Среди нас (СИ) [fantasy_life] (fb2) читать онлайн

В голову воткнули ржавый топор. Кажется, его глубоко, по самый обух загнали в череп, попытались вытащить, разворотили весь затылок, но сдались на полпути и оставили как есть: с волосами в липкой бурой крови и ошмётками мозгов на лезвии. Горло иссохло и раскрошилось изнутри. Еле слышно покалывало в кончиках окоченевших пальцев. А тело качалось на волнах — чёртова чудесная магия не давала ему пойти на дно.

Так я себя чувствовал.

Ничего не видел, кроме ряби в темноте: калейдоскоп замысловатых форм то вспыхивал, переливался множеством красок, то гас. И снова вспыхивал. Как ночной салют, который с грохотом взрывается, оглушает, пугает неожиданностью и исчезает, оставляя в воздухе еле уловимый запах гари. Но что салют, что эти пятна быстро надоедают и даже раздражают, портят привычную тишину и темноту, как назойливая мошкара.

Я слышал звуки. Точнее голоса. Они еле ощутимо кружились вокруг, шептались между собой: бархатистый бас сменялся то тягучим баритоном, то сбивчивым фальцетом, но я не понимал их слов.

Вода поддерживала меня, ласково касалась лица. Всё, что я мог, — отдаться ей и плыть туда, куда несёт течение. Но чем дольше я плыл, тем беспокойней становилась вода: безмятежная гладь покрылась рябью, а потом и вовсе заросла волнами, которые тащили за собой, толкали в спину, пенились, холодными пощёчинами окатывали лицо, затекали в нос и рот, обжигали слизистую, душили, не давали вздохнуть и откашляться. Я тонул в темноте. Я болтался и брыкался — ноги и руки тяжелели и мёрзли; я смахивал с лица воду — волны стеной обрушивались на голову, нещадно волочили меня, как мусор, за собой.

Вода пенилась, клокотала, окрашивалась в красный. Свирепая волна окатила меня. Это был конец. Пузыри последнего воздуха, щекоча, слетали с губ, из ноздрей, рвались на поверхность, до которой я уже не доставал, а вместо них рот заполняла вода: затекала в носоглотку, скребла трахею, ледяным грузом заполняла лёгкие, как балласт, тянула на дно.

Я вздрогнул. В тело отдало пронизывающей болью, похожей на разряд тока.

Нет, я больше не тонул. Я чувствовал, что кожи касается что-то мягкое, какая-то ткань, слышал монотонный звон и какой-то резкий запах, но всё ещё ничего не видел: веки словно намертво слиплись и покрылись слоем мелкого песка. Если открою глаза, рискую остаться без ресниц. Спасибо, конечно, но что-то не хотелось лишиться того, чего и так почти нет. Мне не впервой лежать вот так, не пойми где и почему, так что не против полежать так ещё.

Решил, что пока не пройдёт этот противнейший звон, буду лежать, как лежал. Очень опрометчиво чуть что вскакивать, не зная, во-первых, смогу ли убежать на своих двоих и, во-вторых, где нахожусь и какого чёрта вообще в этом месте делаю. Возможно, я лежал дома в своей кровати, а возможно, попал в заложники к каким-нибудь бугаям. К слову, заложником я вполне мог быть: не то что руками и ногами, пальцем пошевелить не мог, а ещё голова раскалывалась так, словно мне хорошенько зарядили по затылку арматурой. Но с какого перепугу? И когда?.. У меня красть нечего, моя скромная персона явно недостойна похищения ради выкупа, да и вообще я последние несколько дней из дома не выходил… Или выходил?

Постепенно звон прошёл, и я наконец-то смог послушать окружение. Тихо. Очень тихо. Хотя пару раз казалось, что слышал мимолётное щебетание птиц.

Ладно, была не была. Мысленно сосчитав до трёх, я начал открывать глаза. Это тяжело морально — я до сих пор не был уверен, что нахожусь в безопасности, — и особенно физически: стоило чуть-чуть приподнять веки, и яркий белый свет тут же ослеплял и болезненно выжигал глаза.

С попытки десятой, щурясь, как самый близорукий человек в мире, я всё же смог разглядеть окно с ослепительно голубым небом и белоснежными облаками, белый потолок, белые полки, белый пол и нечто красное, повисшее в воздухе сбоку от меня. Капельницу с пакетом крови. А ещё понял, что за стойкий запах витает в воздухе — запах антисептиков, таблеток и чистящих средств.

Я очнулся в больнице. И это совсем не забавно.

Что-что, а больница — последнее место, где бы я хотел очнуться: лучше уж быть заложником, чем пациентом без денег в кармане. Первая мысль — убежать. Убежать вот прям щас, выпрыгнуть через окно и скрыться в кустах, пока мне не выписали счёт, закрыться в доме и никому неделю на глаза не показываться.

Ага, обязательно.

Я попробовал встать, но после нового разряда боли по всему телу снова лёг, дожидаясь, когда перед глазами перестанет мутнеть и искриться. Наверняка накачали всякими успокоительными и обезболивающими, чтобы я не то, что двигаться, языком нормально ворочать не мог. Хотя думал вполне здраво.

Чтобы понять, насколько всё запущенно, решил пошевелить головой. По затылку, шее, плечам разлилась колкая боль, засаднила щека, но я счастливо и облегчённо выдохнул. Я здесь не один.

Рядом со мной, у кровати, сидел Артур. Полулёжа растянулся на стуле, засунув руки в карманы больничного халата и опустив голову на грудь, и теперь еле слышно сопел. Если б мне кто сказал — особенно в таком-то месте, — что это ангел заснул в свою смену, я бы точно поверил: таких белобрысых блондинов с миловидным личиком, как он, ещё поискать нужно. А если к этому ещё добавить одежду, пошитую на заказ, и пару тысяч баксов в кошельке, то спокойно можно умереть от чёрной зависти. Чем, собственно, я и занимался. Шучу. В тот момент я был искренне рад его видеть и даже попытался окликнуть, разлепив сухие губы… только издал жалкий, беспомощный хрип и с успехом забросил это дело. Смысл глотку рвать, если смысла в этом нет?

Всё, что мне оставалось, — ждать. Опять. Ждать, когда проснётся Артур и объяснит мне, что со мной случилось и почему я в больнице: здравых идей у меня не было, а гадать и накручивать себя лишний раз не хотелось. И так проблем хватает. Мне только удалось отстраниться от всего этого жизненного дерьма, а тут снова приключения и снова с отстойным началом.

Тишину взорвали аккорды электрогитары и ритмичная дробь барабанов — я вздрогнул и изрядно выругался внезапно прорезавшимся голосом то ли от испуга, то ли от тупой боли в боку, которая скрутила все внутренности.

Артур тоже вскочил.

Он, видимо, собирался подорваться ко мне, но всё же решил сначала ответить на звонок, выудил из кармана джинсов разрывающийся басом солиста телефон и хрипуче, словно во время простуды всю ночь орал с балкона, сказал: «Привет, Марта». Замолк, поджал губы, уложил растрепавшуюся чёлку на бок. Я особо не прислушивался, что он говорил, нарезая круги возле кровати — искал идеальное положение, чтобы этот чёртов бок больше не болел, — но понял, что обо мне волновались. Это приятно.

Когда разговор был окончен, Артур подскочил к кровати, повис надо мной и прохрипел:

— Ты помнишь, как тебя зовут? — Видимо, моё выражение лица и мысленный вопрос, не дурак ли он, ответили за меня, потому что Артур облегчённо выдохнул и сказал: — Доктор говорил, что ты сильно головой ударился, поэтому просто проверяю. Мало ли что. Как себя чувствуешь?

— Пить хочется.

Мне было неудобно говорить — нижняя губа прилично опухла, отдавала привкусом крови и саднила чуть ли не от каждого движения — и уж тем более пить, но я не мог оторваться от прохладной воды. Она смачивала губы и язык, нежно обволакивала горло, собиралась в уголках рта и щекотно скатывалась по подбородку. Я моментально осушил целый стакан и наверняка выпил бы больше, если бы Артур не упирался и налил мне ещё. В любом случае мне стало легче. Пока не посмотрел на Артура.

Он сидел рядом и серьёзно-печальным взглядом наблюдал за мной, будто я какой-то побитый бездомный щенок, которого обязательно нужно пожалеть, чем тут же испортил мне настроение. Это жутко бесит. Поэтому я решительно сменил тему, спросив то, что волновало меня сильнее всего:

— Что со мной произошло?

— Это я у тебя, вообще-то, должен спрашивать. Ты, Том, опять вляпался в какую-то мутную историю, как та, из-за которой сломал руку?

— То была не мутная история, а лишь небольшая потасовка.

— Тогда с кем на этот раз должна была быть разборка — причём в незнакомом штате, — чтобы валяться со вспоротым животом на дороге голышом?

— Что?

Я отчётливо видел, как Артур цыкнул и прикусил губу.

— Хочешь попить? Сейчас налью, — затараторил он, схватившись за стакан и графин с водой. — Ты хотел ещё попить, так что…

— К чёрту воду, — перебил его я. — Ты что за ужас сейчас ляпнул? Что значит «со вспоротым животом на дороге голышом»?

Я повторил эти слова — во второй раз они прозвучали ещё зловещей, чем раньше, — и только сейчас начал понимать их значение. Легче не стало. В смысле «со вспоротым животом»? Прям совсем, с кишками наружу? Да ну, этого не может быть.

Высвободившись из одеяла и задрав больничную рубашку, я увидел своё израненное тело. Ссадины с засохшей кровью. Синяки. И длинный — на весь бок, от рёбер до тазовой кости — широкий белый больничный пластырь со следами бурых пятен.

Нет. Ещё как может.

Вот, значит, как выглядит вспоротый бок… Но это же мог быть обычный пластырь, под которым обычная ссадина.

Я хотел отлепить его, убедиться, что под ним ничего нет — ни вспоротого бока, ни вылезших кишок, ни уродливого шва на всё тело, — но Артур помешал мне: схватил за руки и не выпускал, как бы я ни вырывался. И с каждым движением сильнее болело там, под пластырем…

— Послушай, Том…

Хриплый голос прозвучал серьёзно, но замолк: Артур выдерживал паузу, и этой паузы было достаточно, чтобы по одному только взгляду понять, что всё плохо.

— Том, ты… был в очень тяжёлом состоянии. Ты потерял много крови и пережил серьёзную операцию… Ты невероятный везунчик, понимаешь? Ты выкарабкался после очень серьёзных ран, переливания крови и нескольких дней под наркозом, а ведь мог в любой момент умереть. Понимаешь? — Артур вздохнул. — Я не хотел ничего говорить, чтобы ты спокойно поправлялся, но…

— Ты уже проболтался.

— Да, проболтался.

Повисла тишина. Нет, не угнетающая, наоборот, я даже ей радовался: не хотел знать, почему валялся именно голышом. Чем больше я об этом бы думал, тем отчётливей воображение прорисовывало бы и так жуткую картину: я, дорога, внутренности вылезли из живота и теперь валяются на земле, огромная лужа крови и ещё мухи, которые ползают по моему лицу, рукам, животу…

Нет, не хочу об этом думать. Не сейчас точно.

Забавно. Всё дерьмо происходит именно со мной. Даже интересно, почему. В жизни наступила чёрная полоса? Звёзды не так сошлись? А может быть, меня вообще кто-нибудь проклял?

Артур выпустил мои руки, и я дотронулся до большого пальца, чтобы покрутить кольцо, которое всегда носил, но…

— Где моё кольцо? — Голос задрожал, когда Артур с недоумением посмотрел на меня. — Где моё кольцо, которое я всегда ношу? Оно широкое такое, серебряное. Где оно?

Артур торопливо осмотрел прикроватную тумбу, открыл каждую полку и даже себя по карманам похлопал — кольца нигде не было.

— Артур, где моё кольцо?!

— Я не знаю. Я его тут не вижу.

Я хотел встать, сам посмотреть, но боль от этого блядского вспоротого бока парализовала тело — я повалился на подушку, видя только, как всё мутнеет перед глазами. Артур тихо чертыхнулся и, до пояса укрыв меня одеялом, сказал:

— Лежи, тебе нельзя вставать. Я сейчас уйду спрошу про кольцо, а ты лежи и не вставай, понял?

Он ушёл, не дожидаясь ответа, хотя я и не собирался отвечать. Всё равно встану, как только боль утихнет, и сам всё ещё раз осмотрю. Мне нельзя терять это кольцо, нельзя.

Я косился на приоткрытую дверь и надеялся, что Артур сейчас вернётся, вернётся с кольцом, которое оставили на хранение где-то среди вещей. И она открылась. Только порог переступил не Артур, а медсестра. И ладно, если бы она по классике жанра была красивой девушкой с идеальными формами, но, видимо, сама судьба жестоко издевается надо мной, потому не только калечит и отбирает дорогие вещи, но и подсылает дряблых разжиревших женщин с взъерошенной причёской на голове. Пока она меняла мне пластырь и что-то делала с капельницей, я, зажмурившись и не вдыхая резкий запах таблеток, исходивший от неё, молился, чтобы это чудо природы не отравило меня и просто поскорее ушло.

Медсестра и правда ушла, и через несколько минут вернулся Артур. С виноватым видом. Без кольца.

— Мне сказали, что никаких колец у них нет, и при тебе ничего такого не было, — приглушённо хрипел он. — Может, ты его дома оставил?

— Какой, блять, дома?! Я его всегда с собой ношу, понимаешь? Всег-да.

— Я всё равно поищу. И в полицию, на всякий случай, о пропаже сообщу. Они добавят это к твоему делу. — Артур ловко выудил телефон из кармана. — Я прямо сейчас в участок поеду, а ты лежи здесь и постарайся успокоиться, хорошо? Оно найдётся.

Артур поспешно вышел, уставившись в экран телефона, но, как только скрылся за дверью, снова вернулся и добавил:

— И не смей вставать, понял? Если шов разойдётся, в два счёта ласты склеишь.

И ушёл.

Так я остался наедине с раскалывающейся головной и слабостью во всём теле, неподвижно наблюдал, как ползут по потолку тени, и прислушивался к шагам в коридоре — лишь бы не замечать призрак волнения и нарастающую боль в боку.

Я закрыл глаза и вспоминал. Что со мной произошло?

Я помнил, как близился вечер, и в доме становилось шумно. Помнил, как Гордон разговаривал с соседом о садоводстве и громко смеялся, как Марта угощала горячим сладким яблочным пирогом, как Джесс — моя главная головная боль — под поддакивания Артура уламывала и меня на марафон фильмов. Помнил, как спасался бегством и поворачивал ключ зажигания, чтобы подорваться в горы. Помнил, как ехал по пустынным серпантинам и обгонял машины на трассах, слушал песни по радио и вдыхал прохладный летний воздух. А дальше… дальше я ничего не помнил. И никак не мог вспомнить: воспоминания обрывались и между ними зияла чёрная пропасть.

Я хотел заснуть, но не получалось: тело ломило и ныло от боли, я не мог полно вздохнуть и пошевелить сухим языком, прилипшим к нёбу. Не мог даже звука издать, позвать на помощь. Но тихо щёлкнула дверная ручка, и в палату кто-то зашёл — я не видел, кто именно, потому что, когда открывал глаза, боль почему-то усиливалась, но слышал, как ходят рядом, как меняют капельницу, и чувствовал, как полнее укрывают одеялом и смачивают прохладной водой сухие губы. И тихо уходят, закрывая за собой дверь.

Я медленно провалился в сон.

На следующий день я чувствовал себя гораздо лучше: былой туман в голове прошёл, боль отпустила, и я уже был готов встать с кровати, но мне не разрешили. Неудобной была только иголка от капельницы. Раньше я не замечал этого неприятного ощущения в руке, но теперь не мог отделаться от свербящего желания избавиться от него и обиды на врачей — эти садисты ни в какую не соглашались вытащить её, — пока ко мне в палату не заглянул гость.

Он громко постучал и зашёл как к себе домой. Невысокий рост, довольно крепкое тело на вид, бежевый костюм, жидкие седые волосы и чёрные азиатские глаза. Вообще, я всегда считал, что у азиатов тяжёлый взгляд, словно они, где бы ни жили, даже здесь, в Штатах, ежедневно перерабатывают по несколько часов в день, но этот взгляд побил все рекорды: он прямо кричал, что человека передо мной без преувеличений заебала его бренная жизнь и, вообще, он хочет скорей свалить отсюда домой и наконец-то выспаться. Но несмотря на это, он с деловитым прищуром посмотрел на меня и — к моему большому удивлению — ораторским баритоном поинтересовался:

— А это не вы, случаем, Том Стив?

Я кивнул. Мужчина прикрыл за собой дверь, достал из грудного кармана пиджака жетон и, демонстрируя его, сказал:

— Я Иэн Ли, детектив округа Эстес Парк, расследую… вашу ситуацию. Доктор сказал, что мне можно поговорить с вами. Не против ответить на пару вопросов? Это не займёт много времени.

— Хотите узнать, что со мной произошло?

— Всё верно.

Спрятав значок, детектив Ли приставил стул к кровати и не спеша сел, предварительно подтянув брюки на коленях, достал из другого нагрудного кармана маленькую записную книжку в бежевой обложке, щёлкнул ручкой и посмотрел на меня, готовый слушать.

— На самом деле, я ничего не знаю. Если только, что меня нашли на дороге с распоротым животом и привезли сюда… До сих пор не верю.

— Мне очень жаль, что так произошло, — отозвался детектив Ли. — А кто вам это рассказал? Врачи?

— Нет, друг.

— Ясно. Надо будет обязательно побеседовать с этим другом, — пробубнил под нос детектив и что-то записал в книжку. — Вы помните, что с вами произошло?

— Нет, не помню. А всё, что знаю, так только в общих чертах.

— Не помните, значит, — промычал Ли. Какое-то время он изучал записи в книжке и задумчиво щёлкал ручкой, но, поглядев на меня, спросил: — А повторите ещё раз, как вас зовут?

— Том Стив.

Странный вопрос: сам же только что обратился ко мне по имени.

— Хорошо, мистер Стив. Надеюсь, вам известно, что вас нашли без вещей, в том числе и бумажника с документами, и вашу личность не удавалось подтвердить пока некий, — детектив посмотрел на страницы книжки, — Гордон Уилсон не обратился в участок и не опознал вас. Так же нам не удалось найти вашего имени ни в списках владельцев недвижимости, ни работников, ни где-либо ещё, ни в этом городе, ни в ближайших, как, например, Денвер. Почему? Вы иммигрант? Беглец?

— Нет, я сюда просто в гости приехал. А так из Нью-Йорка.

— М-м-м, очень любопытно. И тогда кем вам приходится мистер Уилсон?

— Дядей моего друга. Я сюда с друзьями приехал.

— Понятно. — Детектив Ли снова замолк, погрузившись в записи. — Скажите, мистер Стив, — он исподлобья поглядел на меня, — а машина? Мистер Уилсон упоминал, что у него пропала машина. Вам что-нибудь известно?

— Ну… Он мне её иногда одалживал, чтобы покататься по горам, и последнее, что я помню, это как раз то, как я на ней ехал.

— Когда в последний раз мистер Уилсон вам одалживал машину?

— А я помню, что ли? Я какое сегодня число даже не знаю, и сколько здесь уже лежу тоже.

— Даже примерной даты не назовёте?

Мне пришлось считать: вспоминать, когда прилетел в Колорадо и сколько дней уже здесь провёл. Получилось примерно двадцать третье сентября. Когда я это сказал, детектив довольно хмыкнул и перевернул страницу в книжке.

— Что ж, теперь начнём по-нормальному, — пробормотал он и сказал уже громче: — Итак, мистер Стив, ночью двадцать четвёртого числа вас нашли на обочине серпантина в очень тяжёлом состоянии и отвезли в больницу города Эстес Парк. Вечером двадцать третьего числа вы покинули дом Мистера Уилсона на его машине. Замечу, что уехали вы из города Денвера, а обнаружили вас недалеко от въезда в Эстес Парк, который находится по другую сторону горного хребта. Зачем вы туда ездили?

— Эстес Парк? Впервые слышу об этом городе. Мне незачем туда ехать — я всегда только по серпантинам катался, и всё.

— Весь день катались? — Ли близоруко сощурился.

— Да, наверное… Нет, я помню, конечно, как заходил в одно кафе — название не скажу, но там продавали вкусный вишнёвый пирог — или выходил размять спину, но это совсем ненадолго. Так что да, я катался весь день.

Детектив что-то записал в блокнот.

— А перед тем, как сесть за руль, вы ничего не употребляли?

— Нет.

— Даже сигаретку не выкурили?

— Я не курю.

— И даже ни к кому не заезжали по пути?

— Я здесь никого, кроме Уилсонов, не знаю, так что нет, не заезжал. И что это вообще за вопросы?

— Это вопросы, способствующие развитию расследования, мистер Стив, — понизив голос, ответил детектив Ли. — Я раскрываю преступление и, раз вы так резко реагируете на подобные вопросы, буду рассматривать этот момент тщательней, понятно? Теперь продолжим. В какой одежде вы были?

— Будете искать мою одежду?

— Да. Это будет ценная улика, — серьёзно отозвался детектив.

— Что ж… — Я задумчиво прочистил горло. — Вроде бы, я тогда был в чёрной футболке, клетчатой рубашке, знаете, она такая плотная, тканевая, и обычных джинсах.

— А обувь?

— Обувь? Может, вы у меня ещё спросите, какие трусы были? — саркастично произнёс я.

Детектив оторвался от записей и, глянув исподлобья, без толики шутки сказал:

— Это будет полезная информация.

— Обычные найковские кроссовки, — ответил я после молчаливой паузы, вновь прочистив горло.

Про трусы решил тактично промолчать: говорить о них не было смысла, да и атмосфера была слишком уж напряжённая. То ли это тяжёлый взгляд детектива, то ли его голос, то ли ещё что-то не давали расслабиться. Пусть я и лежал в постели, воображение настойчиво рисовало комнату допросов, где задают сухие вопросы и требуют на них такие же сухие и чёткие ответы.

Хотелось уже поскорее закончить, но детектив всё задавал и задавал вопросы безжизненным голосом, механически помечал что-то в записной книжке и искоса посматривал на меня.

В дверь постучали.

Дверь тихо приоткрылась, и в палату заглянула лысая голова с воистину шикарными густыми усами, чем-то напоминающими усы Эркюля Пуаро — разница была лишь в том, что у одного они были полностью чёрные, а эти с серой проседью. Я знал только одного человека с такими усами. Гордона Уилсона. Заметив детектива, он неловко замер на проходе, какое-то время таращился на нас и неловко попятился назад, чем вызвал в коридоре приглушённое шипение и шёпот.

— Вы Гордон Уилсон? — спросил детектив Ли, с любопытством разглядывая Гордона.

— Да. — Тот тут же замер и посерьёзнел. — Что-то нужно?

Ли встал и жестом указал Гордону пройти и сесть на освободившееся место. Вслед за Гордоном в палату зашли Марта, Артур и Джесс и неловко столпились рядом, взволнованно переглядываясь.

— Скажите, мистер Уилсон, вы давали Томасу Стиву свою машину двадцать третьего августа? — Гордон кивнул. — А можете назвать марку и цвет машины?

— Вы нашли её? — с надеждой в голосе воскликнул Гордон.

— Давайте, вопросы здесь задавать буду я. У меня нет времени на беседы, уж извините.

Гордон притих и покорно ответил на вопрос — детектив сверился с записями, сделал пометку, захлопнул книжку и звучно выдохнул.

— Вы нашли её? Почему вы молчите? Я же имею право знать.

— Мы нашли её, да, — выдохнул детектив Ли. — Но она в очень плохом состоянии.

Все молчали. И непонимающе глядели, то меня, то на Ли, то друг на друга. Волнение в их глазах засияло сильнее и окутывало и меня.

— Что это значит? — робко, еле слышно спросила Марта, теребя ремешок старомодной рыжей сумки.

Раздался глубокий вздох и шуршание ткани: детектив Ли вытащил какую-то квадратную пачку плотной бумаги и протянул её Гордону.

— Это фотографии машины, которую мы нашли на обочине одного серпантина. Это в десяти милях от места, откуда привезли мистера Стива.

Гордон дрожащей рукой принял снимки, мельком взглянул на них и сдавленно простонал. Марта со слезами на глазах бросилась к нему: видимо, уже посмотрела на фото. Теперь, тревожно переглядываясь, их просматривали Артур и Джесс.

— Что там? Дайте мне посмотреть.

— Том, я думаю, что сейчас тебе не сто…

— Артур, дай мне эти фотографии! — закричав, перебил его я.

После нескольких переглядываний и немого диалога фото оказались у меня. Я ожидал увидеть машину, разбитую, но машину… только то, что ограждала чёрно-жёлтая лента, было сложно назвать «машиной». Это был кусок металлолома. Бывший капот смялся в гармошку до пассажирских сидений, покорёженные двери оттопырились или вообще валялись на взрытой земле, и только более или менее уцелевший бампер напоминал, что когда-то это была старенькая семейная легковушка девяностых годов.

Другой снимок — крупный план водительского места. Точнее того, что от него осталось. Было уже невозможно разобрать, где здесь панель управления, руль или сиденья: всё торчало острыми углами и ошмётками искусственной набивки, подранными лоскутами свисала подушка безопасности и везде валялись мелкие осколки, испачканные в бурых пятнах крови. И склон горы — он был здесь хорошо виден — словно раскрошился от неистового удара, разошёлся трещинами.

Если бы я был за рулём во время столкновения, то однозначно превратился бы в кровавое месиво. Выжить здесь было невозможно.

— Это… Это ужасно… — шептал я, перелистывая фото одно за другим, и видел всё ту же леденящую кровь картину. — Я не понимаю, к-как это вообще…

Что тут вообще можно сказать? В горле встал несглатываемый ком, защекотало в носу, а фотографии в руках расплывались, сливались в одно грязное пятно на белом одеяле.

— Думаю, теперь, мистер Уилсон, вы довольны, раз уж все права соблюдены, — раздался приглушённый голос детектива, и стопка снимков пропала с одеяла. — А я, пожалуй, пойду. Хотел задать больше вопросов, раз выпала такая возможность, но боюсь, ничего толкового сейчас из этого не выйдет. До свидания.

Хлопнула дверь. В больничной палате раздавались только печальные вздохи и тихое шмыганье.

Я не мог поднять головы. Я был подавлен и напуган. И вовсе не от осознания того, что уже давно мог быть мёртв или остаться навсегда калекой, нет, это было бы не так страшно — меня мучила мысль о сумме за уничтоженную машину, за больничные счета и за горы других будущих чеков.

Что же я натворил?..

Забавно. Жизнь подсунула мне очередную жирную свинью. Что мне теперь делать, что говорить? Всё, что я мог, — это невидящим взглядом смотреть на одеяло, свои израненные руки и тихо и беспомощно просить прощения.

— Самое главное… — раздался скрипучий, по-старчески свистящий голос Гордона. — Ты жив, здоров — это самое главное. Самое главное…

Комментарий к Глава 1. Самое главное

Группа автора, где есть много чего интересного — https://vk.com/fantasy_life_blog

========== Глава 2. Старый друг ==========

Комментарий к Глава 2. Старый друг

Тематический коллаж к главе — https://vk.com/photo-197366893_457239229

— Тебя скоро выпишут. Ты рад? — говорила Джесс, главная причина моих головных болей.

Она и Артур каждый день навещали меня и сидели в палате, пока их не выгоняла медсестра, которой я искренне был за это благодарен: быть прикованным к кровати и часами торчать с этими двумя… это просто невыносимо.

Джесс ни на секунду не замолкала и всё время что-то приносила: то еду, то книги, то планшет с фильмами. Сначала это казалось проявлением заботы, которое пару раз меня даже растрогало, но постепенно «сюрпризы» становились всё фанатичнее и абсурднее, и, когда она заявилась с ножницами и машинкой для бритья и сказала, что хочет меня подстричь, я нехило испугался и наконец осознал, это — совсем не забота, а неприкрытое издевательство над беспомощным.

В тот же день я заметил то, что не видел раньше: все рядом со мной вели себя как-то странно. Ко мне часто заходила медсестра — к счастью не та, которую я видел в первый раз, — с излишней трогательностью расспрашивала, нужно ли мне что-нибудь, и бережно взбивала подушки. Но самое главное — смотрела на меня таким же, как у Джесс взглядом. Сочувственным.

Артур тоже ходил мрачный и с виноватым лицом, словно всё время хотел что-то сказать, но никак не решался. Хотя о чём ему ещё говорить? Про кольцо я уже узнал: его нигде — ни дома, ни в больнице — не смогли найти, поэтому просто объявили в полицию о пропаже. Но та пока что его не нашла.

Так в подавленном молчании тянулись дни, пока не начал приближаться день моей выписки.

Все потихоньку оживали: Артур вновь стал бодрячком и без синяков под глазами, а у Джесс прошла мания меня удивлять. Только мне становилось тяжелее. Я чувствовал себя, как преступник, которого выпускают после долгого срока в тюрьме: пока лежал в палате, ни о чём не заботился — ни о деньгах, ни о полиции, ни о разбитой машине — и не чувствовал той неловкости и вины, которые теперь накрывали с головой. Всё это время я лежал в отдельной палате и лечился за счёт Артура. Уничтожил машину Гордона. И ещё какое-то время должен был жить с Уилсонами практически с пустым кошельком. Когда думал обо всём этом, я хотел навсегда остаться в больнице, как преступник за решёткой, и дальше жить одинаковыми тихими днями. Но на вопрос Джесс, рад ли я выписке, отрицательно отвечать нельзя, иначе на меня бы обрушилось море расспросов и очередного галдежа. Поэтому я тихо ответил:

— Да, наверное. Я тут наверняка уже пропах таблетками. Да и скучно тут.

— Что-то это совсем не похоже на радость, — разочарованно пробубнила Джесс и заправила за ухо прядь волос.

— Не удивлюсь, если всё из-за Гордона, — прохрипел Артур.

Он попал в самое яблочко: встреча с Гордоном беспокоила меня больше всего. С того дня, как все мы увидели те жуткие фотографии, ни Гордон, ни Марта меня больше не навещали. Нет, возможно, это потому что за пять дней не соскучишься, да и ехать старикам из одного города в другой через горный хребет то ещё удовольствие, но в душе всё равно капля за каплей, копились сомнение, стыд и вина из-за произошедшего. Тогда я без устали извинялся и отчаянно обещал всё возместить, но Гордон только и делал, что сидел поникший, невидящим взглядом смотрел на пол и твердил, старчески кряхтя, что это ничего, что машина застрахована и главное, что я жив. И тихо ушёл.

— Да не переживай ты так, — отвечал Артур на моё молчание. — Он на тебя не злится. Да и за что? Никто ж не знал, что так произойдёт.

— Вот именно, Том. Я больше чем уверена, что Гордон сейчас волнуется за тебя. И Марта тоже. Я в одной книжке по психологии прочитала, что каждый по-своему борется со стрессом: кто-то пьёт, кто-то спит, кто-то, как Гордон, весь день копается в своём садике. А Марта, кстати, начала печь всякие вкусности, — думаю, это её способ отвлечься, — и знаешь, очень вкусно получается! Она однажды угостила меня кексами в глазури: очень хорошенькие, такие сладкие и мягкие, и прямо тают во рту, когда кусаешь. Тебе обязательно нужно их попробовать. Хочешь, принесу их, когда тебя выпишут? Это будет…

— Да-да, обязательно, Барби, — не выдержав, гаркнул я. — Только замолчи. Видимо, у тебя тоже есть способ успокоиться: болтать, как помело, без умолку.

— А у тебя — плеваться желчью, — рассерженно прохрипел Артур.

О да, вот и вторая из причин, почему сидеть с ними двумя невозможно. Всегда, когда я повышал на Джесс голос, потому что она уже до скрипа зубов бесила болтать, Артур срывался на меня в ответ. И совсем неважно, по заслугам Джесс получала или нет. Раньше оба ещё обижались, что я называю Джесс Барби — это прозвище напрашивалось само собой, потому что лицом, фигурой и мозгами она очень похожа на эту куклу, — но, к счастью, уже смирились. Но забавней всего то, что они даже не встречаются: однажды спрашивал об этом у Артура, но в ответ получил только нечленораздельное мычание, смущённое лицо и просьбу поговорить о чём-нибудь другом.

— Мы все сейчас не в себе из-за случившегося, — продолжал ворчать Артур, перебирая в руках недавно сложенного журавлика, — но говорить такое девушке — верх нетактичности.

— А я и не мечу на звание джентльмена сия планеты. Я вообще ничего не хочу. — Закрыл рукой глаза и прибавил: — Я просто устал…

Все молчали. Всматриваясь в темноту, я слушал тихий шелест бумаги: Артур складывал нового журавлика.

— А как думаете… — раздался голос Джесс, — что всё-таки произошло в ту ночь?

— Судьба за хамство покарала.

Я резко сел на кровати и не отказался бы даже в челюсть вмазать за такие слова, но Артур, надменно закинув ногу на ногу, всём видом своим выказал, как он обижен и оскорблён.

— Что? Я просто предположил.

— А я думаю, что это было ограбление. А чтобы не было свидетелей, ещё и убийство, — загадочно шептала Джесс и смотрела огромными блестящими глазами то на меня, то на Артура. Поддалась вперёд и продолжила: — Прямо как в фильме. Только представьте: Том едет ночью по пустынному шоссе и замечает на обочине машину. А рядом с этой машиной стоит мужчина и машет руками. О помощи просит. Том останавливается, спрашивает, что случилось, и тут — бабам! — сзади незаметно подкрадывается второй, оглушает Тома битой и валит на землю. Злоумышленники вяжут Тома по рукам и ногам, заклеивают рот и забирают все вещи, даже одежду, — только не знаю, зачем это вообще нужно, ну да ладно — и скрываются в темноте ночи…

— Чудная история. И почему же я тогда такой побитый и со вспоротым боком?

— Так убить же пытались! — заявила Джесс, воодушевившись ещё больше. — Один из злоумышленников решил, что ты потом сможешь их опознать, и предложил товарищу тебя умертвить. Но убийцы они были непутёвые, поэтому просто черканули тебя ножом, завалявшимся в кармане, и увезли в сторону леса, чтобы там бросить. Нет, тогда они сначала увезли в лес, потаскали по земле — отсюда царапины на спине — и уже порезали бок. Я считаю, что именно так всё и было.

— Да, Барби, это гениально. Шерлок Холмс может спать спокойно.

— Нет, если так подумать, — вмешался Артур, — то всё очень даже логично. Но что тогда случилось с машиной Гордона?

Джесс задумчиво посмотрела на потолок, заправила прядь за ухо и прикусила губу. Смятая машина явно не входила в сюжет её фильма.

— Честно говоря, ничего, кроме несчастного случая, в голову не приходит… Допустим, злоумышленник, который вёл машину Гордона, не справился с управлением и не вписался в крутой поворот серпантина, и потом врезался в склон горы. А его товарищ решил спасти его, вытащил из машины и увёз.

— Ты фотки вообще видела? Этому твоему злоумышленнику пришлось бы товарища соскабливать и в пакетик складывать.

— Тут я согласен. К тому же, если бы машину вёл преступник, полиция бы уже вышла на него по отпечаткам пальцев или крови.

— Вот именно, — выпалил я с неожиданным для самого себя облегчением.

Никаких злоумышленников, никакого нападения, никаких убийств и избавления от улик. Вообще никакого контакта с людьми. Это уже подтвердили десятки осмотров, мазков, анализов и других страшных и непонятных слов. Полиция уже отказалась от этого варианта, и хорошо: думать и вновь говорить об этом мне совсем не хотелось.

— Ну во-от… — разочарованно протянула Джесс и, прямо как малолетний ребёнок, надула губы. — И что же тогда случилось с машиной? Есть ещё идеи?

— Нет. Пусть над этим полиция думает, а не вы в моей палате.

Почувствовав лёгкий озноб, я потеплее укутался в одеяло и накрылся с головой. Где медсестра? Сколько времени для визита у них двоих ещё осталось? Казалось, время, как на зло, тянулось неимоверно долго.

— Уверена, полиция также сидит и перебирает варианты. Ты же, как главный свидетель, совсем бесполезный — ничего не помнишь.

Джесс замолкла, и в палате воцарилась тишина. Наконец-то. Я облегчённо вздохнул. Меня не волновало, что делали Джесс и Артур: залипали ли в телефонах, складывали ли новых журавликов, косились ли на меня или многозначительно переглядывались — на всё это мне было глубоко наплевать: я не видел и не слышал их, а эта отвратная тема сошла на нет. И это — самое главное.

— Слушай, Том… — приглушённым хрипом раздался голос Артура, — а ты правда ничего не помнишь?

— Правда. Совсем ничегошеньки не помню.

Снова тишина. Я слышал, как громко бьётся моё сердце, и боялся вздохнуть, надеялся, что они поверили, и наконец заговорят о чём-нибудь другом.

— Ты в этом уверен?

— Послушай, Артур, ты чего ко мне пристал, а? — выглянув из-под одеяла, как можно спокойней сказал я. — Я же сказал, что правда ничего не помню. Или у тебя какие-то претензии?

Я посмотрел Артуру прямо в глаза и закусил обе щеки, чтобы не выдать себя мимикой. Но это было сложнее, чем казалось сначала. Он прожигал меня взглядом — серьёзным, проницательным, упёртым взглядом, — словно уже всё давно узнал, прочитал мои мысли, а сейчас лишь добивался признания. В том-то и дело, что всё это только казалось. На деле Артур ничего не знал и не мог знать, и я тихо радовался маленькой победе, когда он отрицательно помотал головой и сказал, что никаких претензий у него нет.

— Ну во-от… И что, теперь мы так ничего и не узнаем?

— Вообще-то, есть один способ, — прохрипел Артур.

— Барби, я тебя ненавижу.

— Криминалисты по синякам, порезам, переломам и положению тела пострадавшего примерно представляют, что произошло. Я, конечно, учусь не на криминалиста, а на хирурга, но могу попробовать.

— О, давай-давай! — восторженно воскликнула Джесс. — Том, поднимайся, — она схватила одеяло и потянула его на себя, — сейчас тебя Артур осмотрит.

— Нет уж, спасибо, не надо, — борясь за край одеяла, шипел я. — Меня и так уже врачи всего вдоль и поперёк осмотрели.

— Но нам-то они ничего не говорят. Мол, вы не родственники, вы не родственники… А мне же интересно!

Джесс резко рванула за одеяло, последний клочок ткани обжёг руки, выскользнул сквозь пальцы, и я остался безоружен, да ещё и с занывшим от боли боком в придачу. Я обернулся к Артуру и попросил, чтобы он успокоил Джесс и вернул мне моё одеяло, но…

— Вообще-то…

Этого упёртого «вообще-то» было достаточно, чтобы понять: Артур мне не союзник.

— Ничего личного, но мне тоже интересно посмотреть на твои раны.

Теперь у меня было только два варианта: либо до последнего упираться и надеяться, что скоро придёт медсестра и объявит конец времени для визита, либо побыстрее сделать то, что они хотят, и перевести диалог в другое русло.

— Ладно, смотри. Только я тебя теперь тоже ненавижу.

Артур промолчал — зато Джесс радостно забухтела за спиной — и, встав, жестом попросил сесть перед ним ровно и спустить ноги с кровати. Теперь на меня смотрел не избалованный парень, а серьёзный молодой человек, по глазам которого видно, что он знает, что делать, — эта черта Артура меня всегда завораживала и даже пугала. Он, почти не моргая, пристально смотрел на меня. Словно сканировал.

— Ну что? — нетерпеливо просопела Джесс около моего уха. Она уже успела рассесться на моей кровати.

— Я ещё даже ничего не сделал.

— Ну тогда давай быстрей, пожалуйста, — завыла Джесс. — Ждать так мучительно.

— Ладно, ладно… — затушевался Артур. — Тогда давай начнём с рук.

Я послушно вытянул руки тыльной стороной вверх. Артур внимательно осмотрел их, взял за запястья, развернул ладонями к себе, большим пальцем провёл по порезам и царапинам. Поджимал губы, пока находил всё больше и больше синяков на локтях и плечах.

— Подними футболку.

Я покорно задрал подол до подбородка и скоро почувствовал, как Джесс придерживает ткань на спине.

— Какой ужас… — сдавленно прошептала она. — Сильно болит?..

— Самую малость, — отрешённо ответил я, занятый более важным делом.

Следил за глазами и руками Артура. Особенно за руками. Я видел, как его взгляд скользит по медицинскому пластырю на боку и останавливается на большом синяке на рёбрах. Даже знал почему. По краям синяк был бордовый, а в центре — настолько иссиня-чёрный и мягкий на вид, что я сам невольно сравнивал себя с побитым яблоком, когда видел его, и боялся лишний раз дотронуться. Коснись я этого места — тонкая кожица разорвётся, и наружу вылезет жидкая, рыхлая и гнилая плоть.

— Но-но-но! — протараторил я и опустил рубашку, когда Артур потянулся к синяку. — Смерти моей хочешь? Знаешь, как он болит?

Запнувшись и убрав руку, он спросил:

— У тебя же нет перелома?

— Вроде бы, нет. Просто сильный ушиб. И трогать его нельзя!

— Хорошо, не буду. А спина?

Я осторожно, без резких движений повернулся к Артуру боком и столкнулся прямо лицом к лицу с Джесс, которая смотрела на меня мокрыми и перепуганными глазами. По её взгляду я понял: только сейчас она по-настоящему осознала, что я пережил. Неприятно это признавать, но меня растрогал и смутил её вид, и я поскорей отвернулся бы, если бы Артур по-хозяйски не натянул мне футболку до макушки и не давал повернуться, пока не закончил осмотр и не сказал:

— Думаю, Джесс кое в чём права.

От этих слов она встрепенулась и издала звук, чем-то похожий на свистящий визг.

— Да ну, ты шутишь… — разочарованно выдохнул я.

— У тебя сильно разодраны лопатки и шея, и вот эти синяки… — Артур указал на лодыжки с уже пожелтевшими пятнами. — Короче, возможно, тебя волокли по земле.

— Правда? — Джесс выглядела так, словно не верила услышанным словам, но совсем скоро выпрямилась и даже повеселела. Мокрых глаз, полных сострадания, минуту назад будто бы не было. Чертовка двуличная. Она самодовольно заправила прядь за ухо и победоносно посмотрела на меня. — Вот видишь, а ты не верил. Я никогда в таком не ошибаюсь.

Какже бесит.

— Отлично. Поздравляю. Но в твои выдумки я всё равно не верю. Это глупость, от которой даже полиция отказалась.

— С чего ты вообще взял, что полиция от чего-то отказывалась?

— Потому что, — шипел я на Джесс. — Если тебе не хватает мозгов понять, что это нелогично…

— Это логично, Том, — вмешался Артур. — Если даже абстрагироваться от версии Джесс, то всё вполне логично. У тебя ободрана спина и есть синяки на обеих лодыжках, сам подумай: как такие следы ещё могли остаться?

— Они могли появиться как-нибудь отдельно! А то, что вы говорите — полная чушь! Напали, чтобы обокрасть и убить? Серьёзно? Это глупо и совсем не смешно! Сов-сем!

Я не кричал, я орал во всё горло на Артура и Джесс, но не видел их лиц и не слышал их голосов. Будто их вообще рядом не было. Ну и пусть. Пусть они уходят и больше не возвращаются.

Я прекрасно понимал, к чему они так настырно вели разговор, и совсем не хотел опять думать об этом. Эти чёртовы врачи и полиция с ног до головы осматривали меня каждый день и каждый чёртов день спрашивали, не вспомнил ли я чего. Сначала я никак не мог понять, почему. Почему так странно вела себя Джесс, а Артур ходил мрачный, почему так сочувственно смотрела на меня медсестра, почему так часто заглядывала полиция. Но однажды пришла девушка, психолог, и после недолгого разговора напрямую спросила, не был ли я когда-нибудь жертвой сексуального насилия.

Тогда-то всё встало на свои места.

Изнасилование. В моём случае это — самый простой и логичный вариант, который всё сразу же объясняет.

Я до последнего надеялся, что меня никто не насиловал, где-то в глубине души я даже был в этом уверен, пусть и не помнил наверняка. И вскоре — по уставшему и мрачному лицу Ли и концу всех расспросов и осмотров — я понял, что да, никто меня не трогал: на моём теле не было чужих следов, да и в машине ничьих отпечатков, кроме моих и семьи Гордона, не нашли. Со мной произошло что-то другое.

Полиция больше не смотрела на меня исключительно как на жертву — я этому был рад, пусть теперь сам попал под подозрение. Рад, потому что мне стало спокойней.

Меня точно никто не насиловал, и я больше не хотел даже думать об этом. Потому и кричал на Артура с Джесс, срывал горло, называя их слова и догадки бессмыслицей: нечего больше мутить эту воду.

Не знаю, что я ещё кричал им в лицо, но прекрасно помню, как вырывался и норовил выскочить в коридор, как саднило горло, как тяжело было дышать, как теплом разливалась боль в боку. Я чувствовал, что медсёстры прижимали меня к кровати, закутывали в одеяло. Чувствовал их тёплые мягкие руки. И слышал мелодичный голос, который спокойно шептал мне на ухо, что Джесс и Артур ушли, что всё будет хорошо и что мне нужно успокоиться и отдохнуть. Я что-то бессильно бормотал в ответ. А когда тёплые руки покинули меня и голос замолк, зарылся лицом в подушку и тихо, измождено плакал. Пока не стало всё равно.

Я проснулся глубокой ночью, чувствуя себя, как выжатая губка. В памяти всплывал недавний концерт, но я не считал себя в чём-то виноватым: если бы Артур и Джесс не приставали ко мне, этого бы не произошло.

Сценарий, придуманный Джесс, правдоподобен, и это пугало. Здесь, в больнице, у меня было полно времени размышлять о смерти в одиночестве. В этих стенах люди умирают на операционных столах и стонут по ночам так громко, что их мольбы эхом проносятся по коридорам. Я боялся смерти и не хотел даже думать о том, что она уже попыталась схватить меня за горло.

Но я знал, что не всё так просто. Всё не так, как думали Джесс, Артур и полиция. Иначе как объяснить то, что я видел?

Я никому не говорил об этом — то ли виденье, то ли сне, то ли слишком ярком воспоминании, — потому что сам не понимал, что видел, и не знал, как это объяснить. Всё произошло слишком быстро и неожиданно.

Пару дней назад, ко мне, как обычно пришли Джесс и Артур. Мне сразу не понравилась сумка-чемоданчик в руках Джесс, и не зря: она вывалила на меня кучу баночек, тюбиков и пакетиков и бойко заявила, что, раз уж ей не удалось меня подстричь, она будет восстанавливать мою кожу и придавать лицу свежий вид. Она насильно вымазала меня в каком-то креме и, пока Артур держал меня за руки, наклеила под глаза какие-то ледяные склизкие штуки. И, когда снял и сжал их в ладони, я увидел то самое видение.

Темно и по-вечернему прохладно. Я сижу один, на обочине дороги, и свечу тусклым карманным брелоком-фонариком на куст. Необычный куст. Сухой, скрюченный и совершенно голый: все листья ссохлись, покоричневели и теперь валяются под ветвями среди такой же жухлой безжизненной травы. Но все другие кусты, трава и деревья зелёные, полные жизни. Это растение больно — это логичное объяснение. Но я не встаю, не ухожу от куста.

Меня гложет странное чувство.

Прохладный ветер призраком пролетает мимо, щекоча кожу, и я наконец понимаю, что не так: я ничего не слышу. Ни скрежета сверчков в траве, ни шелеста листьев, ни хлопот и чириканья птиц — ничего, кроме редкого, глухого треска сухого куста. Потом среди корявых ветвей замечаю чёрный глянцевый блеск. Как бы ни вглядывался, я не могу понять, что это: что-то блестящее лежит в центре куста у самых корней, а торчащие во все стороны ветви загораживают и мешают нормально посмотреть.

Я раздвигаю шершавые ветки, которые с треском ломаются от каждого прикосновения, и среди запаха сухой древесины улавливаю отдушину прелой гнили. Так воняет чёрная блестяшка. Чёрная слизь, которая покрывает тонкие стволы и стекает на землю. Жмурясь от отвращения и сглатывая подступивший к горлу привкус желчи, я медленно вылезаю из куста, стараясь не задеть мерзкую слизь.

Раздаются хлопок и истошный крик.

Я вздрагиваю от испуга, со стоном хрустят ветки — ладонь пробивает колкая боль. Тело бросает в ознобную дрожь и накрывает новая волна отвращения: острая щепка до крови разодрала пальцы с ладонью и застряла под кожей, с которой теперь слюнями свисает холодная скользкая слизь. Я брезгливо отвожу руку в сторону и осматриваюсь, взглядом ищу того, кто кричал.

Сова. Сидит на ветке и таращится на меня своим пронзительным жёлтым взглядом.

Проклиная глупую птицу, пытаюсь смахнуть слизь, хорошенько тряхнув кистью в воздухе, но ничего не получается: она словно застыла, стала, как то ли желе, то ли силикон. Поднимаю с земли большой сухой лист, оттираю эту гадость, сдерживая подступающий к горлу желчный ком, — слизь словно въелась в кожу и ни в какую не хочет отлипать. На листе от неё ни следа не осталось. Я раздражённо вытираю ладонь о подол рубашки: впитываю в ткань, скребу, как губкой, — но и это не помогает. Вся ладонь по-прежнему в чёрной глянцевой слизи.

Соскабливаю её ногтем, тру о рубашку, царапаю об асфальт и вновь сдираю ногтем. Без толку.

Я вымотано сажусь на землю и обречённо посмотрю на руку. Её жжёт и покалывает, а слизь, кажется, даже набухла… и раздавалась мелкой рябью.

Воспоминание оборвалось: Джесс коснулась плеча.

Она и Артур обеспокоенно смотрели на меня и спрашивали, всё ли со мной хорошо, потому что я, с их слов, на мгновение внезапно замолк и словно завис. Забавно, но я тоже чувствовал, будто выпал из реальности. Разжал кулак и невольно ужаснулся — всё было, как в видении. На ладони лежали прохладные, скользкие силиконовые пластинки, которые от света переливались глянцевым чёрным блеском.

Я не мог больше заснуть.

Сбросив одеяло на пол, я потирал лодыжки, закрывал ладонями еле заметные в темноте пятна и дрожащей рукой касался груди. Болит.

Всё это время ребята были со мной. Подбадривали, не отходили ни на шаг и наверняка сильно волновались — они просто хотели помочь, хотели узнать, что со мной случилось. Я тоже хотел знать. Но морально не был готов принять всё это. Нужно позвонить им и извиниться. Позвонить.

Я подвинулся к краю кровати, кряхтя, нащупал холодные тапочки, и медленно зашаркал по полу. В коридоре было пустынно и мрачно — только вдалеке, словно в конце бесконечного туннеля, ослеплял белый свет. Я брёл, устало опираясь о стену, а мои шаги отдавались глухим эхом. Когда я дошёл до стойки регистрации, дежурная медсестра привстала и взволнованно спросила:

— Вам что-то нужно? Позвать врача?

— Мне нужно позвонить.

Мне любезно дали телефон. Послушав протяжный гудок, набирал номер. 7… 3… 8… 0… 2… 1… 5… 5… Свой номер. Но в ответ раздалось равнодушное: «Данный абонент не существует или находится вне зоны действия сети, перезвоните позже».

Как и ожидалось.

Глупо думать, что по ту сторону кто-нибудь поднимет трубку и радостно скажет: «О, Том, привет! Я тут твой телефон нашёл и уже боялся, что не позвонишь!»

Я горько усмехнулся.

— Всё в порядке?

— Да, всё просто чудесно. Завтра я наконец свалю из этой больницы, — ответил я и, улыбнувшись, побрёл обратно. — Только вот всё равно в дерьме по пояс…

***

Чувство облегчения переполняло меня, когда я навсегда закрыл за собой больничную дверь. Свежий ветерок нежно обдувал лицо, а пробивавшиеся сквозь кроны деревьев солнечные лучи согревали, касаясь кожи. Я неспешно брёл к воротам больницы, дышал полной грудью и не заботился о том, как буду добираться до дома Уилсонов, когда услышал, что кто-то окрикивает меня.

У крыльца больницы стояли двое и размахивали руками. Артур и Джесс. Я не ожидал их увидеть: на днях они собирались улететь домой, и должны были думать совсем о другом. Пока я озадаченно топтался на месте, а они подбежали ко мне и хором сказали:

— Поздравляем с выпиской!

— А это тебе от Марты. — Джесс торжественно вручила мне пищевой контейнер. — Это те самые кексы, о которых вчера рассказывала.

— Не позорь меня, пожалуйста, — зашипел я, вырывая контейнер и поспешно пряча его в мешок с одеждой. — Мы же всё равно поедим домой, все эти кексы могли подождать меня там.

— Ты всё ещё обижаешься из-за вчерашнего?

Я ничего не ответил.

Полчаса, и я снова у дома Уилсонов. Всё тот же небольшой домик с аккуратным садом, подстриженным газоном и ухоженными клумбами. Тот же порог и ковёр с надписью «Добро пожаловать». Те же комнаты. Тот же запах домашней еды и гостеприимная Марта, которая с улыбкой на лице и своей природной бойкостью усадила всех, как и в первую нашу встречу, за обеденный стол. Но я больше не ощущал той непринуждённости, что прежде.

Всё из-за Гордона.

Раньше я ни на минуту не сомневался, что он — вечно смеющийся, озорной пухленький старичок с роскошными усами, которые совсем не вписываются в его добродушный образ, но это иллюзия разбилась вдребезги, когда я увидел его взгляд.

Гордон уже сидел за столом и читал газету, дожидаясь нашего прихода. Я видел, как он взглянул на меня, стоило мне только войти: поверх тяжёлой, роговой оправы, сползшей с переносицы, по мне проскользнул холодный и даже враждебный взгляд, который не выражал ничего, кроме презрения. Этот взгляд длился лишь мгновенье — потом Гордон мягко улыбнулся, откладывая газету с очками, и поприветствовал нас, — но этого мгновения мне было достаточно, чтобы земля раскрошилась под ногами. В этом доме мне больше не рады — вот, что думал я, пока меня окутывал липкий страх.

За столом я был рад смеху Марты и не умолкающей болтовне Джесс: старался всё внимание держать на их разговоре, которого совсем не понимал, лишь бы не замечать косые взгляды Гордона, сидевшего напротив меня. У меня ком в горле стоял, пока Гордон с рвением отрывал куски от хлеба, разрезал бифштекс, скребя ножом по тарелке, и усердно жевал массивной челюстью.

Я кое-как осилил свою порцию и вышел из-за стола, рано обрадовавшись маленькому бегству. Всё было бы в разы лучше, если бы я мог улететь с Артуром и Джесс, но мне запретили покидать Колорадо, пока полиция ведёт следствие.

Стоит ли говорить, что я не спал всю ночь, видя перед глазами то холодное выражение лица Гордона, и всерьёз подумывал переселиться в отель? Ведь отважная идея так и осталась идеей.

Утро выдалось невероятно суматошным. Все — особенно Джесс — бегали по дому и собирали оставшиеся вещи; Марта норовила накормить ребят на дорожку; Гордон спускал чемоданы на первый этаж, отчего потом потирал спину и болезненно морщился; Артур по сто раз проверял документы и названивал такси, причитая, что машина долго едет. Тогда я никак не мог решить, что хуже: этот кавардак или ожидавшая меня тишина.

Наконец приехало такси, и мы стали прощаться. Марта расцеловала Артура в щёки, заключила Джесс в объятия, а потом всполошённая начала рассказывать ей рецепт кексов: отчего-то он понадобился Джесс именно сейчас, и теперь она судорожно барабанила пальцами по экрану телефона. Попрощавшись, Артур пожелал мне не скучать здесь и оторваться за все дни, что провалялся в больнице, а потом пошёл загонять Джесс в машину, спрашивая у неё, видела ли она вообще, который сейчас час.

Пока они усаживались в машину, я услышал разговор Гордона с каким-то лысым стариком в мятой рубашке.

— Ты чё, щемануть куда-то решил на старости лет? — зажимая в губах тлеющую сигарету, спросил старик и засмеялся так, словно из него, как из шарика, выдували воздух.

— Да нет, племянника домой провожаю: он у меня тут пару неделек гостил.

— А… — знакомый понимающе покачал головой. — Племянники — это хорошо. А чё на старушке своей не отвезёшь?

— Да нет её больше, — тронув усы, печально проговорил Гордон. — На покой ушла.

— Да ты что?! Такая здоровень?!

— Да… Помяло сильно в аварии, не починить уже.

— Хех, брат, это ж как нужно было…

Хлопнули дверцы такси, и машина тронулась, выпустив белый дым, а я, не желая больше никого слышать и видеть, поспешил в дом.

***

После отъезда Джесс и Артура дни тянулись в унылой праздности. Всё было одно и то же. В бессонные ночи засыпал под утро, к полудню включал телевизор и со слипающимися глазами смотрел бестолковые кулинарные шоу и фильмы, и ночью снова бродил по комнате, вглядываясь в темноту и прислушиваясь к мёртвой тишине. Мне отчасти было неудобно перед стариками — я, совершенно чужой для них человек, повис на их шеях и тихо разлагался в их доме, — но надеялся потом вернуть им всё то, что они на меня вынужденно потратили. Только сейчас я не мог ничего поделать и смиренно принимал настоящее. Я на больничном, а от любого тяжёлого труда у меня мог разойтись шов. Поэтому оставалось послушно лежать и развлекать себя, чем мог.

Так продолжалось, пока Гордон однажды не зашёл ко мне. Тихо постучавшись и заглянув в приоткрытую дверь, он печально вздохнул.

— М-да, Том… — старчески крякнув, произнёс он. — Пойдём, поможешь мне в саду. Молодняку нужно хоть чем-то занимать руки, иначе недолго превратиться в чёрт-те что.

Я молчаливо поплёлся за ним, обрадовавшись небольшому изменению в режиме дня. Но с мимолётной радостью подступило и волнение: в последние дни мы с Гордоном почти не разговаривали — не о чём.

Мы прошли на задний двор, которым я безмерно восхищался. В этом маленьком саду всё ещё пестрели цветы, рассыпанные то тут, то там аккуратными клумбами, а широкие деревья умиротворённо шелестели зелёной листвой.

Гордон вручил мне садовые перчатки, тряхнув ими, сам надел такие же, подставил к одной из клумб два детских стульчика и принялся вырывать редкие слабые сорняки. Мы молчали. Это тишина смущала: я боялся непредсказуемой, прямолинейной грубости и обидных слов в свой адрес и за разбитую машину, и за нахлебничество. Но ничего такого не было. Вскоре клумба была тщательно прополота, мы без лишних слов перешли к следующей, и я, втянувшись в процесс, сосредоточился на работе.

— Знаешь, что мне интересно?.. — звучно вдохнув, неожиданно произнёс Гордон. Голос его звучал ровно и спокойно, а лицо было безэмоциональным, только усы подпрыгивали. — Ты давно знаком с Артуром? Вы ведёте себя как старые друзья, но я не помню, чтобы он общался с тобой. По крайней мере, пока рос здесь.

— Мы знакомы с детства, хотя и мало общались. Только в последнее время очень сильно сблизились, как в далёком детстве.

— А когда вы познакомились? — Гордон одарил меня испытывающим взглядом.

— Ещё до того, как его усыновили, — честно признался я, не отрываясь от работы. — Я как-то шёл домой и увидел, что его избивает дворовая шпана. Слишком уж жалкое это было зрелище, поэтому и не смог пройти мимо, хотя сам потом нехило получил. Никогда бы не подумал, что полезу в драку из-за какого-то слабака, ревущего навзрыд. Так и стали общаться… ну, точнее он ходил за мной по пятам, иногда пинал мяч и допоздна сидел со мной на улице, когда я домой идти не хотел. Да и не разговаривали мы почти, потому что он говорил на каком-то другом языке, которого я вообще не знаю.

— Может, это из-за тебя он так поздно возвращался домой? — усмехнувшись, тихо произнёс Гордон. — Мой брат часто жаловался, что Артур где-то пропадает по вечерам, и сильно из-за этого волновался: Нью-Йорк город большой и не слишком безопасный, особенно для маленького мальчика. Вот они сюда и перебрались.

Я молчал. А перед глазами всплыло воспоминание о последнем дне, когда я видел маленького Артура.

Под сиплые крики и стоны разбивающейся посуды я вновь вылетаю из дома и со всех ног бегу к убежищу — широкому клёну, на ветках которого очень удобно сидеть — радостно приветствую Артура, ждавшего меня там. Он, как и всегда, старательно выговаривает заплетающимся языком робкое: «Привет» и машет рукой. Но глаза его мокрые от слёз.

— Что случилось? — чётко и медленно проговариваю я, чтобы Артур всё понял. — Опять Люк тебя задирал?

Артур мотает головой и, прижав к груди плюшевую коалу Кенни, начинает тихо хныкать. Пришлось потратить немало терпения и времени, чтобы он успокоился. Вытирая покрасневшие глаза и с трудом подбирая слова, Артур лепечет:

— Я и ты… нет играть…

— Хочешь поиграть? — догадался я.

Но Артур отрицательно мотает головой и говорит, еле сдерживая подступающие слёзы:

— Мама и папа сказать… пока-пока…

— Я не понимаю, о чём ты, — сдавшись, выдыхаю я. А Артур так и сидит, весь опухший и покрасневший от слёз. Я шарю по карманам и вскоре торжественно выуживаю из них горстку талых, помятых конфет. — Смотри, что я раздобыл у зануды Берты! Будешь?

Артур благоговейно берёт пару конфет, закладывает их за обе щёки, довольно облизывает пальцы. Он успокоился и повеселел — вот и отлично.

Просидев ещё немного на дереве, мы спускаемся и бежим наперегонки в парк: выигрываю, конечно же, я. Там мы пускаем блинчики у пруда и выкапываем червяков, от вида которых Артур вздрагивает, но берёт их в руки, брезгливо сжимая губы.

Когда стало уже довольно темно, а в парке не было ни единой души, кроме нас с Артуром и невидимых птиц, которые изредка щебетали в ветвях, я предлагаю расходиться по домам. Артур тут же поникает, и его глаза вновь наполняются слезами. Приходится опять успокаивать.

— Мы же завтра ещё встретимся и будем играть.

Но Артур упёрто мотает головой и расстраивается ещё сильнее. Никакие уговоры и шутки не работают, Артур меня не слышит: сидит на земле и, разрываясь в истерике, ни в какую не хочет вставать. Нет ни малейшего представления, как успокоить Артура, а ничего лучше, чем погладить его по голове, на ум не приходит. Я легонько касаюсь светлых волос на макушке — Артур замирает, удивлённо смотрит на меня — и тут же отдёргиваю руку, отчего-то засмущавшись, и выпаливаю:

— Ты это… Хватит уже реветь, не по-пацански это.

Воцаряется неловкое молчание. Артур таращится на меня блестящими глазами, а я не знаю куда деться: утешение в моём воображении и реальности дали разный эффект. Я вдыхаю побольше воздуха, чтобы сказать ещё что-то в своё оправдание, но тут Артур вскакивает на ноги и, полный серьёзности, протягивает мне коалу Кенни.

— Это мне?.. Зачем?

Артур упёрто потряхивает игрушкой — когда в недоумении взял её, я невольно удивился мягкости фиолетовой шёрстки, — и холодными, мокрыми пальцами гладит мои волосы у виска: только до сюда дотягивается.

— Что ты?..

— Пока-пока, — шепчет Артур и, морщась от вновь подступающих слёз, убегает.

А я так и стою на месте, не понимая, что только что произошло.

Наступает новый вечер. Я снова убегаю из дома, пока никто не видит, и прихватываю с собой Кенни, чтобы вернуть его Артуру и расспросить, зачем он мне его отдал. Когда я подхожу к дереву, Артура там ещё нет. Взбираюсь на широкую ветвь, усаживаю рядом коалу и терпеливо жду друга. Но Артур так и не приходит. Ни в тот деть, ни на следующий, ни через неделю, ни через месяц.

— Но знаешь, — прервал мои мысли Гордон, — вы очень разные. Я, когда смотрел на вас, не переставал удивляться и думать, что противоположности и правда притягиваются. Хотя это достаточно забавно.

— Забавно? Что именно? Что какой-то там Том из Бруклина общается с самим Артуром? Уж простите, мне в жизни не фортануло так же, как ему.

— О, не сердись, я не имел ничего плохого. Наоборот, я рад вашей дружбе: в избалованной личности нет ничего привлекательного, и мне бы очень не хотелось, чтобы Артур стал таким.

— Не знаю, что это значит, и знать не хочу. — Встал со стульчика и поднял его за спинку. — Тут я закончил, так что пойду к другой.

Я рьяно вырывал сорняки, пытаясь унять раздражение. Как же противно, когда люди смотрели на меня только из-за Артура, словно без него я ничего не стою. Он такой же человек, как и я, — мы на равных. И вообще, если бы не я, кто знает, был ли бы вообще такой: Артур Уилсон.

Бодро посмеявшись, Гордон снова подсел ко мне.

— Я видел много людей, которые жили в излишестве, — не обращая внимания на моё пыхтение, говорил он, — но мне больше по душе простые люди, как ты. Потому и живу не в Сиэтле или Сан-Франциско, а здесь, в простом штате и простом городе. И женился не на светской львице, а самой обычной девушке, которая подрабатывала в продуктовом магазине. Признаться честно, я свалил на младшего брата столько проблем, что даже совестно… Хотя он сам мечтал о собственной фирме, так что думаю, на меня сильно не злится.

— Зачем ты мне всё это рассказываешь?

— Сам не знаю! — воскликнул Гордон и засмеялся. — Может, потому что ты мне нравишься. Как личность, конечно.

— Нравлюсь? Чем? Своим жалким школьным образованием, с которым мне только на подработках горбатиться светит? — Я вскочил с детского стульчика, от которого уже всё болело, импульсивно размахивал руками и едко вспыхивал, а Гордон только и делал, что спокойно смотрел на меня и, улыбаясь, покачивал головой. — Или чудной съёмной квартиркой, причём самой дешёвой во всём Бруклине, за которую я еле плачу? А, нет, наверное, учётом в полиции и доблестным списком массовых уличных потасовок.

— У тебя слишком много отговорок, Том, — перебил меня Гордон. Его непоколебимый тон заставил меня замолкнуть. — Даже сейчас. Почему ты лежишь?

— А что мне ещё здесь делать?

— Ну, например, покататься по горам и насладиться дикой природой. У тебя же такая чудная возможность. — Он склонил голову на бок и, сощурив глаза, спросил: — Или же ты теперь боишься гор и никогда в жизни больше не сядешь за руль?

Я молчал.

— Что, смерть цапнула за бок, и ты теперь жмёшься по углам? Какое жалкое зрелище. А я-то думал, что ты не из трусливых слабаков, которые только и умеют, что поджимать хвост и бежать подальше при первых знаках опасности.

— Ты меня сейчас на слабо берёшь, что ли?

— Всё верно, мальчик, — кивнул Гордон и ехидно улыбнулся.

Меня это взбесило. С какой стати он позволяет себе так говорить со мной и смотреть, как на ничтожество?

— А вы, мистер Уилсон, противнее, чем кажитесь на первый взгляд, — процедил я сквозь зубы, импульсивно стягивая с пальцев перчатки. — Дальше вы уж сами колупайтесь в своих цветочках. — Бросил ему в ноги разлетевшиеся земляной пылью перчатки, и быстро ушёл, заметив только, как Гордон пожал плечами.

Весь остаток дня меня переполняли обида и раздражение. Даже на ужин не спустился, чтобы не видеть этого заносчивого Гордона. Но в итоге, после долгих раздумий, испытал отвращение уже к себе и тому, что действительно стал сдавать позиции. И решил поговорить с Гордоном.

Был уже поздний вечер, но ещё никто не спал. Я как можно бесшумно спустился на первый этаж и молча сел в кресло напротив Гордона: он неподвижно читал газету и не обращал на меня внимания, но вскоре всё же вопросительно посмотрел поверх старомодных очков.

— Я тут подумал… — нервно потерев руки, начал я, но замялся, чтобы подобрать нужные слова. — Возможно, твои слова в саду были отчасти верны… и я правда впал в некое… уныние, пока отлёживался все эти дни. Но… — Я вздохнул. — В общем, сейчас я правда ничего не могу сделать.

— Нет ничего, что не смог бы сделать человек, — философски изрёк Гордон и вновь закрылся газетой. — И если человек захочет, он сделает всё, что угодно.

— Вот как? И что бы вы сделали на моём месте, мистер Уилсон?

Гордон выглянул из своего укрытия и, пристально посмотрев на меня, отложил газету в сторону.

— Для начала скажу, что ваше колкое поведение, мистер Стив, меня нисколько не задевает: я слишком стар, чтобы обижаться на такое. А попади я ненароком в твоё положение, тьфу-тьфу-тьфу, — он постучал по подлокотнику кресла, — то хотя бы поблагодарил своего спасителя. Чего ты, думается мне, даже и не собирался сделать.

Тогда я задумался. Да, Гордон противный старикашка, но он прав: идея встретиться со спасителем ко мне ни разу не приходила. Хотя на это тоже была причина.

— Но я ведь даже не знаю, кто меня спас. Кого мне благодарить?

Гордон покачал головой и снял очки.

— У тебя слишком много отговорок, Том. Слишком много. — Он поднялся с места и, прихватив газету, поплёлся прочь.

Я прожигал его спину и мысленно чертыхался. Зря решил с ним поговорить, только настроение испортил.

— В больницу сходи и спроси у стойки регистрации по-человечески, — раздалось за дверью, и печально заскрипела лестница.

========== Глава 3. Спаситель ==========

Комментарий к Глава 3. Спаситель

Тематический коллаж к главе — https://vk.com/photo-197366893_457239227

Сходить в больницу и спросить по-человечески. Так мне сказал Гордон, а я ему наивно поверил, загоревшись идеей встретиться с тем, кто меня спас. Это только кажется, что узнать в больнице адрес человека — легче лёгкого. На деле мне пришлось три чёртовых дня подряд кататься в больницу и всеми возможными способами выклянчивать информацию у дежурной медсестры. Она была довольно юной, поэтому в итоге не устояла перед моим обаянием, упорством и шоколадным пирогом Марты и незаметно передала мне листок бумаги, когда я поклялся, что никому не расскажу об её поступке.

Казалось, прошла вечность, пока я добивался этой бумажки, на которой косым размашистым почерком было написано:

Майкл Шоу, Эстес Парк, дом 148

Всю дорогу я думал о нашей встрече. Какой она будет? Точно неожиданной: я без предупреждения упаду как снег на голову. Вполне возможно, что я приеду, с трудом найду нужный дом и увижу только закрытую дверь, потому что человек, который спас меня, не захочет вспоминать то, что пережил из-за меня. Я готовился к худшему. Но решил, несмотря ни на что встретиться и поблагодарить, и пообещал себе, что не буду злиться или расстраиваться, если меня прогонят.

Автобус остановился, и я вышел на пустую остановку. Наступал вечер. Сверяясь с адресом на уже слегка помявшемся листке, я искал нужную улицу и вглядывался в дома, но замер, наткнувшись на продуктовый магазин. Наверное, будет невежливо стучаться в дверь без презента, да?

Я рассеянно ходил среди стеллажей и осматривал пёстрые товары. Что вообще покупают люди, когда собираются наведаться в гости воскресным вечером? Если бы заваливался к Артуру, то без колебаний пробивал бы уже чипсы с пивом, но я же шёл не к Артуру, а к чёрт-те пойми кому! Нужно было что-то непринуждённое, типичное… Торт или пирог казались неплохим вариантом, да и мелочи на такое хватало. Решено.

Держа за поддон коробку с яблочным пирогом, я бродил по вечерней улице. Чертовски пустынной улице. Я вновь сверился с адресом и гадал, сколько жителей в этом городке. Попался бы мне хоть один прохожий — не представлял бы себе это место городом-призраком: уж слишком пусто и тихо здесь было.

Только никого я не встретил. Совсем.

С полчаса побродив в мёртвой, предсумрачной тишине, я наконец нашёл нужный дом. Если бы в окнах не горел свет, я бы посчитал, что в нём никто не живёт: не было ни клумб, ни садовой мебели — того, чем пестрил дом Уилсонов, — только маленький старик-гном в красном колпаке украшал стриженный газон. Удручающее зрелище. Зато за парадной дверью слышались тонкие голоса и какая-то музыка.

Я потоптался с минуту на крыльце, ещё раз перепроверил адрес, вслушался в булькающие звуки и, мысленно укорив себя за трусость, постучал в дверь. Ничего не изменилось. Я снова постучал — сильнее и настойчивее. Раздался звонкий крик, послышалось нарастающее топанье, и со щелчком повернулась ручка. Сквозь вырастающую щель пробилась музыка и послышался детский голос:

— …стучать, открыто же.

Это была чернокожая девочка лет шести. Она замерла и уставилась на меня, как на диковинного зверя, и протяжно крикнула в сторону:

— Ма-ам! Тут какой-то дядька незнакомый.

— Не дядька, а мужчина, милая, — поспешно раздалось ей в ответ, и на пороге появилась изящная афроамериканка с цветастой повязкой на голове. Она виновато посмотрела на меня, молебно извинилась и спросила: — Вы что-то хотели, мистер?

— Да. Я ищу Майкла Шоу. Мне сказали, он здесь живёт.

— Вам правильно сказали. А зачем он вам?

Я замялся с ответом, обдумывая, какая из заготовленных фраз подойдёт лучше.

— Он недавно спас меня… В общем, я просто хотел поблагодарить его и извиниться за неудобства. Пирог в качестве комплимента.

Девушка без лишних колебаний тут же пригласила меня в дом, радушно поздоровалась и провела в гостиную, а её лицо, пусть и заметно смягчилось, теперь выражало трепет или даже волнение. Как выяснилось, девушку звали Хлоя, девочку, которая всё время прижималась к ней и с любопытством смотрела на меня, — Катти, а Майкл, муж Хлои, отошёл в магазин, но скоро должен вернуться.

Хлоя забрала у меня пирог и скрылась в кухне, звеня кружками, а я под испытывающим взглядом Катти молчаливо осматривал комнату. Если этот дом сравнивать с домом Уилсонов, то тут всё было обставлено просто и скромно — даже чем-то напоминало мою съёмную квартиру, — поэтому, разместившись на диване и вслушиваясь в мелодичные звуки радио на фоне, я чувствовал что-то родное, тёплую близость к этому семейству и в который раз облегчённо выдохнул, тихо радуясь, что эта встреча началась гораздо лучше, чем я представлял.

Вскоре Хлоя подала чай и разрезала подаренный пирог. Вручив дочке самый большой кусок, отправила её наверх поиграть с куклами и заинтересованно посмотрела на меня.

— А можно задать нескромный вопрос? — спросила она, отпив чай из большой кружки. — Как тебя угораздило так серьёзно влипнуть? Ну, я имею в виду, ты был сильно ранен и мог умереть…

— Так ты знаешь, что со мной случилось?

— Ну да. — Хлоя поспешила сделать ещё один глоток, потупив взгляд в кружку. И как-то смущённо добавила: — Вообще-то, я работаю журналистом. Так-то ничего особенного, просто пишу статьи для журналов, но знаешь… однажды мне поручили написать статью… Женщина разводилась с мужем, но не хотела, чтобы он забирал у неё детей. И она их зарезала. Маленьких деток, девочку и мальчика… Ужас, да?

Она многозначительно посмотрела на меня мокрыми от слёз глазами — от её вида у меня всё сжалось в груди.

— Да, жалко детей, — печально пробормотал я и сделал большой глоток, чтобы запить комок в горле. Потом ещё раз. Теперь понятно, почему Хлоя так в кружку вцепилась: есть чем руки занять, есть на что отвлечься.

— Жалко… Я, когда ту статью писала, весь день рыдала. — Она сделала ещё один глоток. Звучно вздохнула. — Но и тебя мне тоже жалко. Так поступают только бездушные, жестокие и больные на голову монстры. Людьми их назвать даже язык не поворачивается.

По щеке Хлои побежала слеза. Как же мне было тяжело сидеть перед ней, смотреть, как она вся размякла и плакала, старалась незаметно смахнуть проступившие слёзы, тихо шмыгала носом, еле вздрагивая плечами. Тяжело понимать, что пару минут назад она радовалась и улыбалась, возможно, даже танцевала под любимую музыку.

Мне захотелось поскорее покинуть этот дом.

Я встал и виновато сказал, что мне лучше стоит уйти, но Хлоя тут же вскочила, остановила меня и, отводя взгляд покрасневших от слёз глаза, уверила, что всё в порядке и она хочет, чтобы я остался.

Она налила ещё чая, успокоилась и попросила рассказать ей мою историю. Я сначала отнекивался — не хотел расстраивать Хлою ещё сильнее, — но в итоге сам не заметил, как рассказал ей всё о том, как прилетел в Колорадо, жил в семье Уилсонов, поехал в горы, разбил машину Гордона и решил встретиться с Майклом. Мы болтали легко и непринуждённо, словно уже лет десять крепко дружили, — я удивлялся этому, но чувствовал, что на душе становилось легче.

Когда мы съели почти весь пирог — остался только кусок для Майкла, — и допили чай, а я рассказал всё, что знал сам, Хлоя откинулась на спинку кресла и довольно сказала:

— Ты так интересно рассказываешь. Да, Майкл?

Я повернулся туда, куда она смотрела, и замер в ступоре. Позади меня нависал высокий широкоплечий чёрный и всем видом источал угрюмое и ревностное недовольство. Он смотрел на меня так, словно я — шарлатан, пробравшийся в его дом, нет — бабник-извращенец, грязно домогающийся до его жены, и был так напряжён, что, уверен, не будь рядом Хлои, оторвал бы уже мне голову. Но больше всего меня волновало другое: как долго он так стоял? Пока не увидел его, даже не ощущал его присутствия.

— И кто это? — хмуро спросил Майкл, меряя меня взглядом.

— Твой гость, — добродушно ответила Хлоя. Неужели ей совсем не страшно рядом с этим тихим ужасом позади меня? — А это тебе осталось, — Хлоя указала на кусок пирога, — так что хватит там стоять. Садись и ешь, а я пока тебе чай сделаю, заодно посмотрю, то ли ты, что нужно, купил.

— Да всё я правильно купил, — пробурчал ей вслед Майкл, сел рядом на диване и, не глядя на меня, сказал: — И откуда ты взялся?

Сейчас он немного смягчился и теперь говорил не так угрожающе, что уже радовало, но по-прежнему оставался холоден и грубоват.

— Меня зовут Том. Думаю, ты меня помнишь.

— Это вряд ли, — мгновенно отозвался Майкл. — Я в день вижу десятки людей и плох памятью на лица. Так что вряд ли.

— Даже полумёртвого парня с обочины не помнишь?

— А, — всё, что он произнёс после некоторого молчания. Пристально посмотрел на меня и добавил: — Да, было такое… Молодец, что выкарабкался.

— Спасибо.

— Не за что.

Было неловко. Потому что я не знал, что делать дальше. Всё, что хотел: встретиться с Майклом, вручить пирог и поболтать — я сделал. И что теперь? Похлопать по коленям, звучно выдохнуть и заявить, что мне уже пора идти? Я не хотел снова бродить по жутким тёмным улицам и ждать автобус, чувствуя неприятный осадок неудовлетворённости. Я хотел исполнить ещё одну тайную цель этой встречи. Вот и решил задержаться. К счастью, неловкую тишину, повисшую в гостиной, разогнала Хлоя: поставила перед Майклом кружку, села на прежнее место и заговорила:

— Ну что, уже познакомились? Знаешь, Майкл, Том сказал, что совсем не помнит, что произошло. Давай расскажем ему всё с нашей стороны? Вдруг это поможет ему вспомнить.

— Не хочу, — пробурчал Майкл в кружку и потянулся к пирогу.

Хлоя замолкла и уставилась на Майкла. Она не смотрела на него с упрёком или с мольбой во взгляде, просто наблюдала, как он равнодушно смотрит куда-то в пол, откусывает пирог, неспешно жуёт его и с еле слышным прихлюпыванием отпивает чай из кружки, словно ждала, что он сдастся и примет её предложение. Но Майкл не сдавался.

— Если вам тяжело об этом рассказывать, то и не нужно. Возможно, со временем сам всё вспомню… да и не так уж мне и интересно.

Это была ложь. Ложь из вежливости к Майклу и Хлое. Я представлял, что они пережили из-за меня, мог понять их чувства, но в то же время как никогда раньше захотел узнать, что происходило в ту ночь, и был несказанно счастлив, когда Хлоя, косясь на Майкла, упёрто сказала:

— Тогда я сама расскажу. — Она сделала глоток чая, глубоко вдохнула и решительно посмотрела мне в глаза. — Я искренне хочу помочь тебе, поэтому… — Она не договорила и отпила ещё раз. — Значит так, нашли мы тебя, когда ехали мимо лесополосы. Там дорога прямая, всё далеко видно, вот я и заметила, что на обочине что-то валяется. Говорю Майклу остановится посмотреть, но нет, он ворчит, что это наверняка кто-то мусор просто выбросил. Но я не слепая — у меня, в отличие от Майкла, идеальное зрение — и видела, что это был явно не мусор. — Она мельком взглянула на Майкла и как-то гордо добавила: — В итоге я добилась того, что мы остановились и вышли посмотреть. — Тут Хлоя помрачнела и тяжело выдохнула. — Страшное это, конечно… Кругом море кровищи… Синяки и вот это вот, — она, морщась, неопределённо потрясла кистью перед животом и тихо шмыгнула носом. Ещё чуть-чуть, и она опять бы заплакала, но сдержалась, сделала пару новых глотков и настырно продолжала рассказывать: — Я тогда очень сильно испугалась. Думала, что труп… Но нет, пульс всё-таки нащупали. Потом ещё долго не могли решить, что делать: в службу спасения звонить или самим в больницу везти… Время же на секунды шло. Майкл вообще предлагал побыстрее уехать.

Я искоса посмотрел на Майкла: он уже доел пирог и теперь смиренно и даже как-то безразлично допивал чай, чего совсем нельзя было сказать о Хлое. Она сидела, согнувшись над кружкой, потирала гладкую керамическую ручку, а на её лице читалось волнение и вина.

— Не пойми неправильно, — затараторила Хлоя, — мы сюда недавно переехали, еле освоились, и проблем совсем не хотелось. Но я всё-таки настояла на том, чтобы довести тебя до ближайшей больницы. К счастью, Катти тогда с нами не было.

Сострадание Хлои растрогало меня до глубины души, и я не знал, куда деться и что сделать, чтобы отблагодарить за то, что они спасли мне жизнь, поэтому сидел, понурив голову и потирая суставы на пальцах.

— Простите, что доставил так много хлопот… Мне правда жаль, что так произошло.

— Ой, да ладно, — отмахнулась Хлоя. — Я, наоборот, рада, что мы спасли тебя, иначе бы меня совесть до конца жизни мучила.

Хлоя тепло улыбнулась: ей явно стало легче.

— Простите, что спрашиваю… — робко заговорил я. Мне было неловко спрашивать об этом в такой трогательный момент, но я всё же решил, что пора. — Я ищу кольцо, которое у меня после этого случая пропало. Вы его тогда на мне не видели?

— Кольцо? Нет-нет, такого точно не было, — обеспокоенно сказала Хлоя. — Не было же, да, Майкл?

— Не было, — безразлично отозвался тот.

— Точно? Это гладкое такое серебряное кольцо, абсолютная дешёвка. Но оно мне очень дорого как память. Я его на большом пальце всегда носил.

— Прости, Том, — растрогано сказала Хлоя, — я правда не знаю. Нам с Майклом тогда было совсем не до колец, так что я даже не знаю, было оно на тебе или нет. Но я клянусь, что мы его точно не брали! — добавила она, с тревогой глядя на меня.

— Ладно, хорошо, спасибо, — отвечал я, а сам ощущал неприятный осадок.

Разрушил трогательную атмосферу, наверняка испортил к себе отношение — ко мне со всей душой, а я с такими неоднозначными вопросами, — да и неловко как-то стало. И мне, и Хлое.

— Уже вечер, так что нашему гостю уже наверняка пора домой, — сказал Майкл, разогнав тишину в комнате.

— А… Э… Да, пожалуй, пора, а то поздно. Рад был пообщаться.

Я расстроено встал, неуклюже попрощался с Хлоей и пошёл к выходу. Вот и поговорили, называется.

— Я провожу тебя до остановки, — сухо сказал Майкл, бесшумно выйдя со мной на улицу.

Мы молчали. Майкл шёл впереди — причём так, словно был в полном одиночестве, — а я плёлся позади и, чем дольше смотрел на его могучую спину в однотонной, бежевой толстовке, тем больше поражался занятной мысли: он шёл совершенно бесшумно. Ни шагов, ни шелеста одежды, ни шуршания опавшей листвы под ногами не было слышно. Он словно слился с уличной тишиной. Неудивительно, что я не почувствовал его присутствия за спиной: он словно призрак.

Майкл глухо вздохнул и тихо сказал:

— На самом деле я хочу кое-что сказать тебе. Сейчас я очень рискую, но делаю это, чтобы потом проблем не было.

Я напрягся. Неужели всё-таки соврал про кольцо?

— Всё настолько серьёзно?

Майкл еле заметно кивнул, огляделся по сторонам и, мотнув головой в сторону, сказал:

— Пойдём в другое место, чтобы никто не услышал.

Он повёл меня мимо домов, вдольглавной дороги, прочь от школы и магазинов, к безмолвному парку, а я напряжённо гадал, что такого серьёзного могло произойти. Сдал в ломбард? Перепродал? Сплавил за границу? В каждой новой идее здравого смысла становилось всё меньше и меньше: кому вообще сдалось это дешёвое кольцо? Вскоре мы остановились у лавочки с видом на маленький искусственный пруд — довольно унылое место, надо признать, — и Майкл вновь настороженно осмотрелся и прислушался к робкому шелесту листвы и стрекотанию сверчков.

— Здесь подойдёт… — долетело до меня его тихое бормотание.

— Так что там насчёт ко…

Я не договорил: Майкл развернулся, схватил меня за грудки и прижал к стволу дерева.

— Слушай меня внимательно, — процедил он сквозь зубы. Раздул ноздри, нахмурился и смотрел на меня сверху вниз таким хищным взглядом, что я сразу понял, шелохнусь или хоть звук издам, и мне пиздец. — Я рад, что ты жив-здоров, но разгуливать здесь с пирогами не должен. Хочешь в проблемы вляпаться? Пожалуйста! Только меня в это дерьмо не тяни. Понял?

Он встряхнул меня за ворот и ещё сильнее прижал к дереву. Сухая кора впивалась в израненную спину, резкая ноющая боль отдавалась во всём теле, и накрывал страх, что я отключусь или вообще задохнусь: Майкл держал меня так сильно, что я не мог вздохнуть.

Он ещё раз дёрнул за ворот и, не сдерживаясь, ещё раз прокричал вопрос мне в лицо. Я утвердительно закачал головой и примирительно поднял руки. Был готов сделать всё, что угодно, лишь бы снова вздохнуть.

Я видел в темноте его разъярённое лицо, видел, как он блестящими от злости глазами пристально смотрит на меня, словно хочет задушить, для верности свернуть мне шею и скинуть в этот чёртов пруд… но, тряхнув ещё раз, звучно выдыхает и наконец отпускает.

С груди словно сняли огромный валун, а из кожи вытащили тысячи иголок — я еле стоял на ногах и жадно глотал холодный воздух. Перед глазами всё плыло, но я отчётливо слышал, как Майкл глубоко вдыхал и выдыхал через рот.

— Как… как у тебя из-за меня могут появиться проблемы? — держась за больное горло, хрипя, спросил я и посмотрел на Майкла: он сидел на скамейке и, закрыв ладонями нос и рот, смотрел на воду.

— Очень просто. На раз-два. — И, помолчав, пробормотал: — Я их не боюсь, но проблемы будут большие…

— Кого «их»? — Я ничего не понимал и был в полном замешательстве. — У этих «их» моё кольцо?

— Какое, блять, кольцо? Чувак, ты совсем идиот, что ли? — вспылил Майкл, раздражённо посмотрел на меня и замер.

Вот это уже интересно. Только сейчас я понял, что Майкл говорил не о кольце, а о нападении на меня, а Майкл признал, что это он идиот, обескураженно откинулся на скамейке и закрыл лицо руками.

— Значит, ты знаешь, что со мной произошло?..

— Заткнись, — гаркнул Майкл. — Я всё равно ничего не собирался тебе рассказывать. Это не твоего ума дело. Так что просто сиди тихо и не высовывайся. Ищи дальше своё колечко и радуйся жизни.

— Ты издеваешься? Как можно радоваться, когда ты такое ляпнул? Ты понимаешь, насколько абсурдно это звучит?

— Ты не понимаешь. Знаешь как говорят? Меньше знаешь — крепче спишь. Вот и не лезть во всё это.

— Лезть во что? — упёрто спросил я, повысив голос, встал с колен и подошёл к скамейке, пока Майкл молча смотрел на пруд. — Я даже не знаю, чего или кого мне опасаться. Может, я уже влип по уши, просто не знаю об этом! Я же… Я же сюда три дня подряд ездил, чтобы твой блядский адрес достать! — И зашипел на застывшего в одной позе Майкла: — Ты понимаешь, что сейчас мне всю жизнь испортил?

— Не преувеличивай. Тебе лишь нужно напиться до беспамятства и забыть всё. Это не твоё дело и не моё дело, вот давай по-тихому и разойдёмся.

Он говорил это слишком спокойно, даже отрешённо, отчего я закипал ещё сильнее.

— Ну да, действительно, шикарный план, — ворчал я. — Нужно лишь напиться, чтобы забыть, что я недавно чуть не умер, а ты трясся от страха и заявил, чтобы я залёг на дно! Просто, блять, божественно.

Повисла тишина. Жуткая тишина, которую я не мог прервать: уже не было сил кричать и злиться, не было сил даже переварить всё, что произошло, или просто истерически кататься сырой земле. Я был опустошён. Я догадывался, что всё плохо, — сама ситуация говорила об этом, — но не ожидал, что настолько. Теперь я, загнанный в минный угол, стоял под дулом дробовика. Один неверный шаг — тут же либо выбьют мозги, либо разорвут на ошмётки. Это пугало и бесило. До слёз.

— То, что рассказала Хлоя, — правда. Но она не знает, что до этого рядом с тобой уже кое-кто был. — Майкл по-прежнему смотрел на блестящую гладь пруда, только его голос теперь звучал тихо и дрожал. — Их-то нам и нужно опасаться.

Он решил мне рассказать? Как мило. Только меня это теперь совсем не волновало. Я неспешно сел на лавочку рядом с Майклом, уставился на пруд — безмятежную, мрачную лужу — и опустошённо спросил:

— Ты их знаешь?

— Знаю. По крайней мере, одного из них точно. Только я ничего тебе о них не расскажу.

— Покрываешь их? Значит, ты соучастник.

Майкл покосился на меня, и я увидел его лицо — лицо, на котором написано, что он больше не понимает, что делать, и просто хочет, чтобы всё закончилось.

— Как думаешь, если бы я был их соучастником, то отвозил бы тебя в больницу и пытаться предупредить? Я ничего не скажу ради своей безопасности.

— Хорошо, я понял. Тогда ты знаешь, зачем они на меня напали, да?

— Это сейчас не так важно. — Майкл вновь уставился на воду. — Сейчас важно, чтобы о тебе здесь никто не узнал. Ты был в тяжёлом состоянии, поэтому они вполне могли решить, что ты не выжил. По крайней мере, я на это надеюсь. Так что, пожалуйста, не приезжай сюда больше. Хотя бы ради себя. Хорошо?

Не помню, как и когда вернулся домой: всё как в тумане. Когда переступил порог Уилсонов, я не видел и не слышал ничего вокруг, просто плёлся в свою комнату. Я знал, что Марта окликнет меня, выглядывая из кухни, а Гордон посмотрит поверх газеты мне в след. Но я не хотел их видеть. Особенно Гордона. Это из-за него я теперь погряз в мутной истории.

***

— Спрошу прямо. — Детектив Ли бросил на стол папку документов и чёрный мусорный пакет, уселся напротив, достал из внутреннего кармана пиджака уже знакомые блокнот с ручкой и уставился на меня своим тяжёлым безжизненным взглядом. — Мистер Стив, вы что-нибудь вспомнили?

— К сожалению, нет.

Ответ не обрадовал детектива: он чуть подался вперёд, чем вызывал скрип стула, и испытывающее, с прищуром уставился на меня, а позади него высокая девушка, подпирающая стену, угнетающе и ритмично застучала мыском туфли по кафельному полу. Такими же мрачными они пришли в дом Гордона и заявили, что забирают меня в полицейский участок. Я уже испугался, что на меня наденут наручниками и запрут в клетке, но нет, всё обошлось только комнатой допроса.

Налюбовавшись мной, Ли отстранился и зашебуршал таинственным пакетом.

— Мы недавно нашли вот это, — резко сказал Ли и бросил передо мной другой пакет. Пакет с уликой.

Под прозрачной плёнкой я увидел разорванные тряпки с бурыми пятнами и прилипшими комьями земли и тут же узнал клетчатый узор своей рубашки и джинсы, которые всегда казались неубиваемыми.

— По лицу понятно, что ваше, — усмехнувшись, сказал детектив. — Хотя мы это и так знали: тут чуть ли не каждая нитка пропитана кровью.

К горлу подступило волнение, и я неосознанно выпалил:

— Где вы это нашли?

— Давайте, мистер Стив, вы не будете забывать, что находитесь в полицейском участке, где вопросы задаю я, а не вы. Продолжим. — Ли что-то подсмотрел в своём блокноте и исподлобья посмотрел на меня. — Скажите, вы любите гулять в лесу?

— Э… ну, наверное, да.

— И часто вы посещаете подобные места?

— Ну, в Нью-Йорке не так уж и много лесов, если только парки…

— Помните, я говорил, что вас нашли недалеко от леса? Так вот, там мы и нашли эту одежду. А ещё довольно-таки глубокую яму.

— Что? Шутите, что ли?

— Умей я шутить, работал бы в цирке, — без толики сарказма или иронии сказал детектив, раскрыл папку с документами и придвинул её ко мне. — Вот, любуйтесь.

К плотной бумаге была прикреплена фотография: три дерева оцепили жёлтой лентой, образовав треугольник, который ограждал длинную и довольно глубокую яму в земле, куда спокойно мог поместиться человек в полный рост. А под фото угловатым почерком обозначались её размеры и стояли подписи с печатями.

— С чего вы решили, что эта яма связанна с моим делом? — оторвав взгляд от документа, недоверчиво спросил я у Ли.

— Послушай, голубчик, нам некогда с тобой штаны просиживать, — раздражённо подала голос девушка. — Мы тебе ничего объяснять не должны. А твоя задача — чётко отвечать на наши вопросы.

— Эбби, — понизив голос, проговорил Ли, — давай ты не будешь вмешиваться в мой допрос.

— Это уже не допрос, а пустая болтовня: чайного сервиза с печеньями только не хватает! — всплеснула руками та, отлепившись от стены, подошла к Ли и повисла над столом. — Иэн, нечего здесь сидеть, когда у нас там… — Она запнулась, надменно покосившись на меня. — Посмотри на него: я же таких пачками с травой ловила — над этим делом даже думать нечего.

— Эй, нечего на меня вязать, что вздумается! — вмешался я. — Вы же брали у меня кровь, чего тогда на наркотики не проверили? Или так не умеете?

— Ты сейчас не в том положении, чтобы рот открывать, голубчик, — зашипела Эбби и сделала жест рукой, мол, захлопни варежку. Тогда-то я и заметил её длинные фиолетовые ногти — самое то для такой импульсивной стервы, как она. Пока я думал об этом, она уже давно отвернулась к Ли и говорила ему: — Не знаю, как ты, но я уже заебалась сидеть с вот этим дерьмом. И так уже выговор за наших подпольщиков сделали, а тут ещё этот обкурыш.

— А ты думаешь я не заебался? — прикрикнул на Эбби Ли и недовольно посмотрел на неё. — У меня пять дел висит, но это же, блять, тоже дело. И его типа решать надо!

Я сидел в стороне, понимал, что на меня им вообще плевать, и наблюдал, как мой допрос превращается в бесконечное ворчание и нытьё двух заебавшихся копов. Возможно, я им даже не был нужен: привезли сюда чисто для галочки, что вот, мол, делают всё возможное, чтобы раскрыть дело, хотя по-прежнему никак не продвинулись. И вряд ли смогут. Они так и продолжали жаловаться друг другу на жизнь, пока в комнату не заглянут другой коп и не попросил их выйти. Ни Ли, ни Эбби даже не посмотрели на меня — просто молча встали и захлопнули за собой дверь.

Так я остался один на один с собственными проблемами, которые неумолимо росли в размерах.

Время в пустой комнате тянулось невероятно медленно. Казалось, я около часа просидел в угнетающей тишине, пялясь на серые стены с облупленной краской и прислушиваясь к шагам в коридоре. Иногда закрадывались мысли, что про меня забыли, но выйти в коридор не решался. Так и сидел, размышляя, как моя одежда превратилась в зашмурыганные тряпки, и нервно вздрагивал, когда представлял, что ту яму копали для меня.

На столе по-прежнему лежала раскрытая папка с документами — я решил полистать её. Сначала не было ничего интересного, хотя и устрашающего: фотографии разбитой машины, какие-то таблицы, в одной из которых я нашёл свои отпечатки пальцев, и опросы малоизвестных мне людей — пока не наткнулся на любопытный отчёт.

К странице были прикреплены пара фотографий; качество оставляло желать лучшего, но в темноте и ряби снимков я увидел очертания широкого ствола дерева и груду камней. Выглядело это так, словно кто-то специально сложил их в одну кучу.

Я приподнял фотографии, стараясь не помять их, и прочёл отчёт, написанный от руки.

Отчёт офицера Гофина, 31 августа

Ночью на месте преступления №2 группа патруля обнаружила странное обстоятельство. Начался сильный ливень, и вскоре отряд заметил, что с оцепленного склона горы скатываются крупные и мелкие камни. С других склонов камни не скатывались. В ходе осмотра на вершине оцепленного склона обнаружили разбитый, выкорчеванный ствол огромного дерева и множество камней, сложенных в кучу. Также на обломанном суке и в трещинах ствола дерева нашли следы крови. Образцы отправили в лабораторию.

Тут же был ещё один отчёт: в лаборатории выяснили, кому принадлежала кровь. Мне.

Щёлкнула дверь — я вздрогнул и отодвинул папку, когда в комнату ворвался детектив Ли.

— Без спроса читаешь мои отчёты? — раздражённо спросил он и захлопнул папку.

Сейчас он выглядел намного раздражённей, чем до этого, поэтому я решил не говорить ему, что глупо оставлять такие вещи без присмотра и надеяться, что к ним никто не притронётся. Да и Ли, раз уж на то пошло, не самый лучший собеседник: ни сарказма, ни шуток не понимает.

Ли уже бросил мои бывшие вещи в пакет, закрутил его хорошенько и, искоса посмотрев на меня, сказал:

— И чего сидим? У нас с вами, мистер Стив, ещё куча важных дел.

Он зажал под подмышкой папку с документами, взял пакет и пошёл к выходу. Я вскочил с места и поспешил выйти за детективом в шумный коридор.

— А куда мы поедем?

— На месте всё поймёшь.

Следующие десять — пятнадцать минут мне пришлось провести вместе с Ли и Эбби, слушать их ворчание и упорно игнорировать косые взгляды в свою сторону, пока мы не подъехали к лесу. Там, на обочине, уже стояли полицейские машины с красно-синими мигалками, а возле них кучками топтались офицеры. Мы с Ли подошли к одной из таких групп.

— Росс, свидетель уже приехал? — спросил детектив.

— Ещё нет, — отозвался угрюмый офицер. Он сидел на капоте машины и, скрестив руки, зажимал между пальцев дымящуюся сигарету. — Но скоро будет.

— А ты что, тот самый потерпевший, которого голышом нашли? — сжимая сигарету в зубах, спросил офицер с внушительным пивным животом и рыжей козлиной бородкой и, пихая локтем Росса в бок, издал смешок, словно ему не хватало воздуха. Но тот не поддержал смеха, и шутник запнулся. — Кхм, я просто удивляюсь, как ты жив остался…

— Не обращай на него внимания, дружище, — сказал мне офицер Росс и выдохнул белый едкий дым. — Наш отдел всегда так делает.

Пара других офицеров согласно кивнули.

Послышался шум колёс, из-за поворота появилась чёрная машина и остановилась у обочины. Кто-то даже присвистнул, сказав, вот бы и ему такую тачку, и я мысленно с ним согласился: рядом с таким джипом семейная старушка Гордона стояла далеко в стороне. Но меня больше поразил водитель, которого все так ждали. Майкл Шоу собственной персоной.

Пока я с непониманием таращился на него и думал какого чёрта он здесь забыл, Майкл подошёл к нам, а детектив Ли прочистил горло и сказал:

— Мистер Стив, познакомьтесь, это — Майкл Шоу. Это он вас спас. — Ли повернулся к Майклу: — А это Том Стив.

— Рад познакомиться. Хорошо, что вы в порядке, — с белоснежной улыбкой говорил Майкл и приветливо пожимал мне руку, пока я стоял в полном ступоре и удивлялся его резкой перемене в характере.

— Спасибо, что согласились приехать, — сказал Ли. — Надеюсь, не сильно отвлекаю от работы.

— Нет, всё нормально. У меня сегодня выходной, так что не волнуйтесь об этом.

— Хорошо, тогда приступим к работе.

Я, Майкл и пара офицеров последовали за детективом к месту преступления — месту, где меня нашли. Я надеялся, что смогу что-нибудь вспомнить, как в больнице, но обочина, около которой мы топтались, даже никаких эмоций у меня не вызвала: всю кровь вымыли дожди, а ничего примечательного там больше и не было. Просто трава, просто земля и просто деревья. Всё. Но мы около часа подробно разбирали события двадцать четвёртого числа. Майкл постоянно отвечал на вопросы, и я заметил, что его рассказ отличается даже от истории Хлои: он утверждал, что был один, когда нашёл меня, и по собственной воле отвёз меня в больницу. Ни о каких третьих лицах он, конечно же, тоже не говорил, а на наводящие вопросы — например, не видел ли он кого-нибудь рядом, — отрицательно мотал головой.

Я не понимал, почему Майкл так поступает. Было бы разумнее рассказать обо всём полиции, хотя бы для того, чтобы самому за ложные сведений не загреметь за решётку. Неужели у него настолько веская причина молчать?

Уже темнело, когда детектив Ли напряжённо потёр переносицу и решил, что пора возвращаться в участок. Подождав, когда офицеры отойдут подальше, Ли протянул руку Майклу и сказал:

— Спасибо за помощь. То, что вы рассказали, очень поможет следствию.

— Не стоит благодарностей, — бодро и дружелюбно отозвался тот и пожал руку детектива.

— Что ж, тогда желаю добраться до дома без происшествий. Мистер Стив, пойдёмте, я отвезу вас домой.

— А можно это сделаю я? — Детектив озадаченно обернулся, когда эти слова прозвучали у него за спиной. — Не смотрите на меня так: мне нужно в Денвер за заказом съездить, так что будет по пути, — словно прочитав немой вопрос в глазах Ли, пояснил Майкл. — Я настаиваю.

Детектив быстро смерил Майкла взглядом и без лишних раздумий махнул в нашу сторону, когда Эбби, высунувшись из окна машины, окликнула его и потребовала, чтобы он резче шевелил булками, а то им ещё с подпольщиками всю ночь разбираться.

Когда мы подошли к джипу Майкла, он приглушённо сказал:

— Только знай, я люблю ездить в полной тишине, — и покосился на группу копов, некоторые из которых пристально смотрели в нашу сторону.

Машина тронулась и скоро скрылась за поворотом. Что хуже: ехать вместе с заебавшимися от работы копами или с Майклом? Оба варианта не сахар. С лица Майкла словно сорвали дружелюбную маску, которая ослепляла детектива улыбкой, и надели другую, жуткую и мрачную. Изменилась и осанка: спина округлилась, плечи, казалось, стали шире, а вены и сухожилия надулись под кожей — так сильно он сжимал руль. В воздухе витала угнетающая атмосфера. Майкл словно собирался рывком выпрыгнуть из машины, разбив лобовое стекло, наскочить на невидимую жертву, впиться беззащитной в горло и оторвать кусок её плоти.

Я вздрогнул, когда он покосился в мою сторону, и отвернулся к окну. Я не трус, но испугался подавляющей ауры Майкла — совсем такой же, как в парке, когда он прижимал меня к дереву, а я не мог ничего сделать, кроме как беспомощно хрипеть и молиться о спасении.

Машина начала тормозить, а потом и вовсе остановилась у обочины. Я уставился на Майкла, когда он отстегнул ремень безопасности и зашевелился: провёл ладонью по панели управления, ощупал швы своего и моего сиденья, порылся в бардачке, осмотрел дверцы и задние места. Ничего. Майкл побарабанил по рулю, прикусив губу, и вышел из машины. Он обошёл её кругом, осмотрел то тут, то там, переложил вещи в багажнике и уже поднял капот. Я не выдержал и тоже выбрался на улицу, спросил у Майкла, что он делает.

— Проверяю, не прикрепили ли копы подслушку к машине. Но, вроде бы, ничего нет, — спокойно ответил он.

— Видимо, кто-то детективных фильмов пересмотрел, — не удержался я от комментария и, встретив суровый взгляд Майкла, добавил: — Копы из маленького городка до такого бы даже не додумались. Им вообще плевать.

— А я перестраховываюсь.

— Чтобы никто не узнал, что мы виделись раньше? Зачем ты вообще прикинулся незнакомцем?

— Это не твоё собачье дело, — сквозь зубы процедил Майкл и выпрямился.

Именно в такие моменты я жалел, что не вышел ростом, но тогда меня уже было не остановить. Я вцепился в джинсовку Майкла и, сминая её в кулаках, проорал, что уже в горле сидят его утайки, что всё это моё дело и что, если он не перестанет отмахиваться от меня, я доложу на него детективу, потому что от этого дела зависит моя жизнь.

— Только попробуй, и я тебе шею сверну, — прошипел Майкл, схватив моё горло в тиски. — От этого дела не только твоя жизнь зависит, так что хватит из себя несчастного строить. Мне выгодно, чтобы ничего не выяснилось. И тебе, к слову, тоже. Так что можешь уже паковать свои шмотки.

— Зачем?

— За тем, чтобы свалить отсюда на-всег-да. — Он довольно ухмыльнулся, пока я непонимающе смотрел на него. — Ты знаешь, что они меня уже третий раз об одном и том же спрашивают? У них полно улик, но они не знают, как их связать. Ещё пара дней, и они замнут это дело.

========== Глава 4. Вечеринка с монстрами, монстрами, монстрами… ==========

Комментарий к Глава 4. Вечеринка с монстрами, монстрами, монстрами…

Тематический коллаж к главе — https://vk.com/photo-197366893_457239233

Прошла неделя с моего возвращения в Нью-Йорк, и теперь я потихоньку возвращался к привычной жизни. Иногда мне везло — я подзарабатывал, весь день истаптывая ноги и ломая спину на подработке, но чаще всего просыпался тёмным утром в тесной холодной спальне, медитировал у холодильника в поиске съестного и весь день валялся перед телевизором, переключая каналы.

Из зашторенных окон слабо пробивался свет, в щелях рамы свистел сквозящий ветер, а я, укутавшись в одеяло, лежал на диване и, разминая отёкшую руку, смотрел самое скандальное шоу в полуденное время.

— А следующая наша гостья — прекрасная девушка по имени Мия Кобб! — торжественно произнёс Джей-Джей, сорокалетний нарцисс в синем костюме, и всплеснул руками.

Зал разразился бурными аплодисментами, и под фирменную музыку шоу в студию вышла хрупкая низенькая шатенка, одетая в простенькое платье с длиннющим подолом, и села на краю дивана. С первого же взгляда мне стало жаль её. Она не выглядела, как типичные гости программы: не ослепляла самоуверенностью, не смотрела на всех надменно и явно не собиралась осыпать всех направо и налево проклятьями, — больше походила на запуганную овечку, которая всего боится и, возможно, даже до конца не понимает, куда пришла. Шоу Джей-Джей, где он и его гости-эксперты только и делают, что измываются и скандалят с проходимцами, явно не для таких, как она.

Аплодисменты закончились, зал замолк. Джей-Джей угнездился на подлокотнике дивана рядом с девушкой и сказал:

— Мия, в своём письме вы отказались подробно рассказывать о своей проблеме, — Мия робко кивнула, — но уверяли, что видели существо, которое похоже на человека, но им не являлось. Всё верно, Мия?

— Да, всё верно, — дрожащим голосом ответила та и ещё раз робко кивнула.

В зале приглушённо зашептались.

— Я вот никак не могу понять, как такое возможно, — с наигранной задумчивостью на лице говорил Джей-Джей, не обращая внимания на зал. — Вы уверены, что всё так и было?

— Да, уверена. И объяснить тоже могу. — Мия замолкла и помрачнела. Только и делала, что теребила в руках носовой платок, но вскоре уверенно посмотрела в камеру и сказала: — Я встретила инопланетянина.

Из зала послышались новые звуки удивления и шёпот. Джей-Джей окинул зал серьёзным взглядом и сделал знак замолчать — зал ту же затих — и с наигранной суровостью погрозил пальцем, чем вызвал тихий смех. И снова заставил зал замолкнуть. Повернулся к понурившейся Мие и с той же наигранной серьёзностью сказал:

— Мия, вы так уверенно об этом говорите… У вас есть доказательства? — Подбородок Мии задрожал: было заметно, что она еле сдерживала слёзы. — Вы сказали, что видели его своими глазами, — продолжил Джей-Джей после недолгого молчания. — Расскажите, как это произошло.

— Ладно… — словно заикаясь, сказала Мия. — Я шла по улице… вечером… И вдруг, услышала странный хлюпающий звук в подворотне… Я решила посмотреть и увидела его…

Она тихо заплакала, закрыв лицо руками. Из зала раздались новые возгласы, а Джей-Джей с сочувственной миной на лице погладил Мию по плечу и попросил продолжить.

— Это был мужчина… — Мия глотала слёзы и тёрла платком глаза. — То есть, он выглядел, как мужчина… У него были руки, ноги, но это был не человек… Он был какой-то… ненастоящий. — Она почему-то запнулась. — Мне тогда показалось, что он был не из крови и плоти, а из желе, что ли.

Джей-Джей посмотрел на зал, удивлённо подняв брови, и под сдержанные смешки зала сказал:

— Может тогда вы встретили не инопланетянина, а мистера Желе? Сейчас как раз скоро Хэллоуин. Возможно, кто-то сделал оригинальный костюм на вечеринку, а вы, Мия, так поспешно набросились на невинного человека, да ещё с таким громким заявлением. — Джей-Джей посмотрел в камеру и добавил: — Многоуважаемый мистер Желе, если всё так и было, пожалуйста, позвоните к нам студию по номеру, который видите на экране.

— Это было летом, а не неделю назад! — неожиданно повысив голос, возразила Мия, оглядывая зал мокрыми от слёз глазами. — Это не шутка, и я уверена, это был не костюм. Я не знаю…

Мия звучно шмыгнула и постаралась сдержать новые слёзы, пока обречённо смотрела, что никто её даже слушать не хотел: зал и гости-эксперты шушукались и тихо посмеивались, а Джей-Джей неприкрыто кривлялся рядом с ней. Мия дрожащим голосом заговорила ещё громче:

— Я не знаю, как это объяснить, но клянусь, что я видела не человека!

— Хорошо, Мия, допустим, вам не показалось, и вы правда кого-то видели, — загундосил мужчина тридцати лет, один из гостей-экспертов, когда Джей-Джей утихомирил зал и дал ему слово. — К чему такая паника? И почему сразу инопланетянин?

— Тот мужчина… понимаете, он смотрел на меня какими-то бездушными, стеклянными глазами и… я не знаю, как это объяснить, но я каждой клеткой кожи почувствовала, что передо мной стоит нечто… нечеловеческое.

— Одного чувства недостаточно, чтобы такое говорить, — вмешался Джей-Джей. — Особенно, если вы были в темноте и не трезвы. Я прав, мистер Копер?

Мужчина тридцати лет согласно кивнул.

— Но в том-то и дело, что я была абсолютно трезвой и никогда не боялась ходить поздним вечером по тому переулку, потому что прекрасно знала дорогу. — Мия воодушевилась, почувствовав, что её наконец-то слушают и расспрашивают. — Да и переулок, по которому я шла, один из самых безопасных во всём городе.

— Тогда чего вы так испугались? Мужчины в переулке? — не унимался мистер Копер.

— Этого тоже. Но ещё… я видела чьи-то босые ноги около него… И думаю, что этот монстр убил человека.

По залу проползла волна тревожного шёпота.

— Ну что вы, Мия… — понизив голос, говорил Джей-Джей с укором, — прямо фильм ужасов пересказываете.

— Джей-Джей, подождите, — перебил его Копер, — дайте спросить. Мия. Вот вы увидели подозрительного человека и чьи-то босые ноги… и что дальше? Что произошло потом?

— Этот мужчина замер и уставился на меня, а я, пока он не напал на меня, быстро убежала.

— Он вас преследовал?

— Я… я не знаю. Я бежала, не оборачиваясь, до самого дома и не знаю, догонял ли он меня, но… знаете, я уже давно замечаю, что за мной кто-то наблюдает. Постоянно.

— Дайте я кое-что скажу, — раздался свистящий старческий голос, и на экране крупным планом появилось лицо сухого сгорбленного старика, который держал микрофон в дрожащей костлявой руке. — Послушайте, барышня, боюсь, вы не туда пришли. Вам бы в полицию или к врачу, который мозги лечит, — вот им свои ночные фантазии рассказывайте, а наша программа о более важных и серьёзных вещах.

Зал разразился бурными аплодисментами.

— Простите, что перебиваю, доктор, — вмешалась девушка в экстравагантном платье, ещё одна гостья-эксперт шоу, — но я не верю ни единому слову Мии. В интернете полно историй про инопланетян со всякими вселенскими заговорами и теориями: таким людей уже не удивишь, знаете ли. А приплетать сюда ещё и убийство, о котором никто не знает… Честно, мне сейчас некомфортно даже сидеть с вами в одной студии и выслушивать эту чушь.

Зал взревел, а Мия вскочила с кресла и закричала:

— Вы не понимаете! Это был не человек! Почему мне никто не верит? Я же не вру! Я видела всё это своими глазами и хочу предупредить как можно больше людей быть осторожными! — Мия истерично размахивала руками, глотала воздух и заливалась слезами. — Да, может это не инопланетяне, а какая-нибудь опасная группировка, но это же ничего не меняет! Я хочу, чтобы все знали, что это опасно… что они среди нас! Но раз вы мне не верите и только смеётесь… сами потом виноваты будете!

После этих слов она убежала за кулисы, а Джей-Джей под неистовое возмущение зала развёл руками и сделал притворно-обиженное выражение лица.

Он и эксперты шоу продолжили обсуждать абсурдное заявление Мии, но я их уже не слушал: мне настырно ломали дверной звонок и орали под окнами.

Потребовалось немало сил, чтобы дойти до парадной двери, страдальчески вздохнуть и провернуть затвор. На пороге стоял Артур во всём своём великолепии: всегда уложенная чёлка, модный чистый плащ и ослепительная улыбка — очередное доказательство, что стирка не самая бесящая вещь в моей жизни.

— Привет, Том. Всё ещё тухнешь перед телевизором? — Он по-хозяйски зашёл в гостиную, растирая покрасневшие руки. — Опять срачельник развёл…

— А это не твоего ума дело.

— Возможно. Но в любом случае, я сегодня планирую вытащить тебя на улицу и обязательно это сделаю, — воодушевлённо прохрипел Артур, проходя в центр комнаты. — А ты, вижу, тут пировал. Сколько здесь коробок? Раз, два, три…

— Артур, прошу, свали из моего дома, — перебил я. — У меня нет совершенно никакого настроения слушать твой трёп.

Но Артур будто не слышал меня — оглядывался по сторонам и загибал пальцы, а потом воскликнул:

— Десять! Десять коробок пиццы! Неплохо же ты затворничаешь. Но знаешь, такая еда и диванный образ жизни плохи для фигуры. О здоровье вообще молчу.

Я не отвечал. Артур болтал, прямо как Джесс, чем начинал изрядно раздражать, но я не затыкал его — он быстро выговаривался и замолкал — и только стоял, уперевшись на подоконник, и наблюдал, как Артур, читая нудные лекции о здоровье, складывал на диванном столике пустые коробки из-под пиццы и банки из-под пива.

— А ещё ты зарос, — прибавил Артур, тряхнув мою футболку, которую откуда-то выудил. — Советую побриться, а то щетина всё же прибавляет тебе годы.

— Либо ты затыкаешь свой рот, либо я разбиваю тебе нос и вышвыриваю из дома, — зашипел я на Артура, клокоча от обиды, и вырвал футболку из его рук. — Ввалился без разрешения и ещё оскорбляешь меня. Совсем страх потерял, а?

Артур ошарашено посмотрел на меня и виновато поднял руки:

— Прости, я не хотел… Признаю, это была отстойная провокация. Извини. На самом деле ты чудно выглядишь. Честно.

Он сказал это, чтобы я не обижался, но мне стало только обидней. Потому ничего не ответил, лёг на диван и в который раз решил, что, если бы мы не были друзьями, я бы его точно избил.

Артур вышел из комнаты, где-то на кухне зашуршал пакетами и чем-то загремел, а я смотрел в окно — на облачное небо, пожелтевшую крону дерева во дворе и листья, которые медленно кружились в воздухе и падали на землю. Совсем скоро наступят самые тяжёлые и унылые месяцы года. Холодные ночи. Сырость. Вырастет квартплата. И жизнь станет в разы скучнее.

— Теперь у тебя почище, — шмыгнув носом, прохрипел Артур и сел в кресло, стоявшее возле дивана.

— Я не просил тебя тут убираться.

— Знаю. Но у тебя был настолько ужасный бардак, что смотреть больно. — И после молчания сказал: — Я сегодня весь день с тобой проведу.

— В прошлый раз ты тоже говорил, что весь день со мной зависать будешь, но стоило позвонить Барби, и ты тут же к ней умотал.

— В прошлый раз была экстренная ситуация, и ты сам это прекрасно знаешь. Джесс была нужна моя помощь.

— По-твоему, толпа студентов, которых она сама позвала к себе на вечеринку, — это проблема? — саркастично проворчал я, поднявшись на локте и посмотрев на Артура. Оказывается, всё это время он пристально смотрел на меня, опёршись локтями в колени.

— Да. Огромная. Они ей чуть весь дом не разгромили. Это точно был заговор, потому одну комнату намеренно верх дном перевернули. Знаешь, как ей потом от родителей влетело?

— Нет, но считаю, что получила она по заслугам. — Я снова растянулся на диване, заложив руки за голову. — Впредь будет думать головой, а не укладкой из салона.

— Том.

Голос Артура звучал с упрёком: значит, его это задело.

— Что? Разве я неправильно говорю? Если бы она не была Барби и хоть немного думала мозгами, то не стала бы устраивать на слабо вечеринку, чтобы какой-то сучке из потока показать, кто тут круче. Но она Барби, и я искренне не понимаю, чем она тебе нра…

— Может, хватит уже, а? — громко прохрипел Артур. Я краем глаза видел, как он уже был готов вскочить с места и, возможно, налететь на меня. Но не сделал этого. Только упрекал меня: — Хватит её всё время унижать и обзывать. Она умная и красивая девушка и не заслуживает к себе такого отношения. Я не понимаю, почему ты так говоришь о ней.

— Потому что это моё мнение. Уж извини, но для меня она, как ходячий анекдот. Не больше.

Артур закрыл лицо руками и звучно и глубоко вдохнул.

— Ладно, — выдохнув, тихо сказал он. — Я не хочу с тобой ссориться. Давай просто пойдём проветриться. Это будет полезно для нас обоих… — Я ничего не ответил. — В общем, у моего знакомого сегодня вечеринка в загородном доме, и я подумал, что мне будет скучно там одному.

— Вот скажи, ты издеваешься надо мной? Я не хочу тереться с пьяными ушлёпками. У меня осенняя хандра, и я совсем не хочу выходить на улицу.

— Послушай. Я… Мне правда жаль, что так произошло, и я хочу помочь тебе. Когда ты вернулся домой, всё время ходил хмурый, а потом вообще в доме закрылся… а я сижу на лекциях и волнуюсь, как бы с тобой ещё чего не приключилось.

— И с чего же ты взял, что я такой именно из-за этой чёртовой поездки в Колорадо?

— Потому что она чёртова? — улыбнувшись, ответил Артур.

Я молчал, не отводя взгляд от Артура, который пристально смотрел мне в лицо.

— В любом случае я никуда не пойду.

— Сначала он говорит, что я только и делаю, что за Джесс бегаю, а теперь сам отказывается от меня. Жаль. А я надеялся, что ты потом ещё заглянешь ко мне в гости: мама уже решила приготовить лазанью на ужин. Специально к твоему приходу. Но раз уж ты не хочешь… — он вздохнул и вставал, — тогда я пойду. Не буду мешать хандрить.

Он постоял немного, словно чего-то ждал, еле заметно вздохнул и вышел из гостиной. Я слышал, как скрипели половицы в прихожей и щёлкнула дверная ручка, и должен был бы радоваться, но на деле был опустошён. Ещё из-за этого Артура лазаньи захотелось. Если так подумать, у мамы Артура она самая вкусная из тех, что я пробовал…

— Всё, я пошёл! — крикнул из прихожей Артур.

— Вот скотина… — прошипел я сквозь зубы и, сорвавшись с места, закричал: — Артур, так и быть, я с тобой! Только дай мне побриться!

***

Как и думал. Огромный дом с огромной территорией, море народа, крики, смех, возгласы и выкрученная на максимум музыка, от битов которой дрожит кровь в венах, сбивается сердцебиение и закладывает уши. И что прикольного в этих «вечеринках»? Если только халявный алкоголь — не больше.

Когда мы с Артуром приехали, веселье было уже в разгаре. Группа парней топталась во дворе около бочки и азартно хором выкрикивала: «Пей! Пей! Пей!» — подбадривали тощего и покрасневшего парня, который стоял на этой бочке вверх ногами и через шланг без остановки глотал пиво. Он уже хотел слезть, накренившись в сторону, но его крепко держали его за ноги, спрашивали время и говорили дожать до рекорда. Никого не волновало, что он на руках почти не стоит и захлёбывается вытекающим из носа пивом. Я не переставал лавировать между людьми, которые столпились группами, курили и о чём-то оживлённо болтали — не хотел потерять Артура из виду, — но уже на крыльце услышал дикие и радостные крики парней позади. Видимо, рекорд всё же побили.

Дальше — больше. В самом доме было почти не продохнуть. В темноте десятки одетых, полураздетых, даже почти голых — какой-то парень в одном полотенце бегал по гостиной с бутылкой виски и каждому в уши кричал, что он любит Линдси, — людей толпились и нелепо дрыгались под оглушительную электронную музыку, распивали алкоголь и ели закуски. На полу валялись пластиковые стаканчики, вилки, салфетки и пустые бутылки. Под ногами хрустели осколки стекла. В воздухе перемешались запахи алкоголя, сигарет, пота и духов — от них у меня резко кружилась голова, а на языке появился неприятный привкус. Взмокшие и раскрасневшиеся любители потанцевать собирали и заводили вокруг себя толпу, прыгали, мотали головами, извивались и дрыгали руками, выкрикивали слова песен — казалось, их телами завладели демоны. На комоде парень и две девушки, раздетые до белья, танцевали и целовались на камеру. На диване и под диванным столиком лежали парни и девушки и вальяжно покуривали косячки, а из кухни доносились восторженные крики: по разговорам я понял, что там местная тихоня решила устроить стриптиз. Хотя эротики и без неё хватало. Чуть ли не у каждой стены жались парочки, которым явно стоило уединиться наверху.

Пока Артур отошёл поздороваться со всеми, кого знает, я успел выпить пару рюмок виски, текилы и коктейль «Зелёный кузнечик», — тот, что пил Радж из «Теории большого взрыва», — которым, к слову, не особо впечатлился. Всегда ненавидел сливки. И теперь валялся на диване в углу комнаты и, запрокинув голову, наблюдал, как стреляют разноцветные лучи света, через раз попадая в такт музыке. От этой беспорядочной ряби кружилась голова.

Я закрыл глаза, вслушиваясь в слова песни.

Через какое-то время почувствовал движение рядом с собой — я был уверен, что это вернулся Артур, поэтому, не открывая глаз, спросил у него, чем можно заняться на этой унылой вечеринке, — и нехило оторопел, когда ухо защекотал игривый женский голос:

— Ну… могу угостить десертом. А там посмотрим.

Рядом со мной расслаблено сидела довольно симпатичная девушка, во внешнем виде которой больше привлекли ни ярко-розовые волосы, ни обтягивающее короткое платье без намёка что-либо скрыть, а её ноги — длинные стройные ноги в туфлях на огромном каблуке, которые она чуть ли не закинула мне на колени.

Она кокетливо предложила десерт. Прозрачное алкогольное желе, в котором застыла крупная красная вишня и цветные шарики, причём всё это каким-то чудом держалось на вишнёвой веточке. Странный десерт. Как на вид, так и на вкус. Потом мы разговорились, точнее она задавала вопросы в духе, почему я сижу здесь один, один ли я сюда пришёл и знаю ли здесь кого-нибудь ещё, смотрела на меня, не отводя взгляда, и часто и невпопад смеялась, хотя я не шутил. А потом и вовсе назвала меня забавным. Её поведение настораживало, но я не собирался ничего с этим делать.

Когда разговаривать стало не о чём, слова перетекли к действиям: девушка, имени которой я так и не узнал, хищно смотрела на меня из-под длинных ресниц, медленно приблизилась ко мне и нежно поцеловала в губы. Спустя мгновенье для меня уже не существовало музыку и танцующих в бликах света людей — всё это исчезло, когда я касался тёплой мягкой талии девушки, повёл её на себя и, когда она села мне на колени, вдохнул нежный приторный аромат её кожи. Я был словно в невесомости. Её сбивчивое дыхание щекотало губы, пушистые волосы, касаясь щёк, вызывали мурашки по спине, а от стройного тела, прижимавшегося ко мне, приятно ныло в животе. Я обнял девушку крепче, гладил оголённую кожу шеи, рук, ног и не мог сдержать улыбки, когда та еле заметно вздрагивала и постанывала.

Наконец-то. Наконец-то унылая вечеринка перестала быть унылой!..

Пока не почувствовал, как под толстовкой тонкие пальцы скользнули вверх по животу, и меня словно током не пробило. Я неосознанно схватил девушку за руку, отстранил её от себя, повалил на диван и, оглушённый обрушившейся на меня музыкой, с испугом смотрел на её растрёпанное и озадаченное лицо.

Мне стало страшно.

Я не понимал, почему испытывал животный страх, почему бешено стучало сердце и вот-вот было готово выскочить через горло, почему тряслись руки и тело бросило в жар, а девушка, которую я с упоением и страстью целовал секунду назад, теперь казалась мне жуткой. Я не знал, что делать. Не знал, что сказать. Меня выедал животный страх, когда девушка, обеспокоено глядя на меня, потянулась ко мне рукой — я отполз от неё, забился в край дивана и, не церемонясь, послал к чёрту. Она замерла, озадачено посмотрела на меня, а когда я снова накричал на неё, презренно назвала меня психом и ушла прочь.

Я следил, как она лавирует между людей, пропадает из виду. Только тогда страх начал отступать. Я зарылся пальцами в волосы, а в мыслях крутился только один вопрос: что это было? Ко мне подбежал Артур, расспрашивал, что случилось, и рассказывал, что видел, как я внезапно запаниковал. Я не знал, что ему ответить. Списал всё на внезапный комплекс и попросил поскорее уйти с этой вечеринки.

Артур ворчал и сокрушался, что мы сюда только приехали, но согласился отвезти меня домой.

Через несколько минут я уже ехал в машине Артура и, уткнувшись лбом в холодное стекло, смотрел, как неумолимо быстро мигают фонарные столбы, пролетают дома, дорожные знаки, люди на тротуарах и бежит белая полоса подороге. На улице была уже глубокая, чёрная ночь. Тихая ночь. В тёмном окне я видел своё измученное отражение и Артура, который сосредоточенно следил за дорогой, но иногда поглядывал в мою сторону.

— Устал? — тихо спросил он.

— Очень. Такое чувство, будто та тусовка все соки из меня выжала.

— Зато ты наконец вышел из дома… и в каком-то смысле даже неплохо провёл время.

— Даже не напоминай.

Артур еле слышно хмыкнул, а я, не желая больше ни о чём разговаривать, надел капюшон, поудобней устроился на сиденье и с блаженством закрыл слипающиеся глаза.

Казалось, я сидел так не больше пяти минут, но, если верить электронным часам в панели управления, на деле прошло чуть больше часа. Когда я проснулся, устало потягиваясь и разминая затёкшую спину, машина стояла.

В салоне я был один.

Потирая замёрзший и немного побитый лоб, вглядывался в темноту за окном. Пустая дорога, по обочинам которой вдалеке виднелась пара фонарных столбов и горела тусклым белым светом. В моём окне чернели голые ветви кустов, а там, по ту сторону дороги, неоном сияла небольшая заправка. Я сразу понял, что Артур пошёл купить пачку сигарет.

Забавно, но он никогда не оставлял свою тачку на публичных парковках или около домов — либо среди кустов, как сейчас, либо на платных стоянках, и нигде больше. Я однажды спросил его почему, но получил совершенно нечленораздельную речь в ответ. Оставалось только гадать. Может, он боялся, что его машину разобьют? Хотя с чего бы. Или же стыдился выставлять такую красоту напоказ? Это тоже глупо звучит. Будь я хозяином такой тачки, хвалился бы ею каждому встречному поперечному.

Я замер, с упоением скользя взглядом по сиденьям, обитым кожей кремового цвета, изящной белой панели с сенсорными экранами, рулю, коробке передач… Искоса глянул на заправку. Аккуратно дёрнул за ручку в надежде, что машина не закрыта.

Когда дверь открылась, в салон ворвался холодный порыв ветра. Я ступил на скользкие листья, покрывавшие мягкую, вязкую землю и вмятую в неё траву. Вглядываясь в огни заправки, бережно прикрыл за собой дверь. Всё было тихо. Сюда никто не шёл.

Я сделал глубокий вдох — к горлу прилип запах бензина и сырости. Коснулся белоснежного капота, вновь вгляделся в заправку. Я не собирался делать что-то незаконное или неправильное, но сердце всё равно бешено билось. Поспешно обошёл машину, открыл водительскую дверь и уселся за руль. Совсем другой вид, совсем другие ощущения, совсем другие эмоции. Прекрасное чувство. Будь у меня ключ зажигания, завёл бы мотор и помчал по пустому шоссе.

Я невесомо коснулся руля, сжал его покрепче. И вспомнил.

Я сижу в машине Гордона, жму на газ, одной рукой кручу руль, а другой — зажимаю живот. Я весь в крови. В крови вся одежда, сиденье, руль, стекло и дверная ручка. В моей крови. Душит тяжёлый запах железа, перед глазами всё плывёт, а разглядеть дорогу в темноте практически невозможно: свет фар едва освещает белую разметку и дорожные знаки на крутых поворотах серпантина.

Я мельком смотрю в зеркало дальнего вида.

В темноте замечаю огромный ствол дерева, который перекрыл дорогу. Погони нет. Я болезненно улыбаюсь, думая теперь только о том, как добраться до ближайшей больницы: туловище сковала тупая боль, а руки и ноги онемели, из-за чего я с трудом веду машину и вписываюсь в повороты.

На крышу сваливается что-то тяжёлое.

Я из последних сил сдерживаю слёзы и крики от боли и страха: казалось, от этого толчка все кишки вылезли наружу, но я не хочу и не могу посмотреть, только крепче прижимаю скользкую и липкую рубашку к телу.

Машина виляет по дороге, а впереди видны очередной забор безопасности и резкий поворот налево. Я не слышу нечто на крыше, но знаю, что оно там. В голову приходит отчаянный план: разогнаться посильнее и задрейфить на повороте, чтобы этот блядский монстр слетел с крыши, перелетел за забор безопасности и кубарем повалился по крутому склону горы.

Я давлю на педаль газа — мотор с каждой секундой гудит громче, а дорога сливается в одно большое чёрное пятно. Серый забор безопасности совсем близко. Меня окутывает страх. В голову закрадываются мысли, что это опасно и на крыше может никого не быть, что, если не заверну вовремя, я просто умру. Но уже поздно отступать.

Совсем скоро поворот.

Я крепче сжимаю руль, делаю глубокий вдох. Я дрейфил кучу раз и уверен, что и в этот смогу.

Поворот рядом.

Я жму педали и кручу руль. Отлично знаю, что делать.

На лобовое стекло сваливается чёрная тварь — я вздрагиваю, теряю управление. Машину нещадно заносит, раздаются вибрации и металлический скрежет — багажник скребётся о забор, — но не могу это исправить: я не вижу ничего, кроме твари, которая висит вниз головой, широко раскинув руки, и смотрит на меня. Я не вижу лица, только чёрный силуэт, будто какой-то придурок с головы до ног нарядился в латексный костюм, но знаю, что эта тварь смотрит именно на меня. От этой мысли каменеет тело от ужаса.

А потом — резкий толчок, удар и темнота.

Одно мгновенье. Одна жуткая секунда, которая заставила меня с криками ужаса судорожно нащупать дверную ручку и вывалиться на холодный асфальт.

Резкая боль в тазу заглушила страх. Какое-то время я лежал на земле, тяжело и глубоко дыша, но пришёл в себя и потихоньку начал вставать. Руки дрожали, а стук сердца отдавал в виски и никак не утихал. Я убеждал себя, что это всего лишь воспоминание, отряхивал ладони и колени, пока не выпрямился, не посмотрел на дорогу и не замер от страха.

Я увидел того монстра. Чёрный силуэт, который приближался ко мне, приближался быстро, чуть ли не бежал.

Я шагнул назад, наткнулся спиной на машину и, не отрывая взгляд от силуэта, попятился в сторону. Тело болело от напряжения, а в мозгу всё мутнело от паники.

Нужно бежать. Бежать, не оглядываясь.

Ноги скользили и вязли в земле, холодный воздух сушил горло и вызывал приступ кашля, до ушей эхом доходили хриплые крики, но я не оборачивался. Не хотел видеть монстра позади себя.

Впереди меня — пустая дорога и лес. Куда бежать, где спрятаться?

За спиной раздался новый крик. Моё имя.

Я ускорился, побежал быстрее. Земля хлюпала и чавкала — я поскользнулся на листьях и упал на землю, больно потянув ногу. Не мог встать, поэтому пополз, чувствуя, как сыреют джинсы на коленях, а грязь слой за слоем облепляет руки.

Меня схватили за ногу. Потянули за куртку. Вцепились в плечо.

Я заорал от ужаса во всё горло, кричал о помощи, вырывался и бросался комьями земли, кое-как отбился, пополз дальше, но опять поскользнулся и полетел в овраг. Ветви исцарапали лицо и руки, а одежда промокла и провоняла прелостью.

Боль в боку парализовала всё тело, и я вспомнил, как сук дерева распорол мне живот: разодрал рубашку и под наклоном вошёл глубоко под кожу. Из разорванной плоти хлестала кровь, и я выл от боли, захлёбываясь слезами, тянул к ране дрожащие руки, но не знал, что сделать.

Чужие руки вновь схватили меня.

Тянули за куртку, обхватывали под подмышками, пытались вытащить из-под зарослей кустов, но я не давался им и с криками отпихивал чужое тело.

По щеке и подбородку разлилось тепло и пульсирующая боль.

На мгновенье всё помутнело и сжалось в груди — я по инерции глубоко вдохнул и раскрыл глаза. И словно вынырнул из воды. Противно зазвенело в ушах, а тело накрыло волной боли. Я слышал слабый голос и чувствовал, как чужие руки легонько потряхивают меня за плечо.

Надо мной навис Артур и с тревогой смотрел на меня.

— Том, ты как?.. — сглотнув, тихо спросил он. Я не ответил и решил опереться на локти, но Артур вновь приложил меня к земле со словами: — Лежи пока. Сколько пальцев?

— Два… — сипло ответил я и сощурился от скребущей боли в горле.

— Хорошо. А где ты сейчас?

Я огляделся. Всё та же дорога, блёклый свет фонарей вдоль неё и огни заправки. По тёмному небу ползли сероватые, похожие на дым облака, лёгкими порывами дул прохладный ветер, и в кустах певуче стрекотали жучки. Одежда промокла и испачкалась в чём-то скользком — я успокоился, когда дотронулся до живота. Я не истекал кровью, просто грязь.

— На обочине дороги… — Артур кивнул и спросил, болит ли где. — Только плечо саднит… и щека тоже.

— О, за лицо прости. Ты сильно брыкался и совсем меня не слышал. У меня не было выбора.

— А ещё я весь промок. Особенно жопа.

— Я тоже, — прохрипел Артур и, встав, протянул мне руку. — Что это только что было? Ты убегал от меня, как ненормальный, ещё и в канаву свалился.

— Не знаю. — Я медленно встал и попытался хоть как-то отряхнуться. — Видимо, я сегодня слишком много выпил, вот и переклинивает немного.

Я не хотел смотреть на Артура и разговаривать с ним, поэтому тихо радовался, когда он без лишних расспросов предложил поскорее уже доехать до дома, и, не дожидаясь меня, пошёл к машине. Он всю дорогу молчал. Даже не поглядывал в мою сторону, словно ничего не было.

Я был благодарен ему за это.

Я боялся. Я боялся, потому что не знал, что сказать, и, кажется, вспомнил, что произошло двадцать четвёртого числа в горах Колорадо.

========== Глава 5. Подыхать в грязи на дороге тоже смешно? ==========

Крохотная ванная. Старая лампочка скудным жёлтым светом освещала древний полотенцесушитель, навесную полку с кучей пустых тюбиков для бритья, грязное зеркало над умывальником и тесную ванну со старой целлофановой занавеской, а воздух уже пропитался запахом прелости. Босые ноги мёрзли на голом кафеле. Я разбросал по полу грязные вещи, которые давно хотел отнести в прачечную, но уже который месяц собирал в кучу около раковины, откладывая стирку на потом, — теперь стоял на них. Уже не так холодно.

В раковине валялись баночки из-под желе. Их около пятидесяти штук. Все эти рыжие баночки — с моим любимым, апельсиновым вкусом — в полутьме больше походили на толстый слой многолетней ржавчины, который я никогда не смогу отскрести.

Я взял первую баночку, откупорил крышку, перевернул и потряс — тихий шлепок и тишина. Взял вторую. Открыл, перевернул — шлепок. Открыл, перевернул — шлепок.

Иногда желе так легко не выскальзывало, поэтому я выковыривал его пальцами. На коже и под ногтями оставался холодный, склизкий и липкий слой, а в нос бил химический запах апельсинового ароматизатора.

Я ни о чём не думал, но в памяти настойчиво крутились истории, которыми зачитывался уже несколько дней, и теперь слышал их, будто кто-то сидит рядом и читает вслух монотонным голосом.

Когда был студентом, я общался с парнем, увлекавшимся звёздами. Он жил в отдаленной части восточного Вашингтона, где небо было хорошо видно вдали от светового загрязнения. Однажды он пригласил меня и ещё одного друга навестить его семью на День благодарения, и мы согласились.

Мы вышли ночью в поле, по колено заросшее травой, и наблюдали за небом — оно было настолько чистым, что мы видели кучу падающих звезд. Вдруг один из друзей указал на яркий свет и спросил, что это такое, а другой — тот, что интересовался астрономией, — ответил, что не знает. Свечение походило на планету, но, очевидно, в ту ночь не должно было быть никаких видимых планет, к тому же оно как бы подпрыгивало вверх-вниз, а затем, как свеча или что-то в этом роде, погасло, словно сгорело. Это было необычно само по себе, но оказалось не самым странным за тот вечер.

Мы особо ничего не думали об этом — только пошутили, что видели НЛО, — пока не наткнулись на парня. Посреди поля. Я до сих пор понятия не имею, как он туда попал: мы видели довольно далеко во всех направлениях и заметили бы, как он ходил. Парень был примерно нашего возраста. На нём не было ни обуви, ни рубашки — только джинсы. Он сидел, обхватив руками колени, и дрожал. В ту ночь был конец ноября, поэтому никто никогда не выходил на улицу без рубашки, не говоря уже о куртке. Мы боялись подойти к нему, поэтому спросили издалека, всё ли с ним в порядке. Он уставился на нас и тихо сказал, что да. Он не казался пьяным, но по его дрожащему голосу было видно, что ему холодно. В конце концов, мы подошли к нему и спросили, как он туда попал, но он ответил, что не хочет об этом говорить и что ему нужно в больницу. Мой друг позвонил в 9-1-1, и несколько полицейских приехали со скорой помощью на ближайшую заправку, до которой мы все дошли пешком. Пока мы их ждали, я одолжил парню куртку. Он нам так ничего и не рассказал, только спросил, как нас зовут и что мы делаем, и поинтересовался у моего друга о паре созвездий.

Полицейские задали нам несколько вопросов, и врачи увезли парня. Я позволил ему оставить куртку себе.

Один из друзей рассказал эту историю своей семье на следующее утро. Я тогда уже совсем забыл о свечении в небе, но он связал эти странные обстоятельства. Его семья назвала историю жуткой, но решила, что мы просто натолкнулись на наркомана.

Я встал на колени и запустил руки в желе, расплывшееся по дну ванной. Холод. Чавканье. Липкость. Едкий запах, который застревал в горле и вызывал приступы кашля. Желе уже успело подтаять и теперь стекало с пальцев густыми рыжими соплями.

Не то. Чего-то не хватало.

Я встал и вышел из ванной. Поспешно зашагал по маленькому коридорчику-прихожей, заглянул в гостиную. Подлетел к письменному столу и не задумываясь дёрнул за ручку полки. Только сейчас почувствовав, что ручка прилипает к коже, я вспомнил, что не помыл руки.

Неважно. Потом уберу.

Я рыскал то в одной полке, то в другой, пачкая липкими руками папки, бумаги и канцелярскую мелочёвку, пока в самой нижней, заваленной хламом полке не нашёл небольшую жестянку с чёрной малярной краской — недавно красил ею забор, но всю не использовал, а выкидывать было жалко. Теперь пригодилась.

Откупорив ножницами крышку, я поспешил обратно в ванную.

Воздух стал ещё тяжелей — теперь к запахам прелости и апельсинового желе добавился едкий душок краски, оседавший в лёгких и душивший меня.

Понадобилось некоторое время и терпение, чтобы выковырять со дна жестянки густую, местами засохшую краску: сначала мешал и выскребал её ножницами, после собирал со стенок пальцами, вываливая последние капли краски в ванну с желе.

Когда мне было лет двенадцать или около того я почувствовал что-то твердое и круглое в мочке уха. Все, кому я это рассказывал, уверяли, что это простой прыщ под кожей — обычное явление для моего возраста. Но он был там ПОЛГОДА.

Раздосадованный, я решил вытащить эту штуку: она прощупывалась очень близко к поверхности кожи, и я проткнул то место стерилизованной иглой. Кровь, блять, повсюду. Я, чувствуя эту штуку, коснулся дырки, которую только что сделал, и оттуда выскочил крошечный шарик. Он был из чёрного металла, совершенно круглый и с крошечными вмятинами, как у мяча для гольфа. Пока я вертел этот шарик в окровавленных пальцах, он выскользнул, пару раз крутанулся вокруг раковины и провалился в сифон.

В двенадцать лет я понятия не имел, что с этим делать, а родители не поверили ни единому моему слову и сказали в следующий раз просто помазать прыщи маслом чайного дерева… Только с тех пор у меня никогда не было ничего подобного.

Когда я выскреб всё, что мог, отшвырнул банку в сторону и под металлическое бряцанье окунул руки в желе.

Это больше не было желе. Это была липкая, слюнявая жижа вперемешку с чёрными комьями. Я набрал её в ладонях, сжал в кулаках — она просачивалась сквозь пальцы с приглушённым чавканьем, стекала до запястий и шлепками падала в ванную. Я месил жижу в руках и протирал её в пальцах в надежде уловить то невесомое чувство, которое испытал в больнице и около заправки, хотел увидеть и вспомнить больше, понять, почему я это вижу и что это значит.

Но ничего не происходило.

Я, по локти вымазанный в краске и липкой слизи, по-прежнему сидел на коленях перед холодной ванной и с трудом вдыхал исходивший от неё едкий запах. Не работает. Ничего не работает. Сколько бы раз я ни пытался повторить те ситуации, снова увидеть те видения, ничего не получалось. Зато страх с каждым днём всё сильнее нависал надо мной.

Как объяснить всё то, что я видел?

Каждый день, каждую грёбаную минуту я думал об этом и не мог дать ответа. Я боялся рассказать кому-либо о своих видениях, боялся услышать и подумать, что окончательно свихнулся, закрывшись в доме и беспомощно наблюдая за тем, как моя жизнь превращается в кошмар. Тревожные сны преследовали меня каждую ночь и крепко отпечатывались в памяти. Я не знал, сколько дней уже не спал. И не хотел знать. Я не чувствовал времени и просто сидел в тёмной комнате, из последних сил сдерживая подступающие слёзы, или обессиленно смотрел в потолок, чувствуя, как тупая боль разливается от бока по всему телу. Я запачкал и заклеил все зеркала в доме — особенно то, что в спальне, — и больше не смотрел на себя, даже когда переодевался: каждый раз я невольно смотрел на уродливый, ещё розовый шрам и вспоминал всё то, что случилось в Колорадо. Я разрывался надвое. Хотел, как советовал Майкл, забыть всё как страшный сон и жить дальше, но не мог — один чёртов вопрос, на который я не мог ответить, постоянно крутился в голове.

И весь этот кошмар начался с того случая у заправки.

Мы с Артуром тогда не поехали к нему домой. Точнее, я отказался. Я чувствовал некоторую неловкость и тревогу и не хотел лишних вопросов, так что, не глядя в его сторону, попросил отвезти меня домой. Артур какое-то время молчал, наверняка пристально смотря на меня, а после потребовал обещания, что я приду на его семейную вечеринку в честь Хэллоуина, которая должна была состояться через три дня. Я пообещал, только чтобы поскорее попасть домой и заснуть на кухне, изрядно напившись.

Когда настал день вечеринки, я до последнего надеялся улизнуть от обещания, но ничего не получилось: Артур задавил меня упёртостью и чуть ли не силком заставил переступить порог его дома. Огромный пентхаус в центре элитного района Нью-Йорка. Дорогая мебель и дорогущие тематические украшения. Множество блюд, большая часть из которых для такого нищеброда, как я, — настоящие деликатесы с неимоверным ценником. Не было никого, кроме меня, Артура и его радушных родителей, но мне было некомфортно и завидно находиться рядом с ними. Казалось, они словно смеялись надо мной.

Угощайся, Том. Ведь за всю свою жизни ты никогда такого больше не съешь. Надеюсь, тебе здесь удобно. Ведь наши стулья в разы комфортней твоей дешманской кровати. Смотри, какой подсвечник из черепа. Правда красивая вещица? Смотри, пока можешь, ты ведь в жизни не подержишь столько денег, сколько стоит один этот подсвечник.

Мне было тошно рядом с ними. И я злился на Артура за то, что он никак не хотел отпускать меня домой, а после вообще предложил остаться у него на ночь — его родители с радостью поддержали эту «хорошую» идею.

Я так и не ушёл домой.

— Том, ты долго там будешь копаться?

Артур зовёт. Я поспешно одеваюсь, спускаюсь вниз — в большую светлую столовую, обставленную изящной старомодной мебелью. Никогда раньше не видел этого места, но оно почему-то кажется мне родным и знакомым. Этот буфет, эти картины в массивных рамках на стене, этот стол, до пола застеленный белоснежной скатертью. За ним уже сидят Артур и Джесс. Артур, одетый в белый смокинг, неспешно потягивает красное вино из бокала, а Джесс — заворожено любуется своим пышным свадебным платьем, не притрагиваясь к салату в тарелке.

Я сажусь напротив них.

— Почему вы так разодеты?

— Том, ты что, забыл? У нас с Джесс сегодня свадьба! А потом мы улетаем на Кубу, где проведём медовый месяц.

Я совру, сказав, что не ожидал этой новости, но она была довольно… внезапной. Это меня удивило и ввело в ступор.

— Вы серьёзно? Я впервые слышу о вашей свадьбе.

— Радуйся, что вообще узнал, — с холодом в голосе отвечает Артур. — Ты сидишь взаперти, с нами не общаешься и что-то скрываешь, а нам нельзя?

— Вот именно, — согласно кивает Джесс. — Но давайте не будем ссориться. Мы тут сидим не для того, чтобы ворошить обиды, а поручить тебе, Том, присматривать за нашим домом, чтобы его не взорвали.

— Э… что?

— Не заморачивайся об этом. Просто выполняй работу, которую мы тебе с Джесс поручили. С особой внимательностью следи за этой вещицей, — Артур с трепетной осторожностью касается подсвечника в форме черепа, из макушки которой торчит зажжённая, тающая свеча, тепло улыбается и тихо добавляет: — Как-никак, подарок от мамы.

Артур ставит подсвечник передо мной и вальяжно встаёт. Он уже хочет уйти, но Джесс, всё это время пристально смотревшая на меня, приглушённо произносит его имя и взглядом указывает в мою сторону.

— Ах, да, чуть не забыл, — виновато бормочет Артур и добавляет уже громче, смотря на меня сверху вниз: — В честь нашей крепкой дружбы, у нас для тебя подарок.

Артур щёлкает пальцами, и Гордон, одетый в чёрный фрак, тут же выносит из-за двери блюдо, закрытое серебряным куполом, и с поклоном ставит его передо мной.

— Это что?

— Шикарный десерт, который приготовила Марта, — поясняет Джесс и от нетерпения закусывает губу.

— Попробуй, Том, тебе точно понравится.

Под взбудораженные переглядывания Артура и Джесс я поднимаю купол и с отуплением рассматриваю содержимое: нечто чёрное и желеобразное размазано по белоснежной тарелке. Я протыкаю это ложкой — из надрыва вытекает тягучая вязкая слизь, отдающая запахом сырой земли и крови.

— Это… Это точно съедобно?.. — Я поглядываю на счастливых друзей, поднимая ложку, с которой сопливой струёй стекает склизкое блюдо, и морщусь от отвращения. Брезгливо отодвигаю от себя тарелку, чувствуя привкус щёлочи в горле. — Спасибо, конечно, но я не буду это есть.

— Почему? — обиженно восклицает Джесс.

Из-за её реакции мне теперь кажется, что этот «десерт» готовила она, а не Марта. Это бы многое объяснило.

— Эм… ну… просто аппетита нет.

— А я погляжу, у тебя по-прежнему много оправданий, — вежливо произносит Гордон. Он стоит сбоку от меня и прожигает ледяным презренным взглядом поверх широкой оправы очков.

Джесс громко хмыкает и говорит, обиженно скрестив руки на груди:

— Артур, он отвергает наше внимание. Это оскорбляет меня.

— Может, хватит уже, а?! — кричит на меня Артур, ударив кулаком по столу. — Хватит всё время унижать и обзывать Джесс!

— Да я даже ничего не сделал!

— Молчать! — Артур свирепеет ещё сильнее. Шагая взад-вперёд около стола, он цедит сквозь зубы скрипучим голосом: — Такой презент тебе не нравится… Хорошо. Тогда будет тебе подарок в разы лучше.

Он два раза хлопает в ладоши, и четыре копа заносят в столовую большой продолговатый ящик. Его ставят на пол, и ломом отдирают деревянную крышку — из ящика тут же доносится едкий запах смрада, от которого начинает кружиться голова.

Щурясь и зажимая нос, я заглядываю внутрь.

В глазах всё темнеет.

В ящике лежит гнилое, распотрошенное тело. Туловище разодрано и завалено сизо-красными внутренностями, в которых копошатся сотни белых опарышей. С лица содран слой кожи — уцелел только лоб, на котором бурыми кляксами выведены косые буквы: ТОМСТИВ.

Не в силах произнести ни звука, я пячусь от трупа прочь и смотрю на стол, около которого стояли Артур, Джесс и Гордон.

Там никого нет.

Меня сбивают с ног, валят в ящик с трупом и, держа за грудки, бьют по лицу и в живот до звона в ушах и разливающейся жгучей теплоты. Я закрываюсь руками, прижимаю ноги к груди и, крича и рыдая от пронзительной боли, понимаю, что истекаю кровью. Валяюсь в бурой луже, которая становится всё шире и шире, и умираю.

Я слышу хлопки.

Хлоп. Хлоп. Хлоп. Хлоп.

Хлопки раздаются ритмичным громом, который давит, оглушает со всех сторон.

Слышен насмешливый хохот.

Я открываю глаза. Кругом — огромный зал с множеством камер и ряды сидений, занятые зрителями, которые следят за сценой.

С цветных диванов вскакивает хрупкая девушка в длинной юбке и, стирая со щёк слёзы, кричит:

— Вы не понимаете! Я видела всё это своими глазами и хочу предупредить как можно больше людей быть осторожными!

Зал хлопает громче, заглушает её голос. Я хлопаю вместе с ними.

— Что, не верите мне? Смеётесь? Сами потом виноваты будете!

По залу проносится волна смеха. Я смеюсь вместе с ними.

Девушка отчаянно смотрит на зал и останавливает взгляд на мне. Смотрит пристально, с укором в глазах.

— А ты почему смеёшься? Тебе смешно? Подыхать в грязи на дороге тоже смешно?

Я ничего не отвечаю, и она убегает за кулисы. Зал ревёт ей вслед. Я вскакиваю с места, хочу догнать её, но меня дёргают за руку и с силой тянут на место.

— Сиди тихо и не рыпайся, — в самое ухо рычит приглушённый голос. Майкл следит за мной блестящим свирепым взглядом. — Мне выгодно, чтобы ничего не выяснилось, и ради этого я сделаю всё, что угодно.

Я киваю, истерично сглатывая. Майкл начинает хлопать.

— Не допрос, а пустая болтовня: чайного сервиза с печеньями только не хватает.

— А ты думаешь, я не заебался?

Я смотрю в другую сторону. Ли и Эбби сидят рядом со мной и сверлят уставшими, безразличными взглядами. Тоже хлопают в ладоши.

Хлоп. Хлоп. Хлоп. Хлоп.

— Эй, Том.

— Том.

— Том.

С передних мест оборачиваются Артур, Джесс и Гордон. Смотрят на меня, встают, остервенело хлопая в ладоши.

— Том.

— Том.

— Том.

Встаёт Майкл. Встают Ли и Эбби.

Хлопают.

Окружают меня.

Я хочу встать, убежать от них, но не могу: я по рукам и ногам привязан к стулу.

Они скалятся, чернеют, нависают надо мной.

Это не люди. Чёрные безликие монстры, уставившиеся на меня.

— Пожалуйста… Не надо… Прошу…

Они шипят.

Набрасываются на меня.

Я истошно заорал. Мне не хватало воздуха — я судорожно глотал его, сминая футболку на груди.

Вдох, выдох, вдох, выдох.

Щеки, виски и уши были мокрыми, по спине пробежал холодок.

Вдох, выдох. Вдох, выдох.

В ушах перестало звенеть, и с глаз спала чёрная пелена. Я был в той же комнате, где заснул. Я был в доме Артура.

Вдох… Выдох…

Я истощённо повалился на подушку — вся мокрая. Бесцельно поглядел на потолок. Кругом было тихо и темно. За окном стояла глубокая ночь.

Я больше не засыпал. Нельзя. Мне было гораздо спокойнее сидеть при свете ночника и слушать окутывающую меня тишину, чем видеть очередные кошмары.

Та девушка… Мысли о ней не давали покоя, потому что казалось, что я уже где-то видел эту хрупкую фигуру, растерянные, мокрые от слёз глаза и слышал этот робкий и одновременно громкий дрожащий голос. Я бесцельно смотрел на потолок и думал, где и когда видел ту девушку.

Точно.

Я вышел из задумчивого ступора, только сейчас почувствовав, как сильно ноют шея и спина, а ногу покалывает от онемения. Посмотрел на часы. 4:47.

В комнате, где я сидел, не было ни компьютера, ни планшета, а телефон, который Артур подарил на замену старого и навсегда утерянного, я оставил дома — он слишком громоздкий, чтобы носить его в кармане и не чувствовать, а постоянно таскать в руках или сумке не хотелось. А мне было нужно хоть как-то выйти в интернет.

Я вслушался. Тихо. Только где-то вдалеке, за окном, слышалось тихое рычание мотора.

Я встал и как можно бесшумно подошёл к двери, нажал на ручку и заглянул через щель в коридор. Никого. Радостные лица с фоторамок смотрели мимо меня.

Я крался вдоль стены босиком и чувствовал, как холодный ветер скользит по полу и сковывает ноги. Добрался до распахнутой двери, откуда сквозило ночным морозом, — до комнаты Артура. Тёмные занавески невесомо подрагивали у раскрытого настежь окна, а Артур, чуть ли не полностью подмяв под себя одеяло, безмятежно сопел, уткнувшись лбом в стену.

На окоченевших ногах я прокрался мимо него к письменному столу, где стоял ноутбук. Нажал кнопку пуска. Ноутбук тихо зашуршал, но казалось, этот еле уловимый звук разбудит Артура и вызовет много вопросов, а рискнуть унести ноутбук к себе я боялся.

Тёмный экран быстро сменился на однотонную бежевую картинку с запросом ввести пин-код. С замиранием в сердце я ввёл цифры: 1511. После недолгой загрузки мне открылся рабочий экран. Отлично. Я сначала даже не поверил, что зайти оказалось настолько легко, но, к моему безграничному счастью, Артур был тем, кто ставит один и тот же пароль абсолютно везде. Этот же пин-код был у него на телефоне.

Вскоре, побродив в интернете, я нашёл то, что искал — выпуск «Новости с Джей-Джей» с той самой девушкой из сна. Мией Кобб.

Я не мог пересмотреть выпуск — иначе бы разбудил Артура, — но мне хватило одних только фотографий Мии, чтобы почувствовать облегчение. Я почему-то верил, что она та, кто выслушает и поймёт меня. Захотел связаться с ней. Поговорить. Попросить помощи. Но всем, что я смог найти, были обсуждения её слов и ссылки на её аккаунты в Facebook и Instagram, которые оказались закрытыми и пустыми. Как неожиданно.

Больше я ничего не нашёл. Пальцы окоченели от холода, Артур часто вертелся, да и времени уже было почти шесть утра. Мне стоило поскорей выключить ноутбук и уйти к себе в комнату.

Раздался стук в дверь.

Я сидел под тусклым светом лампочки, уперевшись лбом в бортик ванной. Холодно. Руки замёрзли и еле шевелились под высохшим слоем желе и краски.

В дверь снова постучали.

Я медленно встал и словно в полудрёме поплёлся в прихожую. Не было ни единой мысли, кто ко мне ломился, да и не волновало меня это — я бы в любом случае только повернул задвижку и ушёл в гостиную.

Но не успел я доковылять до двери, как после очередного настырного стука тихо щёлкнул замок и кротко скрипнули петли… а у меня возникло резкое желание рывком захлопнуть дверь и закрыться на все работающие замки.

— Эй-эй-эй! Тебе не кажется, что поступать так с девушкой, как минимум, невежливо? — раздался торопливый голос, а через порог проскользнул мысок ботинка, не дав двери окончательно закрыться.

— Ты права, Барби… — покачав головой, согласился я. — Но мне плевать.

— Ты прогоняешь меня, но даже не знаешь, зачем я пришла.

— И знать не хочу.

— Но у меня есть то, что ты ищешь! — почти отчаянно вскрикнула Джесс, когда щель между дверью и косяком почти захлопнулась у неё перед носом. — У меня есть это! Да посмотри же ты, Том! — кряхтела Джесс по ту сторону двери, налегая на неё всем телом, чтобы та не закрылась окончательно. — Чёрт, Том… ну пожалуйста!.. Не будь таким… вредным.

— Ладно. — Я резко раскрыл дверь, отчего Джесс чуть не растянулась у меня на пороге, но, к счастью, удержалась на звонко цокающих каблуках. — Я посмотрю, но только чтобы ты наконец-то отсюда ушла.

— Ну спасибо.

Джесс поправила растрепавшиеся волосы, достала из сумки розовую папку и кокетливо улыбнулась, пока не уставилась на меня, обеспокоенно осматривая с головы до ног.

— Ч-что с твоими руками?..

В её глазах читались непонимание, беспокойство и, кажется, даже страх.

— Это то, зачем ты сюда пришла? Спросить, что у меня с руками? — холодно спросил я.

— Нет, но…

— Тогда нечего спрашивать. Тебя мои дела не касаются.

Джесс ещё какое-то время смотрела на меня встревоженным взглядом, а потом еле заметно кивнула и протянула розовую папку:

— Вот то, для чего я пришла. — Она как-то виновато поглядела мне в глаза и прибавила: — Не смотри на меня так свирепо. Кажется, ты это очень усердно искал, так что ещё благодарен будешь.

Я тяжело выдохнул, закатив глаза. Никаких слов — одни эмоции, причём не самые положительные.

— Искал что? — лениво спросил я и прислонился к дверному косяку.

— Ту девушку. Как её там… — Джесс раскрыла папку и, заправив прядь за ухо, пробежалась взглядом по содержимому. — А, Мия Кобб, точно…

— Откуда ты…

Я не договорил: вырвал папку из рук Джесс и судорожно просмотрел четыре страницы текста с фотографиями. Здесь было всё: имя, дата рождения, образование, место проживания и даже небольшая сводка о семье. Это было целое досье на Мию Кобб.

Пока я, не веря своим глазам, бегло прочитывал содержимое, явно повеселевшая Джесс довольно рассказывала:

— Хочешь знать, откуда я о ней узнала? Так и быть, расскажу. В общем, мне по психологии задали сделать проект, но ноут у меня, как назло, умер: он вообще не включается, что бы я с ним ни делала. Сегодня Марго его в ремонт отдала, но мне кажется легче уже просто новый купить. В общем, неважно. Важно то, что Артур любезно одолжил мне свой, а я в истории браузера случайно увидела довольно любопытные запросы и решила узнать побольше про эту Мию у одного хорошего друга. Вот и…

— Артур об этом знает?

— Я ему ничего не рассказывала. — Она недоумевающее захлопала ресницами. — А что, надо было?

— Нет. Он не должен ничего узнать. — Джесс покорно кивнула, дав так обещание держать рот на замке. — А с чего ты взяла, что искал это именно я?

Джесс самодовольно улыбнулась и, вновь заправив прядь волос за ухо, сказала:

— Во-первых, по твоей бурной реакции. А во-вторых, ты заходил со своего профиля в Facebook. Знаешь, очень грустно, что у тебя там нет ничего интересного. — В тот момент я мысленно выдохнул и порадовался, что та страничка пустая и почти мёртвая. — Кстати, а кто эта девушка? Она тебе что, нравится?

— Совсем бестолковая, что ли?

Джесс обиженно пожала плечами:

— Я просто предположила. — Воцарилось неловкое молчание, но ненадолго, потому что Джесс кокетливо спросила: — Ну так что? Я молодец?

— Молодец тот, кто тебе всё это нашёл и на бумажке распечатал, — ответил я, тряхнув папкой. — Но спасибо. Наверное, впервые в жизни рад твоему любопытству. — И ту же добавил, понизив голос: — Только больше таких номеров не выкидывать, поняла?

— Конечно. — Джесс улыбнулась. У неё явно было хорошее настроение. — Ну, я тогда пойду: не хочу опоздать в салон.

Она кокетливо пошевелила в воздухе пальцами — отвесила своё фирменное прощание, — бодро зацокала по тротуару и вскоре растворилась среди толпы, а я поспешно закрыл дверь и, усевшись на диване, ещё раз вчитался в чёрные буквы на сиреневой бумаге.

Мия Кобб, 26 лет. Родилась и выросла в Ланкастер, штат Пенсильвания. По последним данным сейчас живёт там же.

Ланкастер, Пенсильвания, значит. Меня переполнило мимолётное чувство радости: в отличие от Колорадо, Пенсильвания не так далеко от Нью-Йорка, так что туда можно спокойно добраться самостоятельно.

Я воодушевлённо поспешил к ноутбуку. Если куплю билеты на самолёт, то за сто тридцать баксов окажусь в Ланкастере уже через сутки. Только вот, если прибавить затраты на мотель и еду…

Много. Выходит слишком много.

Только в душе всё равно теплилась робкая надежда, и я, встав, забегал по квартире. Я доставал все заначки, разложенные по комнатам: из-под матраца в спальне, из бывшей банки кофе на кухне, из-под лампы в гостиной. Я складывал сложенные и скрученные банкноты на стол и с азартом вновь бросался бегать по комнатам, кусая губы и судорожно вспоминая, где я ещё прятал деньги. Я выворачивал карманы курток и штанов, обшаривал все сумки и портфели, ползал по полу, собирая закатившиеся монеты, и, еле шевеля губами, бормотал:

— Пять долларов… десять долларов… два доллара… пять центов…

Я набрал нужную сумму, но прекрасно понимал, что если потрачу её сейчас на какой-то дурацкий билет в Пенсильванию, то буду бесповоротно обречён.

Хотя у меня было ещё немного…

Я подошёл к книжной полке, достал роман «Остров сокровищ» и с волнением отыскал между страницами тонкий затёртый конверт. С этими деньгами мне хватит…

Нет. Это уже слишком.

Безумно срываться в незнакомый город на последние деньги, да ещё к незнакомой девушке из телевизора. В прошлый раз мне повезло — Шоу впустили к себе в дом… только проблем у меня тоже прибавилось. Я понимал это и не хотел новых проблем, решил, что лучше уж ничего не знать, чем жить в постоянном страхе, не имея ни цента в кармане, поэтому спрятал конверт в книге, а собранные деньги разложил обратно по тайникам.

Только меня не покидали мысли о Мие Кобб и билете в Ланкастер. Навязчивые мысли.

Я лежал бессонной ночью в кровати и невольно думал, где бы достать ещё денег. Подработка — слишком долго, к тому же за месяц я потеряю столько же, сколько заработаю; продавать нечего, а лезть в нечистые махинации я точно не собирался. Но я всё же кое-что придумал и с нетерпением и волнением ждал, когда первые лучи солнца осветят чёрное небо.

***

Резко хлопнув дверью, я рывками снял одежду и отшвырнул её в сторону, залез в холодную ванную и повернул скрипучий вентиль крана. Ледяная вода отрезвляла, а журчащий и пенящийся поток, закручиваясь в воронку и проваливаясь в черноту сифона, успокаивал. Горячиться — последнее, что мне сейчас нужно.

Сам виноват.

Я был явно не в себе, когда решил, что просить помощи у Джесс — хорошая идея. Знал ведь, что ничего не получится, а потом ещё и аукнется, но всё равно пришёл к ней и напрямую сказал, что мне нужны деньги. Джесс была удивлена, но отчего-то улыбалась, как последняя идиотка, и согласилась дать мне взаймы, но только при одном условии: я должен погулять с ней весь день. Я согласился. И что из этого вышло? Да ничего хорошего!

Всё пришло к тому, что она настойчиво засыпала меня расспросами. «Зачем тебе деньги?» «Это из-за той Мии?» «Если не скажешь, то денег не увидишь». И ещё смотрела на меня таким лицом, с каким дети выклянчивают в магазине игрушки: они уже готовы разреветься, устроив грандиозное наводнение, упёрто воют под родительским ухом и катаются по полу, и неважно, что их капризы раздражают окружающих, что родители пришли купить совсем другое и что это будет уже сотая игрушка, которая через несколько часов неизбежно станет неинтересной, а весь этот концерт только нервотрёпки ради.

Меня переполняли эмоции, которые сложно разделить и назвать по именам — хотя среди них точно были злость, отчаяние, обида и облегчение, — все они ударили по затылку с такой силой, что даже потемнело в глазах.

Я пытался, я хотел, я старался банально понять Джесс и подружиться с ней, но в голове не укладывалось, как можно быть такой пустой и бестолковой. Все усилия полетели в мусорку, отрикошетив от стены избалованности и полного игнорирования чувств других людей. Хотя мне стало немного легче — проблема не во мне. А в ней.

Успокоившись, я прошёл в гостиную, включил телевизор, прибавил громкости, плюхнулся на диван и включил ноутбук. Вполуха слушая фильм, безразлично просматривал новостную ленту. Никогда не понимал этого: часами напролёт механически просматривать мелькающие тексты и бестолковые картинки, которые, по большому счёту, не имеют никакой ценности, а потом ещё заряжать все эти телефоны с компьютерами, лишний раз накручивая счётчик электроэнергии, чтобы следующий день бездумно потратить на то же самое, — но мне нужно было отвлечься, и такое занятие казалось лучшим вариантом. Только вкладка с авиабилетами притягивала внимание сильнее.

Нужно об этом забыть. Я потянул стрелку к вкладке нажать на крестик.

В шуме голосов, раздалась мелодичная трель. Закрыв вкладку, я поднялся с места, отыскал телефон и принял звонок.

— Том, ты сейчас где? — Голос Артура звучал встревожено.

— Дома. А что?

— У тебя же всё хорошо? Никаких проблем нет?

— Э… Нет, всё нормально. — Я вернулся в гостиную и продолжил листать ленту. — А почему спрашиваешь?

Нажмите «Далее»

— Мне недавно звонила Джесс и сказала, что ты хотел занять у неё денег. — Я цыкнул. Предательница. — У тебя какие-то проблемы? Арендную плату задолжал?

Введите данные. Нажмите «Далее»

— Да иди ты к чёрту, Артур! Я никогда не задерживаю аренду, понял? Иначе с этой старухой Гердой проблем не оберусь.

— Что, всё ещё хуже? — просипел Артур. Казалось, ещё чуть-чуть и он упадёт в обморок. — Ты что, вляпался в какие-то долги?

«Далее». Оплатить позднее. Забронировать.

— Нет, нет, просто хотел кое-куда сгонять. Но сейчас мне это больше не нужно, так что забей.

Спасибо, что доверяете нам!

— Уверен?

— Да-да. Всё, Артур, отстань. Я тут из-за твоей болтовни куда-то не туда зашёл.

Не слушая, что говорили Артур и телевизор, вчитался в текст на экране:

Электронный билет на авиарейс из Нью-Йорка в Ланкастер успешно завершён. Спасибо, что доверяете нам!

— Блять, Артур, ты уёбок! Я из-за тебя купил этот блядский билет!

========== Глава 6. Мия Кобб ==========

Комментарий к Глава 6. МияКобб

Тематический коллаж к главе: https://vk.com/photo-197366893_457239232

— Зачем так кричать? Прям будто конец света наступил, — говорил Артур, усаживаясь рядом со мной на пол.

Он и Джесс приехали буквально через пятнадцать минут, после того, как я случайно забронировал билет в Ланкастер и закатил истерику по телефону. Они вломились в дом с обеспокоенными лицами, но, когда узнали, что случилось, от души надо мной посмеялись.

Потому что ничего не понимали.

— Вот именно. Бронь можно отменить, — вмешалась Джесс.

— Оу, правда? А я не знал! — Я вскочил на ноги и прошипел, вплотную подходя к Джесс: — Что бы я без тебя, Барби, делал!

— Том, успокойся! — Артур с трудом оттащил меня от перепуганной Джесс и усадил на стул. — Что с тобой? Ты сам не свой.

— Ох, действительно, что же это я! Дай-ка подумать. Может, потому что вы меня достали?! Ты, ты — вы оба! Да вообще все! Заебали уже засирать мне мозг полным дерьмом! А? Что думаешь, Артур?!

Они бестолково вылупились на меня, застыв на месте. Прикидывались дурачками, которые ничего не понимают.

— Чё замолкли-то, а? Куда делось ваше «я могу это, я могу то, у меня дохуя бабла, а все проблемы Тома — полное дерьмо»? Чего больше не смеётесь? Так же смешно было.

— Прости, Том, на…

— Да иди к чёрту со своими извинениями! Достал уже. Строишь из себя белого и пушистого, а сам «ой, тут у друга туса в загородном доме», «ой, у меня бомбический Хэллоуин в лакшери пентхаусе» — блевать уже хочется!

Я выкрикивал это, совершенно не задумываясь, что говорю, и даже радовался, наблюдая, как Артур удивляется, хмурится и с силой сжимает губы, а Джесс, закрыв руками рот, круглыми глазами смотрит то на меня, то на Артура. Только эйфория вмиг улетучилась, когда Артур что-то пробормотал, замахнулся и заехал кулаком мне по челюсти. Я не чувствовал боли, но ощущал привкус крови на языке.

Губу, падла, разбил.

— Протрезвей, — приглушённо прохрипел Артур. — Я теперь понял, что ты обо мне думаешь. Было очень интересно.

Он схватил пальто с диванного подлокотника и ушёл, хлопнув входной дверью.

— А ты тут что забыла? — прикрикнул я на Джесс, которая невольно вздрогнула, но с настороженностью молчаливо продолжала наблюдать за мной.

Трудно сказать, что в тот момент творилось у неё в голове — наверняка ничего толкового, она же Барби, — но выглядела она так, словно готовилась спрыгнуть с парашютом: боится, с опаской осматривается, но с нетерпением хочет уже прыгнуть, ведь так долго этого ждала. Мне было не по себе от её взгляда.

— Чё замолкла?

— Просто мне интересно, зачем тебе этот билет, — не сводя с меня взгляда, спокойно говорила она. — Ты купил его и не хочешь им воспользоваться, но и отказаться от него тоже не хочешь. А ещё этот билет прямиком в Ланкастер, к той самой девушке. Мие.

— О-о, я погляжу, ты в Шерлоки заделалась! Видимо, зря я думал, что у тебя мозгов нет, — саркастично воскликнул я, но Джесс не изменилась в лице и не шелохнулась. — И что с того?

— Предлагаю сделку. Я оплачу билет и комнату в отеле, а ты миришься с Артуром.

Мы с минуту смотрели друг другу в глаза. Эта сделка была мне выгодна: я без заботы о деньгах мог встретиться с Мией, да ещё и дружбу с Артуром сохранить. Точнее не сохранить, а кое-как склеить декоративным скотчем и тихо смотреть, как скотч высыхает, отклеивается, а наша дружба медленно рушится — после моих слов он вряд ли захочет общаться со мной дальше. Возможно, это к лучшему. Всё встанет на свои места.

Я согласился.

Я до последнего верил, что ничего не получится, Артур не захочет меня видеть, но вот Джесс позвонила ему и… он пришёл. Он не злился и не дулся, а был таким же, как всегда, — безупречно ухоженный и уверенный в себе. Извинение вышло скомканным и нелепым, но Артур всё же его принял. И потребовал рассказать, зачем мне этот билет.

Тут-то всё и пошло не по плану.

Когда я отказался рассказывать, Артур заявил, что тогда не принимает извинение и уходит. Пожалуйста, пусть идёт куда хочет!.. Только приглушённый кашель Джесс заставил меня сказать обратное. Не удержу при себе Артура — не встречусь с Мией. Я не хотел говорить о своём маленьком расследовании, потому что представлял, как отреагируют окружающие, но мне ничего не осталось, кроме как рассказать Артуру и Джесс то, что они не знали, и взволнованно следить за их лицами. Когда я рассказал о Майкле, Артур окрестил того «трусливым отморозком» и «жалкой пешкой», а Джесс, пусть и была шокирована, неуместно радовалась, что её теория верна. Я показал им интервью с Мией Кобб — они без колебаний заявили, что всё постановка, а истории, которыми я начитался, — лишь фантазии бездельников. Я рассказал им обо всём, кроме кошмаров и видений.

— Ты что, сам не понимаешь, что все эти инопланетяне — полная чепуха? — негодовал Артур.

— А как тогда, по-твоему, ещё объяснить мою ситуацию? Я искал нечто похожее, и знаешь, кое-что нашёл.

— Ну давай-давай, удиви меня, — скептически отозвался он и откинулся на спинку дивана.

Я взял ноутбук и, открыв документ, куда собирал ценную информацию, сказал:

— Вот слушай. — Прочистил горло, начал читать: — Я ехал домой на школьные выходные из Университета Индианы. Мне нужно около двух часов, чтобы добраться домой, и я покинул Блумингтон около десяти часов вечера. Ровно в десять пятьдесят три я проезжал по шоссе, пролегавшему недалеко от деревни, и заметил позади себя мигающие огни. Я подумал: «Отлично, меня останавливают», — и, завернув на просёлочную дорогу через четверть мили, полез в бардачок, чтобы достать документы и страховку, но фары внезапно исчезли, и ни одна машина не проехала мимо.

Я отчётливо слышал, как Артур приглушённо цыкнул, но притворился, что ничего не заметил, и продолжил читать более воодушевлённо:

— Дальше история становится ещё страннее… Вся электроника в машине начала выходить из строя: радио беспорядочно меняло станции, громкость увеличивалась и уменьшалась, и мигали фары, самопроизвольно выключаясь и снова включаясь. Это было в десять пятьдесят шесть вечера. Я подумал, что батарея, должно быть, отказывает, или это короткое замыкание в электрической системе машины, поэтому наклонился, чтобы открыть капот и посмотреть на батарею. Это последнее, что я помню. Когда я открыл глаза, то не видел ничего, кроме ночного неба — была холодная ночь, и казалось, что я никогда в жизни не видел таких ярких звезд. Я сел и огляделся, но ничего не увидел. Совсем ничего. Я стоял в поле среди кукурузных стеблей, оставшихся после недавнего урожая. Когда пришёл в себя, я начал волноваться. Где я? Какого хрена сплю посреди поля? Где, чёрт возьми, моя машина? Я встал и направился к далеким фарам, видневшимся с дороги примерно в полумиле. Добравшись до ближайшего перекрестка, я посмотрел на таблички с надписями «350N» и «50W» — я был в полумиле от своей машины, которая стояла прямо у главной дороги. Я пошёл к свету фар, видневшемуся впереди. Не знаю, сколько времени я проходил эти полмили, но это не могло занять больше десяти или пятнадцать минут.

— То есть этот парень уверяет, — прервал меня Артур, — что его телепортировало из машины в кукурузное поле? Ты совсем не чуешь, что тут кое-чем попахивает?

— Ты, кажется, уже забыл, что меня тоже нашли за несколько миль от машины Гордона. Ситуации по-прежнему непохожи?

— Нет. Как минимум, тем, что он оказался в кукурузном поле, а ты — на обочине. Как максимум, он очнулся целёхоньким, а ты — со вспоротым пузом.

— Я сказал «похожи», а не «одинаковы» — это разные вещи. И вообще, дослушай сначала.

Артур согласно махнул рукой.

— Когда я подошёл к машине, все огни были выключены: аккумулятор сел, что казалось странным, потому что я не мог пропадать так долго. Я посмотрел время на телефоне, который лежал на пассажирском сиденье. Было два часа ночи. Прошло больше трех часов с тех пор, как я свернул на обочину, увидев мигающие огни. Помню, как я сидел в машине совершенно ошеломленный, гадая, что, чёрт возьми, со мной только что произошло. Примерно через полчаса я вспомнил, что моя батарея села, и позвонил в 9-1-1. Им потребовалось около часа, чтобы добраться до меня, так как я был на приличном расстоянии от ближайшего города, и всё это время просто сидел в тишине, прокручивая в голове возможные сценарии того, что только что произошло. До сих пор не могу сказать, что случилось в ту ночь. Всё, что я знаю, — это то, что не могу придумать никакого правдоподобного объяснения, почему проснулся в полумиле от своей машины посреди кукурузного поля более чем через три часа после того, как остановился. Я поделился этой историей только с одним человеком — моим дядей. Уверен, что люди либо посмотрят на меня как на сумасшедшего, либо назовут всю эту историю чушью собачьей. Я не могу их винить… Если бы кто-то пришёл ко мне с такой историей, которая так точно отражает стереотипную историю встречи с потусторонним, я, вероятно, тоже бы им не поверил.

Я посмотрел на Артура, ожидая его реакции и надеясь, что теперь поражён этой историей так же, как и я. Но лицо Артура не выражало ничего, кроме недоверия и скуки.

— Чудная история, — заключил он, тяжело вздохнув. — Даже в красивую обёртку завернул: «я бы сам сказал, что это чепуха, если бы со мной такого не произошло», — писклявым хрипом передразнивал Артур. — Классика жанра.

— Но согласись, всё невероятно похоже. Я спросил у того парня, правда ли с ним такое было. Он ответил, что да.

Артур страдальчески выдохнул, закрыв лицо руками. Джесс же из последних сил сдерживала смех.

— Надеюсь, ты не просил его встретиться и рассказать обо всём подробней? — откинувшись на диване, спросил Артур.

— Вообще-то…

— О, ясно, можешь не продолжать.

— Хватит уже, а? Мне нужно больше подробностей, и логично, что я это спросил.

— Он тебе ответил?

— Нет ещё.

— Ну, значит, он просто слишком добрый, чтобы послать тебя. Ты уж прости, но я правда не понимаю, как можно верить в эту чушь.

— Думаешь, я сам это чушью не считаю? — раздражённо отозвался я. — Я понимаю это лучше тебя, но сейчас во что угодно готов поверить. Если тебе смешно, то мне — совсем нет. Вот что мне ещё делать?

— Просто забить на это.

— А, ну да, — фыркнул я. — Тебе легко говорить: тебя же ничего не грузит. — Я вскочил с места, импульсивно размахивая руками. — Ни страх, ни злость — ничего.

— Хорошо, допустим, всё так, как ты говоришь, — отозвался Артур и, подавшись вперёд, пристально посмотрел мне в глаза, но я тут же отвернулся к окну, уставившись на голое дерево во дворе. — Допустим, ты полетишь к этой Мии, встретишься с ней. Что дальше? Что будешь делать, если она тебя пошлёт? Или признает, что всё было частью маленького зрелищного представления?

Я закрыл лицо руками и устало вздохнул. Вот зачем, зачем он это меня спрашивает? Казалось, я уже был готов разрыдаться. Я просто хотел, чтобы это дерьмо как-нибудь побыстрее закончилось, но не мог просто сидеть и ждать — это невыносимо, сидеть и ждать не пойми чего. Я просто хотел встретиться с Мией, и неважно, чем это закончится. Разве нельзя просто и без причин чего-то хотеть?

— Честно говоря… не знаю, — приглушённо сказал я, понурив взгляд. — Я не знаю, нужно ли мне что-то со всем этим делать или нет, а если да, то что именно. Я не думал обо всём этом так глобально. И не хочу думать. Я не знаю… Я просто…

Я замолк, так и не договорив. В этом не было смысла — они всё равно меня не поймут.

Воцарилось молчание. Я не поднимал головы и не видел ничего, кроме пожелтевшего от времени подоконника и потёртых и выцветших ворсинок ковра, но знал, что Артур пристально смотрит мне в спину. Уже далеко не первый раз я воспринимал себя ниже него: словно он был каким-то королём на троне, а я — ободранным и беспомощным нищим. Это невероятно бесило.

Но в любом случае сейчас это было неважно — я помирился с Артуром, а значит, Джесс выполнит свою часть договора.

— Хорошо. Ты полетишь в Ланкастер, но только вместе со мной, — уверенно прохрипел Артур.

Я опешил от такого заявления. Повернулся к Артуру, уставился на него, потом на Джесс, которая была удивлена не меньше моего, и не знал, что теперь делать.

— О, я тогда с вами! Я с вами! — подала она голос, радостно подняв руку, когда молчаливая пауза заметно затянулась. — Я тоже хочу посмотреть на эту Мию.

— Так даже лучше, — просияв, мгновенно отозвался Артур. — Тогда решено: летим втроём.

— Одну минуточку! — поражённый резкой сменой атмосферы, воскликнул я. Джесс и Артур посмотрели на меня, и в их взглядах я прочитал немой вопрос: «Ну и что тебе не нравится?» — Я тронут, что вы так за меня беспокоитесь, но…

— Никаких «но», — отозвался Артур.

Джесс согласно кивнула.

***

— Давайте лучше подождём в кафе, а? — плаксиво протянула Джесс, уже который раз недовольно щёлкнув языком.

Она уже извелась сидеть в машине: ёрзала по сиденью, обмахивалась телефоном и что-то бурчала себе под нос.

— Если ты, Барби, не можешь посидеть в машине пару часов, то могла бы остаться в номере. Тебя никто за уши не тянул.

— Да откуда ж я знала, что так долго торчать будем?

— Да заткнись уже наконец! — не выдержал я. — Можешь ни ныть, ни гундеть мне под ухом, а сидеть и молчать! Это так сложно? И фантиками тоже не шелестеть, — добавил я, когда таксист достал из кармана очередную конфетку. — Это шебуршание меня уже просто вымораживает.

— Эй, пацан, вообще-то, это моя машина, а значит, главный тут я, а не ты, — сказал бородатый таксист, сильно смахивающий на викинга, и сурово покосился на меня через плечо.

— Да мне вообще насрать, кто ты, хоть президент, хоть господь бог. Просто не шурши своими грёбаными фантиками.

Очевидно, таксисту это не понравилось — он тут же приказал мне выметаться из машины, а когда я его проигнорировал, потянул ко мне крупную, зататуированную руку, отчего Джесс испуганно пискнула и вжалась в сиденье. Тут-то и вмешался Артур, который до этого безразлично сидел в телефоне. Он схватил таксиста за плечо и, хрипуче перекрикивая нашу с ним ругань, оттянул обратно на водительское место и всучил ему пятидесятидолларовую купюру:

— Пусть он останется здесь. Ладно?

Таксист искоса глянул на меня, недовольно раздув ноздри, но купюру всё-таки принял, спрятал её в кармане джинсов и отвернулся к окну.

На душе было так же гадко, как и на улице.

Я, Артур и Джесс прилетели в Ланкастер и уже третий день торчали здесь без дела. Этим двум хорошо — они отдыхали в своё удовольствие, а вот мне тут паршивей, чем дома. Всё из-за этой Мии Кобб.

У меня появилась привычка — прикидывать характеры людей по их внешности и знать, чего ждать от человека. Сначала тренировался на Артуре и Джесс — внимательно наблюдал за ними, прикидывал, как бы они поступили в той или иной ситуации, — а потом стал приглядываться к прохожим, наблюдать за ними из окна или укромного места в парке во время прогулки. Кто они? Чем занимаются? Куда идут? Я отвечал на вопросы, и мне становилось легче — теперь я знал о них, не всё, но знал. Некоторые лица я видел не единожды, так что они больше не застанут меня врасплох. Я их уже знаю.

Но сколько бы я ни смотрел на фотографию Мии, я не был уверен, что знаю её. У фото есть срок давности — сейчас Мия могла выглядеть иначе. Каштановые волосы, подстриженные под каре, могла перекрасить или спрятать под париком. Могла поменять цвет глаз. Могла кардинально изменить внешность косметикой. Что, если она уже проходила мимо меня, но я этого не заметил? Что, если она сидела рядом со мной в самолёте, стояла у стойки регистрации в аэропорту, переходила дорогу в шаге от меня, но я этого не понял, потому что не знал её, а всё, что у меня было, — эта чёртова фотография?!

Снова и снова думая об этом, я бродил по тихим улицам Ланкастера и вслушивался в монотонное стрекотание сверчков. Здесь улицы тихие — намного тише нью-йоркских — и очень похожие друг на друга. Вдоль холмистой дороги бежали ровные ряды серых двухэтажных домиков, дворы которых окрашивали в рыжий зловещие фонари Джека. Я плутал среди этих домов, изредка вздрагивал, услышав скрежет открывающейся калитки, эхо чужих голосов вдалеке и приглушённый лай собак, облегчённо выдыхал и шёл дальше.

Меня окутывало дежавю. Я точно так же бродил по незнакомым улицам, искал дом Майкла и чувствовал, как щекочет в животе от волнения.

Толчок в грудь.

Я не сразу понял, что столкнулся с миниатюрной девушкой, неожиданно выскочившей из-за поворота. Она отчего-то нервно дёрнулась, вцепилась в сумку на плече, не поднимая головы, пробормотала извинение, зачем-то еле заметно поклонилась и сорвалась с места, торопливо семеня прочь. Всё это произошло так быстро, что я даже сказать или сделать ничего не успел — в недоумении смотрел, как вслед за девушкой развевается длинная юбка и подпрыгивают прямые пряди каштановых волос…

Я рванул за девушкой, закричал ей вслед, требуя остановиться.

Та оглянулась и, мотнув головой, побежала вдоль домов. Я за ней. Я не видел её лица и не знал, зачем преследую, но чутьё твердило не выпускать её из виду.

Думал, легко поймаю её, но всё оказалось не так-то просто. Я разогнался и почти схватил её за сумку, но чуть не растянулся на асфальте, когда она нырнула в переулок. Каждый раз я догонял её на прямой и упускал на поворотах, каждый раз мы бежали по одним и тем же улицам и заворачивали за одни и те же дома. Каждый раз она ускользала от меня.

Меня прошиб пот, лёгкие словно схлопнулись изнутри, ноги потяжелели, но я не собирался останавливаться, бормоча: «Она скоро устанет и остановится. Устанет и остановится».

Но она не останавливалась — только дальше убегала от меня.

Снова нырнула за поворот, а я, готовый рухнуть от усталости, опёрся о стену, скатился по ней на землю и, зажимая разболевшийся бок, глубоко вдыхал и выдыхал прохладный воздух.

Упустил.

Осознание, что проиграл в беге какой-то девчонке, выводила из себя, но сильнее всего бесило то, что я так и не узнал, была ли это Мия.

Теперь я сидел в такси перед кафе, где Мия работала поваром, — именно в это кафе просилась Джесс, но я не собирался там торчать. Если бы мы ждали Мию там, то, во-первых, ребята — особенно Джесс — сильно бы расслабились и отвлекали меня ещё сильнее, а во-вторых, было бы подозрительно, что чуть ли не единственные посетители сидят с кафе больше трёх часов напролёт. Будь я один, не бросался бы сильно в глаза, но даже так боялся спугнуть Мию: внутренний голос настырно твердил, что она могла оказаться вчерашней девушкой, и я с каждой минутой без причины верил в это сильнее. Потому и решил ждать, когда Мия выйдет, остановить и спокойно поговорить с ней.

— Я сейчас помру… — щёлкнув языком, завыла Джесс.

— Только не рядом со мной, пожалуйста.

— Спасибо за сочувствие, Том. Ты такой душка, — закатывая глаза, проговорила Джесс, опустила стекло на своей дверце и высунулась, словно собака.

В салоне вновь воцарилась тишина.

Каждый занимался своим делом: Джесс дышала воздухом, Артур что-то смотрел в телефоне, таксист шебуршал новым фантиком от конфеты, а я внимательно следил, как одна из официанток в кафе принимает заказ у молодой пары.

— Том, — Джесс вернула голову в салон, — твоя папка с собой? Дай мне её. — Она требовательно пошевелила пальцами, не отрывая взгляда от окна.

— Зачем тебе?

— Да на секунду дай посмотреть.

Недоверчиво посмотрев на вытянутую руку, я со страдальческим вздохом достал из рюкзака папку и передал её Джесс. Она тут же зашелестела страницами и сосредоточенно заправила прядь волос за ухо.

— Я не совсем уверена, но… может, это она? — Джесс многозначительно посмотрела на меня.

— Я ничего не понял.

— Да вон там вот не Мия идёт? — Джесс повернулась к окну и указала куда-то пальцем.

— Подвинься, мне не видно, — проворчал я, перебираясь поближе к окну и отпихивая от него Джесс. — Где? Я ничего не вижу.

— Да вон, из магазина недавно вышла.

Я судорожно осматривал полупустую улицу. Была пара магазинов: возле одного — магазина одежды — курили две полные женщины, во второй — продуктовый — только что, тряхнув зонтом, зашёл сгорбленным мужчина. Но той, которой могла быть Мией, я не видел.

— Ты можешь сказать конкретней? — закипая, спросил я. — Вон те две, что ли?

— Да нет же. Вон там, у светофора. Она уже дальше ушла.

За то, что Джесс нормально объяснить не умеет, я отпихнул её ещё сильнее и высунулся в окно. Улица была большая, с несколькими светофорами: один из них, тот, что ближе, перебегала женщина в плаще, и я подумал, что это и есть Мия, пока не увидел, что за ней плетётся ребёнок. А у Мии нет ни детей, ни младших братьев или сестёр. Второй перекрёсток был дальше, и я его видел хуже, особенно в такую пасмурную погоду, но всё же заметил, как рядом с ним, вдоль дома торопливо шла миниатюрная девушка с продуктовым пакетом. Она зачем-то осматривалась по сторонам, хотя дорогу уже перешла, и вот-вот завернёт за поворот.

— Вы что там делаете?.. — послышался озадаченный голос Артура, но я даже не посмотрел на него.

— Похожа… — шептал я, не отрывая взгляда от силуэта девушки. — Очень похожа.

Я не слышал, что говорила Джесс, дёрнул за дверцу, выскочил из машины и побежал по скользкой дороге, стараясь шевелить изнывающими от боли ногами как можно быстрее. Позади раздавались окрики Артура и Джесс, но я слышал их словно под водой — впереди, перед глазами мелькала фигура девушки с пакетом. И ничего больше.

Я нагнал её за поворотом, она испуганно оглянулась, и я увидел лицо Мии — в точности такое же, как с фотографии, только перепуганное. На землю с бряцаньем упал пакет — из него выкатилась бутылка йогурта. Перед глазами замаячила знакомая сумка. Я дёрнул Мию за руку, прижал спиной к стене, что-то прокричал — она оторопело вытаращилась на меня, забрыкалась, замотала головой и завопила так пронзительно, что заложило уши.

Меня дёрнули за плечи, цепкой хваткой под руки оттащили в сторону — Мия вырвалась, побежала. Её волосы растрепались, а рукава кофты как-то нелепо сползли с плеч. Она убегала, не оборачиваясь на мои крики.

На ухо орали моё имя, сжимали за спиной руки, не давали сдвинуться с места, прижимали лицом к стене.

А Мия всё убегала и совсем скоро скрылась за поворотом. Снова улизнула.

Меня окатило холодной волной. Она ударила по макушке, побежала по шее, затекла в уши, залила глаза. Воздух в мгновение кончился. Мне стало нечем дышать, и я испугался, что сейчас задохнусь.

Вода перестала лить, стекла по спине и впиталась в одежду.

Я замотал головой, сбрасывая с лица оставшиеся влагу — мои руки по-прежнему держали скрученными за спиной, — а по телу пробежали мурашки от налетевшего порыва ветра.

— Ты что, ублюдок, творишь, а? — через плечо шипел я на Артура.

— Это я у тебя должен спрашивать. И вообще, замолкни и спокойно уйди со мной в другое место.

— Какое, нахуй, другое?! Надо за Мией!

— Да забудь ты про неё! — прикрикнул Артур, скрутив руки за спиной ещё сильнее, когда я попытался вырваться. — Всю улицу перепугал!

— Да плевать мне на твою улицу, — цедил сквозь зубы, пытаясь высвободиться. — Мне вообще на вас всех плевать.

— Успокойся, Том. Слышишь? Мию сейчас догоняет Джесс и попытается ус…

— Что? Барби? — Из меня вырвался приглушенный истерический смех. — Ты, блять, серьёзно?! Да она же бесполезный кусок дерьма!

Резкий толчок в спину — меня отшвырнуло в стену, да так сильно, что от боли свело плечо.

Я ещё никогда не видел Артура таким взбешённым: передо мной стоял не спокойный и сдержанный Артур, которого я знал, а кто-то другой, совершенно незнакомый мне человек. Он пристально смотрел мне в глаза и язвительно спрашивал:

— Всё? Приступ бешенства закончился?

— Какое к чёрту бешенство?

— Действительно, какое? — Артур всплеснул руками. — Я не понимаю, ты под кайфом, что ли, или что? Как псих, орёшь на всю улицу, нападаешь на прохожих. Ты эту Мию, если это вообще она, чуть не задушил!

— Нет, Артур… — пробормотал я, когда тот закончил кричать. — Нет, это точно она… И… я сейчас серьёзно расплачусь. Ты даже не представляешь, как это важно для меня…

Я посмотрел на Артура, смахнув что-то мокрое со щеки — то ли капли воды, капающие с волос, то ли и правда слёзы. Артур озадаченно смотрел на меня сверху вниз. Оглядывался по сторонам. Он извинился за то, что облил меня водой и сгоряча впечатал в стену — я его простил. Протянул мне руку и помог встать. Мы оба молча пошли в отель: я промок, дрожал от каждого дуновения ветерка и хотел поскорее снять противно прилипшую к телу одежду.

***

— Слушай, Том… — неожиданно заговорил Артур, пока я стягивал с себя мокрую толстовку. — Всё это расследование… оно правда так важно для тебя?

— К чему ты это спрашиваешь?

— К тому, что я за тебя волнуюсь. Ты изменился… Сильно изменился. И всё это твоё расследование… — он не закончил фразу и замолчал.

— Что? Договаривай. Чего молчишь? Так сложно в лицо сказать? Хорошо, я отвернусь.

— Вот об этом я и говорю. Ты разве сам не чувствуешь, что ведёшь себя токсичнее и как настоящий эгоист? Постоянно ворчишь, постоянно жалуешься, срываешься на всё без повода. Какого чёрта недавно было?

— Да какая тебе, блять, разница? — не выдержав, съязвил я и отшвырнул толстовку в сторону. — Самый заботливый тут нашёлся?

— Вот видишь, — не умолкал Артур у меня за спиной. Я не хотел смотреть в его сторону, но каждое его слово врезалось мне в уши, а взгляд прожигал мне спину. — Ты кричишь, когда с тобой спокойно разговаривают. Ты кричишь на меня, огрызаешься на Джесс, срываешься на прохожих за то, что они медленно идут или что-то другое делают не так, как ты хочешь, ты…

— И что с того? — перебил я.

— Да то, что это началось, когда ты вернулся в Нью-Йорк. Я заметил это за тобой именно с этого момента. Ты помнишь, как с криками от меня около заправки убегал, как дома сутками безвылазно сидел или как на Джесс набросился? Думаешь, это нормально?

— Знаешь, Артур, это очень мило с твоей стороны называть меня долбанным психопатом, вот прям спасибо — в воздухе теперь так и веет дружеской поддержкой. Может, на такой счастливой ноте под ручки отведёшь меня в психушку и посадишь в комнату с мягкими стенами? Так, на всякий случай.

— Том… я не хочу тебя как-то обидеть…

— Да не волнуйся, — перебил я его, — ты это уже сделал.

— …И ссориться я с тобой тоже не хочу. Я правда переживаю за тебя.

— Спасибо, заботливый ты мой! Я уже понял, что ты меня очень любишь и ценишь, а всё, что я делаю, тебя веселит. Рад стараться! В следующий раз билеты и попкорн — платные.

— Ладно. Хорошо. — Артур встал с кровати и примирительно поднял руки. — Я сдаюсь. Хотел предложить тебе выговориться, чтобы тебе полегчало, но раз не хочешь, то пожалуйста. Решай все свои проблемы сам, и расследование своё веди сам, и перелёты свои оплачивай тоже сам. Мне, знаешь ли, быть кошельком, на который можно сорваться, нравиться не больше.

У меня от этих слов засосало под ложечкой. Захотелось извиниться и сказать Артуру, что я правда не знаю, что со мной происходит, и тоже не хочу ссориться… но я был обижен и из гордости ничего не сказал, а Артур уже хлопнул за собой дверью.

***

Мы вышли на улицу в полном молчании и пошли в кафе, где нас ждали Джесс и Мия. Артур впереди — я за ним. Когда под тихое бряцанье дверного колокольчика мы вошли в зал и оглядели полупустые столы, из-за укромного уголка к нам вышла Джесс и прошептала:

— Я её еле уговорила остаться, так что запрещаю её пугать. — И поглядела на меня.

Я на это только обиженно фыркнул.

Мы подошли к столику в самом дальнем углу зала. Мия сидела, прижав к груди свою сумку так, словно кто-то пытается её отобрать, и перебирала цепочку на брелке. Когда мы подошли, она вздрогнула и недоверчиво покосилась на нас: она явно чувствовала себя, как на каторге. Лицо побледнело, шея втянулась в неподвижные плечи, и только глаза, обычное узкие, как у азиатов, округлились и перепугано уставились на нас.

— Познакомься, Мия, — ласково заговорила Джесс, — это — Артур, а это — Том. Ты прости его, пожалуйста. Ему очень жаль, и он извиняется за то, что сделал.

Мия мельком взглянув на меня, отвела взгляд и, опустив голову так, чтобы волосы закрыли лицо, зачем-то поправила рукав кофты.

— Тебе ведь очень жаль, да, Том? — ещё раз повторила Джесс и пихнула меня локтем в бок.

— Эм, ну да. Прости.

Мия еле заметно кивнула — Джесс радостно поглядела на меня.

Все уселись за стол и заказали по чашке чая. На этом всё и закончилось. Когда официант ушёл, над столом повисла угнетающая тишина: Артур молча рассматривал других посетителей — наверняка потому что дулся на меня; Мия однозначно мечтала поскорей уйти домой, но всё сидела, вжавшись в стул, как загнанный кролик; я тоже не знал, что сказать, потому что представлял встречу с ней совсем иначе. Джесс озадаченно смотрела на нас и, не выдержав, спросила:

— Так… почему все притихли?..

Артур и Мия промолчали — они вообще как будто не услышали её, даже не посмотрели в её сторону, — поэтому Джесс многозначительно вытаращилась на меня.

Вот что мне нужно было ей ответить? До встречи с Мией я составил список вопросов, которые хотел задать, но теперь запал куда-то испарился, а разговор об инопланетянах казался абсурдным, ещё и Мия явно не горела желанием с нами разговаривать. Я пожал плечами.

Джесс ещё раз посмотрела на нас троих и зашевелилась: сняла со стула сумку, раскрыла молнию, порывшись, достала телефон и, уперевшись локтями в стол, застучала ногтями по экрану.

Я откинулся на стуле и запрокинул голову. Вот и поговорили.

В кармане завибрировал телефон — пришло сообщение от Джесс.

Что не так? Вот же Мия — спрашивай, что хотел.

Я исподлобья глянул на Джесс, а она, будто того и ждала, мотнула головой в сторону Мии. Звучно выдохнув, я напечатал:

я не знаю, как начать разговор

видно же, что она хочет свалить отсюда

да побыстрее

Глупости. Мы с ней совсем недавно нормально разговаривали. Ей просто сейчас тоже нечего сказать.

Решив не уточнять, что Джесс могло только казаться, что они «нормально разговаривали», написал:

в любом случае я не знаю, что сказать

Барби

может, ты начнёшь первая?

а я потом подключусь к вам

Я слышал, как зашевелилась Джесс, но не отрывал глаз от экрана. И с лёгким волнением ждал её ответа.

Ты шутишь? Это же тебе надо, а не мне.

Я взглянул на Джесс — она была взбудоражена просьбой — и, приблизившись к ней, тихо прошептал:

— Пожалуйста. — Джесс пристально смотрела мне в глаза. — Я очень прошу.

Она отвела взгляд и положила телефон на стол экраном вниз, заправила прядь за ухо и, сцепив пальцы в замок, повернулась к Мие.

— Слушай, Мия… — Её тихий голос дрогнул, но после недолгого молчания Джесс заговорила громче и уверенней. — Помнишь, я говорила, что мы хотим расспросить тебя кое о чём?

Мия оторвала взгляд от сумки и озадаченно и робко кивнула.

— Так вот… Ты ведь участвовала в телешоу «Вечер с Джей-Джей», верно?

От этих слов Мия напряглась: сидела так, словно готовилась сорваться с места в любой момент.

— Что вам от меня нужно? — дрожащим голосом прошептала она, да так будто находится не в кафе, а в тёмном подвале связанная по рукам и ногам.

— Мы всего лишь хотим побольше узнать о том, что ты рассказывала, — затараторила Джесс. — Точнее, Том хочет. Видишь ли, когда мы отдыхали в Колорадо — мы там навещали родственников Артура, — Том поехал в горы, а на него кто-то напал. Точнее не кто-то, а что-то. Ну, знаешь, его нашли с серьёзной раной и при очень странных обстоятельствах, и Том считает, что…

Но Мия её явно не слушала, и я тоже, когда поймал на себе её пристальный взгляд.

Когда мне было лет четырнадцать, со мной в школе училась одна девочка — я не знал её имени, ведь ни разу с ней не разговаривал, но запомнил её на всю жизнь. Она была серой мышью, которую часто травили, потому что могли. А она об этом никому не рассказывала. Я сидел рядом с ней на математике и видел, как она закрашивала листы тетради чёрным карандашом, из урока в урок. Сначала думал, что ей просто скучно, но вскоре понял, что она странная, когда увидел её недалеко от моего дома: она жгла какие-то тетради и резала землю кухонным ножом. Эта картина так отпечаталась в памяти, что с тех пор я даже стал прогуливать математику — я неслабо огребал за это дома, но не хотел больше сидеть рядом с той девочкой. Только долго избегать мне её не пришлось — она покончила с собой. Об этом даже в новостях говорили: перед тем, как спрыгнуть с крыши, она подожгла несколько домов, где жили ребята, которые над ней издевались. Это был громкий скандал, который затих, так ничем и не закончившись, но я часто вспоминал о той девочке. Меня мучила совесть. Я мог ей помочь, поговорить с ней, но испугался: она всегда смотрела исподлобья, а в её глазах читались страх и злоба.

Такой же взгляд сейчас был у уставившейся на меня Мии. И под этим взглядом я не мог произнести ни звука.

— Я не собираюсь с вами ни о чём разговаривать.

Мия встала из-за стола, брякнув стулом, и натянула лямку сумки на плечо.

— Но почему? — по-детски протяжно спросила Джесс, тоже вскочила с места и, схватив Мию за руку, с мольбой в голосе добавила: — Пожалуйста, не уходи…

— Нет. Я не буду об этом с вами разговаривать. А если ещё раз заговорите со мной — вызову полицию.

Она выдернула свою руку из рук Джесс и поспешила к выходу, пока та, лавируя между столами, догоняла её и просила остаться. Но Мия ушла, ни разу не обернувшись — только редкие посетители безразлично посматривали в сторону Джесс, которая вернулась расстроенной, плюхнулась на стул и виновато сказала, уставившись на чашку чая:

— Прости, Том.

Я оторопело смотрел на Джесс, понимая, что она уже чуть ли не плачет, и просто молчал.

— Нечего извиняться, — вмешался Артур. — Кто-кто, а уж ты точно не виновата в том, что Мия ушла.

========== Глава 7. Тот, за кем гонюсь я, — тот, кто гонится за мной ==========

Комментарий к Глава 7. Тот, за кем гонюсь я, — тот, кто гонится за мной

Тематический коллаж к главе: https://vk.com/photo-197366893_457239236

Я ещё раз настойчиво постучал в дверь.

Как же это унизительно стоять на чужом пороге и без толку торчать на холоде, замечая, как прохожие косятся в мою сторону. С какой стати я должен это делать? Я кому-то навредил? Нет. Обидел? Тоже нет. Это я пострадал: на ровном месте поссорился с Артуром, подхватил насморк и уже который день бесцельно валялся в кровати.

— Уходи, или я вызову полицию! — послышалось из-за двери. Наконец-то хоть какая-то реакция.

— Послушай, Мия, давай поговорим нормально! — кричал я в ответ, вслушиваясь в звуки по ту сторону двери.

— Я не хочу с тобой разговаривать! Уходи! Я не шучу, я вызову полицию!

— Да ладно тебе, я же просто поговорить. Спрошу пару вопросов и тут же уй…

— Я уже взяла телефон! — перебила она. — Я уже звоню!

— Не надо звонить! Послушай, Мия, я знаю, что ты была на шоу Джей-Джей! — В этот момент защёлкал замок. Я подумал, что всё это время дверь была открыта, и я мог просто зайти, но теперь Мия закрывала её и совсем скоро уйдёт в гостиную вызывать полицию, отчего закричал ещё громче: — Слышишь? Эй, Мия! Ты должна!..

Когда уже хотел заикнуться про инопланетян, дверь открылась и из-за неё выглянула Мия. Она сконфуженно отошла в сторону, словно приглашая пройти в дом, и, уставившись на меня отчего-то красными, опухшими и лихорадочно блестящими глазами, приглушённо попросила не кричать об этом и зайти в дом.

— Так… ты поговоришь со мной? — неуверенно спросил я, наблюдая, как Мия защёлкивает одну задвижку за другой, и гадал, зачем ей пять замков на двери.

Ситуация приняла резкий и неожиданный поворот, на который я уже и не надеялся. Но теперь гордился собой.

— С чего бы? — пробормотала она, не оборачиваясь на меня, и тихо шмыгнула носом.

— Потому что впустила к себе… разве нет?

— Чепуха. Я не буду ничего тебе рассказывать, и вообще, если ты не понял, я тебя боюсь.

— А… Но… — Мне понадобилось время, чтобы понять то, что только что услышал. — Но разве не глупо впускать в дом человека, которого боишься?

— Возможно. Но ты не оставил мне выбора. Я вызову полицию, и они увезут тебя, а пока что… — Мия косо уставилась на меня, мотнув головой, и, не отрывая взгляда, боком подошла к комоду, открыла верхний ящик и медленно запустила в него руку, — у меня есть это.

Мгновенье — она вытянула руки, сжимая рукоять пистолета. Дуло смотрело прямо на меня.

Всё тут же сжалось в груди. Это не смешно. Спусти Мия курок, с еле слышным щелчком вырвется пуля, пробьёт мне череп, пройдёт насквозь, а я под разливающийся грохот в брызгах крови свалюсь на пол. Это ужасно.

Примирительно поднимая руки и боясь оторвать взгляда от пальца на спусковом крючке, я тревожно пробормотал:

— Х-хэ-й… Ты же не сделаешь этого… да? Ты же не выстрелишь в меня?

Я посмотрел на Мию. Она дрожала. Сквозь растрёпанную чёлку исподлобья смотрела на меня и дрожала от страха, осознавая, что сейчас творит. Нужно забрать у неё пистолет — она обессилено свалится на пол и разрыдается, испугавшись того, что хотела сделать.

Я сделал маленький шаг.

— Не подходи ко мне! — вздрогнув, истерично выкрикнула Мия. — Не подходи, или я пристрелю тебя!

— Пожалуйста, успокойся. — Стараясь говорить уверенно, шагнул ещё раз. — Опусти пистолет, и давай по…

— Я умею стрелять! Я выстрелю в тебя!

Я сделал ещё один шаг. Ещё один. Мия металась взглядом, не расслабляла дрожащие руки, через силу удерживая пистолет на уровне глаз, и с каждым моим шагом отходила назад, пока спиной не упёрлась во входную дверь.

— Хватит ко мне приближаться! — глотая воздух, истошно выкрикнула Мия и добавила тише, почти совсем шепча: — Он заряжен. Я не шучу, пистолет заряжен. Я правда могу выстрелить в тебя.

— Мия, успо…

От оглушительного хлопка я отскочил в сторону, прикрыв голову руками. Рухнул на пол, ударившись спиной об угол обеденного стола, и оглушённый звоном в ушах с оцепенением снизу вверх смотрел на Мию.

Она ненормальная. Она совсем больная. Выстрелила и теперь чуть ли не с облегчением и радостью победоносно смотрела на меня. Чокнутая сука.

Я боялся встать. С опаской косился на дырку в полу в шаге от меня и гильзу, которая, как в замедленной съёмке, покатилась по полу и остановилась у плинтуса. Я был беспомощен.

— Видишь? — шептала Мия. Она дрожала и истерично улыбалась, но по её щекам текли слёзы. — Я же говорила, что умею стрелять. И… если ты ещё раз ослушаешься меня, буду целиться в голову, а не в пол, и всю обойму в тебя пущу.

Меня начала окутывать паника. Если так пойдёт и дальше, она меня правда пристрелит — теперь в этом я не сомневался.

— Вставай и медленно иди в гостиную, — приказала Мия, мотнув головой в сторону комнаты.

Я с трудом встал, опираясь на столешницу. Ушибленная спина отдавалась пронзительной болью, а страх сковывал тело.

— Слушай, давай спокойно пого…

— Развернись и иди в гостиную! — закричала Мия. Она рыдала, но не стирала с лица слёз: обеими руками вцепилась в пистолет и не опускала его ни на секунду. — Или ты хочешь сдохнуть?!

Я покорно сделал, как она сказала: бегло оглядел кухню и, увидев проход, медленно боком попятился к нему. От напряжения уже двоилось в глазах. Казалось, гостиная находится в миле от меня, а дуло пистолета с каждой секундой неумолимо приближается ко лбу.

Гостиная была маленькой тёмной комнатой. В воздухе витал запах пыли и древесины. Мия включила свет и приказала сесть в кресло, стоявшее в дальнем углу — я сел на самом краю сиденья, потому что оно было занято коробкой с книгами и вазой. Кроме кресла в комнате были ещё диван и небольшой стеллаж у стены, а в углу стоял скрученный ковёр. Всё нагромождали коробки с вещами. Окна были плотно заколочены изнутри досками.

Примерно так же выглядела и кухня.

Я молча наблюдал, как Мия, шмыгая носом, оглядывалась по сторонам, судорожно рылась в коробках и тихо ругалась, но пистолет из рук не выпускала, стараясь не сводить его с меня. Она боялась и не знала, что нужно сделать. Я решил, что всё-таки смогу отобрать у неё пистолет.

— Послушай, Мия, тебе не стоит этого делать.

— Это тебе не стоило вламываться ко мне в дом! — закричала Мия, нацелившись на меня. — Инападать на меня тоже!

— Я ни разу не ломился и не нападал на тебя.

— Не ври! Это ты преследуешь меня! Ты — грёбаный маньяк! Каждый день следишь за

мной, который месяц ходишь по ночам вокруг моего дома — думаешь, я дура и не замечу?

— Да я никогда так не делал! — не выдержав, крикнул я, вскочил с места и, примирительно поднимая руки, спокойней добавил: — Послушай, Мия, ты меня явно с кем-то путаешь. Я не хочу тебе навредить. Только поговорить.

— Не приближайся ко мне! — она отошла назад, не сводя с меня пистолета. — Я выстрелю! Я убью тебя, чтобы ты наконец сдох и не мучил меня больше!

— Мия, пожалуйста…

Но она больше не слушала меня. Выстрелила в меня.

В ушах стоял гул от хлопка выстрела, а тело цепенело от мысли, что пуля попадёт и убьёт меня. Я закрыл голову руками и был уже готов упасть на пол, прижав ноги к груди, но понимал, что так в меня Мие будет гораздо легче попасть — она не замешкает и выстрелит мне в спину. Но Мия промахнулась. Я слышал, как позади меня с приглушённым шуршанием крошится стена и мелкие её частички падают на пол, оставляя после себя еле заметное облако пыли. Но не оборачивался, не смотрел на пробитую стену. Всё внимание, все чувства обострились и сконцентрировались на Мии, которая не собиралась опускать пистолет.

Смотря в её глаза, я понимал, с ней бесполезно говорить. Она сошла с ума. А мне было негде спрятаться и нечем защищаться.

Я мог только нападать в ответ.

Я схватил вазу с кресла и швырнул её в Мию — ваза попала Мие по руке и звонко разбилась на осколки, — рывком сбил Мию с ног и повалил в кучу коробок. Мия скорчилась и приглушённо простонала от боли, попыталась повернуться на бок и привстать на локте, но я не позволил ей этого, прижав за плечи спиною к полу. Мия брыкалась, била меня по коленям, хватала меня за лицо, царапала ногтями и злостно шипела, с ненавистью глядя мне в глаза, пока я пытался схватить её за руку и отобрать пистолет, но когда у меня почти получилось вывернуть её кисть так, чтобы высвободить пистолет, Мия выстрелила в воздух.

— Что, хочешь убить меня из моего же пистолета? — приглушённо спросила она, косясь исподлобья и не ослабляя хват пистолета. — Ты ведь с самого начала знал, что у меня есть пистолет, да? — Она подавленно улыбнулась. — Ну да. Наверняка даже видел, как я его покупала.

— Я не понимаю, о чём ты. Я не собираюсь в тебя стрелять, только поговорить, — я старался говорить как можно спокойней, хотя не слышал и не чувствовал ничего кроме бешенного стука сердца.

Мия попыталась рывком высвободиться из моих рук, но я крепко держал её за кисти, не давая пошевелиться или направить дуло на меня.

— Не притворяйся идиотом! — закричала она. — Я давно знаю, что ты следишь за мной, за каждым моим шагом. А теперь знаю, как ты выглядишь. — Ехидно хмыкнула. — Так же отвратительно, как и поступаешь.

— Бестолковая сука! — оскорблено выкрикнул я. — Сколько ещё раз мне говорить, что ты меня с кем-то путаешь? Я здесь только чтобы поговорить!

Мия уставилась на меня пристальным подозрительным взглядом и после еле слышного глубокого вздоха демонстративно выпустила из рук пистолет и спросила:

— О чём же?

Как только пистолет с железным бряцаньем ударился о пол, я схватил его, высвободив руки Мии, и отошёл от неё на пару шагов, направив на неё дуло. Так, на всякий случай.

— Зачем ты забрал его? Всё-таки хочешь выстрелить? — пробормотала Мия, медленно садясь на полу и зажимая рукой спину.

Она отодвинула в сторону окровавленные осколки вазы, и только сейчас я заметил бурое пятно на её плече.

— Я-я не хотел тебе навредить. Правда. И стрелять я в тебя не хочу, — поспешно заговорил я. — Мне это не к чему. Я, наоборот, хочу…

Слова застряли в горле, когда Мия пристально, исподлобья посмотрела мне в глаза. По её взгляду я понял, что она не верит ни единому моему слову.

— Я уже давно знаю, чем всё закончится, — без толики сомнения сказала Мия. В её голосе пропала дрожь, а с лица сошла тень страха. Осталась только уверенная ненависть. — И мне совсем не жаль. Давай, забирай его! Стреляй! А я буду приходить к тебе в кошмарах!

— Я не буду в тебя стрелять. Обещаю. Слышишь? — Мия медленно вставала, изредка пошатываясь на ногах. Вся спина её платья тут и там была пропитана пятнами крови. — Я хочу поговорить с тобой о шоу. Шоу с Джей-Джей. Помнишь?

Мия запустила руку в одну из коробок, стоявших неподалёку, чем-то забряцала и забормотала, не глядя в мою сторону:

— Поняла. Теперь я всё поняла. Вот что ты вынюхивал… — Она покосилась на меня. — Как удачно, что все коробки с посудой я перенесла сюда, а не оставила на кухне, да?

Она выпрямилась и повернулась ко мне. В её руке блеснуло лезвие разделочного ножа.

— Послушай меня, Мия, — говорил я, примирительно выставив одну руку, а в другой держа пистолет, но его тяжесть в ладони не придавала уверенности. Мия с ножом приближалась ко мне. — Давай отложим всё оружие и спокойно поговорим?

— Откладывай. А я не буду. Если ты правда не хочешь мне навредить, то выбрось пистолет и умри, — она направила на меня нож. — Так ведь всем будет лучше.

Она холодно и враждебно посмотрела на меня… и рванула с места, замахнулась рукой. А когда была уже в шаге от меня, рухнула на пол у моих ног, зажимая горло. Сквозь её пальцы просачивалась густая бурая кровь, стекала по локтям, капала на пол и впитывалась в синюю кофту, придавая ей грязный коричневый цвет. Мия сделала вдох — я услышал мерзкое хлюпанье, а Мия скрючившись на полу, закашлялась кровью.

Только тогда я с ужасом осознал, что произошло.

— Нет… Нет, нет, нет!..

Я упал рядом с Мией на колени, хотел закрыть рану, остановить кровь, метался взглядом по комнате и стал рыться в первой попавшейся коробке, ища что-нибудь подходящее, и отчаянно бормотал:

— Прости меня, слышишь? Я не хотел этого…

В одной из коробок я нашёл одежду, достал первую попавшуюся цветастую тряпку и попытался замотать её вокруг шеи Мии, закрыть рану… но даже сейчас Мия из последних сил отбивалась, не давала ей помочь. И смотрела на меня ненавистным, осуждающим взглядом.

— Га…и… в… а…у… тва…и… — с бульканьем прохрипела она.

И замерла.

Мия смотрела на меня остекленевшими глазами и перепачканная, с прилипшими к лицу волосами и цветастой тряпкой на шее с каждой секундой всё больше утопала в собственной луже крови.

Я застрелил Мию.

Пуля попала ей в шею — я никак не мог ей помочь. Да и не смог бы. И теперь, когда она мертва — из-за меня мертва, — мне нельзя было больше оставаться в этом доме.

Мои руки и джинсы на коленях были испачканы кровью Мии. Казалось, я весь пропах тяжёлым железным запахом. Я как можно быстрее вымыл руки под ледяной водой на кухне, взял с собой пистолет, судорожно открыв все замки на двери, выскочил на улицу и побежал как можно быстрее и дальше от дома Мии. По дороге незаметно выкинул пистолет в первый попавшийся мусорный бак.

Что я натворил? Я убил Мию. Я стал преступником, и теперь меня будет искать полиция, чтобы посадить в вонючую тюрьму с сотнями психов и психопатов. Но я не хотел её убивать! Это была случайность, не больше. Она сама виновата в том, что умерла.

Я бежал не останавливаясь и был счастлив тому, что уже наступил вечер, а на улицах никого нет — в домах уже горели окна, все отдыхали после работы, ужинали и не смотрели, что происходит снаружи. Пусть никто не увидит меня в темноте. Пусть все посчитают, что меня здесь никогда не было и я никого не убивал.

Меня пробирала мелкая дрожь, и я не знал, как успокоиться. Я не хотел этого. Я хотел совсем другого. Но теперь даже с закрытыми глазами видел бездыханное тело Мии, лужи крови, её осуждающий взгляд, а в носу по-прежнему стоял удушающий железный запах.

Всё было бы совсем по-другому, выслушай она меня…

— Том? Это ты? — раздался голос позади меня. Но я не реагировал. Нет, я не Том. Меня здесь не было, нет и никогда не будет. Ни за что в жизни. — Том! Том, ты слышишь?

Меня цепко схватили за плечо и настырно затормозили. Только сейчас я заметил рядом с собой Джесс. Почему она здесь? Она и Артур хотели сегодня улететь в Нью-Йорк — я же, по их мнению, дерьмом занимаюсь, — так какого чёрта она ещё здесь?

— Том, это правда ты?

Она сказала это без издёвки, а словно правда была удивлена… и напугана. Её голос дрожал. Джесс смотрела на меня мокрыми, словно обезумевшими, с расширенными зрачками глазами.

— А ты кого-то другого хотела увидеть? — ядовито отозвался я, пытаясь высвободить руку.

— Том! — Но Джесс только усилила хватку и, бегая взглядом, шёпотом затараторила: — Ты из того квартала шёл, оттуда, где Мия живёт, да? — У меня всё скрутилось изнутри, когда она произнесла её имя. Зачем, зачем она всё это напоминает?.. — Ну конечно, оттуда… Тогда этого не может быть! Понимаешь, Том? — Она затрясла меня за плечи. — Этого не может быть, понимаешь?

— Нет, я ничего не понимаю. — Я заволновался. Я не понимал, что происходит и почему Джесс такая встревоженная и напуганная, но почему-то был уверен, что она не претворяется. — О чём ты говоришь?

— Том, этого точно не может быть, — не переставая, повторяла она и мотала головой. — Не может быть.

— Да объясни мне, что произошло? — не выдержав, прикрикнул я и сам потряс её за плечи.

Джесс посмотрела на меня перепуганными, полными слёз глазами и заговорила, прерывисто дыша:

— Я не понимаю, как такое могло произойти, понимаешь? Когда ты поссорился с Артуром и ушёл, я решила тебя догнать, чтобы помирить вас, понимаешь? Артур остался в номере и сказал, что уже устал от всего этого. Ещё дурой меня обозвал…

— И ты из-за этого тут стоишь?

— Нет, нет, это ещё не всё… Я… когда я вышла на улицу, тебя уже не было видно, а я ведь не знаю, где живёт Мия — только примерно если, — поэтому пошла так, наугад, расспрашивала у прохожих, где какая улица. И тут увидела тебя.

Она замолкла и многозначительно посмотрела мне в глаза. И я молчал. Что должно было случиться, чтобы Джесс так себя вела? Неужели она видела, как я…

— Ты не понял? — Она не сводила с меня взгляда и не выпускала мои плечи из рук, когда я дёрнулся, попытавшись высвободиться. — Я видела тебя.

Видела меня. Где видела? Когда? Как? И если она правда видела, как я… что мне теперь делать?!

— Я видела тебя, Том, — повторяла Джесс, не сводя в меня бегающего взгляда, — но ты был какой-то неправильный, не такой, какой обычно. Ты был в костюме, таком, красивом, чёрном. Ещё в пальто. И с зачёсанными назад волосами… Я сначала удивилась, окликнула тебя и только потом поняла, что что-то не так. Я тогда очень испугалась…

— Подожди, я запутался. — И почувствовал облегчение. — Как ты могла меня видеть с зачёской и в пальто, если ничего из этого у меня нет?

— Так я об этом и говорю! Ты никогда так не одеваешься: всегда в одних толстовках ходишь и с бардаком на голове, а тут внезапно так вырядился.

— Это точно был не я. Я… был занят другими делами. Ты просто обозналась.

— В том-то и дело, что я была уверена, что это был ты! До сих пор уверена на все сто процентов. Походка, осанка, лицо — всё было абсолютно такое же. Я не могла ошибиться.

— Такого точно не может быть. То есть это нереально.

Я не верил тому, что услышал. Как и не верил во всё то, что произошло за этот день. Не хотел верить.

— Подожди, — прошептала Джесс.

Заправив прядь за ухо, она похлопала по карманам куртки и достала телефон в розовом чехле. Разблокировала его. Только при свете экрана я заметил, какой бледной была Джесс, когда протягивала мне телефон и шептала:

— Вот, я сфотографировала тебя. Получилось немного размыто, но всё же…

Я смотрел на фото и не верил своим глазам: это и правда был я. Стоял на перекрёстке, в пальто и с зачёской — между прочим, довольно смазливой — и смотрел куда-то в сторону, но моё лицо было хорошо видно. Мои глаза, мои волосы, мои уши и даже родинку на подбородке — совсем такую же, как у меня. Но это совершенно точно не мог быть я. Не мог же?..

— Пиздец… — первое, что невольно слетело с губ. — И где я? Точнее тот, кто похож на меня.

— Я за тобой немного следила — как раз в это время и сфоткала, — но когда окликнула тебя, ты как-то затушевался, пошёл быстрее, а я спряталась здесь.

— И куда он пошёл? Где он? — нетерпеливо спрашивал я. Только этого дерьма мне не хватало.

— Ты пошёл туда, прямо. Но, наверное, уже куда-нибудь завернул…

— Неважно. Сейчас всё узнаем. Пошли быстрей. — Я сошёл с тротуара, поспешно перебежал дорогу, но вскоре остановился, обернулся на Джесс, которая следовала за мной, и сказал: — И не называй его мной, поняла?

Джесс покорно кивнула, и я пошёл дальше, заглядывая в каждый поворот.

Только двойника мне не хватало. Если он живёт здесь, то у меня большие проблемы: кто-то увидел меня, выходящим из дома Мии, и признает в двойнике, то полиция повяжет его, а не меня. И всё бы ничего, если бы не мои отпечатки пальцев, которых в доме Мии я оставил в целую кучу. Они будут знать, как я выгляжу, и владеть моими отпечатками — с таким раскладом мне осталось недолго ходить на свободе.

Я чуть ли не бежал вдоль домов, оглядывался по сторонам, ища мужчину в чёрном пальто, но ещё не знал, что сделаю, когда встречу его. В глубине души я надеялся, что не найду его в потоке людей, которые неспешно шли вдоль магазинных лавок, ужинали на веранде кафе и о чём-то разговаривали, не придавая значения тому, что я, как потерянный, оглядывался по сторонам, рвался вперёд, замирал на месте, снова оглядывался и снова срывался, нечаянно задевая прохожих плечами.

— Вот он, — прошептала Джесс, цепко схватив меня за руку и указав в сторону. Двойник стоял возле урны одного из магазинов и курил в компании ещё двоих мужчин. — Что будем делать?

— Я… я не… Притворимся, что кого-то ждём, а когда он куда-нибудь пойдёт, пойдём за ним.

Я прислонился к стене магазина, так чтобы меня не было видно за стволом небольшого дерева, растущего вдоль дороги — та троица стояла через дорогу и не должна была меня заметить.

Они о чём-то оживлённо разговаривали. Значит, хорошо знакомы. Двойник стоял ко мне спиной, а его собеседники, наоборот, лицом. Один из них — азиат невысокого роста, весь какой-то сухенький, лет тридцати, а может и больше — чёрт поймёшь, столько этим узкоглазым на деле лет. Второй — мулат и, скорее всего, не в первом поколении, шкаф, каких ещё поискать надо: плечи наверняка в два раза шире моего, хотя Майкл покрупнее него будет.

Троица беззаботно болтала, смеялась и дымила, пока азиат не посмотрел в мою сторону. Он тут же замер и посерьёзнел, уставился на меня своими узкими глазёнками. Что-то сказал, мотнув головой. На меня уставился мулат, обернулся двойник.

— Чёрт!

Я пихнул в сторону Джесс, спрятался за углом дома.

В висках предательски пульсировало, заглушая другие звуки, тело окутал лёгкий трепет. Меня заметили или нет? Что теперь делать? Ещё Джесс пристала с расспросами… Чёрт. Единственный способ это узнать — выглянуть из-за угла, но, чёрт возьми, как же боязно. Что я вообще здесь делаю? Почему именно я вляпываюсь во всё это дерьмо?

Как же бесит.

Без всяких объяснений, сказав Джесс на всякий случай приготовиться бежать, я сделал глубокий вдох и выглянул из-за угла. По улице по-прежнему бродили люди, тарахтели моторы машин, горели огни магазинов; я судорожно осматривал то место, где стояла троица, — их там нет, на перекрёстке — тоже, в толпе — ни одного похожего. Их нигде не было.

Почему? Куда они делись? Я был уверен, что они пошли в мою сторону, но теперь будто испарились. Хотя это даже хорошо: я мог сбежать целым и невредимым.

— Куда ты? Что происходит? — непонимающе спрашивала Джесс, семеня вслед за мной, когда я поспешил прочь с главной улицы.

— Просто заткнись и шевелись быстрее.

Мы вышли в спальный район. Здесь было темнее, чем на главной улице, но я этому даже обрадовался: во мраке легче потеряться. Мы поспешили вдоль домов; я не видел ничего кроме дорожки и заборов, мелькавших сбоку. Быстрей, быстрей, быстрей. Почему Джесс не может идти быстрее и не цокать так громко каблуками? Надо идти ещё быстрее.

Пронзительный визг оглушил меня на правое ухо, а в руку впились ногти Джесс.

— Ты ебанутая?! — процедил я сквозь зубы, грубо отталкивая её от себя.

— Там был человек! — шептала Джесс, вновь настырно прилипая ко мне. — Там, на той крыше!

Она дрожащей рукой указала на дом позади нас: обычный дом, ничего особенного. Никакого человека на крыше там тоже не было.

— Заглохни и не мешай мне, — прошипел я в лицо Джесс.

— Но я правда видела!

Я больше не слушал её, пошёл быстрее, уже не пытаясь высвободиться из её хватки. Как же достало. Висит на мне, верещит на ухо и постоянно тормозит меня. Настоящий балласт.

Джесс снова встала на месте.

— Да ты заебала! — не выдержав, крикнул я и уже был готов её ударить. — Отцепись от меня и иди сама.

— Том… — Её голос дрожал. — Они мне не нравятся… Почему они там стоят?..

Я смотрел в её мокрые, перепуганные глаза и не понимал, о чём Джесс говорит. Пока не увидел их.

Позади Джесс, поперёк улицы, на главной дороге виднелись два силуэта — маленький, совсем узкий, и огромный, чуть ли не в три раза больше первого — застыли на месте и неподвижно следили за нами. Я сразу понял, что это тот азиат с мулатом. А вот мой двойник… да, стоял позади меня.

Мне обрезали путь с двух сторон. Я в ловушке.

Неудивительно. Когда на тебе висит Джесс и орёт в ухо, это — вполне логичный исход, но я не понимал, почему всё так вообще сложилось. Почему они окружили меня?

— Что тебе надо? — крикнул двойнику и даже отсюда, издалека, в темноте заметил, какой хищный, свирепый взгляд у него был. И не получил ответа.

Он молча шагнул ко мне — азиат с мулатом поступили так же. Ещё шаг. Ещё один.

Джесс приглушённо пискнула, снова вцепилась в меня, держась позади.

Нужно было что-то делать, и срочно. Вариантов немного: сдаться или биться. Первое точно не вариант: эти парни намерены серьёзно и с радостью размажут меня по асфальту — у них это на лицах написано. Драться с ними тоже не хотелось, потому что я был в явном проигрыше. Оставалось самое последнее — бежать. Брать ноги в руки и драпать как можно быстрее, плевав на гордость.

— Эй, Барби, залезай мне на спину, — прошептал я, судорожно следя за тем, как троица в угрюмой молчаливости наступает с каждым шагом. Джесс всё медлила. — Быстрее!

Она неуверенно коснулась моих плеч, пошаркала ногами, запрыгнула мне на спину, вплотную прижалась телом. Я сразу пожалел о своём решении. Не думал, что она окажется настолько тяжелой, а мне с этим грузом ещё бежать придётся! Настоящий балласт. В мозгу зародилось желание сбросить Джесс и побежать одному, но уже было поздно: она так сильно прижалась ко мне и обвила шею руками, что чуть ли не душила меня.

Плевать. Плевать на всё! Главное — убежать.

Каждому из троицы оставалось примерно по пять больших шагов до меня: придётся постараться, чтобы вырваться. Бежать мимо азиата с мулатом — настоящее самоубийство, а вот двойника вполне можно обогнуть, если пробежать по тротуару.

Главное подгадать время.

— Бежать бесполезно, — неожиданно произнёс двойник. Его голос звучал громко и сквозил чрезмерной надменностью и злобой. — Ты можешь только сдаться и наконец-то сдохнуть.

— О, так ты всё-таки умеешь разговаривать… и говорить то, что я уже недавно слышал.

— Хватит. Твоя показушная дерзость тебе не поможет. Ты не сможешь убежать. Из нас может жить только один. Я. — Двойник подходил ближе. Джесс сзади тоже почему-то зашевелилась. Нашла время. — Сдавайся.

Двойник, не отрывая от меня взгляда, демонстративно махнул рукой — это был знак мулату и азиату наступать на меня сбоку, загоняя к ограждению дома, — что-то блеснуло у него на пальце, и я тут же всё понял. На большом пальце он носил кольцо. Моё кольцо. Я был в этом больше чем уверен.

— Что тебе от меня нужно?

Я старался говорить как можно беззаботнее, пока злость и раздражение с каждой секундой окутывали меня всё сильнее и сильнее. Хотелось наброситься на двойника, врезать ему по роже, стереть эту надменную ухмылку, посеять страх в его взгляде… и это бесило ещё больше, до скрипа зубов бесило. И путало. Я видел своё лицо, и казалось, что нет никакого двойника — есть только я один, и ненавижу я сам себя. Сам на себя смотрю с презрением, сам себя боюсь, сам себя виню во всём, что со мной произошло — за то, что живу, как помойная крыса и не могу выкарабкаться из этого дерьма!

Нет…

Нет-нет-нет.

Двойник существовал — он стоял передо мной. И это он шипел мне в лицо:

— Ты мне мешаешь. И я избавлюсь от тебя, как от никчёмного паразита, который…

Он ошарашено отпрянул, закрыв лицо руками, а я под пронзительный крик Джесс: «Беги!» сорвался с места, понёсся вдоль домов на свет фонарей. Позади я слышал голоса, вой Джесс и её движения, но всё это сливалось, смазывалось и ощущалось, словно я был под водой. Я бежал вперёд, к огням, с новой силой, и вся боль и страх теплотой растекались по спине.

Яркий свет. Сухонький старичок. Чьи-то возгласы. Рык машин, светофор, визг тормозов, завывающий сигнал клаксона. Дорога. Дерево. Девушка в синем, тявканье собачонки. Тень, оклик, дерево, забор, дорога. Дверь, яркий свет, лестница, дверь, тридцать восемь, ручка, стук в дверь. Артур. Ковёр. Кровать.

На кровати было так мягко, что казалось, я утону в её блаженстве, задушенный нестерпимой болью: лёгкие словно хлопнулись изнутри, сердце пыталось вырваться из груди, а ноги, сведённые судорогой, ныли изнутри, у самых костей. Назойливо звенело в ушах. Веки сами собой закрывались, согревали глаза и нагоняли ленивую сонливость.

Только я не мог заснуть в этом шуме. Джесс отчего-то стонала и выла, и Артур нервно повторял моё имя, изредка тряс меня за бок.

От очередного толчка в спину я с грохотом повалился на пол и не смог встать: каждая мышца ныла и дрожала, и тело не слушалось.

— Том! Том! — доносились крики Артура, перекрываемые воем Джесс. — Чёрт!

— Больно!

— Потерпи чуть-чуть. Прижми это вот так…

Их голоса становились всё тише и расплывчатей и вскоре совсем исчезли.

***

Я очнулся в кровати. Безмолвную комнату освещал только жёлтый свет настольной лампы, а в воздухе витал запах приторный духов Джесс. Я сел на кровати, но в глазах потемнело, загудело в ушах и болью отдало в спине и ногах. Раскалывалась голова. И как бы я не сжимал её руками, боль всё не проходила.

— Ты как? — тихо прохрипел Артур. Он сел рядом со мной на кровати и протянул бутылку воды. — Будешь?

Вместо того, чтобы открутить крышку и сделать глоток, я приложил бутылку ко лбу и замер, закрыв глаза, — холод приятно морозил кожу и заглушал ноющую боль.

— Что произошло с Джесс? — уже настойчивей спросил Артур.

— А что со мной случилось, тебя не интересует? — отрешённо отозвался я.

— Хорошо. Что с вами обоими случилось? — раздражённо прохрипел Артур. — Почему вы оба в таком ужасном состоянии?

— Мне пришлось пробежать несколько кварталов и пережить кучу неприятных моментов. Я получил огромный стресс.

— А Джесс?

— А она что? С Барби всё было в порядке.

— В порядке?! Ты называешь это в порядке?! — Артур вскочил с кровати, крича во всё горло, но потом замолк и приглушённо зашипел: — Вот посмотри. Это, по-твоему, в порядке?

Я безразлично обернулся в сторону кровати, на которую эмоционально указывал Артур. Джесс спала, укрытая одеялом по пояс: на её бледных щеках и лбу блестела испарина.

— Ты вломился с ней на спине насквозь пропитанный кровью, Джесс тоже вся в крови, совершенно никакая зажимала руку. Это, по-твоему, в порядке?! Ты тут же вырубился, а из её криков и воплей, как ей больно, я понял только, что её кто-то успел задеть! Это чем вообще так нужно было задеть, чтобы сделать рваную рану чуть ли не до кости?! И это ещё неизвестно, нет ли перелома!

Пока Артур нарезал круги по комнате и всплёскивал руками, я обескуражено пялился на пол.

Вот, значит, как… Всё-таки эти ублюдки дотянулись — не до меня, но до Джесс. И раз Артур так психует, ранили действительно серьёзно…

Но как? И когда?

Повезло. Раз так, то сегодня мне очень повезло — я мог умереть целых два раза за день, но практически невредим.

— Что ты молчишь? — повиснув надо мной, прорычал Артур. — Ничего рассказать мне не хочешь?

— Это неважно, Артур, — еле сдерживая улыбку, ответил я. — Сейчас… сейчас нам нужно валить отсюда. И как можно быстрее.

Комментарий к Глава 7. Тот, за кем гонюсь я, — тот, кто гонится за мной

Заглядывай в группу автора, там много чего интересного: https://vk.com/fantasy_life_blog

========== Часть 8. Оба в лодке ==========

Я снова стучу в закрытую дверь. Снова торчу на пороге. Вслушиваюсь в тишину по ту сторону двери и изредка поглядываю на пустой навесной цветочный горшок над порогом соседского дома, который протяжно скрепит и гремит цепями, когда порывы сквозного ветра раскачивают его из стороны в сторону. Почему она мне не открывает?

— Эй, Мия, поверь мне! Я просто хочу поговорить! — кричу в замочную скважину, услышав движение в прихожей.

Это начинает надоедать. У меня же полно свободного времени, которое я с большим удовольствием проведу на крыльце дома. Но больше ждать мне не нужно — дверь открывается.

Мия стоит на пороге и недоверчиво смотрит на меня, не выпуская дверной ручки. Она снова запрётся, если я не то ляпну. И больше не откроет.

— Я с миром, — примирительно подняв руки, спокойно говорю я. — Правда.

— Предлагаешь мне пустить к себе в дом?

Она не перестаёт мерить меня взглядом.

— Ну-у… Можем поговорить и здесь, если хочешь, мне без разницы. Но всё же лучше где-то там, — указываю за спину Мии. — Там атмосфера более… подходящая для нашего разговора.

Мия колеблется. Стоит в нерешимости, не выпускает дверной ручки: то пробегается взглядом по мне, то настороженно осматривает пустующую улицу и молчит. Так же молча она отходит в сторону и жестом приглашает зайти.

Я краем глаза слежу, как Мия закрывает несколько щеколд на двери, и бегло оглядываю кухню, в которой оказался: на столешницах и обеденном столе стоят картонные коробки. Мия совсем недавно собирала вещи, части из которых, видимо, ещё не нашла места, поэтому кухонные полотенца, некоторая посуда и упаковки из-под еды лежат возле коробок.

— Ты куда-то переезжаешь? — не удержавшись, спрашиваю я, когда захожу в гостиную, тоже забитую коробками. Тут уже давно всё собрано, а окна почему-то заколочены досками изнутри. — Вовремя же я к тебе успел наведаться.

— Э… ну да. Вроде как, — сконфуженно бормочет Мия. — Так о чём ты хотел поговорить?..

— О тебе. — Сажусь на диване, убрав с него коробки, и смотрю на Мию. Она растеряно глядит на меня, обхватив локти ладонями. — Ты присаживайся, — пододвигаюсь ближе к краю дивана и хлопаю по сидению, — не надо стоять там в углу. Это же твой дом.

— А, да?.. Спасибо.

Когда Мия осторожно садится рядом на диване, не зная, куда деть свои руки, и явно стараясь не смотреть на меня, я продолжаю разговор:

— Я хочу поговорить о твоих словах в программе с Джей-Джей и…

— Я не хочу об этом говорить, — перебивает Мия. — Я сильно потом настрадалась и теперь понимаю, что сделала большую, просто огромную… глупость.

— Если ты думаешь, что тебе никто не верит, то это не так. Я верю.

Мия робко поднимает на меня взгляд и отчего-то выглядит так, словно готова расплакаться. Нет, её глаза уже мокрые.

— Это не смешно…

— Я серьёзно, — напористо возражаю я. — Я верю тебе, потому что сам увидел нечто похожее. Нечто… непонятное и жуткое. Я чуть не умер и теперь каждую ночь мучаюсь от кошмаров, а днём боюсь абсолютно всего. У тебя ведь так же?

Мия еле заметно кивает. По её лицу видно, что она верит мне, и меня переполняет облегчение. Да, это то, что мне нужно, — понимание. Именно поэтому я искал Мию, хотел встречи с ней — мы похожи и понимаем, что каждый из нас чувствует.

— Послушай, Мия… — Я кладу ладонь поверх сцепленных в замок рук Мии, не даю ней вскочить и вырваться, уверенно продолжаю: — Давай станем партнёрами?

Мия замирает. Смотрит на меня непонимающим, взволнованным взглядом.

— Я имею в виду, что мы похожи, потому что видели нечто непонятное и боимся этого нечто, и лучше, чем кто-либо ещё понимаем, каково это — жить в постоянном страхе. В одиночку жить так страшно. Я вместе… ну, думаю, вместе будет легче, — это поддержка и всё такое… Да и в командной работе мы наверняка больше узнаем о том, что видели.

Мия какое-то время смотрит на меня молча, но вскоре тихо говорит, понурив взгляд:

— Мне страшно тебе доверять… Я… я боюсь, что ты мне сможешь как-то навредить и…

— Зачем мне это делать? — непонимающе возражаю я. — Знаешь, сколько сил, времени и нервов я потратил, чтобы найти именно тебя и встретиться именно с тобой, а не с кем-то ещё? Зачем мне вредить тебе?

Мия виновато пожимает плечами.

— Не знаю… Просто у меня такое чувство, понимаешь? — Она взволнованно смотрит мне в глаза. — Чувство, что ты всех убьёшь… и сам умрёшь.

Эти слова пугают меня и вводят в ступор. Но я, не переставая смотреть на Мию, сжимаю крепче её руки и говорю как можно убедительнее:

— Я никогда так не сделаю. Я никогда не сделаю тебе больно и другим не позволю.

Мия поднимает взгляд, и теперь мы смотрим друг другу в глаза. Долго смотрим. Кажется, Мия ещё сомневается, никак не может решиться и сейчас высматривает во мне подсказку, которая скажет, как ей поступить.

— Пообещай мне это, — с неожиданной уверенностью отвечает Мия. — Пообещай, что не предашь свои слова и меня.

— Обещаю.

Мы оба еле заметно улыбаемся. Я счастлив, потому что теперь я не один. И наверняка Мия чувствует себя так же.

Мия встаёт, предлагает мне выпить чашку чая — я встаю вслед за ней, с радостью принимая предложение… И Мия падает. Падает на сырой холодный асфальт посреди тёмной улицы и, хрипя, зажимает горло. Не сводит с меня молящего взгляда.

Я не понимаю, что происходит, пытаюсь поговорить с ней, разжать её руки, успокоить. Чувствую что-то жидкое и тёплое, слышу удушающий запах железа и только потом понимаю, что все мои руки в крови. Когда Мия неподвижно смотрит на меня стеклянными глазами, а воздух содрогается от злорадного смеха.

В нескольких шагах передо мной стою я. В костюме, в чёрном пальто и с зализанными назад волосами. Нет. Это не я. Это мой двойник. Он игриво вертит перед собой пистолетом, перекладывая его из руки в руку, словно никак не может им налюбоваться, и посматривает на меня исподлобья с хищным оскалом.

— Упс, кажется, я кого-то застрелил, — без толики сожаления говорит он. — Эта штука опасная, да?

— Ты… Ублюдок… — цежу сквозь зубы, из последних сил наблюдая, как двойник играется с пистолетом. Ещё чуть-чуть, и я бы набросился на него. — Зачем ты её убил? Она же ничего плохого не сделала!

— Действительно, Том, зачем ты её убил? Не приставай бы ты к ней, она была бы жива.

— Подонок… Сваливаешь на меня свои грехи?

— На тебя? — со смехом повторяет двойник. — Кажется, ты кое-чего не понял. Тебя нет. Есть только я, и никого больше, понимаешь? Я, — он прикладывает руку к груди, — Том Стив, а ты… — поднимает пистолет и наводит его на меня, — ты будешь следующим.

Раздаётся оглушительный выстрел.

Я нервно дёрнулся, раскрыв глаза, когда почувствовал боль в спине. Лежал на чём-то твёрдом и не мог свободно пошевелиться. Только когда боль утихла, я понял, что лежу не на диване, а на полу, запутавшись в пледе.

Мне не хотелось вставать. Лежал в кромешной темноте, слушал, как тикают часы, и вглядывался в серые окружавшие меня вещи. Темнота душила. Казалось, что комната движется — сужается и расширяется — и кто-то копошится в углу, ждёт, когда я потеряю бдительность и засну. Выпутался из пледа и включил торшер возле дивана — тусклый жёлтый свет заполнил комнату, и она замерла. Нечто в углу тоже затихло. Но тревога никуда не делась.

Что мне теперь делать? Я не знал ответа.

Да, я встретился с Майклом. Но так ничего и не узнал. Да, я нашёл Мию. Теперь она мертва, а я потерял все надежды, которые на неё возлагал. Больше нет никого, кто мог бы понять меня и правда помочь. Я один.

Какой смысл в том, что я снова в Денвере?

После той жуткой ночи… убийства Мии и нападения двойника… я прилетел в Денвер первым же рейсом, тут же, в аэропорте наткнулся на Майкла, который, как оказалось, работает на таможне, и после короткой словесной перепалки в итоге остался ночевать в гостиной у него дома. Но что дальше? Как и раньше Майкл не рад мне. Да, он впустил к себе в дом, когда я этого потребовал, но он намерен в ближайшее время отправить меня в Нью-Йорк.

Здесь что-то поменялось.

Я надеялся, что хотя бы Хлоя будет рада меня видеть — в прошлый раз мы хорошо поговорили по душам, — но когда я во второй раз переступил порог дома Шоу, она смотрела на меня так, будто впервые видит, даже спросила у Майкла, кто я такой. Она не помнила, как мы познакомились. Ещё Майкл мешал нам нормально поговорить. Поспешно отвёл Хлою в сторону, что-то шепнул на ухо и поцеловал в щёку, а меня проводил в совершенно другую комнату подальше от Хлои. Даже не разрешил мне поужинать вместе с его семьёй: принёс мне тарелку и ушёл, закрыв дверь. Так я и сидел в одиночестве, пока все не улеглись спать, а Майкл не выделил мне диван в гостиной для сна.

Тогда-то я и понял, что абсолютно одинок.

Я бросил Артура и Джесс — я признаю это. Но я не хотел ехать вместе с ними в больницу и ждать, пока Джесс осмотрят. У меня не было на это времени. Двойник хотел убить меня. Я должен был немедленно уехать из Ланкастера.

Сейчас я не знал, где Артур и Джесс и что они делают. Да это уже и неважно: наши натянутые отношения лопнули.

Я облокотился на подоконник и хотел посмотреть, что творится за окном, но ничего не видел: тёмная улица расплывалась перед глазами чёрно-жёлтым пятном, а горло сжимало изнутри. Почему?.. Почему всё это происходит именно со мной? Почему я не могу жить так же, как другие, спокойной тихой жизнью, без убийств, больниц, крови и кошмаров? Что я сделал, чтобы заслужить такое? Чем провинился в прошлой жизни, перед богами, духами да хоть чем угодно?! Что мне с этим делать?..

Я плакал. Тёплые, влажные слёзы стекали по щекам и крыльям носа, щекотали ноздри, бежали дальше по губам и подбородку. Я чувствовал их солоноватый вкус, не мог сглотнуть ком в горле и сделать вдох: лёгкие сжимало изнутри, и я не мог издать ни звука. Я плакал, и мне становилось легче. Страх, ненависть, горе, зависть, отчаяние — всё это выплеснулось наружу.

Я остался пуст.

Ничего не слышал и не чувствовал. Только сидел на полу, прижавшись к подоконнику, и уставшим, мыльным взглядом смотрел на ворсинки ковра… Пушистые… мягкие… местами потускневшие… с маленькими, еле заметными пылинками и крошками… Наверное, тут кто-то ел печенье…

Интересно, как давно я у себя не убирался?.. Всё как-то не было времени. Надо будет обязательно пропылесосить, пыль протереть, вещи постирать… их там наверняка с гору накопилось… И плесень вывести надо будет. Да, обязательно…

Не знаю, сколько я так сидел, размышляя ни о чём, пока отчего-то не вспомнил чёрный силуэт, вспомнил, как бежал прочь от Артура, вспомнил кошмары, мучавшие меня. Вспомнил — и тревога окутала меня.

Что это? Человек? Сверхъестественное существо? Моя фантазия? Откуда взялся этот двойник и почему он хочет убить меня? Я не мог дать ответа. У меня были кусочки пазла, которые никак не складывались в одну картину. Чего-то не хватало. Я не был уверен, что тот чёрный силуэт не ночной кошмар. Всё моё расследование — сущий абсурд: уцепился за этих дурацких инопланетян, хотя никогда не верил в такую глупость. Только снова и снова видел перед глазами одно и то же и зарисовывал на листке.

Я взял с телевизионной тумбы восковой мелок и блокнот — на одной его странице были разноцветные человечки, а на другой выведены какие-то цифры с мелкими подписями — сел на постели, перевернул лист, коснулся чистой бумаги. Слабо давя на мелок, повёл кистью вверх — раздалось тихое шуршание, и на листе появилась ровная серая линия. Ещё движение — новая линия.

Загипнотизированный этим еле слышным шуршанием бумаги, я выводил прямые, ломаные, волнистые линии — появлялся рисунок. Линии переплетались, пересекали друг друга, создавали замысловатые узоры, но в них я видел одно: человеческий силуэт, с длинными руками и без лица. Он дребезжал, таращился на меня и молчал. Ждал чего-то.

Что ему от меня нужно? Почему он смотрит на меня и всё чернеет, чернеет, чернеет? Насмехается надо мной.

— Что ты делаешь с моей семейной бухгалтерией? — раздалось за спиной.

Вздрогнув от неожиданности, я случайно перечеркнул рисунок и обернулся, схватившись за сердце. Какого чёрта он так тихо подкрался?!

— Отдай её, — невозмутимо повторил Майкл.

— Кого?

— Ясно. — Майкл упёрся локтем на спинку дивана, потянулся вперёд и, выхватив у меня блокнот, сказал: — Вот это — моя семейная бухгалтерия. Я туда все расходы записываю. — Он критически осмотрел листы. — А ты мне тут всё изрисовал.

— Если что, тут и до меня было нарисовано.

— Уже неважно, — выдохнул Майкл и положил блокнот рядом с телевизором. — Почему не спишь?

— Да так, бессонница…

Майкл глухо помычал, кивнув головой.

— Ясно. Видимо, у меня сегодня тоже. — Майкл окинул меня критическим взглядом. — Ладно. Пойдём на кухню.

Он неспешно прошёл мимо меня, замер на проходе и, дождавшись, когда я выйду из комнаты, погасил свет в гостиной и зажёг на кухне. Жестом указал мне садиться за стол, а сам поставил чайник кипятиться.

— Что, устроим ночное чаепитие? — ухмыльнулся я, заметив, как Майкл достаёт из кухонного шкафчика коробку чайных пакетиков.

— Я буду, а ты — нет, — сказал он и из другого шкафа выудил пачку хлебцев и сахарницу. — Если не хочешь.

— Нет, я буду. Это я просто так сказал… к слову пришлось.

Майкл снова глухо помычал, только протяжней, чем в прошлый раз. Приглушённо забулькала вода, и Майкл, подняв клубящийся паром чайник, разлил кипяток по кружкам. Аккуратно, без стука, поставил их и сахарницу на стол, рядом бросил пачку хлебцев и, со вздохом подтянув штанины пижамы, уселся на стул рядом со мной.

Пока мой чайный пакетик медленно окрашивал воду в буро-коричневые разводы, я наблюдал за Майклом. Он взял сахарницу, наклонил её над кружкой — сахар с тихим шебуршанием посыпался в горячую воду, но вскоре перестал. Я уже потянул к ней руку, ведь пришла моя очередь, но Майкл, снова наклонил сахарницу, засыпая новую порцию к себе в кружку.

— На зубах ничего хрустеть не будет? — не удержавшись, спросил я.

Когда Майкл взял сахарницу в руки, она была полная, сейчас же песка в ней было меньше половины.

— Нет. Всё же размешалось, — в который раз вздохнув, ответил Майкл. Ему явно не хотелось со мной разговаривать.

— Ясно. — Всё, что я мог ответить.

Наступила тишина, давящая, неловкая, настолько безмолвная, что ход часовых стрелок в гостиной, глотки чая и редкий скрип стула Майкла казались оглушительными. И опять мы сидим. Молчим. Вот зачем он позвал меня сюда? Думает, что я у него что-нибудь украду? Да сдалось мне его барахло. Своего хватает. Главное, чтобы он не видел и не слышал, как я недавно рыдал…

— Зачем ты вернулся? — с внезапной серьёзностью спросил Майкл. Он — слишком уж мрачный для того, кто распивает ночью чай, — сидел, откинувшись на спинку стула, и одной рукой задумчиво крутил кружку на столе. — Я просил тебя здесь не появляться, но ты меня проигнорировал.

— Я же сказал, что хочу всё узнать.

— Что значит твоё «всё»? — напористо перебил меня Майкл. — Что ты собираешься делать, когда узнаешь? Так сложно успокоиться и жить, как раньше?

Я молчал и отрешённо смотрел на обручальное кольцо на пальце Майкла.

— Я не знаю… — честно ответил я. — Я уже совсем не понимаю, что происходит и что мне стоит сделать. Я… я был в Ланкастере, хотел встретиться с одной девушкой и встретил там своего двойника. — Рука Майкла замерла. — Он хотел убить меня и… за один вечер он отобрал у меня всё… мои надежды и ценную память о прошлом.

Я замолк, и кухня погрузилась в прежнюю давящую тишину. Только через какое-то время Майкл глубоко вздохнул и тихо, будто самому себе, сказал:

class="book">— Зря. Очень зря. Том. — Я посмотрел на Майкла и увидел его подавленное выражение лица. Он выглядел спокойным, но я чувствовал, что он мысленно проклинает меня: — Ты зря это сделал. Ты не должен был лететь в Ланкастер, а потом сюда, да ещё и ко мне: у этих городов есть глаза, и они пристально следят за тобой, а теперь, возможно, и за мной. Понимаешь? Ты сейчас меня очень подставил.

— Нет, я не понимаю, — упёрто ответил я. — Я не понимаю, что плохого я сделал, чтобы подставить тебя, и не понимаю, почему ты мне ничего не говоришь.

— Я это делаю не только ради себя, — повысив, голос сказал Майкл, — но и ради тебя тоже. Если бы ты не шлялся, где не надо, а жил, как и раньше, в своём Нью-Йорке, всем было бы гораздо лучше.

— Заткнись! — крикнул я, стукнув кулаком по столу. Тихо брякнули ложки, а за края моей кружки пролилось немного чая, к которому я так и не притронулся. Но меня это не волновало. Я отчаянно кричал на Майкла: — Хватит учить меня, как поступать! Если бы я не то, если бы я не это — я сам могу решать, что мне делать, и не один только я во всём этом виноват! Я не сделал ничего плохого, чтобы меня за что-то попрекали!

— Хватит, — повелительно скомандовал Майкл.

— Нет, не хватит! Почему я должен всё это выслушивать и держать в себе?! Думаешь, я хотел, чтобы кому-то было плохо?! Чтобы умерла Мия, Джесс попала в больницу, чтобы Артур меня ненавидел?! Думаешь, я сижу по вечерам за чашкой чая и думаю, что вот, надо бы к Майклу ввалиться, ему нагадить и свалить в закат?! Я делаю, что считаю нужным, потому что не знаю, как мне стоит поступить. Я ничего не знаю, понимаешь?

Я опёрся локтями на стол, и закрыл лицо руками, звучно и глубоко дыша, — ещё чуть-чуть, и я был готов разрыдаться. Меня трясло, и я никак не мог успокоиться.

— Ты прав, — тихо сказал Майкл. — Не из-за одного тебя всё так произошло. Мы все тут постарались. Только нельзя пускать всё это на самотёк, понимаешь? Тебе нужно вернуться домой, успокоиться и постараться вернуться к прежней жизни. Согласен? — Я ничего не ответил, даже не пошевелился. — Завтра я достану тебе билет до Нью-Йорка, а сейчас тебе нужно отдохнуть. Хорошо?

Я еле заметно кивнул, но Майклу этого было достаточно, чтобы встать со стула и предложить разойтись по кроватям. Как же паршиво понимать, что, если ты никуда не высовываешься, всем от этого будет лучше.

Я тихо встал, когда Майкл, вымыв кружки и поставив их сушиться, выключил воду и подошёл ко мне — тогда-то я и заметил, как он еле заметно улыбнулся, словно натянул приветливость на лицо. Он просто хотел от меня побыстрее отделаться. Он вышел за мной следом из кухни, щёлкнув по выключателю, и застыл на месте: ждал, пока я залезу под одеяло. Я специально повернулся к нему спиной и коротко хмыкнул.

Разглядывая в сумраке шероховатую ткать дивана, я слушал тиканье часов и ждал, когда Майкл наконец уйдёт.

— Долго ещё стоять тут будешь? — проворчал я.

Ответом мне была безмолвная тишина.

Полежав ещё немного, но так и не дождавшись ухода Майкла, я отбросил одеяло и приподнялся на локти с ворчанием:

— Ну что тебе нужно? Может уже уйдё…

Кроме меня в комнате никого не оказалось. А я ведь даже не слышал, как и когда он ушёл… Словно в темноте растворился. Я измождено плюхнулся на подушку и закрыл глаза.

Только заснуть всё равно не смог.

***

Я тихо закрыл за собой дверь, оглядел припорошенную снегом улицу и, выдохнув клуб пара, сошёл с крыльца дома.

За всю ночь я ни разу не сомкнул глаз, а наутро начался полный кавардак: Катти устроила истерику, потому что не хотела идти в школу, но Майкл, чмокнув Хлою в щёку, чуть ли ни на руках вынес кричащую девочку на улицу. Только тогда в доме всё затихло. Пока Хлоя убирала со стола завтрак, я обессилено валялся на диване, чувствуя, что наконец-то смогу поспать… но проснулся уже через сорок минут. Как бы ни ворочался и ни накрывался одеялом, сон не шёл.

Бесцельно лежать мне не хотелось — всегда от этого в голову лезли дурные мысли, — а Хлоя, которую я нашёл на втором этаже на мой вопрос, не нужна ли ей помощь, что-то быстро печатая за компьютером, помахала кистью руки в воздухе и, не отрываясь от монитора, пробормотала:

— Мамочка сейчас очень занята, милая. Иди лучше погуляй.

Собственно, я так и сделал.

Я шёл по пустой тихой улице, изредка вздрагивая от прохладного порывистого ветра. Вокруг — гробовая тишина. Я всю свою жизнь провёл в Нью-Йорке, где все постоянно куда-то спешат и что-то делают, а здесь всё так неспешно и тихо, что кажется, город просто вымер. Даже центральные улицы Эстес Парка выглядели серыми, узкими и совершенно скучными, что, наверное, типично для всех горных городишек. Несколько часов я бродил по магазинным лавкам и улочкам, зачем-то на последние деньги купил себе целый пакет безделушек, сидел на лавочке и наблюдал за незнакомцами, занятыми своими делами, подкрепился в скромной кафешке семьи Коперов.

На обратном пути, когда меня уже начинала угнетать местная тишина и размеренность, меня кто-то окликнул.

Это был пожилой индус — уже совсем сгорбленный седой старик. Он сидел на лавочке и опирался на костыль между ног. Когда он сказал: «Молодой человек, можно вас на минуточку?», мне хватило мимолётного взгляда, чтобы понять, что он обращался именно ко мне — так пристально уставилась на меня пара серых, почти прозрачных глаз со старчески опухшими веками. Недоумевая, я подошёл к старику.

— Скажите мне, молодой человек, — причмокнув губами, медленно проговорил он, не сводя с меня взгляда, — вы ведь не местный?

К чему этот вопрос и стоит ли на него вообще отвечать? Я не знал. Но долго стоять и молчать, удивлённо уставившись на старика, не хотел, поэтому достаточно быстро согласно кивнул. Старик тут же улыбнулся, оголяя свои кривые жёлтые мелкие зубы и, грозя мне сморщенным пальцем, сказал на распев:

— Я знал это, молодой человек. Я всех в городе знаю, а вас впервые увидел. Переехали к нам?

— Нет, я… У меня тут дальние родственники живут… Навестить приехал.

Старик понимающе покачал головой.

— Родственники — это хорошо… И к кому же это вы, молодой человек, приехали?

Вот я и попался. Ну кто за язык тянул про родственников ляпнуть?! Про Шоу говорить абсурдно — если Майкл об этом узнает, то наверняка мне голову оторвёт, — а больше я здесь никого и не знаю. Но если я не выкручусь, этот приставучий старик заподозрит меня во лжи. А оно мне совсем не надо.

Я уже был готов просто убежать от бледно-серых глаз, которые с прищуром смотрели на меня, пока в мыслях всё путалось и мешалось. Все звуки вмиг замолкли, и яркой вспышкой в памяти вспыхнула фамилия, почему-то показавшаяся очень знакомой; я без раздумий выпалил её:

— Копер. Семья Коперов.

— Коперы? — Старик в раздумчивости потер выдающийся подбородок. — Не знал, что у Джонатана есть такой родственник.

— Просто мы очень, очень дальние родственники. Он мне троюродный дядя по материнской линии, так что…

— Как любопытно! А как вас, молодой человек, зовут?

— Э… Эрик Брайан.

— Чудесно. Рад знакомству, мистер Брайан. А я Оскар Хант. Будем знакомы.

Он протянул мне дряблую сморщенную руку и выжидающе посмотрел на меня. Не знаю почему, но меня бросило в дрожь, и внутренний голос настырно твердил, чтобы я смывался от этого старика, да побыстрее.

— Простите, — затараторил я, демонстративно тряхнув пакетом, — но у меня руки заняты.

— Можете поставить пакет на лавочку. — Оскар кивнул в сторону, показывая свободное место.

— Э… нет. Мне нужно спешить: бегаю с поручениями, все дела… Время уже много, наверное, надо бежать. — Я мелкими шажками отдалялся от лавочки. — Извините. Рад был знакомству! Как-нибудь, может быть, ещё пересечёмся!

И, отвернувшись от застывшего в изумлении старика, поспешил прочь.

Уже вечером меня ждал сюрприз от Майкла: стоило ему перейти порог дома и молниеносно подойти ко мне, меня уже затащили в гараж и прижали к стене за грудки.

— Ты сегодня выходил на улицу? — сквозь зубы процедил Майкл. Он был явно в плохом расположении духа. — Выходил?

— Нет.

Говорят, если ты ведёшь себя расслабленно, то люди лучше тебе верят… только если эти люди не Майкл, повисший над тобой и вжимающий тебя в стену до боли в спине. Я не хотел говорить правду, потому что чувствовал, что ответ «да» ничего хорошего не сулит, но по лицу Майкла, тому, как он выдвинул нижнюю челюсть, сжал губы и сверлил меня взглядом, я понял, что он видит меня насквозь.

— Врёшь ведь, — с неожиданной спокойностью сказал Майкл и отстранился.

— И что с того? — возникнул я, наблюдая, как Майкл треплет свои волосы и медленно шагает взад-вперёд рядом с машиной. — Я же тебе не заложник и могу выйти на улицу, когда захочу.

— Да, не заложник, — пробормотал Майк и, резко развернувшись ко мне, закричал: — Но зачем разговаривать, с кем не надо, да ещё так неумело врать?! У тебя совсем мозгов нет, что ли?!

Я смотрел на рассерженного Майкла и не понимал, что сейчас происходит.

— О чём ты говоришь?.. О том старике?

— Да, о том старике, — рявкнул Майкл. — Какой дальний родственник Копера? Какие вообще родственники у Джонатана, которого даже не существует в этом городе?!

Страх. Вот, что окутало меня. А я наивно надеялся, что выкрутился из той щепетильной ситуации. Но подумаешь тот старик — меня больше волновало другое.

— Откуда ты вообще это знаешь?..

— Мне сказали. Это же очевидно. — Майкл никак не мог успокоиться, и всё накручивал шаги возле машины. — Вот прям хочется взять какую-нибудь арматуру… — Майкл рывком повернулся ко мне, замахнувшись рукой, — и забить тебя до смерти.

— Да что я тебе вообще сделал? — перепугано вскрикнул я. — Подумаешь, какому-то старику соврал…

— Подумаешь?! — перебил Майкл. — Какому-то старику?! Да ты не старику соврал, а ты меня почти похоронил живьём! А всё потому, что мелешь то, чего не знаешь, и лезешь туда, куда не нужно!

— А с какой стати я должен ограничивать себя ради других?! Я имею полное право ходить, где хочу, и разговаривать, с кем хочу!

— Да как ты не понимаешь?! Больше нет своих и чужих, всё, мы теперь в одной лодке. — Из Майкла вырвался короткий нервный смешок. — Мы оба по уши в дерьме.

========== Глава 9. Я уже всё знаю о тебе ==========

Ноги коченели от соприкосновения с ледяной ванной, а плечи обжигала струя горячей воды. От её умиротворяющего журчания и прохлады в комнате по оголённой мокрой коже бежали мурашки — я стоял с закрытыми глазами и, изредка вздрагивая, чувствовал себя, как в невесомости, одновременно пронизывающей холодом и согревающей жаром.

Хорошо…

Под душем мне всегда удавалось расслабиться: вода смывала тяжёлые мысли, очищала разум, поднимала настроения и даже иногда подкидывала новые идеи… но не сейчас. Как бы мне ни хотелось этого признавать, в глубине души я понимал, что, сколько бы ни стоял так, тревога не уйдёт. Не в этот раз.

Даже с закрытыми глазами я видел события прошлого — всё то, что хотелось забыть сильнее всего. Печально-обиженное лицо Артура, упрёк в его глазах. Взвинченная, плачущая Мия. Её бездыханное тело, под которым всё больше и больше растекается багровая лужа крови. Побледневшая, с испариной на лбу Джесс, укрытая по плечи одеялом. И изуродованное ненавистью лицо двойника, его хищный оскал и едкие слова, которые он сквозь зубы цедил мне в лицо. Неужели всё это случилось из-за меня? Неужели я один во всём этом виноват? Я не хотел отвечать. Потому что в глубине души уже давно знал ответ.

Всё, чего я хотел, — узнать, что со мной произошло ночью в горах Колорадо. Разве я многого просил? Я всего лишь хотел встретиться с Мией, поговорить с ней. И встретился… но какой ценой. И какую цену я заплачу за то, что теперь Майкл будет жить у меня под боком, и всё из-за того, что я случайно столкнулся с каким-то стариком и соврал ему?

Майкл мне не нравился — он скрытный и многого не договаривал, — но мне по-человечески его жаль. В каком-то смысле я разрушил его мирную семейную жизнь. Ставал ком в горле, когда в памяти всплывало его расставание с Хлоей: они разговаривали наверху, в своей спальне — я не мог разобрать слов, но по одним только интонациям понимал, что они чуть ли ни ругались. А потом всё затихло. Они спустились — он с дорожной сумкой в руке, она плелась за ним, вся поникшая и опухшая от слёз, — Майкл объявил, что мы уходим, поцеловал Хлою на прощанье в макушку, что-то прошептав в волосы, и вышел на улицу. Я тоже попрощался — она молчаливо отвернулась, не проронив ни слова.

Гадко на душе.

Майкл сказал, что Хлоя уедет к родителям, а нам стоит найти укромное место, чтобы переждать… что-то, чего опасается Майкл. Он выбрал мой дом. Как по мне, логичней было бы поселиться в каком-нибудь далёком городишке, а не в мегаполисе, но он был категорически против: видимо, решил затеряться в толпе.

Залечь мы залегли… но что дальше? Если есть проблемы, то нужно их решать, а не пытаться раствориться в пространстве — только я без понятия, что делать, а Майкл бездействовал. Возможно, он и сам не знал, как поступить. Вёл себя так, будто ничего не случилось, пытался кого-то убедить, что всё под контролем. Это глупо. Кого он обманывал? Меня? Я не маленький ребёнок и понимал, в каком мы положении. Начинал понимать. Возможно, Майкл пытался обмануть себя, чтобы успокоиться — это его дело, пусть поступает, как хочет, но почему от этого должен страдать я? Как можно доверять человеку, который скрывает от меня что-то очень важное? Я этого не понимал.

Я глубоко вздохнул и, открыв глаза, повернул скрипучий вентиль — вода затихла и теперь только редкие капли глухо разбивались о ванну. Кап. Кап. Кап. Я взял тряпку и, прежде чем вылезти из ванной, хорошенько протёр плитки на стене от воды и осевшего пара — если от сырости появится плесень, то мне несдобровать. На одной из плиток я заметил засохшую чёрно-рыжую гадость. Видимо, ещё с того раза, когда я решил смешать желе с чёрной краской… До сих пор поверить не могу, что я творил такую глупость: я так ничего и не вспомнил, зато долго и мучительно всё оттирал, и около двух дней моя ванная комната воняла краской и апельсиновым желе, которое я теперь ненавижу.

Когда убедился, что насухо вытер абсолютно каждую плитку, я вылез из ванной, обтёрся полотенцем, неспешно оделся и вышел из ванной, выключив за собой свет.

В коридоре стояли два мусорных пакета, от которых несло кислятиной. Впрочем, этот запах впитался в каждую вещь в доме, и даже спустя полчаса проветривания ничего не изменилось. Надо же было забыть выкинуть мусор и оставить его тухнуть почти две недели!

Сейчас был самый разгар уборки, потому что не то что жить, находиться в вонючем и захламлённом доме — удовольствие не из приятных, да и неловко как-то… но после того, как я убрался на кухне, собрал стухшие продукты и отмыл всю посуду от остатков еды, я не мог отделаться от желания смыть с себя чувство этой мерзкой гадости. Оставалось выкинуть мусор — и можно идти убираться в спальне.

Я поднял мусорные мешки, подошёл к входной двери, но замер, вслушиваясь в звуки. Как-то слишком тихо… Я заглянул в гостиную: там должен был сидеть Майкл, внезапно вызвавшийся выгрести оттуда весь мусор.

— Ты вроде бы вызывался вытереть пыль, а не в вещах моих рыться, — цыкнув, сказал я, когда заглянул в гостиную.

Так и знал, что одного его оставлять нельзя, потому что он сидел возле дивана на полу, окружив себя стопками книг и журналов с полки, и с любопытством листал какой-то альбом.

— Разве первое без второго возможно? — не поднимая взгляда, непоколебимо спросил Майкл и перевернул страницу. В тот момент я еле сдержался, чтобы не стукнуть его мусорным пакетом. — Это твой фотоальбом? Хотя тут больше всяких рисунков и вырезок из журналов.

— Дай посмотреть.

Я сел рядом с Майклом и взял альбом. На развороте был большой коллаж: к плотному листу бумаги бережно приклеены вырезки из журналов с фотографиями скейтбордов самых различных форм и раскрасок. В детстве я очень хотел один из таких, но мне наотрез отказывали покупать даже самый дешёвый, поэтому приходилось любоваться досками в журналах и выклянчивать покататься у ребят.

— Где ты это отрыл? — с толикой смущения спросил я.

— На полке. Под кучей журналов.

Я уже и забыл, что в детстве вёл журнал о своей жизни для себя из будущего. Так неловко и волнительно мне ещё никогда не было: даже страшно представить, что я понаписал в этом журнале.

Я перевернул страницу — на разворот приклеена пара пожелтевших фотографий. На одной была полная женщина в платье в горошек и с огромным пучком на голове, а вокруг неё толпилось трое детей — кто-то выше неё, кто-то ниже, — и все со счастливыми лицами обнимали её. Я тоже был там: стоял поодаль и натянуто улыбался, чувствуя себя не в своей тарелке. А на втором снимке я стоял уже гораздо ближе, потому что меня к ним подтащил широкоплечий парень; он задорно улыбался и, закинув руку мне на плечо, трепал мне волосы. «Чего жмёшься в сторонке? Иди сюда!» — так сказал он мне. Тогда мне было лет четырнадцать.

— Это твоя семья? — раздался голос Майкла возле уха.

Чёрт, я почти забыл, что он сидит рядом со мной и не без любопытства разглядывает фотографии. Хорошо, что не успел пустить сентиментальную слезу, вспоминая былые деньки, — представляю, какой бы это был стыд.

— Ну… можно и так сказать, — ответил я как можно безразличнее и незаметно сглотнул подступивший к горлу ком.

Мне не хотелось разговаривать с Майклом обо всём этом, так что я закрыл альбом и встал, желая поскорее вернуться к уборке. Но Майкл был явно другого мнения.

— А вот здесь… — Он снова взял альбом и открыл его ближе к началу, где тоже была фотография. — А тут кто? Вот это же ты?

Молодые мужчина и женщина сидели на диване, тепло улыбались в камеру и держали на коленях мальчика, увлечённо рассматривающего игрушечную машинку.

— Да какая тебе разница? — Я правда не хотел об этом разговаривать, и не нашёл ничего лучше, чем гаркнуть на Майкла и отобрать альбом. — Тебя это не касается.

Майкл был явно ошарашен: смотрел на меня снизу вверх удивлённым пристальным взглядом и не сразу сказал:

— Я просто спросил. Зачем так реагировать?

— Наверное, затем, что ты спрашиваешь и непременно ждёшь ответа, а когда я у тебя что-то спрошу, всегда отмахиваешься и отнекиваешься? — крикнул я, размахивая рукой. Всё, меня уже было не остановить. — Или ты думаешь, что единственный имеешь право задавать вопросы?

— Так все твои вопросы только об аварии! — начал закипать Майкл, хотя и старался говорить спокойно. Он встал, уставившись на меня. — А я говорил, что не буду ничего об этом говорить. Так что не веди себя, как малолетняя девчонка.

Что, простите? Малолетняя девчонка? Я даже замолк, не сразу найдя, что ответить.

— Кто бы говорил, — фыркнул я. — Сам этот цирк с расспросами начал, и сам остался в дураках. Я ничего и никогда не стану рассказывать о себе человеку, которому не доверяю.

Майкл хмыкнул.

— Да пожалуйста, не рассказывай. Я сам всё узнаю. — Он махнул тряпкой в сторону полки, говоря: — Стоило мне разобрать эту полку, и я уже знаю, что ты поклонник Майкла Джексона, собираешь журналы о викторианской Англии и интересуешься скейтами. А я в этом доме даже пару часов не провёл. — Он ехидно улыбнулся, довольный моим ступором. Спиной отошёл к письменному столу, захламлённому бумагами, и взял первый попавшийся листок. — А что я узнаю, если посмотрю, что есть на этом столе? Жуткие истори про парня, оказавшегося в поле, странные шарики в ушах, свечения, НЛО… — Он говорил это, даже не взглянув на него. Уже всё прочитал, ублюдок. — А здесь что? Ты такой же рисунок в моей семейной бухгалтерии вытворил. — Майкл довольный показал мне тетрадный лист, исписанный чёрной ручкой. Увидев его, я замер. — Правда, всё никак не пойму, что это такое: человек, шар или ещё что?

— Положи на место, уёбок… — процедил я сквозь зубы, не в силах сдвинуться с места.

Мне хотелось прибить его чем-то тяжёлым, чтобы он наконец закрыл свой поганый рот.

— Чёрный… Мокрый и склизкий… Похож на желе или пудинг… Мелко дрожит… — щурясь и вертя лист в руках, читал Майкл мои записи. Посмотрел на меня исподлобья. — Лучше не буду это комментировать. О, тут ещё что-то есть! — Он повернулся ко мне боком, чтобы было больше света от окна, и сосредоточенно уставился на лист, то отдаляя, то приближая его к лицу. — И… ино… Чёрт возьми, ну и почерк у тебя конечно. Это же «я», да?

Я не отвечал. Сорвался с места, хотел вырвать листок, но Майкл опередил меня и поднял его над головой.

— Ага, она самая. Значит это у тебя «инопланетянин». Чёрный, склизкий и дрожащий.

— Заткнись и отдай мне этот блядский лист! — проорал я во всю глотку. — Кто ты такой, чтобы так разговаривать со мной в моём доме?! Решил, что самый здесь умный?! Да ничего ты обо мне не знаешь, понял?!

Майкл замолк и присмирел. Этого было достаточно, чтобы вырвать листок из его рук, небрежно пихнуть в сторону и собрать со стола все распечатки, связанные с моим расследованием, в стопку.

— Я поступил некрасиво, признаю это, — раздался спокойный голос Майкла у меня за спиной, — но и ты неправ. Я не отвечаю на твои вопросы, не потому что так хочу, а потому что так будет лучше для нас обоих. Я же уже говорил об этом. Но… я не хочу, чтобы мы всё время вот так вот ссорились. Раз уж мы попали в обстоятельства, где нужно доверять друг другу, то… для нас единственный выход, который я вижу, — это разговаривать. Рассказывать что-то о себе. Говорить о приятном и неприятном. Так мы лучше поймём друг друга… по идее.

— Чудно, — проворчал под нос я, складывая бумаги в стол. — И что с того?

— Я предлагаю рассказать немного о своей семье, — сказал Майкл и после продолжительного молчания настойчиво прибавил: — Расскажешь?

Я удручённо вздохнул. Семья — последнее, о чём бы я хотел разговаривать. Как можно говорить о том, чего нет?

— Та женщина в кругу детей — моя приёмная семья, — нехотя затараторил я, — а на той фотографии, где я совсем маленький, — мои настоящие родители. Так получилось, что мой отец рано умер, а мать лишили родительских прав, а потом я попал в приёмную семью и рос там, пока не стал совершеннолетним и начал жить отдельно. Доволен?

— А ты общаешься с кем-нибудь из них?

— Да что ты ко мне пристал? Я же всё, что нужно, рассказал.

Я недовольно повернулся к Майклу, который сел на спинку дивана и накручивал тряпку для пыли на палец. Он посмотрел на меня жалостливым взглядом. Ну за что мне эта пытка?

— Нет, — ответил я и снова отвернулся к столу, чтобы не видеть лица Майкла. Начал перекладывать вещи с места на место просто для видимости работы.

— Почему нет? — не отставал Майкл.

— Не знаю, — на выдохе ответил я. — У меня что с теми, что с другими были не самые тёплые отношения, и я всегда был больше сам по себе, так что… Да и не знаю я, что там с ними.

— Хочешь их увидеть? — Я не знал, что сказать, потому что никогда над этим не думал. — Мне своих иногда хочется.

— И в чём проблема? С ними что-то случилось?

— Да нет, всё с ними нормально: живут во Флориде припеваючи. Но все наши встречи как-то не очень хорошо проходят… — Я через плечо покосился на Майкла: он не отрывал глаз от тряпки, которую теперь уже раскручивал с пальца. — Просто три года назад я попал в аварию: ехал в проливной дождь ночью по серпантину, который проходил мимо обрыва, и столкнулся с другой машиной. До сих пор не знаю, кто там был виноват, но мы оба слетели с дороги и прямо вниз по скале… Тот водитель погиб на месте, а я получил кучу переломов и полную амнезию. Я забыл вообще всё — все двадцать девять лет безвозвратно исчезли. Я был в шоке, когда очухался и узнал, что у меня, оказывается, есть жена, дочь, счёт за лечение и ещё предстоят месяцы реабилитации. Но мне было легче принять всё это, чем родителей, которые падали в обморок от каждого моего чиха. Эта гиперопека так бесила, что я потом просто взял Хлою с Катти и свалил в Колорадо… И сколько бы мы потом ни встречались, всё заканчивалось одним и тем же. — Майкл запнулся и покачал головой. — В общем, всё довольно сложно. Вроде хочется с ними наладить отношения, но что-то не получается.

Когда Майкл рассказывал о себе и своей семье, у меня всё сжалось в груди. Но я ничего ему на это не сказал. Только буркнул, что пора вернуться к уборке, поднял мусорные мешки с пола и вышел прочь из дома.

***

Прошла неделя и… признаюсь честно, я не представлял, что мы с Майклом сживёмся. Но мы сжились. Я думал, что он не даст мне покоя: всё время будет вынюхивать что-то из моей личной жизни, без спросу рыться в моих вещах и вообще разрушит весь распорядок дня, к которому я привык за годы одиночества. Но он больше не вёл себя так, как в прошлый раз. Да, он невероятно любопытный — ему интересен Нью-Йорк и то, как я живу, он сдружился со всеми соседями, которых я даже знать не знал, — и это ужасно бесит!.. Но в моей жизни как будто ничего не поменялось. Даже режим дня.

Этот Майкл, он словно тень: он как бы был, но зачастую я этого даже не замечал. Я ложился спать во столько, во сколько ложился всегда — я до сих пор не знал, когда Майкл шёл стать, хотя делал он это явно позже меня, и раньше меня вставал, — и день мой проходил так же, как всегда: в тишине и перед телевизором. Можно подумать, что мы совсем не разговаривали, но, к моему удивлению, всё наоборот: у нас, как оказалось, много общих тем для разговора — он тоже любил ток-шоу и всякие откровенно глупые программы по типу «Wipeout»{?}[игровое шоу, в котором участники соревнуются в прохождении «самой большой в мире» полосы препятствий

] и так заразительно над всем этим смеялся, что я тоже начинал смеяться до боли в животе, — да и вообще, проводить с ним время оказалось достаточно приятно. Но… всё то время, что мы проводили вместе, так мимолётно и незаметно, словно ничего такого и не было. Искренен ли со мной Майкл? Не знаю. По крайней мере, я с ним точно был искренен.

Тогда почему в моей жизни ничего не поменялось?

Хотя нет. Вру. Кое-что поменялось. Я уже несколько ночей подряд не видел кошмаров, которые раньше видел постоянно. Но вряд ли в этом есть заслуга Майкла.

Когда вернулся домой, я решил, что нужно прекращать с расследованием. От него один только вред. Из-за этого чёртового расследования погибла Мия, поранилась Джесс, а мы с Артуром рассорились и больше не общаемся. И всё за какие-то пару месяцев. Я решил, что мне больше не нужно продолжать всё это, и однажды собрал все свои заметки, рисунки, распечатки и сжёг их на заднем дворе, и все ненужные файлы с компьютера удалил — уничтожил всё, что хоть как-то было связано с расследованием. Мне стало легче. И теперь я возвращался к нормальной, спокойной жизни.

А чтобы жить — нужно работать. Как минимум, потому что свободных денег на существование у нас с Майклом уже не осталось. Поэтому я решил прибегнуть к способу, который всегда работал на «ура».

Я толкнул увесистую дверь, над которой красовалась синяя вывеска с белыми буквами «АГЕНТСТВО ПО ГРУЗОПЕРЕВОЗКАМ» и под дребезжащий звон колокольчика прошёл в холл. Из стойки регистрации вынырнули две женские головы, недавно над чем-то дружно смеявшиеся, одна из которых принадлежала Нэнси, стройной девушке с длинными белоснежными дредами.

— О-о-о, — наигранно и вальяжно протянула она, вставая с места, — вы только посмотрите, кто это к нам тут пришёл! — Она деловито улыбнулась. — И где это мы пропадали, м?

— Дела были, — улыбнувшись, ответил я и закинул локти на столешницу стойки регистрации. — Генри на месте? Мне бы какой-нибудь заказ взять.

— Ага, ща узнаю, есть ли что подходящее, — ответила Нэнси и зажала телефонную трубку между ухом и плечом.

— Ещё скажи, что я друга привёл, так что сами со всем справимся. Нам только заказ и машина нужны.

— Ага, как скажешь.

Эбби набрала номер и спустя недолгое молчание стала с кем-то разговаривать, пока я кивком поприветствовал вторую девушку, которую первый раз в жизни увидел и, найдя пачку печенья на столе Нэнси, вытащил пару штучек; одну печенюшку протянул Майклу, а вторую целиком закинул в рот. Незнакомая мне девушка и Майкл ошарашено посмотрели на меня, но мне на них было глубоко плевать — я лучше знаю, что мне здесь можно делать, а что нет.

Нэнси бросила трубку и, взяв и откусив печенье, сказала:

— Тебе повезло, дружище. Как раз недавно поступил заказ, а послать на него некого: Коллинз заболел, у Этана выходной, а все другие заняты своими заказами и вернутся, как минимум, только через час. Так что иди к Генри, он всё расскажет.

— Отлично, — с улыбкой отозвался я. — Я возьму ещё парочку печенек?

— Да, конечно. — Нэнси развалилась на стуле, но тут же снова вскочила, отбирая у меня пачку и крича: — Эй-эй, ты сказал парочку, а не четыре штуки! Четыре — это уже не парочка!

— Так я парочку себе и парочку ему, — указал на Майкла. — И не жадничай, у тебя магазин через дорогу. Зато поможешь несчастному мне, переживающему жизненные трудности.

— Ага, конечно, — саркастично промычала Нэнси, подсчитывая оставшиеся в коробке печенья. — У тебя всегда, что ни день, то жизненная трудность. Нет, ну ты видала? Полпачки стащил! — сыпалось мне вслед ворчание Нэнси.

Мы с Майклом обошли главное здание и зашли на парковку, где в ряд стояло несколько фур, обклеенных рекламой агентства. Заглянули в будку смотрителя.

— Привет, Генри.

Генри встал с кресла со своим излюбленным «а-а-а, пришёл!», и я пожал его крепкую руку, больше похожую на мощную клешню, и не без печали заметил в густых каштановых волосах, собранных в пучок на макушке, белые волоски. Стареет уже.

— Знакомься, это Майкл, — они оба пожали руки, — я с ним буду работать. Думаю, не последний раз заглядывать будем.

— Майкл, значит… — пробормотал Генри, спрятав руки в карманах, и смерил Майкла пристальным оценивающим взглядом. — Ладно, Майкл, раз уж ты с Томом на пару, то, так и быть, возьму, но тогда чтоб работал на совесть.

— Конечно. Спасибо.

— Что на сегодня? — спросил я, передавая Майклу рабочую куртку с эмблемой агентства, и тоже переоделся.

— Переезд. Поможете собрать мебель, перевезёте её в другой дом и разгрузите. Если попросят потом опять её собрать, то, как обычно, бери дополнительную плату. Но это ты и без меня прекрасно знаешь. — Генри подошёл к небольшой настенной полке, внешне чем-то похожей на щиток, и достал оттуда ключи от машины. Протянул их мне. — Держи. А это адреса, — он вырвал из записной книжки лист и тоже отдал его мне.

— Хорошо, — ответил я. — Ну, мы пошли.

— Да, удачи. И чтобы без происшествий! — крикнул Генри нам вслед, когда мы уже вышли на улицу.

— Конечно-конечно, — отозвался я, помахав рукой на прощание.

Когда мы уже сели с грузовик и, выехав из стоянки, покатили по нужному адресу, Майкл, всё это время молчаливо следовавший за мной, как тень, сказал:

— Ты туда прямо как домой ходишь.

— Ну, в каком-то плане это и есть мой дом, — ответил я, не отрывая взгляда от дороги и стараясь подавить зыбкое чувство волнения: грузовик водить — это не на легковушке кататься. Хотя мне теперь и за легковушкой не по себе сидеть. — Я там свои первые карманные деньги заработал и с тех пор часто туда заглядываю… Лет пять точно. Генри с Нэнси мне уже, можно сказать, старшими братом и сестрой стали.

— И тебя всё устраивает?

— А не должно?

Боковым зрением я видел, что Майкл смотрит в окно, подперев рукой голову.

— Я к тому, что таскать вещи довольно тяжело, а заниматься этим столько лет…

— И что дальше? — резко перебил его я.

Краем глаза я видел, как Майкл пристально посмотрел на меня, но вскоре отвернулся к окну, бросив тихое:

— Ничего. — Только спустя некоторое молчание, прерываемое лишь шумом двигателя, он шумно вздохнул и сказал, не отрываясь от окна: — Возможно, ты просто не пробовал ничего изменить.

— Вот ты сейчас со мной поссориться хочешь, или что? — гаркнул я на Майкла, видя только его затылок. — К чему мне сейчас твоя бестолковая философия? Уж извини, мне на голову манна небесная не сыпется, так что живу, как могу, а если тебе взападло диваны чужие двигать — без проблем, сейчас остановлюсь, и иди, куда хочешь, раз такой умный.

— Я не это имел в виду, — спокойно ответил Майкл. — Ты меня неправильно понял.

Я ничего не ответил, хотя и хотелось послать этого умника к чёрту. Вот зачем он это начал? Только настроение мне испортил.

Настало время работать. Довольно быстро и легко мы с Майклом загрузили всю мебель и добрались до места разгрузки; оставалось только занести всё в новый дом и со спокойной душой возвращаться к Генри. Я вытаскивал из фургона журнальный столик, когда услышал слишком уж знакомый женский голос. Огляделся по сторонам — в будний день в спальных кварталах царит тишина и пустуют улицы — и, заметив то, что не хотел видеть больше всего, с ужасом заскочил в фургон, где Майкл двигал телевизионную тумбу.

— Помоги мне её спустить, а то она слишком длинная, вдруг ещё сломается, — сказал он.

— Да к чёрту эту тумбу, — прошипел я, уходя вглубь фургона. — И говори потише.

— Зачем? — не понижая голоса, спросил Майкл и устало прогнулся в спине.

— Да тише ты! Посидим здесь тихо, пока кое-кто не пройдёт мимо. Иначе пиздец мне. — Майкл замер и уставился на меня, всё его тело напряглось. Решив, что он себе не то надумал, добавил: — Там проходят мои друзья, которых сейчас не хочу видеть.

Майкл тут же выдохнул с облегчение и… просто взял и спрыгнул на улицу. Ну не дебил ли он?

— Ты куда попёрся?! Я же попросил тут сидеть! — шипел ему вслед, боясь выйти из укрытия: дивана и огромного фикуса в горшке. — Эй, ты меня слышишь вообще?!

Майкл даже не посмотрел в мою сторону, зато с большим увлечением глядел по сторонам. Ненавижу, когда меня игнорируют. Поэтому на полусогнутых ногах подкрался с краю фургона и прошипел:

— Майкл, залезь обратно. Сейчас же.

— Успокойся. Меня же тут никто не знает, — в полный голос ответил он, осматриваясь по сторонам. — Где твои друзья?

Решив, что они наверняка уже ушли, осторожно высунулся на улицу. За то время, пока я прятался, обстановка немного изменилась: держа друг друга под руки по тротуару неспешно шаркали две старушки, а во дворе одного из домов группа ребятишек окружила кошку и норовила замучить её своим вниманием. Но они не ушли. Как всегда, с иголочки одетый и ухоженный Артур и слишком энергичная Джесс неспешно шли по улице, о чём-то разговаривали и то и дело останавливались, дожидаясь пока пушистая рыжая болонка не обнюхает все заборы и не продолжил семенить лапками, виляя хвостом. Они были уже довольно далеко от фургона и не смотрели в мою сторону, но открыто выходить на улицу я не собирался.

— Разве не понятно, что вон тот белобрысый дылда и девчонка с собачкой?

— В общем-то, я так и думал.

Голос Майкла звучал так, будто он разочаровался, но всё ещё с пристальным вниманием смотрел вслед Артуру и Джесс.

— Они уже почти ушли, так что давай быстрее разберём оставшееся и поскорее свалим отсюда.

Я схватился за диванный столик, который так и не успел дотащить до дома, когда Майкл спокойным, глубоким голосом — такой голос я про себя называл «голосом психолога», потому что слишком уж серьёзно и проникновенно он звучал, — не спросил, почему я не хочу пересечься с Артуром и Джесс… Я промямлил что-то невнятное, нечто в духе: «Ну, как бы сказать… Тебе не понять» и вдруг услышал голос Джесс:

— То-ом, это ты?

Я замер в ступоре и судорожно размышлял, что лучше сделать: бежать или прикинуться, что Джесс ошиблась и я вообще не понимаю, кого она зовёт?

— Да я же говорю, что это он! — долетал её восторженный голос. — Том, ау! Оглох, что ли?

Я слышал поспешные шаги, цокот каблуков, противный лай собачонки, хриплый голос Артура и восторженные крики Джесс, а у самого всё перед глазами мутнело и ноги подкашивались, и я был готов растечься по этому диванному столику, но хотел убежать как можно дальше и как можно быстрее.

Меня резко дёрнули за плечо, оторвали от столика и закричали в лицо:

— Ты где был?!

Кричал Артур. На его лице читались злость, обида и тревога — даже идеально уложенные волосы слегка растрепались. И Джесс. Она стояла чуть поодаль и, держа на руках болонку, расширенными от волнения глазами наблюдала за тем, как Артур трясёт меня за воротник куртки.

— Почему молчишь?! Куда ты свалил?! — не унимался Артур. — Ты вообще понимаешь, каково мне было?! Ты свалил втихомолку, оставил меня одного с больной Джесс! Даже не предупредил и трубку не брал!

— Просто у меня появились кое-какие дела…

Я смотрел на крышу фургона, птицу, вспорхнувшую с ветки, двух старушек, которые застыли на месте и, косясь на нас, о чём-то перешёптывались, — на что угодно, но только не на Артура.

— Какие дела, когда Джесс была ранена?! — тряс меня Артур. — Мы же договорились, что вместе отвезём её в больницу и ты расскажешь, что произошло!

— Да плевать мне на неё, понял?! — сорвался я, тоже схватив Артура за воротник пальто. — И ничего я тебе не обещал! Я уехал ради расследования! Я не мог просто сидеть сложа руки и ждать, когда на меня опять нападут! — Я выпутался из хватки Артура и сказал уже спокойнее: — У меня появилась зацепка, поэтому я улетел один, чтобы вы мне не мешали и не наделали новых проблем. Теперь я на пару с Майклом.

Я указал на Майкла, который неподвижно стоял в стороне и не без интереса наблюдал за нами, — Артур впервые посмотрел в его сторону, ядовито помычал себе под нос и саркастично спросил:

— Это тот, который тебя спас?

Никто не отвечал. Артур надменно оглядел непоколебимого Майкла, состроил недовольную мину и, рывком повернувшись ко мне, спросил:

— А я и Джесс? Мы уже своё отработали?

— Ты сам сказал, что тебе надоело, а Джесс вообще была ранена. Смысл мне было брать вас с собой?

— Вот, значит, как, — сказал Артур, сверля меня взглядом. Он начал говорить тихо, почти бормотал под нос, но с каждым словом его голос становился всё громче: — Раз уж мы с Джесс ранены и устали, а ты на замену нашёл прекрасного компаньона… — Он взял Джесс за руку и потянул за собой, сипло рыкнув: — Пошли отсюда.

Джесс была ошарашена.

— А? Артур, но ведь… — бормотала она, смотря то на Артура, то оглядываясь на меня.

— Забудь о нём. Ему и без нас прекрасно живётся, — прошипел он.

Артур волок Джесс так до самого конца квартала, пока вовсе не скрылся за поворотом, а я смотрел им вслед и чувствовал, как тяжело вдруг стало дышать. Чёртов заказ. Чёртов квартал. Чёртова глазастая Джесс.

— Если хочешь, — тихо сказал Майкл, — можешь их догнать, а я тут пока…

— Не хочу. Я ничего больше не хочу. Просто давай уже занесём эту чёртову мебель и вернёмся домой.

Следующую пару часов — столько заняла окончательная разгрузка и возвращение в агентство — прошли в полном молчании. Сначала Майкл пытался меня разболтать, но бросил это дело и только запретил мне садиться за руль, за что я был ему благодарен: не хватало ещё и в аварию попасть. Во второй раз. Я не слышал и не видел ничего вокруг, кроме разъярённого лица Артура и его хрипучего голоса: «Ты где был?! Мы уже своё отработали? Раз уж мы с Джесс ранены и устали, а ты на замену нашёл прекрасного компаньона…» Как иронично: расследования уже давно нет, а мы снова из-за него поругались.

Когда вернулся домой, я не сразу заметил, что Майкла нет рядом. Обошёл каждую комнату, но так его и не нашёл.

— Чёрт… Сука! — срываясь с шёпота на крик, я яростно ударил кулаком дверь чулана. Та глухо крякнула, и швабра грохнула по пустому железному ведру. — Сука! Бесит! Ненавижу!

Я избивал дверь руками и ногами, наваливался на неё плечом и кричал до скребущей боли в горле, чувствуя, словно вязну в липкой склизкой грязи. Я избивал дверь, чувствуя, что сейчас задохнусь, захлебнусь желчью, подступающей к глотке. Я избивал дверь, ненавидя всё вокруг. Долбил по ней снова и снова, пока не повалился на пол, распластался рядом с наваленной обувью, которую некуда девать в этом крошечном доме.

Крошечном.

Живот стянуло от смеха. Именно. Крошечный. Этот дом — крошечный! Эти комнаты — крошечные! Мой доход — крошечный! Мечты — крошечные! Да и я сам — крошечный! А ещё жалкий и беспомощный. Такой же уродливый, как этот выцветший и заношенный ботинок.

Отвратительно!

Швырнул ботинок в стену, разбросал другие и закрыл лицо руками. Нос щекотал запах песка и пыли, въевшийся в ковёр. И в меня.

Отвратительно…

Тихо щёлкнула дверная ручка — даже не открывая глаз, я почувствовал, как в мрачную и грязную прихожую проник луч света. Что-то брякнуло, скрипнуло, посыпалось и покатилось, и раздался голос Майкла:

— Эй… Тычего валяешься? — Он тряхнул меня за плечо, схватил за запястья, отодрал ладони от лица. Только я снова закрылся. — Вот же напугал, идиот. Я уже подумал, что ты ласты склеил.

— Где ты был? — Я не узнал свой голос: слишком сиплым и хрипучим он был. Прямо как у Артура.

— Я же сказал, что в магазин зайду. Так и знал, что ты не услышал: шёл, как под гипнозом. — Тихо щёлкнула дверь, и где-то над моей головой зашебуршал пакет. — Так и будешь тут лежать? — Я не отвечал, и Майкл, вздохнув, спросил: — Может, лучше на диван переберёшься?

— Нет. Он отвратительный.

— Отвратительный?

Я убрал руки от лица и посмотрел на Майкла — он сидел рядом на корточках в обнимку с пакетом и озадаченно смотрел на меня.

— Майкл, ответь мне честно… Это место… этот дом отвратительный?..

Он пристально посмотрел на меня и огляделся, задумчиво мыча.

— Нет. У тебя вполне обычный дом, как у всех.

— А вот и не у всех. Артур живёт в роскошном пентхаусе, даже у Джесс дом не хуже. А я — в этой развалюхе, где всё скрипит и плесневеет.

— Так вот, в чём проблема. — Майкл встал и медленно зашагал, переступая мою разбросанную обувь. — Может, Артур и живёт в шикарном месте, но оттого, что ты распластался на пороге, твой дом в пентхаус точно не превратится.

Он ушёл. А я остался лежать среди старой обуви. Один. Я ничего не чувствовал. Возможно, даже был бы не против заплакать и смыть слёзы тёплой водой, но глаза оставались сухие и бессмысленно таращились на тёмный потолок.

— Ты так и будешь тут валяться? Давай, вставай, я уже всё подготовил.

Майкл потянул меня за руку, помогая встать с пола, даже заботливо смахнул пыль с волос и повёл в гостиную. Там ничего не поменялось, если не считать пару банок пива и несколько закусок на диванном столике.

— Тебе сюда. — Он усадил меня на диван. — И это тебе. — Открыл одну банку пива и вручил мне. Сам уселся в кресло. — А вот тут я, самый лучший вольный слушатель в мире.

— Я не собираюсь ничего тебе рассказывать.

— Думаешь?

— Уверен.

Я поднёс банку к губам и сделал большой глоток: вспененное пиво приятно охлаждало и щекотало горло, но я совсем не чувствовал его вкус. Со столика схватил первую попавшуюся пачку чипсов, защепил пару масляных чипсин и закинул в рот. Они хрустели и царапали нёбо, скребли язык, но я опять не чувствовал ни приправ, ни соли. Хотя на пачке было написано «со вкусом бекона».

Когда я разделался с банкой пива и потянулся за другой, чтобы запить оставшиеся в пачке чипсы, Майкл спросил:

— Почему ты с ними общаешься? Вы даже внешне довольно разные.

Мне даже было не нужно спрашивать, о ком он говорил. И так всё ясно.

— Ты не первый, кто мне такое говорит, но это не значит, что я из раза в раз всем буду объяснять причину. Это никого не должно волновать.

— Да меня это не волнует, а вот тебя — очень даже. — Майкл подвинулся вперёд, опёршись локтями в колени. — Ты же ему завидуешь?

Я? Завидую? Ему? Завидую, что он живёт в пентхаусе в самом дорогом районе Нью-Йорка? Завидую, что он катается на тачке, которой мне в жизни не светит? Завидую, что он обедает в опупенских ресторанах и носит бредовые шмотки? Конечно завидую.

— Ну и что с того? — взъелся я. — Почему я не могу завидовать тому, кому повезло больше меня, хотя изначально мы были в похожих условиях?!

— Как же мне надоели твои «и что с того» и «что дальше»… — с вдохом пробормотал Майкл. Он помолчал и, исподлобья посмотрев на меня, сказал: — И что с того, что у Артура есть то, чего нет у тебя? Если это так ущемляет твою гордость, то тогда либо смирись с этим, перестань завидовать и сделай хоть что-нибудь, чтобы добиться такого же, но другим путём, либо перестань с ним общаться и забудь, что есть какой-то Артур, который лучше тебя.

Вот этого от Майкла я совсем не ожидал.

— Ты сейчас меня так против Артура настраиваешь? Хочешь нас рассорить?

— Да ты сам с ним несколько часов назад поругался, — защищался Майкл, изо всех сил стараясь выглядеть спокойным и уверенным в своих словах. — Я вообще в стороне стоял.

— Молчи, если ничего не знаешь, — угрожающе процедил я сквозь зубы. — Знаешь, почему мы стали дружить? Потому что в детстве он был совсем одинок, и сейчас, спустя почти десять лет, он тоже совершенно один. А я ценю дружбу даже с такими, как Артур. Но сам просил продолжить нашу детскую дружбу, и я ему не отказал.

Я замолк под пристальным взглядом Майкла — в его глазах читалось, что он мне не верил. Но всё это чистая правда.

Из школьных сплетен я знал, что к нам перевёлся мальчик, который говорил только на чужом языке. Ходили слухи, что он вообще иностранец, турист, приехал с семьёй к нам в Нью-Йорк на каникулы, но попал в аварию и остался сиротой. А кто-то говорил, что его похитили и насильно передали приёмной семье. Я, конечно же, ничему этому не верил и, когда защитил какую-то малотетку от ребят, которые меня дико бесили, даже представить не мог, что так познакомлюсь с тем туристом из сплетен. С того дня он стал везде бегать за мной, чему я совсем не был рад: зачем он мне сдался? Но как-то получилось, что мы подружились и часто стали вместе гулять, пока Артур внезапно не пропал.

А потом мы снова встретились.

У меня тогда был большой заказ — перевезти кучу новой мебели в элитный дом, — и, как оказалось, этот заказ был как раз от семьи Артура. До сих пор помню, как он был рад нашей встрече, да и я тоже удивился. Мы потом снова встретились в спокойной обстановке, поговорили о всяком и снова начали общаться: я ему показывал город, иногда ходил к нему в гости, и он ко мне тоже. Через какое-то время Артур меня познакомил с Джесс, и мы стали ходить везде втроём — уже почти два года, наверное, если считать до сегодняшнего дня.

— Раз вы были так близки, — прервал тишину Майкл, — почему тогда начали ссориться?

И правда, почему? Раньше мы тоже иногда вздорили, но это так, мелочи, потому что первое время мне Джесс была невероятно противна, а Артур настаивал, чтобы она постоянно была с нами, — по итогу я всегда уступал, потому что было бы глупо друзьям детства рассориться из-за какой-то куклы Барби. Но когда мы впервые серьёзно поругались?.. Наверное, в Ланкастере… Хотя нет, ещё раньше, когда я случайно купил туда билет и сорвался на Артура. Да, именно тогда всё покатилось по кривой дорожке.

— Скорее всего, всё из-за моего расследования, — пробормотал я, гипнотизируя взглядом чипсы в пачке. — Артур и Джесс помогали мне с ним, но они не воспринимали его так, как я. Даже когда мы были в Ланкастере, все вместе, я всё равно чувствовал себя… как-то одиноко, что ли… — Я вздохнул. — Хотя кто в здравом уме будет всерьёз пытаться найти монстров из кошмаров и думать, что это были какие-нибудь инопланетяне?

— Монстры? — повторил Майкл. — О каких монстрах ты говоришь?

Майкл старался скрыть волнение в голосе, но я его прекрасно слышал, а когда посмотрел на Майкла, на его напряжённое тело и сцепленные в замок руки, в его глазах прочитал, что он прекрасно знает, о каких монстрах я говорю. Просто притворяется. Я хмыкнул, скорбно улыбнувшись. Как же забавно понимать, что тот, кто знал всё, что мне нужно, из-за своего упрямства и эгоизма окунул меня в дерьмо с головой.

— Том, скажи… — еле выдавливал слова он, таращась на меня круглыми от страха глазами, — ты что-то вспомнил?

— А ты думал, я от нечего делать всё начал? Просто вот так взял и решил поискать инопланетян? — съязвил я. — Ты что, кретин?

— Нет, просто я до последнего надеялся, что это ты кретин! — рявкнул Майкл, стукнув по подлокотнику креста и вскочив на ноги.

Он зашагал рядом с окном. Вот он, настоящий Майкл, — мощный, сильный, неудержимый бугай, от разъярённого взгляда которого всё от страха выворачивает изнутри.

— Я помню не всё, но большую часть. То, как ползал в каких-то кустах, измазанный отвратительной слизью, помню чёрное нечто, которое преследовало меня, и то, как я весь в крови пытался уехать от него на машине, но не смог. А ещё я помню, как слышал чьи-то голоса. Их было двое. Один спрашивал: «Ты уверен, что он мёртвый?». «Нет, он ещё живой, но скоро точно подохнет», — отвечал ему второй.

— Хватит, — сказал Майкл, уперевшись руками на подоконник, и посмотрел куда-то в окно. — Я понял.

— Детектив Ли показывал мне яму в лесу. Достаточно большую и глубокую, чтобы закопать в ней человека. Меня хотели похоронить заживо? В земле ведь мёртвые тела разлагаются быстрее, да и следа от них не остаётся.

— Том, я тебя прошу… — пытался перебить меня Майкл. — Остановись.

Но я не собирался останавливаться.

— А ещё я среди отчётов Ли нашёл доклад, что на одной скале нашли дерево со следами моей крови. На скале, представляешь? А я как раз прекрасно помню, что живот мне разорвал сук дерева, которое лежало на дороге. А ещё, когда я пытался уехать от этого нечто, я врезался в забор безопасности, но машину почему-то нашли вмятой в скалу, да так, что она вся трещинами разошлась, а водителя спокойно бы размазало в лепёшку.

— Я сказал хватит! — закричал Майкл, налетев на меня. Он пытался закрыть мне рот, но я отпирался, бросая в него то пустую пивную банку, то пачку чипсов, которые рассыпались по полу и хрустели у него под ногами. — Хватит это говорить!

— А то что? — кричал я в ответ. — Что ты мне сделаешь? Убьёшь? Так мерзко признавать, что ты соучастник? А может, даже сам убийца!

— Закрой свой рот! — прошипел мне в лицо Майкл, сжимая мне горло. — Я тот, кто спас тебя! На свою голову спас! И если я прошу тебя замолчать, то будь добр это сделать, потому что я не хочу всё это слушать.

Майкл выпустил меня из рук, снова отошёл к окну, глубоко вдыхая и выдыхая, — пытался успокоиться. Но я не собирался молчать. Не в этот раз.

— А ты тогда будь добр сказать, почему я из-за тебя должен был влезать в это дерьмо и всю оставшуюся жизнь мучиться из-за того, что из-за тебя убил человека?

Майкл замер и посмотрел на меня через плечо. Он, кажется, не мог поверить тому, что я сказал.

— Чего смотришь на меня? — взъелся я, размахивая руками. — Да, я убил человека. Ни в чём неповинного человека, который тоже боялся монстров, как и я! И всё из-за тебя, Майкл, из-за тебя!

— О, нет, — бормотал Майкл, медленно подходя ко мне, — ты убил, потому что сам тот ещё говна кусок. Я здесь ни при чём.

Я не стал с этим спорить, потому что отчасти был согласен. Но только отчасти — не я один приложил к этом руку.

Мы молчали и смотрели друг на друга. Каждый из нас теперь думал, что делать дальше. Мы в дерьме! Мы оба в полном дерьме!

— Если ты не соучастник, то почему не доложил в полицию? — спокойно спросил я. — Зачем врал?

— Чтобы защитить Хлою и Катти, конечно же, — так же спокойно ответил Майкл и сел рядом со мной на диване. У нас больше не было сил злиться и кричать друг на друга. Он устало откинулся назад, вздохнул, сложив руки на животе, и уставился в потолок. — Честно говоря, у нас был уговор. Если ты доживёшь до больницы и поправишься, то я должен был сделать всё, чтобы ты вернулся в Нью-Йорк, где они бы на тебя снова напали.

Я не мог в это поверить. Вот же ты сукин сын! А я же тебе верил, верил!

— Но, видимо, что-то случилось, и им пришлось с тобой повременить. — Майкл замолк, но потом неожиданно и, как всегда, заразительно засмеялся. — А ведь если так подумать, — сквозь смех говорил он, — то, получается, твоё расследование спасло тебя.

— Только жизнь мне изрядно подгадило, — ухмыльнувшись, добавил я.

— Да, это точно.

Мы оба бурно засмеялись.

И замолкли.

— Знаешь… — начал Майкл, — в нашей жизни всегда много неприятного бывает, но я всегда старался относиться к этому с лёгкостью. Уволили с работы? Повод найти новую и получше прежней. Стали напряжённые отношения с друзьями? Можно найти кого-нибудь нового — раз в жизни живём, нечего за одних и тех же людей постоянно цепляться. Сломал руку, пока катался на коньках? Ничего хорошего в этом нет… но зато бесценный жизненный опыт. В нашей жизни должны быть и хорошие, и плохие моменты, как будто маятник качается из стороны в сторону — иначе жизнь будет неинтересной, скучной и блёклой. Понимаешь? Стабильной и всё время ровной. Это как… как линия на кардиомониторе: пока она бегает туда-сюда, ты живой, а когда она станет прямой, то всё, ты труп… — Майкл снова засмеялся. — Красивое я сравнение придумал, да?

— Хах, ну да… — выдавил из себя я.

Чувак, над чем ты смеёшься? В этом же вообще ничего смешного нет.

— Но то, во что мы вляпались… — продолжил он, резко перестав смеяться, и тяжело вздохнул, — это, конечно, полный пиздец.

***

Я лежал в темной спальне, укрывшись одеялом с головой, но даже так слышал еле уловимое, неразборчивое бульканье голоса Майкла. Он разговаривал с Хлоей. То, что он расстроился и пал духом было видно невооружённым глазом: сказал, что нам скоро обоим конец, и, взяв телефон, набрал номер Хлои. Захотел впервые за всю прошедшую неделю услышать её голос, дать ей выговориться и, возможно, сам что-то рассказать. Я не собирался подслушивать их разговор, поэтому пошёл спать, но перед моим уходом Майкл посоветовал мне тоже позвонить кому-нибудь близкому.

Только кому?

Кому можно было бы позвонить и… не знаю, просто поговорить ни о чём? Разговоры с кем сделали бы меня хоть чуточку счастливее, несмотря на весь тот пиздец, который со мной происходит?

Нэнси и Генри не в счёт — они, конечно, мне почти как семья, но мы не настолько близки, насколько бы этого хотелось, — а Артур… честно говоря, я теперь уже даже не знал, что сказать о нём.

У меня не было такого человека. Больше не было. К сожалению.

Я невольно коснулся большого пальца руки. Черт. Сколько месяцев уже хожу без кольца, но всё никак не привыкну, что его у меня уже больше нет, — всё время кажется, что чего-то не хватает, чего-то очень важного и так необходимого…

Я четыре года на большом пальце носил кольцо — обычное дешманское кольцо, которое даже на большой палец мне было великовато и часто красило кожу. Ещё и обручальное вдобавок. Иронично, что я никогда не тяготел украшать себя всякими кольцами и уж тем более ни на ком не женился, но это кольцо — то немногое, что осталось мне после действительно дорогого и близкого мне человека.

Мои родители развелись, когда мне было десять лет. Не скажу, что это была прям трагедия, но и ничего хорошего от этого тоже не было; они просто устали друг от друга и разошлись как в море корабли: папа довольно быстро завёл новую семью, потому что у него наверняка была любовница, а мама хоть и пыталась найти себе кого-нибудь, но так и не нашла и по итогу спилась и стала наркоманкой. Я жил сам по себе. Поначалу она часто срывалась на меня по поводу и без — я тогда целыми днями гулял на улице, чтобы не попадаться ей на глаза, — а потом вовсе перестала обращать на меня внимание. В то время я и познакомился с Артуром, и мне было ни так одиноко… пока он не уехал.

Я остался один. Причём во всех смыслах этого слова.

Маму вскоре лишили родительских прав, папа погиб в автокатастрофе, а его новая семья отказалась принимать меня к себе, да я и сам, честно говоря, этого не хотел и был бы больше рад оказаться во временной семье. Так и случилось.

Я попал к Ребекке, у которой и без меня было уже четыре приёмных ребёнка. Она была бесплодной, поэтому вот уже сорок лет заботилась о таких, как я, — у неё даже грамоты в честь этого были. А ещё куча благодарностей за волонтёрство и благотворительность, — это была её страсть и обязательное мероприятие чуть ли не каждый день в неделе, но развить во мне столь же необъятное и неиссякаемое милосердие у неё не получилось.

Благодаря Ребекке я и познакомился с Джеком. На тот момент он был её самым старшим иждивенцем и уже через пару лет стал полностью самостоятельным и начал жить один. Но даже тех нескольких лет мне было достаточно, чтобы привязаться к нему. Он был по-настоящему крут. Он тот тип людей, которые будут бодры и веселы, даже если полмира стёртся с лица Земли, вокруг вспыхнет апокалипсис и вообще мы все однозначно умрём. Сначала меня это дико бесило. Я не понимал — ни тогда, ни сейчас — как можно быть настолько непробиваемым.

Однажды Ребекка рассказала мне, что Джек в детстве неудачно упал с велосипеда, когда ехал с крутого холма, повредил позвоночник и год лежал в постели, — она говорила это с такой гордостью, что я сидел в полном ступоре и не понимал, чем ту вообще можно гордиться. «Зато я научился неплохо рисовать и программировать», — объяснял мне потом Джек. Собрался художником стать. А то, что ещё чуть-чуть, и он мог бы на всю жизнь оказаться прикованным к постели его вообще не волновало? В общем, Джек был достаточно странным и, возможно, слегка бестолковым, но его простота завораживала.

Он был достаточно творческим человеком: и правда очень красиво рисовал — особенно портреты, — умел играть на гитаре и пианино и даже неплохо пел. Он не знал, кем хотел быть по жизни, поэтому пробовал абсолютно всё: дайвинг, прыжки с парашютом, шахматы, бокс, даже балет, который, правда, резко ему разонравился после месяца тренировок.

Однажды ему захотелось стать певцом и выступать на сцене перед толпами поклонников, освящённым лучами софитов. Прямо так и сказал. Хочу, и всё тут. Но ему нельзя было просто начать что-то делать — ему обязательно нужен был талисман для успехов в начинаниях. У него этими талисманами вся комната была завалена: счастливая кисточка для рисования, счастливый набор шахматных фигур, счастливая маска для дайвинга, счастливое то, счастливое сё, а для балета он отрыл счастливую розовую балетную пачку. И он его нашёл, этот счастливый талисман. Купил кольцо, возможно, даже ворованное, у какого-то мужика, который уверял, что это кольцо самого Майкла Джексона — а Джек был его поклонником и даже не сомневался в подлинности и «счастливости» нового талисмана.

Как ни странно, мечта Джека начала потихоньку исполняться: он сочинил и записал песню, даже пару раз выступал на сцене. Но это ему давалось нелегко. На всё нужны были деньги. Дни напролёт он работал, чтобы набрать нужные суммы, а ночами репетировал песни. Я хотел ему помочь, поэтому часто работал с ним на пару в грузоперевозках — именно он и познакомил меня с Нэнси и Генри — и всю свою заработанную долю отдавал ему. Только этого всё равно было мало.

Джек работал, работал, работал — даже когда простыл, всё равно работал, плевав на здоровье. Он всего лишь слегка простудился, когда в декабре внезапно наступили сильные холода, но всё закончилось тем, что он слёг в постель с воспалением лёгких. И умер.

Это звучит так нелепо, что даже противно.

Бестолковые фанатские фотографии и песни Майкла Джексона, никому ненужные исторические журналы, дурацкие разноцветные диван с креслом и чёртова вечно плесневеющая от сырости плитка в ванной — то немногое из всего отвратительного барахла Джека, что досталось мне вместе с кольцом. Я жил в этом доме, ничего не поменяв здесь за последние четыре года и ненавидя каждую в нём вещь… но и уйти отсюда не мог. Не хотел.

Ненавижу этого бестолкового ублюдка Джека.

Я повернулся на другой бок и закрыл глаза. К чёрту всё.

***

Я проснулся от внезапной мелодии. Это звонил мой телефон, причём так громко, что его было слышно на весь дом. Я с трудом выпутался из одеяла, встал, но снова сел, потому что резко потемнело в глазах. Кто, блять, такой умный звонит с утра пораньше?

Я еле доковылял до гостиной, где разрывался телефон, — Майкл стоял с ним в руках и в нерешительности смотрел на экран, протянул его мне и сказал:

— Незнакомый номер.

Я взял телефон и, приложив его к уху, сел на диване. Кругом — на полу и диванном столике — валялись пустые пивные банки и пачки из-под чипсов… хотя нет, вот в этой банке пиво ещё было.

— Слушаю, — сказал я, и сделал глоток пива.

Наверняка опять какая-то рассылка с очень, очень выгодными предложениями.

— Я говорю с Томом Стивом? — раздался женский голос. Довольно знакомый женский голос. Не успел я ничего ответить, как та поспешно добавила: — Это Мия Кобб. Мне нужно срочно с тобой встретиться.

Я застыл в ужасе, а пиво выскользнуло у меня из рук и под глухой удар банки об пол разлилось пенящейся лужей.

Комментарий к Глава 9. Я уже всё знаю о тебе

А теперь вопрос на засыпку: сколько раз за главу прозвучало слово «авария»?

Группа автора: https://vk.com/fantasy_life_blog

========== Глава 10. Чёрный конверт ==========

Комментарий к Глава 10. Чёрный конверт

Коллаж к главе: https://vk.com/photo-197366893_457239263

Чёрт, как же тяжело!

Этот Майкл такой тяжёлый, да ещё и еле плетётся. Если так и дальше пойдёт, то нас точно поймают. Нужно торопиться.

Я удобней обхватываю Майкла за спину и держу его руку, свисающую с моего плеча, ускоряю шаг — Майкл с трудом волочит ноги и сдержанно стонет от боли. Чёрт, ему совсем хуёво… Погано выглядит: лицо болезненное, впалое — да он вообще выглядит так, словно из него всю жизненную энергию высосали, — а глаза мутные, будто ещё чуть-чуть и он отключится.

Через плечо оглядываюсь назад — погони нет. Подозрительно. Думают, что нам некуда убежать? Хотя я и правда без понятия, куда идти: это какая-то глушь, где только одни деревья и слякоть.

Майкл снова стонет и чуть ли не падает на подкошенных ногах. Я его еле держу.

— Тебе нужно передохнуть?

— Да… — хрипит Майкл. — Не помешало бы…

Недалеко от нас есть подходящее дерево, широкое, старое, высокое. Я подвожу Майкла к дереву, как можно аккуратней усаживаю его на землю — он снова стонет, крепко сжимая зубы, и боком опирается о сухую кору. У него спина ранена.

— Давай посмотрю, что у тебя там, — говорю я, касаясь его плеча, чтобы посмотреть на его рану.

— Не смей, — шипит Майкл.

Он специально всей спиной поворачивается к дереву, и чуть ли не кричит. Чёрт, он сейчас точно отключится.

Чёрт!

***

Я не мог поверить своим глазам.

Это не чей-то розыгрыш, уловка полиции или галлюцинация — это настоящая Мия… и прямо передо мной! Она смотрела на меня с осторожностью, следила за каждым моим движениям, но в её глазах больше не было прежнего страха. Она всё поняла. Поняла, что это была случайность, что я ей не враг, а, наоборот, союзник, и пришла ко мне.

Чёрт, неужели это правда? Я же не сошёл с ума? Нет, я точно помнил, что она мне звонила, я слышал её голос. И она просила встретиться с ней. А потом я бежал, плевав на всё. На вечно мешающихся людей на тротуаре, на светофор и сигналы машин, на кроссовки, которые скользили на снегу, на душивший меня пронизывающий холод, — всё это было совершенно неважно. Я бежал в парк, к мосту над рекой. Чтобы увидеть Мию.

И вот она передо мной. Стояла поодаль, в нескольких шагал от меня, и, когда я подходил к ней ближе, отступала на два. Ещё и по сторонам оглядывалась. Но я видел, видел её взгляд — этот взгляд совсем не тот, что был раньше, и я понимал, что она меня не боится. Только притворяется. Просто хочет держать дистанцию.

Когда я начал объясняться по поводу того недоразумения, той ужасной ночи, она остановила меня и сказала, что всё в порядке, даже поблагодарила меня за то, что я оказал ей первую помощь и вызвал скорую. Я не сказал, что не делал такого. Мне стало страшно от мысли, что кто-то видел, как я выстрелил в Мию и трусливо убежал прочь.

Теперь она ждала моего решения: я должен был определиться, куда нам пойти. Но я не знал. Я выбежал из дома почти сразу же после её звонка, прям так, как есть, в одной толстовке, а потом ещё полчаса ждал Мию на месте встречи, не решаясь уйти, потому что пришёл раньше назначенного времени. Я окоченел от холода. Не мог сгибать онемевшие, красные руки и уже совсем не чувствовал ног, поэтому единственное место, где бы я хотел оказаться, — мой любимый диван в моём любимом тёплом доме. Я шутливо предложил Мие заглянуть ко мне в гости, прекрасно понимая, что получу отказ… но она согласилась.

Я пошёл вперёд, показывая дорогу, а Мия шла рядом. Было непривычно. В последние дни я общался только с Майклом — как бы ни старался, я не слышал его шагов и не чувствовал его присутствия, поэтому часто оборачивался и находил его позади, следующего за мной, как тень. С Мией же всё по-другому. Она шла на одном уровне со мной, но держала дистанцию, шла быстро, торопливо, будто отбивала дробь каблуками по тротуару — каждое её движение робким эхом отдавалось в воздухе и растворялось, заглушалось новыми звуками и движениями — и часто оглядывалась, наверное, запоминала улицы, дома, вывески и людей, проходящих мимо. Она, как хомячок: на вид маленькая и совсем безобидная, но если её тронешь или сделаешь неверное движение — тебе пиздец; она безжалостно набросится на тебя, мгновенно откусит палец своими мелкими зубками и проглотит, даже не поперхнувшись. Именно такие дамочки любят бродить по тёмным переулкам, прижимая к груди сумку с перцовым баллончиком или шокером. А особо чокнутые — с пистолетом.

Мы подошли к дому, и я дёрнул дверную ручку — дверь не открылась. А я уже и забыл, что закрыл дом на ключ, причём вместе с Майклом внутри: будет ему урок, чтоб он больше не преграждал мне путь и не указывал, куда мне можно идти или нет. Он не хотел, чтобы я встретился с Мией. Пошёл он к чёрту со своими хотелками!

Когда с трудом повернул ключ замёрзшими руками, открыл дверь и зашёл внутрь, пока Мия осматривалась по сторонам, я с порога услышал голос Майкла:

— Я, конечно, понимаю, что ты разозлился, но закрывать меня в доме — явный перебор. Я же не собака.

Из-за угла вышел Майкл и прислонился плечом к стене. Начал меняться в лице — добродушное и даже виноватое выражение сменилось на хмурое и враждебное — и заметно напрягся телом. Он смотрел на Мию. Она тоже смотрела на Майкла, замерев на пороге: обе руки сжимали ремешок сумки, вся её поза была безобидна и невинна, но лицо было в точности таким же враждебным, когда она направляла на меня дуло пистолета.

Повисла угнетающая тишина.

— Эм… Вы знакомы? — не выдержал я.

Мне было не по себе стоять между ними. Казалось, они были готовы наброситься друг на друга — это пугало.

— Нет. Но я не ожидал, что ты приведёшь гостью.

— Ах, это… Согласен, неожиданно. — Мне стало очень неловко, и всё от быстрого взгляда Майкла на меня: он будто меня на измене с поличным поймал. — В любом случае знакомьтесь. Майкл, это Мия Кобб, я тебе о ней рассказывал. Мия, это Майкл, мой… э… сосед по дому.

Ноль реакции. Мия с Майклом как стояли неподвижно, таращась друг на друга, так и остались стоять.

— Я не пожимаю руки незнакомым мужчинам, — внезапно сказала Мия.

— А я просто не пожимаю кому попало руки, — отозвался Майкл.

— К слову, о неожиданности, — сказала Мия, взглянув на меня. — Я тоже не ожидала, что мы будем здесь не одни.

Э… что? Какая вообще разница, одни мы будем или нет, — как по мне, она бы от лишних глаз только выиграла: Майкл был бы всему свидетелем.

— Ты сказала, что хочешь помочь мне с расследованием… — заговорил я, пытаясь разогнать повисшую в прихожей тишину. — Честно говоря, я его уже прикрыл… но, если тебе есть что рассказать, я с радостью выслушаю!.. Пойдём в гостиную, что ли…

Я пошёл к гостиной, рассчитывая, что Мия последует за мной, но она не сдвинулась с места и громко ответила:

— Нет. Я пойду домой.

Я непонимающе уставился на Мию, хотел её остановить, но Майкл схватил меня за плечо.

— В этом доме лишние уши, — продолжала Мия, открывая входную дверь.

— Майкл может уйти, если нужно! — кричал я в след Мие. Она уже спустилась с крыльца и подходила к калитке. — Или мы можем пойти в другое место!

— Нет. Я расхотела тебе что-либо рассказывать, — твёрдо ответила она, даже не посмотрев в мою сторону. — Прощай.

Она быстро посеменила прочь, прижимая лямку сумки поближе к груди, а я стоял на крыльце, смотрел ей в след и не понимал, что это, блять, такое было.

На самом деле я был бы очень рад забыть обо всём, что со мной происходило, и жить, как и раньше, — моя жизнь только начала налаживаться, я успокоился и больше не думал обо всех этих монстрах авариях и трагедиях, которые пережил… Но нет! После недавней встречи с Мией всё пошло не по плану: на меня начали сваливаться события, причём одно другого хлеще.

Например, письмо. Обычное бумажное письмо, даже в конверте, с посланием на моё имя — я нашёл его на крыльце дома, когда ходил выбрасывать мусор. Что сделает среднестатистический человек, получи он такое письмо? Наверняка, покрутит в руках, удивится, почему оно здесь лежит и почему — к слову говоря, конверт чёрный, — непонимающе оглянется по сторонам, потрясёт конверт, слушая, лежит ли в нём что, аккуратно вскроет. Я всё так же сделал. Внутри лежал небольшой лист, с напечатанным на нём посланием.

Какой-то адрес. Приходи один, иначе твоей подружке конец.

Это бред. Полный бред, потому что у меня не было никакой «подружки», и я совершенно точно не собирался идти по какому-то непонятному адресу. Я забрал это письмо домой, ещё немного озадаченно повертев в руках, решил, что этот бред мне явно не нужен, и выкинул его в урну на кухне, заодно убедившись, что Майкл уже готов выходить на улицу.

— Не хочешь со мной телик посмотреть? — мимоходом спросил я, незаметно косясь в сторону Майкла: он домывал посуду после обеда. — Скоро фильм начнётся, говорят, неплохой.

— Нет, я сейчас пойду в магазин, — пробубнил Майкл, не отвлекаясь от дела. Брал намыленную тарелку, промывал под водой, протирал полотенцем, ставил на полку. Брал, промывал, протирал и ставил. И так каждый раз.

— Ты же уже вчера ходил.

— Я на ужин хочу сделать пиццу, а для неё мне кое-чего не хватает.

— Забавный ты, — хмыкнув, ответил я. — Проще же заказать.

— А я заказным не доверяю, — отозвался Майкл.

Он закрыл кран и вытер руки от воды, а я, пожелав ему удачи, пошёл в гостиную, лёг на диван и включил телевизор. Там опять крутили какую-то бестолковую рекламу. Я не обращал внимания, что говорит улыбчивая мамаша о детском готовом завтраке, который «самый лучший выбор для ваших детей» и рекомендован всеми докторами страны, — и так уже весь её текст наизусть знал, — а вслушивался в звуки на кухне. И, конечно же, ничего не слышал. Как обычно.

Всё это очень странно.

Недавно я заметил, что Майкл начал часто куда-то уходить, не предупреждая меня об этом. Не то чтобы я лез в его дела — вовсе нет, пусть делает, что хочет, — мне просто было интересно, где он начал пропадать. И почему. Потому что уходить он так стал именно после знакомства с Мией. До этого он мог часами сидеть дома, читать какую-нибудь книжку, смотреть со мной телик или что-то готовить, но сейчас он словно каждый раз искал повод выйти на улицу и пропадал чуть ли ни на целый день. К чему такие резкие перемены?

Чем больше я невольно думал об этом, тем страннее всё казалось. Почему Майкл начал странно себя вести? Почему он с Мией так враждебно таращились друг на друга, когда впервые встретились? И… как вообще Мия узнала мой адрес и номер телефона? Меня это не на шутку беспокоило.

Поэтому я решил проследить за Майклом.

По сути, я бы ничего не потерял, а только выиграл: повезёт — узнаю какой-нибудь секрет Майкла, а если он заметит меня, скажу, что решил прогуляться и случайно его тут встретил. Гениально же.

Я слушал внимательно, чтобы не упустить момент, когда Майкл будет выходить на улицу: потеряю его из виду — конец слежке.

Кажется, на кухне тихо грохнул по полу стул — это Майкл пододвинул его к столу, — вот краем глаза я заметил движение в коридоре, потом снова тишина. Наверное, Майкл одевался. Вот с тугим скрежетом простонала дверная ручка — Майкл вышел на улицу. Теперь дверь закрылась. Я полежал в напряжении пару секунд, так на всякий случай, потом вскочил с места, подкрался к окну — Майкл неспешно шёл по улице. Отлично.

Я оделся быстрее скорости света и вылетел на улицу. Всё хорошо: я видел его и шёл на безопасном расстоянии. Осталось только узнать, куда он пойдёт.

Мы прошли два квартала и вышли на центральный перекрёсток, причём за это небольшое расстояние Майкл успел два раза мимолётно поздороваться с прохожими — сначала это была мамочка с двойной коляской, а потом какой-то мужик с козлиной бородкой — и остановиться рядом с домом старушки, которая возилась в саду: сметала с дорожки снег метлой, собирала его с ведро и перекидывала за забор к соседям. Мерзкая, однако, бабулька. Они так долго разговаривали и заговорщицки посмеивались, что я уже начал волноваться: чем дольше Майкл вот так стоит, тем выше шанс, что он меня заметит, а мне даже спрятаться здесь негде, только если за этим хиленьким больным деревом. Но вскоре они наконец попрощались, и Майкл пошёл дальше.

Теперь мы шли по центральной улице. Тут я решил сократить дистанцию, потому что и так людей много, в толпе затеряться несложно, и Майкла из виду не потеряю. Стоит ли говорить, что и здесь он останавливался и с кем-то разговаривал? Пожал руку одному, подошёл поболтал с группой других, дал денег какому-то попрошайке — благодетель несчастный, на кого он вообще деньги тратит?! — потом постоял рядом с школьниками около витрины с трюковыми самокатами и велосипедами, с ними что-то там разглядывал, перешёл дорогу, шёл-шёл — остановился, оглянулся, окликнул пару девушек, что-то спросил, они ему указали куда-то в сторону. Заблудился, видимо. Пошёл обратно, снова перешёл дорогу и побрёл вдоль магазинов.

Уже почти час прошёл, но я так ничего необычного и не увидел, зато, кажется, начал догадываться, почему Майкл так долго пропадает — пока он с половиной Нью-Йорка поболтает, конечно куча времени пройдёт!

Совсем скоро Майкл подошёл к торговому центру — мы с ним туда часто ходили вместе за покупками, — и я расстроился: вот и всё, на этом слежка закончилась, а мне нужно спешить домой, чтобы Майкл не узнал, что я за ним следил. Но тут Майкл замер рядом у входа в магазин. Достал из кармана телефон, мгновенно помрачнел и нехотя поднёс его к уху. Звонок Майкла явно не обрадовал: он быстро бросил трубку, раздражённо запихнул его в карман куртки и стремительно пошёл в сторону Проспект-парка.

Я вслед за ним. Назревало что-то интересное.

По пути в парк Майкл не останавливался и ни с кем не разговаривал. Зашёл через главный вход, побрёл вдоль аллеи. Кто звонил и заставил идти Майкла в парка, а не в магазин? И почему он такой хмурый? В глубине души я был уверен, что скоро узнаю ответ.

В конце аллеи, по которой шёл Майкл, стояла небольшая беседка — без сомнений он шёл именно к ней. У него там с кем-то встреча?

Меня охватила паника и ещё какое-то непонятное чувство, когда я увидел её. Мию Кобб. Она смиренно стояла под козырьком беседки, как обычно, прижимая сумку к груди, и молчаливо дожидалась, когда Майкл подойдёт к ней. Я спрятался за широким деревом, искренно надеясь, что она меня не заметила.

Они начали о чём-то разговаривать. Мне не было слышно их слов, но даже издалека по жестам и мимике я понимал, что разговор у них был тяжёлый и явно не самый приятный: Мия смотрела на Майкла так, будто вот-вот набросится на него и выколет ему глаза, если он шелохнётся. И Майкл не двигался. Он явно злился на Мию, но не смел ей ничего сделать — она словно была выше него, хотя и смотрела снизу вверх.

О чём они разговаривали? И почему они вообще встретились, хотя сказали, что не были до этого знакомы? Это была ложь? Я снова вспомнил их первую встречу: оба с первого взгляда враждебно смотрели друг на друга. Значит, они всё-таки знакомы.

Разговор у Майкла и Мии был короткий — они тут же разошлись, и мне пришлось нехило постараться, чтобы ни один из них меня не заметил. Проводив Мию взглядом, я снова пошёл за Майклом.

Так и знал, что он что-то от меня скрывал.

На обратном пути Майкл направился к магазину, в который так и не успел зайти — я на всякий случай пошёл вместе с ним, — и занялся тем, что мне сказал: выбирал продукты для пиццы и складывал их в тележку. Совсем скоро он закончит и пойдёт домой.

Я решил поскорей вернуться на диван и включить телевизор.

***

Я проснулся из-за Артура, который нервно тряс меня за плечи и чуть ли не кричал на весь дом. Он выглядел напуганным.

Чёрт, я что, вырубился? Голова раскалывалась, и рука затекла… как же паршиво. За окном уже глубокая ночь. И какого чёрта здесь делал Артур?

Он уже почти успокоился, но всё равно был сильно взволнован. Я слушал его урывками и не улавливал, что за бред он несёт: он ломился ко мне в дом, хотел выбить дверь, потом нашёл какой-то сломанный ключ и пытался его откуда-то вытащить, даже кровь под ногтем показал — это он, видите ли, поранился, когда неудачно подцепил ключ.

— Я уже испугался, что ты умер! — закончил он свой рассказ.

Круто. И что дальше? Я смотрел на растерянного Артура, на диван, на грязные тарелки на журнальном столике, на выключенный телевизор и тёмный коридор и не понимал, что он от меня хочет. Я помнил, как Майкл приготовил пиццу, мы сидели и ели её перед телеком… а потом я вообще ничего не помню. Дерьмо… Что здесь произошло? И где Майкл? Он опять куда-то смылся?

— А что ты здесь делаешь? — спросил я Артура.

Он сначала впал в ступор, растерянно уставился на меня, но скоро изменился в лице — помрачнел, рассерженно посмотрел на меня исподлобья и процедил сквозь зубы:

— Где Джесс?

— Что?

— Я повторяю ещё раз, — не отступал Артур, — где Джесс?

— Да откуда мне знать? Это ты рядом с ней всё время вертишься, а не я.

— Не притворяйся идиотом! — выкрикнул Артур и яростно пнул диванный столик. Нож звонко брякнул по пустой тарелке. — Ты всё прекрасно знаешь.

— Да с чего бы? — защищался я. — Откуда я должен знать, где твоя Барби?

Артур молча смотрел на меня испепеляющим взглядом и крепко сжимал губы. Достал из кармана куртки что-то чёрное и бросил мне на колени.

— На, полюбуйся.

Конверт. От одного взгляда на него мне стало плохо. Такой же чёрный конверт пришёл мне сегодня утром.

— Чего уставился? — с хрипом шипел Артур. — Открывай.

Внутри конверта был листок с письмом.

Артур Уилсон, тебе же дорога эта девушка, Джессика Харрис, да? Тогда спроси у своего друга Тома, где она. Он точно знает.

— С ней что-то случилось? — спросил я, обеспокоенно посмотрев на Артура.

— Она вчера не вернулась домой. Не отвечала на звонки и ни с кем не связывалась. Весь день её никто не видел и не знает, где она может быть, — как можно спокойней говорил Артур, но его голос всё равно дрожал. — А теперь и это письмо…

— А давно ты его получил?

— Максимум пару часов назад. Мне настырно звонили в дверь, а когда я открыл, на пороге лежал этот чёртов конверт.

— Значит, ты не знаешь, кто его тебе подкинул?

— Да какая в этом разница?! — нервно воскликну Артур. — Где Джесс?

Когда я сказал, что получил похожее письмо и выкинул его в мусорное ведро на кухне, Артур тут же сорвался туда и вывалил весь мусор на пол и начал в нём рыться. Пока он разгребал пустые упаковки и остатки еды голыми руками, я заметил знакомую баночку из-под снотворного. Причём пустую. Какого чёрта? Я точно её не выкидывал, да и не пользовался ею давно, потому что снотворное мне больше ни к чему… Тогда какого чёрта она здесь делает?

Артур нашёл конверт. Смятый и отчего-то мокрый с одного края. Какая мерзость! Я бы ни за что его не коснулся, но Артур взял его в руки, аккуратно расправил и как можно осторожнее вытащил из него лист. Бумага внутри слегка размокла и покрылась в одном углу разводом, но напечатанная надпить по-прежнему была хорошо видна.

Приходи один, иначе твоей подружке конец.

Артур выудил из кармана телефон, открыл карту и вбил адрес с листка. Это оказался отель в Браунсвилле. В Браунсвилле! Хотя удивляться здесь нечему: письма с угрозами не могут не назначать встреч в одном из самых опасных гетто{?}[часть города, в которой проживают люди с низким уровнем дохода, часто безработные, выживающие за счет государственных пособий; там царит преступность, наркомания и нищета, поэтому такие неблагополучные районы стараются обходить стороной

] Бруклина, это же очевидно.

Погасив экран телефона, Артур сорвался к выходу, но я остановил его.

— Куда ты? — спросил я, не давая ему перейти порог кухни. — Собираешься идти туда?

— А, по-твоему, я должен пойти домой и лечь спать?

— Нет, но… это небезопасно, ты же это понимаешь?

Артур молчал. Пристально и долго смотрел мне в глаза, словно что-то выискивал в них, пока не сказал:

— А твоё расследование было безопасным? — Я не нашёлся, что ответить. Но Артуру и не нужен был мой ответ. — Ты забыл, чем закончилось для Джесс твоё расследование в Ланкастере? Забыл? Я вот — нет. И уверен, что именно из-за тебя её кто-то схватил и сейчас держит в заложниках.

— Артур, послушай…

— Я уже молчу, чтопридти нужно тебе, а не мне или кому-то ещё, — повысив голос, перебил меня Артур. — Ты должен спасти её. Так давай, — от толкнул обеими руками меня в грудь, — иди спасай её. Или ты — неблагодарный паразит? Тебя поддерживали, когда тебе было плохо, тебя лечили и помогали с твоим дурацким расследованием, а ты даже спасибо за это не сказал. А теперь, когда у других из-за тебя проблемы, и ты собираешься просто отсиживаться, крикнув: «Я в домике»? — Ещё раз толкнул. — Нет, не пойдёшь?

Я в оцепенении смотрел на раздражённое и мрачное лицо Артура. Я? Паразит? А ничего, что я никого не просил помогать мне или поддерживать меня? Сами решили помочь мне, а теперь ещё и претензии выкатывают, что это я неблагодарный. Да иди ты нахуй, Артур, со своей корыстной помощью! Мне хотелось послать Артура — пусть он катится, куда хочет! — но во мне заиграла гордость. Так и быть, сделаю дорогому другу одолжение, спасу его ненаглядную подружку, и пусть они оба валят, куда хотят, главное, чтобы больше мне на глаза не попадались.

И только потом понял, что погорячился.

Я стоял перед этим чёртовым отелем в Браунсвилле и с ужасом смотрел, как его стены бледнели от света уличных фонарей. Мне было страшно. Я понимал, что там, в этом отеле, меня ждал двойник, злорадно любующийся, как привязанная к стулу Джесс плачет и что-то отчаянно воет с заклеенным скотчем ртом. Возможно, сейчас он следил за мной через окно. Я оглядел каждое, видневшееся передо мной — всё тихо, нигде не горел свет. Отель спал, как и эта тихая улица. Но я знал, что это лишь иллюзия: стоит мне перейти порог гостиной — у меня появятся большие проблемы. Поэтому я и не решался туда зайти.

Хотя, что я терял? Ничего. Я не дурак и ни за что не пошёл бы в ловушку, не зная, что смогу из неё выбраться. Артур позвонил в полицию и вызвал их на этот адрес; всё, что мне нужно, — стать приманкой и немного потянуть время, пока не приедут копы, не арестуют двойника и не освободят меня и Джесс. Это был идеальный план, чтобы раз и навсегда покончить с расследованием, двойником и всем этим ужасом.

Я толкнул входную дверь отеля.

Я оказался в зале, где были пара диванов и большой фикус в горшке. Меня окликнул женский голос. За стойкой регистрации стояла женщина в возрасте и с подозрительным прищуром оглядывала меня с ног до головы.

— Вы Том Стив? — спросила она.

Я молча кивнул, подошёл к стойке и тут же получил ключ от комнаты. После этого женщина меня прогнала, потребовав не задавать лишних вопросов.

Я поднялся на второй этаж, нашёл комнату №9 — именно это число было на брелоке ключа — и замер в нерешительности. Ни звука не было слышно. Надавил на ручку — заперто. Странно. Вставил ключ в замочную скважину и два раза провернул его, слушая, как глухие щелчки эхом раздавались по мрачному безмолвному коридору. Открыл дверь. Медленно и тихо переступил порог, пристально вгляделся в темноту комнаты.

Двуспальная кровать и две тумбочки по бокам, картина с цветами в вазе над изголовьем, комод у стены, небольшой телевизор на нём, несколько торшеров и стул. Сбоку от меня была ещё одна дверь. Ванная комната. Здесь было так же темно и тихо, как в спальне.

Я решил включить свет. Но не успел я найти выключатель, как почувствовал резкую боль в затылке — всё поплыло перед глазами.

Я упал на пол.

Комментарий к Глава 10. Чёрный конверт

Группа автора: https://vk.com/fantasy_life_blog

========== Глава 11. Паразиты ==========

Комментарий к Глава 11. Паразиты

тематический коллаж к главе: https://vk.com/photo-197366893_457239271

Когда очнулся, я не мог пошевелиться. Всё плыло перед глазами, болела голова, а рук я вообще не чувствовал: меня привязали к стулу и обмотали скотчем так, что я не то что пошевелиться, полно вздохнуть не мог.

— О, очухался, — раздалось где-то сбоку.

В углу комнаты сидел кудрявый пацан — мелкий сопляк лет шестнадцати-семнадцати, не больше — и с ехидной ухмылкой глядел на меня, не переставая жевать жвачку. Он неспешно погасил экран телефона в руках, подался вперёд, уперевшись локтями в колени и заговорщицки прошептал:

— Хочешь, я никому не скажу, что ты очухался?

— Это ты мне так одолжение делаешь?

Пацан пристально уставился на меня — на мгновение даже перестал жевать, но вскоре всё равно продолжил, — включил телефон, что-то в нём пару раз потыкал, поглядел в экран, а после на меня, усмехнувшись.

— Да больно мне нужно тебе помогать, — высокомерно отозвался он и встал. Подошёл ко мне вплотную, уставился сверху вниз и надул из жвачки большой белый пузырь. — Ты слишком… недостойный моей помощи, — вернув жвачку в рот, добавил он.

И вальяжно ушёл прочь, закрыв за собой дверь. Вот же мелкий сопляк!

Не было слышно ни звука. Я уже более или менее привык к тугому скотчу, который впивался мне в рёбра, и осмотрелся. Эта комната не номер отеля, где я был, — здесь всё совсем иначе. Я сидел в центре полупустой комнаты, где были только стул в углу, где сидел этот надменный пацан, стол недалеко от меня — на нём лежал скотч, которым, видимо, меня и обмотали, — и какой-то комод у стенки. Я сидел спиной к окну и белые лучи были единственным, что тускло освещало эту унылую мрачную комнату.

Черт… Где я? Почему нигде нет копов? Неужели план провалился? Это, получается, я теперь заложник… Просто прекрасно. Лучше, блять, ничего не придумаешь!

Я попытался встать, но ничего не получилось — я даже сдвинуть стул с места не смог, — и растянуть скотч тоже не получилось: так сильно он стягивал кожу, что казалось, я быстрее себе руки отрежу, чем ослаблю его.

Пока я отчаянно пытался придумать ещё хоть что-то, что помогло бы мне высвободиться, в комнату вошёл двойник и ещё несколько парней — среди них я узнал мулата и азиата из Ланкастера. Двойник, медленно ступая, подходил ко мне, а остальные выстроились вдоль стен, как телохранители.

— Так, так, та-ак… — надменно протянул он. — Проснулся, Том? Как поживаешь?

— Пока тебя не увидел, очень даже неплохо.

Двойник улыбнулся.

— Гляжу, ты не очень рад меня видеть, — сказал он, подойдя ко мне вплотную.

— Да, мерзко осознавать, что ты выглядишь прямо, как я. А от того, что ты волосы назад зализываешь, мне аж блевать хочется. Выглядишь, как мокрый петух.

— У вас это называется классикой, — двойник провёл ладонью по волосам, наверно, проверяя, не выбилось ли что из его идеальной зализанности, — и мне эта классика нравится. — Он снова посмотрел на меня. — Но, откровенно говоря, от тебя я тоже не в восторге. Который раз я уже тебя вижу, а ничего, кроме глупых попыток съязвить, ты мне больше не показал.

Я молча с ненавистью смотрел на двойника, который похаживал передо мной туда-сюда, неспешно говорил это, будто сам с собой разговаривал, и выглядел так, словно скоро ему на голову водрузят огромную блестящую корону и он станет королём… чего-то. Он уже мысленно праздновал победу — это читалось в его взгляде.

— Ты, наверно, думаешь, зачем же я заманил тебя сюда, если ты так ничтожен по сравнению со мной и вообще мне неприятен… — продолжал двойник, неспешно обходя меня со спины, и от каждого его глухого шага меня пробирала дрожь. — Зачем я так много сил потратил, чтобы поймать тебя, обхитрить тебя, изучить тебя… Я не собираюсь подражать тебе, вовсе нет, — он обошёл стол, проводя пальцами по столешнице, — для меня это было бы слишком унизительно.

Я ловил на себе презренный взгляд двойника. Как же отвратительна эта его ехидная усмешка! У меня не был заклеен рот, и я бы мог спокойно нагрубить ему в ответ, да ещё и вмазать по его надменной роже, если б руки были свободны, — но я не мог этого сделать. Не мог пошевелиться. Не мог издать звука. Я мог только тупо пялиться на гниющий деревянный пол, на парней, застывших у входа, на кожаные чёрные ботинки двойника и только изредка, совсем на мгновение, смотреть ему в лицо, тут же снова опуская взгляд в пол. Я боялся, что задохнусь, — так быстро билось сердце, что, слыша только его бешеный стук, забывал дышать настолько полно, насколько позволял скотч.

Я в принципе боялся.

Откуда этот двойник взялся? Что он от меня хочет? Почему всё никак не отстанет? Почему это дерьмо вообще происходит именно со мной?

— Я знаю, что ты одинокий сирота, — продолжал двойник беседу с самим собой, — и это мне развязывает руки. Единственное, что мне нужно сделать, — он резко стукнул по столу и зашипел мне в лицо: — Это уничтожить тебя, стереть твоё существование раз и навсегда.

Двойник смотрел прямо мне в лицо, и я невольно взглянул на него. Глаза. Я впервые так близко посмотрел в его глаза. Всё его лицо казалось ненастоящим, нереальным, но глаза были настоящими, и их переполняли ни злость, ни ненависть, ни презрение, как мне это казалось раньше. А жадность. Необъятная, бесконтрольная жадность.

— Я сначала так и хотел сделать, — двойник отстранился и демонстративно принялся поправлять рукава пальто, — но передумал. Неужели я так долго гнался за тобой, чтобы просто и быстро убить? Не-ет, меня это больше не устраивает. Я заберу у тебя всё самое дорогое — одно за другим, одно за другим. Это будет тебе наказанием за то, что ты… — он на мгновение замер, подбирая нужные слова, — такой проблемный.

— Ты уже это сделал, — неожиданно для себя выпалил я. Слова сами слетели с губ, и в них кипела ненависть.

Двойник посмотрел на меня и всем своим видом сказал: «Да ну? Правда?»

— Кольцо, которое ты у меня украл, — взглядом указал на его руку, — оно мне очень дорого.

Двойник посмотрел на руку, на большом пальце которого блестело кольцо, озадаченно уставился мне в глаза и прыснул со смеху. В абсолютно безмолвной комнате раздавался только его мерзкий хрюкающее-хлюпающий смех.

— Что ж… — произнёс двойник, успокоившись. — Я забрал его, потому что оно могло быть важным для меня, но раз это безделушка ни с кем тебя не связывает и так тебе дорога, я буду даже рад избавиться от этой безвкусицы…

Двойник снял кольцо с пальца. Он сначала потянулся к столу, чтобы оставить кольцо на нём, но замер, ехидно улыбнулся, покосившись на меня, и демонстративно бросил кольцо на пол — оно пару раз отскочило и покатилось мимо моего стула. У меня в мыслях было только одно: вернуть кольцо. Я машинально вытянул ногу, чтобы остановить кольцо и мыском пододвинуть ближе к стулу — поднять его сейчас в любом случае бы не получилось, но так оно хотя бы лежало ближе ко мне, — и в комнате снова раздался отвратный смех.

Ему смешно! Чёртов ублюдок.

— Ты теперь счастлив? — спросил двойник, когда я исподлобья посмотрел на него, чувствуя кольцо под подошвой. — А хочешь, я обрадую тебя ещё больше?

Не дожидаясь ответа, двойник махнул в сторону парней-охранников — мулат сдвинулся с места и молча вышел за дверь. Вскоре я услышал стук каблуков. Через порог толкнули встревоженную и заплаканную Джесс — у неё были связаны руки за спиной и её тут же довольно грубо усадили на стул, — а вслед за ней… зашла Мия. И она не была связана, как Джесс, даже наоборот: парни у двери потеснились в сторону, чтобы она смогла неспешно подойти к двойнику и встать рядом с ним.

— Какого чёрта… — единственное, что я смог произнести, уставившись на Мию.

Она посмотрела на меня так, словно видела впервые в жизни. Её взгляд ничего не выражал, словно всё, что тут творилось, для неё было в порядке вещей.

Почему она здесь и стоит рядом с двойником? Она предала меня?.. Но за что? И как она вообще узнала о двойнике?

— Удивлён? Скоро ты удивишься ещё сильнее! — самодовольно восклицал двойник, расхаживая передо мной, пока я непонимающе смотрел на Джесс: на её лице читался испуг, а в расширенный глазах — безмолвный страх. — Но это только начало! Хотя мне уже определенно нравится твой потерянный взгляд. — Двойник сделал звучный глубокий вдох, словно вдыхал аромат, и блаженно добавил: — Невероятное чувство. Когда я расправлюсь с тобой, я захвачу всю эту жалкую планету и буду наблюдать, как она умирает в агонии.

— Больной ублюдок… — прошептал я сквозь зубы.

Эти слова не понравились двойнику: он блеснул свирепым взглядом, уставившись на меня, подошёл ближе и с силой пнул в живот — я вместе со стулом рухнул на пол и сдержанно зашипел от боли в плече.

— Я тебя ещё научу, как нужно со мной разговаривать, — процедил он сквозь зубы и горделиво ушёл в сторону двери, сказав парням-телохранителям «поработать над моим воспитанием».

Кто-то спросил у него, что делать с девчонкой и он, не сбавляя шага, махнул рукой и сказал привязать её к стулу. Ко мне со всех сторон подступали бугаи, а где-то за их спинами я слышал взволнованный голос Джесс.

— Что вы делаете? — встревоженно тараторила она. — Пустите!

Удар ногой в живот. У меня перекрыло дыхание и потемнело в глазах. Удар в бок.

Скручивающая изнутри боль затихла, затмившись резкой болью у рёбер, — ударили прями по шраму, который по уязвимости был вторым местом во всём теле. Вот же суки! Я не мог защититься: у меня были свободны только ноги, но любая попытка пнуть в ответ или хоть как-то закрыться отдавала в руки — казалось, что спинка стула, давящая на них, мне все кости нахуй переломает под моим же весом!

Удары не прекращались. Беспрерывной чередой меня остервенело били в живот, в бока, по ногам, в лицо, но я уже не понимал, кто, куда и когда бьёт, — тупая боль окутывала всё тело и душила, не давая вздохнуть, а лишь раз за разом заходиться кашлем. Ещё чуть-чуть, и я бы выкашлял собственные кишки, размозженные в кровавое месиво, разорвал горло и сдох под крики, вой и рыдания Джесс.

— Хватит с него, а то ещё умрёт раньше времени, — сказал кто-то, и под дружный гиений смех удары прекратились.

Я закрыл глаза, наконец-то откашлявшись и вздохнув, когда затихли шаги и хлопнула дверь. Я больше ничего не чувствовал.

***

Кто-то похлопывал меня по щекам и требовал, чтобы я открыл глаза.

Майкл.

Заметив, что я очнулся, он еле заметно выдохнул и начал рыться в кармане куртки, а я молча смотрел за его поспешными движениями, чувствовал медный вкус крови на языке и пульсирующую боль, которая сводила туловище при каждом вздохе. Сейчас в комнате было гораздо темнее, чем до этого. Я вырубился на несколько часов… Майкл достал перочинный нож и принялся аккуратно разрезать скотч у меня на груди.

Стоп. Майкл?

— Что ты здесь, блять, делаешь? — спросил я в полный голос и тут же пожалел об этом: дико засаднило горло.

Майкл приложил палец к губам, советуя так говорить тише, и прошептал:

— Я пытаюсь тебя спасти.

— Спасти? — шипел я. — Вот так просто пришёл и спасаешь меня?

Мне это совсем не нравилось. Я типа тоже спасал Джесс, но меня связали и избили, а его, кажется, никто даже пальцем не тронул. И ещё эта Мия. Она была заодно с двойником, она предала меня, а Майкл втайне встречался c ней — не значит ли это, что и он чёртов предатель?

— Всё не так уж и просто.

— Как ты узнал, что я здесь?

— Сейчас нет времени для этого, — приглушённо шептал Майкл, не переставая перерезать скотч.

— Почему нет? — шипел я Майклу в лицо. — Я не собираюсь куда-либо идти с тобой, потому что ты такая же мразь, как этот двойник и сука Мия.

Майкл замер, посмотрев мне в глаза.

— Ты прав только наполовину, — спокойно сказал он. Ещё и «голос психолога» включил, будто он на меня как-то подействует. — Ты всё понимаешь, но прав только наполовину.

— А с чего ты взял, как я и что понимаю? — съязвил я.

— Потому что работа у меня такая.

Майкл разрезал оставшийся скотч, и я наконец-то был свободен. Отлепил скотч от кожи и с блаженством потёр онемевшие и нывшие от боли руки.

— Я тебе всё объясню, когда мы будем в безопасности, хорошо? — сказал Майкл.

Он пристально посмотрел мне в глаза, но так и не получив ответа, поспешил развязать Джесс, которая притихла в углу.

Я встал, окинул взглядом тёмный пол комнаты. Не собирался я его больше слушать, не собирался больше иметь с ним вообще что-либо общее. Достали эти тайны. Этот бесконечный абсурд. Погони. Угрозы. Ссоры. Кровь. К чёрту всё это! Под столом блеснуло кольцо — я поднял его и надел на палец. Так-то лучше. Не хочу больше ничего знать, видеть и слышать. Хочу просто жить спокойной жизнью, как и раньше.

— Я ничего не понимаю, — приглушённо забормотала Джесс, когда Майкл высвободил и её. Она перепуганная подошла ко мне. — Том, что здесь происходит? Ты знаешь?

— С чего бы? — буркнул я, но Джесс словно не услышала моих слов, продолжила бормотать:

— Я случайно встретила Мию на улице, мы с ней пошли выпить кофе, а потом я очнулась здесь…

— Дура! — злобно крикнул я ей в лицо.

Если бы она не была такой тупой, то не ходила бы с сукой Мией и не попала бы в ловушку, и мне не пришлось бы здесь из-за неё оказаться и терпеть всё это.

— Сам не лучше! — обиженно отозвалась она. — Это же тот двойник, которого мы видели в Ланкастере… Что ему от тебя нужно?

— Давайте не будем сейчас шуметь, — вмешался Майкл. — Когда выберетесь, тогда со всем и разберётесь.

Он поделился с нами планом, надёжным, блять, как швейцарские часы, — выломать окно и спрыгнуть со второго этажа. Сигануть в окно! Меня скручивало изнутри и бросало в дрожь от одного вида, как Майкл искал, чем можно вскрыть или беззвучно выбить оконную раму, чтобы все могли пролезть.

— Нет, блять, только не это, — категорично шептал я, чувствуя, как подкашиваются ноги. — Я не буду прыгать.

Что угодно, но только не это. До сих пор страшно вспоминать, как я прыгнул с крыши дома и в двух местах сломал ногу, чудом не сдохнув на месте. Ту боль и страх я запомнил на всю жизнь и ни за что не прыгнул бы снова.

— Мне тоже страшно, — сказала Джесс, коснувшись моего плеча, — но кажется, это единственный способ сбежать.

— Да мне плевать, единственный это способ или нет! — зашипел я, скинув её руку с себя. — Я не буду прыгать!

— Том, — спокойно произнёс Майкл, — ты же понимаешь, что если мы сейчас по-тихому не выпрыгнем из окна и не убежим, то ничего хорошего точно не будет?

— Мне плевать! Нет, даже не так — мне похуй! Я боюсь прыгать и не стану этого делать.

Позади меня послышался грузный деревянный скрип: Джесс выдвинула один из ящиков комода и, заглянув в него, открыла другой. Она хотела там что-то найти, но все ящики были либо пусты, либо завалены бесполезным хламом.

Майкл предложил новый план. Более рисковый.

Он откуда-то знал, как выглядит дом и как можно незаметно пробраться к выходу: с его слов, в доме почти никого не было, поэтому он и смог пробраться к нам с Джесс. Но нужно быть максимально аккуратными и бесшумными.

Я согласился без раздумий — это гораздо лучше, чем прыгать и ломать ноги, — а Джесс пусть и согласилась, в её огромных глазах читался ужас. Но я ничего не сказал. Если бы не она, нас бы здесь вообще не было.

Майкл тихо повернул дверную ручку, выглянул в коридор и огляделся по сторонам. Тихо и темно. Мы вышли из комнаты и гуськом пошли вдоль стены по коридору. Тогда я был готов отдать всё, чтобы стать таким же бесшумным, как Майкл: я старался ступать туда же куда и он, но подо мной всё равно скрипели половицы, и казалось, что этот скрип слышался по всему дому. Всё-таки лучше бы я выпрыгнул в окно и что-нибудь себе сломал. Напряжение душило. С каждым шагом казалось, что этот чёртов скрип раздавался всё громче — я боялся сделать лишнего движения, — и отчётливо слышалось, как я дышу и как колотится моё сердце, отчего задерживал дыхание. Но уже было поздно. Мы подошли к лестнице.

«Парадная дверь совсем рядом с лестницей, — мысленно повторял слова Майкла. — Нужно только тихо спуститься и выбежать из дома».

Делов-то! Нужно лишь быть бесшумным, как Майкл, и всё будет хорошо.

Первая ступенька. Вторая.

Всё начинало плыть перед глазами, ещё и в темноте ничего не было видно — я чуть не оступился и не полетел вниз.

Тихо спуститься и выбежать из дома. Спуститься и выбежать. Спуститься. И выбежать.

Позади раздались грохот, скулёж и шипение. Я оглянулся, с ужасом застыв на месте, — Джесс сидела на ступеньке, одной рукой зажимала лодыжку, а другой рот и, зажмурившись, запрокинула голову к потолку. Она упала, оступилась, зацепилась. И это было очень слышно.

Пока я в ступоре смотрел на Джесс, Майкл подбежал к ней, подхватил под руки и помог в стать — она сдавленно завыла от боли. Джесс не могла больше ходить.

Блять, вот же дура!

За дверью рядом с лестницей послышалось движение, чьи-то голоса, из гостиной выглядывали головы и выбегали силуэты с криками: «Что за чёрт? Лови их! Убегают!», а вот она, парадная дверь, прямо передо мной. Пара ступеней, пара шагов до двери — и я на свободе. Если будем стоять как истуканы, нас снова поймают и повяжут.

Я не собирался здесь больше находиться.

Бросился с места, хотел прорваться сквозь силуэты, обступавшие лестницу, взбиравшиеся мне навстречу по ступеням.

Что-то толкнуло меня в спину.

Я больно упал на колени, но что-то, обхватив меня за пояс, вновь подняло на ноги и поволокло к входной двери. Это был Майкл. Он дёрнул дверную ручку, вытолкнул меня за порог и сам повалился на колени, не в силах встать. Я подхватил его под руки, и поскорее повёл прочь с крыльца, прочь от дома, боясь оглянуться и увидеть погоню.

Чёрт, как же тяжело!

Этот Майкл такой тяжёлый, да ещё и еле плетётся. Если так и дальше пойдёт, то нас точно поймают. Нужно торопиться.

Я удобней обхватываю Майкла за спину и держу его руку, свисающую с моего плеча, ускоряю шаг — Майкл с трудом волочит ногами и сдержанно стонет от боли. Чёрт, ему совсем хуёво… Погано выглядит: лицо болезненное, впалое — да он вообще выглядит так, словно из него всю жизненную энергию высосали, — а глаза мутные, будто ещё чуть-чуть и он отключится.

Через плечо оглядываюсь назад — погони нет. Подозрительно. Думают, что нам некуда убежать? Хотя я правда без понятия, куда идти: это какая-то глушь, где только одни деревья и слякоть.

Майкл снова стонет и чуть ли не падает на подкошенных ногах. Я его еле держу.

— Тебе нужно передохнуть?

— Да… — хрипит Майкл. — Не помешало бы…

Недалеко от нас есть подходящее дерево, широкое, старое, высокое. Я подвожу Майкла к нему, как можно аккуратней усаживаю на землю — он снова стонет, крепко сжимая зубы, и боком опирается о сухую кору — и замечаю, что его куртка на лопатке разодрана. У него спина ранена.

— Блять, когда ты успел? — я хватаю его за плечо, чтобы посмотреть на рану.

— Не смей, — шипит Майкл.

Он специально всей спиной поворачивается к дереву, и чуть ли не кричит. Чёрт, он сейчас точно отключится!

Я не знаю, что делать. Оглядываюсь на дом. Из этой старой рухляди не было слышно ни звука. Белая краска полопалась и почернела на деревянных стенах, в некоторых местах с крыши отвалилась черепица — казалось, что этот дом давно заброшен и там никого нет. Но это не так. Я прекрасно знаю, что там есть эти ублюдки и что они притаились.

— Вставай, — командую, боясь отвести взгляда от дома. Протягиваю Майклу руку. — Надо валить отсюда, пока никто не вышел.

Майкл издаёт смешок. Тихий, сдавленный и смиренный.

— Не-ет, — на выдохе протягивает он, — я уже не встану и никуда не пойду. — И тут же добавляет: — Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Что?! Ты, блять, шу… — я не закончил фразу, прижавшись к стволу дерева, когда заметил в окне движение. Если они начнут стрелять, мне пиздец. — Майкл, либо ты встаёшь и идёшь вместе со мной, либо я валю один, — цежу сквозь зубы… и застываю от ужаса.

Я посмотрел на Майкла. И увидел не кучерявую тёмноволосую голову, не спокойное, даже немного равнодушное лицо Майкла — нет.

Нет-нет-нет-нет-нет.

Рядом с собой я вижу гладкое, чёрное, словно сделанное из латекса, блядское, мерзкое нечто — совсем такое, какое я видел там, в горах Колорадо. Разница лишь в том, что на этом надета одежда. Одежда Майкла.

— Я хочу, чтобы ты меня выслушал. Об этом, — говорит оно… Голосом Майкла.

Как объяснить, что я чувствую сейчас? Извергается вулкан и своей бурлящей лавой сжигает всё на своём пути? Цунами крушит и топит всё вокруг? В Землю врезается новый метеорит, воскресают все динозавры и жрут каждого встречного на пути, топча города под радиоактивным дождём? Всё, блять, сразу. Нет-нет, вру. В глубине души я давно знал, что Майкл скрывает от меня что-то важное, что понимает происходящее лучше меня и нехило в этом всём замешан, но я даже подумать не мог, что его тайной будет — ЭТО.

Мне теперь глубоко плевать на всё, что творилось до этого вокруг, — на то, что меня взяли в заложники и избили, на двойника и Мию и на этот заброшенный дом, — просто пялюсь на этого блядского слендермена на минималках и слышу его голос словно под водой.

— Я не наврежу тебе, — говорит он. — Честно.

— Ты такой же, как они? — указываю в сторону дома. — А они, как ты? И двойник с Мией тоже. Вы все блядские монстры из латекса?!

— Да… но нет.

— Кто из вас напал на меня?! — кричу я, повиснув над Майклом.

Нет, это больше не Майкл. Это — мерзость, до которой мне даже противно дотрагиваться, потому что он даже хуже двойника и его прихвостней: он жил у меня под боком и бессовестно врал мне в лицо!

— Я так и знал, что это всё ты! Хотел убить меня, но не получилось, ублюдок?!

Майкл сидит неподвижно и смотрит на меня своим безликим лицом.

— Я уже говорил, что не нападал на тебя, а наоборот спас, — спокойно отвечает он.

— Да что ты говоришь!

— Да, говорю! — прикрикивает Майкл, и продолжает уже спокойно, поудобней уперевшись спиной о дерево: — Это твой двойник напал на тебя, а я спас и уже ни один раз… хотя до сих не могу объяснить себе зачем.

Я, застыв в ступоре, не понимаю, что за бред он сморозил, а Майкл не перестаёт говорить. Рассказывает, что он рядовой солдат, как и вся его раса, и всё, чем он занимался на протяжении своей жизни, — захватывал другие расы и планеты. Они, как саранча. Паразиты. Которые высасывают всё, что только можно, и перебираются в другое место.

— Моей задачей было одному из первых проникнуть сюда и пристроиться к условиям жизни, — говорит он монотонным голосом. — Как и всегда. Знаешь, в чем основная опасность этого задания? Можно легко погибнуть, — отвечает он, не дождавшись ответа. — Мы копируем всё живое, но можем легко погибнуть, если не получим хоть какой-нибудь компонент образца. Мне вот очень повезло: я попал в горы, где есть мало чего пригодного, но рядом со мной произошла авария…

Майкл заминается, понурив голову.

— Значит, ты с самой нашей встречи был не настоящим Майклом, а лишь копией-паразитом… — шепчу не в силах пошевелиться. — А Хлоя? Она знает?

Майкл отрицательно качает головой.

— Нет. Надеюсь… Я как бы потерял память, поэтому большую часть моего незнания можно было списать на неё. Но иногда она слишком любопытна… и иногда мне приходилось стирать ей воспоминания с помощью гипноза, который у вас популярен. Особенно, когда ты вломился в мой дом и начал расспрашивать об аварии.

Ступор перерастает в удивление, а удивление — в возмущение. Кто они вообще такие, чтобы стирать людям память, копировать их и жить их жизнями, паразитируя на всём вокруг? Возникают вопросы. Много вопросов. Сколько тут ещё таких двойников? А что, если ещё какой-то двойник, как Майкл, втёрся мне в доверие и живёт чьей-то жизнью? И виделся ли я вообще когда-нибудь с настоящей Мией Кобб?

— И чем же ты тогда считаешь себя не таким, как двойник?

— Я многое понял, пока жил здесь, — отвечает Майкл, снова «уставившись» на меня. — Мы совсем другие. У нас нет семей, у нас нет детей, у нас нет друзей — только клонирование и чёткая иерархия. Нас гораздо меньше, чем людей: у нас никто никому не помогает, а даже зачастую наоборот, все травят друг друга, потому что так остаются только самые сильные и приспособленные. — Майкл горько хмыкнул. — У людей с этим всё же по-другому. А ещё вы касаетесь друг друга…

Он вытягивает руку, словно пытается дотянуться, дотронуться до меня, но я не решаюсь коснуться этого чёрного латекса. Недолго подержав руку на весу, Майкл тихо хмыкает кладёт её на колени.

— Если два номера коснуться друг друга, то очень скоро умрут. Так мы устроены. Поэтому и боимся прикосновений… Но вы другие. Вы часто обнимаетесь, целуетесь, держитесь за руки… Вы интересные. — Он вздыхает. — Да вообще у вас всё интересное, у нас ничего такого нет… Ни таких высоких домов, ни машин, ни магазинов, ни телефонов и телевизоров, ни даже трав и деревьев. — Он кладёт руку на землю и с какой-то необъяснимой заботой проводит по ней ладонью, словно гладит не талый снег, смешанный с землёй, а какого-нибудь милого пушистого зверька. — У нас ничего нет.

У меня от его вида всё сжимается в груди, а на плечах словно усаживаются маленькие демон и ангел: посочувствовать Майклу или возненавидеть его и всю его расу за всё то, что они натворили? Я не знаю ответ.

— Думаешь, если понял, что у вас ничего нет, стал лучше них?

Майкл сдержанно смеётся, качая головой.

— Я никогда не говорил, что лучше них, потому что лучше никогда не стану. Я что-то понял, но моя природа не поменялась: я по-прежнему, как и они, высасываю из этого места всё, что могу, чтобы существовать. Просто вы этого не замечаете.

Майкл замолкает. В воздухе повисает тишина, но она, кажется, угнетает только меня. Пока я стою в нескольких шагах от Майкла, он, задрав голову к небу, вслушивается в горластые крики какой-то птицы в ветвях деревьев.

— Как думаешь, у меня есть шанс переродиться человеком? — внезапно спрашивает он, не шелохнувшись.

— Чего?

— Я недавно читал, что вы верите в перерождение… подумал, может и у нас так сработает?

— Не знаю.

Мы снова молчим. Как много на нашей Земле таких двойников-паразитов и сколько из них осознали то же, что и Майкл?

— Мне стоило поступить иначе, — вновь произносит Майкл поникшим голосом. — Прости за это… Твой двойник… ну, если сравнивать с вашими понятиями, что-то в духе короля у нас будет. А я посмел перейти ему дорогу: спас тебя и прибавил проблем.

— Ты ведь был вынужден это сделать, потому что был тогда с Хлоей?

Майкл согласно кивает.

— Ну тогда и не извиняйся за это. Тут никто не виноват, — отвечаю я. И тут же добавляю: — Но за то, что молчал, как последний уёбок, можешь просить прощения, сколько душе угодно!

Майкл хмыкает, а затем и вовсе заливается заразительным смехом. Я успеваю только улыбнуться, когда он резко замолкает и мрачнеет.

— Хочешь дам совет? — спрашивает он.

Его толос звучит так, будто он собирается рассказать мне страшную тайну. Хотя куда уж страшнее?

— Мы хорошо умеем притворяться и приспосабливаться к условиям, но мы только угадываем, какими нам стоит быть. Кто кому кто, у кого с кем какие отношения, как кто ведёт себя в разных ситуациях — обо всём этом приходится догадываться по ходу дела, — серьёзно объясняет Майкл. — Так что если ты думаешь, что знакомый тебе человек слишком резко и внезапно изменился, то это уже не твой знакомый. А тот, кто им притворяется. Понял?

Я киваю, хотя до конца не понял, что Майкл имеет в виду. Однажды, в Ланкастере, Артур сказал мне, что я изменился — возможно, он был прав, ведь изменилась и моя жизнь, — но ведь я по-прежнему я, а не вот это мерзкое латексное… Тогда где эта тонкая граница, отделяющая человека от паразита-двойника? Да и никак я это проверю — у меня теперь больше нет «знакомых». А с прохожими эта тактика не сработает.

— И что мне делать, если встречу двойника? — спрашиваю, уже зная ответ.

Складка на куртке Майкла сейчас для меня отчего-то интересней, чем ответ на вопрос: она с тихим шуршанием сминается, становится глубже или, наоборот, разглаживается, когда Майкл шевелит рукой, чем приковывает внимание к себе и заставляет забыть обо всём, что происходит вокруг. Это успокаивает. И я словно под гипнозом слышу серьёзный голос Майкла:

— Бежать.

Так и знал. Иначе он меня снова поймает и на этот раз точно убьёт.

— И… — приглушённо добавляет Майкл, — боюсь, нас уже никак не остановить. Ни пристрелить, ни зарезать. И ваша политика с законами для нас не помеха: всегда можно скопировать кого-то другого, главное, чтобы был компонент образца. — Он опускает голову и как-то виновато произносит: — Теперь конец этой планеты — лишь вопрос времени.

Вопрос времени… Значит, таким будет конец света для человечества?.. Интересно, как быстро я подохну в этом конце? И как быстро его заметят другие.

— Том… — как-то сдавленно произносит Майкл.

От одной только его интонации на меня мигом сваливается вся реальность: я снова слышу крик птицы в ветвях деревьев, чувствую пронзительные порывы холодного ветра, сырость в кроссовках, колющий нос запах свежести и снова вижу Майкла, уперевшегося спиной в ствол дерева. Чёрного, мерзкого, латексного монстра, от одного взгляда на которого в животе всё скручивалось в узел.

Чёртов ублюдок.

— Кажется, — продолжает он, — тебе уже пора уходить. А мне — умирать.

Он произнёс эти слова с какой-то насмешкой, которую я не понял, пока не посмотрел на Майкла внимательней. Он расходится мелкой рябью.

— Я из последних сил стараюсь сохранять форму, хоть чем-то похожую на человеческую… но больше не могу. А мне хочется, чтобы ты запомнил меня в облике Майкла, а не той лужи, в которую я очень скоро растекусь.

— Значит, мне и правда нужно уйти.

Майкл кивает и расходится рябью ещё сильнее. Бурлит, словно вскипевшая вода — я не могу оторвать от него взгляда. Что мне стоит сделать? Извиниться? Попрощаться? Или развернуться и молча уйти? А может, опуститься рядом на корточки и спросить, чем я могу ему помочь?.. Хотя чем ему помогать? И зачем. Он хочет, чтобы я запомнил его как Майкла, бесшумную тень, которую я сначала ненавидел и с которой потом до боли в животе и слёз смеялся перед экраном телевизора. Какая глупость. Я же видел его истинный облик и знаю, что никакой он ни Майкл. И то, что настоящего Майкла я даже не знаю.

— Том…

Да, знаю. Я ухожу.

Я с трудом отвожу от него взгляд и заставляю себя посмотреть вперёд — в лесную темноту, царящую среди деревьев. Делаю шаг. Кроссовки скользят на мокром снегу, и я чувствую, как носки пропитались влагой и теперь прилипают к стопе. Холодно. Мерзко. Гадко.

Второй шаг. Ещё один.

И куда мне теперь идти? И что делать? Впереди один сплошной лес, а позади — умирающий Майкл-двойник. Я ускоряю шаг, хотя не вижу в этом смысла: всё равно за мной никто не гонится. Как странно… Кажется, я впервые так растерян, что не могу понять, что сейчас чувствую. Злюсь я или грущу, а может, радуюсь?.. Я ведь теперь знаю правду, а значит, моё расследование увенчалось успехом. Сложно сказать. Я просто иду, мешая снег с землёй и с треском ломая мелкие ветки под ногами. Вот и всё.

— Том!

Этот крик раздаётся утопающим эхом, долетая до меня лишь подобием крика. Точно, Джесс. А я уже и забыл о ней.

— Стой, Том! Подожди, — снова кричит она, потому что я не остановился и не оглянулся.

Нельзя. Позади меня трухлявый белый дом с монстрами и широкое дерево, у корней которого растёкся Майкл-двойник. Но мне и не нужно было останавливаться — Джесс быстро догнала меня, лишь немного запыхавшись.

— Чего тебе, — равнодушно говорю я, мельком посмотрев не в глаза Джесс, а на прядь волос, выбившихся из-за её уха.

— Куда ты так спешишь?

Она плетётся рядом со мной, неустойчиво шатаясь на своих огромных каблуках. Наткнётся на какой-нибудь корень — точно упадёт.

— Подальше отсюда, конечно же. — Я останавливаюсь и поворачиваюсь к тут же застывшей на месте Джесс. — Скажи Барби как твоя нога.

Я не задал вопрос и не сказал ответ, и теперь наблюдал, как Джесс вылупилась на меня своими большими глазами.

— Э… хорошо, — не утверждая и не отвечая, говорит она. И смотрит на меня так, словно я должен за неё ответить.

Понятно.

— Ты её подвернула, а это может быть серьёзно. Так что не забудь сходить к врачу, — я снова начинаю идти.

— Хорошо, — еле заметно улыбнувшись, отвечает Джесс.

Совсем другая интонация.

— Забавно получилось, — говорю я, посмотрев на серо-белое небо, — я пришёл спасти тебя, но ты сама без меня выбралась.

Она начала говорить только после недолгой паузы, и я чувствовал, как она незаметно косилась на меня:

— Когда ты сбежал из дома и бросил меня там одну, они снова схватили меня, но у меня получилось сбежать, — спокойно говорила она, без какой-либо претензии на эмоцию.

Какое же всё-таки глупое прозвище я ей дал — Барби. Теперь оно совсем не подходит.

— А ты ожидала что-то другое? Знаешь же, как я к тебе отношусь.

Джесс молчит и только смотрит на меня. Интересно, стоит ли ей кое-что сказать? Нет, лучше не надо. Пусть сама догадается. А вот Артуру, наверное, стоит.

Я похлопал себя по карманам, ища мобильник, но нигде его так и не нащупал.

— У тебя телефон с собой?

Конечно с собой. Джесс вытащила из кармашка сумки телефон в розовом чехле и с озадаченным выражением лица протянула его мне. Быстрое движение пальца — мобильник разблокирован.

— Я попробую найти по карте, где мы находимся, — объясняю я, уткнувшись в экран и закрывая его спиной от пристального взгляда Джесс. Отхожу в сторону. — Но для этого нужно поймать интернет.

На деле же я со скоростью света менял пароль на её телефоне, и удалял отпечатки пальцев для разблокировки. Да, не зря я однажды решил подшутить над Джесс: поменял ей пароль, дурацкие обои поставил и перемещал все приложения на рабочем экране — она, конечно же, привела всё в порядок, но вот пароль не поменяла. Какая беспечность. Но сейчас, можно сказать, это спасло мне жизнь. А новый пароль прост — извечный и любимый пин-код Артура. 1511.

Дело сделано. Я облегчённо вздыхаю и поворачиваюсь к Джесс.

— Тут недалеко дорога, — начал плести первое, что пришло в голову, — иди к ней.

— А ты? — Джесс подозрительно сощурила глаза.

— Я вспомнил, что мне нужно кое-куда сходить. В другое место. — Джесс вдыхает воздух и открывает рот, чтобы наверняка напроситься со мной, но я опережаю её: — И нет, тебе лучше со мной не идти. Уверен, Артур волнуется за тебя и ждёт дома. — Указываю на телефон в руке и добавляю: — Не против, если я в заметках оставлю ему письмо? Передашь?

Джесс, помедлив, кивает. Я тут же открываю заметки и набираю текст.

Привет, Артур.

— А почему ты ему это лично не скажешь? — помолчав, спрашивает она.

— Ну… — мычу я, слыша её голос словно сквозь воду, где-то позади и далеко. Сейчас для меня важны только ровные чёрные буквы, бегущие друг за другом, как только я касаюсь пальцами клавиатуры.

Можешь считать это письмо прощальным.

— Мы как бы всё ещё в ссоре… Да и вряд ли уже сможем встретиться…

Как же всё-таки сложно это признать. Изнутри скручивает тяжёлое чувство. Вот, блять, и всё. Надо будет и себе письмо написать: «Дорогой я, знаю, что тебе страшно, но ты справишься с этим дерьмом. С любовью, от меня».

Пока я не устану скрываться от них.

Том

Вот и всё. Я блокирую телефон и отдаю его Джесс.

— Не забудь его передать Артуру, хорошо? — говорю я, наблюдая, как телефон пропадает в сумке. — Это очень важно для меня. Может, так мы сможем помириться.

— Хорошо, — уверенно отвечает она. — Что теперь?

Теперь?.. Я невольно касаюсь кольца на большом пальце и пару раз прокручиваю его.

— Теперь нам пора расходиться. Тебе — домой, а мне… по делам.

Не дождавшись ответа Джесс, я разворачиваюсь и иду вперёд, туда, где ещё никто не ходил. Кроссовки скользят на снегу, шею обдувает сквозящий ветер и где-то среди деревьев орёт птица. Ворона, кажется.

Надеюсь, под её крики я ухожу достаточно уверенно и эффектно, чтобы та, кто смотрит мне вслед, не сомневается, что теперь я всё знаю.

========== Привет, Артур ==========

Привет, Артур.

Наверное, это достаточно странно, что я оставляю тебе письмо в заметках телефона Джесс, но мне нужно это сделать. Чёрт… всё это так глупо выглядит, согласен? Я имею в виду то, как мы поссорились из-за ничего. И… я хочу извиниться. Прости. Мне правда стоило хоть раз поблагодарить тебя за всё то, что ты для меня сделал, — за то, что ты приглашал меня к себе в гости, брал везде с собой, ну и за помощь в расследование тоже… но мне сейчас тяжело это сделать. Просто… просто я завидую тебе, понимаешь? Ты счастливчик и теперь крутой парень, а я как и был, так и остался… никем… да, именно так. Ты в полном праве называть меня паразитом и полным уёбком — да как угодно, — и обижаться на меня тожеможешь, но, пожалуйста, послушай, что я скажу.

Я в дерьме. Практически фактически. У меня только что весь мир с ног на голову перевернулся, и сейчас у меня нет ни единой блядской идеи, что делать со своей грёбанной жизнью. А всё потому что я вспомнил и узнал то, чего правда не стоило вспоминать и узнавать. И… сейчас мне хочется просто уйти куда-нибудь далеко, где никто не будет знать моего имени… Глупо звучит, да? Но надеюсь, у меня это получится… и ты надейся. Так что можешь считать это письмо прощальным.

Артур, пожалуйста, будь осторожен и не дай себя обмануть. И следи за Джесс. Не дай себя обмануть, потому что ты хороший парень и не должен вляпаться в то же дерьмо, что и я. И если кто-то внезапно начал относиться к тебе по-другому, то лучше просто оградись от этого человека. Так будет лучше. Поверь мне.

Кажется, это всё, что я хочу и успеваю сказать… Так что прощай и, пожалуйста, не забывай меня и всё то, что мы пережили вместе. Пока я не устану скрываться от них.

Том