Живи и помни (СИ) [jane_lana_doe] (fb2) читать онлайн

========== 1. Оп, Черкасова ==========

… ты идешь, замечая

что тебя я встречаю

улыбаясь ромашке,

что прижата к груди.

Ali J. Blu “Живи и помни”

Тёплые апрельские деньки радовали советских граждан своим постоянством и ярким солнцем, лучи которого были так долгожданны. Только, пожалуй, школьники-выпускники, да студенты не особенно радовались середине весны. На носу были экзамены — у кого выпускные, у кого сессия… Подготовка затмевала собой все мало-мальски приятные моменты. Практически все были поглощены пыльными учебниками и муками насчет подготовки заветных шпаргалок. Конечно, их будут изымать почти наверняка, но попытать судьбу-то стоило? Так думали практически все несчастные подростки, жизнь которых только начиналась, и для которых экзамены сейчас были важнее всего. Шёл апрель тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года…

— Но ведь она не права! Лиз, почему ты молчала, я ведь видел, что ты со мной согласна?

— Да, Саш, я была с тобой согласна, — девушка развернулась на каблучках и вздохнула. — Но я не считаю, что Зоя виновата. Ведь не она виновата в том, что у нас в магазинах полки полупустые и денег почти ни у кого нет. Она рассказывает то, чему учила годами, как за пару дней можно поменять весь учебный план?

Зоя Николаевна Пантелеева — школьный учитель истории СССР — в самом деле, искренне пыталась быть в своих рассказах предельно реалистичной. Но разве можно было как-то убедить в правоте своих лекций подростков, которые прекрасно видели, что ты и сама не верила в свои россказни?

— Высказалась бы от лица всего класса. Ты же староста, тебя бы она послушала.

— Вот я как староста, кстати, тебя и спрашиваю: где Пчёлкин с Холмогоровым? Мне перед Анисимовой опять за них краснеть? У них же сплошные пропуски.

Саша Белов мучительно поморщился, и, заприметив вдали тонкую фигурку Лены Елисеевой из параллельного класса, поспешил отпочковаться от настырной старосты десятого класса «А». Порой Лиза даже завидовала этой девочке — завоевать сердце такого парня, как Саша Белов, хотелось, наверное, очень многим. А удалось лишь одной Лене… Вообще, сама Лиза отношениями между мужчиной и женщиной не особенно сильно интересовалась — не было времени. Подготовка к выпускному и экзаменам, а затем и поступление в институт (Лиза всегда хотела быть экономистом) занимали почти всё свободное время девушки. Так, иногда получалось в кино сходить с одноклассницами, и то далеко не всегда. Обычная жизнь обычной советской старшеклассницы — скучная и безликая.

— Оп, Черкасова! — Елизавета уже вышла со школьного двора, когда услышала знакомый голос одноклассника. С лавочки спрыгнул Космос Холмогоров и вразвалочку направился к старосте. — Что там Зоя сегодня вещала?

— Рассказывала про двадцатый съезд партии, — девушка посмотрела на одноклассника снизу вверх — Космос всегда отличался ростом. — И не надо морщиться, как ты собрался историю сдавать, если на занятия не ходишь?

— Сдадим, — парень отмахнулся и достал из кармана брюк пачку сигарет. Иностранные — всё, что успела заметить девушка, невольно проследив краем глаза за движением Холмогорова.

— Где Пчёлкин? — Лиза мучительно вздохнула.

— По делам поехал. Сейчас уже вернется.

— Господи, да какие у вас дела могут быть, а? А вот то, что вернется сейчас — хорошо. Подожду его с тобой.

— Слушай, на него твои морали всё равно действия не возымеют. Как ты ещё не поняла?

— Капля камень точит, — Лиза отряхнула коричневое школьное платье и поправила темно-синий фартук.

***

… — Я уже молчу про твои патлы!..

— Волосы не тронь, ясно?

Черкасова закатила глаза и перехватила порядком оттянувший руку портфель поудобнее.

— Но это же смотрится просто несолидно, понимаешь? Вот будут нас снимать для выпускного альбома, и что? С хвостом своим придешь?

Пчёлкин тряхнул головой, отчего русые волосы до плеч растрепались ещё больше. Этим жестом он словно попытался разозлить старосту ещё больше, но в этот раз не вышло — девушка была готова к выходкам своего одноклассника.

— Понимаешь, — Витя положил руку на плечо девушки и отвел её в сторонку, чтобы в них не врезались бежавшие со всех ног прочь из школы малыши, до этого томившиеся на продлёнке. — Мне вот как-то всё равно на то, что ты мне говоришь, или на морали Анисимовой. Осталось продержаться месяц. Экзамены я сдам, обещаю, а остальное тебя пусть не волнует.

Черкасова вздохнула и переминулась с мыска на пятку. Беседа получилась бестолковой — это она поняла уже давно, но почему-то всё равно отчаянно пыталась достучаться до легкомысленного парня.

— Экзамены ты в любом случае сдашь, тройки тебе даже нарисовать смогут. А как же поступление? Ведь без знаний ты ни один вступительный экзамен не напишешь. И что тогда — армия?

— А ты что же это — волнуешься?

Лиза отвела взгляд от молодого человека, тут же лукаво сощурившегося, и махнула рукой проходившей чуть поодаль Елисеевой.

— Я волнуюсь за каждого, потому что отвечаю за всех вас. А наиболее проблемный у нас как раз-таки именно ты.

— Да брось.

— Серьезно.

Витя открыл пачку сигарет, которую до этого крутил в руке. Чиркнула спичка, и воздух вокруг наполнился едким сизым дымом.

— Вот, далеко даже ходить не надо. Из всего класса курите только ты и Космос. Но у него хотя бы с учебой всё нормально.

— Ладно, я тебя понял. Правда. Давай только закончим? — Витя послушно кинул сигарету на асфальт и затоптал её мыском кроссовка. Отчего-то ему стало неудобно.

Лиза кивнула. А что ещё ей оставалось сделать? Все равно перечить Пчёлкину — то же самое, что пытаться остановить локомотив.

— Давай, я тебя до дома провожу?

— Это зачем еще? — девушка скептически изогнула бровь.

— Ну, это… Сумка у тебя тяжелая, я же вижу. Старост надо беречь, — и, не дожидаясь ответа, парень буквально отобрал у растерявшейся Черкасовой портфель.

***

… — А… а что у вас с Космосом за дела такие? Не сочти за любопытство, но просто надо же мне знать, куда вы постоянно сбегаете с уроков.

— Я тебе не могу сказать.

— Не доверяешь?

Пчёлкин вдруг остановился и развернулся к пошутившей старосте. Она, со своей наивностью и всеобщей любовью ко всем людям сразу, была такой… Непохожей. Да, наверное, именно это слово как нельзя лучше характеризовало её. Черкасова была не похожа ни на своих одноклассниц, ни на подруг, которых он часто видел во дворе. Какая-то немного себе на уме, но такая чистая и честная, что аж порой доходило до смешного. И это как-то умиляло. Ну, как мог он рассказать ей про подработку фарцой?

— Не в этом дело. Просто те дела, которые я делаю, они очень шаткие и ненадежные. Я сейчас расскажу, и всё развалится, и толку от рассказа?

Лиза пожала плечами и протянула руку в сторону портфеля.

— Как хочешь, я же просто так спросила. Давай, мы уже пришли.

Витя протянул сумку девушке. Прядь её пушистых русых волос выбилась из косы, и отчего-то отчаянно хотелось эту прядь поправить. Он так и застыл с вытянутой вперед рукой, когда Лиза разогнулась и взглянула на одноклассника.

— Ты чего?

— Нет, ничего. Растрепалось просто.

Черкасова поправила волосы и едва заметно зарделась.

— Приди завтра, пожалуйста. Я тебя очень прошу.

— Хорошо.

Девушка с подозрением взглянула на одноклассника — уж больно легко тот согласился на её просьбу.

— Кстати, а зачем вам эти… клички?

— Какие? — Витя задумался настолько крепко, что не сразу понял, о чём именно спросила его спутница.

— Ну, Пчёла там, Фил, Кос…

Валеру Филатова Лиза знала довольно поверхностно — видела пару раз возле школы. Обычный парень, спортсмен, много смеялся и, в отличие от Космоса и Виктора, отличался практически постоянным спокойствием и даже какой-то рассудительностью вкупе с искренней доброжелательностью… можно было сказать, что к нему у Лизы сложилось отношение весьма себе благосклонное.

— Так просто удобнее, — Витя пожал плечами. — А что?

— Ничего, — Лиза легко хмыкнула и поковыряла асфальт мыском черной туфельки. — Мне даже нравится.

Пчёлкин непонимающе взглянул на одноклассницу, а та вдруг улыбнулась. И улыбка у неё тоже была какой-то не такой — она смешно морщила нос, смеясь, и это отчего-то умиляло, делая её похожей на ребёнка.

— Ты обещал завтра прийти. Не подведёшь?

— Не подведу.

— И не цепляйся к Анисимовой, хорошо? Промолчи хотя бы ради меня.

«Ради меня». Услышав эти слова, Пчёла отчего-то передёрнулся. Захотелось курить. Но при ней было почему-то стыдно поддаваться привычке.

— Обещаю.

Лиза кивнула и зашагала к двери подъезда. И Пчёла достал из кармана пачку жутко дефицитных Camel, только когда хрупкая фигурка скрылась из глаз.

…Витю Пчёлкина любили многие. Кто-то за голубые глаза, кто-то за весёлый нрав, кто-то за непосредственность и некоторую дерзость. Многие девчонки строили ему глазки, и он не отшил ни одну из них. А зачем? Внимание льстило и вызывало зависть у одноклассников или просто знакомых. Да и удобно это было — попросишь ту же Машку Зайцеву сделать задание по геометрии, она сделает. А ты ей польскую тушь для ресниц, и обоим счастье. Только вот Лизу Черкасову не хватало смелости о чем-то попросить, даже за «взятку». Пчёла знал — она не возьмёт. Только хуже будет. Только отношения испортит, а этого очень уж не хотелось. Да и совесть почему-то начинала противно царапаться, когда парень задумывался над тем, чего бы этакого он мог получить от этой старосты.

========== 2. На поруки ==========

— Ну, так ведь нельзя! У вас же экзамены, поступление! Неужели вам настолько наплевать на свое будущее? Брали бы пример с Саши Белова, ведь дружите же…

Мораль читали уже долго — порядком успела затечь спина. Надо было отдать должное Пчёлкину — своё обещание он сдержал и стоял сейчас перед Марией Васильевной Анисимовой, сложив руки на груди и глядя на молодую классную руководительницу с лёгкой полуусмешкой, словно издеваясь над той, для которой десятый «А» был первым выпуском в её жизни.

— Ну, что вот ты улыбаешься, Вить? Ты не понимаешь, что это вещи серьёзные? — молодая учительница вздохнула и опёрлась спиной о первую парту среднего ряда. — Ты понимаешь, что подставляешь Лизу? Ведь она за всех вас отвечает. Теперь ей придется идти и отчитываться перед директором за тебя и твои загулы.

Лиза вздохнула и искоса взглянула на одноклассника. Анисимова говорила правду — директор был человеком самых строгих правил, и требовал соответственно. Регулярно к нему «на ковёр» ходили не только учителя, но и старосты классов, чтобы отчитаться и получить на орехи. Так что сегодняшний вечер Лизе было суждено провести, роняя слёзы в подушку от обиды не только на сварливого Сан Саныча, но и на стоявшего справа от неё Пчёлкина. В глубине души девушка даже искренне жалела в эти минуты, что вызвалась несколько лет назад стать старостой.

— Мария Васильевна, — Витя оживился, услышав про светивший однокласснице «ковёр», — подождите. Вы только Лизку не трогайте, не она же виновата в том, что я гуляю. Давайте, я сам схожу, объяснюсь. А Черкасова меня пусть вон, на поруки возьмет.

Мария Васильевна с подозрением взглянула на «подопечного» и перевела взгляд на Лизу.

— Справишься с ним?

Лиза посмотрела на Пчёлкина, и тот едва заметно искривил уголки губ.

— Попробую…

— Ну, а ты, — Анисимова подошла к своему столу и вынула из верхнего ящика чистый лист бумаги и ручку, — изволь писать объяснительную.

— Иди, подожди меня на улице, — почти не размыкая губ, шепнул старосте Пчёла и, кинув сумку на парту, уселся за стол.

… — Спасибо, что выручил.

— Да брось. Ты же и впрямь не должна отдуваться за меня.

Лиза улыбнулась уголком губ и замерла — вдали прошли, держась за руки, Белов с Елисеевой. Отчего-то сегодня их милование девушку отчаянно раздражало и вызывало чувство зависти. Хотелось тоже держать кого-нибудь за руку и весело смеяться, как это делала Ленка. Но…

— Пчёл! Где ты шляешься?

Голос Космоса, появления которого Лиза даже и не заметила, заставил девушку вздрогнуть. Холмогоров был раздражён, и от этого староста даже немного поёжилась — не любила она, когда на неё смотрели сверху вниз, да ещё и так злобно, словно она держала Пчёлкина на привязи.

— А что такое? — Витя пожал протянутую руку и вопросительно воззрился на друга.

— Хочешь это прямо сейчас обсудить? — Холмогоров рыкнул и выразительно кивнул в сторону Черкасовой. И та всё поняла.

— Ладно, я пошла. До завтра.

— Угу.

Развернувшись на каблучках, Лиза зашагала по дорожке, стараясь держать спину как можно более прямой — чтобы казаться более статно. Она чувствовала на себе тяжёлый взгляд Космоса, устремленный прямо ей промеж лопаток, и не хотела сгибать спину в привычной сутулости. Правда, стоило ей скрыться за углом дома, как плечи вмиг опустились, а из груди вырвался тяжкий вздох. Что-то неладное делали её одноклассники, а что именно, она могла только догадываться.

***

— Эй, — в комнату заглянул отец, и Лиза отняла смычок от скрипки, — спать давай укладывайся, хватит соседей мучить.

Девушка отложила инструмент на стол и прикрыла глаза.

— Устала?

— Да нет. Просто настроения нет…

Андрей Степанович опёрся плечом о дверной косяк и сложил руки на груди.

— Что случилось-то?

— Ничего. Всё нормально, — Лиза выдавила из себя улыбку и, подойдя к отцу, поцеловала его в щёку.

— Ну, смотри мне… — Андрей Степанович с лёгкой тенью подозрения покосился на дочь, а затем закрыл дверь.

Девушка осмотрелась по сторонам и взяла в руки скрипку. Музыка — единственное, что давалось Лизе без особого труда. С самого детства девочка пилила и пилила, изучая гаммы и порой истязая инструмент до посинения. И это приносило свои плоды — в музыкальной студии Черкасова была, пожалуй, одной из самых сильных учениц. Хоть в чём-то преуспевала…

— Лиза! — из коридора донёсся голос матери. — Тебя к телефону.

Девушка вынырнула из мыслей и убрала скрипку в чехол. И кому она могла понадобиться в десятом часу вечера?..

— Алло?

— Привет, — в трубке послышался абсолютно спокойный голос Пчёлкина.

— А ещё попозже не мог позвонить?

— М-м-м… извини. Разбудил, что ли? — на том конце провода заметно растерялись, не услышав восхищения в ответ на внезапный звонок.

— Почти. Что-то случилось?

— Да нет, просто… Ты же меня вроде как на поруки согласилась взять?

— И?

— Считай, что у меня проснулось рвение к учёбе. Сможешь уделить мне завтра пару часов?

Лиза изогнула бровь и взглянула на узор обоев. По какой это причине Пчёлкина потянуло на стремление к знаниям? Да ещё и так яро, что он сорвался звонить ей на ночь глядя?

— А с чего это ты вдруг учиться вздумал?

— Я же обещал. Тебе и Анисимовой. Считай, что держу слово.

— Ну… ладно. Завтра тогда, после уроков?

— Договорились, — пару мгновений Витя помолчал, дыша в трубку. — Спокойной ночи?

— Спокойной, — и Лиза опустила трубку на рычаг, задумавшись. Пчёлкину наверняка что-то от неё понадобилось, но вот что именно, было непонятно…

***

— А твои когда вернутся?

— Часов в шесть-семь, не раньше.

Пчёла уселся прямо на стол и осмотрелся по сторонам.

— А у тебя уютно.

Лиза пожала плечами, всё ещё держа руки сложенными на груди. Витя же зацепился взглядом за чёрный чехол музыкального инструмента.

— На скрипке играешь?

— Играю, немного. А что?

Парень дёрнул плечом и пошарил по карманам.

— Да ничего, просто внимание обратил. А вот, это тебе, кстати.

Чёрная торбочка перекочевала в тонкие руки девушки, и Лиза не сумела сдержать любопытства. Сняв колпачок, Черкасова выкрутила помаду.

— Ух ты, красота какая!..

Пчёла самодовольно хмыкнул, а Лиза осмотрела подарок. На глаза тут же попалась крохотная наклейка с цифрой двадцать пять, криво написанной ручкой.

— Это что, цена?

— Дай-ка сюда, — Витя перегнулся через стол и буквально отобрал косметику у одноклассницы. Содрав наклейку, парень вновь протянул помаду девушке, но та брать её не стала. — Что?

— Я не возьму. Она же дорогая ужасно…

— Глупости не говори.

— Правда. Это четверть зарплаты моего отца.

Витя вздохнул, тряхнул волосами и соскочил со стола. Подойдя к девушке вплотную, он схватил её за руку и вложил торбочку в холодную ладонь.

— Ты меня выручила? Выручила. Считай, что это — моя благодарность.

Лиза опустила голову и потупила взгляд. Рука её всё ещё находилась в руке молодого человека, и отчего-то становилось очень неловко. Отчаянно не хотелось краснеть, но получалось плохо, и Витя это, конечно же, заметил.

— Кто-то обещал со мной позаниматься.

— Чем?.. — Лиза даже не сразу поняла, о чём именно напомнил ей одноклассник. Тот же, довольно ухмыльнувшись, даже присвистнул, заставив девушку зардеться ещё больше. — И-извини, я не то хотела сказать… то есть, спросить…

— Да ладно тебе, — Пчёла вновь запрыгнул на стол и схватил учебник по алгебре. — Давай, вещай мне. Я весь внимание.

========== 3. Он тебя под монастырь подведёт, будь уверена ==========

— Привет.

Зашедшая в туалет, чтобы посмотреть, не растрепалась ли коса, Лиза, затормозила в дверях. Встреча с Елисеевой, восседавшей на покоцанном подоконнике, девушку не особенно обрадовала. Никак нельзя было подумать, что Лена не нравилась Черкасовой, нет. Правильнее было бы сказать, что девушка относилась к подруге Белова несколько холодновато, возможно, из-за той откровенной непосредственности и лёгкости характера, которыми обладала Елисеева. Лизе эти черты казались несколько культивированными и утрированными, чтобы быть искренними. А, быть может, имела место простая женская зависть…

— Привет.

— На танцы идёшь сегодня?

Черкасова вздохнула, стараясь сделать это как можно более тихо. На танцы-то хотелось, даже очень, только вот музыкальную студию никто не отменял, так что перспектива развлечений развеивалась, словно лёгкий дымок.

— Нет, дела. А ты?

Елисеева тряхнула русыми волосами и потянулась.

— Все зависит от того, смогу ли я Сашку вытащить. Если он не захочет, то и меня одну не пустит.

Лиза понимающе кивнула и расстегнула портфель, чтобы достать расчёску — коса всё же немного растрепалась и выглядела не очень-то презентабельно. Черная торбочка с характерным стуком упала на пол, выскочив из кармашка, и тут же стала предметом любопытства — Лиза и опомниться не успела, как Ленка, ловко спрыгнув с подоконника, схватила помаду и молниеносно уселась обратно. Сейчас она напоминала сороку на ветке дерева.

— Ух ты! Откуда такая классная?

— Пчёлкин подарил, — Черкасова вздохнула вновь и отвернулась к зеркалу, расчёсывая топорщившиеся «петухи».

— Кто? Пчёла? — Елисеева присвистнула, рассматривая нежно-розовый оттенок помады. — И что же ему от тебя надо?

— В каком смысле? — Лиза отвлеклась от причёски и вопросительно взглянула на ученицу параллели. Ленка цокнула языком.

— Это же Пчёлкин, боже мой. Он просто так ничего никогда не делает. А тут такая штука дорогая. Да-да, видела, сколько за такие на рынке дерут, больше двадцатки.

— Просто я согласилась «взять его на поруки», — на последних словах Лиза изобразила пальцами кавычки. — И теперь его больше не третируют по поводу пропусков.

Лена громко фыркнула и протянула помаду законной владелице.

— Спорю на новые варёнки, что это — не та причина.

— Мне он так сказал.

— Да потому что ты — святая простота.

Черкасова сделала мину и отвернулась к зеркалу. Отсутствие какой-либо словесной реакции на её выпад не понравилось Ленке — вновь соскочив с насиженного места, она, предварительно проверив юбку на предмет повреждений от дряхлого подоконника, подошла к Лизе и заглянула её отражению в глаза.

— Мой тебе совет — держись-ка ты от него подальше. Я же к их компании имею отношение, знаю, что говорю. Он тебя под монастырь подведёт, будь уверена.

Хлопнув дверью, Елисеева покинула уборную, оставив Лизу стоять неподвижно у зеркала. Девушка тупо смотрела на своё отражение, словно оценивая его. Почему-то именно в эти минуты она, едва ли не впервые в жизни, всерьез задумалась над собственной внешностью. И синий фартук казался сейчас недостаточно выглаженным, и ресницы слишком редкими, и веснушки какими-то слишком явными… Что и говорить — серая мышь. Ленка, вон, и с минимум косметики умудрялась оставаться красивой и яркой, а она… Отвернувшись от ставшего противным зеркала, Лиза опёрлась спиной о холодную кафельную стену и прикрыла глаза. Держись-ка ты от него подальше. И что имела в виду Елисеева, говоря про монастырь?..

***

—Лиз!

Черкасова обернулась на знакомый голос, так громко окликнувший её. У забора стоял Валера Филатов, приветственно махая ей рукой и явно зовя к себе. Девушка потянула носом тёплый весенний воздух, так приятно пахнувший сиренью, и двинулась к молодому человеку.

— Привет.

— Привет. Что-то случилось?

Филатов растерялся.

— В каком смысле?

— Ну, звал меня так активно…

— Да нет, просто ты единственная, кого я здесь знаю, кроме пацанов и Елисеевой. А никого из них нет, а одному стоять скучно.

Лиза улыбнулась и прислонилась плечом к забору, чтобы облегчить противную боль в оттянутом тяжёлым портфелем плече.

— Устала?

— Семь уроков было, любой бы устал.

— Не знаю, у нас максимум урока три в день.

— А остальное время как же? — Черкасова удивлённо вздёрнула брови. Нет, она, безусловно, знала, что Валера учился в спортивном интернате, так как был сиротой, но неужели всё свободное от учёбы время…

— Тренировки, — кивком подтвердил мысли девушки Валера.

— Я бы умерла.

— Если бы занималась этим с детства, то нет. Организм-то привыкает к нагрузкам. Я скорее без спорта умру теперь, нежели с ним. А ты здорово выглядишь, кстати. У наших девчонок ни у кого таких волос длинных нет.

Черкасова моментально раскраснелась и в первые мгновения даже не знала, что и сказать в ответ на комплимент.

— М-м… а почему нет?

— Неудобно, ухаживать за ними некогда.

— Ты… ты ведь ребят ждешь? Пойдёте куда-то? — Лиза искренне не знала, как продолжить разговор, поэтому и спросила первое, что пришло в голову.

— Ну да, там у Коса с Витей дело есть одно. Надо помочь.

— Какое дело, конечно же, не скажешь?

Филатов нахмурился, и Лиза поспешила пояснить:

— Просто с меня все учителя постоянно спрашивают, где они вечно пропадают, а я не знаю, что и сказать.

— Соври.

— Соврать преподавателю? С ума сошел, — Лиза всплеснула руками, словно отгоняя вредный совет куда подальше, как назойливого комара.

— Ну, или спроси у них напрямую. Просто это не моё дело, я только на подхвате, поэтому и говорить не могу, прости.

— Да ладно, ничего, — Черкасова переминулась с мыска на пятку и посмотрела на маленьких девочек, прыгавших в резиночку в паре метров от неё. — Мне они всё равно ничего не скажут, только пошлют, куда подальше.

— Пчёла не пошлёт.

— С чего ты взял? — ставшая со временем привычной кличка, произнесённая парнем, резанула слух, и Лиза оторвала взгляд от игравших детей.

— Ну, просто знаю, и всё. Спроси по-серьёзному, должен расколоться.

— Это что-то незаконное, да?

— Каждый по-своему может это расценить, — Филатов пожал плечами и махнул куда-то в сторону. Обернувшись, девушка заметила продиравшегося в их сторону сквозь толпу «мелюзги» Космоса.

— Ладно, я пойду.

— Уже? — Валера заметно растерялся, словно не желая, чтобы девушка его оставляла наедине с мрачным товарищем.

— Он меня не очень-то любит, если честно, — шепнула Филу на ухо Лиза, и, подхватив портфель, поспешила скрыться в толпе — так, чтобы Холмогоров её не заметил. Впрочем, стоило ей чересчур увлечься «побегом», как откуда ни возьмись на её пути возник Пчёлкин, которого девушка, впрочем, заметила слишком поздно.

— Ай!

— Прости.

Лиза поморщилась и потёрла ушибленную руку — совершенно не заметив Пчёлу, она буквально врезалась в него, ударившись о крепкое плечо. Покачнувшись на каблуках, Черкасова и вовсе едва не упала, благо, Витя вовремя придержал её за локоть.

— Твои уже собрались.

Всё ещё державший старосту за руку Пчёлкин вдруг сжал тонкое плечо сильнее и нахмурился.

— В каком смысле «собрались»?

— Ну… вон, у забора стоят. А ты что имел в виду? — Лиза попыталась высвободить локоть, но не тут-то было.

— А, это… просто не так тебя понял, извини.

— Странный ты какой-то, Вить.

— Что?

— Странный, говорю. Случилось что-то?

— Да так, проблемка кое-какая… неважно. Иди.

— Руку-то отпусти.

Пчёла непонимающе взглянул на одноклассницу, и та кивнула на руку, всё ещё им сжимаемую. Выпустив локоть, Витя почесал затылок.

— М-да, день сегодня хреновый… не обращай внимания, в общем.

— Пчёл, мы тебя только ждем! — чуть поодаль раздался злобный голос Космоса — всё это время он нагло наблюдал за молодыми людьми и не испытывал ровным счётом никакого смущения. — Заканчивай там свои сцены.

— Иду! — Витя повернулся к Лизе и чмокнул ту в щёку. — Пока.

Черкасова покачнулась и нахмурилась. Обернуться не хватило смелости, поэтому девушка так и осталась стоять неподвижно, словно не понимая, что случилось, и с чего вдруг Пчёлкин её поцеловал. Пусть даже в щёку.

Он тебя под монастырь подведёт, будь уверена.

========== 4. Нет, мне определённо это нравится ==========

Трель телефона была услышана не сразу — слишком уж увлечённо Лиза водила смычком по струнам, пользуясь тем, что квартира была пуста, и музыкальная практика никому не мешала. Разве что, должно быть, соседям, которые, впрочем, с каждым занятием волновали девушку всё меньше. В конце концов, никаких режимов она не нарушала, занималась ещё до ужина, а маленьких детей у неё в соседстве не было. И старики были понимающими — по батареям не стучали, видимо, тихо радуясь тому, что за стенкой слышалась классическая музыка, а не пьяный гогот и звон посуды. Но телефон трещал и трещал, поэтому скрипку всё же пришлось оставить в покое.

— Алло.

— Лизка, привет! — в трубке раздался знакомый голос. Юра Соболев был давним Лизиным знакомым, можно даже сказать, одним из немногих настоящих друзей. Ребёнком, он жил в Горьком, где у Черкасовых были дальние родственники, к которым они ездили каждое лето. Там Лиза и познакомилась с Юркой, который теперь жил в общежитии от экономического факультета своего института. Учась на втором курсе, Юрка в полной мере успел хлебнуть «столичных соблазнов» — теперь парень просто грезил о «красивой жизни», и порой очень рисковал в своих стремлениях, в число которых входили и фарца, и даже участие в массовых потасовках на рынках. Несмотря на крепкую дружбу и абсолютное доверие со стороны друг друга, данные «тёмные» стороны Юриной деятельности Лиза предпочитала никогда не затрагивать, чтобы не поднимать тину со дна болота. Человеком Соболев был неплохим — добрым, весёлым, лёгким на подъём — и этого, в принципе, с лихвой хватало на поддержание крепких товарищеских отношений. — Как дела?

Черкасова потёрла большим пальцем подушечку указательного, потрескавшегося от струны, и поморщилась.

— Нормально, а ты?

— А приходи к нам сегодня? Поболтаем, чаю попьём. Твои же мне доверяют, отпустят.

— С чего вдруг такое гостеприимство? Ты же свою общагу не иначе как «клоповником» именуешь, а тут аж в гости зовешь.

На том конце провода мучительно вздохнули.

— Понимаешь, у меня сессия на носу, а знаний ни шиша. Я по тебе соскучился, а, если на улицу только выйду, то обязательно пару дней где-то проторчу, вместо того, чтобы готовиться. Поэтому, лучше уж ты к нам.

— Ладно, — Лиза улыбнулась, услышав про тоску друга по её персоне. — Во сколько?

— В семь.

— Договорились.

Опустив трубку на рычаг, девушка задумчиво закусила губу. И что ей надеть? Ещё надо в магазин зайти, хоть печенья к чаю купить, ведь у Юрки наверняка в холодильнике только мыши в петлях и висели…

***

—Лиза!

Черкасова обернулась на голос и втянула голову в плечи. Что Елисеевой опять от неё понадобилось?.. И почему она вообще взялась караулить её около подъезда?

— А ты чего здесь?

Елисеева спрыгнула со скамейки и быстро тряхнула головой. Весь вид её словно кричал о крайней степени раздражения, испытываемого девушкой.

— У тебя есть время?

— Минут десять есть, а что?

Ленка схватила Черкасову за руку и с силой потянула на лавочку.

— Мне с тобой поговорить надо. Ты же Сашкина староста, может, хоть ты сможешь как-то на него подействовать? Я же знаю, ты морали читать всегда горазда.

— Ты суть расскажи.

— Представляешь, что Саша учудил? Он в армию собрался! Даже поступать, сказал, не будет — сначала, говорит, отслужу, а потом уже спокойно учиться пойду, прикинь?

— Ну… а что в этом плохого?

Елисеева закатила глаза и громко выдохнула.

— Слушай, ты правда не понимаешь? Война в Афгане, а если его туда отправят? И потом, два года в разлуке — это же чересчур долго!

Лиза закусила губу. Доля правды в словах Лены, безусловно, присутствовала, и Лиза даже могла смутно себе представить, что именно чувствовала сейчас Елисеева. Но что она-то могла сделать? Этот вопрос Лиза и поспешила озвучить нежданной собеседнице.

— Я не знаю, что. Поговори с ним, попытайся отговорить. Я ж тебе говорю, ты умеешь зубы заговаривать. Меня он даже не слушает, а как я ждать его буду, так его этот вопрос вообще не интересует. Дождёшься, говорит, не денешься никуда.

— А ты что же, ждать его не хочешь?

— Хочу. Только плохо представляю, как выдержу два с лишним года.

Черкасова нахмурилась. Глупость Лениной просьбы была просто очевидной, но, в то же время, после её слов про Афганистан, даже самой Лизе стало несколько неуютно. Все знали тяжёлую обстановку в тех краях, и мало кто хотел бы, чтобы их сын или молодой человек умчался охранять границу. Поэтому Елисееву можно было понять.

— Я попробую, — Елизавета дёрнула плечом, стараясь не думать сейчас над речью для Белова, которую он, несомненно, даже не станет слушать, — только сейчас прости, мне идти пора.

— Ладно, — Ленка вскочила на ноги и неожиданно расплылась в совершенно довольной улыбке, став похожей на кошку, умыкнувшую большую рыбину. — Тогда пока. Спасибо.

…Обшарпанное общежитие встретило девушку резким запахом чего-то сгоревшего. Что и говорить, кашевары из будущих экономистов были никудышные. Сизый легкий дымок — не то от сигарет, не то от неудавшегося ужина — медленно витал по длинному коридору, в конце которого слышались смех и громкие голоса. Родители отпускали Лизу в общежитие без особых проблем — ведь они знали, куда и к кому шла их уже вполне взрослая дочь, и прекрасно понимали, что глупостей она не наделает раньше времени. Так почему бы и не отпустить её к давнему другу?..

— Лизка! — выглянувший в коридор Юра со всех ног ринулся к подруге и заключил её в такие крепкие объятия, что у той перехватило дыхание. — Наконец-то!

— Что у вас там за крики стоят? — Черкасова попыталась высвободиться из мужских рук, но потерпела сокрушительное фиаско.

— А, это… это у нас там движуха кое-какая.

Ох, уж это слово «движуха». Оно словно было лакмусовой бумажкой для Соболева — всегда, когда он его произносил, что-то происходило. Что-то, что совершенно не вызывало у Лизаветы положительных эмоций.

— Тогда я пойду, да?

— Нет, — Юра схватил подругу за руку и буквально поволок её по коридору. — Вернее, пойдёшь, конечно, но только в комнату. Я тебя слишком долго не видел, чтобы отпускать.

Помещение, рассчитанное на двух студентов, сейчас благополучно вмещало в себя около десяти, если не больше — Лиза даже не сумела сосчитать мельтешивших перед глазами парней и девчонок, которые активно перебирали разбросанные по кроватям и столу шуршавшие пакеты с импортной одеждой, журналами, кассетами и прочей всячиной.

— Ты что, с ума сошел?! — привстав на цыпочки, прошипела Лиза — так, чтобы «покупатели» не услышали. — Ты понимаешь, что это статья?!

— Причём здесь я? Это просто мой знакомый, мы каждые две недели так собираемся, только сегодня он раньше пришёл.

— Да это всё равно… — Лиза уже хотела было напомнить другу про регулярные облавы милиции на таких вот любителей иностранщины, как вдруг её цепкий взгляд споткнулся о… — Ты?!

Пчёлкин сидел прямо на столе, как ни в чём не бывало пересчитывая толстую пачку купюр и дымя сигаретой, зажатой в зубах. На громкий возглас он отреагировал, и в тот же миг всё спокойствие с его лица словно сдуло ветром — на смену ему пришли раздражение и… растерянность?

— А ты что здесь делаешь? — спрыгнув со столешницы, Пчёла схватил Лизу за локоть и отволок в угол, не обращая внимания на удивленного Юру. Черкасова дёрнула рукой, и хватка сразу же ослабла.

— Хотелось бы спросить то же самое у тебя, потому как я просто пришла к другу.

— В общагу вечером?

— А это уже не твоё дело. Ты что, серьёзно занимаешься… этим?

— Только не надо делать такие глаза, словно я здесь детей убиваю, — Черкасова поёжилась от такого чёрного юмора, а Пчёлкин продолжил: — Каждый зарабатывает так, как умеет. И не надо сейчас читать мне мораль.

Девушка промолчала. Отчаянно захотелось уйти и вообще никогда больше не возвращаться в эти стены, в которых те, кому ещё и двадцати не было, совершали уголовное преступление.

— Парни, атас! — Витя и Лиза перестали буравить друг друга тяжёлыми взглядами лишь тогда, когда в комнату буквально влетел, задыхаясь от бега, длинный парень с растрёпанными вихрами. — Милиция с облавой, фарцовщиков ищут.

И начался ураган. В буквальном смысле — пакеты начали летать, оставляемые теми, кто еще мгновения назад подсчитывал их стоимость, а сами потенциальные «покупатели» один за другим ринулись к двери. Времени было в обрез. Пчёла кинулся к товару и покидал его в объёмную чёрную спортивную сумку буквально в пару мгновений — Черкасова не успела и опомниться.

— Как выйти отсюда? — рявкнул он Юрию, и тот, растерявшись, взглянул на Лизу. И она всё поняла.

— Пойдём, — голос её вдруг наполнился совершенно нетипичными нотками металла и холодности. Правду говорили — всё происходит впервые. Вот сейчас, к примеру, она впервые будет покрывать фарцовщика.

— Куда?

Девушка не ответила — молча схватив Пчёлкина за рукав кожаной куртки, она буквально выкинула его в коридор. И откуда только сила-то взялась?

— Здесь есть пожарная лестница.

Оглядевшись по сторонам, Черкасова мысленно поаплодировала охотникам до импорта — ни одного студента в коридоре не наблюдалось. Лиза взяла Пчёлу за руку и поволокла его к спасительной лестнице. Им повезло, и замка на двери не оказалось — отчего-то девушке подумалось, будто его спилили специально, на случай таких вот «неожиданностей».

— Давай, вперёд, — Черкасова толкнула Пчёлкина, и тот, не говоря ни слова, начал спускаться, предварительно перекинув лямку сумки через плечо. Лиза же замешкалась — в конце концов, у неё был выбор — она могла остаться, пользуясь пропуском, и промыть Юре мозг, но, с другой стороны, лучше ей было тоже смыться от греха подальше. Последнее перевесило, и девушка схватилась за холодные перила.

— Осторожно, тут лужа, — Пчёлкин ждал её внизу и вовремя схватил за талию, спасши от участи промочить босоножки. Лиза позволила парню опустить её на асфальт, и лишь тогда с силой оттолкнула его от себя. Ярости её не было предела, и, несмотря на темноту — улица освещалась одним лишь фонарём — казалось, что её злоба была очевидной.

— Так вот, чем таким ты промышляешь. Совсем с ума сошёл? Тебя же посадят однажды!

— Не ори только, — спасшийся, Пчёлкин был сейчас спокойнее воды в тихом ручейке. — Хочешь жить — умей вертеться, классный принцип.

Лиза молча покачала головой и протяжно вздохнула. Злоба её смешалась с взявшейся из ниоткуда усталостью.

— Если ты так меня осуждаешь, тогда ответь мне — почему я должен горбить спину ещё пять лет в институте, а потом вкалывать за сотню в месяц, если я уже сейчас получаю куда больше? Если ты готова так жить, то я нет.

— Кто сказал, что я готова? — неожиданно для самой себя выпалила Лиза и тут же прикусила язык.

— А по тебе видно. Собственной тени боишься, а шампанское пьёт только тот, кто рискует.

— Космос тоже с тобой?

Пчёла достал из кармана джинсов пачку сигарет, но, взглянув на спасительницу, спрятал их обратно. Почему-то ему опять расхотелось дымить при ней.

— Да.

— А Саша с Валерой?

— Нет, мы вдвоём. Они для этого слишком правильные.

— Они не правильные, они просто умные, — рыкнула Лиза, и Витя вдруг усмехнулся. — Что смешного?

— Ты просто, когда злишься, очень красивая.

— Ну ты и сволочь, — Лиза даже задохнулась: она не собиралась хамить, но комплимент почему-то вызвал неподдельное возмущение. Она тут про серьёзные вещи пыталась говорить, а он всё в шуточки переводил!

— Сволочь? Да ну? — Пчёлкин неожиданно сделал пару шагов навстречу и схватил Лизу за руку до того, как она успела сделать хоть шаг назад. — А стоит мне к тебе прикоснуться, и ты робеешь. Ну вот, например, сейчас опять. Сволочи такой реакции не вызывают обычно.

— Пусти.

— Нет. Мне нравится на тебя такую смотреть.

Рука продвинулась выше по предплечью, и нежная кожа девушки покрылась мурашками. Заметив это, Витя шагнул ещё ближе и взглянул девушке прямо в глаза. Та нервно сглотнула, но взгляда не отвела, чтобы не выглядеть совсем уж девочкой.

— Нет, мне определённо это нравится.

========== 5. Просто мне не всё равно, что ты подумаешь ==========

Тёплые солнечные лучи самым наглым образом проникали в класс, слепя некоторых особенно неудачно выбравших себе парту учеников. Несмотря на то, что по Москве гуляли ещё шуточки про «радиоактивное солнышко» — чёрный юмор про аварию в Чернобыле до сих пор никак не желал сходить на нет — горожане искренне радовались долгожданному теплу и погожим денькам. Вот и сейчас, несмотря на то, что урок биологии был в самом разгаре, на голос учителя почти никто не реагировал, даже Черкасова со своим вечным стремлением к знаниям. Откинувшись на спинку неудобного стула, она, разомлевшая, вытянула ноги под партой и лениво выводила каракули на тетрадном листке в клеточку. Отчаянно хотелось спать — после вчерашних «приключений» она всю ночь не смыкала глаз — читала мораль Юрке, который позвонил ей в районе десяти. Сейчас можно было с уверенностью заявить о том, что разговор не возымел ровным счетом никакого эффекта, потому как Юра, по большей части, просто молча сопел в трубку и не говорил почти ни слова в ответ на шипящие возмущения Лизы, которой пришлось утащить телефон к себе в комнату и говорить как можно тише, чтобы не разбудить родителей. Разговор продлился примерно до трех ночи, а по его окончании Черкасовой стало понятно, что ложиться уже не имело смысла — три часа погоды не сделали бы. Так что оставшееся до подъёма время девушка посвятила повторению экзаменационных билетов.

Сидевший на соседнем ряду Пчёлкин отчаянно пытался поймать небольшим зеркальцем, позаимствованным у кого-то из девчонок, солнечный луч. Одного беглого взгляда в сторону одноклассника хватило Черкасовой, чтобы понять — луч должен предназначаться ей и послужить способом привлечения внимания. Но пусть этот Пчёла хоть костьми здесь ляжет, голову она не повернёт. Почему-то именно сейчас Лизавете было откровенно неприятно находиться в одном помещении с тем, кого она спасла вчера от ночёвки в милиции, рискуя при этом собственной шкурой и репутацией. А если об этом вдруг узнает хоть кто-нибудь в школе? Да её же тогдапросто-напросто разжалуют из старост! Накануне экзаменов-то… Об этом даже подумать было страшно… Справа громко шикнули, и возня Пчёлкина прекратилась — судя по тяжёлому взгляду, который девушка почувствовала на себе и невольно поёжилась, это Космос пытался сейчас прожечь в ней дыру. И чем таким она ему не угодила?..

— Холмогоров, шею свернешь, — устало проговорила Нина Павловна. — Свернёшь и парализованным станешь.

По классу прошёл наигранный смешок, донёсшийся от парочки «любимчиков» биологички. Прекрасная тактика — смейся над любой глупостью преподавателя и получай благосклонность на экзамене. Лиза бы тоже изобразила смешок, если бы глаза её не слипались. А ведь впереди ещё физика… появился стойкий соблазн отпроситься и уйти домой, чтобы хоть немного поспать. Сейчас приходило понимание того, что надо было всё же отдать приоритет ночному сну, а не билетам, от которых и так уже порядком тошнило.

— Лиз! — позади раздался голос Саши Белова, и Черкасова лениво наклонила стул назад, тем самым пододвигаясь к однокласснику. — Что там после рецессивных признаков?

— Я не пишу, — прошептала девушка и зажмурилась — луч солнца добрался до её щеки. Лицо Белова вдруг вытянулось.

— Ты не заболела?

Лизавета хмыкнула — конечно, стоило ей хоть раз не записать конспект, как одноклассники уже готовы были “Скорую” вызывать.

— Не выспалась просто, мысль теряю.

— Тебе дать потом переписать?

Кивнув, девушка приняла прежнее положение и взглянула на настенные часы. Оставалось ещё целых пятнадцать минут…

… — Постой!

Даже несмотря на то, что она выскочила из класса самой первой — пожалуй, вообще впервые в жизни — он её всё-таки догнал. И не просто догнал, а ещё и крепко схватил за руку и рывком развернул лицом к себе. Пришлось применить недюжинную силу, чтобы высвободить запястье из мёртвой хватки.

— Чего тебе?

— Что-то ты не очень любезна, — Пчёла собрался уже было съязвить в характерной для себя манере, но, увидев лёд во взгляде своей дважды спасительницы, шумно выдохнул, словно подавляя рвавшиеся наружу издёвки. — Что случилось-то?

— В каком смысле? — Лиза сложила руки на груди и посмотрела на одноклассника так, как обычно смотрели на разбившего дорогую вазу ребёнка.

— Только вчера же всё, кажется, нормально было.

— Когда кажется — креститься надо, слышал о таком? — Лизавета изогнула бровь, и Пчёлкин нахмурился. Какая-то она сейчас была не такая, эта староста-спасительница. — Можешь считать, что мне просто стало противно находиться с тобой рядом.

Последнюю фразу она словно выплюнула, постаравшись придать ей как можно больше холодности и язвительности. Не желая слушать ответ, Лиза развернулась на каблуках и как можно быстрее двинулась к лестнице, мысленно отчаянно надеясь на то, что Пчёлкин не двинется следом. И он не двинулся, остался стоять на месте, словно облитый ледяной водой. Или кое-чем другим…

…С урока она попросту сбежала, решив, что завтра обязательно подойдет к учителю и расскажет про внезапно разболевшуюся голову. Находиться в школе и дальше просто не было сил, тем более, не находилось выдержки на то, чтобы ещё почти час терпеть на себе испытующие взгляды Холмогорова и униженного ею Пчёлкина. Это странно, но почему-то девушка не испытывала ровно никаких намеков на угрызения совести из-за того, что, фактически, нахамила однокласснику. В конце концов, он сам виноват — не надо было начинать заниматься незаконными делами. Ведь преступлением нельзя добиться каких-то высот, разве не так?.. Хотя, погружаясь в подобные раздумья все больше, Лизавета незаметно для самой себя приходила к мыслям о том, что она, пусть хоть немного, но могла понять Пчёлкина. В конце концов, жить хорошо и припеваючи хотелось всем, а те, кто отрицал это, просто лукавили. А, если быть совсем уж честными, то путей к этой «хорошей жизни» совсем немного. Точнее, их вообще практически не было. Сколько раз тот же Юрка предлагал ей хотя бы частично подключиться к нему и получать в пару недель суммы, равные месячной зарплате рядового заводского рабочего? А сколько раз она в ответ на это взвивалась, словно её окунали в ведро грязи? А сколько раз её мама сетовала на то, что денег придётся занимать до получки? Раньше как-то не случалось всерьёз задумываться над этими вопросами, а сейчас, когда как раз подвернулся случай, девушка полностью отдалась не самым радужным мыслям. Порой Лиза, конечно, размышляла над тем, что придется по поступлении в институт устраиваться на работу — хотя бы той же продавщицей в магазин, чтобы хоть как-то помогать семье. Но что она там сможет принести? Полтинник или чуть больше? Сейчас это уже почти не деньги. Её отец — капитан милиции, мать — сборщица на часовом заводе, особенно много денег в семье никогда не водилось. Но, тем не менее, даже задумываясь над вариантами заработка, Лиза до последнего отчаянно гнала от себя мысли о возможности «сотрудничества» с Соболевым. Лучше уж приносить домой полтинник и не испытывать при этом угрызений совести, чем иметь намного больше, но ходить по краю.

…Вивальди сегодня поддаваться никак не желал, и его ноты плясали перед глазами, словно играя в чехарду и смеясь над той, которая так старательно старалась их прочесть и озвучить. В конце концов, это порядком утомило, и Лизавета отложила скрипку на стол, решив сегодня больше не связываться с нотной тетрадью и смычком. Через час должны были вернуться с работы родители, пора бы заняться ужином. Готовить Лиза не любила и не умела, но, как у будущей хозяйки дома и матери семейства, выбора у неё не было — приходилось учиться, то и дело сжигая яичницу или котлеты. Сегодня было проще — макароны с сыром и сосисками. Главное, не умудриться сжечь и их.

В дверь настойчиво позвонили как раз тогда, когда в процессе готовки наступал самый ответственный момент — помешивание. Пришлось цокнуть языком и отложить деревянную лопатку. Кого только нелегкая могла принести?.. Подойдя к двери, Черкасова посмотрела в глазок и тут же повернулась к створке спиной.

— И что тебе понадобилось?

— Поговорить.

— Говори.

Несмотря на плотно закрытую дверь, девушка всё же сумела услышать то, как громко фыркнул Пчёлкин.

— Может, мне сразу соседям позвонить? Пусть тоже послушают?

Нет, соседи были явно лишними. Лиза резко распахнула дверь и, недобро взглянув на одноклассника, в квартиру его всё же впустила.

— Излагай, — только захотев сложить руки на груди, девушка, впрочем, тут же спохватилась и метнулась на кухню — риск сжечь варимые макароны повышался с каждой секундой. — Садись.

Пчёлкин послушно сел за стол и сцепил руки в замок. На лицо его набежала мрачная тень — это Лиза заметила, мимолётно обернувшись на парня.

— Может, ты хотя бы отвлечёшься?

— Не могу. Но я тебя прекрасно слышу, — на самом деле, кастрюля была спасением. Очень уж не хотелось Черкасовой смотреть на незваного гостя.

— Ладно, как хочешь. Я, честно говоря, ни хрена не понимаю, почему вдруг получил у тебя статус конченой скотины, но раз уж так, то и ладно…

Черкасова невольно поморщилась — Витина манера разговаривать не вызвала у неё восторга.

…— Да и я не очень-то понимаю, на кой-черт пришел к тебе объясняться. Просто…

— Вить, да и не надо объясняться. Ты прав — кто я такая, чтобы ты пытался сейчас оправдываться передо мной? Я тебя не выдам, делай ты, что хочешь.

Тяжёлый взгляд устремился промеж лопаток, и девушка на автомате расправила плечи. Как же она ненавидела, когда смотрели вот так!.. Чтобы хоть чем-то занять руки, пришлось взять в руки хлеб и нож.

— Ты не дала мне договорить. Просто мне не всё равно, что ты подумаешь.

Рука дрогнула, и острое лезвие полоснуло нежную кожу. Вскрикнув, девушка выронила нож и сжала руку. Пчёлкин тут же выскочил из-за стола и в мгновение ока оказался рядом. Схватив девушку за запястье, он рывком заставил разжать кулак.

— Не дёргайся.

Из крана полилась вода, и через мгновение ледяные струи обдали место пореза. Лизавета, закусившая губу, возмущённо взвыла.

— Тихо. Аптечка где?

— На холодильнике.

Витя оглянулся и стянул с морозильного шкафа белую коробку. Увидев коричневый пузырёк, девушка вдруг шмыгнула носом, заставив одноклассника обернуться и улыбнуться.

— Ну ты как маленькая прямо. Терпи.

И Черкасова послушно закусила губу вновь.

— Всё.

Девушка раскрыла сначала один глаз, затем другой. Боли не было, что вызывало искреннее удивление. Хмыкнув, Лиза осмотрела порез и исподлобья взглянула на Пчёлкина.

— Спасибо.

— Да не за что, — тот лишь пожал плечами, убирая йод обратно в коробку. — Осторожнее надо.

Ничего не ответив, Черкасова обернулась к плите и сняла с огня злосчастные макароны, которые сегодня всё-таки не будут иметь привкус гари.

— Чай будешь?

Этот вопрос заставил Пчёлкина перестать греметь склянками и повернуться к девушке. На губах парня заиграла улыбка.

— А я что, теперь снова впал в милость? Даже без объяснений?

— Нет, просто тебе же всё равно хоть кол на голове теши. Да и, если быть совсем уж честной, я даже могу тебя понять.

Витя присвистнул и уселся на краешек стола, словно ожидая окончания фразы. И Лиза продолжила:

— Могу понять лишь в желании жить лучше других. Работёнка твоя всё равно ничего хорошего в себе не несёт. Ты же Юрку Соболева знаешь по этим вашим делам, да?

— Угу.

— Ты даже не представляешь себе, сколько раз он меня к себе звал, — девушка поставила чайник на плиту и вздохнула. И почему её всё больше начинали окружать именно такие — чересчур любившие рисковать и танцевать на углях?..

Пчёла вздернул брови, удивившись откровению и воспользовавшись тем, что Лизавета не могла его видеть, но через пару мгновений лицо его вновь приняло спокойное и даже немного усталое выражение.

— Слушай, давай сменим тему, а? Говори, о чем хочешь, хоть о логарифмах, но не возвращайся больше к этому, ладно? Хотя бы сегодня.

И Черкасова молча кивнула, взглянув на раненый палец и мысленно даже порадовавшись тому, что о скрипке на пару дней можно было позабыть.

========== 6. Проблемы, Пчёлкин? ==========

…В этот вечер он пришёл какой-то не такой. Нет, вернее даже не так — он ворвался в её квартиру, воровато оглядываясь, и первое, что спросил — дома ли родители. Получив отрицательный ответ, Юра расслабился, но не забыл закрыть входную дверь на цепочку. Огромная спортивная сумка через плечо вынуждала парня отчаянно клониться под её тяжестью вбок, но избавляться от ноши нежданный гость не торопился, словно боясь расстаться со своим грузом.

— Мне нужна твоя помощь.

Лиза передёрнула плечами и неопределённо мотнула головой — мол, «излагай дальше». И Соболев продолжил:

— Спрячь сумку у себя на пару дней. А я её потом заберу.

— А что там?

— Тебе лучше не вникать.

Черкасова вдруг похолодела — как-то слишком резко догадка о содержимом сумки пронзила её сознание.

— Да ты с ума сошел?! — от возмущения даже голос предпочёл осипнуть. — Выметайся вон отсюда, живо!

— Лиза! — Юра взвыл так отчаянно, что девушка невольно замерла на месте, хотя уже дёрнулась было в сторону двери, дабы открыть её и указать другу на лестничную клетку. — Мне с ней край, понимаешь? Нас менты чуть не повязали, я еле удрал.

— Менты? А мой отец кем работает?

Соболев осёкся, вспомнив про синюю, с капитанскими погонами, форму Лизиного отца.

— У нас в общаге скоро наверняка шмон устроят, и тогда всё, понимаешь? Это всего лишь на пару дней.

— Ты хоть понимаешь, что несёшь? — Черкасова покрутила пальцем у виска, сделав большие глаза. — Ты на меня статью сейчас вешаешь, дружок!

Юрка покачал головой и скинул сумку с плеча. Та тяжело упала на паркетный пол коридора.

— Никто не узнает. Если ты сама никому не проболтаешься, конечно.

— Нет.

— Я очень тебя прошу.

— Нет, ты оглох, что ли?

— Да я что, так часто к тебе с такими просьбами обращаюсь?! — Соболев взвился, мучимый страхом и сбитым от долгого бега дыханием.

Лиза сложила руки на груди и посмотрела на несчастную сумку. В принципе, она с лёгкостью поместилась бы под кровать, а там такая пыль, что матери и в голову не придёт лезть туда. Более того, если это и впрямь…

— На пару дней, говоришь?

Юрка сложил ладони в молитвенном жесте, и крещёная Лизавета поморщилась. У неё всё равно не хватило бы сил, чтобы отказать другу детства. В конце концов, если это и впрямь на несколько дней…

— Хорошо. В первый и последний раз, ясно тебе?

Соболев подлетел к подруге и обнял ту так крепко, что, казалось, лёгкие свернулись в трубочки.

— Ты святая.

— Прекрати богохульничать уже, надоел. Неси эту дрянь в комнату, под кровать.

Парень поспешил выполнить приказ, а девушка пошла следом. Неожиданная догадка пронзила её, словно молния.

— Витя с тобой был?

— Кто?

Пришлось закатить глаза и вспомнить малоприятную кличку.

— Пчёла.

— А, он… да, первый легавых заметил, кстати. Ой, прости за «легавых».

Но девушка даже не услышала оскорбления бравой советской милиции, которая не сумела догнать ни одного из молодых парней.

***

…Сегодня он был какой-то не такой. Чересчур сосредоточенный, словно чего-то опасавшийся. Хотя, почему «словно»? Уж кто-кто, а Черкасова знала наверняка, что именно занимало мысли нерадивого одноклассника. И отчего-то это знание вызывало у девушки какое-то непонятное чувство — отдалённо оно могло напоминать смесь злорадства с сочувствием.

— Поймите же вы, что последний звонок не может заключаться в том, чтобы вкусно поесть, попить и разойтись по домам с аттестатами подмышкой. Вам учителя посвятили десяток лет своей жизни, отблагодарите их хотя бы разочек, подарите им достойный и красивый концерт…

По классу волной прошелся недовольный бубнёж — плясать и петь заезженные песенки никому особенно не хотелось. Мария Васильевна окинула класс грустным взглядом, чем внезапно вызвала у Черкасовой чувство жалости. Ну как вот объяснить молодой учительнице, что сейчас у подростков уже несколько иные интересы?

— Слушайте, ну ладно, — голос вдруг подал тот, от кого инициативы не ждал уж совсем никто, а именно Космос Холмогоров, — давайте сделаем, но с одним условием — мы номера сами придумываем.

Анисимова растерялась.

— А как я тогда буду перед директором отчитываться? Мало ли, что вы там надумаете?

— Ну, по согласованию с вами, естественно. Мы вот спеть можем, да? Пчёл, уснул, что ли? — и парень ткнул в бок всё это время молчавшего и тупо смотревшего куда-то в пустоту Витю. Тот вздрогнул и машинально кивнул, даже не переспросив, на что именно он согласился.

— Не знала, что вы поёте… — не удержалась Лизавета. Космос вдруг шаркнул ногой и шутливо раскланялся перед старостой, чем вызвал у той нервный смешок. Страшно представить, что они там петь соберутся…

— Кстати, а где Белов? — взглянув на разошедшегося сына астрофизика, вспомнила Мария Васильевна.

— А, он просил предупредить, что на медкомиссию в военкомат поедет. Простите, забыла совсем, — отрапортовала Лиза, чуть склонив голову набок, делая вид, что корила саму себя за забывчивость. На самом деле, сейчас ей было как-то все равно, кто там и где пропадал.

… — Проблемы, Пчёлкин?

Его пришлось даже догнать, чтобы сообщить новость — столь быстро он предпочёл покинуть школу и отойти в куст сирени, в котором была оборудована курилка.

— Не понял, — чиркнув спичкой, парень нахмурился. Лиза схватила одноклассника за рукав и усадила на старые пластиковые коробки из-под стеклотары, которые служили здесь стульями.

— Всё ты понял. Я про облаву и большую такую спортивную сумку чёрного цвета.

Пчёлкин вскочил на ноги и схватил девушку за плечи.

— Откуда знаешь?!

Лиза поёрзала в крепкой хватке, но ослабить её не смогла. Пришлось вздохнуть и признаться:

— Да она у меня дома. Юрка притащил.

Молодой человек ослабил хватку и сплюнул.

— Нашёл, к кому припереться, идиот.

— Я тоже так подумала. Но и отказать я ему не смогла. Ну, а тут просто увидела твоё состояние, и решила успокоить, всё равно он мне рассказал о том, что ты там с ним тоже был.

Пчёлкин затянулся и на пару мгновений прикрыл глаза. Сейчас весь его вид говорил о постепенном расслаблении.

— Спасибо, — взглянув на одноклассницу, произнес Витя, и, схватив её за руку, резко притянул к себе и обнял. Охнув, девушка замерла и почему-то даже предпочла сделать вид, будто не замечала того, что Пчёла, нагло пользуясь её податливостью, совмещал приятное с вредным — не размыкая объятий, он продолжил докуривать свою сигарету.

…Юра не подвел — злосчастная сумка была изъята им из-под кровати Лизаветы ровно через два дня. Безостановочно рассыпаясь в благодарностях, парень даже признался подруге в любви и наговорил еще столько «глупостей», что, казалось, ещё немного — и хрупкая девушка спустила бы его с лестницы вместе со злосчастным товаром. Впрочем, одними словами не обошлось, и под самый конец их встречи в ладонь девушки были вложены несколько купюр. «Плата за хранение», как объяснил это Соболев, поспешивший смыться быстрее, чем подруга начала бы кидаться в него этими самыми деньгами. И Черкасова долго ещё стояла посреди коридора, рассматривая потрёпанные купюры и постепенно приходя к мысли о том, что теперь и её втянули в эти грязные дела. От осознания этого становилось жутко и противно.

***

— Ох, мамочки, ещё и горошек зелёный!..

Лиза сидела на кровати, подтянув ноги к груди и обхватив коленки руками. На кухне мать девушки с восторженными возгласами разбирала два больших пакета со всякой всячиной, с таким трудом добытой дочерью. Консервы, крупы, сосиски, колбаса… Всего и перечислить было сложно, и хватить должно было надолго. Несколько дней понадобилось Лизавете для того, чтобы придумать, как объяснить родителям наличие такой большой суммы денег, и объяснение это лежало сейчас на письменном столе — скрипка. Пришлось наврать про мифический музыкальный конкурс в студии, из которого девушка вышла победительницей и завоевала неплохой денежный приз. Родители поверили, а вот самой Лизе от вранья стало просто гадко на душе. Она, зная истинное происхождение этих денег, сидела сейчас, прислонив голову к стене, и слушала приглушённые причитания матери. Как можно жить нормально, когда двух зарплат не хватало на то, чтобы набить холодильник продуктами, а малой доли от фарцовки хватило с лихвой? И как быть дальше? Лизе хватило один раз увидеть слёзы счастья в глазах матери, чтобы возненавидеть саму себя. Возненавидеть просто за то, что больше она не сможет радовать родительницу и дальше. Раньше тяжкость жизни как-то не казалась девушке такой уж глобальной и страшной, а сейчас отчаянно хотелось делать всё, что угодно, лишь бы не слышать больше слов про то, что придется занимать денег до зарплаты… Смахнув слезу с щеки, Лиза поднялась с кровати и полезла в шкаф за курткой — за окном уже смеркалось, и становилось прохладно.

— Мам, я к Юрке схожу, ладно?

— Конечно, доченька! Дверь только захлопни.

И девушка вышла, оставив мать наедине с «подарками».

…Врать постепенно входило в привычку. Девушка и не собиралась идти в общежитие — путь её лежал к дому Саши Белова, точнее, к старенькой беседке, что располагалась за бело-синей шестнадцатиэтажкой. И она не прогадала — уже издали до её слуха донеслись смех и громкие голоса.

— О! А ты-то тут какими судьбами? — Холмогоров заметил гостью ещё издали, метров за двадцать до беседки. На пару мгновений Лиза даже замерла на месте, вдруг засомневавшись в правильности своих действий, но всё же сумела взять себя в руки и придать походке хоть какое-то подобие уверенности.

— Привет, — удивлённо поприветствовал девушку Валера Филатов, тут же отставив бутылку пива в сторону, словно застеснявшись Черкасовой. Кивнув поприветствовавшим её парням, девушка перевела взгляд на Пчёлкина и кивнула куда-то в сторону.

— Можно поговорить с тобой?

Космос присвистнул, но этот пошлый звук был тут же прерван из-за тычка, которым наградил друга Белов. Витя кивнул, кинул бычок в кусты и вышел из беседки. Молодые люди отошли на довольно приличное расстояние от беседки — так, чтобы любопытные уши Космоса не сумели услышать ничего «эдакого».

— Случилось что-то? — вид у Пчёлкина стал каким-то озадаченным — никак он не ожидал встретиться здесь с грозной старостой, и от этого растерялся. Лиза повернулась к однокласснику и закусила губу. Пришлось взглянуть куда-то в небо, но это не помогло — слёзы всё равно предательски выступили на глазах.

— Это Юра всё…

Парень заметно напрягся, видимо, по-своему истолковав мокрые от слёз глаза девушки, её наглухо застёгнутую куртку, собранные в хвост волосы и спортивные брюки вместо привычной юбки.

— Что он с тобой сделал? — вопрос прозвучал так тихо и хрипло, что напомнил рык. Лиза вздрогнула и в непонимании взглянула на Пчёлкина — он даже в лице изменился, а глаза, казалось, потемнели от злобы. Несколько мгновений понадобилось девушке, чтобы осознать страшную суть вопроса и в ужасе всплеснуть руками.

— Ничего такого, о чём ты подумал. Просто… сумка эта чёртова, потом деньги…

— Объясни нормально.

Лизавета сделала глубокий вдох, но это сыграло злую шутку — слёзы ручьём хлынули из глаз, заставив девушку спрятать лицо в ладонях. Пчёлкин заметно растерялся, ничего не понимая, и всё, до чего он сумел додуматься, так это обнять одноклассницу и погладить её по спине, пытаясь хоть как-то успокоить. Рассказ — сбивчивый и скомканный, но суть всё же передававший — полился через пару минут рыданий. Уткнувшись лбом в мягкую ткань олимпийки, Лиза выплёскивала всё, что так мучило её вот уже не один день.

— Ну, просто ты — единственный, кто вообще в курсе дел… я поэтому к тебе и пришла, потому что больше не к кому… прости…

Объятия вдруг стали крепче.

— Успокойся. Ты никого не убила и ничего не украла, слышишь? Все нормально. Ты оказала услугу, получила за неё деньги, всё логично.

Лиза нахмурилась и судорожно вздохнула, понимая, что в словах парня была доля правды, причем доля немалая.

— И что делать-то теперь?

— Для начала, — Пчёлкин коснулся губами затылка девушки и разомкнул объятия, — пойти в беседку и выпить с нами. Немного. Это успокаивает. Косу, вон, расскажем сейчас — может, он что придумает.

— Я пить не буду… — Лиза даже нахмурилась, забыв о раскрасневшихся от рыданий щеках. Пчёла хмыкнул.

— Я же сказал — немного. Чуть-чуть не считается, слышала о таком? Давай, а я тебя провожу потом.

Девушка нахмурилась. Что она потеряла бы, если бы сделала пару глотков? Отец сегодня всё равно на дежурстве, а мать всегда ложилась рано, так что вряд ли её кто-то начнет поучать и стыдить. А расслабиться хотелось очень сильно.

— Если ты нас боишься, то я тебе клянусь — мы и пальцем тебя не тронем. Просто поговорим.

— Ладно, — и Лиза, глубоко вздохнув, вложила ладонь в протянутую ей крепкую руку одноклассника.

========== 7. Ты что, правда решила к ним примкнуть? ==========

Выпускники рассосались, казалось, по всем пяти этажам школы. Несмотря на вечер, обе параллели десятого класса, разбившись на кучки, дружно (а порой и не очень) обдумывали номера для выпускного концерта. Анисимова всё же сумела достучаться до подростков, и те подумали, что стоило отдать дань учителям и стенам, которые стали родными за десяток лет. Некоторые группки уже даже репетировали — Лена Елисеева, к примеру, отобрала себе троих парней и трёх девушек, и вовсю учила их основам вальса. Лиза же по школе болталась, в общем-то говоря, бессмысленно — ни к одной из компаний она так и не прибилась, поэтому просто ходила из класса в класс, проверяя процесс репетиций на правах старосты. Мария Васильевна всё равно ушла домой, а отчитаться перед классной руководительницей в любом случае надо будет.

Она прекрасно знала, где они расположились, но идти в нагло оккупированный актовый зал отчего-то не спешила. И двинулась на первый этаж, лишь когда обошла все остальные компании и кабинеты. Лиза не знала, почему, но она испытывала чувство непонятной тревоги. Или стеснения? Скорее, всё же второго — после того вечера в беседке она хоть и сблизилась с четверкой, но всё равно старалась держать хоть какую-то дистанцию. Хотя получалось плохо.

На сцене стояли Космос и Пчёлкин, Саша сидел на стуле чуть в стороне от них и наспех настраивал гитару, принесённую из дома по окончании уроков — Лиза видела, как он нес её в школу после обеда. Интересно, что они делали всё это время?.. Бочком девушка протиснулась в зал и тихонько прикрыла за собой дверь, стараясь вести себя как можно тише и незаметнее.

— Привет.

Вздрогнув, Лизавета обернулась — на последнем ряду сидел Валера.

— А ты здесь как?

— Пришёл посмотреть. Эти двое, кстати, — и Филатов ткнул пальцем в сторону Космоса и Вити, — чуть не передрались, всё песню выбирали.

— Выбрали?

— Да вроде бы. А ты чего нигде не участвуешь?

— Я отвечаю за весь этот каламбур, мне достаточно, поверь, — и Лиза не сдержала отчаянного зевка — всё же вечер был уже довольно поздним.

— О-ой, какие люди! — отвлекшись от микрофона, воскликнул Пчёлкин. — Следить за нами пришла?

— Нужны вы мне, — в тон однокласснику хмыкнула девушка и машинально оправила форменную юбку платья.

— Послушаешь?

— Ну, давайте, — девушка передернула плечами и медленно опустилась на стул рядом с Филатовым. Пчёлкин, казалось, даже внешне приободрился — ему явно нужно было больше зрителей. Саша, наконец, справился со струнами и, глядя на написанные от руки на листочке ноты, заиграл. Витя дождался кивка Белова и запел:

— Я начал жизнь в трущобах городских

И добрых слов я не слыхал.

Когда ласкали вы детей своих,

Я есть просил, я замерзал.

Вы, увидав меня, не прячьте взгляд

Ведь я ни в чем, ни в чем не виноват…

Лиза даже подобралась и вытянулась в струнку, вцепившись тонкими пальцами в спинку впередистоящего стула. Никак не ожидала она того, что у Пчёлкина окажется такой красивый голос — с хрипотцой от сигарет, но такой спокойный и мелодичный. Песню эту девушка никогда раньше не слышала, но сейчас, находясь в некоем подобии шока, даже забыла о том, что, когда слушаешь песни, надо наслаждаться. Этот голос, чёрт возьми, каким же он был завораживающим! Лиза словно погрузилась в какой-то транс, даже не замечая Холмогорова «на подпевке» — так легко и полностью сумел затмить его своим абсолютно непрофессиональным вокалом Витя.

… — Вы знали ласки матерей родных,

А я не знал и лишь во сне

В моих мечтаньях детских, золотых

Мать иногда являлась мне.

О, мама! Если бы найти тебя,

Была б не так горька моя судьба.

Саша уже говорил что-то Космосу, песня закончилась, равно как и музыка, а она всё ещё сидела неподвижно, держась за стул и словно находясь где-то за много километров от этого актового зала — там, рядом с тем мифическим беспризорником, взывавшим к такому глухому и чуждому ему миру.

— Эй, уснула?

А вот разговаривал он по-прежнему нагло и развязано. И этот тон словно вернул с небес на землю. Певцом Пчёлкин мог быть самым лучшим, а вот манера вести диалог всё равно оставалась на уровне фарцовщика.

— Я просто не знала, что ты так красиво поёшь, — пришлось быть откровенной и дать однокласснику ещё один повод почувствовать себя на высоте.

— Думаешь, Анисимова примет?

— А почему бы и нет? — Лиза пожала плечами, для себя отметив, что Марию Васильевну надо уговорить, во что бы то ни стало. Её плеча осторожно коснулся сидевший слева Валера, и девушка обернулась в его сторону. Тот кивнул в сторону двери, предлагая выйти. — Аппаратуру не забудьте всю убрать. Не скинуть в угол, а убрать!

— Есть, товарищ командир, — буркнул Космос. Отношения с ним у Черкасовой стали заметно более мягкими с той вечерней посиделки и откровенного разговора в беседке, поэтому теперь его шуточкам она подвергалась практически так же, как и все, к кому у Холмогорова лежала душа. — Могла бы и меня похвалить…

— Ты тоже был очень хорош, — девушка усмехнулась, уже на пороге обернувшись и уважив одноклассника.

… — Ты что, правда решила к ним примкнуть?

Лиза вздохнула и посмотрела в сумеречное небо. Глупо было бы подумать, что она не догадывалась о причине, по которой Филатов вытянул её из зала. Он, равно как и Белов, старался не замечать «увлечения» друзей, но смотреть сквозь пальцы на то, как под не самое лучшее влияние попадала наивная молодая девчонка, не мог.

— Мне одного раза хватило, чтобы втянуться… понимаешь, — Лизавета прерывисто вздохнула, и голос её дрогнул, — когда видишь, как радуется мама от того, что дома у неё половина универмага, внутри всё словно кровью обливается. Я это делать собралась не ради шмоток или косметики, а ради родителей.

— Нет, не понимаю, — Филатов горько усмехнулся, и Черкасова, тут же вспомнив о незавидном положении знакомого, понурила голову.

— Прости.

— Да ладно. Как бы ты просто не увязла во всём этом. Понятно, почему эти двое тебя не отговаривают — Косу всё равно, для него люди лишними не бывают, а Пчёле ты просто нравишься, вот и всё.

Девушка вдруг остановилась, словно вкопанная, мысленно благодаря сумерки, которые прекрасно скрывали её лицо, к которому вмиг прилила кровь.

— С чего ты это вдруг взял?

Сзади хмыкнули.

— Я его не первый год всё-таки знаю. У него на лице написано, когда ему девочка нравится, а когда просто так, попользоваться надо.

От слова «попользоваться» девушку передёрнуло, но словесно она не отреагировала. Валера подошел к ней ближе и легонько потрепал по плечу.

— Ты чего?

— Да нет, ничего. Просто не ожидала, что ты вот так вот проболтаешься.

— Я и не пробалтывался. Это всем видно, кроме тебя.

Лиза закусила губу и зажмурилась. Не хотелось и дальше обсуждать эту тему, и Валера, будучи парнем очень тактичным, это понял, послушно замолчав. В таком же молчании они закончили свой «круг почета» вокруг школы, неспешный обход которой занял у них минут пятнадцать. А, когда в поле зрения оказалось школьное крыльцо, Лиза не смогла не увидеть сидевшего прямо на ступеньках Пчёлкина с сигаретой в зубах — её огонек был виден ещё издали. Парень совершенно спокойно затягивался и смотрел в сторону молодых людей. Черкасова прикрыла глаза и вздохнула.

— Ну почему именно сейчас-то? — вопрос шёпотом сорвался с её губ, и Филатов несильно ткнул девушку в плечо. Пчёлкин, заметив молодых людей, поднялся со ступеней и неспешно двинулся в их сторону.

— Ладно, — Валера взглянул на циферблат наручных часов и присмотрелся к стрелкам, — я пошёл, а то комендантша не пустит ещё. Проводишь?

Вопрос адресовался уже подошедшему Вите. Тот кивнул, и Валера поспешил ретироваться, махнув Лизавете рукой и сделав вид, что не заметил её взгляда, полного опаски.

— О чём говорили?

— Это допрос? — Лиза вдруг подобралась и недобро глянула на Пчёлкина. Тот лишь передёрнул плечами и вновь затянулся.

— Пошли?

Черкасова кивнула, и молодые люди неспешно двинулись прочь со школьного двора. Но молчание не продлилось долго.

— Ну, а всё же?

— Валера пытался узнать, всерьёз ли я решила работать с вами. Доволен?

— Более, чем. И что ты ответила?

— Ровно то же самое, что уже говорила тебе. И вообще — что всё-таки за допрос, а?

— Это не допрос. Мне просто надо знать, серьёзно ли ты это решила, или уже десять раз передумала.

Он был раздражён. Причём сильно, это было просто очевидно. Рядом с таким Пчёлкиным Лиза почему-то терялась куда сильнее обычного, даже начинала немного опасаться парня. Пришлось вздохнуть, чтобы успокоиться.

— Нет, не передумала. И не передумаю, по крайней мере, в ближайшее время.

— Если решила, то бросить будет тяжело. Это тебе не прийти и с завода трудовую забрать.

Они уже подходили к дому Лизы, а разговор постепенно набирал обороты — совершенно не вовремя.

— Я не маленькая, и прекрасно это понимаю. В конце концов, я же всё равно только на подхвате буду — товар у себя держать.

— Затянет — не плачь потом.

— Слушай! — Лизавета, наконец, взвилась. Повернувшись к парню, она позволила себе повысить голос. — Когда я впервые выказала своё желание, ты меня только поддержал, а сейчас разговариваешь так, словно я что-то исключительно аморальное делать собралась. Ты-то сам чем лучше, в конце концов?! В своём глазу…

Договорить было не суждено — пылкий и всецело неожиданный поцелуй прервал поток возмущений, заставив девушку на какие-то мгновения совершенно позабыть о реальности. Запах табака, крепкие руки, напористая и уверенная ласка — всё это словно смешалось в какой-то дурманящий коктейль, парализующий и пьянящий. И не сразу Лизавета сумела очнуться, а когда туман всё же кое-как рассеялся, с трудом отпрянула от парня и залепила ему звонкую пощёчину. Пчёлкин дотронулся пальцами до щеки и криво усмехнулся.

— Могла бы просто оттолкнуть.

— Мог бы не лезть. Тогда бы не получил.

— Ладно, — Витя вдруг хмыкнул и сбавил спесь. — Извини, сорвался.

Лиза промолчала. Сейчас она чувствовала себя гадко — отвратное смущение и чувство какого-то странного стыда захватывали её с головой. Но Пчёлкин расценил это её состояние по-своему.

— Серьёзно, прости.

— Всё нормально.

Черкасова вздохнула и направилась к подъезду. Лёгкий ветерок остужал, и дискомфорт постепенно сходил на нет, оставляя вместо себя призрак легко уловимого чувства беззаботности. В конце концов, ведь ничего страшного не произошло.

— Слушай, — оклик заставил девушку обернуться, — а ты цветы любишь?

Захотелось поиздеваться.

— Люблю, ромашки.

Лицо Пчёлкина вытянулось — это было видно даже в темноте.

— И где я их тебе найду?

— Тогда не надо было спрашивать, — и девушка, рассмеявшись, скрылась в подъезде, оставив парня наедине с раздумьями о том, где же достать ему теперь эти чёртовы ромашки.

========== 8. Ой, заиграешься ты ==========

— Дура.

Парировать не хотелось, хотя стоило бы. Молча Лиза потянулась, растёкшись в кресле, словно кисель, и закинув ноги на туалетный столик с огромным зеркалом — ещё мамино наследство. Хотелось расслабиться перед завтрашним днем, но, судя по настрою гостя, вряд ли ей это удастся сделать.

— Идиотка.

— Так, заткнись, ладно? — оскорбления, пусть и произносимые беззлобно, всё равно прилично выводили из себя. Юра исподлобья взглянул на лениво накручивавшую прядь светлых волос на тонкий палец подругу, и впервые словно не узнал её. Всегда, с самого раннего детства, она слушалась его беспрекословно, а сейчас грубо затыкала, даже не думая о том, чтобы постараться понять причину его возмущения. Она не говорила ему, тому, кого всегда называла лучшим другом, о своей новой «работе» больше двух недель. Соболев вообще узнал о случившемся от Пчёлкина, с которым встречался дважды в месяц для обсуждения вопросов по товару. Да и тот проболтался. — Сам всегда защищал это дело.

— Бабе там не место только. Ещё и такой, как ты.

— А что со мной не так?

— Ничего, кроме того, что ты с придурью оказалась.

Лиза прикрыла глаза, так и не сочтя нужным парировать парню. Хорошо ещё, что родители и в мыслях не догадывались о том, чем именно начала заниматься их дочурка. Версия о том, что Лизавета устроилась продавщицей в универмаг почти на другом конце Москвы, вполне себе их устроила. Правда, отец всё же прочитал лекцию о том, что нельзя торговать из-под полы — про это девушка тоже наврала, чтобы хоть как-то объяснить приносимые домой суммы, нетипичные для простых продавщиц. И то, часть денег приходилось прятать в ящике стола, имевшем замок на ключе.

— Ну вот что, что тебя не устраивало? Почему надо лезть туда, где тебя не ждут?

— Словно ты сам не знаешь, — девушка потёрла глаза и посмотрела в распахнутое окно. — Скажи ещё, что ты часть своего навара на родину не отправляешь. У нас у всех причины, в общем-то, одинаковые.

— Слушай, — Юрка прищурился и внимательно глянул на подругу. — А это у тебя единственный типа повод, да? Пчёла тут случаем не при делах?

Черкасова скосила взгляд серых глаз на друга и протяжно вздохнула — громко и демонстративно, словно изображая сочувствие.

— А по-моему, с придурью тут у нас именно ты…

Пчёлкин, на самом деле, если и имел какое-то отношение к радикальному выбору девушки, то отношение это было исключительно косвенным и далеко не основополагающим. Ромашек Лиза так и не получила, зато вот иные знаки внимания теперь стали регулярными. И девушка, почувствовав настойчивость Виктора, умудрилась поймать его на крючок старым методом — ледяным равнодушием. Частенько находясь в компании четвёрки, Лиза меньше всего внимания уделяла именно Пчёлкину. И откуда только в ней вдруг проявились все эти женские штучки… Неужели мама и впрямь была права, когда говорила, что природа рано или поздно всегда берёт своё?

— Ой, заиграешься ты, ой заиграешься…

— Прекрати, пожалуйста! У меня экзамен завтра, не надо продолжать мне нервы трепать.

Экзамены подобрались довольно незаметно. Казалось, всего пару недель назад они были так далеко, что и не волновался никто, а сейчас Лиза даже на улице стала встречать знакомых-выпускников куда реже. Все сидели за учебниками, и девушка, откровенно говоря, исключением не была — учёба по-прежнему занимала первое место, несмотря на то, что поступать теперь планировалось на вечернее отделение — чтобы выкроить больше времени на «работу».

***

… — Так, не забудьте завтра те два баула забрать.

Она заглянула в кусты сирени, даже не взглянув на присутствующих — блокнот с пометками и шпаргалками занимал её больше. И заглянула так неожиданно, что из рук Пчёлкина выпала и, напоследок жалобно звякнув, разбилась, бутылка то ли вина, то ли портвейна. Космос тут же взвился:

— Ну, ты что за человек?! Слабо как-то погромче подходить, чтобы мы слышали?

Черкасова изогнула бровь, взглянув на одноклассника.

— Колокольчик на шею не повесить?

— Гестаповка…

Пришлось больно приложиться к плечу Холмогорова блокнотом на алюминиевой пружинке. Тот айкнул и поморщился.

— Я бы тебе за такие шутки язык отрезала, честное слово.

— Да ты знаешь, что из-за тебя пропало? — Космос с болью во взгляде покосился на алые пятна неведомого алкоголя, медленно впитывавшиеся в землю.

— Это хорошо ещё, что я зашла. Вы бы прямо в учительскую сели бутылки сортировать. Давайте, закругляйтесь, экзамен через полчаса начнется. И про то, о чём я вам напомнила, не забудьте.

— Не забудем, — подал голос молчавший до этого Пчёлкин, но Лиза не сочла нужным удостоить парня даже беглым взглядом — углубившись в записи в блокноте, она лишь кивнула и поспешила покинуть импровизированную «курилку». И опять почувствовала на себе чёртов взгляд — тяжёлый и пронзительный.

—Да ну? А тема какая? Неужели Лермонтов?

— Угу, — Ленка выглянула в окно и подставила лицо тёплым солнечным лучам. — Кстати, спасибо тебе за то, что так с Сашкой и не поговорила.

Лиза закусила губу и поморщилась — она на самом деле совершенно забыла о данном Елисеевой обещании. Вышло поистине некрасиво. Ленка взглянула на девушку и неожиданно легко рассмеялась.

— Нет, я серьёзно. Просто я подумала и решила, что буду его ждать. Заодно саму себя испытаю. Дожидаются же другие, чем я хуже?

— Ну и правильно. Сашка бы все равно никаким уговорам бы не поддался — упёртый же. Где он, кстати?

— Пишет ещё вроде. Знаешь же — последним со всех экзаменов выходит.

Вот этого Лиза в Белове не понимала. Даже она, будучи практически круглой отличницей — подводили лишь алгебра с геометрией — никогда не высиживала до последнего. Просто потому, что была глубоко убеждена — если что-то забыл, то не вспомнишь, сколько не вдавливай стул в пол.

— Странный он всё-таки, — продолжила Ленка. — До поступления ему два с лишним года, если армию учитывать, а он ради пятёрок старается.

В ответ Черкасова лишь пожала плечами. Заспиной раздались шаги, и в пустынной рекреации материализовался Пчёлкин. Лиза и Ленка синхронно обернулись, и первая судорожно сглотнула.

— О, кстати, Лиз, — Елисеева кивнула на парня и хитро улыбнулась. — Вон, почитай мораль однокласснику, который сегодня на экзамен опоздал.

Черкасова сделала большие глаза и взглянула на парня. Она писала экзамен в другом классе — параллели специально перетасовали как можно тщательнее, и услышанное стало откровенно неприятным сюрпризом.

— Где ты шлялся? — голос девушки дрогнул. Вполне возможно, что за опоздавшего ей потом выскажут — мол, не смогла организовать свой класс. Староста, называется. — Я же вас предупреждала.

— Всё нормально, — отрезал Витя и недобро взглянул на Елисееву. Та закатила глаза, спрыгнула с подоконника и поправила юбку.

— Ладно, я пойду, в столовой Сашку подожду лучше.

Пчёлкин проводил Лену взглядом, а когда та скрылась из виду, повернулся к Лизе. И та отошла к стене, словно ища в ней опоры. Когда Витя был с кем-то из четвёрки, ей было куда проще демонстративно его игнорировать, но сейчас такой возможности не было. Приходилось собирать силы в кулак и терпеть на себе тяжёлый и пронзительный взгляд синих глаз.

— Я, кажется, извинился тогда. И ты сказала, что все нормально.

Черкасова прикрыла глаза, отчаянно стараясь не краснеть. Ну вот почему, почему она так реагировала? Внезапная злоба на саму себя накатила волной.

— А что я тебе скажу? Что я не понимаю, что происходит? Что я сама с собой не могу разобраться, а? Ну вот, сказала, доволен теперь?

Пчёлкин повёл себя странно — никак не отреагировав на поток вопросов, он неторопливо стянул резинку с русых волос и переделал хвост, затянув его крепче и выше на затылке. Лиза не сразу поняла, для чего это было сделано: просто таким образом парень выиграл время, дав девушке прийти в себя и успокоиться, при этом не оставляя её одну.

— Пойдём.

— Куда?

Витя хмыкнул и, ничего не ответив, направился в сторону лестницы. И Лизавете ничего не оставалось, кроме как, заинтригованной, двинуться следом.

Путь их почему-то лежал к курилке. Почему, Лиза не знала, но всё-таки продолжала идти за молчавшим Пчёлкиным. Заинтригованность делала своё коварное дело.

— Слушай, зачем мы туда идём?

Витя остановился, повернулся к девушке, и, взяв её за плечи, буквально силой втащил в кусты. На одной из пластиковых коробок лежал внушительных размеров…

— Пришлось постараться. В городе их хрен найдёшь.

Лизавета моргнула и оторопело взглянула сначала на букет ромашек, а затем на стоявшего позади неё парня. Тот самодовольно ухмыльнулся.

— Ты поэтому опоздал?

— Угу. Знакомые привезли, пошёл забирать.

Это впечатлило. Девушка взяла цветы — букет оказался огромным и довольно тяжёлым — должно быть, таинственные Витины знакомые оборвали подчистую неплохую полянку — и села на коробку.

— А я думала, что ты это просто так спросил тогда…

Пчёлкин не ответил, и Лизавета опустила голову, перебирая тонкими пальцами лепестки цветов. Вопрос упрямо крутился на языке, и сдерживать его с каждым мгновением становилось всё сложнее.

— Зачем ты это вообще сделал, а?

— А в чём проблема? — Витя пожал плечами и спрятал руки в карманы куртки. — Я же прекрасно вижу, как ты на меня реагируешь. Я нравлюсь тебе, ты — мне. Так почему бы и не попробовать?

— Представляю, скольким ты это говорил…

— Чего?

Девушка вдруг заметно осунулась, испугавшись льда в голосе парня.

— Я прекрасно вижу, как на тебя смотрит добрая половина школы…

— И что?

Лиза непонимающе взглянула на одноклассника, и тот развел руками, всё ещё спрятанными в карманы.

— Что дальше-то? Мало ли, кто на меня смотрит. Тебя это вообще волновать не должно. Я хочу попробовать что-то серьёзное, а не так — на пару раз.

Лиза молчала. От утренней смелости не осталось и следа — внутри всё дрожало, а руки так и вовсе ходили ходуном. Она и пошевелиться-то не могла, не то, что ответить. И тогда Пчёлкин вновь решил взять всё в свои руки — схватив девушку за запястье, он потянул её на себя и заставил подняться на ноги.

— Вот только попробуй меня ударить, ясно?

И снова эти губы. Снова поцелуй, уверенный и напористый. И снова дыхание перехватило так, что, казалось, впору было потерять сознание. Но Лиза устояла, более того, она нашла в себе силы ответить — пусть робко, пусть неумело, но ответить. И даже нашла в себе смелость прижаться к Вите плотнее, словно растворяясь в его объятиях. Ей тоже хотелось попробовать…

Комментарий к 8. Ой, заиграешься ты

Ну, думаю, на этом я на некоторое время приостановлюсь. Дальше планируется небольшой временной скачок, но он не сильно повлияет на ход событий. Спасибо читателям за внимание, я очень жду Ваших откликов и буду рада каждому.

========== 9. Я всё равно сама решать буду ==========

— Что-то не видел я раньше с вами эту девочку… кто такая?

Лизавета отвернулась и подставила лицо солнечным лучам, стараясь сделать вид, что не услышала вопроса. Толпа народа сновала по Рижскому рынку, постоянно меняя своих членов — люди ходили между рядов, но в основном продавали глаза, нежели что-то покупали. Оно и понятно, потому как большая часть товара простым «смертным» была не так уж и доступна.

— Не твоё дело.

Парамон — так звали собеседника Вити — присвистнул и ободряюще хлопнул Пчёлкина по плечу.

— Да ладно, хорошая девочка. Я же просто так спросил. Своя?

Даже с довольно приличного расстояния Черкасова сумела разглядеть немой кивок Вити. Девушка потянулась и переминулась с мыска на пятку, одернув чуть задравшуюся легкую блузку. Толкучка вокруг порядком надоела, хотелось поскорее домой, подальше от толп зевак и палящего солнца.

— Кстати, Космос-то над моим предложением думает. Ты как, расти не собираешься?

Лиза напряглась и невольно навострила уши. Не в первый раз она уже слышала от Холмогорова предложения перейти в более прибыльную стезю, но делать шаги вверх было очень страшно, поэтому Черкасова твёрдо пресекала всяческие попытки товарища начать «денежную» тему.

— Нет пока.

— Пока?

Пчёлкин на мгновение обернулся в сторону Лизаветы и затем что-то быстро шепнул собеседнику — девушка так и не услышала из-за гомона, что именно. Но, наверное, что-то, что было связано с ней.

Разговор продлился недолго. Попрощавшись с Парамоном, Витя подошел к девушке и протянул той купюры, которые после быстрого пересчета отправились прямиком в черную сумку на Лизиной талии.

— Опять пытался тебя переманить?

— Типа того.

Лиза неопределенно хмыкнула и дернула плечом.

— Что?

— Ничего, просто мне кажется, что он не отвяжется так просто. А я не хочу, чтобы ты соглашался. Мне почему-то страшно становится, когда начинаются такие разговоры.

Пчёлкин не стал отвечать, лишь обнял Лизу за талию и притянул её к себе. Черкасова прекрасно знала о том недовольстве, которое начинал испытывать парень в моменты таких вот бесед, но ничего не могла с собой поделать.

— Ты на отвальную точно не поедешь?

Для кого-то сегодняшний вечер обещал быть очень долгим, ведь в армию провожают только раз в жизни. Лизавета прекрасно понимала, что ей, равно как и Елисеевой, которая тоже отказалась от времяпрепровождения на Воробьёвых горах, места в той компании не было. Всё равно все четверо напьются, а Валера, как более или менее знавший меру, будет разносить друзей по домам. Перспективы у окончания проводов были не самыми радужными, поэтому…

— Точно не поеду. Вы только там рассчитывайте как-то, чтобы на поезд Сашку не нести полумёртвого, хорошо?

— Естественно, кто его попрёт-то? — Пчёлкин хмыкнул и выудил из кармана штанов пачку сигарет. Постепенно непонятное стеснение перед Лизой сошло на нет, и парень снова мог курить тогда, когда ему заблагорассудится. Прядь рыже-русых волос выбилась из хвоста, и Витя в нетерпении уже было потянулся к ней, но Черкасова, укоризненно усмехнувшись, опередила его и осторожным движением заправила длинные волосы за ухо молодого человека.

— Господи, неужели я доживу до дня, когда ты однажды пострижешься?..

***

—А я тебе говорил, что не надо было их с собой брать, Белый. Ты вот уедешь сейчас, а мы тут следом поплывём.

Лиза вытерла ладонью слезу, катившуюся по щеке, и, взглянув на бредшую рядом Елисееву, внезапно улыбнулась. Ворчание Космоса, нарочито громко шаркавшего ногами по платформе, не могло не поднять настроение хотя бы на чуть.

— Заткнись, — Ленка, впрочем, шутки не оценила, и успокаиваться не собиралась, отдаваясь слезам с новой силой.

Поезд уже давно ждал, и отправление намечалось ровно на десять. Значит, было ещё десять минут. Это и много, и мало одновременно, и так странно было осознавать, что теперь не увидишь того, с кем виделась каждый день, целых два года…

— Саш, — Лизавета тихо позвала бывшего одноклассника, и тот обернулся, одной рукой приобнимая плакавшую Ленку, — ты только почаще пиши, ладно?

— Обещаю.

Почему-то девушке было очень важно услышать это самое Сашино обещание, и, услышав-таки его, Черкасова внезапно поняла, что тоска куда-то отступила, оставив вместо себя чувство какой-то трепетавшей лёгкости и волнения. Лизавета мягко улыбнулась другу и посмотрела вправо — Пчёлкин вот уже в который раз за сегодня тянулся к пачке редчайших Camel. В этот раз пришлось рукой остановить молодого человека и укоризненно взглянуть в его синие глаза, словно выражая своё недовольство слишком частыми перекурами. Витя недобро зыркнул в сторону подруги, но ничего не ответил, запихав бежевую пачку поглубже в карман олимпийки.

— Ну, давай, Белый, не пропадай там, — Космос пожал другу руку и, оторвав его от Елисеевой, крепко обнял. Время поджимало, и пришло время прощаться. — Пиши, главное. А за Ленкой мы присмотрим.

— С умом только, — Белов усмехнулся и чмокнул девушку в щёку.

— Само собой.

Лиза прощалась последней. Обхватив Сашу за плечи, она положила голову на его плечо и протяжно вздохнула. Какое-то странное чувство вдруг нахлынуло волной — отдалённо оно было похоже на опаску и неизвестность.

— Мы тебя все ждать будем, слышишь?

— Что, и ты тоже?

— Ну, конечно, что за глупости?..

— Ладно, — Белов отстранился от Лизаветы и окинул друзей веселым взглядом. — Вы там маму навещайте, хорошо? Чтобы не скучала…

— Какой разговор, Сань, ты о чём? — Холмогоров, казалось, даже немного оскорбился. — Разумеется, что надо будет, всё сделаем. Давай, Белый, а то долгие проводы — лишние слёзы.

И Саша запрыгнул в вагон, словно разрывая ту связь между собой и оставшимися на платформе близкими людьми на долгие два года.

— Я вернусь, братья!

— Да куда ты денешься? — хохотнул Валера и вскинул вверх сжатую в кулак руку. И на лицах молодых людей синхронно заиграли улыбки — улыбки сквозь тоску и грусть.

***

— Что-то совсем ты свой инструмент запустила…

Андрей Степанович заглянул в комнату дочери как раз тогда, когда она, развалившись на диване, листала потрёпанный томик Лермонтова, с таким трудом когда-то добытый Аллой Дмитриевной, мамой девушки. Пришлось отложить книжку и сесть по-турецки, в безмолвии воззрившись на отца. Лиза сразу поняла, что про скрипку было упомянуто лишь для того, чтобы начать разговор.

— Дочь, — мужчина опустился на стул возле письменного стола и взглянул на девушку, — я, вообще, поговорить с тобой хотел. У тебя с этим… Пчёлкиным как вообще? Серьёзно?

Дыхание перехватило знатно. Уж чего-чего, а подобной темы для разговора Лиза ну никак не ожидала. И сейчас была, мягко говоря, удивлена.

— Ну… надеюсь, что да, а что?

— Ничего. Не нравится он мне. Скользкий какой-то, всё до денег охоч.

— А деньги — это разве плохо? И потом — Юрка тоже постоянно ищет способы заработать по-всякому, его же ты не осуждаешь.

— Юрку я младенцем помню, а этот твой… Дочь, я прекрасно понимаю, что ты уже взрослая, но я всё равно очень хочу тебя уберечь, тебе сейчас ошибаться никак нельзя, тебя же только-только в институт приняли, жизнь же кардинально изменится теперь…

Лиза надулась и обняла подушку. Вариант для парирования так и крутился на языке.

— А вот маме Витя нравится.

— Витя… — Андрей Степанович хмыкнул и смахнул со столешницы невидимые крошки. — Маме твоей много, кто может нравиться, а я тебе, как мужчина говорю. Ненадёжный он у тебя.

— Пап, хватит, пожалуйста, — Лиза прикрыла глаза и вцепилась пальцами в думку. Слушать отца больше не хотелось. — Я всё равно сама решать буду. Можно?

Этот вопрос можно было бы посчитать за грубость, но Андрей Степанович слишком хорошо знал свою дочь, поэтому лишь слабо улыбнулся и с нежностью взглянул на неё. Как бы не наломала дров девчонка…

— Это твоя жизнь. Просто пойми меня правильно.

Пришлось девушке слезть с кровати и подойти к отцу, чтобы обнять его за плечи и поцеловать в макушку. Лиза любила папу, но даже ему не могла позволить вмешиваться во что-то, что было чересчур личным. А на ум, как назло, вдруг пришли уже давно забытые слова Елисеевой.

Он тебя под монастырь подведёт.

***

— Ну, а съезжать-то тебе зачем от них? Они же всё-таки родители…

— И что? Не жить же теперь с ними до старости. И потом, все равно квартира пустует.

Лиза поболтала в воздухе ногами и вздохнула. Квартира, о которой пошла речь, принадлежала Витиной бабушке, которая умерла три года назад, и всё это время жилплощадь не знала хозяев. Лишь иногда Пчёлкины-старшие посылали сына в те стены, чтобы тот хоть немного привёл их в порядок. Сейчас же Витя вполне мог бы переехать в ту скромную, но зато отдельную двушку.

— Ну, в принципе, ты прав. Мало кто себе такую роскошь может позволить, конечно.

— Считай, что хоть в этом нам повезло. Кстати, ты теперь вообще сможешь в любое время приходить.

— Да я и раньше могла.

— Нет, не в этом смысле, — Пчёлкин вдруг повернулся к девушке, сидевшей на высоком парапете смотровой площадки, лицом. — Мешать вообще никто не будет.

Лиза сжала губы и посмотрела парню в глаза. Она прекрасно понимала, что именно он имел в виду, но что ответить, не знала. И он это видел. Отношения хоть и были, но вот в разряд физических они пока что переходить не спешили, и периодически это влекло за собой множество неудобных для Лизаветы моментов.

— Кос нас на дачу Царёвскую зовет.

Царёвы — друзья Юрия Ростиславовича Холмогорова — пару лет назад уехали за границу, а дачу оставили в распоряжение и присмотр своего товарища-академика, чем порой очень любил воспользоваться Космос. Было очевидно, чем могли закончиться эти посиделки за городом, с алкоголем и ночёвкой — не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы это понять. И отчего-то Лизу эта поездка страшила. Не то, чтобы она боялась Пчёлкина или не доверяла ему, просто страх первой близости, которая (Лизавета была в этом просто уверена) обязательно случится там, если она согласится поехать, не давал покоя. А с другой стороны, отчаянно хотелось, чтобы первым в её жизни обязательно был именно он — тот, который стоял сейчас перед ней и смотрел снизу вверх, ожидая ответа. И это желание пересилило.

— Ну, раз зовёт, то поехали.

— Точно?

Лиза заставила себя улыбнуться как можно более легко, и Витя притянул девушку к себе, совершенно не обращая внимания на окружавших их людей.

========== 10. Просто хорошо ==========

— Ну и где этот чёртов дом?!

— Не кричи, людей распугаешь.

Пчёлкин уже почти вспыхнул, но, взглянув на мягко улыбнувшуюся ему Лизавету, лишь закатил глаза и поудобнее перехватил огромный баул с вещами. Девушка остановилась и внимательно посмотрела на парня. Улыбка вмиг слетела с её лица, уступив место выражению напряжённости.

— Я же прекрасно знаю, что это ты Космоса уговорил дом тебе оставить…

Ответа не последовало, и это молчание оказалось красноречивее всяческих слов и объяснений. Она оказалась права. Видимо, Кос пошел навстречу другу, но взамен от заветных ключей заставил Пчёлкина перевезти в нежилой дом пару сумок с товаром. И как они раньше не догадались до этого? Ведь пустовавшая дача в Подмосковье — прекрасное место для хранения дефицита.

Лиза отвернулась от всё ещё молчавшего парня и заприметила медленно бредшую по аллейке девочку лет пятнадцати на вид. Каштановые волосы её мягкими волнами спускались до лопаток, а правую руку так знакомо оттягивал чёрный чехол. Скрипач скрипача, как говорится… Лизавета дождалась, пока незнакомка подойдёт ближе, и первой завела разговор:

— Привет. А ты местная?

— Ну да, — юная скрипачка с любопытством взглянула на странную парочку — девушка, явно старше её, и стоявший позади неё парень, с ненавистью пытавшийся распутать завязавшиеся в узел лямки немаленькой спортивной сумки. — А что?

— Мы тут дом ищем… — Черкасова вытащила из кармана шорт бумажку. — Лесная, семь. Не подскажешь, где такой?

— Да вот же, — и девочка махнула рукой в сторону ближайшего двухэтажного дома. — А вы от Царёвых?

— Ага, — Лиза даже не покраснела, внаглую обманывая отзывчивую скрипачку.

— На доме просто табличка отвалилась, не сразу поймёшь, что это именно седьмой дом.

— Спасибо, — Черкасова протянула спасительнице руку, и та, на пару мгновений замешкавшись, все же её пожала. Любопытство вдруг пересилило, и девушка кивнула на чёрный чехол. — Давно играешь?

— С детства, а что?

— Просто я тоже скрипачка. Ну ладно, спасибо ещё раз. И удачи тебе.

— Спасибо, — девочка улыбнулась, и, поудобнее перехватив кофр, зашагала дальше, вдоль по аллее. Лиза посмотрела вслед незнакомке и перевела взгляд на уже закурившего Пчёлкина. Тот тоже смотрел на удалявшуюся фигурку.

— Я ни разу толком не слышал, как ты играешь, — задумчиво проговорил парень, переводя взгляд на подругу. Та передёрнула плечами — она и сама уже не помнила, когда посвящала инструменту хотя бы пару часов.

— Боюсь, что уже элементарного не вспомню. Пошли.

И Пчёлкин, кинув окурок в небольшую лужицу, нехотя перехватил сумку.

…Руки отчаянно дрожали, мешая аккуратно резать салат. В который раз отложив нож, Лизавета упёрлась руками в столешницу и выглянула в окно. Уже начинало смеркаться, Пчёлкин где-то ходил — «изучал местность», как он это прокомментировал перед уходом. И чем ближе становилась ночь, тем сильнее накатывал необъяснимый страх. Зачем она вообще согласилась ехать на эту чёртову дачу? Может быть, она ещё не готова? Впрочем, сама виновата — раньше надо было думать…

Громкие шаги донеслись из коридора, и через несколько мгновений в кухню ввалился Пчёлкин, принеся с собой запах свежести, вечерней росы и леса.

— Не представляешь, как их много здесь растёт, — из-за пазухи был выужен внушительных размеров букет ромашек. Лиза улыбнулась и взяла охапку цветов. Теперь нужна была ваза. Или хотя бы банка.

— Спасибо.

Витя уселся на стол и закинул в рот пару ломтиков огурца. Молча он наблюдал за движениями подруги — сейчас они были какими-то нервными, отрывистыми, и вообще, весь её внешний вид говорил о крайней степени напряжённости. Сегодня всё шло как-то наперекосяк… Молодой человек спрыгнул со стола и подошёл к девушке вплотную. Руки его легли на хрупкие плечи и сжали их. Лизавета прерывисто вздохнула и отложила букет, словно позволяя парню взять дело в свои руки. И он не стал медлить — развернув Лизавету к себе лицом, он впился в её губы горячим поцелуем, словно утверждая свою власть над девушкой, которая, впрочем, даже не думала сопротивляться… Медленно его руки начали движение, изучая точёное тело подруги и постепенно заставляя её дышать всё чаще и глубже. Стеснение постепенно отступало, и на его место приходила неведомая доселе страсть, которая заставляла ноги девушки предательски дрожать и подкашиваться. Целиком она отдавалась сейчас ласкам, стараясь забыться и позволяя Вите осторожно и медленно, но с уверенностью лишать себя одежды. Как они оказались в тёмной комнате с распахнутыми настежь окнами? Наверное, никто из них не заметил этого перемещения, да и не играло оно сейчас ровно никакого значения.

— Вить… Вить, я… — тихий шёпот сорвался с истерзанных поцелуями губ, но ему не суждено было обрести продолжение. Слишком уж сильно было возбуждение.

— Помолчи, пожалуйста, — тихо прохрипел Витя. Никаких разговоров сейчас. Никаких слов. Только не в эти минуты и не в эту ночь.

***

Она проснулась рано — солнце только-только вставало, проникая своими яркими лучами в комнату. Это странно, но чувствовала она себя не просто хорошо — отлично. Не было той боли или ещё чего-то, о чём она так много слышала и даже порой читала. Была лишь приятная нега и чувство лености. Но и валяться вечно тоже было невозможно, надо было привести в порядок дом и собираться домой, чтобы лишний раз не гневить отца, у которого удалось отпроситься всего на сутки. Да и мелодичные звуки скрипки, так прекрасно слышимые из-за распахнутых окон, не позволили бы продолжить сон. Должно быть, соседи этой скрипачки точно так же, как и когда-то Лизины, привыкли к длительным репетициям.

Лизавета оделась и спустилась на первый этаж. На кухне, на столе всё ещё лежал уже порядком подзавявший букет, ведь вчера его так и не поставили в воду. А вот салат отсутствовал. Девушка полезла в шкафчик, и, погремев посудой, выудила из его недр большую банку. Вряд ли вода сумела бы спасти эти цветы, но попробовать стоило.

Витя нашелся на улице, на крыльце. Сидя на деревянных ступенях, он меланхолично затягивался, и, казалось, даже не слышал шагов позади себя. Волосы его были распущены — видимо, не нашёл потерянную вчера где-то в коридоре резинку.

— Завтракаешь? — Лиза усмехнулась и опёрлась о перила.

— Башка трещит, — Пчёлкин поморщился и кивнул в сторону дома через дорогу, где отрабатывали гаммы.

— Ну вот, а ты ещё ворчал, что не слышал моей игры. Через минуту бы умолял прекратить.

— Иди сюда, — Витя протянул руку в сторону девушки, и та послушно опустилась на ступеньку рядом с ним. — Как дела?

— Нормально, — Лизавета положила голову на плечо парня, и, почувствовав на себе долгий взгляд, закончила. — Нет, правда нормально. Сколько времени?

Пчёлкин взглянул на наручные часы.

— Без пяти семь.

— И чего нам не спится, правда? — девушка рассмеялась.

— Чего ей не спится, лучше спроси, — Витя вновь кивнул в сторону дома скрипачки, и волосы его рассыпались по плечам, защекотав Лизину щёку. Та поморщилась, и, стянув с собственных волос резинку, протянула её парню. — Спасибо.

— Слушай…— протянула девушка, оторвавшись от ставшего родным плеча и взглянув в синие глаза. — Мы же телефон так и не включили…

— И?

— Космос ведь говорил, что наберёт нам.

— Всё равно скоро поедем, не ходи, — Витя схватил девушку за запястье как раз тогда, когда она уже поднялась было со ступеньки, и осторожно потянул её обратно. — Посиди ещё.

— Чего это ты? На романтику потянуло? — Лизавета хмыкнула, воззрившись на парня, и тот лишь усмехнулся.

— Просто хорошо.

***

Пересчёт купюр — дело тонкое, и уж никак не мужское, поэтому в компании, состоявшей из троих парней и одной девушки, роль бухгалтера доставалась именно представительнице слабого пола. Хотя, если признаться честно, то и у Пчёлкина тоже были способности к ведению финансов — очень редко Лизавета находила несоответствия в его нечастых подсчетах.

— Ну, что там?

Шорох купюр на мгновение приостановился, затем продолжился.

— Как представлю, что здесь зарплата отца за пару месяцев, аж руки трястись начинают… четыреста тридцать пять, всё нормально.

— Ну и ладушки, — Космос развалился на лавочке беседки и вытянул ноги. — Знаешь, я вот ни разу не пожалел, что ты к нам пришла. Молодец твой Юрка, знал, к кому идти.

— Не напоминай.

Вспоминать о том злосчастном визите Соболева (с которым, кстати, Лиза давненько уже не встречалась, ограничиваясь телефонными разговорами до ночи) все равно не хотелось. Именно друга детства девушка винила порой в своем нынешнем положении. Ведь она, по сути, завралась, причём сильно, и врала, в первую очередь, родителям. Совесть мучила, но и иного пути Черкасова не видела. По крайней мере, сейчас.

— Где Валера?

— Сейчас с тренировки подтянется.

— Хоть кто-то из нас честным делом занимается…

— Да ладно тебе, не кисни. Хорошо же живёшь, согласись.

Пришлось согласиться, ведь жить семья Черкасовых, в самом деле, стала заметно лучше. До получки уже давно никто ни у кого не занимал, холодильник был полон, и почти всё это благодаря одной только Лизе и её «работе».

— Где насекомое?

— С Юрой встречается, там у них по товару какие-то вопросы возникли. И не называй его так.

— Проблемы? Помочь? Ты ж знаешь, что я теперь могу, — и Холмогоров даже выкатил грудь вперед, словно демонстрируя свою мощь. Хотя, по сути, он был всего лишь шестёркой шестёрки.

— Тебя нам только не хватало, сами разберёмся, — Лиза усмехнулась и бережно убрала деньги в сумку. — Можно честно?

— Конечно.

Лизавета сцепила руки в замок и взглянула на тонкие пальцы.

— Я так не хочу, чтобы Витька вслед за тобой во всё это лез, но, в то же время я понимаю, что сама бы с удовольствием к тебе попросилась.

— То есть? — Холмогоров изогнул бровь.

— Просто я знаю, что Витю это всё быстро затянет, и он уже не выкарабкается. А мне легче было бы, я не такая… увлекающаяся. Но это я так, абстрактно, конечно.

— Лиз, ты прекрасно должна знать, что без него я тебя взять не смогу, — Космос нахмурился. — А он не пойдёт, потому что за тебя боится. Тут как замкнутый круг выходит.

— Да я знаю, Космос, я же не серьёзно. Так, просто поговорить захотелось.

— Ты только такими вот темпами друга мне под каблук не загони, хорошо?

— Глупости не неси. Просто я за него боюсь.

— А он за тебя. Знаешь, а вы просто идеальная парочка. Одна сатана.

========== 11. Он мне сказал, чтобы я не только работу бросила, но и тебя ==========

Новоселье стоило отметить так, чтобы вновь обжитые стены просто дрожали от смеха и кутежа. Но к этому веселью стоило сначала подготовиться, что было несколько проблематично.

— Вить, прекрати, пожалуйста, ты мешаешь.

— Я не хочу прекращать.

— У меня нож в руке, — Лиза улыбнулась, пытаясь отвернуться от настойчивого Пчёлкина. Но не тут-то было — нож ловко перехватили и откинули в раковину. — Сейчас уже ребята придут, — в ход пошёл последний аргумент.

Мимолетный взгляд на часы, впрочем, сказал об обратном.

— Мы успеем, — Витя углубил поцелуй, ещё сильнее вжимая девушку в столешницу. Но вот она на продолжение была явно не настроена — вывернувшись-таки из объятий, Лизавета застегнула пуговицы блузки и лукаво взглянула на парня, словно издеваясь над ним. Тот тряхнул волосами и схватил с одной из тарелок редиску.

— Я надеюсь, они без баб придут? — Лиза вернулась к раковине и выудила из неё нож.

Пчёлкин фыркнул и продолжил воровство нарезанных овощей.

— Космос всё равно Надьку Ланге хочет, а она ему всё не даёт, так что он точно в пролете, а Фил чисто из солидарности один будет.

— Ланге? — Лиза даже отвлеклась от чистки картофеля. — Так у неё же эпилепсия.

— И что? Одно другому не мешает, — Пчёлкин изогнул бровь и шагнул было в сторону девушки, но Черкасова вовремя выставила руку вперёд.

— Стой, где стоишь. И прекрати со стола трескать, подожди.

— То есть, ни секса, ни еды? Круто.

Лизавета вновь повернулась к Пчёлкину спиной и продолжила готовку. Ей, у которой руки были явно вставлены немного не тем концом, пришлось срочно учиться готовить хотя бы что-то с появлением в её жизни Вити. А теперь ещё и было, где экспериментировать, не заставляя родителей быть «подопытными кроликами».

— Ключи потом не забудь забрать.

— Какие ключи?

— От квартиры, какие…

Рука дрогнула, едва не порезав другую. Вот уж неожиданность… Пришлось вновь откинуть картофелину в миску с водой и прервать процесс чистки.

— Ты серьёзно, что ли?

Пчёлкин фыркнул.

— В коридоре, на зеркале.

Лиза как-то неопределенно хмыкнула и вытерла руки о полотенце. Такой простой фразой Витя почему-то заставил девушку смутиться.

— Я… я не ожидала.

Пчёлкин молча раскинул руки в стороны и призывно посмотрел на подругу, словно зовя её к себе. И та подошла, обняла сидевшего на диванчике парня и поцеловала его в макушку. Сейчас она даже не придралась к растрёпанным волосам.

…Для неё веселье закончилось раньше — пришлось уйти домой, потому как маме было дано клятвенное обещание ночевать в родных стенах. Но, несмотря на начало двенадцатого ночи, родная квартира встретила бодрствованием.

— А вы чего не спите? — совершенно трезвая, она быстро скинула с ног кроссовки и босиком прошлёпала в кухню. А кухня словно дышала напряжённостью. Алла Дмитриевна и вовсе как-то странно прятала глаза. — Что случилось?

— Сядь, — Андрей Степанович кивнул на табурет, и девушка не стала задавать лишних вопросов. — Знаешь, что, дочура? Я от тебя такого, конечно, не ожидал. Всю жизнь я под погонами горбился, наверное, именно для такого вот разговора.

Лизавета нахмурилась, не понимая, и отец продолжил, уже более основательно.

— Рассказывай, что на Рижском рынке делала, дорогая. Продукты продавала?

Ком встал в горле, а земля под ногами словно заходила ходуном. Теперь вдруг резко стало понятно ночное бдение родителей и, в частности, заплаканные глаза Аллы Дмитриевны. Лиза беспомощно оглянулась на мать, но та лишь покачала головой и устремила взгляд в окно. Девушка опустила голову и взглянула на руки.

— Откуда ты знаешь?

— Погляди, мать, — Андрей Степанович горько усмехнулся, хлопнув ладонью о столешницу. — Она даже не пытается объясниться. Что, надоело врать? А я тебе скажу, откуда узнал. Коллега мой рассказал, как раз дежурил вчера там, видел, как ты сумочку-то какому-то мужику передавала. Представляешь, как мне приятно было, когда ко мне подчиненный подходит, и в открытую так говорит — а знаешь, мол, Степанович, чем дочка-то твоя промышляет? Спасибо Владимиру Евгеньевичу, открыл глаза. Жаль, что поздновато.

Владимир Евгеньевич… Лиза знала этого лейтенанта, которому уже было к сорока годам. Скользкий, любивший везде совать свой нос и выслуживаться перед начальством. Вот и сейчас… выслужился.

— Пап, я…

— Замолчи. Я слушать тебя не хочу. Мало я тебя порол, что сейчас вот такая грязь всплывает. Говорил же, предупреждал, что ничего хорошего от этого Пчёлкина ждать не следует, так нет же, не послушалась, дрянь…

— Андрей! — Алла Дмитриевна надрывно воскликнула, осаждая мужа, но тот и не подумал остановиться.

— Что Андрей? Ну что? Ты меня ещё будешь останавливать? Может, погладить её по головке ещё? — и мужчина повернулся к дочери, постепенно переходя на крик. — Спасибо тебе, доченька, удружила! Спасибо! Так держать!

Лиза вдруг вскочила и пошатнулась. Злоба в ней смешивалась с чувством несправедливости.

— А в чём я виновата? Я что, убила кого-то? Я же, наоборот, ради вас старалась! Чтобы не нуждались ни в чем, чтобы всё хорошо было! Что, плохо нам жилось с этой работой? Вы же сами радовались деньгам, тому, что теперь в долг не просим. А теперь я вдруг злом стала.

— Замолчи! Ты меня на старости лет опозорила на весь отдел, так хоть сейчас язык свой прикуси!

Лиза примолкла, исподлобья глядя на отца, и тот, побарабанив пальцами по столешнице, продолжил:

— В общем, так. Про работу свою отныне забываешь, и с Пчёлкиным своим расстаёшься.

— Что? — девушка даже рот раскрыла от шока, который напомнил ушат ледяной воды. — А с чего ты вообще взял, что это он виноват? Ты забыл, чем Юра занимается? Почему к нему у тебя претензий нет?

— Я всё сказал. Пока ты живёшь в моем доме…

— Отлично, — Лиза хлопнула себя по бокам и оскалилась. В глубине души она только и ждала подобной фразы, — тогда я больше не буду здесь жить. Я не брошу это дело, и Витю тоже не брошу. Представь себе, я его люблю, и не собираюсь тебя слушать. Это моя жизнь.

Каждое слово, словно яд. Она сыпала этими фразами, вкладывая в них всю боль и обиду. Выплюнув последние слова, девушка вихрем метнулась в коридор, влезла в кроссовки и вылетела из квартиры, вмиг ставшей чужой. Наружу рвались судорожные рыдания, но давать им волю Лизавета не могла.

…Она ввалилась в квартиру и, захлопнув дверь, тут же упёрлась в неё спиной. Чтобы не зарыдать в голос, пришлось зажать рот ладонью.

— О, ты чего вернулась-то? — из кухни нетвёрдой походкой вышел Пчёлкин, оставив Фила и Космоса, о чём-то горячо споривших, один на один. Лиза взглянула на него, и явственно почувствовала, как парень начал трезветь. — Что случилось?

— Отец… отец узнал о наших делах.

— Откуда?

— Коллега его на Рижском дежурил вчера, нас видел. Вить, я из дома ушла, — девушка взглянула на парня, и тот крепко обнял её, позволяя зарыдать, уткнувшись в плечо.

— Да заткнитесь там! — гладя подругу по спине, Пчёлкин обернулся в сторону кухни. Спор прекратился, и в коридор выползли совершенно косые Холмогоров и Филатов.

— Чего такое?

Витя повторил только что услышанное от подруги, и лица друзей постепенно стали принимать более осмысленное выражение.

— Что мне теперь делать-то?

— Успокойся. Успокойся, а потом подумаем.

— А кто ему рассказал-то? — заплетавшимся, но уже не столь сильно, языком, поинтересовался Космос.

— Коллега, подчиненный… Владимир Евгеньевич… — имя-отчество Лиза произнесла с такой ненавистью, что, казалось, готова была самолично растерзать этого лейтенанта. Ребята переглянулись — это имя им совершенно ничего не говорило.

— Да ладно тебе, Лиз, — к девушке подошёл Валера и похлопал её по плечу. — Помиритесь, всё нормально будет.

— Не хочу я с ним мириться. Вы не представляете, что он мне наговорил…

Космос молча жевал губы, будучи не в силах найти нужные слова или советы. Но вот одно они с Валерой поняли одновременно и очень точно: они сейчас стали лишними. Праздник всё равно испорчен, и никому сейчас уже не до веселья.

…Они молча лежали на не разобранном диване. Витя тупо смотрел куда-то в стену, одной рукой обнимая Лизавету за плечо, а та рассматривала звездное небо, видневшееся из распахнутого настежь окна. На языке вертелись слова, которые она так до сих пор и не сказала, опасаясь реакции парня. Но молчать с каждой секундой становилось всё тяжелее.

— Вить…

— Что?

— Он… — Лиза покусала губу, прежде чем продолжить. Голос её всё ещё дрожал от недавних рыданий, да и слова нужные стоило подобрать, — он мне сказал, чтобы я не только работу бросила, но и тебя.

Казалось, он даже перестал дышать. По крайней мере, на какие-то мгновения так уж точно. И взгляд его остекленел окончательно, остановившись на какой-то точке на стене.

— И что? — голос его вдруг так охрип, что показался девушке совершенно чужим. Лиза взглянула на парня и уткнулась носом в его майку.

— Я отказалась. Иначе бы меня здесь не было, логично?

Он не ответил. Но та сила, с которой он сжал её плечо, привлекая девушку к себе, была красноречивее всяческих слов. И его горячие губы на её виске, и рука, мягко опустившаяся на затылок — это выражало всё, что чувствовал в эти мгновения Виктор Пчёлкин, который, пожалуй, впервые в жизни признавался самому себе в том, что умудрился полюбить.

========== 12. Допрыгались, ребята? ==========

Юру заставили набрать номер телефона Черкасовых, прикинувшись ничего не знавшим дурачком, чтобы проверить, дома ли Андрей Степанович. Ей повезло, и отец как раз был на дежурстве, а это означало, что она могла быстренько наведаться в стены, которые ещё пару дней назад были родными.

— Вещи мне собрать дашь? — она даже не поздоровалась с матерью, распахнувшей дверь сразу же после первого звонка. С собой Черкасова взяла Юрку, чтобы лишний раз не обострять ситуацию присутствием Пчёлкина. А с Соболевым пусть делают, что хотят. В конце концов, это он виноват во всём.

Алла Дмитриевна молча посторонилась, и Лиза прошла в квартиру, делая вид, что не замечала красных от слёз глаз матери. Если бы она сейчас дала волю эмоциям, было бы только хуже. Нужно рвать там, где тонко, тем более, что не она всё это начала.

— Как ты мог?! Ведь ты мне был, как сын… — шёпот из коридора доносился до слуха молча набивавшей спортивную сумку вещами Лизаветы, и резал без ножа.

— У меня выхода иного не было, тёть Алл.

— Всегда есть выход. Всегда. А теперь вот что? Ты в одночасье семью под черту подвёл, причём семью-то вроде не чужую тебе. И я ничего сделать не смогу, понимаешь? Я же прекрасно знаю, что это ты виноват во всем, но Андрею легче и удобнее думать на Витю, чем на того, кого с пелёнок знает.

— Давайте, я с ним поговорю? Я… я не знаю, что мне ещё сделать…

Ответа не последовало, но Лиза чётко могла представить, как мать лишь махнула рукой на тщетные и наивные попытки Соболева сгладить острый угол. Последняя кофта полетела в сумку, и взгляд серых глаз непроизвольно упал на сиротливо лежавший на столе чёрный кофр. Скрипку приходилось оставлять здесь. Всё. Закончилась её музыка, отыгралась. Теперь уже не до гамм.

— Пойдём, — Лизавета вышла в коридор и, всё ещё стараясь не пересекаться с матерью взглядом, протянула Соболеву сумку.

— Куда ты хотя бы уходишь? — Алла Дмитриевна спросила это так тихо, что последние силы словно выкачали из девушки. Вздохнув, она всё же взглянула на мать и словно не узнала её — неужели за ночь можно так измениться? Чудом сдержав слёзы, Лиза подошла к столику, на котором стоял домашний телефон, и вырвала из телефонной книги, покоившейся рядом с аппаратом, листок. Дрожавшая рука авторучкой вывела на страничке по привычке аккуратные и ровные цифры и адрес.

— Витя живёт отдельно теперь, в квартире бабушки, — протягивая листок, прокомментировала написанное на нём девушка. Алла Дмитриевна сжала страничку, и Лиза вдруг сорвалась — дав волю слезам, она кинулась матери на шею и уткнулась носом в родное плечо. — Ты… ты прости меня, пожалуйста, — тихий шёпот — всё, на что хватило сил.

— Иди. Всё-всё, иди, — каждой клеточкой тела Лиза чувствовала, как тяжело матери прерывать объятия. Но назад пути уже не было, только вперёд. Вытерев влажные щёки, девушка кивнула и, не оглядываясь, покинула квартиру. Юра вышел следом, и лицо его напоминало маску.

— Лиз…

— Заткнись, — девушка не спеша спустилась на один лестничный пролёт, подошла к подоконнику и опёрлась о него руками. В голове витал туман — густой, вязкий, он вытеснял собой любые мысли, наполняя голову мутной пустотой. Постояв неподвижно примерно минуту, девушка всё же оторвалась от подоконника, и пошла вниз по лестнице, наплевав на наличие лифта. И словно не слыша тяжёлых шагов друга позади себя.

***

Она даже не дёрнулась на звук открываемой двери, так и оставшись неподвижно сидеть на подоконнике, лишь периодически покачивая ногой. Середина лета выдалась поистине душной, поэтому приходилось концентрироваться на удерживании равновесия в открытом настежь окне.

— Слезь сейчас же, — он только заглянул в кухню, а голос его уже был преисполнен льдом. Конечно, не каждый раз, приходя домой, можешь застать на кухне девушку, как ни в чем не бывало рассевшуюся на подоконнике распахнутого окна. Но Черкасова не послушалась, лишь чуть подвинулась в сторону кухни.

— Дай сигарету?

Пчёлкин уже собрался было высказать подруге всё, что он думал о её настоящем состоянии, но, взглянув в эти серые и какие-то словно пустые глаза, лишь покачал головой, достав из кармана джинсов пачку Camel. Лиза схватила спички и вытащила из протянутой упаковки сигарету. Впрочем, желание попробовать покурить прошло буквально через пару мгновений, когда тяжёлый дым наполнил лёгкие, до этого не знавшие сей отравы, и словно прожёг их, лишив возможности качать кислород. Судорожно закашлявшись, Лиза высунулась в окно, хватая свежий воздух ртом.

— Не доросла ещё, — резко прокомментировал сцену Пчёлкин, затем отобрал сигарету и затянулся сам. Некоторое время оба молчали— Лизавета продолжила тупо рассматривать сновавших туда-сюда по улице людей, а Витя продолжил курить, предпочитая смотреть куда-то в сторону соседнего дома. — Ты помнишь, что нам к семи к Парамону? Или давай лучше, я один съезжу?

— Нет, я тоже поеду. Всё нормально.

Он ничего не ответил — только цокнул языком и покачал головой. Что бы он там не говорил и не делал, а тоску по семье перебить было практически невозможно.

— И чего ему вечером приспичило встречу назначать… — пробормотала Лиза, словно заканчивая озвучивать свои мысли.

— Ментов меньше.

***

…Ментов в самом деле было меньше — по вечерам они обычно, пользуясь тем, что количество народа на рынке резко снижалось, уходили куда-нибудь в столовую, ужинать. Исходя из этих самых «перерывов» Парамон и выбирал время для встречи.

— Что там?

— Как обычно — кассеты, Цой, в основном, — зевнула Лиза, — тряпки и пара бутылок — ликёр и коньяк.

— Отлично, — Парамон сделал пометку в блокноте и достал из кармана сложенные вдвое купюры, но их почему-то перехватил Пчёлкин, который до этого, прищурившись, смотрел куда-то в сторону. — Эй, субординация!

— Странно, — Витя, казалось, даже не услышал замечания в свой адрес.

— Что?

— Давайте-ка, расходимся, — Пчёлкин, все еще неотрывно смотревший вдаль, подтолкнул Лизу вправо от себя. — Вон там, за прилавком…

Парамон проследил за взглядом «коллеги» и тихо присвистнул.

— Не, ребят, я тут вообще не при делах.

— Да вали уже. И ты бегом давай отсюда.

— Нет, — уперлась Лиза, к которой относилась последняя фраза. Теперь она тоже увидела до этого успешно скрывавшихся в толпе сотрудников правопорядка. Пчёлкин вдруг сделал страшные глаза.

— Бегом.

Пришлось послушаться и начать смешиваться с толпой. И как только она начала отходить от парня, послышались протяжные и пронзительные звуки свистков.

— Стоять!

Отчего-то усмехнувшись (видимо, проснулся азарт), Лизавета припустила вдоль рядов, обгоняя и расталкивая вечерних покупателей. Она знала этот рынок, словно свои пять пальцев, и всё зависело лишь от того, насколько быстро она умела бегать. Но в этот раз скорость её подвела, и буквально в паре метров от потенциального убежища — старых гаражей — путь ей преградил долговязый сержант. Взглянув в его лицо, Лизавета, пытаясь отдышаться, рассмеялась.

— Неожиданная встреча, да?

Она знала его. Молоденький сержант из смены отца. Серега Павлов. Он давно уже засматривался на Черкасову, но никаких шагов в её сторону не делал. А сейчас вот — стоял, не давал сбежать. И смотрел ещё так… С укором.

— Не пустишь?

Глупый вопрос, но попытаться-то стоило. Сержант покачал головой, и Лиза выпрямилась, тряхнув распустившимися волосами — резинка слетела, должно быть, во время бега. Во взгляде её явственно читалась какая-то странная гордость и даже надменность.

— Пойдём, — Сергей взял девушку за плечо и повёл в противоположную от заветных гаражей сторону. Наручники были лишними, да и не заметила Лиза их наличия у молодого милиционера.

Витю тоже повязали, причём с ним было явно сложнее, потому как он стоял в окружении сразу троих сотрудников органов. Взглянув на Лизавету, парень хмыкнул и укоризненно покачал головой: мол, даже убежать не смогла.

— У него вон, ещё, целое состояние в кармане…— на мгновение обернувшись в сторону девушки, продолжил старший лейтенант, до этого явно шмонавший Пчёлкина. — Сопляк, ты хоть понимаешь, что это статья?

Лиза слабо дернулась в руках сержанта, но куда уж там — держал он крепко. Да и куда бы она побежала с тонущего корабля?

… — Да уж, я только в кутузке ещё не сидела.

— Ну вот, видишь, как круто быть моей девушкой?

Лиза лишь махнула рукой и откинулась на холодную грязную стену. Сидели они уже несколько часов, причём сидели скучно и тоскливо — никто не приходил, никто ничего не говорил. А проходившие мимо представители доблестных органов так и вовсе смотрели на Черкасову и прятали глаза. Дочка одного из лучших сотрудников в отделе сидела в обезьяннике. Позор.

— Хорошо, что Парамон ушёл.

— Почему ещё?

Пчёлкин поковырял заусенец на среднем пальце и усмехнулся.

— Ну, если бы с товаром повязали, было бы куда хуже.

— А, то есть, вот это — ещё не предел, да? — и Черкасова вдруг нервно рассмеялась.

— Ты только не дёргайся, главное, поняла? — проигнорировав вопрос, продолжил парень. — Деньги всё равно у меня были, а ты может, вообще, мимо проходила. На тебя у них вообще ничего нет.

Лиза открыла было рот, чтобы ответить, но слова её так и не были произнесены. В коридоре послышалась какая-то суматоха, и через пару мгновений перед камерой, словно из ниоткуда, материализовался…

— Ты?! — Черкасова даже подскочила на месте, увидев отца. Андрей Степанович молча смотрел на дочь, но даже в полумраке девушка разглядела желваки и вздувшуюся вену.

— Допрыгались, ребята? Вот это, наверное, то, чего вы хотели?

Ответа не последовало. Да и что можно было ответить, глядя на отца сквозь решетку? Так они и молчали, все трое — Лиза потому, что не знала, что сказать, капитан Черкасов потому, что ждал ответа, а Витя Пчёлкин просто копошился в карманах куртки своей подруги, пользуясь тем, что на него сейчас внимания не обращали.

— Серёж, иди сюда.

Неудавшийся ухажёр Лизаветы послушно подошёл к начальнику, и тот молча кивнул. Нервно посмотрев по сторонам, парень достал из кармана кителя связку ключей и подошёл к «клетке». Лязгнул замок, и камера открылась. Черкасова изогнула бровь, а справа от неё хмыкнули.

— Выходите бегом отсюда.

Ничего не понимая, девушка поднялась на ноги и обернулась — Витя продолжал смирно сидеть на старой лавке.

— Оба выходите.

— Вить, — девушка сделала большие глаза и кивнула в сторону выхода. Но ответом ей послужили сложенные на груди руки.

— Иди. Иди, а я утром всё равно выйду. Космосу позвони из ближайшего автомата и всё расскажи. Он знает, что делать.

— С ума сошёл? — рыкнул Черкасов-старший, вызвав у Пчёлкина улыбку.

— Андрей Степанович, всё нормально. Погонами не рискуйте лишний раз. Мы же оба знаем, что Лиза просто мимо проходила и под горячую руку попала, правда? Бывает ведь всякое — пойдёшь на рынок за чем-нибудь, и просто не туда свернёшь.

Мужчина посмотрел на развалившегося на лавке парня, и Лиза готова была поклясться в тот момент, что увидела в глазах отца проблеск уважения и благодарности.

— Утром тебя выпустят. Деньги у меня.

Лиза вновь посмотрела на парня, и тот подмигнул ей, кивнув в сторону выхода:

— Иди.

…— Не дай бог кто-то об этом узнает. Меня уволят к чертям собачьим.

— А никто не узнает. Твои всё равно будут молчать, им ведь нового начальника вряд ли хочется.

— Я тебя вообще не спрашивал.

Пришлось послушно замолчать. Лиза выполнила просьбу Пчёлкина сразу же, как только покинула отделение. Как ни странно, Космос, которого разбудили посреди ночи не самыми лучшими новостями, несильно удивился и, коротко наказав Лизавете не нервничать, отсоединился. Теперь оставалось только гадать, как скоро всё разрешится.

— Ты мне одно скажи, — Андрей Степанович вдруг резко остановился, и в голосе его прозвучало какое-то отчаяние, — неужели вот это — то, чего ты хотела? Чтобы отец тебя по ночам из кутузки вытаскивал?

— Честно? Нет, это не то. Я жить хочу хорошо, и ни в чём не нуждаться, вот и всё. Просто сегодня немного не повезло.

— А если бы дежурил не я? Ты хоть пустой своей головой понимаешь, чем бы это тогда кончилось? Ты понимаешь, что это опасно?!

— Пап, — Лиза ответила тихо и так вкрадчиво, что Черкасов-старший не сумел её перебить, — жить вообще страшно и опасно. Я это брошу, потом. Но сейчас я не готова, сейчас мне слишком хорошо, чтобы отказываться. Прости уж меня, что я такая дура выросла.

Андрей Степанович раздражённо хмыкнул.

— Это я тебя такую дуру вырастил. Сам виноват. Я и мать, только мы вдвоём. Куда ты сейчас?

Лиза пожала плечами и полезла в карман куртки. Мгновение — и она уже судорожно обыскивала каждый кармашек в поисках ключей от Витиной квартиры. Их не было. Внезапно стало смешно.

— Уже не знаю, — глупо хихикнув, отозвалась девушка, глядя отцу в глаза. — Он у меня ключи из кармана вытащил, представляешь?

— А не такой уж он и дурак… домой пойдёшь?

Смех оборвался, сменив собой в мгновение выступившие на глазах слёзы. Домой. Он звал её домой… Значит, простил. А если и нет, то хотя бы сумел понять.

— Пойду.

========== 13. Ты понимаешь, что я за тебя боюсь? ==========

Осень подобралась незаметно. Настолько незаметно и быстро, что они и понять ничего не успели, и очнулись, лишь когда Лизавете пришлось впервые ехать в институт на занятия. Мечта о профессии экономиста по-прежнему не отпускала девушку, и именно поэтому она не бросила учебу, не отдалась полностью своему левому заработку, который продолжал оставаться таким манящим и желанным. Постепенно просыпалась алчность, которая, впрочем, пока что весьма успешно маскировалась и скрывалась ото всех. Медленно, но верно втягиваясь в опасные игры, Лиза продолжала отчаянно бояться за Пчёлкина, который всё больше поддавался влиянию Космоса, и словно не замечала того, что сама давно уже катилась по наклонной. Не зря говорили: коготок увяз — всей птичке пропасть. Эти слова в последнее время как нельзя лучше характеризовали судьбу молодой девушки, которая, казалось, так недавно не желала просто подержать у себя дома сумку с вещами…

— Слушайте. Я только сейчас подумала — а Елисееву когда в последний раз кто-нибудь из нас видел?

Ответом послужило молчание, которое дало Лизавете понять, что не она одна вспомнила о девушке лучшего друга только в эту минуту.

— Ну, Саня же у нас о ней ничего не спрашивает, значит, она ему пишет. Всё нормально, — легкомысленно бросил Холмогоров. Впрочем, подобный ответ Черкасову не сильно удовлетворил. Закутавшись посильнее в ветровку, выклянченную у Пчёлкина, девушка взглянула на владельца куртки — тот лежал, развалившись на лавочке беседки, и о чём-то думал.

— Эй, тебе совсем неинтересно?

— Честно? Совсем. Кос всё правильно говорит — раз Сашка молчит, значит, всё нормально.

— А Кос у тебя вообще всегда и во всем прав, — сощурившись, съязвила Лиза. Пчёлкин приподнялся на локте и взглянул на подругу так недобро, что та невольно отвернулась, предпочтя сделать вид, будто ничего не заметила. Подозрительное отношение к сыну астрофизика у девушки проявилось уже довольно давно, и так же давно она не упускала возможности уколоть Холмогорова. Она боялась. Боялась, видя попытки Космоса переманить Витю к себе и прекрасно понимая, что, стоило тому только согласиться, и всё — впереди пропасть. Раньше, когда Пчёлкин наотрез отказывался и пресекал любые предложения друга, было куда проще, но теперь, когда вода постепенно стачивала камень, становилось сложнее. Однажды Лизавета даже помимо воли подслушала разговор молодых людей, и с удивлением и ужасом для самой себя узнала о том, что Витю только одно удерживало — знание того, что она, Лиза, будет против. А так бы он давно уже согласился. — Ладно, я пойду, мне ещё лекцию переписать надо. Филу привет, ладно?

Космос кивнул, махнув подруге рукой — он быстро всё понял и привык не обращать на колкости и нападки с её стороны практически никакого внимания. А вот Пчёлкин, которому в этот раз язвительность подруги прилично надоела, явно разозлился. Очень уж недобрый взгляд он послал в спину уходившей Лизавете, вынудив ту невольно передёрнуться и подумать о том, что неплохо было бы сегодня уйти ночевать к родителям. Но, конечно же, она этого не сделает, иначе можно будет раздуть из мухи слона, а это у них обоих получалось просто превосходно.

…Виктор Цой и его пусть довольно банальные, но такие душевные и пронзительные тексты, всегда помогали отвлечься и настроиться на нужный лад. Вот и сейчас кассета, выкупленная с рук у Парамона, вот уже в который раз крутилась в магнитофоне и время от времени перематывалась карандашом, в то время как её хозяйка сосредоточенно переписывала материал лекции по научному атеизму в толстую тетрадь. Из-за внеплановой встречи на Рижском пришлось пропустить пару, а теперь необходимо было восполнять пробелы в знаниях.

Тёзка известного и запрещённого в Союзе певца вошёл в комнату как раз тогда, когда заиграла прелестная «Восьмиклассница». Не обращая ровным счетом никакого внимания на дело, которым была занята Лизавета, Пчёлкин подошёл к магнитофону и нажал на кнопку. Щелчок, и музыка стихла, уступив место дребезжащей тишине, незамедлительно заполнившей комнату. Лиза, впрочем, не придала внезапному исчезновению шипевшей мелодии никакого значения, продолжив выводить каллиграфические буквы. И даже не взглянула на Витю, когда тот, спрятав руки в карманы штанов, подошёл к столу, буравя подругу тяжёлым взглядом.

— В чём проблема?

Лишь на мгновение Лизавета отвлеклась от тетрадей, но только для того, чтобы бегло взглянуть на Пчёлкина.

— Ни в чём. Всё отлично.

— Не прикидывайся, — в голосе парня явственно различались сталь и злоба, которые заставили Лизу внутренне содрогнуться. Пришлось отложить ручку и откинуться на спинку стула.

— А то ты сам не догадываешься. Только Холмогоров куда-то подался, и тебе следом надо. Причём меня даже как-то и не спрашивает никто, типа, я и так смирюсь со всем. Подумаешь, Лиза боится и переживает. Главное, что Космос скажет, а на моё мнение наплевать. А то, что Космос твой тебя в яму хочет затянуть, так это ничего страшного, подумаешь, глупость какая.

Последние фразы, брошенные, скорее, исключительно из желания уколоть побольнее, были явно лишними — уж больно явственно на скулах Пчёлкина вдруг заиграли желваки.

— Ты с катушек съехала, что ли?

Стиснутые зубы, руки, сжатые в кулаки. Казалось, еще немного — и он мог её ударить, столь сильна была его злоба сейчас. Лиза отвернулась и устало покачала головой.

— А что, не так, что ли? Я не вижу, думаешь, что ты за ним тянешься, словно привязанный? Причём сам тянешься, а мне не даёшь. В конце-то концов, откуда в тебе эгоизма столько? Хорошо всё-таки, что Валерка от вас в стороне в этом плане держится, хоть один умный человек…

Пчёлкин опустил голову и взлохматил волосы, растрепав хвост. Некоторое время он так и стоял — уперевшись руками в стол и глядя куда-то в никуда.

— Ты мне решила мозг вынести для разнообразия? Не выйдет. И чтобы я больше о Косе ни слова подобного не слышал, ясно?

Медленно Лизавета встала из-за стола и, неотрывно глядя на парня, выпрямилась. Сощурив глаза, она некоторое время молча смотрела на Пчёлкина, а затем тихо прошипела, внезапно обозлившись:

— Не смей мне указывать.

Рука парня медленно потянулась к тетради, всё ещё лежавшей на столе. Мгновение — и она, жалобно шелестя страницами, полетела в стену, принимая на себя удар, который мог бы, как показалось на мгновение зажмурившейся Лизавете, прийтись и по другому адресу. Он не сказал больше ни слова — молча зыркнул на подругу, молча вышел из комнаты и так же молча хлопнул входной дверью, оставив девушку стоять в пустой комнате наедине с самой собой и вновь пришедшей в эти стены звенящей тишиной.

…Где он ночевал, так и осталось для Лизаветы загадкой. Скорее всего, у Космоса, но выяснять наверняка почему-то просто не хотелось. Встреча с Юрой по непонятным причинам сорвалась почти что в самый последний момент, и девушка, порядком разозлившаяся на товарища, посвятила день уборке и зубрежке конспектов — в конце концов, не зря же она поступала?

Пришёл он только под вечер, когда глаза уже порядком слипались, а нервы начинали предательски щекотаться где-то внутри. Причём не просто пришёл, а ввалился в квартиру, с грохотом уронив что-то на пол и выругавшись сквозь зубы. Лиза отложила учебник по экономике и встала из-за кухонного стола, за которым и учила материал, закусывая его печеньем с чаем.

— А я думал, что ты ушла.

Пришлось фыркнуть в ответ и, сложив руки на груди, выйти в коридор, чтобы понять, почему же Пчёлкин не спешил показаться ей на глаза. И лучше бы она не выходила.

— Господи, кто тебя так?..

Пчёлкин не ответил, лишь молча задрал голову, чуть отвернувшись — так, чтобы разбитые губа и бровь были менее заметны в свете люстры. Глупо, но что ещё он мог сделать? Лизавета шагнула к парню и, взяв его за руку, силой развернула к себе, уже через мгновение болезненно поморщившись, словно почувствовав боль от рассечений на себе.

— Вить, я вопрос задала.

В ответ Пчёлкин махнул рукой. Весь его вид говорил о крайней степени нежелания обсуждать эту тему, но и выбора у него не было. Лиза схватила Витю за плечо и буквально заставила пройти на кухню, где хранилась аптечка, необходимость которой сейчас была очевидной.

— Не дёргайся, — пришлось предупредить парня, прежде чем коснуться ватой, смоченной в спирте, разбитой губы. — Так и будешь молчать? Я же жду.

— А то ты не догадываешься. Конкуренция. Юрка такой же сейчас.

Конкуренция… Давно уже Лиза начала замечать, что на рынок всё чаще стали заявляться другие фарцовщики, незнакомые. Но раньше этот вопрос как-то решался без кулаков. Видимо, время «мирных переговоров» подошло к концу, и отношения между торговцами перешли на новый уровень. Отложив вату, Лизавета опустилась на стул и протяжно вздохнула, предоставив Пчёлкину возможность самому «зализать раны».

— Сегодня же я должна была ехать…

— Я не знаю, откуда Юрка обо всем этом прознал, но это я его попросил о том, чтобы он отменил встречу с тобой. Первая стычка позавчера случилась, помнишь Маринку Томилину?

Лиза кивнула. С Мариной она была знакома довольно поверхностно, знала лишь, что она сестра одного из людей Парамона, тоже фарцовщика, и пару раз болтала с ней о косметике. Витя откинул вату на край стола и, взяв сиротливо скучавшую на уголке кухонного диванчика пачку сигарет, закурил.

— Уволокли во время потасовки, нашли только ночью в лесопарке. Избитую и изнасилованную. Сейчас едва живая.

Воздух словно выкачали, лишив возможности дышать. Внезапный страх — животный и какой-то абсолютный — вмиг окутал пеленой обхватившую себя руками за плечи Лизавету. Качнувшись в сторону, она прошептала, с отчаянием взглянув на Пчёлкина:

— Скажи, что ты шутишь. Скажи.

— Я на совсем опущенного похож? — Витя вмиг озлобился, и, не найдя пепельницы, дрожавшей рукой стряхнул пепел с сигареты в фикус на подоконнике. И Лиза, которая раньше бы при таком жесте парня непременно начала вопить и читать мораль, ринувшись спасать цветок, сейчас словно и не заметила его действий. — Нам надо поговорить. Серьёзно.

— Вить… — девушка уже хотела было возразить, протяжно вздохнув, но Пчёлкин не дал ей этого сделать, грубо перебив на полуслове:

— Ты понимаешь, что, если тебя хоть пальцем тронут, то я по сто второй могу пойти?{?}[102 статья: умышленное убийство по УК РСФСР от 1960 г.]

Он никогда не говорил ей банального «люблю», ни разу за все те полгода, что они были вместе. И сейчас она вдруг поняла, что и не надо ей этого слова из его губ, что она и так всё прекрасно знала. Этот вопрос, произнесённый с такой злобой и болью, в один миг затмил все вдруг показавшиеся глупыми и лживыми признаниями в любви, о которых она раньше так мечтала.

Витя встал из-за стола и, подойдя к окну, открыл его. Докурив, он выкинул бычок на улицу и повернулся к сгорбившейся к подруге, которая сейчас напоминала запуганного воробья. На какой-то миг во взгляде его промелькнула жалость, но давать ей волю было нельзя.

— Если ты не уйдешь, то рано или поздно то же самое произойдет и с тобой. Если повезёт, и не убьют. Это не просто моя прихоть.

Слеза помимо воли скатилась по щеке, и девушка зло вытерла её тыльной стороной ладони, оставив на коже влажный след. Как же она хотела поспорить, и как боялась сейчас сказать хоть слово поперёк!..

— Слушай, — Пчёлкин подошёл к девушке, и, присев перед ней на корточки, крепко сжал её тонкое запястье, — ты можешь хотя бы раз в жизни сделать что-то ради меня? Сделать так, как я тебе говорю?

Стало плохо. Так плохо, что захотелось взвыть от жалости к самой себе, которая накатила огромными волнами. И тогда Витя предпринял последнюю попытку, надавив ещё сильнее:

— Ты понимаешь, что я за тебя боюсь? — вопрос прозвучал так чётко и пронзительно, что по коже девушки побежали мурашки — Витя явственно почувствовал это, всё ещё сжимая тонкую руку. — Раньше я ни слова поперёк не говорил, но теперь это уже не шутки.

— А… а ты как же?

— Мне есть, куда идти.

Лиза в отчаянии помотала головой, сжав губы. Конечно, ему было, куда идти, не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять это.

— Ну вот почему всё именно так, а? — девушка взглянула на всё ещё сидевшего перед ней Пчёлкина, и следующий вопрос сорвался с её губ столь тихо, что его едва ли можно было услышать. — Неужели ты не можешь всё бросить?

Внезапно парень улыбнулся — так устало и обречённо, словно разговаривал сейчас с нерадивым ребенком, которому всё надо было объяснять по десять раз.

— Знаешь, чем ты меня привлекла? Наивностью. Помнишь, когда-то давно я тебе говорил про то, что здесь трудовую нельзя просто взять и забрать? С тех пор ничего не изменилось. У тебя ещё есть шанс, и, если ты сама им не воспользуешься, это сделаю я, и тогда тебе же будет хуже.

— Я не хочу без тебя…

— Я знаю. Не всегда приходится делать только то, что хочется.

Лизавета вздохнула и посмотрела куда-то в потолок, сдерживая слёзы. Почему-то она практически не думала в данный момент о себе, голову её занимали совсем иные мысли. Вот сейчас Витя все же перейдет к Космосу, став коллегой Парамона, а не его подчиненным, и что же тогда? Весь этот бизнес напоминал лестницу, поднимаясь по которой, человек, на самом деле, лишь опускался ниже и ниже, на дно. Но как быть, когда не имелось иного пути, когда обстоятельства и специфика жизни оказывались сильнее человека?..

Комментарий к 13. Ты понимаешь, что я за тебя боюсь?

========== 14. Артур ==========

Похороны выпали на дождливый и пасмурный день. Тяжёлое небо, казалось, давило на собравшихся с тройной силой, словно испытывая их на выносливость. Народа было достаточно много — у Марины Томилиной и её брата были хорошие друзья. Были и люди Парамона, и он сам, и более высокие «чины». Первая смерть в результате рыночных стычек не слабо подкосила общий дух, и сейчас мысли каждого, кто стоял вокруг свежей могилы с крестом, были одинаковы: как быть дальше и что делать? Разными были только их порядок и глубина.

На поминки осталось мало народа — несмотря на общий траур, все прекрасно понимали, что родителям и близким куда как хуже, и толпа сейчас совершенно ни к чему.

— Вить, поехали домой? — она осторожно коснулась его руки и подняла взгляд красных от слёз глаз. Ответом послужил кивок и тугая струя дыма, выпущенная изо рта. За долгие часы траурной процессии они не обмолвились и словом, просто не отходили друг от друга ни на шаг. И сейчас он не ответил — лишь осторожно взял девушку за руку и не спеша двинулся по асфальтовой дорожке, ведшей редких прохожих к метро. — Как думаешь, что теперь будет?

Пчёлкин пожал плечами и недобро прищурился.

— Всех девок точно попрут. От греха подальше. А там не знаю.

— А Космос где? — только сейчас девушка поняла, что Холмогорова с ними не было.

— С Парамоном говорить остался.

— Ты заметил, что её в школьной форме хоронили? — вопрос сам собой сорвался с губ, и поздно Лизавета прикусила язык.

— Она же только в десятый класс пошла.

Внезапно Лизавета почувствовала себя какой-то чересчур взрослой. Марина, ещё школьница, показалась ей совсем ребёнком. Ребёнком, которого жизнь затянула в такой ужас и в результате просто растоптала.

— Вить, — девушка вновь подала голос и опустилась на первую попавшуюся лавочку. — Давай поговорим?

— Прямо сейчас?

Ему явно не хотелось вести беседы, но пронзительный взгляд серых глаз вынудил поступиться своими желаниями. И, увидев выжидание в его взгляде, Лиза заговорила:

— Просто мне это давно уже покоя не даёт… Ну, вот смотри — когда я только к вам собиралась подключиться, ты меня горячо поддержал, даже перед Космосом слово замолвил. Теперь ты меня одной из первых из движения исключил. Я уже даже не пытаюсь спорить, смирилась, просто… просто не понимаю, что теперь с нами-то будет? Так и будем вместе жить или…

— Не понял, — Пчёлкин вмиг окрысился, прекрасно сообразив, куда клонила подруга, а та, в свою очередь, не сумела вовремя остановиться, ведомая стрессом и переживаниями.

— Мне не дает покоя сама мысль о том, как у нас все дальше будет. Мы будем и дальше вместе жить, и я у тебя на шее висеть начну? Мы же с тобой уже это обговаривали, ты сам против того, чтобы я шла работать, а я так не могу… это неправильно.

Он схватил её за руку, заставив подняться на ноги, и встряхнул с такой силой, что, казалось, пытался вытряхнуть все мысли из головы подруги. А затем заговорил, стараясь придать голосу как можно большее спокойствие, хотя и давалось ему это с неимоверным трудом.

— Я сделаю вид, что не слышал сейчас этого бреда. Никуда ты от меня не денешься, ясно? И ещё один такой разговор, и я ничего не обещаю. Не у тебя одной нервы.

И он подтолкнул её вперед, в сторону входа в подземку, сделав вид, что не заметил той слабой улыбки, которая промелькнула на девичьих губах. В глубине души у неё словно камень упал с души, несмотря на ту грубость, с которой он ответил ей сейчас. Его чувство собственности по отношению к ней почему-то вызывало чувство спокойствия и умиротворения. Она чувствовала себя в безопасности.

***

Вишневая «пятёрка» красиво блестела на солнце своими лакированными дверцами — несмотря на своё подержанное состояние, выглядела машинка ещё хоть куда. Вокруг «красавицы», как её уже успела окрестить Лизавета, неторопливо прохаживались по кругу Фил и Витя, оценивающе осматривая транспортное средство Соболева, который, как ни в чем не бывало, стоял в сторонке и периодически самодовольно ухмылялся, будучи полностью удовлетворённым тем впечатлением, которое сумел произвести на товарищей по работе.

— Да, Пчёл, там только движок бы посмотреть. Батя твой не сможет попросить там знакомых своих?

— Да без проблем, когда?

— Ну, когда ему удобно будет.

— Ладно, я поговорю.

Лизавета не выдержала, и, открыв дверцу, запрыгнула на водительское сидение. Внутреннее убранство машины было, конечно, весьма скромным, но зато — подумать только! — у её друга появился свой личный транспорт! Пусть и весьма потасканный, из-за чего, собственно, и обошёлся Соболеву в относительно небольшую сумму. Какая вообще к чёрту разница, сколько хозяев у неё было?

— Юр, покатаешь?

Соболев выкинул бычок в урну и подошёл к подруге. Казалось, ещё чуть-чуть, и он просто лопнул бы от гордости.

— Конечно, о чём речь?

— А ты как вообще на ней приехал-то? — подал голос Валера, ударив ногой по правому заднему колесу. — У неё же колеса сдуты.

— Ну, вот доехал как-то. Насос я тебе где сейчас искать буду?

— Лиз, — Пчёлкин отвлекся от изучения содержимого капота и взглянул на подругу. — Сгоняй домой, на антресоли насос ножной есть.

— Откуда он у тебя? — девушка удивлённо посмотрела на парня. На антресоль она ещё как-то не залезала ни разу, поэтому о вещах, которые там хранились, не знала.

— Откуда у сына бывшего автомеханика насос? Действительно, глупость какая, зачем он сдался?

— Ладно, не бухти, — Черкасова улыбнулась и нехотя вылезла из машины.

…Связка со звоном выпала из рук, и Лизавета, чертыхнувшись, присела на корточки в поисках ключей — даже днём в подъезде из-за постоянно отсутствовавшей лампочки было темно. Громкий топот донёсся с лестничной клетки, и, стоило девушке подняться, держа в руках заветное колечко с брелком, как в неё тут же со всей силы влетел…

— Артур, твою мать, — Лиза отшатнулась и потёрла ушибленное плечо. — Ну осторожнее же, ну.

— Извини, я тебя совсем не заметил.

— Это я уже поняла.

— Сильно ударилась?

— Нормально всё. Куда ты так летишь-то?

— Да, там… — и Лапшин неопределенно махнул рукой. Впрочем, его стойкости не хватило и на пару мгновений: — Меня в банк на работу берут. Пока что пятым колесом, но ведь и расти можно, правда?

— Конечно! Поздравляю. Давай, не опаздывай, — Лиза усмехнулась, махнула Витиному соседу рукой и двинулась вверх по лестнице. Артур Лапшин давно уже посматривал в её сторону, но куда ему, простому парню-третьекурснику, было тягаться с Пчёлкиным? Хотя, в отличие от последнего, Артур хотя бы пытался пробиться в люди честными и законными способами…

***

К сигаретному дыму она давно уже привыкла. Но когда курили посреди ночи в постели… Нет, это было уже чересчур.

— Убери, а?

Витя закатил глаза и нехотя встал, закутавшись в одеяло. Тушить цигарку в его планы никак не входило, проще было открыть окно и высунуться на улицу, чтобы дотравиться до конца. Лизе же достался плед, который она не замедлила схватить с края постели и накрыться им.

— Артур сегодня из подъезда выскочил, счастливый такой.

— Ещё бы, — Лиза села повыше и сладко потянулась. Сладкая нега всё ещё не отпускала её, давая возможность насладиться расслабленностью. — Он в банк устроился работать. Легальный заработок, есть, чем гордиться.

— А ты откуда знаешь? — Пчёлкин повернулся к подруге, и та улыбнулась, заметив не очень добрые искорки в его глазах.

— В подъезде встретила его. Он со мной поделился.

Витя рыкнул что-то нечленораздельное и выкинул окурок в окно.

— Интересно, как часто вы с ним вот так вот пересекаетесь.

Лапшин Вите не нравился. Не нравился, прежде всего, тем, что имел виды на девушку, которая по праву принадлежала только ему, Виктору Пчёлкину. А, стало быть, когда клали глаз на твое, надо было быть очень осторожным и держать ухо востро. А то ещё уведут, не ровен час.

Лиза закусила губу и взглянула на парня. Эта его очевидная ревность так сильно льстила ей, что на лице сама собой появлялась плутовская улыбочка. Девушка встала и подошла к Пчёлкину, который по-прежнему смотрел в окно. Пришлось первой поцеловать его, отвлекая от малоинтересного вида на двор и увлекая вслед за собой. И даже настойчивая трель телефона не сразу привлекла их внимание.

— Подожди-подожди… — девушка с трудом отстранилась от уже порядком возбудившегося Пчёлкина и трясущейся рукой схватила трубку. — Да.

— Спите? — мрачный голос Космоса заставил что-то внутри тревожно затрепыхаться. Лиза машинально ответила на поцелуй и в следующий миг несильно ударила настойчивого Витю по плечу.

— Нет. Что-то случилось?

— Дай мне Пчёлу.

— А что такое-то?

На том конце провода шумно вздохнули.

— Парамона на перо посадили, наши сейчас встречаются. Давай.

Лизавета взглянула на Витю и безмолвно протянула ему трубку. Тот закатил глаза, ещё не зная невесёлых вестей и злясь на Космоса за прерванную прелюдию.

— Ну?

Всё так же молча девушка стояла перед Пчёлкиным, наблюдая за тем, как менялось в темноте выражение его лица, и не знала, что теперь делать.

========== 15. Лучше уж подольше и в опасности, но с тобой ==========

— А что, если следующим будешь ты? Что, если тебе не повезёт, как Парамону? Да счастье, что он выжил. А я так не хочу. Я не хочу постоянно бояться. Постоянно, слышишь?

— А ты не бойся.

Кривая усмешка пополам с гримасой боли и очередная футболка, небрежно брошенная в сумку. Она собирала вещи. Просто потому, что иного выхода, как ей казалось в эти минуты, не было. Ведь он её словно не слышал.

— А как мне не бояться? Просто махнуть рукой на мысли о том, что тебя в один день могут прирезать где-нибудь? Вить, мне двадцати лет нет, и что ты мне предлагаешь при худшем варианте — статус соломенной вдовы в таком возрасте?

Фраза про вдову резанула слух, но он не подал вида, продолжив молча стоять у дверного косяка, сложив руки на груди и глядя в пустоту. А в самом деле, что он мог ей предложить? Криминал, бандитскую романтику? Да она же какие-то полгода с небольшим назад была наивной девчонкой, которая с ужасом в глазах рассказывала ему про деньги, заплаченные ей за сохранность сумки с товаром! А теперь он выдернул её из заварухи в самый последний момент. Только вот как не выдергивай и не пытайся оградить, а опасность всё равно всегда будет где-то рядом. Причём конкретно в их случае эта самая опасность исходила и будет исходить от него, от Вити Пчёлкина. Случись с ним что, и она станет уязвимее слепого котёнка. А с ним рано или поздно непременно что-то случится, ведь нельзя ходить по краю вечно. А думать об этом очень уж не хотелось, хотелось жить настоящим моментом. Но в груди всё равно предательски щемило. Ведь она была его. Его. Его девочкой…

— И что, значит, всё?

Кинула очередную тряпку на подлокотник и обессилено опустилась на диван. И столько в её движениях какой-то усталости и тяжести, что отчаянно хотелось схватить её и не отпускать. И впервые он понимал, что не мог этого сделать, что могло выйти только хуже.

— Я не знаю, — голос дрогнул, и девушка согнулась пополам, обхватив себя за колени. Сердце рвалось на куски при одной лишь мысли о том, что осталось сделать немного — застегнуть сумку и отдать ему ключи. И почему-то даже пошевелиться было тяжело, тело словно не желало слушать свою хозяйку, предпочитая упрямо имитировать усталость.

Он напоминал самому себе загнанного в угол зверя. Впервые от него не зависело ровным счетом ничего, впервые в жизни не он решал, и не за ним было последнее слово. Да даже если он сейчас вытряхнул бы все шмотки из этой чёртовой сумки, если подлетел бы к ней и скрутил в бараний рог, что, ну вот что изменилось бы? Она только возненавидеть его ещё больше смогла бы…

— Ну, ты уж реши что-нибудь, — попытки придать голосу твердость и привычное безразличие потерпели полное фиаско. Исподлобья смотрел он на девушку, которая трясущимися руками закидывала в ненавистную сумку последние вещи. Подойди к ней. Отбери проклятый баул. Насильно отними, в конце концов… Пришлось потрясти головой, чтобы избавиться от назойливых мыслей и вновь заняться изучением обоев.

Она уже потянула собачку, застёгивая молнию, когда подняла голову и взглянула на него. Он так и стоял, по-прежнему глядя в невидимую точку на стене. Только вот лицо его напоминало маску — как-то неестественно он выглядел, очень уж чуждо. Внезапно злость взяла верх. Неужели он не видел, что она хотела остаться?! Что она давно уже готова послать к чёрту всё и всех, лишь бы с ним быть? Что ей одного надо — чтобы он ей сказал, что не отпустит. Не отпустит, несмотря на её нервы и страхи, просто возьмёт, и напомнит ей о том, что она его. Ведь совсем недавно он резко пресёк её попытку расселиться, а сейчас что? Почему сейчас-то он делал вид, что это происходило не с ним?

Лизавета перехватила сумку и подошла к Пчёлкину. Тот словно и не слышал даже её шагов, не видел движений.

— Да что с тобой?!

Он отвлекся от изучения стены и медленно повернул голову в её сторону, стараясь придать взгляду как можно большую ясность.

— Что?

Губа предательски дрогнула, и девушка на мгновение отвернулась, стараясь не расплакаться. Какая-то непонятная обида вперемешку со злостью на его деланную чёрствость заставляли передёрнуться.

— А то. Тебе совсем наплевать на то, что я уйду сейчас? Всё, я больше уже от тебя не завишу? По барабану всё стало?

— Веришь, нет, — Витя опёрся спиной о стену, отойдя от дверного косяка, и посмотрел на девушку сверху вниз, — я просто устал. Я прекрасно понимаю, что ты далеко не в безопасности со мной. У тебя поклонников куча, есть и подостойнее меня. Вон, тот же банковский служащий с третьего курса…

Она беспомощно открыла рот, схватив воздух, и на несколько секунд закрыла глаза ладонью. Только не это…

— Ну вот почему ты такой? Почему просто не можешь меня отговорить и остановить? Да, мне страшно, чёрт возьми, но тебе проще пустить все на самотёк, что ли? Да я готова, понимаешь, готова постоянно быть в опасности, лишь бы с тобой. А тебе словно совершенно плевать хотелось.

— Ты прекрасно знаешь, что это не так. И я не могу постоянно держать тебя у ноги. Насильно.

Странное что-то происходило. С ними обоими. И оба это понимали. Лиза убедилась в этом, когда уронила сумку на пол и устало прижалась лбом к его плечу. И когда не почувствовала ответной реакции. Не сразу она поняла, как тяжело ему давалась эта стойкость.

— Иди. Иди, иначе поздно будет.

Его губы коснулись её виска, но руки так и остались в карманах джинсов. Странная горячая волна захватила девушку, и та только сильнее прижалась к Пчёлкину, словно моля о том, чтобы он отреагировал.

— Я не хочу.

— Несколько минут назад ты говорила иначе.

Пришлось выдохнуть ему в шею. Предательски дёрнулся кадык, и только сейчас Лиза с удивлением сообразила, что парень держался из последних сил.

— Говорила. Говорила, потому что я тоже живой человек, и я могу бояться и переживать, я имею на это полное право, в конце концов, — пришлось схватить его за футболку и, тем самым, буквально заставить посмотреть на себя. — Только вот если я уйду сейчас, то это для меня будет равносильно твоей смерти. А как жить я без тебя смогу, не знаю. Лучше уж подольше и в опасности, но с тобой, чем рвать насильно сейчас и потом мучиться.

Он нахмурился, внимательно глядя на неё. Никто, никто и никогда не говорил ему таких слов. И сейчас, слыша их из её уст, он боялся, что слух его подводил, и что желаемое он выдавал за действительное. Пришлось проверить это, коснувшись губами её губ. Совсем коротко, быстро, просто коснуться, а затем отстраниться, наблюдая за реакцией. И ожидаемых возмущений не последовало, а значит, ему не показалось. И поэтому второй поцелуй стал настоящим — сначала нежным, а затем, постепенно, более уверенным и глубоким, в итоге переходящим в судорожные укусы. Вжав девушку, вмиг ставшую похожей на тряпичную куклу в его руках, в стену, он завёл ей руки за спину, явно перестаравшись и вызвав судорожный девичий вздох, но даже не придал этому значения. Лишая её рубашки, он словно сходил с ума, не понимая, почему именно она вызывала в нём какую-то животную страсть. Ни с одной из всех, кто был у него раньше, такого не было, а эта девчонка его словно заворожила. Почему именно с ней одежду хотелось не снимать, а рвать на кусочки; почему именно с ней путь до постели не считался обязательным? И почему её хотелось не только брать, но и любить, почему именно её стоны и движения заставляли прислушиваться и реагировать? Почему именно она, чёрт возьми, сводила с ума и заставляла возбужденно стонать, всего-то проводя ногтями по спине?

— Чёрт бы тебя побрал, Черкасова, — не выдержал он, трясущимися руками пытаясь справиться с ремнем, и горячо выдохнул куда-то в тонкую бледную шею. А она ещё и улыбалась в ответ, зараза! Вперед тянулась, помогать… Пришлось оставить ремень в покое и развести руки в стороны, предоставив ей возможность справиться с неподатливой пряжкой. Когда только научилась-то так ловко штаны расстегивать?.. Хотя, глупый вопрос, сам же учил когда-то. Руки ходили ходуном настолько сильно, что даже её легкая юбка оказалась непреодолимым препятствием. И куда она пальцы свои запускала? Вновь впившись в её истерзанные губы поцелуем, позволил ей стянуть резинку со своих волос. И почему ей так нравилось это делать? Сама же при каждом удобном случае выговаривала за «патлы». Плутовка. Проклятую юбку пришлось задрать, избавившись от нужды её снимать. Нет, сейчас они до комнаты не доберутся… Тонкие пальцы медленно, словно дразня, опустились ниже, к пояснице, заставив его утробно застонать, не прерывая поцелуя, и, с легкостью оторвав девушку от пола, сделать движение навстречу, ещё сильнее вжав её в стену, и из последних сил выставить вперёд правую руку, чтобы не делать ей совсем больно. Ей, его девочке.

***

—А вот ещё… «Пёс у меня новый, Поль. Фотку вложу, посмотрите. Хороший, умный, только избалованный, мы с Фариком замучились его перевоспитывать. Но зато весело, хоть какая-то отдушина кроме библиотеки да телика час в сутки».

— Дай фотку, — Лизавета протянула руку, и Космос, на мгновение отвлёкшись от письма, которое читал вслух, дал ей снимок. На черно-белом прямоугольнике красовалось изображение коротко постриженного Саши, который сидел рядом с лежавшим на траве псом немецкой овчарки. — Какой пескрасивый… а Сашка смешной такой!

К девушке склонился Валера и через плечо посмотрел на снимок. Письмо доставили только сегодня рано утром, и сейчас компания дружно его изучала, сгруппировавшись в беседке.

— А мы ему ни разу ни одного снимка не отослали, между прочим, — девушка укоризненно взглянула на друзей, и те переглянулись.

— Ну, это можно исправить.

— Как?

Валера вернул фото Черкасовой и закончил свою мысль:

— У меня у знакомого по общаге фотоаппарат есть, на соревнованиях выиграл. Могу одолжить на пару дней.

— Здорово! — Лизавета хлопнула в ладоши и взглянула на Холмогорова. — Давай?

— Как решите, я не против.

— Я тоже, — Пчёлкин поднял руки вверх раньше, чем вопрос был переадресован ему. Сейчас он был абсолютно спокоен. Ведь очередной конфликт между ним и Лизой был локализован, а значит, причин для беспокойства пока что не было. А остальное мало волновало.

— Ребят, — Космос подался вперед, вновь впившись взглядом карих глаз в строчки письма и заметно нахмурившись. — «Поговорите с Ленкой, может, у неё что случилось? Пишет реже, скомкано как-то…». Что скажете?

Все присутствовавшие в беседке переглянулись. Тема с Елисеевой так и осталась практически нетронутой — пока Белов не поднимал её, они старались отмалчиваться, а теперь что же?..

— А я вам говорила, — Лизавета откинулась на стену беседки и вздохнула. — Надо к ней домой сходить, наверное. Кто пойдёт?

Три взгляда уставились на неё, вынудив закатить глаза. Ну, конечно, это было логичным — зачем парням искать какую-то Ленку?

— Ладно, с Юркой съезжу только, и вечером к ней забегу.

— Куда это ещё? — Витя тут же оживился, и даже Космос с интересом взглянул на Черкасову. Та похлопала ресницами.

— Он давно уже меня просил чехлы от сидений в химчистку отвезти — сам он с ними хрен справится. А что такое?

— Да нет, ничего, — и Пчёлкин потянулся за сигаретами, заметно расслабившись. Конечно, ничего. К Соболеву он не ревновал, просто боялся того, что этот прохиндей рано или поздно сможет начать вновь соблазнять Лизу на кривые дела. Это же как наркотик, и пока что его девочка держалась. Вот только надолго ли её хватит?

***

…— А подойдёт к нам кто-нибудь?

Лиза постучала кулачком по столешнице, надеясь привлечь внимание приёмщицы, которая не торопилась приниматься за свои обязанности. На стук было тяжело не отреагировать, потому полная женщина в форменном синем халате, демонстративно громко попросив кого-то из работниц не переключать телевизор, стоявший где-то вне зоны видимости клиентов, не спеша двинулась к стойке, на которую Юрка уже вывалил ворох тяжелой бордовой ткани.

— Что у вас?

— Чехлы автомобильные, — Лизавета кивнула на кучу и полезла в карман джинсов, в котором хранились сложенные вдвое купюры. Впрочем, засветить деньги ей не дал Юра, вовремя дёрнувший её за рукав и доставший свой кошелёк.

— Лена! — приемщица оглушительно гаркнула, обернувшись куда-то вправо, для начала внимательно и с интересом осмотрев ткань — не каждый день к ним привозили автомобильные чехлы, — и буквально через пару мгновений из-за шторки выскочила худенькая блондинка. Лиза даже не сразу узнала её, так давно не видела. А когда узнала, то даже ахнула, во все глаза глянув на старую знакомую.

— Елисеева?

Лена испуганно взглянула на бывшую одноклассницу, и, покосившись в сторону начальницы, незаметно для неё показала Черкасовой раскрытую пятерню. Через пять минут, значит.

— Тридцать пять рублей, — озвучила свой вердикт приёмщица, дождавшись, пока Лена утащит тяжёлую ткань за штору. Соболев как-то странно качнул головой, и на прилавок небрежно упала сторублёвая купюра. Манера поведения женщины явно не пришлась ему по душе.

— Сдачи не надо.

…Лена вышла ровно через пять минут, словно специально высчитывала секунды. Лиза, которая уговорила Юрку сходить куда-нибудь на полчасика выпить пива, верно сторожила «пятёрку» друга детства, сидя на водительском сидении, поэтому Елисеева была окликнута сигналом автомобильного клаксона.

— Садись, — Черкасова кивнула внутрь салона, но Лена не поспешила открыть дверцу — пару мгновений она осматривала машину, словно музейный экспонат.

— Твоя?

— Почти. Садись.

Дождавшись, пока девушка устроится на соседнем сидении, Лиза выключила радио и взглянула на бывшую соученицу.

— Ты куда пропала-то? Ни слуха, ни духа, мы и не знаем о тебе ничего.

Елисеева сложила руки в замок и улыбнулась. Только вот улыбка её вышла какой-то не слишком радостной, скорее просто вымученной. И напоминала гримасу какого-то странного отчаяния. На какие-то мгновения Лизавете даже показалось, что Лена её боялась.

— А я с мамой в Люберцы переехала. Там дешевле, да и на разницу от продажи квартиры хоть пожили нормально. Поступить не поступила, пришлось работу искать. Вот, нашла. А ты как?

— Нормально, — девушка пожала плечами, быстро думая на тему того, что рассказать, а о чём лучше промолчать. — С Витей живу, в дела их ввязывалась, ненадолго, правда, но зато хоть жила весело и интересно. Потом он сам меня из дела исключил. Девушкам сейчас там лучше не крутиться. Сашке ты почему не пишешь? Он спрашивает о тебе, переживает, а мы и не знаем, что ты и где ты. Я вечером вообще к тебе идти собиралась, на квартиру старую.

Она ждала этот вопрос. Это было видно. Но, даже сейчас, когда он прозвучал, она не выдержала и передёрнулась, а затем обхватила себя за худые плечи, словно ёжась, хотя в машине было довольно душно, несмотря на открытую дверцу с Лизиной стороны.

— Понимаешь… Я не знаю, как ему теперь писать… мне стыдно и противно.

— Объясни толком, — Лиза непонимающе хмыкнула и наклонилась к сжавшейся в комок Елисеевой.

— Ты меня возненавидишь. И имеешь на это полное право.

И полился рассказ. Сбивчивый и, откровенно говоря, совсем неприятный.

========== 16. Цепь ==========

— Ну и шлюха она у тебя!

Возмущению Юрки не было предела. Заведя руки за спину и сцепив пальцы в замок, он ходил туда-сюда перед Лизой, которая уже успела пожалеть о том, что рассказала ему историю Елисеевой. На что она надеялась? На сочувствие? Глупость какая.

— Не маячь, у меня уже в глазах рябит.

— Как она вообще посмела? Трахнуться не пойми, с кем, ради места в химчистке, охренеть можно!

Черкасова облокотилась на крышу «пятёрки» и вздохнула. Да уж, надо было помалкивать, тем более, раз сама обещала Ленке. Перед глазами Лизаветы до сих пор стояла картинка: вот она, Лена Елисеева, сидела перед ней, сгорбившись, плача и умоляя никому ничего не рассказывать. И она согласилась… План созрел в голове быстро, и плевать на то, что он был далеко не идеальным.

— Юр, у меня к тебе просьба. Ты только ребятам ничего не рассказывай, ладно? Я им скажу, что ходила к ней на старую квартиру и никого там не застала.

Соболев даже задохнулся от возмущения.

— Чего? Почему ещё?!

— Потому, что это не наше дело. И знаешь… — девушка поковыряла ноготок на указательном пальце, словно боясь взглянуть на Юрия. — Я могу её понять.

— Что? Понять эту шлюху?

— Прекрати. Она живёт одна с матерью, живёт бедно, мать хватается за любую работу. Что ей надо было делать? Это мне есть, к кому пойти в случае чего и кому пожаловаться. А ей-то что? Не к нам же ей идти было? Думаешь, ребята стали бы решать её проблемы? Да чёрта с два.

Соболев промолчал, словно задумавшись над словами подруги. Но та прекрасно знала, что он ни за что с ней не согласится.

— Юр, послушай меня, хорошо? Это не наше дело, пусть Сашка отслужит, и тогда они сами со всем разберутся.

— Покрывать её предлагаешь?

— Я ничего тебе не предлагаю, — Лиза протяжно вздохнула. — Я просто прошу не трепаться направо и налево. Покрывать её буду я. Потому что мне её жалко, понимаешь? Обстоятельства иногда сильнее нас. У тебя тоже рыльце в пушку, раз уж на то пошло.

— Сравнила жо…

— Заткнись, — Черкасова вовремя пресекла хамоватую ассоциацию и сурово взглянула на парня. И тот, сплюнув на асфальт, неопределённо дернул плечами. — Я расцениваю это, как согласие.

— Расценивай, — Соболев махнул рукой и сел за руль. Лиза запрыгнула на переднее сидение, на котором буквально полчаса назад рыдала Елисеева, и поджала губы. Да, придётся пойти на обман. Но Лену было так жаль, что иного выхода Лизавета просто не видела.

Некоторое время они ехали в абсолютной тишине, и лишь спустя минут пятнадцать Черкасова решилась заговорить, чтобы убить сразу двух зайцев: отвлечь товарища от мыслей о Елисеевой и заодно решить вопрос, который давно уже не давал ей покоя.

— У тебя есть какая-нибудь ювелирка на примете?

— В смысле? На сбыт или что?

— И на сбыт, и просто магазин. Лучше второе, чтобы более легально было.

— Ну, есть одна лавка, там знакомый мой крышей занимается. А зачем тебе?

Лиза усмехнулась. Так ему всё и скажи.

— Дай адресок потом. Есть у меня одна штука, которую хочу осуществить.

— Интриганка.

— Сам такой. Только пообещай, что не расскажешь.

— Очередная тайна?

— На этот раз не такая глобальная, успокойся.

***

Ювелирка оказалась ломбардом. Типичное подвальное помещение с тусклым освещением и хмурым продавцом за прилавком не сильно внушало доверия, но что было поделать, если иных вариантов просто не имелось? Здесь и так должны были не только продать то, что было необходимо, но и сделать скидку.

— Здрасьте, — Лиза улыбнулась продавцу и подошла к прилавку. Мужчина отложил «Огонёк» и взглянул на потенциальную покупательницу. И что-то в её виде, должно быть, было столь кричащим, что он сразу обо всем догадался.

— Вы от Соболева?

— Да.

Продавец заметно расслабился, хотя хмурость его никуда не делась, вызывая у Лизаветы непонятное чувство неудобства.

— Мне описали, что именно вы хотите. Могу вам предложить несколько вещиц, а там уж сами выбирайте.

Лиза кивнула, и мужчина скрылся под прилавком на несколько мгновений, а затем продемонстрировал девушке лоток, в котором так привлекательно поблёскивали золотые изделия. Невольно ахнув, Черкасова склонилась над ним, внимательно рассматривая предлагаемые ей варианты. Выбор сделать было сложно, но испытующий взгляд, которым буравил девушку продавец, словно подгонял, и в результате пришлось остановиться на…

— Вот эта, — тонкий палец ткнул на наиболее понравившуюся вещицу, и продавец ловко выудил её из коробки, с характерным звоном положив на прилавок.

— Четыреста.

Лизавета молча подняла взгляд на мужчину, и тот лишь развел руками.

— Золото нынче дорогое. Полтинник уступлю ещё, но не больше.

Пришлось цокнуть языком и полезть в карман. Хорошо, что сегодня она, зайдя домой, выгребла все свои заначки, и денег было более чем достаточно. Но сумма всё равно поразила.

— Вот, под расчет, — на прилавок опустились купюры, и продавец ловко сгрёб их в охапку, оставив покупку в руках Лизаветы.

— Спросил бы я, откуда у вас в таком возрасте такие суммы. Тут горбатишься-горбатишься, а потом придут такие вот сопляки и начнут проценты с тебя брать за защиту какую-то.

Девушка ждала чего-то подобного со стороны мужчины, ждала с того самого момента, когда перешагнула порог ломбарда и встретилась с его взглядом, полным тяжести и неприятия. И отчего-то стало стыдно, хотя не она ведь пришла однажды в этот подвал и заставила платить. А стыдно всё равно было, ведь продавец был таким пожилым. Он, наверное, воевал…

— Простите, — всё, что сумела произнести она, сжав руку с будущим подарком в кулак. Золото нагрелось от её горячей ладони и приятно впивалось в кожу плетением. Мужчина лишь махнул рукой, с сочувствием взглянув на девчонку, которая стояла перед ним. Прося прощения за то, в чём не была виновата.

***

День рождения, безусловно, праздник весёлый и просто чудесный. Но вот подготовка к нему выматывала капитально. Особенно, когда помощи от именинника немногим больше, чем от плаката на стене.

— Валентина Степановна, ну хоть вы ему скажите. Он с утра на диване валяется и не встаёт.

Мама Пчёлкина лишь улыбнулась, продолжив нарезать салат. Она пришла сегодня к ним, чтобы помочь Лизавете со столом, и сейчас женщины хлопотали на кухне в четыре руки.

— Пусть лежит. Всё равно же от него толку не будет никакого. Сама уже должна понять.

Черкасова усмехнулась и ссыпала нарезанную зелень в салатницу. Она потянулась уже было ко второй порции петрушки, когда Валентина Степановна перехватила её тонкую руку и заставила сесть на табуретку напротив себя.

— Лиза, я давно уже тебе хотела сказать… — женщина на мгновение запнулась, словно обдумывая сказанное. — Я так рада тому, что с ним именно ты, не представляешь. Я, может быть, сейчас лишнего скажу, но всё равно. У него столько было всяких… чуть ли не каждую неделю менялись. А с тобой он словно меняться начал, более взрослым стал, каким-то серьёзным. И так дорожит тобой, словно потерять боится.

— Серьёзным стал, как же, — девушка усмехнулась, выхватив из речи женщины наиболее странное для себя слово-характеристику, но Валентина Степановна её веселья не разделила.

— Мне же лучше видно со стороны. Тем более, я мать, я его чувствую.

Лизавета опустила голову и улыбнулась. Скрыть выступивший на щеках румянец получилось плохо. Валентина Степановна погладила девушку по ладони и заглянула ей в глаза.

— Я правда очень рада, милая. Ты мне уже, как дочь стала. И мне, и Павлу Викторовичу.

— Спасибо, — девушка сжала руку Пчёлкиной и поцеловала её в щеку. Она не ждала этих слов, но слышать их было так приятно и неожиданно, что в глубине души зарождалось чувство, похожее на эйфорию.

… — Вить.

— Что?

— Отвлекись.

Пчёлкин повернулся к девушке, которая стояла сейчас рядом с ним, спрятав руки за спину. Пришлось отставить бутылку водки на край стола и взглянуть на подругу, чуть склонив голову набок в ожидании продолжения. Лиза закусила губу, улыбнувшись — почему-то она засмущалась под его внимательным взглядом. Поздравить его хотелось именно сейчас, пока не пришли многочисленные гости и не началась шумная толкучка, в которой своего голоса-то услышать будет почти невозможно.

— Я речи говорить не умею, просто… — Черкасова почесала бровь и переминулась с мыска на пятку. — Чёрт, нет, не умею. С Днём рождения, Вить. Это тебе.

Пчёлкин прищурился, взглянув на девушку, и взял протянутый ему пакет. Выудив из его недр коробочку, он присвистнул прежде, чем открыл её. А когда открыл, то Лиза не удержалась от смешка — столь выразительным было сейчас лицо парня.

— С ума сошла?

— И это вместо того, чтобы поблагодарить. Почему я не удивлена?

Пчёлкин опустился на край уже давно накрытого стола, пристально рассматривая золотую цепь, на которую и ушли почти все сбережения Лизаветы.{?}[Речь идет о той самой цепи, которая была на Пчёлкине с первой серии по последнюю. Я всегда знала, что обыграю ее именно так]

— И сколько она стоит?

— Так я тебе и сказала, — Лиза усмехнулась, и, подойдя к Пчёлкину, поцеловала его в затылок. Витя покачал головой и обнял девушку за плечо.

— Ты точно сумасшедшая.

Черкасова не ответила, лишь опустилась на колено парня и позволила ему поцеловать себя в шею. И этот жест был приятнее всяких слов благодарности.

— Нравится?

— Еще бы, — Пчёлкин перехватил цепь и перекинул её через шею. Но застегнуть её самостоятельно, конечно же, не смог. — Помоги?

Лиза откинула надоедливый длинный хвост парня и ловко замкнула украшение.

— Как ты только до этого догадалась?

— Да у Парамона подсмотрела.

Витя взглянул на подругу и провел пальцем по её щеке.

— Теперь мне осталось не продешевить зимой.

— Дурачок, — девушка улыбнулась и позволила парню поцеловать себя. Впрочем, поцелуй долго не продлился, потому как Пчёлкин вдруг вспомнил о важной вещи.

— Ты к Елисеевой больше не ходила?

Пришлось закусить губу. Тогда, после их поездки с Юрой в химчистку, она ловко наврала ребятам, сказав, что не застала Лены, а теперь что сказать?

— Ходила, её так и нет. Может, переехали куда?

— Хреново, если так. Не найдёшь же тогда.

— А ты вот прямо уверен в том, что вам надо её найти? Может, пусть они сами во всем разберутся?

Пчёлкин нахмурился.

— Если Саша просил, значит, надо.

Ответа не нашлось. В самом деле, ну как можно было их переубедить, ведь они с детства друг за друга горой. И, если у одного что-то случалось, то все остальные готовы были костьми лечь ради того, чтобы помочь. А Лиза в данной ситуации могла лишь молчать, как можно дольше держа своих ребят в неведении. Интересно, что с ней сделает Витя, когда обо всем узнает? Ведь тайное всегда становится явным.

========== 17. А с кем не пропаду? С тобой, что ли? ==========

— Лиз, там тебя какая-то девушка спрашивает.

Пришлось отвлечься от обсуждения косметики в курилке с одногруппницами и обратить внимание на голос, звавший её откуда-то из толпы. Впрочем, рассмотреть бдительного студента так и не удалось, поэтому Черкасова, вздохнув, двинулась в сторону забора, отделявшего территорию института от дороги.

— А ты-то что здесь делаешь?

Лена, явно тушуясь, подошла к бывшей соученице и, поджав губы, взглянула на неё. Сейчас Елисеева чем-то напоминала куклу, но сравнение это было столь неуместным, что Лизавете пришлось даже тряхнуть головой, отгоняя навязчивые мысли.

— Хотела с тобой поговорить.

Понятно, что не просто мимо проходила. Неожиданное её появление побудило Лизу машинально оглянуться и посмотреть по сторонам, словно выискивая в толпе студентов особенные лица.

— Сюда в любой момент могут Витя с Космосом подъехать. Понимаешь, что тогда будет?

— Я быстро.

Что-то в ней было не так. Вроде бы и боялась заговорить, но глаза так подозрительно горели каким-то подобием счастья, что невольно становилось как-то не по себе. Ведь, если боишься заговорить о радости, значит, она подозрительная, разве не так?..

— Ну давай, а то у меня еще пара одна.

Елисеева замялась, словно подбирая нужные слова, и даже заломила руки. Но молчать вечно было бы просто глупо.

— Знаешь, меня тут позвали манекенщицей работать… пришёл к нам один дядька, меня увидел и предложил.

Лизавета скептически изогнула бровь. Совсем не готова была девушка разделить радость Ленки, которая так и сияла теперь, выпалив то, что держала в себе. Представления о работе манекенщиц были у Черкасовой весьма размытыми, а ко всему малоизученному она относилась с подозрением.

— И ты собираешься согласиться? Зачем?

Казалось, Ленка даже задохнулась от возмущения. Ну как можно было задавать такие глупые вопросы?!

— Конечно! Я вообще на всё готова, лишь бы за утюгом больше спину не горбить. А это же и вовсе сказка: красивые вещи, мода, известность… деньги, в конце концов, достойные.

— Ага, а ещё вечное соперничество и очень туманная возможность прославиться.

Елисеева закатила глаза, и Лиза сдалась. В конце концов, кто она такая, чтобы пытаться отговорить взрослую девушку от того, о чём сама почти не имела никакого представления?..

— Я к тебе просто поделиться пришла. Больше не к кому.

— Я понимаю. Что ж, если ты видишь в этом какие-то перспективы, то не мне тебя отговаривать. Саше только напиши хотя бы страницу.

Улыбка тут же слетела с накрашенных губ.

— Как я ему напишу после всего этого? И что я вообще напишу ему?

— Напиши обо всём, только об измене промолчи. Он волнуется за тебя, вот и всё. В конце концов, он же не чужой тебе. Только про планы свои помалкивай, не зли его на расстоянии.

Елисеева опустила голову и поковыряла мыском сапога влажный асфальт. Вся её тонкая фигурка выдавала внутреннюю борьбу, мучившую девушку.

— Хорошо, напишу.

— Знаешь, — Лиза почесала затылок. — Ты только в омут с головой не прыгай, ладно? Подумай, как следует, а то затянет, а потом вылезать ой, как сложно. Уж я-то знаю об этом не понаслышке.

***

— «Ленка написала, всё у нас нормально. Спасибо, ребят, что поговорили с ней…» Странно. Мы же с ней не говорили, — высказал общее удивление Холмогоров, читавший вслух новое письмо от стража границы.

Все в беседке переглянулись, а Лиза лишь молча продолжила изучать конверт с марками. Пчёлкин прищурился и склонился к девушке.

— Ничего сказать не хочешь?

Пришлось сделать большие глаза и взглянуть на парня.

— Что?

— Ты же всё ходила на старую квартиру и говорила, что нет там никого.

— И?

— Ваньку не валяй.

Лизавета вздохнула, судорожно соображая и придумывая историю поправдоподобнее.

— Правильно, там никого и не было. Откуда я знаю, что там с ней приключилось, и почему она вдруг на какое-то время писать ему перестала? Сашка же не знает, что мы с ней не говорили, думает, что это мы всё наладили. Предлагаете ему правду написать?

Пчёлкин промолчал, бросив на подругу долгий взгляд, и затянулся. Вроде бы сработало.

— Может, и впрямь свезло? Пчёл, что ты на девчонку наехал? — пришёл на помощь Черкасовой Фил, который, конечно же, тоже был не в курсе настоящего положения дел.

— Потому что ведёт она себя странно в последнее время.

Лиза недобро взглянула на парня и прищурилась.

— Не нравлюсь?

— Э, ну ладно, брэк. Хорош, — пресёк развитие возможной словесной перепалки Космос. — Давайте лучше над ответом подумаем. Предлагаю о Ленке помалкивать, написала, и хорошо.

Лизавета картинно надулась и поплотнее закуталась в куртку. В глубине души у неё все просто клокотало. Ну вот откуда, откуда он догадался? У неё что, на лбу всё написано? И как теперь объясняться, если он вновь затронет эту тему?

***

…Слабый снег сыпал, тут же тая на влажном асфальте. Несмотря на начало зимы, было совсем не холодно, разве что только периодические порывы ветра заставляли слегка ёжиться. Лизавета стояла возле подъезда в ожидании Соболева, который должен был подъехать с минуты на минуту вместе с Пчёлкиным, ключи от квартиры которого девушка по глупости и утренней рассеянности оставила на зеркале.

— Лиза, привет!

Черкасова повернула голову вправо и улыбнулась спешившему к ней Артуру. Всегда парень, видя её в непосредственной близости, преображался в лице, начинал сиять и так искренне улыбаться, что невозможно было заподозрить в его действиях и отношении к ней какие-то сомнительные мотивы. Лизавета нравилась Лапшину, и он не скрывал этого, ибо зачем пытаться утаить очевидное?

— Ты чего на улице стоишь? Не лето же.

— Спать надо меньше. Ну, — девушка качнула головой, поясняя, — я проспала с утра и из дома выскочила, забыв, что Витя сегодня по делам уедет. Ничего, он уже вернется скоро.

— Скоро — понятие растяжимое, — Лапшин взглянул на циферблат новеньких наручных часов, купленных явно не на рынке (уж глаз на подделки и ширпотреб у Лизы был намётан просто прекрасно), и пожал плечами, — тем более, зная его дела.

— Артур, — Лизавета предостерегающе взглянула на соседа, словно пытаясь пресечь дальнейшие попытки парня сделать акцент на нечестном заработке Пчёлкина. Услышав нотки напряжения в голосе объекта симпатий, Артур поднял руки вверх, словно сдаваясь.

— Я ничего такого не хотел сказать. Просто хотел предложить тебе у меня переждать. Уж что-что, а чай я организовать сумею. Да и тему для разговора найду.

Перспектива дальнейшего ожидания Пчёлкина на улице не радовала, а одной в подъезде было элементарно скучно. А холод постепенно начинал усиливаться, что совсем не приходилось Лизе по душе.

— Домой я к тебе не пойду, потому что потом последствия будут, сам понимаешь, какие. А вот если ты мне составишь компанию на подоконнике в подъезде, то я буду тебе благодарна.

— А что, перспектива неплохая. Подъездная атмосфера… — и Лапшин открыл тяжелую дверь, пропуская Лизавету в темный предбанник.

… — И потом, это же пока я только пешка. А потом, возможно, и своё дело начну. Главное, время не прогадать и вовремя спохватиться.

— Я прямо слышу в тебе Пчёлины нотки, — девушка усмехнулась и отпила вино из стакана. Алкоголь принёс из своей квартиры Артур, чтобы «согреться». — «Главное, время не прогадать», «спохватиться»…

— Да, только не забывай, что меня за мои дела посадить не могут.

— Тут ты прав, — Черкасова цокнула языком. — Только знаешь, если осторожным быть, то и не поймают. Да и отец у меня в милиции всю жизнь, на хорошем счету, так что хоть какая-то помощь у нас есть.

Артур покачал головой и взглянул на порядком опустошённую бутылку. Градус постепенно повышался не только за окном, но и на отдельно взятой лестничной клетке.

— Знаешь, вот смотрю я на вас, и не понимаю, за какие такие заслуги ты ему досталась. Он же тебя не достоин. Пропадёшь ты с ним.

Он тебя под монастырь подведёт, будь уверена. Как же некстати вспомнились сейчас те слова, сказанные Елисеевой давным-давно, и как же сильно они врезались в девичью память! И почему те, кто судил со стороны, сходились на одном и том же? Они же ничего не знали…

— А с кем не пропаду? С тобой, что ли?

Лапшин хмыкнул и снял с себя пальто.

— А хотя бы и со мной.

Лизавете пришлось изогнуть губы в подобии улыбки и покачать головой, чтобы Артур понял, что начинал заговариваться.

— Ладно, понимаю, лезу не в свое дело.

— Надо же, не совсем ещё до чертей допился, значит.

Сколько он стоял, спрятав руки в карманы джинсов, скрываемый полумраком, возле двери своей квартиры, непонятно. Но уж точно слышал он куда больше, чем стоило бы. Лиза сглотнула и прицокнула языком. Сейчас начнётся… И как же они его не заметили вовремя?

— Ты идёшь или еще потреплетесь? Не все же кости перемыли мне.

Идти в квартиру совсем не хотелось, потому как не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что последовало бы через пару минут. Но не пойти тоже было нельзя. Пришлось нехотя слезть с подоконника и виновато взглянуть на Артура. Тот лишь махнул рукой — мол, иди. Молча Лиза переступила порог Витиной квартиры и тут же предательски покачнулась. Последние полстакана были лишними.

— Ну, а что ты бесишься-то? Подумаешь, выпила немного с твоим же, между прочим, соседом. Тебя же и ждала, ты сам неизвестно, где задержался.

— Значит, бухать непонятно, с кем, в подъезде — это уже нормально?!

— Ну, он не «непонятно, кто», — проговорила девушка, пройдя на кухню и стянув с плеч куртку, — а вполне себе нормальный парень. И потом, я же просто выпила. Вы-пи-ла, ничего больше.

Пчёлкин в пару шагов сократил расстояние между собой и Лизаветой до минимума и зло посмотрел в серые глаза. И опять ей показалось на миг, что рука его судорожно дрогнула, и что с трудом он подавлял в себе желание замахнуться на неё.

— Если ты только подумаешь о большем… я же тебя собственными руками придушу.

— Как Отелло Дездемону? — Черкасова прищурилась, так некстати вспомнив классику Шекспира.

Он не ответил. Не произнес больше ни слова, если не считать ругательства, вырвавшегося сквозь сжатые зубы. Резко развернувшись и отойдя от девушки, Пчёлкин со всей силы приложился кулаком о дверной косяк и вышел из кухни. Буквально через минуту хлопнула входная дверь и раздался звук поворачиваемого в скважине ключа. Прекрасно. Мало того, что сам ушёл, так еще и её запер. Внезапно стало смешно, и Лиза усмехнулась собственным мыслям. Очевидная ревность Пчёлкина почему-то не вызывала страха или какой-то опаски. Нет, наоборот, появлялась только какая-то приятная лёгкость и уверенность в том, что он её любит. Ну, подумаешь, поревнует немного, ему это только на пользу пойдёт. Было бы куда хуже, если бы он ограничился сухим безразличием.

========== 18. Дура ты, Черкасова ==========

— Ты чего такая загруженная? Опять с Пчёлой поцапались?

Лизавета потерла замёрзшие ладони и откинулась на спинку переднего пассажирского сидения. О собственном автомобиле мечтали многие советские граждане, поэтому Юркина «пятёрка» всё чаще становилась объектом зависти. Причём не всегда белой.

— Да ну его. Всё бесится из-за Артура.

Это было правдой. Отношения между Лизаветой и Пчёлкиным заметно ухудшились — парень по-прежнему злился на подругу за её посиделки в подъезде с Лапшиным, несмотря на то, что прошло уже больше недели.

— Зря ты парня доводишь, — Соболев потыкал пальцем в новенькую магнитолу, с трудом выкупленную у какого-то неизвестного Лизавете барыги на рынке. Приблуда работала с такими перебоями, что постоянно вызывала у парня потоки непечатных эпитетов в свой адрес, — он тебя любит, а ты…

— Ты-то хоть мне мозг не выноси. Говорите так, словно я с Артуром не в подъезде посидела, а переспала.

— Говорите? — Юра изогнул бровь.

— Угу. И ты, и Космос, и даже Фил. Тоже мне, мужское товарищество.

— Ну, я от их тройки всё равно довольно далёк, так что решайте сами. У меня к тебе просьба, вообще-то.

— А, то есть, просто так ты уже ко мне и не приезжаешь, да? — Лиза выдавила слабую улыбку и потянулась, постепенно согреваясь после уличного мороза.

— У меня появились знакомства в Подмосковье. Ну, — Юрка качнул головой, — точка, грубо говоря. Хотел тебя попросить со мной съездить.

— Зачем ещё?

Соболев замялся.

— Просто нужен свежий взгляд. Там точка неплохая, но товар самый разный, надо, чтобы ты посмотрела — у тебя же на подделки нюх.

Лизавета хмыкнула и похрустела пальцами. Предложение было весьма заманчивым, но страх перебарывал.

— Ты знаешь, что с тобой Витя сделает, если я вдруг соглашусь? Он же только-только успокоился на тему моего рвения в ваши дела. Он нас обоих прибьёт.

— А кто ему скажет? Один разочек съезди со мной, и всё, я от тебя отстану.

Пришлось крепко задуматься, отчего на лбу пролегла морщина. Отказываться от предложения сразу отчаянно не хотелось, но, в то же время, страх зарождался где-то в глубине души. В самом деле, что будет, если Пчёлкин узнает? А ведь он легко может узнать.

— Я не знаю, правда.

— Ты друга детства можешь хоть раз в жизни выручить?

— Хоть раз в жизни? — Черкасова прищурилась и пристально взглянула на парня. Его выпад вызвал у девушки искреннее возмущение. — А кто тебя постоянно из передряг вытаскивал? Сумку твою кто у себя прятал несколько дней? Кто статью на себя вешал ради тебя?

Эта гора вопросов заставила Соболева прикусить язык и побарабанить пальцами по рулю. В самом деле, как-то он переборщил…

— Прости. Просто мне ну очень твоя помощь нужна. Если я там всякого дерьма нахватаю, то потом на такие бабки попаду, что мама, не горюй. Ввек не расплачусь.

— Не надо было такую точку брать.

— А она выгодная. Если знать, что брать, то навар просто сказочным будет.

Лиза сложила руки на груди и вздохнула. Предательское стремление согласиться грызло изнутри, порождая серьезные сомнения и заставляя девушку мысленно метаться меж двух огней.

— И когда ехать надо?

— Послезавтра, — во взгляде Соболева мелькнула столь явственная надежда, что Лизавета невольно поёжилась. Ну, вот как ему отказать? Ведь он всю жизнь был где-то рядом, ведь она его с детства знала. И пусть он умело вил из неё веревки, ему можно!

— А Вите мы что скажем?

Вопрос поставил Юрку в тупик, заставил нахмуриться и задуматься.

— Скажем, что в Горький поедем.

Девушка закусила губу и напряглась. Так откровенно обманывать Витю ей совершенно не хотелось, но, в то же время, какая-то странная тяга к тому, чтобы стать поближе к привычным делам и просто помочь Юрке, не отпускала.

— Ладно. Но только в первый и в последний раз, ясно?

— Ясно. Ты настоящий друг, — и Юрка поцеловал подругу в щеку, заметно расслабившись.

***

Новый год подбирался медленно и незаметно. Постепенно скупались ёлки, денежные запасы тратились на подарки родным и близким, а прилавки магазинов и универмагов, и без того практически полностью пустые, становились совершенно сиротливыми. Но, даже несмотря на отсутствие какого-либо выбора и излишеств, люди радовались. Радовались наступавшим праздникам, радовались предвкушению бессонной ночи, радовались запаху мандаринов и хвои. Просто советские люди умели радоваться малому, и в этом было их преимущество.

— Может, всё-таки здесь отпразднуем?

Пчёлкин отвлёкся от пересчёта купюр и взглянул на подругу.

— Почему ещё?

— Просто как представлю, что за пьянка там будет, и как я потом одна буду отдраивать двухэтажный дом, жутко становится.

Отмечать планировалось на даче Царевых, причём в огромной компании и несколько дней. Не надо было быть академиком, чтобы догадаться, в каком состоянии будет находиться дача после праздников.

— И что ты предлагаешь? Дома тухнуть? Сюда я всю эту толпу не хочу, разнесут же всё.

— Ну, можно отметить вдвоём, а потом приехать на дачу.

— Вдвоём? — Пчёлкин тут же расплылся в двусмысленной улыбке, и девушка подошла к нему и опустилась на его колено, тем самым словно подтвердив всю правильность его догадок.

— А ты против? — девушка позволила обнять себя за талию и лукаво улыбнулась. Пчёлкин передернул плечами и взглянул на подругу снизу вверх.

— Да, в принципе, нет. Если только наши представления о празднике совпадают.

Лизавета поцеловала парня в губы и вновь улыбнулась. И не заметила той едва различимой тени, что мелькнула во взгляде синих глаз.

— Как в Горьком дела?

Неожиданный вопрос поставил девушку в тупик. С момента поездки Лизы вместе с Соболевым на точку прошла неделя, и за все эти дни Пчёлкин как-то не заговаривал на эту тему, из-за чего Черкасова быстро успокоилась. Как видно, рановато.

— Нормально, — Лизавета закусила губу и пожала плечами. — Посидели, поговорили за жизнь, да уехали. Это же Юркины родственники, а не мои. К моим мы не поехали, иначе бы не на сутки застряли, а на всю неделю, если не больше.

Пчёлкин не ответил, ограничившись кивком. В том, что он поверил в историю с Горьким, у Лизаветы до настоящего времени не было никаких сомнений, весьма сдержанное его поведение, по её мнению, было обусловлено иной причиной.

— Слушай, долго ты на меня ещё дуться будешь? Я же прекрасно всё вижу. Сколько можно уже?

— Сколько нужно. Будешь знать, с кем по подъездам рассиживать.

Лизавета вздохнула и потрепала Пчёлкина по собранным в хвост волосам, растрепав причёску. Он всё ещё злился на неё за то распитие вина в компании Артура, хотя сейчас, по прошествии времени, злоба его была скорее напускной, нежели реальной. И проявлялась периодически.

— А я тебя всё равно люблю. Даже такого обиженного.

Витя усмехнулся, и рука его переместилась с талии на бедро девушки. Он никогда не отвечал на эти её признания, но действия его порой были куда красноречивее.

— Слушай, а ты когда-нибудь задумывался над тем, что будет дальше?

— В каком смысле?

— В прямом. Не вечно же тебе по точкам с Космосом ездить.

Парень качнул головой.

— Посмотрим, как всё повернется. Смысл сейчас-то над этим думать? Ещё раз с Юркой куда-то дёрнешься, пеняй на себя тогда.

Лиза раскрыла рот от испуга и изумления, а Пчёлкин, как ни в чём не бывало, спихнув подругу с колен, поднялся с дивана. Во взгляде его девушка смогла прочесть намёк на нечто, напоминавшее смешок. Или показалось?..

— От… откуда ты узнал?

— Не дурак, — Витя хмыкнул и взял с полки пачку сигарет. — Несложно догадаться, с чего это ты вдруг куда-то с Соболевым рыпнулась, да ещё на сутки. Кстати, при случае можешь его поблагодарить — он даже почти не отпирался.

— Вот козёл, — в сердцах пробормотала Лиза. Злоба на друга закипала со скоростью света. Пришлось опустить голову в знак осознания вины. — Прости, Вить.

Внезапно Пчёлкин рассмеялся.

— Да ладно. Я ждал чего-то подобного, всё интересно было, на сколько тебя хватит. Но чтобы в первый и в последний раз, ясно? — на последней фразе в голосе парня явственно проявился металл.

— Ты что, правда не злишься, что ли? Я же тебя обманула…

— Я злюсь. Но мы с тобой договорились, в первый и последний раз.

Черкасова кивнула и взглянула на парня снизу вверх. Она ожидала всего: криков, ругани, даже, возможно, пощёчины… Но почему ничего этого не последовало? Что вообще происходило?

— Просто смысла нет сейчас орать на тебя за то, что ты уже сделала, — Витя словно сумел прочесть вопросы, что крутились в голове его подруги.

Девушка молча встала с дивана и, подойдя к Пчёлкину, уткнулась носом в его плечо. И тот обнял её, прижав к себе.

— Дура ты, Черкасова.

========== 19. Новый год ==========

Новый год — дело всегда очень хлопотное, но, в то же время, весьма радостное. Несмотря на тяжёлое время, советские граждане умели радоваться простым мелочам: мандаринам в авоське, живой ёлке, советскому шампанскому, от которого хотелось передёрнуться… Все денежные сбережения постепенно начинали тратиться на подарки родным и близким, а дома украшаться традиционными мишурой и серпантинами. Каждый год неповторимая атмосфера и предвкушение чуда меняли людей, делая их более добрыми и открытыми по отношению друг к другу.

Дача Царёвых, как и ожидалось, была выбрана в качестве места проведения торжества. И груз подготовки к празднику лёг, что, в принципе, было очевидным, на хрупкие плечи Лизаветы. Правда, в этот раз ей было легче, ибо неожиданно нашлась помощь в лице Надьки Ланге, которая ответила-таки взаимностью Космосу, и ещё одной девушки — подруги Валеры Филатова.

— Лиз, куда тарелки поставить? — высокая блондинка тряхнула волосами и поудобнее перехватила посуду. Черкасова кивнула на стол, и девушка поспешила избавиться от груза.

— Том, — Лизавета повернулась к помощнице и не сумела сдержать лукавой улыбки. — А вы с Валерой когда познакомились?

Тамара как-то смущённо взглянула на Черкасову и пожала плечами.

— Ну, привязались там ко мне однажды двое каких-то в подворотне… а Валера просто мимо шёл, раскидал их, как котят… Вот, с тех пор и дружим.

Лиза понимающе улыбнулась и вернулась к нарезке ненавистного ей лука. Неизвестно было, только ли дружба связывала Валеру с этой милой девушкой, или же нечто большее, но лезть в души ни к одному, ни к другой, она не собиралась.

Из комнаты донёсся жалобный звон, сопровождённый тихим ругательством сквозь зубы. Лиза усмехнулась.

— Надь! Веник в коридоре.

— Знаю.

— А ребята где? — Черкасова взглянула на Тамару, и та слегка искривила губы.

— Сказали, что в магазин пойдут. Только что они там найдут, время же уже к десяти?..

— О, поверь, эти найдут. Лучше бы они ёлку нарядили.

— Ну да, я им предложила, они мне знаешь, что ответили? «Что нам, заняться больше нечем?» И ушли за водкой.

Лизавета усмехнулась и ссыпала лук в миску. С улицы послышались гогот и крики, которые резко заглушили уже ставшие привычными звуки скрипки, вот уже больше часа доносившиеся из дома напротив. Лиза настолько отвыкла от этой музыки, что сейчас даже мысленно разозлилась на парней, которые вернулись так не вовремя и не дали дослушать мелодию. Тамара выглянула в окно и взглянула на дом музыкантши.

— Странно, что соседи к празднику не особенно готовятся…

— А я здесь была несколько раз, там девочка молоденькая с бабушкой живёт, не до шумных веселий, наверное. Так, тихо посидят, телевизор посмотрят, да спать пойдут.

— Это ужасно, — Тамара опустила голову и слегка нахмурилась.

— Почему?

— Ну, ты же сама сказала, что она молодая. Когда ещё веселиться, как не в этом возрасте?

Черкасова пожала плечами. В глубине души ей было, конечно, жаль скрипачку, но не звать же её к себе?

Входная дверь распахнулась, и буквально через пару мгновений мороз проник в кухню, заставив девушек поёжиться. Парни, весело хохоча над очередной бородатой хохмой Пчёлкина, втащили в помещение по весело звеневшему ящику.

— Девчонки, как дела? — улыбнувшись вошедшей накухню Ланге, пропел Космос.

— Могло быть и лучше, если бы вы нам хоть немного помогли, — Надя высказала единую мысль трёх девушек и схватила со стола кучу вилок, чтобы отнести их в комнату, где сервировался в две хрупкие руки огромный стол.

— Мы помогли! — возмущенно парировал Космос, кивая на бутылки, батареей выставляемые Валерой на стол. Девушки синхронно фыркнули, предпочтя не отвечать.

— Ладно, девчонки, идемте переодеваться, — проявила инициативу Лизавета, отложив надоевший за несколько часов нож и протерев руки полотенцем.

— А это?! — Холмогоров кивнул на два недоделанных салата.

— Их только перемешать осталось. Надеюсь, хоть с этим вы справитесь? — Надька прищурилась, взглянув на сына академика, и тот сдался.

…Нежно-голубое платье никак не желало застегиваться, вынуждая свою владелицу вертеться и так, и эдак в попытках справиться с молнией. Упрямая застёжка совершенно не поддавалась и уже порядком выводила Лизу из себя. Платье было красивым, сшитым на заказ у маминой знакомой, но вот о мелочах как-то не подумали изначально. Хоть на помощь зови, ей-богу!

— Ты не готова ещё?

Он вошёл так тихо и незаметно, что девушка невольно вздрогнула, обернувшись. Пчёлкин плотно закрыл за собой дверь и осмотрел подругу с ног до головы. Даже в полумраке была видна смешинка в его взгляде, и, едва уловив её, Лиза сглотнула и вновь отвернулась к окну.

— Помоги, а то я с ума сойду сейчас.

Витя подошёл к девушке и с легкостью справился с собачкой, а затем вдруг мягко развернул девушку лицом к себе.

— Слушай, ты красивая такая…

Лизавета улыбнулась и изогнула бровь, словно показывая парню ожидание продолжения его речи. И тот, вздохнув, внезапно нервно рассмеялся.

— Чёрт, я этого не умею, это не для меня — все эти словечки красивые, пламенные дифирамбы. Короче, — Пчёлкин полез куда-то в карман джинсов, а затем, словно спохватившись, взглянул на подругу, — глаза закрой.

— Почему именно сейчас-то?

— Потому что через полчаса мы нажрёмся. Давай.

Лизавета хмыкнула и послушно прикрыла глаза, чуть зажмурившись, и замерла в ожидании. Внезапное любопытство начало разрывать изнутри, но девушка держалась изо всех сил, стараясь растянуть удовольствие от предвкушения. Послышалась тихая возня, а затем что-то предательски холодное опутало левое запястье. Не выдержав, Лиза распахнула глаза раньше положенного, и потому как раз увидела, как Пчёлкин застёгивал браслет на её руке.

— Ну, с фантазией у меня всегда были проблемы. Вспомни хотя бы моё выпускное сочинение. Поэтому, вот.

Девушка шагнула к окну и в тусклом свете ночника, стоявшего у подоконника, рассмотрела подарок. Тонкое красивое плетение браслета приятно посверкивало в желтоватом свете лампы.

— Спасибо, — едва слышно промолвила Лиза, взглянув на спрятавшего руки в карманы Пчёлкина. Тот лишь пожал плечами в ответ и кивнул в сторону двери — пора было спускаться, тем более что с первого этажа уже доносились звон и какая-то, должно быть, очень смешная история от Космоса. Девушка шагнула к Вите и, склонив голову чуть набок, осторожно поцеловала его в губы. Отчего-то спускаться ей сейчас не очень-то и хотелось, желание продлить интимность момента оказывалось сильнее жажды праздника и шампанского с мандаринами.

— Вить, а Вить! Вы идёте там? — Холмогоров, видимо, не счёл нужным хотя бы подняться из-за стола, решив, что крик тоже сойдет.

— А что, может, задержимся? — Пчёлкин подмигнул девушке и потянулся было к её шее, но Лиза, вздохнув, решила иначе.

— Успеем ещё, пойдём. Он же не успокоится, сам знаешь.

…Утро после праздника, тем более такого, всегда начинается в обед, причем в самом удачном случае. Дача Царёвых с достоинством выдержала шумную компанию, которая утихла только к семи часам утра, и сейчас бдительно берегла сон своих гостей и почти абсолютную тишину, которая наконец-то пришла в эти стены.

Лизавета зевнула и, почесав растрёпанную голову, лениво прошла в комнату, которая служила вчера местом празднования. В горле противно жгло от сухости, хотелось спать и пить. Причем последнее перебарывало сонливость.

— А ты чего тут сидишь?

Пчёлкин махнул рукой и откинулся на спинку дивана. Ленивым взглядом он наблюдал за тем, как девушка рыскала глазами по столу в поисках…

— Воды нет, я её уже выпил.

Лиза скорчила рожицу и двинулась на кухню. Хорошо ещё, что вода из-под крана в доме была всегда. Наполнив стакан живительной водопроводной влагой, девушка вернулась в комнату.

— Я так понимаю, все ещё спят?

— Угу. Башка трещит, блин.

— У меня тоже, — Лизавета вздохнула и присела рядом с парнем. — Таблетку дать?

— Да я пил уже, толку от неё никакого.

Опорожнив стакан, девушка отставила его на край стола и потянулась.

— Слушай, а Фил с Тамарой… они тоже, ну… — пришлось замяться, не зная, как бы помягче назвать то, чем вчера закончилось празднование как у Лизы с Пчёлкиным, так и у Космоса с Ланге.

Витя хмыкнул и нехотя поднялся с дивана.

— Пойдем, что покажу тебе.

— Что? — Лиза не поспешила согласиться на предложение, и Пчёлкин почти что стащил подругу с дивана. Точно так же, за руку, парень довёл её до одной из комнат. — Ты куда меня тащишь, с ума сошёл?

— Т-ш, — шикнул Витя и тихонько приоткрыл дверь, позволяя Лизавете заглянуть внутрь.

Тамара мирно спала, сложив руки под щекой, на кровати, укрытая одеялом почти до подбородка. А вот Валера устроился… на полу, на непонятно, где найденном матрасе, положенном возле окна. Увидев столь мирную и умилительную картину, Лизавета не удержалась и прыснула.

— Да тихо ты, — Витя легко ткнул подругу в плечо и прикрыл дверь, позволив молодым людям и дальше наслаждаться сном.

— Я просто как-то смелости не набралась у нее вчера напрямую спросить.

— Не, у них дружба. Типа.

— Почему «типа»? — Лиза с любопытством взглянула на парня, по пятам шагая следом за ним обратно в комнату.

— Потому что не бывает дружбы между мужчиной и женщиной.

— Прямо-таки?

— Угу, — Пчёлкин обнял подругу за плечо и поцеловал её в растрепанную макушку.

— А как же мы с Соболевым?

— А я бы твоего Соболева вообще от тебя изолировал. Он на тебя влияет неблаготворно. Хотя, я тоже, если так подумать…

Лизавета ничего не ответила, лишь поплотнее прижалась к парню и поцеловала его в плечо. Может, он и влиял на нее как-то «не так», и пусть! Зато она его любила, ей с ним по-настоящему хорошо и спокойно. По крайней мере, пока…

========== 20. Истинное лицо ==========

Дни сменяли друг друга, словно причудливые картинки в калейдоскопе. Отрывной календарь, висевший на стене и вещавший о днях тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года, постепенно терял свои странички, словно сиротея. Жизнь как-то незаметно стала быстрой и стремительной. Странная жизнь, которая с каждым прожитым часом становилась всё сложнее и сложнее…

— Артур, привет! У-ух ты, твоя?!

Выскочившая из подъезда Лизавета невольно поёжилась, поздновато поняв, что юбка оказалась коротковата, а колготки тонковаты: погода всё ещё не напоминала весеннюю, даром, что март уже вступил в свои права, и зря девушка обрадовалась ложному яркому солнцу, которое разбудило её с час назад своими назойливыми лучами. Лапшин обернулся на знакомый голос и махнул рукой, словно подзывая соседку к себе. Лиза подошла к старенькому Вольво, возле которого и крутился Артур.

— Можешь поздравить меня с покупкой.

— Поздравляю… — Черкасова с заметной завистью осмотрела автомобиль со всех сторон и даже провела ладонью по блестевшей в солнечных лучах крыше. А ведь совсем, казалось бы, недавно, с таким же восторгом она смотрела на «пятёрку» Соболева, которая сейчас показалась просто смешной. — А, если не секрет, откуда такие средства на такую красоту?

Артур пожал плечами и чуть склонился в сторону объекта симпатий, по отношению к которому так и не смел сделать никаких шагов, словно заранее зная конечный результат.

— Только тебе и по большому секрету. Я дело своё начал, вот это, — парень похлопал машину по дверце. — Результат первой прибыли.

— И что же за дело?

— Небольшой офис, — Лапшин говорил таким обыденным тоном, словно рассказывал о погоде. — Мелочная торговля, так сказать.

Черкасова напряглась и покачала головой.

— Ты только смотри, никому, кто с моими связан, не проговорись.

— А что такое? — Артур чуть нахмурился, а Лиза в свою очередь молча изобразила ладонями домик, соединив кончики пальцев обеих рук. — Да ну тебя, где они и где я теперь?

Девушка усмехнулась и поправила чуть сползший с плеч плащ.

— Я тебя предупредила.

— Я тебя услышал. Подвезти? А то ты едва ли не дрожишь, — и парень распахнул дверцу переднего пассажирского места. Лиза закусила губу. Идти до метро было жуть, как лениво, да и время уже поджимало — несмотря на обучение на вечерке, пересдачи проходили в первой половине дня.

— А подвези, — Лизавета улыбнулась соседу и ловко запрыгнула в салон автомобиля. В иномарках она ещё не ездила, грех было упускать такой шанс.

— Знаешь, а я уже и не знаю, как на тебя реагировать, — проговорил Лапшин, ловко выруливая со двора.

— В смысле?

— Ну, Витя же на меня всё ещё волком смотрит, я с тобой поздороваюсь, а он уже бычится, а внимания не обращать на тебя я же тоже не могу.

— Да наплюй, — Лиза пожала плечами.

— Поссорились, что ли?

Вопрос вызвал протяжный вздох собеседницы, которая не очень-то хотела отвечать.

— Да мы и не миримся уже почти. Не бери в голову.

Это было чистой правдой. Кризис в отношениях настиг молодых людей довольно-таки внезапно и стремительно — теперь они могли кричать друг на друга по малейшим пустякам, изводя руганью не только самих себя и друг друга, но и соседей. Наверное, этот нелегкий период надо было просто пережить — так думала порой Лиза после очередного выяснения отношений. Но как долго предстояло «переживать», было неясно, и нервы порой сдавали, вынуждая девушку не спать ночами, роняя слёзы в подушку — порой они даже спали в разных комнатах. Да и бурных примирений, которые непременно случались раньше, сейчас практически не было. Совместная жизнь стала напоминать серо-чёрную рутину.

***

А вот ближе к обеду погода заметно поменялась, и теперь короткая юбка и легкий плащ пришлись как нельзя кстати. Солнце, которое постепенно прогревало воздух, начинало радовать и своим лёгким теплом даже отвлекало от не самых радужных мыслей. Домой не хотелось, но куда было ещё деться? Родители всё равно были на работе, а перспектива слоняться по улицам без дела тоже не особенно радовала.

Звук автомобильного клаксона заставил её вздрогнуть и обернуться уже у самого входа в подъезд. Юрка поджидал девушку, сидя в машине, которую припарковал в тени деревьев, что сразу показалось Лизе странным, ведь обычно парень ставил «пятёрку» прямиком у подъездной двери, вызывая регулярные возмущения и проклятия местных божьих одуванчиков. Сейчас же он словно прятался. Так в чём же было дело?.. Машинально осмотревшись по сторонам, девушка подошла к машине и дождалась, пока Соболев соизволит вылезти из салона.

— И что за конспирация?

— Как экономика? Пересдала? — вопросами на вопрос ответил Юрка. Черкасова дёрнула плечом.

— Нормально, четвёрка.

— Отлично! Значит, ты свободна?

— Пока да. А что? — девушка прищурилась, неотрывно глядя на друга. Уж больно тот был взволнованный и возбужденный.

— Короче, мне опять твоя помощь нужна. Помнишь, ты со мной на точку ездила однажды?..

— Нет. Я больше никуда не поеду, — Черкасова изогнула бровь и взглянула на Юру со всей строгостью, какую только сумела изобразить. Тот сложил руки лодочкой.

— Пожалуйста! Один раз.

— Нет. Ты думаешь, как Пчёлкин отреагирует? Ты и так язык за зубами держать не можешь, совсем меня хочешь под черту подвести?

— Мы вечером уже вернёмся, он и не догадается ни о чем. Я тебе клянусь.

— Ты дурак или притворяешься? — Лиза устало вздохнула и закатила глаза. И тогда Соболев пошел ва-банк: обойдя машину, он открыл переднюю дверцу и залез в бардачок. Выудив из его недр блокнот, он нацарапал на чистой страничке число и молча продемонстрировал его подруге. Та присвистнула и округлила глаза. — Серьёзно?

Юрка кивнул.

— И это исключительно твоя доля.

— С чего вдруг такие суммы? Наркоту повезём, что ли? — Черкасова хмыкнула, хотя шутка её не вызвала у Соболева даже кривой улыбки.

— Партия крупная, под завязку вернёмся. Ну? Давай, время уже жмёт.

— Я не знаю… — в голосе Лизаветы явственно проступили нотки сильнейшего сомнения, что и требовалось её другу.

— Деньги платят сразу, ещё там.

И Черкасова сдалась. Алчность победила быстро, и в данные минуты девушка не чувствовала ни стыда, ни опаски, предпочтя подкупиться круглой суммой.

— Я только переоденусь?

Соболев возликовал, победно вскинув кулак.

— Десять минут у тебя.

Девушка кивнула и поспешила к подъезду. Всё же ездить по таким «делам» на каблуках и в мини-юбке не следовало, мало ли, что могло произойти…

Дверь оказалась не заперта, что сразу же зародило в душе девушки беспокойный трепет. Предчувствие тоже оказалось не самым радужным. Войдя в квартиру, она сумела убедиться в правоте своих сомнений — куртка Пчёлкина висела на крючке. Руки вдруг похолодели.

— Вернулась уже? — Витя вышел в коридор и коротко чмокнул подругу в щёку. Внезапно та обозлилась: он даже не торопился спросить, как у неё дела.

— Я только переодеться.

— А куда собралась?

— Юра попросил помочь, — девушка скинула плащ и хотела было пройти в комнату, но Пчёлкин не дал ей этого сделать, резко схватив за руку и притянув обратно. В глазах его моментально заплескалась злоба.

— Опять?! Мы с тобой договаривались.

— Это ты договаривался, — девушка попыталась высвободить руку, но куда там! — я тебе тогда ничего не ответила.

Витя недобро прищурился.

— Ты никуда не пойдёшь.

— Да с чего бы ещё?! — Лиза вновь дёрнула рукой, и хватка ослабла. — Ты молодец такой, взгляните на него — сам делаешь, что заблагорассудится, а я что? Что, дома должна сидеть и только твоего разрешения ждать? Ничего, что я не кукла?

— Лучше замолчи, — прошипел Витя, но Лизу уже понесло — перед глазами предательски стояла сумма, которую написал ей Соболев, и стойкое чувство того, что ехать нужно в любом случае, перебарывало чувство самосохранения.

— Ещё что сделать? С какого чёрта ты меня вещью своей сделал? — в голосе постепенно появлялся металл, так несвойственный Лизавете. — Этого не делать, туда не ходить. Ты сам-то на себя давно смотрел, чтобы указывать мне? Да я ангел по сравнению с тобой! Уж не тебе меня учить. Самого посадят, того и гляди, а всё…

Последняя фраза оказалась явно лишней и стала последней каплей. Он сорвался. Сорвался, сам не ожидая от себя этого, не думая, что хватит сил сделать это. Пощёчина — без замаха, и от того более сильная и болезненная — обожгла нежную кожу Лизаветы и та, вскрикнув, затихла, прижав дрожащую руку к щеке. В глазах вдруг помутнело, и девушка покачнулась, едва устояв на ногах. За какие-то мгновения вся привычная жизнь словно перевернулась с ног на голову, и с глаз словно спала пелена. Витя Пчёлкин вдруг показал свое истинное лицо.

Он тебя под монастырь подведёт…

Медленно Лиза отняла руку от лица и взглянула на неё — он разбил ей губу, об этом явственно говорили следы крови на кончиках тонких пальцев. Половина лица словно онемела, не было боли, и даже не было слёз. Вместо всего этого была злоба вперемешку с ненавистью. Девушка взглянула на стоявшего перед ней Пчёлкина, и что-то в её взгляде заставило его внутренне содрогнуться, окончательно осознав, что же он наделал. Он стоял перед ней, опустив руки, и в глазах его можно было без труда прочесть ужас. Он ударил её. Ту, которую искренне любил и готов был носить на руках…

— Лиз, я… — голос его охрип так сильно, что казалось, он принадлежал совершенно другому человеку. Парень сделал было шаг вперед, но Лизавета тут же отскочила от него. Так отскакивают от огня, боясь обжечься.

— Больше ты никогда меня не тронешь, ясно? — так её голос не дрожал ещё никогда. Она не плакала и даже не всхлипывала, но её глаза… Они говорили обо всем, и от этого взгляда хотелось умереть. Он будет проклинать этот момент всю свою жизнь. — Никогда больше.

Развернувшись, она схватила плащ и пулей выскочила из квартиры, оставив его наедине со звенящей тишиной и осознанием того, что в одно мгновение он сломал всё. Всё, чем так дорожил.

— Эй, ты чего не переоделась? — Соболев вылез из машины, заметив выскочившую из подъезда Лизавету. Та подбежала к «пятёрке» и взглянула на друга детства. И сложно ему было не заметить того, что стало с её лицом, даже не смотря на длинные распущенные волосы. — Это он?! Я его убью сейчас…

— Подожди, — она схватила Юрку за локоть в последний момент. — Да стой же! Если ты сейчас туда пойдешь, можешь забыть о нашей дружбе.

— Но он же… — Соболев указал рукой в сторону подъезда.

— Ты понял меня? — девушка спросила это так вкрадчиво и тихо, что иного ответа и не осталось…

— Да.

— Поехали, — обойдя автомобиль, она прыгнула на переднее сидение и, перегнувшись через коробку передач, взглянула на друга, всё ещё стоявшего на улице и с ненавистью глядевшего куда-то в сторону третьего этажа панельного дома. — Вечером я вещи заберу, поможешь?

— Угу, — Соболев сел, наконец, в машину и кивнул на бардачок. — Там салфетки есть.

— Спасибо, — Лиза достала упаковку, и в носу вдруг защипало столь сильно, что сдержаться не вышло. Закрыв лицо руками, девушка заплакала так отчаянно и горько, что у Соболева ёкнуло сердце. Как же хотелось ему отомстить сейчас за ту, которую знал с самого раннего детства, и как бесился он от того, что не мог этого сделать…

***

— Ночь закрыла прошлого листы.

Одни мы в мире я и ты.

В руке твоей моя рука.

Шанс тебе дается только раз…

Трасса была абсолютно пустынна, поэтому ехали они со скоростью куда большей, чем максимально разрешенная. Кому из автоинспекторов могло вздуматься тосковать на пустынной трассе в ожидании сомнительного заработка, которого могло и не быть сегодня? Ведь это Соболев предпочитал полихачить, а таких, как он, было совсем немного.

Ехали молча, лишь кассета в магнитоле нарушала напряжённую тишину. Лиза тупо смотрела в окно, не замечая мелькавшие перед глазами деревья. Все слёзы она выплакала ещё час назад и сейчас сидела, словно полумёртвая. Пощёчина обернулась синяком, а разбитая губа саднила и никак не желала проходить. Но физическая боль была ничем в сравнении с болью моральной. Она не понимала, за что? За что и чем она заслужила такое?.. Что она сделала не так? Недостаточно любила, недостаточно потакала и слушалась?.. Что она сделала не так, когда всё, чем она дорожила, полетело под откос?

— Юр, — отвлёкшись от тягостных мыслей, прохрипела девушка, даже не взглянув на друга, — можно, я выключу?

Песня выводила из себя. Соболев кивнул, не отвлекаясь от дороги, и Лиза склонилась к магнитоле. Собранная неизвестно, где, и неизвестно, кем, приблуда никак не хотела слушаться и замолкать, продолжая воспроизводить дискотечные мотивы. Несколько раз Черкасова тщетно пыталась справиться с магнитолой, но электроника оказалась сильнее. Девушка выругалась, чем привлекла внимание Юрки.

— Что?

— Как эта херня выключается?

Соболеву пришлось отвлечься от дороги и склониться над приемником. И даже ему он поддался не сразу, заставив владельца разозлиться и совершенно забыть о дороге. А когда Лизавета подняла взгляд, крик её перебил группу «Мираж», заглушив музыку практически полностью.

— Юра!

Парень отвлёкся от магнитолы, но всё, что он успел сделать — вывернуть руль вправо, чтобы хотя бы попытаться избежать столкновения с фурой. Из-за музыки они даже не слышали сигналов клаксона грузовика.

…Наряд выехал на место ДТП только через час после случившегося.

— Чего там? — зевнув, молодой капитан нехотя вылез из машины и скучающим взглядом окинул искорёженную «пятёрку».

— Да в фуру въехали, молодёжь, мать их, — сквозь зубы процедил молодой лейтенант — участковый близлежащей деревни.

— …клянусь, я сигналил, пытался как-то уклониться… — лепетал водитель грузовика — мужчина средних лет.

— Разберёмся, — отмахнулся от него лейтенант, продолжая. — Непонятно, то ли водила заснул, то ли отвлёкся. Ну, что там?

Вопрос адресовался врачам из «Скорой», которые колдовали над машиной и носилками.

— Парень готов, прямо на месте, — обыденным голосом произнес фельдшер одной из двух бригад.

— А девчонка?

Фельдшер неопределённо пожал плечами, и этот его жест заинтересовал капитана. Кивнув коллеге, он отошёл от него и направился к носилкам, на которых лежала стройная девушка в разодранном светлом плаще, пушистые волосы которой спутались и насквозь пропитались кровью.

— Твою мать!..

— Что? — фельдшер с интересом взглянул на капитана, и того вдруг затрясло. — Знаете её, что ли?

— Это… это дочка моего коллеги. Елизавета Черкасова.

— О, отлично, а то при них документов никаких. А парня не знаете?

Капитан покачал головой, отчаянно борясь с накатившими волнами дурноты.

— Жива?

— Пока да, — фельдшер пожал плечами, делая пометку в картонной папке, а затем махнул рукой, и носилки подхватили санитары второй бригады. Капитан схватил сотрудника «Скорой» за локоть, и голос его дрогнул.

— Ребят, помогите ей, я умоляю.

— Постараемся. Если довезём вообще.

Капитан закрыл глаза ладонью и протяжно вздохнул. И что ему теперь делать? Как сообщать, что говорить? Ведь это не просто пострадавшая, это дочь сослуживца. Ей ведь через неделю восемнадцать…

Комментарий к 20. Истинное лицо

В первоначальной версии истории эта глава была последней. Но теперь ситуация изменилась. Теперь мой рассказ стилистически можно поделить на две части, и эта глава завершает первую часть. По традиции жду Ваших отзывов и комментариев. Вы поистине прекрасные читатели.

========== 21. Обманчивое солнце ==========

Весна 91-го…

…А вообще, диван прямо в кабинете — это, конечно, просто сказка! Хочешь, лежа работай, хочешь, просто вздремни часок, пока начальник на совещании или просто отъехал. Главное, попросить Людмилу вовремя набрать и по селектору сообщить о том, что тихий час окончен. А то Артур Вениаминович такой — пару раз накосячишь, и всё, потом замучаешься терпеть укоризненные словечки в свой адрес.

Артур Лапшин поднялся быстро и довольно успешно. Из небольшого офиса он в одночасье сумел сколотить, практически в одиночку, солидную фирму с красивым названием «Курс-Инвест». Вообще, всегда везло ловким и быстрым. Вот и Артур, вовремя почуяв ветер перемен, умудрился повернуться так, чтобы этот самый ветер стал для него попутным, и сейчас плыл себе по течению смутного времени относительно спокойно. Фирма процветала, вот, например, буквально неделю назад был завершён переезд в новое здание на Цветном бульваре — огромная постройка с аллейками и арками радовала глаз предпринимателя каждый раз, когда он выходил на улицу и подходил к своему автомобилю. Когда где-то убывало, где-то обязательно должно было прибыть. И Лапшину привалило, причем прилично. И он был невероятно горд своей компанией. Более того, он гордился своими работниками и знал, что это взаимно.

…А вот диван всё же был спасением! В этом можно было с легкостью убедиться при очередном приступе, когда достаточно было просто встать из-за стола и упасть на мягкую кожу настоящего произведения мебельного искусства. Артур недолго сопротивлялся покупке и даже сам выбирал диван, тщательно следя за тем, чтобы он был уютным и удобным. Ну, и чтобы в кабинете оставалось место для стола и всего необходимого, конечно.

— Людочка, чайку организуешь? — кнопка селектора вызвала милую спасительницу.

— Конечно, пара минут.

Кофе был под запретом. Нестрогим, но лучше уж слушать все предписания врачей — целее будешь. Да и чай у Люды получался лучше. Вообще, эта милая девчушка была просто ангелом, не больше и не меньше. Ну, какая ещё секретарша согласится не только задерживаться на рабочем месте до полуночи, но и при этом всегда улыбаться и быть крайне обходительной и внимательной? Даже график приёма лекарств был отдан на отслеживание именно ей, потому как уверенность была стопроцентной: Людочка не забудет ни об одной пилюле.

Стук в дверь прервал поток размышлений, и та, о ком в данный момент думали, материализовалась в кабинете, бережно держа в руках чашку с чаем.

— Вот, как обычно, зелёный.

— Ты чудо, Людочка, спасибо.

— Не за что, Елизавета Андреевна.

— Я же тебя просила… сколько раз просила?

Секретарша виновато взглянула исподлобья.

— Артур Вениаминович в коридоре.

— А, ну тогда ладно. Спасибо, иди.

Дождавшись, пока Людмила покинет кабинет, девушка медленно встала с дивана и босиком прошла к окну. Обманчивое солнце светило так же ярко, как светило ровно три года назад. Странно, но только солнце-то и осталось прежним в жизни той, что стояла сейчас у окна и смотрела куда-то вдаль.

— Юра!

Глухой удар оказался столь сильным, что, казалось, выжить было просто невозможно. Почему-то последним воспоминанием был звук зажёванной в магнитоле кассетной плёнки…

Она выжила. Выжила лишь благодаря ему — другу, который пожертвовал собой ради неё — об этом ей уже в последствии рассказали отец и его коллеги. А потом была реабилитация. Реабилитация, полная бессонных ночей и криков от боли, полная отчаянного нежелания жить, полная слепой жажды смерти. Казалось, что жизнь никогда не станет прежней, всё вдруг потеряло свой смысл.

А потом был переезд в Горький. Там она жила до конца девяностого года. До того самого момента, пока однажды в квартиру её родственников не позвонили, и она не распахнула дверь. Тогда на пороге стоял он. Тот, который дал ей всё, что у неё было сейчас. Он выдернул её из состояния, граничившего с депрессией, встряхнул её и заставил взглянуть на жизнь под иным углом. Он дал ей цель, дал шанс вылезти из пучины, и она не прогадала, протянув однажды ему свою руку. Часто она думала, правда, и над тем, что, должно быть, зря их отношения, раньше бывшие просто доверительно-товарищескими, однажды перешли в разряд интимных, но старалась тут же гнать от себя подобные мысли. Не до конца же жизни в монахинях ходить теперь?

— Лиз, — голос заставил её вздрогнуть и обернуться. Мысли и воспоминания, опутавшие её, сейчас развеивались, словно туман, — посмотри, тут данные по последней поставке.

— Я же их уже смотрела.

Артур взглянул на девушку и развел руками.

— Поставщики требуют пересчёта. Мать их.

— Думают, что мы наворовали? — пренебрежительная усмешка сорвалась с накрашенных губ.

— Это же чурки, чего ты хотела?

Пришлось со вздохом забрать протянутую папку и закинуть её в стол. Чурки подождут, у неё чай уже почти остыл.

— Дима! — Артур уже вышел из кабинета главного бухгалтера и вовсю кричал на своего водителя. — Где машина, твою-то мать? Я тебе говорил, к одиннадцати? Говорил?!

Девушка усмехнулась и отхлебнула чай. Так и есть, остыл. А вообще, Артур был хорошим. Он мог орать, кричать, ругаться, но делал это почему-то так смешно, что невозможно было сдержать предательской улыбки. А когда он повысил на неё голос за не сданный вовремя отчёт о поставке, она и вовсе зашлась таким громким смехом, что даже Людочка заглянула в кабинет, поинтересовавшись, всё ли в порядке. Работать здесь Елизавете нравилось, и сейчас она корила себя только лишь за то, что тогда, полгода назад, не сразу согласилась на предложение Артура.

Взгляд упал на чёрно-белую фотографию в рамке, что стояла на письменном столе. Снимок был сделан лет эдак пять назад, она тогда ещё училась в школе. Вдвоём стояли они у парапета на Воробьёвых горах и смеялись так задорно, что, казалось, тогда весь мир вдруг перестал для них существовать, и была лишь та шутка, которую рассказал фотограф. Сегодня была годовщина. Уже третья…

Лиза вздохнула, и, отведя взгляд от фотографии, нахмурилась. Именно он сделал её такой, именно он однажды подтолкнул и забыл вовремя удержать. Но разве можно было таить обиду на него? Он умер, чтобы она жила. И она жила. Разве могла она подумать о том, что однажды Юрка Соболев из Горького подставит свою половину машины под удар грузовика?..

Браслет громко звякнул, когда она протянула руку к кружке с остатками чая. Хмурый взгляд упал на золотую побрякушку и стал ещё более тяжёлым. Она так и не нашла в себе сил снять его. Почему? Ответа не находилось. Она просто не хотела расставаться с браслетом. Не из-за того, что он был золотым и просто красивым, нет… причина была куда более глубокой.

С тех пор она видела его лишь раз. Тогда он приехал в Горький, хотел поговорить, наверное, объясниться… но она прогнала его, не пожелав даже выслушать. Всё пережитое вылилось в такой стресс и такое помутнение рассудка, что тогда она, должно быть, и не понимала, что делала. А потом, когда пелена спала и пришло понимание, она твёрдо убедила саму себя в том, что всё сделала правильно. В конце концов, он уже однажды позволил себе ударить её, значит, смог бы сделать это и вновь. Он убил всю её веру одним ударом. А вот сумел ли убить любовь?.. Об этом думать не хотелось. Прошло три года, и она научилась жить иначе, по-другому, перевернуть страницу и навесить на воспоминания большой амбарный замок.

Внезапно стало так скучно и одиноко, что хоть на стену лезь. Лиза влезла в чёрные лакированные туфли, встала из-за стола и, закинув руки за спину, походила туда-сюда по кабинету, словно измеряя его шагами. Подавленность никуда не делась, поэтому…

— Люд, — девушка выглянула из кабинета и взглянула на скучавшую за стойкой секретаршу, — ушёл Артур?

— Да, минут десять назад уехал в банк.

Лизавета подошла к стойке и постучала аккуратно подпиленными ноготками по полированной деревянной поверхности.

— Поговори со мной, а?

Болтовню Артур никогда не приветствовал, но грех было не воспользоваться его отсутствием. Порой, в минуты грусти, девушка ловила себя на мыслях о том, что, несмотря на свою любовь к работе и фирме Лапшина, она чувствовала себя, словно птица в клетке. Да, она была нужна фирме, да, она зарабатывала кругленькие суммы и практически полностью содержала семью. Алла Дмитриевна после всего случившегося с дочерью заработала инфаркт и по настоянию Андрея Степановича вышла на пенсию по состоянию здоровья раньше положенного. Интересно, как одна авария смогла перевернуть всё, что было столь привычно и обыденно…

Разговор вышел пустым и бессмысленным — косметика, тряпки, зарплата (это и вовсе обсуждалось шепотом), да ещё несколько мелочей, о которых обычно трепались женщины в отсутствии сильного пола. Болтовню прервали громкие шаги, и буквально через пару мгновений в коридор вошёл…

— О, Пётр, — Лиза повернулась лицом к мужчине средних лет и навесила на лицо дежурную улыбку. — Артура нет, в банк уехал.

Мужчина взглянул на бухгалтера и прищурился, отчего его шрам, уродовавший правую половину лица, стал ещё более безобразным. Пётр «сотрудничал» с Артуром, а попросту говоря, был одним из членов крыши «Курс-Инвеста». А крыша была знатная — сам Комитет Госбезопасности. На кривой козе к фирме не подъедешь ни за что.

— И когда будет?

Лиза безразлично дёрнула плечом.

— Без понятия. Позвонил бы заранее, не промотался бы вхолостую. Передать что?

— Нет, я завтра заеду. Скажи ему, что я приезжал, лады?

— Хорошо, — девушка не удержалась и зевнула, вызвав у Петра улыбку. К Лизавете — девушка знала это наверняка — он относился благосклонно и даже с некоторым намёком на опеку.

— Не спи, принцесса, замёрзнешь.

— Да ладно, буду Спящей красавицей.

Пётр улыбнулся и, махнув девушкам рукой, вальяжно покинул коридор, скрывшись в дверях. Когда Лизавета впервые встретила этого мужчину, она по-настоящему испугалась. Сейчас же ситуация, равно как и отношение к Петру, поменялась. Крышующий оказался неплохим таким мужиком. Особенно учитывая нынешнее время и положение вещей.

— А, Люд, кстати, — дождавшись, пока мимолетный гость покинет приёмную, Лиза повернулась к секретарше и опёрлась руками о лакированную поверхность стойки, — накладные вчера пришли, поставим тебе компьютер.

— Правда? — в глазах девушки заплескалась искренняя радость. — Спасибо…

— Да не парься, — Лиза отмахнулась и потянулась. Отчего-то хотелось спать. — Интересно, отпустят ли нас сегодня пораньше?..

***

Съёмная квартира встретила привычной тишиной и пустынностью. Скромная однушка, которую она снимала с самого своего возвращения в столицу, за короткий срок успела стать родной, несмотря на довольно казённое убранство и отсутствие излишеств, которые, по мнению самой Лизаветы, только мешали. Скинув пальто и сапожки, девушка босыми ногами прошлёпала на кухню. Порой она напоминала самой себе холостяка, который использовал своё жилище только для сна и редких перекусов.

Чашка с горячим чаем была принесена в комнату, а старенький телевизор заработал исключительно в качестве фона. Лиза не выносила тишину и потому заглушала её, как могла. Альбом, полный фотографий, был извлечён из недр стенки и перенесён на диван. Ведь сегодня три года… Ещё живя в Горьком, она лишь раз с момента похорон съездила на кладбище. Юру было решено похоронить в родном городе, и теперь между друзьями детства была не только вечность, но и почти полтысячи километров.

…Снимки мелькали перед глазами, хотя она почти не видела изображений — бездумно тасуя фотографии, девушка больше вспоминала, чем рассматривала. Лишь одно фото сумело привлечь внимание Лизы, и не просто вызвать интерес, а заставить вздрогнуть. Она и не знала, что снимок до сих пор сохранился — так хорошо он смешался с остальными. На той фотографии они были вдвоем. Она сидела на его коленях, а он обнимал её за талию и поправлял прядь её непослушных волос. Она помнила, как была сделана эта фотография, и воспоминания окутывали, словно вязкий туман.

— У меня волосы даже не завязаны, наверняка ерунда получится…

— Перестань, — он поправил торчавшую пушистую прядь и коротко поцеловал подругу в щеку. Раздался щелчок, и довольный собой Фил поспешил отрапортовать:

— Всё.

— Уже? — Лиза даже расстроилась — столь быстрой съёмки она никак не ожидала. — Мы же даже не сели нормально.

— Ничего, живые снимки лучше всего, — со знанием дела отбрил Валера.

— Сделай нам пару копий потом, — попросил Витя, чуть перегнувшись через Лизавету и взглянув на друга. Тот кивнул, высунув кончик языка и пытаясь разобраться с затвором камеры. Аппарат был дорогой, японский, его удалось выпросить всего на день, и сломать машинку было равносильно смерти.

— Зачем тебе копии? — деловито осведомилась девушка, взглянув на парня, и тот улыбнулся.

— Дома одну поставлю, на стенку. А вторую тебе.

========== 22. Месть ==========

…Кино снимали уже долго, из-за чего лёгкая прохлада уже казалась навязчивой, а возня всяких техников и осветителей порядком утомляла. Сигареты надоедали, сидеть в Линкольне было скучно, а до окончания съемок было ещё непонятно, сколько времени. Одному Космосу хорошо — бегал туда-сюда, возвышаясь над основной массой людей, словно башенный кран, и всё что-то рассматривал, только мешая рабочим. Сниматься хотел, всё высматривал режиссера, чтобы пристать к нему со своей «фактурной внешностью» и умением «кому-нибудь накостылять».

Громкая ругань Фила донеслась до слуха, отвлекая от мыслей и размышлений, и молодой человек, отряхнув подол зелёного плаща, нехотя отвернулся от Линкольна, на крышу которого опирался, затягиваясь очередной ядовитой палочкой. Пачка «Самца» уже порядком опустела, и хорошо, что он всегда носил с собой про запас ещё одну — можно было травиться без оглядки.

— Ну, я же говорил, сколько раз говорил, как взрывать надо?!

— Да ладно, Валер, хорошо вышло же…

— Хорошо вышло, как же… ну что, пацаны, не голодные?

Фил появился перед Линкольном, облачённый в реквизитную форму офицера СС, словно ёжик из тумана. Даже туман был почти настоящим, правда, с примесью какой-то химии, от которой немного щипало глаза. Троица, караулившая Линкольн, синхронно помотала головами, отказываясь от местных яств, и явно изголодавшийся Филатов лишь махнул на друзей рукой.

— Ну что, девчонки, кто-нибудь будет меня кормить? — Валера подошёл к распахнутой передней двери автомобиля, на ходу расстёгивая верхние пуговицы немецкого кителя, и посмотрел куда-то влево от себя. Звонкий женский голосок, возвещавший о скорости обеда, заставил наигранно подорваться и проследить за взглядом друга.

— Что за девки, что за девки?

— Да гримёрши.

— Да-а? — лукаво улыбнувшись, тут же затянулся и невольно задумался, выпуская тугую струю дыма изо рта. Плевать ему было на тех девок, это было, скорее, праздное любопытство. Ему было, кого трахать, в этом нужды он не испытывал никогда, и бегать, знакомиться с какими-то гримёршами было просто неохота.

Еду принесли быстро. Какие-то невзрачные серые макароны с тушёнкой, да пара кусков хлеба. Вот и всё питание для актёров. Что поделать, ведь…

— Везде бардак. Даже в кино, — Валера набросился на еду и приступил к вполне заслуженному поливанию всего отечественного грязью. Впрочем, делал он это не просто так, ведь жизнь сейчас и впрямь была, откровенно говоря, дерьмовой. — То ли дело у немцев. Я тут брал у режиссера «Майн Кампф» почитать. «И тогда меч начинает играть роль плуга, и тогда кровавые слёзы войны орошают всю землю…». Везде орднунг унд арбайтен.

— Ну да, — крайне язвительно процедил Пчёла, вовсю дымя сигаретой и совершенно не скрывая презрительного отношения к цитате из книги и к её автору. — А мы их сделали, и с орднунгом, и с унд арбайтеном, — и, похабно чмокнув губами, Пчёлкин сделал не менее похабный жест. — И Гитлер, капут.

— Это да, — Фил согласно кивнул и продолжил жевать. А Витя вновь окунулся в глубины своих не самых радужных мыслей и рассуждений, которые мучили его практически каждый день, изводя и словно издеваясь.

Злоба бушевала в нём уже без малого полгода. Он знал всё. Связи, которыми обросла четверка за недолгие два года, помогли ему навести нужные справки, от результатов которых он несколько дней беспробудно пил. А потом тяжело и долго отходил от импровизированного запоя. Она. Она с ним. Работала в его фирме, вернулась в Москву ради этого… До сих пор перед глазами Пчёлкина стояла та бумажка, на которой было написано всё — её адрес, её обыкновенный распорядок дня, адрес той самой фирмы… Он до сих пор помнил, как тряслись его руки, когда он впервые читал написанные от руки строки. Как она могла? Как он мог? Порой он ловил себя на абсолютно глупой мысли о том, что неплохо было бы что-нибудь сделать с рукой, которую он однажды посмел поднять на неё. Как же глупо, чёрт возьми, он разрушил всё то, чем дорожил…

— Пацаны, я договорился — будем сниматься! — к друзьям подскочил возбужденный и радостный Космос в фашистской фуражке. Когда только успел её отобрать у Фила?..

— Ага, у «Интуриста».

Все заржали. И он тоже, потому что так надо было. Тупая шутка, но нельзя вновь окунаться в воспоминания. В конце концов, три года прошло. Но как быть, если всё равно вновь и вновь возвращался в ту ситуацию? Если бы не он, она бы не разбилась. Если бы не он, даже Соболев бы выжил. Бред, бред…

— Я вот что думаю, братья, — затянувшись, начал Саша. Его голос словно выдернул Пчёлкина из вязкого тумана собственных мыслей и заставил вернуться в реальность. — Значит, у нас есть доля на северных рынках, три автосервиса. Каталы нам отстёгивают. Немного, но жить можно. А живём мы всё равно очень бедно. Ну, никто нас не уважает, по сути…

Неясно было, к чему Белов начал этот разговор именно сейчас и именно здесь — на съёмочной площадке — но все трое невольно навострили уши, слушая своего бригадира. И мнения касательно сказанного у всех троих были совершенно разные.

— Ну, я бы не сказал, — хмыкнул Холмогоров, явно не спеша соглашаться с Белым. А вот Пчёлкин невольно задумался. В голове с фантастической скоростьюзрел план, а в глубине души зарождалась надежда на то, что его догадки о внезапном разговоре Саши верны.

— Нет, ну я в принципе говорю. Цели нет, не развиваемся…

Да. Он оказался прав. Пора. Надо было пойти ва-банк и рискнуть всем. В конце концов, риск — в любом случае — дело благородное.

— Правильно-правильно, Сань. Я тоже об этом думал.

— Дай «Самца» ещё, — Белов подсел к Пчёле, и тот протянул ему пачку. Была — не была.

— «Курс-Инвест», пожалуйста, — он сказал это таким обыденным голосом, зажав сигарету в зубах, что казалось, будто разговор шёл о погоде.

Напротив фыркнул Космос, впечатлённый названием, которое наверняка уже слышал, и не раз: фирма была довольно крупной. Конечно, ведь никто из них не в курсе, Пчёлкин наводил справки в тайне даже от лучших друзей. Никто не знал его истинных мотивов.

— Ну ты махнул, красивый!

— А что махнул? Молодая фирма, никто её не держит, — недобро взглянув на Космоса, взвился Пчёла. Надо было хотя бы попытаться…

— А что там? — Белов повернулся к другу, и тот быстро заговорил, словно боясь того, что Саша его перебьёт.

— «Курс-Инвест», малое предприятие. Артурка Лапшин — мой бывший сосед — переехал в новый офис на Цветном.

— Я его знаю?

— Нет. Ну, там цветные металлы, компьютеры, недвижимость. Денег — море. А вот откуда такой подъем, непонятно, — на последней фразе молодой человек взглянул на Белова и с огромным облегчением увидел в его глазах заинтересованность. Но вида не подал.

— Ну, комсомолец небось, да?

Пчёлкин не ответил, лишь вновь затянулся, неопределённо качнув головой, а затем с ненавистью кинул недокуренную цигарку в небольшую лужицу. Руки предательски дрогнули, но он не подал вида. Неужели у него получалось? Должно быть, сейчас он совершал самую огромную ошибку в своей жизни, но одно-единственное желание, одна цель, они затмевали всё.

— Саня, — Космос вот порывов двух друзей не разделил, — лучше синичка в руках, чем перо в одном месте.

— Ты мелко плаваешь, Кос. Фил, ты всё? — Белов взглянул на Филатова, словно желая отмахнуться от сомневавшегося Холмогорова. Весь вид Саши говорил о том, что он готов рискнуть ради подъема.

— Да, сегодня последний день, — Валера доел свои макароны и пожал плечами.

— Нет, ты хочешь? Ты же сам будешь пробивать, — Холмогоров не на шутку разошёлся, из последних сил пытаясь остановить друга. А Витя молчал. Молчал, судорожно соображая и пытаясь понять, правильно ли он вообще поступил, выдав Белову информацию об Артуре. Сейчас Пчёлкиным двигало лишь одно. Месть. Он ненавидел Лапшина с того самого момента, когда в его руки попала справка о ней. В той бумажке фигурировало и его имя. Он спал с ней, и только из-за этого заслуживал мести.

— Легко, — Белов был спокоен, и по взгляду его можно было понять, что он всё уже решил. Какие же разные мотивы были сейчас у тех, кто решал судьбу «Курс-Инвеста», сидя неподалеку от старенького Линкольна на съёмочной площадке военного фильма!..

— Без меня! — Холмогоров отошел к иномарке, решительно показав, что ехать на Цветной бульвар не собирался.

— Шура, я дам вам парабеллум, — произнес Фил, который до сего момента не принимал в дискуссии ровным счетом никакого участия, и достал из-за пазухи бутафорский пистолет. Всегда было так — куда Белов, туда и Валера. Настоящая преданность.

Пчёлкин вновь закурил и подошёл к старенькому Вольво, развевая на ветру подолом плаща. За два года жизни на Урале они, поднявшись и более или менее твердо встав на ноги, разжились не только многочисленными связями и точками, но и несколькими автомобилями. Пчёла не видел, как переодевался за его спиной Фил и не слышал, как Саша пытался уговорить строптивого Коса поехать с ними. Витя курил, курил жадно. В груди предательски щемило, но не никотин был тому причиной. Ему надо было увидеть её. Надо было. Два с половиной года назад она прогнала его, когда он приехал в Горький, чтобы поговорить, и, казалось бы, что за такой срок давно пора было бы забыть её и начать новую жизнь. Но он был слишком слаб, чтобы сделать это. Витя Пчёлкин по-прежнему любил её, ту милую скрипачку. Он не знал, что скажет ей, когда увидит, не знал, как она отреагирует. Да что там — он даже не знал, как она выглядела сейчас. Ведь прошло три года… ведь оба они теперь — совершенно разные люди, чужие друг другу.

… — Слушай, Пчёл, — уже в машине Белов задал вполне логичный вопрос, — а почему именно «Курс-Инвест»-то?

Витя нервно усмехнулся и посмотрел в окно. Он ждал этого вопроса, но вот ответа так и не придумал. Врать и что-то сочинять было бессмысленно — если она до сих пор там работала, то они всё поймут, как только её увидят. Но и прямо говорить было как-то неохота. Неохота было признаваться в своей слабости даже лучшим друзьям. Пришлось поковырять ноготь и картинно рассмеяться. Только вот смех вышел невесёлым, как он ни старался.

— Я в своё время справки наводил. Там Лизка работает.

— Пчёла… — протянул Белов, чуть запрокинув голову назад, словно от усталости. — Ну куда тебя чёрт несёт, забыл бы уже девчонку. Чего ты хочешь этим добиться?

В самом деле, чего? К чему мог привести этот его порыв? Он неоднократно задумывался об этом, но ответов так и не находил. Слово не воробей, и оно уже вылетело, и вот они уже ехали в эту чертову фирму, чтобы начать давить на Артура. А если она успела полюбить проклятого Лапшина? Он мог сломать её жизнь во второй раз… Интересно получалось — её судьба находилась в его руках, а она даже не догадывалась об этом. Должно быть, жизнь её сейчас легка и беззаботна, а может быть, всё и совсем наоборот.

— Ну, ты же с Мухой сцепился тогда, из-за Ленки.

— Сравнил, тоже мне.

Прошло так много времени, а он так и не сумел справиться с самим собой. Он и не подозревал, что настолько слаб, что до сих пор держался за какую-то призрачную надежду на то, что сумеет всё вернуть. Катастрофическая глупость, но он жил с этой глупостью, можно сказать, четвёртый год. Буквально вчера была годовщина той аварии. Аварии, которой могло бы и не быть, если бы не он. Ведь, не будь той чёртовой пощечины, она бы не убежала, они с Соболевым выиграли бы время и не врезались бы в ту проклятую фуру. Как же много «бы»… Почему он не сумел понять её? Ведь однажды сам подключил к движению, так почему же тогда не пожелал учитывать её мнение, когда из этого самого движения выдернул? Потому что так было удобно ему самому. Удобно и спокойно. Он вертел ею, как хотел, а она тихо терпела. Он любил её до такой одури, что порой считал эту милую девушку своей вещью. А она ею не была. Она словно была каким-то незаслуженным даром — самой лучшей, самой преданной и любящей. А он оказался просто мразью…

Но вот Артура в любом случае следовало наказать, причем по полной. Он заслуживал мести — Витя был в этом уверен. Сволочь, ведь он знал, какие отношения связывали Пчёлкина с ней, и всё равно воспользовался удобным случаем, чтобы добиться своего!.. И добился… Он отнял у Вити его девочку. Хотя, как отнял, если Пчёлкин сам всё разрушил? От этих мыслей можно было сойти с ума. И он медленно сходил, по крайней мере, так порой казалось ему самому.

— Вить, — Белов наблюдал за другом молча, явно видя муку, проступившую на его лице. — Мы точно едем?

Пчёлкин запустил руку в идеально зачёсанные волосы и растрепал причёску. Сомнения вдруг опутали его, словно паутина. Правильно ли он делал? Что могло повлечь за собой его решение? Как она отреагирует? Столько вопросов, и ни одного ответа. Но ему надо, надо было хотя бы просто увидеть её. Взглянуть в серые глаза, которые когда-то смотрели на него с такой любовью… и чёртов Лапшин должен ответить за то, что так охотно воспользовался ею, прекрасно зная, кому она принадлежала.

— Едем.

Пусть он сделает только хуже, пусть. Но он увидит её, а этого уже много. В глубине души теплилась какая-то непонятная призрачная надежда, но даже сам Пчёлкин не мог до конца разобраться, на что именно он надеялся. Глупо было думать, что она кинется ему на шею, или что-то в подобном духе. Быть может, она вообще больше не работала в этом чёртовом «Курс-Инвесте», может, она давно уволилась, и тогда все эти надежды окажутся пустыми и напрасными. Но, в таком случае, хотя бы Артур получит по заслугам. Уж он этого точно заслужил.

========== 23. Он изменился ==========

Уладить вопрос с кредиторами так и не удалось, потому как они с упорством баранов требовали к себе именно Артура. Поэтому банк Лиза покинула, несолоно хлебавши, и уже живо представляя себе, в какую именно немилость она впадёт у Лапшина, когда поставит его в известность о своей неудаче. Выйдя из здания банка, Черкасова, развевая полами легкого бежевого плаща и цокая невысокими каблуками, двинулась по мощёной дорожке, вдыхая прохладный весенний воздух и стараясь не зацикливаться на фиаско.

Пётр терпеливо ждал её возле своего чёрного BMW, и, уже вдали заприметив точёную фигурку, безмолвно кивнул, словно вопрошая об успехах молоденького бухгалтера. Но та не стала кричать в ответ, продолжив свой променад до автомобиля.

— Ну?

— Баранки гну, — Лиза вздохнула, и плечи её тут же предательски осунулись. — Ты ещё более херовый банк не мог в своё время выбрать?

— Что, никак? — Пётр хмыкнул и исподлобья взглянул на девушку. Та лишь махнула рукой. — Ну, ничего, значит, Артура сам сегодня сюда метнётся и всё уладит. И кстати — ты же прекрасно знаешь, что банк выбирала Контора, а не лично я.

— Да все вы шайка-лейка, — совершенно беззлобно хмыкнула Черкасова и, недолго думая, прыгнула в салон иномарки. — У меня отец вон, тоже, всю жизнь на государство впахивал, а в итоге шиш с маслом. Ненавижу я всю вашу систему.

Пётр цокнул языком, но парировать не стал, лишь щёлкнул Лизу, высунувшуюся из окна, по носу, и обошёл автомобиль.

— Поесть заедем?

— Мне в офис надо, там куча бумаг не разобрана ещё.

Мужчина сел в автомобиль и завёл мотор.

— Потом разберёшь.

— С чего это ты заботливый такой? — Лиза хихикнула и только сейчас опомнилась. — Слушай, надо Артуру позвонить, чтобы сам в банк собирался.

— Иди, звони, — Пётр кивнул на стоявший неподалеку от места их стоянки автомат, и Лиза похлопала себя по карманам.

— У тебя монетки нет?

Закатив глаза и картинно покачав головой, мужчина словно нехотя достал из кармана брюк две копейки и протянул их незадачливому бухгалтеру. И та, благодарно улыбнувшись, выскочила из автомобиля — звонить и каяться.

***

Территория, на которой расположился «Курс-Инвест», была, откровенно говоря, внушительной. За время поездки Витя Пчёлкин сумел успокоить разыгравшиеся нервы, и сейчас вёл себя так же, как и обычно — нагловато и развязно. Окинув нарочито бесстрастным взглядом аллеи и арку, он подошёл к железному заборчику с воротами — первый из всех, кто приехал «в гости». Навстречу ему из своей будки вышел охранник с бейджиком на груди — прямо у самого сердца.

— Вы к кому?

Пчёлкин взглянул на охранника и затянулся.

— Передай Артуру — Витя Пчёлкин приехал.

Страж «Курс-Инвеста» юркнул в будку и снял трубку стационарного телефона. Надо же, какие технологии…

— Проходите, — Пчёлкин не успел и задуматься, как его вновь окликнули, давая добро на проход. И тут в Вите взыграла наглость.

— А что, открыть в обязанности не входит? — кинув взгляд на усмехнувшегося Белова, схамил он. Ответа не последовало, и пришлось чуть сбавить спесь. — Ясно, самообслуживание.

Распахнув ворота, он вальяжно и не спеша двинулся по аллейке прямо под арку. Рядом, нога в ногу, шёл Белов, и это придавало Пчёле какую-то непонятную уверенность. Хотя внутри всё опять начинало предательски клокотать. Не то от волнения, не то от ненависти к Лапшину, которого он увидит через пару минут.

Валера, шедший позади друзей, намеренно затормозил, поравнявшись с охранником, и взглянул на бейджик. Словно издеваясь, он коснулся куска пластика пальцами, чем вызвал вполне себе понятное негодование:

— Руки.

— Похож, — как можно более дружелюбно констатировал Филатов.

— Фил, завязывай, — обернувшись, окликнул друга Пчёлкин, и Валера, отстав-таки от охранника, двинулся следом за товарищами, ощущая приятно нагревшийся за пазухой тесак.

***

…Это же надо было такой поганый банк-то выбрать! Мало того, что проценты какие-то дикие, так ещё и куча подводных камней. Интересно, чем вот им не угодил главный бухгалтер, и почему именно он, Артур, должен всё бросать на хрен и лететь, сломя голову, чтобы поставить свою подпись в паре бумаг? Чёртова бюрократия. А тут ещё и гости совсем нежеланные пожаловали. Хорошо хоть, что Лизку Пётр куда-то есть повёз, значит, у него было время на то, чтобы выпроводить Пчёлкина поскорее и не допустить малоприятной встречи.

— Так, Люда, — даже не взглянув на секретаршу, Артур махнул в её сторону рукой, привлекая внимание молоденькой девушки, — я поехал, ты всё запомнила, что я тебе сказал?

— Да, Артур Вениаминович.

— Артур, подмахни, — словно откуда-то из-под земли возник зам Лапшина, вызвав у того праведный гнев.

— Я же тебе говорил — все подписи до десяти. И машину мне через десять минут.

— Не позже, — раздался знакомый голос.

Быстро сориентировались на незнакомой территории. Артур надеялся перехватить Пчёлкина на улице, чтобы тем самым ещё больше сократить время разговора, но не тут-то было. Пришлось натянуто улыбнуться.

— Витёк, здорово. Что надо? — Лапшин пожал протянутую ему руку и не сумел не заметить разительных перемен в старом знакомом. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы по одному лишь внешнему виду гостей догадаться, кем именно они являлись и по какому делу пожаловали. Тревога предательски защекотала где-то на подкорке, но Артур отмахнулся от неё, словно от назойливой мухи.

— Здорово, — Пчёлкин держался так, как и всегда — нагловато и слишком самоуверенно. Осмотрев костюм Артура, он задрал подол пиджака. — О, как ты разбух…

Лапшин резко ударил Пчёлкина по руке и заметно напрягся.

— Зато на свои ем, не то, что некоторые.

— Ну, вот, познакомься, — Витя указал поочередно на своих «сопровождающих», не обратив внимания на колкость в свой адрес, — Саша, Валера.

— Рад познакомиться, очень много о тебе слышал, — тот, который Саша, первым протянул Артуру руку, и не пожать её было бы как-то уж совсем некрасиво.

— А я о тебе нет, — впрочем, огрызнуться — дело святое. Белов улыбнулся во все тридцать два и двинулся в сторону кабинета.

— Мы пройдём?

Пчёлкин пропустил Белова в кабинет, и, в последний раз зализав руками волосы, что делал до этого, глядя на своё отражение в полированной дверной табличке, обнял Артура за плечо, заводя его в кабинет и невольно оглядываясь. Глазами он искал знакомый силуэт, но на вид попалась только смазливая секретарша. Последним зашёл, закрыв за собой дверь, Валера, попутно показав зазевавшемуся подчиненному Лапшина, что соваться к начальнику сейчас не следовало.

Витя окинул кабинет оценивающим взглядом. Неплохо устроился этот Артур, очень даже неплохо… Кожаная мебель, красное дерево, техника. Да уж, надо было быть полной дурой, чтобы отказаться работать в таких условиях. А она дурой-то не была никогда, ни минуты в своей жизни. С ненавистью глянув на засуетившегося возле стационарного телефона Лапшина, Витя закинул руки за спину и переглянулся с Беловым — тот улыбнулся, словно ободряя друга, и отвернулся к повесившему трубку на рычаг Артуру.

Разговор обещал быть долгим.

***

— Ну, а всё же?

— Что?

Собрав на вилку остатки салата, девушка усмехнулась.

— Почему ты так заботишься-то обо мне? Есть вон, чуть ли не силой потащил, да и вообще…

Пётр с громким звоном отбросил кофейную ложечку на стол и откинулся на спинку стула.

— Какая тебе разница? Меньше знаешь — лучше спишь.

Лиза не ответила, но взгляд её приобрёл столь жалостливые и просящие нотки, что даже взрослый мужчина не выдержал.

— Ну, у меня сестра младшая была, на тебя очень похожа. Десять лет назад она умерла от пневмонии. А такая же была, как ты — ну, там, волосы, глаза. В целом много общего.

— Слушай, прости, — девушка явно стушевалась, ибо никак не ожидала такого ответа на свой вопрос. Да ещё и произнесённого столь обыденным голосом, без какого-либо намёка на тоску или что-то в подобном роде. Пётр махнул рукой, и Черкасова решила сменить тему. — Нам не пора ещё? Артур меня и так пригрозил заживо съесть.

— Он всё равно в банке сейчас должен быть, — мужчина взглянул на наручные часы. — Ему ехать минут двадцать, а, судя по тому, сколько ты там торчала, то и он за пять минут не освободится. Ты ему план на следующий месяц отдала?

— Нет, он обещал сегодня вечером посмотреть, — Лиза мотнула головой и взяла в руку стакан с апельсиновым соком. Пётр склонил голову набок, и девушка пояснила: — нет, он у меня давно готов уже, честно.

— Ну, смотри. Знаешь же, что, если он вовремя не отчитается…

— …То ваша же Контора ему по шапке настучит. Знаю-знаю, — нарочито скучающим тоном протянула Черкасова, и Пётр — привычно жёсткий и беспринципный человек — усмехнулся столь легко, что именно в эти мгновения стал походить на простого мужчину, а не на железного крышующего. Только шрам его по-прежнему напоминал о криминальном прошлом и тёмных делах.

Они молча сидели за столиком ещё примерно десять минут — Лиза допивала сок, а Пётр ждал, пока ей надоест картинно медлить и тянуть остатки напитка со скоростью черепахи. Наконец, это начало претить и самой Лизавете.

— Поехали? Надо бы нам так вернуться, чтобы с Артуром не пересечься, не хочу сейчас ему на глаза попадаться.

Пётр встал из-за стола и, достав из кармана смятую сторублёвку, небрежно кинул её на стол. Хотя наели они максимум рублей на сорок.

… — Люда!

В офис она зашла одна, распрощавшись с Петром возле арки. Секретарша сидела за столом, надувшись, словно хомяк, и глядела в одну точку. Лиза улыбнулась и подошла к стойке.

— Что случилось-то? Кто тебя обидеть посмел?

Девушка взглянула на Черкасову и кивнула в сторону кабинета Лапшина.

— А что он такого сделал?

— Да пришли тут к нему трое каких-то… — Людочка сложила руки на груди и принялась жаловаться. — Заперлись в кабинете и уже третий час никого не пускают и сами не выходят. Совещание у них якобы какое-то, хотя по плану нет ничего. Я постучалась, думала спросить, всё ли нормально, а Артур Вениаминович как заорёт… бестолочью меня обозвал…

Лиза не выдержала и расплылась в улыбке. Зайдя за стойку, она обняла обиженную секретаршу за плечо. Эх, Артур, Артур…

— Стоп. Как третий час? — осознание пронзило, словно молнией, и Лизавета развернула Людмилу к себе лицом. — Он что, в банк не ездил?!

— Нет, говорю же, они там заперлись и не выходили…

Черкасова невольно поёжилась, представляя, какой катастрофой могла обернуться неявка Лапшина к кредиторам, и сжала кулаки. Какое может быть к чертям собачьим совещание, когда у них такая лажа случилась?! Он без кредита остаться захотел, что ли?

— Так, — помотав головой, девушка одёрнула белую блузку и развязала светло-розовый шарфик, — я сейчас.

Путь её лежал в кабинет, где на столе лежали давно уже подготовленные планы на следующий месяц. Как раз сейчас убьёт двух зайцев — выкурит Лапшина из кабинета и заполнит пробел в отчетности.

— Ой, не надо, — Людочка даже вскочила со своего места, завидев решительно настроенную Лизу, державшую в руках папку с документами. Черкасова лишь презрительно поморщилась, и, нарочито громко стуча каблуками, подошла к двери. Люда, пробормотав что-то про бумагу для факса, поспешила покинуть свое рабочее место, явно опасаясь вновь услышать крики начальника. Приглушённые голоса, что доносились из-за плотно закрытой створки, различить не получилось, и Лизавета громко и отрывисто постучала в дверь.

— Артур, прости, конечно, но это срочно.

***

Переговоры длились уже больше двух часов. Надоело всё — честно отобранный коллекционный коньяк, сигареты, бесцельное шатание по кабинету. Он даже сумел просчитать его примерные размеры — четыре шага в ширину и шесть в длину. Нехило так получалось. Хотя, учитывая то, что шаги его каждый раз были разными по размерам из-за прилично заплетавшихся ног (коньяк всё же был выпит практически в одиночку), нельзя было ручаться за точную площадь кабинета. Валере вон хорошо — сидел себе, тесаком папку для бумаг резал. Скучал, так хоть как-то себя занять пытался. И чего этот чертов Лапшин не прогибался-то? Неужели нравилось играть в нарды с Беловым и постоянно проигрывать? Никто уже даже за счётом не следил — на седьмой победе Саши сбились и махнули руками. Да что там за счетом следить надоело — надоело даже в шлеме сидеть. Вон, валялась железка на диване, сиротливая такая… а прикольная штука, как настоящая прямо. И звенела от удара по ней тесаком ой-ой, как. Пчёлкин едва не оглох, поплатившись за то, что не дал Филу, вооруженному тем самым тесаком, померить предмет защиты рыцарей.

Завалившись на диван, Пчёлкин вытянул ноги и закинул голову на спинку кожаного предмета мебели. Да, так удобно. А то от хождения туда-сюда голова уже кружилась. Алкоголь помог заглушить чувство волнения окончательно, и сейчас молодой человек не испытывал ровным счетом ничего, кроме лёгкого головокружения.

А вот секретаршу Артур зря обидел. Хорошая девочка, симпатичная. Зачем кричать на такую? Она же беспокоилась, в конце концов…

— Что, Пчёл, совсем плохо? — Валера взглянул на друга с заметной издёвкой, и тот нехотя оторвал голову от спинки дивана.

— Нормально, — отмахнувшись, Пчёлкин взглянул на Артура. Выглядел тот не ахти: весь взмыленный, руки тряслись так, что сигарета чуть не выпадала, глазки туда-сюда бегали, нервный весь… а чего, спрашивается, нервничать-то? Соглашался бы сразу на всё, и ладушки. Так нет же…

Стук каблуков он расслышал совершенно чётко. Опять секретарша? Мало этой девочке было услышать в свой адрес, что она бестолочь, за добавкой пришла? Ну, сейчас получит…

— Артур, прости, конечно, но это срочно.

Алкоголь выветрился из головы с космической скоростью. Дёрнувшись на диване, он вскочил на ноги и с бешенством во взгляде посмотрел на Лапшина. Тот тоже поднялся было с кресла, но тут же опустился обратно, испепеляемый взглядом старого знакомого. Он уже успел утешить себя тем, что она, должно быть, больше здесь не работала, а теперь… что теперь? Пчёлкин взглянул на друзей — те неотрывно смотрели на него, позабыв о своих делах, и только Артур сидел неподвижно, обхватив голову руками и, казалось, даже не дыша. В груди что-то закололо, и вдруг стало страшно. Где же она была, почему он сразу не заметил её? Должно быть, она куда-то уезжала, или что-то ещё… и почему эти мысли крутились в голове именно сейчас?!

Пчёлкин молча указал на дверь, и Белов ободрительно кивнул ему, а затем вновь повернулся к Лапшину. Переговоры возобновились, хотя так сильно голос Артура ещё не дрожал за все два с лишним часа их «собеседования». Витя повернул ключ и открыл дверь, просочившись в щель — так, чтобы она не сумела увидеть бардака в кабинете и того, в каком состоянии находился её начальник.

…Лиза крепко сжимала папку, ожидая хотя бы какой-то реакции на её взывание к Артуру. Тишина за дверью почему-то напрягала — мало ли, что там делали незнакомцы с Лапшиным… поэтому, когда дверь наконец открылась, девушка даже невольно вздрогнула от неожиданности. Но разве могла эта крохотная неожиданность сравниться с истинным шоком — парализовавшим и отуплявшим…

— Ты?!

Руки ослабли, и папка полетела на лакированный пол, теряя всё своё содержимое и отправляя его в свободный полёт.

А он изменился. Очень сильно. В какие-то доли секунды она его даже не узнала — столь непривычный Витя Пчёлкин стоял сейчас перед ней, крепко держа дверную ручку и закрывая её собой. Внезапная дрожь охватила всё тело, и даже показалось, что ещё немного — и она грохнулась бы в обморок. Но сознание не спешило покидать свою хозяйку, поэтому девушка стояла неподвижно, лишь взгляд серых глаз лихорадочно скакал по молодому человеку, изучая его. То же самое происходило и с Пчёлкиным. Совладать с собой, казалось, было невозможно, и Лиза отчаянно пыталась перебороть волнами накатывавшую панику. Сейчас она не думала о том, что перед ней стоял, глядя ей в глаза, тот, с кем было связано непростительно многое. Сейчас шок постепенно сменялся злобой. Бордовый пиджак, широкий золотой браслет на руке, зачёсанные назад светлые волосы… она достаточно времени крутилась в бизнесе, чтобы знать, какой именно контингент выглядел подобным образом. Значит, фарцовка и рэкет не прошли для него бесследно… значит…

— Что… что ты здесь делаешь? — она так отчаянно силилась придать голосу хоть какую-то уверенность, но как же бесполезны оказались её старания!

Пчёлкин с трудом сумел остановить взгляд на её лице. Он смотрел на неё и не узнавал — столь чужой и родной одновременно она была.

— У нас предложение к Артуру.

Лиза вздохнула и судорожно сглотнула, стараясь совладать с внезапным стрессом.

— Пусти-ка меня, — она шагнула вперёд, но он перехватил её правую руку и качнул головой.

— Тебе там делать нечего.

Ярость. Вот, что вызвал его жест, когда он взял её за руку. Он приехал сюда качать свои права, наверняка будучи прекрасно осведомленным о том, что она работала здесь. Иначе он бы и не сунулся в эти стены — не было никакой мотивации. Подумать только — он вновь хотел разломать её жизнь, которую она так долго восстанавливала! И не только её, но и Артура. Конечно, ведь он не переваривал его с восемнадцати лет… Лиза взглянула в синие глаза. Интересно, сколько он выпил, что его взгляд был настолько мутным? Хотя, соображал он на удивление нормально.

— Пусти, — лёд в её голосе был столь явным, что на какое-то мгновение его хватка даже ослабла. Правда, лишь на мгновение.

— Нет.

И тогда девушка сорвалась. Замахнувшись свободной рукой, она поняла, что не просчиталась — не до конца протрезвевший, Пчёлкин переключился на грозивший ему удар, и не только отпустил её правую руку, но и невольно шагнул в сторону от двери, пресекая замах. Этого хватило девушке, чтобы распахнуть дверь и замереть на пороге. Руки безвольно опустились, а лицо словно превратилось в маску. Она ожидала увидеть кого угодно, но не их…

— О, — Саша Белов, восседавший на столе, казалось, даже нисколько не удивился внезапному появлению в кабинете Черкасовой. Значит, они точно всё знали, — привет старосте десятого «А».

Перебросив пугающе безразличный и какой-то словно пустой взгляд вправо, Лиза посмотрела на Валеру. Тот лишь опустил голову, и по его виду Черкасова поняла, что вот он-то и не хотел, должно быть, ехать сюда. Просто за друзьями сорвался. Девушка уже хотела было отвернуться от Филатова, как вдруг взгляд её невольно зацепился за тесак, лежавший на столе. Руки затряслись, а внутри всё заклокотало. Артур сидел, стараясь не смотреть на свою подчинённую, и девушка боялась даже представить, чем именно они могли ему угрожать и какие именно беседы вести.

— Сволочь, — она развернулась на каблуках и на этот раз довела замах до конца. Звонкая пощёчина заставила Пчёлкина отвернуться, но он ничего не сделал, даже не дотронулся до щеки рукой — так и остался стоять неподвижно. Ударив его, она словно отвела душу, и теперь шок постепенно отходил на второй план. Предательские слёзы выступили на глазах, и она стояла перед Пчёлкиным, опустив руки, неотрывно глядя на него и даже не пытаясь скрыть своего взгляда — беззащитная и напоминавшая побитую собаку. Витя стоял всего в шаге от неё, и её глаза, наполненные влагой, словно прожигали его насквозь. Он готов был проклясть тот момент, когда заикнулся Белову про чертов «Курс-Инвест».

========== 24. Триумф ==========

— Что ты сделал?! Артур, ты понимаешь, что ты натворил?! Чем ты думал, господи?

Так она не кричала ещё никогда в своей жизни. Наверное, Людочка сейчас тряслась от страха за своей стойкой, выступая невольной слушательницей этих криков. Но Лизе казалось, что она едва ли шептала.

Артур сидел перед ней, развалившись в кожаном кресле. Сейчас он был поразительно спокоен, и непонятно, что именно выводило Черкасову из себя — его спокойствие или то, что он сделал.

— Ты понимаешь, что теперь они мстить будут?

— Наплевать, — Лапшин подался вперед и взглянул на бывшую любовницу. — Они пришли в мою фирму, которую я лично поднял с нуля, в которую вкладывался несколько лет, и начали качать свои права и угрожать. Я должен был согласиться и, как барашек, пойти у них на поводу? Вот это всё, — мужчина обвел пальцем кабинет, — я создал сам, постоянно падая и поднимаясь. Я буду давить их до последнего, ясно?

Лиза вздохнула и опустилась на диван, на котором ещё вчера валялся Пчёлкин. Устало прикрыв глаза, девушка протяжно вздохнула.

— Ты же прекрасно понимаешь, какова причина, и откуда у всего этого ноги растут.

Лапшин откинулся на спинку кожаного кресла. Его спокойствие вгоняло в ступор, и Лизавета мысленно поражалась своему начальнику.

— Понимаю. Ты можешь что-то предложить?

Разве она что-то могла? Конечно же, нет. Сейчас у неё даже соображать нормально не получалось. Она чувствовала себя, словно меж двух огней.

— Нет, не могу.

Артур вдруг подался вперёд и пристально взглянул на свою подчинённую.

— Вот тогда позволь мне самому решать такие вопросы. Фирму я просто так не отдам.

— Они тоже теперь так просто не отстанут, — Черкасова покачала головой и обняла себя за колени, — я же их с детства знаю. А твои люди их юриста покалечили.

— В любом случае, тебя это не касается.

Лиза всё поняла. Разговор окончен, и пытаться достучаться до Лапшина и дальше просто бессмысленно. Молча кивнув, девушка поднялась с дивана и поспешила покинуть кабинет, оставив Артура смаковать то, что он считал маленькой победой, наедине. Черкасовой было по-настоящему страшно, ибо она точно знала — за юриста, которому люди Артура проломили голову и выкинули где-то в малолюдном переулке, последует ответ. И какой именно это будет ответ, она не могла и догадываться. Мысли были самыми разными, и именно их разнообразие вгоняло в тихую панику.

***

Информацию о новой поставке — таджикский алюминий на шестьсот тонн — им подкинул Пётр, который, проверив заказчиков и согласовав всё с Конторой, расписал поистине золотые горы от успешно заключенной сделки. Суммы и впрямь фигурировали просто баснословные, поэтому сложно было усомниться в готовности Артура принять заказ. Только вот метался Лапшин меж двух огней по одной причине:

— А кто они, ты Петру звонил?

— Да, реальные люди.

— Чёрт-чёрт… риск, конечно, огромный, но наличка, — Артур покусал ноготь, заходя в кабинет и на пороге окликнул Людмилу. — Люда, чай с лимитом… лимоном.

— Хорошо, Артур Вениаминович, — девушка улыбнулась и поспешила выполнить распоряжение. Лиза молча шла следом за обсуждавшими потенциальную сделку Артуром и его замом. Всё равно её никто слушать не станет, так зачем же вмешиваться?

— Ладно. Звони в Душанбе, договаривайся о поставке. Сам поедешь туда, всё проконтролируешь.

Зам Лапшина по фамилии Хлебников, который по инерции вместе с заманчивым предложением нёс на подпись Артуру папку с документами, опрометчиво протянул бумаги начальнику, но тот сразу же взбесился:

— Что ты стоишь?! Бегом, бегом! — крикнул Лапшин и выпроводил Хлебникова, изобразив бег на месте. От этой картинки Лиза не выдержала и прыснула в кулак. Артур проводил зама взглядом и повернулся к девушке. — Ну, что думаешь?

Та пожала плечами.

— Предложение заманчиво, а там не знаю. Мое дело маленькое.

— Ни фига себе, маленькое, — хохотнул Артур и, плюхнувшись в кожаное кресло, закинул ноги на стол. Весь его вид говорил о крайней степени возбуждения и довольства самим собой. Потянувшись, начальник запел так фальшиво, что Черкасова, уже направившаяся было к двери, обернулась и картинно поморщилась: — А в Таджикии родной распускаются каштаны…

…Денег оказалось так много, что Черкасова наблюдала за горой пачек с банкнотами с неподдельным изумлением. Точно так же рядом с ней стоял Хлебников, словно не веря в то, что это состояние сейчас, в самом деле, небрежно высыпали из мешков на стол его начальника. И только Артур был спокоен, как удав — молча наблюдал он за тем, как баулы с банковскими метками опустошались прямо на лакированную столешницу. Его спокойствие было напускным, это Лиза знала наверняка, но мысленно признавала: актёр из Лапшина был довольно неплохой.

— Надо пересчитать, — дождавшись, пока последняя пачка банкнот упала в общую кучу, Артур кивнул на фронт работ. Лиза переглянулась с Хлебниковым и демонстративно отошла от стола подальше, всем видом показывая, что принимать участие в подсчётах не собиралась, даром, что бухгалтер.

— Артур, — тучный мужчина с испариной над верхней губой — Лизавета даже не потрудилась поинтересоваться, как его звали — казалось, оскорбился, — мы не первый год в бизнесе.

— Дай бог, не последний. Считайте.

— Здесь половина, ждём металл, — и заказчик поднялся с дивана, оставив Артура и его подчинённых наедине с горой денег.

— Что встал? Считай, — Лапшин взглянул на своего зама и кивнул на банкноты. Лиза же покинула кабинет, предоставив мужчинам заниматься вполне мужским делом. Молча улыбнувшись скучавшей на своём рабочем месте Людочке, Черкасова прошла в свой кабинет и устало упала на диван. Постепенно накатывал очередной приступ, и голову начинало словно сковывать железным обручем. Уткнувшись носом в спинку дивана, девушка вздохнула и отдалась собственным не самым радужным мыслям. Из головы всё никак не шла встреча с ним. Что же такого сделала она в своей жизни, за что судьба так сильно наказала её, подкинув любовь к такому, как Пчёлкин? Да, за всё это время она так и не сумела до конца забыть того, с кем связывал целый год совместной жизни и отношений. Год любви, взаимной и искренней… Он вихрем ворвался в её жизнь, которая уже стала привычной и обыденной, и всё перевернул с ног на голову, разворошил устоявшийся быт, ничего, по сути, не предпринимая. Одним своим появлением в здании фирмы он заставил её вновь переживать в воспоминаниях всё то, что связывало их когда-то. Почему, почему всё это именно с ней? Ведь они давно уже друг другу чужие люди, так почему же руки начинали предательски дрожать от одних лишь воспоминаний?

***

Перед длинным поездом собралась целая делегация. Кучка сотрудников станции «Москва — Сортировочная», Артур с верной Лизой по левую руку и Хлебниковым по правую, и несколько мелких сошек, типа водителей и охранников. Наступал ключевой момент, и потому Хлебников бережно поглаживал зелёное стекло бутылки с шампанским, а сам Лапшин, казалось, сверкал ярче полированных самоваров.

— Всё готово, да? — Артур обратился к заму, и тот кивнул, принимая из рук одного из охранников пластиковые стаканчики. Обмывать алюминий планировалось прямо на месте, прямо здесь и сейчас — как только откроется первый вагон состава.

— Да, открывайте, — Хлебников махнул рукой одному из сотрудников станции, и тот вооружился длинными кусачками.

— Итак, перерезана алая лента, и первые тонны таджикского алюминия хлынут…

Вагон открылся, и стакан с шампанским выпал из руки Артура, мягко шлёпнувшись о землю и расплескав все свое содержимое. Вагон был пуст. Абсолютно. Всецело, если не считать сиротливо стоявшей в проёме корзинки с цветами, украшенной траурной лентой. Это словно был какой-то чёрный юмор, чересчур чёрный…

— Я не понял, — Артур взглянул на своего зама, и тот задрожал под этим взглядом, — это что за херня?

Хлебников ринулся к вагону и, запрыгнув в него, отчаянно завопил:

— Бегом проверять все вагоны!

Лиза отвернулась от поезда и отошла на пару метров вправо. Её затрясло, затрясло так сильно, что это можно было заметить невооружённым глазом. Хорошо, что сейчас до неё никому не было дела.

Это они. Это точно они, больше некому. Но как? Как и зачем? Лиза прислонилась к фонарному столбу и до боли закусила губу, поморщившись в отчаянных попытках сдержать рвавшиеся наружу рыдания. Сейчас ей было по-настоящему страшно. Артур попал, причем крупно, и теперь, чтобы выкрутиться, ему надо будет пойти у Белова на поводу. Иначе его прижмут заказчики, ведь это их товар и их деньги, которые не окупились сегодня днём. А, если Лапшин прогнётся, то можно считать, что «Курс-Инвест» сдан. Сдан со всеми потрохами. И ей, Лизавете, тоже придётся прогнуться и работать на того, с кем, казалось бы, всё было покончено три года назад. Если её вообще не уволят к чертям собачьим, что, кстати, было куда вероятнее. И самое страшное заключалось в том, что их прижали к стенке столь сильно и умно, что отступать и выкручиваться было попросту нереально. Чёрт, как же она ненавидела сейчас того, кто так нахально натравил своих друзей на относительно честного и адекватного бизнесмена просто из-за того, что, видите ли, испытывал личную неприязнь к его персоне!..

***

Витя Пчёлкин ликовал и сиял, словно начищенный пятак. Стоя в проёме открытого вагона, он нетерпеливо пританцовывал, глядя на подходивших к нему друзей, каждый из которых, как один, сверкали счастливыми улыбками. Алюминиевые чушки, которые молодой человек ощущал своей спиной, приятно согревали ему душу, вызывая стойкое желание петь от счастья.

— Советский цирк умеет делать чудеса, — хлопнув в ладоши, затянул Пчёлкин, изображая какой-то простецкий танец на краю вагона и рискуя свалиться вниз.

— Золото Маккены, — усмехнулся Саша, оценивающим взглядом изучая аккуратные штабеля чушек, так нагло украденных у Артура.

— В Уфе, — хохотнул Пчёлкин, — вагончики отцепили, пустые прицепили, опломбировали, и вперёд! Ту-ту-ту!

Космос потянулся было к алюминию, но Витя ловко подставил свою ногу, не давая другу коснуться заветного товара.

— Теперь этот урод никуда не денется, — прокомментировал Белов. В глазах его плескалось искреннее счастье. Он был уверен в своих действиях и в их результате. — Замуровывайте вместе с Пчёлой.

Витя захохотал и не сумел справиться с потянувшимися к нему руками друзей и охранников. Его стянули с вагона и несколько раз подкинули в воздух, словно признавая его, Пчёлкина, триумф. А это был именно триумф — провернуть такую аферу, да ещё и так гладко!

Отбившись, наконец, от многочисленных рук, обнимавших его, молодой человек отошёл в сторонку, предоставив возможность разговаривать с сотрудниками станции Валере и Космосу. Одёрнув подол помявшегося плаща, Пчёлкин достал из кармана брюк пачку сигарет и закурил. Странное что-то творилось с ним. С одной стороны, это было абсолютное ликование и эйфория от такой успешной операции, а с другой… с другой стороны было стойкое чувство какой-то гадливости, ибо в глубине души он прекрасно понимал, что поступил подло. Подло, прежде всего, по отношению к ней — Артур и его ранимая душонка волновали Пчёлу в самую последнюю очередь. Ведь она работала в чертовом «Курс-Инвесте», и в любом случае выступала на стороне Лапшина, а это значило, что он, Витя Пчёлкин, с каждым своим действием всё больше увеличивал ту пропасть, что образовалась между ними. Сам, своими руками, можно сказать, рыл яму между собой и той, которую искренне любил когда-то. Хотя, почему «когда-то»?.. Твою мать, он, молодой мужчина, у которого за плечами уже довольно многое, не мог разобраться с самим собой, и метался, словно мальчишка. Да он в школе был более решительным, чем сейчас!

— Пчёл, оглох, что ли?

Это Космос звал его, как оказалось, уже не в первый раз. Пора было уходить, оставив вагоны на попечение подкупленных рабочих станции. Больше им здесь делать было нечего, самое главное они уже провернули, и теперь оставалось только ждать, когда этот урод сам приползёт к ним на коленях, готовый выполнить любые условия Белова. А условия у него были поистине размашистые: ни много, ни мало, а ввести в фирму на должность соучредителя его, Витю Пчёлкина. А появись в «Курс-Инвесте» человек Белова, считай, всё — фирма благополучно отжата. Теперь всё упиралось лишь в то, насколько крепкими окажутся нервы Артура, и как скоро он сорвётся. А, проще говоря, во время.

— Сань, — кинув бычок в лужицу, Витя обратился к другу, стараясь придать голосу как можно большую беспечность, — я домой поеду, ладно?

— Ты чего, Пчёл? А отпраздновать? — Белов в недоумении воззрился на друга. Хотя, изумление это было скорее притворным — Саша прекрасно видел то, в каком состоянии находился его друг вот уже почти целую неделю, и вполне отдавал себе отчёт о том, почему именно Пчёлкин не хотел оставаться на «празднование».

— Потом. Мне там сделать кое-что надо… — и Витя неопределённо махнул рукой.

—Ну, как знаешь.

Накатить. Нажраться до такой степени, чтобы лыка не вязать, и валяться пьяным в пустой квартире, на не разобранном диване и в одежде, отключив телефон и закрывшись на все замки. Вот, какое желание двигало сейчас Пчёлкиным, который с огромным облегчением двинулся к своему автомобилю. Опустошить пару бутылок коньяка, чтобы забыться на хрен, и не думать больше о том, в какую ситуацию он загнал самого себя и ту девчонку, которая смотрела на него взглядом побитой собаки всего несколько дней назад.

========== 25. Поднимется их бригада, мама, не горюй ==========

Он буквально приказал ей на несколько дней уйти на импровизированный больничный, подкупив терапевта коробкой элитных конфет и хорошенькой пузатой бутылкой. Вчера приезжал Пётр, и из разговора с ним стало вдруг понятно, что Артуру край: Белов настроен решительно, и своего упускать не намерен. Лиза не знала точно, откуда Пётр так хорошо осведомлён, но чётко поняла из его слов, что мужчина разговаривал с Сашей лично. «Ломом подпоясанный», как охарактеризовал его Пётр, держался стойко и уверенно, несмотря на то, что его, по-видимому, пытались как следует запугать. Черкасова не стала вникать в подробности, ей и тех обрывочных объяснений хватило с головой.

— А что делать-то?

— Тебе — ничего. Отдыхай пока. Это Артур попал, ты здесь ни при чём. А, раз он попал, то он пусть и вертится.

Девушка мотнула головой.

— Это неправильно.

— А в бизнесе не бывает «правильно» и «неправильно». Здесь, как на войне — все средства в ходу. А ты не дури и сиди тихо. Кто знает, может, ещё и обойдётся.

— Неужели ваша Контора не может вмешаться, как следует?

Пётр качнул головой и исподлобья взглянул на собеседницу, отчего его шрам стал выглядеть как-то ещё более устрашающе. Но Лиза вида не подала.

— Если бы в этом был какой-то интерес, то уже давно бы вмешалась. А так, только по секрету, им, — мужчина поднял палец вверх, — им интересен Белов, они его прощупывают. Так что логичнее будет держать нейтралитет до последнего. Только я тебе этого не говорил.

Черкасова вздохнула и кивнула. В принципе, она и сама догадывалась о причине невмешательства верхов в образовавшуюся ситуацию.

— Артура жалко. Он мне в своё время очень помог…

— И ты ему честно за это отплатила. Ты не должна втягиваться в дерьмо вслед за ним, это того не стоит.

— Легко так говоришь обо всём этом, — Лиза не выдержала и скептически хмыкнула, чем вызвала у мужчины, сидевшего напротив, суровый взгляд.

— Потому что знаю, о чём говорю. Мало ты в семнадцать лет к фарцовщикам примкнула?

Девушка откинулась на спинку стула и невесело улыбнулась. О том, что о её скромной персоне наводили многочисленные справки, она прекрасно знала, а потому нисколько не удивилась выпаду Петра.

— Если ты об этом знаешь, то должен знать ещё и том, с кем именно я тогда всем этим занималась.

— А я и в курсе, — Пётр кивнул и смахнул со столешницы невидимые крошки. — Ты знаешь, этот Пчёлкин не дурак. Без разницы, чем он там руководствовался, когда сливал контору, но соображалка у него пашет, как надо. Потому как, если у них всё выгорит, а я даю процентов девяносто пять, что выгорит, то поднимется их бригада, мама, не горюй. Одним махом поднимется. А всё только из-за одного парня, который в нужный момент ляпнул нужные слова.

***

Она вышла из подъезда с целью покупки продуктов в ближайшем магазине, одевшись чересчур легко и невольно поёжившись на свежем воздухе. А затем передёрнулась вновь, но уже не от прохлады, а от испуга.

— Лиза, привет.

Знакомый голос окликнул её, и девушка невольно обернулась. Из черного BMW вылез, одёрнув подол кожаного пальто, Саша Белов. Черкасова изогнула бровь и сложила руки на груди, так и не пошевелившись в ожидании, пока молодой человек подойдёт к ней сам.

— Что надо?

— А ты не слишком любезна, — с лица Белова пропала былая улыбка, и он заметно посерьёзнел. — Поговорить с тобой надо.

— Говори, — Лиза даже не пошевелилась, мысленно прикидывая, какая именно будет тема для их разговора.

— Пошли в машину.

Девушка вздохнула и нехотя двинулась следом за старым знакомым. Почему она не стала перечить? Да просто вид у сопровождавших Белова амбалов был какой-то очень уж недружелюбный, поэтому спорить в открытую как-то не очень хотелось. Саша открыл заднюю дверь, галантно помогая Лизавете сесть, и та опустилась на мягкое сидение. Сам же Белый обошел автомобиль и сел рядом, махнув в окно своим «охранникам». Те послушно разошлись, но не далеко — оккупировав близлежащую лавочку на детской площадке, они столпились около неё, и один из амбалов достал из кармана брюк колоду карт.

— Я прямо буду говорить, — Белов перетасовал во рту жевательную резинку. — Как бы образовавшаяся ситуация не повернулась, к тебе у нас претензий нет никаких. И, если вдруг фирма перейдёт к нам, ты без работы не останешься. Если только сама уйти не захочешь, тогда удерживать не станем.

Елизавета зло фыркнула.

— А ты что, уже настолько уверен в своей победе?

— Когда нас трогают, мы идём до конца. Артура никто не заставлял нашего юриста портить.

— А вас никто не заставлял с тесаком к нему приходить среди бела дня, — отрезала Черкасова. Она видела пистолет, который не слишком надежно скрывался под плащом Белова, но страха почему-то не испытывала. — Он работал, занимался своим делом, все были на своих местах. Кто вас просил заявляться к нему?

Саша не ответил, и девушка продолжила:

— Если Пчёлкин там тебе что-то наговорил, то это ещё не повод топтать то, что человек сколачивал в одиночку несколько лет.

Закончив, Лиза устало выдохнула и прикрыла глаза. Не было у неё злобы конкретно на Белова, в конце концов, она же знала, от кого именно всё это пошло, смысл злиться на Александра, который просто ухватился за заманчивое предложение?

— Ты не знаешь до конца, как там всё на самом деле. Такие, как Артур, рано или поздно попадают под раздачу, потому что надо думать, куда суёшься. Он не подумал, как следует, вот и расплачивается сейчас.

— А судьи кто? Вы, что ли? — и Лиза вдруг изобразила подобие улыбки. Гримаса эта была полна такой сильной безысходности, что Белов невольно напрягся.

— Я хочу, чтобы между нами с тобой отношения были нормальными. С Пчёлой там веди себя, как хочешь, это дело не моё, но я тебя всегда ценил и уважал, ещё со школы, и херить сейчас отношения не хочу. Ты хороший человек, а таких сейчас мало.

Белов протянул ей руку, и Лиза нахмурилась. Ей с молодым человеком отношения портить было не то, что нежелательно — опасно. Да и не очень-то хотелось лезть на рожон. Поэтому протянутую руку девушка пожала, вызвав у бывшего одноклассника улыбку.

— У меня свадьба через неделю, кстати, я тебя приглашаю.

— Не с Елисеевой случаем? — девушка осклабилась, но Белов лишь отмахнулся, поморщившись.

— Забудь о ней вообще.

Значит, об измене он в свое время всё-таки узнал, и всё у них рассыпалось. Странно, но почему-то Черкасовой, которая в своё время так отчаянно защищала Ленку, сейчас было всё равно.

— Придёшь? — Белову явно надо было знать точный ответ, и девушка кивнула. — Вот и отлично. Грибоедовский ЗАГС, в полдень, а если вдруг опоздаешь, то вот, — из кармана плаща в руку Черкасовой перекочевала визитная карточка. — Адрес ресторана.

***

— Вы не могли бы меня подождать здесь? Это максимум минут на пятнадцать.

Таксист кивнул, и Лизавета, улыбнувшись ему, вылезла из салона желтой Волги с шашечками на крыше. Оправив легкое платье нежно-сиреневого цвета, девушка осмотрела саму себя на предмет порвавшихся колготок или пятнышек на бежевых лодочках, и, не найдя оных, выпрямила спину. На регистрацию она и не собиралась, прекрасно зная, что в ЗАГСе народу будет куда как меньше, чем в знаменитом на всю столицу «Будапеште». А в толпе гостей и затеряться куда как легче.

— Я к Беловым, — подойдя к швейцару, прокомментировала свое появление Лизавета, и молодой мужчина галантно распахнул перед ней дверь ресторана. Второй этаж, банкетный зал… Судя по всему, «Будапешт» выкупили полностью, ибо больно уж пустынным был первый этаж, который тоже был отведен для приёма гостей.

Шум, смех и звон посуды донеслись до её слуха ещё с первого этажа, а, когда она поднималась по ступенькам, гомон стал ещё громче — почти оглушающим. Непонятное чувство тревоги обуяло девушку, да так сильно, что ей пришлось даже пару секунд постоять за дверьми, приводя себя в нормальное состояние. Кое-как совладав с собой, Лиза поправила причёску, над которой колдовала больше получаса (не идти же на свадьбу распустехой!), и сделала шаг вперед.

Зал был украшен по-королевски: от количества воздушных шаров, лент и прочей мишуры даже зарябило в глазах, да так, что Лизавета не сразу сообразила, в какую сторону ей надо идти. Огромные столы, выставленные буквой «П», казалось, ломились от огромного количества яств и напитков, а гости уже находились в разных степенях подпития. А ещё в глаза отчаянно бросался какой-то чересчур уж резкий дисбаланс во внешнем виде гостей — с одной стороны сплошь манерные и декольтированные дамы и мужчины, явно следившие за последними модными веяниями; с другой — бритоголовые парни с разбитными девицами в коротких юбчонках и с ярко напомаженными губами. Сразу понятно, где кто, хотя Лизавета и не знала невесты Белова.

Молодожёны сидели во главе стола, и девушка неспешно двинулась в их сторону, невольно ловя на себе заинтересованные взгляды. Совсем немногие из присутствующих могли узнать её в этот вечер. Но эти немногие всё же были, и краем уха девушка слышала тихий шепоток между редкими крепко сбитыми парнями, которые видели в Черкасовой смутно знакомые им черты. Узнал её и он — тот, который сидел по правую руку от Саши, и, судя по всему, в этот день исполнял роль свидетеля. Чёртов новоявленный соучредитель. Даже с приличного расстояния Черкасова сумела разглядеть, как изменилось и вытянулось от изумления его расслабленное лицо, как он подобрался и выпрямился на своем стуле, буравя её пристальным взглядом. Она шла молча, не глядя по сторонам и стараясь не коситься в его сторону; шла не спеша, словно оттягивая тот момент, когда придётся остановиться прямо перед столом, в непосредственной близости не только от счастливых молодожёнов, но и от него.

— Фила, Фил, смотри-ка, — голос Космоса, тем не менее, заставил её повернуть голову влево и взглянуть на бывшего одноклассника. Тот держал в руке бутылку водки и, открыв от удивления рот, неотрывно смотрел на ту, которую не видел так долго. Справа от Валеры сидела и Тамара, которую Лиза пусть весьма смутно, но всё же помнила; улыбнувшись всем троим, девушка сделала последние шаги и остановилась, наконец, напротив новобрачных. Саша встал и улыбнулся во все тридцать два — весь вид его говорил о том, что он искренне рад её видеть. А вот невеста его, позабыв о некоторой чопорности, положенной ей сегодня по статусу, во все глаза смотрела на гостью. Лиза с трудом вспомнила хорошенькую брюнетку, и постаралась придать своей улыбке самую максимальную лёгкость и доброжелательность. Та скрипачка из Воскресенска. Интересно, как же судьба свела Белова с ней?

— Познакомься, — Александр галантно подал руку молодой жене, и та встала, улыбнувшись Черкасовой, — это Оля — моя жена. Оль, это Лиза, она моя бывшая одноклассница и… — бросив короткий взгляд на приложившегося к стакану с виски Пчёлкина, Белов закончил: — и некогда моя староста. Мы всегда были в очень хороших отношениях. Лиз, я рад тебя видеть.

— Очень приятно, — Лизавета протянула невесте руку, и Ольга пожала её, улыбнувшись. В её глазах Черкасова без труда сумела уловить с силой подавляемое любопытство — девушка едва сдерживалась от того, чтобы взглянуть на Пчёлкина. Она явно вспомнила, где и с кем могла видеть гостью. — Саш, моё поздравление, наверное, больше относится к тебе. У тебя сегодня огромный праздник, думаю, тебе об этом говорили уже тысячу раз… твоя жена — настоящая красавица, береги её, как зеницу ока. Ну, и счастья вам, конечно же.

— Спасибо, — хором ответили молодожены, и Лиза передала Саше большой пестрый пакет с подарком. Ольга опустилась на свой стул и не удержалась — взглянув на Пчёлкина, девушка не смогла не отметить разительных изменений не только в его поведении, но и во внешнем виде. Это видела и Лиза, всё ещё стоявшая у стола. Он сидел перед ней и смотрел снизу вверх с таким непонятным выражением в глазах, которое невозможно было истолковать правильно. Жалость? Испуг? Злоба? Интерес? А может быть, что-то большее?

— Лиз, — Белов выдернул её из своих догадок, заставив вздрогнуть, — проходи, присаживайся.

— Ой, нет, — девушка даже подняла ладони вверх, отклоняя предложение. Засиживаться в её планы никак не входило. — У меня кое-какие дела, я еле к вам вырвалась, простите. Правда, простите, — Черкасова даже приложила ладонь к груди, взглянув на Олю. И по глазам невесты поняла, что та догадалась об истинной причине столь скорого ухода гостьи. Но спорить не стала.

— Ну, как хочешь. Жаль, — Белов перегнулся через стол и поцеловал старую знакомую в щёку.

Девушка взглянула на практически не отрывавшегося от алкоголя Пчёлкина, и её словно пронзило током. Она вдруг поняла. Поняла, что такое плескалось в этих синих глазах, которые неотрывно смотрели на неё всё это время. Вина. Это было чувство тщательно маскируемой вины. Девушка смотрела в эти глаза, смотрела на того, с кем её однажды связала судьба, и словно не узнавала его. Она никогда раньше не видела в его взгляде ничего настолько яркого и выразительного, и предательское чувство того, что вот ещё немного, и она останется здесь, помимо воли зарождалось где-то в глубинах души. Этого нельзя было допускать, и потому девушка развернулась на каблуках и, стараясь держаться как можно более достойно, быстрой поступью двинулась прочь из зала.

— Пчёл, что ты сидишь-то?! — это громкий шепот Белова донёсся до слуха девушки, и она ускорила шаг, услышав звук отодвигаемого стула. Только не оставаться с ним наедине. Ни за что. Надо уйти как можно быстрее.

Её спас Валера Филатов, который не сразу сообразил, что к чему, и продолжал вальяжно рассиживаться на своём стуле, преграждая этим самым стулом дорогу Пчёлкину. И те секунды, которые понадобились Вите, чтобы протиснуться между другом и стеной, спасли Лизу, успевшую выскочить в коридор, скинуть лодочки и схватить их в руки, чтобы каблуки не создавали препятствий побегу. Пусть позорному и трусливому, сейчас это её не волновало. Цель была одна: убежать.

Она выскочила на улицу и босиком добежала до Волги, которая верно ждала её у самого входа в ресторан.

— Поехали, — запрыгнув в салон, распорядилась Лизавета, и водитель послушно нажал на педаль газа. Обернувшись, она увидела его — он опоздал на какие-то секунды и стоял сейчас на ступеньках, глядя вслед автомобилю — растрёпанный и словно ударенный по голове мешком. Девушка выдохнула и откинулась на спинку сидения — она успела. От нервного напряжения начала болеть голова, а таблетки, столь необходимые при приступах, она легкомысленно оставила дома, решив, что ничего особенного сегодня не случится. Теперь придётся терпеть накатывающую волнами боль, сцепив зубы и стараясь хоть немного отвлечься, глядя в окно на вечернее небо.

***

— Что, не успел, что ли? — Саша взглянул на своего свидетеля и в ответ получил только раздражённое мотание головой. — Ну, ладно, будет у тебя ещё возможность, не кисни, — и молодой муж повернулся к Ольге, с интересом смотревшей на друзей. Потом он расскажет ей всё, но не сейчас, сейчас им не до этого.

Пчёла упал на стул и растёкся по нему бесформенным мешком. На душе было гадко и противно. Он не знал о том, что она придёт сегодня в этот зал, и испытал настоящий шок, увидев её здесь — такую красивую, невесомую и похожую на куклу. Он смотрел на неё, и в глубине души всё переворачивалось — он не мог оторвать от неё взгляда, полного желания поговорить и объясниться. Он чувствовал, все эти годы чувствовал, что однажды ему предоставится возможность сказать ей всё. Но сегодня он упустил этот случай. Упустил глупо и непростительно. Рука сама собой потянулась к стакану с виски. Слева от него сидели молодожены — счастливые, упивавшиеся любовью и радостью, миловавшиеся у всех на виду. С какой завистью он смотрел сейчас на них, с трудом подавляя злобу на самого себя. Каким же он был чёртовым дураком! Ведь она могла бы сидеть сейчас рядом с ним, он мог держать её за руку и они могли бы целоваться точно так же, а то и похлеще новобрачных… Стакан сменился бутылкой, и он пил уже прямо из горла, то и дело поглядывая на Ольгу Белову. В ней он упорно видел ту, которую не сумел догнать какие-то минуты назад. Молодая, хрупкая, красивая скрипачка… Сделав глоток, невольно позволил воображению подкинуть яркую картинку, которая показывала его самого на месте Саши, а на месте молодой жены — Лизавету. Ту, которая была когда-то его девочкой. Ту, которая спешно убежала с торжества, испугавшись оставаться с ним в одном помещении. Ту, которую он ударил однажды, навсегда разделив жизнь обоих на «до» и «после».

— Космос, давай командуй, а то Пчёла сейчас нажрётся.

А только это и оставалось. Подарить ключи от квартиры и упиться в дым.

Дурак…

========== 26. Ну вот зачем ты опять появился? ==========

Владимир Евгеньевич Каверин вошёл в офис фирмы «Курс-Инвест» с папкой бумаг. Лиза впервые увидела его за много лет, и была крайне удивлена нежданному гостю. Хотя, нежданным он был, как оказалось, только для неё — весь внешний вид Артура — какой-то воодушевлённый и бодрый — чётко говорил о том, что сотрудника милиции здесь ждали.

— О, Лизонька, — Каверин даже замер на пороге, никак не ожидая встретить здесь дочку своего бывшего коллеги, — а ты здесь какими судьбами?

— Здравствуйте, Владимир Евгеньевич, — девушка навесила на лицо самую что ни на есть дежурную улыбку и забрала бумаги, которые принесла Артуру на подпись. — Я здесь работаю, с полгода уже. А вы?

Каверин вдруг замялся и почесал затылок.

— Да я тут, понимаешь ли… к Артуру по одному важному делу… как отец?

— Нормально. На пенсию скоро уже выйдет.

— Лиз, — Лапшин выразительно кашлянул, и та всё поняла — ей пора. Выпрямившись, бухгалтер окинула начальника пристальным взглядом, словно нутром чуя что-то не слишком ладное. Но, в конце концов, её это не касалось.

— Хорошо-хорошо, ухожу. Если что, я с Петром по делам.

— Какие дела, они же нас кинули?

Девушка сделала большие глаза, украдкой взглянув на Каверина, которому, по её мнению, не следовало слышать лишнего. Но Артур проигнорировал немое замечание.

— Это тебя они кинули, а мне Пётр помогает просто так. В банк же надо съездить. Или я не могу заводить интересные мне знакомства?

Лапшин отмахнулся от подчинённой, словно от назойливой мухи, и та, победно улыбнувшись, покинула кабинет, плотно закрыв за собой дверь. В приёмной за своей стойкой сидела Людмила, гонявшая по монитору новенького компьютера Принца Персии, который то и дело сваливался в пропасть и попадал на острые шипы.

— Ты с разбега прыгай, с края не достаёт ведь, — кинув беглый взгляд на монитор, посоветовала Черкасова. Людочка взглянула на бухгалтера, и во взгляде её заиграло смущение: ещё бы, в рабочее время да за компьютерной игрой!

— А вы… ты уже играла?

Лиза усмехнулась и переминулась с мыска на пятку.

— Играла, потом как-то надоело. Попробуй, должно получиться. Так, если вдруг что, то я в банк по поводу поставки компьютеров. Артур в курсе. Ага?

— Ага.

И Лизавета, махнув секретарше рукой, скрылась в своём кабинете.

… — Мне, право слово, неудобно. У тебя словно других дел нет.

— Были бы, я бы так и сказал.

Девушка всё равно замялась, не спеша садиться в BMW.

— То есть, ты, один из особистов, просто так вот соглашаешься мне помочь навести страх на банковских работяг? Как-то слишком уж круто выходит.

Пётр начал раздражаться. Девчонка тянула время, а разобраться с банковскими упырями надо было, как можно скорее.

— Своё расположение к тебе я уже объяснил. В том банке не знают, что мы отошли от дел Артура, так что я могу помочь. Впрочем, не хочешь — разбирайся сама.

Черкасова вздёрнула брови и не стала медлить и дальше: подскочив к иномарке, она юркнула в салон и пристегнулась. Пётр сел за руль и завел мотор.

— Вот то-то же. А это ещё кто такие? Глянь.

Лиза проследила за взглядом мужчины, устремлённым в зеркало заднего вида, и обернулась. Две машины подъехали к офису и остановились чуть поодаль. Не придав появлению незваных гостей особенного значения, девушка взглянула на наручные часы.

— Да пофиг, поехали. А то опоздаем ещё, и даже ты помочь не сможешь.

И Пётр нажал на педаль газа, ещё раз обернувшись на иномарки. Но говорить ничего не стал.

***

Пётр не подвёл — как только банковские клерки увидали посетителя со шрамом через добрую половину лица, отношение к Лизавете сразу же стало просто царским. А когда пешки кредиторов смекнули, что разговаривать с ними будет сам Пётр, то и вовсе залебезили столь очевидно, что девушка даже периодически не могла скрыть издевательской улыбки.

Они сумели обо всём договориться за какие-то полчаса, что для подобных переговоров было просто сказочным временем. Потому в здание «Курс-Инвеста» Лизавета вернулась, будучи во вполне себе приподнятом настроении, примерно через пару часов после того, как дала Людмиле совет по прохождению Принца Персии.

Офис встретил её подозрительной тишиной и пустотой. Люда сидела за своей стойкой, впрочем, как и всегда. Только вот сейчас девушка была какой-то не такой.

— Люд, как дела? Почему так тихо?

Девушка закусила губу, и только сейчас Лиза заметила, что секретарша явно плакала. Да и прическа её — классический, зализанный до состояния идеального, пучок — была растрепана, хотя и подвергалась попыткам восстановления. А помятый пиджачок валялся на столе рядом с факсом. Что-то не то…

— Люда, что случилось-то?

Секретарша махнула рукой, и плечи её вдруг мелко-мелко затряслись, что заставило Лизавету не на шутку испугаться. Обойдя стойку, она подошла к Людочке и обняла её за плечо.

— Ты чего? Кто здесь был-то?

И девушка заговорила, то и дело сбиваясь. И лучше бы она молчала…

— Б-Белов и Пчёлкин со… со своими… А-Артура Ве-Вениаминовича хотели, а они в туалете закрылись… — теперь Людмила откровенно расплакалась. — Я сказала, что они уехали, а эти… не поверили… стали здесь хозяйничать, и… и…

Девушка спрятала лицо в ладонях, а взгляд Лизаветы невольно скользнул по хрупкой фигурке секретарши и не смог не зацепиться за стрелку на её капроновых колготках. Дыхание перехватило от внезапного липкого ужаса, что опутал Черкасову, и та опустилась перед Людочкой на корточки, отняла руки от её лица и буквально заставила рыдавшую девушку взглянуть на себя.

— Изнасиловали? — вопрос она произнесла тихо-тихо, словно сама боясь его. И уж точно опасаясь услышать ответ. Люда мотнула головой и вытерла влажную щёку.

— Пы-пытались… вдвоём… Белов их остановил.

— Вдвоём? Кто?

Людмила посмотрела красными от слёз глазами на собеседницу, и та склонила голову набок, требуя ответа.

— Пчёлкин и… и Холмогоров…

Девушка прикрыла глаза ладонью и, встав, опёрлась о столешницу. Стало настолько гадко, словно это она самолично задирала секретарше юбку.

Сволочь. Ну вот как он посмел? Неужели вообще ничего святого в жизни не осталось? Неужели он в самом деле готов был изнасиловать эту беззащитную и наивную девчонку? Да и Холмогоров тоже хорош… что с ними вообще стало, в каких животных они умудрились превратиться?

— Где Артур?

— В кабинете… они, когда закрылись, он там водку пил, — постепенно голос секретарши креп, и она уже говорила куда более уверенно. — Я его спать в кабинете уложила.

Вот и объяснение тишине. Лиза вышла из-за стойки и открыла дверь начальственных покоев. Артур громко и беззаботно храпел на диване, накрытый собственным пиджаком и уткнувшийся лицом в кожаную спинку предмета мебели. Толку от него сейчас было, как от козла молока.

— А с кем он прятался? — девушка прикрыла дверь и взглянула на Люду. Та шмыгнула носом.

— Мужчина какой-то к нему приходил, такой, средних лет. Каверин, кажется… он единственный сегодня из посетителей был.

Лизавета почесала бровь. Она никак не могла понять, как связан сотрудник милиции не только с Артуром, но и с нежеланными визитёрами, от которых почему-то прятался в туалете вместе с предпринимателем.

— Так, Люд, давай-ка, собирайся и поезжай домой. Приведи себя в порядок, выспись…

— Так ещё же три часа до конца работы. Да и Артур Вениаминович…

Черкасова махнула рукой.

— Считай, что я тебя вместо него отпустила. А Артур и здесь проспится, невелика беда, никто его бухать не заставлял.

Людочка медлить не стала — поняв, что её и впрямь отпускали раньше, девушка вскочила с места и начала собираться. Лиза же прошла в свой кабинет и плотно прикрыла за собой дверь. Она доверяла Людочке, но лишних ушей всё равно не хотела.

Записная книжка находилась дома, что логично, потому нужные цифры пришлось восстанавливать по памяти. И удалось ей это лишь с четвёртого раза. Зато, когда длинные гудки вызова прервались знакомым голосом, девушка не смогла сдержать вздоха облегчения, вырвавшегося из груди.

— Алло, Валентина Степановна? Здравствуйте, это Лиза Черкасова…

На том конце провода ахнули.

— Лизонька, господи! Здравствуй, милая. Как ты?

— Да вроде неплохо. Валентина Степановна, — пришлось сразу переходить к просьбе, чтобы не отвечать на вопросы, которые непременно бы посыпались на неё ворохом, — простите меня, конечно, но я вам по делу звоню. Вы мне не подскажете, Витя всё ещё на прежнем месте живёт?

— Нет, он уже переехал…

Девушка покусала губу, не зная, как бы поделикатнее выказать свою просьбу.

— А… а вы не могли бы мне его номер дать? Здесь кое-какой вопрос возник по работе, а я не знаю, как с ним связаться.

Валентина Степановна явно поразилась услышанному.

— А вы что же, работаете вместе?

— Так уж сложилось.

— Странно, он мне не говорил…

— Ну, тут уж мне нечего вам ответить, простите, — девушка усмехнулась, представив, как Пчёлкина сейчас оборвёт собственному сыну телефон. — Номерок-то дадите?

— Да-да, конечно, сейчас…

Она просчиталась — вызов прошёл с первого же раза. Правда, трубку соизволили снять только через минуту томительного ожидания. Странно, что после облавы на «Курс-Инвест» он вообще поехал домой, а не куда-нибудь кутить.

— Да?

Сердце предательски ёкнуло, и пришлось вздохнуть, чтобы успокоиться.

— Нам поговорить надо.

Пчёлкин молчал, видимо, будучи не в силах поверить тому, что именно она позвонила ему. Тишина затянулась, но Лиза не смела её прерывать, словно позволяя молодому человеку переварить неожиданный звонок.

— Откуда у тебя номер? — всё, что сумел спросить он. Причем голос его заметно сел, отчего девушка хмыкнула.

— Валентина Степановна ещё тебе весь телефон оборвёт. Придумывай правдивую причину, по которой ты ей ничего не рассказал. Еще раз повторяю — нам надо поговорить.

— Когда?

Лиза взглянула на часы и прикинула время в дороге.

— Через сорок минут я буду у тебя.

— Полагаю, — Пчёлкин, судя по всему, постепенно приходил в себя. По крайней мере, голос его креп с каждым произнесенным словом, — спрашивать про наличие у тебя адреса глупо?

— Правильно полагаешь, — сухо отрезала Черкасова и повесила трубку. У неё была лишь одна причина, по которой она пошла на такие шаги, и причина эта сейчас ушла домой, приходить в себя от пережитого стресса и испуга.

***

Несмотря на наличие водительского удостоверения — Артур позаботился в своё время и об этом — сама она машину не водила никогда. Липкий ужас охватывал её каждый раз, когда приходилось касаться руля и чувствовать педали. Наверное, это были последствия аварии. Лиза прекрасно помнила свои истерики после выписки из больницы, когда ей приходилось просто находиться в автомобиле. Страх прошёл лишь со временем. Но водителя из девушки так и не получилось.

Как ни странно, он ждал её на улице, у подъезда. Было ещё светло, и потому его фигуру она заприметила ещё издали. Сердце сделало кульбит, и на пару мгновений девушка даже остановилась, словно ища в себе силы подойти к курившему у подъезда молодому человеку. Он обернулся, услышав за спиной стук каблуков, и тут же выкинул бычок в урну.

— Полагаю, о теме разговора ты уже догадался? — без предисловий начала Лиза, остановившись в паре шагов от того, кто нарушил спокойное течение её жизни вновь. Он вдруг улыбнулся и сумел обескуражить её всего лишь одним словом.

— Привет.

— Привет, — она ожидала от него, чего угодно, но никак не лёгкого приветствия. Словно ничего не было.

— Что, поделилась с тобой Людочка? — получив ответное приветствие, Пчёлкин удосужился-таки перейти к теме разговора. И постепенно взгляд его синих глаз наливался каким-то холодом, становился колючим.

— Вы бедную секретаршу чуть до ручки не довели своей выходкой. Ладно, у вас с Артуром какие-то тёрки, девчонка при чём здесь? — она старалась держаться как можно более отстранённо и деловито. Но получалось не ахти.

— Это было что-то типа производственной необходимости, — Пчёлкин чуть отвернулся, стараясь не смотреть Лизе в глаза. — Не забывай, что я теперь имею к фирме непосредственное отношение.

Черкасова мучительно и протяжно вздохнула, хлопнув себя по бокам. Вопросы сами сорвались с её губ.

— А если бы на её месте я была, а? Ты бы и на меня так же накинулся, наплевав на всё?

Это подействовало: он вдруг повернулся к ней и одарил столь тяжёлым и злым взглядом, что на какой-то миг девушке показалось, что она, должно быть, сказанула лишнего. Но слово — не воробей…

— Никто бы твою Людмилу насиловать не стал. Все всё контролировали. Нам и без того проблем хватает. А твой Артур подослал к нам человека, который подстроил покушение на Сашу. И можешь считать, что он сам себе приговор подписал.

Ушат ледяной воды. Вот, что напомнили ей его слова, произнесённые с небывалой злобой и холодностью. Но как? Неужели это правда? Ведь не могло быть, чтобы Артур был способен на такое зверство…

— Ты шутишь, — голос её вдруг осип настолько, что слова сорвались с губ тихо-тихо. Но он их все равно услышал, и в ответ нервно хмыкнул. Только сейчас она, повнимательнее всмотревшись в его лицо, заметила ссадины на некогда родных губах. А ведь на свадьбе этого не было, она точно помнила.

Пчёлкин тем временем закурил. Несколько секунд они оба молчали, а когда он заговорил, то голос его был уже куда более спокойным и словно каким-то усталым. Да и взгляд заметно потух.

— Мы подарили им квартиру на Котелке, а перед дверью кто-то установил растяжку с лимонкой. Хорошо, что Саня вовремя заметил и успел её на лестницу кинуть, иначе бы оба подорвались, вместе с Ольгой. О квартире знали немногие, сначала вообще на меня подумали, потому что я ключи дарил, — молодой человек коснулся пальцами губ, и Лиза поняла, что была права — ссадины были связаны с покушением. — Потом уже падлу вычислили.

— И как вы поняли, что это человек Артура?

— Больше некому, — этот ответ вызвал у Черкасовой усмешку, но молодой человек остался серьёзным. — Это на самом деле так.

Девушка сложила руки на груди и посмотрела куда-то за спину Пчёлкина. Покачнувшись на невысоких каблуках, она порывисто вздохнула, но это не помогло сдержать предательские слёзы, которые выступили на глазах.

— Что же я тебе сделала-то такого, а? Ведь это ты всё… ты ребят на нас натравил.

— Ты ещё скажи, что Артур — жертва обстоятельств.

— А так и есть. Я его не оправдываю, но вас никто не звал и не просил приходить в его фирму.

Она стояла перед ним, опустив голову и словно думая о чём-то своём. Она пришла сюда, чтобы защитить Людмилу, но такого ли поворота событий она ожидала? Нет, точно не такого. Ей никак не верилось в то, что Артур был способен на такое. Она не понимала, почему всё обернулось именно так.

— Господи, — она взглянула в его синие глаза и вздохнула столь тяжело, что он не смог спокойно продолжать курить. Влага в её глазах била током и словно пронзала насквозь. — Ну вот зачем ты опять появился, а? Кто тебя просил?

Он опустил голову и обессилено рассмеялся. Очередной окурок полетел в урну, но в этот раз даже не долетел до неё, упав на асфальт.

— Я не знаю, — он взглянул на неё и осторожно коснулся кончиками пальцев её руки. Он увидел, как она вздрогнула, но почему-то не отошла. Сглотнув, он постарался придать голосу твердость, но получилось лишь отчасти. — Я честно старался забыть. Не вышло.

Она взглянула на него, и он вновь коснулся пальцами её ладони. Это лёгкое, почти не ощутимое касание пронзило её, словно током. А внутри всё словно рвалось на мелкие куски. Она помимо воли оказалась меж двух огней, и это медленно сводило с ума, заставляя страдать и чувствовать себя поистине ужасно.

— Пообещай мне, что Людмилу больше никто из вас пальцем не тронет, — она отвела руку за спину и из последних сил взглянула на него, стараясь не давать воли слезам.

— Не тронет. Обещаю, — он кивнул, отозвавшись эхом, и она облегчённо вздохнула.

— Что дальше будет?

— Не знаю. Но Артура теперь из-под земли достанем. Он сам во всем виноват.

Девушка вздохнула.

— А я?

— Это с Сашей решать надо, — Пчёлкин дёрнул плечом. Он явно хотел сказать ей что-то ещё — это было видно невооружённым взглядом. Но она слушать не хотела. Разговор себя исчерпал.

— Ладно, я пойду. Спасибо, что пообещал Люду не трогать.

— Лиз, подожди, — он сделал было шаг навстречу, но она лишь качнула головой и, развернувшись, двинулась прочь, оставив его наедине с теми словами, что так и не были произнесены.

========== 27. Вот это всё — правда ==========

— А зачем ты вообще пришел? Душу мне потравить? Ехал бы уж молча, ничего никому не рассказывая. А то вдруг я возьму, и сдам тебя им?

Она стояла у окна, кутаясь в махровый халат и с плохо скрываемым гневом глядя на сидевшего за столом Артура. Сегодня он пришёл к ней в последний раз. Чтобы проститься. И это сводило с ума их обоих. Лапшину не хотелось бросать девушку на произвол судьбы, но иного выхода у него не было — не брать же её с собой в Дюссельдорф, в который он срочно бежал, отдавая родной «Курс-Инвест» в полное распоряжение Пчёлкина и его компании. А, если не бежать, то его через пару дней закопают в ближайшей лесополосе, как это произошло с парнишкой Каверина, который подложил гранату под дверь бригадира. Он бы ни за что не согласился на эту операцию, если бы Каверин не давил на него, подбивая раз и навсегда расквитаться с Беловым.

— Не говори ерунды. Я доверяю тебе безоговорочно.

— Да? Но ведь, тем не менее, не говоришь, куда именно улетаешь, — она прищурилась, отчаянно пряча за этой гримасой выступившие на глазах слёзы. — И вообще, почему ты теперь-то сдался? Жареным запахло, и проще стало пойти на попятную, не отвечая за свои поступки?

Глупая. Она ведь даже не представляла истинных масштабов случившегося, и подумать не могла, какова истинная сила бригады Белова. Это Артур понял только сейчас, услышав столь наивный вопрос про попятную.

Лиза стояла у окна и смотрела куда-то в небо. А на самом деле, в никуда. Внутри всё рвалось на кусочки. Ей было страшно и одиноко, словно он уже уехал, словно он не сидел сейчас за столом буквально в паре метров от неё.

— Лиз, — Артур поднялся и подошёл к девушке. Впрочем, та даже не пошевелилась — так и продолжила стоять, словно статуя, прижав кулак к губам, — если я этого не сделаю, то твой же мужчина меня на куски порвёт. Ты же знаешь, как они меня прижали. За дело или нет, значения не имеет.

Наконец, она всё же нашла в себе силы обернуться. Слова, произнесённые Лапшиным, больно резанули слух и привлекли рассеянное внимание девушки.

— Он не мой мужчина.

Артур хмыкнул — как-то невесело, с нотками печали — и взял Лизавету за руку. Поднял тонкое запястье на уровень глаз.

— А это тогда как же?

Золотой браслет скользнул ниже, к локтю, защекотав кожу, и девушка помимо воли передёрнулась. Часто заморгав, она отчаянно попыталась пересилить выступившие на глазах слёзы. Она не снимала его ни разу. Лишь тогда, годы назад, в больнице, её насильно разлучили с украшением, и до сих пор был свеж в памяти её страх за побрякушку, которую легко могли прикарманить медсёстры. Но браслет словно был её талисманом и никуда не делся, несмотря на свою огромную стоимость — так и лежал всё время на складе, вместе с её одеждой, дожидаясь свою хозяйку.

— Опять скажешь, что замок сломался? — Артур печально усмехнулся и отпустил руку. Его подавленность была очевидной. Сколько раз он пытался стать заменой ему, и всё было напрасно — она не желала забывать…

Слеза скользнула по щеке Лизаветы, и она резким движением вытерла влажную дорожку.

— Прости меня.

Артур пожал плечами, стараясь придать своему виду хоть какой-то намёк на беспечность. Выходило из рук вон плохо.

— Да ладно. Я ведь знал тогда, на что иду. Всё надеялся на что-то, думал, что вечного ничего не бывает, что поплачешь и забудешь. Знаешь, я ведь ради тебя всё, что угодно, готов был сделать.

Лиза зажала рот ладонью и заплакала, обессилев от попыток сдержаться. Артур обнял её, и она уткнулась в его плечо, больше не скрывая слёз. Она столько времени издевалась над человеком, который искренне любил её, который выдернул её из депрессии и той ямы, в которой она находилась. Издевалась, будучи не в силах подарить ему взаимность.

— Ты помнишь, что тебе волноваться нельзя? — он мягко потрепал её по плечу, заставляя отвлечься от мыслей.

— П-помню…

— Вот и успокойся, — Артур первый разомкнул объятия и взял со спинки стула пиджак. Затем усмехнулся. — Может быть, мы с тобой ещё встретимся. Через много лет. Ты уже замужем будешь, ребёнка мне своего покажешь.

Последняя фраза вызвала вымученную полуулыбку.

— Ты ведь знаешь всё про детей.

— Знаю.

— А зачем тогда говоришь? — Черкасова вытерла слёзы и шмыгнула носом.

— Их ещё усыновляют, если ты забыла, — Артур сделал шаг навстречу ей и поцеловал девушку в лоб. Встреча подошла к концу. Попрощаться с ней он мог лишь так. — Пока. Не провожай, я захлопну дверь. И не забудь все бумаги подготовить, тебе в больницу завтра, если ты вдруг забыла.

Он улыбнулся — натянуто, печально — и вышел в коридор, оставив её наедине с самой собой и запахом дорогого мужского одеколона, витавшим в воздухе. Хлопнула входная дверь, и девушка заплакала вновь, постоянно всхлипывая, и медленно сползла на пол, опустившись прямо на линолеум и обхватив колени руками. Он помнил даже про врача. Про эти чёртовы обследования раз в полгода. Он заботился о ней так, как не заботился никто и никогда, а она… что она дала ему взамен? Понимание того, что все его старания напрасны? Хороша благодарность… Осознание того, что всё случившееся с Лапшиным, его фирмой и привычной жизнью, случилось из-за неё, пришло слишком поздно.

Девушка с трудом поднялась с пола и подошла к окну. Чёрная Волга, взвизгнув шинами, рванула с места, ловко покинув небольшой двор её дома. Вот и всё. Жизнь напоминала книгу, и очередная страница была прочитана и перевёрнута. А что будет на следующей, неизвестно…

***

Один из двориков города Горький уютным светом уличных фонарей освещал деревья и детскую площадку, одну из лавочек которой заняла пара. Со стороны могло бы показаться, что эти двое вместе уже много лет, но, если прислушаться к их разговору, становилось понятно, что всё совсем не так.

— И что мне делать надо будет?

— А что бухгалтера делают обычно? Текучие бумаги, дебет, кредит, сопоставление расходов с доходами… Обычная волокита с бумажками и цифрами — как раз то, что ты так любишь.

— Уже успела разлюбить.

— С чего это?

Девушка тряхнула собранными в хвост волосами.

— Институт здесь дерьмовый, с моим прежним не сравнится.

— Так переводись обратно, я помогу. Экстерном сдашь всё и диплом пораньше тебе выправим.

Лиза с подозрением взглянула на Артура, рука которого лежала у неё на плече, и нахмурилась.

— А так разве можно?

— Нельзя. Но я сделаю. Мне нужен специалист, и я знаю, что ты это потянешь.

— Зачем тебетакой геморрой нужен? Взял бы по объявлению — сейчас знаешь, сколько спецов свои места теряет?

Артур крепче обнял девушку и посмотрел ей в глаза. Нет, совсем не та она сейчас… Совсем сломалась девчонка…

— Хочу тебя попробовать из всего этого дерьма вытащить. Ты здесь совсем загниёшь, а будешь работать, отвлечёшься.

— Это в Москве-то? В одном с ним городе? — Лиза отвела взгляд и протяжно вздохнула. Лицо её сейчас напоминало лицо старухи — хмурое и бледное.

— Москва большая. Шансов вашей встречи практически нет, поверь мне.

Черкасова пожала плечами, и ни один мускул не дрогнул на её измученном лице.

— Ну, давай попробуем. Может, что и получится…

***

…Нелюбовь ко всякого рода домашней работе проявилась в ней с того самого момента, когда пришло понимание — домохозяйка из неё не ахти. Но квартира требовала, и приходилось вопреки нежеланию вооружаться тряпкой и ведром воды, дабы избавлять пол от пыли и грязи, нагло забивавшейся в самые потаённые уголки. Гадость.

Всего пара часов прошла с момента прощания с Артуром. Всего несколько часов, которые показались целой вечностью. Уборка была затеяна лишь с одной целью — хоть как-то отвлечься. Зарёванное и опухшее лицо не позволяло пойти гулять, да и желания одеваться не было — куда как удобнее было в домашнем пушистом халате.

Сдув налипшую на лоб прядь волос, Лиза разогнулась и осмотрела паркет в коридоре. Ладно, сойдёт. Всё равно гостей ожидать не приходилось — Пётр погряз в делах Конторы, а Людочка, которая не пожелала покинуть родной «Курс-Инвест», сейчас наверняка восседала за компьютером, борясь с Принцем Персии. Перехватив ведро с мутной водой и купавшейся в ней тряпкой, Лизавета двинулась в ванную. Но, стоило ей включить воду, как раздался звонок в дверь. Пришлось выругаться сквозь зубы и, наспех вымыв руки, оставить опустошение ведра на потом. Соседка, наверное, пришла. Опять соли не было. Или мама, она как раз обещала заехать в гости, но что-то так и не позвонила, чтобы сообщить о приезде.

— Ты?! — распахнув дверь, девушка отчаянно пожалела о том, что так и не научилась смотреть в глазок. Чёртов советский менталитет — человек человеку друг и товарищ. Стоило бы уже научиться перестраховываться.

— Пустишь? — взгляд синих глаз скользнул по точёной фигурке, закутанной в один лишь халат, и лишь потом сфокусировался на некогда родном лице.

Лизавета не хотела его пускать. Но что было делать, разговаривать на лестничной клетке? Весь его вид говорил о том, что просто так он отсюда не уйдёт. Пришлось молча посторониться, навесив на лицо гримасу крайней степени недовольства его визитом.

Пчёлкин прошел в коридор и осмотрел убранство квартиры. Не ахти, конечно, но и не совсем плохо. Сразу видно, что снимала клетушку — больно уж обстановка строгая. Зато чисто и опрятно.

— Надеюсь, что ты по делу, — произнесла Черкасова, взглянув на своё отражение в коридорном зеркале и вытащив из уголка глаза выпавшую ресничку, — потому как у меня ни времени нет, ни желания на долгие беседы с тобой.

— Да, я по делу, — молодой человек кашлянул, пропустив грубость мимо ушей, и полез во внутренний карман зелёного плаща. Вынув на свет белый конверт, он повертел его между пальцев, про себя отметив, что взгляд бывшей девушки хоть немного, но потеплел. Женское любопытство, слава ему. — От Саши, он просил передать тебе это.

— Да? — Лиза сложила руки на груди и кивнула на конверт. — И что там?

— Путёвка. В санаторий в Подмосковье. На две недели. Сказал, типа, кадрам надо дать отдохнуть, прежде чем вводить их в новый темп работы.

Девушка усмехнулась и закатила глаза.

— Значит, вы меня не увольняете, что ли?

— Не говори ерунды, — Пчёлкин вздохнул. — Мы бы тебя пальцем не тронули в любом случае.

Лицо. Странное у неё было сейчас лицо. Какое-то припухшее, и глаза блестели не очень-то здорово…

— Ты плакала, что ли?

Этот вопрос, закончивший его речь, вызвал у девушки новую усмешку, хотя внутри и дрогнуло что-то. Главное, не проговориться о том, что Артур недавно был у неё.

— Какая тебе разница? Оставь конверт в комнате и до свидания.

Она произнесла эти слова тихо и неуверенно, но наплевала на это, двинувшись в ванную. Плеснув в лицо холодной воды, взглянула на себя в зеркало и невольно передёрнулась. Да уж, надо было быть совсем слепым, чтобы не увидеть таких следов рыданий. Неудивительно, что он это заметил. Ещё пара пригоршней воды пусть и немного, но исправила ситуацию, и Лиза вышла в коридор чуть более бодрой, чем до этого.

Он ошивался в комнате. Собственно, она и не рассчитывала на то, что он её послушал и ушёл. Глупо, она слишком хорошо знала его когда-то, чтобы знать наверняка его теперешний характер. Зелёный длинный плащ, небрежно смятый, валялся в кресле, а сам Витя Пчёлкин стоял у окна, что-то читая. Даже глядя ему в спину, Лизавета поняла, что что-то не так. Протяжный вздох помимо воли вырвался из груди.

— И что ты там нашёл?

Он обернулся, и девушка тут же похолодела. В руках молодой человек держал толстую папку. Ту, что она приготовила по последнему наказу Артура с час назад, и так опрометчиво оставила лежать на письменном столе. Её справки и медицинские заключения, необходимые для осмотров…

— Дай сюда, — вмиг осипшим голосом потребовала Лиза, и, сделав несколько шагов навстречу Пчёлкину, выхватила документы из его рук. Несколько справок выпали на пол, и он ловко схватил их ещё в воздухе. Он видел шок в её глазах, но сам сейчас был изумлён не меньше. Даже будучи полным профаном в медицине, можно было понять, что от той Лизы, которую он знал когда-то, теперь осталась лишь оболочка.

— Это что такое? — он старался говорить как можно спокойнее, но голос его всё равно дрожал. Лиза недобро прищурилась.

— Мама тебя не учила, что в чужих вещах обычно не роются?

Она протянула было руку, чтобы отобрать у него справки, но он спрятал их за спину — по-детски, но его это не волновало. Она выпрямилась, потерпев фиаско, и взглянула в его глаза, преисполненные тяжестью, каким-то страхом и ожиданием. Стало гадко: должно быть, она чувствовала бы себя сейчас куда более комфортно, если бы стояла перед ним абсолютно голая, чем вот так вот — зажатая в угол немым требованием комментариев.

— Лиза, — он взял её за локоть и заглянул в глаза. И та вздохнула, опустив голову.

— Ну, что ты хочешь услышать? Что?

— Правду.

Девушка высвободила свою руку и прищурилась, взглянув на Пчёлкина.

— Правду? Ну, слушай. Вот это всё — правда. После той аварии я без малого месяц провалялась в коме. У меня была тяжёлая черепно-мозговая травма, и это дало свои последствия. Врачи не давали радужных прогнозов, но я кое-как выкарабкалась, и поэтому раз в полгода прохожу кучу обследований, — с каждым словом злоба на любопытство Пчёлкина проходила, уступая место жалости по отношению к самой себе. С каждым словом голос Лизы слабел и тих, терял нотки раздражённости. Обхватив себя руками, девушка подошла к окну. Не глядя на молодого человека, она даже забыла о тех бумажках, что он держал в своей руке. — Знаешь… если говорить простым языком, а не медицинскими терминами… Я вряд ли доживу до сорока лет. Я не смогу выносить и родить ребёнка. Если я забеременею… — тяжкий вздох вырвался из груди, и на глазах выступили слёзы. Невольно вспомнились одни из последних слов Артура, сказанные ей, — то беременность должна будет быть прервана. Мне противопоказаны стрессы. Я в любой момент могу заработать инсульт и умереть. Просто идти по улице, упасть и не встать больше… — девушка оттеснила Пчёлкина от стенки и открыла секретер. На полках аккуратными рядами стояли многочисленные баночки и коробочки. — Вот это — мой ежедневный рацион. Доставать их очень сложно, да и дорого. Работа в «Курс-Инвесте» позволяет мне оплачивать всё это. Мне двадцать один год, а организму за пятьдесят, — Лиза посмотрела на Пчёлкина, и не узнала его — он напомнил ей побитую собаку. Исподлобья он смотрел на неё, и весь его вид кричал о том, что он не мог поверить в услышанное. Молча он протянул ей справки и сделал несколько шагов, оказавшись вне зоны её видимости. Лиза отвернулась к окну и посмотрела в чистое небо. Прижавшись лбом к холодному стеклу, девушка прикрыла глаза и позволила одинокой слезинке скатиться по щеке. Долго стояла она неподвижно и, казалось, даже не дышала, полностью отдавшись собственным мыслям. Жалея саму себя. Казалось, целая вечность прошла, пока она не нашла в себе сил повернуться.

Он не ушёл. Он сидел на диване, вцепившись руками в светлые волосы и растрепав их. Сидел, опустив голову и закрыв глаза. Он хотел умереть прямо сейчас.

Лизавета подошла к нему и молча посмотрела сверху вниз. И он почувствовал на себе её взгляд.

— Скажи, что это неправда, — голос его прозвучал хрипло и вызвал приступ рыданий; девушке пришлось до боли закусить губу, чтобы не взвыть.

— Ты… ты сам все видел. В бумагах.

Сволочь. Что он наделал?! Она стояла перед ним, привыкшая жить с мыслью о том, что каждый день мог стать для неё последним, и плакала, своими слезами словно пытая его. Как же так? Почему это именно с ней произошло?

— Лиза…

Сорвавшись с дивана, он упал перед ней на колени. Он не мог поднять головы, чтобы взглянуть ей в глаза. Не хватало сил. Он, недавно убивший человека, стоял на коленях перед простой девушкой, не в силах произнести хоть слово. Мысленно моля всех богов о том, чтобы она нашла в себе силы простить его когда-нибудь. Ведь всё это сделал он, своими же руками. Он изувечил её раз и навсегда, и на самом деле, не заслуживал никакой милости. Он так любил её, так крепко держал, что сломал. Во всём этом виноват лишь только он.

Черкасова стояла, осунувшись и внешне постарев лет на десять. Руки её подрагивали, а внутри всё переворачивалось от боли. Он — бандит, стоявший перед ней на коленях — пробуждал в ней чувство жалости. И к самой себе, и к нему тоже.

— Ведь это должно лечиться, — проговорил он, обхватив её за бедра. Эти слова прозвучали для неё так наивно, что заставили улыбнуться. Он, словно утопающий, хватался за последние ниточки.

— Если бы это лечилось, то я была бы сейчас в какой-нибудь клинике. По-моему, логично.

Он выдохнул куда-то в ткань халата, и в животе предательски потяжелело. Она даже испугалась такой реакции организма на его простой вздох. Пришлось прикрыть глаза, чтобы успокоиться. Она видела его раскаяние, оно исходило от него и казалось осязаемым. Но ему не хватало мужества произнести эти слова, которые всегда тяжело озвучить, когда чувствуешь свою вину.

— Витя, встань, — девушка провела пальцами руки по его светлым волосам. Сейчас они, несмотря на свою длину, были намного короче, чем тогда, три года назад. Так непривычно… Он не пошевелился, и пришлось выдавить слабую улыбку. — Встань. Пожалуйста.

Он с трудом поднялся и встал в паре сантиметров от неё. Глядя на него снизу вверх, она не узнавала молодого человека — столь жутко он сейчас выглядел, осунувшийся и мрачный. Ненависть к самому себе была очевидной.

— Вот видишь, как бывает, — стараясь справиться с предательскими слезами и скрыть дрожь в голосе, тихо произнесла Лизавета. — Тебя деньги сломали, а меня…

— А тебя – я, — прохрипел Пчёлкин. Взгляд его упал на её руки, и Витя нахмурился ещё сильнее, увидев блеснувший на свету браслет. Она до сих пор носила его. И как раньше он этого не заметил? Должно быть, одежда тщательно скрывала побрякушку. На душе стало ещё гаже.

— Нет, — Черкасова опустила голову и покачала ею, — не ты. Я не знаю, что, но не ты. Не казни себя, всё ведь уже случилось, и ничего не исправить…

Слезинка скатилась по щеке и упала на паркетный пол. Лиза вытерла влажный след рукой и прерывисто вздохнула. И не оказала ни малейшего сопротивления, когда Пчёлкин взял её за подбородок и коснулся губами её губ. Он сделал это так, как никогда: никогда, ни разу за год их былых отношений, поцелуй не был настолько осторожным и нежным. Он по-прежнему любил её, и в эту ласку старался вложить всё, на что не хватало смелости подобрать слова. Он изучал эти некогда родные, такие податливые и мягкие губы, не обращая внимания на почти полное отсутствие какой-либо реакции. Она просто стояла в его объятиях, позволяя целовать себя, и ничего не предпринимала. Но и не отталкивала, и этого уже было много для него. Предательское желание начало зарождаться в паху, и он с трудом сдерживал себя, чтобы не сделать лишних движений, чтобы не спугнуть девушку. Тепло её тела, такого знакомого, сводило с ума, но он держался, ограничиваясь лишь поцелуем, полным самых разных чувств. Но она не отвечала…

— Вить, пусти меня, — стоило ему на мгновение прервать ласку, как она тут же горячо шепнула ему в губы слова, которые он так не хотел слышать. Руки её лежали на его плечах, но её попытка отстраниться не возымела эффекта.

Звук открываемой двери отрезвил обоих — Пчёлкин даже не сразу понял, что именно случилось. А вот девушка в его руках панически вздрогнула.

— Отпусти же, — она повысила голос, и ему пришлось повиноваться. Лиза отскочила от него в самый последний момент: пара секунд, и в комнату вошла…

Алла Дмитриевна замерла на пороге комнаты, растерянно глядя то на дочь, то на гостя, которого ну никак не ожидала увидеть здесь. Лицо женщины вытянулось, и не сразу она сумела совладать с изумлением и шоком. Её дочь стояла, стараясь не пересекаться с матерью взглядом, а Витя Пчёлкин растерянно растрепал волосы.

— Здравствуйте, Алла Дмитриевна.

— Здравствуй, Витя, — женщина кивнула молодому человеку, и тот, схватив валявшийся в кресле плащ, вихрем вылетел из комнаты, напоследок кинув в сторону Лизы какой-то странный взгляд. Через полминуты хлопнула входная дверь, и девушка громко выдохнула, чем вызвала у Черкасовой-старшей ещё большее удивление. — Что… что у вас тут произошло?

Лизавета не ответила — молча она прошла к столу и сгребла разбросанные по столешнице бумаги и справки в более или менее ровную стопку. Даже с расстояния комнаты Алла Дмитриевна заметила, как подрагивали руки дочери, как весь её вид говорил о крайней степени подавленности.

Чувствуя на себе пристальный взгляд матери, Лиза смахнула со стола невидимые крошки и больше не смогла сделать ничего такого, чтобы оттянуть ответ на вопрос, висевший в воздухе. Силы словно выкачали окончательно, и девушка медленно опустилась на стул, простонав полным слёз голосом:

— Ох, мамочка…

Комментарий к 27. Вот это всё — правда

========== 28. Я люблю тебя с семнадцати лет ==========

Подмосковный санаторий оказался воплощением самых смелых фантазий и желаний обычных советских обывателей. Сосновый бор, родник с чистейшей водой, свежий воздух — все это действовало столь благоприятно, что уже через какие-то пару дней Лизавета благополучно справилась с пережитым накануне стрессом. Не каждый день выворачиваешь наизнанку душу, тем более, перед тем, кто когда-то был самым родным. Но смена обстановки пошла на пользу, и по прошествии недели Лизу было не узнать — из забитой стрессом и переживаниями девчонки она вновь превратилась в симпатичную и свежую девушку, внешний вид которой ну никак не говорил о том, что пришлось ей пережить за довольно малый промежуток времени.

Массажист знал своё дело: после каждого его сеанса она словно воскресала всем телом. И сейчас, когда тело изнывало от приятной неги, было самое время уйти в номер и вздремнуть. Собственно, всё, что она делала вот уже седьмой день подряд: ходила на процедуры, ела и спала. И такой распорядок дня её более чем устраивал.

— Здравствуйте, Елизавета Андреевна, — вышколенная администратор дежурно улыбнулась и тут же протянула девушке ключ с брелоком. Откровенно говоря, абсолютно всё в санатории было идеальным, даже персонал, явно где-то обученный и заточенный на работу с людьми.

— Здравствуйте, — Лиза кивнула и ответила такой же ничего не значившей улыбкой. Забрав со стойки ключ от номера, она уже хотела было двинуться в сторону лифта, как администратор, перегнувшись через стойку, шепнула:

— Елизавета Андреевна, вас тут спрашивали.

— Кто?

Девушка кивнула куда-то вперёд, и Черкасова обернулась. Его она могла бы узнать даже со спины. Пчёлкин сидел в кожаном кресле, изучая какой-то журнал, и был слишком увлечён, не обращая ровным счетом никакого внимания на сновавших туда-сюда в холле людей.

— Он давно уже сидит, с час примерно, — всё так же, шёпотом, прокомментировала картину администратор.

Лизавета молча кивнула, и девушка поспешила продолжить свою работу. Черкасова же машинально поправила халат и, глубоко вздохнув, двинулась в сторону молодого человека.

— Привет, — она окликнула его, улыбнувшись столь легко и непринуждённо, что повергла его, отвлёкшегося от журнала, в настоящий шок. Он ожидал увидеть её любой, но явно не такой счастливой, спокойной, и… красивой. Её длинные русые волосы, отчего-то влажные, отсутствие какого-либо намека на макияж, лёгкая улыбка, спокойствие и тепло, которое источало всё её тело — всё это обескураживало его. Изумлённый, он даже вскочил на ноги и осмотрел Лизу с ног до головы, чем вызвал лёгкий смешок.

— Ты прекрасно выглядишь, — пробормотал Пчёлкин, неотрывно глядя на девушку. Та сделала глубокий вздох и посмотрела на него снизу вверх. Как же красиво блестели её глаза…

— Воздух свежий, — она пожала плечами и опустилась в кресло. Он ожидал от неё чего угодно: усталости, злости, нежелания даже видеть его. Но она улыбалась, и он, всю неделю не находивший себе места после того ужаса, который узнал о ней, был поистине изумлён. Два дня он глушил ненависть к самому себе алкоголем и даже не собирался ехать сюда — это Белов заставил его, буквально требуя проверить, как там поживала бухгалтер. Только теперь он понял, почему сюда не послали Космоса или Фила.

Лизавета закинула ногу на ногу и откинулась на спинку кресла. Растерянность во всём виде Пчёлкина почему-то веселила её. Отдых подействовал на неё столь благотворно, что она и не думала уже обо всём, что случилось не так давно. Ей было хорошо, а всё остальное заботило мало.

— Глаза сотрёшь, — она даже рассмеялась, поняв, что он не сводил взгляда с её фигуры. Молодой человек откашлялся и опустился в кресло напротив неё. Надо же, она смогла его смутить.

— Как ты тут?

— Нормально. Саше передай мою благодарность — не думала, что в санаториях бывает так хорошо.

— И что же такого хорошего? Сон по расписанию и электрофорез?

Лизавета рассмеялась вновь. Её смех отчего-то резал ему слух. Должно быть, он отвык слышать от девушек, с которыми общался, именно такого смеха — чистого, лёгкого, и, главное, искреннего.

— Типа того.

Её расслабленность постепенно передавалась и ему — напряжение уходило, и ему на смену приходили черты, более присущие Вите Пчёлкину: наглость и развязность.

— А номер как?

Такого Черкасова ну никак не ожидала. Намёк был прозрачнее стекла, и теперь стало очевидным вот, что: Пчёлкин справился-таки со своим внутренним напряжением. Девушка покачала головой и со звоном положила на журнальный столик ключ.

— Пойди и посмотри. А я тебя пока здесь подожду.

Не взять ключ было бы некрасиво. Она его обыграла. Молодой человек прищурился, взглянув на бывшую девушку, и, взяв-таки колечко с брелоком, поднялся с кресла.

— Я ведь пойду.

— Да бога ради. Потом впечатлениями поделишься.

Закатив глаза, Пчёлкин нарочито вальяжной поступью двинулся к лестнице, чем привлек внимание девушки-администратора. Краем глаза Лизавета заметила на себе любопытный взгляд служащей, но виду не подала, предпочтя отдаться изучению глянцевых изданий, небрежно разбросанных по столику.

***

…Она сидела в холле уже битый час, и начала всерьёз раздражаться. Что он там, заснул, что ли? Уже даже рецепция успела сделать пересмену, а она всё так и сидела, словно собачка, в ожидании, когда же чёртов Пчёлкин соизволит спуститься в холл! Злоба на нежданного гостя накатила очередной волной, и девушка, наплевав на всё, резко встала с кресла. В конце концов, что он там такого делал-то?! Это уже просто неприлично. Хотя, о каком приличии можно было говорить, когда речь шла о Вите Пчёлкине?..

Он был в номере. Сидел в комнате, освещаемой лишь торшером, развалившись в прикроватном кресле, и читал книжку. На мгновение повернувшись в сторону вошедшей в комнату девушки, он вновь переключил всё своё внимание на томик, который держал в руке.

— «Резкая, невероятной силы судорога наслаждения прошла по её телу; толчки следовали один за другим, и это стало для неё мучительно-сладкой пыткой, потом зверь ослабел, ритм замедлился и, наконец, по её бедру потекла струйка липкой жидкой массы. Ноги её расслабились, соскользнули вниз и опустились на пол».{?}[Марио Пьюзо «Крестный отец»]

Черкасова рассмеялась и сложила руки на груди. Ну конечно же, из всей книги он выбрал именно этот отрывок, чтобы прочесть его вслух, ничего удивительного.

— Это самое начало, я его уже читала.

Он вновь обернулся, посмотрел на неё, затем отложил книгу на прикроватную тумбочку и встал. Окинул комнату придирчивым взглядом.

— А здесь довольно недурно.

Лиза опёрлась плечом о стену и тряхнула волосами, которые уже почти высохли. Всю жизнь они доставляли ей кучу проблем из-за своей пушистости и длины, но отрезать сокровище девушка даже не думала, и потому после больницы снова отрастила их практически до былой длины.

— Вить, ты явно хочешь поговорить. Так говори, я тебя слушаю.

Молодой человек промолчал и отошел к окну. Оперевшись о подоконник, он выглянул на улицу: собирались тучи, должно быть, дождь зарядит на всю ночь… Проклятье, почему он думал о чёртовой погоде вместо того, чтобы говорить?! Ради этого ведь ехал сюда! Руки непроизвольно сжались в кулаки, делая ненависть к самому себе, окутавшую его волной, очевидной.

— Прости меня.

Она вздрогнула и подобралась, во все глаза глядя ему в спину. Не таких слов она ждала от него, никак не таких. Она ждала чего угодно: шуточек, привычной развязности, чего угодно, но не этого…

— Что ты сказал?

Пчёлкин развернулся, и, в пару шагов сократив расстояние между ними, схватил девушку за плечи.

— Лиз, я всё знаю. Я сволочь и мразь, я… я должен валяться у тебя в ногах всю оставшуюся жизнь. Я даже не имею права просить у тебя прощения, потому что я его не заслуживаю, — Витя ткнулся лбом в лоб Лизаветы. Она смотрела на него неотрывно, но вырваться не пыталась, и этого уже было предостаточно. Выдохнув, молодой человек продолжил: тише и оттого проникновеннее: — У меня было три года, чтобы все забыть, чтобы найти кого-то… Я пытался. И не смог.

Лиза открыла было рот, чтобы что-то ответить, но он не дал ей этого сделать, буквально перебив и продолжив свою речь — сбивчивую и рваную. Он так долго готовил её, но сейчас все нужные слова словно ветром сдуло. Он так и говорил — продолжая прижиматься к ней лбом и глядя в сверкавшие в полумраке серые глаза.

— Всё, что с тобой произошло, произошло из-за меня. Я знаю это. Из-за меня погиб Юра, из-за меня ты осталась изувеченной. Я сам, своими руками сломал самое дорогое, что у меня было. Если бы ты только знала, как сильно мне хотелось порой сдохнуть. Лиз… если у меня есть хотя бы один шанс из миллиарда, я его использую. Я всё готов ради тебя сделать.

Девушка слабо пошевелилась в его руках, и он ослабил хватку, выпуская её и позволяя отойти на пару шагов назад. Во все глаза она смотрела на него — того, кто когда-то был самым родным и близким; того, кто так круто изменил её жизнь однажды; того, кто сейчас ненавидел самого себя за всё, что сделал ей. Она смотрела на него и не знала, что ответить.

— Знаешь… — кое-как совладав с собой, Лизавета вздохнула и придала голосу как можно больше лёгкости. — Попробовал бы ты всё-таки ещё раз и поискал бы себе кандидатуру получше. Я — не та, кто тебе нужен.

— А откуда ты знаешь, что для меня лучше?

Он отвернулся и отошёл к туалетному столику, на ходу рывком расстегнув верхнюю пуговицу чёрной рубашки, а затем опёрся руками о столешницу: ему явно не хватало воздуха. Протяжно вздохнув, низко опустил голову. Его движения говорили лучше слов, и она прекрасно понимала, что творилось у него на душе. Лиза вздохнула и посмотрела на него; взгляд её зацепился за что-то, блеснувшее сквозь расстегнутую рубашку. Девушка подошла к Пчёлкину и коснулась рукой его плеча, а когда молодой человек обернулся, невольно ахнула: цепь. Та самая цепь на его шее. Её цепь, её подарок на его восемнадцатый День рождения. Внутри всё потяжелело, налилось свинцом. Судорожный вздох вырвался из груди, и Лизавета дрожащими пальцами коснулась горячего металла. Он следил за каждым её движением и скрипнул зубами, когда она случайно провела пальцем по его ключице.

— Я люблю тебя с семнадцати лет.

Она взглянула на него и не нашлась, что ответить. Тяжесть в животе стала невыносимой; она была в шаге от того, чтобы сдаться. Она впервые слышала от него такие слова, впервые слышала признание в любви. Еще во времена их отношений он предпочитал действие слову. Сейчас же он стал совсем другим…

Молодой человек вдруг слабо рассмеялся и покачал головой. Он не знал, что ещё сказать, и находиться в этой комнате, наедине с ней, вдруг стало очень сложно. Внутри всё рвалось на части. Обернувшись, он схватил со спинки кресла плащ и направился в сторону двери, даже не глядя в сторону опешившей девушки.

— Вить! — она окликнула его в самый последний момент. Он замер, не спеша повернуться к ней лицом, и тогда Лиза, глубоко вздохнув, заговорила, стараясь умерить дрожь в голосе. — Так получилось, что у меня в жизни было только два по-настоящему близких мне человека…

Пчёлкин обернулся и взглянул на девушку. Он ждал, и даже в почти кромешной темноте Лизавета могла заметить напряжение в его взгляде. Судорожно вздохнув, Черкасова оперлась спиной о туалетный столик и моргнула, сдерживая слёзы.

— И одного из них уже три года, как нет в живых.

Молодой человек перехватил плащ другой рукой и сделал несколько шагов в сторону Лизы. Сократив расстояние между ними до минимума, он взглянул ей в глаза, и умудрился увидеть в них так много, что никаких слов не хватило бы, чтобы описать этот взгляд. Словно подчиняясь инстинкту, Пчёлкин осторожно, практически невесомо провёл пальцами по щеке девушки.

— А второй? — вопрос прозвучал тихо и хрипло, не так, как он хотел бы.

Лиза неопределённо качнула головой, не сделав ни единой попытки отойти или прервать его касание. И тогда он провел пальцами вниз, к шее и ключице. Девушка прикрыла глаза, шумный вздох вырвался из её груди, и это послужило сигналом. Осторожно, нежно и чувственно он коснулся губами её губ. Плащ с шорохом скользнул на пол, но он не обратил на это никакого внимания; он целовал её так, как никогда раньше — с такой пьянящей нежностью, с такой лёгкостью, что казалось, ещё немного, и она потеряла бы равновесие, одурманенная лаской. Оторвавшись от таких родных губ, он начал изучать её шею, покрывая нежную кожу короткими, едва ощутимыми поцелуями. Шумно выдохнув, она запрокинула голову и сильнее прижалась к туалетному столику, ища в нём опоры. Она проигрывала бой, позволяя своему дыханию учащаться, а ногам предательски подкашиваться. Стараясь справиться с головокружением, она опёрлась руками о лакированную столешницу, и тем самым словно раскрылась перед Витей, прогнувшись в спине. Она сдавалась в его плен, чувствуя горячую волну наслаждения в низу живота. Желание зарождалось в ней всё сильнее, и он почувствовал это — медленно его руки, до этого сжимавшие её талию, двинулись вверх, и, найдя узел махрового халата, с легкостью распутали его. Мгновения — и халат спал с хрупких плеч, отчего бархатная кожа девушки покрылась мурашками. Лиза прерывисто вздохнула, ощутив собственную наготу, и не нашла в себе сил открыть глаза. Истома брала верх над разумом, и она с готовностью принимала это, отдаваясь наслаждению. Витя чуть отстранился и сделал лёгкое движение рукой — от живота до шеи, минуя обнаженную грудь. Первый стон сорвался с родных губ, и это словно свело его с ума, вынудив стиснуть зубы, сдерживая себя. Халат упал на ковёр, и Лиза, лишившаяся одеяния окончательно, прильнула к Вите, словно пряча себя. Грудь коснулась груди, и лишь ткань мужской рубашки служила преградой. Молодой человек коснулся губами искусанных губ Лизаветы и развернулся к кровати, ни на миг не выпуская девушку из своих объятий. Пара шагов — и он мягко опустил её на холодное одеяло. Новый стон вновь помутил рассудок, вновь заставил почувствовать себя сумасшедшим; от губ он медленно перешёл к ключице, груди, животу… Руки его легли на бедра девушки и чуть развели их: теперь, опустившись на неё, он мог почувствовать жар её тела, такой желанный и манящий. Лишь его одежда служила преградой, он понимал это, но не торопился раздеваться; ему нравилась эта игра, нравилось чувствовать её наготу сквозь ткань. Его руки играли с ней, ласкали, не пропуская ни миллиметра. Спустившись ниже, он провел кончиком носа вокруг пупка девушки, а губами коснулся края тонких черных трусиков.

— Витя…

Громкий хриплый стон, сорвавшийся с её истерзанных губ, заставил его сдаться — выпрямившись, он снял рубашку и расстегнул брюки. Трясущейся рукой залез в карман и кинул на кровать блестящую упаковку презерватива. Приоткрыв глаза и приподнявшись на подушке, Лиза проследила за его движениями: взяв предмет защиты, он зубами надорвал фольгу. В этих отрывистых движениях было невероятно много интимного, будоражившего, и потому она приняла его в свои объятия с еще большей горячностью, чем прежде. Резким, но осторожным движением, молодой человек зацепил пальцами её трусики и потянул их вниз, лишая их обоих последней преграды. Обвив ногами его бедра, Лиза подалась вперед, говоря телом больше, чем словами. Шепнув что-то нечленораздельное, Витя начал медленно входить в неё. Горячая. Родная. Снова принадлежавшая ему. Выгнувшись, она прижалась к нему вплотную, помогая двигаться — медленно, осторожно. Это напоминало им обоим их первую близость, которая была, казалось, целую вечность назад… Легкая испарина появилась на бархатной коже девушки, её приоткрытые губы уже пересохли, и у неё даже не находилось сил, чтобы облизать их. Поцелуй исправил ситуацию и ускорил первый стон приближавшегося оргазма. Она потянулась к его губам вновь, позволяя ему ловить каждый её вздох, а затем запустила пальцы в его волосы, и он зарычал, вновь почувствовав себя восемнадцатилетним: никому он не позволял играть со своими волосами, потому что так можно было делать лишь ей. Потому что лишь в её исполнении эта ласка сводила с ума. Постепенно движения ускорились, став более резкими, но не менее пылкими и чувственными. Лихорадочно целуя её, он словно возвращался на три года назад, когда каждая близость была неповторимой и незабываемой. Сейчас между ними не было пропасти длиною в несколько лет, сейчас они вновь были единым целым. Это было не просто единение душ — воедино сплетались души. Длинная ночь принадлежала лишь им.

— Девочка моя… — отрывистый шепот сорвался с его губ. Её стоны постепенно переплелись с его вздохами, и пик упоительного наслаждения настиг обоих одновременно: яркий, он напомнил падение в пропасть. Они падали в неё вдвоем. Вместе. Как раньше. Как много лет назад.

***

Едкий дым наполнял лёгкие, согревая их и даря привычную тяжесть. Каждый выдох, в свою очередь, дарил лёгкость, и это нравилось ему. Высунувшись в окно, он затягивался, наслаждаясь никотином и рассматривая верхушки сосен, что окружали здание санатория. Дождь мелко барабанил по крыше, и этот звук нёс с собой какое-то приятное умиротворение. Воздух был прохладным и приятно бодрил его, одетого в одни лишь брюки. Он старался сосредоточиться на какой-то конкретной мысли, но получалось плохо.

Она лежала на кровати позади него и тупо смотрела невидящим взглядом куда-то в стену. Тонкий пододеяльник едва прикрывал её тело; пусть даже стоя к ней спиной, он знал, что она не шевелилась и лежала в прежней позе: согнув обнажённую ногу в колене и сложив руки на груди. Её близость сводила с ума: вот, только обернись и протяни руку, и коснёшься её нежной кожи. Какая же она была… другая. Непохожая на всех девок, что были у него. Даже сейчас она повела себя так, как не вела ни одна из его пассий: не побежала в душ, стыдливо прикрываясь простынею; не стала развязно просить продолжения; не стала требовать задушевных бесед. Она даже не прогнала его, хотя он ждал этого. Нет. Она просто лежала, думая о чем-то своём. И в этом была её прелесть.

Лиза скользнула взглядом по обнажённой спине молодого человека, дымившего сигаретой, и скривила губы в беззвучной усмешке. Сознание упорно подкидывало ей воспоминания: сейчас она словно была там, в далёком восемьдесят восьмом. А ведь целая пропасть была между теми беззаботными временами и мрачным настоящим. Так много времени прошло, столько всего произошло с ними обоими… Ведь они так сильно изменились, ведь они сейчас совсем другие. Ведь он стоял сейчас в паре шагов от неё — бандит, сумевший прибрать к рукам целую фирму, организовавший самый настоящий рейдерский захват. На нём несколько статей, а её это совершенно не волновало. Он катился на дно, думая, что поднимался, а она, дочь милиционера, нисколько не опасалась его — человека, с лёгкостью преступавшего законы.

— И как же ты докатился до жизни такой? — вопрос сам собой сорвался с губ, и она тихо усмехнулась своей несдержанности.

Витя выкинул окурок прямо в окно и повернулся к ней лицом. Он не ждал от неё такого вопроса, но в глубине души сам отчаянно хотел рассказать ей обо всем; излить душу. Вздохнув, он опустился на кровать и заглянул в серые глаза: смешинки скакали в них — она явно не понимала, как сильно резанул её вопрос по живому. Проведя рукой по обнаженному бедру, молодой человек, с лёгким налётом удовольствия отметивший про себя, что от такого легкого касания она ощутимо вздрогнула, невесело хмыкнул.

— Уверена, что хочешь услышать?

Лизавета склонила голову вбок. Взгляд её заметно потух, когда она поняла, что её вопрос, озвученный отчасти в шутку, оказался для него болезненным. Она сомкнула бёдра, зажав его ладонь, и он коснулся губами её обнаженного колена.

— Рано или поздно мы ведь всё равно придём к этой теме.

Витя высвободил свою руку, сел, взял её ноги и положил их себе на колени. Полился рассказ — временами сбивчивый, временами слишком эмоциональный, временами наоборот, какой-то безразличный и отстраненный. Он рассказывал ей всё, как было — про работу на рынке, про возвращение Саши из армии, про ситуацию с Елисеевой и Мухой, про смерть последнего, про подозрения, павшие на Белова, про расстрел дачи Царевых, про бегство на Урал и резкий подъем в криминальном мире… Он не утаивал ничего, не задумываясь о том, что какие-то его слова могли оказаться лишними или ненужными. Это напоминало ему исповедь, о которой он слышал когда-то давно. Он говорил, выводя пальцем какие-то только ему одному понятные узоры на её бедрах, говорил, и уже не мог остановиться. Говорил, чувствуя, как с души словно падал огромный камень.

Она слушала, не перебивая. Позволяя ему говорить, практически не останавливаясь. Она слушала и с трудом верила своим ушам. Она готова была услышать многое, но не настолько. Правда, которую он рассказывал, оказалась какой-то чересчур болезненной и страшной. Она молчала, наблюдая за тем, как с каждым сказанным словом менялось в полумраке его лицо, как оно словно старело, как потухал взгляд синих глаз и опускались его плечи.

— Я навёл о тебе справки специально. Хотел знать, как ты живешь. Знаешь, — подводя итог своему рассказу, произнес Пчёлкин, — если бы в них не было имени Артура, я бы ни за что не появился в твоей жизни вновь. У меня словно крышу сорвало, когда я узнал о вас. Окажись на его месте кто угодно другой, я бы сумел справиться, но этот…

Лизавета печально улыбнулась. Зачем же он вспомнил Артура? Ведь ей и без того нелегко…

— Если бы не «этот», как ты его назвал, меня бы здесь не было. Это он вытащил меня со дна. Да, он пошёл на страшный шаг, и он за него расплатится, но… но мне он не сделал ничего плохого. Это я принимала заботу и помощь, как должное, ничего не давая взамен.

Он ничего не ответил, и некоторое время они молчали, каждый думая о чём-то своем. Рыже-русые волосы Пчёлкина растрепались и небрежно спадали к плечам, так и не доставая до них. Внезапно Лизавета тихо рассмеялась, чем привлекла внимание молодого человека.

— Что?

Черкасова покачала головой.

— Не думала, что доживу до дня, когда увижу тебя постриженным.

Он даже не сразу понял, о чём она — как-то слишком уж неожиданно прозвучали для него её слова. Затем усмехнулся и кое-как пригладил растрёпанные пряди.

— Я сам их отрезал дома, когда из Горького вернулся. Ну, когда ты меня выгнала. Потом уже, когда на Урале подниматься начали, следить стал, для солидности.

Лиза закусила губу и кивнула. Она не любила вспоминать тот момент. Возможно, дай она тогда ему шанс объясниться, всё сложилось бы совсем иначе…

— Словно целая вечность прошла, правда?

Он вдруг встал с кровати, скинув её ноги, и отошёл к окну. Захотелось курить, но лезть в карманы плаща за пачкой было лень.

— Не хочу об этом думать. Я утром уеду.

Последнюю фразу он произнес нехотя, пристально глядя на сидевшую на кровати девушку. Ему в самом деле придется уехать, хотел он этого или нет — дела фирмы не ждали. Он и не рассчитывал оставаться здесь на ночь, не рассчитывал на то, что его визит примет такой поворот.

— Хорошо, — девушка пожала плечами и поджала губы. Ей не хотелось, чтобы он уезжал. Она злилась на саму себя за это нежелание. Она не должна была давать ему понять, что давно уже простила его за всё. Не должна была давать слабину. Наверное, не должна была…

Он вздохнул и опустился на пол, оперевшись спиной о кровать. Чуть запрокинул голову, положив её на матрас, и прикрыл глаза. Ему было комфортно, и он искал в этом что-то неправильное, какой-то подвох. Но ни того, ни другого, не находил.

Лиза повернулась на бок и подпёрла щеку рукой. Сверху вниз она смотрела на молодого человека, стараясь не думать ни о чем. Его цепь поблескивала в слабом свете окна, а тень оконной рамы лежала на обнажённом горле. Вглядевшись в эту тень, девушка нахмурилась: она выглядела как-то зловеще, некрасиво… В задумчивости Лизавета протянула руку и коснулась кончиками пальцев области кадыка. Витя вздрогнул, и, раскрыв глаза, схватил девушку за запястье правой рукой.

— Ты чего?

Черкасова закусила губу и тряхнула головой, отгоняя причудливые, как ей казалось, мысли.

— Да нет, показалось, — взгляд её упал на перстень на безымянном пальце молодого человека, и она решила перевести тему. — А почему кольцо-то на этом пальце?

Пчёлкин проследил за взглядом девушки и выпустил её руку. Смешок сорвался с губ, когда он вспомнил, как покупал украшение.

— Машинально надел. Село, как влитое, снимать уже не стал.

Он не стал говорить ей о том, как пошутила тогда молоденькая продавщица на тему того, что он, не задумываясь, надел перстень на палец, предназначенный для обручального кольца. И как он решил, что не будет его снимать, посчитав машинальное движение каким-то знаком. И даже как послал по известному адресу пошутившего на тему «женатика» Космоса.

Лиза вздохнула и села на кровати, свесив ноги по бокам Пчёлкина и обняв его за шею. В этой, казалось бы, простой и незамысловатой позе было столько интимного, что оба они замолчали, словно поняв тонкость момента. Что-то неуловимо хрупкое витало в воздухе, наполненном смесью ароматов мужского и женского парфюма.

— Господи, сколько же ты всего пережил… — проговорила Лиза, глубоко вздохнув. Никак не желал покидать её мысли рассказ Пчёлкина, как ни пыталась она сменить тему и отвлечься. Если бы она не выгнала его тогда, всё бы точно сложилось совершенно иначе…

— Не больше, чем ты, — он взял её за руку и переплел её тонкие пальцы со своими. И она не нашлась, что ответить.

Комментарий к 28. Я люблю тебя с семнадцати лет

========== 29. Дело было сделано ==========

Август девяносто первого года пришел в Советский Союз с явной целью: развал Державы. Все знали, что стране приходил конец, об этом не боялись говорить на улицах, не испытывали стыда за свои слова в кругу друзей и знакомых. Говорили… и не верили. Никто, ни один советский гражданин не желал свыкаться с мрачными мыслями о том, что Союз Советских давно уже издавал последние вздохи. Не верили, но, ведомые шестым чувством, отстаивали очереди за крупой и тушенкой, готовясь к самому худшему. К чему именно? Никто не знал.

… — Да зато я считать умею!

— Да, на три с плюсом.

Холмогоров откинулся на спинку кожаного кресла и недобро глянул на бухгалтера. Та оправила короткий пиджачок и подвинула машинопечатный листок в сторону Белова.

— Саша, я говорю абсолютно серьёзно. Вот, взгляни, — дождавшись, пока Александр возьмет отчёт, Лиза продолжила, — это сплошныеубытки. Крайний раз мы с Артуром погорели на них на шестьдесят тысяч. Ты представляешь, какие это деньги? Да я когда акт составляла, чувствовала, как седела потихоньку.

— Потому что Артур — хреновый руководитель, — Белов предпочёл сделать вид, словно не заметил, как сжала губы в ниточку его бухгалтер, и тряхнул бумагой. — А мы можем попытаться сделать из этого конфетку.

— Угу, о которую зубы обломаешь.

— Короче…

— Короче, я против, — Лиза перебила Белова на полуслове и встала из-за стола. — Мой голос совещательный, конечно, но я имею право высказаться.

— Я тебя услышал, — Александр развел руками, словно подтверждая свои слова, и Черкасова, развернувшись на каблуках, покинула кабинет.

Белов рискнёт. Это было ясно, как Божий день. И понимали это абсолютно все— от самого Саши до Лизы, которая была единственной в так называемой «команде», кто противился хоть как-то. Но амбиции её нового начальника предпочитали игнорировать факты. Что двигало начинавшим бизнесменом? Черкасова периодически задумывалась над этим, и каждый раз её мысли сводились к одной — скорее всего, Белов хотел банального самоутверждения. Доказать самому себе, что он может подняться и чувствовать себя королём жизни — что могло быть лучше? Но разве люди, добиваясь каких-то высот, не начинали жаждать большего? И в таком случае, до каких пор Александру будет мало?

Забрав из кабинета сумочку, Лизавета справедливо решила, что самое время посетить некогда прикормленное Артуром кафе с целью пообедать. Всё равно, пока компания друзей не решит все интересовавшие их вопросы, работы у неё не прибавится ни на мизер. А пялиться скучающим взглядом в монитор компьютера, как это время от времени делала Людочка, не хотелось совершенно. Черкасова вышла на крыльцо офиса и невольно усмехнулась — как ни в чем не бывало, вразвалочку, по аллее шагал…

— Нехорошо на совещания опаздывать, — сложив руки на груди, прокомментировала отсутствие молодого человека на внеплановой «летучке» девушка. Тот одёрнул плащ и, подойдя к Лизе, предпринял попытку её поцеловать, но она отстранилась. И тому была своя причина.

— Решили что-нибудь? — Витя решил не акцентироваться на холодности девушки и кивнул в сторону входа в офис.

Лёгкий ветерок заставил девушку зябко поёжиться и застегнуть пиджачок недешёвого костюма, деньги на который она любовно откладывала пару месяцев.

— Решают.

— Тогда пойду, помогу им, — Витя выдавил из себя подобие ухмылки и одним широким шагом перемахнул через пару ступенек. И Лиза схватила его за плечо в самый последний момент, своим жестом вынудив молодого человека обернуться. Он готов был поклясться, что от такого её касания по спине его пробежало стадо мурашек. – Что?

Лиза нахмурилась, глядя в синие глаза и судорожно формулируя такой простой, казалось бы, вопрос. Её тонкие пальцы по-прежнему лежали на его плече, но уже не сжимали его, а просто касались ткани фирменного зелёного плаща.

— Ты тоже за эту аферу, да?

Пчёлкин усмехнулся и выдохнул, словно стараясь придать своему виду максимальную беспечность.

— Я не понимаю…

Но вот она его маске не поверила и перебила на полуслове.

— Всё ты понимаешь.

И тогда он посерьёзнел и спустился на пару ступеней, оказавшись к Лизе лицом к лицу и взяв её за плечо.

— Да, я тоже за. Это реальный шанс подняться. Самой не хочется разве получать ещё больше и выйти на новый уровень?

Девушка качнула головой и пошевелила рукой. Хватка тотчас же ослабла.

— Я привыкла к синичке в руках. У меня достаточно было времени, чтобы прийти к такому выводу. Иди, тебя Саша давно уже ждёт.

Тряхнув рукой – так, чтобы распрямилась складка на рукаве — девушка сбежала по ступенькам и двинулась по аллейке. Некоторое время она чувствовала на себе взгляд Пчёлкина, но предпочла не оборачиваться. После той ночи в санатории она вообще не знала, как теперь относиться к так называемому «соучредителю» и как себя с ним вести. Витя тянулся к ней, это было видно невооруженным взглядом, но вот она не могла договориться с совестью, которая порой буквально кричала ей нечто вроде «Дура! Опять на те же грабли!..», и тем самым словно сбивала девушку с толка. Разобраться в своих чувствах почему-то было катастрофически сложно. Пожалуй, настолько сложно ещё не было никогда…

…Черный BMW моргнул фарами, чем привлёк рассеянное внимание задумавшейся девушки. Лизавета подняла голову и нахмурилась; BMW вновь моргнул, явно привлекая её внимание, а, когда Черкасова сделала несколько шагов навстречу автомобилю, из салона вылез и его водитель.

— Пётр! — девушка вздернула брови, неподдельно удивившись неожиданной встрече. Она даже забыла о том, что шла обедать. — Привет.

— Привет, — мужчина кивнул искренне улыбавшейся ему Черкасовой и осмотрел её взглядом, в котором можно было прочесть легкую усмешку пополам с напряжённостью. — Как у тебя дела?

— Хорошо, работаю потихоньку. А ты куда пропал?

— Дела, — Пётр решил отделаться однословным ответом и сразу же перейти к главной теме разговора. То, что он оказался здесь не случайно, было ясно, как дважды два. — С тобой хочет поговорить один человек. Это важно.

Лиза непонимающе хмыкнула: она не совсем понимала, кому могла понадобиться, причем настолько сильно, что за ней даже послали одного из особистов. Особистов… Догадка пронзила острой иглой и вызвала мурашки по коже. Впрочем, виду она постаралась не подавать.

— А статусом не ошиблись случаем? На кой чёрт вам простой бухгалтер?

— Я не в курсе, — кратко отрезал Петр, но потом, заметив напряжение в глазах Лизы, сменил нарочито сухой тон. — Я правда не знаю. Мне сказали тебя привезти, и все.

Девушка не ответила, и он расценил это, как согласие — молча обогнув автомобиль, мужчина открыл переднюю дверцу и кивнул на сидение. И Лиза не стала пытаться воспротивиться неизбежному.

***

День у Игоря Леонидовича Введенского, можно сказать, не задался с самого утра. И причиной тому служила не какая-нибудь глупая черная кошка или пролитый на новые брюки кофе. Нет, причина крылась в другом: в четырёх чёрно-белых фотографиях, на которых были запечатлены молодые люди. Казалось, эти их изображения уже успели набить сотруднику КГБ оскомину — собственно, так оно и было. Эти самовлюбленные щенки порядком достали его, но что было поделать, если именно в них и была основная заинтересованность Конторы?

Игорь Леонидович встал из-за стола и потянулся, разминая порядком затёкшие плечи. Сейчас даже из кабинета не отлучиться, ибо вот-вот должны привезти ту, с которой должна была состояться довольно тяжкая беседа. Введенский взял тоненькую папочку, лежавшую на краю стола, и в очередной раз погрузился в скудное досье. Не разыскивалась, не привлекалась… хотя должна была бы, по-хорошему, с её-то любовью к иностранщине. Отец — бывший сотрудник милиции, в звании майора попал под сокращение: понятно, почему ей так везло; мать — сборщица на часовом заводе… Обыкновенная девчонка из обычной семьи работяг. Образование высшее, экономист, работает бухгалтером. Встала на путь истинный, так сказать. Ещё бы она не исправилась, одной ногой в могиле побывав. И ведь симпатичная девчонка, нашла бы себе мужика нормального, да жила бы припеваючи! Так нет же, надо было умудриться к бандитам примкнуть. Только работы из-за неё прибавилось.

Введенский закрыл папку и кинул её в ящик стола. Следом отправились и четыре чёрно-белых снимка. Он сделал это как раз вовремя: в дверь постучали, и через мгновение на пороге появился мужчина, лицо которого уродовал длинный шрам.

— Привёз?

— Так точно.

Игорь Леонидович хмыкнул, удовлетворённый положительным ответом.

— Сильно ерепенилась?

— Нет, нормально, — немногословный, Пётр кивнул в коридор, и Введенский махнул рукой. — Заходи.

Лиза вошла в кабинет, держа двумя руками сумочку и стараясь не выдавать волнения. Впрочем, все её попытки придать внешнему виду нарочитую отстраненность были для сотрудника Госбезопасности если не смешными, то забавными уж точно. Кивнув Петру, Введенский дождался, пока тот выйдет, закрыв за собой дверь, и кивнул девушке на свободный стул. Та молча села, и Игорь Леонидович невольно хмыкнул: то, какой притихшей была эта Черкасова, лишний раз подтверждало простую истину: на него, Введенского, люди реагировали особенно специфично. Утешив свое самолюбие, мужчина неторопливо обогнул стол и опустился на стул, устало взглянув на девушку.

— Ну, что же, Елизавета Андреевна, — Игорь Леонидович сложил руки на столе в замок. — Догадываетесь о теме разговора?

Она вдруг заметно передёрнулась. Хотя, почему «вдруг»?

— Если честно, догадываюсь. Но хотелось бы, чтобы вы конкретизировали.

— Скажите, как вам работалось с Артуром Лапшиным?

Черкасова непонимающе взглянула на сидевшего перед ней особиста и даже нахмурилась, словно не веря своим ушам. Но на вопрос всё же ответила, пусть и с некоторым промедлением:

— Хорошо работалось. Слаженно, так сказать.

— А с новым начальством как? Хуже или лучше?

С каким-то невероятным чувством внутреннего ликования наблюдал он за тем, как мелко задрожали её тонкие руки. И её попытка скрыть это, сжав тонкий шейный платок, не возымела особого успеха. Он не торопил её, видя, каких трудов стоило ей совладать с собой, и молча ожидал ответа. И она, наконец, взяла себя в руки: выпрямившись и уставившись в песочного цвета стену, она дёрнула плечом.

— Равнозначно.

Даже голос её перестал подрагивать, наполнившись металлом. А она умела справляться со стрессом, похвально. Введенский удовлетворенно взглянул на Лизу и продолжил разговор, больше напоминавший допрос.

— Что вы решили по поводу последней сделки?

Черкасова посмотрела на мужчину и закусила губу.

— Я не знаю. Оставила их, когда они обсуждали перспективы.

— Елизавета Андреевна, — Игорь Леонидович подался чуть вперед и решил перейти к делу. — Вы не должны препятствовать заключению этой сделки. Ваше мнение ценится Беловым и его, так сказать, компанией, и он может изменить своё решение, что не входит в наши планы.

Девушка изогнула бровь и хрустнула пальцами. Этот звук заставил Введенского презрительно скривиться, но она словно не заметила этого. Осмелела, это было видно.

— Мне казалось, Александр сам знает, что лучше для фирмы, и что моё мнение не может ничего существенно поменять.

— Вам казалось. Белову, быть может, и всё равно, а вот Пчёлкину…

Девушка судорожно сглотнула и опустила голову. Неужели и впрямь думала, что обо всём этом никто, кроме них двоих, не знал?

— Эта сделка может уничтожить «Курс-Инвест».

Введенский промолчал, и девушка, найдя в себе силы взглянуть ему прямо в глаза, едва ли не ахнула, догадавшись, почему именно договор должен быть заключен. Сделка курировалась Конторой. Поэтому её и вызвали сюда, поэтому и состоялся этот «разговор»: её, единственную несогласную, просто хотели заткнуть. И она просто не могла не пойти у них на поводу. Не родился ещё, наверное, такой человек, который посмел бы идти наперекор Госбезопасности.

— Я вижу, вы всё поняли? — Игорь Леонидович взял со стола карандаш и покрутил его меж пальцев. Елизавета кивнула, и было очевидно, сколь тяжко дался ей этот жест. — Прекрасно. Если честно, я думал, что с вами будет куда тяжелее.

— Я… я могу идти? — Черкасова распрямила плечи, и, дождавшись немого кивка, поднялась со стула. В её планы не входило задерживаться здесь даже на лишние секунды.

Игорь Леонидович дождался, пока дверь за девушкой закроется, и усмехнулся. Он ожидал от неё большего: попыток воспротивиться, например. Видимо, отец-мент научил не перечить органам. Мужчина достал из ящика тонкую папку, пролистал её ещё раз, а затем встал из-за стола. Повернув ключ в скважине несгораемого сейфа, он открыл его и еле удержался от кашля: сильно пахнуло пылью и затхлостью. Введенский кинул папку на одну из полок и захлопнул дверь. Дело было сделано.

***

Лиза наотрез отказалась от предложения Петра, ждавшего всё это время в коридоре, её подвезти, и сейчас вышагивала по тротуару, бездумно глядя куда-то в пустоту. Лёгкий металлический привкус крови на языке говорил о том, что она уже прилично искусала губы, наверняка изуродовав их. Но сейчас было абсолютно наплевать на внешний вид. Её до сих пор трясло. Несмотря на то, что август выдался довольно погожим, всем телом ощущался стойкий озноб. И озноб этот был, вне всяких сомнений, из-за разговора с Введенским. Еще в машине по дороге к зданию на площади Дзержинского{?}[совр. Лубянская площадь в Москве] Петр кратко рассказал ей, кто именно хотел её видеть. Своими словами он, должно быть, хотел её ободрить, снизив степень неосведомлённости, но у него не получилось. И сейчас Лиза шла, то и дело оступаясь на тонких шпильках и чертыхаясь, вновь и вновь прокручивая в голове беседу с сотрудником Госбезопасности. Она не сможет пойти наперекор интересам Конторы, равно как и не сможет рассказать никому из четвёрки владельцев фирмы о сегодняшнем разговоре. О таком не распространялись. Она никак не сможет участвовать в жизни «Курс-Инвеста», кроме выполнения своих непосредственных обязанностей. Хотя, если уж она попала в поле зрения КГБ, то и это под большим вопросом. Тогда вариантов оставалось совсем немного, и к одному из них она склонялась больше всего.

Сегодня она положит на стол Белова заявление об уходе.

Комментарий к 29. Дело было сделано

========== 30. Переворот ==========

Руки тряслись, и из-за этого сборы прилично замедлялись. Вообще, Лиза не хотела затягивать, но и совладать с собой было выше её сил. Поэтому большая картонная коробка заполнялась достаточно медленно. Еще и дырокол куда-то пропал…

— Может, соизволишь хоть слово сказать?

Он наблюдал за её резкими движениями, до этого мгновения предпочитая молчать, стоя у двери и подпирая её спиной. Он не пытался как-то мешать ей освобождать кабинет. Он просто силился понять причину, по которой её заявление «по собственному», написанное каллиграфическим почерком, покоилось сейчас на Сашином столе. И не понимал ровным счетом ни черта.

Лиза вздохнула и откинула прядь волос, упавшую на лоб. Смотреть на Пчёлкина она опасалась, сама не зная, почему, ведь сейчас он был абсолютно, даже, скорее, нарочито спокоен. Очередная стопка листов полетела в коробку, и девушку вдруг прошиб озноб. Всё это уже было. Было. Она уже собирала свои вещи под его пристальным взглядом и показным спокойствием. Невесёлая улыбка тронула бледные губы Черкасовой. С ума сойти, как давно это было…

— Если я скажу тебе правду, это ничего не изменит.

— Тем более, какие тогда проблемы?

Лиза не ответила, предпочтя переключить внимание на поиски дырокола. Взгляд её совершенно случайно зацепился за отрывной календарь, висевший на стене: семнадцатое августа. Валера с Тамарой сейчас в Ялте, там, должно быть, очень здорово. Невольно Черкасова поймала себя на мысли о том, что она завидовала Филатовой. Несмотря на то, что всего пару недель назад Лиза была в прекрасном санатории, сейчас былого отдыха и не чувствовалось. А дырокол она, должно быть, давала Люде. Надо сходить, забрать. Закинув в короб сшиватель, девушка шагнула к двери, но вот Пчёлкин с места сдвигаться не планировал. Пряча руки в карманы брюк он, склонив голову набок, молча смотрел на Лизу, явно давая понять, что никуда её не выпустит.

Догадка пришла совершенно случайно.

— Ну и что ты хочешь услышать? Что мне физическое состояние не позволяет нормально работать? Что я такими темпами могу запятую не там поставить и всю фирму похоронить? Что я таблетки всё чаще глотать стала?

Она впервые за долгое время врала, не краснея. Врала, глядя в глаза. Она жалела его и не хотела, чтобы он узнал правду про особистов и их попытки действовать через неё. И потому наговорить на саму себя было намного проще. И плевать на мифические поверья.

— Ты понимаешь, что сейчас уже не найдешь такую работу с такой зарплатой?

Она понимала, к чему он клонил, и потому слабо усмехнулась и передёрнула плечами. Всё это она знала. И что лекарства с каждым днем находить становилось всё сложнее, и что цены на них росли, и что, уходя, она лишала саму себя дохода и принуждала жить на сбережения. А что делать? Внезапно стало настолько жаль саму себя, что Лиза, глубоко вздохнув и покачнувшись на каблуках, прижалась к Пчёлкину, уткнувшись носом в его шею. Он никак этого не ожидал — она не знала, как поняла это. Почувствовала, наверное.

— Вить, не спрашивай меня ни о чём, я очень тебя прошу, — голос девушки вдруг дрогнул столь явно, что она даже испугалась — не хватало еще расплакаться. Но, в то же время, очень хотелось, чтобы её пожалели. Причём пожалел именно он. Она не знала, почему, но хотела этого столь сильно, что невольно прижималась к нему все сильнее.

Всё это уже было.

Витя обнял девушку за талию и коснулся губами её виска. Она, в его руках, была такой хрупкой и нежной, что он боялся малейшего неосторожного движения со своей стороны. И потому, проведя кончиком носа по её щеке, он замер, едва касаясь губами её губ.

— А что мне тогда делать? — он горячо выдохнул этот вопрос и не отстранился в ожидании ответа. Девушка пожала плечами и взглянула в синие глаза.

— Отвези меня домой.

— Уверена?

Лиза кивнула. Силы из неё словно выкачали, отчаянно хотелось домой — залезть под одеяло и хотя бы на какое-то время выпасть из реальности. Быть может, она совершала огромную глупость, принимая решение уйти из «Курс-Инвеста», но сейчас почему-то именно этот шаг казался ей наиболее очевидным.

— Не знаешь, Саша ещё не подписал заявление?

Пчёлкин качнул головой.

— И не подпишет, пока ты не нажмёшь. Он же не дурак.

***

Она не собиралась вставать, хотя и проснулась уже давно. Сидеть под тёплым одеялом и бездумно слушать приглушённый голос Пчёлкина, доносившийся из кухни, было куда как приятнее, нежели даже задумываться о том, чтобы покидать кровать.

И чего ему не спалось?

Девушка откинулась на подушку и, поморщившись, механическим движением потёрла затылок, растрепав и спутав пушистые волосы ещё сильнее. В последнее время голова болела почти непрерывно — Лизавета даже однажды поймала себя на мысли о том, что привыкла жить с таким, мягко говоря, дискомфортом. Можно было бы, конечно, увеличить дозу лекарств, но тут уже проявлялась банальная жалость к печени. Поэтому меньшим из зол для Черкасовой оказалась голова.

Именно такой — трущей затылок и путавшей волосы — и застал её вошедший в комнату Пчёлкин с трубкой стационарного телефона в руке.

— А, она проснулась уже, — явно продолжая разговор, пояснил Витя, чем привлёк внимание девушки. Но на её вопросительный взгляд и кивок в сторону трубки он лишь неопределённо мотнул головой и в пару шагов пересёк комнату, подойдя к окну.

Лиза не знала, почему чувство какой-то лёгкой тревоги заставило её поёжиться и сильнее закутаться в одеяло, несмотря на то, что в комнате было совершенно не холодно — как-никак, август месяц на дворе.

— Угу. Да понял, понял. Я перезвоню ещё, — Пчёлкин нажал на «отбой» и, развернувшись к девушке, откинул трубку на край кровати. Лиза легко улыбнулась, удивившись усталому виду молодого человека, и даже негромко хмыкнула.

— Что случилось-то?

Витя пригладил волосы и взял с подоконника пульт от телевизора. Нажав на кнопку, молча кивнул на загоравшийся экран и опустился рядом с Лизаветой.

Давали балет.

Лебединое озеро.

— Ну и? Ты какой канал-то включил? — Лиза воззрилась на молодого человека, дернув плечом. Пчёлкин, ничего не ответив, протянул девушке пульт, предоставив тем самым ей самой право выбора канала.

Везде одно и то же.

Лизавета хмурилась всё больше с каждым нажатием на кнопку. И в конце концов это надоело им обоим.

— Переворот, — Витя отобрал злосчастный пульт и откинул его в сторону, к телефону. А над последующими своими словами и вовсе невесело рассмеялся, произнося их с явной издевкой. И смех его больше напомнил оскал. — Горбачёв в Форосе, в заложниках.

Лиза заморгала, непонимающе глядя на Пчёлкина и не желая верить своим ушам.

— А как… — девушка оборвала саму себя на полуслове и мотнула головой. — И что делать теперь?

Такой по-детски наивный вопрос вынудил Виктора запустить руку в волосы, зачесав их назад, и передёрнуть плечами.

— Сейчас поеду в офис, будем думать. Но что-то мне подсказывает, что это полный… кабздец.

Лиза громко выдохнула и, найдя глазами висевший на спинке стула халат, откинула одеяло. Пчёлкин молча и не без лёгкого налёта удовольствия наблюдал за процессом облачения девушки, и задал интересовавший его вопрос лишь когда она завязала шёлковый пояс на два узла.

— А ты-то куда?

— С тобой поеду. Дай мне минут двадцать.

— Ты же вроде бы уволилась, — молодой человек подпёр подбородок кулаком и посмотрел на Лизу с такой примесью хитрости и выжидания, что Черкасова невольно улыбнулась.

— Не сегодня. Наворотите же там без меня.

***

Переворот. Пе-ре-во-рот. Переворот. Пе. Ре. Во. Рот.

Саша пробовал это отнюдь невесёлое слово на вкус вот уже неизвестно, сколько времени, уныло крутя карандаш меж пальцев и невидящим взглядом буравя лист бумаги, носивший гордое название «Заявление». Фраза «…по собственному желанию», написанная знакомым со школьной скамьи почерком, мозолила глаза, но Белов никак не мог отвернуться от выведенных авторучкой букв. Понятно, что просто так он её отпускать не станет, будет пытаться уговорить или соблазнить деньгами. И почему всё это навалилось как-то скопом? И так неясно, что теперь будет, как со страной, так и с фирмой в частности, так еще и кадры уплывать надумали.

В приёмной работал телевизор. Зачем, непонятно — все равно кроме классики ничего не показывали. Видимо, Люда всё же надеялась на какие-то изменения в сетке. Да и сам Саша, чего греха таить, время от времени отвлекался от собственных мыслей и прислушивался: не сменились ли звуки «Лебединого озера» на знакомые голоса дикторов ЦТ.

Фил в Ялте. Космос с Пчёлой должны подъехать с минуты на минуту. Зачем? Непонятно. Всё равно без новостей они решить не смогут ровным счетом ничего. Разве что общий дух поддержат.

— Здравствуйте, Виктор Павлович, — голос Людочки заставил Белова отвлечься от собственных мыслей и оторвать-таки взгляд от исписанного листка.

— Привет. У себя?

— Да, давно уже.

Дверь кабинета распахнулась, и в помещение ввалился Пчёла. А следом вошла и Лизавета, что немало удивило, но одновременно и обнадежило Александра. Неужто передумала?

— Какие дела? — Пчёла обнял вставшего из-за стола друга и, взяв с края столешницы тонкую папку, ловко шлёпнул её поверх заявления, которое увидел совершенно случайно. Ни к чему сейчас Лизавете было видеть эту бумагу.

Белов глянул на Черкасову: не будь её сейчас здесь, он бы выразился куда более резче и грубее, но…

— Как сажа бела. Ни хрена не известно и не понятно. Сами видели, какая херня на улицах творится.

Видели, это правда. Лиза поёжилась, вспомнив, как повлажнели ладони, когда она увидела настоящий танк посреди улицы и сидевшего на нем танкиста, который едва ли был старше её самой. И как им пришлось под приглушенную ругань Пчёлкина искать пути объезда, ибо весь центр был перекрыт, и к зданию на Цветном подобраться стало намного сложнее.

Черкасова вздохнула и опустилась на край стола.

— А от Валеры тоже ничего?

— Пока нет, — Александр побарабанил пальцами по столешнице. — Да и что он расскажет?

Девушка кивнула, соглашаясь с высказыванием старого знакомого, и взглянула на молчавшего Пчёлкина. И тот только пожал плечами, отчего на душе у Лизаветы стало ещё гаже.

— Что делать тогда?

— Ждать хоть каких-то новостей. Рано или поздно что-то же должно проясниться.

***

Снились расстрелы. Беспорядочная пальба, крики людей, чувство страха, которое, казалось, можно было пощупать…

Лиза вздрогнула и проснулась. Она лежала на диване, накрытая зелёным плащом Пчёлкина, а сам владелец недешёвого фирменного «покрывала» сидел за столом, шелестя многочисленными бумагами. Заворочавшаяся девушка, впрочем, заставила его отвлечься от бессмысленного занятия.

— Проснулась?

Черкасова села, стянув плащ с плеч и сложив его, и кивнула. Проклятая голова вкупе с не самыми приятными сновидениями делали самочувствие минусовым.

— Что нового?

— Да ничего конкретного. У Белого дома толпа, танки, и Ельцин всех подбадривает. Никто ничего конкретного не скажет сейчас.

Лиза поднялась с дивана и, потянувшись, босиком прошлёпала к столу, за которым и восседал «соучредитель». Взглянув на бумаги, которые и листал Виктор, девушка невольно усмехнулась — он нашёл архивы годовой давности.

Внезапная боль пронзила так, что Лизавета даже покачнулась и, зашипев, прижала ладонь к затылку. Такой давно уже не было, видимо, сказалось волнение, с которым она безуспешно боролась на протяжении практически всего дня. Пчёлкин схватил девушку за запястье и дёрнул её на себя, заставляя сесть себе на колени.

— Что? — в голосе его отчетливо послышались такие знакомые настойчивость и металл. Лиза потёрла затылок и приоткрыла один глаз, скосив его на молодого человека.

— Ничего, бывает. Сейчас пройдет.

— Сейчас? — Пчёлкин напряжённо взглянул на подругу. — Так, я звоню в «Скорую».

Даже голова внезапно прошла. Лиза схватила молодого человека за плечи и приложила недюжинные усилия, дабы удержать его в кресле и не позволить встать.

— Вить, всё нормально. Какая «Скорая», думай, что говоришь. Дай сумочку, там таблетки. И успокойся, Бога ради, твоих эмоций ещё не хватало.

Витя потянулся и схватил лежавшую возле ксерокса лакированную торбочку. Всё это он проделывал, не выпуская девушку из объятий, и от касаний его руки Лизавете было невероятно тепло и приятно. Молча взяла она протянутую ей сумку и расстегнула её.

— Нам надо поговорить с тобой.

Черкасова открутила крышечку белой баночки и вдохнула привычно-резкий запах лекарства.

— Прямо сейчас?

Пчёлкин прищурился, в лёгком полумраке глядя на девушку. Он бы с радостью начал эту тему «прямо сейчас», но прекрасно понимал, что обстановка, да и моральное состояние обоих, мягко говоря, не те. Тянуть жуть, как не хотелось, но необходимость этого была попросту очевидной. Начни он разговор здесь и сейчас, вообще всё в тартарары могло полететь. А этого — молодой человек понял это совсем недавно — он боялся больше всего.

— Нет. Потом как-нибудь. Когда вся эта канитель успокоится.

— Заинтриговал и в кусты, — Лизавета устало улыбнулась и прислушалась. Даже при закрытых окнах можно было расслышать приглушенные шумы, доносившиеся с улицы. — Эх, Пчёла, Пчёла…

Когда-нибудь ведь всё это должно будет закончиться?

========== 31. Это не могло быть правдой ==========

В задумчивости стояла девушка перед зеркалом и рассматривала себя. Платье — дорогое, брендовое, купленное в порыве типично женского «хотения» — висело на плечиках, зацепленных за одну из ручек стенного шкафа. Долго она сидела в день после его покупки, рассматривая бирки и не понимая, что же двигало ею в момент приобретения настолько нетипичной для неё вещицы. А теперь вот и повод его надеть появился.

По правде говоря, ни в какой ресторан идти не хотелось, хоть убивай. Но Витя пригласил так неожиданно официально и требовательно, что отказывать было как-то совсем неприлично. Весь вид молодого человека говорил в тот момент о его решимости и желании провести вечер вдали от домашней обстановки. Потому и стояла сейчас девушка перед зеркалом, облачённая лишь в чёрное кружевное бельё, пристально рассматривая собственное отражение.

Что он в ней нашел, чёрт возьми? Она и сейчас-то далеко не модель, а в школе всё ещё хлеще было. Осанка плохая, глаза серые, блёклые, худая… Да за ним же столько девчонок в школе увивалось, почему именно она? Он любил и любит, это было понятно, как Божий день, но почему именно её, Лизу Черкасову? Должно быть, она катастрофическая дура, раз думала об этом сейчас, но контролировать свои мысли всегда трудно — они имели особенность лезть в голову без спроса.

Вздохнув — отчего-то устало и тяжко — девушка подошла к шкафу и сняла платье с плечиков. Село оно, как влитое — недаром крутилась она перед зеркалом в магазине так долго, что, в конце концов, попросту устала от собственного отражения. Только вот цвет смущал: ярко-жёлтый, «кислотный», что, по словам продавщицы, было «последним писком». Не сильно ли вызывающий? Лизавета провела ладонями по бедрам и покачала головой: ей всего двадцать один, а рассуждала она порой как сорокалетняя. Не самое ли время жить для самой себя и делать несуразные вещи? Почесав затылок, девушка махнула рукой — отражение сделало то же самое — и отвернулась от зеркала.

«Не отказывай, я тебя прошу».

Как можно было после таких его слов, произнесённых тихо и оттого до жути проникновенно, не согласиться на этот вечерний ресторанный «поход»? Он просил так искренне, что она даже поразилась в какой-то момент — зачем-то ему очень надо было устроить это свидание, но зачем?

Уж не предложение ли делать собрался?

Неопределённо усмехнувшись, Лизавета подхватила со спинки стула тонкие чулки и, сжав их в руке, опустилась на заправленный диван. Мысли вдруг спутались в какой-то клубок, который, сопровождаемый тупой болью в затылке, напрочь убивал способность всерьёз рассуждать над тем, что же мог преподнести ей в подарок этот вечер, проведённый с молодым человеком, который играл в её жизни, пожалуй, самую главную роль.

Девушка мотнула головой и натянула чулок на руку. Пора было прекращать теряться в догадках — в конце концов, время не резиновое, и ждать оно не будет.

А опаздывать Лиза не любила никогда.

***

«Узбекистан» встретил одетым в традиционный костюм швейцаром и курившим неподалёку от него Пчёлкиным. Ждал. Ждал и нервничал, это Лиза поняла как-то сразу, стоило было ей разглядеть его лицо.

— Привет, — он швырнул окурок прямо на асфальт, и Лиза не сумела сдержать укоризненного смешка — неужто сложно было до урны дойти? Впрочем, Витя решил на этом не акцентироваться — обняв девушку за талию, он коснулся губами её губ, и не сумел не заметить, как на доли секунды она поёжилась, почувствовав горечь от только что выкуренной сигареты. — Идём?

Какая-то она была притихшая, словно боялась чего-то. Ответом послужил лишь кивок, и молодой человек, обняв Лизавету за плечо, повел её к входу, на ходу кивнув поклонившемуся швейцару.

Девушка и впрямь волновалась. Но волнение это старалась никак не показывать. В конце концов, она уже не маленькая девочка, чтобы открыто тушеваться перед тем, кого со школьной скамьи знала! Да и не просто знала…

— Ты что, весь ресторан выкупил? — впрочем, усмешка вышла нервной. Пчёлкин улыбнулся и сжал тонкие пальцы в своей руке.

— Ограничился одним залом.

Лиза прицокнула языком, явно не поверив услышанному. Но недоверчивость её сменилась искренним изумлением, стоило ей только переступить порог просторного зала, погружённого в лёгкий полумрак и отделанного в соответствии с традиционными восточными направлениями. Молча девушка воззрилась на Пчёлкина, словно не веря своим глазам, но тот лишь взял её за плечо и легонько подтолкнул к столу, на котором покоился огромный букет…

Он не забыл.

Лизавета провела кончиками пальцев по нежным белым лепесткам и глубоко вздохнула, дабы умерить предательски нараставший спазм в горле.

— Опять таинственные знакомые полянку обрывали?

Виктор усмехнулся и помог девушке сесть за стол. Сам опустился на стул напротив.

— Нет, теперь уже масштабы иные.

Она ничего не ответила, внезапно воззрившись на собственные ладони. Нервничала и не знала, как себя вести — это он понял практически с первой минуты этого вечера. Да и сам он, чего уж греха таить, чувствовал себя не слишком спокойно.

— Ты поговорить хотел, — скорее утверждение, нежели вопрос. Она оторвала взгляд от ладоней и взглянула ему прямо в глаза. Отчего-то этот взгляд заставил его напрячься. Да и молчать было, в самом деле, глупо.

— Хотел, — молодой человек сцепил руки в замок и подался вперед. — Скажи, только честно: в самом деле уйти собираешься?

— Ты меня ради этого сюда вытащил? — Лизавета подпёрла щёку рукой и взглянула на молодого человека. Но тот ничего не ответил: так и сидел, молча, поймав её взгляд и не позволяя ей отвести его в сторону. Так прошла примерно минута, за которую девушка поняла вот, что: он настроен получить ответ. И потому пришлось, вздохнув, заговорить. — Я не хочу уходить. Правда. Не из-за денег, не из-за того, что это дело Артура… Просто я люблю эту работу. Но есть обстоятельства, которые сильнее меня. Если честно, я была бы очень благодарна Саше, если бы он не подписал заявление, но, с другой стороны, мне надо, чтобы он это сделал.

— Бред, — холодно прокомментировал её слова Пчёлкин, и Лиза кивнула.

— Согласна. Но я, честное слово, не могу тебе всей правды сейчас рассказать.

Молодой человек откинулся на спинку стула и посмотрел куда-то в сторону. На лице его внезапно проступила весьма очевидная для Лизаветы мука.

— Слушай, я прекрасно понимаю, что ты имеешь полное право мне не доверять. Сам виноват. Но…

— Я тебе доверяю.

Он осёкся на полуслове и взглянул на Черкасову так, словно впервые видел её. Эти слова, произнесённые тихо и уверенно, в самом деле, застали его врасплох.

— Я тебе доверяю, Вить. Так, может быть, и тебе стоит ответить мне тем же? Хотя бы раз.

Это подействовало. Молодой человек качнул головой и провёл ладонью по лицу. Она была права, он прекрасно понимал это. Пытаясь влезть ей в душу, он явно выказывал свое недоверие, при этом требуя от неё противоположного. Так нельзя было поступать с любимым человеком. Речь, которую он давно уже готовил, вдруг предательски выветрилась из головы, и он понял, что не помнил практически ни слова из того, что хотел бы ей сказать.

— Лиз, — он помолчал несколько мгновений, пытаясь сформулировать то, что так невовремя забыл. — Слушай… Я вот, что сказать тебе хотел. Я просто скажу, а ты подумаешь и ответишь как-нибудь потом. Меня, да и мою жизнь сложно назвать образцово-показательными. Сам я не подарок, думаю, ты это давно уже поняла. Тому, что успел наворотить, сложно найти оправдание, а самое главное, что назад у меня пути уже нет. Тянуть тебя следом за собой… — молодой человек усмехнулся — как-то жалобно — а затем вдруг подался вперёд и схватил Лизавету за руку. — Я не могу без тебя, не получается, хоть убей… Давай попробуем ещё раз? Я не прошу от тебя ответа прямо сейчас, и если ты откажешь… Наверное, я постараюсь понять. В конце концов, сам виноват.

Девушка сглотнула и закусила губу. Она ждала чего-то подобного, и теперь её пробил озноб. Высвободив руку из его ладоней, Лиза закрыла лицо руками и выдохнула. Слёзы вдруг потекли сами собой, и сдержать их было практически невозможно.

Такая реакция не стала для Вити чем-то из разряда неожиданного. Но, тем не менее, он всё равно растерялся, машинально поддаваясь мыслям о том, что он, должно быть, что-то не то сказал. И потому, встав из-за стола, молодой человек подошёл к мелко вздрагивавшей девушке и заставил её подняться на ноги, взяв за острый локоть и потянув вверх.

— Вить… Вить, я… — пролепетала девушка, вытирая чёрную от потёкшей туши дорожку на щеке, прежде, чем оказаться в его объятиях и шмыгнуть носом.

— Не говори ничего. Я же попросил тебя сначала подумать, как следует.

Хорошо, что догадался арендовать весь зал. Не хватало ещё, чтобы кто-то посторонний видел всё это. Коснувшись губами виска девушки, Пчёлкин почувствовал небывалый прилив жара, когда она в ответ прижалась к нему всем телом, словно ища защиты. Словно желая раствориться в нем. Она уже не тряслась, но носом то и дело шмыгала, положив подбородок ему на плечо.

— Я ничего не понимаю…

— В смысле?

Она вдруг отстранилась и опустила голову. Передёрнула плечами и словно поёжилась, хотя в зале не было даже намека на сквозняк.

— Давай начистоту, — девушка сцепила пальцы в замок и хрустнула ими. Она делала это крайне редко, но когда делала, тут уж можно было быть уверенным — нервы сдавали. — Ты предлагаешь начать всё сначала. Но что я тебе дать-то смогу теперь? Семью, детей? Нет. Долгую и счастливую совместную жизнь? Тоже навряд ли. И дело не в тебе или во мне, или в наших ошибках… Дело в той куче диагнозов, которыми меня наградила несчастная авария. Вить… как я могу согласиться, если понимаю, что это путь в никуда? Причём в первую очередь, для тебя.

Он молча слушал её, наклонив голову чуть вбок. Её слова резали без ножа, но он стойко терпел, не подавая виду и не позволяя эмоциям взять верх над разумом. Хватит, доигрался уже.

— Всё сказала? Сядь.

Он произнёс это нарочито спокойным и ровным тоном, несмотря на то, что внутри всё клокотало, и кивнул на стул. Лизавета послушно выполнила требование, внезапно притихнув и словно испугавшись собственных слов. Сам Пчёлкин так же занял своё место и полез во внутренний карман пиджака.

— Хотела начистоту, давай, — проговорил он, вытаскивая на свет божий белый прямоугольник и опуская его на скатерть. На поверку прямоугольник оказался визиткой. — Это как раз то, о чём я тоже хотел сегодня поговорить.

Черкасова взглянула на строгие синие буквы, образовывавшие фамилию и имя, и взяла ламинированную карточку в руку. Всё бы ничего, не будь буквы немецкими.

— И что это?

— Координаты одного специалиста, который готов тебя обследовать.

Казалось, не сиди она сейчас, земля бы точно ушла из-под ног. Внутри всё похолодело, а руки затряслись так, что молодой человек невольно скользнул по ним взглядом.

— Но как? — она произнесла это одними губами, но он сумел понять.

— Когда увидел у тебя справки дома, просто запомнил фамилию врача и адрес клиники. А врач твой за энную сумму согласился обсудить со мной некоторые нюансы лечения. Собственно, это он мне и порекомендовал этого своего знакомого-бюргера. Впечатлился размером «благодарности», наверное.

Лиза зажала визитку меж пальцев и развернула её лицевой частью к Пчёлкину.

— Ты понимаешь, что никаких денег не хватит на…

— Я поговорил с Сашей. Чёрный нал. Его хватит за глаза.

Девушка тупо уставилась на бело-синюю карточку, боясь даже дышать в её сторону. В городе только-только стихли бунты, впереди абсолютная неизвестность, а он решал такие серьёзные вопросы, от которых с лёгкостью могла зависеть жизнь, вот так вот просто — сунув взятку врачу, да поговорив с другом детства. Хотя так ли легко это было на самом деле?.. Правды узнать было не суждено. Эта правда так и должна была остаться только с ним.

— Лиз, — молодой человек нервно покрутил перстень на безымянном пальце и внимательно посмотрел на притихшую Черкасову. — Я всё сломал. Позволь мне попытаться хотя бы что-то восстановить. Если у тебя осталась ко мне хоть капля…

— Как ты думаешь, — она даже не поняла, когда успела охрипнуть. — Пустила бы я тебя в свою жизнь вновь, если бы у меня ничего к тебе не осталось? Я люблю тебя со школы, Пчёлкин.

…Они вышли из ресторана, когда часы уже пробили за полночь. Вышли радостные и счастливые. Оба предчувствовали что-то хорошее, светлое, то, что не заставит себя ждать. Всё было хорошо.

— Вить, ну не надо. Давай пройдёмся лучше.

Пчёлкин лишь отмахнулся и продолжил тщетные попытки отключить сигнализацию с упрямого Вольво. Впрочем, на Лизино счастье, автомобиль был с характером, идентичным Витиному — тем ещё дрянным. И открываться хозяину, употребившему «всего» пару рюмок беленькой, не желал.

— Я в метро не пойду.

— Что, брезгуем, товарищ Пчёлкин?

— Ничего подобного.

— А что же тогда?

Молодой человек посмотрел на девушку, чьё лицо украшала лукавая полуулыбка, и закатил глаза. Ключи демонстративно перекочевали в карман пальто, и Лизавета с довольной усмешкой схватила Пчёлкина под руку, предварительно перехватив букет ромашек правой рукой и прижав его к груди.

Она была счастлива.

Как и он.

Неспеша они двинулись по тротуару в сторону ближайшей подземки. Ночь выдалась теплой, и Лиза про себя отметила, что правильно поступила, оставив плащ дома. Осторожно касаясь рукой его локтя, девушка даже забыла о ноющей боли в затылке. Сейчас ей было настолько комфортно испокойно, что она отдала бы, наверное, всё на свете, лишь бы эти минуты длились, как можно дольше.

— Слушай, а помнишь, как я тебя из общаги Юркиной вытаскивала? — смутное воспоминание пришло совершенно внезапно и заставило улыбнуться. — По лестнице пожарной…

Пчёлкин рассмеялся — он шёл, зажав тонкую руку девушки между рукой и грудью, и смотрел куда-то вдаль.

— Помню. Смутно, правда. Больше эмоции запомнил — в шоке был от твоей решительности…

В следующий миг ему показалось, что она просто оступилась. Он даже сильнее схватил её за локоть, чтобы удержать. Но она рухнула на асфальт столь неожиданно и тяжело, что опешивший Пчёлкин моментально понял: случилось что-то страшное.

— Лиза! — забыв о дорогих брюках, он упал на колени, растоптав рассыпавшиеся цветы, и тряхнул девушку. Она, словно тряпичная кукла в его руках, безжизненно мотнула головой, и Виктор, откинув прядь пушистых волос с её лица, невольно отдёрнул руку — кожа её вмиг побледнела.

Это не могло быть правдой…

***

Отрешённо он рассматривал облупившийся подоконник, прижавшись виском к оконной раме. Страх. Страх разрывал его изнутри, но внешне никак не проявлялся. Он заполнял всё, но не выплёскивался наружу. Он заставлял стоять, глядя в одну точку, и медленно лишаться рассудка. Глаза жгло огнем, и молодой человек то и дело закрывал их, пытаясь умерить дискомфорт.

— Витя! Что?!

Он даже не слышал шагов, и оторвал пустой взгляд от окна, лишь когда услышал собственное имя. Алла Дмитриевна и Андрей Степанович — оба бледные, с перепуганными лицами — буквально подбежали к нему.

Что он мог им ответить?

— Витенька, что произошло? — осипшим от слёз голосом пролепетала Алла Дмитриевна, заглянув Пчёлкину в глаза. И от этого взгляда укололо в груди.

— Я… не знаю, — молодой человек потёр глаза и опустил голову. — Правда.

Алла Дмитриевна прижала ладонь ко рту и медленно опустилась на лавку у стены. Казалось, эта статная женщина старела на глазах. И смотреть на неё было страшно.

Андрей Степанович сел рядом, так и не произнеся ни слова и даже не взглянув в сторону Виктора. Пчёлкин четко ощутил ту ненависть, которую мужчина испытывал по отношению к нему.

И он имел на это полное право.

Минуты длились так медленно, что казалось, будто они издевались над находившимися в этом обшарпанном больничном коридоре. И за эти минуты каждый погрузился в свои мрачные мысли настолько, что, когда из платы вышел врач, они не сразу сообразили, что надо встать.

— Вы Черкасовы? — мужчина окинул взглядом серых от волнения родителей Елизаветы, и, дождавшись кивков, повернулся к подошедшему Пчёлкину. Тому, кого уже хоть как-то знал.

— Ну? — Виктор произнёс это настолько не своим голосом, что, не будь он в таком эмоциональном состоянии, непременно удивился бы сам себе.

— Мне нечем вас порадовать. Это кома. Кома после геморрагического инсульта. Готовьтесь.

Алла Дмитриевна сдавленно ахнула и зашлась слезами. А Пчёлкин вдруг почувствовал, что не может вдохнуть. Спазм сдавил горло, и молодой человек зажмурился, сдерживая внезапную дрожь во всём теле.

— Мне можно к ней?

Врач взглянул на Пчёлкина и собирался было покачать головой, но в последний момент вгляделся в его глаза. В них легко можно было прочесть мольбу.

— Пять минут вам всем. Максимум. Маша, — только вышедшая из палаты медсестра подошла к мужчине, — проследите.

…Это была не она. Она и не она одновременно. Столь чужая, поменявшаяся в лице и… практически белая. За какие-то пару часов она стала неузнаваемой. И он хотел умереть, будучи не в силах отвести от нее взгляда.

Ведь это всё равно она. Она. Его девочка.

Кончиками пальцев он коснулся её ладони — сухой и какой-то словно обветренной. Он и сам стоял, белее мела. Только глаза, наполненные предательской влагой, были красными и воспаленными. Он держал своими пальцами её, не чувствуя больше той тонкой связи, которая до этого связывала их. Не чувствовал трепета от прикосновений к ней. И от этого все внутренности скручивало ледяной рукой ужаса.

— Молодой человек, — девушка, стоявшая в углу палаты, подала голос, и он вздрогнул всем телом, обернувшись. Тонкие пальцы выскользнули из его руки, — время.

Пчёлкин молча кивнул и взглянул на Лизавету. Пришлось крепко сжать зубы, чтобы не завыть от боли. Боли… Виктор шагнул к медсестре и не сразу нашёл в себе силы, чтобы буквально прошептать вопрос:

— Ей больно сейчас?

Мария посмотрела на молодого человека и сочувственно покачала головой.

— Нет. Ей не больно.

Ответ не удовлетворил, но ледяная рука, пусть и немного, но разжалась. Виктор вышел из палаты, и, даже не взглянув ни на Аллу Дмитриевну, ни на Андрея Степановича, потёр ладонями воспалённые глаза и быстрым шагом двинулся по коридору. И даже тихий оклик Лизиной матери не заставил его обернуться.

Он не мог больше здесь находиться.

***

Бутылка водки, купленная в ближайшем ларьке, да фоном работавший телевизор — вот и вся компания. Ночь доживала свои последние минуты, а утренняя заря уже стучалась в окна. Полная окурков пепельница стояла посередине стола — он уже не помнил, сколько сигарет выкурил, сидя на кухонном диванчике прямо в плаще.

Внутри вдруг словно оборвалось что-то. Он даже передёрнулся и тряхнул головой, чтобы развеять неприятный укол в груди. И поморщился, поняв, что это не помогло. Бутылка, сиротливо стоявшая рядом с пепельницей, была наполовину опустошена, но алкоголь, да ещё и такой простой, почему-то совершенно не туманил разум. Тупо глядя куда-то в пустоту, Пчёлкин вспоминал то, что было всего несколько часов назад. Ему казалось тогда, что, если бы он ехал быстрее, то это обязательно бы помогло… Но он не решал ничего.

Всё решалось где-то там, далеко.

Трель стационарного телефона, походившая на раскат грома, заставила его вздрогнуть, подорвавшись на месте. Молча он схватил трубку и прижал её к уху. И почувствовал, как в одно мгновение всё внутри оборвалось окончательно.

Умерла. Пять минут назад.

Он не слышал практически ничего из того, что говорил ему врач. Он и не собирался его дослушивать. Нажав на отбой, он кинул трубку на стол и потянулся к бутылке. Мгновение — и она влетела в стену, разбившись на мельчайшие осколки и потеряв остатки содержимого. Крик сорвался с губ, и молодой человек рухнул на диванчик и уронил голову на стол, обхватив её руками. Теперь было бессмысленно сдерживать слёзы. Теперь бессмысленным стало всё.

Виктор Пчёлкин рыдал в голос, оплакивая ту, которую любил с семнадцати лет, августовским утром девяносто первого.

Не понимая, что в эти минуты умирал сам.

========== 32. Живи, Витенька. Живи и помни, что ты наделал ==========

Продавщица стояла за стойкой и лениво позёвывала, листая глянцевый журнал. Сейчас платье было дешевле пошить у портнихи, нежели покупать готовое, и потому продажи были, мягко говоря, не очень завидными. Что поделать, брендовые экземпляры сейчас мало интересовали народ. И девушка прекрасно это понимала.

Поэтому звон колокольчика, подвешенного над дверью, заставил её вздрогнуть и машинально поправить строго затянутый на затылке пучок. В глубине души тут же проснулась давно заложенная установка — до последнего держать потенциальную покупательницу.

Но в магазин вошёл мужчина.

И его внешний вид явно говорил о том, что деньги у него водились немалые. И это был хороший шанс.

— Молодой человек, могу я вам помочь? — девушка выпорхнула из-за стойки и подошла к мужчине. Тот окинул взглядом манекены, и про себя продавщица отметила, что он вёл себя как-то странно: заторможено и вяло. Да и глаза были какие-то словно мёртвые.

— Да… — голос оказался хриплым, и мужчина прочистил горло, прежде чем продолжить. — Мне платье нужно.

Оно и неудивительно, это же свадебный салон. Девушка поправила бейджик с именем Екатерина, словно бы кокетливо представляясь покупателю.

А он симпатичный. Странный какой-то, но весьма обаятельный. Еще и при деньгах точно — вон, как золото на руках блестело.

— Вообще-то, сложновато будет, — Катя улыбнулась, пытаясь заглянуть молодому человеку в синие глаза. — Без невесты как фасон подобрать? Вдруг ей не понравится?

Пчёлкин провёл рукой по волосам и попытался выдавить улыбку. Получился ледяной оскал.

— Ей уже всё равно. Мне в гроб платье нужно.

— Ой, — девушка даже сделала шаг назад от потенциального покупателя, явно растерявшись — уж такого ответа она никак не ожидала. Впрочем, профессионализм — дело сложное, и Екатерина его познала достаточно хорошо, чтобы быстро сориентироваться, убрать с лица заигрывавшую улыбку и лишить голос слащавых ноток. Не её кандидат, тут уж и не поспорить. — А… у вас хотя бы мерки есть?

— Да, — молодой человек полез во внутренний карман пиджака и вынул на свет листок бумаги. Катя невольно передёрнулась, взяв его в руку и развернув: пропорции оказались практически теми же, что и у неё. Едва ли не самыми маленькими. Да и бумажка наверняка из морга была.

— В какую цену хотите уложиться? — она подняла взгляд и сложила листок пополам. В любой другой ситуации этот вопрос так и остался бы не озвученным, но сейчас совесть предательским червячком ела девушку. Не разводить же на деньги в такой ситуации. Теперь понятно, почему он такой странный. Невесту хоронил…

— В любую.

Сейчас Виктору Пчёлкину, в самом деле, было абсолютно наплевать на деньги. Он бы с готовностью купил всё самое лучшее и дорогое, но не мог. Правила предписывали хоронить в определённых моделях. Он опоздал, и теперь мог купить лишь то, что разрешалось надевать на покойных. На покойных незамужних девушек. Он сам виноват. Он не успел.

Девушка кивнула и указала рукой на ряды вешалок.

— Вам нужно будет закрытое и с рукавами, другие нельзя…

Пчёлкин отрешённо взглянул на белые наряды. Рука потянулась к одному из платьев, и он осторожно коснулся пальцами нежного кружева. Внутри всё сжалось от горечи и пустоты. И ему пришлось на несколько мгновений закрыть глаза и качнуть головой, сдерживая слёзы.

— Извините.

— Ничего страшного, — Екатерина осторожно подхватила вешалку с тем самым платьем, к которому потянулся Виктор, и подложила под него руку, демонстрируя наряд целиком. Платье оказалось очень красивым. Скромным и простым.

Пчёлкин нахмурился, пытаясь собрать мысли в кучу и заставить самого себя думать. Он не имел права окончательно отрешаться от всего, потому что ни на кого, кроме него и добровольно вызвавшихся помогать друзей, надежды не было. Может быть, потом, когда всё пройдёт, он и выпадет из жизни…

Но сейчас надо было собрать последние силы в кулак.

***

— Вить, тут вещи отдали из больницы наконец-то.

— Какие вещи?

Тамара шмыгнула носом, несмотря на то, что Валера отчаянно просил её держаться. Напоминание о том, что «Ему сейчас в разы тяжелее», несильно помогало молодой женщине справляться с тяжким чувством скорби по давней знакомой. Валера протянул непрозрачный пакет другу.

— Мы только что оттуда. Я, правда, не знаю, что на ней было-то тогда, но все клялись и божились, что всё отдали.

Витя взял пакет и заглянул в него. Трясущейся рукой вытащил на свет жёлтое платье и легко встряхнул его. Вещица была разрезана по шву, а на плече и вовсе небрежно разорвана. И сейчас напоминала обыкновенную пёструю тряпку. Перекинув то, что когда-то было дорогим нарядом, через локоть, молодой человек вновь запустил руку в пакет, привлечённый тем, что блеснуло в нём буквально на мгновение.

Браслет. Они вернули даже его.

Тамара поджала губы, опухшими глазами наблюдая за тем, как машинально Витя перебирал тонкое плетение меж пальцев, глядя куда-то в пустоту. Он словно был не здесь, не с ними. И он отвернулся от них, сжав браслет в руке, и подставил лицо теплому августовскому солнцу, словно не желая пересекаться взглядом с сочувствовавшими ему друзьями.

***

…В прохладное помещение он вошёл самым последним. Не хотел, чтобы кто-то смел его торопить или мешать.

Гроб из красного дерева стоял у стены, а позади него — крышка с Распятием. Белый саван словно подсвечивался из-за яркой люминесцентной лампы, что едва слышно жужжала под потолком. Только этот звук нарушал тяжёлую тишину, давившую со всех сторон. Эти стены никогда не знали радости и веселья. Им были известны лишь слёзы и горе.

Его шаги отдавались гулким эхом, от которого по спине почему-то бежали мурашки. Всего каких-то пять шагов, но как тяжелы они были для совсем молодого мужчины…

Витя на мгновение задержал руку в воздухе, прежде чем откинуть шёлковую ткань, а после трусливо зажмурился, отвернувшись. Смотреть на неё было невыносимо. И, если раньше он плохо понимал, почему умерших сравнивали со спящими, то теперь он чётко увидел причину. Сколько раз он видел её спавшей, а сейчас был вынужден смотреть на хрупкое безжизненное тело. Он видел её в последний раз.

Ему говорили, что она не мучилась. Что, вероятнее всего, даже понять ничего не успела. Что была только вспышка боли, к которой она привыкла. И он понимал, что, скорее всего, так и было: смерть не успела поглумиться над ней и не оставила на лице практически никаких своих следов. Разве что нос заострился… А в целом… всё та же Лиза Черкасова, такая родная и близкая.

Лиза Черкасова. В гробу. В двадцать один год.

Молодому человеку пришлось задрать голову к потолку на несколько мгновений, чтобы немного прийти в себя. Осторожно он взял её руку, сложенную на груди, и сжал тонкие пальцы. Холодные, они словно обожгли его, но он не выпустил их, лишь сильнее сжав. Он держал её за руку в последний раз. Больше никогда не сможет сделать этого. Свободной рукой он провёл по её щеке и механическим движением поправил пушистые волосы, которые, как ему показалось, спутались; скинул на пол крохотную соринку с лёгкой белоснежной фаты. Пелена застлала глаза, но он больше не зажмуривался: он смотрел, не обращая внимания на выступившие слёзы. Он запоминал. Он хотел запомнить каждую черточку её лица, каждый сантиметр, потому что знал: всё это в последний раз. Теперь её не будет ни здесь, ни в Горьком, нигде. И он никогда больше не сможет бросить всё и приехать в другой город, чтобы просто увидеть её. Всё. Теперь некуда ехать.

Тряхнув головой, Витя словно сбросил с себя оцепенение и полез в карман пиджака. Золото блеснуло в матовом свете лампы, и ему пришлось выпустить тонкие пальцы Лизаветы из своих. Осторожно он обвил украшением запястье девушки и с тихим щелчком замкнул ювелирное изделие. Браслет скользнул по холодной коже вниз, к локтю, и зацепился за кружевной рукав, необычно отсвечивая на резком белом свету. Обернувшись, чтобы убедиться в том, что никто не мог увидеть его манипуляций, Пчёлкин осторожно оттянул рукав и спрятал украшение под тонкую белую ткань. От греха подальше.

Это был его подарок ей. У неё он и должен остаться. Навсегда.

Осторожно он взял холодную ладонь в свои руки и зажал её, словно надеясь согреть. Сколько он стоял, вспоминая? Сколько сжимал эти тонкие пальцы? Время потеряло свой счет, да и не было его здесь, в этих стенах. Здесь жизнь сливалась со смертью в причудливую симфонию тишины и механического жужжания лампы.

А он ни разу не слышал, как она играла на скрипке…

Две скупые мужские слезы все-таки сорвались и упали на кружевной рукав белого подвенечного платья. Они высохнут, но их следы останутся на этой ткани навечно.

Витя Пчёлкин отлюбил свое. В августе тысяча девятьсот девяносто первого года.

***

Пчёлкины-старшие не думали, что их сын приедет к ним перед днем похорон, чтобы просто переночевать. И потому не успели убрать черно-белую фотографию, выбранную из толстого семейного фотоальбома, со стола. И именно на этот снимок и смотрел сейчас их сын, сидя на диване и уперевшись локтями в колени.

Он приехал сюда, чтобы не быть одному. Одиночество ждало его вместе с алкоголем, а надо было продержаться ещё хотя бы один день. Завтра всё закончится. По крайней мере, для него: не надо будет сдерживаться, не надо будет сухо кивать в ответ на соболезнования. Можно будет запереться у себя в квартире, отключить все телефоны и вновь и вновь планомерно напиваться до бессознательного состояния. Никто не посмеет его упрекнуть. И наплевать на всё и всех. Плевать на «Курс-Инвест», плевать на грозивший кризис. На всё.

А на фотографии она улыбалась. Сидела вполоборота на стуле и улыбалась так просто и открыто… Он и не помнил уже, когда делалось это фото. Судя по белому переднику, ближе к выпускному. Пушистые волосы были собраны в косу, перекинутую вперёд. Она сидела на школьном стуле и держала осанку, словно боясь испортить фотографию неудачной позой. Она бы ни за что не смогла её испортить. Она всегда была самой красивой.

Она. Была.

Валентина Степановна тихонько зашла в комнату — сын сидел перед столом, не шевелясь, и, казалось, даже не дыша. Она так и не сумела вытянуть из него ни слова, кроме скупого объяснения столь неожиданному визиту. Её сын сидел перед фотографией той — Валентина Степановна всегда надеялась на это, — с которой мог бы создать крепкую и счастливую семью. А что теперь? Теперь её сын словно осиротел. Осиротел, потерял ту опору, что поддерживала его, и сломался сам.

— Витюш, — женщина осторожно опустилась на диван рядом с сыном и погладила его по плечу, — ну, ты как?

Молодой человек сложил ладони лодочкой, прижал их к губам и носу и покосился на мать. Вопрос её остался без ответа, да Пчёлкина, впрочем, и не настаивала на нём. Она и сама всё видела. Как ещё он мог быть, когда чёрный костюм висел на плечиках на шкафу, ожидая своего часа, а на столе стояло фото его невесты, перетянутое чёрной лентой?

Валентина Степановна закрыла глаза и провела рукой по сыновней спине.

— Держись, Витюш, только держись. Жизнь длинная, всё пройдёт… Так больно не всегда будет, со временем полегчает.

Витя опустил голову и, качнув головой, вдруг улыбнулся. Женщина удивилась настолько, что не сразу поняла, что это и не улыбка вовсе, а оскал. Холодный и бесчувственный оскал, которым он словно защищался от любых слов утешения в свой адрес. Валентина Степановна подалась было вперед, чтобы обнять сына, но тот вдруг спрятал лицо в ладонях и затих. И сидел неподвижно, словно даже и не дыша.

— Мам, я жить не хочу, — гулко, не отрывая ладоней от лица, проговорил, наконец, Витя, и женщина, прикусив губу и покачав головой, всё же обняла сына и прижалась лбом к его плечу. Что она могла ему ответить? Разве можно что-то вообще ответить на такое? На то, что рвалось из самых потаённых уголков души. И как бы сейчас не было ей больно и тяжело — она не имела права корить его за такие слова. Ведь ему было больнее в тысячи раз…

Она не сразу заметила, как задрожали плечи молодого человека. А, когда заметила и крепче обняла его, Витя зарыдал в голос, измученный и обессилевший. Это было так не похоже на него — всегда максимально весёлого и решительного, уверенного в себе. Сейчас он словно был другим человеком — слабым, забитым. Потерянным.

Валентина Степановна потянула сына на себя, и тот уткнулся лицом в её колени, расклеившись окончательно. И родная мать никак не могла успокоить его, хотя готова была отдать всё на свете, лишь бы только ему стало хоть немного легче.

— Поплачь, поплачь, — тихо пробормотала она, гладя зачёсанные назад светлые волосы и стараясь держаться сама. Лиза успела стать ей по-настоящему родной, и женщина вот только недавно успокоилась. Как она радовалась и за своего сына, и за эту милую девчушку, когда Витя совсем недавно рассказал о том, что встретил ее вновь… А как был счастлив он сам… Как клялся самому себе, что непременно осчастливит и её…

Витя Пчёлкин рыдал, будучи не в силах успокоиться. Он в принципе никогда этого не делал, разве что только в детстве, и сейчас плакал так, как обычно плакали именно дети — безысходно и отчаянно.

Кто-то сказал однажды, что слёзы облегчают мучения.

Видимо, его горе было им неподвластно.

***

День выдался ясным и солнечным, что, конечно же, можно было считать везением. Ведь если бы лил дождь, всем присутствовавшим было ещё тяжелее. Хотя, казалось бы, куда уж ещё-то тяжелее?..

А народу собралось много. Даже очень много. Никто не ожидал такого наплыва людей. Никто не мог даже предположить, что у простой советской девушки могло быть такое количество искренне скорбящих и любивших её знакомых и друзей. Все они стояли под тенью деревьев, каждый думая о своём. Они были самыми разными, но для него представляли однородную безликую чёрную массу.

Витя Пчёлкин стоял отдельно ото всех, даже не думая подойти хотя бы к друзьям. И никто не решался шагнуть к нему — столь пугающий вид был у молодого человека. Нет, он не плакал, не срывался. Но красные, воспалённые и болезненные глаза, преисполненные безразличием и холодом, на фоне бледного лица ясно давали понять, что сейчас его лучше не трогать. Молча стоял он, опустив руки, слушая сдавленные рыдания Аллы Дмитриевны и собственной матери, и, казалось, даже не слыша их. Он думал. О чём? Не знал и он сам.

Гроб из красного дерева, её последнее пристанище. Рядом с рабочими стоял Саша Белов, следя за тем, чтобы с его давней знакомой и хорошей коллегой обращались как можно осторожнее. В отдалении стоял Валера, а позади него, уперевшись лбом в плечо мужа — Тамара. Людочка тихо плакала, уронив голову на плечо растерянному Космосу.

И только Виктор стоял в полном одиночестве.

По очереди каждый подходил к могиле и бросал горсть влажной земли. И лишь двое стояли, держась друг за друга и не отходя от неё ни на шаг. Алла Дмитриевна и Андрей Степанович. Казалось, эти совсем ещё не пожилые люди старели буквально на глазах. Казалось, слёзы их невозможно было остановить. И в рассеянном сознании Пчёлкина красной нитью то и дело проскакивала мысль о том, что отныне стоило быть внимательным к Лизиным родителям. Мало ли, что…

Виктор опустил голову и вздохнул. Его выводила из себя вся эта разношёрстная толпа людей, большая часть из которой была ему практически не знакома. Больше всего на свете ему хотелось остаться здесь в полном одиночестве, чтобы рядом не было этих косившихся на него людей, то и дело перешёптывавшихся между собой.

— А кто это? – вот, пожалуйста: очередной бестактнейший вопрос от одной из женщин. Кажется, она была из Горького, чуть ли не Юркина родственница.

— Жених.

— О, Господи, Боже мой…

Он так и не понял, кто окрестил его таким статусом. Ведь никаким женихом он ей не был. Не был, потому что просто не успел. А, раз не успел, то разве мог так называться?

— Вить, — негромкий голос окликнул его, заставив обернуться. Это Ольга подошла к нему — притихшая, с опухшими глазами, державшая в руках охапку тёмно-красных роз. — Надо подойти.

Он вновь взглянул на могилу. Нет, он не сможет. У него сил никаких на это не хватит. Казалось бы: собери ты силы в кулак, подойди, брось несчастную горсть земли, да тут же уйди. Но это оказалось сильнее его. И потому он лишь покачал головой и устремил взгляд себе же под ноги. Ольга ничего не ответила — понятно было, что он уже всё решил. Он не сделает и шага в сторону могилы, как его не уговаривай. Девушка отчитала десяток роз и, взяв Пчёлкина за руку, буквально вложила цветы в его ладонь, стараясь сделать это как можно аккуратнее — чтобы шипы не впились в кожу. И буквально заставила его сжать стебли.

— Всё нормально, Оль, — прохрипел Виктор, на мгновение взглянув на девушку. Он хотел бы улыбнуться ей, дабы успокоить и уверить в правдивости своих слов, но сил не хватило. И Белова всё поняла — тихо она отошла в сторонку, украдкой вытерев глаза. А молодой человек, вновь оставшись один, невидящим взглядом взглянул на данные ему цветы. Почему розы? Она же никогда их не любила… а он совсем забыл заказать ромашки.

Рабочие перехватили лопаты и вонзили их в землю. Мгновение — и первые комья земли с глухим стуком упали на красное дерево. Алла Дмитриевна взвыла, и ему вдруг захотелось зажать уши, чтобы не слышать ни плача, ни этих глухих звуков. Последние оказались настоящей пыткой и вызывали желание застонать от боли. Виктор отвернулся от могилы и отрешённо взглянул на присутствовавших. Примерно половина тут же опустила головы, пряча глаза. Скользнув взглядом по толпе, молодой человек задержал рассеянное внимание на мужчине, что стоял в максимальном отдалении от собравшихся, скрытый тенью клена. Облачённый в чёрную водолазку и брюки, он сжимал в руках букет белых роз и по внешнему виду почти ничем не отличался от большинства присутствовавших. Длинный шрам через половину лица — вот, что привлекло Пчёлкина. На какой-то миг ему даже показалось, что он где-то уже видел этого человека. Но что могло связывать Лизавету с ним? Витя нахмурился, глядя на этого незнакомца, но тот лишь перехватил цветы другой рукой и вытащил из кармана пачку сигарет. Руки его дрогнули, и Пчёлкин понял — Лиза была дорога этому мужчине. Виктор отвернулся, упёрся спиной в толстый ствол дерева и закрыл глаза.

За что ему всё это? За что ей такой конец? Как ему жить теперь, зная, что её нет? Нигде нет, и никогда она больше не вернётся. Оттуда не возвращались… Никогда больше она не будет рядом, никогда он почувствует её прикосновений, не услышит её голоса. Ему оставалось просто жить. Жить дальше. Хотя бы как-то.

Живи, Витенька. Живи и помни, что ты наделал.

Он виноват во всём случившемся. Он сам убедил себя в этом. Сам принял на себя тяжкий грех. Правая рука сжалась в кулак, и шипы роз впились в ладонь. Но он не почувствовал боли. Это он, он породил ту цепочку, что привела к сегодняшнему итогу. Он ударил её. Сорвался, и вот она — его расплата. И ему жить со всем этим. Со всей этой правдой. Только ему одному.

Мимо прошёл тот самый мужчина со шрамом. Тряхнув головой, Виктор отогнал навязчивые мысли и проследил за ним взглядом. Не обращая внимания ровным счётом ни на кого, незнакомец стремительно подошёл к могиле и, присев, опустил розы на холм. За его спиной тут же зашептались, но, когда он встал и обернулся, все притихли: видимо, испугались изуродованного лица. Но ему было совершенно наплевать на реакцию людей: взглядом он нашёл Пчёлкина, и в этом взгляде последний сумел различить ненависть. Смешно даже подумать, сколько людей могли ненавидеть его, не зная, как в эти минуты он ненавидел самого себя. Гораздо больше, чем все они, вместе взятые.

Мужчина не стал задерживаться и стремительно покинул место последнего пристанища Лизаветы — Пчёлкин только и успел, что глазом моргнуть. Молодой человек окинул взглядом присутствовавших — некоторые из них уже стали расходиться, а цветы и вовсе остались лишь у него.

И вновь Ольга Белова шагнула к нему, предварительно что-то сказав Саше. И молча встала рядом с другом мужа, сочувственно взглянув на него и коснувшись локтя.

— Вить, ехать уже пора.

Пора. На поминки. Неужели они и впрямь думали, что он поедет в этот чёртов ресторан, и дальше терпя на себе десятки взглядов? Да ни за что на свете. Всё. Он сделал всё, что должен был, и теперь предоставлен одному лишь себе. И будет делать то, что захочет. И плевал он на всех.

— Я не поеду, — молодой человек произнес это тихо, хрипло, но от того не менее уверенно. Оля провела ладонью по его плечу, жалея, и он завел руки за спину, прежде чем вновь опереться о дерево и задрать голову к небу, надеясь, что сумеет сдержать чёртовы слёзы. — Это я во всем виноват…

— Это не так, — прошептала девушка и тихо всхлипнула. Если бы она могла хоть как-то его успокоить!.. Но весь его вид говорил о том, что никто не в силах ему помочь.

— Это так, Оль. Так.

Не дождавшись ответа, молодой человек отошёл от Ольги и направился к могиле. За охапками цветов не было видно даже фотографии — ему пришлось откинуть несколько роз и гвоздик, чтобы чёрно-белый снимок в рамке стал заметен. Опустившись на одно колено, Витя положил цветы куда-то в сторону, подальше от снимка. Она ведь не любила розы, и он чувствовал себя предателем, опуская их на холм. Молча смотрел он то на фото, то на табличку с её именем и двумя датами. Умереть в двадцать один от инсульта. Сгореть дотла за какие-то несколько часов.

Она умерла на рассвете.

Наверное, это здорово — умирать под утро. Легче, чем в другое время.

Народ постепенно расходился. Аллу Дмитриевну и Андрея Степановича — серых, постаревших за несколько дней лет на двадцать — буквально увели Саша и Космос. Родители Виктора тоже ушли вслед за Черкасовыми. Через какое-то время он, как и хотел, остался один. Один на один со своим горем и чёрно-белой фотографией в обрамлении цветов.

Стоя на коленях перед могилой, он обхватил голову руками и судорожно выдохнул.

Ему придётся жить дальше. Жить и помнить обо всём, что случилось с ним. И о том, как любила его та скромная девчонка-староста из десятого «А». И о том, что никогда ему больше не испытать такого же чувства, которое испытывал он к ней.

К Лизе Черкасовой. К той, которую отныне так и будет считать своей невестой.

Она бы, наверное, была не против…

========== Эпилог. Долгие восемь лет ==========

Комментарий к Эпилог. Долгие восемь лет

Дорогие читатели. Это последняя часть данной работы. У меня к Вам убедительнейшая просьба: после прочтения эпилога обратите внимание на самый первый отзыв под ним. Он под моим же авторством, и это некий постскриптум ко всей работе.

И да: ваши отзывы по-прежнему на вес золота для меня.

Спасибо за то, что были со мной.

Зима 99-го…

День голосования приближался с каждой минутой и теперь уже не казался таким уж нереальным и далёким, как раньше. Активная агитация, открытки, подарки, опросы, многочисленные плакаты и иная сувенирная продукция с изображением Белова, обнимавшего сына — в общем, имиджмейкеры свой хлеб ели явно не зря. Но и хлеб у них был какой-то слишком уж дорогой. Это порой знатно выводило из себя.

Чёрный Мерседес остановился на светофоре, и его владелец, тасуя во рту жвачку, легко улыбнулся, заприметив в отдалении рекламный щит с изображением друга на фоне церкви. «Наше будущее в наших руках»! Ещё сказано-то как красиво. Понятное дело, что Белый этой фразы не произносил никогда, но недаром же двое толстяков-имиджмейкеров считались одними из самых лучших специалистов в области пиара.

Слово-то какое. Пиар.

Загорелся зелёный, и автомобиль резво стартанул с места. Признаться честно, водить он не любил никогда, но иного варианта не видел. Не на метро же ездить, в самом деле! Да и офис располагался буквально в паре минут езды от дома очередной пассии. Выбирать любовницу поближе к работе. А что, оригинально.

Хотя, какая она ему любовница? Так, пару раз потрахаться, да и забыть с чистой совестью. У него самые длинные отношения длились чуть больше четырёх месяцев, и то только потому, что последние недели три из них он крутил одновременно с двумя, на голубом глазу обманывая свою «подругу». Что-то мало-мальски длительное и с замахом на серьёзность не то, что бы совсем уж пугало, скорее, имело особенность быстро наскучивать и вызывать омерзение. Ну, какой из него муж и отец? Разве что самый хреновый и ненадёжный. Какой нормальной бабе будет приятно терпеть постоянные загулы и измены? А он ведь будет делать и то, и другое. Он-то себя знает.

Во двор офиса он въехал как раз вовремя — начинался снегопад, а колесить по дорогам в такую погоду жуть, как не хотелось. А так хоть на работе пересидит, уже неплохо.

— Здравствуйте, Виктор Павлович! — стройная блондинка приветливо улыбнулась ему, стряхивавшему успевшие-таки налипнуть на дорогое чёрное пальто хлопья снега прямо на шикарный ковер.

— Привет, Люд, — он ещё раз тряхнул предмет гардероба и поднял руку в знак приветствия. — У себя?

— Да уже минут двадцать, как.

— Отлично. Коньячку организуешь?

— Конечно, — и Людмила поспешила покинуть рабочее место, дабы добыть этот самый коньяк из подсобки. Мужчина проследил за ней взглядом. Нет, всё-таки Космос огромный идиот. Такая девушка — и красивая, и неглупая, и любила придурка, а он? Совсем недавно вон, с кокаина слез, наконец-то. Что он ей даст-то?

— Здорово, — он зашёл в кабинет Белова и не смог не заметить, как оба его друга, лишь кивнув и махнув руками, вновь уставились в телевизор. — А что, началось уже?

— Ну ты бы ещё дольше у своей Таньки торчал, — хохотнул Космос. Пчёлкин кинул пальто в кресло.

— Наташки, — машинально поправив друга, мужчина подошёл к друзьям и сел на край стола. Как бы ни относился он к своим пассиям, но по именам помнил каждую, и в комичных ситуациях а-ля «назвать девушку именем любовницы» не бывал никогда. — Давно идёт?

— Да минут десять.

— И как?

— Пока ничего интересного.

Пресс-конференция обещала быть горячей. Об этом даже толстяки говорили. Они и сами должны были вот-вот подъехать, но метель их, видимо, задержала.

— Виктор Павлович, — он даже вздрогнул — столь тихо умудрилась Людочка подойти к нему с подносом, на котором красовался наполненный почти до краёв стакан и бутылка. Правильно, выучила — не будь на подносе последней, он бы отослал её исправлять ошибку.

— Люд, я кофе дождусь сегодня? — Космос обернулся в сторону девушки и недовольно взглянул на неё. И та, к удивлению Пчёлкина, сохраняя вид крайне невозмутимый, взяла поднос подмышку.

— Сегодня дождешься, — о, как. Совсем Кос её достал, похоже, раз она даже начальства не постеснялась и так открыто «ткнула» Холмогорову. Впрочем, его-то какое дело? Витя лишь усмехнулся, взял стакан и сделал глоток. Холмогоров уже собрался было что-то ответить, но Люда испарилась из кабинета столь быстро и ловко, что он лишь раздражённо дёрнул шеей и вновь отвернулся к телевизору.

Информацию о поджоге типографии троица восприняла совершенно спокойно. О том, что это чистой воды провокация со стороны Каверина, они знали с самых первых минут после произошедшего. И на этой записи чётко увидели, что имиджмейкеры свое дело знали: уж больно убедителен был один из их коллег, потребовавший конкретных доказательств того, что поджог — дело рук Белова и его людей. И тема тут же была закрыта.

— Ну, я надеюсь, мы находимся в цивилизованном обществе, — собственно, именно этими словами ведущий и закончил данную тему, спеша перейти к другой. Пчёлкин, не отрывая взгляда от экрана, перетасовал жвачку и отхлебнул коньяка. — Господа, я попрошу ещё минуту внимания. У нас в зале присутствует человек, способный подтвердить информацию, изложенную на листовке.

Артур Лапшин развернулся к камере лицом медленно, явно волнуясь. Взяв протянутый ему микрофон, он банальным «раз-два» проверил его на рабочее состояние и прочистил горло:

— Меня зовут Артур Лапшин. В девяносто первом году Белов и его бригада рэкетировали созданное мной предприятие. Отказавшись платить, я подвергся угрозам и издевательствам. Опасаясь за жизнь своей семьи, я вынужден был уехать за границу. Белов не просто отнял у меня моё любимое дело, — Лапшин замялся и окинул взглядом зал, — он украл у меня Родину. Украл любовь. И вот поэтому я вновь прилетел сюда, чтобы на своём примере предостеречь вас. Я отвечаю за свои слова и могу предоставить журналистам и следствию все необходимые материалы.

Телевизор тут же умолк. Это сам Белов выключил его, застигнутый врасплох. Он не ожидал такого, никак не ожидал и не мог даже подумать о том, что Каверин найдёт этого урода и даст ему в руки сценарий, сделав своим козырем. Удар под дых удался, Белов оказался в тупике.

Но телевизор он выключил не поэтому. В эти мгновения он ещё даже не понимал до конца, чем именно могло грозить ему возвращение Лапшина.

Молча они с Космосом обернулись назад.

Витя по-прежнему сидел на столе, немигающим взглядом пялясь на уже потухший экран. Если для Белова это был удар под дых, то для него — нож в спину. Какая к чертям собачьим любовь? Как он смел вообще произносить это слово на камеру? Он же даже на похороны не прилетел, хотя не мог не знать о случившемся. И сейчас спекулировал ею, используя память о покойнице, чтобы обелить себя перед избирателями, чтобы предстать перед ними мучеником, настрадавшимся из-за «бригады Белова».

Сука.

Ни один мускул не дрогнул на лице Пчёлкина. На какие-то мгновения Космосу и Александру даже показалось, будто их друг и не услышал пронзительной речи Лапшина. Они даже перебросились недоуменными взглядами, а Витя, оторвав, наконец, взгляд от телевизора, сделал большие глаза и воззрился на друзей.

— Что? — мужчина передёрнул плечами и холодно усмехнулся. — Всё нормально.

Да ничерта не нормально. Свои же слова он тут же опроверг, схватив бутылку и отпив крепкий напиток прямо из горла. Горло привычно обожгло, и от этого стало полегче. Не произнеся больше ни слова, мужчина спрыгнул со стола, схватил валявшееся в кресле пальто и вышел из кабинета. Он даже не взглянул на друзей, а те, впрочем, и не ждали иной реакции. В его «Всё нормально» мог бы поверить кто-то, кто знал его совсем недавно. Но никак не они.

***

— Здесь налево.

Шмидт, выхваченный им буквально на пороге офиса и согласившийся побыть сегодня кем-то вроде личного водителя, послушно крутанул руль и мягко вписался в поворот. Узкие дорожки были плохо предназначены для автомобилей, но ушлые охранники за пару зелёных бумажек не то, что ворота открывали — едва ли не честь спешили отдать.

— Вить, может, объяснишь? — начальник охраны Белова никак не мог взять в голову, почему вдруг Пчёле понадобилось ехать сюда посреди дня, да ещё так скоро и решительно.

— На дорогу смотри. Направо. Сейчас узнаешь всё.

Он уже пожалел, что взял Шмидта с собой. Не нужны были здесь лишние глаза, по большому счёту. Но ехать одному, после коньяка, да под снегом, почему-то было страшновато.

— Всё, тормози.

Шмидт послушно нажал на педаль, и машина остановилась. Мужчина чувствовал себя, мягко говоря, дискомфортно. Всё же, по таким местам обычно в одиночестве принято ездить, и Дмитрий сейчас чувствовал себя чем-то вроде пятого колеса. Но что было поделать?

Витя вылез из автомобиля и, обогнув его, жестом сказал Шмидту выйти. И, когда тот завозился с врученными ему ключами, чтобы поставить машину на сигнализацию, едва ли не рассмеялся.

— Уймись, кому она нужна здесь? Пошли.

Завязали бы ему глаза — он всё равно смог бы найти дорогу сюда. Было время, когда он приходил сюда едва ли не через день. Теперь приезжал дважды в год. Его мама оказалась права. Правда, лишь отчасти.

Утопая в девственно-белоснежном снегу практически по щиколотку, он шагал прямо и остановился так неожиданно, что Шмидт едва ли не влетел в спину товарища.

— Ну, вот. Пришли.

Шмидт непонимающе взглянул на Пчёлкина, и тот, поймав этот взгляд, покачал головой и сделал несколько шагов влево, чтобы Дмитрий понял, куда именно «пришли». Рукой, облачённой в дорогую кожаную перчатку, Виктор смахнул лёгкий снег с памятника и перехватил букет поудобнее.

Шмидт молчал. Он заприметил памятник с портретом сразу же, но даже не думал, что Пчёла шагнёт именно к нему. И сейчас просто не знал, что сказать или спросить. Все слова показались глупыми и бестактными.

Пчёлкин опустился на корточки и несколько раз провел рукой по памятнику вновь, смахивая снег окончательно. Сыпать почти перестало, но редкие снежинки вновь падали на темный гранит. Впрочем, никакого неудобства они уже не приносили. Глядя на портрет, мужчина улыбнулся. Он давно уже мог улыбаться, глядя на неё.

После всего случившегося, в самый день похорон он попросил у Саши ровно месяц. И из того самого месяца он не помнил практически ни дня. Месяц он не выходил ни с кем на связь, месяц топил горе в алкоголе и находился в таком беспамятстве, что, периодически приходя в себя, даже не мог сообразить, какой сегодня день. Ровно месяц. И за этот месяц ему удалось похоронить её окончательно. Выйдя на работу, он своим поведением вызвал у всех окружавших его людей неподдельное удивление. Даже у друзей детства. Он вёл себя ровно так, словно ничего не было, словно всё, что случилось, это всеобщий дурной сон. Казалось, к ним вернулся тот самый, прежний Витя Пчёлкин. Но все они ошибались — он не был прежним.

Он озверел.

Пусть в глубине души, но это было так. И проявления этого «зверства» окружающие стали замечать не сразу и не скоро. Цинизм, жажда денег, готовность ради цели идти по головам, готовность перегрызть горло практически любому. Это он хладнокровно прикончил людей Луки. Это он первым согласился на поставки оружия в Чечню. Это он больше всех бесился из-за тех одиннадцати миллионов. Деньги могли решить всё, а человеческая жизнь была ничтожной.

Она бы не позволила ему стать таким. Но её больше не было.

Он до сих пор любил её. Он похоронил, но не сумел забыть. Иногда она даже снилась ему. Поначалу этосводило с ума, но потом он привык.

Прошло уже восемь лет. Но он всё равно любил.

Сколько раз он пытался найти ей замену? Он менял женщин, как перчатки, отчаянно ища в новых кандидатках знакомые черты. Но ни одна так и не смогла полностью заменить ему Лизу. Возможно, подсознательно он и не хотел, чтобы эта замена находилась. И потому через какое-то время искать перестал. Лёгкая жизнь, в которой были алкоголь, красивые девушки и практически никаких обязательств, полностью его устраивала. Ради неё он смог бы бросить, наверное, всё.

Но её не было и никогда больше не будет. А значит, он волен делать всё, что захочет.

Часто он задумывался: что бы она сказала, увидь его сейчас? Она бы, наверное, разочаровалась в нём. Однажды она уже простила его, но смогла бы простить сейчас?..

Сидя перед могилой, мужчина провёл рукой по цветнику и нахмурился. Он и не заметил сразу этих цветов, припорошенных снегом. Взяв их в свободную руку, Виктор тряхнул букетом, стряхивая с него белоснежные хлопья.

Алые розы. Совсем свежие.

Ненависть и злоба тут же скрутили внутренности, и ему отчаянно захотелось вышвырнуть чёртовы цветы куда подальше. Он сразу понял, кто их принёс сюда. Артур. Он был здесь, несомненно. Почему Витя был в этом уверен? Потому что после восьми лет со дня смерти Лизы сюда приходило гораздо меньше народа, чем раньше. Когда приезжали Алла Дмитриевна и Андрей Степанович, он прекрасно знал, да и не приносили они никогда этих пошлых роз. Его, Витины, родители тоже приезжали ближе к двум датам. Да и он сам не должен был быть здесь сегодня. Просто, когда он увидел Лапшина по телевизору, внутри все вспыхнуло. А здесь, рядом с ней, всегда становилось легче. Плюс ко всему, выборы были уже на носу, и это добавляло нервоза в его состояние. Здесь же было тихо и спокойно. Потому он и приехал «не по расписанию».

Отложив розы на край цветника, мужчина опустил на их прежнее место огромный букет полевых цветов. Еще восемь лет назад он нашёл и прикормил цветочный магазин, который с тех пор всегда имел в своем ассортименте эти простые, но такие дорогие Пчёлкину цветы. И он переплачивал за них, как за самые дорогие и редкие экземпляры, совершенно не заботясь о суммах, выкладываемых на прилавок дважды в год. Сегодня продавцы его не ждали. Но, тем не менее, букет собрали.

— Я до сих пор люблю тебя.

Он произнёс это беззвучно, одними губами – так, чтобы не услышал Шмидт. Но от этого его слова не перестали быть правдой. Он до сих пор любил её. Она уже девятый год в могиле, а он до сих пор мечтал о том, что никогда не сбудется: увидеть её не на фотографии. И не во сне.

Мужчина снял перчатку и закрыл глаза рукой. Нет, он не плакал. Последний раз он плакал здесь именно восемь лет назад. И год назад сорвался, стоя в собственноручно вырытой могиле после «расстрела», организованного СОБРом. Тогда, в холодной и мокрой яме, ему показалось на мгновения, что вот ещё совсем немного — и он бы её встретил. И это осознание, наложенное на сильнейший стресс, дало выплеск эмоций.

Проведя рукой по лицу, Виктор вздохнул и коснулся пальцами холодного мрамора. Это он поставил памятник. Просто он отчаянно хотел сделать всё сам, чтобы оградить Черкасовых-старших от стрессов и переживаний. Он чувствовал свою ответственность перед ними.

— Вить, — голос Шмидта заставил Пчёлкина отбросить воспоминания и переключить внимание на мужчину. Тот осторожно поскрёбывал абсолютно лысый затылок ногтем и смотрел на памятник, — а это кто?

Виктор усмехнулся и вновь взглянул на выгравированный портрет. Как же красиво и легко она улыбалась… И фотографию для памятника тоже он выбирал. Лизины родители выказали лишь одно желание — чтобы она улыбалась. И он его выполнил.

— Это… невеста, — тяжело он поднялся на ноги и отряхнул брюки.

Однажды его окрестили женихом. И он приял этот названый статус, с тех пор так и называя её и себя именно так — «невеста» и «жених».

— Восемь лет назад она умерла от инсульта. А одиннадцать лет назад мы с ней поругались, она уехала со своим другом детства куда-то в Подмосковье и по дороге они столкнулись с фурой. Он погиб на месте, она получила травму, которая её и убила. С задержкой на три года, — Витя посмотрел на изображение любимой девушки и некоторое время помолчал. — Вот так вот.

Ему понадобился месяц, чтобы вырвать самого себя из пропасти. Ему понадобилось несколько лет, чтобы свыкнуться с потерей.

Пройдет целая жизнь, но он не сможет разлюбить.

***

Дверь открыли после второго звонка.

— Витя! Ты не на работе? Почему?

Он лишь неопределённо махнул рукой и кивнул внутрь квартиры. Женщина суетливо посторонилась, пропуская гостя в коридор. Из комнаты вышел седой мужчина, и Виктор пожал протянутую ему крепкую руку.

— Случилось что?

— Нет. Просто зайти решил.

— Ой, ну проходи-проходи, раздевайся, — женщина всплеснула руками и буквально стянула с него пальто. — А мы и не ждали тебя, совсем же недавно приезжал… чай будешь?

Виктор кивнул и стянул ботинки.

— Андрей, иди, помоги мне. Опять плита барахлит.

Андрей Степанович прошёл на кухню, и Пчёлкин двинулся следом.

— Тёть Алл, предлагал же новую купить. Сколько раз предлагал?

Женщина лишь махнула рукой, водружая на зажжённую мужем конфорку чайник с водой. То, насколько «по старинке» они жили, иногда приводило Виктора в изумление. Даже его родители постепенно осваивали сотовый телефон, а они на двадцать лет старше Черкасовых…

— Садись.

Мужчина послушно опустился за стол и проследил взглядом за Андреем Степановичем, который полез в холодильник и вытащил из его недр…

— Будешь?

Пчёлкин кивнул, и Лизин отец водрузил на стол бутылку водки. Витя не смог не заметить, как укоризненно покачала головой Алла Дмитриевна, при этом ничего не сказав. Женщина понимала: всё равно ведь не послушают, ни один, ни второй, смысл распыляться на нравоучения?

Андрей Степанович достал из шкафчика две рюмки и разлил огненную воду. Выпили, не чокаясь.

— Признавайся, что случилось.

Виктор взглянул на Черкасова и сцепил руки в замок. Его отчаянно тянуло взглянуть на подоконник, но он мужественно сдерживался.

— Выборы послезавтра, а всё с каждым часом больше и больше заматывается. Пресс-конференцию смотрели?

Черкасовы синхронно покачали головами.

— Лизкин бывший любовничек объявился. На стороне Каверина выступает.

Алла Дмитриевна ахнула и всплеснула руками вновь.

— Артур? Ты что, шутишь? Он же сколько лет пропадал где-то.

— Не шучу, — Пчёлкин нахмурился и уставился на собственные руки. — За границей он торчал. А тут очень удобно стало — Каверину подыгрывай, да наслаждайся безопасностью. Он же боится нас, как огня.

— Доиграетесь вы, — не выдержал Черкасов. — Мало вам всё, больше надо, больше. И Лизка такая же была — всё говорила про жизнь красивую, хорошую. А в результате что?

— Андрей, — Алла Дмитриевна вступилась было за Пчёлкина, но муж её лишь махнул рукой.

— Ну что «Андрей»? Скажи, что я не прав. Молодые все, горячие, отчаянные, только заканчивается это всё чем? «Андрей»… Ты, раз так защищаешь их, скажи мне: кто вот нас хоронить будет, а?

— Я похороню, — подал голос молчавший Виктор. Он произнёс это совершенно серьёзно, полностью понимая твёрдость своих слов. Но Черкасов лишь хмыкнул.

— Ты смотри, как бы тебя самого не застрелили где-нибудь. Похоронит он… всю жизнь по краю ходишь и упиваешься этим.

Андрей Степанович с трудом поднялся из-за стола и вышел из кухни, всем своим видом показав, что разговор начал вызывать у него омерзение. Пчёлкин тихо, невесело усмехнулся и покачал головой. Черкасов так и не смог оправиться. И во всем винил его, Виктора. Впрочем, для последнего это не было чем-то оскорбительным или удивительным. В конце концов, раз он сам считал себя виновным во всем, то почему нельзя другим думать так же?

Встав, мужчина спрятал руки в карманы брюк и отошёл к окну. Взгляд всё же упал левее и зацепился за родные черты лица.

— Вить, — Алла Дмитриевна опустилась на кухонный диванчик и взглянула на Пчёлкина, — ты уж не злись на него.

— Да ладно. Я понимаю все.

Шмидта он завёз в офис — за время пребывания на кладбище алкоголь выветрился, и в водителе он больше не нуждался. Да и сюда хотел приехать один, чтобы никто его не ждал.

Механическим движением он схватил рамку с фотографией, и, повернувшись к окну спиной, провёл пальцем по изображению. Этот снимок всегда был здесь, на своем месте. И всегда он брал его, рассматривая родные черты лица. Раньше фотография была с лентой. Но её давно уже сняли, чтобы лишний раз не рвать себе душу траурным атрибутом.

— Не понимаю, что происходит. Тошно как-то.

— Волнуешься, это и понятно, — Алла Дмитриевна тепло взглянула на мужчину, но тот мотнул головой.

— Это не то. Не волнение, — мужчина запрокинул голову назад и сложил руки на груди, прижав, таким образом, фотографию к себе. — Не знаю, что.

Черкасова вздохнула и покачала головой.

— Жениться тебе надо, Витюш. Не мальчик ведь уже давно. Нашёл бы себе девушку хорошую, да женился… спокойнее бы стало.

Пчёлкин фыркнул. Сколько раз он уже слышал эти фразы? И от матери, и от Аллы Дмитриевны. Всё чаще они сводили практически любой разговор к этой теме. Он уже привык даже, просто раньше ловко переводил тему в иное русло. А сейчас он слишком сильно устал.

— Тёть Алл, думаете, я не пробовал? Не могу я, не получается. Я вообще, кроме Лизки, только одну полюбил, — горький смешок сорвался с губ, и Пчёлкин дёрнул шеей, — и та — жена лучшего друга.

Женщина беззвучно ахнула и покачала головой.

А ведь это была чистая правда. Ольга Белова — единственная, к которой у Пчёлкина были чувства. Настоящие, как у мужчины к женщине. Не страсть, не желание обладать, а самая искренняя любовь. Хрупкая скрипачка со светлыми глазами. В ней он видел ту, которую потерял восемь лет назад, и сходил с ума от осознания того, что никогда не сможет быть рядом с ней.

— Я вас попросить хотел, если совсем уж честно, — Витя отошёл от подоконника и сел рядом с женщиной. Положил рамку перед собой и сложил руки на столе. — Я понимаю, что вы сами выбирать вольны. Тем более, Каверин был сослуживцем Андрея Степановича, да и Лапшин… он… с Лизкой был, выдернул её из всего этого…

— Вить, — Черкасова быстро поняла, к чему клонил мужчина, и мягко взяла его за локоть, — Лиза тебя любила. Тебя одного, понимаешь? Всю жизнь, со школы ещё. А Каверин… были у Андрея и получше сослуживцы, которых по статье не увольняли. Мы оба за Сашу будем голосовать. Даже не сомневайся и не думай об этом.

— Спасибо, — Пчёлкин кивнул и опустил голову, исподлобья взглянув на фотографию. Портретная, сделанная в ателье. Тогда ещё она точно была школьницей — они даже не встречались, он не помнил, как это фото делалось. Алла Дмитриевна проследила за взглядом Виктора и улыбнулась.

— Да перестань, Витюш. Ты ведь мне, как сын. Всё будет хорошо.

***

— Почему же он не звонит, а?

Мужчина устало взглянул на жену и покачал головой. То, что она не понимала очевидного, его откровенным образом удивляло. Ведь, если Белов проиграл, то звонить и рассказывать о своём поражении не имело никакого смысла — всё равно утром все обо всём узнали бы. А, если победил, то сейчас ни одного трезвого человека в его окружении уже не было.

— Успокойся, Алл. Всё у них нормально. Уверен, что сейчас они просто празднуют, и им не до звонков всем подряд.

— Но он мне обещал, — Алла Дмитриевна укуталась в тёплый платок и отложила книгу.

Постепенно приближалось утро, и итоги голосования, по подсчётам женщины, уже должны были бы быть известны. Честно говоря, Черкасовы практически не сомневались в уверенном лидерстве Белова, но, если Андрей Степанович был совершенно спокоен, сваливая отсутствие новостей на грандиозную попойку в честь новоиспечённого депутата, то на душе Аллы Дмитриевны скреблось стадо кошек.

— Может, мне самой ему позвонить?

— Угу, давай, — мужчина зевнул и потёр глаза, — а заодно можешь прямо к ним в офис поехать. Метро как раз через пару часов откроется.

Алла Дмитриевна лишь нервно отмахнулась от мужа и зябко поёжилась. Предчувствие не давало ей покоя, несмотря на отчаянные попытки женщины отогнать его, куда подальше. Спокойствие мужа не то, что бы раздражало Черкасову, нет — оно её поражало.

— Вале позвоню, точно. Уж ей-то он должен был сообщить…

— Так, мать, хватит, — Андрей Степанович вдруг посерьёзнел. — Я сейчас телефон пойду отключу и на антресоль его уберу.

— Не вздумай!

— Тогда ты прекрати нести ерунду. Валя спит наверняка, имей совесть.

Женщина откинулась на спинку дивана и поджала губы. Ожидание нервировало её. Стоило было, наверное, уйти спать, но на фоне беспокойства Черкасова была абсолютно бодра.

Внезапная трель телефонного звонка заставила Аллу Дмитриевну вскрикнуть от неожиданности и подорваться на диване, вызвав тем самым укоризненный смешок мужа. Лишь цыкнув на мужчину, Черкасова поднялась и поспешила в коридор, оставив Андрея Степановича наедине с уже вчерашней «Комсомолкой». Проследив за женой взглядом, мужчина покачал головой и, встряхнув газетой, углубился в чтение. Впрочем, естественный интерес не давал ему сосредоточиться на печатных колонках, да и из коридора почему-то не доносилось ни звука. Не речь же ей там зачитывали, в самом деле, должна же она хоть как-то на новости отреагировать? Вздохнув и сочувственно взглянув на газету, Черкасов отложил её на подлокотник и нехотя поднялся с дивана.

Жену он нашёл, как и полагал, в коридоре. С телефонной трубкой в руке. Только вот рука эта была опущена, и в абсолютной тишине мужчина услышал тихие короткие гудки — очевидно, звонивший уже отсоединился. Андрей Степанович сложил руки на груди и кашлянул, но женщина словно даже и не услышала попытки привлечь её внимание — так и стояла, уставившись в стену и словно окаменев. Черкасов напрягся.

— Алл, что такое-то? Неужто проиграли? Быть этого не может…

Алла Дмитриевна медленно повернулась к мужу, и тот напрягся ещё больше — больно уж вид у жены был отрешённый.

— Их убили два часа назад, — она проговорила это медленно, голосом, совершенно лишённым каких-либо эмоций. — Витю с Космосом.

— Что? — на какой-то момент Андрею Степановичу показалось, что слух вдруг подвёл его, и жена на самом деле сказала ему что-то совсем иное. Но то, как беспомощно она заплакала в следующий миг, молнией пронзило его. Она сказала ровно то, что он услышал. Ему не послышалось. Мужчина закрыл глаза ладонью и зажмурился. Всё внутри словно налилось свинцом, и дышать стало очень сложно. Так уже было. Восемь лет назад.

— Господи, ну за что нам всё это?! — Алла Дмитриевна взвыла, устремив полные слёз глаза куда-то в потолок, и медленно сползла по стене вниз. Она любила Виктора, как сына, и не врала ему, говоря об этом. И сейчас сердце словно вырвали, оставив вместо него пустоту и адскую боль.

Так ведь не бывает…

Это не могло быть правдой.

***

…Солнце светило ярко и тепло, словно пытаясь согреть их, собравшихся у ворот кладбища и старавшихся держаться хоть каким-то группами. Молодые и старые, мужчины и женщины, знакомые и незнакомые — все они сегодня словно были одним целым. Их объединяло одно — непреодолимая и разрывавшая на части боль. Боль потери близких сердцу людей.

Четыре катафалка. Четыре гроба. И огромное количество людей, для каждого из которых погибшие были дороги и любимы.

А солнечные лучи светили ярко и тепло. Им была чужда скорбь.

Тогда тоже было солнечно. Тогда, восемь лет назад.

Молча стояла Алла Дмитриевна, прижав носовой платок к губам и глядя на алую ленту, закреплённую на крышке гроба.

«Витеньке. От мамы и папы».

Буквы сливались перед глазами, и женщина то и дело закрывала их, позволяя слезам скатываться по щекам. Тогда становилось немного легче.

Что ждало их теперь? Одинокая старость, доживание своего века в одиночестве. И дети, которые остались лишь на фотографиях.

— Что же теперь делать-то, а? — Алла Дмитриевна оторвала взгляд от алой ленты и повернула голову вправо — это Валентина Степановна, едва сдерживая слёзы, обращалась к своему мужу. — Я ведь даже носочки ему связала, а он их ни разу и не надел…

— Ну, что ты, мать? — Павел Викторович обнял жену, и голос его дрогнул. — Что ты… Бог дал, Бог взял.

Бог взял.

Лучше бы он забрал всех их. Они уже успели пожить. И их дети рано или поздно смогли бы смириться с потерей. Они смириться не смогут никогда.

Родители не должны хоронить своих детей.

Никогда.

Алла Дмитриевна коснулась ладонью лакированного дерева и посмотрела на Распятие. Он долго сомневался, стоило ли креститься, и даже спрашивал у них совета. Думал, что так жить будет легче. Ошибался.

— Ну, вот и дождалась тебя Лизонька, — слеза упала на ленту с позолоченными буквами, и Алла Дмитриевна прижала ладонь ко рту, чтобы сдержать стон.

Совсем скоро они встретятся, она была в этом уверена.

Души-то, они ведь не умирают…

Внезапно женщина улыбнулась и взглянула в чистое голубое небо. Быть может, раз они не смогли быть счастливы здесь, то где-то там, далеко, всё будет совсем иначе?

Ведь она ждала его долгие восемь лет.

Ведь он так её любил…

Даже после смерти.

— Господа… Господа! — тихие и редкие переговоры прервал взволнованный и громкий голос. Это малознакомый присутствовавшим мужчина стоял возле одного из автомобилей и призывал толпу обратить на него внимание. И тем, что он произнёс мгновение спустя, была подведена окончательная черта. Это был конец. Теперь уже точный. — Т-только что сообщили… на въезде в Москву убит Александр Белов.

========== Драббл, G. Космос, Пчёла, 1988-ой год. ==========

Он не вошел — ввалился в квартиру. Ногой захлопнул и без того хлипкую дверь и швырнул спортивную куртку куда-то в угол коридора, даже не потрудившись посмотреть, куда именно она упала.

Некогда звонкий и родной голос звенел в ушах, сводя его с ума.

— Да ты хоть понимаешь, как сильно я тебя ненавижу?

На что он надеялся, когда брал билет до Горького? Что она простит его, примет с распростертыми объятиями и уедет обратно в Москву? Только сейчас он понял, как сильно опоздал.

Яростная ухмылка исказила его лицо. Он злился на самого себя, и перед этой злобой был совершенно бессилен. Теперь-то он понял цену необдуманным поступкам, только вот дошло все это слишком поздно. И объяснения его никому теперь не нужны.

Алла Дмитриевна не сразу дала ему адрес своей двоюродной сестры, к которой и уехала после выписки Лизавета. Несколько раз ему приходилось вылавливать ее на улице, прежде чем она сдалась, видимо, поверив искреннему желанию парня объясниться. Только вот ничего у него не вышло.

Шаркая ногами, он зашел в комнату и случайно поймал взглядом собственное отражение в зеркале, висевшем на стене. Он не спал несколько ночей, и это было видно невооруженным глазом. Подойдя ближе, молодой человек внимательнее рассмотрел самого себя взглядом, который, казалось, не выражал совершенно никаких эмоций. Одно лишь бросилось ему в глаза и вызвало приступ внезапной агрессии.

Хвост.

— Неужели я доживу до дня, когда увижу тебя постриженным?

Воспоминание, подкинувшее ему эту фразу, которую она так любила произносить, смеясь и подтрунивая над ним, заставило передернуться и посмотреть по сторонам. То, что он неосознанно искал, оказалось на подоконнике.

Словно на одном дыхании он схватил ножницы и завел руки за голову. Пара движений — и волосы, вмиг ставшие намного короче, неаккуратно рассыпались над плечами; то, что он сделал, словно разделило его жизнь на «до» и «после».

До и после нее.

То, что пару мгновений назад было хвостом, упало на пол, но он даже не подумал пойти за веником. Медленно он опустил руки и откинул ставшие ненужными ножницы на диван. Ему было настолько безразлично все вокруг, что казалось, будто он умер.

Словно внутри все выгорело дотла за какие-то часы.

***

Космос, конечно, догадывался, куда именно мог сорваться его друг, не сказав ни слова ни ему, ни Филу. В отношения Пчёлы с Черкасовой он старался не влезать, дабы, в случае чего, не выйти крайним, но сейчас сказать «насекомому» пару ласковых казалось делом святым.

Тем более что как раз случай представился — путешественник вернулся. И сидел сейчас в беседке, опустив голову.

Вину перед друзьями чуял, что ли?

— Ба, какие люди, — с издевочкой протянул Холмогоров, неспеша заходя в беседку и рассматривая друга. — Еще и без телеграммы.

Ответом ему послужило лишь гробовое молчание. Космос даже удивился отсутствию какой-либо реакции на свой, как ему казалось, вполне удачный выпад, и потому решил продолжить тормошить товарища.

— В парикмахерскую не судьба была зайти?

— Заткнись, — Пчёла поднял-таки голову и взглянул на Космоса так холодно и зло, что тот как-то разом растерял все желание и дальше подтрунивать над другом детства.

Он все понял. Но в понятое верить как-то совсем не захотел.

— Ты что это, с ней не поговорил даже? — как-то осторожно он опустился на лавку рядом с Пчёлкиным и взглянул на него, нахмурившись.

Витя покачал головой и устало потер воспаленные глаза. Разговора у них и впрямь не получилось.

— Она даже не вышла.

Он не хотел рассказывать большего. Не хотел признаваться, что ее истерично срывавшийся от слез голос до сих пор звенел у него в ушах, воспроизводя раз за разом одно лишь слово, брошенное ему через запертую дверь.

— Ненавижу.

— Тебе надо было в больницу к ней идти, — Холмогоров озадаченно покусал губу. — Так бы лучше вышло.

Пчёлкин покачал головой. Конечно, сейчас рассуждать было намного легче. А как стоило поступать, если он элементарно струсил тогда? Если переступить через собственный страх у него не получилось в то время, когда это могло бы помочь? Да, все было просто элементарно — он оказался самым обыкновенным трусом и сволочью. И благополучно упустил момент, когда все можно было бы, наверное, исправить.

Но теперь она его ненавидела. И имела на это полное право.

— Сане-то напишем?

В первые мгновения он даже не сообразил, о каком Сане идет речь — настолько сильно погрузился в воспоминания. А потом лишь покачал головой в знак отрицательного ответа.

Космос ничего не ответил. Конечно, потом, когда он пойдет на почту с уже написанным письмом, он впишет наспех несколько неровных строк, в которых даст другу знать обо всем, что случилось за относительно короткий промежуток времени. Но это будет потом, и Витя долго еще не будет знать об этом.

— Слушай, брат, — Космос понимал, что в его словах правды было с гулькин нос, но что еще он мог? — ты подожди еще. Может быть, образуется все. Времени же мало прошло, на эмоциях все…

— Кос, все. Хватит, — Пчёлкин сидел, уперев локти в колени и прижав ладони к вискам. Голос его сорвался на последнем слове, и каким-то едва ли уловимым движением парень стер предательский влажный след, образовавшийся на носу, а затем, стараясь не смотреть на друга, вытащил из кармана штанов пачку сигарет. Очередная цигарка вызвала приступ сухого лающего кашля — он уже не помнил, который раз за пару часов закуривал — но продолжил делать глубокие затяжки, травя не только легкие, но и душу. — Ты там про дачу что-то говорил на днях.

Космос почесал бровь в растерянности.

— Да я думал, ты не поедешь. Фила обещал каких-то своих девчонок позвать из училища, расслабиться, все дела… ты как на это смотришь?

— Положительно, — Витя агрессивно затоптал мыском кроссовка бычок и выдохнул едкий дым.

На самом деле, ему было просто все равно. Но оставаться в одиночестве и дальше он не мог физически. Надо было возвращаться в реальность, а на методы, которые он собирался для этого использовать, было откровенно наплевать.

Затянет? Пускай. Ему уже все равно. Главное, чтобы помогло.

Медленно он поднялся на ноги и вздохнул, глядя куда-то вдаль. Он не будет ждать. Просто потому, что уже все упустил, уже прождал слишком долго. И отравлять ей жизнь снова он совершенно не хотел. Кого ему надо было винить в том, что не смог дать ей того, чего она заслуживала, в полном объеме, кроме самого себя? Она совершенно точно еще будет счастлива: пусть не сейчас, но рано или поздно появится человек, который сумеет дать ей то, в чем она так нуждается.

Но это уже будет не он. И наверное, это даже к лучшему.

Ведь главное, что она осталась жива. Это было самым важным для него.

Машинальным движением Витя потер затекшую шею и совершенно случайно провел пальцами по золотой цепи; с силой сжал плетение и закрыл глаза.

Он заслужил лишь одно слово в свой адрес. И оно было совершенно справедливым.

— Ненавижу.

Комментарий к Драббл, G. Космос, Пчёла, 1988-ой год.

Нахлынуло на меня что-то. Пользуюсь тем, что в основном рассказе присутствует несколько временных дыр, которые при наличии вдохновения и должного морального состояния вполне можно заполнить. Выводить это в отдельную работу глупо и бессмысленно, поэтому вот. Как говорится, что вышло, то вышло.

========== Мини, R. Витя/Лиза, 1987-ой год. ==========

— Дай посмотреть.

— Зачем еще? Что ты там не…

— Дай, пожалуйста.

То, с каким нажимом произнесла она это свое «пожалуйста», вынудило его мучительно вздохнуть и нарочито нехотя протянуть ей серую корочку с серпом и молотом. А ведь почти донес до матери…

Лизавета раскрыла аттестат и внимательно вгляделась в заполненные каллиграфическим почерком графы. Протяжный вздох разочарования вырвался из груди помимо воли. Но, в принципе-то, он был прав — разве она не знала, с какими итогами он закончит десятилетку?

— Все, хорош, отдавай, — и, не дожидаясь ответа, парень ловким движением руки забрал у подруги документ, который не вызвал у нее радостных эмоций.

— Ну и что нам с тобой делать теперь?

Сложив руки на груди, девушка оперлась плечом о стену и посмотрела на молодого человека так, что тот невольно поежился. Прекрасно понимал он, к чему клонила его вчерашняя староста. Его девочка. И ему даже захотелось вдруг её пожалеть — больно уж явственно выражалось на её лице переживание за него. И это вместо положенной сегодня радостной улыбки.

Армия светила ему всё ярче и ярче. И Витя прекрасно понимал, что, где повестки и военкомат, там и реальная угроза загреметь в Афганистан. Ему было, конечно, страшно, но куда больший нервоз вызывало моральное состояние Лизки. Да, девушка честно старалась скрывать свой страх, но получалось у нее столь плохо, что все её попытки становились для него просто очевидными. Вот и сейчас она судорожно кусала накрашенные губы — неосознанно, машинально — портя их и выдавая этим свое истинное состояние.

Очень хотелось эти губы целовать. Но, когда он наклонился к ней, она в последний момент отстранилась и даже уперлась ладонью в его грудь.

— Не увиливай.

И снова этот пронзительный взгляд серых глаз. Ну, что было ей ответить? Она же все равно их с Космосом затею не одобрит.

— Ладно, — парень спрятал руки в карманы костюмных брюк и прижался плечом к стене — точно, как это делала Лиза — и посмотрел на подругу сверху вниз. — Только без эмоций.

Лиза промолчала, но по тому, как непроизвольно сжались её искусанные губы, стало понятно — она уже приготовилась к худшему.

— В общем, Кос предложил вариант. Инсценируем мне сотрясение — отсрочка в кармане. А потом уже будем думать. Основной вариант — покупать белый билет, как раз время на заработать будет.

— Это как так «инсценируем»? Давай, до конца колись уже.

Одобрения в родном взгляде Пчёлкин так и не уловил, и потому пришлось ему рассказывать более детально, испытывая крайнюю степень нежелания этого делать.

— Пока что у нас план такой: я беру медицинский справочник, выучиваю симптомы сотрясения назубок, а затем уговариваем Фила поставить мне хороший такой фонарь. У него удар-то поставлен о-го-го, как. Должно прокатить.

— Витя, — девушка даже покачала головой, оказавшись по-настоящему шокированной услышанным. — Вы что, с ума сошли?

— А ты можешь предложить что-то более дельное? — Пчёлкин тут же взвился, не услышав одобрения подруги на свой, как ему казалось, прекрасный план. Конечно, он знал, что она будет против, но, тем не менее, отчего-то все равно оскорбился.

Черкасова опустила голову и вздохнула, опустив плечи. Правда оказалась за ним — плана лучше и впрямь не было. Потому девушка лишь молча покачала головой и завела руки за спину.

Зря он ей рассказал. С другой стороны, другого-то выбора у него не было — скрывать от нее долго все равно бы не вышло.

А сейчас она совсем расклеилась. Это в выпускной-то вечер!

— Так, понятно все, — Витя схватил подругу за руку и буквально поволок её, вяло сопротивлявшуюся, прочь из темного коридора второго этажа школы. Не хватало еще, чтобы она успела окончательно растерять всяческий настрой на праздник.

Путь их лежал в актовый зал, где была организована последняя в жизни сегодняшних выпускников школьная дискотека. Но по дороге Пчёлкин, уверенно таща за собой ничего не понимавшую Лизавету, зарулил в столовую, где были накрыты столы для родителей, и всучил не представлявший для него особой ценности аттестат матери, отчаянно желая, чтобы корочка поскорее исчезла с глаз долой.

— О, Кос, — Холмогоров как раз вовремя вышел из актового зала, держа в руке и под мышкой по бутылке какого-то алкоголя. Витя сделал манящий жест рукой и кивнул на одну из бутылок, — дай-ка нам.

Космос лукаво улыбнулся и протянул портвейн другу, при этом подмигнув Лизавете, стоявшей за спиной Пчёлкина.

— Не многовато вам на двоих?

— Ой, иди, куда шел, — Витя отмахнулся от друга и широким шагом двинулся вниз по лестнице, к коридору. Лиза лишь сделала большие глаза и пожала плечами, явно давая однокласснику понять, что она понятия не имела, что именно задумал Пчёлкин.

— Куда ты так торопишься-то? — она еле нагнала его, слишком воодушевлённого внезапно созревшим в голове планом, и на ходу перевела дух.

Парень только ухмыльнулся, поняв, что сумел неслабо заинтриговать подругу, и продолжил свой путь. Вверх по лестнице, на третий этаж, не останавливаясь и не замедляя шаг. Он слышал стук её каблуков чуть позади себя, и уже предвкушал её удивление от того, что именно он придумал.

Лизавета нагнала Пчёлкина лишь возле пожарной лестницы, ведущей на крышу. И на ее укор, дескать, мог бы и не бежать так резво, парень лишь отмахнулся, внимательно рассматривая причёску подруги. А затем вдруг привлек девушку к себе и запустил пальцы в её пушистые волосы.

— Ты что? — Лизавета дернулась было, чтобы высвободиться из таких странных объятий, но куда там!

Ловким движением Пчёлкин вытащил из аккуратно уложенных прядей шпильку, и, оперевшись плечом о решетчатую дверь, схватил навесной замок. Лизавета изогнула бровь и взяла протянутую ей бутылку.

— Точно с ума сошёл, — девушка со снисходительной улыбкой наблюдала за процессом взлома, и лишь покачала головой, когда замок-таки поддался ее заколке.

— Пойдём, — Витя вновь схватил девушку за руку и поволок её за собой вверх по лестнице.

Свежий воздух позднего вечера обдал их, едва они оказались на крыше, и Лизавета пораженно огляделась по сторонам, искренне удивляясь непривычному для неё виду.

— Как только ты это придумал? — крутанувшись вокруг своей оси, девушка взглянула на откупоривавшего бутылку Пчёлкина, и тот неопределенно хмыкнул.

— Просто захотел, чтобы ты отвлеклась, — справившись с пробкой, парень подошел к Черкасовой вплотную и протянул ей бутылку, глядя при этом в серые глаза.

Лизавета рассмеялась и взяла бутылку.

— Портвейн, ночь, крыша… ты романтик, что ли?

Он ничего ей не ответил — лишь дождался, пока она сделает неуверенный глоток, а затем коснулся своими губами ее губ, осторожно, но настойчиво. Она любила такие поцелуи, он уже успел понять это опытным путем и как следует уяснить.

— Сейчас ты меня напоишь и воспользуешься этим, да? — она едва ли отстранилась от него, и проговорила эти слова таким озорным голосом, что невольно он рассмеялся.

— Нет, вот такого секса с тобой мне как-то не хочется. Ты же не девка какая дворовая.

Даже в полумраке ранней ночи он видел, как она смутилась от такой его прямоты и отвела взгляд. Но к подобному он относился весьма спокойно, давно уже зная, что рано или поздно все равно возьмет свое. Просто не таким образом.

— А… — девушка мягко высвободилась из его объятий и отошла к невысокому парапету крыши, — а вот поклонницы твои другого мнения.

Пчёлкин нахмурился, и даже стоя к нему спиной, она явственно почувствовала этот тяжелый взгляд, устремленный ей промеж лопаток. Она так отчаянно пыталась, но никак не могла выкинуть из головы тот треп ее уже теперь бывших одноклассниц, который услышала буквально пару часов назад в туалете. Спасибо Елисеевой, которая оказалась тогда рядом и со свойственной ей прямолинейностью пояснила, куда именно стоило пойти кучке сплетниц.

Но чувство гадливости так никуда и не делось. Лизавета даже и подумать никогда не могла, что те, кого она считала приятельницами, могли говорить про нее такие гадости. Да еще и тайком, за спиной…

Дыма-то ведь без огня не бывает. И теперь девушка усиленно искала в себе что-то порочное; то, что могло бы дать почву для подобного рода «бесед» в прокуренном девчачьем туалете.

Пчёлкин поменялся в лице очень быстро. Ему совершенно не нужны были подробности: он и так прекрасно мог представить, какие именно эпитеты получила в свой адрес Лизавета, стоявшая сейчас, спрятав руки за спину и глядевшая куда-то себе под ноги.

Какой-то хреновый у них выпускной получался, что ни говори.

Он бы, конечно, сказал ей, насколько глупо она реагировала на все это… но она стояла в паре шагов от него — такая хрупкая, печальная и совершенно искренне не понимавшая, почему отношение к ней так резко сменилось, что у него просто язык не поворачивался произнести что-то прямолинейное.

— Слушай, — он вновь подошел к ней вплотную и провёл пальцами по её виску и щеке, — неужели тебе настолько не наплевать? Ведь всё уже, конец, завтра другая жизнь начнется. Кстати, — быстро он взглянул на циферблат наручных часов, — до завтра всего четыре часа осталось. Неужели тебе так хочется это время провести в размышлениях о стайке девок, которые и рады бы дать кому-нибудь, да не берёт никто?

Она опустила голову и заправила выбившуюся из прически прядь волос за ухо. Какая-то странная полуулыбка появилась на её лице, и Пчёлкин невольно выдохнул: у него получилось. Девушка вдруг как-то странно сложила руки на груди, и Витя словно на автомате расстегнул и снял свой пиджак. Как он понял, что она банально замерзла в своем платье в цветной горох? Ведь он почти не касался её… это могло бы показаться странным и неправдоподобным, но он словно почувствовал ее озноб, а движение тонких рук лишь подтвердило догадку.

— Спасибо, — она благодарно взглянула на него, накинувшего пиджак на ее хрупкие плечи, а затем вдруг прижалась к его груди — так просто и в то же время чувственно, что он понял вдруг, что готов был бы отдать полжизни своей за то, чтобы эти вот мгновения, в которые она так доверительно льнула к нему, длились как можно дольше.

Витя отхлебнул портвейн и протянул бутылку подруге. И та отказываться не стала.

— Не увлекайся, — парень усмехнулся, наблюдая за Лизаветой, и та вдруг как-то послушно зажала бутылку меж колен и поплотнее закуталась в пиджак молодого человека.

Некоторое время оба молчали, думая каждый о своем и словно не замечая даже скорого бега минут, все сокращавших эту такую странную, долгожданную и последнюю ночь. Совсем немного осталось — и вот в их жизнях наступит новый период. Что он принесет им? Каким окажется? И как долго будет длиться?..

— Ты слышишь? — она вдруг вся словно подобралась и взглянула на него, заставив вынырнуть из глубин размышлений.

— Что?

— Тишина… музыка даже стихла.

Пчёлкин прислушался и понял, что подруга оказалась права — он и не заметил, насколько тихо стало вокруг. На какие-то мгновения ему даже показалось, что это несколько странно, ведь дискотеку планировали часов так до одиннадцати. Удивительно, что Космос не сумел задержать толпу, никогда такого раньше не случалось.

Впрочем, какое ему сейчас было до этого дело? Ведь Лиза была сейчас так близко, совсем рядом, как, должно быть, никогда раньше. И вновь он наклонился к ней, и вновь поцеловал, осторожно держа одной рукой за шею, а другой придерживая за поясницу — чтобы не вздумала вдруг отклониться назад. Парапеты-то невысокие…

— Марь Васильна, ну я-то откуда знаю, где он? Я ж ему не сторож.

— Космос! Ты мне тут подерзи еще! Друзья, называется.

Поцелуй пришлось разорвать — больно уж голоса, доносившиеся снизу, были преисполнены какими-то подозрительными нотками. Положив ладонь на низ живота девушки — машинально и неосознанно — парень заставил её отойти подальше, а сам перегнулся через парапет.

— Мария Васильевна, кого потеряли-то?

Он даже усмехнулся, наблюдая за тем, как его вот уже несколько часов как бывшая классная руководительница сначала посмотрела по сторонам, услышав голос, и лишь спустя несколько мгновений подняла голову. И даже ахнула от испуга.

— Витя! Что ты там делаешь?! Мы уже все с ног сбились, всю школу обыскали! Ты что, с ума сошел? На крышу, ночью!

Лиза, слышавшая гневные восклицания молодой учительницы, хихикнула и сделала несколько шагов к краю крыши. И поздно Витя шикнул на подругу, требуя уйти назад — зрение у Анисимовой всегда было отменным.

— Лиза! Боже мой, и ты там! — бедная Мария Васильевна даже руками всплеснула, в неподдельном ужасе глядя на своих выпускников. — Да вы что?!

— О дает насекомое, а. Ты глянь, — Кос ткнул стоявшего рядом с ним Белова в бок, и тот кивнул, с удивлением глядя вверх. — Вот, что значит, времени зря не теряет.

— Холмогоров! — услышав тираду парня, Анисимова гневно воззрилась на него, но тот не засмущался даже, явно чуя правоту своих слов.

— Мария Васильевна, — Лизавета осторожно перегнулась через парапет, взяв Пчёлкина за руку — тот крепко сжал ее тонкие пальцы и внимательно следил, чтобы девушка не делала лишних телодвижений, — все ведь нормально.

— Нормально? Лиза, я тебя вообще не узнаю, — учительница покачала головой, всем своим видом показывая, как она разочаровалась в бывшей старосте. — Ну-ка живо оба спускайтесь.

Лизавета взглянула на Витю, и тот пожал плечами. Вечер наедине не затянулся, завершившись меньше, чем через час.

— Пошли? — парень потянул девушку на себя, подальше от парапета, и поцеловал ее так горячо, держа ладонь у нее на затылке, что та даже сжалась в первые мгновения. Чувство того, что их ждут, как-то странно подействовало на обоих — даже Лизавета ответила на его ласку так, как никогда раньше этого не делала — прижавшись к нему всем телом и дыша так судорожно и рвано, что казалось, еще немного, и они забудут о грозившей им выволочке.

— Витя, Витя, — она прошептала это, дрожа то ли от прохлады, то ли от внезапно нахлынувшего возбуждения, когда он прильнул было к ее шее, и осторожно похлопала его по плечу, — остановись, пожалуйста… нас же ждут.

Совершенно нехотя он оторвался от девушки и, навесив на лицо самое серьезное выражение, отчего раскрасневшаяся и растрепанная Лизавета прыснула в кулак, как ни в чем не бывало схватил бутылку с остатками портвейна, и двинулся вперед.

Возле пожарной лестницы их уже дожидалась целая делегация. Заметив директора, Лизавета не на шутку трухнула, даже замерев на ступеньках на пару мгновений. Так просто им это с рук теперь точно не сойдет. Их же не было не так долго, чтобы настолько переполошилась вся школа.

— Нашлись всё-таки, — Сан Саныч хмыкнул — как-то беззлобно — но Лизавета его тона не заметила, за пару секунд заметно скиснув. И только Витя, совершенно спокойно и даже как-то бодро вышагивавший на шаг впереди, придавал ей какой-то уверенности. Щёки её пылали — не столько от выпитого алкоголя, сколько от ласк, прервавшихся какую-то минуту назад. Да и волосы, частично растерявшие прежнюю укладку, выдавали ее с потрохами. Краем глаза Черкасова заметила перешептывавшихся чутьпоодаль от основной «делегации» одноклассниц, которые откровенно косились в ее сторону, и на автомате распрямила плечи. При виде их девушке захотелось вдруг гордиться своим положением.

Пусть они посмотрят и позавидуют. Ведь именно зависть плескалась сейчас в их глазах.

— Нет, вы посмотрите только на них, — Мария Васильевна указала рукой в сторону парочки и взглянула на директора. — Всю школу на уши поставили, и это в выпускной-то вечер! Ладно, с тобой, Витя, понятно все давно уже, шалопай, но Лиза, ты-то! Ты куда? Да мне даже подумать страшно, чем вы там могли заниматься!

Алкоголь дал о себе знать окончательно — Лиза вдруг прыснула и отвернулась, спрятав лицо за спиной Пчёлкина. Завтра ей непременно станет стыдно за такую свою реакцию, да и в принципе за то, что вся школа вынуждена была искать их, прервав веселье.

Но это будет завтра.

— Мария Васильевна, — Пчёлкин даже приложил ладонь к груди, делая свой вид максимально честным и благородным, — ничего такого, о чем вы могли бы подумать. Просто показал Лизе красивый вид с крыши нашей горячо любимой школы. Честное слово! Да и не было-то нас не настолько долго, чтобы мы могли успеть что-нибудь эдакое.

Кое-как совладав с собой, девушка выпрямилась и взглянула в сторону стайки девчонок. Те как-то синхронно отвели взгляды, и Черкасова горделиво тряхнула растрепанной головой — она на самом деле загордилась своим настоящим положением. И видела их тихую зависть, и почему-то сейчас она вызывала у нее веселье и чувство собственного превосходства. Именно этого ей и не хватало.

Анисимова, заметно зардевшаяся от услышанной откровенности, лишь нервно отмахнулась от бывшего школьника, и повернулась к Александру Александровичу. Пчёлкин, конечно же, видел странные огоньки, плескавшиеся в глазах мужчины, но предпочел замолчать и подождать — что же будет дальше?

— Ну и что делать-то с ними теперь? — молодая учительница большими глазами посмотрела на начальника, словно предоставляя ему право на вынесение вердикта.

— А что мы с ними можем сделать вообще? — Сан Саныч пожал плечами. — Аттестаты у них отберем и еще на десять лет за парту посадим? Они же уже не школьники, а вполне взрослые и самостоятельные люди. Конечно, это нарушение дисциплины, но они нашим правилам уже не поддаются.

— Александр… — Мария Васильевна явно опешила от подобной реакции директора, но тот лишь махнул рукой и подошел к Пчёлкину.

— Ты, Вить, только осторожнее будь. Лиза ведь у нас самых честных правил, смотри, как бы не затянуло ее вслед за тобой.

Лизавета не видела, как изменился в лице молодой человек, который вмиг растерял легкую ухмылочку. Витя лишь кивнул, а, когда директор протянул ему руку, крепко пожал ее, чем многих из собравшихся поверг если не в шок, то в глубокое удивление точно. Совсем редко они видели Сан Саныча таким — дававшим настоящие наставления и не скрывавшим чувства переживания за подопечных. Обычно он прекрасно справлялся с эмоциями.

— Ну, что встали-то? До скольких часов у нас праздник? — мужчина обернулся и окинул взглядом присутствовавших. Мария Васильевна в изумлении посмотрела по сторонам, словно не понимая, кому адресовался вопрос.

— До одиннадцати…

— Ну так еще полно времени впереди. Пойдемте, давайте, — и Александр Александрович развел руки в стороны, показывая собравшимся, что им пора уходить. И, когда народ стал спускаться по лестнице, мужчина наклонился к Пчёлкину. — Замок только обратно повесить не забудь.

Витя кивнул, и директор двинулся к лестнице, замыкая своеобразную процессию вчерашних школьников. Возвышавшийся над ребятами Космос лихо обернулся на ступеньках и показал оставшимся возле пожарной лестницы Лизе и Вите вскинутый вверх кулак в знак одобрения и поддержки. Лизавета прижалась губами к плечу Пчёлкина, не боясь испачкать ткань — помады на её губах уже давно не наблюдалось.

— Я в шоке…

Витя обернулся и посмотрел на подругу. И изменения в ее внешнем виде, которые он сумел разглядеть как следует лишь сейчас, заставили его восхищенно усмехнуться.

— Торкнуло всё-таки?

Черкасова совсем уж озорно рассмеялась и кивнула.

— Ты их видел? Так смотрели все…

Пчёлкин шагнул к девушке и, обняв её за талию, скользнул руками вперёд и ниже. Лиза судорожно ахнула и не сразу заметила, куда именно парень запустил руки. И опомнилась, лишь когда он вытащил из кармана собственного пиджака навесной замок и шагнул к решетчатой двери. Молча, закусив губу, наблюдала она за тем, как он легким движением защелкнул замок. Он бывал здесь и раньше, и не один раз — это она поняла сразу, и сейчас лишний раз убедилась в этом.

А вот тело её по-прежнему предательски горело от его обманного движения. И он чувствовал, как она подрагивала от возбуждения. Вот только он прекрасно понимал, что именно примешалось к этому её состоянию. Ведь бутылка была полупустая.

Парень сделал шаг вперед и коснулся кончиками пальцев её ключицы.

— У нас всё будет с тобой, — его слова, произнесенные по-особенному хрипловато и проникновенно, заставили ее судорожно и жарко выдохнуть, — но не сейчас и не при таких условиях. Ты пока что совершенно не готова.

— Откуда ты знаешь? — девушка посмотрела ему в глаза, но в ответ получила лишь неопределенный кивок, который заставил её закусить губу. До правдивой догадки она дошла сама.

Наверное, он был прав. По крайней мере, ему было виднее — это уж точно.

— А точно будет-то?

Не будь она подвыпившей, такой вопрос ни за что и никогда бы не сорвался с её губ.

Но слово — не воробей.

Витя засмеялся и притянул девушку к себе. Обнял, но на этот раз без всяческого подтекста, и поцеловал в висок. На душе у него стало намного легче — теперь-то уж она точно и думать забыла о его аттестате.

— Точно. Никуда ты от меня не денешься.

========== Драббл, R. Артур, Каверин, 1999-ый год. ==========

Звонить ментам было, конечно же, весьма глупо — слишком уж хорошо знал Володя сию когорту. Да и прекрасно понимал он, что с Беловым вопрос уже порешен. Пусть мальчик оторвется напоследок.

А квартиру он все равно менять собирался.

То и дело недобро скалясь, Каверин вышагивал по огромной гостиной, оглядывая следы от пуль в светло-сиреневых стенах и переступая через мелкие обломки расстрелянной мебели авторской работы. Дорогого барахла было, несомненно, жаль, но думал сейчас Володенька, мягко говоря, немного о другом.

А сзади, то и дело прикладывая чуть запылившийся носовой платок к влажному лбу, пошатывался перепуганный до полусмерти Артур.

— Что, Артура, страшно? — на мгновение обернувшись в сторону Лапшина, пропел Володя и откинул мыском ботинка не убранный осколок вазы.

— Нормально. Ты когда палача этого выпускать собираешься?

Каверин ответил не сразу, словно то ли оттягивая момент, то ли и впрямь призадумавшись. О Максе он, разумеется, думал, но думал вскользь, не серьезно. Да, Карельский сослужил отличную службу, но теперь-то он, по большому счету, не особенно был нужен. Свою партию он сыграл, и теперь его можно было бы даже в расход пустить, чтобы перед глазами не маячил…

— Пускай посидит еще, для надежности. Белов точно еще вылезет, рано пока дергаться. А уединение ему только на пользу пойдет.

На определенной фразе Артур нервно передернулся — правда-матка не особенно его обрадовала.

— Усложняешь ты, Володя. Я бы Белого сразу грохнул, с ними же вместе, и все. Зачем нам подставляться лишний раз?

Володя спрятал уцелевшую руку в карман брюк и повернулся к Лапшину.

— Ты на Канарах был?

Вопрос из серии «совсем уж не в кассу» заставил Лапшина изумленно глянуть на собеседника и наклонить голову чуть вбок.

— А причем здесь Канары?

— Я тебя спрашиваю: ты на Канарах был?

— Ну, был, разумеется. Я, когда отсюда свинтил, я полмира объездил, — неспешность Каверина с легкостью вывела Артура из себя. Ему хотелось получить ответ на свой вопрос, а не играть в загадки.

— Так у них там были кто-то типа аборигенов местных, потомков испанцев — гуанчи. Экскурсовод рассказывал. Короче суть в том, что у этих гуанчей закон был мудрый: сосед там, ну, соседа грохнул, к примеру. Они что делали? Они не убийцу наказывали, они сына казнили, там, или брата. Преступника приговорить — это туфта, это я тебе как мент говорю. А вот заставить человека помучиться, чтобы ему самому жить расхотелось от горя и тоски — вот, это дело, это тема.

— Ага. Только вот Белов — это тебе не абориген какой, — Артур оглядел изуродованную гостиную и подошел к Каверину вплотную, кивнув в сторону одного из расстрелянных пулеметными очередями окон. — Он, вон, как грохнет из гранатомета — и все.

— Не боись, Артура, не успеет, — казалось, именно похожей фразы Володя и ждал, чтобы поиметь возможность смаковать удовольствие от осознания собственного превосходства над давним врагом. — Саша Белов уже не жилец. И потом — ты же сам не против был. Так чего сейчас задергался?

— Конечно, не против, — огрызнулся Артур, спрятав платок в карман пиджака. — Я на все был согласен, лишь бы этого ублюдка со света сжить. Самому только подыхать неохота, знаешь ли.

— Ну, ты, вообще-то, сам виноват, — протянул Каверин, взглянув на «напарника» и проигнорировав его крайнюю фразу. Кого именно Лапшин величал ублюдком, было ясно, словно божий день. — Уж забрал бы девку с собой и проблем бы не было.

Каверина эта тема никак не касалась, и это вывело Артура из себя. Но сказать это в открытую Лапшин, разумеется, не решился. И потому ограничился попыткой защититься.

— Куда бы я ее забрал? Ни кола, ни двора, ничего. Я же несколько лет по свету мотался, устраивался.

— Но получается, что это ты сам ее ему оставил. Сам и виноват.

— Пусть так, — Артур отмахнулся от режущей глаза правды и отошел к камину, в котором прятался от обстрела всего пару часов назад, — главное, что с этим покончено. Так ему, падле, и надо.

Володя дернул плечами и ничего не ответил, а Лапшин призадумался, покусывая губу.

Мечту, которая заключалась в мести за Лизавету, он лелеял с девяносто первого. Пусть весьма смутно, но до сих пор он помнил, как связался с ним тогда Каверин и передал роковую весть. Прилететь на похороны было равносильно подписанию самому себе смертного приговора, потому-то Артур и бесился, запертый в Германии, словно в огромной клетке.

Убить. Разорвать. Заставить мучиться. Вот, чего желал Артур своему сопернику больше всего на свете на протяжении восьми лет. И даже не задумывался, соглашаясь сотрудничать с Кавериным и выступать на его стороне в предвыборной гонке, прекрасно понимая, что интересы их совпадали. Пусть действующие лица и ситуации разнились, но вот конечная цель была одинаковой.

Она его не любила никогда. Артур прекрасно знал это и чувствовал. Принять только никак до конца не мог, и понять не получалось: почему она так к этому Пчёлкину привязана была? Почему даже после всего, что пережила из-за него, из-за этого недоноска, не сумела переключиться и забыть? Ну ведь он-то, Артур, он бы в лепешку бы расшибся, чтобы ее осчастливить!

Это ведь он вернул ее к жизни. Из-за чертового Пчёлкина она саму себя потеряла, а он выдернул из депрессии, дал работу, помог с институтом… а она даже с проклятым браслетом расстаться не могла, врала, что замок заклинило!

С запозданием в восемь лет догадка пронзила острой иглой и даже заставила испытать прилив жара и передернуться, на мгновение обернувшись в сторону изучавшего остатки некогда дорогой хрустальной люстры Каверина. Ведь он оказался прав. Чертов Володя оказался прав даже здесь и сейчас! Ведь забери Артур Лизу тогда с собой, все же было совершенно иначе. Ведь медицина в Германии была, есть и будет на множество шагов впереди. У Лизки был реальный шанс оправиться, более того, вдали от пресловутой и вшивой Родины она бы уж точно сумела забыть проклятого Пчёлкина раз и навсегда… только вот бежавший в спешке Артур до этого не додумался тогда. А потом она умерла, и все возможные размышления на эту тему отошли на второй план. А теперь получалось так, что и он был завязан во всем случившемся; получалось, что и на его совести смерть этой молодой девчонки…

— Слушай… — Артур дернул шеей и повернулся к Каверину. — Когда глотку режут, это как вообще? По ощущениям.

Володя гадко рассмеялся и пошевелил протезом. Искусственные пальцы с тихим и противным жужжанием медленно сжались и разжались.

— Уж точно не щекотно. Кровью собственной харкать, сам-то представь.

Вопрос и впрямь был глуповатый; но очень уж хотелось Лапшину убедиться в том, что Пчёлкин достаточно помучился перед смертью.

Когда Володя делился с ним своими планами, Артуру было, в общем-то, наплевать на судьбу всей четверки. Он и слушал-то его вполуха — ему хватило услышать, что дни Пчёлкина уж точно сочтены. И что Макс по просьбе Каверина постарается на славу. А теперь выходило, что он, Артур Лапшин, был причастен к убийству того, кого Лиза любила с подросткового возраста. По-хорошему, Лапшин должен был бы испытывать муки совести перед покойницей, но их не было. Было лишь успокоение — справедливость наконец-то восторжествовала, пусть и с запозданием.

А вот о том, что где-то на том свете он их свел, Артур как-то не думал даже. Не верил он никогда во все эти штучки; не верил, крещеным не был, и потому считал, что в могилу врага свел совершенно справедливо.

Собаке собачья смерть.

… — А мы с тобой, Артура, такие дела забабахаем, мама, не горюй, — размышления и фантазии Каверина о скором будущем, высказываемые вслух, заставили Артура вынырнуть из собственных мыслей и прислушаться. — Двадцать первый век на носу, новые веяния, новые перспективы. Конец приходит этой вонючей эпохе, этому дерьму. Впереди у нас столько возможностей, ты себе и представить не можешь!

Лапшин промолчал. Перспективы казались ему чересчур размытыми и неясными, и прекрасно понимал он, что ни выбора, ни иного, отличного от Володиного, пути, у него не было и быть не могло. Что он понимал в здешних устоях, почти десяток лет проведя за границей? Да и, соглашаясь на сотрудничество с Кавериным, он осознавал, что подписывал себе кабалу на многие года.

— Ты что там встал-то? Примета плохая, — Володя рассмеялся, и Артур непонимающе взглянул сначала на него, а потом прямо перед собой. Взгляд уперся в собственное отражение, искаженное осколками некогда цельного, во весь рост, зеркала в резной оправе.

— Херня это все, — Лапшин отмахнулся от осколков и отошел чуть в сторону. В приметы еще верить, глупость какая.

Да и не случится с ним ничего.

— Странный ты все-таки, Артура, — Каверин хлопнул здоровой рукой Лапшина по плечу и оскалился. — Сам же за баб пить отказывался, потому что «они все суки», видите ли.

Артур дернул плечом, скидывая руку бывшего мента, и провел большим пальцем по нижней губе. Ответ напрашивался сам собой, и ответ этот был для Артура самой настоящей правдой. Правдой, которую он носил в себе больше восьми лет. И сколько еще будет носить, было неизвестно.

Только правду эту озвучил он словами совершенно иными. Более подходившими для разговора с Кавериным.

— А она и не баба.

Комментарий к Драббл, R. Артур, Каверин, 1999-ый год.

Драббл спонтанный и совершенно незапланированный. Переделка одной из вырезанных сцен. Стремления обелить/очернить какую-либо сторону не имелось.

Кстати, если вдруг у кого-то из Вас возникнет желание узнать меня чуть ближе и не только с фикрайтерской стороны: я завела себе блог http://janelanadoe.blogspot.ru. Благо, мне есть, что рассказать о себе и своей жизни, так что надеюсь, не заброшу это дело на полпути. Так же буду по мере сил и возможностей публиковать какие-то материалы-ссылки-сноски на то, что помогало мне при написании тех или иных моментов, так что фикрайтерам тоже должно быть интересно. Так же непременно будут некоторые советы из личного писательско-читательского опыта. Ну и просто буду рада каждому из Вас! :)

========== Драббл, NC-17. Витя/Лиза, 1991-ый год. ==========

Ее растрепанная голова покоилась на его плече, покрывая руку распущенными длинными волосами. Кончиком тонкого пальца она проводила по его груди, вырисовывая неведомые узоры и заставляя периодически прикрывать глаза от легчайшего удовольствия.

— Почему ты не спишь? — шепотом он задал этот вопрос, не открывая глаз и коснувшись губами ее макушки.

Лизавета лишь вздохнула и провела кончиком носа по его груди. Они не должны были быть сейчас в одной постели — она была в этом уверена. Нечто подобное девушка уже испытывала — это было чувство какой-то «неправильности», и впервые оно появилось после их близости в санатории. Тогда-то казалось, что это была какая-то временная слабость. Но в этот раз, несколько часов назад… она ведь сама попросила его остаться. Он ничего не понимал, не понимал, почему она решила вдруг уволиться, никому ничего не объяснив толком, не понимал причины этих очевидных метаний. Она видела его непонимание, и ей отчасти было его даже жаль.

Но не из жалости она попросила его остаться.

Убрав руку, девушка села на постели и сгорбилась. Весь ее внешний вид выдавал внутреннее напряжение, с которым она усиленно боролась. Витя видел это — и молчал. Молчал в ожидании того, что рано или поздно она заговорит сама.

Голову словно сковало железным обручем, и Лизавета прижалась виском к стене, у которой и стоял разложенный диван, и на несколько мгновений прикрыла глаза. Витина близость по отношению к ней заставляла все внутри переворачиваться и трепетать, и Черкасова чувствовала неправильность этого.

Казалось, она сходила с ума от уже забытых чувств.

— Все это неправильно, — хрипло она проговорила эти слова, открыв глаза и посмотрев куда-то в не зашторенное окно, на ночное небо. Витя сел рядом с ней, но она, казалось, словно и не заметила этого.

— Если хочешь, я могу уйти.

На мгновение девушка посмотрела в сверкавшие в полумраке синие глаза. Всего мгновение, но этого хватило понять ему, что его ухода она боялась сейчас, должно быть, больше всего на свете.

— Дело не в этом. Дело в том, что, по всей возможной логике я должна, обязана просто тебя ненавидеть. Но все совсем по-другому… знаешь, тогда, в Горьком, когда ты приехал… я впервые по-настоящему тебя испугалась. Меня трясло от страха, и я не могла думать ни о чем, кроме как о том, как бы выгнать тебя. Вот и наговорила… — не отрывая головы от стены, девушка взглянула на молодого человека, и тот не отвел взгляда собственного, — но не было ни дня, когда я бы искренне ненавидела тебя.

Тихий голос дрогнул, и Витя осторожно, но уверенно потянул девушку за руку, взяв ее за тонкое запястье. Она прильнула к нему и прикрыла глаза, когда почувствовала его губы на своем обнаженном плече. Ни слова не сказал он, лаская ее и словно пытаясь успокоить. Но старания его были напрасны: прижавшись к молодому человеку вплотную, Лизавета распахнула глаза и, прижавшись губами к его уху, заговорила прежде, чем его руки двинулись по ее телу ниже.

— Ты понимаешь, что я ничего не смогу тебе дать? Ни-че-го.

Шепот ее — преисполненный слезами и отчаянием — заставил его болезненно зажмуриться и качнуть головой. Ему невероятно больно было слышать эти слова, но еще больнее было осознавать, что всему виной был он сам.

Он не видел, как в немом отчаянии боролась девушка с собственными слезами, неотрывно глядя куда-то сквозь стену.

— Я просто хочу, чтобы ты был счастлив.

Каждым своим словом она словно пытала его. Он слышал, как она тихонько, украдкой всхлипнула, и тут же оторвал ее от себя, а затем прижался лбом к ее лбу. Серые глаза блестели от горькой влаги, и он смотрел в них, не шевелясь.

— А ты-то понимаешь, что я не смогу быть счастлив без тебя?

Она качнула неопределенно головой, и отстранилась было от него, но он не позволил сделать этого, крепче обняв и словно заковав хрупкие плечи в тиски. Пододеяльник сполз вниз и едва прикрывал ее тело, которое так хотелось целовать…

— Ты сейчас так говоришь. Пройдет год-два-три, и что? Хочешь сказать, что тебе не надоест все это? Не надоедят дни, каждый из которых может быть последним, не надоедят вечные таблетки и обследования? Семью захочешь — а не получится, прости.

Витя закрыл глаза и покачал головой. Разговор катился в бездну, он понимал это, но подходящих слов не находилось.

— Когда же ты поймешь, наконец, что ни с кем у меня ничего не срасталось? Сколько еще раз я должен это повторить? Это у тебя Артур был постоянным, и…

Она вдруг дернулась в его руках, и распахнула глаза в искреннем недоумении и испуге.

— Откуда ты знаешь?

Он проследил за тем, как дрожащими руками она поправила сползший пододеяльник, закутавшись в него едва ли не по горло.

— Я же говорил тебе про справки.

— Да, но… — голос Лизаветы задрожал, выдавая на гора ее страх, — не настолько же…

— Прости, — Пчёлкин произнес это, отточенным движением пригладив волосы и потерев шею. Но в ответ девушка лишь судорожно и рвано вздохнула.

— Ты… ты можешь считать меня, кем угодно: дешевой шлюхой, продажной тварью… но я хотела таким образом его отблагодарить, что ли, — зябко поежившись, девушка обняла себя за плечи и опустила голову. — А заодно и попробовать начать что-то новое. Мы не так долго были вместе… потому что ничего у нас не получилось. Из-за меня.

Витя осторожно провел пальцами по щеке девушки и, взяв ее за шею, мягко притянул к себе для поцелуя. Ее губы — такие мягкие, такие родные; он готов был целовать эти губы целую вечность, чувствуя, как трепетала Лизавета в его руках. И эта ее реакция была для него дороже, должно быть, всего на свете.

Осторожно, словно стесняясь чего-то, девушка обняла Пчёлкина за плечи и отклонилась назад, увлекая его за собой. И Витя опустил Лизавету на подушку, склонившись над ней и не разрывая поцелуя. Рука его медленно двинулась вниз по телу девушки и рваным движением задрала пододеяльник, все еще прикрывавший ее тело. Лиза разорвала поцелуй и, зажмурившись, горячо выдохнула Пчёлкину куда-то в губы, когда уверенно и настойчиво коснулся он нежной кожи ее бедра.

— Ляг, — шепотом проговорил молодой человек, не убирая руки, и мазнул губами от щеки девушки к виску, — ляг, ляг.

Послушно опустившись на подушку, девушка прикрыла глаза и не раскрыла их, когда Виктор подхватил ее под колени, подтянул к себе и развел ее ноги, одновременно отшвырнув прочь мешавший пододеяльник. И он хотел уже было склониться над ее бедрами, когда цепко она схватила его за плечи и потянула выше, чтобы поцеловать — жарко и искренне.

— Что же ты делаешь? — пробормотал Пчёлкин, разрывая поцелуй и заглядывая в серые глаза, словно силясь получить ответ: безмолвный и абсолютный.

Лизавета не ответила, лишь вновь коснулась губами его губ, а затем провела пальцами по его шее, намеренно задевая плетение горячей золотой цепи. Витя проследил за этими движениями, взял ее тонкое запястье и осторожно, но уверенно завел руку девушки ей же за голову, вновь вынуждая ее лечь и чуть прогнуться ему навстречу. И он уже сделал было движение вперед, будучи готовым войти в нее, но она вдруг дернулась назад — испуганно и резко.

— Витя-Витя… — едва слышно пробормотала она его имя, и даже выставила руку вперед, коснувшись пальцами его груди. — Подожди. Нельзя так…

Он не сразу понял, что именно она имела ввиду, и догадался, лишь когда Лизавета смущенно мазнула взглядом ниже. Пришлось прикрыть глаза и глубоко вздохнуть, успокаивая сбившееся дыхание, а затем перегнуться через кровать и схватить валявшиеся на полу черные брюки, в кармане которых и нашлась еще одна блестящая упаковка. Откинув брюки, он повернулся к девушке, и даже в полумраке сумел разглядеть, как потемневшие от возбуждения серые глаза наполнились успокоением. Тихо шурша простыней, девушка села на постели и, взяв у Пчёлкина упаковку, осторожно вскрыла ее. И ему пришлось до боли стиснуть зубы и плотно закрыть глаза, чтобы подавить рвавшийся из груди стон удовольствия, когда она коснулась своими тонкими пальцами области его паха. Он сам учил ее всему этому, и потому-то ее движения вызывали в нем реакцию, совершенно не походившую на то, что испытывал он с другими девушками. Казалось бы, ничего сверхъестественного она не делала, но движения ее были столь плавными, легкими и… родными, что долго терпеть эти пытки становилось выше его сил. И потому-то он схватил ее за руку вновь, прерывая ласку, и потому поцеловал с таким жаром и желанием, что она даже задохнулась на мгновения. Оставив искусанные губы в покое, молодой человек уверенно скользнул ниже, к шее, ключице и груди, одну руку положив на обнаженную спину девушки, второй схватив ее за затылок и медленно отклоняя назад.

Он вошел в нее резко, резче, чем хотел, и на это его движение она выгнулась и издала стон тонкий и высокий. Эта реакция была ему знакома — всегда она так откликалась на движения, ему в сексе с ней несвойственные.

— Т-ш, тихо, тихо, — он склонился над девушкой и едва слышно прошептал ей слова успокоения, руками проводя от ее груди к бедрам и ягодицам, словно желая успокоить и расслабить. И у него получилось — Витя понял это по глубокому вздоху, что вырвался из груди Лизаветы, когда осторожно он развел ее бедра еще шире и закинул ее ноги себе на поясницу. Закусив губу, девушка схватилась за край подушки столь крепко, что даже в полумраке было видно, как побелели костяшки тонких пальцев. Мазнув губами по нежной коже за ухом, Витя сделал несколько плавных движений, неотрывно глядя прямо в серые глаза, которые она не спешила закрывать. Девушка едва заметно кивнула, и это стало сигналом — Пчёлкин продолжил двигаться, с каждым разом погружаясь в нее все глубже и увереннее. Ноготками Лиза впилась в его спину и закусила губу еще сильнее, но глаз так и не закрывала, словно стремясь сохранить этот зрительный контакт, образовавшийся между ними — такой чувственный и интимный. И это казалось ему невероятно ценным и дорогим; и он прижался лбом к ее лбу, не обращая внимания на упавшую вперед прядь собственных волос, что явно мешала, и коснулся губами ее губ, тем самым заставив ее перестать кусать их. И Лизавета закрыла, наконец, глаза, и провела руками по его спине вверх, и запустила тонкие пальцы в его волосы, отчего он содрогнулся и позволил движениям стать резче и отрывистей. Дрожащей рукой он схватил ее за пальцы, которыми цеплялась она за подушку, и сжал их. Толчки усилились, и тихий стон сорвался с губ девушки; она хотела было оторваться от подушки, чтобы прильнуть к Вите, но он не дал ей сделать этого, вдавив в постель еще сильнее и, возможно, чуть резче, чем следовало бы. Тихо и едва разборчиво произнесла она его имя, и он вновь стиснул зубы, дабы подавить рвавшийся наружу стон удовольствия. Теперь уже он двигался ритмично и жестко, чувствуя ее ответные движения ему навстречу, и по учащавшимся стонам ее понимал, что развязка близка.

Лизавета зажмурилась и провела пальцами свободной руки по груди молодого человека. Внутри все дрожало, налитое свинцом, и от удовольствия хотелось кричать, но она сдерживалась изо всех сил, ограничиваясь лишь стонами, и двигалась навстречу ему все уверенней и четче. Долгожданный, но, тем не менее, внезапный спазм сдавил горло, и девушка вскрикнула, не сдержавшись, и прильнула к Пчёлкину, задрожав от сковывавших волн удовольствия, и мышцами обхватила его, как можно плотнее. Витя из последних сил прошептал ей на ухо что-то успокаивающее и несколько раз толкнулся — совсем резко и сильно — доводя до пика и самого себя. Низко и глухо застонав, молодой человек замер, изливаясь в нее, а затем, глубоко дыша и успокаиваясь, осторожно опустился на Лизавету всем телом и коснулся губами сначала уголка ее рта, а затем, откинув налипшую на ее лицо прядь длинных русых волос, кончика носа.

Черкасова дышала рвано, прерывисто, но улыбка, озарившая ее влажное лицо, вышла столь легкой и спокойной, что не смогла не вызвать у Пчёлкина улыбки ответной. Медленно она провела по его щеке кончиками пальцев и прижалась носом к его губам.

— Какие же мы дураки, да? — она усмехнулась, пусть и не слишком весело, но искренне и проникновенно.

Витя не произнес ни слова, но кивок его и без того послужил прямым ответом. Лежа на Лизавете и одновременно с этим следя, чтобы ей не было слишком дискомфортно, он восстанавливал силы и смотрел в сверкавшие в полумраке комнаты серые глаза, словно стараясь как можно лучше запомнить этот полный удовлетворения и чего-то, отчаянно похожего на счастье, взгляд. Они не спешили разрывать объятий, наслаждаясь этой связью, да и не было в том никакой нужды. Спешить им было некуда.

А в Москву тем временем входили танки…

Комментарий к Драббл, NC-17. Витя/Лиза, 1991-ый год.

Зарисовка считается дополнением к тридцатой главе.

Ровно двадцать пять лет назад в Москве произошла попытка государственного переворота, известная как “августовский путч”.

Двадцать пять лет назад умерла Лиза Черкасова. Ей оставалось жить пять дней.

========== Драббл, G. Витя, Космос, Саша, Фил, Лиза, 1986-ой год. ==========

Комментарий к Драббл, G. Витя, Космос, Саша, Фил, Лиза, 1986-ой год.

Не так давно мне на ask.fm пришёл вопрос, в котором интересовались причиной неприязненного отношения Космоса к Лизе в начале рассказа. Эта причина всегда хранилась у меня в голове, и, увидев вопрос, я решила ответить на него в форме такой вот небольшой и лёгкой зарисовки. Приятного прочтения. И я горячо благодарю каждого, кто до сих пор заглядывает в эту работу и перечитывает её. Самая огромная радость для автора —видеть интерес к своему детищу даже время спустя.

Также спешу сказать вам о довольно кардинальных изменениях: пообщавшись с некоторыми читателями и взвесив все “за” и “против”, я всё же решилась создать группу, в которой буду искренне рада видеть каждого из вас: https://vk.com/jane_lana_doe. Я очень жадна до взаимодействия с вами, поэтому добро пожаловать. В группе будут выкладываться различные медиафайлы, связанные с моими работами, анонсы, а так же некоторые интересности, касающиеся “Живи и помни”. Но по большей части создание группы приурочено к началу публикации ориджинала “Страницы минувшего будущего” https://ficbook.net/readfic/5792790. Те, кто давно наблюдает за моими “творческими изысканиями”, наверное, помнят рассказ “Сценарий не лучших времён” по “Бригаде” и его главную героиню Агату Волкову. С рассказом не срослось, т.к. Агата не подходила под рамки фэндома, потому я подумала, что, если изменить некоторые факты, может выйти самостоятельная работа. Первая глава уже опубликована, и я буду несказанно рада, если кого-то привлечёт мой очередной эксперимент

К началу десятого класса волосы Вити Пчёлкина благополучно доросли до плеч. Правда, в хвост они ещё не собирались, что доставляло определённые неудобства, помимо ставших регулярными выволочек от Анисимовой и Сан Саныча.

— Ну, ты куда с козырей?!

Чертыхнувшись, Витя забрал потрепанного валета и заменил его червонной десяткой. Космос хмыкнул.

— Что, патлы мешают?

— Осади, а? Ходи давай.

Классный час шёл своим чередом — обсудили успеваемость, внешний вид (очередные «пять минут славы для Пчёлы», как называл это Космос), и теперь, когда Марь Васильна благополучно завела еще одну, их уже не касавшуюся, пластинку, можно было и расслабиться. Потому и появились в руках побитые жизнью карты — благо, что от галёрки уже отстали.

Тысяча девятьсот восемьдесят шестой год войдет в историю как год Чернобыля, породившего не только сотни и тысячи сломленных судеб, но и новые витки чёрного юмора. Каждый, кто не зевал на уроках, будет знать этот год.

Для Вити Пчёлкина восемьдесят шестой станет годом, когда началось то, с чем он будет жить всю жизнь.

— На погоны, — две карты небрежно шлёпнулись на край покоцанного стула, вызвав у Холмогорова мину. — Надо было на деньги играть.

— Да пошёл ты, — Космос сгрёб карты в кучку и стал как можно незаметнее формировать колоду. — Насекомое.

В ответ Пчёла лишь усмехнулся и, откинувшись на спинку стула, посмотрел в окно. Последние более или менее теплые солнечные лучи кое-как проникали в класс. Сейчас бы на улицу вместо бездумного просиживания штанов в классе под однотипные нотации Анисимовой!

— Ребята! Это же действительно важно! Юля Остапенко перешла в другую школу, а мы так и не выбрали старосту. Какой класс без старшего, вы сами подумайте…

— Как будто мы на зоне, — беззлобный смешок сорвался с губ сам собой. Витя на самом деле был уверен, что его никто не услышит, но прогадал — сидевшая прямо перед ним девчонка обернулась и недобро сверкнула серыми глазами. В ответ Витя лишь сделал большие глаза, наигранно-удивлённо глянув на одноклассницу, а затем подмигнул ей. В ответ лишь хмыкнули с возмущением и тряхнули длинной пушистой косой.

— Может быть, добровольцы найдутся? — вопрос этот был преисполнен нотками отчаяния, ибо хорошо Мария Васильевна знала свой класс. Витя уже склонился было вправо, чтобы прокомментировать сказанное, но в следующий миг челюсть его отпала.

Космос подорвался на месте.

— Холмогоров, ты что, серьёзно, что ли?

— Вот да! — изумлённый шепот сорвался с губ Вити.

— Абсолютно, — незаметно отмахнувшись от друга, Космос всему своему виду постарался придать максимальную важность, попутно не обращая внимания на полные недоумения взгляды одноклассников.

Финита… ну, полный же финиш! И кто из них ещё насекомое после таких вот заявлений! И ведь молчал же, гад, ни слова не говорил о своей хотелке. Куда ему в старосты, Космосиле этому?!

Шумно выдохнув, Витя глянул на Марь Васильевну и понял, что она тоже не очень-то воодушевилась добровольной кандидатуре. Тщательно пытаясь скрыть растерянность, Анисимова окинула класс взглядом и странно повела руками.

— Хорошо… хорошо, Космос…

— Мария Васильевна, — Витя даже вздрогнул от неожиданности — к этому голосу он до сих пор не привык. Сидевшая перед ним девчонка вскинула вверх левую руку и поднялась на ноги — Пчёлкин едва сдержался, чтобы не окинуть взглядом скрытую форменной юбкой часть девчоночьего тела, — если вы позволите… я бы тоже хотела попробовать.

— Что?! — Холмогоров даже прищурился недобро, подавшись в сторону одноклассницы, и та, обернувшись на мгновения, продолжила:

— Просто… в своем прежнем классе я тоже была старостой.

Витя зевнул и поудобнее развалился на качающемся стуле. До разговора ему было мало дела, скука брала свое. Сидевший на соседнем ряду Саня Белов послал изумленный взгляд, но в ответ получил лишь ленный взмах рукой.

Потом с Космосом поговорит. Успеется.

Вообще, эту новенькую новенькой можно было назвать с огромной оговоркой. В их класс она пришла в конце февраля, вроде как после переезда — уж этого Витя запоминать точно не собирался, — но даже сейчас, когда прошло больше полугода, воспринимать её как-то иначе не получалось. Сейчас только середина сентября, считай, три месяца она в их классе, ведь лето не в счёт.

— А что? Это же здорово, ребята! Проведём голосование и выберем. Так будет честно и интересно! — казалось, ещё немного, и Мария Васильевна в ладоши захлопает от радости. — Садитесь. Значит, сделаем следующим образом: всем выходные на обдумывание, и в понедельник проведём голосование. Все согласны?

Холмогорова можно было прямо сейчас фотографировать для стенгазеты «Колючка» в качестве иллюстрации названия. Хмыкнув, Витя сладко потянулся и ткнул друга под ребро, на что тот лишь дёрнулся раздражённо и закусил губу. Взглядом он буравил опущенные плечи новенькой, и Пчёлкин мог бы даже поклясться в своей уверенности: девчонка чувствовала этот взгляд. По крайней мере то, как напряглась её спина, было очень даже заметно, причём несмотря на синий форменный пиджак.

Не успокоился Холмогоров и после классного часа.

— А может, поговорить с ней? — прищурившись, он выглядывал из кустов сирени, наблюдая за выходившей из школы Черкасовой.

— Что, стрёмно? — и Витя ухмыльнулся, тоже глянув на вышагивавшую по двору одноклассницу.

— Закройся.

— Нет, Кос, а серьёзно, — Валерка поудобнее устроился на стародавних ящиках из-под бутылок и закинул руки за голову, — зачем тебе это? Только хомут на шею.

— Вот ни хрена ж ты не сечёшь, — Космос повернулся к другу и спрятал руки в карманы штанов. — Староста — это человек приближённый. Юльку вспомни…

— Да-а, Юлька классная, — протянул Пчёлкин, перед глазами которого тут же встала точёная фигурка Остапенко. Из всего класса бюстом она обзавелась раньше всех, уж в этом уверенность была стопроцентная. И ножки, какие шикарные это были ножки! А новенькая?

На Витю одновременно уставились три пары глаз.

— Вот вшивый всё о бане, — Холмогоров сделал большие глаза и продолжил, — Я говорю: быть старостой выгодно! Ходи себе с журналом, велика обязанность! Зато всегда перед глазами и у учителей, и у завуча, и даже у Саныча.

— Ну, не знаю, — Валера пожал плечами, не меняя положения. — Мне бы лень было.

До того сохранявший молчание Саша подался чуть вперёд со своего ящика и хрустнул пальцами.

— Да правильно ты, Кос, рассуждаешь, только… только ты не обижайся. Просто мне кажется, что… ну, не потянешь ты.

— Да с чего бы?!

— Не обижайся, говорю. Ты же сам себя знаешь, а старостой быть — это всё же ещё и ответственность, как ни крути. Не в одном журнале дело, сам ведь знаешь.

Космос напряжённо засопел, но парировать не стал. Витя даже изумился немного, уже приготовившись к жаркой дискуссии, и шумно выдохнул.

— Короче, — Космос исподлобья оглядел друзей и решил больше не тянуть кота за причинное место, — голосование послезавтра. Я на вас рассчитываю?

Белов пожал плечами.

— Конечно.

— Кос, если бы я только с вами учился, ты же знаешь, — Валера приложил ладонь к груди и виновато глянул на друга.

И только Витя ограничился молчаливым кивком. Впрочем, и того с лихвой хватило.

— Отлично. Мы не голосуем, и два голоса у меня уже есть. Ещё Маринку попрошу, она девчонок подговорит…

Дурдом! Склонив голову набок, Пчёлкин безмолвно наблюдал за загибавшим пальцы товарищем и даже не знал, как бы проиллюстрировать сей порыв энтузиазма. Космос всегда был упёртым бараном — это не новость. Но чтобы его вдруг в старосты потянуло, да ещё и с таким рвением! У новенькой в классе особых друзей ещё не появилось, так что все шансы на победу у Холмогорова имелись.

А новенькая… а что, собственно, новенькая?

Она была… странной какой-то, что ли. У Пчёлкина даже слова подходящего для неё не находилось, о чём тут ещё рассуждать можно было? Ходила вся себе на уме, а сама ни черта из себя выдающегося не представляла. Грудь маленькая, плечи опущены постоянно. Глаза серые.

Длинные волосы, едва различимые веснушки…

Пришлось даже головой тряхнуть как следует, чтобы странные мысли поскорее выветрились.

С чего бы ему вдруг так запоминать её внешность? Было бы там вообще, что помнить.

— Ну, что? — хлопок в ладоши заставил вздрогнуть — это Белов обращался сразу ко всем, поднимаясь с насиженного места. — На смотровую?

— Нет, ребят, я пас, — Валера вздохнул, тоже принимая вертикальное положение, и на недоумённые взгляды лишь пожал плечами, — у меня тренировка завтра, выспаться надо.

Зевок получился страшным и неконтролируемым.

— А спортсмены умирают молодыми.

— Да ну тебя.

— Я сегодня тоже, пожалуй, воздержусь, — Космос придал своему виду максимальную важность и даже грудь вперёд выкатил — ну чисто Ленин перед большевиками! — Буду голоса завоёвывать.

Ответом послужили синхронно возведённые к серому небу глаза.

***

Пыль летела знатными клубами, и постоянно хотелось чихать. Выбивать ковёр Вите не очень-то нравилось, но, если просила мама, он никогда не смел перечить. Вот и сейчас, со всей силы орудуя выбивалкой, он то и дело жмурился и отворачивался, но халтурить даже не думал.

Кстати, о думах.

Пчёлкин никогда не радел за честность, но отчего-то именно сейчас это непривычное ощущение кололо где-то под ребром. Косматый голосов наберёт — это уж точно не новость. Небось до сих пор сидел перед телефоном и крутил диск. Именно это и не давало покоя, и Витя помимо воли начинал рассуждать.

Кто будет заведовать классным журналом и ходить на ковёр к Санычу, волновало его в самой наименьшей степени. Покоя никак не давало другое: только-только пошли на лад дела с торговлей всякой мелочью типа жвачек и аудиокассет, появились какие-то перспективы. Космос разрывался сейчас меж двух огней, сам того наверняка не понимая. Староста класса, на переменах толкающий ширпотреб — где это вообще видано? А ну как он вообще соскочить решит? Витя отговаривать, разумеется, не будет, но…

Не по-пацански этокак-то выйдет.

В очередной раз чихнув, Витя шлёпнул выбивалкой по ворсу. И чего этой Юльке переводиться вздумалось? Подумаешь, школу она нашла с уклоном в иностранный, велика нужда! Полиглот какой выискался! Проблем только подкинула, стерва.

— Что, Пчёлка, трудишься?

Насмешливый голос заставил на пару мгновений оторваться от своего занятия и тряхнуть волосами.

— А ты что не у телефона?

Космос махнул рукой раздосадовано и опёрся плечом об один из столбиков, на котором и висел многострадальный ковёр. Даже проверить на наличие грязи и ржавчины забыл, вызвав этим у Пчёлкина ухмылку.

— Надька отобрала. Гадюка.

— Зато симпатичная.

Холмогоров поморщился.

— Тебе совсем штаны жмут, да?

— Какие у тебя дела с накруткой голосов, умник?

— Ну, — Космос начал загибать пальцы, прикидывая, — Маринке я дозвонился, она сказала, что Карпенко, Сутягину, Малыгину и Сафронова вообще без проблем уговорит. Плюс она сама, плюс вы двое… пока семь выходит.

Витя усмехнулся и продолжил своё занятие. Космос тут же отскочил от столбика, закашлявшись от попавшей прямо в нос пыли.

— Что-то негусто, должен заметить.

— У меня ещё достаточно времени. Главное, чтобы Надька до вечера у трубки не засела.

Майка уже прилипла к груди, а лоб покрылся капельками пота. Резко выдохнув, Витя сбавил темп и обернулся.

— Слушай, поговорить надо. Я с Вазгеном вчера встречался, он обещал нас с человеком одним свести, Парамон вроде, из более старших. Обрисовал мне всё ну очень красиво. Другой ассортимент, другие цены, туда-сюда, клиентура не только школьная. Ты как?

Холмогоров даже в лице переменился моментально — столь азартно заблестели глаза и весь вид стал каким-то воодушевлённым.

— Как-как. Положительно, конечно!

Последний раз шлёпнув по ковру, Пчёлкин окинул плод своих стараний критическим взглядом и, кинув выбивалку на асфальт, кивнул товарищу:

— Помоги.

Вдвоём они скатали ковёр в рулон, и, взвалив его на плечи, потопали в сторону подъезда, чуть не забыв при этом саму выбивалку. Теперь можно было забыть про это не самое увлекательное занятие на месяц так точно, что не могло не согревать ленивую сторону Витиного характера.

Подъезд обдал прохладой, полумраком и запахом чьих-то не самых, должно быть, вкусных щей. Космос тут же закашлялся.

— Прямо как Надька готовила. И жрать охота, как назло.

— Мама борщ варит, не скули, накормит.

Нет, ну в самом-то деле, ерунда на постном масле выходила! И на рынке ему повышение подавай, и в старосты его избирай. На двух стульях усидеть пытался Косматый, а так ведь не бывает. Тут или школьным делам себя посвящай, или рыночным, альтернативы не было. Как вот только объяснить это можно было? Кос ведь упрямый, если захотел чего-то, по головам пойдёт, а своего добьётся.

Пожалуй, впервые это не давало Вите покоя. А ведь совсем недавно было абсолютно параллельно.

Ковёр они закинули в родительскую спальню, и, еле-еле переводя дух, буквально ввалились в коридор, в котором вовсю вкусно пахло свежим борщом. Оба съехали по стенке вниз и шумно выдохнули, переводя дух.

— О. Я сейчас от вас ещё Борьке Калинину позвоню, точно.

Глаза закатились сами собой и наткнулись на старенький аппарат, стоявший на специально сколоченной для него отцом тумбочке. Потянувшись, Витя провёл рукой по стене и едва не застрял в щели между ней и самодельным предметом мебели.

— Делай, чего хочешь, полоумный.

Из кухни выглянула, вытирая руки вафельным полотенцем, Валентина Степановна.

— Ой, Космос, здравствуй. Управились? Пойдёмте, я вас кормить буду.

— Здрасьте, тёть Валь, — Кос подорвался и в два шага сократил расстояние между собой и телефоном. — Можно, я позвоню только от вас?

— Ну, конечно, можно. А потом бегом мыть руки, а то остынет.

Витя прикрыл глаза и вытер краем майки вспотевший лоб. Космоса бы упорство, да в нужные цели, они бы уже давным-давно не только с Парамоном знались, а и с, вероятно, ещё более серьёзными людьми. А ему, ишь ты, журнал классный подавай!

— Пчёл, чего это такое?

Нехотя пришлось разлепить глаза. Космос стоял у телефона, держа трубку наперевес и недоумённо на неё глядя. Со вздохом поднявшись на ноги, Витя отобрал трубку и приложил её к уху. Пару мгновений помолчал, затем хмыкнул и дёрнул плечом. Перевернул сам аппарат и даже потряс его.

— Да хер его знает… может, опять барахлит, ему лет-то сколько?

Холмогоров выругался сквозь плотно сжатые зубы — так, чтобы Валентина Степановна ненароком не услышала, — на что Витя лишь усмехнулся и ткнул друга локтем под ребро.

— Ладно тебе, времени полно ещё, дозвонишься. Есть же у твоей Надьки другие дела. Журнальчики там, причипуриться… пойдём.

Ушёл Космос примерно через час, полный решимости и уверенности в собственных действиях. А сам Витя ещё долго сидел на корточках возле тумбочки и вертел меж пальцев телефонную вилку.

Номер Маринки он помнил наизусть.

***

— Три голоса?! Три голоса?! Какого, мать его, хера-то такого?!

Казалось, злобе Космоса не было конца и края. Мотаясь туда-сюда по курилке, он едва сдерживался от крика, активно при этом жестикулируя и ни на мгновение не останавливаясь.

Ещё бы. Проиграть при полной уверенности в победе.

Отчасти его даже понять можно было.

— Да ладно тебе, Кос, — Валерка глянул на друга снизу вверх, — подумаешь, проиграл, с кем не бывает?

Но в ответ лишь раздражённо отмахнулись и что-то пробормотали нечленораздельно.

Витя обернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как выпорхнула из здания школы вся какая-то словно изнутри светившаяся плохо скрываемой радостью Черкасова, и, развевая на лёгком ветру прядями из растрёпанной косы, буквально вприпрыжку рванула прочь со двора.

Космос наконец остановился. Встал к Пчёлкину плечом к плечу и цепким взглядом впился в опущенные девичьи плечи. Затем глянул куда-то ещё и прищурился.

— А это что ещё за фраер?

И точно — прямо у ворот стоял, широченно улыбаясь, какой-то парень с алыми гвоздиками в руках. К нему-то и бросилась Черкасова, радостно смеясь и принимая цветы.

Витя впился взглядом в незнакомца. Отчего-то он показался ему смутно знакомым. Словно когда-то он уже мог его где-то видеть…

— У неё ещё и ухажёр имеется, что ли? — Космос пнул ни в чём не повинный ящик и сплюнул. — Староста новоявленная, блин.

С трудом Витя оторвал взгляд от хохотавшей Черкасовой и, придав своему виду максимальную расслабленность, опустился на ближайший к нему ящик и закинул руки за голову.

— Угомонись, Косматый. Зато теперь рынком заниматься будем вплотную. Да и вообще, как по мне, так прав был Саня — всё равно не потянул бы ты. А у неё и опыт, и рвение, и…

Договорить он не успел — наткнулся на взгляд Холмогорова, к нему обращённый. Слова застряли в горле, и длившееся всего лишь пару мгновений молчание всё расставило по своим местам.

Зря только глаза большие делал и максимально честным выглядеть пытался.

Они же с пяти лет друг друга знали.

— А ты, — медленно, с подозрением проговорил эти слова Космос, хмурясь и даже голову чуть набок клоня, — ты за кого голосовал?

И Фил с Белым тут же на него уставились, словно ушам своим не веря и ожидая ответа, который бы разбил догадку.

Нет. Не дождутся.

Резко выдохнув, Витя собрал в кулак всё сразу.

— За неё.

Он ожидал всего, даже удара куда-нибудь в скулу. И даже знал наперёд, что не стал бы отвечать. Но Космос стоял неподвижно, и больше всего сейчас походил на человека, которого облили сзади ледяной водой. Даже воздух пару раз губами схватил, словно рыба.

Стало даже смешно.

— Что?

Так, хотел бы ударить, медлить бы не стал. Значит, не так всё было страшно. И это заметно расслабило — вновь закинув руки за голову, Витя вытянул ноги и пожал плечами, не обращая внимания на полные недоумения взгляды Саши и Валерки.

— За неё. Ты не ослышался. И потом — ты же сам сказал, что заинтересован в наших делах.

— Где связь? — Холмогоров не говорил — рычал.

— Всё там же. Ты мне нужен больше, чем школе. И потом — ну, какой из тебя староста? Ты сам вспомни, сколько из-за нас с тобой педсоветов было? А сколько ещё будет? Да и с посещаемостью у нас так себе…

— Это вообще неважно сейчас! — Холмогорова понесло. Активно жестикулируя, он нависал над Витей, и уже не стеснялся ни тональности своего голоса, ни выражений. — Ты хоть понимаешь, говнюк, что сделал? Ты же друга на бабу променял! Ты, мать твою, в любом случае должен был за меня быть, даже если бы я сжёг этот журнал к едрене матери. Скотина, блин. Ты же не Пчёла, ты же навозник херов.

Впрочем, что в Холмогорове было хорошим — он быстро перегорал. И даже сейчас, сказав пару резких фраз, он примолк, переводя дух и лишь зло глядя на друга детства. Витя молчал, но собственного взгляда при том не отводил, и смотрел спокойно.

После минутного молчания решил вмешаться Сашка.

— Кос, слушай. Витя, конечно, странно поступил…

— Странно?!

— … но он, в общем-то, прав. Тебе же через месяц уже надоест, и потом, охота тебе и впрямь с этим возиться было? Черкасовой это не в новинку, вот и пускай таскается себе на здоровье.

— Охренеть, — по слогам проговорил Космос, окидывая мрачным взглядом всех троих. — Друзья, называется.

— Именно, что друзья, — Витя встал и положил руку Холмогорову на плечо. — Санька не при делах, а я, считай, избавил тебя от кабалы на ближайший год. Ты просто не понимаешь ещё этого.

— Пошёл ты. Спаситель херов, — Кос сбросил руку и поджал губы.

И тогда Витя, подмигнув Саше и Валере, отошёл к одному из кустов, где давно уже было оборудовано место для заначек. На свет с приятным перезвоном показались четыре бутылки коричневого стекла. Ни Белов, ни Филатов отказываться не стали. Космосу бутылку сунули, не спрашивая.

— Не держи зла, Кос, правда. Завтра у нас с Вазгеном встреча.

— Отвали, — и Холмогоров приложился к горлышку. Но голос его уже не отдавал озлобленностью столь явно, и это вызвало у Вити улыбку.

Пусть он ещё покипятится какое-то время. Всё равно отойдёт, никуда не денется.

Староста на рынке — где это вообще видано?

А в одном Витя был совершенно точно уверен. Эта уверенность появилась, когда он увидел улыбку на лице Черкасовой. Её улыбка… она морщила нос, когда смеялась, и это отчего-то забавляло. И, глядя на эту такую искреннюю радость на девичьем лице, Витя Пчёлкин, пожалуй, впервые в жизни смешавший личную выгоду с пусть невольной, но помощью, лишь в одном с каждым мгновением убеждался.

Всё он сделал правильно.

========== Драббл, G. Лиза, 1991-ый год. ==========

Потрёпанная чёрно-белая фотография лежала на столе, забирая на себя всё возможное внимание. Смотровая площадка Воробьёвых гор, погожий летний день, двое парней и девушка, смотревшие в объектив. Один из парней — высокий, темноволосый, с задорной улыбкой и лукавым взглядом; второй — светловолосый, в кепке задом наперед, чуть ниже первого. Между ними — девушка в лёгком светлом платье и джинсовке явно с чужого плеча. На тонкой талии болталась поясная сумка, в которой денег столько, сколько простой советский гражданин мог всю жизнь не видеть. Девушка стояла, спрятав руки за спиной, и всем телом прижималась к тому, который в кепке, и улыбка на ее лице, обрамлённом длинными пушистыми волосами — уверенная и спокойная.

Лизавета ловит себя на мысли о том, что не узнаёт эту девушку.

Память оказалась безжалостной — прошлое не стало размытым, не растворилось в череде событий; пятый год пережитое оставалось таким же ярким и приносило страдание. Вот только теперь оно казалось каким-то словно чужим, как если бы у Лизаветы имелось несколько жизней, и вот та, запечатлённая на потрёпанном снимке — самая ненастоящая.

Медленно взгляд скользнул от чёрно-белого изображения к полупустому стакану с водой. Грудь задрожала от рваного вдоха, и пришлось прикрыть глаза, чтобы успокоиться. Палец наощупь очертил край блюдца, на котором покоилась добрая пригоршня таблеток.

Когда силы открыть глаза всё же появились, первое, что получилось разглядеть — задорная улыбка темноволосого парня. И память сразу же подкинула воспоминание.

Лиза вдруг очень чётко увидела саму себя, почти лежавшую на свежем ещё холме, рыдавшую в голос и зарывавшую пальцы в холодный песок. Свежие алые гвоздики валялись рядом, размётанные в стороны из-за рваных судорожных движений.

Когда Юрку хоронили, она была в коме; до сих пор в памяти слишком ярко всплывали лицо отца, которому выпала незавидна доля сообщить страшную весть, и могильный крест с табличкой, на которой расстояние меж двух дат — непростительно мало. Лизе казалось, что теперь она обязана жить за двоих, да вот ведь штука — даже это получалось у неё из рук вон плохо. По швам трещало всё.

Тоска по Артуру придавливала, словно бетонная плита. Он уехал, а ей осталось лишь вспоминать и ощущать невыносимую вину. За то, что дала заведомо бесплодный шанс; за то, что лгала; за то, что не сумела отблагодарить в полной мере, ведь именно Артур так вовремя протянул руку, ведь, если бы не он, кто знает, что бы с ней стало. Она отплатила ему самой ценной монетой, которая только могла существовать — самой собой. И всё равно навсегда осталась в долгу.

Навалившись виском на стену, Лиза прикрыла глаза.

Витя появился в её жизни вновь слишком внезапно, слишком неожиданно; появился, чтобы сломать привычный жизненный уклад и всё перевернуть с ног на голову. Совсем как в восемьдесят седьмом, когда всё, что их объединяло — один класс. И теперь он снова оказался слишком близко, и Лиза не страшилась вновь наломать дров, потому что понимала слишком чётко — без него её жизнь никогда не станет настоящей. Первая любовь оказалась слишком сильной.

Она оказалась единственной.

Стоило забыться хотя бы на несколько минут, и память уносила в погружённый в полумрак гостиничный номер, где в воздухе витал невыносимый жар разгорячённых тел. Именно та ночь дала Лизе окончательно понять, что в её жизни не имелось места другому мужчине. Витя забрал всё, и винить его попросту смешно.

На губы набежала слабая улыбка.

Витя очень явно чувствовал свою ответственность за случившееся; говорить на эту тему не приходилось, однако Лизавета в том не нуждалась — видела и так. И — странное, наверное, дело — вовсе его не винила. Почему, понять не могла, да и не пыталась. Простила давно, вот и весь, наверное, ответ.

Осознание рождало в душе отчаянный страх — Витя пошёл по краю. Былая страсть к фарцовке не прошла даром, и, если у Лизы получилось вырваться из заманчивого круговорота, то у него — нет. И Витя отчаянно рвался дальше, желал большего, не понимая, что дорожка давно уже стала кривой. Отчасти понять его можно — времена настали слишком тяжёлые, и за каждую копейку приходилось рваться на куски. Однако честность поступков рисковала навсегда остаться позади, и Лиза боялась, что однажды её Витя переступит незримую черту навсегда. Потому что на том пути, который он выбрал, рано или поздно всегда появляется нечто, что делит жизнь на «до» и «после», не оставляя шанса отступить. А самое страшное — Лиза понимала, но верить отчаянно не желала, — что Витя бы не отступил. Никогда. Даже если бы шанс представился.

А что она? О том и рассуждать толком не приходилось, потому что уверенность оказалась непоколебимой — она бы осталась с ним. Быть может, сумела бы устоять, не нырнуть в омут с головой вновь, потому что из-за неё уже погиб Юрка, потому что её рвение уже привело к самым страшным итогам. Но она бы не смогла оставить Витю.

Той ночью он признался ей в любви. Вновь и вновь вспоминая, как негромко и хрипло звучал его голос, Лиза чувствовала неуёмную дрожь во всём теле и понимала, что ждала этих слов всю жизнь. И сейчас уверенность зрела в душе: стоило только ему позвать её с собой — и она бы пошла. Всегда была бы если не рядом, то чуть позади, но ни за что бы не отступила.

Замыленный взгляд скользнул к фотографии. Та девочка в джинсовой куртке даже представить не могла, что с ней случится к девяносто первому году. Авария, гибель самого близкого друга, кома, шрам от трепанации, который так удачно можно найти среди пышной копны волос, если только знать, где прикасаться — всё стало обыденностью, Лизиным прошлым, настоящим и будущим. Слишком ярки отголоски, и вряд ли они когда-нибудь потускнеют. По крайней мере, врачи и результаты обследований говорили именно об этом. Глядя на снимок, Лиза вдруг впервые задумалась: смогла ли она отказаться от всего, что имела тогда, чтобы не оказаться в своей нынешней ситуации? И понимала лишь одно — смогла бы.

Лишь бы Юрка остался жив. Лишь бы отношения с Витей не закончились крахом.

Давно знакомая горечь таблеток сменилась не менее привычной прохладой воды. Поморщившись, Лиза приложила ладонь к губам и медленно вдохнула. Если бы только она не села тогда к Юрке в машину! Если бы только отказалась от его предложения — он бы один, верно, тоже никуда не поехал. Она могла сберечь сразу несколько судеб, а в итоге поддалась мимолётной слабости.

И теперь всё, что ей оставалось — как можно серьёзнее относиться к собственному здоровью, чтобы прожить подольше. Это единственное, что она могла сделать для Юрки. Именно поэтому ей никогда всерьёз не приходило в голову сделать то, чего так страшилась мама — наложить на себя руки. Слишком просто. Слишком трусливо.

А теперь ей и подавно нельзя сдаваться — потому что в её жизни вновь появился Витя. Потому что ей страшно за него, потому что он совсем рядом. Потому что он рискует оказаться на самом краю, а она могла вовремя схватить его за руку и удержать.

Тихонько выдохнув, Лиза посмотрела на тёмное ночное небо. Один-единственный вопрос застрял под горлом, и озвучить его, даже самой себе, даже шёпотом, отчего-то не хватило смелости.

Как ей уберечь Витю?

Комментарий к Драббл, G. Лиза, 1991-ый год.

Обо всём и ни о чём одновременно. Просто нахлынуло что-то.

Пусть будет здесь – как напоминание о Вите и Лизе; как доказательство того, что именно «Живи и помни» послужил самым резким толчком к моему развитию как автора. Думаю, это особенно видно, если сравнить мой нынешний слог и тот, что был в самом начале. Пусть многое, если не всё, во мне поменялось, в том числе касательно самой работы и первоисточника.

Любовь к этой истории подтверждена годами.

Завтра в своём паблике https://vk.com/jane_lana_doe я опубликую небольшую историю о том, как «Живи и помни» появился на свет, что послужило предпосылкой, как он повлиял на меня, и что я думаю о нём сейчас, когда с момента публикации эпилога прошло (подумать страшно!) больше четырёх лет. Поэтому, если вам станет интересно, милости прошу.

========== Драббл, R. Витя, 1998-ой год. ==========

Комментарий к Драббл, R. Витя, 1998-ой год.

Тем, кто до сих пор любим.

Совершенно спонтанная зарисовка, написанная буквально за полтора часа под огромным впечатлением от того, что история Вити и Лизы до сих пор находит отклик во многих сердцах. Мой вам поклон.

Также спешу сообщить, что работа претерпела небольшие изменения. Подробнее о них вы всегда можете прочесть здесь: https://vk.com/wall-151001705_328.

Пустынная квартира впервые давила безмолвием так сильно.

Витя сидел в гостиной на диване — в одном халате, с початой бутылкой виски в руке — и тупо пялился в стену напротив. Разбитая губа мерзко саднила, каждый глоток отдавался резкой болью, от которой уже порядком надоело морщиться, но попытки напиться не оставлялись. Да только вот не брал алкоголь, как ни сильны были старания забыться.

Сегодня днём они могли встретиться.

Мысль вызывала скупую ухмылку. Всего пару часов назад он, Витя Пчёлкин, стоял на краю собственной жизни — в холодной сырой яме и под прицелом десятка автоматов. Стоял, понимая лишь две вещи, и обе они вызывали волны хладного ужаса, бившегося на подкорке. Первая — бежать ему некуда, у СОБРовцев все автоматы заряжены и взведены. Так что из ямы путь существовал лишь один. Вторая же мысль сливалась с первой в какой-то чудовищный коктейль, целиком завладевала остатками разума.

Они с Лизой впервые за долгие годы оказались слишком близко.

Выстрел, мгновение, и они оказались бы вместе. Осознание этого сводило с ума, а теперь, когда всё осталось позади, когда расстрел каким-то чудом оказался ложным, Витя волей-неволей возвращался к странным и совершенно безрадостным мыслям. За минувшие семь с лишним лет Лиза превратилась в тень — далёкую, недосягаемую для него, но неотступно следовавшую рядом, а теперь же получалось, что…

Оберегала?

Витя хоть и крещёный, но в высшее провидение не верил, крест почти не носил. На шее много лет оставлял только цепь, которую Лиза подарила ему однажды. Не мог снять, даже не думал о том всерьёз ни разу. Да только вот сейчас, когда тепло пустынной трёшки расслабляло тело и возвращало в суровую реальность, не мог найти объяснения иного. Что стоило автоматчикам довести дело до конца? И искали бы их — троих «новых русских» — в загородной лесополосе чёрт знает, сколько времени.

А ведь сколько раз до сегодняшнего дня он, Витя Пчёлкин, стоял на пороге смерти? Если начинать считать, то пальцев рук не хватит. И каждый раз как будто отводил кто-то, отмаливал. Смерть блуждала совсем рядом, но не подступала ближе, чем жалкие часы назад. Вите вдруг захотелось думать, что это Лиза отмаливала, не позволяла встрече состояться раньше положенного. Да только вот когда оно, это положенное, настанет?

Готов ли Витя к этой встрече? Нет.

Ответ приходил на ум моментально, и иного не существовало. Вите мало, чем гордиться в жизни, но расставаться с этой самой жизнью он не был готов. Потому сейчас, скупо усмехнувшись, одними губами проговорил скупую благодарность.

Спасибо тебе, Лиз. Спасибо, что не сейчас.

Пошатнувшись, встал с дивана, вновь прихлебнул виски и неспешно прошёл в коридор. У спальни остановился, вгляделся в тёмную комнату. Скольких девок повидали эти стены? Скольких ещё повидают? Витя бы всё отдал, чтобы рядом была не вереница случайных безотказных любовниц, а лишь одна. Лиза почему-то довольно легко представлялась ему здесь — в коридоре, в спальне. Причём не двадцатиоднолетней девушкой даже, а взрослой, состоявшейся женщиной, сильной, способной принять его всего, со всей выбранной им жизнью, и любящей, несмотря ни на что. Его одного любящей. К её ногам Витя без раздумий бросил бы весь мир.

А теперь лишь ромашки на могилу клал.

Мама была бы счастлива, если бы он остепенился наконец, завёл семью, стал бы, как Саня, мужем и отцом. Но Витя лишь отшучивался от всех подобных разговоров, научился распознавать их по одному лишь мягкому маминому взгляду. Не нужна ему такая жизнь. С лета девяносто первого не нужна. Тут маме только смириться надо, хотя она не оставляла робкой надежды.

Витя ни в чём не оправдывал родительских ожиданий.

Но ему рано уходить. Слишком рано. Он не готов расставаться с привычной жизнью, которая давала ему целую гору возможностей. Хоть и плата за неё оказалась неизмеримо высока.

Лиза, если видела его, по счастью, это понимала.

Всё, связанное с ней, Витя сделал темой необсуждаемой, наложил табу, и парни как-то совершенно естественно приняли это правило. Лизина тень всё равно никуда не девалась — часто Витя, роясь в архивах документов «Курс-Инвеста», натыкался на начинавшие желтеть бумаги, подписанные ею много лет назад. Рассматривая терявшие цвет росчерки, задумывался, а о чём, и сам понять не мог толком.

Только мама нет-нет, да вздыхала протяжно, косила взгляд на книжную полку, где стояла небольшая чёрно-белая совместная фотография. Витя принимал снимок и его неизменное место, как данность, хотя в доме собственном все фотокарточки убрал в самый дальний и тёмный угол шкафа. Ему не нужны картинки, чтобы жить и помнить.

Пройдя в кухню, Витя грохнул опустевшую наполовину бутылку на стол и щёлкнул пультом. Показывали футбол, бубнёж комментатора оказался как раз к месту — нарушал тупое безмолвие. Открыв окно и пустив в помещение морозный воздух, схватил сигареты. Алкоголь постепенно начинал делать своё привычное дело, даря хоть какое-то расслабление.

Когда СОБРовцы ушли, оставив их с Косом и Шмидтом в яме, Витя не сдержался — дал волю эмоциям, только лицо ладонями вовремя закрыл. Чувствовал, как по щекам стекали горячие слёзы, и не имел силы их побороть. Лиза, его Лиза, как же близко она была! Что было бы, если бы автоматная очередь не по кустам ударила, а по его груди? Что ждало бы там, на той стороне? Обрадовалась бы Лиза встрече? Или не приняла бы, осуждая за всё, что совершить успел? Если второе, значит, Ад и впрямь есть.

Задумавшись, Витя вдруг осознал, что ждало его после смерти. За всю пролитую кровь, за всё причинённое зло, за прогнившую душу его ожидал лишь один исход — Лизино непрощение.

Плечи свело холодом, глубокая затяжка не принесла успокоения. Витя понимал, что возвращение на прежние дороги делало внезапную догадку более реальной. Он должен сделать всё, чтобы Лиза его простила. Бред какой-то, думать о прощении от девушки, которая много лет в могиле. Но, раз зацепившись за эту мысль, Витя понял, что отпустить её уже не в силах. Лиза его любила, любила до последнего вздоха, а он, храня в душе вину за то, что не успел исправить совершенную ошибку, лишь наделал новых, таких, за которые ни перед какими Богами прощения не вымолить. Но, если она, Лиза Черкасова, его всё-таки берегла, отдаляла неминуемую встречу, можно ли думать, что всё же не держала зла?

Затушив окурок, Витя сел на диван и вперился взглядом в экран. Мысли по-прежнему напоминали кашу, никак не желая упорядочиваться. Он уже знал, что завтра поедет на кладбище и будет долго рассматривать выгравированный на мраморе портрет. Будет тихо благодарить за спасённую шкуру и повторять слова, которые говорил ей слишком редко. И успокаивать себя, надеясь на то, что она его слышит.

Но это будет завтра.

Из коридора донёсся звон мобильного. Вздрогнув, Витя встал из-за стола, вытряхнул наизнанку остатки пальто и ответил на звонок. На том конце раздался Сашин голос, против воли возвращавший в реальность.

Завтра.

Всё завтра.

========== !!AU!! Драббл, R. Витя/Лиза, 1995-ый год. ==========

Комментарий к !!AU!! Драббл, R. Витя/Лиза, 1995-ый год.

Посвящается Veta Grimm, которая делает для «Живи и помни» едва ли не больше, чем делала когда-то я сама.

Ответы на давно просившиеся вопросы:

новой работе — быть.

когда? — бог его знает, но хотелось бы ориентироваться на конец лета — начало осени.

будут ли ещё драбблы? — вполне вероятно.

Последить за моими планами, размышлениями, хобби, а также приобщиться к прекрасному (арты, видеоролики, музыка и прочее) — здесь:

https://t.me/jane_lana_doe

https://vk.com/jane_lana_doe

Бумаги приятно шелестели, и монотонное их перелистывание вводило в состояние, напоминавшее чем-то транс. Взгляд блуждал по многочисленным сметам, цеплялся за суммы с невообразимыми количествами нулей, не заостряясь на печатных строчках дольше положенного. Подпись ставилась автоматически, привычные завитки появлялись на листках, сверкая тонкими синими линиями и практически не привлекая внимания.

Однажды подобный чёрный нал спас жизнь.

Промелькнувшая в сознании мысль заставила прервать монотонную работу и словно вернуться в реальность из странного небытия. Покрутив меж пальцев ручку, Лизавета откинулась на спинку кресла и метнула взгляд левее, привычно уставившись на две фоторамки. С первого снимка задорно смеялся Юрка — легкомысленный, задорный и… живой. С момента аварии минуло добрых семь лет, а группа «Мираж» до сих пор вызывала неконтролируемые слёзы и переключалась сей же миг.

Второй снимок был сделан возле Грибоедовского ЗАГСа двадцать четвёртого апреля девяносто четвёртого. Тогда Лиза распрощалась с собственной фамилией и связала судьбу с человеком, которого любила вопреки всему. Витя смотрел в объектив, клоня голову к пышной фате, а сама Лизавета улыбалась так легко и радостно, словно жизни их не пестрили испытаниями и вечным риском. Волосы её едва доставали до плеч тогда — даже причёску делать не пришлось, — а в руках красовалась, занимая добрую треть снимка, охапка ромашек.

Из Германии, невольно ставшей второй родиной, Витя тоже встречал с ромашками. Тогда Лиза едва брела по огромному зданию аэропорта, волоча за собой чемодан с пожитками, и, погружённая в собственные мысли, едва не прошла мимо. Только цветы, привлекшие замыленный взор, помогли сориентироваться.

Лечение длилось долгие десять месяцев; несколько операций, тяжёлая длительная реабилитация — страшно подумать, как дорого всё обошлось новоявленным владельцам «Курс-Инвеста». В новорождённую Россию Лиза вернулась совсем другой, и дело не во внешности, не в остриженных под мальчика волосах, не в изученном против воли немецком, который стал таким же привычным, как русский; что-то надломилось в ней самой, едва не шагнувшей за черту вечности. Только вот что именно, понять не удавалось до сих пор — оно плескалось в стали взгляда, в твёрдости голоса и резкости жестов, но оставалось неизученным и от того чуждым. Однако Лиза понимала, что это «нечто» помогало ей не сойти с ума от круговерти, в которую затянула их всех эпоха, на поверку оказавшаяся горькой и давившей на плечи незримым грузом.

Перебрав кончиками пальцев плетение цепочки, надетой поверх чёрной водолазки, Лизавета ухмыльнулась собственным мыслям и чуть головой качнула, словно выражая тем самым блуждавшие в сознании мысли.

Выжила бы она, окажись время иным?

«Курс-Инвест» рос не по дням, а по часам, и резкий его подъем сказывался на ребятах. Саша изменился больше всех — от бывшего одноклассника, всегда радевшего за справедливость и желавшего жить, как все, не осталось и следа; на смену ему пришёл властный «новый русский», не терпевший слова поперёк. Лиза, впрочем, частенько плевала на то, не собираясь оставлять свою позицию на произвол судьбы. Космос пристрастился к наркотикам, всё чаще отходя от дел бригады и впадая в пагубный дурман. Душа болела за него, всегдашнего балагура и хохмача, заплаканная Людочка вызывала ком в горле, да только кто же Холмогорову указ? Только Валера, казалось, почти не изменился с течением лет, оставался таким же мягким и верным другом, и Лиза сама не раз молила его о помощи, когда меж друзьями вновь наступал раскол. А случалось подобное всё чаще. Власть затмевала разум. Вечная истина.

Взгляд скользнул по запечатлённому на снимке мужу. Так странно — Витя Пчёлкин, шалопай, однажды попросившийся на поруки, в итоге занял в жизни место неизменное, а в паспорте обозначился на положенной странице. Их законному браку шёл всего лишь второй год — уж, казалось бы, совсем не срок, — да только вот роднее человека и представить сложно.

Тогда, в девяносто втором, когда Лиза вернулась, им всё пришлось начинать с нуля. Оба изменились, оба жили своими жизнями, но помогла самая обыкновенная любовь, не угасшая ни через испытания, ни через время. Она тянула друг к другу, помогала ломать преграды и сокращать ту пропасть, что возникла вполне закономерно. Ведь что успели они тогда, в девяносто первом? Практически ничего.

Предынсультное состояние, счёт, шедший буквально на дни — имелся ли у Лизаветы выбор, кроме согласия на немецкую клинику? Имелся, конечно. Но Юрка — хотелось бы верить — мог подождать до встречи ещё.

В свои двадцать один Лизе очень не хотелось умирать. Как не хотелось сейчас, и не захочется ни через год, ни через пять.

Мрачные размышления, впрочем, находили всё чаще и не отпускали всё дольше. Когда на Сашу совершили покушение, и не стало Татьяны Николаевны, Лиза, казалось, могла сойти с ума. Витя приказал сидеть дома и не высовываться, дела вёл сам, но покорности вкупе со страхом хватило всего на пару дней. На эмоциях они разругались, но в итоге Витя оказался вынужден уступить — оставить офис оказалось больше не на кого. На следующий день по всем каналам трубили об убийстве Луки с подельниками, и Лиза, конечно, знавшая, кто он такой, и понимавшая, кто именно оказывался к тому причастен, впервые за много лет напилась. Да только большего сделать не смогла.

Видели глазки, что выбирали.

Да и к ужасу своему на ум приходило понимание, что иного варианта в той ситуации просто не имелось. Собственным безмолвием, словно колючей проволокой, Лиза намертво связывала себя с мужчиной, которого любила с семнадцати лет. И не замечала шипов, впивавшихся в кожу.

Звук распахнувшейся двери нарушил ход мыслей, заставил оторвать взгляд от снимков и переключить разнузданное внимание на вошедшего в кабинет Витю. Тот, тасуя во рту жвачку, безапелляционно уселся на стол и, схватив бумаги, пробежался по ним взглядом. Лиза чуть развернулась в кресле.

— Что, Виктор Павлович, внеплановая проверка?

— Слушай, — ответом послужил едва различимый смешок и блеснувшая синева глаз, — давай сбежим отсюда?

— Чего вдруг?

— Да Саня свалил уже, а этот, — Витя помолчал, явно подбирая слово поприличнее, но, потерпев фиаско, лишь пальцем по носу провёл туда-сюда, — готов, короче.

Поначалу Лиза пугалась изменённого состояния приятеля юности, но привыкла, как ни странно, довольно быстро, осознав самую простую истину — никто не в силах помочь, пока человек сам отказывался от протянутых рук. Сочувствие и жалость никуда не делись, но не захватывали с головой. Космос давно уже вырос и никаких лекций слушать не желал.

Вздохнув, Лизавета поднялась и, шагнув к Вите, обхватила его за шею. Под пальцами растеклось тепло нагретой кожей цепочки — он не снимал её никогда, и в том крылась глубочайшая в своей интимности истина, понятная лишь двум людям. Крепкие горячие ладони опустились на талию, чуть сжав, взгляды пересеклись, и на губы набежала тень улыбки.

— У тебя есть предложения?

— Да просто прогуляемся, тепло как раз. Проветримся.

Парк Горького встретил аттракционами, зеленью деревьев и шумом фонтана. Медленно бредя вдоль набережной, Лиза прятала руки в карманах расстёгнутого плаща и рассматривала медленно шедший по Москве-реке одинокий теплоход. Длинные пушистые волосы — их получилось отрастить почти до былой длины — развевались на лёгком ветру, иногда падая на лицо, и на задворки сознания робко пробиралось редкое, но такое желанное блаженство.

— Как там с бумажками? Нормально? — Витя не сдержал улыбки, стоило им лишь на мгновение взглядами пересечься, и Лиза поправила особо мешавшуюся прядь.

— Нормально вроде. Что тебе не так опять?

Улыбка моментально превратилась в злой оскал; покачав головой, Витя глянул куда-то в небо.

— Одиннадцать миллионов грина, Лиз. Вот, что мне не так.

Лиза сделала несколько шагов вперёд, чтобы, развернувшись, оказаться прямо напротив Вити. Голос вдруг наполнился той самой сталью, до сих пор казавшейся чуждой.

— Ты прекрасно знаешь моё мнение. Здесь я тебе не союзник.

— Ты не понимаешь, — Витя одёрнул рукава пиджака, явно изо всех сил пытаясь сохранить хотя бы внешнее спокойствие, — эти бабки однажды спасли тебе жизнь.

Да только вот ответом послужила изогнутая бровь.

— Не эти. И ты прекрасно понимаешь разницу.

Ступившая на кривую дорожку в скромные семнадцать Лиза давно уже не являла собой образчик правильности и благочестия. Однако единственная выступала резко против поставок оружия в Чечню — ровно до тех пор, пока не осознала, что билась в наглухо закрытую дверь. Саша всё решил сам — впрочем, как и всегда, — а трое друзей лишь поддержали. Пришлось уступить, впрочем, не скрывая настроя, который ни единожды выводил Витю из себя.

Какое-то время оба молчали, упрямо глядя друг другу в глаза, а потом Лиза позволила обхватить себя за плечи и продолжила неспешную прогулку. Мысли в голове витали мрачные, лишённые весёлости. Когда Ваха сообщил о разгромленном на приёме грузе, с шеи словно удавка незримая слетела, позволив вдохнуть полной грудью впервые за долгое время. Витя же рванул в «Метелицу» — напиваться с горя подальше ото всех. С той поры острую тему оба старались обходить, но порой всё же срывались, как сейчас.

— Ты поздно пришёл вчера, — Лиза решилась сменить тему, чтобы безмолвие перестало отравлять променад, — я не сказала. Тётя Валя звонила, спрашивала, когда мы приедем уже.

— Хочешь, в субботу съездим?

Помолчав, Лизавета шагнула к парапету, облокотилась о него и глянула на мутную воду, в которой плескались солнечные лучи. О спокойных выходных не мечталось уже давно, а потому то, с какой лёгкостью прозвучал ответ, добавило состоянию замешательства. Конечно, к Витиным родителям хотелось безумно, хотелось вновь окунуться в атмосферу тепла и настоящего домашнего уюта, которого в их огромной трёшке порой не хватало. Дядя Паша вновь будет рассказывать фронтовые истории, тётя Валя сварит любимый борщ, и часы истинного покоя окутают, словно лёгкий тёплый плед.

Витя встал рядом, посмотрел внимательно, словно нечто новое разглядеть пытаясь; Лиза прищурилась, закрыла один глаз в попытке справиться с ослеплявшими лучами и кивнула пару раз.

— Съездим. Если ребята никаких сюрпризов не подкинут, — косого взгляда на тонкие часы, болтавшиеся на запястье рядом с браслетом, хватило, чтобы долгий вздох сорвался с губ сам собой. — Надо возвращаться, Вить. Неохота на завтра сметы оставлять, там немного осталось. А возвращаться так не хочется…

На спину легла ладонь, от медленного движения к лопаткам Лиза невольно изогнулась, позволив довольной улыбке набежать на губы.

— А чего ты хочешь?

— Вопрос с подвохом, Пчёлкин. В глобальном смысле или так, на ближайшую ночь?

— Ну, с ближайшей ночью я и без подсказок как-нибудь справлюсь. Давай уж в глобальном тогда.

Лизавета усмехнулась, а потом вдруг, для себя самой неожиданно, призадумалась. Отшутиться или всё же правду сказать? Правда эта давно уже витала в сознании, но внимания на ней не заострялось — бессмысленно, да и глуповато отчасти.

— В глобальном… — пожав плечами, Лиза вновь обратила взор на тёмную воду. — Я бы ребёнка хотела, наверное.

Витя ожидаемо притих, и всё, что выхватывал слух некоторое время — плеск буйных волн, десятки разномастных голосов и шелест тревожимых лёгким ветром листьев.

— Сейчас?

— Нет, конечно. Куда нам сейчас. Так, лет через парочку, например. Да и, — не сумев побороть саму себя, Лизавета как-то разом сникла, перевела взгляд на собственные пальцы и поковыряла ноготь, — сказки всё это, понятное дело. Чисто помечтать немного.

Немецкие врачи подарили вторую жизнь, да только вот волшебниками они всё же не были, а оставлять собственного ребёнка сиротой не желалось совершенно. Потому мечты все оставались лишь мечтами, пустыми и совершенно несбыточными. Лиза истово старалась привыкнуть, да только вот на глаза против воли набежала предательская влага, и пришлось зажмуриться, чтобы хоть как-то её скрыть.

Нужно радоваться тому, что есть. Этого уже немало.

Витя молча прижал к себе, макушки коснулись его губы, и стало пусть на чуть, а всё же легче. На последовавший следом поцелуй Лиза ответила охотно, всем телом прижимаясь и запуская пальцы в уложенные подстриженные волосы. В такие мгновения реальность отступала, и оба они словно переносились в далёкий уже восемьдесят восьмой, когда для счастья оказывалось достаточным просто любить.

— Пчёлкин, люди смотрят, — кое-как оторвавшись от родных губ, Лизавета улыбнулась, взывая к совести. Ответом, впрочем, послужила давно знакомая фраза — краткая и ёмкая.

— Да плевать.

Пришлось выпростаться из крепких объятий, не тая улыбки.

— Вечером своё получишь.

В ответ — лишь хищный жадный взгляд. Да только вот слова, сказанные минутами ранее, уже осели на подкорке, невольно внося в состояние смуту. Лизавета постаралась виду не подать, но, верно, безуспешно, потому что Витя обнял вновь и медленно вздохнул.

— Поговорим об этом через пару лет, ладно? Не сейчас.

— Дело не в этом, Вить. Ты же сам всё понимаешь прекрасно. Это просто мечты, мои последствия никуда не делись. Хотя было бы здорово — у ребёнка бы твои глаза были, наверное…

— Пацана прикольно было бы, наверное. Как у Сани.

Смех сорвался с губ, несмотря на тягостность размышлений; Лиза покачала головой, оттолкнулась от парапета и медленно побрела дальше.

— Да и потом, ты знаешь, — истина лежала на поверхности всегда, с самого начала, но впервые за долгие годы облекалась в слова, — даже если бы случилось ещё одно чудо, и у нас быполучилось… не при нашей жизни детей рожать. Слишком уж рисково.

Лизавета всегда знала одно — путь, разделённый с Пчёлкиным, никогда не будет для неё лёгким. Любя и будучи любимой, каждый шаг делала осознанно, понимая, чем всё могло обернуться в любой момент, а потому невозможность собственных мечтаний принимала всецело, пусть и с горечью огромной, даже в голосе порой звеневшей. Только к мужу льнула доверчиво, зная, что ближе него никого не было и быть просто не могло.

Мелодия беззаботности, словно отзвук скрипки, навсегда оставшейся в отчем доме, растворилась без следа много лет назад. И обратного пути не существовало. Только вместе, рука об руку. Как сейчас.

Витя молчал, глядя куда-то вдаль, и во взгляде его плескалось нечто, навевавшее мысли не самые радужные. Казалось, он думал о чём-то напряжённо или вспоминал, но расспросам не имелось места. Вместо того Лиза легонько ткнула его локтем куда-то под рёбра и заставила себя улыбнуться, придавая всему виду такой беззаботности, которая только могла существовать в их реальности. Получив в ответ молчаливый смешок и поцелуй куда-то в висок, поправила чуть сползший плащ и сложила руки на груди.

— А хорошо всё-таки, да, Пчёлкин? Надо нам почаще такие прогулки устраивать, даже как-то забывается на время, кто мы с тобой такие.

В сущности, кто они? Сын простых советских работяг, по уши ввязавшийся в криминал и вряд ли имевший из него выход, и дочка милиционера, недалеко ушедшая от мужа. Ещё в беззаботные семнадцать Лиза добровольно вешала на себя статью, помогая другу детства, а теперь — сколько их на ней, тех статей? И считать-то смысла не имелось. Она могла бы засесть дома, как та же Оля, вести быт, быть просто женой и хранительницей очага, но «Курс-Инвест» значил для неё гораздо больше, чем казалось со стороны. Она работала здесь, храня в душе память и благодарность Артуру, который однажды помог не сломать жизнь собственными руками, который буквально выдернул из чёрной пучины. Лизавета никогда не любила его, но тёплое отношение берегла, несмотря ни на что. Только Вите о том лучше не знать.

Жалела ли Лизавета о том, что судьба складывалась подобным образом, что жизнь её оказывалась далека от спокойствия и мира, что риск и опасность стерегли за каждым углом? В том и дело, что нисколько. Иного просто не существовало.

Кто-то незримый связал её с Витей раз и навсегда, и этому кому-то Лиза была благодарна. Вопреки невзгодам, испытаниям и длительным разлукам. Вопреки всему.

У каждого своё счастье, и счастье Лизаветы заключалось в том, чтобы рядом находился тот, кто попросился однажды на поруки. Тот, кто подарил самые радостные и самые горестные моменты. И тот, без которого собственная жизнь уже не представлялась. Вероятно, будь они простыми постсоветскими гражданами, живя честно и спокойно, всё складывалось бы совсем по-другому, может, даже лучше, чем сейчас. Но этого не могло быть. Не с ними. Не в эту эпоху.

Не в этой жизни.