О хлебе, любви и винтовке [Витаутас Казевич Петкявичюс] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (183) »
О хлебе, любви и винтовке
Часть первая МАЛЬЧИШЕСКАЯ
Комсомолец должен быть скромным и самокритичным…
Люблю слушать, как люди рассказывают о себе, никогда не услышишь ничего плохого.Из разговоров
ДУБ
1
Дождь. По узкой дороге, стиснутой заросшими кюветами, бредут двое, стараются не смотреть друг на друга. «Метр восемьдесят восемь сантиметров тщеславия и упрямства», — думает о своем спутнике капитан Намаюнас. «Еще поглядим — дождь ли от капель или капли от дождя…» — хмуро размышляет лейтенант Гайгалас. — Так, та-а-ак, — как бы про себя говорит один, поглядывая по сторонам. — Фью-фью-у-у! — независимо свистит второй, то и дело смахивая с лица потеки воды. Кто кого? За ними плетутся заляпанные грязью верховые лошади. — Так, та-а-ак… — Фью-фью-у!.. Дорога упирается в мощенную булыжником улицу. Сначала под ногами похрустывает песок с проселка, но вот пошла чистая, омытая дождем мостовая. Цокают подковы. Улица пустынна, словно вымерла. — Дольше нельзя откладывать, — возвращается к прерванному разговору старший. — Вам думать, вам решать, товарищ начальник. — А ты? Ты сам не думаешь?.. — Я? — В голосе звучит ирония. — Да, ты. — Жду приказаний. — Альгис бы так не ответил. — Что вы мне все время тычете этим Альгисом? — Заслужил, значит. Лейтенант кусает губы, стискивает кулаки, однако голос его звучит по-прежнему ровно, сдержанно: — Воля ваша. — Он даже улыбается, хотя прекрасно понимает, что начальник не видит ни улыбки, ни сжатых кулаков. — Так, та-а-ак… Офицеры не спеша идут к двухэтажному каменному зданию. Часовой открывает ворота, пропускает их в небольшой, огороженный приземистыми службами двор с ветвистым дубом посередине. — Этому дубу давно под топор пора, — нарушает молчание лейтенант. — А что?.. Мешает? — Конечно, свет заслоняет. Да и вообще на кой он тут сдался? В кабинете — как в похоронной конторе. Целый день по столу тени бегают. — Нервы, товарищ лейтенант, нервы. — Шаулисы[1] по случаю какого-то своего праздника посадили, а мы бережем. — Они еще и школу по тому же случаю открыли, товарищ лейтенант, — усмехается капитан, соскребывая веником грязь с сапог. Лейтенант снова покусывает губы. — Все равно фашисты. Какая разница? — Никакой, мой милый, абсолютно никакой, а посему припаяем этому дубу, как враждебному элементу… Лейтенант бледнеет, но все же силится улыбаться. — Рискованно шутите, товарищ капитан. — Привык по проволоке ходить, — отвечает тот и добавляет: — И все-таки операцию я тебе, Арунас[2], не доверю. Не могу. Боюсь. Имечко у тебя — ого! — только в поднебесье парить, а вот крылышки слабоваты… — Уж какой есть, — вспыхивает лейтенант и принимается энергично скрести веником сапоги. — Во всяком случае, биографию не подделывал. — Она — единственное твое достоинство. Береги ее, как зеницу ока. Свою тебе обелять не нужно, но и чужие чернить не следует. — Товарищ капитан… — Между прочим, твою биографию и портить пока нечем: слишком тоща. — Товарищ Намаюнас!.. — Помолчи-ка, а то снова ляпну что-нибудь — в рапорт вставишь. — И, не взглянув на лейтенанта, капитан прошел мимо, потопал в коридоре, обивая грязь с сапог, отпер кабинет и скрылся за дверью. Некоторое время, не раздеваясь, шагал по комнате, затем нетерпеливо стукнул кулаком в стену. Вошел дневальный. — Позови лейтенанта Гайгаласа. Арунас уже успел переодеться. Он козырнул и подчеркнуто бесстрастно, по-военному доложил: — Явился по вашему приказанию. Капитан долго смотрел на него, — румяные щеки, открытое лицо, гладко зачесанные волосы, голубые детские глаза, подтянутая фигура, безупречно отглаженная форма, — и внезапно спросил: — А не лучше ли тебе, Арунас, написать рапорт?.. О переводе в другой уезд? — Так ведь не я виноват, — запальчиво начал было лейтенант, но, уловив непреклонный взгляд начальника, обиделся: — К тому же мне и здесь хорошо, товарищ капитан. — Тогда я напишу. Боюсь только, что после этого тебе никакой дядя уже не поможет. — Вы, товарищ начальник, не в духе сегодня. — Ты прав. Только настроение оставим. Будем говорить официально: один ты на задание не пойдешь. Я не имею права рисковать операцией, пошлю с тобой еще кого-нибудь, напарника. — Ваша воля. — Разумеется. Но и к мнению других я прислушиваюсь. Кого ты выбираешь? — Мне все равно. — И это ответ чекиста? — Подчиненного. — «Кто- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (183) »
Последние комментарии
8 часов 21 минут назад
16 часов 20 минут назад
1 день 7 часов назад
1 день 10 часов назад
1 день 11 часов назад
1 день 11 часов назад