю. ка для богатых. Поработаешь для меня? У меня таких никогда не было.

— Ты не посмеешь! — зашипела девушка. В ее голосе слышалась плохо скрываемая паника. До Снежаны дошло, с кем она связалась. И что ее может ждать. — Лапы убери! Убери, сказала!

— Чирь, полегче там. На нее распоряжения не было. Нам неприятности не нужны, — предупредил Сиплый.

— А мы полюбовно договоримся. Да, кисуля? — Чирь глумливо захихикал.

— Нет! — взвизгнула девушка, и каблучки дробно застучали о деревянный пол, удаляясь.

— Чирь, мать твою! Угомони эту тварь! — рявкнул Сиплый, видимо главный у этой шайки: — Супонь, проверь парня. Не нравится мне, что он все еще в отключке. Долго он. Не откинулся ли часом…

На меня пахнуло терпким запахом дешевого табака, плохо мытого тела и перегара. Липкие пальцы щупали на шее пульс. Выдавая себя, закашлял, пытаясь отвернуться.

— Очнулся вон… Норм все. Че ему будет? — донеслось глухо, как из толщи воды. От крепкого амбре Супоня вновь запершило в горле- Живучий суч..нок, — восхитился тот же голос. — Тачка у него зашибись!

— Супонь, хавало завали. Старшой велел убедиться, что пацан жив, и валить нах отсюда. Скоро тут будут псы его папашки. Этот зверь, никого не щадит. Если не хочешь, чтобы тебе мозги выпустили погулять — подгребай зад и валим..

Сиплый не успел закончить, как раздались два негромких хлопка. Мат и крики тут же наполнили пространство и мою несчастную голову.

— Этот готов, Роман Алексеевич, — услышал родной голос заместителя отца, сквозь громкие стоны и маты. — Куда их?

— Вытряхнуть все, что можно, и как обычно, — отец легко распорядился парой чужих жизней. — Сынок, Макс, ты как? — Я почувствовал, как шеи коснулись холодные пальцы. — Доктор! — рявкнул, выходя из себя, отец. — Брось этот мусор и помоги моему сыну!

Крик и стоны затихли, гул человеческих голосов стал отчетливее, заглушая отдаленный грохот и крики. В помещение со мной оставались люди. Попытался подняться, слабые руки подломились, и я рухнул обратно. В воздухе стоял едкий запах пистолетных газов, едва уловимый любимой туалетной воды отца. От мужчины, оттянувшего мне веко, ощупавшего плечо в месте укола, пахнуло дезинфектором. Приоткрыл глаз, но разглядел лишь зелено-коричневое пятно камуфляжа. Такие же пятна перемещались поодаль. Я потер кулаком глаза, пытаясь восстановить зрение.

— Макс, слышишь меня? Где болит? Как себя чувствуешь? Голова как? Не кружится? Тебя не тошнит, когда встаешь? — посыпались вопросы.

— Нормально… Глаза немного болят и пить очень хочется.

Только сейчас заметил, что меня мучит жажда. Ладонью стер неприятные ощущения от прикосновений чужого человека. С детства не любил осмотры у врачей. Губ тут же коснулся край бутылки, и пара капель воды смочили сухое горло. Я перехватил рукой и жадно, проливая часть на себя, выпил почти все. Сквозь приоткрытые щелки глаза разглядел сухопарого мужчину лет сорока, роющегося в медицинском чемоданчике. За ним бледного и хмурого отца, глядящего с тревогой на меня. По комнате ходили люди в форме с оружием, переговаривались по рации.

— У него обезвоживание, — констатировал доктор.

Мне важно было передать все сведения, которые удалось узнать. Во-первых, главного предателя. Идиотку, которая навела.

При мысли о Снежане внутри разгоралась ярость. Если с Машей что-то случиться, я ее лично удавлю. Змеюку подколодную… И пригрели же…

— Отец, это Снежана. Савельева Снежана заказала меня. Слила куда еду, что буду один, без охраны… Хотела себе мои рестораны… Она была тут, трясла документами, требуя подписать.

— Савельева? Которая по связям с общественностью? — уточнил отец, сделав доктору знак помолчать.

— Она, — подтвердил я.

Отец кивнул, отошел, набирая на ходу номер. Я напрягся, уловив среди гула незнакомый голос, произнесший знакомое имя «Маша».

— Мария Ершова в доме не обнаружена. Прочесываем лес в квадрате… — он произнес цифры, а я похолодел, только сейчас вспомнив про Машу.

— Что с ним, доктор? — отец ждал результатов моего осмотра.

— В целом порядок. Сотрясения нет, но в любом случае нужно понаблюдать. Лучше к нам в стационар на ночку. Там и понаблюдаем, и анализы возьмем…

— Отец, что с Машей? — перебил врача, рывком сел, стиснув зубы от боли, прострелившей грудину. — Ее нашли?

Опустив голову, ожидал пока пройдет приступ внезапно нахлынувшей слабости. Отец медлил с ответом, хмурясь еще сильнее. Доктор отводил взгляд, делая вид, что занят содержимым своего чемоданчика.

— Ее ищут…

У меня оборвалось все внутри. Хотелось орать и громить все, что под руку попадется, бить стену кулаками. Если с Машкой что-то случиться, я сам, лично придушу Снежанку…

* * *

Повязка туго стягивала глаза, больно прихватив пряди волос. Руки за спиной связанны и кисти рук давно затекли. Подгоняемая сзади тычками в спину, шла, не видя куда, часто спотыкаясь о выступы. По голым ногам хлестали, царапая кожу, ветви. Пахло лесом и сыростью. Вокруг тучами вились и зудели комары. Моему конвоиру от них тоже доставалось. Слышались шлепки по коже и частый мат. Я поняла, что меня ведут в лес. От страха сжалось сердце. Ткань на глазах стала влажной от слез. Я всхлипывала, представляя самые страшное, что меня ожидает. Глухой лес, рядом никого, только я и бандит, один из тех, кто вел нас в машине. Может это тот, кто стрелял по окну.

— Стой! — скомандовал он.

Я замерла. Тяжело дышала, чувствуя, как сердце бьется где-то в горле. Понимая, что пошли мои последние минуты жизни, повернулась к мужчине и тоненько запричитала, пытаясь разжалобить:

— Дяденька, дяденька, — всхлипнула я, — отпустите меня. У меня мама одна, больная. Я ничего плохого не делала. Я жить хочу. Па-а-ажалуста-а-а… — заплакала в голос, повторяя как мантру: - Отпустите, пожалуйста… Отпустите…

Мужик грубо выругался, послал какого-то Старшого на три буквы и пообещал себе завязать. Он, дескать, не нанимался детей мочить.

— Вали нах отсюда… Давай, д..ра малолетняя, — пошипел раздраженно мужчина, лезвием чиркнув по веревкам на запястье, и толкнул в плечо- Скажи спасибо, что дочка у меня такая же, а то бы…

Не удержавшись на ногах, я упала на бок. Негнущимися пальцами, стянула с глаз повязку, зажмурилась, привыкая к неяркому полумраку лесной чащи. Глаза с трудом различили кромешный сосновый лес, заросший плотным кустарником, и тропку, петляющую между деревьев. От меня торопливо убегал коренастый мужчина, одетый в черную кожаную безрукавку и черные джинсы.

— Куда вы меня привезли? Где я? — крикнула ему в спину.

— Спросишь у волка, Красная Шапочка…

Глава 13. Тревожная… или «Все, что ты любишь, всегда к тебе возвращается»

Я, кажется, задремала, и очнулась, когда громко трезвонил телефон. Темно вокруг, только светящийся, голубоватый прямоугольник экрана елозит по столу. Секунду соображала, что происходит, почему вокруг так темно. Реальность жутким кошмаром навалилась всей тяжестью. Болело затекшее тело. Не посмотрев, кто звонит, схватила девайс плохо гнущимися пальцами:

— Да…

— Аня, спала что ль? Чего не берете трубку? Ни ты, ни Марьяша. Случилось у вас что? Я жду, жду, — в знакомом ворчании матери слышалось привычное уже обвинение.

Перед глазами как живое встало ее лицо: худощавое, с поджатыми губами и глазами, в которых вся вселенская скорбь и осуждение. Забыла, что должна была отзвониться вечером и отчитаться, как прошел день. С отчетом опоздала, судя по времени, на полчаса. Но мама из такой малости может устроить Суд Линча. После того, как Маша пыталась побриться на лысо, она больше ее не дергала, все свое негодование перекинув на меня. Двадцать лет упреков по любым мелочам. Кто-то испортит ей настроение, но вежливая до зубовного скрежета мама и слова худого не скажет виновным, припася негатив для меня. Соседка нагрубила или кошка истоптала ее клумбу — во всем и всегда виноватой оставалась ее непутевая дочка. С возрастом она начала придираться все чаще, а улыбку и хорошее настроение я замечала все реже.

Внутри все вспыхнуло от обиды и протеста. Но я по старой привычке выдохнула, медленно посчитала до пяти, стараясь выкинуть ее слова из головы и не думать. Сейчас получилось легко. От страха за Машу, накатывающего волнами, сжималось все внутри. Но я взяла себя в руки, и стараюсь отвечать довольно бодро, пытаясь себя не выдать.

— Все в порядке, мама. Я задремала.

— А Марьяша? Она где? Гуляет так поздно? — ее голос стал суше.

Мысленно она уже обвиняет внучку, еще не узнав правду. Как знакомо, и как это обижает. Особенно сейчас. Мне так нужна поддержка, но от мамы я ее вряд ли дождусь.

Не собиралась говорить матери правду и выслушивать тонну упреков, что я оказалась плохой матерью, не углядевшей за дочкой. Упреки справедливы, но у меня совсем не осталось душевных сил. Я сама себя казню, и она не добавит больше, чем есть. Маше это не поможет, а маме может стать плохо. И Виктор может позвонить с новостями, а линия занята.

— Она сейчас купается. Сегодня прошла собеседование. И завтра ей на работу в офис. Нужно привести себя в порядок… волосы перекрасить в родной цвет, — выкрутилась я. — Дресс код обязывает.

— Там так строго? Это очень хорошо. Значит, приличное место. Не шарашкина контора, — голос мамы потеплел. — И что за должность? Не говори, что она секретарша из этих… профурсеток.

— Нет. Она будет работать по специальности. Помощником юриста.

— Хорошо-то как… И заработает и стаж пойдет, — мама тут же начала прикидывать выгоды. — А покажет себя хорошо, рекомендации дадут. А может и в этой конторе оставят… А что за компания, Ань? Нефтяная или газовики?

— Строительная… Мам, у тебя все хорошо? — Разговор пора было сворачивать, и сегодня это получиться легко. — Ты таблетки от давления приняла?

От хороших новостей у мамы поднялось настроение. Ей теперь есть чем похвастаться подругам. Как же, внучка-умница делает карьеру.

— Да что мне сделается. Я всех переживу, — от маминой «вечной» шутки у меня похолодело внутри.

Пока я еще была в состоянии говорить с ней, а не только захлебываться слезами, начала прощаться.

— Хорошо, мам. Я побегу. У меня там жаркое подгорает, — ляпнула первую попавшуюся отмазку: — До завтра. Я обязательно позвоню.

— Вот сколько раз тебе повторяла, что на ночь жаренное нельзя. Несварение получишь, и кошмары будут сниться, — она завела старую песню. — Сама неправильно ешь и дочку плохому учишь.

— Все, мам, целую…

Я быстро отключилась, и тут же пожалела. Тишина обступила со всех сторон, а с ней вернулся прежний кошмар ожидания. Пусть уж лучше меня ругает мать, чем эта пытка. Надо себя чем-то занять, пока жду новостей. Или я так с ума сойду от неизвестности.

Прихватив телефон, поднялась, вышла из комнаты, удивляясь, что любопытная хозяйка так и не появилась за все время.

Коридор погрузился в темноту. Я осветила фонариком унылые стены, вздрогнула, когда луч отразился от зеркала, и прислушалась. Слишком тихо. Мелькнула мысль, что бабуля отдала богу душу, а я и не заметила. Женщина в возрасте, всякое может случиться. А я была не в том состоянии, чтобы ей помочь, даже если она звала. Подсвечивая фонариком на телефоне, толкнула ее дверь. Закрытая на ключ она не поддалась. Бабуля не запиралась, беря в расчет свое положение, как призналась мне вчера. Скучающая старушка не стеснялась иной раз заглянуть к жиличкам в комнату, иногда забыв постучаться. Объяснение ее отсутствия нашлось на кухне. На холодильнике висел ярко-розовый исписанный ровным почерком бумажный квадрат. Хозяйка сообщала, что на пару дней уехала на дачу к давней подруге и соседке, жившей когда-то в этом доме.

Чашечка, а лучше две крепкого кофе мне сейчас только на пользу. Поставила чайник греться на газ и отправилась в ванную приводить себя в порядок. Долго держала пальцы под проточной холодной водой, пока кожа не покраснела, и не закололо кончики пальцев. Умылась и впервые за все время посмотрела на себя в зеркало. Сама себя не узнала в постаревшей с опухшими глазами женщине. Нехотя протащила щетку по немного вьющимся растрепавшимся волосам. От нового звонка вздрогнула, выронив щетку в раковину. Шестым чувством догадалась, что звонит Виктор. Преодолеваю секундный ступор из-за страха услышать роковое, и выдавливаю из себя:

— Да…

— Аня, хорошие новости. Нашелся Максим. Живой и здоровый. У Шалых есть все сведения о похитителях. Машу ищут и скоро найдут, — необычно громкий голос Виктора болью отдается в висках. Я молчу, переваривая сказанное. — Вы сами-то в порядке? Аня, слышите меня? Не отключайтесь, у меня звонок на второй линии.

Он что-то говорит, громко шипит ругательства… Я жду, вцепившись пальцами в телефон. Все что могу сейчас — прижимать телефон к уху и смотреть перед собой, боясь додумать страшную мысль о дочке до конца.

Кто бы сомневался, что сына миллиардера найдут живым. Максима нашелся. Он в порядке. Его отец счастлив. А моей девочки нет. Где она? Что они с ней сделали? Ищут ли ее еще? Или нашли сына Шалого и дали отбой?

Чувствую, как горячие слезы обжигают щеки. Хочется бежать, искать ее самой. Только куда бежать? Я понятия не имею, где она пропала, куда ее увезли, где держат.

— Аня, вы слышите меня? — его голос собранный и деловой.

Таким он у него становился, когда Виктор находил решение и начинал действовать. Перемена удивляет и обнадеживает.

— Да, конечно, — киваю я, вытирая слезы.

— Нужна любая ношенная одежда Маши. Ее будут искать собаки. Поищите что-нибудь, что она носила долго и положите в пластиковый пакет.

— Виктор, вы что-то узнали? Где моя Маша?

— Расскажу. Не будем терять время. Я еду к вам. Диктуйте адрес…

* * *

(от лица Макса)

В голове шумело, и ноги немного заплетались, но с каждым шагом я двигался все увереннее. Старался не смотреть по сторонам, разглядывая чужой загородный дом.

Сзади шли отец и доктор, о чем-то негромко беседуя. Следом за тройкой крепких мужиков в броне и масках спустился с крыльца. На меня тут же накинулись голодные комары. Вечерело. Глянул по сторонам, на брошенные как попало автомобили с открытыми дверцами. Подняв голову, скользнул взглядом по обступившим небольшой двухэтажный домик соснам. Сквозной невысокий забор из металлической сетки. На въезде в скрюченных позах пара неподвижных тел из охраны дома. Искореженные ворота выломаны тараном. Похоже, резиденцию брали штурмом.

Крепкая рука схватила меня за плечо, когда я направился котряду в камуфляже, быстро грузящемуся в неприметный фургон «Фольксвагена». Я дернулся, пытаясь вырваться.

— Макс, не глупи. Тебе нужно в больницу. У тебя может быть сотрясение: — Отец смотрел на меня непривычно, так как когда-то давно, в детстве, когда жалел. — Девочку будут искать, пока не найдут. Я обо всем распорядился. Лес давно прочесывают.

Эта его жалость, точно к убогому, раздражала еще больше. Как он не понимает, я не могу остаться в стороне от поисков. Я отвечаю за Машу. Она попала в эту задницу только по моей вине.

Я сжал кулаки, преодолевая желание разгромить тут все к чертям. А потом спалить. Отец бесил и голосом, и этим отношением. Считал меня немощным, требующим вечной опеки, точно я младенец.

— Надеешься, что я буду отсыпаться в палате? Считаешь меня подонком, способным бросить свою девушку? — процедил сквозь зубы, стряхнув его руку с плеча. — Я отвечаю за нее. Не держи меня!

Отец лишь сморщился на «свою девушку», но промолчал, не сделав новой попытки удержать. Он лишь сжал кулаки. Я слышал, как хрустнул пластик телефона в сильных пальцах. Отвернулся, разглядывая видную через забор темную чащу леса.

— Макс, ты сам еле держишься на ногах. От тебя мало толку, — продолжал терпеливо уговаривать отец. — И себя угробишь, и ей не поможешь.

Мое терпение, в отличие от отца оказалось не безграничным. Я уже хотел вспылить и возразить ему. Возможно, послать… домой, к жене, но за его спиной выросла тень его зама. Мне не понравилось угрюмое выражение на его всегда бесстрастном лице.

— Роман Алексеевич, ребята нашли… — он замялся, коротко взглянув на меня.

Не хочет говорить при мне. С Машей что-то? Они ее нашли?

— Что? Говори уже! — не выдержал я, делая к нему шаг, норовя вцепиться в одежду и вытряхнуть правду, но отец удержал меня.

Отец кивнул, разрешая говорить, сильно сжав пальцы на моем плече. Я весь превратился в слух. Зам точно нарочно медлил, не решаясь сказать.

— Недалеко отсюда, на выезде, нашли девушку в лесу. — У меня перехватило дыхание: — Блондинка… изнасилована… была попытка удушения. Была жива. Реанимация ее подобрала. При ней документы, — мужчина протянул отцу паспорт и права.

Блондинка… Это не Маша… не Маша… не она…

— Савельева… Снежана… Допрыгалась, — невесело буркнул отец, разглядывая фото.

Глава 14. Блуждательная… Или «В одном черном-черном лесу…»

Еще эхо его голоса звучало у меня в ушах, а ноги сами несли подальше от кошмарного места, от человека, который мог передумать и вернуться, чтобы завершить то, ради чего он меня привел сюда. Я бежала, не разбирая дороги, прикрыв руками лицо, не чувствуя боли от хлещущих веток, падала, обдирая руки и колени, поднималась и бежала снова. Откуда только силы брались. Неожиданно почва под ногой поехала. Я пыталась отскочить, но лишь нелепо взмахнула руками. Тело, повинуясь инерции и силе притяжения, рухнуло вниз. Больно приложилась бедром и ребрами о камни на жестком склоне. Трещали, ломаясь, ветки. Комья грязи залепили рот, открытый в немом крике. Несколько раз перевернувшись, я кубарем скатилась в овраг. Под плеск упавших в небольшой водоем комьев земли, замерла на месте. Выплюнула грязь, вытерев губы. В темном буераке едва слышно журчала вода небольшого ручья. Прислушалась к тишине, пытаясь уловить звуки погони, человеческих криков и лая собак. Слух не уловил ничего близко похожего. Птицы, испуганные моим шумным появлением, успокоились и вновь продолжили свои «разговоры». Я пошевелилась, и тело отозвалось тупой болью ушибов.

К счастью, обошлось без переломов. Теперь, когда я сбежала от возможного убийцы, мне нужно было решить, что делать дальше, как выбираться из леса. Сначала отдохнуть, а потом решать.

Через тонкую ткань чувствовала, как влажная, прохладная земля приятно холодит царапины и ушибы. Лицом уткнулась в широкие и мягкие листья лопуха, росшего на дне оврага. Рядом вздрагивали глянцевыми листочками кустики брусники, усыпанные нежными, розовыми колокольцами цветов. Я вдыхала влажный, пьянящий запах леса — запах моей свободы. Повернула голову, пытаясь разглядеть небо. В вышине недосягаемой отсюда смыкались кроны сосен. Меж неплотным переплетением ветвей вспыхивали солнечные зайчики. Мне казалось, я не видела ничего прекраснее. Не могла оторвать взгляд, следя за вспышками. На меня снизошло умиротворение. Ни единой мысли в голове. Двигаться совсем не хотелось. Я прикрыла глаза и дала себе несколько минут отдыха, обещая, что как только, так сразу встану и пойду искать выход из леса. Но точно не в ту сторону, куда ушел похититель. Мерзкий писк оповестил, что я не одна. Меня нашли комары. Прикрыла рукой лицо от злобных кровопийцев, решивших закончить то, что не закончил убийца. Но даже они не заставят меня немедленно тронуться с места. Когда проходили пять минут, я снова давала себя еще пять минут, и еще пять минут, пока не задремала.

Мне снился смеющийся, обнимающий меня Макс. Он был мокрый и холодный. Парень по-собачьи фыркал и лез целоваться, а я, громко смеясь, отбивалась, требуя сначала перекрасить волосы, потому что его блондин мне совсем не нравится.

— Макс, отстань, — я попыталась отстраниться от него, отворачивая лицо.

— Аф, — странно ответил блондин, все так же улыбаясь. — Аф, аф, — повторил он и заскулил.

Я распахнула глаза. Испугалась окружавшей меня темноте. Глаза быстро привыкли, различая контуры предметов. Сосны покачивались, выделяясь темными силуэтами на фоне темнеющего бархата неба. В разрывах крон мелькали редкие звезды. Сумрак окутывал дно оврага, почти сплошь заросшего кустарником. Я разглядела собачий силуэт. Среднего размера лохматый пес прямо передо мной скалил зубы, белевшие в темноте. Мне показалось, он улыбался. Или моя психика не выдержала, и я окончательно сошла с ума. Пальцы сами потянулись к морде, и пес радостно облизал мою ладонь. Я коснулась короткой шелковистой шерсти на морде, прошлась до длинного мягкого уха, вернулась, зацепив влажный нос. Псина смешно чихнула.

Спаниель или похожий на него пес. Скорее кокер. Не модная сейчас, но забавная порода веселых рыжиков. Вспомнился рыжий парень, звонивший на телефон Макса.

Страх за блондина кольнул сердце.

Как он сейчас? Живой ли? Если нас разделили, значит, его не хотели убивать. Он точно живой. Разве такие умирают молодыми? Нашел ли его отец?

Ответов у меня не было. Сама попала в ситуацию критическую, но хотя бы не безнадежную. Но как я выберусь из нее — это еще вопрос.

— Ты чей? Ты потерялся? — прошептала я, потрепав пса за ухом.

Он радостно взвизгнул и бросился вылизывать мне лицо. Я вяло отбивалась от собачьих ласк. Только сейчас почувствовала, как промок бок, и затекло давно лежащее в одном положении тело. Пальцы нащупали ошейник с подвеской в виде плоской косточки. Кончики пальцев прошлись по гравировке. Скорее всего, имя пса. Но в полумраке разглядеть все равно не удастся. У знакомых был похожий кокер спаниель по имени Арчи.

— Повезло мне, Арчи, я сегодня спаслась. Ты здесь один? Где твой хозяин? Есть, наверно, хочешь?

— Аф…

Последнее слово было ему знакомо. Ну, еще бы…!

— Я тоже хочу, — не переставая наглаживала его, радуясь, что очнулась не одна: — Жаль, с собой ничего нет. Так бы я поделилась.

Лежать больше не было сил. Солнце давно село, и я стала мерзнуть. Вода, пропитавшая землю вокруг, пропитала меня. Я чувствовала, как тело время от времени прошивала крупная дрожь. Медленно села, отряхивая волосы от веточек и травинок. Вытянула ноги и зашипела от боли в лодыжке. Падение не прошло даром. Но не критично: ушиб или небольшое растяжение. Пес тоже встряхнулся. Поднялась, морщась от боли. Потопталась на месте, прикидывая, как далеко смогу уйти на поврежденной ноге. Подняла голову, прикидывая как высоко мне лезть. Когда катилась, казалось, конца и края нет. Сейчас по моим подсчетам до верха метра четыре, максимум пять. Вот только подъем для меня крутоват. Без кустиков и выступов — зацепиться не за что. Со здоровой ногой не получиться, а с поврежденной, ночью и подавно. Я глянула на пса, крутящегося рядом. Он же как-то спустился ко мне. Или тоже свалился, подойдя слишком близко к краю. Вряд ли, слишком чистенький.

— Выручай, малыш, — попросила его: — Я если полезу, то сорвусь обратно. Слишком круто для меня. Где ты спустился? Веди…

Он шустро обнюхал кусты по близости, поднял лапу и пометил. Вернулся и сел у моих ног. Присела и погладила его, не зная, как еще передать ему просьбу. Где-то читала, что собаки выводят заблудившихся из леса. Обычно детей. А вот с хозяевами-мужчинами все непросто. Пес принимает его за главаря стаи, и ждет, пока хозяин совсем ослабнет, и только тогда уходит звать на помощь. Не хотелось доводить себя до обморочного состояния. Да и не поможет. Я псу случайный человек, он за мной спасателей не приведет.

Я раздумывала, что делать дальше, разглядывая своего лохматого друга. Пальцы с наслаждением ныряли в густую шерсть и мяли плюшевые уши. Он неожиданно замер, точно вслушался. Взвизгнул, виновато глянул на меня и потрусил по дну оврага.

Хозяин позвал. Наверное, свист услышал. Мне надо следом за ним, пес точно выведет к людям. К хозяину точно приведет.

Стараясь не потерять его из виду, я заковыляла следом. Мне не повезло. Совсем недавно тут шли дожди, и дно оврага размякло, превратившись в кашу, в которой утопали кроссовки. Пес легко обходил, отираясь у стенки, а я пыхтела, с трудом вытаскивая ноги из грязи. Метров через двадцать овраг стал шире, а его стенки ниже. Кусты стали гуще и нагло цеплялись ветками за брюки, оставляя свежие царапины. Я понадеялась, что идти осталось еще столько же, и этот крутояр сойдет на «нет». Преодоленные двадцать метров дались мне с трудом.

— Подожди, малыш, я не успеваю за тобой, — попросила собаку, трусящую впереди, метрах в трех от меня. — «Ко мне!» - вспомнила одну из команд.

Кобелек оглянулся, с деловым видом обнюхал куст, снова задрал лапу. Если и знал команды, то мои выполнять не торопился.

— Ты ведешь меня к хозяину? Нам далеко еще? — поинтересовалась, давая ноге отдохнуть.

Пес фыркнул и потрусил дальше. Я захромала следом, боясь отстать.

Глупо говорить с собакой. Она меня совершенно не понимала. Я не знала ее клички, а она не слушалась основных команд дрессуры. И все же болтая с ней мне было не так страшно. Совсем стемнело. Последние шаги шла наобум, на шорох песьих шагов.

Мы проковыляли еще метров тридцать, как мой хвостатый «Сусанин» исчез. Вот только шуршал передо мной и растворился. Точно это могло помочь, растерянно огляделась, не понимая, куда он делся. Выдохнула, понимая, что потеряла своего провожатого. Страх кольнул иголкой. Обхватила себя руками, потерла озябшие плечи, прислушиваясь, не раздастся ли где-то собачий лай. Рядом опасно хрустнула ветка. Ветерок остудил потное и разгоряченное лицо. Прикинув риски, не рискнула идти вперед в темноте, опасаясь расквасить себе нос. Прекрасно понимая, что утром я не смогу на ногу опереться, а костыля нет.

Лучше пересидеть, дожидаясь рассвета. Сейчас начинает светать рано, в три ночи. А утром продолжу путь. Куда-нибудь да выйду. Должна выйти.

Я надеялась, что меня ищут. Мама наверняка заявила в полицию, как только я не вернулась вечером, а она не смогла мне дозвониться. Но найдут ли и когда? Скорее я сама наткнусь на лесничих.

Рядом что-то темнело, похожее на камень. Я присела, подтянув ноги к подбородку, спрятала лицо в коленях, обхватив плечи руками, затихла. Глаза сами закрылись, я задремала, проваливаясь в тревожный сон без сновидений.

Очнулась от оглушительного лая моего кокера. Он прыгал на меня, пытался лизнуть в лицо. В общем, всеми способами выражал радость.

— Лакки, куда ты меня привел? — По стенкам оврага метался лучик света. — Если это кабан или лось, я тебя… — пообещал недовольный мужской голос.

Глава 15. Исповедальная… Или «Не отрекаются любя…»

Я столько раз за эти двадцать лет представляла, как мы встретимся. Сотни, может тысячи. В том, что это случится, никогда не сомневалась. Помнится, героиня одного фильма придумывала речь, хотела похвастаться достижениями. При чем здесь достижения? Мужчина оставляет женщину, ради другой женщины, а не меняет одного передовика производства на другого. Виктор бы не оценил мои способности конкурировать с мужчинами в бизнесе. В женщине он всегда ценил женское, но высшего качества.

Получается, я не дотягивала, а Маринка в самый раз. Стукачка и приспособленка. А еще выпить любит. И пусть ей, он уже давно живет не с ней. Это я знаю наверняка от общих знакомых, как и он, что я родила дочку и не замужем. Знаю, что спрашивал обо мне. Узнал про дочку и потерялся.

Когда услышала об их разводе — точно отпустило. Она своего «долго и счастливо» так и не получила. Разрушив мое счастье, своего не построила. Я не злорадствовала, но у меня точно крылья выросли. Моей задачей стало сохранить молодость и красоту для нашей с ним встречи. Тонкую талию и красивую улыбку, что так нравилась ему. Виктор при встрече должен увидеть невероятно красивую и беззаботно-веселую женщину.

Все эти годы я сохраняла фигуру и молодость лица, тратя на это почти все, что зарабатывала. В магазинчиках присматривала себе модную одежду, ловя на мысли, что ориентируюсь на вкус Виктора. Это не зависимость от мужчины, это я оказалась глупым однолюбом. Все это про себя поняла сразу, потому никогда не морочила голову другим мужчинам.

Посмеши Бога — расскажи о планах. И сейчас на меня из зеркала смотрела постаревшая, с опухшим лицом и красными веками женщина. Ни прически, ни веселого беззаботного смеха. Именно сейчас мне было глубоко наплевать, как я выгляжу. Для меня перестало иметь значение, что обо мне подумает Селиверстов.

В корзине с грязным бельем нашла Машину футболку и засунула в новый пакет. В ожидании Виктора надела плотные джинсы, которые прихватила, не понадеявшись на столичную жару, удобные кроссовки и ветровку. Чем сходить с ума дома и ждать его звонка, поеду с ним на место и буду в курсе поисков. У Виктора могут случиться другие срочные дела. А я мать, и это мое дело.

Машу найдут голодной и замерзшей (о худшем я думать не хотела), и он, скорее всего, не ел, пока узнавал про Машу. Нужно сделать кофе в термос, бутерброды и побольше. В любом случае занять себя хоть чем-то, пока жду.

Я отправилась на кухню готовить и ждать Виктора. Ждала звонка в дверь, но он вошел сам. Появился призраком в дверях, когда дорезала купленную накануне колбасу. Задумавшись о своем, вздрогнула от звука его голоса. Оказалось, я забыла закрыть дверь.

— Это вы, Аня, мама Маши? — я подняла взгляд на свою любовь, и своего бывшего мужчину. Он смотрел прямо на меня, не узнавая. В зареванной женщине он без труда определил потерявшую ребенка мать, а свою бывшую девушку так и не узнал… Сейчас это не важно: — Я предупреждал, но вы не слышали, как я зашел. Я там у вас туалетом попользовался. Это ничего?

— На здоровье, — ляпнула, что пришло в голову. — Вот я собрала, что вы просили, — протянула ему пакет. Вздрогнула, когда его пальцы коснулись моих. — Виктор, вы что-то еще узнали про Машу? Расскажите все. Зачем нужна ее одежда?

Он прислонился к дверному косяку, точно тяжело было удерживать тело. С полминуты разглядывал мое лицо и покивал, соглашаясь.

— Узнал. Люди Шалого Романа нашли вторую машину, на которой ее увезли. Один из похитителей оставил Машу в лесу. Живую. Показал место. Собаки взяли след, ищут. Сбиваются, приходится возвращаться. Лучше с ее одеждой. И нам стоит поторопиться, пока дождем не смыло следы.

У меня отлегло от сердца. Моя девочка больше не у бандитов. Она одна в лесу, страшно конечно, но ее найдут. Обязательно найдут живой и невредимой.

— А это… — кивнула на бутерброды, — вам, дочке и вообще… люди, наверно сутки не ели. Я могу пока сесть за руль, а вы отдохнуть. Попьете кофе? — я сжала его ладонь в благодарном жесте. — Спасибо, Виктор, вы так помогаете. Что бы я без вас делала!

Его бледное, уставшее лицо с двухдневной щетиной, запавшими щеками вызывало сочувствие. Глаза провалились, под ними залегли глубокие тени. Морщины на лбу и в уголках глаз. Офисный костюм слегка помят и несвежая рубашка. Похоже, сорвался с работы, не успев переодеться.

От первого институтского красавца мало что осталось. И все же даже такой он выглядел мужественно. У меня не получалось говорить ему «ты». Мужчина передо мной не слишком напоминал Виктора Селиверстова, которого помнила я. Никакой злости, обиды на него я не чувствовала. Может потому, что он по-настоящему переживает, вторые сутки, ищет мою Машу. Не зря я сделала кофе. Ему сейчас не помешает чашка крепкого двойного американо и пяток бутербродов и сон часов на десять. Мне наверное тоже, но это все потом.

На миг он сощурился, что-то мелькнуло в лице, точно узнал меня. Даже рот приоткрыл спросить. Но так и не решился.

Наш безмолвный диалог взглядов прервался новым телефонным звонком. Виктор ответил утвердительно:

— Да, получил. Скоро буду, — он отключился и вопросительно глянул на меня: - Аня, вы собрались куда-то?

— Да, я с вами, — решительно засовывала продукты в пакет и в маленький дочкин рюкзачок. — Я не могу сидеть и ждать.

— Вы вымотаны, Аня, — он смотрел с сочувствием: — Может лучше, если ее отец поедет со мной.

Я точно на стену налетела, замерла на месте столбом. Сделала вид, что так и задумано, он меня не смутил, я просто поправляю куртку.

— Нет, ее отец точно не… у нее нет…только я и бабушка, — я замолчала и глянула на выход. Чувствовала, что еще чуть-чуть и разревусь. — Я в порядке, Виктор. Мы можем идти.

— Да, поторопимся, — кивнул он, выходя из кухни.

За считанные минуты мы преодолели ступени и дорогу к автомобилю. «Кайен» ждал своего хозяина. Виктор позволил лишь сомневающийся взгляд, но ключ отдал. Навигатор вел на юг, все дальше от Москвы. Ночная трасса, чем дальше в область, тем пустыннее и хуже освещена. Давно не ездила за рулем, уже забылось. Но тут как с велосипедом, если научился, то на всю жизнь. И училась не на космическом шаттле, как у Виктора, а на простеньких «Жигулях». Но сейчас, в страхе за дочку, точно всегда умела. Я села за руль, а вымотанный за день Виктор устроился рядом. Кофе и бутерброды уплетались за милую душу. Он жевал и просматривал сообщения, приходящие на телефон. В салоне висела тишина. Музыка не подходила под настроение, а разговоры не о чем говорить. Навстречу все быстрее летели золотистые пятна фонарей, освещавших автостраду. Небо на востоке уже светлело, обещая рассвет через пару часов.

Тишину нарушал телефон Селиверстова, взрывающийся очередным звонком, и я замирала, ожидая новостей. Но Виктор молчал. Или пугать не хотел, или новостей не было.

Отсутствие плохих новостей — уже хорошая новость. Так утешала себя, поглядывая на него.

— У вас, наверно, семья беспокоиться, куда вы пропали, — начала разговор, чтобы как - то разбить томительную тишину.

— Я недавно развелся с женой. Детей у нас не было, — отозвался Виктор, продолжая вчитываться в сводки в телефоне и жуя бутерброд с сыром.

— Почему развелись? — не отстала я, понимая, что наглею.

— Не получилось родить, а я хотел детей, — отрезал он.

Видно было, что тема ему неприятна. И будь на его месте кто-то другой, я бы даже разговор не начала, но это же Виктор. Хотелось узнать о нем все, что я пропустила за эти годы.

— Это бывает. Ребенок рождается, когда родители совсем отчаиваются. Бывает случается чудо.

Краем глаза заметила, что он смотрит на меня. Долго смотрит, оценивая профиль. Он у меня все эти годы не менялся. Все же не по себе от его взглядов. Тряхнула волосами, прикрываясь пышными локонами от пристального взгляда. От него это не укрылось. Мужчина хмыкнул и отвернулся.

— Как выяснилось, она не хотела от меня детей, — медленно, точно думал о чем-то другом, признался Виктор: - Я тогда пил много.

— Это все меняет, — согласилась с ним. И совершенно неожиданно для себя выдала: - Я родила одна. Отец ребенка, как оказалось, собирался под венец с другой. А со мной — это у него не серьезно. Он даже не потрудился сообщить мне о скорой свадьбе.

Я решила рассказать ему все, что у меня накопилось на душе за эти годы. Выложить как на духу то, что касалось только его, что давило все эти годы, не давая полноценно жить. Но получился странный диалог, совсем не похожий, на выяснение отношений с предателем. To ли мы оба были вымотаны случившимся, то ли уже слишком стары, чтобы скандалить.

— Вы расстроили ему свадьбу? Рассказали правду? Избили букетом и жениха, и невесту? — предположил он, чуть улыбнувшись.

— Нет, я уехала домой. Зачем скандалить? Тем более свадьба случилась позже. Он уже все для себя решил, когда предложил замуж не мне. Мне, как раз, он ничего не обещал, так глупости какие-то… мечты. Его родители-академики не разрешили бы ему жениться на обычной девушке.

— Так сначала вы беременная сбежали, а потом уже он женился.

Виктор пил кофе, бодрящий аромат щекотал ноздри. Навигатор предупредил про поворот. Я сосредоточилась на дороге и ответила не сразу. Ушла в сторону на развязку. Оценила его железного «коня», казалось, машина слушалась моих мыслей. Выехала на новую трассу, и вдоль обочин вновь потянулись цепочки огней, перемежающиеся с рекламными баннерами.

— А какая разница? Подруга показала фото, как он пишет заявление в ЗАГС. И само заявление.

— Это еще не доказательство, — Виктор достал сигареты и зажигалку. — Можно? Вам не помешаю? Я видел у вас ингалятор.

— Курите, — пожала плечами, чуть опуская окошко с его стороны: — А по-моему, доказательство, — упрямо возразила я.

— Во-первых, если нет лица или качество не очень, то мог быть не он. Мне, знаете, тоже показали фото моей девушки, обнимающей другого. Я смотрел на эти фото, где она счастливая вся сияла, и он тоже в восторге от… от чего узнал позже. В тот день не пошел к ней, хотя она очень просила встретиться. И на следующий тоже, но она и не искала меня. А потом она уехала в свой город. Я узнавал, что через девять месяцев родила ребенка, девочку. Но с тем парнем больше никогда не пересекалась. Я все это время думал, если отец ребенка он, то почему они не вместе. На фото они были так счастливы. Наверняка она ему рассказала про беременность…

Я поняла, что под этой девушкой он подразумевал меня. И не могла понять, что за фото он увидел. Кого я могла обнимать, да еще сиять как новая монета. Тогда я вообще не видела никого, кроме Виктора. И точно не могла обниматься с кем-то из парней. Селиверстов что-то путает. Но мозг перебирал лицо одногруппников, случайных знакомых, даже преподавателей помоложе, с кем у меня мог случиться гипотетический контакт. В памяти не было никого. Меня кто-то подставил. Оделся как я, и… Догадка придавила и без того тяжелым грузом плечи. Ну, конечно! Виталька Малышев, мой двоюродный брат. Он тогда только поступил в Москву на бюджет и был счастлив, а я за него. Приехал повидаться, а в общежитие его не пустили.

— Кто вам показал эти фото?

— Моя первая жена Марина, — произнес он, отпивая кофе.

Змея подколодная! Все-таки она подстроила нашу ссору. Вот же дрянь! И я хороша — поверила этой змеюке! Убила бы дрянь!

Руки сжали руль, представляя горло моей бывшей подруги. Хотелось вернуться в тот год и расколотить тот телефон с фото об ее пустую голову.

— А вы не подумали, что ребенок может быть вашим.

— Подумал. Вначале я решил, что она меня потому позвала, чтобы обрадовать. А на деле вышло, хотела сообщить, что любит другого. И беременна от него, — он поджал губы, отвернувшись и глядя в темное окно. — За все время она ни разу мне не позвонила. Не попросила помощи с ребенком. Если бы я был отцом вашей Маши — вы бы скрыли это от меня?

Глава 16. Скитальная… Или «Где обещанная судьба, что на печке находит? Может, я не на той печке лежу?»

— Лакки, фу! — моих покусанных и поцарапанных рук коснулись чужие пальцы. — Эй, ты в порядке? Помощь нужна?

Мужчина, хотя скорее молодой парень, предложил помощь, и этот факт сразу перевел его из позиции врага в помощники. Измученная, голодная, с притупленным инстинктом самосохранения, я не испугалась его, переведя в ранг русских «питеров-паркеров». Подняла лицо и зажмурилась от яркого света, бившего в глаза. Резко отвернулась, замахав на него рукой.

— Уберите свет. Слепит глаза. Я же ничего не вижу, — зашипела на парня лет четырнадцати или чуть старше, давшего оценить себя, осветив на пару мгновений свое лицо.

Сделала поправку на подсветку снизу, сильно искажающую реальные черты. Лицо у парня чистое, с легким пушком и еще по-детски пухлощекое. Немного оттопыренные уши и неаккуратные вихры светлых волос торчат в разные стороны. Светлые же глаза, цвет трудно разобрать в свете фонарика, смотрят с интересом и удивлением. Но фигура впечатляет вполне взрослой внушительностью.

Или он от природы такой богатырь или железо качает… лет с семи..

— Извини. Я не подумал. Я Захар… Зубов Захар, — голос у парня под стать фигуре, густой не по годам бас — А ты… заблудилась? Тут это проще простого.

Ему бы в хоре петь или батюшкой в церковь. Вон голосище какой!

Мысли у меня путались. Всплывали идиотские ассоциации и ни одной связной идеи, как быть дальше.

Захар, не впечатленный мной, разглядывал кусты вокруг, землю, довольного пса, постоянно шаря фонариком. Боялся чего-то или нервничал.

Одет он был в пятнистый костюм и высокие ботинки на шнуровке. Вполне обычная одежда для грибников или охотников. Ни корзины, ни ружья с ним не было. Ремень плотно обхватывал талию. К нему крепились кожаные ножны.

Лакки юлой крутился вокруг меня, по-собачьи простодушно радуясь, что смог меня выручить. Я наглаживала шелковистую шерсть, не торопясь вставать. Ступня побаливала, и устала я зверски. Боялась без опоры не удержаться на ногах. Надо бы в фитнес клуб записаться, прошла и пробежала сегодня не так много, а держусь еле-еле.

— Маша Ершова, — представилась парню, глядя на него снизу вверх. — Где я, Захар? Что это за лес?

Лучик метнулся по моей груди, к зияющим дыркам с рваными краями, через которые проглядывало телесное кружевное белье. Я тут же обхватила плечи и прикрылась руками. Глянула на него неприязненно.

У этих малолеток одно на уме. Мало ли что он задумал. Лакки меня не спасет, а убежать не смогу из-за ноги.

— Ты в тульской области. Поселок Троицкий недалеко, — сказал он так, точно все в мире должны были знать небольшой поселочек, потерянный на карте.

Подобное простодушие выдает сельских жителей. Я бы умилилась, но душевных сил не осталось. Странноватого парня немного опасалась. Все же ночь, а я одна. Чем он казался странным, пока не поняла. Но как-то не вписывался он в современную молодежь. Это и настораживало.

Чтобы не думать о плохом, попыталась вспомнить, как далеко Тула от Москвы. Но, увы, география не мое сильное место.

— Это сколько же от Москвы? — спросила его, пытаясь сориентироваться самой.

Он тоже молчал, подсчитывал в уме расстояние. Лакки покрутился, быстро усек, что в ближайшее время мы никуда не идем, и растянулся на моих ногах, уложив голову на лапы. Я потрепала его за ухо, прислушиваясь к лесной тишине.

А лес жил ночной жизнью. С разных сторон доносились шорохи, потрескивали деревья, точно древние старцы, ухали ночные птицы.

Захар медлил с ответом. Неужели никогда не ездил в Москву! Или он вообще не местный?

— Километров двести будет. А ты москвичка.

— С чего ты так решил?

— Акцент выдает. Вы все странно говорите на «а», где надо говорить «о».

— М-да, никогда не замечала. Нет, не москвичка. А говорю так всю жизнь, — пожала плечами.

Он и сам казался странным: говорил хоть и медленно, но правильно. Я прекрасно знаю молодежный сленг, которым пользуются его ровесники… да и мои. Он не похож на Макса, которому с детства прививают правильную речь. Но и у того случайно, но проскакивают модные словечки. А Захар точно из какого-то медвежьего угла вылез. Чувство, что он общается преимущественно со взрослыми.

Его родители к ровесникам не пускают? Секта какая-то… типа старообрядцев или староверов? Что вообще подросток один с собакой делает в лесу ночью? Я-то понятно, а он… Не нравится мне все это. Надо быстрее выбираться на дорогу, пока меня их «Ку- клукс-клан» не завербовал. Женят на Захаре, и не выберусь больше к маме и людям.

— У тебя телефон, — только дошло, что парень подсвечивает кусты вокруг смартфоном. — Можно мне позвонить? Я… потеряла свой. Мне нужно маме сообщить, что со мной все в порядке.

— Не выйдет позвонить, — насупился парень, освещая фонариком стенки оврага. — Зона тут.

— Какая зона? — похолодела я, понимая, что мои худшие опасения насчет клана старообрядцев сбываются.

— Аномальная, какая еще, — нехотя буркнул парень. — Разряжаются мобильники в три раза быстрее. Иная электроника не работает, или показывает неверно. Машины ни с того, ни с сего глохнут. Особенно которые из новых моделей.

Он осветил по дуге кусты, росшие вверху, на краю оврага. Я шлепнула по рукаву, отгоняя надоедливую мошкару. Не заметила, чтобы Захар мучился от нашествия комаров.

— Так вот же у тебя телефон в руках и светится, — кивнула я на девайс. — Значит, батарея работает.

— Этот сломан давно. Я его только из-за фонарика ношу. Мощный очень и удобно. — Он резко потушил свет, и в мою сторону прилетело флегматичное объяснение:- Заряд беречь надо. Включу, когда пойдем.

Я и не спорила, лишь поежилась, когда темень снова обступила со всех сторон. Лакки завозился на моих кроссовках, поскуливая. Нога ныла, раны и царапины саднили. Хотелось пить и спать. Мелькали мысли остаться на ночлег тут, обнять пса, чтобы согрел, и выспаться, плюнув на все. Но пережитый страх отгонял сонливость, требуя добраться до безопасного жилья, желательно своего.

— Если аномальная зона, то что тогда здесь делаешь? Это же опасно, наверно.

Я уже представила себе этого парнишку, начитавшегося фантастики, этаким горе-сталкером, ищущем ценные артефакты в зоне. Начитаются, наиграются в игры, и тянет их в опасные места. Но Захар удивил.

— Опасного тут ничего нет, кроме людей. Те разные бывают. А зона, она просто зона. Мало, кто о ней знает. Списывают на случайный фактор, — он поскреб пальцами затылок в задумчивости. С такой стороны проблему зоны он не видел. — Дядька бы сюда не поехал, если что не так. Мы тут рыбу ловим. Я, брат мой старший Игнат и дядька наш Прохор Зубов. Уже три дня тут, — обстоятельно и медленно обрисовывал мне ситуацию Захар. Наличие еще двоих взрослых мужчин насторожило. Мне, считай, повезло, что Лакки выбрал самого младшего и простодушного. Мало ли чем те двое дышат. Пока я размышляла, Захар продолжал просвещать, пользуясь свободными ушами: - Речка отсюда в двух шагах. Шиворонь. Рыбы там много. Не слыхала?

— Нет, я не любитель рыбалки. Я больше люблю грибы собирать.

Грибы и ягоды собирала с самого детства добровольно-принудительно. Бабуля обожала походы в лес. Но не просто бесцельное блуждание с любованием природных красот, а с выгодой. И пока корзинки и ведерки не наполнялись черникой и грибами, мы из леса не уходили. Ноги отваливались от усталости, тело зудело от укусов мошкары, живот сводило от голода, но нормы должны быть выполнены. Ягоды собирали мы, а бабушка искала грибы. Ее аргумент, что черника укрепляет зрение, не обсуждался. Тот факт, что очки носим все трое с глубокой молодости, и чернику едим постоянно, ее веры в лечебную силу этой ягоды не поколебал. Терпеть не могу чернику в любом виде.

— Чудно с твоей фамилией и не любить рыбачить, — хохотнул парень, не скрывая насмешки. — Так ты грибница, значит. От своих отстала. И как, много в этом году лисичек?

— Ни одной не нашла, — покачала головой. Мысленно поставила Захару двойку за такт. Я битый час перед ним хлопаю себя по голым рукам, а он не предложил куртку. — Захар, ты не выведешь меня к дороге. Мне нужно поймать попутку до ближайшего поста ГАИ.

Снова повисла пауза, и я немного занервничала. Парень молчал, и это напрягало. Успокаивая себя, гладила пса. Пожалуй, это был единственный парень, которого я сейчас не боялась.

— Зачем тебе попутка? Сейчас много всяких катается. Мало ли нарвешься еще. Игнат тебя отвезет утром прямо к дому. Ты же в Москве сейчас живешь, грибница?

— Сейчас живу и учусь в столице, — прояснила для него ситуацию. — Попасть домой было бы здорово, — кисло улыбнулась я, не видя в этом ничего здорового — А твой брат… Игнат не будет против?

— Не будет, — от внезапного появления еще одного из клана Зубовых я вздрогнула.

Лакки извинительно заскулил. Я же напряглась, не зная, чего ожидать от нового гостя. Мне хотелось договориться с Захаром. — Захар, тебя только за смертью посылать, — продолжил гость. — Дядя волнуется. Сначала пес сбежал, потом ты. — Тут же вспыхнул свет обычного фонарика, освещая сначала меня, пришлось прикрыться рукой от слепящего света. Луч метнулся на Лаки, поднявшего голову и завилявшего хвостом, перескочил на Захара, как и я, отвернувшего голову: — Ну, ясно с вами. Я бы тоже не торопился.

— Ну, все теперь… — разочарованно выдал Захар. Я услышала, как треснула сломанная им ветка. Когда луч упал на него, Захар со злостью срезал с молодой сосенки веточки ножом. Он скривился и отвернулся в сторону. — Игнат, не слепи, — огрызнулся младший. — Это Маша Ершова. Студентка, грибница и заблудилась в лесу. И ее срочно нужно доставить домой в Москву.

— Нужно, значит, доставим, — отозвался Игнат. Свое лицо он ни разу не осветил, и я понятия не имела, как он выглядит. По голосу, приятному баритону, дала бы лет тридцать. Но, как успела убедиться с младшим братом, это в случае с Зубовыми не всегда работает. — А почему такая срочность? Вы в порядке, Маша?

А по мне, страшно красивой, не видно в каком я порядке…

По голосу догадалась, что парень подошел ближе и присел прямо передо мной. Совершенно бесшумно. Вот как он подкрался, что мы не услышали. Да что мы, даже Лакки(!) Он тоже выключил фонарик. Наверное, берег заряд.

Вгляделась, пытаясь разглядеть абрис фигуры. Но ночь, как на зло, выдалась безлунная, и облака затянули звезды, угрожая небольшим дождиком. Говорить вот так, когда он тебя видел и разглядел, а ты его нет — жутко. Человек-невидимка какой-то.

— Я могу посмотреть на ваше..

— Документы? — подсказала темнота голосом Игната.

— Тоже не плохо. Но сначала посветите на лицо… себе, — попросила я.

Темнота насмешливо хмыкнула мягким голосом Игната. Фонарик вспыхнул, освещая лицо… Наверное, когда-нибудь Захар тоже станет похожим на брата. Я очень надеюсь на это, пусть красивых парней будет больше. Всегда представляла русских богатырей такими: косая сажень в плечах, русые, слегка вьющиеся волосы, большие светлые глаза, красивый излом темных бровей и чувственный абрис губ. Небольшая русая борода только подчеркивает широкие скулы и упрямый подбородок. Не хватает кольчуги. Вместо нее камуфляж, как у брата. Вот только у него пуговки трещат на широкой груди.

И почему он Игнат? Ему бы Святогор подошло больше.

Потерла озябшие плечи, мечтая о большой кружке чая с медом и лимоном и… черничным вареньем. Даже на него согласна уже.

— Налюбовались? — Он поднялся, быстро стащил куртку с плеч и накинул на меня. — Извините, сразу не додумался. Прошу вперед. Дойдем до машины, и я отвезу, куда скажете в пределах Московской области.

Я вспыхнула и отвела взгляд. Поняла, что смотрела слишком уж пристально и долго, для «просто убедиться». От волнения слишком быстро вскочила и охнула, наступив на поврежденную ногу. Скривившись, пережидала приступ боли.

— Маша, что? — ко мне кинулись оба брата.

— Ногу повредила, когда бежала от ... - прикусила язык, не став распространятся чужим людям о похищении. Я вроде как грибница-потеряшка.

Мои ноги в изорванных джинсах осветили, оценивая объем ущерба.

— Держи, — старший Зубов отдал брату фонарик. — Едем сначала в больницу, потом домой. — Он повернулся к брату. — Предупреди дядю. Объясни ему все. Фонарик отдай Маше, она будет освещать дорогу.

Мой удивленный «ах» и недовольных хмык Захара слились. Я взлетела, поднятая на руки «богатырем» Игнатом. Мужчина бережно прижал меня к себе, точно спящего ребенка.

— Спасибо, — выдохнула я, почему-то доверяя обоим братьям свою жизнь безоговорочно.

Вначале еще боялась Захара, но когда появился Игнат, страх прошел. Наверно потому, что точно знала теперь, как выглядят и ведут себя настоящие бандиты и уголовники.

Глава 17. Ознакомительная… Или «Не так страшен черт, как его малюют»

От громкого звука распахнула глаза и едва не заорала от ужаса. На меня жутко скалилась зубастой пастью огромная зверюга, лапы с десятисантиметровыми когтями целили прямо в лицо. Открыв рот в немом крике, я отпрянула и кубарем скатилась с кровати. Больной ногой задела ножку и зашипела от боли.

Огляделась и замерла, перестав дышать. Пощипала себя за руку, надеясь, что это все исчезнет. Но картинка осталась на месте. Я попала в музей мертвых диких животных. Общий свет десятка лампочек вокруг большого зеркала на потолке отключили, горело несколько слабых огоньков по периметру, бросавших от чучел длинные тени. To, что я приняла за живого медведя, оказалось хорошо выполненным чучелом.

Хищники, скалили желтоватые клыки, раззявив алые пасти, окружали меня со всех сторон. Пялились со стен, скалились, встав на дыбы. Медведь, волки, лисы, тигр, пятнистые леопарды, рысь и даже гиена.

Испуганный взгляд перебегал от одной фигуры к другой. Но самым странным, даже жутким, казалась кровать, стоящая посреди этого зверинцы. Огромная, укрытая алым атласным покрывалом, она казалась реквизитом фильма ужасов. Комната, декорированная красным, напоминала логово маньяка-садиста, помешанного на смерти. Среди его богатой коллекции не хватало лишь чучела человека. Не я ли пополню коллекцию извращенца.

Я прикусила кулак, чтобы не закричать от отчаяния. Не обращая внимания на боль, подскочила к двери и подергала. Ожидаемо заперто. Глаза бешено шарили по комнате в поисках какого-нибудь выхода или хоть какого-то оружия. Мозг отказывался верить в происходящее. Сбежав от убийцы, я попала к маньяку. Не понимала, как такой симпатичный и кажущийся надежным Игнат… Не мог он…

Вспомнила, как бережно парень нес меня по лесу, стараясь, чтобы ветки не хлестали по больной ноге, потом так же бережно усаживал в машину. Старался даже не дышать в мою сторону.

Мы ехали не долго, он успел рассказать, что родители его погибли в аварии девять лет назад, их взял на воспитание дядя, брат отца. У него под Тулой свой дом, хозяйство, работники. Бобылем остался. Первая жена умерла родами, вторая сбежала сама. Детей у него не было. Игнат и его брат заменили ему сыновей. Захар был с родителями в машине и с тех пор плохо говорит, вернее не любит общение. В школу не ходит. Дядька нанимает ему репетиторов. Как отец и дядя мечтает стать профессиональным охотником. О себе Игнат упомянул лишь, что учился на «отлично». Отслужил армию в морской пехоте. Сейчас учится в Лесотехническом университете в Питере. Не женат и не был. Упомянул, что постоянной девушки нет. Хотя я не спрашивала, помалкивая на всякий случай. Обычный разговор при знакомстве, он никак не предвещал такое завершение.

Врач осмотрел ногу, определил растяжение. Назначил лечение. Мне вкололи обезболивающее. Обработали раны на руках и ногах. Плотно перебинтовали стопу. И вернули Игнату. Он без возражений поднял на руки и понес в машину. Уже тогда меня одолевала сонливость. Похоже, мне еще снотворное вкололи. Я вырубилась, пока выбирались из больничного городка, так и не успев сообщить адрес, где живу. Кто мог подумать, что Игнат может оказаться маньяком…

Бросив ломиться в дверь, я искала окно, дергая фальшивые шторы, не зная, где за алыми драпировками его могли спрятать. Но каждый раз натыкалась на стену. Комната, похоже, вообще не имела окон. Загнанным зверьком, дрожала, соображая, что делать дальше. Когда на плечо легла чужая ладонь, дико взвизгнула и отскочила в сторону, повалившись вместе с чучелом волка.

— Ты чего, Машуль? Испугалась? — На меня с сочувствием смотрел Игнат. Он тут же бросился меня поднимать. Я оттолкнула его руки и села, опираясь на лежащего волка. Он не настаивал и отстранился сам. — Да уж. Тут, конечно, на любителя, — хозяин логова обвел глазами комнату — Но свободная кровать была только здесь. У меня не прибрано в комнате. Извини, я не подумал, что тебя все это напугает. Дядя и его вторая жена, это их комната для… ну, они любили всякое такое… — парень извинительно улыбнулся, опускаясь рядом со мной на колени: — Ты не ушиблась? Я завтрак приготовил, кофе сварил. Приглашаю.

От Игната пахло ментолом. Он успел принять душ, переодеться в джинсы и синюю футболку с коротким рукавом. Под кромкой я заметила цветное тату на плече. Хищный зверь злобно скалился. Он проследил за моим взглядом и пояснил:

— В армии сделал. Перед дембелем.

Не удержалась, обвела пальцем контур злобно оскалившегося медведя в черном берете.

Это ж сколько он терпел, пока ее набили целиком! Точно не за один раз.

— Где мы, там — Победа! — прочитала надпись.

— Девиз пехотинцев, — Игнат с улыбкой наблюдал за моими манипуляциями.

— Круто! — восхитилась я многочасовой работой мастера. И тут же по-девчоночьи сорвалась:- Очень больно было?

Подняла взгляд, ожидая ответа. Сейчас только разглядела его потрясающей синевы глаза. Ни у кого раньше таких не видела. И ресницы у него длинные и пушистые. И у бровей изгиб идеальный. Повезло же.

Заметив, что я залипла, Игнат фыркнул и поправил рукав, прикрыв татушку. Пойманная на горячем, я смущенно отвела глаза.

— Мне тоже хотелось сделать крохотную ласточку под ключицей, — ткнула себя пальцем в косточку у плеча: - Но мама только покачала головой, а бабуля сравнила меня с уголовницей, отмотавшей не один срок на зоне, — зачем-то выдала тайну, которую лучше было унести с собой в могилу.

Тогда, три года назад, не особо надеялась на разрешение бабули. Право обрезать косы получила только после того, как сдала "на отлично" физику, в которой бабуля ничего не понимала. Впервые она меня зауважала, а я, наконец, избавилась от ненавистных белокурых хвостов.

— Серьезная у тебя бабушка, — продолжал улыбаться парень.

Похоже, он первый кто ее не испугался. Или просто не осознает пока масштаб проблемы. Блин, я тут его прекрасными глазами любуюсь, а там мама с ума сходит. Вот я… Маша…

— Игнат, мне бы телефон… Мне нужно позвонить и успокоить маму, — я вцепилась в его руку. — Она очень переживает…

— Да, конечно, позвони, — он тут же достал, разблокировал и протянул мне навороченный смарт, смущенно отведя глаза.

Толи мои лохмотья, через которые просвечивало тело, смутили, то ли мой взгляд на девайс, с заставки которого улыбалась полуголая девица.

И что? Обычная девица в микро шортах ладошками пытается прикрыть силиконовую грудь.

Мне сейчас точно не до нее, я пыталась и не могла вспомнить ни одного номера. Цифры путались в голове, как бывает на экзамене. Помнила только бабушкин, который она заставила вызубрить наизусть. И периодически проверяла.

Но ей звонить — себе дороже. Я же не смогу ей соврать.

Но выбора не было, пришлось рискнуть. Дрожащими пальцами набрала и долго ждала ответа, слушая гудки.

Если не ответила сразу, то не ждет звонка, не переживает, а значит, не знает, что я пропала. Мама, скорее всего, не сообщила ей. Она и так расстроена, а бабушка… Я получу от нее по полной за все. И мама за компанию. Бабуля точно до конца дней будет припоминать, что я не послушалась ее советов и уехала кататься с малознакомым парнем на машине. Придется изворачиваться и врать. Слушать ее нотации сейчас нет ни сил, ни желания.

— Да, — услышала я до боли родной голос: — Кто звонит? Если опять опросы или…

— Бабуль, это Маша. Доброе утро! Не разбудила тебя?

— А я и не ложилась, — сварливо начала бабуля: — Я, Машенька, сегодня таки узнаю, кто выбрасывает мусор в нашем подъезде под двери, и сниму паршивца на телефон. И всем покажу, и в газету напишу, и участковому скажу… Так что давай быстрее говори, что хотела.

Мама точно не сказала, иначе не сносить мне сейчас головы.

— Я еще на работе и… задержусь до обеда. Хочу маме позвонить и предупредить, а телефон ее стерла по ошибке. Ты не скинешь мне ее номер, — выдохнула целое предложение почти в одно слово.

Вытерла ладонью выступивший от волнения пот на лбу. Поймала удивленный взгляд сидящего рядом Игната. Много он понимает. Самое тяжелое, как оказалось, это врать бабушке. Я не врала ей ни в чем и никогда. Это в первый раз.

— Хорошо. Подожди, сейчас… Ох, это он… нарушитель порядка. Я сейчас сделаю фото в доказательство, потом получишь свой номер, — бабушка тут же отключилась.

Пару секунд я созерцала экран с красоткой, понимая, что бабуля объявится не так скоро, как хотелось бы. Мелькнула мысль, что ей стоило все рассказать, и тут же пропала.

Нет, бабушке я ничего говорить не буду.

— Маш, — напомнил о себе Игнат. — Если ты закончила, может, покушаем. Стынет все. И, если хочешь, можешь рассказать, от кого ты пряталась в лесу.

— Пряталась? — попыталась сыграть удивление. — Я же эта… грибница и потеряшка.

Он легко поднялся и помог встать мне. Мы вышли из логова маньяка и тут же

очутились в комнате гораздо больше, с теми же чучелами хищников, но без кровати- траходрома и раздражающего алого цвета повсюду. Гостиная с коллекцией оружия на одной стене и трофеями на другой. Настоящий камин, декорированный диким камнем, глубокие кресла, диваны с подушками напротив камина, шкура медведя на полу, низкий столик, уставленный бутылками с алкоголем. Люстра и та собрана из оленьих рогов.

Я поежилась, чувствуя себя неуютно в доме, где так любят убивать животных ради забавы. Не просто животных — исключительно хищников. Хозяин бросал вызов только равным.

— Грибница она, угу… Ну, это ты Захару заливай. Я-то знаю, какие люди в лес ходят, — Игнат вновь оглянул мой плачевный внешний вид.

— Я тоже думала, что знаю, — вспомнила бандита, отпустившего меня.

Обхватив себя за плечи, прикрыла грудь и отвернулась. Попросить у хозяина рубашку постеснялась. Мало ли что подумают обо мне домочадцы, когда увидят в его рубашке. Рубашка хозяина на девице — это же доказательство, что ночка была бурной. Мог бы и сам что-нибудь подходящее из женского предложить, но Игнат с предложением не торопился.

И мое смущение истолковал по-своему:

— Отец, дядя, теперь и Захар — любители охоты. Тут этого добра, — он ткнул в чучела на стене, — в каждой комнате валом. Только на кухне и у меня ничего такого.

— Ты не любитель охоты. Ты рыбак? — я почувствовала слабый запах яичницы с беконом и кофе. Желудок тут же заурчал, напомнив о себе. — Вы же вроде как на рыбалке были?

— Хочешь узнать, что я люблю? Любопытная, — Он не спрашиваясь, подхватил меня на руки и понес в кухню. — Есть люблю по утрам за одним столом с красивыми девушками… Руки вымой и присаживайся.

Он не сразу опустил меня на пол, задержав на руках чуть дольше. Игнат продолжал улыбаться мне, а я разглядывать его потрясающие глаза.

— Какой романтИк, — насмешливо фыркнул женский немного картавый голос за спиной. — В логово волка забрела очередная Красная Шапочка. Какая миленькая и какая маленькая…

* * *

Зыбкое белое марево небытия рассеивалось. Я чувствовал обжигающий свет, режущий глаза даже через сомкнутые веки. Руки едва шевелились, но хоть слушались. Слабость такая, точно выкачали все силы из тела вместе с костями скелета. Ненавижу такое состояние. Ноздри раздражает запах. Запах, который не спутать ни с одним другим. Так пахнут только больничные палаты. Я снова в больнице… Так не вовремя!

— Макс, сынок, ты как?

Первое, что увидел, открыв глаза, испуганное и бледное лицо отца.

— Нормально, — выдавил из себя. — Слабость только. Где я? Что с Машей? — тут же вспомнил о потерявшейся девушке.

— Только не волнуйся так, — отец сжал обжигающе горячими пальцами мою ладонь. — У тебя был приступ. Сердце остановилось. Сейчас в норме. Не пугай меня так больше, — впервые попросил отец. Я удивленно вскинул брови, вгляделся, замечая серебро седины на висках. — Машу мы ищем. Серега это взял на себя, пока я тут с тобой. Как только что-то будет известно, он сообщит. Ты только не нервничай. Этим ей точно не поможешь…

Отец еще что-то говорил, пытался меня успокоить. Мне же виделась Маша, эти сутки или больше бродящая по лесу без еды и воды. Возможно, избитая или изнасилованная, одна где-то в темноте. Я гнал эти мысли, понимая, что отец прав. Бичуя себя, я ей точно не помогу. Остается лежать и позорно ждать новостей… Любых… И надеяться на лучшее.

— Сколько я был без сознания? Долго?

— Сейчас уже утро.

Я откинулся на подушку и застонал, осознавая и проклиная свою беспомощность и невозможность помочь любимой девушке.

Глава 18. Прояснительная… Или «Забывчивость — мое второе что-то там…»

(от лица Ани)

От неприятного ответа меня спас звонок на его телефон. Виктор раздраженно «дакнул», точно его оторвали от страх какого важного разговора. Но он быстро взял себя в руки и сменил тон. Негромко что-то объяснял оппоненту, касательно контрактов на поставки. Под его голос я задремала.

Мне снилась живая и здоровая Маша в вечернем жемчужно-сером платье в пол со взрослой прической на розовых кудряшках, такая, какой я запомнила ее на вручении школьного аттестата. Я любовалась дочкой, кружившейся в танце с… Максимом Шалым, одетым в темно-синий классический костюм. Мысленно отметила для себя, насколько красивой получилась пара. Вокруг Маши кружились другие пары, заслоняя ее от меня. Когда очередная пара, что закрыла мне вид, отошла, серое шелковое с кружевным верхом платье на Маше превратилось в белоснежное свадебное с пышной юбкой, а розовые локоны прикрыла фата. Но не только это удивило меня. Кавалером, вернее теперь уже женихом, оказался незнакомый рослый парень. Красивый молодой мужчина, и Маша смотрелась с ним рядом хрупким цветком. Но если Шалый и Маша вызывали умиление и восторг, то эта парочка — безотчетную тревогу. Я всматривалась в него в безмятежно счастливое лицо дочери, пока новая парочка не заслонила обзор. Я так и застыла, разглядев в этой паре себя и Виктора. Вначале молодые. Я в выбранном мной еще двадцать лет тому назад свадебном платье, а он в костюме с бутоньеркой. На глазах наша парочка менялась, старея. И уже я, настоящая, вальсировала в современном свадебном платье. И вел меня нынешний Виктор. Такого нежного взгляда, устремленного только на меня, я у него никогда не видела.

— Подлец! — гаркнуло над ухом голосом мамы, я вздрогнула от страха и очнулась.

Глаза выхватили золотистого цвета сруб и массивную деревянную дверь с коваными дверными петлями. Пошлись по навощенным темного дуба половицам, окнам, прикрытым жалюзи, и остановились на глубоких креслах, кожаном диване, куда меня перенес… Виктор(!) Именно его кожаная куртка прикрывала мои плечи. От нее шел терпкий запах его туалетной воды. Самого мужчины нигде не было. Я спала в одиночестве.

Так вот почему он приснился! Никакой это не вещий сон на новом месте, когда снится жених невесте. Просто надышалась запахом его туалетной воды.

Вопреки логике я закуталась в куртку сильнее, уткнувшись носом. Глаза обежали небольшую пустую комнату, украшением которой, не считая длинного дивана, была широкая плазма на стене и стеклянный столик с наполненной фруктами вазой. Глядя на румяные бочка яблок, захотелось пить.

— Проснулись, — в дверях, открывавшихся вопреки ожиданиям, бесшумно, появился Виктор.

Он небритый, с синевой под глазами от недосыпа, но бодрый и одуряюще пахнущий той самой водой. И я, красавица, с помятым лицом и нечесаными лохмами, закрывающими глаза и щеки. Из нас получится отличная парочка несвежих зомби.

— Маша как? — первое, что слетело с губ, когда его увидела. Попыталась кое-как поправить рассыпающиеся волосы, лезущие в глаза. Не получив ответа, предложила: - Виктор, можно на «ты». Так обоим проще, — решила сократить между нами дистанцию. Глупо «выкать», когда знаем друг друга давно. — Где это мы? Долго я спала? Заснула, даже не заметила когда. О Маше что-нибудь известно?

— Мы в тульской области, в одном из домиков туристического кемпинга. Это на реке Шиворонь. Не слышали? Рыбалка тут отличная. По сведению Шалого Романа в этом районе, в лесу похитители оставили Машу. Квадрат этот и соседние уже прочесывают с собаками. Я сразу же по приезде отдал ее одежду. Теперь работа пойдет быстрее. Может, завтрак? Кофе? Хотя время уже к обеду.

Ну, я и соня! Почти половину дня продрыхла. Вырубилась, и меня таскал мужик, как мешок картошки. Вот позорище! Переживающая мать и спит мертвецким сном…

— Умыться бы, — прервала самобичевание и заозиралась в поисках своей сумки.

Она нашлась сама, когда заиграла мелодия вызова. Звонила мама. И не ответить было нельзя. Я вскочила и босиком добежала до кресла, где лежали мои вещи: куртка и сумка. Нашла мобильный и успела нажать прием раньше, чем закончился звонок.

— Ань, ну как ты? Как Москва? Ты домой когда? — начала мама, не утруждая себя «приветами». — Ты не забыла купить тот крем-гель от суставов, что я заказала… И конфеты не забудь, что я люблю… И Петровне…

— Добрый день, мама, — прервала поток ее инструкций. — Я в порядке. Москва стоит. Что ей сделается? Я на днях собираюсь обратно. Про бальзам «Лошадиная сила» помню и Бабаевский шоколад не забыла, и Петровне пряников ее любимых. Скоро вернусь и все привезу. Только Маша определится с работой и сразу уеду, — отчеканила четко, чтобы не прогореть на вранье.

— Хорошо. Умница. Кстати про Машу… Ань, я чего звоню-то… Марьяша звонила с утра… рано-рано… и просила твой номер. Говорит, стерла случайно у себя в телефоне. Звонила с чужого какого-то. Это ей служебный дали, чтобы все звонки за счет фирмы?

Я сглотнула сухим горлом, качнулась и потерла грудь. Нашарила ингалятор и брызнула. Усилием воли заставила себя продолжить разговор и не сорваться в приступ.

— Маша… звонила тебе, — еще не веря услышанному, прошептала я, — с другого номера… Когда, мам? Что она сказала?

От волнения у меня совершенно сел голос. Откашлялась. Услышала шаги подошедшего Виктора. Он встал за спиной, слишком близко, и внимательно слушал. Я буквально кожей, покрывшейся мурашками, ощущала его большое тело за своей спиной.

И мне не нравилось, как я на него реагирую. Перевела разговор на громкую связь, чтобы ему было слышно, и он не вздумал прижиматься.

— Да чем ты слушаешь меня? Она хотела твой номер… Случайно стерла его в телефоне. А звонила с незнакомого, — ее раздражала моя бестолковость и необходимость повторять дважды.

— Что она хотела мне сказать? Что еще говорила? — я нервно сглотнула, не веря, что мой ребенок, наконец, объявился.

— Говорила, конечно. Передать хотела, что задержится на работе до обеда, чтобы ты не волновалась. А ты и не волнуешься, смотрю. Голос сонный… Спишь что ли? Не спи днем — вредно! Я же тебе…

— Ты ей передала мой номер? — снова прервала поток ее нравоучений, не в силах ждать его конец.

— Та забыла я, — беззаботно отмахнулась мама: — Тут такое дело… Я же подлеца вычислила. Помнишь, того, что с Нового года мусор оставляет в подъезде. Я-то грешила на Мишку-шалопута из тридцать третьей, а это… нет слов у меня приличных… Ксан Ксаныч из восьмой. Нет, ну кто бы мог подумать! Такой мужчина приличный с виду! Военный пенсионер!

— Настоящий полковник… — поддакнула я, размышляя, когда и откуда могла позвонить дочка.

— Вот-вот, полковник и такой подлец оказался, — сокрушалась мама, точно Ксан Ксаныч ее у алтаря бросил. — Вот и верь после этого людям. Я же ему, как порядочному…

— Мам, ты можешь мне переслать номер, с которого звонила Маша? Сейчас…

— А что случилось? — сразу насторожилась мама. — С чего срочность-то?

Обычно я не позволяла себе перебивать ее излияния, но вот уже третий раз нарушила правила. Такое не могло не насторожить мою недоверчивую маму. Нужно как-то усыпить бдительность и вывернуться. Посвящать ее в подробности проблемы не стала даже Маша. Это хороший знак. Будь она в настоящей опасности — она бы сказала все бабушке. Но она может не осознавать угрожающую ей опасность.

— Не могу дозвониться до нее на старый номер. Теперь-то понятно, что у нее поменялся. Попробую дозвониться на новый.

Мои невнятные объяснения полностью устроили маму. Расспрашивать подробности она не стала, отключив обычную подозрительность. Спасибо соседу Ксанычу, занимавшему сейчас все ее мысли.

— Не могу я дать. Я же фото Ксан Ксаныча сделала, когда он мусор бросал. Улики собрала. И Петровне с первого этажа телефон отнесла. У нее внук придет из школы и распечатает нам фотографии. Крупно, чтобы лицо и мусор было видно. А мы с Петровной на всех подъездах повесим. Пусть мерзавца все узнают в лицо.

В голосе мамы слышалось торжество. Зло в лице пенсионера Ксан Ксаныча было наказано, еще один день на пенсии прожит не зря.

— Это хорошо, мам, но ты сейчас перешли мне Машин номер. Ты же у Петровны?

— Нет, конечно! Чего я у нее не видела? Пеларгонии ее? Так мои лучше. И кот у нее лишайный и царапучий. Я в парикмахерской. В очереди. Так-то по записи, но тутошние девочки меня знают. А у них стационарный телефон стоит. Для клиентов бесплатно. Вот я и звоню. Тете Гале в Керчь уже позвонила. Теперь тебе вот..

Я мысленно просчитала до десяти, взяла себя в руки и снова ее попросила, стараясь не сорваться в крик. Виктор отошел на пару шагов и уже набрал номер и звонил куда-то, передавал информацию о Маше от моей забывчивой мамы. Я не прислушивалась к его отчетам и инструктажу. Мне еще предстояло убедить маму в невозможном — изменить свои планы по моей просьбе.

— Мама, ты сейчас пойдешь к Петровне и передашь мне номер, с которого звонила Маша. Слышишь? Вот прямо сейчас, не дожидаясь прически, поняла?

— Это что, так срочно? — недовольно отозвалась мама: — Я хотела с Любой из Тувы поговорить. И Александру Петровичу насчет картошки напомнить.

У нее был еще целый список, кого из родни и знакомых обзвонить. И я отвлекла ее в самом начале. Ее очередь на стрижку и покраску как раз подходила, а я ей ломала все планы. Можно было сказать ей правду, но тогда она, плюнув на мои просьбы, сама позвонила бы на Машин номер и, быть может, ухудшила и без того не лучшую ситуацию дочки. Я-то планировала отдать номер Виктору, чтобы тот узнал, кому принадлежит и нынешнее местонахождение. Если он разрешит — позвоню. Главное не навредить дочке.

— Очень срочно… Мама, очень! Пожалуйста, поторопись! — потребовала я.

— Ладно-ладно, не торопи меня, — удивленная моим неожиданным напором, она сдалась. — Иду уже…Жди звонка, — огрызнулась она и отключилась.

Шумно выдохнув, тяжело опустилась в кресло, прямо на сумку и одежду, даже не заметив этого. Уставилась перед собой, пытаясь сдержать рвущуюся наружу улыбку радости, что дочка жива и здорова. Что это было рано утром, предпочитала не думать.

— Почему ты не скажешь матери правду про Машу? — поинтересовался Виктор, присев передо мной на корточки. — Боишься за сердце? Она кажется крепкой.

Он обнял мои ладони, удерживающие телефон поверх своими и легонько сжал, выражая поддержку. Глаза шарили по моему лицу, частью укрытому волосами, пытаясь разглядеть черты лица. После отдыха и ночи, больше не напоминавшие жертву пластического хирурга-неумхи. Чувствовала, что отеки сошли, и я начала походить на себя реальную.

— Потому же почему этого не сделала Маша. Будет много крику, а от мамы нужно быстрое решение проблемы. Она из тех людей, кому лучше не знать всех обстоятельств, для их же блага.

— Ясно, — коротко кивнул Виктор, невесело усмехнувшись. — С ней, как и большинством, лучше не раскрывать все карты сразу.

Глава 19. Ностальгическая… или «Неприятное прошлое — что разбитое зеркало. Пытаясь собрать осколки воедино, можно порезаться»

(от лица Макса)

Я торопливо одевался, натягивая футболку и джинсы, привезенные отцом из дома. От резких и быстрых движений появилась испарина. По телу растекается предательская слабость. Руки дрожат как у паралитика. Ненавижу эту слабость в себе.

На столике стыл завтрак, принесенный медсестрой. Я поглядывал на телефон, ожидая звонка от дяди. Маша, где она, что с ней — это все что меня интересовало. Отец вышел сделать звонки по работе и домой. Мачеха только уехала, крутилась тут с полчаса, делая печальный вид, приехала типа навестить меня. Уверен, она просто проверяет, не обманывает ли отец ее, не ночуя дома. Еще и девчонку с собой притащила.

Австралийский приемыш, тоже Зоя, как она. Сама попросилась — соскучилась. Все дети Зои похожи на отца, а эта рыжая, глазастая, кудрявая и трусиха или немая. Вечно молчит и прячется за мачеху. Я с ней не разговариваю. Мне не нравится, как она вечно таращится на меня из-за каждого угла в доме своими карими глазищами, молча разглядывает. А заметит, что я ее увидел — линяет со скоростью звука. Ни разу не видел, как она улыбается. Может, не умеет. Странная какая.

Фамилию нашу она так и не получила. Официально мачеха только опекун. Отец и Зоя ее не удочерили. Мачеха записала на свою фамилию. Так что официально она не член семьи Шалых. Пожалуй, с этими глазами в пол лица, она будет ничего, когда подрастет. Сейчас ей пять или шесть. Лет через десять Вадос точно получит от меня в нос, если косо глянет в ее сторону.

Млин… Братья и сестра черти бесявые, эта рыжая тихушница вечно молчит, «пидороно горе» Вадос достает конкретно. В нашей семье природа явно отдохнула на детях. Ну, кроме меня, конечно.

У меня один недостаток — терпеть не могу рыжих. Спасибо брату и его постоянным издевкам за спиной отца и дяди. Теперь к нему прибавилась эта австралийка. Если бы пышные кудри Зойки хотя бы отливали благородной медью, а то морковка — морковкой. Хорошо еще не конопатая.

— Макс, ты зря поднялся. Тебе еще рано, — отец появился как всегда незаметно и тут же начал указывать, что мне делать. — Ты не позавтракал.

Я только глянул в его сторону, сдерживая рвущиеся с губ слова. Вечно он трясется надо мной, точно я хрустальный. Ничего со мной не случиться. Ну, а случиться — судьба такая.

— У меня хорошие новости, — вдруг ошарашивает отец, похоже, уже смирившись с тем, что я сегодня уйду из больницы и буду помогать с поисками: — Мы нашли Машу.

Чувствую, как отпускает внутреннее напряжение. Прикрываю на секунду глаза. Уходит страх и все те чувства, что я запрещал себе обнародовать. Оборачиваюсь к нему, секунду сверлю его сосредоточенное и хмурое лицо взглядом и жду продолжения. Но он по своему обыкновению молчит. Знал бы он, как бесят его «мхатовские» паузы. Начал — говори. Или с Машей случилось что-то настолько страшное, что он скрывает правду…

— Где? Что с ней? Она в порядке? — не выдерживаю и срываюсь. — Мля, да не молчи ты!

Один короткий и удивленный взгляд на меня, точно он не ожидал от меня таких эмоций. Сам он — глыба льда. К такому не подступишься. Его ничего не способно сломить.

— В порядке. Девушка жива и в относительной безопасности. Повредила ногу, но не серьезно. Остальное… тебе не понравится.

Мля, ну как же бесят эти его недомолвки! Ну, говори ты уже! Что с ней? Почему все нужно вытягивать клещами?

— Что с ней? Где она? В больнице?

— Она не в больнице. Она дома, — выдыхает отец. — Сейчас у Прохора Зубова. Ее нашел племянник Зубова в лесу. Такая у них версия. Но я разбираюсь. Может Зубов продался кому и навел на тебя чьих-то шакалов. Пока свидетели молчат и не колются, на кого работают Но их разговорят.

— Зубов? Какой Зубов? — меня обжигает страшная догадка. Сердце колит иголочка боли. Тонкий трикотаж джемпера трещит под пальцами. Отец отводит взгляд: — Тот самый Зубов?

— Тот самый. Макс, зря я тебе сказал. Дело давнее. Он свое уже получил, — начинает свою песню отец: — Не нервничай так или придется тебя оставить в больнице насильно и привязать к кровати.

Я невесело усмехаюсь, представляя себе угрозу в действии. Отшвыриваю в сторону испорченный свитер и натягиваю кожанку поверх футболки. Глаза предательски щипает, как тогда, в детстве, когда узнал правду. Закусываю губу, чтобы реально не расклеиться.

Это же стыда не оберешься потом. Судьба та еще шутница, мать ее… Или Зубов все подстроил? Я не верю в совпадения. Отец тоже, чтобы ни говорил.

— Вычислили где это?

— Вычислили. Под Тулой коттеджный поселок. Пятнадцать километров от города. Дом под нашим наблюдением.

— Да уж, далековато забрался. Я еду к Зубову прямо сейчас, — направляюсь мимо отца в сторону двери. — Я возьму «гелик» охраны. Предупреди своих.

— Макс, подожди, мы едем. Одного я тебя не пущу, — заявляет отец, выходя следом. — Не пори горячку, сын.

Ладно. Спорить сейчас с ним себе дороже. Может и лучше всем вместе. Один я уже наворотил, а там кто знает, чем этот Зубов сейчас дышит. Оставили в живых на свою голову.

Коридор больницы кажется бесконечным. Здесь специфический запах еще сильнее. Он точно въелся за столько лет в стены и мебель. На меня в черной куртке и без халата оглядываются. Мы быстро спускаемся лестницей — не хочу и не могу ждать лифт. В голове всплывают картинки прошлого, вытесняя страх за Машу. Мама… Мама пока еще была жива… веселая и счастливая… Мама в больнице, признающаяся, что она мне не родная…

Едва дверь больницы захлопывается за спиной, как меня оглушает. После жары резко похолодало. Сильный ветер срывает белые соцветия, гнет стволы тонких рябин, растущих под окнами больничных палат. Бросаю последний взгляд на серое здание в пять этажей. Порывы ветра треплют волосы и рвут полы не застегнутой куртки, парусом надувая ее на спине. Я ищу глазами машину отца и «гелендваген» охраны. Без охраны Шалые теперь никуда. И я, похоже, тоже. Придется терпеть «хвост». Выводы из своих ошибок я делать умею.

— Не спросишь про свой «Порше»? — отец идет вперед, показывая дорогу.

— Что с ним? — равнодушно бросаю вопрос.

Я только вспоминаю про свою когда-то любимую машину, попавшую в аварию, едва не угробившую меня и мою девушку.

— Ее приведут в порядок, не беспокойся об этом, — уверяет отец, снова отвлекаясь на телефонный разговор.

— Я и не беспокоюсь, — огрызаюсь, зная, что он меня не слышит, увлеченный разговором. — Я ее продам. Но это потом.

На стоянке новенький «бентли» охраняет пара отцовских псов в черном. Один подходит к нему с докладом. Здороваюсь с водителем и быстро ныряю на заднее сидение, отец садится рядом не спеша, полный достоинства. Вальяжно откидывается на спинку. Негромко приказывает водиле, называя какой-то местный адрес. Замечаю дорогие и стильные шмотки на нем… даже очки и те в тему.

Он же никогда особо не заморачивался с одеждой, не прислушивался к стилистам. Кроме особо важных моментов. И когда это он стал таким… Не могу вспомнить слово, вертящееся на языке. Представительным, вальяжным, импозантным… В общем, кем-то другим, но не моим отцом. Жена что ли старается, делает из него… соответствующего статусу… Так старательно, точно только его статус ее волнует. Не знает, глупенькая, только "из грязи-в князевы" подчеркивают свою статусность и внезапные большие деньги. Еще медийные личности, которым приплачивают фирмы. Такие, как Шалые не парятся дотошно из-за ерунды.

Я злюсь на свою оплошность с охраной, и мысленно выплескиваю злость на первого попавшегося человека — мачеху. Слишком уж она старается быть правильной, соответствовать… Даша не такая.

— Голодный. Больничная еда еще то удовольствие. Но на голодный желудок дела не делаются. Сейчас заедем и поедим где-нибудь вместе, — приказывает отец, но в голосе звучит просьба.

Я действительно голоден, и подкрепиться не мешает. Может тогда уйдет раздражение и предательская слабость из тела. Молча пожимаю плечами в знак согласия. Впрочем отцу мое согласие до звезды, он уже решил. Ладно, в этот раз я уступлю. Неизвестно как встретит нас этот Зубов Прохор и его компания. Отец, знаю, подготовился, и у него, и у его парней оружие и это не травмат. Я надеюсь, что все обойдется и на этот раз. Мы вытащим Машу без единого выстрела.

С этим Зубовым у нас давняя история. Не думал, что опять придется старые раны ковырять. Вернуться в момент, когда из жизни ушла радость, и закончилось детство. Точно кто-то в одночасье выключил краски вокруг, погрузив мир во все оттенки серого. Мама — это солнце в твоей жизни. Я это знаю лучше многих других. Все меняется, пустоту, где когда-то жила мама, любовь, радость, теперь заполняют страхи и чудовища. Мир раскололся, рассыпался острыми осколками, ранящими при каждом неудобном вопросе, разделился на «до» и «после»…

«Бентли» сворачивает на светофоре в город. Останавливается у одноэтажного здания с вывеской «Атриум». Водитель открывает дверцы, и мы с эскортом охраны быстро проходим внутрь. Люди, идущие по улице, пялились во все глаза, наверняка решив, что по их душу в Ступино явился сам президент, не меньше. Охрана впереди и сзади. Я сдерживаю раздражение. Терпеть не могу этого киношного пафоса, но теперь от охраны не отвертеться.

Внутри для нас уже все готово. Лучший столик, услужливая официантка и сам управляющий вышел поприветствовать лично. Точно администрацию предупредили заранее. Может, так оно и есть. Отец старается, просчитывает все наперед.

Жую, не чувствуя вкуса, грибной крем-суп, лосося на гриле и запеченные овощи.

Врачи назначили диету, и отец неумолим, выбирает из меню ресторана только полезное… мне. Себе вон даже бокал вина позволил. Но я терплю его заботу. Это лучше, чем мачеха, которая навязчиво попытается быть мне любящей мамочкой.

— Отец, с чего у вас началось с этим Зубовым? — пытаюсь отвлечься от неприятных мыслей, еще более неприятными.

Отец оторвался от стейка и секунду созерцает мое лицо.

— Дело давнее. Макс. Мы тогда еще брали особые заказы от своих, проверенных и нужных. Спортивная база отдыха класса люкс недалеко от Киржача. Тут даже был не вопрос застройки, а надавить нужно было на упрямого фермера, не желающего продавать свое поле. Надавили, наказали, и Прохор Зубов прогнулся, а потом..- отец замолчал и выпил бокал до дна.

— Авария, где погибла мама, — закончил я за него. — Зубов был за рулем… — как он признался, узнал роскошный «бугатти» Шалого. Новенький, нарочито яркий и претенциозно громкий — единственный такой в России на тот момент. Тогда еще отец и дядя «понтили». В их среде было принято заявлять о себе громко и с претензией: — У Зубова тоже кто-то погиб.

— Да, почти все. Жена беременная, брат с женой. Только маленький племянник выжил… и он сам. Мразь живучая. Я тоже много раз крутил эту историю со всех сторон.

Но нет, не мог он сознательно. Не совсем же он чокнутый из-за куска земли пойти на такое. Вряд ли он мстил. Родными бы точно рисковать не стал. Трагическое стечение обстоятельств. Отказ тормозов.

Или просто увидел черно-алый «бугатти» врага, летящий навстречу, переклинило от ярости и желания отомстить, и он пошел на таран, забыв про пассажиров.

— Стечение обстоятельств, — проговорил за отцом эхом — Значит, Маша у него?

— Да, в его доме. Но звонила она с телефона его племянника Игната Зубова. Знаешь такого? В доме только они двое.

Игнат… Маша… в доме только они двое…

Внутри обожгло ревностью.

Игната я знал, но не лично. Вадос, на тот момент увлекшийся профессионально самбо, не раз упоминал его, как одного из лучших. Недавно Игнат сдал на мастера спорта по самбо. Ленивый до занятий брат называл таких мордоворотами на стероидах. И утверждал, что сидящие на диетах девушки ведутся на них только потому, что им мяса хочется… Хм… Вот и посмотрим на «одного из лучших».

Глава 20. Признавательная… или «У судьбы нет причин без причины сводить посторонних»

(от лица Маши)

Жгучая брюнетка щурила слегка раскосые лисьи глазки. Уперев руки в бока, она с неподдельным интересом во взгляде дотошно разглядывала на мне каждый сантиметр. Точно пыталась найти что-то такое особенное, но не находила.

По лицу скользнуло разочарование и досада, будто шкатулка с тайнами, на которую она убила много времени, так и не открыла ей свои секреты. За время жизни в столице я привыкла, что одни люди и их большинство в упор меня не видят, другие рассматривают как под микроскопом, но ее пристальный интерес вызвал спонтанную антипатию. Мне захотелось сбежать от ее внимания куда подальше.

При взгляде на гостью тень досады прошла по лицу Игната. Он молчал, глядя на брюнетку, точно ждал от нее объяснений или решал, как лучше поступить. Уловив сомнения хозяина, гостья почувствовала себя хозяйкой положения.

— Сожалею, что помешала голубкам ворковать, — притворно посетовала она.

По голосу было ясно, что девушка ничуть не сожалеет, а рада мешать дальше. Хотя не понимаю, почему она решила, что мешает Игнату и мне. Приняла меня за его девушку на том основании, что он держит меня на руках. Логично. Мне странно другое: при встрече они не поздоровались, точно продолжают прерванный разговор. На любовников не очень похожи. Игнат даже не дрогнул, когда она появилась. Кто они друг другу? Бывшие?

— Дядя будет к вечеру, так что ты рано явилась, — равнодушно сообщил хозяин, без интереса разглядывая гостью.

Едкий запах подгоравшей пищи пощекотал ноздри. Я и Игнат рисковали остаться без завтрака. Он тоже оглянулся в сторону, где горел его шедевр, но с места не сдвинулся. Гостья, если и почувствовала гарь, виду не подала. Глупая ситуация, Игнат ведет себя странно, еще немного и спалит дом. На мои попытки освободиться и спасти завтрак, парень лишь крепче прижал к себе.

— Я не к Прохору, я к тебе, — обрадовала брюнетка. Она снова прошлась по мне взглядом. Ей явно не нравилось, что хозяин в меня вцепился. — Не познакомишь нас?

Минуту Игнат колебался, но послушно произнес:

— Маша, это Рита… Рита, это Маша, моя гостья, — он тут же развернулся. — Она заблудилась в лесу. Ее нашел Захар.

— Маша, значит. Ершова, если не ошибаюсь? — она насмешливо хмыкнула. — На фото ты симпатичнее, Маша Ершова. А ты, Игнат, похоже не в курсе — девочка-то не простая, — она цокнула языком и продекламировала: - Ищут пожарные, ищет милиция, ищут фотографы в нашей столице…

— Что? — Наш общий возглас вызвал на ее лице довольную улыбку, от которой узкие глазки-щелочки стали еще уже.

Сейчас она напомнила мне чернобурую лисицу. Точно одно из чучел этого дома ожило и сменило ипостась, перекинувшись хитрющей девицей. Ей самое место в этом зверинце хищников.

— Вы телек не смотрите? Твое фото, Маша Ершова, по всем каналам каждые пять минут показывают. Ты сегодня знаменитее всех.

— Вот как! — впервые на лице парня мелькнуло удивление, но предназначалось оно мне, как и его внимательный взгляд. — Кто же ты такая, Маша, которая на уши поставили все службы города и области? Внучка мэра или какой-нибудь шишки из администрации?

— А ты не знаешь?! Ну конечно не знаешь. Все как всегда. И почему тебя назвали Игнатом? Ты же настоящий Иванушка, — Рита проглотила «дурачок», сощурилась, что-то для себя решая.

— Ты все сказала? — грубо осадил гостью парень. — Можешь катиться откуда пришла. Двери ты знаешь где.

Но девушка, словно не заметила его грубости. Даже ухом не повела и не взглянула в сторону выхода, точно не ей сказали только что «вон». Перестав улыбаться, она потребовала:

— Нам нужно поговорить, Игнат. Сейчас, — она глянула на меня непроницаемыми черными глазами. — Ты нас не оставишь… Маша Ершова? Нам о личном переговорить нужно… Очень личном…Уж извини.

— О чем ты? Я тебе повторю еще раз — меня твое предложение не интересует, — в голосе Игната послышалось раздражение, но хватка его пальцев стала слабее, и я соскользнула с рук.

Не знаю, что связывало этих двоих, но им точно не стоило мешать выяснять отношения. И завтрак должен кто-то спасти. От голода уже темнело в глазах, а участвовать в чужих разборках — это без меня. Тем более я всегда могу подслушать под дверью.

Со скоростью, которую позволяла больная нога, я похромала в кухню. Выпила стакан апельсинового сока, стоящий рядом с забытой пачкой. И подслушивать не пришлось, Рита и не думала таиться. Говорила намеренно громко, чтобы слышала я.

Поспешила к стоящей на плите сковороде, откуда тонкой струйкой тянулся дымок, когда в спину прилетело:

— Маш, начинай без меня. Я не задержусь, — пообещал Игнат. — А ты говори, что хотела и выметайся отсюда.

Окинула быстрым взглядом полную дыма кухню, отмечая мини бар с тремя высокими стульями. Кухонный гарнитур в черно-серо-бежевых тонах, в стиле «Хай тек», дикий камень, украшающий стену. Окно, заставленное кактусами, и приоткрытую дверь на террасу. Выключила печку и поставила сковородку с неаппетитными угольками бывшего омлета под струю воды. Включила вытяжку. Нашла пульт, собираясь включить небольшую плазму на стене и послушать новости про себя и проверить слова Риты. Не верилось, что меня могли искать, точно не Макс, а я — дочка миллионера Шалого. Один вопрос вертелся в голове: если Рита не сказала про Макса, значит, его не ищут. Спасли, выкупили или… убили. Но последнее она точно рассказал бы. Если молчит, значит, Макс жив. Чувство тревоги грызло и за Макса, и за своих.

Вспомнила маму, которая сейчас из-за меня места себе не находит. Оставалось только надеяться, что у нее не было новых приступов. Передала ли бабушка номер мамы, я не знала. Беспокоить Игната, выясняющего отношения с Ритой, — это нарваться на грубость. Парень и так на нервах. Гостья явно не из тех, кого он рад видеть. Потом, когда он закончит, обязательно спрошу. Надеялась, что бабуля сама позвонит маме, как это делала каждое утро и сообщит о моем звонке. А она пунктуальная, расскажет обязательно.

Пульт так и замер в моей руке, осела на высокий табурет возле барной стойки. Из-за неплотно прикрытой двери слышалось:

— Игнат, это серьезно. Очень. Шутки закончились. Я беременна. От ребенка избавляться не собираюсь, — решительно заявила Рита.

— Поздравляю, — равнодушно буркнул парень. — Все? Свободна…

— И это все, что ты можешь сказать?! — возмутилась девушка.

— А что ты ждала от меня? Салюта в твою честь не будет — чести у тебя нет.

— Ты стаешь отцом и так равнодушно реагируешь! — обиделась Рита: — Еще и пытаешься оскорбить. Я уже просила прощение, а ты… Я думала, ты обрадуешься ребенку… Неожиданно, конечно… получилось. Но это же счастье… дети — это же счастье…

Невольно прислушиваясь к словам девушки, сочувствовала ей. Рита запинаясь, подыскивая слова, уговаривала непонятно кого: Игната или, скорее всего, себя.

— Отцом! — фыркнул насмешливо Игнат. — Не выдумывай, Рит. Ребенок точно не мой. To, что ты залезла на меня пьяного, еще не делает меня отцом твоих детей. Мало ли с кем ты еще в тот же день…

Закончить он не успел — звонкая пощечина заставила вздрогнуть.

— Не смей! Никогда не смей поднимать на меня руку — поняла! — рявкнул Игнат. — Дрянь гулящая. Хуже кошки. Ее за дверь, а она обратно в дверь… Сколько еще раз тебя выкинуть отсюда, чтобы ты перестала появляться!

Он рычал, негромко, но угрожающе, точно медведь. По моей спине от его голоса пробежали мурашки ужаса. Я задохнулась от возмущения и разочарования. Мой спаситель, казавшийся мне таким заботливым и благородным, отказался от ребенка, да еще угрожал и оскорблял его мать.

«Подлец!»- рявкнуло в голове голосом бабули. И впервые я была с ней согласна.

В гостиной зашипела от злости обиженная девушка:

— Вот как ты запел. На Красную Шапку свою запал. А ты в курсе, что она подружка Шалого. Да, да, того самого. Телевизор хоть иногда смотри, медведь… Пусти меня, больно! — взвизгнула Рита.

Я услышала топот ног и грохот входной двери. Пульт выскользнул из пальцев, пытаясь удержать, случайно нажала, плазма вспыхнула картинкой. Замелькали кадры новостной хроники. Я нажала кнопку, переключая каналы, ища последние новости о себе.

— Маша, это правда? Ты девушка Романа Шалого? — Игнат стоял в дверях, сверля меня тяжелым взглядом, ожидая ответов.

— Спасибо, — послышалось со стороны террасы. Отодвинув небрежно в сторону штору, в двери появился со вкусом одетый брюнет лет сорока. Он окинул ироничным взглядом меня, Игната и криво улыбнулся: - Вот ты какая, Маша! Надо же, мне все еще приписывают симпатичных подружек. Слышишь, сын, откуда у сплетен ноги растут? Как я обещал тебе: твоя Маша в целости и сохранности, — он снова глянул на меня и представился:- Роман Шалый, отец Максима. Это для тех, кто не в курсе.

Приоткрыв от удивления рот, я разглядывала нового гостя. Подмигнув мне, он расплылся в улыбке. Миллионера Романа Шалого ситуация откровенно забавляла. Из-за спины брюнета вышел… Максим. Немного бледный, но живой и здоровый. Глядя на него, задохнулась от радости: «Живой!» У меня точно камень с души свалился. Рванулась к нему в порыве обнять, но натолкнувшись на его колючий взгляд, резко притормозила. Он, похоже, совсем не был рад встрече. Тогда зачем явился? Или он не ко мне?

Забыв обо мне, с холодным презрением блондин мерил взглядом внушительную фигуру Игната, который никого, кроме старшего Шалого не замечал. Если бы взглядом убивали: — Роман Шалый был бы мертв. Я со страхом следила за Игнатом, готовым в любой момент кинуться на незваного гостя.

— Зачем вы здесь? Вас никто не приглашал. Это частная собственность, — начал, распаляясь, Игнат. Я в изумлении смотрела на хозяина дома, не понимая, какая муха его укусила. Шалые, конечно, вломились без спроса. Это бестактно, но откуда в Игнате такая ненависть к ним? — Хотя вам плевать на чужие права. Так же? Вы, Шалые, всегда берете, что хотите.

Его взгляд заливал презрением парочку Шалых. Брезгливо сплюнул на чистый пол кухни, прямо под ноги Роману.

— Где Прохор? — не обращая внимания не хамский тон хозяина, поинтересовался Роман.

Мускул на лице Романа не дрогнул. Его меньше всего задевало откровенное презрение Зубова. Он смотрел на Игната, осознавая свое полное и абсолютное превосходство. Хозяин положения, он одним движением брови, убеждал в этом остальных. Убедил и Игната. Тот словно сдулся, стал меньше под его взглядом.

— К ночи будет, — нехотя ответил Игнат.

— Вот и отлично. Мы его подождем, — он проследил взглядом за Игнатом, кинувшим взор на стойку для ножей, растянулся на кожаном диванчике, закинув ногу за ногу. Чуть нахмурившись, предупредил:- И без глупостей, парень. Ты мало что знаешь, а еще меньше понимаешь. Так что сядь и успокойся. И не надо звякать дяде. Мне с ним переговорить надо… Машу, которая оказалась у тебя дома, похитили. И я думаю, что твоему дяде приплатили за…

В кухню вошли двое практически одинаковых мужчин, настоящих громил. В просторной кухне как-то сразу стало тесно. Первый молча глянул на Игната, перегородившего проход в дом, заставив посторониться. Торопливо прошел в гостиную. Под курткой явно проступал ствол автомата. Второй остался у выхода на террасу, пытаясь слиться со стеной.

— За что дяде приплатили? — Игнат словно не заметил чужих, хозяйничающих в его доме. — Или говорите все, или не обвиняйте голословно.

— Хочешь правду! — вскинул бровь Шалый. — Предприниматель Зубов Прохор числится лесником. Вы в прошлую ночь рыбачили на берегу реки, рядом с подведомственным ему участком леса. Именно там решили… убрать Машу. — Я нервно сглотнула при этих словах- Я в случайные совпадения не верю. Но моего сына похитили вместе с ней. И я не успокоюсь, пока лично не узнаю все…

Роман Шалый менялся на глазах. Куда делся вальяжный богатей-миллионер с очаровательной улыбкой. Он подобрался, мышцы напряглись, щелки глаз четко отслеживали малейшую опасность. Он точно кобра, готовая в любой момент к прыжку. Опасный, очень опасный мужчина, способный постоять за себя и семью. Он пришел мстить за сына. И не уйдет, пока виновные не будут наказаны. Если нужно — лично его рукой.

Тело мелко потряхивало. До меня начало доходить, во что я влезла, и чем мне это все грозит.

— Маша, пойдем, — На плечи легла куртка, пахнущая знакомо и уютно. Руки осторожно коснулись пальцы Макса. Разглядывая Романа Шалого, не заметила, как он подошел- Выйдем на террасу и поговорим.

Он потянул за собой и я, прихрамывая, пошла следом. Охранник бросил на нас взгляд, но выпустил, посторонившись. Почувствовав взгляд на себе, оглянулась. Не Игнат, Роман Шалый провожал меня изучающим прищуром. Он нервно дернул уголком губ, прежде чем штора скрыла меня от него.

Мы с Максом сделали парушагов в сторону от двери, так чтобы нас не было видно из кухни. Я, наконец, смогла разглядеть лесную усадьбу Зубовых. Добротный дом в два этажа из бруса окружал чистый газон до самого забора. За забором притих сосновый бор. Дело шло к вечеру. Солнце клонилось к закату, и уже касалось верхушек самых высоких сосен.

— Маша…

Блондин был намного выше меня ростом, особенно сейчас, когда я босиком. Он отступил на шаг, разглядывая мое исцарапанное лицо с лохматыми прядями волос. Сам бледный, точно не спал несколько ночей, под глазами нездоровые тени. От тела шел едва уловимый запах лекарств. Под пристальным взглядом Макса, поежилась и отвела свой взгляд. Поправила куртку, сползавшую с плеч. Его пальцы перехватили и осторожно погладили запястья.

И что все они пытаются во мне разглядеть? Да, исцарапанная, лохматая, без макияжа… так я не с бала явилась…

— Ты расскажешь, что с тобой случилось? — попросила я, нарушая затянувшуюся паузу. — Когда мы… нас…

— Это потом. Ты простишь меня? — едва слышно спросил блондин.

— За что? — вскинула на него удивленный взгляд.

Я догадывалась за что, но не думала, что Макс настолько винит себя. Не его вина, что папаша у него миллионер. Его я точно не винила. Сама согласилась прокатиться — никто не заставлял. Видела, что парень не из бедных, могла догадаться, чем рискую.

Странное чувство, но здесь и сейчас, я хотела увидеть именно его. Ни самых родных маму и бабулю, а парня, из-за которого вляпалась в эту историю. Вот такого переживающего, с виной в глазах, не знающего как выпросить прощение. Все происходящее сейчас казалось таким правильным и уместным. Немного помятый, уставший Макс, уже не походивший на мажора, переставший поддевать и ехидничать, больше не казался недоступной звездой. Какой-то родной и уютный, точно мы друг друга всю жизнь знали. Почему-то была уверенна, что он не послал бы подальше девушку, как Рита, признавшуюся в беременности.

— Это все моя вина, Маша. Я сбежал от охраны… в тот день. Не хотел, чтобы нам с тобой мешали.

— В чем мешали? — просто повторила за ним, не вдумываясь в его слова и свой ответ.

— В этом, — Макс, наклонившись, коснулся легким поцелуем приоткрытых губ…

Глава 21. Признавательная… или «Дураки с тобой мы оба, дураки, Растеряли все что было сгоряча…»

(от лица Ани)

Сжимала телефон, еще слыша отголоски Машиного голоса, и не верила, что все позади. В прошлом эти два кошмарных дня, когда жила только страхом и надеждой. Дочка в безопасности и можно расслабиться. Эти два дня вряд ли сотрутся из памяти. Номер, который дала мама, так и не ответил, добавив новых страхов за дочку. Хорошо ненадолго, я не успела сойти с ума от переживаний, куда опять делась моя девочка. Виктор позвонил одному из братьев Шалых, и через пятнадцать минут я разговаривала с Машей. Плакала и смеялась от облегчения, не веря, что все обошлось. Виктор, поглядывая на меня с опаской, не спрашиваясь, завернул в кафе.

— Все закончилось, Аня, — он протянул платок и сам промокнул слезы. — Успокойся. Теперь можно не волноваться. Мы перехватим Шалых по дороге в Москву. Не получится, значит, наведаемся к Зубову. Скоро Маша будет с тобой. Я обещаю, что доставлю вас обеих домой.

Я не знала, кто этот Зубов. Маша упоминала эту фамилию, рассказывая без подробностей о парне, спасшем ее в лесу. Все откровенные разговоры, слезы, из-за пережитого ею, еще впереди.

Виктор заглушил двигатель, а я, не отдавая себе отчета, обняла его, радуясь, что все позади. Давно позабытое чувство лишь слегка всколыхнулось внутри и развеялось, как туман. Тело давно забыло, как это — быть с Виктором. Сейчас обнимала совершенно чужого мне человека просто от переполнявших меня эмоций. Он замер на мгновение, и руки бережно прижали к себе. Небритая прохладная щека коснулась шеи. Он невольно вдохнул мой запах. Именно мой, без духов и дезодорантов.

Под ладонями напряглись железные жгуты мышц. Запах, его знакомый, пробивающийся через аромат парфюмерной отдушки, кружил голову. Ощущение силы и надежности — вот что исходило от самого Виктора. Он всегда таким был. Вот чего мне всегда не хватало в других. Мужчины, которые пытались подкатывать ко мне, всегда проигрывали рядом с ним. Я ощущала себя идиоткой, забредшей на болото, где все зыбко ненадежно и вот-вот прорвется под ногами, и тебя затянет в самую трясину. Все оба раза уходила сама. И почему к самостоятельным женщинам вечно жмутся эти… сопляки- переростки. Можно подумать, сильным женщинам нужны слабые мужчины. Это же не выбор женщины быть сильной. Это вынужденное состояние.

Поймала себя на ощущении, что с Виктором вернула свое, давно потерянное. Слезы, которые мочили его джемпер, были не только от радости, но и непонятной грусти, что так много времени упущено не с теми и одной, когда свое было рядом. Этот мужчина — мой мужчина, не присвоенный из каприза, а проверено мой, долгое время мучил себя, мучил других. Но сейчас, обнимая меня, почувствовал ли, понял, что это я… та самая его женщина. Дошло ли до него, как дошло до меня, или мы снова разойдемся и больше никогда не увидимся.

— Успокойся. Все закончилось, — ладонь утешающе гладила по спине. — Сейчас ты выпьешь горячего чая и что-нибудь съешь, или сама попадешь в больницу, — он почти насильно вытащил меня из машины и повел к одному из типовых кафешек, которых теперь в каждом населенном пункте пруд пруди.

Я даже не сопротивлялась, следуя за ним по дорожке, по ступенькам, в двери… Вытирала на ходу слезы, стараясь не смотреть на встречных. Совершенно обессиленная, сейчас хотела лишь увидеть дочку и выспаться.

Виктор предлагал, спрашивал что-то, я только кивала, не вдумываясь в его слова. Послушно ковыряла в тарелке, поставленной передо мной, и отхлебывала из чашки. Спроси меня, что именно ем, я бы не ответила. Вкуса еды не чувствовала. Шумной обстановке не придавала значение.

— М-да, не «Марусенька», — посетовал на качество сервиса Виктор, решительно отодвигая блюдо, к которому едва притронулся.

— Любишь только хорошую еду, — констатировала факт.

Немного поев, почувствовала прилив сил и сонливость. Вяло водя вилкой, вырисовывала на блюде замысловатые узоры красным соусом.

— В этом мои привычки не изменились. Ты же помнишь? — Я поймала на себе пристальный взгляд. Подбородок лег на сцепленные в замок пальцы. — Ершова Аня… Анечка… Нюся…

— … имя какое-то кошачье, — повторила машинально я его вечную присказку из той, другой жизни.

— Помнишь, значит. Почему сразу не сказала кто ты? Что за игра, Аня? Я бы в любом случае помог тебе и твоей дочке.

— Нашей дочке, — поправила его. Скрывать правду больше не имело смысла: — Я тогда ждала тебя в общежитие, чтобы рассказать про беременность. Но пришел не ты, а Маринка. Она показала мне фото заявления в ЗАГС. Как ты заполнял бланк…

— И ты сбежала, ничего мне не рассказав, — он продолжал меня разглядывать, — из-за фотографий?

— Виктор, ты так легко поверил, что брат, которого я обняла — это мой парень, от которого я беременна. Ты не стал проверять. Может, ты искал повод, чтобы расстаться со мной, — напомнила ему его же откровения. — Чтобы я тебе тогда доказала? Тогда тестов на ДНК не было. И твои богатые родители не разрешили бы жениться на… бедной студентке. Да еще беременной.

— В любом случае ты должна была рассказать, — отчеканил он. И я с ним согласилась. Он отец и имел право знать правду. А дальше, что делать с правдой, его решение. — Почему ты не попросила помощь на дочку? Ты же жила на пособие и помощь матери.

— У тебя деньги были лишние? Решил помочь чужому ребенку! — не поверила я.

— Твоему ребенку, Аня. Твоему, а не чужому. Я был молодой и дурак, и решал быстрее, чем думал. Да, я ревновал к… Не представляешь как. Не подходил к твоему этому специально — боялся, что убью. Но потом меня отпустило. Я писал тебе. Когда узнал, что воспитываешь девочку одна, присылал переводы пару раз на твой адрес и имя. Они не вернулись…

Слушала и не верила. Я-то была уверенна, что Виктор счастлив с Мариной. Они отложили свадьбу, но потом все равно поженились.

— Я ничего не получала… никаких писем и денег, — растерянно смотрела на Виктора, уверенная, что он не шутит. Внезапно меня осенило, откуда мама брала деньги на дорогую, красивую коляску и игрушки Маше. — Это мама… говорила, что премию получила. Так вот откуда деньги…

Хотелось тут же набрать ее и выяснить, какого она тиранила меня и Машку, оскорбляла Виктора, если он пытался выяснить, что со мной, поговорить, помочь.

— Рад, что мы все выяснили. — Я заметила облегчение на его лице. С чего бы он ждал от меня скандала. Я и раньше не скандалила, или это его бывшие такие… темпераментные, орут при любой проблеме. Он точно прочитал у меня на лице мысли и невесело усмехнулся:- И как ты жила все это время?

Еще под впечатлением от вероломства мамы, я плохо соображала, что отвечаю. Сказала, что вертелось в голове — правду.

— Ждала.

— Кого ждала? Меня? — С его стороны было самонадеянно утверждать такое, но он был прав.

Можно было и так сказать. Я ждала нашей встречи, придумывала, что скажу, чтобы зацепить побольнее. А теперь все выяснили, и сказать нечего. Оба хороши: на двоих одно полушарие, и думали мы им по большим праздникам.

— Вот этого. Возможности поговорить. Рассказать тебе про Машу. Познакомить вас.

— Мы уже, — впервые за все время Виктор улыбнулся. — Бабка с дедом будут в восторге от внучки. Они меня замучили, требуя внуков. А тут уже взрослая умница и красавица — вся в маму. Спасибо тебе за нее. Я уже не надеялся. Такой подарок… бесценный.

Его ладонь легла на мою сверху и сжала пальцы. Я даже не пыталась освободиться. Этим жестом он благодарили и предлагал поддержку. Честно говоря, я устала. Не только за эти два дня, но за всю предыдущую жизнь. Устала одна нести на себе весь груз проблем, вины, ответственности. Это мамы с ее неуемной энергией хватало и на своих и на чужих. Мой энергетический ресурс почему-то не восстанавливался. Мне нужно было то самое плечо — сильное, мужское.

— Ты ведь позволишь… — начал Виктор.

— Начать все сначала? — брякнула, выдавая свои мысли.

М-да, мать… Совсем разучилась говорить с мужчинами. Мастер по отпугиванию возможных кавалеров. Ты ему еще брак предложи или по ипотеке за себя заплатить…

— Зачем сначала? Нет, Аня, у нас с тобой было все сказочно, — он даже не улыбнулся, произнося это слово.

Здорово же тебя приложила бывшая Марина и иже с ней.

— Сказочно, — эхом повторила за ним.

Сама я ничего сказочного в наших отношениях не видела. Обычные влюбленные студенты. Первое сильное чувство у обоих еще не вымаранное предательством и изменами. Мы не ссорились ни разу — времени не было на ерунду вроде выяснения отношений. Липли друг другу при каждом удобном моменте, точно знали, что наша любовь ненадолго. Над нами посмеивались, но больше из зависти. Взаимность — редкое чувство. А пронести его сквозь годы — на такое способны единицы.

— Именно. Потому предлагаю продолжить, только с умом. Другая женщина мне не нужна. Это я точно знаю.

— Я подумаю, — уклончиво ответила, смущенная его последним заявлением.

Никогда не любила громких заявлений от мужчин об их непоколебимой верности.

Особенно от красивых и богатых.

— Выпью за твое согласие, — он поднял стакан минералки: — И за перспективы.

— Ты о чем? — не поняла я.

Соображала плохо, мысли вяло копошились, мозг требовал законный отдых — сон. Но Виктор выбрал именно этот момент, чтобы все решить.

— О будущем. Я выкуплю у Шалого его часть «Марусеньки» и буду расширяться. А ты…

— Но я не специалист в ресторанном бизнесе, — перебила его, не представляя, как смогу ему помочь.

— У тебя будет другая задача. Мне нужен наследник.

Он не шутил, даже мускул не дрогнул на лице. Вспыхнувшая было радость — угасла. Мне никто не предлагал руку и сердце. Виктор говорил о ребенке, не семье. Ребенок нужен, а я — нет.

— Только наследник? — решила уточнить, чтобы послать его сразу.

— Не только, — он буквально впился в меня взглядом: — Не испугаешься выйти за дважды разведенного?

Ах, он о том, что две женщины посчитали его невыносимым.

— Я ни разу не была замужем: — Для всех это показатель скрытых дефектов. Никто же не поверит, что женщина сама не хочет Все уверенны, что ей не предлагают: — Ты дважды разведен. Наверно, мы идеальная пара.

— Это как в анекдоте, получается, — хмыкнул Виктор.

— В каком это? — полюбопытствовала я

— Двое в постели. Она: — Милый, а ведь когда-нибудь мы поженимся. Он (задумчиво, выпуская дым в потолок): —Да кому мы нах..р нужны… — он улыбнулся такой знакомой улыбкой. — Ты нужна мне, Аня. Выходи за меня замуж. Повторюсь, другая мне не нужна, только ты. Можешь недолго подумать и ответить согласием.

Еще девочкой представляла себе, как это случиться, — предложение стать женой. Романтика: ночь, свечи, дыхание моря. Я красавица необыкновенная. Он — точно сказочный принц. По факту: обычное придорожное кафе. Вокруг обедают уставшие люди. Все буднично и обыденно. И Виктор с предложением как бы меду делом. Но это мелочи. Видно, что он серьезен. Но почему так уверен в своем решении? Он совсем меня не знает. Я изменилась за эти годы.

— Да, это было самое романтичное предложение выйти замуж, — не удержалась от шпильки.

— Я умею быть оригинальным. — Он прикоснулся к пальцам губами.

С ответом Виктор не торопит. Сначала нужно рассказать все Маше. Поставить маму перед фактом. У меня еще есть время привыкнуть к самому Виктору и мысли, что моя жизнь изменится. А пока остался еще один вопрос…

— Когда ты понял, что я — это я?

— На автомобильном паркинге, — тут же ответил Виктор. — Но решил, что у меня глюки. А вчера догадка подтвердилась.

— Значит, ты все время знал, — удивилась я его выдержке.

Ни разу не дал понять, что узнал меня. Не позволил эмоциям взять верх.

— Догадывался. Но тогда важнее было найти дочку.

Это его уверенно сказанное «дочку», а не «твою дочку», убедило меня дать нам с Виктором еще один шанс на счастье. А с мамой разговор еще впереди. Если она прятала его письма и получала переводы по моему паспорту, то должна ответить за это.

Глава 22. Скандальная… или «Когда мы правы, мы часто сомневаемся, но ошибаемся мы обычно с полной уверенностью»

(полгода спустя от лица Макса)

Схватив бронзовую статуэтку со стола, я замахнулся. На лице отца не дрогнул и мускул. Как же я ненавидел стоящего передо мной человека. Да и человека ли. Куда делся мой отец, который всегда интересовался моей жизнью, поддерживал меня во всем, был другом, даже старшим братом, которого у меня никогда не было. Вернувшийся из Австралии мужчина больше им не был. Теперь у него на первом месте была работа, на втором — Зоя. На третьем тоже Зоя. Для меня места не осталось. Он перестал интересоваться моей жизнью, но всегда лез с решениями. Как слон в посудную лавку. Разворотит там все, и считает, что отлично справился. Так и сейчас он решил, что Маша мне не пара. Она ему сразу не понравилась, как только он ее увидел. Даже то, что она оказалась дочерью Селиверстова, не изменило отношение отца к ней. Мы поругались в первый раз, когда я объявил отцу, что у нас все серьезно. Мачеха, как ни странно, встала на мою сторону. Но отец уперся рогом и ни в какую. Секрет выдала Ладка, Зоина сестра. Отец подыскал мне партию выгоднее. Единственная дочка его американского партнера и сенатора штата Калифорния. Джессика была старше меня на шесть лет, и если верить прессе, она предпочитала свой пол, но отец считал это домыслами, пиаром и его это не останавливало. Больше с тех пор в доме отца я не появлялся. Маша очень переживала, что мы с ним поссорились из-за нее. Хотя тут бы любая причина сгодилась. Но она все же уговорила меня пойти и пригласить его на нашу роспись в сугубо семейном кругу.

Мачеха радовалась вполне искренне, даже поздравила. Стала выспрашивать подробности, интересоваться, что лучше нам подарить. А в отца точно бес вселился. Мне кажется, именно забота мачехи, его больше всего уязвила. Она впервые на моей памяти пошла против его воли.

— Я не спрашиваю твоего разрешения, а ставлю перед фактом. Я женюсь на Маше, хочешь ты этого или нет. А на Джессике можешь кого-нибудь из своих близнецов женить Ей без разницы, каким будет муж. А им тем более.

— Не паясничай и повторяй ерунду за писаками, — рыкнул отец. — Компания — наше общее дело. И приходится чем-то поступиться. Брак с дочкой сенатора Калифорнии открывает огромные перспективы для строительства. Тебя никто не просит с ней спать. Можешь и дальше встречаться с Машей. Но только не афишируй это.

— Ты так уверен? Неужели сам лично успел убедиться, что писаки врут, — глядя на него с презрением, поинтересовался я: — Подсовываешь мне свою бывшую… Я не буду жениться тебе в угоду и ради выгоды компании. Запомни это! Моя Маша достойна большего, чем греть постель. Не сравнивай ее со своими…

— Ты…! Щенок…!

Отец рывком поднялся в кресле и легко перелетел широкую столешницу. Лицо от ярости перекошено. Он рванул ко мне. Я сжал кулаки, понимая, что придется обороняться. Дверь неожиданно распахнулась и ему наперерез бросилась мачеха. Она уцепилась в его шею, повисла, мешая двигаться.

— Роман, нет! — оглянувшись, крикнула мне: - Макс, лучше уйди!

— Защищаешь меня, — я насмешливо глянул на тоненькую и большеглазую, как стрекоза, женщину, пытающуюся удержать скалу:- Дошло, Зоя, что следующими будут твои дети. Что твою дочурку подложат под богатого урода, если это пойдет на пользу «Интерстройинвест»…

Я рыкнул, швырнул тяжелую бронзу в книжный шкаф и рванул к двери. Зоя испуганно вскрикнула. Разбитое стекло за спиной жалобно зазвенело. Смачно долбанув дверью, я шел пустынным коридором особняка Шалых в Барвихе — недавнее приобретение отца. Широкая улыбка играла на губах. Отца не будет на свадьбе, но победителем сегодня вышел я. Морально был полностью удовлетворен. Мачеха теперь отцу плешь выест, но переменит его взгляд на выгодные браки. За счастье детей она порвет любого, даже его.

— Макс, — тяжелая штора у окна качнулась точно от сквозняка. Сначала подумал, послышалось, но писк повторился снова:- Макс, можно поговорить с тобой?

Умные слуги едва услышали разговор на повышенных, тут же затихарились, чтобы не попасть под горячую руку. А это кто-то из мелких. Наверняка мачеха не дает конфет, и они будут предлагать совершить налет на буфет, где заперты сладости. Меня взрослого ругать не будут. Мне бы их проблемы…

Я пригляделся, заметив, как за шторой мелькнуло рыжее. Резко одернул ткань и едва сдержал смех. Передо мной стояла наша тихоня-морковка.

Чудо свершилось. Кажется, это первый раз, когда она сама со мной заговорила.

Девочка смущенно краснела, теребя конец длинной рыжей косы. Мачеха постоянно одевала ее в зеленый цвет. И сейчас на ней было длинное платье в пол цвета травы.

И как не падает, когда бегает? Или она не умеет бегать?

— Ну, чего хотела, морковка?

— Я… — она смущалась так, что едва могла произнести слово.

Времени у меня не было. Не хотелось оставаться тут, рядом с отцом, и лишней минуты. Но коротышку надо выслушать, по себе знаю, как это важно. Тем более должно случиться что-то из ряда вон, чтобы тихоня со мной заговорила.

Подхватил ее за подмышки и устроил на подоконнике. Теперь наши лица были вровень. Я разглядывал симпатичное смущенное личико. Красным горели даже крохотные ушки. Длинные темно-рыжие ресницы трепетали как крылья бабочки. Она прятала глаза и пыталась заправить за ухо кудряшки, выбившиеся из толстой косы. Смешная.

Я терпеливо ждал, пока мисс-стесняшка наберется храбрости и заговорит. Самому стало интересно. Она тут шпионит, за мачехой увязалась, и все подслушала. Вот проныра! Только зачем ей это?

— Макс, — выдохнула, наконец, — мама сказала, что у тебя скоро свадьба.

— Скоро… а что? — я насторожился.

Мало ли что и где подслушала рыженькая. Ей лет шесть-семь, уже соображает достаточно.

— Папа не хочет, — едва слышно прошептала девочка, по-прежнему теребя косу и пряча глаза.

— Знаю и что? — продолжение мне понравилось еще меньше

— Я… хотела сказать… если она не подойдет. Я могу жениться… женюсь на тебе, когда вырасту, — проговорила, запинаясь, Зоя. На меня в упор смотрели в ожидании два черных омута глаз. — Ты мне очень нравишься. Ты самый красивый. Я, наверное, тебя люблю.

В первую секунду я не нашелся, что сказать. Улыбка медленно сползла с лица. Тонул в этом завораживающем, затягивающем взгляде. Ситуация смешная: кроха влюбилась во взрослого парня. Но смеяться как раз не хотелось. Я вдруг вспомнил, что много раз признавался в любви Маше, а она… она ни разу… Вот так прямо, как эта рыжуля, точно никогда.

Я подхватил ее, легкую как пушинка, не руки, на мгновение задержав в руках, разглядывая забавного ребенка.

— Вырастишь, морковка, — посмотрим, — уклонился от ответа. И уже уходя от нее смущенно глядящей мне вслед, добавил: - Только волосы не стриги. Мне нравятся длинные.

Эта семейка сведет меня с ума… Но кто бы мог подумать: морковка в меня влюбилась. А я рыжих терпеть не могу.

Глава 22.1. Скандальная… или «Когда мы правы, мы часто сомневаемся, но ошибаемся мы обычно с полной уверенностью»

(от имени Ани)

Я любовалась подаренным Виктором к свадьбе колье. На плечиках висело мое свадебное платье: бежевое, скроенное по фигуре с верхом из кружев. Не верилось, что только вчера вернулись с Мальдив, а завтра уже свадьба. Мне все еще чувствовался привкус горьковатой морской воды и скрип песка на зубах. Виктор пригрозил новой поездкой. И я решила собирать коллекцию песка с разных пляжей, где удастся побывать.

Не могла поверить, что детская песенка про волшебника в голубом вертолете, везущего в подарок эскимо, сбудется. Точно Дед Мороз опомнился и решил исполнить все мои желания разом. Через Виктора. Он точно наверстывал упущенное за двадцать лет. Во всем наверстывал. Точно мы снова вернулись с ним в свои двадцать. Первым делом, не слушая возражений, он перевез меня и Машу к себе. Требовал, чтобы я хозяйничала, меняла шторы и обои. А меня точно парализовало на идеи и воплощения. Никакого обычного в таких случаях "гнездования". Оглушенная внезапными переменами я терялась в большом доме в одном из коттеджных подмосковных поселков. Мне нужно было время осознать, привыкнуть и перестроиться. Вначале сторонилась его ласк, отвыкнув за эти годы от мужчин. Пыталась как-то компенсировать вкусными ужинами. Виктор не понимал прохлады и молча злился, но не показывал вида, заваливая дом букетами цветов, меня — подарками. Перелом наступил, когда я уехала домой за вещами и документами.

Я выпустила из пальцев блестящую дорогими камушками золотую цепочку. Она свилась драгоценной спиралью.

Перед глазами как живая появилась мама, которой я рассказала правду обо мне, Викторе и Маше. Детали похищения дочки опустила, чтобы не волновать, и зная маму. У Маши, кажется, все серьезно складывалось с Максимом, и настраивать маму против парня, намеренно не стала. Она точно сделала бы свои выводы. Своей судьбы Маше я не желала.

Торопливо собирала вещи и спиной чувствовала мамин пристальный, тяжелый взгляд. Она молчала, переваривая информацию. Я ждала нагоняй за дочку, но мама совершенно неожиданно поинтересовалась другим:

— Ты же знаешь, почему ушел отец?

— Да, он встретил другую женщину, — ответила я, вспоминая мамины нелестные отзывы о сопернице.

— Нет, милая. Если бы он встретил другую женщину — было бы понятно. А он ушел в бордель ОДНОЙ…ГМ… жрицы любви. Понимаешь, о чем я?

— Мам, ты говорила об этом. Дело давнее. Его давно нет. Ее тоже. Зачем ворошить прошлое, — Я с сочувствием посмотрела на нее. Мне было ее жаль. Столько лет она не могла простить мужчину, который оставил ее ради другой женщины.

— Нет, дурочка, ты не понимаешь, — мама стояла на выходе из комнаты, перегородив выход, словно решила меня не выпускать: — Ничего не понимаешь. Ты же точная копия меня. Я тоже думала, что буду пироги с яблоками печь и крутить обруч, второе высшее получу — и… опа… мой муж навсегда мой. Мне же, умнице-красавице, никто не ровня… Оказалось — мне только казалось… — она горько усмехнулась. — Моя мать предупреждала: красивый мужик- общий мужик. Привезла его к нам знакомиться и все подруги с него глаз не сводили. Блондин синеглазый косая сажень в плечах… Да, куда там слушать маму! У меня же любовь! Ох, когда узнала про измену, как я драла ему космы эти белые… — ее лицо исказила злорадная усмешка.

Я тяжело опустилась на постель, уже догадываясь, куда клонит мама. То-то мне показалось странным, что она не отреагировала на похищение Маши обычным образом. А ее интересует Виктор и моя с ним жизнь, которая ее совершенно не устраивает. И чего ей не так? Чего она к нему прицепилась? Неужели только потому, что он блондин и симпатичный и этим напоминает моего отца… Двадцать лет назад не дала нам быть вместе и сейчас решила помешать. Я ее уловки и заходы издалека знаю — выучила за столько лет.

— Мама, я и Виктор — это совсем другое дело. Нам не по пятнадцать лет. Виктор знает, чего хочет. Он взрослый, ответственный мужчина.

— Такой же взрослый мужчина заявил мне, что уходит, потому что скучно стало со мной, — мама уже не слышала. Ее понесло: - Скучно… со мной… А я ведь стихи писала в заводскую стенгазету. На каждом празднике в заводском Доме Культуры в концертах выступала — пела, плясала. Мужиков увивалось за мной… Да, что там… Это со мной-то скучно?!

— Мам, ты замечательная была… и очень красивая..

— Нет, деточка, им не скучно, — перебила меня: — Дело не в скуке. Не о той скуке речь.

Им надоедает быть порядочными и уважаемыми мужиками. Понимаешь? Они-то что, заработали, кинули денег и все. Строим семью мы, женщины, — она набрала в грудь воздуха и выдала: - А чужими руками построенное ломать не жалко. Вот вкалывали бы еще дома и детей растили сами — вот тогда не ломали бы. Твой отец не ценил заботу о нем и любовь не ценил. Видел только то, чего не хватало. И твоему Виктору все в руки само падает… и ты тоже… упала… И Машка уже готовенькая. Не надо с пеленками возиться и дома на больничных сидеть, уроки с ней делать…

— Так разве это не из-за тебя! Он же хотел все объяснить, помириться! Ты же прятала письма от Виктора. И про деньги, что он присылал, мне ничего не сказала! — взорвалась я.

— А ты решила это от большой любви, — насмешливо фыркнула она. — Кинул тебе, дурочке, подачку, чтобы совесть свою успокоить. Любил бы и уважал — не обрюхатил бы, а женился, как положено. Только не нагулялся он, чтобы жениться честь по чести. Гулял бы от тебя, кобелина такая, как твой отец. А ты бы слезы тут у меня лила. Не нужен Марьяшке такой отец!

— Это не тебе было решать, — я смотрела и не верила, что мое счастье разрушила не Маринка-разлучница, а собственная мать, легко решив за меня и Машу: — Ты не имела права…не имела… Это моя жизнь и моя дочка…

— А чтобы ты нарешала в любовном угаре-то, дурочка, — махнула рукой мать: — А прав у меня предостаточно. Я — мать! Скажи я не права? И твой Виктор с тех пор порядочным мужиком заделался и ни с одной нигде… Женился — остепенился… — она насмешливо кривила губы, понимая, что права.

— Даже если ты права, то… Маша… Дочка бы знала отца. Он бы заботился о ней… приезжал… А ты… Ты из нее сироту при живом отце сделала! Какая ты мать после этого?! Хуже мачехи! — не выдержала я.

— Кто приезжал бы?! Это подлец-то! — вспылила мама: — Это после шалав грязных Марьяшку мою целовать…! Тьфу… В моем доме ноги блудника его не будет! Космы эти его белые как у отца твоего видеть не могу!

Она сложила руки на груди, с перекошенного брезгливой гримасой лица меня жгли презрением ее глаза. Второй раз за жизнь я видела ее такой. Первый, когда она поняла, что вместо столичного диплома и прописки, я принесла ей «в подоле» другой «подарок». Много я тогда наслушалась про неблагодарную дочь, что вся в отца — лишь бы опозорить ее доброе имя и растоптать чужие мечты.

— И сейчас держать меня будешь? Не пустишь? — я ощетинилась, ожидая чего угодно от нее.

— Зачем? Одно скажу — нет в тебе гордости, Анька, и характера нет…не моя ты дочь. Видать старого подлеца наследное вылезло… А я не прощу, никогда не прощу предателя.

Она развернулась уйти, но притормозила, бросив через плечо:

— Иди, но моего благословения на брак и детей не дождешься. И ко мне, когда твоему кобелю надоест «порядочная» жена и жизнь, — не возвращайся.

Так мы расстались, все высказав друг другу и оставшись при своих. На свадьбу мама не приедет, хотя приглашение получила.

С того вечера, с того разговора я точно очнулась. Горячая, жадная до ласк Виктора, я себя такой в двадцать не помнила. Он только удивлялся, но молча. Не комментировал перемену во мне. Теперь его все устраивало. Я же сделала свои выводы после разговора с матерью.

Эпилог 1…или «Я вас любил-я был дебил…»

Подмосковье, Барвиха

(от лица Макса 13 лет спустя)

Хлопнув дверцей умолкнувшего «ягуара», застыл, слушая тишину хвойного бора. Тонированное стекло спорткара отразило мое помятое, заросшее щетиной, лицо. Не спал последние сутки, в самолете выпивал, соблазнился на недвусмысленный взгляд симпатичной стюардессы. Разовые ни к чему не обязывающие связи — это мое до конца дней.

Я разглядывал свою высокую, подтянутую фигуру, одетую по последней французской моде. Малышка Дезире старалась. Талантливый модельер, умница, не красавица, самое главное, не имеет на меня видов. Секс по дружбе не так плохо, как мне когда-то казалось. Главное никто никому не выносит мозг. М-да, все же модный прикид и такой дикий контраст с лицом. Не испугать бы мачеху. Плевать, главное, я дома.

Полной грудью вдохнул свежий, морозный воздух. Почувствовал необыкновенный покой внутри. «Я дома»- шепнул сам себе. Там, во Франции, на берегу теплой Гаронны даже не замечал, как соскучился по дому. Сейчас смотрел на утопающий в снегу особняк, с жемчужно-серыми стенами. Тот самый. Отец купил его для большой семьи, но братья выросли и учатся в Англии. Бывают на каникулах. Дома только младшая сестра Тати. Она для меня Тати. Сколько ее помню, всегда была Тати, ее настоящее имя знают только мать с отцом.

Давно я не был здесь. Больше десяти лет. Как только мы с Машей оформили отношения, сразу же уехали из страны. Вернулись через год на свадьбу ее родителей. На рождение брата она уже ездила сама. Наверно именно тогда у нее появилась идея фикс — родить. Но я не хочу об этом. С тех пор в России бывали изредка, наездами. В основном по работе. Отец смирился с моим выбором, когда на Джессике женился брат Вадим. Теперь он в Америке, у него свой бизнес. И пара рыжих детишек. Он-таки убедил Джессику, что мужчина лучше. Все счастливы-довольны, кроме меня. Мы наконец-то закончили бракоразводный процесс с Машей. Расстались еще три года назад, и она уехала в Россию. Насколько я знаю, сейчас сошлась и живет с Зубовым. Тем самым Игнатом-самбистом и воспитывает его дочь. Общих детей у них нет.

Сейчас мысль о Маше больше не принесла привычной боли. Я ее отпустил.

— Максик! — Визг на уровне ультразвука взорвал тишину сонной Барвихи. С крыльца летела младшая Тати, сияя весенним солнышком. — Ты один?! А Маша?

— Мы с Машей расстались, — обрубил жестко, давая понять, что расспросы ни к чему.

Все бы поняли, но не шестнадцатилетний тинейджер Тати с деликатностью слона.

— Почему? — она хлопнула ресницами, сейчас очень напомнив свою мать.

Родные не знали о разводе. Я специально не сообщал, стараясь все делать без шумихи. Отец-то знал, прожженный безопастник был в курсе любого моего чиха. Неприятно было сознавать, что он оказался прав насчет Маши.

— Давай я сначала умоюсь и отдохну, а потом все разговоры, — устало попросил ее.

Я физически чувствовал ее нетерпение. Пока умывался и переодевал одежду, она

вертелась вокруг, что-то лопоча про родителей из-за двери. Мне, флегматику, выносить близнецов и Тати, типичных холериков, тот еще труд. Когда вышел в столовую, Тати успела накрыть стол. Она ерзала на стуле, покусывая от нетерпения губы.

Я не торопился с откровениями. Честно сказать, вообще не хотел поднимать эту тему — дело прошлое. Копаться и перемывать кости бывшей — дело неблагодарное. Но это Тати, у нее свой резон задавать вопросы. Не праздное любопытство.

— Где маче… Зоя? Отец, как обычно, заедет к дяде и будет только вечером?

— Вообще-то наша двоюродная сестра замуж выходит. Все совершеннолетние Шалые в доме жениха на помолвке, — обиженно надула губы сестра. — Тебе разве не присылали приглашение?

— Приглашение?! Да… что-то припоминаю, — соврал ей.

Приглашение мог и не заметить — не до него было. Долгий развод и постоянная работа, чтобы не думать где она… с кем она.

— Макс, — не выдержала Тати. — Ты обещал рассказать. Вы же так любили друг друга. Такие счастливые были на свадьбе. Даже отец поверил, что все серьезно.

Я не сдержался и удивленно хмыкнул. Отец все таки поверил… Да, я и сам тогда верил, что все получится, что все у нас навсегда.

— Все просто. У нас не было детей. Десять лет достаточный срок, чтобы смириться, — я отпил вина из личных запасов отца. — Я бы смирился, но не Маша. Она не смогла смириться.

Отец знал толк в вине… и женщинах. Жаль, мне его способности не передались. Был бы сейчас счастлив и пьян. А так только пьян… скоро буду.

— Ты из-за этого ее бросил?! — не поверила Тати.

— Я не бросал. Без детей брак стал похож на ад. Маша ревновала ко всем. Даже к прислуге. Мы ходили к психологам, но это мало помогло. Я ее пытался понять. Но и она должна была понять и смириться, что вокруг Шалых всегда будут виться женщины и сплетни. Просто взять и нагрубить или послать их я не могу. Во-первых, в нас вцепятся бульдоги-законники. Эти ради деньжат предъявят за дискриминацию, харассмент, шовинизм… да за что угодно. Есть еще понятие имидж компании… Кому я объясняю! Ты знаешь все это не хуже меня, — отмахнулся я, налил коньяка и выпил. — Каждое фото или сплетня для нее становились поводом для очередного скандала. — Снова махнул рюмку. — Но я любил Машку даже такую. Я любил..

Проглотил готовое сорваться с губ: «она нет». Мне жалости от сестры не надо.

— Как же ты решился на развод?

— Всему есть предел. Есть предел и моему терпению. На любви не надо строить выгребные ямы, испытывать на прочность. Плохое это дело, — покачал головой, даже сейчас, спустя три года чувствуя горечь обиды. — Дурацкий случай поставил точку. Она потеряла телефон, придумала, что где-то в нашей квартире. И решила позвонить с моего. Нашла контакт «Любимая». На том конце ответила какая-то девушка. Маша не стала разбираться и устроила скандал. Бросила в лицо телефон. Много чего я о себе узнал нового. И о ней. И всплыл чертов Зубов, о котором она, представь себе, жалела все эти годы, что они не вместе…

Я снова выпил, чувствуя едкую горечь обиды. Десять потерянных лет рядом с человеком, который жалеет, что рядом не кто-то другой, а ты.

— Она это сказала специально, чтобы не было шанса вернуться, — произнесла Тати: — Маша хорошая. Просто она не для тебя.

Она давно отложила вилку и цедила апельсиновый сок, слушая мою исповедь.

— А для кого? Для лесника этого? — огрызнулся, имея ввиду Игната Зубова.

Она промолчала, ничего мне не ответив. Я выдохнул, взял себя в руки. Не дело срываться на родных, которые ни в чем не виноваты. Сестра так уж точно.

— Так чем закончилась история с телефоном, — напомнила через время Тати.

— С телефоном… А это… Я при ней перезвонил на контакт «Любимая», и девушка на том конце объяснила, что нашла этот телефон в ресторане и вернет хозяйке… за вознаграждение.

— М-да, с телефонами у тебя засада. Две потери — это уже не совпадение, — Тати знала историю нашего «романтического» знакомства с Машей.

Повторюсь, не из праздного любопытства. Она почему-то решила, что в ней гибнет великий романист. Ее цель — создать эпос о пяти поколениях семьи Шалых, начиная с прабабушки. Почему бы нет… Дело хорошее. Мы ничем не хуже Ротшильдов. Судя по эксклюзивной роскоши отделки и наличие картин-подлинников, которые мачеха развесила даже здесь, в малой столовой, этот дом когда-нибудь станет музеем.

— Я считаю эти потери — удачей. Одна потеря заставила меня сделать ошибку и жениться не на той. Вторая дала силы с ней развестись. Все это опыт…

Без которого я предпочел бы обойтись.

— И как же у тебя теперь с личной жизнью? Кто-то уже есть? — Тати напряглась, поглядывая на дверь столовой.

— Три «3», — пожал плечами, вытягивая ноги.

Хотелось уже растянуться в кресле или на диване и подремать.

— Это как? — она вскинула темные брови.

Я поколебался секунду, все же такие вещи не для ушек шестнадцатилетних сестренок, но ответил максимально корректно. Ведь все равно не отстанет — мелкая проныра. Душу вытрясет.

— Заказал-заплатил-забыл…

Алый цвет, окрасивший щеки, уведомил, что до сестренки дошло. Отец всеми силами оберегал Тати от «правды жизни». Перевел на домашнее обучение и жестко фильтровал круг общения. Мачеха помалкивала, не вмешиваясь. Единственной подружкой Тати была воспитанница родителей Зоя. Я вспомнил рыжую скромницу и удивился, что ее еще нет. В последний раз видел ее давно, лет пять назад. Нескладный худой подросток, не знавший, куда деть глаза и руки. Мне она улыбалась, а с Машей была вымученно вежливой. Мужская часть семьи Шалых отнеслась к Маше прохладно. Приняли ее как родную только Даша и мачеха.

«Она для них своя», — туманно пояснила Тати.

Мы перешли в малую гостиную, где растопили настоящий камин. Его свет и несколько бра мягко освещали комнату, давая тот самый уют. Я утонул в одном из глубоких кресел, стоящих напротив огня. Тати забралась с ногами в другое, приткнувшееся рядом. Уютно потрескивал огонь, даря живое тепло. Ароматно пахло смолой от сосновых поленьев. За высокими окнами царили сумерки — по зимнему времени темнело рано.

— Макс, а ты знаешь, что у тебя две макушки? — начала прерванный разговор сестра.

— Это что значит? — алкоголь немного расслабил, я лениво жмурился глядя на танцующее пламя.

— Быть тебе женатому дважды, — хитро улыбнулась Тати.

— Не-не, я пас! — Я поднял вверх обе руки. — Я как Джордж Клуни женюсь только, когда нужна будет сиделка. И не днем раньше.

— Ну, с таким подходом получиться: женат два раза неудачно — одна ушла, другая нет? — хихикнула Тати, поддевая меня.

— Что предлагаешь? — хмыкнул я, с долей трезвого скепсиса не ожидая от доморощенного психолога «золотую» панацею.

— Действовать от противного, — с гордостью выдала Тати.

— Давай без противных обойдемся, — хрюкнул я от смеха.

— От противного, балда, то есть наоборот, — прояснила мне наша светлая головушка: — Если любил ты и не вышло. Теперь найди такую, что будет любить тебя… И все получится. Вот!

— Как все просто, мелкая. Где ее найти, не подскажешь?

— Вот как мы запели… А как же Клуни и сиделку на старости? — не осталась в долгу сестренка, расплываясь в проказливой улыбке.

— Пока ее найду, как раз уже нужна будет сиделка…

Дверь резко распахнулась, и гостиную влетел огненный вихрь. Пламя в камине качнулось. Дверь громко хлопнула. Вихрем оказалась девушка лет двадцати. Тонкая, хрупкая, точно фарфоровая статуэтка с гривой длинных рыжих волос. Довольно откровенное платье из черного шелка выгодно подчеркивало точеные формы. На грани приличия, но на ней оно не казалось вульгарным.

— Тати, это ему больше понравится или слишком откровенно? — выпалила гостья, не сразу заметив меня. — Может, все-таки лучше зеленое?

— Это ему определенно нравится, — расплылся я в довольной улыбке, узнав в девушке морковку: — Потрясающе выглядишь, Зоя. Рад тебя видеть.

Я мог только догадываться о ком речь, но мне хотелось, чтобы ее переживания были обо мне. Красавица хочет нравиться именно тебе — просто бальзам на душу.

— Макс, ты… — только смогла выдохнуть она.

Руки дернулись, прикрыть откровенный вырез платья, и опустились. Сестренка неторопливо поднялась с места, склонилась надо мной и шепнула:

— Она никого к себе не подпускала. Ждала тебя. У нее в комнате твое ростовое фото прямо напротив кровати. Сечешь, братик? Совет да любовь, Джордж Клуни… — Подойдя к двери, она помахала мне ручкой: - Я, пожалуй, пойду. Мне заниматься пора, а тебя Зоя развлечет… разговорами. Родителей до завтра точно не будет, — Тати хихикнула и выскользнула за дверь, что-то быстро шепнув на ухо Зое.

В свете камина я заметил, как радостно вспыхнули глаза девушки.

— Так это для меня? — я кивнул на тонкий шелк, льнущий к стройному телу.

Она кивнула, узкие ладони прошлись по бедрам, разглаживая несуществующие складки и будоража мою фантазию.

— Да, я перестаралась. Но Тати уверяла, что в этом ты точно… — она замялась, понимая, что с головой выдает себя: — Ты приехал один? — ее взгляд метнулся к моей руке, где все еще блестело обручальное кольцо.

Ее лицо потемнело, робкая улыбка увяла. Я понял, что ей шепнула, уходя, Тати. О моем разводе. Я стал свободен — вот что обрадовало рыженькую. Да, фактически свободен. Но не смог так просто и сразу избавиться от всего, что связывало нас с Машей. Не смог снять кольцо, которое мне когда-то надела любимая женщина. Оно не поддавалось, упрямо не слезало с пальца, как и я, не желающий расставаться с иллюзиями насчет нашего брака. Понимал, что в глазах всех выгляжу глупо. Брак остался на бумаге, моя жена спит с другим уже три года, а я все еще храню надежду на несбыточное. Пора избавиться от кольца и от прошлого. Просто стереть из памяти и не вспоминать, будто и не было никогда.

Пальцы крутанули золотой ободок, и я зажал в горсти никому не нужный символ того, чего не было. Затаив дыхание, Зоя следила за моими манипуляциями. Огонь лизал поленья, подсказывая нужное решение.

«Моя прелесть»- вспомнилась фраза одержимого идиота, который избавился от одержимости кольцом единственным способом.

Легкий замах и кольцо, сверкнув гранями алмазной огранки, упало в середину горящих поленьев. Пламя взметнулось и опало. Золотая фальшивка символично исчезла в сизой золе.

Начиная новыеотношения, нужно закончить старые. Теперь точка поставлена.

— Ты больше не краснеешь? — девушка, как и я, смотрела на огонь: — И не боишься меня.

Умело подведенные глаза метнулись от огня к моему лицу и обратно. Она помялась, подбирая нужные слова.

— Чувствую себя глупо. У меня от радости каша в голове. Я придумала целый остроумный монолог, а сейчас в голове пусто. Не знаю что сказать, кроме одного… Я очень рада, что ты вернулся… очень… — она снова смущенно замолчала. — Мы тебя ждали к вечеру. Я приготовила твои любимые отбивные.

— Очень вкусно, — я вспомнил, чем меня угощала Тати: — Почему сама не вышла к столу?

Не хотелось говорить девушке, что я про нее совсем забыл. Она-то ждала и готовилась. И словно в подтверждение моих слов Зоя призналась:

— Я увидела тебя в окно и…

— Разочаровалась, да? — Я следил за сменой эмоций на ее лице. — Появился старый, сильно поюзаный жизнью мужик. Совсем не тот принц, в которого ты влюбилась когда-то.

Длинные ресницы пару раз удивленно хлопнули. Зоя явно не понимала, о чем я толкую или умело притворялась, скрывая чувства.

— Я растерялась. Не знала, что надеть. Сидела среди вороха платьев и чулок и не знала, что выбрать, — призналась откровенно она: — Я же понимаю, что сейчас тот самый момент. А я веду себя, как… боюсь все испортить.

Она нервничала, переживала, что не понравится мне. Что испортит первое впечатление о себе вот такой, повзрослевшей, готовой к отношениям. Меня словно лапкой кошачьей погладили. Захотелось мурлыкнуть от удовольствия. Я снова удивился ее прямоте и легкости, с которой она признавалась во всем. Или моя фотография, если не врет Тати, избавила ее от страха. Может она и разговаривала с ней, как я с Машиной, когда она только ушла.

Старое воспоминание о жене показалось лишним и неуместным.

Меня же удивило, что мы говорим, точно всегда общались. Но это второй наш диалог за все время. Она так легко признается в личном, точно всю жизнь признавалась, откровенно говорила со мной. Вот и проверим.

— Тебя не удивляет, почему у нас так легко получается диалог?

Тонкие пальцы нервно крутили пряди распущенных по спине и плечам волос, как когда-то в детстве.

— Нет… Да… Почему?

— Так получается у тех, кто ведет постоянный внутренний диалог с отсутствующим человеком.

Она вспыхнула, точно застигнутая на горячем, и я понял, что попал в точку. Это меня совсем не обрадовало. Глупая морковка просто придумала меня. Сама спрашивала — сама отвечала. Придумывала ответы. А я реальный — другой. Нужен ли ей реальный Макс? Одной оказался не нужен.

— Зоя, я давно не мечта девичьих грез, не ангел и не принц на белом коне, — я отвернулся и уставился на огонь.

— Твой белый конь припаркован внизу. Я видела.

— Ты знаешь, о чем я. Я больше не тот Макс. Я Максим Романович, старый, противный дядька. Тебе только девятнадцать… — я хотел добавить, что мы не пара, но она перебила меня:

— Мне уже девятнадцать, — поправила Зоя. — Я столько ждала тебя…

— Ты меня совсем не знаешь, — теперь ее перебил я. Резче, чем хотелось. — Я давно не мальчик. Розовых соплей больше не будет. Они, как я выяснил, никому не нужны.

Мне показалось, огонь взметнулся и выплеснулся из камина. У ног упала Зоя. Заглядывая снизу вверх, она быстро затараторила:

— Макс, дай мне шанс узнать. Мы же можем попробовать. Не говори «нет». Не будь такой, как она. Дав мне шанс, что ты теряешь? Твое сердце разбито, так ты разбиваешь мое!

Слова прозвучали как пощечина. Злость, что меня сравнили с Машей, улеглась, как только я заметил слезы на щеках. Пальцами стер крупные капли, провел по атласной щеке, коснулся пухлых манящих губ и резко одернул руку. Зоя еще совсем девочка уже была невероятно красивой. Гораздо красивее Маши. Она сама пока не сознавала, как действует на мужчин. Но когда поймет, найдется ли мне возле нее место. Не скинет ли она меня со счетов, как старую развалину. Разница лет у мачехи и отца такая же, и они все еще вместе… Кто не рискует, тот не пьет шампанское.

— Собирайся.

— Куда?

Она смотрела этим своим щенячьим взглядом… Еще вид сверху на сидящую на коленках девушку в соблазнительном платье — ни один нормальный мужик не устоит.

— В ресторан. Шампанское будем пить, раз уж не попали на семейное торжество, — я помог ей подняться. — И оставь это платье, только набрось шубу. В моей машине не холодно.

— У меня нет шубы, — призналась Зоя. — В университет в ней не поедешь. А в ресторан нас с Тати не брали. Отец считает нам рано пить алкоголь.

Мы так и шли к выходу. Она рядом, не отпуская моей руки.

Отец на ней экономит? У мачехи и Тати наверняка полный шкаф.

— Тогда поедем сначала тебе за шубой, — решил я. Зоя остановилась, точно налетела на препятствие. Узкая ладошка выскользнула из моей. Она нервно покусывала губы, не решаясь сказать. Я и так догадался, о чем она переживает. — Вот только не накручивай себя. Ничего ты мне не должна. Я никого не принуждаю. Все будет тогда и так, как захочешь ты.

— Ты самый лучший, — выдохнула она.

Хотел возразить, но зачем, скоро она сама увидит, что все не так, как кажется. А сейчас эти слова как бальзам на раненую душу.

* * *

(от лица Маши)

День был особенный. Лучший, самый лучший день в жизни. Не поверив тесту, я съездила в больницу, и там подтвердили, что я беременна. Игнат радовался больше меня хотя куда уж больше. Мы поехали отмечать такое событие в «Марусеньку» — ресторан отца. Я пила сок, а Игнат не мог ни есть, ни пить. Держал меня за руку и молча улыбался. Мы так сидели наверно полчаса не меньше, пока в бокалах с шампанским лопнули все пузырьки. Не помню за последние лет десять, чтобы чувствовала себя настолько счастливой. Боялась, начну говорить и расплачусь. Я уже не надеялась, что когда-нибудь смогу забеременеть. И вот — чудо. Все было хорошо, пока мой взгляд упал на входящих.

Я поверить не могла, что вижу его. Мой бывший муж Максим пришел в ресторан моего отца «Марусеньку» и не один. С ним была очень красивая и очень молодая рыжеволосая девушка. Я с удивлением узнала в ней воспитанницу Шалых — Зою. Как только познакомилась с ней, заподозрила, что она неравнодушна к Максиму и ревнует его ко мне. И не ошиблась. Счастливица, она получила свое.

Я не могла оторвать взгляда от них. Девушка просто светилась вся от счастья. А Максим… в его взгляде не было той любви, с какой он смотрел когда-то на меня.

Он точно ждал от нее чего-то. А она лила на него обожание. Я почувствовала зависть к этой девочке. Ни к молодости и яркой, вызывающей красоте. Она… любила. Он ее нет… пока нет. В такую легко влюбиться и любить. А я так и не смогла полюбить Макса… и Игната не смогла. Полюбить — это же открыться, стать уязвимой. Я не доверяла настолько мужчинам. Ни Максиму, ни Игнату, ни кому-то еще. За последнего я выйду замуж, но только потому, что он отец моего будущего ребенка.

Рада ли я была за Макса… и да, и нет. Жалела ли я, что ушла — сейчас точно нет. А за эти три года было всякое. Случалось — скучала и жалела. Игнат тоже сложный человек, его дочь не сразу приняла меня. Только с женой его брата Захара мы нашли общий язык.

А с Максом… слишком много было любви с его стороны. Я не привыкла к такому вниманию со стороны мужчины. Страшно было привыкать. Привыкнешь, что муж тебя холит и лелеет, носит на руках, и вдруг — любовница. Страшно было любить такого. Я же не выдержу предательства. А рядом с Максом постоянно множество красивых, умных, интересных женщин. Иногда просто сексуальных и на все готовых. Я вижу в зеркало, как старею. А они-то нет. Вернее одних сменяют другие — помоложе. И любая из них может дать ему ребенка — наследника, а я не могу. Эти мысли сводили меня с ума. Я ссорилась намеренно, зная, что убиваю наши отношения, но знала, что так будет лучше всем. Лучше я стану истеричкой и скандалисткой в его глазах и уйду, чем он когда-нибудь сообщит мне, что у него от другой ребенок, и он уходит. Игнат флегматичен до равнодушия. Иной раз мне кажется, что ему вообще все равно есть я или нет. Но я уверена, что такой, отстраненный, предсказуемый, он только мой. Мой верный медведь надежный, как скала.

— Машуня, с тобой все хорошо? — от созерцания парочки меня отвлек Игнат. — Задумалась или знакомых увидела?

— Да, знакомых, — рассеянно кивнула я.

— Так может, подойдем? — предложил он. — Поздороваешься, если хорошо себя чувствуешь.

Игнат сидел к парочке спиной, и не видел Шалого и его подругу. Он и не собирался разглядывать. Его сейчас интересовала только я и мое здоровье.

— Пойдем лучше домой. Я что-то устала.

Мы поднялись и прошли мимо столика, за которым сидел Максим и Зоя. Увлеченные разговором, они даже не заметили меня. Сердце кольнула ревность, захотелось окликнуть его, напомнить о себе, чтобы заглянуть в глаза и увидеть отголоски прежних чувств, но я прибавила шаг, стараясь уйти незамеченной. Ждала, что он узнает, окликнет, но так и не услышала своего имени, сорвавшегося с его губ. Или он не видел, или сделал вид. И к лучшему. Зачем бередить раны? Если родится сын, назову Максимом… даже если Игнат будет против. Так покажу ему и всем, что всегда ценила его отношение к себе.

Эпилог 2

Австралия, Мельбурн.

(спустя 2 года, от лица Зои)

В комнате легкий сумрак и прохлада, усердно нагнетаемая кондиционером. Через панорамное окно видно, как дрожит нагретый воздух. За почти двадцать лет я почти отвыкла от австралийской жары. Но пришлось вернуться, компания «Интерстройинвест» приостанавливает свою работу на этом континенте. К сожалению, политика компании оказалась не совместима с интересами коалиции, недавно пришедшей к власти. Роман решил проконтролировать все сам. Я же соскучилась по моей спасенной австралийке, моей рыженькой Зое, которая живет тут, на своей родине, уже два года. Зоеньке, названной в мою честь, нашей с Романом воспитаннице. Эта тихая, скромная девочка, так напоминающая характером меня саму, моя слабость. И абы кому я бы ее не отдала.

(об этом можно прочитать в романе «Привет, Австралия»)

Но я видела, как Макс сдувал пылинки с бывшей жены Маши, и если к Зое у него будет хотя бы половина этого чувства, я спокойна за мою рыженькую. Но мои страхи беспочвенны. Макс любит ее, а теперь станет любить еще больше, на это появились особые причины. Она и пасынок Максим уже два года работают вместе здесь в Мельбурне. Это официальная версия для мужа Романа, не приемлющего служебные романы с секретаршами. Вся семья давно в курсе, что Макс и Зоя живут вместе. Но от Романа все тщательно скрывается. После тяжелого развода Максима и Маши, Роман изначально был против этого брака, он предвзято относится ко всем решениям старшего сына. У них сложные отношения и по сей день. Как мне кажется, Максим не простил отцу смерть матери Юлии, Роман тоже винит себя, но за то, что женился без любви и фактически этим ее убил. Но эти вещи не обсуждаются в семье Шалых вслух. Юлия — это табу для обоих мужчин… для всех мужчин Шалых. У всех свои скелеты в шкафу, есть они и у Шалых. И все, по негласному правилу, стараются их обходить в разговорах. Даже при сильных ссорах ни разу не упоминались имена обоих первых жен братьев Шалых: Сергея и Романа. Раз в год Максим и Роман едут на могилу Юлии. И так же раз в год на могилу другой Юлии едет Вадим Шалый и его отец Сергей. Даша Шалая, жена Сергея, призналась как-то, что Вадим ее родной сын от другого и не имеет отношения к бывшей жене Сергея Юлии. Но это еще один скелет, который тщательно прячут от всех.

(Об этом можно прочитать в романе «Найди меня, мама»)

Но сегодня особенный день, Роман стал дедушкой. Зоя три дня тому родила двух близнецов. Сообщили мне, а я должна сообщить радостную новость Роману. Честно сказать, мне проще еще раз пройти весь тот путь с ним и Зоей через горящий лес Австралии, чем сказать, что сын и воспитанница живут вместе и теперь родители двух чудесных девочек.

За спиной слышится скрип кресла и шорох бумаг. Роман работает. Как всегда. За эти двадцать лет он лишь немного снизил нагрузки под давлением врачей. Он все такой же: подтянутый, с осанкой, упрямо сопротивляющейся возрасту и гравитации. И таким же непримиримым характером, ставшим с годами почти непробиваемым. Его железные принципы и правила, о которые разбивались не только женские иллюзии многочисленных красавиц, желающих занять мое мест, но, к сожалению, наивная вера и любовь детей, когда они приходили к отцу за одобрением или советом. А я тот вечный миротворец, пытающийся смягчить удары отказов, жесткой критики и его неоспоримого «я так решил».

— Ром, мы можем поговорить? — откашлявшись, добавляю в голос твердости.

Отхожу от окна и сажусь напротив него, по другую сторону тяжелого стола из темного полированного ореха. Мне нужна точка опоры перед серьезным разговором. Растягиваю губы в резиновой улыбке.

— Решилась все-таки, — он отбрасывает ручку, снимает очки и откидывается на спинку кресла: — Я уж решил, что сегодня день пройдет тихо-мирно без сенсационных новостей от любимых детишек. Кто на этот раз «накосячил»? Близнецы? Тати? Выкладывай, чего уж…

Он улыбается, насмешливо щурясь. Я любуюсь своим мужем. Легкая седина и морщинки у глаз ничуть его не портят. Вот кому годы только в плюс. У нас приличная разница в возрасте, но внешне это совершенно не заметно.

— Зоя, — выдыхаю я.

— Зоя! — не верит Роман. Он насмешливо кривит губы. — Наша тихоня Зоя! Что она могла натворить? Кофеварочный аппарат сломала? Посадила аккумулятор в электромобиле? Отчеты перепутала?

— Зоя родила… двух девочек… три дня тому, — я выдавала информацию порциями, глядя, как с каждым моим словом темнеет лицо Романа.

— Родила! Она же не замужем… Кто отец? — тут же ощетинился Роман — Он признал детей? Это тот Руни Дэвидсон? Вот не нравился мне этот рыжий пройдоха. Говорил Максу, не брать его на работу..

— Это Максим, — наконец решилась я: — Отец девочек наш Максим.

— Макс! Мой Макс! — Роман даже привстал из-за стола. В глазах плескалась насмешка. Он не верил мне ни на грош. — Зоя ты фантазируй, но меру знай! Она же ему сестра. Они выросли вместе.

Такой рассудительный в делах компании, Роман в сердечных делах был слеп, как новорожденный котенок. Ничего не замечал. Зоя и Тати были его дочки. Обоих держал в ежовых рукавицах и не давал спуску, в отличие от близнецов, которым позволялось практически все.

«Парням нужно нагуляться, иначе после сорока крыша съедет»- авторитетно заявлял Роман.

Я не вмешивалась в его воспитание мальчишек, мне двух девочек и сестры Лады хватило за глаза. Один ее неудачный роман с сыном Даши Денисом стоил мне седых волос.

— Ром, Зоя Максу не сестра. И никогда ею не была. И мы не воспитывали их как брата и сестру. Макс был слишком взрослый и жил отдельно. Дома не появлялся, почти. Она не считает его братом, и он ее сестрой.

— Как давно они…? Да что я спрашиваю — дети уже родились… Почему я не в курсе? Почему ты скрыла? — Роман уперся костяшками в стол, нависая злобным Кинг-Конгом и испепеляя меня взглядом. — Ты же все мне докладываешь, а это придержала! И не говори, что не была в курсе.

— А ты не понимаешь почему? Помнишь, как ты реагировал на его брак с Машей? И сейчас посмотри на себя. Пышешь на меня Змеем Горынычем.

«Горыныча» он опустил, не считая свою экспрессию чем-то из ряда вон выходящим для других. Свою эмоциональную несдержанность себе прощал. Он же не брат Сергей — глыба льда.

— Мария — это совершенно другое дело. Она дочка пройдохи Селиверстова. Тот за счет моего имени раскрутил свою «Марусеньку», выкупил по смешной цене часть Макса, и теперь денежки считает! — рявкает Роман.

Зря я его вспомнила. Нашла кому припомнить прошлое. Для Романа Виктор Селиверстов, как алая тряпка для быка. Я прикладываю ладонь ко лбу. Акклиматизация для меня проходит тяжело. Роман без вопросов срывается с места к холодильнику. Достает бутылку воды и протягивает мне. Вот за это его обожаю. Он может орать, но всегда позаботиться.

— Что-то в глазах потемнело. От жары, наверно, — оправдываюсь я, прикладывая к ноющему виску ледяную минералку.

— Маша не пара Максу! И скажи еще, что это не так?

— Они разобрались… без нас, как видишь, — выдохнула я, наливая себе воды в стакан, и салютую ему с вымученной улыбкой. — За тебя! Поздравляю, Ром!

— С чем это? — Роман непонимающе смотрит на меня, присев рядом на столешницу.

Основная буря негодования и неприятия факта прошла, но он еще не осознал случившегося. Для Романа Шалого это трудная задача — постареть. Статус дедушки вроде как обязывает. А Рома, он вроде всемирно признанных красавиц, для которых возраст — это самое страшное, что придумала жизнь. Он не брат Сергей, который давно дед, и просто счастлив от этого факта.

— Ты стал дедушкой… дважды — Улыбка не сходит с моего лица.

Я слежу за сменой его эмоций. Впервые вижу растерянность и удивление. С новым статусом ему еще ужиться нужно. Уже чувствую, что для Романа это будет сложно. Еще раз отец — это приемлемо и понятно, но дед — это не для него… пока… Но он привыкнет.

Эпилог 3

Австралия, Мельбурн

(от лица Макса)

Закатные лучи солнца ложились длинными полосами, расчерчивая пространство просторной детской, освещая картину кормящей грудью Зои. Пахло сладким и родным, уютом, покоем и счастьем. Волосы убраны в небрежную косу, сама в тонком домашнем платье. Такая же стройная и тонкая, какой была до беременности. Словно не она пять дней назад родила двух девчонок.

Наши дочки все еще без имен. Мы так и не пришли к общему мнению, как их назвать. Зоя хотела английские имена, я только русские. Компромисса не получалось. На моей памяти мы впервые спорили. Зоя горячилась, а я довольно улыбался. Нравилось смотреть на нее такую, смешную, взъерошенную, беременную белочку.

Развалившись в кресле после душа, не отрывая взгляда любовался красивейшим зрелищем. Я помнил Зою разной: задумчивой, удивленной, смеющейся, обиженной, плачущей, испуганной, исступленно шепчущей мое имя и признания, но никогда она не казалась настолько прекрасной, как сейчас. Взгляд темных глаз оторвался от девочки и поймал мой. Секунду длился наш немой диалог, ее глаза влажно заблестели, пухлые губы приоткрылись.

Ее обычная реакция желания на меня. Так поднимает самооценку… и не только. И мне спокойно, моя Зоя только моя. А было время, когда я нечеловечески ревновал ее. Это только в самом начале наших отношений я кайфовал. Меня словно вытащили из морозной Аляски и перебросили прямо в теплые воды тропического моря.

Отец отправил меня контролировать ситуацию тут в Австралии. В том, что со мной поедет Зоя, он ничего предосудительного не увидел. Он действительно считал, что я питаю к ней исключительно братские чувства. Он был прав, но Зоя попросила шанс. Два- три месяца все было сказочно. Вот только я невольно сравнивал Зою с Машей. Горячая, страстная рыжуля и прохладная, позволяющая себя любить Маша. Умом я понимал, что выиграл джекпот у судьбы, мне завидовали все мужики. Это легко читалось в их взглядах на нас с Зоей. Но мое сердце тянулось через океаны к «Снежной Королеве», давно забывшей обо мне. Не знаю, как долго продолжалось бы все это, но в наш филиал перевелся Руни Дэвидсон. Если другие только мечтали о Зое, боясь связываться с Шалым, Руни плевал на все условности. Бывший футболист австралийской команды, списанный из-за травмы. Закончив университет, попал в нашу компанию и показал себя толковым и умным не погодам. Молодой, лет на семь старше Зои. Он сразу же положил глаз на мою рыжулю. Он ей проходу не давал, хотя его предупредили, что Зоя моя. Вот тогда я понял, что могу ее потерять, если и дальше буду мечтать о другой, принимая ее любовь. Руни, как я, оказался любителем спортивных машин. И участвовал в заездах. Я решил проучить молокососа. Тот заезд я выиграл честно. Но понимал, что не Дэвидсон, так другой сопляк захочет увести мою искорку. А терять девушку я не собирался. Представил свою жизнь без нее, и в тот же вечер объявил Зое, что хочу ребенка. Ребенок лучше всяких брачных обетов привязывает женщину к мужчине. Ее совершенно не смутило, что ребенок явится раньше, чем мы станем мужем и женой. Конечно, я собирался предложить ей замуж. Но вспоминал, как распинался про Клуни и сиделку на старости лет, и не решался. На смех же поднимет. А ее животик рос. Когда мы узнали, что детишек двое, обнимаясь, болтая о ерунде, просидели всю ночь на берегу залива, любуясь звездами. Я хотел предложить ей стать моей, но так и не решился, отложив до рождения детей.

— Макс, не смотри на меня так, — облизнув губы, попросила Зоя.

— Как «так»? — довольно улыбнулся, притворяясь, что не понимаю.

Девочка уже спала, и Зоя, поправив платье, осторожно уложила ее в колыбельку к спящей сестренке. Она погладила оба спящих сверточка и повернулась ко мне. Секунду раздумывала, что делать дальше.

— Иди ко мне, — притянул Зою на руки. Обнял, массируя напряженные плечи. Она тихо постанывала от удовольствия. — Устала?

— Угу, немного, — она прильнула ко мне, обнимая за шею.

— Наймем тебе помощницу, — предложил я. — С двумя малышками тяжело.

— Не, Макс, я просто не втянулась еще, — начала тут же оправдываться Зоя: — Я привыкну. Мне мама дает подробные инструкции по телефону. У нее тоже были близнецы, и она справилась. И я справлюсь.

— Она справилась с двумя няньками, — я вспомнил, как наш особняк в Подмосковье в один день из тихого мрачного дома превратился в круглосуточные ясли, а потом и детский сад.

— Я подумаю, — Зоя закончила спор и потерлась щекой о мое плечо.

— Это значит «да»? — настаивал на своем.

Миролюбивое и расслабленное состояние Зои мигом улетучилось, на меня смотрела недовольная фурия, готовая начать спор.

— Макс, я боюсь доверять их чужим людям. Они еще очень маленькие. Может месяцев через три-четыре…

— Нет, милая, придется научиться доверять. У меня на тебя планы… грандиозные, — поставил ее в известность. — Тебе не справиться одной.

— Что? — испуганно выдохнула Зоя. — Что-то серьезное? Кто-то заболел? Макс, что?

Ее уже понесло. Сейчас она перечислит все мыслимые и немыслимые несчастья, от которых просто обязана спасти нашу семью. Просто идея фикс этот ее неоплатный долг перед отцом и мачехой.

— Тихо, тихо, — я приложил палец к ее губам: — Со всеми все хорошо.

— Тогда я не понимаю, — она растерянно смотрела на меня.

Я порылся в кармане халата, доставая заветную бархатную коробочку. Открыл крышку, и последний солнечный луч радужно заискрил на гранях крупного камня. Выдохнул, глядя в ее изумление на лице сменяется пониманием.

— Как ты смотришь на то, чтобы нам пожениться? — я таки решился произнести эти слова второй раз в жизни.

Радость, вспыхнувшая на лице рыжули, резко сменила тревога.

— Как же отец? Макс, он не разрешит, — она испуганно округлила глаза и замотала головой. — Он будет в ярости и проклянет нас… лишит наследства. Он же считает, что мы как брат и сестра. А мы…

Я тихо смеялся, чтобы не разбудить наших крикливых крошек.

— Кто его будет спрашивать, — хмыкнул я: — Ответь, ты согласна.

Она просияла и кивнула, зачарованно разглядывая крупный бриллиант, оправленный в белое золото.

— М-да, я даже не удивлен этому, — раздалось саркастичное от двери.

Узнав голос, Зоя испуганно дернулась сбежать, но я ее перехватил. Привыкнув ко мне, она теперь боялась старшего Шалого, которого называла отцом. Я тоже называл. Наверно потому отец считал, что мы относимся друг другу как близкие родственники.

— Рад тебя видеть, отец. — Мы встали, приветствуя отца и мачеху. Ссориться в такой момент не хотелось. Я был счастлив, как не был очень давно. Может, в глубоком детстве, когда еще была жива мама.

— Поздравляю! — отец приобнял перепуганную и смущенную Зою. — Спасибо за подарок, девочка. Показывай, наших красавиц.

Зоя отступила в сторону, открывая проход к колыбельке. Перевела взгляд со спящих девочек на отца и робко улыбалась, теребила длинные концы пояса. Ждала, как маленькая, заслуженного нагоняя.

Мачеха скромно держалась сзади, не мешая отцу. Ее руки занятые подарками и шариками, едва удерживали множество свертков. Но она словно не замечала этого, следя за мужем. Я не удивился ее сегодняшней незаметности. Моя мачеха оказалась терпеливой и по-женски мудрой. Отлично разруливала сложные и конфликтные ситуации с отцом, характер которого сильно испортился за последние лет пятнадцать. Иногда мне казалось, она единственная во всем мире, кто может на него повлиять и успокоить. Вот и сейчас я и Зоя ждали бурю, но отец проявлял завидное спокойствие.

Заметив, что я смотрю на нее, мачеха улыбнулась и кивнула, давая понять, что все идет по плану и переживать не о чем.

Потрясающая женщина и человек золотой. Для отца просто идеальна. Как я сразу это не понял!

— Зоя, — я подошел к мачехе, пока Зоя что-то объясняла отцу насчет невыбранных имен: — Хочу сказать тебе спасибо. Можно? — принял из ее рук пакеты и сложил в кресло.

— Макс, поздравляю! — она улыбнулась, раскинула руки и замешкалась на секунду, не зная, что делать. Я сам обнял ее тонкую фигурку и прошептал в волосы, пахнущие австралийским летним зноем:- Спасибо… За все: за это счастье, за мою Зою…

— Ну что ты, Макс, — смущаясь, она выпутывается из объятий. — Это же… так каждая…

Она не заканчивает, смахивает слезинку с густых ресниц.

— Отец бросил бы ее там, в доме, я знаю. А ты… — я замолчал, сам испугавшись собственных слов: — Прости… Прости, что я был таким дураком все это время. Ты — золотая. Ты сама лучшая мама.

Она закусывает губу и отворачивается, чтобы скрыть, как растрогали ее мои слова, как она рада им. Произнесенным поздно.

— Береги ее, Макс, ладно… Зоя дорога нам обоим…

— В этом даже не сомневайся, — заверяю ее.

И сам верю, что пока жив, никому и никогда не отдам Зою. Даже странно сейчас, что когда-то сомневался и хотел ее оттолкнуть. Люблю же, жизни своей без нее не представляю.

— Бабуля, иди глянь, какие красивые девчонки у нас, — отец склонился над колыбелькой и улыбается тепло и мягко. Как когда-то в детстве. Он и кажется таким как тогда, когда была жива мама: молодым и счастливым. — Скажи, наши внучки красивее, чем Серегины.

— Да никакого сравнения, — поддакивает мачеха, подмигнув мне. — Самые красивые девочки Мельбурна.

— Выше бери, — шутит отец, беря одну из крох на руки. — Ты представляешь, они им еще имена не выбрали. Что у нас за дети! Все надо самим делать… Эмма и Эмилия…

— Это кто такие? — мачеха шутливо упирает кулачки в бока, грозно глядя на отца. — Те Брюссельские фройляйн? Близняшки?

— Фу, ну какие у тебя мысли..

Я смотрю на троих дорогих мне людей, понимая, что это та самая минута абсолютного счастья. Достаю телефон и делаю несколько фото. Мелькает мысль о Маше. Но сейчас кажется чем-то далеким и нереальным, точно кадром из плохого фильма. Даже не верится, что в моей жизни когда-то все было по другому.

Глава Бонусная… или «Хорошо то, что хорошо кончается»

(от лица Маши)

Струя воды шумно бьет в разрисованную цветами фаянсовую чашу умывальника. Ополоснув лицо, разглядываю свое отражение в забрызганном каплями зеркале.

Короткие светлые волосы повисли вокруг щек мокрыми сосульками. Бледная, с красными пятнами на щеках и тоской в глазах. Нет, я не заболела, никто не болен и не при смерти. Это я всего каких-то десять минут тому назад занималась любовью с мужем. Любящим — безусловно. Любимым — это вопрос.

— Что со мной? Почему я чувствую себя так, точно предаю… себя любимую и единственную.

Одевшись в дорогу, схватила документы, заглянула в комнату, откуда слышался веселый детский смех. Игнат оделся и возился с младшей дочкой. Рядом повизгивал рыжий спаниель Лакки Второй. Пару секунд «любовалась» на их идиллию и предупредила:

— Игнат, я к родителям. Сегодня не жди. Завтра вернусь, — улыбнулась дочке. — Ляля, пока-пока.

Девочка улыбнулась отцовской застенчивой улыбкой, сияя точной копией его глаз, и послушно помахала ручкой. Муж удивленно повернул голову, неуверенно улыбнулся:

— Все в порядке, Машунь? Ты чего сорвалась?

— Да, я просто обещала ей… помочь яблоки собрать… варить варенье, — врала, злясь на себя и Игната, что приходится выкручиваться. — Я доберусь — позвоню. Не скучайте. Я скоро.

«Скоро» как раз не хотелось. Хотелось «когда-нибудь» или «никогда».

Едва закрылась дверь, я почти бегом рванула прочь, боясь, что случится что-нибудь, и я не смогу уехать. Придется остаться, что-то решать, выдавливать из себя эмоции, которых нет. Не могу больше так. Не могу и не хочу.

Расслабилась только, когда машина выехала за пределы поселка. Глянула на телефон, валяющийся на соседнем сидении. Захотелось отключить, чтобы никто не дозвонился, не нашел.

Автомобиль летел, прилично превышая установленный максимум, когда я опомнилась и сбросила газ. Так и в аварию недолго попасть. Может это как раз выход от разъедающей нутро тоски по… несбывшемуся счастью.

Остановилась где-то в лугах, вышла и остановилась, разглядывая высокую синь неба. Августовский полдень не такой знойный, мягко ложится солнечными поцелуями на голые плечи. Стрекот сверчков, шелест ветра в листве и звуки редких авто, летящих мимо. Такая правильность и безмятежность во всем, кроме моего глупого сердца.

Ну чего мне еще пожелать? Если только луну с неба.

Умом понимаю, что у меня замечательная семья: муж любящий и заботливый, дочка красавица, достаток и возможности. Но давно уже ничего не радует. Мне казалось, когда я рожу, все изменится. Внутри включится нужный режим, и я почувствую себя счастливой.

Но ничего не включилось. Я любила дочку, радовалась ей, но… Вспоминалась мама, родившая отцу сына. Какой она была счастливой, светилась вся, помолодела лет на двадцать. Я никогда не видела ее такой прежде. Когда родила сама, ждала что-то подобное, но так и не почувствовала. Точно в красивом фантике не оказалось конфеты.

Присев, рухнула в траву, раскинув руки. Уставилась в небо, словно надеясь, что оно подаст знак, куда идти дальше. Если набежавшие в течение получаса тучки — знак. Мне надеяться не на что.

К родителям в поселок въезжала в сумерках, остановилась во дворе, разглядывая большой двухэтажный дом, в стеклах которого отражался алый закат. Входные двери распахнуты, из них доносятся ароматы яблок и корицы. Мама варила варенья на зиму.

— Марусь, ты? Проходи, — крикнула из дома мама. Я вдохнула глубже, на ходу придумывая, чем объяснить свой приезд. — Одна! А где твои?

Просторная кухня — любимое мамино место. С появлением в ее жизни двух мужчин, она полюбила готовить. Брат и отец — любители покушать. Она их балует. Отец поправился — не узнать былого подтянутого красавца-блондина. Она и зятя откармливает, когда мы гостим у них. Игнат от мамы в восторге. И Ляля обожает бабушку Аню и ее вкусны пирожки и булочки.

По столу раскатились яблоки: желтоватые, краснобокие и полосатые. Источают медовый аромат. Над разрезанными на части кружится парочка ос, которым удалось каким-то чудом пробиться через защитную сетку.

Я смотрю на множество всяких кухонных приспособлений: каких-то скороварок и пароварок, комбайнов и миксеров. И завидую маме по-хорошему. Сейчас, колдуя над медным тазиком, она счастлива. Ни Мальдивы, ни Париж, куда они летали с отцом отдыхать не вызвали улыбки удовольствия, как моменты, когда мы все собираемся вместе. Одной большой счастливой семьей, которую она может накормить от души. Я разлюбила готовить. Для меня теперь проблема сварить дочке простую кашу.

— Женское счастье — был бы милый рядом, — мурлычет мама себе под нос. Она вскидывает на меня темные глаза, долго смотрит:- Маша, у вас все хорошо? Игнат и Ляля точно в порядке?

Окна раскрыты настежь, по сеткам ползают привлеченные ароматом осы. Она помешивала в тазике деревянной ложкой с длинной ручкой. Я опустилась на край кожаного кухонного диванчика. Напротив, на стене фото в рамке. В прошлый приезд отец сфотографировал всех вместе. Я вглядываюсь в себя, находя ту же безнадегу в глазах. Тогда еще не чувствовала так остро, как сейчас. На контрасте все остальные лица сияют счастьем. Даже маленькая, страшно довольная дочка восседает на руках у своего отца.

— Мам, с ними все в порядке, — отмахнулась я: — Я просто хотела побыть одна. Отец и Артем где?

— Уехали к Витиным бабке с дедом. Одна я. Думала, с внучей повидаюсь. Вот варенье ей варю. На утро тесто поставить думала, пирожков и булочек напечь. Она любит. — Она откладывает в сторону ложку и садиться: - Рассказывай, что случилось? Я же вижу, ты не в себе.

— Ничего, мам, устала что-то. Голова разболелась. Пойду прилягу, — я поднимаюсь и торопливо выхожу.

Мне сказать нечего. Я не знаю, что со мной. Сама себя не понимаю, где уж объяснить кому-то… Выпила бы, но из-за духоты станет только хуже.

В комнату, где мы с Игнатом ночуем каждый приезд, даже заглядывать не тянет. Я прохожу мимо в небольшую гостиную. Глазами обегаю привычную картину. Как давно все вокруг не менялось. Родители делали ремонт, когда мы с Максом еще были вместе. От мысли о бывшем муже, о наших горячих ночах, проведенных под этой крышей, становиться жарко.

Одернула штору и открыла окно, впуская немного свежего воздуха. Присев на диван, где мама забыла вязание и альбом с фотографиями, сворачиваюсь калачиком. Смотрела или искала что-то. На развороте фотографии ее росписи с отцом. Какие они оба счастливые и помолодевшие. Улыбаются, глядя друг на друга. Я сама невольно улыбаюсь, глядя на чужое счастье. Перелистываю страницу, и улыбка сползает с губ.

Фото нашей с Максом свадьбы. Взгляд скользит по моему растерянному, не верящему, что все происходит взаправду, лицу. Цепляется за любящий, восхищенный взгляд Макса. Фотограф схватил момент, когда Макс собирался меня целовать. Память возвращает вкус того поцелуя. Горячий и жадный, обещающий удовольствие. Я не спешу прогнать воспоминание, переживая позабытые ощущения снова. Тепло желания растекается по телу, в нем тонет, растворяется непонятная, терзающая меня тоска. Чувствую, как ноет тело, желая ласк совсем не моего мужа. Вернее мужа, но бывшего. Рассеянно провожу пальцами по своим губам, обвожу его лицо на фото.

— Я так не могу. Макс, нам нужно обязательно встретиться и поговорить, — говорю вслух, глядя на фото бывшего.

— Ты что это придумала? — растерянно оглядываюсь, и взгляд натыкается на осуждающе поджатые губы матери.

В руках у нее стакан с водой и таблетка. Оказывается, она пошла следом, чтобы предложить обезболивающее.

Глава Бонусная 2… или "Старая любовь крепче новых двух?"

Максим опаздывал. Поправляя то прическу, то платье, очень похожее на подаренное им когда-то, нетерпеливо поглядывала на часы. Пальцы отбивали ритм на белоснежной скатерти. Я выпила глоток минералки, освежая пересохшее от волнения горло.

Отдельный, заказанный мной кабинет прятал меня от чужих глаз и позора. Нервно покрутила тонкую ножку высокого фужера. Почти час от назначенного времени. Макс не придет, и разговор отложится, а с ним продлятся мои сомнения и мучения. Мучения… Мужа с его навязчивой заботой едва терпела, а последнюю неделю переехала с дочкой к родителям. Специально уехала, чтобы не сорваться в скандал. Игнат точно не виноват, он хороший, но я его не люблю. А тот, кого люблю, решил не приходить.

Поднялась, чтобы уйти, когда дверь отворилась, и появился мой Максим.

Сердце радостно ухнуло вниз. Замерла, разглядывая этого знакомого незнакомца. Какой же он стал..

Я помнила Максима другим: старающимся не выдать эмоций, которые прорывались в отрывистых и агрессивных ответах, в фальшивой маске безразличия, в глазах с застывшей обидой.

Сейчас он напоминал мою маму, когда вся наша семья собиралась вместе. Она сияла от переполнявшего ее счастья.

Разум отмечал, как изменился Максим, а сама я уже обнимала его, повинуясь привычке. Вдыхала знакомый и такой родной запах тела. Он даже туалетную воду не сменил. Такой привычный, близкий и желанный.

Это же мой Макс, только мой, любящий меня. Я, конечно, не сразу оценила его чувства, а он ждал все это время. Ждал меня, потому и пришел.

— Макс, я так рада, — только сейчас заметила, что обнимаю одна.

Его руки некрепко сжимают талию, не давая прижаться ближе.

— Маша, неожиданно, — только и произнес он. — Ты хотела меня видеть. Я слушаю. Что- то случилось?

Тон ровный, прохладный. Так Максим говорил с другими, не со мной. Это сбило немного с толку, но я не собиралась отступать.

Разглядывала ставшие такими дорогими черты. Сдержалась, чтобы не провести пальцами по губам, которые так жарко целуют, столько раз признавались мне в чувствах. Облизнула губы, занывшие от желания повторить наш поцелуй. Знакомое тепло растекалось по телу, дурманило голову. Хотелось снова испытать сумасшедшее желание, вновь захлебываться его страстью, его любовью, даря в ответ свою.

Он же чувствует, как я хочу его, всегда чувствовал. Почему медлит? Почему не поцелует? Все еще обижен? Наказывает за причиненную когда-то боль? Я виновата, знаю…

Старалась не замечать его взгляда, непривычно равнодушного, точно он смотрел на занятную букашку, не больше.

— Я соскучилась, — призналась ему.

— Соскучилась… это все?

В этот момент заглянул официант, интересуясь заказом. Я растерянно глянула на Максима, все также обнимая его за шею. Вряд ли нашлась сейчас такая сила, что оторвала бы меня от него. Из головы совершенно вылетело, что мы в ресторане, хоть и отгорожены от всех. Мне же хотелось другого уединения.

Максим отпустил парня, обещая определиться с заказом позже.

— Очень хотела тебя увидеть, — улыбнулась ему, когда дверь закрылась, и мы снова остались одни.

— Ты увидела. Это все?

Недоверчиво глянула на него, не понимая его отстраненности. На миг показалось, что моего Макса заменил бездушный робот.

— Ты спешишь? — я немного обиделась и ревновала.

Рассчитывала на другой прием у Макса. Я ждала недоумение, растерянность, обиду, приготовилась к упрекам, но только не холодное безразличие. Словно он заглянул сюда ко мне, не увидел ничего интересного или стоящего и торопится сбежать. Будто в другом месте лучше и интереснее. Ревность кольнула сердце.

— Да, очень. Меня ждут дома, — он оглянулся на дверь, точно только и мечтал о том, чтобы сбежать поскорее.

Мы стояли, вроде как обнявшись. Макс держал меня за талию, я обвила его шею. Но ничего интимного и близко не было.

— Меня тоже ждут, но я там, где мое сердце, — Я прижалась к груди, слушая ровный стук его сердца. — А мое сердце рядом с тобой. Навсегда.

Грудь до того мерно воздымавшаяся под моими ладонями замерла. Максим перестал дышать, переваривая мое признание.

— Ты хотела мне признаться? — не поверил он.

— Да, я хотела сказать, что сожалею. Всегда жалела. Я была не права, когда оттолкнула тебя и ушла. Не знаю, что на меня нашло тогда. Я себя не понимала. Запуталась в своих чувствах. Но сейчас, понимаю, что мне не хватает именно тебя, — я приблизила губы к его щеке, почти касаясь. Максим стоял, не шелохнувшись, точно изваяние. — Макс, ни ребенок, ни удобный муж не заменят чувств. Настоящих чувств, таких, какие были между нами. Любовь, как у тебя ко мне. Как теперь у меня к тебе… — и горячо добавила: - Мы должны быть вместе. Любовь важнее всего…

— Любовь важнее всего — лучше не скажешь, — согласился Макс. — Я тоже выбираю любовь. Всегда выбирал и всегда буду. Без нее все теряет смысл. Особенно отношения.

Я подняла на него взгляд, чувствуя, что слезы в глазах готовы вот-вот пролиться. Он признался. Он любит меня, я не сомневалась, что любит и любил все это время.

— Макс, — прошептала, потянувшись к его губам: — Я люблю тебя…

Губы встретили пустоту, встречного касания так и не произошло. Я открыла глаза, с удивлением глядя на него, не понимая, чего он медлит. Черт с ним с заказом и рестораном. Рядом хорошая гостиница, и нас ждет такая ночь, которой до того не было ни у меня, ни у него. Жизнь одна.

— Маша, я тоже люблю… — он сделал паузу, обжигая меня льдом зеленых глаз, — свою жену. Только ее одну во всем мире. Мне больше никто не нужен.

— Что! Ерунда какая-то, — я отстранилась, и он немедленно отпустил меня: — Ты любил меня. Снова полюбить также не возможно.

— Также невозможно, — он невесело усмехнулся. — Ту больную одержимость тобой и вспоминать не хочется, — он сделал два шага к выходу и обернулся: — Я желаю тебе… влюбиться по-настоящему… в собственного мужа.

Дверь мягко закрылась, а я, скошенной травой, рухнула на стул.

Он уходил… уходил к той… рыжей… Не отдам! Мой! Любой ценой будешь моим… ничего не пожалею, только бы вместе… Боженька, любую цену только снова с ним…

Молю! Молю!

Я рванула следом, выпутывая длинный ремешок сумки, закрутившийся на спинке стула. Из нее слышался приглушенный звонок телефона. Мелодия стояла на маму. У нее сейчас Ляля, может, с ней что-то.

— Что, мам? — раздраженно поинтересовалась я, заметив три пропущенных.

— Игнат, — выдохнула она, справляясь с волнением.

— Что там он? — Резко рванула дверь, всматриваясь в фигуры в коридоре.

Снуют официантки с подносами. Высокой фигуры Макса не видно.

— Он чинил дома проводку и артерию пробил. Дома реанимация. Мы с отцом едем. Кровь нужна, — мама говорила сбивчиво, глотая слова — У него редкая такая…

— У меня такая же, — прошептала я, еще до конца не осознав новость.

В динамике фоном шумела забитая автомобилями магистраль. Рычали моторы, возмущенно пищали клаксоны. Я молча слушала, представляя, как сейчас умирает мой хороший и добрый муж. Я сама назначила цену за любовь, и жизнь, похоже, приняла ставку…

Окончание «Не кляни постылого — приберет Бог милого»

От слез почти не видела дорогу, летела вперед, шепча молитву. Сердце от страха сжималось. Телефон настойчиво повторил вызов. Я схватила, надеясь на хорошие новости. Вначале не поняла, кто говорит. Голос Максима показался далеким и чужим.

— Маша, ты в порядке? — Механически отметила заботу и тревогу в голосе, такие привычные когда-то и ненужные сейчас. — Я ушел, бросил тебя в таком состоянии. У тебя были такие глаза. Сейчас места себе не нахожу.Переживаю за тебя.

— Все хорошо, Макс. Я за рулем, я перезвоню, — выдавила из себя и тут же отключилась, зная, что перезванивать не буду.

Зачем-то набрала Игната, надеясь, что все неправда, и он ответит, как ни в чем не бывало. Номер мужа молчал.

Получила, что я хотела. Макс снова стал прежним Максом со мной… Почти прежним… Он переживает, потому перезвонил. Я могу получить его обратно. Он снова будет любить меня и заботиться. Старая любовь крепче новых двух… Все получу… все о чем мечтаю… ценой жизни Игната и счастья маленькой Ляли.

Я представила, что не Игнат, а Макс обнимает Лялю, играет с моей дочкой. Макс, а не Игнат каждый вечер приходит ко мне, приносит любимые пирожные и пиццу. Макс, а не Игнат любит меня. И ничего: ни радости, ни удовлетворения, точно киноленту о чужой жизни прокрутили. А Игнат… он никогда больше не переступит порог нашего дома, не улыбнется, не поцелует, не подхватит дочь на руки. Никогда его удивительные глаза не посмотрят на меня с обожанием, не назовут «Машуней» так, как умеет только он. Я же буду знать, помнить каждую секунду, что это из-за меня.

Сердце сжалось от тоски, и я завыла в голос, сознавая, что натворила, понимая, что потеряла главное.

От мчащейся машины шарахались авто и громко сигналили вслед сумасшедшему лихачу. Я словно одержимая рвалась вперед, надеясь успеть, понимая, что не успею. Кляла себя, что слишком далеко улетела от родного гнезда. Слишком, слишком много хорошего получила от жизни. Жизнь вознаградила с лихвой за нелюбовь отца любовью двух лучших мужчин. А я не ценила ни того, ни другого. Брала, всегда только брала.

Жизнь и дочь мне подарила, и отца вернула любящего и заботливого. Но мне все было мало. Все чего-то не хватало… А счастье было под носом. Что имеем — не храним…

У дома было пусто и темно. Ворота открыты. Машинально отметила, что фонари забыли включить. Это всегда делал Игнат. Ни машин скорых, ни реанимаций. Неужели я опоздала, и его увезли в больницу… в морг?

Огромная машина родителей припаркована на дорожке у гаража. Взвизгнули тормоза, я едва не зацепила отцовский внедорожник, резко остановившись у самых ворот. Входная дверь распахнута настежь. Внутри ни огонька, даже на кухне. Испуганная, с сердцем бьющемся где-то в горле, влетела в дом. Темнота и тишина напугали до колик. Из гостиной шел слабый свет, точно кто-то разжег камин. Ноги подгибались от страха и безысходности. Я побрела в ту сторону. Схватилась за косяк и заглянула в комнату. Секунду мозг пытался осмыслить картинку. Я закрыла глаза и открыла, боясь, что видение развеется. Но картинка осталась. Не выдержав напряжения, я начала оседать прямо на пол, цепляясь за мореное дерево и боясь отвести взгляд.

В камине весело трещали смоляные сухие поленья. В кресле спала старшая дочь, выронив телефон из рук. На пушистой шкуре медведя, напротив решетки рыжий Лакки жмурился на огонь. На нем, зажав плюшевые собачьи уши в кулачке, спала Ляля. Рядом живой и здоровый Игнат читал с планшета книгу. Он повернулся, услышав шорох.

— Машуня, ты уже вернулась? — заметив мое состояние, он отбросил планшет и едва успел подхватить меня на руки. — Что с тобой? Ты чего такая?

— У тебя все хорошо? Мама позвонила, сказала, ты кровью истек, — произнесла с трудом, захлебываясь слезами, цепляясь за его шею.

— Да ерунда, Машуня. Царапина. Я ж не убиваемый, — он как маленькую укачивал меня на руках, целуя в волосы: — Ты испугалась, маленькая моя? Ох, тещинька, навела суеты. А сама спать легла наверху. Не, плачь, Машунь. Все же хорошо. Я, как на грех, телефон отдал на прошивку.

Он отнес меня наверх, в самую дальнюю комнату и любил всю ночь. Точнее я его, именно любила… первый раз за всю жизнь. Не разрешала себя любить, не следовала за чужими желаниями, а именно отдавала всю себя тому, единственному, который жил в сердце. Точно единственному. Сейчас даже странным казалось, что хотела вернуть бывшего. Точно с ума сошла, а теперь опомнилась. Но чтобы понять, мне пришлось потерять. Пусть только в воображении, но этого хватило. Страницу с Максом я перевернула, к прошлому возврата нет.

Игнат уснул под утро. А я так и не смогла. Едва забрезжил в щели меж занавесок рассвет, спустилась в кухню. Мама уже хлопотала над блинчиками. Глянула на меня и нахмурилась. Губы поджались в ниточку. В этот момент она напомнила бабушку, когда та отчитывала меня за проказы.

Присела на высокий табурет, наблюдая за ее быстрыми движениями. Она ловко переворачивала лопаткой золотистые, кружевные блинчики.

— Как ты могла сказать такое? — покачала осуждающе головой, не веря, что мама могла со мной так поступить. — Я же чуть с ума не сошла от страха, что потеряла его. Такого себе надумала…

— Опомнилась? Дурь вышла? Вот и хорошо, — не чувствуя себя виноватой мама отвернулась к плите.

— Ты совсем как бабушка, — упрекнула ее. — Только она могла так жестоко с людьми, не считаясь ни с чьими чувствами. На том лишь основании, что считала себя правой.

— Иногда полезно… как бабушка. Мозги вправить дурехам вроде тебя, — в голосе мамы зазвенели металлические нотки.

Внутри поднялась буря возмущения, что за меня решают. Хотела уже высказать, что сама давно взрослая и решаю за себя. Но я вспомнила вчерашний страх и безысходность и прикусила язык.

— Спасибо, — выдохнула я.

Мама только коротко глянула в мою сторону. Хотела что-то сказать, но в комнату влетела Ляля и Лакки. Заметив меня, дочка радостно взвизгнула и кинулась обниматься. Но в паре шагов притормозила, растерянно глянула на меня, робко улыбнулась, и свернула к бабушке. Мама подхватила ее на руки, слушая дочкин лепет. Закусила губу от обиды, понимая, что сама виновата. Сама все это время отталкивала дочку. И вот результат — ребенок сторонится. Лакки встал мне на колено передними лапами и лизнул в руку, подбадривая. Точно убеждал, что все наладиться, если постараться. И я постаралась… Это легко, когда любишь. Само собой выходит.

Через девять месяцев у меня родился сын, которого мы назвали… Максим. Имя придумал счастливый Игнат. Нет, не в честь Максима Шалого. В честь своего деда. А с Максом Шалым мы встретились только через восемнадцать лет, когда мой сын Максим и одна из его дочерей-близняшек объявили, что собираются пожениться.

Оглавление

Глава 1 Знакомство

Глава 2. Ни разу не Перельман

Глава 3 Совмещательная

Глава 4. Когда я ем — я глух или… кто меня за язык тянул

Глава 5. Узнавательная… или и на осинке родятся апельсинки

Глава 6. Ругательная… Или яйца курицу учат…

Глава 7. Встречательная… Или от тех, кто выпил из копытца, нам всем не спрятаться, не скрыться…

Глава 8. Вопросительно-допросительная… Или: — «Вы вместе?» — «Нет, мам, мы счастливы»…

Глава 9. Испытательная… Или работа летом может нанести вред Вашему лету…

Глава 10. Развлекательная…Или… Золушка не просила принца, она хотела красивое платье и бал…

Глава 11 Переживательная… или «Часть жизни вы думаете, что только любовь может наполнить вашу жизнь светом, или разрушить её, а потом… вы становитесь матерью»

Глава 12. Объяснительная… Или «В принципе мужик бесится в двух случаях: — когда с ним не та… — и когда та не с ним…» (И. Охлобыстин)

Глава 13. Тревожная… или «Все, что ты любишь, всегда к тебе возвращается»

Глава 14. Блуждательная… Или «В одном черном-черном лесу…»

Глава 15. Исповедальная… Или «Не отрекаются любя…»

Глава 16. Скитальная… Или «Где обещанная судьба, что на печке находит? Может, я не на той печке лежу?»

Глава 17. Ознакомительная… Или «Не так страшен черт, как его малюют»

Глава 18. Прояснительная… Или «Забывчивость — мое второе что-то там…»

Глава 19. Ностальгическая… или «Неприятное прошлое — что разбитое зеркало. Пытаясь собрать осколки воедино, можно порезаться»

Глава 20. Признавательная… или «У судьбы нет причин без причины сводить посторонних»

Глава 21. Признавательная… или «Дураки с тобой мы оба, дураки, Растеряли все что было сгоряча…»

Глава 22. Скандальная… или «Когда мы правы, мы часто сомневаемся, но ошибаемся мы обычно с полной уверенностью»

Глава 22.1. Скандальная… или «Когда мы правы, мы часто сомневаемся, но ошибаемся мы обычно с полной уверенностью»

Эпилог 1…или «Я вас любил-я был дебил…»

Эпилог 2

Эпилог 3

Глава Бонусная… или «Хорошо то, что хорошо кончается»

Глава Бонусная 2… или "Старая любовь крепче новых двух?"