Enchanté (СИ) [trista farnon] (fb2) читать онлайн

========== День 1 ==========

Простреленное плечо целители залечили ему в мгновение ока, но Тесей по привычке берег правую руку, и оттого каждое движение — оказывается, уже без боли — было чудесным, как в первый раз. Свобода и жизнь работали не хуже эйфорийного эликсира, и солнце было новорожденно светлым, а Париж — лучшим городом на земле. Брусчатка магического квартала звенела под ногами, и он сейчас смог бы пустить десяток патронусов в форме всего живого на земле, только дайте палочку.

Когда полковник зачитал их взводу сообщение о перемирии, Тесей чувствовал себя иначе. Сначала, кажется, не поверил и он, и остальные, солдаты сгрудились вокруг стола с аппаратурой, и связист поймал сигнал из Парижа, с Эйфелевой башни шло повторяемое по кругу сообщение: одиннадцатого числа, в одиннадцать часов, перемирие. Все кончилось. Наступление отменено, латать подорванный окоп уже не надо, все кончилось, в одиннадцать часов. Может, где-то там и была радость, но до неё не дошёл черёд, Тесей вернулся в землянку и просто заснул, проспал тогда чуть не целые сутки.

В последний раз он мог так спать четыре года назад, пока «Пророк» перепечатывал магловские новости, а министерство гудело от споров. А потом были сообщения о тысячах погибших в Европе, новыми заклятиями звучали слова: Монс, Арден, Марна, и двери в кабинет министра чуть не рвали с петель возмущённые его нейтралитетом.

— … не отдаёте себе отчета в том, чем чревато прямое вмешательство! — Голос Эвермонда дрогнул, но оставался властным. — Я не могу запретить ни одному гражданину этой страны встать на ее защиту, но как министр магии я запрещаю это делать с палочкой в руках.

Ему ответила тишина, собравшиеся пытались взвесить услышанное. Потом Тесей выступил вперед и молча протянул министру свою волшебную палочку. Трэверс сверлил его яростным взглядом, всем своим видом приказывал проваливать отсюда немедленно, но Тесей остался стоять. Начальник взял его палочку и махнул своей: на запястье Тесея щёлкнул адмонитор.

— Скажешь маглам, это сувенир от семьи. Никакой магии, пока не вернёшься.

Было бы лицемерием думать, что Тесей не пожалел: пожалел буквально за дверями министерства, когда понял, что на улице ливень, а он не может ни трансгрессировать, ни наколдовать себе зонт. А потом был пункт приема добровольцев, и тренировочный лагерь, где он чуть не провалил все в первый же день, не имея представления о Шерлоке Холмсе, Мэри Ллойд и том, как включается радио. Он смеялся над собой вместе с остальными, и в конце концов этот смех и спас дело. Его полюбили за юмор и все его неведение об очевидных вещах принимали легко, как ещё один повод для любимой шутки: ну как же, наш таинственный друг рос то ли на луне, то ли в фэйрилэнде!

Трэверс навестил его накануне отъезда в Европу. В шинели поверх бального костюма он смотрелся даже не слишком нелепо среди вперемешку одетых в форму и штатское добровольцев с деревяшками вместо настоящих винтовок на плацу. Они поговорили, сухо, о неважном. Трэверс напомнил, что помощи со стороны министерства не будет никому из сдавших палочки добровольцев, но пообещал поддерживать связь и с каждым своим словом сердился все больше. Тесей знал его достаточно долго, чтобы правильно понять эту злость.

— Не беспокойтесь за меня. После мракоборческого теста на выносливость маглам не найдётся, чем меня удивить, — лёгким тоном сказал он.

Трэверс шумно втянул носом воздух.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, юноша.

— Мне не пятнадцать.

— Юноша значит «Юродствует, но шустрый»! Ты до старости будешь юношей. Если доживешь. — Начальник посмотрел на него ещё свирепее и буркнул: — Береги себя.

Сберёг.

После объявления перемирия полк направили в Руан, ожидать переправы в Британию, и краткое письмо от Трэверса напомнило, что палочка будет возвращена ему только по прибытии в границы отечества. Своё обещание помочь начальник сдержал: Тесею в тридцать второй демобилизационной группе полагалось бы ожидать возвращения невесть сколько, но через пару дней по прибытии в Руан полковник вызвал его и сказал, что в ответ на запрос некоей фабрики «Аврора» ценнейший работник Т. Скамандер будет отправлен домой еще в декабре. Было ли это тоже результатом вмешательства Трэверса или благосклонного отношения к нему нынешнего начальства, но Тесей вдобавок к этим новостям получил недельное увольнение и отправился посмотреть на Париж.

Всего через пару недель он сможет вернуться домой, но сегодня тоже было возвращение: к магии, и просто смотреть, как ожившая статуя приглашает его в Place Cachée, на волшебные витрины и на поварские чары кулинаров в первом попавшемся ему ресторанчике уже было здорово, и он не ел ничего вкуснее и нигде не видел женщин красивее. Взгляд то и дело возвращался к одной. Она сидела за столиком напротив и читала, закинув одна на другую стройные ноги, вся — белокожая свежесть и округлые изгибы в острой оправе угловатой шляпы и каблуков. Будь у него палочка, Тесей бы левитировал на стол перед девушкой букет цветов из соседней лавки или трансфигурировал салфетку во что-нибудь эдакое, но все это было невозможно. Оглядевшись, он незаметно выдернул из зачарованной клумбы неподалеку несколько незабудок, завернул их в газетный листок и метко бросил эту цветочную гранату на стол перед прекрасной незнакомкой.

Вздрогнув, она оторвалась от книги, приоткрыла пальцами бумажный комок и, подняв глаза от цветов, поискала взглядом бросившего. Когда их глаза встретились, Тесей улыбнулся. Девушка отделила от комка цветов один и осторожно заправила его в прическу, вскинув к волосам обе руки, знающая обо всех обращённых на неё взглядах и лучезарно очарованная собственной красотой. Сочтя этот жест за приглашение, Тесей подошел к ее столу. Его французского хватало на то, чтобы быть понятым, но над его акцентом смеялся весь госпиталь («надо как мурлычаший кот, с удовольствием, ты как будто харкнуть пытаешься!»). А ее хотелось впечатлять, и со всей возможной кошачестью Тесей сказал:

— Мадемуазель, позволите составить вам компанию?

Незнакомка пододвинула к нему свободный стул кончиком туфли.

— Вы меткий стрелок, — сказала она, указав взглядом на незабудки.

Да.

— Годы тренировок не прошли даром. Я в школе играл в квиддич, — ответил он и представился: — Тесей Скамандер, охотник.

Мерлин, он ведь увидит следующий чемпионат!..

Девушка наклонилась к нему, оперлась подбородком на сплетённые пальцы.

— И какой же вы охотник, хороший?

— Не слишком. Иначе был бы спортивной звездой и вы узнали бы меня в лицо.

Она окинула его приятно долгим взглядом.

— Кое-что я все же узнала. Вы англичанин, помогали les non-magiques и никогда прежде не были в Париже.

— Как вы догадались?

— Иначе вы знали бы, что здесь самый невкусный кофе в городе.

— А где самый вкусный?

— Le Kaléidoscope, — громким шепотом ответила незнакомка, и что же еще ему оставалось?

— Самый вкусный кофе в обществе самой красивой девушки в лучшем городе мира — прошу, не отказывайте!

Она улыбнулась и с кокетливой гримаской допила свой невкусный кофе, поднялась из-за стола.

— Я свободна завтра в четыре.

— Постойте, как ваше имя?

— Винда.

Это правда звучало как ветер, шелест жизни вокруг, когда нет больше выстрелов, и все дышит, и ты тоже, дышишь несмотря ни на что. Тесей хотел сказать, что рад знакомству, но в этом Винда вряд ли сомневалась и трансгрессировала, не прощаясь. Тесей ещё немного посидел, любуясь улыбающимся полумесяцем ее помады на пустой чашке, потом вернулся в неволшебный Париж и направился к своей гостинице, пешком. Это было приятно: идти. Не бежать от или к, не рваться успеть к назначенному сроку, просто идти.

— Скамандер!

Тесей обернулся на оклик и обнаружил Риччи Блэка, капрала из его полка.

— Старина! — Риччи обнял Тесея, радуясь так, словно не видел его годы. Они обменялись в мирные времена просто вежливыми, а теперь главными вопросами («Здоров? Что слышно из дома?»), а потом Риччи спросил: — Ты свободен сегодня? Так идём, я познакомлю тебя с моей Дафной! Зван к обеду, никого ты не стеснишь, ее старушка только рада будет с живыми людьми поговорить после этих ее привидений.

Они свернули с бульвара на улицу поуже, обходя ямы на развороченной взрывами мостовой. Дома по сторонам были изрыты выбоинами после обстрела, как оспинами.

— Они чудом выжили, — рассказывал Риччи. — Чертова фрицева пушка стреляла чуть не с другого конца света, народ думал, диверсанты или вообще какая-то дьявольщина. Ну ты знаешь мадам Певерелл с ее суевериями! А Дафна говорила, взрывом убило троих соседей, а на ней ни царапины не осталось. Бог сберёг нас обоих. Или она правда колдунья! — Он прижал руку к груди, где под рубашкой, как знал чуть не весь взвод, был подаренный прекрасной Дафной талисман. — Останешься на свадьбу? Шафером будет Дик, а ты приходи гостем!

— Если не отправят домой до того, буду рад.

Они подошли к узкому и высокому домику в два этажа, Риччи отстучал по линялой голубой створке весело нетерпеливую дробь и крикнул:

— Это я!

Открывать не торопились.

— Дафна убежала в лавку, а старушка не слышит… Мадам Певерелл! Впустите своего внучатого зятя!

— Не ври, ты же офицер! — с комичной серьезностью напомнил ему Тесей, и Риччи засмеялся и, снова задрав голову к окнам, поправился:

— Почти внучатого зятя!

В ответ из соседского дома их сварливо призвали не драть глотку в порядочном районе.

Улыбаясь, Тесей поднял голову к окнам. Неяркое осеннее солнце пригасило набежавшее облако, и стало видно, что в комнатах на втором этаже горит свет. Хозяева дома, значит — почему тогда не открывают пришедшему в назначенное время гостю?

Риччи застучал по двери уже неприлично громко.

— Дафна! Мадам Певерелл!

Снова нет отклика.

Тесей не знал, картина какого именно ужаса встала сейчас перед глазами у Риччи, но тот бешено ударил в дверь плечом, и ещё раз, хлипкий замок не выдержал, створка распахнулась, и он бросился внутрь под негодующий вопль кого-то из соседского окна. Тесей — за ним, стискивая пустой карман по не выбитой за годы войны привычке, пусть палочки там и не было. Дверь, он заметил, была заперта на сорванный их вторжением засов, изнутри.

— Дафна!

Сумрачные комнаты по сторонам лестницы, бегом наверх, на свет…

Она лежала на полу, раскинув руки, мигающее пламя газовой лампы под потолком отражалось в ее неподвижных глазах, длинные светлые волосы — озеро золота вокруг головы. Безмятежная, красивая, как на том фотоснимке, что Риччи пронёс с собой через войну.

Тесей думал, что не увидит больше ничего, что могло бы тронуть его за живое, не после тонущих в грязи тел и воздуха, обратившегося ядом, но эта полудетская, умоляющая растерянность на лице Риччи, не способного поверить в то, что он видит сейчас — это было мучительно.

Он не сразу заметил в глубине комнаты второе тело — должно быть, мадам Певерелл. Пышная чёрная юбка задралось, непристойно оголяя ногу, голова свесилась на грудь, и на вышитом блестками платье — пятна рвоты.

Нигде ни крови, ни следов борьбы.

— Не трогай ничего, не трогай! — Тесей силой оттащил Риччи в сторону. — Нужно врача, полицию, быстро!

На улице он поймал первого встретившегося мальчишку, сунул ему все нашедшиеся в карманах деньги и велел бежать в полицейский участок, а сам вернулся в дом и втолкнул Риччи в тесную кухню. Пахло какими-то благовониями и пылью, но в каждом вдохе Тесей боялся ощутить другой, знакомый запах, и разум протестующе щетинился единицами: одиннадцатого, в одиннадцать, все кончилось, смерти больше не может быть, не должно!

В граненом графине с треснувшее пробкой было что-то нужного цвета и запаха, и Тесей протянул Риччи стакан.

— Выпей.

Это было немагическое Обливиэйт, необходимое, но Риччи отталкивал его руку, как капризный ребёнок. И это тоже было знакомо: когда мир становится настолько чудовищным, что даже глотком виски не хочешь пускать его внутрь. Тесей вспомнил сегодняшнее счастливое утро разом со стыдом и завистью к себе прежнему и на секунду почти пожалел, что встретил Риччи и потерял эту чудесную эйфорию жить.

Наконец явившаяся полиция и медик осмотрели погибших и отказались сообщить о сделанных выводах: требуется вскрытие, следственные изыскания, много работы…

— Вам сообщат, — сказал офицер, записав их имена.

Тесей отвел Риччи домой, где благословенный виски наконец подействовал и тот провалился в сон с готовностью, как будто сознание его только и ждало повода угаснуть. Тесей остался сидеть у окна. Спать не мог, думал о случившемся, память как будто заполняла министерский пергамент с отчётом.

Окна и дверь закрыты изнутри. Если нет черного хода, значит погибшие были дома одни.

Почти догоревшие свечи и лампы, зажженные, должно быть, ещё накануне, на полках — гадальные карты, какие-то фигурки и другая атрибутика медиума. Пустой стол. В комнате — никакой еды или напитков, да и в кухне Тесей не заметил приготовлений к обеду с заранее приглашенным Риччи.

Пена на губах мадам Певерелл и безмятежное лицо Дафны. Ни крови, ни видимых ран. Они погибли вместе, но от разных причин. Тесей не был медиком и до сего дня видел только смерти очевидно насильственные. Остановка сердца и прочие болезни, магические и нет, к этому не относились, но мертвых, похожих на Дафну, он видел, именно будучи мракоборцем. Тела, неживые по неведомой причине, потому что в них здоров каждый дюйм. Для магла это звучало бы загадкой. Для Тесея, да для любого хогвартского пятикурсника, уже знавшего о непростительных заклятиях, это звучало как ответ. И если он прав, то почему неволшебница оказалась убита Авадой Кедаврой?

Он понимал, что просто прячется в своей логике от сочувствия, от воспоминаний о рассказах про счастливое будущее с домиком в Бретани и любимой девушкой рядом, которыми Риччи делился со всеми, кто слушал, и которые теперь ушли навсегда. Как погибшие солдаты, умершие давно, но ушедшие безвозвратно только одиннадцатого, одиннадцатого, в одиннадцать, когда под цифрами потерь подвели черту. Некого искать, некому мстить, утешения не будет.

Но не в этот раз. В этот раз он может искать. И найти. И отомстить.

Через эту мрачную Триумфальную арку сознание ускользнуло в сон, но напоследок Тесей подумал о другой цифре:

«Я свободна завтра в четыре».

========== День 2 ==========

Вскинув голову — он так и заснул у стола с одним из множества обретенных за последние годы навыков: спать в любом месте и положении — Тесей обнаружил Риччи в дверях комнаты.

— Куда ты?

— Пройдусь.

Тесей поднялся, потер лицо рукавом.

— Я с тобой.

Риччи попытался улыбнуться, правильно его поняв.

— Я ничего с собой не сделаю. Хочу узнать, что они выяснили. В полиции.

Тесей только повторил:

— Я с тобой.

Они выяснили адрес полицейского участка двадцатого округа в потрепанном справочнике на стойке портье и направились туда.

После долгого безмолвного ожидания в приемной к ним наконец вышел офицер, один из тех, кто был вчера в доме Певереллов, и сообщил следующее:

— Сердечный приступ, у обеих. Картина нагляднейшая, по словам прозектора. В жилище погибших никаких следов вторжения, помимо вашего, ценные вещи остались на месте. Судя по всему, девушке первой стало плохо, ее родственница увидела это, испытала сильнейший испуг, что и привело к разрыву сердечной мышцы.

Лицо Риччи исказила судорога.

— Она была здорова! Она войну пережила! Бомбы, взрывы! Она не могла!

— Я сожалею, мсье.

— Она не могла!

Тесей схватил Риччи за плечи, но удержал с трудом, тот бился как будто под невидимыми пулями и все кричал:

— Она не могла!

Конечно не могла. И то, что Тесей это знал и не мог сказать, жгло почище любого газа.

— … не могла!

И Риччи замер, затих. Поблагодарив офицера, Тесей увел Риччи из полицейского отделения, повернул к ближайшему кафе.

— Надо поесть, друг, надо.

Но ему самому кусок не лез в горло. Мерлин знает, сколько они сидели так, в неспособной даже на голод тишине, потом Тесей попросил:

— Расскажи о Дафне.

Для расследования надо было узнать все о погибшей, но спросил он не поэтому. Несбывшееся, мертвое знание теперь было трупным ядом, и Риччи нужно было выпустить его из себя. Оплакать и отпустить, хоть немного.

Риччи с трудом справился с голосом, но заговорил.

Оказалось, Дафна была сиротой, с самого детства росла с бабкой, персоной весьма известной в определенных кругах, якобы умевшей разговаривать с духами и предсказывать будущее и проводившей спиритические сеансы у себя дома. Внучка искренне верила в эту магию, подарила Риччи оберег, долженствующий защитить его от смерти. Мадам Певерелл утверждала, что их род восходит к одному из рыцарей Вильгельма Завоевателя, и этот талисман, старинная брошь с яшмой, был их фамильной ценностью.

— Она сказала, этот камень хранил того рыцаря, а я тоже рыцарь, пусть теперь сохранит меня… — Риччи зажмурился и простонал: — Лучше бы это было убийство. Я мог бы тогда хоть… Свернуть ублюдку шею.

И ублюдок ведь был. Убивший девушку на глазах мадам Певерелл и трансгрессировавший из запертого изнутри дома, оставив женщину умирать от сердечного приступа. Магловская медицина неспособна обнаружить причину смерти убитых Авадой Кедаврой, приходится списывать это на сердце и прочие «естественные причины». Тесей раздраженно крутил на запястье под рукавом адмонитор. Он мог бы вернуться в дом Певереллов и применить эхо-чары, улавливающие всю недавно творившуюся поблизости магию, или воспользоваться проявляющим зельем… Но это было невозможно. Остается только ждать, чтобы с делом разобрались французские мракоборцы. Которые, разумеется, вряд ли поделятся результатами с коллегой из-за Ла-Манша и уж тем более с маглом…

Риччи оцепенело смотрел на остывающую перед ним еду, потом отодвинул тарелку.

— У них никого больше нет, — пробормотал он. — Может, только соседи или друзья. Я схожу в госпиталь. Насчет похорон.

Тесей тоже встал из-за стола, и Риччи остановил его.

— Один. Спасибо.

Так они и разошлись. В надежде узнать что-то полезное для дела Тесей сходил за газетами и быстро нашел искомое: один листок сообщал о таинственной смерти медиума, общавшейся с духами и унесенной ими в мир иной вместе с внучкой. Упор делался на экстраординарный род занятий мадам Певерелл и красоту Дафны, вместе создававшие весьма драматичный, чарующе жуткий эффект.

В этой же газете обнаружилась реклама услуг погибшей.

«Дом Жизни мадам Певерелл. Общение с усопшими, воссоединение и утешение».

Очевидно, реклама эта была оплачена вперёд, и даже после своей смерти мадам продолжала приглашать желающих в Дом Жизни поговорить с умершими, к которым сама присоединилась.

Тесей перечитал заметку. Журналист не сообщал никаких новых фактов, но делился предположениями. «Мы можем только гадать, что же в самом деле случилось в ту ночь. Было ли это несчастливое, но внятное медицинской науке совпадение, или то сами небеса покарали обманщиц, наживающихся на горе тех, кто потерял любимых на войне? А может быть, они заплатили жизнями за исключительное тайное знание, коим владели?».

Тайное знание… Может такое быть, что Певереллы действительно владели магией?

С улицы донесся отдаленный бой часов, и Тесей вспомнил о времени. Уже три. Через час ему надлежало быть в Кафе Калейдоскоп, которое еще предстояло найти, не будучи способным просто трансгрессировать на место. Подумав о Риччи, Тесей почти с яростью выровнял перед зеркалом свой воротник. Неужели это такое уж преступление — все равно хотеть встретиться с красивой, настоящей, живой девушкой, пусть даже другая, чужая красивая девушка мертва?

Он добрался до Place Cachée и нашёл «Калейдоскоп» как раз вовремя: витрина соседней часовой лавки уже звенела и кричала дюжиной птичьих голосов, возвещая начало нового часа. Толкнув дверь, Тесей оказался в небольшом и немного слишком романтично убранном зале: мраморные стены в ползучих розах, тысяча зажженных свечей, в углу фонтан с фигурой русалки. Ничего похожего на игру разноцветных стеклышек в калейдоскопе не наблюдалось. Но стоило ему сделать несколько шагов, как романтический чертог дрогнул, вспыхнул и изменился. Столики и гости за ними остались на местах, но комната вокруг них превратилась в суховато-уютный зал с по-пуффендуйски круглыми окнами и скрипучим красно-деревянным полом, прямо как в его лондонской квартире.

К Тесею приблизился весьма довольный его удивлением официант.

— Bienvenue à Café Kaleidoscope, monsieur!

Что ж, название кафе оказалось полностью справедливо. Винда еще не появилась, и Тесей расположился за дальним столиком и посмотрел меню, но то и дело отвлекался на меняющиеся стены и мозаику ковров, паркетов и мраморов на полу, составленную из предпочтений каждого из гостей. Ему как раз принесли самый вкусный кофе в городе, когда зал снова изменился, превратившись в подобие беседки в саду. Тесей поднял глаза на двери и увидел Винду в пурпурном платье с бахромой. Она села за его стол, закинув ногу на ногу, бусины бахромы зазвенели друг о друга, и хоть он был в ресторане и кругом благоухала еда, этот звук показался ему вкуснее любого лобстера.

— Вы замечательно выглядите, — искренне сообщил он ей очевидное.

Винда окинула его взглядом.

— Это ведь военная форма. Вчера я не спросила вас. Вы воевали?

— Да. Я превратил бы все это в выходной костюм, но палочку мне вернут только дома.

Ее глаза удивлённо расширились, но сказала она игривое:

— Вам идёт.

Они поговорили о войне, о крем-брюле, о ее любимых цветах и его прежней жизни…

— Что страшнее: быть мракоборцем или маглом?

Тесей усмехнулся.

— Лучше думать не о страхе, а о том, зачем ты его терпишь.

— И зачем же? — спросила Винда неожиданно серьезно. — Почему вы пошли воевать за них?

— За них? За маглов? — Тесей слишком часто слышал этот вопрос, видел его между строчками в каждом письме из дома и так и не нашел верных слов для ответа, но Винда не сводила с него глаз, и он попытался ещё раз: — Потому что это и мой мир тоже. То, что я видел из окна, когда рос — они построили те дома, они ходили по тем же улицам. У каждого своя жизнь, этим можно оправдаться за любое бездействие, но я… не хочу прожить свою отдельно от других.

Она слушала, приоткрыв блестящие губы, а потом откинулась на спинку стула, закрылась скрещенными на груди руками и тихо сказала:

— Понимаю.

Тесей не собирался просить ее об этом, слова вырвались сами собой:

— Тогда вы, возможно, согласитесь мне помочь.

Он кратко рассказал ей про Дафну и свои догадки, и пусть это была история чужой трагедии, а он был невыносимо беспомощным и бесполезным, хотелось говорить еще и еще, потому что с каждым словом в глазах Винды разгорался неподдельно увлеченный огонек.

— Дом Жизни, двадцатый округ, Рю Витрув, — закончил Тесей. — Можем пойти прямо сейчас? У меня есть идея, но время дорого. Не бойтесь, это не опасно.

— Я и не боюсь, — легко ответила она. — Меня еще не приглашали на свидание на место преступления!

— Обещаю завтра удивить вас чем-то более приятным, — сказал Тесей с немного нервным смешком, но Винда легкомысленно тряхнула головой.

— О нет, мне нравится.

Они вместе вышли из кафе, проводившего их переливом розовых садов и, кажется, Косого переулка, и Винда подхватила Тесея под локоть и трансгрессировала.

Сдавливающая чернота вытолкнула их в сумрачное скопление крестов и обелисков.

— Пер Лашез. Прогулка по кладбищу — удачное начало свидания на месте убийства. — Винда рассмеялась выражению его лица и пояснила: — Это единственное знакомое мне место в двадцатом округе.

Тесей обернулся: они трансгрессировали в магическую часть кладбища и стояли перед увитым каменными розами склепом с выбитой над входом фамилией Розье.

— Это ваша семья? — догадался он. — Вчера вы не сказали вашу фамилию.

— Потому что у меня есть имя, — неожиданно холодно ответила Винда. — Мое собственное.

— И очень красивое. — Пустотелая галантность, конечно, но Тесей правда так думал.

Помедлив, она улыбнулась.

— Мне тоже нравится. Идемте, нужно спросить у кого-то дорогу. Я обратилась бы к призраку моего дедушки, но боюсь, он не одобрит длину моей юбки.

Ее черно-кокетливый юмор был очарователен. Длина юбки тоже.

Рю Витрув им указал первый же встретившийся джентльмен, и четверть часа спустя они были на месте.

— Вот этот дом, — сказал Тесей и как мог подробно описал Винде комнату на втором этаже.

— У вас хорошая память, — заметила она.

— Профессиональная необходимость. Я даже помню, во что вы были одеты, когда мы встретились.

Винда прищурилась, взглянула на него с задорным вызовом.

— Какого цвета была моя шляпка?

— Восхитительного.

Она рассмеялась и крепче сжала его руку.

— Ну, вперёд!

Трансгрессия втолкнула их в пахнущую знакомыми благовониями темноту. Они врезались в, кажется, стол, и ухватились друг за друга, ловя равновесие.

— Ничего не трогайте, — тихо сказал Винде Тесей.

Ее смеющееся дыхание щекотнуло ему щеку.

— Не волнуйтесь, мсье сыщик, я читала детективные истории.

Винда зажгла на конце палочки неяркий огонек, Тесей прикрыл окно тяжелой портьерой, чтобы снаружи не заметили свет, и они огляделись. На полках вдоль стен таинственно сверкала разномастная старинная посуда и флакончики с какими-то жидкостями, на ковре распласталась сползшая со стола темная скатерть. Почему-то прижатая ножкой стола… Тут и там на полу поблескивали осколки чего-то разбившегося. В абажуре газовой лампы над их головами шуршал мотылек.

Винда подняла палочку выше.

— Итак, что же мы будем делать?

Следственными чарами они воспользоваться не могли — на то, чтобы обучить им Винду, ушло бы куда больше времени, чем имевшееся у них, к тому же большинство из них невозможно применить без официальных полномочий. К счастью, Тесею состоял в родстве с человеком, не слишком чтившим магическое законодательство.

— Аппаре Вестигиум. Это незарегистрированное заклинание, его придумал мой брат. Полученные с его помощью свидетельства не примет Визенгамот, но можно будет узнать что-то важное, что приведёт к уликам посерьезнее.

Винда кивнула и, повторив его жест, описала палочкой изящную окружность.

— Аппаре Вестигиум!

Она даже вскрикнула, когда в воздух брызнул фонтан золотых искр. Тесей ожидал, что весь пол окажется покрыт отпечатками — здесь же все затоптала полиция, не говоря о следах двух хозяек дома — но этого не произошло. Золотые искры осели на пол и погасли, прорисовав всего одну цепочку следов от двери вокруг стола и несколько отпечатков Винды и его самого — от них поднимались, как пар, их едва различимые фигуры. Ни отпечатка кого-то из полиции или хотя бы Риччи, совершенно точно входившего в эту комнату.

— Оно показывает только следы волшебников, — запоздало понял Тесей. — Волшебников, волшебных существ… И чем больше вы знаете о человеке, тем отчетливее видение.

Он присмотрелся к следам возле стола, не имевшим призрачного силуэта оставившего их человека.

— Здесь была волшебница.

Обладательница круглоносых туфель с широким каблуком, размера восемь с половиной. Это мог быть кто-то из французских мракоборцев: если они обзавелись живой картой заклятий и уже знали о совершенном здесь преступлении. Американские коллеги раньше не торопились делиться этой своей разработкой… Но за четыре года все могло измениться.

— Она либо бедная, либо старуха, — внезапно сказала Винда. — Не следит за модой. Такие туфли носили до войны, смотрите, круглый мысок, каблук широкий.

Оставленные самой Виндой треугольные, острые отпечатки и правда были заметно другими, а уж в ее элегантности усомниться было нельзя.

— Хотелось бы узнать об этой даме побольше, — пробормотал Тесей и в который раз удержал свою рефлекторно потянувшуюся к уликам руку без палочки. — Попробуйте Ревелио.

Ничего не случилось: в комнате не оказалось заколдованных или трансфигурированных предметов, но все же что-то неуловимо поменялось, исчез какой-то звук…

— Мотыльки, — понял Тесей и наклонился к ковру. — Смотрите!

Вместо колотившегося в лампе мотылька на полу теперь лежала игральная карта. Винда огляделась, отыскала у стены еще одну. В спальне нашлось еще две, и в кухне тоже. Похоже, целую колоду карт трансфигурировали в бабочек, и они разлетелись по всему дому. Зачем? Мракоборец этого делать не стал бы, даже самый бестолковый стажёр: никакой лишней магии на месте преступления.

Помимо трансфигурированных карт они не обнаружили ничего необычного и никаких других следов тоже: побывавшая здесь хозяйка старомодных туфель не заходила в другие комнаты. Дафна и мадам Певерелл, очевидно, все же не обладали «тайным знанием» — иначе их следы были бы повсюду.

— На дверь магией не воздействовали, а судя по следам на лестнице, эта волшебница пришла магловским манером по меньшей мере один раз: даже если перед самым убийством она сюда трансгрессировала, она должна была знать это место, чтобы попасть внутрь, — сказал Тесей. — Раз ей открыли дверь, то она была знакома Дафне или мадам Певерелл.

— Или они ее ждали, потому что она была их клиенткой, — резонно заметила Винда.

Тесей кивнул, улыбнулся не без азарта.

— И раз она прошла в дом через дверь, ее мог кто-то видеть, — подвел итог он.

Винда непонимающе сдвинула брови, как и положено обитательнице аристократического волшебного дома в миле от других строений, не имеющей представления о подглядывающих из-за занавески соседях.

— Нужно поговорить с соседями или другими клиентами, — сказал ей Тесей. — Если бы мадам вела записи…

Винда немедленно подняла палочку.

— Акцио записная книжка.

Ничего не случилось, как и следовало ожидать. Профессия мадам Певерелл не очень вязалась с суровой документацией происходившего в ее «Доме жизни». Но Винда не сдавалась:

— Акцио календарь! Акцио дневник!

И в руки ей откуда-то из-за двери спальни скользнула книжечка в мягкой черной обложке. Винда открыла первую страницу.

— Это, кажется, личный дневник. «Бабушка обещала завтра пустить меня в госпиталь…» Дневник мадемуазель Дафны, значит. Пятое июля, двадцать второе сентября… Одиннадцатое…

Винда замолчала, читая мысли Дафны в тот день, когда казалось, все кончилось и впереди ждало только хорошее. Тесей наблюдал за ее лицом. Темные губы чуть дрогнули, ресницы взлетели, выдавая удивление, затем полукруглая морщинка на щеке от беглой улыбки. Это гипнотизировало, как пламя.

Винда перевернула очередную страницу.

— Имен нет, только некто Ришар…

— Ее жених.

Шорох страниц, длинная тень от ресниц качается на белой щеке.

— Она не пишет про сеансы. Только вот, смотрите: «Снова заходила мадам Делиль. Бабушка сказала, ее Пьер жив, она его не слышит». Написано четырнадцатого ноября, последняя запись. Нам это поможет?

Тесей с усилием сосредоточился на деле.

— Вероятно. Нужно будет разыскать мадам Делиль. Но сначала поговорим с соседями.

Он отнюдь не был уверен, что соседи согласятся беседовать невесть с кем о трагическом происшествии напротив и даже думал, не попросить ли Винду трансфигурировать его одежду в форму полиции, однако это оказалось излишним. Винда решительно направилась к соседской двери и позвонила, жестом велев Тесею следовать за ней.

Им открыл сурового вида мужчина в очках и не успел даже спросить, что им нужно, когда Винда внезапно разрыдалась.

— Простите, я только… — выдохнула она, прижав ладони ко рту. — Она была мне как сестра. Дафна, ваша соседка. Полиция не верит, что это убийство, никто мне не верит! Мсье! — И с ангельской нежной мольбой Винда коснулась руки их сурового визави. — Прошу, может быть вы что-то слышали!

Ошеломленный натиском столь неотразимых страданий мужчина попятился, приглашая гостью войти, вопросительно взглянул на Тесея, и Винда единым взмахом руки обратила того во прах, бросив небрежное:

— Мой кузен, вызвался меня проводить… О, если бы кто-то вот так защищал бедную Дафну!

Изумленно наблюдавший за этим представлением Тесей увидел, что лицо у нее и правда в слезах. Хозяин с поспешным гостеприимством пригласил их сесть, выпить чего-нибудь, но Винда отвергла все эти предложения печальным покачиванием головы.

— Расскажите о том дне, — попросила она.

— Я… — Мсье сосед поправил на носу очки. — Не поймите превратно, мадам Певерелл и ее внучка были достойные женщины, но я не одобряю всю эту мистику, спиритов, сеансы. Публика там самого истерического свойства, иногда поднимался такой крик и плач, что хоть в петлю! — Он снова поправил очки. — Как будто и так мало страха…

— Когда был последний сеанс, вы помните? — спросила Винда.

Хозяин дома задумался.

— Дня два назад. К Певереллам что ни день кто-нибудь захаживал, сами понимаете: война, мужья и сыновья где-то там. Но пару дней тому народу собралось много, и началось все это баловство со свечами, вспышками света, столоверчением…

— Вспышками света? — не удержался Тесей.

Мужчина кивнул.

— Я тогда как раз курил у окна. Полыхнуло белым, чисто молния ударила. Я читал про такое в газетах — это с помощью электричества трюки, для пущей эффектности.

— А кого-то из гостей вы видели? — спросила Винда, вытирая глаза.

Сосед поторопился дать ей платок и покачал головой.

— Нет, не видел.

Больше ничего полезного было не узнать. Винда поблагодарила и попрощалась; Тесей, верный образу кузена-телохранителя, послушно последовал за ней.

— Вы были очень убедительны, — сказал он, когда они достаточно удалились от двери наверняка смотревшего Винде вслед господина.

Она довольно улыбнулась.

— Рада быть полезной. Теперь мы ищем мадам Делиль?

То, что она согласна и дальше составлять ему компанию, исчерпало пределы положенной Тесею удачи, и с поисками мадам Делиль им закономерно не повезло: телефонная книга, единственный известный ему способ отыскать кого-то в мире маглов, не содержала абонентов с фамилией Делиль.

— В дневнике не было подробностей об этой даме? — спросил он Винду.

— Не уверена. Может быть, в какой-то из старых записей? Мадам Делиль ведь обращалась к ним не один раз.

Нужно было вернуться за дневником.

— Читать буду я, — объявила Винда, когда они снова оказались в душно-душистой темноте гостиной Певереллов. — Мужчин нельзя допускать к сокровенным женским мыслям. Акцио дневник!

Ничего не произошло. Винда подняла зажегшуюся Люмосом палочку, подошла к столу.

— Я положила дневник сюда. Я точно помню!

Но дневника не было. Тесей стиснул в кулак бесполезную руку.

— Попробуйте снова чары следов.

Золотая пыль еще раз осыпала гостиную, проявив старые следы их двоих и таинственной женщины, но в этот раз — не только. Свежие, яркие, по ковру тянулись новые отпечатки: следы мужчины, поднявшегося по лестнице, вошедшего в комнату — и исчезнувшего. Похоже, он даже не обыскивал дом, забрал нужное и трансгрессировал. А нужен ему был дневник Дафны…

— Что это значит? — растерянно спросила Винда.

— Уйдем отсюда. Сейчас!

Она подчинилась, перенесла их в мерцающий фонарями сквер неподалеку от Эйфелевой башни и обратила к Тесею прозрачно-зеленый встревоженный взгляд. Ее рука все еще сжимала его плечо.

— Вы думаете, там был убийца?

Не убийца, но и не кто-то из французских мракоборцев, они оставили бы больше следов и, если заклинание Ньюта действует без сбоев, то после работы мракоборца дом Певереллов засветился бы от подвала до крыши следами многочисленных поисковых чар. Трое не прикуривают от одной спички, Тесей прекрасно знал почему, и когда они стояли в мертвой темной комнате перед отпечатками чужих следов, он чувствовал себя тем самым третьим. За секунду до пули.

— Я не знаю, — честно сказал он. — Но все это странно и может быть опасно. Вы и так мне очень помогли, и я…

Теплое давление ее пальцев исчезло с его руки.

— Не смейте решать за меня!

Тесей замолчал на середине слова, и Винда поборола прорвавшуюся в голос злость и сказала уже спокойно:

— Я хочу вам помочь. И я могу вам помочь! Я знаю, как найти мадам Делиль.

Вот этого Тесей не ожидал.

— Как же?

Она сложила на груди руки, переливаясь бисерными брызгами платья и словно одетая в кровь всех ей разбитых сердец.

— Завтра узнаете. Если пригласите меня.

— Мадемуазель Ро… Винда. Мы можем встретиться завтра? В двенадцать, у восточных ворот Пер Лашез.

Винда игриво вскинула брови, склонила голову в притворном удивлении, и он добавил:

— Кладбище ведь — лучшее начало для свидания на месте преступления.

Она удовлетворенно улыбнулась.

— У вас и правда хорошая память. Завтра в полдень, не забудьте!

С этими словами Винда трансгрессировала. Тесей направился по вечернему бульвару в свой отель, и хоть он скучал по дому, а без его спутницы фонари и звезды горели как будто вполовину не так ярко, сейчас он готов был согласиться: Париж и правда тянул на лучший город в мире.

========== День 3 ==========

Размышляя, Тесей механически крутил прихваченный в полицейском участке карандаш. Деревянная трубочка с грифельной начинкой была никудышной заменой волшебной палочке, но немного успокаивала почти наркотический голодный зуд в пальцах. И помогала сосредоточиться.

Итак, что ему известно?

Полиция утверждает, что Певереллы погибли от естественных причин, и в случае мадам это похоже на правду. В случае Дафны — отнюдь. Накануне их смерти некая волшебница приходила к ним домой, скорее всего под видом желающей пообщаться с духами. Разоблачительница вообразивших себя волшебниками маглов? Во время последнего сеанса сосед видел белую вспышку. Белую, не зеленую. Возможно, из-за штор цвет показался другим, но все же. В доме нет очевидных следов магии, кроме зачем-то превращенных в бабочек карт. Со стола упала скатерть, а затем ее придавило ножкой этого стола… Столоверчение. Сосед Певереллов сказал это нелепое слово. Может, Вингардиум Левиоса? Не ясно. Но ясно, что два дня спустя в дом Певереллов приходит некое новое действующее лицо и забирает дневник Дафны. Зачем? Дафна записала в нем что-то, способное навести на убийцу?

Тесей поднял воротник, прикрыв затылок от холодного сырого ветра. Кресты и статуи Пер-Лашез за оградой напомнили ему о Риччи. Похороны. Нужно навестить его, помочь как-нибудь. За своим расследованием мистер Холмс забыл о том, ради кого это расследование затевалось…

Позади него раздался стук каблуков, и, обернувшись, Тесей увидел своего прекрасного доктора Ватсона. Сегодня Винда была в скромном чёрном платье, которое не вызвало бы нареканий даже со стороны дедушки Розье, но при этом удивительным образом выставляло напоказ ее ослепительную кожу побольше самого глубокого декольте.

— Вы рады мне или адресу мадам Делиль, который я раздобыла? — спросила она, поймав его любующийся взгляд.

— Вам, конечно. Адрес мадам у меня и так есть.

Она не смогла скрыть обиженное разочарование при виде исписанного листка у него в руке, и Тесей даже пожалел о том, что выбрал похвастаться, а не дать похвалиться ей.

Винда достала из кармана сложенный пергамент с остро сверкнувшим золоченым краем.

— Имя мадам Делиль в дневнике не было, я искала Пьера, либо сына, либо мужа, с этой фамилией и возраста, подходящего для армейской службы. Таких нашлось одиннадцать во всем Париже.

Тесей, рассуждавший аналогично, одобрительно кивнул.

— Вы выиграли — у меня адресов только семь. Где вы нашли ваши?

— В мэрии. Я сказала им, что приехала из другого города, после войны, и ищу родных, так не будут ли они столь любезны подсказать, где их искать.

— И они подсказали?

— О нет.

Очевидно, общалась Винда с женщиной. Вообразить себе способного отказать ей мужчину Тесей не мог нуникак.

— Они посмеялись и сказали, что в архиве здесь тысячи учетных книг, а в Париже — два миллиона людей. Однако я увидела, как архив выглядит изнутри, и трансгрессировала туда ночью. Одна я бы вечность искала в этой груде книг, спасибо Мерлину за Лэдди и Смитти! К утру мы управились.

— Ваши друзья? — спросил Тесей натянуто равнодушно.

Винда пару секунд потомила его, потом все же сказала:

— Мои домовики.

— Вы с ними стали бы очень успешными преступниками, — сказал Тесей, улыбнувшись, и глаза Винды довольно блеснули.

— Какими чарами раздобыли адрес вы, мсье охотник?

— Деньги — лучшие чары. Дафна написала, что мадам Делиль «снова заходила». Я подумал, вероятно эта дама живет где-то недалеко от Дома жизни. В газетах я видел рекламу нескольких медиумов, мадам Делиль могла обратиться к кому-то поближе к ней. Я сходил в полицейскую часть округа и сказал, что ищу семью армейского друга по имени Пьер Делиль. И дал дежурному взятку. А он пустил меня к домовым книгам и даже показал, как может писаться эта фамилия. У вас была фора — вы-то читали дневник Дафны! Точно знали, какой вариант нам нужен.

Винда смотрела на него с очаровательно надутым одобрением.

— Delisle,— сказала она. — С буквой S.

Тесей пробежал глазами свои записи.

— Таких трое.

Может, в двадцатом округе их было куда больше, ему не хватило времени просмотреть все хранившиеся в департаменте книги, а может, мадам Делиль обитала в одном из соседних округов или не поленилась добраться к Певереллам с другого конца города… Оставалось только надеяться, что он все же был прав, а еще что «ее Пьер» из дневника приходится госпоже Делиль мужем, а не сыном, скорее всего, жившим отдельно и по другому адресу.

На карте Парижа они добрый час искали нужные адреса, скрывшись от дождя в ближайшем кафе и прижимаясь друг к другу плечами за узеньким столиком. Волосы Винды благоухали розами и полынной горечью, как букет, из прихоти поставленный в вазу с абсентом. Он не чувствовал запаха духов четыре года…

— Рю де Риволи, вот здесь! Вы слушаете?

Опомнившись, Тесей обвёл своим псевдоволшебным карандашом дом, по которому указующе постукивал тонкий белый палец. Пьеры Делили обитали по всему Парижу почти равномерно, но решено было начать с ближайших к Певереллам.

На стук в дверь по первому адресу открыла молодая женщина с покрасневшими глазами и тяжелыми швейными ножницами в руке.

— Мадам Делиль?

Женщина покачала головой. Ее фамилия оказалась Ру, она жила здесь второй год и ничего не знала о прежних обитателях дома или о ком-либо с нужной ее гостям фамилией. Видимо, архивные записи уже устарели, война и попросту время заставили людей менять место жительства слишком часто, и перепись населения не успевала за этими переменами. Это осложняло дело.

По второму адресу никто не открывал слишком долго, чтобы заподозрить хозяев в присутствии на месте. По третьему адресу их встретила счастливая мать двоих детей и супруга комиссованного ещё в прошлом году Пьера Делиля, сообщившая, что в жизни не бывала у мадам Певерелл и даже не слышала этой фамилии. По следующему адресу оказался разрушенный во время обстрелов дом, где искать было попросту некого. Вся эта улица лежала в руинах — жуткое сочетание кусков почти целых фасадов и торчащего наружу живого нутра со сломанными хребтами обрушившихся стен и лестниц. Винда остановилась перед одним из домов, недоверчиво оглядела эти пустотелые развалины. Тесей знал, о чем она думает: гадает, что за чарами можно было сделать такое, что это за иллюзия… Потребовалось бы полсотни волшебников с одновременным Редукто, чтобы сотворить нечто подобное.

— Когда я впервые увидел бомбардировку, — тихо сказал он, — я думал, это величайшее наше преступление. Что мы не вмешались. Допустили такое.

Тогда сами кости в нем дрожали, как нутро палочки перед заклятием, бесполезно запертая внутри магия грозила разорвать его, а разрывался мир вокруг.

Винда шевельнула мыском туфли каменное крошево, оставшееся от парадной лестницы крайнего дома.

— Магия прячет наши дома, наши кварталы, но только от non-magiques, не от их оружия, — сказала она сдержанно. — Когда они стреляли по Парижу, земля дрожала в Place Cachée. Бомбы взрывались недалеко от моего дома, и осколки прошли сквозь защитные чары, на стенах до сих пор выбоины. Они действительно могут быть опасны.

— Я тоже могу быть опасен. И вы. Что из этого? Дафна Певерелл мертва, и вся парижская полиция даже не узнает, что именно ее убило. Мы способны делать такое, во что они не могут поверить, и поэтому мы имеем право быть опасными для них? Опасными, как боги, а они для нас — как чумные крысы? Они… смеются, как мы, любят, как мы… У них такие же рождественские гимны.

Тесей замолчал, видел растерянное непонимание в ее глазах, но не мог сказать больше ни слова. Потому что нужно, чтобы были те, кто не знает, кто чист, к кому можно вернуться из всей грязи и крови, найти дорогу назад на этот чистый, белый свет и никогда не рассказывать, каково там, откуда ты пришел! И он просто крепче сжал ее руку, чувствовал запах ее чистой кожи и духов, и гарь прошедших лет душила его — и отступала.

Следующий адрес находился в незнакомом Винде районе, и добираться туда пришлось пешком через несколько кварталов. Мелкая дождевая морось висела в воздухе, и свет окон и фонарей наполнял улицы светящимся золотым туманом. Они оба молчали, давно. Винда обеими руками обнимала локоть Тесея, пряча замерзшие пальцы в сгибе его рукава. Она не имела никакого отношения к тому, за что он сражался: не нуждалась в защите, не пострадала бы при любом итоге войны, она даже не была англичанкой, но сейчас именно в ней вдруг сошлось совершенно все, за что можно было бы умереть.

— Почемы вы мне помогаете? — спросил он, не удержавшись. — Я благодарен, но… зачем это вам?

Винда искоса взглянула на него.

— Связь. Этого хотят все. Вы же сами сказали.

Они молча смотрели друг на друга, долго, потом снова повернулись к вечернему городу впереди. Без помощи способной трансгрессировать Винды у Тесея ушла бы вечность просто на мотания по Парижу и поиски нужных адресов в хитросплетениях улиц.

— Долг всякой патриотки — помочь гостю увидеть и оценить наш замечательный город, — усмехнулась Винда в ответ на его благодарность.

— Будете в Лондоне — я с радостью верну вам долг. — Тесей всерьёз ждал ответа, и она едва заметно улыбнулась.

— Я люблю туманы.

Нужный дом ожидал их на углу бульвара. Они вошли в подъезд, и навстречу им выглянул из своей каморки консьерж.

— Мсье Пьер Делиль живет здесь? — спросил Тесей, поздоровавшись, и воспользовался уже отработанной ложью: — Мы служили вместе. Я хотел бы с ним повидаться.

Консьерж немного подумал, затем кивнул, но прежде, чем Тесей успел обрадоваться, добавил:

— Не видел его с семнадцатого года. Он приезжал на побывку, но тут и не ночевал даже, я уже год как переслал его родным его вещи. Сами понимаете, кто станет платить за квартиру, в которой не живет…

Может, это был не нужный им Пьер, но наконец хоть что-то.

— У вас остался адрес его родственников? — спросил Тесей.

Консьерж покопался в своих ящиках и записал для них адрес на обрывке газетного листа: Рю де Виньоль, дом 38.

Этот адрес они сегодня искали на карте, он был одним из тех, что раздобыл Тесей. Двадцатый округ, недалеко от дома Певереллов, где никто не ответил на их стук.

Они снова трансгрессировали во дворик позади Дома жизни и зашагали уже знакомой дорогой в сторону Рю де Виньоль.

В этот раз им открыли быстро, из-за двери явственно донесся звук спешащих шагов, и Тесей невольно ощутил себя виноватым, когда встретился взглядом с открывшей им женщиной — за то, что не тот.

Мерлин, домой, домой всего через неделю!

Мадам Делиль оказалась бледной и худенькой маленькой женщиной с несчастными глазами и трогательно нарядной пышно взбитой прической всем войнам назло. Она как будто только обрадовалась, что кто-то хочет с ней поговорить.

— Да, я знаю мадам Певерелл, — сказала она, услышав о цели их визита. — Знала. Не могу поверить, что они…

Винда участливо положила ладонь на ее руку.

— Мадам Певерелл говорила нам про Пьера. Она верила, что он жив.

Женщина благодарно закивала, хватаясь за так нужные ей слова.

— Она была добрая женщина. А Дафна, такая молоденькая, совсем как вы!.. Чудовищно.

Она прикрыла глаза дрожащими руками, но справилась с собой, расправила худые плечи. Винда вопросительно взглянула на Тесея и наверняка сама придумала бы, что сказать, но он ее опередил:

— Мадам, мы думаем, что со смертью Певереллов не все чисто,— сказал он напрямик. — Мы не из полиции и вы не обязаны говорить с нами, но вы очень поможете, если расскажете все, что помните о последнем сеансе. Дафна была невестой моего друга. Я просто хочу узнать правду. Для него.

Женщина ошеломленно смотрела на него, и на секунду Тесей пожалел о своей рискованной честности, но затем она прерывисто вздохнула и заговорила:

— Нас тогда было человек шесть. Да, шесть. Я не знаю их лично, мы встречались только на сеансах. Боюсь, мы даже не представлялись друг другу. Имена, другая жизнь — это было как будто бы не нужно, ведь мы пришли поговорить не о себе, понимаете? Но я помню двух сестер, они всегда приходили вместе, и одна каждый раз сначала сердилась на вторую, а потом плакала. Они потеряли всех родных. — Мадам Делиль замолчала, перебирая пальцами складки платья на коленях и глядя куда-то сквозь Тесея, затем очнулась и продолжила: — Еще был мсье, совсем пожилой, его сын погиб на Марне. И была Гайя, конечно! Она впервые пришла со мной тогда. Невеста моего Пьера. Она… она была уверена, что он погиб, но я сказала ей, мадам Певерелл ее переубедит. Они очень поладили с Дафной, Гайя осталась после сеанса, поговорить… — Тут женщина замолчала и в ужасе уставилась на своих слушателей. — Боже мой, ее тоже убили?..

— Почему вы так думаете? — осторожно спросил Тесей.

— Я… Я так боюсь теперь… Я ее давно не видела. С того самого дня. Стойте, это было три дня назад, да? Простите! Мне казалось, это было в другой жизни.

Винда сочувственно погладила мадам Делиль по руке.

— Вы знаете, как найти Гайю? — спросила она. — Мы бы хотели поговорить с ней.

Это верно. Похоже, госпожа Гайя последняя видела Певереллов живыми.

Однако мадам Делиль покачала головой.

— Она всегда сама ко мне приходила, как-то ни к чему было спросить ее адрес…

— Ее фамилию вы ведь знаете? — спросил Тесей.

Похоже, полученный в ходе поисков Пьера Делиля опыт снова им пригодится.

Женщина закивала и с готовностью сказала:

— Кэрроу. Гайя Кэрроу.

Тесей заметил, как Винда удивлённо подняла брови. Его самого маглы с фамилиями чистокровнейших магических родов перестали удивлять после пятого рядового по фамилии Блэк. Но в доме Певереллов в самом деле побывала ведь некая волшебница…

— Как они познакомились с вашим сыном? — спросила Винда с милым женским любопытством, и мадам Делиль поневоле улыбнулась, благодарная за возможность поговорить о живом и счастливом.

— О, это прямо-таки таинственная история. Мне кажется, там замешано что-то скандальное, может быть она актриса или даже… Пьер никогда не рассказывал подробностей. Я не одобряла, до войны… — Она заморгала, сжала дрожавшие губы, потом вскрикнула: — Да пусть бы женился хоть на самой пропащей!

— Как она выглядит? — спросила Винда с хорошо скрытым волнением. — Имя редкое, мне кажется, я могу быть с ней знакома.

— Рыжеволосая, бледненькая, тоненькая… Я не знаю, где она живет, но знаете, хоть она и бедная, было в ней что-то особенное, аристократичное, как будто она беженка из империи, Романова!..

Тесей вспомнил слова Винды о немодных туфлях. Больше мадам Делиль ничем не могла помочь, и они, поблагодарив, попрощались и вышли на дождливую вечернюю улицу.

— Гайя Кэрроу… Вы правда знакомы? — спросил Тесей, почти уверенный в ответе: ведь вся чистокровная аристократия знакома между собой.

— Я знакома с этой семьей, — ответила Винда, хмурясь. — Но Гайю не знаю. Рыжая, худая… Не помню никого с такой наружностью. Да и с чего ей быть бедной? Кэрроу вполне состоятельная семья.

Для начала стоило бы выяснить, есть ли вообще в семейном древе состоятельных Кэрроу некая Гайя, подумал Тесей, но с этим парни из отдела не откажутся ему помочь. Нужно наведаться в Place Cachée, отправить сову.

Винда вдруг остановилась как вкопанная.

— Это она! — воскликнула она. — Наверняка она! Пару лет назад был большой скандал, чистокровную волшебницу выгнали из дома за связь с неволшебником. Я не обратила внимание, но кажется, речь шла о британской семье. Может, Блэки, но возможно и Кэрроу. Если эта Гайя была невестой неволшебника — она вполне может быть той самой!

Изгнание дочери из лона семьи, семьи богатой и известной — событие значительное и происходящее не столь уж часто в тесном волшебном мирке, так что Винда, вероятно, была права. Проверить это будет несложно. И если это правда волшебница Гайя Кэрроу приходила к Певереллам…

— Что вы сделаете, если это она? — тихо спросила Винда, угадав его мысли. В зелёной глубине ее широко открытых глаз были разом и страх, и желание испугаться.

Тесей не хотел думать об ответе.

— Сначала выясним, она ли это, — сказал он. — Дневник Дафны, его ведь зачем-то забрали… Она написала что-то, что могло указать на убийцу, на Гайю? Может, они были знакомы ещё до того сеанса? Вы не заметили там ничего про новых подружек?

Винда сосредоточенно сдвинула брови.

— Она писала мало, но каждый день. Дневник начинался с шестнадцатого года. Часто писала про жениха. Молилась. Хотела прожить самую скучную жизнь на свете, потому что про счастье не интересно писать. — Она резко и мрачно засмеялась. — А теперь про нее пишут в бульварных газетах!..

Тесей слушал ее с удивлением. До этого момента поведение Винды казалось ему игрой, причудой очаровательно избалованной аристократки или игрой актерской, жаждой побыть в новой роли, сменив роскошное безделье на азарт. Он вспомнил ее слезы, когда она разыгрывала безутешную подругу Дафны перед соседом Певереллов. Он явно ошибся на ее счёт, но вот в чем? Она вовсе не играет — или играет лучше, чем он ожидал?

Винда запрокинула голову с глубоким усталым вздохом — сияющий, как луна, белый профиль и изгиб шеи в темноте вечера, ее волос и пальто.

— Жаль, я не запомнила больше деталей, — сказала она. — Но мы тогда искали что-то о посетителях, а Дафна писала все больше про своего жениха. Про их планы, их встречи, подарки…

Тесей даже заморгал, когда две очевидные вещи столкнулись и сошлись в его голове до искр из глаз. Пятеро Блэков отучили его обращать на такое внимание, а ведь это было очевидно!

— Мерлин, Певереллы! — выдохнул он. — Дафна подарила Риччи свою фамильную реликвию, брошь с камнем, чтобы защищала его от смерти. Певереллы и камень, побеждающий смерть, все как в сказке! Она написала о камне в дневнике, а дневник как раз и забрали. Они ищут воскрешающий камень! Из-за этого Певереллов убили. — Итог этой цепочки рассуждений заставил Тесея стиснуть в кармане несчастный бесполезный карандаш. — А камень у Риччи.

Винда ошеломлённо смотрела на него.

— Где он живет?

— Это был Монмартр, я не помню адрес, но помню, как идти от колонны с ангелом, на большой площади… Не очень далеко от Певереллов. Вы знаете?..

— La place de la Bastille? Идемте.

Они трансгрессировали. Тесей огляделся в желтом мареве наполненных дождем и фонарями сумерек, вспоминая маршрут, которым они с Риччи шли в тот трагический вечер, и быстро пересек площадь. Каблуки Винды выстукивали отчаянным пульсом по мокрой брусчатке. Впереди показался знакомый дом, смутное «Hôtel Juillet» над входом. На первом этаже звучала музыка, между отодвинутыми к стенам столами танцевало несколько парочек. Бойкое фортепиано, смех и душно-душистое тепло вечеринки — это был как будто другой мир.

Они взбежали по ступеням наверх.

— Первая дверь на третьем этаже, — вспомнил Тесей.

Ещё один лестничный пролёт — и нужная дверь, и мертвая тишина в ответ на стук. Винда подняла палочку:

— Алохомора.

Комната Риччи оказалась пуста. Никаких следов драки или поисков, вещи на положенных местах, окно закрыто. Не дожидаясь инструкций, Винда прошептала заклинание Ньюта. Золото осыпало пол — и растаяло, налипнув только на тронутый чарами дверной замок и их собственные следы. До их прихода никто из волшебников здесь не появлялся. Пока.

Адрес Певереллов искатель Даров мог узнать из газет, мог оттуда почерпнуть саму идею познакомиться с этой семьей поближе — журналисты приложили все усилия, чтобы сделать из погибших настоящих колдуний. Незащищённый чарами артефакт отозвался бы на элементарные манящие чары, и, не найдя сам камень, кладоискатель логичным образом решил отыскать хотя бы упоминания о нем, и нашёл дневник Дафны, который Винда оставила прямо на виду, на столе. Но адрес Риччи там не указан, даже его фамилия — едва ли. Найти его будет невозможно, если не знать наверняка, где и когда он появится.

А жених погибшей не может не прийти на ее погребение.

Тесей натолкнулся на встревоженный взгляд Винды. Оказалось, ее мысли пошли совсем иным путём.

— Он может хотеть найти вас! — сказала она тихо, а в глазах ее был очень громкий испуг. — Он пришёл к Певереллам сразу после нас, может быть, он за нами следил. А теперь мы могли привести его сюда!

Тесей покачал головой.

— Трансгрессирующего волшебника невозможно выследить. Даже если он видел нас у мадам Делиль, он понятия не имеет, куда мы отправились потом.

Страх в ее глазах полыхнул еще ярче.

— Ты сказал вслух про Монмартр. Если он был там, он знает, куда мы трансгрессировали!..

Шаги на лестнице и это вырвавшееся у неё «ты» заставили Тесея вздрогнуть, но в номер Риччи никто не вошел, шаги затихли дальше по коридору. В глубине отеля кто-то громогласно потребовал тишины, но музыку внизу так и не приглушили.

Винда запечатала дверь заклинанием и прошептала:

— Может быть, это даёт достаточно оснований обратиться в ваше Министерство? Пусть вернут вам право колдовать!

Тесей качнул головой, улыбнувшись ее наивно требовательному тону.

— Даже если бы за мной правда охотились, они бы не вмешались, чтобы не создавать прецедент. Мало ли зачем британское министерство возвращает палочку своему сотруднику, к тому же точно не державшему нейтралитет? Может, я здесь с целью наложить Империо на магловское правительство!..

Винда слушала молча, глаза ее гипнотически блестели. Несмотря на этот манящий болотный огонь Тесей сказал правильное:

— Возможно, этот кладоискатель действительно нас преследует. Вам опасно быть со мной рядом.

У него были заслуженные скрещенные винтовки на рукаве и шрамы на груди и глубже после рукопашной, но против невербального непростительного откуда-нибудь из-за угла не спасет никакая меткость и самые тяжёлые кулаки.

Винда в ответ только фыркнула.

— К вашему счастью, не вам решать, где мне быть.

— Нет. Вы уже очень мне помогли. Дедушка Розье не простит мне, если что-то случится.

Он хотел обратить все в шутку, но Винда рассердилась всерьёз.

— Так в этом все дело? Будь я какая-нибудь Madame Tout-Le-Monde, вы бы не опасались?

— Я опасаюсь за вас, а не за вашу фамилию.

Секунду она жгла его яростным взглядом, потом в мгновение ока вернулась к бархатно обволакивающему кокетству:

— Вы обещали мне одно настоящее свидание.

Тесей молча ждал продолжения. С нижнего этажа все ещё нёсся тихий тягучий джаз.

Винда невесомо и слишком ощутимо положила руку ему на плечо.

— Потанцуйте со мной.

Граммофон внизу грустно пел о погоне за счастьем где-то под радугой. Тесей взял Винду за руку, обнял за атласную, ускользающую из пальцев талию. Тихая музыка не заглушала их дыхание, и было не до шагов и хвастовства мастерством, да как и всегда — дело только в соприкосновении. Связь, этого хотят все. Винда не смотрела на него, не отрывала глаз от пола, и он почти боялся, что случится, когда она поднимет голову и его снова ослепит ее лицо.

Музыка смолкла, застигнув его врасплох.

Секунду они стояли не шевелясь, все равно слишком ощутимые друг для друга через десяток пахнущих розами дюймов. А потом Винда посмотрела ему в глаза.

С поцелуями как с меткой стрельбой: один раз — ты везунчик, два — еще какой, а вот три — это уже похоже на закономерность. В темноте чужой комнаты под легкомысленные американские песни с магловской пластинки счёт дошёл до непреложного закона. Винда припала спиной к стене, прижав ладонь к его груди, а Тесей — лбом к отрезвляюще холодной штукатурке и пытался перевести дыхание, но запах горьких роз не помогал…

— Аппаре Вестигиум.

Золотые отсветы заклинания зажглись под длинной тенью ее чуть поднявшихся ресниц. Тесей обернулся, глядя на медленное кружение их сияющих танцующих призраков, и видеть, не чувствуя, встречу их губ было как ловить дым чужой папиросы жадно задыхающимся горлом.

Светящиеся силуэты растаяли в воздухе. А она осталась, не трансгрессировала. И второй раз на подвиг из пары прощальных слов его уже не хватило.

========== День 4 ==========

Она шептала, прижимаясь всем телом, лаская себя об него:

— Подожди, подожди…

Тесей ответил выдохом, губами в душистую горечь ее голой шеи, скользя пальцами по сводящим с ума шелковым складкам. Мучительный и прекрасный диалог: между его ладонями и недоступной кожей под этой теплой черной тканью, его коленями и перекинутыми через них ногами в едва ощутимых, но неумолимых кружевах. Преграду одежды нельзя было убрать — не здесь же, не так! — и они пытались вжаться друг в друга иной наготой, открывали глубинное:

— Иногда кажется, я сплю, где-то там, а на самом деле ничего не кончилось. И пока сплю, надо успеть… дожить все, что хотел.

Но у него не хватило бы фантазии выдумать ее, с безмолвно понимающими глазами и этой впадинкой на шее, и значит, все правда.

Ее пальцы скользнули ему по запястью, под рукав, до мурашек везде, где она не касалась. Он словно сшит был из разных людей, как тот монстр в магловской страшилке: голова и руки, обгоревшие на войне, а под одеждой — потрясённая наивная жертва.

— Я не думала, что встречу тебя, знаешь… В тот день в кафе. Я просто хотела быть не дома.

— Почему?

— Это был мой день рождения. Ноябрь… Маман говорит, это худший месяц в году, лето кончилось, до Рождества далеко, и я родилась, чтобы скрасить ей это время. А мне надоело быть комнатной собачкой. Развлечением…

Ее кожа как будто светилась в темноте. Теперь он понял, почему луна так часто фигурирует в поэтических описаниях красавиц.

— Поздравляю тебя. С днём рождения.

Ее тихий, смеющийся и отчаянный выдох щекотнул ему губы:

— Я боялась, со мной никогда ничего не случится!..

Тесей и понял ее, и нет, смог ответить только прикосновением, и за окном уже начало светлеть, когда они снова заговорили словами.

— Твой друг, — пробормотала Винда. — Нужно его защитить…

Полуспящий-полублаженствующий Тесей с усилием отвлекся от расстегнутых пуговиц и нескольких волшебных дюймов ее нагой спины под своей ладонью, сосредоточился на деле.

Можно было бы обратиться во французское министерство, попросить их заняться Кэрроу, но…

— Я не знаю про Францию, но у нас не оставили бы незамеченным убийство, которое даже маглы в своих газетах зовут магическим, — сказал он. —Обязательно отправили бы проверить, хотя бы поправить память кому надо. Прошло уже несколько дней — и ничего. Никаких следов мы не видели. Похоже, мракоборцы не трогают это дело. На это должны быть причины.

Винда поудобнее устроила голову у него на груди.

— У Кэрроу достаточно влияния, как и у всей старой аристократии, — сказала она. — Слышал бы ты, что говорят о Лестрейндже!..

Тесей не слышал, но вполне представлял. Влияния и денег у него было определенно меньше, чем у Кэрроу, и значит, разбираться с этим делом предстояло без помощи официальных сил правопорядка.

— Два дня назад Риччи собирался узнать насчет похорон. Если он не придет сюда, я найду его на кладбище. Заберу проклятый камень. Напишу в наше Министерство, может быть они согласятся обеспечить ему защиту, он все-таки британец, пусть и не волшебник.

Винда направила на него свой неотразимый зеленый взгляд, как палочку, готовую к Непростительному.

— А что делать мне?

Трудно было противостоять разом и ей, и себе самому, но Тесей попытался:

— Голыми руками магию не сотворишь, я не смогу защитить тебя, если…

Она прошептала, закрыв глаза, улыбаясь с усталой и сытой сладостью:

— Ты делал вполне волшебные вещи голыми руками.

Тесей засмеялся с гордо-смущенной дуростью посвященного, как в шестнадцать лет. Винда выпрямилась, азартно деловитая и такая нежная с пушистыми распустившимися волосами.

— Если явиться к Кэрроу с расспросами, мы ничего не узнаем, а они заподозрят неладное. Нужно поймать их в их стихии, когда они не подумают, что за ними охотятся! Дома я сказала, что празднования дня рождения не будет, ну а теперь я передумала!.. Скажем, завтра. Соберутся самые сливки, Кэрроу тоже придут. Если повезёт, то и Гайя. А если она прячется, то можно будет разузнать что-нибудь полезное у ее родственников.

— Завтра? — опешил Тесей. — Но нужно ведь было пригласить гостей заранее.

— Ты очаровательно благовоспитанный. — Винда встала, задержалась у зеркала, единым взмахом палочки вернув прическе и платью обидно первозданный вид и улыбнувшись Тесею через плечо. — В том и прелесть быть чистокровным бездельником — ты ничем не занят и свободен в любую секунду отправиться на торжество к точно так же ничем не занятым.

— Заманчиво звучит!..

Фыркнув, Винда приманила из угла комнаты свою шляпу и подвела итог:

— Значит, ты ищешь своего друга, а я займусь приглашениями. И я совсем не рискую: Кэрроу же не накинется на меня посреди суаре! Ведь так?

Она обернулась к нему от зеркала, капризно-умоляюще-ждущая, и Тесей счастливо согласился:

— Так.

Они много раз поцеловались на прощание, а потом она все-таки трансгрессировала и осталась стоять у него перед глазами, как ожог у засмотревшегося на солнце. С трудом Тесей заставил себя вспомнить их план и сдвинуться с места. Привел себя в порядок, в свете чрезвычайного положения одолжив у Риччи мыло и бритву, подождал еще немного — вдруг тот все же вернется к себе — и, оставив у портье записку для друга, отправился уже знакомой дорогой в полицейский участок, оттуда в госпиталь, и там ему сообщили, что Певереллов вчера похоронили на их семейном участке на Пер Лашез.

Снова туда… Наверное, это что-то значит: что в Городе любви он чаще всего бывает на кладбище.

Где именно на Пер Лашез искать захоронение Певереллов, Тесей не представлял и потратил уйму времени на общение со смотрителями и попытки объяснить им, что и по какой причине ему надо. В конце концов (и за щедрый гонорар) его сопроводили к местам всех погребений за минувший день, и третье оказалось нужным.

Рыхлая, мокрая чернота недавно потревоженной земли, имена свежими шрамами на каменном надгробии… К ним льнул букет невероятно красивых роз: темно-пурпурных, зрело раскрывшихся, в бриллиантовых брызгах дождя. Тесей долго смотрел на эти цветы, на могильный камень за ними. «Дафна Певерелл». Может, это собственная жизнь в нем бунтовала против чужого тлена, но он подумал, что все это совсем не вяжется с Дафной, светлой и легкой, как фея: тяжелый камень, грубо дорогие цветы. Но надо было найти Риччи. Он, конечно, здесь был, служитель вспомнил его по описанию, но после похорон не появлялся. И в своей гостинице тоже. Куда он мог отправиться отсюда? Тесей раздраженно стиснул хрустнувший в руке карандаш и нашарил в кармане с ним рядом сложенную карту Парижа, на которой он и Винда вчера отмечали адреса Пьеров Делилей. Отыскав ближайший выход с кладбища, он наугад выбрал улицу и направился по ней, разглядывая вывески и в каждом питейном заведении справляясь о госте определенной наружности. Это было не слишком результативно: пьяных солдат хватало всюду, и вспомнить одного конкретного без таких незабываемых особенностей как шрам через все лицо или отсутствие руки никто, разумеется, не мог. После восьмого паба Тесей был вынужден признать поражение. Добравшись до Place Cachée, он послал сову Долишу из министерства с парой вопросов по делу и, поколебавшись немного, заглянул в случившийся напротив почты книжный магазин. Брат, как Тесей помнил, занимался своими звериными делами с палочкой больше в зубах, чем в руке — так может, и у него получится обойтись без магии? Может же во Франции водиться какой-нибудь зверь с острым нюхом и умением находить пропажу по самому слабому следу безо всякой тренировки…

Лай гонявшего окопных крыс Фламбо вспомнился так живо и громко, что перехватило дыхание.

— У вас есть что-нибудь о животных? — спросил он продавца и услышал в ответ вполне ожидаемое перечисление справочников по уничтожению, после чего его сопроводили к нужной полке и оставили изучать небогатый выбор изданий по вопросам магозоологии самостоятельно.

А если бы была палочка, он нашел бы Риччи в два счета. Это бесило.

Тесей сам не верил, что не зря тратит здесь время, но сейчас какая угодно магия давала ему почувствовать себя делающим что-то толковое, пусть даже магия эта заключалась в академическом занудстве про размах крыльев докси и рацион шишуг, а не в тринадцати дюймах ясеня с единорожьим волосом внутри. Он долистал до конца «Справочник чудо-фермера» и взялся за следующий томик, с трудом разбирая незнакомые названия неведомо каких существ.

Boursouf, fangieux, jobarbille…

Взгляд задержался на силуэте сказочно-утрированной девушки: талия с нитку, длинный шлейф и волосы каскадом завитушек до самой земли.

«Nymphe», прочитал он наконец более-менее внятное название. «Существо, родственное феям, отличается невероятной музыкальностью и способностью воспроизводить услышанные мелодии. Относительно разумно, потенциально способно к человеческой речи. Обладает чутким нюхом и обитает среди растений с сильными запахами, о которых усердно заботится».

Чуткий нюх и относительная разумность. Чего ему еще?

Из мест обитания лесных нимф помимо очевидного адреса прямо в их названии автор книги упомянул только Шармбатонскую академию, где имелся целый хор этих существ. Покопавшись в «Магозоологическом атласе», Тесей узнал, что нимфы часто разводятся парфюмерами для помощи в их ремесле, и отправился обыскивать переулки Place Cachée в поисках косметической лавки. В глубинах освещенного гирляндами переливчатых свечек магазина среди хрустального блеска граненых флаконов с таинственными эссенциями ему с трудом, но удалось объяснить хозяину, что он не конкурент-парфюмер и не собирается украсть у него тренированный «нос» его нимфы для своих подрывающих основы честного рынка замыслов.

— Если вы не вернете ее до вечера, я буду жаловаться в профсоюз! — предупредил парфюмер, даже после получения полусотни брезантов не проникшийся к Тесею хоть мало-мальской симпатией.

Лесная нимфа оказалась плодом любви соловья и розы: алые волосы-лепестки, зеленоватая кожа, острые колючки-когти и черные птичьи глаза на крошечном вытянутом в подобие клюва личике. Тесей смотрел на нее не без опаски: если ее разозлить, такая выцарапает глаза почище британских лукотрусов!..

— Это Атенаисса, — представил парфюмер. — Надеюсь, вы ей не навредите!

Вместе с Атенаиссой, вполне миролюбиво сидевшей в кармане у него на груди, Тесей вернулся на могилу Певереллов. В качестве образца искомого запаха он мог предоставить своей помощнице только себя, но специалистке по парфюмерии это не должно было помешать.

— Нужен запах этого же мыла,— сказал он нимфе. — Но не от меня.

Он не был уверен, что «относительно разумная» нимфа и правда поймет, однако та перебралась ему на плечо, щекотно царапаясь крошечными коготками, долго принюхивалась к его щеке, а затем спорхнула на землю. Двигалась она удивительно юрко для такого крошечного роста. Наблюдая за ее блужданиями вокруг могилы, Тесей думал о том самом мыле. Дорогая штука, и идеально острая бритва — немыслимая окопная роскошь, но перед невестой Риччи хотелось предстать в лучшем виде… Атенаисса прошлась по земле рядом с могилой, раз, другой, обошла надгробие и отвлеклась на букет роз. Тесей усмехнулся.

— Да, красивые, но мы ищем не их.

Он убрал розы в сторону, но сильный цветочный запах, похоже, заглушал все остальные и нимфа то и дело возвращалась к букету. Неудача была неприятной, но ожидаемой — дрессировать живность в аврорате не учили. Пришлось вернуть Атенаиссу хозяину, так ничего и не добившись. Выходя из парфюмерной лавки, Тесей пытался придумать, что делать теперь, и тут его стукнуло: идиот, нужно ведь купить Винде подарок!

Бывает, что все до мелочей так удачно совпадает, словно это знак: ты все делаешь правильно. Так и получилось: он увидел нужное в витрине первого же ювелирного. Это и выходной костюм из Maison Capenoir почти опустошили его счет, но дело того стоило. Покупки эти знаменовали конец сегодняшних дел: больше предпринять было нечего, оставалось только дожидаться Риччи и завтрашнего дня. Вернувшись в «Hôtel Juillet», Тесей исходил вдоль и поперек весь номер, прочитал, ни в одну статью не вникая, захваченную снизу газету. Минувшей ночью он почти не спал, но отчего-то и не хотелось. Делать было совершенно ничего не нужно, и это непривычное безделье мешало, а не помогало расслабиться. Он снова схватился за газету, поискал что-нибудь про Певереллов, но фамилия эта встретилась ему только в уже знакомом объявлении: «Дом жизни мадам Певерелл. Общение с усопшими, воссоединение и утешение».

Общение с усопшими. Любой школьник знает: это невозможно, если только умерший не был волшебником и не оставил мире живых отпечаток своей личности в форме призрака. Но в окопах он видел много такого, что волшебники сочли бы невозможным. Так почему бы маглам не уметь еще что-нибудь неожиданное?

Тесей отыскал в газете рекламу еще одного медиума, нашел на карте адрес. «Эстель Дюшан. Видение будущего, призывание духов». Рю Лассон, девятнадцать. Пешим ходом туда не больше часа. Что он теряет, если сходит туда?

***

— Двадцать франков.

Мадам Эстель Дюшан, женщина давно за тридцать, но все еще странно, устало красивая — а может, он просто смотрел на всех сквозь прекрасный ожог, оставленный Виндой — перемешала карты, не сводя с гостя внимательных глаз.

— Я не стараюсь нажиться на чужом горе, — сказала она. — А кроме горя, ко мне ничего не приводит гостей.

Тесей молча протянул ей деньги. Медиум не считая сунула их на ближайшую полку, спросила:

— Что за дух вы желаете вызвать?

— Моей невесты.

Тесей сам не знал, пытается ли проверить всеведающую леди на всеведение или просто хочет свести к минимуму очередные объяснения.

Мадам в услышанном не усомнилась.

— Нужна какая-то ее вещь, — сказала она.

— У меня ничего нет.

Эстель хитровато улыбнулась.

— Невеста — и не подарила вам ни локона, ни фотографии на память?

От этого стремительного разоблачения Тесей ощутил стыд и облегчение разом.

— Она невеста моего друга. Ее убили. Ее дух ведь знает, кто это сделал? Вы можете помочь?

Медиум мгновенно перестала улыбаться.

— Вы из полиции?

— Вы сами не знаете?

Она кратко и резко усмехнулась.

— Думаете, я мало видела таких, как вы? Я ничего не стану вам доказывать. Не забывайте — это вам нужна я, не наоборот. Хотите — примите помощь, какую я даю, а не хотите — вас здесь не держат.

Тесей не двинулся с места. Смерив его непроницаемым взглядом, медиум зажгла всего одну свечу, взяла сверху карточной колоды одну и задумчиво вгляделась в нее, то и дело поглядывая на гостя и словно сверяя его лицо с изображением.

— Мне нужно знать об умершей, как можно больше, раз уж у вас нет ничего принадлежавшего ей, — наконец сказала она.

Тесей хотел было спросить, неужто мадам не читает газет и не знает о смерти коллеги, но сдержался и кратко пересказал то, что знал о Дафне. Эстель выслушала не перебивая, жестом указала ему на стул. Они сели друг напротив друга за маленький столик, утонувший в черной скатерти с пятнами воска, взялись за руки.

— Не рассчитывайте, что я сообщу вам адрес убийцы и всю его метрику, — предупредила Эстель. — Дух будет говорить через меня, но я жива, а он — нет. Расстояние слишком огромно, не все слова смогут его преодолеть. Когда свеча погаснет — не ждите, спрашивайте то, что задумали узнать.

Она замолчала, закрыла глаза, откинув голову на высокую спинку своего кресла. Тесей смотрел то на огонек свечи, то на медиума, невольно готовясь к чему-то, но все равно вздрогнул, когда свеча вдруг без единого дуновения погасла. Они остались в полумраке, освещенные только рыжим отблеском фонаря за окном. Пальцы Эстель впились в его руки, больно, как когти.

— Дафна? — тихо позвал Тесей.

Тишина. Медиум не двигалась, не открывала глаз. Затем чуть заметно шевельнула губами:

— Да…

Он понятия не имел, какой голос был у погибшей девушки, но прежде Эстель говорила точно не так. Он не собирался спрашивать это, но вопрос вырвался сам собой:

— Тебе плохо… там?

Темная тень между губ женщины дрогнула, изогнулась в улыбку.

— Нет. Я рада с тобой говорить.

Это было странно, и жутко, и… Опомнившись, Тесей наконец задал нужный вопрос:

— Как ты умерла?

Несколько секунд тишины, а затем:

— Легко. Быстро. Чудесно…

Тесей снова вздрогнул, в этот раз совсем от другой тревоги. «Чудесно». Не хватало еще чтобы магловские чары мадам Эстель обнаружили существование в самом деле волшебного мира!.. Нужно спрашивать осторожнее.

— Почему та женщина сделала это? — спросил он, тщательно выбрав слова.

В этот раз медиум очень долго молчала. Тесей хотел было повторить вопрос, но тут она вдруг прошептала:

— Не по твоей вине.

Отреагировать Тесей не успел: Эстель вздрогнула, судорожно вздохнула и ее пальцы обмякли, выпустили его руки. Встряхнув головой, она взглянула на него, спросила уже своим голосом:

— Вам удалось? Она говорила с вами?

— Вы ничего не слышали?

Женщина устало улыбнулась.

— Это были не мои уши… — Она коснулась пышно завитых волос подрагивающими пальцами, и Тесей заметил, что из ее уха тянется по шее кровавая струйка.

— Вы…

Она перебила:

— Прошу вас, уходите. Мне нужно отдохнуть.

— Вам нужен доктор!

Закрыв глаза, она вытянулась в своем кресле и вялым, но властным движением руки указала ему на дверь. Подождав немного, Тесей все-таки подчинился.

Слова медиума— или самой Дафны — стучали у него в голове в такт шагам. «Легко, быстро, чудесно». И правда, Аваду Кедавру точнее не опишешь. Но что значит «Не по твоей вине»? Да, не по его. Он не был даже знаком с Дафной, он никак не мог предотвратить ее смерть. Призрак решил поиграть в наивность и понять вопрос максимально буквально? Да и призрак ли? Неужели это правда возможно: говорить с мертвецами? Вопросов стало еще больше, ответов — до сих пор ни одного. Мерлин, из всех его сегодняшних эскапад эта была самой бессмысленной.

Тесей вернулся в отель (Риччи до сих пор не появился) и растянулся на кровати, одновременно вусмерть усталый и полный нервной азартной бодрости, готовой гнать тело и дальше, вперед. Что делать, если Гая Кэрроу явится завтра на торжество к Розье? Куда мог деться Риччи? Бросил здесь вещи и снял другое жилье? Напился вдрызг и сейчас спит где-нибудь в баре? А может быть, до него добралась Кэрроу или второй искатель даров? Думать об этом буквально не получалось, мозг отторгал саму мысль, что можно было пережить войну и умереть из-за детской сказки.

Он все-таки задремал: негромкий стук заставил его очнуться и рывком сесть на кровати. Стучали в окно, маленькая рыжая сова сидела на карнизе снаружи и постукивала клювом по стеклу. В когтях у нее был запечатанный зеленым воском конверт.

Приглашение и записка.

«Пригласительная карточка — портал на 18:55», сообщала строчка узких, круто клонящихся вправо букв. «Это слишком нескоро!»

Часы на стенепоказывали без трех минут полночь, и от нетерпения на циферблат захотелось завыть как на луну. Рыжая сова дожидалась ответа, а Тесей не нашелся ни с шуткой, ни с комплиментом для ответного послания и в конце концов написал Винде неэффектную правду: «Буду думать о тебе все эти восемнадцать часов».

========== День 5 ==========

«Старик, как я рад, что ты цел! Спрашивал про тебя у твоих, но боялся лишний раз их беспокоить. Тотсхилл ждет! Проигрывали три сезона, но в этот раз должны ощетиниться!

Ну, к делу.

Гайя Кэрроу, старшая дочь в семье, не замужем и живет своим домом. По слухам вроде бы в плохих отношениях с родственниками. В портальном управлении заказывала порталы во Францию двенадцать раз, последний — больше года назад. На всякий случай скопировал тебе список».

Список прилагался, а еще в письмо был вложен помятый пергаментный прямоугольник — билет на игру, Торнадос против Шеффилда, через неделю. Он вряд ли успеет вернуться к матчу, но затопившее Тесея благодарное и растроганное тепло от этого не ослабело. Мысленно от души обняв Долиша, он разгладил билет на игру и в свою прошлую, уцелевшую жизнь и пробежал глазами адреса и даты зарегистрированных для Гайи Кэрроу порталов.

Зоны прибытия всякий раз были разные, но, вооружившись картой, Тесей выяснил, что все эти точки находятся относительно недалеко друг от друга, в окрестностях Этампа. Он заключил их в беглый карандашный пузырь. Вероятно, где-то здесь и находится цель визитов Гайи. Направить портал напрямик внутрь жилого дома невозможно без личного участия хозяев этого дома, но утруждать даму многочисленными трансгрессиями к искомому месту не стали и любезно направляли портал как могли близко. Пока у дамы были на это деньги. Два последних портала отстояли от прочих весьма изрядно, адресом третьего и вовсе значился Лангедок. Может, Гайе и правда что-то там понадобилось, а может, с 1916 ей попросту приходилось экономить. Обратные порталы она, по списку Фрэнка, заказывала с того же года. Но до того как-то ведь возвращалась в Англию, и значит, порталы для нее регистрировал кто-то другой, местный. Вероятно, тот самый, кого она и посещала где-то внутри карандашного кружка в пригороде Парижа. И с кем ей пришлось прекратить общение все с того же года. Видимо, в 1916 и грянул ее роман с маглом Пьером Делилем, о чем узнала семья и немедленно лишила ее всех аристократических привилегий. Тесей постучал карандашом по кругу на карте. Было бы неплохо выяснить, кто именно здесь привечал Гайю.

Он взглянул на часы: почти полдень.

«Приглашение — портал на 18:55. Это слишком нескоро!». Что Винда делает сейчас?.. Разум слишком охотно провалился в воспоминания о том, что она делала вчера, и Тесей не без труда заставил себя заняться делом.

В уже знакомом ему книжном магазине на Place Cachée он обзавёлся картой магической Франции и выяснил, что в обведенное им на карте магловской место вписывается Монт-Сен-Жуа, полностью волшебное поселение. Но кого именно из его обитателей навещала Гайя, было не узнать без расспросов на месте или доступа к архивам здешнего министерства.

Тесей вернулся в отель. Пустяковое путешествие — а прошло три часа. Мерлин, что он раньше делал со всем тем временем, которое освобождала возможность трансгрессировать?.. Риччи до сих пор не появился. Трэверс на письмо о дарах смерти и охотниках за ними пока не ответил. Оставалось надеяться, что кто-то из Кэрроу явится на прием Винды, и получится что-то узнать.

Приглашение-портал лежало рядом с карманными часами в ожидании нужной минуты. За неимением волшебства на вечерний костюм было хоть не дыши, чтобы ничего не помялось и не потеряло лоска, и, одевшись, Тесей не осмелился даже сесть и блуждал по комнате, по-идиотски часто тормозя возле зеркала. Разглядывая себя, как в школе перед выпускным балом. Тогда он радовался, что выглядит так по-взрослому, по-другому, сейчас — что так по-старому. Стрелка часов наконец подобралась к седьмому делению, приглашение налилось голубым светом и задрожало, а Тесей вдруг понял, что давно так не волновался: так сильно и попусту, здорово. Напоследок еще раз взглянув в зеркало, он протянул руку к приглашению.

Портал довольно деликатно вышвырнул его из воздуха на блестящей инеем подъездной дороге, петлявшей между пугающе высокими черными вязами так, что дом впереди оставался скрытым от глаз до последнего. Чтобы тем больше поразить. Обитель Розье лежала в затененной низине и казалась сказочным городом, магией обращенным в единое строение: долгая, изгибающаяся в полутьме садов цепь флигелей, террас, галерей и башенок в витражных искрах горящих окон. Посеревший песчаник стен и острые, колючие контуры арок и крыши напомнили Тесею старинные магловские соборы: закопченные и странно зловещие вопреки самой своей сути. Но безусловно красивые.

Быстрый крылатый силуэт перерезал ленту света из высокого придверного окна: на перила парадной лестницы спорхнула почтовая сова. Тесей взял у нее записку удивленно и благодарно. Без волшебной палочки, неспособный даже трансгрессировать сюда, в этом вызывающе волшебном месте он чувствовал себя самозванцем в маскараде и был до глупости рад такой своевременной доставке. Таки он тоже magique, мадам и мсье!

Мерлин, как же это осточертело.

Секунду потешившись фантазией о том, как дома не будет без магии даже застегивать рубашку, Тесей развернул письмо и, быстро взглянув на подпись — Вега Блэк, его бывший стажер — прочитал:

«Долиш сказал, вам нужны сведения про Кэрроу. Это не было большим скандалом, всех тогда занимала война, но я точно знаю, что в 1914 ее отправляли во Францию «перевоспитываться», потому что у нее была какая-то история с неугодным семье мужчиной. Это только слухи, но все были уверены, что ее отослали, потому что она ждала ребенка».

Тесей даже перечитал. Однако госпожа Гайя та еще штучка, выходит!.. Долиш сказал, детей и мужа у нее официально нет. Может, и правда по классике: барышня из хорошей семьи съездила на несколько месяцев подышать заграничным воздухом и вернулась, оставив за границей прилично денег и нового жильца в сиротском приюте? Судя по тому, что «перевоспитываться» дочь отправили во Францию, неугодным кавалером никак не мог быть француз Пьер Делиль, за которого она теперь собиралась замуж… Две печальные любовные истории за четыре года. Если бы Гайя не была убийцей, Тесей бы ее пожалел.

Спрятав письмо в карман, он поднялся к дверям, постучал и не успел опустить руку, когда дверь бесшумно подалась внутрь, и домовик в белоснежном полотенце с хозяйским гербом отвесил ему приветственный поклон. За неимением пальто, которое полагалось бы отдать эльфу, Тесей просто пожелал тому бон суар, и тут на лестнице раздались быстрые звонкие шаги.

— Мсье Скамандер!

В оглушительно простом белом платье Винда была словно одета в свет собственной кожи, с неприкасаемо-алыми губами, которые не дала поцеловать и только обняла, на секунду прильнув к нему всем телом, правильно, как в оставленный ею же отпечаток, и шепнула:

— Я сказала им только, что ты мой друг и мракоборец. Будь готов, папа жаждет послушать о каком-нибудь леденящем кровь злодеянии, что ты раскрыл.

— Однажды мы поймали мошенника, который подделывал генеалогические древа для нечистокровных. Достаточно жутко?

Она усмехнулась, оперлась на его руку.

— Кэрроу пришли. Маман и сын. Мне пришлось написать ему лично и намекнуть, что я отчаянно жажду его видеть. Он не оставляет надежды на мне жениться, так что явился. Я вытяну из него что-нибудь за ужином.

Конечно, она его дразнила, но Тесей предложил вполне искренне:

— Может, мне лучше выбить из него ценную информацию? И надежду тоже.

Винда тихо, довольно хохотнула.

— Идем, я представлю тебя.

Только тут Тесей сообразил, что понятия не имеет о ее семье. Есть ли у нее сестры или братья, что за люди ее родители?..

— Твой друг нашелся? — спросила Винда, пока они шли через холл к распахнутым дверям гостиной.

Тесей рассказал ей про свои вчерашние поиски и, помедлив секунду — про медиума. Винда выслушала с явным волнением.

— Ты думаешь, та женщина правда вызвала дух умершей? Неужели они это могут?

— Не представляю, — честно сказал Тесей. — Но она как будто действительно знала!.. Знала то, чего знать не могла. “Легко, быстро, чудесно!”

Винда не успела ответить: они вошли в гостиную. Вытянутый зал с головокружительно высокими сводами освещался текущими прямо в воздухе струйками чистого белого пламени, обтянутые серым шелком стены тут и там вспыхивали острыми гранями зеркал, и на гладком будто вода полу дрожали бледные отражения собравшихся гостей и хозяев.

— Мама, отец, мой друг Тесей Скамандер.

Он поклонился холеному господину с гривой седеющих черных волос и его слишком худой, но эффектной супруге. От картины неподалеку к ним обернулся красивый, буквально мраморный молодой человек, однозначно похожий на сестру, и Винда мимоходом представила и его («Эрлинг, мой брат») а затем с ослепительной улыбкой перевела взгляд на стоявшего рядом с Эрлингом мужчину:

— А это мой дорогой друг Актеон Кэрроу.

— Рад знакомству, — “дорогой друг” заговорил с Тесеем по-английски, и тот вопреки всему ощутил к нему нелепую, но горячую благодарность.

— Взаимно.

— Кажется, о вас упоминали в газетах. — Вежливая вопросительность тона маскировала, что Кэрроу не помнит контекста, и Тесей ответил:

— Надеюсь, не в честь того, что я пересдавал тест на трансгрессию рекордное количество раз!

Все засмеялись.

— Как дела с вашим виноградником? — спросила Винда, не сводя с Кэрроу широко раскрытых глаз и улыбающихся губ, всего своего лица, и Тесей даже посочувствовал бедняге: и часа не продержится, прежде чем расскажет ей все.

— Боюсь, не слишком хорошо. Безумная затея, с нашим-то климатом!.. Но отец не сдаётся. Его задержали дела, но он передает вам свои наилучшие пожелания!

Винда мельком коснулась его плеча.

— Благодарю. Главное, здесь вы.

С этим она увлекла Тесея дальше, мимо зеркал, картин и хрустальных созвездий бокалов с шампанским, подвешенных в воздухе безо всяких подносов. Всю стену впереди занимало колоссальных размеров полотно: музыканты в старомодных одеяниях настраивают инструменты. От них доносились негромкие скрипичные трели и пунктир медленно перебираемых струн.

— Прапрабабушка обожала танцы, — сказала Винда, задержавшись перед картиной. — Муж подарил ей это. Чтобы она могла танцевать в любой момент, когда ни захочется. Очень удобно: найти хороших музыкантов — всегда целая история.

Из гостиной они перешли в библиотеку, где гостей ждали карточные столики и коллекции редкостей в заманчиво блестящих витринах, бесконечное шампанское и ледяные вазы с цветами, возле которых висели ароматы лета, а дыхание по-зимнему превращалось в пар.

— Мсье Скамандер — мсье Малфой и мсье Ру, друзья семьи.

Обмен приветствиями, вежливый рассказ об ужасах осеннего Уилтшира и удовольствии быть здесь, а не там. Господа Малфой и Ру, судя по ее напрягшейся руке и лицу, были Винде решительно несимпатичны, и разговор закончился быстро.

— Мадам Элиза Трембли и Маргарита, ее дочь.

Элегантная дама со взбитой сединой и взором василиска подала Тесею руку и обдала холодом, едва услышав его незнаменитую фамилию. Девочка рядом с ней выглядела так нелепо во взрослом вечернем платье, что Тесей даже удивился, почему это школьница не в Шармбатоне, до Рождественских каникул ведь еще почти месяц. Оказалось, ей скоро восемнадцать. Среди гостей имелись так же «модный иностранец, маман жаждала его заполучить», изрядное количество чистокровных холостяков и барышень, дамы-произведения искусства под руку с супругами, одинаково великолепными, так что Тесей не запомнил, которая чета — Бофор, а которая — Леруа…

Спустя несколько минут светских разговоров в ожидании припозднившихся гостей хозяйка дома пригласила собравшихся в столовую. Здесь, как и в других комнатах, царил тщательно отмеренный полумрак: чтобы бриллианты собравшихся за столом и серебро и хрусталь на столе сверкали ярче. Винда заняла место между Тесеем и Кэрроу, а слева от него разместилась суровая Элиза Трембли.

— Мсье Скамандер. Уверена, мне доводилось слышать вашу фамилию, но не припомню где, — начала она весьма многообещающим тоном, но Тесей не собирался позволить испортить себе настроение.

— В списке самых желанных застольных собеседников, мадам. — Он подал ей закуску.

Прищурившись, она приняла угощение.

— Боюсь, ваш акцент оставляет желать лучшего.

— Тем больше я стараюсь подбирать слова.

Мадам все-таки усмехнулась.

— Что ж, посмотрим. Как вы находите Францию?

Тесей в уместных красках поделился впечатлениями, слыша в изысканно негромком гуле чужих разговоров, как Винда заливается тихим очаровательным смехом в ответ на посредственные шуточки Кэрроу.

Весомо скрипнул отодвинутый стул: хозяин дома встал со своего места.

— Мадам и мсье, я прошу поднять бокалы за мою дочь, величайшее сокровище этого дома.

Винда негромко, но неприкрыто фыркнула. Северным сиянием вспыхнули взлетевшие над столом бокалы. Тосты во славу красоты и бесценности хозяйки вечера сопровождали каждую перемену блюд, и ход разговора сменялся вместе с ними. Возникшая на волшебно опустевших блюдах рыба в золотой фольге и головокружительных ароматах специй позволила Тесею передохнуть от мадам Трембли и поговорить с Виндой.

— Как вы находите суфле? — спросила она, улыбаясь.

— Никогда не пробовал ничего вкуснее.

— Кофе будет тоже прекрасный, не хуже, чем в “Калейдоскоп”.

— Я предвкушаю!..

Ее прищуренные глаза сияли, и вроде бы они вели совершенно пустой разговор, но от него кожа покрывалась мурашками.

— Кофе в моем отеле был даже лучше, чем в «Калейдоскоп»,— рискнул Тесей, толком не пивший, но как будто немного пьяный. — Я всю ночь не мог заснуть.

— Выпили слишком много? — спросила она участливым тоном и с лукавой улыбкой.

— Боюсь, такого никогда не будет слишком много.

Винда засмеялась, не так, как с Кэрроу, и благосклонно приняла следующий тост в свою честь. На левом плече у нее были две родинки, едва заметные и драгоценные, как секрет, и, передавая мадам Трембли соусник или канапе, Тесей мельком ловил их взглядом и радовался сам не зная чему.

Звук собственного имени выдернул его из этой борьбы на два фронта.

— Мсье Скамандер, полагаю, знает историю-другую. — Хозяин дома смотрел на него с непроницаемо вежливым холодком. — Вы ведь, кажется, мракоборец?

— Подожди с расспросами, папа. — Винда поигрывала бокалом, хрустальные блики граней плясали на ее лице. — Ужасы мракоборческой работы испортят гостям аппетит, а Смитти так старался с десертом.

— Тогда я бы спросил вас о но-мажик.

Итак, мсье Розье сделал домашнюю работу и разузнал о новом знакомце своей дочери. Раз выяснил про участие в неволшебной войне, знает и про запрет колдовать? Тесей чувствовал, что Винда ждет от него поддержки в своем тихом, но явном бунте, и подыграл ей, не дав мсье Розье разоблачить вынужденного магла за своим столом:

— Буду рад их обсудить. Вы знали, что они тоже умеют колдовать? Завязать галстук без волшебной палочки — вот где настоящая магия!

Хозяин дома улыбнулся, не сделав усилия, чтобы придать этой улыбке видимость искренности.

— Друзья, мсье Скамандер был среди тех, кто участвовал в большой войне. По доброй воле. — Эта преувеличенно восхищенная фраза прозвучала очень похоже на «не в своем уме». — Каково было вариться во всем этом, зная, что вы могли бы превратить обе стороны в крыс одним взмахом палочки?

Писк и юркое шевеление в темноте, где-то в ногах, будившее его ночь за ночью, возникли в памяти так громко, что Тесей вздрогнул.

— Ничего сложного: я никогда не любил трансфигурацию.

Несколько гостей засмеялись, Винда в их числе.

— И что вы скажете о них после столь продолжительного знакомства? — спросил гость одесную мадам Розье.

Тесей знал, чего от него добиваются: эмоции, живой правды, которую тут же пришпилят серебряной вилкой и сожрут, утираясь от крови кружевной салфеткой, но правда эта все равно рвалась быть сказанной.

Он приподнял свой бокал:

— Что их еда оставляет желать лучшего, не в пример вашей. За хозяев вечера!

Его тост охотно поддержали, и на этом разговор про маглов закончился, речь пошла о светских новостях.

— Магические преступления и то аппетитнее но-мажик с их дрязгами. Не расскажете ли что-нибудь из практики? — попросила мадам Трембли.

Винда, тем временем, снова беседовала с Кэрроу. Ничего нужного он до сих пор не сообщил, судя по тому, как раздраженно постукивал по полу ее каблук… Тесей рассказывал про убийство Дамокла Брейди и искоса любовался ее затылком, когда она подалась к Кэрроу, что-то негромко сказала ему, и тот закоченел как под проклятием.

— У меня нет сестер, — ответил он, да так резко, что вздрогнул даже Тесей, осколочно зацепленный чарами Винды и никак не ожидавший такой реакции.

— Так значит, дело было в яде? — вернулась мадам Трембли к их разговору, и Тесей продолжил свое повествование о расследовании до очередной смены блюд.

Тысяча и одна дичь сменилась десертом. Винда проигнорировала попытку Кэрроу подать ей сироп для мороженого и повернулась к Тесею.

— Вы говорили о делах? Расскажите и мне тоже! — Она раскрыла глаза с таким преувеличенно наивным любопытством, что он почти засмеялся.

— Хотите загадку? Совершено убийство, на месте преступления обнаружены русалочья чешуя, волос кентавра и слюна оборотня. Кого бы вы арестовали?

Винда с готовностью сдвинула брови.

— Раз русалочья чешуя — значит рядом вода… И недавно было полнолуние… Кентавры, кажется, всегда воинственные, если кто-то зашел на их земли, они могли бы напасть. Но три разных существа вместе, как банда? Такое бывает?

— Сдаетесь?

Она прищурилась, съела пару ложек мороженого, давая себе еще время, но…

— Ну хорошо. Кто убийца?

— Аптекарь. Который торгует всеми этими ингредиентами.

Секунду Винда обдумывала услышанное, а потом рассмеялась.

— Как просто!

— Ответ всегда простой и всегда человек. Так любит говорить мой начальник.

Ее левая рука легла на самый край стула, коснулась его рукава.

— Я это запомню, — сказала она.

Мороженое таяло, но выдержка таяла быстрее. Тесей скользнул пальцами по ее запястью, под теплый край жемчужного браслета, острая нежность этой кожи мучила как мираж.

— … в Монт-Жуа такое всюду, я устала жаловаться в городской совет.

Очнувшись, Тесей прислушался к общему разговору. Речь шла о чрезмерно расплодившихся гномах, портящих сады некоторых присутствующих вопреки всем усилиям домовиков. Монт-Сен-Жуа. Судя по словам негодующей мадам Трембли, эта деревня была местом ее проживания. Особа чистейших кровей и верных взглядов — подходящая персона для того, чтобы отправить блудную дочь под ее крыло. Может быть, порталы Гайи Кэрроу и были по этому адресу? Вот только на ее месте он бы не стал возвращаться туда год за годом уже добровольно! Если только…

Тесей сосредоточился, вспоминая даты из письма Долиша. 20 декабря, 14 июня, 22 декабря… Гайя навещала не мадам, а девочку, Маргариту. Во время каникул.

На столе возникли вазы с фруктами, и он быстро рассказал Винде про порталы и заключил:

— Нужно поговорить с Маргаритой. Она может что-нибудь знать.

Когда тарелки опустели, знаменовав тем самым конец обязательной для всех части приема, хозяева и гости поднялись из-за стола. Винда и большинство дам, включая мадам Трембли и Маргариту, перешли в гостиную за чаем и женскими разговорами, несколько других направились к карточным столам.Тесей остался в столовой в обществе мужчин, затеплившихся сигарет и явного напряжения. Однако сказал мсье Розье неожиданное:

— Я вам благодарен. — Тесей не удержал взметнувшиеся брови, и хозяин дома пояснил: — Но-мажик — слишком сложная тема для праздничного ужина, и вы погасили ее весьма деликатно. Но мне в самом деле интересно, что знаете о них вы, не понаслышке.

Розье говорил о маглах, как о диковинных тварях из каких-нибудь джунглей: с живейшим интересом, но удивительно расчеловечивающим. «Превратить обе стороны в крыс». На грязном лице Уилла Макшея белые потеки живой кожи, и он смеется и плачет над трупиком какой-то птахи среди переломанных взрывом кустов — «Совсем мелочь же, а попали!».

Тесей не успел решиться на какой-либо ответ, когда заговорил один из гостей — похоже, «модный иностранец».

— Кер Ис. — Он выдохнул эти непонятные два слова вместе с дымом, сквозь который смотрел на Тесея. — Вы знаете эту легенду?

— Не имею удовольствия.

— На берегу Бретани некогда стоял прекрасный город Ис, его жители были богаты и счастливы, а места красивее нельзя было вообразить. В конце концов этому благоденствию позавидовали даже небеса и низвергли Ис на океанское дно. Говорят, иногда можно услышать, как звонят в глубине его колокола… Маглы назвали в его честь Париж. Par Is, «подобный Ису»… Для них наш мир неприемлемо прекрасен, и они вынудили нас исчезнуть, как Ис. Слишком благоденствующий, чтобы не завидовать. Но разве не правильнее было бы поделиться нашим благоденствием с ними, чем подчиниться их зависти и скрыть его от них?

Эту речь встретило долгое задумчивое молчание. Несколько секунд спустя Кэрроу сказал, неуклюже кашлянув дымом собственной папиросы:

— Признаться честно, я и не помню, что сподвигло наше правительство на статут о секретности.

Модный иностранец ответил ему, не сводя глаз с Тесея:

— Я вам напомню: но-мажик. Их нетерпимость. Неспособность принять без ненависти то, что от них отличается. Салем, Венделина Странная, многие другие, чьей смерти они желали лишь потому, что те были другими. Разве не это вы видели там, в окопах? Разве не цвет мундира решал…все?

Тесей через силу улыбнулся.

— Мундиры отличались не сильно.

— Верю. Но люди в них отличались сильно. Тем, какими рождены. Французами, британцами, волшебниками — или нет.

Нет, они не отличались вообще, и это было самое чудовищное. Конечно он и раньше не думал, что порежет палец — и вместо крови брызнет свет, но раньше он имел право не знать. Не знать, что будет так же корчиться и выть, так же задыхаться, так же сжимать разорванную кожу, как одежду, будто от дикого стыда, и между пальцами будет такое же скользкое, бурое, блестящее.

С трудом он сосредоточился на собеседнике.

— И одни имеют больше прав на жизнь, чем другие, вы это хотите сказать?

— Я хочу сказать, что война — это искажение самой людской природы. Мы оба это знаем. И как бы ни было сильно их оружие, мы пока еще сильнее. И именно мы в ответе за то, чтобы такого больше не случилось. Ни с кем.

Тесей слушал молча, и эта речь тянула на поверхность наивно-накрепко забытое за минувшие пару недель, и оно стало заново жутким: то, как он не мог спать и вскакивал десяток раз за ночь, пытаясь разом вдохнуть хоть немного и выблевать кипевшее внутри, как уходил в сторону от куривших на привале парней и бормотал вслух заклинания в попытках услышать свой голос таким, как раньше, и однажды чуть не рехнулся от ужаса, вдруг усомнившись, а правда ли все это было, правда ли перья летают, заслышав «Вингардиум Левиоса»? И этот дикий свист рассекающей воздух тяжести, бомб — это ведь был почти родной звук, это ведь — Авада Кедавра. Но заклятие всегда намеренно, оно глаза в глаза, а здесь убийцы даже не видят убитых, и все кругом — одно бесконечное «почему?» Почему?

Взрыв.

Тесей не понял, что сделал, просто все вдруг исчезло — а потом он открыл глаза и это был не взрыв, на полу блестели окровавленные вином осколки, и уронивший бокал модный иностранец приносил извинения хозяину дома. Впервые Тесей порадовался отсутствию у себя палочки — он не представлял, что мог бы случайно сделать сейчас.

— Вы в порядке? — спросил его Малфой или Ру, но он перебил:

— Прошу меня извинить, — и быстро вышел из столовой.

В бальном зале звучала музыка: несколько пар танцевали под аккомпанемент живописных музыкантов, девушка в розовой мантии прогуливалась мимо картин, наверняка ожидая приглашения присоединиться к танцующим, мадам Трембли и трое других собрались у игрового столика, левитируя друг к другу сверкающие позолотой карты. Тесей остановился возле одной из ледяных ваз, рассеянно тронул свесившуюся из нее холодную кисть сирени. Рука подрагивала. Бокалы с шампанским искрились гранями и пузырьками совсем рядом, но он не стал пить из страха вспомнить, а не забыться.

Звонкий стук каблуков, шелест платья и запах горьких роз предваряли появление Винды, как отряд пажей при королеве.

— Пришлось выслушать сплетни о всех знакомых по алфавиту, прежде чем меня наконец выпустили, — шепнула она, подойдя. — Отец тебя не слишком замучил?

Тесей покачал головой.

— Но статут о секретности — не самая легкая тема после ужина.

Винда понимающе усмехнулась.

— Слухи о чьих-то адюльтерах тоже не лучший дижестив. Маргарита сбежала от нашего общества, стоило мадам Трембли отвернуться. Поищем ее?

Они прогулялись по бальному залу, но девушки не было среди танцующих или наблюдателей. Винда прислушалась к музыке, качнула головой в ритме неспешно красивого вальса. Конечно, нужно было пригласить ее на танец, но Тесей не смог справиться с собой. Танцевать сейчас было невозможно, даже с ней, как будто он оставил бы на этой белой спине кровавый отпечаток.

Вероятно, Маргарите надлежало ловить женихов на этом блестящем сборище, но она не старалась быть милой и общительной и вместо бальной залы предпочла обретаться в библиотеке: прогуливалась между полок, иногда брала какую-нибудь книгу, перелистывала, возвращала на место.

— Подожди здесь, — шепнула Винда. — Попробую разговорить ее.

Тесей послушно остановился у ближайших полок, а Винда решительно направилась к девочке.

— Ты убежала так быстро, что я не успела сказать: ты чудесно выглядишь, дорогая, — донеслось до него. — Какое платье!

Маргарита улыбнулась, смущенная оттого, как приятно ей было это слышать. Винда прошлась мимо полок, пробежала пальцами по сверкающим книжным корешкам.

— Маман волновалась, я начитаюсь романов и воображу себе невесть что о жизни, а потом меня не удастся сбыть замуж. Мадам Трембли наверняка такая же?

Маргарита кивнула с осторожным энтузиазмом, и Винда улыбнулась шире, обняла ее за талию, как закадычная подружка, и повела вглубь библиотеки, подальше от лишних ушей.

— Как тебе мои гости? Нравится кто-нибудь? — услышал Тесей ее заговорщический тон и успел заметить смущенную улыбку Маргариты, прежде чем обе они затерялись среди книг, цветов и статуй.

Он прошелся вдоль витрин с редкостями, занимавших стены между высокими узкими окнами, задержался возле одной. Освещенные струями пламени под потолком, в ней искрились друзы и сколы всевозможных кристаллов. С виду в них не было ничего волшебного, и оттого в этом доме они смотрелись как что-то в самом деле стоящее коллекционирования.

— Впечатляет, верно? — Шедший мимо Эрлинг Розье остановился и тоже взглянул на камни. — Двоюродный дедушка решил, что истоки магии следует искать среди корней земли, и облазил все скалы в Европе, собирая вот это. Где-то здесь должен быть его опус о воздействии кристаллов того и сего на магический потенциал. — Тесей выслушал не без удивления, и Розье хохотнул: — Готов спорить, вы думали, у нас здесь всюду будут одни розы.

— Каюсь.

Взмахом палочки Эрлинг приманил к ним два бокала из парившей неподалеку стайки, любезно подал Тесею один.

— Гран-папа решил, это банально: Розье и розы!.. — сказал он. — И сжег весь розарий адским пламенем.

— Огненного темперамента человек.

Эрлинг рассмеялся.

— Еще какого! Винда их любит, розы. Имейте в виду, если что.

Это было даже мило: эдакий вредный младший брат, вроде взрослый, но сующий нос в дела старшей сестры все равно как мальчишка. Тесей посмотрел на него с неприкрытой усталостью и не стал даже пытаться сострить в ответ:

— Спасибо за совет.

В ехидно-невинном взгляде Эрлинга мелькнуло разочарование, а Тесей ощутил ко всему этому изощренно прекрасному дому странную раздраженную жалость. Мерлин, люди здесь сами не знают, насколько счастливы, а может, насколько несчастны — раз он для них такой немыслимо интересный образчик эмоций.

Звонкие шаги, запах роз — странно было бы, если б она их не любила!..

— Надеюсь, вы говорили обо мне, — сказала Винда, подойдя. Глаза ее на уместно спокойном лице нетерпеливо горели: похоже, Маргарита не обманула ее ожиданий.

Эрлинг отсалютовал сестре бокалом.

— Мы говорили о камнях. Но ты ведь — бриллиант среди женщин, значит и о тебе тоже.

Винда мельком взглянула на коллекцию в витрине, затем на брата.

— Сегодня здесь целая сокровищница из прелестных девушек. Уверена, их блеск манит тебя больше бесед об этих окаменелостях.

Намек был прозрачен. Эрлинг отвесил ей карикатурно низкий поклон и направился в бальный зал. Едва он отошел, Винда повернулась к Тесею и нетерпеливо выдохнула:

— Ты был прав! Гайя навещала Трембли, много раз. Они с Марго сдружились, та в нее просто влюблена. Похоже, Гайя была для нее живым бунтом: героиня, изгнанная из семьи за преступную страсть!..

Вряд ли Маргарита рассказывала о таком всем подряд, а Винда не была ей подругой, но откровенность девочки Тесея не удивила: ей было очевидно не устоять, не перед этой слишком заманчивой женственностью, возле которой каждый хочет быть с ней или быть ей.

— Мадам Трембли ее не выносит, и они переписывались, пока Маргарита была в школе, последнее письмо пришло в июне, — рассказывала Винда со все большим возбуждением. — Гайя тогда прислала ей в подарок магловские сладости. Засахаренные фиалки. И сказала, что живет напротив кондитерской!

Напротив кондитерской. Которых в Париже Мерлин знает сколько. Винда явно ожидала другой реакции, триумфальный блеск в ее глазах приугас, но она тут же сама поняла:

— В Париже ведь много кондитерских?.. Это же не Place Cachée… — Она разочарованно качнула головой. — Если бы Марго вспомнила название!

— Засахаренные фиалки — это тоже неплохо, — сказал Тесей. — Такое вряд ли продается в каждой лавке. Сейчас, после войны!

Неужели кто-то действительно все еще выращивает фиалки? Это было невероятно и прекрасно, как билеты на квиддич.

— Наконец-то приятные поиски — кондитерской с деликатесами, — улыбнулся он.

Расстроившаяся было Винда ответила приободренной улыбкой.

— Я никогда не пробовала немагические сладости!..

Их прервало появление Кэрроу, жаждавшего вернуть утерянный за обедом интерес прекрасной дамы.

— Я ожидал найти вас в бальной зале, — сказал он весьма недвусмысленно, то и дело бросая на Тесея взгляды, начисто лишенные прежней доброжелательности.

Винда источала холод, достойный ледяной вазы у нее за плечом.

— Боюсь, сегодня я не танцую. Пригласите мадемуазель Трембли, ей будет приятно.

Кэрроу отошел, и она возвела глаза к потолку в лепных тучах и чайках.

— Мне придется терпеть его и завтра — не предлагать же иностранным гостям портал домой после ужина!.. Маман велела поселить его в лучшей комнате. Пустая трата времени, он ничего мне не рассказал. Заявил, что сестры у него нет. Это так… отвратительно!

— Он хотел произвести впечатление, а такая сестра, как Гайя — позор, лучше делать вид, что ее никогда и не было, — предположил Тесей. — Иначе он выдал бы тебе все их тайны. Я бы выдал.

Винда подалась чуть ближе, и усилившийся аромат ее духов был сам по себе будто прикосновение. Неощутимое, но волнующее.

— Вот как? — сладко протянула она. — Любопытно, какие секреты вы храните!..

И тут Тесей вспомнил, что до сих пор не отдал ей подарок.

Заинтригованно улыбаясь, Винда приняла у него бархатный свёрток, развернула и подняла к глазам длинную серебряную шпильку для волос, увенчанную острым искристым полумесяцем. Да, старомодно, но…

— Как красиво!

Она добавила заколку в свою прическу, взглянула Тесею в лицо, как в зеркало, и он забылся бы достаточно для того, чтобы поцеловать ее, если бы к ним не подошла чета Малфоев с благодарностью за вечер.

Это напомнило Тесею о его собственном положении.

— Боюсь, я вынужден буду у вас поселиться, как Кэрроу, — пошутил он, — я ведь не смогу вернуться в Париж без портала.

На секунду Винда растерялась — забыла, что колдовать здесь могут не все — но немедленно решила:

— Мы просто трансгрессируем. Подожди у ворот, я обеспечу себе алиби.

Она выскользнула из библиотеки, а Тесей направился в гостиную, где со всей учтивостью поблагодарил хозяина дома за приятный вечер, и вышел в сад.

Похолодало, дыхание густым паром клубилось в воздухе, в зарослях под деревьями блестели засахаренные инеем цветы. Тесей неспешно прошелся по аллее, делая вид, что просто вздумал прогуляться… Винда ждала его у ворот, наверняка замерзшая донельзя в своем тонком белом платье, и Тесей, сам без пальто, отдал ей свой смокинг.

— Пришлось выбраться через оранжерею, чтобы никто не заметил, — пожаловалась она с болезненно лихим блеском в глазах, обнимая себя его черными пустыми рукавами. — Тот самый отель, где подают слишком крепкий кофе?

«Тот самый»!..

Они трансгрессировали в его номер в Отель Жюльет, до того маленький и неволшебный, что после обители Розье казался картонной декорацией. Тесей думал, Винда сразу же вернется к себе, но она прошла на середину комнаты, огляделась и вдруг попросила:

— Опиши мне свой дом. — Он удивленно взглянул на нее и она пояснила: — Ты видел мой, я хочу увидеть твой!

Тесей улыбнулся, но вдруг затруднился с ответом: дом, где он вырос, дом, где жил до войны, даже Хогвартс — все они разом рванулись в слова.

— Там паркет из красного дерева, — наконец выбрал он. — Бывший владелец постоянно это повторял: «настоящее красное дерево, как для волшебных палочек!».

Винда взмахнула своей:

— Вот так?

Серые доски под их ногами налились цветом, знакомо, и узнавание ошеломило его. Поднимается штора от теплого ветра, ступеньки лестницы выскрипывают под ногами знакомый припев — «и—и—у» — и солнце сквозь раскрытое в Лондон окно бьет в лицо и пахнет бензином и виски. “С новосельем, старик!”.

У него перехватило горло.

Винда обернулась, улыбаясь, палочка наготове:

— Какие стены?

— Не надо. Я лучше покажу тебе. На самом деле.

Разочарованно опустившиеся уголки алых губ снова потянулись вверх.

— Это приглашение? — спросила она.

— Ты его примешь?

Они встретились взглядами.

— Да.

Тесей шагнул к ней по притворно своему паркету, и больше нечего стало говорить и думать, остались только ощущения. Сладость ее помады и шорох одежды, спадающей точно проклятие, и то, как ее грудь сминается о его, как пальцы зарываются в ее волосы. Трепетное упоение чудом в его руках и звериное наслаждение быть в ней. Поэт и оборотень… Она обхватила его пальцы губами в облаке смазанно-алого, и оборотень победил, вжался лицом ей в плечо, забыв все в мокром жаре и рывках бёдер. Он сделал ей больно и в наступившей тишине не смотрел ей в глаза, разом опустошенный и полный стыда за то, как использовал ее, превратил из той самой женщины в самку.

Вечность прошла в этом молчании; быстрое дыхание Винды успокоилось, он почувствовал, как она шевельнулась — встать, уйти? — и вздрогнул, когда ее рука скользнула по его плечу.

— Займись любовью со мной, — прошептала она и повторила, глазами в глаза: — Со мной.

В этот момент он подумал, что наверное любит ее.

Винда смотрела на него, и он поцеловал ее не закрывая глаза, проживая каждый дюйм ее губ, улыбающихся, неприкасаемо-алых, «займись любовью со мной”, каждую родинку и каплю пота на ее коже, лишь бы дольше… Настойчивость, нацеленность, неспешность, неспешность… Ее отчаянно вытянутая рука скользнула по его животу, запрокинутое лицо под рассыпавшимися темными прядями дрогнуло — сжатые веки, раскрытые губы— и он ослеп и оглох в этом черно-белом фейерверке.

Где-то на дне сознания уцелели картинки: роскошный дом, поднятые бокалы, «За главное сокровище этой семьи!», почему-то даже Кэрроу, выброшенная вон за связь с не тем человеком, но Винда прижималась щекой к его плечу, и каждую секунду в этой новой солоно-розовой тишине он готовился сказать «не уходи». Но не пришлось — она заснула, устало и легко, как ребенок, и Тесей успел улыбнуться этому и провалился в сон, мгновенно и внезапно, как будто сорвался с обрыва.

========== День 6 ==========

Было холодно и светло, где-то в городе колокола вызванивали восхитительно поздний утренний час.

— Bon matin!

Длинные волосы шоколадом струились Винде на грудь. Тесей тронул пальцами эту сладость и пробормотал:

— Я давно так хорошо не спал… — Она вскинула брови, и он засмеялся, закрыв предплечьем глаза. — Я не это хотел сказать!..

Винда вытянулась с ним рядом, прижалась, холодная и нежная, как мороженое прижимается к губам.

— Попробуй еще раз!..

Он секунду просто наслаждался тем, чтобы ее видеть и чувствовать.

— Я никогда так хорошо не просыпался.

Она засмеялась, обняла его — блаженные несколько минут — а потом села на постели:

— Пора вставать. Я уверена, ты еще никогда так хорошо не завтракал!

Вставать не хотелось: мир все равно не сможет предложить ничего лучше того, что уже сейчас было в этой постели. В конце концов они все же выбрались из номера и отправились в «Калейдоскоп», обретший и для Винды тоже явное сходство с комнатой в Hôtel Juille, отчего Тесей ощутил себя польщенным. Пока ждали тот самый кофе, обсудили дела — вернее, говорила больше Винда, а Тесей старался слушать, смотрел на ее шею в строгом вырезе трансфигурированного бального платья и подозревал, что в любой другой, немноголюдной обстановке этот разговор не состоялся бы еще очень долго.

— Итак, нам нужна пекарня с фиалками, возле которой есть волшебные следы, — подытожила Винда. — Когда найдем такую, нужно будет понаблюдать за соседними домами, внешность Гайи мы примерно знаем: рыжая, худая, двадцати семи лет, и одета, скорее всего, бедно или странно… Мадам Делиль же сказала, она как будто дворянка в бегах?

— Ага.

Интересно, они знают про Кэрроу достаточно теории, чтобы заклятие Ньюта показало им весь ее облик?

Винда помедлила, но все же спросила:

— Когда мы найдем ее — что тогда?

Это был серьезный вопрос. Сам он сейчас мог бы задержать Кэрроу только физически, схватить за руки, держать под прицелом, но магия будет быстрее пули и сильнее любого рукопашного приема. Тесей почти не сомневался, что серьезным противником Кэрроу не окажется, вот только у нее все равно есть палочка…

— Ты сумеешь ее обезоружить? — спросил он. — Экспелиармус?

Винда пожала плечами:

— Это несложные чары.

Чары конечно несложные. Сложность в том, чтобы успеть их применить. Против убийцы. Какой-никакой, но убийцы. Способной в любой момент напасть или сбежать, и он ничего не сможет сделать. Разоружающие и связывающие чары, Липкий сглаз, мешающий трансгрессии — все это была не шибко сложная магия, он мог бы научить Винду за пару часов, но ей не хватит рефлекса, в котором и есть все дело и весь смысл мракоборческих тренировок.

— У вас в Шармбатоне учат защите?

— Разумеется! — Это был очаровательный возглас негодующей патриотки.

Но модифицированные щитовые чары Винда, конечно, таки не знала, и в темном закоулке среди мокрого плюща и колокольного звона Тесей объяснил ей, что Протего и дезиллюминационное заклинание вместе дают удивительно полезный эффект чар не столько щитовых, сколько доспешных, покрывают все тело защитным слоем, который действует пассивно и защитит от внезапной атаки без необходимости заметить ее заранее. Винда оказалась способной ученицей: меньше часа спустя ей удалось. Воздух вокруг нее как будто расплавился, прозрачный, но зримо текучий, и она передернула плечами со смешком, чувствуя, как по коже струится щекотный холод заклятия.

— Теперь я неуязвима?

Никто не неуязвим. Все зависит от силы примененного против тебя заклятия, отволшебной мощи нападавшего и твоей собственной, от удачи — однажды его чуть не убил задержанный за контрабанду Феликс Фелицис недоучка примитивным Диффиндо, попавшим в шею. Но следовало поддерживать боевой дух его очаровательного бойца.

— Против не очень мощных проклятий — да, — сказал Тесей. — Надеюсь, Кэрроу не бросится на нас сразу с непростительными.

Винда снова подняла палочку, и жидко-стеклянный воздух хлынул Тесею за ворот, неожиданно и остро-желанно чуть не до вскрика. Он не чувствовал магии так же долго, как не был дома, мучительно отвык, и близость ее чар несла почти то же пронзительное упоение, как близость ее тела. Пожалуй, это и правда неуязвимость: слишком много жизни, чтобы умирать.

— Что теперь? — азартно спросила Винда. — Будем гулять по городу и заглядывать в каждую шоколадницу в поисках фиалок?

План был совершенно непродуктивный, но почему-то их это не разочаровывало.

— Боюсь, что так, — улыбнулся Тесей. — Начнём с богатых улиц, деликатесы вряд ли станут продавать там, где людям едва хватает на хлеб.

Риччи бы сейчас мог очень помочь: он прожил в Париже два довоенных года, знал бы, где искать фешенебельные заведения, а где живет народ попроще. Но он все еще был неведомо где. И это беспокоило уже всерьез. Оставалась еще возможность того, что увольнение у него закончилось и он просто вернулся в Руан, но это выяснится только когда Тесей тоже туда вернется.

— Может быть, поискать его заклинанием? — все-таки предложил он. — Куда-то он ведь пошел после похорон.

— Те чары разве показывают не только следы волшебников? — встревожилась Винда, и Тесей поморщился, тоже это вспомнив. Значит, Риччи было не отыскать никак. В отличие от Кэрроу.

Они вышли на какой-то бульвар, и Тесей решительно зашагал навстречу первому встретившемуся им мужчине.

— Простите, мсье, нам бы кондитерскую!.. Самую лучшую.

Они оба взглянули на Винду, этот неоспоримый аргумент: все кондитерские, бриллианты и цветы существуют в мире единственно ради нее!

Думал их собеседник недолго:

— «À la Mère de Famille», конечно! Это здесь, на Монмартре, вперед и вон туда.

Вон туда они и направились.

Если Кэрроу бедствует, то жить по соседству с этой кондитерской она могла едва ли: дома здесь были однозначно дорогие, подумал Тесей, оглядывая нарядные фасады по сторонам. Впрочем, кто помешал бы ей наложить на магла-домовладельца Конфундус? Узнать точно, бывала ли Кэрроу неподалеку, они могли единственным способом: прийти сюда ночью и с помощью заклинаний поискать следы. Но даже в нужной им кондитерской Кэрроу гарантированно появлялась почти полгода назад, с тех пор она могла найти другое жилье, а может, убийство двух человек отбило у нее аппетит к круассанам и конфетам, и она сидит сейчас за одним из вот этих самых окон, но они не узнают об этом, потому что в «Мер де фамий» ее больше не тянет.

Мерлин, да как вообще работает полиция у маглов? Есть хоть что-то, что без магии можно выяснить наверняка?

Они все же заглянули в «Ла мер» и купили там коробку фиалок, столкнувшись на выходе с парой американских солдат, живописно вспоминающих бабушкины пышки перед здешней сказочной витриной. Конфеты на вкус оказались дрянь, все равно что есть мыло (в ответ на такую оценку Винда назвала его варваром и забрала сладости себе), но зато хоть одна возможная кондитерская была найдена. Таким образом план действий утвердился: они разделили карту Парижа на множество районов и трансгрессировали в каждый по очереди, а там спрашивали у кого-нибудь из прохожих, где здесь ближайшая кондитерская. Засахаренные фиалки в самом деле имелись далеко не везде: после визита в дюжину лавок они обзавелись коробочками с лиловыми леденцами только из трех. Найденные места Винда отмечала на карте милым карандашным цветочком, и ночью предстояло сюда вернуться и без лишних глаз проверить, нет ли поблизости следов волшебника, заклинанием Ньюта.

Уже стемнело, когда на южной стороне города их отправили «к тому бельгийцу, за углом». Нужное место можно было обнаружить по запаху: встречный ветер нес вниз по улице густой и теплый аромат шоколада.

Винда даже закрыла глаза, вдыхая этот запах.

— Мне кажется, я еще никогда не была такой голодной!

Владения бельгийца оказались популярным местечком, но Тесей все же высмотрел в глубине залы незанятый столик, и Винда безо всяких кокетливых тревог за дюймы в талии пробовала бесчисленные пирожные с таким дурашливым удовольствием, что за этим зрелищем он забывал сам есть. Засахаренных фиалок здесь не имелось, но барышня за прилавком сказала, что такие конфеты были до самых недавних пор, просто запасы кончились. Это место Винда тоже отметила на карте. Очень хотелось проверить следы прямо сейчас, но несколько беззаботно столующихся здесь несмотря на поздний час гостей не позволяли.

Тоже оглядывая зал, Винда сердито кривила губы.

— Наложить бы на них разгоняющие чары!.. — прошептала она.

Раньше Тесей не успевал об этом толком подумать и сказать, но теперь было самое время.

— Если не успеем найти Кэрроу до завтра, придется оставить все как есть,— сказал он. — Через два дня я должен быть в лагере. Мне дали отпуск на неделю.

Винда отнеслась к этому как к шутке.

— Ты правда должен их слушаться? — спросила она, заранее с улыбкой.

— Пока не вернусь, я больше магл, чем волшебник.

Она вздохнула, снова оглядела зал и решительно расстелила на столике карту.

— Значит, нельзя терять время!

Они трансгрессировали еще куда-то — названия улиц и площадей давно спутались у Тесея в голове в один красиво-французский клубок — снова справились у первой встречной пары, где поблизости искать кондитерскую, а затем снова… К ним неизменно относились благосклонно и отвечали с охотой, и Тесей догадывался почему. Они были ведь сейчас самым несказочно-прекрасным зрелищем: солдат, неотрывно причастный ко всемирному празднику возвращения нормальной жизни, и улыбающаяся ему девушка… Не было больше никакой войны, чтобы не дать им вновь встретиться через неделю, но сейчас и здесь время все равно кончалось, наверное поэтому каждая минута ощущалась переполненной до треска: звук их шагов, узкие переулки вдали от глаз маглов, головокружение от слишком частых трансгрессий и поцелуи со сладко-мыльным фиалковым вкусом, запах палых листьев, кофе и дыма, мокрый завиток волос у Винды на щеке, гомон птиц, шум машин и чужой смех, дробь ливня по стеклу его номера: нужно ведь дождаться ночи, чтобы вернуться на улицы и колдовать… Кажется, там был и сон, даже несколько снов, а между ними — сжимающие его бедра ноги Винды, и даже узор на сбившемся одеяле под ней стал драгоценным воспоминанием.

— Это после войны?

Она гладила его плечо и грудь, и кожа шрамов там была слишком новорожденной и неопытной для прикосновения этих сладких белых пальцев.

— Да.

— Как?..

Она смотрела осторожно, но вопросительно, и Тесей почувствовал себя вдруг слишком раздетым, готовым не к этому — как будто к сонно-разогретой после ванны коже она прикоснулась холодной рукой. Он до смешного боялся вида крови, помнил это ощущение протестующего содрогания, как будто душа хочет выдернуть себя из тела и убежать, не смотреть. Волшебная жизнь не приучила его к такому, даже непростительные чары соблюдали приличия и не оголяли жизнь так бесстыдно: смотри, вот что у меня внутри! Он сам не знал, что было сильнее: протест против этого — или желание самому это делать и делать. Чтобы это принять.

— Я не заметил того немца, — пробормотал он. — Думал, окоп уже брошенный.

Он хотел и боялся, что Винда спросит еще, но вместо слов она прижалась к этим шрамам губами.

У него не было по-настоящему тела до этой войны, он никогда так много не чувствовал.

— Загадай еще загадку. Про преступление.

Розовая горечь ее духов ослабела от дождя, но не исчезла, и Тесей спросил:

— Как можно убить с помощью Амортенции?

Вариантов у Винды оказалось много:

— Влюбить человека в самого себя, чтобы он умер от голода перед зеркалом?

Он засмеялся ей в волосы.

— Нет.

Это было реальное дело, не его, но реальное, реальная смерть, и было что-то дикое и чудесное в том, что они держали эту смерть рядом и смеялись, и целовались, и грудь Винды льнула к его ладони.

— М-м… Подмешать в зелье яд? Чтобы отрава хорошо пахла.

— Зелье никто не выпил.

Ее догадки чередовались с его прикосновениями, и он сам не знал, кто кого дразнит.

— Убили мужчину?

— Да. Убила женщина, — добавил он и подсказал ее животу: — Но не сама.

— Она-а-ах… мстила?

— Да.

— И зелье было не для него?

— Да. Для нее самой.

Она долго не отвечала, но не молчала, и он уже забыл свою загадку, когда она выдохнула:

— У него был зверь, да?

— Да!..

Винда улыбалась, путаясь пальцами в его волосах.

— Она пахла… как хозяин…

Его последнее «да» пропало между их слившимися губами, в горячем нетихом молчании.

— У парня был грифон,— объяснил Тесей, когда снова смог говорить. — Сторожил его дом, а у зверей любимый запах — запах хозяина. Та девица использовала Амортенцию вместо духов, пахла больше как он, чем он сам. И приказала грифону напасть на него.

Винда довольно засмеялась и откинулась на подушку.

— Так я могла бы стать мракоборцем! У вас есть женщины-мракоборцы?

— Есть, немного.

— Красивые?

Глядя на нее, невозможно было счесть или вспомнить красивым никого другого. Она это знала, но он все равно ей об этом сказал.

Где-то в городе, далеко, как на дне моря, снова звенели колокола. Пора, наверное.

На карте красовались четыре нарисованных цветка, которые надлежало проверить. Они трансгрессировали по первому адресу, и хотя улица была безопасно пуста, Тесей напрягался, как правильный первокурсник, все-таки вышедший посреди ночи из спальни, пока смотрел на темные окна вокруг и отражения золотых искр в них. А потом вместе с Виндой обрадованно склонился над целыми двумя цепочками следов, прежде чем понял, что это их собственные. У следующей кондитерской женских следов не оказалось, зато они нашли следы жмыра, а какой-то ребенок, судя по совсем маленьким отпечаткам, прогуливался мимо кондитерской с двумя шишугами и долго топтался перед витриной… У бельгийской шоколадницы из волшебного оказался только проползший по стене многоцветный слизняк. «Ла мер» они оставили напоследок — чтобы оживленный Монмартр успел покрепче уснуть и обезлюдеть— и Винда радостно улыбнулась было, увидев вспыхнувшие возле зелено-золотой двери следы, но они оказались не те старомодно-прямоугольные, как в Доме Жизни. Кэрроу, конечно, едва ли имела одну-единственную пару туфель, при всей ее бедности… Силуэт от этих следов не поднимался. Они слишком мало знают про Кэрроу или просто следы не ее? От бесконечного количества всех этих неизвестностей хотелось разом взвыть и смеяться.

Поперек женских следов чары Ньюта высветили еще одну цепочку отпечатков, и они принадлежали человеку знакомому. Бледно подсвеченный золотом, по ним скользнул через улицу силуэт высокого мужчины в клубах сигаретного дыма, таких густых и настоящих, что Тесей буквально почувствовал запах. Иностранный гость с приема Розье. Волшебный мир тесен… Тесей проводил этот призрак взглядом, вспомнив вдруг про другие следы из Дома Жизни. Следы искателя Даров Смерти, забравшего дневник Дафны. Он не убивал Певереллов, это точно, но может быть Кэрроу просто сделала грязную работу за него. Может быть, они даже не знакомы друг с другом, а может быть, следы от кондитерской с фиалками ведут в логово двоих вооруженных убийц.

У них с самого начала и не было по-настоящему шансов отыскать Кэрроу, Тесей это знал, но сейчас он вдруг понял, что и хорошо. Он не мог и не хотел тащить Винду в эту опасную трясину из вероятностей. Прости, Риччи.

— Что же теперь? — разочарованно спросила Винда, рассмотревшая каждый камень подле кондитерской, но так и не нашедшая других следов.

— Можем позавтракать здесь, — сказал Тесей, кивнув на витрину и улыбнувшись разом яростно и освобожденно. — Потом, утром. У меня остался последний день в Париже, а я так и не посмотрел на Эйфелеву башню.

Винда непонимающе смотрела на него: а как же Кэрроу, поиски, дело?

— Мы не найдем ее, — сказал Тесей. — Не успеем. Другого следа все равно нет, кроме фиалок, а мы проверили все, что нашли.

На одну дикую бессонную секунду он испугался, что она тут его и оставит, что все держалось на том, что ей было не скучно из-за расследования… Но Винда с улыбкой протянула ему руку.

— Башня неплоха, но лучше смотреть с нее, а не на нее!

Лихая трансгрессия толкнула их на сплетение железных прутьев у самой макушки башни, где мокрый ветер ударил в лицо и едва не скинул их вниз, и Тесей не удержался от панически восторженного крика, а город вокруг искрился неспящими окнами, шумел ветром и пах шоколадом и дождем, жил…

В «Ла мер» они, замерзшие донельзя, залпом пили обжигающий кофе, слишком громко смеялись и были непристойно счастливыми, он весь в царапинах после попыток добыть розу в зарослях брошенного цветника где-то в Венсенском лесу, а она непричесанно прекрасная в своем расколдовавшемся вечернем платье посреди темного зимнего утра. Говорили про смутное и хорошее: про возвращение домой, школьные годы, любимую музыку…

— Я должен уехать завтра утром, уже через несколько дней буду дома. Мне вернут палочку, и если ваши мракоборцы так и не возьмутся за это дело, я смогу действовать сам. Узнаю больше про Кэрроу. Может, она уже сбежала из Парижа и вернулась в Англию.

Винда вздохнула разочарованно, но не грустно.

— Ты ведь расскажешь мне, чем все закончится? — попросила она. — Пусть это будет мой подарок на Рождество.

У нее были до сих пор замерзшие пальцы и горячая от кофейной чашки ладонь, и как же здорово это было: касаться этой руки и спрашивать, не сомневаясь в ответе и зная, почему она сейчас улыбнется, в пузыре их восторженной взаимной легиллименции.

— Если я приглашу тебя сейчас, это слишком заранее для чистокровной аристократки?

Да, она улыбалась, пока он говорил.

— Это в самый раз.

До Рождества оставалось меньше месяца, за который он вернется домой, увидит всех, снова станет волшебником, и у него будет целый Лондон, целый мир, чтобы показать его Винде, в новогоднем снегу и потом, когда будет лето, и холмы, и тот сидр в «Трех кентаврах». Черт возьми, его ждет такая прекрасная жизнь…

Они в тысячный раз поцеловались над Эйфелевой башней их опустошенных чашек. А снова открыв глаза, Тесей увидел вошедшую в кафе новую гостью, худую рыжеволосую женщину в сером пальто.

Винда повернулась вслед за ним, и ее глаза полыхнули распахнувшимся белым.

— Это…

Тесей предупреждающе сжал ее руку, искоса глядя на новоприбывшую. Та подошла к прилавку, сказала что-то продавцу. Она выглядела вполне неволшебно, Винда в своем бальном платье куда больше выделялась здесь, но что-то все же было не так…

Следы. Она их не оставляла, понял Тесей, с нее не капала вода и зонта у нее не было, тогда как по стеклам снаружи вовсю стучал дождь. Импервиус или что-то подобное.

Приятная встреча, госпожа Кэрроу.

— Она одна, не знает про нас, мы сможем за ней проследить! — зашептала Винда, подавшись к Тесею через стол. — Когда она окажется подальше от маглов, я ее обезоружу, издалека, она не сможет трансгрессировать, и ей придется все нам рассказать!

Он был вынужден признать, что это звучало неплохо. Если Кэрроу после убийства Певереллов не стало уж совсем наплевать на Статут о секретности и кары за его нарушение, она не трансгрессирует, едва выйдя из кафе, а вынуждена будет отойти подальше от чужих глаз, и там-то ее действительно можно будет обезоружить.

Тесей хотел ответить, но только кивнул: Кэрроу прошла совсем рядом, задев полой чудесно сухого пальто его стул, и села за столик в углу. Ей принесли чай, и она обеими руками взялась за чашку, но не пила, так и застыла. Тесей с трудом сдерживался, чтобы не смотреть на нее. Мало он видел убийц?.. Но у тех всегда была какая-то цель: отомстить, получить что-то, обмануть, оправдаться. Лицо Кэрроу было пустым, словно на нее навели Империо и новый хозяин забыл отдать ей приказ. Чтобы не привлечь к себе внимание, стоило бы говорить, смеяться и держаться за руки, как до ее появления, но не получалось, и Тесей просто передвигал по столу перед собой туда-сюда свою чашку и даже не смотрел на Винду, как, вероятно, драматический влюбленный, стесняющийся чужих глаз. Ночью он легко отпустил все их расследование, но сейчас азарт, горячая кровожадная тяга к ответу, к «дело закрыто» поверх всех этих лет накрыла его чуть не пьяным угаром. Так и бывало: вроде протрезвел, а потом всего глоток — и готово…

Прошла вечность прежде чем Кэрроу наконец встала с места. Винда вскочила со своего даже раньше, чем за ушедшей закрылась дверь. Обменявшись молчаливыми взглядами, она и Тесей направились к выходу, и тут его кто-то взял за плечо. Официант, с вежливо-нервной улыбкой:

— Вы не заплатили, мсье.

Идиот! Они просидели здесь все утро, как можно было об этом не вспомнить?

Винда оглянулась на него от дверей, немедленно все поняла и выскользнула следом за Кэрроу. Хотя бы увидит, куда та пошла, вдруг сразу не трансгрессирует. Тесей чуть не сунул официанту горсть брезантов, в последнюю секунду спохватился, вечность искал по карманам остатки магловских денег… А когда наконец вырвался из кофейни, остолбенел через шаг. Кэрроу не ушла и не трансгрессировала: она была здесь же, у самой витрины, и разговаривала с Виндой. Вернее, это Винда разговаривала с ней, смеясь, доверительно касаясь ее плеча.

— … прошлой весной. Невероятно! — услышал он ее бойко-очаровательную речь. Как тогда, с девочкой Трембли. Но здесь это была не та тактика: Кэрроу не попала под ее обаяние, не расслабилась от нежданной встречи с волшебницей. Наоборот, она явно испугалась — дёрганная улыбка, взгляд мечется от Винды туда и сюда — и Тесей видел, как правая рука ее ползет, ползет… Ну же, к карману или к рукаву?

— … вы разве не помните? — спросила Винда, слишком уж весело, и пальцы Кэрроу наконец скользнули в левый рукав.

Тесей быстро шагнул к ней, стиснул ее левое предплечье до боли в пальцах и сухого деревянного хруста, жуткого и свирепо приятного: палочка сломалась. Кэрроу дернулась, но он не отпустил и тихо сказал, наклонившись ей к уху:

— Поговорим о Певереллах.

Вот теперь в ее лице вспыхнул смысл, ожидаемый: спасти свою шкуру.

— Вы мракоборцы? — выдохнула она, но отвечать на вопросы Тесей не собирался, у него было слишком много своих, за все эти годы и смерти, и наконец-то их было кому задать.

— Я их не убивала! — Кэрроу вскрикнула этими словами, громко, на нее заоглядывались, и Тесей опомнился от своей всевластной ярости на нее за всех и вся.

Он протянул свободную руку к Винде.

—Уйдем отсюда.

Он не сомневался, что она сама сообразит место для трансгрессии, и Винда сообразила: они оказались где-то в лесу, возле реки, полном мокрых обледенелых кустов с не успевшими до конца облететь цветами. Тесей тряхнул Кэрроу за руку, треснувшая палочка вывалилась из ее рукава, и она сдавленно вскрикнула, дернулась за ней, словно к раненому ребенку. Винда отступила на шаг, не сводя с нее собственную палочку.

— Певереллы, — заговорил Тесей. — Зачем?

— Я не убивала их, — повторила Кэрроу, прижавшись спиной к ближайшему дереву.

— Они умерли сами?

— Да! Я не применяла против них никаких чар, я просто… Я показала им магию. — Ее глаза уставились в небо, губы кривились яростно и жалко. — Настоящую магию, — прошипела она, — бесполезную, но хотя бы настоящую!

Тесей вспомнил превращенные в бабочек карты в квартире Певереллов.

— Зачем? — повторил он, но можно было этого не делать, Кэрроу говорила сама, торопилась, давясь словами:

— Они обманывали таких же, как я, попросту говорили то, что мы хотели слышать. А я хотела правду! Я им верила! — Она вжалась спиной в свое дерево так, что каблуки оторвались от земли, выгнулась как под пыткой. — А потом оказалось, что он мертв, погиб, давным-давно, а я еще верила!.. И они продолжали мне лгать.

Тесей слушал ее без жалости, но почему-то совсем не равнодушно. Одиннадцатого, одиннадцатого, в одиннадцать… Как будто в них, в солдат, вкачали слишком много гнева, и страха, и отчаяния, и с того частокола единиц их некуда было девать и в нем самом металась эта буря, эта рвота, которую придется сдерживать всю жизнь, как в Кэрроу — ее бесполезная надежда.

Винда смотрела на нее широко раскрытыми глазами, завороженная этой болью.

— Пьер Делиль? — спросила она. — Вы говорите про него?

Кэрроу подняла на нее глаза.

— Откуда вы знаете?

— Мы много что знаем.

Это было трогательно — ее попытка выглядеть грозной.

— Я не убивала их,— упорствовала Кэрроу, — я не знаю, что произошло и почему они умерли, но я их не убивала. Я не направила против них ни одного заклинания, вот, проверьте сами! — Она дернула ногой в сторону своей сломанной палочки, и вдруг лицо ее сморщилось, она сползла руками к коленям, обнять хоть себя, и зарыдала.

Тесей вдруг подумал, что не хочет проверять. Разрыв сердца, так ведь написали в протоколе маглы-доктора. Не может быть, чтобы это оказалось правдой!

Он все же поднял с земли мертвую палочку, протянул Винде.

— Проверь. Приори Инкантатем.

Винда, то и дело косясь на плачущую Кэрроу, коснулась своей палочкой деревянных обломков. Внутри их тлели алым скрученные волокна — драконье сердце. Кэрроу мало колдовала: призраки почти магловской жизни потекли в воздух из кончика ее палочки, засочились из разлома. Подогретый чайник, левитация книги, кучки грязной посуды и полотенца, Репаро на разбитое зеркало… Тесей даже не понял, в какой момент начались сотворенные у Певереллов чары, спохватился на бабочках. Трансфигурация карт в них и стола в лошадь, Редукто — видимо, в хрустальный шар, там ведь были осколки. Ничего атакующего. Сосед Певереллов сказал, что вспышки света были не зеленые… А чары выливались дальше: все тот же чуть живой быт, а потом фейерверки, снова и снова, и Авис, и целый парад созидающих чар. Цветы, фонтаны, дымные силуэты, Люмос раз десять подряд… Бестолковая, но красивая магия. Сотворенная для зрителя, не для себя. Затем снова безжизненная жизнь — и снова фейерверки, и два бокала, созданные из каштановой скорлупы. Похоже, магия Пьера Делиля не пугала.

Винда смотрела на Тесея сквозь туман чужого прошлого.

— Она правда не убивала?.. — неуверенно спросила она.

Не убивала Авадой Кедаврой, вот и все, это ничего не значит.

Тесей повернулся к Кэрроу.

— Мужчина, ваш сообщник, помощник или еще кто. Он приходил к Певереллам вслед за вами. Кто он?

Кэрроу как не слышала, продолжала самозабвенно рыдать, и он почувствовал себя невероятно глупо: стоять перед ней эдакой статуей неотвратимой кары и быть при этом пустым местом.

— Не знаю, — простонала она наконец. — Не знаю, о ком вы.

— Мы видели следы,— напомнил он. — Вы оба там были. В доме Певереллов, у которых был якобы волшебный камень. Вы оба думали, что это Дар смерти, и вам он был нужен, чтобы вернуть своего жениха.

Это не сходилось с его же собственными уликами, но все равно Тесей люто надеялся, что каким-то образом окажется прав. Кэрроу наконец посмотрела на него, а потом вдруг захохотала сквозь слезы.

— И вам тоже нужен этот камень? — она махнула рукой, указывая Тесею на него самого. — Конечно!.. Но его нет! Нет! Никто их уже не вернет!

Она задохнулась своим смехом, снова прижалась лбом к коленям и замолчала. Тесей смотрел на нее, пытаясь понять услышанное, и даже будь у него палочка и магия, он не знал бы, какие чары сейчас помогли бы, сделали бы все правильным.

В любом случае Кэрроу нужно задержать. Пусть в министерстве тоже проверят ее палочку, возьмут ее память, если потребуется, и выяснят, где правда и было убийство намеренным или нет. Это все равно убийство. Певереллы ведь не умерли бы, если бы она не сделала что сделала. Есть тело — есть дело. И хоть за эти тела есть кому заплатить.

Краем глаза он поймал движение рядом — Винда опустила палочку.

— Трансгрессируем в министерство. Нужно передать ее мракоборцам, — озвучил Тесей очевидное, но она смотрела с недоумением.

— За что? Она их не убивала, ты же видел.

— Она довела их до смерти, это…

Винда перебила, нервно всплеснув руками:

— Кто мог знать, что у них сердце не выдержит?

— Она могла знать и знала, что колдовать на глазах у маглов запрещено! — На этом мракоборец в нем кончился и вырвалось глупое, но неукротимое: — Если бы сердце не выдержало у твоих родных? Тогда она бы тоже была тебе невиновна?

Винда как не слышала.

— Она не хотела никого убить, — воскликнула она и тише добавила: — Неужели она и так недостаточно настрадалась?

Это было какое-то безумие: этот спор об очевидном в шаге от рыдающей убийцы, то и дело оглядываясь на нее, на ее палочку, из которой лезли теперь призраки сломанных игрушек вперемешку с горелыми обрывками писем…

— Какое это имеет значение? — с трудом оставаясь спокойным, заговорил Тесей. — Почему за ее неудачную жизнь должны были платить Певереллы, Риччи, такие же люди? Это что, справедливо?

— Никому не нужна твоя справедливость, они все мертвы!

— Мне нужна! — вспылил он. — Риччи нужна!

— Да, тебе!

Тесей помчался было спорить дальше, но тут до него дошел настоящий смысл ее слов.

— Что ты сказала?

Винда смотрела на него со стыдом и гневом, отблески сыпавшихся из палочки Кэрроу заклятий выбелили ей лицо.

— Я нашла его на кладбище, на их могиле, я… Он был мертв. В тот день перед моим праздником. Я пошла на Пер Лашез, хотела поискать следы тем золотым заклинанием. — Она говорила все быстрее, так, что не хватало дыхания. Совсем как Кэрроу. — Я думала, вдруг я найду его быстрее тебя! Он был там, мертвый, без единой раны, как Дафна, и я… Я не знала, что делать, я… Я спрятала его, превратила его в цветы, и… Пара дней все равно ничего не изменит! А если…

Тесей не слышал дальше, потрясение оглушило его как гранатой.

«Моя сестра любит розы».

Глаза залило красным, как те самые розы на кладбище.

— Почему ты мне не сказала?

Она смотрела то ли панически, то ли с мольбой.

— Его убили магией, ты бы решил, что все это слишком опасно, и велел мне сидеть дома! И…

Винда замолчала. Тесей смотрел на ее совершенно незнакомое лицо — а незнакомое ли? Он ведь видел, замечал! — и чувствовал, что его сейчас попросту вырвет.

— Ты бросила труп моего друга гнить там, чтобы избавить себя от скуки?

Винда шевельнула губами, но без слов, и в бледном лице ее как будто что-то лопнуло. Она попятилась, качаясь, путаясь белым подолом в корнях, и трансгрессировала.

Тесей смотрел в пустоту перед ним, откуда она вырвала себя с мясом, на обрывки белой ткани на мокрых ветвях. «Моя сестра любит розы». Вот почему та нимфа не отходила от цветов на могиле. И вспышки света сосед Певереллов видел белые, не зеленые. Он ведь давно все знал. Никто не убивал Певереллов, ему просто хотелось так думать. Хотелось магию.

Из палочки Кэрроу били синие лучи вхолостую повторяемого Обливиэйт, а следом — никого не убившее Непростительное. И тряпичный единорог, трансфигурированный из чашки.

Если бы Винда снова спросила сейчас про те шрамы, Тесей рассказал бы, что тогда было даже не больно, нужно было просто идти, он только об этом и думал. Просто дойти, и все тогда будет в порядке. Только в этом был смысл.

За спиной зашуршало — Кэрроу встала с земли и смотрела на него. Худые пальцы сжимали сломанную волшебную палочку. Тесей смотрел на нее безо всяких чувств. Убьет? Получится у нее заклинание? Он не стал дожидаться ответа. Нужно просто идти, вот и все. Он это и сделал — отвернулся и просто пошел.

========== Эпилог ==========

Лилль, Париж, Руан. Железная дорога между ними. Тесей смотрел в окно поезда, а мысли жили своей жизнью, коротко отстукивали в ритме колес. Певереллов не убивали. Не убивали магией. А Риччи — да. Кто? Ищи, кому выгодно. Выгода была у Искателя Даров. Он нашел Риччи на могиле Дафны и убил его ради камня. Дальше мысли не шли.

На досках к корабельному борту, в нескольких часах от родной земли, его накрыла вдруг паника, и он оглядывался и оглядывался на берег: что-то забыл, чего-то ждал? Потом была словно трансгрессия, растянувшаяся на часы: такая же невозможность что-либо сделать, потому что ты не здесь и не там. А потом Саутгемптон. Люди, расспросы, бумаги. И снова стук колес. Певереллов не убивали. А Риччи — да. Легко, быстро, чудесно. Почему та женщина это сказала? Сейчас это казалось ему самым важным вопросом на свете.

«Станция Локвуд».

Тесей перечитал это знакомое название на стене за окном, а поезд уже двигался дальше, и живая изгородь на сером склоне тянулась скачущей линией, как будто кто-то огромный рисовал на холмах нечто веселое и зубастое. Эта мысль пришла легко. Он уже думал так. Видел это.

Это были знакомые места.

И что-то в нем зацепилось за эту изгородь и тянулось, раскручивалось так быстро, что не удержать, из-под этих четырех лет, из-под всех его почти трех десятков. Он видел эти яблони, этот ручей, этот старый мост среди камышовых зарослей. Он это видел, был здесь, правда! Он просто потом заблудился.

Остаток дороги Тесей сидел, закрыв глаза. Локвуд, затем Берри Брау, и Хокли. В словах есть магия, и она лилась из памяти, как после Приори Инкантатем. Берри Брау и Хокли, «Живой!», и строчки из писем, и дюжина разных акцентов в едином «За дружбу старую — до дна!». Violettes de Toulouse на лиловой коробочке. «Займись любовью со мной». А потом движение замедлилось, остановилось, загремели двери, зазвучали голоса: встречающие и вернувшиеся. Может, у него и были с собой какие-то вещи, но он забыл, бросился из вагона, как из лесной чащи. И не понял, изменились ли они, новым было само это узнавание: это родители, это брат. Может — наверняка! — Ньют изменился, вырос, повзрослел, но главное это был он, и Тесей вцепился в него как в соломинку, сквозь зрелище висящего на колючей проволоке тела, он погиб, спасая их окопного пса…

— С возвращением, — немного придушено выдохнул брат, и Тесей выпустил его, взял себя в руки.

Дома все явно не знали, что с ним делать: пытались разом и угодить всем чем можно, и боялись, как будто он в любой момент может рвануть не хуже бомбы. Они знают, что такое бомба? Или что такое кино? Его спрашивали и боялись услышать, рассказывали и боялись, что он не хочет слушать… Но было хорошо, все это.

Мама суетилась насчет чая и сервиз под ее нервными чарами звенел как колокола, когда пламя в камине вздрогнуло и окрасилось в зелень, очертив лицо министерского секретаря.

— Мистер Трэверс хотел бы нанести краткий визит, — сообщил тот, и Тесей в ответ поднял свою чашку:

— Привет, Гарри. Хорошо.

Секретарь исчез, и пару минут спустя из пламени на ковер шагнул начальник. Поправил пиджак и поприветствовал собравшихся, кашлянул, меряя Тесея взглядом. Снова кашлянул. Потом сказал:

— Рад видеть.

— Я вас тоже.

Под взглядами четырех сидевших в гостиной Трэверс немного наигранно похлопал себя по карманам и извлек из одного волшебную палочку.

Тринадцать дюймов ясеня и единорожий волос. Четыре года не видел, но помнил наизусть.

Трэверс протянул палочку Тесею.

— Подумал, тебе не терпится.

Раньше он воображал, что в этот момент будет попросту плакать от счастья, но почему-то не стал.

— Спасибо, сэр.

Тонкая всемогущая трубочка легла в пальцы идеально, как ключ в свой замок, но и только. Магии не случилось. Тесей вспомнил свои мечтания о сотнях патронусов и застегнутых чарами пуговицах, усмехнулся. Что ж, ожидание поцелуя иногда лучше, чем сам поцелуй. Он сунул палочку за пояс и спросил:

— Как дела в Министерстве?

Для разговора о делах они вышли в заснеженный сад, и Трэверс вручил ему папку с пергаментами и явно магловскими бумагами.

— Ты писал про Певереллов и Блэка. Я связался с коллегами в Париже, они направили мракоборцев, целителя тоже, проверили все, что смогли. Картину целиком уже не восстановишь, мы еле добились права на эксгумацию, но это не убийство. Твоя Кэрроу нарушила статут и ее за это привлекут, конечно, с отягчающими вдобавок, но здесь она не причем. Та барышня была так на так не жилец.

Тесей переворачивал страницу за страницей. Эмболия, что-то про артерии, про усугубившую наследственную болезнь травму при взрыве здания, излишек кальция в сердце, ишемическую болезнь. И простой и понятный итог этой очередной бессмыслицы: «мгновенная смерть». Ему вдруг захотелось уволиться прямо здесь и сейчас. Хватит с него Вердена, иприта, Авады и эмболии, хватит всех этих сучьих слов. Трэверс что-то говорил, но Тесей не слушал и воображал себе дом где-нибудь в Корнуолле, в глуши, где он сопьется старым огденским, потому что ни в одном другом финале все равно нет смысла.

Или он мог бы вырастить сад. Цветы. Завести собаку. Даже две.

Или семью.

Которую не сможет защитить точно так же, как не защитил ни Риччи, ни своих солдат, никого.

Уилл Макшей орет поверх грохота пальбы и человеческого и собачьего воя: «Я его вытащу, я быстро!».

У него было столько шансов сдохнуть со смыслом. Почему он остался жить ни зачем?

— А что Блэк? — спросил Тесей ровно и получил ожидаемый ответ:

— Убит. Авада Кедавра и посмертная трансфигурация. Заметали следы.

Тесей вспомнил, как познакомился с Риччи: уже в Европе, в землянках позади окопной линии, где сам он пытался переварить этот нашпигованный пулями и проволокой реальный мир, а Риччи смеялся с другими парнями и рассказывал, как Дафна предсказала ему судьбоносную встречу, а он ответил, что она рассказывает ему о прошлом, а не будущем— он ведь ее уже встретил!— и потом наврал в призывном пункте про возраст, потому что от фрицев до Парижа так близко, не ждать ведь еще год, чтобы защищать от них Дафну. Во всем этом бесформенном ужасе он видел что-то ясное и нормальное, знал ответ уже тогда, когда Тесей еще даже не задал вопросы.

— Французы займутся этим делом и сообщат о результатах, — говорил Трэверс, — но след остыл, ты сам понимаешь.

Понимал. Поблагодарил, предложил начальнику остаться на ужин, от чего тот отмахнулся, протянул Тесею руку — пожать на прощание — пожал, а потом снова махнул ей и сгреб его в короткое свирепое объятие.

— Рад видеть.

Тесей почувствовал, что улыбнулся.

— И я вас.

Трэверс трансгрессировал, а Тесей постоял еще немного в пустом саду, наслаждаясь холодом, с которого запросто можно уйти. Никому не станет лучше, если он и правда уволится и сопьется. Ну, разве что у Огденов чуть вырастут продажи, но это вряд ли стоит того.

В министерстве его ожидали только с нового года: «переведешь дух, побудешь с семьей», и этим Тесей и занялся. Все происходило как в Париже: он был неистово счастлив от птичьей возни за окном, пахнущих чистотой простыней и того, как вечером подвыпивший народ разбредается по домам из «Трех кентавров» неподалеку, не ел ничего вкуснее и не видел людей красивее. Но совпадение было неполным.

Конечно же.

Несколько раз он садился писать ей, но понимал, что не может сказать ничего. Обвинять ее за то, что она не сказала ему про Риччи? Нет смысла. Спрашивать, почему она сделала это? Он и так знал. Сожалеть, что она не такая, как ему бы хотелось? И он сидел перед пустым листом и бесстыдно надеялся, что она справится лучше. Каждый раз, когда в окно стучала сова, каждый раз не та. Он был достаточно взрослым для того, чтобы знать: людей не переделать, их можно только принять или не принять как есть. Он знал, но разве не пытался все равно переделывать, не считал себя правильнее, чем, к примеру, Ньют? Подумав так, Тесей принялся деятельно принимать людей как есть, начав с брата, который встретил его внезапный интерес к своей работе и маминым гиппогрифам с прямо-таки оскорбительной опаской.

А потом было Рождество.

Он купил подарки — бестолково дорогие и удивительно наугад, не уверенный, пережили ли знакомые ему версии одариваемых эти четыре года. Маме еще нравится тот гоблинский бэнд? Джо и Артемис из министерства еще играют в шахматы? В доме пахло индейкой и хвоей, столько шариков и мишуры он не видел за всю жизнь и в жизни так мало не делал днями напролет.

— Нужна помощь?

— Ну что ты, просто отдыхай.

— Я не развалюсь от работы.

Мама кивает так рьяно, словно пытается вытряхнуть из головы настоящие мысли.

— Конечно нет! Тогда займись морковью, ладно?

Это было здорово — эти ровные морковные кругляшки, и порезанный палец, и чистый, новый год впереди, праздник, за которым не видно окопы и дым. И снова он не ел ничего вкуснее и не был счастливее, чем в эти минуты, с пережившими все на свете традициями на столе, в пережившим все на свете мире, и какие же красивые они все, даже сонный лукотрус у Ньюта в кармане.

— С Рождеством!

Они объелись как в последний раз и открыли подарки не дожидаясь утра, а потом был тихий и вожделенный стук по стеклу. За окном сидела знакомая сова. И казалось, любое чудо возможно сейчас, ведь это Рождество!.. В лапах птицы был сверток, и Тесей развернул его, сам не зная, что думает найти, но где-то в одной секунде от счастья: ну давай, ты ведь такая умная женщина!..

На ладонь ему выскользнула серебряная заколка-полумесяц. И ничего, ни слова.

Разбитое сердце звучит неправильно — разбившееся должно ведь быть твердым, а он был мягким от собственных надежд, так глупо полным крови — и лопнувшим в ошметки. Он не нашел сил даже соврать что-нибудь, уйти в свою старую комнату, просто сел у камина с кружкой грога в руке. Отец подходил к нему, понимающе сжал ему плечо, но тоже ничего не сказал. Тесей и сам мог бы сказать себе это: что все будет хорошо. Что у него есть семья, друзья, работа. И он скажет, конечно. Опишет Ньюту лесных нимф, позовет парней из отдела в паб, возьмет какое-нибудь дело и перестанет жалеть о невозможном. Завтра.

Горячая кружка жгла пальцы, но слабо, как через перчатки. Защитное заклинание Винды, понял он. Оно все еще держалось на нем.

Тесей долго смеялся, выдыхал свой последний парижский воздух, потом направил палочку себе в грудь:

— Финита.

***

«Раз, два, три, четыре, пять, дракон летит тебя искать».

Несносный младший Дамблдор бормотал это, когда возился с сестрицей. Он не думал, что помнит это, однако же вот, bitte sehr!

Раз, два…

Его пропажа отыскалась быстро: у окна в пустой библиотеке, бессмысленно глядя на снег в клетке частого переплета, драгоценно печальная в этом бурно праздничном рождественском доме, как льдинка в горячей ладони.

— Я знаю, о чем вы думаете.

Винда Розье обернулась. Он заметил, как дрогнула жилка у нее шее. Нервно. Аппетитно.

— Наслаждайтесь своей уверенностью, компания вам не нужна. — Холодный тон, горячее раздражение. Ожидаемые.

Он остановился возле книжных полок с ней рядом, и мадемуазель немедленно метнулась к выходу, разом злясь и торжествуя оттого, что есть на ком выместить эту злость.

Недостаточно быстро.

— Вы не виноваты,— успел он сказать. — Вы хотели добра.

Она замерла, прилипла к его повисшим в воздухе словам, как к паутинке.

Раз, два, три, четыре… — и:

— О чем вы говорите?

— О Пер Лашез. — Страх молнией полыхнул в ее лице, и он добавил, успокаивая и дразня: — Ваш английский знакомец ведь мракоборец, ему не понять, что порой нарушить правила и есть правильно.

Она могла бы спрашивать, пытаться выяснить, как много он знает и что намерен делать, могла бы занераничать и начать объяснять, но…

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

Снова ожидаемый ответ. Женщины вроде нее держат лицо до последнего, ему это нравилось. Она вообще ему нравилась, он всегда любил красивые вещи.

— Поговорим о другом. Я буду рад ошибиться и узнать, что сердце вам не разбили, — сказал он. — Опять.

Уж на такое она смолчать не могла.

— С чего вы…?

Он прервал этот наивный протест мягким смехом.

— Вы, конечно, не помните, но я столкнулся с вами в тот день, когда вы вернулись. После вашего праздника.

…Вот она бежит вверх по лестнице, в том же платье, вкотором ушла, стискивает красивые дрожащие губы — еще бы, ни один мужчина не заставит ее плакать! Бежит — и спотыкается, падает белыми коленями на ступеньки. И окажись она одна, то слезы взяли бы свое, но не в присутствии постороннего, о нет. Постороннего, который любезно делает вид, что ничего не заметил, и просто помогает ей встать. Она роняет сдавленное Merci и уходит в дом, но нужный момент уже случился, его не отменить. Это и есть настоящая магия— не упустить момент.

Винда тоже помнила, конечно.

Он грустно улыбнулся:

— Догадаться, что вы несчастны, было не трудно. Как и о причинах.

— Вас это не касается.

Он поднял ладони, признавая ее правоту.

— Увы!.. Но позвольте сказать.

Она молчаливо позволила, и он тихо, осторожно двинулся вперед, на словах как на звериных лапах.

— Вы не повинны в чужой глупости и слепоте, Винда. В том, что в вас видели то, что хотелось использовать. Все они.

Чем менее ясны слова, тем понятнее слушателю. Главный трюк магловских гадалок, и какой верный. Нужно лишь чтобы человек захотел слушать, а услышит нужное тебе он сам. Но про нее он знал достаточно, потрудился проверить пару сплетен, понаблюдать, и Винда слушала свое нужное завороженно, подставляла себя под ласку его слов. Она ведь почти застала его врасплох на Пер-Лашез своим появлением, своими странными золотыми чарами, которые едва-едва не выдали его на этой могиле, где он, невидимый, стоял над телом бедного юноши с бесполезным камнем в руке. Тоже красивая вещь, он оставил ее себе на память… Винда безупречно завершила его работу: лежать цветами на груди мертвой любимой — это ли не совершенный конец? Тогда он и решил узнать о ней больше. И узнал достаточно.

Слишком женатый Луи Малфой, слишком немудрый Тесей Скамандер — сколько еще было вас, болванов, смотревших в эти глаза и не понявших, что само шло к вам в руки? Душа, жаждущая быть проданной.

— Они неспособны жертвовать ради вас и потому неспособны оценить вашу жертву, — голос все тише, тем громче слова. — Вашу готовность совершать ради них то, за что вы сами себя не простите.

Глаза ее блестели, уже влажные, готовые, и как же вкусно дрожит эта жилка на шее, звенит почти как струна. Он протянул к ней руку, но не тронул, просто сказал:

— Вы не виновны в том, что они не способны любить так, как можете вы.

Через ресницы ее капнула слеза.

Он глубоко вздохнул, вбирая запах этих дюймов между ними, ее загнанное дыхание, биение груди под теплым бархатом платья. Потом закончил:

— А еще вы прекрасны.

Она смотрела на него изнеможенно и жадно, покорно, и он наклонился, коснулся губами ее мокрой горячей щеки. Отвернулся и вышел из зала.

Теперь нужно лишь подождать, спешить некуда.

Его шаги вторили полуночному бою часов где-то в доме: раз, два, три, четыре, пять… Дракон успел тебя поймать.