Ульрик [Полина Вилюн] (fb2) читать онлайн

Глава 0

Всё бы ничего, если бы он жил в Германии восемнадцатого века, был девочкой и носил имя Анна Мария. Но его угораздило родиться мальчиком в России начала двадцать первого века под именем Ульрик Огюст Михельсон. Мама ласково звала его Рикки, младший брат, которому едва-едва исполнился год, называл Ога, а все остальные, в их числе папа, которому принадлежало авторство "Огюста", звали Михель, или попросту Миха.

Всё бы ничего, но, кроме того, что он был единственным человеком в классе со смешным именем, он ещё видел сны.

Обычные сны видят все – все мальчишки десяти с хвостиком лет ходят капитанами на старинных судах, погружаются в пучины океана, летают на драконах, спасают принцесс и улепётывают от превосходящих сил противника по пустым тёмным улицам заброшенных городов. Сны эти каждый день разные, часто отрывочные, и обычно полностью стираются из памяти ещё до завтрака.

Сны Ульрика были совершенно другими. Он закрывал глаза в одном мире и открывал их в другом. И он понятия не имел, который из них настоящий.

Глава 1

Цепочка следов начиналась на вершине холма и вела вниз. На глинистой, влажной после дождя почве, отпечатки босых ног с тряпочкой, повязанной на большом пальце, были глубокими и чёткими – не то что следопыт, слепой бы прочитал.

Двое, стоящих на вершине холма, переглянулись. Эльф, приземистый, коренастый, с татуировками на мускулистых руках и намечающимся пивным брюшком, недовольно поморщился:

– Как же надоели эти странники… Как осень, как урожай, так они повадятся ходить туда-сюда. И вхооодят… и выхооодят, – то поле потопчут, то в деревне домик на сувениры растащат, то женщин напугают, то дети за ними увяжутся. Сладу нет никакого. И отстреливать жалко обормотов этих – сами же не знают, куда их занесло и зачем.

– И ладно бы в одном месте появлялись, так нет же, – поддакнул долговязый и сухощавый, дочерна загорелый гном, с отсутствующим видом поглаживая висящий на поясе кошель. – Знали бы, откуда ждать, уже давно заборчик бы соорудили, гостиничку поставили, глядишь и денежка бы закапала.

Двое стояли на вершине холма и смотрели на рощицу у его подножия, за которой всего несколько минут назад скрылась фигура мальчишки с тряпочкой, повязанной вокруг грязного большого пальца.

Совершенно определённо это не было Германией 18го века. Совершенно определённо это вообще не было Германией.

***

Утро началось как всегда – с пронзительной трели будильника. Последние две недели учёбы перед началом летних каникул тянулись и тянулись, бессмысленные и бесконечные, ненавидимые одинаково сильно и учениками, и учителями.

Мир за окном класса был залит солнечным светом, в нём кружились невесомые пылинки и запах цветущих яблонь, мир обещал свободу и манил бликами на горизонте. И весь класс знал, что там, весь класс ждал конца уроков, чтобы рвануть к этим бликам. На горизонте было море. Мир звал купаться.

Ульрик изо всех сил пытался сосредоточиться на том, что говорил учитель, но рассказ был таким монотонным, а солнце пригревало так ласково, что очень скоро его глаза, следившие за танцем пылинок в солнечном луче, начали слипаться.

Воображаемый шум далёкого моря становился всё более явным, к шороху волн примешивался звук шагов по песку, слышались отдалённые крики вечно недовольных чаек и крики людей, ещё более недовольных. Крики людей приближались. К звуку собственных шагов добавился топот чужих ног.

В тот момент, когда глаза Ульрика окончательно закрылись, раздался тонкий свист и в спину его, аккурат между лопаток, ударило что-то тяжёлое. Судя по ощущениям, это была здоровенная еловая шишка.

Над левым ухом прожужжала ещё одна, следующая прошла прямо над головой, взъерошив волосы на макушке. Решив, что тот, кто кидается шишками, уже успел пристреляться, и очередной "снаряд" обязательно попадёт в цель, Ога метнулся в сторону…

И вывалился из сна, рухнув в проход между партами под дружный гогот класса.

Глава 2

Мальчишка был белобрыс, тощ и постоянно голоден. Из всех запасов съестного, честно заработанного, выпрошенного и стянутого в прошлой деревне, остался ломоть хлеба с чёрствой корочкой, два кусочка сыра и одинокое яблоко. Хорошо хоть воды было в достатке – край, по которому пролегал его маршрут, изобиловал реками, ручейками, озёрами, да и дожди случались через день, так что смерть от жажды путешественнику в ближайшее время не грозила. А вот быть пойманным на воровстве – было вполне реальной угрозой. С наступлением темноты мальчишка собирался наведаться в деревню пополнить припасы, и, если повезёт, обзавестись лошадью.

Увести с подворья лошадь – дело рискованное, запросто могут и побить (а окажись у

хозяев скотины тяжёлая рука, и совсем убить могут, и никто им слова худого не скажет – воров тут не жалуют), но почему-то верилось, что всё получится. Не может не получиться. Да ещё и встреченная на днях цыганка нагадала "помощь незнакомца из дальних мест"… Вот они, дальние места, куда уж дальше. Следовательно, надо во все глаза смотреть, и когда попадётся правильный незнакомец, ни за что не пропустить его.

Тропинка сворачивала влево. Оттуда же явственно тянуло дымком, а шуршание, шлёпанье и лязганье очень напоминали звуки, которые обычно доносятся из кухни, когда кто-то готовит завтрак. Желудок совершил в животе очередное голодное сальто, и Ульрик ускорил шаг. Ему совершенно не приходило в голову, что завтрак – дело глубоко личное, и что не все будут рады разделить утреннюю трапезу с усталым, чумазым, непонятно откуда взявшимся пацаном. Хотелось есть.

Из-за поворота показалась, наконец, лужайка, на которой очень худенький и очень бледный мальчик крайне интеллигентного вида с копной непослушных чёрных волос колдовал над бурлящим котелком. Из котелка свешивался рыбий хвост.

Не желая пугать хозяина полянки своим внезапным появлением, Ульрик шаркнул ногой и негромко кашлянул, как мама учила. Паренёк у костра поднял голову и неожиданно улыбнулся.

– Да иди сюда уже, чего мнёшься-маешься, я тебя давным-давно услышал. Нездешний? – Ульрик в ответ только передёрнул плечами. Мальчишка, которого Ульрик про себя уже окрестил Цыганом, кивнул с довольным видом. – Я так и подумал. У нас по лесу с таким топотом конским либо дурачки, либо городские ходят. Привет, кстати.

– П-привет.

Черноволосый разглядывал Ульрика с добродушным любопытством, но почему-то возникало ощущение, что его взгляд, цепкий и не по-детски пристальный, не упускает ни одной детали. Улыбнувшись чему-то напоследок, он отвёл глаза и махнул рукой куда-то себе за спину.

– Ты располагайся. Сейчас завтракать будем.

Располагаться было особо негде, поэтому Ульрик уселся на корточки у костра, прямо напротив Цыгана, и незамедлительно пожалел об этом. Дым безбожно ел глаза. Рассмотреть неожиданного знакомца не получалось, хотя хотелось очень – что-то в его лице казалось катастрофически и бесповоротно неправильным, но никак не получалось понять, что. И тут парень улыбнулся во второй раз.

Первым, что увидел Ульрик, были скобки. Обычные такие металлические скобки, которые красовались поверх очень необычных зубов.

– Прикус неправильный, – хохотнул Цыган, помешивая уху длинной деревянной ложкой, и зыркнул так, что у Ульрика вспотел копчик. – Меня, кстати, Карлом зовут. Ты можешь Цыганом звать, если хочешь – смешное имя, первый раз такое слышу, но мне нравится.

– Мммм… А я, вроде бы, тебя Цыганом и не называл… – осторожно заметил Ульрик.

– Ну, не называл, так не называл, – покладисто согласился Карл и принялся отвязывать один из маленьких полотняных мешочков, висевших у него на поясе. В мешочке обнаружилась смесь сушёных трав. Высыпав часть содержимого на ладонь, понюхав и по-кошачьи зажмурившись, Карл выудил из горсти наиболее приглянувшиеся ему травки, растёр между пальцами и ссыпал в котелок. Оставшееся аккуратно вернул в мешочек, который занял прежнее место на поясе. – А ты, значит, Ульрик, – фраза прозвучала не как вопрос, а как утверждение, и Ульрику стало совсем неуютно.

– А ты, значит, мысли читаешь, – парировал он, внутренне готовясь дорого продать свою жизнь. Ну, или сбежать, если получится. – И прикус у тебя неправильный…

Карл радостно заржал. Он смеялся долго, всхлипывая, запрокидывая голову и хлопая себя ладонями по бёдрам, смеялся до тех пор, пока на глазах у него не выступили слёзы.

– У-ууу-ух, спасибо, – наконец-то выдавил он, переводя дух, – сто лет таких, как ты, не встречал, думал, перевелись уже.

– Это каких это ещё "таких"? – вызверился Ульрик. Он пока не очень понимал, чем вызвал столь бурную реакцию Цыгана, а быть объектом насмешек ему никогда не нравилось.

– Да дурных таких. Дорого он жизнь продаст… – Карл вытер глаза тыльной стороной ладони и улыбнулся. Хорошо улыбнулся. – Убежать бы не получилось, кстати. Нет, не то, чтобы я собирался тебя ловить, – поспешно добавил Карл, увидев округлившиеся глаза Ульрика, – но если бы вдруг собрался, то далеко бы ты не убежал… Даже до леса не добежал бы, я думаю.

Ульрик огляделся. Лес подступал к полянке со всех сторон, до него было самое большее шагов пять-шесть.

– Поняяятно, – задумчиво протянул Ульрик, хотя решительно ничего понятного в сложившейся ситуации не было. От котелка плыл густой запах ухи, голова кружилась.

Карл зачерпнул из котелка, сдул вьющийся над ложкой пар и протянул её Ульрику. Уха обожгла горло, горячим комом рухнула в желудок, на мгновение лишила дыхания и дара речи, а потом по всему телу разлилось блаженное тепло. Ульрик с сожалением протянул ложку обратно. Карл тем временем достал из тощего самодельного мешка две выструганные из дерева кособокие миски – светлую и тёмную, большую глиняную кружку и деревянную кружку поменьше. Ульрик смотрел на корявую разнокалиберную посуду и думал, что неспроста он оказался на этой полянке, что Карл каким-то образом знал, что они встретятся здесь, и ждал его.

– Не обессудь, столовых приборов у нас нет.

– У нас?… – растерянно повторил за Карлом Ульрик.

– Ну, да, у нас с Лёкой вилок-ложек нет, поварёшка только. Знали бы, что ты пожалуешь, непременно обзавелись бы, – Карл на шаг отошёл от костра и с наслаждением потянулся. – И да, ты прав, конечно мы знали. И ждали. Но посудой не обзавелись всё равно.

Слева от Карла мелькнула тень. В следующую секунду рыжая вихрастая девчонка, сплошь покрытая веснушками, уже приплясывала вокруг котелка, протягивая Карлу одну из мисок.

– Наливай, ну наливай же скореееей, я умираю, есть хочууу.

На слове "есть" желудок Ульрика издал какой-то дикий животный звук – громкое бульканье, переходящее в львиный рык, и Карл расхохотался.

Ульрику досталась глиняная кружка и рыбий хвост, Карл и Лёка разделили между собой остальное. Над полянкой воцарилась тишина, изредка нарушаемая хлюпаньем, чавканьем и стуком единственной деревянной ложки.

Уже потом, когда уха была съедена, миски (и кружка) тщательно вылизаны, а котелок вымыт в ручье и вновь поставлен на огонь, все расселись вокруг.

– Вот скажи, ведь ты же вампир? Вампир, – спросил и сам себе ответил Ульрик. – И зубы у тебя, и скорость, и мысли ты читаешь, и бледный – всё как в книжках пишут. Но как же ты на солнышке сидишь и рыбу варёную ешь?! Ведь неправильно же это!

– А чего неправильного-то? – изумился Карл. – Солнышко тёплое, рыба вкусная, свежая, сам поймал, сам приготовил – что тебя не устраивает?

– Ну как же, – продолжил возмущаться Ульрик, – сам посуди, ты должен днем спать в гробу в темном подвале, а ночью обращаться в летучую мышь и пить кровь этих, как их… юных дев!

Лёка закашлялась, а Карл потер лоб, почесал бровь и задумчиво посмотрел на Ульрика.

– Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь? Долго шёл, устал, проголодался, да ещё и голову тебе напекло, наверное… Вот и несёшь незнамо что. Кровь юных дев пить… – Карл передёрнул плечами и нахмурился. – Фу, гадость какая. Ну где ты это взял?

– И вкуса еды ты тоже не должен чувствовать, – добавил Ульрик, уже понимая, что самое время замолчать, но остановиться не смог, – ты же нежить…

Окончание фразы повисло в воздухе.

– Я?! Это я нежить? – орал Карл, покрываясь красными пятнами и хватая ртом воздух. – Это ты, полудурок, нежить! Да тебя тут даже и нет, по правде говоря, – так, видимость одна – и через ту лес просвечивается!

– Ккак ппросвечивается? Ккак нет? – от ужаса Ульрик даже заикаться начал.

– А вот так, дрыхнешь ты сейчас где-то в тёплой кроватке и десятый сон видишь, с собой любимым в главной роли… Много вас тут таких, пришлых, насмотрелись уже…

– Но я же настоящий, смотри, и ссадина вот кровит, и следы оставляю, гляди, тень моя вот, – принялся оправдываться Ульрик.

– Настоящий, да не совсем, – Карл вздохнул и начал разливать по кружкам чай. Вампир или нет, но руки у него всё ещё дрожали от возмущения и половину кипятка он умудрился пролить в костёр.

Глава 3

– Я не знаю, как и отчего это всё получилось, и когда началось, – немного успокоившись, начал рассказывать Цыган, – но в нашем мире всё смешалось… Вот, например, за той горой, – видишь, воон там, на горизонте, – живёт дракон, в горных пещерах селятся виверны, а под горами кобольды. В деревеньке, которую ты наверняка проходил пару дней назад, большинство – обычные люди, а ещё есть эльфы, гномы и халфлинги.

– Орков забыл, – влезла в разговор Лёка, – и троллей, и гоблинов, и великанов, и… – Карл вздохнул, закатил глаза, и Лёка осеклась на середине фразы, а потом продолжила быстрым шёпотом, – и фей, и лепреконов, и ещё…

– И ещё целый длинный список. Мне всех прикажешь перечислять? Лёка, прекрати лезть под руку! – возмутился Карл.

– А гремлины есть? – робко подал голос Ульрик.

– Нет, гремлинов нет! – отрезал Карл. Красными пятнами на этот раз он покрываться не стал, зато у него начало предательски дёргаться правое веко и уголок рта. Мама называла такую штуку нервный тик. Ульрик не знал, насколько это нормально для вампира, поэтому на всякий случай отодвинулся от него подальше.

Несколько минут сидели молча. Потом Карл решил сменить гнев на милость и продолжить рассказ, невзирая на то, что его постоянно перебивают.

– Есть просто люди, есть просто не-люди… Ну, и необычные люди тоже есть, конечно.

– Необычные – это как ты? – уточнил Ульрик.

– Как я, как Лёка – нас много разных.

– А Лёка – кто?

– Дед Пихто! Ведьма я, начинающая, – ответила Лёка и хлюпнула веснушчатым носом.

– Непохожа что-то… – недоверчиво протянул Ульрик.

– Да много ты в ведьмах понимаешь? – Лёка воинственно подбоченилась. – Сколько ты нас видел вообще?

– Нууу, на самом деле ты – первая, – замялся Ульрик. Карл прыснул, а Лёка сделала круглые глаза.

– Но я про ведьм читал. И в кино видел. Так вот, на тех из кино ты вообще нисколечко не похожа – рыжая, курчавая. И имя у тебя, прямо скажем, неподходящее. Ведьма Лёка… Да и мелкая больно. Ведьмы – они высокие, красивые, волосы у них цвета воронова крыла и глаза зелёные. И кот у них ещё чёрный обязательно, – со знанием дела начал излагать Ульрик, – уж скорее Карл больше на ведьму похож, чем ты…

Цыган улыбнулся.

– Даа, мастак ты друзей заводить, как я погляжу. Для каждого доброе слово нашёл, каждому что-то приятное сказал…

У Ульрика запунцовели уши, горячая волна скатилась вниз по спине, покраснели даже брови и корни волос. Карл сделал вид, что не заметил внезапной смены цвета.

– Мне дальше рассказывать или как? Или мы будем разбирать особенности внешности и уклада жизни ведьм в разных местах обитания? – покраснеть ещё сильнее не получилось. Ульрик опустил глаза и пробормотал:

– Прости, я увлёкся… Лёка, извини. Столько всего непонятного одновременно происходит, мне кажется, что я с ума схожу. Или уже сошёл. Карл, ты продолжай, пожалуйста.

– Так вот, как говорят старшие, наш мир – помимо того, что он существует сам по себе, ещё и является отражением вашего мира и ещё нескольких. Только отражением не вашей реальности, а вашей фантазии. Проще говоря, многое из того, что вы придумываете там, у себя, появляется у нас. Вы придумываете сказку про Бабу Ягу, в нашем лесу появляется Баба Яга. Тебе снится волк размером с лошадь, у нас становится одной заботой больше.

Раньше к нам заносило только сказочных персонажей, – ну не то, чтобы прям "заносило" – появлялись однажды, обустраивались да и жили себе дальше, как им по сюжету полагается. И сейчас живут – одни долго и счастливо, а другие – как получится. Которые не вредные, те в города приходят, селятся, а злыдни всякие по лесам в основном.

Бороться с ними смысла никакого – сегодня ты его победил, а завтра на его месте точно такой же появляется. Сказки – дело такое, вечное.

А в последнее время стало появляться совсем уж странное – здоровущие трехпалые птицы без головы в соседнем городке посевы потоптали, скотину перепугали, пастух один помер от удивления. Ни стрелы их не брали, ни пули, пробовали отраву подсовывать – не жрут, охотничьи ямы рыли – проваливаются, но вылезают. Повезло ещё, что эти твари погнались за кем-то через болото и утопли там, а то не знаю, как бы мы с ними сладили. Ещё деревенские рассказывали, что однажды мужик появился бессмертный – как Кощей, только полуголый, странно стриженый и глаз красным огнём горит. Над златом не чах, девок не воровал, просто ходил как потерянный и стрелял во всё, что на пути попадалось, пока у него боезапас не кончился. А там уже люди сообща навалились и повязали, конечно. Курган из камней над ним соорудили громадный, чтобы не вылез, и каждый, кто в ту деревню приходит, должен с собой камень принести и на вершину положить. Даже имя кургану дали – Айлбибэк, по имени того мужика. Вот такие дела.

Карл отхлебнул остывшего чая и задумался о чем-то. Ульрик, которому родители не так давно устроили экскурс по фильмам своей молодости, куда в обязательном порядке входили Три мушкетёра, Собака на сене, Белое солнце пустыни, Терминатор, Робокоп, Чужой против Хищника и Звёздные войны, тоже задумался. Задумался в основном о том, что царапина на пальце ноги и синяк от шишки на спине – это очень, очень маленькая неприятность по сравнению с тем, что могло бы случиться, встреться ему на пути не горстка рассерженных крестьян, а виверна. Или Хищник.

– А ещё есть у нас Странники, или Спящие – вот как ты. Вы засыпаете там, у себя, и появляетесь тут. Прямо из воздуха. Кто-то приходит один раз, а кто-то каждый день – так и живёт на два мира, днём – там, ночью – тут. Ты из которых будешь?

– Я, кажется, из тех, которые каждый день, – тихо-тихо ответил Ульрик. От усталости и обилия информации его мутило, всё казалось неправильным и нереальным – сказочный мир, вампир и мелкая ведьма, в молчании пьющие чай, и он, непонятно как и зачем оказавшийся здесь… Вопросов становилось все больше, а ответов на них не было и, кажется, в ближайшем будущем не предвиделось. Хотя… – Карл? Ты сказал, вы знали, что я окажусь именно сегодня и именно здесь, сказал, вы меня ждали.

Откуда вы знали? И зачем я вам?

Карл отвёл глаза.

Глава 4

Солнце потихоньку карабкалось в зенит, становилось жарко, от сырой одежды поднимался пар. Чай в котелке давно закончился, а разговор только начинался, поэтому Карл ещё раз сходил к ручью набрать воды. Ульрик тем временем кругами бродил по полянке, пытаясь размять затёкшие от долгого сидения на корточках ноги и искоса поглядывая на Лёку, чьи рыжие вихры мелькали в просветах между деревьями – девчонка вызвалась насобирать хворосту для костра.

Карл вернулся с ведром воды и с охапкой разных цветов и трав, некоторые из которых Ульрик совершенно точно видел в леске рядом с бабушкиным домом, когда приезжал к ней в деревню на летние каникулы, – из импровизированного букета выглядывало несколько кустиков брусники, пару метёлок вереска, веточки лесной малины, мята – остальные Ульрику были незнакомы.

Птицы, которые оголтело орали всё утро, то ли сорвали наконец-то голос, то ли убрались подальше в прохладу и тень леса, но на полянке воцарилась относительная тишина. Лёка с сосредоточенным видом остругивала найденную в лесу деревяшку. Карл орудовал ложкой в котелке, тихонько напевая что-то себе под нос. Иногда пение прерывалось, и Карл начинал гримасничать, смешно складывая губы трубочкой, чтобы сдуть прядь волос, упрямо падающую на глаза. Сдутая прядка немедленно возвращалась на привычное место.

А Ульрик пытался как-то упорядочить в своей голове события сегодняшнего утра.

– Рассказали нам про тебя, – закончив возиться с чаем, Карл уселся на землю и с видимым удовольствием вытянул к костру руки. – Цыганка из соседней деревни нагадала. Сказала, что появится в наших краях человек из спящих, который придёт и всё исправит, и что путь его скоро пересечётся с нашим.

Карл шмыгнул носом, вытер лицо грязным рукавом и задумчиво уставился в огонь.

– Ну, вот мы с Лёкой и решили, чем почём зря бегать и искать, где ты ходишь, просто взять и остаться на одном месте. Раз сказано "скоро" встретимся, значит встретимся где-то неподалёку от деревни, пешком-то все пути долгие. Дорога хожая тут одна, разминуться негде, с одной стороны бурелом, за буреломом, если умудришься насквозь продраться и живым выйти – море, а по другую сторону – болота. Да и если уже предначертано встретиться, так даже захочешь от встречи сбежать – не получится.

Ульрик фаталистом не был, в судьбу не верил и вообще на всяческую мистику смотрел скептически. Но когда о судьбе рассуждает вампир, а рядом на корточках сидит и важно кивает ведьма, поневоле начинаешь верить в странное.

– А в деревне почему не остались? Там ждать удобнее – народу больше, еда, вода, крыша над головой.

– Ну так ты же сам себе и ответил, – улыбнулся Карл, – в деревне народу больше. Приходят, уходят, суетятся, не уследишь за всеми.

– А "судьба" твоя как же? Ведь вы и в деревне со мной бы встретились, раз пути обязаны пересечься.

– Дурень ты и темнота, – подала голос Лёка, – предсказания – они штука вредная и капризная, их то дословно надо понимать, а то и вовсе наоборот. Пути могут пересечься и если мы с тобой просто в деревне на улице столкнёмся и разбежимся в разные стороны. И знать не будем, что предсказание сбылось уже. Там же толпа народа. А пропускная способность тропинки – один человек.

На словах "пропускная способность" брови Ульрика поползли вверх, а Карл опять расхохотался.

– Не удивляйся так, я же говорил, что у нас гостей много, и не такого нахватаешься. И сказочники, и маги, и инженеры – все в одной таверне рядом ложками стучат. Один чудак недавно с гномами договорился на базе их кузниц завод по производству летательных аппаратов строить. И о добыче сырья договорились, и чертежей гору начертили, а как начали будущую прибыль обсуждать, тут проект и завяз. Прибыль – дело такое, она только умножается хорошо, а делится очень неохотно. Даже если её и в природе нет ещё.

– Так, ладно… С тем, почему вы меня ждёте, и почему ждёте именно здесь, мы, кажется, определились. Вот только – зачем? Что я такое должен исправить? И с чего вы решили, что это именно я вам нужен – ты же сам сказал, что у вас тут спящих – каждый второй. Или есть примета какая-то?

– Да нету никакой приметы… Цыганка сказала, поймём, когда увидим, – Карл замолчал, сорвал травинку и начал мять её в пальцах. В этот момент из леса донёсся вопль.

Глава 5

Ульрик подскочил и заозирался вокруг. Вопль повторился.

– Это что?

– Жрут кого-то, – безразлично пожал плечами Карл.

– Кого жрут? Кто?!

– Да тут всё время кто-то кого-то жрёт, – философски заметила Лёка, – ты не отвлекайся.

– Вы с ума тут все посходили, что ли? Вам, может, и всё равно, что где-то кого-то жрут, а мне – пока нет! – последние слова Ульрик договаривал уже на бегу, через секунду он скрылся в густом подлеске. Карл с Лёкой переглянулись, неохотно поднялись и поплелись следом.

– Тоже мне, герой нашёлся, – сетовал Карл, – мало ли, кого там жрут и за что. Может, за дело жрут. А может, у кого-то завтрак. Сам вон только что рыбу ел.

– Ну, а если там действительно кого-то хорошего едят? – предположила Лёка. Карл сморщился, как от зубной боли.

– Может, и хорошего. Вот сейчас и увидим.

– Давай быстрее пойдём, – предложила Лёка, – а то позавтракают там нашим спящим заодно, что делать будем? – Карл кивнул, и они побежали.

Когда Карл с Лёкой вывалились из леса на просеку, Ульрика нигде не было видно, зато тропинка была сплошь усеяна клочьями рыжевато-коричневой шерсти. Карл принюхался, поднял брови и задумчиво протянул:

– Однааако… Любопытно-то как…

– Что? Что тебе там любопытно?

– Лёка, горе луковое, ты ведьма вообще, или как? Зачем я тебя только с собой таскаю? Ты такие вещи должна первой замечать, – получив неожиданную отповедь, Лёка моментально оскорбилась, насупилась, а кончик её курносого носа предательски покраснел.

– Сейчас я тебе покажу, какая я ведьма, мало не покажется!

– Уймись ты уже, присмотрись лучше. А ещё лучше – принюхайся. Чуешь?

– Да как я могу что-то чуять, если у меня насморк всю последнюю неделю? Говорила же! – взвилась Лёка.

– Мёдом пахнет.

– Персиковым?

– Ага.

Лёка нахохлилась, а потом выдала тираду, которой позавидовал бы и старейшина сапожной гильдии гномов. Из всех произнесённых слов приличными были только первые два. Карл подумал и согласился:

– Нда, плохо. Всё это очень плохо пахнет. В прямом и переносном смысле.

– Пойдём обратно? Или попробуем всё-таки поискать этого обормота? Ну, или то, что от него осталось, – видно было, что идти обратно Лёке страшно не хочется, а идти вперёд просто очень страшно.

– Пойдём, поищем. Если Пушок Ульрика сожрал, то он сейчас сыт, и нам ничего не сделает. А если не сожрал, то тогда это не Пушок и нам опять-таки бояться нечего, -рассуждения Карла возымели эффект, Лёка чуть успокоилась, покрутила головой, принюхалась и уверенно показала рукой в направлении высоченной ели, рядом с которой все остальные деревья в лесу казались просто низкорослым кустарником.

– Нам туда.

– Да я уж догадался, что туда. Смотри, какую борозду они тут пропахали, – от просеки в направлении, указанном Лёкой, по земле тянулась длинная извилистая полоса, отмеченная сломанными ветками, поваленными деревцами и клочьями всё той же рыжевато-коричневой шерсти.

Карл с Лёкой углубились в лес. Шли осторожно, с оглядкой, стараясь не шуметь и внимания к себе не привлекать. Логика логикой, но вдруг Пушок всё же не успел позавтракать. Или вдруг там оказался не один Пушок…

– Карл, с-смотри…

Лёка замерла, как вкопанная. У корней гигантской ели лежал Пушок. На необъятном пушистом жёлтовато-розовом брюхе Пушка сидела зверушка. Небольшая, коренастая, рыжевато-коричневая, абсолютно несуразная и нелепая – спина сутулая, короткие передние лапы увенчаны когтями, формой и остротой напоминающими небольшие ятаганы, задние ноги – несоразмерно длинные, плоскостопые и косолапые. Шерсть, которая явно ещё недавно была густой и блестящей, сейчас на одном боку отсутствовала вовсе, а на втором слиплась от крови, всё ещё сочившейся из длинной тонкой царапины, проходящей наискось от правой передней лапы через весь живот.

Куцый пушистый хвост. Морда – широкая и короткая, почти медвежья, с крошечными круглыми ушами. Полоса более светлой и длинной шерсти начиналась над глазами, продолжалась дальше к вискам, за уши, и тянулась вдоль всего тела до самого хвоста. Казалось, что зверушка носит плащ с капюшоном. Вся она была какая-то неловкая и нескладная – и могла бы выглядеть комично, если бы не холодный недобрый взгляд маленьких черных глаз.

Рядом со зверушкой на земле сидел донельзя изгвазданный и растрёпанный, но очень довольный Ульрик. Сидел и чесал зверушку за ушами. Зверушка периодически зажмуривалась и тихонько урчала.

– Ты только не двигайся, – почти беззвучно, одними губами прошептал Карл, – так и сиди, мы тебя вытащим.

Лёка наморщила лоб и свела брови домиком, всем своим видом показывая, что способа вытащить Ульрика она не видит.

– Ребята, знакомьтесь, это Маха! – радостно провозгласил Ульрик, – Маха, это друзья!

Зверушка, которую только что окрестили Махой, в очередной раз лениво приоткрыла глаза и то ли оценивающе, то ли даже как-то презрительно с ног до головы оглядела Карла с Лёкой, потом склонила лобастую голову набок, словно размышляя, кивнула и задрала морду кверху, чтобы Ульрику было удобно почесать ей шею во впадинке под подбородком.

Глаза Ульрика лучились восторгом. Всё детство он уговаривал родителей купить ему щенка или хотя бы котёнка, но успехом эта затея так и не увенчалась. Мама считала, что животное – это ответственность, к которой сын пока не готов. А папа просто отказал, не объясняя причин. Теперь Ульрик нашёл себе друга, за которого был готов сразиться в одиночку со всем миром. И, похоже, это чувство было взаимным.

Зверушка смотрела на Ульрика даже не с обожанием, нет, она смотрела на него по-хозяйски, как будто это её личный человек, и делиться им она будет неохотно, только с избранными, и под неусыпным её, зверушки, надзором. Похоже было, что Маха записала Ульрика в свои дети, а так называемых "друзей" разрешила оставить, чтобы ребёнок не расстраивался.

– Вы не представляете, что тут было! – взволнованно начал Ульрик. Карл с Лёкой действительно не представляли.

***

Когда Ульрик подоспел к месту сражения, Пушок уже крепко держал зверушку в пасти, где она помещалась практически целиком, и самозабвенно мотал головой из стороны в сторону. Услышав шаги, Пушок аккуратно положил добычу на землю, придавил её сверху гигантской передней лапой, чтобы никуда не делась, и злобно уставился на Ульрика. Испугаться Ульрик не смог.

Представьте себе, что вы встречаете в лесу плюшевого медведя, даже и не медведя, а скорее Тоторо из мультика Хаяо Миядзаки. Жёлто-розового Тоторо размером со школьный автобус. По идее, должно быть очень страшно. Но Ульрик смотрел на этого огромного Винни-Пуха и его разбирал смех. Очень странный нервный смех. Пушок, который за свою очень длинную жизнь привык к тому, что при виде него все с криком бросаются наутёк, сделал крошечный шаг назад. На всякий случай. Пушок не был трусом, он просто был осторожным и предусмотрительным. И осторожность говорила ему, что если кто-то ведёт себя не так, как полагается, то этот кто-то либо безумный, либо больной. А и тех, и других совершенно нельзя назвать здоровой пищей.

Ульрик сделал шаг вперёд. Пушок сделал шаг назад. Зверушка, которая за время этих нехитрых манёвров умудрилась выскользнуть из-под прижимавшей её лапы, взвилась в воздух и вцепилась Пушку в шею.

Пушок тоненько взвизгнул, зашатался и рухнул на спину.

***

Ко всеобщему огорчению Пушок был совершенно и абсолютно несъедобен. К тому времени, когда все усталыми и голодными вернулись на поляну, уже стемнело, и поиски пропитания пришлось отложить до утра. Ужинали оставшимся чаем и разговорами.

Маха вытянулась у костра, зализывая раны, и мчаться искать еды на всю честную компанию совершенно не собиралась, хотя то Ульрик, то Карл периодически посматривали на неё с надеждой.

Ульрик выяснил, что в местных лесах существует всего два зверя, от которых совершенно невозможно спастись – это Пушок и Маха. Научного названия пушка Карл не знал, а вот Маха оказалась росомахой, и Карл долго выспрашивал Ульрика, откуда он взял это имя.

– Она так представилась, – пожал плечами Ульрик.

– Вот так просто взяла и представилась? Не знал я, что они говорить умеют…

– Ну, она, наверное, вслух не умеет, она как-то молча говорит, про себя. Но я слышу. А вот она меня не слышит пока, хотя я уже сколько раз пробовал. Или делает вид, что не слышит, – Маха у костра повела своими маленькими медвежьими ушками, перевернулась на спину, закрыла глаза и моментально уснула.

– Ага, понятно, – улыбнулся Карл, хотя что именно ему было понятно, Ульрик не знал, да и сил не было спрашивать. Глаза слипались. День выдался просто бесконечным.

Назавтра все проснулись голодными и решили разбрестись в разные стороны в поисках пищи, а потом собраться и посмотреть, что кому удалось добыть. Лёка пошла в поле ставить самодельные силки на птиц и кроликов, Карл – к реке, а Ульрик, не обладавший навыками охотника или рыболова, отправился в деревню, надеясь найти какую-нибудь работу на день.

Глава 6

Обойдя несколько дворов, Ульрик получил одно яблоко от сердобольной эльфийской старушки, увесистый подзатыльник и пожелание не болтаться по чужим домам – от коренастого гнома, заросшего клочковатой рыжей бородой до самых глаз, и совет поискать подработки на постоялом дворе – от маленькой девочки, заинтересованно наблюдавшей за его мытарствами, сидя в пыли прямо посреди дороги.

Постоялый двор не отличался ни обилием постояльцев, ни гостеприимностью хозяев.

Хмурый мужик неопределённого возраста, протирающий засаленные столы, несколько незаметных женщин, хлопочущих по хозяйству, да пара человек, прихлебывающих дешёвое пойло из сомнительной чистоты кружек – вот и всё, что увидел Ульрик, войдя в общий зал постоялого двора. Хмурый мужик оказался хозяином заведения.

Уяснив, что мальчик хочет поработать за еду, хозяин заметно подобрел и примерно очертил круг работ – нужно было перемыть вчерашнюю посуду на кухне, покормить и почистить лошадей постояльцев, привести в порядок коновязь во дворе, помочь убрать в номерах. Взамен хозяин пообещал Ульрику ужин.

Работа, изначально показавшаяся Ульрику пустяковой, изрядно вымотала его уже к полудню. Когда хозяин сказал, что нужно помыть посуду, он забыл упомянуть, что вчера в деревеньке был праздник, на который собралось всё способное передвигаться население, и всё это население ело и пило так, как можно есть и пить только за чужие деньги. В кухне громоздились горы грязных тарелок, кастрюль, сковород и тяжелых пивных кружек. Чтобы приступить к мытью, Ульрику пришлось сначала вытащить из мойки несколько стоп истекающих жиром тарелок. Про горячую воду из крана здесь никто не слышал, перемыть всю эту утварь холодной – не представлялось возможным, поэтому Ульрик кое-как взгромоздил на плиту найденный в углу кухни чан, больше похожий на небольшую ванну, до половины наполнил его водой и оставил нагреваться. А сам отправился посмотреть, что происходит с лошадьми и коновязью, рассудив, что как минимум полчаса у него есть.

Лошадей Ульрик любил и совершенно не боялся, в Москве рядом с его домом находилась школа верховой езды, в которой Ульрик был частым гостем, хоть и не в качестве ученика. Он ухаживал за лошадьми – чистил их, кормил, причёсывал, убирал в стойлах. Такая работа была привычной и не тяготила.

Обнаружив у коновязи единственную, довольно пожилую, упитанную и флегматичную лошадь, Ульрик решил, что пока греется вода, он вполне успеет позаботиться о животном – вооружился найденными здесь же щёткой и тряпкой, расчесал коняге гриву и хвост, протер бока, подлил свежей воды в один тазик и насыпал овса из висящей на коновязи торбы – в другой. Осмотрев результат своих трудов, Ульрик остался им вполне доволен и отправился обратно на кухню.

Следующие несколько часов показались Ульрику адом – он ковшиком добывал из чана горячую воду, сортировал посуду, мыл, тёр, скоблил, драил, вытирал, составлял вымытое отдельно, и снова доливал воды в чан, стоящий на плите. Руки от мытья стали красными и распухшими, кожа на пальцах сморщилась. Но несметные полчища грязной посуды, которым, казалось, не была конца, постепенно поредели. А там и закончились.

Ульрик протёр залитый водой пол и столешницы, аккуратно расставил по местам тарелки и кружки, развесил по крюкам кастрюли и сковороды, и встал посреди кухни, гордо подбоченившись. Но долго отдыхать не пришлось, впереди ещё ждала уборка номеров на втором этаже, с которой Ульрик провозился до глубокого вечера.

Не завтракавшего и не обедавшего Ульрика к концу дня уже не держали ноги, голова болела и кружилась, а живот даже не болел, а тоскливо ныл.

Разобравшись, наконец, со всеми делами из списка, Ульрик в последний раз окинул взглядом фронт проделанных работ, пришёл к выводу, что постоялый двор ещё никогда с момента своей постройки не выглядел так хорошо, удовлетворённо вздохнул и отправился к хозяину за обещанной платой.

Хозяин, видимо, пришёл к тому же выводу. Задумчиво пожевав губу, он выдал Ульрику кусок хлеба с сыром, одно яблоко и кружку чего-то, отдалённо напоминающего квас. А потом больно ухватил за плечо, отволок в маленькую комнатку под лестницей, где и запер…

Глава 7

Ульрик улёгся прямо на земляной пол и попытался уснуть, но тело, целый день молившее об отдыхе, спать категорически отказывалось. Ульрик ворочался, таращился в темноту (окон в клетушке не было), считал овец, вспоминал стихи, потом старался выгнать из головы все мысли и представить её абсолютно пустой и тихой. Прекратил, поймав себя на том, что «Ура, у меня получилось совершенно ни о чём не думать» – это тоже мысль… И когда Ульрик уже начал проваливаться в сон, а вокруг него начали понемногу проявляться, дрожа, очертания московской квартиры, внезапный звук выдернул его из дрёмы и вернул из тёплой кровати обратно на холодную негостеприимную землю.

В углу что-то возилось и шуршало.

Крысы, больше некому, – рассудил Ульрик. Он не любил крыс. А сейчас, в кромешной темноте, обычная неприязнь моментально переросла в страх, а потом и в ужас – крысы, которых не видно, оказались значительно страшнее, чем самый страшный зверь этих лесов Пушок. В комнатке два на три шага не было ни мебели, на которую можно было бы взобраться, ни какой-нибудь палки, которой, в случае чего, можно было бы попытаться отбиться – в ней не было решительно ничего, кроме пола, четырёх стен, одной двери и Ульрика.

Ульрик решительно забарабанил кулаками в дверь, но спасение не пришло… Спасение, скорее всего, крепко спало на втором этаже и совершенно не собиралось спускаться вниз до утра. Шуршание тем временем становилось всё громче, громче, а потом внезапно прекратилось. Что-то мохнатое ткнулось Ульрику прямо в раскрытую ладонь, и Ульрик завопил, как не вопил наверное никогда в жизни… Вопль успешно одолел низкие и средние частоты, только-только перешёл к высоким и резко прервался, когда что-то мохнатое радостно фыркнуло и лизнуло Ульрика в лицо.

– Привет! Пойдём? – прозвучало у Ульрика в голове. Маха деловито сцапала хозяина за рукав и потянула в угол комнаты, где в полу обнаружился довольно широкий лаз.

С другой стороны стены Ульрика уже ждали Карл с Лёкой.

***

– Как, ну ты мне скажи, как можно быть таким наивным доверчивым дурачком? Как ты вообще дожил до своего возраста? Сколько тебе, кстати, десять?

– Двенадцать, – буркнул Ульрик. – Скоро тринадцать будет, через полгода…

– Двенадцать! И мало того, что ты дал человеку понять, что ты сирота, и никто за тобой не придёт, так ещё и не обговорил заранее объём работы, сроки исполнения и точный размер оплаты, – Ульрику на секунду показалось, что Карл говорит голосом диктора из телевизора.

– Я обговорил! – начал оправдываться Ульрик. – И количество, и размер, и всё! Я ему – работу, он мне – ужин! Всё я правильно сделал.

– Да ладно? А отчего же мы тогда к тебе ходы копаем и из заточения вытаскиваем, если ты всё правильно сделал? Или это был твой секретный план такой – побыть бесплатной прислугой на постоялом дворе? – Ульрик ссутулился и отвернулся, на глаза у него наворачивались слёзы – было одновременно ужасно стыдно перед ребятами за свою глупость и обидно оттого, что Карл был кругом прав.

– Но я же как лучше хотел, я так старался – думал, что если я всё хорошо, правильно сделаю, то и ко мне так же отнесутся, по-хорошему…

– Думал он… К тебе так и отнеслись, как работал. Хозяин посмотрел, что ты лопух-лопухом, но старательный, каких тут днём с огнём не сыщешь, да ещё и практически бесплатный. А вдобавок и бессловесный – вопросов не задаёшь, не споришь, не просишь ничего. Конечно же он решил, что ему внезапно счастье привалило. Запомни, друг мой, у нас не надо «как лучше», у нас надо «как надо».

– А как, по-твоему, надо – спустя рукава, да? – сорвался на крик Ульрик. – Чтобы никто не позарился? Ото всюду подвоха ждать, всех подозревать, да? А я не умею так, да и не хочу уметь! Это неправильно!

– Это капитализм, Ульрик, – пожал плечами Карл. – Запомни, ты не должен никому и никогда давать принимать решения за тебя, особенно те решения, которые касаются твоей жизни – иначе люди решат так, как им будет выгодно, и тебе это совершенно точно не понравится. У нас странное общество, но в нём есть правила игры, которые известны всем. И если ты их не соблюдаешь, по незнанию или по оплошности, этим обязательно воспользуются. И это будет полностью твоя вина.

– А как же тогда вы – ты и Лёка? Вы же решили мир спасать не за плату, не за страх, а по своей доброй воле… вы вообще можете погибнуть… получается, ни за что?

– Ульрик, мы с Лёкой – скорее исключение, чем правило. Мы с детства знали, что рождены не просто так, что у нашего существования есть смысл, цель. А если бы их не было – я не знаю, какими бы мы были…

– Дааа, правду ваша цыганка сказала, вам тут оч-ч-чень нужен человек, который бы пришёл и всё исправил… Похоже, что я согласен. Что надо делать?

– Помнишь, я тебе говорил, что за той горой, – Карл указал пальцем на вершину, виднеющуюся на горизонте, – живёт один дракон. Это примерно в двух днях пути отсюда.

– Ну, допустим, помню… А зачем нам дракон?

Глава 8

К полудню Ульрик обошёл подножие скалы, на вершине которой гнездился дракон, но никаких других способов подняться наверх, к логову, кроме единственной узенькой тропинки на почти отвесной стене, густо заросшей ельником, не обнаружил.

Подниматься не хотелось, – а кому же хочется добровольно лезть в пасть к дракону? – но и дальше оставаться внизу смысла никакого не было. Опять же, Карл такой трусости не спустит – дразнить не будет, но с таким нарочитым пониманием отнесётся, что лучше бы дразнил…

Тропинкой явно пользовались нечасто – она почти скрылась под густой жёсткой травой, нога Ульрика то и дело попадала в глубокие извилистые промоины, он оскальзывался на старой хвое, спотыкался на мелких камешках, падал, поднимался и снова падал.

Снизу казалось, что подъём займёт от силы полчаса, но прошло уже два, а Ульрик едва-едва добрался до половины пути. Весь мокрый, как мышь, расцарапанный, злой, он даже перестал бояться, потому что бояться было некогда – он лез, полз, карабкался, цеплялся за траву и ветки редких кустиков. Иногда находил ямку, сидя в которой можно было перевести дух (и жалел, что Маху пришлось оставить в деревне неподалеку, вместе с остальными).

Больше всего смущало Ульрика то, что он совершенно не представлял, как и о чём он собирается договариваться с драконом. Да, он знал, что это из-за драконаоткрываются порталы между мирами, и появляются спящие. Но ни отчего так происходит, ни зачем – этого не знал никто… Нужно встретиться с драконом. И выжить. И попросить его закрыть порталы. Вот и весь план.

А вот понравится ли этот план дракону… и что он попросит взамен…

Неподалёку раздался шорох. Ульрик инстинктивно отшатнулся, прянул в другую сторону и почти сверзился вниз. С трудом удержавшись на склоне, он угнездился за толстым шершавым стволом огромной ели, и, далеко вытянув шею, осторожно выглянул из-за дерева. Сначала ему показалось, что мимо него, тихонько шурша, ползёт здоровенная змея.

Секунды шли, а змея всё не кончалась и не кончалась, становилась всё больше и больше, и Ульрик вдруг понял, что то, что он принял за змею, на самом деле хвост. Сухой, матовый, серо-коричневый, как еловый ствол, чешуйчатый драконий хвост.

А ещё он понял, что, во-первых, драконы ходят совершенно бесшумно, во-вторых, что они умеют внезапно оказываться гораздо ближе, чем думаешь, в-третьих, что разговор всё-таки состоится, а Ульрик к нему не готов. И, в-самых-последних, что мало толку прятаться от того, с кем ты собираешься договариваться.

Ульрик вздохнул, на ватных ногах вышел из-за спасительного дерева и замер.

Хвост замер тоже.

А потом из-за того самого дерева, за которым только что прятался Ульрик, показалась голова. Плоская змеиная голова, которая оканчивалась загнутым птичьим клювом. Над большими золотистого цвета глазами, с узкими вертикальными штрихами зрачков, нависали кустистые брови из длинных тонких бритвенно-острых чешуек, такие же чешуйки густой гривой сбегали по длинной грациозной шее вниз до могучих передних лап. Гибкое, немного сплюснутое с боков тело тоже венчал гребень из заострённых чешуек, а тонкие кожистые крылья были сложены и так плотно прижаты, почти обёрнуты вокруг тела, что понять, где они начинаются, а где заканчиваются, можно было скорее по другому рисунку и чуть красноватому оттенку кожи, чем по очертаниям.

Вопреки ожиданиям Ульрика, дракон оказался совершенно не похож на толстого, неповоротливого и глуповатого змея-горыныча из русских сказок, скорее уж он был братом-близнецом дракона, вышитого на прабабушкиной шелковой скатерти, давным-давно привезенной прадедом из Китая – хищным, умным, опасным и абсолютно непредсказуемым.

И, словно отражение последней мысли Ульрика, в его голове вдруг раздался низкий свистящий шёпот.

– Ты хотел говорить, человеческий ребенок, – прозвучало не как вопрос, а скорее как утверждение.

– Да, – просто согласился Ульрик.

– Говори.

– Как вас зовут? – привычно уточнил Ульрик. – Очень сложно обращаться к кому-то, не зная имени. Да и невежливо…

Дракон аккуратно скосил глаза вбок, потом обернулся, никого не увидел, недоуменно пошевелил бровями и снова уставился на Ульрика.

– А ты, значит, вежливый, – Ульрик попытался понять, послышалась ему в тихом драконьем голосе насмешка или нет, и не смог. – Что ж, хорошо. На нашем языке моё имя звучит, как Тень Далёких Звёзд, но ты можешь звать меня Катуш.

Ульрик мог предположить, что ему предложат называть дракона Звездной Тенью или просто Тенью, и непонятно откуда взявшееся имя Катуш явилось для него полной неожиданностью.

– Катюш? – в растерянности переспросил он.

– Катуш! – яростно прошипело у Ульрика в голове. Звук был такой, как если бы кто-то капнул воды на сковороду с раскалённым маслом… Кажется, не только людям не нравится, когда коверкают их имена. И, кажется, драконы довольно вспыльчивы.

– Да, да, конечно. Извините, пожалуйста, я просто не был уверен, что правильно расслышал, поэтому счёл нужным переспросить, – судя по тому, что у Ульрика в голове перестало шипеть, дракона такой ответ удовлетворил.

Ульрик стоял на крутом склоне в страшно неудобной позе, всё тело у него вспотело и чесалось от налипшей на кожу пыли, паутины, какой-то сенной трухи и одуванчиковых парашютиков. Скудная одежда была сплошь утыкана крючочками череды и шариками чертополоха, в волосах тоже можно было набрать семян всяческих трав на хороший гербарий. А ещё Ульрик устал. Устал бояться, устал нервничать, устал ползать босым по грязи и камням, и ждать неизвестно чего. Просто устал.

Внезапно он понял, что больше всего на свете хочет умыться, а потом сесть, вытянуть ноги, закрыть глаза – и просто пару часов не двигаться с места. Дракон наклонил голову, будто прислушиваясь к чему-то, потом пододвинул к Ульрику кончик хвоста, свернул его замысловатой петлёй так, что получилось некое подобие кресла, и сделал приглашающее движение бровями.

Ульрик сел. Дракон был шершавым и тёплым, как нагретый солнцем камень. Сидеть было приятно.

– Так скажи мне, чего ты хочешь, человеческий ребенок?

– Я хочу, чтобы вы закрыли порталы между мирами, по которым в этот мир приходят всякие твари и…

– И спящие, – негромко добавил дракон.

– И спящие, – понурился Ульрик.

– Но ты же понимаешь, что если я сделаю так, что порталы перестанут открываться, ты больше не сможешь вернуться сюда? Никогда больше не увидишь своих друзей? – Ульрик обречённо кивнул. Хлюпнул носом раз, другой, глаза предательски защипало…

– Я понимаю.

– И всё равно просишь меня об этом?

– Да. Так будет лучше для моих друзей. Да для всего этого мира будет лучше. А я вернусь домой и буду по ним скучать… Всё просто станет, как раньше. Мне, наверное, будет больно и грустно, но от этого не умирают, – Ульрик изо всех сил старался не раскисать, но на глазах всё равно выступили слезы, и он зло стёр их грязным рукавом. – Так можете вы сделать так, чтобы порталы перестали работать, или нет?

Дракон прикрыл глаза и отвернулся. Потом тяжело вздохнул.

– Ты достойный маленький человек, и я бы с радостью выполнил твою просьбу. Но я не могу, – Ульрик спрятал лицо в ладонях. Всё оказалось зря.

– Но почему? Почему вы не хотите нам помочь?

– Ты плохо слушал меня. Я хотел бы, но не могу. Послушай меня и постарайся понять. Драконы не создают порталы и не управляют порталами – драконы и есть порталы. Когда всё хорошо, дракон может создавать миры и свободно перемещаться между мирами по одному своему желанию, он не создаёт портал, он просто желает попасть в другое место – и оказывается там. Это происходит примерно так, как в тебе рождается звук, когда ты хочешь сказать слово.

А теперь представь, что ты заболел – ты чихаешь, кашляешь, хрипишь днём и храпишь ночью. Ты не собираешься издавать эти звуки, но тем не менее, ты не можешь их не издавать, ты их не контролируешь, – Ульрик очень хорошо помнил, как он болел бронхитом, и кашель буквально разрывал его изнутри. Такое действительно невозможно контролировать, как бы ни хотелось.

Так, вот… Я сейчас не вполне, – дракон на секунду замолчал, словно подыскивая правильное слово, – здоров… Поэтому я не могу контролировать некоторые свои способности.

Мы, драконы, существа мудрые, гордые и могущественные. И живём мы пусть не вечно, но очень, очень долго, поэтому друзей у нас нет. И, если ты внимательно читал ваши человеческие сказки, то знаешь, что могущество всегда даётся не просто так, что за него всегда приходится чем-нибудь платить, потому что во всём должно сохраняться равновесие. Драконам досталось целых три условия…

Мы не имеем права солгать или не дать честного ответа на прямой вопрос, который невозможно истолковать превратно. Это условие вынуждает очень быстро думать, взвешивать каждое слово и находить альтернативные варианты трактовки там, где их, казалось бы, нет. То есть, если вопрос можно понять неправильно, его нужно понять неправильно.

Мы можем принять от кого-то помощь, но не имеем права просить о ней, что учит нас доверять (хотя это очень сложно) и ценить чужое бескорыстие. И, последнее, нам нельзя есть шпинат… – Ульрик не смог удержаться от смеха.

– А почему шпинат?

– Нипочему. По преданию, этот пункт добавили, чтобы мудрые драконы не забывали, что не всегда и не во всём нужно искать логику. Иногда её просто нет.

Пару минут и Ульрик, и дракон задумчиво молчали, каждый размышлял о своём.

Первым не выдержал Ульрик, его распирало любопытство.

– А что будет, если нарушить одно из правил? – на морде дракона отразилось сначала замешательство, а потом задумчивость.

– Этого никто не знает, мальчик. Никому из драконов никогда не приходило в голову нарушать эти условия…

– Может быть, шпинат нельзя, потому что у вас на него аллергия? Или шпинат для вас ядовит? Тогда всё, что угодно, может быть – покроетесь коростой, будете чихать, чесаться, потом распухнете, не сможете дышать, посинеете и умрёте, – выдав всё, что он когда-либо слышал об аллергии, Ульрик затих и с опаской взглянул на дракона. У дракона нервно дёргался правый глаз, вокруг которого радостно подрагивали длинные серебристые чешуйки…

– Давай мы поговорим о шпинате в другой раз, хорошо? – угрожающе процедил, не раскрывая клюва, дракон и выдохнул облачко дыма, – А сейчас пока вернёмся к делам насущным… Так вот, у меня в спине, между крыльев, прямо напротив сердца, засел наконечник копья. Вытащить самостоятельно я его не могу, он находится в том единственном месте, куда я не достаю ни лапами, ни клювом, да даже если бы и достал – толку мало, он зазубренный и его нельзя вытащить, только вырезать. И просить о помощи не стал бы, даже если бы мог. Догадываешься, почему?

– Чтобы ни у кого не возникло соблазна протолкнуть наконечник до сердца? – предположил Ульрик.

– Кхм… Ты слишком хорошо думаешь, маленький человек. Когда-нибудь это может стать для тебя проблемой, если ты не поймешь, что некоторыми догадками лучше ни с кем не делиться. Даже, если они правильные. Особенно, если правильные. И, да, действительно, слишком многие предпочли бы убить дракона, вместо того, чтобы спасать.

– А это правда, что драконы умеют принимать человеческое обличье? Ведь вы могли бы стать человеком и, не зная, кто вы на самом деле, вам помог бы любой встречный. Ну, или хотя бы отвёл к врачу…

– Про человеческий облик – правда. Но я, кажется, слишком рано начал хвалить твои умственные способности, человеческий ребёнок… посмотри на копьё, тебе должно быть видно его с того места, где ты сидишь. Скажи мне, что ты видишь?

– Ну, вижу обломок древка и самое основание наконечника…

– А ты видишь, какого оно размера?

– Ой, – только и смог сказать Ульрик. Копьё было большим. Нет, оно было огромным…

– Вот тебе и ой. А теперь представь себе человека, пронзённого таким копьём. Я даже превращения не переживу, а если вдруг переживу, то окажусь нанизан на это копьё, как бабочка на булавку. Мне обязательно нужно извлечь его в моей драконьей ипостаси.

– А если получится его вынуть, рана долго будет заживать? – дракон издал какой-то рокочущий звук, который Ульрик решил принять за смех.

– Колотые, резаные и стреляные раны заживают сразу, если внутри не осталось металла. Рана закроется в ту же секунду, как будет извлечен наконечник.

– Получается, что и порталы закроются тогда же? А если вы вдруг умрёте, они тоже закроются? – Ульрик привык рассуждать вслух, и ровно в тот момент, когда слова вылетели из его рта, он пожалел об этой своей привычке. Глаза дракона опасно сощурились, а из ноздрей выползла тонкая струйка тёмного дыма.

– Ты опять прав, человек.

– Ульрик. Меня зовут Ульрик, – Ульрику вдруг показалось важным, чтобы дракон обращался к нему по имени. – И я могу вам помочь, если хотите. И если не боитесь, – струйка дыма стала темнее, больше, и в ней появились искорки…

– Не боюсь. Опасаюсь. И правильно делаю, что опасаюсь, между прочим. Но ты единственный на моей памяти человек, которому я, кажется, могу доверить свою жизнь. Именно поэтому ты смог живым взобраться на эту скалу.

Я тебя ждал.

Глава 9

– И вы туда же! – вспылил Ульрик, – вы что тут все, сговорились? Карл с Лёкой ждали, Маха ждала, вы теперь ещё – все сидят, ждут и знают, когда я появлюсь и где, и только я ничего об этом не знаю. Я вам что, кукла на ниточках? Моё будущее – оно вообще моё или чьё? – дракон дождался, пока из Ульрика не выветрился праведный гнев, потом прикрыл глаза, склонил голову набок и осторожно спросил:

– Прежде чем мы продолжим… скажи мне, пожалуйста, Ульрик… Почему ты всё время обращаешься ко мне так, будто меня несколько? Или ты видишь здесь ещё и других драконов?

– …?

– Пойми, если я собираюсь воспользоваться так благородно предложенной тобой помощью, – а я собираюсь – то мне необходимо быть уверенным в том, что ты абсолютно здоров. Психически, – Ульрик от возмущения на секунду потерял дар речи.

– Да вы что себе позволяете?

– Ну, вот, опять, – с удовлетворением констатировал дракон.

– Ааа, так вот оно что, – на раскрасневшемся от возмущения лице Ульрика появилось подобие улыбки, – у вас разве не принято к старшим, самым мудрым и уважаемым, обращаться во множественном числе?

– Честно говоря, у нас – не принято. Но это хорошая традиция. Ты можешь продолжать обращаться ко мне, как ко многим драконам, человеческий ребёнок, – выражение удовольствия на морде дракона было трудно с чем-либо спутать. – Конечно, если того требуют ваши обычаи и тебе так удобнее, – поспешно добавил он.

– Так вот, будущее… Сложные ты вопросы задаёшь, мальчик. Будущее неопределённо и предопределено.

– Как? – перебил Ульрик, – ведь так же нельзя, чтобы одновременно…

– Ну, смотри. Ты сидишь на камне и ничего не делаешь, твоё будущее неопределённо – одновременно существуют все возможные варианты того, что может случиться… и, в то же время ни одного – так как ты ещё не сделал выбор. В ту секунду, когда ты выберешь из всех тот единственный вариант, которому будешь следовать, будущее определится.

– Хорошо, допустим. А если я сижу на камне, ничего не делаю, ни о чём не думаю, а мне на голову из ниоткуда падает кирпич? – морда дракона приняла страдальческое выражение.

– Я уже говорил тебе, что ты слишком быстро думаешь? Так вот, слышал когда-нибудь про взаимодействие систем? О том, что система не способна осознать сама себя, но её способна осознать надсистема, – Ульрик нахмурился, в младших классах такого точно не проходили. А потом его осенило:

– Бабушка говорит, что сидя в кастрюле, супа не сваришь – это о том же?

– Благословенна будь твоя бабушка! Да, это именно о том. Так вот, когда ты, бездельник, сидишь на камне, твоё будущее может быть неопределённым с твоей точки зрения, и в то же время совершенно определённым с точки зрения надсистемы, которая метит в тебя кирпичом, – Ульрик зябко поёжился, ему не понравилась идея, что где-то есть надсистема, которая кидает в людей кирпичами.

– Похоже, что это всё как-то за уши притянуто. Вроде бы и логично, а вроде бы и неправильно как-то. Вы это точно-точно знаете?

– Точно-точно вообще никто ничего не знает. Мы все сидим в кастрюле, выражаясь языком твоей бабушки, и видим, что вокруг происходит что-то. И пытаемся это что-то объяснить самим себе хоть как-нибудь… Но так как точного, истинного знания у нас нет, мы строим догадки, и эти догадки оправдываем опытом – если что-то раз от раза происходит одинаково, то мы принимаем за правило, что оно так происходило, происходит и будет происходить всегда.

– А зачем?

– Чтобы не было так страшно жить. Людям очень страшно жить в мире, в котором нет ничего постоянного, они всегда ищут, за что бы зацепиться.

– А моя бабушка всегда в таких случаях рассказывает мне про индейку, которую хозяин целый год каждый день кормит, холит и лелеет, а под новый год делает из неё жаркое. И кажется мне, что все эти знания, которые основываются на опыте, в один прекрасный день могут вполне себе разделить судьбу той индейки…

– Я очень, очень хочу познакомиться с твоей бабушкой, её кулинарная мудрость, применённая к законам мироздания, просто потрясает. Ты уверен, что она у тебя не дракон?

– Не очень, – буркнул Ульрик, – вполне может быть, что и дракон. Не удивлюсь, если и так. Но мы отвлеклись. Если вы хотите, чтобы я достал наконечник, вы должны рассказать мне, как. Я всё-таки не хирург. Да и крови боюсь.

– Крови можешь не бояться, с ней проблем не будет.

– Почему это?

– У меня внутри не такая кровь, как у тебя, – жидкий огонь. Поэтому проблемы у нас безусловно будут, но совсем не те, о которых ты думаешь.

– А почему же тогда наконечник не прогорел, раз у вас огонь внутри? – Ульрик вспомнил консервные банки, которые они с папой жгли в костре, когда ходили летом в поход.

– Не удивляйся, у нас охотники на драконов, да и просто искатели удачи – народ технически подкованный, такие мастера работают, такие сплавы придумывают, так железо закаляют – любо-дорого смотреть.

– Поняяятно, – протянул Ульрик, – так каких проблем мне ждать?

– Ну, во-первых, ранили меня давно, очень велик шанс, что организм попытался зарастить рану вместе с лезвием. Если так, то тебе будет трудно его извлечь, шкура-то у меня плотная, и сильный взрослый человек с правильным оружием не сразу бы справился, а ты, уж извини, не взрослый, не сильный, да и оружия у тебя нет. Во-вторых, лезвие наконечника зазубренное, а я понятия не имею, какой величины у него крючья и насколько они прочные. Иногда часть крючьев специально делают хрупкими, чтобы они обламывались и оставались в ране. Вот если они останутся внутри, их будет очень сложно достать. Поэтому нам придётся вырезать наконечник осторожно, захватывая кожу не точно вокруг лезвия, а с изрядным запасом. Ну, и крылья повредить не хотелось бы. Драконы существа летающие, а я с этим ранением и так уже слишком долго пешком хожу.

– Ну, хорошо, предположим, нашли мы оружие, начали вырезать, а из раны – огонь. И что мне с ним делать? – дракон нахмурился.

– Знаю. Нам нужны перчатки…

– Да какие ж перчатки такое выдержат?

– Перчатки из кожи дракона выдержат… – поначалу Ульрик остолбенел, для него это прозвучало примерно так же, как если бы дракон предложил использовать перчатки из человечьей кожи, потом пожал плечами и о чём-то глубоко задумался. Он подошёл вплотную к дракону, погладил его шею, зачем-то поскрёб её ногтем, попробовал отогнуть чешуйку…

– Что-то я на вас лишней кожи не вижу… Можно, конечно, попробовать из крыльев выкроить, а ну вдруг они потом не заживут? – теперь уже Катуш воззрился на Ульрика в немом ужасе, а Ульрик, не заметив его взгляда, задумчиво продолжал, – Или, может быть, вы линяете? Ну, как змея. Тогда может где-то лишняя кожа и завалялась, можно сшить… Хотя нет, какая ж вы змея, вы скорее ящерица… Или ящерицы тоже линяют?

Катуш сравнения с ящерицей совершенно не оценил, в глазу его зажёгся хищный красный огонёк, а дым из ноздрей и клюва прорезали тонкие язычки пламени, чуть не подпалившие Ульрику шевелюру.

– Давай договоримся, мой-возможно-друг, – очень тихо и очень внятно произнёс дракон, – что ты никогда, слышишь, никогда не будешь даже думать о том, чтобы что-нибудь из меня выкроить. Хорошо?

– Но как, вы же сами сказали…

– Я сказал, что нам понадобятся перчатки из кожи дракона. Но я абсолютно точно не имел в виду, что их нужно вырезать из меня. Пойдём.

Ульрик попытался встать, но тело изо всех сил протестовало – ноги казались такими тяжёлыми, словно были целиком отлиты из чугуна, всё, каждая мышца, каждая связочка и косточка – всё болело и решительно отказывалось повиноваться. Ульрик издал почти неслышный стон. Но дракон ко всему прочему обладал ещё и прекрасным слухом. Хмыкнув, он просто пересадил Ульрика с кончика хвоста себе на шею, ближе к голове, и велел держаться.

Глава 10

– Драконы – древнейшие существа, мы существовали всегда. И почти столько же времени существовали охотники на драконов – это древнейшая профессия, – дракон странно покосился на Ульрика. – Ну, одна из…

– Но в самом начале людей же ещё не было?

– Верно, людей не было. Но были другие. А потом ещё одни. И ещё. И все они охотились на драконов. Когда всё только начиналось, драконы жили на равнине и занимались торговлей. Сильные, выносливые, умные, способные быстро преодолевать гигантские расстояния, мы добывали то, что больше никто не мог добыть – всё самое дорогое, ценное и редкое, всё принадлежало нам. Из-за того, что срок жизни дракона несоизмеримо больше, чем у любого из тех, с кем велась торговля, мы держали цену на самые интересные находки – могли ждать и никуда не торопились. Страсть к собирательству и нежная любовь к золоту не давали драконам транжирить нажитое.

Правда, иногда мы давали другим в долг… под совсем махонький скромный процент…

Работный люд, купцы или мануфактурщики редко обращались к нам за помощью – с них и взять-то было практически нечего, – самыми приятными заёмщиками были государства и те, кто этими государствами управляет. Дела шли хорошо, оч-чень хорошо. Ходко шли дела, – Катуш мечтательно закатил глаза и прищёлкнул длинным чёрным языком. – Богатства накапливались, множились и вызывали жгучую зависть тех, кто не был так же умён и предприимчив, как мы. На драконов началась охота. Сначала это были одиночки, случайные ловцы удачи, потом целые города начали объединяться с целью немножко облегчить драконий кошелёк. Ведь, согласись, быть должным – это неприятно, а отдавать своё, кровное, неприятно вдвойне. Есть у вас поговорка «Берёшь чужое и ненадолго, а отдавать будешь – своё и навсегда»? Ну, вот, жители равнин решили пойти по лёгкому пути – убрать источник своего дискомфорта. То есть нас.

На равнинах стало опасно.

Драконы ушли в неприступные горы, перенесли туда все богатства, а вниз стали спускаться только в экстренных случаях – если до нас вдруг доходил слух о какой-нибудь необыкновенной вещице. Разговор, больше похожий на монолог, явно доставлял дракону огромное удовольствие, речь его была размеренной, тягучей, плавной, ритмом соразмерной с драконьей поступью, и если бы не было так интересно слушать и так неудобно сидеть, Ульрик, которого совсем разморило, наверняка бы уснул.

Сначала Ульрику представлялось, что езда на драконе окажется сродни езде на лошади – сел и едь. Но сидеть у дракона на загривке, держась за холку, без попоны и седла было мучительно – острые чешуйки гривы резали ладони, пришлось съехать немножко ниже и сидеть, пригнувшись к самой шее и обхватив её обеими руками. От страданий это не избавляло, так как длинные чешуйки венчали хребет по всей длине ящера, постепенно теряя в размере по мере приближения к кончику хвоста… Так что Ульрику досталась самая колючая часть.

– Когда мы ушли с равнин, о нас поначалу почти забыли. Таинственность, обособленность и обладание несметными сокровищами постепенно сделали существование драконов сказкой, преданием, а самих драконов – злобными тварями, поедающими плоть, глумящихся над теми, кто попал им в лапы – мы стали теми, кем пугают детей по ночам.

Наш образ постепенно искажали, понемногу лишали его всех хороших черт, взамен щедро награждая чертами неприятными, угрожающими. Если бы мы говорили о людях, я бы сказал, что нас "расчеловечивали", отбирая всё то хорошее, что ассоциируется со словом "человечность", делали из нас диких, безжалостных, кровожадных чудовищ. А так как мы не люди, нас, считай, раздраконивали…

Вот скажи, похож я на чудовище? – вдруг обернувшись прямо на ходу, обратился к Ульрику дракон.

– Не знаю, – честно признался Ульрик, – я ещё не понял. Пока вы молчали, были очень похожи, а как начали разговаривать – вроде и ничего.

– Ну и на том спасибо… Так вот, со временем, одолеть дракона и забрать его богатства – стало считаться не убийством и грабежом, коими это по сути и является, а просто таки героическим деянием, подвигом. Об убийцах драконов слагались саги, пелись песни… Желающих прославиться и разбогатеть развелось значительно больше, чем, собственно, драконов. Во много раз больше. Коротко живущие плодятся быстро и не ценят жизни – их слишком много, они даже не знают друг друга по именам.

– А вы что же, знаете всех драконов по именам?

– Естественно, – дракон нахмурился, чешуйчатые брови грозно встопорщились, – нас мало. Сейчас даже твоей коротенькой памяти хватило бы, чтобы запомнить всех. Ты намерен слушать или так и будешь меня всё время перебивать?

Ульрик уверил дракона, что он слушает очень внимательно и больше перебивать не будет. Хотя, честно говоря, перебивать очень хотелось. Узкий чешуйчатый гребень, на котором восседал Ульрик, при каждом драконьем шаге немилосердно колол Ульрику зад, – а попытавшись поёрзать и устроиться поудобнее, он только вогнал пару особенно острых и тонких чешуек глубоко под кожу, попросить же Катуш остановиться – стеснялся. Поэтому он тихо надеялся, что для очередного объяснения дракон всё-таки решит остановиться, а Ульрик сможет наконец слезть с драконьей спины.

– Как-то так получилось, что мы не сумели вовремя осознать масштаб развернувшейся против нас военной кампании, не смогли вовремя объединиться и дать отпор, – продолжил дракон, – образовать своё государство где-нибудь высоко в горах в конце концов. Нашей проблемой оказалось то, о чём мы всегда думали как о своём преимуществе – нам нравилось владеть, но не править. Нам нравилось быть свободными и ни от кого не зависеть. Хотя со всеми нашими возможностями мы с легкостью могли возглавить все равнинные государства, защитить себя. Мы могли владеть миром. А в результате мы – всего лишь несколько жалких одиночек, рассеянных по горным пещерам и чахнущих над своими сокровищами, боясь выйти на свет.

То, что мы живём очень долго, сыграло с нами злую шутку. Вы, люди, и такие, как вы – те, чей век действительно всего лишь век, и это в самом лучшем случае, вы переиграли нас. Потому что вы ничего не знаете, ничего не помните, для вас всегда всё новое, неизвестное, непонятное.

Вы не просто ходите по граблям – вы танцуете танго с завязанными глазами в тёмной комнате, выложенной граблями от стены до стены. И для вас все эти грабли – разные, а не одни и те же. Получить по лбу синими, а потом получить по тому же лбу красными – это совершенно разные вещи. Принципиально разные. Потому что вы не в состоянии учиться, делать выводы, запоминать, чтобы потом узнавать когда-то виденное.

Каждое ваше следующее поколение уже с детства отдано в секцию танцев, а родители и прародители заботливо выкладывают для него граблями бальную залу. Вы не успеваете ни к чему привыкнуть, ни во что врасти – и поэтому всё время меняетесь, приспосабливаетесь на ходу, изобретаете заново банальные вещи, получаете одни и те же кризисы и катастрофы, чтобы потом доблестно выдумывать выход из них. Каждый раз новый. Но точно такой же, как и старый. И те, которые были до него… – Ульрик не очень понял как в одном рассказе оказались люди, грабли и танцы, но решил на всякий случай помалкивать, чтобы не расстраивать и так уже изрядно расстроенного собственными воспоминаниями дракона.

Мы, драконы, всё знающие и всё видевшие, мы перестали удивляться, перестали подстраиваться, решили, что мы – незыблемы, и мир вертится вокруг нас, что река времени будет огибать нас, как камень, лежащий по центру стремнины. А река пробила себе другое русло, и мы вдруг оказались на берегу. И даже не заметили этого. Мы не поняли, что вы – то изменение в мире, которого мы не сможем пережить. Мы, как сказал один ваш мудрец, думали, что всё проходит, – и это пройдёт. Что вы – пройдёте.

А вы плодились, как кролики, как мушки, которые заводятся в тарелке с мытым виноградом, как саранча. Вы заполонили всё – и срок вашей жизни просто перестал иметь какое-либо значение. В какой-то момент вас стало слишком много, а нас – слишком мало. Мы смеялись, когда впервые увидели вас. И мы плакали, когда наконец-то разглядели. Но было уже поздно. Поздно для нас.

Ну да ладно, не будем о грустном. Мы пришли.

Катуш остановился у входа в пещеру. Это не было величественной аркой, которую Ульрик рисовал в воображении, представляя себе жилище дракона, – это был скорее лаз, нора, длинный тёмный туннель, уходящий в толщу скалы. Ульрик, мечтавший скорее спешиться, тем не менее сначала задал вопрос, который жёг ему язык.

– А отчего вы не ушли – не в горы, а совсем отсюда? Вы умеете создавать порталы, умеете создавать миры, вы же могли уйти в любой момент и куда угодно – уйти со всеми богатствами…

– Мы не ушли, потому что это – наш дом.

Дракон коротко клацнул клювом, обозначая, что этот вопрос он совершенно не намерен обсуждать.

Глава 11

– А что мы тут хотим найти? – Ульрик потерянно обводил взглядом огромную пещеру, стены которой терялись где-то в темноте. Пещера дракона оказалась похожа на лавку безумного старьёвщика, в которой наверняка можно было найти что угодно, но было совершенно непонятно, где и как искать. Горы золотых монет мирно соседствовали с грудами ветоши, сломанной мебели, ворохами цветастых тканей и россыпями драгоценностей. Самую большую кучу золота венчал чей-то изрядно потрёпанный башмак, из стоявшего посреди пещеры гигантского камина, искусно выложенного причудливо расписанной плиткой, торчали кочерга, костыль и красный кружевной зонтик. Рядом валялся кокетливый нежно-розовый дамский чепчик, отделанный по краю рюшами. Из-под рюш ехидно скалился чей-то, очень древний на вид череп.

Дракон ушёл в самый дальний угол пещеры и деловито рылся там, периодически что-то выуживая из огромной кучи хлама и внимательно это что-то разглядывая. Некоторые предметы после осмотра были небрежно отброшены в сторону, а некоторые, видимо представлявшие из себя какую-то ценность, аккуратно складывались рядом в небольшую кучку. Дракон был явно полностью поглощён поисками, так что Ульрик решил пока побродить по пещере и как следует осмотреться, но не успел сделать и пары шагов, как услышал в голове злобное:

– Стой там! Стой и не шевелись! – Ульрик хмыкнул, пожал плечами, но на всякий случай остановился. – И не вздумай ничего здесь трогать!!!

– А почему? Я же не украду ничего, просто посмотрю поближе…

– Ну, смотри, смотри… только вот та милая вещица, которую ты нацелился «посмотреть поближе», да, вот та черепушка в кружавчиках – она, например, вполне может тебе руку оттяпать, а может и похуже чего. Коростой покроешься, – дракон явно вспомнил эпизод с аллергией и решил отыграться, – или превратишься во что-нибудь малосимпатичное. И весь этот жуткий хлам, который тут валяется повсюду – это не просто старьё, это старьё магическое. Кое-что я знаю, как работает, а по поводу большинства вещей могу только гадать – на меня магия не действует, я сам её порождение, а на других проверять как-то жалко.

– Хорошо-хорошо, я понял, стою на месте и ничего не трогаю… – Ульрик покорно замер, дракон кивнул и вернулся к разгребанию горы барахла в дальнем углу. – А что ищем-то?

– Ты – ничего не ищешь. А я тоже уже нашёл всё, что надо, – довольный дракон вынырнул из-за завалов, таща в пасти небольшой тюк.

***

В тюке оказался залатанный, видавший виды плащ, на котором там и сям виднелись крохотные заплатки, половинка сломанных ножниц и здоровенные щипцы. Ульрик когда-то видел похожие у бабушки, – та по-старинке кипятила на плите в огромном алюминиевом жбане постельное бельё и время от времени ворочала его деревянными щипцами в локоть длиной. Только эти щипцы, в отличие от бабушкиных, были металлическими.

– Так, хорошо, и что я со всем этим богатством должен делать? – Ульрик скептически осмотрел находки и никакого практического применения им придумать не смог. Ну, разве что, в них тоже есть какая-нибудь магия…

– Как что? Это же очевидно!

– Вам, может быть, и очевидно, а мне пока не очень…

– Смотри, мы имеем плащ из кожи дракона, ножницы из металла, который способен её резать, и щипцы! – радостно резюмировал дракон. Ульрик вздохнул.

– Катуш, вы не забывайте, пожалуйста, что вы – мудрый дракон, который имеет дело с обычным человеческим ребёнком. У меня не всегда получается поспевать за вашей мыслью, – дракон расплылся в зубастой улыбке, от которой даже у самого стойкого человека мог бы запросто случиться сердечный приступ. Ульрик же уже немного привык и не реагировал.

– Смотриии, ткань плаща защитит тебя от ожогов, пока ты ножницами будешь вырезать наконечник из моей спины. А щипцы – для того, чтобы вытащить этот наконечник, если тебе будет неудобно взяться за него руками. Гениально, не правда ли?

– А перчаток не будет? – на всякий случай осведомился Ульрик.

– Не будет, – ответил дракон, ухватил тюк и направился к выходу из пещеры.

Сказать, что оперировать дракона при помощи щипцов, плаща и половинки сломанных ножниц сложно и неудобно – это ничего не сказать. Катуш усадил Ульрика себе на спину, заранее попросив по возможности не опираться на крылья, – когда станет больно (а больно станет обязательно), крыло может случайно дёрнуться и отправить Ульрика в короткий незапланированный полёт вниз.

Кое-как вдев руки в слишком длинные для него рукава плаща, Ульрик уселся на колени перед обломком копья, взял половинку ножниц и вспомнил, как несколько лет назад безуспешно пытался разрезать ножницами старую дедову кожаную куртку. Он тогда потратил на борьбу со злосчастной курткой целых два часа, натёр ножницами огромную водяную мозоль, но смог сделать в коже прореху всего в пару сантиметров.

Приготовившись к тому, что просто не будет, Ульрик поднёс острый край ножниц к тому месту, где заканчивался валик грубой кожи вокруг торчащего лезвия, и начиналась обычная, более тонкая, раздвинул пальцами чешуйки и надавил.

Ножницы вошли глубоко в плоть, не встретив сопротивления. Дракон взвыл:

– Только не медли, пожалуйста! Делай всё быстро!

И Ульрик, сам не ожидая от себя такого, двумя длинными полукруглыми движениями ножниц легко рассёк кожу вокруг наконечника и прямо руками, обмотанными плащом, вытянул его из раны. Дракон всхлипнул и обмяк. Рана закрылась ровно в тот момент, когда её края встретились, на коже даже шрама не осталось, только едва заметная чёрточка более светлой кожи. Ульрик зажмурился, готовясь к переносу в свой мир…

Но ничего не произошло.

Глава 12

Катуш открыл глаза, поднял голову и увидел Ульрика. Моргнул. Чешуйки на затылке встопорщились от изумления, и дракон стал похож на птицу-секретаря, когда-то виденную Ульриком в зоопарке. Это был так смешно, что Ульрик прыснул.

– Ну вот и что ты смеёшься, глупое человеческое дитя? Ты хоть понимаешь, что всё идёт не так, как должно?

– Я понимаю, – понурился Ульрик. – Я только не понимаю, почему. Всё же правильно сделали, кажется. Вы как себя чувствуете, лучше?

Дракон поднялся на лапы, расправил крылья и неуверенно помахал ими в воздухе.

– Да летите уже! Попробуйте, – подбодрил Ульрик и тут же почти свалился вниз со скалы, сбитый с ног плотным потоком воздуха. Катуш взлетел с места, безо всяких разбегов и прыжков, Ульрик так и не понял, как у него это получилось при такой длине крыльев. Магия, должно быть.

Дракон кружил над вершиной горы. Закладывал безумные виражи, уходил в пике, крутил мёртвые петли, творил что-то невероятное. Ульрик смотрел на этот полёт и у него на глаза наворачивались слёзы, а дыхание прерывалось от восторга. Это было красиво. Нет, даже не так… Это было волшебно. Сказочно. Ульрик понимал, почему люди придумали драконов, он бы и сам придумал, если бы умел. Драконы были совершенно необходимы.

Катуш взмыл свечой высоко в небо и исчез за облаками. Минуты тянулись, а дракон всё не возвращался. Ульрик уселся на выступающий корень сосны, прислонился к стволу и подставил лицо солнцу. Пахло смолой, хвоей и разогретой землёй, в чахлой траве лениво стрекотали кузнечики, лес монотонно жужжал, свиристел, скрипел и пощёлкивал, где-то отбивал морзянку по сухому дереву дятел.

Звуки были настолько домашние, насквозь знакомые, что запросто можно было представить, что ни в каком ты не в другом мире, а вовсе у бабушки в деревне, и сейчас среди всего этого летнего многоголосья раздастся звяканье колокольчика и протяжное мычание соседской коровы. Мычания не последовало, зато над самым ухом сначала засопело, потом удовлетворённо хрюкнуло, и чей-то длинный язык прочертил через всё лицо Ульрика длинную мокрую полосу.

– Сколько раз я тебе говорил, что нельзя быть таким беспечным! Разлёгся он тут, загорает, видите ли. А мы там с ума сходи… – Карл потрепал по загривку счастливо вытанцовывающую вокруг Ульрика Маху, и уселся на землю. Лёка примостилась рядом на корточках, уткнувшись подбородком Карлу в плечо и с интересом разглядывая Ульрика.

– Дракона видел? – не выдержав таки выпалила она.

– Видел, – улыбнулся Ульрик.

– И мы видели! Вот страховидла же, – со смесью ужаса и восторга протянула Лёка. – Громадный! Пасть – во! Зубы – во! А крылья! – Лёка широко растопырила руки, изображая, какими именно были драконовы крылья.

– Лёка, уймись, он над лесом высоко летел, какую ты там пасть ещё успела разглядеть, какие зубы? – Карл с Ульриком переглянулись и хором озвучили общую, одну на двоих мысль:

– Девчоооонки, – и расхохотались.

Лёка тут же насупилась. Ульрик уже давно понял, что никто из них на самом деле другого не обижает, и сам в ответ не обижается, просто так они привыкли общаться, чуть-чуть подначивая друг друга.

– Ну и ладно! Но дракон и взаправду здоровый. Надолго он улетел?

– А я знаю?

– Так, рассказывай давай, не томи, – постарался немного прояснить ситуацию Карл, – о чём говорили, что решили, что нам теперь надо делать?

– Говорили много о чём… О драконах, о людях, об истории, ты это всё наверняка и без меня знаешь, – если хочешь я потом расскажу, это довольно долго. Что решили… Хммм… Дракону нужна была помощь, я помог. Что нам теперь делать – понятия не имею. Надо, наверное, подождать, пока Катуш налетается и вернётся, и сесть всем вместе подумать.

– Брешешь, – опять влезла нетерпеливая Лёка, – драконы никогда, никогда, никогда не принимают помощь от людей.

– Бывают редкие исключения, – авторитетно заявил Карл. – Тем более, вот тебе реальный случай. Или ты Ульрику не веришь?

– Да верю, верю я, – поспешно принялась оправдываться Лёка, – только странно это.

– Странно, да…

– Я ему помог наконечник копья из раны вынуть, – пояснил Ульрик. – Мы думали…

Точнее, дракон думал, что порталы взбесились из-за того, что он ранен.

Предполагалось, что как только рана закроется и заживёт, порталы закроются тоже, и я отправлюсь прямиком домой. Однако же, рана зажила, а я всё ещё тут. Что-то, по всей видимости, не сработало, или сработало совсем не так, как надо…

Карл взъерошил волосы на затылке и нахмурился. Лёка сидела тихо. И только Маха, изображая обыкновенную домашнюю зверушку, разлеглась у ног мальчишек пушистым пузиком кверху, всем своим видом недвусмысленно намекая на то, что пузико это не мешало бы и почесать…

– Слушай, Карл, а что именно вам цыганка сказала? Что конкретно там было про дракона?

– Издеваешься? Когда это пророчицы и гадалки говорили что-то конкретное? У них любые указания больше похожи на «поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что»… Сказала, что вскоре встретим странника, который поможет всё исправить. Что мы его узнаем, когда увидим. И что нужно следовать за драконом, дракон поможет.

– Погоди-погоди… Следовать за драконом и пойти к дракону – это же совсем разные вещи. То есть вполне может быть и такое, что дракон в скором времени отправится куда-то, а нам надо будет его сопровождать?

– Тоже вариант, – подумав, согласился Карл. – Я, если честно, и не ожидал, что оно вот так вот сразу всё решится. У нас тут сказка же, отчасти, а в сказках впопыхах, на раз-два, дела не делаются, есть негласные правила…

– Это ты про семь пар железных сапог сгрыз, семь каменных хлебов истоптал? И скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается? – хитро прищурился Ульрик.

– Ну, почти так, – расхохотался Карл. – Только я первый раз слышу вариант, чтоб сапоги грызли, а хлебы топтали.

– Тьфу ты, ну перепутал человек, с кем не бывает, – у Ульрика на носу аж веснушки проступили от такого конфуза. Хотел похвастаться знаниями, называется.

Над головами загудело, трава и мелкие кусты полегли, сосны принялись раскачиваться, угрожающе скрипя и стеная. В лица ребятам полетел песок и мелкие камушки. Маха вскочила и угрожающе взъерошила загривок.

На пустой пятачок земли перед пещерой аккуратно приземлился дракон.

Глава 13

Катуш улёгся прямо посреди площадки и положил голову на передние лапы, шея его при этом изогнулась под странным углом куда-то вбок, но дракону, кажется, так было удобно.

– Хорошо, честная компания, я вас понял. Но скажите же мне, отчего вы решили, что я – именно тот дракон, который вам нужен? – ребята в растерянности переглянулись.

– Честно говоря, я был уверен, что ты единственный дракон в этих краях. А может, и вообще единственный, – промямлил Карл.

Он всё ещё изрядно робел, большую часть разговора юный вампир старался или помалкивать, или отвечать так, чтобы не доставить дракону ни малейшего неудовольствия. Лёка же оставалась Лёкой. Она моментально приняла тот факт, что к их небольшой компании присоединился дракон, уже влезла к нему на шею и пыталась нащупать ухо, за которым можно было бы почесать нового питомца.

– Под подбородком, пожалуйста, если тебя не затруднит, – дракон повернул голову вбок, Лёка сползла с шеи обратно на землю, подползла на четвереньках к громадной драконьей голове, где-то в полторы Лёки длиной, и радостно принялась скрести коротенькими ногтями мелкие чешуйки под подбородком. – Камушек возьми, – посоветовал дракон и блаженно прикрыл веки.

– Хорошо, я могу принять твою точку зрения, хоть она и неверна, – вдоволь начесавшись, вернулся к прерванному разговору Катуш,– но тебе не приходило в голову, что дракон – это не обязательно дракон?

Друзья переглянулись. Похоже было, что внезапная эйфория от вернувшейся возможности летать, крепко ударила в одну чешуйчатую голову.

– Это как? – осторожно уточнил Карл.

– Это очень просто. Дракон – может быть названием, кличкой, да чем угодно. Реку внизу видишь? – Карл кивнул. – Колёсный пароходик, который по ней ходит, знаешь? -последовал ещё один кивок. – И как он называется?

– Голубой Дракон, – совершенно убитым голосом отозвался Карл.

– Правильно. Голубым Драконом он, кстати, называется в честь своего капитана, который дракон и есть. Только он выбрал большую часть времени жить среди людей – экстраверт он. Ему, видите ли, простого человеческого общения не хватает. Про речное чудовище, которое по ночам рыбаков пугает, тоже слышал наверняка? – опять обратился к Карлу Катуш.– Так это он так развлекается в свободное время.

– Значит, нам теперь к нему? – уточнил Ульрик.

– Экий ты быстрый, – усмехнулся дракон. – Это ещё не всё. И не все. Дирижабль ваш, Воздушный Змей, туда же посчитай.

– Но он же змей, а не дракон! – возмутился Карл.

– Посчитай-посчитай, – хитро прищурив глаз, посоветовал Катуш. – И факиравашего циркового, который огонь глотает. И одного из богатырей, Василиска, тоже туда же, хотя с ним поаккуратней, он на самом деле самочка, и характер у неё, ммм… скажем так, характер у неё сложный. Особенно иногда.

– Это что же, всё драконы? – Ульрик, потерявший надежду на быстрое решение проблемы, сник. А как хорошо всё начиналось…

– Вашу задачу упрощает то, что драконы тщеславны. Они физически не могут не похвастаться тем, что они драконы, даже в своей человечьей ипостаси. Так что можете смело искать подсказки в названиях, в профессиях, в том, как люди одеваются и ведут себя.

– А ты самый тщеславный, да? – тут же осведомилась Лёка. – Вообще не прячешься, все знают, что ты дракон. Все боготворят, некоторые боятся. Ты же специально, да?

– Девочка, это удивительно, что с таким длинным и острым языком ты дожила до своих лет. – Лёка тут же высунула язык и уставилась на него, скосив глаза.

– Ну, мовет быть, он и немнофко длинный, но софсем не офтлый, – прошепелявила она.

Карл с Ульриком рассмеялись, дракон фыркнул, и из его ноздрей вырвались две струи дыма вперемешку с искрами. Только Маха не присоединилась к общему веселью, лишь лениво повела ушами и отодвинулась подальше от дракона – шёрстка её едва заметно дымилась в тех местах, куда попали искры.

– Но зачем нам столько драконов? – спросил Ульрик, чуть не плача. – Что нам с ними делать?

– Я подозреваю, что кто-то ещё из наших нуждается в помощи так же, как нуждался в ней я. И точно так же, как и я, он побоится о ней просить. Вам только нужно найти того, кто настолько не в порядке, что влияет на работу порталов… И постараться ему помочь.

– Легко сказать, только совершенно непонятно, как сделать. Ведь и проблемы у вас, драконов, наверняка не чета нашим, человеческим. Драконовские, – предположил Карл.

– Хорошо. Несколько упростим задачу. Я пойду с вами, – Катуш поднялся на лапы и гордо ушагал в пещеру, откуда через несколько минут появился высокий щеголеватый мужчина в коричневом костюме из тонкой шерсти, белоснежной рубашке и с тросточкой. В прорезях манжет деликатно поблёскивали небольшие золотые запонки.

Коротко стриженые пепельные волосы, которые на солнце отливали медью, широкие густые брови, золотистые глаза с чуть вытянутым по вертикали зрачком, круглые очки в тёмной роговой оправе, чётко очерченные губы – мужчина был определённо красив непривычной, немножко хищной красотой.

– Выпендрёжник, – одними губами прошептала Лёка. Катуш услышал, улыбнулся, чуть поклонился и сделал вид, что приподнимает воображаемую шляпу.

– Так когда мы отправляемся? – уточнил он.

– Да хоть сейчас, – отозвался Ульрик, – только давайте где-нибудь пообедаем сначала, я зверски хочу есть… И скажите, пожалуйста, нельзя ли занять у вас немного денег? – на лице дракона появилось страдальческое выражение, заметив которое, Ульрик поспешно добавил:

– Мы вернём, честное слово.

Глава 14

Небольшая процессия спустилась к реке и направилась прямиком к пристани, у которой стоял двухпалубный пароход цвета весеннего неба с кобальтово-синим гребным колесом, выглядывающим из-под белого кожуха. Тщательно отполированные латунные поручни сияли на солнце. Передняя часть киля чуть изгибалась вверх, неся на себе умело вырезанную из дерева и выкрашенную всё той-же небесно-голубой краской гривастую голову дракона с гневно прищуренными золотыми глазами и широко раскрытой пастью. На голубом фоне тонкой кистью были выведены сотни, если не тысячи, тёмных и светлых чешуек. Голова выглядела живой и очень сердитой.

– Что, ребятня, нравится? – раздался голос откуда-то из глубины судна.

Приглядевшись, Ульрик разглядел за стеклом штурвальной рубки невысокого коренастого дядьку лет шестидесяти, очень загорелого и до самых глаз заросшего ярко-рыжей бородой.

Через минуту дядька, смешно переваливаясь, появился из рубки. Как выяснилось, рыжей была не только борода, но и кустистые брови над льдисто-голубыми глазами, и курчавые волосы, которые он носил забранными в короткий пушистый хвостик. И даже руки его были сплошь покрыты длинными рыжими волосками. Выглядел он, как фигурка из чёрного дерева, объятая пламенем…

– Очень, – хором выдохнули Карл, Ульрик и Лёка.

– Ну, идём, устрою вам экскурсию, – низким, глубоким, каким-то рокочущим голосом, похожим на пароходный гудок, предложил дядька. А потом он увидел Маху. Косматые брови поползли вверх.

– Хорошая у вас зверушка, ребята. Как думаете, не убежит она, если мы её снаружи оставим? И, на всякий случай, привяжем… – Маха заворчала, подошла к Ульрику, встав у его ноги, как обычный пёс, исполняющий команду «рядом», встретилась глазами с капитаном и, подождав пару секунд, чуть заметно кивнула. Дядька кивнул в ответ.

– Ну, что ж, банда, шагом марш за мной, – провозгласил хозяин пароходика, и осёкся, наконец заметив Катуш (дракон настаивал, что его имя в принципе никогда не склоняется). – Тааааак… И как прикажете всё это понимать?

– Привет, Освальд. Давно не виделись, – невозмутимо поздоровался Катуш.

– Привет горячий, – огрызнулся капитан. – И ещё бы столько же не видеться. С чем пожаловал?

– Мы хотели поговорить о помощи…

– По понедельникам не подаю, – правая рука рыжего привычно поползла к поясу, где когда-то, когда Освальд ещё не был мирным владельцем прогулочного кораблика, висел в ножнах здоровенный тесак. Похлопав себя по бедру и не нашарив оружия, капитан загрустил.

– Ба, а ты всё тот же, совсем не меняешься, – констатировал Катуш. – Можем мы на время зарыть топор войны и спокойно поговорить?

– А с чего бы мне хотеть с тобой разговаривать, чёрт полосатый? – прошипел рыжий. – В последний раз, когда я с тобой разговаривал, ты у меня девушку увёл. А сейчас что ты хочешь забрать, корабль? – с каждым словом капитан заводился всё больше.

– Да не нужен мне твой корабль. И девушка твоя сама ушла, потому что некоторым пить надо меньше, – рыжий нахмурился, его воинственно расправленные плечи обмякли, а лицо приняло растерянное выражение.

– Возможно, – задумчиво протянул Освальд, – я, честно говоря, не очень помню этот момент… А почему же ты мне раньше ничего не сказал?

– Сам подумай, а тебе можно было хоть что-то сказать? Ты был способен слушать?

– Нда, очень похоже на меня, – шумно вздохнул Освальд. – Ладно, иди сюда, морда наглая. Обнимемся.

Друзья изумленно смотрели, как Освальд в два длинных прыжка преодолел расстояние, разделявшее двух драконов, и сгрёб Катуш в медвежьи объятия.

– Так в чём вам нужно помочь? – осведомился Освальд, когда все наконец расселись в рулевой рубке, а кораблик отчалил и, шумно взбивая колесом воду, направился на середину реки.

– Помочь нужно не нам, помочь нужно тебе.

– Мне? – изумлённо переспросил Освальд.

– Тебе-тебе. Видел, что с порталами творится?

– Видеть-то я видел. Но это точно не из-за меня, брат. Точно не из-за меня. Я здоров, как бык, счастлив и весел. Единственное, что меня расстраивало, – это наша с тобой размолвка, но я же дракон! Как я мог первым пойти мириться?

– Понимаю, – улыбнулся Катуш. – Традиции. Гордость. Да и стыдно, наверное, – Освальд хмыкнул. – То есть сейчас всё хорошо?

– Абсолютно всё, – подтвердил рыжий с довольной улыбкой.

– Хорррошо, тогда переходим к следующему пункту программы. Не докинешь нас до ангара, где дирижабль стоит?

– Скажи мне, что ты это несерьёзно, – взмолился капитан.

– Ещё как серьёзно, – ответил Катуш. – Так докинешь?

– А куда ж я денусь… Часа через три будем там.

Дипломатичный Карл, подозревая, что у Катуш найдётся, что обсудить со старым другом с глазу на глаз, предложил ребятам перебраться на палубу, что они и сделали, оставив драконов разговаривать в рубке. Предварительно каждому было выдано по связке баранок из корабельных запасов и по кружке клюквенного морса. Маха получила длинную полоску чего-то тёмного, похожего на старый кожаный ремень и тут же радостно вцепилась в него зубами («ремень» оказался куском вяленого мяса).

Жизнь была хороша. Беспорядочные метания превратились в некоторое подобие плана. А главное, у них завёлся, наконец, самый настоящий собственный взрослый. Пусть даже и дракон.

Солнце висело в зените. Кораблик шумно хлопал лопастями по водной глади, поднимая в воздух мириады брызг, в каждой из которых отражались и преломлялись солнечные лучи – над колесом висела, переливаясь всеми цветами, самая настоящая радуга.

Глава 15

Ангар, в котором стоял на приколе дирижабль (в памяти Ульрика откуда-то даже всплыло красивое название – эллинг), был не просто велик – огромен. Купол здания, больше всего похожего на гигантскую банку, уложенную горизонтально и до середины вкопанную в землю, нависал над людьми, как мачтовая сосна над муравьями.

– А что, там, внутри, прям настоящий дирижабль? Прямо целый и летает? – не удержался от вопроса Ульрик.

– Я очень надеюсь, что так оно и есть, – утвердительно наклонил голову Катуш. Но, судя по звукам, доносившимся изнутри, могло быть и совсем наоборот. Катуш подошёл к великанской двери, обитой жестяными листами, и постучал по ней тростью. Звук получился такой, как будто в дверь выстрелили из пушки. Трижды. Внутри что-то громыхнуло и затихло.

– Пррроваливай! – донеслось из-за двери. – Считаю до трёх… Ррраз!

– Акаи, послушай, это я, Катуш. И Освальд со мной.

– Пшли вон, я сказал! Два!

– Как поживает Эдда? – в ответ на этот вопрос чудовищный удар изнутри выгнул дверь пузырём. Через образовавшиеся между створками щели вырывались языки пламени.

Ни Катуш, ни Освальд не посчитали нужным отодвинуться ни на шаг, а вот Ульрик, Лёка, Маха и Карл, недовольно хмуривший обгоревшие брови, решили всё-таки отойти на безопасное расстояние. Из ангара раздался не то стон, не то рёв.

– Мы можем войти? – ответа не последовало. Катуш и Освальд, осторожно отогнув искорёженные створки, перешагнули порог и исчезли в дверном проёме. Звуки, доносившиеся теперь изнутри, были подозрительно похожи на чьи-то сдавленные рыдания. Ребята подождали, пока жестяные листы, оставшиеся на двери, остынут, и с опаской заглянули внутрь.

– Что-то мне кажется, что драконы в жизни мало чем отличаются от людей. Точно такие же, только ещё и нервные сверх всякой меры, – прошептал Ульрик на ухо Карлу.

– Ага, – отозвался Карл, – всё у них как-то немножко слишком.

Почти всё пространство исполинского ангара действительно занимал дирижабль. Он величаво парил в центре огромного зала – серебристое веретено, опутанное сетью из канатов. Внизу, в бахроме спускающихся сверху тросов, стояло одинокое, обитое дорогим зелёным бархатом кресло с высокими подлокотниками. В кресле, сгорбившись и подрагивая худыми плечами, сидел мужчина. Сухощавый, довольно высокий, меднокожий, с абсолютно седыми волосами и чёрными, как нарисованными, бровями. Мужчина плакал.

Ульрик, которому бабушка всегда твердила, что настоящие мужчины сильные и никогда не плачут (прилепляя лист подорожника к очередной разбитой коленке), смутился и отвёл глаза. Ему было невыносимо видеть, как плачет взрослый сильный мужчина. Ещё и дракон вдобавок.

– Неправа была твоя бабушка, – шёпотом отозвался Карл. – Когда больно, совсем не стыдно плакать. Это вовсе не про силу, не про бессилие и не про отчаяние, иногда человек плачет, чтобы не сломаться… Когда плачет слабый, он чаще всего ищет защиты, когда плачет сильный, он ищет понимания. Утешения. Это очень важно, не бояться плакать – со слезами уходит боль сердца. – Ульрик задумался. Это казалось странным и непривычным, но какая-то логика в рассуждениях Карла определённо была. – Нет, ну, бывают, конечно, и такие, которые просто плачут по любому поводу и без, но мы их в расчёт не берём. Эти просто плачем перекладывают на других то, чего не хотят делать или решать сами. Они жалкие.

Мужчина в кресле плакал. Освальд что-то негромко говорил ему, хлопал по плечу, мужчина в ответ неуверенно кивал. Катуш подошёл к столпившимся у входа ребятам.

– Я не знаю, решит это ситуацию с порталами или нет, но у нас действительно есть дракон, которому нужна помощь. Очень нужна. Вопрос, сможем ли мы её оказать…

– А что случилось? – Ульрику не очень понравилось сомнение в голосе дракона.

– Он сходит с ума…

Ребята переглянулись. Ни один из них не имел ни малейшего представления, чем лечить ненормальных драконов. Никто никогда даже не слышал о том, что драконы бывают безумны.

– У Акаи есть жена, Эдда. Вернее, была. Полтора года назад, примерно тогда же, когда взбесились порталы, Эдда пропала, а месяц спустя Акаи начал видеть сны – жуткие, выматывающие. Он почти перестал спать, почти перестал есть. Если честно, я не уверен до конца, что он сейчас отдаёт себе отчёт, где он, и что с ним.

– Так нам не его надо лечить, нам надо Эдду искать…

– Лёка, скорее всего, права. Если Эдда жива, и если у нас получится её найти до того, как Акаи рехнётся окончательно, всё будет хорошо. Если же мы не успеем – забудьте о своей миссии. Сумасшедший дракон, который не в состоянии отличить реальность ото сна, не даст нам ни малейшего шанса закрыть порталы.

– Да понятно уже. Только с чего начать-то? – Карл растопыренной пятернёй взъерошил волосы на затылке.

– Кто-то должен остаться с Акаи – его нужно накормить, напоить…

– И спать уложить! – фразу закончили хором.

– Точно так. Лёка, Ульрик, приступать к исполнению! А мы с Карлом и Освальдом займёмся магией. Маха, пойдёшь с нами?

– Эй, эй! – возмущённо заорала Лёка. – Если кто вдруг не в курсе, то это я тут ведьма, а вовсе не Карл!

– Отставить разговорчики. Вы с Ульриком спасаете рассудок Акаи тут, а мы в это время ищем Эдду. Неизвестно ещё, чьё задание важнее.

Лёка обиженно нахохлилась, но кивнула.

– Я. Иду. С вами, – голос Акаи был хриплым и чуть слышным, но тон возражений не подразумевал.

Глава 16

– Погодите-ка, – обратился к присутствующим Ульрик, – так дело не пойдёт. Ничего же не понятно… Где вы собираетесь Эдду искать, а главное, как? Магией? Спустя полтора года? – Катуш нахмурился, но возражать не стал.

Ульрик подошёл к креслу, где, ссутулившись, сидел Акаи, и спросил, как спрашивали обычно потерпевших следователи в фильмах:

– Скажите, пожалуйста, перед тем, как ваша жена пропала, она вела себя странно? Нервничала? Ссорилась с кем-нибудь?

– Чья это – наша? Ты на что намекаешь, человечишко?!

– Не обращай внимания, друг, он так ко всем старшим обращается, как будто нас несколько. Уважение проявляет, – Акаи посмотрел на Катуш недоверчиво, но объяснение принял.

– Как это ни странно, но ты прав, мальчик, – и нервничала, и ссорились, и вела себя странно. А что?

– Пока – ничего. А она у вас дракон или человек? – уточнил Ульрик.

– Дракон, конечно! – Акаи выпустил из ноздрей струйку дыма.

– Ага, то есть вероятность того, что кто-то из людей мог её незаметно похитить – невелика…

– Похитить-то могли, но вот в том, чтобы это можно было сделать незаметно, я сомневаюсь. Во сне только если… Да и зачем? – вмешался в разговор Катуш.

– Ну как, зачем. А сокровища?

– Так вот они, наши с Эддой сокровища, – Акаи обвёл глазами ангар, Ульрик повторил траекторию его взгляда, но никаких сокровищ не увидел. – Дирижабль, мальчик, – раздражённо пояснил беловолосый дракон, – мы вложили все наши накопления в дирижабль. И ангар к нему. У нас больше ничего нет.

– Тааак, хорошо. И с тех пор, как она пропала, никто не связывался с вами, не требовал выкупа?

– Нет.

В кино к этому времени у следователя обычно появлялась зацепка. И даже не одна. Но вопросы у Ульрика уже кончались, а понятнее ничего не стало… Хотя…

– Скажите, Акаи, а возможно ли такое, что ваша жена просто ушла?

– К кому?

– Да ни к кому… Просто от вас…

– Это совершенно невозможно. Я любил её.

– А она вас?

– Естественно! А как же может быть иначе!

– То есть, вы не знаете?

– Не беси меня, мальчик! Эдда любила меня, я любил её, мы жили вместе больше пятиста лет – она не могла просто так уйти, – тон Акаи был уверенным, но в глазах уже поселилась тень сомнения.

– А дети у вас есть? – в ответ на этот безобидный вопрос Акаи, кажется, слегка увеличился в размерах и почти полностью скрылся за облаком тёмного дыма.

– Так и запишем, детей нет, – пробормотал себе под нос Ульрик. – А жена детей хотела?

– Уйди, мальчик. Уйди совсем, или я за себя не ручаюсь.

– Да подожди ты психовать, друг, Ульрик же не для собственного развлечения тебя спрашивает, – Катуш примирительно похлопал седого по плечу. Облако дыма чуть рассеялось, и в кресле обнаружился до крайности раздражённый Акаи.

Волосы, больше похожие на длинные белые иглы, стояли дыбом, белки глаз заволокло красным, цвет глаз из жёлто-зелёного превратился в густо-оранжевый, а на лбу и шее красовались несколько антрацитово-чёрных треугольных чешуек, которые постепенно исчезали, сливаясь цветом с кожей. Длинные чёрные когти судорожно сжимались, царапая обивку подлокотников, при ближайшем рассмотрении уже и так изрядно подранную.

– Жена детей хотела. Если честно, мы в основном из-за этого с ней и ссорились. Ну, подумай сам, – обратился Акаи к Катуш, – мы только начали бизнес, всю наличность в него вложили, отдачи пока никакой, одни убытки, сам понимаешь. И так тошно. Сам знаешь, как дракону без золота. А ей вдруг втемяшилось: «Вооот, мы твою мечту осуществили, давай теперь мою осуществим». И так каждый день, каждый чёртов день.

Сначала ругались, потом просто перестали разговаривать. А потом она пропала…

– И вы никак эти вещи между собой не связали… – заключил Ульрик.

– Так нет же между ними никакой связи!– завопил дракон. – Нет её! Мы тысячу раз ссорились и всегда мирились. Всегда! Никто никогда никуда не пропадал.

– А вы с тех пор, как она пропала, много работали? – уточнил Ульрик.

– Да не работал я, как можно работать в такой обстановке, – повесил голову Акаи, а носком ботинка попытался незаметно закатить обратно вдруг некстати выкатившуюся из-под кресла пустую бутылку литров на пять. Бабушка Ульрика в таких обычно соленья на зиму запасала.

– Нда, понятно. А у вашей жены родня есть? Или друзья?

– Взрослые драконы не поддерживают родственных связей, – рявкнул Акаи.

– Я понял-понял, – покорно согласился Ульрик, – так есть?

– Сестра есть примерно в часе лёту отсюда. Но они не дружат.

– Больше никого?

– Никого.

– Собирайтесь, – скомандовал Ульрик, глядя на Катуш и Освальда. – А вы пока посидите здесь, – остановил Ульрик пытавшегося подняться из кресла Акаи. – И приведите себя в порядок.

– Мы на дирижабле полетим? – с надеждой заглядывая Катуш в глаза, спросила Лёка.

– Нет, Лёка, Ульрик полетит у меня на спине. А вы с Карлом можете спросить Освальда, не согласится ли он вас покатать… – Освальд поднял бровь и отрицательно помотал головой:

– Извиняйте, ребята, на кораблике – да, сколько угодно, но чтобы я себе на шею кого-то посадил – не бывать этому, – ребята разочарованно переглянулись, но настаивать не стали. Как бы им ни хотелось полетать на драконе, умолять они точно не собирались – в конце концов, драконы в этом мире не владели монополией на гордость.

После короткого совещания, Карлом и Лёкой было решено, что улаживание семейных неурядиц – всё-таки совершенно негероический поступок. Хоть и опасный. Вот если Ульрик окажется неправ, и Эдда не просто сбежала от мужа, а была коварно похищена, тогда да. Тогда понятно, ради чего копья ломать. А пока Карл с Лёкой, окинув хозяйским взглядом ангар, решили остаться и помочь Акаи с уборкой.

Глава 17

Ульрик совершенно не разделял Лёкиных восторгов по поводу полётов на драконе, – уж слишком хорошо помнил свою короткую и весьма болезненную поездку. Исколотая чешуйками пятая точка ныла до сих пор. Будь у Ульрика какое-никакое седло… Но ни седла, ни сбруи к дракону, увы, не прилагалось. Вдобавок ко всему, было страшновато.

Одно дело сверзиться на землю с высоты пары-тройки метров, совсем другое – с высоты птичьего, вернее драконьего, полёта. Ульрик был совершенно не уверен, что сможет неподвижно высидеть час на драконьей шее, даже зная, что от этого зависит его жизнь. Ульрик подошёл к Катуш и тихонько признался в том, что боится лететь. Катуш кивнул с серьёзным видом, сказал, что что-нибудь придумает, и подошёл к Акаи.

Посовещавшись, двое драконов довольно быстро соорудили из куска брезента, сложенного в несколько раз, и нескольких кожаных ремней некое подобие большущей сумки.

– Я понесу тебя в когтях, – радостно озвучил новую концепцию полёта Катуш. Ты сможешь даже поспать…

Ульрик живо представил себе, как будет болтаться над бездной в здоровенном брезентовом мешке, и почувствовал, как комок подступает к горлу.

– А это единственный вариант?

– Друг мой, поверь мне, это абсолютно безопасно, – утешил горюющего Ульрика дракон.

– Эта сумка слона может выдержать, не то что худосочного мальчишку. Или ты предпочёл бы лететь без неё?

– Нет, нет, что вы. Пусть будет сумка… Перспектива полетать будучи сжатым в лапах, как драконова добыча, Ульрика не прельщала абсолютно.

– Ты хочешь смотреть вокруг?

– Ннне уверен.

– Хорошо, тогда отверстие для головы делать не будем. Прекрасно, мы готовы к вылету. Идём.

Они вышли на площадку перед ангаром. Катуш разложил сумку на земле и сделал приглашающий жест:

– Полезай! И ничего не бойся, всё будет хорошо!

– Легко вам говорить, это же не вы в мешке летите. Вы точно-точно уверены, что у вас лапы не разожмутся случайно?

– Раньше никогда не разжимались, – пожал плечами Катуш.

– Ну, ладно, – Ульрик кивнул ребятам, почесал за ухом крайне недовольную Маху и полез в своё брезентовое узилище. Последнее, что он увидел перед тем, как ремни потянули мешок вверх, стянув горловину и лишив Ульрика всякой возможности смотреть вокруг (сам попросил!), – это то, как Катуш и Освальд превратились в драконов.

Катуш вручил Лёке очки, трость и запонки, а потом отошёл от ребят подальше и начал стремительно увеличиваться в размерах, – удлинилась шея, вытянулись конечности, интеллигентное человеческое лицо уступило место хищной драконьей морде. Вопреки ожиданиям Ульрика, одежда не втянулась внутрь, не изорвалась в лоскуты – она покрылась чешуйками и совершенно исчезла под ними. Непонятно откуда взявшийся (хотя ладно, понятно откуда) могучий хвост стегал по земле, вздымая клубы пыли.

Трансформация не пугала, она завораживала. Казалось, что невидимый скульптор устроил открытый урок – прямо на ваших глазах взял за основу фигурку человека, не скупясь, добавил материала, что-то долепил, что-то подправил – и получился дракон.

Но если то, как выглядит Катуш в своей драконьей ипостаси, Ульрик уже знал и представлял, к чему готовиться, то превращение Освальда его потрясло. Рыжий капитан тоже отошёл на безопасное расстояние, а потом…

Когда-то по телевизору показывали, как выглядит рождение сверхновой звезды, – маленькая тусклая точка вдруг становилась гигантским облаком слепящего света.

Это было очень похоже, на то, что произошло с хозяином кораблика под названием Голубой Дракон… Ульрику показалось, что Освальд взорвался. Вот ты видишь перед собой невысокого, коренастого, огненно-рыжего человека, проходит секунда, во все стороны летят клочья одежды, и человека больше нет. На его месте, свернувшись кольцами, как змея, готовая к броску, возвышается дракон. Небесно-голубой, с глазами цвета льда и ярко-оранжевой гривой, гребнем и… плавниками? Ульрик вспомнил, что Катуш говорил о речном чудовище…

Освальд был не просто драконом, любившим водные процедуры, он оказался самым что ни на есть настоящим водяным драконом. И если Катуш, судя по всему, был родом из мифологии Китая (или изрядно впечатлившейся китайскими драконами центральной Европы), то Освальд – явно из скандинавов. Так, а где же крылья?

Словно в ответ на непрозвучавший вопрос, Освальд расправил аккуратно обёрнутые вокруг тела, полупрозрачные, почти стрекозиные крылья. Они казались очень хрупкими, будто собранными из крошечных осколков стекла. Освальд с недоверием осмотрел их, словно видел впервые и немного сомневался, можно ли на таком летать. Потом, видимо, решил рискнуть, и поднялся в воздух, открыв взорам зрителей две пары смешных коротеньких лапок.

Аксолотль! У одноклассника Ульрика, Вовки, в аквариуме жил точно такой же дракон, только маленький и белый, с красными бусинками глаз. Хвост у того был покороче и плавников не было, а в остальном – один в один.

– Ух тыыыы… – только и успел сказать Ульрик.

Глава 18

Они летели.

Легко догадаться, что для Ульрика путешествие не было захватывающим. В мешке было темно и душно, он плавно покачивался из стороны в сторону, чуть поскрипывая ремнями, и Ульрик, естественно, уснул.

Привычно снилась московская квартира. Папа в старых тренировочных штанах, балансирующий на старой кривоногой табуретке, вытирает тряпочкой хрустальную люстру. Бабушка, приехавшая, чтобы забрать внучка в деревню на все каникулы. Мама, утирающая слёзы от смеха, когда внучек дипломатично поинтересовался у бабушки, не дракон ли она.

Проснулся Ульрик, когда качка внезапно усилилась. Где-то рядом раздался низкий глухой гул, и мешок затанцевал в воздухе. Ульрика крутило, вертело, подбрасывало, и он тихо радовался тому, что благодаря хитрой конструкции мешка, пока горловина стянута ремнями, высыпаться из него практически невозможно. Ну, и центробежную силу никто, к счастью, не отменял (Ульрик вспомнил, как на огороде у бабули крутил вокруг себя полное ведро с водой, проверяя, не разольётся ли. И моментально почувствовал себя тем самым ведром на верёвочке). Ульрик был почти уверен, что на драконов кто-то напал, и они уходят от обстрела.

Через несколько минут тряска прекратилась. Освальд, Катуш и его ценный груз благополучно приземлились. Выбравшийся из мешка абсолютно зелёный Ульрик, еле держась на подкашивающихся ногах, взял курс на ближайшие кусты. Ему было плохо.

Когда он, наконец, смог вернуться к драконам и поинтересоваться, что же всё-таки произошло, выяснилось, что никакой атаки не было. Всё оказалось гораздо прозаичнее – старые друзья, оказавшись в воздухе, решили устроить небольшие соревнования. Посмотреть, кто из них молодец, а кто старая калоша, как выразился Освальд.

– А про тебя мы, если честно, не подумали, – признался с виноватым видом, Катуш. Хотя в глазах у него плясали весёлые черти. – Я же знал, что ты из мешка не выпадешь… Кто же мог представить, что ты не летун.

– Засунул бы я тебя в мешок и посмотрел бы, какой ты летун, – буркнул Ульрик себе под нос.

– А как же уважительное «вы»? – подначил Освальд.

– А обойдётесь! – огрызнулся Ульрик и направился к тропинке, которая серпантином сбегала с горы вниз, к маленькому озеру у подножия.

Спускаться до самого низа не пришлось, где-то на середине пути в горе обнаружилась небольшая пещера, которую ещё с воздуха заметил глазастый Освальд.

Вход в пещеру находился шагах в пятидесяти от тропы, от глаз любопытных путников его полностью скрывали лапы огромной шатровой ели и несколько гигантских валунов, видимо, оставшихся лежать здесь после оползня. В пещеру можно было попасть только с воздуха. Или попытавшись перелезть через завал.

От предложения Катуш быстренько перенести Ульрика через камни, Ульрик гордо отказался, и, царапая только начавшие заживать коленки, попытался взобраться на злосчастную преграду. Сзади раздался шёпот, тихий смех, а потом что-то вздёрнуло Ульрика в воздух за шкирку, как нашкодившего котёнка, и уронило на землю уже с другой стороны завала.

Ульрик уже набрал воздуха в лёгкие, готовясь высказать драконам всё, что он о них думает, когда из глубин пещеры донёсся какой-то звук, похожий на плач. И следом тихое шиканье.

Ульрик обернулся к своим спутникам в поисках поддержки, но они уже стояли рядом.

– Извините, пожалуйста, – обратился Ульрик к тёмному зеву пещеры, – вы не подскажете, Эдда здесь проживает? – и сам удивился, откуда ему в голову пришла такая странная фраза. Но кричать в темноту «нет, вы не подумайте, я не дурачок» было уже поздно.

Из темноты тихими скользящими шагами вышла самая красивая женщина из всех, кого Ульрик видел за свою недолгую жизнь. Тоненькая, невысокая, с молочно-белой кожей, чёрными как смоль прямыми волосами и фиалковыми глазами, она была похожа на фигурку, выточенную из слоновой кости.

Длинное одеяние ниспадало мягкими складками до самых пят, оставляя открытыми хрупкие руки с длинными изящными пальцами. На ней не было дорогих украшений, не было никаких признаков принадлежности к высшему сословию, но всё равно Ульрик не мог отделаться от ощущения, что перед ним стоит королева. Или богиня.

– Эдда, – уважительно склонили головы Катуш и Освальд.

– Мальчики, – сказала Эдда, обращаясь сразу ко всем, – что привело вас сюда?

Катуш тихонько подтолкнул Ульрика сзади, и тот, чтобы не упасть, непроизвольно сделал два шага вперёд, оказавшись прямо напротив Эдды.

– Мы пришли просить о помощи. Нет, предложить помощь, – Ульрик оробел и растерялся. Женщина тихо и совсем необидно рассмеялась:

– Так всё-таки, попросить или предложить?

– И то, и другое, наверное. Мы пришли просить вас простить вашего мужа…

– А почему он сам не явился? – склонив голову вбок и прищурившись, спросила Эдда.

– Он боится, – сказал Ульрик, драконы позади него недовольно заворчали, – и ему стыдно. Но он вас очень любит, правда. Он там без вас уже с ума сошёл… почти…

– Узнаю Акаи, – насмешливо протянула Эдда. – С ума сходить он умеет профессионально.

– Так вы вернётесь?

– Я подумаю…

– А вы не могли бы быстро подумать? Мама как-то говорила, что женщины всегда абсолютно точно знают, чего им надо, а «подумаю» говорят, если просто почему-то не хотят озвучивать ответ…

– Твоя мама всё правильно говорила. Но я не хочу сейчас возвращаться, мне тут хорошо, спокойно. Я впервые в жизни живу так, как нравится мне. Я вообще впервые за пятьсот лет поняла, что то, что мне, лично мне что-то нужно – это нормально, что мои желания тоже важны, ценны и имеют значение. Мы с Акаи всегда жили вместе, всё делали вместе, все решения, казалось бы, принимали вместе, но на деле их принимал один Акаи, а я поддерживала. Мы вдвоём жили одну жизнь – его. Когда я ушла, первые дни мне казалось, что я не понимаю вообще ничего – что я люблю есть, что пить, какие песни петь. Всё это, решительно всё, было не моим. А здесь я наконец нашла себя, услышала голос своего сердца.

– Но он же погибнет без вас! – от отчаяния у Ульрика на глаза навернулись слёзы.

– В этом нет моей вины, – бесстрастно ответила Эдда. – Это его выбор.

И тут из глубин пещера послышалось тихое хныканье. Эдда смутилась, рванулась внутрь, но не успела – из пещеры, деловито переступая короткими толстенькими лапками, вышел крохотный дракон. Вышел и тут же плюхнулся на попу, с интересом рассматривая новых людей. И драконов.

Гладкая глянцевая шкурка его была сияющего чёрного цвета, на макушке торчал венчик белоснежных чешуек, а с точёной мордочки смотрели огромные фиалковые глаза.

– Ага, – сказал Ульрик.

Катуш и Освальд кажется, даже дышать перестали. Повисла долгая пауза, во время которой все с восторгом смотрели на дракончика. Ульрик хотел было попросить у Эдды разрешения подойти и погладить его, но вовремя прикусил язык.

– Эдда, ты же знаешь, что это чудо, – Катуш наконец заново обрёл дар речи.

– Да, я знаю.

– Это первый дракон, родившийся за последние сколько? Четыреста лет?

– Пятьсот пятьдесят, – уточнила Эдда.

– Акаи будет счастлив…

– Не будет. И вы ему об этом не скажете, – в голосе Эдды звучала неприкрытая угроза.

– Послушайте, Эдда, Акаи очень изменился, он действительно будет счастлив, если вы вернётесь. Вы и ваш ребёнок, вместе. Давайте сделаем так, – вы с Катуш и Освальдом, вернётесь в город и поговорите с вашим мужем, а я побуду здесь с ним, – Ульрик указал глазами на дракончика. Так он останется под присмотром, а вы будете уверены, что я не смогу его выкрасть или сделать ещё какую-нибудь глупость. Летать я не умею, спортсмен из меня неважный, вон, даже через камни ваши не смог перелезть… Так что никуда я отсюда не смог бы деться, даже если бы и хотел.

– Хорошо, мальчик, я выслушаю своего мужа. В конце концов, не имеет смысла всю жизнь скрываться от него. Расставим точки над «и».

– Расставим что?

– Точки над буквой «и», – улыбнулась Эдда, – в одном из языков буква «и» пишется, как закорючка с точкой наверху. Когда пишут быстро, не отрывая руки, чтобы не терять времени, точек сначала не ставят, их расставляют уже потом. Поэтому точки над «и» стали символом завершения, доведения до конца. Последнего штриха.

– Спасибо тебе, мальчик. И скажи, пожалуйста, а откуда ты знал, что я здесь не одна? Ты с самого начала просил «нас» простить Акаи… – Катуш негромко фыркнул, чтобы скрыть смех:

– Я тебе по дороге расскажу.

Эдда обняла дракончика, поцеловала его в макушку, пристально посмотрела на меня и… шагнула с обрыва. Я обмер от ужаса. И почти уже подбежал к краю, когда откуда-то снизу свечой взмыл ввысь, распластав крылья, огромный, ослепительно-белый дракон.

К нему присоединились ещё двое, и, построившись в клин, они скоро скрылись за горизонтом.

Глава 20

Первое, что сделал Ульрик, оставшись без присмотра старших – погладил дракончика.

Шкурка маленького дракона оказалась шелковистой, гладкой и очень горячей.

– Ну ты прям Саламандр, – похвалил его Ульрик. В ответ дракончик радостно пискнул и подставил для почёсывания остренький подбородок. Ульрик улыбнулся.

– Знаешь, очень странно всё, – рассказывал дракончику Ульрик, поудобнее усаживаясь на тёплой, густо выстланной опавшими еловыми хвоинками земле. Дракончик тут же примостился рядом и положил мордочку Ульрику на колени, – пророчество это дурацкое, из-за которого я непрерывно слоняюсь туда-сюда, непонятно, почему и зачем. Ни тебе подвигов, ни тебе славы – одним помог, других помирил, теперь вот сижу один, на скале, без еды, и нянькой работаю. И всё это добровольно, заметь! Просто как в пословице – «Сделай добро и положи на придорожный камень. По пути и тебе встретится». Вот, осталось нам, видно, ждать, когда встретится.

Ульрик гладил дракончика по тёплому боку и думал. Думал о Карле, Лёке и Махе, оставшихся сторожить Акаи и прибирать ангар. Думал о Катуш и Освальде, которые просто так взялись помогать ничтожному человечку в его непонятных поисках неизвестно чего. Думал о дракончике и его маме. Думал о том, что он, Ульрик, неприлично везучий. И что, кажется, ему уже встретилось то добро, о котором он мечтал, а он на бегу этого просто взял не заметил.

Наверху зашумело. В опускающихся сумерках над головой Ульрика промелькнул и скрылся стремительный хищный силуэт. Раз. Другой. Ульрик всматривался в небо до рези в глазах, но так и не успел увидеть, когда сверху спикировал дракон. Полыхнуло.

Полянка перед пещерой, надёжно закрытая со всех сторон, моментально превратилась в огненный котёл. Драконово пламя ревело и бесновалось, вздымая высоко в небо снопы искр. Громко трещали, сгорая, горы еловых иголок. Ульрик оказался прижат огнём груде камней, прямо там, где сидел. Деваться было некуда. Он попытался спрятать себе за спину дракончика, но тот вырвался, протестующе пискнув, расправил крохотные крылышки и попытался прикрыть ими Ульрика.

– Этто ещё что такое? – раздражённое шипение раздалось совсем рядом. Огонь отступил, оставив Ульрика в кольце выжженной земли.

– Это я, Ульрик, – честно ответил Ульрик.

– Человек. Ты пытался украсть моего племянника? Отвечай! – в пляшущих отблесках пламени возникла гротескная фигура – получеловек-полуящер. Видимо, тётушка-дракон была так зла, что никак не могла решить, в кого превратиться полностью.

– Я тут за няньку оставлен, – объяснил Ульрик, – пока Эдда с мужем разбирается.

– И я, по-твоему, должна поверить в этот бред? Сколько вас здесь? Куда вы дели мою сестру? – Ульрик устало вздохнул:

– Я же вам говорю, она улетела, скоро должна вернуться… – жутковатая фигура, словно сотканная из языков пламени, придвинулась ближе.

– Одда, оставь мальчика в покое! – раздался знакомый голос, и сверху один за другим опустились трое драконов. Белый, как снег, чёрный, как ночь, и серо-коричневый, который тут же подскочил ко мне и начал сбивать огонь, пытающийся лишить меня последних (и единственных!) штанов.

Маленький дракончик с ликующим писком метнулся к маме и обвился вокруг её лапы. Эдда ласково погладила его крылом.

Рядом с Эддой неуверенно топтался громадный чёрный дракон с белой гривой и ярко-оранжевыми глазами в красной кайме век. Всем своим видом дракон как бы символизировал обожание, раскаяние и готовность искупить вину – каким угодно способом и прямо сейчас. Эдда царственно склоняла голову, прикрывая глаза и изгибая грациозную шею, таким образом давая понять мужу, что, даже если она и соизволит его простить, то, после всего случившегося, одними извинениями и заверениями в вечной любви он точно не отделается. Ульрик даже на мгновение посочувствовал Акаи, представляя, какая жизнь его ждёт в роли подкаблучника.

Все были счастливы – и Эдда, и Акаи, и Катуш, и Ульрик, и маленький дракончик.

– Эдда, скажите, пожалуйста, а как зовут малыша? – спохватился Ульрик, уже залезая в знакомую брезентовую сумку, которую приволок с собой Катуш.

– Маленьким драконам не дают имён, мальчик. Но когда настанет время, его будут звать Ульрик.

Ульрик счастливо улыбнулся. Всё вокруг поплыло, становясь нечётким, понемногу теряя очертания, и мальчик, который жил в двух мирах одновременно, провалился в тот мир, в котором были мама, папа, бабушка, деревня и летние каникулы.

Глава 21

Первым уроком была ненавистная математика. Ульрик в отчаянии водил карандашом по тетради, в которой из пункта А в пункт Б всё ехал, ехал и никак не мог доехать несчастный, замученный Ульриком велосипедист. Пока что единственным, у кого велосипедист добрался-таки до цели был Вовка. Хитрущий Вовка, которого родители в отместку за прошлогоднюю тройку всё лето гоняли по математике, и который, сидя на первой парте, теперь купался в лучах заслуженной славы. Остальной класс ждал спасительного звонка.

Однако вместо звонка раздался негромкий стук в дверь. Вошла завуч:

– Ребята, я хочу познакомить вас с вашими новыми одноклассниками и прекрасным учителем, который будет в этом году вести у вас природоведение и физику.

Ульрик, не поднимая головы, продолжал водить карандашом по тетради. Велосипедист то упрямо терялся где-то на полдороги, то ехал от деревни до деревни столько времени, сколько могло бы занять кругосветное путешествие. Или два.

– Здравствуйте, ребята, рад с вами познакомиться, – прозвучал голос нового физика, и Ульрик, вскинув голову, чуть не свалился со стула. В дверях высился, почти касаясь головой притолоки, Катуш в своём коричневом шерстяном костюме, белой рубашке и неизменных запонках. Рядом с ним, улыбаясь, как чеширский кот, стоял Карл, а из-за его спины выглядывала донельзя довольная Лёка.

Карл подмигнул.

– Маха привязана во дворе, Освальд сидит в таверне на первом этаже. Поспеши, пока эти двое не разнесли школу, – Ульрик так и не понял, кому принадлежал голос в его голове – Катуш или Карлу.

И это было совершенно неважно.

Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.

Оглавление

Глава 0

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 20

Глава 21