Быть его учеником (СИ) [Nelli Hissant] (fb2) читать онлайн

========== 1. Никому не понять ==========

Темная фигура материализовалась в самом центре торговых рядов Палантаса. Фигура была плотно окутана мантией, черной, как беззвездное небо, как Нуитари − луна, чей свет могли узреть лишь маги Тьмы. И всюду, где бы ни ступала эта таинственная фигура, разговоры замолкали, стихал ярмарочный гул. Слышались лишь осторожные перешептывания:

− Из Палантасской башни…

− Его ученик!

− На службе у Повелителя Прошлого и Настоящего!

− Ученик Рейстлина Маджере!

Последние слова были услышаны магом. Он резко обернулся, безошибочно выхватив взглядом произнесшего эти слова.

− Шепчетесь обо мне, − начал он негромко, но драматично. − Судачите о том, о чем не имеете ни малейшего понятия… Стараетесь развеять скуку своих презренных будней.

Рыночная толпа уважительно стихла.

Пора было переходить к кульминации.

− Вы говорите «ученик Рейстлина Маджере», − продолжил он. − А знаете ли вы, что такое быть Его учеником? Учеником величайшего из… − он больше не мог продолжать, слова застряли в горле. Впрочем, они уже были и не нужны.

− Глядите! − вскричал он. − Узрите, что значит быть ЕГО учеником!

И он привычным движением разорвал на груди черную мантию.

Палантаский свежий ветерок приятно холодил вечно кровоточащие раны.

В толпе послышались вскрики. Рыночная площадь потихоньку опустела.

− Даламар, − услышал он усталый голос. − Вот и не надоело же тебе…

Пожилой минотавр с поседевшей шерстью на лбу и обломанным рогом укоризненно смотрел на него.

− Что в этот раз доставить в башню? − поинтересовался он, вспомнив, очевидно, что этот клиент был ценен, ибо был постоянным и платил исправно.

Эльф, увидев, что остался без зрителей, смущенно запахнул на себе разорванную мантию и бросил на прилавок увесистый мешочек с монетами.

− Сильванестийское сухое, фазаньи грудки, гранаты абанниссийские шесть кило и побольше тех фруктов с Митраса. И все самого лучшего качества! − распорядился он.

Минотавр кивнул.

− Грядут великие перемены, неподвластные жалким смертным умам, − продолжил Даламар светскую беседу. − И причиной тому − Он. Он замыслил невероятное, то, что заставляет его врагов трепетать!

− Крисания Таринская из храма Паладайна ищет с Ним встречи! − понизив голос, добавил он, но обнаружил, что обращается уже к спине минотавра.

Даламар пожал плечами и, произнеся заклинание, переместился в башню. У него было еще много работы.

***

Следующий день он провел, отдавая бестелесным стражам распоряжения касательно приготовления ужина и наведения уюта в Башне. Конечно, на многое они с шалафи не могли рассчитывать, но Даламар очень надеялся, что Рейстлин оценит его усилия. Тот же предсказуемо их не оценил, закрывшись в своей лаборатории и устроив совещание по оку дракона с Цианом Кровавым Губителем. Зеленая тварь все не теряла надежды подбить Рейстлина на завоевание Сильванести, на что Повелитель Прошлого и Настоящего устало возражал, что он не заинтересован такой мелочью, как эльфийское королевство.

Даламар зажег камин и устало повалился в кресло, закрыв глаза. Он никак не рассчитывал, что сон подкрадется к нему. Снился ему Циан, который теперь уговаривал его подчинить око дракона, а потом и завоевать Сильванести. Даламар отказывался и даже во сне грустно вздыхал по сильванестийским осинкам, которые ему, изгнаннику и темному эльфу, было не суждено более увидеть.

Затем Циан превратился в зеленую голову Такхизис.

А проснулся он от голосов. Вкрадчивого и мягкого голоса шалафи, и второго − женского, чуть неуверенного.

Проклятье! Ведь сегодня у них гости…

Даламар поспешно поднялся на ноги и двинулся к вошедшим. Светлая жрица попятилась, нет, чуть было не отпрыгнула назад, ухватившись за руку Рейстлина.

Ну почему людей всегда так пугает, когда в темной комнате кто-то в темной мантии с капюшоном резко приближается к ним?

— Это всего лишь мой ученик, Посвященная, — сказал Рейстлин мягко. — Даламар сделан из плоти и крови и обитает среди живых, во всяком случае — в настоящее время.

В голосе шалафи слышался плохо сдерживаемый смех. Рука Даламара непроизвольно потянулась к груди, где продолжали кровоточить отметины от пальцев архимага. Воспоминания о том разговоре были еще совсем свежи. Как и раны.

Жрица Паладайна, конечно же, не знала и не могла знать, на что намекал Рейстлин. Она вздохнула с облегчением, не сумев скрыть этого, и тут же решительно шагнула вперед, протягивая руку для знакомства. Крисания храбрилась, это было слишком заметно. Даламар вспомнил, как вел себя сам, когда впервые явился в башню, старательно делая вид, что все ему более чем привычно − и бестелесный страж, маячивший за спиной, и непроходимая тьма коридоров, и вековые слои пыли, и затхлый запах, и мрачно сгорбленные деревья Шойкановой рощи.

Он тоже храбрился, что никак не могло укрыться от шалафи. Даламар надеялся только, что это было не настолько очевидно, как у Крисании.

Когда Рейстлин представил их друг другу, капюшон случайно сполз с его головы. Проклятье. Со жрицы моментально слетело все ее показное спокойствие.

− Эльф… − выдохнула она пораженно. Перевела дыхание, очевидно, сообразив, что прозвучало это не очень-то вежливо, но с языка уже слетело:

− Эльф не должен служить тьме!

Даламар услышал, как хмыкнул шалафи, отворачиваясь.

− Я − темный эльф, госпожа, − ответил он, прикоснувшись губами к руке жрицы.

− Простите, Даламар, − пролепетала она.

− Ничего, госпожа, все служители Света подвержены этому легкому расизму, − вежливо улыбнулся он.

Наткнувшись на выразительный взгляд шалафи, он поспешил ретироваться со сцены.

− Так, значит, ты − его ученик? И… Рейстлин − хороший учитель? − спросила Крисания чуть позже, когда шалафи, извинившись и сославшись на срочные дела, оставил их одних.

Рука Даламара привычно ухватилась за складки новой мантии, мускулы на руках напряглись.

В этот момент лицо Рейстлина возникло перед ним.

− Червь Катирпелиус поднимется из Бездны, он будет медленно пить твою кровь, пока не останется лишь сухая оболочка…

Шалафи предельно ясно дал знать, что перед Посвященной разрывать мантию не стоит.

− Он самый талантливый маг нашего ордена, − ответил он, отвернувшись. − Только один маг за всю историю был столь же могущественным — великий Фистандантилус. Но мой шалафи молод, ему всего двадцать восемь лет. Если он останется жить, он сможет…

− Если останется жить? − удивленно переспросила жрица.

− Прошу извинить меня, − скороговоркой произнес эльф. − Если вам ничего не нужно, то я вас покину, меня ждут мои обязанности.

Крисания недоуменно посмотрела вслед вылетевшему за дверь ученику Рейстлина и потянулась к сочным фруктам с Митраса, лежавшим перед ней на столе.

***

− Браво, − сказал Рейстлин, наткнувшись на ученика в коридоре. − Превосходное владение собой.

− Она… В порядке. Я не… Я очень старался не напугать ее, шалафи… Я бы никогда не помешал твоим планам…

− Конечно же нет, ученик. Иди отдыхай, вскоре тебе предстоит рвать мантию перед Конклавом.

Даламар покорно склонил голову и ретировался, чтоб вернуться спустя пару мгновений. Он удобно устроился у двери со свитком и изящным стаканом эльфийской работы, который он приставил к своему уху. А затем замер у двери, почтительно затаив дыхание.

За этой дверью его учитель проводил наисложнейший магический опыт − навешивание лапши на уши светлой жрице, праведной дочери Паладайна.

========== 2. Об истинных светлых жрецах и черных магах ==========

− Почему именно она? − спросил Даламар.

Глупо было ревновать к ключу от врат, к предмету, к наживке. Просто шалафи был так увлечен выстраиванием этого шаткого союза тьмы и света. Нездорово увлечен.

− Нет, ну ты только взгляни! Теперь мой кретин-братец и кендер вздумали ее закопать прямо в роще… − Рейстлин выругался и ударил кулаком по стене. − Они сейчас похоронят мой ключ!

Вода в бассейне в комнате Всевидения заискрилась, зашипела, точно чувствуя настроение хозяина. Рейстлин сжал руки в кулаки, стараясь успокоиться.

− Так в чем же проблема, шалафи? − Даламар деланно пожал плечами. Ведь необязательно тащить к вратам именно эту жрицу.

− Идиоты, − продолжал Рейстлин, всматриваясь в воду.

Карамон и Тассельхоф с одинаково горестными и глупыми лицами маячили у тела Крисании. Жрица выглядела… вполне мертвой. Даламар не чувствовал никакого торжества или печали, но тихо звереющий шалафи его изрядно напрягал.

− Так вот, от храма Паладайна нас отделяет расстояние незначительное, и…

− Я все не пойму, к чему ты ведешь, Даламар? − архимаг с досадой отвернулся от бассейна и посмотрел, наконец, на ученика.

− У тебя отлично получается пудрить мозги светлым жрецам, шалафи! − выпалил эльф.

Рейстлин взглянул на ученика так, будто тот был ему родным братом. Недалеким братом. Даламару захотелось, чтобы пол башни разверзнулся и сомкнулся над его головой.

Но его учитель вдруг рассмеялся.

У Рейстлина был просто удивительный смех. Редко кому доводилось слышать его, но те, кто слышал, еще долго не могли забыть и порой даже спустя долгие годы просыпались посреди ночи в холодном поту. Маг смеялся нечасто, но долго и самозабвенно.

В последний раз Рейстлин так смеялся, когда обнаружилось, что у Живчиков − плодов его неудачных экспериментов, − в месяц Дарения Жизни наступает брачный период, и нет для них тогда ничего привлекательнее, чем юный эльф, который пришел их покормить.

− Ты думаешь, для заклятия Бездны подойдет любой кретин, надевший белое и рассуждающий о боге нашем, Паладайне? Нет, нужен лишь истинный… Таких немного, и еще меньше тех, кто добровольно шагнул бы в Бездну рука об руку с темным магом.

Даламар проклял свою неосмотрительность. Честно говоря, мелькала у него порой мысль… Глупая мысль. Прогуляться весенним днем к светлому храму, побороть тошноту, наткнуться на какую-нибудь сердобольную глупышку, что захочет спасти его темную душу, совратить ее… О да, ученик опережает своего учителя! Он раньше него отворяет врата и…

Он вовремя затормозил в своих мечтаниях. Амбиции у эльфа были приличного размера, но все же здравого смысла у него хватало.

− А истинных жрецов на Кринне…

− Двое. Элистан и Крисания. И как, по-твоему, я потащу в Истар, а потом в царство Такхизис этого умудренного старца? И чем я соблазню его на такой-то подвиг?

Видение Элистана, шагающего под ручку с шалафи прямо к Вратам, возникло перед глазами и никуда не желало исчезать. Даламар проклял свое богатое образное мышление. Рейстлин тем временем, продолжал проклинать свою родню в лице Китиары и Карамона, чьими стараниями в мире скоро стало бы на одного истинного светлого жреца меньше.

Неожиданно Рейстлин улыбнулся. Улыбка мага была совсем не такой, как смех: при воспоминании о ней не холодела кровь в жилах. Эта улыбка была еще более редким гостем, чем смех, она была теплой и действительно украшала его хмурое лицо.

Вот только мало что вызывало эту улыбку… Да-да, в последний раз она появилась, когда Даламар случайно запер сам себя в кладовке с голодными Стражами.

Но сейчас величайший темный маг выглядел нездорово умиленным. Он увидел еще одну участницу разворачивающейся в роще драмы.

− Бупу! − воскликнул он. − Ты снова сослужишь мне хорошую службу, малышка…

Даламар округлил глаза. То есть Карамон и кендер захватили с собой овражную гномиху? Умеют развлекаться, что тут говорить.

− Лечебный магия! − победоносно провозгласила маленькая гномиха и торжественно возложила дохлую крысу на грудь жрицы.

Рейстлин, продолжая улыбаться, протянул руку в фонтан.

На щеках Крисании вновь появился румянец, и, к полному изумлению Карамона и Тассельхофа, она задышала. Никогда еще сеанс в комнате Всевидения не казался Даламару таким занятным.

− Бупу! − орал восторженно кендер, − Она вылечила ее! Бупу − светлая жрица!

− Вот и еще одна достойная кандидатура в спутницы до Бездны, шалафи, − пробормотал Даламар.

На его счастье, шалафи так радовался тому, что спас свой ключ от погребения, что не услышал ученика. Он развернулся к выходу из зала и кивком велел Даламару следовать за ним.

− Должен ли темный маг быть тоже истинным? − спросил вдруг он. − Для заклятия Бездны?

Рейстлин вздохнул.

− Все черные маги − истинные, − ответил он.

− Но как? − не понял Даламар.

− А вот так, − Рейстлин наставительно поднял палец вверх. − Мы, адепты зла, все как один истинные и искренние в своем зле и темных помыслах… Что, ученик, хочешь опередить меня? Отсюда твои вопросы?

− Нет, − искренне, как и подобает настоящему адепту зла, ответил Даламар. Он остановился, преградив магу путь и, ухватившись за рукав мантии учителя, заглянул ему в глаза. Это могло показаться всего лишь эмоциональным порывом молодого ученика, но Даламар долго готовился к этому разговору. − Я… просто учусь. Учусь во всем у своего учителя. Я хочу быть с тобой, шалафи, на каждом этапе того нелегкого пути, что ты избрал.

Он смотрел в золотистые глаза со зрачками в форме песочных часов, смотрел и мысленно считал до тридцати. Как-то раз в редком приступе откровения Рейстлин поведал ему, что ровно столько секунд для него юное эльфийское лицо остается прежним, не носит на себе печати смерти и увядания. Нет, даже в проклятых глазах наставника Даламар будет стариться и умирать очень медленно, но ему не хотелось, чтобы шалафи видел его таким.

Каждый раз, когда счет достигал тридцати, эльф старался устраниться − буквально на секунду. Отвернуться, наклонить голову так, чтобы волосы упали на лицо, а затем вновь выпрямиться − и вновь выглядеть неподвластным беспощадному времени.

А иногда, в те нечастые моменты, Даламар просто закрывал ему глаза руками. Он очень быстро открыл, что красота и возможность видеть ее − одна из немногих слабостей шалафи. Не та слабость, которая кружит голову и заставляет терять рассудок, но та, что дарит столь редкие приятные мгновения. И он поклялся, что доставит как можно больше таких моментов своему учителю.

− Шалафи, я…

− Уже давно должен быть в лаборатории, − закончил Рейстлин сухо.

Изящные ладони, уже потянувшиеся к его лицу, остановились.

Даламар внутренне сник, но не подал виду и, кратко поклонившись, ускорил шаги.

Он не видел, как маг проводил его взглядом. Быстрая, мимолетная улыбка вновь появилась на его лице.

− Его бы в театр отдать, − про себя проворчал Рейстлин, вспомнив репетицию речи перед Конклавом. С другой стороны, он не мог не видеть, что и в этом − в склонности к драматичным жестам − они с учеником были похожи.

И, конечно же, он не мог не замечать, что за этими темными, преданно смотрящими на него глазами строятся планы, целое множество планов, о которых эльф и не думал сообщать своему учителю. Каким бы неподдельным ни было его восхищение, он был готов к любому повороту. В том числе и к тому, где они с учителем оказывались по разные стороны баррикад.

Настоящий темный… Впрочем, как Рейстлин и говорил, они все были такими.

========== 3. Сломанный ==========

Маг толкнул дверь лаборатории.

− Что ты делаешь? − спросил он недовольно.

− Здесь все свитки для заклинаний времени, − Даламар кивнул на стол. − Я взял на себя смелость переписать их. Я думал, что накануне твоего отъезда нашей работой будет именно совершенствование временных…

Рейстлин остановил ученика взмахом руки.

− Временные заклятья ясно горят в моей памяти, и нет нужды в их совершенствовании. Я был готов к тому, что этот день настанет много раньше, слишком многие хотели помешать мне, но все идет по плану.

− Тогда чем мы будем заниматься сегодня, шалафи? − недоуменно поинтересовался Даламар.

Рейстлин повернулся к очагу, огонь в котором разгорелся с новой силой. Блики пламени заиграли на золотистой коже мага.

− Есть то, что действительно нуждается в совершенствовании, − произнес он задумчиво. − А именно твои познания в анатомии.

Даламар чуть было не поперхнулся. Иногда Рейстлин мог быть совершенно внезапным.

Зрачки мага чуть сузились, что было выражением недовольства и нетерпения. Даламар поспешно стянул мантию и лег спиной на каменную плиту, что служила им также столом для изготовления магических ингредиентов.

Даламар всегда нервничал на этих уроках, где он сам был в роли анатомического атласа, он чувствовал себя жертвенным животным, распростертым на алтаре. Ощущать голой кожей холодный камень было тоже довольно неприятно. Но тут были еще руки шалафи, что касались его − в противовес камню, горячие, почти обжигающие. И тут был его голос, спокойный и отстраненный, неспешно разбирающий живое тело на составные части. Даламар не мог конспектировать в таком-то положении, но это и не требовалось, каждое слово Рейстлина намертво запечатывалось в его памяти.

Так и сейчас, он лежал и внимал лекции − почему-то об артериальных ранениях. Даламар не уточнял. Он понимал, что, вероятно, это было в последний раз. План, что задумал шалафи, был рискован и опасен настолько, что порой Даламару казалось, будто Рейстлин нарочно избрал столь трудный путь − чтобы проиграть с помпой, сложить голову и при этом навечно остаться жить в легендах.

Это, правда, звучало слишком по-соламнийски, а в его учителе не было этой странной, практически извращенной рыцарской морали, даже с кивком в темную сторону. Как не было и суицидальных наклонностей. Мысль о том, что шалафи мог и победить, пугала, казалась невозможной. И неясно было, что страшило Даламара сильнее, победа Рейстлина или же его поражение.

− Ты истечешь кровью за несколько минут и умрешь. А еще раньше твой рассудок потускнеет. Поэтому у тебя останется всего несколько секунд, чтобы принять решение, − закончил Рейстлин свой урок. Он любил под конец приводить самые яркие варианты последствий болезни или ранения.

− Шалафи, но почему ты сейчас решил рассказать мне об этом? − все же поинтересовался Даламар, продолжая лежать на каменной поверхности.

Рейстлин склонил голову и Даламар узрел свое отражение в его глазах − впавшие щеки, посеревшее лицо, обескровленные губы. Он не был таким, когда последний раз смотрелся в зеркало. Результат ли это проклятого зрения шалафи или…

«Будущее. Ты смотришь в свое будущее», − всплыло в его сознании.

Даламар мотнул головой, пытаясь отогнать наваждение.

− Я думаю, ученик, эти знания тебе пригодятся. И очень скоро, − тихо проговорил Рейстлин, глядя на эльфа с непонятной затаенной печалью. − Я надеюсь, ты хорошо запомнил свой урок.

− Да, шалафи… − потерянно ответил Даламар, продолжая вглядываться в столь жалкое свое отражение. Ему хотелось отвести взгляд, отвернуться, но он не мог этого сделать.

Рейстлин тем временем аккуратно провел рукой по щеке ученика.

Тот замер, хоть и понимал, что это прикосновение может ничего не значить. Всего лишь бережное прикосновение эстета к чему-то красивому, прикосновение того, кому так редко удавалось увидеть красоту. Даламар видел, как руки шалафи с такой же психопатической нежностью скользят по старинным статуэткам эрдов, по рукоятке эльфийского кинжала, по кубку, выточенному из моржового бивня.

«Так и я», − горько думал Даламар. − «Всего лишь еще одна красивая вещица в коллекции. Вещица, что пока не рассыпается в прах…»

Как-то раз он даже осмелился спросить, почему Рейстлин допустил в башню именно его. Подумать только, он когда-то был настолько храбр и нагл, что осмеливался задавать такие вопросы. Он даже уточнил, имеет ли к этому отношение его происхождение.

Тогда он впервые услышал смех учителя.

− Ты думаешь, − спросил Рейстлин между приступами этого кошмарного язвительного смеха, − Ты правда, думаешь, что мне просто захотелось создать этакий домашний эльфятник у себя в башне?

Даламару стоило больших трудов изгнать из головы гарем из своих соотечественников, как у лорда Сота, прислуживающий Рейстлину.

Лежа на спине и глядя на учителя снизу вверх, Даламар осторожно спросил:

− Шалафи, вероятно, нужно готовиться к отправлению?

Ему давно уже надо было понять, что с Рейстлином не стоит даже и пытаться ходить вокруг да около. Презрительная усмешка была ему ответом.

− Какая забота, ученик… Но я, кажется, уже сказал, что давным-давно готов к этому путешествию.

И пристальный взгляд. Как и тогда, во время того рокового разговора, когда на груди Даламара навеки проступили кровоточащие раны, молодой эльф с ужасом понял: он знает! Знает каждую его мысль, знает, к чему он ведет своими осторожными намеками.

Рука шалафи осторожно провела по его скуле еще раз и медленно двинулась вниз. Коснулась вышеупомянутой отметины. Даламар стиснул зубы, с трудом сдерживая шипение. Боль взорвалась в голове, яркими цветными пятнами заплясала перед глазами. Он терпел, гадая, что это будет, наказание или…

Золотистые пальцы двинулись дальше, от облегчения на глазах практически выступили слезы. И не только от облегчения − то, что происходило сейчас, было редким даром. Даламар не мог попросить об этом. Даламар не мог спровоцировать Рейстлина. Он пытался поначалу, о, какая наивность! Воспоминание об этом до сих пор преследует его в кошмарах.

«Даламар, знаешь, что я вижу? В моих глазах ты жадно обсасываешь гнилой плесневелый фрукт, и его зловонный липкий сок струится по твоему подбородку. Прекрати это, будь любезен».

− Но должен сказать, выглядело это довольно забавно, ученик, − Рейстлин вновь угадал его мысли.

− Шалафи, не нужно об этом… − эльф попытался приподняться, но ладонь учителя остановила его, припечатав к столу.

− Лежи спокойно, − велел Рейстлин. − Мне надо дать тебе распоряжения насчет Башни. А потом тебе еще предстоит Конклав. Интересно, что ты им расскажешь? Не мучайся, ученик, я сам отвечу на твой вопрос. Ты расскажешь им правду, всю правду. Я хочу этого. Ты понял меня?

Рука мага сместилась еще ниже.

− Да… − Даламар запрокинул голову в истоме.

− Ты расскажешь им все, что ты знаешь о моих планах. И все, что ты думаешь о них на самом деле. Кричи, что я безумен. Кричи, что я гениален. Расскажи обо всем, что видел, когда я допускал тебя в свою лабораторию. Расскажи о том, что ты подслушал в нашем разговоре со жрицей.

− Я не…

− Лежать. Расскажи им обо всем, что хочешь. Расскажи, как ты умеешь, пылко и драматично, так, чтобы эти испуганные старики разом позабыли все свои заклятья. Расскажи так, чтобы Пар-Салиана хватил удар.

− Да, шалафи…

− Очень хорошо… ученик.

Рейстлин обессиленно опустился на край каменной плиты. Даламар приходил в себя, медленно восстанавливая дыхание. Как всегда после близости, он чувствовал некое опустошение. Он неуверенно потянулся к учителю, ожидая очередной вспышки гнева − Рейстлин не любил прикосновения, вернее, не любил, когда их инициатором выступал не он. Но маг, как ни странно, сидел спокойно и позволил ему подползти и зарыться лицом в его мантию. Он даже провел рукой по длинным волосам эльфа − отстраненно и неспешно.

− Бедный мой Даламар, − произнес архимаг тихо. − Я сломал тебя, отравил своим ядом… Навеки закрыл во тьме дитя сильванестийского леса.

− Я уже был в этой тьме, шалафи, − возразил ученик. − Я добровольно шагнул в нее!

Рейстлин не ответил. Он осторожно отстранился, встал и вышел из лаборатории, не оглядываясь.

Даламар обессилено слез со стола. Его колотило, тряслись руки, тряслись плечи, будто от рыданий, но глаза были сухи. Отметина на груди горела. Даламару казалось, что это не отметина, а сквозная дыра, сквозь которую рвется наружу его душа, ломая кости и выкручивая его наизнанку.

Рейстлин был прав. Даламар давно был сломлен, отравлен им. И дело было не только в магической силе наставника. Не только в его власти и могуществе.

Даламар вспомнил, какая мысль мелькнула у него в голове, когда он зарывался лицом в бархатную черную ткань, вдыхая запах розовых лепестков, чувствуя необычайное тепло от тела шалафи. Мысль эта появлялась и ранее, но никогда не была она столь отчетлива.

«Я один знаю его таким».

Даламар не был глуп и знал, что такая мысль опасна. Она ведет к привязанности. Она ведет к помутнению рассудка. Такая мысль была вдвойне опасна, когда речь шла ни о ком ином, как о Рейстлине Маджере.

========== 4. Конклав ==========

Даламару уже приходилось испытывать это − клокочущий гнев в горле, гнев от невыносимой глупости, которую приходится выслушивать. В прошлый раз это было, когда его судили в Сильванести и обрекли на изгнание. Его, благодаря плану которого войска повелительницы драконов Фейр Кейрон были разбиты. Благодаря которому эти эльфы, так яростно проклинающие его теперь, были живы. Он видел, как слепы, как ограничены собравшиеся судить его. И как бы горько Даламару ни было тогда, гнев придавал ему сил и храбрости.

Очевидно, именно непрошеные воспоминания стали последней каплей. Даламар планировал выйти в конце, когда выскажутся все главы орденов, когда стихнет гомон голосов остальных магов, выйти и сразить всех краткой эффектной речью, насладиться их страхом, их беспомощностью.

Но он не смог дальше терпеть уже на речи Пар-Салиана. Он ожидал от главы Конклава куда большей дальновидности.

− Вы глупцы! − крикнул он, стремительно двигаясь к центру зала. − Боги, какие вы все глупцы! И больше всех ты, величайший!

Долгая пауза. Пар-Салиан держался спокойно, стараясь сохранить достоинство. Остальные маги зашептались, загомонили.

− Мир! − со смехом проговорил Даламар. − Да он может прибрать его весь к рукам уже завтра!

− Расскажи им все, − велел ему тогда Рейстлин.

И Даламар исполнил волю учителя. Он рассказывал долго, образно и зрелищно, наслаждаясь тем, как вытягиваются лица магов, а бедный брат-близнец его шалафи с каждым словом выглядит все более растерянным и непонимающим. Мешал этому блестящему выступлению лишь тонкий голосок кендера, что раздавался из-за спины Карамона.

− Темный эльф? Никогда таких не видел! Пусти меня посмотреть! Карамон, ну пожалуйста!

− Глядите же! − Даламар перешел к кульминации. Резко развернулся, чтобы весь Конклав мог видеть его. Вскинул гордо подбородок − пусть он и мученик, но он ни на что не променяет право быть учеником величайшего темного мага, право быть Его учеником…

Бархатная материя снова рвется, маги и Карамон ахают при взгляде на его раны.

И только кендер, высвободившийся, наконец, из хватки брата Рейстлина, был радостно оживленным. Впрочем, что взять с кендера?

− Ну надо же! Это тебе сделал твой учитель? − вопрошал он. − Тот, о котором ты сейчас говорил? Твой учитель прожег тебе грудь рукой? Моя матушка все время говорила, что система образования везде одинакова, но я никогда…

Карамон поспешно запечатал ему рот рукой.

− Ничего не понимаю… − потерянно проговорил он, оглянувшись на Пар-Салиана. − Что… Что здесь происходит? О чем тут болтал этот эльф? О ком вы все говорите?

Даламара снова будто бы обожгло яростью. Как родной брат шалафи может быть настолько глуп и несведущ? А знал ли он Рейстлина вообще?

− Мы говорим о твоем брате, − услужливо подсказал он. − О Рейстлине Маджере.

И голос его зазвенел гордостью, когда Даламар продолжил:

− Он − мой шалафи, а я − его ученик.

Главы лож переглянулись. Они прекрасно поняли, что остались без шпиона.

− Даламар, − осторожно начал Юстариус. − Я думаю, достаточно. И… Ты не будешь так любезен застегнуть мантию?

Темный эльф неспешно запахнул одеяние на груди, продолжая вызывающе сверкать глазами. Но силы уже начали оставлять его − он слишком много энергии отдал для этого перфоманса, который, − теперь он осознал это − звучал как хвалебная ода Рейстлину.

И снова голоса слились в нечленораздельный гул, снова толпа превратилась в массу раззявленных ртов, лиц, искаженных страхом и яростью, потерявших человеческие черты. Это все было слишком знакомо Даламару. Он покачнулся, ноги не держали его. Он рухнул в возникшее из воздуха кресло и отпил вина из кубка, который материализовался в его руке. Он постепенно восстановил дыхание и вновь прислушался к собранию. Пар-Салиан с большим трудом заставил всех умолкнуть и − немыслимо! − дал кендеру право слова.

И теперь все с большим сомнением слушали долгую и запутанную историю знакомства Рейстлина с, подумать только, овражной гномихой. Которая, кстати, тоже присутствовала здесь. Собрание все больше походило на какой-то паноптикум…

Когда после кендерской истории в зале завязалась жаркая дискуссия на тему «научился ли Рейстлин состраданию», Даламар опустил голову на грудь, так, чтобы волосы заслонили лицо, и тихо засмеялся. Смех был практически истерическим. О да, глупцы, он научился. Да ему и не нужно было учиться… Сострадание… Ради обретения этой мнимой ценности верховный идиот в белом даровал ему проклятые глаза Раэланны. Шалафи действительно относился очень тепло к этой маленькой замарашке. Шалафи не был откровенно жесток.

Даламар видел однажды, как бережно учитель держал в руках малиновку, которой не посчастливилось подлететь слишком близко к проклятой роще, окружавшей их башню. Тонкие золотистые пальцы осторожно разгладили взъерошенные перья, аккуратно прикоснулись к бешено вздрагивающей птичьей груди. И мимолетная улыбка вслед стремительно улетающей пичуге…

Вот только никакие из этих моментов, за которые так цеплялось это наивное дурачье − мол, глядите, душа его не погрязла окончательно во тьме, ничего не означали. Ради своего замысла Рейстлин пойдет до конца, и ему не будет никакого дела до всех страдающих этого мира.

Но когда вышеупомянутая овражная гномиха, в свою очередь, выскочила вперед − о, лучшей защитительной речи не звучало в этих стенах, лучшей не в плане красноречия, разумеется, а по степени воздействия, Даламару стало совсем не смешно. Хоть он и сидел, демонстративно усмехаясь вытянувшим лицам магов и особо эпическим высказываниям Бупу, таким как: «моя знать, он самый добрый человек».

Перепуганное маленькое создание было всецело предано его учителю. Каково Конклаву − сначала их собственный шпион утверждает, что они недостойны и ползать в ногах Рейстлина, а потом этакое наивное дитя природы косноязычно, но убедительно распространяется о его невероятной доброте. До которой всем желающим далеко, как до луны. Сидите и обтекайте.

Но ухмылка Даламара была вымученной. Потому что не так давно он сам стоял перед почтенным собранием, и его доклад был не докладом, но хвалебной одой Маджере.

Он вернется к шалафи и поможет ему благополучно отбыть в Истар. Он будет беречь для него его башню и убьет каждого, кто осмелится приблизиться к ней. Он будет ждать, надеясь и страшась…

В нем буквально на секунду шевельнулось желание освободиться от власти шалафи над ним, но он почти сразу признал свое поражение. Он не сможет, просто не сможет. Рейстлин уже покорил его − не страхом, но знаниями, которыми он делился, магической силой, которая так возросла и окрепла в нем, направляемая и совершенствуемая в умелых руках наставника. И не только ими.

Это клятое сострадание, эти крохи, крупицы человечности, столь ценимые сентиментальными идиотами и столь бурно обсуждаемые на этом собрании. Понимает ли кто-то еще, насколько опасны эти капли яда? Насколько опасны они в руках такого, как Рейстлин?

Взять вот, например, его недалекого братца. Этакий сверхположительный рубаха-парень, открытый и добродушный, которого все любят. Но стоило этому славному парню чуть свернуть с дороги и увлечься выпивкой − и он уже главный объект для насмешек и жалости. Светлым и хорошим нельзя отступать с намеченного пути.

А Рейстлин… Вечно хмурый нелюдимый черный маг чуть приоткрывает душу светлой жрице, и вот она уже без раздумий бросается за ним в проклятую рощу. Он был мил с «малышкой» Бупу − ах, все, уже предательски дрожит подбородок у половины собравшихся.

И самое страшное, что шалафи был вполне искренен в своих поступках. Он не врал жрице, просто подавал правду под нужным соусом. Он окружил неподдельной заботой и уважением свой ключ от врат. Он и правда по каким-то причинам привязался к этой замарашке-гномихе. Даламар пробыл со своим учителем довольно долгое время, чтобы понять: Маджере пусть и является образцом самоконтроля и целеустремленности, его не назовешь откровенно бездушной тварью.

Это было неправильно. Насколько бы все было проще, будь Рейстлин вторым Фистандатилусом. У них бы были абсолютно здоровые и нормальные отношения учителя и ученика черной ложи: Даламар бы заглядывал ему в рот, учился бы у него всему, боялся бы его до смерти, а под конец убил бы его в неравном бою.

***

− Ты знаешь, что если что-то случится во время моих экспериментов, то я буду спасать не тебя, а себя? − спросил Рейстлин в день их знакомства.

Даламар кивнул. Он и не ожидал ничего другого.

Но когда эксперимент действительно пошел не так, как нужно, и это была его, Даламара, ошибка, когда магическое поле затрещало, когда был потерян контроль над сущностью, призванной ими, и когда его же заклинание обернулось против него самого, Рейстлин все же спас его. Продолжая шептать слова заклинания, ни на секунду не теряя концентрации, он вытолкнул его из поля. Вытолкнул, резко выбросив вперед руку с зажатым в нем посохом Магиуса.

Даламар рухнул на каменный пол. Заклинание иссушило его, обескровило, и он мог лишь бессильно хватать воздух ртом. Его медленно гаснувшее сознание отмечало, как шалафи заканчивает заклинание, как рассеивается магическое поле, как исчезают все следы пребывания смертельного порождения чужого мира в их лаборатории. А потом он услышал шаги в свою сторону и замер. Он почти не сомневался, что Рейстлин сейчас прикончит своего бездарного ученика. Ведь из-за него пришлось прекратить сложный эксперимент! А оттолкнул он его, вероятно, чтобы тот не мешал изгнанию твари.

Вместо этого он почувствовал, как его осторожно переворачивают и укладывают на спину. На лице учителя не было ни следа гнева, только усталость. Руки − ловкие, знающие свое дело − Даламар сразу вспомнил рассказы шалафи о его обширной целительской практике, расстегнули на нем мантию, нашли пульс. Даламар чувствовал, что жизнь уходит из него, и следил за всем происходящим с каким-то равнодушным интересом.

Ладонь шалафи прикоснулась к его груди, вновь зазвучали слова заклинания. Тело выгнулось дугой, с губ слетел отчаянный крик, а затем он, кажется, потерял сознание, чтобы потом очнуться лежащим на чем-то обтянутым мягким черным бархатом и с удивлением осознать, что это колени верховного мага.

− Сейчас я не могу перенести тебя в твою комнату, − тихо сказал Рейстлин. − Пока работает восстанавливающее заклятье. Говорить крайне не рекомендуется. Я… тоже отдал слишком много сил…

Даже в тусклом свете посоха Даламар видел, каким усталым, даже изможденным выглядит его учитель. Потратив столько сил на эксперимент, он потратил не меньше для того, чтобы излечить ученика, несмотря на его ошибку, глупую ошибку. Он хотел сказать что-то, но Рейстлин предостерегающе помотал головой.

Даламар поспешно закрыл глаза, чтобы скрыть их подозрительный блеск.

Когда его в Сильванести отдали в школу магов, неохотно, только затем, чтобы он не обратился к дикой магии, ведь ему, принадлежащему к дому слуг, магия была не положена по статусу, он поначалу часто ошибался. Не потому, что был недостаточно способным, просто обучение его началось слишком поздно, а магия в нем была столь сильна, что он с трудом контролировал ее. Наставники даже не пытались объяснить, в чем заключались его ошибки. И, конечно, палец о палец не ударили бы, чтобы излечить его. А магия, что темная, что белая, была жестока к ошибкам.

Даламару представилась дивная картина − вот он приходит с докладом к Пар-Салиану и запихивает свиток прямо в глотку главе Конклава. Он не расставался с этой приятной мыслью все время, пока лежал в лаборатории, ощущая щекой черный бархат одежд своего учителя.

Роковой разговор, после которого на груди Даламара осталось пять кровоточащих отметин, состоялся месяц спустя. Рейстлин, не глядя на скорчившегося на полу Даламара, вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Он ясно дал понять, что двойная роль его ученика никогда не была для него тайной.

«Он не прогнал меня! И даже не убил…» − проносилось в голове эльфа.

«Он дал мне выбор!» − вот что поразило его еще сильнее. Ведь Даламар был волен покинуть башню.

И наказание казалось недостаточным. Наверное, потому он так и полюбил демонстрировать всем свои отметины, точно знаки почета. Как бы напоминая самому себе, что это − страшная, но, если подумать, не такая уж большая расплата за то, что было ему предоставлено.

Позднее, он задумывался: а был ли в действительности выбор сделан им самим? Когда на следующий день он встретил Рейстлина в лаборатории и приступил к своим обязанностям, тот вовсе не выглядел удивленным. Была ли это ловко расставленная ловушка, с помощью которой можно было заполучить надежного и верного ассистента? Ведь Даламар больше ни разу с того случая не ошибся.

«Рейстлин − очень умелый манипулятор», − предупреждала его в свое время Ладонна. И он тогда отмахивался от слов главы Черной ложи, считая себя крайне опытным и искушенным: как-никак, прислуживая эльфийской знати, он вдоволь вкусил интриг и коварства.

Наивный идиот. Ничем не лучше овражного гнома.

До рассвета оставалось всего несколько часов, и Даламар поспешил отбыть из Вайретской башни, чтобы помочь шалафи перед далеким путешествием. Это было единственное, что он мог сейчас сделать.

========== 5. Голос из прошлого ==========

Даламар был один. Впервые в жизни он оказался предоставлен сам себе. В его распоряжении была башня и целый город, вид на который открывался из ее окон. В город уже пришла весна, что сделала ночи светлее и теплее, впорхнула в дома, принося с собой запахи цветов и праздничных пикников.

Эльфы особенно ценили весну с ее гимном жизни. Даламар каждый год ждал ее приближения − неосознанно, по привычке. Вот только в этом году ему было не до смены времени года.

Он исправно выполнял распоряжения Рейстлина, кормил живцов, управлялся со стражами, наводил порядок в библиотеке и лаборатории. Он расправлялся с рутиной быстро и, пожалуй, жалел об этом. Ему нечем было заполнить остальные часы.

Даламар садился было за книгу, но очень часто обнаруживал себя задремавшим еще на середине параграфа. Чаще всего он просто лежал на кровати, закрывал глаза, и вновь и вновь перед глазами проносилось спешное отбытие его учителя.

***

Рейстлин встретил вернувшегося с Конклава ученика довольно сухо. Он никак не отреагировал на то, что маги все-таки отправили Крисанию и Карамона в Истар, хотя присутствие там жрицы было необходимо. А он даже не кивнул, даже не сказал равнодушно «хорошо», как он делал в минуты наивысшего довольствия.

Даламар пытался было развлечь шалафи пересказом собрания − порой Рейстлин подсказывал ему, как именно оговорить себя в докладе Конклаву. Порой получалось настолько остроумно, что эльф с трудом сдерживал смех, старательно выводя на пергаменте леденящие душу подробности об ужасном ренегате Маджере. И Рейстлину доставляло большое удовольствие выслушивать догадки Пар-Салиана и прочих о его деятельности, столь нелепые и столь далекие от истины. Но в этот раз разговор не клеился, и Даламар просто бесцельно слонялся поблизости в надежде, что он понадобится учителю.

Рейстлин позвал его лишь перед рассветом. Они поднялись на небольшую площадку у самой крыши башни. Почти все ритуалы, что требовали лучей восходящего солнца, творились именно здесь. Шалафи так спешил, что чуть было не принялся подниматься по лестнице впереди ученика, что нес факел. И еще сверкнул глазами на Даламара, будто это была его ошибка.

Эльф изо всех сил пытался сохранить голову холодной и сосредоточиться на предстоящем заклинании. Он должен был сотворить поддерживающие чары, которые в случае необходимости не дадут каким-то внешним помехам сказаться на сложнейшем заклинании времени, которое будет читать Рейстлин.

Площадка находилась высоко, свидетелями их магии были только звезды и луны. Стражи здесь никогда не появлялись. Даламару пришло в голову, что шалафи не нужныникакие охранные чары − шанс, что кто-то ему помешает, сводился к минимуму. Скорее он, Даламар, может послужить помехой, когда Рейстлин примется за свое заклинание. Он даже боялся, что шалафи не допустит его стать свидетелем своего отбытия, не даст ему шанс понаблюдать за тем, как творится заклятие, доступное лишь архимагам. И за то, что шалафи позволил ему наблюдать, Даламар был готов простить любую несправедливость.

Он закончил со своими чарами и обнаружил, что учитель внимательно наблюдает за ним, будто удивляясь чему-то. Он даже вопросительно изогнул бровь, когда Даламар закончил.

Он понял. Это была еще одна проверка. Что же выберет ученик, возможность услышать редкое и сложное заклятье, или же он попробует остановить своего учителя?

А затем Рейстлин принялся выпевать слова своего заклинания, и Даламар уже не смог думать больше ни о чем. Больше всего на свете он любил смотреть на шалафи во время магических ритуалов. Слова на языке аркана звучали изумительнейшей музыкой из его уст. Ни единой ошибки они не могли допустить, ни одной неверной интонации. Сердце молодого эльфа учащенно колотилось от осознания причастности к такому великому событию. Магическая энергия учителя охватила и его, магия бурлила в крови, и ради этого ощущения − только ради него стоило жить.

Последнее слово слетело с губ Рейстлина, и великий маг исчез во временном потоке. Даламар пал на колени, чувствуя, как силы оставляют его. После подобного пьянящего чувства магия всегда истощалась, оставляя волшебника растерянным и разбитым.

− Удачи, шалафи, − пробормотал эльф рассеянно.

Занималось утро.

***

Известие о госте в башне сразу вытряхнуло эльфа из состояния апатичной хандры, куда он вновь скатился. Он мигом припомнил свое обещание убить каждого, кто сунется в башню в отсутствие шалафи. Он ожидал визита кого-то из магов, но это была…

− Я прикончу тебя, эльфийское отродье!

Китиара. Единоутробная сестра шалафи. Даламар вспомнил, как презрительно фыркнула воительница, увидев его в свой прошлый визит в башню, однако от него не укрылось, что ее презрение было лишь показным. Как и от шалафи. После того, как повелительница драконов удалилась, он поведал ученику, что единственной слабостью Кит был рыжий полукровка Танис. На Рейстлина тогда что-то нашло, какой-то приступ извращенного юмора − он откровенно предлагал свою сестру в дар ученику. Хороший подарок, ничего не скажешь. И такой же приятный, как степная гадюка.

Тогда Даламару и в голову бы не пришло сблизиться с Китиарой. Но теперь, когда шалафи был в отъезде, ему казалось, что ему пора на всякий случай находить запасные варианты. И пора навести в башне свои правила. Окна он уже везде открыл, например.

Обменявшись с негодующей после прогулки по роще воительницей любезностями, Даламар беззастенчиво облапал Китиару, а затем исчез, заставив ее идти вверх по ступеням башни. Примерно пять сотен ступеней, и это только первый пролет… Ведь она сама сказала, что еще не разучилась ходить ногами и не привыкла добираться коридорами магии. Он слышал отборную брань, что доносилась все громче, по мере того как молодая женщина поднималась выше, и улыбался своим мыслям.

«Как она похожа на своего брата», − думал он. − «Хоть это и не сразу бросается в глаза».

Конечно, у Китиары не было золотистой кожи и глаз со зрачками в форме песочных часов, но был такой же непримиримый взгляд и такая же кривая ухмылка…

Но она, как и все женщины, ахнула, когда он разорвал свою мантию перед ней. Некая стабильность была приятна.

Она тоже оставила ему на память несколько отметин.

А потом он долго лежал, глядя в потолок, и вновь чувствовал себя разбитым и выпотрошенным дочиста. На подушке остался ее запах.

«Итак, шалафи, я тщательно слежу за башней, как ты и велел», − мысленно начал Даламар. Он каждый день невольно начинал разговор с отсутствующим учителем, будто репетировал сцену его возвращения. Хоть и понимал, что если Рейстлин вернется, уже ничего не будет прежним. Что бы ни случилось там, в прошлом. Но все равно Даламар в глубине души надеялся, что ему удастся доказать шалафи, как он хорошо со всем справлялся. Он каждый раз злился на себя за такую глупость. Особенно сейчас, когда визит Китиары взбудоражил его и выбил из колеи.

Он продолжил свой мысленный монолог, только теперь уже в нем зазвучали совсем иные ноты.

«Я наконец-то открыл окна и впустил в эти затхлые комнаты хоть немного свежести! А еще сегодня я возлег с твоей единокровной сестрой, шалафи! Мы угощались вином из твоих погребов, шалафи. Она хочет меня в союзники… В союзники против своего младшего брата».

Глубоко вздохнув, Даламар потянулся к бутыли, которую они с Китиарой не успели закончить, и сделал большой глоток.

«Но я понимаю, что при первой же возможности она предаст меня. Да… Как я предал тебя однажды. Именно так мы делаем на темной стороне… Нет, так делают все во всем мире, одетые в белое и черное… Все…»

Он устало опустил бутыль на пол и свернулся на кровати, уткнувшись лицом в подушку.

− А я… − прошептал он. − Я просто хотел бы и дальше быть твоим учеником.

Он провалился в забвение, в кошмарный сон, где Такхизис хохотала над ним, рассуждая, что эльфы не годятся для тьмы, они вообще ни на что не годны, кроме как на то, чтобы сажать цветы. Во сне был и ее сын, Нуитари, что срывал с него мантию, крича, что он не достоин быть магом черной ложи, он, служащий ренегату Маджере, одержимый своим учителем…

Затем Нуитари обратился в Рейстлина, что тоже орал на него в гневе − чего Рейстлин настоящий никогда не делал, ведь, как бы ни был разгневан маг, он никогда не повышал голоса. Это и послужило Даламару якорем реальности − он распахнул глаза, вырываясь из сновидения, и сел на кровати. Однако голос шалафи, выкрикивающий, именно выкрикивающий его имя, никуда не делся.

− Я потерял рассудок, − грустно заключил темный эльф и вновь потянулся к бутылке.

− Даламар! − раздалось снова.

Он со звоном выронил бутылку.

− Шалафи? − потрясенно воскликнул он, вскакивая на ноги.

− Я смотрю, ты проводишь дни с пользой, − голос вернулся к знаменитому рейстлиновскому ехидному полушепоту.

− Шалафи, но как… − И тут до него дошло. − Око дракона?

Он осознал, что Рейстлин не только слышит его, но и видит, и ему захотелось провалиться в Бездну. Ну почему учителю не захотелось связаться с ним в другое время, где он застал бы ученика, например, тщательно перепроверяющим зелья в лаборатории или изучающим труды великих волшебников… Но нет, шалафи угораздило застать его именно таким − с царапинами на плечах и засосами на шее, оставленными его сестрой, уже сильно нетрезвым и вконец отчаявшимся. Даламар потянулся было к мантии, что валялась на краю кровати, но тут же отдернул руку − мантия была учительской, и разрешения взять ее, он, конечно же, не спрашивал.

Молчание Рейстлина было более чем красноречивым. Наконец он нарушил его:

− У меня есть к тебе поручение… ученик.

− Я слушаю, шалафи, − как можно серьезнее сказал Даламар и потянул на себя одеяло. Блюдо с оливками, пристроенное в изголовье, слетело на пол и разлетелось на множество осколков.

Он почти слышал, как продолжают хохотать Такхизис и остальные боги.

========== 6. В Великой Библиотеке ==========

«На седьмой день месяца Дарения Жизни Даламар Арджент, темный эльф, ученик Рейстлина Маджере, вошел ко мне…»

Рука летописца замерла, перо царапнуло бумагу. Астинус чуть сдвинул брови в недоумении. Такое иногда бывало, когда он что-то упускал в своей летописи, когда вел ее излишне сжато и документально. Такое нечасто случалось с Бессмертным, но все же иногда случалось.

«Даламар Арджент вошел». Действительно, ученик мага не вошел, а влетел в библиотеку коридорами магии, до смерти перепугав эстетиков. Он гневно сверкал глазами из-под капюшона. Несчастный Бертрем тщетно пытался выпроводить его − ведь сегодня храм знаний был закрыт для посещения.

Бертрем еще не забыл визита Рейстлина, во время которого умирающий маг разбрасывал книги, переворачивал стеллажи в лихорадочных поисках чего-то. А когда с его пальцев начали слетать молнии, у несчастного эстетика чуть было не остановилось сердце. Но Мастер запретил мешать магу. И Маджере, уничтожив таким образом несколько бесценных трудов, как ни странно, пошел на поправку. А затем, сменив мантию на черную, открыл портал в Нераку и шагнул туда.

Совершение подобных правонарушений прямо в Великой Библиотеке никак не укладывалось у эстетика в голове, и все эти годы он каждый раз укоризненно качал головой, глядя на Палантасскую Башню.

Он ничего хорошего не ожидал и от ученика Рейстлина, и, несмотря на свой страх, явно готовился дать ему решительный отпор.

− Моему учителю нужна эта информация! И он получит ее так или иначе, и ты не сможешь стать ему помехой! Знаешь, на что способен мой шалафи? Гляди же! − услышал Астинус из-за двери.

Он поспешно распахнул дверь, пытаясь предупредить неизбежное. Эльф уже ухватился за складки своей мантии, натянув ее на груди. Руки у него были сильные, тренированные − большая редкость для мага.

− Бертрем, − спокойно произнес историк. − Пропусти нашего гостя.

− Но мастер… Пропустить этого… Ученика этого…

Эльф вызывающе смотрел на него, по-прежнему натянув черную ткань.

− Впусти его. − Астинус захлопнул дверь, торопясь вернуться к рукописи.

«На седьмой день месяца Дарения Жизни Даламар Арджент, темный эльф, ученик Рейстлина Маджере, вошел ко мне…»

В его обществе ученик Рейстлина, казалось, разом растерял свой гонор и вел себя гораздо почтительней. Но его определенно стоило поставить на место. И Астинус был раздражен тем, что работа его встала. В чем же дело…

− Я пришел чтобы…

− Узнать о гномьих войнах, − нетерпеливо продолжил Астинус. Он что-то перечеркнул в рукописи и резко поднялся из-за стола.

− Следуй за мной, юный маг, − распорядился он.

И Астинус двинулся вперед по коридору столь быстрым, размашистым шагом, что Даламар поначалу растерялся и бросился догонять, лишь когда фигура историка исчезла с его глаз.

Наконец, в одной из галерей, плотно заставленных шкафами, Астинус остановился и мрачно взглянул на переводящего дыхание темного эльфа.

− Здесь ты найдешь все о гномьих войнах, − объявил он, обведя галерею жестом руки.

− Здесь?! − глаза Даламара в ужасе расширились.

− И в соседней галерее тоже.

С минуту он наблюдал за возрастающей паникой. Он прямо видел, что темный эльф разрывается между желанием пасть на колени и умолять о помощи или же продолжить угрозы и рвануть все-таки на себе мантию.

− Кто бы мог подумать, что ученик Рейстлина Маджере испытывает такой ужас перед книгами, − сухо произнес Астинус.

− Я не… − возразил Даламар. − Но ведь у меня нет столько времени… Шалафи велел все найти сегодня! До наступления заката!

Астинус молча наблюдал. Вскоре ему стало ясно, что еще немного, и эльф и в самом деле бросится к шкафам, примется беспорядочно хватать книги, лихорадочно перелистывая и швыряя то один, то другой том в сторону. Тогда он подошел к полкам и, не глядя, взял одну из книг в алой кожаной обложке. Бережно перевернул несколько страниц, заложил закладкой и отдал Даламару. Историку очень не хотелось, чтобы дело закончилось огненными шарами и разорванной мантией.

− Передавай мои лучшие пожелания своему учителю.

Эльф, замерев от благодарности и облегчения, стоял, прижимая книгу к груди. Он смог лишь кивнуть.

− И еще скажи ему вот что: «Ветер сотрет следы на песке, но только после того, как он их оставит». Запомнишь?

Ученик мага вновь впал в ступор от его последних слов. Но Астинусу уже было не до него, он спешил вернуться к своей работе.

Твердой рукой он записал в книге:

«На седьмой день месяца Дарения Жизни Даламар Арджент, темный эльф, ученик Рейстлина Маджере, ворвался в Великую Библиотеку, изнывая от безответной страсти к своему учителю и страха перед ним. Молодой маг угрожал эстетикам и намеревался продемонстрировать им следы проклятья от своего учителя».

Летопись текла дальше, и ничто больше не замедляло ход пера.

***

− А здесь, шалафи… − голос охрип после многочасового чтения. Хотелось сделать перерыв и глотнуть воды, но Рейстлин был неумолим.

− Дальше, Даламар!

−…И тогда великий маг Фистандантилус воспользовался Глазом Дракона, чтобы пройти сквозь время и связаться со своим учеником, которому он велел пойти в Палантасскую Библиотеку и прочесть в Хрониках, увенчается ли успехом его величайшая миссия…

− Продолжай, − велел Рейстлин. − Почему ты остановился?

− Это же я… Его ученик… Это было написано до того, как я пришел к Астинусу… − пораженно произнес он. Но Рейстлин, очевидно, вовсе не находил в этом ничего удивительного. Как не отреагировал и на слова, которые летописец велел передать ему.

«Ничего-то тебя не берет, шалафи», − устало подумал Даламар, продолжая читать вслух. Голос его сел до свистящего шепота, странно напоминающего голос Рейстлина в периоды тяжкого недомогания.

Наконец, услышав то, что хотел услышать, Рейстлин отпустил его. Даламар тут же потянулся к кувшину с водой и принялся жадно пить. Но едва утолив жажду, он вернулся к книге и читал ее до самого утра.

Если вначале его сознание дремало, усыпленное алкоголем и усталостью, он ни о чем не думал, кроме как о выполнении задания. Но теперь разум очнулся и принялся лихорадочно работать. Он все читал и читал, и понемногу все в его голове принялось выстраиваться в единую картину. Замысел шалафи. Замысел Фистандантилуса, сорвавшийся двести лет назад. Связь обоих магов. Шансы Рейстлина на победу. И… последствия этой победы.

Когда все встало на свои места, Даламар вовсе не обрадовался этому. Напротив, он застонал и уронил голову на руки. Он понял, что именно ему предстоит сделать.

Ему хотелось кричать, рвать на себе волосы, спрашивать богов, за что именно ему приходится делать такой выбор, который вовсе и не был выбором. Но он не стал, зная, что боги не ответят. Разве что он снова услышит смех Такхизис.

Он вздохнул и развернул пергамент.

Письмо, что он начал, адресовалось герою Копья Танису Полуэльфу.

========== 7. Никто не верит ==========

− Эльф! − Вырвалось у Таниса, когда в аллее у храма Паладайна Даламар снял с себя капюшон.

− Полуэльф! − В тон ему ответил Даламар. Его уже порядком утомил ошарашенный вид тех, кто никогда в жизни не видел эльфа в темной мантии.

Что там говорить, знакомство не задалось.

Но, шагая к храму, он все равно поведал ему все, тому, кого раньше знал только со слов шалафи. Рейстлин умел составить крайне подробный портрет, поэтому Даламар быстро почувствовал, что давно знает Таниса. Полуэльф даже начал раздражать его именно в тех моментах, в каких он бесил и Рейстлина.

Танис откровенно не доверял ему и не скрывал этого. Ох уж эти светлые воины… Он был прямолинеен, почти как клятые соламнийцы. Он ничего не хотел слушать, он лишь жаждал крови Рейстлина, желая отомстить за своего друга Карамона. И заодно, судя по косым взглядам, которые он бросал на Даламара, он был готов и его пустить в расход. Просто за компанию. За то, что он так восхищенно отзывается о своем учителе. За то, что носит черное. Сколько ни твердили миру о необходимости равновесия, полностью понимать его могли лишь маги. Прочих история Истара ничему не научила.

В храме, когда Даламар, заметно побледнев лицом, а потом и позеленев − служителю тьмы было очень худо во владениях светоносного бога, отдал умирающему Элистану свои зелья, Танис изумленно вытаращил глаза. И еще с пущим изумлением смотрел на него, когда жрецу стало настолько лучше, что он смог сесть и поприветствовать собравшихся.

«А что ты ожидал, полуэльф?» − подумал Даламар. − «Что я пришел сюда, испытывая такие муки, чтобы посмеяться над страданиями светлого жреца и восславить Темную Королеву?»

Он попытался изложить свой план максимально коротко и сжато − с каждой минутой ему становилось все хуже. Но, конечно, никто не верил ему. Даже тот факт, что Рейстлин отправился в прошлое, и тот казался собравшимся нереальным, а уж то, что маг задумал стать богом и сместить Владычицу Тьмы…

Даламар уже уверился в том, что он умрет прямо здесь, корчась и выворачиваясь наизнанку. А ведь Паладайн, давая своим последователям столь скудные мозги, мог быть и более милостивым к адепту зла, который… Да, как бы смешно ни звучало, пытался спасти мир. Спасти его от собственного учителя, ради которого он убил бы каждого обитателя этого самого мира.

Но он − маг. Только маги понимали важность присутствия всех сил мироздания, всех созданий этого мира. И именно поэтому он сделал столь страшный выбор, уже червем пожирающий его сердце. Понимал ли кто-либо из собравшихся, что он испытывал? Вряд ли. Скорее всего, они думали, что ученик Рейстлина жаждет славы, мечтая одолеть своего учителя, и при этом просто трясется за свою шкуру. Что же, пусть так они и думают.

К счастью, слово вскоре взял Элистан, подтвердив слова темного эльфа. К речам верховного светлого жреца, к тому же умирающего, доверия было больше.

− Почему ты поступил так? Помог Элистану?− требовательно спросил Танис, когда они шли из храма в сторону башни. − Мне казалось, ученику Рейстлина нет дела до жрецов Паладайна.

− Ученика Рейстлина научили отдавать долги… − задумчиво ответил Даламар.

Ему не хотелось рассказывать эту историю. Она была слишком личной. Как он был испуган тогда, просидев несколько суток у постели шалафи, который метался в бреду, не приходя в себя, а его тело сотрясали приступы ужасного кровавого кашля. Никому не представить степени отчаяния темного мага, который обращается к светлому жрецу.

− Неужели… Рейстлин тебе так дорог? − Полуэльф, казалось, не мог уложить у себя в голове услышанное.

Лицо Даламара свело судорогой.

− Зачем эти разговоры, любит − не любит, плюнет − поцелует? А, полуэльф? − зло выдохнул он, отвернувшись.

Фраза вышла странной, Танис вроде бы аж закашлялся. Неужели правду говорят, что эльфы не созданы для лжи? И дурить он может только непроходимых идиотов?

− Моя единственная любовь − магия, − продолжил Даламар после неловкой паузы. − Тебе просто не понять. Рейстлин владеет магией, как никто. Разве я мог позволить себе потерять его? И теперь, когда я думаю обо всех знаниях, что пропадут с его смертью…

Он осекся. Воистину, проклят был его язык.

Полуэльф, похоже, так и не смог поверить, что ученик встанет против своего учителя.

Даламар не мог его винить. Он и сам не готов был поверить в это.

Однако в коварство Китиары он поверил легко. Знакомство с этой женщиной смогло сократить дистанцию между ними, несильно, но тем не менее.

На прощание Даламар отдал ему серебряный браслет, который мог защитить его от магии Рыцаря Смерти.

А затем они разошлись, чтобы каждый смог приготовиться к собственной битве.

Черный маг продолжал спасать мир. Мир медленно сходил с ума.

***

Она вошла к нему в Башню, когда он этого не ожидал. Просто взяла и вошла, дрожащая, испуганная, вся покрытая царапинами и кровоподтеками, еле стоящая на ногах.

− Еле дошла, − выдохнула она, протягивая к нему руки. − Я пришла помочь тебе, Даламар!

Рыцарь Смерти лично предупредил его о планах своей госпожи. И даже без его предупреждений эльф прекрасно понимал, что Китиара всегда играет только за одну сторону − за свою. Конечно, она не хотела, чтобы Такхизис вышла в мир, ведь тогда ей самой не хватило бы в нем места. И, разумеется, она бы не стала служить своему младшему брату, даже стань он богом. Она пришла, чтобы покончить с обоими, это было очевидно.

Почему же он все-таки сделал шаг вперед и подхватил ее? Она прижалась к нему, обхватила руками его шею, точно спрут.

− Мне уже гораздо лучше, − прошептала она.

А затем он почувствовал, как между его ребер входит холодная сталь ножа.

− Будь ты проклята, Китиара, − прохрипел он.

В ее глазах он прочел не торжество, но страх. И еще кое-что.

Она тоже не поверила, что Даламар мог подняться против своего шалафи. Именно поэтому и вонзила кинжал ему в спину.

Никто в это не верил.

========== 8. Врата ==========

− У тебя будет всего лишь несколько секунд, чтобы принять решение. − Вдруг услышал он голос шалафи.

Примерно в тот же момент он понял, что Китиара промахнулась. Она и сама заметила это и выругалась, но тут же, не давая ему время прийти в себя, принялась швырять в него различными предметами. Она прекрасно знала, как надо сражаться с магами.

Очень быстро до Даламара дошло, что разговорами дело не решить. Как ни странно, но ему было даже немного жаль.

− Ну конечно… − прошипела она, уклоняясь от молнии, сорвавшейся с пальцев Даламара. − Я знаю, как все будет… Мой братец выползет из Врат, шипя от ран, а тут ты, верный его ученик! Ты окажешь ему помощь, ведь только на это ты и годишься, ты, никчемный слуга!

Ему приходилось уворачиваться, одновременно собирая силы для следующего удара, и он уже понемногу начинал слабеть. Эта рана не была опасной, но Китиара уже готовилась сделать новый выпад. И Даламар нисколько не сомневался, что в следующий раз воительница не промахнется.

Он потянулся к жезлу, висевшему у него на поясе. Рейстлин презирал все волшебные кольца, жезлы и прочее, довольствуясь одним только посохом Магиуса. Но коллекция магических вещей у него была обширная, и он спокойно разрешал ученику пользоваться большей её частью. Не переставая, правда, отпускать ехидные замечания касательно магов, что обвешивались с ног до головы амулетами, точно палантасские блудницы украшениями. Даламар и сам старался в этом походить на учителя, не расставаясь лишь с заживляющим кольцом − его ношение одобрил сам Рейстлин после того неудачного эксперимента. Но теперь, готовясь к битве, он, отбросив всякий стыд, запасся магическими вещами. Пусть палантасская шлюха, зато шлюха защищенная…

Китиара отбросила кинжал и выдернула меч из ножен. Они сделали выпад одновременно. Меч вошел глубоко, задев кость, и чуть было не лишил его руки. Воительница же рухнула на пол с почти сквозной дырой в животе. Воздух наполнил тошнотворный запах паленого мяса.

Кровь, что шла из его раны, почти мгновенно залила мантию. Он поднес руку к глазам и увидел, что цвет у его крови неестественно яркий. Сознание начало стремительно тускнеть.

«Ты истечешь кровью и умрешь. У тебя есть всего несколько секунд, чтобы принять решение».

Даламар услышал эту фразу столь отчетливо, будто учитель стоял рядом с ним в этой комнате.

И это мигом привело его в чувство. Из последних сил он стянул с пальца кольцо и сжал его в руке, активируя его волшебную силу. А затем упал на пол, обхватив больное плечо ладонью и прижимая кольцо к ране, и потерял сознание.

Молодой организм изо всех сил боролся за жизнь, но гаснущий разум понимал, что все это напрасно.

Что он может теперь сделать Рейстлину?

Очевидно, только дождаться его и умереть от рук своего учителя. О, пусть это будет быстро…

***

− Даламар! − окликнул его одновременно и знакомый и незнакомый голос. − Даламар, это я, Карамон!

Эльф попытался сесть. В сердце шевельнулась надежда. С большим трудом ему удалось добраться до дивана и привалиться к нему спиной. Ожидание тянулось бесконечно. Он опасался, что снова может отключиться.

«Стражи!» − догадался он.

Он призвал их и велел не мешать брату шалафи. Да хоть весь Палантас бы захотел подняться в башню, какая теперь разница… Сил оставалось только на то, чтобы сидеть, прижимая к ране кольцо и с силой втягивать в себя воздух.

Карамон больше не был разжиревшим и обрюзгшим пьяницей, которого Даламар застал всего какой-то месяц назад. Глаза его горели непоколебимой решимостью. Даламару даже не пришлось ничего объяснять, достаточно было взглянуть на лицо гиганта, и становилось ясно: он знает. Может быть, знает даже больше, чем сам Даламар.

Полуэльф, опустившийся на пол рядом с ним, чтобы задать несколько вопросов, вдруг дернулся и схватился за бок.

Невероятно, но эта женщина была еще жива! И она бы убила его своим последним броском, не склонись над ним Танис, который был одет в соламнийскую кольчугу.

Многое произошло за следующий час. Время будто загустело и застыло, а одно событие сменяло другое: явление мертвого рыцаря Сота за своей госпожой, Китиара, что перед смертью умоляла Таниса не отдавать ее Соту… Тут Даламару пришлось даже подключиться, чтобы помочь рыжебородому полуэльфу наконец-то сделать выбор между Китиарой, даром что уже покойной, и Лоранталассой Канан. Затем было крайне затянувшееся прощание Таниса с Карамоном.

− Если ты умрешь, я буду последней надеждой мира, − сказал брату Рейстлина Даламар. Ободрение вышло не самое лучшее.

− Помоги ему, Паладайн! − прошептал полуэльф вслед другу, вошедшему во Врата.

− Такхизис, моя королева, помоги ему! − эхом повторил Даламар.

− Ты издеваешься? − уточнил Танис.

«Ты издеваешься?» − взревел в его голове голос Темной госпожи. − «Я буду целую вечность терзать тебя, верный ученик, вместе с твоим шалафи…»

Даламар тяжело вздохнул и закрыл глаза, экономя силы.

Даже сейчас никто не верил ему.

***

Он был готов, на самом деле готов нанести удар. Готов был сразиться со своим учителем, с тем, кого боготворил сильнее всех в этом мире. Он был готов этим освободиться от власти Рейстлина над ним. Был готов совершить то, что разорвет ему сердце, но то, что навеки окутает его спасительной темнотой, где нет места ни чувствам, ни эмоциям.

«Ибо в тот день, когда ты откроешь для себя что-то, что важнее магии, ты перестанешь быть магом».

Именно так говорил шалафи. И поэтому Даламар сделал свой выбор.

«Держать голову холодной… На кону слишком многое… Обрести свободу…» − повторял он про себя, словно заклинание.

Он попытался прокрутить в голове все возможные сценарии. Удивится ли шалафи, увидев его помогающим Карамону и Танису, удивится ли, поняв, что ученик во второй раз предал его? Вероятно, нет. Ведь Рейстлин так хорошо знал его, пожалуй, лучше, чем Даламар знал себя. Будет ли он разгневан? Или нет, скорее, будет взирать на них, точно на докучливые преграды на пути к его цели.

Карамон, наверное, не сможет поднять руку на своего близнеца, даже будучи многократно преданным им. Он отступит, обязательно отступит. И именно тогда он, Даламар, и разорвет их связь навеки. Он убьет своего учителя. Последняя надежда мира… Выбирая черную мантию, он вовсе не ожидал, что когда-нибудь ему достанется такая роль.

− Они идут! − встревоженный голос полуэльфа вывел его из транса.

Даламар поднялся на ноги, качаясь. Его сердце было готово выскочить из груди.

Он был готов увидеть Рейстлина разгневанного или же Рейстлина торжествующего…

− Уходи! Уноси ноги, глупец! − вдруг услышал он.

Рейстлин кричал, почти визжал − он, в жизни не повышавший голоса.

− Кретин, идиот, какая тебе разница, что будет со мной?! Ты мне не нужен, не нужен!

Даламару показалось, что Китиара воскресла из мертвых, чтобы все-таки проткнуть его мечом.

− Закрой врата, глупец! Убирайся!

Меч, пронзивший его, повернулся в сердце.

Даламар, шатаясь, бросился к Вратам, уже не соображая, что делает.

И в этот момент он увидел своего учителя. И именно тогда Рейстлин повернулся и посмотрел на них. На своего брата, на жрицу, которую тот осторожно опустил на пол, на Таниса, что кинулся им помогать. На своего ученика.

Плечи великого мага дрогнули. Огромная кошмарная тень с когтистыми лапами надвигалась на него. Он медленно отвернулся от находившихся в лаборатории.

− Закрой врата, Карамон, − вновь сказал он уже спокойнее, но голос его дрожал и под конец все-таки сорвался. − Да закрой же их, идиот!

А затем Владычица Тьмы настигла его. Она вцепилась в него когтями и зубами, пронзая плоть насквозь. От вопля богини их всех придавило к земле и оглушило.

− Рейстлин! Нет! − Почему-то крик брата-близнеца шалафи, что уже был готов рвануться назад, в Бездну, прозвучал для Даламара еще страшнее, чем крик разгневанной богини.

Больше всего ему хотелось оттолкнуть Карамона от Врат и броситься туда самому.

Но вместо этого он тоже прокричал:

− Закрой их!

Столь желанная им ранее темнота накрыла его. Но она не принесла облегчения, она душила, наваливалась на него, извергая из самых глубин души отчаянный вой, который с трудом удавалось сдержать.

А потом вдруг стало очень тихо.

Врата закрылись.

========== 9. Разговор ==========

Шалафи…

Ты всегда поступал так, как от тебя меньше всего ожидали.

Все бы было куда проще, будь ты и в самом деле злобным выродком, задумавшим поглотить весь Кринн.

Почему ты отступился от цели, к которой шел?

Почему ты не позволил мне умереть тогда? Почему спас, несмотря на мою ошибку?

Почему ты вообще допустил меня в свою башню? Тебе ведь не нужен был помощник.

Зачем ты развязал всю эту историю?

Почему ты ушел, чтобы не возвращаться?

Светлые говорят, что твоя душа не погрязла окончательно во тьме.

Темные говорят, что я вовремя менял стороны и теперь приобрел больше, чем заслуживаю.

Я получил твою башню, твою лабораторию, шалафи, твои книги и доступ ко всем твоим знаниям. И меня назначили главой Черных Лож. За спасение мира. Какая ирония.

Еще я получил в наследство твоих друзей и брата. Проходят годы, и они то и дело всплывают в Палантасе, и почему-то каждый раз мне приходится участвовать в их нехитрых делах.

У меня тоже появились ученики. В основном из черной ложи. Но есть и красные мантии, например, Йенна. Ее отец, Юстариус, думал, что я собираюсь вновь открыть Врата, чтобы достать тебя из Бездны. Конклав сомневался, пока я не нанес визит госпоже Крисании. Открыто. Теперь с нетерпением жду следующего собрания.

А на самом деле я просто даровал ей проводника. Откуда взялся этот тигр, ей лучше не знать.

Шалафи, я все равно ничего не понимаю.

Когда опускается ночь, когда все ученики расходятся по своим кельям, я подхожу к той самой комнате. Я приставил к ней стража, создал смертельную ловушку, навеки запечатал врата вместе с посохом Магиуса.

Больше от себя самого, чем от других, шалафи.

Ты никогда ничего не ставил выше магии. Я же был очень близок к провалу.

Люди любят надеяться. Я же, как и ты, считаю, что глупее надежды и быть ничего не может. Кроме, разве что, разговоров с теми, кого уже давно нет в этом мире.

Я буду жить и умру с вопросами, на которые никогда не получу ответа, шалафи.

Я всегда буду восхищаться тобой.

И буду вечно тебя ненавидеть.

Завтра один молодой маг будет проходить Испытание. Конклав настоял, чтобы оно проходило в моей башне, а не в Вайретской.

Палин Маджере. Твой племянник, шалафи.

========== 10. Одно непростое Испытание ==========

Палин Маджере был симпатичным юношей, излишне застенчивым и безнадежно светлым. Последнее Даламар с досадой отметил тотчас, как увидел молодого человека.

В нем было что-то от шалафи − та же стройность, те же правильные черты лица − сработанные куда тоньше, чем у его брата-близнеца. Те же красивые изящные руки − настоящие руки мага. Даламар попробовал представить себе шалафи до Испытания, одетого в белую мантию, без следа от проклятия… Но нет, он не думал, что Рейстлин, даже будучи двадцатилетним юнцом, смотрел на мир такими восторженно-наивными глазами.

Палин ловил каждое его слово, и это явно не нравилось его отцу. Даламару же доставляло непонятное удовольствие все рассказывать и показывать молодому человеку, покровительственно брать его под руку чуть выше локтя, немало его этим смущая.

− Тише, Палин, не выдавай наши секреты! − воскликнул он со смехом в ответ на один из его вопросов. − Пойдем, поболтаем, сможешь задать все вопросы мне…

И он, продолжая крепко сжимать руку юноши, потянул его в сторону от всех собравшихся.

Пора было переходить к первой ступени Испытания.

− Палин, − прошептал он ему на ухо. − Не делай этого. Не заходи в лабораторию. Возвращайся домой с отцом и братьями.

− Что? − глаза юноши удивленно расширились.

− Им плевать, − Даламар кивнул в сторону магов красной и белой ложи. − Поэтому они и отдают тебя мне. Ты − идеальная наживка для него.

Молодой маг так легко всему изумлялся, что эльфу с каждой минутой становилось все сложнее продолжать этот нелепый спектакль. «Твой дядя из Бездны хочет заполучить твое юное тело! Он хочет вернуться в этот мир, чтобы покорить его!».

− Мой дядя не причинит мне вреда, − убежденно ответил Палин, подумав.

− Да? − Рука Даламара потянулась к застежке на мантии. − Хочешь знать, на что способен твой дядя?

− Нет, не надо! − поспешно воскликнул юноша, и даже зажмурился.

Нервный и впечатлительный. Тяжело ему придется, если все же выберет путь мага.

− Отец и Танис рассказывали мне. О вашем наказании за предательство… Многие рассказывали, на самом деле.

− Иногда гораздо лучше увидеть самому, чем сто раз услышать…

− Прошу вас, не надо! Я верю… Но я все равно пойду с вами в Палантасскую башню. − Последние слова племянник Рейстлина произнес твердо.

Ну что же. Первую ступень он преодолел. Мальчик хотя бы понимал, чего хочет. Или думал, что понимал. Но дальше все будет куда сложнее.

***

Палин вскрикнул и схватился за грудь, едва ступив на землю проклятой рощи.

− Да, мой юный друг… Так боги тьмы наказывают тех, кто не служит им, но кто осмелился вступить в их угодья. Обопрись на меня. Я помогу тебе. − Даламар разговаривал с молодым магом очень мягко, сам дивясь этому. Он с горечью вспоминал, что испытывал такие же мучения, находясь у храма Паладайна, только там не нашлось никого, кто предложил бы ему руку. Но Палин тут был и правда ни при чем…

− Еще немного, мы почти у Башни. Там тебе станет гораздо лучше. − Юноша уже почти висел на нем.

Это все будило непрошеные воспоминания.

Вот шалафи возвращается из очередного путешествия − одного из тех, о которых он ничего не рассказывал своему ученику. Падает навзничь на пол, губы окрашены кровью, яростно шипит на Даламара, приказывая ему исчезнуть… Это были немногие случаи, когда ученик полностью игнорировал приказы учителя. Когда осмеливался.

Тогда он даже не успевал подумать, руки сами подхватывали тело шалафи, а губы шептали перемещающее заклинание. А затем, в покоях, продолжая выслушивать проклятья и возражения, расстегнуть мантию, осторожно уложить на кровать. Принести отвар, выслушать еще одну порцию угроз, после продолжительной борьбы все-таки заставить выпить горькое варево. И лишь потом, когда дыхание спящего станет ровным, осторожно уйти к себе.

Или − обратная сцена. Они в лаборатории, его голова на коленях шалафи.

− Илле Сават не научила тебя правильно расходовать энергию? Это может быть опасным. Мы займемся этим.

Карамону явно хотелось вырвать сына у него из рук и затем бежать с ним до самой Утехи. Даламар послал ему предупреждающий взгляд.

«Сейчас со мной ему надежнее».

А потом в Башне он хлопотал над юношей, параллельно готовя его ко второй фазе спектакля.

И прошлое в этот момент было столь близко, столь ощутимо, что ему с большим трудом удавалось сохранять невозмутимое лицо.

***

Иногда Рейстлин почти всерьез угрожал отдать своего ученика в Странствующий театр Гилеана.

Даламар невольно вспомнил об этом, когда спектакль продолжился. Когда пришлось накричать на Стража, не пускающего его в мнимую лабораторию, когда он чуть было не растянулся на лестнице, будто пытаясь удержать Палина, что летел к своему дяде, точно на крыльях.

И теперь он внимательно слушал разговор юного мага и иллюзии, что изображала Рейстлина.

Он приложил очень много сил, создавая морок любимого учителя. Правда, времени у него было очень мало. Бездна забери Конклав с их безумными идеями. Даламару показалось, что лже-Рейстлин под конец заговорил, точно какой-нибудь тронувшийся диктатор вроде Верминаарда. Впрочем, для Палина, не знавшего дядю, сойдет. И да, молодой маг определенно правильно выбрал цвет своей мантии.

− Я закрою Врата, дядя! − Услышал Даламар. − Даже… Даже если ты убьешь меня!

Пора было сворачивать эту комедию.

С золотистых пальцев иллюзии слетела молния и ударила в грудь юноши, и тот упал замертво, чтобы через пару мгновений очнуться в полной темноте.

Даламар произнес слова, окончательно рассеявшие морок, и Палин, растерянно хлопающий глазами, шагнул к нему и Карамону, которого Даламар благополучно усыпил перед началом действа.

− Что случилось? Я вошел в лабораторию…

− Палин! Сынок, с тобой все в порядке? Что они с тобой сделали?!

Даламар пресек эту начинающуюся семейную драму, отпихнув взволнованного отца в сторону и поспешно заключив молодого мага в объятия.

− Квитан, Магиус! − воскликнул он, поцеловав окончательно смутившегося юношу в щеку.

− Что… Подождите… Это означает, «поздравление, маг»?

− Верно, Палин. Ведь ты прошел Испытание!

− Испытание?! − Если бы Палин не стоял сейчас рядом с ним, его бы тотчас настиг гнев Карамона. − Мальчик слишком молод! Он мог умереть!

− Как и все мы, − Кивнул Даламар, на всякий случай мысленно наложив на себя охранное заклинание. − У твоего сына сильный дар. Он нужен нам. Но мы понимали, что ты никогда бы не допустил его до Испытания.

Могучие плечи Карамона задрожали. Даламар увидел вдруг, как сильно сказались на нем эти двадцать с лишним лет. Он все никак не мог привыкнуть к тому, что люди так быстро стареют.

− Вы смеете винить меня за это? − воскликнул воин.

− Конечно, нет, − ответил Даламар, радуясь, что все-таки защитил себя заклинанием. − Именно поэтому мы и решили обмануть вас обоих, чтобы Палин прошел свое Испытание.

Что сказать. Извинения не были его сильной стороной.

− Не было никаких подозрений, что Рейстлин жив, − торопливо продолжил он. − Лаборатория запечатана, Врата закрыты и останутся закрытыми до конца времен. Мы обманом заманили вас сюда и… − Он перебил сам себя, − В Бездну все это! Я предлагаю вам обоим пойти и хорошенько позавтракать. Ты согласен, Палин?

− Отпусти моего сына, − отчеканил Карамон. − Мы немедленно возвращаемся домой и…

Стук в дверь не дал ему закончить.

− Что еще там? − недовольно воскликнул темный эльф. − Я приказал, чтобы никто не смел нас беспокоить!

− Простите, хозяин, − белесые глаза призрачного стража виновато мигнули. − Но мне велено было передать молодому магу подарок.

− Велено кем?! − Даламар взорвался, увидев, что прозрачная рука сжимает не что иное, как посох Магиуса. − Ты осмелился нарушить приказ? Ты будешь послан на вечные муки в Бездну за то, что проник в лабораторию!

− Никто не проникал в лабораторию, хозяин, − глаза плавно качнулись. − Вы можете сами убедиться.

− Тогда кто… − Даламар, не закончив, растворился в воздухе.

Карамон, побледнев и схватившись за сердце, выбежал из комнаты в неизвестном направлении.

Палин остался один, растерянно держа в руках знаменитый посох. Молодой маг так и не успел прийти в себя от происходящего.

***

− Ничего… − пробормотал Даламар, оказавшись перед запечатанной лабораторией. − Ничего, Маджере!

Карамон, который в считанные секунды преодолел несколько лестничных пролетов, потерянно кивнул, продолжая держаться за сердце.

Даламар, убедившись, что лицо его вновь обрело спокойную и равнодушную маску, обернулся к своему гостю:

− Может быть, все-таки останетесь на завтрак?

− А будет там… что-нибудь покрепче этого твоего эльфийского пойла?

− Разумеется, − он еще раз обернулся на дверь в лабораторию, вздохнул, и положил руку на плечо Карамона, подталкивая его к выходу. − Нам всем сегодня это не помешает…

========== 11. Грядет конец света… и мой шалафи ==========

Люди говорили, что годы стирают все. В том числе и память. Он смеялся над такимиизречениями из уст тех, чьи жизни сгорают, будто свечи. Но проведя больше двадцати лет с людьми, он начал понемногу понимать.

Каждый год вне Сильванести был равен отдельной жизни. Он приносил столько событий, что прошлое… Нет, все еще не стиралось под напором новых явлений. Но эти самые явления не давали погрузиться в собственную скорбь. Они скорее притупляли ее, как притупляет боль вино, мельтешили перед глазами, не давая вглядеться в прошлое. Они заставляли каждый день подниматься и проживать еще одну жизнь, перенасыщенную событиями. Заставляли взрослеть и стариться еще на несколько лет за какие-то сутки − пусть внешняя оболочка и не менялась.

Порой Даламар видел во сне себя − точно со стороны − совсем юного эльфа в черном ученическом одеянии. Он стоял, покачиваясь, в Шойкановой роще, еле живой, и с надеждой смотрел на темную фигуру, что направлялась к нему навстречу. Тот молодой эльф был давно мертв, и Даламару, несмотря на то, что он сейчас владел всем, о чем мечтал тот юнец, было ужасно досадно. Он скорбел о нем каждый раз, когда открывал глаза. Но недолго.

Потому что последние два года, а особенно это безумное лето, просто погребли его под ворохом событий.

Окончательный разлад в отношениях между Такхизис и Нуитари. Магия, что уходила из рук, будто его покровитель слабел. Его ученики, что тоже жаловались на утечку сил. Появление нового ордена, так называемых серых магов, что служили Такхизис. Гибель Юстариуса. И… Теперь он − глава Конклава. Он, которого после той пламенной речи, произнесенной много лет назад, тоже начали считать ренегатом, он, к которому главы орденов тоже отправляли шпионов. И ни радости, ни гордости, лишь плечам стало еще тяжелее от свалившегося на них бремени. Новая война на горизонте.

И слухи, один нелепее другого.

Прежний Даламар бы искренне рассмеялся, услышав, что Рейстлин Маджере сделал ребенка женщине-эрду. А сейчас он лишь равнодушно усмехнулся такой глупости.

Но однажды Йенна, его талантливая бывшая ученица, в свою очередь называющая его «шалафи», искренне считая, что ему приятно, Йенна из красной ложи, что стала теперь его любовницей, в один прекрасный день привела эту самозванку прямо к нему в башню. При себе у девчонки были сумки, набитые магическими предметами эрдов, и вездесущий кендер Тассельхоф, с которым она успела завязать знакомство в Палантасской тюрьме.

Даламар пристально вглядывался в лицо девушки, желая найти там черты шалафи. Но не находил их. В том же Палине, который не так давно приезжал к нему в башню, жалуясь, что так и не может найти себе наставника, и то было больше от Рейстлина.

Но у этой самозванки − почему-то он никак не мог запомнить ее имя − и в самом деле было с собой письмо, адресованное ему, Даламару Темному, как теперь уважительно его называли.

Скользя взглядом по пергаменту, он задумался о том, когда это он успел стать этаким мудрецом, к которому все, даже гордые эрды, обращаются за советом. Он, грустящий по мальчишке-эльфу, что искал своего учителя.

Кажется, вскоре эти сны перестанут его беспокоить.

Потому времени на сон больше не останется. Потому что очень скоро, вероятно, мир перестанет существовать.

Серый камень и заключенный в нем Хаос. Старинное предание. Древняя как сам мир раса, что собиралась сделать и, скорее всего, уже сделала самую большую глупость за историю Кринна.

Известие о том, что Врата в Бездну открыты, открыты изнутри Рейстлином Маджере для своего дорогого племянника, настигло его уже в Вайретской Башне, куда он отбыл на срочное собрание.

И… Ничего. Сердце пропустило пару ударов, чтобы потом спокойно вернуться к своему ритму. Озноб пробежал по спине, но все же Даламар был в относительном порядке.

Надвигался конец света. Где же Рейстлину быть, как не здесь, в центре событий.

Он вернулся в Палантас. И нет, не бросился к Вратам. Стражи сообщили ему то, что он уже и так знал − истинный хозяин башни вернулся.

Вот только лаборатория учителя по-прежнему запечатана. Палин Маджере считается пропавшим без вести. А в его башне разгуливает рыцарь Тьмы, сын Китиары и − подумать только, Стурма Светлого Меча, и воспитанная эрдами лже-дочь Рейстлина. Славная компания, провались они все к Чемошу.

Даламара ничего не трогало. Он точно облачился в непроницаемую броню. Он курсировал между Вайретом и Палантасом, посещал совет рыцарей Света в компании Полуэльфа и Крисании. Хвала Нуитари, за столько лет почти разобрались: черные маги действуют из своих интересов, интересы черных магов и интересы Такхизис резко расходятся. Но нет, все равно какая-нибудь соламнийская ханжа начинала негодовать: а что это, мол, Даламар Темный делает на их священной земле? Не иначе, хочет заколдовать их всех и принести Владычице в дар!

«А еще там мой шалафи… Рейстлин Маджере открыл Врата, чтобы вновь войти в этот мир. И эрды разбили Серую Драгоценность и выпустили Хаос. Вы видите, как там вдалеке уже полыхает океан?»

Говорят, раньше среди людей бытовал такой обычай: убивать гонца, что принес плохие вести. Судя по лицам собравшихся, они сильно жалели о его отмене. До чего сильна ненависть к тем, кто раскрывает глаза и отбирает надежду… Надежда… Шалафи всегда презирал ее.

«Опять Рейстлин».

Лаборатория была все еще запечатана.

А юный Даламар в его очередном сне брел по роще, шатаясь, отбиваясь от чего-то незримого. Он был ранен, напуган, но ни за что бы ни повернул назад. Кто-то вышел из Башни ему навстречу. Эльф сделал еще несколько шагов и упал на колени, прямо на проклятую мерзлую землю рощи. Но в этот раз бледные руки с полусгнившей плотью не схватили его, протянувшись из ее недр. Твари послушно расползлись перед хозяином.

− Ширак, − негромко произнес маг, и хрустальный шарик в лапе дракона на посохе загорелся мягким светом. Рейстлин поднес его к лицу Даламара, рассматривая будущего ученика.

− В прошлый раз, − маг говорил тихо, будто обращаясь сам к себе, и его слова тогда, в их реальную первую встречу, были унесены ветром.

Но во сне Даламар услышал их.

− В прошлый раз Пар-Салиан даровал мне посох Магиуса, отняв способность видеть красоту. Что же он хочет даровать мне в этот раз?

Маг протянул ему руку, и молодой эльф ухватился за нее, точно утопающий за брошенную ему веревку.

«Беги!» − хотелось крикнуть Даламару. − «Беги, глупец, и не оглядывайся».

Но он больше не наблюдал со стороны, точно посторонний свидетель. Это он стоял на коленях и изо всех сил цеплялся за протянутую ему руку.

========== 12. Спокойная вода, тихая гладь ==========

Завидовал ли я? Да, отчаянно завидовал. Особенно тому, как относился к вам Рейстлин. Вы, наверное, и не подозревали, что я сам нуждаюсь в его заботах и любви, так ведь? А я жаждал его внимания и одобрения. Да, это было так. © Маргарет Уэйс, Трэйси Хикмэн «Драконы пропавшей звезды»

Он встретился с Рейстлином впервые в Вайретской башне, на очередном собрании. Эта встреча не была похожа на то, что он рисовал в своем сознании. Так всегда бывает. А уж в случае с его шалафи…

Тогда, у Врат, Даламар ожидал чего угодно, но только не самопожертвования. И сейчас он представлял великого мага после двадцати лет в Бездне разгневанным, обезумевшим, озлобившимся…

Но Рейстлин совершенно буднично вышел ему навстречу в коридоре. И Даламара поразил его взгляд. Он словно смотрел в тихую безмятежную воду. Эту ровную гладь не мог поколебать ни брошенный камень, ни даже рухнувшая в море гора.

− Даламар, − он обратился к нему так, словно они расстались на прошлой неделе. − Думаю, мне есть, что рассказать о грядущих событиях. Ты вовремя собрал всех.

Он не чувствовал в шалафи прежней магической силы, но аура его была столь же осязаема и непоколебима. Настолько, что он только и смог, что коротко кивнуть. Кивнуть и, выровняв дыхание, зашагать рядом с ним.

Он попросту не знал, что можно сказать. Сообщить, как ему было нелегко сделать такой выбор? Поведать, как он скучал, ждал, надеялся, несмотря ни на что? Как он запечатал лабораторию от себя самого?

Даже представить смешно.

Он бы не сказал такого прежнему Рейстлину. А уж тому, что сейчас шел рядом с ним, Рейстлину, чей взгляд стал подобен спокойной воде, тем более.

Он украдкой наблюдал за своим бывшим учителем. Внешне он не изменился нисколько. Прежними остались и все жесты, движения. Вот только…

«Тихая гладь». Не было больше в нем того надрыва, той болезненной одержимости.

Проследив за взглядом Даламара, он аккуратно стер рукавом непонятные тёмно-зелёные разводы под бровью.

− Фисташковая краска. Одолжил у Тики. − Коротко пояснил он, будто и раньше имел привычку таскать косметику у жены своего брата.

− Эти так называемые серые маги разбежались, когда я встретил их в Вайретском лесу. Они явно намеревались захватить башню, но их планы нарушил мертвый маг из Бездны. − Продолжил Рейстлин. − Они поспешили доложить Владычице, что я разгуливаю по миру… Глупцам невдомек, что Такхизис сейчас не до меня. − Тут он на мгновение стал самим собой, руки его сжались в кулаки, глаза сверкнули злобой. − Она не открыла мне Врата! Я предлагал ей терзать и мучить меня веками, но она не открыла их!

− Ты… ты хотел вернуться в Бездну, шалафи? − опешил Даламар.

Произнести это слово было одновременно и легко и непросто.

Рейстлин отвернулся.

− Я не хотел выходить, но мне пришлось. Ради Палина.

«Ради Палина».

Даламара охватил гнев. Ну конечно, ради Палина. Рейстлин Маджере вдруг вспомнил о своих родственных чувствах. Вспомнил из-за этого светлого недоучки. Которого видел всего лишь пару раз, но которому щедро даровал волшебный посох прямо с того света.

«Уймись, глупец. Возможно, вскоре весь этот мир обратится в пыль. Возможно, вскоре и ты, и этот дядин любимчик будете мертвы. И тогда ничего уже не будет иметь значения».

− Я навестил брата.

«Поздравляю, шалафи. Уверен, что семейное воссоединение было бурным».

Он представил, как Карамон сгребает хрупкое тело брата в охапку, так, что у него чуть ли не трещат ребра, сжимает изо всех сил, желая убедиться, что перед ним не призрак. В горле образовался комок.

Они уже подошли к дверям зала для собраний.

− Полагаю, следующей, кому вы нанесете визит вежливости, будет госпожа Крисания? − сухо уточнил Даламар.

Взгляд, который бывший учитель бросил на него, был полон презрения. Раньше от такого он бы умер на месте. А теперь он испытал странное удовлетворение. По крайней мере, эта «спокойная вода» пропала, пусть всего на мгновение.

Рейстлин, больше не обращая на него внимания, вошел в зал. Он сделал это так же буднично, словно все эти годы регулярно заседал в Конклаве. Проигнорировал вытянувшиеся лица магов − хотя Даламар отметил, что ему было приятно их изумление, был приятен их страх. Он кратко поклонился − никто, кроме Рейстлина, не мог сделать этот жест почтения настолько издевательским.

− Это он! Он освободил своего учителя из Бездны! − выкрикнула незнакомая ему колдунья из Белой ложи, указывая пальцем на Даламара.

Он рассмеялся.

− Уверяю вас, госпожа…

− Даламар не делал этого, − перебил Рейстлин. − Мало кому было бы столь невыгодно мое возвращение, как моему бывшему ученику. Я здесь, потому что та, кто правит в Бездне, оставила свой мир…

Маги жадно внимали тому, кого столько лет считали отступником и кого так боялись и ненавидели. Впрочем, нет, теперь уже нет, ведь самопожертвование Рейстлина сыграло на руку магам всех лож. Теперь их уважали, все дороги были открыты им. В каком-то смысле он и правда стал богом, богом для каждого, кто живет магией. Только некоторые из Белых мантий по-прежнему противились, но теперь и они замерли, слушая его.

А Даламар, его бывший ученик, только и мог, что стоять, подпирая стену, по старой привычке спрятав руки в рукава. За несколько минут он, уважаемый маг Черной ложи и глава Конклава, вдруг вновь обратился в зеленого новичка, который не знает, как угодить своему учителю. Даламару хотелось сделать что-нибудь, что вернет ему достоинство. Что-нибудь, что отнимет у Рейстлина власть над ним и другими. Почему-то даже отсутствие магии не смогло лишить Маджере этой власти.

А потом он безропотно переместился вместе с ним в Палантас. Для этого Рейстлину пришлось крепко ухватить его за руку.

Тело его по-прежнему было горячим, точно в лихорадке. Даламару стоило огромных трудов сохранить невозмутимое лицо.

***

Палин − главная надежда мира. Нет, даже когда главной надеждой мира был он, темный эльф, это и то было не так смешно. Но, определенно, в этом все же был смысл. Молодой маг уже имел опыт противостояния Серой драгоценности. Он не был честолюбив. И, уж конечно, Хаос не почувствует угрозы в этом мальчишке.

Все равно почему-то каждая мысль о юноше приводила его в ярость. Он вспомнил, как заботился о нем во время Испытания. Он даже согласился бы стать его наставником, будь его одежды чуть темнее, разумеется…

Откуда сейчас эта черная ненависть? Столь глупая и бессмысленная.

«Возможно, мы оба не доживем до утра», − регулярно напоминал он себе.

Единственным способом вернуть себе достоинство было поскорее отбыть на битву. Не отодвигать более восхождение на эшафот. А Рейстлин… пусть и дальше разучивает с любимым племянником заклинания, пусть кормит его вдохновляющими речами, точно пряниками.

− Мы отправимся прямо к порождениям Хаоса. Только так мы и поймем, как сражаться с ними. Как глава Конклава, я возглавлю эту операцию.

− Это может быть опасным, − вдруг заметил Рейстлин. − Ты можешь не вернуться.

Даламар был в секунде от того, чтобы взорваться.

«Какое тебе дело?! Все это время ты смотрел сквозь меня, будто это я призрак!»

− Ты же сильно не расстроишься? − хмыкнул он. − Я думаю, ты лучше объяснишь Палину его задачу, да, шалафи?

Ну вот. Вырвалось все-таки опять это проклятое слово.

Рейстлин тяжело вздохнул. «Тихая гладь» вновь чуть поколебалась.

− Тебе больше не нужно меня так называть. Я больше не твой учитель.

Рука точно во сне потянулась к воротнику, расстегнула мантию, открывая пять кровоточащих ран на груди.

− Ты всегда будешь моим шалафи, − горько произнес Даламар. − Что бы ни произошло.

«Тихая гладь» вновь стала неспокойной. Но то был просто сдерживаемый смех, это он будоражил ее.

− Отрадно видеть, Даламар, − ответил Рейстлин, − Что ты наконец открыл для себя пуговицы.

========== 13. Это не я вернул луну на небо ==========

С неба исчезли все луны.

Это было крайне дурным предзнаменованием, куда более дурным, чем исчезнувшие перед войной Копья созвездия. И вслед за лунами стала исчезать магия − она попросту утекала из пальцев. И это в самый разгар решающей битвы.

Даламар сражался с безрассудностью соламнийца. Его нисколько не волновала собственная сохранность, не волновал и исход битвы. Он жаждал только одного − уничтожать. Все его заклинания, пусть и безупречно исполненные, работали через раз. Магия еще теплилась в артефактах, но и она казалась ослабевшей.

Маги были в ужасе. Почему их покровители отвернулись от них в такой момент? И… если не будет магии, то есть ли смысл продолжать эту битву? И лишь глядя на своего предводителя, что дрался с холодной яростью, с застывшей усмешкой на губах, они продолжали атаковать созданий Хаоса. Эти новые, неведомые ранее магам всех трех лож твари выползали из полыхающего океана неиссякающим потоком.

Даламар тоже не понимал, почему его сила так быстро оставляла его, почему не подчинялась должным образом. Но он не успевал как следует подумать над этим, его руки почти бездумно хватали артефакты, губы на автомате произносили заклинания. Он совсем не думал об осторожности, эта битва была его вдохновением, олицетворением гнева, что пожирал его изнутри. Его демонстрацией своих навыков, своей силы. Нет, конечно, не им − жадным до крови порождениям иного мира. Кому же тогда? Вероятно, тому, кто не следил сейчас за этой битвой…

− Что ты делаешь? − гневно прокричала Йенна из алой ложи, неожиданно возникнув рядом с ним. − Зачем ты лезешь в самое пекло?

Он лишь взглянул на нее дикими глазами и двинулся дальше. Прямо в пасть огненному дракону. Он дотронулся до камня на перстне, активируя его силу. Он смутно слышал, как сзади продолжает орать Йенна, как она осыпает его проклятиями. Совершенно неподобающее поведение для той, кто раньше была его ученицей. Что же… В определенный срок все учителя оставляют своих учеников.

Бестелесная пылающая лавой пасть устремилась на него. Даламар вскинул руку, которую тут же обожгло жаром. Синие языки пламени заплясали у него на рукаве.

Но заклинание и магия кольца все-таки сработали. Даламар улыбнулся − злой улыбкой-гримасой сквозь страшную боль. Он знал, что вскоре она кончится.

− Я смог… − шептали его губы. − Я победил. Я победил их всех…

Все и правда кончилось. Куда-то пропал и дракон, и прочие создания Хаоса. Темнота окутала мир.

«Должно быть, это и есть конец всего», − отстраненно подумал Даламар.

И последней мыслью было горькое:

«Ты всего этого не видел…»

***

Она собралась − быстро и энергично. Пригладила руками волосы, поправила на плече сумку и решительно двинулась к выходу по темной галерее, не оглядываясь.

И ни в коем случае никаких слез. И никаких истерик. О, уж последнего она наслушалась достаточно!

− Нам всем тяжело! − кричала она в лицо тому, кто раньше был ее учителем и любовником. − Ты думаешь, для тебя одного магия была всем? Ты думаешь, ты один вынужден заново учиться жить, когда боги магии ушли от нас? Думаешь, тебе одному нелегко далась эта победа?

Она вытащила его с поля боя − тяжелораненого, проклинающего ее и всех, кто пытался помочь. Она притащила его назад в Палантасскую башню, используя немногие работающие артефакты. Она выхаживала его, полностью игнорируя его возражения. Темный эльф был отвратительным больным. Но она все равно заставила его жить − просто потому, что не знала, что еще сделать, куда направить свою неуемную энергию. Йенна не собиралась так легко сдаваться.

− Мы найдем другую магию! − убежденно говорила она, хватая его за безвольную руку. − Природную магию, вроде той, что используют Диковатые эльфы! Магию стихий… Я слышала, Палин Маджере уже начал делать успехи…

Даламар резко выдернул руку из ее хватки.

− Провалитесь вы все в Бездну! Вместе с Палином…

У нее было много терпения. Но настал день, когда его запас полностью исчерпался. Что же. Она сделала все, что могла. Его жизни больше ничего не угрожало. Теперь он был волен делать все, что ему вздумается. Если Даламару хочется, он может и дальше сидеть и ждать, пока башня не обрушится и не погребет его под своими обломками. Она же не намерена больше оставаться в этом царстве скорби. Она и так уже несколько недель не видела солнца. И звезд тоже. Интересно, а какое сейчас время суток? Подумать только, этот неблагодарный даже не давал ей откинуть тяжелые шторы, что закрывали все окна в жилых помещениях башни!

Энергично ступая по скрипящим половицам башни, волшебница уже начала размышлять о том, куда бы ей направиться, с чего начать. Ее деятельная натура желала жить дальше, желала строить новое будущее. Но все же ей, как и всем магам, было нелегко попрощаться с прежней жизнью. Она вспомнила тот день, когда впервые ощутила в себе силу, вспомнила заискрившие на свитке буквы, алую Лунитари, что улыбалась ей с небес, что направляла ее.

− Я не поддамся отчаянию… Иначе стану похожа на него… − пробормотала молодая женщина вслух.

− Похвально, дочь Юстариуса, − вдруг раздался насмешливый голос. − Он и правда сейчас являет собой не лучший пример для подражания.

Йенна замерла, поспешно нашаривая в сумке охранный амулет. Кто это, неужели кто-то из Стражей? Разве они не покинули башню? Роща, конечно, все еще была опасным местом, но твари, обитавшие там, нипочем не посмели бы зайти внутрь…

Йенна по старой привычке прошептала заклинание, призывающее шарик света − заклинание самое простое, из тех, что учат на первых занятиях магией, и тут же разозлилась на себя − вот же глупая, оно ведь не сработает. Но шарик внезапно появился, осветив фигуру в черной мантии, что стояла в противоположном конце коридора, чуть наклонив голову, так, что капюшон скрывал лицо.

− Кто ты? − нахмурилась Йенна, переводя взгляд с незнакомца на светящуюся сферу. − Даламар, если ты решил подшутить так надо мной, то это не смешно…

Незнакомец медленно выпрямился, и капюшон сполз с его головы. В тусклом свете блеснули золотистые глаза.

− Маджере, − ахнула она, чуть попятившись.

Маг кивнул, и Йенна все же взяла себя в руки. Какие бы страшные слухи ни ходили о Рейстлине, он не имел привычки есть волшебниц красной ложи… К тому же, насколько ей было известно, он вышел из Врат полностью лишенным магии.

− Что ты тут делаешь? − спросила она. − Я слышала, ты ушел вместе с богами.

− Я ушел, − ответил маг, вздохнув. − Но я вернулся. Видишь ли, дочь Юстариуса, больше всего на свете я ненавижу, когда кто-то считает, что я ему что-то должен. И еще больше я ненавижу, когда кто-то ведет себя точно глупец, ссылаясь при этом на мое имя.

− О ком ты? − удивилась она и тут же улыбнулась, догадавшись.

− Нам всем сейчас нелегко, − проговорила она мягко, почему-то желая хоть немного оправдать Даламара. − Когда ушла магия вместе с тремя лунами…

На лице Маджере возникло сначала недоумение, а затем раздражение.

− Проклятье, сколько вы сидите в этой Башне, дочь Юстариуса? Мне казалось, ты умнее, чем был твой отец… − маг закашлялся и приложил платок к губам.

− Мы отправились сюда, как только восстановили силы после битвы с Хаосом… Прошло, должно быть, несколько недель. Я… получала письма от своих друзей, от Палина. Но потом они вдруг перестали писать. Но я не покидала башню. Он был очень плох, поначалу.

− Скажи мне, о верная ученица моего бывшего ученика, − Рейстлин вновь закашлялся. − А неужели нельзя было хоть раз за все это время выглянуть в окно, хотя бы для того, чтобы поинтересоваться временем суток?

− Даламар не разрешал мне… А что…

Рейстлин покачал головой, а затем вдруг резко отвернулся и изо всех сил потянул на себя тяжелую портьеру, частично сорвав ткань с петель.

Их обоих обдало многовековой пылью, что заставило великого мага согнуться в очередном приступе кашля. Йенна же бросилась к окну, не обращая внимание на серые клубы, грязь и ошметки паутины. Она поспешно протерла стекло рукавом своей дорогой красной мантии. Но даже без этих действий лунные лучи − серебристый и алый − уже просочились в Башню, легли на пол причудливым узором, осветили ее и Рейстлина фигуры. И хоть она и не могла видеть черную луну, но она была уверена, что Нуитари тоже занял свое законное место на небе.

Она обернулась к великому магу, что, наконец, поборол приступ и теперь продолжал, уже обращаясь не к Йенне, а будто ведя беседу с самим собой:

− И когда я вернулся, хотя не планировал, я увидел, что прошлое исчезло, как и будущее. Мне потребовалось много времени, чтобы отыскать и настоящее. И тогда я понял, что незачем богам было уходить для наступления долгожданного равновесия, ведь одна из них уже нарушила этот договор, похитив мир… Что ты себе позволяешь, дочь Юстариуса? − гневно прервал он свою речь.

Красная волшебница бросилась ему на шею, крепко обвив ее руками. Свет ее луны играл бликами в ее рыжих волосах, причудливо подсвечивал все еще кружившие в воздухе частицы пыли.

− Мои заслуги перед этим миром велики, но все же не стоит их преувеличивать, − Рейстлин безуспешно попытался сбросить ее с себя. − Проклятье, дочь Юстариуса, это не я вновь подвесил красную луну на небо!

Он продолжал ругаться сквозь зубы, слыша, как она ликует, спускаясь по лестнице. Шаги ее были легки, точно она обрела крылья. Ни Палантасская Башня, ни Шойканова Роща еще никогда не принимали столь счастливых гостей.

========== 14. Я переживу ==========

− Даламар, я жду.

Комок в горле, возникший еще тогда, в Вайрете, вернулся. Только теперь он вырос и стал колючим, точно терновник. Даламар не мог произнести ни слова.

− Я опять перепугал тебя до смерти? Странно, я думал, напротив, тебя обрадовать. Смотри, я вновь развесил луны на небесах! По крайней мере, некоторые так считают… Теперь, если очень хочется, ты сможешь швырнуть огненным шаром в своего бывшего учителя. Разве не это желание терзает тебя, Даламар? − Рейстлин казался странно веселым, пусть в лице его и читались некая усталость и нетерпение.

− Ну? − Он постучал пальцами по поверхности стола, у которого стоял. − Все еще не можешь прийти в себя?

Даламару с большим трудом удалось кивнуть. На самом деле, тут каждый бы растерялся, если бы в темной пустынной комнате вдруг резко открылись шторы, являя ночное небо и Рейстлина Маджере собственной персоной, что стоял прямо над тобой, омытый светом всех трех лун.

− Ладно. Если ты еще не готов к разговору, то можешь призвать сюда бутылку вина с твоей потерянной родины. Я знаю, у тебя есть запас. Магия, напомню тебе, работает.

Все было как во сне − странном, безумном сне. Он неловко взмахнул рукой, не веря в происходящее, подхватил возникшую в воздухе бутыль и принялся ее открывать. Хорошо все же, когда тебе говорят, что делать − делаешь и даже не думаешь… Как сомнамбула он налил два бокала и один протянул Рейстлину. Они выпили синхронно.

− Теперь ты обрел дар речи?

− Я не понимаю, шалафи… Рейстлин…

− Нет, Даламар, так не пойдет. Фраза «я не понимаю, Рейст» полностью принадлежит моему брату. От тебя я жду совсем другого. Я очень хочу продолжить свой путь, Даламар. Мое тело еще живо, но я уже не принадлежу этому миру. Но ты знаешь, как я не люблю незавершенных дел. Как не люблю и быть должным кому-то. Итак, я помог этому миру дважды. Я попросил прощения у брата. Я передал посох Магиуса моему племяннику. Мне нечего больше сказать Крисании, по крайней мере, мне ясно дали понять это. Остаешься ты, − его палец нацелился прямо в грудь темного эльфа. − И я тебя слушаю.

«Спасибо, что вспомнил и обо мне напоследок, шалафи».

Даламар снова отпил вина. А потом еще раз, но и второй глоток не прибавил ему красноречия. И даже на дне бокала не нашлись нужные слова. А Рейстлин все смотрел выжидающе.

Наконец, это надоело ему. Он встал, прошелся по комнате.

− Ты сохранил всю обстановку почти без изменений. И здесь, и в лаборатории… Я заметил еще в первый свой визит сюда. Мне это было приятно, правда.

Даламару почему-то было страшно поднимать на Рейстлина глаза, страшно встречаться с ним взглядом. Он упорно разглядывал подлокотник кресла, тогда как его бывший учитель продолжал свою речь.

− Я прибыл сюда сразу после войны Копья. Для меня ворота открылись, и впервые я обрел свой дом. Дом, что принадлежал только мне одному. Конечно, этот дом кишел призраками и проклятыми вещами, мебель разваливалась в прах, слои пыли могли бы укутать, как снег, весь Палантас. Я долго работал, чтобы привести здесь все в порядок. Знал бы ты, как долго я мечтал об этом. Об уединении, о тишине и покое… Об уединении в первую очередь − я ведь провел годы в походах с этой оравой недоу… моих дорогих друзей. И вот, наконец, я был один.

Со мной обитали лишь тихие Стражи, исправно делающие всю работу. Но вскоре мое долгожданное одиночество было нарушено. Не успело минуть то безумное лето, как ко мне в башню явился один молодой эльф. Он валялся у меня в ногах, потрепанный обитателями проклятой рощи. Он только-только прошел Испытание и от этого очень много о себе думал… К тому же, он был шпионом Конклава, я это понял сразу. Но я все же открыл ему двери. − Маг пожал плечами. − Он очень боялся меня, этот эльф, и поначалу старался казаться незаметным. Это плохо у него получалось.

Он умудрялся забираться в самые неподходящие и опасные закоулки башни, умудрялся попадать во все магические ловушки. По ночам он грустно вздыхал о своей потерянной Сильванести − так, что выли Стражи. А днем следовал за мной точно тень, читал мои письма, подслушивал у дверей моих покоев, искренне считая, что я не замечаю. Чуть освоившись, этот эльф тотчас же принялся распивать мое вино, таскать мои колдовские книги, к которым я запрещал ему приближаться − ради его же блага. Пару раз мне пришлось даже исцелить его руки от проклятия − иначе бы он их попросту лишился. Нет, конечно, со временем мне удалось заронить что-то в эту голову. И вот теперь этот эльф передо мной − заполучивший мою Башню, возглавивший три магические ложи. Чего же не хватает ему?

− Этот эльф, − проговорил Даламар будто чужим голосом. − Этот эльф очень хочет знать, зачем же его допустили в башню, если он доставлял столько проблем?

− А, − кивнул Рейстлин. − Это вопрос из тех, что не имеет ответа. Иногда мы все что-то делаем не задумываясь. Просто потому, что хотим этого в настоящий момент. К тому же… − Он чуть усмехнулся. − На самом деле, не так уж и много хлопот было с этим эльфом. Он быстро обучался. В нем была столь же сильна любовь к магии, сколь и во мне самом. Я не скрою, мне было приятно учить его. Было приятно вырастить из волчонка зверя, что в один прекрасный момент захочет перегрызть мне горло. Как завещано праотцами Черной ложи, мой юный Даламар… Разве не на этом мы и закончили? Правда, за тебя мне горло перегрызла пятиглавая драконица…

− Я предал тебя дважды, − сказал Даламар.

− Ничего. − Рейстлин пожал плечами. − В нашей ложе это не редкость… Во имя всех богов, Даламар, только не снова!

Одним броском он оказался перед своим бывшим учителем, разрывая свое одеяние на груди.

− Когда я предал тебя в первый раз, ты оставил мне это! − крикнул он. − Почему сейчас тебе все равно?!

Маджере глубоко вздохнул.

− Ты знаешь, пара десятков лет крепкого сна в Бездне позволяет взглянуть на вещи под другим углом. Ты так хочешь еще одно проклятие? Это сделает тебя счастливым? Да и к тому же… Даже тогда, когда я увидел тебя с Карамоном и Танисом, я не злился на тебя. Я даже гордился.

Даламар опешил.

− Гордился?!

− Мне так хотелось выйти к вам. − Рейстлин вновь принялся ходить по комнате. Остановился в задумчивости у окна. − Хотелось продолжить это бессмысленное существование. Смешно, правда? Мне, столько лет мечтавшему о славе и могуществе. А тогда я смотрел на вас и думал: вот бы мы снова отправились в безумный поход, где мне снова пришлось бы готовить на всех… Вот бы Танис снова попросил у меня совета, попросил решить за него, по сути, ох уж эти прирожденные лидеры… Как глупо. Но для меня уже не было пути назад. А тут еще эти горестные лица, ладно, мой братец, но уж полуэльф… А потом я взглянул на тебя и подумал: вот он, мой ученик, он не пропадет. И я гордился. Тем более что ты вел себя так странно перед моим отъездом в Истар.

− Разве… разве ты не понимаешь, шалафи, − говорить становилось все труднее, − Как мне было трудно сделать такой выбор?

− Я уже говорил, Даламар, тебе незачем больше так меня называть.

Он медленно опустил голову, чувствуя, что еще немного− и он взорвется. Пускай эта пытка поскорее закончится, пускай Рейстлин уйдет туда, куда ему вздумается. Ну зачем ему вздумалось сейчас препарировать его, разбирать на составные части, точно на уроке анатомии?

Он услышал вдруг шаги и шелест мантии в свою сторону. Рука Рейстлина медленно провела по его волосам, и он отшатнулся от этого прикосновения, такого знакомого. Никто из его любовниц не касался его столь же мягко, столь же осторожно.

− Посмотри на меня, Даламар, − попросил Рейстлин негромко.

Он поднял голову, точно зачарованный.

− Я просто хотел сказать, что тебе сейчас не нужен учитель. Ты − глава Конклава, это было бы странно. Но сейчас, если это так важно, можешь называть меня, как тебе угодно… Скажи же, что тебе нужно, ученик? − в золотистых глазах вновь появилось нетерпение.

− Ты, шалафи.

Произнес ли он это вслух? Собственными устами? Судя по воцарившейся тишине, да.

− Я не смогу остаться, − ответил Рейстлин после длительного молчания. − Я уже говорил, что не принадлежу больше этому миру. Ты понимаешь это, ученик?

Даламар перехватил его руку − ладонь была по-прежнему горячей. Не выдержав, поднес ее к щеке − кожу почти обожгло.

− Я так ненавидел тебя за то, что ты ушел, чтобы не возвращаться. Мне казалось, что я смогу забыть, смогу жить своей жизнью. Но мне так нужно было твое одобрение, твоя поддержка, твоя забота, шалафи!

Рейстлин рассмеялся изумленно.

− Забота, поддержка… от меня? − он вновь заглянул ученику в глаза, будто пытаясь что-то прочесть в них. Недоверчиво поднял бровь, покачал головой. Зрачки в форме песочных часов сузились, фокусируясь. У Рейстлина было похожее лицо, когда он отыскивал в своих книгах нечто неожиданное. А такое случалось нечасто.

− Да… − задумчиво проговорил он. − Ты все-таки смог удивить меня, Даламар. Но, знаешь, было бы гораздо проще, если бы ты мечтал просто швырнуть в меня огненным шаром.

− Я мечтал и об этом когда-то. Только… расправа была куда более жестокой.

Рейстлин улыбнулся − той редкой своей теплой улыбкой. Сухие губы на мгновение коснулись губ ученика.

− Не сомневаюсь, − сказал он.

Он аккуратно отстранился, чтобы уйти, но его крепко схватили за рукав.

− Я знаю, что ты не можешь остаться, шалафи, и не могу просить об этом, − голос темного эльфа звучал глухо, − Но я прошу тебя: не уходи сейчас! Не уходи так!

Рейстлин пошатнулся − его, не дожидаясь ответа, резко потянули на себя. Он возмущенно закатил глаза и ухватил ученика за воротник мантии этаким отработанным наставническим жестом.

Но он уже невольно расслаблялся в руках своего ученика. Ему вспомнилось, что только в отражении этих темных глаз он мог видеть себя − еще не старого и могущественного мага, а не истлевшие кости под натянутой золотой кожей. И только его прикосновения не раздражали, не заставляли чувствовать себя жалким и больным, достойным лишь сочувствия.

Это был его ученик, с которым они разделили самые волнующие моменты упоения магией, моменты, когда все ощущения становились общими. Нет, он не был удивлен тогда, во времена первых экспериментов, когда страсть туманила им разум, швыряя их в объятия друг друга − он прекрасно знал, что порой эффект от совместно творимого заклятья был именно таким, это даже не было редкостью среди магов. Но он был удивлен сейчас, когда его магии не было с ним, но пьянящее чувство точно так же охватило его.

− Есть мнение, − он все же сделал последнюю попытку возразить, − Что затянувшиеся прощания ранят сильнее.

Темный эльф уже успел расстегнуть на нем мантию, и Рейстлин невольно отвел глаза − на груди, спине и шее виднелись новые шрамы, которых Даламар не видел раньше и не мог видеть − следы страшных когтей и зубов, давно зажившие и побледневшие, но все равно пугающие. Эльф порывисто вздохнул, прикоснулся губами к тому, что начинался у ключицы.

− Я это переживу, шалафи, − уверенно сказал он, отвечая на его замечание.

========== 15. Прощание ==========

Мой ученик,

Пусть это назначение будет считаться пожизненным, если тебе так хочется.

Ты знаешь, что я никогда не жалею о содеянном. И почти никогда не прошу прощения.

Прекрасно знаешь, ведь с тобой мне никогда не нужно было притворяться. Ты видел худшую, кошмарную версию меня. Истинного меня, безо всяческих прикрас.

Мой брат мечтал вернуть того болезненного мальчишку, которого надо было оберегать и защищать и который говорил ему, что делать. Он тосковал о том, кем я больше не был.

Посвященная хотела видеть улучшенную версию меня, спасенную душу, что усердно служит миру. Того, кем я никогда бы не стал.

Палин, которого ты так ненавидишь, хотел видеть ожившую легенду. Он мечтал о том, кто даст ответы на его вопросы, кто станет его учителем и наставником. Но разве бедный мальчик выдержал бы такого учителя, каким я был для тебя?

Никто бы не выдержал.

Кроме тебя. Порой я был намеренно жесток с тобой. И сам дивился твоему терпению.

Порой я слишком увлекался, препарируя твое сознание, перестраивая и меняя.

Я часто проделывал такое, иногда − с особым рвением. Срывал покровы, обнажал правду − всегда горькую. Открывал глаза − на лживость и прочие пороки, коими пропитан мир насквозь. Отнимал надежду. А потом смотрел с удовлетворением, как мои черты проступают в других. Как они начинают смотреть моими глазами, они, которых не коснулось проклятье Раэланны.

Так и с тобой, Даламар. Я уже видел, как дитя Сильвана обратится вторым мной. Но, к счастью, ты был сделан из крайне неподатливого материала, мой ученик, столь жадно ловящий каждое мое слово.

Я никогда не говорил тебе этого, но ты талантлив. Вот только порой не замечаешь самого элементарного. Тебе понадобился твой учитель, чтобы откинуть занавесь и увидеть мир.

Но твоему учителю пора уходить. И поэтому будет лучше, если такое не повторится.

Повторять мой путь − крайне скверная идея, Даламар. Соверши же собственные ошибки. Ощути же собственный триумф.

Бледнеет небо, близится рассвет. Пора тебе разжать руки, выпустив рукав своего наставника.

Я всегда имел привычку уходить в ночь. Теперь же исчезну с первыми лучами.

Как символично, правда?

Прощай, Даламар.

Никто во всем мире не поймет, как нелегко пришлось тебе, моему ученику.

Но я теперь понимаю.