Не покидай Мэнгроув Плейс [Олеся Булатовна Луконина sillvercat] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Олеся Луконина Не покидай Мэнгроув Плейс
А вечерок-то удался! — С дороги! Лу Эмбер Филипс пролетает через кухню самого скандального новоорлеанского клуба «Юла», будто комета — в облаке рассыпавшихся светлых кудрей. Алые лакированные туфли на высоченных каблуках залихватским пинком отправляются в угол — мешают бежать. Лу с ругательством оскальзывается в лужице ванильного сиропа, пролитого кем-то — некстати, сука! — на мраморный пол, и проезжает, словно по льду, до самой двери, мимо разинувших рты поваров. Никто даже не пытается его остановить — это всё равно что останавливать ураган. — Пока, ребята! — весело орёт Лу, на миг обернувшись, чтобы увидеть, как в кухню следом за ним вбегают два запыхавшихся барбоса-охранника. Хоу-хоу-хоу — вот для чего ему была нужна эта работёнка! Чтобы адреналин бил в мозги и кипятил кровь. Босые ноги Лу в таких же ярко-алых, как потерянные туфли, лосинах, теперь скользят по щедрой новоорлеанской грязи — райончик тут не из приличных. Серый «плимут» Зака мигает фарами, но Лу уже и сам видит, где припарковался этот педант. Аккуратненько, у обочины. Тремя кенгуриными прыжками Лу достигает «плимута», едва не влипнув в предусмотрительно распахнутую Заком дверцу, и с облегчением срывает с головы парик. Нахуй всех блондинок мира! Кроме, пожалуй, Мадонны. Парик и белый жакетик летят на заднее сиденье, а сам Лу проворно вцепляется в плечо Зака, собиравшегося тронуть машину с места, и впивается жадным поцелуем в его изумлённо приоткрывшийся рот. Высыпавшие из «Юлы» охранники в мигающем свете реклам и вывесок видят в стоящей у обочины машине страстно целующуюся парочку: раскосмаченная черноволосая ведьма в белом топе почти завалила на водительское сиденье какого-то лысоватого растяпу в деловом костюме и съехавших набок роговых очках. Повезло растяпе! Номера нью-йоркские. Приезжий. Решил насладиться новоорлеанским развратом. Во всяком случае, это не те, за кем они гнались. Когда охранники, разочарованно ворча, снова скрываются за дверями «Юлы», Лу отрывается от губ Зака и командует, озорно сверкая синими нахальными глазами из-под спутанных кудрей: — Вот теперь поезжай, босс. — Совести как не было, так и нет, — мрачно констатирует Зак, машинально поправляя очки и галстук под смеющимся взглядом Лу. Он поспешно заводит мотор, пока его сумасбродный компаньон ещё чего-нибудь не выкинул. Зак Пембертон знает, на что способен Лу Эмбер Филипс — знает со времён учёбы в средней школе имени Уильяма Гаррисона. На чёрт-те-что, вот на что. — Не пыхти, это же ради конспирации, — Лу демонстративно облизывает горящие губы. — Я так вообще без туфель остался. Любименьких, красных. Конспирация, о да! Не только ради адреналина, но и ради такой вот конспирации он и пришёл в детективное агентство Пембертона полгода назад. Хорошо, что сам Зак об этом и не подозревает. Или плохо. — Никогда так больше не делай, — продолжает сердито ворчать тот. На его острых скулах горят пятна смятенного румянца. А Лу невинно округляет бесстыжие зенки: — Чего не делать? Туфли не терять? Так бежать же мешали. — А… а если бы я не подоспел вовремя? — запнувшись, бросает Зак. — Сообщение бы не получил? Ты, если попёрся туда без прикрытия, мог хотя бы кроссовки обуть! — Обалдел? — Лу расслабленно откидывается на спинку сиденья. Помада и тушь размазались по его остроносой смуглой физиономии, он видит это в зеркале, но ему уже пофиг. — Чтобы такой хлыщ, как Дуайт Каннингем-младший, клюнул на ноги в кроссовках? Не смеши. — А на ноги в туфлях, значит, клюнул? — Зак поворачивает на Сентрал-Плаза, с успехом отведя взгляд от коленок Лу, едва прикрытых белой, в складку, юбкой. Коленки эти ни на йоту не похожи на женские. А юбка вся в подозрительных пятнах. — Ещё как клюнул! И вот на это тоже, — Лу закидывает руки за голову, чтобы пышные груди сильнее выпятились вперёд. — Прямо слюнями сюда капал. Всё на камере, не отвертится, извращенец хренов. Пускай миссис Каннингем готовит бракоразводный иск и гонорар. А ты говоришь кроссовки! — он торжествующе хмыкает и тут же деловито осведомляется: — Ну, чего там в Чарльстоне? Как съездил? Зак с усмешкой косится на него и степенно объявляет, дождавшись, когда Лу начнёт нетерпеливо ёрзать на сиденье: — Нам поручили дело. Он со злорадным удовольствием наблюдает за своим непутёвым компаньоном, а тот подскакивает, будто распрямившаяся пружина. — Бля-адь! Правда?! Наконец-то опять настоящее расследование? Без всякого розыска пропавших собачек и слежки за мужьями-мудилами?! Кивнув, Зак назидательно изрекает (надо же ему взять хоть какой-то реванш!): — Но тебе придётся следить за своим языком и манерами, Лу Эмбер. Мы приглашены не куда-нибудь, а в усадьбу Мэнгроув Плейс её молодым владельцем Стивом Монтгомери. Чтобы вести расследование на месте. Столоваться с хозяевами, жить на гостевой половине… — А в чём суть? — быстро спрашивает Лу, чьё живое выразительное лицо сразу становится серьёзным. — Расскажу в конторе — со всем возможным безразличием роняет Зак. Это его маленькая законная месть за чёртов поцелуй. — У меня с собой бумаги и фотографии. Монтгомери передал. Надо всё внимательно изучить. Дело это будет непростым. Клиент уже перевёл на наш счёт тысячу долларов задатка. Он ждёт радостного вопля или язвительного комментария Лу, но тот всё так же серьёзно говорит: — Похоже, что работёнка и вправду будет не из лёгоньких, босс. И шалые его глаза при этих словах становятся тревожными.* * *
Мангры — не просто деревья. Все деревья растут, проталкиваясь корнями в почву, а ветви вознося к солнцу. Шелестят листвой, но всегда остаются на одном месте. Мангры ходят. Их корни — как ноги. Они запускают их в воду, в солёный горький ил, в хлюпающую грязь болот, чтобы высосать оттуда жизнь. Их древесина красна, как кровь. Они упираются ногами в землю. Их ветви — руки. И они медленно идут в глубину болот, осушая их.* * *
Усадьба Мэнгроув Плейс[1] семейства Монтгомери раскинулась у излучины впадающего в болото ручья под названием Дарк Крик. Старинный особняк стоит на взгорье — белостенный, с колоннами в греческом стиле. Только вблизи можно заметить, что он изрядно обветшал и весьма нуждается в ремонте. Монтгомери чинно сидят в его парадной столовой — за большим обеденным столом, напротив французского окна, выходящего в запущенный сад. Под потолком мерно вращаются лопасти вентилятора, разгоняя пахнущий тиной влажный воздух. Тишина нарушается лишь постукиванием этих лопастей да звяканьем фамильного серебра о фамильный фарфор. Сервиз — «настоящий Веджвуд!», как обычно с придыханием говорят знатоки, — никогда не отправлялся в заклад, равно как и серебряные приборы, хотя аукционисты коршунами кружат над особняком все последние годы, с начала восьмидесятых. Семья Монтгомери примерно с тех же пор находится в стеснённых обстоятельствах: хлопок падает в цене с появлением новых полимерных материалов, а содержание усадьбы — дело весьма затратное. Однако ни один семейный портрет из галереи на втором этаже, ни одна серебряная ложка с золочёным вензелем не покинули стен особняка, затянутых шпалерами с изображением розовых бутонов. Шпалеры — копия тех, что висели тут восемьдесят лет назад, когда хозяин дома, Роджер Иден Монтгомери, появился на свет Божий — не в больнице округа Кларенс, а в господской спальне, как его отец и дед. Сейчас Роджер Монтгомери тоже лежит на кровати в своей спальне, пока вся его семья ужинает в парадной столовой. Он полностью парализован и вот уже четвёртый месяц зависит от забот сиделки и своих родных, которые съехались в этот дом в ожидании его смерти. «Гадкая участь, — горько думает его внук Стив, откидываясь на спинку стула. — Но участь всех остальных, здесь собравшихся, куда гаже, право слово». Он комкает в пальцах салфетку и громко сообщает — резче, чем намеревался: — Я вызвал сюда детективов из Нового Орлеана. Они скоро приедут. Будут жить здесь… и попытаются разобраться с нашими… м-м… проблемами. Я убедительно прошу у всех вас содействия в проведении расследования. Это в наших общих интересах. Он опускает глаза на накрахмаленную белую скатерть с вышитыми по краям маргаритками. Но и не глядя на родственников, он точно знает, что те враз перестали жевать и замерли с вилками и бокалами в руках, как громом поражённые. «Прекрасное библейское выражение, — устало думает Стив. — Разрази нас всех Господь». — Да как ты мог! — возмущённо восклицает его младшая сестра Белинда. Она никогда не отличалась самообладанием, все её эмоции враз выплёскиваются наружу. — Что ты наделал, Стиви! — Сю-да? — запнувшись, потрясённо выдавливает тётушка Конни, вдова дяди Эдварда Чемберса, цветущая сорокалетняя женщина, не только удачно вышедшая в своё время замуж за весьма престарелого дядю Эда, но и ухитрившаяся родить ему двоих близнецов. Дядя Эд вот уже пять лет как покоится в могиле. Счастливец, он не застал воцарившегося в семейном особняке бедлама. — Нет, дорогуша, в Австралию, — ехидно замечает кузен Виктор, отпив глоток красного вина из своего бокала, и переводит взгляд на Стива. — Не думал, что ты решишься на такое, братец. В голосе его неожиданно звучит нечто вроде уважения. — Да это безумие! — запальчиво продолжает Белинда, не слушая никого. — Это ужасно! Ты хочешь, чтобы ищейки повсюду тут сновали и лезли в наши семейные дела? Будь дедуля в порядке… — Будь дедуля в порядке, — парирует Стив со всей возможной невозмутимостью и тоже отпивает вина из своего бокала — в горле у него разом пересохло, — нас не убивали бы тут одного за другим, и детективы бы не понадобились. — Вернее, мы не убивали бы друг друга, — бархатным голосом уточняет Виктор. — Вик! — стонет Конни, роняя вилку. — Здесь дети! Её дети, девятилетние близнецы Саманта и Джерри, с такими же круглыми серыми навыкате глазами, как у неё, отнюдь не шокированы услышанным: они болтают ногами, размазывая по тарелкам картофельное пюре с перечной подливкой, и отправляют под стол кусочки жареной курицы. Из-под стола высовывается тёмная мохнатая лапка, ловко подцепляя эти кусочки. Все вздрагивают от резкого звука. Это скрежещет по паркету массивный дубовый стул, когда Белинда вскакивает со своего места. — Ты с ума сошёл! — шипит она на Виктора, прижимая к груди судорожно стиснутые кулачки. — И ты тоже! — она обвиняюще тычет пальцем в сторону Стива. — Мы не убийцы! Не убийцы! — Повтори это ещё пару раз, дорогуша, — лениво тянет Виктор, развалившись на стуле и блестя тёмными глазами из-под тяжёлых полуопущенных век. — Лично я никому здесь не доверяю — включая тебя, кузина. Но я согласен, детективы нам ни к чему. Дедушка вот-вот сыграет в ящик, мы разделим бабло, и дело с концом, — он щёлкает изящными пальцами. — Вуаля! — Копы привезут сюда собаку? — раздаётся чистый голосок Саманты. — Если тётя Линда говорит про ищейку? — Чтобы она унюхала того, кто укокошил дядю Джоза и тётю Кристину? — живо подхватывает её братишка. — Боже, — восклицает их мать, вскинув руки к вискам. — Сэмми! Джерри! Замолчите немедленно! — Это не копы, и у них нет ищейки, — спокойно сообщает Стив, обращаясь исключительно к сестре, застывшей прямо перед ним, будто статуя — олицетворение праведного гнева. — Полиция здесь неоднократно бывала, и безрезультатно, как все знают. Я пригласил из Нового Орлеана частных детективов. Агентство весьма респектабельное, с хорошей репутацией, хотя не так давно появилось на рынке подобных услуг. Я навёл справки. Владелец, мистер Пембертон, выходец из старой уважаемой чарльстонской семьи. Отзывы о нём самые благоприятные. Несмотря на молодость — ему, кажется, всего двадцать шесть — он сумел сделать своё агентство процветающим предприятием. — Чарльстонские Пембертоны? — Конни изгибает выщипанные брови. — Моя кузина Мередит вышла замуж за одного из них. — Не за этого, — сухо бросает Стив. — Зак Пембертон — холостяк. — Агентство Пембертона? О них, кажется, писали в газетах, — Белинда сосредоточенно морщит лоб, пытаясь припомнить детали. — В связи с пропавшей дочерью сенатора Морроу. Именно они её нашли. — А-а, точно, девица сбежала с сектантами, — фыркает Виктор. — Ты сказал, Стиви, что детективов двое? Я слышал, что у этого Пембертона весьма экстравагантная помощница. Так он с нею приедет? — Хм, — этот вопрос приводит Стива в замешательство. — Я так понял, что у Пембертона всего один сотрудник, он же компаньон. С ним он и приедет. Некто Лу Филипс. Так это женщина? — А ты его или её вообще видел? — небрежно интересуется Виктор. — Нет, — Стив выходит из-за стола, торопясь завершить диалог, который кажется ему бессмысленным. У него полно дел. — Мистер Пембертон встречался со мной лично, в Чарльстоне. Так или иначе, я их пригласил и выплатил задаток. Они прибудут завтра после полудня. Шерри, подготовь две гостевые спальни наверху. — Да, сэр, — немедля отзывается смуглая темноволосая женщина в переднике и кружевной наколке, проворно собирая со стола грязную посуду. — Рядом с комнатой старого хозяина, сэр? — Нет, разумеется. Две свободные в противоположном крыле, — сухо уточняет Стив. Гостеприимство гостеприимством, но рядом с дедушкиной спальней ищейкам не место. Виктор, тонко усмехаясь, подливает себе ещё вина. Но неожиданно вскакивает, гневно чертыхнувшись: в его ногу, обтянутую тёмной тканью узких брюк, вдруг вцепляются две когтистые лапки, похожие на детские ручонки. Карие глаза озорно блестят на чёрно-белой мордочке, будто сквозь прорези маскарадной полумаски. — Опять этот сраный енот! Тварь такая, испортил мне брюки! — Виктор пытается поддеть зверька носком ботинка, но тот уже улетучился, будто его и не было. — Шерри! Снова твой недоделанный сыночек впустил его сюда! Я тебя в последний раз предупреждаю! — обрушивается он на экономку. — Отправишься ко всем чертям вместе с ним и этой пакостью, прислугу найти недолго! Стив уже ушёл из столовой, Белинда молча кривится и тоже выходит в сад через французское окно. Ей явно не хочется препираться с кузеном. Экономка могла бы возразить, что на то жалованье, что она получает, найти прислугу будет как раз сложно, учитывая количество живущих в особняке гостей, которых ей приходится обслуживать. А ведь в помощниках у неё только Майк, её сын-подросток, которого Виктор только что обозвал недоделанным. Но она бесстрастно отвечает: — Да, сэр. Прошу прощения, сэр. Она сталкивается взглядом с Майком, стоящим у двери. Тот молча подхватывает кинувшегося ему в ноги енота и уносит прочь. — Ну во-от, — разочарованно тянут в один голос Саманта и Джерри.* * *
Листья мангров — как кожа. Тяжёлые, скользкие на ощупь, они не шелестят, а шуршат, трутся друг об друга, дребезжат, как куски жести. На них белыми кристаллами проступает соль, которую корни жадно сосут из заболоченной почвы. Листья так же жадно тянутся, разворачиваются к солнцу. В мангровых чащах всегда темно. Листья ловят каждый луч, каждый проблеск света. Но яркий свет им не нужен. Их устраивает полумрак.* * *
Оказавшись наконец в конторе своего агентства, Зак тут же утыкается в извлечённую из кейса папку с бумагами, а Лу, как был, босиком, устраивается на краю его большого дубового стола. Зак неодобрительно косится на его грязные пятки и на светло-серый ковёр — утром уборщица миссис Сноу будет крайне недовольна. Крайне. — Насчёт твоих манер я не шутил, — сухо роняет он. — Не вздумай разгуливать по Мэнгроув Плейс в таком виде. Теперь настал черёд Лу в демонстративном возмущении возвести взор к украшенному лепниной потолку кабинета. Тут всё старомодно, как и сам Зак: высокие шкафы вдоль стен, забитые никому не нужными юридическими справочниками и энциклопедиями, гравюры и дипломы в тонких золочёных рамках. — Давай уже поподробнее про свои мангры! — требует Лу с досадой. — Мэнгроув Плейс — родовое гнездо многочисленной, старинной и всеми уважаемой семьи, — размеренно начинает Зак, сам понимая, что это звучит как пролог какого-то нудного викторианского романа. — Глава семьи, Роджер Монтгомери, с апреля месяца не выходит из комы. То есть… м-м-м… парализован. — Это разные вещи, — тотчас вставляет Лу. — Можешь назвать точный диагноз? Зак откашливается в некотором замешательстве, не понимая, для чего это нужно и шелестит бумагами: — Апаллический синдром. Лу задумчиво кивает: — Вегетативное состояние. — А я что говорю, — машет рукой Зак, — старик стал овощем. Хотя ему уже за восемьдесят, раньше он всегда был вполне бодр и в здравом уме. До этого прискорбного случая. — А что стряслось? Кто-то из почтенных домочадцев звезданул дедушку по темечку фамильным подсвечником? — Врачи диагностировали ишемический инсульт, — сухо отвечает Зак и, не дожидаясь следующего вопроса, добавляет: — Да, тут расследования не требуется. Но за прошедшие месяцы в Мэнгроув Плейс пострадало ещё три человека. — В смысле «пострадало»? Они тоже в вегетативном состоянии? Парализованы? — Они мертвы, — коротко отвечает Зак, и Лу на секунду немеет, а потом выдыхает: — Блядь! То есть пиздец! То есть Боже правый! Ты серьёзно? Три трупа? Почему же эту мясорубку не крутит полиция? — Потому что все три инцидента коронер не отнёс к разряду убийств. Что, интересно? — ехидно усмехается Зак, глянув в засверкавшие азартом синие глаза своего напарника. — Ещё как! — Лу птицей слетает со стола, у него уже нет сил спокойно сидеть на месте. — Ну же, подсыпь подробностей, босс! Я буду паинькой, клянусь! Куплю Оксфордский словарь и выучу все приличные слова, какие там найду! Зак невольно фыркает. Ему ли не знать Лу с его ужимками! Он заступался за него, новичка с Севера, ещё в старшей школе, был его единственным другом, пока тот не стал звездой местной театральной студии и украшением школьной команды болельщиц. Паинька, как же! Фигляр и выпендрёжник. С острым, как бритва, умом. — В Мэнгроув Плейс было шесть постоянных обитателей, — приступает наконец Зак к обстоятельному рассказу. — Сам Роджер Монтгомери, его внук Стивен, тридцати лет, его внучка Белинда, двадцати семи лет, кухарка миссис Пирсон, семидесяти двух лет, и экономка миссис Уильямс, тридцати пяти лет, со своим несовершеннолетним сыном Майком. После того, как старика хватил удар, к ним добавилась его сиделка, миссис Кинселла, пятидесяти лет. — А сколько лет сыну экономки? — перебивает его Лу, и Зак вынужден снова заглянуть в свои заметки: — Шестнадцать. — Вполне способен укокошить кого угодно, — удовлетворённо констатирует Лу. — Продолжай. — Когда со стариком случился удар… — Стоп, — Лу вскидывает руку. — Как это произошло? В постели? Или за скучным семейным обедом, когда он сообщил внукам, что меняет своё завещание в пользу кухарки? — Роджера Монтгомери нашли лежащим у подножия парадной лестницы в пять часов утра тринадцатого апреля, — невозмутимо поясняет Зак. — Когда стало ясно, что в сознание он не приходит, вызвали парамедиков, и те отвезли его в окружную больницу. Увы, невзирая на все принятые врачами меры, речевая и двигательная активность к Роджеру не вернулась. Однако в своё время он сделал специальное распоряжение именно на случай своей возможной недееспособности. Он приказал, чтобы его не оставляли в больнице, а привезли под крышу Мэнгроув Плейс. Так что его вернули обратно в особняк и приставили к нему сиделку по рекомендации той же больницы. — Ясно, — задумчиво кивает Лу. — Но что он вообще делал на этой лестнице? И кто его нашёл? — Нашла его как раз кухарка, миссис Пирсон, которую ты только что помянул всуе, — хмыкает Зак, откинувшись на спинку кресла. — Ей семьдесят два, как я уже сказал, и у неё, видимо, как и у хозяина, возрастная бессонница. Встаёт рано, убирает кухню, готовит завтрак. Старик Монтгомери по утрам, как утверждают все, любил прогуливаться вокруг дома. Тут всё просто, — Зак на минуту умолкает и снова заглядывает в бумаги. — Итак, когда Роджера Монтгомери привезли из больницы домой, там уже прибавилось народу. Приехали: Конни Чемберс, вдова его племянника, сорока лет, с двумя девятилетними детьми-близнецами, Виктор Леруа — внучатый племянник старика, тридцати шести лет, Джозеф Маклин — двоюродный кузен, семидесяти двух лет, Кристина Шарп — престарелая кузина, семидесяти пяти лет, и, наконец, Вирджиния Чивингтон, тридцати двух лет. Она никому из присутствующих родственницей не доводилась, но была учительницей близнецов. Он переводит дыхание после длинного монолога и внимательно смотрит на Лу, который тем временем уселся прямо на ковёр, поджав под себя ноги и вперив взгляд в мусорную корзину — так, будто там ему кино показывали. — Отличный расклад, — бормочет он себе под нос. — Мне нравится. А кто же из них сыграл в ящик? То есть отдал Богу душу? — Трое последних, — лаконично поясняет Зак. — Джозеф Маклин, Кристина Шарп и Вирджиния Чивингтон. — И что же, смерть каждого была квалифицирована как произошедшая по естественным причинам? Стоп, не говори пока, — Лу запускает пальцы в свои чёрные кудри. — Что тебе известно о завещании старого Монтгомери? Насчёт кухарки — это был гон, конечно, но, чует моё сердце, здесь что-то всё-таки не так, м? — Да, здесь всё обстоит очень интересно, — медленно произносит Зак. — Первоначально старик завещал всё своим внукам и по мелочи — прочим родственникам. Его сын Фрэнк Монтгомери, отец Стива и Белинды, погиб в авиакатастрофе вместе с супругой, когда дети были ещё подростками. Дед забрал их к себе. Таким образом, прямыми наследниками являлись внуки. Но завещание было изменено в конце прошлого года. Согласно новым условиям, имущество Роджера Монтгомери в равных долях отойдёт каждому из его кровных родственников, кто на момент его кончины будет находиться в Мэнгроув Плейс. Условия завещания, к сожалению, стали всем известны — Роджер их и не скрывал. Более того, он их обнародовал. — Ни хрена себе! — едва слышно выдыхает Лу, поднимая на Зака ошеломлённый взгляд. — И сарычи тут же слетелись к смертному одру! — Не тут же, — педантично поправляет Зак, — а лишь когда он вышел из игры. — Да он же, можно сказать, сам себе смертный приговор подписал. — И не только себе, — со вздохом подтверждает Зак. — Теперь рассказывай, как они умерли, — возбуждённо требует Лу, взлетая на ноги. — Давай-давай! — Мисс Чивингтон, учительница, умерла первой — от отёка гортани, вызванного предположительно укусом ядовитой сороконожки, — Зак снова заглядывает в свою папку с бумагами. — Её нашли возле болота за домом. Фото? — Чёрт… вот бедняга, — говорит Лу, посмотрев на раздутое потемневшее лицо женщины, возраст которой невозможно определить. Её рот раскрыт, окостеневшее тело вытянулось и кажется непропорционально длинным. Юбка задрана и порвана. — А что это у неё с ногой? Правая нога покойницы вывернута и оголена до самого бедра, на ней виднеются длинные рваные царапины и раны. — Ничего себе, сороконожки в Мэнгроув Плейс! — Лу берёт следующую фотографию. — В болоте, возле которого нашли мисс Чивингтон, много лет обитает аллигатор, — объясняет Зак почти буднично. — Он волок труп на глубину, когда сын экономки, Майк, вздумал поставить там ловушку на крабов. Парень поднял шум, стал бросать в аллигатора камнями, и тот уплыл. Майк вытащил женщину обратно на берег и побежал в дом за помощью. Но смерть мисс Чивингтон наступила именно от яда и за несколько часов до этого, что установлено медэкспертизой. — Чёрт, как же разнообразен и богат животный мир луизианских болот, — мрачно констатирует Лу. — Не повезло учительнице. Кстати, а почему её подопечные, эти близнецы, не ходят в обычную школу? — Их мать, миссис Чемберс, считает, что они научатся там дурному, — хмыкает Зак. — Я уже люблю эту женщину, — с ухмылкой объявляет Лу. — Почему моя тётка Уитни так не считала, запихав меня в зверинец, то есть в среднюю школу имени Уильяма Гаррисона? Впрочем, тогда я не попал бы в школьную Книгу славы, не скорешился бы с тобой и не сидел бы здесь, расследуя всю эту байду с манграми и сороконожками. — Это я не сидел бы здесь, — Зак забирает у него фотографии. — Без тебя я не справился бы с половиной наших дел, и агентство пришлось бы прикрыть. Пропали бы отцовские деньги. «Это совершеннейшая правда», — думает он, глядя в яркие глаза напарника. Он понятия не имеет, отчего тому вдруг вздумалось бросить Нью-Йорк и мечты о бродвейских подмостках, вернуться в Луизиану и наняться в детективное агентство Пембертона, но он благословляет день, когда Лу снова возник на его пороге — спустя почти пять лет после окончания школы. А ещё он никогда не спрашивает, ради чего во время жизни в Нью-Йорке Лу вшил себе в грудь импланты. Но, увидев его в дверях своего новоиспечённого агентства с сиськами размера «С», Зак ничуть не удивился. Это же был Лу! А от него всего можно было ожидать. — Никому не говори, — прыскает тот, моментально приходя в хорошее настроение, но тут же серьёзнеет. — Ладно, кто из покойников был следующим? — Кристина Шарп, кузина старика, пожилая дама, весьма тучная и страдавшая диабетом. Она…. — Инсулинозависимая форма? — тут же перебивает Лу. — Угу, — подтверждает Зак. Его, обстоятельного тугодума, молниеносные реакции напарника всегда восхищают. Вот как сейчас. — В анализах нашли гипер— или гипогликемию? «У этого засранца не глаза, а прожекторы», — думает Зак, невольно улыбаясь, хотя в обстоятельствах чьей-то гибели нет ничего забавного. — Ну что ты лыбишься, как идиот? — нетерпеливо упрекает его Лу. — Давай, выкладывай. — Диагностировали гипергликемию, — торжественно изрекает Зак и зачем-то поясняет: — Переизбыток сахара. — Бедная старушенция забыла ввести себе инсулин? Быть такого не может. Если она много лет страдала диабетом, то привыкла колоться по часам. Зак только пожимает плечами, словно говоря: будь тут всё так просто, нас не пригласили бы в дом Монтгомери: — Взглянешь на фото покойницы? — За неимением самой покойницы больше ничего и не остаётся, — бурчит Лу. — Остывший след для ищейки всё равно что… мать твою! Фотография, протянутая Заком, едва не выпадает у него из пальцев. Морщинистое лицо пожилой женщины, запечатлённое безжалостным полицейским объективом, искажено невыразимым ужасом. Детским, всеобъемлющим, обрывающим дыхание. — Что-она увидела? — бормочет Лу дрогнувшим голосом. Зак снова пожимает плечами и забирает у него фотографию: — Причиной смерти объявлена остановка сердца, вызванная спазмом сосудов, который, в свою очередь, обусловлен гипергликемией. — И ещё сильнейшим нервным потрясением, — поправляет Лу. — Преклонный возраст, диабет, сердце изношено, ничего удивительного. Но всё-таки, чего или кого она так испугалась? Где её нашли? — В собственной спальне, — бесстрастно отвечает Зак. — На ковре. Дверь спальни была отперта. Но признаков постороннего присутствия нет, подозреваемых нет. Никто из домашних по коридору не проходил, криков о помощи не слышал. — Твою мать, — тихо повторяет Лу, тряхнув головой, словно отогнав какую-то мысль. — Ладно. Теперь покажи мне третьего покойника… как его там… Джозефа Маклина, двоюродного кузена. Покажи фотку, а я угадаю, как он умер. Ну же, сыпь. Ставлю двадцатку, что угадаю. Зак поднимает брови, несколько мгновений выдерживая драматическую паузу, а потом снова лезет в папку. — На, мистер Угадчик. Кузен Роджера Монтгомери, Джозеф Маклин, распростёрт на полу, одетый в клетчатую рубашку, распахнутую на груди, и тёмные брюки. Его голова откинута назад, а на худой шее, неестественно вытянутой, темнеет полоса. — Твою мать… — в третий раз повторяет Лу, сам понимая, что его заело, как испорченный диск в музыкальном автомате. — Вот же дерьмо! Дерьмовое дерьмо! Странгуляционная борозда! — Она самая, — Зак почти виновато разводит руками. — Коронер вынес вердикт — самоубийство. Бедолага повесился в спальне на шнуре от портьер. Очень старомодный способ. Двадцатку не получишь, всё сразу было ясно. — Да какого… рожна! — Лу вновь срывается с места, но его вовсе не двадцатка волнует. — Мужик приехал за наследством, чтобы повеситься, так и не дождавшись бабла?! Коронер что, конченый идиот? — Отнюдь, — невозмутимо возражает Зак. — Дверь пришлось взломать, чтобы попасть в комнату. Спальня была не просто заперта изнутри, а прямо-таки задраена — и дверь, и окно. А в крови у Маклина нашли столько алкоголя, что это, можно сказать, была вовсе не кровь, а чистый виски. — То есть, — бесцветным голосом констатирует Лу, останавливаясь прямо перед ним, — несмотря на всю эту байду с завещанием и крайне мутные обстоятельства всех трёх смертей, никто из официальных лиц не усмотрел в них ничего криминального? — Именно. — Блядь! То есть весьма прискорбно, хотел я сказать, — Лу снова безжалостно ерошит свои кудри. — Потому-то нас и наняли. Монтгомери пребывают в панике и хотят наконец выяснить, есть ли среди них убийца. — Поправочка, — Лу вскидывает руку. — Убийцы. Их там, возможно, несколько. В сговоре или без. И твои драгоценные Монтгомери наверняка не только в панике пребывают, но и втихомолку радуются тому, что конкурентов на игровом поле стало куда меньше. То есть… м-м-м… осталось пятеро: внуки, племянник и двое, так сказать, правнуков — я про близнецов. Их мать не считаем, она не кровная родственница Роджера, но в получении наследства своими отпрысками ещё как заинтересована, я полагаю. А какова хотя бы примерная величина дедулиного состояния? — Точных данных у меня, разумеется, нет, — Зак откладывает в сторону свою папку, — но, по разным оценкам, от пятидесяти до восьмидесяти миллионов, включая ценные бумаги. — Убивают и за меньшее, — негромко резюмирует Лу. — Так что мы оттопыримся на славу, чувак. Вот чёрт. В его голосе смешиваются восторг и тревога. Это именно то, что чувствует сам Зак.* * *
— Как ты думаешь, — заговорщически шепчет Сэмми, толкая брата локтем в бок, — дядя Вик — вампир? Оба сидят, прижимаясь лопатками к стволу огромного вяза, растущего прямо под окном комнаты, где их поселили, — сидят в развилке его корявых ветвей. Это их любимое место, их тайное убежище. По морщинистой поверхности ствола иногда резво проползает, торопясь, сороконожка, над головами звенят москиты. Но близнецы не обращают на них никакого внимания. У них есть дела поважнее. — Пф! Ты помешалась на своих дурацких комиксах! — пренебрежительно фыркает Джерри, сдвинув белёсые брови. — Ну, Джер! Он же из дома только по вечерам выходит, после заката! И бледный какой! И ты посмотри на его зубы! Она подносит согнутые крючками указательные пальцы к уголкам рта, изображая подобие клыков. Джерри скептически закатывает глаза, как это обычно делает дядя Стив, когда его донимает тётя Линда. — Фигня! Зубы как зубы. — Если он вампир, то вполне мог убить тётю Кристину и дядю Джозефа! — взахлёб продолжает сестра. — Загрызть и выпить кровь! И если мы докажем, что он вампир, то будем круче этих детективов из Нового Орлеана! — Тётю Кристину и дядю Джозефа никто не грыз, — парирует Джерри, невольно поёжившись. — Это мисс Джинни грыз аллигатор. Оба на несколько мгновений замирают, глядя друг на друга широко раскрытыми глазами. — Я скучаю по ней, — шепчет Сэмми дрожащими губами. — Она была добрая. И мы не хотели, не хотели, чтобы всё так вышло! Понимая, что сестра вот-вот разрыдается, Джерри торопливо говорит: — Полицейские сказали дяде Стиву, что тётя Кристина и дядя Джозеф умерли сами, я слышал, как он обсуждал это с мамой. А ещё дядя Стив тогда произнёс чётко и холодно: «Мало ли что объявил коронер, я считаю, Конни, что тебе следует немедленно увезти отсюда детей», а мама в ответ негодующе выпалила: «Ты просто хочешь, чтобы всё досталось тебе и Линде с Виктором! Нет уж!» — И что? — с любопытством спрашивает Сэмми, шмыгнув носом. — И ничего, — коротко бросает Джерри. Ему не хочется это обсуждать. — Ладно, допустим, дядя Вик и вправду вампир. И нам стоит это выяснить. Сэмми радостно взвизгивает и подпрыгивает на ветке, как сорока: — Чеснок, серебро, крест и святая вода — вотчего боятся вампиры! Я точно знаю! Раздобудем это и проверим дядю Вика! — Хей, очнись-ка, Сэм, — возражает брат, немного поразмыслив. — Чеснок старуха Долли суёт чуть ли не в каждую еду, а на столе всегда лежат всякие серебряные ложки и вилки. Он их что-то не очень боится. — Но дядя Вик пьёт, а не ест! — с жаром выпаливает Сэмми. — Ты же видел! Пьёт красное вино! Наша еда ему не по вкусу! Долли готовит ему отдельно, и он ест у себя в комнате! Может, у него там и вилки пластиковые! — Деревянные, — снова закатывает глаза Джерри, но сестра его не слушает: — Распятие и чеснок — вот самые верные средства, говорю же тебе! Чеснок можно добыть на кухне, а распятие… — Сэмми задумывается, сосредоточенно морща лоб. — Можно поискать на чердаке! — глаза её разгораются. — Можно исследовать, что там вообще есть! Мы попросим Майка! Я пообещаю ему свои карманные деньги за неделю, если он принесёт нам ключ! Ну же, Джер, не будь таким противным! Эти детективы из Нового Орлеана того и гляди приедут! Она сердито толкает брата в плечо маленьким острым кулачком, и Джерри наконец сдаётся: — Ну давай. Это всё фигня, конечно, но здесь такая скукота… Он осекается. — Скукота? — медленно повторяет Сэмми. Её бледное кукольное личико вдруг становится очень взрослым и совершенно не похожим на материнское. — Здесь не скукота, Джер. Здесь все умирают… и мы, может быть, тоже умрём.* * *
В мангровых чащах стоит странный запах. Он окутывает каждого вошедшего туда, будто запелёнывая в мутный вязкий кокон. Это запах разложения. Запах гнили, сырости, тлена, оставляющий на языке острый привкус железа и соли. Привкус крови. Кровь часто проливается здесь, смешиваясь с болотной жижей. Чаще, чем кажется стороннему наблюдателю, от глаз которого скрыты те, кто обитает под корнями мангров. Пусть их кровь — не алая, а бледно-жёлтая или прозрачная.* * *
— Мы прямо как в какой-то грёбаной Таре оказались, — провозглашает Лу, выбираясь из арендованного «лендровера» и с превеликим любопытством озираясь по сторонам, пока Зак достаёт чемоданы из багажника. Белый особняк в тени вековых вязов действительно выглядит кадром из «Унесённых». К нему ведёт широкая подъездная аллея, посыпанная гравием, на которой Зак и припарковал автомобиль. От неё разбегаются несколько других — поуже, ведущих, очевидно, к хозяйственным постройкам или беседкам, виднеющимся в глубине разросшегося сада. А ниже по склону, под небольшим обрывом, начинается подлинный Мэнгроув Плейс. Владения мангров. Болото. Тёплый влажный ветер, долетающий оттуда, ерошит светлые волосы Зака и кудряшки Лу, выбившиеся из аккуратно заплетённой короткой косы. Лу наконец-то одет более-менее пристойно — в светлые слаксы и голубую рубашку-поло. Только чёрная жилетка с металлическими шипами, заметно оттопыривающаяся на груди и такой же чёрный кожаный ошейник к ней в пару весьма настораживают, что с невольной улыбкой отмечает Зак. Лу твёрдо намерен разыгрывать из себя помощницу, а не помощника, с чем Зак уже смирился. Хотя если этот фанфарон проколется, скандала не миновать. — Спорим, сейчас из-за угла вырулит какая-нибудь Мамушка в крахмальном чепце, — азартно предполагает Лу. Но из-за угла появляется и не спеша, нога за ногу, направляется к воротам крепкий смуглый подросток в синей футболке и обрезанных джинсах, с коротко остриженными чёрными волосами. Он нехотя прибавляет шагу, когда обогнавший его высокий светловолосый мужчина очень тихо бросает ему пару слов, явно резких, хотя на загорелом лице его — адресованная приезжим гостям вежливая улыбка. — Добро пожаловать в Мэнгроув Плейс, — спокойно говорит он, подходя. — Стивен Монтгомери, к вашим услугам. Здравствуйте, мистер Пембертон, безмерно рад видеть вас здесь. Этот джентльмен не кривит душой, он и в самом деле рад — отмечает про себя Лу. Стив пожимает ладонь Зака и вопросительно смотрит на Лу, который выступает вперёд и тоже протягивает ему руку. Рука тонкая и вполне изящная, ногти наманикюрены, на запястье — тройной серебряный браслет в виде змеи. Всё как надо, Лу учёл нужные мелочи, даже то, что кожаный ошейник надёжно маскирует его кадык. Вот с очертаниями челюсти и линией роста волос ничего не поделать без соответствующей операции — остаётся надеяться, что в здешней глуши никто не обратит на это внимания. Тут же, в конце концов, не клуб «Юла»! — Лу Филипс. Лу Эмбер Филипс, — безмятежно представляется он, не дожидаясь, пока это сделает его замешкавшийся босс. Ему никогда не приходилось специально менять голос, играя в театре женские роли — у него он достаточно высок и мелодичен, чтобы сойти за низкий женский, когда это необходимо. Вот как сейчас. — Мне казалось, что напарник мистера Пембертона — мужчина, но я, право, очень рад, что ошибался, — в некоторой растерянности произносит Стив, а Лу заразительно смеётся, отпуская его ладонь, на удивление мозолистую и крепкую: — Самолично работаете в поле, мисс Скарлетт? Прищурившись, он глядит на Стива сквозь накрашенные ресницы, наслаждаясь этим спектаклем, и тут же покаянно добавляет: — Извините за бестактность. — В усадьбе много работы и мало прислуги, — спокойно пожимает плечами Стив. — Не стоит извиняться. Вы и должны проявлять наблюдательность. Вы же детективы. Тем временем смуглый парнишка, приветствием которого стало лишь невнятное: «Хай», легко поднимает оба чемодана и направляется обратно к дому. Лу задумчиво провожает его глазами, а Зак, кашлянув, решительно предлагает: — Стивен, пока в доме не знают, что мы уже здесь, можем ли мы взглянуть на то место, где был найден труп мисс Чивингтон? Учительницы? — Хорошо, — после некоторой паузы соглашается Монтгомери. — Идёмте, — и поворачивается к выложенной камнями тропе, уводящей прочь от дома, к обрыву. Между камнями пробивается ярко-зелёная щетина свежего мха. — Я потом отгоню вашу машину в гараж. Или Майк отгонит. — Майк Уильямс, который унёс наши чемоданы? Сын Шерри, экономки? — вполголоса уточняет Лу, догоняя его. — Вы правы, — лаконично подтверждает Стив, предлагая ему руку, но Лу лишь с улыбкой качает головой. «Ей-богу, быть феминисткой на Юге сложно — каждый, считающий себя джентльменом, так и норовит за тебя подержаться, то есть тебя поддержать», — мысленно хмыкает он, одновременно порадовавшись своему решению надеть «рибоки», на вид довольно большие, но мало ли на свете большеногих дам! Тропа ныряет под кроны разросшихся деревьев. Здесь надо быть внимательнее, чтобы не поскользнуться в грязи, скопившейся после недавних дождей. Открывшееся впереди болото, окружённое мангровыми зарослями, давшими название поместью, выглядит кадром уже не из костюмно-исторического фильма, а из научно-популярной документалки Би-Би-Си. С мелководья доносится лягушачье поквакивание, вдали разгуливает какая-то тёмная взъерошенная птица на длинных ногах, не обращая ни малейшего внимания на людей. Пташки помельче пересвистываются в наклоненных к воде кустах и в кронах мангровых деревьев, чьи оголённые корни похожи на обнажившиеся жилы. В этой вечной полутьме, прорезанной столбами солнечного света, кипит жизнь. Лу машинально расстёгивает свою жилетку — жарко! — и с любопытством вертит головой во все стороны. — Красиво, — искренне замечает он. — Очень красиво. — Люблю эти места, — будто нехотя роняет Стив. — Разумеется, вы же здесь выросли, — понимающе кивает Зак, а Лу практически одновременно с ним предлагает: — Расскажите про аллигатора. Стив явно теряется, но его замешательство длится недолго. — Строго говоря, я здесь не рос. Точнее, не только здесь. Раннее детство мы с сестрой провели в Коннектикуте, но дед забрал нас сюда после смерти родителей. Деда мы до той поры совершенно не знали. — Почему же? — живо интересуется Лу, пытливо уставившись на него. — Потому что отец женился на маме без его одобрения, — наконец с предельной сдержанностью поясняет Стив и с явным облегчением переходит к другому вопросу. — Но мы живём тут почти двадцать лет… и всё это время я знал про аллигатора. Видел его. Он — достопримечательность здешних болот… собственно, он был здесь всегда. — Двадцать лет? — Зак скептически поднимает брови. — Но мне казалось, что аллигаторы обычно не живут так долго. — Мой школьный преподаватель биологии называл цифру восемьдесят пять, — пожимает плечами Стив, взглянув на Лу, который присел на корточки и рассматривает что-то в воде недалеко от берега. — Иногда мы начинаем думать, что аллигатор и вправду умер, но потом кто-нибудь снова обнаруживает его в болоте. — А это не может быть другой аллигатор? — оборачивается к нему Лу. — Нет, — решительно заявляет Стив. У этого есть особая примета — он слеп на правый глаз, бедолага. — Он опасен, — Зак хмурит брови. — Нападает.. — Нет, — с неожиданным жаром заверяет Стив, не дав ему договорить, — нет, иначе бы уже были приняты соответствующие меры. Он опасен только для водяных крыс и лягушек. Собственно, он и на мисс Чивингтон не нападал, а просто пытался утащить на глубину её труп. Аллигаторы всегда так делают. Уносят в своё логово добычу. Но он не виноват. «Да, конечно, не виноват, это же просто животное, — тяжело думает Зак. — Интересно, реагировал бы Стив Монтгомери точно так же, если бы аллигатор уволок в болото труп его сестры?» Не самая приятная мысль. — Майк Уильямс, — выпрямившись, резюмирует Лу, — отнял у него эту добычу… и слава Богу… — и тут же, не дав Стиву опомниться, быстро спрашивает: — Вы к нему привязаны? Я не про Майка, я про аллигатора, — он чуть усмехается. — Он для меня символизирует… — начинает было Стив, откашлявшись, и запинается. — Ваше детство и эти болота, которые вы любите, — подсказывает Лу, — да, я понимаю. Как вы его зовёте? Вы же наверняка давным-давно дали ему кличку. — Хм… — Стив снова смущённо кашляет. Град вопросов приводит его в явное затруднение. — Вы правы. Действительно, мызовём его Старина Монти. Лу смотрит на затянутую зеленоватой тиной поверхность болота. Иногда тина вспучивается пузырями, которые через несколько секунд опадают. Болото будто дышит. Дышит гнилью. — Монти — это от Монтгомери? — уточняет он, и Стив утвердительно кивает. — Идёмте в дом, — буднично предлагает Зак, машинально отряхивая руки. Ему здесь не по себе. Очень сильно не по себе. Он будто слышит крики несчастной учительницы, которую добрый старый Монти неумолимо тащит в глубину топи. Но ведь, согласно выводам медэксперта, когда аллигатор схватил её, она действительно была уже мертва. — В крови мисс Чивингтон, согласно данным экспертизы, — говорит Лу, будто подслушав его мысли, — обнаружен яд природного происхождения. Полиция решила, что это яд сороконожки. — Ужасная история, — вздыхает Стив с неожиданно прорвавшейся горечью. — Дело в том, что ещё утром того же дня мисс Чивингтон нашла такую тварь у себя в спальне. Зак пристально смотрит на него: — Этого не было в переданных нам материалах дела. — Полиция сочла этот факт несущественным, — поясняет Стив, — да и я тоже… тогда. Но сейчас, размышляя обо всём случившемся… Словом, раньше в спальнях особняка никаких сороконожек не водилось. Учительница очень испугалась, потребовала предоставить ей другую комнату, уверяла, что у неё аллергия на укусы насекомых… в общем, тогда я счёл это капризом горожанки. Шерри подготовила для неё новую спальню. А вечером… — он неловко машет рукой и повторяет: — Ужасно. — Кто слышал её жалобы? — быстро спрашивает Лу. — Да кто угодно мог, — Стив снова машет рукой. — Она кричала на весь дом, — и тут же, спохватившись, он поясняет: — Не беспокойтесь, в комнатах, отведённых вам, нет никаких сороконожек… и любой другой местной… хм… фауны. Случай с мисс Чивингтон был первым и последним в Мэнгроув Плейс. — Полиция, возможно, и не придала значения появлению сороконожки в спальне мисс Чивингтон, — не унимается Лу, — но судмедэксперт стал искать в её крови именно этот яд. И нашёл. — Послушайте, — Стив останавливается так неожиданно, что Лу едва не налетает на него. — Извините, мисс Филипс, — тут же кается он. — Но, когда я предложил мистеру Пембертону взяться за это дело, я не имел в виду расследование обстоятельств гибели мисс Чивингтон. Ведь она не наша родственница. Кому бы понадобилось покушаться на неё? Я уверен — её смерть не имеет отношение к смерти дяди Джоза и тёти Крис. И вообще… — Стив глубоко вздыхает, — я молюсь, чтобы полиция оказалась права, и ваш приезд был бы ни к чему. Но я беспокоюсь за своих домочадцев, — сокрушённо добавляет он. «Как же ни к чему, а гонорар?» — цинично хмыкает про себя Лу. Но ему тоже отчаянно хочется, чтобы происходящее в Мэнгроув Плейс не было чередой убийств. Всё это выглядит как-то слишком… дико? Да, вот именно это слово. Дико.* * *
Немногие растения выжили бы в солёной воде. Мангры выжили и дали приют десяткам и сотням других обитателей болот. Водоросли, устрицы, раки, губки, мшанки жмутся к уходящим вверх из-под воды скользким узловатым корням. На илистом дне, под корнями, таятся рыбёшки, водяные змеи, аллигаторы. В ветвях, вознёсшихся к солнцу, гнездятся стайки разноцветных колибри и попугаев. Всё течение их жизней проходит тут, под сенью мангров.* * *
Через час Лу и Зак спускаются по парадной лестнице к обеденному столу, выйдя из отведённых им спален второго этажа. Лу чинно держит Зака под руку. Лестница длинная — два широких пролёта. Можно успеть рассмотреть всё и вся. — Они шокированы, — тихо говорит Зак, наблюдая, как на лицах членов семьи Монтгомери, взирающих на детективов снизу, любопытство сменяется изумлением, а потом — некоторым смятением. — Это всё твой чёртов ошейник. — Надо же мне было прикрыть кадык. Спорим, они про ошейник и не спросят, — азартно шепчет Лу в ответ. — Слишком хорошо воспитаны. — Двадцатка, что спросят, — бросает Зак, почти не разжимая губ, и искренне улыбается всем присутствующим. На самом деле его так и подмывает расхохотаться. Засранец Лу. Как с ним работать? Но как работать без него? Лу приложил максимум усилий, чтобы сделать своё появление эффектным. Он, что называется, переоделся к обеду, и теперь бирюзовая юбка с разрезом до середины бедра демонстрирует его длиннющие ноги в чёрных лосинах, а лёгкая шёлковая блузка цвета бордо не менее вызывающе подчёркивает пышную грудь. Сумасшедшая цветовая гамма, но Лу она подходит, ещё как. Не говоря уж о пресловутом кожаном ошейнике — теперь с него игриво свисает бриллиантовое сердечко, указывая остриём как раз в ложбинку между грудями.«И не забываем о туфлях», — весело думает Зак. О туфлях, таких же бирюзовых, как юбка, с каблуками-ходулями. Засранец переигрывает. Их обоих выгонят взашей. И поделом. Родители недаром всегда твердили, что выскочка Лу Филипс плохо влияет на их сына. Зак всё-таки не выдерживает и хмыкает, притворяясь, что закашлялся. На хорошеньком светлоглазом личике молодой блондинки в голубом платье — должно быть, внучки старика Монтгомери Белинды — читается неприкрытый интерес. А вот вторая женщина за столом, дорого и изящно одетая брюнетка с короткой модной стрижкой, взирает на Лу со столь же неприкрытым негодованием. Её брови вскинуты, накрашенный рот округлился в беззвучном «о». Миссис Конни Чемберс, вдова. Двое детей, белобрысые близнецы, схожие, как бобы в стручке, толкают друг друга локтями и возбуждённо подпрыгивают на обитых вишнёвым плюшем стульях. Джеральд и Саманта Чемберс. Изысканно худой черноволосый джентльмен, будто нарисованный тушью — весь, от тонких, капризно изогнутых усов до носков узких туфель, — лениво усмехается, отпивая глоток красного вина из бокала — это Виктор Леруа, не иначе. А молодой хозяин Мэнгроув Плейс совершенно невозмутимо объявляет, стоя у подножия лестницы: — Мисс Лу Эмбер Филипс и мистер Закария Пембертон. Глава детективного агентства из Нового Орлеана и его помощница. Они приглашены мною для проведения частного расследования, результаты которого будут преданы публичной огласке только в случае поимки преступника. — Мы поймаем его, будьте уверены. Его или их, — вместо приветствия громко заявляет Лу, обводя всех пристальным взглядом. А Стив после паузы торопливо представляет каждого из родственников: — Моя тётушка Конни Чемберс, моя сестра Белинда, мой кузен Виктор Леруа, мои троюродные племянники Саманта и Джеральд Чемберс. — Детективы? Вы не похожи на детективов! — восклицает вдруг мальчуган, блестя круглыми птичьими глазами из-под светлой чёлки, а его сестра энергично кивает. Оба при этом смотрят исключительно на Лу. — У вас ошейник! Зачем он вам? — Ти-хо! — предсказуемо шипит ему мать. Лу неспешно устраивается на галантно отодвинутом Стивом стуле и заговорщически подмигивает мальчишке. — Я же ищейка. Ошейник мне необходим. Зак тоже усаживается на отведённое ему место, спокойно проронив перед этим: — Добрый день, леди и джентльмены. Благодарим за гостеприимство. Джерри раскрывает рот, чтобы задать следующий вопрос, но тут же закрывает, пригвождённый к месту свирепым взглядом матери. Он явно не понимает, отчего та в бешенстве. — Вы слишком красиво и претенциозно выглядите для детектива, дорогуша, вот что имеет в виду наш малыш, — бархатным голосом объясняет Виктор Леруа, с улыбкой рассматривая Лу. На надменном челе миссис Чемберс отчётливо читается, что мисс Филипс выглядит просто отвратительно. Вульгарно и развратно. — Лу — отличная сотрудница, — поспешно встревает Зак. — Решительная и компетентная. Он поднимает глаза на оказавшуюся рядом стройную смуглую женщину в белом переднике — та как раз ставит перед ним блюдо с запечёнными креветками, пересыпанными зеленью. Её никто не представлял. Красивое лицо её похоже на лицо статуи — так же бесстрастно и замкнуто. «Шерри Уильямс», — определяет Зак, а вслух говорит: — Благодарю вас, мэм. Та чуть удивлённо улыбается в ответ. — В Новом Орлеане всё очень… своеобразно, — продолжает Виктор, поигрывая опустевшим бокалом. На его длинных пальцах блестят кольца со странным орнаментом. — Наверное, именно поэтому ваше агентство сумело снискать себе славу и даже респектабельность. Ого, отмечает про себя Зак. «Даже»! Неплохой выпад. Этот человек что-то про них знает. Про Лу. — Респектабельность — это по части Зака, — так же лениво растягивая слова, парирует тот и широко улыбается. — То есть мистера Пембертона. Моё дело — слава. Внезапно он приподнимает край скатерти, встретившись взглядом с парой ярких глаз, светящихся любопытством. Их обладатель только что прошёлся когтями по ткани его лосин, оставив затяжки. — Если ты чего-то хочешь, приятель, попроси внятно, а не тяни руки, — назидательно советует Лу, выуживая из овощного рагу кусочек бекона и протягивая его под стол — еноту. Он и глазом не моргнул, обнаружив такого домашнего питомца, а тот аккуратно берёт угощение, что-то тихо ворча. Зак поднимает брови, а Виктор цедит сквозь зубы, отбросив свою томность: — Этот паршивец опять здесь! Убери его немедленно, Шерри! — Да, сэр, — послушно соглашается экономка. — Прошу прощения, сэр. Лу тем временем живо извлекает енота из-под стола и сам выносит в сад через французское окно. Дальше начинается обычная и даже весьма непринуждённая светская болтовня, в которой, однако, принимают участие только Лу, Зак и внуки Роджера Монтгомери. Сперва речь идёт о раскрытых детективным агентством Пембертона делах, и Лу с юмором повествует о пропавших пуделях и неверных мужьях, без упоминания деталей и имён, разумеется. Белинда выспрашивает, какие марки одежды и обуви предпочитает мисс Филипс и в каких магазинах одевается. Тем временем миссис Чемберс уходит наверх под предлогом того, что детям нужно заниматься. Те нехотя плетутся за нею. Виктор апатично молчит, пересев в кресло у камина, и зябко ёжится, будто ему холодно — это в августовской-то луизианской жаре. Впрочем, камин и не топится.
* * *
— Вампиры всегда мёрзнут? — шепчет Джерри Саманте. Оба притаились на верхней площадке лестницы и сквозь резные стойки перил незаметно наблюдают за всем, что происходит внизу. Они удрали из своей комнаты, когда мать принялась болтать по телефону с подругами, обсуждая и осуждая прибывших из Нового Орлеана странных гостей, не упоминая, впрочем, что гости эти — детективы. — И почему он пристал к Феликсу? Тот чует, что он — вампир? — Они мёрзнут, потому что солнце не может их согреть, — авторитетно заявляет Сэмми, чрезвычайно довольная тем, что стала для брата экспертом по вампирам. — И им не нравятся животные, потому что те могут их и-ден-ти-фи-цировать. Она правильно запомнила это сложное слово! Мисс Джинни обязательно похвалила бы её. Но мисс Джинни умерла. Дети озадаченно переглядываются и, пригнувшись, бросаются обратно в свою спальню, когда замечают, что мисс Филипс, помощница детектива, поднимается по лестнице. Она направляется в комнату к их матери! Близнецы бесшумно прикрывают за собой дверь, оставив только маленькую щёлочку и мечтая подслушать грядущий разговор. Но мисс Филипс, деликатно постучав и войдя внутрь, закрывает дверь очень плотно. И перед тем, как сделать это, она на миг оборачивается и залихватски им подмигивает.* * *
Миссис Конни Чемберс не предлагает Лу присесть. Она не скрывает неприязни, которая читается в её пренебрежительном взгляде, почти брезгливом изгибе пухлых ярких губ. — Что вам угодно? — отрывисто спрашивает — нет, вопрошает! — она. — Я собиралась переодеться. Лу мог бы напомнить ей, что вообще-то она собиралась заниматься с детьми, но вместо этого со всей церемонностью произносит: — Прошу прощения. Я не отниму у вас много времени. Вы были работодательницей погибшей учительницы, мисс Вирджинии Чемберс. Что вы можете сказать о ней? Губы миссис Конни ненадолго сжимаются в нитку. — Абсолютно ничего. Это же просто прислуга. Её дело было — обучать Джеральда и Саманту, ну и присматривать за ними, разумеется. Лу задумчиво кивает, якобы удовлетворившись этим ответом, но тут же вновь спрашивает: — Но почему вы наняли именно её? — Ах, да потому что она занималась домашним обучением племянницы моей подруги Коры Долмер, только и всего, — поясняет миссис Конни с некоторым раздражением. — Показала себя достаточно компетентной для того, чтобы поручить ей присмотр за моими детьми, скромной и… — она окидывает Лу выразительным взглядом, — не эпатирующей. Бедняжка была некрасива, но добросердечна. Не умела следить за собой, одевалась как квакерша… Впрочем, я могу дать вам копии её рекомендательных писем, — обрывает она себя, явственно подразумевая: «Если вы оставите меня в покое». — Будем весьма признательны, — чопорно сообщает Лу. Через несколько минут в его руках оказывается вынутая из ящика старомодного бюро тонкая пластиковая папка с несколькими листками бумаги. Лу быстро заглядывает туда, не удержавшись, и сразу натыкается на фотографию Вирджинии Чивингтон, круглолицей полноватой девушки с доверчивым рассеянным взглядом близко посаженных глаз. Та и вправду никак не стремилась себя приукрасить. — Миссис Чемберс, а у вас есть какие-нибудь соображения по поводу того, зачем мисс Чивингтон отправилась ночью к болоту? — небрежно осведомляется Лу, уже поворачиваясь к порогу. — Боже мой, нет, конечно, — миссис Чемберс сердито вскидывает брови. — Что за вопрос! Какие у меня могут быть соображения? Она поступила крайне безответственно, оставив моих детей без учительницы, вот и всё.* * *
Ещё через час оба новоорлеанских детектива стоят вместе со Стивом Монтгомери в тускло освещённой спальне, окна которой занавешены пыльным синим бархатом портьер. — Вы не меняли шнур, — не спрашивает, а утверждает Лу, задирая голову. Портьерный шнур обрезан на расстоянии около фута от украшенного лепниной — а сейчас и паутиной — потолка. Лу снова переоделся в слаксы и рубашку, на сей раз вишнёвую, распустил волосы, волнами спадающие на плечи, широковатые для дамы, но и такое ведь бывает. Чёрный кожаный ошейник с шипами по-прежнему красуется у него на шее. — Вы правы, — соглашается Стив, будто извиняясь. — Комната заперта с тех самых пор, как полиция вынесла отсюда тело дяди Джозефа. Лу приподнимает угол портьеры, и закатное солнце бьёт в пыльные стёкла. — И уборку делать не было смысла, — снова оправдывается Стив. — Я не собираюсь размещать в этой спальне гостей, а у Шерри и так полно работы. Хотя, — он чуть усмехается, — дедушка наверняка не одобрил бы такого беспорядка. — Особо противных гостей можно и сюда поселять, — рассеянно бормочет Лу себе под нос, присев на корточки, чтобы заглянуть под высокую кровать с пышной периной на ней — тоже старомодную, словно часть декорации. Отчётливо пахнет мышами. — Послушайте, мистер Монтгомери, — задумчиво говорит он, повернув голову, — я так понимаю, что в крови вашего дядюшки Джозефа яд не был найден? Ни идентичный тому, что нашли в теле мисс Чивингтон, ни какой-либо другой? — У меня нет таких сведений, — бесстрастно сообщает Стив. — В его крови нашли алкоголь — вот всё, что нам известно. Детективы переглядываются, а потом Зак осторожно спрашивает: — Его похоронили в Лафайете, откуда он родом? — Его кремировали, — лаконично отвечает Стив, поняв, к чему тот клонит, — и урна с прахом находится в семейном склепе Монтгомери. К слову, там же лежит и прах покойной тёти Кристины. Так что на эксгумацию рассчитывать не приходится, — он разводит руками. — Извините. Вердикт коронера был практически неоспорим. Я размышляю обо всём этом часами, поверьте. Дядя Джозеф действительно был мертвецки пьян. Он не просыхал с того момента, как приехал. Комната была чуть ли не герметически закупорена изнутри, и, когда мы её отперли, в ней стоял такой запах, что… — он передёргивает плечами, не закончив фразы. — Кроме того, здесь обнаружены только его отпечатки пальцев. — А вы уверены, что тут нет никаких потайных ходов и прочего пошлого антуража детективных сериалов? — небрежно интересуется Лу, поднимаясь на ноги и глядя ему в глаза. — Это же очень старый дом. — Абсолютно уверен, — устало подтверждает Стив. — Я прожил в Мэнгроув Плейс почти двадцать лет. Я бы знал. Простите, но мне пора идти. Дела. Он ещё несколько мгновений топчется на месте, будто пытаясь что-то припомнить, а потом, спохватившись, протягивает Заку звякнувшую связку ключей: — Вот. Дубликаты моих. От этой комнаты, чердака и подвала. Те спальни, в которых сейчас никто не живёт, отперты. Вы можете обследовать и их. Нам нечего скрывать. Я имею в виду — невиновным нечего скрывать. Церемонно поклонившись Лу, он торопливо выходит в коридор. Зак и Лу задумчиво провожают его глазами, и только когда его шаги затихают, Зак констатирует: — Он честен. — Пожалуй, — после короткого раздумья соглашается Лу. — И он прикрепил ярлычки с подписями ко всем ключам, Такой же педант, как ты. Но это не значит, что мы должны исключить его из списка подозреваемых. Собственно, мы никого не можем оттуда исключить. Даже престарелую кухарку. В списке нет только… м-м… близнецов. — Они очень шустрые детки, — хмыкает Зак, методично обходя спальню по периметру и постукивая костяшками пальцев по обитым выцветшими шпалерами стенам. Лу в это же время открывает одну за другой дверцы трёх массивных книжных шкафов из морёного дуба и снимает с полок первые ряды книг. — Но не до такой степени. Да, дети и енот, очевидно, могут остаться вне подозрений. Кстати, о детях. Гони двадцатку, в этот раз тебе не отвертеться. Твой чёртов ошейник — первое, о чём они спросили. — Енота неплохо было бы притащить сюда, — бурчит Лу, величественно пропустив мимо ушей скользкий вопрос о проспоренной двадцатке. Он занят тем, что возвращает на место тяжеленные тома с золочёным обрезом. За ними не обнаруживается никаких потайных дверей. — Полно мышиного помёта. Еноты ловят мышей? Кстати, надо бы спросить хозяина, почему у них именно такой домашний любимец. Он резко оборачивается, когда за его спиной раздаётся мелодичный ехидный голос: — Хотите, я принесу Феликса? Его зовут Феликс. Енота. И он не наш. Это Майк его притащил, а Стиви просто не выгоняет, хотя Вик каждый раз затевает скандал, когда его видит. Вику не нравится, что Шерри и Майк слишком дерут носы, как он выражается. А прислуга должна знать своё место. Белинда Монтгомери стоит у двери, явно довольная произведённым эффектом. На ней то же голубое с золотом лёгкое платье, похожее на сари, в каком она была за обедом, ноги босы. Зак смотрит на изящные ухоженные ступни девушки с некоторым недоумением, а Лу — с явным одобрением. — Вы подкрались как настоящий следопыт, — весело говорит он, и Белинда тут же парирует: — Надо же мне было услышать правду — вы подозреваете и меня. — А как же, — мягко отзывается Зак, и девушка энергично кивает, не оскорблённая, а скорее, польщённая тем, что её приняли всерьёз. — Я должна сказать вам то, что не сказала за обедом, — важно сообщает она, сосредоточенно хмуря брови. — Во-первых, Стиви зря вызвал вас сюда. Бессмысленная трата денег, в которых наше поместье так нуждается… да-да, я хоть и комнатное растение, каким он меня считает, но в курсе его дел. Сложно не понять, что к чему, когда уволена почти вся прислуга, — она присаживается на подлокотник большого кожаного кресла, рассеянно озираясь по сторонам. — Я не была здесь со дня смерти дяди Джоза, да и тогда лишь заглянула, его как раз уносили. Как же тут воняло, бр-р! — она передёргивается. — Так вот, Стиви просто опасается за меня. И за детей. Но это он зря — всех, кто здесь умер, действительно никто не убивал, как объявила полиция. Просто… ну… неудачно всё сложилось. Я так считаю. В её голосе звучит искренняя убеждённость в своей правоте. — Я бы не назвал смерть вашего дяди Джозефа естественной, мягко возражает Зак. — Он был склонен к алкоголизму? Белинда хмурится сильнее. Она явно колеблется, отвечать или нет, но потом с неохотой роняет: — Пожалуй. Я с детства помню, как мерзко от него разило, когда он приезжал в гости — слава Богу, нечасто. Но в этот раз он превзошёл сам себя. — А что во-вторых? — живо осведомляется Лу, и Белинда непонимающе на него смотрит. — Вы начали свой монолог с «во-первых», — поясняет Лу, и девушка принуждённо усмехается: — Ах, ну да. Во-вторых, я всегда мечтала свалить наконец отсюда, из этих болот, но никогда не решалась. Дедушка не простил бы меня. Да, я трусиха, — она в упор рассматривает Лу, и Зак невольно благословляет полумрак, царящий в комнате, ибо этот яркий взор чертовски проницателен. — Вы бы знали, как я вам завидую, мисс Филипс! Вы делаете, что хотите, не опасаясь пересудов. Вы живёте такой насыщенной жизнью. «Более насыщенной, чем тебе кажется, малышка», — меланхолично думает Лу, а вслух говорит: — Вы уедете отсюда, если завещание вступит в силу, и вы получите свою долю наследства? — Конечно! — пылко восклицает Белинда, сорвавшись с кресла. — Я только и мечтаю об этом! То есть… — она осекается, на миг прижав ладонь к губам. — Поймите правильно. Я не о смерти дедушки мечтаю, а о свободе и богатстве. — Которые даст вам эта смерть, — раздумчиво констатирует Зак, и Белинда тут же гневно вспыхивает: — Не смейте меня осуждать! Проклятое завещание! Он нас просто цепями к этому чёртовому дому приковал, как рабов! А потом его ещё и удар хватил, и теперь он погребён у себя в спальне под присмотром этой пьянчужки Софи, которая меняет ему подгузники! Так ему и надо! Боже! — она на миг закрывает глаза и шепчет надрывно: — Всё это так… несправедливо, всё, всё! — Вы страдаете, потому что вынуждены дожидаться его смерти в компании не самых приятных родственников, которых вы раньше и знать не хотели? — подхватывает Лу. Заку хочется толкнуть его локтем со словами: «Не дразни её», но он понимает, для чего Лу это делает — зачастую вместе с подавленными эмоциями на свет Божий вырывается истина. — Я не страдаю! — выкрикивает Белинда яростно, и светлые её глаза мечут настоящие молнии. — С чего вы взяли?! Мне просто это всё осточертело! Осточертело, понимаете?! — она со всхлипами вбирает в себя воздух после каждой фразы. «Ну ещё бы не понять», — устало думает Зак и мягко спрашивает, осторожно коснувшись острого локотка мисс Монтгомери: — Вы не проводите нас к вашему дедушке? Та оторопело смотрит на него, а потом в очередной раз скептически фыркает: — Это ещё зачем? Он же почти труп! — Но нам необходимо видеть полную картину происходящего в вашем доме, — ещё мягче, будто капризному ребёнку, объясняет Зак. — Ведь все происшествия начались именно с вашего дедушки — точнее, с его завещания. — Мы вовсе не предполагаем, что при виде нас он воспрянет, подобно Лазарю, и даст показания, — вставляет Лу, выходя в коридор. Зак пропускает Белинду вперёд и наконец запирает дверь в мрачную спальню, где умер Джозеф Маклин. — А вы часто навещаете деда? — Никогда! — ещё больше помрачнев, бросает Белинда. — То есть редко. Очень редко. Была всего пару раз. Я ненавижу туда ходить. И вообще… зачем мне это? Больше она не произносит ни слова, плотно сжав бледные губы. Втроём они пересекают широкий коридор, отделанный дубовыми панелями, и подходят к массивной двери с двойными створками, ведущей в спальню старого Монтгомери.* * *
Аллигатор, а не краб, не енот, не медведь-барибал, мог бы стать символом Луизианы. Хищник, царящий в холодной скользкой глубине, таящийся в толще ила, среди корней мангров. Но в ямах, которые он вырыл у этих корней, в месяцы сухого сезона прячется вся окрестная живность. Кто-то из её числа, конечно, послужит аллигатору пищей… но остальные выживут и покинут ямы, едва наступит сезон дождей. В самом сердце болот иногда можно услышать низкое вибрирующее гудение, от которого у заблудившегося человека дыбом поднимаются волоски на руках. Эти звуки испускает аллигатор, чтобы призвать к себе подругу. Детёныши появятся на свет позже, в гнезде, слепленном из опавших листьев, веток и грязи. И мать будет присматривать за ними, пока малышам не сравняется год от роду, и младенческие жёлтые полоски на их юрких телах не сменятся твёрдой шкурой, похожей на кору дерева. Тогда молодые аллигаторы покинут своё убежище и заселят другие болота отправившись в путешествие.* * *
В спальне Роджера Монтгомери ещё темнее, чем в только что оставленной ими комнате. Пахнет затхлостью, лекарствами и тленом. — Склеп, — брезгливо резюмирует Белинда, которая всё-таки вошла сюда вслед за детективами, но нервно топчется у порога, словно собираясь тут же кинуться обратно, к свету и летней жаре. — Софи! Где вы? И тут в почти непроглядной тьме происходит какое-то движение, сопровождающееся покряхтыванием и шорохом одежды. Высокая крепкая женщина лет пятидесяти на вид отдёргивает одну за другой оконные портьеры, свет падает на её круглое одутловатое лицо и на фигуру в постели, почти неразличимую под простынёй. Близоруко прищурившись, женщина всматривается в вошедших. Её седеющие волосы стянуты в пучок на затылке, косынка с них сползла. «Пьянчужка Софи», — вспоминает Зак сказанные недавно пренебрежительные слова Белинды. — Вы уснули, что ли, Софи? — резко спрашивает та, выступая вперёд. — Вы получаете жалованье за то, чтобы присматривать за дедушкой, а не спать или слушать тут радио! — Разумеется, мисс, — невнятно бормочет сиделка, проворно выдёргивая из розетки шнур маленького радиоприёмника, стоящего на туалетном столике рядом со второй — складной — кроватью. Белинда опять негодующе фыркает. — Добрый вечер, мэм, сэр, — вступает в эту не слишком приятную беседу Зак, обращаясь сразу и к сиделке, и к недвижимому старику, распростёртому на постели. Лу против обыкновения предпочитает помалкивать, прячась в тени за его спиной. — Мы частные детективы из Нового Орлеана, приглашены сюда мистером Стивеном для проведения приватного расследования обстоятельств гибели некоторых членов семьи и гостей. — Вы с дедушкой разговариваете? — после паузы сердито и изумлённо спрашивает Белинда. — Не тратьте попусту времени. Он же ничего не соображает. — Почему же? Люди в таком состоянии могут слышать всё, что происходит вокруг них, — решительно возражает Зак. Но изжелта-бледное лицо старика на кровати выглядит лицом трупа. Залысины открывают его слишком высокий и костистый лоб, невидящий взгляд слепо устремлён в потолок, худые руки в рукавах ночной сорочки бессильно лежат вдоль тела. Под левый локоть протянута пластиковая трубка капельницы, а из-под одеяла торчит трубка катетера, подсоединённая к мочеприёмнику. Проследив за взглядом Зака, Белинда вдруг тихо произносит именно то, о чём он подумал: — Я тысячу раз предпочла бы умереть, чем лежать вот так. Она резко поворачивается и почти выбегает из пропахшей лекарствами и мочой комнаты. — Прошу прощения, — со вздохом извиняется Зак и устремляется за нею. Лу тем временем уже выскользнул в коридор, по-прежнему молча. Догнав Белинду у лестницы, Зак настойчиво спрашивает: — Каким человеком был ваш дед до этого прискорбного инцидента? — Властным, — нехотя отвечает та, всё ещё пряча от него лицо. — Деспотичным. Очень сильным. Настоящим мужчиной. Видеть его теперь таким — это… это… мучение! Коротко всхлипнув, она несётся вниз по ступеням, застеленным ковровой дорожкой, и практически сразу исчезает из вида. — Ну, что скажешь? — повернувшись к своему помощнику, требовательно вопрошает Зак. Столь долгое молчание Лу его прямо-таки изумляет. — Не здесь, — лаконично бросает тот, и оба возвращаются в другое крыло, в отведённую Заку комнату — с самого начала совещаться они стали именно в ней, словно в его кабинете. — Итак, мучение… — плотно прикрыв за собой дверь, негромко повторяет Лу последние слова Белинды. — Да, бесспорно. Но и облегчение тоже. Внуки немало от старика натерпелись. Но им недолго осталось ждать своего освобождения. — Не похоже, чтобы они были от этого в восторге, — сухо отмечает Зак. — Какие интересные психологические изыски, — Лу в глубокой задумчивости глядит куда-то вниз, на паркет, а потом встряхивает головой. — Что ж, со старым Монтгомери мы, можно сказать, познакомились, как и с его сиделкой. Поближе узнали Стивена и мисс Монтгомери. Сделали пару танцевальных па вокруг Виктора и миссис Конни. Так что теперь наступил черёд… — Более близкого знакомства с Шерри Уильямс? — резонно предполагает Зак, но Лу отрицательно качает головой: — С детьми, босс. С этими двумя пронырливыми, любопытными, везде сующими свои веснушчатые носы дьяволятами. Сдаётся мне, они могут нам здорово помочь. А мы — мы можем уберечь их носы от того, кто запросто их оторвёт, если захочет. Зак поднимает палец: — Минуточку. В доме не двое детей, а трое. Есть ещё Майк Уильямс, сын экономки. Разыщем-ка для начала его. Ведь это именно он обнаружил труп Вирджинии Чивингтон.* * *
Плоды мангров не похожи на плоды никакого другого дерева. Они будто шёлковые или мыльные на ощупь, покрыты воздухоносной, насквозь пронизанной порами кожурой. Они не тонут в воде, но плывут, подгоняемые течением и ветром, плывут, покачиваясь, как крохотные лодки. Плывут туда, где смогут прорасти. Пустить корни, как их великаны-родители, чтобы пить жизнь из почвы болот. Но мангры могут стать живородящими. Если их семена не отделяются от материнского дерева, они прорастают прямо на нём. Проросток движется или внутри плода или сквозь плод наружу. Отделившись от дерева, проросток падает и быстро закрепляется в почве либо уносится водой, иногда даже на многие и многие мили. Он настолько живуч, что способен до года ждать благоприятного момента, чтобы укорениться.* * *
Детективы находят Майка Уильямса в подвале, где он загружает бельё в одну из двух стоящих там стиральных машинок. Барабан второй машинки уже резво крутится, слегка пощёлкивая, и это единственный звук, который раздаётся в подвале в ответ на жизнерадостное: «Привет!» Лу Филипса. Майк явно не рвётся общаться с пришедшими не вовремя гостями. У него очень смуглая кожа, курчавые волосы и миндалевидные карие глаза, взгляд которых сейчас демонстративно устремлён на тюк с грязным бельём. Худые плечи, обтянутые синей футболкой, уже по-мужски развёрнуты. «Красивый будет парень», — весело думает Лу, а вслух мягко спрашивает: — Мы мешаем? Угол рта у Майка чуть дёргается, и это снова его единственный ответ. — Ты аутист? — продолжает смешливо вопрошать Лу, бухаясь на свёрнутый в рулон матрас, видимо, подготовленный к чистке. — Или просто глухонемой? — Я в порядке, — Майк наконец снисходит до ответа, нехотя разлепив пухлые губы. — А вы? Он косится на Лу с вызовом и любопытством, которого уже не в силах скрыть, как бы ни старался. — А я так тем более! — ответствует Лу как ни в чём не бывало, и Зак невольно хмыкает, будто в подтверждение. — Ты много работаешь, — рассудительно продолжает Лу, кивая на тюк с бельём, и Майк тут же снова мрачнеет. — Я оплачу твоё время, — спокойно сообщает Зак, доставая бумажник, — если ты согласишься ответить на несколько наших вопросов. Из бумажника на свет Божий появляется купюра с портретом Эндрю Джексона. — Вам что, некуда бабло девать? — буркает Майк, но двадцатку забирает и суёт в карман линялых джинсов. — Вы про мисс Чивингтон, что ли, хотите спросить? Я уже всё рассказал копам. — Но мы не копы, — пожимает плечами Лу. — Расскажи ещё раз, будь добр. Может, мы на что-то обратим внимание. Или ты вспомнишь то, что упустил. — Нечего тут упускать, — отрывисто произносит мальчишка и отводит глаза, уставившись на вращающийся барабан. — Я пришёл проверить, не попалось ли чего в мой садок… и услышал шум в зарослях, — он прерывисто вздыхает. — Кто-то там вроде ворочался и… что-то хлюпало. Я сперва спросил, кто это, и посветил фонариком. И увидел, как Старина Монти что-то волочет в болото, но подумал, что дохлого оленёнка. И ещё подумал: ну и фиг с ним. Но когда подошёл, — он поднимает потерянный взгляд на Зака, сочувственно ему кивнувшего. — Когда подошёл, это оказалась мисс Чивингтон. Училка. Я её сперва даже не узнал. Она была… как какой-то грязный мешок с тряпьём, — он сглатывает, и на его тонкой шее дёргается кадык. — Я прогнал Старину Монти и кинулся её вытаскивать, но она уже была совсем холодная. Окоченевшая. Тогда я побежал в дом и позвал на помощь. Зак опускает ладонь на его худое плечо. — Ты всё верно сделал, и ты молодец. Не побоялся аллигатора. — Да что его бояться, — чуть оживляется парень. — Он же совсем старик. Он как трухлявое бревно. Как… мистер Роджер. Зак только высоко поднимает брови, отметив про себя этот странный пассаж. — Но ты не подумал, что это он убил мисс Чивингтон? — вмешивается Лу, соскакивая с матраса. Майк отрицательно мотает головой: — Нет. Нет, вы что! Я же говорю, она была уже мёртвая, давно мёртвая, когда он её схватил и потащил. — Но ты же должен был что-то предположить, — не отступает Лу. — Ты решил, что она умерла сама? Или что её кто-то убил? Что ты тогда подумал? Он присаживается на корточки, пытливо вглядываясь в лицо Майка снизу вверх. — Вы чего! — вспыхивает тот, выворачиваясь из-под руки Зака и отступая на шаг. — Ничего я не думал! Я просто знал, что Старина Монти не может никого убить, вот и всё. Он всегда тут жил. Он только лягушек ловит и водяных крыс… и ищет всякую падаль, — осекшись, Майк растерянно переводит взгляд с одного детектива на другого. Лу явно намерен продолжить этот допрос, но тут со ступенек ведущей в подвал лестницы раздаётся звенящий от напряжения женский голос: — Что это вы пристали к нему? Шерри Уильямс, во мгновение ока очутившись рядом с сыном, хватает его за руку: — Не говори им больше ни слова, Майк! Тебя уже допрашивала полиция! — она гневно смотрит на Зака. — Вы не имели права разговаривать с ним в моё отсутствие, он несовершеннолетний! Я подам на вас в суд и добьюсь, чтобы у вас отобрали лицензию! — Но он нашёл тело мисс Чивингтон, — примирительно говорит Зак. — Это важно для расследования. Прошу вас, мэм, мы хотим задать ему ещё несколько вопросов. — Вы не имеете права, — возмущённо повторяет Шерри, не слушая его и упрямо подталкивает сына к лестнице. — Идём, Майк. Бросив последний взгляд на детективов, тот поднимается по ступенькам. Мать спешит следом, не оборачиваясь, и наконец дверь за ними со стуком захлопывается. — Упс, — бурчит Лу, снова бухаясь на матрас. — Мамаши всегда появляются некстати. — Тебе виднее, — насмешливо хмыкает Зак, присматриваясь к режимам стирки на панели брошенной Майком без присмотра машинки, и тычет пальцем в кнопки, запуская её. — А как тебе его рассказ? Его реакции? Из нас двоих ты спец по психологии. И по славе тоже, — лукаво добавляет он. — И по мамашам. Лу традиционно пропускает подколку мимо ушей и задумчиво говорит: — Не думаю, что пацан врёт. Он, конечно, мог бы положить глаз на молодую училку, пристать к ней, получить пинка под зад и сгоряча её придушить, представив жертвой нападения аллигатора. Вполне себе рабочая версия, согласись. Но затык в том, что как раз этого чёртова аллигатора он страстно выгораживает, будто это его родной дядюшка… и потом, не похоже, что он способен задушить женщину, если та ему не дала. Он явно уважает свою мать, помогает ей по хозяйству, видя, как она день и ночь гнёт тут спину, будто рабыня, он понимает, что она делает это ради него… а такой пацан не будет душить женщин по пустякам, — Лу нарочито подчёркивает последнее слово. — Эй, эй. Вирджиния Чивингтон не была задушена, мистер психоаналитик, это данные экспертизы, — напоминает Зак. — Причиной её смерти назван аллергический отёк гортани, последовавший за укусом ядовитой сороконожки. — Я помню, помню, не нуди, — Лу легко выпрямляется и тщательно отряхивает слаксы. — Нам следует подробнее расспросить Майка Уильямса о драгоценном семейном аллигаторе, о сороконожке и о том, почему мисс Чивингтон, учитывая утренний инцидент в своей спальне, всё равно отправилась вечером к болоту. Но только предварительно убедившись в полном отсутствии его заботливой мамочки в радиусе пары миль от него. Хотя… — Лу глубоко задумывается и наконец изрекает: — Пойду-ка я ва-банк. То есть на кухню. Шерри и Майк наверняка там. Скажу, что хочу вместо парадного ужина в столовой перекусить у себя в комнате, и попытаюсь втереться к ним в доверие. К ним и к кухарке, которая к тому же нашла парализованного хозяина под лестницей тринадцатого апреля. В общем, не скучай тут без меня, красавчик! Он треплет Зака по щеке, устремляется вверх по лестнице, прыгая через несколько ступенек, и исчезает из виду, прежде чем Зак успевает вымолвить хоть слово. А ведь тот собирался спросить Лу, что знает о нём Виктор Леруа.* * *
«Кухня — лучшее место в этих шикарных южных особняках со времён дяди Тома», — рассеянно размышляет Лу, принюхиваясь к умопомрачительному запаху свежей выпечки и с деланной робостью косясь на кухарку, королеву этого царства кастрюль. Здесь на стене висят связки лука и кукурузных початков, отнюдь не декоративные. Чуть выше мирно тикают большие старинные часы. Долли Пирсон возится с духовкой, гремит утварью, делая вид, что не замечает помощницы детектива из Нового Орлеана, но наконец не выдерживает и поворачивается к Лу, скрестив руки на груди. Седая голова её повязана яркой цветастой косынкой, полосатый фартук измят, карие тёплые глаза, увеличенные толстыми стёклами круглых очков, насмешливо блестят, когда она объявляет: — Вы совсем как наш енот Феликс, мисс, так же умильно поглядываете, будто хотите кусочек куриной печёнки. Почему вы не ужинали вместе со всеми в парадной столовой? — Она такая парадная, эта ваша столовая, — немедля откликается Лу, стараясь не ухмыляться. — Я просто теряюсь перед всеми этими важнющими леди и джентльменами, которые точно знают, что и какой вилкой надо есть. И смотрят на меня как на бродячую шавку, — он драматически вздыхает. — Что ж, так оно и есть. — Теряетесь? Бродячая шавка? Вы? Уж будто бы! — тёмные губы старухи складываются в скептическую улыбку. — Такой свиристелке, как вы, дай только волю показать себя, хвост распустить, а перед кем — без разницы. И вы не бродячая шавка — вы ищейка, — сощурившись, она указывает корявым пальцем на его ошейник. Лу смеётся, очень довольный такой характеристикой. — Да вы проницательны, как настоящая пифия, миссис Пирсон. Сдаюсь. Просто о важнющих леди и джентльменах у меня уже сложилось определённое представление, а об остальных обитателях этого дома — пока нет. А где завязывать знакомство, как не на кухне? За яблочным пирогом с корицей, м? Он демонстративно облизывается. Кухарка проворно обмахивает полотенцем табурет, придвигая его к столу, где на фарфоровом блюде красуются остатки пирога: — Подсаживайтесь, так и быть, мисс Ищейка, и я с вами выпью чашечку чая с мятой. Уговаривать Лу ей не приходится — через секунду тот уже восседает на табурете, цапнув кусок пирога с блюда. Относительно своего маскарада он почти не беспокоится: кухарка стара, полуслепа, да и его вызывающе выпяченные пышные груди кого угодно введут в заблуждение, говори он хоть басом и отрасти бороду до пупа. — Тарелка-то вот она, — Долли укоризненно качает головой. — Забавная вы, мисс Ищейка. Как дитё вроде, всё в игры играетесь. Лу перестаёт жевать и внимательно смотрит на старуху. — Просто мне это нравится — енот ли я, свиристелка или ищейка. — Лет пятьдесят назад я тоже любила поиграть, особенно с мужчинами. Можете не верить, но мои сиськи тогда торчали точь-в-точь как ваши, и всякий на них облизывался, у кого хоть что-то шевелилось в штанах, — важно провозглашает кухарка и прыскает со смеху вместе с Лу. Она тоже присаживается к столу и разливает чай по двум чашкам из красного фаянса, пролив немного на столешницу. — Плоховато я стала видеть, — признаётся она, промокая лужицу салфеткой, которую протянул ей Лу, — но не хочу, чтобы хозяева про это знали. А то выгонят ещё, не приведи Господь. Лу сочувственно кивает: — Катаракта? У моей тётушки Уитни была. Мы ездили с нею по офтальмологам, и вот однажды она решилась на операцию. И что вы думаете? До конца её дней мне не приходилось даже вдевать для неё нитку в иголку. — Нашли чем хвастаться, лентяйка, — кухарка снова по-девчоночьи прыскает при виде нарочито вытянувшейся физиономии Лу. — Только сдаётся мне, не было у вас никакой подслеповатой тётушки. Это вы всё сочинили, чтобы меня разговорить, мисс Втируша. Так просто спросите, чего надо, и всё. — Нет, я ничего не выдумываю, но спросить спрошу, — Лу ставит чашку на стол, и живое лицо его становится абсолютно серьёзным. — В полицейском отчёте написано, именно вы, мэм, обнаружили старого хозяина на лестнице, когда с ним случился удар. Как это произошло? — Верно, это я нашла мистера Роджера, — кухарка тоже отставляет чашку в сторону и складывает тёмные узловатые руки на прикрытых полосатым фартуком коленях. Взгляд её вдруг делается жёстким. — Наказание гордому — его падение, так гласит Писание. Вот он и упал вниз… и лежал там в луже собственной мочи, а теперь не осознаёт даже, где он и что с ним, хуже малого дитяти. «Он был властным, — вспоминает Лу слова Белинды Монтгомери. — Деспотичным. Очень сильным… Настоящим мужчиной». — Вы давно у него работаете? — осведомляется он. — Да почитай, двадцать лет, — машет рукой Долли. — С той поры, как он внуков сюда привёз. Мистера Стива и мисс Линду. У-у, как же они его боялись, бедняжечки, да и я тоже, такой он всегда был грозный. Бывало, зайдёт в кухню, так поджилочки затрясутся — а ну как где очистки позабыла убрать или кастрюля брошена неотдраенной. С него бы сталось меня туда носом сунуть, как напаскудившего кота. — Вы нашли его рано утром, как я понимаю, — тихо говорит Лу, жадно впитывая каждое слово этого безыскусного рассказа. — Он что, часто гулял по утрам? Миссис Пирсон неопределённо поднимает брови и молча отводит взгляд. — Что? — требовательно спрашивает Лу, почуяв неладное, какнастоящая ищейка, и подаётся вперёд, взяв её за руку. — Долли, пожалуйста, расскажите мне, в чём дело. — Вы будете смеяться, — бормочет кухарка, но руки не отдёргивает. — Да нет же, нет! — с жаром заверяет Лу, и старуха наконец сдаётся. — Он всем говорил, что ему, дескать, полезно по утрам гулять. Но он искал Квартеронку. Иногда всю ночь напролёт, до самого рассвета, — решившись, полушёпотом объясняет Долли. — Не подумайте только, что я выжила из ума, нет, мисс. Но никто в этом доме не расскажет вам про Квартеронку, хотя все знают, что она здесь. — Не понимаю, — признаётся Лу, напряжённо сдвинув брови. — Не расскажут, потому что это просто бредни, — раздаётся с порога резкий женский голос, и Лу, даже не оборачиваясь, узнаёт его. В кухню вошла Шерри Уильямс. — Сказки, бабкины сказки, вот что это такое. Несчастный призрак чёрной рабыни, удавившейся из-за любви к хозяину. Сто двадцать лет назад, ещё до войны. Мыльная опера из телевизора, да и только. «До Гражданской войны», — машинально отмечает про себя Лу. Отмечает он и то, что Шерри этого даже не уточнила. До войны — и всё. — А вот и нет, миссис Всезнайка! — вспыхивает старуха, явно обидевшись на «бабкины сказки». — Квартеронка всё ещё здесь! Лу понятия не имеет, о чём они обе толкуют, но не переспрашивает, не перебивает, навострив уши, как пёс, боящийся спугнуть добычу. — Тогдашний хозяин приказал её высечь, а она возьми да и удавись на лестнице. Прямо с балясин свесилась — босая, в белой нижней рубашке. С тех пор всё ходит в таком виде по дому, с верёвкой вокруг шеи, ходит и плачет, бедная, — дрогнувшим голосом заканчивает старуха. — Бред, — исчерпывающе сообщает Шерри, аккуратно ставя на стол поднос с грязной посудой. Лу вдруг приходит в голову, что интонацией и манерами экономка абсолютно точно копирует Белинду Монтгомери. Только без её эмоциональности. — Я сама её видела и слышала! — сердито выкрикивает Долли, а Шерри бормочет — ехидно и очень тихо: — Да ты слепа, как крот, и глуха, как пень, Долли Пирсон. На что старуха ни словом не возражает — наверное, и в самом деле не слыша нападок. — В этом доме удавленники не редкость, — торопливо вмешивается Лу. — Вон и мистер Джозеф тоже… того. — Что взять с пьяницы, — пренебрежительно бросает Шерри и поджимает полные губы, будто опомнившись. — Но он же не вешаться сюда приехал, а за наследством, — резонно замечает Лу, на что Долли вдруг выпаливает: — Может, она его и заставила, Квартеронка-то. Пришла и заставила. В кухне повисает напряжённая тишина, нарушаемая лишь тиканьем ходиков на стене. «Чёрт, ни хрена себе версия», — думает Лу, по привычке запуская пальцы в свои распущенные кудри, а вслух спрашивает: — А почему вы сказали, что мистер Роджер, мол, выходил, чтобы поймать этот призрак? — Так оно и было, — запальчиво отвечает старуха. — Он на ней прямо помешался, на Квартеронке. Потому что самолично её видел, как ни фыркают тут некоторые умницы с Севера, — она с вызовом косится в сторону Шерри. — И так же самолично мне об этом сказал! Экономка только усмехается краем губ. — Поправьте меня, если я ошибусь, — медленно говорит Лу. — Существует легенда, что в Мэнгроув Плейс обитает призрак некоей рабыни-квартеронки, покончившей с собой больше ста лет тому назад, после того, как тогдашний хозяин поместья приказал её высечь. Как её звали? — Сара Мэй. Он с ней спал, хозяин-то, а потом она ему надоела, но никак не хотела этого признать, докучала ему, — скороговоркой выпаливает кухарка. — И это никакая не легенда, а сущая правда! Лу кивает, не споря: — Итак, несчастная девчонка удавилась на перилах, после чего принялась являться всем подряд, и наконец дошла до старого мистера Роджера, который решил за нею поохотиться и поэтому бродил по дому и вокруг него под предлогом полезных для здоровья прогулок, пока не грохнулся с лестницы. Верно? — проговорив всё одним духом, он ждёт реакции. — Это она столкнула его, Сара Мэй, — хрипло шепчет старуха, в то время как Шерри с досадой закатывает глаза к потолку. — Она отомстила ему! — За что? — тут же осведомляется Лу, но этот вопрос остаётся без ответа. — Просто у него наверняка был застарелый атеросклероз, — сухо сообщает экономка, начиная проворно мыть посуду, составленную ею в двойную раковину, — вот ему и мерещилось всякое. А вы, — она переводит обвиняющий взгляд на Лу, — ходите тут и собираете древние сплетни! Вот зачем вы на кухню-то заявились? Снова искали моего Майка? Её тёмные глаза грозно сверкают. — Миссис Уильямс, — спокойно говорит Лу, поднимаясь с табурета, — мы не враги вам и вашему сыну. Нам с боссом нужно досконально прояснить обстоятельства всех происшествий в этом доме. Поэтому я хочу закончить беседу с Майком в вашем присутствии, на чём вы и настаивали. Может быть, вы просто позовёте его сюда? Пожалуйста. Давайте, я домою посуду. — Ещё чего! — моментально ощетинивается Шерри. — Я умею, — Лу растопыривает наманикюренные пальцы. — Не обращайте внимания на это. — Прекратите выпендриваться! — огрызается Шерри, а кухарка вдруг трогает Лу за локоть, показывая глазами: «Не надо». Он продолжает пристально всматриваться в нахмуренное замкнутое лицо молодой женщины. Та, закрутив кран, сосредоточенно вытирает руки полотенцем. — Ладно, — говорит она наконец. — Ладно, я сейчас его позову. Но она не успевает сделать ни шагу из кухни, потому что именно в этот момент сам Майк влетает сюда, держа подмышкой Феликса. Енот возмущённо прижимает уши, как кот, но не сопротивляется такому бесцеремонному обращению со своей персоной. — Слушай, ма, — возбуждённо выпаливает Майк, даже пританцовывая на месте, — этот хрен с горы говорит, что типа Феликс нагадил у него в комнате! Он прыскает со смеху, но тут же осекается, заметив Лу, который тоже весело фыркает и объясняет: — Да они невзлюбили друг друга, вот этот мелкий стервец и пакостит… мистеру Леруа, я не ошибаюсь? Под «хреном с горы» ты его подразумевал? Майк сумрачно кивает. — Расскажи этой мисс всё, что она со своим боссом ещё хочет узнать, — устало велит ему мать, — а потом я схожу и приберусь в комнате у мистера Леруа, — она ядовито усмехается. — У меня полно дел, так что он подождёт.* * *
«В США долгое время существовала так называемая «Зеленая книга». Она была выпущена обычным почтовым сотрудником Нью-Йорка Виктором Хьюго Грином. Книга была рассчитана на цветных жителей США и успешно выпускалась с 1936 по 1966 год в период активной расовой сегрегации. Книга эта спасла немало путешествующих афроамериканцев, так как являлась настоящим справочником практически по всем местам Штатов, где небелый гражданин мог остановиться на ночлег, перекусить, сходить в туалет без угрозы для жизни и здоровья. Говоря современным языком, это был путеводитель для цветных. После отмены расовой сегрегации книга, естественно, сразу перестала быть популярной и вскоре исчезла из открытой продажи. Некоторые оригинальные образцы можно найти до сих пор в частных коллекциях и библиотеках США».(Источник: Интернет)
* * *
— В общем-то, — со вздохом докладывает Лу внимательно слушающему его Заку, сидя на столе в его комнате и уплетая кусок принесённого с кухни пирога, — пацан больше не сказал ничего существенного. Никаких сороконожек ни на трупе, ни возле него он не заметил. Да и как, собственно, если над беднягой уже поработал Старина Монти, таская её туда-сюда. — И снова всё тот же резонный вопрос: зачем учительница пошла к болоту после утреннего инцидента с сороконожкой? — задумчиво говорит Зак, потирая переносицу. К пиршеству, устроенному Лу у него на столе, он не присоединился — ужинал с остальными домочадцами в столовой, вёл чинные беседы. — Да ещё и так поздно? Миссис Пирсон, Шерри или Майк никаких предположений по этому поводу не выдвигали? — Нет, — хмыкает Лу, дожёвывая последний кусок пирога. — Чёрт, я женюсь на Долли, она божественно готовит. — Ты растолстеешь, — безапелляционно предрекает Зак. — Ну, что же мы будем сейчас делать — смотреть бейсбол или искать твою пресловутую Квартеронку? Думаю, рано или поздно всё равно придётся заняться этим фамильным призраком. — Ни того, ни другого, — деловито сообщает Лу, облизнув пальцы, и соскакивает со стола. — Поищу демонических близнецов, пока их мамаша принимает ванну с иланг-илангом. Майк сказал, что они по вечерам всегда тусят на том здоровенном дереве, что растёт у них под окном. Скоро гнездо там совьют. Занятно, что Майк вроде как пренебрегает ими, но, тем не менее, в курсе всех их похождений. — Это вяз, — невозмутимо уточняет Зак, начиная обуваться. — Ты-то куда собрался? — Лу дурашливо округляет глаза в деланном недоумении. — Полевой работник здесь я. Арчи как-его-там, а ты — Ниро Вульф. Так что сиди здесь и окучивай орхидеи. — Угу, дожидайся, — Зак подхватывает со спинки стула свой тонкий коричневый пиджак. — Идём, Арчи Гудвин. Откуда знаешь про иланг-иланг? — Она пафосная штучка, эта миссис Конни Чемберс, — живо отзывается Лу, подходя к двери. — Высокомерная лощёная крикуша, но любит шик. Короче, если такая дрочит в ванне, то только в пене с илангом. Но вообще-то… — он выдерживает драматическую паузу и фыркает: — Вообще-то я к ней просто принюхался, когда заходил расспросить про учительницу, вот и всё. Зак с ухмылкой тычет его кулаком в бок, но тут же перестаёт улыбаться и говорит: — Как считаешь, высокомерная лощёная крикуша способна убить ради получения наследства для своих детишек? — Теоретически — вполне, — Лу прислоняется к стене, серьёзно глядя на него. — Но она слишком респектабельна, и её очень волнует общественное положение этих детишек. Вряд ли она решится наградить их клеймом «дети преступницы». Ну если только не будет уверена, что останется безнаказанной. — Так что… — начинает Зак в замешательстве. — Так что хер знает, — безмятежно заключает Лу и ответно тычет Зака кулаком в плечо. — Мне вот очень интересно, есть ли у Конни Чемберс любовник или любовница и не замешаны ли он или она в этом дурно пахнущем, — и отнюдь не илангом, — дельце. Ну что ты застыл, как статуя? Пошли, мистер Вулф. Никто не встретился им на лестнице или в просторном холле. Огромный дом кажется пустым. Ковры, заботливо вычищенные Майком, скрадывают звук шагов, со стен строго взирают фамильные портреты и оленьи головы. Лу, забавляясь, обводит их тонким лучом фонарика — свет практически нигде не горит. — Квартеронки-то не видно, — сообщает он, когда оба выскальзывают наружу, спускаются с крыльца и заворачивают за угол. Липкая духота обволакивает их, звеня москитами, щекоча ноздри запахом болотной тины. — Блядь, меня кто-то укусил, — жалуется Лу и задирает голову, чтобы посмотреть на окна комнаты близнецов. Испанский мох щедро украшает своей пиратской бородой кору огромного вяза, ветви которого протянулись прямо к подоконнику. Идеальное место для домика на дереве. Но близнецов там нет, и света в комнате тоже нет. Темнота. Тишина. Только, если прислушаться, можно разобрать бодрое бормотание телевизора, доносящееся из спальни Конни Чемберс. — Детишки мирно спят, — резонно предполагает Зак. — А вот фиг, — хмыкает Лу, по-прежнему глядя вверх. — Они удрали, спорим? Подсади меня, и я проверю. Зак покорно сгибается пополам, упираясь рукой в древесный ствол и подставляя спину. Будь Лу Филипс девчонкой, весил бы вдвое меньше, думает он с усмешкой. Ветки шелестят и покачиваются, Лу тихо чертыхается, на голову Заку сыплются сухие листья — его бесшабашный напарник возвращается обратно. Лу мягко, как кот, спрыгивает вниз, держа под мышкой хорошо знакомого обоим полосатого енота, который снова не противится такому обхождению. Зверёк, кажется, к нему привык и даже довольно урчит, уставившись на Зака нахальными раскосыми глазами. — Близняшек действительно в комнате нет, — вполголоса докладывает Лу. — Но Майк говорил, что вечерами они часто ходят к болоту. Пойдём и мы. — Животное-то поставь, — ворчит Зак, вытирая взмокшую шею. — Это не какое-то там «животное», это Феликс, и я ему нравлюсь, — важно возвещает Лу, опуская енота на землю. — Вот он и увязался за мной. Хороший ты парень, Фел, — давай, показывай дорогу. Он легонько почёсывает зверька за ухом, и тот, будто поняв эти слова, с фырканьем топочет вперёд по тропинке. Лу устремляется за ним, оборачиваясь на ходу, чтобы выпалить: — У меня, кстати, есть теория насчёт детей и животных. — Внемлю, — вздыхает Зак, споткнувшись о здоровенный корень, торчащий из земли, и едва не растянувшись. Любые теории Лу рано или поздно оказываются полезными для хода расследования. Он снова включает карманный фонарик, и тонкий жёлтый луч выхватывает из темноты каменистую тропинку, уводящую вниз, к болоту. — Дети и домашние животные, — рассудительно продолжает тем временем Лу, вышагивая впереди него так уверенно, словно фонарь ему вовсе не нужен, — вот показатель душевного здоровья семьи. Или нездоровья. Взять хотя бы Феликса — он чей? Обитает он в доме Монтгомери, но принесли его туда и больше всех с ним возятся экономка и её сын. И что же: зверь ручной, независимый и славный, хоть и вредина. Он легко проскальзывает под простершейся над тропой корявой чёрной веткой. Зак на миг переводит на неё луч фонаря. Оказывается, то, что он принимал за уродливый чёрный нарост на коре, — на самом деле маленькая сова. Неясыть. Её круглые жёлтые глаза вспыхивают в полосе света, но она не улетает, безмолвно ждёт, когда же люди скроются из вида. Таинственный дух этих сумрачных зарослей. В словах Лу есть резон, решает Зак, но сказать об этом не успевает. — Тс-с! Выруби свет! — выдыхает Лу, замерев на месте в охотничьей стойке. Зак послушно щёлкает кнопкой фонарика, снова наступает тьма, и в этой кромешной тьме он отчётливо слышит впереди какие-то странные звуки. Возню, шорох, тихие возбуждённые голоса и истошный писк. Он с удивлением смотрит на Лу, а тот устремляется вперёд, будто стрела. Зак спешит следом, то и дело спотыкаясь о выступающие корни и шёпотом чертыхаясь. Сам Лу движется совершенно бесшумно, возникнув, будто тень, из зарослей возле ярко освещённой луной полоски прибрежного ила — прямо за спинами двоих детей, скорчившихся у края болота. Саманта и Джерри так напряжённо за чем-то наблюдают, что не замечают ни Лу, ни Зака, который, по правде говоря, довольно шумно пыхтит. Но лягушка верещит громче. Большая болотная лягушка беспомощно разевает пасть и кричит, кричит, кричит, сама застряв в пасти чёрного, как уголь, желтощёкого ужа. Уж кажется огромным, как удав. Он заглатывает лягушку медленно, но неотвратимо, по его похожему на блестящий шланг туловищу одна за другой прокатываются волны судорог. — Хватит, Джер! Это мерзко! — вскочив, пронзительно выкрикивает Саманта. Её светлые кудряшки растрёпаны и липнут ко лбу. — Прогони его! — Ты слабачка, Сэм, — презрительно бросает ей брат. — Проваливай и не мешай. А я хочу посмотреть, справится ли он. — Он-то справится, — не выдержав, Зак включает фонарь, и близнецы в панике подскакивают, их глаза-блюдца округляются ещё сильней. — Но я тоже не желаю этого ни видеть, ни слышать, как и юная леди. А вот вы, мистер Чемберс, наверняка с большим энтузиазмом любовались бы, как казнят людей. Он брезгливо наступает ужу на хвост и ждёт, пока тот, извиваясь и тужась, не выплюнет несчастную лягушку, которая наконец замолкает и кое-как ковыляет в кусты. Уж стремительной чёрной лентой утекает в сторону болота. — Блядь, — цедит сквозь зубы Лу и даже не извиняется. — Пакость какая. — Её всё равно там кто-нибудь сожрёт, лягушку эту дурацкую, — вызывающе бросает Джерри, бледный, как и сестра. — Старина Монти. Или какая-нибудь цапля. Она же покалеченная. Это мой водяной уж, он ручной, его зовут мистер Брауни. И вовсе бы я не любовался, как людей казнят, ещё чего! Он начинает плакать, сам того не замечая, и вытирает мокрые щёки грязным кулаком. — Вы только что назвали свою сестру слабачкой, — холодно напоминает Зак, не собираясь его щадить, — потрудитесь же держать себя в руках, как подобает мужчине и джентльмену. — Джерри не жестокий, — вдруг выпаливает Саманта, выступив вперёд, — он просто… естествоиспытатель. Мисс Джинни тоже так говорила, то есть мисс Чивингтон. Наша учительница. Она запинается и умолкает, когда брат кидает на неё яростный взгляд. — Понятно, — задумчиво произносит Лу, внимательно рассматривая обоих. — Вообще-то мы искали вас, чтобы расспросить про пресловутую сороконожку, которая… Он не успевает договорить, потому что Джерри вдруг отчаянно кричит, стиснув кулаки: — Я не хотел! Я не знал, что она укусит мисс Джинни! Понимаете?! Я не хотел! — Он не хотел! — вторит брату Саманта. От этих воплей у Зака звенит в ушах. — Блядь! — Лу хватает за плечо Джерри, рванувшегося было в сторону. — Спокойно, парень, тебя никто ни в чём не обвиняет! — Меня посадят в тюрьму, да? Да? — не слушая его, надрывно бормочет тот, пока Зак крепко удерживает за руку обливающуюся слезами Саманту. — Никто никого никуда не посадит, — твёрдо заверяет он и присаживается на корточки перед испуганной девочкой. — Юная леди, а ну-ка, включите своё здравомыслие, оно у вас есть, и более того, в вашей парочке его унаследовали только вы. Он вытаскивает из кармана и протягивает Сэмми свой белоснежный носовой платок с монограммой «ЗП». — В-вот ещё, — обиженно бурчит Джерри, уже не пытаясь вырваться из хватки Лу и вытирая нос свободной рукой. — Итак, откуда взялась сороконожка? — не давая детям опомниться, властно спрашивает Зак. — Полиция явно получила крайне усечённую версию событий. Давайте, выкладывайте, мы ждём. Саманта боязливо и жалобно смотрит ему в лицо. — Мисс Джинни, — прерывисто вздохнув, начинает она, — больше всего любит… любила зоологию. — Я тоже, — немедля вворачивает Джерри. — И она говорила, что в восторге от… — девочка на миг задумывается, припоминая, — от гармоничности фауны луизианских болот. Местного би-о-це-ноза. И мы решили… — Я решил, — перебивает сестру Джерри. — …показать ей сороконожку, — взахлёб продолжает Саманта. — Мы её поймали. — Я поймал, — вновь сердито уточняет брат, длинно шмыгнув носом. — Не лезь, Сэм! И это была никакая не сороконожка, а сколопендра гигантская из отряда губоногих. Но мисс Джинни ей не обрадовалась. — Она начала кричать, — подхватывает Саманта. — Ужас, как она кричала. Девочка осекается, вспомнив, видимо, злосчастную лягушку. Зак безмолвно переглядывается с Лу, а тот резко бросает: — И куда же подевалась эта чёртова губоногая сколопендра? — Не знаю, — Джерри покаянно опускает голову. — Я утром принёс её в комнату, где мы обычно занимались, то есть в спальню мисс Джинни. И выпустил, но я за нею следил. Честно, следил! Я не хотел, чтобы она кого-нибудь укусила! — он снова шмыгает носом. — Но она куда-то уползла, когда мисс Джинни увидела её и закричала. Мы её везде искали, но не нашли. — А мисс Джинни, мисс Джинни, — возбуждённо тараторит Саманта, глядя то на брата, то на обоих детективов, — всё никак не могла успокоиться. И не хотела больше ночевать в той комнате. — Понятно, — подумав, резюмирует Лу, — ей сразу разонравилась луизианская фауна, но тем не менее, к болоту она зачем-то пошла. Да ещё и поздно вечером. Зачем? Решила заночевать там? Шутка получилась явно неудачной. — Она всегда говорила, что хочет увидеть Старину Монти, — сдавленным голосом поясняет Джерри. — Аллигатора. И все умолкают. Тишину нарушает только доносящийся из зарослей печальный крик какой-то птицы. — Идёмте отсюда, — устало говорит Зак. — Вам давно пора спать. Близнецы не возражают. Они и вправду еле волочат ноги, приближаясь к дому. А не доходя до поворота к парадному крыльцу, и вовсе останавливаются. — Можно, мы вернёмся к себе… ну… как обычно? — робко просит Саманта, подтолкнув брата локтем. — Не хотим, чтобы мама узнала, что нас не было в доме, — полушёпотом поясняет тот. — Давайте, валяйте, — разрешает Лу, переглянувшись с Заком, и близнецы ловко, как обезьянки, повисают на ветках своего вяза. Их даже подсаживать не требуется, и через несколько минут наверху едва слышно откидывается оконная рама. — Мне нужна полная копия полицейского отчёта о смерти Вирджинии Чивингтон, не дав Заку и рта раскрыть, заявляет Лу. — Достань мне его. Какого хрена они вписали туда эту сороконожку вместо сколопендры гигантской, долбоёбы? Прости за лексикон, но я начинаю ненавидеть сраную луизианскую фауну, босс. Губы его улыбаются, но глаза — нет.* * *
Незадолго до рассвета Лу просыпается весь в поту и рывком усаживается на постели, глядя прямо перед собой широко раскрытыми глазами и в первые мгновения не осознавая, где вообще находится. Сердце у него гулко стучит, во рту пересохло. — Блядь, — шепчет он. В спальне тихо и темно, ветерок из приотворённого окна едва слышно перебирает полоски жалюзи, но Лу не покидает ощущение, что в запертой им изнутри на замок комнате только что кто-то был. Кто-то, кроме него самого. Этот кто-то стоял у постели и рассматривал его, спящего, в упор. Под этим тёмным взглядом, пристальным и изучающим, он и проснулся. — Пойду отолью, — громко сообщает Лу невесть кому и поднимается с измятой повлажневшей простыни. — А то так ведь и уссаться недолго в антикварной-то кровати. Позору не оберёшься. Обратно в антикварную кровать он, впрочем, не возвращается, а отпирает дверь спальни и снова деловито извещает вслух неведомо кого: — Жрать хочется. Схожу на кухню, может, моя красотка Долли там ещё кусок своего расчудесного пирога оставила, благослови её Господь. Ответа, ясное дело, Лу не получает. Запахнув полы белого шёлкового халата, он неслышно проходит по коридору, минует дверь спальни Зака и спускается вниз по покрытой ковром лестнице. И шёпотом чертыхается, когда на середине пролёта к нему присоединяется вынырнувший откуда-то Феликс — такая же почти невидимая тень, едва слышно пофыркивающая. — Привет, бро. Ты меня заикой оставишь, — ворчит Лу, почёсывая лохматый бок енота босой ступнёй. Это приятно, чёрт забери полосатого засранца. И на сердце становится как-то полегче. В тускло освещённой кухне он обнаруживает ещё одного неспящего — положив ногу на ногу, в плетёном соломенном кресле восседает Виктор Леруа. В его бокале темнеет багряная жидкость, и он смотрит на вошедшего Лу сперва затуманенно, потом — изумлённо, а потом — с привычной насмешливостью. На нём узкие тёмные брюки и такая же тёмная рубашка, напоминающая камзол, блестящие чёрные волосы зачёсаны назад. Он выглядит как модель с рекламы дорогущей туалетной воды в женском журнале — несмотря на всегдашнюю бледность, которую фотограф бы непременно отретушировал. — Приветик. Не рановато ли начинаете? — не может удержаться Лу от подколки, кивнув на бокал с вином в руке Виктора. — Поздно заканчиваю, — парирует тот, отпивая ещё глоток и запуская пальцы в вазу с засахаренными печеньицами, стоящую рядом на столе. — А вы что тут разнюхиваете, мисс Филипс?? Его бархатный голос полон яда. — В данном случае — яблочный пирог Долли, — невозмутимо сообщает Лу, распахивая массивные дверцы старинного буфета. — Не попадался? А, вот и он. Блюдо с несколькими кусками пирога заботливо прикрыто кулинарной фольгой, но дивный запах корицы, яблок и сдобы Лу действительно чует даже сквозь неё. Феликс тычется носом в его голые щиколотки, явно желая поучаствовать в пиршестве, а Виктор кривится: — Только этого наглеца здесь не хватало. Притащился. Лу весело отмечает про себя, что Виктор говорит о еноте, как о надоевшем родственнике, но рассудительно произносит, отламывая Феликсу корочку от пирога: — Ему тоже не спится, а если не спится, надо поесть. Вы всегда так поздно ложитесь, мистер Леруа? — Это вы пытаетесь ненавязчиво выяснить, не был ли я свидетелем либо, что куда интересней, инициатором несчастных случаев в моей семейке? — вопросом на вопрос отвечает Виктор, отпив ещё немного из бокала и лениво покручивая его в пальцах. — Я с детства веду исключительно ночной образ жизни, но, к сожалению или к счастью, не присутствовал при кончине дяди Джоза, тёти Кристи и несчастной училки, мисс Как-её-там. Хотя все они умерли ночью, что да, то да. — Мисс Чивингтон, — уточняет Лу, присев на край стола по своей привычке, и в упор глядя на собеседника. — Почему из всех троих вы назвали несчастной только её? — Остальные были безнадёжно стары, а дядя Джоз к тому же — развязавшийся алкаш, — пожимает худыми плечами Виктор. — Мне их не жаль. Тётя Кристи всегда вела себя как невероятно вздорная ханжа, а у дядюшки мозги съехали набекрень от виски. Учительница же была молода, хоть и не особо симпатична, но неглупа. И умела справляться с этой парой маленьких чертенят, моих троюродных племянничков. Могла бы жить и дальше, но ей зачем-то вздумалось прогуляться ночью к болоту. Она всё болтала о том, как интересно было бы взглянуть на Старину Монти. Ну вот и взглянула. Вуаля! Он привычно щёлкает пальцами. — Вы верите в версию с сороконожкой? — осведомляется Лу, и Виктор вновь равнодушно пожимает плечами: — Полиции виднее, не так ли? Он запрокидывает голову, осушая бокал до дна, а потом смотрит на Лу смешливо поблескивающими, глубокими, как омуты, глазами: — Мой кузен не верит полицейским, потому и вызвал вас. Я верю, поскольку мне так удобнее. Я всегда делаю так, как мне удобнее. В данный момент — просто жду, когда же наш патриарх отправится к праотцам. Как ждут этого все остальные. — Но вы и сами можете стать следующей жертвой, мистер Леруа, если полицейские неправы и в доме действительно орудует убийца — один или двое, — напрямик говорит Лу. — Вас это не волнует? — А жизнь вообще опасная штука, разве нет? — легко отвечает Виктор, плавно поднимаясь на ноги, чтобы достать из буфета новую бутылку. — Опасности только делают её занимательнее. Кстати, в ночных клубах Нового Орлеана ходят слухи о некоей загадочной смертельной болезни, поражающей грешников, погрязших в разврате. Я про тот разврат, за который был наказан Содом. Лу дурашливо округляет глаза: — Вау, милосердный Господь решил в очередной раз покарать грешников, наслав на них неизвестный мор? Что ж, бывает. Но я, к счастью, не хожу по клубам, разве что мой босс велит мне проследить за неверными мужьями или жёнами. Приходится подчиняться, как бы мне это не претило, иначе он запросто уволит меня, — Лу сокрушённо разводит руками, соскакивает со стола и запахивает полы халата. — Да неужели? — Виктор поднимает брови, усаживаясь обратно в кресло. Его явно забавляет эта пикировка. — Да, — энергично кивает Лу, — он просто зверь, мой босс. — И в знак принадлежности ему, — вдруг спрашивает Виктор, — вы носите этот ошейник? И эти сиськи? «Ого», — думает Лу, на миг опуская ресницы. Мистер Леруа действительно знает о нём больше, чем нужно. — Да ладно, — весело хмыкает он, — где сиськи, а где ошейник? — На вас, я полагаю, — теперь Виктор забавляется уже откровенно. — Когда вы перекроили себе верх, почему не дошли до низа? Если уж так стремились угодить боссу? Вы же ради него это сделали, верно? Лу хочет отвернуться, но заставляет себя с прежней беззаботностью смотреть в насмешливое лицо Виктора. Зак Пембертон никогда не спрашивал, зачем Лу решился на операцию. Зачем вернулся в Луизиану. Зачем пришёл к нему в агентство. Никогда. Зак Пембертон, зануда и педант. Его лучший друг. Лу так и говорит: — Он просто мой лучший друг. Со времён средней школы. Вот и всё. — В таком случае, — после паузы Виктор салютует ему своим бокалом, — примите мои соболезнования, мисс Филипс. Всё зря. — Спасибо, — кротко отзывается Лу. — Вы так любезны. Можно последний вопрос? Каким человеком был Роджер Монтгомери до того, как с ним случилось это несчастье? — Бездушным мерзавцем, стремившимся если не сломать, то согнуть всех, кто его окружает, — не раздумывая, чеканит Виктор, и Лу благодарно кивает: — Спокойной ночи. Пока он поднимается по лестнице, за ним внимательно наблюдают три пары глаз. Одна из них принадлежит Виктору, вторая — Феликсу, не пожелавшему оставаться в кухне вместе со своим недругом и притаившемуся в укромном закутке у ступенек. Третий наблюдатель невидим для всех, но именно его взгляд Лу ощущает как прикосновение чужой ладони к спине сквозь шёлк халата. Он даже оборачивается на ходу. Но никого не видит.* * *
Этот дом очень, очень стар. Его фундамент был заложен здесь сразу после того, как с берегов впадающего в болото ручья исчезли вигвамы чикасавов. После второй франко-индейской войны французы возвели неподалеку свой форт, и индейцы навсегда оставили эти места. И тогда фундамент Мэнгроув Плейс, фундамент из крепких каменных глыб, был заложен в покинутой ими земле, в ржаво-красной земле краснокожих. Но тени давно ушедших в небытие чикасавов всё ещё остаются здесь, как и их кости, изредка вымываемые водой из глубины оврагов. Как наконечники их стрел или каменные палицы, становящиеся добычей местных музеев. Гортанный говор чикасавов можно даже различить в бормотании устремлённого к болоту ручья. Если бы нашёлся тот, кто сумел бы это сделать.* * *
— Кто-то приходил ночью в мою комнату, — громко объявляет Лу, когда вся семья Монтгомери собирается за накрытым к обеду столом. Лу заранее предупредил Зака, что хочет, мол, взять быка за рога и увидеть реакцию окружающих. Все молча смотрят сперва на него, потом друг на друга, но внимательно наблюдающий за ними Зак не замечает на их лицах особого замешательства. Первым нарушает молчание Виктор: — Кто-то подсматривал за вами, мисс Филипс? Как интересно! И вас это шокировало? Мне казалось, вы весьма склонны к эксгибиционизму, так что же вас смущает? На его тонких губах играет полная ехидства улыбка. — Главным образом меня смущает то, что моя дверь была заперта изнутри, — объясняет Лу с такой же милой улыбкой, и тут Джерри, не удержавшись, возбуждённо выкрикивает: — Квартеронка! Это была Квартеронка! Зак и Лу переглядываются, думая об одном и том же: оказывается, даже малые дети в Мэнгроув Плейс знают о пресловутом призраке. — Джеральд! — пытается осадить мальчишку мать. — Вам это всё приснилось, мисс Филипс, — безапелляционно заявляет Стивен, промокнув губы салфеткой. — Или же чёртов енот влез в окно и пялился на вас. — Этот енот, конечно, способен на многое, — хмыкает Лу, — но даже он не в состоянии пролезть в полудюймовую щель. Окно было открыто только для проветривания. — Это Квартеронка! — в один голос повторяют близнецы, подпрыгивая на стульях. — Мы поможем вам её ловить! — оглушительно кричит Саманта, её круглые глаза пылают азартом. — Прекратите немедленно! — взвивается над столом миссис Чемберс, её отнюдь не хрупкая фигура похожа на большой восклицательный знак, аккуратно уложенные тёмные волосы растрепались. — Что за чушь вы городите! Сейчас же отправляйтесь в свою комнату! — Ну и подумаешь, — обиженно бубнит Джерри, сползая со стула и хватая из вазы желтобокое яблоко. Лу провожает глазами уныло плетущихся вверх по лестнице детей и переводит взгляд на Конни со словами: — Мне казалось, что каждое уважающее себя южное семейство должно гордиться собственным призраком. Фамильное привидение — это так… аристократично. Конни презрительно фыркает, не удостаивая его ответом, а Стив устало спрашивает: — Кто рассказал вам про Квартеронку? — Прислуга, кто же ещё! — раздражённо бросает Конни, а Лу спокойно подтверждает: — Долли Пирсон, ваша кухарка. Было очень… познавательно. — Негритянские сказки, — бормочет Конни себе под нос — достаточно громко, чтобы её могли расслышать все, в том числе Шерри Уильямс, перетирающая бокалы возле буфета. Но смуглое лицо экономки остаётся при этих словах совершенно бесстрастным, будто каменным. — Я бы скорее стыдился наличия такого призрака в своём доме, нежели гордился бы им, — задумчиво произносит Зак, и Стив смотрит на него со странным выражением на лице — почти благодарным. — Действительно, — говорит он отрывисто, — судьба Сары Мэй, этой несчастной Квартеронки, не делает чести нашей семье. — Мне она иногда снится, — вдруг вступает в разговор Белинда, до этого едва ли проронившая хоть слово. — Снится, как будто я — это она. Раздаётся звон разбитого бокала, и все оборачиваются. Шерри торопливо присаживается на корточки и начинает собирать осколки бумажной салфеткой. — О Господи, нельзя ли поаккуратнее, — сердито бросает Стив. — Это французский хрусталь, не стекло. — Простите, сэр, — едва слышно извиняется экономка. Спина её и плечи под форменным фартуком сильно напряжены. — Скажите, — медленно произносит Лу, и все взгляды снова устремляются к нему. — А кто из вас воочию видел это таинственное фамильное привидение? Легенда должна на чём-то основываться. На чём? Теперь члены семейства Монтгомери смотрят друг на друга, очевидно, ожидая, кто же первым ответит на вопрос Лу. — А это вообще имеет отношение к вашему расследованию? — осведомляется Виктор, с обычной ленцой прикрыв тяжелые веки. — Я думаю, что нет. Я думаю, что вы просто своё любопытство тешите, заблудшее дитя новоорлеанских трущоб, внезапно попавшее в фамильный замок с привидениями. Я прав? Зак высоко поднимает брови, услышав про «заблудшее дитя», Лу тоже ошеломлённо моргает, но потом лучезарно улыбается: — Вам бы сценарии для Голливуда писать, мистер Леруа, ей-богу. Но вы ошибаетесь, мною движет не только праздное любопытство, для расследования может оказаться важной любая информация. Так что повторю вопрос: лично вы видели когда-нибудь эту Квартеронку? — Никогда, — коротко бросает Виктор, даже не задумываясь. — Я тоже никогда, — подтверждает Стив. — Я видела, — неожиданно произносит Белинда, зябко передёрнув плечами. — Много раз. И рассказывала про неё дедушке всегда, когда видела. Он был очень в ней заинтересован, а для меня это представляло единственную возможность оказаться интересной ему. Да-да, и не смотри так на меня, Стиви, ты же знаешь, что он ни во что меня не ставил. Просто содержал, вот и всё. Зак снова поднимает брови и не успевает ничего сказать. — Давайте пока оставим в стороне ваши сложные взаимоотношения со старым мистером Монтгомери, — невозмутимо предлагает Лу. — Как выглядела Квартеронка? — Как моё собственное отражение в зеркале, — отвечает Белинда очень тихо, но среди повисшего в столовой напряжённого молчания каждое её слово звучит отчётливо. — В длинной грубой белой рубашке, волосы чёрные, а кожа — куда смуглее моей. И на шее — петля. Она прерывисто вздыхает, комкая в руке салфетку. — Сказки нашей Долли неизгладимо врезались тебе в память, Линда, — раздражённо и озабоченно бросает Стив. — Чёрт знает что такое. Мне ты про это никогда не рассказывала. В его голосе — укор. — Ты бы всё равно не поверил, — парирует сестра. — А вот дедушка верил. — Да ты плела эту чушь только, чтобы понравиться старику, — Конни выходит из ступора и насмешливо кривит ярко накрашенные полные губы. — Сама же сказала — иначе ты была бы для него пустым местом. — Плела, плела, вот в это и поверила, — вторит Виктор словам Конни. — Неправда! — Белинда почти кричит. Кажется, она вот-вот исступлённо затопает ногами, как трёхлетний ребёнок. — И у неё слёзы на щеках, — вдруг говорит Шерри, всё ещё сидя на корточках и держа в руке осколки бокала. — Глаза блестят от слёз, и губы шевелятся, будто она хочет что-то сказать и не может. — Боже, ты видела её, — срывающимся полушёпотом бормочет Белинда, и Шерри молча кивает, сжимая разбитый бокал сильнее, чем следует. Вскрикнув, она роняет осколки. На пальцах её проступает кровь. — Массовая женская истерия, только и всего, — Стив со стуком отодвигает стул, широкими шагами подходит к экономке и берёт её за локоть, побуждая выпрямиться. — Бред бредовый. Промой рану, Шерри, и заклей пластырем. Где Майкл? — он нетерпеливо оглядывается по сторонам, подталкивая Шерри к кухонной раковине. Майк уже спешит на помощь матери с метёлкой и совком. — Итак, двое из присутствующих заявляют, что своими глазами видели пресловутый призрак, — как ни в чём не бывало констатирует Лу, тоже выбираясь из-за стола. А ведь Шерри почему-то так настойчиво уверяла его, что призрак Квартеронки — всего лишь бабкины сказки! — Но их показания сходятся во всех деталях, — буднично подхватывает Зак. — Мистер Монтгомери, — он поворачивается к Стиву, который досадливо хмурится. — Нам бы хотелось взглянуть на ваш семейный архив. Бумаги, фотографии. Если вы не возражаете, конечно. И если вы не отдали его, к примеру, в окружной музей. — Лучше бы отдал, право слово, — саркастически-устало хмыкает Стив и машет рукой. — Там уйма старых, прошлого века бумаг — на чердаке, в дедушкином секретере. Подождите, сейчас я принесу из кабинета ключи. Если вам так охота копаться в пыли, извольте. Притаившись на верхней площадке лестницы, Саманта и Джерри переглядываются. Саманта толкает брата локтем, и тот понимающе кивает. Глаза у обоих радостно горят. Чердак! — Минутку, — Лу жестом останавливает Стива. — Вы же сами отдали нам дубликаты ключей, в том числе, полагаю, и от чердака. Вот они, все подписаны, — он выуживает из кармана слаксов брякнувшую связку и задумчиво продолжает, уже ни к кому конкретно не обращаясь: — Думаю, существуют и дубликаты ключей от гостевых спален. И обладатель этих дубликатов вполне может заглядывать ночами к гостям. В связи с чем у меня снова возникает резонный вопрос по поводу запертой двери в спальне Джозефа Маклина. Моя дверь меня мало волнует — меня никто не убил, и я страдаю эксгибиционизмом, как мы уже выяснили. Он пристально смотрит на Стива. — Остальные дубликаты ключей хранятся в сейфе. А дверь дяди Джоза была заперта изнутри на засов, — сухо отвечает тот. — Я не помню, чтобы это указывалось в полицейском отчёте, — вмешивается Зак. Все остальные каменно молчат. — Просто упоминалось, что дверь была заперта изнутри, а вот на ключ или на засов… — Ну так я вам это говорю, — резко бросает Стив и тут же сжимает губы.* * *
Для чикасавов всё здесь обладало душой — не только звери и птицы, но и растения: от вековечных мангров до тонкой травинки. Гранитные валуны, лежащие посреди болота, по индейским поверьям, когда-то были воинами, окаменевшими от удара молнии. Грозовые тучи, бегущие по небу, ветер, летящий с предгорий, родник, пробивающийся сквозь скалу — все, все они были живыми, и их можно было просить о помощи, как духов-покровителей. Иногда они действительно помогали. А иногда оставались глухи к людским мольбам, справедливо считая, что каждый сам заслужил уготованную ему судьбу. Чикасавы ушли навсегда. И чокто ушли. Как и чиппева, и чероки, и семинолы. Ушли, чтобы стать камнями посреди болот, тёмными тучами, плывущими по небу, ветром с предгорий и струящимися меж скал родниками.* * *
Этот чердак даже не чердак, а мансарда под самой крышей особняка — аккуратно прибранная, с расставленными вдоль стен старомодными платяными шкафами и громоздким секретером из красного дерева. Есть здесь и совсем уж старинный сундук, выглядящий, как музейный экспонат времён первых поселенцев. Для полного сходства с музеем стулья и банкетки накрыты белыми чехлами. — Дедушка собирался нанять плотников, чтобы соорудить здесь стеллажи. Но не успел. Я перенёс архив сюда из его спальни, когда с ним случился удар, и срочно понадобилось освободить место для проживания сиделки, — сдержанно поясняет Стив, поднявшись вместе с детективами по деревянной, поскрипывающей под ногами лестнице и отперев небольшую дверь. Все они проходят в неё гуськом, пригнувшись, и только потом выпрямляются. Солнце бьёт в пропылённые окна, и Лу жмурится, как кот, озираясь по сторонам. Воздух тут затхлый, пыль, поднятая вошедшими, кружится в солнечных лучах. — Так что все старые бумаги в этом секретере, — заключает Стив. Приземистый потрескавшийся секретер тоже выглядит музейным экспонатом — на гнутых ножках, со скрипучими дверцами, с тремя вместительными ящиками под лакированной столешницей. Лак изрядно облупился — очевидно, эта мебель не реставрировалась никогда. — Мы можем прямо здесь просмотреть бумаги? — вполголоса спрашивает Зак, и Стив кивает в подтверждение: — Даю вам карт-бланш. Устраивайтесь, как вам удобно. Простите, я не могу задерживаться, дела. Да и не думаю, что вы найдёте тут что-то, имеющие отношение к происходящему в этом доме. Происходящему именно сейчас, а не в глубокой древности. — Кто знает, — невозмутимо замечает Зак, придвигая к секретеру два стула с изогнутыми спинками и сиденьями, обтянутыми белыми, но пыльными чехлами. Когда звук шагов молодого Монтгомери затихает внизу, Лу открывает дверцы секретера и начинает одну за другой, извлекать оттуда пластиковые и картонные папки с бумагами. Зак стопками раскладывает их на банкетках. Отдельно хранятся письма, расписки, счета. И самые старые из них обнаруживаются в верхнем ящике. Через пару часов Зак констатирует, устало выпрямившись и потирая затекшую спину: — Бумаги в идеальном состоянии. — И их не так много, к счастью. Дедуля Монтгомери — настоящий педант, как и ты, босс, — весело замечает Лу, присев на крышку сундука с очередной папкой в руках. — Тут вся летопись семейства. Даже мыши ни одной бумажки не погрызли. И янки не сожгли. Поразительно. — Янки ничего не сожгли, — флегматично объясняет Зак, усевшись на стул, — потому что Тейлор Монтгомери, тогдашний хозяин Мэнгроув Плейс, был на их стороне, только и всего. Его сельскохозяйственный бизнес развернулся так споро в связи с отсутствием конкуренции со стороны пострадавших от войны соседей. Лу длинно присвистывает. — Ну ни хрена ж себе! Ренегат? Ты уверен? — У тебя бумаги в руках, читай, — советует Зак, и Лу углубляется в чтение, рассеянно передавая ему просмотренные папки. — Похоже, ты прав, босс, — наконец объявляет он, подняв голову. — Тейлор Монтгомери действительно стал ренегатом. Но почему? В интересах бизнеса?Или… Стоп! — он возбуждённо вскакивает с сундука, сжимая в руках оставшиеся бумаги. — Господи Боже! Да он же и был тем самым мудаком, то есть добропорядочным владельцем и любовником загубленной Квартеронки! — Абсолютно верно, — спокойно подтверждает Зак, складывая канцелярские книги аккуратной стопкой на краю столешницы. — Это случилось незадолго до Гражданской войны. Тейлор Монтгомери как раз вступил в права наследника, судя по этим документам. Его отец умер. Всё сходится. — Да брось, — скептически отмахивается Лу, начиная привычно расхаживать взад и вперёд по перечёркнутым солнечными лучами половицам. — Из-за женщины? Какой-то рабыни? — Из-за того, что эта женщина покончила с собой практически у него на глазах, — бесстрастно уточняет Зак. — Не исключено, что он всё-таки её любил. — Рабыню, которую сам же приказал выпороть за дерзость и назойливость? — недоверчиво кривится Лу. — М-да, должно быть, она произвела на него неизгладимое впечатление, повиснув на перилах его парадной лестницы. Хороший способ на веки вечные остаться в памяти любовника, пусть даже со свёрнутой набок шеей. — Ты циник, — сухо замечает Зак, заглядывая в тонкую красную папку, где лежит всего один пожелтевший от времени листок, запаянный в полиэтилен. — А, вот это более чем любопытно. Обрати внимание, расписка, полученная от работорговца, некоего Генри Фитцджеральда. За Сару Мэй, квартеронку, девятнадцати лет от роду, Тейлор Монтгомери уплатил восемьсот семьдесят пять долларов. Огромные деньги по тем временам. Она, наверное, была настоящей красавицей. — Пятьдесят восьмой год, — зачарованно бормочет Лу, выхватив у него расписку. — Бумажка лежит отдельно от других. Почему? Тейлор Монтгомери перечитывал её по ночам, обливаясь слезами раскаяния? А потом его внук, то есть старик Роджер, медитировал на сей раритет? Или дрочил? Зак невольно морщится: — Лу, ты засранец. — Угу, и циник, как мы уже выяснили. А ты чёртов романтик, веришь в вечную любовь, и под Рождество втихаря пересматриваешь «Унесённых ветром», — не остаётся Лу в долгу. — Это позорище, босс. «Откуда он узнал?» — с досадой думает Зак, чувствуя, что краснеет под насмешливым взглядом его ярких глаз, и торопливо уточняет: — Ладно, что полезного мы выяснили, придя сюда и не расчихавшись от пыли? — Что Роджер Монтгомери зачем-то отложил расписку о покупке пресловутой Квартеронки в отдельную папку, — раздумчиво произносит Лу. — Это, впрочем, вполне согласуется с рассказами его кухарки и внучки: дедушка, мол, буквально помешался на этой Саре Мэй и то и дело выходил поохотиться за нею. Стоп! — снова восклицает он, хотя Зак не успел ещё и слова вымолвить. — Слушай! А не приходится ли она, грешным делом, бабушкой старому Роджеру? Вот это был бы финт! Хотя нет, — тут же разочарованно обрывает он сам себя, — она же умерла ещё до войны с конфедератами, а Тейлор… — Женился и дождался появления на свет своего сына Чарльза, ставшего отцом Роджера Монтгомери, уже после войны, — неспешно подытоживает Зак. — Женился, кстати, на дочери такого же ренегата, как сам, с уцелевшей от разграбления плантацией. Твоя версия куда романтичнее, спасибо. — Вполне себе циничная версия, — пожимает плечами Лу и, не дожидаясь, пока Зак разложит последние просмотренные ими папки по ящикам и полкам секретера, подходит к ближайшему платяному шкафу и распахивает заскрипевшую дверцу. — Вау! Ты только глянь! Глаза его вспыхивают. Он торопливо выхватывает из глубины пропахшего нафталином шкафа висящие на плечиках платья в чехлах и бережно укладывает их на банкетку, где только что лежали бумаги. — Боже милостивый, — стонет он. — Я сейчас умру. Или кончу. Шафраново-жёлтое шифоновое платье с множеством рюшей на груди. Сиреневое с глубоким вырезом. Бирюзовое с маленьким шлейфом. Лу освобождает их из чехлов, будто выпускает на волю ярких тропических птиц. Сладко пахнет уже не нафталином, а какими-то цветочными духами. Жасмином. — Чёрт меня возьми, какое шикарное старьё! — Лу возбуждённо поворачивается к Заку, наблюдающему за ним с любопытством. — Этим платьицам полста лет, бьюсь об заклад. Ты обрати внимание на рюши! Мода тридцатых. Всё возвращается. Интересно, кому они принадлежали? — Покойной супруге Роджера Монтгомери, я полагаю, Элизабет. Она умерла в тридцать девятом году. Хочешь примерить? — с улыбкой осведомляется Зак. Его вдруг посещает странное, но сильное желание увидеть Лу Филипса не в слаксах и рубашке навыпуск, как сейчас, — в связи с расследованием тот вообще перешёл на одежду в стиле унисекс, — а в этих шикарных и вызывающе женственных нарядах. Что за чёрт… Но Лу только с сожалением вздыхает, повертев жёлтое платье в руках и приложив его к груди: — Боюсь, по швам расползётся, — он снова заглядывает в недра шкафа, аккуратно перебирая остальные платья. — Боже, да тут целый музей истории моды. Музей старья, — следующая его фраза доносится уже из глубины соседнего шкафа. — А туфель-то, туфель! Но… ничего из прошлого века. Сплошь тридцатые. Наверное, прабабушкины платья просто не сохранились. Жаль. — Возможно, они лежат где-то в другом месте? — предполагает Зак. — И возможно, кто-то уже нашёл это место. — Нашёл и наряжается Квартеронкой? — Лу мгновенно подхватывает его мысль. Но Квартеронка, согласно показаниям всех её видевших, появляется в том наряде, в каком умерла — в нижней сорочке. И если на то пошло, здесь только один человек способен в точности изобразить пресловутый призрак — экономка Шерри, так упорно отрицавшая его существование. Молодая, стройная и смуглая. Миссис Конни для этого… гм… полновата, кухарка Долли — старовата. Сиделка мисс Кинселла и старовата, и полновата. Белинда Монтгомери — бледновата, хотя и её не стоит списывать со счетов — пытаясь заинтересовать дедушку, она вполне могла пойти на такой финт — загримироваться. Кто ещё? Стив Монтгомери и Виктор даже глубокой ночью не сойдут за юную темнокожую девушку. — он фыркает, представив себе подобную картину. — Блядь, и ещё у Виктора усы! — Он прикрывает их вуалью? — предполагает Зак, тоже развеселившись. — Кто у нас остаётся? Майк Уильямс молод, темнокож, но слишком крепко сложен, спортивен и навряд ли захочет ночами напролёт разгуливать в женской сорочке. Хотя Бог знает. Вот ты бы отлично изобразил Квартеронку, Лу Эмбер Филипс, особенно если бы попридержал свой длинный язык, молча и таинственно скользя во мраке. — Я или кто-то типа меня, — с расстановкой произносит Лу, вдруг перестав улыбаться. — Такой же грёбаный извращенец. Несколько мгновений они смотрят друг на друга, а потом Зак, кашлянув, уточняет: — Я имел в виду мужчину, способного естественно выглядеть в женской одежде. Среди живущих в этом доме я таковых не наблюдаю. Разве что вернуться к худощавому и стройному Виктору Леруа с его усами. — Которые вполне могут оказаться накладными, — парирует Лу. — Вуаля, пара движений, и усов как не бывало! — Чёрт, — выдыхает Зак, на миг оторопев. — А ведь это идея! — Но, насколько мне известно, он уже лет пять носит усы, — тут же добавляет Лу, похлопав босса по плечу. — Тогда ещё не было повода для подобного маскарада. И вообще… Квартеронка, согласно легенде, маячит в доме со времён своей гибели. А теперь её взапуски принялись изображать домочадцы Монтгомери? Зачем, если она и так тут? — То есть ты намекаешь на то, что призрак — он и есть призрак, — Зак устало снимает очки и потирает переносицу двумя пальцами. — Чёрт, в этом доме происходит слишком много странностей. Послушай, хочу тебя спросить насчёт Виктора… Но Лу вдруг поднимает руку, напряжённо прислушиваясь, и полушёпотом говорит: — Сюда кто-то идёт.* * *
Чернокожие, ступив на эту землю, принесли с собою своих богов. Своих духов, которых они назвали — Лоа. Эшу, Папа Легба, самый могущественный из Лоа, предстаёт перед людьми в обличье нищего негра. Его костлявое тело едва прикрывают лохмотья, на губах играет хитрая улыбка. Он зовётся Стражем Перекрёстков, Он решает, кого пропустить из мира духов в мир живых, а кого — нет. Его боятся и приносят ему щедрые дары, ублажая его, потому что, рассердившись, он отсылает не угодившего ему туда, откуда уже не бывает возврата. И он искушает каждого встречного — искушает выбором иной судьбы, заставляя колебаться, бесконечно сомневаться и менять решения. Он смеётся над людьми, но никогда над ними не плачет. Эшу, Страж Перекрёстков.* * *
Теперь и Зак слышит осторожные шаги на лестнице, а Лу, недолго думая, распахивает чердачную дверь, вмиг очутившись на пороге, и высовывается наружу. — И кто же это у нас тут? — весело восклицает он. — Юный мистер Джеральд и юная леди Саманта! Какая встреча! Тоже интересуетесь семейными архивами? Похвально, похвально. Можете сделать отличный проект для своей школы, когда наконец в неё отправитесь. Назовёте его «Наша родословная» или как-нибудь попышнее, ваша мама вам это подскажет, не сомневаюсь. Мне вот такая честь не светила в связи с полным отсутствием родословной. Близнецы, застигнутые врасплох, сперва в замешательстве пятятся, но потом, решившись, проскакивают в распахнутую дверь, пока Лу произносит свой монолог. Очутившись на вожделенном чердаке, они с любопытством стреляют глазами по сторонам, хотя стоят смирно. Но при виде огромного старинного сундука Сэмми исподтишка толкает брата локтем. — Пиратские сокровища, верно? — заговорщическим шепотом возвещает Лу, от которого это не укрылось. — Так и тянет туда заглянуть, хотя у нас с вашим дядей была договорённость только на просмотр архивов. Давайте? — Да-а! — раздаётся в ответ дружный восторженный вопль. — Змей-искуситель, — себе под нос комментирует Зак, пока близнецы наперегонки устремляются к сундуку и, откинув тяжёлую крышку, ныряют внутрь. Зак отлично помнит себя в их возрасте — такого же избалованного отпрыска богатой семьи, изнывающего от безделья. Уже тогда он отчаянно хотел, чтобы его любили и ценили не за деньги или респектабельность Пембертонов, а ради него самого. А потом в его жизни появился Лу Филипс, и скуку как рукой сняло. Зак смотрит на Лу, который немедля присоединяется к близнецам и помогает им извлекать из недр сундука на свет божий всякие занимательные предметы. Он и сам восторженно присвистывает, ахает и наконец поворачивается к Заку с нетерпеливым возгласом: — Ну чего ты там застыл, босс? Помогай! На полированные поверхности столов и секретера водружаются упакованные в прозрачную плёнку экспонаты: пара оленьих рогов с отбитыми кончиками, скалящая жёлтые изогнутые клыки медвежья голова на лакированной дощечке, взъерошенное чучело какой-то хищной птицы и прочие раритеты, пропахшие нафталином. От этого запаха близнецы начинают неистово чихать, и Зак, пошарив в кармане, выдаёт им свежий носовой платок, один на двоих, хотя у него тоже немилосердно свербит в носу. И вот сундук совершенно пустеет. — Это серебряные? — быстро спрашивает Джерри, тыча пальцем в сторону двух почерневших от времени вычурных подсвечников. — Очевидно, — поднимает брови Лу. — А что? — А распятия нету, — огорчённо тянет Саманта, и Лу тотчас поворачивается к ней: — Вы что, ребятки, решили осчастливить местный музей? Или церковь? Серебряные подсвечники и распятие? Хм… Сразу вспомнилось, каково мне пришлось на сеансе «Экзорциста», под моим креслом откуда-то взялась лужа, — он деланно вздыхает. Зак только крякает, а Саманта неловко прыскает и сквозь смех бормочет: — Это не для дьявола, а для вампира… ой! Она прикусывает нижнюю губу, умоляюще глянув на сердито засопевшего брата. — Для кого конкретно? — живо уточняет Лу. — Ну же, колитесь. Мы никому не скажем, честное индейское! Правда, мистер Пембертон? Он ободряюще подмигивает детям, но тем уже не до смеха, их курносые физиономии уныло вытягиваются. — Мы просто хотим проверить кое-что, — наконец неохотно признаётся Джерри, переминаясь с ноги на ногу и ковыряя пальцем олений рог. — Здесь есть один человек, который ведёт себя… странно. — Я? — фыркает Лу, усаживаясь на край сундука и скрещивая руки на груди. — Вы странная, конечно, но не настолько, — выпаливает Саманта, не утерпев. — А вот дядя Вик… — А что не так с дядей Виком? — безразлично роняет Зак, подавляя улыбку. Как можно казаться более странным, чем Лу Филипс? — Он никогда не выходит на солнце! — драматическим шёпотом возвещает Саманта, получившая возможность наконец-то поделиться своими выводами. — Ест у себя в комнате! Пьёт только красное вино! — Бутылки привёз с собой! — подхватывает Джерри. — Мы у Майка выспросили! — Это даже может быть кровь! — глаза Саманты округляются, как плошки. — Стоп-стоп! — Лу протестующе выставляет вперёд ладони. — Вы слишком увлекаетесь сочинениями Брэма Стокера. — А кто это? — интересуется Джерри, и Саманта страдальчески стонет: — Дже-ер! — Итак, — перехватывает инициативу Зак, — прекратите охоту за своим дядюшкой, у него наверняка есть причины для… хм… экстравагантного поведения. Каждый человек стремится чем-то выделиться, — говоря это, он уже не смотрит на Лу. — Или, наоборот, замаскироваться, — а вот Лу как раз глазеет на него в упор, и весьма ехидно, зараза. Зак только хмыкает. — А вы носите вот это, — Джерри указывает пальцем на ошейник Лу, — чтобы выделиться или чтобы замаскироваться? — Дже-ер! — снова негодующе стонет Саманта, а Лу серьёзно отвечает, немного подумав: — Вы ведь уже слышали, это знак моей принадлежности к особой касте ищеек. Ладно, хватит болтать. Кладите всё обратно в сундук, и пошли. Заперев за собой чердачную дверь, они начинают спускаться вниз, и тут Лу спохватывается: — Мы не видели там альбомов с фотографиями, а они непременно должны где-то быть. Где? — Они у дяди Стива в кабинете! — живо докладывает Джерри. — Мама нам показывала. — Интересно было посмотреть? — небрежно осведомляется Лу. — Не-а, не очень, — вместо брата отзывается Саманта. — Фотки такие толстые и совсем выцвели. И мы там никого не знаем. Старьё! Зак, идущий первым, внезапно чертыхается и, нагнувшись, хватает за шкирку возмущённо тявкнувшего енота. — Без тебя никак не обойтись, приятель, верно? Вывернувшись у него из рук, Феликс блестит глазами и торопится вниз по ступенькам. — Так вот, я не прочь бы взглянуть на эти старые, толстые, выцветшие фотки, — невозмутимо продолжает Лу. — Чую, там непременно обнаружится что-нибудь любопытное. — Квартеронка? — ахает Джерри, и Зак ворчит: — Не морочь детям головы, Лу Филипс. Конечно же, нет. Но я бы тоже хотел взглянуть на эти фотографии. Для полноты картины. Для… А, чёрт! Он снова спотыкается об енота, запутавшегося у него в ногах. — Феликс пытается тебе что-то сообщить, босс, — объявляет Лу, но Зак только отмахивается. — Теперь ты мне морочишь голову. Уймись. Из-за угла на них неотрывно смотрят чьи-то тёмные сверкающие глаза. И только они замечают, как Лу быстро подбирает что-то со ступеньки и прячет в карман.* * *
В кабинете Стива, принадлежавшем когда-то Роджеру Монтгомери, — высокие, под потолок, старинные книжные шкафы. И портрет над каминной полкой в тяжёлой раме — не кого-то из предков, а генерала Гранта, полководца северян, как с некоторым удивлением определяет Зак. Ветер перебирает светлые полоски жалюзи, снаружи долетает медовый аромат цветущей бугенвиллии. А у Стива на коленях и рядом, на низком столике, разложены массивные фотоальбомы, которые он открывает один за другим. — Бабушка, Мэри-Луиза, — коротко сообщает он, переворачивая очередную страницу переплетённого в кожу увесистого альбома, где все фотографии прикрыты папиросной бумагой. — Я её не знал. Она умерла молодой, и дедушка больше не женился. На пожелтевшей карточке — смеющееся личико совсем юной девушки. На голове у неё круглая шляпка, шею обвивает длинная нитка жемчуга, в руках — букет. Зак узнаёт место, где она стоит — это верхняя галерея дома, свет падает на лицо девушки сквозь стекло. Вернее, сквозь витраж, трудно различимый на чёрно-белой фотографии. — Витраж, — задумчиво констатирует Лу. — Ну да, теперь его там нет, — объясняет Стив, сообразив, что конкретно имеет в виду помощница детектива. — Собственно, его уже не было, когда мы с Линдой поселились в Мэнгроув Плейс. Дедушка проводил лишь косметический ремонт особняка, просто поменяли стёкла в рамах. Он желал, чтобы особняк оставался таким же, как в его детстве… ну или в юности. Кстати, вот и дедушка с тётей Кристи, то есть со своей кузиной. Здесь ей лет шестнадцать, ему — немного за двадцать. Зак подмечает лишь отдалённое сходство молодого Роджера Монтгомери с той мумией, которая сейчас возлежит на кровати в спальне наверху. Но даже на этой фотографии губы у Роджера поджаты и не улыбаются, глаза, посаженные глубоко в глазницах, смотрят холодно. Кузина Кристи, ныне покойница, улыбается застенчиво и кокетливо. Длинные ресницы опущены, в руках — кружевной зонтик от солнца. — Это фото сделано ещё до женитьбы дедушки, — рассеянно роняет Стив. — Хм… — бормочет Лу себе под нос. — Косметический ремонт? Выходит, особняк сохранился в первозданном виде со времён Гражданской войны? — Ну что вы! — разводит руками Стив. — Конечно же, нет. Мэнгроув Плейс перестраивался сразу после войны — ещё прапрадедушкой Тейлором, а потом вторично — его сыном Чарльзом. Как раз когда дедушка был ребёнком. Вот в том виде он его и сохранил. А сад и цветник перед домом менялись неоднократно. — Зачем Тейлор и Чарльз перестраивали дом? — быстро спрашивает Лу, хмуря брови. — Ведь особняк во время войны не пострадал. Стив снова с сожалением разводит руками: — Мне это неизвестно. — Во всяком случае… — подумав, начинает Лу. Но его прерывает громкий крик, доносящийся снаружи, из-под раскрытого окна кабинета. Кричит Майкл, сын экономки: — Мама! Мистер Стив! Тут мистер Вик, вроде как мёртвый! Мама! Стив резко вскакивает, роняя альбомы, которые с шумом разлетаются по паркету. Лу, отшвырнув стул, тоже бросается к двери. Все звуки снаружи перекрывает отчаянный двухголосый визг близнецов: — Это не мы! Это не мы! И рыдания Саманты.* * *
Дева-мать, дева-воительница со шрамом на щеке. Со смуглой, как земля, обожжённой солнцем кожей. Её голову покрывает накидка, её глаза пронзительны и печальны. У её груди — ребёнок, но это вовсе не младенец Иисус. Она не кроткая Мадонна. Она защищает женщин. Преданных, брошенных, униженных, презираемых всеми. Она — Эрзули Дантор, богиня-Лоа, воплощение Праматери-Земли, покровительница одиноких матерей, которых некому защитить, кроме неё. Вы видите: она стоит, темнокожая, увенчанная короной, — стоит, сурово сдвинув брови и прижимая к груди дитя. Её взгляд остёр, как нож в её руке. Она отомстит мужчинам.* * *
Виктор Леруа лежит на самом солнцепёке возле увитой бордовой бугенвиллией старинной беседки-ротонды — лежит навзничь, раскинув руки. И лицо его, и грудь, почти не прикрытая расстёгнутой рубашкой, пылают так же болезненно-ярко, как бугенвиллия над его головой. — Отравление? Солнечный удар? — Лу торопливо нащупывает пульс у него на шее и тут же выдыхает с громадным облегчением: — Сердце бьётся. Он жив. Тихо, вы, засранцы! — это он уже ревущим взахлёб близнецам. — Слава Богу! — в один голос восклицают подоспевшие Стив и Зак. Стив оборачивается к Майку, который нервно переминается с ноги на ногу: — Кто-нибудь позвонил «девять-один-один»? — Я, — негромко сообщает запыхавшаяся Шерри, появляясь из-за угла беседки. — Убери отсюда детей, — сердито приказывает ей Стив, а близнецы сквозь слёзы возмущённо вопят: — Нет! Нет! Пожалуйста! Тем временем, не обращая ни малейшего внимания на суматоху вокруг, Лу осторожно и методично обследует распростёртое на траве беспомощное тело — ощупывает, вертит, рассматривает и даже, наклонившись к самому лицу Виктора, нюхает его губы под чёрными усами. — Пока мы получим результаты обследования, куча времени пройдёт, а кое-что можно узнать уже сейчас, — деловито поясняет он, распрямившись и встретившись взглядом с ошарашенным его манипуляциями Стивом. — Давайте-ка перенесём его в беседку, там тень. А ты, парень, — велит он Майку, — притащи холодной воды, самой холодной, какую найдёшь. Цыц, рёвы! — снова гаркает он на близнецов. Майк бегом приносит к беседке синий пластиковый тазик, в котором плавают кубики льда — очевидно, он вытряхнул их из холодильника. Одобрительно кивнув, Лу выплёскивает воду прямо на голову и на грудь Виктора, уложенного на деревянный пол беседки. Тот вздрагивает, но век не размыкает. Вода блестит у него на коже, постепенно теряющей свой страшный багровый оттенок. Лу снова разворачивается к Майку: — Неси ещё! — Бедолага получит двустороннюю пневмонию от твоего лечения, — ворчит Зак, присаживаясь рядом на корточки. — И воспаление среднего уха. Вот-вот прибудет «скорая». Оставь его. — Нихрена! — ликующе провозглашает Лу. — Моё лечение работает, значит, и диагноз правильный. — Какой? — не выдерживает Стив. — Какой диагноз? — А вот, — Лу важно поднимает палец, явно наслаждаясь всеобщим вниманием, но ответить толком не успевает — вернувшийся Майк врывается в беседку с криком: — Мисс Софи! Сиделка! Его смуглое лицо кажется пепельным от испуга. — Умерла? — быстро спрашивает Лу, вскакивая на ноги. — Нет! — Майк неистово мотает головой. — Но она зовёт всех, говорит, что старому хозяину очень плохо! Тоскливо и длинно выругавшись себе под нос, Стив проворно выбегает из беседки. — Оказывается, молодому хозяину знакомы подобные выражения, — озадаченно комментирует Лу и смотрит на Зака. — Слушай, я, конечно, не член этой милейшей семьи, но я тоже хочу сейчас там быть. — Я останусь тут, — кивает Зак, — подожду «скорую». Не беспокойся, иди. — Вы со мной, дьяволята? Это же ваш прадедушка, ну или прадядюшка, — Лу переводит испытующий взгляд на близнецов, но те, хоть и зарёваны, и растеряны, соображают быстро. — Не-а, — решительно объявляет Джерри за себя и за сестру. — Мы лучше здесь… мы поможем! Присмотрим за дядей Виком. — Вдруг он всё-таки вампир! — выпаливает Саманта, и Джерри досадливо и привычно пихает её кулаком в бок. — Прадедушка никогда нас не любил, — насупившись, бормочет он. — Никогда даже с нами не разговаривал. И вообще он страшный. Лу устремляется к особняку, с немалым облегчением слыша на подъездной дороге сирену приближающейся машины парамедиков. Он надеется, что в случае чего они окажут помощь и старику Монтгомери.* * *
В спальне Роджера, куда заглядывает Лу, царит тишина, нарушаемая лишь мучительным звуком хриплого дыхания старика на постели да нервным всхлипыванием Конни Чемберс, которая стоит у самой кровати. Иссохшее лицо Роджера более чем когда-либо похоже на лицо мумии, и даже странно, что именно из груди этой мумии вырываются такие громкие вздохи, почти рычание. Конни вдруг пытается взять за руку угрюмо застывшую рядом Белинду, но та, окинув её изумлённым и рассерженным взглядом, отдёргивает руку и отступает на шаг. Сиделка, Софи Кинселла, скорбной статуей высится у изголовья постели. На сей раз она опрятно одета, волосы её спрятаны под белоснежной косынкой, на столике рядом — никаких чайных чашек и радиоприёмников. Лу вдруг приходит в голову некий резонный вопрос, и он даже досадливо цокает языком, забывшись на миг. Стив Монтгомери, стоящий ближе других к двери, удивлённо косится на него, и тогда Лу уже безо всяких церемоний манит его к себе, требуя выйти в коридор. — Во-первых, прибыла «скорая», и вы можете попросить парамедиков транспортировать мистера Монтгомери в больницу вместе с Виктором, — говорит Лу, едва дождавшись, пока Стив выйдет из спальни и захлопнет за собой дверь. — Кстати, почему сиделка вдруг решила, что с вашим дедушкой что-то неладно? Изменилось дыхание? Стив утвердительно кивает, никак не реагируя на информацию о приезде «скорой», и тогда Лу продолжает: — Во-вторых, есть нечто, заинтересовавшее меня ещё во время первого визита к мистеру Роджеру. Почему в его спальне не установлено хоть какое-то медицинское оборудование, позволяющее отслеживать его состояние? Например… — Я знаю, о чём вы, — перебивает его Стив, не дав договорить. — Таково было распоряжение деда. Не продлевать его жизнь искусственно. Не подключать его к какой бы то ни было медицинской аппаратуре. Но, конечно, обеспечив при этом достойный уход. Так что никаких парамедиков. Если дедушке суждено умереть сегодня, он умрёт. — Если вы такой сторонник естественности, — бросает Лу, неожиданно разозлившись, — уберите от него и капельницу с физраствором. И потом, сиделка ведь его кормит, тоже искусственно — через зонд, я полагаю. Разве это не означает насильственного продления жизни? Вы нелогичны. Простите, — спохватывается он, заметив, что губы Стива искажает горькая усмешка. — Это не моё дело. Зак всегда говорит, что я бесцеремоннее попугая. — Не стоит извиняться, мисс Филипс, — всё так же сухо отвечает Стив. — Ваши вопросы вполне резонны. Но мне нечего добавить. Я, как мог, старался исполнить распоряжения дедушки, не пытаясь максимально продлить его жизнь, но и не умерщвляя его. Пойдёмте, посмотрим, что там с Виктором. Не думаю, что дедушка умрёт в ближайшие полчаса. Лу молча кивает в знак понимания. «Чужая душа — потёмки, как и чужая семья», — думает он устало. Выросший у своей одинокой тётки, он понятия не имеет, хочется ли ему жить в такой семье, как у Монтгомери. С родословной. С особняком на болоте. С настоящей историей. С толпой родственников. Но кто-то же их здесь убивает. Одного за другим. Он запускает руку в карман, чтобы убедиться, что его находка, подобранная на лестнице, всё ещё там, тщательно завёрнутая в носовой платок. Крохотная тряпичная кукла, утыканная булавками.* * *
Вечером запах болотных испарений кажется густым и горячим, как суп из креветок и бамии. Лу, стоя под занавесью мангровых ветвей, рассеянно подбрасывает на ладони завалявшийся в карманах мелкий мусор — скрепки, огрызки карандашей, орешки — и так же рассеянно кидает то орех, то скрепку в грязь у берега. Кукла перекочевала к Заку за борт пиджака, на сей раз упакованная, как надо: в пластик, но Зак сомневается, что это поможет обнаружить на ней чёткие отпечатки пальцев. — Навряд ли такое проделали близнецы, хотя чёрт знает, — мрачно высказался Лу, отдавая ему свою находку. — Ведь это же их мать. Маленькая копия миссис Чемберс, с блестящей чёрной чёлкой на лбу и глазами-пуговками навыкате, «одета» в кусок лилового капронового чулка. Две булавки проткнули ей голову, и одна — сердце. Да уж, навряд ли это проделали её дети. Зак всё-таки надеется, что где-нибудь — на кукольном тельце или на булавках — найдётся хоть один подлежащий идентификации отпечаток. «Майк или Шерри? Кухарка? — снова и снова думает он почти в отчаянии. — Только вудуистских ритуалов нам тут и не хватало!» Лу в ответ на такое его предположение сверкнул глазами и отрубил: «Майк, Шерри и Долли — цветные, в этом всё дело, не так ли, босс?», и Зак прикусил язык, крайне удручённый. — Засоряешь экосистему, — не выдержав, укоряет он, чуть поёжившись. Ему здесь, как всегда, не по себе: кажется, что в тине кто-то притаился, а раздающийся время от времени печальный крик козодоя нагоняет острую тоску. — Почему нельзя было всё обсудить у меня в комнате? Ещё ему слышится из подступающей темноты какой-то зловещий хруст и эхо давешних воплей несчастной лягушки. — Городской ты фраер, — через силу ухмыляется Лу в ответ на упрёк босса. — Диванный эколог: Ладно, ладно, не фырчи. Просто меня не отпускает ощущение, что в доме нас всё время кто-то подслушивает. — Кто и каким образом? — быстро спрашивает Зак, но Лу досадливо дёргает плечом: — Понятия не имею. Квартеронка, возможно. — Не мели ерунды, — Зак снова начинает раздражаться, но берёт себя в руки. Версия с Квартеронкой не выдерживает никакой критики, пора перевести обсуждение в рациональное русло. — Итак, что у нас есть вечером этого трудного дня? Виктор очнулся и уверяет, что ничего не помнит — раз. У всех Монтгомери, кроме Стива, который был с нами в кабинете, нет внятного алиби на момент этого покушения, так же, как и у прислуги, — два. Кроме того, либо нам, либо детишкам Чемберс намеренно подбросили куколку, указывающую на то, что их мать вот-вот станет жертвой обряда вуду. Прелестно. Но сейчас я хочу выяснить только одно: как ты сообразил, что именно стряслось с Виктором? Даже оставив в стороне твой зашкаливающий «ай-кью», как ты догадался? — Вау, мегакруто, когда твой босс так высоко тебя оценивает, — доверительно сообщает Лу ближайшему мангровому дереву. — Это прямо окрыляет. И вселяет надежду на прибавку к жалованью… — он хмыкает и примирительно улыбается. — Вообще-то на некоторые догадки меня навели наши близняшки с их вампирскими историями. Многие легенды о вампирах основаны всего-навсего на странной симптоматике определённых генетических заболеваний. И вуаля, — он щёлкает пальцами, — именно таким заболеванием страдает Виктор Леруа. Причём унаследовал он его не со стороны Монтгомери. Солнце для него по-настоящему опасно, он всегда скрывается в тени, пьёт красное вино и заказывает кухарке почти сырые отбивные. Свои особенности он не афишировал, но о них всё-таки кто-то прознал. Дальнейшее ты видел. Нашему псевдо-Дракуле вкололи какой-то барбитурат и разложили на солнышке в таком месте, куда редко кто заходит. Ещё часок, и никакие медики его бы не откачали. — Кстати, полицейские вновь склонны признать и это происшествие несчастным случаем, — задумчиво подхватывает Зак. — По их мнению, Виктор сам перепил и улёгся позагорать. Но тут Майку вздумалось подрезать бугенвиллию на беседке. — Повезло, — философски констатирует Лу, продолжая методично забрасывать в воду всякую дребедень из своих карманов. — Майк расторопный малый. Но, оставив в стороне вудуистский культ, в происшествии с Виктором я всё-таки не могу исключать из списка подозреваемых ни его, ни добродетельную мамочку Шерри. Спроси, почему. — Почему? — послушным эхом отзывается Зак. — Потому что, повторюсь, Шерри — самая подходящая кандидатура на роль пресловутой Квартеронки. При условии, что призрак — это действительно инсценировка. И она что-то скрывает, я же чувствую. Слишком хорошо образованна и воспитана, чтобы работать прислугой, даже называясь при этом «экономкой». — Согласен, — раздумчиво отвечает Зак. — Необходимо наконец досконально выяснить всё о её прошлом. Я свяжусь кое с кем, когда буду отправлять твою находку на экспертизу, — он машинально касается свёртка, запустив пальцы во внутренний карман пиджака. — Слава Иисусу, он обратился! — Лу театрально воздевает руки к ночному небу, подражая бродячим проповедникам. — И вот ещё что. Когда сегодня Майк выскочил на лужайку под окном, вопя, что, дескать, мистер Вик помер, мы как раз рассматривали старые фотокарточки. И у меня тогда мелькнула некая интересная мысль, но увы, сейчас я не могу поймать её за хвост. Однако, — он привычно поднимает палец, — я точно помню, что нам надо вытребовать у Стива Монтгомери прямо сейчас. Спроси, что же это. — И что же, зараза ты эдакая? — со вздохом говорит Зак, глядя на него во все глаза, будто ребёнок на ярмарочного фокусника, который вот-вот вытащит из шляпы сурка и букет. — Планы, планы перестройки этого чёртового особняка при разных хозяевах, — торжествующе восклицает Лу, явно посчитавший «заразу» комплиментом. — Господи, да именно с них и надо было начинать расследование, а мы всё просрали! То есть, прошу прощения, проспали. — Не знаю, как эти старые чертежи нам помогут, но если ты так считаешь, давай снова потревожим нашего гостеприимного хозяина. Тем более, что кризис у его дедушки, кажется, миновал, и Стив может уделить нам внимание, — рассудительно предлагает Зак и тут же добавляет, смачно пришлёпнув у себя на шее очередного москита: — Пошли же отсюда! Он нетерпеливо поворачивается, чтобы поскорее уйти. — Диванный эколог! — со смехом повторяет Лу, но перед тем, как поспешить за ним, всё-таки окидывает пытливым взглядом непроницаемо тёмную болотную гладь. Он больше не слышит ни звука, но видит, как по поверхности болота пробегает мелкая рябь. — Просто газы, — обернувшись на ходу, авторитетно изрекает Зак, заметивший, куда он смотрит. — Без комментариев, — ехидничает Лу, и оба наконец уходят вверх по тропе, ведущей к дому. Только тогда из тёмной жижи вслед за ноздрями показываются глаза — вернее, на вытянутой морде в окружении складок зеленовато-бурой шкуры тускло мерцает только один глаз, левый. На месте правого — иссечённая шрамами впадина. А из зашевелившихся кустов так же осторожно и бесшумно появляется чья-то высокая угловатая фигура. Она медленно приближается к кромке воды, проскальзывая под растопыренными, будто руки, ветвями мангров. Грязь даже не хлюпает под подошвами кроссовок. — Возьми, — хрипловатым ломким голосом говорит Майк Уильямс, бросая в воду у берега старательно ощипанную цыплячью тушку. — Бери же. Пожалуйста, ешь. Прости меня за то, что я забрал мисс Джинни. Я принесу тебе много другой еды. Всегда буду приносить. Только пусть никто больше не умрёт. Его голос дрожит, дрожат и руки, пока он машинально обтирает ладони об джинсы, неотрывно уставившись в чёрную глубину болота. Раздаётся плеск, когда Старина Монти хватает добычу, и хруст костей, когда его мощные челюсти начинают перемалывать скользкую плоть. — Пусть никто не умрёт, — судорожно вздохнув, повторяет Майк, как заклинание. Больше его ничто не волнует, но сказанное детективами он запомнил слово в слово.* * *
«Обычно булавки втыкает колдун, которого все называют «бокор». Эта магия первоначально зародилась в Африке, а затем вместе с рабами перенеслась и на американский материк. При своём таинстве бокор создаёт специальную куклу, которую называют «вольт». Материалом служит воск или другая пластичная субстанция, которой можно придать желаемую форму. В материал он подмешивает элементы тела жертвы: волосы, обрезки ногтей и тому подобное. Главное, чтобы эти элементы принадлежали жертве колдуна, это позволит ему установить энергетическую связь между вольтом и конкретным человеком. Чтобы усилить эффект, бокор наряжает куклу вуду в тряпье из частей одежды жертвы. Потом он нарекает вольта именем своего врага и произносит заклинание. Магический предмет готов. Колдун прячет куклу от посторонних глаз. Никто не должен ее видеть, таково главное условие ритуала. В зависимости от предназначения, бокор может обращаться с вольтом по-разному. Если целью является месть, куклу сажают в емкость с черным перцем и поджигают. Или же производят с ней общеизвестные действия: колют булавкой, режут, поливают кислотой… Здесь фантазия колдуна ничем не ограничена».(Источник: Интернет).
* * *
Детективам удаётся поговорить с молодым Монтгомери только на следующий день. Но никаких старых чертежей и планов особняка, увы, нигде не обнаруживается — ни в кабинете Стива, ни на чердаке, куда все они вновь поднялись. — Чёрт, я же прекрасно помню, что видел их в тубусе свёрнутыми в трубку, но не помню, где этот тубус, — сокрушённо повторяет Стив, разводя руками. — Прошу прощения. — Ничего страшного, — успокаивает Лу, не сводя с него глаз, проверяя себя. Нет, Монтгомери не лжёт. Либо он такой хороший актёр, что даже Лу не в силах распознать обмана. — Дом большой, возможно, чертежи куда-то просто завалились. Вероятно, стоит спросить у Шерри. Она же везде убирает. — Отличная мысль, — оживляется Стив, и его лицо светлеет, он и в самом деле был расстроен своей промашкой. — Я сейчас же её позову. — Не надо, она ведь всегда занята, — Лу беспечно машет рукой. — Займитесь и вы своими делами, мы попусту отняли у вас столько времени. Мы сами её найдём и расспросим, с вашего позволения. Когда Стив удаляется в кабинет, Лу тихо осведомляется у Зака: — Ты свои запросы по факсу посылал или звонил? Зак специально для этого ездил утром на почту в близлежащий городок Мейсон-Сити. — И звонил, и посылал. Куклу отослал с курьером, — отвечает он, пока они спускаются по лестнице, ведущей в кухню. — Но ты же не думаешь, что ответы придут сегодня? — А, чёрт, — раздосадованно вздыхает Лу. — Столько времени бездарно про… профукано! Но ответы появляются раньше, чем оба ожидают. Вместе с новыми вопросами. Детективы застают Шерри за мытьём посуды. Женщина проворно орудует щёткой, потом так же споро ополаскивает каждую тарелку чистой водой и ставит на сушилку. Майк сегодня ей не помогает, зато из-под окна доносится стрёкот газонокосилки, очевидно, парень как раз там. Кухарки тоже нигде не видно. — У Долли приступ подагры, — сухо объясняет Шерри, заметив, как детективы оглядываются по сторонам. — Чем могу служить? Голос её бесцветен, как струя воды. — Жаль, что ваши хозяева не хотят купить посудомоечную машину, — несколько невпопад сетует Зак. — Это весьма облегчило бы ваш труд. Шерри едва заметно кривит губы, и под взглядом её блестящих тёмных глаз Зак чувствует себя полным идиотом. — Не моё дело обсуждать Монтгомери. И у меня нет хозяев, ни у меня, ни у моего сына, Монтгомери — наши работодатели, — говорит женщина всё так же холодно. — Что вам угодно? Она прячет обе руки под цветастым передником. Неожиданно Лу выпаливает совсем не то, что намеревался спросить: — Простите, Шерри, вы, кажется, работаете у Монтгомери около десяти месяцев? Ну, а до этого? — Что «до этого»? — раздражённо бросает она, ощетинившись ещё больше. — Кем вы работали, где жили? — вступает Зак. Он резонно ожидает, что экономка заявит: мол, мои рекомендации у мистера Стива, взгляните на них сами, и уже готов извиниться, но та вдруг засовывает стиснутые кулаки в карманы своего передника и презрительно цедит: — Вы как все копы! Уже всё выяснили, но вам хочется поиграть, будто котам с мышью, да? Так вот, я вам не мышь. Её голос начинает вибрировать, словно перетянутая струна. — Э-э, вы о чём? — Зак недоумённо поднимает брови, но тут Лу незаметно и сердито толкает его кулаком в бок, совсем как маленький Джерри — свою сестру. Губы Лу крепко сжаты, брови нахмурены, он не сводит глаз с потемневшего от гнева лица женщины. — Ни я, ни мой сын, — запальчиво продолжает та, не слушая Зака, — не имеем никакого отношения к тому, что творится в этом доме. Ни малейшего! Сколько раз вам это повторять? Мой муж погиб, я взяла Майка, и мы приехали сюда, чтобы просто посмотреть, кто такие эти Монтгомери. Напыщенные злобные индюки, как и говорила бабушка. Но они искали прислугу, и мои рекомендации их устроили, хотя тут не жалуют чёрных с Севера. Я ничего им не рассказала про бабушку и получила эту работу. Вместе с Майком. Он тоже надрывается здесь, потому что Монтгомери экономят на работниках. А потом старика хватил удар, и начались все эти игры вокруг его завещания. Но когда мы сюда ехали, ни о каком завещании и речи не было. Я ничего не знала. Он объявил о нём под Новый год. Зак открывает рот, чтобы наконец осведомиться, о чём она, чёрт побери, толкует, но тут подошва пробковых сабо Лу Филипса впечатывается в его сандалию так, что он едва не вскрикивает. — Ваша бабушка? — быстро уточняет Лу. — Да. Сара Мэй Эдвардс. — Сара Мэй? Квартеронка? — ахает Зак. В голове у него всё окончательно перемешивается, и времена, и люди. Он едва успевает отдёрнуть свою многострадальную ногу, чтобы напарник опять не наступил на неё. — Нет же, — экономка негодующе встряхивает головой. — Не стройте из себя идиотов. Её просто звали так же, как ту несчастную рабыню. Может быть, этот негодяй Роджер начал домогаться её как раз из-за имени, но бабушка была красавицей, так что немудрено, если он действительно влюбился, этот сухарь. — Ваша бабушка, Сара Мэй Эдвардс, состояла в любовной связи с Роджером Монтгомери! — ослепительная догадка наконец вспыхивает в мозгу Зака. — Чтоб мне провалиться! Вы тоже его внучка, как Белинда! Боже милостивый… — он потирает пальцами занывший висок. — Как мы раньше не увидели! Да вы же точная её копия! — Испорченная чёрная копия, — угрюмо усмехается Шерри, и тут Лу, шагнув к кухонной раковине, до отказа откручивает кран. Вода хлещет мощной струёй, разлетаясь колкими ледяными брызгами, со звоном ударяя в металл раковины. — Вы с сыном, возможно, живы только потому, что никто из этой семьи не подозревает, что вы тоже — Монтгомери, — объявляет Лу, выговаривая каждое слово чётко, но так, чтобы сквозь шум воды его слышали только Зак и Шерри. — Мы ничего не знали, пока вы не рассказали, клянусь Богом. Ответ на наш запрос ещё не пришёл. Но что-то такое мне мерещилось. Вы действительно очень похожи на Белинду… особенно когда даёте волю эмоциям. Шерри устало прикрывает глаза. — Какая же я дура. Взяла и сама всё вам выболтала… — Мы всё равно узнали бы, — Зак словно успокаивает её. — А вы слишком долго скрывали эту тайну… и терпели. — О да, я много знаю о терпении, — женщина снова жёстко усмехается. — Но мне недолго осталось терпеть. Старик вот-вот умрёт, и мы с Майком тоже вступим в права наследования. У меня есть все доказательства… все документы… метрики. Они хранятся в банковском сейфе, не здесь. Моя мама, Сьюзен, записана там как его дочь. Он, скорее всего, искал бабушку, но не нашёл, потому что она сменила фамилию, хотя так и не вышла замуж. — Почему они с Роджером расстались? — перебивает её Лу. — Всё это случилось до или после его брака? — подхватывает Зак. — Расскажите, раз уж начали. — Они сошлись после смерти его жены, разумеется, — неохотно выдавливает Шерри, продолжая комкать в руках фартук. — А расстались… Как, скажите на милость, они могли быть вместе — в те времена, на Юге? Кажется, кто-то из его родни прознал об их связи и вынудил его выгнать её. Бабушка уехала. Беременная. Она никогда не рассказывала подробностей, не любила об этом вспоминать. — А Майк в курсе? — спохватывается Зак. — Я рассказала ему то, что знаю сама, — лаконичноотвечает Шерри. — Он не был обозлён из-за того, что ему приходится обслуживать, по сути, собственных родственников? Сносить их капризы? Зак вдруг припоминает все унизительные мелкие нападки, на которые так горазды были Монтгомери по отношению к слугам. И так же мгновенно вспоминает о найденной на лестнице кукле. Глаза женщины гневно сужаются: — Вы намекаете на то, что мой сын от злости мог убить кого-то из членов этой семьи? Если вы идиот, то он — нет! — Мой босс просто катастрофически бестактен, — ангельским голосом сообщает ей Лу. — Не обращайте внимания. Я то и дело за него краснею. Но, послушайте, Шерри, мы ведь действительно ещё не получили по своим каналам информации о вас. Однако вы оказались в курсе, что мы её собираем. Как вы об этом узнали? Шерри? Женщина упрямо молчит, опустив длинные ресницы. — Да не валяйте вы дурака! — Лу повышает было голос, но тут же прикусывает язык. — Чёрт! Мы здесь для того, чтобы защитить вас и Майка… если вы ни в чём не виноваты. — Если? — губы экономки вновь растягиваются в саркастической усмешке. — Ладно, я объясню. Майк подслушал ваш разговор на болоте. Он был там, в кустах за манграми. — На Луну, что ли, надо улетать из этого дома, чтобы спокойно поговорить? — тоскливо ворчит Зак, а Лу мгновенно интересуется: — И что же он там делал ночью, если не пошёл за нами специально, чтобы подслушивать? — Зачем ему подслушивать? — вновь оскорблённо вспыхивает Шерри. — Рыбачил или ставил садки на крабов, вот и всё. — А почему же он не вышел, когда увидел нас? Почему спрятался? — Значит, ему не очень-то хотелось с вами якшаться, — без обиняков заявляет Шерри. Лихорадочный тёмный румянец не покидает её скул. «Не очень-то хорошо воспитан ваш Майки», — хочет съязвить Лу, но решает больше её не дразнить. Возможно, они с сыном действительно не замешаны в странных происшествиях, творящихся в Мэнгроув Плейс, просто ожидают получения законного наследства. Как и все остальные Монтгомери. — Постойте! — Зак буквально подскакивает. — Совсем забыл. Не находили ли вы где-нибудь во время уборки свёрнутые в трубку и упакованные в тубус чертежи? Планы этого дома? Они могут помочь нам в расследовании. — Нет, — без каких-либо раздумий отвечает Шерри. — Ничего такого я не видела. Но, подходя к лестнице, Лу чётко припоминает, что и об этих чертежах они с Заком говорили накануне, как раз когда Майк Уильямс подкарауливал их в кустах. Вот чёрт. Он непроизвольно оборачивается, готовый поклясться, что чей-то недобрый внимательный взгляд снова сверлит ему спину. — Что? — тревожно спрашивает Зак. — Не знаешь, когда там следующий старт какой-нибудь космической штуковины? — бурчит Лу со вздохом. — Ты только что про Луну толковал. Улететь бы, мол, отсюда. Так вот, мыс Канаверал недалеко.* * *
Эрзули Дантор — чистота и непорочность, но её иная ипостась, её сестра — Лоа Эрзули Фреда — не такова. Она — ночь, она — алый бархат, розовый шёлк, она — золотое вино. Она — сама любовь, сам грех. Она опьяняет и манит, она сводит с ума тех, кто идёт за нею. Она жестока и неразборчива, как жестока и неразборчива бывает любовь. Несите же на её алтарь всё, что у вас есть, всё, что дорого вам, несите свою душу. Она заберёт её, смеясь.* * *
— Давай-ка я с тобой проедусь, — вполголоса произносит Лу, усаживаясь в «лендровер» рядом с Заком, который собрался на почту, чтобы получить факсы. — Прокатимся и поговорим без помех. — Без детей в кустах, призраков и москитов, — подхватывает Зак, направляя автомобиль к воротам поместья. — Ладно, твои соображения? Он косится на Лу, чьи буйные кудри сейчас чинно прикрыты соломенной шляпкой, похожей на те, что они недавно видели в старых фотоальбомах. Ветерок развевает рюши его светлого платья в горошек. Боже! Зак уже перестал беспокоиться, что этот маскарад разоблачат, но как можно вообще принять Лу за девушку — с его-то нахальными глазами-фарами, острым языком и рискованными затеями! Воистину, люди слепы, если видят только грудь размера «С»! — Могу лишь повторить, что мы всё доблестно просрали, босс, — сумрачно бросает Лу, сосредоточенно рассматривая свои ногти. — План особняка не нашли. Собрали досье на семью Монтгомери, но не озаботились ни кухаркой, ни экономкой, ни — внимание! — сиделкой. В итоге имеем, слава Всевышнему, не труп, но полутруп Виктора Леруа. И куколку-вуду впридачу. Дерьмовые мы детективы, босс, — он глубоко вздыхает. — Ну-ну, — успокаивающе бормочет Зак. — Сейчас мы сделаем все оставшиеся запросы. И ещё я полагаюсь на твою знаменитую интуицию, Лу Эмбер. — А-а, — отмахивается тот, мимолётно усмехнувшись. — В данном случае моя интуиция подсказывает только, что Шерри не врёт относительно своего прошлого. И знаешь, мне как-то стало жалко старого сухаря Роджера. Позади у него как минимум две личные трагедии: жена умерла, с любовницей разлучили. Неудивительно, что он вымерз изнутри и уже не благоволил ни к собственному сыну, ни к внукам. Исполнял свой долг, вот и всё. То, что считал своим долгом. — И на склоне лет принялся гоняться за Квартеронкой и переписывать завещание, — продолжает Зак, резко посигналив, чтобы отпугнуть показавшегося на обочине дороги небольшого оленя. — А вот любопытно, кто из его родни, как упомянула Шерри, прознал о его связи с Сарой Мэй и сделал всё, чтобы их разлучить? — Да кто угодно мог, — пожимает плечами Лу. — Его родители к тому времени уже умерли, но остались всевозможные добропорядочные кузины, кузены, тётушки, дядюшки и другие столпы общества. — Между прочим, — живо предлагает Зак, — мы можем сейчас навестить в больнице Виктора Леруа и попытаться получить от него более внятную информацию о том, что с ним произошло. Ну или хотя бы выразить своё сочувствие. И, кстати, — после некоторой заминки добавляет он, взглянув на Лу, продолжающего сосредоточенно изучать свои ногти. — Ты ведь знал Виктора и раньше? Откуда? Лу поднимает глаза. С его выразительного лица вмиг исчезают всякие эмоции, словно стёртые губкой со школьной доски условия задачи. — Мы были знакомы шапочно и скорее заочно, — роняет он наконец. — Просто вращались в одних и тех же кругах. Мир тесен, знаешь ли, особенно мир иных. — М? — Зак непонимающе моргает. — Иных? Каких таких иных? Вампиров? Ты с ума сошёл? — Мир извращенцев, — снисходительно фыркает Лу, глядя на него в упор. — Ты так же проницателен, как телеграфный столб, Зак Пембертон. Почему ты не остался в армии? Ты же прирождённый вояка, не видящий дальше собственного носа. Нет, взял и детективом заделался. Ты не заметил, что Виктор — голубой? И я не про его гардероб, — Лу неудержимо лыбится, наслаждаясь неописуемым выражением лица своего босса. — А если бы ты не знал меня раньше, то под этим платьицем, — он на миг задирает подол, — ты разглядел бы чувака с хуем? Думаю, ни фига. — Виктор — гей? — поражённо ахает Зак. Его глаза расширились, кажется, до самой оправы очков. — Виктор всеяден, — Лу откидывается на спинку сиденья и вытягивает длинные ноги, насколько позволяет тесный салон. — Но я с ним дела не имел. Говорю же — мы знакомы лишь заочно, лицом к лицу практически не сталкивались. — Я и не думал, что ты с ним… э-э… — Зак обрывает себя на полуслове и начинает медленно краснеть. — Господи… Ты чудовище, Лу Эмбер Филипс. Тебе нравится надо мной издеваться. Зря я заступался за тебя в школе. Пусть бы тебе сломали нос и выбили парочку зубов. Тогда бы ты не стал разыгрывать из себя милую куколку, засранец. — Да ладно, это только бы добавило мне шарма, — парирует Лу, продолжая довольно ухмыляться. Он и правда доволен, сказав то, что давно хотел сказать. Но отнюдь не всё. — Вон почтамт, Зак Пембертон, ты что, его не узнал? Сворачивай. Он хохочет, слыша, как чертыхается Зак. Разослав и получив нужные факсы, детективы действительно едут в городскую больницу, где их ждёт разочарование: Виктор через медсестру передаёт им, что ничего не помнит и не в состоянии ни с кем разговаривать. Задумчиво насвистывая себе под нос мелодию из «Крёстного отца», Лу покупает для него в киоске больничного холла небольшой букет цинний, отсылает в палату с открыткой и напрямик заявляет: — Моей хвалёной интуиции это не нравится, но делать нечего. Пошли, я обаяю главврача и расспрошу его про сиделку Монтгомери, эту мисс Кинселла, которую Белинда именует пьянчужкой. Главврач больницы оказывается молодящейся пышнотелой дамой лет пятидесяти, с интересом воззрившейся на Лу. Но ничего нового о профессиональной биографии Софии Кинселла, она сообщить не может. — Её порекомендовал семье Монтгомери мой предшественник, который вскоре ушёл с этого поста, — извиняющимся тоном заявляет она. — Но я уверена, что мисс Кинселла весьма компетентна. Таким образом, детективы откланиваются ни с чем и направляются перекусить в больничный кафетерий. Достав свой кейс, Зак начинает методично сортировать полученные бумаги, одновременно их просматривая. Лу терпеливо ждёт, но Зак помалкивает. — Что-то назревает, — повторяет Лу, когда они снова возвращаются к «лендроверу». — Даже такой толстокожий мамонт, как ты, должен это почувствовать. Он склоняет голову набок, будто к чему-то прислушиваясь. — Я не мамонт, — только и отвечает Зак, заводя мотор и направляя машину к федеральному шоссе. — Давай колись уже, что там сообщили! — через десяток миль не выдерживает Лу, и Зак наконец говорит: — Касательно своего прошлого Шерри Уильямс не солгала. Единственное, о чём она умолчала, так это о том, что её покойный муж был активистом радикальной организации, защищающей права цветного населения. И он, скорее всего, был убит, поплатившись за свою политическую деятельность. Жаль, чёрт побери. Судьба жестоко обошлась с этой семьёй. — У миссис Уильямс и её сына есть серьёзные счёты к системе, — подытоживает Лу, отрешённо уставившись в лобовое стекло на дорогу. — Учитывая ещё и семейную историю… Блядь! Осторожней! Зак выворачивает руль и резко тормозит, едва не съехав в кювет. В предзакатном сумраке видно, что шоссе стремительно пересекает чья-то тень. Белое подхвостье оленя исчезает в кустах, будто помахав детективам на прощание. — Чёртова луизианская фауна, — Зак длинно выдыхает, чувствуя, как колотится сердце. — Уф, пронесло! Храни Господь этого рогатого дуралея. — Аминь, — меланхолично заключает Лу, принимаясь рыться в «бардачке». — Мать его за ногу, я бы закурил. У тебя ж вроде тут валялась какая-то пачка… Он вскидывает голову, заслышав вой сирены. Мимо них стремглав проносится машина «скорой помощи», вся в огнях. Она направляется туда же, куда и детективы, — к особняку Монтгомери. К Мэнгроув Плейс. — Что за… — начинает было Лу, но стискивает зубы. Наступает черёд Зака бессильно выругаться — их «лендровер» не заводится.* * *
Лицо Шерри Уильямс, неподвижно лежащей на носилках, которые проворно выносят из дома парамедики, — пепельно-серое, глаза плотно закрыты. Сломанная кукла, да и только. Но она жива. Всё ещё жива. Парамедик подносит к её рту кислородную маску. — Надышалась соляной кислотой. Вылила в ванну средство для чистки и начала задыхаться. Потеряла сознание. Там оказалась почти сплошь соляная кислота, — отрывисто поясняет Стив подбежавшим детективам. — Во флаконе. Лу и Зак бросили машину на подъездной дороге и помчались к Мэнгроув Плейс, как осатаневшие гончие. Они растрёпаны, еле переводят дух. Зак оставил где-то на кусте свой пиджак. Он едва поспевал за Лу, несущимся, как пуля. Тот почти сразу точно так же выбросил шляпку. Лу устремляется в дом, на ходу перехватив Майка: — Где это случилось, парень? Когда? — На первом этаже, в ванной, — с трудом выговаривает тот. Губы у него дрожат, лицо такое же серое, как у матери. — Полчаса назад. Мама же не умрёт? Парамедики захлопывают дверцы «скорой». — Нет, конечно же, нет, — Зак успокаивающе обнимает его за плечи. — Её ведь уже почти откачали. Несколько дней в больнице, и с ней всё будет хорошо. Кто её нашел? Ты? — Я… да, я. Они сказали… острое поражение дыхательных путей… отёк лёгких… — бормочет Майк, сам едва дыша, и отчаянно смотрит вслед уезжающей машине. Остальные домочадцы в замешательстве топчутся на крыльце. Тут и близнецы, и кухарка Долли, и Белинда. Из членов семьи отсутствует только Конни Чемберс. Но всех расталкивает Лу, снова выскочивший из дома. — Зайдите сюда, — властно командует он. Синие глаза его сузились, будто он смотрит в прорезь прицела. — Кто из вас раньше видел эту бутылку? У него на руке — голубая пластиковая перчатка, и в этой руке он держит жёлтую бутыль из-под чистящего средства. — Так это всё хранится в кладовой, — растерянно отвечает Стив. — Она не заперта, кто угодно мог что угодно там взять… или подменить, — заканчивает он упавшим голосом. — Попозже отправим это дерьмо в лабораторию, — коротко сообщает Лу, пока остальные послушно, гуськом следуют в холл. Зак всё ещё обнимает Майка за плечи, и мальчишка поднимает на него потерянный умоляющий взгляд. — Всё будет хорошо, — ободряюще повторяет Зак. — Твоя мама выздоровеет, а мы во всём разберёмся. Он надеется, что в его голосе звучит уверенность, которой на самом деле он вовсе не испытывает. — Так, — говорит Лу, не давая никому опомниться, когда все суетливо размещаются в холле. — Помимо пострадавшей миссис Уильямс, здесь нет Виктора, мистера Роджера и его сиделки, что объяснимо. А где же миссис Конни? — Мама? Я позову! — Джерри с готовностью срывается с места и мчится наверх по ступенькам, громко топая, Саманта — за ним. Все скованно и напряжённо молчат, когда на верхней площадке лестницы наконец появляется Конни Чемберс и начинает величественно спускаться, аккуратно придерживая полы шёлкового тёмно-вишнёвого халата. Короткие кудри её красиво уложены и блестят в свете ламп. Герцогиня, да и только. — Что тут опять случилось? — надменно роняет она, оказавшись наконец в холле. Близнецы, обогнав её, шмыгают под лестницу и замирают там, словно мышата. — А вы что же, не слышали сирены «скорой»? — Лу поднимает брови в деланном недоумении. — И ваши дети вам ничего не сказали? — Я разговаривала по телефону, — парирует Конни с прежним величием. — А мои дети вечно городят ерунду. В данном случае — что-то об отравившейся прислуге, как её там… Шерри. Она что, доела испорченные объедки? Зак чувствует, как вздрагивает Майк под его рукой. — Она вдохнула пары концентрированной соляной кислоты, залитой в бутылку с чистящим средством, — ровным голосом объясняет Лу, пристально глядя на неё. Кони поджимает накрашенные губы: — Непростительная тупость. Кто теперь будет выполнять её обязанности, скажите на милость? — она поворачивается к Стиву. — Ты всегда на всём экономишь. Не собираешься же ты взвалить всю домашнюю работу на этого мальчишку? — следует небрежный кивок в сторону вскинувшего голову Майка. — Он не справлялся даже с тем, что делал. И я надеюсь, ты не собираешься оплачивать вызов «скорой» для этой Шерри? Она сама виновата. — Ты, сука! — яростно выдыхает вдруг Майк, сбросив с плеча ладонь Зака. — Гадина! — Что? — Конни в полном ошеломлении хлопает ресницами, явно не веря своим ушам. Майк, сверкнув глазами, отскакивает от Зака, который снова хочет удержать его за локоть, и сдавленно выкрикивает, сжав кулаки: — Вы, уроды, кто-то из вас хотел убить мою мать! — Тихо, парень, остынь, — негромко приказывает Зак, уже понимая, что это бесполезно — мальчишку понесло, — и беспомощно смотрит на Лу, а тот одними губами произносит: — Не трогай. «Его любимая чёртова драма», — мелькает у Зака в голове, пока Майк продолжает взахлёб говорить, переводя горящий яростью взгляд с одного члена семьи Монтгомери на другого: — Моя мать вам не рабыня, как и я! Мы тоже имеем право на этот дом, на ваш сраный Мэнгроув Плейс! Мы тоже по крови — Монтгомери! Повисает звенящая тишина, и в этой тишине Лу одобрительно констатирует: — Хорошо сказал, парень. — Ты рехнулся? — взвизгивает Конни, а Стив коротко спрашивает, перебив её: — С чего ты это взял? Лу, шагнув вперёд, спокойно берёт Майка за плечи, и тот, как ни странно, ему это позволяет, лишь со всхлипом втянув в себя воздух. Он молчит, и тогда Лу отвечает за него — размеренно и сухо, словно читая доклад: — Прабабушка Майкла, то есть бабушка его матери Шерри, пятьдесят лет тому назад была любовницей Роджера Монтгомери. Её звали Сара Мэй Эдвардс. Она не смогла остаться с ним и уехала на Север, будучи беременной. Шерри и Майкл — прямые потомки Роджера и тоже имеют право на его наследство. Шерри знала всё это, устраиваясь на работу в Мэнгроув Плейс десять месяцев назад, но завещание было переписано позже. Снова повисает вязкое, как патока, молчание. — Боже, — почти неслышно шепчет Белинда. — Боже милостивый… Стив потрясённо проводит рукой по лицу, но после паузы говорит по обыкновению сдержанно: — Понятно. И как давно лично вы об этом знаете? — На днях Шерри рассказала нам правду, — отвечает Зак вместо Лу, который поочерёдно рассматривает каждого из присутствующих Монтгомери изучающим взором естествоиспытателя в клинической лаборатории. — Невозможно! — пронзительно вскрикивает Конни. — Немыслимо! У нас в семье — чёрные?! — Именно это вас волнует? — тут же интересуется Лу. — Или то, что вашим детям придётся делить с ними наследство прадедушки? — Пусть сначала представят доказательства! — Конни судорожно запахивает полы халата. — Я не верю! Роджер Монтгомери не мог спать с негритянкой! С прислугой! — Мог и спал. Его дед поступил точно так же, — вворачивает Лу безо всякого снисхождения к её страданиям. — Это у них семейное. Именно так Монтгомери обзавелись фамильным призраком. — Я верю в это, — тихо, но чётко объявляет побледневшая Белинда, обхватив себя за локти. — Шерри — дедушкина внучка, как и я. Мы похожи, только раньше я не могла этого объяснить. Пока вы не сказали, — теперь она смотрит Лу прямо в глаза. — Я видела Квартеронку, как будто себя в зеркале, я говорила вам об этом, помните? Но на самом деле она была похожа на Шерри. — Что такое? — беспомощно бормочет Конни, прижав к груди растопыренные пальцы — алый маникюр выглядит на них, как сгустки крови. — Квартеронка? Старый Роджер — внук Квартеронки? Ты на это намекаешь, Белинда? Боже правый! — Отличный ход для сценария сериала, — безжалостно возвещает Лу с мефистофельской ухмылкой. — Но нет, Тейлор Монтгомери загубил свою любовь задолго до рождения сына Чарльза, ставшего впоследствии папашей Роджера. Так что родословное древо Монтгомери почернело именно по милости последнего, — он легонько треплет Майка по макушке. — И ему это пошло на пользу. Я про древо говорю. Ты храбрый и трудолюбивый малый. — Круто! Майк — наш кузен! — упоенно визжат под лестницей близнецы, совершенно не замечая, что их мать вот-вот упадёт в обморок. — Но данный факт, — холодно отмечает Зак, которому совсем не нравится играть в этом сериале, — автоматически делает Майка возможной жертвой, как и любого из Монтгомери. Шерри пострадала не случайно. Я предлагаю отправить мальчика в больницу, пусть присматривает за матерью, оба целее будут. Стив, вы не могли бы позвонить и распорядиться насчёт этого? — Я бы, конечно, мог, — резко перебивает его Стив, чьё лицо более чем когда-либо походит на бесстрастную маску, — но, если исходить из интересов его матери и его собственных, им обоим необходимо находиться здесь на момент смерти нашего деда, иначе их исключат из завещания. Это относится и к Виктору. Лу что-то бормочет себе под нос, и это отнюдь не молитва Всевышнему, думает Зак с мрачной усмешкой. Стивен прав и, что весьма импонирует Заку, печётся об интересах мальчика. Если это, конечно, не очередной ход в игре. — Что ты сам выбираешь, Майк? — негромко спрашивает Лу, глядя на подростка. Тот облизывает пересохшие губы и решительно говорит: — Я хочу быть рядом с мамой, но я останусь тут, иначе получится, что она зря пострадала. Стив одобрительно кивает ему: — Я позвоню в больницу, узнаю, как она там. — А в полицию вы не хотите позвонить? — не выдерживает Зак. Он понимает, что Лу уже взял на себя полицейские функции, упаковав для экспертизы флакон, брошенный Шерри, но тем не менее. Стив отрицательно качает головой: — В полиции это тем более сочтут несчастным случаем, ведь происшествие с Шерри в первую очередь можно списать на её халатность. — С ней всё будет хорошо, — вдруг подаёт скрипучий голос из своего угла старая Долли, про которую все забыли. — Эрзули Дантор приглядит за нею, не сомневайтесь, она уже спасла её. Эрзули Дантор не даст никому навредить ей, не беспокойся, Майки, мой мальчик. Она присматривает за всеми одинокими матерями, за вдовами и сиротами. — Это ещё что за чертовщина? — Конни, чуть не плача, опускается в кресло и сжимает ладонями виски. — Вы тоже одинокая мать и можете принести цветы и сладости на алтарь Эрзули Дантор, — успокаивающе сообщает ей кухарка. — Одна из ключевых фигур вудуистского культа, — задумчиво поясняет Лу, — аналог Девы Марии, святая-Лоа, вот кто это. — А за такими, как ты, — немедленно подхватывает Долли, тыча в его сторону корявым указательным пальцем, — присматривает Эрзули Фреда. За такими, одержимыми страстью к мужчинам.* * *
Когда все наконец разбредаются прочь из холла, — Белинда крепко держит Майкла за руку, — Зак безразличным тоном роняет: — Надо прогуляться за машиной. Надеюсь, она заведётся, просто у нас не было времени разбираться с нею. Лу, мрачнее тучи, немедля сбегает вслед за ним с крыльца и сворачивает на дорожку, ведущую к воротам усадьбы. Некоторое время оба идут молча, слышен только хруст гравия под их ногами, но Зак всё же не выдерживает: — Ты расстроился оттого, что тебя назвали… хм… — Охотницей за мужиками? — Лу глядит на него без обычной усмешки. — Я вообще расстроился, знаешь ли. Потому что мне не о чем было толком спросить эту кодлу, хоть я их и собрал, — он всё-таки бледно улыбается: — А вот ты спроси, почему. — И почему же, Лу Эмбер? — мягко спрашивает Зак, включая фонарик. По ведущей к Мэнгроув Плейс дороге практически никто не ездит. Но Зак опасается, что из зарослей может вывалиться какой-нибудь очередной представитель луизианской фауны. Помимо москитов, разумеется, которые уже радостно их атакуют. Лу коротко вздыхает. — Хоть мы и знаем, когда примерно Шерри вдохнула пары кислоты — минут за десять до прихода Майка, тут же вызвавшего «скорую» — это по данным парамедиков, — тем не менее не было смысла опрашивать, где тогда находился каждый из живущих в этом чёртовом доме. Потому что налить кислоту в бутылку и поставить её на полку в кладовой мог кто угодно хоть за неделю до этого. В любом случае ванны и унитазы в доме чистят либо Шерри, либо Майк, кто из них пострадает, не имеет значения, они оба — претенденты на наследство. Стив прав, полиция и не взялась бы за это дело. Более того, на флаконе наверняка стёрты отпечатки пальцев, так что и экспертиза нихрена не даст. Как, чую я, будет и с той дурацкой куклой. Кстати, Долли Пирсон очень даже хорошо знакома с культом вуду. — И это тебя ещё сильнее печалит, потому что она твоя подружка, — пытается поддеть его Зак, но Лу не слушает, продолжая взахлёб говорить: — Но почему это всё было проделано именно сейчас? Почему не раньше, если преступник знал секрет Уильямсов? — Лу резко останавливается, отсутствующим взором глядя в кусты. — Почему жертвы распределились именно таким образом? Сперва учительница, вовсе не имеющая отношения к наследству Роджера… — Уверен? — Зак иронически вздёргивает бровь, и едва успевает увернуться, когда Лу, свирепо раздувая ноздри, бьёт его прямым хуком под рёбра. — Эй, эй! Насилие — не наш метод! Я послал запрос и на досье мисс Чивингтон, клянусь! Данные придут завтра, так что мы можем арендовать номер в мотеле и дождаться утра в городе, а не мотаться туда-сюда. — Нет уж, нахрен, мы не можем оставить без присмотра эту семейную банду с её скелетами в шкафах и призраками на лестницах, — рявкает Лу, сверкая глазами и снова устремляется вперёд по обочине так быстро, что Зак еле за ним поспевает. — Ты меня сбил с мысли. Итак, сперва учительница — почему? Потом мисс Шарп стала второй по счёту — почему? И почему, кстати, Кристина Шарп так и не вышла замуж? И это в те годы, когда знатные семьи женили своих отпрысков по обоюдному сговору? — Лу! — стонет Зак, представив объём досье, которые ему предстоит запрашивать. — Помилосердствуй! Старушке было за семьдесят! Кто тебе сейчас скажет, почему она не стала миссис Смит или миссис Шератон-Монгольфьер?! — И я продолжаю упорно размышлять над тем, кого она так испугалась в своей спальне? — Лу не обращает ни малейшего внимания на его мольбы. — Точно не насильника. Квартеронку? — Спроси у Квартеронки, не заглядывала ли она к ней? — хмуро бурчит Зак. Ему кажется, что голова у него распухла от вопросов, которые туда методично втыкает его напарник. — Я бы с радостью, но увы, — огрызается тот. — Далее. Алкаш Джозеф, повесившийся в комнате, запертой изнутри не только на замок, но и на засов. Что тоже наводит на вопрос — он-то кого так боялся, что постоянно накачивался виски, буквально задраив свою каюту и выползая раз в день на кухню за хоть какой-то едой, по сведениям Долли? — Лу несколько мгновений смотрит на Зака, который лишь что-то невнятно мычит. — Ладно. Уже при нас пострадали Виктор Леруа и Шерри Уильямс. Эти два покушения — а я зуб даю, что это именно покушения, — обставлены так же, как и предыдущие — то есть как несчастные случаи. Доказать обратное практически невозможно. И что? — Что? — устало повторяет Зак. Он совершенно выбит из колеи. — Вывод, босс, я могу сделать прежний — мы с тобой пока что всё просираем — и просираем бессистемно, к сожалению. Убийца нас опережает. Или убийцы. А мы просто мечемся во мраке, как зайцы. Единственная польза от нашего присутствия — преступник нервничает, как и мы, впрочем, и совершает ошибки. Ни Виктора, ни Шерри укокошить не удалось. — Это потому лишь, что рядом с жертвами всё время оказывается Майк Уильямс, благослови его Господь, — уныло отмахивается Зак. — А вовсе не мы. И кстати! Почему мы считаем, что покушавшийся непременно желал убить Виктора и Шерри? Ему достаточно было просто вывести их за пределы поля — ведь если они будут вне дома, в больнице, когда старик наконец умрёт, наследства они не получат. — Резонно, чёрт возьми, — оживляется Лу, но Зак снова машет рукой: — Тем не менее, не явись вовремя Майк, этот ангел-хранитель, они, возможно, не выжили бы. Стиву Монтгомери следовало бы заплатить гонорар ему, а не нам. Да-да, Лу Эмбер, ты прав, мы с тобой — лохи. Вот скажи на милость, почему мы не взяли машину из гаража Монтгомери, чтобы съездить за своей, а потащились сюда пешком? Чтобы накормить москитов? Он свирепо шлёпает себя по шее. — Может быть, потому что хотели найти твой пиджак? — кротко отзывается Лу, указывая на ближайший куст боярышника, где светлеет какое-то пятно. — А вон и наша тачка. Всё пучком, босс. Он прыскает со смеху, к немалому облегчению Зака, и, забираясь на сиденье рядом с ним, невинно интересуется: — Ты предлагал переночевать в мотеле, так вот, я сперва отказался, а сейчас беру свои слова обратно, я уже не против. М? Его синие глаза лукаво поблёскивают, вокруг них размазалась тушь и тени, которые Лу исправно наносит на свою физиономию каждое утро. Остаться с ним наедине? Слуга покорный. — Сиди уж… охотница за мужчинами, — ворчит Зак, заводя мотор, который и правда перестал барахлить. — Ну во-от… — разочарованно вздыхает Лу. — Кстати, у меня есть ещё парочка свежих соображений, но я изложу их завтра утром тебе и нашему хозяину. Хочу пока кое над чем подумать. Даже не глядя на него, Зак знает, что на его губах снова играет нахальная и невинная улыбка. Чёрт бы его побрал.* * *
Небесный змей, воплощение Неба — Дамбала, старейший из Лоа, начало и конец всего сущего. Движение его семи тысяч колец образовало горы и долины Земли, а также звезды и планеты неба. Данбала выплавил металлы и послал на Землю стрелы-молнии, от ударов которых возникли священные камни и скалы. Когда Данбала сбросил свою кожу под солнцем, излив при этом воды на Землю, солнце засияло в воде и создало Айда-Ведо, Радугу. Дамбала полюбил Радугу за её красоту и сделал её своей женой. Взгляните вверх, когда прошёл дождь. Если вы видите изогнувшуюся в небе радугу, вспомните о том, как любил её Небесный Змей.* * *
После завтрака Зак и Лу напрашиваются в машину к уезжающему в город Стиву. — Нам необходимо забрать пришедшие по факсу документы… и сообщить вам нечто конфиденциальное, — скупо объясняет Лу, нетерпеливо сцепив руки за спиной, пока Стив недоумённо моргает, стоя у раздвижной двери гаража. Он явно не собирался брать пассажиров. После вчерашней беготни Лу уже не рискует обрядиться в платье, злорадно отмечает про себя Зак: на нём поношенные джинсы и какая-то полосатая распашонка, волосы собраны сзади в хвост, а лицо такое осунувшееся, будто он ночь не спал. И совершенно не накрашенное. Внимательно оглядев его, Стив хмурит брови: — Вы кажетесь измученной, мисс Филипс. Простите, — тут же извиняется он. — Зато мне очень здесь интересно, — безмятежно ухмыляется Лу. И этот стервец ещё бросался обвинениями в бестактности и толстокожести, скорбно думает Зак и торопливо замечает: — Любая детективная загадка — пища для пытливого ума. На самом деле мы бы страстно желали, чтобы в Мэнгроув Плейс вовсе не было загадок. Но увы. Он сокрушённо разводит руками, а за спиной Стива незаметно показывает напарнику кулак. Тот предсказуемо округляет глаза и покаянно шепчет: — Не надо сегодня пороть меня, папочка. Зараза. Лу тут же усаживается рядом со Стивом и объявляет, едва только хозяйский чёрный «понтиак» трогается с места: — Во-первых, мы бы рекомендовали вам… предупредив заранее Майка, разумеется, сообщить всем домочадцам, что состояние Шерри ухудшается и ей, возможно, придётся задержаться в больнице. Это заставит гипотетического убийцу расслабиться и не браться сразу за подготовку нового покушения, а он его, скорее всего, готовит. Пусть считает, что Шерри выбыла из игры, оставшись в больнице, как Виктор. Стив задумчиво кивает, сосредоточенно глядя на дорогу. На самом деле все трое знают, как и Майк, что Шерри через пару дней вернётся в Мэнгроув Плейс. А вот с Виктором, как сообщил его лечащий врач, работает психотерапевт, поскольку у пациента — тяжёлое нервное расстройство. Лу продолжает, облокотившись на спинку сиденья и полуобернувшись к застывшему позади Заку: — Во-вторых, хотелось бы обсудить с вами щекотливый, но резонный вопрос. Мы прибыли сюда, чтобы оградить от возможных покушений членов вашей семьи. Но самый беспомощный из ваших родственников, собственно, никак не защищён, а ведь опасность угрожает в первую очередь ему, — и, встретив вопросительный взгляд Стива, он поясняет: — Я говорю о вашем дедушке. О Роджере Монтгомери. Мне кажется, стоит нанять для него специальную охрану. В зеркале Лу видит, как у Зака отвисает челюсть, и прячет довольную усмешку. Вместо того, чтобы вскричать: «Позвольте, но ведь у него есть сиделка!», Стив сдержанно осведомляется: — Мисс Филипс, вы всерьёз полагаете, что именно мой дед должен стать следующей жертвой … или же хотите нарочно обострить ситуацию в моей семье, когда я объявлю об этом решении родственникам? — И то, и другое, — немедля отзывается Лу, косясь на него. Пожалуй, если именно внук Роджера стоит за всеми этими происшествиями, им его не разоблачить. Уж больно хладнокровен. — Раньше нам не казалось, что именно Роджер станет следующей жертвой, потому что убийца прежде всего стремился избавиться от других претендентов на наследство, что логично. Сейчас же с большой вероятностью под удар может попасть именно ваш дед. Двое наследников мертвы, двое в больнице. Можно рискнуть. Только… м-м… я предлагаю вам объявить о своём решении поскорее, а найм охранника немного… отложить. Стив коротко усмехается, взглянув на него в упор. — В Мэнгроув Плейс осталось немного потенциальных наследников… и потенциальных убийц. Мне это начинает напоминать пресловутый роман «Десять негритят», так, кажется? Кого из нас вы лично подозреваете, мисс Филипс? А вы, мистер Пембертон? Меня? Линду? Майка? Конни? Малюток-близнецов? А если представить, что Шерри подстроила собственное отравление кислотой, чтобы отвести от себя подозрения? Ведь её состояние быстро стабилизировалось. Ну, а Виктор с той же целью сам улёгся на солнышке позагорать. И оба они вернутся сюда… допустим, к вечеру. А? Зак что-то невнятно мычит в некотором замешательстве, а Лу отрывисто говорит: — Если на то пошло, любой из вас мог нанять некоего таинственного ниндзя, который и проделывает все эти штуки. Вот вам и ещё одна версия происходящего. Честно признаюсь, что изо всех вас мне наименее симпатична миссис Конни, но это не значит, что она виновна. Хотя она — самовлюблённая узколобая ханжа, готовая на всё ради своих детей. А вот вы, — он щурится, глядя на Стива сквозь ресницы, — мне безусловно симпатичны, кроме того, вы наш наниматель, но, если вы окажетесь преступником, я собственноручно сдам вас полиции. — Благодарю за прямоту. Я не буду вам клясться, что невиновен, но я невиновен. И не считаю виновной Линду. Хотя насчёт неё я могу ошибаться, — ровным голосом продолжает Стив, сильнее сжимая баранку руля. — И мне тоже хочется ускорить ход событий. Я смертельно устал ждать дедушкиной смерти, простите за гадкий каламбур, и так же смертельно устал бояться, не появится ли в семье новый труп. Ну и гадать, кто же из моих родных — преступник — удовольствие не из больших. Так что, мне не хочется делать из дедушки наживку, но… иного выхода, наверное, действительно нет. — Понимаю вас, мистер Монтгомери, — сочувственно произносит Зак, на миг коснувшись его плеча. — Не волнуйтесь, ваш дедушка не пострадает. Пока не прибудет охрана, мы с мисс Филипс станем дежурить возле его спальни поочерёдно, — авторитетно заканчивает он. Но, едва Стив, высадив их возле почтамта, направляется в банк, предупредив, что вернётся через час, Зак набрасывается на напарника: — Это что за номера ты откалываешь? — Так же отреагируют и все Монтгомери, — довольно заверяет Лу, ничуть не смущённый гневом босса. — Будут в шоке. И это отлично, пусть попрыгают. Вернее, пусть попрыгает тот, кто всё это устраивает, поняв, что ещё чуть-чуть — и ему до деда уже не добраться. Так что он… — Или она, или они, — угрюмо поправляет Зак. Лу, с его склонностью к мелодрамам действительно вот-вот подставит старика под следующий удар. — В общем, этот мудачина наверняка испугается, что дедуля будет лежать колодой ещё лет двадцать под защитой охранников, запаникует и выдаст себя. Тут-то мы эту рыбку — оп! — и подсечём! — возбуждённо подытоживает Лу. Его глаза сверкают. — Рыбак хренов, — устало буркает Зак. — А что это за бред ты нёс относительно наёмного ниндзя? — Почему бред? — Лу с наигранной обидой хлопает ресницами. — Я бы так и сделал будь я Конни или Виктором — нанял бы кого-то, чтобы загребать жар его руками, вот и всё. Впрочем, Виктор отпадает, он, бедняга, оказался более хрупким цветком, чем я ожидал. А на месте гипотетического ниндзя я бы прикинулся не кем-нибудь, а Квартеронкой, чтобы безнаказанно скользить по галерее, опустив очи долу, с отравленным стилетом в руке. — Ох, заткнись, а? — надломленно просит Зак. — Вот тебе точно надо сценарии для Голливуда писать. Озолотился бы. — Ладно, — кротко соглашается Лу. — И правда, хватит без толку болтать. Плевать, что в этой болтовне может родиться истина. Действия — вот главное. Иди, получай факсы. Надеюсь, твой человек в полицейском управлении уже подсуетился. А я тебе как-нибудь потом расскажу, что я ещё придумал. В его синих глазах пляшут черти. Быстро оглядевшись, не видит ли кто, Зак хватает Лу за шиворот и запихивает в простенок между подсобным помещением почтамта и каким-то складом. Он вне себя от ярости, но, тем не менее, успевает подумать: если бы не проклятые женские причиндалы, которые поганец Лу себе пришил, он бы тряс его без пощады, как охотничий пёс — пойманного кролика. Да уж, кролик! Это, скорее, лис. Псевдокролик тем временем повисает в руках Зака и объявляет, предовольный: — Перестань озираться, я не обвиню тебя в сексуальных домогательствах, у нас же просто семейные разборки. Ох! Ну ты и гад… Зак ещё раз легонько поддаёт коленом ему в пах. — Моё снисхождение не безгранично, Лу Эмбер, ты всё-таки не девушка. Кончай придуриваться и выкладывай, что за авантюру ты ещё задумал. Лу облизывает губы и хрипит: «Отпусти!», но, едва Зак разжимает пальцы, ловко пинает его в такое же уязвимое место — тот едва успевает поставить блок, повернувшись боком. — Ничья, — задыхаясь, выпаливает он. — Давай, колись, я слушаю. — Да ничего особенного, — небрежно произносит Лу, отряхивая свою распашонку и лыбясь до ушей. Ему явно понравилась эта потасовка. — Сам хочу прикинуться Квартеронкой. — Что-о?! — Зак застывает с разинутым ртом. — Господи, — Лу возводит глаза к чердаку склада, словно ожидая узреть Всевышнего в крохотном пыльном оконце. — Только не паникуй. И не ори, что я рехнулся, — поспешно добавляет он, видя, как лицо Зака наливается багровой краской. — Просто хочу попробовать. Много для этого не надо. Белая дерюга в качестве ночной сорочки, босые ноги, чёрные лохмы. Всё это у меня есть. Ну, кроме дерюги. Я её куплю. Вот прямо сейчас пойду и куплю. И… я могу даже трогательно поплакать, столкнувшись с кем-нибудь из Монтгомери. Или повыть. — Да ты спятил! — стонет Зак, хватаясь за голову. Воистину, этот паршивец в гроб его загонит. Он так и говорит: — Ты меня угробишь, и тогда именно я буду являться к тебе по ночам и выть. Вот посмотришь. — Да брось! — Лу прыскает со смеху, но тут же становится серьёзным. — Ты сам говорил про мою интуицию. Так вот, именно она мне подсказывает, что ситуацию надо обострить до предела — помимо предстоящего появления в доме охраны. Я не знаю, что из этого получится, но психику преступника мы окончательно расшатаем, точно. Он совершит ошибку и выдаст себя. Состояние психики босса его, конечно, нисколько не волнует. Пока Зак мучительно подбирает слова, чтобы рационально объяснить этому придурку, что он придурок, Лу ободряюще хлопает его по плечу и жизнерадостно сообщает: — Вон там у них кофейня. Закажи мне чашечку эспрессо и круассан со взбитыми сливками, я сгоняю в универсальный магазин за сорочкой и тут же вернусь. Да, и факсы не забудь получить! А то ты, сдаётся мне, находишься в какой-то прострации. Поверь, не из-за чего. — Проваливай! — Зак безнадёжно вздыхает. Всё бесполезно, остаётся смириться с выходками Лу. Как всегда. — Ты просто давно не играл на сцене! — выкрикивает он, когда полосатая распашонка Лу исчезает за углом. Засранец только весело отмахивается на бегу. Ещё какое-то время постояв на месте, чтобы прийти в себя, Зак разворачивается и уныло плетётся к почтамту. Делай что должно, и будь что будет.* * *
На обратном пути в Мэнгроув Плейс Стив и детективы по большей части рассеянно смотрят на мелькающие вдоль дороги поля, сменяющиеся лесной порослью. На них пахнуло сыростью, когда машина приблизилась к болоту. Видно, как над кромкой тростника, лишь изредка взмахивая крыльями, плавно летит какая-то большая птица. — Пеликан, — коротко поясняет Стив, заметив заинтересованный взгляд Лу. У того в руках — яркий пакет из универсального магазина, а на коленях у Зака — всё тот же кейс с пачкой полученных из полицейского управления факсов. Заку не терпится их прочесть, но он может сделать это только у себя в комнате. До этих бумаг им удаётся добраться после обеда, во время которого Стив буднично объявляет домочадцам две новости. Первая — что Шерри задержится в больнице ещё как минимум на неделю. И вторая — что со следующего понедельника в спальне Роджера Монтгомери будет круглосуточно дежурить охрана. Реакция на это сообщение была вялой, к явному разочарованию Лу: Белинда лишь молча кивает, а Конни воинственно осведомляется, не собирается ли Стив окончательно растранжирить дедушкино наследство, не успев его даже получить. Тот флегматично пожимает плечами в ответ на её выпад. — А у этих охранников будет собака-ищейка? — живо интересуется Саманта, но Джерри, не дожидаясь окрика матери, предостерегающе дёргает сестру за локоть. Если они будут нарываться, мать снова отправит их в спальню заниматься какой-нибудь нудятиной, а между тем в гараже ждёт Майк, который обещал наконец-то взять их с собой к болоту, чтобы вместе ставить садки на крабов. Мать, разумеется, запретила близнецам общаться с Майком, но кто бы её слушал?! Близнецы торопливо доедают остатки пюре с чесночной подливкой и выскальзывают из-за стола, чинно поблагодарив Долли, которая теперь прислуживает в столовой вместо Шерри. Белинда тоже встаёт, чтобы помочь ей унести грязную посуду. Брат одобрительно кивает ей. — А девчонка не чурается чёрной работы… в отличие от миссис Конни, — тихонько роняет Лу, когда они с Заком поднимаются по лестнице в его спальню. — И, слушай, Майк больше не прислуживает. Они отстранили его от этого. Не ожидал, ей-богу. Молодцы. — Но и за свой стол они его не посадили, — сухо констатирует Зак. — Возможно, и предлагали, но он отказался, гордый чертёнок. Хотя признаюсь, что обедать за одним столом с миссис Конни — то ещё удовольствие. Ладно. Надеюсь, он будет достаточно осторожен — теперь, когда всё раскрылось. Оказавшись в спальне и разделив поровну полученные бумаги, детективы погружаются в чтение. Но их снова ждёт разочарование. Информация о прошлом Долли Пирсон, Софии Кинселла и Вирджинии Чивингтон довольно скудна и не представляет ценности для расследования. Все три женщины никогда не совершали даже мелких правонарушений, не подвергались аресту и административным наказаниям, а мисс Чивингтон до приезда в Луизиану работала учительницей в средней школе Гровер-Спринг в штате Айова, откуда родом была вся её семья. Никаких следов Роджера Монтгомери в её родословной не обнаруживается. Темболее — в родословных сиделки и кухарки. Кроме того, ни на тряпичной кукле, утыканной булавками, ни на тщательно вытертой бутыли из-под моющего средства не удаётся найти достаточно чётких отпечатков пальцев. Так, некие мазки, и всё. — Тупик, — со вздохом резюмирует Зак, откладывая бумаги в сторону. «Сейчас снимет очки и потрёт переносицу», — с ласковой насмешкой думает Лу, глядя на босса. Тот так и делает, и Лу невольно прыскает со смеху. — Ты предсказуем, как… как шлагбаум, — объявляет он, вскакивая с места. — А я перевоплощусь в Квартеронку сегодня же ночью. — Сегодня?! — ахает Зак, машинально возвращая очки на нос. — Ты обезумел, Лу Эмбер. — Мне не терпится выйти из тупика, — непреклонно заявляет Лу, и тут же получает в ответ: — Тебе не терпится сыграть эту роль, несчастный ты фигляр, признайся честно. — И это тоже, с усмешкой соглашается Лу. Ему вдруг приходит в голову, что Зак Пембертон, оказывается, тоже знает его достаточно хорошо. Поздним вечером того же дня Лу стоит перед огромным, помутневшим от времени зеркалом древнего трюмо у себя в комнате — уже в белой сорочке почти до пят, с разметавшимися по плечам чёрными кудрями — и задумчиво наматывает на палец одну из прядей. У него тоже есть определённая манера размышлять. Наконец он решает, что наносить на физиономию более смуглый тон не стоит — его кожа и так достаточно смугла, тем более в темноте. Но что делать с чёрным, скрывающим кадык ошейником, вот вопрос. Лу решает эту проблему, завязав вместо него вокруг шеи белую шёлковую косынку. Он оборачивается и проскальзывает к двери, заслышав осторожный стук и заранее посмеиваясь в предвкушении эффекта. — Ворвитесь, если вы не дьявол! — пафосно провозглашает он и осекается. — Твою мать! Извините! — он даже прикрывает рот ладонью. — Должен был явиться босс. За дверью стоит вовсе не Зак Пембертон, а Стивен Монтгомери, глаза которого в буквальном смысле слова лезут на лоб при виде растрёпанного и босоногого Лу в белом одеянии из универмага «Мейзи». Лу не представлял себе, что молодой хозяин поместья может быть таким обескураженным. — Что за… — бормочет тот, и его обычно бесстрастное лицо заливает краска гнева. Вполне законного, между прочим. — Что это за маскарад?! Потрудитесь объясниться, мисс Филипс. Голос его становится холоднее стали. — Э-э… — тянет Лу, у которого язык будто прилип к нёбу, но тут из-за спины Стива раздаётся такой же ледяной голос Зака, плотно прикрывшего за собой дверь: — Прошу прощения. Я задержался. Вы дали нам карт-бланш, как мне помнится, Стивен, на любые методы расследования, которые могут бросить свет на сложившуюся в вашем доме ситуацию. Если вы об этом забыли, я напоминаю. И вообще… что вы делаете в столь поздний час в спальне моей помощницы? Он грозно хмурит брови — совсем как папаша или старший брат, обнаруживший незадачливого ухажёра. Лу ехидно усмехается, а Стив, придя в явное замешательство, так же явно начинает остывать. — Я… простите, я всего лишь хотел задать мисс Филипс пару вопросов, уточнить кое-что… и тут… это. К чему это? И почему я ничего не знал о вашей… гм… затее? — Может быть, потому, что вы являетесь одним из подозреваемых? — интересуется Лу, разворачиваясь на пятках и падая в кресло. Стив краснеет от смущения. — Но это даже к лучшему, что вы пришли, — снисходительно добавляет «Квартеронка», вытягивая босые смуглые ноги и разглядывая их с неподдельным интересом, тем более что на эти ноги автоматически устремляются взгляды обоих мужчин. — Вы действительно имеете право стать свидетелем происходящего. Вы наш работодатель, вы пригласили нас… и, говоря по правде, лично я не верю, что именно вы стоите за всеми этими происшествиями. — Спасибо, порадовали, — саркастически, но с явным облегчением бросает Стив, потирая лоб. — А всё-таки, кто это, по-вашему? — Надеемся выяснить в самое ближайшее время, — невозмутимо сообщает Зак. — Мои поздравления, Лу, вышло просто замечательно. Лу и сам это знает, чего уж. Он величественно поднимается из кресла: — Тогда вперёд.* * *
«Расовая сегрегация в США началась с 1865 года, с принятия 13-й поправки к американской конституции, которая запрещала рабство. Расовая сегрегация — это отделение белого населения США от других этнических групп (главным образом чернокожих и индейцев). Это своего рода социальные ограничения, где преимущество было на стороне белых. Чернокожие считались гражданами второго сорта, с худшим образованием, с худшим медицинским обслуживанием, жизнью в гетто, с заработной платой вдвое меньше, чем у белых работников, зачастую с отсутствием возможности участвовать в выборах. Существовали отдельные школы (для белых и негров), отдельный общественный транспорт (вплоть до 1970-х гг.), запреты на совместное размещение в отелях и мотелях, разделение на кафе и рестораны только для белых и для «цветных» и черных. Все смешанные браки белых и цветных считались запрещенными. Термин «белый человек» применялся только к тому, кто не имел ни капли какой-либо крови, кроме европеоидной».(Источник: Интернет)
Последние комментарии
12 часов 40 минут назад
16 часов 54 минут назад
19 часов 13 минут назад
21 часов 2 минут назад
1 день 2 часов назад
1 день 2 часов назад