Disturbed (СИ) [metelle] (fb2) читать онлайн

========== 1.Deracine ==========

DERACINE

Неужели всё было решено

Ещё в утробе?

Меня сейчас стошнит

Я скрывал столько чувств

4… 3… 2… 1

Всё и не посчитать

За непреодолимой тоской

В лабиринте

[от колыбели до могилы]

Рваный шрам

Нет пути назад

Ложь. Трусость. Вздор

Моё сердце растревожено тобой

***

У Матсумото в руках микрофон. Кажется, вокалист сосредоточен на том, хорошо ли его голос пробивает шквал нарастающих рифов, но на самом деле его беспокоит Аой. Искусственное освещение выхватывает фигуру ритмиста из тёмного угла, будто нарочно выделяя среди остальных. Тот исподлобья бросает на Матсумото скользящие взгляды, чаще — на его губы, которые будто ласкают микрофон, прижимаясь к сетчатой поверхности.

Гитарист дёргает плечом, наклонив голову — занят игрой, руки несвободны, а влажный след, сползая по щеке вниз, мешает, поскольку слишком заметен, и Аой напрягается ещё больше. Солист уже открыто смотрит ему в лицо, пытаясь понять. От этого только хуже: моральный дискомфорт щиплет глаза; нет, Юу не плачет. Увеличивая траекторию, влага достигает губ, и предательская капля падает на струны. Пальцы суетливо размазывают её, сбиваясь с общего ритма.

«Чего уставился? Глаза слезятся».

Здесь работают кондиционеры, но в репетиционной царят тропики внутреннего ада. Несмотря на внешний уют прохладного комфорта — жарко всем, хотя стафф в любой момент сбегает за водой и дополнительно помашет на музыкантов веером. Руки внимательно отслеживает движение линии поджатых губ. Ждёт, ищет улики. И уголок рта гитариста нервно подрагивает. Всё правильно — это не пот…

— Аой-сан? — единственная нейтральная реплика, сказанная вслух за последние четыре часа.

Гитарист прячется за волосами, отгораживается, и все теперь смотрят на него. Чёрт. Его так легко смутить.

— Душно, — Аой краснеет, вытирая лицо, а Руки, бросив на стул микрофон, шагает в другой конец помещения и кидает в гитариста пачкой салфеток. Провоцирует следить за своими действиями.

— Держи.

Аой не ведётся; вскидывая руку, он ловит предмет на лету.

— Не стоило.

Все молчат.

— Продолжаем с того же места.

Аой кивает. У него печаль, упадок, недостаток внимания, нервы и симптомы всех смертельных болезней. Композиция Урухи добивала его, это странным образом обнажало чувства, обнаруживая несоразмерность тоски, которая держала за горло и уже со вчерашнего дня не давала нормально дышать, покрывая все радости бытия слоем грязной пыли. Где, интересно, Руки отрыл эти слова, в чьих уголках подсознания? Этот текст точно являлся результатом некоего негласного заговора, потому что откровенно обличал больную привязанность Аоя. Вокалист наверняка черпал вдохновение из его страданий и упивался ими. И Широяма сейчас жалел, что не родился на свет бабой, потому что хотя бы к ним Руки относился с пиететом и трепетом.

«Что-то мне нехорошо».

Вокалист вдруг резко оборачивается.

Раз, два, три… Пауза. Гитарист чувствует, что ещё немного, и от всего этого… вот прямо сейчас… его стошнит. Чёрт!

А Руки поёт, словно читая мысли:

— I’m going to be sick…

Приходится зажать ладонью рот, чтобы удержать в себе рвотные позывы. Аой вдруг понимает, что не может заставить себя прикоснуться к гитаре, потому что всё кажется ему отвратительным. Прежде всего — он сам. Он чувствовал себя голым в храме, где на троне восседает главный жрец с лицом Руки и вершит его судьбу.

«Что за театр, блять?»

— Аой, тебе плохо? — Матсумото озаботился, наконец, поинтересоваться, а Широяма поклялся себе, что запишется к психологу, прямо вот завтра с утра. Наверное.

«Нет, мне охуенно».

— Шутки оставь для твиттера! — Все вопросительно обернулись к вокалисту, потому что Аой ведь ничего не высказал вслух; зато последний снова убедился в наличии у маленького монстра телепатических задатков.

Тошнота резко подкатила к горлу, сводя желудок спазмами, и гитарист, схватив корзину для мусора, выплюнул в неё весь недавно съеденный обед.

— Какой апофеоз! — констатирует Матсумото. — Прервёмся. На сегодня хватит.

…Помещение пустеет, потому что все понемногу расходятся, оставив Широяму на попечение вокалиста. Задержался лишь Акира, который, выронив ключи, теперь метался в поисках.

— Рей? Свали уже.

Сузуки недоволен: слишком грубое заявление. Он обзывает Таканори нянькой, потому что ревнует — в этой группе все ревнуют друг друга к вокалисту. Акира матерится и медлит, но, отыскав потерю, всё же оставляет согруппников наедине.

— Я знаю, что ты здоров, Юу. Это не отравление и не инфекция… Поговорим?

Руки даже налил ему воды в белый стаканчик из пластика.

— Вот, попей водички.

Пальцы сжимают хрупкую серединку, и часть жидкости выплёскивается на пол.

Аой не спеша делает глоток, затем ещё один, и, чувствуя, как прохладная жидкость опускается вниз по пищеводу, он оттягивает время, пока чёртов вокалист в нетерпении не выхватывает у него из рук стаканчик.

«Разговаривать я не буду».

— Ладно, молчи.

«И играть тоже, Ру».

— Ну-ка, повтори вот это место. — Ухоженный пальчик тычет в график монитора.

«Моё сердце растревожено тобой»…

— Да, отсюда. «Моё сердце растревожено тобой», — холодно повторяет вокалист, — «уходи» и то, что там дальше. Хочу услышать чёткую ритмическую подложку.

«Ты нарочно издеваешься? Ненавижу!»

— Меня? — Руки улыбается. — Меня нельзя ненавидеть.

— Я не могу тебе сыграть! — выдавливает из себя Широяма. Тёмный гриф категорично отодвинут в сторону, нахмуренный взгляд гитариста сталкивается со стеной упрямства в глазах напротив.

— Заговорил. — Пальцы впиваются в запястье мёртвой хваткой. — Можешь, Аой-сан.

«Ложь во имя моей трусости».

Юу не произносит ни слова. Бывают моменты, когда понимаешь, что надо сказать что-то, но не получается. Да и зачем, когда вокалисту, по сути, не нужно озвучивать то, о чём ты думаешь, поскольку он и так в курсе.

— Ложь во имя трусости?

Аой пожимает плечами и думает про себя:

«Отвали».

— Не отвалю. Что, не в состоянии переварить лирику, да? Бывает. Пусть фанатки додумывают, а не ты. Заморачиваешься слишком.

Хлопает входная дверь. Руки проверяет — закрыто ли. Он не хочет, чтобы кто-то их беспокоил.

— Не надо, Ру, — Аой медленно поворачивает к нему голову. Разминает затёкшие плечи, избегая встречаться взглядом с отражением своего безумия.

— Надо. Давай-ка на пол.

— Чего?

— Снимаем стресс методом физических нагрузок. Упал и отжался. Тебе надо отвлечься. На пол, Аой.

Широяма ловит на себе взгляд вокалиста и понимает, что спорить бесполезно. Гитарист опускается вниз и начинает упражнение, позволяя Таканори считать вслух.

— Думаешь, поможет?

— На всякий случай у меня есть план «Б», — досчитав до двадцати, Руки ловко перекидывает ногу и усаживается на спину ритмисту. Аой недовольно морщится, но продолжает начатое. — Не говори, что тяжело: я лёгкий, словно пёрышко.

— Ты-то? Бронированное…

Широяма тихо ворчит, а Руки, улыбаясь, продолжает:

— Я знаю о чем ты думаешь, Юу. Тошнотворный резонанс, правильно? Что молчишь? Считаешь меня засранцем, который вытаскивает это из тебя? Думаешь, все начнут тыкать пальцем в твои слабости? — Матсумото упирается костяшками пальцев в крестец гитариста и хихикает. — Это всего лишь текст! Простое совпадение. Самое ценное в том, что кроме тебя никто не сыграет здесь настолько прочувствованно. И я завидую, потому что мне такого никогда не добиться. Представь, как в свете софитов замрёт аудитория. Ты красивый, Юу, даже когда плачешь, а у зрителей буйная фантазия, они придумают причину; и вот он, эпический момент: там, на сцене, ты неожиданно осознаешь, что тебе уже не больно. И только мы с тобой будем знать, что…

— Что? — кряхтя, спрашивает гитарист.

— Что всё это ложь. Ну, чувствуешь, как отпускает?

— Ага, чувствую, а теперь слезь с меня.

— Нет, подожди. — Гитарист качает головой, а Руки уже не сидит — лежит, откинувшись на широкую спину Широямы. — Ты выносливый, самодостаточный и сексуальный… Непонятно, с чего тебя так заклинило?

— А мне непонятно вот что: для чего сейчас ты заигрываешь со мной?

— Дыши ровно — спечёшься. Считай это производственной необходимостью.

«Хочется сбежать подальше от этой твоей необходимости».

— Некуда, Юу, — лениво цедит Матсумото, разглядывая свои ногти. — Бежать тебе некуда.

Аой злится и замирает, выпрямляя руки.

— Мы ограничены во времени, а производительность важна. Что именно позволяет добиться её? Душевное спокойствие каждого из вас. Вы моя семья, Аой, и ради вас я вывернусь наизнанку. — Ладонь уверенно поглаживает поясницу гитариста и вдруг соскальзывает на бедро, заставляя Широяму занервничать. — Вывернусь в прямом значении слова, — подчёркнуто ласково произносит Руки. — И от тебя я ожидаю того же. Работай, понял?

— Это ты прёшь, будто танк! А я не машина.

— Танк? Неплохое сравнение.

— Слезай, хватит! Я устал.

Матсумото слушается. Из-под полуприкрытых век вокалист наблюдает, как Аой поднимается на ноги. Расправляет плечи, пытаясь отдышаться, отряхивает ладони, подолом футболки вытирает выступивший на лбу пот.

— Ты только меня считываешь? Или всех нас?

— Всех, — Матсумото почему-то грустнеет.

— И как тебе с этим живётся?

— Не айс. Признаюсь, меня часто тошнит. Вот как тебя сегодня.

— Ты разрушаешь, заставляя чувствовать то, чего не испытываешь сам. Это…

— Знаю, аморально, бесчеловечно, предел терпению и бла-бла-бла. Короче, я здесь.

— И как ты…

— Собираюсь решить это? Я тебе солгу.

— Порой кажется, что ты не человек, а какой-то монстр.

— Может быть.

Руки подошёл возмутительно близко, и в глазах гитариста промелькнуло беспокойство. Его сейчас жёстко провоцировали — чёртов вокалист прижался к тому месту, к которому прижиматься не следовало.

— Какого хрена ты творишь?

— План «Б».

Надо бы отстраниться, оттолкнув Матсумото от себя, возмутиться, сказав что-нибудь резкое, но на это не осталось ни сил, ни желания; только лишь обнять в ответ — что Юу и сделал.

— Ты чудовище!

— А ты всё так же не можешь себя контролировать.

— Увы, мои чувства не меняются.

— Какое жалкое существование!

— И жуткие перспективы. Как реагировать на то, что вокалист моей группы столь откровенно подставляется?

— Вокалист твоей группы помогает тебе пережить тяжёлый момент.

— Грязно помогает.

— Но тебя больше не тошнит.

Ладони Матсумото уже исследуют анатомию чужих ягодиц, а Юу изо всех сил борется за то, чтобы оставаться в адеквате.

— Ты меня не хочешь.

— Хочу, Аой.

— Врёшь!

— Вру. Но мысль о том что ты всё-таки получишь то, что хотел, будет согревать тебя долгие годы.

Аой на секунду пресекает движение, накрывая ладони Матсумото своими, но неожиданно для себя выпускает их, позволив певцу и дальше изучать своё тело.

— А Уруха тоже согревается подобной мыслью?

— Не ревнуй. Я получил «Deracinе», используя иные методы.

— А от меня что надо?

— Мне нужна твоя боль.

— Ублюдок.

— И я готов компенсировать, заплатив своей.

— Притворившись геем? Иди на хрен, Руки.

Аой подумал, что сейчас самый удобный момент, чтобы пресечь всё на корню, но Матсумото решает всё единственной фразой:

— Узнав, что будешь у меня первым, уверен, ты постараешься как следует.

— Твою мать!

— Веришь мне? — Руки заглядывает прямо в душу и знает, что гитарист верит. Всегда верил и будет верить потому, что Матсумото для него как Божество: либо спасёт, либо уничтожит. – Так что? — осторожно спрашивает певец.

— Солги, — срывается Аой, целуя желанный рот, и сжимает Руки в объятиях так крепко, чтобы тот ни за что не смог отстраниться, даже если б и захотел. — Солги, что любишь меня.

— Я люблю тебя…

***

Наверное, все в группе испытывали к Руки противоречивые чувства, потому что каждый из них по-своему зависел от этого монстра, чудовища, демона — неважно как, но Матсумото… был необходим им всем, словно воздух.

— Извини, если я… Ты… Всё нормально?

— Если честно, Юу, то я не уверен, можно ли назвать нормальным то, чем мы только что занимались. Меня лишили анальной девственности, и мне… Нет, в этом определённо что-то было. Но сейчас я больше беспокоюсь о тебе. Как ты?

— Я сыграю так, как тебе нужно.

— Как нам нужно. Нам, понимаешь? Аллилуйя!

— Слушай, скоро будут интервью, и люди начнут задавать вопросы о текстах… Скажи мне, как ты сам трактуешь смысл?

— В «Deracinе»? — Руки ухмыляется, отодвигаясь от гитариста на безопасное расстояние, а затем и вовсе, быстро одевшись, резво ретируется к выходу. Аой непонимающе смотрит на него. — Ладно, так и быть… скажу. Ты только не бери сильно в голову… Там, в общем, ну, ничего такого. Дом, Родина, лишения, – так, всякий вздор.

— Знаешь что? — Юу поразился сейчас самому себе и ниоткуда взявшейся способности высказаться относительно спокойно. — Я ожидал от тебя нечто такое, блять. Ненавижу тебя, сука, — монотонно орал он. — Придушу, если поймаю! Нет, отъебу, как последнюю шалаву… «Додумают, найдут причину!» — передразнивал он слова певца. — Надо ж мне было родиться таким дебилом! Короче, готовься к смерти, падла! Ты понял меня, хренов танк?

— Разумеется, дорогой! Ты более чем убедителен! — после чего вокалист юрко выпрыгивает за дверь, потому что в него стремительно летит микрофонная стойка.

Прислушиваясь, как, оставшись в одиночестве, Юу снова берёт в руки гитару, вокалист с облегчением выдохнул: игра Аоя наполнилась теперь совершенно иным смыслом. И Руки, стоя за дверью, улыбается.

========== 2. Goddess ==========

— Внимание, родные! Проснулись, встряхнулись и пошли, — воскликнул, улыбаясь, Кай. Он казался бодрым и полным энергии и, как всегда, пытался навязать своё состояние другим. Руки автоматом считывал тяжёлый недосып, а также фиксировал проваленные скулы и синяки под глазами, которые уже не поддавались маскировке гримом. Всё равно было заметно, что драммер хронически измотан. — Руки, я понимаю — тяжело: тур, нервы, сублимация… Хотя бы глаза постарайся открывать на камеру.

— Э-э… — прозвучало хрипло. Подобно сомнамбуле, Таканори переминался с ноги на ногу в тесном периметре помещения, стараясь не уснуть прямо так, стоя. В этот раз стилисты постарались: каблук средней величины радовал устойчивостью. Удобно… Он почувствовал, как засыпает: глаза становились маленькими и узкими и, в конце концов, совсем превратились в щёлочки. — Кофе, — повторял он себе тихо, пока вдруг не наступила темнота.

— Ты падаешь! — крикнул лидер прямо в ухо, хватая вокалиста под локоть. — Аой, я тебя умоляю, выпей кофе, взбодрись — перегаром разит невыносимо, — обращался он к раздражённому ритм-гитаристу. — Кою, что, снова живот болит? Нет? Ладно. Ты это… заинтересованность прояви немного, ну, для меня, пожалуйста. Где Акира? — обернулся Ютака к басисту и, наблюдая за тем, как тот сидит и монотонно потирает колено, махнул рукой. — А, хрен с тобой, Рей. Просто молчи. А если спросят, я отвечу. Готовы? Поехали!

…Аой стоял, как водится, прямо за спиной своей пассии. Руки на мгновение замер, чувствуя тяжёлый и полный чёрной меланхолии взгляд, упирающийся в его затылок. Взгляд из адских недр погребов Джека Дэниэлса, приправленный утренней порцией саке.

«Так, что на этот раз?» — вокалист возмущённо уставился в отражение монитора.

«Сидишь некрасиво, Руки-сан».

«Окстись, Юу! Тоже мне, эстет».

«Ага. Только „рогатку“, блять, закрой», — и Аой, покачиваясь, вдруг отстранённо заулыбался.

Матсумото резко сдвинул ноги, и спать расхотелось: мало-помалу его догоняла мысль, что Широяма слышит его. Но разве такое возможно? Пожалуй, лучше всего списать всё на усталость. И слуховые галлюцинации сейчас происходят именно из-за неё.

***

Как Руки очутился в чужом номере, для него осталось загадкой. Нет, разумеется, он помнил своё назойливое желание сначала посетить гостиничный бар, чтобы убить мысли о необходимости как-то встряхнуться, может, напившись, снять девочку и отключиться: от этой движухи тура хотелось уже диким волком завыть на луну… Поэтому алкоголя было много. Он искренне верил, что зашёл совсем ненадолго, но, вливая очередную порцию, отчего-то забывал, что она была последней.

Когда его неожиданно посетила мысль отдохнуть прямо на полу коридора, горничная, наблюдавшая этот кошмар, забила тревогу. «Тот человек, случайно, вам не знаком?» — подбежала она к первому, кто вышел ей навстречу. На самом деле, Аой шагал на встречу к автомату со льдом, дабы оживить остывающий виски, но до цели так и не добрался. И вряд ли можно назвать случайностью, что вместо льда Широ притащил к себе ужратого вокалиста.

— Может, отцепишься от меня и примешь горизонталь, а?

Но Матсумото, обеими руками вцепившийся в Аоя, представлял себя солдатом на плацу, которому должно нести службу не нарушая вертикали.

— Ни-ко-гда.

Теплота ладоней убаюкивала сознание; и неизвестно зачем Така прижался теснее, поощряя плавное скольжение чужих рук по своей спине. Сверху вниз. Они осторожно двигались от лопаток и ниже, не пересекая дозволенной зоны, а он вдыхал свежий, немного пряный аромат шампуня, который исходил от длинных чёрных волос мужчины, что обнимал его сейчас. Матсумото вообще нравился запах, он не был ему чужим. Алкоголь, табак и чуть резковатый парфюм. Аой.

Широ прижимал Руки к себе настолько упоительно, что можно было стоять вот так целую вечность… и не только стоять — вдруг захотелось чего-то ещё. Не успел Матсумото об этом подумать, как чужие руки тут же легли на его бёдра, а затем очень мягко сжали ягодицы. Таку не покидало зудящее чувство, что всё это уже выходит за рамки невинных объятий, но он не мог не признать, что ему нравится. Он хотел, чтобы Юу зашёл ещё дальше, и тот зашёл, нагло приникая губами к его рту и заставляя ощутить совсем иную жажду… Стон. Руки удивил сам себя. Эмоции были новыми. Сейчас вёл Аой, и отчего-то каждое невысказанное желание вокалиста исполнялось, словно по взмаху волшебной палочки. Но как же всё-таки жаль, что Юу не девушка! Именно эта гадкая мысль всё испортила, разрушая пьяную иллюзию. В состояние, полное заторможенного дрейфа, вторгалось осознание, что он, блять, снова обжимается с мужиком! Стряхнув наваждение, Матсумото сильно отпихнул ритмиста от себя.

— Какого хрена?

Два музыканта молча уставились друг на друга. Руки, вытирая губы, пытался считать гитариста, но в чужой голове гремел лишь непонятный зум, звенящий колючей проволокой.

— Полегче, Ромео! Идея изначально была не моя.

— А… Моя?

Аой утвердительно кивнул, отвечая на недоверчивый взгляд.

— Пришёл в себя? Дверь вон там.

— Но я… ведь зачем-то пришёл?

— Откуда ж мне знать?

Руки вдруг схватился за поясницу.

— Спина болит, — пожаловался он, пытаясь вспомнить, отчего.

— Врач на другом этаже, — равнодушно выплюнул Широяма. Отвернувшись, он поднял со стола недопитый стакан и, сделав из него глоток, поморщился — безо льда как-то не шло.

А вокалиста вдруг накрыло воспоминаниями:

— После эфира по твоей милости я оказался на полу. Ты собирался убить меня, как обычно, из-за какой-то маловажной херни. И… дальше я напился, — сообщил он. — Из-за тебя, чёрт подери, я не в состоянии наклониться!

Матсумото, полный алкогольного горюшка, выглядел так трогательно, что Широяма смягчился.

— И не лень было тащиться в противоположный конец здания, когда номер Кая расположен по соседству? — Аой усмехнулся. — Умно!

Руки пожал плечами:

— Похоже, я и застрял где-то в начале… пути.

— Ладно. Сюда иди, — Аой присел, ожидая, пока вокалист позволит ухватить себя за ногу, затем не спеша стащил сапог. — Чёрт, стой спокойно!

Второй сапог никак не давался, и, Руки, не удержав равновесие, плюхнулся на гитариста сверху. Оба растеклись по полу, как медузы. Свободной рукой Матсумото схватил Юу за шею, больно упираясь подбородком в плечо. Пытаясь оторвать его от себя, Аой ухватил вокалиста за ремень. Неоднозначность положения уже не смущала, и никто не пытался ничего изменить.

— Знаешь, чего бы мне хотелось? — неожиданно томно прошептал Руки.

— Отправиться в переплавку и спилить подбородок? — сердито буркнул Аой. Эти провокационные интонации напрягали его, а снятый сапог, маячивший возле лица, действовал на нервы. Перехватив руку Матсумото, гитарист реквизировал раздражающий предмет.

— Девочку, — небрежно накручивая на палец чужую чёрную прядь, размечтался Руки. — Изящную брюнетку. Заходишь в номер, а она уже ждёт, такая молчаливая и безотказная, — заёрзал вокалист, устраиваясь поудобнее.

— Я тебе не баба, блять!

Сапог был яростно отброшен в сторону.

— Да какая разница. Брюнетка-а…

Внутри Широ немедленно закипел пьяный гнев; вокалист полетел к выходу словно теннисный шарик, и, придавая ускорение, вслед за ним, прямо в спину, полетел второй сапог.

— Пошёл отсюда!

— Голова кружится.

— Иди давай! От сапог тебя избавили.

— Злыдень… — произнёс Матсумото и, плавно оседая на пол, добавил: — И алкаш…

— Эй, только не думай, что будешь здесь спать, понял?

— Будешь, — упрямо пробурчал вокалист, привалившись к дверному косяку.

Широяма пребывал в крайней степени пьяного возмущения. Презрительно оглядев согруппника, он взвалил безвольное тело к себе на плечо и вышел вместе с ним в коридор.

Утром, очнувшись у себя в номере, Руки наткнулся на лежащую рядом с ним его собственную гитару, а рядом была записка: «Навсегда твоя — молчаливая и безотказная».

Матсумото поджал губы, а затем рассмеялся: «один-ноль» в пользу Широ.

***

— …Да ты достал, Юу!

— Не начинал даже!

Руки впитывал в себя мощный адреналиновый шквал, ведь Аой, доведённый до бешенства, становился хуже любого психа. Всякий раз вокалист очень рисковал своим здоровьем, пытаясь загнать Юу в подстроенные обстоятельства, и с нетерпением маньяка ждал реакции. Создавая мотивацию, он руководил, направляя чужие эмоции в нужное русло. Аой закипал мгновенно, как только ощущал, что им манипулируют, и всё равно позволял вокалисту вертеть собой, как тому заблагорассудится, потому что чувствовал, что Така просто не может по-другому.

— Аой, блять!

— По поводу бляди вопрос щекотливый. Возможно, ты обратился не по адресу, Руки. Позвони в агентство.

— Да, блин, кто-нибудь заберёт у него бутылку? И айфон, чтобы херню в твиттер не писал. Меня фанаты достали спрашивать, что случилось с бедным гитаристом!

— Ну уж нет! Разбирайся сам, — проходя мимо, заявил Кай и тут же поманил Уруху решать какие-то технические вопросы, на ходу объясняя, почему вмешиваться не стоит.

А страсти, между тем, накалялись.

— Как мило! — показушно умилился Широяма. — Обо мне беспокоятся, хоть кому-то есть дело до того, как я себя ощущаю. И что ты ответил?

— Что гитариста нельзя назвать бедным, если тот катается на «Ягуаре». Дай сюда алкоголь, чёртов нытик! — «А ты рассчитывал, что я напишу им, как тебя всю ночь одолевал призрак, сошедший с этикетки бутылки из-под саке? И, чтобы не вопить от ужаса, ты строчил об этом в твиттер в тайной надежде, что я приду тебя успокоить? Наивно полагать, что я сделал бы это».

— Наивно полагать, блять, что я тебя сейчас не слышу! — пьяно проорал Аой, залпом проглатывая остатки содержимого бутылки и швыряя в Руки пустую ёмкость. — Ты позиционировал меня с бабой. С девкой, чёрт тебя дери! Пытался удовлетворить свой недотрах за счёт моего к тебе… хорошего отношения. Это у тебя пускай сиськи вырастут, дегенерат!

— Чего вырастет? — неосторожно вмешался в диалог Сузуки.

— Сиськи, блять!

— Извини, но это ты облапал мой зад, — Руки неожиданно стал очень серьёзен.

— Ещё скажи, что ты этого не хотел, чёртов натурал!

— Ты что, правда трогал его зад, Юу?

— Свали к херам, Рей! — зарычали оба.

Наступила гробовая тишина, а разъярённая парочка очень недобро уставилась на Акиру.

Испытывая уколы ревности, согруппники обычно мирились с приоритетом предпочтений вокалиста и в ссоры вмешивались лишь тогда, когда жизни Руки начинала грозить реальная опасность.

— Больные! — диагностировал Рейта и поспешил уйти подальше от греха. Хоть скандалы утихали так же быстро, как и разгорались, но всё же порой являлись риском повышенного травматизма для окружающих.

«Так ты меня реально слышишь. Мне не показалось?»

«Лучше бы не слышал».

— И поэтому бесишься?

— Оставь меня в покое, а?

«И давно?»

— Что давно? — в тоне Юу слышалось нескрываемое раздражение.

«Слышишь».

«Недавно».

— И как?

— Спасибо, херово!

— Ах, я тебя умоляю, — протянул Матсумото.

Широ презирал это подобие театра, закатанные глазки и заломленные ручки. Хотелось подойти и заткнуть этот блядский рот. Не как-нибудь заткнуть, а поцелуем, как вчера, чтобы дух захватило; но враньё — оно и есть враньё. Гол в свои ворота. Билет в один конец. Руки всегда был ледяным правителем из снежного царства, и вряд ли что-то поможет это изменить.

«Всю душу вытравил, гад».

— Напиши балладу.

— Сам пиши. Ты чувствуешь вообще что-нибудь, хотя бы иногда?

«Тебя».

Вокалист, не отрываясь, наблюдал, как Аой невозмутимо шагает в сторону автомата со сладостями и красиво застывает там, пряча эмоции и выбирая, что бы взять. Не надо видеть лицо, чтобы почувствовать степень разочарования, что застыла в антрацитовых глазах. Неоправданные ожидания, «невзаимность» — эквивалент бесконечности космического вакуума. Но Таканори надеялся, что тот поймёт. Не сейчас, но когда-нибудь поймёт, что невзаимности нет.

Дело было не в понимании: познание другого существа со всем его внутренним дерьмом даётся тяжело, болезненно и мерзко; надо быть непробиваемым, чтобы принять это, а Широ так восприимчив. Руки очень не хотел для него такой же участи, как его собственная, но в то же время был рад, что больше не одинок в своём проклятии считывать. Что есть ещё кто-то, способный услышать его.

На это Широяма отмахнулся, даже не обернувшись.

— Самое паршивое знаешь, что? — заговорил гитарист. — Что я теперь особенный только благодаря тому, что слышу тебя. А что будет, если я снова «оглохну»? Опять стану всего лишь марионеткой?

Матсумото вдруг остался очень недоволен собой, и это чувство стало таким огромным, что захотелось пойти и удавиться.

***

В Аомори воздух оказался настолько холодным, что с непривычки обжигал лёгкие. Руки закрылся у себя в номере, завернувшись в одеяло, надел свитер и шерстяные носки и всё равно стучал зубами и ощущал, как безнадёжно замерзают ноги. «Погода напоминает Хельсинки», — писал в твиттере Юу. Нет, здесь намного хуже. И внутри, и снаружи, и вокруг самого вокалиста царил холод отчуждения. Он забирался под кожу и, застревая, царапался и больно колол между рёбрами. Аой не хотел разговаривать и не желал ничего слушать. Руки оставалось лишь читать твиттер и, перебрасываясь короткими репликами «по делу», ощущать пронзительную тяжесть ауры ритм-гитариста и фунт презрения к самому себе.

— …Ты ошибся номером, — выплюнул Широ, пытаясь захлопнуть дверь, но не успел: нога в чёрном ботинке юрко вклинилась в образовавшуюся прореху.

— Пожалуйста. Ты молчишь слишком громко.

— Просто кое-кто не привык к тишине.

— Сдаюсь, — Руки капитулировал, подтвердив чужие слова поджатыми губами и взглядом куда-то в сторону. — Мне тебя не хватает.

— В твоём номере чертовски холодно, а ты ненавидишь мёрзнуть, но ещё хуже для тебя оставаться наедине со своим безумием или проклятием, как ты его называешь. Настоящий кошмар! — отстранённо говорил Аой. — Руки, я всё понимаю, но при чём тут я?

— А к кому мне ещё пойти? Ты всегда знал меня лучше, а сейчас и подавно. Даже если ты «оглохнешь», знание никуда не денется. И чувствуем мы одно и то же. Тебя ведь тошнит?

— Тошнит. Особенно от некоторых твоих мыслей так и тянет блевать.

«Если я не буду сволочью, всё развалится к чертям. Я знаю, что манипулировать подло, но как иначе сгладить острые углы? Внушить веру в правильность решения, ведь вы все такие разные. Как объединить, избавить от сомнений, заставить двигаться дальше? Я должен быть чудовищем, понимаешь? И… разве… разве это кому-то из вас навредило?»

Аой многозначительно хмыкнул:

— Мне.

— Аой, пожалуйста. Я уже и не знаю, с какой стороны к тебе подойти.

— А с какой ты планировал? — ожидая подвоха, Юу начал снова раздражаться.

Своей неоднозначностью реплика заставила вокалиста подумать совсем не о том.

— Я всё слышу, твою мать! Не смей, слышишь? Не хочу. Ничего.

— А это… ну, случайность была… Я ж тоже человек, — Матсумото грустно улыбнулся и, наконец, убрал ногу. — Мне жаль, Юу. Прости. Правда.

Глядя на друга, Аой лишь вздохнул.

— Шёл бы ты спать, — сказал он. — Выглядишь плохо.

Дверь захлопнулась. Но у Юу перед глазами так и остался нахохленный, замёрзший и бледный вокалист, который вновь привёл его чувства в смятение, а сейчас, обхватив себя руками, медленной улиткой уползал, исчезая в инфернальных глубинах коридора. Широяма зажмурился, привалившись к стене. Руки всегда помогал ему. Разумеется, можно назвать эти методы варварскими и безжалостными, но они приносили свои плоды. А сейчас Матсумото реально раскис; пришёл, прекрасно осознавая, какой панацеей Юу воспользуется. Ведь что Широ мог предложить ему, кроме близости. А может, большего Таканори сейчас и не нужно?

«Чёрт, Руки! Да ты… на самом деле броня с розовой мякотью…»

«Поздравляю, ты узнал. Теперь придётся тебя убить».

Яркий свет вдруг брызнул в коридор, и голос за спиной заставил Матсумото улыбнуться.

— Ну-ка, разворачивай гусеницы, танк! Быстрее, пока я не передумал, — Аой отошёл от двери, не дожидаясь, пока вокалист вернётся, рванул ему навстречу, схватил и впихнул в номер. — Ну что? Будем греться?

Кольцо рук сомкнулось на спине ледяными оковами, и Юу почувствовал, как замёрзший нос ткнулся в его подбородок, а губы требовательно коснулись шеи. Така был холодным, и Аой прижался теснее; пальцы зарылись в затылок, оттягивая назад волосы, открывали бледную беззащитность кожи.

— Я сделаю для тебя всё, — шепнул гитарист в приоткрытый рот. — Только броню свою оставь за дверью…

Первый поцелуй был похож на укус: отрывистый, болезненный и злой, словно Юу заявлял о своих правах. И Руки подался вперёд, перехватывая инициативу, совершенно бескомпромиссно ответив на проявление жёсткости. Бесстыжий рот требовал ласки, позволяя насиловать, терзать, исследовать и сплетаться языками. Это было так пошло и возбуждающе, что, глядя на искусанные губы вокалиста, Аой усомнился в том, что сможет удержать лидерство, но это странным образом его никак не смущало.

Он считывал чужие мысли, будто вихрем врываясь в сознание, и Руки почувствовал, что закрываться бесполезно: уж лучше добровольно показать любовнику всё и сразу. Он ощущал себя странно и непривычно, поскольку тогда, в студии, всё происходило иначе: Широяма зондировал почву и осторожничал. Сейчас же — он властно забирал своё, и тело Руки реагировало на эти изменения. Штаны неожиданно стали тесными, а Юу отчего-то не спешил прикасаться к нему «там», хотя, собственно, вокалист мог и сам себе помочь. Чего стесняться-то?

Перехватывая его движение, Широ быстро развернул и прижал Матсумото к себе, позволяя ощутить собственную эрекцию. Ладонь накрыла его пах, начиная двигаться так, как это сделал бы сам Руки, когда мастурбировал. В голове вокалиста случился раскол убеждений: он уже не был так категоричен в отношении своей ориентации, вернее, причина крылась именно в Широ, который за секунды узнавал все его тайны. То, что он проделывал, заставляло Руки забыть обо всём и кусать губы, сдерживая непроизвольные стоны. Тактильные ощущения вызывали дрожь, когда пальцы Юу, проникая под мягкий трикотаж, слегка царапали чувствительную кожу. И Руки, вздрогнув, резко вывернулся, оказавшись к Аою лицом, мысленно требуя тайм-аута. Лёгкая усмешка затронула сочные губы, и Юу, помотав головой, дал понять, что передышки тот не дождётся. Вокалиста настойчиво пихнули на кровать, на ходу сдёргивая одежду. Зубы мягко прихватили сосок, язык обвёл тёмную горошину, а затем была немая просьба смириться со своей ролью. Выгибаясь на постели, Руки сначала протестовал, но его рот быстро заткнули поцелуем, а пальцы гитариста крепко сдавили бёдра, фиксируя положение. Громкий звук расстёгиваемой молнии, звон ремня — и штаны вместе с бельём сползли вниз.

Сгибая вокалисту ноги в коленях, Аой осторожно развёл их в стороны, и Така открылся так естественно, но настолько по-блядски, словно каждый день только и делал, что раздвигал их перед кем-нибудь. А Руки открывал для себя новые горизонты: никто и никогда не целовал его под коленкой. Никто и никогда не отсасывал ему настолько «грамотно».

…Юу собирался взять его сзади, как тогда — это было бы проще и менее болезненно, но Руки захотел видеть лицо, так что…

«Какое, блять, лицо? Это секс, детка».

«Ты имеешь в виду запихивание пальцев в мой зад?»

«А ты хочешь, чтобы я его порвал?»

«Распечатывая» любовника, гитарист проявил несвойственное себе терпение, выслушивая такие похабные ругательства, от которых уши свернулись бы в трубочку, будь Аой хоть немного сторонником интеллигенции. Но он лишь ухмылялся, призывая Руки заткнуться.

Матсумото постепенно вошёл во вкус и застонал, словно уличная девка, вынуждая Широ скорее заменить пальцы членом, а затем, вжимаясь в его тело, начать буквально вбивать его в жёсткий матрас. Руки вёл себя так бесстыдно, что Аою пришлось сбавить обороты — не хотелось облажаться. Вокалист извивался под ним, точно змея — гибкая, выносливая и голодная. Он выдаивал Юу, выцеживал по капле, сжимая его внутри себя так крепко, будто хотел оставить там навсегда. Секс с мужчиной приносил ему больше кайфа, чем недавний коитус с дамой.

Аой технично приближал их к финишу; перевернувшись на спину, он позволил Таканори взлететь наверх, осваивая навыки верховой езды. Такая «камасутра» порадовала остротой чувствительности: член гитариста погружался в тело Руки ещё глубже, задевая особую зону, от прикосновения к которой у Таканори перед глазами заплясали искрящиеся звёздочки. А чудесная рука Аоя стимулировала приближение разрядки, сжимая его плоть в такт движениям.

Широяма вдруг резко выдохнул, вскидываясь вверх. Тело дёрнулось в спазмах оргазма, и Таканори прочувствовал блаженство чужого рая, пока не достиг своего собственного. Острое удовольствие растворило реальность в ощущениях невесомости, отдаваясь покалыванием в конечностях, и Руки обнаружил на подбородке следы спермы: выстрелил мощно. Сам себе. Облизнувшись, он скривился: вкус ему не нравился, но чужое семя так и манило, чтобы попробовать и сравнить. Приподняв бёдра, он дал Юу выскользнуть и, сдёргивая с его члена презерватив, осторожно снял капельку.

— Не уверен, что на вкус она лучше, — хрипло произнёс Аой. Переплетая пальцы любовника со своими, он так и не позволил тому поднести руку ко рту. — Как ощущения?

«Зад саднит невозможно и поясницу ломит».

— Ныть отправляйся к себе.

— Твоя подмышка мне больше нравится.

— И ноги на меня не складывай.

«Я бы остался, если ты не против».

— Выражение «боль в жопе» тебе не знакомо? Последствий не боишься? Ты ж у меня… почти натурал.

— Мне говорили, что массаж простаты полезен для здоровья.

«Ты свалишь к себе, наконец, или нет?»

«Нет».

Такую довольную кошачью улыбку Руки замечал на лице Юу нечасто.

— Я напишу балладу. Уж так и быть.

***

========== 3. UGLY ==========

«Немедленно перестань окучивать Уруху, сукин сын, и не трогай его зад! Хребет бы тебе выдернуть за это!» — в сердцах думал Аой, глядя, как рука вокалиста невзначай задержалась в области чужого крестца.

«Я работаю, если ты не понял. Мне нужен грёбаный тэппинг¹, и я добьюсь этого любым способом, ясно тебе?»

Тон был отнюдь не дружелюбным. Скорее, агрессивным: Руки очень не любил, если кто-то начинал мешать его великим замыслам. И он действительно был занят, всеми силами пытаясь переманить Уруху на свою сторону. Вокалиста осенила очередная распрекрасная идея, которая, наткнувшись на непробиваемость гитариста, практически потерпела фиаско. Матсумото сыпал доводами, причём говорил много и больше не по теме и одновременно ссорился с Юу.

Аой слышал исключительно обсценные комментарии, звучавшие в адрес Кою, и, чувствуя, как возрастает раздражение вокалиста, начинал нервничать сам. Каждое слово чужих требований отчётливо врезалось в мозг: Руки умел мысленно орать, а ещё тон при этом делать таким металлическим, что хотелось заткнуть уши. Проклятый танк! Обожаемый…

— Руки, послушай, ну, сразу понятно, что ты не гитарист! — негромко говорил Уруха. — То, что ты придумал, — нонсенс! Так никто не играет.

— Вот и славно. Мы станем первыми!

Широяма наблюдал, как на поле жёсткой упёртости сошлись два мегаупрямства. Лид-гитарист еле сдерживался, чтобы не послать всё к чертям собачьим — слишком долго пришлось возиться с фрагментом, а Руки вдруг вмешался со своим тэппингом. Вынь да положь, как говорится!

Где-то в глубине души Широ был рад тому, что может считывать одного Таканори, поскольку последний, в свою очередь, терпел возмущённые вопли сразу с двух сторон: ревнивые — Аоя, и полные негодования — Урухи. И, наверное, очень хорошо, что сейчас их в студии только двое, а не вся группа сразу… Когда к Юу пришло это осознание, он сочувственно решил недолго помолчать, сосредоточивая внимание на скудных кустах за окном.

«Кусты, кусты-ы…»

«Умоляю, Широ, у-мол-кни!»

Ритмист тяжко вздохнул — что ж, не вышло.

— Така, о чём вообще разговор? Взять, к примеру, представителей тру-металла или альтернативы; где-нибудь такое слышал? Не слышал. Логично сыграть вот такую связку и привести её вот сюда, — Кою взял гитару, наполнив студию звуками заковыристого риффа. После чего, кинув медиатор на стол, сообщил: — А вот здесь Аой нам поможет, усиливая динамику, и у соло появится, наконец, кульминация, а то… затянуто всё… Скукота! Что скажешь, Юу?

— Ага, — широко зевнул ритмист.

— Чего «ага»? — не понял Уруха.

«Лучше помалкивай, Широ!»

— Да-да, — пояснил Широяма, глядя, как Руки передёрнуло от возмущения. На самом деле бездействие наводило на Аоя тоску, гитарист буквально умирал от безделья. Со времён Аомори Така больше с ним не спал. И в данный момент, когда слушать чужие препирательства реально достало, а занять себя всё ещё было нечем, Аой вдруг впал в ностальгию. Уйти он не мог, поскольку обсуждать общие соло являлось его прямой обязанностью, и оставалось только ждать, пока эти двое придут хоть к какому-то соглашению, дабы внести и свой посильный вклад в общее дело. Размышляя на разные темы, гитарист пришёл к воспоминаниям об умопомрачительном сексе в том номере отеля, когда Руки был таким откровенным, а его тело податливым и горячим…

— Уруха, — ласково произнёс вокалист, — я не против, но в этом месте мне бы хотелось, чтобы фоном для хука² послужил именно тэппинг.

…А ещё — какой Така раскованный. Аой несколько раз проворачивал в памяти мгновения, когда входил в него, стараясь не упустить ни одной важной детали этих драгоценных воспоминаний. В своём воображении Широяма снова и снова, всё глубже и сильнее, насаживал вокалиста на свою плоть. Ощущение от проникновения оказалось острым и болезненным от невозможности повторить его в действительности. Сейчас, например… ну! А память подбрасывала ещё и поцелуи,которые не давали Широ покоя, будоража чувственность. Руки давно перестал быть ледышкой — только не в постели с Юу: он горяч, словно гейзер Атами, и неукротим, как океанская волна…

«Да ты охренел! — ворвался в голову ритм-гитариста яростный вопль. — Нет!» Матсумото выразительно выпучил глаза, отрицательно покрутив головой.

Он считал всё это блажью и как-то не стремился брать во внимание сублимативные страдания Широямы. А ведь ритмист вспоминал Аомори довольно часто, но, к радости Матсумото, никогда не говорил об этом вслух. Таканори молчал и, считывая Широ, не отвечал тому ни «да», ни «нет», сохраняя независимость. Он обращал внимание лишь на конкретные действия и не мог не признать, что ему понравилось, как вёл себя Аой, особенно та часть, в которой они трахались. Тот избавил Руки от предвзятого отношения к сексу с мужчиной, и это открыло новый космос, космос бисексуальности, который волновал, вызывая ответную реакцию. И сейчас Таканори Матсумото почувствовал не только ответственность за того, кого приручил. Неожиданно он его захотел.

Мысли о сексе никогда не приходят вовремя. Чужая ностальгия воздействовала на вокалиста излишне сильно, и Руки зажмурился, вытирая со лба капельки пота: как многие представители мужского пола, он не мог думать о нескольких вещах сразу.

«Хватит представлять, что трахаешь меня!»

Широяма молча отвернулся, уставившись в окно.

«Я не машина, чёрт тебя дери!»

«Машина. Ты танк. Ты можешь всё».

«Нет, не всё! Лучше бы о работе думал, а не о том, как мне присунуть».

В отражении стекла Аой увидел, как чужая рука вдруг хищно сжала ягодицу Урухи.

«…Твою мать! Да он тебе ж сейчас рожу разобьёт! Уймись, блять».

«А я расцарапаю твою!»

— Така, — раздражённо выдал Кою, — мой зад тебе ничего не сыграет. Руку убери!

— Ладно, убрал, — сказал Руки, прищурившись, и оглянулся на Широяму. — Я вообще-то хотел, чтобы первая часть соло была относительно простой, — Матсумото откашлялся, пытаясь вернуть беседе прежний тон, — а вот начиная с середины…

«Вот так-то лучше…»

«Утихни, зануда!» — мысленно проорал Матсумото, а ритмист, наивно пожимая плечами, всем своим видом показывал, что совершенно ни при чём.

— Ты утянул всё в какую-то отяжелевшую попсу, Руки. И заставляешь меня деградировать в этом направлении, а я хочу развиваться. И вовсе не в сторону технического примитивизма. Здесь и развернуться-то негде.

Кою упрямо поджал губы: соперничать с Матсумото было нелегко. Руки всегда добивался того, чего хотел. Но Юу, увлечённый этим противостоянием, искренне болел за Кою. Из солидарности. Как за брата по гитарному цеху.

«А Уру прав: твоё представление о композиции с точки зрения гитариста неверно».

Вокалист сделал вид, что ничего не слышал.

— Серьёзно? Взгляни на это с другой стороны. Неизведанная территория со своими теченьями из подводных камней. Представь, что это твой сплав, Кою.

— Сплав по прямой, Така…

— Так впихни «невпихуемое» в эту прямую! Слабо?

— Концентрировать идею в скоростной гамме? Совсем сдурел?

— А почему нет? Усиливая напряжение гитарным унисоном с Юу. Ты даже не пробовал, а уже протестуешь.

— Ты не гитарист, чёрт тебя подери! Для меня это… как скатиться до уровня любителя.

— Неправильно! Профи должен уметь всё.

— Твои идеи дикие, блин. Морально неподъёмно.

«Профи должен уметь всё, ага! — повторил язвительно Аой. — Браво! Но я не совсем уверен, что Шиму это убедило!»

«Отсоси!»

«При условии, что чувак изменит свою точку зрения».

«У меня всё под контролем».

«Э-э, а желание… запихнуть свой член мне в рот тоже под контролем?»

«Перестань всё сводить к сексу… Туалет недалеко, если вдруг приспичило».

«Я не стану заниматься этим в общественных местах».

— Ну, а что? Сделаем лупы³, добавим бласт-биты⁴, — проговорил Матсумото неуверенно: мысли о минете сбивали его с толку. — Развивайся в сторону примитива, Кою. Кто у нас считается «тру» на метал-фестах? Сучки Babymetal⁵. Вон, американские куны, глядя на них, так и текут. А ведь мы намного круче.

— Они работают в другом стиле.

— Да я не об этом!

— Хочешь завоевать американских кунов? Своих извращенцев мало, что ли? Фу. Вообще не понял, при чём здесь Babymetal.

— При том! Их музыка — всего лишь фон, потому что подтанцовка слишком хороша. Тем более, если ты мужик… Я сейчас говорю о грамотно расставленных акцентах, Кою! Там, в глубине сцены, мелькают люди с белыми от грима лицами, и первые минуты шоу ты пытаешься определить, который из гитаристов Леда. Но потом всё перекрывает крупный план, — Таканори активно жестикулировал, изображая фокус предполагаемой камеры, — по авансцене скачут лольки, и ты, любуясь, невольно представляешь, какого цвета на них трусики, и уже мысленно «натягиваешь» лопоухую солисточку. У тебя встанет раньше, чем ты это поймёшь.

«Ты ходил на Babymetal!»

«Юу, заткнись, блять!»

«Когда? И у тебя что, встал?»

— Акценты, Кою, — нарочито вежливо повторил Матсумото, и, обращаясь к ритмисту, кинул раздражённо: — Завались!

Уруха с недоумением взглянул на Таканори, у которого что-то, видимо, перемкнуло в голове. К Широяме не могло быть никаких претензий — тот сидел в уголке и был на редкость скромен и молчалив. Видимо, что-то произошло между ними ранее, что вывело Матсумото из себя, момент, который он, Кою, каким-то образом пропустил. Включив улыбку, Аой грациозно сменил место дислокации подальше от вокалиста, но поближе к выходу, и по этой реакции лид-гитарист утвердился в мысли, что между этими двумя реально что-то не так…

— Спокойно, — буркнул Юу, а Матсумото набрал в лёгкие воздуха, чтобы донести-таки до лид-гитариста идею произнесённой тирады.

— Догоняешь? Мы — другие, — нервно вещал он, — помимо семплов⁶ и лупов, в самом материале должна быть фишка. Чтобы тёлки мастурбировали не на твои ляжки, Уру, а на охуенно отыгранный тэппинг. Они, сука, должны течь и оргазмировать в первую очередь от твоего соло!

Уруха, теряя всякое терпение и смерив Матсумото полным презрения взглядом, сорвался с места и грубо потащил его к монитору.

— Акценты, говоришь? Дохера умный? По твоей задумке первый хук здесь вообще обрывается, — злился Кою, буквально тыча Матсумото носом в экран. — Видишь, нет? А после следующего всё свалилось в одну кучу. Херня какая-то, набор бессвязных кусков! Хочешь переделать мою работу? А не охренел ли ты! — Ни Аой, ни Руки не могли сейчас вспомнить, когда в последний раз Уруха вот так на кого-либо орал.

Увидев, как внезапно побледнел Таканори, Широ ринулся защищать свою территорию.

— Отпусти его!

— Да ничего я не делаю! Сядь, Юу, чего вскинулся?

На мгновение Руки превратился в каменное изваяние. От голоса, тон которого показался демоническим, задрожали стёкла. Фраза прозвучала, как выстрел мощного орудия с откатом.

— Остыли оба! — зарычал вокалист. Аой тут же сел на место и невольно прикусил язык, а Кою обиженно замолчал. — Птичка моя, — выдохнул Матсумото, — я не стану ничего переделывать, всего лишь предлагаю тебе подкорректировать процесс. Ты прав, Уру, я не гитарист, сдаюсь, — он поднял обе руки вверх. — А вот ты — да, и поэтому ничего не остаётся, кроме как… — тут он как-то странно выдохнул, начиная теребить чёлку, — воззвать к твоему гитарному задротству и молиться на талант… У меня нет другого такого лид-гитариста, чьи соло были бы настолько… гениальными, — голос вокалиста совсем охрип. — Прошу тебя, Кою, сдвинь нас с мёртвой точки.

«Вынь язык из его ануса, чудище!» — мысленно сокрушался Аой.

«Не могу».

— Всех сдвинуть или конкретно тебя? — отвернувшись, равнодушно спросил Уруха.

Матсумото хмуро сдвинул брови, надуваясь, как мыльный пузырь. Поджатые губы, напряжённая поза, опущенные плечи. Аой видел, что Така устал. Причём усталость навалилась внезапно: раз — и всё. Ещё минуту назад Руки был окружён аурой неуязвимости, а теперь вдруг выдохся. Маленький рабочий эпизод, крупинка во вселенной, стандартная ситуация уговоров. А ведь не все из них пойдут на компромисс. Возможно ли вообще понять, что происходит в голове вокалиста, когда группа собирается вместе? И до Широямы медленно, но верно доходил смысл этого персонального кошмара, что выпал на долю Матсумото.

«Така, просто скажи ему сейчас то, что он хочет».

— Меня, сладкий, — родил вокалист. — Сдвинь меня.

— Окей, — хмыкнул Уруха. Он прекрасно понимал, что, не подмазав, далеко не уедешь, а Руки для этого постарался уже достаточно. В конце концов, они все ответственны за конечный результат. — Ты ведь не будешь против, если мы перенесём эти гармонии вот сюда, — продолжал гитарист уже более спокойным тоном, указывая на график, — тогда последовательность станет внятной и логичной, а в конце добавим какой-нибудь цепляющий мотив?

— Валяй, — произнёс себе под нос вокалист.

«Я столько раз за сегодня был послан на хер, что на мне уже пробу негде ставить…»

«Соберись».

— И тогда, при определённой обработке, тэппинг будет вполне уместен, — согласился Уруха, — дай мне время подумать, лады?

«Широ?»

«Да слышу я, слышу. Рад за вас».

— Повтори, Кою.

— Я сказал, что сыграю тебе тэппинг.

Матсумото резко развернулся на пятках.

— Мне надо выйти, — вместо «спасибо» отрезал он.

Уруха озадаченно смотрел ему вслед.

— Что думаешь, Аой?

— Что ты был непростительно груб.

— Вообще-то я про соло. Но раз уж речь зашла о Матсумото, тебе самому порой не хочется прибить его?

— Хочется. Но, учитывая, насколько он старается и вкалывает больше всех, я понимаю его мотивы. Взрослею, видимо. А ты…

— Работать с ним просто жесть. Руки монстр: всё чувствует и будто мысли читает. Но ненавидеть его я не могу, он хороший друг.

— Скажи ему об этом.

— Зачем?

— Иногда важно услышать голос друга, Кою, — выдал Широ, выходя в коридор, а Уруха так и не врубился, в чём смысл.

…Чтобы отыскать вокалиста в лабиринтах студии, Широяме не потребовалось никакого труда. Толкнув плечом дверь общей курилки, Аой зашёл в помещение.

— Кто-то сигареты забыл, — сказал ритмист, кидая Таканори пачку.

— Кто-то присосался ко мне, словно пиявка. Спасибо.

С мрачным выражением на лице Руки изучал скамейку, на которой сидел, и, засучив рукава свитера, ждал, пока Аой отыщет в карманах зажигалку. Широяма искал красиво — размеренно и не торопясь. Он театрально щёлкнул ею, сначала помогая прикурить Матсумото, а затем затянулся сам, небрежно прихватив фильтр зубами.

— Как дела? — Юу решил начать с нейтрального вопроса.

«Хреново».

— Нормально.

«Хреново-нормально для того, чтобы я оставил тебя в покое?»

Сизый дым, поднимаясь к потолку, закручивался неведомыми и плавными узорами и незаметно растворялся в воздухе, как невысказанные слова или запрятанные чувства.

«Нет, Аой, не сегодня».

Улыбка Таканори была мимолётной, промелькнула невесомо, слегка коснувшись Юу, словно маленькая бабочка, и подарила ему крылья.

— Чего же ты хочешь, Руки-сан? Клуб, алкоголь, девочки?

«Тебя хочу».

Встретившись глазами, они замолчали. Аой первым затушил сигарету.

— Спускайся, я подгоню машину.

***

¹ Тэппинг (с англ. tapping — постукивание) — техника игры на струнном инструменте, при которой звук извлекается при помощи лёгких ударов, а также приёмами (pull-off/hammer-on) по струнам между ладов на грифе. Эта техника похожа на легато (pull-off/hammer-on), но используется в более расширенном варианте: звукоизвлечение выполняют обе руки, создавая две независимые партии.

² Хук (англ. hook — крючок, цеплялка) — часть песни или композиции, которая каким-либо образом выделяется и особенно нравится слушателю, «цепляет» его.В основном хук бывает либо мелодический, либо ритмический, и часто он взаимодействует с мотивом песни, создавая определённый настрой.

³ Луп (англ. loop — петля, кольцо) — фрагмент звуковой или визуальной записи, замкнутый в кольцо (петлю) для его циклического воспроизведения.

⁴ Бласт-бит — приём игры у барабанщиков, характерный в первую очередь для блэк-метала, дэт-метала, грайндкора, трэш-метала, дэткора и подобных им направлений музыки в меньшей степени. Бласт-бит звучит как «стена звука», напоминает пулемётную стрельбу. В нормальном темпе, бласт-бит исполняется при скорости 180 ударов/минуту, ускоряясь в кульминационных моментах до 250—280 ударов/минуту, но может и намного быстрее — зависит от технического уровня музыкантов и направления музыки.

⁵ BABYMETAL (бэйбимэ́тал) — японская вокально-танцевальная хеви-метал группа. Участницы группы — три девочки. Играют сплав ме́тала и идол-музыки.

⁶ Семпл (англ. sample [ˈsɑ:mpəl]) — относительно небольшой оцифрованный звуковой фрагмент. Семплы широко используются при написании современной музыки.

========== 4. Vacant ==========

— …Аой-сан, ты должен узнать кое-что.

«Да неужели!»

…Время от времени на съёмочную площадку Руки таскал с собой каждого из них. Считывал, вытаскивал идеи, в общем, создавал, «отрывая чужие манжеты». Ему всегда был нужен какой-то импульс, и неважно, каким тот окажется. Вокалист не побрезгует вынуть чужое сердце из груди, лишь бы резонировало в нужной тональности. И странное дело — всех устраивало подобное издевательство; согруппники вздыхали, соглашаясь, и позволяли выжимать из себя всё, что только возможно.

— Меня Уруха ждёт на студии.

«Уруха обойдётся».

— Что-то подсказывает мне, что слушать тебя сейчас — плохая идея.

Насмешливый взгляд упирается в чужой подбородок. Танк прицельно выискивает зону выстрела. Ощущая возрастающее беспокойство гитариста, Руки чувствует, как Юу интуитивно настраивается на подвох, заранее готовясь к неприятностям. Что ж, пусть настраивается.

«Хочу проверить степень твоей стрессоустойчивости… Выживи, Широ!»

— Я так и думал. Пока.

— Тормозни, — говорит ему Таканори.

— Всегда приятно послужить причиной твоему вдохновению, но… нет.

«Ты средство, а вовсе не причина!»

Разговор начался вполне себе обыденно, с теми же препирательствами… но нормальные люди не должны знать мыслей друг друга. Зачем было унижать его? Фраза о «средстве» Аоя смутила и расстроила, растолкав уснувшие комплексы. Предчувствие чего-то нехорошего усилилось, а Матсумото… Вокалист делал вид, что ему параллельно; поглощённый своими идеями, он снова превращался в машину.

— Пойдём в офис.

«К чему, блять, эти загадки?» — неопределённость начинала откровенно раздражать.

Широяма на автомате сунул руку в карман, обнаружив там три медиатора, сигареты, смятую купюру и отсутствие зажигалки. Он отыскал ее в другом кармане, и ничего не оставалось, как, привалившись к стене, закурить прямо под запрещающим знаком. В общем, надо было срочно поразмыслить насчёт «стрессоустойчивости» и «выживаемости».

— Широ? — Руки пристально следил за всеми его движениями. — Не кури — здесь нельзя.

«Почему ты вечно всё усложняешь, Така?» — Сигарета была потушена.

— Скучно.

«А не может ли твоё „скучно“ обойтись без моего участия?»

«Разумеется, может, но только твоё без меня не справится».

Широяма разочарованно вздохнул: ну почему Матсумото такая сволочь, а? Почему обязательно надо ударить по больному?

— Ладно, говори.

— Есть… девушка.

— Нэ?

— Баба, понимаешь? Они существуют на свете, и я как мужчина не могу игнорировать этот факт.

«Какого хре…»

— Это не просто желание трахаться…

Сероватые стены коридора неожиданно почернели, а идеально белый потолок со встроенными лампами напомнил Широяме кадры из фильмов о психушке.

— Ты уверен, что я хочу об этом знать?

— Придётся, Юу. Не знаю, является ли попытка отыметь чужой мозг любовью, но… заметь, я тебе давно не лгу.

— Поправочка к слову «давно»: ты врёшь постоянно. Любовью?

— Не цепляйся к словам. Если быть предельно честным, я не приравниваю наш с тобой секс к чему-то, что связывает меня обязательствами… — Таканори с невозмутимым видом терзал карандаш, который не выпускал из рук с самого начала их встречи. — Я ведь ничего не обещал, Широ.

— Изумительная логика! — парировал Юу. — Я не просил бегать ко мне за сексом!

— Но очень хочешь, чтобы я и дальше продолжал это делать!

Аой был готов взорваться от негодования: они снова переспали буквально вчера! Да что с ним не так?

— Нахер! — Не прошло и пяти минут, а этот монстр уже вывел его из себя. — Не было ни одного раза, чтобы ты не устроил мне какой-нибудь подляны.

— Ты не понял меня, Аой.

— А ты сам себя понимаешь? Я живой человек, а не игрушка, Руки. И мне плевать на твои физиологические метания! Иди нахуй.

На секунду гитаристу показалось, что на него смотрит ксеноморфное создание из «Чужих», демонстрируя жуткие и острые, как бритва, зубы. Прожигая обшивку пола, кислотная слюна брызжет во все стороны, ведь этот Руки-Чужой затеял сожрать Аоя, предварительно прогнав через все муки ада.

— Широ, твою мать! Ты мне нужен.

— Ну, разумеется. Ты вообще осознаёшь, какой ты мудак?

— Сомневаюсь, что тебе от этого полегчает.

— Ладно, показывай, что за девка.

***

Грянул гром, и небеса обрушились на землю; спокойствие и надежды почили под толщей тяжёлого тумана, в просветах которого вылезало нелепое «почему». Почему из всей Японии Руки выбрал именно это чёртово агентство? Отчего из всех женских особей его взгляд задержался именно на ней? Непередаваемо! За что, блять? Глупый бриз минутного счастья был бесповоротно затёрт бесконечным разочарованием и злостью — Аой повёлся, забылся, а ведь расслабляться никогда нельзя. Это же Руки, чёрт его дери! Блядский чёртов натурал!

…Телефон прижат острым плечом к уху, в одной руке сигарета, в другой карандаш. Взгляд устремлён в монитор лэптопа, из которого на Широяму глядело что-то чужеродное и насмехалось над его чувствами. А Руки замер, переключив режим эгоиста на максимум. Возмущение и ревность Широ приятно щекотали ему нервы. Неизвестно, что заводило сильнее: злой Аой или же девчонка на фото; Таканори неотрывно пялился в монитор — так и занырнул бы туда, не задумываясь, в этот затягивающий омут…

«Только посмотри, Юу!»

Аой оценивал угрозу, чтобы свести к минимуму моральный ущерб. Угроза оказалась долговязой и худой — кожа да кости. И грудь плоская. Какая-то селёдка, а не женщина. Зато глаза глубокие, будто небо, и кажущаяся пустота в них фатально обманчива; для Таканори они — космос, а Широ знал толк в очаровании чужих галактик. Девочка с глазами взрослой женщины заинтриговала.

— Сколько ей?

— Двадцать три.

Загадочная славянка ощутимо «долбанула» по яйцам, подарив одному из них неуверенность, а другому чёртов стояк. Ещё противнее было наблюдать извращённое выражение кайфа на обожаемом лице: Руки, сука, не скрывал от Юу абсолютно ничего, даже внешне.

«Ублюдок!»

Теперь, когда секс с вокалистом стал вполне регулярным, появление какой-то барышни грозило разрушить хрупкую гармонию, которую Юу так старательно взращивал между ними. Захотелось сбежать и забыться, но что-то упорно не позволяло это сделать. Наверное, всё те же мечты, обломки которых вдруг оказались под ногами.

— Хотите печенья, Широяма-сан? — Расстроенное выражение на лице Аоя всегда вызывало в работниках стаффа желание угостить его чем-то сладеньким. Гораздо приятнее видеть, когда человек улыбается. — Возьмите шоколадку.

— Нет, спасибо, — вяло отмахнулся Юу и вновь склонился к монитору.

— …Позвоните в агентство! — указания звучат чётко, Руки точно знает, чего хочет. — Съёмки послезавтра. Нет, каталог смотреть не стану. Да, её зовут… — делает вид, что забыл. — Секунду… подождите, — резко оборачивается к стаффу, накрывая ладонью динамик. — Как её имя, напомните? — не просит — требует, одновременно увеличивая изображение на мониторе. В его голове уже полностью созрел концепт съёмки плюс обнажённое дефиле для единственного зрителя, необходим только пакт согласия… А Руки там её уже и так и эдак…

— Романенко Марина.

— Романенко, — томно повторяет в трубку Матсумото, — Марина-сан. Никак не могу запомнить.

«Смотреть на тебя противно».

Аой не мог поверить своим глазам и чужим мыслям. Руки реально запал на неё. Не делая абсолютно никаких попыток сблизиться, он оплетал и связывал её контрактом, точно паутиной, превращая в топовую звезду собственного бренда.

«Должен сказать, Юу, что девочка довольно умна и не делает из морали культа. Вопрос вот в чём: достаточно ли в тебе кансайского очарования, чтобы она раздвинула ноги?»

«Что, блять? Я не ослышался? Давай-ка меня сюда не впутывай!»

Внутри уже знакомо шевельнулась тошнота. Карандаш сбрякнул где-то на полу, а Матсумото не заметил: для всех живых он ушёл в другое измерение. Для всех, кроме Юу, который хотел, но не мог выдернуть его оттуда.

«Да ты рехнулся, Матсумото!»

Широ считывал любовника и жаждал для него кары небесной: потопа, цунами, всего, чего угодно, только бы Матсумото прекратил этот фарс. Тот ведь знал имя, фамилию и даже выучил адрес электронной почты; каждая цифра мобильного всплывала в памяти незамедлительно по первому требованию, но отчего-то ни разу вокалист не осмелился набрать проклятый номер. Почему, интересно? Ждал, когда за него это сделает Юу?

— Да. Спасибо, — заурчал, словно животное, которому почесали за ушком. — Вы очень любезны. Договор будет у вас через два часа.

— Зачем тебе это?

— Есть ты, я и девушка.

«Я гей, блять!»

«Уверен, с божьей помощью и под страхом смерти ты справишься».

Матсумото культивировал абсолютную беспринципность, которая воздействовала на окружающих довольно болезненно, но гитарист старался игнорировать это чувство.

…Пронзительный взгляд на фото отражает глубину ночного океана, чистую энергию неизведанной вселенной. Непознанный мир. И она приглашает постичь себя. Зовёт и манит, тварь! В её руках натянутая тетива, цель определена, и стрела сверкает в рапиде движения. Полёт отточен качеством металла, воздух колышет оперение, и Широ ощущает волнующий шум ветра и биение собственного пульса.

Всё кругом вдруг теряет значимость, и то, что это женщина, отчего-то волнует Аоя ещё меньше: он вдул бы ей по самое «не балуйся», и вовсе не потому, что она ему нравится, а по причине того, что этого хочет Руки. Кажется, эту мысль нарочно запихивают ему в голову, но ниточка осознания неожиданно рвётся… Чёрт подери, он сейчас действительно хочет эту бабу! Плотные волны странной вибрации окутывают его со всех сторон, заставляя тело отзываться с небывалой чувственностью, и сердце пропускает удар, утопая в пронзительной синеве чужих глаз. Неожиданно они меняют свой цвет, становясь темнее, зрачок вспыхивает, затопляя радужку искрящейся чернотой, и Юу узнаёт этот требовательный взгляд, который пробирает до дрожи. Он понимает, что не в силах отказать этим глазам, и душа его сжимается в комок.

«Что… ты со мной делаешь?»

«Структурирую новый сингл…»

Руки перевернул всё с ног на голову, навязывая свои фантазии, и Широяма уже не понимал, где пребывает его собственное «я», цепляющееся за попытку единения. Хотелось отдать всё на свете, только бы вернуть ощущения. Наплевать на людей, работу, студию, на всех и вся. Эффект принуждения оставлял резкое послевкусие, но Аой хотел продолжения, поскольку понял суть.

«Туалет направо по коридору».

«Я тебя ударю!»

— Не понравилось? — Наманикюренный пальчик бережно тычет в область аойской груди, наивным жестом вырисовывая сердечко.

Гитарист игнорирует бесполезный вопрос, решая дать выход эмоциям там, где этот монстр его не услышит.

— Так это… короче, всё ради сингла, да? — Ужасно тяжело давалось привести в норму дыхание, а в голове так и вообще царила полная неразбериха.

— Да. — Руки обернулся по сторонам: не хватало ещё привлечь ненужное внимание. — Почти.

— И ты не… ну, это самое…

— Нет, я с ней не спал, — его тон казался абсолютно бесстрастным, — пока не спал. К слову сказать, она также интересовалась и тобой. — Глядя на то, как лицо гитариста вытянулось от удивления, и предвосхищая появившиеся вопросы, Руки продолжал: — Ты популярен в узких кругах, Юу, и глупо об этом спрашивать. Для чего рассказываю? Просто чтоб ты знал.

— Не просто, блять! Ты никогда ничего не делаешь просто так. — Изящная кисть была небрежно отброшена в сторону. Физический контакт только усиливал желание разбить вокалисту лицо. От безысходности. — Заставляешь искать скрытый смысл, читая между строк. Принуждаешь к действиям, которых я не хочу. Какая теперь выгода тебе от моего знания, сукин сын?

«Мне очень интересно, как ты поступишь дальше?»

«А если, блять, никак?»

Вокалист заливисто рассмеялся, вызывая недоумение персонала, а Юу молча развернулся и вышел, хлопнув дверью.

«Гнев — хорошее чувство, Широ».

Аой допускал, что у Таканори вполне могли быть к девчонке какие-то эмоции; но захотел бы нормальный мужик делить свою женщину с кем-то ещё? Гарантированно — нет, но только если этот мужик не Руки. Матсумото дёргал за ниточки, вынуждая гитариста разыгрывать ни о чём не подозревающий трофей.

«Можно я убью тебя?» — отчётливо услышал Руки, опуская все последующие ругательства.

***

…Они не спешили, предпочитая особо не вдумываться в процесс, но с интересом наблюдая друг за другом. Матсумото не удивился, когда на одной из вечеринок она появилась в обществе Широямы. Гнев последнего творил порой невозможные вещи, особенно если дать повод. Обходительный и сдержанный, Аой действовал словно джентльмен из фильма, не препятствуя Таканори лепить из них трио. Матсумото был прав — девчонка не делала из морали культа: ей нравились они оба.

Луна щедро обсыпала ночное шоу звёздами, наполняя их эксклюзивом, беспокоили лишь трезвость утра и снятые маски. И хотя правила требовали соблюдения морального дресскода, Руки вёл себя до неприличия откровенно, но секретов не выдавал. Юу очаровывал тьмой, предлагая путешествие вслепую, обольщал полунамёками невинных касаний. Тактильная практика воистину творила чудеса, возбуждая низменный интерес к исследованиям. Улыбки охотников манили девушку горечью ванили, не обещая ровным счётом ничего, но скрытые знаки мягко соблазняли триумфом феромонов и алкоголя. В итоге чествование победителя затянулось, и, несмотря на отсутствие масок, утро всё же продолжало оставаться пьяным, нашёптывая небу свои сказки…

Девочка была молода, она жаждала внимания и хотела секса, сосредотачивая внутри себя всё, что так нравилось Матсумото. И тот не осторожничал — шёл напролом, дав ей всё, чего она хотела, насколько позволяло время, как мог, и когда дело зашло чуть дальше поцелуев — она не ломалась. Таканори возлюбил её злую и ненасытную страсть ко всякому извращённому познанию; стараясь извлечь из этой связи всё, он выпивал её, как восхитительный фреш, и исчезал, оставляя чужие чувства в смятении, чтобы в определённый миг она ухватилась за Широ, как за спасательный круг, ища в нём умиротворение для своей души. Аой, в свою очередь, ублажал не только чужую душу. Через её тело он чувствовал вокалиста и в благодарность делился нежностью, которая затем, так или иначе, попадала к адресату.

Их всех унесло течением. Чётные давали ощущение надежды, нечётные же — рвали душу на части. Руки был тем, кто разрушал, а Широ строил заново. Она стала их связью друг с другом — музой для одного и способом перевоплощения для другого. Но когда фазу шторма заменил безмятежный штиль, Таканори покинул сцену. Ушёл, по-английски, не прощаясь. Разбив очередное сердце, он оставил финал открытым.

…«Выходные» Юу проходили в попытках абстрагироваться от действительности, в окружении аппаратуры домашней студии, где он ваял свои вариации на тему сентиментального танго. Реальность «на троих» воздействовала на него разрушительно, опустошала эмоционально и истязала физически. Аой злился, потому что право дотанцовывать выпало именно ему, и не просто так, а с розой в зубах. Уставившись невидящим взглядом в график монитора, он слушал, как двигаются стрелки часов, и морально готовился к развязке, заливая страдания пивом. Алкогольная медитация могла бы продолжаться ещё довольно долго, если бы не тривиальный звонок телефона.

«Вот и всё», — ответило Широяме провидение.

В салоне такси звук тиканья невидимых часов казался Юу наиболее громким.

Впустив Аоя в комнату, она уткнулась мокрым лицом ему в грудь и расплакалась. Широ растерялся: он не выносил женских слёз, не зная, что с этим делать, да и утешать был не горазд.

— …Что он сделал? Марина, чёрт… перестань.

— Всё кончено… — Факт расставания был воспринят хоть со слезами, но вполне адекватно. Просто женщины намного чувствительнее. — Он сказал, что если есть вопросы, то ответы я найду у…

— У меня? Вряд ли, малышка… Ну, не плачь, эй.

— Знаешь, что ужасно? Порой мне кажется, что через нас он пытается прожить моменты, которые для него недосягаемы. Будто Руки не дано чувствовать, как другим людям, но ему хочется… И если он что-то решил, то делает это так…

— Безжалостно? — Аой понимающе усмехнулся. — Добро пожаловать в мир Матсумото, девочка.

— Ему действительно не нужно, чтобы его любили?

— Конечно, нужно. Всем нужно.

— Но Руки…

— Руки не может себе этого позволить — ответственность большая, но иногда находятся те, на кого он её перекладывает.

— Я не хотела выбирать между вами, — она жалобно улыбнулась, — правда.

— Сомневаюсь, что моральная сторона имеет ценность. Никто тебя не осуждает. Лично мне на это плевать, да и тебе, должно быть, тоже. Проблем никаких.

— Даже в том, что он меня подтолкнул, а тебя заставил?

Юу отвернулся, поджав губы.

— М-м… Я рад, что ты такая умная, но давай не будем вдаваться в детали, — сказал он тихо. — Я набью ему морду, обещаю.

— Не надо. Ему и так непросто…

«Говнюку эгоцентричному, а не человеку…»

— Я слышал, у тебя новый контракт? Уедешь?

Она кивнула, вытирая слёзы. Протянула ладони, чтобы он на мгновение поймал их в свои.

— Если что-то вдруг будет нужно, не стесняйся.

— Спасибо, Юу, — его имя прозвучало, словно дуновение ветерка.

Она не ждала, когда Аой поцелует первым, потянулась к губам, и тот прижал её к себе, отвечая. Ладони мягко обхватили талию, уверенно пробираясь под трикотаж футболки, и уже привычным жестом стянули его, обнажая хрупкие плечи. Её волосы удивительно пахли яблочным шампунем. А затем в полумраке спальни снова были сбитые простыни, и в комнате до утра горел ночник, над тусклым светом которого бился потерявшийся мотылёк…

***

… Атмосфера накалялась в напряжённом ожидании, и Аой больше назад не оглядывался. Он адски тосковал.

«Надо поговорить, танк».

— …Маленькие залы со стоячим партером, окей. А что нам предлагается в Нара? Может, нынче её опустим, а, Кай?

«Я занят».

«Ты мне должен».

— Руки, смотри сам, мне всё равно, — говорил Ютака. — Через Нара мы проедем в любом случае… и вся эта хрень, связанная с дорогой, сам знаешь.

«Тебе досталось самое приятное, дорогой. Надеюсь, ты простился за нас обоих».

«Блять, хоть раз включи режим человека, чудовище».

— Юта, извини, давай прервёмся.

— Ну, иди, раз надо, — ответил драммер, разглядывая расписание тура. — Я-то что?

Матсумото набрал номер и, выйдя в коридор, яростно заорал в телефон:

— Разворачивай тачку и возвращайся туда, откуда приехал, Аой. Я позвоню. Сам.

— Ты мне должен, — повторил Юу и повесил трубку.

***

На часах было два тридцать пополуночи. Пепельница наполнялась окурками, и они уже валились через край, оставляя бардак на дешёвой лакированной столешнице. Комната наполнялась едким дымом, а Матсумото усиленно травился, развалившись в кресле, его не заботила духота, но всё же он заставил себя подняться и приоткрыть окно, чтобы хоть немного проветрить помещение.

Его накрыло неожиданно. Аой и так терпел от него слишком многое. Хотя, надо полагать, у последнего уже выработался некий иммунитет к безразмерному эгоизму и сволочному характеру вокалиста. Но Руки чувствовал, что действительно обязан ему. За Марину. За концентрацию гребанного вдохновения. За верность. За годы болезненной аойской привязанности, которые не поддавались объяснению. За то, что, сам того не замечая, пытаясь оттолкнуть, уйти, отгородиться, Руки всякий раз неизменно возвращался к Широяме.

«Вот и отлично! Я идиот!»

Во рту пересохло, но тратить энергию, чтобы дотянуться до мини-бара, было лениво. Вместо этого вокалист закинул ноги на стол, и окурки, покинув перевёрнутую пепельницу, разлетелись по всей его поверхности.

***

…Удар ногой — и хлипкий замок отлетел вместе с кусками дерева. Душа не выдержала, и гитарист выломал дверь. В конце концов, это была всего лишь дверь дешёвого мотеля.

— Вломился эффектно! — Лицо вокалиста было мрачным и сосредоточенным.

— Надо было постучать?

Матсумото пожал плечами.

— Как ты меня нашёл?

— По запаху, — криво улыбаясь, Широ направился к Таке. Приблизился, скривившись ещё больше. — Мысли твои нехорошие пахнут. Ну?

— Что, блять? Это ты ломаешь двери, а не я.

Руки поднимает на гитариста тяжёлый взгляд, и Аой покорно плетётся к мини-бару, достаёт банку колы и швыряет ему.

— Лень зад от стула оторвать? Лучше сдохнешь от обезвоживания, чем поможешь сам себе.

Движение ресниц.

«Спасибо».

Пузырьковая гадость возвращает Руки к жизни, и он испытывает благодарность, уговаривая себя быть мягче. Несмотря на то, что изначально видеть Аоя он не хотел, Матсумото показалось отрадным то, что среди ночи гитарист отыскал его в этой дыре.

«Ну! Скажи что-нибудь, чёрт тебя дери!»

— Она плакала?

— Плакала. Сказала, что ты хрен бесчувственный. Вернее, другими словами говорила, но смысл этот.

— Утешил?

— Как смог. Она тебя раскусила, — Широяма прищурился, ухмыляясь. — Особенно поразили навыки манипулирования.

— Моя девочка, — Руки удовлетворённо улыбнулся.

— Если она так хороша, то почему бы тебе…

— Я не способен.

«Я и забыл, что ты не человек, ага!»

Глядя на фигуру в свитере, который больше, чем нужно, размера на три, ноги, обутые в кеды, задумчивое лицо с пронзительным взглядом, Аой ощущает своё одиночество настолько остро, что ему хочется размозжить Матсумото голову. Его тоска по взаимности несоизмерима ни с какой другой. Ну, хоть один жест или слово, пусть сказанное мысленно, но только не это режущее равнодушие.

«У нас с тобой разные представления о взаимности, Аой. Ты никогда не думал, что важно не то, куда ты уходишь, а к кому возвращаешься?»

«Мучить окружающих не достало ещё?»

«Ты прекрасно понял, о чём я».

— Ты сбежал!

— Я не готов выяснять отношения с тобой. Не сейчас. Тишины хочется.

— Манипуляции, принуждение, собирание чувств. Ради чего, Руки? Творчество? Я почти смирился с твоей псевдоэмоциональной импотенцией.

— Я не понял, мне тебя пожалеть, что ли?

— Там, на студии, ты заставил меня захотеть женщину. Теперь ждёшь, что я покажу, как трахаюсь с ней. Хочешь почувствовать её через меня? В этом и заключался план, не так ли? Только ты не догадывался, что это сделает больно не только мне и ей. Как ты себя чувствуешь, Руки?

— Допустим. Продолжай.

Юу обернулся, демонстрируя убогость антуража и тонкие стены.

— Не боишься, что твой извращённый разум убьёт тебя? — Аой закурил, стряхивая пепел прямо на стол. — Это место провоцирует у меня появление обсессии. Имеет ли смысл продолжать?

Руки улыбнулся.

«Разумничался, блять. Слово-то какое. Обсессия у него!»

«Ты мне, сука, должен».

— Ладно, что ты хочешь в качестве компенсации?

— Задницу твою в пользование! Добровольно.

— Фу, животное!

— Потанцуешь со мной? — стремительным движением Аой выдернул Руки из кресла и, крепко прижимая к себе, не оставил ни единого шанса к возражению. — Давай, детка, ты сам сказал, что у нас это взаимно.

— Сигарету убери, деревенщина!

Пульсация танго загремела внутри них трагическим гимном. Чёткость ритма, ударных и гармония баса раскрывали страстную натуру создателя. Широ выкладывался по полной, а это всегда являло некий эротический стимул. Матсумото опустил руку на плечо гитариста и, повинуясь партнёру, сделал первый шаг.

«Интро сойдёт?»

«Показывай дальше».

…Визуальная картинка внезапно меняется. Гостиничный антураж заполняет собой знакомая комната с тусклым освещением. Аой уносит сознание Руки в спальню, туда, где две обнажённые фигуры сплетаются в объятиях, а влажные губы нежно накрывают другие, раскрытые в желании. В воздухе витает еле ощутимый аромат зелёного яблока и чуть резковатого мужского парфюма.

— Аккуратней! Ты наступаешь мне на ноги, — шепчет Руки голос Юу.

В проёме сломанной двери просматривается освещённый коридор отеля, пальцы с трудом дотягиваются до выключателя и вырубают внутренний свет.

Рука мужчины ласкает маленькую округлую грудь, и тело девушки выгибается, тесно прижимаясь к нему. Аой обращается с ней, как с королевой, но в его мыслях и воображении нет места для женщины. Каждым касанием, поцелуем, движением он любит в ней Матсумото. Губы целуют маленькую родинку на плече и шрам на кисти, в точности повторяя действия Руки.

— …Ещё, — в истоме выдыхает она, и гибкое тело жаждет экстаза, подаваясь навстречу движению руки, ласкающей её.

Где-то изнутри в Руки поднимается сопливая сентиментальность, но вовсе не из-за мелодики припева. Мысль о том, что Широ позволяет ему проникнуть буквально во все закоулки сознания, заводит, наполняя душу липким сожалением, но вуайеризм побеждает, заставляя заново открываться Аою. Матсумото хочет, чтобы Юу прикоснулся к нему именно так, как чувствует, и когда тот делает это, Руки стонет. В тесноте ладони плоть твердеет мгновенно. Он откидывает назад голову, и Аой жадно целует подставленную шею и впивается губами в вожделенный рот. Взгляд Таканори затуманивается, он разрешает сейчас очень многое, забирая чужую тоску, но его сознание снова отослано к девушке, что извивается на простынях в тёмной комнате. Он физически ощущает её и начинает понимать чувства Юу, который отдал бы всё, чтобы Руки хотел его так же.

— Ещё, — повторяют за ней покрасневшие от укусов губы. Напряжение чужого члена ощутимо упирается в ягодицы, и Руки, подавляемый этой жаждой, позволяет сорвать с себя одежду, подставляясь любовнику.

Незатейливый мотив, печальный в своей лаконичности, как способ донести чувства до кого угодно, именно та вещь, которая способна выдернуть из вакуума одиночества. Соло гитары. Руки решается.

— Широ! — движение одними губами.

…Она не торопится, дразнит языком, лаская чувствительные точки тела мастерски, с увлечением отдаваясь процессу. Аой смотрит в её глаза и замечает в них нетерпение Руки. Проекция неожиданно сбивается, но жажда обладания возрастает в несколько раз, отвлекая Матсумото от боли. Аой сейчас не в состоянии контролировать свою сексуальную агрессию.

«Боже!»

Опускаясь на колени, Руки вдруг перенимает жесты и движения из навеянных воспоминаний. Механически сливаясь с её образом, Таканори заставляет Юу переключиться. Широ замечает, что тот даже волосы откидывает, как она — кокетливо заправляя прядь за ухо и с невинным развратом заглядывая в глаза. Тело гитариста дёргается в предвкушении, когда язык Матсумото неуверенно касается его плоти. Аой с удивлением принимает готовность отдавать. Идеальная картина минета, в которой Руки, ощущая удовольствие партнера, начинает ласкать самого себя. Краешек сознания цепляется за мимолётные прелести чужого доминирования. Юу помогает движению, зарываясь пальцами в спутанные волосы, и тормозит, легонькооттягивая голову назад.

— Не спеши, милая, — выстанывает Аой, и Руки не сразу понимает, что обращение адресовано не ему.

…Светлые волосы, пахнущие яблоком, приятно щекочут разгорячённое тело. Оба мужчины растворяются в иллюзии. Пронзительная синева глаз, ставшая чёрной, перехватывает дыхание ощущением бездны. Влажность простыней и воздух вокруг пропитаны похотью и жаждой финиша.

…Руки развёрнут лицом к стене. Ладони грубо оглаживают бёдра, колено бескомпромиссно вклинивается между ног, вынуждая раздвинуть их шире. Этот Аой, жаждущий насилия, грубый, жёсткий и голодный, разительно отличается от того рыцаря Юу, что находится в спальне у девушки. Руки понимает причину контраста, и ему плевать, что он никогда не почувствует её так, как Юу, потому что в силу собственной похоти желание самому отдаться Широяме превалирует. Аой улыбается этому осознанию, толкая Матсумото к кровати.

— Пожалуйста, Юу, — шепчет девушка.

— Пожалуйста, Юу, — выдыхает за ней Матсумото, глядя в никуда.

Она стонет, концентрируя удовольствие с каждым движением, а Матсумото сжимает зубы от болезненного проникновения. Аой вдалбливается в Руки, уложив его вниз лицом на шершавое покрывало. Матсумото покорно отрабатывает долг, впитывая чужую агрессию. Слишком жёсткую, унизительную и необходимую сейчас.

Кульминация взрывается слезами несоответствия. Чувство вины заставляет девушку заплакать, и Аой резко прерывает трансляцию её оргазма, переключаясь на свой собственный. Разрядка навсегда выталкивает женский образ, возвращая тему больной реальности на двоих.

…В окружении дешёвых стен и шаткой мебели мотеля Руки выглядит удивительно беззащитным. Аой разворачивает к себе его лицо, хмурится и молча отпускает: эти слёзы — последствие проекции. Всё-таки насилие над сознанием.

«Не надо, Така. Тебе не идёт».

«Это больно».

— Я промолчу.

Аой поднимается с кровати, хватая с пола трусы и джинсы, начинает одеваться.

«Юу?»

— Я устал. Средство себя исчерпало.

— Vacant…

— Чего?

«Можно…»

— Со мной? Нельзя! Сам заплатишь за сломанную дверь!

— Вообще-то сломал её не я, — резюмирует хриплый голос.

— Ты понимаешь, что выжимать из меня больше нечего?

«Я не могу сейчас думать, Юу. Мне необходимо просто тихо полежать, обнимая твою спину».

«Потому что рядом нет подходящих сисек, ага».

«Ты хотел мою задницу».

— Скажи это вслух, танк.

— Добровольно. В пользование.

— Одевайся, поехали.

***

========== 5. Оminous ==========

Комментарий к 5. Оminous

Не бечено.

Sleep

Count me down

Again

…Руки снилось небо. Ярко синее, разбавленное белизной облаков. Вдалеке из маленькой точки нарисовался самолет, и по мере приближения, открывал взгляду обтекаемый корпус и широкий размах серебристых крыльев. Чувство невесомости казалось удивительным, впечатление портило лишь странное ощущение холода.

Боинг летел медленно, словно плыл в густом воздухе, и при желании можно было заглянуть в каждый иллюминатор и рассмотреть сидящих внутри пассажиров. Руки увидел спящую женщину в маске, бизнесмена, проверяющего сводку, спорящих о чем-то мальчиков-близнецов и… знакомый профиль мужчины, чьи отросшие волосы закрывали половину лица. Широяма. «И когда ты собирался мне об этом сказать, Аой?» — подумал Руки, а тот, будто услышав вопрос, повернул к нему голову и пристально посмотрел сквозь стекло.

Внезапно и резко перспектива изменилась, будто отбрасывая зрителя в дальний ряд. Руки услышал глухой хлопок, и все пространство озарила огненная вспышка. Мир стал оранжево-черным, оскверняя чистоту неба фейерверком из горящих обломков. Глаза резануло от света, и Руки, осознав, что случилось, закричал от ужаса… и проснулся.

***

— …Расслабься, танк.

Пальцы, скользкие от массажного масла любовно поглаживают и разминают тело, усиленно массируя плечи, мышцы рук и даже ладони. Как будто игра, когда хочется остановить движение, угадывая, что за странные узоры они чертят на коже. Секунда, и, поддавшись импульсу, ладонь ловит чужую, сжимает, не спеша отпускать. Держит крепко. Этот жест разгоняет по телу волну напряженного ожидания.

— Тебе снятся кошмары? — Руки ловит на себе настороженный взгляд.

— Начнут, если не перестанешь растекаться.

Матсумото отвечает грубо, и Широ действует жестче, кусая шею и касаясь языком мочки уха, он тянет время, чтобы узнать как можно больше, пока Така ничего не сообразил.

— Ты кричал во сне…

— От радости, видимо.

Аой давит на крестец, и, проскользнув другой рукой под бедра любовника, заставляет Матсумото выгнуться навстречу. Ради тихого «Ах-х», слетевшего с губ, Юу сейчас готов на все подвиги мира. Плоть подавалась легко, оставаясь упоительно узкой. Но… расспросы Широ странным образом противоречили их увлекательному занятию.

Аой не совсем ещё проснулся, но дыхание уже сбилось, и Руки с интересом всматривался в его лицо. Он впитывал в себя негу чужого возбуждения, и она манила его, невольно заставляя признавать силу притяжения крепкого тела и чувственной линии рта.

«Твою ж мать, Аой».

Еще одно открытие: способность считывать во сне. Юу использовал секс, как отвлекающий фактор и делал это крайне убедительно.

«Что?»

Таканори придвигается ближе, резко притягивая любовника за шею, и губы Юу раскрываются, неуверенно отвечая на поцелуй. Язык проникает в рот быстро и глубоко, выдавая нетерпение. Инициатива танка бьет все рекорды предыдущих проявлений похоти.

— Видишь, что ты натворил? — говорит Руки, и Аой ощущает напряжение плоти, упирающейся в его бедро. — Сделай вот так… — развратно шепчет в ухо похабные непристойности.

— Вау…

Певец не дает больше вставить ни слова, его губы с жадностью впиваются в другие. Он так требователен и настойчив, что Широ безоглядно отдается во власть желания.

— Подсознание — вещь хреновая! — Ласкаясь, точно кот, Таканори трется о любовника, открывается, соблазняет. — Ты ведь согласен, Юу? — улыбаясь, выдыхает певец, позволяя Аою прижаться теснее. — Я даже знаю, в какой позе ты себе это представляешь.

— Така…

— Я уже заранее растраханный, томный и главное, не сплю, — Таканори переворачивается на спину, и, подложив под поясницу подушку, широко раздвигает ноги. — Ну?

— Боже ж ты мой…

— Да.

Широяма был аккуратен, но Матсумото все равно дернулся, шипя и упираясь руками в его плечи. Но через мгновение выдохнул и рассмеялся. Глаза, казавшиеся совсем черными, смотрели выжидательно и с вызовом.

— А теперь ответь, неужели сейчас тебя волнует что-то, кроме собственного оргазма?

***

Время от времени кошмары снятся всем. Но как быть, если видение начинает повторяться и через каждый виток являет новые подробности катастрофы? Таканори уже знал номер рейса и прочел на борту надпись «Asiana Airlines». Он категорически не собирался беспокоить этим Юу, считая свои сны незакономерными. С некоторых пор певец начал плохо спать. Размышляя о том, как избавиться от этой чепухи, Руки неприкаянно ходил по комнатам, но ничего путного так и не надумал.

***

— …Эй, проснись! — Аой встревоженно тряс его за плечо. — Да не ори, это всего лишь я.

Первую секунду Матсумото смотрел так, будто впервые увидел Юу, затем облегченно вздохнул, с трудом подавляя в себе непонятное желание обнять Широяму.

Рабочий день закончился, но Руки, оставшись в одиночестве, всё ещё мониторил тему радиоэфиров. Аой заехал узнать «как дела» и по возможности морально поддержать. Его встретили отчуждением, неискренним и надуманным, как чем-то взятым с потолка и высосанным из пальца. Аой ощущал, что Таканори лжёт, только вот, зачем? Тот усердно возводил между ними стену, и, чем дальше, тем сложнее Широяме становилось через неё пробиться. Как достучаться до человека, который не хочет ничего объяснять? У Широ не было никаких идей. Спрашивать напрямую не имело смысла, и гитаристу ничего не оставалось, как подыгрывать в ожидании, когда Руки в чём-то проколется.

В офисе царила полная неразбериха из-за сваленных в кучу документов, бланков и гаджетов, среди которых где-то потерялся планшет с отобранными вопросами для радио. Матсумото, отхватив кусочек свободного пространства за столом, искал гаджет, и, скрываясь за широким монитором, бессознательно создавал еще больший беспорядок. Казалось, в помещении орудует беспокойный дух, но грохот падающих на пол предметов и резкий запах сигарет упрямо доказывали обратное. Особенно тирада, изобилующая ругательствами, когда на полу вдруг оказались айфон и новенькая, заказанная Широямой «примочка» для гитары.

«Черт!»

— Помочь?

— Не лезь!

Кряхтя, Матсумото потянулся за телефоном, и, не удержав равновесия, полетел на пол. Благодаря чужой реакции стул вернулся на место, и Таканори даже продолжил на нем сидеть, только, вот, физический контакт спровоцировал ненужное сближение.

— Пусти, — Руки отпихнул от себя Юу, отвёл взгляд, потирая ушибленный нос. Айфон перекочевал с пола на стол, а Широ, схватив свою гитарную игрушку, отвернулся. Подальше от греха.

Темный уголок планшета обнаружился на соседнем кресле. Гитарист выдернул его из наваленной груды вещей.

— Его ищешь?

— Ага, спасибо, — кивнул Руки равнодушно. — Слушай, я вовсе не против совместного эфира, но…

— Я догадался. Особенно по тому, как старательно ты избегаешь этой темы. Что, я совсем не вызываю доверия?!

«До хера умный».

«Я знаю тебя так, как если бы ты был моей женой! Тебя пугает резонанс».

Таканори боялся выдать сам себя. Его беспокоила невозможность контролировать ситуацию, если что-то вдруг пойдет не так. А все из-за того, что оба слишком остро чувствовали друг друга.

«Ты бесишься из-за ерунды, Аой».

— Ерунды? Ты ограничил мой выбор!

— Зато у тебя появилась возможность заниматься собственным лейблом! — Матсумото сказал, как отрезал. И в принципе, был прав.

— Ладно. Допустим.

Аой согласился, но Руки понимал, что буря только начинается…

— Тогда разберись с радио, чтоб вопросов не возникало, — зло произнёс певец. — И особенно у тебя. Многие хотят услышать в эфире нас двоих. — «Бляди» — подумал Руки с негодованием. — Так объясни им почему… напиши в твиттер… придумай что-нибудь. Хоть это ты можешь?

— А тебе всегда надо опустить меня, чтобы обозначить свое превосходство?

— Теряешь мотивацию!

— Что ты, черт возьми, зовешь мотивацией? — Юу снова поймал себя на том, насколько легко Матсумото удается манипулировать им.

Подойдя к Широ вплотную, Таканори натянул на лицо одну из самых очаровательных улыбок и с издевкой прошептал:

— Дорогой, пожалуйста, реши вопрос с радио.

«Не паясничай, я понял!» — Как тебе версия, что партнера по эфиру выбираем голосованием? — Аой говорил спокойно, только голос его предательски хрипел. — Ну, а мне пока что просто везет… не участвовать… Такой вариант устраивает? — пытаясь скрыть поражение, Юу достал айфон. — Могу прямо сейчас.

— Пиши, — кивнул Матсумото. Небольшая передышка помогала ему сконцентрироваться на частностях. — Ну, что еще? — вздохнул вокалист, считывая чужое недовольство.

— Неважно.

«Твоя ревность к Сузуки беспочвенна».

«Ах, это!» — Юу усмехнулся: Руки никогда не дал бы ему и шанса обозначить территорию. Особенно, когда хотел напустить пыли в глаза, прикрываясь малозначительной фигней.

— С Акирой удобно работать, в отличие от некоторых. Он делает так, как ему скажут, без вариаций. Надежный дрессированный попугай. А ты эмоционально неуравновешенный…

»…ага. Говна кусок!» — закончил про себя гитарист.

«Только не ной!»

— Готово, — совершенно спокойно говорит Аой, пробегая взглядом по дисплею. — Вопрос закрыт. — Танк смотрит на всё через плечо Широямы, читая сообщения твиттера.

— Давно ли стало приличным публично рассуждать о расцветке трусов, Аой?

Шутка не удалась. Но Юу сейчас плевать, он слышит свое имя и совсем близко видит губы, сложенные буквой «О». Нечастые моменты близости выливались в жизнь, прорастали и становились ею. Пьянящие, запретные… Гитарист не хотел казаться слабаком, но внутренний канал постоянно предавал его — запрятанные эмоции и мысли рвались на свободу. Измученная романтика, не сломленная вирусом цинизма. Матсумото — одно сплошное противоречие. Бескрайняя стихия с призрачными островками взглядов, жестов, противодействий. Царство духа неопределенности.

«Если пытаешься со мной порвать, не проще ли прямо сказать об этом?»

«Не психуй, я приеду».

Но только Таканори солгал. Снова. Он всегда был сам по себе. Но одиночество, поделенное надвое, уже не одиночество, так же как телепатия — не проклятие. Вернее, проклятие, когда ты не можешь скрыть того, чего другому знать не следует. Чтение мыслей мешало, вынуждая Матсумото дистанцироваться от Юу.

Певец убеждался, что его собственный разум сыграл с ним злую шутку. Сознание, способное погружаться в несколько других, давало сбои, которые проявляли себя в новой «опции» ночных кошмаров. Эти сны превращали Матсумото в параноика, заставляя бояться за чужую жизнь. От мысли, что с Широ в действительности может случиться что-то ужасное, певца начинало потряхивать. Боже упаси, чтобы весь этот бред, посылаемый подсознанием, оказался правдой!

***

…Прошла еще одна неделя холодного отчуждения. Не такой уж большой срок, но Юу почти свихнулся от неизвестности, хотя, внешне и выглядел спокойным.

Глядя на это, Руки решился расставить точки над «и». Мгновенно отыскав повод для ссоры, он вовсе не рассчитывал, что слетевший с катушек Широяма заявит о своей «любви», посвящая шокированных согруппников в тонкости их гомосексуального «счастья». Вот тогда-то Руки тоже психанул. Это ж надо такое ляпнуть! Вслух, блять! При всех, сволочь…

Безумство внутреннего торнадо выдавал лишь дернувшийся уголок рта. Взгляд неожиданно зацепил забытые на столе ножницы. Пальцы ощутили приятный холод стали, и, поглаживая лезвия, перехватили предмет поудобнее.

— Положи обратно! — Кай резко подорвался с места, пытаясь образумить согруппника. На лице лидера отразился неподдельный ужас, ведь от вокалиста сейчас можно было ожидать чего угодно.

А Широяма обрадовался: хоть какие-то искренние проявления!

— Ну давай, милый, — томно заявил гитарист, театрально задрав футболку. — Кровью только не испачкайся.

— Ао-о-ой!

Разъяренную фурию оттаскивали всей группой, по ходу узнавая о себе много неприятного. Особо досталось Урухе, который, путём ловких манипуляций все же смог отобрать у певца опасный предмет. К эксцентричности солиста нелегко привыкнуть, но еще труднее принять правду, которую он при всех выплевывает тебе в лицо.

— Ты, как мстительная баба, Широ! — орал в гневе Руки, пытаясь вырваться из цепких объятий согруппников. — Теперь доволен?

— Не особо, — мрачно ответил Юу, даже не сдвинувшись с места. — Ты меня достал, я среагировал.

«Неужели?!»

«Да».

— Что, блять, «да»?! Чего ты добился, публично причисляя меня к пидорасам? Унизить хотел или авторитет подорвать?

— Да ничего! Не крути жопой, если не хочешь, чтоб тебя выебли!

— Да я тебя сейчас сам… сука… Расхерачу! — Руки будто балансировал на краю пропасти. Сдерживаемая ярость будоражила сознание и не позволяла остановиться. Он не мог простить Юу неспособность удержать язык за зубами, и теперь все узнали, что несгибаемый вокалист The GazettE все же нагнулся…

— Чё началось-то? — Рейта наблюдал подобные стычки, но сегодня это было особенно «на грани». Обычно никто из парней не вмешивался, но лишь до тех пор, пока эти двое не начинали кидаться друг на друга, в попытках размозжить друг другу голову.

— Чё началось? — передразнил его Руки. — Той лоле, которой тебе так не терпится присунуть всего тринадцать, педофил… то и началось, — он зло скривился, выворачиваясь из захвата чужой руки. — Чего уставился? Грабли убрал от меня!

— Чёрт! — бормотал побледневший басист, выпуская вокалиста. Красный как рак, Сузуки, не зная, куда деваться от стыда, бросился к дверям, ломая голову над тем, откуда Руки смог узнать его секрет. — Су-ка…

Глядя на то, как изменилось при этом лицо Урухи, Матсумото развернулся ко всем оставшимся музыкантам:

— Ну, всякое в жизни случается, — с улыбкой Джокера произнес он. — Хотите узнать о себе что-нибудь ещё?

Уруха оторопело помотал головой, ретируясь в угол, чтобы быстрее спрятаться за оборудованием. Ему больше не хотелось слышать от Матсумото никаких откровений ни о ком. И желательно, вообще никогда…

— Оставьте нас, Юта, — обратился Руки к Каю.

«Мудак!» — считывал певец со всех сторон.

— Юу, ты в порядке? Нам выйти? — Кай обеспокоенно разглядывал Широяму, лицо которого ясно выражало, что нет. — Аой?

— Все нормально. Идите.

Фильтровать получаемую информацию стоило Широяме огромных душевных затрат. Тем не менее, это научило гитариста выискивать среди мыслительной шелухи то, что действительно важно. И сейчас, весь этот скандал, так старательно раздуваемый Руки, оказался именно шелухой. Здесь не было никакого смысла: просто Матсумото нашел повод показательно с ним порвать.

Кай потянул Уруху за рукав, подталкивая к выходу.

— Пять минут! — определился он.

Руки взял стул и, развернув его спинкой вперед, уселся напротив гитариста. Лицо певца стало бордовым от напряжения, и весь он надулся, напоминая бойлер достигший критической температуры. Но взрываться пока рано. Необходимо совершить ещё одно последнее усилие — остаться убедительным до конца.

— Ты ведь понял, Юу? Все кончено.

«Прекрасное шоу! Мог бы просто сказать, а не пудрить мозги».

«Как же бесит! Твоя, блять, дебильная выходка пошатнула мои лидерские позиции!»

«Тебе ничего не стоит укрепить их снова. Подлостью и шантажом…»

Аой почувствовал, что Руки продолжает накручивать себя, и будто бы только за тем, чтобы скрыть что-то. Только вот, что?

«Может, расскажешь правду, наконец?»

Матсумото злобно уставился на гитариста: — Хватит ковыряться у меня в мозгах. Много не наковыряешь.

— А ты снова лжёшь! Потому что дело вовсе не в сексе. Причина абсолютно другая! — чувствуя, как Руки занервничал, Аой понял, что очень близок к тому, что ищет. — Вот дерьмо! Чего ты боишься, Руки?

— Остынь! — На мгновение Матсумото потерял самоконтроль, позволив страху взять над собой верх, и несмотря на то, что певец тут же пришел в себя, гитарист успел считать его.

— Что это, блять, сейчас такое было? — Широяма соскочил с места, и, схватив вокалиста за грудки, стащил со стула. Затем резко толкнул, вжимая в стену. — Это из-за меня? Что должно произойти? Говори!

Внутри Матсумото эпично разворачивалась драма, которая болезненно обнаруживала в его душе что-то светлое и живое. Признавая, что Аой является его слабостью, Руки считал, что теряет лицо.

— Тебе показалось. Плевать я на тебя хотел, — мертвым голосом сообщил он, но Широ поймал отголоски сожаления, что промелькнули во взгляде, который становился совсем чужим.

«Танк… Почему?!»

Но вопрос так и остался без ответа.

***

Потолок расплывался, теряя очертания, и Юу сощурился, фокусируя взгляд. Он закрыл глаза, а когда открыл, то вновь увидел мутную картинку. В этом заведении течение времени замедлялось, и способность соображать теряла ориентиры; в голове оставался неизменным лишь образ стальной механики на тяжелых гусеницах… Металлический танк, водруженный на пьедестал больного обожания.

Кай говорил тогда в шутку, но фраза ранила точностью определения:

«Не стоит взывать к его человеческой стороне, Юу …»

— Потому что у Руки нет таковой, — мрачно сообщил Широ скучающему бармену. И тот, соглашаясь, вновь наполнил опустевший стакан гитариста.

В который раз? Аой сбился со счета. Гитарист приходил сюда снова и снова, подсчитывая, с какого количества выпитого потолок начнет расплываться, а его самого накроет одержимостью бросить музыку к чертям собачьим и заняться чем-то еще.

«Это не может длиться вечно!»

Юу уронил голову на руки, понимая, что подняться обратно уже нет сил.

— Вот ты где! Поднимайся, ну! — Чьи-то руки подхватили его под мышки, и, метнув на стойку кредитку, заставили удерживать вертикальное положение. — Думаю, нам пора.

— Ко-ою? — Аой с трудом повернул голову, и удивился, что еще может удержаться на ногах.

Состояние Широямы вызывало в группе тревогу. Ритм-гитарист застрял в «пике», которое необратимо переходило в «штопор». Понять несложно. Чтобы любить Матсумото, надо родиться камикадзе. За последнюю неделю Аоя вытаскивали из баров уже трижды.

— Ты… А что ты здесь делаешь? — Широ растеряно пытался сфокусировать взгляд.

— Забираю тебя домой, — тихо сказал ему лид-гитарист, поддерживая за плечи.

— Не-е… домой не поеду! — Темная грива волос метнулась в сторону, закрывая лицо. — Мне туда нельзя, — закапризничал Широяма. — Лучше в отель, либо в любую дыру, но только не туда, где… — В Уруху уперся взгляд полный пьяной тоски. — А, неважно! — он махнул рукой. — У тебя так бывает, Кою? Когда возвращаться куда-либо становится невыносимым?

— Руки беспокоится о тебе.

— Он на это не способен. Он не человек. Ты знал, что он мысли читает?

— Он человек, Юу. Пойдем, тебе проспаться надо. Переночуешь у меня.

***

…Что-то незаметно вытолкнуло из темноты, проясняя картинку, и тело уже знакомо сковал липкий страх. Взгляд обжигало синим и белым, даже дыхание перехватило от нестерпимой яркости. Руки снова завис в воздухе, наблюдая за движением боинга. Сверху Земля казалась темным пятном, а небо контрастировало бесконечным могуществом.

Холод. Он нестерпимо усиливался. Руки ждал, в какой момент появится необратимость, которая заставит его снова кричать от бессилия? Различая негромкие голоса пассажиров, и прислушиваясь к звучанию турбин боинга, его сознание раскладывало шумы на сегменты, вынуждая ощутить неумолимое приближение ужаса. Еще три секунды и невидимая цепь замкнется со стороны правого двигателя. Совсем рядом с тем местом, где сидит Широяма…

…Отсутствие мысленных диалогов заставляло Матсумото ощущать что-то вроде ностальгии. Только тоска постепенно становилась кровавой. Певец внезапно осознал, что лишился очень важной части своего внутреннего механизма, который он доломал собственными руками. И все вокруг теперь распадается к херам. Вот такая аксиома! Руки занервничал так сильно, что покрылся пятнами… Наверное, стоило рассказать Аою правду, ибо кошмары не прекращались.

Но как назло, Аой уехал. Поставив в известность лишь Кая, гитарист решил где-то отсидеться. Вернее, всё обставили так, будто Широяма с головой ушёл в развитие лейбла, и на это ему требовалось какое-то время. А драммер, как нарочно, только и делал, что избегал расспросов, стараясь держаться вне досягаемости влияния Матсумото… Только Руки был не дурак.

***

— Боже, Таканори, ночь на дворе!

Обеими руками Кай тер глаза, срочно вникая в суть проблемы. Ни «здрасьте», ни «пока», как говорится. Матсумото обрушился на него, как снежная лавина, начав орать уже с порога.

— Я знаю, он ещё в Токио. И ты мне расскажешь, когда и куда он собрался. Или я тебя придушу, Кай.

— Что? — Лидер все еще не мог проснуться.

— Куда летит Аой? Быстро!

— Черт, не ори — всех перебудишь! — Ладонь крепко зажала чужой рот. — В Сеул. Он летит в Корею. Ты его достал.

— Только без нравоучений. Время и номер рейса! Сосредоточься, — Руки, нахмурившись, тут же принялся вытаскивать из лидера всю информацию, даже не замечая, что повторяет за ним вслух. — Лондон. Через Сеул… Корейские авиалинии, — монотонно бормотал певец. — Что? Asiana Airlines? Шесть двадцать? Какой номер рейса! Ютака!

»…А я же все записал куда-то, только вот, куда?» — сонно размышлял лидер. — А как ты узнал? — внезапно осенило его. Но у Руки не было времени на разъяснения.

— Аэропорт какой? Ханэда?

— Ханэда… — изумленно пожал плечами Укэ.

***

…Рейс был ранний, на шесть утра, и Матсумото, боясь опоздать, выехал немедленно. Плевать на бессонную ночь, главное, почти успел. Он начал доставать гитариста звонками сразу же, как только сел в машину. Целый час прошел, как на иголках — автодозвон не срабатывал; Аой отвечать не собирался, и когда Руки почти отчаялся, вдруг случилось чудо.

— Я честно пытался тебя игнорировать, но, боюсь, это невозможно. Ты и мёртвого достанешь, — с фальшивой бодростью сообщил по телефону голос гитариста. — Говори быстрей, чего хотел, а то посадку объявили.

— Отложи поездку! — закричали в трубку.

— С чего бы? Я получил под зад коленом, а теперь должен все бросить, потому что тебе приспичило? Иди нахер.

— Ты нужен мне, Аой.

— Как вспомогательный продукт, я тебе всегда зачем-то нужен.

— Как насчет того, чтобы улететь первым классом следующего рейса? Я оплачу.

— Предлагаешь взятку? Нет, хотя бы потому, что я уже почти сел в самолет.

«Вариант с «я люблю тебя» наверняка бы сработал!»

Аой откровенно заржал над этой нелепостью.

— Увы, нет! Ты даже не знаешь, что такое… люблю, — со смехом, сказал он. — Попробуй еще!

— Давай по-человечески. Мы ведь можем поговорить спокойно? — нервно прозвучал в трубке голос Таканори.

«Руки, блять, что ты несешь?» — Ты не умеешь по-человечески, а спокойно, тем более, потому что тебе плевать, и вообще… Эй! — Только сейчас Аой поймал себя на том, что считывает Матсумото. — Ты что, где-то поблизости?

— Обожаю, знаешь ли, с утра смотреть на самолеты.

«Просто так тащиться в аэропорт ты бы не стал!»

— Но я здесь. Восьмидесятый выход; это как раз там, где ты проходил контроль. У девушки, что проверяет паспорта, выбеленные короткие волосы…

— Интрига, но у меня нет желания её разгадывать, танк!

Матсумото в бессилии пинал ногой стену, осознавая, что так и не нашел достойных аргументов.

«Какие слова тебе нужны? Что пообещать? Хочешь статус? Да я выйду за тебя, чёрт подери, только покинь сраный боинг!» — Пожалуйста, — хрипло добавил он вслух.

— Пока, Руки. Увидимся через неделю.

— Подожди! — Широ вслушивался в полный паники голос. — Ужасное чувство… когда стоишь за толщей стекла, пялишься на взлётную полосу и понимаешь, что ни хрена не способен изменить. Кажется, что я больше тебя не увижу. Ты понимаешь? И это, пиздец, как пугает, Юу.

— Не совсем, но понятнее… Обязательно было вести себя, как скотина? Ты ведь мог рассказать про кошмары. Ещё тогда…

— Да не мог я! Ты же знаешь моё отношение к…

— А у меня вообще была возможность узнать, как ты к чему-то относишься?! — закричал в телефон Аой. — Ты так зациклен на собственной независимости, что не дал мне и шанса!

— Не бросай трубку…

Гитариста вдруг захватил поток чужой неконтролируемой паники. Сознание Таканори раскрывало ужасы сна, где время, номер рейса и маршрут полностью синхронизировались с реальностью. Даже место возле иллюминатора, где сидел Широ, и лица пассажиров — все совпадало. А потом Аой увидел вспышку загоревшейся турбины и взрыв…

— Ты параноик, — одними губами произнес гитарист, вытирая со лба холодный пот. — И знаешь, это вообще-то не смешно…

— Покинь чёртов боинг! — завопил Матсумото. На него начали оборачиваться окружающие, взглядами призывая к порядку, но Руки сейчас было абсолютно не до приличий. Он продолжал орать: — Я не могу потерять тебя!

Хотелось верить, что этот кошмар — лишь игра воображения, но… вероятность маленького «вдруг», заставляла Руки сходить с ума. От мысли, что он не в силах повлиять на ситуацию, певца охватывало отчаяние. Бесчувственный и непробиваемый Матсумото, в буквальном смысле лез на стены от безысходности. Слово «вернись» крутилось в голове бесконечной мантрой вместе со всеми жуткими образами, передаваемыми гитаристу телепатически.

— Ладно, убедил. Жди у главного выхода.

— Чёрт! Да!

Руки всё ещё слышал его голос, обращенный к персоналу:

— Прошу прощения, я никуда не лечу.

Минуты ожидания казались часами. Таканори так растянул рукава трикотажной парки, что они стали сантиметров на десять длиннее, чем были. Вокалист напоминал Пьеро, который, не зная, что делать, растерянно размахивал руками. Увидев знакомую фигуру в сером пальто, Матсумото рванул навстречу.

— Ты идиот! — язвительно начал Аой, снимая очки. — Сам ненормальный и меня делаешь таким же.

«Живой!» — с облегчением подумал Руки, и со всего маху врезал Широяме по лицу.

Учитывая нервное перенапряжение последнего, гитарист не особо-то и удивился.

— Спасибо. Я тебя тоже люблю!

Руки сопел, обхватив себя руками, и его одежда напоминала Юу смирительную рубашку.

— Рукавчики не длинноваты? — поинтересовался ритмист, потирая ушибленную щеку.

Пряча взгляд, Матсумото схватил его за руку и потащил на улицу.

— Постой!

«Давай ты заткнешься, и мы просто уедем».

Даже сейчас, когда они уже вышли на стоянку и добрались до машины, Юу чувствовал, как Таканори трясёт от напряжения. И, вцепившись в его руку, он никак не мог выпустить её.

— Эй, расслабься! Я здесь, все закончилось.

— Просто сядь в тачку, Юу. Блять. Молча. Окей?

— А чего у тебя с глазами?

— Неужели так трудно заткну…

Юу отбросил сумку в сторону, и, схватив любовника за плечи, резко притянул к себе. Он был готов к любой из возможных реакций: от мата до рукоприкладства. Только Таканори повел себя очень странно. Он замер и вдруг судорожно вздохнул, утыкаясь носом в шершавую ткань аойского пальто.

— Как же это, блять, всё херово! — вздрагивал певец, вытирая рукавом лицо. — Ненавижу… себя, всю эту ситуацию и тебя, сукин сын! Ты… бесишь! Никто меня так не…

«Ну, чего ты? — Широяма смутился, не зная, как быть. Таким Таканори он наблюдал впервые. Только и оставалось, что осторожно гладить его по спине. Коснуться губами выбеленной макушки. — Не надо, ну, перестань. Я же с тобой».

В голове певца стремительно пустело, сужая микрокосм до конкретного индивидуума. Широяма стоял рядом невредимый и… руки сами потянулись, чтобы обнять его в ответ.

— Я… не знаю, чего… уже ни хрена не понимаю в этой жизни…

— А когда говорил, что выйдешь за меня… понимал?

Резко отпихивая гитариста, Матсумото рванул к машине. Он и так слишком открылся, чтобы позволить Юу использовать против себя свои же слова.

— Размечтался! Разумеется, нет. Этого не случится никогда!

— Уф-ф! А насчёт статуса серьёзно было? — продолжал свою атаку гитарист. Матсумото ничего не ответил. Сантиментов и так уже хватало; бросив Широ ключи от авто, он плюхнулся на пассажирское кресло. — Куда едем, кстати?

— Домой… — на автомате прозвучал усталый ответ, но Така тут же поправил себя: — Ко мне домой. Ишь чего — статус ему подавай! И перестань улыбаться так, будто ты победил.

Широяма жил моментом. Он ощущал внутреннее тепло, и, удивительное дело, что это его маленькое счастье впервые не осаживали, не пытались обломать, не осыпали сарказмом…

— Я собираюсь в Миэ на рождество, — осторожно сообщил Юу, заводя машину. — Хочешь со мной?

— Чтобы твоя мама откормила меня до размеров слона, а папа, наконец-то, усыновил?

— Это была дань вежливости, сволочь!

— Чтоб ты знал: они просто любят меня больше, чем родного сына… и тебе стоит об этом задуматься, Юу.

— Ты отвратителен!

— Знаю. Но… хрен ты поедешь куда-то один.

***

P.S. Боинг 737 благополучно совершил посадку в Сеуле. Для одних пассажиров путешествие закончилось, другие же, вновь поднялись на борт, дабы продолжить путь в столицу Соединенного Королевства. За время полета никто не пострадал.