Еще одно убийство...(СИ) [Flikey_ok] (fb2) читать онлайн

========== Глава первая. Томас и Ульрих. ==========

С самого утра шёл дождь. Холодный, мелкий, тоскливый. Говорили, что шум дождя должен успокаивать, но у Рихарда всё было наоборот. Дождь нервировал его. Он слышал как крупные капли падали с крыши и ударяли по подоконнику — «кап-кап-кап». Звук сводил с ума, отдаваясь в голове — в гудящей, тяжёлой голове. Наконец он не выдержал: поднялся с кровати, подошёл к окну, раздвинул шторы, посмотрел вниз. Серое тяжёлое низкое небо, влажный, ставший почти чёрным, асфальт и зонты, множество разноцветных зонтов. Люди, несмотря на непогоду, спешили по своим делам. Большие красные зонты, маленькие жёлтые, пёстрые с рисунком, чопорные чёрные. У него закружилась голова, и он вернулся к постели, хотел лечь, закрыть глаза и по возможности уснуть, но в дверь позвонили. На несколько секунд он растерялся, не понимая, что происходит. В ушах зашумело, его бросило сначала в жар, потом по спине пробежали мурашки; сердце вдруг ускорило свой ритм, и каждый его удар отдавался в ушах.

— Пошли к чёрту, — тихо сказал он, сел на краешек кровати и закрыл глаза.

Дождь усилился. Он слышал это, капли яростно барабанили по стеклу, по подоконнику. Где-то сигналила машина. И снова звонок в дверь, на этот раз настойчивей и, как ему показалось, даже громче. Словно незваный гость получил вдруг неведомую власть над громкостью его звонка.

— Пошли к чёрту, — повторил Рихард, не открывая глаз. Сердце словно хотело выпрыгнуть из груди. Но гости не желали уходить, снова позвонили, а ещё через секунду снова. От каждого нового звука Рихард непроизвольно вздрагивал. В конце концов, он не выдержал и пошёл открывать.

За дверью стояли два совершенно незнакомых ему мужчины в тёмных, почти одинаковых, коротких куртках.

— Рихард Круспе? — спросил один из них и, не дожидаясь ответа, бесцеремонно вошёл в квартиру, второй проследовал за ним.

— Эй-эй, — немного с опозданием возмутился Рихард, — куда вы? Вы кто?

— Полиция. Отдел расследований. Меня зовут Ульрих Хафенман, а это мой напарник Томас Гельден.

Когда мужчины вошли в квартиру, Рихард смог разглядеть их. Не молодые, одетые безвкусно и дёшево, в грязных стоптанных ботинках. Круспе с ужасом смотрел, как с их нейлоновых курток стекает вода на дорогой светлый ковролин.

— Отдел расследований? А что случилось? — если бы Рихарду не было бы так плохо, то он, наверное, перепугался бы, но сейчас он мог лишь вяло задавать вопросы. — И что вам надо?

— Мы хотим задать вам несколько вопросов, — сказал Хафенман и огляделся. У него были светлые коротко стриженые волосы, тяжёлая массивная челюсть и неприятные влажные холодные бегающие глаза.

— Что случилось? — снова спросил Рихард.

От Хафенмана сильно пахло дешевым одеколоном и табаком, Рихарда стало мутить.

— Мы расскажем позже, а сейчас давайте пройдём куда-нибудь в комнату и поговорим. И закройте дверь, герр Круспе, а то все ваши соседи сбегутся поглазеть, что же у вас происходит.

— Плевал я на соседей, — сказал Рихард, но дверь всё же закрыл.

— Отлично, — у Ульриха был резкий, юношеский голос. Он презрительно посмотрел на Рихарда, перевёл взгляд на большое зеркало на стене, провёл рукой по волосам. — Так, где мы можем поговорить?

— Здесь можем, — Рихард начинал злиться.

— Не лучший вариант. У вас что, нет гостиной?

— А у вас, что в полиции учат быть назойливыми и невежливыми? — Рихард пристально смотрел на Ульриха. — Я не хочу приглашать вас в гостиную, я вообще не хочу вас видеть в своём доме. Я плохо себя чувствую и просил бы вас оставить меня в покое.

Полицейский криво усмехнулся. Его напарник всё это время внимательно разглядывал картину на стене. Угрюмый, коренастый, с коротко стрижеными ярко-рыжими волосами, узким и каким-то вялым ртом, Томас Гельден производил неприятное впечатление. Рихард почему-то вспомнил про «хорошего» и «плохого» полицейского. Видимо сейчас эти двое мужчин разыгрывали перед ним тот же спектакль. Сейчас Гельден поднимет глаза и заорёт на него, начнёт угрожать тюрьмой, вспомнит все его прегрешения. Рихард внутренне подобрался. Томас и правда медленно поднял на него глаза, но ничего не сказал.

— Что же, это ваше дело. Мы можем в принудительном порядке пригласить вас в участок, — Хафенман, казалось, немного расстроился.

— Вы мне скажете, что случилось? Я не собираюсь никуда ехать, пока вы не объясните мне , что происходит. Я музыкант, я известный человек…

— Слышали-слышали, — бесцеремонно прервал его Ульрих, — и о музыке вашей, и об имени вашем тоже. Нам, если быть честными и откровенными, на это наплевать. Не нужно пугать нас своими связями, не нужно пугать положением — перед правосудием все равны.

У Рихарда появилось нехорошее предчувствие и вместе с предчувствием вернулись воспоминания. Чужой город, проливной дождь, напуганное лицо Шнайдера. Он долго пытался забыть, и казалось, у него это получилось, но эти два внезапно появившиеся копа снова пробудили былые страхи. Неужели это произошло снова, неужели эта маленькая записка…

— Ангела Веспе, - тихо сказал Томас и посмотрел на Рихарда.

Гитарист непроизвольно вздрогнул и повернулся к нему.

— Вижу, вам она знакома, — на удивление Томас говорил тихо и не повышал голоса. Теория о «плохом» и «хорошем» полицейском рушилась.

— А что с ней?

— Так вы знаете её? — Гельден перехватил инициативу из рук напарника. Он близко подошёл к Рихарду и посмотрел ему в глаза.

— Знаю, что с ней случилось?

— И насколько близко вы знакомы?

— Достаточно, мы друзья. Вы ответите мне, что с Ангелой?

— Позже. А у вас не было более близких отношений? Вы не были любовниками?

— Не ваше дело, — Рихард отошёл на пару шагов от Томаса.

— Допустим, это так, а что вы делали вчера вечером?

Рихард растерялся, он не знал, что ответить. Вчера он встречался с Ангелой у неё дома, ничего криминального, просто встреча друзей, правда, кончилась она не очень приятно. Но он не знал, стоит ли говорить об этом.

— Ничего я вам больше не скажу, — Рихард решил не испытывать судьбу.

Томас тяжело вздохнул и посмотрел на напарника. Рихард следил за реакцией Хафенмана, но тот лишь пожал плечами и снова усмехнулся. Несколько минут ничего не происходило. Все было похоже на немую сцену в спектакле. Ульрих смотрел на него, Томас смотрел на него, а он не знал, что ему делать. Его всё ещё мутило, голова была тяжёлой, ему безумно хотелось вернуться в спальню и забраться под одеяло. Ну, или на худой конец пойти на кухню, сесть на стул и выпить стакан ледяного сока, может, это облегчило бы его похмелье.

— Скажите мне, что с Ангелой! — Рихард не мог более выносить этого молчания и многозначительных взглядов.

— Вы не желаете говорить с нами, а мы не желаем говорить с вами, — сказал Ульрих. — Но, тем не менее, вам придётся, а вот нам не обязательно.

— Что? — Рихард с трудом понимал смысл сказанного. Голова закружилась, и он опёрся о телефонный столик.

— Вам не хорошо? — спросил Ульрих.

— Нет, всё в порядке.

— А мне кажется, что вам не хорошо. Вы что-то так побледнели, я бы даже сказал, позеленели. Может, вы что-то вспомнили, что-то неприятное. Я вам даже намекну. Что-то произошедшее вчера с одиннадцати до часа ночи?

— Давайте пройдём на кухню и поговорим, чёрт с вами, — Круспе сдался. Он повернулся к полицейским спиной, но смог заметить в зеркале, как Томас кивнул напарнику головой.

***

— А потом я пошёл в бар, решил выпить немного перед сном, — Рихард сделал глоток сока. — Где-то около двух я вернулся домой и лёг спать, проснулся минут за десять до вашего прихода.

— Почему вы пошли в бар? — Ульрих сидел напротив и пристально смотрел на Круспе. Томас расположился у окна на низком табурете, вытянув ноги. Казалось, его совершенно не интересует разговор, он внимательно смотрел в окно, иногда барабаня короткими волосатыми пальцами по подоконнику.

Рихард решил, что скрывать их встречу с Ангелой бесполезно, правда, решил он это после того, как Ульрих намекнул ему, что они и так всё знают. Консьержка в доме Ангелы видела его, он предполагал, что она не только видела, а ещё и слышала их позорный скандал.

— Я же говорю, решил выпить перед сном.

— Нет, я не об этом. Вы поругались с Ангелой, и, может, это расстроило вас?

— Может и расстроило, — Рихард задумался. — Да нет, скорее не расстроило, а разозлило.

— Вы злились на Ангелу?

— На себя. Я злился на себя.

— Потому что вы все же любили её и не могли себе в этом признаться? А когда вы поругались, то…

— Эй, постойте, — перебил его Рихард, — что за глупые предположения? Вы что, психолог? И вообще, спросите об этом у Ангелы, она вам подтвердит, что у нас никогда не было никаких близких отношений. Никогда и никаких, — он сделал ударение на последнее слово. — И скажите мне, наконец, что случилось.

— Мы из отдела расследования убийств, — сказал Томас и повернулся к Рихарду. Серый свет за окном делал его лицо похожим на лицо мертвеца.

— Я уже слышал, что вы из отдела, — Рихард замолк, он, наконец, понял. — Что?! Убийств?! Ангела мертва?!

Круспе вскочил со стула, голова снова закружилась, он попытался опереться на стол, но сшиб стакан с соком, и он беззвучно упал на мягкий ковёр.

— Сядьте, — Томас поднялся на ноги, подошёл к Рихарду и почти насильно усадил его на стул. Рихард чувствовал слабый, едва уловимый аромат его туалетной воды, похожий на запах дешёвого мыла; аромат был приятней, чем у его напарника, но не намного. Круспе про себя подумал, что в полиции, видимо, специально выдают эти гадкие духи, чтобы полицейских можно было узнавать по запаху. Он сел, посмотрел на Томаса снизу вверх и повторил вопрос.

— Ангела мертва?

Томас утвердительно кивнул головой и вернулся к окну.

— Как её убили?

Хафенман расстегнул куртку, достал из внутреннего кармана стопку фотографий и положил её на середину стола. Рихард взглянул на верхнюю и тут же отвёл глаза, он не смог рассмотреть подробностей, но ему хватило и увиденного. Не было сомнений, на фотографии была Ангела, он узнал её пёструю блузку. Дикая блузка, отвратительная, слишком яркая и слишком пёстрая, он ничего не сказал ей и теперь уже никогда и не скажет. Рихард снова взглянул на фото. Ангела лежала на земле, её светлые длинные волосы были спутаны, ноги раскинуты в разные стороны, юбка задрана. Он всё ещё боялся взглянуть на лицо, хотя уже знал, что увидит.

— Её изнасиловали? — тихо спросил он.

— Нет, как ни странно, хотя, кажется, именно этого преступник и добивался. У жертвы приспущены трусики и поза соответствующая. Может, она отбивалась, и он разозлился? — Ульрих немного наклонил голову и выжидающе посмотрел на Круспе.

— Вы что, меня обвиняете? — Рихард снова взглянул на фото. Лицо Ангелы было изуродовано, словно кто-то несколько раз со всей силы ударил её огромным молотком.

— Если бы мы вас обвиняли, герр Круспе, то вы сейчас сидели бы в участке, а не здесь. Мы просто разрабатываем версии, а вы были последним, кто видел её живой.

— С чего вы взяли? А консьержка? Вы же говорили, что она видела её.

— Консьержка видела, герр Круспе, как фройлян Веспе в истерика выбежала за вами. Консьержка слышала, герр Круспе, как вы угрожали ей, прежде, чем уйти. Консьержка, герр Круспе, слышала, как вы ругались с жертвой на лестнице, и она готова подтвердить свои показания в суде. И вам, герр Круспе, нужно молить Бога, чтобы в баре «Obst & Gemuse» вас кто-нибудь помнил.

— Не волнуйтесь, бармен меня помнит, — Рихард поднял с пола стакан. Вишнёвый сок на ковре был похож на пятно крови. — Я больше ни слова не скажу без адвоката. И уберите ваши фотографии, меня от них мутит.

— Ваше право, герр Круспе, — Хафенман забрал фотографии и убрал их в карман куртки. — Думаю, вы не откажете проехать с нами в участок.

— У меня есть выбор?

— Нет.

Рихард только вздохнул.

— Отлично, — Ульрих поднялся из-за стола и подошёл к нему. — Вам помочь одеться?

— Надеюсь, это шутка, — Рихард пристально посмотрел во влажные глаза полицейского. Несколько секунд тот сохранял хладнокровие, но всё же не выдержал и рассмеялся.

— Извините, герр Круспе, — он всё ещё смеялся, — просто на нашей работе иногда нужно расслабляться, а то крыша съедет к чертям.

— Ничего страшного, — Круспе поставил стакан на стол. — Раз вам кажется забавной смерть женщины, то это ваше право.

Хафенман перестал улыбаться.

— Нет, мне не кажется это забавным, но вы со своим гонором и завышенным самомнением кажетесь мне…

— Ульрих, не нужно, — прервал его Гельден. — Герр Круспе, пожалуйста, давайте побыстрее, у нас ещё очень много работы. Мы будем ждать вас внизу в машине, — Томас поднялся с табурета и пошёл к выходу, Гельден ещё раз взглянул на Круспе и отправился следом.

Через несколько секунд Рихард услышал, как хлопнула входная дверь. Он ещё немного посидел, не шевелясь, а потом тяжело поднялся и направился в спальню.

========== Глава вторая. Тилль. ==========

— И что ты хочешь? — Тилль, казалось, был немного утомлен. Рихард посмотрел на экран мобильника, с начала разговора прошло двадцать семь минут.

— Ты можешь приехать? — он посмотрел в окно, они проезжали мимо торгового центра. — Остановите здесь, пожалуйста, и подождите меня.

— Что?

— Это я водителю.

— Ясно, — Тилль замолчал, и Рихарду показалось, что связь прервалась, он снова посмотрел на экран телефона — нет, разговор продолжался.

— Тилль! Ты слышал мой вопрос?

— Да.

— Ты приедешь?

— Я же сказал, да.

— Хорошо, я дома буду минут через двадцать, сейчас заскочу в супермаркет и сразу домой, — Круспе вышел из такси и захлопнул дверцу.

Дождь прекратился, но лужи ещё не успели просохнуть, в воздухе сильно пахло липовым цветом. Стараясь не замочить ноги, он пошёл к входу в торговый центр. Заходящее солнце отражалось в зеркальных стенах здания, и казалось, что он смотрит на мир через стёклышко от разбитой бутылки. Тилль по-прежнему висел на телефоне и молчал.

— Тилль?!

— Что?

— Что ты молчишь? Ты слышал меня?

— Я всё слышал, Рихард, мне сейчас очень неудобно разговаривать.

— А что у тебя такое? Ты не один?

— Да.

— А с кем?

— Я приеду через час или чуть позже.

— Ты не можешь мне ответить? Это женщина?

— До встречи, — Тилль отключился.

Рихард остановился перед входом и немного растерянно посмотрел на мобильник. Подумав, он снова набрал Тилля, но тот уже успел выключить телефон.

— Черт, — тихо выругался Рихард и зашёл в магазин.

Когда он подъехал к дому, машина Линдеманна уже стояла на тротуаре напротив подъезда. Хозяина не было видно. Рихард расплатился с таксистом, забрал пакеты с продуктами с заднего сиденья и вышел на улицу. Уже стемнело, зажглись фонари. У подъезда Рихард заметил своего соседа сверху — мужчина, видимо, кого-то ждал.

— Здравствуйте, герр Круспе, — улыбнулся сосед.

— Добрый вечер, герр Майнхаиз. Вы не видели герра Линдеманна?

— Он ждёт вас в холле. У вас с утра полиция была? Что-то серьёзное?

— Нет, ничего, всё хорошо.

— А я слышал, вас арестовали и собираются судить.

— За что?

— За изнасилование, вроде бы.

— И кого же я изнасиловал, позвольте полюбопытствовать? — Рихард уже вошёл в подъезд, но придержал дверь ногой.

— Говорят, горничную свою.

— А у меня есть горничная? Вроде бы ещё вчера её не было. Герр Майнхаиз, кто рассказал вам эту ерунду?

— Я узнал от фрау Райнер, а ей рассказала ваша соседка снизу, фрау Штольц.

— А фрау Штольц у нас теперь в полиции работает? Герр Майнхаиз, я, конечно, понимаю, что всё это безумно интересно, и фантазия фрау Штольц достойна премии в области литературы, но ко мне это никакого отношения не имеет. У меня убили друга, и полиция приходила ко мне только из-за этого, а все эти глупые сплетни рассказанные вам…

— Рихард, — кто-то положил руку ему на плечо, Круспе вздрогнул от неожиданности и оглянулся. На него с упрёком смотрел Тилль.

— Да, Тилль, прости, в супермаркете задержался, но я думал, ты позже будешь.

— Извините, герр Круспе, я ведь не сам, — Рихард убрал ногу, и дверь закрылась, прерывая извинения соседа.

— Что вы с ним не поделили? — Тилль пошёл к лифту.

— Про утреннее посещение полиции уже рассказывают легенды, говорят, я страшный бандит: насильник, рецидивист, и, наверное, жестокий серийный маньяк. И меня будут судить страшным судом и казнят с изощрённой жестокостью.

Они зашли в лифт, Тилль нажал кнопку, двери закрылись, и кабина тронулась с места.

— Сожгут живьём прямо на кухне. Ладно, забудь уже. Что с твоей подругой?

— Тилль, я тебе полчаса рассказывал по телефону! Ты меня не слушал?!

Лифт остановился и Рихард вышел в коридор.

— Я слушал. Что её убили, я понял. Я не понял другого: ты подозреваешь, что всё это как-то связано с той историей?

— Подержи, — Рихард всучил Тиллю пакет, достал из кармана ключ и открыл дверь. В прихожей всё ещё пахло дешёвыми духами полицейского, но он никак не мог вспомнить какого из них. Рихард зажёг свет, пропустил Тилля и закрыл дверь.

— Не знаю, может, я и параноик, но, когда они только пришли, я сразу об этом подумал. А потом ещё способ убийства…

— А как её убили?

— Забили чем-то до смерти: по голове били, по лицу; но орудия убийства не нашли, как и следов убийцы. Это ночью было, в парке, никто ничего не видел и не слышал, — Круспе снял ботинки, повесил куртку на вешалку. — Пошли на кухню, я есть хочу, сил нет.

— Ты свои пакеты забрать не хочешь?

— Давай, — Рихард забрал продукты и пошёл на кухню.

— А записка? Есть записка? — крикнул Тилль из прихожей.

— Ничего нет, но, может, всё ещё впереди, — Круспе достал из пакета коробку с пиццей и поставил на стол. Запах сводил с ума. — А с кем ты был, когда я тебе звонил?

Тилль вошёл на кухню и уселся на табурет, широко разведя колени.

— Не важно, так значит, никаких записок?

— Никаких, есть будешь?

— Нет, спасибо, я только что из ресторана. А что у тебя здесь случилось? — вокалист кивком указал на пятно от сока на ковре.

Круспе взглянул на пятно, махнул рукой:

— Сок разлил.

— На кровь похоже.

Рихард улыбнулся и посмотрел на вокалиста.

— Ты в ресторане был с женщиной?

— Рихард, я не хочу об этом говорить. Ты меня позвал зачем?

Круспе вынул из другого пакета упаковку пива.

— Хотел посоветоваться, что делать дальше. Пиво будешь?

— Давай.

— И всё же, почему такая скрытность?

Тилль молча поднялся с табурета, подошёл к столу, отделил одну бутылку, скрутил крышку и отпил глоток. Круспе понял, что вокалист не собирается ничего рассказывать, тяжело вздохнул и сел на стул.

— Я боюсь за Оливера, — сказал он и взял кусок пиццы.

— Пока что ничего не произошло, так что рано ты паникуешь, — Тилль вернулся к табурету.

— Ну да, ничего, только одно убийство.

— Ты понял меня. Это просто убийство, и в нём нет ничего, что могло бы указывать на тот случай. Убили не фанатку, а твою знакомую, причём ночью и в парке. Может, это грабители были или насильники.

— Или маньяк.

— Он мёртв, ты сам видел, — Тилль посмотрел в окно и тихо добавил, — я его сам застрелил.

— Да, всё так, но я не знаю. Мне почему-то кажется, что это всё связано между собой. Не спрашивай меня, почему я так думаю, просто чувство плохое, что всё это… — Рихард замолчал, поднялся, взял стакан и вернулся на место.

— …продолжение? — помог Тилль. Он допил пиво и поставил пустую бутылку на подоконник.

— Да нет, не знаю, у меня похмелье адское, голова не варит совершенно. Не знаю, — Рихард налил себе пива, подождал, пока пена осядет и отпил немного.

— А в полиции что говорят?

— После того, как приехал мой адвокат, они почти ничего не говорили. Спросили опять про вчерашний вечер, про бар этот, про Ангелу, записали всё и отпустили.

— Понятно, так они тебя не подозревают?

— Нет, конечно. Мой адвокат не зря деньги получает, он всё уладил быстро. Но этот сержант, Хафенман, ещё та сволочь.

— Что он тебе сделал?

— Ничего, пока ничего. Но я ему определённо не понравился.

— А кто дело ведёт, он?

— Нет, ты что. Он мелкая сошка. Комиссар… чёрт, забыл, как его звать, — Рихард поднялся, порылся в карманах брюк и достал немного помятую визитку. — Марк Мерхен, нормальный мужик, красивый такой, атлет, — он усмехнулся, уселся на место и отпил немного пива.

— А подруга эта твоя, ты можешь предположить, кто её мог убить?

— Не знаю я, мы с ней вроде бы и общались часто, да никогда ни о чём личном не говорили. Она журналисткой работала в газете, писала о политике. Может, кому дорогу перешла. Только вот на заказное убийство не похоже это. Я, почему всполошился то, её лицо, — Рихард замолчал, отложил кусок пиццы и посмотрел на Тилля.

— Я понял, можешь не говорить. Дай мне пива ещё.

Рихард протянул другу бутылку. Тилль открыл её и отпил.

— А почему вы вчера с ней поссорились, я не понял?

— Да мы и не ссорились, я не знаю. Там бред полный, я сам не пойму. Ты же помнишь Ангелу.

— Нет, извини, но я совсем её не помню.

— Ну как же, Тилль. Мы с ней на вечеринке познакомились, на открытии клуба того модного, полгода назад. Блондинка, высокая, стройная, голубоглазая. Она всё ещё смеялась, ты мне тогда сказал, что девочка, наверное, хорошей травы накурилась, и её прет.

— Что-то такое смутно припоминаю.

— Ладно, не важно уже, — Рихард покачал головой, взял салфетку и вытер руки. — Она девчонка была веселая, лёгкая, общительная. Мы с ней в основном ходили в клубы, в рестораны. Она никогда не грузила меня ничем, да и я тоже к ней не приставал с проблемами. С ней было весело. Ты знаешь, это такое интересное ощущение. Не знаю даже, как тебе объяснить, — Рихард поднял глаза. — Это когда ты держишь женщину за руку и понимаешь, что это ничего не значит, что в этом тактильном контакте нет ничего скрытого, ничего сексуального. Как в детстве. Вот такая она была, открытая. Ничего не прятала внутри, ничего не скрывала.

— Ты с ней спал?

— Нет, в том-то и дело, что нет. И не собирался. Она была другом с начала и до конца. У меня к ней никакого желания не было, она не в моём вкусе. Симпатичная, яркая, стройная, но не в моём вкусе. Нехорошо, конечно, о мёртвых так, но всё же она была вульгарной. В ней не было породы. Я не люблю таких женщин, как потусоваться — это пожалуйста, но встречаться…. — Рихард усмехнулся. — Я ведь почему с ней стал общаться — она ведь в газете работала и, если что, всегда могла попросить кого-нибудь о проекте моём упомянуть.

— Рихард, да ты, я смотрю, подлец.

— Почему сразу подлец, я ведь ничего ей не обещал. Да и что в этом такого, полезные друзья никогда никому не мешали. Но дело не в этом. Вчера она пригласила меня в гости. К себе домой, она никогда так не делала раньше. Но я ничего такого не заподозрил.

— Такого?

— Ну да, такого, интимного. Откуда мне было знать, что у неё какие-то странные эротические фантазии на мой счёт. Мы договорились на восемь, но я задержался и приехал около половины десятого.

— В супермаркет заглянул? — Тилль улыбнулся.

— Нет, я заработался. Я в студии был. Да не в этом дело, Тилль. Я ей позвонил от подъезда, извинился, что так поздно, спросил, можно ли мне подняться, она вроде даже и не обиделась, сказала, чтобы я заходил. В квартире у неё сильно пахло этими палочками восточными, сандалом, знаешь, такие идиотские благовония, от них голова болеть начинает, если увлечься. И мне ещё показалось, что пахло гашишем, но я могу и ошибаться. Она встретила меня в каком-то полупрозрачном халатике, я сначала подумал, что она уже спать улеглась, но она была накрашена, волосы уложены. Мне это сразу не понравилось, насторожило. У меня было ощущение, что я попал в какой-то дорогой бордель. Свет кругом приглушённый, музыка журчит из центра, запахи эти тяжелые, усыпляющие. Она проводила меня в гостиную, а сама куда-то ушла. Я огляделся, у стены камин, искусственный, конечно, электрический, но всё же камин, на полу шкура медведя с головой. Столик низкий, на столе эти самые благовония, кресла, диван. Телевизор огромный…

— Ты как агент по продаже недвижимости, — перебил его Тилль, — давай ближе к делу. Из-за чего вы поругались?

— Она вернулась с бутылкой вина, предложила мне выпить, но я на машине приехал, за рулём, и отказался. Она тогда одна выпила и полезла ко мне, а я не захотел.

— Полезла в смысле секса? — Тилль допил вторую бутылку и аккуратно поставил её рядом с первой.

— А в каком ещё? Секса, конечно. Она сбросила этот халатик, уселась мне на колени.

— А что ты не захотел?

— Я что, должен всегда и всех хотеть? Тилль, я же тебе говорю, она мне не нравилась совсем. Да и я не собирался, опешил как-то. Отстранил её, а она, видимо, пьяна уже была и упала.

— Как упала, куда?

— На пол; я на диване сидел, она назад и упала, прямо на пол, ещё при падении задела столик этот стеклянный, благовония упали, бутылки, вино разлилось, на шкуру белую. Она, когда поднялась, совсем озверела. Я извинялся, говорил, что случайно вышло, а она всё равно. «Ты меня ударить хотел», — кричала, сволочью называла, педерастом. Я тоже психанул, тоже что-то кричал, выскочил из квартиры на площадку, она мне вслед швырнула стаканом. Ну, короче, ты понял. Я много глупостей ей наговорил и гадостей. Угрожал ей, что карьера её окончена, — Круспе открыл ещё одну бутылку и протянул Тиллю. Тот поднялся с табурета, взял бутылку и сел напротив Рихарда на стул. — Что ей не жить в Берлине, что я не тот человек, с которым можно играть в такие игры. Стыдно сейчас даже, как петух на заборе. Ну, консьержка, всё это, конечно, слышала. У Ангелы квартира на втором этаже, консьержка не могла бы не слышать. А потом я ушёл и больше я её не видел. Но в полиции мне сказали, что минут через десять она выбежала за мной из подъезда. Но я уже, конечно, уехал.

— Она одна здесь жила?

— Да, вроде бы, да. У неё мать где-то в Австрии, отец был из Берлина, но его, как я понял, убили, давно ещё. Она в его квартире и жила. А что?

— Ничего, просто так. А вообще, как ты думаешь, в газетах это будет?

— Думаю, будет, к чему ты?

— Я не хочу, чтобы ребята об этом знали. А в особенности Оливер и Флака. Но если в газетах напишут, то уже ничего не сделать.

— Я не думаю, что в газетах моё имя появится. Я даже уверен, что его там не будет. Я же тебе говорю, у меня адвокат ушлый, он всё уладил.

Думаю, дальше моего подъезда это не уйдёт.

— Очень хорошо, — Тилль поднялся и стал ходить взад-вперёд по кухне. — Мне нужно идти, ты уж извини. Давай договоримся никому ничего не рассказывать. Хорошо?

— Так это всё же женщина?

— Какая женщина? — Тилль поставил недопитую бутылку на стол.

— Куда ты идёшь? К женщине?

— Не важно, мы с тобой договорились?

— Я не уверен, что это хорошая идея. Если это всё же маньяк, то ребята должны знать. Они должны быть очень осторожными, их необходимо предупредить.

— Кроме твоих предчувствий у нас нет ничего, что связывало бы эту историю с той. К тому же, как я уже говорил, тот маньяк давно гниёт в могиле, и если ты вдруг не уверовал в зомби, то тебе нечего бояться.

— Может, ты и прав, — Рихард поднялся. — Хорошо, договорились, будем молчать. Давай провожу.

Тилль вышел в коридор и прошёл в прихожую, надел ботинки, ветровку.

— А как ты поедешь-то? Ты же выпил. Давай я тебе такси вызову.

Тилль лишь улыбнулся и открыл дверь.

— Тилль?!

— Не нужно ничего, я разберусь.

— Смотри сам, давай до завтра, увидимся в студии.

— Пока.

Тилль пошёл к лифту, на ходу доставая мобильный. Было в нём что-то такое странное, словно он скрывал какую-то тайну, эти недомолвки, улыбки. Рихард пожал плечами и закрыл дверь. Было немного обидно, он считал, что у Тилля не должно быть секретов от него, но, видимо, он ошибался. Вернувшись на кухню, он съел ещё кусок остывшей уже пиццы, допил своё пиво и собрался идти спать, как вспомнил о машине Тилля, припаркованной перед его подъездом.

— Какого чёрта нужно было пьяным за руль садиться? — тихо сказал Рихард и выглянул в окно. Машина Тилля по-прежнему стояла на другой стороне улицы, самого вокалиста не было видно.

— Чёрт, — выругался Круспе, почему-то сразу же вспомнилось похищение Риделя. Он взял телефон и набрал Линдеманна, тот ответил с третьего гудка.

— Что ещё? — он был раздражён.

— С тобой всё в порядке? Твоя машина, она стоит напротив моего подъезда.

— Я знаю, Рихард, я уехал на такси. Машину заберу завтра с утра. Я занят, не могу говорить, — и Тилль отключился.

— Можно подумать, я позвонил ему, спросить который час, занят он, — Рихард положил телефон на стол, погасил свет и ушёл в спальню. Он был раздосадован и мечтал побыстрее забыться сном, сегодняшний день был, пожалуй, одним из самых неприятных за последний год.

========== Глава третья. Болтливый гитарист. ==========

Ещё подходя к двери, Рихард слышал голос Лоренца. Флака говорил громко и взволнованно. Рихард на пару секунд задержался перед дверью, глубоко вздохнул и вошёл в студию.

Шнайдер сидел на низком диванчике, рядом с Флакой и рассеяно крутил в пальцах барабанные палочки. Тилль примостился на подлокотнике кресла, в котором развалился Пауль, на лице ритм-гитариста блуждала загадочная улыбка. Ридель, единственный, сидел на своём месте, держа гитару в руках, но он тоже не играл, а лишь поглаживал тонкими пальцами струны. Когда Круспе вошёл в студию, все повернулись к нему, но лишь на секунду, и сразу вернулись к разговору.

— Он не мог меня не видеть, потому что на всей улице кроме меня никого не было больше! — сказал Флака.

Рихард заметил, что клавишник сильно взволнован, у него раскраснелось лицо, и он слишком уж ожесточенно жестикулировал.

— Он мог отвлечься, мало ли на что… Кристиан, это уже паранойя, — сказал Шнайдер и кивнул головой Рихарду.

— Привет, — отозвался Круспе, — а что у вас случилось?

— Меня хотели убить! — воскликнул Флака и сердито посмотрел на Шнайдера.

Рихард на секунду замер и посмотрел на Тилля, но вокалист едва заметным жестом приложил палец к губам.

— Никто его убивать не хотел, — Пауль поднялся с кресла и подошёл к кулеру. — Просто он, когда на дорогу выходит, то по сторонам не смотрит.

Рихард всё ещё смотрел на Тилля, но тот уже отвёл глаза и с дельным интересом разглядывал барабанную установку. Круспе тяжело вздохнул и прошёл вглубь комнаты к своему месту.

— Я смотрел, ну, может, не очень внимательно, но смотрел! — Флака поправил очки и тоже поднялся.

Пауль налил холодной воды, сделал несколько глотков и, выбросив пустой стаканчик в мусорную корзину, вернулся в кресло.

— Я ничего не понял, — Рихард поднял с пола гитару, подключил к усилителю.

— Когда Кристиан ехал сюда, его чуть не сбила машина, — сказал Ридель. — А он решил, что это не случайность, а покушение на убийство, хотя никаких разумных аргументов для этого нет.

— Ни фига себе, — Рихард опять взглянул на Тилля, тот незаметно провёл рукой по губам. — А водитель что?

— Сбежал, — сказал Флака. Он стоял посреди студии и переводил взгляд с одного на другого, словно ища поддержки.

— Да какой-нибудь малолетний наркоман, — Шнайдер, воспользовавшись отсутствием Лоренца, закинул длинные ноги на диван. — Права купленные, нанюхался и не видел ничего. Флака, кому ты нужен, убивать тебя?.. Ты вроде не политик, в выборах не участвуешь.

— Ну, конечно, я никому не нужен. А ты не подумал, что у меня есть некие сбережения, не маленькие, между прочим, квартиры, недвижимость, к тому же завистники ещё могут быть. Рихард, — Лоренц посмотрел на Круспе, — а ты как считаешь, это случайно?

Рихард сглотнул и уже в третий раз посмотрел на Тилля, вокалист нахмурил брови и поглаживал большой ладонью шею.

— Не знаю, — отмахнулся Круспе и перебрал струны. — А кто-нибудь играть собирается?

— Да, собираемся, — Пауль потянулся, — а ты чего опаздываешь?

— Так получилось, — Круспе отставил гитару.

— Ты здоров? — Флака подошёл к Рихарду и внимательно посмотрел на него. — Кошмарно выглядишь.

— Спасибо тебе, друг.

— Серьёзно, я же не издеваюсь. У тебя синяки жуткие под глазами. Ты вообще спишь?

— Да, иногда, когда под окнами не орут сигнализации брошенных машин, — Рихард взглянул на Тилля, но вокалист не смотрел на него.

— Каких ещё машин? — не понял Шнайдер, он встал с дивана и прошёл к своим барабанам.

— Которые кто-то оставляет напротив подъезда, а потом они исчезают непонятно когда. Только вот полночи на них орёт сигнализация. А с утра машины уже и след простыл.

— Риха, ты бредишь, — Пауль снова подошёл к кулеру. — Может тебе воды?

— Не откажусь. Тилль, а ты на чём приехал?

Вокалист сурово посмотрел на Круспе и сказал:

— На такси.

— А машина твоя где?

— В гараже.

— А что у вас случилось-то? — Оливер тоже отставил гитару. — О чём вы вообще?

— Ни о чём, у Рихарда выдалось плохое утро, и он ко всем цепляется, давайте работать уже, и так задержались. У меня в три встреча важная, — Тилль поднялся и, взяв у Пауля стакан с водой, подошёл к Круспе.

— Мне кажется, или ты собираешься вылить воду ему на голову? — Пауль внимательно следил за Линдеманном.

— Тебе кажется, — Тилль отдал стаканчик Круспе и пошёл к микрофону.

— А что за встреча? — Флака уже сидел за синтезатором и переключал настройки.

Тилль промолчал. Шнайдер несколько раз лениво ударил по барабанам, примеряясь. Рихард катал между ладонями пустой пластиковый стаканчик, Пауль уселся на диван. Репетиция не клеилась.

— И всё-таки он собирался меня задавить, — снова начал Лоренц.

Шнайдер коротко взглянул на Флаку и ударил по барабанам, Рихард поморщился, у него опять разболелась голова и громкие звуки доставляли ему неприятные ощущения. Через пятнадцать минут игры Шнайдер не выдержал, он отложил палочки, поднялся и злобно посмотрел на Круспе.

— Чего ты играешь вообще? Ты сам слышишь?

Рихард накрыл ладонью струны.

— Слышал бы, если бы ты стучал потише.

— Ты лажаешь, а я виноват? Это твоё соло, сам его написал, причём здесь я?

— Да при том, что у меня голова раскалывается, и ты ещё барабанишь со всей дури, мы не на концерте, мог бы стучать в пол-силы.

— Круспе, нечего на меня сваливать свою плохую игру, в конце концов, мог бы и вообще не приходить.

— Нет, не могу я так больше, — Рихард поставил гитару и повернулся к Тиллю. — Не могу я, Тилль.

— Заткнись, — одними губами проговорил Линдеманн.

— Это нечестно, я думаю только об этом, и это не даёт мне сосредоточиться.

— О чём? — Пауль тоже отложил гитару.

— Да, пускай все думают, и пускай всем будет тревожно. Рихард, я просил тебя, — Тилль покачал головой и отошёл к стене.

— О чём думать-то? — Пауль смотрел на Рихарда.

Круспе посмотрел на Риделя, бас-гитарист снова поглаживал струны своей гитары. Рихард прикрыл глаза, глубоко вздохнул и сказал:

— Извини, Тилль, но я должен рассказать.

— Идиот, — прошептал Тилль и сел на диван.

— Вчера у меня была полиция, — Рихард замолчал и провёл рукой по подбородку. — Убили девушку.

— Какую девушку? — Шнайдер сел на диван рядом с Тиллем.

— Ангелу Веспе, журналистку. Ночью в парке, изуродовали, всё лицо изуродовали. Полиция приходила ко мне, я был последним, кто её живой видел.

— Это не та журналистка, с которой ты на открытии клуба познакомился? — спросил Пауль.

— Она самая.

— А мы тут причём? — Пауль, казалось, был немного растерян.

Рихард посмотрел на Риделя, басист, сидел, сгорбившись, и смотрел в пол, он, видимо, начал понимать.

— Помните Брингера? — Рихард повернулся к Паулю. Ландерс вздрогнул.

— Этот педераст давно горит в аду, — сквозь зубы процедил Тилль, но на его реплику никто не обратил внимания, все напряжённо смотрели на Круспе.

— Записка? — тихо спросил Флака.

— Нет, просто предчувствие дурное, — Рихард вздохнул. — Может, и ничего страшного, просто дурное предчувствие. И я считаю, — он повернулся к Тиллю, встретился с ним глазами, — вы должны об этом знать.

Оливер поднялся и стал ходить по студии, все молчали. Наконец, басист поднял глаза и тихо сказал:

— Я помню каждую секунду того кошмара, — он взглянул на Рихарда. — Каждую. Но я сам видел труп Брингера и поэтому считаю, что нам нечего опасаться, но, тем не менее, я найму охранника.

— Риха, я что-то не пойму, — Шнайдер поднял глаза на Круспе. — Что может связывать тот случай и эту твою подругу?

— Я ночью спал плохо, думал, и мне пришла в голову мысль одна, — Круспе замолчал.

— Подражатель? — Флака уселся на подлокотник кресла.

— Именно, вы же помните ту записку, последнюю. Полиция так и не установила, откуда она взялась, там ни отпечатков, ни штемпеля на конверте. Может, это и был подражатель или еще вариант — любовник.

— Ich komme wieder, — тихо сказал Оливер.

— У Брингера никого не было, ни друзей, ни родных, это домыслы всё, — Тилль был рассержен.

— Если полиция не нашла их, это не значит, что их не было. Вполне возможно, что у нашего маньяка был друг или любовник, — Флака на секунду задумался. — И значит, этот водитель и правда хотел меня убить, всё сходится!

— А водитель твой здесь при чём? — Тилль тяжело вздохнул и взглянул на Рихарда.

— Смотрите, всё сходится. Брингер хотел, — Флака замолчал. — Ну, в общем, вы все знаете, чего он хотел. И если у него был любовник, то ему могло бы это не понравиться, он мог бы приревновать и желать моей смерти. Ведь если бы не я, то Брингер был бы ещё жив и здоров.

— Если бы не Тилль, — сказал Пауль.

— Да причём тут это, я же не про то, кто его застрелил, говорю, а про мотивацию преступника. Он любил Брингера, а Брингер, — Флака снова замолчал.

— Мы поняли, — сказал Оливер. — Давайте не будем об этом говорить, мне тяжело вспоминать и совсем не хочется. Я нанимаю охранника, и вам всем советую. Хотя, как я уже говорил, сомневаюсь в том, что это как-то связано. Если были бы письма, а так, — он махнул рукой и вышел из студии.

— Ты этого хотел? — Тилль смотрел на Рихарда.

— Не знаю, может, и этого, — ответил Рихард. — По крайней мере, все предупреждены.

— Ага, и тебе стало легче, — Тилль поднялся, взглянул на часы. — Всё, я пошёл. Как я понимаю, работать сегодня никто не будет.

— Мне не стало легче, мне стало спокойней.

— А мне нет, — буркнул Пауль. — Теперь буду дёргаться по пустякам. Хотя, может, Рихард и прав, мы имеем право знать. Надо сказать Фиалику.

— А ему-то зачем? — Тилль уже почти ушёл, но остановился у двери и повернулся к Паулю.

— Он был с нами тогда, значит и его это может коснуться, и я бы на твоем месте, — Пауль посмотрел на Круспе, — рассказал бы о своих догадках в полиции, может, они что найдут. Ты им говорил?

— Нет.

— А почему? Пауль дело говорит, — Шнайдер взял с вешалки ветровку, перекинул через руку и пошёл к выходу.

— Не знаю, мне показалось, что меня слушать не будут.

— А ты всё же попробуй, — Шнайдер открыл дверь и вышел из студии.

Рихард вернулся домой около трёх, он хотел поговорить с Тиллем, прежде чем тот уедет, объяснить ему, почему проговорился, но Тилль даже не стал его слушать. На улице его уже ждало такси, и, отмахнувшись от Круспе, он уехал на свою загадочную встречу. Эти постоянные секреты начинали действовать Рихарду на нервы. Ему хватало и своих проблем, и ломать голову над тем, куда так стремительно и неожиданно убегает Тилль, ему совершенно не хотелось. Но, к сожалению, именно об этом он и думал всю дорогу до дома. Ему нужно было срочно чем-то занять свои мысли. Послонявшись по пустой квартире, Рихард решил посмотреть телевизор, он бесцельно щёлкал пультом,пока не наткнулся на репортаж о смерти Ангелы. Это была коротенькая передача, рассказывающая об её жизни, той стороне жизни, о которой он не имел ни малейшего представления.

Оказывается, в своей газете Ангела считалась одной из лучших журналисток, её перу принадлежали все скандальные статьи, развенчивающие многих известных деятелей культуры, политики, бизнеса. Она за свои тридцать восемь лет успела наступить на много больных мозолей. Ведущий, сделав суровое лицо, полушёпотом сообщил, что полиция не исключает версию заказного убийства, в последние дни своей жизни скандально известная Веспе готовила какую-то статью об одном очень известном человеке, но никаких материалов не нашли, никаких записей ни в её рабочем компьютере, ни в домашнем. И что самое странное, никто не знает даже имени того человека, грязные деяния которого (ведущий не скупился на красивые слова) она собиралась открыть народу.

— Да, — тихо сказал Рихард. Он хотел выключить телевизор, но тут ведущий, всё тем же заговорщицким тоном сообщил, что ходят слухи, будто у Ангелы Веспе был любовник из очень известных рок-музыкантов. И, может быть, здесь дело в ревности, ведь о многочисленных и бурных романах Ангелы в светской тусовке ходили легенды. Полиция разрабатывает различные версии, и эта не самая плохая. Тот же источник сообщил, что музыканта (имени его они пока не могут сообщить, но не исключено, что в скором времени телезрители узнают его, если не будут переключать канал и будут следить за выпусками передачи) уже допрашивали, но его влиятельные друзья вытащили его из полиции. Ведущий сообщил, что он надеется, в скором времени справедливость восторжествует и виновный (ему не помогут ни связи, ни деньги, ведущий усмехнулся, будто бы сам не принадлежал к светской элите) понесёт наказание. Ведь делом жизни Ангелы было именно открытие истинных лиц сильных мира сего, и она положила свою жизнь на борьбу за правду и справедливость, не боясь ни влиятельных друзей, ни наёмных убийц, ни ревнивых любовников.

— Твою мать! — воскликнул Круспе и схватил телефон, он чувствовал острое желание кому-нибудь позвонить. Немного подумав, он набрал Тилля. Тилль сбросил его звонок, тогда он позвонил своему адвокату и сорвал зло на нём. Адвокат в основном молчал и иногда извинялся, хотя Рихард прекрасно понимал, что тому глубоко наплевать на него, и все его слова ничего не значат. Адвокат не сожалел и уж тем более не раскаивался. Добившись, наконец, от адвоката заверения в том, что тот немедленно разберётся с этим делом, съездит в полицию и позвонит на телевидение, он успокоился. Разговор вымотал его, голова снова разболелась. Круспе сходил на кухню, выпил стакан холодной воды и вернулся в гостиную. Передача продолжалась, сюжет про Ангелу закончился, и теперь ведущий рассказывал об одной очень известной женщине, жене влиятельного бизнесмена, которую вроде бы подозревают в неверности мужу. Снова никаких имен, а лишь намёки и красивые слова, наполненные пафосом и по сути лишённые смысла.

Было уже пол-пятого, и Рихард решил поужинать. Он прошёл на кухню, в прихожей на секунду задержал взгляд на картине, висевшей на стене напротив зеркала. Это была плохая, дешёвая и безвкусная картина. Сельский пейзаж: широкая, полноводная река, с крутыми покатыми берегами, и поле, покрытое миллионами жёлтых одуванчиков. В небе над полем парила какая-то неизвестная науке неумело нарисованная птица. Картина была исполнена в ярких, кричащих тонах. Одуванчики были такими жёлтыми, что на них было больно смотреть, река была настолько синей, что при долгом рассмотрении казалось, будто ты смотришь на отполированную поверхность автомобиля. Облака в небе, подкрашенные розовым (видимо, художник замыслил изобразить нежно-розовый рассвет) напоминали сладкую вату на палочке. Рихард повесил картину здесь только из уважения к Ангеле. Она подарила её незадолго до смерти, сказала, что это подарок на День Рождения, принесла на месяц раньше, извинилась, что так поспешила. Круспе хотел было закинуть её в шкаф, но в последний момент передумал, совесть не позволила, и повесил на стену. Он вспомнил, как вчера Томас Гельден с интересом разглядывал её. Ну, что же, картина была ему под стать, такая же дешёвая, унылая и безвкусная.

На кухне Рихард избавился от остатков вчерашней пиццы, выбросил батарею пустых пивных бутылок, смахнул крошки со стола. В холодильнике он нашёл немного засохший сыр, покрутив его, он решил, что это будет отличным дополнением к спагетти.

Приготовление пищи в тишине и одиночестве вернуло его к мыслям об убийстве Ангелы. Он вдруг остро почувствовал боль утраты. Вчера, когда он только узнал о смерти подруги, он испытал лишь страх, противный, липкий, трусливый страх, сейчас же было грустно. Может, эта нелепая картина на стене разбередила воспоминания о множестве прекрасно проведённых вместе вечеров, может, он просто слишком долго был без женщины, но что бы то ни было, Круспе сейчас безумно жалел, что отказал Ангеле тогда, в её квартире. Ведь останься он на ночь, девушка была бы жива. И сейчас ему не приходилось бы как бобылю есть на пустой кухне недоваренные спагетти с несвежим сыром.

Ужин был невкусным, и он, не доев, выбросил его в мусорное ведро. В квартире стояла звенящая напряжённая тишина. Рихард прислушался, было слышно, как соседка снизу напевает какую-то народную песню. Фрау Штольц была глуховата, и иногда её пение было слышно даже в его квартире.

Он подумал о фрау Штольц. Ей было за семьдесят, но она была ещё бойкой и деловой старушкой. Жила одна в своей квартире, ни мужа, ни детей. Всхоленное одиночество, тысяча часов, потраченные на саму себя… Рихарду вдруг стало страшно, он представил себя в семьдесят. Да, у него были дети, но они были уже взрослыми и вряд ли…

Его тягостные размышления прервал телефонный звонок. Рихард пошёл в гостиную. Звонили на мобильный, и номер звонившего был ему не знаком. Почему-то он снова подумал о маньяке и о том, что Тилль в последнее время ведёт себя как-то странно.

— Алло, — сказал он.

— Герр Круспе, — голос звонившего был ему знаком, но он не мог вспомнить, где его слышал.

— Да, это я.

— Марк Мерхен, я расследую убийство Ангелы Веспе, помните, мы вчера с вами говорили.

— Да, помню, — Рихард усмехнулся. Видимо, его адвокат добрался до полиции. Рихард сел в кресло и закинул ноги на подлокотник.

— У нас появились некоторые улики, и я был бы вам очень признателен, если бы вы подъехали в участок.

Рихард даже растерялся, он ждал извинений, а не новых улик.

— Герр Круспе, вы слышите меня?

— Да, я вас слышу, какие улики?

— Это не телефонный разговор, вы должны сами увидеть. Это имеет к вам прямое отношение, иначе я бы вас не побеспокоил. Я прекрасно понимаю, что вы занятой человек.

— Вы снова обвиняете меня? Я видел эту идиотскую передачу, час назад. Почему вы проговорились, почему вы рассказали прессе обо мне, я к этому убийству никакого отношения не имею. Единственная моя вина в том, что я был не в то время и не в том месте. А эти журналисты намекали, что я у вас в списке подозреваемых, что я — любовник Ангелы! — Рихард спустил ноги на пол и облокотился о спинку кресла.

— Я ничего об этом не знаю, герр Круспе. Я не разговариваю с прессой, для этого у нас есть сотрудники, это не моя компетенция. Я занимаюсь расследованием убийства, свои претензии будьте любезны предъявлять тем, кому они предназначены.

Круспе замолк на секунду, не зная, что ответить. Мерхен тоже молчал, тогда Рихард тихо сказал:

— Извините, я не знал. Мой адвокат уже занимается этим.

— Вот и хорошо, оставим это тем, кому за это платят. Так вы могли бы подъехать в участок? Я сегодня до восьми работаю, вы успеете?

Рихард взглянул на часы, было пятнадцать минут шестого.

— Да, вполне успею.

— Замечательно, я буду вас ждать. Скажите, что вы ко мне, и вас проведут в мой кабинет. До свидания, герр Круспе.

— До встречи, герр Мерхен.

Рихард убрал телефон в карман, взял со стола ключи от машины и пошёл к выходу.

========== Глава четвёртая. Письмо и немного лжи. ==========

В кабинете Мерхена горела люминесцентная лампа, создавая иллюзию дневного света. Комиссар сидел в большом кожаном кресле и курил тонкую сигару. Мерхен был ослепительно красивым мужчиной, Рихард думал, что, наверное, женщины от него в восторге. Отлично сложенный, высокий, с широкими плечами, копной светло-русых аккуратно зачёсанных на прямой пробор волос и пронзительными голубыми глазами — Мерхен казался скорее работником модельного бизнеса, чем комиссаром полиции. У него были огромные, непропорционально большие ладони, и при этом аккуратные, ровные пальцы и ухоженные ногти. Тоненькая сигара в его пальцах выглядела нелепо. Сам Рихард сидел в кресле для посетителей в конце Т-образного стола и внимательно читал письмо, написанное от руки.

Когда он только пришёл в кабинет, и комиссар показал ему этот листок, аккуратно упакованный в целлофан, ему стало нехорошо. Это не ускользнуло от глаз полицейского.

— Что случилось? Вы знаете, что это? — Мерхен встал из-за стола и подошёл к Рихарду, по-прежнему сжимая в пальцах листок.

— Боюсь, что да, — Рихард тяжело опустился на стул.

— Но откуда?

— Наверное, мне нужно вам рассказать. Где вы нашли это? — Рихард кивком указал на письмо.

— При обыске на квартире фрау Веспе, письмо было спрятано в её личных вещах. Но откуда вам про него известно?

Мерхен выглядел растерянным, он провёл рукой по волосам, откинув с лица прядь, и посмотрел на Круспе. Несмотря на своё состояние, Рихард не мог не заметить откровенную театральность этого жеста.

— Боже мой, он и там побывал.

— Кто?

— Маньяк, — тихо сказал Рихард и продолжил. — Мы год назад во Фрайбурге столкнулись с ним, то есть не с ним, а, видимо, с тем, кому подражает этот.

— Какой маньяк? — Марк нахмурился и сел на стул рядом с Круспе.

— Который письмо это написал, оно в стихах?

— Его написала фрау Веспе, и оно в прозе, это письмо адресовано вам. А вы о чём вообще говорите?

— Ангела? — Рихард не сразу понял.

— Да, незадолго до смерти, видимо.

— Чёрт, слава Богу, — у Круспе отлегло от сердца. Он даже не обратил внимания, что упомянул Бога и Дьявола в одном предложении. —Можно? — Рихард протянул руку.

Комиссар отдал ему листок и вернулся к своему креслу.

— Мы ничего не поняли, письмо это не имеет смысла. Если она знала, что умрёт, то почему не дала ни одного имени, а если нет, то зачем было вообще его писать. Вы прочтите, там для вас может быть много нового и интересного. Я сам, когда прочёл, был очень удивлён, я, конечно, слышал о таком, но честно говоря, думал, что все это лишь выдумки и реклама для идиотов, а оказывается, это работает. Ведь вы ничего не подозревали, как я понимаю.

Рихард пытался читать, но голос Мерхена сбивал его. Он поднял глаза на полицейского.

— Давайте я сначала прочту, а потом поговорим, потому что я ни вас не понимаю, ни письма.

— Да, конечно. Я закурю, не возражаете?

— Курите, — кивнул Рихард и погрузился в чтение.

Письмо было написано на обычных белых листах А4, причём вручную. Это было странно, Рихард уже давно не видел писем, написанных по старинке шариковой ручкой. Сначала ему сложно было разбирать почерк Ангелы, но уже с третьего предложения он привык. В письме было следующее:

«Если ты читаешь это письмо, то либо я умерла, либо уехала на край земли и никогда оттуда не вернусь. И тот и другой вариант предполагает, что ты меня больше никогда не увидишь. Поэтому я могу быть честной и, отбросив стыд и излишнюю скромность, не боясь быть проклятой тобой (ведь ты не настолько бессердечен, чтобы проклинать любящих тебя женщин, а уж тем более, если их уже нет в живых) рассказать свою историю. Но прежде, чем я начну, хочу тебе напомнить о своём подарке на твой день рождения и ещё раз извиниться, что подарила его заранее. В том не было моей вины, я просто слишком нетерпелива и не могла долго держать у себя такую прекрасную вещь, думаю, у тебя ей будет намного лучше. Но вернёмся к делу. Я снова хочу извиниться, на этот раз за то, что так поступила с тобой и с твоими чувствами. Мне кажется, тебе будет немного неприятно узнать, что я не совсем та, за кого себя выдавала. Нет, я не шпионка и не двойной агент, это бывает разве что в телевизионных мелодрамах, которые моя мать так любит смотреть в воскресные вечера.

Меня зовут Ангела Веспе, тут я не лгала. Я действительно журналистка и работаю в крупнейшей газете, здесь тоже не было лжи. Ложь была в другом. Наше с тобой знакомство не было случайным. И я знала, кто ты, ещё задолго до нашей встречи в том клубе. Мало того, я не просто знала, я уже давно и безнадёжно была в тебя влюблена. После выхода альбома «Mutter» у вас был тур, и я была на нескольких концертах. Мне было двадцать лет, я была наивной дурочкой с кучей надежд и глупых мечтаний, и я влюбилась в тебя. Ты наверняка не помнишь, но я была на нескольких after party, я несколько раз подходила к тебе за кулисами, брала автографы, у меня даже есть одна фотография, где ты обнимаешь меня за плечи. Сейчас смешно вспоминать, эта жизнь на колёсах, бешеная гонка, дикий адреналин. Весело было, но где-то через год я поняла, что так мне тебя никогда не добиться. При новой встрече ты смотрел на меня так, будто видел впервые, хотя я несколько раз представлялась тебе. Тогда я пошла другим путём. Я тогда жила в Австрии с матерью, она ни в какую не хотела отпускать меня в Берлин, но я смогла убедить её. В Берлине я почти сразу устроилась работать в газету, помощником самого низкооплачиваемого сотрудника, параллельно я заканчивала университет. К двадцати трём годам у меня был диплом, и в газете мне дали маленькую колонку светских новостей. Я часто ходила по мероприятиям, вылавливала знаменитостей и на одном из таких приёмов познакомилась с этой женщиной. Я не стану называть имён, весь их бизнес построен на строгой секретности. Я лишь скажу, что эти люди держат своеобразное брачное агентство, только они обещают своим клиентам не просто мужа, а мужа-знаменитость. Ну, думаю, дальше рассказывать нет смысла, ты и так всё понял. Люди из этого агентства следили за тобой больше трёх лет, за это время о тебе узнали всё: твои привычки, марку твоей зубной пасты, любимое блюдо, интересы. Им были известны твои передвижения, женщины, с которыми ты спал, мужчины, которые с тобой дружили. Всё о тебе, для этих людей нет границ. А потом случилось это ужасное убийство в Аугсбурге, и вся история с похищением вашего басиста, Риделя. Я подробно следила за развитием событий, мне рассказывали каждую мелочь. Я жутко волновалась за тебя, хотела поехать, поддержать, но люди из агентства удержали меня, сказали, что ещё рано. Когда я узнала, что тебя ранили в том ужасном доме, я себе места не находила. Несмотря на запреты, я всё же приезжала к тебе в больницу, но ты меня не видел. А когда ты вернулся в Берлин и вышел из больницы, мне сказали, что теперь самое время знакомиться с тобой, твоя психика расшатана, тебе нужна поддержка, опора, дружеское плечо…

Прости меня, всё это, наверное, звучит цинично, но такова жизнь, и ты не можешь этого не понимать. А дальше ты знаешь, нас познакомил в клубе, твой друг, ему же обо мне рассказал его друг, а ему… Сейчас не нужно искать первоисточник, всё равно ты его не найдёшь, дело не в этом. Просто мне очень стыдно, мне стыдно потому, что всё наше знакомство и вся наша дружба была с начала до конца спланированным спектаклем.

А теперь я попробую оправдаться. Оправдаться перед тобой, а главное, перед самой собой. Мне уже тридцать восемь лет, у меня нет никого, с кем бы я хотела провести остаток своей жизни. Если я умру, после меня не останется ничего, кроме безликих строчек в архивной подшивке газет, в которые никто никогда не заглянет.

Ты думаешь, я сумасшедшая? А, знаешь, когда я думаю об этом, то тоже прихожу к этой мысли. Я ведь пыталась забыть тебя, выкинуть из своей жизни, из своего сердца. У меня было множество романов, я встречалась с коллегами по работе, с известными спортсменами, с рок-звёздами, но никто из них не смог заменить тебя. Смешно сказать, но, оказывается, так просто завести роман со знаменитостью, когда ничего к нему не чувствуешь и когда он ничего для тебя не значит. Эти знаменитости словно только и ждут тебя, чтобы с тобой переспать, а они-то тебе и не нужны совсем. Смешно и грустно одновременно. Даже в постели с ними я всё равно думала лишь о тебе, и тогда я поняла, что уже ничего не сделать, есть лишь один путь — стать твоей женщиной или остаться одной. Это болезнь, но я не хочу излечиваться от неё.

Я пишу это письмо и жду тебя. Сегодня все решиться. Либо мы станем любовниками, либо расстанемся навеки. У меня нет больше сил смотреть, как ты встречаешься с другими.

Пожалуй, это всё, что я хочу тебе рассказать. Хочу попросить тебя никогда не винить себя в случившемся, ты никогда не давал мне надежды, ты никогда не намекал мне на то, что я могла бы стать твоей. Ни раньше, в период моего безудержного фанатизма, ни сейчас, когда мы хорошие друзья. Всё, что произошло, все те деньги, что я потратила на то, чтобы иметь возможность позвонить тебе в любое время или пригласить на очередную вечеринку в клуб, я потратила по своей воле. Рихард, я сама выбрала эту судьбу и сама пошла по этой дорожке, и ты ничего бы не смог изменить, даже если бы захотел. И прошу тебя, нет, даже не прошу, а умоляю. Никогда не ищи этого агентства — это страшные люди со связями по всему миру. Это жуткие люди и очень-очень опасные. Они знают о тебе всё, и у них есть тысячи рычагов управления. Я боюсь их, очень боюсь. Боюсь настолько, что не стала даже писать о них в газете, хотя это было бы сенсацией и могло бы поднять меня на такую высоту, о которой я и не мечтала. Я знаю одно, если я полезу туда и напишу о них хоть заметку, то я взлечу не дольше, чем на секунду, чтобы рухнуть на землю и разбиться вдребезги. В этом бизнесе замешаны колоссальные деньги, и ни тебе, ни мне с ними не тягаться.

И ещё одно, пожалуйста, никогда не выбрасывай мой подарок, он таит в себе массу приятных сюрпризов, и я вложила в него всю свою душу.

Любящая и совершенно сумасшедшая Ангела Веспе».

Письмо произвело на Рихарда странное впечатление: с одной стороны, он испытал облегчение, всё-таки, что бы он не думал, его всё это время терзало чувство вины за смерть Ангелы, а она успокоила его, дала отпущение. Но с другой стороны, ему стало страшно. Узнать, что на протяжении многих лет твоя жизнь была под чьим-то прицелом, почувствовать на себе значение выражения «большой брат смотрит на тебя» — это было тяжело и неприятно. Он поднял глаза и взглянул на Мерхена, тот уже докурил и теперь внимательно смотрел на него.

— И что вы думаете? — спросил он, после некоторого молчания.

— Не знаю, это, — Рихард задумался. Он не знал что ответить, ужасно, кошмарно, страшно? Наконец, он нашёл слово. — Это дико. Три года за мной велась слежка. Это безумие.

— Да, действительно, именно безумие. Полиции такое и не снилось. Вы можете предположить, кто мог бы иметь к этому отношение? Видели кого-нибудь подозрительного? Замечали что-то необычное?

Рихард почему-то сразу вспомнил Тилля, но вряд ли вокалист мог иметь к этому агентству хоть какое-нибудь отношение.

— Да нет, ничего необычного. Вообще ничего.

— Профессионалы, — Мерхен вздохнул. — А что за подарок?

— Подарок?

— Да. О чём она говорила, какой подарок она преподнесла вам на День Рождения? Я так понял, что это что-то важное, иначе к чему бы ей в своём письме дважды упоминать его.

Рихард не знал, почему, но он солгал:

— Бумажник.

— Просто бумажник?

— Просто бумажник. Ничего особенного, обычный кожаный бумажник, — он полез в карман и достал свой бумажник.

Рихард купил его вчера в торговом центре. Новенький, из хорошей кожи, с множеством удобных отделений, стильной застёжкой. Он не знал, зачем лгал, но чувствовал, что поступает правильно.

— Нам придётся его забрать, вы не против? — Мерхен поднялся из-за стола и подошёл к Рихарду.

— Вообще-то против. Он дорог мне, это всё, что осталось от Ангелы.

Дело, конечно, было не в Ангеле. Просто эта вещица стоила хороших денег, и ему совершенно не хотелось расставаться с ней.

— Мы вернём его вам, если ничего не найдём.

— Хорошо, — Круспе стал вытаскивать деньги и кредитки. Комиссар внимательно смотрел на него.

— Когда я смогу его забрать? — спросил Рихард, когда Мерхен забрал бумажник.

Полицейский взглянул на наручные часы.

— Уже без пяти восемь, сегодня работа закончена, думаю, завтра с утра я отдам его экспертам. Если мы ничего не обнаружим, то в ближайшие дни сможете забрать, — он убрал бумажник в файл и положил на середину своего стола.

— А если обнаружите?

— Мне жаль, но тогда он будет приравнен к уликам по делу.

— Ладно, — Рихард прекрасно понимал, что полицейские ничего не смогут найти. — Я могу идти? — ему хотелось поскорее попасть домой и рассмотреть настоящий подарок — картину. Видимо, в ней всё-таки было что-то такое, что он не смог увидеть вначале. Что-то значимое.

— Да, конечно. Я тоже ухожу, вы где машину оставили?

— Я на такси приехал.

— Давайте я вас подвезу, вы в какой части Берлина живёте?

— В восточной.

— Отлично, нам по пути.

— Комиссар, благодарю, но не могу вас утруждать, я сам доберусь, — Рихард поднялся и направился к выходу, ему совершенно не хотелось ехать с полицейским, он надеялся дозвониться до Тилля и рассказать ему всё, что узнал, а комиссар мог бы стать помехой.

Но Мерхен оказался не так прост.

— И всё же я подвезу, меня это не затруднит, к тому же, вы сможете по дороге рассказать мне о вашем маньяке. Я краем уха слышал об этой истории, в прессе было много шумихи, но я никогда не вникал. А вы, как я понимаю, думаете, что тот случай и это убийство имеют связь.

— Этому нет ни одного подтверждения, к тому же тот человек, Брингер, давно мёртв.

— В нашей работе важна любая версия, герр Круспе. Идёмте, — Мерхен открыл дверь, пропустил Рихарда вперёд, погасил свет и захлопнул кабинет.

========== Глава пятая. Живопись, политика и проституция. ==========

Около девяти Круспе был дома, он сразу же позвонил Тиллю. Телефон вокалиста снова был отключен. Он со злобой швырнул мобильник на диван.

— Проклятье, Тилль! Почему тебя нет, когда ты так нужен?

Рихард вернулся в прихожую, оглядел картину со всех сторон. Хотел было снять со стены, но вдруг вспомнил слова Мерхена, сказанные ему перед тем, как он вышел из машины. «У вас дома могут стоять скрытые камеры и жучки, завтра я пришлю к вам ребят, мы проверим вашу квартиру». Рихард оглядел потолок, стены. Никаких камер он не видел, хотя он не представлял, как далеко зашла техника в этом вопросе, и, вполне возможно, камера была не больше зёрнышка риса. Рихард не знал, что делать: если завтра придут копы с аппаратурой, то они наверняка будут проверять картину и если найдут что-то, то его ложь откроется, значит, нужно было сегодня самому рассмотреть её. Но если за ним следят, то люди из агентства узнают о его находке первыми, а вдруг Ангела всё же решилась написать про них статью, и он найдёт что-то против этих людей. Ему срочно нужна была помощь. Он снова вернулся в гостиную и набрал Линдеманна в надежде, что тот всё же включил телефон.

Надежда оправдалась, Тилль ответил почти сразу:

— Да, Рихард?

— Привет, ты можешь говорить?

— Могу, что случилось?

Он уже собирался рассказать Тиллю о письме, картине и своих догадках, но вдруг подумал, что телефон тоже могут прослушивать.

— Мы можем встретиться?

— Я недалеко от тебя, могу заехать, — у Тилля был усталый, но довольный голос.

— Нет, не нужно. Давай лучше где-нибудь посидим.

— А что случилось-то? Узнал что-то важное?

— Ничего важного, просто дома есть нечего, а я проголодался. Давай в ресторан сходим, поужинаем.

— Я только что поел.

— Выпьем пива.

— А ты не можешь домой еду заказать, мне совершенно не хочется куда-то ехать.

— Нет, Тилль, я… — Рихард на секунду замолчал, пытаясь придумать что-нибудь правдоподобное. — Я хочу поесть нормальной человеческой еды, у меня уже от фастфуда желудок болит.

Тилль немного помолчал, потом тяжело вздохнул и нехотя согласился:

— Чёрт с тобой, неженка.

— Отлично, подъезжай к моему дому, я выйду.

Тилль отключился. Рихард вернулся в прихожую и снова взглянул на картину, но тут же отвернулся и с деланным интересом стал разглядывать своё отражение в зеркале, ведь если кто-то следит за ним, то его внимание к картине может показаться им подозрительным. Он долго смотрел на себя, невидящим взглядом, а потом поправил волосы, но тут же резко отошёл от зеркала, решив, что со стороны он может выглядеть глупо. Побродив по квартире, Круспе пошёл в ванную, умылся холодной водой, а когда вытирал лицо, то подумал о том, сколько раз за эти три года он принимал душ и на него, обнажённого и беззащитного, смотрели совершенно незнакомые ему люди. Рихард вспомнил всех женщин, что оставались у него на ночь, они и не подозревали, что участвуют в бесплатном порно-шоу, да что там, он ведь тоже ничего не подозревал. Теперь ему чудилось, что из каждого угла на него смотрит невидимый глаз камеры и понимал: это начинает сводить его с ума. Дом, который он долгое время считал убежищем, неприступной крепостью, местом, где он может забыть об условностях и не думать о том, как он выглядит, вдруг стал для него адом. Не в силах больше находиться в своей квартире он обулся, накинул ветровку и пошёл на улицу.

Тилль подъехал минут через десять. Всё это время Рихард разглядывал прохожих, пытаясь вычислить, кто из них мог бы следить за ним. Почти все люди на улице казались ему подозрительными: женщины, слишком надолго задерживающие на нём свои взгляды, мужчины, проходящие слишком уж быстро, старики, которые словно специально смотрели не на него, даже матери с детьми, которые почему-то вели себя неестественно. Ему показался подозрительным его сосед сверху, он подъехал на такси и, проходя мимо, улыбнулся и кивнул Рихарду головой. Молодой бизнесмен Герхард Паунман. Парень въехал в их дом как раз года три назад и Рихард внезапно вспомнил, что тот слишком уж часто оказывался с ним в одном лифте.

Тилль остановился на другой стороне и помахал ему рукой. Рихард перешёл улицу, постоянно оглядываясь, и сел рядом с Тиллем на переднее сиденье.

— Что с тобой? Ты напуган?

— Немного, я… — он осёкся, подумав, что жучки могут быть и в машине Тилля, — устал. В полиции был.

— Зачем?

— Поехали, по дороге расскажу.

Они тронулись с места.

— Куда едем?

— Всё равно, главное, чтобы кормили. В полиции рассказывал о Брингере, — Рихард решил, что должен убедить тех, кто следит за ним в том, что он верит в версию о маньяке.

— Сам пошёл?

Рихард кивнул, но вспомнил, что комиссар Мерхен звонил ему на мобильный. Значит те, кто следят за ним, уже всё знают.

— Нет, то есть, я и сам хотел, но мне позвонил Мерхен, они нашли записку.

Тилль повернулся к нему, Рихард видел, что он взволнован.

— В стихах?

— Нет, не такая. Прощальное письмо Ангелы, она мне писала, что любит меня и просила прощения.

— Так это что, самоубийство? — Тилль уже смотрел на дорогу.

— Нет, убийство.

— А почему прощальное? Я ничего не понимаю, Рихард. Ты странный какой-то. Объясни мне с самого начала.

— Я сам ничего не знаю, просто она написала мне письмо, но, видимо, не собиралась его отправлять, где призналась, что была в меня влюблена. После её смерти в квартире был обыск, и письмо нашли, вот комиссар и позвонил мне, а я заодно рассказал ему о маньяке.

— Так в письме она не говорит ничего? В смысле кто мог бы желать её смерти и тому подобное?

— Нет.

— Странно, — Тилль притормозил у какого-то небольшого ресторанчика. — Этот подойдёт?

— Да, — Рихард вышел из машины и подождал, пока Тилль припаркуется.

Круспе никогда не был здесь, хотя от его дома до ресторана было минут пятнадцать быстрой ходьбы. Ему казалось, что раньше на этом месте был какой-то магазин, но он мог и ошибаться. Они открыли тяжёлые двери и вошли внутрь. Играла тихая музыка, низкие лампы над столами давали совсем мало света, и ресторан был погружён в приятный полумрак. В зале пахло жареной рыбой и свежими огурцами, и Рихард понял, что и правда сильно проголодался. Почти все столики были заняты, но он заметил, что в углу есть несколько пустых, к ним он и направился. Тилль шёл следом. Они уселись, и почти сразу к ним подошёл молодой официант, он вежливо улыбнулся и положил на столик меню и собрался уходить.

— Принесите, пожалуйста, пиво, любое тёмное, в бутылке, — сказал Тилль, даже не заглянув в меню.

— Одно? — уточнил официант.

Тилль посмотрел на Рихарда.

— Два, — сказал Круспе.

Официант кивнул и отошёл. Рихард закурил и пролистал меню: маленький выбор, низкие цены, видимо, ресторан был так себе. Хотя он мог бы понять это по дешёвым синтетическим скатертям грязно-зелёного цвета на столах и не слишком чистой пепельнице.

— Куда ты меня притащил? — Тилль лишь пожал плечами. — Ладно, наплевать. Тилль, за мной следят, я думаю, мою квартиру прослушивают и телефон тоже.

Тилль вздрогнул, поднял на него глаза.

— Кто?

— Я точно не знаю, некое агентство. Ангела в своём письме рассказала о нём, они сводят людей со знаменитостями. Она воспользовалась их услугами, чтобы познакомиться со мной. Я уже говорил тебе, что она была в меня влюблена?

— Говорил, — Тилль расслабился и откинулся на спинку стула. — За агентство не волнуйся, это всё ерунда.

— Ерунда?! Я чувствую себя как участник грёбанного реалити-шоу, я боюсь даже в туалет сходить, мне, знаешь ли, стыдно снимать штаны перед камерой. К тому же Ангела написала, что это страшные и опасные люди.

— Я тебя понимаю, просто… — Тилль замолчал. К ним шёл официант.

— «Просто»?! Нет никакого «просто», всё так сложно, что моя голова вот-вот взорвётся к чертям! — Рихарда не смущал официант, он, казалось, даже не замечает его.

— Ты будешь заказывать? — Тилль улыбнулся.

Официант поставил пиво перед ними, достал из кармана передника блокнот с ручкой и повернулся к Рихарду.

— Я не успел выбрать, — Рихард почему-то сердился на официанта, хотя тот был совершенно не при чём.

— Мне подойти чуть позже? — официант дежурно улыбнулся.

— Нет, посоветуйте что-нибудь съедобное, — Рихард нахмурился и закрыл меню.

— Сегодня у нас прекрасный мясной рулет, можно взять его с гарниром из молодого картофеля и салатом.

— Годится, — кивнул Круспе

— А Вам что предложить? — официант посмотрел на Тилля.

— Я сыт, — сказал Тилль и налил пиво в стакан.

Официант забрал меню и ушёл, а Тилль откинулся на спинку стула и с удовольствием потянулся.

— Ну, и что ты скажешь? — Рихард не понимал, почему вокалист выглядит таким довольным.

— Ничего, а что я должен сказать? — он отпил пива, вытер пену с губ и добавил, — вкусно.

— Да причём тут пиво, я про эту ситуацию с жучками.

— Забей. Ты мне лучше расскажи про письмо это, ты в машине нёс какую-то чушь.

— Да, ведь твою машину могут прослушивать.

— Не говори ерунды, кому я нужен, — Тилль снова улыбнулся. Рихарду показалось, что его друг не слишком серьёзно относится к его рассказу.

— Ты мне не веришь?

— Почему же? Верю. Просто агентство это твоё реальной угрозы не представляет, ну, мало ли следят, они же ничего плохого-то не делают тебе. Их работа свести тебя с женщиной, им за это платят, а остальное их вряд ли интересует, а уж тем более то, как ты справляешь малую нужду. Такие конторы не суют нос туда, куда не следует. А если Ангела мертва, то и никто уже за тобой не следит, расслабься.

— Ты уверен? А если это они убили Ангелу?

— А зачем? Она им доход приносила, кто же убивает дойную корову. У тебя уже паранойя, как у Флаки, тебе везде заговор мерещится.

— Затем, что она собиралась вывести их на чистую воду, написать о них в своей газете, и им это могло не понравиться.

— Бесплатная реклама и не понравится? Рихард, это нелогично. К тому же, они ничего криминально и не делали, чего им бояться.

— Ничего криминального? — Рихард затушил сигарету в пепельнице и налил пива в стакан. — Они вторгались в частную жизнь, следили за мной, подглядывали в замочную скважину, выясняли о моих связях, любовницах. Неужели этого мало!

— Все журналисты делают это, тут нет никакого криминала, поверь. Относись к этому так же, как относишься к прессе — с лёгкой долей презрения, ты это умеешь.

— С чего ты взял, что я презираю прессу?

— Я этого не говорил, зато ты болтаешь почём зря. На черта было нужно говорить про этого маньяка? Олли и так досталось, и не нужно постоянно напоминать ему о прошлом.

— А мне, можно подумать, не досталось, — Рихард машинально потёр плечо, в которое попала пуля Брингера.

— Мы все пережили страшные дни, но, — Тилль пристально смотрел на него, — мы их пережили, и это главное. Я хочу жить дальше и забыть весь тот ужас.

— Но Ангелу убили, понимаешь? Она не может жить дальше, её больше нет!

— Так бывает, Рихард. Всё время умирают люди, и это не повод тебе пугать группу нелепыми версиями о маньяке-подражателе.

— А у тебя какие версии? — Рихард начинал сердиться.

— Никаких, я же не полицейский, мне незачем лезть в это дело. Пускай кому надо, тот и расследует. Я вообще не могу понять, зачем ты туда лезешь, чего ты хочешь добиться? Справедливости? Правды? Так нет их, нет, и не будет. Мне хватило той истории во Фрайбурге, на всю жизнь хватило.

Официант принёс салат и тихо ушёл. Рихард вяло поковырял вилкой в салатнике — аппетит пропал.

— Наверное, тебе это будет не интересно, раз ты решил ни во что не вмешиваться, но Ангела оставила мне зацепку.

— Нет, почему же, мне будет интересно, выкладывай! Только вот расследовать я ничего не собираюсь. В этом спектакле я хочу с начала и до конца оставаться зрителем.

Рихард поймал на вилку кусочек помидора и закинул в рот, прожевав, он сказал:

— Она подарила мне картину, в прихожей висит у меня. Так вот, с этой картиной что-то не чисто. Она в письме два раза про неё говорила, я думаю, там какая-то улика.

— В полиции говорил?

— Нет, я им сказал, что она подарила мне бумажник.

— Рихард! — Тилль изумлённо смотрел на него. — Ты же скрыл улику, зачем ты это сделал?

— Я не знаю, не спрашивай даже. Это было минутным решением, мне показалось, что так будет лучше и правильней. Ты мне поможешь?

— О, Господи, — Тилль покачал головой, — у меня хватает своих проблем, зачем мне это нужно? Почему ты втягиваешь меня в это идиотское дилетантское расследование? У тебя что, жажда деятельности? Напиши песню, займись альбомом своим, ну, не лезь ты в эту уголовщину. Это не наше дело, не наше!

— Это была её последняя воля, — Рихард отставил недоеденный салат и отпил немного пива.

Тилль закатил глаза и ничего не ответил.

— Так я не понял, ты поможешь мне?

— Что в картине?

— Не знаю, я не смотрел.

Подошедший официант сменил пепельницу, забрал пустую бутылку у Тилля и поставил перед Рихардом тарелку с мясом и картофелем.

— Принесите ещё, пожалуйста, — Тилль указал на бутылку.

Официант кивнул и отошёл.

— Почему не смотрел?

— Я боялся, что за мной следят.

Тилль усмехнулся, но ничего не сказал. Рихард без аппетита жевал мясо. Несколько минут никто ничего не говорил. Подошёл официант с пивом, открыл бутылку, поставил на стол и незаметно удалился. Наконец Тилль спросил:

— Ты правда их боишься? Или так, просто, кокетничаешь?

— Тилль, не время шутить, какое кокетство? Боюсь жутко, даже не боюсь, а мне мерзко и противно. Я считал Ангелу открытым, бесхитростным человеком, а оказалось, что она… — Рихард замолчал, не найдя нужного слова.

— Подлая и хитрая женщина, — помог Тилль. — Но вы квиты, ты с ней встречался ради выгоды, и она тоже. Я всегда тебе говорил, что ты совершенно не разбираешься в людях. Нельзя быть таким доверчивым, Рихард.

— Давай не будем, без тебя тошно, — Круспе отставил недоеденную картошку, вытер руки бумажной салфеткой и положил её в тарелку. — Ты мне лучше скажи, что с картиной делать. Завтра полиция придет квартиру на жучки проверять и нужно до их прихода что-то сделать.

— Поедем к тебе и посмотрим.

— А как же камеры?

— А ты наплюй, ты столько времени о них не знал и жил спокойно, чего теперь-то паниковать. Ты доел?

— Да, отвратительный ресторан.

— А пиво неплохое, — Тилль поискал глазами официанта и, увидев, махнул рукой. — Счёт, пожалуйста.

Тилль не церемонился, как только он вошёл в квартиру Рихарда, то тут же направился к картине. Критически оглядев её со всех сторон, он вынес вердикт:

— Дрянь, картина твоя. Дешёвка.

— Я и не говорил, что она хорошая, повесил просто из уважения к Ангеле, всё-таки, подарок.

— Хорошо, что она её не мне подарила, — Тилль снял картину со стены и стал разглядывать раму. — Я бы её выбросил, и «прощай, улика!».

— Она тебя даже не знала. С чего бы ей тебе картины дарить, — буркнул Рихард, но Тилль не ответил.

Картина была небольшой, где-то сорок на шестьдесят сантиметров в пластиковой раме, стилизованной под светлое дерево. Рихард разулся и подошёл к Тиллю.

— И что там?

— Не знаю, ничего. Надо разбирать её. Тут негде спрятать, просто картон.

— Она на картоне?

— Сзади картон, а рисунок на ткани, — Тилль провёл пальцем по плохо нарисованной реке. — Кажется, там что-то есть. По-моему, это диск.

Тилль попробовал отделить ткань от задника, но она была слишком плотно натянута.

— Дай что-нибудь острое.

— Ты что, её резать собрался?

— А как ещё? Конечно, резать.

— Ты же её испортишь.

— Хуже не станет.

— Это варварство!

— Как хочешь, — Тилль протянул картину Рихарду, — ты просил помочь тебе, но если не хочешь, я пойду домой.

— Ладно-ладно, давай вскроем, не кипятись.

Они прошли на кухню и на столе с помощью ножа отделили задник от рисунка. Тилль не ошибся: между полотном и картоном действительно лежал компьютерный диск. Рихард покрутил его в руках, диск был не подписан, но было видно, что он не пустой. Рихард посмотрел на вокалиста.

— Ты был прав.

— Я всегда прав, — ответил Тилль, но при этом он не выглядел довольным, скорей озадаченным.

— Посмотрим, что на диске?

— Лучше отдать полиции.

— Шутишь?

— Хотел бы шутить. Ты точно хочешь влезать в это?

— Да.

— Посмотрим, что с тобой делать. Поиграем в шпионов, если тебе так хочется, — Тилль тяжело вздохнул.

Они прошли в кабинет, Рихард включил ноутбук, и они молча ждали, пока тот загрузится. На улице поднялся сильный ветер, и было слышно, как деревья, раскачиваясь под его порывами, стучат в плотно закрытые окна.

Наконец Рихард смог поставить диск в дисковод, операционная система предложила выбрать одно из предложенных действий, Круспе выбрал «просмотреть с помощью проводника». На диске было две папки, одна подписана «Фото», другая — «Статья». Рихард открыл фото. Их было много, некоторые очень плохого качества, и на них нельзя было ничего разобрать, просто какие-то люди, ни лиц, ни тел — только контуры. Но было несколько хороших. На одной из них какой-то обнажённый мужчина средних лет держал на коленях молоденькую рыжую девочку в костюме школьницы. У девочки были заплетены две косички с огромными бантами, она мило улыбалась. На другой тот же мужчина сидел уже с двумя девочками-«школьницами». На третьей мужчина целовал одну из девочек в шею, а другая стояла у него за спиной, её руки лежали у него на груди.

— Кто это? — Рихард повернулся к Тиллю.

— Не знаю, но кого-то он мне напоминает, вроде бы, лицо знакомое.

— Я вообще его первый раз вижу, а девочки точно шлюхи. Это компромат на кого-то, знать бы, на кого.

— А ты вторую папку посмотри.

Рихард свернул экран с фото и открыл вторую папку. Это была не статья, а лишь зарисовки и наброски. Множество текстовых документов.

Тилль стоял у него за спиной и тоже читал, вдруг он воскликнул:

— Я знаю, кто это. Чёрт, это депутат, у него сейчас предвыборная кампания идёт.

— Ты уверен? — Рихард снова развернул окно с фотографиями.

— Уверен, я его сразу узнал, но вспомнить немог. Его листовками засыпан мой почтовый ящик.

— Так это значит, он и убил, она же на него самый настоящий компромат собрала. Не знаю, что там, в статье, но тут и писать ничего не нужно, достаточно этих фото и заголовка в духе «Депутат-педофил развлекается с малолетками».

— Какие же они малолетки? — Тилль ещё раз взглянул на фальшивых школьниц.

— Не важно, все поверят. Люди доверчивы.

— Ты всё ещё думаешь, что нам нужно лезть в это? — Тилль отошёл от экрана и подошёл к окну. Ветер, казалось, усилился. Пошёл проливной дождь, где-то вдалеке прогремел гром.

— Не знаю, я почитаю её статью и потом решу. Может, этот депутат золотой человек, и статья заказная, откуда мне знать. А вообще, если уж она мне написала, значит, кроме меня никому и распутать.

— Ты себе льстишь. Я пойду домой, устал я что-то.

Рихард посмотрел на ураган за окном.

— С ума сошёл?! Куда ты в такую погоду пойдёшь? Оставайся у меня, я тебе в гостевой спальне расстелю.

— У тебя есть нечего.

— С чего ты взял?

— Ты сам сказал, — Тилль улыбнулся.

— Так надо было в ресторане ужинать, есть у меня еда. Что-то там в морозилке валяется быстрого приготовления, хочешь, разогрей.

— Да, не хочу, спасибо. Я домой хочу, ты же мне спать всё равно не дашь, будешь про свою Ангелу и расследование это говорить. Про политика. Сейчас ещё вычитаешь что-нибудь, нет, я домой поеду. Я на машине, ничего со мной не случится.

— Тилль, ты меня за кого принимаешь?

Тилль посмотрел на Рихарда долгим взглядом, потом снова выглянул в окно. Крупные капли что было сил били по подоконнику, в небе вспыхнула молния, осветив комнату неровным тревожным сиянием, и, спустя пару секунд, ударил гром.

— Ладно, я останусь. Уговорил.

— Я тебе сейчас постелю, — Рихард поднялся из-за компьютера.

— Не надо, читай, Шерлок, может, что найдёшь интересное, — Тилль махнул рукой. — Я сам разберусь, не в первый раз.

Круспе проводил его взглядом и снова уселся за компьютер. Ещё раз пробежав глазами документы, он открыл первый с названием «бордель»:

«29 мая 2017 года. 21.37.

Сегодня вернулась с работы в растерянных чувствах, опять поругалась с Евой. Ненормальная девчонка, навязали стажёрку, а она мне вообще не нужна. Проклятая карьеристка. Требует, чтобы я дала ей самостоятельную работу, да какую, к дьяволу, работу, она написать-то ничего толком не может, у неё в каждом предложении по тридцать ошибок, какая же самоуверенная мразь. Я в бешенстве. Поговорила с главным редактором, а он лишь глаза потупил и молчит. Боятся все. Чего боятся-то, ну, важная шишка отец её, и что? Он же не идиот, сам должен понимать, что его дочке не быть великой журналисткой, а уж тем более, писателем. Смешно даже, она мне три дня назад принесла свою рукопись. Роман о коррупции во власти. Бред сумасшедшего, вроде бы, отец политик, а она в политике полный ноль. О чём они вообще с ним дома говорят? Я зла. Ко всему прочему она мне тут на днях заявила, что я должна свести её с Рихардом, потому что он ей, видите ли, нравится. А мне-то какое до этого дело? Идиотка. А сегодня она вообще посмела мне угрожать, сказала, если я не дам ей самостоятельно работать, то она мне устроит весёлую жизнь. Тоже мне, дочь мафии, и не таким рога обламывали. Хорошо, что я завтра ухожу в «подполье», хоть три недели её рожи наглой не видеть. Буду надеяться, что в моё отсутствие её кто-нибудь уволит.

А теперь, собственно, о борделе этом. Нашла его с огромным трудом, пришлось задействовать влиятельных друзей, а точнее не друзей, а бывшего любовника. Кристоф сначала ничего не говорил, а потом всё же признался. Оказывается, он пользовался их услугами. Причём, поганец, сказал, что, когда мы с ним встречались, он никогда туда не ходил. Врёт, уверена, врёт. Такой, как Кристоф, не может долго с одной женщиной жить. Но это и не важно, главное, он смог мне помочь устроиться туда на работу — барменшей. Хорошо, что я в студенчестве подрабатывала в клубе, а то вышел бы конфуз. Бедный Кристоф, ему не позавидуешь, когда раскроется, кто я на самом деле. Иногда я счастлива, что не работаю на телевидении, а то каждая сволочь знала бы меня в лицо, и о таких внедрениях можно было бы и забыть. Пожелаю себе удачи, она мне очень понадобится».

На этом документ обрывался. Рихард ещё раз внимательно прочёл его. Он не мог понять, какое отношение эта дневниковая запись имела к статье. Может, Ангела хотела указать ему на некого Кристофа, или это была улика против какой-то загадочной стажёрки Евы, желавшей с ним встретиться. Единственное, что он понял, так это происхождение компрометирующих фотографий.

Немного подумав, Рихард решил читать дальше. В папке было очень много различных документов, а ему хотелось ещё и поспать.

========== Глава шестая. Неудачный пикник Шнайдера. ==========

Ночной ураган оставил после себя лишь неприятные воспоминания да несколько поломанных ветвей на деревьях под окном. Шнайдер стоял на балконе с кружкой горячего ароматного чёрного кофе и смотрел на маленького воробья, прыгающего с ветки на ветку. Утро было чудесным, наконец-то лето вступило в свои права. Яркое солнце освещало улицы Берлина, и его свет словно пробудил горожан. Было ещё рано, но повсюду уже оживлённо сновали люди, деловито проезжали машины, дети резвились в парке неподалеку, и до Шнайдера доносился их звонкий озорной смех. У ударника вдруг зародилось какое-то смутное желание. Он повертел головой, пытаясь понять, что же с ним творится, повернулся и посмотрел через стеклянную дверь в комнату. Регина полулежала в кресле и читала какой-то женский журнал. Почувствовав его взгляд, она подняла глаза и кивнула ему. Шнайдер улыбнулся, кивнул в ответ и вернулся к созерцанию разбуженного солнцем города.

Из подъезда вышел его сосед, немолодой загорелый мужчина, в глупой ярко-оранжевой бейсболке. За ним, следом, семенила его беременная и тучная жена, прижимая к начинавшему округляться животу приличную корзинку для пикника. Шнайдер наблюдал, как они неторопливо погрузились в машину и через несколько минут уехали прочь. И тут он понял, чего хотел. Уже несколько недель Шнай мечтал так же вот сесть с женой в машину и отправиться на природу. Захватить плед, корзинку с провизией, надеть лёгкую льняную рубашку и там, в тени деревьев, отдохнуть от суеты города. Забыться на несколько часов, выбросить из головы дурные мысли и становящиеся уже навязчивыми воспоминания о кошмаре годичной давности.

Шнайдер вернулся в комнату, прикрыл балконную дверь.

— Давай на природу поедем, — сказал он.

Жена снова подняла глаза:

— Когда?

— Да прямо сейчас, собирайся. Устроим пикник.

Регина положила журнал на столик и внимательно посмотрела на него.

— Чего это вдруг?

— Ничего, просто поедем. А что, ты видишь в этом что-то необычное?

— Напротив, отличная идея. В последние дни ты был такой угрюмый и недовольный, а тут, я смотрю, улыбаешься, — она спустила ноги на пол, нашарила тапочки и поднялась. — На природу тебя потянуло.

— Лето пришло, — сказал Кристоф и снова не удержался и расплылся в широкой улыбке.

— Да, я вижу, — пёс, спавший рядом с креслом, увидев, что хозяйка, наконец, поднялась на ноги, завилял куцым хвостом и заискивающе посмотрел на неё.

— Поедем-поедем, — Регина нагнулась и потрепала пса по голове, — и тебя возьмём, нагуляешься.

Почувствовав, что за непонятными словами хозяйки стоит очень заманчивое предложение, пёс засуетился, стал топтаться на месте, постукивая коготками по паркету, ещё сильнее завилял жалким купированным хвостом. Регина снова погладила его по короткой лоснящейся шерсти и пошла в другую комнату.

Шнайдер допил кофе и собирался идти на кухню, как услышал телефонный звонок.

— Не бери, опять Тилль твой наверняка звонит, — услышал он оклик из комнаты. — Сейчас что-нибудь гадкое придумает: пить или петь, и сорвёт наш пикник.

Шнайдер помялся в нерешительности. В словах жены был смысл. Обычно именно в такие прекрасные дни с самого утра сообщали всякие гадости. Он подошёл к телефону поближе, наклонился и посмотрел на номер звонившего. Регина ошиблась, это был не Тилль, а Круспе. Поняв, что лидер-гитарист всё равно не сдастся и будет трезвонить, пока ему не ответят, он взял трубку.

— Алло.

— Шнайдер, у меня к тебе вопрос есть один, только сразу не психуй, хорошо?

— И тебе привет, Рихард, — барабанщик вздохнул и уселся в ещё тёплое после жены кресло.

— Да, извини, привет. Я хотел тебя спросить об Ангеле Веспе.

— О ком? — Шнайдеру не понравился тон Круспе, казалось, что гитарист взволнован и напуган. Это не предвещало ничего хорошего.

— Ангела Веспе, ты с ней спал?

— Чего? Ты в своём уме? С кем я спал?

В комнату заглянула Регина в лёгких брюках и бюстгальтере, она внимательно посмотрела на мужа, покачала головой, забрала у него из рук кружку и вышла.

— Нет, я понимаю, что это личное, и ты не стал бы просто так говорить об этом, к тому же я прекрасно понимаю, что ты женат, и…

— О чём ты вообще? — прервал его Шнайдер. — Я не знаю никаких Веспе и уж тем более я не сплю с кем попало. Ты правильно подметил, что я женатый человек. Зачем ты мне с утра настроение портишь?

— Ладно, извини. Просто в её записях упоминается твое имя.

— Каких записях?

— Шнайдер, Ангела — эта та самая журналистка, которую убили позавчера. Я нашел её записи, тайные, — он понизил голос. — Она говорит про некого Кристофа, своего бывшего любовника, который устроил её работать в бордель.

— Ничего не понял, в какой бордель?

— Я уже понял, что это не ты. Ладно, не буду отвлекать, у меня ещё дел много. Расследование, сам понимаешь. Пока.

Круспе отключился. Шнайдер ещё несколько минут сидел в кресле, тупо уставившись на телефон, пока Регина не крикнула ему из кухни:

— Мы едем или нет, Шнай?

— Да, я уже иду, — отозвался он и, убрав телефон, пошёл на кухню, про себя проклиная Рихарда за то, что тот напомнил об этой смерти и испортил отличное романтическое настроение. Пёс топтался перед ним, пятясь назад и пытаясь заглянуть в глаза.

Они расположились в тени ветвистого дуба, рядом с небольшим озерцом. Пёс тут же побежал к воде, нерешительно наступил в неё и тут же отбежал назад, оглядываясь на хозяев, словно спрашивая у них разрешения на купание. Шнайдер усмехнулся и стал доставать из корзинки бутерброды, термос с кофе, бутылки с минералкой.

— Хорошо, что мы поехали, — Регина улеглась на плед, закинув руки за голову. — Отличный денёк, вчера такой жуткий ураган был, я даже перепугалась, а сегодня просто прелесть.

— Ага, — Шнайдер развернул бутерброд и откусил.

— Дай мне яблоко, — Регина протянула руку.

Шнайдер порылся в корзинке:

— Держи.

Пёс подбежал поближе, понюхал воздух и уселся рядом со Шнайдером, смотря с тоской на стремительно уменьшающийся бутерброд.

— Иди, попрошайка. Я кормила тебя, бессовестный, — Регина махнула на пса рукой, но тот лишь проследил за её движением и снова вернулся к наблюдению за едой.

Шнайдер отломил кусочек хлеба и отдал псу. Тот понюхал, поднял голову, презрительно взглянул на Шнайдера и, словно обидевшись, убежал к воде.

— Ты бы ему ещё кофе налил, нужен ему хлеб твой, — Регина улыбнулась и откусила яблоко.

Шнайдер доел, достал из корзинки салфетку, вытер руки и улёгся рядом с женой. В ветвях дуба с ветки на ветку перелетала маленькая серенькая птичка, рядом, над одуванчиками, уютно гудел шмель. Где-то неподалеку молодые ребята играли в волейбол на траве, и были слышны редкие глухие удары мяча. Рядом Регина аппетитно хрустела яблоком, и Шнайдер чувствовал его приятный аромат, смешанный с легким запахом её духов. Он закрыл глаза и начал засыпать, звуки сделались тише, ощущение целостности собственного тела начало пропадать.

— Шнай, не спи, — Регина потормошила его за плечо и накрыла его руку своей. — Не спи, а то мне скучно будет.

— Да, я не сплю, — барабанщик открыл глаза на несколько секунд, но тут же снова закрыл и стал проваливаться в сон.

— А где наш пёс? Шнай? Где пёс?

— У озера был, — сквозь сон отозвался ударник.

— Нет его там! — голос Регины был встревожен.

Шнайдер открыл глаза, Регина сидела на одеяле и напряжённо всматривалась вдаль.

— Бегает где-нибудь, вернётся, чего ты волнуешься?

— Он никогда не убегал, — жена поднялась на ноги и громко позвала пса по имени. Шнайдер тоже поднялся, видимо, он всё же уснул, потому что солнце сместилось по небу и сейчас стояло в зените.

— Когда ты его видела в последний раз?

— Не знаю, я тоже уснула, проснулась минут пять назад, смотрю, его нет, — Регина снова позвала пса.

Неподалеку от них на одеяле расположились две молоденькие девушки, услышав, что Регина зовёт собаку, одна из них крикнула:

— Вы собаку потеряли?

— Да, — крикнул Шнайдер. — Вы его видели? Бульдог французский, чёрный с белым.

— Он там бегал, — девушка указала рукой на противоположный берег озерца, туда, где начинался лес, — с другой собакой.

— Шнай, иди, поищи его, — Регина посмотрела на мужа. — Может, там сука, он и убежал. Сходи.

— Да вернётся он, чего ты паникуешь, — ответил Шнайдер.

— Шнай!

— Ладно, схожу.

Ударник не спеша пошёл к лесу. Регина вернулась на одеяло и стала собирать еду в корзину.

Пса нигде не было видно. Шнайдер несколько раз звал его по имени, но тот не появлялся. В лес вела широкая протоптанная тропинка. Тяжело вздохнув, Шнайдер пошёл по ней, внимательно оглядываясь по сторонам и всматриваясь между деревьями. Тропинка вскоре стала намного уже, то тут, то там попадались сломанные ветки, видимо, вчерашний ураган прошёлся здесь на славу. В лесу пахло влажной землёй и смолой, солнце пробивалось сквозь кроны высоких деревьев, создавая на земле причудливый пятнистый узор. Минут через десять он снова позвал пса, прислушался и почти тут же услышал лай. Ударник прибавил шагу, лай становился громче. Ему слышалось в нём что-то нехорошее, словно пёс надрывался, выбивался из последних сил. Тропинка сделала круг и оборвалась.

Шнайдер остановился и прислушался, пёс уже не лаял. Шнайдер позвал его, но ничего не услышал. Ему стало страшно. Он почему-то вспомнил, как пытался накормить пса кусочком хлеба, словно ему было жалко колбасы. От этого воспоминания Кристофу сделалось совсем тоскливо. Он ещё раз громко, что есть сил, позвал пса. Несколько секунд ничего не происходило. Слышались лишь щебетание птиц да шорохи ветвей, но вдруг послышалось слабое поскуливание. Шнайдер замер, покрутил головой. Звук доносился слева, оттуда, где лес становился гуще.

Кристоф побежал на звук, руками разводя низкие ветви деревьев. Они были ещё влажными, здесь, в тени, солнце ещё не успело осушить листья. Его рубашка почти сразу вымокла и прилипла к телу, но он не замечал этого, спеша на помощь (теперь он был уже уверен, что его псу нужна помощь) своему четвероногому другу. Наконец, он увидел его. Пёс лежал на боку, рядом с деревом. Сначала Шнайдер не понял, что с ним, но, присмотревшись, увидел, что тот привязан за шею к стволу какой-то грязной обтрёпанной веревкой. Почуяв хозяина, пёс попытался подняться на ноги, вяло завилял купированным хвостом, но тут же начал хрипеть и задыхаться. Конец верёвки был завязан в петлю и надет на шею животного. Видимо, пёс пытался высвободиться, и петля затянулась слишком сильно, перекрыв животному кислород.

— Бедненький, — Шнайдер присел на корточки и, продев пальцы под петлю, ослабил её, а потом и вообще снял. Пёс несмело поднялся на ноги, пошатываясь на коротких кривых лапах, и посмотрел на хозяина влажными, почти чёрными глазами. Шнайдер протянул руку, и пёс лизнул его своим горячим красным языком. — Какая же скотина тебя привязала?

Пёс лишь смотрел на хозяина, опустившись на задние лапы. Ах, если бы он мог говорить.

Шнайдер осмотрел верёвку, ничего примечательного он не нашёл. Старая, потёртая, в палец толщиной, местами из неё торчали перетёртые нити, в одном месте он увидел следы зубов, видимо, его пёс хотел перегрызть её, но, то ли уже был слаб, то ли не смог справиться с ней. Подумав, ударник отвязал её от дерева и, скрутив в моток, показал псу:

— Надо в полицию отнести, что ещё за новости, собак привязывать к дереву, да? Я тебя в обиду не дам, моё золото, поймаем мерзавцев и пускай объясняют в суде, что это за шуточки такие.

Пёс лишь тихо тявкнул.

Шнайдер полез в карман брюк за мобильником, он хотел позвонить жене и успокоить её, но телефона не было. Видимо, он выпал, когда он спал.

— Вот дьявол, — выругался он и, посмотрев на несчастного, но уже начинавшего приходить в себя, пса, добавил, — идём быстрее, а то мама твоя волнуется, наверное.

Пёс, словно поняв, встал на все четыре лапы. Шнайдер пошёл обратно, на этот раз идти было легче: он видел поломанные ветки в том месте, где прошёл несколько минут назад. Через пять минут он вышел на тропинку и быстрым шагом пошёл к озеру.

Он вышел из леса и посмотрел на другой берег. Регина стояла рядом с уже сложенным одеялом и беседовала с каким-то невысоким полным лысоватым мужчиной. Она увидела мужа и помахала рукой, мужчина обернулся, что-то сказал ей и слишком уж быстро направился прочь. Пёс припустился бежать. Шнайдер видел, как он подбежал к Регине и стал радостно прыгать на неё. Он снова посмотрел в ту сторону, куда ушёл мужчина, но никого не увидел. Видимо, тот скрылся за поворотом.

— Это что за мужик был? — спросил он, когда подошёл к жене.

— Не знаю, странный какой-то. Подошёл ко мне, спрашивал, не видела ли я в этих краях настоящих поэтов.

— Чего? — Шнайдеру снова стало страшно.

— Я тоже не поняла, спрашиваю, чего он хочет, а он опять про поэтов. Гомосексуалист какой-то.

— Почему?

— Что «почему»?

— С чего ты взяла, что он гомосексуалист?

— Да по нему видно, манерный такой. Одет как-то так. Ну, в общем, не знаю. Гомосексуалист, и всё. А где пёс был?

— Регина, — Шнайдер подошёл к жене и взял её за плечи. — Регина, я умоляю тебя, никогда больше не разговаривай с этим человеком. Никогда. Ты слышала меня? Я найму охрану, сегодня же.

— Шнай, что случилось-то? Кто это был? Ты побледнел.

— Я не знаю точно, но, по-моему, кошмар возвращается. Круспе был прав, эту журналистку убил маньяк, и теперь он добрался и до нас.

— Дорогой, я не понимаю, какой маньяк? Неужели?.. — Регина смотрела в глаза мужу. Шнайдер отпустил её и отошёл в сторону.

— Я нашёл нашего пса в лесу. Он был привязан к дереву верёвкой, петля, что накинули ему на шею, чуть не задушила его. Думаю, он пытался вырваться и затянул её. Сначала я слышал его лай, а потом он уже не мог лаять, только скулил и хрипел. Если бы не ошейник, то он наверняка удавился бы. И я думаю, что всё это не случайность.

Регина подошла к нему и заглянула в лицо, теперь и она была напугана.

— Шнайдер, что же это за живодёры?.. Зачем же?..

— Я думаю, это не живодеры. Вот, — он показал ей веревку, которую до сих пор держал в руке, — вот этой веревкой. Я отнесу её в полицию. Я уверен, что это всё специально, они хотели, чтобы я ушёл и оставил тебя одну.

— Они?

— Они, он — не знаю.

— Так ведь тот человек, полицейский, который Кристиана любил, он же мёртв.

— Я знаю, но Круспе предположил, что у него мог быть друг или подражатель. Поехали отсюда, — Шнайдер нагнулся и достал из корзинки поводок, прицепил пса, взял плед. — Ты телефон мой не видела? Я хочу позвонить ребятам, предупредить их, вдруг этот гад доберётся и до них.

Регина словно не слышала его, она стояла лицом к озеру, обхватив себя руками за плечи, а ветер трепал её длинные волосы.

— Регина, — снова позвал Шнайдер.

Она вздрогнула и повернулась к нему.

— Что?

— Телефон мой.

— Да, он у меня, — она нагнулась и достала мобильник из корзинки, — держи. Я домой хочу, и быстрее, мне что-то холодно.

========== Глава седьмая. Во сне и наяву. ==========

В восемь тридцать, Круспе, помятый и похожий на енота, с тёмными кругами под покрасневшими глазами, снова сидел за ноутбуком и изучал документы, оставленные покойной журналисткой. Рядом, на столике, дымилась уже третья за утро чашка кофе.

Рихард плохо спал этой ночью. Он долго не мог уснуть, крутился с бока на бок, тщетно пытаясь прогнать тревожные мысли, несколько раз вставал в туалет, попить воды и лишь к половине третьего смог забыться.

Но и в царстве Морфея он не нашёл покоя. Его мозг, похоже, даже не заметил, как перешёл границу сна, и был уверен, что всё происходит в реальности. Во сне Рихард всё ещё читал послания Ангелы, раздумывая над их смыслом. Это сыграло с ним злую шутку утром, когда она снова сел за компьютер и не мог понять, что было сном, а что существовало в реальности.

Но всё же сон не был явью, и здесь были свои законы. Потому в него с легкостью вписались те записки, что писал покойный маньяк в Аугсбурге, а также письмо Ангелы, что Рихард прочёл у комиссара днём раньше. Оно представляло собой отсканированный документ с оригинала. Круспе перечитывал его снова и снова, пока вдруг не заметил внизу листа активную ссылку. Он нажал на неё, и тут же, вместо уже известного ему текста, на экране, как по мановению волшебной палочки, появилось что-то новое. Это было видеопослание от убитой подруги.

Сейчас, утром, он не мог вспомнить всех подробностей, но точно помнил, что Ангела смотрела с укором и, взывая к его лучшим чувствам, просила отомстить за её смерть. Рихард воскликнул: «Но я же просто музыкант, как я могу отомстить!», и тут же получил ответ. На экране компьютера появились два перекрещенных клинка, а потом раздался жуткий гомерический хохот. Круспе закричал и должен был бы проснуться, но вместо этого лишь глубже погрузился в кошмарный сон.

Он снова сидел за ноутбуком в своей комнате и читал дневник Ангелы, напечатанный на листах A4. Листы были гладкие и то и дело норовили выскользнуть из рук. Текст плыл перед глазами, строчки плясали, как бешеные, но Круспе не сдавался и наконец смог прочесть:

«Странный человек этот Шнайдер. Сначала делает тебя своей любовницей, а потом устраивает на работу в публичный дом. И что это, позвольте узнать? Тайная месть? Обидно как-то. Хотя, если подумать, Шнайдер хотя бы воспринимал меня как женщину, не то что Рихард», —

прочитав это, Круспе тут же обиделся и порвал листок на мелкие кусочки.

Он хотел выбросить всё это, но обрывки намертво прилипли к его рукам и, пытаясь избавиться от них, он начал отрывать собственную кожу. Рихард с изумлением смотрел на то, как по его ладоням течёт кровь, и не мог понять, почему ему совсем не больно. От ужаса, что потеряет пальцы и не сможет больше играть, он снова закричал и на этот раз всё же проснулся.

Он быстренько умылся, привёл себя в порядок, сделал крепкий кофе и сел за ноутбук. Открыв диск и папку с документами, Рихард нашёл среди прочего нечто с названием: «Добавить к статье, не редактировала». Это был текстовый документ, и Рихард стал читать:

«Вы бывали в публичном доме? Наверняка, ведь мы с вами живём в Берлине, и вряд ли найдётся тот, кто не был в гостях у жриц любви. Но даже если вы считаете себя настоящим путешественником, совершившим ни одну кругосветку по борделям нашей славной столицы, то вы всё равно удивитесь, если попадёте в это место.

Это элитный клуб, и чтобы попасть в него недостаточно быть богатым или знаменитым. Можно сказать, это Масонский Орден Борделей Германии. Место, которое создали специально для избранных. Те, кто ходят в него не станут говорить об этом никогда, ведь смысл этого места в том, что о нём никто не знает. Именно это придаёт шарма здешним обитательницам, девушкам, что зарабатывают на жизнь самой древнейшей профессией — проституцией.

И кто же они, те счастливчики, что могут попасть на этот Тайный Остров порока и разврата? И почему они так хотят побывать тут?

Я расскажу вам всё, не утаю ни одной пикантной подробности, и даже если вы считали себя человеком широких взглядов, думаю, вы будете шокированы.

Да, мне есть чем вас удивить. Ведь ради того, чтобы узнать правду, я устроилась работать в это место и видела всё своими глазами…»

К сожалению, документ обрывался на самом интересном месте, и Рихард так и не смог узнать всех пикантных подробностей, хотя и желал этого. Правда, он не верил, что его можно чем-то шокировать. За долгие годы в группе он повидал столько, что его сложно было чем-то удивить, особенно в сексе.

С мечтательной улыбкой Рихард предался приятным воспоминаниям и чуть не задремал прямо у компьютера. Его разбудил громкий хлопок на улице, он резко поднял голову и испуганно покрутил головой, пытаясь понять, что происходит.

На улице с шумом проехал мотоцикл. Больше ничего не происходило, ноутбук ушёл в спящий режим, а кофе в кружке совсем остыл. Рихард сходил на кухню за новым кофе, а когда вернулся, понял, что не только политик мог желать смерти Ангелы.

Нужно было составить список подозреваемых. Рихард много раз видел, как это делают в детективных сериалах. Красивая девушка-полицейская пишет маркером на доске имена, рядом с ними прикрепляют фото, и вскоре преступник непременно находится. У Рихарда не было ни доски, ни маркеров, а лишь пара блокнотов рядом с ноутбуком. Но он решил, что и так сойдёт.

Он взял блокнот и набросал список. Тот получился коротким, но это было даже здорово: чем короче список, тем скорей они найдут преступника. Первым в списке стояло имя политика. Рихард решил было распечатать фото с диска, но потом посчитал, что это неразумно, и передумал. Номером два были хозяева борделя, он подумал, что, если Ангела собиралась рассекретить их детище, то они могли рассердиться и желать её смерти. Он понятия не имел, как будет искать этих хозяев и найдёт ли вообще, но всё же считал своим долгом вписать их в список. Третьим шёл Кристоф. Нужно было позвонить Шнайдеру, и, если это не он, узнать с кем встречалась Ангела. Сделать это Рихард намеревался с помощью их общих знакомых. Таких было немного, но всё же Крупе верил, что отыщет того самого любовника и даже, чем чёрт не шутит, сможет его допросить. Ведь если Ангела подставила Кристофа, он мог затаить на неё обиду и желать её смерти. Четвёртой шла Ева, стажёрка. Рихард думал в скором времени позвонить в редакцию газеты и узнать, кто такая эта Ева и где её искать. Правда, он не верил, что молодая стажёрка могла бы убить Ангелу. У неё не было мотивов, разве что роман, который Ангела забраковала. Ну, или ревность к нему. Хотя, думать так было бы слишком самонадеянно, пускай и приятно. В конце списка значился маньяк. Рихард вписал его, но сам уже давно не верил в версию с маньяком-подражателем. Всё же прошлое, судя по всему, осталось в прошлом и, как и считал Тилль, уже не могло вернуться. Брингер был мёртв. Можно было поставить точку.

Он ещё раз перечитал список подозреваемых и, убедившись, что никого не забыл, направился к Тиллю, но внезапно услышал телефонный звонок. Чертыхнувшись, он вернулся в спальню, где оставил мобильник. Звонил комиссар Мерхен.

— Герр Круспе?

— Да, — видимо, у Рихарда был сонный голос, потому что после небольшой паузы Мерхен спросил. — Я разбудил вас?

Рихард машинально взглянул на часы на тумбочке, была половина девятого.

— Нет, я не сплю.

— Хорошо, — Мерхен помолчал.

Круспе сел на краешек кровати и ещё раз пробежал список подозреваемых глазами.

— Вы меня слышите? — снова спросил комиссар.

— Прекрасно слышу.

— Я хотел предупредить вас, что мои ребята приедут в течение часа. Вам будет удобно?

— Какие ребята? — не сразу сообразил Рихард.

— Мы вчера договаривались с вами, насчёт жучков, прослушки.

— Ах, да. Пускай приезжают, — как ни странно, но после уверений Тилля в том, что агентство совершенно не опасно, Рихард расслабился и даже на какое-то время забыл об этом. Теперь, вспомнив, он решил дописать агентство в свой список.

— Герр Круспе, у вас странный голос. Всё хорошо? С вами кто-то связался, или вы что-то узнали?

— Нет, что вы, — испугался Рихард. Комиссар оказался проницательней, чем он думал.

— Если Вы что-то узнали, то должны сказать. Вы же достаточно благоразумны, чтобы не утаивать улики от следствия, не так ли?

Рихард сглотнул и начал нести какую-то чушь, выдумывая на ходу:

— Нет, я ничего не скрываю. Я не выспался, потому и странный голос. Вы знаете, комиссар, не могу спать, когда на улице гроза. Моя особенность. У меня это с самого детства. Грома боюсь страшно.

— Какой кошмар, а что говорит Ваш психолог?

Рихард стукнул себе ладонью по лбу, поняв, что выдумывать такую чушь было не лучшей идеей.

— Он говорит… — он запнулся, но тут же нашёлся, — что нужно принять это, пережить и идти дальше.

— Замечательно, — равнодушно сказал Мерхен.

Рихард понял, что напрасно переживал, комиссар спрашивал только из вежливости и вовсе ничего не заподозрил.

— Спасибо, что спросили, буду ждать ваших ребят, — сказал он уже спокойно.

— Всего доброго, герр Круспе, — комиссар отключился.

Ещё некоторое время Рихард сидел на кровати, уставившись в одну точку. Мягкая и ещё не застеленная постель манила его. Он не выспался, кружилась голова, и его немного подташнивало от выпитого кофе.

— Сейчас полежу пять минут и потом пойду к Тиллю, — сказал он себе под нос.

Положив список и мобильник на тумбочку, Рихард забрался под одеяло и закрыл глаза. Он не успел даже расслабиться, как раздался звонок в дверь. Сердце Круспе подскочило и потом забилось с удвоенной силой.

— Да чтоб вас! — злобно бросил Круспе и сел в кровати.

— Ты кого-то ждёшь? — Тилль стоял в дверях спальни, бодрый и выспавшийся.

— Ты уже встал? Открой, это полиция, проверять квартиру пришли, — Круспе зевнул.

— Хорошо, — Тилль скрылся за дверью.

Рихард спустил ноги на пол и потянулся. В прихожей слышались голоса, сквозь тонированное стекло двери он видел силуэты полицейских. Они, как он и предполагал, начали проверку с прихожей.

Рихард встал, подошёл к зеркалу. В отражении он увидел сильно помятого недовольного мужчину средних лет.

— Неужели, это я? — сказал он и потёр переносицу. — Когда же я успел так постареть?

Ему казалось, ещё недавно он был глупым юнцом, совершающим такие же глупые поступки. И вот уже из отражения на него смотрел солидный мужчина с немолодым лицом, на котором явно проступали следы тех самых глупостей, что он совершал раньше. Обычно Рихард не предавался таким размышлениям, особенно по утрам, но сегодня было необычное утро, и он зачем-то позволил себе раскиснуть.

— Прекращай! — сказал он своему отражению. — Ты успешный талантливый музыкант, которого любят миллионы! И вовсе не старый, просто не выспался и переволновался из-за убийства.

Это подействовало, тоска отпустила, и Круспе пошёл искать Тилля.

Того нигде не было. В прихожей, с недовольными и угрюмыми лицами, копошились два похожих друг на друга немолодых полицейских. На Рихарда они не обратили ни малейшего внимания. Круспе сходил в гостиную. Увидев, что компьютер всё ещё работает, а на экране по-прежнему открыт один из документов с диска Ангелы, он поспешно закрыл всё и перевёл компьютер в ждущий режим.

В гостевой спальне Тилля тоже не оказалось. Кровать была аккуратно застелена, и о том, что здесь кто-то ночевал, говорил лишь один носок, одиноко висевший на спинке стула. Второй валялся под стулом и имел вид не менее сиротливый, чем его «собрат». Рихард почему-то подумал, что носки, видимо, скучают в разлуке, тут же сам испугался бредовости своих мыслей и поспешно вышел из спальни. Он прошёл через прихожую и снова был полностью проигнорирован полицейскими, это начинало действовать на нервы. Тилль сидел на кухне, положив ногу на ногу, и со скучающим видом смотрел в окно. Рихард взглянул на его босые ступни и спросил:

— Ты носки свои зачем по спальне раскидал?

Тилль вздрогнул, повернулся и несколько секунд смотрел на него непонимающим взглядом.

— Чего? — наконец спросил он.

— Носки, — повторил Рихард.

Тилль открыл было рот, чтобы ответить, но тут его мобильник на столе завибрировал. Вокалист коротко взглянул на Круспе, взял телефон и, поднявшись, поспешно вышел из кухни.

Рихард проводил его взглядом, тяжело вздохнул и сел на стул. В его голове была какая-то каша, видимо, сон не пошёл ему на пользу. Немного подумав, он решил позвонить Шнайдеру. Шнайдер ничего не знал ни об Ангеле, ни о борделе. С одной стороны, Рихард испытал облегчение, но с другой, теперь всё становилось ещё сложнее.

Нужно было что-то делать, с чего-то начинать, кому-то позвонить, ну, или на худой конец посоветоваться с Тиллем, но вокалист по-прежнему не возвращался, а сил думать совершенно не было. Тогда Рихард решил выпить кофе. Видимо, это было хорошей идеей, потому что, как только кофе сварился, вернулся Тилль.

— Чего ты мне там про носки говорил, я не понял? — спросил он, беря кружку из шкафа.

Рихард снова взглянул на ноги вокалиста, но тот уже надел носки и теперь вопрос потерял актуальность:

— Не важно, — отмахнулся он. Тилль лишь пожал плечами.

Круспе разлил по чашкам кофе, достал из холодильника сливки и уселся на стул.

— Я список подозреваемых составил, — шёпотом сказал он и покосился на дверь.

— Видел уже, я его в стол убрал. Разбрасываешь ты всё по квартире, а тут полиция, — Тилль щедро налил в чашку сливок, — и эти записки читал.

— Какие записки?

— В компьютере твоём, я полчаса назад встал и прочёл всё. Мутное это дело, Риха, мутное.

— Я даже не знаю, с чего начать.

— Зато я знаю. Только лезть в это не хочу, — Тилль отпил из кружки. — Поесть бы.

— Посмотри в холодильнике, — Рихард провёл рукой по лицу, потёр виски. — И с чего ты предлагаешь начать?

— Можно сходить в бордель, — Тилль поднялся и пошёл к холодильнику. — У тебя что, голова болит?

— Да, погано как-то.

Открыв дверцу, Линдеманн несколько секунд с интересом разглядывал его содержимое, наконец, извлёк оттуда сыр и небольшой огрызок ветчины.

— Хлеб есть?

Рихард неопределённо махнул рукой, но Тилль понял его жест и открыл верхний шкафчик.

— Нас туда не пустят, — Круспе допил кофе и отодвинул кружку. — Судя по тому, что я прочёл, туда нужна рекомендация. Да и где его искать? Она ничего не написала.

— Не волнуйся, у меня есть знакомые, нам дадут рекомендацию, — Тилль вернулся к столу с небольшим сэндвичем.

— Ты серьёзно? — Рихард посмотрел на друга с сомнением.

— Вполне, ты же не думаешь, что я не смогу найти какой-то бордель? — он ухмыльнулся. — Пускай и для элиты. В конце концов, я и есть та самая элита.

Он засмеялся.

— Но откуда ты знаешь, что это тот самый? Он один, что ли, на весь Берлин?

— Девочек узнал, — Тилль улыбнулся.

Рихард всё ещё не понимал, тогда Тилль объяснил:

— Был я в этом месте, Риха. Я узнал его ещё на фото, но не хотел тебе говорить.

— Тогда пойдём сегодня? — Круспе оживился.

Кажется, в составлении списка подозреваемых и правда был некий магический смысл, стоило сделать это, как расследование пошло. Тилль кивнул головой.

— Можно и сегодня. А ещё можно позвонить Риделю.

— Зачем? — Рихард поднялся и посмотрел в окно. Солнце слепило его, и он задёрнул шторы.

— У него есть друг-политик. Я несколько месяцев назад с этим парнем говорил на какой-то вечеринке. Насколько я помню, он в политике давно и должен всё знать.

— Ты хочешь узнать про… — Рихард замолчал.

На кухню заглянул полицейский.

— В прихожей и санузлах мы закончили. Нужно ваше разрешение, чтобы проверить в спальнях, — сказал он.

— Да, конечно, проверяйте, — кивнул Рихард. — Нашли что-нибудь?

— Ничего, — сказал мужчина и ушёл.

— Да, можем у него узнать про этого депутата с фото, поймём, чем ему грозила бы эта статья, — вернулся к прерванному разговору Тилль. Он уже съел бутерброд и теперь вытирал руки салфеткой.

— А что за знакомые у тебя такие?

— Какие знакомые? — Тилль выкинул салфетку в пепельницу.

— Которые рекомендацию дали. Как ты вообще в этот бордель попал?

— Это друзья друзей. Ты не знаешь. Давай, собирайся, приходи в себя, а я пока позвоню Олли.

— Звони. А я в душ, раз они там уже закончили, — сказал Рихард, поднявшись, и вышел из кухни.

Полицейские ушли в половине двенадцатого, в квартире никаких жучков и камер слежения не обнаружили. Рихард был рад, теперь из списка можно было смело вычёркивать одного подозреваемого. Он полагал, что это загадочное агентство на самом деле банальный лохотрон по выкачиванию денег из глупых влюблённых девочек и, как и говорил ему Тилль, никакой угрозы представлять не может.

Тилль, тем временем, связался с нужными людьми и договорился о походе в тот самый бордель. Круспе немного волновался, он пока не очень понимал, что собирается делать там, но решил действовать по обстоятельствам. К тому же ему нравилась мысль, что он посетит место, куда простым смертным путь был закрыт. Он всегда был немного позером, но не считал это своим недостатком. Разве можно быть другим, когда твоя жизнь проходит под пристальным вниманием прессы, и всё, что ты делаешь, становиться достоянием общественности?

Тилль объяснил, что из борделя за ними пришлют машину.

— Серьёзно? — Рихард посмотрел на вокалиста с изумлением. — То есть там настолько круто, что есть свои машины?!

— Да, в прошлый раз было так же, хотя, я плохо помню, — Тилль улыбнулся.

— Почему? — не понял Круспе.

— Шнапс, — Тилль развёл большие руки в сторону.

— Ну, как всегда, — Рихард засмеялся. — Может, и сейчас выпить?

— Ну, нет. Сейчас нельзя. Мы же хотим быть в ясном уме, чтобы всё выяснить. Хотя, — он задумчиво взглянул на друга, — если ты передумал расследовать и решил просто хорошо провести время, то я всегда поддержу.

— Нет, — Круспе покачал головой, — я хочу выяснить, что случилось. Если Ангела оставила все улики мне, значит, я смогу это сделать. Пускай она была не лучшим человеком, но всё же она заслужила правды.

— Не веришь, что полиция справится без тебя? — Тилль смотрел на него с улыбкой.

— Я…

Но он не успел договорить, телефон Тилля завибрировал, и вокалист ответил:

— Да, Линдеманн, всё правильно. Хорошо, мы сейчас спустимся.

— Что, уже? — Круспе понял, что слишком волнуется. Это было плохо, он не хотел выглядеть в борделе великовозрастным девственником. Зря он не уговорил Тилля выпить по стаканчику.

— Да, пошли, — Тилль убрал телефон и пошёл к выходу.

Рихард кивнул головой, выглянул в окно, увидел большую черную машину перед подъездом, и отправился следом за вокалистом.

========== Глава восьмая. Меня хотят убить… ==========

После разговора в студии у Флаки пропал аппетит и сон. Жена и дочь уехали на юг Франции, и в пустой квартире ему было неуютно и одиноко.

Он пытался отрешиться от дурных мыслей, но это было не так просто. Флаке попробовал читать книгу. Но не смог. В голове, словно дети на карусели в парке, крутились воспоминания о Брингере, и он никак не мог уследить за сюжетом. Отложив книгу, Кристиан включил телевизор. Ш`л какой-то второсортный боевик, поначалу Кристиан смотрел с интересом и даже начал сопереживать главному герою, попавшему в западню сицилийской мафии, но вскоре вернулся к своим мыслям. Через пару минут герой, постоянно размахивающий огромными кулачищами и говорящий штампами, начал раздражать его.

Началась гроза. Выключив телевизор, Флака, никогда не увлекавшийся ничем подобным, вдруг решил заняться медитацией. Олли уверял, что нет ничего лучше хорошей медитации, чтобы очистить ум, и Лоренц решил проверить это на себе. Он сел в позу лотоса, закрыл глаза и подумал о приятном. Приятное быстро вытеснилось из его мозга всё теми же мыслями о маньяке, причём сейчас они стали ярче и чётче. Флака очень старался, но с непривычки у него затекли ноги, и медитацию пришлось прекратить.

Тогда он решил сделать то, что делал всегда — напиться. Это был старый проверенный способ забыться, и он никогда не подводил. Порывшись в баре, Лоренц нашёл почти полную бутылку дорогого шотландского виски и чуть больше, чем за час, выпил её, закусывая дольками лимона.

Он быстро опьянел и пошёл спать. А через два часа проснулся от страшной боли в ноге. Судя по всему, он лежал в неудобной позе и мышцу свело. Кристиан, чуть не плача, вскочил с кровати истал растирать икру, через пять мучительных минут боль прошла, мышца расслабилась, и он смог снова лечь в кровать, но теперь сон не шёл.

Во рту был противный вкус алкоголя, голова разболелась, а как только он закрывал глаза, всё плыло куда-то влево и вниз, а потом начинало вращаться с колоссальной скоростью. Его замутило, и он опрометью бросился в туалет. Через пять минут, со слезящимися и покрасневшими глазами, он побрёл на кухню. Не зажигая света, включил чайник и сел на стул.

За окном гремел гром, крупные капли дождя стучали по стеклу, изредка темноту разрывали вспышки молнии. Поднялся ветер, и было слышно, как с тревожным скрипом раскачиваются высокие деревья. Боль в голове усиливалась, и его снова начинало тошнить. Порывшись на полках в кухне, Кристиан нашёл таблетку обезболивающего, проглотил её и запил минеральной водой из бутылки. Желудок попытался протестовать, но Флака не позволил ему взять верх.

Чайник закипел и выключился с резким щелчком. Лоренц медленно поднялся, нашёл пакетик чая и заварил его в большой кружке. Через минут пятнадцать он допил чай. Головная боль отступила, и, успокоенный, клавишник побрёл спать, но не тут-то было — сна не было. Полежав час в темноте, Флака поднялся, нашёл очки на тумбочке, нацепил на нос, перебрался в кресло, захватив плед, укрыл им ноги и стал ждать рассвета.

Рассвело, гроза закончилась, взошло робкое солнце. Флака так и сидел в кресле, погрузившись в ужасные воспоминания. Около восьми он поднялся и снова пошёл пить чай. Зазвонил телефон. Флака вздрогнул и с удивлением посмотрел на него. Номер звонившего не определился. Лоренц нервно сглотнул, поднёс трубку к уху и осторожно сказал:

— Алло.

На том конце провода кто-то молчал и тяжело дышал.

— Алло, — немного громче повторил клавишник, в ответ раздались короткие гудки.

Он положил телефон на тумбочку и пошёл обратно на кухню, но телефон снова зазвонил. Флака замер на месте, сердце бешено колотилось в груди. Медленно он вернулся к телефону и приложил трубку к уху. Человек всё так же молчал и дышал.

— Что вам надо?! — крикнул Флака.

В ответ лишь сопение.

— Кто это?

Сопение.

— Я слышу ваше дыхание, прекратите дышать в мой телефон! Вы сумасшедший! — Флака швырнул телефон на пол. От удара он разлетелся на несколько частей.

— Чёрт знает что! — громко выругался Лоренц и стал собирать части аппарата.

Он думал, что сломал телефон, но к его удивлению старенький аппарат, после того, как он собрал его, снова стал работать.

— Вот и славно, — сказал он и аккуратно положил его на диван.

Он немного подождал, не позвонит ли хулиган снова, но ничего не происходило, и тогда он решительно пошёл на кухню. За спиной раздался звонок, но он лишь раздражённо махнул рукой.

В чашке на столе лежал уже высохший спитый и показавшийся ему почему-то очень жалким пакетик чая. Флака выкинул его в мусорное ведро и полез в шкаф за новым, но пачка оказалась пустой. На дне картонной коробки была лишь серая пыль, всё ещё хранившая аромат фруктовой заварки. Коробка отправилась вслед за пакетиком. Еще несколько минут Кристиан потратил на поиски новой пачки чая, всё это время телефон в гостиной не умолкал. Чая не было, как не было и кофе. В холодильнике стоял пакет сока, но тот тоже был пустым, лишь на донышке осталось несколько капель, которые Флака с жадностью выпил прямо из пакета.

— Да прекрати ты звонить, урод! — крикнул он в гостиную.

То ли послушавшись его слов, то ли по собственной воле, но телефон действительно умолк. В квартире на несколько секунд воцарилась тишина. Но ненадолго, через некоторое время телефон зазвонил снова.

Стараясь не обращать внимания на звонки, Флака вернулся в спальню, переоделся, привёл себя в порядок и направился в коридор. Телефон по-прежнему не умолкал, хулиган попался неприлично настойчивый. Немного подумав, Кристиан вернулся в гостиную и выключил мобильник. Воцарилась благодатная тишина, нарушаемая лишь радостным щебетанием птиц за окном, да приглушённым звуком игры на фортепиано соседского мальчика. Флака подумал было взять телефон с собой, но решил, что не станет этого делать, бросил его обратно на диван и вышел из квартиры.

Пахло летом: от нагретого асфальта, от деревьев, которые от жары словно выглядели какими-то уставшими и блеклыми, от цветов на клумбах, ярких, пёстрых и оттого каких-то по-детски восторженных. Выходя из дома, Флака планировал дойти до стоянки, забраться в автомобиль, включить кондиционер и в прохладе и тишине доехать до ближайшего супермаркета, но выйдя на улицу, он передумал. Погода была чудесная, и клавишник решил пройтись пешком.

В получасе ходьбы от его дома открылся новый магазин, и Лоренц направился туда. Он шёл не спеша, посматривая по сторонам, заглядываясь на красивых девушек, разглядывая витрины магазинов, останавливаясь у небольших открытых лотков, торгующих холодной водой и мороженым. Не удержавшись, в одном из таких он купил вафельный рожок, и, раскрыв упаковку, стал с аппетитом есть на ходу. Всё казалось радостным, нарядным. Лица людей, встречавшихся ему на пути, были приветливыми и добрыми. Солнце светило по-особенному, мягко и дружелюбно. Даже угрюмый молодой человек, следящий за ним глазами с другой стороны улицы, не казался таким уж неприятным.

И тут Флака вдруг понял, что этот человек идёт за ним от самого дома. Когда он вышел из подъезда, этот парень стоял на другой стороне улицы в тени высокой липы и угрюмо смотрел на него. Невысокий, крепко сложенный блондин, одетый в чёрную, явно на два размера больше, футболку и вытянутые на коленях голубые джинсы. «Он ведь следит за мной», — подумал Лоренц, и, словно услышав его мысли, парень повернулся к нему спиной и пошёл прочь. — «Нет, не следит. Ушёл», — тут же успокоился Флака и пошёл дальше, правда, изредка оглядываясь.

В магазине Лоренц снова увидел странного незнакомца, тот стоял у отдела сыров и равнодушно вертел в руках небольшой кусочек Дор-Блю, причём покупать его он явно не собирался. Флака попытался скрыться за стеллажами с йогуртами, и, видимо, ему это удалось, потому что, постояв там несколько минут, он вернулся к сырам, но парня там уже не было.

Рассеяно заполняя тележку, клавишник изредка поглядывал по сторонам, опасаясь увидеть где-нибудь своего преследователя, и не ошибся. Парень появился рядом с хлебным прилавком. Закинув в тележку совершенно ненужный ему французский багет и пару кренделей, Лоренц почти бегом направился к кассе. Парень снова пропал из его поля зрения. Уже на кассе Лоренц вспомнил, что пошёл в магазин за чаем, но чая не купил. Извиняясь и расталкивая стоящих позади людей, он вернулся в зал и стал искать нужный ему отдел.

Отдел с чаем, как назло, оказался в самом дальнем углу. И пока он искал его, чертыхаясь, он наткнулся на яркий ценник «Акция, один товар покупаешь, второй в подарок». Немного подумав, Флаке решил, что непременно должен воспользоваться щедрым предложением, потому кинул в корзину тюбик геля для укладки волос, хотя никогда им не пользовался и даже не представлял, что будет с ним делать. «Круспе подарю», — решил он уже на кассе и улыбнулся.

Расплатившись и выкатив тележку из зала, он понял, что купил слишком много, и ему не утащить всё это одному.

— Ну, ничего, — сказал он себе под нос, — такси вызову.

Флаке полез в карман за телефоном и тут понял, что телефон остался на диване в гостиной.

— Чёрт, чёрт, чёрт! — выругался он и вернулся на кассу, чтобы купить пару сумок. Ему предстояло ловить такси на улице, а для этого нужно было выйти на дорогу и дотащить все продукты на себе.

Злой, и с тремя тяжеленными мешками, он пошёл к выходу и тут снова увидел парня в чёрной футболке. Преследователь стоял рядом с выходом и равнодушно поглядывал на него. «И чего ему надо от меня? Маньяк проклятый!», — подумал он.

И тут его осенило. Маньяк, конечно! Всё правильно. Убийство журналистки, для привлечения внимания, следом покушение на его жизнь на дороге, странные звонки с утра и вот, наконец, слежка. Теперь клавишник не сомневался: его хотят убить. Кто-то мстит за Брингера и желает ему зла. Журналистка, правда, была притянута за уши, но Флаке не стал задумываться над этим. Нужно было как-то срочно убираться из супермаркета, причём так, чтобы парень в чёрной футболке его не выследил.

Лоренц, чтобы запутать маньяка, пошёл в сторону туалетов, лениво поглядывая по сторонам. Он хотел, чтобы парень решил, будто Флаке пока никуда не уходит. Манёвр сработал, парень пошёл за ним. Флаке зашёл в уборную и спрятался в одной из кабинок. Он несколько минут сидел внутри, ожидая, что парень зайдёт следом, но никто не заходил. Тогда он решил рискнуть. Схватив сумки покрепче, он со всех ног побежал из супермаркета. Люди оглядывались на него и провожали изумленными взглядами. Сумки больно били по ногам, но он не обращал внимания. «Не зря я бегал на концертах на дорожке, пригодилось!» — пронеслось в голове.

Он, петляя, словно заяц, пересёк большую парковку, то и дело воровато оглядываясь, забежал за угол и остановился, тяжело дыша. Парня в чёрной майке он провёл, теперь следовало как можно быстрее найти такси, пока тот не нашёл его.

Солнце палило нещадно, сейчас оно уже не казалось ему таким ласковым и приятным. Он вспотел, рубашка прилипла к спине, а сумки натирали пальцы. Он огляделся и, понурив голову, пошёл в сторону ближайшей дороги. Встав на обочине, он перекинул мешки в одну руку, а другую поднял, чтобы попытаться поймать такси, но, кажется, удача отвернулась от него. Такси не было. Мимо на огромной скорости пролетали берлинцы на своих машинах, но ни одного таксиста среди них не нашлось. Через некоторое время рука с пакетами устала, и он поставил их прямо на землю.

Флаке начал волноваться. Если он будет стоять тут долго, не исключено, что парень в чёрной футболке найдёт его и… он не успел подумать, что может сделать преследователь, так как рядом с ним остановился бежевый Приус. Водитель был угрюмый, бородатый, восточного вида и облачённый во что-то похожее на странный банный халат. Флаке он сразу не понравился, но у него не было выбора: либо ехать с этим подозрительный таксистом, либо дожидаться не менее подозрительно типа в чёрной футболке. Флаке выбрал первое и закинул сумки на заднее сидение. Как только он сел и закрыл за собой дверь, машина поехала.

— Мне не далеко, я вас сильно не задержу. Вон там налево, потом прямо, направо, и мы на месте, — сказал Флака, указывая на дорогу, но водитель даже не повернулся.

Клавишник похолодел от страха. А если этот тип сообщник маньяка? Почему он раньше не подумал, что у маньяка могут быть сообщники? С чего он взял, что этот бородатый таксист настоящий, а не подельник убийцы?

Лоренц стал копаться в сумке с покупками, в надежде найти там что-то, что могло бы защитить его. Единственным тяжёлым предметом оказались пивные бутылки. Он не рассчитывал, что сможет убить взрослого мужика, ударив пивной бутылкой по голове, но, на всякий случай, всё же взял бутылку в руку.

— Пить в машине нельзя, — тут же сказал водитель с сильным акцентом.

— А я и не собирался, — отозвался Флаке и с неохотой убрал бутылку обратно в пакет.

«Как он понял, что я достал бутылку?» — подумал Лоренц и покосился на водителя. Тот по-прежнему внимательно смотрел на дорогу и ехал, судя по всему, в нужном направлении. Через пять долгих минут он увидел свой дом, который уже и не ждал больше увидеть.

— Вон, тот дом, — Флака махнул рукой.

Расплатившись, он выбрался из машины, по одному выудил свои пакеты, составил их на тротуар и, не удержавшись, перед тем, как закрыть дверь, спросил:

— Простите, конечно, но как вы узнали, что я достаю бутылку?

— Что хотите? — спросил водитель и посмотрел на Флаке непонимающим взглядом.

— Пиво, вы сказали пить в машине нельзя, как вы узнали?

— Нельзя, — водитель закивал головой. — Запрещено!

— Но как вы узнали? — не унимался Флаке.

— Не понимаю, что хотите? — водитель свёл брови и смотрел на Флаке недовольным взглядом.

— А, ладно, ничего не хочу, — зло бросил Лоренц и захлопнул дверь.

Он посмотрел вслед уезжающей машине и, подняв сумки с земли, пошёл домой.

Лифт не работал. Лоренц несколько раз нажимал тонким пальцем на кнопку, но ничего не происходило, и он вынужден был взять тяжеленные сумки в руки и пойти пешком. Он жил на восьмом этаже и к тому моменту, когда добрался до своего этажа, успел ещё раз вспотеть.

— А вы всё смеялись, что как хомячок бегаю по сцене. А вот как пригодилось! — бормотал он себе под нос, страшно довольный тем, что, благодаря концертам, был в хорошей форме и не умер где-то между пятым и шестым этажом.

Перед дверью в свою квартиру он остановился и собирался поставить сумки на пол, чтобы найти ключ, как входная дверь резко распахнулась и больно ударила его по плечу.

— Что за… — начал, было, он, но не договорил.

Из его квартиры со страшным криком на него выскочил крупный мужчина. Лица мужчины он не увидел. На голове у преступника был капюшон, а на лице повязана какая-то тряпка, наподобие маски у ниндзя.

— А-а-а! — заорал Флаке и попятился.

— Заткнись! — просипел преступник и со всего маху ударил Флаке кулаком в живот.

Лоренц согнулся пополам от боли и выронил мешки. Тогда мужчина добавил ударом сверху по голове. У Флаки зазвенело в ушах. Он полностью потерял ориентацию и старался удержаться на ногах. Он не видел, а лишь слышал, как злодей убегал: топот ног, хлопнула дверь, ведущая на лестницу и снова топот, уже тише, и вскоре вообще никаких звуков, кроме ставшей уже чем-то обыденным неумелой игры на фортепиано соседского мальчика.

Флаке с трудом разогнулся. Его мутило. Он огляделся, но преступника и след простыл. Если бы не настежь распахнутая дверь в его квартиру и не боль в животе, он бы подумал, что всё это ему померещилось. Флаке, морщась от боли, нагнулся, поднял сумки и тут увидел, что из одной на пол выпал гель для укладки волос, купленный по акции для Круспе. Почему-то именно этот гель особенно разозлил его. Не понимая, зачем он это делает, Лоренц наступил на тюбик ногой. Тот вздулся, напрягся, словно живой, а потом крышка не выдержала, отлетела, и прозрачный гель вырвался из тюбика, как из брандспойта, обрызгав стену и коврик перед дверью.

— Чёрт! — выругался Лоренц, поняв, что добавил себе ещё проблем.

Стараясь не подскользнуться на геле, он зашёл в квартиру, бросил сумки на пол, заперся на все замки и пошёл в гостиную. Взяв мобильник, он несколько секунд не мог понять, почему тот не желает работать, а потом вспомнил, что выключил его перед уходом. Руки тряслись. Флаке сел на диван, включил телефон и набрал номер службы спасения.

— Служба спасения, что у Вас случилось? — ответили ему.

— Меня хотят убить, — прошептал Флака и сел в кресло.

— Я не поняла вас, говорите, пожалуйста, громче.

— Меня зовут Кристиан Лоренц, меня пытаются убить, мне нужна помощь, я живу по адресу…

========== Глава девятая. Неудобные вопросы. ==========

Бордель (политически корректно называемый клубом) занимал весь второй этаж шестиэтажного кирпичного дома, стоящего во дворе. У подъезда их встретила неприметная женщина в лёгком простеньком сарафане и, улыбнувшись, попросила следовать за ней.

В подъезде было чисто и светло, на стенах висели репродукции картин известных художников, а на полу возвышались горшки с тропическими растениями. Никаких вывесок и надписей, сообщающих, что в этом доме обитают девушки самой древнейшей профессии, Рихард не заметил. Судя по всему, бордель в рекламе не нуждался.

У лифта женщина остановилась, сдержанно улыбнулась во второй раз и сказала:

— Вам на второй этаж, а я вас покину. Хорошего отдыха, — она развернулась и пошла к выходу.

Рихард повернулся и следил за ней глазами. Ему было интересно, куда она пойдёт. Но Тилль дёрнул его за рукав, и Круспе был вынужден повернуться.

— Что?! — спросил он раздражённо.

— Идём, нас ждут, — сказал он и нажал кнопку вызова.

Двери кабины тут же открылись, и Тилль зашёл внутрь. Вокалист выглядел довольным и расслабленным, сам же Круспе был словно на иголках. Он нервно оглядывался по сторонам и переминался с ноги на ногу. Когда двери лифта закрылись, он шёпотом спросил:

— Слушай, может, нам не нужно было сюда идти?

— Что ты дёргаешься, как девственник? — улыбнулся Тилль, и Рихард, пристыженный, замолчал.

Он и сам не понимал, чего так разволновался, ведь поход в бордель был для него привычным делом и не должен был взывать таких бурных эмоций.

Лифт остановился. Двери бесшумно открылись, и Круспе увидел небольшой коридор, заканчивающийся широкой дверью, обтянутой тёмно-бордовой кожей. Было в этом что-то зловещее. Над дверью висела камера. Звонка не было, как не было и ручки. Рихард повернулся к другу и удивлённо посмотрел на него, Тилль лишь пожал плечами. Из-за двери не раздавалось ни одного звука, они стояли перед ней молча и, подняв головы, смотрели в камеру. Некоторое время ничего не происходило, но наконец послышался звук отпираемого засова, и дверь стала медленно открываться внутрь.

Внутри было темно, сильно пахло пряностями и женскими духами. На пороге показалась молодая темнокожая девушка. Она приветливо улыбнулась им, показав безупречные белоснежные зубы, и сказала:

— Добрый день, заходите, пожалуйста.

Рихард улыбнулся в ответ, но его улыбка вышла неестественной. Тилль же хмыкнул и, в свойственной ему манере, решительно вошёл внутрь. Круспе подумал, что тут бы подошло слово «ввалился».

— Герр Круспе, проходите, пожалуйста, — снова повторила девушка, не переставая улыбаться.

Рихард вздрогнул, услышав своё имя, хотя сам не понял почему. Помедлив пару мгновений, он зашёл вслед за Тиллем. Девушка тут же закрыла за ними дверь.

В прихожей с потолка свисали несколько настоящих толстых железных цепей. На звеньях цепи в разной последовательности были развешаны плечики для одежды. Круспе подумал, что, вероятно, это заведение не простой бордель, а тематический. Нужно было спросить у Тилля об этом заранее, но сейчас было неудобно, потому он лишь сказал:

— Оригинально.

Темнокожая девушка улыбнулась и кивнула головой.

— Любите цепи? — она смотрела прямо на него, и Рихард снова смутился, словно школьник.

— А кто же их не любит, — ответил за него Тилль и весело засмеялся.

Вокалист, судя по всему, был в отличном расположении духа, и это злило Круспе. Его раздражал этот бордель, девушка, смотрящая, как ему казалось, свысока и главное то, что он ощущал себя тут не в своей тарелке.

— Меня зовут Нарина, — представилась девушка и перевела глаза на Тилля. — Я бармен.

Выражение её лица изменилось, во взгляде появилось что-то похожее на страсть, и Круспе решил, что Линдеманн ей понравился. Это ещё больше его разозлило.

— Я бывал тут, — сказал Тилль с улыбкой. — Но Вас не припомню. Вы новенькая?

— Нет, я работаю здесь около года. Вероятно, Вы были не в мою смену. Я бы тоже Вас запомнила, — она замолчала на мгновение, облизнула пухлые губы и добавила вполголоса. — Обязательно.

Рихард чуть было не выругался в голос. Это неприкрытое кокетство и многозначительные взгляды порядком надоели. Они пришли сюда узнать об Ангеле, а не заводить подружек.

— Нарина, может, вы, наконец, покажите нам заведение? — сказал Рихард резко, и девушка взглянула на него с недовольством.

— Конечно, герр Круспе. Вам, судя по всему, уже не терпится попасть в наши кабинеты, — она переглянулась с Тиллем, который опять лучезарно улыбался.

Рихард с мстительным удовольствием отметил, что от улыбки морщины на лице друга стали глубже, и он стал выглядеть старше и не таким холёным. «Неужели я ревную?», — с удивлением подумал Рихард. Он ещё раз взглянул на Нарину. Обычная худенькая девушка, ничего особенного. Тёмные жёсткие волосы, угловатые плечи, крупные миндалевидные глаза, карие и немного навыкате, пухлые губы, резко очерченные скулы. Лицо привлекательное, но не настолько, чтобы Круспе влюбился с первого взгляда. Что же тогда? Ответа он так и не нашёл, потому что Нарина поманила их рукой и пошла вглубь квартиры.

Они прошли по длинному коридору и оказались в большой дорого обставленной гостиной. Светлая мебель, мягкие ковры на полу, кожаные диваны. Ничего похожего на то, к чему привык Круспе. Никакого красного приглушённого света, леопардовых шкур на полу и порнофильмов на экранах. Единственным, что напоминало о секс-услугах, был шест для стриптиза, расположенный на небольшом возвышении у дальней стены. Слева был небольшой бар: стойка, пара стульев и стеллажи с алкоголем на любой вкус. Из колонок на потолке играла спокойная музыка.

— Тут, как я вижу, никаких цепей, — сказал Рихард, и Нарина посмотрела на него с удивлённой улыбкой.

— Вы хотите тематическую вечеринку? — спросила она. — Вам следовало предупредить заранее. У нас всего две Госпожи, и обе сейчас выходные. Но, если Вы настаиваете, я могу вызвать их на пару часов. Безусловно, за небольшую премию с Вашей стороны. Хотя, полагаю, раз Вы пришли к нам, то деньги не проблема.

— Нет, не нужно мне Госпожу, — поспешно отказался Рихард, чем снова вызвал улыбку на лице Нарины.

— Я поняла, вы играете с другой стороны, — она подмигнула ему. — Это не проблема. Наши девушки за премию всегда согласны на игры.

— Да не нужно мне никаких игр, — он разозлился и гневно посмотрел на Нарину. — С чего вы взяли. Я просто так сказал. Давайте уже пройдём в кабинеты и не будем тратить время.

— Рихард у нас такой горячий и нетерпеливый, — Тилль опять улыбался и смотрел на него как на маленького ребенка.

Как же это раздражало. Почему вокалист не пытается помочь? Они хотели узнать о журналистке, но вместо этого лишь напрасно тратили время.

— Обычно так и бывает, — ответила Нарина с улыбкой. — Время — деньги. Я позову девушек, а вы пока располагайтесь.

Она опять многозначительно взглянула на Тилля и ушла из комнаты.

— Ты чего творишь вообще? — Круспе гневно уставился на Тилля.

— О чём ты? — Линдеманн опустился в кресло и взглянул на Рихарда удивлённым взглядом.

— Ты решил трахнуть эту мулатку? Мы здесь не за тем, если ты помнишь.

— Ну, одно другому не мешает, — улыбнулся Тилль и закинул ногу на ногу. — А что, ты на неё претендуешь? Я думал, она не в твоём вкусе. К тому же, насколько я помню правила, бармен неприкасаемая.

— А зачем ты тогда всё это делаешь?

— Что «всё», Рихард? — Линдеманн сцепил большие ладони и на животе. — Я пытаюсь быть дружелюбным и…

Он не договорил, потому что вернулась Нарина, а за ней в комнату, одна за другой, зашли семь девушек. Двух из них Круспе узнал сразу, это были те самые «школьницы» со снимков. Только теперь они не выглядели малолетками. Проститутки были в облегающих полупрозрачных платьях, позволяющих оценить достоинства их фигур. А оценить было что. Все девушки были высокие, с округлыми бедрами и красивой грудью. Настоящие порнозвёзды. Ему понравилась яркая блондинка с татуировкой в виде стрекозы на левой стороне груди. Она смотрела на него взглядом, полным страсти и вожделения, обещающим райское наслаждение. Но Рихард понимал, что ему нужно поговорить с фальшивыми малолетками, потому с сожалением отвёл взгляд от блондинки.

Рихард хотел уже сказать, что выбирает «школьниц», но в этот момент у Тилля зазвонил мобильник.

— Простите меня, я должен ответить, — сказал Линдеманн, обращаясь к девушкам.

Он грузно поднялся, отошёл к окну и встал спиной.

— Алло, — сказал он.

Рихард надеялся услышать имя звонившего, но Тилль лишь слушал собеседника. Наконец, он закивал головой и сказал:

— Помню, но сейчас мы заняты. Думаю, где-то ближе к вечеру.

— Герр Круспе, — Нарина загородила от него Тилля. — Желаете что-нибудь выпить?

— Да, принесите мне бокал пива.

Рихард хотел, чтобы она быстрее ушла, но девушка уточнила:

— Тёмного или светлого?

— Любого, — махнул он рукой, и Нарина отошла, но слишком поздно. Линдеманн, судя по всему, уже заканчивал разговор.

— Хорошо, пока. Я позвоню, — сказал он и убрал мобильник.

Рихард сам не понимал, почему его вдруг так заинтересовал личный разговор Тилля. Он в последнее время вообще не понимал, что с ним творится. Кажется, психическая травма, оставленная маньяком, была много глубже, чем он предполагал. А убийство Ангелы стало катализатором. Рихард жил в постоянном страхе за себя и друзей. Это беспокойство отразилось в музыке, в текстах, а теперь и в отношениях с другом. Он словно боялся потерять Тилля, всё время ожидал, что появится ещё один маньяк с пистолетом и закончит начатое Брингером.

— Так на чём мы с вами остановились? — Тилль снова уселся в кресло, закинул ногу на ногу и стал разглядывать девушек. Они улыбались.

— Вам следует сделать выбор, — вернулась Нарина с бокалом пива, поставила на столик рядом с креслом Круспе. — А ещё могу предложить вам напитки.

— Я тоже, пожалуй, выпью пива, — Линдеманн кивнул на бокал. — А выбор будет делать Рихард. Я пока воздержусь и посижу с Вами, если это не запрещено правилами клуба.

Он многозначительно улыбнулся, и Нарина ответила на улыбку.

— Нет, у нас нет правил, запрещающих Вам остаться здесь, — она направилась к бару. — Вам такое же пиво, как у герра Круспе?

— А что он пьёт? — Тилль взглянул на Круспе, но тут же отвернулся.

— «Варштайнер», светлое, — ответила Нарина и заняла место за стойкой.

— Годится. И можете нести сразу пару бутылок. Думаю, мы с Вами тут надолго, — он подмигнул девушке, и Рихард недовольно скривился.

Проститутки всё ещё стояли шеренгой у стенки и безучастно смотрели на происходящее.

Нарина вернулась с полным бокалом в одной руке и бутылкой в другой, поставила всё на столик и, взглянув на Рихарда, спросила:

— Герр Круспе, вы уже определились с выбором?

— Да, — кивнул гитарист и отпил пива. Оно было приятно холодным и освежающим.

Нарина сделала едва заметный жест головой и девушки бесшумно вышли.

— А куда они? — не понял Крупе.

— Мы предпочитаем, чтобы гость озвучивал свой выбор не в их присутствии, — ответила Нарина с вежливой улыбкой, и Рихард кивнул.

Этот бордель очень сильно отличался от всего, к чему Круспе привык, потому он уже ничему не удивлялся.

— Я хочу тех двух, что стояли слева. Брюнетка с каре и шатенка с длинными волосами, — сказал Круспе, стараясь, чтобы это прозвучало обыденно, и Нарина ничего не заподозрила.

— Конечно, — она улыбнулась. — Желаете ознакомиться с прайс-листом на дополнительные услуги?

— Нет, он не хочет, — ответил Тилль. — Это мой подарок другу, потому пускай делает всё, что хочет и так долго, как ему будет нужно, а я заплачу.

Рихард удивлённо посмотрел на вокалиста. Казалось, тот хочет быстрей спровадить его, иначе с чего бы такая щедрость. Но Тилль не смотрел на него. Он не отводил взгляда от Нарины и выглядел как влюблённый идиот. Рихард не понимал, что задумал Тилль, но решил ему не мешать и выполнить свою часть плана.

— Хорошо, — Нарина кивнула, — я позову девушек.

Она снова вышла, и Рихард смог спросить:

— Что за дела, Тилль? У тебя какой-то план, о котором я не знаю?

— Вроде того, — кивнул Тилль. — Иди и развлекайся. Чем дольше сможешь там пробыть, тем лучше. Но учти, что час стоит почти 400 евро, поэтому без фанатизма.

— Сколько?! — даже вскрикнул Рихард.

— Для тех, кто здесь обычно отдыхает, это не так и много.

— Да что они там за такие деньги делают? — он изумлённо смотрел на друга.

— Вот и узнаешь, — Тилль взял запотевший бокал и выпил его залпом.

Вернулась Нарина, а с ней одна из «школьниц» — брюнетка с каре. У неё была молочно-белая кожа и детское личико, которое не вязалось с ярким макияжем и кроваво-красными губами.

— Это Сара, она проводит Вас в кабинет, — сказала Нарина и присела на диван напротив Тилля.

Сара уже успела переодеться: теперь на ней был короткий полупрозрачный халатик с кружевами, и под ним отлично просматривалась небольшая грудь с острыми сосками. Рихард сделал пару глотков пива и поднялся. Девушка взяла его за руку и повела за собой. У неё были маленькие холодные ладони, и Рихард сразу подумал о своей дочери, и от этого всё желание пропало. Что он тут забыл, с чего он решил, что проститутки захотят рассказать об Ангеле или о депутате? Это были обычные девочки, зарабатывающие самой древнейшей профессией, и им не было никакого дела ни до убитой журналистки, ни до его глупого расследования.

Они вышли из гостиной и попали в длинный коридор, похожий на гостиничный. Справа и слева располагались двери, все закрытые.

— Желаете сразу в кабинеты, или можем пойти в сауну и начать там? — предложила Сара и заискивающе посмотрела на Круспе.

— В кабинеты, — отозвался он и спросил. — А вторая девушка когда придет?

— Через пару минут, — Сара улыбнулась открытой улыбкой, от чего стала выглядеть ещё моложе.

Рихарду стало не по себе. А что, если она и правда малолетка, и тогда у него могут быть неприятности.

— Тебе сколько лет? — спросил он строго.

— Двадцать, — ответила она, а Талите двадцать три.

— Кто это такая?

— Вторая девушка, которую Вы выбрали, — она снова взяла его за руку, — идёмте.

Рихард пошёл за ней, но без энтузиазма. Зачем он спросил её про возраст? Теперь он знал, что девушка моложе его дочери на шесть лет, и от этого было неловко.

Сара остановилась у одной из дверей, открыла её и вошла внутрь. Рихард зашёл следом и огляделся. Кабинет напоминал номер в недорогом отеле. У стены широкая кровать, укрытая синим пледом. Единственное окно занавешено тяжёлыми, не пропускающими света шторами. На полу мягкий кремовый палас с длинным ворсом. Пара стульев, стеклянный столик, плюшевое кресло и картины на стенах. В комнате было темно, и Сара зажгла свет. Рихард увидел, что над кроватью на потолке расположено большое зеркало, а на столике россыпью лежат упаковки презервативов. Теперь комната уже меньше напоминала номер в отеле. Сара скинула халатик на пол и осталась в одних полупрозрачных трусиках, но вместо желания Рихард испытал замешательство.

— Надень обратно, — сказал он, нахмурившись, прошёл к кровати и сел на краешек.

— Почему? — она надула губки, но подняла халатик и накинула на плечи.

— Дождёмся подружку, — ответил он.

— Хорошо, — Сара улыбнулась и села рядом. — Я могу сделать Вам массаж или станцевать, хотите?

— Не нужно, — Рихард взглянул на неё и неожиданно ощутил жалость. Никогда раньше он не испытывал похожих чувств в публичных домах и не мог понять, что с ним творится.

— Как хотите, — Сара пожала плечиками.

Открылась дверь, и в комнату вошла Талита. Она удивлённо посмотрела на него. Видимо, девушка ждала застать Рихарда в кровати верхом на подружке. Эта девушка выглядела старше и не вызывала ассоциаций с дочерью. У неё были тёмно-каштановые волосы ниже лопаток, неброский макияж и интересное лицо с азиатским колоритом.

— Привет, — сказала она и, подойдя ближе, опустилась перед ним на колени. — Ты любишь смотреть?

— Что? — не понял Рихард.

Девушка положила ладони ему на колени и легонько провела пальцами вверх по бёдрам.

— Любишь, когда девочки ласкают друг друга у тебя на глазах? — она говорила сексуальным шёпотом, и Рихард начал заводиться.

Её пальцы тем временем переместились выше, на ширинку. Если он хотел что-то узнать у девочек, то нужно было всё это прекращать.

— Стой, — сказал он и встал.

— Что такое? — она смотрела на него снизу вверх. — Не хочешь, чтобы я трогала?

— Нет, не хочу.

— Как пожелаешь, ты можешь просто смотреть на нас, — Талита поднялась и, подойдя к Саре, поцеловала ту в губы жарким поцелуем. — Так хорошо?

Это и правда было хорошо, но Рихард должен был узнать правду, потому снова резко сказал:

— Не трогай её. Просто поговорим, ясно?!

— Конечно, любое твоё желание, — Талита выглядела растерянной, но продолжала улыбаться.

Рихард заметил, что у неё отличная фигура, и он с удовольствием остался бы с ней наедине, но тут же прогнал эти мысли. Он снова уселся на кровать. Подружки сели по обе стороны от него.

— Ты хочешь поговорить о сексе? О том, как другие мужчины делают это с нами? Грязные секреты? — спросила Талита и опять положила руку ему на бедро.

— Да, — кивнул Рихард. — Это я и хочу узнать. Ведь к вам ходят разные мужчины, которые просят вас играть роли школьниц?

— О, ты любишь такие игры, — она снова обрела уверенность, положила ладонь ему на бедро и стала легонько поглаживать кончиками пальцев.

— Да, конечно. Мы можем сыграть кого угодно. Хочешь быть учителем, который наказал плохих учениц за неуспеваемость?

— Хочу услышать такую историю, — ответил он и убрал руку Талиты с бедра. — Во всех подробностях.

— Ты такой странный, — сказала Сара и засмеялась. Рихард отметил, что она перешла на «ты», и ему стало чуточку спокойней.

— У всех свои причуды, — ответил он и выжидающе посмотрел на девушку. — Так что, расскажешь мне хорошую историю?

— Да, — она улыбнулась. — У нас есть один постоянный клиент, и он любит играть в школьниц и директора. Он приходит раз в неделю и просит нас надеть форму и завязать волосы белыми бантами. Он очень добр с нами, но это только сначала. Пока мы послушные школьницы.

— Да, а потом мы начинаем шалить, — подхватила Талита. — И тогда он шлёпает нас. Ты хочешь нас отшлёпать? Мы можем быть очень дрянными девчонками.

— Что это за человек? — Рихард старался не реагировать на нарочитую сексуальность Талиты.

— Ты же понимаешь, что мы не можем назвать имён, — она облизнула губы. — Но можем повторить игру с тобой. Хочешь, мы переоденемся в школьниц?

— Нет, — Рихард покачал головой. — Хочу, чтобы рассказали об этом человеке. Можно же рассказать, не называя имён.

— А что ты хочешь знать, милый? — Талита снова стала гладить его по ноге, и Рихард подумал, что ещё десять минут, и он решит, что расследование может и подождать.

— Что это за человек? Он давно к вам ходит?

— Почему ты хочешь знать о нём? — рука девушки медленно поглаживала его бедро. — Ты знаешь его?

— Нет, просто мне любопытно.

— Может, ты хочешь выпить шампанского? — спросила она вдруг, и Рихард подумал немного и кивнул.

— Я схожу за шампанским, а ты пока поболтай с Сарой, — она поднялась и посмотрела на подружку. — Но не начинайте без меня, а то я обижусь.

Талита подмигнула ему и вышла из комнаты. Он повернулся к Саре. Она выглядела юной и ранимой. Он снова испытал неловкость.

— Ты давно тут работаешь? — спросил он.

— Около года, — ответила она с улыбкой. — Я умею много, не только быть школьницей. И у меня тоже есть куча пикантных историй. Хочешь, расскажу, как у меня был секс сразу с тремя мужчинами?

— Нет, — Рихард резко оборвал её. — Расскажи лучше про Ангелу Веспе. Ты знала её?

— Кого? — она выглядела озадаченной.

— Она работала у вас барменом вместо Нарины, помнишь её?

— Помню, но я не знала, что её фамилия Веспе, — она кивнула. — Кажется, так звали журналистку, которую недавно убили. По телеку показывали. Это что, она была?

Рихард недолго подумал, а потом кивнул.

— Боже, а зачем она работала у нас? — она смотрела на Рихарда округлившимися глазами. — Так значит, они узнали и…

Она закрыла рот ладонью.

— Кто они? — тут же спросил Рихард. Кажется, он, наконец, вышел на нужный след.

— Хозяева, они узнали, что она шпионит, и убили её, да?

— Я не знаю, а кто ваши хозяева?

— Я знаю только одного, он приходит по воскресеньям и…

Она не договорила, потому что дверь в комнату резко распахнулась, и на пороге появился крупный мужчина с короткой стрижкой.

— Мне придётся попросить вас покинуть наше заведение, — сказал он и зашёл в комнату. Сара испуганно взглянула на Круспе и выбежала прочь.

— А что, собственно, случилось?

— К сожалению, вам придётся уйти, — повторил мужчина.

— Я ничего не понимаю, в чём дело?

— Давайте я провожу вас, — мужчина смотрел на него холодными пустыми глазами.

Рихард заметил, что из-под расстёгнутого пиджака у него выглядывает кобура пистолета. Ему стало страшно, липкий пот выступил на спине, сердце бешено стучало в груди. Пожалуй, немного с опозданием, он понял, что приходить сюда и расспрашивать об Ангеле было не самым удачным решением.

— Где Тилль? — спросил он и с отвращением отметил, что его голос немного дрожит.

— Ваш друг в гостиной, ждёт вас. Идёмте, я провожу.

Круспе вздохнул и вышел из комнаты. Они снова прошли по коридору, мужчина неотступно шёл следом, вышли в гостиную. Тилль сидел на диване один. Он с тревогой посмотрел на Круспе, потом на мужчину, идущего следом.

— С тобой всё в порядке? — спросил он.

Рихард лишь кивнул головой. Нарины нигде не было видно. На столе стояло несколько пустых бутылок пива и полупустой стакан.

— Да, всё хорошо. А у тебя?

— Вам нужно уйти, — повторил охранник, и Тилль молча кивнул и поднялся.

Мужчина вывел их в прихожую, открыл дверь, подождал, пока они выйдут, и сказал вслед:

— Вам отказано в посещении клуба. Прошу больше нас не беспокоить.

Мужчина закрыл дверь, послышался звук запираемого замка.

— Идём, — Тилль пошёл к лифту.

— Подожди, я не понимаю. В чём дело?

— Пошли, — повторил Тилль, не оборачиваясь.

Он вызвал лифт, когда двери открылись, вошёл в кабину, дождался, пока Круспе зайдёт следом, и нажал на кнопку первого этажа. В лифте он молчал, молчал и в подъезде. Они вышли на улицу, прошли по скверу и через арку, вышли к дороге.

— Что ты там наговорил? — Тилль остановился и посмотрел на Круспе.

— Да ничего. Я просто спросил про Ангелу, и всё.

— Что именно спросил?

— Сначала я пытался узнать про депутата, но они ничего не сказали. Потом Талита ушла, и я спросил про Ангелу Веспе, которая работала тут раньше. Сара сразу поняла, что речь идёт об убитой журналистке и предположила, что это хозяева её убили. Я спросил, кто хозяева, она начала отвечать, но тут припёрся этот охранник и выгнал меня. Ещё бы пара минут, и я бы всё узнал.

— Ещё пара минут, Рихард, и ты бы влип в неприятности, — отрезал Тилль и махнул рукой проезжающему такси. — Ты как маленький, кто же спрашивает напрямую?

Машина проехала пару метров и остановилась.

— Так шёл бы со мной и спрашивал сам, чего ты слился?

Круспе забрался на заднее сиденье, Тилль сел рядом и назвал адрес какого-то кафе.

— Я не слился, я тоже кое-что узнал, — ответил он, когда машина тронулась.

— Что же ты узнал? — язвительно спросил Круспе и взглянул на вокалиста.

— Я позже всё расскажу, не сейчас, — отмахнулся Линдеманн и с деланным интересом уставился в окно.

Рихард хотел было сказать какую-нибудь колкость, но в кармане завибрировал мобильник. Звонил Флака.

— Алло, — сказал Рихард раздражённо.

— Рихард, это маньяк. Ты был прав.

— Что? Кто маньяк? — не понял Круспе. Тилль повернулся и посмотрел на него.

— Я сейчас дома, у меня полиция. На меня напали, прямо в подъезде. Они следили за мной, в магазине, а потом напали. Это маньяк, меня хотят убить, — у Флаки срывался голос, он говорил быстро, проглатывая окончания.

— Успокойся, кто на тебя напал? Ты как?

— Он ударил меня и убежал. У меня пропали личные вещи, одежда, драгоценности. Золотая зажигалка.

— Так это просто воры, Кристиан.

— Нет, это не воры. Пропали только очень личные вещи и эта зажигалка.

— О чём ты говоришь? Какие вещи? — Рихард поднял глаза и посмотрел на Тилля. Вокалист смотрел на него, не отводя взгляда.

— Бельё, — тихо сказал Лоренц.

— Господи, Кристиан, — Рихард не удержался и улыбнулся. — А зачем маньяку твоё бельё?

Тилль тоже улыбнулся, покачал головой и отвернулся.

— Не знаю, я ещё не понял. Это всё так страшно и неприятно. Я не могу говорить, мне нужно ехать в участок, просто будь осторожен.

— Хорошо, спасибо, что предупредил. Удачи тебе в полиции, — Рихард отключил телефон и убрал в карман.

— На Флаку напали грабители, утащили его бельё, — сказал он.

— Я понялуже, — ответил Тилль с улыбкой. — Он решил, что это маньяк?

— В полной уверенности, — Рихард тоже улыбнулся. Было смешно представлять, как кто-то похищает ношенное нижнее бельё клавишника.

— А ты что думаешь?

— Думаю, Флаке значительно преувеличивает важность этого события, — ответил Рихард с улыбкой.

— Я тоже так думаю, — Тилль кивнул.

— Слушай, а куда мы, собственно, едем? — опомнился Круспе.

— На встречу в кафе. Пока мы были в клубе, мне звонил Ридель, он смог организовать встречу со своим другом.

— Каким ещё другом? — не понял Рихард.

— Политиком. И Оливер сказал, что его друг знает, кто убил Ангелу.

— Да ты что? А чего ты сразу-то не сказал?

— Не хотел мешать твоему отдыху, — Тилль усмехнулся. — Я же не думал, что ты решишь проводить там допрос. Неужели тебе хотелось разговаривать с девочками, которые стоят 400 евро в час?

— Мне хотелось узнать, кто убил Ангелу, вот что мне хотелось! — рассердился Рихард.

— Сейчас и узнаем, — тяжело вздохнул Тилль и отвернулся к окну.

Круспе кивнул головой, и откинулся на сидении. Дело принимало неожиданный оборот.

========== Глава десятая. “Шнайдер в погоне за голубой мечтой.” ==========

В полиции Шнайдера внимательно выслушали, записали показания, забрали верёвку, которую он принёс как доказательство, и обещали разобраться во всём в кратчайшие сроки. Хотя по лицу комиссара он видел, что тот не отнёсся к его словам со всей серьёзностью. Раздосадованный Кристоф вернулся домой. Регина сидела на диване и рассеянно смотрела телевизор. В новостях говорили об урагане, ночью бушевавшем над Берлином. Пёс лежал у её ног, и, увидев Шнайдера, он поднялся на лапах и завилял хвостом.

— И что сказали? — Регина взяла пульт и убавила громкость.

— Разберутся, хотя я уверен, что им наплевать. Этот Мерхен, проклятый зазнайка, не поверил мне. Видимо решил, что я псих.

— Почему?

— Да потому, — Кристоф плюхнулся в кресло напротив жены, — он, как я понял, ведёт это дело подруги Круспе, убитой. И Рихард ему про того маньяка уже рассказал, но он не верит. «Ваш маньяк давно умер. Мы проверяли, у него нет ни одного живого родственника, и друзей тоже не было». Поэтому, видишь ли, никто не стал бы через столько лет мстить за его смерть. Железная логика, ничего не скажешь.

— Так ведь записка была.

— Я то же самое ему сказал, а он говорит, что это, скорее всего, шутка какого-то идиота. И если раньше никто не проявился, значит, сейчас вряд ли проявится. Бюрократы проклятые.

— Ладно, не волнуйся ты так. А про мужика этого, чего он сказал?

Шнайдер криво усмехнулся.

— Сказал, что сумасшедших геев в Берлине хватает. Он ничего плохого тебе не сделал, значит и никаких претензий у полиции к нему быть не может. Идиоты, — Шнайдер устало закрыл глаза. — Они видимо ждут, пока маньяк убьёт кого-нибудь, тогда уже зашевелятся.

— А охрану ты нанял?

— Нет, не успел.

Регина подошла, присела на широкий поручень кресла, обняла его за плечи, поцеловала в щёку.

— Не волнуйся, всё будет хорошо. Давай куда-нибудь сходим, отвлечёшься.

— Куда? — Кристоф открыл глаза, посмотрел на неё.

— В ресторан, мы давно хотели. В рыбный, помнишь, тот, в центре торговом, на втором этаже.

Шнайдер вяло улыбнулся, прижал жену к себе, уткнулся носом в её волосы.

— А тебе не страшно?

— Нет, я же с тобой буду.

Он не ответил, поцеловал её в макушку, поднялся на ноги.

— Ну, так что? — она смотрела ему в глаза и улыбалась.

— Пойдём, — он потянулся. — Собирайся. А я пока позвоню Круспе.

Регина изменилась в лице.

— Зачем? — холодно спросила она.

— Что значит «зачем»? — он нахмурился. — Потому что ребята должны знать об опасности.

— Ты же даже не уверен, что опасность существует. Почему ты по любому поводу звонишь Круспе? Психолог говорил, что мы должны больше доверять друг другу и меньше полагаться на посторонних. И ты согласился, но сейчас снова все проблемы решаешь не со мной, а с ними.

— Он говорил совсем не об этом, — Кристоф устало выдохнул. — Я просто хочу его предупредить, вот и всё. А ты снова пытаешься создать проблему там, где её нет.

— Как скажешь, — она покачала головой и пошла в комнату.

Шнайдер ещё пару минут стоял и смотрел ей в след, а потом тяжело вздохнул и достал мобильник.

Круспе не отвечал, тогда он позвонил Флаке. Лоренц ответил почти сразу. У него был встревоженный голос. Клавишник сбивчиво рассказал, что несколько часов назад прямо у двери квартиры на него напал маньяк. А сейчас, Флаке сидел в участке и разговаривал с комиссаром Мерхеном, поэтому извинился и положил трубку.

Регина вышла из комнаты, она уже переоделась, и, взглянув на мужа, она спросила:

— Что случилось? Круспе снова сказал тебе что-то неприятное?

— Я с ним не говорил, — он задумчиво потёр подбородок. — Я звонил Флаке. На него напали в подъезде, он в полиции.

— Кто? — её глаза расширились от страха.

— Я не знаю, он не мог говорить. Но, похоже, что всё тот же парень, который преследует всех нас. Вероятно, он же убил журналистку. Правда, я пока не могу понять, чего он добивается.

— Прости, что сказала тебе о Круспе, я не должна была этого делать, — она подошла вплотную и взяла его за руки. — Ты прав, что заботишься о них. Я понимаю, как важно для тебя то, что ты делаешь.

— Ничего, — он сжал её ладони и, наклонившись, поцеловал в щёку. — Всё хорошо. В тот раз было намного хуже и ничего, мы справились.

— Да, — она прижалась всем телом, и Кристоф заметил, что жена дрожит.

— Ну что ты, милая, — он погладил её по спине. — Всё будет хорошо. Не волнуйся. Я на днях найму охрану.

— А если он похитит тебя, — Регина подняла на него глаза. — Как тогда похитил Риделя? Я сойду с ума, если так случится. Пообещай мне, что не станешь рисковать понапрасну.

— Обещаю, милая. Не бойся, меня никто не похитит. Тогда дело было на концерте, и мы не ожидали нападения, а сейчас всё по-другому. К тому же мы дома, в Берлине, и тут он нам ничего не сделает.

Кристоф и сам очень хотел поверить в то, что говорит, но получалось с трудом. Жена уткнулась носом ему в грудь. Он ощущал аромат её туалетной воды и запах шампуня для волос. У ног крутился пёс и тыкал мокрым носом в ботинки. Шнайдер ведь чуть было не потерял всё это тогда, в Аугсбурге. От этих мыслей по спине пробежали мурашки.

— Может, нам лучше остаться и пообедать дома? — Регина снова подняла глаза. — Закажем китайской еды.

— Нет, поехали, — Шнайдер поискал глазами ключи от машины. — Если будем бояться и сидеть дома, то считай, он победил.

— Кто? — она отошла от него на шаг.

— Маньяк, или кто бы там ни был. Он этого и добивается, хочет нас запугать, заставить трястись от страха, бояться шороха в ночи. К чёрту, — Шнайдер нашёл ключи — они лежали на столике рядом с телевизором, подошёл, взял их и решительно пошёл к выходу.

Они сели за столик в дальнем углу, у стеклянной стены. Официант принёс заказ и бесшумно удалился. Шнайдер быстро расправился со своей рыбой и теперь пил тёмное пиво из запотевшего стакана, поглядывая на людей, проходящих мимо, но это быстро наскучило. Он повернулся к Регине. Она ела медленно, отделяя ножом маленькие косточки прямо в тарелке. Её рыба должна была давно остыть. Шнайдер передёрнул плечами, ему такой способ поедания рыбы казался кощунством.

— Неприятно всё это, — сказал он и поставил стакан на стол.

Регина подняла на него глаза, кивнула головой и продолжила есть.

— Я всё время жду нападения. Ночами кошмары снятся.

— Угу, — промычала Регина. — Может, нам пока уехать? В другую страну? Или город?

— Да не могу я, — он раздражённо махнул рукой, — у нас работа. Мы только начали, сейчас свалить было бы подло. И так сроки с альбомом затягиваем.

— А они без тебя не смогут? Потом запишут твои партии, всё равно ведь вы так и делаете. Ребята прекрасно справятся и без тебя, всё равно вы больше ругаетесь, чем работаете.

— Спорим, а не ругаемся. Нет, так нельзя. Мы команда и привыкли всё делать вместе. К тому же, через пару недель мы все поедем в Испанию, там студия дешевле, и можно спокойно поработать, не отвлекаясь ни на что.

— А ты мне собирался об этом сказать? — жена смотрела с осуждением.

— А разве я не говорил? — он отпил пива и поставил бокал на стол.

— Нет, ты никогда ничего мне не говоришь, — гневно бросила она и отвернулась.

— Ну, сейчас же сказал, — он попытался перевести всё в шутку, но Регина, кажется, хотела с ним поругаться.

— Мне не нравится, что ты ставишь свою работу на первое место. Можно подумать, ты там жизни спасаешь, и без тебя что-то случится. Глупости это всё, Шнай, — она отпила немного сока из своего стакана.

— Нет, это не глупости, это дело моей жизни, — сказал он раздражённо.

— Боже, Шнай. Ты так говоришь, словно от тебя там что-то зависит.

— От меня очень многое зависит, — он начал закипать, как и всегда, когда жена принижала значимость его работы.

— Ты же не вокалист, половина фанатов даже не знает, как тебя зовут, — она отложила вилку и прожигала его гневным взглядом. — А уж на этапе записи от тебя вообще нет никакого прока.

— Ты ошибаешься, — процедил он сквозь зубы. — Я говорил тебе сотню раз, что именно я задаю темп, и только на меня ориентируются ребята.

— На сцене! — воскликнула она, и несколько человек за соседними столиками обернулись.

— Прекрати кричать, — прошипел Шнайдер.

Он изо всех сил сдерживал ярость. Регина вела себя так, словно не он зарабатывал большую часть их семейного бюджета и должен был оправдываться за своё занятие.

— На сцене, — повторила она уже тихо и снова отпила из стакана. — А в студии вы всё делаете по отдельности, и я не понимаю, зачем рисковать жизнью ради этого. Это всё женщины?

— Какие ещё женщины? — он смотрел на неё с недоумением и злостью.

— Я уверена, что Линдеманн водит баб на репетиции, он не может не водить. Я помню, как перед концертом в гримёрке толпились эти фифы. Кто они такие? Где он находит этих первоклассных шалав, готовых на всё ради секса со звездой?

— Причём тут девушки Тилля? — Шнайдер тяжело выдохнул.

Когда он на прошлом туре пригласил жену в гримёрку перед концертом в Берлине, это казалось отличной идеей. Психолог сказал, что ему не нужно отдаляться от жены на время выступлений, и он посчитал, что если Регина увидит его перед концертом, то это сделает их ближе. Шнайдер даже не мог подумать, что гостьи Тилля, которые вечно тёрлись в гримёрке вокалиста, могут стать причиной для семейных конфликтов. Кристоф даже не знал, как зовут этих женщин, но Регина всё равно приревновала его и вот уже в сотый раз упрекала за то, что он не в силах был изменить.

— Ты на них пялился, — сказала она со злостью и, допив сок, с раздражением добавила. — Этот сок невкусный, почему ты не заказал мне пива?

Шнайдер промолчал. Когда они делали заказ, он предложил жене пиво, но она категорически отказалась, а сейчас обвиняла его. Боже, он так устал от этого. Проблемы начались ещё после Аугсбурга, они сильно ругались и даже ходили к семейному психологу. Казалось, терапия помогла, в последние месяцы между ними не возникало серьёзных конфликтов. Но, видимо, он ошибался. Регина по-прежнему ревновала его к группе и считала их врагами, но умело скрывала это, чтобы сохранить семью. Но сейчас, когда снова возникла опасность, всё это вышло наружу. Кристофу хотелось накричать на Регину, стукнуть кулаком по столу, доказать ей свою правоту во что бы то ни стало, но вместо этого он поднялся на ноги.

— Ты куда? — она смотрела на него уже без злости.

Он сделал ещё один глубокий вдох, потом выдох и максимально спокойно сказал:

— Мне нужно в уборную, если ты не имеешь ничего против.

— Можно подумать, ты когда-то интересовался моим мнением! — презрительно фыркнула она.

Шнайдеру хотелось закричать: «Серьезно?! Я теперь должен спрашивать твоё разрешение, чтобы сходить отлить?!», но он знал что это деструктивно. Психолог учил управлять эмоциями, брать над ними верх. Не подкармливать пламя конфликта бездумно брошенными фразами. Это было сложно, но Шнайдер справился. Стараясь, чтобы голос прозвучал мягко, он спросил:

— Хочешь, закажу тебе пива?

Регина коротко взглянула на него и кивнула. Судя по всему, она обиделась, как делала всегда, и это злило ещё больше. Шнайдер помнил, психолог рекомендовал в таких случаях первым идти на сближение и искать глубинные причины конфликта. Что ж, он не зря платил сто евро за приём, пожалуй, стоит снова серьёзно поговорить с женой, иначе это зайдёт слишком далеко. Но не сейчас, а когда он остынет и сможет спокойно реагировать на её выпады.

Шнайдер ещё раз взглянул на Регину, но она уже не смотрела на него, а снова ковыряла в тарелке остатки рыбы. Ему очень захотелось сказать ей что-то неприятное по этому поводу, но он благоразумно сдержался и направился в уборную. Проходя мимо официанта, он попросил принести его жене бокал тёмного пива. Кристоф втайне надеялся, что, выпив, она немного расслабится и забудет об их небольшой ссоре. Ему совсем не хотелось сегодня выяснять отношения.

Он провёл в туалете чуть больше времени, чем требовалось, запершись в кабинке и раздумывая над произошедшим. Что уж говорить, Шнайдер не был чутким и дипломатичным, и, возможно, его поступки могли ранить Регину. Но она даже не пыталась понять его. Ребята значили для него слишком много, были второй семьёй. В то тяжёлое время, когда маньяк похитил Олли, они сплотились, были единым целым и только благодаря этому смогли спасти басиста. Если бы Шнайдер слушал жену и противопоставил себя группе, то Олли, возможно, был бы уже мёртв. А может и Тилль, и тогда всему конец. Музыке, творчеству, концертам. А он любил это, любил ничуть не меньше, чем время, проведённое в постели с Региной, и не готов был никому это отдавать. Здесь было жарко, но он всё равно зябко подёрнул плечами. Хлопнула входная дверь, в туалет зашёл посетитель. Шнайдер услышал, как тот расстёгивает ширинку и мочится в керамический писсуар. Ему нужно было вернуться в зал, он сидел тут слишком долго. Кристоф спустил воду, хотя в этом не было нужды, помыл руки и вышел из уборной.

Регина больше не ела, тарелка так и стояла перед ней, а рядом с тарелкой возвышался непочатый бокал тёмного пива. «Она даже глотка не сделала, видимо, сказала про пиво, чтобы просто позлить меня», — подумал Шнайдер с раздражением. Он прошёл через весь зал, сел напротив жены и, набрав побольше воздуха в лёгкие, приготовился к неприятному разговору.

— Шнай, посмотри, — она повернулась к нему, и он забыл всё то, что хотел сказать. Жена выглядела крайне напуганной, словно увидела привидение.

— Что такое? Кто там? — он посмотрел туда, куда она указывала, но ничего не увидел.

За стеклянной стеной был обычный торговый центр, люди, как и раньше, проходили мимо, останавливались у входов в магазины, садились на лавочки, глазели по сторонам.

— Туда смотри, направо, — она указала пальцем на лавочку, где раньше толпилась компания подростков. Сейчас они ушли, а на их месте сидел полный мужчина, одетый в пёструю рубашку и светлые брюки. Он крутил головой, почёсывался и поглядывал по сторонам так, словно искал кого-то, но никак не мог найти.

— Кто это? — удивился Шнайдер и перевёл взгляд на жену. — Ты знаешь этого человека?

— Это тот гей из парка, — сказала Регина совсем тихо и с испугом взглянула на мужчину.

— Ты уверена? Тот самый? — Шнайдер тоже уставился на незнакомца. В нём было что-то нездоровое, пугающее. Лёгкое безумие во взгляде, которое не бросалось в глаза, но всё же его невозможно было не заметить.

— Я уверена, — её голос стал громче, — он прошёл в метре от меня, и я не могла ошибиться. Кажется, он меня не заметил, но это не точно.

— Но он же не мог за нами следить? — прошептал Шнайдер и провёл рукой по волосам.

— Почему не мог? — Регина снова перешла на шёпот, и он повернулся к ней. — Мог, ты же так и не нанял охрану.

Шнайдер сглотнул. Он не мог понять, как этому человеку удалось выследить его, неужели, всё время от дома он ехал за ними и теперь караулил перед рестораном?

— Я пойду и поговорю с ним, — Шнайдер хотел подняться, но Регина схватила его за руку.

— Нет, не ходи, — вскрикнула она. — Я боюсь за тебя!

Официант покосился на них, пара за соседним столиком тоже повернулась. Шнайдер опустился обратно на стул и сказал максимально спокойным голосом:

— Тебе не о чем волноваться, милая. Здесь мы в безопасности. Я крупный и сильный мужчина, и он ничего не сможет мне сделать. К тому же, если бы он хотел нам навредить, то уже давно сделал бы это.

Он сам не верил в свои слова, но надеялся, что Регина этого не заметит. У преступника могло быть оружие, и идти туда одному было неразумно, но он не мог позволить кому-то пугать его жену. Он должен был её защитить.

— А что ты ему скажешь? — спросила она спокойней. Кажется, ему удалось успокоить её хотя бы на время.

— Спрошу, какого дьявола он нас преследует, и чего ему от нас нужно. И намекну, что о нём уже знают в полиции. Пускай подумает, стоит ли вообще с нами связываться.

На самом деле, Шнайдер не думал, что это сработает; если этот человек так же безумен, как Брингер, то разговоры были пустой тратой времени. Но он надеялся, что сможет оценить ситуацию на месте и решить, что именно скажет этому парню.

— Только не бей его, — попросила Регина и посмотрела на него с нежностью, как не смотрела уже давно.

— Не буду, милая, — улыбнулся Кристоф. — Я предпочитаю решать проблемы цивилизованно, ты же меня знаешь.

— Будь осторожен, — она ответила на улыбку, и Шнайдер внезапно понял, что этот парень, кем бы он ни был, сплотил их и избавил от неприятного разговора.

— Буду, — Кристоф улыбнулся, взял телефон со стола и направился к выходу.

Но, когда он вышел из ресторана, увидел, что скамейка уже опустела. Он и не заметил, когда мужчина ушёл. Шнайдер остановился в растерянности и огляделся. Народу было немного, и он почти сразу увидел пёструю рубашку рядом с лестницей, ведущей на третий этаж. Загадочный преследователь уходил, и он мог спокойно вернуться к жене и закончить ужин. Но так ли спокойно? Сможет ли он уснуть, зная, что даже не попытался поговорить с преследователем? Сейчас у него был шанс предотвратить возможное преступление. Он не собирался его упускать. Кристоф обернулся и взглянул на жену, она смотрела на него вопросительным взглядом и делала какие-то непонятные знаки руками. Ещё мгновение подумав, он махнул ей рукой и побежал вслед за мужчиной.

Стараясь никого не задеть, Кристоф добежал до лестницы и остановился. Пёстрой рубашки нигде не было видно. Вокруг сновали покупатели, из динамиков под потолком лилась лёгкая музыка, витрины магазинов заманивали большими скидками. Его несколько раз задели проходившие люди, одна женщина попросила отойти с прохода. Он стоял прямо перед лестницей, ведущей на третий этаж, и действительно мешал проходу. Немного помедлив, он всё же взбежал вверх по ступеням и снова остановился и стал глядеть по сторонам. Тут была та же суета: люди, витрины с пёстро-разодетыми манекенами, яркий свет, громкая музыка. О чём он вообще думал? Напрасно он надеялся отыскать одного человека в такой толпе. Нужно было вернуться к жене, пока она снова на него не обиделась.

Он уже хотел спуститься на второй этаж, когда заметил того, кого искал. Мужчина в пёстрой рубашке удалялся от него по торговой галерее, покачиваясь, словно лодка на волнах. В походке мужчины тоже было что-то ненормальное, он переваливался с бока на бок, двигался как сомнамбула. Люди расступались перед ним, словно перед чумным.

Шнайдер побежал следом, но ему преградили дорогу шумные пакистанцы с женами в мусульманских платках, кучей верещащих детей и пахнущие восточным базаром. Они шли к лестнице и никак не хотели уступить дорогу. Когда они, наконец, разминулись, он снова потерял мужчину из виду.

— Чёрт вас подери, — выругался Кристоф себе под нос и тут же увидел пёструю рубашку в стеклянной кабине лифта, неспешно ползущего вниз. Мужчина стоял спиной к нему и переминался с ноги на ногу, словно хотел в туалет.

«Ты точно тут не случайно, никто не приходит в торговый центр, чтобы посидеть на лавке и покататься на лифте», — подумал он и, вернувшись к лестнице, побежал на первый этаж. Люди оборачивались на него.

Когда Шнайдер добрался до нижнего этажа, мужчины и след простыл. Пустая кабина ехала вверх. Охранник у входа покосился на него, но почти сразу отвернулся. С первого этажа можно было либо пойти направо, по торговой галерее, либо выйти на уличную парковку. Шнайдер постоял в нерешительности, а потом выскочил на улицу. В первое мгновение солнце ослепило его, и он закрыл глаза рукой, а когда привык к свету, то смог оглядеться. Мужчина в пёстрой рубашке деловито шёл по направлению к парковке.

— Сбежать решил, сволочь! — сказал он вслух.

— Вы это мне? — пожилая дама остановилась рядом и с негодованием смотрела прямо на него.

— Нет, что вы. Я вслух разговариваю. Простите, что напугал, — поспешно ответил он и попытался дружелюбно улыбнуться.

— Сумасшедший, — пробурчала дама и быстро зашагала прочь.

Мужчина в пёстрой рубашке тем временем остановился напротив старенького Фольксвагена «Жук» небесно-голубого цвета и сейчас рылся в карманах в поисках ключей. Если Шнайдер намеревался его догнать, ему стоило поторопиться. Но Кристоф не мог бросить жену, ничего ей не сказав. Он достал телефон и набрал Регину.

— Шнай, ты где? — она взяла трубку сразу же, по всей видимости, держала телефон в руках.

— Я внизу, на парковке перед торговым центром. Он собирается уезжать, я поеду за ним. Езжай домой на такси.

— Ты с ума сошёл? Я не хочу одна, я боюсь, — в её голосе слышались истеричные нотки, и он мог её понять, но сейчас проследить за мужчиной ему казалось важнее, чем успокаивать жену. Возможно, потом он будет сожалеть об этом.

— Не бойся, такси довезёт тебя до самого подъезда. А дома закрой дверь на ключ и жди моего звонка.

— Ты что серьёзно мне это предлагаешь? — она не кричала, но он слышал, что жена на взводе. — Хочешь бросить тут меня одну?

— Регина, это очень важно. Этот человек может быть опасен.

— Вот именно! — она всё же стала кричать, и он болезненно поморщился. — Опасен, Шнайдер! Он может убить тебя! Ты должен бросить эту затею немедленно и вызывать полицию!

— Он даже не знает, что я слежу за ним, так что у меня фора. Ты должна сейчас просто успокоиться и ехать домой. Слышишь?

Мужчина на парковке уже нашёл ключи и сейчас возился с замком на водительской двери. Шнайдер не сводил с него глаз. Нужно было быстрей добраться до своей машины. Его БМВ стояла близко к входу, и он мог прямо сейчас пойти к ней, но не хотел, чтобы мужчина в пёстрой рубашке заметил его, потому ждал, когда тот сядет за руль.

— Я должна успокоиться? Это ты должен успокоиться, немедленно! — она продолжала кричать в трубку, и он снова разозлился. — Ты поступаешь неразумно, это предательство. Я для тебя ничего не значу, ты всегда выбираешь не мою сторону. Если бы я знала, что ты побежишь за этим мужиком, я бы никогда не…

— Не смей на меня орать! — перебил он её, и она затихла. — Я буду делать то, что считаю нужным. Если ты не в состоянии понять, как это важно, то это не мои проблемы. Разговор окончен!

Он отключился и убрал телефон в карман пиджака. Мужчина в пёстрой рубашке справился с замком и сел за руль. Кристоф быстрым шагом пошёл к своей машине, сел внутрь, завёл двигатель. В зеркальце заднего вида он поглядывал на голубой «Жук». Он намеревался поехать сразу за ним и проследить, где живёт этот подозрительный тип, а дальше… Что делать дальше он не имел никакого понятия, потому решил пока не забивать этим голову и действовать по обстоятельствам.

Шнайдер ждал десять томительных минут, казалось, мужчина не собирается никуда ехать. Кристоф уже хотел было выйти из машины и поговорить с подозрительным типом прямо на парковке, когда увидел, как Фольксваген неуверенно тронулся с места и поехал в сторону главной дороги. Когда машина проезжала мимо него, Шнайдер отвернулся и сделал вид, что роется в бардачке.

Когда он поднялся, то «Жук» уже выезжал с парковки, и Кристоф медленно поехал за ним следом. Солнце отражалось в начищенном хроме заднего бампера «Жука». Кристоф подумал, что немногие выбрали бы себе такую ретро-машину. Нужно быть настоящим фанатом «Жуков», чтобы в современном мире, где все постепенно переходили на гибридные и электромобили, ездить на старушке с механической коробкой и маломощным бензиновым четырёхцилиндровом двигателем. К тому же, так ухаживать за ней, чтобы она выглядела как новенькая.

Шнайдер старался не отставать, но в то же время и не садиться на хвост. Они проехали по Вильгельмштассе мимо дворца Принца Альберта, завернули на Циммерштрассе, повернули на Линденштрассе и доехали до Еврейского музея. Миновали его, пересекли реку и повернули на Блюхерштрассе. По Хазенхайде добрались до Херманнштрассе, а потом вдруг резко развернулись и поехали в обратном направлении. Шнайдер подумал, что мужчина заметил его и заметает следы, и стал держаться подальше, но всё же не прекратил преследование. Через час с лишним они добрались до Меркишес Фиртель, большого спального район в округе Райникендорф в Западном Берлине. Кристоф был тут впервые и с любопытством смотрел по сторонам. Вдруг Жук резко, без поворотника, перестроился в крайний правый ряд и нырнул во двор. Кристоф, рискуя быть замеченным, повторил манёвр и поехал следом.

Они некоторое время кружили по дворам. Наконец «Жук» припарковался на свободное место параллельно тротуару. Шнайдер проехал мимо и, заметив ещё одно свободное место, чуть впереди, встал на него, заглушил двигатель, и стал наблюдать за синей машинкой через зеркало заднего вида. Водитель несколько минут посидел внутри, а потом неуклюже выбрался наружу, запер машину на ключ и пьяной походкой пошёл в сторону панельного девятиэтажного дома, утопающего в буйной зелени.

Шнайдер подождал пару минут и пошёл за ним, опасаясь, как бы мужчина не обернулся и не заметил его. Но Кристоф напрасно волновался. Мужчина не замечал ничего вокруг. Шёл, словно лунатик, не оборачиваясь и не поднимая взгляда от дороги. Добравшись до подъезда, мужчина зашёл внутрь и закрыл за собой дверь. Ударник огляделся, потом быстрыми шагами поднялся по лесенке, потянул дверь на себя, но она оказалась закрыта. Он хотел было выругаться, но тут из подъезда ему навстречу вышла девочка лет десяти, и он смог заскочить внутрь.

К его счастью, консьержа в подъезде не было. Прямо перед ним был лифт. Справа от лифта вверх уходила лестница, почти не освещённая. Шнайдер поднял глаза и посмотрел на кнопки этажей сверху над лифтом. Лампочка горела на седьмом. Шнайдер очень надеялся, что мужчина поехал именно туда. Он не знал, что ему теперь делать: подняться на седьмой этаж и попробовать найти мужчину? Но ведь на этаже будет несколько квартир, и как ему найти нужную? К тому же, стоит ли одному идти в гости к потенциальному маньяку? Не будет ли это самоубийством?

Кто-то сверху вызвал лифт, он с шумом пополз вниз с седьмого, на шестой и остановился на пятом. Было слышно, как открылись двери, потом Шнайдер различил два женских голоса. Лифт медленно ехал вниз, и они становились всё громче и громче. Кристоф запаниковал, огляделся и, поднявшись по лестнице, спрятался на площадке первого этажа. Он почему-то чувствовал себя преступником, посягнувшим на святость чужого жилища. Стоя в темноте, с гулко бьющимся сердцем ударник слушал, как останавливается лифт, из кабины выходят женщины. Одна из них довольно громко сказала:

— Я уверена, он изменил мне с этой куклой из супермаркета.

— Да брось ты. Это он специально хочет, чтобы ты ревновала.

Хлопнула подъездная дверь, женщины ушли. Шнайдер снова вернулся к лифту. Нужно было срочно куда-то идти, стоять здесь становилось небезопасно. Кто-нибудь мог увидеть его и вызвать полицию. Он нажал на кнопку, сел в лифт и отправился на седьмой этаж.

На седьмом Шнайдер вышел и огляделся. Справа от него, почти под потолком было маленькое окошко, сейчас открытое. Налево вёл маленький коридорчик, в конце которого была дверь квартиры номер пятьсот двадцать, потом коридор делал поворот, огибая шахту лифта. Четыре другие квартиры располагались за лифтом, здесь же он увидел лестницу, ведущую вниз. Из-за двери пятьсот шестнадцатой раздавалась громкая музыка, прислушавшись, Шнайдер узнал в ней песню «Er gehört zu mir» Марианны Розерберг.

«Она считается одним из гей-гимнов», — подумал он, но решил, что это было бы слишком просто. Постояв немного перед дверью пятьсот семнадцатой квартиры, Кристоф тихонечко спустился по лестнице на пол-пролёта, достал телефон и набрал жену.

— Да, — ответила она холодно.

— Привет. Ты дома? Доехала без происшествий? — он попытался придать голосу нежность.

— Да, — так же холодно ответила она.

— У тебя всё хорошо?

— Да.

— Регина, не обижайся, я…

Она отключилась. Шнайдер растерянно посмотрел на мобильник, подумал и набрал Флаку.

— Да, Шнай, — Лоренц был более дружелюбен.

— Кристиан, я сейчас стою в подъезде человека, которого подозреваю в связи с маньяком, и не знаю, что мне делать. Тут пять квартир на этаже, он живёт в одной из них. Мне кажется, нужно что-то предпринять, но я не знаю, что именно. Может, мне в полицию позвонить?

— Полиция нам не верит, и никто к тебе не приедет, — Флака задумался на несколько секунд. — Это не опасно? Я имею ввиду, что ты в его подъезде, а вдруг он тебя увидит?

— Он меня не видел и не догадывается, что я тут. Кристиан, если честно, я не знаю, что здесь делаю и зачем следил за этим парнем. Я безоружен и понятия не имею, в какой квартире он живёт. Но даже если найду нужную квартиру, то не уверен, что хочу туда идти в одиночестве.

— Ты прав, одному не стоит. Это может быть опасно. У меня есть газовый пистолет и электрошокер, купил их только что, по совету комиссара. Хочешь, я приеду, и мы пойдём к твоему парню вместе?

— Ты что, я не могу просить тебя о таком, — ответил Шнайдер, хотя подумал, что это было бы замечательно. Вдвоём и с оружием они точно узнали бы, что нужно этому парню, и имеет ли он отношение к Брингеру.

— Я же сам предложил, к чему пустые слова? — голос Флаке звучал рассерженно.

— Я понимаю, но не могу подвергать тебя опасности. К тому же, а вдруг всё это пустое, и этот человек тут вообще ни при чём?

— Ты один из самых разумных людей, которых я знаю, потому, если ты считаешь, что парень связан с маньяком, то это так и есть.

— Чёрт, Кристиан, я не знаю, насколько я разумен. Я же бросил жену в ресторане и катался час с лишним по городу за этим парнем просто потому, что Регина сказала, что он похож на гомосексуалиста. Я словно полоумный гомофоб, обвиняю человека лишь потому, что у него нетрадиционная ориентация.

— Я бы поддержал тебя в самокритике, но после той истории с Брингером считаю, что лучше перепроверить, чем потом сожалеть. Я заподозрил Брингера ещё на виноградниках, но Тилль высмеял меня, и я решил, что всё это пустяки. И из-за этого Рихард схлопотал пулю и чуть не погиб. Если ты что-то заподозрил, то это не напрасно. Адрес давай, я записываю…

========== Глава одиннадцатая. Политик и предвыборная гонка ==========

Они сели за столик на улице. Тилль заказал бутылку пива и орешки, Рихард — кофе. Оливер с другом ещ` не появлялись. Рихард закурил и огляделся. Почти все столики в кафе были заняты, видимо, многие клерки из соседних офисов вышли на обед. Было шумно, пахло едой, официанты носились между столиками с колоссальной скоростью, меняли пепельницы, подносили новые блюда, забирали грязную посуду.

— Я с Нариной говорил, — сказал Тилль и, взяв салфетку, стал мять её в пальцах. Рихард поднял на него глаза.

— И?

— Хорошая девушка. Беженка. Отец сириец, мать из Намибии. Как я понял, родители уже не работают, он, вроде, инвалид, мать тоже почему-то дома сидит, а ей приходится кормить одной семью.

Рихард молча смотрел на друга. Почему-то его удивила заинтересованность Тилля судьбой Нарины. Тилль бросил смятую салфетку на стол, посмотрел куда-то вдаль и продолжил:

— Ангела твоя работала её сменщицей, причём, как я понял, совала нос, куда не следует, что и понятно, журналистка всё-таки. А потом ухитрилась сделать эти снимки. В борделе каким-то образом прознали, и ей пришлось скрываться. Её покровителя, Кристофа, начали трясти. Угрожали рассказать его жене о том, что ходит к проституткам, ну, он и слил её.

— Это же не Шнайдер, да? Другой Кристоф?

— Конечно, да, — Тилль взглянул на него раздражённо, а потом вытащил ещё одну салфетку и снова стал скатывать из нее шарик. — А потом Ангела умерла. Вот так вот. Они знают про диск этот. Знают, что он был. Но где он сейчас им неизвестно.

Тилль замолчал. Рихард стряхнул пепел, кивнул головой.

— Нарина это всё рассказала?

— Ну, не всё, конечно. Я просто ведь знаю что-то, смог сопоставить. Она просто жаловалась, что не спала уже три ночи, клиенты идут, а ей и отдохнуть некогда. Сменщица пропала. Я стал спрашивать, ну, её и понесло, — Линдеманн снова отложил смятую салфетку.

Подошёл официант, поставил перед Рихардом чашку кофе, а перед Тиллем бокал и открытую бутылку пива, вазочку с орешками, забрал смятые салфетки и ушёл.

— Если бы нас не выгнали, я бы больше узнал, — Тилль налил в бокал пива и словно завороженный смотрел, как медленно опускается пена.

— И опять я виноват, — Рихард отпил кофе: он был горячим и очень крепким.

— Да нет, не ты. Я так, просто, — Тилль вытащил из вазочки несколько орешков, закинул в рот. — Где же Олли?

— А во сколько он должен прийти?

Тилль лишь пожал плечами.

— А у тебя там что было? — спросил он после некоторого молчания.

Рихард криво усмехнулся:

— Чёрт знает что, я пытался разговорить девочек, но они не шли на контакт.

— Так прямо и не шли? — улыбнулся Тилль. — Я думал, проститутки не ломаются.

— Да я не об этом, — Рихард раздражённо махнул рукой. — В этом плане у них всё хорошо, а вот рассказывать ничего не хотели.

— Так это не удивительно, им платят не за разговоры, — Тилль подмигнул, отпил пива, вытер губы салфеткой. — Хотя я ничего не платил, так что всё справедливо.

— Почему не платил? — Рихард удивлённо поднял на друга глаза и тут увидел, что к ним направляется Оливер в компании с каким-то бородатым крепким мужчиной в светлом дорогом костюме. — А вот и Олли с другом.

Тилль обернулся и помахал им рукой. Ридель улыбнулся, кивнул головой и, подойдя к столику, сказал:

— Рано вы, — повернувшись к мужчине, он представил его. — Это мой друг Гордон Баум, я говорил вам, он работает в Бундестаге. Гордон, это Тилль и Рихард.

После рукопожатий все уселись: Гордон рядом с Тиллем, Ридель напротив него, справа от Круспе. Рихард отпил кофе и украдкой посмотрел на Гордона. Ему почему-то казалось, что работник Бундестага должен выглядеть немного иначе. У Баума были густые чёрные длинные вьющиеся волосы, собранные в растрёпанный хвост на затылке, густая, и тоже словно какая-то неухоженная, борода. Непропорционально длинный, острый нос с большими волосатыми ноздрями, узкий, чрезвычайно длинный рот и маленькие, на выкате, тёмные глаза. Брови были чёрными, густыми и срослись на переносице, что придавало лицу сердитое выражение. При этом одет он был дорого и со вкусом. Когда Гордон заговорил, Рихард удивился ещё больше. У Гордона был мягкий голос и идеальный выговор уроженца Берлина.

— Я ливанский еврей, с армянскими корнями, — сказал он, словно желая сразу расставить все точки над «i». — Мой прадед был армянином, жил в Ереване, но потом женился на ливанке и эмигрировал. Родился я в Ливане, но в детстве родители переехали в Берлин. Мне говорили, что я никогда не стану здесь кем-то, но, видимо, они ошиблись.

Оливер виновато улыбнулся и посмотрел на Тилля, словно извиняясь за прямолинейность друга.

— Я всегда хотел только справедливости, моя предвыборная программа направлена на улучшение жизни народа. На то, чтобы каждому в этой стране было хорошо: и коренным немцам, и таким, как я, эмигрантам. А ваш депутат — сволочь и карьерист. Ему нужна власть ради власти, власть ради денег, власть ради влияния. Вы знаете, что он педофил? — Гордон смотрел прямо на Рихарда, тот кивнул головой.

— Знаете?! Так почему же вы голосуете за него, почему же не хотите того, чтобы такие, как он, понесли наказание за свои проделки? — Баум прожигал Рихарда взглядом тёмных глаз. Круспе смутился и пожал плечами.

— Мы не голосовали за него, — отозвался Тилль, но Баум даже не взглянул на вокалиста и продолжил.

— Этот извращенец не так давно растлил дочь своей горничной, девочке не было и пятнадцати. Они тоже эмигранты. Я пытался сделать что-то, говорил с женщиной, пытался убедить, чтобы они заявили на него. Но нет, она молчит. Он просто дал ей денег и припугнул. Сволочи! — Баум уже почти кричал, некоторые люди стали поворачиваться к ним. Официант, собиравшийся было подойти к их столику, поспешно свернул и направился в другую сторону.

— Гордон, — Ридель перегнулся через столик и положил руку на рукав Баума.

— Да, простите, — Гордон успокоился. — Просто сейчас выборы, и я на взводе, — он тяжело вздохнул и отвернулся.

Тилль молча смотрел на него, повернувшись вполоборота. Круспе мешал ложкой в чашке, поднимая гущу со дна. Ридель постукивал тонкими пальцами по краешку стола.

— Мне Олли рассказал про вашу журналистку, — Гордон снова посмотрел на Круспе. — Я почти уверен, что этот педофил приложил руку к её смерти.

— Почему? — Рихард положил ложечку на край блюдца и снова закурил.

— Да потому, что если бы статья вышла, его карьере настал конец. Это грязное дело, и избиратели потеряли бы доверие. Этот лицемер везде кричит о любви к детям, помощи сиротам. Его предвыборная программа направлена на улучшение образования, на снижение уровня детской преступности, а тут такое. Он и две школьницы. Сами понимаете, как бы всё это выглядело.

Рихард мимоходом подумал, что Баум слишком хорошо осведомлён о деле с проститутками: так, словно сам видел фото. Хотя, возможно, Оливер всё ему рассказал.

К ним подошёл официант; с опаской посмотрев на Баума, он положил на середину стола два меню, забрал пустую чашку у Рихарда и поспешно удалился.

— То есть, вы хотите сказать, что фото с проститутками его бы скомпрометировало? — уточнил Рихард.

— Ещё как, — Баум раскрыл меню, низко нагнулся над ним, сощурил глаза. Видимо, у него было плохое зрение, но по каким-то своим соображениям он не хотел носить очки. Прядь волос упала ему на лицо, он откинул её рукой. Подняв глаза на Риделя, он спросил. — Ты что-нибудь будешь?

— Нет, ничего не хочу.

Баум кивнул, закрыл меню, отложил в сторону, и, снова посмотрев на Рихарда, продолжил:

— У него низкий рейтинг, но, тем не менее, выше, чем у меня. На сегодняшний день ему хватает голосов, чтобы пройти. Но если бы в газете, да к тому же такой солидной, появились бы его фото с малолетками, его предвыборная гонка была бы закончена. Вы, немцы, чрезвычайно толерантны, но даже у вас есть предел дозволенного. Ангела Веспе была остра на язык; я читал её статьи и поэтому знаю, о чём говорю. Статья уничтожила бы его карьеру на самом взлёте, — он махнул рукой официанту, тот почти сразу подошёл.

— Мне, пожалуйста, молочный коктейль с вишней, — Баум исподлобья взглянул на официанта. — У вас же приличное заведение?

— В каком смысле? — официант окинул непонимающим взглядом всех за столиком.

— Вы не станете травить меня синтетическим дерьмом? — Гордон прищурился, от чего стал похож на азиата. Официант всё ещё не понимал вопроса, и тогда Гордон объяснил. — Вы готовить коктейль не из концентрата?

— Нет, что вы, — официант расплылся в улыбке, — только свежее молоко, чуточку сахара, вишнёвое пюре и пара ложек натурального пломбира.

Баум удовлетворённо кивнул.

— Вам повторить напитки? — он указал на пустой бокал Тилля.

Линдеманн отказался, и официант удалился. Рихард снова с удивлением взглянул на Баума. Казалось странным, что такой брутальный и сердитый человек вдруг заказывает молочный коктейль, да ещё и капризничает из-за состава. Баум поймал его взгляд и сказал:

— Вы не доверяете мне? Считаете, что я не имею права лезть в политику?

— Нет, что вы, — испугался Рихард. — С чего вы взяли?

Баум ничего не ответил и стал смотреть всторону. У Тилля зазвонил мобильник, он поднялся из-за столика, извинился и отошёл. Круспе следил за ним глазами, казалось, что Тилль оправдывается перед кем-то. Он нервно ходил по тротуару перед кафе, иногда размахивал руками.

— А вы где были сейчас? — спросил Оливер.

— Ай, не спрашивай, — Рихард взглянул на басиста.

— Тилль мне говорил, что у тебя есть ещё какие-то версии, кроме депутата.

— Тут не может быть никаких сомнений, Олли. Все другие версии нужно сразу же отмести. Кроме этого педофила никому это не нужно было, — Гордон погладил бороду. Ему принесли коктейль в высоком тонком стакане, с трубочкой и симпатичным розовым бумажным зонтиком. Не замечая зонтика, он стал пить его через трубочку с детской жадностью. Рихард смотрел, как быстро уменьшается количество жидкости в стакане.

— Вы многого не знаете, — сказал он, когда Гордон, наконец, разогнулся над столом. — Кроме политика были и другие люди, которые тоже желали ей смерти. Стажёрка её, Ева.

— Ева? — Гордон даже вздрогнул. — Моя дочь? Зачем ей это? Откуда вы вообще о ней узнали?

Пришла очередь удивляться Рихарду.

— Так Ева ваша дочь? Та самая Ева? Она писала книгу о политике?

— Написала уже, книга ужасная. Она переврала все мои слова, она не хочет, или не может понять моей борьбы. Я не позволил ей печатать это, по крайней мере до того момента, пока не закончится эта предвыборная гонка, — Гордон замолчал, допил остатки коктейля, снова низко наклонившись над стаканом, и вдруг резко выпрямился и указал куда-то рукой. — Вон, смотрите, депутат ваш.

Рихард повернулся. По улице неторопливо полз автобус, на его боку красовался портрет депутата. Рихард усмехнулся и снова взглянул на Баума. Гордон, сильно сощурившись, не отрываясь, следил за автобусом, пока тот не скрылся с глаз.

— Так я не понял, — Гордон снова сурово взглянул на Круспе. — Откуда вы про мою дочь узнали? И почему считаете, что она хотела смерти журналистки. Насколько мне известно, она преклонялась перед Ангелой. Я сам устроил её работать в эту газету. Я вообще-то не сторонник такой политики, дети, по моему разумению, должны сами искать свою дорогу в жизни. Но она так упрашивала. К тому же я надеялся, что Ангела Веспе положительно повлияет на неё. Как я уже неоднократно говорил, это была очень талантливая журналистка.

Рихард попытался вспомнить, когда Баум говорил такое, но не смог.

— Мне случайно попали в руки записи Ангелы, она упоминает там вашу дочь и отзывается о ней не очень лестно, — он с опаской взглянул на Баума, тот вытащил зонтик из пустого бокала и крутил его между пальцами. — Она говорила, что ваша дочь требует от неё самостоятельности, а она не хотела давать ей серьёзной работы. Вот я и подумал, что это…

— Стоп, — Гордон положил зонтик на краешек стола. и налетевший ветер тут же унёс его, но он даже не обратил на это внимания. — Моя дочь —

трудный подросток с завышенным самомнением. Да, она могла требовать самостоятельности. Да, она только этим и занимается, постоянно требует самостоятельности, вот только если получает её, то не знает, что с ней делать. Она почему-то вбила себе в голову, что мы с ней стоим на разных концах реки под названием «жизнь», хотя я всегда был на её стороне. Она вздорная девчонка, но она не убийца, слышите меня? Не убийца! — он снова перешёл на повышенные тона. Ридель, как и раньше, положил руку ему на рукав.

— На нас все смотрят, успокойся. Он не обвиняет твою дочь ни в чём, он просто предполагает. Не заводись.

— Я не завожусь, — отмахнулся Баум. Он пригладил бороду, взглянул на часы и резко поднялся. — Мне пора.

Он резко поднялся и быстрым шагом пошёл к выходу, но вдруг остановился, словно что-то вспомнив. Развернувшись на каблуках, Гордон вернулся, полез в карман, достал оттуда смятую купюру, разгладил её, положил на стол и, придавив стаканом, пошёл прочь, даже не попрощавшись.

— Извини, Олли. Я не хотел его обижать, — Рихард посмотрел на басиста.

— Да ничего, он не обиделся. Гордон — сложный человек, импульсивный очень. Это ты его извини за резкость.

К столику вернулся Тилль; посмотрев на пустой стул рядом с собой, он спросил:

— А где твой друг, Олли?

— Ушёл, — Ридель тоже поднялся. — И я тоже пойду, я вырвался на пару часов. Давайте, ребята, до завтра. На репетиции увидимся.

— Удачи, — Тилль улыбнулся. Олли уже собирался уходить, но вокалист вдруг окликнул его:

— Олли, Тебе Флака звонил?

Ридель обернулся и кивнул головой.

— Звонил, рассказал жуткие новости. У него украли бельё, — лицо его оставалось совершенно серьёзным, и Рихард не мог понять, то ли басист сочувствует Лоренцу на самом деле, то ли по-доброму издевается.

— И что ты об этом думаешь? — Тилль тоже, казалось, был серьёзен. Но по выражению его глаз Рихард понял, что тот находится в приподнятом настроении.

— Я думаю, что наш Флака слишком много думает о себе любимом и приписывает себе чересчур уж важную роль во всей этой истории. И я думаю, что не стоило говорить ему о ваших подозрениях, — Олли взглянул на Круспе. — Я, кстати, снял охрану. Толку от них никакого, только таскаются за мной повсюду, да ещё платить им безумные деньги. Я ни секунды не верю в волшебное воскрешение из мёртвых Брингера, и все эти подозрения нашего «доктора» — это просто его разыгравшаяся, не в меру бурная фантазия и ещё один повод пожаловаться всем на свою судьбу.

— Но всё же, что бы ты не говорил, — сказал Тилль. — Злодеи украли его бельё.

Оливер не выдержал и засмеялся; всё еще улыбаясь, он повернулся и пошёл прочь. Рихард посмотрел на Тилля.

— Мне показалось, этот Баум не в себе, — сказал он.

— Он весьма колоритный персонаж, но я бы не стал делать поспешных выводов, — ответил Тилль. — Он многого добился, и я не думаю, что ему повезло.

— Чёрт его знает, повезло или нет, но он так уверенно обвинял конкурента, словно сам присутствовал при убийстве.

— А ты бы не обвинял, — Тилль усмехнулся. — Ему выгодно, чтобы это был депутат, ведь если всплывут те фото с диска, победа Баума будет очевидной. Но ты прав, я бы не стал доверять его словам и рассматривал и другие версии.

— Странно, что он не предложил нам опубликовать эти фото, — Рихард покрутил зажигалку в пальцах. Пожилая женщина за соседним столиком осуждающе взглянула на его маникюр и тут же отвернулась.

— Полагаю, ещё предложит, только не он сам, а его подчинённые. Такие люди, как Баум, никогда не станут болтать лишнее при свидетелях.

— И что дальше? Что будем делать? — Рихард напряжённо вглядывался в лицо друга.

— Домой пойдём, — ответил тот и жестом подозвал официанта. — Счёт, пожалуйста.

========== Глава двенадцатая. Убийца. ==========

У Альберта Вассермана было три серьёзных увлечения. Хотя правильнее будет назвать это страстью, но он не любил этого слова, оно казалось ему слишком уж резким и каким-то напыщенным.

Он любил живопись. Его скромное жилище на окраине Берлина можно было принять за музей, так много картин в нём было. Они украшали каждую стену, небольшие полотна стояли рядами на полу, а в спальне был даже специальный стеллаж, где он хранил те картины, которые купил, но не мог найти места на стенах, чтобы разместить. Причём Альберт никогда не гонялся за именитыми художниками, по правде говоря, ему было глубоко наплевать на авторство полотна. Альберта интересовало лишь то, что на нём изображено. Он и сам иногда писал, причём делал это холодно и профессионально. Писал он, правда, только для заработка и только портреты. Это были хорошие портреты, сделанные с фотографической точностью, но лишённые даже намёка на гениальность. Он делал свою работу как хороший чертёжник: выверяя, медленно, мазок за мазком, не пытаясь обманывать себя, не пытаясь придать картинам индивидуальность, и сам часто ненавидел то, что у него получалось, но, как ни странно, у него было много заказов.

Иногда он думал, что для гениальности ему не хватает лишь одного — бедности. Родители оставили Альберту скромное, но вполне приличное содержание, и он мог без особых усилий, и даже не ограничивая себя ни в чём, вообще не работать. Но он всё равно писал. Писал портреты, чтобы покупать пейзажи. Пейзажи давали ему уверенность и спокойствие, они наполняли его душу счастьем и благородной тоской, они позволяли ему раздвигать границы своей реальности и отправляться в путешествия, не выходя из своей квартиры. Но он не ограничивался только этим.

Его второй страстью была поэзия. В его маленькой квартире ещё несколько месяцев назад каждую субботу собирался небольшой литературный кружок. Одинокая лесбиянка, похожая на грустную русалку, вырванную из своей стихии. У неё были странного голубоватого цвета длинные и, казалось, постоянно непромытые тусклые волосы. Она носила их всегда распущенными, и когда садилась спиной к окну, то можно было подумать, что в её волосах течёт усталая засыпающая река. Он пытался сейчас вспомнить её, но даже воспоминания о ней были словно утоплены в огромном аквариуме, и она представала перед ним неясная и расплывчатая.

Кроме неё в кружке был уже не молодой, но всё ещё бойкий и активный турок-полукровка. О нём никто почти ничего не знал. Его привела лесбиянка, представила как Михаэля и больше о нём не говорила. Турок был жутким пошляком, писал скабрезные стихи, а иногда поминал нехорошим словом умерших поэтов прошлых веков. «А, этот ваш Байрон», — говорил он и проводил рукой по густым усам, — «он был…» — дальше шла отборная брань.

Причём, как не силился Альберт понять, почему этот турок вдруг в одну секунду мог воспылать такой жгучей ненавистью к какому-нибудь доселе не упоминавшемуся в их кругу поэту, он так и не смог. Это были абсолютно беспричинные и неконтролируемые приступы агрессии, и заканчивались они так же внезапно, как и начинались. Хотя, может, если кто-то начал бы спорить с турком и защищать честь опошленного поэта, то не исключено, что тот смог бы привести более веские аргументы и объяснить им всем, за что же он так не любил их, но никто не спорил, и он, выговорившись, затихал.

Третий участник кружка, Лайне фон Росердорф, он же и его организатор, был молодым высоким красивым шатеном, родившемся в ФРГ и выросшем в богатой аристократической семье. В семнадцать лет, поругавшись с родителями из-за своей сексуальной ориентации, он бежал из дома и стал вести бродяжническую жизнь на улицах Берлина. Правда, когда становилось совсем уж плохо, он не стеснялся звонить им и просить денег, и те, как ни странно, никогда ему не отказывали. При этом Лайне умудрился окончить университет и получить образование филолога, хотя по своей профессии ни дня не работал. У Альберта он появился полтора года назад, просто позвонил в дверь и сказал, что его адрес ему дал их общий знакомый. Знакомый этот был старым развратным педерастом и часто прикармливал под своим крылом молодых красивых ещё неоперившихся мальчиков, а потом, когда они ему надоедали, сплавлял их своим друзьям и знакомым.

Сначала Альберт был растерян и смущён. До появления этого молодого и красивого парня он жил в гордом одиночество и даже смог вывести свою философию, бахвалясь ей на каждом углу. Дескать, он — свободная птица и не связан по рукам и ногам серьёзными отношениями, мало того, при таком подходе он не знает ни горя расставания, ни мук ревности, ни ужаса измены. Но отказать Лайне в ночлеге он не мог, а на утро философия была разрушена внезапно пробудившейся страстью. Альберт так до конца и не понял, любил ли его Лайне, или просто терпел рядом с собой.

Но здесь заканчивалась поэзия, и начиналась его третья страсть. Страсть к мужчинам. И здесь же начиналась его кара.

Альберт не мог определить, когда и где он заразился. До появления Лайне, он встречался с разными мужчинами. Да что греха таить, даже после того, как он стал жить с постоянным партнёром, он не смог изменить своим привычкам и перестать знакомиться в барах со случайными парнями, желающими получить минутное удовольствие. Но он был уверен лишь в одном: смерть Лайне была его виной. Его любовник умер два месяца назад, в больнице, ночью, в одиночестве. Утром Альберту позвонили и сухо сказали, что Лайне скончался. Уже позже, на похоронах, он узнал, что о смерти любовника ему сообщила мать покойного. Это было последней волей Лайне, и чопорная женщина не смогла отказать умирающему сыну.

Сначала Альберт думал, что легко переживёт это, думал, что его чувства к Лайне мало отличались от чувств к другим мужчинам, но он ошибся. Через три дня он не смог совладать с горем и попытался повеситься на люстре в гостиной. Но люстра не выдержала, и он с больно ушибленной спиной и начинавшим наливаться синяком на шее был вынужден убирать осколки стекла на ковре. Других попыток самоубийства он не предпринимал. Не хватало смелости, хотя он говорил себе, что это просто воля судьбы, и другие попытки также были бы неудачными.

После смерти Лайне кружок литераторов распался. Сначала исчез турок (Альберт подозревал, что тот ходил на собрания исключительно из-за любви к Лайне), а потом ускользнула из его жизни и лесбиянка-русалка. Их просто не стало, и квартира снова стала пустой и безжизненной. Только теперь философия уже не помогала, потому что он вкусил запретного плода и понимал, от чего пытается отречься.

Он не знал, сколько ему осталось, пока он чувствовал себя хорошо; только иногда случались странные провалы в памяти, и он стал ещё более рассеянным. Но в остальном всё было неплохо. Но Альберт не мог не понимать, что в один прекрасный день его увезут в больницу, где в одиночестве он скончается на чужой постели, так же, как и его любовник. Только вот в отличие от Лайне, у него не было матери, которой он мог бы позвонить, его родители давно умерли, так и не узнав о его «голубой» жизни. И тогда он решил уехать. Он подумывал о Франции, родине Верлена и Рембо, тех поэтов, именем которых Лайне назвал их маленький кружок.

«И теперь я свободен от всех экипажей,

В трюме то ли зерно, то ли хлопка тюки…

Суматоха затихла. И в прихоть пейзажей

Увлекли меня волны безлюдной реки».

Эти строчки из «Пьяного корабля» Рембо сейчас лучше всего передавали его состояние.

Его здесь ничего не держало, единственное достояние, картины, он решил продать: после смерти Лайне они потеряли для него былое очарование. О продаже квартиры он тоже смог договориться; оставалось завершить ещё кое-какие дела, привести в порядок документы, и можно было улетать. Он был почти счастлив, только две вещи омрачали радость от предстоящей поездки: постоянная тоска по Лайне и участившиеся провалы в памяти.

Сейчас он снова стоял посреди спальни и не мог вспомнить, как сюда попал. Ему казалось, что он собирался готовить обед, он помнил, что даже достал из морозильника цыплёнка, а потом — пустота. Альберт глянул на себя в напольное зеркало и удивился ещё больше. Он был одет в нарядную яркую рубашку, новые брюки с аккуратно заутюженной складкой, на шее у него был повязан любимый пёстрый шейный платок. Он провёл рукой по волосам, потрогал лоб и опустился на краешек кровати.

Каждый раз после такого провала он чувствовал себя обманутым и морально измотанным. Казалось, что его собственная голова играет с ним злую шутку. Альберт не мог понять, зачем он вырядился в эту парадную одежду, неужели, он собирался куда-то идти. И тут он услышал голоса. Говорили в гостиной, двое мужчин, и ему на секунду показалось, что всё это: и смерть Лайне, и продажа квартиры, и его страшная неизлечимая болезнь, всё это лишь привиделось ему. Сейчас он войдёт в гостиную и увидит там усатого турка спорящего с его Лайне о поэзии и маленькую лесбиянку, по обыкновению сидящую в большом кресле у окна, поджав под себя ноги. Он даже выскочил в прихожую, но там понял, что ничего такого не будет, и это самообман.

Голоса были чужими, незнакомыми. Они, и правда, спорили, но уж точно не о поэзии. Альберт на цыпочках вернулся в спальню, плотно запер за собой дверь и, сжав руками виски, стал ходить по комнате взад-вперёд, тщетно пытаясь вспомнить, кто же те люди, что сидят в его гостиной и что им от него нужно. Но это было бесполезно, он ничего не помнил. Тогда он стал предполагать, было три варианта: клиенты, желающие получить свои портреты (у него действительно остался один незаконченный портрет), риелторы или покупатели картин. Ещё немного подумав, он пришёл к мысли, что это всё же покупатели, потому что несколько часов назад он разговаривал с одним из них, только вот он назначил ему встречу на завтра, но всё могло измениться, а он мог и забыть. Глубоко вздохнув, он пошёл в гостиную.

Их было двое. Один худой, в крупных, совершенно ему не идущих очках, какой-то выцветшей рубашке в мелкий цветочек и коротких, не достающих ему даже до ботинок джинсах. Второй покрупней, с густыми вьющимися волосами, широкими плечами и холодными пронзительными голубыми глазами. Они сидели рядом, на диване, и громко о чём-то спорили. Когда он вошёл, они разом замолкли и повернулись к нему, казалось, что голубоглазый напуган и смущён. Альберт попытался изобразить дружелюбную улыбку, но, видимо, это не удалось, потому что голубоглазый вскочил с места и сказал:

— Вы извините, мы пойдём. Вышла ошибка.

«Им не понравились картины», — подумал Альберт, а вслух сказал:

— Нет, нет никакой ошибки, я тот человек, который вам нужен, и если вы хотите, то я смогу уступить вам.

Голубоглазый напрягся, сощурился, поджал губы и снова сел на диван. Второй плотно свёл колени, положил на них худые руки и, повернувшись к нему, настороженно спросил:

— Вы вызвали полицию?

Альберт замер на месте, несколько секунд смотрел на незнакомцев, а потом быстрыми шагами отошёл к окну.

Шторы были задёрнуты, он растерянно посмотрел на них, словно видел в первый раз, и резким движением раздвинул. Комната наполнилась ярким солнечным светом. Альберт открыл одну створку окна, вдохнул жаркий пропитанный запахами города воздух и повернулся к незнакомцам. Они сидели всё там же, на диване, только теперь повернулись к нему и внимательно следили за его реакцией.

Теперь он был уверен, что это не покупатели, не риелторы и даже не клиенты, пришедшие за своим портретом. Его клиентура была другой: утончённые барышни, экзальтированные юноши, гомосексуалисты, пришедшие к нему по рекомендации их общих знакомых; эти же были другими, совсем другими. Ему на несколько минут показалось, что лицо худого ему знакомо. Альберт попытался вспомнить, где он мог видеть его, но это ничего не дало, и он отогнал от себя эти бесполезные мысли.

«Кто же это?», — думал он. — «Почему я впустил их? Кто они? Кто?».

Ему стало страшно. Почему-то он вспомнил все истории про грабителей, бандитов, рэкетиров, которые вламываются к честным людям и требуют огромные суммы денег, угрожая физической расправой. Так неужели и он стал их жертвой. Альберт снова оглядел незнакомцев: одеты неряшливо, позы напряжённые, холодные глаза — пожалуй, его предположение было верно.

Стараясь, чтобы незнакомцы не заметили его манёвров, он словно от нечего делать стал бродить по комнате. Они, молча и не отрываясь, следили за ним глазами. Он искал что-то, чем смог бы защитить себя: нож, газовый баллончик (хотя баллончиков в его квартире отродясь не водилось, а ножи нужно было искать на кухне), или что-то другое. На столе стояла полупустая кружка с остывшим уже кофе, рядом лежала перьевая ручка, на маленьком столике рядом с телевизором гипсовая фигурка фавна, газета и фантик от конфеты, но всё это было совершенно бесполезным.

— Так вы вызвали полицию? — повторил свой вопрос худой и поднялся.

Альберт резко остановился, испуганно посмотрел на него. Он не знал, что ему делать: сказать, что он вызвал полицию, тем самым солгать, может, бандиты испугаются и уйдут? Но ведь это может вызвать обратную реакцию — злость, ненависть и… он даже боялся думать об этом.

— Я очень больной человек, — сказал он и вернулся к окну.

Бандиты переглянулись. Голубоглазый перевёл на него взгляд, и Альберт понял, что от этого человека не стоит ждать жалости. Эти холодные, жестокие глаза, в них не было и намёка на милосердие, ни тени сожаления. Это были глаза настоящего убийцы. Но, тем не менее, он продолжил:

— Я не знаю, сколько мне осталось жить, — он снова пересёк комнату, подошёл к столу, опёрся об него рукой. Страх сковывал его, сердце бешено стучало в груди, на спине выступил холодный пот, ягодицы сжались.

Бандиты опять переглянулись. Голубоглазый тоже поднялся, и тогда Альберт не выдержал, нервы сдали, и он громко истерично завизжал:

— Не трогайте меня, я вам ничего не сделал! Не трогайте! — он схватил со стола перьевую ручку, швырнул её в голубоглазого, но промахнулся, и та, ударившись о стену, отлетела в другой угол комнаты. Он попытался бежать, повернулся к бандитам спиной, рванул к двери, но был пойман чьей-то рукой за предплечье. Пальцы сильно сжимали его руку, до боли. Он обернулся и увидел эти холодные, словно сделанные изо льда, глаза.

— Что вам надо?! — вскрикнул он и попытался вырваться.

— Успокойтесь, — сказал бандит, — у меня к вам тот же вопрос: что вам от меня нужно? И не надейтесь убежать, у меня сильные руки, и я могу ударить вас.

В этом Альберт не сомневался: этот мог, ещё как мог, причём, не просто ударить, а забить до смерти.

— Я болен, — повторил он, словно эти слова были заклинанием. — Очень болен, и у меня провалы в памяти. Я не помню, кто вы, и не знаю, зачем вы пришли.

Голубоглазый отпустил его руку и вернулся к дивану. Его приятель заговорил:

— Мы пришли к вам, чтобы узнать, зачем вы преследуете нас.

— Я?! — Альберт растерялся, он ждал чего угодно, только не этого. — Я вас впервые вижу, я никогда вас не преследовал.

— Не лгите, — голубоглазый снова поднялся и подошёл к нему. — Вы говорили с моей женой в парке, вы следили за нами в торговом центре. Я не идиот. Вы хотите отомстить за смерть вашего любовника?!

Альберт вздрогнул, осведомлённость этих людей пугала. Откуда им было известно про Лайне?

— Видите, я прав! — голубоглазый внимательно смотрел на него. — Вы вздрогнули, значит, я прав!

— Вы его родственники? — предположил Альберт.

— Нет, — ответил худой. — Вы прекрасно знаете, кто мы. И не нужно делать из нас идиотов. Это вы написали ту записку?

— Какую записку? Я пишу стихи, я не пишу записок, — это был какой-то странный аргумент, но Альберт не подумал об этом.

— Ага, стихи, — худой поднял в воздух палец и поглядел на своего приятеля. — Значит, вы пишете стихи.

— Да, а что в этом такого? Мы вместе с Лайне писали стихи. Откуда вы знаете про него? Кто вы? И что вы хотите от меня?

— Лайне? — казалось, голубоглазый растерялся.

— Да, его так звали. Моего друга так звали, вы же говорите, что знаете про его смерть, тогда почему не знаете, как его зовут?

Худой опустил палец и сглотнул.

— А как же Брингер? — спросил он.

— Какой Брингер?

— Ну, как же, ведь вы должны мстить за его смерть иначе, зачем вам преследовать нас?

— Я не знаю никакого Брингера и знать не хочу, — Альберт почувствовал облегчение, эти бандиты просто ошиблись адресом, теперь всё выяснялось, и они скоро уйдут, он даже улыбнулся. — Видимо, это ошибка, вы, наверное, перепутали квартиры, так ведь? Ведь вам не я нужен.

— Нет, никаких ошибок быть не может, — сказал голубоглазый, — вы приставали к моей жене в парке, она узнала вас. И в торговом центре были тоже вы.

— В каком парке? К какой жене? Я гомосексуалист, меня не интересуют женщины. А в центре. Да, я был там сегодня, хотел купить чемодан, я улетаю во Францию через четыре дня.

— Сегодня утром в парке вы подошли к моей жене и спросили её, не видела ли она здесь настоящих поэтов.

— Утром? — Альберт вздохнул, он не помнил утра, у него был очередной провал. Да, он действительно был в парке, но не помнил, чтобы говорил там с кем-то. — Я не помню этого. Я болен.

— Так вы не знаете нас? — худой подошёл к нему совсем близко и заглянул в лицо.

— Нет, не знаю. И этого, как его фамилия, о котором вы говорили, что он мой любовник.

— Брингера? — помог худой.

— Да, Брингера, я тоже не знаю.

— И вы говорите, что улетаете во Францию? — худой посмотрел на своего приятеля.

— Да, я улетаю во вторник, продаю всё и улетаю.

— У вас есть билет?

— Конечно, — Альберт подошёл к столу, выдвинул ящик и достал конверт с билетом. — Вот, — он помахал им в воздухе.

Бандиты переглянулись.

— Извините, это недоразумение, — сказал голубоглазый и попятился к двери. — Мы пойдём.

Они вышли в прихожую, и через несколько секунд он услышал, как хлопнула входная дверь. Альберт убрал билет в ящик стола, выбежал из комнаты, подошёл к двери, запер её на все замки и потом вернулся в гостиную.

Да, он считал себя убийцей, но он был не тем, кто был нужен этим людям, совсем не тем.

========== Глава тринадцатая. Пауль раскрывает страшную тайну. ==========

Пауль опаздывал на двадцать пять минут. В студии было жарко и сильно пахло туалетной водой Флаки. Сам клавишник, помятый и сонный, притулился в углу на стуле. Вчера вечером с досады он напился шнапса и на утро ощущал себя весьма скверно. Тилль, хотя и не страдал похмельем, выглядел не лучше. Он сидел в углу, хмурый и молчаливый, и иногда бросал недовольные взгляды на Рихарда. Рихард, впрочем, делал вид, что взглядов не замечает и сосредоточенно перебирал струны гитары. Вчера они с Тиллем договорились рассказать группе всё, что узнали, и Рихард даже попытался это сделать двадцать минут назад, но вокалист остановил его, сказав, что нужно дождаться Пауля, и гитарист был вынужден прервать рассказ. Рихард терпеть не мог, когда его прерывали на полуслове, и сейчас кипел от злости, но вида не показывал.

— Да хватит уже бренчать, — не выдержал Флака, — без тебя башка раскалывается.

— Выпей обезболивающее, — огрызнулся Рихард, но гитару всё же отложил. — Никто тебя пьянствовать не заставлял.

— А с чего ты взял, что я пьянствовал, я просто не выспался, — Флаке насупился, как маленький ребенок.

— Ага, — кивнул Рихард с усмешкой, — потому-то от тебя так и пахнет перегаром.

— Ничего подобного, от меня пахнет новой туалетной водой.

— Воняет, ты хотел сказать, — Рихард пристально смотрел на клавишника.

— Круспе, завязывай. Что ты как занудная жена, — Тилль стукнул ладонью по колену. — Можно подумать, ты у нас не пьёшь.

Круспе пристыженно умолк, снова взял гитару, провёл пальцами с ярко накрашенными ногтями по корпусу.

— Рихард, ты что, не с той ноги встал? — Оливер налил себе минералки из бутылки и со стаканчиком вернулся на своё место.

— Да, — коротко ответил Круспе.

Шнайдер взглянул на Лоренца, а потом перевёл взгляд на Тилля и сказал:

— Он не просто так напился, между прочим. У Кристиана душевная травма.

— Что ещё за травма? — Рихард коротко взглянул на барабанщика, но тот продолжал смотреть на вокалиста. Тогда он перевёл взгляд на Лоренца и повторил вопрос. — Что у тебя за травма?

Флака вздохнул, коротко взглянул на Шнайдера и буркнул себе под нос:

— Позже.

Шнайдер кивнул головой.

— А у вас что за секреты? — Оливер допил, поставил стаканчик рядом с собой, поднял с пола гитару.

— Мы тоже Пауля подождём, — сказал Лоренц.

— Я уже волноваться начинаю, — Шнайдер пересёк студию, выглянул в окно. — Ему звонил кто-нибудь? — он повернулся к группе, но все молчали. — Как я понимаю, нет, — достав мобильник, он набрал номер Ландерса.

— Отключен, — сказал он через несколько секунд.

Тилль поднял на него глаза:

— А ты домой ему позвони.

Шнайдер кивнул и набрал другой номер, ему скоро ответили.

— Добрый день, это Шнайдер, а Пауль дома? — спросил он.

Ему что-то ответили, и он нахмурился и спросил:

— Давно? — и через пару секунд добавил. — Ясно, спасибо.

Убрав телефон, он взглянул на Флаку.

— Он выехал два часа назад на репетицию.

— И где же он? — Круспе подошёл к дивану, сел.

— Ты меня спрашиваешь? — Шнайдер, казалось, начинал злиться.

— Нет, я просто говорю вслух сам с собой, — ответил Круспе, даже не поворачиваясь к ударнику.

— А если его похитили?.. — тихо сказал Лоренц и оглядел всех.

— Кристиан, — Тилль поднялся на ноги, пересёк студию и подошеёл вплотную к Флаке, положил ладони на край синтезатора. — Если ты собираешься снова разводить панику, то я прямо сейчас выпровожу тебя из студии.

Флака молчал и смотрел на него снизу вверх.

— Чего ты к нему прицепился? — Шнайдер уселся на подоконник.

— Да потому что я устал уже от всех этих горе-детективов. У меня такое ощущение, что меня окружают не музыканты, а тайные агенты Штази, — Тилль сурово посмотрел на Флаку и повернулся к Круспе. — Рихард, ты когда в Нью-Йорк уезжаешь?

Лидер-гитарист поднял глаза:

— Я?

— Рихард у нас ты? Или здесь есть ещё люди с таким именем?

— Не знаю, пока не собирался, — Круспе проигнорировал язвительный выпад Тилля.

— Тебе же надо заканчивать с альбомом, ты мне сам говорил, — Тилль отошёл от Лоренца и вернулся к столу, сел, взял ручку и стал рассеянно вертеть её в пальцах.

— Я гитары всё равно здесь пишу, а они ещё не дописаны. Не знаю, когда я смогу закончить, со всем этим убийством…

— Так займись ты гитарами, — Тилль оборвал его на полуслове. — Займись тем, что ты умеешь делать, пиши музыку, но не лезь в этот криминал.

— Не смей разговаривать со мной в таком тоне, — Рихард поднялся на ноги. — Не смей, если ты не хочешь мне помогать, то и не нужно.

—Да?! — Тилль почти кричал. — И ты не будешь мне звонить в пол-четвёртого утра? Не станешь просить помочь?

— Пошёл ты, — Рихард покачал головой и быстрыми шагами направился к двери в студию. Он рывком открыл её и собрался выходить, но дорогу ему загородил Пауль.

Ландерс ошалело посмотрел на Рихарда, почти силой затолкал его обратно в студию, закрыл дверь и выпалил:

— Проклятые политики, чтоб их всех!

— Ты где был? Ты опоздал, — Рихард, казалось, передумал уходить. Он подошёл к Шнайдеру и присел на подоконник рядом с ним.

— Говорю же, политики, митинг устроили, перекрыли дорогу, а там моя машина была. Я припарковался у магазина, зашёл купить воды минеральной, выхожу, а на крыше моей машины стоит какой-то сопляк с мегафоном и орёт во все горло, — Пауль, словно в подтверждение своих слов, показал всем маленькую бутылочку минеральной воды. — Мало мне этих детей-садистов, так ещё и это.

— Каких детей? — Лоренц внимательно смотрел на Пауля.

— А, — гитарист махнул рукой, открыл бутылку и выпил пару глотков воды. — Долго рассказывать.

— А телефон твой где? — спросил Шнайдер.

— Не знаю, мне кажется, его украли. Я точно помню, что брал его в магазин, но вышел, а его уже нет, — Пауль вздохнул, сел на диван. — Не мой день сегодня.

— А что за митинг-то был? — Флака поднялся, обошёл синтезатор, подошёл к Паулю, присел рядом.

— Я не знаю, не вникал. Что-то кричали там, радикалы проклятые. И главное, на моей машине. Я её только помыл, отполировал, а он пыльными ботинками. Идиоты.

— Можно подумать, ты сам никогда так не делал, все мы по молодости грешили, — Тилль положил ручку и с улыбкой посмотрел на Пауля.

— Ладно, Бог с ними со всеми. Давайте работать.

— Подожди, у нас у всех есть что рассказать, — Лоренц поправил сползшие на кончик носа очки. — Кто начнёт?

— Мне вам рассказывать нечего, — Ридель взглянул на Пауля. — А про политика я уже знаю.

— Какого политика? — Шнайдер посмотрел на басиста.

— Так, давайте по порядку, я не понимаю ничего. Какие истории, какой политик? — Пауль переводил глаза с одного на другого. — Вы меня с ума сведёте, то эти живодёры малолетние, то эти радикалы-хулиганы, то вы со своими историями.

— Какие живодёры? О чём ты говоришь вообще? — Лоренц удивлённо смотрел на Ландерса.

— Ладно, давайте я и начну, всё равно не отстанешь. Я сегодня гулял в парке с детьми, присел на лавочку, погода чудесная, солнышко светит, птички поют, и тут слышу громкий лай, истеричный такой, словно собаку маленькую мучают. Я огляделся, смотрю: два паренька, лет по девять, тащат таксу на верёвке. Причём явно не их собака, такса гладкая, блестящая, шерсть лоснится, видно откормлённая, ухоженная, а верёвка грязная, дранная вся, — Пауль на секунду замолчал, но Лоренц помахал в воздухе худой рукой, прося продолжать, и он продолжил.

— Я обычно не лезу в чужие дела, а тут мне так её жалко стало. Она всеми лапками упирается в землю, лает, скулит. Встал я, пошёл к ним, спрашиваю: «Какого чёрта вы мучаете животное?». Они вроде испугались, верёвку бросили, собака тут же дёру дала. А один за ней, догнал, за верёвку схватил, и в другую сторону. Его приятель увидел это и к нему. Я думал за ними пойти, да детей своих бросать не захотел.

Шнайдер во время рассказа, не отрываясь, смотрел на Пауля, а когда тот замолк, он тихо сказал:

— И что? Ты так собаку и бросил?

— Да нет, что я, скотина что ли. Я пошёл за ними, дети были на площадке, я сказал им, чтобы никуда не уходили, и пошёл. Сначала думал, не найду, ходил по парку, смотрел — никого, а потом опять лай услышал. Там прудик небольшой был, а рядом лесок, вот оттуда лай и доносился. Я их застукал, когда они собаку к дереву привязывали. Причём, что гады делают: удавкой петлю на шею, другой конец к дереву. Животное начинает вырываться, петля затягивается, а эти сволочи стоят, смотрят, задохнётся или нет. И ржут как кони, — Пауль покачал головой.

— Так это просто дети, — Шнайдер усмехнулся.

— Это не дети, а изверги.

— Да я не об этом. Я с женой вчера в парке тоже был, моего пса так же утащили. Я даже не мог подумать, что это дети.

— А кто ты думал? Взрослые? А зачем взрослым людям такой ерундой заниматься? — Пауль открыл бутылку с минералкой и сделал несколько глотков.

— Нет, я думал, это… — Шнайдер покосился на Тилля, но тот даже не смотрел в его сторону. — Маньяк.

Тилль поднял глаза, посмотрел на Шнайдера, шумно выдохнул и, взяв ручку со стола, снова стал крутить её в пальцах.

— Вы знаете, в чём наша беда? — Оливер подождал, пока все повернуться к нему, и продолжил. — Мы почему-то все решили, что каждая мелочь в нашей жизни так или иначе должна быть связана с тем случаем во Фрайбурге.

— Ничего себе мелочь, — воскликнул Флаке, — когда на тебя нападают в подъезде…

Оливер остановил его жестом руки и, посмотрев на Круспе, сказал:

— Мир не замкнут на нас с вами. Да, мы, конечно, тогда все пережили страшные дни, но это ещё не значит, что тот случай сделал нас какими-то особенными, какими-то… — он задумался, переводя глаза с одного на другого. Все молчали, и тогда он продолжил, — необыкновенными, что ли. То, что произошло, не даёт нам права считать себя исключительными. Весь ужас в том, что в этом мире слишком много глупости и жестокости: дети, готовые замучить собаку, воры, которые только и ждут удобного случая, чтобы утащить самое ценное, политики, которые не брезгуют ничем. Это всё жизнь, это всё нормально. Хотя нет, ненормально, это совсем ненормально, но это… — он снова замолчал на пару секунд, вздохнул и совсем тихо сказал, — случается.

Тилль кивнул головой, Оливер посмотрел на него, поднялся на ноги и сказал:

— Брингер умер, и это единственная правда. Это то, что все мы знаем наверняка, а все политики, воры, дети-живодёры и прочие — это лишь наши догадки и домыслы. Я предлагаю всем нам расслабиться и забыть. Пускай полиция делает свою работу, а мы будем делать свою. Давайте, в конце концов, работать! Мы вторую репетицию сидим в студии и болтаем о постороннем.

— Полностью с тобой согласен, — сказал Тилль.

— А с собакой-то что? — Шнайдер перевёл взгляд с Оливера на Пауля.

— Что-что, ничего. Дети убежали, я верёвку отвязал, а пёс тут же кинулся прочь. Надеюсь, эти гады его снова не поймали.

— Я не буду работать, — сказал Флака. Он пересёк студию, подошёл вплотную к Тиллю и совсем тихо добавил. — Не буду.

— Почему? Похмелье замучало, или душевная травма не позволяет? — Рихард усмехнулся и покачал головой.

— А потому, — Лоренц резко повернулся на каблуках и подошёл к Круспе, — потому, что я не могу думать о музыке сейчас, я вообще ни о чём кроме этих убийств думать не могу.

— Пока было только одно убийство, Кристиан, — Тилль положил ручку на стол, поднялся и направился к двери.

— Ты куда? — Шнайдер встревоженно посмотрел на вокалиста.

— Домой, — ответил Тилль, даже не поворачиваясь. — Мне всё это надоело!

Он аккуратно открыл дверь и бесшумно вышел. В студии стало тихо, было слышно, как мерно тикают большие механические часы на стене.

Пауль потянулся, диван под ним тихо скрипнул, он поднялся на ноги и сказал:

— Ну, что же, раз никто работать не хочет, я, пожалуй, тоже пойду домой, у меня дел ещё много.

— Я с тобой, — Оливер пошёл следом за Паулем.

Флака молча проводил ритм-гитариста взглядом, потом тихо выдохнул и вернулся к синтезатору. Рихард и Шнайдер молча смотрели на него.

— Мы вчера ходили в дом к одному человеку, — сказал Лоренц, не поднимая глаз. Он легонько нажал пальцем на клавишу синтезатора, раздался неприятный высокий протяжный звук. Флака убрал палец с клавиши и посмотрел на Круспе. — Он голубой.

— Дом? — уточнил Круспе.

— Нет, — Флаке покачал головой. — Человек — гей. Мы были у него дома.

— Вы, это кто? — Круспе слез с подоконника и уселся на диван.

— Я и он, — Лоренц кивнул головой в сторону Шнайдера.

— И зачем мне эта информация?

— Это не убийца, — сказал Флака и тяжело вздохнул. — Я понятия не имею, кто может желать мне смерти, и я понятия не имею, зачем кому-то понадобилось бить меня и воровать мои вещи, — он немного помолчал и очень тихо добавил. — Бельё.

— Может, на тебя хотят собаку натравить? По запаху? — Шнайдер опёрся руками на подоконник.

Лоренц сглотнул и ничего не ответил.

— Ерунда всё это: геи, воры, собаки, — Рихард поднялся, взял со стола пачку сигарет, закурил и, выдохнув дым в потолок, продолжил. — Есть некая девушка, она пишет статьи в уважаемой газете. Статьи не о моде, нет. О политике, при этом честно пишет и раскрывает многим глаза на то, что творится в клоаках Бундестага. О том, например, что кто-то из политиков предпочитает маленьких девочек, — Рихард замолчал и взглянул на Лоренца. Флака, казалось, не понимал, к чему клонит Рихард. — И вот однажды случается ей собрать настоящий компромат. Несколько фотографий политика в очень интересном месте, в закрытом элитном борделе. И после этого её убивают. И скажи мне, причём здесь какой-то мифический гей, который хочет твоей смерти?

— Ты это сейчас о реальном говорил, или о своих догадках? — Флака поправил очки.

— О реальном, я уже несколько дней копаюсь во всём этом и нарыл много интересного.

— А полиция что на это говорит?

— Полиция пока ничего не знает, но я подумал сейчас, когда вы все здесь ругались, и решил, что завязываю со всем этим расследованием. Тилль правильно говорит, это не моё дело. Хотя мне и хочется, конечно, исполнить последнюю волю Ангелы, да только всё это становится слишком уж… — он на секунду задумался, — серьёзным. Да, серьёзным. Я чувствую запах, и этот запах мне не нравится.

— Дерьмом воняет? — перебил его Шнайдер.

Круспе взглянул на него недовольно, а потом закончил мысль:

— Потому что начинает пахнуть жареным.

— А что за политик? — Шнайдер поднялся, сцепил пальцы в замок и потянулся. В тишине было слышно, как хрустнули его суставы.

— Не важно, один из тех, у кого сейчас предвыборная кампания.

— И когда ты в полицию собираешься?

— Сейчас.

Рихард затушил сигарету в пепельнице и вышел из студии.

========== Глава четырнадцатая. Links zwo drei vier ==========

Только что он шёл по улице, щурясь в лучах полуденного солнца, слушая пение птиц в кустах цветущего жасмина, а в его голове рождалась новая песня, и вот уже он лежит на грязном полу фургона с мешком на голове и понятия не имеет, куда его увозят. Фургон подскочил на кочке, и Рихард застонал, попытался сменить положение, но тут же получил удар ногой в бок и затих.

Полчаса назад Круспе не мог и подумать, что всё это кончится таким вот образом. Он и правда собирался бросить всё это: расследование, поиски правды и попытки выяснить, кто убил его подругу, но напоследок хотел рассказать комиссару Мерхену всё, что успел выяснить за последние несколько дней. В конце концов, тогда в поимке убийцы будет и его заслуга, а Круспе очень любил это — быть причастным к чему-товеликому и важному, мелькать в новостях и газетах, пускай, даже по такому мрачному поводу. Он вышел из студии в отличном настроении, впервые за последние дни ощутил, что всё делает правильно, и тут такое.

Они поджидали его прямо на улице. Большой белый фургон с надписью на борту, то ли прачечная, то ли служба клининга, он не помнил точно. Ты никогда не обращаешь внимания на такие вот машины, даже если они паркуются в опасной близости от тебя, даже если видишь людей, выходящих из неё. Людей в форменной одежде, синей, как весеннее небо. Один из этих парней в кепке, закрывающей половину лица, и резиновых перчатках преградил ему дорогу, когда Рихард поравнялся с фургоном. В руках он держал тканевый мешок. Ничего особенного, человек делает свою работу. Рихард даже вежливо улыбнулся ему и попытался обойти справа, но тот сделал шаг наперерез, тоже улыбаясь, и Круспе успел лишь поднять глаза и воскликнуть:

— Эй, парень, дай пройти!

После чего, этот самый парень, всё ещё улыбаясь, со всей силы ударил его ногой в живот. На мгновение Круспе показалось, что в его кишках взорвалась ядерная бомба, он хотел закричать от невыносимой боли, но его ему не дали этого сделать. Сзади подкрался другой, зажал ему рот какой-то тряпкой, а когда Рихард попытался вырваться, ударил в бок. Изо рта гитариста вырвался лишь сдавленный стон, и он начал оседать на землю, но и это ему сделать не позволили. Его подхватили и закинули внутрь фургона, предварительно накинув на голову тот самый полотняный мешок. Он ещё несколько раз пытался сопротивляться, но всякий раз получал хлёсткий и очень болезненный удар в корпус и вскоре сдался, затих, скрючившись на жестком полу. На всё похищение ушло не больше пяти минут, и за это время не было произнесено ни слова. Это особенно пугало. Рихард понятия не имел, кто эти люди и что они хотят от него, но их жестокая холодность и равнодушие к чужой боли говорило, что он попал в руки профессионалов.

Они куда-то ехали. Он слышал мерный гул дизельного двигателя и ощущал вибрации, идущие от колёс. Паника, липкая и путающая мысли, накрыла его с головой. Что хотят эти люди? Зачем его похитили? Убьют ли его или оставят в живых? Кто сможет заплатить за него выкуп, если понадобится?

Он был довольно богат, и вероятность похищения с целью выкупа была вполне реальна. Но, всё же, он почему-то думал, что дело не в деньгах, а в том, что он разворошил осиное гнездо и узнал что-то, что ему знать не следовало. Хотя он не мог понять, что именно, ведь единственной тайной были фото депутата-педофила, да и то, тайной ли?

Они ехали около двадцати минут. За такое время невозможно было уехать из Берлина, и значит, его не планируют застрелить в ближайшем лесу. Машина окончательно остановилась, он услышал лязг открываемого засова, почувствовал свежий воздух, проникающий через плотную ткань мешка, а после его грубо схватили с двух сторон и выволокли наружу. Ноги коснулись земли, и он попробовал встать самостоятельно, но у похитителей были другие планы. Кто-то ударил его под колени, и, когда он снова потерял равновесие, его потащили в неизвестность. Ноги цеплялись за асфальт, и в голову пришла нелепая в данной ситуации мысль, что так он исцарапает новые ботинки. Видимо, вскоре им надоело тащить его на себе, и Рихарду позволили поставить ноги на землю и идти самостоятельно.

Он не видел ничего, лишь слышал дыхание похитителей и ощущал их стальную хватку. Его усадили на стул, скрепили руки за спиной металлическими наручниками. Они были отвратительно холодными, и почему-то именно это ощущение скованных за спиной рук вызывало волну неконтролируемого страха, панического ужаса перед его дальнейшей судьбой. Сейчас Рихард уже не думал о царапинах на ботинках, а лишь о том, что очень хочет жить. Сзади послышались шаги, а потом с его головы сдёрнули мешок. Круспе судорожно втянул носом воздух, затхлый и влажный. Он успел увидеть лишь стены, покрашенные тёмной краской, и низкий потолок со свисающими с него проводами, когда вспыхнул прожектор и ослепил его. Круспе зажмурился.

— Здравствуй, Рихард Круспе, — сказал незнакомый мужской голос.

Рихард молчал. От страха во рту пересохло, и, казалось, если он заговорит, то захлебнётся надрывным старческим кашлем.

— Ты не очень-то вежлив, а я это не люблю. Хочешь, чтобы мои ребята ещё поучили тебя уму-разуму?

— Нет, что Вы, я ничего такого не хотел, — сказал Рихард поспешно, — просто я не знаю вашего имени.

— А тебе и не надо, — голос рассмеялся. — Называй меня Даррен, если тебе так проще.

— Добрый день, Даррен, — сказал Рихард, хотя понимал, что это и прозвучало жалко.

— Знаешь, зачем ты тут? — задал вопрос Даррен.

— Нет, — ответил Круспе. Он видел лишь ослепляющий луч света, направленный на него, и снова прикрыл веки.

— Да ты глупее, чем я думал, ребята, кого вы мне притащили? Этот болван бесполезен. Убейте его.

— Нет, не нужно! — Рихард не на шутку испугался. — Я здесь из-за Ангелы?

От страха он стал плохо соображать, и это затрудняло положение.

— Ну, вот, можешь, когда хочешь, — сказал Даррен, и Круспе показалось по голосу, что тот улыбается. — А то я уже подумал, что тебе потребуется хороший стимул.

— Стимул? — повторил Рихард дрожащим голосом.

— Да, парень, стимул. Страх потерять свои прекрасные пальцы. Ты же у нас гитарист, и мне было бы очень любопытно посмотреть, как ты сможешь играть свои песни без них, — он опять засмеялся, а Круспе ощутил, как по спине пробежали мурашки. — Пару недель назад я купил новый нож, для разделки рыбы, и продавец уверял меня, что он режет кости как масло. Как думаешь, врал? Смогу ли я отрезать твой мизинец одним ударом, или придётся пилить?

— Да зачем вам это, — у Рихарда всегда было отличное воображение, и он живо представил эту кошмарную картину, и его тут же замутило. — Что я вам сделал?

— В том-то и дело, что ничего, а при этом у тебя есть такая возможность.

— Я не понимаю, — он и правда ничего не понимал, мысли путались в голове.

— Ведь если отрезать только мизинец, это не помешает твоей карьере, правда же? — задумчиво сказал Даррен.

— Не нужно ничего мне отрезать, — взмолился Круспе. — Что вы хотите? Я больше не стану ничего расследовать, я вам обещаю. И никому ничего не скажу.

— А что именно ты не скажешь? — голос стал ближе, и Рихарда стала бить нервная дрожь, он буквально ощутил боль в мизинце правой руки, и ему приходилось прикладывать усилия, чтобы не закричать в голос.

— Ничего вообще не скажу, — ответил он и часто-часто задышал.

— Неправильный ответ, — сказал Даррен, и Рихард судорожно сглотнул.

— В смысле? Я не понимаю, что вы хотите. Прошу, не надо пальцы, не надо, — затараторил он и стал вращать головой, пытаясь увидеть тех, кто хотел учинить над ним кровавую расправу.

— Успокойся, сейчас же. Сиди смирно! — крикнул Даррен, и Рихард замер на месте, потупив взгляд.

— Нам нужно, чтобы ты заговорил, — голос стал удаляться, и у Круспе отлегло от сердца.

— О чём? Я же ничего не знаю.

— Гордон Баум, — сказал Даррен, и Круспе замер от неожиданности. Он и правда ничего не знал о друге Оливера и не смог бы рассказать о нём ничего, кроме того, что тот экспрессивен и выглядит, как участник олдскульной метал-группы.

— Так что, знаешь его? — спросил Даррен с нажимом, и Круспе кивнул, а потом, опомнившись, добавил:

— Да, но очень плохо. Мы виделись лишь однажды, и я почти ничего не знаю о нём.

— Это не так, Рихард. Ты же был у него в гостях и произвёл там нехорошее впечатление. Похоже, ты не мастер производить хорошее первое впечатление, я же не ошибаюсь?

— Нет, ну, то есть, я не знаю. Я точно никогда не был в гостях у этого человека. Вы меня с кем-то перепутали. Может, вам нужен Оливер?

— Я никогда не ошибаюсь, — Даррен хмыкнул. — Не тебя ли вчера прогнали из борделя? Припоминаешь?

— Да, но причём тут Баум?

— При том, герр Круспе, что этот бордель принадлежит этому мерзкому жиду.

— Мне казалось, он ливанец, — зачем-то сказал Рихард и тут же пожалел об этом.

— Да мне срать, кто он, грязный жид или вонючий эмигрант из Ливана, — заорал Даррен. — Таким, как он, не место среди нас. Все эти турки, евреи, ливанцы, вонючие арабы в своих бабских платьях должны сдохнуть!

Рихард не стал ничего отвечать на это. Неонацистские идеи витали в обществе, но он никогда не поддерживал их.

— Тебе нужно рассказать обществу о том, что этот борец за свободу, этот гнилой политик с козлиной бородкой, на самом деле грязный сутенёр. Вот что мы от тебя хотим, — сказал Даррен.

— Но разве этот бизнес нелегален? — попробовал возразить Рихард. — Что именно я должен сказать? Мы же не в Америке, где достаточно пустить грязную сплетню, чтобы испортить человеку карьеру.

— Не знаю, что ты скажешь, герр музыкант, но ты должен что-то придумать. У тебя же есть диск, не так ли?

«Они и о диске знают», — подумал Круспе в ужасе, а вслух сказал:

— Да, но чем он мне поможет. Там фото другого человека, и нет ни слова о Бауме.

— Мы знаем, что там, такая ерунда может поднять волну, а волна сметёт всё на своём пути. Стоит только направить её в нужную сторону.

— А вам-то это зачем? — кажется, эти люди не собирались его убивать, и Круспе совсем осмелел. — Разве вы не работаете на второго депутата? Ведь такие фото прежде всего ударят по нему.

— Да срать нам на второго, мы работаем на самих себя. И наша цель не допустить, чтобы к власти в великой Германии пришли такие вот гниды. Тебе-то это должно быть понятно.

— В каком смысле мне? — не понял Круспе.

— Ну, ты же правый, как и мы. Мы уважаем вашу музыку, она соотвествует нашим идеям, и потому ты ещё жив и здоров, — Даррен рассмеялся отвратительным истеричным смехом.

Круспе не имел никакого отношения к неонацистам, но не стал спорить, решив не искушать судьбу.

— Так что, мы пришли к согласию? Или следует ещё раз прочистить тебе мозги?

— Нет, не нужно, — испуганно ответил Рихард. — Я всё понял. Постараюсь что-то сделать, правда, не знаю, что именно.

— Все гитаристы такие тупые? — спросил Даррен и, не дождавшись ответа, сказал. — Ты должен закончить работу своей подружки и опубликовать всё, что она написала.

— Каким образом? Я же не журналист.

— Да как хочешь, меня это не колышет. Хоть в Твиттере публикуй. Главное, чтобы был резонанс и чтобы Баум там тоже фигурировал.

— У меня нет ничего, что доказывало бы его причастность, и не знаю, как смогу сделать то, что вы просите.

— Ты специально бесишь меня, или у тебя много лишних пальцев? — угрожающе произнёс Даррен, и Рихард судорожно затряс головой.

— Я всё сделаю, извините, я не хотел бесить вас.

— Так-то лучше, и да, ты получишь доказательства сегодня на почту. Их немного, но вместе со статьёй Ангелы, думаю, прокатит. А теперь мои ребята отвезут тебя туда, откуда взяли, ясно? И не вздумай кому-то рассказать, или пойти в полицию. Поверь, наши везде, и стоит только тебе попробовать нас надуть, мы сразу же узнаем, и тогда ты не отделаешься так легко. Я лично отрежу все твои пальцы и скормлю их крысам.

— Да, я не собирался вас обманывать… — Рихард кивнул головой, и тут же на его голову снова опустился чёрный мешок, заглушая его последние слова.

Через полчаса его высадили в тёмном переулке неподалеку от того места, где похитили. Он так и не успел разглядеть лиц тех, кто сделал это, заметил лишь высокие чёрные ботинки, такие, что носят неонацисты по всему миру, и татуировку на руке одного из них — всего две цифры «88», но смысл дошёл до него сразу, и он понял, что эти люди шутить не будут.

========== Глава пятнадцатая. Бар одиноких сердец. ==========

***

Рихард смутно помнил, как добрался до машины. Может, он бежал, а может и шёл, постоянно озираясь. Он не помнил, как ехал домой, как поднимался на лифте, открывал дверь, снимал ставшую грязной одежду. Память услужливо стёрла всё. Сейчас он с удивлением обнаружил себя в наполненной обжигающе горячей водой ванной с густо намыленной головой и мочалкой в руке. Да, он не помнил события последних тридцати минут, зато очень ясно помнил всё, что происходило раньше, и от ужаса его затрясло. Он отшвырнул мочалку, обхватил голову руками и разрыдался.

Когда он выбрался из ванной, чистый, но всё ещё трясущийся от страха, на улице стояла тёмная ночь. Часы на кухне показывали половину десятого. Он снова потерял несколько часов и понятия не имел, как это случилось. Во рту стоял отвратительный привкус крови. Рихард подошёл к зеркалу в прихожей, высунул язык, посмотрел на него внимательно. Ничего особенного, никаких повреждений. Похоже, он просто давно ничего не ел. От мысли о еде его замутило. Сразу вспомнилась фраза Даррена про рыбный нож. Рихард зажал рот ладонью и пошёл в комнату.

Он некоторое время сидел на краешке кровати, а потом начал одеваться. Машинально, ведь он точно никуда не собирался. Теперь Рихард вообще сомневался, что сможет заставить себя выйти из дома без вооружённой охраны.

Когда он застёгивал ширинку, из коридора послышалась знакомая мелодия. Круспе замер в страхе. Похоже, он не закрыл входную дверь, и теперь кто-то пробрался к нему домой, и… немного с опозданием пришло понимание, что это всего лишь его собственный телефон. Он выдохнул и пошёл на звук.

Звонил Тилль, кажется, друг почувствовал, что ему нужна помощь.

— Алло, — ответил Рихард. Его голос звучал пугающе тихо.

— Риха, ты что там спишь? — похоже, вокалист был на вечеринке, Круспе слышал музыку и шум голосов на заднем плане.

— Нет, не сплю.

— Отлично, тогда бери такси и приезжай сюда, — по голосу Рихард понял, что Линдеманн навеселе.

— Тилль, нам нужно поговорить, — сказал Круспе.

— Так приезжай, тут и поговорим. Отличный шнапс, девочки, музыка и много тех, с кем можно поболтать.

— Тилль, нам нужно поговорить наедине. Это очень важно.

— Ну, ты что, опять за старое, Рихард! — Тилль рассмеялся. — Неужели всё никак не можешь оставить все эти игры в детектива? Из тебя фиговый Шерлок Холмс, поверь. Ты скорее Коломбо, ходишь кругом, нос свой суёшь куда не надо…

— Нацисты хотели отрезать мне пальцы, — перебил его Рихард.

— Отрезать пальцы? Как в фильмах про гангстеров? — Тилль рассмеялся ещё сильнее. — Ну у тебя и фантазия. Ничего смешнее в жизни не слышал. То есть ты не Коломбо, а Индиана Джонс, правильно я понимаю?

— Когда я шёл после репетиции к своей машине, меня похитили и увезли на фургоне, — Рихард проигнорировал последнюю фразу Тилля. Ему было не до шуток.

— Что?! — голос вокалиста изменился.

— Меня похитили, — повторил Рихард громче.

— Ты пьян? — Линдеманн, судя по всему, всё ещё не верил.

— Я трезв как стекло, Тилль. Я не шучу. Я вышел из студии и шёл к машине. Дорогу мне преградил какой-то парень в униформе. Я хотел его обойти, и тогда он ударил меня, надел мешок на голову и затолкал в фургон, — Круспе замолчал, чтобы перевести дыхание.

— Ты сейчас серьёзно? — музыка на заднем плане стала тише, послышался шум дороги, по всей видимости, Линдеманн вышел на улицу.

— Да, чёрт побери! — Круспе не выдержал и сорвался на крик. — Эти ублюдки тащили меня с мешком на голове, били ногами, а потом угрожали отрезать пальцы!

— Риха, успокойся. Где ты сейчас? — теперь Тилль, наконец поверил.

— Дома, они меня отпустили, — Круспе перестал кричать. — И я не собираюсь выходить отсюда. Вечеринка отменяется. Развлекайся сам.

— Да причём тут вечеринка, — голос Тилля звучал встревоженно, — ты звонил в полицию?

— Нет, я никому не звонил. Если я сделаю это, меня убьют, — он горько усмехнулся.

— Это они так сказали?

— Да, главный ублюдок. Зовут Даррен, — он произнёс имя похитителя с отвращением. — Хотя, разумеется, это не его имя.

— Ты раньше видел этих людей? Знаешь, кто бы это мог быть?

— Никогда я их не видел, какие-то отморозки неонацисты, с татуировками и в тяжёлых ботинках, — Рихард раздражённо махнул рукой, хотя Тилль не мог этого увидеть. — Этот урод Даррен уверял меня, что я должен поддерживать их идеи и быть счастлив опубликовать компромат на Баума.

— Что ты должен сделать? — теперь и Тилль повысил голос. — А ну-ка расскажи всё по порядку. С самого начала.

И Рихард рассказал, несколько раз прерываясь, чтобы унять бешеное сердцебиение и справиться с эмоциями. Он вовсе не собирался разрыдаться в трубку, пускай и был страшно напуган. К его удивлению, Тилль не стал шутить или пытаться успокоить его, он даже не настаивал на походе в полицию.

— Мне нужно кое-кому позвонить и рассказать всё это, а ты пока сиди дома и никуда не ходи, — сказал Тилль взволнованно.

— Не нужно тебе никому звонить, я сделаю всё, что они просят, — Рихард, сам того не понимая, пришёл на кухню и сейчас с удивлением разглядывал красное пятно на ковролине, то самое, что оставил разлитый сок пару дней назад.

— Не делай этого, Риха, — воскликнул Тилль. — Тебе нельзя ничего публиковать. Баум не так прост, как ты думаешь. Да, может, он и производит впечатление экстравагантного идиота, но этот человек крайне опасен. Если ты начнешь с ним войну, нам несдобровать.

— О чём ты говоришь? Он друг Олли, я понимаю. Ты не хочешь портить отношения с группой? Но когда вопрос стоит — или мои пальцы, или дружба, — я выбираю первое.

— Вопрос стоит не так, Рихард! Игра идёт по-крупному, и, если ты не хочешь закончить, как твоя подруга, то лучше ничего не делай.

— Ты что-то знаешь? — Рихард начал догадываться, что Тилль много не говорил ему, и это вызвало волну негодования.

— Мне нужно сделать пару звонков, а потом я перезвоню тебе, и мы поговорим. Хотя нет, я приеду к тебе домой. А пока выпей чего-нибудь покрепче и ложись спать.

— Тилль, ты должен рассказать мне, что происходит! — голос Круспе звенел от ярости. Неужели всё это время его друг лгал ему?

— Я приеду ближе к утру, — повторил Линдеманн и повесил трубку.

— Чёрт тебя побери, — Рихард опустился на табурет и положил телефон рядом. Он некоторое время сидел без движения, а потом резко поднялся и повторил. — Чёрт тебя побери!

Несмотря на то, что Круспе больше не верил Тиллю, советом его воспользоваться всё же решил. Ему давно пора было выпить, возможно, так он сможет наконец избавиться от кошмарных воспоминаний. В баре в спальне он нашёл бутылку семилетнего скотча, но, к его удивлению, почти пустую. Рихард не мог вспомнить ни как покупал этот напиток, ни, тем более, как пил его. Пожав плечами, он вылил остатки из бутылки в низкий стакан и выпил содержимое залпом. Скотч оказался очень неплохим, и ему было жаль, что он узнал о нём только сейчас.

От алкоголя по телу разливалось приятное тепло, и Рихард начал успокаиваться. Он дома, в безопасности, и ему ничего не угрожает. Сейчас он просто посмотрит телек, ляжет в свою удобную мягкую кровать и проспит до утра. А потом приедет Тилль и всё объяснит. Рихард вернулся в гостиную, включил телевизор и плюхнулся в любимое мягкое кресло, закинув ногу на ногу.

«Предвыборная гонка продолжается», — сказал диктор. — «Сегодня в центре Берлина прошел стихийный митинг в поддержку кандидата, о котором никто не знал ещё пару месяцев назад. Сейчас это имя на слуху. Гордон Баум смог за короткое время завоевать сердца многих, и теперь ему прочат победу».

На экране появилось изображение улицы, заполненной разношёрстными людьми. Все они держали над головой самодельные плакаты, а на них красовалось имя Гордона Баума и лозунги в его поддержку.

Рихард раздражённо переключил канал. Он ничего не хотел слышать о политиках, по крайней мере до утра. Некоторое время он бесцельно переключал каналы, остановившись лишь на музыкальном, где посмотрел свежий клип собственной группы. Вопреки его ожиданиям, клип не вызвал такого интереса, как хотелось. Стоило признать, его сольник значительно уступает по популярности проекту Тилля. Досада сменилась гневом, и Рихард выключил телевизор и пошёл на кухню за пивом.

Но пива в холодильнике не оказалось. В последний свой визит вокалист выпил все запасы.

— Чёрт тебя побери! — выкрикнул он и яростно стукнул кулаком по столешнице.

Обида душила его словно туго завязанный галстук. Он слишком распалился, чтобы уснуть. Ему требовалось выпить чего-то покрепче пива, но в доме не осталось ничего подходящего.

— Сиди дома и никуда не ходи, так ты сказал? — произнёс Рихард вслух. — А вот хрен тебе! Возьму и уйду, а ты пошёл в жопу!

Рихард погасил свет на кухне и решительно направился к дверям. Правда, на улице решительности поубавилось. Их район считался престижным, и здесь было полно фонарей и ночных заведений, но этим вечером на улице не было ни души. Рихард перешёл дорогу и огляделся. В оранжевом свете фонарей всё выглядело неестественным и словно фальшивым. Было довольно тепло, лёгкий ветерок колыхал кроны высоких лип, растущих вдоль бульвара, и их тени на асфальте вдруг показались Рихарду жутковатыми. Иррациональный страх перед темнотой, где тебя непременно поджидают чудовища, как бывало в детстве. Сейчас чудовища и правда были где-то поблизости и, возможно, следили за ним. От осознания этого по спине пробежали мурашки. Окна его многоэтажки горели приветливым жёлтым светом. Что он тут делает? Зачем вышел на улицу? Куда собрался? Неужели стакан виски стоит этого риска?

В конце улице зажёгся зеленый сигнал светофора и мимо него стали проноситься машины. Одна из них притормозила, и Рихард инстинктивно отступил на шаг. Сердце замерло на мгновение, а потом стало колотиться со всей силой. Неужели снова похищение? Он не перенесёт этого во второй раз. Не понимая, что делает, он бросился бежать по бульвару, прочь от дороги в спасительную темноту ближайшего переулка, а потом дальше и дальше, путая следы, скрываясь от преследователей. Кровь стучала в ушах. В горле саднило от быстрого бега, ему стало жарко, невыносимо хотелось пить.

Он остановился. Дыхание с хрипом вырывалось изо рта. Пришлось опереться ладонями о колени и некоторое время стоять так, чтобы унять бешеный ритм сердца. Когда дыхание стало ровным, он разогнулся и огляделся. Незнакомые улицы, жилые дома, машины, аккуратно припаркованные у обочины. Рихард никогда раньше не бывал тут, хотя всегда считал, что хорошо ориентируется в Берлине. Нужно глянуть в навигаторе, где он находится. Круспе полез в карман и тут понял, что мобильник остался на кухне. С собой было только немного наличных, которых хватило бы разве что на бутылку дешёвого шнапса, да только в это время его негде было купить. Нужно было вернуться домой, но он даже не сможет вызвать такси через приложение.

— Болван! — воскликнул Круспе и хлопнул себя ладонью по лбу.

В конце улицы послышались голоса и весёлый женский смех. Рихард мгновение раздумывал, что ему делать, а потом пошёл навстречу. Вряд ли его преследователи, если такие и имелись, станут шуметь, а эти люди могут помочь и сказать куда идти, чтобы вернуться в знакомый район.

К его разочарованию, шумная компания свернула в переулок и скрылась из виду. Рихард прибавил шагу, чтобы нагнать их, но когда завернул за угол, то никого не обнаружил. Улица заканчивалась невысоким кирпичным домом, стоявшим буквой «П». Он стоял посреди пустынного плохо освещённого двора, где кроме клумбы с цветами и пары лавочек ничего не было. Шестеро молодых людей словно сквозь землю провалились. И тут он услышал шум колёс приближающегося автомобиля. В этом звуке не было ничего пугающего, но Круспе похолодел от ужаса и стал оглядываться, как затравленный зверь в поисках укрытия. И в этот момент он понял, куда делись ребята. На стене дома, справа от него, в тени деревьев, скрытая от посторонних глаз, виднелась малоприметная вывеска «Бар одиноких сердец», а рядом с ней небольшая дверка с кованной ручкой.

«Что это за бар такой, у которого даже вывеска не подсвечена?» — подумал он, но размышлять было некогда.

Машина приближалась. Теперь он не только слышал её, но ещё и видел свет ярких галогеновых фар. А если он видит их, значит и его заметили. Нужно было уходить. Он в пару шагов пересёк тёмный двор и потянул за ручку, про себя молясь, чтобы дверь оказалась не заперта. Ему повезло, ручка поддалась, и через мгновение он очутился в мрачном помещении без вывесок и окон. Дверь за ним медленно закрылась, отрезая от внешнего мира.

Здесь было тихо и душно. Пахло как в старом подвале. Совсем не похоже на бар или что-то подобное. Единственный источник света — одинокий светильник под потолком в красном абажуре. На дальней стене Рихард заметил ещё одну дверь. Стоит ли искушать судьбу и проверять что за ней? Машина наверняка проехала мимо, и он может спокойно выйти на улицу и попробовать найти дорогу домой. Зачем ему это странное место, которое на проверку может оказаться свингер-клубом или пристанищем садомазохистов. Он направился к выходу, но, подойдя к двери, понял, что попал в ловушку. Изнутри у двери не было ручки, и, как он не пытался, открыть её не получалось. Ему снова стало жутко. Похоже, у него не осталось выбора, и придётся заглянуть за вторую дверку и узнать, что скрывается под тёмной вывеской «Бар одиноких сердец».

========== Глава шестнадцатая. Таинственная незнакомка. ==========

***

Сразу за дверью Рихард увидел крутую лестницу, спускающуюся вниз, в подвал. Ничего зловещего: люминесцентные лампы под потолком, чистые ступени, гладкие деревянные перила, но, несмотря на это, ему всё же было не по себе. Место, из которого нет выхода в пустынном дворе, лестница, ведущая вниз, в неизвестность, всё это не предвещало ничего хорошего. Но выбора не было, и Круспе тяжело вздохнул и стал спускаться по ступеням.

Он прошёл два слабо освещённых пролёта и оказался перед ещё одной деревянной дверью с замысловатой кованой ручкой. Как и на двух предыдущих, вывесок не было. Он остановился и прислушался. Из-за двери доносилась приглушённая музыка. Рихард потянул за ручку и открыл дверь.

Внутри оказался вполне заурядный бар. Кисло пахло пивом и чем-то хвойным. Играла популярная европейская музыка. Бар был настолько обычный, что Рихард даже испытал разочарование. Он ожидал увидеть что-то пугающее, ну или хотя бы неприличное, но его взору предстало небольшое помещение в современном стиле с фотографиями влюблённых парочек на стенах, широкой барной стойкой справа и несколькими рядами столиков слева. За столиками сидели самые обычные люди. В основном молодёжь, но были и его ровесники. За столиком ближе к стене он заметил пару крепких мускулистых парней, с густыми бородами и синей от татуировок кожей. Эти выглядели опасно, остальные даже не привлекли его внимание.

Несколько девушек, сидящих в углу, заметив его, переглянулись и стали что-то оживлённо обсуждать, бросая на него смущённые взгляды. Похоже, узнали. Он скупо улыбнулся им и направился к бару. Рихард собирался узнать главный секрет этого заведения, а именно — как выйти наружу.

Бармен выглядел усталым и потрёпанным. На вид ему было не больше сорока, но тяжёлые мешки под глазами и потухший взгляд добавляли ему как минимум десяток лет. Он носил длинные волосы, собранные сзади в хвост, а его нос украшал тяжелый серебряный пирсинг. Но увидев Рихарда, он изменился в лице, расплылся в широкой улыбке и сразу стал похож на счастливого подростка.

— Рихард Круспе, — произнёс он без тени вопроса и прижал изящные руки к груди. — Я не верю своим глазам.

— Доброй ночи, — Рихард сдержанно улыбнулся в ответ. Сейчас он не был готов к обычным в таких случаях любезностями.

— Позвольте угостить вас за счёт заведения? — бармен метнулся к стеллажу с бутылками, возвышающемуся позади него, но тут же остановился в растерянности и повернулся к Круспе. — Простите. Я даже не знаю, что вы любите. Пиво? Или нет, текилу, верно?

— Виски, — помог Рихард и, улыбнувшись теплее, взгромоздился на барный стул.

Он не собирался тут засиживаться, но раз бармен угощает, почему бы и не задержаться на стаканчик.

Бармен кивнул, схватил высокую круглую бутылку довольно приличного виски, насыпал лёд в стакан почти до верха, а сверху наполнил его золотистым напитком.

— Прошу, — он подвинул стакан и с умилением посмотрел на Рихарда. — Никогда не думал, что увижу вас в нашем скромном заведении. А позволите сделать фото?

— Валяйте, — Рихард равнодушно пожал плечами и улыбнулся, когда бармен направил на него объектив камеры смартфона.

— Я могу запостить в свой блог? — осведомился бармен, на что Рихард снова пожал плечами и сделал приличный глоток из стакана. Стакан был приятно прохладным, а лёд уютно постукивал о стенки.

Пока он пил, бармен успел обслужить ещё пару клиентов, при этом он всё время поглядывал на Рихарда, и когда стакан с виски опустел тут же наполнил его снова. Круспе опьянел довольно быстро. Что было неудивительно, ведь он пил на голодный желудок, к тому же после такого бешеного забега. Девушки в углу поглядывали на него с испугом и интересом. Кажется, тоже хотели сделать фото, но стеснялись подойти. В общем-то, ему тут нравилось. Тихо, спокойно, музыка приятная, наливают на халяву, и никто не пытается убить. Что ещё нужно от бара?

— Слушайте, — он обратился к бармену, — а что у вас тут вообще такое?

— В каком смысле «что»? — бармен не понял вопроса и уставился на Круспе непонимающим взглядом.

— Ну, секретность такая, вывески нет, дверь хитрая — не выйдешь. В ч`м прикол? Ведь внутри самый обычный бар, или я чего-то не понял?

— О, вы об этом, — бармен понимающе улыбнулся. — Это что-то вроде квеста. У нас целая сеть заведений подобной концепции, где нужно ещё постараться найти само место. Сейчас очень популярно, и порой секретность действует на публику сильнее любой рекламы. Но в общем-то да, обычный бар.

— А где выход-то? — Круспе наконец задал свой главный вопрос.

— А его нет, те, кто сюда попал, остаются с нами навеки, — ответил бармен с совершенно серьёзным лицом, но, увидев ужас на лице гитариста, тут же добавил с улыбкой. — Шутка, не пугайтесь. Просто выход через другую лестницу. Вон там, — он махнул рукой, и Круспе повернул голову.

Там, куда указал бармен, виднелась ещё одна дверь — по всей видимости, она вела наружу. Рихард вздохнул с облегчением и расслабился. Он сможет уйти в любой момент, и ему не следует больше ничего опасаться.

— А где туалет? — спросил Рихард через пару минут.

Его напиток подходил к концу, и, пожалуй, пора было сходить на дорожку и уходить, пока он ещё может держаться на ногах.

— Направо за баром по коридору, а там увидите вывеску, — любезно подсказал бармен и, взяв полотенце, стал протирать пивные бокалы.

Рихард допил остатки виски, ухмыльнулся своему отражению в зеркальной стене за спиной бармена и поставил пустой стакан на стойку. Лёд почти растаял, и последний глоток оказался не таким приятным, как Круспе ожидал. Бармен тут же прервал своё занятие, взял новый стакан и наполнил его льдом.

— Погодите, — остановил его Круспе, подняв ладонь. — У меня с собой двадцать евро, и я вряд ли в состоянии оплатить всё это.

Бармен, конечно, сказал, что угостит, но речь, наверное, шла лишь о первом бокале.

— О, не волнуйтесь об этом, это всё за счёт заведения, — он снова счастливо улыбнулся, и Рихард кивнул и направился в туалет, немного покачиваясь на нетвёрдых ногах.

Когда он вернулся, его ждал приятный сюрприз: у барной стойки на крутящемся табурете сидела невероятной красоты женщина. Тёмные волосы густыми волнами ниспадали по спине, короткое платье по фигуре открывало его взору длинные ноги в туфлях на высокой шпильке, пышная высокая грудь вздымалась при каждом вздохе. Рядом на стойке лежала небольшая сумочка, чуть больше портмоне, а в пальцах с ярко накрашенными ногтями она сжимала тонкую ножку бокала с шампанским.

В первое мгновение он решил, что это проститутка, но женщина взглянула на него, и он понял, как ошибся. Даме было хорошо за сорок, и в её взгляде явно читалась уверенность богатой прожигательницы жизни, свойственная аристократической элите. Ни одна проститутка не позволит себе так холодно и высокомерно смотреть на мужчину.

Рихард немного помедлил, подошёл к стойке, взял свой стакан, а потом уселся на табурет рядом с красоткой. Женщина молча прожигала его взглядом. Наконец она перевела взор на бокал, сделала один небольшой глоток и зажмурилась от удовольствия.

Она была хороша. Тонкие черты лица, густые брови (настоящие, а не нарисованные, как сейчас в моде), миндалевидные глаза в обрамлении тёмных ресниц. Здоровый румянец на матовой загорелой коже. В ушах сверкают крупные бриллианты, на безымянном пальце левой руки широкое кольцо с камнем ещё крупнее. Богата. Успешна. Уверена в себе. Такая женщина не попросит автограф или сделать селфи. Такие сами чувствуют себя звёздами на любом мероприятии. Но что она забыла здесь, в спальном районе, в заведении для молодёжи? Кажется, и у бармена возник тот же вопрос, потому что он поглядывал на даму краем глаза, и на его лице читалось явное изумление.

Тем временем женщина поставила недопитый бокал с шампанским на стойку и посмотрела на Круспе пристальным взглядом. Он обратил внимание, что глаза у неё изумрудно-зелёные, такие яркие, что, скорее всего, она использует цветные линзы.

— Привет, — произнесла она с лёгкой улыбкой. — Я Берта.

— Привет, — он улыбнулся в ответ. — Ричард. В смысле Рихард. Мы же не в Америке.

Круспе удивился, что она вообще с ним заговорила. Слишком шикарная женщина, чтобы знакомиться в барах, даже если ты гитарист в группе с мировым именем.

— Как дела? — в глубине её невероятно зелёных глаз играли смешинки, она то ли издевалась над ним, то ли просто обладала весёлым нравом и хотела понравиться.

— Не скажу, что отлично, — усмехнулся он. — Но, в последние полчаса стали значительно лучше.

— Вы смешной, — она взяла бокал, покрутила в пальцах, но не стала пить и снова опустила на стойку. — Вкусный виски?

Берта кивнула на его стакан, и Круспе тут же поднял его и сделал глоток. Наверное, она намекала на то, чтобы он угостил и её, но он не мог просить у бармена налить бесплатно ещё и этой женщине и ощутил неловкость.

— Вполне, — он улыбнулся ей и замолчал, не зная, что говорить дальше.

Он уже дважды давал ей возможность продолжить беседу, сначала сказав об Америке, а потом намекнув на интересую историю, которую не прочь ей рассказать, но она не желала заглатывать наживку, и он сдался. В конце концов, он сейчас не в лучшей форме, да и женщина была ему явно не по зубам. Он решил, что она допьёт шампанское и уйдёт, но она имела на этот счёт другое мнение и смотрела прямо на него взглядом, который он никак не мог понять.

— Вы что-то хотели спросить? — вежливо осведомился он.

— С чего вы так решили? — она поиграла прядкой волос, накручивая её на палец, и чуть закусила нижнюю губу.

Губы у неё были восхитительно полные и чувственные, и у Круспе чуть сильнее забилось сердце. А может, он ошибся, и девушка всё же проститутка, которая пытается сейчас соблазнить его. Хотя что тут пытаться: с её внешностью достаточно просто поманить пальцем.

— Вы так смотрите на меня, — он пожал плечами.

— Как именно я смотрю? — она чуть подалась вперед, и он заметил, что на шее у неё висит камень ещё большей красоты, чем тот, что сверкал на безымянном пальце.

— Словно я вам понравился, — сказал он и улыбнулся.

Она рассмеялась чистым звонким смехом, закинув голову чуть назад, и все мужчины в зале повернули к ним головы. Рихард ощутил досаду, его задело, что его предположение вызвало у неё такую реакцию.

— Герр Круспе, — сказала девушка, когда перестала смеяться, — вы такой самонадеянный, что и правда мне нравитесь. Но не в том смысле, в котором вы подумали в начале.

И всё же она узнала его, видимо, потому так и смотрела. Что же. Ничего удивительного. Rammstein — популярная группа, и у них было много поклонников среди богатых людей.

— Ну, что же, — он поставил полупустой стакан на стойку и поднялся. — Я рад, что доставил вам удовольствие своей компанией, пускай и недолгое, но это всё же лучше, чем ничего. Хорошего вечера.

— Куда вы собрались? Это невежливо бросать девушку одну. Мы же с вами так и не поговорили, — она перестала улыбаться, и в её чертах проступила надменная холодность, даже жестокость, и Круспе сделалось не по себе.

— Не думаю, что у нас с вами есть общие темы для разговоров, потому прошу меня извинить, — обычно Рихард не изъяснялся столь высокопарными фразами, но близость этой женщины словно добавила ему ораторского мастерства.

— А как же наш общий друг? — она хищно улыбнулась.

— О ком это вы? — он непонимающе смотрел в её зеленые глаза.

— Герр Линдеманн, — сказала она, не отводя взгляда. — Он звонил мне сегодня и рассказал много интересного о вашем утреннем приключении. О том, что злые дяди в татуировках напугали вас до полусмерти, и вы теперь хотите совершить невероятную глупость, а именно очернить имя всеми любимого Гордона.

Круспе вздрогнул от неожиданности. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Тилль сказал, что должен позвонить кому-то, но он вовсе не думал, что его друг расскажет постороннему человеку все подробности унизительного похищения, которое пришлось пережить Рихарду. Это была тайна, которую он собирался унести с собой в могилу, а вместо этого он вынужден выслушивать насмешки какой-то богатой красотки. Это было слишком. Круспе бросил на женщину уничижительный взгляд, развернулся и направился к выходу. Но красивого ухода не получилось, Рихард был слишком пьян, его повело в сторону, и он чуть не упал на крайний столик.

— Сядьте за столик, — услышал он над ухом. — Я закажу вам чашку крепкого кофе, и мы поговорим.

Берта стояла в шаге от него и смотрела с явным презрением. Он был слишком слаб, чтобы спорить. Слишком пьян и унижен. Потому сел за ближайший столик и подпёр руками подбородок. В конце концов, если эта женщина — знакомая Тилля, то она сможет заказать ему такси и даже одолжить денег, если понадобится. Сам он, судя по всему, до дома не дойдёт.

Берта вернулась через минуту с двумя чашками и поставила перед ним ту, что побольше. Из чашки поднимался восхитительный аромат, и Круспе с шумом втянул носом воздух, наслаждаясь терпким запахом свежезаваренного кофе.

Рихард сделал небольшой глоток. Кофе был горячий, и он обжёг кончик языка и с досадой отставил чашку. Берта смотрела на него с прежним высокомерием и улыбалась кончиками губ. К своему кофе она даже не притронулась. Его мысли путались, и он никак не мог сформулировать крутившийся в голове вопрос, потому отвёл взгляд и стал с деланным вниманием разглядывать фото на стенах.

— Я представляла вас совсем другим, — произнесла Берта задумчиво, и Рихард снова взглянул на неё, но промолчал, и тогда она продолжила.

— Мне казалось в вас больше лоска, неужели, жизнь богача в Америке не оставляет никаких следов?

Рихард всё ещё молчал. Он не собирался играть в её игру и ждал удобного момента, чтобы задать свой вопрос, который наконец смог сформулировать, несмотря на хмель в голове.

— Вы язык проглотили? — спросила она через мгновение с лёгким раздражением.

— Нет, — он пожал плечами и снова попробовал выпить кофе, на этот раз предусмотрительно подув на него.

— Ладно, раз вы такой неразговорчивый, то начну я, — она переплела ладони и со вкусом потянулась. — У меня не так много времени, и я постараюсь перейти сразу к делу. Вы ни в коем случае не должны публиковать любые сведения, которые могут навредить герру Бауму. Это ясно?

— Допустим, — Рихард сделал большой глоток, поставил чашку и откинулся на спинку. От выпитого виски в крови горел огонь, и хотелось приключений, но он силой воли старался успокоить его и вести себя трезво и разумно.

— Хорошо, что вы поняли. Теперь второй вопрос. Ваши новые друзья. Как я понимаю, вас беспокоят их угрозы?

— Вы сейчас о ком? — он подпёр кулаком подбородок.

— Боже, да протрезвейте вы уже! — воскликнула она. — Мне кажется, вы ни слова не поняли из нашей беседы. Это всё очень важно, и вам следует запомнить всё, что я говорю, и главное уяснить, что потом следует и не следует делать. Я…

— Берта, — он произнес её имя медленно, с раскатистым «р», и она удивлённо посмотрела на него и умолкла. — А кто вы собственно такая? И почему я должен слушать вас?

— Это так важно? — она чуть скривила губы. — Я знакомая Тилля, и этого достаточно.

— Разве?! — он поднял брови. — А как вы познакомились?

— Герр Круспе, — она нетерпеливо махнула в воздухе ладонью, — вы отвлекаетесь. Я начала говорить о том, что вам не стоит бояться пустых угроз тех националистов, что похитили вас.

— Вы меня защитите? — он рассмеялся. — Да вы вообще их видели? Вон, смотрите в углу два амбала сидят, так вот, они выглядят намного дружелюбнее, чеммои недавние похитители.

Женщина обернулась и стала не скрываясь разглядывать татуированных качков в углу. Те сразу же заметили это и заулыбались, а потом тот, что был чуть поменьше, помахал ей рукой, но Берта равнодушно отвернулась и продолжила разговор как ни в чём не бывало.

— У всех, даже у самых зубастых хищников на этой планете есть слабые места, герр Круспе, — небрежно бросила она и, взяв чашку, отпила глоток.

Рихард ждал продолжения, но Берта, похоже, не собиралась ничего объяснять, и тогда он спросил:

— И у вас?

— И у меня, — она чуть кивнула головой, и прядка волос упала на её лицо; она небрежно отбросила её привычным жестом. — Но только вот вам о них никогда не узнать. Потому давайте не будем тратить напрасно моё и ваше время и договоримся: вы не станете публиковать компромат на Баума, а я решу вашу маленькую проблему. Ну, и разумеется, этого разговора никогда не было.

— А если я откажусь, — Рихард чуть сощурился и, наклонив голову, разглядывал её лицо, размышляя о том, настоящие ли у неё губы или это результат работы хорошего пластического хирурга.

— Тогда вас постигнет участь вашей незадачливой подруги, которая совершила ошибку и выбрала не ту сторону.

— Вы мне что, угрожаете? — Рихард отвёл взгляд от её губ и взглянул прямо в глаза. — Да вы знаете, кто я такой?

Только произнеся последние слова, Круспе понял, как глупо они прозвучали. Разумеется, она знала, а вот он понятия не имел с кем имеет дело и чего стоят её угрозы. Берта не ответила, а лишь усмехнулась.

— Что касается тех агрессивных парней, с которыми вы имели несчастье познакомиться в столь неприятных обстоятельствах, — она допила кофе и поставила на стол пустую чашку, — повторяю, о них не беспокойтесь, в ближайшее время эту проблему мы устраним.

— Мы? Вы кто вообще такая? Агент разведки? — Круспе начал сердиться, высокомерие и насмешливый взгляд его новой знакомой задевали самолюбие, — как вы вообще узнали, что я тут? Это вы за мной следили?

— Мы наблюдали за вами и хотели поговорить, но вы так стремительно убежали, что пришлось использовать Фейсбук, — объяснила она и кивнула в сторону бармена. — Этот парень полчаса назад выложил фото с вами и указал место.

— Кто вы такие? — Рихард наконец начал трезветь. — И почему вам так важна репутация друга Олли?

— Слишком много вопросов, герр Круспе, а у меня слишком мало времени, — она поднялась и собралась уходить, но тут прямо перед ней нарисовался тот парень в татуировках, что пару минут назад махал рукой.

— Фрау, разрешите представиться. Меня зовут Герхард Фон Траум, и я был бы счастлив угостить вас бокалом… — он чуть запнулся и посмотрел на столик, где стояли две чашки кофе, а потом продолжил, — того, что вы предпочитаете сами.

Круспе опешил от удивления. Этот здоровый бородатый амбал, одетый в вытертые джинсы и несвежую майку, говорил так, словно пришёл на высокосветский приём во фраке и с розой в петлице. Похоже, близость этой женщины превращала даже самых отъявленных головорезов в джентельменов, изъясняющихся высоким слогом.

Берта мгновение смотрела на мужчину с холодным презрением во взгляде, а потом сделала шаг в сторону и направилась прочь, даже не удостоив его ответом.

— Эй, стерва, ты куда это пошла? — джентльмен из герра Фон Траума оказался никудышный. — Я, между прочим, с тобой говорил! А ну стой!

Он попытался остановить её, бросившись следом, но Рихард, сам не понимая зачем это делает, вскочил и преградил ему путь.

— Оставь женщину в покое, придурок! — сказал он.

— Да пошёл ты, мужик! Ты вообще ей кто? Муж что ли? — Фон Траум угрожающе наклонился к Рихарду, обдав запахом пива и табака.

— Кем бы я ни был, но ты не смеешь так разговаривать с дамой, — Рихард ощущал ярость.

Весь день он только и делал, что убегал и дрожал от страха, а сейчас, под действием алкоголя, в нём проснулся настоящий безрассудный смельчак, который требовал отмщения.

— А не пойти бы тебе нахер, парень! — Фон Траум легонько ткнул его в грудь рукой. — А то я тебя голову-то откручу быстро.

— Эй, а ну прекратите, иначе я вызову полицию! — громкий оклик бармена заставил Фон Траума отвернуться от Круспе. — У нас тут не боксёрский ринг, и я не позволю в моём баре устраивать дебош!

— Ладно, всё, он успокоился, — друг Фон Траума подошёл к ним. — Не нужно полицию.

Фон Траум посмотрел на друга, потом перевёл сердитый взгляд на Рихарда, тяжело вздохнул и, отвернувшись, пошёл прочь. И вдруг обернулся и показал Круспе средний палец.

Рихард мгновение медлил, а потом схватил стул, на котором только что сидела Берта, и со всей силы обрушил его на голову Герхарда Фон Траума. Тот покачнулся и рухнул на пол.

— Пресвятая Дева Мария, что же вы делаете, Рихард? — закричал бармен.

Второй парень, увидев, что произошло, бросился на Круспе с кулаками. Люди, сидевшие за столиками, повыскакивали с мест. Завизжала какая-то девушка. Тощий студент в очках, чем-то напоминающий Флаке в молодости, вынул камеру и стал снимать. Рихард отскочил в сторону как раз в тот момент, когда друг поверженного Фон Траума попытался хуком справа сломать ему нос, и в этот момент увидел, как в бар входит Тилль.

Он на мгновение зазевался и тут же получил удар в бок, не сильный, но всё же довольно ощутимый. Застонав, он снова отскочил в сторону, прячась за столиками и надеясь, что это хоть ненадолго задержит нападавшего. Краем глаза он заметил, что Фон Траум очнулся и пытается подняться.

Тилль прямиком направился к Рихарду, по дороге вынимая мобильник.

— Да я урою тебя, говнюк! — это был Фон Траум, он поднялся на ноги и смотрел на Рихарда. — Отрежу тебе яйца!

Он полез в карман и вытащил складной нож, а потом, не отрывая взгляда от Рихарда, выкинул лезвие. Оно зловеще сверкнуло в свете потолочных ламп. Круспе ощутил холодок, пробежавший по спине. Ещё не хватало получить нож в живот из-за какой-то высокомерной красотки. Но в этот момент Тилль подошёл совсем близко и одним режущим ударом ладони, сзади по шее, снова вырубил незадачливого бандита. Нож со звоном упал на пол. А когда его друг, увидев это, попытался напасть теперь на Тилля, вокалист угрожающе выступил вперёд, и бородач, оценив противника взглядом, отступил.

— Пошли, — Тилль подошёл к Круспе и, схватив того за рукав, потащил ко входу. — Надо уходить, сейчас тут будет полиция, а нам не нужны проблемы.

— Выход в другой стороне, — опомнился Рихард и махнул рукой в сторону дверей.

Только тут он понял, что Берта, ставшая причиной конфликта, куда-то пропала, словно всё это не имело к ней никакого отношения. Тилль вдруг замер на месте, заметив парня с камерой.

— Эй, ты, удалил быстро запись, а то я тебе мобильник в жопу засуну, — сказал он угрожающе.

— Ну уж нет, это же сенсация! — отказался парень. — У нас свободная страна.

— Дай сюда телефон, — Тилль бросился к нему, — «папарацци» долбанный.

— Но это моё, — пробовал возразить парень, но Тилль уже выдернул аппарат из его рук и со всей силы швырнул о стену.

Тот от удара словно взорвался и прыснул в стороны множеством мелких осколков. Тиль мгновение смотрел на дело своих рук, а потом повернулся к Круспе и коротко приказал:

— Давай на выход.

Рихард не стал спорить, похоже, вокалист был сегодня не в духе и не настроен на разговоры. Он повернулся и быстрым шагом пошёл к выходу, Тилль шёл следом. Бармен, который тоже достал было мобильник, благоразумно убрал его, встретившись с Тиллем взглядом, и отвёл глаза в сторону. Рихард открыл дверь и пропустил вокалиста вперёд, а потом шёл следом по лестнице, ведущей наружу, стараясь не споткнуться и не упасть. Наверху Тилль рывком открыл дверь, и Круспе прибавил шагу, боясь, что если не успеет, то дверь снова захлопнется, и он останется в этом странном баре до скончания веков. Но этого не случилось. Вскоре они с Тиллем, стараясь держаться тёмной стороны улицы, убегали прочь, а сирены полицейских позади словно звучали им аккомпанементом.

========== Глава семнадцатая. Линдеманн раскрывает все секреты. ==========

***

-Зачем ты его телефон разбил? — спросил Рихард, когда они остановились в тени липовых деревьев.

Машина вокалиста стояла на противоположной стороне, но прямо рядом с ней как назло запарковался полицейский. Скорее всего, это ничего не значило, но Тилль не хотел рисковать, потому предложил дождаться пока тот уедет. Рихард не стал спорить, он видел, что друг не в духе, и вообще не собирался с ним разговаривать, но любопытство пересилило.

-Что? — Тилль нахмурился и посмотрел на Круспе пустым взглядом. Кажется, его мысли были заняты чем-то другим.

-Телефон, — повторил Рихард и, пошарив по карманам, нашел пачку сигарет, вынул одну, но прикуривать не стал, место было общественным, а ему незачем было привлекать внимание полиции.

-Что телефон? — Линдеманн, судя по всему, пропустил его вопрос мимо ушей. — Ты потерял свой телефон? Потому трубку не брал?

-Да нет же, я его дома оставил. Я спрашивал, зачем ты разбил телефон того парня в баре, — он убрал сигарету назад в пачку и стал крутить ее в пальцах.

-А тебе это не ясно? — Тилль выглядел удивленным. — Он снимал видео.

-И разве это противозаконно? — Круспе надо было прекращать этот разговор, но порой на него находило, и он никак не мог вовремя замолчать.

-Слушай, ты это серьезно или просто решил меня побесить? — Тилль начал сердиться. — И прекрати уже крутить эту пачку.

Рихард убрал сигареты в карман, внимательно разглядывая вокалиста. Что-то в его лице ему не нравилось, какая-то нервозность. Тилль все время воровато озирался, словно ждал нападения. Иногда он дергал плечами, словно от холода, хотя на улице стояла чудесная теплая ночь наполненная ароматами цветущих деревьев. Рихард никогда раньше не видел Тилля таким странным. Любопытно, как он очутился в том баре? Тоже что ли на Фейсбуке за ним следил? И почему он так боится полиции? Вопросов много, а ответов ни одного. Рихарду нужно было выбрать правильный вопрос, из нескольких десятков крутящихся в тяжелой после виски голове, и задать его так, чтобы застать Тилля врасплох.

Он некоторое время молчал, раздумывая над этим и потом решился:

-Кто такая Берта? — внезапно произнес он.

Тилль вздрогнул, и на мгновение на его лице отразился настоящий испуг, правда он быстро взял себя в руки и спросил раздраженно:

—Какая еще Берта?

—Тилль, ты знаешь о ком я, — Рихард чуть подбоченился и уставился на Тилля пристальным взглядом. — Ты же сам ее ко мне направил, верно?

—Идем, он уехал, — Линдеманн махнул рукой и быстро пошел к машине.

Рихард перевел взгляд на другую сторону, полицейская машина и правда уехала, но ее место на парковке тут же заняла бежевая машина такси. Мгновение Круспе не шевелился, а потом пошел следом за вокалистом.

В машине сильно пахло женскими духами. Рихард тут же вспомнил этот запах и ощутил негодование. Так пахло от Берты, похоже, Линдеманн сам привез ее сюда, а теперь делает вид, что не понимает, о ком говорит Рихард.

—Тилль, ты должен мне все рассказать, — Круспе повернулся к вокалисту в полоборота.

—Ты лучше пристегни ремень, а то мне за тебя штраф выпишут, — он завел двигатель и аккуратно тронулся с места.

Рихард, кипя от ярости, дернул ремень, но он тут же застрял.

—Черт, — выругался он себе под нос.

—Да не дергай ты его так, — Тилль поглядывал на него с неодобрением.

Рихард сделал несколько глубоких вдохов, чтобы немного успокоиться, аккуратно вытянул ремень безопасности и застегнулся, а потом снова задал тот же вопрос:

—Расскажи мне кто такая Берта и что все это значит!

—Да ты задолбал меня уже, Риха, — Тилль покачал головой. — Какая тебе теперь разница кто она, а главное, что именно я должен рассказывать? Неужели ты не понимаешь, что чем меньше ты знаешь, тем лучше для всех.

—Я думал мы с тобой друзья, — произнес Круспе сквозь зубы. — Я доверял тебе, рассказал все, а ты тут же слил это какой-то шлюхе в бриллиантах.

—Не смей так о ней говорить? — голос вокалиста угрожающе задрожал и Рихард с удивлением посмотрел на него.

Похоже, история с Бертой была очень личной и, судя по всему в ней было что-то, что Тилль упорно не хотел никому рассказывать. Круспе не имел морального права так поступать с другом, но не смог устоять перед искушением, выведать все его секреты.

—Если ты мне ничего не расскажешь, тогда я завтра же опубликую компромат на Баума, — сказал он тихо.

—Ты совсем идиот? — Тилль повернулся к нему, в глазах горел огонь, — Они убьют тебя, как и эту твою подружку.

-Так значит, это они убили Ангелу, а ты все это время знал об этом?

Тилль молчал, хмуро уставившись на дорогу.

-Если тебе важна моя жизнь, значит, ты все расскажешь, — сказал Круспе злобно. — А иначе я прямо сегодня опубликую все в Твиттере.

-Круспе, ты кретин, — Тилль отвернулся и стал смотреть на дорогу.

Он выглядел абсолютно спокойным, но по тому, как играли желваки вокалиста, Рихард понял, что тот на грани и в любую минуту может сорваться. Они выехали на широкую дорогу, с двусторонним движением и Круспе понял, что знает эти места. Похоже, он не так далеко убежал от дома, хотя ему казалось, будто он забрался на другой конец города. Он лениво посматривал в окно на подсвеченную огнями ночь и ждал того, что ответил Тилль. Наконец, остановившись на светофоре, Тилль шумно выдохнул и сказал обреченно:

—Ладно, я все тебе расскажу, но с одним условием, — он повернул к Рихарду голову. — Ты никогда и никому об этом не расскажешь. Понял? Никому, даже под страхом смерти. А если проболтаешься, я сам тебя, потом убью.

Последняя фраза была произнесена словно в шутку, потому что Тилль чуть улыбнулся после нее, но Рихарду было не до смеха. Что-то во взгляде вокалиста сказало ему, что эти угрозы не пустые слова и Круспе чуть поежился, а потом кивнул.

—Вслух это скажи, а то потом будешь говорить, что не соглашался на мои условия, — потребовал Линдеманн.

—Я согласен, и никому ничего не скажу, — произнес Рихард устало. — Но я хочу знать, что происходит, и почему я попал в такую переделку.

—А вот на последний вопрос ты и сам можешь дать себе ответ, — зло бросил Тилль. — Я не напрасно предостерегал тебя в самом начале, когда ты еще ничего не знал и не увяз во всем этом дерьме по самые уши. Но ты решил, будто умнее других и обязан все выяснить. Ну что, выяснил? Нравится быть комиссаром Мегрэ?

—Пока не выяснил, — ответил Рихард холодно. — Может мне и не нравится то, что происходит, но я не мог поступить по другому. Особенно после того, что с нами тогда случилось в прошлом.

Тилль ничего не ответил и отвернулся. Светофор зажегся зеленым, и они поехали вперед. Через десять минут Тилль запарковался напротив подъезда Круспе и повернувшись, спросил:

—Ты хочешь, чтобы я рассказал прямо сейчас или это подождет до утра? Я зверски устал. Хочу выпить шнапса и завалиться спать в своей постели, но если тебе невмоготу, могу подняться с тобой. Но учти, разговор не из приятных, к тому же это время, — он взглянул на часы и добавил. — А сейчас, между прочим, уже половина первого ночи.

Круспе замолчал, раздумывая над вопросом Линдеманн. Сможет ли он уснуть после всего произошедшего? Наверняка нет, ведь он на взводе и скорее всего будет крутиться с бока на бок. Лучше уж узнать все прямо сейчас, к тому же он был зол на Тилля и потому сказал:

—Сейчас, это для меня важно, твой шнапс подождет.

—Ладно, надеюсь, у тебя есть пиво, — Тилль заглушил двигатель.

—Нет, ты все в прошлый раз выпил, но у меня есть еда, — Рихард чуть улыбнулся.

—Тогда пошли, — Тилль выбрался из машины, и они направились к подъезду.

Они разместились в гостиной. Рихард собрал импровизированный ужин, сделав целую гору сандвичей, заварил крепкого чая и расставил все это на низком столике перед телевизором. Тилль занял мягкое кресло, и Круспе ничего не оставалось, как сесть, напротив, на диван. После ночных приключений у Рихарда разыгрался бешеный аппетит и он, выбрав самый большой сэндвич, впился в него зубами, и принялся жевать, поглядывая на вокалиста. Сам Тилль, вопреки обыкновению, к еде не проявил никакого интереса. Он лишь налил себе чая в большую кружку и откинувшись на спинку кресла пил его небольшими глотками, изредка переводя задумчивый взгляд на Рихарда. Похоже, он собирался с мыслями, и Круспе решил не мешать другу и не торопить. Но молчание затягивалось. Дожевав сэндвич, Круспе все же не выдержал и спросил:

—Ты так и будешь сидеть, словно воды в рот набрал, или все же расскажешь мне хоть что-то?

Тилль посмотрел на него, а потом поставил кружку на стол, провел большой ладонью по лицу и стал говорить.

—Мы с ней познакомились несколько месяцев назад на какой-то вечеринке. Я был очень пьян и даже не могу вспомнить, кто меня туда привел. Вечеринка проходила за городом в особняке ее мужа. Я не буду называть тебе настоящих имен, но скажу — муж ее очень богатый потомственный аристократ. Барон, — Тилль умолк и закусил губу. — - Назовём его Вальтер, хотя это, разумеется, не настоящее имя. Так вот, этот Вальтер довольно молод, моложе жены лет на пять. Кажется у них какой-то брак по расчёту, но я не уверен. Никогда не интересовался ее личными делами. В сущности какое мне дело до ее семьи. Это ведь просто секс.

—Так ты с ней все же спал, — Рихард ощутил легкий укол ревности.

—Да, причем все вышло совершенно случайно. У меня и в мыслях не было трахать жену хозяина дома в его же саду, я конечно отчаянный, но не идиот, — он усмехнулся.

—Я не понимаю, — Рихард чуть поднял бровь.

—Я и сам не очень понимаю, чего я ей сдался, — Тилль чуть повел плечами. — Думаю, причина в том, что Вальтер наш поклонник, и он весь тот вечер крутился вокруг меня. Его жене это не нравилось, и она решила насолить мужу, отвела в сторону и позвала меня на прогулку в сад.

—И ты пошел, даже не подумав, что это немного странно? — Рихард улыбнулся.

—Я же тебе сказал, что был на бровях, — ответил Тилль и тоже улыбнулся, правда, печально.- Ей не пришлось долго меня уговаривать, ты же ее видел и сам все понимаешь. А после мы, как ни в чем не бывало вернулись на вечеринку. Но, судя по всему, Вальтер о чем-то догадался, потому что довольно быстро попрощался с гостями и все вынуждены были уехать.

—И он ничего тебе не сказал? - Рихард попробовал представить себя на месте Тилля, но у него ничего не получилось. Вряд ли ему бы хватило безрассудства на подобный поступок.

—Нет, он вообще после этого со мной и словом не обмолвился. Мне, в общем-то, было плевать, я и не думал, что мы когда-нибудь еще увидимся.

—Берта ее настоящее имя? — уточнил Рихард.

—Нет, конечно. Но раз она тебе так представилась, то пускай будет Берта, — Тилль равнодушно пожал плечами.

—Ладно, допустим, у тебя несколько месяцев назад был случайный секс с замужней баронессой, но причем тут Баум и Ангела?

—Да погоди ты перебивать, — Тилль нахмурил брови. — Мы с Бертой встречались после того случая, причем довольно часто. Сам не пойму как это вообще произошло, но я на нее запал. Это словно наркотик. Помешательство.

Он отвел взгляд и стал смотреть в пол, словно там было что-то интересное.

—Ты хочешь сказать мне, что влюблен в нее? — уточнил Круспе.

—Да нет, совсем не это, — Тилль махнул рукой, так и не поднимая глаз. — Причем тут любовь. У нас был просто феерический секс, крышесносный, понимаешь?

—Это я понимаю, но все никак не могу взять в толк, причем тут Баум.

—Ее муж, — Тилль взглянул прямо на Рихарда, — он спонсор предвыборной кампании Баума. И я подозреваю, что именно он и убил твою подругу, когда та пыталась копать против Гордона.

—Так, погоди, — Рихард поднял руки. — Ты это знал с самого начала?

—Нет, — Тилль покачал головой. — Она рассказала после того как мы сходили в тот бордель. Берта попросила о встрече и намекнула, что мы лезем не в свое дело, а если не прекратим, то она будет вынуждена рассказать все мужу.

—А откуда она узнала, что мы там были? — спросил Рихард, но тут же вспомнил, что ему говорил Дарен.

Бордель принадлежал Бауму и конечно его покровители узнали о том позорном случае, когда Рихард пытался выведать у девочек информацию об Ангеле.

—Они там все завязаны. Это клуб курирует сам Баум, и наверное он сказал Вальтеру или Берте о том что мы тогда приходили, — подтвердил его мысли Тилль.

—Я понял, - кивнул Круспе. - Но получается ее муж тоже в курсе?

—Не знаю я, — ответил Тилль, раздраженно. — Но раз мы с тобой живы, то думаю, нет. Она, похоже, хочет все утрясти сама. Ведь, как ты понимаешь, ей огласка ни к чему. Ее муж даже не подозревает о нашем романе. Хотя, благодаря тебе, нет уже никакого романа.

—В каком смысле?

—В самом прямом. Из-за всего этого дерьма мы расстались и больше не будем встречаться, — Тилль тяжело вздохнул. — По крайней мере для того чтобы заниматься сексом.

Рихард умолк, налил себе чаю и выпил. Похоже, он напрасно сердился на Тилля, все его странности в поведении объяснялись довольно просто — у него был роман с замужней дамой, который он пытался скрыть ото всех. А благодаря Рихарду все это чуть не стало достоянием общественности. Теперь и история с телефоном стала понятна, Тилль не хотел, чтобы кто-то выложил в общий доступ разговор Берты и Рихарда в том баре.

—А почему они убили Ангелу? — спросил он чуть погодя.

—Это лишь мое предположение, возможно они никого и не убивали, — Тилль снова взял кружку, и сделал большой глоток. — Просто, когда я заговорил с ней о том убийстве, Берта очень напряглась, и я решил, что она знает, кто и зачем убил. На них работает куча людей, так что вполне возможно, что кто-то из них прикончил Ангелу, когда она влезла в их дела. Но все это мои гипотезы, фактов нет.

—Ясно, но я с тобой согласен, это точно она и ее муж, — Рихард покивал головой. — Ведь она намекнула мне, что если я не стану сотрудничать, меня убьют также, как мою подругу.

—Это ничего не значит, — Тилль допил чай и поднялся.- Она могла просто запугивать тебя.

—А ты куда пошел? — спросил Рихард, когда вокалист бодрым шагом направился к дверям.

—В туалет, Риха, разрешаешь? — ответил Тилль с улыбкой и вышел.

Круспе допил свой чай, прилёг на диван и прикрыл веки. У него было еще много вопросов, которые он намеревался задать, когда Тилль вернется, но усталость взяла свое. Через мгновение он уже сладко спал, и видел на удивление приятные сны, в которых не было никаких убийств, похищений, а лишь музыка, творчество и удовольствие от мирских радостей.

========== Глава восемнадцатая. Герр Лоренц в полицейском участке. ==========

***

—Да не видел я его, он в маске был! — Флаке развел руками и повернулся к Мерхену. Комиссар только пожал плечами.

Они стояли рядом. Прямо перед Лоренцем за стеклом в ряд стояли пятеро молодых и совершенно незнакомых ему парней. Лица у всех были скучающие и отрешенные.

Флаку вызвали на опознание полтора часа назад. В это время он лежал на диване, укрывшись теплым пледом, и думал о том, что ни за что на свете в такую мерзкую промозглую погоду из дому не выйдет. Когда зазвонил мобильный, Кристиан вздрогнул, и некоторое время раздумывал над тем стоит ли брать трубку. В последние дни он ждал только дурных вестей, но на этот раз ошибся. Звонил Мерхен, он был вежлив и любезен. По голосу Флака понял, что у комиссара приподнятое настроение. После приветствия полицейский сразу перешел к делу.

—Грабителя вашего нашли, вроде бы. Вам подъехать нужно, подтвердить.

—Да вы что. И кто он?

—Подъезжайте, сами посмотрите. И вещи нашлись. Кажется, даже он ничего не успел продать.

—Хорошо, я буду скоро.

Неохотно Лоренц поднялся, аккуратно сложил плед, убрал в шкаф. Почему-то он не хотел ехать в участок. Да, конечно, новость о находке его вещей была приятной, но вот встречаться с грабителем лицом к лицу ему совершенно не хотелось. Он перебрал в уме все, что у него пропало, из всех вещей ценность представляла только золотая зажигалка, подаренная ему на день рождение Олливером. Басист привез эту зажигалку из путешествия и говорил, что она приносит удачу, потому что куплена на благодатной земле. «Как же, приносит», подумал Флака и покачал головой. Кроме зажигалки он не досчитался нескольких трусов, любимой футболки с надписью «Обиваем двери кожей… заказчика» (подарка Пауля), в которой он ходил дома, и пижамных штанов в мелкий горошек, тоже самых любимых. Вещи, постиранные и выглаженные, лежали на гладильной доске в комнате, он просто не успел убрать их в шкаф, и преступник унес их все. Зачем, было непонятно. И еще кухонное полотенце, которым грабитель прикрыл лицо. Но о нем Флака уже забыл, полагая, что преступник выбросил его в первую урну.

Нехотя одевшись, Лоренц пошел на стоянку за своей машиной. На улице было сыро и мерзко, по земле стелился туман, он несколько раз наступил в лужу, вымочив ботинки и низ брюк. По дороге с шумом проносились машины, и ему приходилось каждый раз отбегать в сторону, чтобы не быть облитым из лужи. Наконец он добрался до стоянки. Сторож куда-то запропастился. Флака помялся в нерешительности перед шлагбаумом, потом плюнул на все, пригнулся и пролез под ним. Его машина стояла на нулевом этаже. Он спустился вниз по лестнице, вышел на стоянку. Было очень тихо, и Лоренц пугался звука собственных шагов, которые гулким эхом разносились по полупустому помещению. «Еще и машину, поди угнали», подумал он, огибая колонны, поддерживающие свод. Но вопреки его мрачным прогнозам автомобиль стоял на месте. Лоренц забрался внутрь, сразу заблокировал все двери и поехал на улицу. Сторож уже вернулся и, увидев Кристиана, кивнул ему головой. Флака открыл окно со своей стороны.

—Не видел, как вы заходили, — сказал мужчина.

—А вас на месте не было, — сказал клавишник. — Гуляете все где-то.

—А, так я не гуляю. Я ходил, проверял третий этаж. У меня почему-то сработала сигнализация на пульте. Пошел, нет там никого. Это все сырость. Контакты замыкают. На втором этаже ночью такое светопреставление было, все лампы, как начнут мигать, потом прекратилось.

—Так ведь так и до пожара недалеко.

—Ну, до пожара, положим не близко. У нас тут лучшие противопожарные системы стоят. А вот свет отключить может. Вот тогда не поздоровится многим. В темноте машину свою искать не сахар.

—Так надо жаловаться.

—Кому? — не понял сторож.

—Ну не знаю, владельцам.

—А что им жаловаться то, вчера я вызывал электрика, он посмотрел, поковырялся в проводке, сказал, что все нормально.

—Как же это нормально, если совсем не нормально?

—Ему видней.

Лоренц не зная, что на это ответить, решил промолчать, он закрыл окно, тем самым давая понять, что разговор окончен. Сторож нажал на кнопку, и шлагбаум медленно поехал вверх. Не дожидаясь пока он поднимется окончательно, Флака выехал на улицу.

Машин на дорогах было мало, но, тем не менее, Лоренц ехал не спеша. Он включил радио на новостной передаче и рассеянно слушал, что говорят о выборах в Бундестаг. На данный момент лидировала Социал-демократическая партия, хотя вполне возможно, что представители Христианско-демократического союза смогут значительно уменьшить разрыв к воскресенью. Потом диктор зачитала погоду. К середине дня обещали солнечную погоду и резкое потепление. А к концу недели адскую жару. В это не верилось. Сейчас за окнами автомобиля было серо, сыро и слякотно, того и гляди пойдет мелкий затяжной дождь. После прогноза погоды по радио заиграла песня группы Queen. Клавишник сделал погромче, и, перестроившись в правый ряд, поехал быстрее.

В участке его ждал сюрприз. Кабинет комиссара был закрыт на ключ. Флака громко постучался, но никто ему не отвечал.

—Комиссар Мерхен ушел на обед несколько минут назад, — сказал кто-то сзади. Флака повернулся и увидел коренастого рыжего мужчину в какой-то потрепанной и кажется не очень чистой рубашке.

—И когда вернется?

Мужчина пожал плечами.

—Ну, хотя бы примерно?

—Не знаю, может через час, может раньше. Все зависит от того куда он пошел. А что вы хотели?

—Он вызвал меня на опознание, я жертва ограбления. Кристиан Лоренц.

Некоторое время мужчина молча разглядывал его, словно решая, стоит ли верить его словам или нет, а потом повернулся и пошел прочь.

—Постойте, вы куда?

—Идемте за мной, — сказал мужчина, не поворачиваясь.

Он привел Флаку в небольшую комнату с низким потолком. Здесь стояли два стареньких дивана, кресло, невысокий деревянный столик, покрытый клеенчатой скатертью в мелкий горошек. В углу на тумбочке стоял выключенный сейчас телевизор, рядом с ним кофе-машина.

—Можете здесь подождать, я сейчас ему позвоню, напомню о вас. Как вы сказали, вас зовут?

—Кристиан Лоренц.

—Хорошо, герр Лоренц, располагайтесь, можете телевизор посмотреть, если хотите.

—Спасибо. А вы не скажете, как продвигается расследование по делу о убийстве Ангелы Веспе? Тот человек, которого вы задержали, он ведь может имеет к этому отношение.

—Почему вы задали мне этот вопрос? - полицейский нахмурил брови.

—Я слышал что в том деле нет никаких зацепок, и я бы хотел помочь. Мне кажется что в этом деле все не то, чем кажется.

—Я не вправе обсуждать с вами это, - холодно ответил полицейский и вышел из комнаты.

Флака зашел в комнату, некоторое время помялся, а потом сел в кресло. Оно было очень мягким, но продавленным, и сидеть на нем было неудобно.

Прошло минут десять, Флака устал сидеть в одной позе. Он поднялся, подошел к окну, аккуратно отодвинул штору. Окно выходило во двор, и некоторое время клавишник наблюдал игру подростков. Их было четверо: три парня и одна девочка, угловатая, худая, с торчащими лопатками, коротко стриженная в нелепой футболке на пару размеров больше. Подростки с каким-то немым отчаяньем пинали сдутый футбольный мяч. Мяч был весь в грязи, от каждого удара от него во все стороны разлетались брызги, но их это, кажется, не заботило. Это были странные подростки, молчаливые, угрюмые. Они ни на кого не обращали внимания, не поднимали глаз, на проходящих мимо людей, не смеялись, они просто пинали мяч, стоя кружком, словно выполняя какую-то важную работу, пинали и пинали… Кристиан отошел от окна, вид этих ребят пугал его, рождая дурные мысли об их будущем, о будущем его страны. Он вернулся к креслу, присел. В его детстве все было по-другому, проще, легче, веселей. Да и страна другая была, та которой уже не вернуть. Та, где не нужно было выбирать из двадцати сортов мороженого, где такие группы как Feeling B считались панк музыкой, и где для хорошего отдыха было достаточно пары бутылок шнапса.

—Герр Лоренц!

От неожиданности Флака вздрогнул, повернулся на голос. В дверях комнаты стоял, как всегда безупречно одетый, комиссар Мерхен.

—О, вы уже пришли с обеда.

—Да, извините, что не дождался вас, я почему-то решил, что вы приедете позже. Пойдемте, взглянем на задержанного.

Лоренц поднялся и пошел за комиссаром.

Опознание, конечно же, ничего не дало, что было не удивительно. Любой из пяти молодых людей мог оказаться тогда на месте грабителя.

—Ну, ничего, давайте тогда посмотрим на вещи. Он не признается в преступлении, говорит, что все вещи нашел на помойке. Жаль, конечно, что вы его не видели.

—То есть вы не сможете его обвинить?

—Прямых улик нет, — Мерхен вышел в коридор и поманил Флаку рукой. — НО мы это так не оставим, разумеется.

—А как вы нашли его?

—Мать сообщила в полицию. Нашла у сына дорогую зажигалку и сообщила нам. А все остальные вещи мы нашли у него в комнате при обыске.

—Так может это действительно не он.

Мерхен остановился у двери своего кабинета, открыл ее ключом, впустил Лоренца и зашел следом.

—Он, я уверен. Это ваш поклонник. У него вся комната вашими плакатами увешана. И мать его сказала, что парень вполне мог пойти на такое. У него нет алиби, и он в последние недели все время где-то пропадал. Мы в компьютере его копались, — Мерхен сел в кресло, — Так он постоянно на форумах сидит, посвященных вашей группе.

—А зачем ему моя зажигалка и… — Флака замялся. — Вещи ношеные?

—Фетиш, как я понимаю. Выбор вещей конечно странный, но мало ли.

—А где они?

—Вещи? Сейчас принесут. Только на время расследования это улики, так что извините, сейчас мы вам отдать их не сможем.

—Да, ладно, подожду. Мне они вообще не очень и нужны, разве что зажигалка.

Это было неправдой, но Лоренцу не хотелось признаваться этому холеному полицейскому в том, что вытянутые на коленях пижамные брюки, старенькая футболка с глупой надписью и пара трусов, имеют для него хоть какую-нибудь ценность. В душе он уже смирился с их пропажей, и это неожиданное возвращение, особенно в присутствии такого человека как Мерхен было ему неприятным.

—Вы можете их вообще выбросить, — добавил он.

—Да нет герр Лоренц, мы этого делать не станем. Ваше белье, мы вам вернем, а потом распоряжайтесь им как хотите.

Флаке показалось, что Мерхен подавил улыбку.

—Так значит, вы его отпустите и ничего нельзя сделать? А как же хваленое немецкое правосудие? — спросил Лоренц, в надежде хоть чуть-чуть поддеть полицейского, обвинив в некомпетентности. Но тот то ли не заметил издевки в голосе клавишника, то ли привык к этому, потому, что лишь развел руками.

—Я сказал, что мы постараемся что-то сделать. Записи с камер. Ваши соседи. Может кто-то видел его и сможет дать показания. Его сообщения в соцсетях. Обычно такие преступники ищут публичности и хотят похвастаться трофеями. Его телефон и компьютер уже у экспертов. На данный момент подозреваемый задержан, и мы работаем, не волнуйтесь.

—Я вас понял, комиссар, — Флаке тяжело вздохнул. Он был бы и рад воспользоваться советом полицейского и прекратить переживать, но не мог. Такой уж у Лоренца был характер.

Некоторое время они молчали. Флака тихонько постукивал пальцами по столу, Мерхен перекатывал в пальцах тяжелую золоченую ручку. Иногда комиссар поглядывал на наручные часы, и Лоренц почему-то думал, что Мерхен просто хочет продемонстрировать ему дорогую вещь. Флака уже собирался спросить, когда же принесут его вещи, как в дверь постучали.

—Входи, — отозвался Мерхен.

В кабинет вошел уже знакомый Лоренцу рыжий полицейский, как ни странно с пустыми руками.

—А вещи где? — спросил комиссар.

Рыжий загадочно улыбнулся.

—Не поверите, комиссар.

—Томас, ты же знаешь что я не терплю эти игры в шарады, - Мерхен нахмурился.

—Простите, шеф. Подозреваемый пишет признание, — рыжий сел рядом с Лоренцем, даже не обратив на того внимания.

—Это отличная новость, Томас, — Мерхен довольно улыбнулся, посмотрел на Флаку и добавил. — Это ваш грабитель, герр Лоренц.

—Что, простите? — не сразу понял Кристиан.

—Парень, который ограбил вас, во всем сознался, — объяснил тот, кого комиссар называл Томасом.

Он повернул к нему голову и смотрел с выражением легкого презрения, хотя Флаке не мог понять в чем причина этого, ведь они с этим человеком никогда раньше не пересекались и ему не за что было презирать Лоренца.

—Во всем сознался? — эхом повторил Кристиан и перевел взгляд на комиссара.

—Если Томас говорит, то так оно и есть, - Мерхен утвердительно покивал.

—И что это значит? - по удивленному выражению лица комиссара Кристиан понял что задал глупый вопрос, но он так переволновался, что туго соображал и ничего не мог с эти поделать.

—Как что? - воскликнул Томас и Флаке повернул к нему голосу. — Теперь у нас есть веские улики и его личное признание. Дело раскрыто. Неужели вы не рады? Или я чего-то не знаю и вы находились с преступником в сговоре?

Лоренц инстинктивно отшатнулся от полицейского и вскинул руки замахал ими в воздухе.

—Да вы с ума что ли сошли?! Зачем мне это нужно?

—У меня большой опыт работы с медийными личностями, герр Лоренц и не исключаю возможность самопиара. Учтите. если вскроется ваша с ним связь, я лично позабочусь о том, чтобы вам выписали крупный …

—Томас, что ты на пострадавшего набросился? — резко оборвал его Мерхен. —Где сейчас подозреваемый?

—В комнате допросов с Ульрихом, шеф, - ответил тот и бросил холодный взгляд на Флаке. Похоже этот рыжий полицейский невзлюбил его , только Кристиан никак не мог вспомнить чем его обидел.

Комиссар довольно улыбнулся, покивал головой, пристально посмотрел на Лоренца, потом вдруг резко повернулся к Томасу, нахмурился и спросил:

—Во всем сознался?

—Да.

—И как вам удалось?

—Вы же знаете, шеф, мы профессионалы, — Томас замялся.

—Томас! Я хочу услышать четкий ответ , когда задаю вопрос! - Мерхен гневно свел брови на переносице.

—Да , шеф. Конечно.— улыбка на лице полицейского потухла. —Мы использовали хитрость. Намекнули, что есть свидетель. И он раскололся. Похоже парень трусливый попался, на наше счастье.

ЛОренц в первую секунду испытал радость, что все так разрешилось, но почти сразу же понял, что все это не так радужно. Он не был психологом, но понимал - фанат, который пошел на ограбление, довольно опасный тип, к тому же крайне хитрый. Он выяснил где живет Лоренц, пробрался в его дом, похитил вещи, ударил его, притом довольно больно. Все это говорило о нестабильной психике , и ведь все это уже было однажды… Лоренц побледнел и испуганно взглянул на комиссара.

—Ладно, я понял. Возвращайся к работе, — Мерхен махнул рукой коллеге, перевел взгляд на Флаке, и в его взгляде появилась тревога, —Что-то случилось, герр Лоренц? Вы хорошо себя чувствуете?

— Пока нет, - тихо ответил Лоренц, - Но я опасаюсь что этот человек может быть опасен, как в тот раз.

Он сглотнул и умолк.

—О чем это вы таком говорите? - Комиссар переглянулся с коллегой. Кажется он тоже теперь заподозрил Флаке в чем то. Боясь, что все это может плохо кончиться, Лоренц взволновано затараторил:

—Я говорю о том жутком случае в нашем прошлом. Оливере чуть не убили, в Рихарда стреляли, и этот человек, он хотел меня…- Флаке смущенно потупил взгляд.- Хотел меня спасти и я боюсь, что это повторится снова.

—А что заставило вас думать, что это может случиться? - комиссар внимательно смотрел ему прямо в глаза и от этого взгляда становилось не по себе. — Ведь вы уверяли меня что не узнали преступника. Откуда же вам знать, что он задумал?

—Я и не знал, - Флака покивал, поправил сползшие очки и добавил.—Но я могу предположить.

—Герр Лоренц, я уже трижды от вас, и Герра Круспе слышал про тот случай, и честно говоря, мне это порядком надоело. Я понимаю, такое сложно забыть, вы пережили трудные времена, и, наверное получили должную психологическую помощьб, но… - он на мгновение умолк, а потом продолжил довольно резким тоном — Но вам следует быть осторожней в предположениях. Нет ничего, что указывало бы на связь этих преступлений. Из-за ваших нелепых страхов, я потратил несколько часов изучая тот дело, и уверяю вас, связи нет. Воскрешение из мертвых удалось провернуть лишь одному парню, и насколько мне известно, его звали Иисус Христос.

Он чуть улыбнулся собственной шутке.

—Я и не говорю, что он воскрес из мертвых, — Флака ощущал как внутри нарастает раздражение. — Но не стоит отрицать, что в последнее время происходят странные вещи и пока вы не нашли им ни одного разумного объяснения. И я списываю это на ваше отчаянное нежелание прислушиваться к нашему мнению.

—Вы ошибаетесь, герр Лоренц, мы всегда внимательно прорабатываем все версии, — в голосе комиссара появились стальные нотки. — Но повторяю, связи нет. И давайте закончим на этом, у нас еще очень много работы. Томас, проводи нашего гостя до дверей.

Флаке бросил еще один взгляд на комиссара, тяжело вздохнул и поднялся. Наверное он прав, тревожность Флаке и без той истории с маньяком зашкаливала, а после он сделался самым настоящим параноиком.

—Извините комиссар, я не хотел никого обидеть, - сказал он уже у дверей. Но Мерхен даже не удостоил его взглядом.

Уже выйдя из участка Флаке облегченно выдохнул и направился к машине. Кажется его страхи оказались напрасными и он наконец мог расслабиться и прекратить шарахаться от собственной тени. Только вот одно настораживало - этот рыжеволосый полицейский и его неприкрытая враждебность. Похоже Флаке, сам того не ведая, где-то обидел его. Но где и чем? Чуть подумав и так ничего и не придумав, Флаке пожал плечами, сел за руль и отправилсядомой.

========== Глава девятнадцатая. Ридель берется за дело. ==========

***

Он не говорил это никому, но последние ночи Олли совсем не спал. Он не боялся, что Брингер воскрес — нет. Ридель был прагматиком и не верил в чудеса воскрешения. Но, из-за всей этой кутерьмы и расследования Рихарда, в которое его невольно втянули, он потерял покой. Днем это было незаметно. Он жил обычной жизнью: общался с друзьями, занимался музыкой, смотрел старые фильмы, но ночью, когда огромная квартира погружалась в мрачную тишину, Олли, хотя и чувствовал себя усталым и разбитым, не мог сомкнуть глаз. Не помогали даже занятия йогой, успокаивающие чаи привезенные из Тибета, медитации и прочие уловки, которые спасли его рассудок после похищения.

В тот раз он работал с психологом, и это помогало, но сейчас Олли понимал — психолог ему не помощник. Оливер давно все отрефлексировал и ему незачем было ворошить прошлое. В тот раз было чертовски больно, ведь разбирая страхи настоящего его погружали в прошлое. Макали с головой в озера прошлых ошибок, водоемы без дна, подернутые корочкой льда. А он не любил этого, предпочитая оставлять все на дальних полках разума, запыленное и основательно забытое. К тому же Ридель совсем не верил, что психолог поможет, ведь сейчас он не ощущал страха или злобы, нет, он ощущал беспокойство. Именно оно изводило ночами, не позволяя уснуть и отключить работающий мозг.

Загадка, не имеющая к нему прямого отношения, не давала покоя. Ему нужно было что-то сделать, как-то изменить ситуацию, выяснить, кто и почему убил журналистку. Он почему-то был уверен, как только узнает имя убийцы — сможет успокоиться. В этом он понимал Круспе, видимо потому тот и не мог бросить свое расследование, хотя казалось оно делает того несчастным. Но Оливер не надеялся на Рихарда, лидер-гитарист был человеком легко увлекающимся и подверженным влиянию эмоций и вряд ли ему удастся докопаться до истины. Ведь чуть что тот впадал в меланхолию, и требовалась целая уйма времени, чтобы вернуть ему мотивацию. Немного обнадеживало участие во всем Тилля, вокалист всегда подходил к делу основательно, и если он и брался за что-то, то всегда доводил до конца. Но Ридель видел, то чего, кажется, не замечал Круспе — Тилль всеми силами пытается прекратить любое вмешательство группы в расследование. Наверняка для этого у него имелись веские причины. Олли подозревал, что Линдеманн знает многим больше, чем говорит, но спрашивать напрямую не хотел. Он никогда не был настолько близок с Тиллем, и не считал, что имеет право требовать от того откровенности.

В эту ночь он снова лежал без сна, уставившись в потолок. Перед мысленным взором медленно вращались, как на рыночной карусели, мрачные мысли о прошлом, вопросы на которых не было ответа:

«Почему я стал жертвой в разборках сумасшедшего убийцы и Тилля»

«Мог ли я убежать?»

«Не слишком ли рано я сдался в тот раз?»

«Что бы сделал на моем месте другой?»

Вместе с мыслями, волнами накатывало жгучее чувство стыда за собственное похищение. Он знал, что ни в чем не виноват, они разобрали все по крупице с психологом, но не мог управлять этим. Чувства приходили и уходили, а он с буддийским спокойствием монаха, наблюдал за ними чуть отстранёно, фиксируя и стараясь не слишком вовлекаться, пускай это и было невозможно в его положении.

Оливер страшно устал. Тело отяжелело, и перед глазами плясали цветные круги, но сна так и не было. Олли прикрыл веки, надеясь что все же провалится в сон, но вместо сна ему вдруг пришла гениальная идея. Как яркая вспышка в мозгу. Почему он раньше до этого не додумался? Ведь это было так просто и очевидно. Олли вскочил, забыв об усталости, в темноте нашарил шлепанцы и быстрым шагом направился в кабинет.

Окна кабинета выходили на дорогу и проезжавшие внизу машины изредка освещали потолок, создавая причудливые тени. Олли мгновение стоял в дверях, взвешивая все за и против своего плана, а потом машинально щёлкнул выключателем и прошел к своему рабочему столу.

Ридель предпочитал минимализм в интерьере. Вот и в кабинете, оформленном в светлых тонах, не было ничего лишнего. Простой письменный стол с ноутбуком на нем, удобное вращающееся кресло, несколько книжных шкафов, наполненных в соответствии с его литературным вкусом, да пара добротных кожаных кресел у дальней стены. Мягкий ковер цвета молодой травы глушил любые звуки. Ему показалось в кабинете слишком душно. Он приоткрыл окно, уселся за стол, включил ноутбук и в строке поисковика набрал запрос: «Частные детективы Берлина». Пролистав несколько сайтов, Олли открыл верхний ящик стола и достал отрывной блокнот и карандаш. Около получаса он выписывал контакты заинтересовавших его специалистов, а потом выключил компьютер, убрал блокнот в ящик и успокоенный ушел спать.

В этот раз Ридель уснул стоило только голове коснуться подушки и проспал почти до обеда. День выдался пасмурным и туманным, но, несмотря на это он, впервые за последние дни, чувствовал себя прекрасно. Олли сделал свой привычный комплекс упражнений, выпил кофе, съел плотный завтрак и направился в кабинет.

Следующий час он занимался списком. Изучал фамилии, читал отзывы в интернете и наконец, выбрал то, что ему подходило. Олли созвонился с нужным ему человеком и договорился о встрече в ближайшее время.

Детективное агентство находилось в самом центре Берлина неподалеку от Александрплатц. Он оставил машину на стоянке у входа и поднялся на второй этаж старинного пятиэтажного строения с вычурным барельефом на фасаде. В приемной его встретила любезная девушка с высокой прической, предложила кофе и попросила подождать пару минут. Олли не любил ждать. Но чашка отличного кофе скрасила ожидание, сделав его даже приятным. Вскоре его пригласили в кабинет.

Хозяин кабинета — Ганс Циммерман, плотный мужчина в очках и мешковатом пиджаке не по размеру, ничем не походил на успешного частного сыщика, а скорее на бухгалтера. Но энергичное рукопожатие и внимательный взгляд серых глаз, убедили Олли, что он сделал правильный выбор. Дальнейшее только укрепило его уверенность. Циммерман сначала внимательно выслушал его, делая пометки в ежедневнике, а после стал задавать множество вопросов, ответов на многие из которых у Оливера не оказалось. Он совершенно ничего не знал о прошлом журналистки, о том были ли у нее враги помимо предполагаемого подозреваемого (того самого на которого так явно указывал его друг Баум), он никогда не читал ее статей и не догадывался о чем писала Ангела. Оливер Ридель даже никогда встречал ее лично и ничем не мог помочь детективу, как не старался. К концу разговора Олли пришел к мысли, что правильно было бы прийти сюда с Рихардом. Тот наверняка знал намного больше. Он озвучил это детективу и тот согласился с ним.

Они договорились об еще одной встрече на днях, но даже сейчас Циммерман согласился взять дело и пообещал найти убийцу. Но Оливер не торопился подписывать контракт. Он не был скрягой, но выбрасывать деньги на ветер тоже никогда не любил, потому вежливо попрощался с детективом и пообещал позвонить в самое ближайшее время.

Уже вернувшись, домой Олли подумал, что уговорить Рихарда будет не так-то просто и, хотя раньше избегал этого, сейчас решил действовать через Тилля. Возможно, здравомыслящий и не подверженный сменам настроения Линдеманн сможет уговорить Круспе и убедить довериться профессионалам.

Он набрал Тилля, но телефон вокалиста был выключен. На завтра у них всех была назначена встреча в репетиционном зале, и он решил отложить этот разговор до завтра, а пока выкинуть все из головы.

Но это оказалось не так просто. Предвыборная гонка была в самом разгаре и со всех сторон его засыпали тоннами информации о кандидатах, один из которых был, судя по всему причастен к убийству. Ко всему прочему ближе к четырем ему внезапно позвонил Гордон Баум и неожиданно пригласил на обед. Олли согласился, не найдя достойной причины для отказа.

Они с Баумом не были такими уж близкими друзьями, но Олли ценил их общение, ведь Гордон входил в его личный список «полезных людей» и он старался поддерживать с ним максимально дружеские отношения.

Ресторан, который в этот раз выбрал Гордон, был Оливеру незнаком. Небольшое уютное заведение в восточном стиле неподалеку от Бундестага. Олли сразу заметил Баума за столиком в углу. Гордон был одет в светлый летний костюм и выглядел торжественно. Оливер обрадовался, что перед выходом сменил привычную футболку и джинсы, на рубашку с коротким рукавом и классические темные брюки. Гордон тоже увидел Риделя, махнул ему рукой. Оливер подошел к другу и поздоровался.

—Привет, давно ждешь? — сказал он и машинально взглянул на часы. Он не опоздал, Гордону не в чем было его упрекнуть

—Нет, пришел за пять минут до тебя, — Баум кивком указал на стул напротив и добавил.—Я заказал нам марокканский чай с мятой, надеюсь, ты любишь мяту?

—Да, спасибо, выпью с удовольствием, — Олли вежливо улыбнулся и взял протянутое Баумом меню.

Пока Олли выбирал, Гордон молча разглядывал посетителей, но стоило только Риделю закончить и сделать заказ, как выпалил без предисловий:

—С нашей встречи с твоими друзьями прошло уже несколько дней. Я каждый день читаю свежую прессу и жду когда в газетах появился разоблачающая подонка статья, но мне кажется что уже не дождусь этого. Неужели я не смог убедить вас в том, что мой оппонент недостоин власти?

Олли лишь пожал плечами. Он не говорил с Тиллем и Рихардом с той встречи в уличном кафе и понятия не имел, куда завело их расследование. К столику подошел официант. На большом цветастом подносе красовался объемный керамический чайник с синим узором и две низкие пиалы в том же стиле.

Он разлил чай и бесшумно удалился. Баум сверкнул глазами, сделал глоток чая, погладил растрёпанную бороду. Оливер молча наблюдал за другом решая, стоит ли рассказать ему про утреннее посещение детективного агентства. Баум знал Ангелу лично и возможно он смог бы прояснить ситуацию. Но, насколько помнил Олли, знакомство с журналисткой у Гордона было шапочное, к тому же, детектив просил не болтать никому о предстоящем расследовании и Ридель рассудил, что не следует посвящать Баума в свои планы.

—У тебя все нормально? — внезапно спросил Гордон и чуть наклонил голову влево. Его длинные вьющиеся волосы, которые он сегодня не убрал в привычный хвост, упали на лицо и он отбросил их раздраженным жестом.

—Почему ты спрашиваешь? — Оливер сам того не замечая отзеркалил недавний жест Гордона и тоже пригладил бороду.

—У тебя черные круги под глазами, как у старого наркомана, да и выглядишь весьма дерьмово, — ответил Баум, даже не пытаясь быть учтивым.

Оливер уже привык к этой его особенности говорить то, что придёт голову, не пытаясь облечь слова в обертку элементарной вежливости. Он до сих пор не мог понять: это тщательно продуманный образ, или настоящий Гордон Баум и особенности его характера.

—Все хорошо, не волнуйся, — кивнул Олли и отпил чая. — Плохо спал последние ночи, но это пройдет.

—Бессонница, — констатировал Гордон. — Знакомо, только не понимаю, что может тебя тревожить. Ведь это у меня выборы и нервотрепка, а ты то что?

Оливер тяжело вздохнул, отвел взгляд. Ему не хотелось говорить о прошлом. Баум, разумеется, знал о том случае с маньяком и Олли легко бы объяснил ему все, но Ридель так устал от сочувствующих взглядов окружающих, что старался не поднимать эту тему.

—Да так, небольшие разногласия с ребятами, — ответил он и взглянул на Гордона.

Баум не был идиотом. Он наверняка понял, что Олли лжет. Но, судя по всему, в этот раз решил проявить несвойственную ему тактичность и не стал задавать вопросов. Вместо этого Гордон хитро улыбнулся, сверкнув идеально ровными зубами и сказал:

—У меня есть один проверенный способ борьбы с бессонницей.

—И какой же? — Олли не верил, что ему поможет способ Баума, к тому же он уже сам нашел решение, но подыграл другу.

—У нас с тобой много общего, Олли, хотя ты музыкант, а я политик, — начал Баум издалека.- Мы с тобой слишком популярны, чтобы можно было совершать глупости и рисковать своей репутацией. Но я знаю одно прекрасное место, там все по высшему разряду, к тому же полная секретность. Если хочешь я дам тебе рекомендации. Пара сеансов у этих кудесниц массажа и ты будешь спать как младенец.

Олли вежливо улыбнулся в ответ, он понимал, о чем говорит Баум, но не горел желанием посещать жриц любви. Олли был брезглив в таких вопросах и предпочитал любовь настоящую, любви за деньги.

—Так что? Хочешь сходить на массаж? — Баум откуда-то извлек резинку и убрал волосы в небрежный хвост.—Позвонить моим друзьям?

—Не сегодня, у меня полно дел, — покачал головой Оливер. — Но буду знать, к кому обратиться, если вновь не смогу уснуть.

—Я все же предупрежу их о тебе, на всякий случай. Можешь звонить в любое время, заведение работает круглосуточно, — Гордон выудил из кармана пиджака небольшую визитку и положил на центр стола.

Олли взял ее в пальцы, покрутил. На ней был только телефон и больше ничего.

—Спасибо, — Ридель убрал визитку в нагрудный карман рубашки.

—Помогать друзьям мое любимое занятие, — Гордон улыбнулся ему, а потом резко перевел тему на политику. Олли не возражал. Разговоры на нейтральные для него темы, пускай и на повышенных тонах, были лучше всех этих скользких недомолвок и попыток влезть в его личную жизнь без спроса.

Ближе к концу обеда Баум снова вспомнил про своего ненавистного оппонента. Оказалось, что на днях на телевидении состоятся дебаты.

—Было бы намного проще вести с ним диалог, Олли, — сказал он. — Если бы у меня были козыри на руках. Он будет давить на мое происхождение. Это грустно признавать, но в обществе снова витают националистические настроения. Ультраправые закидывают мою почту угрозами. Им страшно даже представить, что к власти в стране придет эмигрант. Я полагаю, они будут поддерживать моего конкурента, даже если узнают, что он самолично убил эту несчастную девочку. Но люди, обычные граждане, они считают по-другому. И если в ближайшее время в прессе появилась бы обличающая статья, с разоблачением одного из кандидатов это могло бы очень мне помочь.

—А ты уверен, что он виновен, Гордон? — аккуратно спросил Олли. — У тебя есть какие-то доказательства?

—У меня нет, — он развел руки в стороны.- Но у твоего друга есть. Как я понимаю там готовый материал и фото с малолетками. Я не понимаю, почему он до сих пор не отдал это в прессу. Зачем была эта встреча пару дней назад, если не затем чтобы все уточнить и принять правильное решение?

—Я точно не знаю мотивов Рихарда, но полагаю, он пока не понимает что правда, а что ложь. Если бы у него было однозначное доказательство вины твоего конкурента, Рихард не стал бы тянуть и давно все сообщил полиции.

—Полиция ничего не сделает. Они никогда не дадут этому огласку. — Баум чуть понизил голос и добавил.- Я подозреваю, что в полиции полно тех, кто разделяет точку зрения правых, потому лучше всего было бы, если бы Рихард отдал все материалы в прессу. Пускай даже в ту самую газету, где работала Ангела. Это было бы разумно, не считаешь? Таким образом, он смог бы снять с себя любую ответственность. Не думаю, что ваш менеджмент придет в восторг, если группу станут трепать в прессе в связи с политическим скандалом.

—Возможно, так и есть, а может напротив это их обрадует. Любое упоминание в прессе это бесплатная реклама, особенно сейчас, перед выходом альбома, — Оливер улыбнулся. — А что касается газеты, тут я не знаю. Только Рихарду решать, что делать с материалом, который ему передала Веспе. Ведь если бы она хотела публикации, тогда могла бы отправить данные своим коллегам, а не Рихарду. По крайней мере, я предполагаю, что именно так и думает сам Круспе, потому пытается разобраться во всем не привлекая посторонних.

—Боже, Олли, ты рассуждаешь как дилетант. Я и сам не понимаю, зачем Ангела втянула во все это вашего гитариста, но раз уж у него оказался такой материал, он просто обязан показать его людям. Только избиратели могут решить что, правда, а что ложь. Я ведь говорил тебе, что этот напыщенный индюк только делает вид, будто хороший парень, а на самом деле он насильник и подонок. И я сейчас говорю о реальном случае, а не каких-то домыслах. Но там ничего не доказать, жертва запугана и никогда не даст показаний, — Баум нахмурил густые брови.- Раз есть реальный компромат, пускай он даже сфабрикован и сделан нелегальным способом, нужно использовать его против подонка. Это справедливо, пойми!

—Я понимаю тебя и твою позицию, — Олли старался подбирать максимально нейтральные слова, чтобы случайно не задеть чувств Баума.- Но как быть с презумпцией невиновности? Возможно, он и изнасиловал ту девочку, я не буду ставить под сомнения твои слова, но что касается убийства, ведь нет ничего, что однозначно указывало бы на его причастность. К тому же, насколько я понимаю, у Рихарда были и другие версии. Наверняка он хочет исключить вероятность…

—И ты туда же, — раздраженно перебил его Гордон.- Я считал ты на моей стороне. Я слышал эти версии и все это полная чуть. Ты ведь не забыл, он посмел обвинять мою дочь — Еву! Это неслыханно!

Как не старался Олли говорить мягко, Гордон все же рассердился.

—Нет, он вовсе не обвинял ее. Ты неправильно понял.

—Я не знаю, что за документы попали им в руки, Олли, но что бы там ни было, имя Евы никогда не должно всплыть, ты меня понимаешь? Иначе я за себя не ручаюсь и не посмотрю что это твой друг. Я засужу его. На меня работают самые лучшие адвокаты, и если Рихард посмеет хоть чем-то задеть Еву, я как цепных псов, натравлю их на него. Лишь одно упоминание Евы и имя Круспе в ближайшие месяцы не сойдёт со страниц желтых изданий, поверь мне. У меня есть, что им предъявить.

—Гордон, о чем ты говоришь? Тебе следует остыть. Рихард не желает никому зла и уж тем более твоей дочери, — разговор принимал весьма неприятный оборот.

Оливер не понимал, о чем таком говорит Баум, и что у него может быть на Рихарда, но ему не нравилось, что тот перешел к угрозам. Ридель подумал, что ему следует в самое ближайшее время прекратить всяческое общение с этим человеком.

—Хорошо, — Баум успокоился так же быстро, как и вышел из себя. — Ты прав, я погорячился и не должен был говорить все это. Забудь все что я сказал. Ева моя дочь, пойми, потому я и вспылил. Я верю что твой друг разумный малый и не станет делать глупостей.

—Я надеюсь так и будет, — кивнул Оливер, подумав про себя что, похоже совсем не знает настоящего Гордона Баума и все это время ему показывают лишь маску.

—А я надеюсь, ты со своей стороны, сможешь повлиять на него и убедить его в том, что Ева тут не при чем.

—Даже не знаю, как я мог бы это сделать, — Олли сдержано улыбнулся.- Гордон, не в моих правилах убеждать людей в том, чего я сам не знаю. Если ты хочешь я могу устроить вам с Круспе еще одну встречу и ты сам попробуешь убедить его.

—Нет, он мне не доверяет, — Гордон покачал головой.— Но доверяет тебе. Неужели тебе так сложно сказать ему, что Ева не имеет к этому никакого отношения?

—Гордон, мы с твоей дочерью даже не знакомы, как я могу что-то говорить о ней, — мягко возразил Ридель.

—Тогда вам нужно с ней встретиться, — безапелляционным тоном заявил Баум. — Я устрою вам встречу в ближайшее время. Тебе будет достаточно одного разговора с Евой чтобы понять — она и мухи не обидит.

Оливер собирался отказаться, но потом вдруг решил, что это отличный шанс узнать как можно больше об Ангеле и помочь детективу с информацией. Конечно, было бы лучше, чтобы сам детектив поговорил с Евой, но допустить такого он, разумеется, не мог. Зная Гордона, Оливер понимал — это вызовет бурю гнева и после такого они станут общаться исключительно в суде и в присутствии армии адвокатов.

—Если это удобно, Гордон, то я был бы рад поговорить с ней лично, — кивнул Ридель.

—Это совсем неудобно, Олли, но раз нет другого выхода, я пойду на этот шаг, — он махнул рукой официанту и жестом показал, что хотел бы получить счет. — А сейчас, я вынужден попрощаться. У меня много дел.

—Конечно, не смею тебя задерживать, — было, похоже, что Баум оскорбился, но Олли решил, что это меньшее из возможных зол.

—Вот и славно, — холодно бросил Гордон и поднялся.

—Погоди, — остановил его Олли.- Так что, насчет Евы, ты позвонишь мне позже? Когда мы сможем поговорить с ней?

—Она сама тебе позвонит в ближайшее время, — Гордон залез в карман пиджака, вынул оттуда купюру в пятьдесят евро и положил на центр стола. — Ждать счета не буду, думаю, этого будет достаточно, если нет, то рассчитаемся после. Всего хорошего Оливер, был рад повидаться.

Он еще раз сердито взглянул на Риделя, а потом резко развернулся и пошёл к выходу. Оливер дождался счета, оплатил его и тоже направился домой. Уже в машине ему перезвонил Линдеманн.

—Привет, видел пропущенный от тебя, что хотел, — спросил Тилль.

—Привет. У меня есть пара вопросов насчет Рихарда и вашего с ним расследования.

—Только не говори, что и ты решил заняться этим, — воскликнул Тилль.- Я всегда считал тебя самым разумным из нас.

Оливер чуть снизил скорость и перестроился в крайний правый ряд. Сзади раздался резкий сигнал клаксона. Похоже, он кого-то подрезал.

—Тилль, я за рулем и мне неудобно сейчас все это объяснять, давай я наберу тебе через двадцать минут, когда буду дома.

—Хорошо, но только лучше бы тебе все это выкинуть из головы, — ответил Тилль недовольным голосом и отключился, даже не попрощавшись.

Ридель отключил телефон и положил в подстаканник. В словах Линдеманна был смысл, Олли и сам был бы рад не лезть во все это, да только вот, уже не мог.

Комментарий к Глава девятнадцатая. Ридель берется за дело.

Друзья, работа немного подвисла, но кажется теперь все хорошо и надеюсь теперь смогу публиковать главы намного чаще. Надеюсь эта новость порадует тех, кто следит за судьбой героев и хочет , как и Олли, выяснить кто же настоящий злодей, а кто невинная овечка.

========== Глава двадцатая. Свежий взгляд. ==========

***

Дома Оливер сварил себе кофе. С дымящейся кружкой и телефоном он направился в кабинет, где удобно расположился в одном из двух мягких кожаных кресел. Отпив глоток крепкого напитка, Ридель набрал Тиллю. Тот ответил почти сразу.

—Ты не передумал? — произнес вокалист вместо приветствия.

—О чем это ты? — уточнил Олли настороженно.

—Совать нос в это дело, — довольно резко ответил Тилль. —Еще один Шерлок выискался.

—Может ты, для начала меня выслушаешь, а потом уже будешь делать выводы, — сказал Олли раздраженно. Он уже пожалел, что вообще позвонил Линдеманну. нужно было действовать напрямую и общаться с Круспе.

—Слушаю, — сказал Тилль и умолк.

Ридель вкратце рассказал ему свою идею с частным сыщиком, при этом умолчав о странном разговоре с Баумом и предстоящей встрече с Евой. Он надеялся, что после рассказа, Тилль сменит тон и поддержит его идею привлечь профессионального сыщика, но получил обратную реакцию. Линдеманн внезапно рассвирепел и начал кричать в трубку, что его уже порядком все это достало, и он не хочет иметь ничего общего ни с полицией, ни с каким-то детективами, а уж тем более лезть в это сам. Олли не стал возражать, сухо попрощался и повесил трубку.

После неприятного разговора с Тиллем звонить Рихарду не хотелось, но он все же пересилил себя и набрал номер лидер-гитариста.

—Привет, Олли, — ответил Рихард. -Тебе тоже Флаке звонил?

—Нет, а что случилось? — встревожено спросил Оливер.

—Так ты ничего не знаешь, — констатировал Рихард и Олли еще больше напрягся.

—Я надеюсь, ты мне все объяснишь, — сказал Олли и приготовился к самому худшему. -С ним все в порядке? Он не пострадал?

—Разве что, его гордость, — по голосу Олли понял, что Рихард улыбается и тоже расслабился. — Флаке был в полиции, нашли того, кто его обокрал. Это сталкер и нам вовсе не следует волноваться.

—Понятно, — Олли машинально кивнул, хотя Рихард и не мог увидеть этот жест. — Ты говоришь мне это потому, что… — он не закончил фразу и умолк.

—Я думал, эта новость тебя успокоит, ведь именно Флаке уверял нас, что тот человек, что ограбил его, связан с… — Рихард чуть запнулся, а потом закончил.— С Брингером.

—Я никогда так не думал, Рихард, — холодно ответил Ридель и сделал еще глоток из чашки. — Я спокоен и не переживаю из-за того, что не может случиться. Фобии и постоянная тревожность это по части Флаке. Я же стараюсь думать о настоящем и проживать жизнь в моменте. Беспокойство о будущем лишь напрасная трата времени.

—Приятно слышать, что ты в порядке, Олли, — сказал Рихард и, судя по звуку, прикурил от зажигалки. — Но если дело не в Флаке, тогда по какому поводу ты позвонил?

—Мне нужно обсудить с тобой кое-что. Ты ведь до сих пор не прекратил расследование и все еще пытаешься выяснить, кто убил твою подругу журналистку?

—Допустим, так и есть, а что? — голос Рихарда стал напряженным.

—На самом деле, я лукавил насчет тревожности, — признался Олли.- В последнее время мне не давала покоя вся эта история, и сегодня ночью я нашел решение. Утром я был у частного сыщика, мне кажется, будет правильно заплатить профессионалу и позволить ему найти убийцу.

—О нет, только не это, — воскликнул Круспе с испугом. — Господи, Олли, это плохая идея и тебе не следовало поступать так, не посоветовавшись со мной. Никто не должен узнать что…

—Что узнать? — Ридель снова напрягся.- Ты что-то знаешь? Выяснил кто за всем этим стоит?

—Не совсем, но кое-что стало проясняться и все это весьма опасно. Тут замешаны серьезные люди. И Олли, прости, но, среди них твой приятель Гордон Баум.

—Ты говоришь о самом Гордоне или о его дочери - Еве? — уточнил Оливер. Он допил кофе и поднялся, чтобы отнести кружку на кухню.

—Его дочь? — переспросил Рихард удивленно.- Нет, она тут, я думаю, не при чем. А почему ты вспомнил о ней, узнал что-то?

—Нет, пока ничего. Но я думаю, что узнаю и довольно скоро. Буквально час назад я виделся Гордоном, за обедом, и он очень активно убеждал меня, что ты должен отнести все наработки Ангелы в прессу. А потом намекнул, что если имя его дочери всплывет в связи с этим делом, он затаскает нас по судам.

Рихард молчал.

—Эй, ты меня слышишь? — Олли поставил грязную кружку в посудомоечную машину и вернулся в кабинет.

—Да, слышу. Все это не телефонный разговор и если у тебя есть время, давай где-то пообедаем.

—Я только что обедал с Баумом, я же тебе говорю.

—Тогда кофе выпьем.

—И кофе я тоже, только что выпил, — ответил Олли, — Но если хочешь, то давай встретимся там, где нам не помешают и обсудим все, что мы знаем. Разумеется, убийство Ангелы Веспе не имеет никакого отношения к тому случаю с Брингером, но по нелепой случайности я все равно оказался втянут в это благодаря моей дружбе с Гордоном.

—Все так и есть, — ответил Рихард. — Как насчет того, чтобы прогуляться по Ботаническому саду? Сегодня пасмурно и не думаю, что там будет многолюдно. Мы сможем спокойно поговорить без лишних свидетелей и заодно насладиться свежим воздухом.

—Буду там, через час, — согласился Ридель.

—Тогда до встречи, и прости, что так вышло. Я и сам уже не рад, что полез в это дело. Тебе все это наверное крайне неприятно, после того что случилось…

—Рихард, обсудим все на месте, — перебил Оливер и положил трубку.

Оливер был на месте ровно через час. Несмотря на пасмурную погоду и тяжелые низкие тучи, которые того гляди грозились пролиться дождем, в Ботаническом саду было полно гуляющих. Круспе опаздывал, о чем сообщил ему по телефону пять минут назад. Это раздражало, как и многое в Рихарде, но Ридель понимал, люди не обязаны соответствовать его ожиданиям, и принимал их такими, какие есть. Кто-то из его бывших подружек сказал, что это мудрость. Сам он себя мудрым не считал, но хотел верить, что ему хватит ума и выдержки, чтобы распутать это дело и не переругаться с группой.

Он решил ждать Круспе внутри. Природа всегда успокаивала и придавала сил. По центральной аллее держась за руки, гуляли влюбленные парочки, молодые матери с колясками, пожилые, но бодрые дамы с палками для скандинавской ходьбы, сбиваясь в небольшие стайки. Чтобы не привлекать ненужного внимания Олли еще дома надел бейсболку, серую футболку и черные штаны в военном стиле. Ему казалось, что так он сможет слиться с толпой и это сработало. Никто даже не смотрел в его сторону. Олли не спеша прогулялся вдоль озера. Воздух, наполненный сладким ароматом цветущих лип воскресил в памяти воспоминания прошлого лета. Он присел прямо на траву на одной из полянок и предался приятным мыслям о тех днях, проведенных со смешливой девчонкой с глазами дикой лани и тонкими пальцами профессиональной пианистки. Жаль, что их роман продлился так недолго. Ему бы сейчас, наверняка было бы легче, если бы дома его ждала любимая женщина, но дом был пуст, как и его сердце, и винить в этом он мог только одного человека. Человека, что давно гнил в могиле. Брингеру удалось сломить его волю, лишь назвав имена тех, кто был ему дорог. Олли не желал больше попадаться в этот капкан. С тех самых пор он старался ни к кому не привязываться и не впускать в свое сердце. Одиночество небольшая плата за уверенность в том, что больше никто никогда не сможет управлять им, как марионеткой.

Круспе появился через полчаса, одетый во все черное, с непременным ярким маникюром, идеально уложенными волосами и в очках-авиаторах на пол-лица. Если он хотел выглядеть незаметно, то план провалился. На них смотрели, и Олли предложил переместиться в оранжерею. Начал накрапывать мелкий дождик, и Рихард с радостью поддержал его идею укрыться от ненастья под высокой стеклянной крышей.

В оранжерее пахло по-особенному: теплый запах земли, перемешивался с острым ароматом цветов и растений. Внезапно начавшийся дождь загнал сюда многих посетителей и, отражаясь от высокой стеклянной крыши, их голоса эхом разлетались по всему помещению, создавая неприятный шум, от которого хотелось где-то укрыться. Ридель подумал было вернуться на улицу, но дождь довольно быстро перешел в сильный ливень. Олли слышал мерный гул, с которым тяжелые крупные капли обрушивались на крышу оранжереи.

—Черт, настоящий ливень, — Рихард недовольно скривил лицо и снял очки.

—У тебя есть зонт?

—Откуда? — Круспе развел руки в стороны, — Ты же видишь, у меня вообще с собой ничего нет кроме бумажника, сигарет и ключей от машины. — Он опустил руки и похлопал себя по карманам. — А у тебя есть?

—Нет, даже не подумал об этом, — Олли пожал плечами.

—А в рюкзаке что? — Круспе кивнул на объемный рюкзак, висящий на одном плече Риделя.

—Толстовка и вода, — ответил Оливер.— Хочешь пить?

—Нет, спасибо. А зачем тебе толстовка в такую жару?

—Она там всегда, — отмахнулся Олли, чуть помолчал и добавил.—Придётся нам сидеть тут, пока дождь не закончится. Предлагаю потратить время с пользой, ты хотел мне что-то рассказать про Гордона, не так ли?

—Пошли наверх, — Круспе указал рукой на лестницу, ведущую на верхний ярус. — Там можно присесть, к тому же народу чуть меньше.

Олли молча согласился и последовал за Рихардом. Наверху почти не было посетителей. Музыканты уселись на небольшой каменный выступ, сразу под жесткой кроной из перистых листьев пальмы, с названием Brahea armata (Олли прочел название на установленной тут же табличке). Рихард осторожно огляделся по сторонам и, убедившись, что их никто не подслушивает, преступил к рассказу.

Когда он закончил дождь все еще барабанил по куполу крыши, но уже не так сильно как вначале. Они могли бы смело отправляться назад, не боясь промокнуть до нитки, но Олли даже не подумал об этом, его мозг был занят совсем другим. Рассказ Рихарда добавил новых деталей в головоломку, но не приблизил его к разгадке ни на шаг.

—Так что, если ты не хочешь проблем, то лучше брось это все, Олли, — закончил Рихард и, сцепив пальцы, сладко потянулся.

—Ты считаешь, что Ангелу убил Баум? — уточнил Оливер.

— Баум, — согласился Круспе.— или эта Берта и ее муж аристократ. Но как бы то ни было, я уже не хочу ввязываться во все это. Думаю уничтожить все записи и фото, хотя все еще побаиваюсь тех отморозков, что похитили меня. Не уверен, что словам Берты можно доверять. Она обещала помочь, но кто ее знает. К тому же может это они убили Ангелу. Как знать.

—Постой, ты сваливаешь все в одну кучу, но даже не пытаешься разобраться в происходящем, — раздраженно сказал Ридель.

—Еще как пытаюсь, но как видишь, мои попытки все только усложняют. — Круспе нервно огляделся по сторонам и добавил.—Курить хочу, пойдем на улицу?

—Там дождь, — возразил Олли, — Потерпи немного, давай лучше постараемся разложить все по полочкам и понять, кому из всех этих людей было выгодно убить Ангелу.

—Бауму, — тут же отозвался Рихард. — Она совала нос куда не следует, возможно, даже выяснила что этот бордель принадлежит ему. И то, что он так на тебя давит, говорит в пользу этой версии.

—Ты считаешь, он лично сделал это? — Олли пока не видел во всем этом смысла. — Сам посуди, Баум политик, на него работают талантливые юристы, он связан по рукам и ногам буквой закона. Стал бы он так рисковать и убивать журналистку? Неужели у него не было иных методов. Ведь в сущности фотографии получены в его частных владениях незаконным способом, и он мог бы подать на Ангелу в суд. Да и какой у него мотив? Он ведь сам хочет публикации.

—Не знаю, — Рихард задумчиво смотрел в сторону.- Сам не понимаю. Если это не он, а люди Берты? Решили, что Ангела может помешать карьере Баума?

—Мотив? — повторил Оливер.- Ты все время забываешь главное, в чем выгода? Если эта Берта и её муж такие влиятельные люди, как говорит Тилль, тогда у них есть куча других методов воздействия на человека и им незачем убивать. Как ее убили?

—Забили до смерти, кажется камнем, — ответил Рихард и передернул плечами, как от холода. — Все лицо превратили в кровавое месиво.

—Это очень личное, не находишь? Даже если предположить что Берта и ее муж решили убрать Ангелу, думаешь, они бы сделали все так грязно? Как убивают политиков? — Олли выдержал небольшую паузу, дождался, пока Рихард посмотрит на него и продолжил.- Выстрел снайпера в голову, или взрыв бомбы в машине. Способ убийства Ангелы указывает на личный мотив. Настоящую ненависть. Ее хотели обезобразить. К тому же, судя по всему, убийца действовал в порыве гнева и не подготовился. Камень так себе орудие убийства, но видимо первое, что попалось под руку.

—Логично, — Круспе кивнул.- Я совсем не подумал об этом. Считаешь, Баум не стал бы марать руки?

—Разумеется, нет! Он чистюля, педант. Ходит в светлых костюмах известных дизайнеров. Убийца должен был весь вымазаться в крови жертвы, я даже не могу себе представить Гордона, который камнем убивает женщину. Это сюр какой-то.

—Но он вспыльчив, я помню, как он раскричался, когда я упомянул Еву.

—Верно, но только вот я не верю, что он не контролирует все это, — Олли закусил губу и задумался, прокручивая в памяти свои прошлые встречи с политиком. Он и правда, часто выходил из себя по мелочам, но так же быстро брал ситуацию под контроль. Ридель все больше склонялся к тому, что это тщательно отрепетированная роль, а вовсе не истинное его лицо.

—Ну хорошо, а что мы знаем о его конкуренте? Может это рук дело?

—Опять способ убийства не годится, — возразил Олли. — К тому же, второй парень, как я понимаю, даже не догадывается о том, что эти фото существуют, иначе давно бы на тебя вышел.

—А может нацисты работали на него? Они могли мне и соврать. И как они узнали про диск?

—Может, но маловероятно, — Оливер отрицательно покачал головой.— Это опять грязь и нежелательные связи. Кто станет перед выборами ввязываться в такие истории? Он бы попытался купить их у тебя или нанять вора и выкрасть. Нет, Рихард. Конкурент Баума даже не знает о них, точно тебе говорю. Его можно смело списать со счетов, вместе с версиями Флаке о подражателе. Это все чушь и не выдерживает никакой критики. А что касается твоего вопроса, пока не знаю, как они прознали про диск. Это еще одна загадка без ответа. Возможно она даст нам подсказку, но я очень сомневаюсь что эти националисты могли убить Ангелу, им это не нужно. Она же немкой была, к тому же делала то, что они пытаются заставить сделать тебя - собирала компромат на бордель Баума.

—Ну, хорошо, а что тогда остается?

—А вот это самое интересное, — Олли провел рукой по бороде, приглаживая ее. — Давай мыслить логически, с мотивов. Почему ее убили? Нужен был диск или что-то другое? Пытались закрыть ей рот? А может, мы вообще ищем не там и ее убили из ревности или из-за денег. Кто-то близкий. Бывший любовник или…

По ближней к ним лестнице поднялась пожилая пара и Олли умолк. Женщина стала разглядывать таблички с названиями растений, а мужчина со скучающим видом стоял рядом и искоса поглядывал на музыкантов. Рихард уставился прямо на мужчину и не отводил от него недовольного взгляда, пока тот не позвал свою спутницу и не ретировался.

—Я был уверен, что диск, но теперь начал сомневаться, — сказал Круспе, когда пара спустилась по лестнице. — Если предположить, что это что-то личное, тогда диск может быть тут не при чем. Но только вот письмо Ангелы, ее посмертная записка. Она ведь знала что умрет, иначе зачем отдала мне все эти фото, да еще таким хитрым способом. Неужели все это время она знала, что ее убьют и при этом даже не пыталась спасти свою жизнь?

—Вот теперь, ты мыслишь правильно, — сказал Олли. — В этом деле много того, что невозможно объяснить. Как пазл, где не хватает деталей, и если ты хочешь сложить его, то нужно найти недостающее.

—И как это сделать? Ангела мертва и ничего нам не скажет.

—Да, она мертва, ты прав. Но ведь все эти недели с момента, когда она подарила тебе картину с диском в ней, и до ее гибели, она с кем-то общалась. У нее были друзья, близкие, коллеги.

—Хочешь поговорить с ними? — Рихард покивал.- Но я почти не знал ее друзей.

—Да, потому-то так важно встретиться с дочерью Баума. Она работала с Ангелой, была ее стажеркой и наверняка знает, с кем та общалась последние недели до смерти. И еще эта девочка, с которой Тилль говорил. Она могла бы нам помочь.

—Девочка?

—Администратор, сменщица Ангелы, — объяснил Олли.— Ты говорил, она рассказала Тиллю много интересного, пока он ждал тебя.

—Ты про Нарину? — догадался Круспе. — Нет, у нее нам ничего не узнать, нас больше в тот клуб не пустят.

—Ну, это вас, — Ридель хитро улыбнулся.- А я могу сходить, к тому же Гордон так активно меня приглашал. А еще, я почти наверняка уверен, что у Тилля есть ее телефон.

—Ты так думаешь? — Круспе посмотрел на него с сомнением, а потом согласно кивнул.- А ведь ты прав. Олли. Он на нее запал, и она, кажется, отвечала ему взаимностью. Я поговорю с ним об этом.

—Да, попробуй выведать у него телефон этой девушки. Только не говори зачем, сделай вид, что хочешь позвать ее на свидание.

—Думаешь это правильно, лгать ему?

—А ты уверен, что он не разболтает все своей Берте? Ты же сам сказал, что это он привез ее в тот бар.

—Я не уверен в этом, но подозревал, что так и было. Хорошо, давай будем действовать тайком от всех. Только ты и я.

Олли хотел ответить Рихарду что это самое верное решение, но в этот момент зазвонил его телефон в рюкзаке.

—Извини, я на минуту, — сказал он и, вынув телефон взглянул на экран. Номер был незнакомый. Олли нажал на клавишу приема вызова и, поднявшись, отошел от Круспе.

—Алло, — сказал он.

—Оливер Ридель? — произнёс приятный женский голос на том конце.

—Да, это я, — согласился он.

—Добрый вечер. Меня зовут Ева и мой отец, Гордон Баум дал мне ваш номер.

—О, я понял. Здравствуйте. Да все верно, мы сегодня общались с ним за обедом…

—Он сказал, вы хотите со мной встретиться и поговорить, но ума не приложу, зачем вам это, — перебила его Ева.—Это связано с книгой? Вы редактор?

—Нет, книга тут не при чем. Я музыкант, а не редактор, играю в группе, — ответил Олли. — Это связано с Ангелой Веспе.

—Ох, — выдохнула Ева и умолкла.

—Мы можем встретиться с вами и обсудить кое-что?

—Так вы тот самый парень? — спросила Ева.

—Тот самый? О чем это вы?

—Она была влюблена в гитариста известной группы, насколько я знаю.

—Группа та же, но я другой гитарист, — ответил Олли. — Вы хорошо знали Ангелу?

—Мы не были подругами, если речь об этом. Общались по работе довольно плотно. Но ее методы работы, я не одобряла все это и мы часто спорили.

—Что вы имеете в виду? — насторожился Олли.

—Она нарушала закон, — сказала Ева, — Но вы правы, нам лучше не обсуждать это по телефону. Если вам удобно, то приходите, завтрапосле двух в редакцию, и мы сможем поговорить.

—Хорошо, я приду завтра. Спасибо что согласились поговорить.

—Я рада помочь. Смерть Ангелы такой удар для всех нас, она была прекрасным человеком, и я скорблю о ней, хотя мы и не были близки, — она чуть помолчала, тяжело вздохнула и попрощалась.

Ридель вернулся к Круспе. Тот так и сидел под раскидистой пальмой и что-то читал с экрана смартфона, но стоило Олли подойти поближе, как сразу вскинул голову и спросил:

—Может, пойдем уже на улицу, дождь почти кончился, а я так хочу курить, что мне уже плохо?

—Да, пошли, — Олли убрал телефон в рюкзак, плотно закрыл молнию и пошел к выходу.

На улице начало смеркаться. Влажный воздух пах дождем. Они остановились у большой напольной урны. Круспе вынул сигареты и зажигалку из кармана брюк прикурил и с наслаждением глубоко затянулся. Теперь к свежему аромату прохладного вечера примешивался горьковатый запах табака. Олли стало зябко и он, вынув толстовку, натянул ее через голову, предварительно сняв бейсболку и небрежно бросив на дно рюкзака.

—Я сейчас разговаривал с Евой, — сказал он и посмотрел на Круспе.- Завтра поеду в редакцию, и мы поговорим с ней лично.

—Думаешь, она что-то знает? Ведь они с Ангелой, судя по всему, не ладили.

—С чего ты взял? — снова стало накрапывать, и Олли накинул капюшон.

—Так это было на диске. Ангела сказала, что Ева ее бесит и что она требовала познакомить меня с ней.

—Ангела так написала? — Олли нахмурился. — Требовала от кого? От Ангелы?

—Ну да, я так понял. Я вроде как нравлюсь Еве, и она хотел со мной встретиться. А Ангела сердилась, и называла Еву нахалкой.

—Ева даже имени твоего не знает, Рихард. Как она могла просить о таком свою прямую начальницу?

—Этого не может быть, она точно меня знает, — Круспе выпустил дым и покачал головой. — Там ясно сказано, что Ева требовала встречи. Я решил что она наша фанатка, или что-то в этом духе.

—Это чушь какая-то. Нелепица.. Она знала о тебе и том, что Ангела была влюблена в гитариста известной группы, но это все. Ни названия группы, ни имени. Ее точно нельзя назвать нашей фанаткой.

—Значит, она соврала тебе. Я как знал, что с этой Евой не все так просто, иначе, зачем бы Бауму так ее защищать, — Круспе затушил сигарету в пепельнице и, махнув рукой в сторону выхода сказал. — Поехали ко мне, я покажу тебе все, что было на диске.

Олли мгновение раздумывал над предложением Рихарда, а потом согласно кивнул. Увидеть диск своими глазами было отнюдь не лишним, возможно Рихард что-то упустил, или сам Олли чего-то не понимает.

Уже у выхода Олли пришла в голову еще одна идея, и он сразу же озвучил ее Рихарду:

—Поехали завтра со мной, посмотрим, как среагирует Ева на тебя. Если она действительно влюблена, то не сможет это скрыть, а если нет, то будет ясно, что Ангела выдумала эту историю.

—Отличная идея, — согласился Рихард. — Мне следовало с самого начала обратиться к тебе со всем этим, а не к Тиллю. Ты рассуждаешь как опытный полицейский, Олли.

—Это звучит как оскорбление, — улыбнулся Ридель в ответ.

Они покинули Ботанический сад и каждый на своей машина направились к Круспе. Рихард проводил Олли в кабинет. Около часа Ридель изучал диск, и перечитывал все документы на нем, надеясь, что эта информация поможет понять что-то, но кажется, стало только хуже. В комнату заглянул Рихард.

—Хочешь чая или кофе? — предложил он.

—Да, если можно. Зеленый чай.

Рихард кивнул и скрылся за дверью. Олли еще раз пробежал глазами все документы. В них не было никакого смысла. Они не представляли ценности ни для кого, кроме конкурента Баума, и он не мог взять в толк, зачем известной журналистке, неглупой женщине, вручать их Круспе. Лидер-гитарист Rammstein был самым нелепым выбором из возможных. Почему она не отправила их в газету, своим друзьям и коллегам? Почему не опубликовала в социальных сетях с отсрочкой по времени? Почему не передала это в полицию, если догадывалась, что ее убьют? Слишком много вопросов и ни одной приличной версии.

—Что-то не складывается, — сказал он Рихарду, когда тот вошел в комнату с кружкой в руках.

—Что именно? — Круспе поставил чай на столик и жестом пригласил Олли перебраться на кожаный диван.

Оли встал из-за стола и, подойдя к Рихарду, остановился напротив.

—Все не так, — сказал он.

—Сядь, — Круспе опустился в кресло напротив. — Что значит — не так?

—Не знаю, как тебе объяснить, — Оливер, наконец, уселся, взял чашку и сделал осторожный глоток. — Какой вкусный чай.

—Спасибо, я старался, — сдержанно поблагодарил Рихард и добавил.- И все же, попробуй объяснить.

—Ты сам сказал, что если она знала о готовящемся на нее покушении, тогда должна была что-то предпринять, правильно? — Рихард кивнул в ответ и Олли продолжил.- И что она делает? Прячет довольно банальную информацию на диске, приклеивает ее к картине и дарит тебе? И чем это ей поможет?

—Возможно, она хотела подстраховаться, — предположил Рихард.

—Правильно, тогда это копии, а оригиналы хранятся где-то еще. Или на ее компьютерах или на серверах, на облачных хранилищах, или у кого-то кому она доверяет. Но за это время никто не проявился, не связался ни с полицией, ни с прессой.

—Не понимаю, к чему ты клонишь, Олли, — Рихард внимательно смотрел на него чуть исподлобья.

—Она ведь не была глупой, но совершила самый нелогичный поступок из возможных. Фактически, поставила все деньги на одно число. Так никто не поступает. Разве что герои шпионских романов нашего детства. Ведь ты мог просто выбросить ее подарок или кому-то отдать его. Никаких гарантий ни для кого. Зачем было так рисковать? Ты уж меня прости, Рихард, но ты у нас не образец чести и морали. С чего она настолько тебе доверяла, вы же даже не спали?

—Я думал об этом, и мне это тоже показалось весьма странным, — согласился Рихард.- Но она, судя по письму, была влюблена и возможно решила, что я для нее самый близкий человек. Ты же знаешь, любовь делает нас глупцами.

—Не сходится, Рихард, вообще ничего не сходится. Нет во всем этом никакой логики, а должна быть, — Олли залпом допил чай, поставил пустую кружку на стол и поднялся.- Я поеду домой и подумаю по дороге, может какие идеи появятся. А если нет, то завтрашний разговор с Евой надеюсь, расставит все на свои места.

Рихард проводил его до дверей.

—Увидимся утром, — сказал он.

—Почему утром? Встреча в два, — удивился Ридель.

—Мы же утром в студии, — напомнил Круспе. — Работаем, помнишь?

—Точно, совсем из головы вылетело, — Олли кивнул.- Значит, из студии и поедем. До завтра, — он вышел за дверь и направился к лифтам.

—Пока, — бросил вслед Рихард и закрыл дверь.

По дороге домой Ридель думал обо всем что узнал от Круспе, но так и не нашел ни одного объяснения. Дома он сделал вечерний комплекс упражнений на растяжку, медитацию, выпил еще чашку чая и лег спать, опасаясь, что снова промучается бессонницей до утра. Но опасения оказались напрасными, он провалился в глубокий сон стоило лишь закрыть глаза и не просыпался до самого утра, пока не зазвонил будильник.

========== Глава двадцать первая. Отцовские чувства. ==========

***

Наутро была назначена встреча группы в студии, но Тилль не горел желанием идти туда, рассудив, что снова напрасно потратит время. Работа не шла. Из-за убийства журналистки все, кроме разве что Пауля, сходили с ума. Да и сам Тилль чувствовал себя не лучшим образом. Что бы он ни говорил Рихарду, но внезапный разрыв с баронессой больно ударил по его самолюбию. Он не хотел признаваться в этом даже себе, но отношения с этой роскошной женщиной с умопомрачительной фигурой и надменной улыбкой, значили для него многим больше чем обычная интрижка. Берта, как она сама себя теперь называла, сводила его с ума. Она умудрялась удивлять там, где он был уверен, удивить его уже нельзя — в постели. А еще, где-то в глубине души, Тилль, несмотря на почтенный возраст и огромный опыт отношений, все еще оставался ранимым мальчиком, боящимся отказов, и сейчас изнывал от жгучей обиды. Он знал лишь три лекарства помогающие при любовной хандре: алкоголь, блюз и творчество. Вчера он выбрал первые два. Пошел в бар, где играли блюз и напился до беспамятства. Сейчас на часах было начало десятого, а Линдеманн еще лежал в кровати и мучился от похмелья, хотя должен был уже час как быть в студии вместе с группой.

Где-то в углу просторной спальни, оформленной в пастельных тонах, раздался приглушенный звонок телефона. Тилль приподнялся на подушке и поискал глазами источник звука, но не увидел его. Он тяжело поднялся, помогая себе руками, спустил ноги на пол и начал поиски. Казалось, звук раздается из-за кресла, но Тилль понятия не имел, каким невероятным образом его телефон мог оказаться в таком неподходящем месте. Хотя если учесть, что он вообще не помнил, как вчера добрался до дома, то удивляться тут было нечему. Телефон умолк. Тилль мгновение стоял напротив кресла и смотрел на него непонимающим взглядом, а потом отодвинул его в сторону и обнаружил на полу за ним собственные брюки.

Гаджет нашелся в кармане. Линдеманн поставил кресло на место, взял телефон, и вернулся с ним в постель. Тилль был уверен, что звонил кто-то из группы, ведь он опоздал на студию, и наверняка его будут разыскивать, но к его удивлению определившийся номер оказался незнакомым.

У Тилля не было привычки, раздавать свой личный мобильник кому попало, но, несмотря на это порой ему звонили восторженные поклонники, свято верящие в то, что он непременно должен с ними поговорить. Вот, похоже, и сейчас очередной навязчивый сталкер каким-то образом выяснил его телефон и решил пообщаться со звездой.

Популярность приносила высокие гонорары, но, кроме них, довольно много проблем с психически неуравновешенными людьми, жаждущими близкого общения. Он с содроганием вспоминал ту историю с Брингером. Ведь этот жестокий убийца тоже был их поклонником, перешедшим черту. После того случая их менеджмент нанял консультанта по безопасности. Профессионального психолога, который разбирал каждый случай навязчивого преследования и выдавал заключение — насколько сталкер опасен, но к радости группы, действительно опасных парней больше не было. Тилль подумал, а не позвонить ли этому мрачному мужчине и не обсудить ли с ним расследование Рихарда, но почти сразу отбросил эту мысль. Он не мог так рисковать, ведь в конечном итоге это может привести к баронессе, а Линдеманн не мог такого допустить. Он не знал наверняка, виновна ли Берта и ее муж, но не исключал такой вероятности. Сейчас Тилль хотел только одного — замять это дело и убедить группу прекратиться любые расследования. Потому-то он так разозлился вчера, когда ему позвонил Ридель и сказал что собирается нанять частного сыщика. Конечно, ему не стоило так кричать на басиста, но нервы не выдержали, и Тилль сорвался. Пожалуй, стоит, позвонить Олли и извинится за резкость. А еще лучше сделать это лично. В последнее время отношения в коллективе были весьма натянутые, и ему вовсе не следовало усугублять положение.

Тилль еще некоторое время раздумывал над этим, а потом решил отправиться в студию. У него накопилось много хороших текстов. Возможно обсуждение рабочих моментов позволит им снова вернуться в нормальное состояние и забыть все эти глупости с расследованием. Тилль сел и хотел уже положить телефон на тумбочку, когда тот снова зазвонил.

Тот же номер. Тилль мгновение раздумывал, а потом решил ответить.

—Слушаю, — сказал он в трубку.

—Тилль? — женский голос, незнакомый. Судя по интонации, девушка волнуется, значит, он был прав в своих догадках, и это очередная фанатка, раздобывшая его номер.

—Да, кто это? — он старался говорить максимально строго.

—Это Нарина, помнишь меня?

Тилль нахмурился. Конечно, он помнил эту девушку с экзотической внешностью и бархатной кожей цвета кофе с молоком. Она понравилась ему с первого взгляда. В ней было что-то особенное, какая-то непорочность, и конечно он не мог не обратить на нее внимания. Тилль с легкостью дал ей свой номер, когда она попросила, но только вот он не думал, что она позвонит.

—Помню, конечно, — он смягчил тон.- Как у тебя дела? Нашли тебе сменщицу?

—Спасибо, все хорошо. Да, сегодня наконец-то вышла новая девушка и меня отпустили домой.

—Рад это слышать, — ответил он и умолк, не зная о чем говорить с ней.

—Я позвонила, чтобы принести тебе извинения, — сказала Нарина.

—Извинения? — удивился Линдеманн.— Но, за что тебе извиняться?

—Тилль, мне очень неловко, что вас выгнали так грубо. Такое обращение недопустимо с клиентами вашего уровня и я бы хотела принести официальные извинения от лица своего руководства, — ее голос звучал слабо, и Тиллю казалось, что эти слова даются ей с большим трудом. — Вышло страшное недоразумение, Тилль. Это ошибка, нам не следовало…

—Хватит уже, — перебил ее Линдеманн.- Я понял, что руководство сожалеет, но не понял, почему этот звонок поручили тебе? Я бы предпочел говорить непосредственно с твоим начальством.

Тилль понимал, Гордон Баум никогда бы лично не позвонил ему, но ведь у него наверняка были помощники помимо скромной девушки эмигрантки. Похоже, она была единственной, кто не смог ему отказать.

—Прости меня, я не знаю почему, — голос Нарины дрогнул, и Тиллю показалось, что она с трудом сдерживает слезы.

—Ну, все, Нарина, хватит переживать из-за этого. Скажи своему начальству, что я принял извинения и вполне доволен вашим сервисом.

—И ты придешь еще? — спросила она осторожно.

—Да, непременно приду, — подтвердил Тилль.

—Я буду рада увидеть тебя, — неожиданно сказала она, и он на секунду опешил.

—Мне приятно это слышать, — ответил он и добавил.— Твоему руководству стоит ценить тебя особенно, ведь ты так переживаешь за бизнес, словно он принадлежит тебе.

—Бизнес тут не при чем, — тихо произнесла Нарина.— Это личное.

—Хм, тогда не понимаю, почему мы должны встречаться на твоей работе, если ты хочешь…— он умолк раздумывая, правильно ли делает, приглашая ее, но Нарина уже домыслила за него.

—Очень хочу, но не знала, как предложить, чтобы не показаться навязчивой, — воскликнула она радостно.

—Как насчет, выпить кофе и поболтать? — закончил фразу Тилль, рассудив, что одна чашка кофе ни к чему его не обяжет.

—Я буду счастлива принять это предложение.

—Хорошо, давай сегодня часа в три. Тебе будет удобно?

Она согласилась, и Тилль назначил встречу в небольшой кофейне неподалеку от студии. Там было по-домашнему уютно, к тому же пекли вкуснейшую сдобу, а он всегда испытывал слабость к свежей выпечке.

Уже положив трубку Линдеманн подумал, что напрасно пригласил ее. Нарина произвела на него впечатление наивной девушки, верящей в светлую любовь до гроба, что было удивительно, учитывая род ее деятельности. И ему совершенно не хотелось разбить ей сердце. Судя по ее смущению и реакции на его приглашение, она относилась к их встрече намного серьезнее, чем того предполагали обстоятельства. Но отменять встречу, было бы некрасиво, и Тилль решил — выпьет с ней кофе, поболтает о пустяках, а на будущее станет осторожнее.

Он приехал на студию в мрачном настроении, но уже через час ощущал себя почти счастливым. Возможно, почувствовав его настрой, ребята ни словом, ни упомянули о деле Веспе и жаркие споры, разгоравшиеся в этот день, были связаны исключительно с музыкой. Даже Рихард и тот вел себя так, словно не было их последнего разговора, в котором он вынудил Тилля рассказать об его отношениях с баронессой. За два часа работы они смогли добиться больших результатов, чем за последнюю неделю и это не могло не радовать. Кажется, даже Флаке и тот был на подъеме: много шутил и вел себя весьма нетипично для вечно тревожного ипохондрика.

В половину второго решили закончить, хотя Тилль готов был поработать еще, но Оливер должен был ехать на какую-то срочную деловую встречу, а после его ухода все стали расходиться. Линдеманн думал, что Рихард захочет поговорить наедине, но к его удивлению Круспе ушел сразу за басистом, уже в дверях бросив на Линдеманна короткий напряженный взгляд. Тилль не протестовал, если Круспе решил закончить свое расследование, то он был только этому рад.

Тилль остался в студии. Возвращаться домой не хотелось. До встречи в Нариной оставалось еще много времени, и ехать в кофейню было еще рановато. Он взял блокнот, ручку и записал несколько хороших рифм, пришедших в голову по дороге сюда. Кажется, из этого могла выйти чудесная песня для его сольного проекта. Как и всегда, когда он погружался в творчество, время пролетало незаметно. Он опомнился, когда на больших часах, висящих над входом, было без десяти три.

—Черт, — выругался Тилль, быстро собрался и направился к машине.

В Берлин снова пришла жара: солнце палило нещадно, над асфальтом стояло марево. Тилль на ходу снял ветровку, оставшись в одной черной футболке, забрался в машину, открыл все окна, чтобы выпустить раскаленный застоявшийся воздух и направился на место встречи. Он приехал ровно в три, но не смог найти свободное место на парковке рядом со входом, и потому в кофейне появился лишь в десять минут четвертого. Из-за собственного опоздания настроение испортилось.

Нарина была уже внутри, он заметил ее сразу, как только вошел. Для встречи с ним она выбрала светлое тонкое платье на узких бретельках, которое открывало взору длинные стройные ноги и подчеркивало высокую грудь красивой округлой формы. Линдеманн помахал ей рукой и подошел ближе. Ткань платья была слишком тонкой, и Тилль не мог не обратить внимания на то, что Нарина не носит бюстгальтер. Эти напряженные бугорки сосков взволновали его, и он против воли начал фантазировать о том, как она выглядела бы совсем без одежды.

Девушка кажется, заметила его взгляд и смущенно опустила глаза. Тилль взял себя в руки и спросил бодрым голосом:

—Взять тебе кофе?

—Да, спасибо, — она посмотрела на него снизу вверх и кивнула.

Наверное, не будь она темнокожей, он бы сейчас видел красные пятна стыда на ее щеках. Господи, она же совсем ребенок. Как он не заметил этого в прошлый раз. Сколько ей? Двадцать? Двадцать пять? Хорошо если так, а то может и того меньше.

—Латте? Эспрессо? — уточнил он. — Может пирожное?

—Латте на кокосовом молоке и шоколадный кекс, — сказала она уже без тени смущения, а потом добавила с улыбкой.— Если это не сложно, конечно.

—Без проблем, — кивнул Тилль и пошел делать заказ.

Себе он взял двойной эспрессо и пару слоек с фруктовой начинкой. Похмелье проходило, и к нему возвращался аппетит. «От похмелья отлично помогает секс», подумал он, и сердце сжалось от тоски по Берте и их горячим встречам.

Он вернулся за столик все еще ощущая печаль, но красивая улыбка Нарины вернула ему доброе расположение духа. Девушка была хороша, и что льстило самолюбию, пыталась ему понравится. Легкий аромат цветочных духов, яркий макияж, томный взгляд, поза, выгодно подчеркивающая ее достоинства, все это показалось ему очень милым, но Тилль понимал - сейчас он не способен на большее чем одноразовый секс, а Нарина заслуживала иного обращения.

—Я рада, что ты пригласил меня, — сказала она, отпив большой глоток из прозрачного кофейного бокала. — Думала, после того раза ты не захочешь меня видеть.

—Ну я же понимаю, ты тут не при чем.

—Для меня это стало такой же неожиданностью, как и для вас. Я даже не поняла что случилось. Девочки что-то заподозрили и сказали службе безопасности, а те приняли довольно странное решение. Ты не подумай, у нас такое не часто.

—Я понимаю, — Тилль кивнул. — Всякое бывает. Неприятно, но я это переживу. А вот за Рихарда не ручаюсь, вряд ли он к вам вернется, уж извини.

—Печально это слышать, — он откусила большой кусок кекса, стряхнула крошки с груди и подняла на него влюбленный взгляд. По этому взгляду Тилль понял, что она ничуть не сожалеет о Рихарде.

Повисла пауза. Линдеманн неторопливо пил кофе, раздумывая, о чем мог бы поговорить с этой девочкой, но в голову ничего не приходило. Он не знал о ней ничего, да, в общем-то, и не хотел знать. Их встреча была большой ошибкой, но он не знал, как сказать ей об этом, чтобы не обидеть и не сделать больно.

Нарина, тем временем доела кекс, запила его большим глотком кофе и спросила:

—Тебе нравилась Ангела?

—Что? — переспросил Тилль.

—Ангела, ты ведь спрашивал меня о ней в прошлый раз. Вы были знакомы раньше?

—Да, но не скажу, что мы были близки. Виделись с ней пару раз на тусовках.

—Я знаю, что у нее был парень из музыкантов, мы общались с ней немного, и она рассказывала о нем. Я в прошлый раз решила что это был ты.

—Нет, не я, — Тилль допил кофе и откусил от слойки. — Рихард, он был ее другом.

—А что у вас за музыка? — вдруг спросила она, резко сменив тему.

—Сложно объяснить, — Тилль улыбнулся.- Погугли, если интересно. Только сразу предупреждаю, не стоит слушать ее в присутствии родителей, а то у них может быть культурный шок.

—Я живу одна, — она многозначительно посмотрела на него, так, словно предлагала пойти к ней прямо сейчас, но Тилль решил что это его разыгравшееся воображение сыграло с ним злую шутку.

—Здорово, — ответил он и указав на ее пустой бокал предложил. -Хочешь еще кофе?

—Да, — она кивнула. — И еще кекс.

Тилль мягко улыбнулся ей и направился к стойке. Когда он вернулся Нарина сидела низко склонившись над телефоном и смотрела клип на песню “Ich tu dir weh”.

«Хорошо что не Pussy» подумал про себя Тилль. Знакомиться с их творчеством с этого клипа казалось ему неправильным. Нарина вытащила наушники, выключила телефон и посмотрела на него немного удивлённым взглядом.

—А что это значит? О чем песня? — спросила она и подвинула к себе бокал.

—Нет, — Тилль покачал головой. — Я никогда не объясняю текстов, извини. Каждый понимает по-своему и меня это устраивает.

—Но это же про секс, да? — она не унималась.

Тилль лишь пожал плечами в ответ. Нарина некоторое время пристально смотрела прямо ему в глаза, а потом сказала:

—На видео, ты совсем другой, злой и глаза странные. Но мне понравилось, правда, — она совсем по-детски улыбнулась, и Тилль, уже во-второй раз за последние двадцать минут, подумал, что напрасно пригласил ее.

—Спасибо, — сдержанно поблагодарил он.

—А вы еще выступаете? Ваш последний альбом вышел много лет назад и с тех пор тишина.

—Мы как раз сейчас работаем над этим, — ответил Линдеманн.

—Прикольно, — она надкусила кекс. — А у тебя есть девушка?

Тилль вскинул на нее удивленный взгляд. Вопрос слишком личный, особенно для первой встречи в кофейне. Похоже, Нарина не отличалась ни тактом, ни особым умом.

—Не хочу говорить об этом, — сказал он и подумал, что пришло время прощаться с ней и ехать домой.

—Понятно, — она покивала. — А у твоего друга Рихарда? Он и Ангела, они ведь не были парой, да?

—Вот о нем я точно не могу говорить, — Тилль начал раздражаться. — Это его дело, и меня не касается.

—Ну, извини, я просто думала, что он только потерял любимую, и зачем-то пошел к нам. Значит, он не любил ее. Или девочки говорят правду, и он совсем не хотел спать с ними, а лишь узнать об одном нашем клиенте.

Тилль молчал, не понимая, что отвечать на это, но Нарина казалось не замечала его напряженной позы и холодного взгляда.

—Этот парень, про которого он расспрашивал - настоящий монстр. Ты даже не представляешь, как его не любят у нас, — она чуть подалась вперед и понизив голос продолжила.- Он извращенец, любит девочек. Маленьких девочек. И я думаю, что он не только у нас так развлекается.

—Зачем мне все это знать? — спросил Тилль сухо.

Она умолкла и некоторое время печально смотрела на него, а потом сказала:

—Ты популярный, может смог бы что-то сделать, чтобы остановить этого монстра.

—Нарина, я не из полиции и ничем не могу помочь. Если считаешь, что этот человек нарушает закон, позвони в полицию.

—Мне никто не поверит, я всего лишь беженка, — она тяжело вздохнула.- А ты человек с именем и к тебе прислушаются. Ты знаешь, ведь Ангела тоже интересовалась этим парнем и его грязными делишками. Расспрашивала девочек о нем, а потом ее убили. Думаешь это случайность?

—Я не занимаюсь расследованием убийств и не строю гипотезы, обратись в полицию. Ты ведь легально работаешь, не важно откуда ты приехала в Германию, они обязаны принять заявление.

—Но тогда меня уволят, — она махнула рукой.— Я останусь без денег, и мои бедные родители умрут с голоду.

—Прости, но я ничем не могу тебе помочь, — Тилль отодвинул от себя недоеденные слойки, после слов Нарины аппетит пропал. — Я наверное пойду, у меня еще дела.

—Подожди, прошу, — воскликнула Нарина и глаза ее расширились став почти круглыми. — Я обидела тебя? Прости, я не хотела.

—Нет, все нормально, я не обиделся, — успокоил он девушку, но кажется она не поверила.

—Послушай, я еще плохо понимаю вас — немцев. Вы такие закрытые и такие своеобразные, но я пытаюсь вас понять. Мне очень нравится в Германии. И ты тоже понравился. Я бы не хотела чтобы ты решил будто я невоспитанная дурочка, позволь мне загладить свою вину и пригласить тебя на обед.

—Это совершенно лишнее, — Тилль немного смутился, он ведь и правда не учел разницу менталитетов.

Возможно, Нарина вовсе не была глупой, просто она росла в стране третьего мира, и это наложило отпечаток на её личность. Ему даже стало жаль ее. Добрая девочка, которая по наивности пытается найти управу на злодея, который в разы сильней и влиятельней ее самой.

—Если ты откажешься, значит точно обиделся, — она смотрела взглядом полным надежды и Тилль сдался.

—Я не откажусь.

—Я так рада. Давай завтра? У меня два выходных подряд, — Тилль кивнул и она счастливо улыбнулась.— Я утром приготовлю долму, медовую пахлаву. Это наши семейные деликатесы, ты наверняка такого никогда не пробовал.

—Сирийские? — уточнил Тилль, судорожно размышляя как теперь отказаться от обеда. Соглашаясь, он и не предполагал, что она собиралась приглашать его домой.

—Армянские. Мой отец жил в Сирии, но сам он армянин, — объяснил она. — До ранения папа отлично готовил, сейчас уже не может. Он почти не двигается, тут уж не до готовки. Хорошо, что он успел научить меня всем секретам.

Ее лицо погрустнело, в больших глазах блеснули слезы и Тилль понял, что не сможет сейчас сказать, что передумал и не придет завтра, это будет невежливо и слишком жестоко. Нарина взяла салфетку, аккуратно промокнула глаза.

—Мне очень жаль что твой отец болен, — сказал Тилль и умолк.

—Спасибо, — Нарина посмотрела на него долгим взглядом. — Ты хороший и очень добрый. Ты мне нравишься.

—Ты тоже добрая, — кивнул Тилль смущенно и перевел разговор на другую тему.

Они просидели в кофейне еще около часа, Нарина выпила третью чашку кофе, а Тилль все же доел свои слойки. Они договорились встретиться завтра в пять. Нарина, судя по всему, очень воодушевилась и была совершенно счастлива. Тилль не разделял ее восторгов, но уже не мог ничего с этим поделать. Он предложил подвезти ее, но Нарина отказалась, несмотря на удушающую жару, стоявшую на улице. На прощание она поцеловала его в щеку и легким шагом направилась вниз по улице. Со спины ей можно было дать не больше двадцати лет.

«Боже что я вообще делаю, зачем я согласился?» подумал Тилль.

Он недолго смотрел вслед Нарине, а потом направился в противоположную сторону к тому месту, где оставил машину. В прессе у него была громкая слава сексуального гиганта, который трахает все, что движется, но это было не совсем так. Тилль любил секс, но предпочитал женщин постарше. А к таким юным девушкам, как Нарина испытывал разве что отцовские чувства. Но только вот понимает ли это сама Нарина? Судя по блеску ее глаз и кокетливым фразам, она видела в нем вовсе не отца. Линдеманн тяжело вздохнул, утер выступивший пот со лба и решил решать проблемы по мере поступления.

========== Глава двадцать вторая. Тайный любовник. ==========

***

В редакции газеты царила обычная суета: стоял гул множества голосов, раздавались прерывистые звуки ударов сотен пальцев по клавиатурам компьютеров, не умолкали телефонные звонки, люди сновали туда-сюда с крайне деловым видом. Прямо за спиной Олли располагался кофейный автомат, и кто-то постоянно подходил к нему, чтобы взять чашечку бодрящего напитка. Из-за этого в воздухе постоянно витал этот терпкий аромат, от которого у Оливера, который с утра не ел ничего кроме баночки органического йогурта, начинало сосать под ложечкой. Рихард сидел напротив, в видавшем виды кресле для посетителей, и каждый раз, когда кто-то подходил к автомату, поднимал взгляд от смартфона и рассеяно смотрел на него пустым взглядом. Диван, на котором разместился Оливер, был не намного лучше пристанища Круспе. Зеленая кожа от старости истерлась, и сквозь нее проглядывало что-то бурое, словно запекшаяся кровь в незаживающей ране.

Они приехали за десять минут до назначенного времени, поднялись на лифте на шестой этаж. Оливер никогда до этого не бывал тут. Рихард же навещал Ангелу в далеком прошлом, потому уверял, что все знает. Но, когда двери лифта распахнулись, и музыканты очутились в огромном ярко освещенном холле, где беспрестанно сновали туда-сюда люди, он растерялся и стал озадаченно оглядываться по сторонам.

—Я не помню, чтобы тут было такое помещение, — изрек он, наконец, и виновато посмотрел на Риделя. — Может ремонт сделали.

—Пойдем, спросим у секретаря, — предложил Олли и кивнул в сторону высокой стойки, за которой, склонив голову, сидела светловолосая девушка. Одной рукой она прижимала к уху трубку телефона, другой что-то печатала на клавиатуре компьютера.

Похоже, все тут были крайне заняты, и Олли ощутил неловкость, за то, что они отвлекают людей от важной работы.

Закончив разговор, девушка подняла голову. Лицо ее с мягкими чертами выглядело изможденным и усталым, но она быстро взяла себя в руки и изобразила вежливую улыбку.

—Здравствуйте, чем я могу вам помочь? — она окинула их профессиональным оценивающим взглядом и предположила.— Вы на интервью?

—Добрый день. Не совсем, — сказал Олли. — У нас встреча с Евой Баум в два часа.

—С кем, простите? — секретарша чуть нахмурила лоб.

—Ева Баум, — повторил Олли, чувствуя себя идиотом.

—У нас нет никого с таким именем, вы точно не ошиблись этажом? На два этажа ниже редакция журнала, — она назвала какое-то незнакомое Олли название. — Вероятно, вам нужно было выйти там.

—Я уверен, тут нет никакой ошибки, — Рихард подошел к стойке, положил на нее обе руки. — Она работала с Ангелой Веспе. Стажировалась здесь.

—Ах, Ева Багумян, — секретарша бросила короткий взгляд на красно-черные ногти Круспе. — Все правильно, она работала с фрау Веспе, но ее перевели и теперь она работает с герром Краузе. Я сейчас позвоню ему.

Девушка уже потянулась за телефоном, но Рихард остановил ее жестом.

—Нет. Не нужно звонить. Не стоит беспокоить герра Краузе, — сказал он. — Нам нужна сама Ева.

—Я вас поняла, — девушка кивнула. — Тогда вынуждена просить вас подождать. Фройляйн Багумян десять минут назад ушла из редакции, по заданию герра Краузе, но должна вернуться минут через пятнадцать.

—Но мы же договаривались с ней! — возмутился Олли.

—Простите, но меня об этом не предупреждали. Я как-то могу помочь вам? — девушка снова дежурно улыбнулась.

—Нет, мы подождём, — ответил Олли уже спокойно.

—Тогда, присаживайтесь, — она указала рукой на несколько кресел и диванов, составленных у дальней стены в форме буквы «П». — Как только фройлян Багумян вернется, я вас позову.

И вот они уже пятнадцать минут ждали, а Ева так и не появилась. Олли ненавидел ждать, для него в этом мире не было ничего более раздражающего, чем бессмысленно потраченное время. Он старался не кипятиться, но горячий нрав давал о себе знать. Ридель нервно барабанил тонкими пальцами по подлокотнику, и все время ерзал на диване. Рихард, напротив, казался расслабленным. Он развалился в кресле, вытянув вперед ноги в тяжелых ботинках, явно не по погоде, и на его безмятежном лице порой появлялась легкая улыбка.

—Что ты там делаешь в телефоне? — спросил Олли.

—Читаю, — отозвался Круспе.

—Книгу?

—Нет, фейсбук, — Рихард чуть наклонил телефон и показал Олли экран.

Полноватый мужчина в рубашке с темными пятнами подмышками прошел мимо и, обдав их кислым запахом пота, подошел к кофе машине. Загудел приемник купюр, а потом и сам автомат, производя очередную порцию тонизирующего напитка дрянного качества.

—Хочешь кофе? — предложил Круспе, посматривая на мужчину.

—Нет, спасибо. Я не люблю кофе из автоматов, — ответил Олли. — К тому же слишком жарко.

—Вот тут ты прав, — согласился Круспе и снова склонился над телефоном.

Олли тоже мог бы залипнуть в телефоне, но не любил соцсети. Они сжирали уйму времени, которое он предпочитал тратить на полезные вещи. К примеру, медитацию или чтение хорошей литературы. Но сейчас он был слишком сердит, чтобы медитировать или читать, потому стал разглядывать людей вокруг.

Сразу за стойкой секретаря, которая снова с кем-то говорила по телефону, зажав трубку плечом, начиналось одно просторное помещение. Их еще называли open space — офис открытого типа. Со своего места Олли мог видеть только часть помещения, но даже этого ему хватило чтобы понять — он никогда бы не согласился работать в подобных условиях. Никакой приватности, столы стоят один рядом с другим, разделенные лишь невысокими перегородками. Повсюду камеры. Шум, духота. Ридель не мог понять, как в этом гудящем муравейнике можно написать что-то достойное, ведь творчество требует тишины, иначе как услышать голос собственной души?

Между столами был организован узкий проход. Потный мужчина в рубашке, наконец, купил свой кофе и сейчас шел по этому проходу с двумя стаканчиками в каждой руке и, судя по его неторопливому шагу, очень боялся разлить ценный напиток. Откуда-то справа поднялась высокая женщина с такими светлыми волосами, что ее можно было, смело принять за альбиноса, если бы не довольно смуглая кожа. Она вышла в проход и некоторое время никак не могла разминуться с потным мужчиной. Олли равнодушно смотрел на это, думая насколько было бы проще сотрудникам, если бы проход сделать чуть шире. Наконец женщина отступила, прижавшись спиной к широкой колонне подпирающей свод потолка, пропустила мужчину, а потом направилась в сторону Риделя.

На вид женщине было около сорока. У нее было красивое породистое лицо: большие глаза, пожалуй, даже слишком, ровный нос, высокие скулы, широкий рот, тонкая длинная шея. Короткая модная стрижка делала ее холодную скандинавскую внешность не такой строгой, придавая мальчишества и озорства. Она заметила взгляд Оливера и удивлённо посмотрела на него, чуть прищурилась, словно силясь вспомнить где они могли встречаться, а потом равнодушно отвернулась и скрылась из виду за дверями женского туалета.

К секретарской стойке подошла полноватая девушка с густыми вьющимися волосами, заколотыми в высокий хвост. На ней были модные в этом сезоне укороченные брюки, светлая футболка, которую она носила заправленной под ремень брюк и спортивные кроссовки. Секретарша что-то сказала ей и девушка повернула голову и внимательно посмотрела на Олли, а потом уверенным шагом направилась в его сторону.

—Похоже, это и есть Ева, — тихо сказал Олли, обращаясь к Круспе. Рихард выключил телефон и обернулся.

Если Ева и знала Рихарда в лицо, то вида не подала. Она остановилась напротив них и представилась:

—Я Ева Багумян, Нина сказала, вы меня ждете, — она перевела взгляд с Оливера на Рихарда. — Вы же вместе, да?

—Да, мы приехали вдвоем, — сказал Круспе, внимательно изучая лицо Евы.

—Вы от папы? — она выглядела растерянно, но вовсе не взволнованно. Близость Круспе ничуть ее не встревожила.

—Да, мы вчера с вами говорили по телефону, — Оливер поднялся ей навстречу и протянул руку. — Я Оливер Ридель, а это Рихард Круспе, он был другом Ангелы.

Ева пожала его ладонь, кивнула Круспе и сказала:

—Пойдемте в переговорную, тут неудобно говорить о таком, — она опасливо огляделась по сторонам.

Переговорная оказалась небольшим помещением, отделенным от основного зала прозрачными стенами и Оливеру казалось что он сидит внутри гигантского аквариума, наполненного спертым душным воздухом. Здесь не было ни одного окна наружу, а кондиционер, который Ева включила, как только они вошли в помещение не справлялся и лишь гонял туда-сюда тяжелый жаркий воздух, ничуть не охлаждая его. По центру комнаты стоял длинный т-образный стол с крутящимися креслами вокруг него. В центре стола возвышалась ваза с искусственными цветами, и стояли несколько пластиковых бутылок с питьевой водой.

Ева сразу же взяла одну из них, открутила крышку и сделала несколько жадных глотков, и лишь потом уселась на одно из кресел напротив входа. Рихард и Олли разместились через стол от нее, спиной к дверям. На столе грудой лежали остро наточенные карандаши и несколько отрывных блокнотов. Ева взяла карандаш и стала крутить его в пальцах. Молчание затягивалось.

—Вы по телефону сказали, что хотели бы поговорить об Ангеле, — наконец произнесла Ева и положила карандаш на стол.- Но я даже не знаю, чем могу вам помочь. Что именно вы хотите знать?

—Все что угодно, — сказал Олли, — любую информацию, которая поможет понять почему ее убили.

—Ох, — выдохнула Ева, провела рукой по лицу, посмотрела Олли в глаза. — Тут уже была полиция, сразу после ее смерти, такие два противных мужика, они всех нас опрашивали, но я и им ничего не стала говорить.

—Так вы что-то знаете? — оживился Круспе.

—Я работала с ней, и кое-что видела, но папа запретил мне говорить об этом с полицией. По крайней мере, без адвоката, но раз вы друзья папы, то вам думаю, можно сказать, — она с сомнением взглянула на Олли, и он тут же кивнул ей.

Ева очень походила на своего отца, такой же большой острый нос, темные глаза навыкате, непослушные черные волосы. Только в отличие от Баума его дочь была даже симпатичной, в ней было то, что принято называть изюминкой и она, судя по всему, знала об этом и умело пользовалась. Кокетливо улыбнувшись Круспе, она сказала:

—Ангела в последние недели работала над чем-то секретным. Никого не посвящала в это, но я случайно подслушала ее разговор и она упомянула какого-то известного политика. Скорее всего, речь шла о чем-то таком, что могло бы загубить его карьеру, — она перевела взгляд на Риделя.- И еще, я думаю, у нее был роман с ним.

—В каком это смысле? — Олли переглянулся с Круспе.

—Мне кажется, она с ним трахалась, — ответила Ева без тени смущения.

Судя по всему, она, как и ее отец, не отличалась сдержанностью в выражениях и привыкла называть вещи своими именами.

—С политиком? — Рихард удивленно поднял брови.

— Да, именно с ним. Потому так и переживала. Конфликт интересов. Личная привязанность и рабочая необходимость, — Ева развела руки в стороны. — Ангела была хорошей журналисткой, и только влюбленность могла бы остановить ее расследование. Она ведь больше месяца занималась всем этим, но так ничего и не написала. Причем не потому, что у нее не было наработок, а потому что любила этого человека.

—С чего вы это взяли? — осторожно уточнил Рихард.

—Я работала с ней пять месяцев и успела изучить ее повадки. Вы знаете, она была не из тех, кто легко влюбляются, но в последние недели я стала замечать кое-что. Она часто витала в облаках, все забывала. А еще она иногда говорила с кем-то по мобильнику шепотом, а потом убегала в туалет. И вы знаете, как она не скрывала это, но я видела, Ангела там плакала.

—И что это доказывает? — Олли очень не любил делать скоропалительные выводы и пока не мог понять логики Евы.

—Доказывает? — Ева пожала плечами.— Тут нет каких-то доказательств, скорей моя интуиция. Я хорошо знаю, когда женщина плачет из-за мужчины. Если вы дружите с моим папой, тогда понимаете почему.

—Не очень, если честно, — сказал Ридель.

—Его любовницы, — объяснила она. — Он все время заводит интрижки. И мама переживала. Сейчас, правда, ей наплевать. Они лишь формально муж и жена, но давно не живут вместе.

—А с чего вы взяли, что она переживала из-за нового мужчины? — вступил в разговор Круспе. — Она ведь могла страдать из-за неразделенной любви.

—Вы о себе сейчас? — прямо спросила Ева. — Я знаю, что она испытывала к вам чувства, но это все в прошлом.

class="book">Рихард даже вздрогнул от неожиданности, но Ева не обратила на это внимание и продолжила:

—Еще в самом начале моей стажировки мы ходили с ней в кофейню неподалеку, и я рассказала ей, что влюблена в одного парня. Он известный актер и как-то был у нас дома на одном из папиных приемов. Я тогда с ума по нему сходила, а Ангела поддержала меня и рассказала, что тоже была влюблена в музыканта, — она посмотрела на Круспе. — В вас. Но это прошло. Хотя вы ей очень нравились, это правда.

—Но она написала мне письмо и…—Рихард оборвал себя на полуслове, махнул рукой. — Хотя, это все не важно.

—Ева, а у вас случаем не сохранились ее записи по этому делу? Она же наверняка сохраняла все на флешку или внешний диск. Вы не знаете?

—Знаю, — девушка утвердительно кивнула. — Обычно она писала на своем Маке, но всегда делала пару копий на флешки, и отдавала их мне, но…

—И где эти флешки? — нетерпеливо перебил Олли.

—Да погодите, — Ева взглянула на Риделя с недовольством.— Я же говорю - обычно. Но не в этот раз. Если она что-то и сохраняла, то я об этом не знаю. Она везде таскалась со своим маком и если что-то и есть, то только там.

—Скорее всего, он уже у Мерхена, — произнес Рихард задумчиво.- И если бы там что-то было, то я бы уже знал.

—У кого? — почти в один голос спросили Олли и Ева.

—Комиссар полиции, который расследует это дело, — объяснил Круспе.

—И с чего бы это комиссару полиции рассказывать тебе детали расследования? — удивился Ридель.

—Он подвозил меня до дома, и мы мило болтали об этом деле, — ответил Круспе. — Можно сказать, мы с ним подружились, насколько это возможно, в данных обстоятельствах.

Оливер подумал, что Круспе наверняка, сильно преувеличивает, но ничего не сказал. Вместо этого он повернулся к Еве и спросил:

—Ева, а насчет этого политика, с которым встречалась Ангела, вы не знаете имени или как он выглядит? Может, слышали что-то? Или ей кто-то звонил, а вы подняли трубку?

—Нет, я вообще ничего не знаю. Ангела вела себя как параноик в последние недели и удивительно, что я вообще что-то услышала.

—Черт, — выругался Олли.— Это могло бы очень помочь. Ну хоть что-то? — Он посмотрел на девушку с надеждой во взгляде.

Ева некоторое время задумчиво покусывала нижнюю губу, а потом лицо ее просветлело, и она сказала:

—Вы знаете, если вам действительно интересно с кем она встречалась, тогда лучше всего будет поговорить с ее лучшей подругой, они были близки. Думаю, если Ангела кому-то и рассказывала свои сердечные тайны, то только Леа Грубер.

—Леа Грубер? — Рихард свел брови.— Я слышала это имя раньше, она ведь тоже работает тут?

—Да, так и есть, — Ева улыбнулась.—Леа директор по продвижению, у нее свой кабинет там.

Она указала рукой в нужном направлении. Олли повернул голову, но ничего не увидел кроме нескольких десятков спин сотрудников и светящихся мониторов перед ними.

—Давайте, я попробую с ней связаться, может она найдет время поговорить с вами, — она вынула телефон.

—Было бы чудесно, — кивнул Круспе.

Ева набрала номер, и некоторое время ждала ответа, а потом вдруг вскочила с места и помахала кому-то за спиной музыкантов. Оливер и Рихард почти одновременно обернулись. За стеклянной стеной стояла та самая платиновая блондинка, которую Олли заметил чуть раньше, и с удивлением смотрела на них.

—Как удачно, что она тут, — сказала Ева и, убрав телефон, бросилась к дверям.

Она распахнула дверь, и в душное помещение ворвался прохладный кондиционированный воздух, а еще неприятный шум множества голосов, о котором Олли уже успел забыть.

—Ты что-то хотела, Ева? — спросила Леа, подойдя к двери. — И почему ты в переговорной? Она же забронирована для совещания начальников отделов.

Голос у Леа был мягкий, но говорила она строго и очень по-деловому. Ева смутилась и потупила взгляд.

—Простите, но они пришли, а я не знала где с ними можно поговорить.

—Здравствуйте, — поздоровалась Леа и сухо кивнула сначала Круспе., а потом Риделю. Она снова взглянула на Еву и спросила. — Поговорить о чем?

—О фрау Веспе, — ответила Ева тихо. — Они ее друзья.

—Я разберусь, а ты иди, тебя ищет герр Краузе. Ты должна была привезти ему какие-то документы еще полчаса назад.

—О Боже, — Ева всплеснула руками. — Он меня убьет, если узнает.

—От меня он точно ничего не узнает, — Леа снова посмотрела на музыкантов.- У вас были какие-то вопросы?

—Да, мы хотели спросить вас об Ангеле, если это удобно, — Олли, почему-то смутился под пристальным взглядом ее серых глаз.

Ева схватила свою сумку и выскользнула из переговорной, даже не попрощавшись. Леа вошла в комнату, закрыла дверь и остановилась прямо напротив Риделя. Она выглядела стильно: ладно скроенный брючный костюм нежно-голубого цвета, кремовые оксфорды на тонкой подошве, очень аккуратный макияж, сдержанные украшения. Олли с удивлением отметил, что рядом с этой женщиной, его сердце стало биться чуть сильнее обычного.

—Через десять минут у нас совещание, это займет минут сорок. После я смогу уделить вам время. Максимум час, — сказала она, смотря прямо ему в глаза. — Если вам нужно больше времени, тогда не сегодня. В выходные или на следующей неделе.

—Я думаю, часа будет достаточно, — ответил Олли и глупо улыбнулся.

Он все еще сидел на крутящемся стуле, лишь повернувшись к Леа вполоборота, и ему приходилось смотреть на нее снизу вверх, что было для него весьма непривычно, ведь с его ростом обычно бывало наоборот.

—Вы сможете подождать меня внизу, в кафе? — она произнесла ничего не говорящее Оливеру название.

—Да, конечно, — согласился Олли, и вопросительно взглянул на Круспе. Тот поймал его взгляд и согласно покивал.

—Тогда увидимся там, — она подняла левую руку и взглянула на роскошные наручные часы. — В половину четвертого. А сейчас, прошу меня простить, но не могли бы вы освободить переговорную, чтобы секретари привели ее в порядок перед совещанием.

—Конечно-конечно, — Ридель поспешно поднялся, отметив про себя, что Леа не сильно-то уступает ему в росте. Она сделала шаг в сторону, чтобы позволить им выйти.

—До встречи, — сказал Олли и, открыв дверь переговорной, пошел по направлению к лифту, все еще ощущая в носу легкий запах ее цветочных духов. Рихард шел следом и молчал.

Уже внизу, когда они вышли из здания и направились в сторону нужного им кафе, Круспе сказал:

—Она похожа на эту актрису из Англии, она еще играла у Джармуша с Хидлстоном. Они там вампиры, — он покрутил в воздухе пальцами. — Не могу вспомнить имени.

—Тильда Суинтон, — сразу сообразил Олли.—Да, похожа, но Леа намного красивее.

Круспе удивленно взглянул на него, но ничего не сказал, а лишь усмехнулся.

========== Глава двадцать третья. Еще больше деталей, еще больше загадок. ==========

***

Несмотря на то, что полдень давно минул, и время на часах приближалась к четырем, жара не спадала. Рихард наблюдал за выбеленной солнцем улицей города через стеклянную стену кафе и неторопливо отпивал ледяное пиво из высокого запотевшего стакана. Зал небольшой пивной, оформленной в баварском стиле, пропитался ароматами жареных колбасок и тушеной кислой капусты. В отличие от Олли, который был за рулем, Круспе мог позволить себе наслаждаться прохладным золотистым Пильзнером и не думать о допустимой концентрации алкоголя в крови. Ридель, сидевший, напротив, на тяжелом деревянном стуле, с тоской смотрел на его золотистый напиток, а сам пил какой-то детский безалкогольный коктейль с мятным сиропом. Наверное, он был тут единственным посетителем, кто не заказал благородного пенного.

—Слушай, а если предположить что Ангела все же встречалась с этим мужиком, как и говорила Ева, — задумчиво произнес Рихард и сделал большой глоток. Пиво было таким ледяным, что он даже поморщился.

Они обсуждали то, что узнали от Евы, пытаясь понять, как сложить имеющиеся факты с новой информацией и пока получалось не очень.

—Да не могла она с ним встречаться, Рихард, — Ридель потряс в воздухе изящными ладонями, а потом снова положил их поверх деревянного стола.- Ты все время упускаешь одну деталь, он педофил, а значит, она ему не могла нравиться. Ангеле сколько было?

—Тридцать восемь, кажется, — Круспе поставил бокал на специальную подставку, разместил локти на столе, переплел пальцы и оперся о них подбородком.

—Ну вот, и как она могла его заводить? — спросил Олли, мельком взглянул на Круспе и уставился на его пивной бокал тоскливым взглядом.

Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густые кроны растущих вдоль улицы цветущих лип, и не находя других преград, отплясывали на темной поверхности стола причудливый танец, расцвечивая жидким золотом пиво в бокале Рихарда.

—Педофил он, со слов Баума, — возразил Круспе. Он убрал локти со стола и откинулся на высокую спинку стула. — Ты считаешь его словам можно доверять? Ведь сам мне сказал, что Баум странно себя ведет.

—Странно, но кроме слов Гордона есть фото, которые были на диске. Это уже не слова, а доказательства, — Олли умолк, когда к столику подошел официант с их заказом: кислой капустой со свиными колбасками. От запаха еды у Круспе заурчало в животе, и он сглотнул слюну.

Официант поставил тарелки и удалился. Рихард тут же взял вилку, наколол на нее лоснящуюся от жира колбаску, с наслаждением откусил треть и принялся пережёвывать.

—Ммм, как вкусно, — похвалил он, — Кто бы мог подумать, что в таком скромном заведении такая потрясающая кухня.

Олли лишь покивал в ответ, он, похоже, не собирался продолжать разговор пока не закончит обед. Когда их тарелки опустели, а в животах появилось приятное ощущение сытости, Олли вернулся к теме.

—Насколько ты доверял Ангеле, Рихард? — спросил он и заглянул Круспе в глаза.

—Доверял? Не знаю, у меня никогда не возникало ситуации, в которой потребовалось бы что-то доверять ей. — Рихард взял бокал, покрутил в пальцах. Он был влажным и холодным и словно лягушка норовил выскользнуть из рук. Круспе поставил его на стол и обтёр салфеткой. — Мы изредка тусовались вместе, и я никогда не относился к происходящему серьезно.

—Так не бывает, — возразил Оливер.- Представь на минуту, что она не умерла, и вы с ней попали в сложную ситуацию. Смог бы ты положиться на нее?

—Какие нелепые вещи ты спрашиваешь, — Круспе отпил пива. Оно уже не было таким обжигающе холодным как в начале, да и пена значительно осела.

—И все же, — Олли чуть улыбнулся.

—Да, не знаю я, — Рихард начал раздражаться.— Она никогда не опаздывала, а в остальном ничего не могу сказать. К чему это все?

—Я пытаюсь понять, кто врет: Ангела в своем письме или Ева, — Олли задумчиво посмотрел в окно.

—А если обе говорят правду?

—Нет, — Олли покачал головой и взглянул на Круспе. — Не получается. Ева даже не знала тебя в лицо, надеюсь, тут ты не станешь возражать. А значит, часть того, что написала Ангела ложь. Только вот мы с тобой не знаем, что именно.

—Ты хочешь сказать, она намеренно вводила меня в заблуждение и дала ложный след? — Рихард нахмурил брови.— Но это же нелогично. Какой во всем этом тогда смысл?

—Я не знаю, Рихард, ничего не могу понять, — Олли задумчиво погладил бороду.- Нам нужно отдать эти фото на экспертизу, возможно, это монтаж. У тебя есть знакомые специалисты?

—Разве что, комиссар Мерхен, — горько усмехнулся Рихард.

—И у меня нет, — резюмировал Олли и тяжело вздохнул.

Ридель отвернулся и стал рассеяно разглядывать прохожих за окном. Рихард понимал, этот скучающий взгляд означает, что Олли сейчас напряженно размышляет и не мешал ему. Круспе выпил еще пива. Наконец Оливер снова взглянул на него.

—Но, все же, зачем это Ангеле? — тут же спросил Рихард — Писать мне письмо, дарить эту картину кошмарную. Потом еще встреча у нее дома. Она была такая странная в тот вечер. Если Ева не врет и у Ангелы был любовник, зачем ей было меня соблазнять?

—Если бы я понял, думаю, мы бы уже разгадали имя убийцы, — Олли опять отвернулся к окну, его гладко выбритая голова блестела на солнце. Сейчас он выглядел расслабленным и уверенным в себе. Такой двухметровый красавец с налетом буржуазного лоска, но Круспе почему-то вспомнил каким напуганным и жалким был Ридель первые месяцы после похищения. Хотя они все тогда были страшно напуганы, и не удивительно, что история с Ангелой так сильно отозвалась в душе каждого.

—Я не понимаю, кто мог так ее ненавидеть, чтобы желать смерти, — задумчиво произнес Рихард.

—А я не понимаю, почему Гордон так активно защищал свою дочь и боялся, что ее впутают в расследование. Запрещать Еве говорить с полицией, угрожать тебе судом. Она ведь ничего не знает.

—Почему ничего? — Круспе допил пиво и показал официанту, чтобы тот повторил.— А как же любовник? Она ведь что-то слышала и если бы сказала полиции, то они, в конце концов, вышли бы на этого педофила.

—И чем это помешает Бауму? Он разве что не силой вынуждал меня повлиять на твое решение и убедить тебя опубликовать фото. А тут вдруг строго настрого запретил дочери говорить что-то. Мы что-то упускаем, Рихард, — Ридель побарабанил пальцами по столешнице.

—А что если, сам Баум и был ее любовником и убил ее потому, что Ангела грозилась рассказать всем о его бизнесе? Или потому, что приревновал ко мне? — предположил Рихард. — Сюда даже твоя теория о личном мотиве вписывается. Допустим, он пришел к ней в тот вечер и увидел, как она выбегает за мной из подъезда, пошёл за ней и в парке убил.

—Зачем ему убивать? Баум вовсе не похож на ревнивого мавра Отелло. Уж скорее на расчетливого и хитрого Яго, — Олли усмехнулся. — Его дочь сказала, что интрижки для него норма, и чего бы ему так переживать из-за еще одной? Нет, Рихард, твоя версия трещит по швам. К тому же, повторюсь, не верю я, что Гордон Баум мог убить кого-то таким варварским способом. Он далеко не дилетант. Да и не мог Баум быть ее любовником, ведь она в его борделе работала.

—А как по мне, так напротив это доказывает, что они могли быть близко знакомы. Мне интересно почему полиция ничего не нашла в ее ноутбуке.

—Откуда ты знаешь что не нашли, возможно как-раз, нашли, потому тебя так спокойно и отпустили. У них появились улики и другие подозреваемые.

—Всё очень запутано. Может ее подруга что-то прояснит, — Рихард поднялся. — Я в туалет.

—Давай, — кивнул Олли.

Когда он вернулся, Оливер был не один. Леа Грубер, высокая и прямая как палка стояла сбоку от их столика, а обычно спокойный и уверенный в себе басист выглядел так, словно школьник которого поймали на шалости во время контрольной работы. Рихард был немного удивлен, он никогда раньше не замечал любви Риделя к высоким блондинкам с суровыми лицами. Хотя Олли всегда оставался загадкой даже для группы, и возможно Леа с ее нескладной фигурой и начальственным тоном была женщиной его мечты. Впрочем, Рихарду это было без разницы. Ему нужно было лишь одно — узнать имя загадочного любовника Ангелы и подтвердить или опровергнуть собственную теорию о виновности Баума. Что бы, не говорил ему Ридель, Рихард все же склонялся к тому, что именно всклокоченный политик и есть настоящий убийца.

Леа стояла к Рихарду вполоборота. Стоило ему приблизится, как она повернула голову и посмотрела на него внимательным взглядом огромных серых глаз. У него даже холодок пробежал по спине. Было в ее взгляде что-то жутковатое, так удав смотрит на жертву, перед тем как придушить ее в своих крепких объятьях.

—Здравствуйте, — поздоровался Рихард и зачем-то представился, — я Рихард Круспе.

—Я знаю, кто вы, — сказала Леа. — Но я не могу понять, зачем вам все это.

—Все это? — Рихард растерянно взглянул на Риделя, пытаясь понять, о чем говорит Леа, но тот выглядел не менее озадаченным.

—На следующий день после того как Ангелу, — Леа на мгновение замешкалась, а потом продолжила чуть тише, — убили, у нас была полиция. Они тоже задавали вопросы, но это их работа. А вам это зачем? К чему копаться в грязном белье покойной? Неужели вам не дает покоя сама мысль, что Ангела могла встречаться с кем-то еще? Что это, раздутое эго или запоздалая ревность?

—Господи, нет, конечно, — Рихард смотрел на Леа с осуждением.- Я хочу узнать, кто за всем этим стоит. Давайте уже присядем и спокойно поговорим, без лишних эмоций и обвинений.

Он придвинул третий стул к их небольшому столику и уселся на свое место. Тут же подошел официант. Леа заказала чашку кофе, Олли взял еще один коктейль, а Рихард напомнил о своем пиве. Когда они остались втроем Олли сказал:

—Рихард, мне кажется, мы должны рассказать Леа.

—Рассказать что? — Леа тут же повернулась к Олли, но тот упорно не желал встречаться с ней взглядом.

—Давайте не будем торопить события, — Рихард нервно похлопал ладонями по коленям, он не горел желанием посвящать в подробности своего тайного расследования так много людей. Леа Грубер была лучшей подругой Ангелы, но если бы сама Ангела хотела ей что-то рассказать, он непременно сделала бы это. Круспе собирался для начала выяснить, что Леа знает, а дальше принимать какие-то решения.

—Если вы хотели рассказать о вашем с Ангелой романе, тогда я разочарую вас. Я знала об этом, — Леа взглянула на Круспе, и он явственно заметил осуждение в ее взгляде.

—У нас не было никакого романа, — поспешно возразил он.— Мы были друзьями.

—И вы хотите сказать, что в ту ночь, когда ее убили, у вас не было секса? — глаза Леа метали молнии.- Ведь Ангела была решительно настроена и ждала вас на ужин. И я не могу понять, почему именно в эту ночь, когда Ангела должна была быть с вами, она оказалась в безлюдном парке, где какой-то больной ублюдок лишил ее жизни! Что между вами случилось?

Леа так разволновалась, что на щеках выступили красные пятна.

—Так, стоп, — Круспе поднял ладони.- Вы ведь не пытаетесь обвинить меня в убийстве?!

—Успокойся. Никто тебя не обвиняет, — внезапно встрял Олли. Он перевел взгляд на подругу Ангелы и попросил с улыбкой. — Леа, мы запутались в этом деле, расскажите нам все с самого начала, пожалуйста. Мы не полиция — вы правы. У нас нет причин задавать вопросы, но есть кое-какие догадки, и возможно, все вместе, мы сможем узнать правду и помочь полиции поймать убийцу. Без вашей помощи нам никак не решить, эту загадку.

—Что вас интересует? — спросила она уже беззлобно. Похоже, мягкая улыбка Оливера и его теплый лучистый взгляд действовали на Леа успокаивающе.

—Вы не замечали ничего странного в поведении Ангелы в последние недели? — спросил Олли. — Какой-то секрет, который она тщательно скрывала?

—Полиция задавала мне этот же вопрос, — задумчиво произнесла Леа.

—И что вы им ответили? — спросил Круспе.

—Что в последние недели Ангела почти не общалась со мной, потому что у нее появился кто-то, но я понятия не имею кто именно. Какой-то мужчина, который вскружил ей голову настолько, что она даже работу свою забросила. Если бы не Ева, которая все эти недели прикрывала ее, то думаю Ангелу уволили бы.

—Прикрывала? Ева ничего такого нам не говорила, — Олли чуть наклонил голову и смотрел на Леа с особым вниманием.

—Она не стала бы об этом болтать, — Леа чуть улыбнулась.— Но я кое-что знаю. Ангела чувствовала себя виноватой, потому что обманывает стажерку.

—И в чем же обман? — Рихард чуть подался вперед и заглянул Леа в глаза.

—В том, что Ангела давно бросила работу и все эти недели проводила в компании любовника, а вовсе не искала улики, для новой статьи, как говорила Еве. Она вообще ничего не писала вот уже несколько недель. А пока она так развлекалась Ева работала за нее, писала статьи, которые Ангела выдавала за свои.

Рихард переглянулся с Олли, а потом задал вопрос, ответ на который мог бы все прояснить:

—И кто был ее любовником?

Леа некоторое время молчала, а потом пожала плечами и ответила:

—Я не знаю, — она посмотрела на Рихарда.- Мы всегда были очень близки, и она рассказывала мне все, что с ней происходит. А тут вдруг тишина. Я понимала, что у нее кто-то есть, строила догадки, и пришла к мысли, что это вы. Ведь Ангела много лет сохла по вам, платила каким-то людям, чтобы они вас познакомили. Только не могла понять, почему она вдруг стала это скрывать. Решила, что она подписала какой-то мудреный контракт о неразглашении с вашим менеджментом, потому ничего и не может сказать даже лучшей подруге.

—Как вам такое в голову могло прийти, у нас нет таких контрактов, — возмутился Рихард. — Наша личная жизнь никого не касается.

—Да откуда мне знать, что у вас там есть, а чего нет. Это было предположение, и оно оказалось неверным. Я все узнала в прошлую субботу… — она умолкла, потому что официант принес напитки.

Рихард и Олли терпеливо ждали продолжения. Леа насыпала в кофе пару ложек сахара, тщательно размешала, отпила небольшой глоток, и лишь после закончила фразу:

—В прошлую субботу Ангела позвонила мне ближе к вечеру и предложила встретиться в нашем баре, — Леа сделала еще глоток. — Она выглядела такой счастливой, показала мне кольцо. Оно выглядело довольно скромным, тоненькое и камень невзрачный, но я промолчала. Сказала, что очень рада, ведь она так давно хотела этого, на что Ангела очень удивилась. Она сказала, что вовсе не ждала ничего подобного и знает своего избранника всего четыре недели. Тогда я поняла, что это не вы.

—И она не назвала его имени? — спросил Олли.

—Нет, не назвала, — Леа покачала головой. — Сказала, что пока не может этого сделать. Что-то должно было произойти, какое-то важное событие и после него она обещала, что объявит о помолвке официально и познакомит меня с женихом. Единственное что она сказала, так то, что он богат, щедр и успешен. Хотя, судя по этому кольцу, я бы так не сказала.

—Помолвке? Но насколько я помню, Ангела была сторонницей свободных отношений, — Рихард удивленно смотрел на Леа.- Я точно помню это, она еще удивлялась, зачем я с моим образом жизни официально женился на Карон.

—Это удивило меня ничуть не меньше, — кивнула Леа. — Я спросила, зачем ей все это. Ангела объяснила, что изменила свое отношение к браку после знакомства с этим человеком.

—Тогда я вообще не понимаю, — Рихард отпил пива из бокала и посмотрел на Леа.- Почему же вы накинулись на меня с обвинениями? И откуда вам известно о том, что мы виделись в Ангелой в тот вечер?

—Вам это не понравится, — сказала Леа и посмотрела на него без тени улыбки. — В тот день, когда Ангелу убили, она позвонила мне утром, у нее был очень печальный голос. Она, сказала, что ее жестоко обманули, играли на ее чувствах. Ее жених изменил ей, а она об этом узнала. Потому она хочет отплатить ему той же монетой. Она собиралась провести с вами ночь, чтобы отомстить своему мужчине.

Круспе чуть пивом не подавился. Некоторое время за столом висело напряженное молчание, а потом Олли спросил:

—А насчет ее работы, вы уверены? У нас есть информация, что Ангела писала статью об одном политике, — он бросил короткий взгляд на Рихарда и Круспе, едва заметно кивнул ему головой, дескать — «рассказывай, если считаешь нужным».

—Политике? — задумчиво повторила Леа.

—Да, ведь незадолго до того как ее убили, Ангела работала в одном закрытом клубе. — Олли снова покосился на Круспе. — Она там кое-что узнала, и возможно это и стало причиной убийства.

—Я ничего не знаю об этом, извините. А кто вам это сказал?

—Сама Ангела, — Рихард тяжело вздохнул и вкратце рассказал всю историю, упомянув картину, диск, но, не называя никаких имен.

—Это так странно и так непохоже на Ангелу. — Леа переводила взгляд с Рихарда на Олли и обратно. — Она никогда бы не сделала ничего подобного. Это не в ее стиле. А вы могли бы показать мне это письмо? То, что она написала вам?

—Оно осталось у полиции, — ответил Круспе.

—Не понимаю, эту звучит так нелепо. Письмо. Картина. Диск. Да ей бы такое даже в голову не пришло. К тому же если ее компьютер забрали полицейские, то они должны были найти что-то. Какие-то наработки или копии этих фото. Только если…—она умолкла.

—Если что? — вскинул голову Ридель.

—Если она все это не уничтожила потому, что тот человек на фото и был ее женихом. Потому она и считала, что он изменил ей. Увидела эти фото и начала ревновать.

—Нет, она подарила картину не меньше месяца назад, а вы сказали она познакомилась с этим парнем совсем недавно, — Рихард покачал головой и, допив пиво, поставил стакан на стол. — Я сейчас вернусь.

Он поднялся и снова пошёл в туалет, а когда вернулся, Леа за столиком не было. Олли сидел в гордом одиночестве с выражением печали на лице и смотрел как мимо окна, на залитой солнцем улице, одна за другой проезжают автомобили.

—А где она? — спросил Рихард, указав рукой на пустой стул.

—Ушла, — Олли грустно улыбнулся.- Ей позвонили с работы, и она вынуждена была вернуться в редакцию. Просила извиниться перед тобой.

—Черт, мы же ничего толком и не узнали.

—Она дала мне свой телефон, — зачем-то сообщил Олли и его глаза счастливо заблестели.

—Поздравляю, ведь она тебе понравилась, — рассеяно бросил Рихард.

Он так и не получил никаких доказательств виновности Баума, хотя втайне возлагал большие надежды на эту встречу. Ему очень хотелось, чтобы именно Баум оказался злодеем, ведь тогда он смог бы утереть нос Берте, этой высокомерной баронессе, возомнившей себя властительницей мира. Он очень сердился на нее за тот фарс в баре, когда Берта выставила его полным кретином.

—Да причем тут это, — Олли взглянул на него сердито.- Она дала телефон, чтобы мы могли договорится и встретится на выходных. Обсудить наши теории.

—Не хочу я с ней ничего обсуждать, и так лишнего наболтали. Если не забыл, мне этот садист Дарен обещал отрезать пальцы, если я проболтаюсь. А я уже третий день только и делаю, что рассказываю всем эту историю и даже не посмотрел что они мне прислали на почту, — Рихард внезапно понял, что именно Дарен обещал ему компромат на Баума. — Черт, а ведь это идея.

—Какая идея? — Олли указал рукой на стул напротив и Круспе сел.

—Давай посмотрим что он прислал, — Рихард вынул телефон из кармана и открыл почту, но к его разочарованию не нашел там ничего похожего на письмо от Дарена. — Не понимаю, ничего нет. Хотя он сказал что вышлет.

—Судя по всему, твои похитители оказались теми еще трепачами, — Олли кивнул.- Хорошо, что ты не послушал их, и не наделал глупостей. Если честно, то я считал тебя импульсивным и не способным на такие обдуманные решения.

—Ты прав, я чертовски импульсивен и не стану лгать - знатно обосрался, когда они меня увезли. Да и после вел себя как трусливый сукин сын, — Рихард не собирался обсуждать это с Риделем, но уже не мог остановиться.- И тут нечем гордиться, Олли. Ты, как никто другой, должен меня понимать.

Ридель плотно сжал губы и коротко кивнул.

—Больше всего меня угнетало то, как легко им удалось сломить меня. Всего то и понадобилось что — пара ударов, да несколько угроз. Я ведь даже не попытался сопротивляться, а между тем в прошлом занимался борьбой. И где это все было? — он так разошелся, что почти кричал. — Я всегда считал, что случись что-то такое, и я смогу проявить себя как настоящий герой. Но оказалось вовсе не горой я, а жалкий трус.

—Рихард, — перебил его Ридель.— Мне не хочется говорить об этом сейчас. Я после Брингера два года работал с психологом, чтобы справиться. сСоветую и тебе обратиться к специалисту. Я не могу дать тебе отпущение и избавить от чувства стыда, потому что и сам до конца не понял как перестать его ощущать.

—А я и не прошу этого, — возразил Рихард пылко. — Я сам все понял. Дело не в том, что мы испугались в моменте, это нормально. Рефлекс, понимаешь? Животный страх, который позволяет человеку выжить. Важно то, что мы сейчас не забились в нору и не сидим там, стуча зубами от страха. Нечего нам с тобой стыдиться, Олли.

Ридель помолчал некоторое время, потом кивнул и поднялся.

—Поеду домой.

—А меня довезешь? — аккуратно спросил Рихард. Ему показалось, что он чем-то обидел Олли.

—Отвезу, — улыбнулся Ридель и снова сел. — Только если обещаешь больше не грузить меня своими откровениями. Давай лучше сосредоточимся на деле и распутаем это убийство.

—Я ведь только этого и хочу, — Рихард мгновение смотрел на бас-гитариста, а потом отвернулся помахал рукой официанту и жестом попросил счет.

Через полчаса Рихард уже был дома. Он принял освежающий душ, сменил футболку, брюки, взял из холодильника ледяное пиво и прямо босиком пошёл в гостиную. Ему не хотелось думать о расследовании. Круспе слишком устал от всего этого. Гипотезы словно мошки у ночного фонаря, бились в его тяжелой голове, но сейчас ему нужно было расслабиться и постараться забыть обо всем. Рихард взял пульт и включил телевизор. Он собирался найти какой-нибудь легкий сериал и на пару часов отключиться от реальности, но не успел нажать кнопку, да так и замер с пультом в руке.

Шли новости. Голос за кадром рассказывал, что благодаря оперативной работе криминальной полиции Берлина вчера была задержана целая банда, промышлявшая незаконной торговлей людьми и контрабандой сигарет через границу Польши и России. Но Рихард не слышал слов, он смотрел на экран. Камера показывала темный подвал, в котором и задержали преступников. Их было четверо, все уже в наручниках. Бритоголовые парни с татуировками «88» и свастикой, которые для пущего эффекта несколько раз показали крупным планом. Все в военных ботинках, узких черных джинсах и майках на тонких лямках. Оператор переводил камеру с одного лица на другое. Они не боялись. Смотрели прямо в объектив злыми глазами диких зверей, попавших в капкан. Одного из них Рихард узнал сразу. Именно этот парень первым ударил его тогда, у фургона. Помощник Даррена.

Рихард тяжело опустился в кресло, открыл пиво, сделал большой глоток, даже не ощущая вкуса. Получается, Берта сдержала обещание. Каким-то невероятным образом она нашла похитителей, а теперь все они за решеткой. Но как она могла, ведь он даже не называл ей подробностей? Неужели их влияние так велико? Круспе кинулся было позвонить Тиллю, но остановил себя. Он дал Олли обещание больше не втягивать вокалиста в это расследование и собирался сдержать слово.

Рихард и не догадывался что Тилль, сам того не ведая, уже глубоко увяз во всем и уже никак не сможет остаться в стороне.

========== Глава двадцать четвертая. Нарина. ==========

***

Нарина жила в просторной квартире, на верхнем этаже девятиэтажного дома, расположенного в престижном районе города. Тилль был удивлен, он ожидал чего-то другого. Эта квартира, обставленная дорого и со вкусом, никак не вязалась с образом несчастной беженки, вынужденной работать в доме удовольствий, чтобы прокормить родителей инвалидов. Но сама Нарина, кажется, не замечала этого, она с удовольствием и гордостью провела небольшую экскурсию по всем пяти комнатам, а на вопрос Тилля как давно она живет тут, ответила, что уже полгода. Тилль прикинул, во сколько ей может обходиться аренда такого жилья и решил, что очень недооценивал доходы заведений, подобных клубам Гордона Баума. После экскурсии они разместились в просторной столовой, оформленной в классическом стиле. По центру располагался широкий прямоугольный стол из темного дерева с причудливо изогнутыми ножками. За ним могли бы смело расположиться все участники Rammstein, и еще бы место осталось, но сейчас он был накрыт на двоих.

По центру стола возвышалась ваза с полевыми цветами. Они пахли сладко: летом, босоногим детством, бескрайними деревенскими просторами и Тилль невольно улыбнулся. Справа и слева от вазы были расставлены разнообразные закуски. Тут же стояла бутылка вина, которую он принес с собой.

—У тебя тут настоящий званый обед, я не думал что все так официально. Знал бы, надел что-то соответствующее, — сказал он с улыбкой.

—О тебе не стоит переживать из-за этого, у тебя прекрасная футболка и очень необычный рисунок на ней. Это же череп, да? — она приняла его шутку за чистую монету и Тилль даже смутился.

Сама Нарина была в легком топике на тонких бретелях и джинсовой юбке до колен. От нее приятно пахло свежестью и морем.

Сели за стол друг напротив друга. Тилль взял какую-то непонятную закуску: маленькие зеленые рулетки, похожие на кубинские сигары. Он спросил, что это и Нарина назвала это странным словом «долма». Это ничего ему не сказало, но Тилль решил попробовать. Нарина наложила себе немного овощей. А потом вдруг заметила, что не открыла вино, почему-то очень смутилась, схватила бутылку и пулей вылетела из столовой. Тилль удивленно посмотрел ей вслед. Возможно, это был еще один странный восточный обычай, о котором он ничего не знал. Что-то вроде: «Гость будет очень оскорблен, если вино на столе не открыто». Вернувшись, Нарина разлила вино по бокалам и произнесла довольно замысловатый тост, смысла, которого Тилль не понял, но уточнять не стал.

Долма оказалась странным блюдом наподобие суши, с рисом внутри. Тиллю не понравилось, но он заставил себя проглотить кусок и даже похвалил хозяйку. На горячее Нарина подвала баранину в подливе с картофелем и зеленью. В отличие от предыдущего блюда это ему понравилось. Он ел с удовольствием и запивал красным сухим, которое оказалось здесь очень уместным.

—Еще вина? — Нарина приподнялась на стуле, взяла бутылку. Не дожидаясь согласия Линдеманна, она наполнила его бокал до краев.

—Спасибо, — кивнул Тилль, и, взяв бокал за тонкую ножку, отпил пару небольших глотков. — А ты почему не пьешь? Не нравится вино?

—Вовсе, нет. Оно прекрасно, — она покачала головой. — Но мне нужно быть очень осторожной с алкоголем, пьянею с одного бокала.

Нарина смущенно заулыбалась и уже немного захмелевший Тилль подумал, что раньше не замечал как она очаровательна.

Шато Сен-Пьер, красное сухое вино, урожая две тысячи шестнадцатого года, было весьма неплохим, но если бы Тилль знал, что ему придется выпить бутылку практически в одиночестве, выбрал бы что-то менее терпкое.

—Значит, вы обычно покидаете Берлин на пару месяцев? И в этот раз тоже уедете? — спросила она и взглянула на него странным взглядом.

Разговор крутился вокруг их нового альбома и Тилль вскользь упомянул, что обычно, чтобы написать хороший материал, им требуется уехать подальше от дома, где ничто не будет мешать творческой работе.

—Пока не знаю, мы еще это не обсуждали, — он пожал плечами. — Но, скорее всего так и будет. Здесь работа не идет. Все отвлекаются и это страшно мешает.

—И на что отвлекаетесь? — она казалась искренне заинтересованной, словно журналистка на интервью, и это было странно.

Тиллю казалось, что Нарине вовсе не интересна ни их музыка, ни их методы работы, и уж тем более причины, по которым они вот уже месяц топчутся на месте.

—Да так, всякое. Семьи, дети, проблемы. Сейчас еще эта история с Ангелой, — он махнул рукой, показывая, что все это пустое и не стоит внимания.

—Ты знаешь, Ангела многим палки в колеса вставляла, — Нарина или не обратила внимания на его жест, или не хотела обращать.

—О чем это ты? — Тилль не понимал, куда она клонит.

—Она вечно совала нос, куда не просят, — бросила Нарина зло.

На мгновение Тиллю показалось, что он увидел настоящую неподдельную ненависть в ее темных больших глазах. Интересно, что они не поделили со сменщицей?

Заметив напряженное лицо Тилля, Нарина широко по-доброму улыбнулась и сказала:

—Впрочем, мы были довольно близки с ней, и я считала Энге своей хорошей подругой.

—Да, — Тилль чуть поднял бровь, — никогда бы не подумал. Мне казалось Ангела из другого круга общения. Она была довольно высокомерной.

—Ах, я тоже так решила вначале. Но потом оказалось, что она вовсе не такая. Ты знаешь, — она перешла на заговорщицкий шепот, так неуместный в стенах ее собственного дома. — Энге рассказывала мне то, что никому больше не говорила. К примеру, я знала об ее помолвке.

—Ангела была помолвлена? — Тилль удивился. Из рассказа Круспе он сделал вывод, что журналистка с ума по нему сходила, но Рихард всегда был склонен преувеличивать собственное влияние на женщин.

—О, да. Она собиралась замуж за одного человека, — Нарина мечтательно улыбнулась. — Очень хорошего человека и я… — Она внезапно умолкла и спросила. — Ты совсем не пьешь, может тебе принести чего-то другого? У меня есть хороший армянский коньяк.

—Ты любишь коньяк? — Тилль был рад резкой смене темы, ему вовсе не была интересна личная жизнь Ангелы Веспе.

—О, это не я, это мой…— она чуть замялась, — мой хороший друг. Он иногда заходит.

Тилль внимательно посмотрел на нее. Похоже, доход Нарины объяснялся вовсе не хорошими заработками в клубе, а подработкой на дому. Судя по всему, она была из тех девушек, что предпочитают заводить богатых покровителей. Теперь ему стало понятно, зачем она позвала его домой. Но только вот он не собирался становиться ее богатым любовником.

—Так мне принести? — она хотела подняться, но он остановил ее жестом.

—Нет, спасибо. Вино меня вполне устроит.

Он отпил пару глотков, закинул в рот небольшой кусочек сыра, прожевал. Нарина внимательно следила глазами за каждым его жестом. Словно пыталась увидеть какой-то скрытый смысл во всех действиях. Тилля напрягал этот ее внимательный взгляд, который преследовал его с того самого момента, как он вошел в ее дом. Но теперь-то он все понял и мог расслабиться.

После баранины в подлив последовали печеные овощи и мясо на гриле. Тилль не возражал. Он всегда любил вкусно и плотно поесть. Пока он наслаждался ее угощениями, Нарина рассказывала о себе.

История была трагичная, как и все истории людей вынужденных бежать от ужасов войны. До войны Нарины жила со своей семьей в небольшом поселении неподалеку от печально известного Хашама. Обычная семья. Отец, мать и трое детей. Старший брат Нарины в двадцать женился и поселился неподалеку. Вскоре у его молодой жены родилась двойня. Очаровательные мальчики их назвали Азам и Акиль. Нарине очень нравилось играть с племянниками, и она мечтала о своей семье, но была слишком молода для этого. Ее старшая сестра тоже еще не вышла замуж, она работала в школе учительницей. У отца была небольшая фирма, занимающаяся автомобильными перевозками. Ничего особенного, всего пара грузовичков, на которых водителями работали близкие друзья и сам отец. Нарина училась в художественной школе и мечтала когда-нибудь стать известной художницей. Мать обучала детей игре на фортепьяно. Ее отец придерживался умеренных религиозных взглядов и его жена и дочери даже хиджаб не носили. На праздники все они собирались в доме отца за большим столом и благодарили Аллаха за счастье, что он даровал им. Но счастье оказалось недолгим.

Война сначала забрала старшего брата. Исламисты убили его прямо в доме, а его детей и жену забрали с собой и больше о них никто не слышал. Бизнес отца загнулся, и он ушел на войну. Им с матерью и сестрой помогали соседи и родня. А в один день сестра пропала. Говорили, ее поймали и убили за то, что не желала покрывать голову. Мать слегла от горя. А вскоре вернулся отец. Уже инвалидом. С помощью родственников они бежали, незадолго до того как в город вошли американские войска. Если бы не успели, то, скорее всего Нарину и ее мать тоже убили бы, или взяли в рабство, а отца жестоко казнили за то, что воевал против.

Нарина рассказывала это очень спокойно, так словно все произошло не с ней, а с кем-то другим и Тилль подумал, что ранило в этой войне не только ее отца, но и саму Нарину. Прямым попаданием в сердце. Ему не хотелось слушать все это, но перебить девушку он тоже не мог. Видимо заметив его смущение, Нарина перешла к менее трагичной части истории.

Первое время в Берлине им было очень тяжело, но потом как-то обустроились. Армянская диаспора не дала пропасть. Родители сейчас жили в частном доме за городом, а Нарина обитала тут, в Берлине, неподалеку от работы.

Тилль спросил нравиться ли ей ее занятие, и Нарина ответила, что работа нормальная, не хуже и не лучше любой другой. И сожалеет она лишь о том, что мечты о карьере художницы пришлось оставить в прошлом.

—Но это не мешает мне писать для себя, — она улыбнулась ему.— Когда есть время.

—Я рад, что все у тебя утряслось, — сказал Тилль и сдержанно улыбнулся.- В Берлине ты в полной безопасности и даже время на хобби осталось. А что именно ты пишешь?

—Пейзажи, — она улыбнулась. — Люблю природу. Мне близок стиль итальянцев. Много света, солнца, лазури.

—Понятно, — Тилль кивнул и добавил из вежливости.— Было бы интересно посмотреть твои работы.

—Ох, к сожалению, сейчас ничего не осталось. Я не люблю оставлять их у себя, сразу же дарю, — она развела ладони в стороны.— А так, если бы что-то было, я бы непременно показала и даже подарила бы тебе.

Тилль лишь улыбнулся в ответ.

После довольно плотного обеда состоящего в основном из острых мясных блюд, Нарина пошла, делать чай, а Тилль вышел на балкон и закурил. Легкий теплый ветерок раскачивал ветви высоких лип растущих под окнами и некоторое время Линдеманн бездумно наблюдал за этим танцем листьев. Его клонило в сон. Жара, вино, сытная пища, все это сделало свое дело. Хотелось прямо сейчас прилечь на мягкий кожаный диван и поспать несколько часов, но это было бы неуместно. Линдеманн взглянул на часы. Половина четвертого. Он здесь уже полтора часа. Еще недолго и нужно вызвать такси и отправляться домой. Нарина конечно симпатичная, и он мог бы остаться у нее на ночь, к тому же, судя по всему, именно этого она и хотела, но ему следует избегать случайных связей с девушками, которых он едва знает.

Тилль докурил и вернулся в прохладную гостиную, где плюхнулся на большой диван, закинул ногу на ногу и прикрыл веки. Его немного мутило. Он огляделся в поисках воды, но Нарина уже унесла графин, и Тиллю ничего не оставалось, как снова взять свой бокал с вином и допить его.

Нарина вернулась с подносом, на котором возвышался: большой белый чайник с восточным орнаментом, две пиалы в том же стиле и полная тарелка сладостей.

—Это пахлава, — объявила Нарина с гордостью и поставила тарелку на центр стола.- Я пекла ее по традиционному рецепту нашей семьи.

Настроение Тилля заметно улучшилось. Сладости оказались выше всяких похвал, и он с огромным удовольствием съел несколько ромбиков истекающей медовым соком пахлавы и запил крепким ароматным чаем.

—Расскажи мне о Рихарде, — внезапно попросила Нарина, и Тилль посмотрел на нее удивленным взглядом.

—А что ты хочешь о нем знать? — Тилль облизал сладкие липкие пальцы.

—Какой он? Мне в тот раз показалось, что в нем есть какая-то двойственность.

—Я думал, он тебе не понравился, — Тилль усмехнулся.

Он чувствовал себя совершенно пьяным, хотя выпил не так много, по своим меркам, видимо дело было в жаре за окном.

—Нет, он интересный. Но очень непонятный. Хочу разобраться, что им движет.

—Ну и вопросы ну тебя. Нарина. — Тилль рассмеялся.—Я же не его психоаналитик. Никто не знает его мотивов кроме него самого, и я тут тебе не помощник. Рихард делает то, что хочет, он чертовски упертый сукин сын, к тому же у него почти маниакальная потребность все контролировать. Но больше я тебе точно не скажу.

—То есть он любит, чтобы все шло по его плану? — она чуть наклонила голову на бок.

—К чему эти вопросы? — вяло спросил Тилль.

После чая и сладостей бороться с сонливостью стало практически невозможно, он буквально клевал носом.

—Хочу понять, в чем я допустила ошибку, — загадочно произнесла Нарина и поднялась.

Перед глазами у Тилля все плыло. Он откинулся на спинку дивана. Во рту был странный горьковатый привкус. Он потянулся к пиале, чтобы выпить остатки чай, но опрокинул ее.

—Прости, мне что-то нехорошо. Принеси воды, — его бросило в жар и на лбу выступили капельки пота.

—Вода не поможет, тебе надо расслабиться и прекратить бороться с этим, — Нарина отошла к окну и сейчас смотрела на него, сверху вниз, как на диковинное животное в клетке.

—Что значит с этим? Что происходит? — чуть с опозданием Тилль понял что, похоже, его странное состояние вызвано вовсе не жарой.— Что ты мне дала?

—Не знаю, — она равнодушно пожала худенькими плечами.— Что Том принес, то и дала. Какие-то белые кристаллы. Я в названиях не разбираюсь.

—Том? — прохрипел Линдеманн. — Кто такой Том? Что, черт побери, тут происходит?

—Том помогает мне, — она хищно улыбнулась, а потом вернулась к столу и села напротив Тилля, оседлав стул как наездница.

Линдеманн попытался подняться, но тело не слушалось и он смог лишь немного сползти на диване. Сердце гулко стучало в ушах.

—Не нужно бороться, — повторила Нарина. — Это не смертельно, ты просто провалишься в чудесный цветной сон. Том сказал, что ты, вероятно, даже кайф словишь.

—Зачем… ты…- он не закончил, язык, словно распух во рту, говорить стало невозможно.

—Ну, а как еще, — она усмехнулась. — Ты здоровый мужик, как мне еще с тобой справиться?

Тилль хотел ответить ей, что хотел узнать вовсе не это, но провалился в черноту.

Линдеманн пришел в себя от страшной боли в запястьях. Он открыл глаза и увидел кожаную спинку дивана прямо перед собой, попытался пошевелить руками, но они были плотно стянуты за спиной металлическими наручниками. Тилль хорошо помнил это ощущение скованных рук. Когда их арестовали с Флаке в Америке, все было точно так же. Только вот он не был в Америке. А где он? И что с ним случилось? Он попытался вспомнить, но сразу разболелась голова. Память возвращалась медленно, сначала он вспомнил бокал красного вина. Неужели он так напился, что попал в полицию? Нет, не то. Что-то другое. Какая-то женщина. И тут он вспомнил. Нарина. Она опоила его чем-то и связала.

В первые секунды вокалиста накрыл приступ паники, он стал извиваться вращать запястьями, чтобы высвободиться, но делал только хуже. Металл резал руки, и эта боль становилась уже нестерпимой. Тилль ощущал, как теплая кровь сочится из свежих порезов. Нарина слишком туго защелкнула наручники и если не ослабить их в самое ближайшее время, то это станет огромной проблемой. Он лежал на боку лицом к спинке дивана. Даже удивительно, что он не свалился с него пару минут назад. Тилль попытался пошевелить ногами, но они тоже были стянуты в щиколотках. Тилль застонал, попробовал сменить положение. Он перекатился на спину, но так было еще тяжелее. Теперь весь его вес приходился на руки и наручники еще сильнее впились в кожу, доставляя ему невыносимые муки. Тилль еще раз качнулся и вернулся на бок, только теперь лицом в другую сторону. Это помогло сориентироваться. Линдеманн все еще был в столовой Нарины, а за окном по-прежнему светило солнце, значит, он пробыл в отключке не больше двух часов. Самой хозяйки в комнате не было. Тилль прислушался. В квартире не раздавалось ни звука.

Голова оставалась тяжелой и в нее словно набили ваты. Тилль попытался рассуждать логически, но логика пока была ему неподвластна, как и здравые мысли. Он понимал лишь одно, ему нужна помощь. Сам он вряд ли выберется отсюда, а если нужна помощь, то ему надо ее позвать. Линдеманн набрал побольше воздуха в грудь и закричал изо всех сил:

—Помогите.

Не прошло и минуты, как раздались шаги. Скрипнула дверь.

—Не нужно кричать, иначе я заклею тебе рот, понял? — спросила Нарина.

Сейчас в ее голосе не было прежней мягкости, она говорила холодно и равнодушно. Тилль не мог видеть ее со своего места и не знал, вооружена ли она. Если это так, то о попытках побега стоит забыть. Хотя как он собирается бежать без рук и ног?

—Ослабь наручники, я рук не чувствую, — прохрипел Тилль.

Он надеялся подманить ее поближе и возможно лягнуть ногами, если получится. Может у нее найдется ключ или он сможет добраться до телефона. Если бы голова прояснилась, он точно бы что-то придумал, а так приходилось действовать фактически вслепую, надеясь на удачу.

—Напрасно ты считаешь меня глупой. Я ведь понимаю, стоит мне подойти как ты попробуешь напасть, так что оставь эти свои уловки. Тебе нужно просто расслабиться. Скоро все закончится.

Его тактика не сработала. Наверное, этого следовало ожидать, и чувствуй он себя чуть лучше, понял бы это еще раньше.

—У меня запястья кровоточат, я же не прошу меня отпускать, а только чуть ослабить зажим, — взмолился Тилль.

—Это не смертельно, — сказала она равнодушно, — Меньше дергайся и все будет нормально. Ты очень рано очнулся, Том, наверное, ошибся в дозировке. Поспи еще полчаса, а мне нужно закончить свои дела. Скоро приедет твой друг Рихард, и если он будет делать, все как я сказала, тогда с тобой ничего не случится.

—Кто такой Том? — спросил Тилль. Кажется он уже задавал этот вопрос раньше, но не помнил получил ли на него ответ.

Ему крайне не нравилось разговаривать с Нариной, не видя ее лица. Он перевернулся на живот, приподнял голову и смог увидеть ее.

Девушка стояла в дверях, безоружная и смотрела на него с презрением. Ее темные глаза лихорадочно блестели в красноватом вечернем свете. В них не было и тени жалости или сострадания. Ледяной взгляд человека, которому глубоко наплевать на тебя и твои мучения. Ничего человеческого. Война ранила ее намного сильнее чем он решил вначале. Тилль подумал, что скорее всего Нарина планирует убить его, только не мог понять зачем ей это.

—Том помогает мне. Ты, наверное, с ним не знаком. А вот твой друг Рихард его встречал. И мне кажется, они очень не понравились друг другу.

—При чем тут Рихард? — Тилль ощущал себя как в бреду. Он задавал вопросы, но с трудом улавливал смысл ответов Нарины.

—Он тут самый главное действующее лицо. Рихард должен принести диск, а потом при мне опубликовать фото, которое поможет Гордону победить, — она чуть улыбнулась кончиками губ.

—Гордону? — Тилль пытался вспомнить, кому принадлежит это имя, но никак не мог.

—Да, Гордону Бауму, — кивнула Нарина. — Все что я делаю сейчас, лишь ради его победы.

Гордон Баум. Тилль вспомнил нервного друга Олли, любящего молочные коктейли. И все стало проясняться. Получается, Гордон Баум убил Ангелу ради этих фото. Но при чем тут Нарина? Почему она помогает ему? Видимо у Баум угрожал и Нарине расправой. Но какая ему выгода в смерти журналистки? От мыслей снова заболела голова.

—Зачем тебе его победа? Что у него на тебя есть? — спросил Тилль.

—Гордон должен одержать победу, — упрямо повторила она.

—Зачем? — Тилль все еще пытался понять. — Он угрожает тебе? Не нужно бояться, отпусти меня, и я смогу тебя защитить.

—Защитить? — она рассмеялась. — Да ничего ты не понимаешь.

—Так объясни, — предложил он.

—Если тебе интересно, — она пожала плечами.- Только сначала я должна закончить приготовления. Если обещаешь не кричать и вести себя хорошо, тогда я удовлетворю твое любопытство и расскажу все, когда вернусь.

Тилль молча кивнул, и Нарина вышла из комнаты, плотно заперев за собой дверь. Он снова перекатился на бок, чуть поджал под себя ноги и постарался расслабиться. Возможно, Нарина права и это единственный способ чуть унять жгучую боль в пораненных запястьях.

Несмотря на жалкое положение, боль в руках и неясные перспективы Тилль испытывал облегчение. Ведь если Ангелу убил Баум, то значит Берта тут не при чем. Он очень хотел, чтобы она была невиновна в смерти журналистки. Он понятия не имел, почему это так важно для него, ведь они окончательно расстались и вряд ли когда-то еще встретятся, но все равно радовался так, словно это что-то меняло в его судьбе. Наверное, Круспе не понял бы его сейчас.

Рихард! До него внезапно дошел смысл слов Нарины, она сказала, что все кончится, когда Круспе придет сюда. Она вынудит его опубликовать фотографии Ангелы. Но с чего она взяла, что Рихард согласится на такое? Управлять им невозможно, хотя если Нарина пригрозит убить Тилля, то это может сработать. Но зачем Круспе приходить сюда? Если ей нужна только публикация, он мог бы сделать это из любой точки города. Значит, опасения Тилля верны, Нарина не собирается выпускать их живыми. Но как она хочет убить двух взрослых мужчин? Загадочный Том поможет? Или сам Баум придет, чтобы расправиться с ними?

И тут Тилль похолодел. Он вспомнил утренний разговор с Круспе. Тот собирался именно сегодня встречаться с Гордоном Баумом. Так что же это выходит, Нарина действует в одиночку? Или встреча уже состоялась, но Гордон не смог убедить Круспе и потому-то Баум решил надавить сильнее? Если бы Линдеманн не пошел на этот проклятый обед, тогда ничего этого бы не было.

—Дьявол! — выругался Тилль в голос. — Черт побери!

Снова скрипнула дверь.

—Я же просила не шуметь, — услышал он недовольный голос Нарины.

Тилль замолчал. А что ему оставалось. Он очень надеялся, что Круспе хватит мозгов позвонить в полицию до того, как ехать к Нарине. Но глубоко в душе, Тилль понимал — Рихард сделает все с точностью до наоборот.

Комментарий к Глава двадцать четвертая. Нарина.

Ну что, друзья. Мы все ближе к развязке. Немного терпения и мы узнаем чем все закончится.

========== Глава двадцать пятая. Сука-любовь ==========

***

Вернувшись из редакции, Рихард еще раз тщательно обдумал все версии и понял, что Баум наверняка знает многим больше, чем говорит. А если это так, то необходимо вынудить его рассказать все. Как это сделать он еще не знал, но дал себе обещание поразмыслить над этим завтра.

Он уснул довольно рано, надеясь на утро встать бодрым и свежим, но не тут то было. Всю ночь Рихарду снились томительный тягучие сны, в которых он снова и снова видел как кто-то высокий в капюшоне, натянутом до самых глаз, убивает Ангелу, а он никак не может предотвратить это. Круспе просыпался несколько раз за ночь, ходил на кухню, где пил ледяную воду. После возвращался в кровать и засыпал, в надежде что кошмар не повторится, но каждый раз тот, начинался заново, принимая новые неожиданные обороты и обрастая жутковатыми подробностями.

Окончательно он проснулся в половину шестого утра с тяжелой головой и на мокрых от пота простынях. Рихард скинул одеяло, сел на кровати и запустил пальцы во влажные волосы. Это чертово расследование сводило его с ума, а жара ускоряла процесс. Он потянулся было за пультом от кондиционера, но потом решил что лучше, пока солнце не взошло, и воздух не пропитался пылью, проветрить комнату, а самому принять прохладный душ.

Он подошел к окну, распахнул тяжелые шторы. Вдалеке, над домами, брезжил розовый рассвет, но пока город был погружен в сонливое серое безмолвие. Рихард приоткрыл окно, вдохнул полной грудью утренний воздух. К его разочарованию он не был свеж, а пах бензином и горячим асфальтом.

«Нужно срочно уезжать из Берлина», — подумал он с досадой. — «На природу, к воде, туда, где нет никого кроме группы и музыки. К черту всё».

Мысль обрадовала его, но кое-что не давало покоя. Рихард не мог уехать, не совершив последнюю попытку выяснить имя убийцы. Он зашел так далеко, узнал столько всего об Ангеле и сейчас не мог отступить перед финалом. Ему необходимо лично поговорить с Баумом.

Рихард покивал головой. Да! Еще одна попытка. А если эта встреча не даст ничего нового, значит, он упакует диск в конверт без обратного адреса и отправит в полицию, а сам забудет об этом деле.

Рихард оставил окно открытым и направился в ванную. После душа он ощутил голод и как был, в одних трусах пошел на кухню, где приготовил себе яичницу, чашку крепкого кофе и пару тостов. Закончив завтрак Круспе набрал Тиллю. Вокалист, судя по недовольному голосу еще спал. Рихард в двух словах рассказал ему свою идею поговорить с политиком начистоту, но поддержки не нашел.

—Никуда я с тобой не пойду, Рихард, — буркнул Тилль. — К тому же у меня в два деловой обед.

—Ладно, я понял. — Рихард тяжело вздохнул, поднялся и принялся загружать грязную посуду в посудомоечную машину.

—Я и тебе не советую ходить, этот политик хитрый лис и ничего тебе не скажет, — Тилль зевнул. — Хватит уже этих геройств. Полиция все решит и без тебя.

—Ты прав, — сказал Рихард миролюбиво, чтобы не вызвать новую волну недовольства.

От выпитого горячего кофе он снова вспотел и это страшно раздражало. Он открыл холодильник, вынул бутылку питьевой воды, отвинтил крышку, сделал несколько глотков, а потом закрыл бутылку и приложил к щеке. Она была ледяной и чуть влажной.

—Почему же ты раньше этого не говорил, а полез во все это дерьмо? — со вздохом спросил Тилль.

С опозданием Рихард понял, что звонить Линдеманну было большой ошибкой.

—Ты же знаешь, я не доверяю полиции, с некоторых пор, — ответил Круспе. — Хотя справедливости ради стоит отметить, комиссар Мерхен показался мне вполне адекватным. Может, стоит отдать ему диск? Как считаешь?

—Это было бы лучшее решение, но разве ты не говорил мне, что боишься тех нацистов? — спросил Тилль.

—Я же тебе не рассказал, — воскликнул Круспе, — вчера видел в новостях, как их поймали.

Рихард переместил прохладную бутылку на лоб и закрыл глаза от удовольствия.

—Серьезно? — кажется, Тилль искренне удивился.- Ты уверен, что это они?

—Насчет одного - точно уверен, — ответил он.

Бутылка быстро нагрелась, Рихард поставил ее на стол, подошел к окну, посмотрел вниз. Солнце уже поднялось над горизонтом, на бледно-голубом небе не было ни облачка. Круспе взглянул на уличный термометр, тот показывал тридцать пять градусов. Он задернул шторы, чтобы солнце не нагревало кухню, и направился в гостиную.

— Думаю и остальные тоже из той банды, — сказал он. — Твоя знакомая сдержала обещание. Кстати о Берте, может, ты позвонишь ей и спросишь об этом. Мне страшно интересно как они смогли найти этих людей так быстро.

Круспе плюхнулся на кожаный диван, взял пульт от кондиционера и включил его. Тилль молчал. Видимо напрасно Рихард вспомнил о Берте.

—Если все же пойдешь на встречу с Баумом, то хоть Олли с собой возьми, — внезапно сказал вокалист.

—Олли? Зачем это? — Круспе напрягся.

Тиллю вовсе незачем было знать, что Рихард нарушил обещание данное ему и рассказал все, включая историю про баронессу. Круспе надеялся, что Оливеру хватило мозгов вчера вечером не поделиться своими догадками с вокалистом.

—Он тут мне звонил и что-то про частного сыщика рассказывал, — ответил Тилль. — Мне показалось он собирался нанять детектива, чтобы узнать, кто убил твою Ангелу. Может он образумит тебя.

Рихард облегченно вздохнул и утер пот со лба. Тилль ничего не знает об их расследовании с Олли и о походе в редакцию.

—Да, спасибо что сказал, — ответил он. В том месте, где голые ноги и спина соприкасались диваном, кожа намокла от пота. Круспе встал и стал прохаживаться по комнате. — Я поговорю с ним, хотя может и не стоит его беспокоить напрасно. Ты же знаешь, как сложно ему было после Брингера.

—Да, может и не стоит, — отозвался Тилль.

Взяв пульт от кондиционера, Рихард понизил температуру до двадцати градусов и почти сразу ощутил, как комнату стал наполнять приятная прохлада.

—Кстати Рих, ты не думал, что нам всем пора уехать из Берлина? — перевел тему Линдеманн.- Работа стоит на месте и давно пора что-то менять.

—Да, ты прав, об этом стоит подумать. Было бы здорово снова поехать на балтийское море, там всегда не жарко. В прошлый раз мы там славно поработали.

—Латвия? — Тилль на мгновение задумался, — А это хорошая идея. Там чудесное место и воздух свежий, но вот не знаю, что скажут ребята. Ведь речь шла о поездке в Испанию, и мне казалось, Пауль со Шнайдером хотели именно туда.

—В Испании сейчас будет пекло еще хуже, чем здесь и наша работа превратиться в постоянные походы на пляж и бесконечную сиесту, -возразил Круспе. — Никто не сможет работать в таких условиях.

—Ну да, а кондиционер не включишь из-за Флаки, — Тилль тихонько засмеялся. — Он в прошлый раз изнылся весь, что у него простуда, насморк, слабое здоровье. Зудел с утра до ночи, как сварливая жена.

—Ага, пока мы его не проучили. Пауль хорошо тогда придумал в бассейн вместе со стулом его скинуть, — Рихард улыбнулся, вспомнив тот забавный случай. — Сразу у него все прошло.

—А ты помнишь, как он раскудахтался из-за телефона? Мы сломали хорошую вещь, а ведь тот телефон наверняка еще Хонеккера помнил, — Тилль снова рассмеялся. — Насчет Латвии очень хорошая идея, давай обсудим это завтра в студии. Думаю, никто не будет против. Разве что стафф, ведь придется срочно искать подходящий дом.

—Это их работа, — ответил Рихард. — Мы им за это и платим.

Они еще некоторое время обсуждали эту идею, а потом попрощались и Круспе, уже второй раз за утро, направился в душ.

Ближе к десяти Рихард все же позвонил Оливеру. Тот принял идею встретиться с Баумом с большим энтузиазмом чем Тилль.

—Ты знаешь, я хотел предложить тебе ровно тоже самое. Только вот не знаю, стоит ли мне там присутствовать. У меня есть опасения, что Гордон при мне не будет откровенным. Мне кажется он слишком уж пытается произвести на меня хорошее впечатление.

—Да он и со мной вряд ли станет секретничать, ты же помнишь, как он тогда психанул когда я его дочь упомянул, — Рихард вспомнил странноватого Баума и у него впервые появились сомнения в том, что их разговор сможет хоть что-то прояснить.

—Может и не станет, но если ты скажешь, что думаешь о публикации фото, он может стать разговорчивей, -предложил Олли.

—А если это он убил? — Рихард все еще сомневался. — Думаешь встречаться с ним безопасно?

—Ну ты же не домой его приглашать будешь, — ответил Оливер. –Да и не мог он, Рихард. Это абсурд, мы же уже все с тобой проговорили и поняли — Гордон чист.

—Ну, наверное, — задумчиво ответил Рихард. Он в отличие от Риделя не был на сто процентов уверен в невиновности Баума.

—Давай я сам ему наберу и дам твой телефон, — предложил Олли.

—А что ты скажешь?

—Скажу, что ты хочешь опубликовать фото, но не знаешь, как сделать это без ущерба для своей репутации. Гордон непременно на это клюнет.

—Давай попробуем, может что-то, и выясню у него. Ну, или хотя бы посмотрю, как он будет выкручиваться, когда я скажу что знаю, кто настоящий хозяин клуба, где Ангела сняла компромат. Мне очень интересно, что он на это скажет.

—Ты только не переусердствуй, не забывай, что у него полно адвокатов, и они могу на тебя серьезно наехать.

—Да помню я все, не маленький. Набери ему прямо сейчас, я буду ждать.

Оливер положил трубку. Рихард сходил на кухню, выпил еще ледяной воды, а потом вернулся в гостиную и пока ждал звонка, занялся игрой на акустической гитаре. Это отлично отвлекало и успокаивало. Баум позвонил ближе к одиннадцати. Услышав легенду Рихарда, Баум сам предложил встретиться в четыре и назвал адрес какого-то ресторана в центре города. Круспе никогда не слышал об этом заведении, но это казалось неважным, главное, что там будут еще люди и Рихарду не стоит волноваться за свою безопасность. До половины четвертого он слонялся по квартире изнывая от жары, а потом принял душ, вызвал такси и поехал на встречу.

Рихард опоздал на двадцать минут. Не специально, такси попало в пробку в центре, и он ничего не мог с этим поделать. С улицы ресторан показался ему невзрачным. Невыгодное расположение на безлюдной улочке, с односторонним движением, отсутствие парковки перед входом, выгоревшая вывеска, облезлая деревянная дверь. Но возможно для приватного разговора это было самое подходящее место. Рихард потянул дверь и вошел внутрь.

Тут было прохладно. Играла тихая музыка. Зал, оформленный в морской тематике, выглядел весьма презентабельно. К тому же в воздухе витали приятные ароматы жареной рыбы и восточных специй, и Рихарду сразу как-то понравилось это место. К нему тут же направился улыбчивый администратор в белоснежной рубашке и приветливо улыбнулся. Рихард сказал, что его ждут, и огляделся, но друга Олли нигде не увидел. Людей в зале было достаточно, но Баума среди них не было. Заметив его растерянный взгляд, администратор спросил фамилию гостя и как только Рихард назвал имя политика, оживился и повел его через зал куда-то в дальнюю комнату.

Оказалось, Гордон арендовал отдельный кабинет, чтобы никто не помешал их беседе. Он сказал это Круспе после того, как они обменялись обычными любезностями.

Гордон Баум снова выглядел как всклокоченный черт: борода торчала клочками, брови взлохмачены, из небрежно завязанного хвоста выбивались непослушные пряди, но при этом одет он был с иголочки. Кремовый костюм без единой морщинки, тонкий шелковый галстук, идеальный маникюр, легкий аромат туалетной воды. Пожалуй, Олли был прав, когда сказал, что каждая деталь в образе Гордона Баума тщательно продумана его менеджерами, а все его реакции отрепетированная роль.

Кабинет представлял собой квадратное помещение четыре на четыре метра, изнутри обшитое панелями из светлого дерева. По центру стоял прямоугольный стол с ножками, оплетенными джутовой веревкой, к которому вплотную были придвинуты стулья в том же стиле. Стены украшали миниатюрные парусники в стеклянных бутылках, а также различные корабельные приспособления: большой якорь, штурвал в миниатюре, канаты и множество странных штук, о назначении которых Круспе даже не догадывался. Все было выдержано в светло-голубых тонах. И лишь потолочные светильники с плафонами из рисовой бумаги, конусообразной формы, выделялись, среди прочего ярким белым пятном.

—Здесь отличная кухня, — сказал Баум, когда Рихард занял место за столом напротив.

Сам Баум ел моллюсков, запивая белым вином из бокала на тонкой ножке.

—Слишком жарко и есть совсем не хочется, — ответил Рихард.

Гордон лишь пожал плечами и уставился на него тяжелым взглядом. Вошел официант. Рихард заказал воды и стакан апельсинового сока, Баум попросил еще вина.

Когда они остались одни Гордон спросил:

—Я могу обращаться на «ты» и по имени?

Да, — кивнул Рихард.

Баум мгновение пристально смотрел на него, а потом чуть подался вперед и, понизив голос сказал:

—Олли предупредил, что ты хочешь передать фото в прессу, но не знаешь, как при этом сохранить анонимность?

Рихард опять кивнул. Он собирался для начала выслушать, что предложит ему политик и лишь после задавать каверзные вопросы.

—Ну что же, я могу помочь тебе, — сказал Баум.- Но для начала ты должен показать мне все, что у тебя есть и рассказать, как именно это у тебя оказалось.

—Не слишком ли много условий, герр Баум? — Рихард чуть улыбнулся.

—Называй меня Гордон, мы же договорились, — Баум махнул в воздухе рукой. — Нет, ты пойми, Рихард, я человек чести и для меня репутация значит очень много. Если вдруг окажется что фото подделка или, что они достались тебе каким-то грязным способом, то их публикация может мне навредить. Олли сказал, тебе их дала сама Веспе, но не рассказал как именно.

—Но ты же сам еще вчера говорил Олли, что нужно ускорить публикацию, а сейчас вдруг поменял решение? — Круспе чувствовал, что Баум пытается обмануть его, но не мог понять его игры.

—Вчера мы обсудили это с моими людьми и, теперь я не уверен что это нужно делать так поспешно, — ответил Баум и умолк, потому что в зал вернулся официант с заказом.

Официант оставил напитки и удалился. Рихард отпил ледяного сока и спросил:

—А что изменится, когда я покажу тебе фото?

—Я отправлю их своему человеку, он проведет экспертизу, и мы установим их подлинность, это первое. — Гордон поднял правую руку над столом и загнул большой палец.

Он умолк и молчал довольно долго, тогда Рихард не выдержал и спросил:

—А что второе?

—Второе, да. Это самое важное.— Баум загнул указательный палец, а потом разогнул пальцы и положил ладонь на стол. — На основе твоего рассказа мои люди проведут полный анализ, если результаты публикации принесут мне пользу, тогда начнется третья фаза, мы найдём того, кто сможет передать фото прессе. Разумеется это будет случайный человек, которого никто не сможет связать ни с тобой ни со мной, ни с газетой Ангелы, ведь там работает моя дочь, а владельцы мои близкие друзья.

—Какая изощрённая схема, — Рихард усмехнулся. — А не проще слить это в соцсети?

—Нет, — воскликнул Баум испуганно. — Не нужно этого делать, ты погубишь и меня и себя. Если хоть что-то окажется липой, то все это ударит по мне напрямую. Да и тебе это ни к чему, твое имя не должно фигурировать в прессе в связи с политическим скандалом. Ведь мы прекрасно понимаем, чем это может быть чревато.

—Ну, допустим, — Круспе допил сок и отодвинул от себя стакан.- И что ты предлагаешь? Отдать тебе все без каких-то гарантий?

—Гарантий? — Баум нахмурил густые брови. — О каких гарантиях ты говоришь? Я не понимаю, неужели ты хочешь, чтобы я заплатил тебе за это? Если вопрос в деньгах, то…

—Нет, деньги мне не нужны, — перебил его Рихард.- Я хочу только одного, узнать имя убийцы Ангелы и эти документы, которые волей случая оказались у меня, должны помочь. Потому если ты не собираешься рассказать мне правду, в ближайшее время я отправляю все это в полицию. И уверяю тебя, Гордон, в твоих интересах, чтобы я этого не делал.

—Ты мне угрожаешь? — в темных глазах Баума появилась ярость.

—Нет, — Рихард покачал головой.- Я лишь сделаю то, что хотела Ангела. Расскажу всем правду.

—О какой правде ты говоришь. Рихард? — Баум сощурился. — Той, что выгодна мне или той, что выгодна моему конкуренту?

—Правда одна, - Рихард сухо улыбнулся.— Но я хочу напомнить, в документах доставшихся мне от Ангелы упоминается твоя дочь и если полиция их получит, то ее непременно станут допрашивать. Тогда-то уж ты не сможешь повлиять на ее показания.

—Я не понимаю тебя, — Баум пристально смотрел ему в глаза, а его ноздри опасно расширялись при каждом вздохе.— Ты что, хочешь обвинить меня в смерти Ангелы?!

—Я никого не хочу обвинять, но ты лгал нам с самого начала и это наводит на мысли о твоей виновности. Ангела работала в твоем заведении, а ты уверял нас, что почти не знал ее — Баум чуть вздрогнул, когда Круспе произнес это, но быстро взял себя в руки, и его лицо снова стало непроницаемым.— Она сделала эти фото там, она писала статью и хотела вывести тебя на чистую воду. Единственное, что останавливает меня от того, чтобы прямо сейчас заявить об этом в полицию, так что, то лично тебе нет никакой прямой выгоды от ее смерти. Но это только на первый взгляд, Гордон! Поэтому, если ты хочешь, чтобы я поверил, что ты чист, расскажи мне все что скрывал до этого. Что ты пытаешься утаить?

В комнате повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь журчанием музыки из потолочных колонок. Баум молча смотрел, на Круспе не отводя горящего взгляда и не шевелился. Рихард чуть улыбался и ждал, что скажет политик. Так прошло несколько минут, Круспе подумал было, что так ничего и не услышит, но Баум сдался. Он опустил глаза, взял бокал с вином, и сделал большой глоток.

—Ладно, так и быть, но учти, если кто-то спросит меня про этот разговор, я буду все отрицать, — сказал он тихо. — Ангела и я, мы были любовниками.

—Значит, я был прав, — Рихард торжествующе улыбнулся.— А Олли не верил что такое возможно.

—Помолчи и дай сказать, — Баум махнул рукой и Круспе умолк.— Мы познакомились, когда она работала у меня, и со временем все зашло слишком далеко. Я собирался на ней жениться, но только после выборов. Сейчас мне нежелательно вступать в бракоразводный процесс. Ей это не нравилось, но мне казалось, что мы поняли друг друга, и у нас нет никаких проблем. А получается, она за моей спиной собирала компромат и писала что-то про меня и мою дочь.

—Не совсем так, она упомянул Еву лишь однажды в связи с книгой, а твое имя вообще ни разу не фигурировало. Там нет ничего компрометирующего на твою дочь, можешь не волноваться. А вот статья да, возможно она могла бы повредить твоей карьере. Кому это понравится, что честный и неподкупный политик занимается подобным бизнесом. Ты знал, что она писала статью?

—Знал, — Баум вздохнул. — Но мне казалось, я убедил ее не делать этого.

—Значит, тебе была выгодна ее смерть, не так ли? — Рихард решил чуть надавить.- Если бы статья вышла, твоей карьере пришел бы конец, вместе с карьерой твоего конкурента. Потонули бы на пару?

—К сожалению это выглядит именно так, — Баум кивнул, пригладил бороду и вдруг сказал с чувством.— Но, я любил Ангелу и никогда бы не причинил ей вреда.

—А Берта?

—Кто такая Берта? — Баум смотрел на Круспе удивленно. — Я не знаю никого с таким именем.

—Баронесса, жена твоего спонсора. Может они с мужем что-то узнали и убрали Ангелу?

—Аллах милосердный, — воскликнул Баум и вскинул руки в воздух, — да что за чушь, они аристократы из древнего рода, а не итальянская мафия. Если Стефан кого и убивал, так только зайцев на своей охоте или скуку, играя в покер вечерами в своем фамильном замке. Как тебе только такое в голову могло прийти? И откуда ты вообще их знаешь?

—Не важно, у меня свои источники для получения информации, — ответил Рихард, а сам подумал, что Тилль оказался прав, и угрозы Берты были лишь громкими словами, не таящими за собой никакой реальной опасности. А еще он понял, что Баум не виновен, но все же спросил.

—Ты уверяешь меня, что не имеешь никакого отношения к ее убийству?

—Нет, конечно! — Баум выглядел оскорбленным.- Зачем мне это? Убить женщину, которую я любил и на которой хотел жениться? Я же не синяя борода. — Он невесело усмехнулся. — Да и мне это, как ты понимаешь, совсем не выгодно. Если бы статья вышла, не факт что я бы потерял все, а вот мой конкурент точно пострадал бы. Но у меня большие сомнения в подлинности фото, потому ты просто обязан мне их показать. И эту статью, о которой ты говоришь.

—Почему ты сомневаешься? — спросил Рихард. — Документы и фото дала мне сама Ангела и зачем бы ей делать фальшивку?

—Лично в руки? — Баум поднял брови.- При каких обстоятельствах и что она тебе сказала, когда отдала это? Я сомневаюсь, потому что хорошо ее знал, и она не стала бы мне вредить, и уж тем более не стал бы вредить Еве. Они отлично ладили.

—Нет, не лично. Она использовала другой способ, — Рихард не знал, стоит ли рассказывать все Бауму, он все еще не доверял ему. — К тому же у меня есть сведения, что Ангела злилась на тебя и хотела отомстить.

—Что?! — Баум выпучил глаза. — С чего бы это? Что я такого сделал?

—Ты изменил ей, — Рихард внимательно смотрел на реакцию Гордона, надеясь увидеть испуг или сожаление, но тот выглядел ошарашенным и уязвленным, но точно не напуганным.

—Это ложь! Я не изменял! — воскликнул он возмущенно. — Назови мне имя того, кто клеветал на меня, и я готов на очную ставку!

—Боюсь, не получится, потому что она мертва, — Рихард печально улыбнулся.— Это говорила сама Ангела. Она пожаловалась своей подруге, что ей изменил жених, и хотела отомстить ему.

Рихард благоразумно не стал упоминать выбранный Ангелой способ мести, он вовсе не хотел получить в нос от ревнивого политика.

—Шайтан, — тихо выругался Баум. Он кажется немного успокоился и спросил.— А как она передала тебе данные? И что сказала?

—Это произошло очень странно, — Круспе все же решился рассказать всю историю, разумеется, умолчав о вечернем посещении Ангелы.- Полиция нашла в ее квартире письмо, адресованное мне, в нем Ангела несколько раз упомянула некую вещь, которую подарила мне раньше. Так вот в ней я нашел диск.

—Да это же какой-то бред, детский сад. Ангела была взрослой умной женщиной, она никогда не стала бы делать что-то подобное, — Баум смотрел на Круспе недоверчивым взглядом.— Ты разыгрываешь меня? Снова какая-то проверка?

—Нет, сейчас я говорю чистую правду. Если не веришь, то могу показать картину, в которой был спрятан диск. И да, я согласен показать тебе документы, но я не отдам тебе сам диск.

—Картина? — Баум почесывал кончик длинного носа. — А как она выглядела?

—Кто, картина? — Рихард не понимал, зачем Бауму знать это, но все же попробовал объяснить. — Пейзаж, река, птички, небо, розовые облачка. Фигня какая-то.

—Нарина, — выдохнул Баум и хлопнул себя по лбу. — Ну конечно, это в ее стиле. Господи, она же крышей поехала, мне следовало ожидать чего то такого после всех этих звонков и писем, после ее признаний, но мне казалось она успокоилась и… — Баум поднял на Рихарда взгляд и выдохнул.— Теперь я все понял, это Нарина убила Ангелу и это она сделала те фото.

—Может ты что-то и понял, но я вот вообще ничего. Причем тут Нарина и как она могла вложить диск в картину, которую подарила Ангела месяц назад?

—Эти картины она сама и пишет, но вот как она смогла, это сделать остается загадкой.

—Я все равно не понимаю, зачем Нарине убивать Ангелу?

—Из ревности, — ответил Баум и, зажав рот рукой, стал чуть заметно качать головой из стороны в сторону.

—У вас с ней что-то было?

Баум коротко взглянул на Рихарда и молча кивнул.

—Считаешь она могла убить? Но зачем?

—Из-за помолвки. Ангела, наверное, все ей рассказала. Они общались, и я не стал этому мешать, не хотел объяснять причину. У нас с Нариной был довольно бурный роман полгода назад. Мы весело проводили время, даже слетали в Париж на выходные, — Гордон тяжело вздохнул.— А потом она стала слишком навязчивой, и мы расстались, но она не приняла этого. — Он ненадолго умолк, допил остатки вина и продолжил. — Нарина не хотела принимать, что все кончено. Она словно не слышала меня. Писала на почту письма с признаниями, звонила ночами на телефон, а при встрече вела себя так, словно мы все еще пара. Ты знаешь, это пугало. Я пытался с ней поговорить, но это ни к чему не приводило, и тогда я сказал, что уволю ее, если она не успокоится. И это подействовало. Ну, по крайней мере, я так считал.

Баум сглотнул, указал на стакан Круспе и спросил:

—Можно мне выпить твою воду?

—Да, конечно, — Рихард подвинул к нему стакан. Баум взял его двумя руками и стал жадно пить. Закончив, он поставил его на стол, посмотрел на Рихарда и произнес очень тихо:

—Это моя вина, Ангела умерла из-за того, что я не выгнал эту безумную суку, когда должен был.

Рихард хотел ответить что-то, но, в этот момент его телефон завибрировал. Круспе взглянул на экран. Звонил Тилль.

—Прости, мне нужно ответить, — сказал он и поднес телефон к уху. — Привет, Тилль. Я на встрече, давай позже созвонимся.

—Это не Тилль, но он у меня, — сказал женский голос.— Если ты хочешь чтобы твой приятель остался жив, тебе нужно внимательно слушать меня и не перебивать, а потом сделать все в точности как я скажу.

—Нарина? — спросил Рихард, ощущая, как по спине пробежал холодок. — Что с Тиллем? Где он?

—Я же сказала, не перебивать. Но на первый раз прощу, а теперь заткнись и слушай. А еще лучше запиши. У тебя не так много времени, если до шести ты не выполнишь моих указаний, твой друг умрет.

—Я все сделаю, говори, — сказал Рихард и не узнал своего голоса. Баум делала ему какие-то жесты руками, но он не мог понять, что тот хочет и опустил взгляд, уставившись на пустой стакан.

—Я рада, что ты быстро соображаешь, — сказала Нарина. — Тиллю повезло с тобой.

На столе перед носом Круспе появился телефон Баума, открытый на текстовых заметках. Там было напечатано:

«Нажми громкую связь, я тоже должен слышать. Помогу»

Рихард кивнул, нажал кнопку на своем телефон и положил его на центр стола, рядом со смартфоном Баума и в этот момент Нарина начала говорить…

Комментарий к Глава двадцать пятая. Сука-любовь

Заранее прошу прощения за баги с запятыми, писала и редачила главу очень долго и уже сил нет все проверять. Мне показалось не стоит затягивать с продолжением, потому выложила как только закончила.

========== Глава двадцать шестая. Тилль и взрывоопасная ситуация. ==========

***

Нарина вошла в столовую и остановилась напротив дивана. Тилль повернул голову, посмотрел на девушку и похолодел от страха. Она переоделась в светлую футболку и просторные брюки, а сверху на талии разместила то, от вида чего кровь стыла в жилах. Тилль видел эту вещь лишь в сводках новостей по телевизору, но никогда вживую. Полоска брезента крепилась вокруг талии, на ней были размещены кармашки, в каждом из которых, соединенные приводами, как патроны в патронаже, лежали продолговатые снаряды. Нарина заметила его взгляд и сказала:

—Теперь понимаешь, почему не нужно было шуметь?

Тилль молчал, внимательно разглядывал «пояс Шахида», и пытался понять настоящее ли это взрывное устройство или муляж, чтобы напугать его и Круспе. Словно прочитав его мысли Нарина сказала:

—Это не игрушка, заряда хватит, чтобы разнести квартиру к чертям, так что давай без глупостей, — она чуть улыбнулась и добавила. — Теперь в наручниках нет смысла, я сниму их. Ляг на живот и не дергайся.

Тилль молча перевернулся. Нарина подошла вплотную к дивану и, расстегнув наручники, сняла их.

—Спасибо, — буркнул он. — А ноги?

—Сам сними, — ответила она, бросила наручники на середину стола и отошла к окну. Тилль сел на диване.

Ноги были стянуты широким скотчем и с нескольких попыток он смог сорвать его, после чего стал растирать ноющие запястья. Все это время Нарина стояла у окна и смотрела на него с холодным равнодушием. Он мог бы сейчас броситься к девушке и попробовать повались на пол, но полагал, что раз Нарина освободила его, у нее есть основания не бояться этого, потому не торопился, лишьпосматривал в ее сторону и ждал.

—Зачем это нужно? — спросил он тихо и указал пальцем на пояс. — Ты ведь и сама погибнешь.

—Это не так важно, — она криво усмехнулась.- Зато такие штуки делают всех вокруг шелковыми. Взрыватель у меня в кармане, — она указала рукой на провод, идущий от пояса к карману ее брюк. — Так что если попробуешь напасть, я нажму кнопку и мы вместе отправимся к праотцам. Будь умницей и позволь твоему другу сделать то, что он должен.

—И ты отпустишь нас?

—Посмотрим, — она пожала плечами.- Возможно да, мне до вас нет никакого дела. Я не испытываю к вам личную неприязнь. Твой друг сильно взбесил меня, но это не повод убивать.

Нарина широко улыбнулась, обнажив идеально ровные белые зубы, но в ее улыбке не было ничего веселого, она напомнила Тиллю оскал дикого зверя за минуту до нападения.

—Ты про Рихарда? — Тилль старался, чтобы его голос звучал уверенно, он не хотел, чтобы Нарина учуяла его страх.

—Да, про него. Из-за его упрямства все пошло не так и пришлось принимать крайние меры, а я надеялась до этого не дойдет. Он приедет скоро. Я дала ему время до шести, и полагаю, он успеет, — Нарина подняла руку и взглянула на часы.- У нас с тобой чуть больше часа, так что если интересно, могу тебе все рассказать. Ты ведь наверняка умираешь от любопытства и хочешь знать, почему я это делаю.

—Честно говоря, мне плевать, — ответил Тилль. — Я бы предпочел ничего не знать и не быть тут, рядом с этим.

Он указал на ее талию. Нарина провела ладонью по поясу, словно поглаживала любимого питомца, отошла от окна, взяла стул и уселась на него, грациозно закинув ногу на ногу.

—Твои желания сейчас не важны, я хочу рассказать, и ты будешь слушать, — она протянула руку и взяла со стола кусочек пахлавы. — Хочешь еще чая?

—Нет, ты уж извини, но твой чай действует на меня убийственно, — съязвил Тилль.

—Это было вино, а не чай, — ответила она с безразличием в голосе. — В чае ты бы сразу почувствовал, Том сказал у этой ерунды горьковатый привкус.

—И все же, кто этот Том? — в голове у Тилля постепенно прояснялось. Он начал размышлять над побегом, и близость загадочного помощника была ему ни к чему.

—Томас, он мне помогает кое в чем, — Нарина откусила маленький кусочек пахлавы и стала медленно пережевывать, а закончив, добавила.— Он работает в полиции.

Тилль удивленно вскинул брови, похоже, Рихард был прав, когда сказал что не стоит верить представителям закона, а он его не слушал.

—И почему он помогает? — осторожно спросил Тилль.

—У меня на него кое-что есть, — она хищно улыбнулась, — моя работа позволяла мне собирать компромат на многих, в том числе и на Тома. Никогда не знаешь, где это пригодится.

—Ты делала это по просьбе Баума? — предположил Тилль.

Нарина звонко рассмеялась.

—Нет, он так не работает. Гордон святой человек, кристально честный и невероятно добрый. Ты не должен плохо говорить о нем, никто из вас ему и в подметки не годится. Ты даже не представляешь, как много он делает для беженцев. Он дал нам все: снял мне эту квартиру, устроил на работу. Мы с ним были как муж и жена, понимали друг друга с полуслова. Я знала, что ему нужно, помогала во всех начинаниях, никогда не сомневалась в нем, безгранично верила, а тут появилась Ангела и все разрушила, — Нарина скривила лицо. — Из-за этой твари он мог бы проиграть выборы.

—Ты и Баум, вы любовники? — спросил Тилль.

—Нет, это ужасное слово и не смей его произносить, — воскликнула Нарина гневно. — Я видела твои клипы, послушала твою музыку, ты помешан на плотских утехах и судишь всех вокруг исходя из собственной испорченности. Мы с Гордоном две половинки одного целого, секс тут вообще ни при чем. Это намного больше, настоящая любовь, которая не знает преград.

Тилль промолчал. Он еще раньше понял, что Нарина безумна, а с каждым ее новым словом убеждался в этом снова и снова.

—Ангела была настоящей занозой в заднице, — сказала Нарина уже спокойно, — все к чему прикасалась эта женщина, превращалось в прах. Она бы и Гордона погубила, жаль, что он не видел этого. Но она никогда не рассказывала ему всему того, что говорила мне.

Нарина внезапно умолкла, положила остатки пахлавы на блюдце и стала разглядывать собственные руки с таким видом, словно видела их впервые.

—То есть, все это ты делаешь, чтобы помочь Бауму победить на выборах? — спросил Тилль, и чуть подумав, добавил. — Получается, это ты ее убила? Но, ведь если кто-то узнает об этом, его карьера будет разрушена.

—Никто не узнает, — она снова погладила пояс, и Тилль с ужасом понял, что она не собирается выпускать их живыми. Она взорвет бомбу, чтобы никто не раскрыл ее замысел. Только вот в чем он состоял?

—Ты напала на Ангелу, чтобы получить эти фото, верно? — предположил Линдеманн — Но она отдала их Рихарду за месяц до этого. Тогда ты разозлилась и убила ее?

—Получить фото? — она выглядела удивленно.— Так ты еще ничего не понял? Нет, эти фото сделала не Ангела, их сделала я сама. Эх, если бы я была чуть прозорливее, то непременно оставила бы себе копии и сейчас мы бы с тобой тут не сидели. Но я этого не сделала. Решила перестраховаться и удалила их из памяти камеры, идиотка, — она легонько хлопнула себя ладонью по колену.

—Но как? — Тилль ничего не понимал. — Как же они оказались на диске, а потом в картине? Ведь это был подарок Веспе и как же… — он умолк на мгновение, а потом воскликнул.- Погоди, ты же что-то говорила мне про картины. Ты их пишешь? Ангела украла у тебя картину, в которой ты спрятала единственные копии фото? А потом подарила ее Круспе?

Тилль напрочь забыл о том что кроме фото на диске были наброски статьи Ангелы и потому его версия казалась ему вполне сносной, хотя стоило чуть дольше поразмышлять над этим и становилось понятно — она никуда не годится.

Нарина смотрела на него с усмешкой и молчала. Тилль тоже умолк, до него наконец дошло что на диске были не только фото и он несет полную околесицу.

—Ты такой большой и умный, но так ничего и не понял, — сказала Нарина, наконец. — А я глупая беженка без образования и смогла провести вас всех. Если бы твой друг сразу отнес фото в газету, тогда никто бы никогда не догадался о моем участии, и мы смогли бы избежать вот этого, — она обвела рукой комнату. — Ну что, сдаешься или еще погадаешь? Если разгадаешь, как я все провернула, угощу тебя чем-нибудь вкусным.

Нарина беззаботно рассмеялась, словно к ее животу не была привязана смертельно опасная бомба. Тилль лишь отрицательно покачал головой в ответ. Он не собирался играть в ее игры.

—Сдаешься? — повторила Нарина вопрос и Линдеманн кивнул.

—Я была у твоего друга дома, — сказала она и широко улыбнулась. Но Тилль продолжал смотреть на нее озадаченным взглядом и она объяснила. — Я тайком пробралась в квартиру Круспе и аккуратно подложила диск в то утро, когда его увезли в участок на допрос. Ангела вообще ничего о нем не знала, к тому времени когда диск оказался внутри пейзажа, ее уже не было в живых.

На лице Нарины появилось выражение превосходства, словно она победила Тилля в какой-то только ей известной интеллектуальной игре.

—Это Том навел меня на мысль провернуть такой трюк, он был у твоего друга и заметил мою картину. Он видел ее раньше у меня дома и так рассердился, заметив в прихожей Рихарда. Том спрашивал почему в доме Круспе картина моей работы. Он решил, что я пытаюсь подставить своего бывшего любовника, пришлось уверять его, что мы с твоим другом даже не знакомы и все вышло случайно, — она снова рассмеялась. — Я и не знала, что Ангела отдала твоему другу мой подарок. Я ведь сначала думала подбросить этот диск в его почтовый ящик, но это могло бы вызвать вопросы, а так все складывалось очень неплохо. Ведь никому из вас и в голову не могло прийти, что диск вовсе не Ангела подложила. Конечно пришлось импровизировать и взламывать квартиру твоего приятеля, но оно того стоило и я рискнула. К тому же э

то было вовсе не сложно. Пригодилось мое криминального прошлое, — она умолкла, и на ее лице появилось задумчивое выражение.

Тилль некоторое время ждал продолжения, но Нарина молчала. Видимо она не собиралась посвящать его в тайны своего криминального прошлого. Линдеманн провел ладонью по щеке, пытаясь сложить все известные ему факты, но все равно пока плохо понимал, как ей удалось все это провернуть.

—А письмо Англы? — спросил он. — То, что было в полиции. Ты ее силой заставила его написать?

—Да нет же, — Нарина всплеснула руками.— Ты все еще не пришел в себя? Я уже три раза говорила, мне помог Том. Не было никакого письма Ангелы, я сама его написала, а Том на обыске сделал вид, что нашел его в вещах покойной. Все фальшивка, кроме наброска статьи про наш клуб. Она настоящая. Ее я украла у Ангелы намного раньше, хотела показать ее Гордону, чтобы он выгнал эту дрянь, но оказалось Гордон знал, кто она такая и даже не возражал.

—А как же экспертиза почерка и все такое, Рихард говорил письмо написано от руки.

—Я отлично умею подделывать любой почерк, — она самодовольно улыбнулась. — У меня талант, я же тебе говорила, из меня мог выйти прекрасный художник, сложись все иначе. Да и не было никакой экспертизы, насколько мне известно. Том все сделал как нужно. Их комиссар болван и они пользуются этим.

—Мерхен? — уточнил Тилль.

—Наверное. Я плохо запоминаю ваши фамилии, — она равнодушно махнула рукой.

—Но зачем тебе понадобилось передавать фото Рихарду? Если они все равно были у тебя, почему ты сама их не опубликовала? Зачем такая сложная схема?

—Ты не понимаешь, Гордон не должен был узнать, что я сделала фото. Если бы я сама их опубликовала, тогда его люди смогли бы меня вычислить, и он бы выгнал меня. На него работают толковые ребята, не то, что болваны из полиции, — она чуть усмехнулась.

—А зачем ты вообще их сделала, если боялась гнева Баума? — спросил Тилль.

—Я надеялась, что Ангела опубликует их в своей сраной статье, и таким образом фокус сместился бы с Гордона на его конкурента, но эту тупая шлюха даже статью писать передумала, хотя я ее упрашивала. После того как Гордон сделал ей предложения эта идиотка решила бросить свою затею и занялась другим материалом. Я пыталась ей объяснить, что опубликовать подобное будет в ее интересах, но она отказала. Нарина скривила лицо и попыталась изобразить Ангелу:

«Это так не работает, Нарина. Ты ничего не понимаешь в журналистике, статья не принесет никому пользы, лишь привлечет ненужное внимание к бизнесу Гордона».

Нарина умолкла и взглянула на Тилля, словно ожидая поддержки, но он молчал. Линдеманн был согласен с покойной Ангелой, но благоразумно не стал озвучивать свои мысли.

— Тогда я решила действовать через твоего приятеля. Мне казалось, я все правильно просчитала и Рихард первым делом побежит в газету с диском, но почему-то он этого не сделал. Почему?

—Спроси у него сама, — сердито бросил Тилль.

Нарина нахмурилась, и некоторое время смотрела на Тилля со злостью во взгляде, а потом ее лицо снова приняло прежнее беззаботное выражение.

—Я не собиралась ее убивать, я хотела только чтобы Гордон понял какая она мразь, — внезапно сказала она с печалью в голосе. — Мне это было неприятно, если хочешь знать. Мне до сих пор снятся кошмары. Убить человека оказалось не так легко, как я думала раньше. Даже если он злодей.

—Можешь мне этого не говорить, — буркнул Тилль. — Я знаю.

—Ах, да, — ее лицо вдруг просветлело.— Ты же убил того маньяка, мне Ангела говорила. Ты знаешь, она была помешана на вас, пока не встретила Гордона. Мне кажется, у нее было не все в порядке с головой.

«Кто бы говорил о безумии», — подумал Тилль мрачно, но снова осмотрительно промолчал.

—Если бы она столько не болтала о твоем друге, я бы никогда не смогла провернуть все это, я ведь совсем ничего про вас не знала. Я никогда не увлекалась музыкой и пока не познакомилась с Ангелой, не слышала ни одной вашей песни, — Нарина внезапно умолкла. Тилль тоже ничего не говорил, и тогда она продолжила. — Ангела отработала у нас всего три смены, но мы подружились. Встречались в мои выходные, ходили кое-куда. Она все время говорила и говорила. От нее я узнала об этом агентстве, которому она заплатила за знакомство с твоим другом. Она была такой болтушкой.

—Но почему же ты ее убила, если вы были подругами? — спросил Тилль.

—Эта шлюха мне не подруга, — отрезала Нарина, и лицо ее снова стало сердитым.- Подруги не уводят твоих мужчин. Она знала о моих чувствах к Гордону. Собственно это я попросила ее поговорить с ним обо мне, но она, вместо того чтобы помирить нас, увела его. Сука!

Последнее слово Нарина буквально выплюнула Тиллю в лицо, и он не рискнул ей возражать. Она успокоилась так же быстро как вышла из себя, внезапно ее лицо осветила счастливая улыбка и она сказала мягко:

—Но скоро все решится, и Гордон поймет, кто был его другом, а кто врагом. Я написала ему письмо, — она задумчиво посмотрела на Тилля. — Мне жаль, что пришлось зайти так далеко, но другого выхода нет.

—Ты все еще можешь отказаться от этой затеи, снять эту штуку со своего пояса и уйти. Сбежать из города. из страны. Я даже не попытаюсь тебя остановить, мне плевать на правосудие и Ангелу. Подумай о своих родителях, они же будут переживать из-за твоей смерти.

— Моих родителей давно нет в живых, — процедила она сквозь зубы. — Солдаты казнили отца за то, что он вырастил террориста. Я соврала тебе. Мой брат не был хорошим парнем, он делал бомбы для смертников, а я помогала ему. Солдаты выследили их и убили сначала брата, а потом и папу. Мать, думаю, тоже убили, она была слишком старая для того, чтобы брать ее в рабство. А меня бы они изнасиловали и взяли в рабство, но я успела сбежать. Мне даже удалось выбраться из страны, хотя это казалось невозможным. Ты даже не знаешь, через что мне пришлось пройти, чтобы попасть в Германию. Я торговала своим телом, перевозила наркотики, занималась подлогами, шантажом и никому не было дела, пока не появился Гордон. Он спас меня и теперь я должна отплатить ему тем же. Гордон выиграет эти выборы, пускай ради этого я убью сотню таких как Ангела.

Тилль ощутил, как сжался его желудок, похоже, действие наркотика окончательно прекратилось, и он в полной мере осознал опасность, исходящую от этой субтильной темнокожей девушки. Ей было нечего терять. Нарина собиралась добиться своей цели.

—Что ты от нас то хочешь? Мы музыканты, а не политики. Нахрена тебе наша смерть? Возьми диск и отпусти нас.

—Твой друг должен от своего имени опубликовать фото и статью, — ответила она совершенно спокойно.- У него миллионы подписчиков в Твиттере, я проверяла. Это должно сработать. Все решат, что Ангелу убил этот педофил и Гордон победит.

Тилль некоторое время смотрел на Нарину, ожидая, что она рассмеется и скажет, что все это шутка, но она оставалась серьезной. Линдеманн наконец-то понял, перед ним сидит безмозглая девчонка, у которой поехала крыша из-за войны и неразделенной любви. Она на полном серьезе верит, что ее план действительно хорош, и никто не сможет ее переубедить. Нарина совершала безумные поступки, творила глупости, одну за другой, даже не задумываясь о последствиях, а сейчас собиралась сделать полную бессмыслицу — взорвать бомбу прикрепленную к собственному телу, и вряд ли она понимала к чему это приведет.

—Но почему Рихард? У тебя не было кандидата получше, кто-то на кого ты сняла компромат и могла бы крутить им как вздумается? — задал Тилль вопрос, который не давал ему покоя.— Зачем ты Круспе втянула во все это?

—Это не я, это сама Ангела, — ответила Нарина. Она поднялась на ноги и снова отошла к окну. — Я даже не вспомнила бы о нем, если бы не Веспе.

Тилль удивленно поднял брови и Нарина объяснила:

—У меня был план, как рассорить Гордона и Ангелу. У меня были старые фото, где Гордон развлекается с девочками в нашем клубе, я, конечно, не собиралась их использовать, но ситуация казалась безвыходной. Вот их-то я ей и отправила, заплатила мелкому оборванцу и тот подбросил их в почтовый ящик. Мне казалось после такого Ангела расторгнет помолвку, но видимо плохо знала эту упрямую дрянь. Она вовсе не любила Гордона, он был нужен ей лишь затем, чтобы подняться по карьерной лестнице. Ведь у него друзья в руководстве газеты и он мог бы замолвить за нее словечко. Ангела была насквозь лжива и использовала всех в своих интересах.

Тилль подумал, что Нарина сейчас пытается оправдать собственный поступок и демонизирует Ангелу, он понимал это, ведь и сам искал успокоения в мыслях о том, что Брингер заслуживал смерти.

—Она позвонила мне в день убийства и рассказала о фото. Я все подтвердила, конечно же, надеясь, что теперь-то она отвалит от Гордона, но она удивила меня, — Нарина криво усмехнулась. — Ангела сказала, что отомстит Гордону — изменит с твоим другом, и они будут квиты. Она сказала, что вовсе не против свободных отношений, грязная шлюха!

—И что? — Тилль не понимал ее логики, если она конечно вообще у нее была. — Как тебе пришла идея передать диск Круспе?

—Сначала я об этом не думала. Я была в растерянности и не знала что делать, позвонила Тому, и он предложил снять фото как твой друг приходит к Ангеле домой, а потом уходит через пару часов. А потом отправить это Гордону. Томас раньше работал частным сыщиком и занимался такими вещами часто. Он объяснил как все сделать, я купила фотоаппарат, нашла место откуда надо вести съемку, заняла позицию. Я даже сделала фото как Рихард входит в подъезд, но вот только он ушел от нее через десять минут, — она засмеялась. — Что-то у них там не заладилось, похоже. А через пять минут из подъезда выскочила и сама Ангела. Она была в ярости. Ты не знаешь, почему он ушел?

Тилль знал.

—Она ему не нравилась, — сказал он. — И он не собирался спать с ней.

На лице Нарины появилось выражение озадаченности, она несколько секунд пристально смотрела на Тилля, а потом кивнула.

—Мне следовало подумать об этом самой, ведь столько лет Ангела крутилась вокруг Рихарда и так ничего не добилась. Она уверяла меня, что он влюблен в нее, но не делает шагов лишь потому, что боится отказа. А оказывается, она ему просто не нравилась, — она хмыкнула, вернулась к столу, обошла его и уселась на диван рядом с вокалистом.

Тилль покосился на ее пояс, он ведь мог сейчас вырубить ее, одним точным ударом и она бы не успела бы ничего сделать. Нарина заметила его взгляд и тут же сказала:

—Нет, даже не думай о том что сможешь меня скрутить. Ты сильней меня, но бомба нестабильна, нападешь, и мы оба взлетим на воздух.

Тилль отвел взгляд и тяжело вздохнул. Он отлично разбирался в пиротехнике, но ничего не знал, о том, как обезвредить взрывное устройство подобного типа и ему приходилось верить Нарине на слово.

—А как получилось, что ты ее убила? — спросил Тилль.

—Глупо вышло, — тут же ответила Нарина. — Я так рассердилась на нее из-за всего и пошла следом. На меня словно наваждение какое-то нашло, я решила, что должна, во что бы то ни стало поговорить с ней и убедить ее бросить Гордона. Она пошла в парк, села там, на скамейку и сидела так около получаса, даже не шевелилась. Может, хотела просто побыть в одиночестве и подумать, не знаю, — Нарина развела ладони в стороны.- Я ждала в отдалении, а потом решилась и подошла. Ангела была удивлена, нашей встречей, предложила пойти в бар. Но я отказалась и снова попыталась убедить ее опубликовать фото, но она категорически отказалась. Тогда я вышла из себя и наговорила ей всякого. Сказала, что она шлюха, что старая и не достойна, быть невестой Гордона. Она ударила меня по лицу, а я толкнула ее в ответ. Она носила высокие каблуки и не удержалась на ногах. Упала. Ударилась головой обо что-то и умерла. Я не знала что делать, вокруг никого не было, и я оттащила ее тело в кусты, а потом позвонила Тому, а он приехал и помог мне.

—Видать крепко ты его держишь за яйца, раз полицейский помог тебе скрыть убийство, — задумчиво проговорил Тилль.

—Да, у меня на него серьезный компромат. Он был весьма неосторожен и наследил в прошлом. Если я опубликую это, он сразу же сядет, — она ухмыльнулась.

—Я смотрю у тебя на всех компроматы? — Тилль покосился на нее. — Даже своего любимого Баума фото сделала.

—Что делать, приходится как-то выживать, — ответила она бесстрастно. - Таким как я нужно отрастить острые зубы, чтобы их не сожрали хищники вроде Тома.

—Ты же, наверняка, и на нас что-то насобирала? — Тилль внимательно смотрел на нее.

—Ничего интересного, — она равнодушно пожала плечами.—Даже некоторые ваши клипы выглядят более вызывающе чем то, что у меня на тебя есть. Да и когда все закончится, все это будет уничтожено. Я не хочу, чтобы Гордон из-за этих фото пострадал.

Некоторое время они молчали, каждый погруженный в свои мысли, а потом Тилль снова спросил:

—Ты так и не объяснила, причем тут Рихард, и с чего ты решила подбросить ему диск.

—О, тут все интересно. Эта идея пришла ко мне во сне. Я всю ночь мучилась от кошмаров, а под утро мне приснилось, что твой друг по телеку дает интервью и обвиняет в убийстве Ангелы педофила, — ответила Нарина и улыбнулась.— Проснувшись, я поняла, что это мой шанс. Я могла бы подкинуть ему этот злосчастный диск, он бы все это отнес в газету. Гордон бы победил, а я была бы ни при чем. Я собиралась как и с Ангелой положить диск ему в почтовый ящик, но когда Том сказал про картину, решила сделать по-другому. Если бы Рихард решил, что этот диск ему послала сама Ангела, тогда точно не ждал бы подвоха. Но нужно было как-то его мотивировать и написала это жалостливое письмо в котором Ангела признается ему в любви. После того, как он получил письмо он должен был…

—Но это же полный бред! — перебил ее Тилль. — С чего ты решила что Рихард станет действовать так, как ты хочешь? Никогда не слышал ничего тупее, это самый нелепый, сложный и бессмысленный план, который можно было придумать. Как тебе это вообще могло в голову прийти?!

Лицо Нарины ожесточилось. Она чуть прищурилась, а потом процедила сквозь зубы:

—Я бы на твоем месте не стала разбрасываться подобными оскорблениями, у меня ведь бомба. К тому же не так это и тупо, ведь в конечном итоге мой план почти сработал.

—Почти?! — Тилль всплеснул руками. — Да нихрена у тебя не сработало. Ты глупая девчонка играющая чужими жизнями. Ты вовсе не криминальный гений, а дура с амбициями, не видящая дальше своего носа. Ты…

Тилль резко умолк, потому что Нарина встала в полный рост и ее рука опустилась в карман. Напрасно он дал волю чувствам, следовало и держать себя в руках. Нарина пристально смотрела на него горящим гневным взглядом, и в этот момент в дверь позвонили. Мгновение девушка не шевелилась, а потом убрала руку из кармана, усмехнулась и сказала:

—Тебе повезло, твой друг пришел раньше, чем я ожидала. Сиди тут, скоро все это закончится, — она бросила на него еще один сердитый взгляд и направилась к двери.

Как только Нарина вышла из комнаты, Тилль вскочил на ноги. Он вовсе не собирался сидеть и тупо ждать своей смерти. Линдеманн огляделся по сторонам в поисках хоть какого-то оружия, но ничего подходящего не нашлось, на столе остались только безобидные чайные ложки и чашки, наручники, от которых сейчас не было никакого прока, да ваза с полевыми цветами. Разве что мебелью в Нарину швыряться и надеяться, что она в ответ не нажмет на кнопку взрывателя. Он был тут как в ловушке, хотя… Тилль бросил взгляд на балконную дверь.

Нарина жила на верхнем этаже, но когда он выходил курить на балкон, то заметил металлическую пожарную лестницу на стене, идущую до самой земли. Линдеманн опрометью бросился к балкону, распахнул дверь. Ему в лицо дыхнуло раскаленным воздухом, но Тилль даже не обратил на это внимания. Он вышел на улицу и осмотрелся. Лестница проходила справа по стене и выглядела вполне надежно. Чтобы попасть на нее следовало перебраться через перила балкона, и он думал, что даже в его одурманенном состоянии сможет это провернуть. Это не так сложно и не требует акробатических навыков, но только вот если он сделает это что будет с Круспе?

Тилль повернулся и с тоской посмотрел в комнату. От свободы и безопасности его отделял всего один шаг, но он не мог его сделать. Рихард рисковал своей жизнью ради него в прошлом, и он должен был отдать ему этот долг сполна. Тилль тяжело вздохнул и вернулся в прохладную комнату, плотно заперев за собой балконную дверь. Хотелось курить, но он не знал, как Нарина отреагировала бы, увидев его на балконе с сигаретой. Рисковать не хотелось. Линдеманн тяжело вздохнул, вернулся на диван и сел на прежнее место. И в этот момент дверь распахнулась и на пороге показалась Нарина, а за ее спиной Тилль с удивлением увидел вовсе не Рихарда, а совершенно незнакомого ему мужчину…

========== Глава двадцать седьмая. Не по плану. ==========

***

В машине пахло хвойным освежителем и новой кожей, а водитель казался Рихарду похожим на секретного агента английской разведки. Баум ездил на «Майбах» последней модели и, судя по тому с какой гордостью он указал рукой на стоянке на свой автомобиль, крайне этим гордился. Круспе сложно было удивить дорогими машинами, но чтобы не обижать политика он вежливо улыбнулся и изобразил подобие восхищения на лице.

Они уже успели съездить домой к Круспе и взять диск, который требовала Нарина в обмен на свободу Линдеманна. Рихард был напуган, не настолько, чтобы впасть в панику, но ощущал неприятное сосущее чувство где-то в районе солнечного сплетения и не мог сосредоточиться ни на чем надолго. Баум же напротив, казался олицетворением холодного разума и спокойствия.

—Так ты думаешь, она не сделает глупость и не убьет Тилля, пока мы едем? — уже в третий раз спросил он у Баума и тот отрицательно покачал головой в ответ.

Рихард стал нервно постукивать пальцами по собственному бедру, не в силах совладать с беспокойством. Он боялся как раз этого, повторения прошлого, ситуации, в которой один из них оказывается в смертельной опасности, а другим нужно срочно выручать его из беды. Но только сейчас Рихард был один. Никто из ребят даже не догадывался, что их вокалиста взяли в заложники. Баум строго настрого запретил ему звонить группе, чтобы кто-то из них не совершил глупый необдуманный поступок и не испортил им все дело.

—Не сделает, она глупа, но не безрассудна, — сказал Баум чуть погодя и добавил то, от чего Рихард похолодел.- Если только Тилль не станет ее злить, конечно. Но мне он показался довольно уравновешенным, я прав?

Круспе кивнул в ответ и Баум отвернулся к окну. Некоторое время ехали в полном молчании. Рихард думал о Тилле и том насколько хватит у того терпения. Линдеманна нельзя было назвать вспыльчивым человеком, но и кротким и безропотным он не был.

—Он уравновешенный, но только у него есть предел, — Рихард закусил губу и попробовал поймать взгляд Баума, но тот смотрел в окно и не поворачивал к нему головы. — Если его действительно вывести, Тилль может знатно психануть. А как думаешь, она не соврала насчет бомбы?

—Возможно и соврала, — ответил Баум, так и не поворачиваясь.- Но я бы на это не рассчитывал, всегда следует предполагать худшее. Она как-то рассказывала мне, что, ее старшего брата казнили за помощь террористам и, наверное, у нее есть определенные навыки.

Гордон, наконец-то повернул к Рихарду лицо. Его темные глаза казались совсем черными, словно два уголька. Сейчас Круспе показалось, что Баум напуган ничуть не меньше его самого. Он мгновение напряженно смотрел на Рихарда, а потом улыбнулся и ободряюще похлопал его по плечу:

—Не переживай, мы все решим, я же знаю ее много лет и смогу уговорить.

Рихард не верил в это, но все равно испытал прилив благодарности к этому странному человеку.

Гордон сам вызвался поехать, хотя никто даже не просил его. Круспе надеялся, что присутствие Баума вернет Нарине самообладание и позволит всем выйти из этой переделки без особых потерь. Хотя, учитывая, что именно ему рассказал Гордон об этой девушке, надежда на бескровную развязку была, пожалуй, слишком оптимистичной.

Баум знал Нарину шесть лет, они познакомились, когда той было семнадцать и, по словам самого Гордона, она напоминала ему запуганного дикого зверька, который готов в любой момент вцепиться тебе в руку острыми зубками. До того как заняться большой политикой Гордон содержал фонд помощи беженцам, находил им работу, за счет фонда оплачивал курсы немецкого языка, устраивал в общежития и следил чтобы эти люди максимально комфортно адаптировались в европейской действительности. Про Нарину ему сообщил друг из полиции. Девушку задержали по обвинению в торговле марихуаной, и это наверняка поставило бы крест на ее будущем, если бы не доброта старого инспектора, увидевшего в этой худенькой девочке жертву системы, а не закоренелую преступницу.

Гордон взял ее под опеку, и первое время все шло хорошо. Нарина поселилась в общежитии, работала горничной в богатом доме и вела себя как пай-девочка, пока в один из дней хозяйка не обнаружила пропажу семейных драгоценностей. Нарина все отрицала, но когда в ее комнате провели обыск — нашли пропавшее. Только усилиями Баума ее не арестовали. Все это было крайне неприятно и сильно ударило по репутации Гордона, но он не сдался и попробовал достучаться до девушки и кажется, ему это удалось.

Некоторое время Нарина работала в кафе его друга, мыла посуду и параллельно изучала язык. Через год Гордон устроил ее на работу в собственный фонд, где она помогала ему в качестве секретаря и личного помощника. Тогда-то и начался их бурный и короткий роман. Бауму уже исполнилось сорок шесть, а Нарине не было девятнадцати, но это не остановило политика. Он уверял Рихарда что влюбился, даже подумывал над тем, чтобы подать на развод и жениться на Нарине, но через некоторое время остыл и понял, что эта связь тяготит его. Нарина оказалась чрезвычайно назойлива и довольно глупа. У них не было ничего общего и он не мог привести ее в приличное общество, ведь она вела себя неподобающе: говорила глупости, кокетничала со всеми подряд и заставляла Гордона красней за нее беспрестанно. Стала ощущаться разница в возрасте и это сильно раздражало Баума. Возиться с глупой старлеткой, закатывающей истерики по поводу и без, ему стало в тягость. Со временем Баум заметил , что Нарина пытается контролировать все аспекты его личной и социальной жизни. К тому времени он уже начал задумываться о карьере в Бундестаге, и компрометирующую связь с Нариной нужно было немедленно прекращать. Баум свозил ее в Париж на выходные, снял приличную студию в центре города, устроил на работу в свой клуб барменом, а потом объявил ей свое решение.

Он надеялся, что все пройдет гладко, ведь поступил как джентльмен и устроил судьбу девушки, но ошибся. Нарина преследовала его повсюду. Беспрестанно звонила на мобильный, оставляла сотни бессмысленных жалостливых сообщений, а при личной встрече вела себя так, словно они все еще были парой. Это напрягало Гордона. К тому же из-за звонков Нарины у него начались проблемы в семье. Дочь все узнала, и это сильно испортило их отношения. Новая любовница отца была на два года моложе самой Евы, и дочь Баума страшно переживала из-за всего этого. В конечном итоге Гордон пригрозил Нарине увольнением, и она прекратила свои навязчивые попытки возобновить их отношения. Когда через несколько лет Гордон стал встречаться с Ангелой, он и не подумал, что Нарина может приревновать его, ведь был уверен — девушка давно успокоилась и тема закрыта.

Сейчас же он ощущал вину за то, что не увидел реальной опасности и, судя по всему, жаждал все исправить. Только вот Рихард пока не понимал, каким образом, ведь если Нарина не солгала, и бомба не плод ее воображения, тогда присутствие Баума может только все испортить. Рихард хорошо знал, какими невыносимыми могут быть отношения с бывшими девушками, затаившими на тебя глубокие обиды. Круспе вовсе не хотел, чтобы при виде Баума Нарина взорвала все к чертовой матери. Именно поэтому он осторожно спросил:

—Гордон, ты уверен, что тебе следует подниматься наверх со мной? Может сначала, я пойду один и попробую отдать ей этот диск? Возможно, этого будет достаточно, и она отпустит Тилля.

—Не думаю, — Баум покачал головой. — Если бы ей нужен был только диск, она бы не стала брать твоего друга в заложники. Она бы просто пробралась в твой дом и украла бы его. Нарина хочет чего-то другого, возможно чтобы ты сам, от своего имени, опубликовал все информацию. Только вот тебе нельзя этого делать.

Рихард нахмурился, и посмотрел на Баума. Тот поглаживал бороду и задумчиво смотрел куда-то в пустоту. Внезапно он встрепенулся.

—Позвоню кое-кому и посоветуюсь, — сказал он и вынул телефон.

К удивлению Рихарда разговор был не на немецком, а на незнакомом Круспе языке, судя по выговору имеющем восточные корни. Закончив, Баум на некоторое время погрузился в раздумья. Круспе не мешал ему, надеясь, что вскоре политик все объяснит, но этого не произошло. Машина затормозила, а потом и вовсе остановилась и Гордон сказал:

—Приехали, Рихард.

Круспе потянулся было к ручке двери, но Баум остановил его, прикоснувшись к плечу.

—Погоди, давай еще раз все проговорим, — предложил он.

Рихард взглянул на часы, до шести оставалось около сорока минут и он согласно кивнул головой.

План казался простым. Рихард должен был пойти первым, позвонить в дверь Нарины и когда та откроет передать ей диск. Баум в это время будет прятаться на площадке. Если бомба, о которой говорила девушка лишь уловка, тогда Круспе подаст условный сигнал и Гордон выскочит из укрытия. Баум полагал, что Нарина будет вооружена, но надеялся, что она не станет в него стрелять. Рихард не был в этом уверен, но спорить с политиком не стал. После по плану Гордона им следовало разоружить Нарину, вытащить Тилля и вызвать полицию. Если же бомба существует, Гордон предлагал действовать по обстоятельствам. Он надеялся, что у него получиться убедить Нарину отключить взрывное устройство и сдаться властям. В этом Рихард тоже очень и очень сомневался. Все казалось довольно простым, но только вот Круспе думал, что Баум напрасно считает Нарину безобидной и сильно недооценивает ее.

—Может нам стоит просто сделать то, что она хочет, а не пытаться ее обмануть? — задал он вопрос, когда Баум закончил озвучивать план.

—Я же тебе говорю, нельзя допустить, чтобы данные с диска были опубликованы, — Баум смотрел на него как на нерадивого ребенка, непонимающего элементарные вещи.- Там много такого, что нельзя предавать огласке. К тому же мы так и не знаем, настоящие ли это фото или подделка. Я подозреваю, Нарина хочет помочь мне, но вот только бедная девочка не понимает, что сослужит мне медвежью услугу. Не волнуйся, Рихард, — Баум улыбнулся.- Я поговорю с ней, и все будет нормально.

—Что-то я сомневаюсь, — процедил Круспе.

—Ты плохо ее знаешь, она милая и добрая, просто запуталась, — Баум опять улыбнулся ему, но его улыбка выглядела насквозь фальшивой, и Рихард понял, что политик и сам не верит своим словам.

—Она - убийца, — возразил Рихард, сделав ударение на последнем слове.- С чего ты так уверен, что она сдастся тебе без боя, именно сейчас, когда все зашло настолько далеко.

Круспе пристально смотрел Бауму прямо в глаза. Тот молчал и покусывал собственные усы. Казалось в его голове идет нешуточное сражение между разумом и чувствами. Рихард был почти уверен, политик что-то недоговаривает и буквально через секунду получил подтверждение этому.

—Ладно, я раскрою все карты, но только пообещай, что не станешь делать глупостей. — Баум тяжело вздохнул.

—Я ничего не могу пообещать, мой друг в беде и я буду действовать только в его интересах, — сказал Рихард и покосился на водителя, но тот сидел почти, не шевелясь, словно был манекеном.

—Рихард, поверь, у нас с тобой одна цель. Мне важно чтобы сегодня там, — он кивнул головой куда-то в сторону окна, — никто не пострадал. Если она убьет твоего друга, я никогда себе этого не прощу.

—Тогда может, мы сделаем, так как она просит? — снова предложил Круспе.- Тогда точно никто не пострадает. Если ты начнешь уговаривать ее сдаться, она может психануть, неужели тебе это не очевидно? С чего бы ей соглашаться на тюрьму?

Баум сглотнул, снова вздохнул, мгновение смотрел на свои ладони, а потом поднял взгляд и произнес очень тихо:

—Я не собираюсь сдавать ее полиции, я хочу предложить ей сбежать. Попробую вывести девочку из страны, — он виновато потупил взгляд, а потом добавил уже громче.- Я только что говорил со своими друзьями, если она согласится, то мы сразу же отсюда поедем в аэропорт, ее вывезут частным самолетом из Германии, на время спрячут в убежище, а потом переправят в Америку.

—Что?! — Рихард уставился на Баума, не веря своим ушам.- Ты хочешь, чтобы она избежала наказания? Отпустишь ее просто так?

Гордон некоторое время молча смотрел на Круспе, а потом кивнул и сказал:

—Да, я хочу, чтобы она исчезла. Если Нарину арестуют, и начнется расследование, мне придется попрощаться со своей карьерой. Ведь ты же понимаешь, чем мне это грозит. Она работала на меня, она убила мою невесту, она сама была моей любовницей, да и в прошлом я несколько раз преступал закон, чтобы спасти ее от тюрьмы. После такого моя репутация будет безнадежно испорчена.

—И ты полагаешь это справедливо? — усмехнулся Круспе. Он был удивлен, но, в общем-то, ожидал чего-то подобного. Баум вовсе не был похож на альтруиста. Его внезапная заинтересованность в этом деле и желание рисковать собой ради спасения Тилля была безусловно, продиктована собственными интересами.

—Нет, и мне больно от этого, — ответил Баум прямо. — Я любил Ангелу и никогда бы не стал помогать ее убийце, не будь я политиком.

—Ну, конечно, — бросил Рихард саркастично. — Очень удобно оправдывать себя этим.

Баум мгновение молчал, а потом произнес:

—Ты знаешь, Рихард, зло понятие условное. Я осознал это когда работал с беженцами. Во Вселенной нет, безусловно плохого и абсолютно хорошего, есть лишь уместное и неуместное. Нет большего несчастья, чем война, но ведь и их, чаще всего, затевают с благими целями. Возможно, сейчас тебе кажется, что я поступаю бессовестно, но это не так. Я всегда думаю на несколько шагов вперед и вижу последствия. Так вот, если я сейчас позволю всему этому разрушить свою карьеру, то к власти придет мой конкурент и в этом будет многим больше вреда. Подумай сам, сколько бед может принести невинным его власть. Его поддерживают ультраправые, и все может кончиться весьма плачевно. Ты же немец и должен понимать это как никто другой.

Круспе промолчал. В словах Баума был смысл, но Рихард не мог разделить его убеждений. Кто-то мог назвать его наивным, но ему хотелось верить в светлые идеалы справедливости и равенства всех перед законом. Ему вовсе не нравилось жить в мире, где не было моральных принципов и где ради высших целей готовы были преступать закон, но Рихард был достаточно зрелым, чтобы понимать — такова реальная жизнь и прямо сейчас он не в силах что-то изменить. Круспе некоторое время смотрел Бауму прямо в глаза, а потом кивнул и отвел взгляд. Сейчас было не лучшее время для жарких споров об утопических идеях гуманизма и справедливости. Ему нужно спасти Тилля, а все остальное может и подождать.

—Ладно, пошли уже. Делай что хочешь, я не стану тебе мешать, но главное вытащи оттуда Линдеманна, — сказал он и, открыв дверцу машины, шагнул наружу.

После прохладного салона дорогого автомобиля улица показалась ему филиалом преисподней. Несмотря на вечер, стояла удушающая жара, от которой не спасала даже тень высоких лип, растущих вдоль дороги. Не было ни ветерка. Раскаленный наполненный запахами бензина воздух буквально обжигал ноздри.

«Боже, если выберемся из этой переделки, завтра же уедем на северное море», подумал Круспе и утер пот, выступивший на лбу.

Из машины вылез Баум, мгновение покрутил головой из стороны в сторону, словно принюхиваясь, а потом расстегнул пиджак, снял его, небрежно бросил на заднее сиденье и захлопнул дверь автомобиля.

—Гроза будет, — сказал он, подойдя ближе. — Чувствуешь, как дождём пахнет? Надо скорей заканчивать со всем этим, не хочется вымокнуть до нитки.

Рихард хотел было возразить, что Бауму нечего опасаться, ведь его ждет водитель, когда «Майбах» тронулся с места и уехал. Круспе проводил его взглядом, после глубоко втянул носом воздух, но никакого дождя не почувствовал. Пахло пылью и раскаленным асфальтом. Тогда он задрал голову и взглянул на небо. Судя по всему, нюх не обманул Баума, прямо над ними, на голубом небе не было ни облачка, но слева, там, где за деревьями виднелась острая макушка телебашни, почти не двигаясь, висела свинцовая туча.

—Да, ты прав, — сказал Рихард, отпустив голову и взглянув на Баума.- Тогда не будем тянуть время и пойдем к ней. Я хочу скорее закончить все это.

—Идем, — Баум махнул рукой и направился в сторону девятиэтажного дома песочного цвета, а Рихард пошел следом.

К подъезду вела заасфальтированная дорожка, справа и слева от которой были высажены кусты алых роз. Они сладко благоухали,над ними кружили пчелы и Круспе с тоской подумал как бы эти цветы не стали последним, что он увидит в этой жизни. Он не хотел умирать, Рихард любил эту жизнь, и те возможности, что она давала ему. Круспе вовсе не был героем, и сейчас его буквально мутило от страха, и он не мог отступить, потому упрямо шел на негнущихся ногах следом за Баумом, а когда Гордон внезапно остановился, чуть не налетел на него.

—Эй, ты что? — воскликнул он и тут заметил, что прямо перед подъездом их ожидает Берта.

Сегодня на ней был кремовый льняной летний костюм с укороченными по моде брюками и туфли на высокой шпильке. Волосы она собрала в высокий хвост на затылке, в ушах болтались крупные серьги, а на алых губах играла легкая улыбка.

—А она что тут делает? — спросил Рихард довольно громко, но Баум не ответил ему. Политик некоторое время смотрел на Берту, а потом решительно направился к ней и остановился, напротив, в паре шагах.

—Ну, здравствуй, Гордон, — сказала Берта, и ее улыбка стала шире, на Рихарда она даже не смотрела, так, словно его тут и не было.

—Зачем ты здесь? — холодно спросил Баум. — Это все вас не касается, я решу вопрос без последствий для всех нас. Серж увезет ее прямо сегодня, и никто ничего не узнает. Он уже выехал сюда.

—Нет, он никуда не едет, — Берта чуть покачала головой, от чего серьги в ушах стали раскачиваться как маятники. — Серж позвонил и все мне рассказал. Я отменила вашу встречу. План рискованный, мы не можем себе этого позволить. Ты вообще не должен туда идти, это слишком опасно. Я позвонила своим людям, скоро они будут здесь и решат вопрос.

—Как ты посмела?! — Баум нахмурил брови и угрожающе навис над женщиной, но она даже не отвела от него насмешливого взгляда.

—Тот же вопрос я могу задать тебе, Гордон, — она чуть скривила алые губы.- Мы с тобой в одной лодке и ты не должен без нашего ведома совершать необдуманные поступки, не так ли? Ведь твоя компания без наших средств не была бы такой успешной.

—Считаешь, купила меня?! — бросил Баум с вызовом.— Хочешь чтобы я начал прыгать перед тобой на задних лапках как ручной пудель?

—Если бы я хотела посмотреть на цирковые номера с собачками, Гордон, я бы пошла на псарню своего мужа, — она чуть повысила голос и бросила короткий взгляд на Рихарда.- От тебя мне нужно лишь одно — здравомыслие! Риск слишком велик. Мы ничего не станем предпринимать, пока сюда не приедут профессионалы.

Круспе взглянул на часы, было уже половина шестого. Нарина дала ему время строго до шести и сказала, что если он не успеет, то Тилль умрет и почему-то Рихард был уверен — она не блефует. Видимо Берта не знала главного, того что в заложниках у безумной беженки сам Линдеманн.

—Не станем мы никого ждать, — сказал Круспе и подошел ближе к Берте.- У нас нет времени, если до шести вечера не успеем, тогда Нарина убьет Тилля. Нужно прямо сейчас идти туда и спасать его.

Круспе ожидал чего угодно, но только не смеха. Берта закинула голову назад и громко расхохоталась, а потом сказала высокомерно:

—Да вы настоящий рыцарь, герр Круспе. Кто бы мог подумать. Спасать друга, — она хмыкнула. — Какая патетика.

Рихард почувствовал, как в груди волной поднимается раздражение к этой невероятно красивой женщине. Он хотел было сказать ей в ответ что-то язвительное, но Берта не дала ему, продолжив уже без тени улыбки:

—Как можно быть таким недальновидным? Вы ничем не поможете Тиллю, разве что оттяните неизбежное. Вы собираетесь идти туда как жертвенный агнец, да еще и Гордона с собой тащите. Зачем? Ведь уже ясно — Нарина безумна и переговоры с ней пустая трата времени. Она использует вас, и вы ничем не помогаете другу, скорее вредите. Где ваш козырь? Как только вы поднимитесь туда, вы тоже станете заложником. Она вынудит вас опубликовать данные, а потом убьет вас обоих.

—Она обещала, что отпустит нас, — сказал Рихард неуверенно, не желая признавать, что у него самого были такие же мысли еще несколько минут назад. Ему не нравилось идти к Нарине безоружным, но Гордон уверял, что имеет над девушкой большую власть и им нечего опасаться.

—Вы поверили террористке? — Берта скривила лицо в презрительную гримасу, но даже так оставалась невероятно привлекательной.

—А вы что предлагаете? Бросить его там и ничего не делать? — воскликнул Рихард сердито.

—Герр Круспе, доверьте это дело профессионалам и не рискуйте своей жизнью, это самое здравое решение из возможных.

—У нас нет времени, — упрямо повторил Рихард. — И вы не удержите меня, я все равно пойду туда.

—Да я и не буду даже пытаться, — равнодушно ответила она и усмехнулась. — Ваша жизнь меня не волнует, вы можете поступать так, как вам заблагорассудится. Ваш безрассудный поступок, возможно принесет нам некоторые неудобства. Придется как-то объяснять эти фото, ваши смерти и прочее, но мы обладаем достаточными ресурсами, чтобы минимизировать потери.

—Минимизировать потери? — ошарашено повторил за ней Рихард.- А как же Тилль, разве вы с ним не…

—Молчать, — резко оборвала его Берта.- Никогда не произносите вслух того, о чем можете потом пожалеть. Я не имею никакого отношения к герру Линдеманну, мы лишь однажды виделись на светском приеме, устроенном моим мужем, а все остальное ваши измышления и инсинуации. Я уважаю ваше творчество, но никогда не являлась его почитательницей. Если герр Линдеманн погибнет сегодня, я буду сожалеть о том, что Германия потеряла талантливого поэта и исполнителя, но не думайте, будто это может повлиять на мои решения.

Баум удивленно переводил взгляд с Берты на Рихарда и обратно, похоже он был искренне удивлен всем тем, что говорила его покровительница.

—Понятно, — Рихард покивал, — Ну что же, ваши отношения с Тиллем меня не касаются. Он мой друг и я сделаю все, что должен для его спасения. — Рихард повернулся к Бауму. — Ты идешь?

На лице политика отразилась целая гамма чувств: беспокойства, растерянности, стыда, огорчения, жалости. Видимо слова Берты все же подействовали, и он начал сомневаться.

—Рихард я думаю, что нам стоит еще раз…— начал было он, но Круспе остановил его нетерпеливым жестом руки.

—Я все понял, ты вовсе не обязан идти со мной, я сделаю все сам, — он обошел Берту и направился к подъезду.

—Рихард, — окликнул его Баум. — Не нужно принимать поспешных решений. Ты не должен…

Но Круспе даже не стал слушать, он рывком открыл дверь и скрылся за ней, обрывая оправдания Гордона.

В подъезде было прохладно. Круспе вынул телефон, еще раз прочел записанный там адрес. Нарина жила на последнем этаже. Рихард прошел мимо рядами висящих почтовых ящиков, поднялся на площадку и вызвал лифт. Пока кабина спускалась, Круспе посматривал на входную дверь, не войдет ли Баум, но лифт пришел, а политик так и не появился. Круспе зашел в кабину и нажал кнопку девятого этажа.

На широкой ярко освещенной лестничной площадке располагалось четыре квартиры. Рихард снова сверился с данными записанными в телефоне и нажал звонок на нужной ему двери. В квартире раздалась приглушенная трель. Круспе сделал один глубокий вдох и приготовился к встрече с неизбежным, но к его удивлению, время шло, а никто ему так и не открывал. Рихард еще раз взглянул на номер квартиры. Все совпадало, он пришел по нужному адресу, но только вот почему-то тут его никто не ждал. Ему стало не по себе. А что если Нарина не дождалась его, убила Тилля, а потом сбежала? Мрачные прогнозы были скорей по части Флаки, но после встречи с Бертой Рихард ощущал какую-то опустошенность и позволил тревоге победить над разумом. Его сердце гулко стучало в груди, а ладони вспотели.

Рихард приложил ухо к кожаной обивке двери и прислушался. Ему показалось, что он слышит возбужденные голоса, но возможно это было лишь его разыгравшееся воображение. Сосущее чувство в желудке усилилось. Кто-то вызвал лифт, и тот тронулся с металлическим лязгом. Рихард подскочил на месте от неожиданности и прижал руку к груди. Сердце готово было выскочить наружу.

—Черт, — тихо выругался он себе под нос, а потом взялся за ручку двери и нажал на нее.

Она легко поддалась и, к его удивлению, бесшумно открылась внутрь. Он мгновение помялся на пороге, а потом вошел в квартиру и прикрыл за собой дверь.

========== Глава двадцать восьмая. Четыре мужчины и одна женщина. ==========

***

Мужчину, вошедшего в комнату сразу за Нариной, Тилль никогда раньше не встречал. Он был невысок, крепко сложен, носил короткую военную стрижку и выглядел крайне неряшливо: грязные стоптанные ботинки, вытянутая футболка с пятном кетчупа на животе, джинсы, серые и словно давно нестиранные, но при этом взгляд у этого мужчины был цепкий и внимательный. Да и держался он весьма настороженно, словно в любой момент был готов отражать нападение. По всем этим едва заметным признакам Тилль сделал вывод, что перед ним полицейский и не ошибся.

—Это Том Гельден, я тебе о нем рассказывала, — сказала Нарина чуть раздраженно, похоже, девушка не ждала своего помощника в гости и не была рада его внезапному приходу.

Тилль молча кивнул Тому, но рыжеволосый мужчина не удостоил его ответа. Вместо этого он первым делом подошел к балконной двери, открыл ее, опасливо выглянул наружу, словно ожидал увидеть там вооруженный отряд полиции, потом закрыл дверь, задернул штору, погрузив комнату в тревожный полумрак, и вернулся на середину комнаты.

—Ты совсем с ума сошла? — сказал он, обращаясь к Нарине, — какого черты ты тут творишь, девочка! Что это вообще значит?

Томас указал открытой ладонью на «пояс Шахида» и уставился на Нарину.

—А вас в полиции совсем ничему не учат, раз ты не знаешь что это такое, — съязвила Нарина и усмехнулась.

—А ну не смей говорить со мной в таком тоне, — Гельден насупил кустистые рыжие брови от чего стал похож на озлобленного бультерьера.

—Или что? — Нарина чуть наклонила голову. — Отшлепаешь меня?

Томас молчал и прожигал ее гневным взглядом. Тилль тоже помалкивал, наблюдая эту сцену и размышляя можно ли считать Томаса Гельдена своим союзником или скорее врагом. Наконец Томас не выдержал и перевел взгляд на Линдеманна. В его взгляде было столько холодной ненависти и презрения, что Тилль понял — полицейский ему точно не союзник.

—Я раньше уважал тебя, думал ты наш, — презрительно бросил Гельден Тиллю, скривил губы и снова повернулся к Нарине.

Тиллю оставалось только гадать, о чем говорил полицейский, спрашивать напрямую он не рискнул, кто его знает, чем может закончиться такая любознательность, вполне возможно незапланированным походом к стоматологу и восстановлением передних зубов.

—Что он тут делает? Ведь речь шла о Круспе, какого хрена ты и этого сюда втянула? — спросил Томас у Нарины.

Тилль заметил, что полицейский на взводе, он побагровел, его ноздри опасно раздулись как у быка на арене, а на веснушчатой шее пульсировала вена.

—Что тебе не нравится, Том? На нашу договоренность это никак не повлияет, — расслаблено произнесла Нарина и уселась на стул, закинув ногу на ногу. — Тебе бы лучше пойти домой, мне сейчас не нужна твоя помощь.

—Пойду, но не раньше, чем ты мне отдашь все бумаги, — сказал Том и сделал шаг в сторону девушки. Тилль с ужасом подумал, что полицейский сейчас нападет на нее, и все они погибнут от незапланированного взрыва, но Нарина предупредительно вытянула вперед одну руку и сказала:

—А ну стой, я ведь могу и на кнопку нажать.

Гельден замер на месте, а потом сделал небольшой шажок назад и покосился на Тилля. Кажется, он, наконец, понял реальную опасность, исходившую от этой девушки.

—Бумаги, — повторил он уже тихо.—Ты обещала, что все отдашь.

—Не сейчас, — Нарина отрицательно покачала головой. — Я жду второго и мне некогда заниматься тобой. Иди пока домой, когда все закончится, я тебе позвоню. — Девушка махнула рукой в сторону выхода. — Я даже дверь не закрыла, уходи, Томас.

—Я не верю тебе, — Гельден покачал головой. — Никаких бомб в нашем плане не было, ты обещала мне, что только припугнешь их и заставишь опубликовать статью, а вот это дерьмо мне нравится.

—А как я должна была это сделать, позволь поинтересоваться? — Нарина расплела ноги и откинулась на спинку. — Мои методы не должны тебя беспокоить. Том, Я всегда добиваюсь своего, ты же знаешь.

—Я знаю только одно, ты не умеешь держать себя в руках, — процедил полицейский сквозь зубы. — Одну невинную немку ты уже убила и я не допущу, чтобы погиб кто-то еще. Уж тем более они, — он указал на Тилля. — Пускай я ошибался, и он и не из наших, но Линдеманн чистокровный немец и не должен умереть.

Сквозь задернутые шторы Тилль не мог видеть, что творится на улице, но ему показалось, что он услышал далекие раскаты грома.

—Том, уходи, — повторила Нарина и поднялась на ноги. — Уже почти шесть и скоро придет его друг, мне не нужно, чтобы ты напугал его.

Гельден усмехнулся ей в ответ и вместо того чтобы уйти направился к дивану и уселся рядом с Тиллем. Линдеманн ощутил резкий неприятный запах его туалетной воды. Что-то дико пошлое, ядреный цитрус и нотки хвои. Тилль даже поморщился, но промолчал и лишь покосился на упрямого полицейского.

—Если он не хочет, может, тогда я уйду, — сказал Тилль в шутку и улыбнулся, но Нарина бросила на него такой взгляд, что его улыбка мгновенно померкла.

Нарина прошла через комнату, подошла к окну и отдернула шторы. Теперь Тилль видел, что всего за пару минут небо затянуло черными тучами, из которых вот-вот должен был политься дождь.

«Не лучшая погода чтобы умереть», внезапно подумал Тилль и ощутил, как его желудок сжался от ужаса. Он не был готов уйти из жизни прямо сейчас, так много интересного ждало впереди: работа с Rammstein, гастроли, запись второго альбома их с Петером проекта, путешествия, красивые женщины, веселые вечеринки. Это было несправедливо, он еще слишком молод, чтобы умирать. Нужно было, во что бы то ни стало выбраться из этой переделки любым способом, и возможно этот надушенный продажный полицейский мог бы ему помочь. Но только вот чем?

—Том, — мягко сказала Нарина и улыбнулась. — У тебя же семья, зачем ты упорствуешь? Если что-то пойдет не так, и ты погибнешь, кто будет кормить твоих славных светловолосых дочурок? Кто научит их презирать таких, как я?

—С чего ты взяла, что я презираю тебя? — спросил Гельден и на его лице Тилль заметил что-то похожее на испуг.

—О, ну что ты, Том, — Нарина рассмеялась. — Неужели ты считаешь, я настолько глупа, что не могу сложить одно с другим. Человек, который замешан в убийстве на расовой почве, не может не быть националистом до мозга костей.

—Ты ошибаешься, — сказала Гельден, но как-то неуверенно. — Это получилось случайно, я тебе уже говорил. Отдай мне бумаги, и я уйду.

За окном вспыхнула молния, на мгновение, осветив комнату белым светом, сразу за ней налетел резкий порыв ветра и взметнул в воздух пыль и обрывки листвы. Не прошло и секунды как по окну что было сил, забарабанил дождь.

—Люблю такую погоду, — сказала Нарина и открыла балконную дверь.

В комнату ворвался острый запах грозы и дождя, а вместе с ним и страшный шум. Ветер трепал деревья, ломал ветки, ливень гремел как полноводный водопад, внизу гудели машины. Тиллю показалось, что он услышал звонок в дверь, но среди всего этого безумия сложно было сказать наверняка. Нарина как завороженная смотрела на ураган, ее глаза горели безумным огнем. Сейчас она была невероятно красива, как статуэтка древней богини. Казалось, она напрочь забыла обо всем, околдованная неуемной стихией. Тилль подумал что сейчас, когда Нарина стоит спиной, самое время вскочить и броситься прочь из квартиры, к тому же она сказала, что дверь не заперта, но не успел осуществить задуманное. Нарина резко закрыла балконную дверь и вернулась на середину комнаты.

—Я никогда не любила Берлин, он шумный и холодный и мне совсем не жаль покидать его навсегда, но вот по таким дням я буду точно скучать, — сказала она печально.

—Постой, ты, что куда-то уезжаешь? — Томас настороженно посмотрел на девушку.

—Нет, приятель, она не уезжает, — сказал Тилль, обращаясь к полицейскому. — Ты что еще не понял? Как только Рихард опубликует фото, которые помогут ее любимому Бауму победить, она собирается взорвать этот чертов пояс и отправится на тот свет, а заодно прихватить всех нас с собой.

Краем глаза Тилль заметил, что на лице Нарины отразился страх. Он внимательно посмотрел на девушку. А что если он ошибся, и Нарина вовсе не собиралась умирать? Но поразмыслить над этим он не успел.

—Помочь любимому Бауму?! — взревел Гельден так громко, что Тилль даже вздрогнул от неожиданности и резко повернул к нему голову. — Так что ты мне врала все это время?!

—Ну, кто тебя за язык тянул? — устало проговорила Нарина, обращаясь к Тиллю.

—Так это правда? — Томас перевел взгляд на Тилля. — Все это она делала, чтобы помочь этому чертову эмигранту?!

Тилль подумал что, похоже, нащупал то самое, что может спасти ему жизнь. Разделяй и властвуй, как гласил девиз политики Древнего Рима и Баум, та самая точка преткновения, которая поможет ему разделить эту парочку. Судя по реакции Томаса, он понятия не имел о мотивах Нарины, и помощь Бауму была ему крайне противна. Линдеманн сделал логичный вывод, что Нарина права и Гельден — нацист. Это могло объяснить его первое высказывание. Томас считал, что Тилль разделяет его идеологию, а поняв, что это не так разочаровался в нем. Видимо недавнее нападение на Рихарда тоже его рук дело.

За окном снова вспыхнула молния, и сразу же за ней раздался низкий раскат грома. Гельден пристально смотрел на него и ждал ответа. Тилль решил рискнуть.

—Конечно, правда, — сказал он, и кивнул. — А ты что не знал? Она влюблена в Баума и хочет, чтобы он выиграл эти выборы. Ради его победы Нарина готова убивать невинных немцев и даже умереть самой, — он посмотрел на девушку и спросил. — Я все правильно говорю? Ведь именно это ты мне рассказывала до того как пришел Том.

Томас побагровел и уставился на Нарину.

—Но ты мне сказала, что хочешь отомстить Бауму за его предательство. А оказывается ты все это время помогала ему?

—Она лгала тебе, — Тилль не хотел дать возможность Нарине переубедить полицейского. — Ее цель победа Баума, а если при этом погибнет парочка немцев, так это ей только на руку.

Еще одна вспышка молнии осветила комнату, и Тилль заметил, что Нарина в ярости. Она смотрела на него, сощурившись и в ее взгляде, читалась бешеная злоба. Если бы взглядом можно было убивать, Тилль уже был мертв.

—Ты сейчас оставил двух детей сиротами, — проговорила она, медленно не отводя горящего взгляда от Линдеманна. — Теперь я не выпущу Тома, и он умрет вместе с нами. Я не хотела этого, но ты вынудил меня, грязный сукин сын.

—Что?! — Гельден вскочил на ноги и выхватил пистолет. — Я не собираюсь умирать из-за этого грязного еврея Баума.

—Не подходи, иначе я взорву бомбу, — рука Нарины опустилась в карман.

Томас замер на месте, полностью загородив от него Нарину. Тилль подумал, что сделал для всех только хуже. Не нужно было ему злить Гельдена, и не нужно было выводить из себя Нарину. Раздался протяжный низкий раскат грома, так близко, словно прямо над ними разорвался снаряд. Тилль непроизвольно вздрогнул и тут увидел, что в дверях столовой показался Круспе. Ни Нарина, ни Гельден не замечали гитариста, поглощённые собственным противостоянием. Тилль сделал Рихарду знак рукой, чтобы тот уходил, но Круспе во все глаза смотрел на Нарину и в его взгляде читался неподдельный ужас. Бомба на талии девушки любого могла принести в панику.

—Я убью тебя, черномазая сука, — выкрикнул Гельден и щелкнул предохранителем.

—Ты считаешь меня можно этим напугать? — Нарина расхохоталась. — Я с радостью нажму на кнопку и убью себя и тебя заодно. Чертов нацист, из-за таких как ты и твои дружки, погибают невинные. Ты ведь не просто убил ту эмигрантку, ты участвовал в ее изнасиловании. Я передумала, не отдам тебе документы, пускай весь мир узнает, какой ты подонок. Пускай твои дочери вырастут и стыдятся тебя!

—Они не будут стыдиться, они поймут, почему я это сделал! — выкрикнул Томас и потряс в воздухе пистолетом.- Эта мразь заслужила, она вела себя слишком нагло. Сука не знала своего места, возомнила себя равной нам! Как и ты, Нарина! Ты тоже заслуживаешь наказания. Я бы и тебя с удовольствием трахнул, перед тем как прикончить. Вам не место среди нас, убирайтесь в свои страны. Вас никто не приглашал!

—Так это вы, европейцы, развязываете все войны в наших странах, делая нашу жизнь там невыносимой, — ответила Нарина, повышая голос до крика.—Моего брата убили не сирийцы, а такие как ты, белокожие ублюдки с голубыми глазами.

—Неправда, в Сирии воюет Америка, а не Германия. Но вы, почему-то все претесь сюда, в Европу, словно вам тут медом намазано, — Гельден истерично рассмеялся.— Почему бы всем вам не собраться и не свались в США, там вам все нигеры будут рады.

—Прекратите! Не нужно никого убивать, — Круспе вошел в комнату.

Тилль хлопнул себя по лбу ладонью и выругался. Круспе пытаясь помочь ему, лишил и себя возможности спастись. Нарина и Гельден повернулись к Рихарду и смотрели на него ошарашенным взглядом, при этом Томас продолжал держать на мушке Нарину, а та по-прежнему держала руку в кармане, на кнопке взрывателя. В комнате повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь приглушенным шумом грозы за окном. Наконец Нарина сказала с улыбкой:

—Ты все же пришел, несмотря на опасность, — она взглянула на Тилля. — Мне будет очень обидно убивать такого преданного друга как он.

—Ты обещала мне, что отпустишь нас, если я отдам диск, — сказал Рихард. — Вот диск, что тебе еще надо?

Он протянул ей квадратный бумажный конверт, и в его взгляде было столько напрасной надежды, что Тилль ощутил, как болезненно сжалось его сердце. Нарина тяжело вздохнула.

—Положи на стол, — сказала она.

Рихард прошел к столу, аккуратно положил конверт рядом с наручниками, а после взглянул на Тилля и чуть улыбнулся. Томас внимательно следил за Круспе глазами.

—Это ведь тот диск со статьей Веспе? — спросил он и чуть шагнул к столу, при этом, не опуская пистолета.

—Не твое дело, Томас, — резко ответила Нарина и, взглянув на Круспе сказала. — Ты должен сейчас пойти в спальню и принести мой ноутбук. Я сдержу обещание и отпущу вас двоих, но только если ты опубликуешь фото на своей странице в Фейсбук и напишешь, то, что я тебе скажу.

Рихард озадаченно посмотрел на Тилля, но тот лишь пожал плечами, как бы говоря, что решать ему. Тилль не верил словам Нарины, за последние пять минут он почти смирился с неизбежностью скорой смерти. Сейчас Линдеманн ощущал лишь тупое отчаяние и досаду, из-за того что Рихард не ушел когда у него была такая возможность. Сам Тилль уже не хотел сражаться, нервное напряжение достигло апогея и перешло в безразличие жертвы, идущей на плаху, но он не мог позволить, чтобы и Рихард погиб вместе с ним. Потому он сказал:

—Иди Рихард, сделай, что она просит. Это единственный способ спастись.

Тилль подумал, что Круспе должно хватить разума чтобы выйти из комнаты и вместо того, чтобы направиться в спальню, как требует Нарина, опрометью броситься к выходу из квартиры, ведь должен же был сработать его инстинкт самосохранения. Рихард мгновение смотрел на него, а потом коротко кивнул. Кажется, он все понял. Тилль испытал облегчение, но преждевременно. Уйти Круспе не успел.

—Никуда ты не пойдешь, — внезапно сказал Гельден и вдруг перевел дуло пистолета на Круспе. — Я не позволю победить этой суке. Возьми диск и сломай его.

Круспе испугано уставился на направленный на него пистолет и побледнел. Нарина выглядела озадаченной, кажется, она не ожидала подобного развития событий. Рихард не шевелился и смотрел на Гельдена обескураженным взглядом.

—Опусти свой пистолет, Том, иначе я нажму на кнопку, — сказала Нарина, но в ее голосе больше не было прежней уверенности.

—Нет, не нажмешь, если бы ты хотела, то давно бы это сделала, — Томас облизнул губы и криво усмехнулся.- Ты только пугаешь нас, я давно работаю в полиции, и понимаю, когда человек блефует. Я думаю, что твоя бомба пустышка.

—Хочешь проверить? — Нарина сделала шаг в сторону полицейского, и тот тут же снова перевел пистолет на нее.

—А ну стой, сука, куда это ты намылилась?

Но Нарина продолжала наступать, при этом на ее лице играла безумная улыбка, и Тилль понял, что это конец. Сейчас она нажмет на кнопку взрывателя, и его жизнь оборвется в ослепительной вспышке света.

—Нарина! — вдруг раздался гневный окрик и все резко повернулись на звук.

В дверях стоял Гордон Баум и с ужасом смотрел на разыгрывающуюся в комнате трагедию.

—Немедленно прекратите это безобразие, — сказал Гордон и уверенным шагом вошел в комнату. Томас тут же перевел ствол на политика, его лицо исказила дикая злоба.

—Сдохни, грязный жид, все из-за тебя, — выкрикнул он.

—Нет, — закричала Нарина и бросилась к Бауму. Раздался выстрел. Нарина вздрогнула и упала Бауму в объятья.

Тилль замер, ожидая взрыва, но его не последовало, тогда он вскочил с дивана, метнулся к Круспе, схватил того за руку и почти насильно потащил к балкону. Рихард упирался и тогда он рявкнул:

—Сейчас тут все взлетит на воздух, давай за мной!

—Там высоко, мы не…

Тилль рывком распахнул дверь, и конец фразы Рихарда потонул в шуме урагана. Дождь бил в лицо, застилал глаза.

Линдеманн указал на лестницу и прокричал Рихарду:

—Нужно убираться, — и, не дожидаясь ответа Рихарда, он поспешно перебрался через металлическое ограждение балкона.

Ему хватало роста, чтобы без труда дотянуться до пожарной лестницы, но сейчас, когда она была мокрой от дождя, это стало невероятно опасным. Тилль осторожно схватился за скользкую металлическую перекладину, перенес ноги и начал осторожный спуск. Рихард смотрел на него с ужасом во взгляде. По лицу лидер-гитариста текла дождевая вода и Тиллю показалось, что Круспе плачет.

—Давай за мной, что ты стоишь, — крикнул он Рихарду и остановился.

Круспе несколько секунда не шевелился, и Тилль решил уже было, что тот не полезет, но Рихард вытер руки о штаны и перебрался через балконное ограждение, а уже через секунду Тилль увидел подошвы его ботинок прямо над своей головой.

Линдеманн быстро полез вниз, стараясь не соскользнуть с мокрой лестницы. Каждую секунду он ждал взрыва, но его не было. Может прав был Гельден, и бомба оказалась лишь муляжом? Рихард тоже бодро спускался, настолько бодро, что на уровне четвертого этажа даже наступил Тиллю на руку, когда тот зазевался. Пришлось Линдеманну чуть ускорится. Его ладони намокли, и приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы не соскользнуть вниз. Руки болели, ноги тряслись от напряжения, за шиворот лилась ледяная вода. Резкие порывы ураганного ветра норовили того и гляди скинуть его с лестницы, но Тилль чувствовал себя счастливым. Его охватила эйфория. Он выбрался. Он не умрет сегодня. Тилль почувствовал, как отступает сковавший его ужас и на его место приходит приятная расслабленность.

Они преодолели второй этаж. Еще минута и их ноги ступят на твердую землю. Тилль даже улыбнулся от предвкушения и в этот миг раздался оглушительный взрыв наверху. Лестница дрогнула. Рихард оступился, и его ноги сорвались, больно ударив Линдеманна по голове, но Круспе умудрился удержаться, повиснув на руках, а вот Тилль нет, его руки соскользнули, и он полетел вниз.

========== Глава двадцать девятая. Жажда жизни. ==========

***

Рихард терпеть не мог высоту, потому спуск по открытой скользкой от дождя металлической лестнице стал для него настоящим кошмаром. Дождь хлестал в лицо, заливал глаза. Круспе испытывал буквально физическое страдание, но все это показалось ничтожным и незначительным в тот момент, когда его ноги сорвались с мокрой перекладины и на мгновение он ощутил что падает вниз, в неизвестность. Сердце ушло в пятки, он что было сил, вцепился в перекладину руками и затаил дыхание. Он даже не обратил внимания, что ударил Тилля по голове. В эту секунду Круспе думал лишь о том, чтобы не упасть. Он засучил ногами в воздухе, нашаривая ступеньку и через несколько секунд, которые показались ему вечностью, нашел опору и облегченно выдохнул. Зверски хотелось курить, но сейчас определенно было не лучшее для этого время. Его пальцы удерживающие перекладину лестницы побелели от напряжения. Рихард усилием воли заставил себя ослабить их и глянул вниз, на Тилля, но того на лестнице не оказалось.

—Тилль, —громко позвал Круспе и, стараясь снова не свалиться, чуть повернулся и стал искать друга глазами.

То, что он увидел, лишило его дара речи. Линдеманн лежал внизу, на черной мокрой земле и не шевелился. Его правая рука была, вывернута под неестественным углом, глаза закрыты, а дождь лил сверху, словно включенный на всю мощность душ.

—Тилль, ты как, жив? — крикнул Рихард, стараясь перекричать шум урагана, но его голос прозвучал слабо и жалко, а Линдеманн даже не шелохнулся.

От страха Рихарда снова стало мутить. Пальцы на руках совсем ослабели, отказывались слушаться, он понял — еще немного и он не больше сможет держаться и полетит вниз. Рихард зажмурился, попытался совладать с эмоциями, а потом начал медленный спуск.

Уже на уровне окон первого этажа его руки не выдержали, и он соскользнул вниз, но успел сгруппироваться и приземлиться на ноги. Земля была мягкой и напитанной влагой, потому он даже не ощутил удара. Его светлые кеды были безнадежно испорчены, но Рихарда это сейчас не заботило. Он бросился к Тиллю и осторожно опустился рядом с ним на колени, параллельно доставая мобильник.

Лицо вокалиста было все в грязи, Рихард наклонился к нему и прислушался. Тилль дышал, но как-то надрывно. Он хотел было приподнять его, но потом вспомнил курс оказания первой помощи и понял, что это дурная идея. Круспе набрал службу спасения и продиктовал адрес, а потом сел прямо на мокрую землю и стал ждать.

Дождь внезапно прекратился, словно кто-то резко перекрыл на небесах кран, и тут же из-за туч выглянуло солнце. Но от былой жары не осталось и следа. Круспе озяб, и его стало знобить то ли от холода, то ли от нервного истощения. Он попытался закурить, вынул пачку из кармана джинсов, но сигареты вымокли, и ничего не вышло. Рихард бросил их прямо на землю и, обхватив голову руками, прикрыл веки. Перед глазами тут же возникло направленное на него дуло пистолета и его передернуло.

Послышался далекий звук сирены скорой помощи.

—Рихард, — услышал он слабый голос Тилля и испуганно уставился на друга. Тот приоткрыл глаза и смотрел на него мутным одурманенным взглядом.

—Тилль, все хорошо, скорая уже тут, — он наклонился над Линдеманном и внимательно осмотрел его голову. Никаких видимых повреждений не было.

—Голова раскалывается, — просипел Тилль.—И тошнит.

—Может сотрясение мозга, — предположил Круспе. — Но главное ты жив.

—А еще что-то с рукой. — Тилль попробовал поднять правую руку, но Рихард удержал его за плечо.

—Лучше не шевелись, сейчас приедет врач и все посмотрит.

—Ладно, — чуть слышно произнес Тилль и, прикрыв веки добавил. — Она все же взорвала ее.

—Да, все же взорвала — эхом повторил Рихард и чуть помолчав, добавил.- Спасибо что вытащил оттуда, я оцепенел, когда услышал выстрел и вообще ничего не соображал.

—А тебе спасибо, что пришел спасать, —сказал Тилль и чуть улыбнулся, так и не открывая глаз.

Рихард кивнул, хотя Тилль и не мог его видеть и в этот момент заметил, как во двор въезжает карета скорой помощи, а сразу за ней красная пожарная машина и несколько полицейских автомобилей. Стали собираться зеваки. Некоторые с опаской смотрели на них с Тиллем, а некоторые стояли, задрав головы, и пытались рассмотреть, что же произошло на верхнем этаже. Парочка самых расторопных снимала происходящее на свои телефоны.

Рихард тяжело вздохнул, поднялся на ноги и направился навстречу медикам.

После того как Тилля забрали врачи Рихарда допросили копы, но он почти ничего не сказал им и все время требовал адвоката. Незнакомый ему пожилой полицейский лишь тяжело вздыхал и недовольно качал кудрявой головой, а потом махнул рукой, записал все данные и отпустил его домой, при этом приказав никуда не уезжать из города в ближайшее время.

Пока его допрашивали, приехала еще одна скорая. Рихард видел, как на носилках вынесли Баума. Он узнал его по светлому костюму, который сейчас выглядел весьма потрепанным и торчащей черной бороде. Он был сильно изранен, но жив. Это обрадовало Круспе, он успел проникнуться уважением к этому странному человеку и искренне желал ему добра. Следом приехал фургон коронеров. Подъезд оцепили, на входе поставили полицейского в форме, зевак разогнали по домам. Пожарные уехали, за ними и скорые. Рихард вызвал такси и пока ждал машину, обзвонил всех ребят. Все хотели сразу же поехать в больницу к Тиллю, но Рихард отговорил их. Тилль был в сознании, когда его забирали, и чувствовал себя хорошо. Врач, осматривавший его, сказал, что кроме вывиха локтевого сустава и сильного ушиба других повреждений нет, и к утру Линдеманна отправят домой, а сейчас к нему все равно не пустят.

Закончив телефонные разговоры, Рихард огляделся и тут он заметил Берту. Она стояла в отдалении, все такая же безупречно одетая, с идеально уложенными волосами и в начищенных до блеска туфлях на шпильке. Она курила и смотрела прямо на него. Рихард решительно направился к ней. Круспе не собирался с ней ругаться, сейчас это не имело никакого смыла, ему лишь тоже хотелось курить, и он намеревался попросить у нее сигарету. Когда он приблизился, Берта вся подобралась, словно боялась нападения. Рихард заметил, что она недавно плакала: глаза припухли и покраснели, а макияж немного размазался.

—И где же ваши профессионалы? — спросил Рихард.

Берта неопределенно махнула рукой с сигаретой и ничего не ответила.

—Дайте закурить, — попросил он.

Она мгновение пристально смотрела на него, а потом раскрыла небольшую сумочку и протянула ему пачку, все так же продолжая молчать. Рихард взял одну сигарету, прикурил от собственной зажигалки и с наслаждением втянул горьковатый дым. Почти мгновенно по телу разлилась приятная истома.

—Баум выживет? — спросил он чуть погодя и выпустил дым через рот.

Берта затянулась и потом пожала плечами. Она сейчас выглядела слабой и напуганной, и Круспе стало, почему-то, жаль ее. Наверное, нужно было сказать ей что-то ободряющее, но у не было ни желания, ни моральных сил утешать эту чужую ему женщину.

—Он сильный, — сказала вдруг Берта тихо. — В нем есть эта неуемная жажда жизни.

—Гордон Баум? — уточнил Рихард.

—Нет, — она покачала головой. — Тилль. Он справится со всем этим, я знаю.

—Да он почти не пострадал, — Рихард стряхнул пепел прямо на асфальт.— Вывих руки и небольшой ушиб. Врач сказал, завтра утром он будет уже дома.

—Я не про это, — она вяло улыбнулась.- Я говорю про душевные травмы. Мне не следовало играть с ним, это было подло с моей стороны. Он влюбился, хотя и понимал, что у нас не может быть ничего серьезного, а я не мешала этому. Но знаете, он меня увлек, в нем было что-то такое…—,она оборвала сама себя на полуслове, затянулась, а потом добавила уже другим тоном. — А Гордон сам виноват, ему не нужно было туда подниматься. Но он меня не послушал.

—Если бы Гордон этого не сделал, тогда в тех черных мешках сейчас выносили бы наши с Тиллем трупы, — сказал Рихард и кивком указал на машину коронеров, в которую загружали тела Нарины и Томаса Гельдена.

—Это было бы очень печально, — сказала Берта со вздохом. — Но во всем произошедшем только ваша вина, Рихард. Это вы разворошили осиное гнездо, из-за вас пострадали хорошие люди и вам теперь с этим жить.

Круспе мгновение пристально смотрел на Берту, а потом отшвырнул окурок в траву и сказал холодно:

—Прощайте, — и, не оборачиваясь, пошел прочь.

В такси он задремал, а дома принял ванну и сразу же отправился в постель, где провалился в глубокий сон без сновидений.

Утро выдалось теплым и солнечным. Рихард сидел на кухне и неторопливо пил крепкий кофе из небольшой чашки. Перед ним на тарелке дымился свежеприготовленный омлет. Все произошедшее вчера сейчас казалось ему дурным сном. Полчаса назад он поговорил по телефону с Тиллем. Вокалист был в прекрасном настроении, много шутил и казалось произошедшее не оставило никакого следа в его душе. Но Рихард знал, что это не так. Вся душевная боль, что испытывал Линдеманн вскоре выльется в его стихах, так уж он был устроен. Рихард же был не такой, чтобы прийти в себя ему нужно было сменить обстановку и переключиться на работу, а для этого следовало решить все вопросы с полицией. Он закинул в рот кусочек омлета, тщательно прожевал, а потом набрал номер своего адвоката.

***

Буквально через неделю после случившегося Тилль позвонил ему и сказал, что они могут поехать на Балтийское море в самое ближайшее время. Стафф отлично потрудился и, несмотря на высокий сезон, им удалось снять чудесный домик неподалеку от поселка Рое. Новость его обрадовала, но Рихард смог уехать из Берлина только в первых числах июля, и дело было вовсе не в проблемах с полицией. С полицией все прошло довольно гладко, его адвокат замял это дело и их с Тиллем имена, если и упоминали в связи с произошедшим, то лишь как случайных свидетелей, а не прямых участников. Круспе понимал, что скорее всего в этом есть так же заслуга Баума и его команды. Политик, на удивление быстро пришел в себя и активно шел на поправку. Когда к нему начали пускать, Рихард вместе с Олли съездили навестить его.

От Баума Круспе узнал, что произошло в квартире, когда они с Тиллем сбежали через балкон. Гельден ранив Нарину, попытался убежать, но совершенно нелепым образом поскользнулся и грохнулся на пол, потеряв пистолет. Гордон схватил оружие и застрелил Гельдена. Нарина была в сознании, но быстро теряла кровь. Гордон пытался помочь ей и остановить кровотечение, но у него не выходило. Тогда он хотел снять нее пояс со взрывным устройством, но Нарина остановила его и сказала что если он сделает это — все взлетит на воздух. Она не хотела жить, Нарина твердо решила умереть и просила Гордона спасаться самому. Скрепя сердце Гордон ушел из квартиры, оставив Нарину одну, но уже на лестнице вспомнил про диск и вернулся за ним. Баум до последнего надеялся, что Нарина не будет взрывать бомбу, но ошибся. Он как раз подходил к дверям столовой, когда раздался взрыв. Его отшвырнуло в другой конец коридора и он потерял сознание. Очнулся Гордон уже в больнице. У него было тяжелое сотрясение мозга, вызвавшее частичную глухоту, перелом лучевой кости левой руки, сильный ушиб внутренних органов и множественные порезы на лице, из-за которых он выглядел зловеще. Но врачи считали, что ему неимоверно повезло. Баум был с ними полностью согласен, ведь случившееся он, с помощью своей хорошо обученной команды, смог повернуть себе на благо, представив все как атаку на него ультраправых. Это вызвало большой отклик в обществе, он стал героем, и теперь Гордон искренне надеялся на безусловную победу на предстоящих выборах.

Рихард не разделял убеждений Баума, и голосовать на выборах не собирался, но все же пожелал удачи. Олли остался с другом, а Рихард отправился домой, ему нужно было закончить все свои дела до отъезда, и он не хотел терять время. А дел было по горло. Ремонт в его новом пентхаусе был закончен, и предстояло перевезти все вещи и обустроиться на новом месте. Он надеялся, что это займет пару дней, но провозился почти полторы недели. Но зато все это время он ни разу не вспомнил о событиях прошлых недель. В новой квартире была прекрасная студия, и Рихард сам не замечая, так увлекся работой над сольным проектом, что совсем забыл про Латвию и предстоящий отъезд, пока в один из дней к нему не явился Линдеманн.

—Ты тут решил запереться навечно? — спросил Тилль с порога и левой рукой протянул ему упаковку пива.

Его правая рука была подвешена на широкой ленте через шею и закована в плотный чёрный ортез. Вывих локтевого сустава доставил Тиллю много неприятностей, но он ничуть не мешал ему работать, ведь для того чтобы петь руки не требовались.

—Привет, — ответил Рихард, принимая пиво. — Я немного увлекся работой, извини. Даже не выходил никуда пару дней.

—Я оставил тебе несколько сообщений на автоответчике и ждал твоего звонка три дня, но ты так и не удосужился мне позвонить.

Рихард пожал плечами в ответ и пошел в сторону столовой. Тилль направился следом.

—Ты ведь не забыл, что нас ждут в Латвии, — спросил Тилль нагоняя его.

—Даже не вспоминал об этом, если честно, — Круспе распахнул дверь столовой и пропустил Тилля вперед.

—Ого, шикарно у тебя тут, — сказал Тилль восхищенно, оглядывая помещение.

—Ты еще бассейн наверху не видел и студию, — сказал Круспе с гордостьюи поставил пиво на центр круглого стола, сделанного из цельного куска светлого камня. — Давай проведу для тебя небольшую экскурсию, ты ведь так и не оценил окончательный вариант.

—Я с радостью принял бы твое предложение, Рихард, но у нас нет на это времени, через два часа нам нужно быть в аэропорту, — сказал он с хитрой улыбкой.

—Погоди, что это значит? — Рихард нахмурился.— Я пока не готов ехать, мне нужно закончить с…

—Нет, ты готов, — мягко перебил его Линдеманн все еще продолжая улыбаться.— Внизу ждет такси, в аэропорту встретимся с Флаке и Шнайдером. Олли и Пауль уже на месте. Ты даже не представляешь, какой там чудесный дом, Риха. Пауль вчера прислал мне видео, и я даже подумал, а не купить ли себе там коттедж поблизости. Пауль и тебе отправил видео, но ты к телефону, похоже, пару дней не подходил.

—Но я был…—Рихард умолк, понимая что действительно в последнее время старательно избегал общения с группой: не отвечал на звонки, не просматривал сообщения в мессенджерах и старался не думать ни о предстоящей совместной работе, ни о будущих гастролях, которых обычно желал больше других.

—Рихард, мы не виноваты в том, что случилось, — Тилль словно прочел его мысли.— Никто не виноват. Пока мы ждали тебя, Нарина много чего мне поведала, и если хочешь, я расскажу тебе это по дороге. Но одно скажу прямо сейчас, ты был случайной жертвой. На твоем месте мог быть кто угодно, просто так сложилось, что она выбрала именно тебя.

—Но если бы я не начал все это расследование, то…

—Нет, — Тилль покачал головой и дотронулся до его плеча. — Это ничего бы не изменило. Все случилось, как и должно было случиться. Я понимаю, что ты чувствуешь, Рихард, но это никуда нас не приведет. Собирайся, и поедем, обещаю, там тебе станет лучше.

—Хорошо, — согласился Круспе.— Я сложу чемодан, а ты пока располагайся и чувствуй себя как дома.

—Ну, а как же еще, — Линдеманн улыбнулся.— Твой дом - мой дом.

Вытащив одну бутылку пива из упаковки, он плюхнулся в кресло и закинул ногу на ногу. Рихард еще несколько секунд смотрел на друга, а потом направился в гардеробную.

Уже в такси, по дороге в аэропорт, Круспе внезапно ощутил, что совершенно счастлив. Это чувство словно обухом ударило его по голове, и он расплылся в глупой широкой улыбке. Он любил ребят и был рад, что их ждет долгая совместная работа. Писать альбом вшестером было непросто. Порой они ругались до хрипоты из-за каждой мелочи, порой они не слушали его и Рихард готов был убить каждого, но, несмотря на разные характеры все же было у них то, что их объединяло: безграничная любовь к тому, что они делают и неуемная жажда жизни.

—Вот увидишь, это будет один из лучших наших альбомов, — сказал он, повернувшись к Тиллю.

—Я знаю, — ответил тот и счастливо рассмеялся.

Комментарий к Глава двадцать девятая. Жажда жизни.

Друзья, это еще не конец истории. Скоро будет эпилог, он же станет началом третьей части , события которой развернутся в домике на берегу Балтийского моря ;)

========== Эпилог ==========

***

Казалось, весь этот дом соткан из золотистого теплого солнечного света. Он был повсюду: на широкой открытой террасе, где аккуратно составленные, словно солдаты, дожидались своего часа плетеные из ротанга лежаки; в просторной кухне, разделенной надвое широкой столешницей из светлого дерева; в уютных простых спальнях второго этажа; в огромной гостиной с настоящим камином, выходящей окнами на пляж; и даже в каждой из пяти душевых комнат. Это был чуть потрёпанный временем, но чудесный дом и Пауль наслаждался каждым мигом проведенным тут.

Они приехали вчера около полудня. Стояла обычная для начала июля жара, но тут, на самом берегу балтийского моря, она почти не чувствовалась благодаря ветру. Он дул беспрестанно, будто бы где-то работал гигантский вентилятор, не утихая ни на минуту. Из-за этого дорожки, вокруг дома, уложенные камнем, были все время припорошены тонким слоем светлого песка. И Паулю порой чудилось что дом, со всеми его причудливыми изгибами, острой крышей с желтой черепицей и множеством окон, сверкающих в лучах яркого солнца, тоже принадлежит пляжу, словно он остов древнего корабля много лет назад выброшенного морем на берег.

Их встречал высокий худощавый агент, одетый в безликий брючный костюм мышиного цвета. Он почему-то ждал их приезда прямо на дороге, а когда их машина остановилась, сделал пару шагов навстречу.

Пауль вылез первым, и зажмурился от яркого солнечного света. Воздух был пропитан запахом моря и сосновой смолы. Порывшись в рюкзаке, Ландерс вынул солнечные очки и надел на нос. Агент подошел почти вплотную и поздоровался по-английски.

— Labdien, — ответил Пауль по-латышски и улыбнулся.

Это было одно из немногих слов, которые он знал на этом языке, и надеялся вызывать ответную улыбку, но агент оставался совершенно серьезным. Он смотрел на Пауля сквозь прозрачные стекла очков почти бесцветными глазами со светлыми ресницами и молчал. К ним подошел Олли. Он поздоровался с агентом и с любопытством огляделся по сторонам. Водитель такси тем временем выгружал чемодан Пауля из багажника прямо на дорогу, при этом он так торопился, словно на пожар опаздывал.

—Тут всегда так тихо? — спросил Олли, обращаясь к агенту, и Пауль перевел взгляд с таксиста на Риделя.

—Да, всегда очень тихо, — подтвердил тот и протянул связку ключей.— Вот, тут ключи от дома, задних ворот, гаража и сарая. Все, как я говорил по телефону вашему менеджеру. Горничная приходит раз в три дня, садовник бывает раз в неделю. Если нужно, я попробую найти для вас повара, но не могу ничего обещать, — агент развел руками в стороны.— Высокий сезон, сами понимаете.

—Разберемся, — сказал Пауль и кивнул в сторону калитки. — Покажите нам комнаты и студию?

—Нет-нет, прошу меня извинить, но я должен бежать, — Агент как-то пугливо оглянулся на темную громаду дома, поправил очки и буквально вложил связку ключей в руку Паулю. — Там все, как и договаривались. Но если что-то не так, мой телефон у вас есть. Хорошего вам отдыха и до свидания.

Он еще раз бросил короткий взгляд на дом, а потом быстрыми шагами направился к припаркованной в тени сосен белой маленькой машинке. Олли и Пауль проводили его удивленными взглядами.

—Чего это он? — спросил Пауль, когда машина агента скрылась за поворотом.

—Не знаю, странный мужик, — Олли пожал плечами и, подхватив свою сумку, пошел к калитке. — Может, не любит нашу музыку, как знать. А может и правда куда опаздывает, мы же сильно задержались и он наверняка ждал нас тут пару часов.

Таксист тоже уже уехал, даже не дождавшись чаевых. Хотя, с таким сервисом, он вряд ли мог бы на них рассчитывать, дорогущий кожаный чемодан Пауля от Bric’s он так и бросил прямо посреди дороги, средняя сумка из того же комплекта стояла поверх него, а вот большой сумки не было. Именно из-за нее Пауль и Олли провели в аэропорту лишние полтора часа. Потеря багажа была обычным делом, но каждый раз, когда такое случалось, Пауль ощущал обиду и раздражение. Представитель авиакомпании, конечно же, обещала решить проблему и вернуть музыканту его вещи сегодня-завтра, но Пауль очень в этом сомневался. Он тяжело вздохнул, повесил маленькую сумку на руку, взял чемодан за выдвижную ручку и покатил за собой.

—А без повара будет голодно, — сказал Пауль нагоняя Олли. Его объемный чемодан буксовал колесиками по песку и Пауль подхватил его и понес над землей.

—Меньше есть будем и больше работать, — отозвался Олли и улыбнулся Паулю, а после толкнул калитку.

Та легко поддалась, и музыканты вошли в просторный внутренний двор.

—Ничего себе тут ботанический сад, — восхищенно сказал Пауль, и даже присвистнул от удивления.

Двор утопал в зелени и цветах, кругом журчали искусственные водопады и ручейки, благоухали кусты шиповника, над которыми деловито гудели шмели, вдоль забора стояли высокие цветы мальвы, раскрыв розовые бутоны навстречу солнцу, прямо под окнами дома, ярко-синими шарами, красовалась цветущая гортензия. Кроны кустарника растущего перед ведущими на террасу ступенями, были аккуратно выстрижены в форме кубов, а все деревья на участке имели форму пирамид. Теперь Паулю стало ясно для чего садовник приходит сюда каждую неделю, работы тут было полно.

Он еще раз с упоением огляделся по сторонам, поставил чемодан прямо на дорожку и, звеня ключами, пошел к крыльцу. Ему не терпелось попасть в дом и взглянуть на этот чудесный сад изнутри. Олли уже ждал у входа, и по выражению его лица Пауль видел, что Риделю тут тоже очень понравилось.

—Чур, я первый выбираю спальню, — сказал Пауль, открыв входную дверь. Не дожидаясь ответа Оливера, он проскользнул внутрь, и бегом направился к лестнице, ведущей на второй этаж.

Через час Пауль и Оливер привели себя в порядок, распаковали вещи и спустились вниз. Олли переоделся в свободные шорты, футболку и удобные спортивные сандалии, Пауль же надел специально припасенный для такого случая костюм-сафари оливкового цвета с укороченными брюками и рубашкой на пуговицах с кучей практичных карманов.

Пауль первым делом снял несколько небольших видео в саду и внутри дома. Он тут же оправил их Тиллю и остальным — пускай умирают от зависти. Его немного задевало, что никто кроме Оливера не смог уехать вовремя и, хотя сам он никогда не был тем, кто соблюдает правила неукоснительно, такое отношение коллектива к работе нервировало. Тилль ответил почти сразу и спросил как студия. Пауль сходил в дальнюю часть дома, где располагалась полностью оборудованная студия, и, сделав несколько фото, отправил Тиллю, подписав, что все даже лучше чем он ожидал.

Пока Пауль снимал видеорепортажи, Оливер сидел на веранде и созерцал сверкающую гладь небольшого бассейна. Пауль сходил на кухню, заглянул в огромный двухстворчатый холодильник и к своему удовольствию обнаружил там полно уже приготовленной еды, несколько бутылок приличного белого вина и пару упаковок местного бутылочного пива разных сортов. Конечно, этого им надолго не хватит, особенно когда приедет Линдеманн, но Пауль надеялся в самое ближайшее время решить этот вопрос. Сейчас же он взял пару бутылок светлого пива в одну руку и тарелку с холодными закусками, бережно упакованную в пищевую пленку в другую, и направился с этим на веранду.

—Медитируешь? — спросил он у Олли и водрузил припасы на небольшой деревянный столик.—Я пожрать принес.

—Это очень вовремя, умираю с голоду, — отозвался Оливер и потянулся. — Давай потом до моря прогуляемся, хочу посмотреть, как там с волнами дела обстоят.

—Ой, да какие тут волны, Олли, — махнул рукой Пауль. Скрутив крышку с бутылки, он сделал большой глоток и зажмурился от удовольствия. — Ты же знаешь, тут всегда мелко как в лягушатнике. Да и некогда нам тут волну ловить, мы работать приехали.

—Все равно хочу посмотреть, — упрямо ответил Олли и, кивнув на столик спросил. — А стаканы чего не принес?

—Надо тебе, сходи сам, я тут официантом не нанимался, — Пауль уселся не шезлонг и посмотрел на басиста снизу вверх.

—Обойдусь, — Оливер покачал головой, открыл пиво и отпил глоток.— А откуда вся эта еда?

Он снял пленку с тарелки, взял тонко нарезанный кусок сыра с круглыми дырами и закинул в рот.

—Понятия не имею, наверное, она была прописана в договоре аренды. Это все Тилль решал с менеджером, я в обсуждениях не участвовал, и знаю не больше твоего. Если бы тот чудик-агент не убежал, могли бы у него спросить, а так это останется загадкой. Ну, или если тебе так интересно, позвоним ему и все выясним.

—Пускай останется, в жизни всегда должна быть небольшая загадка, так интереснее, — философски изрек Олли и тут же добавил поспешно.— Только вот надеюсь, на ближайшее время это будет единственной тайной, которую нам предстоит раскрыть. После этого убийства мне до сих пор не по себе.

—Да уж, страшно даже подумать, что было бы, не выберись они из этой квартиры, — Пауль зябко передернул плечами, хотя и стояла послеполуденная жара.— Надеюсь у Рихарда все хорошо, потому, что он даже на телефон не отвечает, а это уже пугает.

—Мы виделись пару недель назад, в больнице у Гордона, — Олли отпил из бутылки и поставил ее на столик. — И он был немного на взводе, но ты же знаешь Риху, у него пройдет.

Пауль покивал головой и принялся за еду, а вскоре и Ридель последовал его примеру.

В аккуратном сарайчике, расположенном на заднем дворе нашлось несколько довольно приличных прогулочных велосипедов и старенький мопед с ключами прямо в зажигании.

—Думаешь, он поедет? — спросил Олли, выкатывая мопед на дорожку.

—Почему бы и нет, — Пауль пожал плечами. — Но я бы предпочел, велики. Мопед, во-первых, одноместный, а во-вторых, похоже, у него двухтактный двигатель.

—И чем это плохо? — не понял Олли.

—Тарахтеть будет, — объяснил Пауль.

—И то верно, — Олли кивнул головой и вкатил мопед обратно под крышу сарая. — Поехали на великах, и для здоровья полезнее и вообще.

Он критически оглядел все велосипеды, и вытащил тот, что стоял сзади: самый большой, белый, с широкий колесами и изящно изогнутой рамой. Пауль взял другой, чуть поменьше, с корзинкой над передним колесом и металлическим звонком на руле, который мелодично позвякивал всякий раз, когда велосипед ударялся колесами о землю.

—Я пойду в дом, воды с собой возьму, — сказал Олли, — А ты пока сарай закрой.

—Давай, — кивнул Пауль и принялся возиться с замком.

Вокруг стояла расслабленная тишина, нарушаемая лишь тихим рокотом волн, доносящимся с пляжа, да щебетанием птиц в высоких кронах сосен, что широкой полосой тянулись сразу за забором. Пауль запер замок, убрал ключи в карман на рубашке и тут совершенно четко услышал тихий детский плач, доносящийся из сарая.

Ландерс замер на месте и уставился круглыми глазами на деревянную дверь. Плакал не младенец, а ребенок лет пяти. У Пауля по спине пробежали мурашки. Неужели они не заметили, что в сарае прятался ребенок? Но откуда там мог взяться ребенок? Пауль приложил ухо к двери и прислушался. Ему показалось он услышал внутри тихий шорох и затаил дыхание. Деревянная поверхность двери была теплой и шероховатой, но сейчас из-за нее не раздавалось больше ни звука.

Пауль встряхнул головой и отступил от сарая, недоверчиво глядя на дверь. Из-за перелета он почти не спал ночью и, похоже, у него начались слуховые галлюцинации. Никаких детей в сарае быть не могло, но все же Ландерс решил убедиться наверняка. Он вынул ключ, снял навесной замок, распахнул дверь настежь и стал внимательно всматриваться в полумрак.

—Ты что там ищешь? — раздался голос Риделя позади.

—Мне послышалось, что там ребенок плачет, — сказал Пауль и повернулся к Олли.

—Опять твои шуточки? — Олли смотрел на него с сомнением.

—Да нет, правда показалось, наверное, какая-то птица кричала за забором, — Пауль решительно захлопнул дверь и уже во второй раз запер замок, а потом убрал ключи. — Поехали.

Олли взял велосипед за рога руля и покатил по дорожке к калитке. Пауль сел на свой велик и не спеша поехал следом, стараясь не съезжать с каменной дорожки на идеально подстриженный газон. Уже у калитки он обернулся и еще раз посмотрел на сарай. Тот стоял, как ни в чем, ни бывало ярко освещенный косыми лучами жаркого июльского солнца, и выглядел вполне невинно. Бабочка с голубыми крыльями на мгновение присела на замок, но не удержалась на сильном ветру и улетела прочь. Пауль следил за ней взглядом, но она скрылась среди розовых кустов, и он потерял ее из виду. Все было таким же как и час назад, но несмотря на окружающую его красоту и великолепие, Пауль ощутил как глубоко в душе, словно червоточина, начинает зарождаться неприятное чувство безотчетного страха. Это было необъяснимое, алогичное предчувствие опасности, на мгновение сердце Пауля забилось быстрее, у него засосало под ложечкой. Уже у самой калитки он снова обернулся и посмотрел на сарай, но ничего там не увидел.

—Поехали уже, — поторопил Оливер. — Я хочу успеть до заката.

Он сидел на велике и балансировал на месте, как цирковой акробат, раскинув худые руки в стороны. Получалось отлично. Что-что, а у Оливера было всегда хорошее чувство равновесия. Пауль шумно выдохнул и выехал из калитки на дорогу.

У него не было ни одной разумной причины для беспокойства, все неприятности остались в Берлине, и он прогнав прочь дурные предчувствия, широко улыбнулся и крикнул:

—Давай Олли, кто быстрее до пляжа!

Не оборачиваясь на басиста Пауль стал что было силы крутить педали, ощущая настоящий детский восторг от шума ветра в ушах и соленого запаха моря, с каждой минутой становящегося все сильнее.

Продолжение читайте в новой работе под названием

«Und keiner hört dich schreien»

(И никто не слышит твоего крика).