Слишком красива [Виолетта Векша] (fb2) читать онлайн

Виолетта Векша Слишком красива

Она была такой красивой,

что захватывало дух…

– Не ходи сегодня, – женщина неуверенно остановилась на пороге комнаты. – Чует мое сердце – тебе лучше остаться дома.

Стоящая перед зеркалом девушка отщипнула прядь волос, бережно накрутила ее на гладкий ствол плойки и только потом перевела взгляд на мать.

– Опять ты за своё, ма…

Она покачала головой и вдруг испуганно вздрогнула. Посмотрела на часы – было без десяти минут девять.

– Ой, а времени-то сколько! Боже мой, боже мой, – заторопилась девушка, раскручивая локон и наскоро взбивая рукой пышные кудряшки.

– Солнышко, останься сегодня дома, – снова проговорила женщина, с беспокойством взирая на суетящуюся дочь. – Поздно уже, да и на улице тучи собираются – скоро дождь пойдет… Помнишь, какой ты кашель подхватила той весной?

Материнские уговоры, увы, не возымели должного эффекта. Пританцовывая, девушка в сотый раз подкрасила губы, окинула взглядом свою фигурку и, оставшись довольной, потянулась к маленькой черной сумочке.

– Я не боюсь промокнуть, мам, – весело произнесла она, целуя мать в щеку. – С ним мне ничего не страшно.

Девушка протиснулась в дверь, ускользая от материнских рук, которые, можно было подумать, всерьез порывались остановить ее – но нет, конечно же, они не посмели. Руки матери обессиленно, будто разом лишившись всех костей и суставов, обмякли вдоль ее уже немолодого тела. Из груди женщины вырвался глухой стон. Она смотрела на светлую тень дочери, пока та бежала по коридору, чувствовала щемящую боль слева под грудью, но не решалась что-либо изменить. Не желая прослыть занудной брюзгой, держащей свою дочь на привязи, точно сторожевую псину, женщина хотела быть современной мамой, она хотела, чтобы ее дочь доверяла ей, хотела стать для своей девочки опорой, соратником, другом…

Девушка помахала матери на прощание рукой, заливисто хихикнула и выбежала из дома, звонко хлопнув дверью. Потом этот звук еще много-много ночей стучал в сознании ее матери, наотмашь бил по ее уставшим, воспаленным глазам, не жалея сил колол ее дрожащее сердце, заставляя женщину жалеть, отчаянно жалеть той минуты, когда ее пальцы коснулись волос дочери и – ничего не сделав – отпустили, отпустили тем страшным вечером ее любимую девочку из дома.

* * *

Когда девушка добежала до главной улицы, дождь лил уже вовсю. Ветер завывал всё сильнее, и его звуки могли испугать даже самого отъявленного храбреца. За темным углом вырисовывались зловещие черные тени, вдалеке громогласно заявлял о себе гром, и ветви деревьев подпевали вою ветра – они махали своими долговязыми лапами, норовя расплющить хрупкое тельце девушки. Хоть погода и неистовствовала, девушка нисколько не боялась: она знала, что как только увидит два подмигивающих огонька возле старой церкви, она будет спасена. Именно там уже который вечер она встречалась со своим новым знакомым.

Несмотря на то что с молодым человеком она была знакома всего пару недель, она уже успела сильно к нему привязаться и даже привыкла ко вспышкам гнева, которые изредка посещали ее бойфренда. Ну да, было парочку раз, ну и что? Зато у него есть шикарная тачка, богатая вилла за городом (которую он, правда, пока только обещал показать) и такие мускулы, от которых визжат все ее одноклассницы.

На улице, по которой она шла, было темно. Темно и сыро. Ее пышная юбка давно намокла и точно мокрый лист, зацепившийся о гладкий ствол дерева, прилипала к ее худым ногам, волосы, которые она так старательно укладывала перед выходом из дома, высыпались из капюшона и мокрыми пучками лезли на глаза. Поплотнее запахнувшись в тоненькую куртку, девушка поскорее вышла на ведущую из города дорогу. Она с нетерпением посмотрела вдаль, и вот тут-то ее девчачье сердце испуганно дрогнуло. Вот тогда ей стало страшно.

Сквозь потоки серого дождя она различила неприглядное ровное поле, черную башенку церкви, увидела темную стену деревьев за слабо мерцающим огоньком колокольни, но это было всё.

«Он не пришел, не приехал… – твердила себе девушка, с отчаянием всматриваясь в черноту перед собой. – Неужели случилось что-то? Или… Боже, а вдруг он больше не хочет со мной встречаться??»

От этой мысли ее голова немного закружилась, а по телу прошлась горячая волна ужаса. Замотав головой, она решила обследовать каждый уголок этой проклятой пустоши.

В жизни такое иногда случается – за короткое время почти незнакомый человек стал значить для нее больше, чем кто-либо в этом мире. Он один в целом свете исполнял ее капризные прихоти, всячески баловал ее и вообще обращался с ней не как с неразумной девочкой, только и думающей что о тряпках и развлечениях, а как со взрослой, как с равной себе. Правда, при всём его обаянии и харизме, у мужчины был один недостаток: при первом же знакомстве, буквально с первой минуты, он решительно не понравился её придирчивой матери.

Прошло совсем немного времени, и девушка, задыхаясь и хватая ртом сырой воздух, подбежала к церкви. Надеясь попросить там фонарь, она что есть мочи заколотила по железной перегородке. В церквях ведь должен быть сторож, привратник или как там их называют? Сторож… Поздно вечером, в воскресенье, в такую погоду, когда все нормальные люди и носа не высунут из уютных спален и жарких, пропахших сладким запахом сдобы кухонь? Как и следовало ожидать, из церкви не донеслось ни единого звука – никто не спешил помочь юной, продрогшей до костей девушке. Упершись лбом в закрытые ворота, она уже без всякой надежды подергала ледяные прутья, сжала их и, отчаянно застонав, без сил уронила голову на покрасневшие костяшки рук.

Она простояла так минуту, может больше. Зажмурившись и трясясь всем своим худым телом, она мысленно умоляла Бога быть к ней хоть чуточку милосердней. Она ведь с таким нетерпением ждала этой встречи! Так надеялась, так долго собиралась… И что же, всё впустую?

Заслышав за своей спиной какой-то шум, девушка не сразу обратила на него внимание. И только когда кто-то отчетливо два раза просигналил ей, она подняла голову и в неверии обернулась.

Яркий желтый свет резанул ее по глазам, девушка машинально прикрыла лицо рукой. Просигналили в третий раз, и она, щурясь и морщась, то и дело поскальзываясь и спотыкаясь за торчащие из земли мокрые корни, как слепая пошла на свет. Обойдя машину, она потянула на себя ручку двери и только со второй попытки открыла ее: заледеневшие пальцы не слушались хозяйку и девушке пришлось приложить изрядные усилия, чтобы удержать равновесие на скользкой грязи и, не упав, проскользнуть в салон автомобиля.

Закрыв дверь с внутренней стороны, девушка учуяла запах табака и мужских духов. Но отчетливей всего по носу бил алкоголь. Сев рядом с водителем, она первым делом пригладила волосы и только потом перевела на мужчину свой робкий, обеспокоенный взгляд.

Он был старше ее, девушка это знала, однако сильные, мужественные плечи и черная бородка, разделяющая его лицо на темную и светлую сторону, придавали ему вид намного более взрослый: вид возмужалого, умудренного опытом и невзгодами мужчины. Черты его лица были грубые, в них проглядывала жесткость и упорство, но ведь именно от таких брутальных мужчин у девушек и срывает крышу, верно? Глаза его, обычно проясняющиеся удовлетворенным блеском при ее виде, сегодня смотрели хмуро и недружелюбно.

– Где ты была? – спросил он обманчиво мягким голосом.

Она хорошо знала, что значил этот его тон.

– Я… я искала тебя, – запинаясь и почему-то краснея под его пытливым взглядом, ответила она.

– Бельчонок, я спрашиваю тебя еще раз – где ты была?

Девушку затрясло. И на этот раз отнюдь не от холода.

– Я ходила к церкви, – девчонка смотрела на свои порозовевшие от холода руки. – Тебя нигде не было видно, и я… Почему ты опоздал?

Она робко посмотрела мужчине в глаза и увидела, что он с задумчивым видом потирает подбородок. Он ничего ей не ответил. Взяв ее тонкую руку в свою, он заправил ей прядь волос за ухо, потом чуть сжал волосы у корней. Вечно он так! Эта его привычка не нравилась ей больше других. Она дорожила своими золотистыми кудрями и не хотела, чтобы часть ее гордости осталась в тяжелой мужской руке.

– Больно, – еле слышно прошептала она, сглатывая ком в горле.

– Угу.

Совсем немного, словно бы через силу, мужчина ослабил хватку. Затем, по-прежнему смотря ей прямо в глаза, провел шершавой ладонью по ее нежной щеке, по хрупкой – такой, что казалось, чуть придави, и она с хрустом переломится – шее, дотронулся до мягкой кожицы губ, задерживаясь у ямочки над верхней губой. Замерев, девушка прикрыла глаза. «Интересно, зайдет ли сегодня дело дальше, чем на предыдущих свиданиях?..»

– Бельчо-о-нок, – прохрипел мужчина, придвигаясь ближе и опаляя ей кожу своим горячим дыханием.

Опустив глаза в пол, она инстинктивно задержала дыхание. При всей его явной, бьющей через край сексуальной энергии дальше поцелуев у них дело еще не заходило. Многие делали комплименты ее выразительной, словно бы гипнотизирующей внешности, и ей, безусловно, льстили все эти разговоры. Находясь же рядом с мужчиной, она чувствовала его желание, но не ощущала восхваления, к которому привыкла с малых лет. Она была уверена, что нравится ему, но его чувства выражались просто и понятно, без той подобострастной угодливости, с которой смотрели на нее прыщавые лица ее одноклассников.

Все же надеясь пробудить в мужчине хоть чуточку нежности, девушка сильнее прижалась к его груди, щекой ощущая колкую ткань его дорогого пальто. В носу защекотало, до девушки донеслось хриплое дыхание.

Внезапно что-то с силой ударилось справа о стекло. Закричав, девчонка распахнула глаза и пугливо дернулась.

– Трусишка, – засмеялся молодой человек, отодвигаясь. – Это всего лишь птица.

Девушка быстро закивала, смотря на черную мглу за окном и коря себя за такую несдержанность. Атмосфера романтики была нарушена, и бедняжка не переставала винить себя за это.

– Все вы, бабы, в душе шлюхи, – вдруг произнес мужчина, зажигая сигарету и расслабленно откидываясь на спинку кресла. – Важно только оставаться распутницей для одного мужчины, верно, бельчонок?

При слове «шлюха» у девушки непроизвольно вырвался потрясенный выдох. Он ведь не напридумывал себе бог весть что, пока она не могла найти его?

– Ч-что ты хочешь этим сказать? – пролепетала она, хмуря тонкие брови и с недоумением поворачивая лицо к мужчине.

Не обращая внимания на ее вопрос, мужчина полез в бардачок и достал оттуда бутылку виски. На дне плескалось совсем немного алкоголя – бутылка была почти распита. Янтарная, цвета спелого персика жидкость примагничивала взгляд, увлекая и соблазняя. Мужчина пригубился к горлышку и одним махом допил оставшиеся капли. Потом смачно причмокнул губами и вытер рукавом стекающие по подбородку желтые струи.

– Вкусная, зараза, – сказал он, облизывая губы.

Девушка не ответила. Она не считала себя сторонницей правильного питания (потому что умом понимала, что ее полуголодные диеты вряд ли можно считать «правильными»), она не ставила себе клизмы и не очищала всё вокруг, как делали некоторые ее знакомые, боясь заразиться глистами, но к алкоголю она всегда относилась прохладно. Раньше она не видела его пьющим, и сейчас ей было неприятно смотреть, как он надирается во время их свидания.

Когда он вытащил еще две поллитровки – на этот раз обе непочатые, девушка не смогла смолчать.

– Ты что же, собираешься пить всё это, а потом вести машину?

Она не отрываясь смотрела на то, как он откупоривает одну из бутылок.

– А мы и не поедем никуда, – невозмутимо ответил он. – К тому времени, как я заведу мотор, весь алкоголь уже выветрится.

Девушка поджала губы, напрягая плечи. Неприятный червячок, дрожа и разрастаясь, заскребся у нее в глубине живота. Тем временем мужчина открыл виски и протянул девушке полную бутылку. Она покачала головой.

– Я же не пью, помнишь?

– Сегодня пьешь.

Она кротко улыбнулась, затем опустила глаза, и снова ее белесая головка закачалась.

Отказывается, значит…

– Пей, детка, пей. Ты же не хочешь меня разозлить?

Девушка вздрогнула, потом подняла на мужчину свои большие синие глаза.

– Почему у меня такое чувство, будто ты меня спаиваешь?

– Пей.

Медля, девушка в нерешительности вертела бутылку в руках. Буря за окном и не думала утихать, наоборот, ее зловещие стоны разносились по всей округе, заставляя жителей наглухо закрывать окна и побыстрее укладываться в свои теплые, безопасные постели.

– Детка, тебе понравится. Под алкоголем уходит вся скованность, ты наконец расслабишься и забудешь обо всем на свете.

Мужчина улыбнулся, и от этой холодной, отталкивающей улыбки девушку замутило.

– Этого я и боюсь, – прошептала она, отодвигая от себя бутылку.

– Нет.

Теперь его голос зазвучал по-другому. Резкий, грубый нажим хищника.

– Пей, милая, пей, – через несколько минут чуть мягче сказал он, видя, что она все еще раздумывает.

Он не отрывал глаз от ее красивого лица, смотрел на ее чистую молоденькую кожу, на ее подрагивающие ресницы и чувственный изгиб губ, который так и будоражил его мужское воображение. Девушка заметила его взгляд и, стушевавшись, пригубила едкий напиток.

Она сделала один глоток, закашлялась, потом, задержав дыхание, выпила еще немного и решительно отстранила от себя бутылку.

– Ээ-э, нет, – мужчина снова пододвинул ей виски. – До дна.

– Что?

– Неужели непонятно? Ты будешь пить виски своим прелестным ротиком до тех пор, пока в бутылке не останется ни капли.

Оглушено замолчав, девушка мутными глазами уставилась перед собой. Она уже чувствовала, как алкоголь затуманивает ее сознание, проникая в кровь и отупляя рассудок. Она всегда очень быстро пьянела.

– И никаких возражений, – предупредил мужчина, предостерегающе выставив указательный палец вперед.

– А ты почему не пьешь?

Она не хотела это спрашивать. Она вообще больше не хотела здесь находиться. Она хотела домой, к своей беспокойной, излишне ее опекающей матери. Хотела прижаться к ее мягкому плечу и пить горячее какао, пока мама будет ласково гладить ее по волосам.

Он, кажется, удивился ее вопросу. Поднял брови и насмешливо скривил губы. Потом взял в руку полную бутылку виски, поддел – словно нажал на спусковой крючок револьвера – пробку, заставляя ее пулей вылететь из горлышка, и медленно, глядя девушке прямо в глаза, опрокинул в себя одурманивающее пойло. С безнадежным ужасом девушка следила за тем, как в бутылке становится всё меньше и меньше одуряющей отравы.

– Твоя очередь, – растягивая губы в улыбке, сказал он.

От выпитой дозы его всего передернуло, он скривился, напружинился, однако плотоядная улыбка и не думала сходить с его лица.

Порывистым движением, словно не понимая, что он делает, мужчина приблизил свое лицо к ее щеке. От него неприятно смердело алкоголем, и девушка, не совладав с собой, отвернулась, стараясь дышать через рот и не встречаться взглядом с его прожорливыми алчными глазами.

Отчаянно смотря по сторонам, она видела за окном одну лишь непроглядную глухую тьму. Закусив губу, девушка до хруста сжала горлышко бутылки. По ее спине пробежала струйка холодного пота. У нее не осталось другого выхода.

Зажмурившись, она поднесла бутылку ко рту.

…Такой бури он еще не видел. Шлепая по озерцам грязи, мальчик чувствовал, как проникает холодная вода в его старые башмаки, противно хлюпая между пальцев. Он снова содрогнулся: вооружившись крупными каплями, вылетавшими из неба-огнестрела, злой ветер не щадя бил его по замерзшему лицу.

Рывком стряхивая с ресниц воду, мальчик побежал дальше. Он бы в жизни не вышел на улицу: на западе все еще громыхали раскаты грома, небо там раз в пару минут озарялось неоновыми лучами, но мать была непреклонна как никогда и ему пришлось смириться с неизбежным.

Пробегая мимо старой церкви, он затрясся еще сильнее. Сколько он себя помнил, он всегда как смерть боялся этого скрюченного, напоминающего ступни Бабы Яги, здания. По возможности он обходил эти жуткие башни стороной, но сегодня… сегодня у него не было другого выбора. Дочка Миронова, противная Клара, заболела скарлатиной, и так как городишко был у них небольшой и все аптеки уже закрыли свои чудотворные двери, а пенициллин был только у его матери, ему, 9-летнему мальчонку, пришлось исполнять роль посыльного в такой холодный, непогожий вечер.

«Эх, и приспичило же ей заболеть в такую погоду!» – раздосадованно подумал мальчуган, взлетая на порог мироновского дома.

На стук его детской ладошки никто не ответил, и ему пришлось ждать ни одну минуту, пока заспанный, взъерошенный хозяин дома не открыл ему дверь. Не поблагодарив, мужчина забрал лекарство и, с опаской оглядев развороченные мусорные баки, потухшие фонари и взлетающие в воздух горы изуродованных листьев, захлопнул за мальчишкой дверь.

Мальчику не нужна была благодарность – он был счастлив отделаться от тягостной повинности и потому побежал обратно домой с чувством радостного предвкушения. Дома его ждала теплая постель и свежеиспеченная маковая булка, и все его мысли были заняты этими простыми радостями жизни.

Снова пробегая мимо проклятой церкви, мальчик вдруг услышал такой вой ветра, который ему еще ни разу в жизни не приходилось слышать – то был леденящий кровь вихрь из рёва, визга и воплей, доносившийся как раз из угольного чудовища, которое все остальные жители города почему-то называли «церковным храмом». Вопль ужаса и отчаяния пробирал до самых костей – заслышав его во второй раз, мальчик опасливо дернулся и прислушался. Казалось, будто это ветер бушует с новой, озверевшей силой. Но постойте, что же это?.. Сквозь невообразимый шум, стоны и вой до него явно доносились чьи-то крики!

Замерев на месте, мальчик с ужасом всмотрелся в черное пятно рядом с лесом. Боязливо, с дрожью в груди, он осторожно вышел на ведущую в церковь дорогу. Так и есть, теперь в этом сомнений не было – со стороны церкви кто-то отчаянно звал на помощь. Крики легко было спутать с воем ветра: они как бы звучали ему в унисон, подпевали ему, словно бы сливаясь с ним в едва слышную – столько же страшную, сколько и прекрасную – лебединую песню.

Сощурившись, мальчик внезапно увидел вдалеке, прямо напротив церкви, тусклый желтый свет. Он напряг зрение, но свет вскоре потух, снова погрузив мир во тьму. Замолкли и крики. Теперь только ветер надрывно стонал да дождь поливал слезами хладнокровные поля и деревья.

Мальчик с надеждой повертел головой в разные стороны, но на улице он был один – никто не пожелал выходить из дома в такую погоду. Зажав во рту маленькими зубками два больших пальца, он стал напряженно думать.

Через несколько минут решившись на что-то, мальчуган что есть духу помчался на главную улицу города. Там было больше шансов встретить какого-нибудь заблудшего прохожего или нарваться на полицейского, который уж точно мог бы ему помочь. Как назло, в окнах мелькающих домов не горел свет, люди давно спали и им не было дела до запыхавшегося ребенка, с безумным видом носящегося по улицам города. Одни лишь вывески магазинов отливали багрянцем, да вода разглаживала на асфальте продавленные колесами рыхлые морщинки.

Неожиданно мальчик на кого-то налетел.

– Ой, извините, я… Лизка!

Он с несказанным облегчением уставился на свою школьную подругу. Девочка встретила его с не меньшим удивлением. Нарядная, одетая в новую курточку, она приподняла свой яркий зонт и с легкой насмешкой посмотрела на своего соседа по парте.

– Колька! – произнесла она, с изумлением оглядывая его грязные башмаки и мокрые, прилипшие ко лбу волосы. – Чего это ты здесь носишься?

– Лизка, я так рад, что тебя встретил! Быстрее! Идем, быстрее идем со мной!

Он не раздумывая схватил подругу за руку и сильно потянул за собой. Лизе такие манеры не понравились.

– Да подожди ты, тьфу, сумасшедший! Объясни, в чем дело.

Ей не понравилось, что он не заметил её купленную сегодня обновку, и то, как он больно стянул ей кожу на руке, таща неизвестно куда, тоже не прибавляло девочке настроения.

– Некогда, Лиза, некогда! – мальчик с силой тянул ее за собой. – Там беда, возле церкви. Что-то случилось, я слышал крики…

– Крики? Какие крики?

– Да не знаю я! Девчачьи, наверное. Лиза, умоляю, пошли быстрее! Нужно помочь, нужно позвать кого-нибудь из взрослых!

Колька ей в общем-то нравился – что уж скрывать? Он делился с ней половинкой пирожного на обеде, давал списывать на контрольных, носил за нее рюкзак со школы и вообще вел себя с ней как с королевой. Лиза посмотрела на его горящие глаза, заметила его взволнованный, обеспокоенный вид и нахмурилась. Лиза была умной девочкой.

Значит, ее Колька слышал крики… Девчачьи крики. Лиза представила, как у какой-нибудь симпатичной Даши из соседнего класса улетел зонтик и как она слезливо зовет на помощь. Представила, как ее Колька бросается ей помогать, спасает её зонтик и в благодарность за помощь хитрая Даша целует Кольку в щеку. И теперь Колька не ее портфель, Лизин, а портфель этой Даши носит до дома и делится вкусностями тоже не с ней, а со своей новой подругой – с Дашей.

Лиза была умной девочкой. Она замедлила шаг и крепко сжала Колькину руку.

– Подожди, а ты уверен, что тебе это не послышалось?

Колька с раздражением посмотрел на нее.

– Ну конечно, уверен! Я же не глухой. Идем скорее!

– Нет, подожди, – девочка не сдвинулась с места. – Я вот, например, тоже слышала крики, пока шла сюда. Это всё ветер – воет так, что поневоле всякая жуть причудится.

– Да нет же! – горячо возразил Колька. – Там точно кто-то кричал!

– Слушай, нет, слушай… – Лиза затихла и навострила уши. – Это ветер. Он везде сейчас так воет. А ты… – она недовольно поджала пухленькие губы. – Посмотри на себя – у тебя даже веснушки на щеках побледнели. Идем скорее в тепло.

Поглядывая в сторону леса, Колька нерешительно замялся. Если хорошенько прислушаться – действительно ничего не слышно. Да и холод пробирает так, что он скоро совсем перестанет чувствовать кончики пальцев. А может, и правда ветер?..

Уговорами, а также обещанием угостить его вкусным малиновым вареньем, Лиза убедила Кольку оставить глупую затею и вместо бестолкового бродяжничества по улицам лучше пойти к ним в гости на чай.

Девочка впустила Кольку под свой зонт, и они вместе помчались по улице. Вой ветра уже не казался Кольке злым и жестоким – дети прижались друг к дружке и, весело смеясь, побежали по кроваво-красным, грязным лужам.

10 лет спустя

Холодный октябрьский вечер. В самом дальнем углу бара сидят двое. Посетителей в баре немного, меньше, чем когда-либо. Двое взрослых мужчин, склонившись над рюмками, вяло переговариваются.

– Знаешь, Борь, устал я что-то. От всего устал, – сказал один из них.

Как бы в подтверждение своих слов мужчина тяжко вздохнул, пригладил колкую щетину на щеках и хмуро посмотрел в окно.

– Шлюхи уже не прельщают. Денег вот куры не клюют, а радости все равно нет.

Борька заливисто хохотнул, качая преждевременно полысевшей головой.

– Да-а, вас, буржуев, хрен поймешь. Вот что тебе еще от этой жизни надо? – он почти вплотную приблизил к другу свое полное красное лицо. – Жена – красавица, ноги от ушей, раз, – он начал загибать пальцы, – бабла немерено – это два; везде тебе двери открыты, все тебя в городе уважают – три…

– Красив, молод и обаятелен – четыре, – подхватил Вадик.

– Не-е. Четыре – это то, что у тебя есть такой зашибенный кореш.

Вадик усмехнулся.

– Это ты про себя что ли?

– А много у тебя еще таких, как я?

Вадик призадумался, потом серьезно ответил:

– Нет, ты один такой на свете.

Боря сарказм распознал, за что Вадя и получил легкий дружественный удар по плечу.

– Ну полно, полно, – мужчина сбросил с себя руку товарища. – А не добавить ли нам еще по маленькой?

Борька то ли хрюкнул, то ли просто икнул, потом махнул рукой официанту. Подошел худой юноша с подносом. У него были карие, очень добрые глаза, но смотрели они на мир до крайности грустно, и даже веснушки, заботливо раскиданные матушкой-природой по его лицу, не придавали юноше жизнерадостного вида, которым грешат все веснушчатые люди.

Мыслями находясь далеко отсюда, молодой человек молча принял заказ. При этом его глаза как-то тревожно блеснули, словно бы снова решила напомнить о себе давняя боль, не дававшая юноше наслаждаться прелестями этой прекрасной жизни. Алкоголь затуманивал мозги приходящих в бар людей – юноша же был весь во власти вины. Она завладела каждой его порой, проникла в легкие, сожгла его кровь. Она все равно что медленно убивала его.

Парень ушел, а два старых друга продолжили разговор.

– А вообще, я тебя понимаю, – через какое-то время сказал Борька, опрокидывая рюмку себе в рот. – Сам такое недавно испытал. Вот моя – ну ты же знаешь ее, – мужчина скривился так, будто съел что-то гадкое. – Буквально вчера закобенилась, завыпендривалась. Говорит, в попу не могу – больно. В машине ей, видите ли, неудобно, упереться руками в пол, как я люблю, она не может: ее тошнит. В итоге вчера кое-как согласилась на «радугу желаний»… Ну и что ты думаешь? Мозги, стерва, потом все вытрахала. Нытья было столько, что проще удавиться.

Вадик, не скрываясь, в голос заржал.

– Да-а, повезло тебе, дружище, – он вытер выступившие на глазах слезы, потом зажал одну ноздрю и высморкался прямо на белый кафель. – А помнишь, как мы с тобой в Крыму…

При этих словах в пьяных глазах мужчин зажегся задорный мальчишеский огонек, стирая с их лица морщины и убавляя с десяток лет.

– Да, времена были… – Борька протяжно вздохнул. – Но я все-таки тогда тебя перещеголял. В то время, как ты уже дрых в собственной блевотине, мы с той красоткой еще час не вставали с постели. Нет, – он удовлетворенно кивнул, – я все-таки продержался дольше, чем ты.

– Так-то оно так, вот только кое в чем я тебя всё-таки переплюнул.

– Чёрт возьми! – Борька досадливо сплюнул. – Неужели получил больше бабла от того козла в 92-ом? Так и знал, что падле нельзя верить.

– Да что ты всё про деньги да про деньги, – внезапно со злостью проговорил Вадик. – Что, больше ничего интересного нет?

– И что же?

– Есть кое-что… – Вадик пустыми глазами обвел душное помещение бара. Ему вспомнился запах девичьих духов, таких легких, таких будоражащих…

Опрокинув в себя полрюмки теплого, словно парное молоко, коньяка, он содрогнулся.

– Идём, – мужчина встал со стола и почувствовал, как слегка закружилась голова. Сколько же они сегодня выпили?..

– Куда? – Борька лениво посмотрел на промозглую серую осень за окном.

– Идём, говорю тебе, – Вадик стукнул друга по плечу, и тот неприятно сморщился.

– Сдурел? Не хочу я никуда идти. Там сыро, и мокро, и темно уже.

– А что если, – Вадик заговорщицки понизил голос. – А что если мы с тобой на лям поспорим, что я удивлю тебя сегодня?

Брови Борьки поползли вверх. Борька – а для всех остальных Давыдов Борис Игоревич – был бывшим омоновцем, подполковником полиции, прошедшим ни одну передрягу и выйдя сухим ни из одной грязной аферы, и удивить его можно было мало чем. Вообще ничем, если быть точнее.

– Ну так что? На целый лям.

Борька присвистнул.

– Да ты гонишь!

– Ну так спорим? – не отставал Вадик.

– На лям?

– На него, на родимый.

Борька с кряхтением поднялся с табурета, потянулся.

– Ну пошли. Буду удивляться… – он залпом допил остатки водки. – Удивляться твоей глупости, когда ты мне свою тачку за бесценок отдашь.

– Ну, это мы еще посмотрим, – Вадик накинул куртку на плечи и кинул не глядя на стол пару бумажек. – Идём.

И они вместе вышли из бара.

Моросил мелкий дождь. Небо было сплошь задернуто серой сетью облаков, начинало темнеть. Выйдя на улицу, Борька с наслаждением втянул в легкие промозглый осенний воздух. Слабый ветер приятно щекотал нос и холодил разморенную, уже начавшую слегка побаливать голову. Борька пошел следом за Вадиком, который, повернув за угол, остановился около своей шикарной красотки – новенькой, с пылу с жара из салона аудюхе.

Борька затоптался на месте. Он думал, что они сядут в Вадину машину, поедут к нему домой и там его друг покажет ему редчайшую драгоценность, выкупленную у какого-нибудь нищего за гроши, или, на худой конец, куколку, от которой затвердеет в паху, но Борька ошибся.

Вадик приготовил ему кое-что другое.

– Мы что же, куда-то потащимся по такой погоде? – недовольно спросил Борька, видя, что его приятель не собирается впускать его в салон автомобиля.

– Ага, – беспечно отозвался мужчина, открывая багажник и вынимая оттуда две небольшие лопаты. – Мы пойдем в лес.

Борька, оценив шутку, беззаботно хохотнул.

– Ээ… – смех застрял в горле, когда Вадик всучил ему первобытное орудие труда. – Это чё еще за приколы?

Вадик, не обращая внимания на бестолково стоящего под дождем друга, развернулся и пошел к дороге.

– Тебе особое приглашение нужно? – крикнул он, оборачиваясь. – Или ты уже хочешь слиться?

Борька, раздраженно засопев, пошлепал к другу. Смахнув с лица мокрые капли, он хотел было что-то сказать, но Вадик приложил палец к губам и прошептал:

– Чшш… Спор уже начался, так что если дашь сейчас ход назад, соскочишь дураком.

Борька нахмурился. Не нравилось ему всё это.

– Мой спор – мои правила, – сказал Вадик, пожимая плечами. – Мы идем в лес, – он закинул лопату на плечо, – и меня не колышет, нравится тебе это или нет.

И они пошли по топкой дороге в стремительно темнеющий лес – что еще оставалось несчастному Борьке, уже пожалевшему, что он согласился на это дурацкое пари?

Идя за Вадиком мимо широченного поля, ступая по мокрой траве и волоча по земле тяжелую лопату, Борька хотел было пошутить насчет всей этой скрытности: что, дескать, вот они – двое высокоуважаемых в городе бизнесмена, крадутся ночью, словно воры, черт знает куда и черт знает зачем, но смолчал. Он успел заметить напряжение, овладевшее его другом, заметил он и то, как Вадик с легким беспокойством озирается по сторонам, точно боится встретить кого-нибудь из людей, и потому он ничего не говорил и не шутил, а просто молча шел за мужчиной в густой, мутно-черный лес.

Вскоре показалась заброшенная церковь – вот уже как 10 лет в ней никто не молился и не проповедовал: пожар в начале 90-ых годов уничтожил половину здания. Когда мужчины подошли к краю леса и Вадик, взмахом руки раздвинув острые копья сосны, уверенно вошел в темную чащу, Боря на мгновение заколебался. А уж не двинулся ли умом его старый товарищ? Мужчина уже хотел было повернуть назад, но потом, представив себе горы денег – много денег! – тяжело вздохнул. Успокоив себя мыслью, что его более везучий кореш просто нашел в лесу клад и теперь хочет похвастаться этим, Борька вздернул вверх свою трусливую голову и вслед за другом шагнул в дебри заросшего леса.

Идти ночью по лесу было тяжело и неудобно: листья давно поопали, оставив голые деревья стоять скрюченными уродами, мертвая трава под ногами покрылась слизью и от нее исходил зловонный запах. Ночь окутала землю густой черной тенью, и чем дальше они пробирались вглубь леса, тем сильнее тянуло из земли сырым, могильным холодом. Борька почувствовал, что трезвеет, а вслед за этим начинает и замерзать.

– Твою мать, – под его ногами что-то хрустнуло, он зацепился за выпирающий из земли бугор и непременно упал бы, если бы вовремя не ухватился за скользкий ствол какого-то пня.

Пошарив рукой в темноте, он поднял с земли что-то невообразимо вонючее и мерзкое на ощупь. Вадик, обернувшийся на шум, посветил фонарем, и Борька брезгливо бросил черный ком на землю. То была полуразложившаяся туша мертвой белки.

– Фу-ты, черт! Я аж перетрухнул. И развелось же здесь этих тварей…

Вадик, слегка дрожащей рукой освещая мертвого зверька, другу не ответил.

– Белка, белочка, бельчонок… – нараспев продекламировал Борька, перешагивая через трупик. – Ну, мы идем? Чего встал?

Вадик несколько раз моргнул, потом отрывисто выдохнул и, резко развернувшись, шагнул во тьму леса. Стиснув в руке фонарь, он бездумно, словно наобум, стал продираться сквозь колючие кусты ежевики. Его безрассудство было, однако, обманчивым – мужчина отлично знал, куда нужно идти.

– Если бы не наш спор, я бы уже давно плюнул на всё и пошел назад, – продолжал ныть бывший омоновец. – Долго нам еще?.. Слышишь ты, черт окаянный!

Вадик перешел поваленное дерево, подождал, пока мужчина перелезет толстый широкий ствол, и только потом ответил:

– Скоро. Мы почти на месте.

– Ну слава яйкам!.. – Борька, с трудом одолев препятствие, понял, что совсем не чувствует пальцев рук. – Я уже весь заледенел. Если ты продуешь, а ты, черт тебя побери, точно продуешь – будешь мне доплачивать за такие штуки.

– А если продуешь ты? – спросил Вадик с усмешкой.

Борька не ответил.

Они прошли еще шагов сто, не меньше, прежде чем Вадик остановился. Борька догнал своего товарища, обдувая замерзшие пальцы и осматривая поляну, которую Вадик услужливо освещал фонарем.

– Ну и в чём прикол? – спросил Борька, обводя близорукими глазами небольшую лужайку. Непроизвольная дрожь прошлась по всему его телу – не то от холода, не то от страха перед густым мраком, стеной окружавшим полукруг прогалины.

– Сейчас узнаешь.

Вадик бросил лопату наземь, обошел поляну кругом, потом остановился в центре лужайки – к удивлению, там, на небольшом клочке, словно бы отдельно от леса и его давно отмершей природы, все еще зеленела сочная трава и даже дряхлые низкорослые кустики сохранили на своих ветвях ослабевшие листья. Вадик вытащил из земли какую-то железяку и позвал друга. Борька подошел.

– Вот здесь, – Вадик указал на место, куда уходил в землю след от палки. – Будем копать здесь.

Борька тупо посмотрел на него.

– Ты, кажется, говорил, что замерз? Сейчас быстро согреешься.

Всё с тем же тупым выражением лица Борька смотрел, как мужчина кладет фонарь на траву, берет свою лопату в руки и резкими, отрывистыми движениями начинает отрывать от земли большие клочки грязи. Щурясь и беспомощно вертя головой, Борька громко засопел и нехотя начал копать холодную землю вслед за другом.

Копали друг против друга. На Вадика в эти минуты было страшно смотреть – он весь побледнел, его и так худое лицо стало резким, изможденным, словно бы вмиг постаревшим на пару десятков лет – щеки впали, вместо глаз – пустые ямки. Искусственный свет от фонаря придавал ему вид только что восставшего из могилы мертвеца. Борька отвел глаза и занялся делом. Чем быстрее они откопают скрытый под землей клад, тем скорее уйдут из леса.

Копать было неудобно: почва была плотная, тяжелосуглинистая. Через какое-то время мужчина почувствовал, что его руки начинают потихоньку оттаивать, его полному телу снова стало тепло и настроение у него поползло вверх. Через час, максимум полтора часа, он, Давыдов Борис Игоревич, будет лежать дома на любимом диване и с довольной ухмылкой пересчитывать выигранные в споре денежки. То, что он выиграет, было для него делом очевидным и, даже можно сказать, решенным.

Наткнувшись лопатой на что-то твердое, Борька подумал, что он просто резанул металлом по камню. Сколько в лесу таких камней, как этот? Тысячи, может, даже миллионы… Э, нет, этот какой-то чудной. Продолговатый, удивительно правильной формы. Округлыми линиями он напоминал зародыш какого-нибудь мамонта, умершего много-много лет назад. Отойдя от света, Борька лопатой подцепил с земли необычную находку. От яйцевидного холмика открошился крупный ком и трухой повалился на землю.

– Это и есть твой грязный секретик? – хохотнул мужчина, приподнимая камень как можно выше.

Вадик, вздернув голову, замер, так и не опустив лопату до земли. Вдруг стало очень тихо. Размеренно лил дождь. Падая на мокрую, раскромсанную мужчинами землю, он стекал по Вадиному капюшону, ударяясь о его черные, заляпанные грязью ботинки. В глубине леса жалобно завыл волк.

Борька нахмурился и, держа громоздкий валун под дождем, в нетерпении поднес его к свету.

– Ничего не понимаю… – бормотал он, подходя к фонарю. – Это же не… но… Сука!

Шарахнувшись, мужчина вскрикнул и бросил лопату наземь. Яйцо, словно подкинутый в воздух футбольный мяч, резво покатилось по мокрой траве. Борьку заколотило.

– Срань Господня! – завизжал он не своим голосом. – Это еще что за хуйня?!

Вадик молча смотрел на него. Медленно, словно бы в кошмарном сне, Борька перевел взгляд на останки черепа. Полуразвалившийся, с комками черной земли в ввалившихся впадинах, он – словно ограненный опытными руками алмаз – преспокойно блестел на мокрой земле жутким, бледно-желтым свечением. Дождевая вода стекала по его белесым костям, омывала его, придавая черепу гладкий, будто бы прошедший сотню полировальных машин, вид. Две пустые глазницы приковывали взгляд и заставляли неотрывно смотреть на то место, где когда-то в тесном сожительстве гнездились два живых глаза.

– Во что ты втянул меня, сука?! – зарычал Борька, а затем, сбросив с себя оцепенение, бездумно кинулся на друга.

Он схватил мужчину за грудки и с силой затряс его каменное тело. Завязалась борьба. Через какое-то время Вадик с чувством оттолкнул от себя мужчину, повалив его наземь. Борька, сжавшись в комок, сдавленно заскулил.

– Не визжи. Лучше скажи мне: ты удивлен? У меня получилось? – глаза Вадика оживились. – Я смог тебя удивить? Ну что ты нюни распустил! Как баба, честное слово.

Оставив мужчину корчиться на земле, Вадик подошел к треснувшему пополам черепу. Он бережно поднял останки с земли, протер лобные кости, стирая плывущую черными ручьями грязь.

– Так вот ты, значит, какая – первая красавица в городе… – задумчиво пробормотал мужчина, поворачивая череп к свету.

Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем Вадик наконец опустил груду костей в вырытую мужчинами яму. Борька все еще стоял на карачках – точно матрешка, покачиваясь из стороны в сторону, он стеклянными глазами наблюдал за Вадиком. Тот больше времени не терял: он взял лопату и живо, с мальчишеской резвостью, начал закапывать могилу. Через двадцать минут всё было закончено.

– Готово, – объявил Вадик, удовлетворенно осматривая свои труды. – Дождь еще больше здесь всё размоет, и природа со временем сделает своё дело.

Борька медленно встал с колен. Посмотрел на друга – не в глаза, а куда-то слева от плеча.

– Кто это… это… – с трудом выговорил он, кивая на ровный, тщательно утрамбованный клочок земли.

– Это? – Вадик приподнял брови. – Это была девушка. Молодая, очень красивая, очень наивная девушка.

Вадик заложил руки за голову, задрал голову вверх и посмотрел на черное небо.

– Так странно… В ту ночь тоже шел дождь. А когда я принес ее сюда, он вдруг перестал. Появилась луна – она освещала мне землю.

Друзья помолчали. Где-то вдалеке ухнула сова.

– Я тогда шальной был, ух! Кровь горячая, так и кипит… А сейчас подустал я что-то, подустал.

Борька опустил глаза в землю.

– Пошли, – вскоре скомандовал Вадик, осматриваясь вокруг. – Больше нам здесь делать нечего.

Обратно шли молча, каждый погруженный в свои мысли. На Борьку снова нашло какое-то остолбенение. Они, конечно, много чего навытворяли за годы знакомства, но чтобы человека убить… Черт, получается, что теперь и он, Борька, тоже в этом замешен! Правда, их никто не видел, никто не знает…

Мужчина боязливо оглянулся. Вокруг была одна темнота и деревья. Деревья и темнота. Бездушные стены, скрывающие в своих недрах тайны человеческого прошлого. Когда они вышли из леса, на лице у Бориса Игоревича появилось то самое выражение, которое он наблюдал у своего друга последние два часа.

– Лям можешь не отдавать, – сказал Вадик, когда они подошли к оставленной возле бара машине.

Борька оторопело посмотрел на товарища.

– Ты, я вижу, не очень рад… – Вадик, прищурившись, склонил голову вправо.

На улице не было ни души. Мужчина вплотную подошел к другу детства.

– Скажешь кому-нибудь – убью.

Борька громко икнул, замотал головой, потом открыл рот, показал рукой назад, в сторону леса, но так и не нашелся что сказать. Вадик улыбнулся.

– Вот и умница.

Он похлопал Борьку по плечу, забрал у него лопату и закинул ее в багажник. Потом отошел и достал из бардачка зажигалку.

Борька, нерешительно переминаясь, остался стоять один. Вскоре он не выдержал и спросил:

– Почему ты сделал это? Почему ты убил ее?

Вадик помолчал. Зажал сигарету зубами, зажег огонь и глубоко, с наслаждением, затянулся. Затем выдохнул дым и медленно, глядя далеко вперед, произнес:

– Потому что она слишком красивая, чтобы жить. Слишком красивая…

Мужчина докурил сигарету, бросил окурок на землю и одной ногой растоптал его. Потом натянул капюшон на голову и не спеша пошел до машины.

Об авторе

Мой аккаунт в ВК: vk.com/violetta737

Мой e-mail: vivi_1999_v@mail.ru

Оглавление

10 лет спустя

Об авторе